Достойны ли мы отцов и дедов [Станислав Сергеевич Сергеев] (fb2) читать онлайн

Станислав Сергеев Всегда война Книга первая.

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову "Мозгу", Александру Тестову, Владимиру Мельнику "Скиминоку", Игорю Вадимовичу Мамчуру, Сергею Викторовичу Акимову "Кобре" и всем остальным с интернет-форумов "В вихре времен" и "Самиздат", кто не оказался равнодушным.

Все, чего мы боялись, произошло. Гражданская война, атомные бомбардировки, ядерная зима. В небольшом бункере выжили несколько семей офицеров российской армии. Благодаря попавшему им в руки грузу с секретными разработками, удалось пробить туннель в прошлое. Но на том конце туннеля тоже идет война. Снова бомбят города и уничтожают мирных жителей. Там страшный 41-й год…

Пролог

Лето в самом разгаре, и духота в глубине леса просто изматывает — приходится время от времени отбрасывать накидку маскировочного костюма и делать частые остановки. Но все равно пот застилает глаза и усталость дает о себе знать. Сказывается малоподвижный образ жизни в последние полгода.

Скинув груз на землю, я с облегчением присел, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза. Попытался максимально расслабиться и ощутить обстановку вокруг. В вершинах деревьев гулял ветер, но у земли движение воздуха почти не ощущалось. В обычные звуки летнего леса иногда вторгалась на пределе слышимости далекая канонада, которую можно было принять за раскаты далекой грозы. Но, к сожалению, это грохотала артиллерия, и все чаще различались особенно громкие взрывы. Похоже, я и зона боевых действий двигались навстречу друг другу.

Чтобы оправдать продолжительный отдых, я решил просканировать радиодиапазон. Немного модернизированный портативный радиосканер в комплекте с КПК очень помогает в такой ситуации. Картина та же самая — в основном работают станции в средневолновом и коротковолновом диапазонах. Выше ста мегагерц практически ничего нет. Много морзянки, и в последние пять часов появилось множество коротковолновых передатчиков. Судя по частотам — армейских. Ради интереса послушал несколько — большей частью немецкая речь, судя по отдельным фразам, корректировщики авиацию наводят. Несколько раз ловил русскоязычные передачи. Все военного содержания с позывными и кодированными фразами. Компьютер оказался весьма кстати для перехвата и просмотра сообщений морзянкой. Несложная программа позволяла сразу выводить последовательности символов на экран. Пока ничего интересного.

На длинных волнах поймал московское радио, а вот это было интересно послушать — знаменитый голос Левитана вещал: «От Советского Информбюро. Днём, 5 июля, развернулись ожесточённые бои наших войск против крупных мотомехчастей противника на Островском, Борисовском, Бобруйском и Новогродско-Волынском направлениях. С утра, 5 июля, на Островском направлении наши войска перешли в наступление и отбросили противника на юг от города Остров, уничтожив сто сорок вражеских танков и значительную часть моторизованной пехоты. На Полоцком направлении противник пытался форсировать реку Западная Двина. Наши войска перешли в решительную контратаку и отбросили противника на южный берег Западной Двины…».

Если перефразировать — единственное, что мне было интересно, это дата и точность сводки. Все пока совпадало. Это была вечерняя сводка от 5 июля 1941 года. Уже две недели как идет Великая Отечественная война, и мне, как осколку будущего, придется так или иначе принять определенную сторону и вмешаться в ход событий. Конечно, при условии, что меня не грохнут в первом же контакте, приняв за немца.

Что интересно, на графике, выводимом на экран КПК и отображающем частотный диапазон и мощность сигналов, появился особенно сильный всплеск активности — где-то рядом заработал передатчик. Послушаем, кто там вещает — ну конечно, немцы. Видимо, передовой отряд немцев продвигается поблизости и отчитывается перед руководством. Вот, по старой генштабовской карте сороковых годов, в пяти километрах как раз проходит грунтовая дорога. Придется принимать серьезные меры по скрытности перемещения. Правда, немец еще не пуганый, и вряд ли я наткнусь на какую-нибудь ягдкоманду, — они появились только в сорок втором, в противовес партизанскому движению, — но меры предосторожности нужно принимать особенно, еще не хватало наскочить на отступающих наших и получить глупую пулю. Они ж сейчас битые и каждого куста боятся, по глупости начнут стрелять — и «зеленка» не поможет.

Пройдя еще метров триста, я нашел приметное место недалеко от лесного ручейка — для временной базы подойдет. В густом кустарнике аккуратненько срезал раскладной лопаткой дерн и выкопал яму, лишний грунт ссыпал в мешок и отнес к ручью, чтобы не демаскировать закладку свежевырытой землей. Туда сложил ненужное пока оборудование, оружие и боеприпасы. Сверху заложил небольшой, но очень мощный взрывающийся «сюрприз» и запросный радиомаяк — по специальной кодированной команде он начнет подавать в эфир на высокой частоте сигнал, по которому я его найду.

Вот теперь будет полегче. Еще раз проверив оружие, я для верности попрыгал, чтобы ничего не звенело. Стараясь не шуметь и избегая прогалин и открытых пространств, двинулся к грунтовой дороге.

Вдруг совсем рядом раздался взрыв, захлопали винтовки, заработал пулемет. Звук был знакомым. С такой характерной скорострельностью может лупить только пулемет Дегтярева. Как-то недавно, точнее — в далеком будущем, наша группа схлестнулась с бандой татарских мародеров на улицах Симферополя, вот один бородатый джигит и высадил в нас весь диск на сорок семь патронов, пока наша снайпер Катерина не завалила его из «винтореза». Так что звук действительно был знакомым.

Рефлекторно я упал на землю и сразу же уполз в сторону. Что сделаешь, привычка. Я сюда не с выпускного попал. Тоже повоевать пришлось.

Опять раздалось несколько взрывов. Судя по звуку — наступательные осколочные гранаты. Но звук боя изменился, загрохотал немецкий MG-34, и в общий звук влилось неторопливое стрекотание нескольких МР-38. В свое время, когда я еще служил в морской пехоте и сопровождал бойцов для участия в реконструкции боев по освобождению Севастополя, мне приходилось слышать, как характерно звучит эта техника. Очевидно, предки наткнулись на немецкую разведку и первыми успели среагировать, но бронетранспортер не удалось уничтожить, и теперь немцы грамотно давят их огнем. Любопытство — вещь опасная, тем более на войне, но надо бы глянуть, может, нашим чем помогу.

Тем более вооружение у меня неслабое, есть чем помочь. Когда я отправлялся в эту экспедицию, то экипировался очень тщательно, учитывая весь свой боевой опыт и немалые возможности. За время войны в свою «нору» много чего успел натащить, так что было из чего выбрать. Одна маскировочная накидка «Кикимора» чего стоит.

В качестве оружия для близкого и скоротечного огневого контакта я выбрал новый российский пистолет-пулемет ПП-2000. Мне он достался случайно, в 2011-м, когда в составе Севастопольского сводного батальона морской пехоты в Новороссийске пришлось поучаствовать в уничтожении турецкого десанта. Там с нами работала российская эмвэдэшная спецура, они первые отреагировали и соответственно попали «под раздачу» турецкой палубной авиации, которая прикрывала десант. Конечно, турки отгребли знатно, особенно когда РК «Москва» противокорабельными ракетами с предельной дистанции потопил большую часть эскадры. Вот там мне и досталась парочка таких автоматов в спецназовском исполнении с возможностью установки глушителя, коллиматорным прицелом и с шестью запасными магазинами. Еще один большой плюс — эти автоматы разрабатывались под девятимиллиметровый патрон парабеллума, который активно использовался в немецкой армии, так что проблем с боеприпасами не должно было возникнуть.

Для дальних дистанций я прихватил свою любимую СВУ (снайперскую винтовку укороченную), которая тоже разрабатывалась для спецподразделений и имеет кучу достоинств в виде неплохой дальности действенного огня, обладает малыми размерами по сравнению с СВД, сошками и эффективным пламегасителем. К тому же у нее есть одно большое достоинство — она сделана под стандартный российский винтовочный патрон, так что и для этого оружия проблем с боеприпасами не будет. Ее я просто выменял на ящик тушенки у новороссийских морпехов. Откуда они ее достали, ведь им по штату они не положены, я как-то не удосужился спросить. Время было такое.

А вот пистолет у меня был знатный. Попав в юности под влияние великолепно проведенной рекламной кампании австрийской оружейной фирмы «Glock», я, сняв с трупа турецкого офицера «Глок-17», так и не смог с ним расстаться, хотя до этого все время бегал сначала с ПМ потом с ПММ. Но «Глок-17» удобней, да и исполнен под патрон парабеллума, что немаловажно, и глушитель в наличии. За спину же я закинул одну «Аглень» РПГ-26 — в этом времени подобное оружие возьмет любую бронированную цель.

В закладке, как натуральный хомяк-прапорщик, я спрятал еще одну «Аглень» МОН-50 с набором взрывателей, ПКМ с двумя лентами и кучу другого барахла — может пригодиться.

Накрутив на ствол глушитель ПП-2000, я осторожно двинулся в сторону стрельбы, стараясь забирать влево, чтобы зайти в тыл к немцам и при этом не наткнуться на их группу, которая, по идее, должна попытаться охватить засаду с фланга. Это ж стандартные антизасадные действия — подавление огнем, охват и уничтожение засады.

У меня было преимущество — слух, как у подводной лодки по сравнению с кораблем — я их раньше, если что, услышу. Вот накаркал, ломятся, как лоси. Шесть человек. Один тащит MG-34, остальные с винтовками. Но не лохи, идут парами, подстраховывая друг друга. Меня пока не увидели. Я сместился еще левее, пропустив их чуть вперед, начал работать. Две короткие очереди — средняя пара валится. Глушитель хорошо подавил звук. Немцы не успели среагировать на необычный звук, есть запас по времени. Еще две короткие очереди. Вторая пара валится. Один догадливый, из последних, что-то понял, повернулся и закричал. Но это было все, что он успел сделать. Точка прицеливания коллиматора остановилась у него на груди. Очередь. Крик захлебнулся. Но раздался винтовочный выстрел. Стрелял последний, и явно на звук — меня он не видел.

Я выхватываю из разгрузки гранату, кидаю, не выдергивая кольца, и кричу:

— Ахтунг, граната!

Немец заученно падает за дерево, а я успеваю сместиться влево, и враг сразу попадает в сектор моего обстрела. В положенное время взрыва не последовало. Он поднял голову в каске. Вот под каску я ему очередь и вогнал. Раздался звук, как будто молотком ударили по листу железа. Немец дернулся и затих. Похоже, одна из пуль все-таки попала в каску. Вроде все.

Подхожу к каждому немцу и делаю контрольные выстрелы — нельзя за спиной оставлять недобитого противника. Подобрав свою гранату, несусь в сторону выстрелов, забирая немного левее. Вряд ли за этой группой немцев идет еще кто-то, так что вероятность кого-нибудь встретить весьма мала.

Глава 1

Я вырос в военной среде, отец был офицером, мать настоящей офицерской супругой, которая стоически моталась по гарнизонам на окраинах Советского Союза. Поэтому желание стать военным возникло у меня в детстве. Но жизнь сложилась так, что сразу после школы пришлось пойти в гражданский университет на радиоэлектронику. Все-таки с детства был радиолюбителем и частенько допоздна просиживал с паяльником. Как раз начался распад Союза, и поступить в Благовещенское военное училище гражданину независимой Украины уже не получалось.

По окончанию университета попал в доблестные ряды Вооруженных сил Украины, и пришлось отбегать год простым «портяночником» в дивизии ПВО в Севастополе. Тут как раз в управлении кадров в Киеве нарисовался старый сослуживец отца и помог поступить в Севастопольский военно-морской институт. Отучившись полных пять лет на факультете радиотехнических систем, должен был вроде как попасть в морскую авиацию, но поскольку самолеты и вертолеты присутствовали только на бумаге, то попал в морскую пехоту. Тогда еще полк базировался в Севастополе. Абсолютно никакой романтики, тупые серые казарменные будни. Да и в военной службе начал сильно разочаровываться. Учитывая политические процессы в стране вообще и кадровую политику в вооруженных силах в частности, смысла служить уже не было. С горем пополам уволился, переехал в Симферополь и занялся бизнесом.

Перед увольнением женился. С будущей женой, Светланой, познакомился случайно на пляже, недалеко от Херсонеса. Обычный курортный роман, не более того, но зацепило. Она приехала к своей подруге посмотреть город и отдохнуть. После нескольких бурных летних дней я случайно узнал, что Светлана тоже военная и больше того — офицер и приехала к сокурснице, которая служит в той дивизии ПВО, где я когда-то бегал солдатом. В отличие от меня, она окончила Харьковский военный университет и служит в Одессе, в штабе округа. Когда я задал один важный вопрос и получил положительный ответ, признался, что увольняюсь, на что получил философский ответ: «В семье не может быть двух военных, тем более офицеров, рано или поздно или тебе или мне пришлось бы уволиться, я рада, что не придется выбирать, жизнь сама за нас все решила». После этого нам удалось устроить ей перевод в Симферополь. Там она служила в штабе 32-го армейского корпуса, пока не родился сын, маленький Славик. Забросив воинскую службу, погоны, должности, она с головой погрузилась в семейные хлопоты.

Я сначала работал в компьютерной фирме, собирал компьютеры, потом их продавал. Через некоторое время созрел к открытию своего дела и с двумя друзьями открыл свою фирму. Занимались всем, собирали и продавали компьютеры, ремонтировали и заправляли картриджи, прокладывали сети и устанавливали системы безопасности. Знание радиоэлектроники очень даже пригодилось и наконец-то стало приносить свои плоды. Сначала было очень трудно, но со временем все наладилось и появилась возможность заняться любимым делом — охотой. Как любой мужчина, я всегда любил оружие и, послужив в армии, научился его уважать. Долго перебирал варианты и подкупил себе два полуавтоматических карабина — один под 12-й калибр, «Вепрь», второй под патрон 7,62x39, гражданская переделка АКМа со всеми наворотами типа тактической рукоятки и коллиматорного прицела. Средства позволяли. Но вот охотиться не любил — как-то жалко было убивать зверей, а вот в тире пострелять да на полигоне — самое то. Со временем навесил на свой АКМ прицел ПСО-1 и на расстоянии ста метров начал давать неплохие результаты в стрельбе по малоразмерным целям.

По прошествии некоторого времени случайно встретился с бывшим сокурсником по университету, Витей Кузьминым, который, отслужив в Службе безопасности Украины, устроился начальником службы безопасности в крымское отделение одного из крупных киевских банков. Он предложил идти к нему замом по техническим средствам защиты. Так как на тот момент отношения среди учредителей внутри фирмы пошли вразнос, я согласился, продав бизнес своим компаньонам, и устроился в банк. Расстались хорошо. Ребята в принципе неплохие, только у каждого в жизни свои цели и приоритеты. Впоследствии с одним из них, Борисычем, во время войны пересеклись, и те давние хорошие отношения помогли спасти много жизней.

Жизнь наладилась, зарплата устраивала. На деньги, полученные от продажи бизнеса, я прикупил за городом участок с недостроенным домом, простаивающий с середины девяностых. По слухам он принадлежал одному из преступных авторитетов, погибшему в бандитских разборках девяностых. Сельсовет с удовольствием избавился от простаивающей недвижимости.

На работе, благодаря моей настырности, удалось выявить и локализовать источник утечки информации. Киевские хозяева сначала отнеслись к этому холодно, но проведенное расследование вскрыло крупные махинации с подставными кредитами. Хозяева, как узнали, схватились за голову. Наш отдел службы безопасности был отмечен, и со временем, как экспертов, нас стали привлекать для мониторинга других филиалов, и это принесло свои плоды. В общем, по прошествии некоторого времени я стал известным в своей среде специалистом по банковской безопасности, как в технической области, так и в области оперативной проработки персонала. Это позволяло выбивать фонды на закупку специального оборудования. Радиосканеры, детекторы магнитного поля, нелинейные локаторы постепенно заполняли наш маленький склад и редко простаивали без дела. Через год удалось даже выбить полиграф и проводить выборочную проверку персонала.

На фоне вроде как радужной картины личной карьеры ситуация в мире да и в Крыму серьезно ухудшалась. Влияние исламских фундаменталистов создавало в Симферополе и пригородах напряженную обстановку. Самозахваты земли, откровенная агрессивность к славянскому населению нарастала и готова была вылиться в кровавые столкновения. Заигрывание украинского руководства с татарскими сепаратистами вело только к ухудшению обстановки. Противостояние на Ближнем Востоке продолжалось, и в ближайшее время должно было перейти в активную фазу. Американская ударная группировка, нацеленная на Иран, уже была сформирована и заканчивала последние подготовительные мероприятия. В Афганистане участились случаи нападения на оккупационные части американцев и их приспешников. Сильные волнения в Пакистане и на границе с Индией грозили перерасти в активное противостояние. Китай осуществлял постоянные переброски войск и наращивал морскую группировку в районе Тайваня, не отказываясь от своих исторических прав на такой лакомый кусок с высокотехнологической начинкой. На Кавказе опять запылала война. Грузия все никак не могла угомониться, обвиняя в своих экономических проблемах Россию. Турция завязла в горах Курдистана.

Такая обстановка заставляла напрягаться и готовиться к худшему. Я не стал понапрасну терять время. При реконструкции дома обнаружилось, что преступный авторитет не зря выбрал столь экзотическое место для строительства загородного особняка. Дом был поставлен как раз поверх немаленького противоатомного убежища еще советских времен, которое строилось явно не для нужд гражданской обороны. Об этом говорила более разветвленная система галерей, качество постройки, большее количество резервных выходов и оборудованных переходных тамбуров. Что еще удивило, это наличие караульного помещения и оружейной комнаты с установленными в ней металлическими шкафами для стрелкового оружия и боеприпасов. Предыдущие хозяева неплохо замаскировали бомбоубежище. Да и я его обнаружил случайно — вход в него был качественно замаскирован фальшивой отодвигающейся стеной, где уже находилась известная мне по знакомствам с аналогичными бункерами в Севастополе тяжелая стальная дверь. Судя по остаткам одежды и цепям, бандиты использовали бункер в качестве тайной тюрьмы для неугодных. Учитывая ситуацию в мире, когда неизвестно, что и как закончится, я решил не афишировать наличие такой вот незадокументированной недвижимости, а доработать и использовать ее под свои нужды. Все-таки опыт монтажа и строительства был, да и первоклассный инструмент всегда под рукой. Пришлось полностью перекладывать всю электрику и систему снабжения водой. Естественно, денег не хватало и пришлось в своем же банке взять крупный кредит. Но чутье подсказывало, что времени осталось мало. Бункер был сделан очень основательно, с многоуровневой герметичной защитой. Большие запасы воды, продуктов, горючего, несколько дизель-генераторов. Как правило, такие укрытия обеспечиваются артезианскими скважинами, но в моем случае скважина оказалась сухой. Продумывалось все тщательно. Тем более Витька Кузьмин, пронюхав про мою стройку, во время корпоратива вызвал меня на откровенность. Я ему все рассказал. Он-то тоже не дурак и знал, что часто моя интуиция приносила плоды в совместной работе. Обсудив ситуацию, он подключился к проекту. Все закрутилось намного быстрее. Бункер был оборудован на два семейства, жизненное пространство увеличено. Со временем пара ребят из банковской службы безопасности присоединилась к нашему проекту. Все были бывшими военными и имели некоторый опыт. Так что со временем мой бункер разросся. Коля Ремезов, капитан, служил в Старом Крыму в спецназе ВДВ, а Мишка Авдеев отслужил прапорщиком в «Беркуте».

По Витькиным каналам достали определенное оборудование, оружие и боеприпасы. Установили специальные серверы и информационные накопители, и теперь они вбирали в себя горы информации, которую только можно было достать и вытянуть из Интернета.

Об этой гонке на выживание я сейчас вспоминаю с улыбкой. Мы успели.

Гром грянул в конце 2010 года. Американцы попробовали атаковать Иран. Но как только начались боевые действия, на территории США смертниками были подорваны несколько тактических ядерных зарядов, причем пара зарядов была весьма мудро подорвана в районе Калифорнии на месте тектонического разлома. Мощнейшие сейсмические толчки начали трясти восток США. Один заряд был взорван в Лондоне, и Великобритания сразу потеряла на время управление. Паника охватила мир. По Ирану в ответ наносится серия ядерных ударов. Радиоактивное облако сносит в сторону Турции. Китай нападает на Тайвань. Но модернизированная система ПВО Тайваня позволяет отразить первый удар и нанести урон китайской морской группировке противокорабельными ракетами. Спустя сутки ядерный боеприпас взорван в Москве. Отрядом боевиков захвачена и взорвана Ленинградская АЭС. Индия высаживает десант в столице Пакистана и наносит массированный ракетно-бомбовый удар по военным объектам. Пакистан в ответ наносит ядерный удар по Дели.

В Симферополе крымские татары начинают захват военных объектов и отделов внутренних дел. Управление городом потеряно в течение суток. Уличные бои с участием внутренних войск и татарских бандформирований разгораются и принимают затяжной характер. Толпы татарских женщин и детей перекрывают основные магистрали, блокируя переброску дополнительных воинских подразделений.

Давно подготовленная и налаженная система мобилизации позволила поднять под ружье около сорока тысяч боевиков. Военные части в Феодосии, Старом Крыму, Перевальном были внезапно атакованы. Контрактники из татар провели на территорию частей отряды боевиков и не позволили военным воспользоваться бронетехникой и средствами усиления. Офицерский состав уничтожался в первую очередь. Бои были кровопролитными и скоротечными. В частях потери личного состава составили более шестидесяти процентов. Но отбить нападение и вывести технику из автопарков все-таки удалось. Связь с командованием была потеряна. Все основные линии связи оказались выведены из строя. Мобильная связь не работала. Части были настолько обескровлены, что реально вмешаться в ситуацию в Симферополе и пригородах уже не смогли. В городе началась резня.

Мы в это время были на работе, наши семьи уже заперлись в бункере, а верхний дом заминирован. Мы специально его оставили недостроенным, создавая видимость того, что там брать нечего.

Когда в городе началась стрельба и недалеко от офиса банка загрохотал КПВТ с БТР, то стало понятно, что час «Ч» настал. В последнее время мы возили форму, наше законное оружие, а это были АКМы, разгрузки и даже бронежилеты, которые в свое время приобрели на нашу службу безопасности, с собой. Витькин джип стоял во внутреннем дворике, там же стояла Колькина «Тойота». Мы быстро сбегали, принесли сумки со снаряжением и начали торопливо экипироваться.

Хорошо, что в связи с такими обстоятельствами банк не работал, и в здании дежурили пара операционистов да охранная служба. Нам пришлось здесь находиться по личному приказу Главного из Киева. На тот момент основные активы уже были вывезены. Остался только депозитарий. На верхнем этаже сидел наблюдатель с радиостанцией и докладывал, что в центре города, где располагались республиканские управлении СБУ и МВД, идет бой и наблюдается высокая задымленность. Слышались отдельные взрывы. С помощью сканера прослушивали частоты. На частотах простых портативок в основном переговаривались татары, на военных и милицейских каналах шла постоянная ругань и просьбы о помощи. Отключилось электричество. Совместно мы приняли решение вскрыть депозитарий и на банковском инкассаторском броневике прорываться к бункеру.

Но события сами нашли нас: к входу подкатили маршрутка и грузовая «Газель», из них в направлении банка выбежали около десятка вооруженных бородатых боевиков. Вооружение в основном состояло из охотничьих стволов, но была и пара АК-74. Мы-то подсуетились и заблокировали входные двери. Но непонятливые джигиты начали их ломать. Увидев через стекло, что в помещении есть охрана, они открыли стрельбу. Судя по всему, военных среди них не было. Мы разделились на две группы. Я и Мишка Авдеев выпрыгнули через окно на соседнюю улицу и начали обходить боевиков с фланга, а Витька с Коляном открыли ответный огонь из окон. Потеряв двоих возле дверей, бандиты попрятались. Тут и мы с фланга открыли беглый огонь из полуавтоматических АКМов. Мерседесовская маршрутка — слабая защита от автоматного патрона калибра 7,62 миллиметра. Через десять секунд все было кончено. Так мы еще легко отделались.

Решили пробиваться к бункеру. Колонна из банковского броневика, джипа и «Тойоты» рванула по улицам к выезду из города.

Тогда нам очень повезло, что татары не успели создать надежных кордонов для предотвращения бегства людей из города, и мы ушли, присоединив по дороге несколько машин с сотрудниками российского консульства и людьми, желающими покинуть охваченный боями город. Вырвавшись на окраину, мы забазировались, но наличие бункера пока афишировать не стали. На выезде из города столкнулись с группой сотрудников городского управления государственной автоинспекции, которые пытались организовать спасение своих семей и обеспечить подобие порядка хотя бы в пригороде. Вооружив их трофейным оружием, мы организовали блокпост и стали формировать мобильные группы. Из степных районов подтягивались автобусы с вооруженными боевиками. Два таких автобуса и «Газель» попали в нашу засаду и без сожаления были расстреляны из гранатометов и стрелкового оружия в районе поселка Молодежное.

Тогда все еще было просто. Уничтожив группу боевиков, получилось вооружить несколько десятков сотрудников милиции и госавтоинспекции и на базе нашего поселка организовать небольшой укрепрайон. Бои в городе разрастались и проходили с переменным успехом. Когда на помощь подошла колонна бронетехники российской морской пехоты из Севастополя, положение стабилизировалось. Это позволило наладить эвакуацию гражданского населения. Бункер мы пока законсервировали, а сами влились как отдельное подразделение в состав сводного батальона морской пехоты. Тогда у нас была жаркая пора, приходилось многим заниматься: на броне сопровождали колонны беженцев, выбивали из пригородов татар, деблокировали здания СБУ и МВД в центре города. Потери были немалые, но наша четверка как костяк отряда оставалась неизменной.

Киев уже ничего не мог контролировать. Паника и парад суверенитетов пошли лавиной. Экстремисты, да и просто бандиты, повылазили из всех щелей. Националисты, наконец-то дорвавшись до власти, сразу стали сводить счеты с неугодными. Грабежи и бардак стали обычным явлением.

Со временем мы уже переоделись в форму российской морской пехоты, и наши армейские звания были утверждены. Я сначала командовал взводом, потом сводной ротой. Часто работали в «зеленке» против татар. Недалеко от Симферопольского водохранилища произошло крупное боевое столкновение с организованными татарскими формированиями. Они на захваченной бронетехнике двигались к Симферополю. Но спецназ украинских «внутряков» успел их засечь и сообщить нам. Мы уже давно работали в плотном контакте, поэтому развернутая батарея Д-30 в парке симферопольского университета и две установки «Град» их накрыли на марше, а тех, кто попытался удрать, «внутряки» пожгли из гранатометов.

Мы метались по Крыму. В Симферополе искали выживших и добивали группы мародеров. По селам искали пленных и рабов. В холмах вокруг Севастополя отлавливали разведывательно-диверсионные группы. У нас тогда сработалась своя рейдовая группа из четырнадцати человек на БТР-80 и БМП-2 — и в качестве передового дозора джип «Тойота» с пулеметом на специальной сварной раме. Оружие и боеприпасы, которые мы захватывали у боевиков, складывали в специальные схроны, количество которых со временем росло, оружия по Крыму гуляло очень много. Периодически наша четверка выезжала и собирала содержимое этих схронов и перевозила в бункер. Со временем в оружейной комнате накопился значительный и весьма разнообразный арсенал.

В одной из таких вылазок от пули снайпера погиб Колька Ремезов.

Из Турции, отравленной радиоактивными осадками, повалил народ, в основном татарская диаспора, и начался сущий ад. Корабли Черноморского флота топили все, что плыло с юга. Украинские ВМС попытались качать права, но после того как корвет «Луцк» был на рейде атакован и взят штурмом морскими пехотинцами, разговоры про власть в городе утихли. Город готовился к третьей обороне. Вскоре нам пришлось отражать турецкий десант в районе Ялты и Алушты.

Мир сошел с ума. Наша часть оказалась одной из максимально боеспособных, и нас часто бросали закрывать дырки. Вскоре в срочном порядке пришлось грузиться на БДК «Азов» и нестись в Новороссийск бороться с еще одним турецким десантом. Там пропал без вести Витька Кузьмин. Турки подбили БТР из гранатомета и добили раненых. Но труп Витьки я так и не нашел. Ни мы, ни они тогда тоже уже не брали пленных и добивали всех, но отсутствие его тела давало надежду, что он мог попасть в плен.

Когда в Германии взорвали тактический ядерный боеприпас, я понял, что начинается конец.

В мае 2011-го нашу группу срочно вызвали в штаб. Там я получил команду погрузиться на корабль «Бора» и в срочном порядке идти в Новороссийск для эвакуации секретного груза. Тогда я оставил в городе Мишу Авдеева и отправил его сопровождать наши семьи к бункеру.

Когда США нанесли ядерный удар по России и Китаю, а Россия в ответ раскатала США и Европу в придачу, всем стало понятно, что цивилизации конец.

В этот момент мы были на траверсе Симеиза. Зловещий гриб вырос в стороне Севастополя. Корабль застопорил ход — идти было больше некуда. Рядом, в районе Мухолатки, находился запасной командный пункт ВМС Украины, и было принято совместное решение с капитаном корабля идти туда. Не успели мы, сменив курс, набрать ход, как по Мухолатке был нанесен ядерный удар. Мощный ЭМИ спалил электронику, а ударная волна покалечила корабль и бросила его на выступающий в море мыс. Как я тогда выжил, не знаю. Из нашей группы осталось шесть человек. Выбравшись на берег, мы смогли найти несколько уцелевших машин и вместе с грузом двинулись в Симферополь, к бункеру. Добрались почти без проблем, но у самого города попали в засаду. Мне удалось прорваться на иссеченной пулями и осколками машине в сопровождении двух трупов друзей. Затемно я добрался до бункера. Машину оставил за два квартала и пешком, с грузом, еле дошел до бункера.

Там меня встретили только мои жена и сын, жена Витьки с детьми и Мишкина пятилетняя дочка. Ни Мишки, ни его супруги не было. По дороге они нарвались на банду мародеров. Первую машину, в которой находился Мишка с семьей, обстреляли в упор из пулемета, сразу убив жену и тяжело ранив самого Мишку. Он сумел вылезти из машины и в тяжелом состоянии стал отстреливаться. Вторая машина, в которой за рулем была Светлана, сумела быстро сдать назад и уйти из сектора обстрела. Когда-то мы с Витькой стали брать наших жен на стрельбище и тренировать вместе с нами, и теперь это пригодилось. Марина из «Мухи» умудрилась попасть в джип с бандитами, а Светка из автомата отогнала остальных. Когда бандиты отступили, женщины вытащили из машины тяжелораненого Артема, который прикрыл собой младшую сестренку Оленьку. Через десять минут он умер, так и не отпустив сестренку. С трудом удалось разжать руки мертвого мальчика. Там их и похоронили, на пригорке, Мишу, его жену Анжелу и сына. Маленькую девочку, оставшуюся без родителей, конечно, забрали с собой. После этого они только по ночам, не зажигая фар, двигались к бункеру, используя прицел ночного видения, который был в машине у Мишки.

Радиационная обстановка снаружи все ухудшалась, и мы приняли решение окончательно закрыться в бункере. Состояние снаружи контролировалось несколькими видеокамерами, и территория участка была буквально напичкана минами. По задумке, в случае попытки проникновения в бункер дом взрывался и заваливал основной вход. Резервный ход был прекрасно замаскирован и так же, как и основной, оборудован переходным тамбуром, пылесосом и душем. Для экстренной эвакуации и разведывательных вылазок был прорыт длинный подземный ход, который выходил в сточную канаву на расстоянии более трехсот метров от бункера. Естественно, все было замаскировано и заминировано.

Бункер погрузился в тягостную тишину.

Глава 2

Заблокировав входные двери в бункер и активировав систему безопасности, я отсыпался несколько дней. Пару раз ощущались сильные землетрясения, что говорило о неоднократном применении ядерного оружия. Приборы на поверхности начали показывать очень высокий уровень радиации, а камеры транслировали нерадостную картину ядерной зимы.

Аккумуляторы пока давали достаточно энергии для работы бункера, и не было необходимости запускать дизельные генераторы. Но с женщинами договорились по максимуму экономить энергию и воду. Окончательный вариант бункера предполагал автономное проживание пятнадцати человек в течение года, но нас осталось всего семь. Я, моя супруга Светлана с сыном, супруга Витьки Маринка с двумя детьми и дочка Миши Авдеева. Настроение было подавленное и угнетенное. Маринка не часто выходила из своего блока и тихо плакала. Светке было проще, но и она была на грани. Мне, как главе такого маленького островка стабильности, необходимо было срочно что-то предпринять. У военных всегда с этим было проще — устраивался внеочередной парково-хозяйственный день. Маринка, которая до рождения второго ребенка работала в эсбэушной поликлинике педиатром, была нагружена приведением в порядок медицинского модуля, систематизированием лекарственных препаратов, которые в основном по ее рекомендациям и закупали. Затем потратили полдня на запуск аппарата УЗИ, который в последний месяц перед ядерной бомбардировкой мы с Мишкой Авдеевым экспроприировали в центральной областной больнице. Весь следующий день чистили, убирали, пылесосили, покрывали и утепляли стены в жилых блоках. Затем был проведен всеобщий медицинский осмотр. В общем, я всех загрузил и на первое время отвлек от тяжелых мыслей. Информационный центр был на время обесточен, работала только система мониторинга радиодиапазона. Ничего кроме сильных помех в эфире не было слышно. Пару раз пробивались КВ-радиостанции, но на пределе слышимости.

Появилось время, чтобы попытаться осмыслить все случившееся и решить, что делать дальше. Я разобрал оружие и снаряжение, которое мы насобирали за прошедший год. Все смазал, расставил по оружейным пирамидам. Разложил боеприпасы, рассортировал. Провел занятия с женщинами по обращению с оружием. Все может пригодиться, а культура обращения с оружием вообще вещь необходимая для любого человека.

Потихоньку со временем напряженность боев и рейдов начала отпускать меня, и жизнь в нашем маленьком мирке стала входить в привычное русло. Дети освоились и уже с радостным гомоном носились по галереям бункера.

Теперь пришло время разобраться с секретным грузом, который мы такой ценой вывезли из Новороссийска. Это был контейнер в виде дипломата из специального тугоплавкого сплава.

То, что там была система самоликвидации, я не сомневался. Поэтому со всеми мерами предосторожности я его пытался вскрыть в течение недели, и это удалось. По всей видимости, электромагнитный импульс ядерного взрыва, уничтожившего ЗКП ВМСУ, повредил систему самоликвидации контейнера и дал мне возможность ознакомиться с его содержимым. К счастью, опасения насчет наличия в нем биологического оружия не оправдались. Там лежали несколько электронных модулей, внешний жесткий диск и два тяжелых вытянутых цилиндра из матового материала.

Ознакомившись с содержимым жесткого диска, я просто впал в ступор. Такого я не ожидал.

История данного груза началась в конце 2008 года в самый разгар грузино-югоосетинского конфликта.

Когда российская морская пехота под прикрытием РК «Москва» захватила грузинский порт Поти и перетопила там все ВМС Грузии, точнее оба катера, и переломала все весла, был захвачен и транспорт с американским грузом: «Хаммеры», оснащенные разведоборудованием вроде как для грузинской армии. Но, видимо по недосмотру, к русским попало оборудование, которое принципиально не должно было там находиться, и именно из-за этого после заключения перемирия морская пехота еще несколько недель никого не подпускала к порту, пока спецы из Главного разведуправления потрошили странный груз. Как оказалось, янки готовились к конфликту с Ираном, и на территории Грузии было запланировано разместить один из излучателей геопогодного оружия. Смысл оружия состоял в создании над определенной территорией противника области разреженного воздушного давления за счет локального дистанционного воздействия на атмосферу, в результате чего ухудшались летные качества авиации, задыхались люди, останавливалась техника с двигателями внутреннего сгорания. По косвенным данным, такой же излучатель американцы собирались разместить в Старом Крыму, на Украине, но после массовых акций протеста и конкретной засветки объекта они отказались от этих планов, выбрав в качестве альтернативной площадки Грузию.

В срочном порядке группа российских ученых начала разбирать объект и разрабатывать свою математическую модель процессов. В кратчайшие сроки удалось выработать методики и создать опытный образец системы противодействия данному виду оружия. Но вмешался случай. Обычная российская безалаберность при сборке и наладке прибора привела к невероятному результату. Удалось случайно создать волновую линзу и достичь немыслимой для современной науки концентрации электромагнитного и гравитационного полей в ограниченном объеме. По сути это был генератор «черных дыр».

Ученые стояли в шаге от создания межпространственного пробоя, когда исследовательский центр был уничтожен прямым ядерным ударом. То, что мне попало в руки, являлось резервным банком данных этого проекта.

На базе такого устройства был собран прибор-локатор, который позволял не создавать, а находить такие пробои в природе и по возможности к ним подключаться. Это позволяло затрачивать на сотни порядков меньше энергии, нежели для создания нового канала. И приводилась информация по найденному каналу. А вложенные в контейнер продолговатые цилиндры использовались как фокусирующие элементы. Но исследовать их свойства россияне уже не успели. Тут до меня дошло, что я заполучил себе в руки. Крамольная мысль, что война могла начаться из-за этого революционного открытия, мягко говоря, напугала и не давала покоя. Еще много времени после этого я ждал какую-нибудь штурмовую группу, которая придет за содержимым контейнера. Несколько раз я перебирал сам контейнер и груз на предмет маячков и других средств слежения, по которым нас можно найти. Но время шло, и никто не появился. Я остался один на один с этим изобретением.

Тут как раз пригодилось мое высшее физическое академическое образование. Теперь у меня появился смысл жизни. Когда я все выяснил и сделал прикидочные первичные расчеты, прошло больше полугода.

Женщины, будучи в курсе моего открытия и планов, по возможности старались не мешать, видя в работе шанс для нас и наших детей.

Тем более ситуация в бункере складывалась тоже не самым лучшим образом. Портативная автоматическая метеостанция, выставленная снаружи, регулярно давала безрадостные показания о высоком уровне радиации, который, конечно, упал в разы по сравнению с первыми месяцами после ядерного конфликта, но все равно оставался высоким и очень небезопасным для человека. Поднявшиеся огромные массы радиоактивной пыли и пепла резко изменили климат на планете. Солнечные лучи не могли пробиться к поверхности и прогреть землю. Средняя температура резко упала до минус двадцати и усугублялась сильными ветрами. Вряд ли что-то живое могло выжить в таких условиях. Предполагалось, что бункер в течение первого месяца должен быть полностью герметичен на случай применения химического и бактериологического оружия. Но со временем оранжерея перестала справляться с поглощением углекислого газа — на ее освещение элементарно не хватало энергии, а регенерационные модули закончились еще в первый месяц изоляции. Несколько раз приходилось менять воздушные фильтры в системе вентиляции и все чаще и чаще закачивать воздух снаружи. Аккумуляторы начали постепенно выходить из строя, и приходилось запускать дизели для подзарядки. При реконструкции убежища предполагалась возможность радиоактивного загрязнения, поэтому дизели были установлены отдельно и имели возможность сжигать кислород с поверхности, а не внутренний чистый воздух. Я решил, что радиоактивность воздуха не сильно скажется на технике в ближайшие три-четыре года. Как правило, «фонит» не сам воздух, а пыль, поднятая взрывами. Поэтому многоуровневая схема очистки позволяла функционировать системе, не сжигая драгоценный чистый воздух внутри бункера.

Через семь месяцев несколько раз приходилось подниматься на поверхность, чтобы устранить мелкие неисправности и, учитывая сильные ветры снаружи, попытаться установить и запустить ветросиловой генератор. Делался он не так уж сложно. Несколько лопастей и генератор от автомобиля через подобие редуктора. Вот тебе и двенадцать вольт. Через месяц я поставил еще парочку таких генераторов, и частично проблема энергии на мелкие бытовые нужды была решена.

Все эти проблемы отвлекали от решения задачи подпространственного туннеля. Пришлось поднимать старые учебники по высшей математике, тензорному исчислению.Как я благодарил Бога, что мы не поскупились, и вычислительный модуль был собран на паре профессиональных многопроцессорных серверов. Вычислительные задачи готовил на ноутбуке, и когда встал вопрос о полном просчете проекта, пришлось тратить драгоценное горючее и запускать дизели.

Для безопасности обитателей бункера пришлось использовать отдельную дальнюю галерею, углубив ее и расширив, и там уже готовить помещение для размещения установки. Причем галерея имела несколько переходных тамбуров из металлических дверей, которые впоследствии были загерметизированы и несли на себе функцию переходного тамбура в случае химического или бактериологического заражения и функцию силовых прокладок на случай взрыва установки. Комната была оснащена зарядом напалма на случай бактериологического заражения. Это был титанический труд. Но женщины и дети много помогали. К концу первого года затворничества установка была готова и проводилась юстировка волновой линзы. Для обеспечения энергетики пришлось поставить на улице еще несколько ветряков и гонять дизели.

Вот настал знаменательный день запуска системы. Естественно, в зале никого не было и все делалось дистанционно, а вход и прибор были заминированы на случай непредвиденных ситуаций. Сам портал был под прицелом установленного на станине гранатомета.

Линзу удалось сформировать, и неделю пришлось настраивать параметры, чтобы настроиться на мощный и устойчивый канал. Вот только что это и куда он ведет, я не представлял. Лишь надеялся, что не пожалею о своих опытах.

Линза стабилизировалась, и энергетические показатели выявили точную настройку на мощный подпространственный канал. В описании указывалось, что канал нестабильный, но работает с определенной периодичностью. Пришлось нарядиться в бронежилет, ОЗК и противогаз. Ведь случаи бывают разные. Как нормальный любопытный мужчина я туда ради интереса начал кидать всякие ненужные вещи. Но практичная жена предложила туда кинуть груз, привязанный к веревке, и попытаться вытянуть обратно.

«Что ж, очень трезвая мысль, иногда от женщины, тем более жены, можно услышать что-то дельное в промежутках между упреками в том, что не помогаю и приношу маленькую зарплату», — промурлыкал я себе под нос, чтоб жена не услышала. Настроение было просто великолепным.

Экспериментируя с веревками и грузилами, удалось установить, что портал работает двунаправленно при активной подпитке линзы энергией. Неоднократно включая и выключая оборудование, подбирая коэффициенты управления полями, удалось добиться стабильной работы окна. Я попытался осветить портал лучом лазерного целеуказателя. Никакой реакции. Луч просто пропадал. Такая же картина была и с радиоволнами.

Неугомонная Маринка предложила взять пробы воздуха на той стороне и провести анализ. Используя приборы радиационного, химического и бактериологического контроля, мы провели первичную разведку. Уровень радиации был в норме, химических загрязнений тоже не было. Мышка, помещенная в воздушную среду, взятую с той стороны, нормально чувствовала себя по истечении двух суток. Пробы, помещенные в питательную среду, не показали ничего экстраординарного. Все в пределах нормы.

Использовав в качестве грузила связанные между собой рыболовные крючки на длинной веревке, получил результат, который вызвал радость всех обитателей бункера. За рыболовный крючок зацепились несколько травинок. Обычных травинок, которые пахли просто великолепно — они пахли лесом, но для нас это был запах надежды. Дети с удивлением смотрели на взрослых, прыгающих и обнимающихся от радости.

Глава 3

Что ж, теперь мне придется переквалифицироваться из исследователя и первооткрывателя в разведчика и защитника. Как ни странно, эта мысль заставила меня встряхнуться и снова превратиться в капитана морской пехоты. Жена это поняла, когда увидела, как я после ужина пошел в каптерку готовить для себя и ушивать новенький камуфляж. Теперь даже по бункеру ходил в форме, берцах и с пистолетом в тактической кобуре на правом бедре. Надо снова привыкнуть к форме, чтоб она стала второй кожей. Неизвестно, что нас ожидает на той стороне.

Опыты по исследованию портала стали более осмысленными и системными. Теперь на ту сторону в жестком прозрачном боксе перекинули видеокамеру и через некоторое время вытащили обратно. Запись показала обычный лес, правда более подходящий к средней полосе России, нежели к Крыму и Южной Украине. Еще камера показала, что портал выходит на высоте трех метров над землей и ничем не выделяется, никакого свечения, как с нашей стороны.

Теперь осталось узнать, как переносят биологические объекты переход через портал. Для этого пришлось использовать обычную мышь, которая имела наглость завестись в моем бункере. Все прошло нормально. Затем проверил, как работает передача электричества по проводам, перекинутым через портал. Просто взял лампочку на длинном проводе подключил ее к сети через амперметр и закинул в портал. Показания прибора не изменились, значит, ток течет. В конце концов, проверил, как течет время, если временно отключить портал. Закинул туда часы и выключил установку и через десять минут подключился и выловил часы. Время и там, и здесь течет одинаково. Одна из главных гипотез — портал ведет на землеподобную планету.

Настал момент, когда мне нужно было самому пройти через портал и провести детальную разведку. Я упаковался по полной программе: камуфляж, бронежилет, сверху маскировочный костюм «Кикимора», вооружился АК-74 с подствольным гранатометом и коллиматорным прицелом. В качестве альтернативного оружия взял «Глок-17» и на всякий случай прихватил с собой РПО «Шмель». Посидев на дорожку, по специальному поддону шагнул в портал, таща за собой кабель выносной антенны, чтобы быть постоянно на радиосвязи с бункером.

Земля упруго ударила по ногам, как при прыжке с парашютом, я упал на бок, откатился, вскочив на ноги, отбежал от точки высадки и занял оборону. В течение десяти минут лежал и слушал лес на предмет необычных звуков и запахов. Но ничего пока не настораживало.

Обходя точку выхода по расширяющейся спирали, старался оставлять поменьше следов и искал следы присутствия людей или животных. Была вероятность, что точку выхода могут держать на контроле, что равносильно засаде.

Затем, возвратившись к порталу, собрал все вещи, которые мы выкидывали через портал, чтобы не демаскировать место высадки. Армейский вариант радиостанции «Моторола» с плавающей частотой и кодировкой сигнала позволял держать связь с базой на расстоянии до восьми километров, но это в лучшем случае.

Ну, пока все вроде тихо. Можно приступить к дальнейшему исследованию. Достав портативный радиочастотный сканер и подключив его к КПК, я стал сканировать эфир на предмет источников радиоизлучения. Каково же было мое удивление, когда оказалось что в диапазонах средних и коротких волн работает много передатчиков, и многие работают морзянкой. Но больше всего поразила передача московского радио. То, что я услышал, было поразительно. Голос известного в середине двадцатого века диктора Левитана вещал: «С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боев противник был отбит с большими потерями. Только на Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец (первые два в пятнадцати километрах и последнее в десяти километрах от границы). Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито шестьдесят пять самолётов противника».

— …мать! — выругался я, и на базе это услышали.

— Сережа, что случилось? — взволнованно вышла на связь голосом моей жены база.

— Это портал во времени. Здесь сейчас двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Я только что прослушал сообщение Левитана о нападении немцев на Советский Союз. Осталось узнать, где выходит портал и что дальше делать. Сбрасывайте лесенку.

С той стороны скинули веревочную лесенку. Вернувшись обратно, мы собрались, так сказать, на расширенный семейный совет. Надо было обдумать ситуацию. Маринка взяла слово.

— Если там война, то мы должны помочь нашим, сообщить Сталину. Ты сколько накачал информации, да и сам неплохо в этом разбираешься.

— Марина, это все, конечно, хорошо, но есть несколько проблем, которые существенно усложняют задачу. Одна из главных — это инертность мышления самих людей и жесткая консервативность госаппарата страны. Если я приду туда и скажу, что пришелец из будущего, то в лучшем случае меня сочтут больным и запрячут в больницу. В худшем — грохнут тут же. Сейчас война, а в прифронтовой зоне действуют тысячи диверсантов и агентов. Немцы неплохо подготовились, и их легендарный полк «Брандербург-800» наследил в первые дни войны очень основательно. Я как-то читал воспоминания сотрудников Смерша, что в первые дни войны диверсантов просто уничтожали. Это уже потом, когда фронт стабилизировался, их начали отлавливать и перевербовывать. А сейчас банально грохнут. Если получится убедить всех в своем иновременном происхождении, то распотрошат и запрячут куда-нибудь подальше, потому что информация о будущем является стратегическим секретом, намного более важным, чем технология производства ядерного оружия. Кроме того, мы знаем, что развалится Союз, рухнет идеология, а это такая тайна, что только из-за нее мы исчезнем. И дети тоже, потому что могут запомнить правду. Когда на кону стоят вопросы государственной безопасности, действуют другие — безжалостные — законы и правила. Но и затаиться мы не сможем. Уже не сможем.

— А что же делать? — подала голос жена.

— Я думаю, в первую очередь нужно определиться с точным месторасположением точки выхода. Если она попадает в возможную зону оккупации, это еще хуже и необходимо будет действовать быстрее. В течение года возможности и запасы бункера уже не смогут обеспечивать нам нормальное существование и придется либо выходить наружу, либо в прошлом организовывать резервную базу или хотя бы элементарные поставки воды и продуктов. А это контакты с местным населением. Еще не хватало попасть в руки к немцам. Как вариант действий на ближайшее время надо поднять на метеозонде видеокамеру, попробовать снять топологию района и попытаться его прогнать по карте или хотя бы выявить поселок поблизости или дорогу, а затем получить более точную информацию о местоположении. Это на ближайшее время. На долгосрочную перспективу, девушки, у меня есть идея. Чтоб обезопасить себя, мы подсадим Сталина с командой на информационную иглу. Мы не будем афишировать свое присутствие и свое происхождение, но начнем ему передавать дозированную информацию по немецкой технике, их планам и возможным вариантам развития ситуации. Скажем так, появится источник информации под псевдонимом Странник или там Оракул и начнет морзянкой сообщать важные вещи, пока они не перепроверят много раз нашу информацию, поверят в ее достоверность. Вот тогда и источник станет стратегически важным и ценным настолько, что мы сможем диктовать уже свои условия.

Пока других вариантов действий я не вижу.

Для вас задание — перелопатить все базы данных, но найти информацию по порядку радиообмена, кодах, шифрах, частотах, командном составе Главного управления государственной безопасности, оргштатной структуре. Все, что можно найти: воспоминания, мемуары, фотокопии документов и приказов. На время развернем сетку и будете работать сразу с двух терминалов, а я пока займусь метеозондом и видеокамерой. Хотя вряд ли вы найдете что-то стоящее, кроме отфильтрованной ФСБ информации, но все же. А у меня есть задумка и на этот случай.

— Сережа, а почему ты сам не пошел служить в СБУ, тебе же вроде как предлагали? Ты ж такой умник, тебе как раз там было бы место, — высказалась моя благоверная, не привыкшая кого-то слушать более пяти минут, не вставив свои пять копеек.

— Если честно, очень хотел, но когда встретил тебя, подумал, что опять как молодой лейтенант буду уходить рано утром и приходить поздно вечером. А с женой видеться как с любовницей. Ты ж сама бы не захотела так жить. Да нет, уж я лучше с семьей и на гражданке. Надоело мне как-то всяким дядькам с большими звездами подчиняться.

— Вот-вот, а Витька не понимал этого, пока мозги не встали на место и не уволился, — подала голос Маринка.

Вспомнив, что на складе у меня лежит роботизированная IP-камера, которую Витька по моей наводке свинтил со здания нашего банка, я пошел готовить метеозонд к вылету, взяв с собой бухту «витой пары» и ноутбук. Опытным путем пришлось устанавливать, с какой длиной кабеля камера будет нормально управляться и передавать сигнал. Сто пятьдесят метров вытянула.

Рано утром 23 июня, по времени 1941 года, я опять в полной выкладке вывалился из портала. Как охотничья собака взял стойку и пробежался по спирали, изучая обстановку вокруг зоны высадки. Убедившись, что все нормально, дал сигнал на базу. Из портала сразу выкинули упакованный контейнер с кабелем, камерой, ноутбуком и метеозондом. Метрах в ста от портала была небольшая полянка, которая полностью подходила для моих нужд. Но в первую очередь следовало обезопаситься. По большому периметру посекторно я расставил шесть мин МОН-50 и натянул шнуры, подсоединенные к сигнальным минам. На всякий случай, для усиления, прихватил с собой ПКМ и РПО «Шмель».

Чтобы зонд не утянуло, пришлось забить несколько кольев с блоками в землю и для контроля привязать провод к дереву. Подключив все и проверив электронику, начал нагнетать водород в зонд из специального баллона. Хорошо, что сильного ветра не было, а то бы получил кучу проблем, бегая по лесу и ловя шарик.

Вытравив кабель на все сто пятьдесят метров, начал развлекаться, управляя камерой. Как оказалось, на большом удалении видна крупная река, оценивая расстояние, — километров двадцать. И поблизости, километров семь, явственно наблюдается населенный пункт. Наметив азимуты объектов, стал торопливо спускать зонд, а то в деревне началось какое-то нездоровое движение.

Собрав все оборудование и спустив газ из зонда, я закинул все это в портал и в срочном порядке деактивировал свои ловушки. Что ж, вторая разведка оказалась тоже результативной.

На ночь была назначена вылазка в поселок. Пока оставалось время до вечера, копался в базах данных и искал важнейшую информацию для небезызвестного Лаврентия Павловича, которая не оставила бы его равнодушным. В принципе, первый шаг был продуман и подготовлен. Осталось только выяснить местоположение и, исходя из этого, уже строить планы по контакту с местной госбезопасностью.

На ночь экипировался как для работы в «зеленке». Камуфляж, разгрузка, маскхалат «Кикимора», прибор ночного видения и репеллент для сбивания нюха у собак. В качестве оружия выбрал укороченный автомат Калашникова с глушителем, который тоже достался по случаю. Несколько гранат, в том числе пара светошумовых. На всякий случай взял с собой дистанционный микрофон. Может, пригодится.

Как я ждал этого выхода — как первого свидания! Наверно, мне этого не хватало, засиделся.

Ночной лес. Аккуратно перемещаясь и стараясь не хрустеть ветками, двигался по азимуту на поселок. Со мной высадилась Светлана, тоже по случаю надевшая камуфляж, и, вооружившись автоматом, проводила выгул детишек на природу. Маринка спустила сверху стремянку, чтобы всем удобно было выбираться. Развернув портативный радиосканер, Светка контролировала радиодиапазон и поддерживала связь. Прежде чем уходить к поселку, я снова расставил растяжки с сигнальными минами.

— Феникс, это База, как там дела?

— База, это Феникс, все нормально, не засоряйте эфир.

Вот так иногда переговариваясь с женой, я подходил к поселку. Уже чувствовались запахи жилья, слышался лай собак. В поселок решил проникнуть с противоположной стороны, чтобы не выдать направление, с которого пришел.

— База, это Феникс. Я у поселка провожу наблюдение.

— Феникс, это База. Сережа, не рискуй.

— Понял, конец связи.

Обычная крупная деревня дворов на семьдесят, деревянные дома. Слышна гармонь. Скорее всего, перед отправлением на фронт народ гуляет. Война идет уже третий день.

Так я пролежал два часа, изучая деревню. Прибор ночного видения давал неплохое изображение. Благодаря ему, в двухстах метрах от себя заметил какое-то странное шевеление. Странно, значит, я не один тут наблюдатель. Посмотрим. От кромки леса отделились два человека и короткими перебежками через поле начали передвигаться к крайнему дому. Наши бы не стали прятаться, значит, немцы. Или у них тут агент, или за языком пришли.

Пока одна пара гуляет по деревне, пойду пообщаюсь с остальными, может, что интересное и узнаем. Снявшись со своего места, осторожно ступая, углубляюсь в лес. Там накручиваю на «Глок-17» глушитель и загоняю патрон в патронник. Забирая по длинной дуге, захожу немцам за спину. Затаился минут на пять. Потом, очень осторожно ступая, выверяя каждый шаг, направляю пистолет в затылок одному из них и медленно сокращаю дистанцию. Они одеты в маскировочные костюмы. Тот, в кого я целился, похоже, что-то почувствовал и начал вертеть головой. Второй злобно на него зашипел, и это явно было не пожелание здоровья. То, что шипел не на русском, это сто процентов — значит, враги. Работаем. Хлоп. Хлоп. Точно в затылок.

Периодически посматривая в глубину леса и в сторону деревни, решил пошарить в карманах у мертвецов. Вот планшет с картой меня обрадовал. Все были вооружены советским оружием. На поясах пистолеты ТТ в кобурах и пара ППД с запасными дисками. Под маскировочными костюмами оказалась советская форма и на петлицах офицерские кубари. В нагрудных карманах документы, подтверждающие принадлежность данных индивидуумов к НКВД. Что ж, удостоверения знатные, пригодятся, да и форму не мешало бы снять, правда постирать придется, а то у меня кроме современных камуфляжей ничего не осталось. Следующее, что я сделал, это обнюхал трупы. Судя по запаху, их недавно забросили, потому что запреть от долгого марша или блуждания по лесу они еще не успели. Пока было время, раздел обоих. Оружие, документы, форму, обувь — все свернул в один сверток и спрятал в кустах.

Мне пришлось провести со жмуриками еще два часа, пока пара, которая пошла в деревню, не вернулась. Причем возвращались не двое, а трое. И, судя по походке, третий был пожилым человеком. Причем шел добровольно, без принуждения. Точно, контакт в деревне. Сместившись чуть правее лежки, я затаился.

Подойдя к кустарнику, один из «пятнистых» тихо позвал. Не получив ответа, передернул затвор ППД и стал подбираться к месту лежки с моего края. Второй синхронно сделал то же самое, присел, направив ствол автомата в сторону леса. Что-то зашипев, он схватил дедка за рукав и потянул к земле. В принципе все трое были в секторе стрельбы.

Работаем. Тот, что двигался к месту лежки, стоял ко мне вполоборота. Стреляю ему в правое плечо. Хлоп. Он вскрикивает, роняет автомат и падает на колени. Сразу переношу мушку прицела на второго, в голову, расстояние небольшое. Хлоп. Он закидывает голову и падает на спину. Дедок вскрикнул, но бежать не стал. Подбежав к раненому, в лучших футбольных традициях бью его ногой в голову. Затих.

Выхожу к дедку.

— Лежать. Лежать, я сказал, — грозно, но негромко наезжаю на дедка.

— Они меня заставили, я не виноват.

— Молчать, падаль. Руки за голову. Ноги широко расставить. Двинешься — стреляю. Вякнешь — стреляю.

Дедок не стал спорить и покорно улегся на землю. Вытащив из разгрузки простую пластиковую стяжку, какие используются при монтаже проводов, связываю ему руки. Насколько помню, «америкосы» в Ираке именно так стяжки и использовали. У меня еще с тех времен, когда гоняли татар по Крыму, парочка всегда имеется.

Оттащил его метров на пятьдесят в глубину леса, двинул по печени и кинул на землю.

— Лежать. Двинешься куда-нибудь, грохну без суда и следствия.

Сбегал, связал раненому руки за спиной, стянул ноги и, тихо матерясь, оттянул его в лес. Четвертого, стопроцентного жмурика, просто затащил в кусты и бросил к уже остывшим напарникам. Оружие сложил отдельно.

Вернулся к дедку. Включил цифровой диктофон. Перевернул деда и ткнул стволом глушителя в шею.

— Имя, фамилия.

— Си-и-илантий мы, Перпутько… Пан офицер, я не виноват. У-у-у-у, — завыл дедок, получив берцем по голени.

— Давно на немцев работаешь?

— Нет, пан офицер. У меня брат под Брестом живет, в Польше. Недавно от него передали привет и сказали, что если не помогу, всю семью брата убьют. Что мне делать?

— Что хотели?

— Сказали раненый у них. Нужно спрятать его, потом за ним придут — и все.

«Хм. Видимо, при десантировании кто-то поранился, и не простой. Может, даже командир группы. Вот почему их четверо, а не шестеро. Один остался с раненым. Группы такого плана, как правило, комплектуются из шести человек».

— Где раненый, не говорили?

— Сказали тут недалеко, в балке. Хотел телегу запрячь, но они сказали не привлекать внимания.

— Хорошо. Верю. Пока. Но на десять лет строгого режима ты себе уже заработал. Помощь немецким шпионам в условиях войны, сам понимаешь, чем это пахнет. Как ваш поселок называется?

— Вильницы.

— А что за река недалеко?

— Так Днепр.

— Какой большой город рядом есть?

— Пан офицер, а зачем вам это? О-у-у-у-у.

Опять пришлось вразумлять говорливого дедка берцами по ногам:

— В следующий раз прострелю ногу. Ходить не сможешь, но говорить будешь. Слышишь, дедуля? Здесь вопросы задаю я. Ты что, еврей? Немцы, кстати, их сразу стреляют, не раздумывая, уж очень они Гитлеру нелюбимы. Повторяю вопрос: какой рядом есть большой город?

— Так Могилев, в тридцати верстах.

— …мать, — не сдержался я. Теперь все понятно. Не самый лучший результат.

— Значит так. Где балка и как туда пройти?

— Вот так, через лес. — Он бородатой мордой показал в сторону леса. — Там будет вырубка. И за вырубкой направо будет балка.

— Если соврал, ты труп. Причем не один. Я найду всех твоих родственников и накажу, даже собаку грохну, чтобы все знали, что ты, тварь, Родину продал. Пока полежи здесь, а я пойду с ранеными разберусь. Времени мало, скоро светать будет.

Теперь займемся подранком. Прислонил его к дереву и дал пару оплеух. Он более или менее пришел в себя после шока от ранения.

— Ты меня понимаешь?

— Да.

— Имя.

— Александр Бергман.

— Из поволжских немцев, что ли?

— Нет, Литва.

— Понятно. Теперь давай о ваших баранах поговорим. Состав группы. Цели. К какому ведомству принадлежите. Кто ранен при высадке.

Раненый, опустив голову, что-то не спешил отвечать. Ладно. Будем стимулировать, у татар многому можно научиться. Сильно ногой бью ему в раненое плечо. Он замычал и упал на бок. Пришлось снова его поднимать. И почти ласково, с отеческими нотками обращаюсь:

— Пушистик, мне тут с тобой недосуг трепаться, меня там жена с детишками ждет, борщ на столе стынет, а ты тут говорить не хочешь. — Добавил кавказского колорита в голос: — Обидно, да? Не хочешь говорить, я тебя чуть-чуть рэзать буду.

Достав нож, провел длинную полосу у него на щеке. Его, похоже, проняло.

— Группа шесть человек. Командир гауптман Отто Шлеер. Это он сломал при высадке ногу. Цели — диверсии в районе Могилева. — Опять замолчал, видно, сил не хватает.

— Ладно, я за тебя продолжу. «Брандербург-800», «Нахтигаль»?

Он только кивнул. Понятно все с ним. Обычные диверсанты, ничего интересного. Этот уже не жилец. Просто, без сантиментов стреляю ему в голову. Хлоп. Тело дернулось и завалилось на бок. Невдалеке начал подвывать дедок, услышав хлопок выстрела.

Надо на что-то решаться.

Там, в балке, еще парочка дожидается, и пока я с ними в прятки играть буду, время уйдет. Тем более, судя по тому, где я сейчас нахожусь, времени у меня мало. Это Могилевская область, и сам город является крупным транспортным узлом. Насколько я помню по истории Великой Отечественной войны, немцы сюда подойдут где-то 5 июля, и начнется бойня до 25-го числа. Сам город будет окружен, и шестидесятитысячная группировка советских войск разгромлена. После чего немцы двинутся на Смоленск. Из окружения выберутся всего несколько сотен человек. Под Смоленском будет снова котел и снова бойня.

— Значит так, Силантий. Ты мне нужен. Пока живи. Дети взрослые-то есть?

— Да, сын и дочь. Дочь замужем, в другой деревне, а сыну шестнадцать годков.

— С этого момента ты являешься внештатным агентом органов госбезопасности Советского Союза. Сам понимаешь, что с этим связано. Сболтнешь что лишнего, и будешь ликвидирован незамедлительно. Ты меня понял?

Он быстро-быстро закивал головой.

— Кстати, что это за гулянье в деревне?

— Дык завтра мужчин на войну забирают, с города, с военкомата приехать за ними должны.

— Это хорошо. Когда их забрать должны?

— К обеду обещались.

— Значит так. Ты сейчас идешь за сыном, и трупы самостоятельно закапываете в лесу. Потом идете в балку и закапываете тех тоже. Это первое задание. Все — время пошло, только быстро.

— А как же брат, его семья?

— Не дергайся. Видимо, ты у них был на крайний случай. А так группа пропала — и все. Никто ничего не видел и не слышал. Все, иди, выполняй, а то мне кажется, что ты не все мне рассказал. И смотри, без глупостей, я тут не один, если что сразу завалят.

Пока он ходил за сыном, я раздел остальных и выгреб все документы и оружие, все это добавил в первый сверток.

Минут через пятнадцать дедок привел своего сына, предусмотрительно прихватив лопаты. Я снова спрятался, и пока он стоял и озирался по сторонам, я его негромко окликнул.

— Ну что?

— Вот, привел, как обещал.

— Как придет машина из военкомата, сразу идешь сюда. Я тебя здесь ждать буду. Понял? — Дождавшись кивка головой, продолжил: — Ну, работайте. И… дедуля, следи за языком, если еще какие визитеры появятся, сразу иди в НКВД.

Напоследок напугав семейку, я подхватил сверток с трофеями и растворился в лесу.

— База, это Феникс, прием.

— База на связи. Как там дела?

— Познакомился с местными. Готовь посылку, времени мало. К обеду должен быть на месте, возле поселка. Прием.

— Вас понял.

— Все, конец связи, скоро буду на базе.

Постараюсь успеть. Мне еще в балке нужно найти двух последних диверсантов.

Сбросив сверток у приметного дерева, я побежал к балке. Все как рассказывали — вырубка. Пришлось обходить вырубку, наверняка там наблюдатель сидит. Сделав крюк этак метров триста, пересек вырубку и стал заходить с фланга к балке. Все-таки прибор ночного видения — вещь великолепная. Свинтив с пистолета глушитель, спрятал его в кобуру, а из-за спины выхватил укороченный автомат Калашникова с глушителем, передернул затвор и взял его наизготовку.

Очень трудно подбираться к бодрствующему противнику, особенно ночью. У человека обостряются слух и обоняние, а если он внимательно наблюдает, то нужно быть десять раз осторожным, чтобы не выдать себя и к нему подобраться. Я, конечно, не специалист в таких вопросах, не охотник, и специально меня никто не готовил. Так, немного пришлось побегать по Крымским горам — и все. Так что страшно. Одно преимущество, что вижу в темноте лучше противника.

Так осторожно мне пришлось пробираться с полчаса. Видимо, наблюдатель нервничал, ожидая людей, посланных в деревню, и начал ворочаться, чем себя и выдал. Остальное дело техники. Но где же второй?

Потратив еще минут десять, чтобы подкрасться поближе, наконец-то рассмотрел и второго, он лежал в низине на нарубленном лапнике и тихо постанывал. Пришлось с трудом выбирать место, с которого видны обе мишени.

Как ни был осторожен, но под ногой все-таки хрустнула ветка.

Наблюдатель сразу обернулся, но оружие вскинуть не успел, слишком долго разворачивать громоздкий ППД в мою сторону.

Пришлось стрелять. Автомат дернулся у меня в руках, выдав короткую очередь. Наблюдатель захрипел. Но звук у автомата с глушителем, конечно, громче, чем у пистолета. Раненый зашевелился и попытался выхватить пистолет. Пришлось прыгать на него. Сильный, гад, конечно, даже через маскхалат основательно кулаком дал мне в грудь, хорошо, что там разгрузка с магазинами для автомата. После того как несколько раз коленом дал по сломанной ноге, он потерял от боли сознание. Я забрал у него оружие и по-быстрому обыскал. Пока он в отключке, поднялся на пригорок и, взяв за шиворот уже мертвого наблюдателя, стянул его в низину, к последнему оставшемуся в живых диверсанту.

Пока мне везло. Но нужно быть поосторожней. Насмотрелся в свое время на таких везунчиков — начинали верить в свою неуязвимость, теряли осторожность и погибали.

Тем более со временем проблема. Гауптман не пришел в себя, пошмонаю труп. Тот же набор документов и та же форма. Заляпанную кровью форму снимать не стал. Просто забрал документы и оружие.

Что-то раненый не приходит в себя, наверно, шок сильный. Похлопал его по щекам, не помогает. Можно, конечно, кольнуть ему противошоковое из аптечки, но жирно будет. Самим мало. Ну и ладно. Времени мало. Тут такие дела намечаются. Подняв автомат, дал короткую очередь в голову.

Странно. За сегодня погасил шесть жизней — и никаких эмоций. Там, в Крыму, все было иначе, наверно, что-то «перегорело». Надо будет с девчонками поговорить на эту тему, а то слышал, что такое «синдром войны», когда все проблемы хочется решить с помощью насилия. Или, может, это результат сидения в бункере или перехода через портал. Но все же в памяти поставил галочку, тема серьезная. Психологическое состояние нельзя запускать.

Собрал все свои трофеи, разбросанные по лесу, пришлось устраивать марш-бросок до портала.

Светка, предупрежденная по рации, дожидалась меня. Велико было ее удивление, когда я приволок целый тюк с формой и оружием. Все, уходим. Поднявшись по стремянке, с трудом закинул в портал тюк и перебросил свое тело. Набегался сегодня. Там уже ждали объяснения.

— Девушки, дорогие, все потом. Дайте отдышаться и перекусить, набегался я за ночь.

— А это откуда? — не сдавалась Светлана. Развернула тюк и рассматривала сапоги, форму. На одной гимнастерке были видны следы крови. Особое внимание привлекли документы сотрудников НКВД, изъятые у диверсантов.

— Твоя работа? Ты что, там отряд энкавэдэшников уничтожил?

Я, стянув с себя маскхалат, устало сел на стул.

— Нет, радость моя, напоролся на немецких диверсантов. У них при высадке командир ногу сломал, вот они у одного предателя в том поселке пытались его пристроить. Предатель перевербован, диверсанты уничтожены. Все в ажуре. Давай сначала перекусим, потом поговорим.

Светка все поняла и уже доставать не стала. Знает ведь, что когда я голодный, меня лучше не доставать. Конечно, послать не пошлю, но вот изысканно нахамить и нагрубить — это мы можем.

После плотного обеда наконец-то собрали совещание. Кратко рассказав про события ночи, получил целую гору упреков, наездов и недовольства. По большому счету они правы — разведка есть разведка, а устраивать охоту с сомнительным исходом — это верх непрофессионализма. Попытка сослаться, что я все-таки не разведчик, а банковский служащий, вызвала новую бурю упреков. Что ж, они правы.

После того как девчонки вывалили на меня свои «нервы», все успокоились и наконец-то начался нормальный диалог.

— Сережа, что ты думаешь делать дальше? Ты сказал, что у нас мало времени.

Мне пришлось провести маленький ликбез по истории Великой Отечественной войны, особенно уделяя внимание обороне Могилева и разгрому наших войск под Смоленском.

— Таким образом, где-то в середине июля эта территория станет фронтом, причем бои тут будут очень тяжелые, а потери просто ужасающие, и после двадцать пятого здесь будет тыл немецких войск. Учитывая, сколько тут будет разбито частей и соединений, через эти леса пройдет много окруженцев. Значит, наши выходы в это время могут быть сопряжены уже с большим риском. Поэтому начинаем нашу операцию по внедрению и влиянию на исторический процесс. Света, что там с письмом? Думаю, можно написать и на принтере, пусть ломают голову, что за новая такая печатная машинка. Марина, тут просьба к тебе, мне на завтра нужна чистая и отглаженная форма сотрудника НКВД, из тех, что я принес. А я пока займусь оружием и документами.

После распределения заданий все принялись за дело — времени оставалось мало.

К обеду следующего дня я уже был на месте. В наглаженной форме. В наличии имелись документы, выполненные лучшими немецкими специалистами и немного подправленные нами. На ремне висела кобура с пистолетом ТТ. В планшете лежал конверт с очень важным письмом, которое нужно было обязательно отправить, ради чего это все и было затеяно.

Около одиннадцати нарисовался Силантий. Как бы случайно он прошелся к лесу. Я его окликнул. Он испуганно смотрел на меня. Видимо, и в балке побывал, увидел там мои художества.

— Ну, здравствуй, Силантий, как спалось? — Дедка аж передернуло. — Мое задание выполнил?

— Все сделал, товарищ командир. Все сделал, как вы приказывали.

— Ну и ладушки, что там, пришла машина с сопровождающими?

— Да, только недавно, целый капитан приехал и с ним старшина.

— Хорошо, пойдем. Идем раздельно. Нечего тебе со мной светиться. Сиди дома и не высовывайся, пока машина не уйдет. Как пройти к сельсовету?

Он вполне толково объяснил, и мы расстались.

Идя по селу, я с интересом глядел по сторонам. Люди смотрели на меня заинтересованно, но без страха, с которым, как писали в наше время, относились к сотрудникам НКВД. Я, представитель другого времени, смотрел на этих людей, и мне было грустно, я думал о том, что многих из них скоро не станет: кто от голода погибнет, кого на работы угонят, кого живьем каратели сожгут, кто в партизанах будет сражаться.

Увидев молодую женщину, я поздоровался.

— Добрый день. Не подскажете, как к сельсовету пройти? А то я немного заблудился.

Женщина улыбнулась и стала рассказывать, а потом предложила проводить. Вот так, в приятной компании я подошел к сельсовету. Человек тридцать мужчин призывного возраста и куча родственников и знакомых толпились около машины. В машине копался водитель, солдат средних лет. Увидев меня, он встал по стойке «смирно» и отдал честь. Козырнув ему в ответ, я спросил:

— Вольно. Где сопровождающий?

— В сельсовете списки сверяет с председателем, товарищ капитан.

— Не капитан, а лейтенант госбезопасности, боец, — поправил его я и двинулся в здание сельсовета.

Там столкнулся лицом к лицу с моложавым капитаном, с орденом Красной Звезды на груди.

— Капитан Звонарев, — представился он, отдав честь.

— Лейтенант госбезопасности Зимин, — в ответ представился я — именно такая фамилия значилась в документах, которые сейчас были у меня. — Товарищ капитан, можно вас на пару слов, с глазу на глаз. — И показал председателю кивком на дверь, тот все сразу понял и, сославшись на необходимость, выскочил на крыльцо. Мы зашли в помещение, там солдат средних лет, с петлицами старшины, что-то писал.

— Старшина, выйди, — приказал Звонарев и, после того как тот вышел, повернулся ко мне: — Я вас слушаю, лейтенант.

— Капитан, как вас по имени-отчеству?

— Алексей Семенович.

— Так вот, Алексей Семенович, у меня вопрос и просьба, начну с вопроса. Когда вы уезжаете и не видели ли ничего необычного, когда ехали сюда?

— Да нет, ничего такого. А что случилось?

— Вчера вечером был зафиксирован пролет самолета над этим лесным массивом, и не исключена возможность выброски разведывательно-диверсионных групп, так что просьба, когда будете ехать, у любого встречного патруля, который проявит к вам нездоровый интерес, требуйте документы и страхуйтесь. По нашим данным, немцы понабирали диверсантов из числа прибалтов и поволжских немцев, которые великолепно говорят на русском, служили в РККА и спокойно могут выдавать себя за граждан Советского Союза. Так что не закрывайте кобуру и будьте настороже. Особенно они любят сами проверять документы.

Капитан задумчиво выслушал, кивнул пару раз.

— Да, у нас слухи про такое уже ходят.

— И у меня будет просьба. Вы ведь в Могилев едете? — Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил: — Вот вам пакет с документами. По оперативной обстановке я не могу сам его доставить, потому что должен быть здесь. Его нужно доставить дежурному по Управлению НКВД в Могилеве, для начальника управления, майора госбезопасности Пилипенко. Это очень важно. Если на вас нападут, вы обязаны сначала уничтожить документы, а потом можете умирать. Возьмите с собой канистру с бензином и, если что, жгите.

Я протянул ему большой конверт, на котором размашистым почерком было написано: «Куда: Управление НКВД, г. Могилев. Кому: майору госбезопасности Пилипенко». Видимо, капитан проникся моментом. Сначала у него, наверно, была мысль, что я шпион, но после такого, думаю, все сомнения пропали.

— Вы когда думаете выезжать?

— Через полчаса. Списки уже согласованы, народ собран.

— Хорошо. Я подожду и провожу вас, у меня время есть.

— А что сказать, от кого документы?

— Скажите лейтенант Зимин, ОСНАЗ главного управления государственной безопасности, антидиверсионное подразделение «Вымпел», — с серьезным видом выдал я.

Глава 4

Вечером 26 июня 1941 года майор госбезопасности Пилипенко засиделся у себя в кабинете. Только что распустив начальников отдела с очередного совещания, он разбирал накопившиеся за день документы, требующие его внимания. Большой странный конверт сразу привлек его внимание.

Вскрыв конверт, он вытащил оттуда еще один плотный конверт, на котором был указан адрес, который вызвал у хозяина кабинета оторопь. На конверте значилось: «Народному Комиссару внутренних дел товарищу Берии Л. П.». Вслед за конвертом с таким грозным адресом выпал листок, адресованный лично ему.

«Майору госбезопастности Пилипенко А. И.

Товарищ майор, в конверте, адресованном Народному Комиссару внутренних дел товарищу Берии Л. П., содержатся стратегические сведения государственной важности. Ценность информации такова, что они могут коренным образом повлиять на ход войны с фашистской Германией. Ситуация сложилась таким образом, что из-за боевых действий нет возможности штатно передать данные сведения.

Вам рекомендуется максимально быстро передать данный пакет в Москву любыми возможными путями и обеспечить его сохранность.

Вы можете взять на себя ответственность и ознакомиться с содержимым пакета, адресованного Народному Комиссару внутренних дел, но при этом обязаны ни при каких обстоятельствах не попасть к противнику живым».

Письмо было без подписи, отпечатанное типографским способом на белой, качественной бумаге. Конверт, адресованный товарищу Берии, жег руки. Что-то нужно было предпринять. Закурив новую папиросу, Александр Иванович Пилипенко задумался. Что бы потом в далеком будущем не говорили про работников НКВД, но дураки, алкоголики и психопаты там встречались очень редко. Специфика спецслужб такова, что жестокий отбор быстро отсеивает подобных. Они либо уходят сами, либо попадают под «случайную» машину, тонут в ванной, выкидываются из окна. Для него организация представлялась клинком — острым и весьма опасным, а они, сотрудники — лезвием этого клинка. Его задача карать, находить и карать. А еще защищать Родину. Сейчас, когда идет война, он должен быть втройне, нет, в десять раз бдительнее и беспощаднее.

Александр Иванович дослужился до майора, начальника областного управления. Чин немалый, и за годы службы у него уже выработалось звериное чутье, которое не раз помогало ему. И сейчас это чутье просто кричало, что тут не все так просто. Но при этом он видел в этом деле какой-то шанс проявить себя, продвинуться. Как умудренный жизненным опытом человек, он считал карьеризм нормальным явлением, если он умещался в разумные рамки и не толкал к необдуманным поступкам, авантюрам и хуже того — к предательству.

Подняв трубку телефона внутренней связи, он вызвал дежурного.

— Дежурный, мне пришел пакет, откуда он и кто его доставил?

— Час назад приезжал капитан Звонарев с горвоенкомата, сказал, что конверт передал лейтенант главного управления госбезопасности Зимин в селе Вильницы. История вообще странная.

— Вызови ко мне капитана Чистякова. Направь сержанта Демина, пусть привезет мне этого капитана из военкомата.

Через полчаса в кабинете висели клубы табачного дыма, и два сотрудника НКВД слушали рассказ капитана Звонарева.

— …вот так вот он и сказал, чтобы рядом с конвертом была канистра с бензином и он никаким образом не попал в руки к противнику.

— Что вы еще заметили?

— Взгляд. Это был взгляд спокойного, усталого человека, но при этом взгляд волка, и когда он сказал, что из ОСНАЗа, я сразу поверил. Что-то в нем было такое… безжалостное. Еще интересно, что он очень бледный, как будто на солнце не выходит. Когда он сидел в сторонке, ждал нашего отъезда, я увидел, как этот человек сидит и просто наслаждается солнцем. Вот что меня поразило.

— Вы не подумали, что это может быть немецкий диверсант?

— Была такая мысль, но когда он выдал пакет и сказал кому, а потом долго говорил о мерах предосторожности, я решил, что он наш.

— Хорошо, товарищ капитан, вы свободны. Спасибо, и запомните — об этом случае ни слова никому.

— Да понятно. Не дурак, сразу было ясно, что тут не все так просто.

Когда капитан вышел, Свиридов обратился к своему заму:

— Ну что, Коля, думаешь по этому поводу?

— Темная история. Скорее всего, кто-то из разведки потерял штатные средства передачи информации и ищет резервный выход на Москву, и информация действительно может быть важной. Саша, ты напиши рапорт о событиях, свои мысли о том, чтоб конверт проверили на предмет ядов, чтоб нас потом крайними не сделали, и отправь этот конверт в Москву, от греха подальше. А я завтра возьму пару человек и сгоняю в это село, покручусь на местности, может, что новое и узнаю. Не зря ж этот человек там объявился. Если это действительно так, как мы думаем, это шанс. Темболее в том районе недавно пролетал неопознанный самолет и выходила на связь радиостанция.

Тем же вечером конверт с описанием был срочно отправлен в Москву спецсвязью. Извещенные шифрограммой сотрудники Главного Управления Государственной безопасности НКВД СССР с нетерпением ждали этот груз. После второй шифрограммы, полученной через сутки и составленной на основании расследования капитана Чистякова в селе Вильницы, груз в сопровождении офицера Смоленского НКВД был отправлен военным самолетом.

Отправке второй шифрограммы предшествовали интересные события. К вечеру 27 июля 1941 года в кабинете начальника управления Могилевского НКВД проходило совещание по результатам расследования в селе Вильницы. Докладывал капитан Чистяков.

— Информация, переданная капитаном Звонаревым, полностью подтвердилась. Почти такое же описание сотрудника НКВД дали председатель сельсовета и несколько свидетелей. Предположив, что неизвестный вышел из леса, обследовали близлежащий лес. На расстоянии ста метров от крайних домов, в кустах, на краю леса было обнаружено место, с которого проводилось наблюдение за селом. Предположительно наблюдение вели два человека. Там же была обнаружена кровь. На расстоянии пяти метров обнаружили четыре гильзы, предположительно от пистолета «Парабеллум» или «Вальтер». По расположению гильз и крови можно предположить, что два наблюдателя были застрелены сзади в голову, с расстояния четырех-пяти метров. Исследуя отпечатки обуви, выявили, что наблюдатели были одеты в командирские сапоги. Стрелок же был обут в тяжелую нестандартную обувь на рифленой подошве. Также были обнаружены еще два пятна крови, но они находятся несколько левее места наблюдения, что говорит об уничтожении не менее четырех человек. Учитывая количество и расположение гильз, а также количество возможных уничтоженных противников, можно сделать вывод о высоком профессионализме стрелка.

— Безжалостный волк, — процитировал Звонарева начальник управления. — Что еще?

— Явственно были видны следы волочения тел. Проследив направление этих следов, нашли место, где одного из убитых допрашивали. Там натекло крови, и остался кровавый след на дереве. Похоже, один человек был ранен, допрошен и потом застрелен. Пулю с фрагментами мозговой ткани в дереве нашел наш эксперт. Проследив, куда все трупы были утащены, в ста метрах, в небольшой балке нашли захоронение. Шесть трупов. Три полностью раздеты, с характерными ранениями в голову. Двое в затылок, один в лоб. Один был связан по рукам и ногам странными белыми ремешками с защелкой. Эксперт говорит, что это какой-то странный материал. Человек был ранен в руку, а потом застрелен в голову, видимо, его как раз и допрашивали. При этом он был одет в маскхалат, используемый немецкой армией, а под маскхалатом была форма старшего лейтенанта НКВД со всеми знаками различия.

— Раздеты. Хм. А не в этой ли форме этот лейтенант Зимин был? Может, поэтому и стрелял в голову, что ему нужна была форма. Что еще? — напомнил Пилипенко, пока Чистяков переводил дух.

— Еще было два трупа, также в маскхалатах, и под ними форма НКВД. Один застрелен навылет в спину и грудь. Другой имел свежий перелом ноги и был застрелен в голову двумя выстрелами. Вероятно, это произошло там же, в балке, судя по следам крови на земле. Удалось найти гильзы от оружия, и вот это как раз поразительно. Гильза стальная, покрытая лаком. И главное — калибр около пяти с половиной миллиметров. Потом оказалось, что два последних были застрелены именно такими пулями. — Чистяков поставил на стол перед начальником две такие гильзы от самого обычного автомата АК-74. И тут же положил маленькую пулю. — Таких патронов я никогда не видел, и если посмотрите, то на донышке гильзы есть звездочка. Такая маркировка ставится только на наших заводах.

— Какая-то она маленькая, несерьезная.

— Но при этом раны у трупа смертельные.

— Что еще?

— Мы проследили, откуда пришли эти шестеро и стрелок. Шестеро пришли со стороны Днепра, на поляне нашли парашюты, семь штук: шесть в обычном исполнении, седьмой транспортный.

— Диверсанты?

— Да. Точно подтверждено. И наш стрелок их всех уничтожил, при этом одного допросил.

— А стрелок откуда пришел?

— С восточного направления, потом его следы теряются.

— Может, их там несколько было? Все-таки один шестерых подготовленных диверсантов…

— Нет, мы все там облазили и нашли только его следы, уж слишком они необычные. И вот что еще интересно, столько выстрелов, а в деревне никто ничего не слышал. Значит, пользовался бесшумным оружием.

— И что ты думаешь?

— Может, действительно ОСНАЗ, какое-нибудь особое подразделение, бесшумное и необычное оружие, в одиночку уничтожает отряд, и вспомни, как он Звонареву представился? Специальное антидиверсионное подразделение. Может, оно так и есть? По-моему, это все нужно изложить в докладе и отправить в Москву. Пусть они там разбираются. У нас тут фронт подходит.

— Хорошо. Так и сделаем.

На этом совещание закончилось.

Глава 5

А вот в Москве все только начиналось. Естественно, странный пакет сразу не попал на стол к Берии. Его со всей тщательностью сначала проверяли и перепроверяли на наличие ядов и опасных болезней. Но так как их там не было, то эксперты ознакомились с содержимым и, мягко сказать, были удивлены. Сначала было письмо, адресованное лично Лаврентию Павловичу Берии, также напечатанное странным типографским способом. Затем была стопка технической документации и описаний, которые сразу заинтересовали экспертов. Но сначала со всем этим решил лично ознакомиться грозный нарком НКВД, после прочтения второй шифрограммы, в которой рассказывалось, как лихо и при каких обстоятельствах была уничтожена немецкая диверсионная группа.

В первую очередь его заинтересовало сопроводительное письмо, адресованное лично ему:

«Уважаемый товарищ народный комиссар внутренних дел!

Ситуация сложилась так, что мы имеем доступ к информации, имеющей стратегическое значение для Советского Союза. Нас ужаснули планы Ваших противников, направленные не просто на уничтожение Советского Союза как государственного формирования, а на геноцид советского народа. И это не только слова. Есть уже распоряжения рейхсфюрера СС, Генриха Гиммлера, о создании огромных фабрик смерти — концентрационных лагерей, где уничтожение людей самых разных национальностей будет поставлено на поток с немецкой педантичностью. В Германии идет постоянное создание новых видов вооружения, которые со временем могут привести к огромным потерям в рядах РККА и мирного населения.

Мы не имеем отношения к разведывательным и контрразведывательным структурам ни Ваших противников, ни Ваших теперешних союзников.

Воспринимайте это обращение как инициативу третьих лиц, обеспокоенных угрозой уничтожения России вне зависимости от вида государственного строя в ней.

В качестве жеста доброй воли предоставляем Вам материалы директивы № 21, известной как план „Барбаросса“ — войны против Советского Союза.

Любую полученную информацию Вы можете проверять любыми путями, чтобы убедиться, что это не дезинформация.

В качестве подтверждения, что письмо дошло до Вас и Вы готовы сотрудничать, прошу в вечерней сводке Совинформбюро указать, что: „За героизм и отвагу капитан Пронин награжден орденом Красной Звезды“. На следующий день, тем же каналом, через Могилевское управление НКВД, будет передан следующий пакет с информацией. К этим документам будут приложены: кодовая таблица, списки частот и порядок работы, согласно которым возможен обмен информацией с использованием радиостанций в случае невозможности передачи данных другим путем.

Попытка физического захвата курьера будет расцениваться как разрыв отношений и потерю для Вас важного источника информации, в ценности которого Вы скоро убедитесь.

С уважением, Странник».

В дополнение к письму прилагались несколько страниц, отпечатанных на привычном для человека двадцать первого века лазерном принтере, на которых были размещены фотокопии того самого плана «Барбаросса» — схемы, карты, таблицы с описанием количественного и качественного состава Вермахта, задействованного на Восточном фронте.

Еще в одном приложении было изложено устройство глубинных магнитных мин, которыми была закрыта Севастопольская бухта, и способы их поиска и разминирования.

Информация была сверхважная. Если до этого советское руководство могло только догадываться об основных направлениях ударов и целях наступательных операций Германии, то теперь картина, в общем, была ясна, и опасность положения Красной Армии стала намного явственней и пугающей.

Как любой государственный деятель, Лаврентий Павлович обладал определенной долей скептицизма и недоверия, и занимаемый пост к этому просто обязывал, но полнота информации, качество изложения говорили сами за себя. И еще раз, сравнив схемы, указанные в донесении, с текущим положением на фронте, он убедился, что надо с полной серьезностью отнестись к этой информации и соответственно к источнику.

Чтобы окончательно убедиться в ценности источника, он решил посоветоваться с кем-то из военных. Подняв трубку внутреннего телефона, он вызвал своего адъютанта.

— Соедини меня с Шапошниковым.

Через пять минут раздался звонок.

— Борис Михайлович, здравствуйте, — с легким кавказским акцентом сказал нарком.

— Здравствуйте, Лаврентий Павлович.

— Борис Михайлович, наша разведка достала интересные документы, и я хочу, чтобы вы с ними ознакомились и высказали свое мнение как военный специалист. По моему мнению, важность этих документов такова, что я попросил бы вас не затягивать с приездом. Тем более, насколько я знаю, вы неплохо владеете немецким языком.

— Хорошо, я скоро буду.

Лаврентий Павлович не захотел выпускать из рук такие документы. Ведь именно его организация их достала, и в условиях постоянного соперничества НКВД и военной разведки это будет большим и очень жирным плюсом перед руководством.

Через два часа в том же кабинете Шапошников угрюмо вчитывался в страницы, делая пометки у себя в блокноте. Так продолжалось более сорока минут, но Берия терпеливо сидел и ждал вердикта.

— Ну что ж, Лаврентий Павлович, это все очень серьезно, если вы обратили внимание, то тут приводится не только информация, но и сравнительный анализ состояния частей Вермахта, оргштатной структуры с частями РККА. Очень похоже на правду. И есть еще один неприятный момент. Мы предполагали, что Германия ставит перед собой задачи по захвату нефтеносных районов Кавказа, плодородной Украины и по нарушению промышленного потенциала за счет захвата важных объектов в европейской части страны. Это все правильно, но они решили не повторять ошибок Наполеона — в первую очередь уничтожить костяк РККА и потом по частям уничтожать отмобилизованные дивизии, которые по определению имеют более низкую боеспособность. А затем уже идти дальше. Все нанесенные удары полностью соответствуют концепции, указанной в этом докладе. Лаврентий Павлович, судя по уровню данной информации, ваш источник вхож в высшие круги руководства Германии, есть ли у него более подробная информация? Сами понимаете, это жизненно важно.

— Мы сейчас работаем над этим вопросом. Источник новый и до конца не проверенный. Возможно, что это и масштабная дезинформация Абвера. Но ваше мнение для нас очень важно. Пока я вас попрошу не распространяться о полученной информации. Если все указанное здесь правда, то сами понимаете, таким каналом получения информации не стоит пренебрегать и его необходимо оберегать в первую очередь. Все, спасибо, я вас больше не задерживаю.

После ухода Шапошникова Лаврентий Павлович позволил себе выпить рюмочку армянского коньяку. События последней недели заставили его испытать много противоречивых чувств. В том, что проморгали начало войны, есть и его вина, и то, что Хозяин пока не наказал его — это дело времени. Если этот Странник действительно обладает информацией и это не игра немецкой или британской разведок, то это дает неплохие перспективы на будущее и возможность доказать свою незаменимость. То, что письмо написано от группы лиц, наводит на размышление. Один человек не смог бы просто так собрать и систематизировать такие данные. В письме говорится о следующей порции информации — попробуем, получим и тогда будем делать выводы. Сказанное Шапошниковым, одним из лучших военных теоретиков, заставляет задуматься.

Надо послать в Могилев своего человека с группой силовой поддержки и контролировать весь процесс. Пока курьера трогать не будем, как просили «неизвестные друзья», но откуда поступают сведения — нужно узнать и взять реальный источник под жесткий контроль. А пока идти к товарищу Сталину с такой непроверенной информацией преждевременно. Приняв для себя решение, Берия перешел к действию. Подняв трубку одного из телефонных аппаратов, он дал команду адъютанту вызвать начальника Главного Управления государственной безопасности. Тот не смог приехать сразу, и встреча была назначена на вечер. Меркулов был изначально ставленником Берии, участвовал в чистках аппарата НКВД от людей Ежова, часто выполнял щекотливые поручения и поэтому пользовался большим доверием, насколько это возможно в такой среде. В данной ситуации Лаврентию Павловичу было необходимо провести работу по Страннику в условиях соблюдения максимальных мер секретности, поэтому комиссар госбезопасности 2-го ранга Меркулов Всеволод Николаевич подходил идеально. С подачей сообщения в сводке Совинформбюро решил повременить до завтрашнего вечера, при этом подстраховав канал передачи информации из Могилева своими людьми. Дело Странника было выделено в отдельное производство под кодовым именем «Оракул».

Поздно вечером, выслушав своего начальника и осознав всю важность задания, Меркулов принялся действовать.

Собрав ночью нескольких особенно доверенных сотрудников центрального аппарата, он провел совещание, на котором был выработан план действий по операции «Оракул». И следующим вечером, 30 июня, в вечерней сводке Совинформбюро было на всю страну объявлено о награждении капитана Пронина орденом Красной Звезды, а в Могилев отправилась группа работников ГУГБ НКВД во главе со старшим майором госбезопасности Киселевым.

Глава 6

Пока в Москве Берия с доверенными людьми ходили вокруг распечаток случайно скачанных в Интернете фотокопий плана «Барбаросса» с личной подписью Гитлера, я думал о том, что делать и как бы за это не получить по голове.

Что под нас уже копают и вскоре в Могилеве появится группа сотрудников спецслужб, наделенная особыми полномочиями, я не сомневался. И то, как капитан Чистяков из Могилевского управления НКВД основательно рыл носом и носился по лесу вокруг села Вильницы, наводило на размышления о том, что надо больше думать, прежде чем действовать. Что точка «выхода» посещалась, я сразу узнал. Мне хватило ума высоко на дереве спрятать видеокамеру и малогабаритный видеорегистратор, настроенный на запись по движению. Поэтому надо было провести какую-нибудь отвлекающую акцию, чтоб они тут поменьше крутились.

За ужином Марина поразила меня простым по сути вопросом, которым я как-то не додумался озаботиться:

— Сережа, а почему портал именно здесь выходит, а не в Сибири или в Африке, и что будет, если установку передвинуть, ну, допустим, на верхний ярус бункера?

Я надолго задумался. В принципе, установка настроена, но разбирать ее часа полтора, перенастройка на канал — это еще часа два. Время для опыта есть. Особенно, если настроенные установки сохраняются с учетом привязки к определенному месту, к его гравитационным и электромагнитным параметрам. То, что сегодня вечером передадут в сводке про капитана Пронина, я весьма сомневался, они там еще дня два будут думать, поэтому надо попробовать. Еще одна причина состоит в том, что нужно отследить, как и куда будет перемещаться портал при изменении географических координат входа.

Для этого есть ряд причин. Первая и основная — ресурсы бункера подходят к концу. Здоровье детей, безвылазно сидящих в бункере, да и взрослых, начало волновать Марину, и для этого имелись основания.

По нашим прикидкам — у нас не более года, потом процессы станут необратимыми. Выход на поверхность исключен — уровень радиации таков, что не оставляет шансов на выживание. Попытка переселиться в 1941 год не менее опасна — территория Могилевской области в течение месяца будет оккупирована немцами, и даже если спустить об этом информацию советскому командованию, то, по моему глубокому убеждению, мало поможет. Вермахт на пике силы, и сейчас Красная Армия может его только потрепать, но не разбить и остановить. Слишком уж разные весовые категории.

Так что мне остается два вида действия — играть в шпионо-информационные игры с элементами догонялок с НКВД и работать по модернизации установки, пытаясь сместить либо время, либо место выхода.

Здоровый скептицизм и обычная человеческая лень позволили не заниматься глупой работой и все заново продумать.

Для начала нужно как-то отметить нынешнее место высадки. Для этого пришлось раскопать поисковый запросный маяк, который в нашей банковской практике использовался, когда мы водили по городу машину одного из сотрудников банка, подозреваемого в сливе информации мошенникам для получения кредитов. Он передавал импульсный радиосигнал по радиокоманде. Работал в пределах шести-восьми километров, но и так хорошо. Пришлось снова включить машину и шагнуть в 1941 год. Там, на дереве, я сделал тайник, куда спрятал маяк и простые электронные часы, которые отсчитывали еще и дату. Так что, в случае смещения по времени, я смогу определить, куда и как.

Была гипотеза, что это параллельный мир, и тогда я здесь ничего не должен найти. Что ж, проверим. Конечно, разбирать машину и перемещать ее наверх я не стал. Просто лень было, да и параметры такого смещения будет трудно просчитать. По совету просто подвинул машину вправо на полметра, предварительно отметив на полу первичное местоположение установки. Снова часа два перенастраивал — настройка безбожно сбилась.

Найдя наконец-то канал и настроившись на него, решил провести опять все основные мероприятия по разведке. Маринка, которую пришлось поднимать с постели, конечно, поворчала, но стала помогать. Тут и Светлана подтянулась, как же без нее.

Пока девушки занимались проверочными мероприятиями, я, убедившись, что там нормальная атмосфера, решил провести прыжок для разведки. Но предварительно выкинул через портал видеокамеру для проверки и увидел открытое ночное поле. Выкинув антенну, просканировал радиодиапазон. Судя по передачам — тот же 1941 год. Осталось выяснить местоположение для первичной оценки смещения.

Пришлось снова облачаться и вооружаться как для разведки. Высадившись, я сразу спрятался в высокой траве. На поверку это оказалось поле, засеянное пшеницей. Осмотревшись и послушав ночь, я начал двигаться. Попробовав вызвать радиомаяк, ответа не получил — значит, либо его нет в этой реальности, либо он находится далеко. Нос сразу учуял человеческое жилье. Оставив в месте высадки еще один маяк и чуть прикопав его, я аккуратно двинулся в сторону жилья, стараясь сильно не мять пшеницу, чтобы не оставлять следов. Минут через десять я мог нормально рассмотреть поселок. Света почти не было, но прибор ночного видения давал неплохую картинку поселка. Очень похоже на Вильницы, что возле первого портала, но и различается размером. Надо получить информацию. Приближаться слишком близко к селу тоже нехорошо — собаки сразу учуют и начнут лаять на всю деревню. Пришлось обходить деревню по дуге, исследуя ее топографию. Может, чего интересного и найду. Через полчаса, невдалеке от небольшого перелеска наткнулся на добротный сарай, стоящий отдельно от деревни. Уже собирался пройти мимо, как услышал приглушенные голоса. Неужели снова диверсанты? Жена не поверит и решит, что я опять поохотиться вышел, и устроит на целый вечер лесопилку на дому, точнее в бункере.

Приблизившись к сараю, через широкую щель аккуратно заглянул туда. Немного понаблюдав, чуть не упал от хохота. Какой-то паренек соблазнял девчонку, мотивируя это тем, что сейчас война и он скоро уходит на фронт. А девушка ломалась и обещала ждать только его одного. Просидел возле сарая минут двадцать и стойко сдерживал смех, наблюдая за действиями парочки, вовсю сочувствуя пареньку. Но пока ему удалось добиться только пары расстегнутых пуговиц на блузке. Но время дорого и надо получить информацию. Откинув накидку маскхалата и сняв прибор ночного видения, я надел на голову фуражку офицера НКВД. И, уже не таясь, подошел к входу в сарай. Потом, резко открыв дверь, включил фонарик и направил его на парочку.

— Стоять, НКВД. Кто дернется, стреляю без предупреждения!

Девчонка, пискнув, спряталась за спину белобрысого паренька. А тот замер, боясь пошевелиться, и завороженно уставился на ствол автомата. Но, видимо, девчонка оказалось психологически устойчивей, быстро пришла в себя и затараторила:

— Товарищ командир, не стреляйте, мы свои, советские. Меня Настя зовут, а это мой жених Николка, его завтра на войну отправляют, последний вечер.

— Ладно, верю, не похожи вы на немецких диверсантов. Да и мы тут за вами уже минут двадцать наблюдаем. Думали, немецкие парашютисты спрятались.

При этих словах девчонка засмущалась. А парень, наконец-то придя в себя, уже осмысленно вслушивался в разговор.

— Вы тут давно шушукаетесь. Ничего особого не замечали? Там людей непонятных или, может, кто из односельчан себя странно вести стал, радуется временным поражениям Красной Армии?

— Нет, все готовы Родину защищать, — снова затараторила девчонка, ткнув локотком своего ненаглядного, чтобы поучаствовал в разговоре.

— Хорошо. Напомните мне, что это за село, не Вильницы ли случаем, а то, кажется, не в ту степь забрели.

— Нет, это Запрудье, до Вильницев километров двадцать будет, — сказал уже паренек и начал странно коситься на мой маскировочный костюм «Кикимора».

Поняв, что он подумал, я решил сразу пресечь ненужные мыслишки у парня.

— Ты, парнишка, глазками не зыркай, был бы я немцем, то не разговаривал бы с тобой, а сразу уничтожил и пошел дальше. А мы, наоборот, шатаемся тут по ночам, чтоб вы в тылу смогли нормально жить, вон, по сараям невест тискать. Ладно, недосуг мне с вами тут говорить. — И, обращаясь к воображаемому отряду, прикрикнул в темноту: — Сержант, все, уходим. Это просто дети.

И повернулся уходить. Потом что-то подтолкнуло, повернулся обратно и сказал девчонке, смотря прямо в глаза. Мне их действительно было жалко — сколько таких молодых погибло, не долюбив, не почувствовав…

— Девочка, будь с ним поласковее, война будет тяжелая, знаешь, сколько их таких молодых не вернется. Они ж мальчишки. Сама потом жалеть будешь.

И, повернувшись, скользнул в темноту.

Отойдя метров на триста, я снова облачился для движения в темноте, сверился с картой и компасом и пошел в сторону деревни Вильницы. Связался с базой по радиостанции, объяснил ситуацию. Мне еще всю ночь топать.

Приходилось перемещаться достаточно быстро. Двадцать километров по ночи, считай по вражеской территории, нелегкое дело. Приходилось то бежать, то останавливаться и прислушиваться. Через два часа движения я наконец-то получил ответ от оставленного возле первого портала маяка. Ну что ж, гипотеза о параллельных мирах не подтвердилась. Во всяком случае, пока я пользуюсь одним и тем же пробойным каналом. А значит, все еще разгуливаю по одному и тому же миру, только вот в каком он отношении относительного нашего мира еще предстоит выяснять. Или он параллельный, и канал их жестко связывает, так что время и тут, и там течет с одинаковой скоростью. Или это одна и та же историческая последовательность. Но вот то, что за счет перемещения установки можно менять координаты выброски — это очень хорошо. А то место выхода первого портала уже засвечено.

Рассуждая на такие темы, я приблизился к знакомому уже лесу, не забывая оглядываться по сторонам. Благодаря этому удалось вовремя увидеть движение на лесной грунтовке. Да что ж это такое, неужели опять диверсанты! Такое впечатление, что они под каждым кустом сидят. Но, посмотрев и понаблюдав, пришлось пересмотреть свое мнение. Пропустив мимо себя троих вооруженных винтовками красноармейцев, я увидел длинную полковую колонну пехоты. В конце, на конной тяге двигались восемь сорокапяток, таких, какие я видел на фотографиях и в кино.

Вот теперь понятно, пехота идет к фронту, по ночам. Правильно, а то не хватало, чтоб их на марше немецкая авиация расчихвостила. Удачи вам, ребята. Я обещаю, что постараюсь вам помочь. Мы ж с вами солдаты одной страны.

Дальше путь был таким же, как и обычно. Выйдя на заветную полянку, я нашел свой тайник с прибором и часами. Сравнил показания часов со своими, эталонными. Разницы практически никакой. На всякий случай достал блокнот, написал очень неприличное слово, вырвал страничку и спрятал в тайнике, а всю электронику забрал с собой.

Рассвет застал меня на марше, недалеко от Запрудья. Заметив там непонятное шевеление, я ускорил движение к месту портала. Уже подходя к точке выброски, я увидел интересную вещь, которая впоследствии должна пригодиться. К селу подходили телефонные провода. Это может помочь. В уме уже появился интересный план, как можно немного поиграть с НКВД, чтоб нюх не теряли. Мало вы, ребята, смотрели фильмов про телефонных террористов.

А наутро я попробую вернуть установку в первое положение и проверю, выбросит ли меня портал на то самое место, где я высадился в первый раз в этом мире.

Глава 7

До обеда я отсыпался после ночных приключений и, проснувшись, намечал план действий на ближайшее время. Чувствуя некоторое раздражение моей второй половины, пришлось выдержать некоторый напор упреков про свою глупость, желание рисковать и т. д. Основной аргумент состоял в том, что в Крыму я постоянно рисковал головой, хотя мог и отсидеться в бункере, и Витька, и ребята были бы живы, и здесь я рискую оставить ее вдовой. Никакие аргументы не принимались по определению. Женская психология. Тут ничего не поделаешь.

После обеда произошло интересное, но немного неприятное событие. Решив попытаться уйти подальше от зоны боевых действий, я передвинул установку к самой стене, по смещению это было около полутора метров, и попытался ее настроить. Хорошо, что как технически грамотный человек я додумался в цепи питания поставить предохранители. Перегрузка установки была мгновенной, дальше — выход из строя и вырубание всех предохранителей. По зрелому размышлению — установка не любит, когда рядом находятся материальные объекты. Поэтому, поработав немного перфоратором, лопатой и тачкой, углубил стену. Но все равно, результат тот же. Попробовал передвинуть установку к противоположной стене. Опять тот же результат. Намучившись, решил попробовать запуск установки на расстоянии семидесяти сантиметров от точки первичного входа. Установка заработала, но при этом силовые показатели оказались превышены на двадцать процентов. Увеличивая расстояние, удалось отметить точку нестабильной работы, что-то около девяноста восьми сантиметров. По зрелому размышлению получалось, что установка производит нечто вроде энергетического отводка от главного канала, и он имеет некие параметры, и при смещении на расстояние больше некоторой величины мы просто выходим за границы этого отростка.

Перенастроив установку на старые параметры, сходил на ту сторону и убедился в наличии своей записки. Теперь некоторые вещи становятся более понятными. По моим прикидкам сегодня вечером в сводке должна фигурировать кодовая фраза насчет капитана Пронина. Значит, в Могилеве меня уже ждут спецы из Москвы.

Как компромиссный вариант, я передвинул установку не на полметра от первоначального положения, а сантиметров на сорок, и опять принялся за настройку. Процесс был уже отлажен и занял намного меньше времени.

Необходимо было найти точку выхода возле деревни Запрудье, но желательно в лесу, чтобы скрыть факт высадки. В первый раз не получилось, и, ворочая здоровую махину аппарата, я наконец-то додумался поставить его на небольшие рельсы или полозья, чтобы процесс поиска нужной точки был упрощен. Но это будет не сегодня. Надо подготовиться к передаче очередного конверта с информацией и маленького подарка.

На всякий случай попросил Марину, взяв использованные шприцы-тюбики от противошоковых средств из армейских аптечек, изготовить несколько со снотворным максимально быстрого действия.

Учитывая, что на то время в таких районах не было телефонных станций, которые поддерживали механизм автоматического набора номера, а использовались коммутаторы с дежурными операторами, то решил не мудрствовать лукаво — просто подсоединиться к линии. Оборудование для этого, к счастью, было.

Рассматривая варианты возможного развития событий, я все больше приходил к выводу, что в одиночку не справлюсь. Минимум необходима информационно-наблюдательная поддержка, максимум — огневая. Ни на кого, кроме моей супруги и Марины, положиться было нельзя. Выбор был простой: Марина — медик, Светлана, хоть и не боевой, но все-таки офицер, да и стреляет неплохо. Так что, с данного момента придется планировать операции с ее участием. Кстати, она об этом уже не раз намекала.

Форма и снаряжение для нее есть, у меня даже где-то был припасен маскировочный костюм «Леший» небольшого размера. Оставалось только подобрать соответствующее оружие. Желательно что-то снайперского типа, но с небольшой энергетикой, учитывая женскую комплекцию. Обычная снайперская винтовка СВД тяжеловата и громоздка для женщины. СВУ тоже выполнена под винтовочный патрон, и отдача немаленькая. Когда я пробивался к бункеру, у меня в машине оставалась ВСС — «винторез», которой пользовалась наша снайпер Катерина. Винтовка как раз под мою Светлану. Единственная проблема, что патронов к ней не больше сотни, а там идут специальные девятимиллиметровые. В затяжные конфликты вступать не будем, и с сотней патронов отстреляемся.

Разработав операцию и обговорив все детали, приступили к подготовке и экипировке. Ближе к вечеру были готовы, посидели на дорожку и двинулись. Марина по заведенной традиции приготовила перевязочные материалы и нашу мини-операционную.

Выйдя к грунтовой дороге, провели рекогносцировку будущего места контакта. Перед нами раскрылось большое поле, засеянное пшеницей, а с другой стороны дороги — кустарник, переходящий в лес. Еще одним важным моментом, который заставил меня обратить внимание на этот участок, были телеграфные столбы, по которым протянута телефонная линия до Запрудья.

С большим трудом забравшись на телеграфный столб, я подключился к линии своей телефонной трубкой, спустил вниз провод и замаскировал его. То, что придется залезать, раздражало больше всего — с детства ненавидел лазать по деревьям. При этом Светлана ушла подальше в поле и контролировала дорогу в обе стороны на сто пятьдесят метров.

Когда все было налажено, я приступил к действию. Включив трубку, вызвал коммутатор.

— Город.

— Город, дежурного по НКВД, пожалуйста.

— Соединяю.

Через некоторое время раздался щелчок, и уже бодрый мужской голос ответил:

— Дежурный по управлению, сержант Голованюк.

Я сам-то был человек военный, так что представился как положено:

— Лейтенант Зимин, главное управление госбезопасности. Мне нужен или Чистяков, или Пилипенко.

— Есть Чистяков, сейчас позову.

Недостаточно плотно прикрыв трубку, сержант заорал:

— Семен, позови Чистякова, тут его к телефону требуют.

Прошла пара минут, и усталый голос ответил:

— Капитан Чистяков, слушаю.

— Николай Максимович, здравствуйте. Это Зимин. Наверно, помните меня. Вы недавно с таким интересом рассматривали мои следы возле села Вильницы.

Небольшая пауза. Похоже, капитан думал, как повести разговор. И заговорил уже другим голосом.

— Да, я вас слушаю.

— Николай Максимович, надо бы встретиться, пообщаться. Так сказать, с глазу на глаз. Я думаю, москвичи еще в дороге и вас уже известили. Скорее всего, это будут орлы из центрального аппарата, но ситуация такова, что хотелось бы с вами пообщаться на предмет оказания помощи в будущей обороне Могилева и его окрестностей. Остальное не по телефону.

— Да, я вас понимаю. Где и как? Я сейчас не могу.

— Николай Максимович, я же прекрасно знаю, что вы сейчас хотите получить санкцию на встречу у Пилипенко и подготовиться. Но у нас мало времени. Поверьте, это в ваших интересах. Я для вас никакой угрозы не представляю, наоборот, хочу помочь. Интерес со стороны Москвы тому доказательство.

— Хорошо, что делать?

— Езжайте в сторону Запрудного. Возле телеграфного столба, на котором будет красная метка, остановитесь и зайдите в лес. Там и поговорим. И еще просьба — не делайте глупостей типа попытки силового захвата — и людей погубите, и неприятностей наживете. Все, жду вас через час.

И отключился. Фух. Трудновато было корчить из себя такого крутого.

— Стрелок, это Феникс. Разговор закончили — ждем гостей.

— Феникс, это Стрелок, вас понял.

Вот так вот, обменявшись репликами с женой по рации, стали дожидаться гостей. Пока было время, я решил обезопасить себя по флангам и тылу, расставив сигнальные мины, и на путях возможного отхода пару МОН-50 с натяжными взрывателями. В случае погони буду рубить хвосты, заведя преследователей на мины.

После этого прошло чуть больше часа, пока не подъехала эмка, и из нее вышел сам Чистяков. В машине остались два бойца НКВД и водитель. Если жена молчит, значит, особых сюрпризов нет.

Пока Чистяков, как носорог, пробирался через кустарник, я старался осторожно следовать за ним. Это не представляло особого труда. Пройдя вглубь метров пятьдесят, он остановился и стал оглядываться по сторонам.

— Николай Максимович, добрый вечер, — проговорил я вполголоса.

Он резко повернулся на голос и чуть не упал. Перед ним стоял леший, натуральный леший. Так выглядит человек в костюме «Кикимора», дополнительно украшенном ветками и травой.

— Николай Максимович, не пугайтесь, это всего лишь маскировочный костюм.

Он взял себя в руки и уже спокойно ответил:

— Добрый вечер, товарищ лейтенант.

— Вы меня очень обяжете, если не будете дергаться за пистолетом в кобуре и особенно за тем, что у вас спрятан за голенищем сапога. Ну, ни к чему это.

Тут Светлана вышла на связь. Через гарнитуру я услышал:

— Феникс, это Стрелок, из машины вышли двое, собираются идти в вашу сторону.

— Понял, Стрелок.

Чистяков удивился, но я ему пояснил:

— Николай Максимович, скажите вашим людям, чтоб они сели в машину. Иначе они пострадают.

Тот посмотрел на меня несколько удивленно и в то же время зло, но взял себя в руки и крикнул:

— Демин, Сорокин, вернитесь в машину.

Дождавшись подтверждения от наблюдателя, я продолжил:

— Николай Максимович, так получилось, что наше подразделение обладает определенными сведениями относительно будущего наступления немцев на смоленском направлении и какими силами и где будут атаковать Могилев. Уж поверьте, это очень тяжелая ноша знать такие вещи, и в особенности, что ожидает город. Вот в этом конверте изложена диспозиция, численный состав и оперативно-тактические планы немецкого командования. И еще. Завтра утром город ожидает массированный авианалет, в основном на вокзал, где стоят несколько санитарных поездов, и на центр города. Жертвы будут большие. Потрудитесь подготовиться.

Я протянул ему конверт с распечатками аналитической сборки по началу Могилевского сражения. И от себя добавил:

— Немцами командует талантливый генерал Гейнц Гудериан. Противник очень опасный, любитель танковых прорывов и окружений. А теперь позвольте распрощаться. По идее, сегодня должны приехать орлы Меркулова. Передайте, что я позвоню и так же договорюсь о встрече. До свидания.

Чистяков взял конверт, кивнув, пошел к своей машине. Мы же дождались, когда она скроется из виду, для приличия еще полчасика посмотрели за дорогой, под моим прикрытием Светлана перебежала в лес, и уже вдвоем мы отправились к порталу.

Глава 8

Тем же вечером, по настоянию Чистякова и при поддержке приехавшего из Москвы старшего майора ГБ Киселева, срочно была расчищена железнодорожная станция и к городу были стянуты дополнительные средства ПВО.

Этому предшествовал долгий разговор с майором Пилипенко и капитаном Чистяковым.

Поначалу Киселев думал сразу отстранить руководство Могилевского НКВД от работы по делу Странника, соблюдая все меры режима секретности, но Странник сделал свой шаг. Еще удивило то, что Странник уже знает ведомственную принадлежность контактной группы. Это говорит об очень высокой информированности о внутренних делах в сфере госбезопасности, что наводило на неприятные мысли. Информированность по немецким вопросам тоже наводила на размышления. В комплексе это все давало странную картину того, что есть третья или даже четвертая сила, которая информирована по нынешним событиям намного лучше, чем даже сами участники событий. И личность курьера тоже вызывала ряд вопросов. В общем, все было туманно. Но реальная польза от этих странных людей уже была. Изначально возникла мысль, что это одиночка, хорошо подготовленный и информированный, но, как оказалось, он минимум работает в паре. Анализ обстоятельств контакта курьера с капитаном Чистяковым весьма заинтересовал Киселева. Уровень профессионализма курьера вызывал уважение.

Пока только Киселев получил команду разобраться в источнике информации, что за группа лиц скрывается под псевдонимом «Странник», и обеспечить канал бесперебойной передачи сведений, имеющих стратегическое значение, в случае доказательства их достоверности.

То, что Странник передал через Чистякова, является серьезным шагом, и сейчас армейская, агентурная и радиоразведка занимаются проверкой полученных сведений. Но уже по первичным прикидкам данные достоверны.

Поздно ночью шифрограмма с докладом пошла в Москву.

Той же ночью старший майор госбезопасности в сопровождении охраны срочно выехал в штаб 61-го стрелкового корпуса, который, согласно полученным документам, должен попасть под удар немецкой группировки.

Массированный удар немецких бомбардировщиков, нацеленный на транспортный узел Могилева, оказался не настолько результативным, как в реальной истории, и было сбито три бомбардировщика.

И тут Странник не обманул.

Кто же все-таки этот Странник? Чистяков стоял возле окна, смотрел на клубы дыма в районе вокзала и думал, что было бы, если бы там оказались эшелоны с техникой, войсками и ранеными. Уже за одно это можно было Зимину многое простить.

Встреча в лесу его поразила. Сам, будучи далеко не новичком, Николай Максимович увидел перед собой профессионала. И то, что одним человеком уничтожена группа диверсантов, теперь его не удивляло. Похоже, Киселев не все говорит, но так и должно быть. Еще один вопрос, который его волновал, — почему эта группа работает только в окрестностях Могилева, а не переместится к той же Москве. Но это, видимо, уже не его уровень.

Часа через два, когда Киселев вернулся из штаба 61-го стрелкового корпуса и успел побывать у командира 172-й стрелковой дивизии, которая непосредственно должна оборонять Могилев, генерал-майора Романова, он поделился с ним своими мыслями, ожидая насмешек. Но старший майор не стал смеяться, а только кивнул головой и сказал:

— Я тоже об этом думал. Есть мысли по этому поводу, но пока все на уровне предположений.

Судя по полученным документам, их ожидает тяжелая битва. Чистяков верил в Странника как в нечто сверхъестественное, и это его пугало. Что еще он плохого приготовил? Он видел, как вокруг города тысячи жителей города и близлежащих сел рыли укрепления, противотанковые рвы. С каким энтузиазмом это все делалось. Люди верят и надеются на победу.

От тягостных мыслей его оторвал телефонный звонок.

— Чистяков, слушаю.

— Товарищ капитан, вас спрашивает лейтенант Зимин.

Он вздохнул, кивнув, сказал:

— Соединяй.

Раздался щелчок, и он услышал уже знакомый усталый голос:

— Николай Максимович, добрый день.

— Для кого добрый, а для кого и нет, — пошутил Чистяков.

В трубке раздался вздох.

— Да, тут я согласен, дела не ахти, а точнее еще хуже. Вернемся к делу. Ситуация очень серьезная. Мне нужен выход на представителя Москвы.

— Где встреча?

— По той же дороге, теперь место отмечено двумя красными метками. Я не знаю, насколько москвичи адекватны, но попросите их не делать глупостей, не тот момент, и ситуация изменилась. Через час. Время пошло.

— Хорошо. Я передам.

Через час на том самом месте снова стояла эмка начальника управления Могилевского НКВД. Старший майор ГБ Киселев углубился в лес. Но, в отличие от Чистякова, он не был простым розыскником, а имел большой опыт полевой работы — и в Испании отметился, и в Финляндии. Потому-то его и послал Меркулов. Он почувствовал сзади движение, и почти сразу оружие уперлось ему в затылок.

— Стойте на месте, товарищ старший майор. Это просто мера предосторожности. Руки за голову. Встаньте на колени. Носки вовнутрь.

Он послушно выполнил требования. Я его быстро обыскал. Вроде все нормально.

— Можете сесть.

Он повернулся, посмотрел на меня, оглядев с головы до ног, и весело сказал:

— Москва передает вам большое спасибо.

Я его понимаю. Маскхалат вещь смешная.

— Да не за что. Это только начало. Если не начнете глупить и делать попытки захватить источник информации, вы получите очень много интересного. Да, еще вот, видите этот пружинный выключатель?

Я ему показал на выключатель-кнопку у меня в руке.

— Он идет к электровзрывателю нескольких толовых шашек у меня на груди. При попытке захвата, я подорвусь. Но после этого отсюда никто живой не уйдет.

— Это лишнее.

— Не уверен. Когда на карте стоят вопросы глобальной безопасности, действуют другие, безжалостные правила, и это вы не хуже меня знаете.

— Хорошо, вы меня убедили. Как мне вас называть? Не лейтенант же Зимин.

— Почему бы и нет. Называйте Сергей Иванович Зимин. Пока для идентификации этогодостаточно.

— Это имя, наверно, было в тех документах, которые вы изъяли у убитых диверсантов. Может, будем пользоваться реальными именами?

— Как вас по имени-отчеству?

— Георгий Дмитриевич.

— Так вот, Георгий Дмитриевич, давайте опустим эти попытки подловить на слове. Говорить, используя еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос, я могу часами. Но время дорого. Вам еще придется изучить ту информацию, которую я вам передам, составить донесение в Москву, а это время. Через два дня начнутся тяжелые бои за Могилев, и если не получится отбить немцев, в чем я очень сомневаюсь, и для этого есть основания, нам придется менять операционную базу. И уходить в другой район. Я догадываюсь о вашем вопросе, почему именно Могилев. Рассказываю. По нашим данным в районе Могилева пройдут тяжелые бои, которые принесут огромные потери обеим сторонам. Но, учитывая качество командования, подготовку и оснащение личного состава частей, обороняющих город, мы считаем, что город будет взят, даже возможно окружение в городе крупной группы советских войск, которые впоследствии будут уничтожены. Но ценой этих потерь немцы будут задержаны на две недели. После чего Гудериан двинется на Смоленск, где опять нанесет нам поражение. Мы хотим избежать такого сценария развития событий и помочь. Пока только информационно, но при развитии ситуации по указанному сценарию вмешаться в события путем точечных ударов. Мы ждем от вас содействия, а не противодействия.

Киселев сидел, опустив голову, и внимательно слушал. Потом резко поднял голову и спросил:

— Кто вы такие, чтобы рассуждать о таких вещах или что-то требовать?

— Извините, этот вопрос не в вашей компетенции. Георгий Дмитриевич, давайте не углубляться в высокие материи. Примем как данность наши с вами отношения и приступим к конструктивному диалогу. Мы для вас подготовили весьма важную информацию, и она должна быть максимально быстро доставлена в Москву. О том, кто мы такие и откуда, оставим вопрос открытым. Вы можете верить или не верить, это ваши проблемы. В данный момент главное, что наше сотрудничество приносит пользу государству и народу, а все остальное вторично. Под столбом, возле которого стоит машина, закопан пакет с посылкой. Дальше пусть разбираются специалисты. — Выдержав небольшую паузу, я продолжил: — В течение суток вам будет передан новый конверт с информацией, но у нас есть еще пара дней, пока бои под Могилевом не перейдут в активную фазу, тогда уже будет трудно встретиться. Вот здесь, на всякий случай, есть резервный канал связи. — Я протянул ему конверт. — Будем использовать для контакта радиоузел связи 61-го стрелкового корпуса или 13-й армии. При необходимости я туда отправлю зашифрованную дополнительную информацию. Все, до свидания. — И протянул ему руку.

Киселев, посмотрев сквозь прорези маскхалата мне в глаза, пожал ее чисто по-мужски, жестко. Сильный человек, не зря его Меркулов выбрал. Потом он повернулся и пошел к дороге.

Я решил на всякий случай его проконтролировать.

— Стрелок, это Феникс. Что там гости?

— Копаются у столба, достают твою посылку.

— Движения на периферии не наблюдается?

— Нет, пока все тихо.

— Ждем их отъезда и уходим. Что радиосканер? Рядом никто по радио не задействовал?

— Нет, стандартный фон.

— Хорошо, ждем и отходим.

Уже подходя к порталу, я сказал, что прекращаем такие вот хождения, фронт рядом, и все дороги будут забиты беженцами и соответственно постоянно подвергаться бомбежке. Если честно, то я удивлен, что пока не видел немецкой фронтовой авиации, наверно, они больше по отступающим частям работают и по оборонительным линиям возле Могилева.

Уже на месте, в бункере, Светлана спросила:

— Сережа, а что ты им там такое тяжелое подсунул?

— Да у меня на складе завалялся ППС-43, помнишь, я тебе рассказывал, как мы недалеко от Мангупа, это под Бахчисараем, с татарами лоб в лоб столкнулись. Они на джипах были, а мы на броне. Вот с одного мертвяка я эту экзотику и взял. А аппарат хороший, как раз для войны, он получше ППШ будет, легче, технологичней. Пусть лучше его штампуют. Тем более его с сорок третьего официально на вооружение приняли. А так передал ту информацию, которую вы с Маринкой накопали, плюс еще некоторые рекомендации по реорганизации армии и оперативную обстановку на фронтах с раскладкой сил и ударов.

Глава 9

После встречи с курьером и получения груза Киселев срочно отправился в Могилев для написания отчета о встрече и отправки посылки в Москву. Специально для этого в окрестностях города, на военном аэродроме в Луполово ожидал самолет. Отправлять его днем было опасно, потому что в воздухе уже господствовала немецкая авиация.

Имея особые полномочия от руководства, Киселев вскрыл пакет и посылку. В посылке оказалось оружие, полностью металлический, простой и грубовато сделанный пистолет-пулемет. Прочитав сопроводительное письмо к оружию, он несколько раз усмехнулся. Что ж, очень интересно. Получается, что такое оружие можно собирать чуть ли не в домашних условиях.

Ознакомившись с остальными документами, он надолго задумался. Приводились данные по реорганизации артиллерии, танковых частей, исходя из анализа действия моторизованных и танковых частей Вермахта и неудач РККА.

Так же детально описывались недостатки танка Т-34, КВ-1, КВ-2 и давались рекомендации по модернизации. Особенно указывалось на унификацию запасных частей для танков, произведенных разными заводами.

Отдельно лежали материалы по противотанковым системам. Рекомендации по созданию ИПТАП (истребительно-противотанковый артиллерийский полк), противотанковым ружьям и новым кумулятивным боеприпасам, которые были способны прожигать броню, что активно использовал Вермахт. Очень заинтересовало описание новой немецкой разработки — фаустпатрона. Ручного устройства для поражения танков.

Ценность информации была огромной, и ее необходимо срочно доставить в Москву.

Написав полный доклад об обстоятельствах встречи с курьером и своих выводах, Киселев в сопровождении охраны выехал на аэродром.

В это время ситуация на фронте становилась угрожающей. Даже имея информацию от Странника о действиях немецких войск, сил отбить удары не хватало. В направлении Смоленска наступала 2-я танковая группа генерал-полковника Гейнца Гудериана.

Пятого июля произошли первые столкновения частей 13-й стрелковой армии с передовыми подразделениями 46-го моторизованного корпуса, входящего в состав 2-й танковой группы, наступающего в направлении Могилева. Также в состав 2-й танковой группы входили 47-й и 24-й механизированные корпусы. 47-й наступал севернее Могилева, а 24-й южнее. В течение недели, в упорных боях немцы оттесняли наши войска за Днепр. Десятого-одиннадцатого июля началось форсирование Днепра. Попытки уничтожить немецкие плацдармы не увенчались успехом. Положение 13-го армейского корпуса и остатков 20-го механизированного корпуса, отступивших к Могилеву, становилось опасным. Создавалась угроза окружения крупной группировки советских войск. На фоне этого происходили яростные воздушные бои, но превосходство немецкой авиации в количественном и качественном отношении помогло ей захватить господство в воздухе, что позволило наносить огромные потери нашим войскам еще до соприкосновения с пехотными и моторизованными дивизиями Вермахта. Постоянные и массированные бомбардировки особенно ощущались на транспортных коммуникациях в ближних тылах действующей армии, что существенно усложняло положение с продуктами, горючим и боеприпасами. Дороги, забитые беженцами, мешавшими передвижению войск, становились любимыми целями немецких пилотов.

С большим трудом удалось устроить еще одну встречу с Киселевым, на которой ему были переданы материалы по технологии производства кирзы — как окажется, после разгрома 1941 года и захвата основных складов, в РККА остро стала ощущаться потребность в обуви.

Также переданы рекомендации по организации партизанского движения, данные по немецким ягдкомандам и способам противодействия и информация о вступлении японцев в войну и их планах нападения на Перл-Харбор в декабре 1941-го. Мы долго делали выборку по материалам, чтобы хоть как-то помочь, но при этом соблюсти историческую последовательность. Ведь уж слишком революционные данные могут привести к недоразумениям.

После того как немецкие войска форсировали Днепр, наши походы стали небезопасными. Попытка 14 июля связаться с Киселевым не увенчалась успехом, видимо, коммутатор в Могилеве был разбит во время бомбардировки. Связавшись с помощью радиостанции со штабом 61-го стрелкового корпуса, передал запрос Киселеву на встречу. На тот момент я уже предполагал, что это последняя встреча в таком режиме.

Вопрос был очень серьезным. Несмотря на наше информационное вмешательство, исторические события развивались в той же последовательности, как мы знали в нашем мире. Ну, разве что потери от авианалета 2 июля на Могилев были на несколько порядков меньше, чем в реальной истории.

Сейчас я нес пакет с более серьезными сведениями, при основательном анализе которых вполне можно заподозрить в Страннике людей из другого времени. Но нам нужно было срочно добиться изменения истории и установить плотные отношения с руководством страны, чтобы покинуть умирающий мир в нашем времени. Из-за того, что порталы были почти постоянно включены, энергетические запасы бункера сократились в разы. И продержаться в нем в долгосрочной перспективе уже не было возможности.

Пришлось долго готовиться к этому выходу. Я понимал, что это уже серьезная боевая операция и столкновение с немцами неизбежно. Фактически финальный выход. С женщинами договорились о порядке связи и включения портала, на случай если я не вернусь к крайнему контрольному сроку. И что делать, если я совсем не вернусь. Такой исход, конечно, всех не устраивал. Но у меня была идея в свое время пощипать немцев на предмет горючего, в котором бункер ощущал не сильный, но уже дефицит. Была, правда, пара резервных вариантов, которые я не стал раскрывать заранее, чтобы не выслушивать упреков и не видеть слез.

Вот таким образом я, обвешанный оружием, кинулся помогать нашим бойцам, напоровшимся на немецкую мобильную разведку.

Глава 10

В Москве Берия, получив и проанализировав последнюю посылку, наконец-то решился пойти с докладом к Сталину. Информация была слишком серьезная. Последнее сообщение из Могилева гласило, что Странник вышел на связь через узел связи 61-го стрелкового корпуса с сообщением об очень важной информации. Это было очень хорошо. Одно описание шифровальной машины «Энигма» и рекомендации по дешифровке сообщений вызывали радостное ликование грозного наркома.

Но в этих сообщениях что ни лист, то государственная тайна или открытие. Кто же они, эти Странники? Киселев, человек Меркулова, посланный для работы с курьером, утверждал, что Странник — это один человек, скрывающийся под псевдонимом лейтенанта ГУГБ НКВД Зимина. Но Лаврентий Павлович не верил в это: не может один человек собирать, анализировать и выдавать такую точную и важную информацию. Значит, это организация, которая пока на их стороне. Вроде как свои цели и задачи они определили, но такая уж работа у наркома внутренних дел — не верить.

Аналитики утверждают, что анализы, приводимые в сводках Странника, говорят о великолепной осведомленности о состоянии, численности и практике применения не только Вермахта, но и РККА, что свидетельствует о разветвленной сети в структуре военной разведки, ГУГБ, Народного комиссариата обороны и других министерств и ведомств. Это получается, что на его подконтрольной территории долгое время функционирует глубоко законспирированная разведывательная сеть неизвестной принадлежности. Причем сеть эта раскинулась не только на Советский Союз, но и на Германию, а по отдельным оговоркам и на территории Британии, США, Японии. Но в наше время такое нереально. Где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь ошибется и выдаст себя. Накрутив аналитиков произвести поиск информации по косвенным признакам существования такой вот разветвленной сети, он занялся текущими вопросами.

Но мысли о Странниках не давали ему успокоиться и время от времени отвлекали. Практически вся информация, советы, рекомендации давались на злобу дня, применительно к нынешнему тяжелому положению. Один только дешевый и простой в использовании и производстве автомат вызвал восхищение у специалистов. Причем для его производства не нужно проводить переориентацию производств. Зато сразу решится проблема превосходства Вермахта в автоматическом оружии.

А рекомендации по созданию партизанского движения и противодействию специальным антипартизанским отрядам? Мы еще не столкнулись с такой проблемой, а нам уже дают подсказку. Значит, кто-то уже просчитывал развитие войны и возникновение партизанского движения на оккупированных землях.

Один из аналитиков предположил даже, что это путешественники во времени, как в романе английского писателя-фантаста Уэллса. Лаврентий Павлович, конечно, отмахнулся и посмеялся, но иногда мысль о живучести такой вот гипотезы его посещала. И ему становилось страшно. Страшно от того, что кто-то знает о его ошибках, о его поступках, о которых он хотел бы сам забыть и хуже того — об ошибках Хозяина. А это опасно. Но, судя по всему, Странники не хотят вредить ни ему, ни товарищу Сталину, иначе бы они выдавали информацию их противникам.

Он сам пока не определился, Странники или Странник — один человек или организация.

Сегодня вечером Лаврентий Павлович попросил Сталина принять его по очень важному вопросу и немного нервничал по этому поводу. Слишком уж вопрос был необычным. Тем более обстановка в районе Могилева резко ухудшилась и связь с Киселевым пропала.

В назначенное время он был в приемной Сталина. Минут через двадцать он был вызван.

— Здравствуй, Лаврентий.

— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

— Только что у меня были товарищ Тимошенко и товарищ Голиков. Обстановка на фронте крайне тяжелая. Мы терпим поражения, несмотря на героизм советского народа.

— Иосиф Виссарионович. Дело, по которому я пришел, как раз дает ответы на некоторые вопросы.

— Это очень интересно, вы мне опять будете рассказывать про виновных во всем генералах?

— Нет. Все серьезнее.

И в течение сорока минут Берия излагал своему Хозяину всю историю по делу «Оракул». Сталин несколько раз прерывал его и задавал уточняющие вопросы.

— И что ты думаешь по этому поводу, насколько можно доверять твоему Страннику?

— Иосиф Виссарионович, я не решался к вам прийти с этим делом, пока не перепроверил большинство информации, чтобы быть абсолютно уверенным в достоверности. Как говорят специалисты, практически все советы и рекомендации имеют смысл, основанный на глубоком анализе обстановки. Мое мнение, что на доске появился игрок, который, находясь в тени, играет на нашей стороне. Есть, конечно, более невероятные гипотезы.

— Интересно, и что за гипотезы?

— Что нам помогают пришельцы из будущего. Наши соотечественники. В одной из фраз, при разговоре с майором Киселевым, курьер сказал, что войну мы выиграем, но в течение трех-четырех лет. Учитывая нынешнее положение на фронтах, нам эта победа достанется дорогой ценой и, возможно, наши потомки решили помочь и уменьшить эти потери.

— Я тебя понял, Лаврентий. Сведения, которые принесли наши новые друзья, заставляют задуматься. Я думаю, надо план «Барбаросса» дать на рассмотрение нашим военным товарищам для выработки и корректирования наших планов отражения нападения фашистской Германии.

— Я сразу же передам информацию в Генеральный штаб, проведя предварительно определенные мероприятия, чтобы скрыть источник столь важной информации.

— А что там со Странником?

— На сегодня назначена встреча с Киселевым. Но на данный момент в связи с тяжелейшей обстановкой вокруг Могилева контакт с нашей группой потерян. Сегодня вечером туда выслана еще одна группа для подстраховки.

— Хорошо, Лаврентий, держи меня в курсе. Это очень серьезно.

— Конечно, Иосиф Виссарионович.

С этими словами Берия покинул кабинет. После этого Сталин долго рассматривал и читал документы. С выводами он пока не спешил, но идея с неизвестной сетью на территории его страны ему очень не понравилась. Лучше уж путешественники во времени. Так спокойнее.

На этом тема Странника в кабинете Хозяина на сегодня была закончена.

Глава 11

Обойдя место столкновения нашего передового отряда и немецкой разведки, я смог зайти к ним в тыл. Судя по звукам боя, немцам удалось практически полностью задавить огнем красноармейцев. На огонь пулемета и нескольких автоматов в лучшем случае в ответ бухало три-четыре винтовки.

Выглянув из зарослей, я сразу определился со своим местоположением и окинул взглядом место боя. Задом ко мне стоял известный по фильмам немецкий бронетранспортер «Ганомаг». Задние двери были открыты, и виден солдат, который активно лупил из пулемета MG-34. Возле бронетранспортера, попрятавшись в кустах, несколько немцев из автоматов и винтовок расстреливали остатки русских. Наверно, ожидали, пока группа, идущая в обход, поддержит их огнем с фланга. Ага, ждите. Эта группа уже остывает.

Сам бронетранспортер был поврежден гранатой. Перед ним на дороге горел один мотоцикл, а второй, перевернутый, лежал в кустах.

За бронетранспортером с моей стороны лежало трое раненых, и один фашист оказывал им первую помощь. Всех раненых они стащили под защиту брони.

Видимо у меня времени осталось мало, надо вмешаться. Приблизившись поближе к немцам, через кусты, чуть привстав, я приступил к простому отстрелу противника. Первая очередь прошла по санитару. Тот просто завалился на раненого. Выскочив из кустов, я подбежал ближе к бронетранспортеру, выстрелил через открытые задние двери в пулеметчика, который сразу осел и завалился на спину. Выхватив из разгрузки две гранаты, одну кинул по правому борту, другую по левому. Сам упал на землю. После взрыва побежал к БТРу, по дороге всадив три короткие очереди в лежащих раненых. Стрельба практически сразу утихла. Спрятавшись за броней, в ускоренном порядке поменял магазин и, выглянув из-за БТРа, выпустил пару очередей в немцев, которые вроде как дергались. Кажется все. Опять повезло.

Стрельба со стороны наших тоже прекратилась. Выглянув из-за бронетранспортера, крикнул:

— Не стрелять, свои.

Оттуда сразу ответили:

— Это кто там свой?

— Разведка. Я выхожу. Вы, главное, не шмальните по ошибке.

— Хорошо, выходи.

Подняв автомат над головой на вытянутой руке, осторожно вышел из-за бронетранспортера. Мне навстречу поднялся боец в каске с петлицами старшины.

— Стоять на месте, не двигаться.

— Стою, не двигаюсь. Только вы быстрее двигайтесь, сейчас основные силы немцев подойдут, а это пока разведка была.

Он подошел ко мне, с удивлением рассматривая мой маскировочный костюм «Кикимора», дополненный ветками и травой. В стороне молоденький солдат удивленно воскликнул.

— Ух ты, вот это наряд, прямо леший какой-то.

Я решил уже взять ситуацию под контроль, похоже, командиров не осталось в живых, а со временем у меня проблема.

— Старшина, представьтесь.

Тот остро глянул на меня, но представился:

— Старшина Вяткин. Второй батальон, семьсот сорок седьмого стрелкового полка, сто семьдесят второй стрелковой дивизии.

— Лейтенант госбезопасности Зимин. Глубинная разведка.

Опа, проняло. Он сразу подтянулся. Понял, что перед ним не салага.

— Значит так, старшина, это разведка семьдесят восьмой моторизованной дивизии немцев, они как раз наступают в сторону Могилева по данному направлению. Мне нужно связаться с вашим командиром, а еще лучше с начальником особого отдела.

В подтверждение моих слов донесся шум танковых двигателей. Уже времени мало.

— Быстро раненых в лес. Поднять мотоцикл, если целый и кто-то умеет водить, погрузить в него раненых — и срочно с докладом к комбату. Снять с мотоциклов и бронетранспортера пулеметы, забрать запасные стволы и ленты к ним. А я пока немцам сюрпризы подготовлю. Там в бронетранспортере видел ящик с взрывчаткой, они его всегда с собой возят, для расчистки завалов.

Старшина кивнул, согласившись, начал быстро раздавать команды. Тут послышался топот. Со стороны наших бежал отряд, человек сорок под командованием старшего лейтенанта.

Тот, увидев такую картину, сразу распорядился помочь раненым. И остановился, заметив меня, с пыхтением выволакивающего из БТРа ящик взрывчатки.

— Это что такое?

Старшина Вяткин подскочил и сразу стал докладывать вполголоса:

— Это, товарищ старший лейтенант, лейтенант госбезопасности из разведки. Пока немцы нас тут раскатывали, он с тыла подошел и закидал их гранатами.

Тот сразу целенаправленно направился ко мне в сопровождении двух бойцов, которые по команде взяли винтовки наизготовку. Козырнув, он представился:

— Старший лейтенант Михайлов.

Я в это время потрошил ящик с толовыми шашками. Чуть приподнявшись, кивнул ему, выпрямился:

— Лейтенант госбезопасности Зимин. Глубинная разведка. — Посмотрев на его озабоченный и подозрительный вид, добавил: — Старлей, времени мало, тут сейчас немецкие танки пойдут и раскатают твоих бойцов. Давай я сейчас тут пару управляемых фугасов заложу, мы немцам навтыкаем по самые помидоры, а потом вместе с тобой пойдем к начальнику особого отдела.

Тот, мягко говоря, обалдел от такого монолога. Особенно ему понравилась фраза «навтыкаем по самые помидоры». Сопровождающие его бойцы заулыбались.

— Пошли еще пару человек в лес. — И показал ему направление. — Там шесть немцев остались, они вам в тыл зайти хотели, да пришлось их положить. Пусть пулемет заберут. Вещь в хозяйстве нужная, а мы с тобой тут немцам сюрприз подготовим.

Тот, видимо, не дурак был, смекнул, что для немецкого агента я слишком резвый, и успокоился, но возле меня держалась пара человек с винтовками. Ну и ладно. Я их сразу припахал, чтоб помогали мне. Сделали три управляемых фугаса. На расстоянии двадцати метров друг от друга. Причем один из них поставили на обочине, справедливо полагая, что немецкие танкисты в случае подрыва головных танков попробуют их объехать, чтоб иметь возможность открыть огонь. Прокинули провода. И обсудив со старлеем, как будем отступать, поставили МОН-50 с электровзрывателем, чтобы в случае чего отсечь преследователей. Договорились о порядке отхода. Один из пулеметчиков смещался назад для прикрытия, а его второй номер должен был подорвать МОНку, когда отступающие пройдут сектор поражения мины. Трупы немцев, освобожденные от оружия и в особенности от гранат, были благоразумно убраны. Из природной вредности я подложил под сиденье БТР гранату, сделав простейшую растяжку. Пусть попробуют отогнать.

Мы разместили трофейные пулеметы, расчистили сектора обстрела и подготовились к бою. Пока было время, по моему совету бойцы окапывались, маскируя свои позиции. Тут вернулись пара, посланная в лес за пулеметом. Им тоже выделили место в засаде, и все затаились, ожидая немцев. Один из бойцов переоделся в немецкую форму. Припомнив воспоминания ветеранов, я посоветовал отрядить четырех бойцов, лучших стрелков, снабдив их бронебойно-зажигательными патронами. Основные немецкие танки, которые стояли на вооружении Вермахта, T-II и T-III, имели малый запас хода, не более ста километров, что было большой проблемой при прорывах и маршах на большие расстояния. Поэтому очень часто горючее немецкие танкисты возили в канистрах на броне. А учитывая, что в качестве горючего они использовали бензин, а не дизтопливо, двигатели были карбюраторными, и можно было этим воспользоваться, поджечь танки на марше.

Гул танковых моторов нарастал.

Через пять минут на дороге появился первый немецкий танк. Это был T-III, раскрашенный в летний камуфляж, дополненный ветками.

Увидев подбитый бронетранспортер, танк остановился. По договоренности из кустов вышел наш боец, переодетый в немецкую форму, и замахал руками, показывая, что нужно двигаться вперед. Так помахав секунд тридцать, он снова спрятался в кустах.

Танк постоял секунд двадцать и двинулся вперед, за ним вторым следовал тоже T-III, следом шли два T-II и бронетранспортер с солдатами. Дальше колонна не просматривалась.

Когда первый танк наехал на фугас, Михайлов крутанул подрывную машинку. Раздался сильный взрыв. Танк чуть подпрыгнул, сместившись влево и загородив собой дорогу, и загорелся. Второй танк не успел затормозить, попытался свернуть вправо и наехал на второй фугас, чем мы не преминули воспользоваться. Второй взрыв раздался прямо под гусеницей. Порвало гусеницу и оторвало несколько катков. Танк замер.

Бойцы, в нарушение всех инструкций, радостно закричали «Ура». Две следующие «двоечки» синхронно развернулись в нашу сторону и открыли огонь по лесу из автоматических пушек. С бронетранспортеров и уже видимых грузовиков «Опель-Блиц» посыпалась пехота. Пулеметчики открыли огонь. Забухали винтовки.

Я скромно разместился на противоположной стороне дороге, замаскировавшись и приготовив для стрельбы свою СБУ, зарядив ее бронебойно-зажигательными патронами. Со мной редкой цепью залегли выбранные стрелки. Через тридцать секунд все четыре танка, на которых были размещены канистры, уже горели как факелы. Одна из «двоечек» попыталась сманеврировать и наехала на третий фугас. Раздался взрыв. Танк опрокинуло. Последний танк, зажатый между поврежденными машинами, пытался дергаться, но разгоревшийся пожар на броне заставил его остановиться, и из танка полезли танкисты, которые тут же были застрелены. Немецкая пехота сделала попытку атаковать, но, нарвавшись на плотный ружейно-пулеметный огонь, залегла и начала отступать. В это время я, чуть переместившись в сторону, из снайперской винтовки вполне спокойно сумел завалить через открытый люк водителя «Ганомага» и пулеметчика, который имел дурость дать мне для этого шанс. Второй номер, попытавшийся продолжить стрельбу, получил пулю в голову.

Бой начал принимать затяжной характер, а нам это было невыгодно в условиях леса и подавляющей численности немцев. Сейчас они начнут обходить и зажимать в клещи.

Сделав еще несколько выстрелов из СБУ, завалив особенно резвых, я начал отступать. Пока немцы были отвлечены перестрелкой, мы с бойцами подбежали к танкам и покидали в открытые люки гранаты с привязанными к ним четырехсотграммовыми толовыми шашками. Переждав четыре взрыва, выбросивших из люков столбы пламени, мы побежали на соединение с основным отрядом.

Перебежав дорогу, я схватил Михайлова за рукав и потянул его назад, он сначала начал выпендриваться, но когда я ему доступно объяснил, что будет дальше, он подтвердил мой приказ на отступление.

Быстро оттаскивая раненых и убитых с позиций, мы начали отступать. Немцы, видя отступление, бросились в атаку, но, добежав до оставленных нами позиций, нарвались на огонь прикрывающего пулемета и весьма впечатляющий взрыв МОНки. На этом их атака и заглохла. Я еще немного задержался и сделал несколько выстрелов, чтоб немцы не расслаблялись. Они залегли и открыли бешеный огонь в ответ. Кажется, что-то кричали про снайпера.

По моим подсчетам, их потери составили от пятидесяти до семидесяти человек. Для засады, устроенной неподготовленными бойцами, это впечатляющий результат. Наши потери, учитывая бой с немецкой разведкой, составили восемь человек убитыми и двенадцать ранеными.

Через десять минут бега стало понятно, что нас никто преследовать не собирается. Слишком уж хорошо они по носу получили. За спиной раздалась серия взрывов. Немцы развернули минометную батарею и начали со страху гасить лес. Правильно, нам меньше останется.

Глава 12

Когда мы отошли от места боя на полкилометра, ко мне подошел старший лейтенант Михайлов и спросил недовольно:

— А зачем вы в подбитые танки еще гранаты с толом кидали? У меня люк от башни чуть бойца не убил. Да и сами рисковали. Бойца Бурнагаева ранило.

Честно сказать, не хотелось вступать в полемику с старлеем, но придется, к тому же рядом идут солдаты и слушают. Пусть постигают фронтовую мудрость.

— Скажи, кто сейчас наступает?

— Ну немцы, пока.

— Вот. Значит, подбитые танки остались у них в руках. А то, что у немцев очень хорошо развита ремонтная служба и через три-четыре, ну пять дней эти танки, восстановленные, снова бы стреляли в наших бойцов. Плюс танкисты, которые раненые остались там. К твоему сведению, чтобы подготовить хорошего танкиста, а более того, командира экипажа, нужно сжечь много топлива, настрелять кучу снарядов и патронов. А это средства, отвлеченные от фронта. Сейчас война моторов, но техникой должны управлять специалисты. И чем больше мы выбьем сейчас этих специалистов, тем хуже будут новые. Потому что в условиях войны придется готовить по ускоренным программам, а это сильно скажется на качестве, что нам на руку. Понятно?

Тот озадаченно пробормотал:

— Да я как-то об этом и не задумывался…

— А надо об этом думать. Вот я, допустим, подсуетился и в бронетранспортере под сиденье гранату засунул, и когда они его попытаются отогнать, подорвутся, вот еще минус один водитель. Думайте, как больше гитлеровцев уничтожить. Чем больше их положите сейчас, тем меньше их останется, чтоб защищать Берлин. Или вы думаете, что им это все так просто с рук сойдет? Я обещаю, что мы еще на Рейхстаге свои имена напишем.

Бойцы, идущие рядом молча, слушали, и многие из них, как ни странно, заражались моей уверенностью. И то, что недавно мы надавали немцам по голове, было лучшим доказательством моей правоты.

За таким вот разговором мы вышли из леса к линии обороны, которую в срочном порядке занимал и укреплял 747-й стрелковый полк 172-й стрелковой дивизии.

Подойдя к окопам, увидели идущего к нам быстрым шагом капитана в сопровождении политрука. Михайлов, построив бойцов, отдал честь и стал докладывать.

— Товарищ капитан, задание выполнено. Продвижение противника остановлено. В результате столкновения с передовым немецким отрядом 78-й моторизованной дивизии, уничтожено четыре танка, два бронетранспортера, два мотоцикла и более семидесяти солдат противника. Наши потери — восемь убитых и двенадцать раненых, из них четверо тяжело. Захвачено три пулемета, два автомата и боеприпасы. Докладывал старший лейтенант Михайлов.

Н-да, хорош старлей, сразу себе приписал и танки, и немцев, а не было бы меня, их бы там героически разогнали по лесу, и возвращались бы поодиночке с мокрыми штанами. Даже обидно стало.

— Молодец, какой молодец.

И тут его взгляд упал на меня, скромно стоящего в сторонке и с интересом наблюдающего за этой сценой. Накидку я откинул, но лицо у меня было покрыто тактической краской, так что видок был еще тот.

— А это что за чучело?

Я не спешил кланяться. Все-таки лейтенант госбезопасности приравнивается к армейскому капитану. Я спокойно подошел к нему, смотря в глаза.

— Лейтенант Зимин, главное управление государственной безопасности. Мне бы с вашим особистом потолковать.

Командир батальона немного опешил, но тут реабилитировался Михайлов, а то я его совсем за чмошника уже стал считать.

— Товарищ капитан, лейтенант Зимин очень помог. Это он заложил фугасы, на которых подорвались немецкие танки, и помог нашей разведке, которую немцы зажали.

Тот смотрел на меня подозрительно. Оглядел бойцов. Чему-то своему кивнул. Видимо, выбрав самое лучшее решение, сказал:

— Ну, конечно, документов у вас нет?

Я тут же устало высказался.

— Капитан, давай без этих вот шпионских игр. Мы разведка и в рейды документы не берем. Если не хотите головной боли, так сопроводите в особый отдел дивизии или корпуса. А если получится — в Могилевское управление НКВД. Не можете, так давайте пройдемся к вашему особисту. Дайте мне двух сопровождающих, чтоб я не заблудился, — сказал я с иронией, — и если так уж нужно, то я устал таскать оружие и готов дать его вашим бойцам поносить.

Капитан начал смотреть по сторонам, но из строя вышел старшина Вяткин:

— Товарищ капитан, разрешите мне с Воропаевым. Товарищ лейтенант госбезопасности нам жизнь спас. Разрешите нам его в штаб полка сопроводить.

Тот скептически посмотрел по сторонам, но кивнул:

— Хорошо, идите.

Я решил и тут отметиться.

— Товарищ капитан, хотите пару советов?

Тот насмешливо глянул на меня:

— И что вы такого можете насоветовать?

— Вы не иронизируйте. Михайлов вон послушал советы умного человека и людей сберег, и немцам урон нанес. За такой результат и орден не жалко. Без противотанковых средств четыре танка в хлам сжечь.

Но, видно, комбат был просто измотан, поэтому не стал носом крутить.

— Хорошо, слушаю.

— Соберите покрышки от побитых автомобилей, бензин и что-нибудь такое дымящееся. Немцам вы в первый раз дадите, позиция тут неплохая, но они вызовут артиллерию и авиацию и начнут вас раскатывать. Раскидайте покрышки и подожгите, чтоб наводчикам и летчикам было трудно целиться.

— Хорошая идея, попробуем.

— Ладно, капитан, у каждого свои задачи. До свидания.

Я повернулся к старшине:

— Ну и где у вас тут штаб полка? Пойдем.

Пожав на прощанье руку Михайлову, я пошел за старшиной, а сзади пристроился тот боец, который меня лешим назвал.

Похоже, комбат подстраховался и позвонил в штаб полка, потому что на полдороге нас перехватил сам особист с четырьмя бойцами.

Меня бесцеремонно разоружили, забрали и СБУ, и ПП-2000, и «Глок-17».

На все попытки поговорить особист отвечал односложно и старался меня утянуть к себе в землянку. Шальная «мысля» про тайного гомика заставила рассмеяться. Конвой настороженно на меня уставился и покрепче ухватился за оружие.

В землянке мы остались втроем: я, особист 747-го полка — лейтенант госбезопасности и его помощник, как я понял, для силовой поддержки. Он попытался «наехать», но пришлось его на место ставить.

— Значит так, лейтенант, еще раз повторяю, я лейтенант Зимин, Главное управление госбезопасности. Будешь трамбовать меня или держать долго, тут в Могилеве сидит порученец Меркулова, который ждет от меня информацию, он тебе яйца поотрывает за задержку. То, что я несу, в Могилеве ждет специальный самолет. Хочешь расстаться друзьями, свяжись или с Могилевским управлением НКВД, с капитаном Чистяковым, или с особым отделом шестьдесят первого корпуса. Скажешь, для старшего майора ГУГБ Киселева пришла информация от Странника. И не затягивай. Тут на вас семьдесят восьмая моторизованная дивизия идет, и скоро станет очень жарко.

Я видел, как этого человека обуревают противоречивые чувства. Даже не хотелось узнавать его фамилию. Типичный молчи-молчи. Я их еще на службе в Украинской армии насмотрелся, но там они были поприятнее, более цивилизованные. Здесь же они обладают большей властью, особенно в военное время. Не привыкли, чтоб с ними так говорили. Ничего, гад, подергайся.

Меня оставили в землянке под охраной двоих бойцов. Не знаю, что там происходило и до кого он дозвонился, но поведение изменилось. Значит, меня ждут. А точнее — едут. Да и груз у меня знатный.

Состав этой посылки мы обсуждали долго и много. Мы, жертвы ядерного оружия, не могли остановить его появления и развития, но, может быть, удастся его притормозить у американцев и у немцев. И может, нашего варианта развития в этом мире не будет. Надеюсь. Вероятно, будет какой-нибудь локальный конфликт, но с другим исходом. И мы пока решили не спешить с раскрытием секрета ядерного оружия. Была вероятность того, что его успеют сделать и применить в Европе. Чего бы нам очень не хотелось. Так или иначе, мы собирались переселяться в это время и быть причастными к созданию радиоактивной помойки в этом мире не хотели.

Поэтому в эту посылку мы включили все материалы, собранные по немецкому плану «Ост». Сам план мы не смогли найти, а только основные положения и рекомендации. Но и этого хватило для особенно яркого понимания, что ждет людей на оккупированных территориях. Надеюсь, руководство страны проймет от такой перспективы.

Также была представлена информация по ракетному оружию. Основы, перспективы и кто в мире этим занимается.

Груз действительно был серьезным. После такого пакета да плана «Барбаросса» наша ценность должна взлететь до небес.

Очень много информации было про украинских националистов, которые уже усиленно служат немцам. Тут тоже смогли очень много накопать.

В общем, это был не доклад, а бомба.

Тут снова нарисовался особист.

— Ну что? Подтвердили, что я хороший и меня не надо сразу стрелять?

Он только виновато улыбнулся.

— Ну, понимаете, служба такая.

— Ладно. Что вам сказали? Везти меня к ним или они сами приедут?

— Сказали срочно с охраной вас направить в Могилев. В штаб дивизии. Там вас будут ждать. Вот только на чем отправить, у нас транспорта нет.

— Да, дожили. А тот немецкий мотоцикл, что разведка приволокла?

— Я уточню, что с ним.

— Вот что, лейтенант. Мне нужна форма. Простая пехотная форма, в таком виде я не могу ездить. Сам понимаешь — секретность. Лучше форма с лейтенантскими знаками различия. Вот тут ты мне поможешь, очень поможешь.

Он замялся. Жесткие указания из штаба корпуса были однозначными — максимально быстро и обязательно целым. Но и в словах лейтенанта был свой резон — не привлекать внимания. Он решился. При бомбежке был убит в голову старший лейтенант из комендантского взвода. Как раз тот случай.

Уже через полчаса я был одет в форму старшего лейтенанта РККА, и новый знакомый на всякий случай сделал справочку, что предъявитель старший лейтенант Комаров Степан Сергеевич, командир комендантского взвода 747-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии. Справка выдана взамен поврежденной командирской книжки.

И вдогонку предписание на посещение особого отдела корпуса.

На это он решился, когда я из потайного кармана разгрузки достал свою гэбэшную ксиву. В общем, залегендировал он меня неплохо. Но при этом, конечно, позвонил в особый отдел корпуса и доложился об этом. По тому, как он стал спокойнее себя чувствовать, я понял, что его похвалили за инициативу.

Сопровождать, по моей просьбе, он послал тех двух бойцов, которые меня сопровождали до особого отдела.

Скрутив в скатку все мои вещи и замотав в брезент винтовку, я стал ждать своих сопровождающих на мотоцикле. Под форму я надел бронежилет скрытого ношения, который должен выдержать выстрел ТТ или парабеллума.

Ближе к двум часам дня мы наконец-то выехали в Могилев. До него было всего километров двадцать. Но дороги были забиты беженцами, постоянно бомбились немецкой фронтовой авиацией, и была вероятность появления диверсантов. В общем, не путешествие, а натуральный квест.

Глава 13

По своей природной хитрости я не стал садиться в коляску, а посадил туда старшину. А сам сел за водителем, молодым пареньком, который умел управлять такой техникой. На всякий случай я скрутил с ПП-2000 глушитель и разместил так, чтобы его можно было сразу достать и использовать по назначению. Меня очень волновала проблема моего выживания в условиях фронта, и лезть под пули особого желания не было. При зрелом размышлении, мое участие в прошедшем бое было просто мальчишеством, но некоторая польза в этом все-таки была. Наших сразу не грохнули — и то хорошо, вон с ветерком и в сопровождении еду в Могилев. По моим данным сражение тут еще минимум неделю продлится, пока части 13-й армии не будут окружены, рассечены по частям и уничтожены. Поэтому в пакете, который я везу, есть и информация для командования 13-й армии. Рекомендовать ничего не хочу. Не тот уровень. По образованию я всего лишь капитан морской пехоты и то не настоящий, а, как говорится, военного призыва, академию не заканчивал. Поэтому дам информацию по предполагаемому развитию ситуации с ориентировочными данными по времени, а там пусть сами решают.

Правда, очень плохо, что обе точки выхода возле деревни Вильницы и Запрудье уже оказываются в зоне расположения немецких частей. И возвратиться будет не так уж и легко. Хотя там в основном лес, и возможность в ночных условиях просочиться к порталу есть. Но все равно, пришлось очень рисковать для передачи этого пакета. Поэтому как резервный вариант — дождаться окончания Могилевского сражения и вернуться к одной из точек. Поэтому я сделал закладку с продуктами, оружием, боеприпасами и медикаментами.

Тут мысли переключились на нынешнее положение. Сейчас приедем в Могилев, в штаб дивизии, оттуда меня отвезут в штаб 61-го стрелкового корпуса. Этот корпус недавно переподчинили 13-й армии, в которой сейчас новый командующий, генерал-лейтенант Ремезов, вместо тяжело раненного генерал-лейтенанта Филатова. Но 12 июля, по нашей истории, штабная колонна с Ремезовым была обстреляна прорвавшимися немцами, и он тяжело ранен. Его заменил генерал-лейтенант Герасименко. Вот сейчас и посмотрим, какова у нас действительность. Человек новый, но по характеристикам неплохой командир, которому досталась задача противостоять трем немецким моторизованным корпусам при полном господстве в воздухе немецкой авиации.

Через полчаса без приключений добрались до села Гребеневка. Там расположились зенитчики и гаубичный дивизион. Попробовали на нас наехать, пришлось светить предписанием про особый отдел корпуса. Отцепились.

В город мы въезжали через Луполово, где располагались станция и аэродром. Зрелище, конечно, удручающее. Я воевал, но мне как-то не случалось быть свидетелем таких массированных бомбардировок.

На въезде нас снова остановил армейский патруль. Опять пришлось показывать документы. Правильно, фронтовая зона. Но командир патруля, молоденький лейтенантик, начал что-то подозревать, то есть играть в бдительность. Пришлось наехать на него и затребовать провожающего в особый отдел дивизии. Как ни странно, он выделил сопровождающего, при этом трофейный мотоцикл пришлось оставить на посту вместе с моей охраной и выехать на проходящей полуторке с двумя бойцами. На мою скатку с оружием и необычный автомат они неодобрительно смотрели, но помалкивали.

Добравшись до штаба дивизии, один из бойцов сразу пошел искать начальника особого отдела, а второй остался меня сторожить. Через пять минут ожидания появился боец в сопровождении капитана госбезопасности и пехотного майора. Вот только взгляд у майорабыл своеобразный, такой только у гэбэшников бывает да у женщин, которые ищут следы помады на рубашке мужа, после корпоратива. За майором вышла пара офицеров рангом пониже, но то, что это боевики, я не сомневался. Насмотрелся я в свое время на спецуру.

Сразу видно, что по мою душу, вот только это не Киселев, поэтому я насторожился. Вдруг подстава. Дядя серьезный, с таким очень бы не хотелось связываться, как бы по мою душу ОСНАЗ не послали. Он подошел, отдал честь и доброжелательно сказал:

— Добрый день, лейтенант, мы вас заждались.

Мне эта история перестает нравиться. Это не Киселев. Попробуем пробить тему. Несколько враждебно я ответил:

— Вы уверены, что меня ждете? У меня тут встреча с другим человеком, и вы явно на него не похожи.

Боевики подобрались, оттеснив дивизионного особиста и бойца. Всем стало понятно, что тут происходит что-то необычное.

— Он не смог прийти по определенным причинам, прислали меня.

— Это не ответ. Если вы тот, за кого себя выдаете, то должны знать, кого наградили орденом Красной Звезды.

Майор настороженно смотрел на меня в упор.

— Майор, не напрягайтесь. Если вы не в теме, то ничего не получится. Я не мальчик, знал, на что иду, и подстраховался. Ни меня, ни груз вы не получите. И ОСНАЗ вам не поможет.

Взгляд майора стал жестким. Вдруг со стороны раздался спокойный голос.

— Все нормально, лейтенант. Ваш друг капитан Пронин получил орден.

Все как по команде повернули головы. В стороне стоял подтянутый мужчина средних лет, в форме подполковника РККА, но я его узнал сразу. Наверно, Меркулов решил подстраховаться и прислал одного из лучших мастеров по спецоперациям.

Это был Павел Анатольевич Судоплатов, легендарная личность в наше время, и я, как любитель военной истории, знал про него многое.

Что ж, вот как меня ценят, раз зама начальника разведки ГУГБ прислали. Вот теперь я точно попал. Это фигура знаковая, и с ним в старики-разбойники играть не получится. Это очень опасно, и за меня взялись всерьез. Но с другой стороны, как я помню, именно Судоплатов занимался сбором информации по американскому ядерному проекту. Но это будет практически сразу после войны, точнее в конце ее. Значит, придется идти ва-банк, махая шашкой по-гусарски.

— Добрый день, Павел Анатольевич. Для меня большая честь встретиться со столь легендарной личностью.

Он, видимо, был несколько удивлен такой осведомленностью. Но сразу взял ситуацию под свой контроль.

— Вы не против пройти в другое место, где мы сможем с вами пообщаться? У нас накопилось много вопросов, и вы, надеюсь, сможете многое прояснить.

— Что ж, я не против, тем более поговорить давно пора.

Один из охранников взял мою скатку с вещами и автомат, и мы небольшой плотной группой пошли внутрь здания, где был приготовлен отдельный кабинет.

Положив на стол мои вещи, майор с двумя бойцами молча остались стоять. Судоплатов посмотрел на меня испытующе, помолчав, сказал:

— Ковалев, выйди, я позову.

Тот, кивнув, вышел с бойцами.

— Мы с большим интересом изучили ваши послания и удивлены. Информация, предоставленная вами, имеет огромное значение. Анализ, проведенный вашими специалистами, на проверку оказывается точным и полным. Ни одна разведка мира не способна предоставить такую информацию. Понятно, что сейчас — слово «сейчас» он выделил — вы на нашей стороне, но хотелось бы знать, кто нам помогает и какова будет цена и ваши побудительные мотивы. Поэтому я уполномочен провести переговоры о сотрудничестве. Наши аналитики думают, что за вами стоит некая организация, но Киселев думал иначе.

— Почему думал? Вы его отстранили?

— Нет, он вчера погиб при авианалете.

— Надеюсь, послания не попали в чужие руки?

— Нет, тут все нормально, я вам ручаюсь.

— Это хорошо, а то сами понимаете…

— Да, конечно. Вернемся к первому вопросу. Кто вы?

Я предполагал, что такой разговор рано или поздно состоится, поэтому сделал небольшую домашнюю заготовку.

— Я представляю определенную группу людей, которая заинтересована в существовании России как государства, вне зависимости от ее государственного строя и минимизации потерь от войны с Германией. Хотя, по моему мнению, мы вмешались поздно, но некоторую помощь информационного плана мы вам оказываем.

— Это понятно из вашего первого сообщения, но никак не раскрывает ваши реальные планы и задачи.

— Разве я их не раскрыл?

— Не думаю, это просто слова. Это не объясняет ни вашу осведомленность, ни ваши практические знания. Ваши аналитические справки по применению бронетанковой техники ставят в тупик наших специалистов. Они недоумевают, на базе какой информации вы сделали такие выводы, если только сейчас начался сбор таких данных? А по партизанскому движению? Рекомендации составляли люди, которые имеют большой опыт партизанской деятельности, причем применительно к территории Советского Союза. Но по моим данным, а я человек достаточно осведомленный, никто в последнее время таких партизанских действий не вел. И опыт Испании никак не применим. Так что, товарищ лейтенант, остаются одни вопросы, и для доверительных отношений нужна правда.

Он откинулся на спинку стула и специально затянул паузу, давая мне заговорить. Вот волчище. Ладно, будем танцевать дальше.

— Павел Анатольевич, правда достаточно невероятна. Я даже могу предположить, что вы подумали. А госбезопасность думает в первую очередь о разведывательной сети противника либо «заклятого» союзника. Но полнота информации о РККА, которой даже сама РККА не имеет, заставила вас усомниться в такой гипотезе, да и по Вермахту тоже. Иначе бы мне сейчас выкручивали руки и выбивали адреса явок и агентов.

Судоплатов скромно улыбнулся, подтвердив мои предположения.

— Значит, вы выработали несколько версий, которые вам надо подтвердить. Вот интересно, что за версии? Потешьте самолюбие.

Но тот не повелся, не взял шутливого тона, значит, установки ему дали жесткие.

— Я не думаю, что вам будет это интересно, товарищ лейтенант, кстати, как вас по имени отчеству, а то как-то…

— Пока Сергей Иванович, как указано в той липовой немецкой «ксиве», с которой я уже беспрепятственно у вас в тылах гуляю. Вы бы какие-нибудь знаки или метки сделали. А то стыдно как-то.

— Хорошо, Сергей Иванович, но мы несколько отклонились от темы, а вы все юлите.

— Павел Анатольевич, вы профессиональный разведчик, товарищ «Андрей», работали нелегально за границей. Опыт большой, неужели вы думаете, что я вот так вот просто начну колоться и выкладывать весь расклад. Вы меня совсем за дилетанта держите? Давайте я сейчас передам вам еще пакет с информацией, а вы ознакомитесь, а потом мы поговорим о дружбе между народами и мире во всем мире. Вы не против, если я сниму форму?

Он кивнул, поняв, что я подразумеваю. Расстегнув портупею, я снял гимнастерку, оставшись в галифе и бронежилете. Красивая картина со стороны, наверно. Судоплатов заинтересованно посмотрел на меня.

— А что это такое?

— Бронежилет скрытого ношения, предохраняет от выстрелов короткоствольного оружия: пистолетов, автоматов, осколков. Но это декларируется. А поможет — не знаю, но лучше, чтоб был шанс.

— У нас такие тоже разрабатывались, но это громоздкие и тяжелые кирасы.

— Да знаю, видел. Так себе. Но надеюсь, жизнь бойца спасет.

Но он еще больше удивился, когда увидел, как я отдирал «липучки». Вот это действительно был цирк.

Из-под бронежилета я достал пакет, завернутый в целлофан, чтобы тот не промок от пота. Освободив от обертки, почти торжественно передал его Судоплатову.

Он, держа большой конверт в руках, пристально глянул мне в глаза. Я в ответ так же смотрел и после продолжительной паузы сказал:

— То, что вы держите в руках, является плодом долгой работы наших аналитиков. Здесь собраны все материалы, что касаются реальных планов немецкого правительства относительно народов, населяющих территорию Советского Союза. Вы почитайте, а я пока с вашим Ковалевым пойду чайку попью, да про жизнь пообщаемся, мы же с ним вроде как коллеги — занимаемся силовым обеспечением.

Судоплатов иронично кивнул и вполголоса позвал:

— Ковалев!

Не успел он произнести фамилию охранника, как на последнем слоге дверь открылась и майор сразу нарисовался на входе, готовый ко всему. Но, увидев меня, надевающего гимнастерку, и Судоплатова с пакетом в руках успокоился.

— Ты покорми лейтенанта, он с утра не ел. Он тут с тобой пообщаться хочет, говорит, коллега. А я пока немного поработаю, и мне чайку организуй.

Тот посторонился, пропуская меня, и закрыл дверь.

— Ну что, пойдем перекусим, а то что-то я замотался. День был тяжелым.

— Пойдем.

В конце коридора нарисовался особист 172-й дивизии. Проникнувшись ситуацией, он ходил на цыпочках. Ковалев подошел к нему и сказал пару слов. Того как ветром сдуло. Зайдя в другую комнату, мы расположились за столом, на котором вскоре оказалась еда, чай и какое-то печенье.

— Сергей, — представился я и протянул руку.

— Игорь. — Он пожал протянутую руку.

— Давай на «ты»? — Дождавшись согласия, я продолжил: — Ты не против, если перекушу немного, а то пришлось в «зеленке» побегать, с немцами в «догонялки» играли.

— «Зеленке»?

— Ага, это мы так называем лесные массивы, куча зелени, поэтому и «зеленка».

— А ты молодец, пока ехал, мы по телефону расспросили начальника особого отдела 747-го полка про твои подвиги в лесу. Он расспросил солдат и командира. А про то, как ты немецких диверсантов в одиночку обезвредил, я еще в Москве узнал.

— Хочешь что-то спросить? А то, зная вашу контору, вряд ли нам позволили бы просто так посидеть, языки почесать, так спрашивай, что могу, отвечу. Сам понимаешь.

— Конечно. Скажи, что у тебя за автомат такой интересный?

Я решил не врать, такой подготовленный народ должен ложь чувствовать, так что будем играть как американцы, говорить правду, много правды, но не всю.

— ПП-2000, экспериментальная модель, специальная разработка для спецподразделений, разработан под немецкий патрон «парабеллум». В комплекте идет тактический глушитель и коллиматорный прицел. Малогабаритный, легкий и удобный.

— Можно посмотреть?

— Да бери все вещи, я похвастаюсь, а ты еще много информации соберешь. Все какая помощь будет. А то пока пакеты изучат, проверят, куча времени пройдет, а помощь сейчас нужна.

Ковалев, извинившись, сходил в кабинет к Судоплатову и принес мои вещи. За ним увязался один из бойцов, наверно, не просто так посмотреть. Тоже специалист.

Пока я показывал автомат, мы мило общались. Игорь был профессионалом и сразу понял красоту, элегантность и смертоносность этого оружия. Очень заинтересовали его пластиковые накладки, но при этом я заметил, как он внимательно смотрел на серийные номера и надписи на русском языке. Коллиматорный прицел вообще привел его в восторг. СВУ он долго держал в руках, щелкал затвором, прикладывал и целился. «Глок-17» ему понравился, но не так. Про РПГ-26 он долго расспрашивал и интересовался тактикой применения. Через полчаса разговор мягко перешел на тактику малых подразделений, методы установки взрывчатки, мины и т. д. Как бы между прочим он спросил, почему автомат и пистолет под немецкий патрон, я ответил, что моя миссия предполагает, что работать буду на захваченной территории, и патроны брать лучше у противника, чем я после боя в лесу и воспользовался.

Под конец, когда уже было время нарисоваться Судоплатову, я Игорю сказал:

— Игорь, я, конечно, понимаю, что вы меня как салагу пытаетесь развести и получить максимум информации, но дело в том, что последний месяц я только этим и занимаюсь, что вам помогаю. И рассказываю для того, чтоб вы знали, какое у спецуры должно быть оружие, и то, что вам не раз придется резать часовых и рвать мосты. И если мои рассказы помогут вам выжить и завалить побольше немцев… Для меня это очень важно, что многие из тех, — кивком показав на улицу, — выживут и вернутся домой к своим детям, женам, матерям. И это моя главная задача.

О, как его проняло. Понял, что я не шучу, а говорю то, что думаю. Нормальный мужик, свой, настоящий. В нашем времени я таких мало видел.

Тут в комнату ввалился Судоплатов, был он взлохмачен, похоже, зацепило основательно.

— Сергей Иванович, надо поговорить.

— Конечно, Павел Анатольевич.

Глава 14

Мы снова расположились в том кабинете, где оставался Судоплатов и знакомился с информацией по немецким планам уничтожения славянского народа.

Выглядел он, мягко говоря, пораженным, если не хуже того. Человек, который спланировал множество диверсий и ликвидаций, был напуган. Ну, естественно, там мои женщины составляли аналитическую справку по немецким планам. Выдержки, справки, докладные, предложения. Можно свихнуться от того, как немцы со своей педантичностью подошли к решению проблемы уничтожения советских граждан. Так что понять Судоплатова можно было.

Хотя, по моему мнению, коммунисты сами были далеко не ангелами. Так что, думаю, что напугаются, но не сильно.

— Сергей Иванович, скажите кто вы?

— Я вижу, теперь вы готовы к нормальному конструктивному разговору?

— После такого? Хм. Тут задумаешься и станешь принюхиваться, пахнет ли вокруг серой.

— Ну, это уж слишком сильное сравнение. Хвоста и рогов у меня не наблюдается.

— Это страшно, и писал тот, кто реально болеет душой за то, что может произойти.

— Знаю.

— Так кто же вы все-таки такой? Откуда вы?

— Павел Анатольевич, во-первых, я не уполномочен вести разговоры на таком уровне. Я всего лишь курьер. Во-вторых, ситуация такова, что данную информацию вам нужно отправить в Москву в срочном порядке. Скоро здесь будет очень жарко, и я думаю, возможно, наша связь в таком формате прервется. Так что времени очень мало.

Он откинулся на спинку стула и пристально смотрел на меня.

— Это вызывает серьезное недоверие. Мы не можем вам доверять. Такая бескорыстная помощь вызывает только сомнения в вашей искренности.

— Хорошо. Мое руководство предвидело такой вариант. Согласитесь что люди мы информированные и в отношении некоторых технических новинок более подготовленные. — Дождавшись его кивка, я продолжил: — Думаете, я не понимаю, что вам выгодно меня сейчас повязать, засунуть пальцы в дверь и задавать кучу вопросов. Но много ли знает простой курьер? При условии, что руководство предполагало вариант силового развития и в первом сообщении оговаривало такое развитие ситуации. Тем более у нас бойцам спецподразделений зашивается специальное устройство для самоликвидации на случай попадания в плен. Обнаружить его даже с помощью рентгена невозможно. У меня такое тоже есть. Так что в случае силового захвата вы получите просто труп. Поэтому нам проще остаться друзьями и продолжать нынешнее сотрудничество в прежнем русле. Вы и так получили слишком много данных, обработайте их сначала.

— Хорошо, в ваших словах есть резон. Вы, вижу, не новичок и все продумали.

— Я всего лишь один из немногих, кого выбрали для этого задания. Как видите, у меня получается. А то, что касается безопасности миссии, так это продумали специалисты.

Вот. И ведь практически и слова неправды не сказал. Разве что про самоликвидатор. Но партию вроде как отыграл неплохо, как говорится, мяч еще на моей части поля.

— Что думаете делать дальше?

— Дальше я начну торговаться.

— Это как?

— Просто у нас появились некоторые трудности с энергетикой и нам нужно горючее для работы резервных дизель-генераторов. Еще нужна питьевая вода. Это пока из минимально необходимого. Так что если поможете, хорошо, думаю, на такую мелкую помощь мы наработали, если нет, так пойду у немцев по тылам шарить. Они, правда, на бензине работают, так у нас и бензиновый генератор есть. Может, что и найду.

То, что на поддержку портала всего израсходовали полторы тонны, я промолчал, а вот то, что двадцатитонная емкость бункера почти пустая, это точно.

— Сколько горючего и воды нужно?

— Горючего, ну тонн пятнадцать, на первое время хватит, и воды тонн десять.

А про себя подумал, что этого хватит месяцев на шесть автономной работы. А там что-нибудь у немцев позаимствую.

Судоплатов задумался. Я видел, что ему приходится принимать непростое решение, но я ему не оставил шанса. Ему бы в нашем банке поработать, вот где учат народ нагибать и поворачивать в нужную сторону.

— Хорошо, я думаю это решаемо. Когда и где это все нужно?

— Чем быстрее, тем лучше. Сегодня ночью возле деревни Запрудье.

— Это где вы детишек напугали?

— Ага, было дело.

— Побудьте здесь, а я пойду, распоряжусь.

— Спасибо, очень поможете.

— Но разговор еще не закончен.

— Я это прекрасно понимаю, но пока ничего определенного. Как говорят ваши заклятые друзья — без комментариев.

Когда мы только смогли пробить канал в прошлое, встал вопрос, как это может быть полезным для нас. Вариант переселения — хорошо, но, учитывая специфику спецслужб того времени, а они во все времена были беспринципными и руководствовались только целесообразностью, был опасным. В качестве альтернативного варианта было получение горючего, чистой воды, продуктов.

Заниматься поиском всего этого на поверхности в своем времени как-то не хотелось. Радиация все-таки, да у меня было особое желание, чтоб у моего сына появился братик. Правда, жена хочет дочку, но это как получится. Так что, пока сверху не спадет радиация, а по моим подсчетам это года два-три, на поверхность лучше не вылезать. Да и с горючим наверху начались проблемы еще во время войны, сразу после начала боевых действий подвоз нефтепродуктов в Крым прекратился.

Остановились на плане «минимум» — получение горючего и воды. С продуктами было получше, разработали и проложили систему по закачке через портал. Это были резиновые рукава, которые нужно прокинуть через портал. А уже по бункеру прокинуты пластиковые трубы, знаю, что нельзя, но другого ничего не было. Для этого пришлось лезть наверх и в соседнем доме демонтировать систему отопления.

Вообще тот год, который мы провели под землей, был очень знаменательным. Я для поддержания формы занимался доработкой системы подземных ходов. Учитывая наличие соответствующих инструментов и некоторого опыта по работе в бункере, за год, как натуральный крот, накопал кучу ходов. Естественно, они были заизолированы и по возможности укреплены. Труд по большому счету не очень нужный, но в таких условиях постоянная занятость помогает избежать внутренних конфликтов.

Видимо, Судоплатов решил взять на себя ответственность по принятию решения. Шаг серьезный. Тем более я ему обрисовал ближайшие перспективы в обороне Могилева. Времени совсем мало. Но у меня были свои планы, и под настроение я попытался вырвать свой кусок сала.

— Павел Анатольевич, у меня есть просьба.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Мы собираемся ж с вами еще контактировать, и мне под это нужно оперативное прикрытие. И нормальные документы. Думаю, неплохо было б реальные документы на Зимина, но званием повыше, и что-то общевойсковое. А то при следующем контакте хлопнет меня какой-нибудь ретивый особист.

Пока я ездил ему по ушам, он кивал головой, потом криво ухмыльнулся, на что я, подняв руки вверх, ответил:

— Обещаю, по вашим документам мосты взрывать не буду. А если и буду, то только анонимно и только под немцами.

Судоплатов глубоко и озабоченно вздохнул.

— Я после вас уже ничему удивляться не могу.

— Я к этому отношусь спокойно. Как говорил отец: «Не задавай, сын, нескромные вопросы, чтоб не получать глупые ответы». Как мы с вами будем общаться дальше?

— К сожалению, не получится, оставляю Ковалева вам в помощь. Я разговаривал с Верховным, информация, предоставленная вами, слишком важна и должна быть немедленно в Москве, вечером улетаю.

— Ну, до вечера время есть, давайте я вам расскажу про план блокады Ленинграда и про то, как наших юношей и девушек угонят в Германию на рабские работы. Вот это вы должны ни в коем случае не допустить. Только надо через узел связи корпуса отправить шифровку моему руководству, чтоб вечером приготовились принимать гуманитарную помощь.

— Какую помощь? Гуманитарную? Интересное выражение.

— Бывает и не такое.

Вот за таким непринужденным, но очень информативным общением, в котором заместитель начальника разведки ГУГБ Судоплатов выпытывал у меня максимум информации, прошло несколько часов. Как профессионального разведчика и диверсанта, с хорошей памятью и пытливым умом, его интересовала тактика спецназа, методики подготовки и многое другое. Прервались первый раз на ужин, а потом, когда Ковалев привел фотографа и меня «щелкнули» на документы.

Я много чего ему рассказал. Определенные подозрения у него были на мой счет. Но он помалкивал.

Вечером я и Ковалев провожали его на аэродроме в Луполово. Возле самолета он повернулся и спросил:

— Может, давай со мной в Москву? Сам понимаешь, это очень важно.

— Пока не могу. Да и не можем мы за вас принимать решения. Это ваша война, это ваши ошибки и вам исправлять. Мы только немного помогаем.

— Кто же вы все-таки? Вы пару раз оговаривались, что вы русский.

— Я знаю, специально обратил на это внимание. Среди нас много русских и украинцев. Как ни странно, мы один из развитых в интеллектуальном плане народов. Я вам скажу одну вещь, а вы подумайте. История человечества намного дольше, нежели думают современные историки. И часть этой истории просто людям не известна. У немцев даже есть специальная организация под патронатом СС, называется «Аненербе», занимаются оккультизмом и всякой ерундой. Только не там копают. Пищу для размышления я вам дал, а дальше, извините. Только совет — не нужно думать о силовых действиях. Больше потеряете. Гитлер вон рискнул.

Недосказанность была понятна. Всегда интересно дружить против кого-то вместе.

— Я вас понял, ну тогда до скорой встречи, капитан.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Маленький Р-5 быстро разбежался и исчез в черном небе.

Глава 15

Я давно заметил, что проблемы любят приходить толпой и сразу наваливаются, пинаются, лезут холодными щупальцами за шиворот. Вот так и у меня. Вроде как все уладилось, и я с чувством выполненного долга с Ковалевым добрался до села Запрудье и ожидал прибытия транспорта с продуктами, горючим и питьевой водой. Для надежности и охраны с нами были двое его боевиков и в качестве массовки взвод бойцов из сводного полка Могилевского НКВД. В принципе все было хорошо. Ночь, сверчки стрекочут, энкавэдэшники шушукаются и покуривают. Точнее покуривали, пока я не надавал им по голове и в прямом и в переносном смысле слова. До линии окопов второго батальона 747-го стрелкового полка всего сто пятьдесят метров и для хорошего снайпера дистанция, конечно, не маленькая, но при отсутствии сильного ветра работать можно.

Они сначала очень обиделись, получив в торец от простого пехотного капитана. Это Ковалев подсуетился и сделал мне документы капитана РККА на имя Зимина Сергея Ивановича. Про энкавэдэшную «ксиву», он выразился так, что, мол, бланков в городе нет, а моя, нынешняя, выполненная специалистами Абвера, вполне подходит. Вот юмористы. Такая серьезная организация — и здесь наш славянский менталитет проявился, везде схалтурить хотят. Вот пришлось объяснять народу про правило трех затяжек. Это пошло еще с англо-бурской войны: «Первая затяжка — обнаружение, вторая затяжка — прицеливание, третья — выстрел». И, еще напомнив, что у немцев наблюдатели не спят и очень резво наводят минометы, а хуже того — гаубицы, заставил их, ну не то что бы бросить курить, но задуматься об этом в условиях фронта.

Часа в два ночи наконец-то подошли ЗИСы, загруженные бочками с соляркой. Подав радиосигнал и получив ответ, я целенаправленно двинулся к точке портала. Оттуда торчал кусочек антенны. И сейчас, по получению сигнала, из портала вывалились два резиновых рукава, подключенных к насосам. Ковалев предусмотрительно разогнав энкавэдэшников в дальнее оцепление, не кичась чином, стал помогать ворочать бочки. Или он действительно нормальный мужик, или хотел поближе к порталу пошарить. Не знаю, но то, что он конкретно помог, это точно. Вставляя поочередно в каждую бочку шланг и высасывая из них содержимое, в течение часа освободили все бочки только на одной машине. Подъехала следующая машина. И так пока не начало светать. Летняя ночь короткая очень. Поэтому пришлось заправку отложить на следующую ночь. По моей команде портал отключили, а мы с Ковалевым поехали в город. А то в чистом поле уж очень хорошие мишени.

Днем расположились в штабе дивизии. Видимо, майор был не до конца информирован о моем статусе, но кое-что все-таки знал. Вид резиновых рукавов, выпавших из воздуха, убедит кого угодно. Поэтому за чашечкой чая, а потом я еще расстарался, и достал несколько пакетиков с кофе, обсуждали оборону Могилева. Мое мнение, что сил не хватит, слишком уж высоко численное и качественное превосходство Вермахта, его обидело, но не сильно, сам все понимал. Особое внимание уделили взаимодействию немецких подвижных частей, артиллерии и авиации.

Тут я, как бывший радиолюбитель, выдал:

— Так заглушите армейские диапазоны. По принципу, не мне, так никому. Пусть не думают, что в сказку попали.

Ковалев вопросительно на меня уставился.

— А что тут сложного, немцы используют коротковолновые маломощные передатчики, заглушить их не так уж и сложно. Мы можем попробовать заняться подавлением частот, на которых работают немцы, тогда и авиация не будет бомбить там, где нужно, и артиллерия будет долбить не туда. А что, это идея, мне самому захотелось поучаствовать.

Ковалев сразу просек мою идею, и поинтересовался, что для этого надо.

— Думаю, мне надо будет запросить у руководства кое-какое оборудование. А от вас понадобится мощная радиостанция, точнее ее выходные каскады. Если не получится, я попрошу своих, чтоб они временно выдали нашу радиостанцию.

После обеда связавшись с бункером, я выехал к порталу. На фронте пока было затишье. Немцы перегруппировывались для нового удара.

Раскидав перед точкой выхода дымовые шашки и натянув кусок брезента, ловили вылетающее из портала оборудование.

Пока я возился, состыковывая радиосканер с ноутбуком и нашим радиопередатчиком, Ковалев устроил разбирательство с начальником связи корпуса на предмет радиооборудования. Часам к четырем подогнали ЗИС-5 с допотопной ламповой радиостанцией. Единственное ее достоинство было в том, что она имела выходную мощность пару сотен ватт. Надеюсь, получится. Мне дали в помощь пару спецов, и рядом крутился начальник связи дивизии.

Специалисты просто офонарели от дешевого цифрового тестера, который я когда-то купил на радиорынке. Немного пришлось помучиться с согласованием выхода моего полупроводникового радиопередатчика, с управляемым ноутбуком синтезатором частоты, с выходными каскадами армейского радиопередатчика с узла связи дивизии. Когда все было налажено, Ковалев чуть ли не пинками вытолкал за дверь связистов. Действо начиналось.

Радиосканер выдавал информацию о состоянии работающих радиопередатчиков, с их частотами и способами модуляции. Я набросал дополнительную программку для умного подавления всех радиостанций, в которой происходило распознавание голоса и морзянки. Голос заглушается звуковыми потерями, морзянка — включается генератор случайных чисел в виде морзянки, в общем, разбирайте, кто хотите. Учитывая достаточно узкий частотный диапазон, скорость сканирования существенно выше и соответственно реакция на подавление ускоряется.

В общем, собрав подобный гибрид из хитрости двадцать первого века и мощи середины двадцатого, мы решили похулиганить, к тому же немцы начали вечернее наступление, и бой разгорелся нешуточный.

Выбравшись поближе к линии фронта, развернули радиостанцию, запустили бензогенератор и приступили к подавлению средств связи немцев.

Давно не испытывал такого удовольствия. В полосе фронта работали десятки передатчиков, и сканер их вылавливал, опознавал и забивал в память ноутбука, а тот давал команду нашему радиопередатчику на той же частоте пускать свист. Потом от крайней степени оборзения надиктовали в микрофон кучу немецких ругательств, записав это все в файл, который постоянно проигрывался и своим нецензурным шумом забивал основные частоты немецких корректировщиков, наводчиков, танкистов и других очень уж заинтересованных лиц.

К концу дня к нам присоединился начальник связи дивизии и с ним приехал сам комдив, генерал-майор Романов.

И причина такого «звездного» визита была весьма веской. Слух про новую секретную установку разнесся уже по дивизии. И он был подтвержден тем, что на нашем участке, где я имел честь играть в радиокомментатора на всех немецких волнах, немцы огребли основательно. Количество подбитых танков было до неприличия велико. И попытка вызвать авиационную поддержку вылилась в карусель с намного меньшей эффективностью, нежели обычно. Народ у нас никогда глупым не был, и бойцы сразу смекнули, из-за чего немцы стали воевать не так правильно. И артналет по замаскированным позициям противотанковой артиллерии прошел немного позднее, чем нужно, и результатом этого стали восемь сгоревших танков, попавших в огневую засаду. И бравые немецкие артиллеристы качественно смешали с землей пустые позиции.

Поэтому Романов решил воспользоваться экспериментальной установкой и организовать контрнаступление. В свое время я читал, что он был неплохим командиром, дрался до последнего, раненым попал в плен и был повешен немцами.

Я подумал, что идея в принципе трезвая. В таком случае Вермахт теряет одно из главных своих преимуществ — согласованность сложного армейского механизма. Именно то, чем грешила Советская Армия в первом периоде войны.

Интересный и занимательный разговор про технические возможности продлился минут сорок. Договорились поддержать наступление рано утром на соседнем участке обороны. Там есть реальная перспектива уничтожить немецкий плацдарм, тем самым улучшить положение осажденного города. Честно говоря, я очень хотел помочь. Поэтому связался с бункером и затребовал второй, резервный передатчик. Тогда эффективность подавления будет намного выше, если давить в два потока с распределением по мощностям.

До утра было время, и занялись обычным делом — закачивали горючку и воду и параллельно грузили ящики с консервами, мешки с крупами и другими продуктами долгого хранения. Мне приходилось несколько раз возвращаться в бункер, помогать женщинам, таскать ящики и мешки. Точнее я таскал, а они помогали и контролировали вход. Я по-тихому разместил недалеко от портала видеокамеру, и из бункера контролировали, чтобы не было сюрпризов в виде любопытных бойцов НКВД.

Когда начало светать, у меня уже руки отваливались. Дизтоплива закачали четырнадцать тонн и воды десять. Этих запасов хватит месяцев на пять, не меньше.

Да, натаскался за ночь. А надо еще систему настроить на два потока и запрограммировать выборку по уровням сигнала.

Наступление было назначено на пять.

Мы скрытно выдвинулись к позициям, замаскировали машину, а вот оборудование со сканером и ноутбуком разместили в окопе и антенны замаскировали под деревьями. А то у меня была стойкая мысль, что нас в ближайшем будущем будет ожидать охота артиллерии и авиации. Авиация будет точно, немцы не дураки, и быстро триангулируют место излучения помех и наведут авиацию.

По моему совету вокруг расположения излучателей поставили батарею 37-миллиметровых зенитных автоматов.

То, в чем я участвовал, мало походило на описанные во времена демократов наступательные операции РККА. Никто не собирался идти толпой на пулеметы. Народ готовился наступать, но не бездумно, а как положено. Была бы возможность, набил бы морду тому, кто про наших предков гадости рассказывает. Попробовали бы эти писаки в атаку под минометным обстрелом походить.

В пять тридцать две батареи гаубиц, полковые и батальонные минометы начали массированный обстрел немецких позиций.

За пять минут до этого я включил свою аппаратуру. Теперь что творится на линии соприкосновения, немецкое командование сможет узнать только по телефону.

Переднюю линию обороны противника заволокло дымом и пылью. Через двадцать минут в бой пошла пехота. За пехотой, которая уже захватила переднюю линию окопов немцев, на конной тяге неслись сорокапятки и сразу же занимали позиции для отражения танковой контратаки. Бой разгорался все сильнее. Мимо нас двинулись резервы для дальнейшего прорыва.

Вдалеке слышалась стрельба, взрывы, а мы сидели в окопе и играли на ноутбуке в игру «погаси частоту». С передовой повезли раненых.

К семи утра в прорыв пошли наши танки, шесть Т-26. Для меня, выходца из двадцать первого века, где эталоном танкового дизайна были Т-72 или американский «Абрамс», эти машины выглядели несерьезной экзотикой.

Где-то около восьми утра немцы наконец-то вспомнили о нашем существовании и решили задавить станцию подавления. Но ведь и мы тоже не лохи. Из города притащили пару поврежденных полуторок, на них понаставили ящиков и металлических штырей, изображая антенные излучатели.

Вот и по нашу душу прилетела девятка Ю-87 и начала все вокруг мешать с землей. И зенитчики тоже приняли участие в этом развлечении. Самое интересное — страха я не испытывал, только азарт. Из своей СВУ навскидку стал лупить по пикирующим штурмовикам. Попал, не попал, не знаю, но вот то, что три «лаптежника» завалили, это точно. И установка продолжала работать.

Ближе к обеду части 514-го стрелкового полка стали возвращаться на свои позиции. С ними вернулись всего три Т-26. Немцы тоже не простаки — подсуетились и отбили наступление, потеснив пехоту с занятых позиций. Но в результате утренней атаки серьезно потрепали немецкую 7-ю пехотную дивизию, так что к вечеру ее сняли с фронта и отправили на переформирование и заменили 15-й пехотной дивизией из оперативного резерва.

Результат использования моего изобретения произвел впечатление. Но я не унимался и придумал новую пакость для немцев. Основывалась она на простом предположении, что немцы люди умные и рациональные. Появление такого оборудования на фронте существенно бьет по их планам применения моторизованных соединений и обязательно должно вызвать соответствующую реакцию. Немцы и побеждали за счет качественной организации и скоординированности действий мобильных соединений, средств усиления и авиации. И все это базировалось на использовании радиосвязи. Учитывая то, что на тот момент времени не было цифровых систем, использующих помехозащищенные протоколы связи, немецкая военная машина в этом отношении была сильно уязвима.

Логично предположить, что немцы попытаются уничтожить и при возможности захватить оборудование. Значит, любое включение такой системы сразу привлечет внимание. И первая реакция низового командного звена — это уничтожение. Я бы предпочел комбинированный удар танков с мощной авиаподдержкой для уничтожения станции постановки помех.

Изложив мое мнение комдиву, я предложил свой план по нанесению ущерба немцам. Главное это обеспечить хорошую защиту ПВО. Романов расщедрился и выделил обе батареи 37-миллиметровых автоматических зенитных пушек и взвод счетверенных зенитных пулеметов. Все это было тщательно замаскировано. На случай танкового прорыва устроили качественную артиллерийскую ловушку. Ночью саперы просто сошли с ума, минируя все подступы к приманке. На флангах упрятали две батареи противотанковых пушек. В общем, ловушка была что надо. В качестве приманки опять поставили два ЗИСа с имитацией антенн.

Утром, около шести часов, батальон, занимавший оборону на этом участке фронта, начал создавать видимость подготовки к наступлению. Оставшиеся в распоряжении комдива несколько танков изображали передислокацию к участку прорыва. Гаубичная батарея начала пристрелку. И тут я включил установку.

События стали развиваться очень быстро. Немцы, похоже, ждали чего-то подобного, и сразу включились в контрбатарейную дуэль. Звукометристы у них были всегда на высоте, наши сразу начали огребать. Пехота пару раз имитировала атаку. Как мы и ожидали, вскоре появились немецкие самолеты и усиленно начали бомбить инвалидные ЗИСы. Обе зенитные батареи и пулеметчики трудились на износ. Такого яростного боя я еще не видел. В штабе корпуса знали про наши планы и, видимо, согласовав со штабом армии, выпросили истребительное прикрытие. Пятерка советских истребителей налетела на немецкие штурмовики, когда те выходили из очередного захода на цель. В воздухе закрутилась карусель.

На земле творились дела не менее интересные. Немцы контратаковали, и сразу ввели в бой около двух десятков танков с сопровождением пехоты. Как было договорено, наш стрелковый батальон в панике побежал. Гаубичная батарея, которая вроде как была разгромлена немцами, опять ожила. К ней присоединилась еще одна, которая до того молчала. При таком звуковом фоне немецкие звукометристы уже не могли качественно определить местоположение нашей артиллерии. Поле, по которому наступали немецкие танки, покрылось лесом разрывов тяжелых гаубичных снарядов. Несколько загорелось, но основная масса, пройдя линию окопов, прорвалась к нашей ловушке. Первые четыре танка подорвались на противотанковых минах. По остальным открыли огонь молчавшие до этого противотанковые батареи. Отсутствие связи между танками резко увеличило их время реагирования на угрозу. Пока они что-то поняли, еще шесть танков осталось гореть.

В это время бой в воздухе распался. Немецкие летчики, потеряв шесть машин, разбросав куда попало свой бомбовый груз, удирали обратно. Истребители потеряли всего одну машину, но летчик успел спрыгнуть с парашютом. Никто его в воздухе трогать не стал. Поэтому зенитчики успели повернуть свои орудия в сторону наступающих танков и открыть огонь. Через полчаса боя все танки, атаковавшие позиции советских войск и попавшие в огневую ловушку, были уничтожены. Немецкая пехота выбита из окопов контратакой с флангов и фронта. Еще часа три продолжалась артиллерийская дуэль. Немецкие истребители нарисовались над полем, но, потеряв один самолет, не решились дальше продолжать заходы.

Денек был веселым. Мне тоже удалось отметиться. Немецкая «троечка» практически прорвалась к нашим позициям, и пришлось по ней отработать из РПГ-26. Я выстрелил в стык корпуса и башни, получив милую детонацию боекомплекта.

Вероятно, немецкое командование очень обиделось, и по нам стала работать артиллерия всей дивизии. Так что пришлось сваливать в быстром темпе. У нас тоже потери были немаленькие. Особенно у зенитчиков. Два орудия были разбиты полностью. Но по радостным лицам бойцов и командиров было видно, что народ доволен. Немцы получили хороший укорот.

После таких приключений у меня сложились вполне приятельские отношения с Ковалевым и его бойцами. Их оказалось несколько больше, чем я предполагал. Все правильно. Так и нужно работать. Остальные бойцы держались в тени, как я понял, ожидая команды «Фас». Но команды не последовало и на третий день после отлета Судоплатова.

То, что Ковалев регулярно шлет «телеги» на меня, я не сомневался, вопрос слишком серьезный, чтобы его оставлять без контроля. Значит, руководство СССР пришло к выводу, что с нами лучше дружить и торговать, во всяком случае, пока. Но Сталин умудрился удивить меня своей кавказской хитростью и извращенным чувством юмора. Я-то думал, что у нас отношения перешли в коммерческую область по принципу «ты мне, я тебе». И особого желания встречаться с ним не имел. Не то что робел, а просто не было желания. Они ж коммунисты, хотят много и сразу, и кто не с ними — тот враг. А я не готов к таким отношениям. Так что единственное желание у меня было — стать нужным, но при этом сохранить независимость. А для этого нужно заполнить бункер топливом, водой и продуктами и попробовать поработать над изменением точки выхода в этом времени.

Но усатый хозяин страны поразил. Прибывший Судоплатов торжественно вручил мне новую настоящую «ксиву» капитана ГУГБ НКВД на имя Зимина Сергей Ивановича и орден Красной Звезды за участие в боях по обороне Могилева. И пояснил, что приказом от 25 июня я зачислен в штат НКВД. То есть, гады, меня задним числом зачислили в «гебню». На мои возмущенные наезды Судоплатов с барской неторопливостью пояснил, что раз я принимаю участие в уничтожении немцев, то будь добр славой и авторитетом делиться с органами.

После торжественной части мы уединились с Судоплатовым и начали уже другой и серьезный разговор. Я к этому готовился. Ждал наездов и изощренной византийской хитрости. Посмотрим. Еще раз повторюсь, вам бы в нашем банке поработать.

— У меня состоялся разговор с руководством на самом высшем уровне. Информация, переданная вами, возбудила большой интерес, а то, что вы рассказали о планах блокады Ленинграда, вызвало недоверие, но, учитывая, что все ваши послания на проверку оказываются достоверными, пришлось поверить и в это. А немецкий план «Ост» ужаснул своей зверской прагматичностью. Но вот источник этой информации до сих пор вызывает недоверие.

— Да, я понимаю вас. Но ничего больше сказать не могу. Под контроль нас вы поставить не сможете, поэтому лучше взаимовыгодно дружить. У нас есть определенные проблемы с продуктами и энергоресурсами, у вас с немцами. Поможем друг другу. Тем более в практической эффективности наших возможностей вы уже убедились.

— Да уж, доклад про вашу установку постановки помех вызвал большой интерес у Верховного. Но мы все же рассчитываем на нечто большее.

— Более смертоносное?

— Да.

— Пока нет. И я сейчас поясню почему. Простой пример. Я могу вам передать установку — и пользуйтесь. Но в условиях отступления вероятность того, что данная установка попадет в руки противника велика, и со временем немцы с их более развитой наукой и промышленностью быстрее освоят выпуск и применение этого вида оружия. Да, это оружие, так называемые средства радиоэлектронной борьбы. Пока вы сами не будете в состоянии наладить выпуск такого оборудования, мы ничего такого давать не будем. Если вы думаете о более серьезном оружии, то не надейтесь. Оно есть, и очень эффективное, но это будет равносильно тому, что дать пистолет двум малышам, подравшимся в песочнице. Кроме трагедии, ничего путного не получится. А вот, допустим, модернизированный вариант танка Т-34 был бы очень интересен. Танквеликолепный, только недоработанный. Завтра вы получите анализ и первичную документацию. Это будет лучшим вариантом. Поверьте, мы это уже проходили.

— Что ж, такого ответа мы и ожидали. Но я все равно еще раз вас приглашаю в Москву.

— Нет. Я не уполномочен общаться с вашим руководством, я только курьер. Да и смысла пока нет. Вы еще не готовы к полному и реальному контакту. Не спешите, все в свое время. — И, выдержав паузу, добавил: — История знает примеры, когда при контакте разных по развитию цивилизаций происходили трагедии. Пример — уничтожение цивилизации ацтеков в Южной Америке. Пример, конечно, очень грубый, но показательный. Ответы на ваши вопросы вы еще получите, даю слово офицера.

Тогда я и понял что ситуация начинает выходить из-под контроля и нужно в срочном порядке прерывать контакт или резко ограничить активность контактов. Налицо все признаки первичной взаимной интеграции. И эта интеграция мне не нравится, получается, что не они, а мы попадаем в зависимость — это именно то, чего очень хотелось избежать. Тогда мы окажемся у них во власти и прав у нас будет не больше, чем у остальных винтиков огромной государственной машины.

Поэтому я для себя решил, что эта ночь будет последней и надо будет взять небольшой тайм-аут для обустройства бункера. С такими мыслями я слонялся по Могилеву в окружении охраны.

Глава 16

После разговора с Судоплатовым очень хотелось развеяться, а еще лучше — похулиганить. Идея пришла не сразу, но со временем я увидел, как пионеры собирают пустые бутылки для заливки знаменитого «Коктейля Молотова». Вспомнилось, как в Симферополе мы делали нечто подобное, но более эффективное, чтобы закидывать окна и подвалы, из которых периодически постреливали татарские и турецкие стрелки.

Я объяснил Ковалеву свою идею, и мы расположились во внутреннем дворе Могилевского управления НКВД. Достав канистру бензина и столько же солярки, найдя в развалинах несколько листов битума, мы приступили к действу. Я попросил ограничить доступ, зная, что город рано или поздно будет оккупирован, и секрет новой зажигательной смеси не должен быть раскрыт раньше времени. Налив в большую кастрюлю воды и положив пару железок, я поставил на них ведро. В него накрошил битума и начал доливать смесь бензина и солярки, осторожно помешивая. Доливая и добавляя битума, добился состояния густого киселя. Вытащив ведро и дав ему немного настояться, залил в бутылку. В качестве запала вставил пробку, пропустив сквозь нее кусок огнепроводного шнура. Ну что ж, попробуем. Отойдя подальше в развалины, поджег шнур и кинул булку в стену. Вспышка была неслабая. И горело очень даже мило. На Ковалева это произвело хорошее впечатление. Обговаривая весь процесс создания и применения, мы вышли из развалин и наткнулись на бегущий патруль. Но вручил энкавэдэшные документы расставили все по местам. Они увидели вспышку и мощный дым и соответственно отреагировали.

Зайдя в управление, мы наткнулись сразу на Чистякова, который что-то выговаривал двум бойцам в форме НКВД. Наши армейские наряды сначала не произвели впечатления, но вот документы расположили к более доверительному общению. Услышав знакомую фамилию в сочетании со званием не лейтенанта, а капитана ГУГБ НКВД Зимина, Чистяков очень уж внимательно стал на меня поглядывать. На последней встрече с ним я был в маскхалате, и узнать меня он мог только по голосу. Поэтому он сидел и с большим интересом рассматривал меня.

Обсуждались рабочие вопросы, и я как-то заскучал. Было уже неинтересно. Сегодня последний вечер, загружаем остатки продуктов, закачиваем воду и остатки солярки — и я на время отключаю установку.

Это обсуждалось с остальными взрослыми обитателями бункера — и все были согласны, особенно после сегодняшнего утреннего боя, когда пришлось спасаться от немецкого артобстрела. Нас осталось слишком мало, и просто так рисковать было глупо.

Вечером выдвинулись к порталу в сопровождении охраны и нескольких загруженных машин. Бой на этом участке давно затих и ситуация позволяла быстро закончить погрузо-разгрузочные работы.

Пришлось снова работать до утра, пока в бункере не заполнили все емкости для горючки и для воды. Затем началось самое трудное — погрузка ящиков с консервами, мешков с крупами и другими продуктами длительного хранения. Но и тут природная смекалка помогла. Мы сняли с джипа лебедку и переправили через портал. И когда через портал выдвигался поддон, на него складывали ящики, которые с помощью лебедки затягивались обратно. И так пока не стало светать. В общем, бункер опять был жизнеспособным.

Но червячок недовольства начал мучить и не давать покоя, слишком уж все шло хорошо. Из портала передали свежераспечатанные данные по Т-34, как я и обещал. Ковалев сразу озаботился степенью секретности и укатил к штабу дивизии для организации передачи пакета в Москву. Со мной осталась пара бойцов для охраны, и я на всякий случай таскал с собой ППД. Проводив машину с Ковалевым, я направился к порталу.

И вот тут, в то самое время, когда я, натягавшись грузов, от чувства выполненного долга испытывал приятное удовлетворение, мое пророчество сбылось. Только в несколько расширенном виде. По линии обороны батальона ударили артиллерия и минометы, и пока мы думали, куда бежать, перенесли огонь по нам, разглядев в поле несколько машин и людей. Где-то читал, что обстрел минометами вещь очень смертоносная, хуже только попасть под накрытие системами залпового огня. Подтверждаю. Так оно и есть.

До портала оставалось метров сто, но преодолеть их было невозможно из-за сильного минометного обстрела. Близким взрывом убило одного из моих охранников. В стороне переднего края разгоралась перестрелка. Глухо бухали пушки, трещали пулеметы и хлопали винтовки. Гул танковых моторов нарастал. Прорвав оборону стрелкового батальона на узком фронте, немцы пошли по полю в нашу сторону. Использование такого количества танков на таком фронте говорит о сильной озабоченности немецкого командования. В полосе обороны батальона наступали около четырех полков. Естественно, шансов остановить их ни у кого не было.

Пока долбали пехоту, я успел накричать в радиостанцию, чтоб срочно отключались. Женщины пытались препираться, но у нас были пультики для экстренного закрытия портала, чем я и воспользовался. Портал беззвучно закрылся, оставив снаружи антенну, которая обрезком упала на землю. Немецкие танки были уже возле точки выхода и разнесли стоявшие там ЗИСы с пустыми бочками. Мы с последним охранником залегли в воронке и стали отстреливаться из автоматов. Способа прорваться к порталу просто не было. Отступающая пехота мешала точно стрелять. До нас добежали считанные единицы. Страшное зрелище, когда в течение нескольких минут уничтожили целый батальон. Такая ситуация была на соседних участках. К счастью, это поле считалось танкоопасным направлением и за несколько дней до немецкого наступления было качественно заминировано со стороны фронта. Первые несколько танков, выскочившие на поле, окутались дымом и загорелись. Остальные остановились и с дальних дистанций стали обстреливать наши позиции.

По моему мнению, немцы решили покончить с гарнизоном Могилева и сконцентрировали на маленьком участке обороны одного 747-го полка три дивизии, и 24-й механизированный корпус Вермахта, вместо привычного для меня удара южнее, в обход Могилева, перенес направление наступления на сам город, стараясь рассечь подразделения 13-й стрелковой армии на несколько частей. В нашем варианте истории, чтобы не терять время и темп, два немецких корпуса из 2-й танковой группы Гудериана обошли город, окружив 13-ю армию. В этом же варианте, оценив боеспособность наших частей, решили сначала уничтожить группировку, а затем вести наступление на Смоленск. На этом они теряли не менее пяти-шести дней, давая время лучше укрепить Смоленск и его подступы. Но я был уверен, что, выигрывая дни сейчас и сковывая немецкие части, мы давали тем, кто за нами, возможность лучше подготовиться.

Бой продолжался уже несколько часов, нас теснили к окраинам Могилева. Линия обороны отодвинулась на двадцать километров и пролегла недалеко от деревни Гребеневка, где расположились зенитчики.

Вот как раз они и помогли остановить танковое наступление, поставив свои 76-миллиметровые зенитки на прямую наводку и уничтожив около десятка танков. Пока немцы увязли в дуэли с зенитной батареей, которая к концу боя была практически уничтожена, мы сумели запустить установку постановки помех. Немецкий напор был все еще силен, но не так эффективен. Неслаженность действий стала сказываться. К переднему краю на нескольких машинах подвезли ящики с новым зажигательным составом. После чего несколько танков весело и чадно задымили. Остальные танки начали, откатываясь назад, постреливать по позициям советской пехоты. Слева ожили два зенитных орудия. Мощные 76-миллиметровые пушки эффективно боролись с немецкими танками. Появление авиации противника положило конец такой вот противотанковой идиллии. Зенитные орудия не успели развернуть, и они исчезли в дыме разрывов авиабомб. Пехота пыталась отстреливаться, но огонь был малоэффективен. Минут двадцать «лаптежники» ходили у нас по головам. В это время танки снова контратаковали. Забитая и оглохшая пехота не смогла противостоять. Снова прорыв — и танки утюжат окопы. Я в это время находился недалеко от КП полка и видел всю эту картину. Чувство бессилия, когда видишь избиваемую пехоту, охватило не одного меня. Перевес сил был такой, что установка постановки помех уже не помогала. Немецкая пехота добралась до окопов — и началась зачистка. Комполка собрал всех, кого можно было — ездовых, штабных писарей, поваров и бросил их в безрассудную контратаку. Расхватав бутылки с моим эрзац-напалмом, бойцы с криком и матом бросились на танки. Поддавшись общему энтузиазму, я тоже схватил пару бутылок, свой ППД и бросился со всеми на немцев. Никогда я не испытывал такого настроя, такой ярости и презрения к смерти. Было только одно желание: добежать и убить, вцепиться зубами.

Быстро редеющая толпа добежала до окопов, и немецкие танки начали вспыхивать один за другим. Многие начали бросать бутылки в немецкую пехоту, и на наших старых позициях раздался душераздирающий вой. Все заволокло черным дымом. В траншеях началась рукопашная схватка. Я бежал на левом фланге, и получилось так, что немецкий танк с фланга расстреливал атаку из курсового пулемета. Я был вне сектора его обстрела, и, не добегая метров десяти, зажег шнур и метнул бутылку. За моей бутылкой в танк полетело еще две. Повернув голову, я увидел возле себя Виктора, своего охранника из ОСНАЗа НКВД. Танк вспыхнул, как бочка с бензином. Из-за танка по нам заработал MG-34, и несколько бойцов сразу упало, но тут же за танк полетели три бутылки. Раздался хлопок, и вспышка, и дикие крики. Подбежав к окопу, мы без жалости расстреляли горящих немцев. А чуть отдышавшись и заняв свои окопы, принялись уже спокойно, как в тире, расстреливать убегающего противника. Редкая стрельба стала нарастать, осмотревшись по сторонам, я увидел около сорока бойцов в форме НКВД. Видимо, комдив увидел опасность в сложившейся ситуации и перебросил к нам резерв, роту бойцов из сводного полка Могилевского НКВД.

Немцы, понесшие серьезные потери в атаке, ограничились редким артобстрелом.

Опустившись на дно окопа, я наконец-то дал волю чувствам. Руки тряслись от переизбытка адреналина.

Но незабываемое чувство победившего, выжившего в страшном бою воина, наполняло душу покоем и умиротворением. Провоевав в грязной войне, когда все воюют со всеми, я понял, что такое народная война, что такое защищать свою землю. В нашем времени все было по необходимости: взялся за оружие, чтобы защитить свою семью. Там не было государства, ради которого стоило воевать. Погрязшая в воровстве и государственном бандитизме страна с непомерными амбициями и повадками дешевой проститутки не заслуживала доброго слова. А тут я чувствовал себя частью чего-то великого, древнего. Я понимал наших стариков, прошедших через такое и видевших падение той страны, ради которой они проливали кровь.

Несмотря на фанатичное сопротивление, линия фронта неизбежно сжималась к Могилеву. 24-й механизированный корпус с частями 46-го прорвали оборону южнее Могилева, а части 47-го механизированного корпуса — севернее, и практически завершили окружение группировки 13-й стрелковой армии. Но это случилось 27 июля. Хотя в нашей истории к 25 июля уже были подавлены основные очаги сопротивления в Могилеве. Значит, все-таки не зря я тут провел столько времени. Плотность немецких войск была такова, что любая попытка преодолеть их порядки и просочиться к одной из точек выхода порталов была самоубийством.

Тридцатого июля немцы вышли к окраинам Могилева. Попытка запустить станцию подавления закончилась неудачей. Через двадцать минут работы немцы сосредоточенным огнем артиллерии разгромили целый квартал города, где мы замаскировали полуторку с радиостанцией. Хорошо, что я с ноутбуком, сканером и генератором предусмотрительно спрятался в подвал.

Женщины несколько раз включали установку и истерически просили вернуться. Но пришлось дать жесткую команду отключиться, перенести выход установки в самое первое положение и раз в день ее включать. А то любой близкий взрыв — и осколок запросто залетит вовнутрь и покалечит. Я пообещал рано или поздно вернуться на то место. Возможности прорваться пока не было. Бои шли по всему городу. Поселок Луполово был занят, и эвакуироваться воздухом уже возможности не было.

Глава 17

Бои в городе не умолкали. О Ковалеве ничего не было известно, поэтому, потеряв возможность влиять на происходящие события, пришлось стать простым бойцом. В составе группы из шести снайперов, вооруженных СВТ-40 с оптическим прицелом и моей СБУ, устраивали снайперские засады, как правило, в составе пехотного подразделения, чтобы скрыть эффективность огня снайперов на общем фоне потерь, но и это давало свои плоды. Попытки атаковать без танкового прикрытия практически прекратились. Мне, как человеку двадцать первого века, развалины Могилева напоминали Сталинград. Те же разгромленные дома и улицы с остовами сгоревшей техники, заваленные трупами защитников и атакующих. Мой эрзац-напалм стал пользоваться большой популярностью. Специальный отряд НКВД занимался тем, что готовил адскую смесь и разливал по бутылкам. Чистяков, еще до начала наступления получив мои рекомендации, согласился с соблюдением режима секретности. Поэтому линию соприкосновения с противником можно было точно идентифицировать по тяжелому черному дыму.

Немцы, еще не имевшие отработанной тактики ожесточенных уличных боев, несли потери. Это уже после Сталинграда появилась тактика штурмовых групп в составе двух единиц бронетехники, огнеметчика и восьми-двенадцати бойцов. Сейчас эту тактику использовали мы. Так получилось, что я остался единственным командиром в звании капитана, и мне пришлось взять на себя командование сводным отрядом, состоявшим из бойцов 747-го и 514-го стрелковых полков, отступивших в черту города.

Разбив людей на штурмовые группы, проинструктировав по тактике ведения боя командиров и распределив зоны ответственности, мы приступили к организации обороны очередного квартала. Из тыла мальчишки-пионеры с трудом принесли несколько ящиков с бутылками, заполненными нашим напалмом. Получив из штаба несколько ящиков с толовыми шашками, мы приступили к изготовлению в полевых условиях самодельных взрывных устройств. Простые портянки пропитывали солидолом и на них аккуратными рядами накладывали стреляные гильзы. Получившимися осколочными рубашками обматывали толовые шашки, изготавливая заменители оборонительных гранат. На пути возможного продвижения немецких танков установили управляемые фугасы из снарядов 152 — миллиметровых гаубиц. К двум-трем бутылкам с зажигательной смесью приматывали толовую шашку, и все это заматывали самодельной осколочной рубашкой. Такой гибрид при взрыве среди живой силы противника производил неизгладимый эффект.

Каждый дом давался немцам с большими потерями. По моим подсчетам, только на моем участке мы положили около двухсот человек и четыре танка. Единственное, что немцы могли противопоставить, так это расстреливать дома из танковых пушек и гаубиц с закрытых позиций. Попытки выкатить несколько полевых орудий закончились большими потерями расчетов от огня снайперов.

Но даже самоотверженная борьба не может противостоять безжалостному, выверенному механизму. Я всегда считал, что там, где говорят о героях, молчат про ошибки. Война — это работа. Если все настроено и подготовлено, то нет места героизму. Это работа, грязная и кропотливая, но работа. И немцы умеют ее делать. А мы оплачиваем ошибки начальства своими героическими смертями.

Как и в прошлой истории, штаб 13-й армии принял решение идти на прорыв. Части, расположенные в городе и отсеченные вклинившимися частями 23-й немецкой пехотной дивизии, не были извещены. После попытки прорыва мы еще четыре дня отбивались в городе. Все свои приборы — ноутбук, радиосканер и радиопередатчик — я спрятал в подвале полуразрушенного дома, на всякий случай заминировав. С собой оставил переносную радиостанцию. Патронов практически не было, все уже давно сражались трофейным оружием. Из отряда численностью около ста пятидесяти человек остались в строю двадцать шесть. Среди них были моих два старых знакомых еще по бою в лесу, старшина Вяткин и молодой боец Воропаев. Они давно меня узнали и всегда старались держаться рядом. Как-то вечером, после боя, молодой Воропаев в лицах рассказывал, как тогда в лесу немцам надавали. Поднимал, так сказать, авторитет.

Как-то, это было сразу по окончанию училища, и я молодым зеленым лейтенантом попал в часть, один старый-старый прапорщик сказал интересную вещь, которую я никогда не забываю и стараюсь следовать ей: «Никогда не говори солдатам, что все знаешь и умеешь, показывай делами, тогда только будут уважать и при необходимости пойдут с тобой на смерть». Сейчас, будучи в двух шагах от смерти, я понимал, насколько он оказался прав.

Я видел, как бойцы собирались вокруг подготовленного и уверенного командира, который не пошлет их на убой, а будет с ними воевать по-умному. Так сейчас и получилось. Под моим командованием оказался небольшой отряд, в котором остались только самые опытные, выжившие в многодневных боях бойцы. Это был самый лучший экзамен, и те, кто его сдал, ценились на вес золота.

Прошло четыре дня с того момента, как части 13-й армии пошли на прорыв, оставив в окруженном городе несколько тысяч человек. Без боеприпасов и медикаментов они не могли обороняться, и немцы методично подавляли очаги сопротивления.

Оставаться в городе уже не имело смысла, и я принял решение прорываться в леса. Немецкие части в Могилеве уже сменились — те, что принимали непосредственное участие в штурме, были отведены на пополнение, а мобильные моторизованные дивизии ушли на Смоленск и Кричев.

Сейчас в городе орудовали части второго эшелона. Это давало шанс. Естественно, прорываться на соединение с советскими частями я и не думал. Там как раз немцы нас и ждали, прежде всего, нарваться на засаду проще простого. Поэтому мы решили пробираться в сторону Днепра. Замаячила возможность выйти поближе к порталу, а там уже можно было что-то придумать. Тем более команда подобралась очень даже неплохая. Во всяком случае, не хуже, чем наша рейдовая группа морской пехоты, с которой я колесил по просторам Крыма. Может, подготовка и хромала, но зато дух и настрой были на высоте. Слабовольные давно сами посдавались в плен и уже пахали на разминировании полей и участвовали в разборе завалов.

Тут очень помог прибор ночного видения, я его берег именно для такого случая. Аккумуляторы почти разрядились, но на пару часов работы должно было хватить. Четвертого августа группа в составе двадцати восьми человек стала пробираться на запад, к Днепру. Несколько раз приходилось пережидать патрули.

Почти перед самой окраиной мы наткнулись на стационарный пост, оборудованный с немецкой педантичностью. Два пулемета полностью перекрыли все подходы. И один пулемет был расположен в развалинах дома. Близлежащее пространство освещалось электрическими фонарями, запитанными от полевого электрогенератора. Вероятно даже, это была ремонтная часть, но в темноте принадлежность было трудно определить.

— При попытке прорыва все тут ляжем.

Эту мысль озвучил Виктор, который так и оставался возле меня во время всей обороны Могилева. Гранат почти не осталось. Патронов, в лучшем случае, по два десятка на брата. У меня в СВУ было два магазина и в ПП-2000 один полный магазин. Нашуметь хорошо — получится, а вот прорваться — вряд ли. Бойцы ждали моего решения.

— Значит так. Работаем их по-тихому. Тут не более двадцати человек. Подкрепления могут подойти по двум улицам. Поэтому, Вяткин!

— Я.

— Берешь Воропаева, делаешь две растяжки по правой улице, с дистанцией пять метров. Занимаете оборону, прикрываете отход.

— Есть.

— Супонин.

— Я.

— То же самое по левому проходу. Если начнется стрельба, скорее всего, оттуда полезут. Так что сделай качественно.

— Понял, сделаем, товарищ капитан.

Что такое растяжки, я их уже давно научил. И такими простыми премудростями бойцы пользовались с удовольствием.

— Витя, — обратился я к своему охраннику из ОСНАЗа, — берешь восьмерых, мажете сажей лица и клинки штыков, подбираетесь максимально близко. Постарайтесь по-тихому их сработать. — Дождавшись кивка, я переключился на командира нештатного отряда снайперов, сержанта Малого: — Семен, берешь своих, и держите на прицеле все три пулеметные точки. Если начинают работать, убираете пулеметчиков. При прохождении блокпоста прикрываете отход групп Воропаева и Супонина. А я попробую по развалинам добраться до верхнего пулемета и в случае чего из пулемета работаю по проходам, прикрывая ваш отход. Если получится, мигну три раза фонариком, чтоб меня ненароком не грохнули. Если пойдем врассыпную, встречаемся возле Днепра, недалеко от деревни Вильницы. Все понятно? Работаем, готовность десять минут.

Через десять минут отряд распался. В развалинах остались четыре человека, которые должны были нести раненых.

У меня была самая трудная задача. Одевшись в «лохматку», как называли бойцы мой камуфляж «Кикимора», и нацепив прибор ночного видения, я стал пробираться к верхнему пулемету, который контролировал дальние подступы к посту.

Осторожно ступая по развалинам, я медленно и осторожно подбирался к развалинам двухэтажного дома. Немец сорок первого года, конечно, непуганый, но своими обязанностями никогда не пренебрегал. Поэтому надеяться, что застану в развалинах парочку спящих фрицев, глупо.

Так и есть. Свив себе гнездышко, пара немцев там дежурила. Правда, один из них отсыпался, зато второй бдительно посматривал по сторонам.

Зайдя немного правее, я получил две мишени, которые прекрасно просматривались через пролом в стене. Отсчитав положенное время, достаточное бойцам, чтобы выйти на дистанцию броска, сделал два одиночных выстрела. Бодрствующий немец, получив пулю в основание черепа, булькнул, уткнулся головой в самодельный бруствер и завалился на бок. Второй просто дернулся во сне и затих.

Выскочив через пролом к пулемету, я три раза моргнул фонариком и стал оглядываться по сторонам. Мои бойцы практически подобрались к блокпосту. Оценив положение и взяв на прицел дальнего пулеметчика, я стал ждать. Но как всегда действительность преподнесла сюрприз. Сзади раздались тяжелые шаги, и кто-то стукнулся и стал ругаться на немецком. Обернувшись в сторону пролома, я увидел немца, удивленно смотревшего на меня. Тот даже не успел сдернуть с плеча винтовку, как я всадил ему в грудь короткую очередь. Но он успел крикнуть.

Но это уже не могло изменить ситуацию. Перегнувшись через окно, я двумя очередями положил ближнего пулеметчика и часового, оказавшегося рядом. Но звук стрельбы, даже с использованием тактического глушителя, все равно показался громом и всполошил неспящих немцев. Оставшийся в живых пулеметчик закричал — и тут же захрипел, получив в горло импровизированным копьем из привязанного к жердине штыка. Пока фрицы просыпались и хватались за оружие, в полуразрушенный дом, выбранный для ночлега, врывались бойцы, уничтожая противника штыками и саперными лопатками. Раздалось несколько выстрелов, долгий вопль — и все затихло. Но тревога была поднята, и несколько патрулей приняли звук выстрелов как сигнал к действию. Со стороны правого прохода раздалось два взрыва — сработали растяжки. Послышались несколько одиноких выстрелов — наш заслон вступил в бой.

Время катастрофически уходило. Со стороны левого прохода тоже раздались выстрелы и загрохотал пулемет. Ситуация начала выходить из-под контроля. Из караулки вытащили двух раненых бойцов. С таким грузом трудно будет уходить. Наплевав на маскировку, я закричал из окна:

— Витя, берите раненых и уходите. Малый!

— Я, товарищ капитан.

— Забирайте пулеметы и запасные ленты. Отойдите метров на сто вперед и займите оборону, отсечете преследователей. Отходите вместе с группами Вяткина и Супонина.

— А вы?

— А я тут немного из пулемета постреляю, уж слишком позиция хорошая. Все бегом, пока они тут, как тля, не налетели. Не бойся, если что, свалить отсюда не проблема.

Бойцы опытные, поэтому пререкаться не стали. Впереди бежали несколько человек и тащили на себе раненых. Стрельба разгоралась, но больше напоминала истерическую. Так обычно постреливают, когда боятся и забились по норам — лишь бы пальнуть: не попаду, так напугаю. Мимо протопал Супонин с напарником, а чуть позже им вдогонку похромали Вяткин и поддерживающий его Воропаев.

А вот это пошли не технари, а нормально подготовленные немцы. Те перемещались короткими перебежками и постреливали в нашу сторону. Бабахнула еще пара растяжек. Веселье только начиналось. Примерившись к пулемету, я начал выцеливать братьев по разуму в немецких мундирах. Пулемет задергался в руках.

Лупя короткими очередями по фигуркам, мелькавшим в развалинах домов, плохо различимым в предрассветном полумраке, я испытывал удовлетворение, видя, как некоторые, не успев добежать до укрытия, падают и больше не поднимаются.

Но и мне становилось «весело». Пулеметный расчет без пехотного прикрытия тоже недолговечен, поэтому, получив в лицо порцию крошки, высеченной из камня пулей, я решил, что заигрался в героя-пулеметчика. Немцы — толковые ученики, пристрелялись. Сейчас подойдут поближе и закидают гранатами. Стащив пулемет и закинув на плечо запасную ленту, я махнул рукой на запасной ствол для пулемета и побежал вниз. Но, добежав до пролома, услышал характерный деревянный стук, который издает немецкая граната-колотушка на длинной деревянной ручке.

— О-ё! — И сиганул в пролом, хорошо так растянувшись на камнях.

Хлопнувший сзади взрыв, чуть ударил по ушам, но ничего серьезного.

В грохот выстрелов на улице вклинилось несколько новых звуков. Заработали два пулемета. И частота выстрелов сразу изменилась. Немцы как-то сразу притихли, два пулемета — неплохой аргумент побросать оружие, залезть подальше и притвориться деревцем.

Это дало мне время вылезти из здания и побежать к спасительному лесу.

Сзади раздались несколько хлопков, визг, и впереди вспыхнули разрывы. Минометы. Быстро они развернулись. До леса оставалось метров сто, когда меня ударило в спину и кинуло на землю. Рядом упал пулемет, и острая боль пронзила тело.

Я лежал и от боли не мог вздохнуть. «Главное, чтоб позвоночник был цел, главное, чтоб позвоночник был цел», — повторял я про себя и, прежде чем потерял сознание, услышал рядом немецкую речь и длинную пулеметную очередь «на расплав ствола». Меня схватили за руку, дернули — и наступила темнота.

Глава 18

Было больно, очень больно. Болело все тело, и я чувствовал, как болят ноги и руки и как трудно дышать. Пришло понимание, что позвоночник цел — и это меня успокоило. С трудом я открыл глаза, было светло. Попробовал поднять голову, но сразу стало так хреново, что лучше б в себя не приходил. Контузия, что же еще. Да уж. Припечатало основательно. Попробовал повернуться на бок, и меня вырвало. Открыл глаза. Рядом сидели и лежали мои бойцы — не больше десятка. Рядом крутился Воропаев.

— Воропаев, — через силу выдавил я. Вместо голоса раздался хрип, и стало так больно в ребрах… Да, похоже, сломаны ребра. Ой, как больно.

Но тот услышал.

— Товарищ капитан очнулся.

И наклонился ко мне.

— Что вы говорите?

— Сколько… сколько вырвалось?

— Восемь нас. Трое ранено.

— А где остальные?

— Как немцы стали из минометов бить, отступили в лес. А вас ранило. Товарищ лейтенант побежал вас выручать, и мы с ним. Вот восемь человек и ушло. Где остальные, пока не знаю.

На дальнейшее общение сил не хватило. Опять накатила темнота, притупив боль и муки совести.

Когда я снова пришел в себя, было темно. Рядом сидел Виктор с перевязанной грязным бинтом грудью. Он был очень бледным. Увидев, что я открыл глаза, он слабо улыбнулся.

— Привет, капитан. Вот видишь, мы прорвались. Я не верил. Но тебе везет.

Он замолчал, видимо, собираясь с силами. Потом тихо прошептал:

— Скажи, Сергей, кто ты? Мне недолго осталось, до наших живым не дойду.

— Витя, что ты хочешь услышать?

— Ты слишком много знаешь. Скажи, мы победим?

— Да. Если бы я не вмешался, то в сорок пятом году. Теперь, надеюсь, пораньше.

Он хрипло закашлялся, и через кашель я услышал смех.

— Ты из будущего. Киселев так и думал.

— Тебе легче стало?

— Немного. Жаль, не доживу до победы, но все равно хорошо, что с потомком встретился. Кем ты там был? Чем занимался?

— Разведка морской пехоты. Тем же самым и занимался. Воевал, уничтожал, взрывал.

Виктор вновь замолчал и потом выдал фразу, за которую мне стало очень стыдно:

— Если вы такие, значит, мы не зря умираем, значит, есть смысл и есть ради чего жить.

Парень умирал у меня на глазах, и мне было стыдно за нас, за наш мир, за то, что мы загадили память о таких вот ребятах, которые шли на смерть, как на работу. За то, что мы пропили, прогуляли, промотали все, что они добывали кровавым потом.

Сейчас, находясь в этом лесу, я испытывал бессилие от своей слабости. Рядом умирал человек, который мне прикрывал спину и вытащил из-под огня, с которым мы сроднились. Я, мнивший себя вершителем судеб, был бессилен помочь этому хорошему человеку и не мог помочь тому же Вяткину или Воропаеву, которые возились невдалеке, возле небольшого бездымного костерка. Я не мог помочь Супонину, Малому и остальным бойцам. Они все были практически обречены. Сколько их было таких безвестных, выполнивших свой долг до последнего. Мне открылась истина — что они как раз и есть совесть нашего народа, костяк, на котором все держится.

Ведь они и у нас были, такие люди. Я ведь знал и видел, я с ними воевал рядом. Сколько таких вот Вяткиных, Супониных спивались, бросали все и, переступив через себя, выходили на рынок торговать, потому что дома были дети и их нужно было кормить. Что же с нами стало? Мы доигрались в мнимую, навязанную нам вседозволенность и потеряли свой мир.

Витя — так и не узнал его фамилию, все равно не скажет — закрыл глаза и заснул или потерял сознание.

На меня наскочил неугомонный и взбудораженный Воропаев.

— Товарищ капитан! Тут прибор ваш дергается и дребезжит. Аж страшно поначалу.

И протягивает мне мою радиостанцию, которая только вчера вечером, когда мы приблизились к лесу, была включена. На ней был активирован канал цифрового зашифрованного вызова. И вот станция получила код активации и стала вызывать.

Включив декодер, я ответил на вызов.

— База вызывает Феникса. База вызывает Феникса.

Нажав кнопку, ответил:

— База, Феникс на связи.

Радостный визг в эфире известил о том, что мне рады и что нас ждут.

— Сереженька, как ты там?

— Так, зацепило немного. База, у нас много раненых, есть и тяжелые, нужна немедленная помощь.

Тон из радостного сразу стал деловым и озабоченным.

— Где вы находитесь?

— Пока не знаю, попробуйте нас запеленговать.

— Сережа, включи маяк, попытаюсь вас засечь.

Прошло десять томительных минут.

— База вызывает Феникса. Вы на расстоянии восьми километров от портала.

— Хорошо, дорогая, сейчас организую марш-бросок. Готовь Марину и операционную, у нас несколько тяжелых. Еще нужны еда и боеприпасы для нашего оружия.

Закончив сеанс связи, я подозвал Вяткина.

— Фрол Степанович. Нужно поднять всех и пройти восемь километров на юг. Там будет медицинская помощь, продукты и боеприпасы. Подготовь носилки для тяжелораненых.

Это звучало невероятно, но люди привыкли мне верить и по многим недоговоркам считали меня очень необычным человеком, подтверждением тому были мои «озарения» и необычные словечки.

Минут через сорок мы двинулись, медленно и с трудом, но целенаправленно. У людей появилась цель.

Нам понадобилось три часа, чтобы пройти эти восемь километров. Меня тоже несли, идти я пока не мог.

По ходу дела стал узнавать места. Прошел месяц, а сколько всего произошло.

Вскоре в радиопередатчике раздался вызов:

— Феникс, это База. Вижу группу вооруженных людей в советской форме.

— База, это Феникс. Это мы. Можете выходить.

Вызвав Вяткина, я объяснил ему, что скоро мы встретим своих людей и не стоит нервничать.

Это было зрелище, ради этого можно было и побегать по полям войны. Из-за кустов выскочили две женщины, облаченные в бронежилеты, с автоматами наперевес.

— Сереженька.

Светка стала бегать от солдата к солдату, вглядываясь в лица, стараясь узнать меня. Вскоре она наткнулась на меня и стала обнимать и плакать.

— Оу-у-у-у, — завыл я. — Осторожно, ребра.

Подбежала Маринка, но я погнал ее к Витьке.

Усталые бойцы аккуратно положили носилки и обалдело стали рассматривать носящихся вокруг них женщин в бронежилетах и касках.

— Надо ему сначала помочь. Давай по тяжелым, а потом и до меня дело дойдет.

Марина кивнула в знак согласия и занялась тяжелыми. Знает, что больше всего народа умирает не от ран, а от потери крови и несвоевременно оказанной помощи.

Склонившись над Виктором, она недолго с ним занималась. Лицо у нее закаменело, и она пересела к другому бойцу. Последним оказался я. Светлана все это время бдительно смотрела по сторонам. Двух бойцов с трофейными пулеметами она отрядила на фланги. Тут сказывалось ее военное образование и опыт командования личным составом.

Когда Марина стала заниматься мной, я ее осторожно спросил про Виктора и по глазам понял, что все плохо.

— Марина, сделай что-нибудь. Он мне жизнь спас. Пожалуйста.

— Сережа, ты воевал, знаешь, что это такое. Нужна операция. А я всего лишь педиатр, и опыта таких операций нет.

— Но ты же ребят в Севастополе лечила. Попробуй. Это очень важно.

— Я попробую, Сережа. Попробую. Как мне надоела эта война. Его надо к нам в бункер, в процедурную.

— Хорошо, сейчас организуем. А что с другим?

— Тяжело, но излечимо. Запущенное ранение, начало гангрены, но я помню, как антибиотики поначалу на людей действовали. Так что я не волнуюсь. А вот у лейтенанта проникающее ранение грудной клетки. Как он до сих пор жив, не понимаю.

— Ты иди в бункер и готовься, сейчас объясню людям все — и все будем в бункере.

— Сережа, ты уверен?

— Марина, я не могу бросить их тут. Тут остались лучшие, кто не испугался. Тем более нашему затворничеству все равно должен прийти конец, и лучше это делать с верными людьми, нежели надеяться на честность руководства СССР.

— Воропаев.

Тот только и ждал команды.

— Я, товарищ капитан.

— Вызови Вяткина и готовь народ к движению. Времени мало.

— Есть, сейчас сделаю.

— Фрол Степанович, — обратился я к Вяткину, — тут рядом есть укрытие, где нас никто не достанет. Ничему не удивляйтесь, потом все объясню. Виктору срочно нужно делать операцию. Так что собирай всех, и движемся к входу в бункер.

— Понятно. Сейчас сделаем.

Чуть помедлив, он спросил:

— Это ваша жена, товарищ капитан? — И кивнул в сторону Светланы, которая инструктировала Супонина по порядку передвижения. Дождавшись ответного кивка, он продолжил: — Серьезная женщина. Умеет командовать.

— Так она звание капитана имеет, военное училище закончила и бойцами командовала. Так что трудновато иногда в семейной жизни приходится.

— Вы-то как, товарищ капитан?

— Да отлежаться пару деньков — и все. Пришли ко мне Малого с Мироновым.

Через три минуты подошли оба наших снайпера.

— Семен, женщины принесли боеприпасы и еду. Вы из нас сейчас самые подвижные, поэтому от вас потребуется сгонять к Днепру и попробовать поискать остатки нашего отряда. Нельзя своих бросать. Послать больше некого, а ты охотник, лес лучше всех здесь чувствуешь. И главное, ни в коем случае не попади в плен живым. Ни ты, ни Миронов. Если узнают про нас и, хуже того, захватят, то стране будет нанесен очень большой вред, почему, я потом объясню.

Малой ухмыльнулся.

— Да понятно, товарищ капитан, давно было видно, что вы не из простых. Ни вы, ни товарищ лейтенант. Да ваше устройство, что немцам по радио общаться мешает, мы видели.

— Хорошо, что понимаешь. Если здесь никого не найдете, забазируетесь и ждите меня или кого-то из нашего отряда. Да, и возьми мой камуфляж, он тебе нужнее будет.

С кряхтеньем удалось стянуть с себя масккостюм «Кикимору». Получив боеприпасы и продукты, снайперы растворились в лесу.

Минут через двадцать мы подошли к порталу. После некоторых пояснений бойцы аккуратно поднялись по спущенной стремянке и попали в бункер. Я не исключал возможности, что кто-то из моих бойцов специально приставлен ко мне. Кто-то, кроме Виктора. Но если честно, то я устал, набегался. Надо было немного отдохнуть, но при этом оставались еще бойцы, которые должны ждать возле Днепра в районе сбора.

По моим планам, гостям пребывать в бункере не более двух-трех суток. За исключением тяжело раненных.

Я принял горизонтальное положение и позволил наконец-то супруге заняться своим здоровьем. Дети, испугавшись новых людей в бункере, осторожно подглядывали из жилых боксов.

При помощи Вяткина и Супонина Марина отнесла Виктора в процедурную и стала готовиться к трудной операции. Ее волнение понятно, хирург считается специалистом высшей квалификации среди врачей. И такого достигают годами, а тут сложнейшая операция. Но это все, что я могу сделать для Виктора.

Накормив всех и заставив большинство, кроме тех, кто помогал Марине в операции, отсыпаться, я решил провести серьезный разговор после отдыха.

На этот день больше всего проблем выпало Марине, операция была действительно трудной, и о результате говорить еще было очень рано.

Когда все наконец-то отоспались и привели себя в порядок, собрались на ужин в кают-компании. Я, взяв с собой Воропаева, пошел к установке. Тот ненадолго сбегал на ту сторону, узнать появились ли наши разведчики. Но их, к сожалению, пока не было.

Подавленные новыми впечатлениями люди ждали объяснения. Но никто не торопил. Уважают, значит, командира.

И вот три человека сидят возле меня. Практически всех я знал не один день, вместе воевали. Это те, кто остался. Остальные рассеяны по лесу.

— У вас, наверно, накопились вопросы, сейчас я готов ответить и пояснить. Но запомните, то, что я сейчас скажу, навсегда изменит вашу жизнь. Даже за то, что вы были рядом со мной, вам может угрожать опасность. Вас будут преследовать всю жизнь, может быть, и свои, и чужие. Не надо так на меня смотреть, Супонин, я не предатель, наоборот, судьба нашей Родины для меня важна не меньше, чем и для вас. Сейчас есть возможность уйти. Потом вы поймете, что уйти уже не сможете, не потому, что вас будут удерживать насильно. Совесть, вот кто вас будет держать. Совесть и долг.

Пауза затягивалась. Люди обдумывали мои слова, и у каждого было написано разное на лице. Воропаев восторженно и как-то одухотворенно ждал продолжения. Мне его жаль, парня ждет большое разочарование, может, только принадлежность к такой тайне компенсирует ему все неудобства. Вяткин, потирая раненую ногу, спокойно ждал продолжения. По-моему, он уже давно что-то подозревал, но как настоящий военный не лез не в свои дела. Супонин. Вот где был крепкий орешек. Я не удивлюсь, если он был из кулаков, есть в нем что-то такое, мужицкое, хозяйственное. Но при этом как боец он был страшным и безжалостным. Когда я ему что-то поручал, то был уверен, что все будет, как положено. Вяткин, как старший по званию после меня, наконец-то подал голос.

— Говорите, товарищ командир. Куда деться, мы и так уже с вами. Я тут подумал, что вы так давно могли уйти, но оставались и воевали как все. Так что я с вами.

— Хорошо. Все вы видели необычные устройства, оружие, — выждав необходимую паузу, продолжил я и обратился к Супонину: — Скажи, Илья Федорович, тебе понравилась моя винтовка?

— Да, неплохая, в лесу не совсем пойдет, но против немцев в самый раз.

— Так вот, эта винтовка разработана в тысяча девятьсот девяносто третьем году для спецназа, то есть войск специального назначения. Автомат ПП-2000 разработан в две тысячи четвертом году тоже для войск специального назначения, то же касается и радиостанции, которую даже в том времени никто подслушать не мог, и радиосканера, и кучи всего остального. Все это вещи из будущего.

Супонин, криво усмехнувшись, подал голос:

— Вы хотите сказать, что научились таскать вещи из будущего?

— Нет, я сам из будущего, ваш потомок.

Народ как-то спокойно к этому отнесся. Видимо, недавние события обороны Могилева вызвали некоторый ступор. Тут Воропаев задал вопрос, который всех интересовал:

— Мы победим?

Глубоко вздохнув, я с некоторой усталостью ответил:

— Конечно, победим. В нашей истории мы взяли Берлин в мае сорок пятого года. Даже праздник такой появился девятого мая, День Победы. Только вот цена…

Супонин опять криво усмехнулся и продолжил:

— Кровушки, наверно, русской пролили. Не можем по-другому.

— Да, так оно и есть. Как ни прискорбно, Супонин прав. Потери в этой войне огромные. Вы сами видели. Немцы будут, как бараны, ломиться до Москвы, где им окончательно дадут по рогам и погонят обратно. Только вот пока наши научатся воевать, столько ошибок понаделают, а за все будет уплачено солдатскимижизнями, да и не только солдатскими. Что немцы будут творить на оккупированных землях… Сколько народа замучают…

Самое интересное, что не последовало никаких диких криков в стиле «Вы провокатор, так не может быть. Пролетарии всех стран соединяйтесь!». Тут подобрались люди, взглянувшие в глаза смерти и уже воспринимающие мир по-другому. Когда-то и я такое прошел, только на другой войне.

Наконец-то подал голос Вяткин. Он после меня пользовался авторитетом, и его слово немало стоило.

— Товарищ командир, скажите, кто вы? Если из будущего, то хотите нам немцев помочь бить?

— Я офицер. Капитан разведки морской пехоты. Воевал. А здесь… Да скорее себе помочь, своей семье, семье погибшего друга. А потом понял, что где бы ни была Россия, здесь или в нашем времени, я должен ее защищать и для того я ношу свои погоны.

Увидев странную реакцию, я пояснил:

— Погоны введут в армии в сорок третьем году и звание офицера тоже.

— А там с кем воевали?

— Да разве ж они переводились — те, кто до нашей земли охоту имел. Что немцы, что турки, что французы. Беда в том, что довоевались. Вы же изучали химическое оружие, понимаете, какая гадость. А вот представьте, что придумали оружие в сотни тысяч раз страшнее и смертоноснее и наделали его столько, что можно наш мир уничтожить несколько раз. Вот и уничтожили, гады. Вы сейчас находитесь в бункере. В две тысячи двенадцатом году. Снаружи мертвый мир, хотите — покажу. Страшное зрелище. Я не знаю, остался ли кто-то, кроме нас. А то устройство, через которое вы прошли, что-то вроде машины времени. Поэтому и говорил, что это место, где никто не достанет.

— Да, дела. Что дальше будет? Ни мы, ни вы здесь сидеть долго не будем. Надо возвращаться. И чего вы хотите добиться?

— А пытаюсь как-то все изменить, исправить. Может быть, если предупредить, так, чтоб поверили, удастся избежать такого вот конца. Что восприняли всерьез, это да. Вон Виктора из самой Москвы прислали. То, что должна начаться война, не успел сообщить, да и не поверили бы, сами помните, как перед войной кричали, что ничего не будет. В нашем времени Могилев пал уже двадцать пятого июля, а как долго сражались? Вот уже, значит, помог. И еще буду.

— А как же то, что народ по лагерям гноят и в Сибирь выселяют? — подал голос Супонин. — Этому ты тоже помогать хочешь?

— Нет, как раз наоборот. Я этого не одобряю. Просто с позиции нашего времени все выглядит намного страшнее, и нас так напугали товарищем Сталиным в свое время, что американцы, немцы и разные гады стали лучшими друзьями. И что по их советам со страной сделали, вам лучше не знать. Это страшно. И результат, что огромная страна стала самой нищей. Вот скажи, Илья Федорович, тебе бы понравилось, что старики умирали на свои нищенские пенсии, что дети спивались в возрасте четырнадцати лет и становились наркоманами, что мужеложцы и клоуны были героями, а страной руководили бандиты и предатели. Я этого насмотрелся. Не хочу больше рассказывать, а то вас потом сталинские соколы упекут подальше, чтоб языком зря не трепали. Давайте думать, что дальше делать.

Здесь мы долго не усидим — и воздуха мало, и продуктов. Поэтому возвращаться придется по любому и долг перед народом придется выполнить. Под пулеметы толпами я не предложу вам идти. По-умному надо будет воевать. Чтобы немцы умылись кровью. Я вам расскажу, что они с нашими людьми делать будут. Думаю, после этого вы пленных вообще брать прекратите.

И в течение получаса рассказывал про концлагеря, про то, как людей будут угонять на работы в Германию. Про отряды карателей и Хатынь. Народ проняло очень основательно. Распределив обязанности, я поплелся отдыхать, а то что-то разговор забрал много сил.

Глава 19

Виктор не приходил в сознание, и его состояние было крайне тяжелым. Второй тяжело раненный боец уже пришел в себя и показывал великолепную динамику выздоровления. Сказывалось применение антибиотиков. В свое время интересно было читать, как антибиотики при первом использовании творили чудеса.

Бойцы потихоньку осваивали бункер. Я им ради интереса показал картинки с камер видеонаблюдения. Картина, мягко сказать, удручающая. Но самое интересное, просматривая систему мониторинга радиодиапазона, я зафиксировал несколько источников радиоизлучения. Значит, кто-то, кроме нас, еще остался жив в этом мире. Пара передатчиков работала в цифровом шифре, несколько портативок, но на пределе слышимости, так что послушать не удалось. Это начало настораживать. Со стороны других выживших мы могли бы стать интересным объектом. И горючка есть, и продукты. Поэтому следовало бы предпринять дополнительные меры предосторожности.

Перемещаться по бункеру было тяжело, сильно болели ребра, и жесткая фиксирующая повязка очень сковывала движения. Но большое спасибо бронежилету, который принял на себя удар и задержал несколько мелких осколков.

Я проверил состояние дизель-генераторов, аккумуляторов, оранжереи, где под лампами произрастали наши поглотители углекислого газа и источники витаминов и живой растительной пищи. Меня здесь почти месяц не было, и свои обязанности я выполнял через боль, но с большим удовольствием. Воропаев увязался мне помогать, а потом Супонин присоединился, оглядывая взглядом хозяина, как тут у нас все устроено. Его заинтересовала система отопления, как у нас хранятся продукты. Особенно ему понравились экономичные морозильники.

Удалось заинтересовать Вяткина лежащим на складе автоматическим гранатометом АГС-17 «Пламя». Решил, что при столкновении с немцами такой вот неоспоримый аргумент пригодится.

Ближе к вечеру опять включили установку и отправили Воропаева и Супонина проведать наших снайперов, снабдив их радиостанцией и двумя автоматами ППД, захваченными в свое время у немецких диверсантов. Минут через двадцать бойцы вышли на связь и доложили, что нашли разведчиков и что те не одни. Рядом сидел Вяткин и внимательно слушал. Теперь за мной принятие решения. В мои планы не входило посвящение всего отряда в тайну перемещений во времени. Поэтому, дав команду оставаться там, я стал выяснять состояние и количество собранных бойцов. Когда оказалось, что, помимо остатков нашего отряда, они по дороге нахватали бойцов других разгромленных частей и соединений, подтвердил свое распоряжение про соблюдение режима секретности относительно наличия бункера.

Среди присоединившихся было несколько особо упорных, идущих из-под самого Белостока, которые практически на руках тащили сорокапятку с двумя снарядами.

Наличие агентов Абвера в такой среде не исключается, поэтому светить наличие бункера в таких условиях было бы огромной ошибкой.

Я переоделся в форму сотрудника НКВД, которая давно, ушитая, со знаками различия капитана, ждала меня. С трудом перешел портал, захватив с собой автомат и нацепив на портупею кобуру с ТТ. Теперь мне придется выступить в роли сотрудника органов госбезопасности, злобного и подозрительного. Самое интересное, что у меня были реальные полномочия и самые настоящие документы, а на груди самый настоящий орден Красной Звезды. Для усиления мы взяли с собой пару трофейных пулеметов, которые бойцы самоотверженно вытянули с собой.

Супонин и Воропаев, предупрежденные по радио о моем приближении, встретили меня недалеко от импровизированного лагеря. Отведя их в сторону, я дал команду, что про бункер ни слова и, если уж очень будет нужно, отвечайте, что здесь был временный склад НКВД. Тут же были оба снайпера. Увидев меня в новой форме, немного другого ведомства, нежели они привыкли, бойцы вытаращили глаза и встали по стойке «смирно».

Я спешил провести первичный инструктаж.

— Значит так, я даю гарантию, что среди них есть немецкие агенты. Они сейчас шатаются по таким вот группам окруженцев, внедряются и вместе с ними попадают в расположение наших частей или находят временные штабы и выдают основным немецким силам, наводят на засады. Легенды, как правило, не очень тщательные и при серьезной проверке разваливаются. Поэтому они внедряются на один-два дня. Так что делаем так: Воропаев, Супонин, размещаетесь так, чтоб держать под прицелом всю группу. Малой и Миронов на дальних подступах, маскируетесь. Если кто-то будет дергаться и схватится за оружие, валить без разговора, лучше ошибиться, нежели притащить за собой немца. Вяткин, изобразишь из себя фельдшера. На тебе осмотр на вши, болезни, но обращай внимание на чистоту тела. Реальные бойцы грязнущие, идут долго и много, немец должен быть более чистым и пахнуть по-другому. Мысль понятна? Смотри на нижнее белье, может, вместо нашего исподнего, напялят на себя свои кальсоны. В первую очередь проверяй наших. Как проверим, сразу их вооружай и размещай так, чтоб остальных контролировали. Если кто-то вызывает сомнения, я скажу, что он, несомненно, честный человек, его нужно будет отделить от остальных, дать по макушке и связать. Потом будем допрашивать. — Дождавшись кивка, я продолжил: — Малой, потом осторожненько вернешься по пути следования и поищешь всякие метки и записки. Вдруг кто-то после себя оставлял закладки. Понятно? — Очередной кивок. — Все, теперь действуем.

Остальные солдаты стали подниматься при виде командира. Мои, которым удалось вырваться, были несколько обескуражены новой формой, но я им дружелюбно кивнул, дав понять, что все остается как прежде. Подошедший за мной Вяткин стал поднимать и строить народ. Раненых не трогал. После чего дал команду рассчитаться. Я стоял и молча наблюдал за этим. Простая ситуация, психологически выверенная — толпа сразу превращается в организованную группу.

Закончив расчет, Вяткин повернулся ко мне и отрапортовал:

— Товарищ капитан, сводный отряд бойцов Красной Армии в количестве пятидесяти восьми человек построен.

— Вольно.

— Вольно, — продублировал команду Вяткин и встал слева и чуть сзади от меня — все по уставу.

Все было выполнено подчеркнуто качественно и согласно уставу, чтобы показать серьезность момента. Старшина работал на мой авторитет.

Я смотрел на уставших, замотанных людей. У моих бойцов на лицах были написаны надежда и уверенность в будущем. У остальных только обреченность. Наверно, думали, что их сейчас начнут унижать и гнать на убой. Люди от НКВД не ожидали ничего хорошего. Их тоже можно понять — пройти через ад поражения, вырваться живым и нарваться на органы в тылу у немцев. Веселая ситуация. А вот что мне с ними делать? Максимум, на что я рассчитывал, так это на заботу о своей семье и семье Витьки Кузьмина. А тут практически рота, с ранеными и, возможно, с немецкими агентами. Почему-то я в этом не сомневался. Тут уже включилась интуиция бывшего сотрудника службы безопасности банка. По моему мнению, в некоторых банках СБ была не хуже, а даже лучше государственных органов госбезопасности нашего времени. При правильном финансировании достигались порой поразительные результаты. Опыт оперативной работы был, особенно когда приходилось проверять спорные кредиты или принимать на работу чьих-то племянниц.

Да, что-то задумался. Надо сказать приличествующее моменту высокопарное слово.

— Здорово, бойцы!

Строй невпопад что-то рявкнул в ответ. В общем, почти послали, вот только куда — не понятно.

— Я вижу, что вам пришлось много пережить. Сейчас вами владеют страх, безразличие и апатия. Я не виню вас. Может даже это наша недоработка, что недостаточно научили вас, подготовили. Но это не отменяет вашей обязанности уничтожать врага, который нагло и безнаказанно разгуливает по нашей земле. Я знаю, что вы думаете, смотря на сотрудника НКВД, и не ожидаете ничего хорошего. Поясню для всех. Среди вас есть люди, которые со мной плечом к плечу месяц воевали в Могилеве, и никто из них не скажет, что я делал карьеру на солдатской крови, что я прятался за их спины и посылал на убой, как скот. Я не обещаю вам спокойной жизни и уверен, что немногие из вас доживут до победы. Но я уверен, как уверены мои бойцы, что победа будет за нами. Кто считает иначе, кто не готов к трудностям и идет по пути наименьшего сопротивления, пусть шагает дальше. Со мной должны остаться только те, кто верит и готов воевать. Но воевать по-умному. Запомните простую истину: «Вы не должны умереть за свою Родину, вы должны воевать так, чтоб урод, который пришел оттуда, умер за свою родину». Сейчас по очереди подходите ко мне и рассказываете, кто, где, откуда. А наш санинструктор проведет осмотр на предмет болезней, ран и всякой другой окопной гадости. Все, разойдись.

Народ понял серьезность ситуации, сразу увидев, как пара бойцов заняла позиции так, чтобы всех держать под прицелом. В общем, недоверие НКВД в действии.

Сначала пошли наши бойцы. Два сержанта, с которыми мы побегали по Могилеву. Пообщавшись с ними для приличия, но внимательно выслушав, я отослал их к Супонину для понимания момента.

Но интересную информацию они сообщили. Были два человека, вроде как не связанных друг с другом, один, по его словам, отступает от самого Бобруйска, второй из двадцатого мехкорпуса, причем оба интересовались капитаном Зиминым. По моему приказу они указали на двух особо интересующихся окруженцев, и я взял их на заметку.

Теперь нас стало больше, и можно позволить себе выставить полное боевое охранение. Разобрав трофейные пулеметы, оба сержанта, взяв с собой вторые номера, разошлись на указанные позиции.

Окруженцы заволновались от такой прыти. То, что происходит что-то непонятное, поняли все. А вот я внимательно смотрел за реакцией. Как показывает практика, люди, которых ищут, стараются всегда казаться спокойными, показывая этим, что их совесть чиста. И вот одна парочка меня заинтересовала, именно те, на кого указали мои сержанты. Они находились в разных местах, но иногда переглядывались. Закончив с одним из моих последних бойцов, я полушепотом, не меняя выражения лица, велел ему обратить внимание на этих двух типчиков.

Что-то мне всегда везет на таких вот личностей. Вяткин тоже просек ситуацию и поинтересовался, что будем делать.

— Берем по одному, допрашиваем в жесткой форме, чего они тут делают. Но это так, простаки, может, есть кто посерьезней, хотя я сомневаюсь. Не такие уж мы важные.

Одного вытянули на разговор минут через десять. Как я и предполагал, от него немного пахло мылом. Похоже, Абвер еще не набрал обороты и профессионализма и работает на количество, нежели на качество. Правда, парнишка честно и преданно смотрел в глаза и врал беззастенчиво. Правильно. Легенда отскакивала от зубов. Хм. Неплохо натаскали, видно, довоенная подготовка, потом, из предателей, похуже будут.

Подозвал Супонина и приказал взять этого субъекта в боевое охранение, так как он, несомненно, честный человек. Тот тоже все понял и, приобняв его, повел с собой в лес. Больше я его несвязанным и с целой головой не видел.

Проходили остальные, я выслушивал много трагических историй, кто-то самозабвенно врал, кто-то обреченно говорил правду. Пока подходящей кандидатуры на роль матерого разведчика не было. А тот, второй, попав на разбор, тоже получил титул очень честного человека и ушел в лес, на дежурство. Та же история.

Потом, оставив Вяткина командовать и организовывать из этой толпы подразделение со структурой, я пошел в лес пообщаться с нашими разведчиками.

Их развели в разные стороны и уже усиленно попинали. Супонин очень отличился на этом поприще.

Но тут его понять можно. Сын раскулаченного, до мозга костей сельский хозяйственник, узнав, что немцы будут вытворять с нашими людьми, как их будут уничтожать целыми селами, стал просто спокойным, хладнокровным карателем, не убийцей, а именно карателем. Я его понимал. Он сначала не верил, но я ему показал материалы, собранные на эту тему. Поэтому моя задача была направить его ненависть в нужное русло, что я с успехом и сделал.

К дереву был привязан молодой парень, первый из шпионов. Он уже имел не такой уверенный вид. Разбитая голова и заткнутый рот. Ой, как его хорошо приложили.

— Ну, здравствуй, боец невидимого фронта, специалист плаща и кинжала.

Он что-то замычал, пытаясь сказать. Я кивнул Супонину, тот вынул изо рта пленника кляп.

— Товарищ капитан, вы что-то путаете, я свой.

Кивнул снова Супонину, молча смотря пленнику в глаза. Тот, заткнув ему рот, опять хорошо приложил по физиономии и несколько раз по ребрам. Пленник замычал и задергался. Снова вынув у него изо рта кляп, я продолжил:

— То, что ты немецкий агент, это не обсуждается, для меня это очевидно. Сейчас вопрос в том, насколько ты мне окажешься интересным, чтоб тебя оставить в живых, а не прирезать, как барана, и оставить здесь твою голову как предупреждение вашим хозяевам.

Он затравленно смотрел на нас и понимал, что мы это сделаем без колебаний, такая уж решимость была написана на наших лицах. Сзади подошел Малой и тоже внимательно все слушал. Оглянувшись, я встретил его взгляд, в нем не было осуждения, только понимание момента, что придало силы.

— У тебя минута. Потом, что бы ты ни говорил, ты уже труп. У нас есть твой напарник, расколем его, обмотав вокруг его головы твои кишки, как новогодние украшения, думаю, он поймет, что мы не шутим.

И демонстративно уставился на свои наручные часы, к которым пришлось долго привыкать. Как-то более привычно, что все в мобильнике. Даже сейчас иногда автоматически хлопаю себя по карманам в поиске этого атрибута двадцать первого века.

— Да вы что, товарищ капитан, никакой я не шпион. Я от самого Бобруйска отступаю. Я немцев бить хочу.

— Да. Все с тобой понятно. От Бобруйска, говоришь, идешь, а сам чистенький и мылом от тебя несет. Вот что, Супонин, он мне не нужен. Прирежь его по-тихому, и пойдем второго потрошить. Вырежешь из него кишки и отрежешь голову, а то второй тоже будет запираться до последнего. — И, едва подмигнув Супонину, демонстративно отвернулся и пошел в сторону лагеря.

Сзади раздалось мычанье, вскрики и вопль:

— Капитан Зимин! — И потом хрип.

Я резко повернулся, пленник с зажатым ртом и приставленным к шее ножом пытался вырваться, его глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

— Отпусти его.

Супонин отпустил пленника. Тот все еще находясь в шоке, прохрипел:

— Капитан Зимин. У нас приказ найти капитана Зимина.

— Кто его ищет?

— Немецкая разведка. Приказали внедряться в группы окруженцев и искать капитана Зимина и людей из его отряда.

— Зачем? Чем немецкой разведке интересен данный капитан? Тут ведь зона ответственности уже СД.

— Он испытывал в Могилеве какое-то устройство и, по сведениям от пленных, остался в Могилеве, а потом прорвался в эти леса со своим отрядом. Возможно, это устройство с ним.

Да. Доигрался в Архимеда. Теперь придется и с немцами в прятки играть. Только это уже намного серьезнее. Обложат как зверя. Надо что-то придумать.

То, что нужно уходить отсюда по-быстрому, это точно. Профессиональное любопытство заставило задать еще пару вопросов.

— Что на данный момент известно о Зимине?

— Что он сотрудник НКВД из Москвы, очень опасен. Его отряд два дня назад прорвался из города, уничтожив больше тридцати человек из охранного полка, при этом не потеряв ни одного бойца. С фронта снят целый батальон СС для поиска.

Это становится уже очень интересно. Надеюсь, это из-за «глушилки», а не по делу Странника, тогда точно будет полный «пушистый зверек».

— Что ты должен был делать при обнаружении Зимина и твои действия, если в группе окруженцев его нет?

— Есть контакт в деревне Вильницы. В любом случае, я говорил, что у меня там родственник и у него можно взять еду. Через него передавал сведения своему начальству.

— Имя, фамилия «родственничка»?

— Силантий Перпутько.

— Кто? — удивленно вскрикнул я.

— Силантий Перпутько.

— Вот ведь сука, уже на немцев работает. Быстро он. Ладно, ради этого заглянем к нему в гости, пожелаем спокойной ночи. Кто еще в отряде есть из ваших людей, кроме того чернявого?

— Только он. Больше никого.

— Хорошо, пока верю. Посиди здесь, а я пока твоего дружка поспрашиваю. Посмотрим, кто будет интересней. Мне из вас только один нужен. Если что вспомнишь, давай, не стесняйся, это поднимет твои шансы на выживание. Супонин, свяжи его, чтоб не убежал.

Повернувшись к Малому, стоявшему чуть в стороне, я напомнил ему про задание проверить маршрут следования, вдруг кто по следам идет. А сам направился к другому секрету, где уже «разогревали» второго посланца немецкой разведки.

Картина была абсолютно такая же. Только тут уже орудовал один из сержантов. Марков еще в Могилеве отличался некоторой бесшабашностью. Как мне кажется, ему просто нравилось воевать и побеждать. Поэтому он и пошел за мной. Вот теперь, получив вводную про немецкого шпиона, он, похоже, его уже распотрошил.

По тому, как тот понуро сидел, привязанный к дереву, — он раскаялся и ждал приговора.

Марков кратко пересказал то, что я уже знал. Но меня больше волновал вопрос, почему делом занимается Абвер, а не СД.

Но, судя по организации, в Вильницах для оперативности должен находиться не простой почтовый ящик, а минимум человек, наделенный полномочиями для принятия решения. А с таким человеком должна быть соответствующая группа силовой поддержки.

Понятно, что необходимо уходить. Причем срочно. Но вот что мне делать. В нашем мире не закрыты дела с бункером, и оставлять женщин без моей персоны будет, мягко говоря, некрасиво. Брать их с собой и пытаться перейти через линию фронта — глупость еще большая.

Еще большая проблема, что надо наведаться в Могилев и изъять закладку с оборудованием. Для этого придется заглянуть в Вильницы и пообщаться с Силантием на предмет того, кто меня все-таки ищет. Да и наказать предателя. Затем демонстративно, почти с боем, уйти в сторону Запрудья, там открыть портал и уйти в него, направив поиски в другую сторону от нашего леса. Они хотят искать капитана Зимина, пусть ищут там, где мне выгодно.

Я снова построил бойцов, перед строем вытащили этих двух супчиков, и я достаточно четко пояснил бойцам, кого они с собой привели. Расстреливать я их не стал. Вроде как обещал жизнь. Надо выполнять обещания, а они могут еще понадобиться. Поэтому приказал перебазировать лагерь и усилить посты. Народ проникся моментом и без ворчания начал собираться.

Перенеся из бункера АГС-17 и два боекомплекта к нему, я вызвал Вяткина и дал команду подготовить трех человек для расчета, потому что ночью предстоит выход к деревне и есть вероятность боевого контакта с противником. Пулемет вещь серьезная, но АГС более весомый аргумент против живой силы.

Оставив бойцов на Вяткина, который из-за ранения не мог пока нормально бегать по лесу, я с группой посвященных в тайну бункера направился к порталу. Наконец-то решил для себя дилемму насчет нашей снайперской пары. Ребята надежные и подготовленные для работы в «зеленке», что сейчас будет немаловажно. Поэтому, забрав их с собой к порталу, по дороге провел предварительный разговор.

Ближе к вечеру мы готовили выход к деревне Вильницы. Готовились по-серьезному. Снайперская пара осваивала новое для себя оружие ВСС и СВД. Я и Супонин вооружились двумя ПП-2000 с глушителями. Только я, как всегда, прихватил свою любимую СВУ, а Супонин для усиления взял немецкий MG-34. Воропаев, как самый молодой, получил стандартный ППД, и на него нагрузили дополнительное оборудование. В свое время я считался неплохим специалистом по системам видеонаблюдения, и когда началась война и подвернулся случай, на побережье Черного моря демонтировал несколько ужасно дорогих камер, со встроенными тепловизорами. Их применяли пожарные для обнаружения возгорания в лесной зоне. И вот одну такую камеру с небольшим телевизором мы взяли с собой. На случай встречи с непредвиденными бронетанковыми сюрпризами взяли на каждого по РПГ-18, и я, как самый подготовленный, прихватил РПО «Шмель». Остаток дня прошел в подготовке к рейду и инструктажу по новым видам вооружения и связи и распределению позывных. Единственное преимущество, кроме современного оружия, которое мы имели перед немцами, были средства связи и приборы ночного видения. Поэтому рейд и был запланирован ближе к вечеру, чтобы ночью полностью воспользоваться нашими преимуществами. На всякий случай, недалеко от портала, разместили станцию мониторинга радиодиапазона и к ней через радиомодем подключили портативный радиосканер нашей группы. Таким образом хотя бы приблизительно можно будет локализовать радиопередатчики противника на местности.

Сержант Марков подготовил группу усиления из десяти бойцов, которые пойдут с нами, неся на себе АГС, два пулемета и боеприпасы. Случаи разные бывают, вдруг нарвемся на противника, с которым не сможем справиться.

Одетые в «лохматки», с разгрузками, выступили по давно мне известному пути, в сторону деревни Вильницы.

Передвигались осторожно, прекрасно осознавая, что можем нарваться на засаду. Но немцы решили не засвечивать свою ловушку, и мы засады так и не нашли. Расположились раздельно. Снайперы забазировались и начали изучать деревню. Воропаев занимался их прикрытием. Мы с Супониным передвинулись метров на двести левее от их позиции и, заняв выгодную позицию как раз напротив дома Перпутько, стали выжидать. А группу усиления, снабженную радиопередатчиком, разместили в глубине леса, так чтобы в случае необходимости могла сразу выйти на помощь.

Залог всякой удачной спецоперации — это умение наблюдать и выжидать и, конечно, достоверные разведданные, поэтому наличие группы встречающих мы заметили не сразу. Но преимущество в средствах связи и наблюдения и в этот раз помогло. Радиосканер зафиксировал работу радиопередатчика в непосредственной близости от деревни. Перехватив разговор, мы убедились, что это немцы. Второй передатчик был в самой деревне. Через пять минут заработал еще один передатчик, с деревней связывался уже другой голос. Значит, в лесу скрываются минимум две группы. В общем, мы попали. Я проклинал себя за глупость. Но все немного изменилось в лучшую сторону после десяти вечера, когда одна из немецких групп вышла из леса и направилась в деревню. Скорее всего, проходила ротация разведгрупп в лесу. Лучший вариант был отступить. Но опять заработал радиопередатчик в лесу. Причем недалеко от нас. Возможно, наткнутся на нас, поэтому нужно реагировать. Я вышел на связь со снайперской парой.

— Кукушка-один, это Феникс. — «Кукушка-один» позывной Малого, а «Кукушка-два» — Миронова.

— На связи.

— Кукушка-один, левее вас движется группа противника, только что выходили в эфир. Приготовьтесь. Мы перемещаемся к вам.

— Кукушка-два, ответьте Фениксу.

— Кукушка-два на связи.

— Кукушка-два, остаетесь на месте. Контролируете подступы к деревне, в случае осложнения ситуации, прикрываете отход. Зяблик идет к вам в помощь. Пусть включает тепловизор и помогает наблюдать. Зяблик, как слышал? Прием. — «Зяблик» это позывной Воропаева.

— Феникс, вас понял.

— Конец связи.

Подняв Супонина, который все слышал, нацепив на себя приборы ночного видения, мы осторожно поднялись и двинулись в сторону немцев. У нас было преимущество в том, что мы их ждали, а они считали, что возвращаются на безопасную базу.

— Феникс, это Кукушка-один. Вижу немцев. Восемь человек. Один пулемет. Движутся в сторону деревни, — прошептал Малой.

— Кукушка-один, вас понял. Немцев тоже вижу. Работаете из «винтореза» по крайним. Работаете трех последних, потом мы работаем остальных все вместе. Как поняли? Прием.

— Вас понял.

— Начинайте работать по готовности.

— Понял.

Время спрессовалось. Мы с Супониным попрятались за деревьями, взяв на прицел приближающихся немцев.

Хлопков «винтореза» я не слышал, но крайний немец просто упал кулем на землю. Шедший перед ним повернулся на звук и тоже упал. Третий ничего не понял, вскинул руку, зацепившись за дерево, и начал сползать на землю. Тут до немцев стало доходить, что происходит что-то не то, но и мы подключились к охоте. Два автомата с глушителями затарахтели короткими очередями. Но немцы оказались тертыми и среагировали сразу, и в нашу сторону ударили из автоматов и винтовок. Тактически наше положение было лучше, мы работали из укрытия, а те были как на ладони и по ним с тыла работал наш снайпер.

Один из немцев попытался выхватить гранату, но так и застыл, получив пулю в затылок.

В течение десяти секунд все было кончено. Мы просидели на своих позициях еще секунд тридцать, выцеливая оставшихся в живых. Затем, прикрывая друг друга, подошли к трупам и стали их методично добивать. Порядок есть порядок.

Глава 20

Честно сказать, я немного удивился такому везению, хотя бойцы отряда отнеслись к этому как к само собой разумеющемуся. Скорее тут уже сказывался опыт совместных боев в Могилеве, мощная вера в себя и свое дело и уверенность в командире, а такие вещи ох как нужны. Лично я склонен верить, что большинство поражений РККА было связано с тем, что не хватало какой-то психологической составляющей. Наверно, не верили своим командирам. Тут у меня под боком пример. Абсолютно разные люди, еще месяц назад неуверенные в себе солдаты, а сейчас хладнокровно положили элитное отделение немцев, хмыкнули и пошли дальше.

Быстренько собрав в одну кучу оружие и боеприпасы, мы двинулись обратно к деревне.

— Кукушка-два, это Феникс, что там в деревне?

— Феникс, это Кукушка-два. В деревне наблюдается движение, в сторону леса направляется группа из восьми человек.

— Понятно, отслеживайте их, мы двигаемся к вам.

Связавшись с группой усиления, я дал команду выдвигаться к деревне.

Минут через пять бега мы снова были возле деревни. Немцы, растянувшись цепью, бежали в нашу сторону. В деревне несколько раз выходил в эфир передатчик, видимо, вызывая уничтоженную группу.

Мы все-таки выдали себя, и по нам из деревни открыли огонь из пулемета. Группа эсесовцев поддержала пулемет и стала заходить правее, но попала сразу под огонь Миронова. Потеряв троих от снайперского огня, немцы залегли и стали обстреливать место, откуда стрелял Миронов.

Малой, помня мою просьбу экономить патроны к ВСС, отложил «винторез», взялся за СВД и устроил дуэль с пулеметчиками. По тому, как быстро они заткнулись, Малой в этой дуэли победил. Но к перестрелке подключались выдвигающиеся к окраинам другие немцы.

Плотность огня увеличилась, и вести прицельную стрельбу становилось все труднее. На каждую вспышку выстрела из леса отвечали пять-шесть стволов.

Я засел за деревом и аккуратно и экономично лупил по вспышкам из деревни из СВУ.

— Феникс, это Кукушка-два. Четыре человека справа проникли в лес, идут в обход, нужна помощь.

— Кукушка-два, это Феникс, вас понял, иду на помощь. Отступайте в сторону основной группы.

— Вас понял.

Оставив Супонина, который короткими очередями работал по деревне из трофейного пулемета, и Малого, я побежал вправо, навстречу немцам.

Сзади звук стрельбы изменился, в него вклинились хлопки винтовок Мосина и загрохотали еще три пулемета. Со стороны деревни нарастал звук моторов, вероятно, к месту боя выдвигалась бронетехника.

Связавшись с сержантом Марковым, я приказал без особой надобности АГС не использовать.

С немцами мы пересеклись в сорока метрах от позиции Миронова. Опять в темном лесу у меня было преимущество — прибор ночного видения. Я первым выхватил гранату и кинул в их сторону. В темноте они не успели среагировать, и взрыв оборонительной «эфки» раскидал тела. Выскочив из-за дерева, я чуть не угодил под очередь из автомата одного из выживших. Взрыв контузил стрелка, и очередь прошла чуть в стороне, я инстинктивно успел упасть на землю и откатиться за дерево. Немец стал истерично стрелять из автомата в мою сторону. Выхватив еще одну гранату, я кинул ее в сторону стрелка. Снова взрыв. Перекатился за другое дерево, перебежал чуть левее и практически в упор столкнулся с отползающим немцем. Я больше с испугу, нежели от обдуманного действия, нажал на спуск автомата. Очередь на весь магазин прошлась по стоящему на четвереньках немцу. Видимо, вымещая свой мимолетный страх, я продолжал стрелять в него, пока не закончился магазин. Но, быстро опомнившись, упал на землю, переполз к дереву и, выхватив из кобуры пистолет, пробежался по раскиданным немцам, делая контрольные выстрелы.

Раздался топот, и из-за деревьев появился запыхавшийся Супонин с пулеметом наперевес.

Наткнувшись на направленный на него ствол пистолета, он остановился, но разглядев такое же лохматое чудовище, как и он, вскрикнул:

— Товарищ капитан, это я, Супонин.

— Все нормально, идем в деревню по левому флангу. Там нас как раз не ждут.

Связавшись с Мироновым, я приказал ему идти с нами.

А бой разгорался. Со стороны деревни из бронетранспортеров долбили пулеметы и несколько раз хлопнули выстрелы танковой пушки. Бой переходил в затяжную форму. А при численном перевесе противника это грозило большими потерями. Благодаря отсутствию освещения, потери были пока незначительные, и немедленно дав команду на отступление в лес, я двинулся с Супониным, Мироновым и Воропаевым к левому флангу, откуда в лес просочились немецкие разведчики.

По докладу Маркова, у них было двое раненых, один тяжело. Отряд отошел в глубь леса метров на двести. На окраине остался Малой, который своей снайперской стрельбой не давал немцам успокоиться.

До рассвета еще оставалась пара часов, и время похулиганить было. Выглянув из кустов, я увидел, что на окраине села стоят два бронетранспортера и с них работают пулеметы. В стороне, на поле выехал немецкий танк «троечка» и, периодически поливая лес из курсового пулемета, постреливал из своей пушечки. Судя по тому, с какой яростью немцы расстреливали лес, Малой с отрядом усиления проредил их неплохо.

Как он доложил по радио, немцы попытались подобраться поближе и устроить атаку. Но в чистом поле идти на двух снайперов — дело весьма неразумное. Они это поняли, но чуть позже, когда, потеряв шестерых человек и расчет пулемета, отступили под прикрытие брони и домов.

В такой ситуации от них можно было ожидать попытки опять обойти и вступить в непосредственный огневой контакт, а не устраивать перестрелку с парой снайперов, которые не дают пехоте и носа поднять. Причем темнота делала картину боя весьма неприятной для немцев, и их командир не спешил с активными действиями, ожидая рассвета. Потеря двух групп воспринималась ими как наличие в лесу крупных сил русских. Наверно, уже вызвали подмогу, но в мои планы это не входило. Поэтому, под шумок, по левому флангу, нашей группе удалось просочиться ближе к деревне незамеченной. Приказав Малому контролировать правый фланг, чтобы не обошли с тыла, мы попытались подойти поближе к бронетехнике. Когда бой стал затихать, из леса для порядка несколько раз тявкнул автоматический гранатомет. Оба пулемета на бронетранспортерах опять начали истерически обстреливать лес. Одна из гранат попала в сарай, и он загорелся, неплохо освещая немецкие позиции. Из леса, но из другого места, опять несколько раз хлопнул гранатомет, и одна из гранат попала в хорошо освещенный пожаром бронетранспортер. Взрывом повредило щиток пулемета и убило пулеметчика. Такой прыти от русских немцы не ожидали и начали отводить технику под прикрытие домов, дожидаясь рассвета и подкреплений, чтобы посчитаться с наглыми русскими.

Но на попытку обойти все-таки решились. Малой, переместившись на правый фланг, разглядел непонятное движение, и, завалив для приличия парочку особо ретивых, пресек на корню все планы по окружению.

Получилось, что вся инициатива в этом бою перешла к нам, и было бы грехом не воспользоваться такой ситуацией. Я дал команду Маркову организовать тревожащий огонь по немцам из леса, направить к нам на левый фланг, для усиления, трех человек с автоматическим гранатометом.

По моим подсчетам, немцев оставалось не более двух десятков, и при правильном подходе можно было бы с ними совладать. Основной проблемой оказался немецкий танк T-III, который был пока неуязвим для нашего оружия, а чтоб его уверенно поразить из РПГ, к нему нужно подобраться метров на пятьдесят.

Короткими перебежками удалось добраться до крайних домов на левом фланге. Здесь мы лоб в лоб столкнулись с небольшим немецким заслоном из трех человек. Они, похоже, ожидали своих разведчиков, а увидели парочку лохматых чудовищ, причем в тот момент, когда мы к ним подобрались почти вплотную, на дистанцию уверенного поражения из нашего оружия. Эффект неожиданности и тут нам помог. Три искромсанных пулями тела стали доказательством этому.

Теперь у нас появилась возможность зайти во фланг к немцам или даже, если повезет, то и в тыл. Что мы и сделали. Пришлось углубиться подальше в деревню, обойти несколько домов, и это дало возможность попасть в тыл к немцам. Возле колодца лежали несколько раненых, и им оказывали первую помощь. За домом тарахтел двигатель танка и оттуда периодически раздавались короткие прицельные пулеметные очереди — экономили патроны. Очень даже ничего вышли, сейчас посчитаем оставшихся немцев. Видимо, это входит в привычку. Опять в первую очередь досталось санитару. Тот получил очередь в грудь, завалился на спину и задрыгал ногами. Раненые, кто был не из тяжелых, попытались что-то сделать, но тут же затихли, получив по пуле из автоматов с глушителями.

Обезопасив тыл и оставив там Воропаева с автоматом для прикрытия, мы двинулись во фланг немцам, обороняющим деревню.

Возле танка, в кустах прятались четыре человека с винтовками и, периодически поднимаясь, стреляли в сторону леса.

В этом, наверно, и состоит искусство войны, ударить там, где не ждут. Выстрелы, звук которых был сильно ослаблен глушителями, быстро успокоили всех четверых. Кивнув Супонину, чтобы прикрывал, я взобрался на танк, постучал рукояткой автомата в люк, и когда его открыли, кинул туда сразу две гранаты, спрыгнув, как сайга, вместе с Супониным побежал от танка. Детонировавший боекомплект оторвал башню и сильно дал по ушам.

Ну вот теперь точно начнется. Взрыв танка — вещь совсем необычная, и теперь сюда сбегутся все, кому не лень.

Немцы не заставили себя долго ждать. Человек шесть выскочили из переулка и попали сразу под огонь пулемета. Пару раз тявкнул автоматический гранатомет. Туда же полетели несколько ручных гранат. Положив передовую группу, мы побежали по переулку к следующему проезду, где стоял поврежденный бронетранспортер. Передвигались грамотно, вдоль забора. Выбежавшие из-за угла два эсесовца, волокущие пулемет, тут же были застрелены. Все же глушитель в условиях такого боя дает большое преимущество. Но на этом наше везение кончилось, из-за угла вылетела граната. Мы все попадали на землю чуть раньше, чем раздался взрыв. Но оглушило качественно, рядом кто-то застонал, но времени выяснять не было. Выхватив из разгрузки последнюю гранату, я закинул ее через забор в сторону противника. Оттуда как раз раздалось несколько выстрелов, и опять пришлось упасть на землю.

Сразу после взрыва я выглянул из-за угла и увидел двух оглушенных немцев. Один стоял на коленях и держался за голову, а второй уже наводил на меня винтовку. Мы выстрелили практически одновременно. Но в этот момент Супонин ударил меня в спину, и я покатился по земле. Немец попытался перезарядить винтовку, но выскочивший Миронов почти в упор из СВД два раза выстрелил ему в грудь.

Супонин присел у заборчика, опустил голову и завалился на бок.

— Твою мать. Воропаев, помоги Супонину.

И все бросились к бронетранспортеру. Я дал несколько очередей в открытые задние двери. Но там никого не было видно.

— Миронов, гранату, мои закончились.

Тот понял сразу, выхватил из подсумка РГДшку и закинул ее в бронетранспортер. Раздался взрыв, что-то вспыхнуло, и бронетранспортер разгорелся как факел. Скорее всего, там были канистры с горючим.

Бойцы установили АГС, направив его вдоль прохода. Один из них забрал пулемет Супонина и пристроился сбоку.

Я наклонился к Супонину и вопросительно глянул на Воропаева, тот молча посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.

Стало тоскливо, еще один друг погиб.

— Снять с него оружие, боеприпасы, приборы, Воропаев, ты отвечаешь.

— Есть.

Тут рядом захлопал АГС и дал несколько очередей пулемет. Немцы попытались прорваться. Загнав в автомат новый магазин, мы, уже с Мироновым в паре, двинулись вперед.

Тут за домами разгорелась перестрелка, раздалось несколько взрывов. Это Марков со своими бойцами пошли в атаку и напали на немцев с правого фланга, где Малой их неплохо потрепал.

Немецкий командир, решив, что по фронту был отвлекающий огонь, а по правому флангу началась атака, бросил всех бойцов на нас, что дало возможность Маркову с четырьмя бойцами подобраться поближе, закидать немцев гранатами и броситься в атаку. Несколько немцев попытались прорваться через нас, но АГС быстро положил этому конец.

На фоне светлеющего неба из леса появились наши бойцы и, цепью, с автоматами и винтовками наперевес и с криком «ура», побежали к деревне.

Это Вяткин, услышав по радиостанции наши переговоры, поднял всех, способных держать оружие, и бросился на помощь.

После взрыва гранаты меня неплохо оглушило и, потеряв гарнитуру, которая болталась на проводке, я не слышал их вызовов. Только вид довольного Маркова с МР-40 и немецким подсумком для магазинов на поясе и его пояснения помогли мне понять полную картину боя.

Надо сразу брать ситуацию под контроль.

— Марков, берешь АГС и три пулемета, готовишь засаду на въезде в село, эти наверняка успели доложить про нападение.

— Вяткин, берешь бойцов и прочесываешь деревню, ищешь оставшихся немцев.

Осмотрев всех убитых, мы так и не нашли офицера разведки. Зато я знаю, кто может прояснить ситуацию.

Дом Перпутько нашли сразу. На улицах появились люди, которые с радостью смотрели на красноармейцев. Многие рассказывали, как немцы приводили пленных, пытали и затем расстреливали за селом.

Глава 21

Понимание того, что наделал кучу ошибок и сейчас придется дергаться в режиме жесткого дефицита времени, вылилось как ведро холодной воды на голову. Уничтожение усиленной полуроты СС не простят и будут загонять, как хищника.

И вот тут мне как раз поможет мой старый знакомый Силантий, иудушка. Но пока пусть живет. Придется через него спустить дезинформацию по нашему отряду и для подтверждения отпустить одного из немецких агентов с теми же данными.

Возле дома предателя я приказал бойцам занять позиции, на случай если гад начнет отстреливаться. Обычно крысы, загнанные в угол, становятся оченьагрессивными. Бойцы взяли на прицел окна дома. Я осторожно стал подходить к калитке.

— Силантий, выходи, старый друг, это я, твой хороший знакомый, капитан Зимин, принес посылку из управления НКВД. Тебе за героическую работу орден дали, — вытягивая голос, загнусавил я на полдеревни. — Орден Хрена Лысого с закруткой на спине. А ну, сука, выходи, пока я дом не запалил со всем твоим крысиным семейством, — уже закричал я, не сдерживая злости. У меня была очень трудная ночь.

Из домов выходили люди и издалека наблюдали эту картину. На другом конце деревни вспыхнула перестрелка.

— Это Феникс, что там за стрельба?

Ответил Воропаев.

— Феникс, это Зяблик, в сельсовете несколько немцев закрылись, сюда сначала раненых носили. Отстреливаются сильно, у них даже пулемет есть.

— Хорошо, ждите, я сейчас с иудой одним пообщаюсь. Заблокируйте их, не давайте высунуться, но патроны экономьте. Ищите наших пленных. Должны быть где-то здесь.

Вызвал по радиостанции Вяткина. Нужно было срочно реализовывать план по дезинформации противника.

Из дома Силантия Перпутько не раздавалось ни звука. Я аккуратно пробирался вдоль стены дома.

— Сиилантий, выходи, подлый трус. А то гранату кину. Ты меня знаешь. Я шутить не буду. Выходи, обещаю, убивать не буду. Во всяком случае, пока, а вот если будешь играть в прятки, положу всю семью. А потом расскажу немцам, как ты мне помогал уничтожать их разведгруппу.

В доме раздалось шушуканье, и на свет появился старый знакомый.

— Ну, здравствуй, Силантий. Как жизнь молодая? Думал, раз наши временно отошли, так можно уже на немцев вовсю вкалывать?

Тот упал на колени и начал что-то рыдать и рассказывать. Мне было как-то не интересно его завывание, вот стрельнуть в отвратную физиономию — так это было бы сплошное удовольствие.

Но пока рано, сначала дал команду бойцам посмотреть у него дома, вдруг там кто-то из нерусскоговорящих затаился с парабеллумом и нагло в меня целит.

В доме оказалась только семья. Жаль, я надеялся, что там минимум спрятался офицер немецкой разведки. Глупая мысль, но мечтать никто не запрещает.

— Вот что, про твои художества с окруженцами я знаю. Ты мне расскажи, с кем из немцев общался и кто тебе отдавал команды. Только не ври, я сразу почувствую, и тогда ты будешь завидовать мертвым, очень будешь завидовать.

Силантий запнулся, и я в первый раз увидел его настоящий взгляд. Это был очень опасный человек, он сотрудничал с немцами не из страха, а из злобы, сильной человеческой злобы. Жаль. А я его собрался оставить в живых. Временно оставить, но такого нельзя, потом столько односельчан перевешает и замучает. Он молчал, понимая, что это не праздный вопрос и задает его не простой человек. Он видел, как я ночью положил группу немцев, а теперь большой отряд эсесовцев.

— Ну, я задал вопрос. Ты тратишь мое время.

— Гауптман Маркус Фольтке.

— Где он сейчас?

— Не знаю, был с командиром роты в сельсовете.

— Понятно.

Дав бойцам команду взять этого типа, связать и тащить к сельсовету, сам с тремя бойцами побежал на звук стрельбы.

Мы бежали по поселковой улице, когда я услышал крик:

— Товарищ командир, товарищ командир, подождите! — Из-за забора кричала женщина.

Я резко остановился, ее лицо мне было определенно знакомо. Вспомнил, Надежда. Она тогда помогала мне найти дорогу к сельсовету.

— Товарищ командир, вы меня помните?

— Да, Надежда, конечно, помню, как такую девушку можно забыть, не был бы женат, то задержался бы в вашем селе.

Та засмущалась от такой наглой лести, тогда люди были более высокоморальны, чем в наше распущенное время. Но все же смело продолжила разговор:

— Товарищ командир, у меня дома спрятан раненый. Я знаю, он сотрудник НКВД и приезжал в наше село после вас. Его привели немцы, но он ночью сбежал, а из села выйти не смог, вокруг были немцы.

Я кивнул одному из бойцов и коротко бросил:

— Помоги. Я к сельсовету. А вам, Надежда, большое спасибо, только никому про это не говорите. После того, что мы тут устроили, немцы будут лютовать. Лучше уходите в леса. Мы здесь ненадолго. Уходим на соединение с нашей армией. Поэтому готовьтесь к оккупации. Это хуже татар. Намного хуже. Это звери. — И побежал дальше.

Стрельба возле сельсовета стала вяленькой. Обе стороны экономили патроны.

— Кукушка-один, это Феникс.

— На связи.

— Вы где?

— Возле сельсовета, ждем вас.

— Кукушка-два с вами?

— Да.

— Хорошо, я уже рядом.

Найдя Малого, я расположился рядом, разложив свою СВУ для стрельбы.

— Ну что тут?

— Да засели, гады. Человек пять. На чердаке пулемет, перекрывает подходы. Четверых наших положил.

— Ё… Больше чем за весь ночной бой. Ты же в долгу не остался?

— Да двоих точно уничтожил. Остальные попрятались. Пару раз через окна кидали гранаты.

— В доме, кроме эсесовцев, должен быть офицер разведки Маркус Фольтке. Он мне нужен живым. Остальных можно гасить, ни в коем случае не трогайте раненых. Мы тут оставим людей, а немцы потом село пожгут. Они себя еще властелинами мира считают.

Потом, чуть приподнявшись, я закричал:

— Эй, в доме! Я знаю, что один из вас меня понимает. Мне нужен Маркус Фольтке. Остальные могут оставаться в доме и дожидаться подкрепления, точнее того, что от него останется. Маркус, выходи, поговорить надо. Даю слово офицера, что останешься в живых.

Думаю, немцы были удивлены таким обращением. Из дома ответили на ломаном русском языке:

— Кто ты есть такой?

— Капитан Зимин, ты же меня искал? Вот и хотел пообщаться, зачем я тебе нужен. Учти, на размышление пять минут, потом в этом селе живых немцев не останется, а тебе лично обещаю, что когда мы возьмем Берлин, я найду твоих родственников и накажу их.

От такой наглости немцы взбесились и открыли огонь. Ну и ладно, я всегда стараюсь людям дать шанс. Была у меня одна штучка, которая случайно попала в руки от украинских спецназеров — граната со слезоточивым газом «Черемуха-1». Вот ей и решил воспользоваться.

К такой подлости они не были готовы. Может, где-то и завалялись противогазы, но не думаю, что очень близко. Кашель, хрипы и проклятия, подтвердили мои предположения. Привет вам, ребята из двадцать первого века.

Приказав не открывать огонь, мы подошли к дверям и окнам и начали вылавливать ослепших и кашляющих немцев.

Но я забыл предупредить остальных бойцов, что противник в таком состоянии небоеспособен.

Первых немцев, которые полезли из окон, просто застрелили. Пришлось накричать, и народ временно успокоился. Результатом таких действий стали три пленных эсесовца и долгожданный гауптман Маркус Фольтке. Этот гад тоже жизнь любил и под русские пули не желал лезть.

Ничего, эти гаврики, связанные, остались ждать нашего справедливого суда.

В это время подошли остальные бойцы, которые прочесывали село, и нашли в амбаре человек двадцать военнопленных. Многие были со следами пыток и издевательств. СС, в общем, как всегда отличились.

Меня трудно напугать, и для себя я ничего нового не увидел. После татарских погромов в Крыму такие вещи уже не сильно шокировали. Но все равно, с солдатами так поступать нельзя. Оказалось, немцы тут замучили и расстреляли человек тридцать. Раненых практически всегда добивали.

Что ж, они сами решили свою судьбу. Стоящие рядом бойцы молча смотрели на меня и ждали команды. Какой именно, все понимали. Но в этом задача командира, чтоб все, даже расправа, проходило под строгим контролем.

— Вяткин.

— Я, товарищ капитан.

— Немцев раздеть, найти форму и камуфляжные костюмы, не испачканные кровью, минимум на шестерых-семерых человек, относительно целые, застирать, оружие и боеприпасы собрать и раздать военнопленным. Лишнее подготовить для длительного хранения в лесу. Партизаны здесь рано или поздно появятся, и им понадобится оружие. Раненых немцев добить. Кроме тех, кого связали, в селе не должно остаться ни одного живого немца. Известить сельчан, что немцы за такой разгром могут сжечь все село. Пусть готовятся уйти в лес.

Солдаты молча слушали. Среди освобожденных пленных оказалась пара командиров. Подозвав обоих, дал команду разделить команду на два отделения провести смотр, обуться и вооружиться за счет уничтоженных немцев, подготовится к движению. Для раненых изготовить носилки.

А я, наблюдая, как засидевшийся под замком народ деловито и с радостью стал вооружаться, пока решил пообщаться с захваченными «зверьками».

Фольтке уже немного прокашлялся и проплакался и в первом приближении был готов к общению.

Оттащили его в сторону и для разогрева дали пару оплеух. Тот сквозь слезы смотрел на окруживших его людей в незнакомом камуфляже.

— Имя, фамилии, звание.

Тот, конечно, не ответил. Если и ответил, то это печатать в книжках нежелательно. Ну и ладно, сейчас парочку новшеств. Рядом стоял высокий боец, с кровавой повязкой на лице, который упорно не хотел отходить и с интересом смотрел, как мы будем допрашивать. Когда я на него вопросительно глянул, тот злобно ухмыльнулся и спросил:

— Товарищ командир, боец Смилевич, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Это вы капитан Зимин, которого немцы так искали?

— Да.

— Это хорошо, не зря, значит, за вас нас мучили, раз вы их так. Боятся они вас. А вы целую роту эсесовцев положили.

— Я вас понял, товарищ боец, что вы хотите?

Он молча снял повязку и показал рваную рану, в которой были видна кость.

— Я хочу помочь. Уж очень эта сволочь старалась.

Тут я увидел действительно испуганный взгляд немца.

— Найди мне плоскогубцы, кусок провода и подрывную машинку или полевой телефон, а точнее вызывной генератор от него.

Тот не совсем понял для чего, но то, что для хорошей гадости, догадался. Когда он убежал, я подозвал Воропаева и приказал пойти к освобожденным военнопленным и порасспросить про этого молодца, вдруг очередной «оборотень в погонах».

Мы пока разогревали немца при помощи дружеских оплеух и ласкового массажа берцами по ребрам и ногам.

Тут показался новый знакомый, который притащил то, что я просил.

Немец на разговор не шел, все еще играл в арийца.

— Привяжите его, зафиксируете голову и разожмите зубы. Смилевич, ты, кажется, хотел посчитаться, вырви этому глупому варвару пару зубов, плоскогубцы ты притащил.

Хруст и визг показал, что на войне такая вещь, как милосердие, очень редкое явление.

— Ну что, Маркус, поговорим, пока есть чем говорить? — Выждав положенную паузу, продолжил: — Ну что ж, не хочешь — как хочешь.

В двух словах объяснив Смилевичу, как не по назначению, но тоже весьма эффективно использовать вызывной генератор полевого телефона, я отошел в сторону, позволив действовать известному принципу: «Относись к людям так, как хотел бы, чтоб они относились к тебе». Взрыв мычания и дерганье немца подтвердили, что даже законченному садисту иногда нужно задуматься о том, что он может когда-нибудь поменяться местами со своими жертвами.

Остальные эсесовцы видели наше новшество, и их такая перспектива тоже не прельщала. В это время еще бойцы их раздели, так как на них оказалась самая целая форма.

Хватило всего два сеанса стоматологической терапии, чтобы немец, понял, что война — это не только фотографирование на фоне развалин русских городов.

Вот теперь пообщаемся.

— Повторяю вопрос: имя, фамилия, звание.

— Гауптман Маркус Фольтке.

— Хорошо. И стоило играть в истинного арийца и тратить наше время и свои зубы. В каком подразделении служите и задача, которую здесь выполняете.

В общем, запел этот соловушка знатно, и то, что он рассказывал, мне нравилось все меньше и меньше.

Моим вопросом заинтересовался лично начальник Абвера-1, полковник Ганс Пикенброк. Применение нового устройства постановки помех, работающего по избирательному принципу, сразу заинтересовало немцев. В район Могилева была переброшена специальная группа, состоявшая из оперативников и технических специалистов, которые старались найти дополнительную информацию и способы противодействия. Мне в руки попался один из сотрудников подотдела 1-I, который занимался техническими средствами разведки. После того как стало известно, что сотрудник НКВД, отвечавший за применение устройства, остался в Могилеве и очень виртуозно сумел вырваться из города, они получили указание проводить поиски не только меня одного, а всего моего окружения. Они логично предположили, что, судя по тактике действий, я лишь командир группы силового прикрытия, а специалисты должны быть где-то рядом со мной.

Вполне правильные мысли. Но то, что на усиление поисков с фронта сняли батальон СС и привлекли части полевой тайной полиции в регионе, очень насторожило. Надо по-быстрому линять отсюда.

Еще меня интересовало, какие части в данный момент находятся в Могилеве. Оказалось, что только вчера там развернут штаб 2-й танковой группы Вермахта. Соответственно охранных подразделений и патрулей там больше, чем тараканов на кухне алкоголика. Это известие также не способствовало поднятию настроения.

Еще пара часов — и район будет перекрыт.

Но я ошибся в своих подсчетах. На связь вышел Вяткин, который как командир расчета автоматического гранатомета был направлен с Марковым для создания заслона на въезде в село и доложил, что подходит колонна противника в составе трех танков, двух бронетранспортеров и нескольких грузовиков с пехотой. В чистом поле с таким противником нет никаких шансов. Я дал команду скрытно отходить к селу и организовать засаду на улицах, где у противника не будет такого преимущества, как на открытом пространстве.

Сельчане, ощутившие на своей шкуре, что такое находиться в зоне боевых действий во время обороны Могилева, в панике похватав самое необходимое, разбегались по лесу.

Пришлось в срочном порядке организовывать отход бойцов из села в сторону деревни Запрудье. На окраине леса разместили небольшой пулеметный заслон, чтобы отсечь возможную погоню. Пленных забрали с собой. На всякий случай я разослал разведку на фланги. Немцы никогда лохами не считались, и попытка окружить или зайти с фланга была бы вполне ожидаема.

Раздав команды, с Воропаевым и тремя бойцами я побежал в сторону окраины села, откуда уже доносился рев танковых двигателей. Немцы, как всегда, действовали правильно и логично. Не зная количественный состав противника и есть ли в селе целые немецкие подразделения, они развернулись в боевые порядки и направили в село разведку.

К сожалению, взрывчатки, чтобы заложить пару фугасов, не было, поэтому в поединке с танками приходилось рассчитывать на пять противотанковых гранатометов, захваченных с базы. Для уверенного поражения техники противника ее необходимо заманить в деревню.

Самая медленная часть отряда, с ранеными, уже втянулась в лес и по моему совету разошлась цепью, а не колонной, чтобы не оставлять ярко выраженного следа, по которому, как по проспекту, можно догонять, окружать и уничтожать.

Оставив группу из бывших пленных в количестве десяти человек в качестве резерва, разместил ее вторым эшелоном на случай прорыва немцев. А то будут потом, как в тире, расстреливать бегущих.

Ну что ж, будем работать, как известно, война — та же работа, немцы это поняли раньше всех, поэтому и научились с такой педантичностью громить всех соседей.

По моему плану встреча разведки лежала на нашей основной группе, вооруженной оружием с глушителями. Малой разместился на чердаке дома, снова вооружившись бесшумной снайперской винтовкой ВСС. Марков и Воропаев, вооруженные ПП-2000 с навинченными глушителями, притаились за заборами, по разным сторонам улицы. Я занял позицию чуть левее, вооружившись «Глок-17» с навинченным глушителем. Миронов с пулеметчиком замаскировались недалеко в огороде, удачно выбрав сектор обстрела, чтобы в случае перехода ситуации в громкую фазу положить разведку и «пощипать» в поле немцев, которые шли развернутыми порядками к деревне. Правда, их хватит секунд на тридцать стрельбы, потом просто задавят огнем.

Немцы мудро послали к деревне бронетранспортер с восьмеркой бойцов. Но на самой околице те выскочили из БТРа и разбежались по сторонам, и потом перекатами, под прикрытием пулемета, стали продвигаться в глубь поселка.

Ситуация складывалась не самым лучшим образом. Немцы на боевом режиме уже разместились так, что всех бесшумно и сразу не положишь, надо что-то срочно придумать.

Связался с Вяткиным и срочно приказал ему нарядить одного из бойцов в немецкие шмотки, чтоб он попал в поле зрения разведки, помахал рукой и сразу, не спеша, ушел за дом. Пусть голову ломают, что тут происходит.

Пока немцы осторожно продвигались вслед за бронетранспортером, Вяткин успел в первом приближении нарядить одного из бойцов. Тот, как и договаривались, появился на виду у немцев, помахал им рукой с винтовкой и, как ни в чем не бывало, пошел в сторону сельсовета по своим делам.

В общем, Станиславский «Не верю!» кричать бы не стал, а задумался о том, что бы это значило. Немцы тоже немного призадумались от такой идиллической картины, немного утратили бдительность и прошли нашу засаду. Теперь мы могли вполне спокойно работать им в спину.

— Кукушка-один, работаешь пулемет и двоих с твоей стороны, когда бронетранспортер повернет и скроется из вида, от остальных немцев. Работаем по тебе.

— Понял.

— Зяблик, добиваешь тех, до кого Кукушка не дотянется. Я и Марков работаем остальных. Сигнал, уничтожение пулеметчика. Как закончишь своих, идешь к броне и валишь водилу.

— Понял вас, Феникс.

Когда бронетранспортер повернул в сторону, объезжая колодец, он скрылся из вида, от немцев в поле. Как всегда выстрела из ВСС слышно не было, но пулеметчик дернулся и завалился, получив пулю в шею, чуть ниже каски.

Я, чуть привстав, стал вылавливать спины немцев в камуфляжных куртках. Получилось сделать три выстрела, прежде чем остальные что-то поняли. Первым их действием, как опытных бойцов, было сразу уйти из сектора обстрела, но времени им не хватило. Рядом закашлял автомат Маркова. Еще два тела легло рядом. В общем, с нашей стороны было четыре-ноль.

В этот момент из-за плетня выскочил Воропаев, подбежал к бронетранспортеру и в открытые задние двери выпустил несколько очередей, добив водителя.

Бронетранспортер, урча двигателем, ткнулся в забор и замер.

Тут же подбежал Вяткин с бойцами, и они стали оттаскивать тела немцев с улицы. Надо было срочно выиграть время и уходить из села.

— Вяткин, найдите из бойцов, кто сможет управлять бронетранспортером, и разворачивайте его в сторону немцев. Продумайте пути отступления. Подготовьте пулемет для ведения огня. На всякий случай нацепите на себя каску и немецкие шмотки, чтобы был эффект неожиданности. Лишние три-четыре секунды дадут возможность положить дополнительно пять-шесть немцев. Пусть ваш артист нормально оденется, выйдет на околицу и тоже помашет тем идиотам, которые топают по полю. Если повезет, подманим их поближе. А мы тут их приголубим, чем они сейчас сильнее по носу получат, тем осторожнее потом будут нас ловить. И еще, Вяткин, распорядись, чтобы притащили того предателя и положили где-нибудь рядом. Мне надо, чтоб он услышал, как я вас буду инструктировать насчет дальнейшего пути, а потом смог убежать к немцам. Так что свяжи его полегче, пусть сам развяжется и убежит.

Глава 22

Немцы и тут поступили вполне разумно, понимая, что в населенном пункте танки становятся не главной ударной силой, а только поддерживающей, двинули сначала пехоту. Видимо, они должны были поддерживать радиосвязь с разведкой и, не получив кодового сигнала, поняли, что разведка уничтожена. Дали понять это они весьма ощутимо и ясно: когда переодетый боец появился на околице и замахал винтовкой, его просто обстреляли.

Поэтому пришлось работать на условиях немцев. С дистанции метров в сто, с околицы села заработали три трофейных пулемета. Народ попался толковый и на объяснение, что на слишком долгую стрельбу с одного места, как правило, прилетает снаряд, отреагировал достаточно серьезно. Выпустив несколько очередей на двадцать-тридцать патронов, быстро меняли позицию. На фоне такого вот балета три снайпера, я, Малой и Миронов вполне спокойно и качественно уменьшали количество командного состава противника и пулеметчиков.

Закончилось это тем, что наш один пулеметный расчет все-таки накрыли прямым попаданием, а Миронов еле сумел выбраться живим из сарая, в который попал снаряд. Эффективно работающие из полуавтоматических винтовок снайперы очень разозлили противника, и танки уже целенаправленно расстреливали не пулеметные точки, а снайперские позиции.

Пришлось отступать в глубь поселка. Но все равно удавалось постреливать в перебегающую пехоту. Учитывая эффективный огонь русских снайперов, немецкий командир решил входить в поселок под прикрытием брони. Так они смогли бы сократить дистанцию и свести к минимуму эффективность огня русских стрелков. Чего мы и добивались.

Сначала в село на максимальной скорости ворвались три танка, обстреливая из курсовых пулеметов места возможного расположения противника. За ними, на дистанции метров пятьдесят двигалась пехота.

Вот тут и получилось максимально эффектно показать превосходство противотанкового вооружения двадцать первого века. Первым выстрелил из «Мухи» Воропаев в концевой танк. Видимо, парень сильно волновался и вместо того, чтобы целиться в стык башни и корпуса, засадил в двигательный отсек. Но и этого хватило. Бензиновый движок красочно вспыхнул. Тут же я и Вяткин подожгли каждый свой танк. Я-то стрелял, как учили. Наверно, это на роду написано — у меня, как всегда, сдетонировал боекомплект.

Немецкая пехота, не ожидавшая такой быстрой расправы с танковым прикрытием, чуть приостановилась в своем беге и тут же нарвалась на полный огонь всех красноармейцев. А когда на поле боя нарисовался автоматический гранатомет, который очень удачно положил серию мин, немцы побежали.

Пока немцы отступали под плотным огнем, я отозвал Вяткина и строго-настрого приказал разыскать и собрать все пустые тубусы от гранатометов и, если найдут, то и остатки от противотанковых выстрелов. Не хватало еще, чтобы немцы их нашли, изучили и начали клепать раньше наших.

По моим подсчетам у нас на все про все, пока немцы будут перегруппировываться и вызывать подкрепление, осталось около часа. За это время нужно сыграть спектакль перед предателем и покинуть село. Миронов по моей команде расположился недалеко, и в его задачу входило ранить в плечо убегающего предателя.

Убедившись, что невдалеке связанным валяется Силантий, я стал разыгрывать представление. Предатель ясно услышал, куда мы пойдем, в каком составе. Особенно подчеркнул на особой охране специалистов по радиоподавлению.

— Стоп, Вяткин, а этот что тут делает? — крикнул я, якобы только что увидев Силантия. — Он же все слышал. Отвести за дом и расстрелять. — Сам ему подмигнул. — Еще не хватало, чтоб он все немцам растрепал.

— Есть, товарищ капитан.

Вяткин, подняв за шиворот предателя, потащил его за дом. Там раздался выстрел, а затем вопли:

— Стой, сволочь, все равно убью!

Развязавшийся Перпутько убегал к лесу, петляя, словно заяц. Раздался одиночный выстрел. Предатель упал, покатился и замер недалеко от крайнего дома.

— Кукушка-два, ты его там не завалил?

— Нет, Феникс. Притаился гнида.

— Хорошо пусть лежит.

Ладно, хоть одно дело сделали.

— Всем, собираемся и уходим. Контролировать фланги. Немцы вполне способны обойти. Марков, позаботься, чтоб немцы не смогли восстановить ни танки, ни бронетранспортеры. Жги, взрывай, у тебя двадцать минут.

Через полчаса мы окончательно покинули деревню. Во время боев за эту деревню мы потеряли двенадцать человек, в том числе Супонина, который спас мне жизнь. Немцы, по моим подсчетам, около роты, причем в основном СС, а это уже элита.

У нас всегда были хорошие воины, вот только не всегда хватало нормальных командиров, практика негативного кадрового отбора чувствовалась всегда, и длилось это на протяжении всей истории России. Что было в царские времена, что в советские, а то, что было в наше время, после развала СССР, вообще доброго слова не стоило.

Надо только умыться кровью, чтобы начинали думать и выдвигать действительно талантливых командиров, а не зажиревших генералов мирного времени. Вся история войн это подтверждала, что Первая мировая, что Великая Отечественная.

Отойдя в лес, перегруппировались и двинулись в сторону деревни Запрудье. Прежде чем окончательно уйти, пришлось разобраться еще с двумя шпионами. Спектакль был почти такой же, только одного из них при попытке побега Миронов просто застрелил для убедительности. Теперь немцы как минимум из двух источников будут знать, что мы уходим к деревне Каштановка, где у нас спрятано оборудование и где нас должен будет подобрать самолет. Реально к этой деревне уходили мы с Мироновым, Воропаевым и снайперами. Еще к нам примкнул сержант Марков, по общему молчаливому одобрению. Да и я был не против — его еще по боям в Могилеве помнил.

Вместо деревни Запрудье отряд двинулся южнее, в сторону Смоленска. Тут я наконец-то выяснил, кто такой сотрудник НКВД, которого прятала девушка Надежда.

Это оказался старый знакомый, капитан Чистяков, заместитель начальника Могилевского управления НКВД.

Мы с ним нормально пообщались на привале. Он пока идти не мог, и ему помогали два бойца.

Увидев меня, он дружески улыбнулся и протянул руку. Я ее пожал. Все-таки в той истории он был партизаном и погиб, прикрывая отход отряда. Да и здесь вроде труса не праздновал.

— Привет, капитан, как узнал, кого немцы ищут, так и понял, что ты скоро заявишься. Вот не ошибся. Причесали мы их сегодня. Да и в Могилеве ты отличился. Я так понимаю, что ты скоро нас оставишь и пойдешь заниматься своими делами.

— Да, ты прав. У каждого свой путь. Времени мало. А бегать по лесам и отстреливать немцев, это и без меня есть кому. Вот думаю тебе предложить отряд возглавить. Ты капитан, как раз по чину. Не могу я за всех болеть, уж слишком все серьезно, а время уходит. Я тут к немцам двух предателей отпустил, они как раз слышали, что мы в Каштановку уходим, что у нас там склад боеприпасов и оборудования и нас оттуда заберет самолет. Так что, думаю, вас ловить не будут. Да и мы тут в стороне пошумим.

— Я понимаю. Когда уйдешь?

— Сегодня вечером, со своими.

— У меня одна просьба.

— Говори.

— Помнишь сержанта Демина, он еще со мной приезжал.

— Да, помню, мордастенький такой.

— Да вот видел, как сука сам сдался в плен к немцам. И меня сдал. Если будет возможность, найди и накажи гада.

— Тут обещать не могу, если будет такая возможность, от тебя передам привет.

— Этого достаточно. Спасибо тебе.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Чистяков стал прибирать отряд к рукам и готовить к маршу. А я, собрав свою группу, стал проводить инструктаж по поводу дальнейших действий.

На небольшой полянке похоронили погибших, в том числе и Супонина. Пленных немцев по-тихому прирезали и закопали подальше в лесу, пользы от них никакой уже не было.

Мы ушли, ни с кем не попрощавшись, такова специфика — уйти незаметно. Нам еще предстояло выполнить обещание пошуметь в стороне и дать Чистякову с бойцами спокойно покинуть этот район.

АГС-17 из-за отсутствия боеприпасов уже был не нужен, поэтому его разобрали и тащили по частям к порталу возле деревни Запрудье. Также с собой забрали использованные тубусы от одноразовых гранатометов. Марш-бросок в темноте, с использованием приборов ночного видения, выдался нелегким, но к утру группа вышла к местам боев, где раньше держали оборону части 747-го стрелкового полка. Последние метров пятьсот пришлось преодолеть с большим трудом, так как территория еще могла быть заминирована и испещрена окопами и воронками от взрывов. Эвакуация в портал прошла практически без проблем. Связавшись по радиостанции, мы получили подтверждение об открытии перехода, увидев инфракрасный фонарь, который выкинули для обозначения точки входа. Забравшись по стремянке, мы оказались в знакомой комнате с установкой. Один только Марков сидел и с удивлением вертел по сторонам головой.

Радости обитателей бункера не было предела. Они тоже не сидели без дела и прослушивали наши переговоры и, судя по тому, как я матерился в эфире, было понятно, что хлебнули много всего. То, что моя супруга помалкивала, меня не обманывало, очередной сеанс «лесопилки» я ожидал в ближайшее время.

Одно только омрачило впечатление вечера. Виктор, которого прооперировала Марина, умер. Перенастроив установку на старое место, после завтрака мы отправились на самое первое место в лесу, там вырыли могилу и похоронили его со всеми почестями. Он умер как настоящий боец. Я таких всегда уважал.

Прежде чем начинать двигаться дальше, осталось еще одно незаконченное дело — в подвале полуразрушенного дома в Могилеве осталась аппаратура, которая ни при каких условиях не должна попасть в руки к немцам.

Глава 23

Командир 2-й моторизованной дивизии СС «Райх» Пауль Хауссер был в бешенстве. Как истинный потомственный военный с глубокими прусскими корнями, он не позволял себе срывать злость или ненависть на подчиненных в грубой форме. Его бешенство перерастало в холодную сосредоточенность, которая требовала обязательных действий и выражалась в точных, обдуманных приказах. Прошедший Первую мировую войну и, как все ветераны, желающий реванша, он старался при этом не терять голову. Став командиром одной из элитных дивизий СС, он прекрасно понимал, что война на Восточном фронте будет тяжелой и продолжительной, в отличие от большинства офицеров СС, считавших войну с русскими варварами воскресной прогулкой. Все его предчувствия оправдывались и подтверждались день ото дня. Фанатичное сопротивление русских порой удивляло, и не отошедшие от боя его подчиненные часто допускали вещи, недостойные солдата. Но СС многое прощалось, и даже офицеры Вермахта с настороженностью относились к буйным соседям, которые безнаказанно переходили все допустимые границы. Расстрелы и издевательства над пленными были обычным явлением. По молчаливому согласию шефа войск СС, рейхсфюрера Генриха Гиммлера, это была их привилегия, которой они с удовольствием пользовались.

Сражение у Могилева остудило горячие головы, причем многие навечно. Упорное и изобретательное сопротивление русских заставило даже высокомерных эсесовцев уважать противника, не говоря уже об офицерах и солдатах Вермахта.

В связи с понесенными потерями в личном составе и технике дивизию отвели во второй эшелон для пополнения. Ремонтные службы в срочном порядке пытались восстановить поврежденную технику. Массовое использование русскими новых зажигательных средств привело к большим потерям среди техники, что особенно проявилось во время боев в городе.

Пока части 47-го и 46-го механизированных корпусов взламывали оборону вокруг Смоленска, командира дивизии вызвали в штаб 2-й танковой группы, и лично генерал-лейтенант Гейнц Гудериан, приказал оказать содействие разведке в поиске группы русских, которые ночью прорвались из города, вырезав гарнизон заградительного поста на выходе.

Операция вполне рядовая, но использование частей СС для нее было необычным. Гудериан пояснил, что данная группа русских отвечает за использование новейшей системы подавления радиосвязи, которая доставила немало хлопот и привела к серьезным потерям. Дивизия Хауссера тоже попала в зону действия такой системы, и разобраться с хитроумными русскими для него стало делом чести.

Пришлось выделить в распоряжение специальной команды, прибывшей из Берлина, моторизованный батальон. Для усиления батальона, по личному приказу генерал-лейтенанта Гудериана были выделены четыре отремонтированных танка с экипажами из мастерских, организованных на базе железнодорожного депо Могилева. Численность русских оценивалась как десять-двадцать человек, и особенных неприятностей, кроме как новых проделок его подчиненных с местным населением и потери времени, он не ожидал.

Но события, произошедшие позже, заставили его пересмотреть свои взгляды. Потеря четырех танков, трех бронетранспортеров и ста сорока солдат и офицеров больно ударила по самолюбию обергруппенфюрера СС. Понести такие потери в тылу действующей армии при прямом столкновении с малочисленной группой русских было очень удивительно и, конечно, непростительно для элитного подразделения Рейха.

Найдя руководителя поисковой операции, начальника группы Абвера, прибывшей из Берлина, он высказал все, что думает о разведке, которая подставляет его солдат под русские пушки, не предупредив об этом. То, что прямое руководство войсками СС осуществлялось рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, позволяло ему не бояться снобов из разведки и не стесняться в выражениях.

Выпустив пар, оба офицера перешли к более конструктивному разговору. Хауссер подробно выслушал доклад разведчика о столь эффективных действиях русских и в сопровождении охраны выехал к основным местам событий, чтобы прояснить ситуацию на месте.

Осмотрев остовы сгоревших и взорванных танков, трупы солдат, Хауссер выслушал доклад исполняющего обязанности командира батальона, так как сам командир был убит снайпером в самом начале боя.

Картина была нерадостная. Ночью отряд русских окружил в лесу разведгруппу и уничтожил ее. Устроив для вида перестрелку с поднятыми по тревоге солдатами расквартированной в селе роты, обойдя с флангов, уничтожил основные силы, подорвав при этом один танк и два бронетранспортера. Затем взял штурмом здание местного сельсовета, где забаррикадировались остатки роты. По показаниям очевидцев, в плен при этом попали двое солдат, командир роты и приданный представитель разведки. Что с ними, не известно. Противник, отступая, забрал пленных с собой.

Получив сигнал о нападении, основные силы усиленного батальона двинулись к селу и на рассвете выслали мобильную разведку. Никто не слышал выстрелов, но вся разведгруппа была уничтожена. Зная коварство русских варваров, командир батальона оговорил с разведгруппой кодовые сигналы. Но когда на окраине появился солдат и стал махать руками, командир батальона насторожился и приказал дать несколько выстрелов в сторону поселка. В ответ из-за домов открыли плотный огонь несколько пулеметов. Причем огонь велся весьма грамотно, и пулеметы постоянно меняли свои позиции. Пока велась стрельба по пулеметным точкам противника, никто не заметил меткого огня русских снайперов. Только смерть командира батальона и нескольких нижних чинов заставила всерьез отнестись к русским.

Снайперский огонь был достаточно точным и плотным. Потери личного состава быстро росли, и танковый и пулеметный огонь по поселку не приносил реальных результатов. Пехоту расстреливали, как в тире. Поэтому офицер, принявший на себя командование батальоном, решив, что обороняющихся немного и противотанковыми средствами они не обладают, двинул вперед танки. Но это оказалось очередной ловушкой русских. Танки, ворвавшиеся в деревню, были сразу уничтожены. А по бегущей к окраине деревни пехоте открыли плотный ружейно-пулеметный огонь. После того как порядки залегшей пехоты попали под минометный обстрел, командир принял решение отойти. Попытка развернуть свои минометы закончилась гибелью нескольких расчетов от снайперского огня. Додумавшись прикрыть позицию минометной батареи бортами бронетранспортеров, наконец-то открыли огонь по селу. Но к этому моменту огонь со стороны противника стих. Наблюдатели показали, что противник отступил и скрылся в лесу. Из-за опасности засады и больших понесенных потерь новый командир батальона решил не рисковать и под прикрытием бронетранспортеров солдаты вошли в село. Противник не был обнаружен.

Что ж, русские на глазах учатся воевать. У разведки в селе был свой человек. Так вот он, тяжело раненный, был подобран. И если б не заступничество представителя Абвера, то озверевшие солдаты его бы просто прирезали. Но он рассказал, что командовал русскими офицер НКВД, капитан Зимин, которого все так усиленно ищут, причем он прекрасно знал о том, что его ждут. И то, что отряд русских потерял всего двенадцать человек и ушел в сторону деревни Каштановка, где их должен подобрать самолет.

Но Пауль Хауссер отнесся весьма критично к такому известию — русский капитан не производил впечатления идиота. Еще одна интересная подробность: русские были снабжены радиопередатчиками, по которым они переговаривались во время боя, что качественно сказывалось на эффективности.

Но ближе к обеду в расположение батальона вышел русский красноармеец, представившись агентом разведки и предупредив, что у него сведения особой важности.

Это был один из людей, внедренных в группу отступающих русских для сбора информации. Он подтвердил информацию о том, что русские ушли к деревне Каштановка, где они с двумя инженерами будут эвакуированы самолетом.

Отдав соответствующие распоряжения по поимке русских и снова выказав свое недовольство представителю разведки, Хауссер отбыл в расположение дивизии, втайне надеясь, что русских там не окажется. Пусть Абвер ошибется, и вся вина в гибели его людей будет возложена на разведку и их недостоверные данные.

Как ни странно, но Хауссер оказался прав. Абвер не стал делиться всеми данными с СС, и с некоторых пор операции по поиску капитана Зимина был придан особый статус. Это произошло после того как в фильтрационном лагере военнопленных один из заключенных изъявил готовность к сотрудничеству. Он оказался сержантом Могилевского управления НКВД, который во время боев переоделся в форму убитого красноармейца и воспользовался его документами. Во время допроса был выявлен, после соответствующей обработки стал давать показания, и часть их касалась разыскиваемого Зимина. Тогда и стала известна судьба без вести пропавшей группы из полка «Брандербург-800» Отто Шлеера, заброшенной в окрестности Могилева. Данные о визите в город высокопоставленного сотрудника ГУГБ НКВД, по словесному портрету очень похожего на Судоплатова, специально для встречи с Зиминым, заставили немцев с утроенной силой собирать любые крохи информации. И то, что было собрано, специальным рейсом отправилось в Берлин, прямо на стол начальнику Абвера-1, полковнику Гансу Пикенброку.

Глава 24

В Москве в последнее время фамилия Зимина несколько раз всплывала в разговорах особо доверенных лиц, допущенных к операции «Оракул». Собранные с фронтов данные по боевому применению бронетанковой техники, авиации, артиллерии по особому распоряжению в первую очередь отправлялись в специальное подразделение Главного Управления государственной безопасности. Сравнительный анализ данных, полученных от Странника, и собранной информации с фронтов заставил специалистов отнестись с большим вниманием к другой информации. Оказалось, что анализы, сводные таблицы Странника дают более полную и развернутую картину, нежели та, что по крупицам собирается на фронтах, с учетом того, что советские войска отступают, и часто объективные данные просто не успевают доходить до Москвы, а подбитая техника, которая требует изучения, достается немцам. Такие выводы были доведены до высшего руководства. То, что специалисты получили не всю информацию, понимали многие, но специфика организации такова, что лишние вопросы в ней не приветствуются.

На фоне драматической обстановки, сложившейся на фронтах, Лаврентий Павлович регулярно интересовался выводами специалистов, и его уверенность в правильности решения по Страннику крепла. Несколько раз на совещаниях Хозяин интересовался положением дел по этому направлению, и во второй половине июля было проведено первое совещание с техническими специалистами, отвечающими за разработку и выпуск боевой техники. На основании информации, полученной от Странника, были выработаны указания и рекомендации по доработке в кратчайшие сроки выпускаемой техники. Аналогичные вопросы решались по противотанковым гранатометам. Но при разработке данной темы столкнулись с большим количеством технических трудностей, особенно это касалось кумулятивного заряда. В конце двадцатых годов в СССР профессором Сухаревским проводились теоретические исследования по кумулятивным зарядам. Но на начало войны действенного, принятого на вооружение кумулятивного боеприпаса не было. Данные о массовом применении немцами бронепрожигающих средств у советского руководства уже были. Работы по этому направлению продолжались без особенных успехов, исходя из ситуации, было принято решение взять за основу немецкий трофейный боеприпас. Но по информации, переданной Странником, проблема решалась намного быстрее, и теоретические выкладки, приведенные в послании, поставили в тупик ученых. Таких разработок в мире пока никто не проводил, а перспективные разработки по тандемным кумулятивным боеприпасам, рассчитанным на пробитие перспективных активных типов защиты бронетехники, вызывали восхищение. Решение проблемы кумулятивных боеприпасов позволяло создать ручные противотанковые гранатометы, способные уничтожать любую бронированную технику противника на нынешний момент. Хотя, по информации Странника, в Германии проводились разработки новых тяжелых танков, вооруженных более мощными пушками, позволяющими уничтожать стоящие на вооружении РККА новые танки типа Т-34, КВ-1 и КВ-2 с противоснарядной броневой защитой. Появление на фронте такой техники привело бы к коренному изменению обстановки в худшую сторону для Красной Армии. Чертежи, технические характеристики и примерные сроки появления на фронте приводились.

После такой информации уровень доверия к Страннику намного возрос. Была создана специальная оперативная группа по контактам со Странником. Но тут возникли проблемы. Могилев, в котором проходили основные встречи с курьером, был захвачен противником. По имеющейся информации Курьер, капитан Зимин, остался в городе и принимал активное участие в боях. Майор Ковалев, который оставался в Могилеве, был тяжело ранен и практически последним самолетом эвакуирован в Москву. После разгрома 13-й армии, контакт с войсками в городе был потерян. По отрывочным данным бои в городе продолжались до конца июля, и Курьер принимал в них самое активное участие. Предложенная им новая зажигательная смесь с незначительными изменениями была принята на вооружение и производилась в большихколичествах для нужд РККА.

По агентурным данным, Зимина с неменьшим усердием разыскивали и немцы. Интерес был связан с применением установки для постановки помех радиосвязи. Информация немцами была получена, видимо, от пленных. Но отряду, возглавляемому Зиминым, удалось с боем вырваться из города и уйти в леса. По непроверенным данным, там произошло несколько столкновений со специально привлеченными для поисков частями СС, в которых немцы понесли серьезные потери, а Курьеру удалось уйти в неизвестном направлении. В район Могилева была отправлена специальная группа, в задачу которой входил поиск новых контактов со Странником. Во все особые отделы Западного фронта была отправлена директива об обязательном сборе информации относительно Зимина у всех, выходящих из окружения. Особое внимание при допросе пленных уделялось возможным данным о состоянии дел в Могилеве и его окрестностях. Учитывая, что на тот момент там находился штаб 2-й танковой группы Вермахта во главе с генерал-лейтенантом Гейнцем Гудерианом, такие расспросы не должны были вызвать особого интереса у противника.

* * *

Дав себе и людям суточный отдых, я наконец-то позволил себе провести больше времени с семьей. Но нарастающий вал проблем как в бункере, так и на поверхности, в нашем времени не позволял отдохнуть в полной мере. Активный радиообмен на поверхности наводил на мысли о появлении не самых лучших соседей и о необходимости принятия мер по этому поводу. Наличие недалеко от бункера ветрогенераторов само по себе являлось сильным демаскирующим фактором, и часто работающие дизели тоже могли привлечь внимание.

Поэтому, после того как я нормально выспался, пришлось провести совещание с обитателями бункера. На повестке стояло несколько вопросов. Один из первых касался того, что почти постоянное использование энергосистемы бункера для поддержания портала быстро сокращало запасы горючего. Пополнять запасы на оккупированной противником территории было очень опасно и почти нереально, разве что устроить нападение на дивизионные склады ГСМ. С нашими силами это просто смешно. С продуктами было получше. Но, по моему мнению, если наверху узнают про такие запасы, нас никакие минные поля и завалы не спасут. Судя по радиоперехватам, в Симферополе и его окрестностях рыскали группы, ориентированные на поиск продуктов и горючего. Те же радиоперехваты показывали, что поисковые команды принадлежат к разным группировкам и между ними частенько возникали стычки с применением не только стрелкового оружия. Можно было сделать вывод, что наверху разгоралась война за ресурсы и выживание, и особого желания влезать туда не было. Но радиоперехват не прекращали и проводили дополнительный сбор информации по позывным, частотам, кличкам и возможным путям движения и местам постоянной дислокации.

Другой не менее важной проблемой, которая волновала вновь прибывших, была помощь Красной Армии в войне. И тут главное не навредить. То, что в оккупированном Могилеве остались в схроне ноутбук, радиосканер, и мощный полупроводниковый радиопередатчик тоже не давало покоя. Сам по себе радиопередатчик был необходим для установки связи с Москвой, так как был в единственном экземпляре, и искать аналогичный в нашем времени затруднительно. Город будет освобожден только в 1944, и есть большая вероятность того, что немцы, как рачительные хозяева, займутся восстановлением города и могут выкопать то, что им никак нельзя находить. Поэтому придется совершить вояж в сам город в ближайшее время, чтобы решить как минимум две проблемы.

Опасность такого визита была не просто велика, она была огромна. Город полон войск противника, плюс в нем расположен штаб крупного армейского соединения, значит, соблюдается жесткий режим патрулирования. Оборудование, конечно, укрыто в подвале одного из разрушенных домов, и туда немцы не полезут в первую очередь. Как правило, сначала изучаются и разминируются уцелевшие дома для размещения личного состава, штабов и других учреждений. Так что некоторый запас по времени есть, да и оборудование пряталось на окраине города перед прорывом, для облегчения последующей эвакуации. Вот с такими мыслями я и открыл собрание по поводу дальнейших действий. Наблюдая за своими новыми соратниками, мысленно поражался отсутствию всяких футуршоков. Видимо, вызванный во время боев шок и последующее переформатирование сознания пробудили у людей высокие адаптивные способности.

Идея постройки второго портала на значительном удалении от первого и исследования точки выхода возникала, и не раз, но я отложил ее ненадолго, до решения вопроса по эвакуации оборудования из оккупированного Могилева.

Вывалив проблемы на окружающих, подталкивая их короткими репликами, направил рассуждение в нужную сторону. Естественно, визит в Могилев практически всем не понравился. Слишком все выглядело авантюрно. Но при обсуждении нюансов и подготовительных мероприятий, вырисовывался довольно правдоподобный план. В первую очередь решили использовать форму, снятую с эсэсовцев. Чтобы не играть втемную, я все-таки предупредил людей:

— Учтите, если попадем к немцам в руки в эсэсовской форме, грохнут однозначно и при этом, конечно, помучают. По всем законам войны бойцы, переодетые в форму противника, расстреливаются сразу. Еще то, что мы им недавно устроили, припомнят. Единственное, что может спасти, это принадлежность к группе капитана Зимина. Тогда помучают, но расстреливать сразу не будут. И вот тут появляется шанс.

И я выложил свой план относительно того, чтобы создать так называемый склад, где якобы хранятся детали системы радиоподавления. Народ как-то странно на меня начал смотреть. Пришлось разжевать свою идею. На поляне, недалеко от портала, создается большая и хорошо продуманная ловушка. Поляна минируется таким образом, что все центральное пространство накрывается полностью. Основные подходы к поляне минируются раздельно и будут подрываться отдельно, по команде оператора, исходя из количества противника. Для того чтобы захваченный или захваченные уцелели, роются и маскируются несколько достаточно глубоких ям, спрятаться в которых можно будет только по команде оператора. Ямы перекрываются подпиленными деревянными брусками, которые будут подорваны под спасающимися с помощью маломощных зарядов, чтобы раньше времени не демаскировать укрытия. Все, конечно, заумно, но народ уже привык мне доверять, и по мере распределения обязанностей и объяснения основных этапов людьми овладел здоровый энтузиазм. Для организации ловушки пригодилась радиоуправляемая игрушка, в которой с помощью пульта можно было задействовать шесть различных устройств. Конечно, примитивно, но как суррогатный вариант сойдет. По прошествии четырех дней ловушка была готова, легенды, которые все должны рассказывать в случае попадания в плен, проработаны в деталях. В общем, гонял группу в лучших традициях романов про разведчиков.

Еще одно нововведение было в том, что почти каждому в каблук сапога был вмонтирован малогабаритный вызывной радиомаяк. В случае разделения подразделения можно было по маяку найти человека на расстоянии до пяти-восьми километров.

Когда наконец-то подготовительные мероприятия были закончены, группа собралась в главном зале. Все были облачены в форму противника, и поверх нее надет камуфляж того же происхождения. Вооружение также было представлено трофейными образцами. В случае столкновения с противником три-четыре секунды замешательства противника у нас были, и это могло дать большое преимущество.

Конечно, этим наше снаряжение не ограничилось. Были и снайперские винтовки, ну куда без них, и пистолеты с глушителями, и приборы ночного видения, и радиостанции, и пара гранатометов, если уж выхода не будет. В любой ситуации мы должны иметь преимущество перед противником. Оптимальным было проникнуть в город ночью, чтобы наилучшим образом воспользоваться нашим техническим превосходством. Поэтому было принято решение высадиться ночью в максимальной близости от города, возле деревни Запрудье, и до окрестностей города двигаться только ночью. Там забазироваться, переждать светлое время суток, на следующую ночь проникнуть в город, изъять содержимое тайника и вернуться обратно. Еще одно предложение поступило от почти всегда молчавшего Малого. Мудрый охотник обратил внимание на то, как будем уходить от погони в случае обнаружения, если по следу пустят собак. Просидев полчаса за компьютером, роясь в базах данных, я нашел более или менее компромиссное решение. По моему совету все сшили себе из брезента бахилы и до выхода вымачивали их в керосине и ацетоне. Когда выходили, бахилы были упакованы в целлофановые пакеты каждому индивидуально и в случае погони просто надевались бы на ноги.

Вот с таким планом мы двинулись в сторону Могилева. Группа уже была сработанная, поэтому передвигались вполне спокойно, поддерживая хороший темп. К началу рассвета без приключений уже были в окрестностях города. По дороге, конечно, встретили несколько патрулей, я бы удивился, если б их не было. Но обнаружить разведгруппу весьма проблематично, особенно когда это не входит в ее планы и не знаешь где искать.

На светлое время суток разместились в небольшом лесочке, прилично замаскировавшись. При этом, пока было светло, Миронов и Малой выдвинулись ближе к городу и изучали расположение постов, огневых точек и пути следования патрулей.

«Лохматки», усовершенствованные с помощью свежей травы, веток и листвы, не позволяли нас заметить с десяти шагов. Все бесшумное оружие было приготовлено для немедленной стрельбы, чтобы в случае чего оперативно и бесшумно устранить угрозу демаскировки группы. Используя составную систему из двух радиосканеров, один из которых был у нас, а второй возле точки перехода, удавалось получить приблизительную картину расположения радиопередатчиков в радиусе двадцати-тридцати километров. Как и предполагалось, в городе работало несколько мощных источников излучения, что говорило о наличии узла связи крупного войскового соединения. Никаких языков брать не собирались, и наша задача была максимально проста: войти в город, изъять оборудование и по-тихому уйти.

Окрестности города представляли собой жалкое зрелище. Многодневные бои и смещающаяся к городу под постоянным давлением немцев линия обороны превратили некогда цветущий край в выжженное пространство, покрытое воронками, траншеями, остовами техники. Может быть, для эстетствующего интеллигента это было ужасно, но в нашем положении наоборот создавало на подходе к городу много естественных укрытий, с помощью которых можно было незамеченными пробраться в город. Снайперы, они же наблюдатели, рассмотрели в городе активные восстановительные работы с использованием в качестве рабочей силы местного населения и большого количества военнопленных, преимущественно рядового состава. Правильно, никто и никогда не держал вместе рядовых и командный состав. Любой командир в такой среде автоматически становится центром кристаллизации и организации устойчивой дисциплинированной группы, которая по определению опасна и минимум может привести к организованному побегу.

Система постов была не настолько плотной, и вряд ли все окрестности города освещались фонарями и прожекторами. По сути дела это уже была зона глубокого тыла, и в городе плотно охранялись кварталы, где были расположены штаб 2-й танковой группы и административные учреждения оккупационных властей. Хорошо, что место тайника находится вне этой зоны и вряд ли у нас возникнут особые трудности.

Около двенадцати часов, когда у «правильных» немцев начался отбой, а на улицах остались только патрули, мы, экипировавшись приборами ночного видения и бесшумным оружием, стали выдвигаться к окраине города. Перемещаясь короткими перебежками от укрытия к укрытию, удалось незамеченными проникнуть на окраину. Сняв с себя «лохматки» и оставшись в немецких камуфляжах, стали продвигаться к месту тайника. По городу необходимо было пройти более двух километров, при наличии патрулей — не самое простое занятие. Разбившись на три пары, осторожно шли, постоянно страхуя друг друга. Несколько раз приходилось прятаться в развалинах, пропуская патрули.

Но, к сожалению, все хорошо быть не может. Находясь в двухстах метрах от искомого дома, умудрились нарваться на патруль с собакой, видимо, в развалинах иногда еще прятались или местные жители, или беглые пленные, и патрули с немецкой педантичностью обыскивали развалины. Передовая пара с Малым обнаружила этот патруль раньше, и мы успели, как положено, спрятаться среди обломков строения.

— Феникс, это Кукушка-один, патруль с собакой. Просто так не пройдут.

Пришлось принимать решение. Когда разведка начинает стрелять, это считается практически провалом.

— Понял вас, Кукушка. Работаете патруль, мы на подстраховке.

— Злой. — Это был позывной Маркова, который был в отряде штатным пулеметчиком и таскал на себе немецкий MG-34.

— На связи.

— Это Феникс, Кукушки работают по патрулю, разверни свой аппарат, прикрой тыл.

— Вас понял, исполняю.

— Зяблик, на тебе левый проход.

— Понял, исполняю, Феникс.

До этого пришлось долго гонять народ, чтобы научить правильно пользоваться радиосвязью. Но ничего, поняли, прониклись, осознали. Предки были не глупее нашего.

Собака залаяла и рванула в сторону, где спрятались снайперы. Немцы настороженно изготовили оружие к стрельбе, но несколько тихих хлопков — и ВСС и парабеллум с глушителем заставили их попадать на землю. То, что они готовы, я не сомневался. Два снайпера с автоматическим оружием на такой дистанции вряд ли промахнутся. Вертлявая собака, получив сначала пулю в шею, взвизгнула, и вторым выстрелом ее добили в голову. Она так и осталась лежать возле своего хозяина, на которого своим лаем и собачьей преданностью навлекла смерть. Подождав секунд тридцать, мы с Вяткиным выскочили из укрытия и бросились к снайперам, помочь им спрятать тела патрульных. Пока мы их таскали в развалины и засыпали камнями, Миронов расположился чуть впереди, взяв на прицел направление, откуда могла прийти помощь. Поставив ради приличия пару растяжек, мы засыпали напоследок песком кровь, которая осталась от лежащих на дороге тел, и быстро двинулись вперед, стараясь уйти подальше от места ликвидации патруля. Минут через двадцать добрались наконец-то до искомого дома. Как положено, выставив наблюдателей, я сам с Вяткиным пролез в подвал и стал выкапывать тайник с техникой.

Сначала пришлось обезвредить несколько хитрых ловушек, которые я с изощренной изобретательностью выходца из двадцать первого века натыкал в подвале. Несколько растяжек с противовесом и на закуску фугас в пять килограммов тола. Наличие всех моих сюрпризов в целости и сохранности говорило о том, что ни немцы, ни наши сюда не добрались. Когда основные работы были выполнены, на связь вышел Воропаев.

— Феникс, это Зяблик.

— На связи.

— У немцев поднялась суматоха, бегают по улицам, кажется, ищут пропавший патруль.

— Ё… Быстро работаем и уходим. Зяблик, продолжайте наблюдение.

— Всем циркулярно. Усилить наблюдение. Ждем гостей. — И с усиленным рвением стал выкапывать оборудование.

Когда наконец-то удалось вытащить замотанные в брезент устройства, со стороны окраины, где спрятали тела уничтоженных немцев, раздался сильный взрыв — сработала моя растяжка. В городе завыли сирены. Все, значит, наше присутствие здесь почти раскрыто. И вот теперь начнут искать основательно. Пока была возможность, по-быстрому сделал пару ловушек из растяжек и тола, который был заложен в тайнике. В общем, немцев ожидает еще пара сюрпризов. Уже убегая, включил немецкий трофейный фонарик, направив луч в сторону города, и кинул его в ловушку в виде приманки.

— Всем, груз у нас. Уходим.

Распределив груз между членами группы, стараясь забирать левее от места взрыва, мы почти открыто двинулись к окраине города. Надо было побыстрее уходить, пока поднялась суматоха, в немецкой форме у нас был шанс затеряться, изображая из себя очередную поисковую группу. Не думаю, что противник подумает о наличии разведывательно-диверсионной группы в городе, слишком уж невероятно это. Будут искать не диверсантов, а оставшихся в живых защитников города или на худой конец местных жителей.

У немцев, конечно, система безопасности великолепная, с их нынешним уровнем радиосвязи. Так быстро выявили исчезновение патруля и так оперативно отреагировали. Сейчас начнут нас отсекать и в случае огневого контакта выдавливать на один из блокпостов.

Затаившись в одном из домов, пропустили мимо себя несколько тревожных групп противника. Сейчас скрытно перемещаться уже было практически невозможно. Минут через двадцать получилось перейти через полуразрушенные дома на другую улицу, где было поспокойнее, но тут рванул мой фугас, и стало еще веселее. Немцы забегали, как тараканы при включении света на кухне у студентов. По улице пронеслось несколько бронетранспортеров и грузовиков с пехотой. Надев на себя немецкие каски, построившись в колонну, мы легким бегом двинулись подальше от всей этой беготни, изображая одну из тревожных групп, поднятую по тревоге.

Тут на прямой дорожке столкнулись с такой же группой, человек в десять, двигавшейся к нам навстречу. Все, веселье закончилось, начинаются тяжелые полевые трудовые будни. Я осторожно сказал в гарнитуру радиостанции, не оборачиваясь к остальным:

— Приближаемся максимально близко, валим из бесшумников. Злой, Зяблик, на вас тыл.

Они, увидев людей в эсесовской полевой форме, наверно, удивились, но ненадолго. В разговор вступать с ними никакого желания не было, но не обмолвиться словами было некрасиво. Нам удалось приблизиться метра на три и с близкого расстояния, практически в упор открыть огонь из бесшумного оружия. При этом я шел вперед, а Малой и Миронов разбегались в стороны, увеличивая сектор обстрела. Три парабеллума с приделанными самодельными глушителями захлопали, уничтожая противника. Нам понадобилось шесть секунд, чтобы уничтожить десять человек, при этом каждый из немцев гарантированно получил смертельное ранение. На этом наше везение закончилось, улицу и лежащие на ней тела осветили фары приближающегося грузовика.

— Тормози грузовик! Не стрелять до команды. Злой, пулемет на машину. Начнешь стрелять, если из кузова полезут немцы. Я валю водилу и сопровождающего.

Вяткин, размахивая немецким автоматом, бросился наперерез грузовику. Тот, не доезжая десяти метров до лежащих тел, остановился. Из кабины выглянул пожилой унтер-офицер и что-то удивленно спросил у Вяткина, но тот картинно пожал плечами и кивнул в мою сторону. Я как раз подхожу к машине и, не говоря ни слова, стреляю в голову унтер-офицеру. Хлоп.

Тот дернулся и вывалился из машины. Водила завороженно уставился на толстый ствол глушителя, впал в ступор и получил пару своих пуль. Хлоп. Хлоп. Завалился набок.

Пока было время, я зашипел в гарнитуру радиостанции:

— Быстро осмотреть, что там в кузове. Не похожи они на регулярную пехоту.

Но команда была лишней. Малой, направив ствол пистолета с глушителем параллельно с лучом фонарика, уже шарил по кузову. Миронов его подстраховывал со стороны. На наше счастье там, вместо взвода солдат, на тюках с формой и ящиках сидел полусонный солдат, который даже вякнуть не успел, как получил пулю в голову.

— Быстро тела из машины в развалины. Спрятать, оставить подарок. Фары выключить, всем надеть приборы ночного видения. Приготовить гранатометы и пулемет для стрельбы, будем прорываться.

Если обнаружат тела, чтобы раньше времени не начали искать пропавшую машину. Попытаемся вырваться на колесах, тем более до окраины около километра и на колесах намного быстрее.

Закинув тела тыловиков в развалины и положив под них небольшой взрывающийся сюрприз, мы погрузились в машину и двинулись в сторону окраины города. За рулем был опытный Вяткин, я как командир забрался в кабину, остальные разместились в кузове.

Проехав метров триста, свернули в небольшой переулок и стали смотреть, как будет развиваться ситуация. На выезде из города находился усиленный пост, и просто так прорваться на скорости не было возможности. Подготовив все имеющиеся в наличии гранаты, решили работать внаглую. Подъезжаем к блокпосту и в упор расстреливаем из бесшумного оружия. Но для большей надежности Малой стал пробираться ближе, занял позицию, чтобы в случае чего нас прикрыть. Одному человеку легче будет выбраться, чем группе, тем более в наши планы входило чуть попозже немного пошуметь, чтоб отвлечь на себя внимание. Левую и правую части тента над кузовом надрезали ножами, но закрепили наверху, чтоб одним движением руки можно было их сбросить и открыть секторы обстрела для стрелков в кузове. Ящики с консервами, которые оказались в кузове, использовали как импровизированный бруствер и защиту.

На полдороге включив фары и поснимав приборы ночного видения, мы двинулись к контрольно-пропускному пункту. Малой уже отслеживал движение на посту и комментировал:

— Феникс, это Кукушка-один. Вас заметили с поста и взяли на прицел два пулемета.

Мы подъехали ближе и нас остановили перед шлагбаумом. То, как народ на КПП был насторожен, показывало всю степень немецкого удивления нашей наглостью. Тут напоследок Малой обрадовал:

— Феникс, это Кукушка-один, правый пулемет вы закрыли, работаю только по левому. Жду команды.

— Вас понял. Работаете по команде «Огонь».

Приготовив для стрельбы парабеллум с глушителем и немецкую МПшку, стали ожидать подхода караульных. Вяткин держал на коленях такой же парабеллум с глушителем. В кузове Марков с пулеметом через тент взял на прицел пулеметную позицию и остатки небольшого дома, где расположились остальные солдаты караула. Воропаев приготовил для стрельбы гранатомет, а Миронов, предусмотрительно прорезав штыком тент, взял на прицел второго пулеметчика.

Немцы, конечно, не фронтовики, но и не дураки, сразу что-то заподозрили, поэтому пришлось действовать, при этом крикнув в микрофон «Огонь». Пока караульные вскидывали винтовки для стрельбы, мы синхронно с Вяткиным вывалились из машины и открыли огонь. Пулеметный расчет с правой стороны так и не успел сделать ни выстрела. Малой редко промахивался. А вот с нашей стороны так не получилось. Пулеметчик успел дать очередь по кабине, прямо у меня над головой, Но в этот момент тент в кузове упал и сразу загрохотал пулемет Миронова. В пулеметчика я успел всадить только две пули, когда из дома стали выбегать немцы. Но Марков заставил самых прытких упасть возле входа, а остальных забежать обратно, и пока они не опомнились, Воропаев засадил прямо в дверь выстрел из гранатомета. Дом вспучился, и из окон вылетели клубы огня и дыма.

Пока мы с Воропаевым освобождали проезд, Вяткин вернулся на место водителя и сразу двинул машину вперед. Заскочив на ходу на свои места, мы рванули из города. Но долго проехать не смогли. Поврежденный пулеметной очередью двигатель зачихал, и метров через сто грузовик замер. Поэтому пришлось срочно бросать все и бежать через поле. Решение не самое лучшее. Сзади по нам ударили из пулемета, тут же к пулемету присоединялись выстрелы винтовок и короткое тявканье автоматов. До рассвета оставалось не больше часа, и пришлось по открытому полю, обвешавшись железками, нестись в сторону леса. Бешеная гонка под нарастающим огнем противника — не самое веселое развлечение, но хорошего прожектора, чтобы нас подсветить, у немцев не было, поэтому почти благополучно удалось уйти. Почти. У самой кромки леса шальной пулей зацепило Миронова. Подхватив раненого товарища, рванули дальше — разбираться с ранением снайпера будем, уйдя подальше в лес. Но время уходило. Из города в нашу сторону выехали бронетранспортер и три грузовика, забитые пехотой, о чем нам своевременно сообщил Малой, который продолжал наблюдать за немцами из города.

Вкололи раненому обезболивающее из аптечки и наложили временную повязку, подхватили его и двинулись в максимальном темпе в лес.

Пока оказывали первую помощь Миронову, Воропаев отошел в сторону метров на тридцать, поставил две растяжки и дал по преследователям несколько очередей из автомата, для отвлечения внимания. В ответ немцы сосредоточенно обрушили на этот участок леса огонь чуть ли не двух взводов. Хорошо, что еще не было средств усиления, а то бы всем досталось.

Ситуация складывалась мало того, что критическая. Судя по всему, Миронова зацепило серьезно и придется нести на себе. Пока немцы будут разворачиваться для прочесывания и искать наши следы, есть шанс оторваться от преследования. Но такие мысли мелькали первые сто метров, потом вымотанный ночными приключениями народ стал уставать. Надо принимать какое-то решение, иначе заведомо многочисленные, свежие и разозленные немцы загонят и уничтожат всю группу, получив в руки все наше оборудование. Надо разделяться. Оставив себе только радиостанцию и прибор ночного видения, я забрал у Вяткина немецкий МР-40 и несколько дополнительных магазинов к нему, а сам двинулся в сторону немцев. Несколько гранат и пару заготовок для растяжек прихватил уже из природной вредности. После чего остатки группы с раненым ушли в сторону точки выхода возле деревни Запрудье.

Все, что могло бы заинтересовать немецких инженеров, отдал Вяткину. Сам, как самый опытный, решил поиграть с немцами в догонялки, отвлекать, пока группа удалится на приличное расстояние. Да и Малому выход из города нужно было бы обеспечить. Бойцы, конечно, попытались препираться, особенно всегда неугомонный Марков, но надавив авторитетом, я напомнил, кто командир. У меня больше опыта беготни по лесам. Надеюсь, получится. На крайний случай уйду за Днепр, там была резервная точка выхода из бункера. Оставлять группу без командира было, конечно, не очень хорошо, но в данной ситуации пришлось искать меньшее зло. Хочешь сделать все нормально — сделай все сам.

Не то, что я не доверял своим соратникам, просто если попаду в плен, то, как более эрудированный выходец из двадцать первого века, смогу поездить немцам по ушам и вынудить их сопроводить меня к нашей ловушке в лесу. А вот насчет остальных не уверен. Их быстро спецы из разведки или из госбезопасности расколют.

Глава 25

Немцы зашли в лес, как и предполагалось, в том месте, откуда Воропаев для привлечения внимания пару раз выстрелил в их сторону, обнаружив свое присутствие. Они, конечно, не лохи и место стали охватывать по всем правилам контрзасадной тактики. Но вот про растяжки в ночном лесу они не подумали, и сдвоенный взрыв простых противопехотных гранат их убедил, что не все так просто. Да и я сумел почти точно приблизиться к ним, так как, потеряв несколько человек в ловушке, они галдели не хуже цыганок на рынке. Пара немецких наступательных гранат, упавших под ноги передовому дозору, усилили эффект, и они уже не столько из профессионализма, сколько из паники открыли ответный огонь во все стороны. Ожидая такого от них, по счастью, спрятался за достаточно толстым деревом и в довершение на закуску зашвырнул через просвет между деревьев еще пару гранат, стрельнул вдогонку и стал делать ноги в противоположную сторону от деревни Запрудье, куда сейчас направлялись остатки моей группы.

Но бегать по лесу под аккомпанемент истерической стрельбы противника не самое лучшее занятие. Тут на связь вышел Малой и предупредил, что в мою сторону уже выдвигаются более основательные силы и уходить надо максимально быстро, иначе перекроют весь район и тогда шанса вырваться уже не будет. Тем более нашими персонами занялись не армейские, а безопасность, которая собаку съела на таких вот догонялках и поиске разведывательно-диверсионных групп. Оставив за спиной всю эту кутерьму, я в максимальном темпе побежал в сторону от города, почти по прямой линии к Днепру. Только так можно будет уйти, если в преследовании будут использовать собак.

Когда стало светать, я отдалился от города километров на пять. Остановившись ненадолго передохнуть, надел на ноги свои противособачьи бахилы, а в освободившийся целлофан, вывернув его наизнанку, завернул прибор ночного видения и радиостанцию, которые потом спрятал в небольшом ручейке. По возможности в дороге придется избавляться от высокотехнологичной техники. Примерно зная, как будут работать загонщики, старался по мере возможности делать зигзаги, меняя направление следования, и несколько раз делал петли, забирая все ближе к Днепру.

Через час бега уже понял, что до Днепра добраться не получится — загоняли меня профессионально. То и дело нарываясь на загонщиков, приходилось убегать в другую сторону. В том, что есть единый центр, который оперативно руководит облавой, я и не сомневался. Вот тут как раз бы и пригодилась система подавления радиопередатчиков. Бегая по лесу, я по мере возможности срывал ветки и старался на ходу сделать некоторое подобие маскировочного костюма, ведь моя «лохматка» так и осталась в городе, в полузасыпанном подвале разрушенного дома. Был единственный шанс вырваться из кольца, если пойти, как кабан, на прорыв, но по-умному. Поставив две последние растяжки, сам обвешавшись ветками, я спрятался в небольшом кустарнике. И тихо, дрожа от притока адреналина, молил Бога, чтоб гады сначала подорвались на растяжке, нежели обнаружили меня. Так страшно мне давно не было. Сжимая в правой и левой руке по гранате и держа вытяжные кольца в зубах, ждал сигнала в виде взрыва. Парабеллум с самодельным глушителем лежал тут же, так, чтоб его можно было подхватить сразу после взрыва моих гранат. Цепь загонщиков приблизилась ко мне раньше, чем раздался взрыв. При этом немцы качественно прочесывали кусты и тыкали штыками во все подозрительные холмики, так что правильно я сделал, что не стал прятаться в сделанном на скорую руку схроне. Загонщики подошли метра на четыре, когда в стороне раздался взрыв, а за ним еще один. Рванув кольца, выждав ровно две секунды, кинул гранаты в разные стороны под ноги загонщикам. Сразу после взрывов вскочил и стал в бешеном темпе разряжать магазин пистолета. Немцы, оглушенные взрывами, не сразу среагировали, и мне удалось положить или ранить четверых и броситься через импровизированный проход в сторону от загонщиков. Отсутствие звука выстрелов дало небольшую фору. Пока немцы смогли среагировать и открыть огонь вдогонку, я успел по-спринтерски пробежать метров пятнадцать, виляя между деревьями, как заяц.

Я бежал и бежал. Вокруг свистели пули и часто щелкали по деревьям. Почти удалось вырваться, когда что-то ударило в левое плечо и кинуло меня на землю, заставив выронить автомат. Не ощущая боли — приток адреналина был настолько силен, вскочил и побежал дальше, чувствуя, как быстрее и быстрее уходят силы. Но мне удалось вырваться, хорошо, что легкое не задело. Пробежав еще метров сто, я изменил направление. Остановившись на полминуты, достал индивидуальный пакет и наложил повязку на рану. И в таком виде бросился дальше. От потери крови голова кружилась и ноги начали заплетаться. Как в наше время говорят, «на автопилоте» я двигался еще около часа. Выйдя к какой-то деревне, которая, видимо, не сильно пострадала во время боев, сумел забраться в свинарник, при этом пнув обалдевшего от такой наглости хряка, и затаился. Но меня заметила хозяйка, пожилая женщина. Увидев на мне окровавленную эсесовскую форму, она скривилась, но когда я заговорил, изменила свое мнение.

— Помогите, я свой… За мной гонятся.

И сполз по стене. Она что-то заговорила, но я через шум в голове уже ничего не понимал. Только и успел прошептать, что скоро тут будут все переворачивать, и пусть они выроют яму в свинарнике, меня накроют соломой, и завалят навозом, оставив небольшой приток воздуха. Надеюсь, от миазмов не успею задохнуться. Хотя вроде как хлев был убранный. Но это были последние мысли. Я потерял сознание.

Сколько прошло времени — не знаю, не считал. В таком состоянии радуешься, если чувствуешь тошноту, головокружение и дикую жажду, основные симптомы сильной потери крови. Это радость от того, что еще жив. Несмотря на затуманенный болью мозг, воспоминания о недавних событиях вспыхнули яркими картинками. Вот уж не ожидал от себя, человека изнеженного и развращенного благами цивилизации, такого твердого отношения к долгу. В глазах была темнота. Но, присмотревшись и проморгавшись, я понял, что просто нахожусь в абсолютно затемненном помещении. Более чем годовая жизнь в бункере приучила меня чувствовать землю и закрытые пространства. Ни пошевелиться, ни крикнуть не было сил. Ощущение беспомощности и страха заполонило всего меня, оно нарастало и переходило в дикую панику. Только скрип петель и полоса света, осветившая дальний угол небольшого погребка, подействовали как мощнейшее успокаивающее. Свет от свечи больно ударил по глазам, но когда зрение адаптировалось к новым условиям, я разглядел свою спасительницу или, может быть, тюремщицу. Это была все та же пожилая женщина. Она пронзительно смотрела на меня, и я ощутил себя маньяком-насильником на допросе у прокурора. Глупая мысль, что сейчас буду отвечать за все свои деяния, засела в голове.

— Ну что, очнулся? — как-то неприветливо спросила она.

— Пить, — только смог прошептать я.

Она подошла и удивительно осторожно для такого неприветливого отношения и, как мне показалось, даже привычно подняла мне голову и дала сделать несколько глотков воды.

— Что ж ты так немцам не угодил, что они всю деревню перевернули? Скотину побили, собак постреляли.

Мне стало чуть лучше, но в голове все равно шумело, поэтому словесный фильтр не работал как надо и выдал первое, что пришло в голову:

— Я русский офицер и я должен уничтожать врага.

Фраза получилась высокопарной, и последние слова я не сказал, а прошептал. По прищуренным глазам женщины понял, что сказал что-то не то. Вот так попал. Офицерами-то начнут называть только после 43-го, когда введут погоны. А сейчас это звучит как белогвардейский раритет, за который могут по-тихому и удавить. Но женщина повела себя несколько иначе.

— Офицер значит? Ты что, из бывших? Хотя молод еще.

Но я почувствовал, что начал опять проваливаться в темноту и единственное, что успел ответить, это прошептать:

— Да, офицер.

И опять тьма поглотила сознание.

Когда в следующий раз очнулся, чувствовал себя немного лучше. Пролежав в темноте минут сорок, услышал характерный скрип, и снова полоска света осветила мое убежище. Хозяйка опять пришла почти вовремя, напоила меня молоком и дала немного хлеба. При этом была задумчива и частенько бросала на меня испытующие взгляды. Но, как мне показалось, к серьезному разговору не была еще готова, да и у меня сил не было дискутировать. На этот раз после кормежки я просто заснул.

По опыту знаю, что в закрытых неосвещаемых помещениях быстро теряешь чувство времени. Поэтому в свое очередное пробуждение я никак не мог оценить, сколько времени прошло. При этом чувствовал себя намного лучше, мог уже ощупать себя и понял, что немецкую форму с меня сняли, и я остался в одном нижнем белье, укрытый каким-то одеялом. Сил хватило даже для того, чтобы чуть приподняться и понять, что есть и другие желания, о которых взрослому, но беспомощному мужчине стыдно говорить. Снова вовремя появилась моя спасительница. И тут она снова проявила сноровку и опыт. Я, кажется, стал догадываться об этих взглядах и о профессиональных навыках медсестры. После выполнения всех процедур, мой интерес вылился в вопрос, который ее заставил задуматься и на время замереть:

— Вы в Первую мировую были сестрой милосердия?

Через силу она ответила:

— Что, так видно? До тебя никто не замечал.

— Не кажитесь такой грубой, вам это не идет. Не ваша это роль.

— Вот ты как заговорил. А ты вообще кто такой, чтоб расспрашивать меня? И вообще как ты попал сюда в немецкой форме и раненый?

— Я офицер военной разведки. Большего знать вам не надо. Если меня здесь найдут, вас и вашу семью уничтожат. Поэтому завтра я попытаюсь уйти, чтоб на вас не навлекать лишнюю опасность. Немцы не пуганые, еще считают себя хозяевами вселенной, но скоро получат по зубам и начнут лютовать.

Она покачала головой, ухмыльнулась и сказала:

— Рано тебе еще, да и немцев в лесу много, тебя все ловят. Спи, набирайся сил, защитник Отечества.

Единственное, что я ее попросил, это вытащить из каблука миниатюрный радиомаяк, который включил в режим передачи сигнала опасности и попросил его выкинуть в огород ее дома, чтобы наши потом нашли хотя бы мои следы.

Так прошло еще пару дней. Я себя начал чувствовать намного лучше. Жаль, по дурости аптечку с лекарствами спрятал вместе с радиостанцией в лесу. Как-то все больше думал, чтобы к немцам не попало ничего высокотехнологичного, имеющего отношение к двадцать первому веку.

Но вскоре, обостренным чувством опасности ощутил изменение обстановки, как-то странно заныло сердце и стало страшно. Появившаяся спасительница подтвердила мои опасения. Деревня была снова окружена немцами и, судя по описанию, явно эсесовцами. Со всех домов они согнали детей, заперли их в большом амбаре и облили его бензином, поставив ультиматум, что жители деревни скрывают раненого, и если его к полудню не выдадут, они сожгут всех детей. Взгляд моей спасительницы, был потухшим, и она избегала смотреть мне в глаза. Для себя она уже приняла решение. У нее младшая дочь была в этом амбаре. Я ее понял. Я ждал этого. И принял свое решение.

— Как вас зовут?

— Ольга Андреевна.

— Ольга Андреевна, я сам к ним выйду, дайте только привести себя в порядок, у меня есть еще полтора часа и хотелось бы умереть не оборванным, бородатым бродягой, а как положено русскому офицеру. Побрейте, пожалуйста, а то левая рука все еще не работает.

Она кивнула и вышла. Пока было время, я закопал в пол глушитель и остальные вещи, которые могли бы навлечь лишние вопросы.

Через полчаса, выбритый, с вычищенными сапогами, четким шагом, но слегка покачиваясь от слабости, я направился в сторону урчания двигателей, криков и плача.

Выходя со двора так, чтоб никто не видел, где я прятался, обернувшись, увидел, как хозяйка меня перекрестила. Подавшись порыву, вернулся к ней, стал на колени:

— Благословите.

В ее глазах стояли слезы. Она перекрестила несколько раз, беззвучно что-то зашептав. Потом прижала мою голову к себе. Сцена затягивалась. Осторожно освободившись, с ее помощью встал на ноги и вымолвил:

— С Богом.

Не оборачиваясь, решительно двинулся в сторону немцев.

Глава 26

Через пять минут движения наткнулся на первую немецкую поисковую группу. Тройка эсесовцев в камуфляже волокла упирающуюся девчонку в сторону окраины села, где находился амбар. Увидев перед собой унтер-офицера в таком же камуфляже, как у них, с перевязанной рукой и без головного убора, они удивленно уставились на меня, что заставило их отвлечься от столь увлекательного занятия, как таскание молодой девушки. Мне задали пару вопросов, которые, конечно, я не понял: и в школе, и в вузах изучал английский, у меня было ограниченное количество ответов. Стандартное «Гитлер капут», которое по привычке хотел ляпнуть, вовремя замерло на языке, когда на меня направили дула двух винтовок.

— Них шизен.

— …

— Них ферштейн. — Медленно подняв правую руку, еще не хватало, чтоб эти солдафоны меня грохнули раньше времени, несколько раз хлопнул себя по груди и утвердительно громко и по слогам выговорил:

— Каптэн Зимин.

Немцы, по всем правилам, держа на прицеле и не перекрывая друг другу сектор обстрела, взяли меня в коробочку. Из кобуры вытащили парабеллум, из которого недавно в лесу я положил несколько их сородичей и, дав пару оплеух, ткнув прикладом, повели в сторону амбара на окраину села.

По дороге столкнулись еще с одной группой, и меня торжественно повели уже вшестером. Судя по лицам, была бы их воля, меня тут же забили бы прикладами.

Выйдя на окраину, где собралась большая толпа сельчан, возле амбара, оцепленного немцами, меня повели в сторону расположившихся отдельной группкой офицеров. Тут же стояло несколько грузовиков и три бронетранспортера, два из которых прикрывали от возможного нападения из леса, а третий, с пулеметом, был направлен на жителей села, которых согнали в большую толпу. Там же, в бронетранспортере примостился скучающий пулеметчик. При виде меня среди немцев началось движение.

Меня подвели к группе офицеров, среди которых я с удивлением узнал командира 2-й моторизованной дивизии СС «Райх» Пауля Хауссера. Копаясь в исторических документах, особенно тех, которые касались обороны Могилева, я несколько раз встречал его фотографию. Другие офицеры были мне незнакомы, но, судя по форме, здесь были и представители полевой жандармерии, и СС. В общевойсковой форме выделялся представитель разведки. Старший из конвоировавших меня солдат доложился, где и при каких обстоятельствах я был задержан. Фамилия Зимин несколько раз прозвучала в докладе. Выслушав доклад, Хауссер, как старший по званию, отпустил солдат и дал возможность одному из офицеров, сразу видно, что разведчику, допросить меня. Тот на довольно приличном русском языке заговорил со мной.

— Вы и есть капитан Зимин?

— Да.

— Вы можете это доказать?

— Ну, документы я с собой не ношу, вы как разведчик должны понимать это. Но, скорее всего, у вас есть люди, которые знают меня в лицо. Достаточно провести опознание.

Вот выиграю немного времени. А там, с наглостью выходца двадцать первого века, буду вешать им лапшу на уши по полной программе. Пока разведчик переводил остальным мой ответ, я успел оглядеться по сторонам. Немцев было около роты, и вырваться или попытаться сбежать не было никакой возможности. Попробовал решить проблему с заложниками.

— Я вышел к вам добровольно, а мог прятаться до всемирного потопа. А потом, по-тихому прирезав пару ваших солдат, снова уйти в леса. Вы выбрали способ, недостойный солдата. Отпустите заложников. Особенно детей.

Выслушав перевод, в разговор вступил сам Хауссер:

— Капитан, вы хороший солдат. На наше счастье у русских мало таких, иначе я бы стал сомневаться в результате этой кампании. Но вы оделись в форму убитых вами же немецких воинов. Вы много убили. Поэтому не рассчитывайте на пощаду. Только добровольное сотрудничество с немецким командованием сможет спасти вам жизнь. А заложники — это всего лишь русское быдло, которое не заслуживает права жить.

— Слышать такое от вас, ветерана рейхсвера,прискорбно. Это вот эти молодые волчата еще не напились крови и не знают, что за все рано или поздно придется заплатить. Но вы же видели, как и чем закончилась для Германии Первая мировая война. Каким опустошением. И эта война будет не лучше. Это вам не Европа. Здесь видели и татарское нашествие, и тевтонский орден, и поляков, и французов. Результат один. И все они начинали так же. Жгли и убивали местное население. Не повторяйте ошибок. Вы же солдат, а не палач.

— Другого ответа от коммуниста я и не ожидал. Но вы не вызовете у меня сочувствия. Ваша пропаганда на нас не действует. У вас только один выход — содействие доблестным немецким войскам, а эти селяне заплатят за тех немцев, которых вы посмели убить за последнее время.

— Я не убивал, а уничтожал противника, я — русский офицер, это моя обязанность перед моей Родиной.

— Что ж, я рад, что мои солдаты пали от руки достойного противника. Но вы за это ответите, и не здесь.

— Знаете, недавно слышал анекдот, про еврея в Красной Армии. Позволите рассказать?

— Про еврея анекдот? Что ж, извольте, немного времени у нас есть.

— Еврей захотел получить медаль и, подойдя к комиссару, спросил, как это можно сделать, тот ответил, что нужно принести немецкий пулемет. Еврей согласился и ушел. Вернулся через неделю, принес пулемет и получил медаль. Решив, что медаль — это мало, решил получить орден, на это комиссар сказал, что нужно принести немецкую пушку. Проходит день и еврей притаскивает немецкую восьмидесятивосьмимиллиметровую зенитную пушку. Решив, что орден — это мало, решил получить звание Героя Советского Союза, на это комиссар сказал, что нужно пригнать немецкий новый экспериментальный танк. Еврей согласился и на следующий день пригнал танк. Когда еврея наградили, комиссар его спросил, трудно ли было захватывать немецкую технику, на что тот ответил, что самое трудное было найти в немецкой армии еврея, а все остальное очень просто.

Немцы слушали внимательно, и раздалось несколько смешков. Все-таки другая культура. Наше чувство юмора для них не понятно.

— Да, неплохая история. Но к чему вы это рассказали?

— А вы так ничего и не поняли. Про вас русский народ складывает анекдоты. Над вами уже смеются. И что вы бы ни делали, вас презирают и над вами смеются. Вы не победите. Вы уничтожите много беззащитных людей, вы ж на это способны, но запомните, когда советские танки будут в Берлине, вашим близким и родным придется ответить за все, что вы здесь натворите. И уж поверьте, отвечать придется по максимуму, потому что защитить вы их уже не сможете, к тому времени будете гнить в земле, так как найдете свою смерть здесь, на российских просторах. Глядя на вас, мне приходит только одна мысль — где мы вас столько хоронить-то будем.

Такая длинная речь забрала много сил — все-таки ранение было не из легких. Голова закружилась, и лоб покрылся испариной.

— Капитан, вы серьезный противник, но у вас не получится противостоять немецкой военной машине, мы это доказали всей Европе.

— Европа — это не показатель. Карликовые, погрязшие в самомнении, буржуазные государства. Стойкости и самоотверженности от них ждать как-то стыдно. Здесь вы уже на своей шкуре ощутили, что это будет другая война. Это только начало. Вы даже не представляете, какую услугу оказываете Красной Армии. Благодаря вам армия освобождается от генералов мирного времени, которые больше опасны не столько для вас, сколько для самой Красной Армии. И процесс замены на более инициативных и талантливых идет. Скоро вы ощутите качественное изменение вашего противника. Ждите и бойтесь.

Я пошатнулся. Сзади подошли два солдата и стали меня держать под руки. Причем схватили так, что от боли в глазах потемнело.

Все-таки последнее слово оказалось за немцем.

— Эту дискуссию мы продолжим позже и в другом месте. — И он дал команду солдатам, которые потащили меня к машинам.

Когда голова дернулась, по глазам мелькнул красный отблеск. Немцы не обратили внимания, вот только я понял, что это такое — лазерный целеуказатель. Из леса кто-то мне давал сигнал, что он рядом.

Но тут за спиной кто-то крикнул:

— Фоер.

Загрохотал пулемет, к нему присоединился еще один и отрывисто захлопали винтовки. Я попытался вырваться и повернул голову в сторону, увидел как люди, собравшиеся возле амбара, полосуемые пулеметами, валятся друг на друга. Как от струи огнемета вспыхнул амбар с детьми. От такого у меня помутился рассудок. Вырываясь из цепких рук эсесовцев, я кричал, ругался, пока один из конвоиров не вскинул винтовку, чтобы прикладом оглушить меня.

— Суки, всех положу. Пощады не будет. Хана вам, я же вас козлов зубами рвать буду.

Но тут ситуация изменилась. Оба пулемета разом замолчали. Конвоир, замахнувшийся винтовкой, упал на бок, забрызгав меня кровью из простреленного горла. Второй чуть замешкался, только втянул голову в каске в плечи и, громко вздохнув, упал на спину и засучил ногами. Снайперский огонь со стороны леса резко изменил расстановку сил. Оба пулеметчика были убиты. Хауссер, который любовался расстрелом из бронетранспортера, получив две пули в грудь, свесился через борт и не подавал признаков жизни.

Немцы попытались обстрелять лес из всех стволов, но в особенно крупную группу немцев попал выстрел из РПО, разметав человек двадцать в разные стороны. Из леса застучал так привычно знакомый пулемет Калашникова, и вторили ему несколько совершенно необычных здесь автоматов Калашникова. Несколько раз хлопнули подствольные гранатометы.

Оккупанты из загонщиков и карателей сразу превратились в дичь, которую методично уничтожали опытные охотники.

Но нападавшим, к сожалению, противостояли не тыловики, а неплохо подготовленные и обстрелянные солдаты элитной дивизии. Несмотря на плотный и точный огонь, большая часть успела рассредоточиться и оказать ожесточенное сопротивление. Бой переходил в затяжную фазу, где численный перевес обороняющихся имел подавляющее преимущество и разгром немногочисленных, засевших в лесу стрелков был только делом времени.

Но ситуация стала развиваться совершенно необычно для немцев. Несколько выстрелов из противотанковых гранатометов уничтожили все бронетранспортеры, которые служили неплохой позицией и защитой для немцев от огня снайперов. В довершение всего с правого фланга затявкал автоматический гранатомет, который густо накрыл импровизированную позицию немцев серией взрывов. А еще один выстрел из РПО поджег и разметал сразу два грузовика. Попав под накрытие минометного огня, немцы как хорошо подготовленные солдаты сразу стали рассредоточиваться и отступать, чтобы выйти из зоны поражения, и попадали под плотный огонь пулемета и снайперов. Занятые насущными делами, более свойственными солдатам, немцы уже не обращали внимания на оставшихся в живых жителей деревни. Многие разбегались, но особенно стойкие бросились к горящему амбару спасать детей.

Все это я видел, лежа в пяти метрах от горящего грузовика. Взрывом меня откинуло подальше и очень сильно ударило раненым плечом. Голова стала тяжелой, в глазах потемнело, и сознание медленно стало уходить. От удара о землю открылась рана, и измученное сильной кровопотерей тело было уже не в состоянии выполнять приказы мозга. Оставалось только лежать и наблюдать. Рядом лежал немец, который меня допрашивал. Обломком машины ему срезало часть черепа. Последнее, что я запомнил: с фланга по немцам заработали два пулемета, и в ускользающем сознании отпечатался такой знакомый и радостный крик «ура».

Когда я пришел в себя, сначала не понял, где нахожусь. Картина, которую запомнил последней, слишком отличалась от той, что видел. Возле меня во весь рост стоял старый знакомый старшина Вяткин, облаченный в российский камуфляж и бронежилет, с автоматом Калашникова, на который был установлен подствольный гранатомет. Невдалеке расположился Марков в таком же точно наряде, вооруженный ПКМом, который он любовно поглаживал, признавая изящность и превосходство оружия потомков. Там же, невдалеке присел Воропаев, имеющий такое же снаряжение, как и остальные бойцы моей группы, только на коленях у него лежал гранатомет, а из заплечной сумки выглядывал последний выстрел к его оружию. В общем, народ шел на выручку, наплевав на всякую конспирацию и основательно распотрошив мою гордость — оружейку, которая собиралась достаточно тщательно и долго.

Но все это меркло на фоне того, что рядом оказалась моя благоверная супруга, тоже облаченная в камуфляж и бронежилет, вооруженная тем же автоматом Калашникова. Она, увидев, что я пришел в себя, сразу бросилась ко мне и стала причитать:

— Сереженька, ты как себя чувствуешь, и вот надо оно было тебе лезть в эту войну. Все не наигрался? Я с твоими играми скоро седой стану.

Но тут же замолчала, так как на заднем плане нарисовались персонажи, которых, по идее, здесь быть не должно.

Уже осмысленно оглядев все вокруг, я понял, что мы находимся в лесу и вооруженных бойцов вокруг намного больше, чем должно быть. Но многие лица были мне знакомы еще по Могилеву и недавним боям в деревне Вильницы. А тут еще Чистяков нарисовался с неизвестным в советском камуфляже. Еще раз пробежавшись взглядом по поляне, насчитал таких вот камуфлированных человек пять. Похоже на разведгруппу, причем явно не армейской принадлежности, и то, как перед командиром группы стелется Чистяков, ясно было, что снова ко мне в гости пожаловала московская гебня с особыми полномочиями. И то, что они умудрились завернуть отряд окруженцев, возглавляемый Чистяковым, который давно уже должен был оказаться в окрестностях Смоленска, говорило о многом. Группа прибыла для продолжения диалога со Странником, и какие у них на этот раз рамки воздействия на оппонента, можно было только гадать, да и я не в самом лучшем состоянии. А учитывая то, что совершенно недавно походя грохнули командира немецкой эсесовской дивизии, времени у нас совершенно нет. И немцы тут перероют все, но нас достанут.

Чуть повернув в сторону Чистякова голову, слегка кивнув и дождавшись, пока тот отведет всех остальных людей на достаточное расстояние и вокруг нас образуется свободное пространство, камуфлированный представился:

— Капитан госбезопасности Строгов. Вы, как я знаю, капитан Зимин. Я к вам прибыл с особыми полномочиями, для продолжения сотрудничества, по личному распоряжения Народного Комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии.

При этом, как я заметил, его люди незаметно взяли под контроль всю поляну. Но к чести моих бойцов, это не осталось незамеченным, и каждый из камуфлированных оказался под прицелом не меньше чем трех стволов. Ситуация получилась, мягко говоря, нестандартная. Отряд, который недавно воевал как одна боевая сила, сразу разделился на два полюса.

Я чуть слышно прошептал:

— Капитан, скажите своим людям, чтоб успокоились, мы на одной стороне, но здесь в тылу у немцев другие законы, и качать права не получится. Я не допущу, а если не получится, то бойцы помогут. И еще я очень сомневаюсь, что вы точно из Москвы, подскажите, кого из моих друзей и чем наградили?

Тут из-за дерева показался ствол Калашникова, направленный ему прямо в грудь: моя супруга никогда не оставалась в стороне, когда можно было поскандалить или кого-то попинать ради справедливости.

Камуфляжный, чуть помедлив, понял, что с ним не шутят, и показательно спокойно продолжил:

— Вашего друга, капитана Пронина.

— Ну что ж, первую проверку на вшивость вы прошли. Давайте пообщаемся, но вы меня очень обяжете, если ваши люди займутся своими делами. Разговор нам предстоит долгий и серьезный, а времени мало. Мы немцев так разозлили, что теперь нас будут ловить не пара рот расслабленных отдыхом эсесовцев, а вся недобитая дивизия.

— Да, я понимаю, поэтому хотел бы получить объяснение о том, как вы попали к немцам. Пояснения ваших людей я уже слышал. Сами понимаете, что насчет вас есть особые инструкции, но вы контактировали с немцами и где гарантии того, что важная информация не ушла к противнику?

— Хорошо. Я вас понимаю. В двух словах: прорывался через оцепление, получил пулю в плечо. Прятался в доме у одной жительницы этой деревни, пока немцы не взяли в заложники детей. И ее дочку тоже. Лежать в подвале и ждать, когда сожгут детей, не мог. Вот и вышел к ним, думал, уроды успокоятся, отпустят, нет, все равно пожгли и постреляли. У нас был план, по которому у попавшего в плен был шанс вырваться — немцы искали установку постановки помех, поэтому мы тут в лесочке хорошую минную ловушку организовали, вот туда бы я их и привел, прямо на мины и наши пулеметы. Они ж думали, что я командир группы силового прикрытия, на этом и хотели сыграть. А в Могилеве была настоящая аппаратура, если б ее немцы нашли, вот тогда бы начались проблемы. А так вроде как вырвались.

Он слушал внимательно и кивал.

— Тем более, насколько я успел увидеть, пока не потерял сознание, вы ж весь командный состав немцев сразу положили. Того же Хауссера, командира 2-й моторизированной дивизии «Рейх» да и представителя немецкой разведки, который меня допрашивал тоже. Так что утечки информации быть не может. Если кто и остался, то рядовые солдаты. Лучше расскажите, успели ли спасти детей и много ли погибло народа?

— Детей почти всех спасли, народа много успели положить, гады. Мы, когда во фланг ударили, смяли и они побежали, а там открытое пространство, вот ваши из скорострельного миномета много побили.

Тут вмешалась Светлана, которая не отходила и внимательно прислушивалась к разговору. Не хватило у нее терпения, вмешалась:

— Да нет уже вашей ловушки. Твои бойцы за собой целый взвод немцев на хвосте притащили, пришлось задействовать ловушку. Но никто не ушел, всех положили. Зато оружейку всю немецким оружием забили, хоть соли его, да и сейчас патронов и гранат понабирали, все, что смогли унести.

Посланец Москвы удивленно посмотрел на мою супругу, но я, привыкший к ее фортелям, почти не обратил внимания, только принял к сведению информацию.

— Это моя супруга Светлана, она в курсе всех дел. Так что в ее присутствии можно говорить.

Чуть отдышавшись, все-таки для меня такой монолог был на пределе сил, продолжил:

— Скажи, капитан, какие у тебя полномочия?

— Весьма большие, чтоб организовать получение новой и важной информации, и достаточные, чтобы не допустить ее попадания в руки противника. — И он при этом многозначительно посмотрел на меня.

— Ты не зыркай, я нормальный человек. И если из-за меня могли пожечь детей, то я не мог просто отсидеться в погребе. Не дай Бог тебе оказаться в таком положении, посмотрел бы я на тебя. Тем более был подготовлен резервный вариант на случай плена, ты не хуже меня знаешь, как это делается. Так что давай эту тему закроем. Ты мне вот что скажи, от кого и что ты ждешь?

Кажется, вопрос поставил его в тупик. Видно было, что он с удовольствием поговорил бы в ином тоне, но слишком уж у нас разные статусы. Я курьер неизвестной, но весьма информированной силы, он командир контактной группы, причем третьей, потому что две предыдущие почти уничтожены. Вот тут и думай, и сдерживай себя. Кажется, в этом раунде я победил.

Строгов задумался, что я от него хочу, а я просто ждал, когда он произнесет слово «Странник». Если у него действительно есть полномочия, то должен знать, если нет то это либо подстава, либо что еще похуже. Если проверять, то проверять по-полной. Где гарантия того, что тот же Ковалев не попал в руки к немцам, когда эвакуировался самолетом, и не раскололся. Недоверие тоже вещь полезная, особенно в таких условиях. Светка сразу обо всем догадалась, и ствол автомата опять уставился в грудь энкавэдэшника. Тот не дурак, сразу понял, что это очередная проверка, поэтому не стал качать права, знал, что вопрос серьезный.

— Мы ждем от Странника новой информации, которая помогла бы в войне с Германией. Все переданные вами ранее данные очень высоко оценены руководством и уровень доверия к Страннику очень высок. Поэтому создана специальная группа по работе в этом направлении.

— Все хорошо, я от вас ждал упоминания о Страннике. Скажите, как там предыдущий командир группы? Его уже выпустили из-под ареста? Жаль, я просил Лаврентия Павловича его не наказывать за проступок.

Строгов опять впал в ступор. Он, конечно, неплохой специалист в своей области, может даже по выбиванию признаний, хотя наш проект курирует скорее разведка главного управления госбезопасности, но до воспитанного детективами и боевиками выходца из двадцать первого века ему еще расти и смотреть кучу сериалов про ментов и мухтаров, да и в банке поработать, повылавливать мошенников, пытающихся кинуть с кредитами.

— Да вроде как он в госпитале лежит, и его действиями довольны. Очередная проверка? Меня предупреждали, что вы достаточно осторожный человек, хотя то, что я видел в деревне, убеждает в противоположном. — Не забыл он подпустить шпильку. И, как я заметил, моя супруга была с ним абсолютно согласна. Да и я, вновь испытав тошноту и слабость от потери крови, согласился с этим нелицеприятным мнением.

Ладно, с представителями Москвы вроде как определились, но есть еще одна проверка, они про нее не знают. Проведем последний тест, и если все хорошо, нагрузим их информацией и отправим обратно, а сами займемся здоровьем и нашим временем, что-то мне неспокойно по этому поводу.

— Скажите, капитан, у вас есть отработанный канал эвакуации при получении особо важной информации? Я не знаю, как вас готовили, но думается, что только вы или, допустим, ваш помощник допущены к информации о Страннике. Остальные просто силовая поддержка.

Дождавшись его согласного кивка, я продолжил:

— Информация будет очень важной, она не повлияет на немедленный ход войны, но на будущее очень сильно может повлиять. Я не знаю, когда и как у вас сеансы связи, но нужно организовать вывоз пакета и эвакуацию отряда Чистякова за Днепр, скоро тут начнется ад — эсесовцы будут все шерстить. Моя группа уйдет со мной. Когда у вас сеанс связи с Москвой?

— Каждый второй четный час, специально нашу группу обслуживает отдельное, постоянно дежурящее радиотехническое подразделение в Москве, на случай экстренного сеанса связи.

— Хорошо, занимайтесь группой Чистякова, мы готовим пакет, через два дня встречаемся за Днепром. Я вам дам такой же радиомаяк, по которому нашли меня, немцы его не запеленгуют, у них нет для этого такой аппаратуры. Моя группа уходит со мной, все остальное обговорим при следующей встрече. Думаю, на этот раз будет поспокойнее. И еще, капитан, давай без сюрпризов. Ничего, кроме головной боли, не заработаешь.

Обговорив все мелкие вопросы, начали готовиться к маршу. Меня положили на импровизированные носилки. И через несколько часов марша мы без приключений перешли через портал в бункер.

Глава 27

Проведение последней проверки, вот что меня больше волновало. В этот раз для поддержания авторитета у советского руководства нужно было отправить что-то особенно забористое. Ничего, кроме информации о ядерном оружии, на ум не приходило. Докладная записка с основными положениями, принципами создания, использования и хранения, давно были готова. Много внимания уделялось последствиям применения и особенно воздействию на генетическом уровне на флору и фауну Красочно описывалась ядерная зима, результат массированного применения, которая уж очень была нам знакома. Достаточно подробно проводился анализ аналогичных программ у противника, кто и где занимается. В общем, это был не доклад, а бомба. И мне было важно, чтобы эта бомба взорвалась в Москве.

Поэтому в течение ближайших дней я хотел отследить, когда и с кем эти вроде как посланцы Москвы будут общаться. При нынешних технических возможностях это не представляло особого труда. Пока мы шли к бункеру, я успел объяснить жене, как это лучше сделать. Идущие рядом бойцы, которые уже не один раз убедились в моей хитрости и прозорливости, с интересом прислушивались к моим объяснениям.

Мы просто будем использовать систему пеленгации, которую использовали для отслеживания немецких радиопередатчиков. Только необходимо было расстояние между сканирующими устройствами, так называемую базу сделать максимально большой для более точного отслеживания удаленных передатчиков. Уже к вечеру система функционировала, и мы с интересом ждали, когда новые знакомые начнут стучать в прямом смысле слова.

В бункере меня разместили в медицинском боксе, но по моей настоятельной просьбе принесли ноутбук и кинули сетку, чтоб я дистанционно мог отслеживать активность в радиоэфире. Как и ожидалось, капитан Строгов, или как его там, ночью вышел на связь, доложиться о выполнении задания. То, что его передатчик заработал, я понял сразу, на экране анализатора появился пик, указывающий на наличие несущей частоты в эфире. Через некоторое время на этой же частоте заработал удаленный передатчик, вот откуда он вещал, мне было очень интересно. Через пять минут наблюдения я вздохнул спокойно и удовлетворенно. Ответивший передатчик работал из района Москвы. Сеанс длился минут двадцать, и не думаю, что органы госбезопасности позволили бы в окрестностях Москвы так нагло работать левому радиопередатчику.

Так что последнюю китайскую проверку на вшивость Строгов прошел. Я всегда повторял, что хорошо сбалансированная паранойя — вещь очень полезная, когда дело касается безопасности.

Следя за радиосеансом Строгова, я с большим интересом наблюдал, как немцы реагировали на выход неустановленного передатчика из лесного массива. По тому, как начали перемещаться источники радиоизлучения, охватывая точку выхода в эфир, можно было сделать вывод, что немцы ждали этого, и давно подготовленные силы и средства пришли в движение. Еще появилось два быстро перемещающихся источника, скорее всего наблюдатели на самолетах. А вот это совсем не интересно. Так они мне помешают и груз в Москву отправить. Поэтому в срочном порядке пришлось отключать портал, перемещать его в крайнее положение и выходить на старом месте возле деревни Запрудье. Выкинув в окно перехода небольшой метеозонд с антенной, я включил свой радиопередатчик и просто внаглую начал повторять то сообщение и на тех же частотах, что недавно передавал Строгов. Правда, текст немного изменил, в начале сообщения открытым текстом вставил пару фраз насчет тупых немцев, быстро окружающих точку ложного выхода в эфир. Думаю, пока противник будет разбираться, что и как, Строгов успеет уйти. Под конец в сообщении уже новым шифром, тем, что в свое время передавал Судоплатову для экстренной связи, передал информацию об эвакуации из Могилева аппаратуры и встрече с группой контакта. Также в сообщении был запрос о словесном портрете Строгова и кодовой фразе для последней проверки, в связи с огромной важностью следующего пакета с информацией и указанием, что будем использовать данный канал связи. На завтра был назначен сеанс связи для подтверждения того, что в Москве реально поняли, с кем они общаются. В общем, загрузил и немцев, пусть побегают, и москвичей, пусть думают. На закуску, из природной вредности, увидев, что немцы начали перемещаться в сторону деревни Запрудье, включил систему подавления радиосигналов. Пусть повеселятся и узнают, что им тут не Европа.

Часа через полтора, увидев через камеру видеонаблюдения, прикрепленную к метеозонду, что к деревне стягиваются немцы, понял, что концерт закончен, дал команду помощникам в срочном порядке втягивать зонд и закрывать портал.

* * *

В Москве, на фоне крупных неудач на фронтах, установление контакта со Странником вызвало подъем энтузиазма. Первые испытания прототипа противотанкового гранатомета были признаны весьма успешными, и в срочном порядке было принято решение на изготовление опытной партии и передачи ее в войска для испытаний. Правда, немногие знали, что у руководства страны было несколько докладов из Могилева о применении курьером аналогичного оружия, причем в Москву был доставлен использованный тубус от одноразового гранатомета, который был применен при отражении танковой атаки. Также были доставлены остатки самого снаряда, который был исследован специалистами. Но больше всего экспертов из специального подразделения, занимающегося работой по Страннику, заинтересовало клеймо на гранатомете. Там стояла дата изготовления — 1990 год. Вопрос о том, кто такой Странник и кого он представляет, в первом приближении был решен. Потомки из будущего в такой форме оказывали помощь. Поэтому вопрос получения помощи из будущего для руководства страны был не менее актуальным, чем добиваться помощи от союзников.

На специальном совещании, посвященном этому вопросу, все эти выводы были доложены Народному Комиссару внутренних дел Берии Л. П. Там же присутствовал Меркулов, начальник ГУГБ НКВД, который напрямую курировал вопрос по контактам со Странником. Основным докладчиком был командир группы, комиссар 3-го ранга ГУГБ НКВД Морошко.

— В докладе нашего человека, капитана Строгова, указывается об активном применении людьми Курьера противотанковых гранатометов и неизвестных, но весьма эффективных видов стрелкового оружия, автоматических минометов и наличии у них специальных пуленепробиваемых кирас; все бойцы оснащены индивидуальными малогабаритными радиостанциями. Но при этом, по показаниям бойцов, которые воевали с Курьером в Могилеве, отряд прикрытия состоит из бойцов РККА, которые оторвались от основной группы и остались с Зиминым после прорыва из захваченного города. Но при освобождении из плена эти люди уже действовали как единое подразделение, оснащенное и экипированное совсем иначе, чем это принято у нас или у противника. При этом все люди из окружения Курьера нами опознаны, фамилии их известны, и после тщательной проверки можно сказать, что они до встречи с объектом никакого отношения к делу не имели. Единственное новое лицо — это так называемая супруга Зимина, Светлана, которая, по описанию Строгова, имеет опыт командования и обращения с оружием. И по некоторым признакам имеет даже боевой опыт. При этом у нее такое же бледное лицо, как и курьера, что говорит о долговременном пребывании в закрытом пространстве без доступа солнечного света.

— И какие выводы можно сделать, Александр Александрович? — наконец-то вмешался Берия.

— Контакт с нами — это инициатива ограниченного числа частных лиц. Поэтому Зимину и пришлось подключать к своим операциям местные, проверенные в боях кадры, обучать их и снаряжать. Судя по многим данным, Зимин и Странник — одно лицо. При разговоре с Судоплатовым он оговорился, что офицер. И по результатам боев, в которых он принимал участие, можно сказать, что Зимин имеет боевой опыт и хорошую подготовку, причем его подготовка больше направлена на проведение разведывательно-диверсионных операций. На основании анализа данной информации можно предположить, что с нами на контакт вышла группа подпольщиков, которые продолжительный срок скрываются под землей и сочувствуют Советскому Союзу. По составу это, очевидно, бывшие сотрудники либо военной разведки, либо ОСНАЗа того времени. При этом то, что они брали в обмен на информацию горючее и продукты, говорит о том, что ресурсы их базы на исходе.

— Есть какие-нибудь более серьезные доказательства, кроме излишней информированности Странника?

— Собранные гильзы имеют принятую у нас систему маркировки, и согласно этой маркировке произведены в конце восьмидесятых годов этого столетия, и снаряжение, и средства связи. Да и сами гильзы: при уничтожении диверсионной группы использовано нестандартное оружие калибра пять с половиной миллиметров, со стальными гильзами, покрытыми лаком. По виду гильз можно сказать, что это не штучная работа, а поставленная на поток серия, но по нашим данным такое оружие нигде не выпускается. Аппаратура, которая использовалась при подавлении связи? По оценкам специалистов такой техники сейчас в мире нет. По показаниям свидетелей большинство устройств имели надписи на русском и английском языках. Конечно, возникала идея о том, что Странник является представителем наших союзников, но после того как наши сотрудники наблюдали загрузку горючего и продуктов, то всякие сомнения отпали. Прямо из воздуха появлялись шланги, по которым закачивались солярка и вода, и появлялась стрела крана, которая поднимала ящики с консервами и исчезала. Или это ворота в другой мир, или в другое время. Но мы склоняемся к мысли, что в другое время, слишком многое за это говорит. И по нашему мнению, многие доказательства Странник специально оставлял, чтобы навести нас на эту мысль. Это насторожило и, возможно, реально дела обстоят иначе, но Зимин лично вышел к немцам, при угрозе уничтожения детей. Поступок для разведчика глупый, но для нормального человека непростой — на него способен человек с определенными принципами и силой воли. Поэтому мы и склонились к мысли, что гипотеза о путешественниках во времени более вероятна. Возможно, была война или контрреволюционный мятеж, приведший к реставрации монархии или оккупации страны. Видимо, группа подпольщиков передачей нам информации и технологии старается изменить ход истории.

— Да, невеселые вещи вы рассказываете. Но я с вами, в общем, согласен. Но почему они не могут дать информацию о более серьезной технике и вооружениях, которые помогли бы нам победить противника?

— Те данные, которые они передавали, хорошо подобраны и дают полную картину, объясняющую нынешнее положение на фронтах. При этом информация по вооружениям дана таким образом, чтобы мы могли без больших трудностей использовать нашу техническую базу. Тот же компактный пистолет-пулемет очень простой и по многим параметрам превосходит ППШ, который мы собираемся принять на вооружение. Рекомендации по танковой и авиационной тематике того же плана. По гранатометам та же картина. Но при этом тот гранатомет, который был использован Зиминым под Могилевым, имеет более высокие характеристики, чем те, которых нам удалось добиться. Материал, из которого сделано оружие, простой, прочный и легкий, но эта система одноразовая. Курьер по привычке сделал выстрел и ее откинул. Мы пока такое сделать не сможем, но нам и не предлагают. Мое мнение: нужно продолжать контакт и попытаться получить максимум информации. По словам Строгова, Странник приготовил очень важную информацию и, как мне представляется, ради передачи именно этого пакета, чтобы мы в него поверили, были предприняты предыдущие контакты.

Выслушав доклад, Берия, как нормальный управленец, которому скоро придется беседовать на данную тему с Верховным, стал задавать много уточняющих вопросов.

* * *

У немцев же по поводу событий в окрестностях уже тылового города Могилева произошли достаточно интересные события. Гибель командира элитной дивизии и большого числа солдат, повторное использование установки постановки помех в глубоком тылу вызвали волну недовольства, докатившуюся до высшего руководства Рейха.

То, что операцией занималась военная разведка, а основные потери понесли войска СС, стало еще одним камнем преткновения в долгой вражде Гиммлера и Канариса. Очередной всплеск этой вражды был вынесен в верхние эшелоны власти, и когда информация дошла до Гитлера, то оба были вызваны на ковер. Что происходило за закрытыми дверями — неизвестно, но ни Гиммлер, ни шеф Абвера Канарис старались не упоминать об этом, а в Могилев вылетела специальная смешанная следственная группа.

Проведя предварительное расследование, один из порученцев Канариса в срочном порядке вылетел в Берлин — слишком важная информация была получена. Но и шеф Абвера с нетерпением ждал вестей из Могилева. И это не было связано со смертью Хауссера и глупой враждой с Гиммлером, а имело другой повод. По каналам агентурной разведки была получена информация огромной важности. Источник был настолько серьезным, что его старались по пустякам не задействовать ввиду высокой ценности.

По информации источника, с июля этого года в аппарате главного управления госбезопасности НКВД была создана особая группа под личным патронатом Берии. Известно, что несколько раз члены этой группы выезжали в Могилев. И совсем недавно в район Могилева заброшена еще одна группа с особым заданием. Судя по режиму секретности, данное подразделение занимается вопросом стратегического уровня. В рамках данной группы фигурирует некий капитан госбезопасности Зимин, который за особые заслуги получил орден Красной Звезды, а недавно представлен к званию Героя Советского Союза. Но при этом в управлении кадров его личное дело отсутствует — такое впечатление, что этого человека не существует. Но, тем не менее, его награждают. Значит, его личное дело изъято и все хвосты подчищены, что говорит о высокой важности офицера и выполняемого им задания. Учитывая особый характер подразделения, больше никакой другой информации получить не удалось, но и этого хватило, чтобы руководство Абвера заинтересовалось такими совпадениями.

Доклад порученца тоже добавил много вопросов и загадок, но никак не объяснений.

Попавший в плен сержант НКВД Демин рассказал много интересного про капитана Зимина, как оказывается, стоящего за многими событиями в Могилеве и его окрестностях.

Выяснилось, что группа Зимина работала в окрестностях города в режиме строгой секретности еще задолго до начала боев за Могилев. Но при этом снабжала командование русских достоверными оперативными данными о передвижении войск и возможных авианалетах на город, составе наступающих частей и местах ударов. За это говорят большие потери при боях на подступах и в самом городе. После того как город стал глубоким тылом, вышеупомянутый капитан со своей группой наносит несколько точных и весьма эффективных ударов по частям и подразделениям, которые задействованы в поисковых операциях. Причем уничтожаются подразделения не тыловых, заградительных частей, а элитной дивизии «Рейх», имеющей великолепную подготовку и большой опыт. После чего, как сейчас уже доказано, специально отпускает к немцам двух агентов, снабдив их дезинформацией о пути своего дальнейшего движения, что говорит о хорошей оперативной подготовке. И исчезает. Потом снова появляется уже в городе, где уничтожает несколько патрулей, захватив машину, прорывается из города. Тщательное расследование, стоившее жизни пяти членам следственной группы и охраны, показало, что в городе было спрятано оборудование, которое Зимин и эвакуировал таким безрассудным образом, оставляя за собой мины-ловушки и трупы.

Рассмотрев все обстоятельства, показания свидетелей и вещественные доказательства, можно сделать вывод о нахождении в окрестностях Могилева глубоко засекреченной базы, которая занимается сбором и анализом информации, используя принципиально новое, передовое оборудование. Причем в качестве охраны базы используется подразделение ОСНАЗа Главного Управления государственной безопасности, наделенное особыми полномочиями и вооруженное нестандартным, но весьма эффективным оружием. Одни ручные ракетные противотанковые установки, где в качестве боевой части используются кумулятивные заряды, которых у русских быть не может и которое они не производятся, чего стоят. Так до нынешнего момента думал шеф Абвера, как оказывается, русские и в этом весьма преуспели. Таким образом, данная база является доказательством явной некомпетентности разведки, которая проморгала наличие у русских такого рода техники, что в ближайшее время может сказаться на общем положении на фронтах. Поэтому поиск и захват этого объекта становится не только делом чести, а возможностью сохранить свою голову, когда продвижение немецких частей будет остановлено появлением у русских новой техники. Рано или поздно недоброжелатели Канариса обратят внимание фюрера на эти факты, и тогда нужен будет козырь. Нет сомнения, что СД уже копает по этой теме и, вероятно, пришла к тем же выводам. И счет пошел на часы — кто быстрее найдет бункер и воспользуется его содержимым. Поэтому, используя свои полномочия, Канарис решил действовать. Вызвал подполковника Франца фон Бентивеньи, начальника Абвера-3, отвечающего за контрразведку в армии, и начальника тайной полевой полиции, полковника Кришбаума. Наделив их особыми полномочиями по привлечению войск второго эшелона к поисковым операциям, приказал в кратчайшие сроки прочесать лесной массив возле Могилева и найти засекреченную базу русских. Подполковник фон Бентивеньи доложил, что по русскому капитану Зимину работает специальная группа с опытом внедрения в отступающие отряды противника. Но два агента были раскрыты. Сейчас проводятся операции с более глубоким внедрением агента и попыткой проникновения на базу русских. Однако шеф Абвера поставил жесткие временные рамки, пояснив, чем чревата ситуация, и двум высокопоставленным офицерам Абвера пришлось в тот же вечер вылететь в Могилев, спасать свои головы и голову своего начальника.

* * *

В это время мы отслеживали активность немцев и просто отдыхали. Миронов, второй снайпер, лежал уже в своем боксе после несложной операции, проведенной Мариной. Малой по моей просьбе совершил ряд ночных рейдов в лес, где по указанным признакам нашел в ручье спрятанный прибор ночного видения и радиостанцию с аптечкой. Также, в паре с Марковым, пока Миронов не выздоровел, я сходил к деревне Вильницы навестить предателя Перпутько. В прошлый раз его, из необходимости передать немцам дезинформацию, не пристрелили, только ранили, но сейчас пора этого гада наказать. Чем Малой и занимался. Как оказалось, иуда стал бургомистром и во главе с вновь сформированным небольшим отрядом полицаев наводил страх на деревню. Я в связи с ранением не мог поприсутствовать, но радиосвязь была регулярной.

Предателя подстерегли, когда он и еще четверо полицаев, погрузив на телегу трех связанных людей в форме РККА, отправились по дороге в сторону Могилева. Пять выстрелов из СВД с расстояния в сто метров положили конец пяти представителям новой власти в этой деревне. Пока Малой отслеживал движение и прикрывал, Марков осторожно вышел к повозке рассмотреть пленных.

Там лежало трое избитых людей, один из которых, одетый в остатки формы командира РККА, находился в тяжелом состоянии. С ним были санинструктор, молоденькая девчонка и красноармеец. Но осмотрев раненого командира, и Малой, и Марков удивленно присвистнули. В один голос они высказались:

— Комдив.

— Кукушка-один, поподробнее.

— Феникс, раненый командир — это наш командир дивизии, генерал-майор Романов.

— Понял вас, провести эвакуацию и оказание первой помощи.

Развязав освобожденных, Марков помог утащить тяжелораненого далеко в лес. Но вот ситуация мне очень не понравилось, так уж все было похоже на подставу. Раненый комдив, которого я знал лично, был хорошей наживкой и ширмой для внедрения агента. Хотя к самому генерал-майору Романову у меня претензий не было. Настоящий командир. Попал в плен, бежал, потом стал командиром партизанского отряда и, в конце концов, был повешен. Связавшись с Малым, который, как любой охотник, был достаточно наблюдательным человеком, высказал свои опасения и дал команду транспортировать освобожденных в сторону от входа в бункер. А сам с большим интересом сканировал радиоэфир, особенно в секторе деревни Вильницы, где удалось отбить генерала Романова. Если это подстава, значит, где-то недалеко должна находиться группа обеспечения, которая ввиду особой важности должна быть радиофицирована. Вот я и ждал, когда они доложат, что агент внедрен. Хотя, может, я и ошибаюсь, но как говорил мой командир: «сказок не бывает», поэтому лучше перестраховаться.

Глава 28

Но, к сожалению, в радиоэфир ни тогда, ни позже никто не вышел. Мне это ничего не говорило. Немцы должны были уже понять, что их ловят и слушают и на основании этого принимают решения. Тогда режим радиомолчания является одной из составляющих удачно проведенной операции. То, что мы отпустили одного из агентов, может, и дало нам некоторое временное преимущество, но позволило немцам понять, что против них работают оперативники с контрразведывательной подготовкой, значит, внедрение агента должно проходить с убедительной легендой и с соответствующими обстоятельствами.

Поэтому я нисколько не сомневался, что с Романовым натуральная, качественная подстава и ориентирована она на наш отряд. А это значит, что немцы усиленно ищут бункер. А имеют ли они представление о Страннике или у них все пока на уровне гипотез, надо бы выяснить, вот тут немецкий агент и будет кстати. На этот раз кого попало к нам подселять не будут и пришлют спеца. Или девчонка, или солдат. Конечно, может быть, что это и двойник Романова, но не думаю, что для такой ловушки они бы поскупились на качественный кусочек сыра — приманку для нас, ведь знают, гады, что мы лично с Романовым знакомы.

Конечно, я склоняюсь больше к кандидатуре девчонки, уж слишком она выглядит хрупкой и беззащитной. То, что еще разведка Рейхсвера активно использовала вот таких вот притягательных девушек для своих шпионских комбинаций, я помнил. Но не только для «медовых ловушек» и постельного компромата, а как оперативников и иногда как ликвидаторов. Как говорится, самая красивая змея, как правило, и самая ядовитая.

Генерал-майор Романов был в плохом состоянии, и это ограничивало наше время на выявление немецкого агента и получение информации. Беда была в том, что я не являлся контрразведчиком и колоть подозреваемого в короткие сроки не мог, ну разве что с применением особых мер допроса, но это к явному врагу, а тут есть большая вероятность ошибиться. Тянуть сюда упрощенный вариант детектора лжи, давно приобретенный для банка, который у меня пылился на складе, тоже не вариант. Там надо много времени на подготовку и опрос подозреваемого, а у меня этого времени нет, да и сам после ранения не в лучшем состоянии. Поэтому задачу придется решать дистанционно.

Посидев, подумав, решил — а почему бы и нет? Самое обидное для охотника — когда жертва, нагло вытащив наживку из его ловушки, уходит, оставив охотника ни с чем. Вот мы так и сделаем. Пусть потом немцы думают. Ведь наверняка продумали, что я в порыве гуманизма буду спасать и генерала, и его сопровождающих, и притяну за собой хвост. Ага, долго ждать придется. Приняв решение, я приступил к выполнению очередного авантюрного плана. В первую очередь сориентировал Малого на ситуацию:

— Кукушка-один, это Феникс.

— На связи:

— Кукушка-один, слушайте внимательно. Один из сопровождающих генераланемецкий агент, скорее всего, девушка. Ищут нас, пока вы их не приведете к бункеру, вас не тронут. Ваша задача, используя шприцы со снотворным, усыпить обоих. Генерала эвакуировать к порталу. Проконтролировать наличие погони и слежки, чтобы не привести за собой хвост. Как поняли, прием. После укола они как раз проваляются до темноты, потом надо тебе отследить, что будут делать и куда пойдут.

— Понял вас, Феникс, выполняю.

Марков тоже это все слышал, так что два раза пересказывать не было нужды. Разойдясь, оба разведчика почти синхронно воткнули одноразовые шприцы-тюбики обоим подозреваемым, и те секунд через десять отключились.

Обыскав для порядка обоих и не найдя ничего интересного, разведчики, соорудив из жердин своеобразные носилки, двинулись в сторону бункера, при этом стараясь не оставлять следов. Навстречу им вышли Вяткин и Воропаев, вооруженные до зубов, встретили разведчиков и, расставив на маршруте движения разведки несколько растяжек, помогли транспортировать раненого до точки перехода. Через два часа генерал-майор Романов находился уже в медицинском боксе, в бункере, в совершенно другом времени. Маринка, конечно, была не в восторге — в последнее время ей прибавилось много забот с ранеными, а тут новый, причем тяжелый.

Марков и Малой, наскоро перекусив, опять прошли через портал, дождавшись темноты, нацепили приборы ночного видения, двинулись к месту, где оставили спящих. Ночь обещала быть интересной, и почти все обитатели бункера, как зрители нового сериала, ожидали, чем закончится моя очередная выдумка. Кого мне было жалко, так это Миронова, который из-за ранения не смог быть в паре с Малым, а как раз сейчас дублирующая разведка не помешала бы.

Через час ожидания наконец вышли на связь Малой с Марковым. Они не успели приблизиться к месту, где оставили спящих, как наткнулись на немцев. И в этот раз приборы ночного видения сыграли важную роль и дали разведчикам возможность раньше обнаружить противника. Немцы шли как раз по следам, что оставили разведчики несколько часов назад. Бой в ночном лесу не входил в мои планы, поэтому я дал команду обойти немцев и выяснить судьбу оставленных людей.

Медленно перемещаясь, стараясь издавать как можно меньше шума, бойцы услышали разговор задолго до визуального обнаружения противника. Через пять минут увидели свет от фонариков и несколько фигур в немецком камуфляже, среди которых стояла давнишняя медсестра, а невдалеке лежал солдат-водитель. Один из камуфлированных достаточно жестко что-то выговаривал девушке, но та, несмотря на внешнюю хрупкость и беззащитность, резво и уверенно препиралась с ним. Из-за расстояния что-либо разобрать было невозможно, но так как среди нас не было знатоков немецкого языка, то и особой надобности в этом не было.

Все это шепотом комментировалось по радиосвязи, и я был в курсе событий.

— Кукушка-один, это Феникс, сколько немцев на поляне?

— Шесть плюс агент. Боец не подает признаков жизни.

— Понял. Группа немцев, которая шла по вашим следам, через сколько она выйдет на растяжки?

— Думаю, минут через десять-пятнадцать.

— Зайти к немцам с противоположной стороны от вашего движения, при сработке растяжки на передовую группу ликвидировать немцев, агента взять живьем. При необходимости можете воспользоваться светошумовой гранатой. Эвакуация в точке «три». Там вас встретят Вяткин и Воропаев.

— Вас понял, — прошипел Малой.

В бункере наступила тишина, все ждали, как будут развиваться события. Тут же сидели Воропаев с Вяткиным, облаченные в каски, бронежилеты — импровизированная тревожная группа.

Двойной взрыв нарушил тягостную тишину ожидания. На поляне, где находились немцы и агент, события развивались еще быстрее. Марков, вместо того чтобы использовать светошумовую гранату, просто запустил в немцев обычной наступательной, благо те, как бараны, повернулись в сторону взрывов, и пара человек загородила собой агента. Взрыв раскидал тела, и если не поубивал, то контузил, что дало время моим бойцам подбежать и открыть огонь на добивание противника. Несколько хлопков, почти не слышные после грохота взрыва, быстро довершили дело. Девчонка, которую прижало телом одного из немцев, пыталась выбраться, но без жалости получила берцем по ребрам, захрипела и скрючилась от боли.

Пока Марков еще раз прошелся по немцам, методично делая контрольные выстрелы, Малой нагнулся к лежащему в стороне солдату. Ему помощь, к сожалению, была не нужна. Качественный удар в сердце. Еще одна жертва шпионской войны.

Подняв пленную, ей завели руки за спину и скрутили нейлоновой стяжкой, а рот заклеили скотчем. В таком виде ее подхватили под руки и в быстром темпе двинулись в сторону, забирая левее от портала бункера. По договоренности, в случае огневого контакта точка портала будет смещена на километр в сторону Днепра. Отслеживая перемещения своих бойцов по радиопеленгатору с системой позиционирования, я, как мог, корректировал их движение к порталу.

При подходе к бункеру ей опять вкатили снотворного и в таком виде затащили в портал. Пора разобраться, что немцы знают и чего хотят получить.

Ночью, после того как захватили агента и вытащили генерал-майора Романова, в Москву пошла шифровка о том, что была пресечена попытка внедрения высококлассного агента Абвера, где в качестве приманки использовался тяжелораненый советский генерал. Агент утром будет допрошен и передан капитану Строгову. По поводу Романова была выражена просьба — после первичного лечения оказать помощь в эвакуации талантливого военачальника на большую землю. Москва через час ответила, что послезавтра самолетом будет произведена эвакуация пакета и по возможности генерал-майора Романова.

На этом дневные и ночные приключения закончились. Оставив работать систему радиопеленгации, народ разошелся по спальным боксам отдыхать, а возле установки остался выздоравливающий Миронов, в качестве дежурного.

Пленная была тщательно связана и прикована наручниками к металлическому кольцу, вделанному в стену в дальней галерее. Как раз в том самом месте, где раньше бандитский авторитет держал своих пленников, что ж — история повторяется.

Единственное, что развеселило, так это фраза супруги, на которую многие тихо поулыбались, но в открытую смеяться не посмели. Та подошла и, ласково приговаривая, стала поглаживать меня по здоровому плечу:

— Сереженька, ты поосторожнее с этой шпионкой, если узнаю, что ты один пошел ее допрашивать, посажу на цепь рядом и не буду кормить. — Коготки больно впились в руку. — А то я не знаю, что тебе как раз такие вот нравятся.

Отложив допрос до обеда, я решил проведать раненого Романова. Как ни странно, он уже пришел в себя. Повреждения оказались серьезными, но не смертельными. Сломанные ребра, истощение и следы постоянных побоев. Вот это удивило больше всего, в начале войны немцы старались быть корректными по отношению к пленным генералам.

Если у девчонки агента следы побоев имели поверхностный характер, то у комдива УЗИ показало серьезные внутренние повреждения. В общем, поработали над ним немцы основательно.

После завтрака я наконец-то решился поговорить с пленной. Взяв для охраны (все-таки был еще слаб) Маркова, как самого спокойного и основательного бойца, но при этом не такого жалостливого, я пошел в дальнюю галерею, где держали задержанную.

Та, как ни странно, выглядела вполне спокойной. Я бы на ее месте, проснувшись связанным в темноте и прикованным к стене, ну, в шок не впал бы, но нервы бы себе потрепал. А тут такое спокойствие. Тем лучше, значит, встретился с профессионалом. Ох, жаль, Витьки Кузьмина нету, вот кто бы с удовольствием поколол бы ее на предмет чистосердечного признания.

Включив свет, подошел к ней, поставил табуретку и присел. Долго стоять пока не мог. Та моргала от яркого света — стоваттная «экономка» вещь интересная. Подождав, пока Марков бесцеремонно сорвет с нее скотч, начал разговор, при этом включил диктофон.

— Ну здравствуй, девица-красавица, ты чьих будешь?

— Я не понимаю, о чем вы, зачем вы меня связали?

— Вот что, краса ненаглядная, последнее предупреждение — ты никто и зовут тебя никак. Увидишь ли ты в своей короткой жизни солнце или нет, сейчас зависит от тебя. Еще один встречный вопрос не по теме, и мы будем делать тебе очень больно, умереть не умрешь, но больно будет очень. Чтоб не было глупых разговоров по теме «я не я, ничего не знаю», ваша принадлежность к структурам госбезопасности или разведке Германии не подлежит сомнению. Сейчас стоит вопрос о том, насколько вы мне будете интересны. Пока ситуация складывается так, что мне проще вас прирезать и подбросить вашу милую головку вашим начальникам. Если вы предложите нечто интересное, то это даст шанс.

— Я могу подумать?

— Нет. Вы профессионал. Должны понимать условия. У нас нет времени играть в шпионские игры. Итак, кто вы и на какую структуру работаете?

— Инга Гриценко.

— Странно, украинская фамилия, а работаете на немцев.

— Я из поволжских немцев.

— А-а-а-а. Ну, это многое объясняет. Цель вашего задания, сроки исполнения.

— Поиск секретного бункера НКВД, охраняемого специальной группой ОСНАЗа ГУГБ НКВД во главе с капитаном Зиминым. Поиски обычными средствами ничего не дали, поэтому было принято решение о внедрении агента.

— На кого работаете, кто куратор, кто руководит операцией?

— Разведка. Руководит лично полковник Кришбаум. Операция на жестком контроле в Берлине.

— Почему именно разведка, а не СД? Когда ожидается масштабная войсковая поисковая операция?

— Операция совместная с СД, они занимаются силовым обеспечением. Про войсковую операцию ничего не знаю, этот район неоднократно прочесывался и частями СС, и подразделениями тайной полевой полиции.

— Хорошо. Что вам известно о бункере и о нашем подразделении?

— По мнению моего руководства, в лесу расположен глубоко засекреченный объект, оснащенный новым, передовым оборудованием радиоэлектронной разведки и подавления систем связи. Бункер охраняется специальным подразделением диверсантов, которые эпизодически выходят наружу для встречи с агентами и пополнения запасов и продуктов питания. После того как вы уничтожили командира 2-й моторизованной дивизии, вопрос о вашей поимке находится под личным контролем фюрера.

— Как сумели выйти на нас и организовать такую попытку внедрения?

— Район появления ваших боевиков был ограничен селами Вильницы и Запрудье и близлежащим лесом. Везде были размещены наблюдатели и при обнаружении обязаны были дать условный сигнал без использования радиопередатчиков. Когда ваши люди появились возле села Вильницы, специальному подразделению СД была дана команда отслеживать перемещения, не обнаруживая себя. Перед вами разыграли спектакль и в качестве наживки использовали пленного русского генерала. Если б ваши люди не напали на охрану, то их бы не выпустили оттуда. Но никто не предполагал, что вы поведете себя таким образом.

— А если б мы были в другом месте?

— Все равно вас бы выдавили на нашу группу и подсунули меня с генералом.

— Если вы так лихо засветили нашу разведку, зачем столько сложностей? Не проще было бы захватить людей и допросить?

— Захватить ваших людей было бы не так уж просто, и это бы насторожило вас. Тем более, где гарантия, что они выдадут местоположение бункера или вообще достанутся нам живыми? Это подготовленные бойцы, которые уже доказали, что опасны и непредсказуемы.

— Но все же, слишком много допущений. С чем это связано?

— Мы считаем, что бункер подготовлен к уничтожению, и моя задача была выяснить местоположение бункера и нейтрализовать систему самоликвидации.

— Чем определены такие узкие временные рамки операции?

— Аппаратура и персонал бункера представляют большой интерес для моего руководства.

— Опа. Ну наконец-то стало понятно. Кто-то из немецкого руководства решил приобрести дополнительные козыри в борьбе за власть, а захват русской секретной базы очень большое достижение. Неужели сам Канарис взялся за дело? Хотя вы сказали, что операцией руководит глава Гехайме Фельдполицай полковник Абвера Кришбаум. Насколько я знаю, тайная полевая полиция создавалась в помощь контрразведке, значит, вы не до конца откровенны. Кто со стороны контрразведки курирует операцию?

— Вчера вечером из Берлина прилетел подполковник Франц фон Бентивеньи.

— О как! Сам начальник Абвера-3 пожаловал. Круто за нас взялись.

— Вы неплохо информированы для простого боевика, капитан. Хотя орденом Красной Звезды просто так не наградят. Вы обречены, Зимин, рано или поздно вас найдут. Вам лучше сдаться — такой человек достоин большего. Только в Германии могут оценить настоящего солдата. А вы доказали, что с вами надо считаться. Зря надеетесь на помощь, сюда уже никто беспрепятственно не проникнет.

Хм. Мне аж смешно стало, девочка сама верила в то, что говорила, ну, может, очень хорошо играла.

— Ага, и мне простят то, что завалил немецкого генерала и кучу солдат элитной дивизии СС, не считая активного участия в обороне Могилева? Не смешите, я ранен, у меня большая потеря крови, но кретином я никогда не был. Лучше ответьте на такой вопрос, почему операцией руководит разведка, а не СД, ведь данный вопрос скорее в их компетенции?

— Я не знаю, что произошло в Берлине, но приказ был о проведении совместной операции.

— Зато я догадываюсь. Наверно, Гиммлер и Канарис получили по мозгам от вашего фюрера и решили на время забыть свои распри и заняться моей скромной персоной. Вот это как раз не есть гуд.

Я надолго задумался. Ситуация выходит из-под контроля. Какой-то неясный страх не давал полностью осмыслить ситуацию. Что-то пропустил. Хотя диктофон был, прослушаю запись потом еще разок, может, что вспомню.

А вот то, что с передачей пакета в таких условиях надо повременить, это точно. Хотя есть лазейка. Попробуем прощупать эту возможность.

— Какие силы задействованы при блокировании выхода к Днепру?

— Я точно не знаю. Но этот путь отхода для вас точно закрыт. Так что не надейтесь уйти и второй раз — фокус с Каштановкой и самолетом не получится. Хотя могу согласиться, что проделали вы все мастерски, и мы там долго держали людей в засаде.

Я про себя улыбнулся.

— Надеюсь, они там не сильно скучали?

— Да, вы правы, в этой ситуации для вас есть причина улыбаться. Но все же вы обречены. Подумайте, пока есть время. Абвер сможет оценить ваши достоинства, но когда за вас уже плотно возьмется СД, шанса спастись и достойно продолжить свою службу в разведке победоносной армии уже не будет.

— Да уж, загнула, так загнула. Скажите, а вашего папу случаем не Йозеф зовут?

— Нет, а почему вы спросили?

— Смотрю на вас и вижу фамильную геббельсовскую манеру вешать лапшу на уши. Девочка, может, ты намного старше, чем выглядишь, скорее оно так и есть, но запомни одно. Когда ваши солдаты согнали детишек в амбар и облили его бензином, я вышел сам. Тогда я сделал свой выбор и сейчас его менять не собираюсь. Потому что я не хочу служить в победоносной армии, а мое призвание защищать свою Родину. Может, это и звучит пафосно, но уж больше ничего другого не умею делать. И чем больше немцев и их прихвостней сейчас закопаю в нашу землю, тем проще будет потом отбивать эти земли обратно. Все что нужно я вроде бы узнал. Бойцы вас покормят и отведут по нужде. Ликвидировать вас пока не собираюсь. Думаю, нам еще придется пообщаться, но на вашем месте я бы поостерегся от необдуманных поступков. Будет очень больно и при нынешнем уровне медицины неизлечимо.

С некоторым трудом я поднялся и, чуть пошатываясь от слабости, пошел на выход из галереи, за мной, забрав стул, топал Марков. Но мысль, что что-то упустил, не давала покоя.

Уже после ужина, когда я улегся в своем спальном боксе, я решил еще раз послушать запись. Чтоб не будить посапывающую рядом жену, воткнул в уши гарнитуру наушников и запустил запись еще раз. Но после второго по счету прослушивания решил последовать старой русской поговорке «утро вечера мудренее» и заснул.

Как оказалось, народ просто так не будет придумывать, а может, мне стало лучше после ранения, но ответ пришел. Инга сказала про орден Красной Звезды. Но когда награждают разведчиков, выполняющих секретные задания, сам факт награждения не афишируется. А награды выдаются чуть ли не при выходе на пенсию.

То, что меня наградили, знали немногие в бункере, не то что кто-то в городе. Попавший в плен сержант Демин этого знать не мог. Значит, у немцев свой источник, причем в центральном аппарате ГУГБ НКВД. Вот ведь засада. Так ведь меня и слить немцам могут и тогда здесь, под Могилевым, весь Вермахт будет меня ловить. А этого я старался избежать, как только мог. Значит, надо срочно доложить в Москву и прекратить выходы. В крайнем случае, в пятой точке, за Днепром. Я поэтому и спрашивал, как перекрыта дорога к реке. Немцы и не предполагают, что у меня есть свой выход на том берегу. Ну и пусть сторожат целый лесной массив. Там я больше не появлюсь. Ну разве что передать очередную радиограмму, чтоб их подержать подольше.

Ночью радиограмму я все-таки отправил. Пусть займутся ловлей мышей там, у себя.

«Странник — Центру

По показаниям агента, немецкое руководство имеет информацию о награждении Курьера государственными наградами, отправке группы контакта в район Могилева и особом статусе группы Курьера. Оперативными и следственными действиями получить информацию такого уровня на месте невозможно. По многим признакам, можно сделать вывод о наличии в центральном аппарате ГУГБ НКВД агента, имеющего доступ к данным государственной важности, но не имеющего полного доступа к информации по Страннику-Курьеру. В районе Могилева происходят масштабные поисковые мероприятия. Передача очередного пакета сопряжена с большим риском провала, что будет иметь катастрофические последствия. Рекомендуем на время сократить контакты и вывести из опасного района группу капитана Строгова и сводный отряд капитана НКВД Чистякова. Возможность захвата Курьера противником исключена, приняты все меры предосторожности. О новых контактах сообщим дополнительно.

Странник».

Сообщение Странника вызвало замешательство в высшем руководстве госбезопасности СССР. Особо секретная операция не просто под угрозой, есть большая вероятность того, что немецкая сторона в курсе и может получить информацию из будущего. Однако в данной ситуации Берия пошел на смелый шаг и решился произвести передачу пакета. Все проводилось в строгой тайне, и для отправки самолета готовилась отвлекающая войсковая операция. Обстоятельств я не знал. Но не сомневался, что подобные действия были согласованы со Сталиным. При очередном сеансе связи я попросил отсрочку в три дня, для того чтобы подготовить Романова к транспортировке. Но мне ответили, что сроков изменить не могут, ввиду начала отвлекающей операции. Я понял: время уже назначено, силы выделены. Поэтому решил пойти пообщаться с Романовым, напоследок.

Он уже чувствовал себя более или менее нормально, Марина смогла вывести его из шока, подлатав многочисленные раны. Генерал встретил меня лежа на кушетке, в медицинском блоке. Как только увидел входящего, попытался встать, но я остановил его:

— Здравствуйте, Михаил Тимофеевич, сейчас появилась возможность с вами поговорить.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, вот никак не ожидал снова с вами встретиться, хотя очень много слышал.

— Надеюсь, только хорошее? Я вроде вел себя хорошо, как примерный мальчик.

Но Романов не принял шутливого тона.

— Немцы про вас много спрашивали, уж очень они вами интересовались. Особенно после падения города и вашего прорыва из окружения. Большего, конечно, мне не сказали, но то, что вы смогли их разозлить, это точно. Что вы такого сделали?

— Пощипали 2-ю моторизованную, которую после боев в Могилеве вывели на пополнение, и грохнули ее командира.

— Да я смотрю, вы все не можете угомониться, — с грустной улыбкой ответил генерал.

— Приходится, такая у нас с вами работа, Михаил Тимофеевич. Но я хотел поговорить о другом. Вы себя сейчас лучше чувствуете, так что способны будете воспринимать информацию. Разговор будет очень тяжелым.

— Я понимаю, что советский комдив, попавший в плен, подлежит наказанию и вы, как представитель органов, вправе меня наказать. Да и за сдачу города мне придется отвечать. Вы об этом хотели поговорить?

— И об этом тоже. Через три дня прилетит самолет и доставит вас и еще одну девушку, с которой вас освободили из плена, в Москву. Естественно, за все придется ответить. Но я бы хотел дать вам шанс выжить и продолжить воевать с немцами. Мое мнение, что с теми силами, что у вас были в подчинении, вы сделали намного больше, нежели могли.

— Спасибо, что понимаете, странно слышать это от сотрудника органов госбезопасности, хотя сколько с вами общался, всегда удивлялся.

— Чему именно?

— А вы к людям по-другому относились.

— Вот как, очень интересно. Для этого есть особые причины, узнав которые, вы поймете, насколько все серьезно.

Выждав небольшую паузу, дав ему обдумать мои слова, я продолжил:

— Давайте так, я вам дам почитать одну книгу, и мы потом поговорим. — И положил ему на кровать толстую книгу, где на обложке было выведено: «История Второй мировой войны».

Глава 29

Пока Романов с угрюмой увлеченностью читал книгу, я решил заняться внутренними делами бункера. Слишком много накопилось проблем, которые требовали моего вмешательства. Даже элементарно с сыном давно нормально не общался, а у него сейчас самый интересный возраст, когда он все начинает видеть и понимать.

Пришлось привлекать новообретенных компаньонов для работы по бункеру. Раненое плечо еще побаливало, и левая рука висела на повязке. Однако многие точные операции я мог делать сам и с удовольствием окунулся в эти заботы. Как сказала недавно Марина: «Ты слишком заигрался в войну, сейчас уже война играет с тобой». Я и сам чувствовал правоту этих слов. Слишком уж глубоко я влез в проблемы 41-го года. Реально что-то поменять так и не получается, зато много людей, воевавших рядом со мной, уже погибли. Умом понимал — и без меня эти люди обречены историей, но то, что я их вел в бой и потом не досчитывался среди живых, это моя вина.

С такими мыслями я бродил по галереям бункера и часто переживал снова и снова бои, эмоции, что тогда испытывал. Хорошо, что хоть жена это все поняла и по мере возможности старалась отвлекать меня от этих переживаний. Ведь по большому счету я не боевик и не супермен. Обычный человек, хотя и имеющий боевой опыт, но война — это не мое призвание.

Проблемы с аккумуляторами и дизелями решали совместно. Но энергоотдача от ветрогенераторов резко упала, поэтому появилась необходимость выйти на поверхность и провести регламентные работы. Обвешавшись оружием, надев ОЗК и противогазы, через двойную бронированную дверь и проход в доме, мы с Вяткиным и Марковым вышли на поверхность. Тем было очень интересно посмотреть на мир будущего.

Как у нас уже было принято при выходах в 41-м, Светлана по радиопередатчику отслеживала радиодиапазон и, используя внешнюю систему видеонаблюдения, контролировала ситуацию на поверхности. Тут же в таких точно костюмах ОЗК находились Малой, Воропаев и почти здоровый Миронов в качестве группы силового обеспечения на случай непредвиденных ситуаций. Вот тут как раз на оружие не скупились, бронежилеты, автоматы, гранатометы, чтобы в случае чего поддержать группу на поверхности. Марков с пулеметом засел на верхнем, полуразрушенном этаже дома, пока мы с Вяткиным разбирались с ремонтом ветрогенераторов.

Ничего неожиданного не произошло. Хотя панорама ядерной зимы произвела гнетущее впечатление на бойцов. Черный снег и вид развалин расстроят любого человека с нормальной психикой. Часа через два, порядком замерзнув, мы снова вернулись в бункер. Я еще не успел снять с помощью Вяткина ОЗК, как на связь вышла супруга, которая дежурила на радиостанции.

— Сережа, тут рядом, буквально в километре, заработал радиопередатчик.

— Понятно. Всем, боевая тревога, подготовиться для отражения атаки бункера.

Пока бойцы блокировали двери и занимали позиции для боя, я пошел в помещение радиоузла послушать переговоры на поверхности.

— Ну, что там?

— Посмотри сам, только что вышел еще один передатчик, послабее и в другом диапазоне.

Углубившись в таблицы с частотами и параметрами модуляции радиостанций, я сразу сделал выводы.

— Второй по виду «портативка», а вот первый похож на армейский. Давай прокрути записи.

Светлана пощелкала мышкой, запуская файлы аудиозаписей.

«— Борисыч, нас зажали, это люди Ильяса.

— Где вы?

— В районе Молодежного.

— Продержитесь минут сорок, раньше не успеем.

— Не продержимся, их тут два отряда, зажимают в районе переезда, там только гаражи, не спрячемся.

— Продержитесь, мы постараемся побыстрее».

Я посмотрел на время записи — сделана восемь минут назад.

— А что второй передатчик?

— Татары.

— Борисыч? Очень интересно. Если это Юрка Панков и зажали его людей, надо вмешаться. Тем более рано или поздно нам понадобится помощь на поверхности. Высокотехнологичные ресурсы бункера уже на исходе, и было бы неплохо начать контактировать и заняться обменом. К тому же, что предложить — есть. Вся оружейка немецкими стволами забита.

С Юркой Панковым мы вместе работали в компьютерной фирме, а потом, когда созрели, организовали свою. Я занимался больше системами безопасности, а Борисыч был больше сервисником, ремонтировал принтеры и заправлял картриджи. Так что, если это он, то это будет очень хорошей новостью — об этом человеке у меня остались только самые лучшие воспоминания, несмотря на то, что наши дороги в бизнесе разошлись.

Светка сразу встала на дыбы.

— Ты что, еще не навоевался? Сам еле ходишь, а снова в бой лезешь?

— Света, ты сама понимаешь, что нашему затворничеству пришел конец. И вопрос обнаружения бункера — это дело времени. Лучше сейчас всем по зубам дать, чтоб уважали, чем потом отражать штурмы любителей поживы. Тем более так или иначе придется принять чью-то сторону. Да и бойцы из нашего времени не помешают. А тут Борисыч. Ты ж его сама знаешь, он гадом никогда не был. Я вмешаюсь.

— А ты уверен, что это именно тот, твой Борисыч, с которым ты работал?

— А вот сейчас и спрошу.

Взяв в руку тангенту радиостанции, я нажал кнопку передачи:

— Полковник вызывает Борисыча, ответьте. Полковник вызывает Борисыча, ответьте.

Когда я еще работал с ребятами, у меня была кличка «Полковник», таким образом они подчеркивали мое военное прошлое.

Через некоторое время Борисыч ответил.

— Слушаю, что за полковник?

— А ты вспомни, с кем ты на монтажи ездил и в Симеиз, и в Алушту, и в Керчь?

— Какие монтажи?

— Видеонаблюдение.

— Серега, ты?

— Да, вроде как я. А теперь скажи, что ты за машину купил с рук в марте две тысячи девятого? И какой объем движка был?

В трубке послышался смешок.

— «Фольксваген Кадди». Движок один и девять.

— Понял, Борисыч. Передай людям, чтоб не дергались и уводили погоню в сторону московской трассы.

— Сейчас сделаю.

Поговорил, и сразу стало приятно на душе. Хоть один старый друг нашелся. Подготовив группу для боя в условиях поселка, мы вышли на поверхность и в быстром темпе двинулись наперерез погоне. Светлана в это время включила установку подавления помех, чтобы бандиты не могли нормально переговариваться. Вот и мое маленькое изобретение, которое доставило немцам много неприятностей, поработает в нашем времени на благое дело.

Но получилось так, что планы изменились. Светлана связалась с нами и доложила — бандиты повредили машину и те вынуждены были принять бой. К сожалению, через имеющиеся у нас радиостанции нельзя было связаться с потерпевшими, и наш радиоузел использовался для передачи сообщений.

Минут через десять бега мы уже были недалеко и даже через резину противогазов слышали перестрелку.

Судя по характеру стрельбы, все экономили патроны. Стреляли в основном автоматы Калашникова, причем одиночными, изредка очередями. Пару раз дал несколько очередей ПКМ.

Ориентируясь по звукам и комментариям Светланы, мы зашли почти в тыл нападавшим. Малой по привычке сразу нашел неплохую позицию в полуразрушенном доме, которая позволяла держать все пространство под обстрелом. Там же, невдалеке, примостился Марков с пулеметом. Из-за ранения я особенно воевать был не в состоянии, поэтому вооружился только АПСом, который расположил в тактической кобуре, дослав патрон в патронник и поставив на предохранитель.

Представшая картина была достойна фильма «Безумный Макс» или чего-то похожего. В бывший палисадник влетел ГАЗ-66, обшитый стальными листами, с расположенной на крыше небольшой башенкой для дозорного или пулеметчика. Из разбитого радиатора валил пар, и машина основательно завалилась набок, упершись в бетонный блок. Из-за машины периодически постреливали. Но при этом один человек, обмотанный тряпками, в противогазе, пробирался через облезлые заросли кустов к дому. В принципе, ситуация вполне обычная. Он там засядет среди домов, и если боевики попробуют его обойти, устроит им небольшую засаду. Возможно, используя фактор неожиданности, он сможет пару человек завалить.

Но нападающие не были новичками и вполне грамотно зажали беглецов. В качестве головной машины использовали обшитый стальными листами и сеткой вместо стекол джип. На раме был установлен пулемет, возле которого стоял боевик и иногда постреливал в сторону, сдерживая беглецов и давая группе захвата подобраться на расстояние броска гранаты. Чуть сзади замер обычный БТР-80. Но обшарпанный вид и большое количество дополнительных металлических элементов, приваренных к кузову, лишали его привычного вида военной машины. Сейчас он напоминал усталого работягу, помнившего лучшие годы.

Пара человек в таких же тряпках и противогазах прятались за бронетранспортером — видимо, руководство. Остальные боевики короткими перебежками, под прикрытием пулемета, пытались сократить расстояние. Но при этом все выполнялось достаточно топорно, сразу было видно, что это не военные, а простой сброд.

Группа захвата шла достаточно кучно, и будь у обороняющихся пара гранатометов или на худой конец просто ручные гранаты, то они могли бы очень неприятно удивить боевиков. Но, видимо, боеприпасы за последнее время стали большим дефицитом, поэтому в данной ситуации побеждали те, кого больше. Ни о каком массированном применении оружия и разговора быть не могло, об эффективной плотности огня здесь потихоньку начали забывать. Пока не появились мы.

Затарившись на базе приличным запасом немецких наступательных гранат, «колотушек», которых после столкновений с немцами накопилось штук пятьдесят, мы решили устроить боевикам настоящий праздник. Подобравшись к боевикам максимально близко, разложили перед собой по четыре гранаты. Открутили колпачки и вытянули шнуры с фарфоровыми пуговицами. Потом уже привычно начали тянуть за шнурки и кидать гранаты в боевиков. Я не мог участвовать в этом процессе, поэтому, вытащив АПС из кобуры, занимался общим руководством.

Когда вокруг боевиков начали взрываться гранаты, открыли огонь и Малой и Марков. Тут боевой опыт и уверенность в своих силах проявились в полной мере. Два боевика, прятавшиеся за БТРом, упали сразу, получив по пуле в голову. Взрывы гранат, плотно накрывшие боевиков, раскидали их и дали время бойцам в короткой атаке добежать до бронетранспортера и джипа, где убитый снайпером пулеметчик обнимался с пулеметом, и открыть плотный автоматный огонь по оставшимся боевикам. Пока мы достаточно энергично добивали боевиков и прижимали к земле выживших, к нам подоспел Марков с пулеметом. Он свободно расположился на бронетранспортере и уже методично и безжалостно стал расстреливать всех, и мертвых, и живых, кто лежал перед заваленным ГАЗ-66. Через минуту все было кончено.

Люди Борисыча не ожидали такого светопреставления, и вид бойцов в одинаковой форме, даже если она состояла из новеньких ОЗК и немецких маскировочных накидок, вызвал удивление. Однако никто не стал расслабляться, они взяли нас на прицел. Но вид Воропаева, деловито направившего на их поврежденную машину гранатомет, дал понять, что с нами лучше дружить.

Отправив Миронова на левый фланг, а Вяткина на правый, контролировать обстановку и выявлять непрошеных гостей, я под прикрытием пулемета Маркова открыто и спокойно направился к «Шишиге». Подойдя ближе, рассмотрел тех, кого спасал.

Люди в противогазах, замотанные в тряпки поверх ОЗК. По фигурам почти ничего нельзя было сказать.

Разве что тот, кто забрался в кусты, фигурой и движениями больше походил на подростка или девчонку.

Люди, поняв, что им пока ничего не угрожает, спокойно вышли навстречу, поглядывая на то, как Воропаев, отложив гранатомет, ходит и из парабеллума добивает боевиков. Вот что значат опыт, постоянные тренировки и поучения. А Марков так и держит их на прицеле. В это время из развалин показался Малой и деловито начал копаться сначала в БТРе, а потом полез в джип. Его хозяйственная жилка охотника меня всегда удивляла. Он всегда тянул все бесхозное, что может понадобиться товарищам, а не как наши современные стяжатели, лишь бы утянуть.

Теперь уже я с интересом рассматривал вооружение боевиков и поисковиков Борисыча. В общем, было грустно смотреть. Несколько потертых АКМов, столько же АК-74, а все остальное — охотничье оружие. В отношении оружия и трофеев лучше с немцами воевать, как-то продуктивнее получается.

Лица вышедшего мне навстречу мужчины я разглядеть, конечно, не мог, но вот глаза сказали многое. Это был взгляд забитого и уставшего от жизни человека. Но при этом в нем светилась какая-то опаска и надежда. Я его неплохо понимал. Все рассыпалось, а тут военные, чистенькие и с новеньким оружием. Наверно, так смотрели в пустыне на людей, которые знали, где находится оазис с водой.

В это время Малой, уже даже без команды, вскинул СВД и занял позицию, прикрывая меня.

Из-за машины показался еще один боец, явно помоложе. Снаряжение и оружие, конечно, вызывали тоску. Два потертых АК-74, лица замотаны тряпками, чтобы не нахвататься радиоактивной пыли.

В противогазе трудновато разговаривать, поэтому, вложив пистолет в кобуру, я указал пальцем на третьего, который все еще прятался в кустах, и жестами объяснил, чтоб выходил из кустов. Главный в этой троице все понял прекрасно, немного помедлив, повернулся к третьему и замахал руками. Из кустов показался третий, вооруженный охотничьим ружьем.

Я приблизил свое лицо в противогазе к противогазу самого старшего и проговорил:

— Привет, вы люди Борисыча?

С трудом удалось из-за ветра разобрать ответное мычание, но я его понял.

— Да, спасибо, что помогли. Иначе бы мы у них рабами стали. Они сейчас как раз этим и промышляют. Продают рабов другим бункерам в обмен на оружие и продукты.

Вот как, очень познавательно. Что ж, общество опять скатывается к рабовладельческо-клановому типу.

— Вы же военные? У нас ходят легенды, что остались бункеры с военными, где есть оружие и продукты.

— Что, такая напряженка?

— Очень, поэтому и рыскаем по развалинам, может, что найдем.

— Сочувствую, сейчас дождемся Борисыча и пообщаемся более предметно, может, чем и поможем.

Тот кивнул уже намного спокойнее. Но я его предупредил, чтобы не делал глупостей и оставил оружие возле машины, иначе мой снайпер будет нервничать. После такой тирады я связался по радио с Воропаевым, который уже вовсю помогал Маркову собирать оружие и потрошить транспорт.

— Зяблик, это Феникс.

— На связи.

— Обыщи-ка этих гавриков, чтоб глупых мыслей в голове не было. Оружие сложи тут же, возле машины, чтоб не обиделись.

— Понял.

Вскинув наизготовку укороченный АК-74у, он решительно двинулся к трем освобожденным.

Привычно и достаточно бесцеремонно отобрал у них оружие, у старшего нашел ПМ, и кинул все кучей возле машины. У каждого еще оказались нож и топорик. Их ожидала та же судьба, что и огнестрельное оружие. После этих действий Малой, который почти все время держал на прицеле эту троицу, успокоился.

Их предупредили, что это не арест, а мера предосторожности. А я пока решил связаться с Борисычем.

— База, это Феникс, свяжись с Борисычем, уточни, когда он будет.

— Понял вас, Феникс.

Минуты через три Светлана доложила, что Борисыч будет минут через десять. И подтвердила, что так оно и есть, так как отслеживала на пеленгаторе местоположение радиопередатчика.

Минут через пятнадцать появился переделанный в некоторое подобие броневика микроавтобус «Фольксваген». Мои люди снова попрятались и взяли новоприбывшего на прицел. Но при этом не забывали о контроле окрестностей на предмет нежелательных сюрпризов с тыла или фланга.

Задние двери распахнулись прямо как в БМП, и оттуда выскочили четыре человека с автоматами. Как я понял, что-то типа группы быстрого реагирования и силовой поддержки. У одного был даже одноразовый гранатомет. Я стоял спокойно возле «бронированной» «Шишиги» и ожидал подхода старого знакомого, которого сразу опознал по характерной, чуть прыгающей походке. АПС так и остался в кобуре. Если начнут чудить, то мои ребята и так всех положат.

Но тут вышла на связь Светлана.

— Феникс, это База.

— На связи.

— В пяти километрах пытается выйти на связь передатчик, на тех же частотах, что и «портативки» бандюков.

— Как быстро двигаются?

— Минут через двадцать будут у вас.

— Вас понял, База. Принимаю меры.

— Всем, у нас гости. Усилить наблюдение.

Борисыч меня тоже узнал, несмотря на противогаз и ОЗК. Подбежав, обнял и закричал:

— Серега, блин, ну ты молоток. Вот кого не ожидал здесь увидеть, ты ж с морпехами в Севастополе был. Там вроде всех накрыло.

— Ну, было дело, но повезло, как видишь. Короче, Борисыч, тут гости подкатывают, надо встретить. Разбирайте оружие, прячьте машину и занимайте позиции, только не лезьте, будут работать мои ребята, твои для массовки.

Даже через стекла противогаза я увидел, как хитро сощурились его глаза.

— Хорошо, ты ж у нас полковник.

— Пусть твои помогут спрятать трупы, сделаем им ловушку. Эти машины не видны с дороги, только из-за поворота, поэтому если их будем валить, то только когда они выскочат на эту дорогу и тормознутся, увидев свои машины без хозяев.

Пока они таскали мертвых бандитов, я раздавал указания.

— Злой.

— На связи.

— Садишься справа, возле дороги, в пятиэтажке, если они на простых колымагах, обшитых листами, бьешь сразу по машинам. Старайся движки и ходовую не зацепить, транспорт нам еще понадобится. Возьмешь себе Зяблика с гранатометом на подтанцовку.

— Зяблик, слышал?

— Так точно.

— Гранатометом работаешь только по бронированным целям. Действуйте.

— Кукушка-один, Кукушка-два, на вас левый фланг, если Злой всех не задавит, они с вашей стороны залягут.

— Вяткин, со мной дальше по движению, проследим, чтоб они не высадили десант, и он не ударил нам в спину.

Вяткину так позывной и не придумали. Сколько было предложений и Дед, и Дядька, даже Седой. Но он все отказывался. Так и называем его по фамилии.

Подойдя к Борисычу, указал места, где его бойцы должны спрятаться и в случае сигнала контратаковать противника.

Время в засаде всегда течет раздражающе медленно. Как правило, чувствуешь себя как сжатая пружина и с каждой минутой все труднее сдерживаться в таком состоянии.

Минут через двадцать из-за поворота выскочили три джипа, переделанные по нынешней моде. Но, видимо, у Воропаева не выдержали нервы, и первый джип вспыхнул огненным шаром от попадания выстрела гранатомета. Тут же заработал пулемет Маркова, в упор расстреливающего концевой джип. Стальные листы, которыми были обшиты автомобили, нисколько не спасали от мощных винтовочных патронов. Машина по инерции прокатила метров пять и замерла, заблокировав средний джип, который попытался развернуться, но после нескольких снайперских выстрелов по водителю замер. Боковая дверь открылась, и оттуда вывалился человек в камуфляже и противогазе, но тут же упал, получив несколько пуль от снайперов и стрелков Борисыча. Еще раздалось несколько выстрелов, и на этом бой закончился. Мы с Вяткиным, прикрывая друг друга, подбежали к концевому джипу, исковерканному пулеметным огнем. Невдалеке замер Воропаев, прикрывая нас с другого фланга. Дернув на себя дверь, мы для приличия отпрыгнули обратно. Но в этом не было необходимости. Марков очень неплохо поработал — внутри четыре трупа. Такая же картина оказалась и в среднем джипе.

Я, конечно, высказал Воропаеву насчет того, что не по назначению использовал гранатомет, однако по его довольным глазам видел, что ему очень нравится так вот жечь вражескую технику. Но Вяткин не остановился и по полной программе высказал про военные трофеи и их ценность для боевых товарищей. Выслушивая эту отповедь, я сам отозвался насчет сожженного джипа и использованного гранатомета.

Поделив по-братски захваченное оружие и технику, мы договорились встретиться на следующий день в километре от этого места. При этом нам достались нетронутые бронетранспортер и джип и несколько единиц стрелкового оружия. Пара охотничьих гладкотволов, четыре АК-74 разных модификаций и гранатомет РПГ-18 «Муха». На все попытки Борисыча выведать наше место постоянного проживания я мягко указал, что лишняя информированность может привести к лишней головной боли. На чем и расстались. Пока люди Борисыча возились с ремонтом «Шишиги», мои бойцы с интересом изучали устройство БТРа и трофейного джипа. Мне, как более опытному, пришлось проводить ускоренные курсы, и через полчаса цепкий до всего Марков уже с удовольствием сделал несколько кругов на джипе. Мне же пришлось сесть за управление бронетранспортера. Минут через сорок, когда стало понятно, что «Шишигу» отремонтировать не получится, мы взяли ее на буксировку джипом и вскоре разъехались.

За это время мы с Борисычем успели пообщаться, и я выяснил для себя много интересного, что касается нынешней жизни и социальной структуры общества после ядерной войны.

Население делилось на несколько анклавов, в большинстве случаев это определялось местоположением бункеров и убежищ. Учитывая, что большинство бункеров было захваченоеще во время войны, то и распределение группировок осталось почти таким же: этнические группировки, отряды самообороны, такие как возглавляемая Борисычем, военные и т. д.

Как таковые, боевые действия переросли в войну за ресурсы. В основном продукты, оружие и боеприпасы. Еще одним из привычных направлений были наркотики и работорговля. Поэтому активно захватывались представители других анклавов и по уже налаженным каналам продавались в другие бункеры. По слухам, турки для этого использовали оставшуюся на плаву подводную лодку, которая регулярно приходила к берегам Крыма за новыми рабами.

В общем, более детально пообщаться договорились на следующий день, на взаимовыгодных условиях. Борисыча очень интересовало надежное оружие, боеприпасы и питание. Меня же — компьютеры, источники питания, технологическая информация, в частности чертежи и технологии производства автомобильной, бронетанковой, авиационной техники времен войны и послевоенных годов. На вопрос «зачем», я ответил, что с нынешней технологической базой будет проще осваивать выпуск той, массовой техники. По тому, как Борисыч стал уважительно со мной разговаривать, я понял, что объяснение прошло. Как оказалось, не одни мы готовились к ядерной войне, и народ тоже запасся данными о военной технике, технологиях и практике выживания. Были у них даже профессионалы во многих специальностях.

В общем, можно было наладить обмен информации на трофейное немецкое оружие и продукты питания.

Особенно внимательно оговорили радиосвязь, и что мне было особенно интересно — это могут ли наши бородатые друзья заниматься перехватом наших разговоров и при случае произвести триангуляцию источников излучения. Как оказалось, такая вероятность есть, так что придется уделять безопасности связи больше внимания.

Расстались с новыми союзниками, проследив, не оставили ли они наблюдателей. Дождавшись темноты, медленно поехали на бронетранспортере и джипе, сделав несколько кругов и поворотов, чтобы проверить наличие слежки, запутать следы и не выдать месторасположение нашего бункера.

Бронетранспортер загнали в гараж соседнего дома и на подступах поставили несколько растяжек, а джип загнали в наш гараж, где можно было привести его в порядок и модернизировать. Но, конечно, больше всех был доволен Марков, заполучив еще один современный пулемет в неплохом состоянии.

Глава 30

Вечером собрались на совет. На повестке дня стоял вопрос об установлении отношений с внешним миром в нашем времени и наши дальнейшие действия в 41-м году. Через два дня предстоял контакт с представителями руководства СССР и передача им сверхважного конверта с информацией по ядерному оружию. На завтра была запланирована встреча с Борисычем и его людьми. Раньше Борисыч был человеком слова, и никаких претензий по бизнесу к нему не было, друг, с которым можно идти в разведку. Но прошло много времени, и кто состоит в его команде, я не знал, поэтому соблюдение всех возможных мер предосторожности и конспирации не помешает. Выйдя на поверхность, я осмотрел бронетранспортер. Конечно, состояние не самое лучшее. Плохо за ним присматривали, но КПВТ был в рабочем состоянии, да и ПКТ тоже, так что при наличии боеприпасов БТР представлял собой достаточно грозную машину в умелых руках. Если для ПКТ в самом бронетранспортере был небольшой запас боеприпасов, да и у нас нашлось немного патронов, то для КПВТ патроны были дефицитом. Хотя в бронетранспортере имелся боекомплект к КПВТ в количестве двухсот патронов. Но, как я знал, выпуск патронов 14,5x117 мм начался еще до начала войны, и на основе этих боеприпасов разрабатывали противотанковые средства типа ПТР. Так что, набравшись наглости, я вышел на связь с Москвой и попросил при эвакуации генерала Романова и немецкого агента привезти несколько ящиков таких вот боеприпасов, да и стандартных винтовочных патронов и гранат не помешало бы. Но при необходимости груз можно скинуть на парашютах. Сейчас к моим фокусам относились вполне спокойно, а хозяйственный Вяткин, успевший уже облазить бронетранспортер, был согласен с моей идеей.

На завтра Москва согласилась произвести выброску груза на парашютах в указанном нами месте, которое будет подсвечено вертикально вверх фонарями в установленном порядке. Так что, завтрашняя ночь была занята.

После отдыха наконец-то состоялся разговор с генерал-майором Романовым. Войдя в медицинский блок, где он находился последние два дня, я приветливо с ним поздоровался.

— Доброе утро, Михаил Тимофеевич.

Тот, видимо, с большим нетерпением ожидал этого разговора, поэтому резво подскочил с лежака.

— Доброе утро, Сергей Иванович. Только трудно понять в этих казематах, когда день и когда ночь. Чувство времени притупляется. Все ждал, когда мы с вами сможем поговорить.

— Что ж, я специально вам дал возможность прочитать книгу, да и время на осмысление, тем более появились обстоятельства, которые потребовали моего немедленного вмешательства.

— Судя по этой книге и дате ее издания, вы не совсем тот человек, за кого себя выдаете. Раньше я думал, что вы сотрудник специального подразделения госбезопасности, которое занимается испытанием на фронте особой техники, но после того, что видел, и не знаю что думать. Сейчас это мне кажется откровением нечистого.

Я чуть ухмыльнулся. Кем-кем, а вот пособником нечистого меня еще не называли.

— Ну, вы же умный, образованный человек, должны были сделать выводы. Вот мне интересны ваши предположения, впрочем, давайте не будем терять время. Вы не мальчишка, чтоб с вами играть в загадки.

— Понятно, вы научились добывать информацию из будущего?

— Хм. Такой вот вариант я и сам как-то не продумал. Все проще и сложнее одновременно. Нет, мы не научились добывать так вот информацию, к сожалению. Мы сами из будущего. Вы находитесь в бункере, на глубине пятнадцати метров. Нашим ученым перед началом Третьей мировой войны удалось разработать систему создания портала в прошлое. Научный центр, где проводились эти исследования, был уничтожен американцами прямым ударом сверхмощного оружия. Помещение, в котором вы находитесь, является резервным центром научного комплекса. Мы проводили исследования и попали в 1941 год. Но как оказалось, на том конце портала идет другая война, про которую я много читал, да и фильмов было снято очень много. Поэтому пришлось вмешаться.

— Зачем вы мне это все рассказываете?

— Завтра вас переправят в Москву, вместе с немецким агентом, который хотел с помощью вас внедриться в мое окружение. Я не знаю, как к вам бы отнеслись в такой ситуации без моего вмешательства, но думаю, ваша судьба была бы незавидной — сдачу Могилева точно не простят. А теперь вы являетесь моим посланцем, точнее очевидцем. В пакете с данными, что я отправляю вашему руководству, есть условие, по которому вас не должны наказывать, так как в тех обстоятельствах вы сделали все, что могли.

— Вы знаете мою судьбу?

— Вам действительно это хочется знать? Хорошо. Вы бежали из плена, стали командиром партизанского отряда, потом вас поймали и повесили. Так что хоть тут получилось что-то изменить.

— Вы хотите изменить историю?

— Да, наверно. Но основное — это выживание. После войны мало что осталось, и нам нужны боеприпасы и продукты. Вы мне нужны для того чтобы подтвердить правдивость моих слов, как свидетель. Пускать кого-то из орлов Меркулова как-то не хочется, обязательно начнутся шпионские страсти, а может, и попытка силового захвата. Но тут, кроме большого взрыва, вряд ли что-то получится. Система настроена таким образом, что при попытке захвата и установка, и весь комплекс уничтожаются. Не забывайте, что нас разделяет много времени и за этот период средства уничтожения себе подобных развивались в первую очередь.

— Я вас понимаю. Есть что-то такое еще, чего стоит опасаться и чего не стоит знать всем?

— Конечно. И если я сейчас дам вам эти знания, то уверен, что ваша судьба будет не сильно отличаться от той, что была в нашей реальности. Но с другой стороны, давайте сделаем так: мы с вами выйдем на поверхность, и я вам покажу образец боевой машины, которая массово выпускается в нашей стране. Мы ее сфотографируем, я через вас передам чертежи и характеристики, а вы от себя дадите рекомендации и пояснения. Таким образом, ваша ценность как посланника увеличится, и у вас появится шанс быть полезным, а не стать козлом отпущения, на которого повесят вину за сдачу Могилева. Я хочу, чтобы вы донесли до руководства страны только одну мысль — с нами очень выгодно общаться по-доброму. И если честно, то мы действительно сочувствуем советскому народу, так как являемся вашими прямыми потомками.

— Мы выиграем войну, но с большими потерями?

— Да. Цена такова, что самому страшно. Я видел, как умер мир. Как сгорали целыми городами, но то, что творили немцы на захваченных территориях не менее страшно. Поэтому они и для нас враги, и мы будем помогать, как только сможем. Вот только желательно, чтоб этот процесс был взаимовыгодным.

— Понятно. Это многое объясняет, особенно ваши данные по немецкому наступлению.

— Давайте сделаем так: вы еще не очень хорошо себя чувствуете, поэтому выход на поверхность перенесем на завтра. Я тут подкину вам еще информации для ознакомления. Думаю, вам будет интересно.

После чего я на DVD настроил ему показ сериала «Броня России». Думаю, для боевого генерала весьма познавательно. Часа четыре будет занят.

А мы пока стали готовиться к встрече с Борисычем. Для затравки приготовили двадцать немецких винтовок «Маузер 98» и к каждой по пятьдесят патронов. А лично для давнего друга я припас особый подарок — «Маузер К96», который был захвачен у эсесовской разведгруппы. Хорошая машинка под патрон парабеллума. От лишних MG-34 мы пока решили не избавляться. Надо же еще что-то оставить для будущей торговли. Еще одна тайная мысль, которая часто меня посещала, это судьба друга, Витьки Кузьмина. Трупа его я так и не видел. Вполне возможно, что он попал в плен и мог бы выжить. Для поисков придется выходить на выживших в местах боев под Новороссийском, а при случае уточнить у турок. У местных татар есть контакты с бункерами на южном побережье Черного моря, может, что и получится. Поэтому средства придется выделять, и для этого, конечно, оптимально было бы захватить кое-кого и заставить дать выход на руководство бункеров за морем, но думаю, там не стали бы со мной разговаривать. Будем через Борисыча выходить на местных мусульманских нейтралов, которые во время войны старались не принимать участия в боевых действиях и ограничивались созданием отрядов самообороны для охраны мест компактного проживания единоверцев.

Пока было время, распечатал карту города и пригородов и покрыл ее координатной сеткой, введя при этом свою разметку и маркировку, отличную от генштабовских и туристических карт. Один экземпляр будет у меня, второй у Борисыча, чтобы по радиосвязи назначать места встреч, не боясь возможности перехвата.

Встреча была назначена на двенадцать, но вышли мы намного раньше. На этот раз, так же как и местные, обмотались тряпками и кусками маскировочных накидок. Выйдя к месту встречи, бойцы рассредоточились, занимая позиции исходя из возможности столкновения с теми, кто приехал на встречу, и попытки напасть с тыла. Невдалеке, в здании, сложили наши подарки и на всякий случай заминировали, также, из природной паранойи, поставили несколько сигнальных мин и растяжек. Сейчас уже никто не возмущался от такой вот рутинной и кропотливой работы, понимали, что в случае чего это даст шанс.

Через час ожидания, который мы провели в холодных и засыпанных черным снегом развалинах, наконец-то вышел на связь Борисыч, подтвердив, что он подъезжает.

Вскоре появилась знакомая «Шишига» и за ней недавно захваченный джип с пулеметом на раме.

Я, не скрываясь, вышел вперед, но выбрал место так, чтоб одним прыжком спрятаться за камнями в случае нестандартного развития ситуации.

Но приехавшие не выявляли признаков агрессивности, поэтому, когда из джипа выпрыгнул Борисыч, которого опять выдала характерная походка, я пошел навстречу, уже не сильно опасаясь.

Зайдя в изолированный кузов «Шишиги», мы наконец-то смогли снять противогазы и нормально пообщаться вживую.

Мы обнялись как старые друзья. Борисыч просто лучился добродушием, и разницы в нем, кроме седины, за эти прошедшие годы я как-то не заметил.

— Серега, как классно, что ты появился. А то эти ловцы рабов уже всех достали. А тут так по зубам получили — сразу двадцать бойцов потеряли. Мои на Базаре пустили слух, что появился отряд армейских «чистильщиков». Так все затихли, ждут, что дальше будет.

— Что за базар такой?

— А помнишь, под Московским кольцом переход большой был, так его расширили и сделали чем-то типа большого подземного рынка. Там можно многое купить и продать. Если что-то нужно узнать, то лучше тоже туда. В общем, что-то вроде культурного центра для общения. Нейтральная зона, где разборки запрещены.

— А кто там все держит?

— Бывшие украинские вояки. В основном, остатки украинского полка внутренних войск. Ну, ты их знаешь, помнишь, полковник Черненко, они еще возле центрального рынка базировались.

— А, помню, Михаил Григорьевич, неплохой мужик. Крепкий такой офицер. Если он там все держит, значит, порядок должен быть. Мы как-то с ним пересекались.

— Да, так и есть. Но их мало осталось. Многие «срочники» по домам разбежались. Так что держать в порядке район они уже давно не могут, силенок не хватает, поэтому такие, как Ильяс, тут и творят что хотят. Он с турками еще во время войны снюхался. Так что с оружием и боеприпасами у него проблем нет.

— Понятно, Борисыч, ты бы про нас сильно не трепался. Не хотелось, чтобы на нас тут охоту объявили. Мы, конечно, укорот всем дадим, но лишний шум нам не нужен. У нас свои задачи, и не хотелось бы отвлекаться по мелочам.

Борисыч понимающе ухмыльнулся.

— Ты, как всегда, что-то темнишь.

— Не совсем, но есть вещи, о которых не стоит распространяться раньше времени.

— Спрашивать, где ты пропадал столько времени, как я понял, не стоит?

— Борисыч, все в свое время. Меня сейчас интересует расстановка сил в районе, кого стоит опасаться, с кем дружить, а кого и сразу гасить. Наличие бронетехники, средств усиления, боеприпасов, количество бойцов, места дислокации.

— Ты что, решил тут прописаться по-серьезному?

— Пока нет. Но если начнут прощупывать на прочность, щадить не буду. Что у меня за команда, ты видел.

— Да уж, как они людей Ильяса положили. Уже сейчас по Крыму пошли слухи. Не думаю, что тебя кто-то будет после этого трогать. Скорее попробуют подружиться и прощупать на предмет обмена и торговли. Тот же Черненко.

— Вот это всегда пожалуйста. Есть что предложить.

— Вот как? Интересно, и что?

— Тут попались еще послевоенные мобилизационные запасы. Предложить могу раритеты, но весьма надежные и в великолепном состоянии, а главное — боеприпасы к ним.

— А тебе что надо? Просто так ты ж не будешь раздавать все, значит, что-то ищешь.

— Мне нужно, чтоб уточнили по бункерам Турции и близлежащих районов от Новороссийска про Виктора Кузьмина, моего напарника. Пропал без вести, когда отражали турецкий десант в Новороссийске. За информацию и особенно за помощь в нахождении отблагодарю, за попытку наколоть или кинуть смертельно обижусь и щадить не буду, не то время.

— Понял. Могу тебя свести с нужными людьми.

— Борисыч, не в службу, а в дружбу. Я его жене обещал сделать все, что смогу — тело его так и не нашли.

— Я понимаю. Ты там обещал что-то показать.

— А. Совсем забыл.

Отжав тангенту радиостанции, я вызвал Воропаева.

— Зяблик, это Феникс.

— На связи.

— Убери из груза подарок. Приготовь для выдачи получателям. Сейчас подойдет человек, отдашь ему все.

— Понял вас, Феникс.

Борисыч, услышав такой разговор, удивился.

— Ты что, там все заминировал?

— Конечно. А ты что думал, вдруг кидалово или вместо тебя кто-то другой придет. Я ж не мальчик.

— Понятно. Как всегда стараешься все просчитать?

— Конечно. Если б не просчитывал, то давно бы грохнули где-нибудь. Ну что, посмотрим подарки?

Минут через пять в дверь постучали, и через импровизированную переходную камеру в «Шишигу» загрузили несколько свертков с нашими подарками.

Когда распаковали груз, тут же присутствовали два человека из команды Борисыча. Народ начал с интересом рассматривать наши подарки. Я по мере способностей комментировал:

— Немецкий карабин «Маузер 98К», стоял на вооружении и Рейхсвера, и Вермахта. До сих пор считается одной из лучших магазинных неавтоматических винтовок. К каждой — боекомплект в пятьдесят патронов. Надежное и простое оружие. Таких тут двадцать штук. А вот это, Борисыч, лично от меня. — И протянул ему трофейный пистолет в деревянной кобуре. — «Маузер К96», армейский вариант, под патрон парабеллума. Все стволы в хорошем состоянии, отстреляны, смазаны. И на закуску. Тушенка, правда, тоже из стратегических запасов, но я сам пробовал, вполне съедобно. Двадцать банок. Думаю, для первого раза подарков достаточно?

Обалдевший Юрка только пожал руку. Но потом решил высказаться:

— Ну ты даешь. Вещь. На автоматы патронов не напасешься, а тут такие стволы. Что хочешь взамен?

— Мне нужны патроны для КПВТ, гранаты для подствольников и для АГС-17. Гранатометы. Нужны компьютеры. Лучше, конечно, ноутбуки, но сойдут и персоналки с живыми винтами и мониторами. Но главное, чтоб это все не фонило. Расплатиться могу вот такими стволами. Могу добавить пулеметы. Гранаты. Все рабочее, с консервации. Дальше уже буду смотреть, что предложат. Но, Борисыч, смотри не попали. Если что, буду работать через тебя. Начнут наезжать, вызовешь меня. Будем рубить хвосты по жесткому варианту.

— Да уж понятно. Хорошо, Серега. Брошу клич. Да тут и понятно, что товар ходовой, будет спрос.

— Чуть попозже выведешь на меня Черненко, надо будет перетереть с ним пару тем.

— Сделаю.

— Еще одна просьба. Если есть такая возможность, найди мне фейерверков, чем мощнее и красочнее, тем лучше.

— Хм. Зачем оно тебе?

— Да так, есть задумка. Ну ладно, все, разбегаемся.

Пожав друг другу руки, надев противогазы, мы вышли наружу. Дождались, пока машины развернутся и уедут, выждали еще минут десять, сняли сигнальные мины и растяжки и двинулись окружным путем к бункеру, соблюдая осторожность и следя, чтобы за нами никто не увязался.

Вернувшись в бункер, я рассказал Светлане и Марине о разговоре и ситуации на поверхности. Маринке очень понравилась моя инициатива относительно поиска ее мужа, моего друга.

Объявив по бункеру отдых до вечера, я занялся текущими делами. Но основное, что мне не давало покоя, — это постройка второго портала. Оборудование для него почти все было. Но, по моему убеждению, все, чего не хватало, можно было с успехом обнаружить в соседних домах.

Для размещения установки я решил использовать свой просторный подземный склад, к которому при случае можно сделать проход, чтобы с поверхности можно было загнать любую технику. Идея использования бронетранспортера в прошлом все не давала мне покоя. Может, если получится, где-нибудь подыскать Т-72 или на крайний случай БМП-1 или БМП-2 и на нем покуролесить у немцев в тылу.

Но это все мечты. А вот проблема установки нового канала в другую точку пространства, а если повезет, и времени, стояла достаточно актуально. Немцы скоро до нас доберутся в окрестностях Могилева. Времени остается — считанные дни.

Сегодня ночью должны были скинуть груз с боеприпасами, которые мы запрашивали. Для этого было подготовлено несколько светодиодных сборок в качестве фонарей. Около двух часов ночи, выйдя через портал, настроенный на точку выхода за Днепром, мы нашли небольшую поляну и стали ждать самолет. Минут через сорок ожидания наконец-то послышался треск легкого самолета. Выставив фонари в виде квадрата с более мощным фонарем в центре, мы стали ожидать сброс груза.

Нам скинули четыре контейнера с грузом на парашютах. Конечно, их раскидало, но не настолько далеко. Погода была не сильно ветреной. В каждом контейнере было по сто килограммов груза.

Всю ночь мы бегали и таскали эти грузы к точке выхода портала. Все приходилось делать в кромешной темноте, используя приборы ночного видения, соблюдая все меры предосторожности. Видимо, летчик был профессионалом и выкинул груз с одного захода.

Пока мы бегали и таскали мешки, точнее я больше командовал, а ребята таскали, Светлана, как всегда, контролировала радиоэфир на предмет реагирования немцев. Наблюдатели немцев слишком поздно обнаружили самолет, поэтому как-то существенно среагировать не смогли или не успели. Самолет прошел над лесом, и для создания впечатления ложного сброса сделал несколько кругов в местах, где мы раньше регулярно появлялись. Уже к рассвету операцию по приему груза можно было считать удачной. Единственное, что еще делали, это все контейнеры в срочном порядке уносили в дальние галереи, где их осторожно разбирали на случай закладки взрывного устройства. Но Москва не пошла на столь дешевую провокацию — все что просили, получили, даже сверх того.

Уже утром, я открыл портал на старом месте, вышел в эфир на пять минут и передал в Москву короткое сообщение о получении груза и ожидании самолета для эвакуации пакета.

Глава 31

Отоспавшись после ночных приключений, народ начал подтягиваться в столовую ближе к обеду. Я проснулся чуть раньше и все оставшееся время потратил на работу с вычислительным комплексом, просчитывая параметры новой установки, которая по размерам должна была позволить пропускать через себя современную технику. Все-таки идея использования в прошлом более серьезного вооружения не давала мне покоя.

Расчеты показывали, что для такого портала нужны совершенно иные энергетические ресурсы. Так держать портал, как мы это себе позволяем, не получится. Видимо, придется формировать систему накопителей для кратковременного поддержания устойчивого канала. Как вариант, поставить несколько отдельных генераторов и одновременно их включать. Вопрос в том, где их достать.

В первом приближении решил начать рыскать по округе, собирать генераторы от автомобилей. Если получится, найти бензиновые генераторы, которые, как правило, владельцы частных домов держат у себя.

После обеда стали в подвале готовить место для установки. В соседних домах вырывали силовые магистральные кабели и срезали их с поваленных опор системы электроснабжения. До вечера все были заняты. Пока копались по развалинам, о безопасности не забывали. Всегда где-нибудь сидели или Малой, или Марков и высматривали нежданных гостей.

По мере осмотра соседних зданий разрабатывали систему внешней обороны бункера. Наметили места для камер системы видеонаблюдения, места закладки фугасов на танкоопасных направлениях и места установки управляемых противопехотных мин и растяжек. Также оборудовали огневые точки для снайперов, пулеметчиков, гранатометчиков. Пару раз пришлось подорвать стены у соседних домов, чтобы создать завалы на направлениях, которые трудно контролировать и оборонять. Даже гараж, где стоял бронетранспортер, включили в систему обороны. При нападении БТР выводился на специально оборудованную позицию, откуда мог эффективно бороться с нападавшими с помощью бортового вооружения. При этом позиция была оборудована таким образом, что корпус бронетранспортера закрывала стена забора и видна была только башня с пулеметами. При невозможности вывести БТР на позицию просто открывались ворота гаража, и при этом тоже удавалось захватить достаточно неплохой сектор обстрела. Конечно, полноценную систему обороны создать не получалось из-за отсутствия должного количества взрывчатки. Но можно при случае запросить необходимое у предков. Канал поставки налажен.

Пройдясь по домам, мы нашли несколько бензиновых генераторов мощностью от одного до четырех киловатт. Все остовы автомобилей не оставались без внимания, обязательно оттуда снимались генераторы. В подвале соседнего дома оборудовалась импровизированная электростанция. К концу дня туда натаскали штук двенадцать автомобильных генераторов, затащили двигатель от легковушки и начали собирать для него станину и редуктор для передачи крутящего момента на большое количество автомобильных генераторов.

В прошлом ухудшилась погода, и высылка самолета за пакетом задерживалась минимум на двое суток, поэтому было время продолжить наши изыскания на ниве творения электростанции.

К вечеру на связь вышел Борисыч и намеками дал понять, что с нами хочет пообщаться полковник Черненко. Через два часа, встретившись со мной возле развалин пятиэтажки, Борисыч рассказал все обстоятельства.

Они вчера вывезли на Базар пять немецких винтовок на продажу. С учетом того, что, по слухам, Борисыч дружит с серьезными военными, которые походя разгромили два отряда Ильяса, появление у него нового оружия в великолепном состоянии вызвало живой интерес. Многие поняли, что пять винтовок — это только для изучения спроса. И там, откуда они, такого добра много. Доказательством этому служил новенький пистолет «Маузер» немецкого производства, с которым Борисыч расхаживал, как комиссар времен гражданской войны.

Поэтому посыпались осторожные предложения поговорить на предмет совместной торговли. Но хозяина Базара, полковника Черненко, больше интересовала проблема появления новой, неизвестной силы. Сейчас сложилось некоторое подобие устоявшегося мира, нарушение которого может привести к новой волне боевых столкновений. А это по большому счету не нужно никому.

Наскоки того же Ильяса выглядят как обычные бандитские выходки, направленные на упрочнение авторитета и занятие своего места в новом, сложившемся сообществе.

Но новички, не входя в контакт сразу, без разговоров и выяснения отношений, дали по зубам одной из сильных и агрессивных банд. Такое можно расценивать как попытку подмять под себя весь регион. По идее, следующее, что можно ожидать от агрессивных новичков, это удар по самой сильной и уважаемой группировке полковника Черненко. Поэтому интерес военных понятен.

— Хорошо, Борисыч. Устрой мне с ним встречу. В данной ситуации ты будешь гарантом неприкосновенности и для меня, и для него. Предупреди, что любая попытка необдуманных действий будет расцениваться как акт агрессии и будет жестко пресечена.

— Ну, я от тебя такого ответа и ждал. Поэтому от него уже получил согласие на такую встречу. Время и место назначаешь ты, от себя я добавил, что ему бояться нечего, так как он с тобой знаком, но кто ты, он узнает при встрече.

— Молодец, все правильно сделал. Завтра утром и встретимся. Время и место я сообщу тебе нашим кодом. Пусть приезжает, но берет с собой не более двух человек.

— Понятно. Тогда до завтра.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

Вечером для приличия отправил в Москву 41-го телеграмму с просьбой подготовить электрическое питание для специальных приборов в параметрах двести двадцать вольт переменного тока. К стыду своему я не знал, какое напряжение использовалось в электрических сетях в то время, поэтому решил подстраховаться. Особенно уточнил, что напряжение должно быть очень стабильным, и защищено от случайных всплесков. Это я так уже для проформы. Но желание отправить в Москву простую персоналку и не забивать голову с передачей пакетов, а использовать радиомодемы или просто передавать дискету или флэшку не давало мне покоя. Да и при случае можно будет им подкинуть программы по дешифровке кода «Энигмы».

Как вариант — просто с помощью генератора случайных чисел нагнать несколько сотен мегабайт случайных чисел и использовать это как неповторяющиеся кодовые таблицы. Пусть немцы потом мучаются, расшифровывают. А так, вбил текст сообщения, кликнул один раз мышкой — и все, вот вам результат. Но чувства бывшего работника компьютерной фирмы подсказывали, что придется лететь в Москву и настраивать компьютер.

Москва подтвердила свою готовность к сотрудничеству, и прогноз погоды на следующую неделю был благоприятный, так что через день можно было бы организовать эвакуацию генерала и передачу пакета.

В ответ я набрался наглости и попросил по возможности прислать взрывчатки, гранат и, если есть, немецкие боеприпасы для карабинов и пистолетов.

После чего я подкатил к Маринке и попросил мне дать развернутый доклад по антибиотикам, технологии их производства и по возможности попытаться ее адаптировать под мощности 1941 года. По-моему, в условиях тотальной войны это не менее важно, нежели технологии производства крылатых ракет и ядерных боеприпасов.

Озадачив Марину, которая уже целеустремленно рванула в сторону вычислительного центра, сам двинулся в свой бокс хоть чуть-чуть поспать. Завтра опять трудный день, а раненое плечо еще не до конца зажило и часто при сильной нагрузке начинает болеть так, что хочется лезть на стены.

Утром на джипе и бронетранспортере мы выдвинулись в сторону московской трассы, где были преимущественно поля и открытые пространства. Там замаскировали бронетранспортер, в котором оба пулемета — и ПКТ, и КПВТ — были заряжены патронами, полученными в 1941 году, а родной боекомплект был рядом, но хранился для особого случая. То, что ПКТ на тех патронах будет работать безотказно, я не сомневался, а вот насчет КПВТ были некоторые сомнения, ведь в наше время использовались патроны с лакированными стальными гильзами, а прислали с латунными, но ситуация не предполагала огневого контакта, поэтому все-таки решили использовать патроны с латунными гильзами. Но, думаю, на пять-десять выстрелов хватит. Все равно аргумент в местных условиях весьма весомый, учитывая смехотворную защиту большинства местных средств передвижения.

Замаскировавшись и распределив позиции и секторы обстрела для снайперов и пулеметчика, я оставил возле себя Вяткина и Воропаева. Мы стали спокойно ждать возле джипа, который поставили на видном месте. После чего я связался с Борисычем и дал ему кодовую информацию о месте и времени встречи. В запасе у меня был еще час, так что было время поговорить. Очень часто в последнее время ребята из моей команды задавали вопросы о нашем времени и о том, как мы дошли до такой жизни. Вяткин, Малой и Марков, более старшие, часто понимали меня намного лучше, нежели молодые, воспитанные уже в Советском Союзе, Миронов и Воропаев.

Их интересовало буквально все, как развивалась страна, как победили в войне, как потом жили и как мы все это потеряли, променяли на крашеную резаную бумагу и мнимые свободы. Я старался быть честным и объективным. Эти люди живут со мной несколько месяцев, уже стали как члены семьи, поэтому любую фальшь или недосказанность почувствуют сразу. Да и авторитет командира требовал быть объективным даже перед самим собой. Отвечая на их вопросы, часто приходилось глубоко задумываться, как-то получалось взглянуть на нашу новейшую историю не затуманенным потоками информации взглядом выходца двадцать первого века, а как бы со стороны. Может быть, таким образом учились не сколько они, а больше я сам.

Вот в таких беседах незаметно пролетел час. На дороге показалась колонна техники. Впереди шел БТР-80, практически такой же, как и у нас, но за километр он остановился, направив в нашу сторону пулемет. За ним шли уже знакомый трофейный джип, доставшийся Борисычу после стычки с бандитами, и второй, почти такой же, но с камуфлированной окраской, сразу выдающий свою принадлежность к вооруженным силам.

Не доезжая до нас метров пятидесяти, они снова остановились. Из переднего джипа бодренько выпрыгнул Борисыч, что характерно, с подаренным «Маузером» на боку. Форсит старый друг. А вот из второго выпрыгнули двое, и один остался за рулем.

Полковника Черненко я узнал почти сразу. Властную, уверенную походку старшего офицера, который привык ходить по части и гонять нерадивых дежурных и дневальных, трудно забыть. Поэтому, оставив сзади моих сопровождающих, я сам двинулся навстречу. Боец, вышедший вместе с Черненко, по его кивку остался возле машины, а мне навстречу двинулись только Борисыч и полковник.

Тут ожила радиостанция. Светлана из бункера контролировала радиоэфир и доложила о работе сразу двух радиопередатчиков в непосредственной близости от места встречи. Пришлось реагировать.

— Всем. Это Феникс, у нас гости, усилить наблюдение.

Выслушав подтверждения от всех бойцов, я продолжил движение навстречу Черненко. Когда до него оставалось шагов пять, на связь вышел Миронов.

— Феникс, это Кукушка-два, в леске вижу движение. Человек пять скрытно подбираются с фланга.

— Кукушка-два, вас понял. Возьмите их на прицел.

— Вас понял.

— Злой, на связь, это Феникс.

— На связи.

— Слева, в лесочке, гости, возьми на контроль.

— Вас понял. Выполняю.

Марков, который разместился в башне замаскированного бронетранспортера и управлял бортовым вооружением, незамедлительно взял лесок на прицел КПВТ.

На всякий случай вызываю Малого:

— Кукушка-один, на связь, это Феникс.

— На связи.

— Присмотрись. Может, те ребята в лесочке отвлекают внимание.

— Вас понял.

Но напряжение нарастало — то, что ситуация становится неконтролируемой, мне не очень нравилось. Разве что это люди Черненко, он тоже не простой дядя. Находясь возле него, можно рассчитывать, что ситуация не выйдет из под контроля, а если он притащил за собой хвост, то могут возникнуть непредвиденные осложнения.

Придется играть спектакль до конца.

Мы стояли друг напротив друга. Борисыч выглядел спокойным, в отличие от своего спутника. Тот был напряжен, как натянутая струна. Только выдержка позволяла ему казаться спокойным.

Постояв так с минуту, я жестом показал в сторону своего джипа. Черненко чуть помедлил, а Борисыч без всякого волнения двинулся со мной. Подойдя к джипу, я дал команду Вяткину побыть снаружи, а сам забрался в машину. Борисыч и Черненко последовали за мной.

Там все поснимали противогазы и наконец-то смогли рассмотреть друг друга.

Вот когда полковник удивился.

— А ведь я тебя знаю. Ты же наш, был в банке, в службе безопасности, а когда началась война — к россиянам подался, в сводный батальон морской пехоты. Капитан Оргулов, если не ошибаюсь?

— Да, Михаил Григорьевич, он самый.

— Вот конспираторы, — в сердцах высказался он и потом уже стал наскакивать на Борисыча: — А ты чего, сразу сказать не мог? Устроили тут встречу боссов мафии. Я ж его помню. Когда возле водохранилища колонну татар накрыли и потом, когда по горам бандитов отлавливали.

Хорошо, что он вспомнил, значит, первый уровень доверия получен. Будем гнуть дальше, у меня на эту встречу большие надежды.

— Михаил Григорьевич, да и я вас прекрасно помню, поэтому и согласился на эту встречу. А Борисыча попросил не афишировать мое участие. Сами понимаете, мы с вами люди военные. А тут войну много всякой швали пережило.

— Да уж, тут ты прав. В новых условиях те же проблемы. Но ты где пропадал столько времени? Знай, что ты где-то рядом, давно бы с тобой связался. Тем более недавно про тебя вспоминали.

— Да есть причины. Только, Михаил Григорьевич, давайте сразу расставим приоритеты. Как я говорил, надеюсь, Юра вам передал мои гарантии, кому-кому, а вам не стоит меня опасаться.

— Да теперь понятно становится. Это твоя группа боевиков Ильяса пощипала?

— Нет, та вся полегла, последних потерял уже после ядерной бомбардировки. Это новые, но с опытом. Только проблема в том, что или ваши люди рядом бродят, или вы за собой хвост притащили. Тут вокруг какое-то шевеление началось. Все пока под контролем, если что начнется, задавим, но главное, чтоб с вашими ребятами не схлестнуться.

— Вот сразу тебя капитан узнаю. Как был хитрым перестраховщиком, так и остался. Поди, где-нибудь парочка снайперов засела и пулеметик припасен. Да, это мои ребята. Если ты про лесочек.

— Да, там мои засекли пятерых человек. Свяжитесь с ними, чтоб не шалили, а то ведь накроют их.

— Хорошо.

Вытащив из кармана радиостанцию, он стал связываться со старшим группы:

— Бычок, это Ромб.

— На связи, Ромб.

— Сильно не суетитесь, тут свои, старые знакомые, и твои, кстати, тоже. Они вас обнаружили и на прицеле держат. Оставайтесь на позиции.

— Вас понял, Ромб.

Дослушав переговоры Черненко со старшим группы, я сам задал вопрос:

— Бычок? У меня в группе был Сашка Артемьев, у него был такой позывной.

— Так это он и есть.

— Михаил Григорьевич, моя группа попала в засаду, и всех положили, сам с трудом прорвался. Он не может быть живым. Он и еще трое ехали в передовом дозоре и их расстреляли из засады.

— Да вот так получилось. Когда вас зажали и ты ушел на прорыв, мы уже подоспели, когда татары потрошили машину. Вот там твоего Сашку, и не только его, успели отбить. Правда, без сознания, досталось ему крепко.

Мне стало действительно плохо. Тогда получается, что я оставил своих людей, хотя был их командиром. Сам вырвался из засады. Но они-то остались. Да, я спасал груз. Но все равно частенько вспоминал тот день, и становилось стыдно. Глухим голосом спросил:

— Кто еще выжил?

Черненко, видимо, понял, что меня гложет.

— Не вини себя, ты все правильно сделал. Если бы не вырвался, то и тебя бы там кончили. А пока они за тобой гонялись, разделились, и мы успели завалить тех, кто возле джипа остался потрошить мертвых.

— Да понятно. Но все равно как-то неприятно. Все-таки сколько вместе были. Кто еще остался?

— Девушка, Екатерина Артемьева. Она у тебя снайпером была.

— Да вообще-то у нее другая фамилия была.

— Так она за твоего Сашку и вышла замуж. Недавно родила.

— Вот как. Прямо груз с плеч. Если честно, то ее было жалко больше всего. Молодая, красивая девчонка, но снайпер от Бога. Я сам потом долго от этого всего отходил. Если б был бы пьющим, то, наверно, спился бы.

— Да ладно, Сергей, история старая. Но вот насчет груза, который вы вывезли из Новороссийска, думаю, спрашивать не стоит?

— Нет, не стоит. Когда придет время, сам все расскажу. Там все очень серьезно. Возможно, это нам поможет выжить.

— Понятно. Мы с тобой не так много общались, но гнидой ты никогда не был. Да и твои ребята зла не держат. Недавно поминали тебя. Так что долго жить будешь.

— Ой, надеюсь.

— Ну, что будем дальше делать? Тут Ильяс землю роет, хочет с тобой повидаться. Должок у него к тебе.

— Да флаг в руки. Вы только укажите, где они обитают. Мы им устроим несколько сюрпризов. Пусть вспоминают, что такое антипартизанская тактика. Замучаются на растяжках подрываться да от снайперов прятаться.

— Да. Изменился ты, раньше поосторожнее был.

— Это так, к слову. Как я понял, вы хотели убедиться, что с нашим появлением не начнется передела власти, что может повлечь за собой боевые действия.

— Ну, что-то вроде того. Уж слишком вы резво влились в общество. Тут Киев пытается что-то диктовать. Несколько раз приезжали эмиссары налаживать связь. В общем, идет попытка организовать некоторое подобие государства. А в реале обложить данью регионы. Турки лезут, у них с радиацией посложнее, вот и пытаются найти более подходящие территории. Местные татары, как исчезло государство, сразу попытались организовать рабовладельческий строй. Ты с ними тоже повоевал, знаешь, что за публика. И без тебя тяжело, но вроде как замирились, по-крупному уже никто не воюет, а по-мелкому постоянные стычки. Пытаемся как-то ужиться.

— Да не получится, максимум выйдет что-то типа феодального общества. А учитывая наш менталитет, то большое бандитское государство с вечно враждующими группировками.

— Да, и хотел узнать, кто за вами стоит.

— Из тех, кого вы знаете, за нами никто не стоит. Считайте третья сила. С интересами, не противоречащими вашим, но ставящими более серьезные и глобальные задачи.

— Вот как. Ну что ж, посмотрим. Я пока в большую политику не лезу. Но укорот кому надо даю. Проблема, людей мало. А тут ты появляешься, причем начинаешь торговать оружием, которое, скорее всего, лежало с незапамятных времен на дальних складах. Вот что будет дальше?

— А ничего. Буду торговать. На любые попытки наехать буду бить сразу, без предупреждения. Определимся по мере общения. Но если что, Михаил Григорьевич, в случае обострения ситуации можете на меня положиться.

— И на какие силы я могу рассчитывать.

— Ну не держите меня за такого уж мальчика. Так грубо прощупывать. Это уже просто смешно. Силы достаточно, чтоб с нами считались. А вот с Сашкой Артемьевым мне бы хотелось переговорить.

— Хочешь его переманить?

— Да. Дело, которым я занимаюсь, слишком важно и мне нужны проверенные, подготовленные люди. Если честно, то вот эти ваши дрязги мне как-то неинтересны и влезать не собираюсь. Только торговля. Вас-то я тоже знаю. Так что, думаю, сработаемся. А вот вашего Ильяса надо будет закопать.

— Нужно конечно, вот только сил у меня не хватит. Да и боеприпасов и горючего маловато. Может, что подбросишь?

— Пара пулеметов с боеприпасами устроит?

— Естественно. Сейчас это редкость.

— Не проблема. Сейчас организуем. Чего-то подобного я и ожидал.

В кузове джипа лежали, завернутые в брезент, два MG-34 с двумя боекомплектами к каждому. Плюс пять карабинов «Маузер». Все это было приготовлено в качестве подарка старому знакомому.

Черненко вызвал из лесочка Сашку Артемьева, и пока он подходил, мы обговорили некоторые детали будущего сотрудничества, порядок связи и варианты взаимодействия.

Глава 32

Конечно, полного доверия быть не может. Времена изменились, да и мы с Черненко никогда друзьями не были — так, пересеклись на войне несколько раз и все, единственное, что можно учитывать, это характеристики людей, которых мы уважаем. К таким я относил Борисыча, да и Сашка Артемьев у кого попало не остался бы. Поэтому при контактах с полковником придется в любом случае соблюдать меры предосторожности. То, что и он так же думает, я не сомневался. Иначе бы он у власти не удержался.

Пока я демонстрировал Черненко стреляющие подарки, к нам подошел Сашка. Его невысокую худощавую фигуру было трудно не узнать, даже несмотря на маскировочный костюм и маску противогаза.

Когда подарки силами моих бойцов были перенесены в машину Черненко, нам с Артемьевым наконец-то удалось снова залезть в мой джип и поговорить.

До этого момента он не понимал, с кем ему предстоит разговаривать. И приказ нынешнего командирапообщаться с представителем новоявленных беспредельщиков его насторожил. То, как была устроена встреча, и факт обнаружения его группы говорили о том, что ребята непростые, да и информация об уничтожении боевиков Ильяса заставляла уважать этих людей. Видно, что не простые бандиты, и с такими нужно либо дружить, либо уничтожать.

Мы сели, я на водительское место, он рядом. Когда я снял противогаз, то увидел, как у него расширились глаза.

— Привет, Саня, давно не виделись.

Сашка рывком сорвал с себя маску и чуть ли не зашипел:

— Командир. Ёть. Живой. А мы тебя уже давно похоронили. Даже помянули недавно, а ты вон жив и здоров.

— Саня, я виноват перед вами, что оставил там. Сам не знаю, как самому удалось выжить, все, кто был со мной тогда в машине, погибли.

— Командир, да ты что? Какие обиды! Мы сколько раз засады устраивали, и вариант уцелеть — только прорваться. Ты все сделал правильно.

— Ты не держишь на меня зла?

— Нет конечно, наоборот рад, что ты жив. Если честно, то ждал, когда ты объявишься. Тогда, на ЮБК, после ядерного удара по Мухолатке, ты ж говорил, что у тебя где-то есть надежное укрытие, и мы идем туда. Вот я и верил, что кто-то из нашей команды, кроме меня и Катюхи, выжил. Знаешь, надо же во что-то верить.

— Тут я с тобой согласен, в таких условиях надо во что-то верить. Во что-то светлое. Иначе опустишься до состояния зверя. Кстати, хочу с сыном поздравить. Ты, помню, за Катюхой давно бегал.

— Так получилось, а тут вдвоем остались. Хотя она и на тебя посматривала.

Тут он как-то странно посмотрел на меня, но этот взгляд я понял.

— Блин, Саня. Ты еще тут мексиканские страсти начни разыгрывать. У меня есть жена, и если ты помнишь, я никогда не мешал ни тебе, ни кому другому ухаживать за Катериной, и не давал никому повода ревновать ко мне. Так что давай эту тему не поднимать. Она твоя жена, и у вас ребенок. Все. Больше я на эту тему разговаривать не буду.

Санька, видно, понял, что я не шучу. И стал оправдываться. Вот теперь это точно тот Санька Артемьев, боец моего отряда, шалопай и болтун. Но при этом неплохой боец. Надежный, как автомат Калашникова.

— Что дальше, командир, будем делать?

— Саня, смотри, ситуация непростая, пока ты под Черненко ходишь, а особенно Катя с ребенком у него, я тебя в свои дела ввести не смогу. Михаил Григорьевич, конечно, не мудак, но попробовать тебя вербануть и заставить тебя собирать информацию про мои дела и сливать ему, это он вполне может. Так что тут сам понимаешь. Надо все по-умному сделать. Я ему тут подарки отдал, думаю, попустится, но фортели от него можно ожидать. Все-таки он же из ментов.

— Да ты, командир, как всегда все усложняешь. Отпустит, куда он денется. Слышал бы ты, какие про вас уже слухи ходят на Базаре.

— Интересно, и что?

— Говорят, что русская спецура приехала и будет готовить Крым для переселения россиян из зараженных районов.

— Ты сам-то в это веришь?

— Теперь не очень. Но думаю, Черненко будет выгодно с тобой дружить. Да и Ильяс поутихнет.

— Я тоже так думаю. Ему нужны союзники, а тут в самый раз мы появились. Темная лошадка, которая с ходу потоптала главных шакалов. Кстати, как там Катюха и как ребенок?

— Да нормально вроде, но как он может в бункере расти, бледный, худой. Жалко. Синего неба не увидит и в море не поплескается.

Я про себя хмыкнул. Вот тут при хорошем раскладе можно ему и помочь.

— Саня, давай так сделаем. Конечно, Черненко будет вынужден вас отпустить. Я его сейчас на такую иглу с боеприпасами и оружием подсажу, что ему и рыпаться смысла не будет, а ты собирай супругу с ребенком. Помнишь жену Витьки Кузьмина, она же педиатр, поможет Катюхе, да и медикаменты есть.

— Так она с вами? А Мишка Авдеев, ты его же не просто так в Севастополе оставил? Наверно, семьи должен был вывезти.

— Да, должен был. На засаду налетели, от него и его семьи только маленькая дочка осталась. А так все мои и Витьки Кузьмина, спаслись.

— Так ты, оказывается, давно к этому готовился. Молодец.

— Да если б не та засада, и вы бы со мной были. Тут так получилось. Так что, Саня, ты мне нужен, и не только как толковый подрывник. Мне нужен соратник. Дела серьезные намечаются. Главное — не предавай. Ребята, с которыми я сейчас работаю, не раз проверены, но нужен кто-то из старичков, с кем тут по лесам помотался. Потом поймешь почему.

Сашка заулыбался.

— Вот чего-чего, а скучно с тобой, командир, никогда не было. Сейчас как-то этого не хватает.

— Только не говори, что ты адреналиновым наркоманом при мне стал.

— Да нет, не в этом дело. Как-то все измельчало, серое стало. Тоска. Если б не Катя и сын, то может быть и запил.

— Хорошо, я понял тебя, с Черненко и я поговорю, да и ты со своей стороны поднажми. Готовь переезд семьи. Давай на завтра это спланируем. У меня завтра ночью интересная встреча намечается. Как раз ты будешь очень нужен.

Разговор с Черненко на эту тему был краткий. Он сразу понял результат нашего разговора с Артемьевым и по большому счету не стал препятствовать. После намека, что подарок в виде двух пулеметов и винтовок вполне неплохая компенсация за возвращение бывшего подчиненного, он вполне благосклонно отнесся еще к десятку немецких наступательных гранат.

Еще одну тему поднял Борисыч. Он опасался, что боевики Ильяса начнут охоту на его людей, пытаясь добраться до меня. Что ж, я на месте бандитов так бы и поступил. Надеюсь, в течение трех-четырех дней, пока мы не закончили основные дела в 41-м году, он не предпримет ничего особенного. Несмотря на замашки буйного бандита, он не создавал впечатление законченного отморозка. Поэтому ему необходимо время для сбора предварительной информации о противнике.

Оговорив на завтра место встречи, где будем забирать Саньку с его женой, пожав друг другу руки, мы расстались.

Дождавшись, когда кортеж Черненко и джип Борисыча ушли из зоны видимости, я выслал вперед дозор, уточнить оставил ли кто любопытный своих наблюдателей. Еще не хватало раньше времени на хвосте каких-нибудь благодетелей притащить.

Известие, что скоро наше сообщество увеличится на два с половиной человека, привлекло всеобщее внимание. Хотя жена и Марина знали Артемьевых, но все равно они были удивлены. В глазах Марины я видел дикую надежду, что, может быть, где-то и ее Витька живой и когда-нибудь вернется.

Весь оставшийся день мы потратили на улучшение системы обороны бункера и дальнейшую постройку большого портала, который, по идее, должен был обеспечить новую степень свободы в наших дальнейших действиях и возможность более полного использования преимуществ портала во времени.

Отлаживая новую энергоустановку, состоящую из большого количества генераторов и нескольких двигателей от автомобилей, я пытался добиться хоть какой-то стабильности и синхронности. Исходя из предварительных расчетов, получалось, что для поддержания хотя бы десятиминутного портала необходимо накапливать энергию в течение двух часов работы такой вот импровизированной электростанции. Потом, по идее, канал становился нестабильным и отключался. Пришлось еще в одном соседнем доме оборудовать подвал под электростанцию.

Проведя новые расчеты, я получил, что такими темпами удастся получить стабильный канал на полчаса, после чего пользование каналом становится опасным. Затем требуется часовая перезагрузка и перезарядка установки. В таких условиях можно работать, но весьма осторожно, учитывая, что если в прошлом возникнет опасность, уже не будет возможности юркнуть в портал.

Еще одной из проблем был возможный обратный всплеск энергии при самопроизвольном отключении портала такого размера — это происходит по аналогии с большим дросселем, при подключении к нему источника постоянного напряжения и последующем отключении. На концах катушки происходит кратковременный скачок напряжения. И при высокой индуктивности этого скачка достаточно, чтобы зажечь лампу дневного света. А применительно к порталу, чтобы разнести вдребезги весь дом, в подвале которого расположена установка.

Поэтому пришлось в программу управления порталом вносить коррективы и устанавливать особо жесткие условия на управление временем работы и уровнем энергии в волновой линзе. С учетом опасности самого портала пришлось переносить пост управления на большое расстояние. И после серьезного и долгого обсуждения я решил перенести портал во вместительный гараж соседнего здания, куда тут же постановили провести защищенный подземный ход. Работа, конечно, не быстрая, но учитывая реалии нашего времени, возможность нападения и радиационную обстановку на поверхности, лучше сократить время пребывания на открытом пространстве. Поэтому пока Малой и Воропаев наблюдали за окрестностями, мы с Марковым занимались укреплением гаража, в котором будет размещена установка. А Миронов и Вяткин начали с помощью перфоратора прокладывать подземный ход.

Для обеспечения нормальных условий в зале с установкой решили сделать что-то вроде переходного тамбура. Для этого, используя найденный в одном из домов окаменевший цемент и сухие строительные смеси, сделали дополнительную кладку с воротами внутри гаража. Возможность загнать внутрь технику, провести дезактивацию и отправить ее в прошлое была бы не лишней, чтобы под рукой были более весомые аргументы при встрече с немцами, нежели автоматы и гранатометы.

К вечеру удалось пробить и укрепить подземный ход длиной всего около восьми метров. Зато на поверхности наши успехи были более весомыми. Тамбур сделали и даже заштукатурили. Ворота внутри гаража укрепили и на стыках поставили резиновые прокладки для создания некоторого подобия герметичности. Во всяком случае, сквозняка не было и, значит, радиоактивную пыль не пропускало. Такие же самые действия были проведены относительно основной двери гаража. Для тамбура нашли пылесос, которым тут же провели уборку всех помещений, высасывая пыль. После небольшого отдыха пошли помогать копать новую галерею. Миронова и Вяткина, как самых замученных, отправили на наблюдательный пост, а Малого и Воропаева в забой. Вот так, до глубокого вечера и работали.

Самое интересное, что народ не роптал, я им с самого начала объяснил, что хочу и зачем, и они прониклись этой необходимостью. Все-таки это были люди того времени, и работали и воевали они со мной до тех пор, пока я что-то делал для борьбы с немцами.

На утро была запланирована операция по перевозке Артемьева с женой в наш бункер, с соблюдением при этом всех мер предосторожности.

Наша маленькая колонна, состоявшая из бронетранспортера и джипа, выдвинулась к окраинам Симферополя около десяти утра. Двенадцать километров преодолевали около часа, из-за необходимости сделать крюк и выйти к городу с другого направления. При этом вперед выезжал джип, на котором была укреплена видеокамера с тепловизором, и проводилось тщательное исследование дороги на предмет наблюдателей и засады. Подъезжая к городу, одного такого наблюдателя срисовали в остатках девятиэтажек. Он, правда, и не скрывался, вышел на связь на частоте портативок, принятой тут для общения, и запросил данные о том, кто мы и к кому направляемся. Лезть в развалины города, где куча мест для организации засады, было бы весьма опасным, поэтому, рассредоточив бойцов, я стал ожидать Черненко. Вскоре появился Борисыч, который старался, используя наше знакомство, поправить свое материальное положение, которое оказалось не самым лучшим. По некоторым намекам, его группа была на грани голода. У других выживших дела были не лучше. Поэтому появление в регионе новой группы, обеспеченной чистыми продуктами и оружием, вызвало ажиотаж.

Обменявшись паролями с Борисычем, я позволил его джипу подъехать к нашим позициям. Там мы забрались в бронетранспортер, где у нас было полчаса, чтобы нормально пообщаться.

— Здорово, Борисыч. Ну, что тут новенького случилось? Если честно, то меня волнует ваш джигит недорезанный. Думаю, скоро придется с ним по-серьезному схлестнуться.

— Да уж, на Базаре его люди начали к моим цепляться. Все стараются про тебя выспросить.

— И что твои разболтали?

— То, что договаривались, что военные из Севастопольских морпехов. Хотя сегодня опять утром цапнулись, одного моего подрезали, правда, не сильно, ребята Черненко вмешались. Но ситуация накаляется. — И Борисыч невесело ухмыльнулся.

Я в сердцах выругался.

— Вот только этого еще не хватало. Ко всему, еще тут воевать придется. Какая численность банды Ильяса, где они дислоцируются? Есть у них что-то посерьезнее джипов с пулеметами?

— У него реальных бойцов человек сорок осталось, плюс женщины, дети и человек тридцать рабов. Засели в Перевальном, захватив бункер вояк с семьями офицеров. Стянули к себе всю возможную технику, но горючки почти не осталось, поэтому гоняют в основном на джипах, иногда выгоняют бронетранспортеры, когда серьезные разборки происходят.

— Что с боеприпасами? Судя по тому, что в бэтээре было патронов немного, то мне кажется, боеприпасы для серьезного оружия уже дефицит. Да и для стрелкового оружия что-то не густо.

— Да у всех сейчас так, хранят некоторые запасы на черный день, а в основном пользуются обычным стрелковым оружием. Некоторые начали использовать даже патроны-самоделки, переделанные из охотничьих патронов.

— Понятно, учитывая, что там горно-лесистая местность, то воевать с бандитами, да еще возле их базы, будет весьма проблематично. Хотя, если у них есть техника, то это может быть очень интересным. Пара бээмпэшек и бэтээров нам бы не помешала, с горючкой особых проблем не будет.

И тут я понял, что сболтнул лишнее.

— Серега, так ты оказывается богатенький Буратино? Может, поделишься, а то действительно положение вообще тяжелое. Ну хотя бы немного продуктов и горючего. А то люди от безнадеги уже начинают есть фонящие продукты, для детей пока стараемся выделять все «чистое», но и того уже мало. Чистой воды практически не осталось, стараемся как-то фильтровать внешнюю, но сам понимаешь, нормально такой водой не помоешься и не приготовишь еды.

Жалко Борисыча, чувствуется, что у него на плечах тяжелый груз ответственности за людей.

— Борисыч, ты меня за кого держишь? Я что, по-твоему, на складах сижу? Или свой супермаркет имею?

— Многие так и считают. Да и оружие в хорошем состоянии, вот народ и думает, что ты захватил себе склады глубокой консервации. А сейчас решил поторговать.

— Да, Борисыч, если б оно было так, то я б сильно не волновался. Но это так, случайно ко мне попало, вот решил использовать. Ты не думай, что у меня запасы бездонные. Этого ненадолго хватит. Сами еле перебиваемся. Но при необходимости могу заказать такого добра побольше. Если повезет, то и советское оружие типа винтовок Мосина или тех же ППШ. Но это зависит от того, как здесь дела пойдут.

Борисыч сразу перешел на деловой тон.

— И что же тебя тут интересует? Край и так разграблен во время войны.

— А я тебе говорил. Реально мне тут нужна спокойная площадка для работы и сбора высокотехнологической информации. И пока тут шуруют ребята типа Ильяса, серьезной работы в этом регионе быть не может.

Борисыч бросил на меня пытливый взгляд.

— Это как-то связано с возможностью спасения цивилизации? Просто так информация не будет собираться.

— Само собой, только, Борисыч, смотри, я тебя давно знаю, и на твоем месте сильно бы не распространялся на эти темы. Когда начнется эвакуация оставшихся в живых людей, лучше, чтоб ты был на моей стороне.

— Ох, Серега, темнишь ты что-то. Сколько тебя знаю, всегда что-то крутил по-тихому. Но при этом не предавал. Остается надеяться, что ты не шутишь и у нас действительно есть шанс. Кроме надежды, ничего уже не осталось. Ну сейчас хоть чем-то поможешь?

— У тебя что, в бункере нет скважины?

— Да была, только там все давно заржавело и вода никакая.

— Хорошо, Борисыч. Здесь в бэтээре две двадцатилитровые канистры с питьевой водой, бочка с технической водой и сорокакилограммовый мешок риса. С горючкой пока напряг, но все решаемо, и в ближайшее время помогу тебе.

— Хорошо, Серега, очень поможешь. Что думаешь дальше делать?

— Да вот решу пару вопросов, которые пока не дают покоя, потом займусь твоим Ильясом.

— Он не только мой.

— Да не цепляйся к словам. Думаю, и Черненко подпишется.

— А вот тут я бы сильно не надеялся. Он мужик неплохой, но уже навоевался, да и людей у него немного осталось. Нужны серьезные основания, чтобы он опять полез в мясорубку. Запросто можно положить много народа, да и Ильяс там неплохо окопался.

— А вот с этого момента поподробнее. У тебя есть информация по его бункеру и системе обороны?

— Так, общие наметки. Тот же Артемьев лучше знает. Месяца два назад тут был конфликт с Ильясом — он перехватил партию продуктов, что везли из Херсона торговцы для Черненко. В живых никого не оставили, но все знают, что это Ильяс, вот Артемьев там все и облазил. После чего Черненко и не стал раздувать дело, решил сделать вид, что его это не касается. Не по зубам ему разгромить Ильяса в его логове, даже если всю свою броню выкопает и бросит на штурм. Тем более у него там до сих пор семьи офицеров, которые в случае чего будут хорошими заложниками. Хотя, но слухам, часть народа он давно уже туркам продал за наркоту.

— Да, это проблема. Но надо что-то решать. Хорошо, сейчас Черненко подкатит, с ним и с Сашкой поговорим на эту тему. Еще не хватало мотаться по Крыму и ожидать, что какой-то джигит из гранатомета разнесет нас из засады.

— Тут и без Ильяса таких веселых ребят хватает.

— Это как раз и волнует. Не было бы таких беспредельщиков, давно бы эвакуацию организовали. А так приходится вести себя как на территории, занятой противником.

— Мы уже как-то привыкли. Значит, возможна эвакуация? И куда?

— Борисыч, не цепляйся к словам. Если у меня все получится, то появится шанс выжить, а не тихо подохнуть от радиации и голода.

— Понял тебя, Серега, если не врешь, то я с тобой, и можешь располагать моими возможностями. Но если можно, то необходимо побыстрее детей эвакуировать.

— Я знаю, Борисыч, поэтому сделаю все, чтоб помочь.

Глава 33

В такой беседе подошло время встречи с Черненко. От его приглашения посетить Базар я отказался и особого желания там появляться не испытывал. Надо по возможности давать противнику меньше информации о себе. А то, что тучки потихоньку сходятся над моим бункером, я уже чувствовал, и чем быстрее мы нанесем упреждающий удар по бандитам, тем будет лучше. Еще одна тайная мысль не давала покоя. Наверняка там бункер побольше нашего, и есть бронетехника. Было бы неплохо перенести операционную базу туда и разместить там большой портал. Но для такого нужно набрать побольше единомышленников и бойцов. Можно, конечно, привлечь часть отряда того же Чистякова из 41-го года, тем более человек пятнадцать воевали со мной в Могилеве. Народ обстрелянный и проверенный. Тут нужно будет подумать об организации постоянной перевалочной базы со смешанным гарнизоном из бойцов нашего времени и солдат из 41-го года, причем все будут понимать полезность такой работы. Но как изъять из состава отряда Чистякова бойцов? Сам отряд не такой уж большой, на такие действия могут посмотреть косо. Конечно, мой особый статус никто оспаривать не будет, но это наведет на подозрения, ведь руководство СССР уже знает, что мы из будущего, и рано или поздно попробует нас проверить на крепость. Как вариант, можно освободить один из накопительных лагерей для военнопленных в 41-м, этими солдатами разбавить отряд Чистякова и под шумок вытянуть своих ребят. Я же видел, как они в прошлый раз смотрели на тех, кто остался со мной. Их можно понять. Одно дело воевать с энкавэдэшником, который больше оперативник, нежели командир пехотного подразделения, и вся его тактическая подготовка сводится к лобовым атакам, а другое — с подготовленным и имеющим опыт командиром.

Надеюсь, энкавэдэшники не проработали такой вот ситуации и не подготовили среди бойцов своего агента. Но это в будущем, а пока нужно спокойно и без приключений вытащить Саньку с семьей и еще его проработать, вдруг ему мозги прокачали. Я, конечно, в это не сильно верю, вряд ли у того же Черненко есть специалисты такого уровня. Но кто его знает, перестраховаться стоит, хотя как, пока не знаю. Надо будет озадачить Маринку, пусть покопается в архивах, поищет информацию. Может, что-то можно применить и в прошлом, там таких технологий пока еще нет.

Тут наблюдатель сообщил, что приближаются джип и бронетранспортер, опознанные как техника, на которой вчера приезжал Черненко. Бойцы уже по привычке взяли на прицел визитеров. А я связался по радиостанции с Черненко и убедился, что это он. Потом связался со всеми своими бойцами:

— Всем, это Феникс. Максимальное внимание. Возможны гости со стороны.

Дождавшись от всех подтверждения о готовности, вышел вместе с Борисычем навстречу кортежу.

Джип остановился в отдалении. Пулеметчик сразу взял на прицел дорогу из города. В общем, вполне грамотно. Но Малой, засевший в развалинах, тут же взял на прицел пулеметчика, а Воропаев, снова вооруженный гранатометом, уже примерился к бронетранспортеру Черненко. Вот каким-каким, а доверчивым я никогда не был.

Из БТРа мне навстречу вышел сам Черненко в сопровождении Артемьева. Быстро пожав друг другу руки, мы направились к ним в бронетранспортер. Там, закрыв двери и продув воздух пылесосом, смогли снять противогазы и нормально пообщаться. То, что сейчас полковник начнет выкручивать руки, я не сомневался. Просто так отпустить квалифицированного бойца, а точнее двух бойцов — Катя ведь являлась очень неплохим снайпером — он был не способен. Поэтому я ждал его условий. То, что я был с Борисычем, ему не совсем понравилось, но выбора у него не было. Видимо, он уже знал, что мы с Юркой старые приятели, и я ему всецело доверяю и по возможности буду помогать.

Внутри бронетранспортера сидела Катя с большим свертком из прорезиненной ткани от ОЗК, к которому был приспособлен фильтр от противогаза. Она радостно меня поприветствовала, но при этом зашипела, чтобы не разбудили ребенка. Странно, от шума работы двигателя БТРа он не проснулся, дети могут ко всему адаптироваться.

Саня был просто свидетелем, скорее всего, у него была своя договоренность с Черненко, а я выслушивал его условия или, точнее, предложения. Все сводилось к тому, что Черненко требовал не проводить масштабных боевых операций без согласования с ним, так как он в некоторой степени является представителем законных украинских властей в данном регионе, и это официальная позиция. А с человеческой точки зрения — просил помочь. Он так или иначе сделал те же выводы, что и Борисыч. Возможность эвакуации людей в место, где есть продукты и чистый воздух, была пределом мечтаний всех выживших. Я, конечно, попробовал выкручиваться, но, в отличие от всех остальных, Черненко заметил загар, который у меня остался после долгого пребывания на открытом солнце во время боев за Могилев. А это наводило на размышления и давало надежду.

С другой стороны, это позволяло использовать Черненко в своих планах так же, как и Борисыча, пообещав им переселение. И самое интересное, что я не собирался их обманывать. Если раньше стояла проблема выживания моей семьи и семьи Витьки Кузьмина, то теперь, в некоторой степени, на мне лежала ответственность за выживание большего количества людей.

В данной ситуации пришлось выдать ту же информацию, что и Борисычу. Единственное, что я попросил у Черненко, так это не сильно откровенничать с украинским руководством, привлечение которого к нашему общению будет расцениваться как разрыв отношений. Его очень удивила моя позиция в этом вопросе.

— Михаил Григорьевич, не забывайте, что я немало послужил в украинской армии. Мы с вами солдаты, а когда к нашему делу подключатся чиновники и прилипалы, все изменится. Скорее всего, они ототрут вас и будут спасать только свои жизни и наживаться, а про простых людей забудут. Начнется болтовня и торговля, прикрытая высокими словами. У меня на этот счет свои инструкции. Поэтому привлечение политиков и функционеров будет большой ошибкой.

— Вот как. А может, ты что-то крутишь?

— Вы все еще не наигрались в независимость? Не надоело мыслить теми категориями? То они, то мы. А жить-то как? Что за дурная привычка делиться на маленькие группы и дружить против кого-то. А радиоактивная пустыня вам не доказательство? В общем, я свое слово сказал. А вам своей головой думать, тем более вы на себя за людей ответственность взяли. Думайте. То, что обещал, сделаю. Все.

Озадачив Черненко такой вот отповедью, я стал организовывать переселение своих бывших подчиненных. Саня и Катя с ребенком быстро перебрались в наш бронетранспортер. К тому времени Борисыч перетаскал в свой джип мои подарки, поэтому для задержки особых причин не было. Распрощавшись, мы двинулись по объездной дороге в сторону Керчи, Пройдя таким путем километров шесть и убедившись, что за нами нет хвоста, мы свернули на разбитую дорогу и мимо городского кладбища выехали в поля.

Ненадолго остановились в лесопосадке. После чего я связался с базой на предмет анализа радиоизлучений от нашего отряда. Вдруг нам маячок прицепили. Но пока ничего такого не случалось. Затем я воспользовался нелинейным локатором, который у меня хранился еще со времен работы в службе безопасности банка и использовался для поиска скрытых, даже не активных полупроводниковых устройств. Как я и ожидал, устройство слежения было. Причем оно было спрятано в жесткий каркас импровизированной люльки. То, что там есть устройство на основе полупроводниковых деталей, я пока не стал говорить. Но вот ответ на вопрос о том, знают ли мои старые знакомые про такие сюрпризы, меня очень интересовал.

Немного помолчав, я наконец-то решился с ними поговорить.

— Саня, Катя. Ну, в общем, я виноват перед вами, что тогда бросил вас. Для меня большая радость, что вы нашлись живые и здоровые, даже с пополнением. Дело, которым я занимаюсь, полностью изменит всю вашу жизнь и даст шанс вашему ребенку вырасти в нормальном мире, увидеть синее небо и не пользоваться противогазом. Поэтому сейчас вы должны определиться, с кем вы.

— Командир, что за разговор. Я что-то не понял.

— Саня. Ставки в этом деле слишком велики. Тут на кону спасение миллионов людей. И это не болтовня. Поэтому, прежде чем вы будете посвящены в мою операцию, да, именно мою, Саня, я должен быть уверен в вас, как раньше, когда мы в «зеленке» вылавливали бандюков. Никто за мной не стоит. Я сам, и продолжаю выполнять то задание, на котором вы были ранены.

— Да уж, командир, удивил ты меня. Что, есть сомнения? — Смотрю, Саня начал злиться. Ой, как его задело.

— Есть, Саня. Хорошо. Пока оставим этот вопрос открытым. Не злись, сейчас все поймешь.

Тут же обратился к Кате.

— Катюша, скажи, эту люльку вы сами делали?

Кивком показал на сооружение, где был укрыт их ребенок.

— Да нет, это утром Черненко презентовал, сказал, что у нас на сборы времени нет, поэтому напряг своего прапорщика сделать такую конструкцию. А что, очень даже неплохо получилось.

Я задумался, уже на автомате побарабанив пальцами по броне. Ну ладно.

— Катюша, ребенка придется достать. В люльке, скорее всего, следящее устройство.

Тут Сашка выматерился.

— Ай да Черненко. Вот ведь жучара.

— Хорошо, Саня. Теперь ты понимаешь, что не все так просто. Другие времена, другие правила.

— Фух, хорошо, что ты вернулся, командир. Всегда ты был осторожным.

— Давай разберем люльку, достанем устройство и двинем в мое логово, а то ребенка скоро кормить придется. Но смотри, по приезде я вас еще на детекторе лжи погоняю.

Санька не обиделся.

— Да что угодно, командир.

После чего, достав небольшой самодельный приемо-передатчик, отключил от него питание и спрятал до лучших времен.

Путь к нашему бункеру был не таким долгим, зато встреча уже была бурной. Женщины ждали Катерину с ребенком и приготовили отдельную детскую, упаковав ее по высшему разряду.

Глава 34

Насчет детектора лжи я не пошутил. Чуть попозже я Сашку и Катю погонял. Но они как раз не обиделись, а вот моя Светлана надулась и отказалась кормить меня ужином. Ну и ладно. Сегодня ночью важная операция, и наедаться не стоит. Кто его знает, как ситуация сложится.

Но серьезный разговор с Саней и Катей состоялся во второй половине дня, после того как ребенок был накормлен и уложен спать. На тему путешествий во времени решил с ними поговорить наедине, без свидетелей, тем более что часть моих бойцов сейчас работала на поверхности, а часть занималась рытьем подземного хода к гаражу со строящимся порталом, работу над которым я пока приостановил в связи с возникновением некоторых технических трудностей.

Конечно, наличие такого бункера в непосредственной близости от Симферополя произвело на них впечатление. По этому поводу Санька выразился:

— Ну, ты, командир, и мудрила, такую базу организовал и упаковал у всех под боком и потом еще пару лет в ней отсиживался.

— А что делать оставалось? Я ж думал, что вы все погибли, и смысла вылезать на поверхность не было. Хочу напомнить, что к этой базе мы с вами тогда и прорывались, и для вас здесь было приготовлено место.

Для разговора я выбрал нашу импровизированную столовую. После обеда и экскурсии по бункеру, у Александра с Катей накопились некоторые вопросы, которые как раз и хотелось обговорить, да и ввести их в курс дела не помешает, ведь уже сегодня вечером Санька должен со мной идти в 41-й год, передавать пакет. Разговор получился непростой. Они не сразу поверили, что можно путешествовать во времени. Поэтому, проведя небольшую экскурсию в галерею, где была расположена установка, пришлось включить канал в прошлое. Там был день, и я, соблюдая все меры предосторожности, выкинул туда камеру и проверил наличие гостей со свастикой, а потом устроил новоприбывшим небольшую вылазку в прошлое. Для этого пришлось снять с работ Вяткина и Маркова, которые в качестве охраны обеспечивали наше путешествие.

Конечно, ребята были шокированы открывшейся им действительностью. После затхлости бункера, черного неба и развалин цивилизации, теплый осенний лес и голубое небо произвели глубокое впечатление.

Санька, конечно, выматерился после всего увиденного и смог только сказать:

— Командир, спасибо. Я не подведу, ты меня знаешь.

— Саня, теперь ты понимаешь, почему я был так осторожен?

— Да уж. После такого трудно возвращаться в наш мир. Так говоришь, там сорок первый, и идет война?

— И еще какая. Тем более я там уже успел наследить, и немцы нас ловят с пеной у рта. Хотя они не догадываются, кто мы такие, а вот ребята из НКВД уже знают. Пришлось намеками им пояснить, иначе не получалось вытянуть у них горючку, продукты и боеприпасы.

— А немецкое оружие по лесам собирали?

— Ага, щас. Все трофейное. Мне вон ради этих винтовок шкуру продырявили.

После чего я стал обрисовывать Саньке перспективы и возможные проблемы. Он со всем своим молодым энтузиазмом подключился и стал сыпать идеями, поэтому пришлось его остановить и напомнить, кто здесь командир.

Катя, в первую очередь как мать, была очень довольна хорошо оборудованной детской и тем, что рядом находится неплохой педиатр в лице Марины. А перспективы вырастить ребенка в нормальном чистом мире ее восхитили, поэтому я получил еще одного преданного последователя. К тому же Катя была военнослужащей, контрактницей. Правда, служила она на узле связи, но во время войны у нее выявился талант снайпера, после того как ее жених был убит в Бахчисарае при эвакуации русского населения, и она перевелась в боевое подразделение добровольцем. Поэтому в ее дисциплинированности и лояльности я не сомневался. Вряд ли кто-то в нашем мире сможет предложить больше, нежели я сейчас. И при случае Саньку приструнит, если у него появятся ненужные мысли.

Санька забрался в оружейку и копался в остатках былого арсенала, который даже в нынешнем, урезанном состоянии произвел на него впечатление. Он был неплохим подрывником и великолепно ставил мины, растяжки и мастерил самодельные взрывоопасные игрушки, которые нашим противникам доставили много неприятных сюрпризов.

Сегодня вечером, точнее ночью, нам предстояла отправка очень важного пакета. Но мы с Сашкой долго сидели и обсуждали возможность сбережения информации в пакете. Самый простой вариант, конечно, заминировать. Но взрыв не дает гарантированного уничтожения пакета с документами. Поэтому придумали все намного проще. Пакет с материалами по ядерному оружию, результатам его применения и данным по ядерным программам союзников и противников был упакован в прорезиненный пакет и размещен в пластиковой канистре. Мы сделали немного импровизированного напалма, залили в эту канистру и разместили в ней парочку инициирующих зажигательных зарядов. При подрыве вряд ли что-то уцелеет. От чистой души в пакет была вложена подборка материалов по антибиотикам и технологии их производства, собранная Мариной.

В качестве подрывной системы использовалась простенькая схема с триггером, который после включения взводился в боевой режим и при размыкании контакта взрывал всю систему. В качестве небольшой ловушки в канистре были установлены датчики давления и размыкания при открытии крышки. В саму крышку вставили ниппель от автомобильного колеса, и когда заряд снарядили и залили зажигательную смесь, через ниппель, насосом, внутри канистры подняли давление. Теперь при любой попытке ее вскрыть произойдет взрыв. В общем, система была еще та. Открыть ее можно было, только зная алгоритм разминирования. В крышке установили геркон, и для разминирования системы необходимо было провести пятнадцать раз над крышкой магнитом, после чего триггер отключался сам. Там же стояли таймер и светодиод в качестве индикатора включения системы. Если систему не отключают в течение двух дней, она самоуничтожается. Вот мы с Санькой и просидели с паяльниками до вечера, мастеря такую схему. Пусть предки посмотрят и порадуются.

Уже ночью начали готовиться к выходу в прошлое. Система сканирования радиодиапазона уже работала полтора часа, ища подозрительные источники радиоизлучения в зоне приемки самолета. За час перед выходом у меня состоялся разговор с генерал-майором Романовым.

— Михаил Тимофеевич, сегодня ночью вас отправляем в Москву. Не знаю, что там с вами сделают, но я постарался максимально вас обезопасить и дать шанс выжить. Во всяком случае, это не у немцев в плену. С вами я отправляю особый груз и, так или иначе, вы будете за него в ответе. Если этот груз попадет к немцам, то последствия будут катастрофическими. Я надеюсь на вас. Также я отправляю с вами отчет об обстоятельствах вашего пленения и результатах осмотра моим врачом. Чтобы у Меркулова с компанией не было сомнений, что вы попали в плен в тяжелом состоянии. Для достоверности с вами отправлю ту девчонку — немецкого агента, пусть она порасскажет, что знает.

— Понятно. Спасибо тебе, капитан. Скажи, а зачем ты мне показывал все это? — Он кивнул на несколько книг по Второй мировой войне и DVD, на котором недавно демонстрировал ему документальные фильмы по истории русского и советского оружия.

— Мне нужен достоверный свидетель. Заводить сюда кого-то из аппарата госбезопасности все равно, что пускать лису в курятник — с большим трудом их потом выгонишь, а тут и на поверхности много проблем.

— Что, так все серьезно?

— Еще как. Та же гражданская война, только после использования сверхмощного оружия. Если хотите, я вас выведу и покажу. У нас час времени для этого есть.

Он задумчиво кивнул.

— Интересно было бы посмотреть мир будущего.

— Уж поверьте, ничего интересного. Если б не немцы, то я бы лучше в ваш мир переселился, вот только не все дела здесь закончил.

Получив согласие генерала, мы подготовили его для выхода на поверхность и вместе с охраной через дом вышли к гаражу, где стоял бронетранспортер. Панорама ядерной зимы и разрушений произвела на него сильное впечатление. А вот бронетранспортер заинтересовал. Мы полчаса лазали по БТР-80, и я в меру возможностей и опыта давал пояснения. Одно дело видеть описание такой техники в кинофильме, а другое — потрогать руками и сеть за управление. Отведенный для генерала час провели с пользой, и серьезный свидетель для руководства СССР был готов к отправке в Москву.

Когда спустились вниз к порталу, группа в полном сборе уже была готова к переходу в 41-й год. Так как знали, что в районе неспокойно и немцы проводят активные поиски, экипировались по-серьезному. Сашка тоже присоединился к нашей группе как полноправный боец. В его задачу входило обезопасить место приема самолета с помощью минных заграждений и ловушек. К обеспечению безопасности встречи самолета решили не привлекать отряды Чистякова и группу капитана Строгова. В этот момент они должны были устроить несколько показательных нападений на немецкие подразделения, заставив противника распылять силы и уменьшить внимание к нашему району. Как оказалось, командование РККА со своей стороны пошло на беспрецедентные меры по отвлечению внимания. Сегодня ночью ожидался массированный налет бомбардировочной авиации на Могилевский и Смоленский железнодорожные узлы. На фоне такого количества авиации, пролет небольшого самолета-разведчика будет практически незаметен.

Около двенадцати я настроил установку на выход недалеко от деревни Вильницы, где нас чаще всего видели, там, вокруг поляны, мы натыкали несколько мин-ловушек на дальних подступах. Потом вернулись обратно. После чего я перенастроил установку на крайнюю точку выхода за Днепром. В два часа ночи мы выдвинулись к просеке, подготовленной к приему самолета. Немецкий агент, накачанная наркотиками и связанная, сидела в сторонке. Романов в отремонтированной, выстиранной и выглаженной форме стоял невдалеке.

В это время Светлана в бункере снова перенастроила установку на деревню Вильницы и включила систему сканирования радиодиапазона. Хотя перенастройка портала на настроенные точки выхода была отработана и уже не занимала много времени — не более десяти-пятнадцати минут.

По показаниям системы, активных передатчиков на удалении менее десяти километров не было. Час, пока ожидали самолет, потратили с пользой, и все окрестности просеки стали похожи на большой развлекательный аттракцион, созданный маньяком-весельчаком. Тут Санька не поленился и, используя уже присланную нам взрывчатку, создал уникальную систему из множества растяжек, мин и сигналок. Подойти к нам незамеченными было практически невозможно. Получив сигнал из Москвы о начале отвлекающей операции, включили светодиодные фонари для отметки места приземления. Но при этом Москва опять нас удивила, сообщив о двух самолетах, нагруженных боеприпасами и продуктами.

Это не обрадовало. Значит, то, что просека может принять сразу два самолета, они прекрасно знают. Скорее всего, отправляли сюда Строгова изучить место посадки. Молодцы, предки. Главное, чтобы не было еще каких-то особых сюрпризов, а то как-то все начинает напрягать.

Минут через двадцать наконец-то раздалось характерное стрекотание тихоходного самолета, и на площадку с первого захода стал садиться самолет-разведчик Р-5. Самолет сел, мы его тут же оттащили к деревьям, чтоб освободить место для посадки второго самолета. Следующий самолет со второго захода аккуратно, но все же с трудом, приземлился, сказывалась большая загрузка. Что еще удивило, так это сигарообразные контейнеры, прикрепленные под крыльями самолетов. Сразу по посадке второго самолета мы погасили фонари и стали оттягивать оба аппарата к началу импровизированной взлетной полосы для немедленного старта. Но при этом все прилетевшие сразу оказались на прицеле нашего оружия, а на краю поляны в небо был поднят метеозонд, к которому в качестве груза прицепили видеокамеру с тепловизором.

Но больше всего я поразился, когда из второго самолета, с пассажирского места вылез старый знакомый, Павел Анатольевич Судоплатов. Вот кого-кого, а его я тут никак не ожидал встретить. Значит, Москва сильно заинтересована в нашем общении, раз снова присылают руководителя такого уровня для личного контакта, да еще на захваченную противником территорию.

Мы поздоровались как старые знакомые. Он внимательно осматривал мой наряд, весьма необычный для него, но вполне привычный для человека нашего времени. Обычный армейский камуфляж, разгрузка и автомат Калашникова с подствольником.

— Вот кого-кого, а вас, Павел Анатольевич, я ожидал тут встретить в самую последнюю очередь. Можно сделать вывод, что руководство СССР очень заинтересовано в нашем дальнейшем плодотворном общении?

— То, что вы передали в прошлые разы, внимательно изучено и оценено по достоинству. Но судя по вашим просьбам, сегодняшний груз намного важнее?

— Да, намного. Давайте отойдем, пока бойцы будут разгружать самолеты. Нам есть о чем поговорить. Думаю, минут двадцать или тридцать у нас есть. Если что, включим радиоглушилки, чтоб немцам осложнить наши поиски.

Он согласно кивнул, мы отошли в лес и присели на срубленное дерево. Судоплатов сразу попытался повернуть разговор в нужное ему русло и начать мне диктовать свои условия.

— Так кто же вы?

— Павел Анатольевич, давайте не будем играть, и у вас, и у нас мало времени. Вы уже знаете, что мы из будущего, и то, что ваши люди утянули тубус от использованного гранатомета, где стояла маркировка о дате производства, я тоже заметил. Так что вопрос, думаю, прояснен. Мы ваши потомки.

— Из какого года?

— Две тысячи двенадцатого.

— Как я понял, у вас там что-то произошло, раз вы решили нам помочь, как-то изменить историю. Мы что, проиграем эту войну?

— Нет, наоборот выиграете, вот только какой ценой. По самым скромным подсчетам потери составили больше двадцати миллионов.

Его, видимо, эта цифра шокировала.

— А что у вас случилось?

— Противники СССР добились своего, Советский Союз развалился в девяносто первом. Потом началось разворовывание и развал страны. Страшное время было. Потом вроде как выкарабкались, но и то… Украина уже была чужим антироссийским государством. В общем, это пока не та тема. Я бы хотел это обсудить с высшим руководством страны, но в другой обстановке. В две тысячи одиннадцатом произошла третья мировая война с применением особо мощного оружия. Цивилизация уничтожена, остались группки выживающих и голодающих людей. Вот и все. Поэтому в обмен на информацию я просил у вас продуктыи горючее.

После небольшой паузы, переваривая услышанное, Судоплатов сам продолжил разговор:

— Понятно. Нечто подобное мы и предполагали. А вы тогда кто?

— Вынужденный командир спецподразделения военной разведки. Практически ваш коллега. Правда, больше ориентированный на антипартизанские действия. Воевали в Крыму, отлавливая татарские и турецкие диверсионные группы.

— А почему вынужденный?

— Да я вроде как уже был гражданским, когда началась война, пришлось снова брать в руки оружие.

— А до этого кем были?

— Работал в коммерческом банке в службе безопасности, отлавливал мошенников. А до этого служил в морской пехоте. В общем, веселая жизнь. Я вам обрисовал ситуацию. Только просьба.

— Да, я вас слушаю.

— Не делайте ничего необдуманного. Я вам с июня месяца пытаюсь внушить, что мы можем помочь друг другу. Конфронтация не выгодна ни вам, ни нам. Вариант силового захвата вам не поможет. Да и система безопасности такова, что у вас нет шансов.

Он ухмыльнулся. Видно, что и такой вариант они рассматривали и пока решили не использовать. Я решил перевести разговор в другое русло.

— Как вам книга по партизанскому движению, Павел Анатольевич?

— Выше всяких похвал, сейчас она перепечатывается и используется как один из основных учебников.

— Великолепно, это ведь ваша книга.

— Неужели?

— Да-да. Вы были куратором партизанского движения на оккупированных территориях и достигли в этом больших успехов. Но думаю, мы еще об этом поговорим. Давайте пока прощаться, время дорого. Я рассматриваю вариант посетить в ближайшее время Москву. Есть много вопросов, которые необходимо оговорить. Поэтому я и стараюсь, чтоб никто из нашего времени не смог бесконтрольно уйти и выдать стратегическую информацию, и на эту тему контактирую только с вашим ведомством. Надеюсь, вы оцените такой подход.

— Это разумно.

— Вот и я так думаю. Узнай немцы правду, то тут весь Вермахт будет носом рыть.

— Да, мы тоже озабочены этой проблемой, поэтому хотели обсудить этот вопрос, но так как вы сами понимаете и принимаете самые активные меры предосторожности, то вижу, что тут возможны только консультации. Скажите, почему вы появляетесь только в окрестностях Могилева? И почему выбрали время после начала войны, а не предупредили заранее?

— Это связано с техническими проблемами. Но мы их решим в ближайшее время. Возможна даже передача Советскому Союзу образцов боевой техники, которая по своим характеристикам не будет иметь аналогов еще лет тридцать-сорок. Но это после того, как можно будет обеспечить безопасную передачу информации и материальных ценностей. А по поводу времени — пришли бы мы перед войной, вы бы сами нас постарались уничтожить как провокаторов. Подумайте, поверили бы вы раньше? Нет. Вот вам и ответ. Хотя, если честно, то тут проблема тоже технического плана.

— Не скрою, это именно то, что мы хотели услышать.

— Это не все. В нашем времени есть много специалистов, которые могут принести реальную пользу стране. Я бы хотел, чтобы вы рассмотрели возможность переселения людей в ваше время. В первую очередь это касается женщин и детей. Естественно, под контролем органов госбезопасности и с соблюдением режима секретности, но при этом вы должны будете гарантировать их неприкосновенность. На крайний случай — некоторую лояльность со стороны государственных органов, учитывая их происхождение и менталитет. Я не требую ответа, но прошу рассмотреть этот вопрос. Я со своей стороны вижу это как возможность компактного проживания.

— Это интересный вопрос, но я не вправе давать какие-либо обещания.

— Да, я вас понимаю. Думаю оговорить это при визите в Москву на переговоры с вашим руководством. Хорошо, самолеты вроде как уже разгрузили. И нам пора разбегаться.

Я сознательно дал ему обрывочную информацию о будущем — пусть они там гадают.

Мы поднялись и двинулись к самолетам. В первом уже разместился Романов, а во втором, в капсулу, прикрепленную к крылу, закладывали немецкого агента.

Тут на связь вышел бункер и сообщил, что у немцев в непосредственной близости заработали несколько передатчиков. Я сразу отдал команду глушить все, что можно, и летчики бросились запускать двигатели самолетов. Судоплатов получил контейнер с конвертом и краткой инструкцией по использованию. При нем я сразу активировал систему самоуничтожения и передал Романову магнит для деактивации взрывного устройства. Пусть будут в разных самолетах. Так спокойнее.

Через пять минут оба самолета взлетели и скрылись в черном небе. Но на этом наши приключения не закончились. В срочном порядке пришлось перетаскивать почти восемьсот килограммов груза к входу в портал. Все это мы, конечно, не успевали перетащить, поэтому небольшую часть груза спрятали в схроне, а все остальное, что могли, почти бегом отнесли к порталу. Не пройдя и половины пути, мы услышали несколько взрывов. По лесу, прямо по квадратам, стала работать немецкая артиллерия. Немцы, видимо, зафиксировали старт двух самолетов, но перехватить их уже не успевали. Да и место старта точно определить не получилось. Включение системы подавления не позволяло навести на них ночные истребители. Если, конечно, они были у противника в этом регионе.

Единственное, что они смогли придумать, это с помощью пеленгаторов определить местоположение излучателя, открыть по нему огонь артиллерией и выслать поисковые группы.

Пока немцы развлекались тем, что превращали лесной массив в дрова очень экзотическим и дорогостоящим способом, мы смогли в две ходки перенести весь груз, присланный самолетами, к точке выхода и по готовности передать на базу сигнал о прекращении подавления сигнала и переориентировки портала на нашу эвакуацию. Беспокоило только, что в портал может попасть снаряд или шальной осколок, но при такой плотности огня, к счастью, ничего не произошло. Немцам осталось только бродить по лесу и среди воронок искать следы нашего пребывания. Естественно, они их нашли в виде нескольких мин-ловушек.

Операцию по передаче важного пакета с информацией руководству СССР можно было считать с нашей стороны удачной.

Глава 35

Следующий день был наполнен хозяйственными работами. Разборкой подарков, полученных из 41-го года, и разработкой предварительных планов по уничтожению банды Ильяса и захвату его бункера. С нашими силами это было практически нереально — с той стороны будут противостоять боевики, имеющие не худшую подготовку и опыт, нежели бойцы моего отряда. Единственное, в чем мы имели преимущество, это наличие боеприпасов и более развитая система радиоэлектронной разведки. Для совершенствования системы радиоперехвата мы прокинули кабель и в ста метрах от бункера разместили комбинированную антенну, чтобы увеличить базу и более точно определять координаты источников излучения. Потом, запустив и откалибровав обновленную систему пеленгации, начали искать следы активности боевиков, после чего система заработала в автономном режиме, перехватывая, записывая и анализируя радиосигналы.

Так же как и мы, бандиты организовали в районе входа в бункер довольно разветвленную систему обороны с применением вкопанных в землю танков и бронетранспортеров, используемых в качестве неподвижных огневых точек. В развалинах офицерских общежитий были оборудованы многочисленные долговременные и хорошо укрепленные позиции, преодолеть которые можно, только применяя тяжелое вооружение. Вырытые рабами подземные ходы позволяли боевикам скрытно перемещаться между позициями по всей территории укрепрайона.

По мнению того же Черненко, в Крыму не было сил, чтобы преодолеть такую систему обороны. Если учесть массовое минирование подступов, то задача в наших условиях была практически невыполнимой.

Но есть еще сам бункер, прорваться в который было бы целым делом. Учитывая большое количество резервных выходов из бункера, то для блокирования базы Ильяса и уничтожения самой банды требовалось не меньше полка со всеми средствами усиления. Такая задача пока нам не по зубам. Но вот пощипать бандитов и заставить их снизить активность — в наших силах.

На Саньку я возложил задачу по организации временной скрытой базы в районе Перевального и оборудования ее для пребывания там группы наблюдателей и снайперов, в задачу которых входило более детальное изучение системы обороны, создание проходов в минных полях и изучение порядка перемещения боевиков. Вторым этапом было размещение наблюдателя и мобильной ударной группы для перехвата выходящих из бункера, минирование путей выдвижения. Естественно, ни о чем извещать Черненко я не собирался. После истории с устройством слежения я ему не сильно-то и доверял. Возможность слива информации тому же Ильясу не исключалась, поэтому всю подготовительную работу решили проводить с соблюдением необходимых мер конспирации.

В определенные для связи часы я активировал портал, выкидывал антенну и ждал подтверждения из Москвы о получении груза.

Но больше всего меня интересовала постройка большого портала и изучение точки выхода. На основании этой информации можно было уже проводить более качественный анализ зависимости точки и времени выхода портала от энергетических и географических параметров установки. Ночью следующего дня Артемьев должен был выехать на джипе в район Перевального для рекогносцировки, а мы пока продолжали заниматься укреплением лагеря и созданием нового большого портала, бойцы копали подземный ход, я возился с новой установкой.

После отъезда Саньки, загруженного взрывчаткой и гранатометами, которому для усиления выделил Маркова и Малого, я наконец-то получил подтверждение из Москвы о получении пакета. Судя по тону сообщения, Москва прониклась моментом. Как я понял, идея с генералом Романовым, оказалась весьма удачной, его показания о ситуации в 2012 году оказали мощное влияние на мнение советского руководства. Мне недвусмысленно дали понять о согласии на посещение Москвы и переговоры с руководством страны.

* * *

В Москве с нетерпением ожидали посылки от Странника. Судоплатов, пересевший на фронтовом аэродроме в специально ожидающий его американский «Дуглас», в сопровождении охраны из звена истребителей прибыл в Москву ближе к обеду. С генерал-майором Романовым, который оказался единственным посвященным в правила нейтрализации системы самоуничтожения, они направились в специальный технический отдел ГУГБ НКВД — их специалисты привлекались для работы по операции «Оракул». Там, в условиях особой осторожности, произвели деактивацию взрывного устройства, достали пакет с документацией и, переложив в специальный переносной сейф, в сопровождении вооруженной охраны отправили в приемную Народного комиссара НКВД Берии, который сам вначале хотел ознакомиться с материалами Странника. Генерал-майор Романов, как и немецкий агент, были препровождены во внутреннюю тюрьму, но пока немка не пришла в себя, ее никто не трогал, а вот генерал уже активно давал показания об обстоятельствах своего пленения и пребывания на базе Странника.

После получасового разговора с Судоплатовым, который лично летал для встречи со Странником, Берия уже не сомневался в версии пришельцев из будущего.

Интересно будет узнать, что расскажет генерал Романов. Просьба Странника по поводу генерала и описание его судьбы из будущего заставили наркома не спешить с передачей генерала трибуналу.

Полученная документация произвела впечатление на наркома. Данные по антибиотикам и практике их применения он бегло просмотрел и отложил для более детального изучения специалистами. А вот информация по ядерному оружию вызвала живой интерес. Как человек, курирующий многочисленные проекты по разработке оружия и техники, Берия постоянно интересовался техническими новинками, а вопросы по ядерному оружию возникали не раз. Да и по сообщениям разведки, у так называемых союзников проводились активные работы по этой тематике. Несколько раз эта тема поднимались на совещаниях, но конечного результата никто из ученых не мог гарантировать, а требуемые затраты на проведение фундаментальных исследований были громадны. Страна, в которой проводилось массовое перевооружение, не могла пока себе такого позволить.

Углубившись в чтение, Берия понял, ради чего потомки пошли на контакт. Красочная картина ядерной зимы и конца цивилизации произвела на него тягостное впечатление. Если это все правда, то тогда многое становится на свои места. И фигура Странника, как сотрудника ОСНАЗа военной разведки, который получил доступ к секретной разработке путешествия во времени, становится более понятной. Его мотивы наконец-то прояснились. Попытка повлиять на историю, сообщив руководству страны сведения государственной важности, желание спасти людей, оставшихся в живых после ядерной войны, и возможность обмена результатов технического прогресса за последние семьдесят лет на боеприпасы, горючее и продукты. Ведь Странник, он же Курьер, однозначно указал, что в их мире идет вялотекущая гражданская война, и без определенной поддержки ему будет трудно снабжать СССР 41-го года боевой техникой, специалистами и средствами производства. Для обсуждения условий сотрудничества Странник уже открыто напрашивается в гости.

Прежде чем идти к Хозяину, Берия решил подкрепить свой доклад экспертными оценками специалистов. В истории создания ядерного оружия СССР фигурировали несколько известных ему человек, которые уже проходили в оперативных сводках и отчетах по этому направлению. Информация из будущего однозначно подтверждала, что эти люди правы в своих убеждениях, и, будучи наделенными доверием партии и правительства, сумели создать мощное оружие. Осталось только для окончательного подтверждения пообщаться с будущими создателями атомной бомбы.

Хотя еще был вопрос путешествия во времени, по которому уже работает специальная группа ученых, но все их выводы имеют вид предположений и гипотез, и получение практического результата без помощи потомков на этом направлении пока не предвидится.

Информация о проведении работ в этом направлении и перспективах создания ядерных боеприпасов у американцев и немцев заставила наркома удивленно ухмыльнуться. То, что Странник однозначно указывал на ключевые фигуры в американской программе, которая была ближе всего к созданию ядерного оружия, говорило о недвусмысленном намеке на уничтожение ведущих ученых США, задействованных в этом проекте. Что ж, мысль весьма интересная.

Придя к определенным выводам, Лаврентий Павлович решил действовать. Подняв трубку аппарата внутренней связи, он вызвал своего секретаря.

— Вызови мне на связь начальника управления НКВД по Ленинградской области.

Ожидая звонка, он делал пометки в блокноте, чтобы не забыть перечень задач на ближайшее время. В первую очередь его интересовали результаты допроса генерала Романова. Возможность его вербовки Странником не исключалась, поэтому Берия не спешил принимать решение. Но уже сейчас, по предварительным данным, Романов был ознакомлен со сведениями государственной важности и некоторыми перспективами развития бронетанковой и авиационной техники. Зачем Странник это сделал, пока было непонятно. Согласно одной из версий, после обороны Могилева, где они неоднократно контактировали, Странник элементарно пожалел генерала, как талантливого военачальника и хорошего командира, что подтверждает небольшая аналитическая записка о несостоявшейся судьбе генерала и полный разбор Могилевской оборонительной операции без вмешательства Странника. Что ж, пока не будем делать опрометчивых шагов. Придержим генерала в качестве резервного варианта воздействия на Странника.

От мыслей Берию отвлек звонок по внутренней связи. Показательно бодрый голос секретаря доложил:

— Товарищ народный комиссар, на связи начальник Ленинградского управления, комиссар 3-го ранга Кубаткин.

— Соединяй.

Выждав несколько щелчков в трубке и услышав бодренький голос своего ставленника, Лаврентий Павлович невольно поморщился. Он прекрасно понимал, что его подчиненные за такой показной бодростью скрывают свой страх вызвать неудовольствие грозного наркома.

— Товарищ Народный комиссар внутренних дел, комиссар 3-го ранга Кубаткин.

— Добрый день, Петр Николаевич. У меня к тебе просьба. Ты бы не мог быстро, но тихо, не вызывая ненужного внимания, доставить в Москву одного ученого.

— Конечно, товарищ народный комиссар внутренних дел.

— Значит так, мне здесь, в Москве, максимально быстро нужен Яков Борисович Зельдович. Сейчас специально за ним к тебе высылаю самолет, потрудись сделать так, чтобы летчики не теряли зря времени в Ленинграде. И смотри, у меня на этого человека большие виды. Мне он нужен целый и невредимый.

Конечно, была мысль вызвать всех, кто принимал участие в создании советской атомной бомбы, но без санкции руководства страны, даже косвенным образом, выдавать источник получения столь важной информации нарком не стал. Хватит одного Зельдовича.

— Все сделаю, товарищ Народный комиссар внутренних дел.

Положив трубку, Берия с интересом стал читать статью о теоретических разработках по созданию атомной бомбы, проведенных еще в прошлом году группой ученых Украинского физико-технического института в Харькове, и их судьбе. Особенно его заинтересовали цитаты ответов ответственных товарищей. Несколько раз хмыкнув, он с силой захлопнул папку, но не забыл сделать пометку в блокноте: «Направить запрос в Харьков». Еще не хватало, чтобы талантливые ученые гибли простыми лейтенантами на поле боя. Если все получится, то завтра у него будет возможность приятно удивить Хозяина.

А пока дождемся, что нам расскажет Романов. Да и эта история с немецким информатором в центральном аппарате главного управления госбезопасности не давала покоя. Странник поступил достаточно мудро, переправив в Москву немецкого агента, привлеченного для внедрения с помощью Романова. Сейчас, после получения столь важной информации, этот вопрос терзал Берию не меньше, чем катастрофическое положение на фронтах. Умолчать об этом он не мог, так как Сталин в прошлый раз, при разговоре на тему пришельцев из будущего, потребовал тексты шифровок, полученных от Странника.

Поэтому, если он не обнаружит предателя в своих рядах, то это может стоить ему головы. Ставки слишком высоки. И в условиях столь тяжелого состояния в стране, Сталин, убедившись в достоверности сведений, предоставляемых Странником, ухватится за потомков как за соломинку и будет использовать их потенциал по максимуму. У самого Берии уже этих сомнений не было, за исключением мелких нюансов и недосказанностей. Вся информация, представленная Странником, за исключением сегодняшней посылки, тщательно проверена, и ее правдивость и достоверность не вызывает сомнений. Есть, конечно, мелкие неточности, но на общую картину они никак не могут влиять. Как сказали специалисты, это результат обработки и хранения данных с течением времени, когда они переписываются, перепечатываются и корректируются.

Ближе к вечеру доставили Зельдовича. На этот момент уже был готов адаптированный вариант документов, присланный Странником, где были исключены привязки ко времени, фамилии и особо явные несогласованности, по которым можно было определить реальный источник информации.

Продержав для приличия ученого в приемной с полчаса, Берия наконец-то вызвал его к себе в кабинет. Зельдович выглядел плохо, помятый, измученный перелетом, хотя от Ленинграда до Москвы лететь недолго, измотанный неизвестным срочным вызовом к грозному наркому. Лаврентий Павлович вполне дружелюбно встал навстречу одному из будущих создателей ядерного оружия.

— Здравствуйте, Яков Борисович. Вы извините, что пришлось вас так поспешно вызвать, но, сами понимаете, война. И в таких условиях каждая минута промедления стоит многих жизней. Тем более вопрос очень серьезный, и без мнения такого серьезного ученого мне трудно идти на доклад к товарищу Сталину.

— Да-да, товарищ народный комиссар внутренних дел. Я всегда готов.

— Для вас, Лаврентий Павлович. Вы ведь не мой подчиненный.

Сразу видно, что Зельдовичу польстили слова Берии. Он смущенно пролепетал:

— Конечно, Лаврентий Павлович, чем смогу. Но чем я могу помочь вашему ведомству?

— К нам в руки попали определенные материалы, которые напрямую касаются вашего направления. И в этом случае и ваша работа, и наши интересы пересеклись. Поэтому нужно ваше мнение и оценка.

Ученый уже понял, что его не будут расспрашивать о его сотрудниках и коллегах и искать заговорщиков, успокоился и стал более внимательно слушать Берию.

— Интересно, и как это может быть? Что же такое из наших разработок вас так заинтересовало?

— Ну не совсем ваши разработки, скажем так, это развитие ваших идей и их практическое применение.

— Вот как, это интересно.

— И вы не представляете насколько. Сейчас вы пройдете с товарищем в комнату и ознакомитесь с материалами, полученными нашими разведчиками. Там вы дадите подписку о неразглашении. Сами понимаете — ни о чем, что вы увидите, прочитаете, услышите никогда и никому нельзя рассказывать.

Нажав под столом кнопку вызова, Берия откинулся в кресле. В этот момент открылась дверь, и в нее вошел молчаливый сотрудник НКВД, входящий в состав специального подразделения, занимающегося проектом «Оракул». Он молча кивнул и, дождавшись кивка наркома, жестом указал ученому в сторону открытой двери.

Зельдович чуть замешкался, но Берия его успокоил:

— Яков Борисович, не волнуйтесь, я обязательно дождусь вас и выслушаю ваше мнение. Сегодня вечером мне идти на доклад к товарищу Сталину с этими материалами, и мне обязательно нужен взгляд со стороны нашей науки. Так что я вас жду.

Подождав, пока за ученым закроется дверь, нарком снял с лица маску доброжелательности. Подняв трубку телефона, Берия связался с еще одним сотрудником спецотдела «Оракул», который на данный момент заканчивал допрос генерала Романова:

— Что там у вас? — Выслушав ответ, дал команду: — Как отпечатаете протоколы допроса, сразу ко мне.

Пока Зельдович знакомился с результатами информационной помощи Странника, у Народного комиссара внутренних дел было еще много задач, требующих его непосредственного участия. Как раз доложили, что немецкий агент, доставленная из окрестностей Могилева, пришла в себя и сразу попала в объятия следователей, в условиях особой секретности занимающихся поиском немецкого информатора в центральном аппарате Управления государственной безопасности.

Надо было разбираться с новыми лекарствами, описания которых были в посылке. Но, еще раз бегло просмотрев текст, Берия устало отложил листы красивой белой бумаги с напечатанными типографским способом данными в специальный переносной сейф. Отложим это на завтра. Сегодня с товарищем Сталиным будем обсуждать вопросы о ядерном оружии и что нам дальше делать со Странником. Нужно еще разобраться с Романовым — и можно ехать в Кремль.

Минут через двадцать принесли протоколы допроса генерала Романова. Нарком кивком показал принесшему их следователю на стул, а сам углубился в чтение. Периодически отрываясь, он задавал вопросы и, выслушав ответ, снова возвращался к изучению документов. Закончив, он хлопнул по столу ладонью и обратился к подчиненному:

— Значит так. Подготовьте Романова, возможно, с ним захочет поговорить товарищ Сталин. Помойте там его, оденьте. Надеюсь, не применяли к нему особых методов допроса?

Следователь, капитан госбезопасности, подскочил как мячик.

— Никак нет, товарищ Народный комиссар внутренних дел. Ведь даны были особые инструкции на этот счет. Тем более генерал-майор Романов охотно и добровольно сотрудничает со следствием.

— Хорошо. Потрудитесь, чтобы к одиннадцати вечера он был готов. Все, идите.

Осталось дождаться эмоциональных комментариев Зельдовича. Кстати, не помешало бы и ученого прихватить с собой. Товарищ Сталин любит пообщаться со специалистами. То, что ученый будет удивлен, Берия не сомневался. Он уже достаточно наслушался восторженных, а часто и скептических высказываний по поводу данных, предоставленных Странником. Но, по прошествии времени, практически всегда Странник оказывался прав, и его информация давала возможность быстро, без метаний, проб и ошибок, найти нужное решение по той или иной проблеме, а часто и предугадывала появление проблем. Показательный пример — технология производства заменителя кожи для солдатских сапог. Только сейчас по мере проведения мобилизации начали сталкиваться с отсутствием нужного количества обуви, а заводы, где удалось освоить производство нового материала, уже начали выпуск продукции.

От мыслей наркома отвлек звонок телефона. Подняв трубку, он услышал доклад сотрудника о желании Зельдовича переговорить с товарищем народным комиссаром.

— Давайте, я его жду.

Глава 36

Ночная Москва проносится мимо за окном служебной машины. После начала массированных авиационных налетов немецкой авиации в конце июля, в городе соблюдаются строгие меры светомаскировки. Столица погрузилась в тягостное ожидание. Кортеж машин на максимальной скорости летит в сторону Кремля.

Несмотря на опасность очередного налета немецкой авиации, Сталин решил принять Берию у себя в кабинете в Кремле, не спускаясь в свой бункер на «Кировской».

Практически без промедления наркома внутренних дел пропустили в кабинет к Сталину. Сопровождающие его лица остались внизу, под присмотром людей начальника охраны вождя, генерала Власика.

Сталин как раз просматривал неутешительные сводки с фронтов, когда раздался стук в дверь.

— Разрешите, товарищ Сталин?

— Заходи, Лаврентий. Присаживайся.

Дождавшись, когда Берия усядется, Сталин задал вопрос, который его интересовал уже много времени.

— Ну что там наши марсиане? Ты можешь наконец-то прояснить, кто эти люди и чего они, в конце концов, добиваются? Не может это быть ловкой мистификацией немцев или наших союзничков?

— Так точно, товарищ Сталин. На сегодняшний день достаточно данных, чтобы однозначно быть уверенными, что Странник не является ни агентом немцев, ни англичан, ни кого-либо другого. Вчера ночью была организована доставка очередной партии информации, и у Зимина, который теперь однозначно определен как Странник, состоялся достаточно интересный разговор с Судоплатовым.

— Вы отправляли туда Судоплатова?

— Пришлось. Странник лично контактировал в Могилеве с Судоплатовым и неоднократно выказывал ему свое уважение. Мы решили воспользоваться этой возможностью и прояснить многие вопросы. Нам это удалось. Странник человек весьма осторожный, даже личность командира специальной группы, отправленной в район Могилева для обеспечения надежной связи с ним, он несколько раз перепроверял.

— И к каким выводам вы пришли? Все-таки пришельцы из будущего?

— Да. Из две тысячи двенадцатого года.

— И что интересного рассказывают наши потомки?

Берия, давно работающий под руководством Сталина и как верный пес научившийся понимать нюансы поведения Хозяина, уловил за вроде как заданным равнодушным тоном вопросом напряженность человека, ожидающего смертельный приговор. Сталин продолжил с легкой иронией:

— Мы победим в этой войне?

— Да, победим, но потери будут огромны. По словам Странника, потери Советского Союза составят по разным подсчетам около двадцати семи миллионов человек.

Сталин резко встал из кресла и стал нервно расхаживать по кабинету. После долгой паузы он спросил:

— Лаврентий, ты уверен, что этому человеку можно верить?

— Пока то, что он сообщал и делал, не было направлено против нас. Наоборот, по мнению специалистов, Странник, на основании анализа результатов войны, так сказать, взгляда из будущего, корректно указывает на наши недоработки в организации армии и дает рекомендации по модернизации боевой техники. Конечно, Странник при этом преследует свои цели, которые стали понятны только сегодня.

Сталин, немного успокоившись, заинтересовался.

— И какие же?

— Помните, мы рассматривали вопрос создания сверхмощного оружия на основе распада вещества, но ученые так и не смогли дать гарантии. У меня есть информация о проведении таких же работ немцами и американцами. Так вот, такое оружие будет создано в сорок пятом году американцами и применено против Японии, которая, кстати, в декабре должна напасть на американскую военно-морскую базу на Гавайях. А мы свою бомбу сделаем в сорок девятом. В две тысячи одиннадцатом произойдет Третья мировая война с массовым применением этого оружия и человеческая цивилизация будет практически уничтожена. Как оказалось, после применения этого оружия остается особое излучение, которое убивает людей, влияет на следующие поколения. В том мире остались небольшие группки людей, которые прячутся в бункерах и иногда выходят на поверхность в поисках чистой пищи, не зараженной этим излучением.

— Понятно, кто же такой Странник и как ему удалось прорваться в прошлое?

— Странник оказался командиром ОСНАЗа военной разведки, который перед применением ядерного оружия производил эвакуацию оборудования сверхсекретной лаборатории, занимающейся разработками путешествий во времени.

— Что же они так позволили себя уничтожить?

— По словам Странника, Советский Союз, не без помощи Запада, развалился в тысяча девятьсот девяносто первом году на множество небольших государств, большинство из них сразу побежало на поклон к американцам, которые в тот момент доминировали в мире. Сам Странник некоторое время служил в украинской армии. Украина стала отдельным государством, где основные руководящие посты заняли выходцы с Западной Украины, негативно настроенные по отношению к России, которая на тот момент стала называться Российской Федерацией.

— Странник тоже так же относится?

— Нет, он сам крымчанин, после увольнения из армии работал в коммерческом банке в службе безопасности и ловил мошенников. Это объясняет хорошую оперативную подготовку Странника. Многие его действия расценивались как поступки бойца ОСНАЗа, но явная и хорошо продуманная линия поведения при переговорах, создание особых условий при контактах создавали видимость наличия организации. Просто талантливый и умный, а главное осторожный человек.

— Ты хочешь сказать, что в то время в украинской армии готовили таких хороших командиров ОСНАЗа? И мы ведем переговоры с гражданами УНР^*["1] будущего? И какое отношение Крым имеет к Украине?

— По его словам, ваш преемник, Хрущев, подарил Крым Украине, поэтому после распада Советского Союза там стали хозяйничать новые украинские власти, поддерживая крымских татар, агрессивно настроенных против русскоговорящего населения. А по поводу его подготовки, то ядерной войне предшествовала обычная война, более похожая на гражданскую. В Крыму при попустительстве украинских властей крымские татары подняли мятеж и начали уничтожать славянское население. В Севастополе оставался русский флот, и Странник пошел добровольцем в морскую пехоту, где дослужился до командира отряда ОСНАЗа. После применения ядерного оружия он, с некоторыми членами семей командиров и бойцов, спрятался в бункере, где сумел запустить установку перемещения во времени и попасть к нам.

— Это он сам рассказал? Не слишком ли это все фантастично, не находишь?

— Нет, часть он, конечно, намеками рассказал Судоплатову, но у него в бункере лечился генерал-майор Романов. А многие бойцы из отряда Странника воевали с ним еще в Могилеве, и практически все из сто семьдесят второй дивизии, которой как раз и командовал Романов. Вот они многое своему комдиву и поведали, а тот сегодня вечером моему следователю. Протоколы допросов генерала у меня с собой.

— Ты этому веришь?

— В большинстве. Есть, конечно, недосказанности, но такое объяснение поясняет многое. И то, что Странник за свою помощь просил продукты, горючее и воду, и сам он постоянно бледный, как человек, не выходящий на солнечный свет, да и много других мелочей и оговорок. Очень уважительно относится к Судоплатову, считает его одним из организаторов массового партизанского движения на оккупированных территориях. Как оказалось, учебник по организации партизанского движения в будущем, который нам был передан для изучения, будет составлен самим Судоплатовым.

Сталин чуть расслабился и уже улыбнулся в усы:

— Не говорил, почему развалился Советский Союз?

— На эту тему отказался разговаривать. Сказал, что вопросы такого уровня будет обсуждать только с высшим руководством страны.

— Ты не боишься, что информация из будущего может уйти немцам, англичанам, американцам?

— Есть такая вероятность, но Странник специально подчеркнул, что с его стороны утечек не будет, и за этим производится очень жесткий контроль.

— Может, подумать о захвате установки и пообщаться с потомками более основательно?

— Мысли такие были и прорабатывали возможности, но Странник однозначно дал понять, чтобы и не пытались. Система безопасности бункера очень сложная, и преодолеть ее без уничтожения всего комплекса невозможно. Как по мне, так он не кажется настолько доверчивым, и весьма вероятно, что возможность попытки захвата бункера из нашего времени им учтена в первую очередь. Мнение экспертов таково: все сложности с передачами пакетов им были затеяны для того, чтобы мы его воспринимали всерьез, не пытаясь захватить его и его семью. Он так и Судоплатову отдельным текстом заявил: "Я с июля месяца пытаюсь убедить вас, что с нами лучше дружить, и это будет выгодно всем".

— Интересный подход. Торговать помощью.

— Он это называет взаимовыгодным сотрудничеством.

— А чего он действительно добивается?

— Помощью нам, изменить историю и попытаться избежать развала Советского Союза и ядерной войны. Еще он предлагает рассмотреть вопрос о приеме специалистов, детей и женщин в наше время, под нашим контролем.

— Что ж, это радует, что человек заботится не только о своем благе. Что-то еще?

— Да. Последняя передача действительно оказалась очень важной. Там аналитический обзор по ядерному оружию, результатам его применения и кто в мире, и на какой стадии ведет разработки в этом направлении.

— Лаврентий, оставь материалы, я их почитаю и завтра тебя вызову. Да, хотел бы еще поговорить с Судоплатовым и Романовым на эту тему. Организуй, чтобы завтра часика в два они были у меня.

— Романов внизу ждет. Я вызвал из Ленинграда профессора Зельдовича, который по материалам Странника, в будущем, будет принимать активное участие в разработке ядерного оружия. В определенных пределах, чтобы не выдавать источник, он был ознакомлен с материалами Странника. Реакция очень бурная.

— Хорошо. И Зельдовича на завтра пригласи, тоже будет интересно пообщаться.

Берия понял, что Сталин хочет в одиночестве изучить материал и обдумать свою позицию на завтра.

* * *

Получив от Саньки сообщение, что они удачно забазировались в небольшом домике, в километре от бункера Ильяса, я успокоился и принялся за дело, которое уже давно занимало мои мысли. Стал доделывать вторую установку. Моя небольшая группа излазила все окрестности в поисках нужных материалов для создания второго портала.

Но жизнь такая штука, что мы предполагаем, а она располагает. Утром на связь вышел Борисыч и сообщил, что боевики Ильяса захватили четырех его поисковиков и выдвинули требования организовать встречу со мной.

Назначив встречу с Борисычем через час на старом месте, чтобы переговорить с глазу на глаз, я начал готовиться к новым приключениям. Выходит, Ильяс решил сам сделать первый шаг. Это, конечно, усложняло ситуацию. Мне элементарно не хватало сил, чтобы противостоять боевикам.

Я связался с Санькой и обрисовал ему ситуацию, он ответил, что за последнее время никаких движений возле бункера Ильяса не было, значит, группа захвата уже давно вела Борисыча и прячется где-то в окрестностях города.

Может, это звучит дико, но судьба заложников меня не волновала. Насмотревшись на жертвы разных войн, я это уже расценивал как один из факторов в сложившейся ситуации. Бандиты хотели добраться до меня, моих близких и друзей, используя все возможности. Вот то, что они пошли по своему любимому пути с захватом заложников, а потом выкручиванием рук, меня взбесило. Светка, зная меня, наоборот успокоилась. В такие моменты я становился хладнокровным, осторожным, мстительным и особенно изобретательным, что касалось особо извращенных гадостей для объекта моей ненависти. В первую очередь, снова связавшись с Борисычем, я уточнил район, в котором пропали его люди и каким маршрутом они двигались.

Дальше — дело техники, подняв архивные записи нашей системы пеленгации, можно было отследить параметры всех передатчиков и примерные места их расположения. Таким образом удалось выяснить, что несколько раз из района, где захватили поисковиков, выходил в эфир армейский радиопередатчик, судя по ответному сигналу, общался он именно с источником, находящимся примерно в районе Перевального, и докладывал хозяину о выполнении задания. В последний раз был зафиксирован выход в эфир в районе гостиницы "Москва", где как раз есть неплохие высоты, с которых хорошо просматривается дорога в сторону бункера Ильяса. Конечно, ловить бандитов в том районе дело изначально неинтересное — нас обнаружат сразу на подходе и сюрприза не получится.

Извращенный ум подсказал более эффективный вариант. Связавшись с Артемьевым, вкратце, по закрытому каналу пояснил ему свою идею, на что тот заявил, что мне нужно было родиться татарином. Но добавил, что утром в сторону города вышло четыре машины с боевиками и бронетранспортер.

В назначенное время Борисыч с группой сопровождения, которая по моему требованию осталась на удалении, прибыл на место встречи. Уже привычно забравшись ко мне в бронетранспортер, он снял защитную маску. Старый друг был спокоен и деловит.

— Серега, сразу хочу сказать, что зла на тебя не держу. Бандюки уже всех достали, и такие случаи с захватом заложников не редкость. Я тут кое с кем переговорил, если ты подпишешься под этим делом, то многие нас поддержат. Ну, конечно, при условии, что ты их боеприпасами и оружием поддержишь.

— А Черненко?

— Я думаю, тебе самому лучше с ним переговорить. Вы вроде как фигуры одного уровня.

— Скажи, как ты думаешь, кто-то из твоих людей может Ильясу информацию сливать?

— Я думал над этим. Вряд ли. Те, кто был недоволен, давно по другим бункерам разбежались, остались самые надежные.

— Хорошо. А от твоих друзей, которые решили подписаться под этим делом, сюрпризов можно ожидать?

— Возможно. Все люди разные, но если честно, то всех достало безвластие. Черненко не в состоянии поддерживать порядок. Вот бандиты при поддержке турков этим и пользуются.

— Значит, народ ожидает нового витка передела власти, и на меня возлагают определенные надежды? А что с украинскими властями, Черненко вроде как на них замыкается?

— Да тут все больше формальность. У них та же проблема. Бандитизм, голод, рабы, наркотики. Поэтому, даже если их послать далеко и надолго, у них не хватит просто сил что-то изменить.

— Значит, с Ильясом придется разбираться в одиночку. Мне нужна вся боевая техника, которая у него хранится, и делиться я ни с кем не собираюсь.

Увидев, как Борисыч немного поник, я поспешил его успокоить.

— Борисыч, не обижайся, на тот момент, я думаю, ты уже будешь в моей команде и поймешь, что и почему. Я уверен, что ты сильно не будешь по этому поводу страдать, когда увидишь все перспективы.

— Ой, надеюсь, Серега. Надоело это все. Иногда есть желание просто взять и застрелиться.

— Это не выход. Все будет хорошо. Теперь давай вернемся к нашим бородатым баранам. Когда у тебя с ним назначен сеанс связи?

Борисыч глянул на часы.

— Минут сорок осталось.

— А с твоими знакомыми, которые готовы помочь в борьбе с беспределом?

— В обед я им должен подать сигнал, если ты согласишься.

— Мне вот интересно, что будет делать Черненко. Ты с ним говорил?

— Нет, сразу к тебе.

— Хорошо, придется с ним связаться. Как-то некрасиво будет его не известить.

Настроившись на частоту связи с Черненко, я стал его вызывать для переговоров. Почти сразу ответил дежурный, который пообещал вызвать полковника к радиостанции. После пяти минут ожидания Черненко был уже на месте.

Я его известил, что произошло и о своем намерении вступить в переговоры с Ильясом. Но предупредил, что если не будет конструктивного диалога, то возможен силовой вариант развития событий. Потом стал самозабвенно врать, что в такой ситуации придется специально вызвать группу спецназа для зачистки банды, но для этого нужно не менее недели. Черненко потребовал, чтобы без его ведома ничего не предпринималось. Особенно это касалось несанкционированных действий вооруженных формирований другого государства. Такое поведение, мягко сказать, удивило, столько страха и паники было в его голосе. Пришлось его успокоить тем, что решение о дальнейших действиях будет предприниматься по результатам разговора с Ильясом.

— А теперь посмотрим, кто и с кем будет общаться, — обратился я к Борисычу.

— База, это Феникс, следите за абонентами "Полковник" и "Бункер-Перевальное".

— Вас понял.

Как я и ожидал, Черненко сразу связался с Ильясом. Минут через двадцать вышла на связь База и вкратце передала содержание разговора, который мне был очень интересен.

Если образно пересказывать, то полковник попытался наехать на главаря бандитов, а тот его послал очень далеко и надолго. Еще от себя База добавила, что зафиксировано несколько радиостанций в районе дороги на бункер Ильяса. Расположение говорит о наличии наблюдателей, контролирующих основные пути к бункеру. Вот, значит, куда двинулись утренние боевики. Ильяс ожидает, что я могу его перехватить на пути к месту встречи, и заранее выставил наблюдателей. Поздно он это сделал. Там, на дороге, уже Санька вовсю резвится.

— Хорошо выдвигаемся.

Колонна из бронетранспортера, двух джипов и "Шишиги" двинулась по объездной дороге в сторону Ялты.

Глава 37

Выйдя в назначенное время для связи с бандитами на высотку, стали ждать вызова. База уже была наготове отслеживать местоположение Ильяса по радиосигналу.После десяти минут ожидания вызов наконец-то был получен. Вальяжный голос, практически без акцента, но с характерной татарской манерой расстановки ударений и растягивания слов, раздался в динамике радиостанции.

— Але, Борисыч, ты где?

— На связи.

— Ну что, где там твой знакомый, очень хочу с ним пообщаться.

— Сейчас дам ему трубку.

Раздался смешок.

— Ну-ну, давай.

Я взял тангенту радиостанции.

— Ну, чего хотел?

— Здравствуй, дорогой, — уже совершенно другим тоном заговорил он.

— Слышишь, тело, у меня мало времени с тобой трепаться, говори, что хотел — и разбежались.

— Зачем так говоришь. Должен ты мне, платить пора.

— О как. И с какой такой радости я тебе должен?

— Людей моих убил, технику захватил. Торгуешь оружием без разрешения. Нехорошо. Учить тебя буду.

— Это все?

— Нет, дорогой. Хочешь нормально жить, должен платить.

— Значит так, утомил ты меня. Теперь слушай мои условия. Отпускаешь людей Борисыча, пригоняешь один бронетранспортер к Базару и забиваешься в свою норку так далеко, чтоб я тебя не слышал. Или полная зачистка и тебя, и твоей своры. Время я тебе даю до завтра. Потом ни судьба заложников, ни твои предложения меня больше интересовать не будут. А пока подумай, через час снова свяжемся.

Похоже, его проняло. Он пробовал кричать, угрожать. Но я молчал и запретил Борисычу отвечать. В это время я связался с Базой, которая отслеживала место выхода в эфир радиопередатчика. Оказывается, Ильяс находится в окрестностях города, в районе университета. Также была получена уточненная информация, что один из наблюдателей находится в районе водохранилища и держит на контроле объездную трассу, по которой мы бы могли подтянуться в сторону университета.

Я вызвал Саньку.

— На связи.

— Бычок, на трассе есть узкое место, между водохранилищем и ставком, для минирования. Пока я Ильясу парю мозги, заминируй там все в расчете на несколько машин, когда ты тормознешь банду, мы их с тыла зажмем.

— А заложники?

— Вали тот транспорт, который утром вышел в сторону города. Машину поисковиков Борисыча так и не нашли, значит, скорее, заложники там. Эти ж бандюки жадные, не будут они машину выбрасывать. Если мы зажмем их, лапки быстро поднимут. Постарайся бронетранспортер сильно не повреждать, чтоб восстановить можно было.

— Понял. Работаю. Жадный ты, командир.

— Не жадный, а хозяйственный.

Часа вполне хватило, чтобы наш бронетранспортер обходными путями выдвинулся ближе к университету, но не попал в поле зрения возможных наблюдателей. Группа Борисыча разместилась на объездной дороге и ждала нашего сигнала.

Пока было время, Миронов с Воропаевым на джипе выехала в сторону университета для поиска и нейтрализации наблюдателя, прихватив видеокамеру с тепловизором.

Недалеко от дороги, в остатках леса, Миронов с трудом, но рассмотрел замаскированный внедорожник, который очень удачно был расположен: незаметный с дороги, но при этом великолепно контролирующий все подступы к университету со стороны объездной дороги. Просто так к ним не подберешься, а работать снайперу недалеко, но очень громко получится, да и сама по себе ядерная зима с сильными ветрами, пылью и плохой видимостью не позволяла качественно работать снайперам на больших дистанциях.

— Кукушка-два, на связь.

— На связи.

— Ты сможешь к ним незаметно подобраться поближе?

— Нет, не получится, только через лес.

— Вас понял. Держите цели под контролем. Если начнется стрельба, гасите всех.

Борисыч услышал наш разговор и вопросительно глянул на меня.

— Переговорю с Ильясом, перенесу встречу на завтра, и когда он будет возвращаться в свой бункер, завалим всех.

— А заложники?

— Они, скорее всего, будут в своей машине под контролем боевиков. Или их уже давно нет в живых.

Видимо, мой ответ Борисычу не понравился.

— Я вижу, тебе больше хочется завалить Ильяса и добраться до его бункера.

— Есть такое дело, но и заложников освободим. Он же считает себя хозяином положения. Пусть так думает. Посмотрим, может, и поторгуемся.

— Понятно, все равно другого выхода нет. Ну смотри, Серега, я на тебя надеюсь. Ты обещаешь, что все будет нормально?

— Борисыч, это война, и тут никто ничего не может обещать. И если мы будем все делать как раньше, освобождение заложников, переговоры, то мы проиграем. Тут нужно бить наотмашь, так, чтоб все кровью умылись и знали, что ни тебя, ни меня лучше не трогать.

Юра только вздохнул и ссутулился. Его можно понять. Он всегда был ответственным человеком, а тут такой груз за чужие жизни.

— Феникс, это Кукушка-два.

— На связи.

— Есть возможность подобраться ближе.

— Как?

— По руслу речки, под мостом. Правда придется крюк делать.

— Понял. Иди один. Зяблик, на связь.

— На связи.

— Будь готов выдвинуться вперед и в случае чего прикрыть Кукушку.

— Вас понял.

— Работайте. Конец связи.

Но время подходит к концу, скоро снова выходить на связь и разговаривать. За пять минут до установленного срока вышел на связь Миронов и доложил, что он в непосредственной близости от боевиков в лесу. Один сидит в джипе за рулем, а второй сидит у дороги с гранатометом. Хотя нет, еще один на заднем сиденье. Он тоже вылез из машины.

— Работай пистолетом с глушителем. Но желательно водилу взять живьем. Он нам еще понадобится.

— Вас понял.

Все, время. Беру в руки тангенту радиостанции и отжимаю клавишу микрофона.

— Ильяс, дорогой, ты меня слышишь? Это друг Борисыча.

Тот отозвался сразу, видимо, был на нервах и ждал моего вызова.

— Слушай, вояка, а ты свои силы не переоцениваешь?

— Да нет, как раз все реально вижу. Да и твои бойцы как-то не впечатлили. Хотя мне тут Борисыч заманчивое предложение сделал, я могу с тобой поторговаться. Что ты хочешь, чтоб отпустить заложников? Смотри не дери цену, а то ведь я могу Борисычу отказать и устроить охоту на тебя. И многие мне помогут, уж очень сильно ты всех тут достал.

— Даже так, интересно, что такой шакал мог тебе предложить? Свою дочку?

— Ильяс, это тебя не касается. Ты дело говори. Твои условия. Про бэтээр и не думай, это боевой трофей. Тем более превратили вы его в свинарник на колесах, мои люди долго его потом вычищали.

— Так не получится, ты оскорбил меня. Такое не прощают.

— И не такое прощают ради бизнеса. Твоя цена, и не зарывайся. Мое терпение на исходе.

— Мое тоже. Что ты можешь мне предложить?

— А все что угодно. Оружие с консервации, боеприпасы, горючее, продукты долгого хранения. Мое предложение: десять немецких винтовок, к каждой по сто патронов, пять тонн дизеля и пятьдесят банок тушенки.

— Этого мало.

Опа. Торгаш проснулся.

— Ильяс, это последняя цена. Мы не на базаре. Ответ сейчас. И подтверждение, что заложники живы. Если они мертвы, то я тебя даже у твоих дружков в Турции достану. У нас для таких случаев парочка бомбардировщиков осталась со спецбоеприпасами для бункеров. Хочешь, бойца пришлю, он твой бункерок лазером подсветит.

— Ты блефуешь.

— Ага, и оружие с глубокой консервации, и спецназ, который твоих боевиков положил — это типа я все придумал. Короче, завтра в это же время я жду ответа. И сейчас мне надо подтверждение, что заложники живы. Иначе никаких договоренностей не будет, только полная зачистка без вариантов.

Пауза длилась. Ультиматум, который я ему поставил, был неслабым.

— Я подумаю. Завтра поговорим.

— А заложники?

— Через пять минут будут.

— Хорошо, жду.

Через пять минут один из заложников действительно что-то проблеял в эфире. В итоге Ильяс стал собираться обратно, чтоб обсудить и обдумать мое предложение.

А я в срочном порядке связался с Базой, они должны отследить, когда на связь выйдет наблюдатель, возле которого затаился Миронов.

— Феникс, это База.

— На связи.

— Есть контакт.

— Вас понял.

Переключаюсь на другой канал.

— Кукушка-два, это Феникс.

— На связи.

— Вали гранатометчика и всех, кто там есть, водилу бери живьем.

— Вас понял.

— Зяблик, выдвигаешься к наблюдателям по команде Кукушки.

— Понял.

Повернулся к Борисычу, который смотрел на меня с надеждой.

— Ну и мы двинули.

Вяткин, сидевший за управлением бронетранспортера, завел двигатель, и мы двинулись в сторону университета. За нами по команде Борисыча двинулась его группа.

Когда мы подъехали к месту засады, там уже стоял наш джип, а Миронов и Воропаев крутили руки худощавому человеку. Двери джипа были открыты, и рядом лежало два трупа. Увидев подъехавший бронетранспортер, мои бойцы потащили худого к открывшейся двери.

Затащив его вовнутрь, Миронов сразу вернулся на место, вести наблюдение, а мы с Борисычем приступили к экспресс-допросу. Стянув с него маску и дав пару оплеух для профилактики, стали расспрашивать про порядок связи в их группе, и в какой машине находится сам Ильяс, и где заложники. Он скороговоркой вывалил на нас кучу информации, заискивающе заглядывая мне в глаза. Оказывается они, сидя в джипе, настроились на волну переговоров и слушали наш диалог с Ильясом. Одно дело щипать выживших, голодающих, другое дело столкнуться с регулярными войсками.

Его, конечно, не стали разубеждать. Главное, я узнал, что в этот раз главарь предпочел передвигаться в бронетранспортере и заложники действительно содержатся в их же машине и скорее их заберут с собой в бункер.

— Какой ваш порядок действия?

— Колонна собирается и выдвигается в сторону бункера, мы в конце смотрим, чтобы нам никто в тыл не ударил.

— Понятно, арьергард.

Вызвал Миронова. Тот залез в бронетранспортер, оставив в наблюдении вместо себя Воропаева.

— Значит так, наш джип оставляем здесь, этого за руль, я и ты сзади. Если этот что-то не то сделает, сразу валим его. Зяблик с Борисычем — в бронетранспортер. Борисыч, ты, если что, из КПВТ сможешь пострелять?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. На переднее место труп гранатометчика. Следуем в колонне за бандитами, вы за нами, на удалении. Здесь дорога по холмам идет, можно постоянно прятаться.

— Сделаем, товарищ капитан.

— Все, действуйте.

— А ты, — обратился я к пленному, — если спросят о задержке, скажешь, что забуксовали, пришлось вылезать и толкать. Понял? Вякнешь что лишнее, кожу с живого сниму, у ваших научился.

Тот закивал головой.

Через некоторое время уже наш джип двинулся в сторону точки встречи боевиков.

Колонна была сформирована и двигалась по ялтинской трассе. Мы стали замыкающими, перед нами шел микроавтобус "Мерседес", переделанный в поисковую машину. Именно на этой машине и были поисковики Борисыча.

Когда наш джип пристроился к колонне, передовая машина сразу увеличила скорость и за ней потянулись все остальные.

Из динамика радиостанции раздался вызов. Водитель испуганно загомонил. Но ствол глушителя, упертый ему в затылок, быстро успокоил.

— Что спрашивают?

— Все ли спокойно, нет ли хвоста.

— Ответь, что все нормально.

После короткого доклада все успокоились. Но я вызвал Саньку.

— Бычок, это Феникс.

— На связи.

— Колонна идет. Две последние машины не трогать. В последней мы, в предпоследней заложники. За нами идет поддержка.

— Вас понял. Сюрприз готов.

— Кукушка-два. Вы где?

— Идем за вами, дистанция метров двести.

— Будьте готовы на рывок. Засада рядом.

— Вас понял.

Время опять спрессовалось. До засады осталось метров сто. Вот мы спускаемся с холма, и открывается панорама на Симферопольское водохранилище. Мы, как замыкающая машина, еще на холме, когда колонна выходит на засаду. Передовой джип исчезает в пламени взрыва. Его подбрасывает вверх и он, перевернувшись в воздухе, падает набок, перегородив дорогу. Бронетранспортер резко тормозит, пытаясь вывернуть влево, вспышка взрыва — и бронированная машина слетает в кювет и переворачивается.

Заработал пулемет. Второй джип с трудом остановился, попытался сдать назад, но по нему уже практически в упор работал пулемет Маркова. Пройдясь очередями несколько рад по лобовому стеклу и левой стороне, Марков переключился на третий джип, где убитый снайпером водитель не успел затормозить и на всей скорости, миновав второй джип, врезался в перевернутую передовую машину. Микроавтобус "Мерседес", набравший на спуске скорость, врубился в замерший четвертый джип. Раздался скрежет, и две сцепленные ударом машины протащило еще метров десять до столкновения с третьей машиной, из которой пытались выбраться два уцелевших боевика.

Наш водитель, предупрежденный о засаде, остановил машину, после чего, получив по затылку прикладом автомата, упал головой на рулевое колесо.

Мы с Воропаевым почти синхронно выскочили из машины и побежали к куче дымящихся машин, из которых пытались выбираться боевики. Большинство из них было контужено ударами, поэтому реального сопротивления они оказать не успели. Снайперская стрельба Малого, пулемет Маркова и Санька с автоматом, выскочивший с противоположного края дороги, быстро позволили взять под контроль ситуацию. Воропаев по команде привел одноразовый гранатомет в положение для стрельбы и навел его на бронетранспортер.

Из-за холма буквально вылетел наш БТР и понесся к скоплению машин, грозно вращая башней, за ним выскочили два джипа и "Шишига" группы поддержки. В это время мы с Артемьевым с трудом открыли дверь "Мерседеса" и начали выволакивать полуживых боевиков и заложников. Со стороны свалившегося в кювет бронетранспортера раздалось несколько выстрелов. Оставив пленных и освобожденных на попечение уже подбежавших людей Борисыча, мы бросились на звук выстрелов. Там, возле открытого люка, лежали два боевика.

Я хлопнул Воропаева по плечу.

— Бегом наверх с гранатометом, займи позицию, если кто появится, жги без разговоров, наших там нет.

Тот кивнул и побежал наверх, к нему в помощь я отправил Маркова с пулеметом. Бронетранспортер мы отогнали чуть вперед и поставили прикрывать дорогу от бункера Ильяса. Санька, конечно, там все заминировал, на случай если кто пойдет на помощь или вырвется из засады, но кто его знает.

Пока я занимался расстановкой боевого охранения, ребята уже потрошили бронетранспортер бандитов. Из него вытащили троих оглушенных боевиков, двоих особо резвых, которые сразу попытались вылезти, пристрелили еще раньше.

Один из оглушенных и оказался Ильясом, главарем банды или, как он себя называл, полевым командиром, наводившим страх на все нынешнее сообщество.

Я связался с Базой, уточнить, что там у нас творится в радиодиапазоне.

— Феникс, это База. Дергаются, но не настолько активно, видимо, вас не услышали.

— Вас понял. Если кто будет двигаться в нашу сторону, дайте знать.

Подошли Артемьев и Борисыч. Склонившись масками друг к другу, начали совещаться.

— Санька, что с бронетранспортером? Хлам?

— Да нет, поднять можно, правда повозиться придется.

— Ладно. Осмотреть весь транспорт. Пригодные к движению машины выстроить в колонну. Сейчас есть шанс пощипать бункер. Ильяса и всех остальных связать, и по разным машинам. Теперь в бэтээр на совещание.

Когда забрались туда и поснимали маски, стали обсуждать, как взять бункер.

— Санька, ты там вроде как все облазил, что можешь сказать по системе обороны и по реальной численности боевиков?

— Общее число активных боевиков насчитывало около шестидесяти-восьмидесяти человек. Пятнадцать вы положили в Молодежном. Трое наблюдателей, в бронетранспортере пятеро, в головном джипе четверо, во втором пять человек, в третьем четыре, в четвертом тоже четыре и трое в "Мерседесе". В итоге сегодня банду урезали на двадцать восемь бойцов. В лучшем случае, в бункере осталось человек двадцать активных боевиков. Хотя сомневаюсь. Сейчас у нас соотношение примерно один к одному и фактор внезапности.

— Понятно. Значит так, Борисыч, на тебе привести бэтээр в такой вид, чтоб он напоминал бронетранспортер Ильяса. Санька, на тебе выйти к бункеру и разведать посты и подходы, возьмешь обоих снайперов. Главное, при подходе нейтрализовать наблюдателей. Пусть Малой с ВСС работает, уж очень хорошо у него получается. Ну и всем вооружиться и подготовиться, а я пока разберусь с пленными, нужно узнать, что там нас в бункере ждет.

Дождавшись утвердительных кивков, каждый занялся своим делом. Кто-то растаскивал джипы, кто-то собирал оружие и снаряжение, кто-то мудрил на броне нашего БТРа.

На связь вышла База.

— Феникс, это База. Абонент "Бункер-Перевальное" вызывает абонента "Ильяс".

— Вас понял. Сейчас отреагирую.

Тут же вызвал Борисыча.

— Быстро одного из подручных Ильяса сюда. Но чтоб не сильно борзый был.

У меня возникла одна очень интересная идея.

Мы забрались в наш бронетранспортер, когда туда втянули связанного боевика. С него стянули маску. Это оказался молодой, с правильными чертами лица человек вполне европейской наружности, легкая раскосость глаз и чуть более темная кожа отличали его от нас.

Он смотрел слегка отрешенным взглядом, сказывалась контузия. Санька, который в свое время со мной много таких типов допрашивал, немедленно перешел к делу. Дав бандиту несколько пощечин, он сразу стал на него кричать. В замкнутом пространстве бронемашины это выглядело весьма впечатляюще.

— Как тебя зовут. Имя быстро назвал. Имя!

— Р-р-руслан. Руслан Ислямов.

— Мне не нужна твоя фамилия! Чем ты занимался в банде Ильяса?

Молчание. Вероятно, человек все еще не отошел от шока. Опять несколько пощечин.

— Входил в личную охрану. Снайпер.

— О как. Жить хочешь? Я спрашиваю, жить хочешь?

— Да-а-а хочу.

— Точно хочешь?

— Да-а-а-а!

— Ну вот, успокойся, никто тебя пока обижать не собирается. Командир, клиент готов к сотрудничеству.

Тут я взял слово. И уже вполне спокойно продолжил разговор.

— Значит так, Руслан, там ваша база уже пять минут во всю вас вызывает. Ты, надеюсь, не думаешь, что у них хватит сил вас отбить и спасти? — Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил: — Так вот, ты сейчас выходишь на связь с бункером и говоришь, что вы попали в засаду и срочно нужна помощь, пусть высылают всех, кого можно, вас заблокировали, бронетранспортер подбит. Если спросят, где зажали, ты ответишь, что возле университета. На вопрос, почему Ильяс сам не ответил, скажешь, что он ранен. Понял?

Опять утвердительный кивок.

— Ты, мальчик, смотри не играй с нами. Ты тут воевал два года назад? Да? Значит, помнишь, как тут резвились русские морпехи из сводного батальона? Вижу, помнишь. Значит, объяснять тебе не нужно, с кем ты связался. Так что не играй в героя. Сейчас поговоришь со своими, и будь спокоен, я тебя не трону.

После всего ему настроили нашу бортовую радиостанцию и дали переговорить с бункером. За время войны многие из нас, хотя говорить не могли, но вот понимать немного по-татарски научились. Поэтому, внимательно выслушав, что он говорил, я успокоился. Человек честно выполнял свой контракт на жизнь. Только вот они были честными до того момента, пока им выгодно.

— Молодец, будешь жить, скоро тебя отпустим. Но запомни, если ты еще раз попадешься мне, ты умрешь. Все, уводите его.

От Перевального до места засады ехать примерно минут пятнадцать — двадцать. Значит, у нас есть запас по времени.

Выскочив из бронетранспортера, я начал раздавать команды. Через десять минут все попрятались и все возможное оружие было приготовлено для встречи маневренной группы боевиков.

Видимо, собирались они дольше, чем я думал. Первым выскочил бронетранспортер, за ним шла БМП-1. Разглядев лежащий в кювете бронетранспортер, БТР затормозил, но налетев на еще один Санькин сюрприз, чуть подпрыгнул в клубах дыма и пыли и замер. БМП стала маневрировать, но одновременно два выстрела из гранатометов превратили ее в горящую груду железа. Идущие за броней несколько машин сразу попали под плотный пулеметный огонь. Из укрытия выскочил наш БТР и открыл огонь из КПВТ, пули которого пробивали насквозь любую из целей. Такого избиения тут давно не было. Минут через пять стрельба затихла. Вся колонна мобильной группы боевиков представляла собой мешанину из железа и трупов.

Я стоял и смотрел со стороны, как забитые и голодные люди, не ждущие от будущего ничего хорошего, с энтузиазмом разбирают разбитую технику, собирают трофейное оружие и боеприпасы. Люди, которые уже давно похоронили себя, не жили, а выживали, теперь чувствовали, что жизнь изменится, хоть немного, но к лучшему. В течение дня с их участием была практически полностью уничтожена одна из самых сильных банд района. Теперь я знал, что у меня появился еще один отряд. Борисыч больше хозяйственник, нежели боевой командир. Я не собираюсь его кидать и захватывать власть, но увеличивать свою команду необходимо. Вот и воспользуюсь случаем. Тем более из Борисыча получится неплохой начальник тыла.

Надо закреплять успех. По самым скромным расчетам в бункере осталось не более пяти-десяти активных боевиков. Поэтому вот именно сейчас есть возможность захватить бункер бандитов и тем самым взять под контроль одну из самых коротких дорог к Черному морю через перевал.

Колонна выстроилась в прежнем порядке. Впереди шел захваченный у боевиков джип, выполняющий функции передового дозора. В нем разместились Артемьев, Малой, Миронов и Марков, моя нынешняя ударная группа. Я, Вяткин, Воропаев и Борисыч расположились в бронетранспортере и шли следом во главе колонны из трех захваченных джипов, "Мерседеса" и "Шишиги", в которых находились двенадцать бойцов Борисыча и трое присоединившихся к ним бывших заложников. В "Шишигу" покидали пленных боевиков, предварительно их тщательно освободив от колюще-режущих предметов и надежно связав.

Подойдя к последнему повороту, после которого открывается вид на Перевальное, Санька вышел на связь и дал отмашку остановиться, а сам со снайперами скрытно выдвинулся в сторону бункера. Наблюдатель был всего один, и тот через полчаса был нейтрализован. После чего, в течение получаса разведчики исследовали подходы к бункеру на предмет электронных средств наблюдения и скрытых наблюдателей. Но собирающиеся в спешке боевики поснимали с постов все возможные силы. Поэтому наша задача упростилась. Через полтора часа после последней стычки наш маленький отряд уже контролировал все окрестности вокруг входа в бункер. Оставалось самое трудное — захватить бункер. Даже три человека могут оказать ожесточенное сопротивление и нанести существенные потери нападающим.

Пока разведка исследовала подступы, я в бронетранспортере расспрашивал самого первого пленного, водителя джипа, который уже пришел в себя. Узнав подробности двух боевых столкновений, он еще больше испугался, и наш статус русского спецназа не подвергался сомнению. Поэтому разговорить его не составило труда. План бункера и порядок доступа был у меня в руках. В бункере оставалось еще четверо боевиков. Мы не стали прорываться вовнутрь, а дождались смены часового. Вышедшего на поверхность для смены наблюдателя боевика тут же по-тихому прирезали. После чего проникли в бункер.

В переходном тамбуре, для облегчения передвижения, поснимали с себя уличные костюмы и остались только в форме и бронежилетах. Бой в условиях ограниченного пространства, особенно в бетонных галереях, вещь непредсказуемая. Имея примерный план расположения помещений и размещения людей, стали сразу блокировать основные проходы. Впереди шли мы с Санькой, как самые подготовленные, вооружившись Стечкиными с глушителями, за нами уже шли Вяткин и Марков, вооружившись трофейными АК-74у. Командиру идти впереди, конечно, не нужно, но в данной ситуации необходимо поддерживать авторитет.

Основными целями были караульное помещение, оружейка и электростанция. Один из боевиков неосторожно вышел к нам навстречу и сразу получил две пули в голову. После чего мы уже побежали, выстрелы в галерее, даже приглушенные глушителями, прозвучали как грохот. На звук выскочил еще один боевик, на ходу передергивая затвор автомата, опять парный хлопок пистолетов. Тело дернулось и завалилось на бок, автомат громко звякнул об пол.

Из-за поворота, там, где по плану находилось караульное помещение, раздался громкий гортанный крик, и сразу туда полетела РГД. Санька закричал: "Бойся!". Мы присели возле стены и зажали уши, но взрыв в замкнутом пространстве все равно основательно тряхнул. После такого грохота, уже не таясь, бросились за угол. Под перевернутым столом лежал последний боевик, искромсанный осколками. Дальше по коридору слышались испуганные вопли.

Мы не добежали до оружейки несколько шагов, как по нам практически в упор ударил автомат. Сильный удар в грудь откинул меня назад. Болевой шок был такой, что ни вздохнуть, ни пошевелить руками и ногами не мог. Рядом хрипел Артемьев. Над головой загрохотали автоматы, и чуть позже раздался сдвоенный взрыв. Перепрыгивая через нас, бойцы бежали дальше, захватывая бункер.

Надо мной склонился Воропаев и расстегивал бронежилет, один из бойцов Борисыча проводил те же операции с Санькой. По тому, что ни у меня, ни у Артемьева не было крови, можно было сказать, что мы еще дешево отделались. Нам помогли перейти на освещенное пространство возле уже захваченной оружейки. Еле переставляя ноги, дыхание вроде возвратилось, я разглядел тех, кто в нас стрелял. Пара смуглых пацанов лет четырнадцати, вооруженных укороченными автоматами Калашникова.

Дальше по коридору слышались крики, взрывы и стрельба. Минут через двадцать все было кончено. Мы перешли в общий обеденный зал, когда туда начали подтягиваться уцелевшие бойцы. По кратким докладам я уже понял всю картину боя. Практически все в этом бункере были вооружены и оказывали ожесточенное сопротивление. Наши потери составили трое убитых и пятеро раненых. При таком бое это еще неплохой результат — спасало большое количество ручных гранат, которыми нападающие просто закидывали любое место, где оказывали сопротивление. Поэтому из обитателей бункера в живых осталось очень мало, особенно после того как на нижнем ярусе были найдены камеры, где содержались женщины и дети, остатки семей офицеров мотострелкового полка, который базировался до войны в Перевальном.

Тяжелый запах, бледные исхудавшие лица женщин с многочисленными следами побоев. Многие были беременны. От кого, я не стал спрашивать. Впечатление тягостное. Бандиты они и есть бандиты. Без национальной принадлежности. Среди трупов боевиков попадались и славяне.

Подошел Борисыч.

— Сколько этих уцелело? — кивнул я на труп боевика.

— Человек пятнадцать. В основном пожилые женщины и малолетки.

— Двадцать минут на сборы. Кто за это время не покинет бункер и не уйдет на расстояние сто метров, расстрелять.

Борисыч угрюмо кивнул.

— Не слишком ли? У них тут на перевале есть пара небольших бункеров. Может, им машину дать, а то ведь погибнут.

Я устало вздохнул.

— Борисыч, не мы это начали и не мы издевались над беззащитными. Я им даю шанс. Это максимум, чего они заслуживают. Окажись наши на их месте — всех бы вырезали.

Рядом стоял хмурый Вяткин.

— Ты что-то хотел спросить?

— Как же так, товарищ капитан, как же так с людьми можно?

— Ты взрослый человек и гражданскую прошел. Что, такого не было?

— Да всякое было, но чтобы вот так вот людей как скот держать.

— Это ты еще не видел, что немцы творят или будут творить. Поэтому и воюем что с этими, что с немцами. Судьба у нас такая с вами, грязь вычищать.

Тут в коридоре раздался крик:

— А-а-а-а.

И длинная пулеметная очередь. Стрелял ПКМ. Мы бросились в большую комнату, куда сгоняли уцелевших при штурме обитателей бункера.

Там стоял дым от многочисленных выстрелов, и весь пол был завален трупами пленных. В стороне Борисыч и Санька крутили руки одному из бойцов команды усиления. Рядом валялся ПКМ. Тот вырывался и кричал.

— Что случилось?

Борисыч повернулся ко мне.

— Это Мишка, он с нами от самого начала. Полгода назад пропала его жена с ребенком. Сейчас он их нашел. Жена невменяемая, видимо, насиловали, и не раз. Ребенок еле жив. В общем, крышу сорвало у парня.

Какое-то спокойствие, даже равнодушие овладело мною. Мы грубеем душой на этой войне.

— Да уж, настреляли. Хотя времена уже не те, сейчас никто и вякнуть не посмеет. Ладно. Сколько их осталось?

— Тех, кого сюда еще не привели, человек шесть осталось, они как раз в дальних галереях трупы таскают.

— Значит так, их использовать для выноса трупов, еще не хватало, чтоб тут эпидемия началась. Оружие и боеприпасы собрать. Выставить боевое охранение и наблюдателей. Наших женщин и детей вывести, переписать. Кому нужна срочная медицинская помощь, перенести в бронетранспортер.

Дождавшись, когда Борисыч уйдет озадачивать своих людей, я позвал Артемьева.

— Санька!

— Я.

— Остаешься за старшего. Что делать, знаешь.

— Да знаю я. Что с пленными делать?

— Ильяса и парочку его подручных оставь в живых, но распихай по разным камерам, чтоб болтать не могли. Я их еще по поводу наркоты и связи с турками поспрашиваю, может, что и про Витьку Кузьмина узнаю. Остальных ликвидируйте.

— Всех ликвидировать? Не только боевиков? Командир, ты меня ни с кем не путаешь?

— Саня, никого отпускать нельзя. Они могут выдать нашу численность и навести сюда других бандюков. Тут куча резервных входов-выходов, пролезут ночью и по-тихому вырежут.

— Так что, мне самому их мочить?

— Саня, это война. Война на выживание. Не можешь сам, дай тому же Мише пулемет, пусть поквитается. А по-моему, тут многие не прочь пострелять. Заодно посмотришь, что ребята собой представляют. Рано или поздно нужно будет их привлекать к нашим делам, сразу высмотришь слабовольных, которые нам не подойдут, сразу удалим их, чтоб потом не ликвидировать. Борисыч не поймет.

Санька вздохнул, понимая правильность моих слов.

— Тоже дело.

— Не можешь, дождись меня, сам все организую. Подумай просто, что было бы, если б вас тогда бойцы Черненко не спасли.

Артемьев еще не отошел от контузии. Но его авантюрная энергетика снова давала о себе знать.

— Хорошо, командир. Ты прав, конечно. Сделаем.

— Хорошо, Саня, ты тут главный, готовь бункер, возможно, скоро тут Черненко появится.

Глава 38

Раненых, женщин и детей, которым нужно было оказать помощь, оказалось слишком много для одного бронетранспортера. Для перевозки пришлось задействовать "Шишигу".

Естественно, в дороге поговорить не получалось. Слишком много рядом лишних ушей. За руль "Шишиги" пришлось посадить самого Борисыча, чтобы не увеличивать количество людей, знающих путь к нашей базе. Пока мы ехали и выписывали петли, чтобы по возможности выявить возможных наблюдателей и преследователей, Светлана на базе контролировала радиоэфир, а Марина готовилась к приему пациентов.

Борисыч, мягко говоря, удивился местонахождению нашего бункера. На все его вопросы я отговаривался, что поговорим попозже, а пока мы занимались перемещением раненых в наш бункер, где Марина с помощью Светланы размещала пациентов, сортировала по степени сложности и срочности оказания медицинской помощи. Пока женщин и детей элементарно отмывали от многомесячной грязи и оказывали медицинскую помощь, мы с Борисычем уединились, чтобы серьезно поговорить.

Идя по галереям, старый друг удивлялся, слушая историю этого бункера, то, как он оснащался и оборудовался для долговременного существования.

— Так ты, получается, все время отсиживался вот тут, в бункере, а откуда у тебя тогда немецкое оружие? Где ты его столько-то натаскал?

— Вот тут, Борисыч, я тебя хочу посвятить в очень серьезный секрет. Тут обратного хода быть не может. Любая утечка информации будет караться по жесткому варианту.

— Ты меня что, уже пугать начал? У вас тут машина времени стоит, и вы тягаете из прошлого оружие и продукты?

— Да, так оно и есть. Пойдем, покажу тебе машину времени.

— Это что, не шутка?

— А я сейчас похож на шутника? Я тебе обещал возможность эвакуации в нормальную среду, таким не шутят. Возможность есть. В прошлое. Вот только беда в том, что канал удалось настроить на сорок первый год, ты ж помнишь, что в это время происходило.

— Конечно. Оружие оттуда? Насобирали?

— Ага. С трупов, которые сами и наделали. Последние полтора месяца я со своей группой принимал участие в обороне Могилева и потом еще по лесам мотался, отбиваясь от немцев. Несколько раз даже шкуру попортили.

— Кто бы рассказал, не поверил бы. Тебе для этого нужна была боевая техника?

— Конечно. Пока мы продукты, оружие и боеприпасы вымениваем у Сталина с компанией за информацию. Завтра, наверно, придется лететь в Москву, договариваться о приеме партии переселенцев. Вот тут ты и понадобишься. Должен будешь найти программистов, технологов, желательно по полупроводниковым технологиям, электронщиков, фармацевтов, знакомых с технологическими процессами, возможно, придется мотаться по Крыму, искать разбитую боевую технику, чтоб не фонила, предпочтение танкам, зенитным установкам, по возможности восстанавливать. То же касается авиационной техники. Работы очень много. Так что, Борисыч, поздравляю тебя с назначением на должность начальника штаба нашей маленькой армии прорыва в прошлое.

— Серега, если честно, то я пока не верю.

— Хорошо, пошли в прошлое смотаемся. Но сначала глянем, а то там немцы рыщут, мы там у них недавно командира дивизии СС завалили, вот они и злобствуют.

— Да, вот никогда не ожидал от тебя такого.

— Ладно, пойдем в святая святых.

Демонстрация установки вызвала у Борисыча большой интерес. А переход на тут сторону, где уже был вечер, вдыхание свежего воздуха и ощущение нормального осеннего леса ввели старого друга в прострацию.

Когда Борисыч пришел в себя и мог реально воспринимать информацию, мы уединились в вычислительном центре, где смогли уже нормально поговорить.

— Значит так, Юрчик, теперь ты будешь заниматься в основном административными вопросами, так или иначе твоя группа сливается с моей, но информация по установке является сверхсекретной. В нее посвящены только мои бойцы и ты, ну и, конечно, персонал этого бункера. Его местоположение остается тайной и для твоих людей. С нынешнего момента ты переселяешься в бункер Ильяса и приводишь его в порядок, с помощью Артемьева совершенствуете систему безопасности. Продуктами, боеприпасами обеспечим. Хотя там, насколько я видел, боеприпасов запасено надолго. Ты же, кажется, на автосервисе работал? Вот и займись восстановлением бронетехники. Подбери себе людей, желательно семейных, обеспечь им нормальное питание и принимайся за работу. Сейчас, после разгрома банды, у нас будет большой авторитет, и народ повалит потоком, конечно, будет много халявщиков и Черненко своих людей подошлет, придумай способы проверки. Тот бункер будем использовать в качестве фасада, пусть туда все ломятся. Санька займется сманиванием у Черненко бойцов, которым можно реально доверять, он там долго варился, поэтому в курсе кто есть кто. Это задание на месяц-полтора. На завтра подготовь мне ноутбук с хорошим аккумулятором, малогабаритный лазерный принтер, к нему пять-шесть картриджей, несколько пачек бумаги. Я рассчитываю завтра отправиться на переговоры к Сталину. Портал выходит на оккупированной территории, поэтому процесс отлета очень опасный. Для обеспечения безопасности мне понадобятся все мои бойцы, поэтому до завтрашнего вечера в большом бункере уже должна функционировать более или менее надежная система безопасности.

Борисыч, который при таком долгом монологе согласно кивал головой, понял, что разговор закончен.

— Хорошо, Серега, я все понял, до завтра все вопросы решим. Сейчас что?

— Обедать, и будем думать, что отвечать Черненко. Он же сейчас начнет дергаться. Если ситуация выйдет из-под контроля, может даже помощь из Украины потребовать, а что и кого они пришлют и сможем ли мы с этим справиться, не знаю. Поэтому надо его срочно успокоить. Давай, выходим с ним на связь, встречаемся и успокаиваем полковника. У нас дела куда серьезнее намечаются.

Как ни странно, встреча с Черненко прошла без эксцессов. Уже поняв, что расстановка сил в регионе изменилась, но его никто трогать не собирается, наоборот, при возникновении спорных ситуаций его будут поддерживать, Черненко более спокойно осведомился о наших будущих планах.

— Торговля и взаимовыгодное сосуществование. Мы и к вам будем обращаться за помощью, и, конечно, небезвозмездно. Только просьба, Михаил Григорьевич, давайте жить дружно, я Ильяса предупреждал вести себя тихо, он не понял. На крайний случай у нас есть более весомые аргументы. Это я не пугаю, наоборот, при случае эти аргументы могут и вам пригодиться.

На прощанье я подарил Черненко его же устройство слежения, которое они подсунули в люльку Сашкиному сыну. Он намек понял.

По словам Борисыча и Саньки серьезных сил, кроме группировки Черненко, в районе не осталось, поэтому опасаться, что кто-то попытается на нас напасть, не стоит, но при этом терять бдительность нельзя.

Будем потихоньку ослаблять Черненко, перетягивая у него бойцов.

Оставив в нашем бункере Вяткина для охраны, мы такой же колонной из бронетранспортера и "Шишиги" вернулись в бывший бункер боевиков. Там было уже наведено некое подобие порядка. Судя по хмурым лицам бойцов Борисыча, Санька их уже проверил. Ненадолго уединившись, он кивнул в сторону суетящихся людей, отчитался, что все нормально: народ, конечно, покочевряжился, но никто не дрогнул. Зачистка полная, не считая пленников, до которых еще дойдет дело.

Проведенная инвентаризация показала, что мы стали обладателями восьми бронетранспортеров разной степени годности, но все они были не на ходу. Кроме того, два БМП-1 и четыре БМП-2, из которых на ходу были всего одна БМП-1 и две БМП-2. Также мы стали обладателями двух Т-72 в нерабочем состоянии, нескольких грузовиков и микроавтобусов. В дальнем ангаре нашли зачехленную "Шилку" и рядом сложенную в походное положение гаубицу Д-30. Надежда найти установку "Град" не оправдалась, а жаль, очень бы она мне пригодилась в 41-м. На складе было навалено много стрелкового вооружения, гранатометов, парочка АГСов, даже нашли два СПГ-9. К большинству вооружений имелись боеприпасы, но все было свалено, как в сарае, видимо, что захватывали, просто приносили и скидывали. Санька, увидев такое богатство, прыгал как маленький мальчик, получивший дорогую игрушку.

Ночью я вышел на связь с Москвой и получил подтверждение, что завтра за мной прилетит самолет, после чего накрутил людей и приступил к активным подготовительным мероприятиям.

Борисыч сидел за компьютером, подбирал мне информацию для передачи руководству СССР и загонял ее в ноутбук, чуть позже к нему присоединилась Катя, которая, уложив ребенка, смогла подключиться к общей работе по подготовке визита. Также составлялись списки необходимых материалов, продуктов, которые нам необходимы для существования, и возможные способы их передачи. Светлана оторвалась от больных и по указаниям Марины готовила мне походную аптечку. Я занимался любимым делом. Гладил форму капитана НКВД, надраивал сапоги. Даже надел честно заработанный орден Красной Звезды. Ближе к вечеру Борисыч отлучился и привез небольшой принтер "Xerox", к нему пять нераспакованных картриджей и двухкилограммовый мешок с тонером. Потом показал на рабочем столе ноутбука файл с инструкцией по заправке картриджей.

Мы же с Санькой, который отлучился из Перевального, чтоб участвовать в моей отправке, готовили мое оружие, боеприпасы и снаряжение.

Несмотря на необходимость, форму сотрудника НКВД я решил не надевать — ее аккуратно упаковали в целлофан и в виде небольшого свертка сложили к основному грузу. Сам я надел привычный армейский камуфляж, поспарывав с него знаки различия российской армии и поснимав звездочки, оставил тельник, черный берет с красным околышем и красной звездой и берцы. В качестве оружия взял уже привычный ПП-2000, СВУ и пистолет "Глок-17" с глушителем в комплекте, несколько гранат и гранатомет "Муха". Общую картину дополняли скатка с маскировочным костюмом "Кикимора", армейский бронежилет и прибор ночного видения. И, конечно, портативная радиостанция.

Для экстренного случая с собой был взят специальный прибор, который мог только один раз подать короткий, но очень мощный импульс радиоизлучения, за секунду расходуя весь заряд аккумуляторов и сжигая выходные каскады радиопередатчика. Как нормальный человек нашего времени, я не исключал возможности, что мы можем залететь не туда или вообще не долететь. Поэтому готовился и к такой ситуации. Хотя если все пройдет штатно, то завтра утром я уже прилечу в Москву, переоденусь в форму сотрудника НКВД и буду обсуждать перспективы сотрудничества. Или где-нибудь в камере рассказывать про будущее.

На прощание я оговорил возможные варианты развития событий и действия соратников, кодовые фразы, которые должны быть указаны в радиограммах.

Ночью, упаковав все вещи, мы сидели и ждали двух часов ночи. Все это время портал работал, и система радиопеленгации работала в 1941 году, выискивая немецкие радиопередатчики. Когда время выхода наступило, группа силовой поддержки вышла на ту сторону и взяла периметр под охрану. Потом, определившись, что все тихо и нет опасности, мы цепочкой двинулись к месту приема самолета. Половина группы была оснащена приборами ночного видения. Вперед выдвинулась передовая группа из снайперов, которые разделились и стали осторожно разведывать дорогу к просеке.

К назначенному сроку группа уже была в районе встречи самолета. Но пока мы не изучили все вокруг, никто не выходил на открытое пространство. Как призраки, несколько человек, облаченные в маскировочные костюмы, дополненные ветками и травой, беззвучно нарезали круги вокруг просеки. Санька исследовал свои ловушки, которые он оставил в прошлый раз. Все было на месте, немцы так и не додумались перенести свои поиски на другой берег Днепра.

Почти беззвучно мы расположили светодиодные фонари на месте посадки и приготовились ждать. Через полчаса ожидания услышали уже знакомое стрекотание двигателя легкого самолета-разведчика. Фонари сразу включили. Самолет, как и в прошлый раз, с первого захода пошел на посадку.

Уже привычно обменявшись паролями с пилотом, мы сгрузили с него триста килограммов груза. Я по-хозяйски разместился на заднем сиденье, не снимая при этом прибора ночного видения. Пилот, увидев такой странное украшение и у меня, и у других бойцов, заинтересовался.Пришлось дать команду Воропаеву отдать свой прибор и радиостанцию летчику. Пусть нормально взлетает и лучше видит, и пообщаться с ним в воздухе можно будет.

Пожав на прощание руки своим соратникам, я дал отмашку пилоту. Самолет снова застрекотал двигателем, оглушив меня, побежал по просеке, подскакивая на кочках, и, достигнув нужной скорости, оторвался от земли и стал набирать высоту. Я еще минут пять смог общаться с Базой, пока мы не вышли из зоны приема. На этом началась моя миссия.

В то же время в Москву ушла шифровка об удачном вылете Курьера.

* * *

В обед следующего дня была получена шифрограмма из Москвы о том, что самолет с Курьером на фронтовой аэродром в назначенное время не прибыл. Начались поисковые мероприятия.

В бункере установилась тягостная тишина. Все поняли, что случилось что-то трагическое, но никто не хотел верить в смерть командира. И по инструкциям, полученным ранее, в Москву ушла шифрограмма следующего содержания:

"На данный момент исчезновение Курьера расценивается как факт физического захвата, о последствиях которого вы были предупреждены. До получения достоверной информации о судьбе Посланника любое сотрудничество замораживается.

Странник".

Сигнал бедствия не был получен, значит, есть шанс, что командир жив.

Конец первой книги.

Станислав Сергеев Война сквозь время Книга вторая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову "Мозгу", Александру Тестову, Владимиру Мельнику "Скиминоку", Игорю Вадимовичу Мамчуру, Сергею Викторовичу Акимову "Кобре" и всем остальным с интернет-форумов "В вихре времен" и "Самиздат", кто не оказался равнодушным.

Великая Отечественная война бушует на просторах Советского Союза. Герои книги, наши современники, выжившие после ядерной войны, втянуты в водоворот трагических событий 1941 года. Возможность путешествия через время ставит перед ними проблему выбора — или оставаться сторонними наблюдателями, или вмешаться и, воюя плечом к плечу с предками, изменить ход войны.

Пролог

Октябрьское солнце нежно согревало кожу лица. Обер-лейтенант Курт Мельнер наслаждался последним теплом осени, расслабленно развалившись на деревянной скамейке, расстегнув мундир и подставив лицо и грудь теплому солнцу. Состояние умиротворения периодически нарушалось криками из деревянного дома, где бойцы его подразделения занимались привычным делом, уничтожая евреев и коммунистов в этом забытом богом селе под Киевом.

На пороге дома появился фельдфебель Йосип Кендзер, на ходу застегивая штаны.

— Дуже гарна жидовочка, пан офицер.

Мельнер поморщился. Будучи коренным немцем, он с презрением относился к своим подчиненным, украинским националистам, солдатам "Буковинского куреня", подразделения вспомогательной полиции, в которое его перевели месяц назад после неудачной деятельности в Белоруссии.

Ему еще повезло, а его друг и сокурсник Отто Шлеер пропал без вести, скорее всего, стал жертвой истребительных отрядов НКВД, как и сам Мельнер.

Будучи выходцем из интеллигентной семьи, Курт с детства в совершенстве владел несколькими языками, в том числе и русским, и конечно, пойдя на военную службу, оказался в разведке. Военная судьба свела его со старым другом отца, Теодором фон Хиппелем, который занимался созданием диверсионного подразделения в составе абвера. Пойдя служить рядовым бойцом, Курт, благодаря своим качествам, был выделен и стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Начиная еще служить в отдельной роте, он стал свидетелем, как она была преобразована в батальон, а затем, перед началом русской кампании, в полк "Брандербург-800".

Карьера складывалась весьма удачно: Голландия, Бельгия, Франция. Везде успел побывать Мельнер со своей группой. Но после начала русской кампании дела пошли не самым лучшим образом. Органы государственной безопасности русских сумели организовать эффективную систему противодействия разведывательно-диверсионным силам абвера. Особенно это проявилось во время обороны Могилева, где заброшенная в тыл противника группа Мельнера, под видом бойцов НКВД, была практически сразу раскрыта и уничтожена, а сам обер-лейтенант попал в плен. Только стремительное наступление вермахта позволило избежать Курту смерти, но его послужной список после этого был испорчен. А в отношении него было начато служебное расследование.

На время его отстранили от работы и откомандировали в распоряжение специального отдела абвера, занимающегося националистическими движениями на Украине. По ходатайству старого друга отца его на время поставили командиром отряда вспомогательной полиции, пока не закончилось разбирательство по его делу.

Но тут ждало разочарование. Хорошо подготовленное и экипированное подразделение становилось неуправляемой стаей, когда они входили в любой поселок и слышали русскую речь. Уничтожение поляков, евреев, коммунистов и их семей они считали своим правом победителей и непременно выражали возмущение, когда им мешали этим правом пользоваться. Если бы не негласное указание не мешать таким вот чисткам, Курт давно бы прекратил такие развлечения, но после разговора с нынешним своим руководством он в некоторой степени был согласен с такой политикой чистки вновь приобретенных земель Великой Германии.

Остановившись на постой в небольшом селе, они нашли на ком выместить звериную злобу. Несколько еврейских семей были уже уничтожены. Молодых евреек, которые вполне подходили для нужд молодых и здоровых мужчин, оставили в живых до утра. К вечеру секреты, выставленные вокруг деревни, доложили о подходе к селу небольшой группы русских окруженцев, которые были весьма профессионально захвачены и обезоружены. Их заперли в амбаре, выставив охрану.

Вот сейчас Курт сидел и делал вид, что он спокойно относится ко всему происходящему, хотя в душе содрогался от омерзения. Солдаты не должны себя так вести, их призвание выигрывать сражения, а не уничтожать мирное население. Даже когда он со своей группой резал красноармейцев в Белоруссии, не испытывал таких чувств. Это война, и уничтожать противника его обязанность.

Йосип Кендзер смотрел на нового командира и в душе усмехался. Осужденный до войны польским судом к смертной казни за убийство и изнасилование учительницы, выжил только благодаря началу войны. Попавшие в тюрьму несколько авиационных бомб позволили ему сбежать в поднявшейся неразберихе и панике. Впоследствии, после захвата Польши немцами, примкнуть к организации украинских националистов, где его судимость была расценена как часть борьбы с поляками.

Сейчас он стоял в сторонке и слушал, как его друзья заканчивают развлекаться с молодой жидовочкой. Та уже не кричала, не хватало сил, а только всхлипывала. Но ничего, у них еще есть ее младшая сестрёнка. Чистоплюй обер-лейтенант никогда не принимал участия в их развлечениях, всем своим видом показывая свое презрение. Ничего, придет время, и с ним разберемся.

Но тут внимание было отвлечено шумом двигателей. К селу подъезжали странные машины. Впереди ехал автомобиль, выкрашенный в пятнистый камуфляж, с пулеметом на раме, в котором сидели офицер и несколько солдат в форме войск СС. За ним шли две боевые приземистые многоколесные машины, выкрашенные в такой же камуфляж. За то, что это боевые машины, говорила компоновка корпуса и небольшая башня с крупнокалиберным пулеметом или малокалиберной пушкой. На броне вольготно расположились солдаты войск СС, облаченные в полевой камуфляж.

Как офицер военной разведки, Курт сразу определил войсковую принадлежность. Это были бойцы моторизованной дивизии СС "Рейх", но странно — что они тут делают? После понесенных потерь и гибели ее командира оберст-группенфюрера СС Пауля Хауссера во время столкновения с русскими диверсантами дивизия была выведена на переформирование и впоследствии принимала активное участие в сражении за Смоленск. По службе Мельнер ни разу не пересекался с личным составом этой дивизии, сказывалась давняя вражда разведки и СС. Но вот такую технику он видел в первый раз. Наверно, что-то новое, тем более СС всегда были любимчиками и новинками снабжались в первую очередь.

Быстро приведя себя в порядок, застегнув китель и поправив пояс с кобурой, он крикнул Кендзеру, чтоб тот приструнил своих солдат — тут СС появилась. Как бы опять не нарваться на насмешки, а иногда дело доходило до кулачных стычек. Да и за свое буйное воинство он не ручался.

Недалеко от дома, где стояли два "опель-блица", на которых передвигалось подразделение Мельнера, остановилась легковая машина с пулеметом. Бронетранспортеры грамотно перегородили улицу, один выехал чуть дальше, второй остановился сзади, прикрыв таким образом своими пулеметами улицу и все близлежащие подходы.

"Вполне правильно, сразу стали хозяевами положения, тут СС в профессионализме не откажешь", — подумал про себя Мельнер.

Из автомобиля выскочил оберштурмфюрер СС, облаченный в полевой камуфляж, интересной деталью была открытая кобура с черным пистолетом на бедре, а не как обычно на левом боку, как принято у офицеров вермахта или СС, и необычный прибор на проводе, вставленный в ухо, похожий на уменьшенный вариант наушника от радиостанции. Аналогичные приборы были и у остальных бойцов в машине и у некоторых расположившихся на бронетранспортерах. За ним из машины выпрыгнул худощавый боец и за шиворот вытащил избитого и связанного подчиненного Мельнера, который должен был находиться в боевом охранении на дороге.

Как будто получив команду, с бронетранспортеров попрыгали остальные бойцы и грамотно стали брать улицу и близлежащие дома под контроль. Подходивших бойцов Мельнера они деловито, не говоря ни слова, разоружали и сгоняли в небольшую группку возле колодца. Все это время оберштурмфюрер СС стоял и спокойно смотрел в глаза Курту. В его взгляде читалась легкая насмешка и скука. А вот лицо оберштурмфюрера было Курту знакомо.

На попытку заговорить с ним он спокойно поднял руку ладонью вперед и прикрикнул:

— Хальт!

Курт остановился, не зная, что делать. Мысль, что это могут быть русские, исчезла сразу, уж слишком они были спокойны и деловиты, да и такой техники у русских быть не может. Рядом с оберштурмфюрером остановилась стройная симпатичная блондинка, облаченная тоже в форму СС, густые волосы которой были упрятаны под форменный головной убор, что вызвало удивление. Обычно девушки в боевых подразделениях СС не служат, если и есть некоторое количество, то только во вспомогательных частях. В руках у нее была странная винтовка с толстым стволом и оптическим прицелом. Холодный, равнодушный взгляд скользнул по Курту и побежал дальше, по его подчиненным. Мельнер содрогнулся, он знал такие взгляды, так равнодушно смотрят снайперы на свои цели. Холодок страха пробежал по его спине.

За оберштурмфюрером тут же встали два бойца, вооруженные знакомыми МП-40, и тоже молча наблюдали, ожидая действий своего командира.

После того, как из дома, где развлекались Кендзер со своими дружками, вытащили последнего солдата, на ходу застегивающего штаны, офицер наконец-то соизволил заговорить. Причем заговорил по-русски, сильно коверкая слова.

— Ви есть кто, свиньи?

Курт отдал честь и представился. Эсэсовец его внимательно выслушал и с задумчивым видом приблизился не к Курту, а к Кендзеру, оглядел его с ног до головы, остановив взгляд на знаках различия фельдфебеля.

Кендзер, испуганно глядя на эсэсовца, кивнул головой, вытянулся по стойке "смирно" и попытался доложить по всей форме, но оберштурмфюрер выхватил из набедренной кобуры черный пистолет и выстрелил ему в голову. Со стороны колодца, где были собраны в кучу остальные солдаты Курта, загрохотали пулеметы.

Обер-лейтенант попробовал схватиться за кобуру, но голубоглазая блондинка очень ловко, ногой, обутой в тяжелый рифленый ботинок, ударила его в пах. Остальных солдат, которых повытаскивали из дома, где насиловали евреек, повалили на землю и быстро, с определенной сноровкой связали необычными белыми ремешками.

Минут через десять, когда Курт пришел в себя от болевого шока, он смог уже спокойно проанализировать обстановку. Пятеро его солдат лежали связанными возле забора. Возле них молча стояли два бойца. То, что это враги, Курт не сомневался. Но какая наглость и самообладание. Сразу видно профессионалов. Наверно, коллеги с русской стороны.

Он позвал одного из бойцов и на русском попросил позвать к нему командира. То, что боец его прекрасно понял, и последующий разговор убедило его в том, что это русские. Вот тут Курт удивился еще больше. Вместо того чтобы побежать или отправить посыльного, тот нажал небольшую кнопочку и вызвал командира по радиосвязи:

— Феникс, это Зяблик. — Выслушав ответ, он продолжил: — Тут обер-лейтенант пообщаться хочет.

Повернув голову к Курту, он пояснил:

— Командир сейчас подойдет.

Через две минуты подошел уже знакомый оберштурмфюрер, лицо которого было смутно знакомо Мельнеру, хотя он был уверен, что никогда с этим человеком не встречался.

Тот чуть устало, но спокойно и почти равнодушно спросил на чистом русском языке:

— Ну и что ты мне хотел сказать?

И тут Курт наконец-то вспомнил. Человек был очень похож на русского, которого они искали вместе с СС в окрестностях Могилева. Капитан НКВД Зимин. Лично его не видел, а вот портрет, нарисованный по словам свидетелей, показывался всем участникам поисковой операции. И обстоятельства гибели командира дивизии СС он тоже знал. Это все говорило о том, что перед ним не простые диверсанты. Курт испугался еще больше. Как разведчик, он понимал, что в живых они не оставят никого.

— Вы думаете, после всего, что вы тут натворили, у вас есть шанс выжить? — И Зимин с угрозой кивнул в сторону дома, откуда рослый солдат выносил на руках полуголую девушку в изорванном и окровавленном платье.

— Капитан Зимин, я могу быть вам полезен.

Брови капитана удивленно поднялись.

— Смотрю, моя персона становится очень популярной в определенных кругах. Ну излагай, жертва фашизма, свою версию непричастности к злодеяниям этих унтерменшей. И запомни, жив ты до сих пор потому, что единственный из этого стада, кто был захвачен с застегнутыми штанами. — И Зимин кивнул в сторону лежащих солдат "Буковинского куреня".

Глава 1

Полет на советском самолете-разведчике меня разочаровал. Неудобное сиденье, сильный сквозняк и громкое тарахтенье двигателя. А о лимонаде, преподнесенном вежливой девушкой-стюардессой, даже и мечтать не хотелось, чтоб не травить душу. В молодости я закончил военное училище по направлению военно-морской авиации, но благодаря "блестящей" экономической политике правительства Украины того времени, не только в воздух не поднялся, даже к самолету близко не подходил. Поэтому все мое знакомство с авиацией ограничивалось учебниками, Интернетом и полетами на пассажирских самолетах.

Мы спокойно летели и перекрикивались с пилотом через специальное устройство. Удовольствие еще то. Поэтому через некоторое время, почти сорвав голосовые связки, заставил его надеть радиопередатчик, который я ему всучил перед полетом. Он сначала отнекивался и требовал соблюдения режима радиомолчания, но после лекции о системах кодирования с плавающей частотой немного успокоился. Да и прибор ночного видения произвел на него впечатление. Мы с ним даже познакомились: Матвей Иволгин, пилот специального авиаотряда НКВД. По его словам, сейчас мы летели на небольшой, спешно организованный недалеко от линии фронта аэродром, южнее Рославля, на котором нас должны будут заправить горючим. Дальше наш путь лежал до фронтового аэродрома под Вязьмой, где ожидал уже военно-транспортный самолет, который и доставит меня в Москву.

Но меня заинтересовало местоположение этого аэродрома. Как я помнил, под Рославлем, если еще не начались, то в скором времени начнутся тяжелые бои. Но Матвей успокоил — это поле, вполне пригодное для посадки и взлета самолета его класса, и охрана там выставлена из бойцов полка НКВД.

Вот за таким, почти нормальным времяпрепровождением мы подлетели к аэродрому подскока. После набора высоты издалека были видны огни, показывающие в темноте местоположение посадочной полосы.

Но, подлетев ближе, при заходе на посадку, нам открылась совершенно другая картина. Вместо костров, указывающих место и направление приземления, на поле горели несколько автомобилей и были видны вспышки выстрелов и взрывов. Делая пролет над полем, удалось разглядеть немецкие танки и бронетранспортеры в сопровождении пехоты, которые отжимали от леса редкую цепочку бойцов НКВД.

Я во всю силу закричал:

— Быстро уходи.

Но Иволгин сам все понял, резко накренил самолет влево и стал уходить в сторону леса с набором высоты. С земли в сторону самолета потянулись трассирующие очереди зенитных пулеметов и автоматических пушек. Самолет затрясся от многочисленных попаданий. По нам сразу стали работать не меньше пяти-шести точек. С края поля ударил луч прожектора. Он скользнул по самолету, но пилот вовремя успел свалить самолет вниз и нырнуть в спасительную темноту.

Двигатель резко сменил звук, и через некоторое время окончательно заглох.

За время непродолжительного планирования Иволгину, благодаря прибору ночного видения, удалось рассмотреть в лесу небольшую прогалину, на которую он смог посадить самолет с первого захода. Перед падением я успел крикнуть: "Береги прибор" и сорвал с головы "ночник", чтоб не повредить при посадке глаза. Когда коснулись земли, самолет подпрыгнул и, с хрустом подмяв молодую поросль, врезался в деревья. Сильный удар в грудь выбил весь воздух из легких. Не в силах вздохнуть, я целую минуту хрипел от дикой боли, пытаясь восстановить дыхание. Отойдя от удара, первой моей мыслью было покинуть самолет и убежать на порядочное расстояние, взрыв может произойти в любую минуту. Но больше на автомате, нежели по велению души, стал выкидывать из самолета свои вещи и оружие, после чего перелез вперед и попытался вытащить пилота. Это оказалось не таким простым занятием, он был пристегнут, и пришлось повозиться и помахать ножиком, освобождая его от удерживающих лямок. Особенно меня интересовали радиостанция и прибор ночного видения. Радиостанцию нашел рядом с Иволгиным, она сорвалась с пояса, утянув с собой гарнитуру, и упала под сиденье. А вот прибор ночного видения я с трудом вытащил из его руки. Видимо, перед ударом он успел сорвать устройство с головы. Меня спас бронежилет, принявший на себя удар, а вот Иволгину не повезло. Судя по его состоянию, он получил сильное сотрясение мозга и возможно повредил грудную клетку, но времени проводить диагностику не было.

До рассвета оставалось полтора часа, поэтому необходимо срочно покинуть место посадки, хотя я сомневался, что в условиях ожесточенных боев кто-то будет гоняться за экипажем деревянного самолета-разведчика. Но была гаденькая мысль, не дающая покоя, что весь этот цирк был устроен в нашу честь.

Вытащил из подвешенного сигарообразного контейнера остальные свои вещи, стал стаскивать все на расстояние метров шестидесяти от самолета. Самое трудное было дотащить туда Иволгина, ведь и меня тоже неслабо приложило. Очень спасал "ночник", иначе бы не раз упал или бы вообще потерялся.

Минут через двадцать, когда отошел от удара и смог достаточно вдумчиво оценить ситуацию, стал собираться в дорогу. Естественно, ничего высокотехнологичного оставлять в самолете нельзя было. Поэтому вернулся и еще раз все облазил, проверяя, не забыл ли чего. Оставалось решить, как тащить на себе пилота и свои вещи.

Срезав несколько ветвей, сделал что-то типа волокуш, на которые погрузил Иволгина и привязал к нему свои вещи и часть оружия. Автомат приготовил для стрельбы и повесил так, чтоб в любой момент им мог воспользоваться. Упаковку с принтерной бумагой пришлось распотрошить, одну пачку взять с собой, а все остальное прикопать в лесу.

Рассвет нас застал на расстоянии двух километров от места посадки. Со стороны, откуда мы прилетели, все еще была слышна канонада. К счастью, самолет так и не загорелся и тем самым не выдал места нашего падения.

По предварительным прикидкам, мы упали где-то в районе Рославля. В нашей истории немцы здесь окружат группу войск 28-й армии, и потом, после ее разгрома, мой старый знакомый Гудериан совершит свой знаменитый поворот 2-й танковой группой на юг, для разгрома группы войск Юго-Западного фронта. Мое вмешательство уже в некоторой степени изменило сроки и расстановку сил, поэтому расчет положения наших войск, в зависимости от даты, уже не подходит. Единственным плюсом в такой ситуации было то, что немцы совершали прорывы мобильными частями, поэтому на начальном этапе, сплошной линии фронта не было. Это давало возможность просочиться в расположение советских частей с меньшим риском.

Исходя из рассказа Иволгина, в районе Смоленска уже окружена крупная группировка советских войск в составе 16-й и 20-й армий, и позавчера началось контрнаступление по освобождению оказавшихся в кольце частей Красной Армии.

Прежде чем лететь, естественно, я работал в нашем вычислительном центре и собирал информацию по обстановке на фронтах. То, что мое вмешательство сместило сроки наступления немцев на неделю, не многое поменяло, и знание истории не сильно помогло советскому руководству.

Оперативная группа генерал-лейтенанта Качалова, наступающая со стороны Рославля, как и в нашей истории, столкнулась с частями 9-го армейского корпуса. Наступление было остановлено, и после обходных ударов 24-го механизированного корпуса пять дивизий так же оказались в котле в районе Рославля. Вот сейчас мы как раз и находимся возле линии фронта, где группа войск 28-й армии генерал-лейтенанта Качалова пытается пробиться из окружения. В реальной истории они вырваться так и не смогли. Сам Качалов погиб в танке при попытке прорыва из окружения.

По всей видимости, мы находимся в полосе наступления 7-го армейского корпуса вермахта. Судя по звуку канонады, до самой линии фронта нам осталось идти не более десяти километров.

Обо всем этом я вспоминал, когда тянул на себе волокушу с раненым летчиком.

По мере продвижения лес начал редеть. Оставив Иволгина, который не приходил в себя после падения, в глубине леса и сгрузив ему все тяжелое, в том числе бронежилет, сам двинулся на разведку.

Я вышел к небольшой деревне. Естественно, с ходу туда соваться не стал. В полосе фронта такие вот населенные пункты, как правило, используются для размещения тыловых служб, и устраивать дуэли с тыловиками не входило в мои планы.

Уже на выходе из леса были видны следы ожесточенных боев. Линия окопов недалеко от деревни представляла жалкое зрелище. Полузасыпанные траншеи, большое количество воронок и разбитая техника. Все говорило о том, что только недавно отсюда удалось выбить советские части. Запах гари стоял до сих пор. Вдалеке, на другом конце большого поля, работала команда немецких трофейщиков, собиравших материальные ценности, которые могут пригодиться вермахту. Чуть в стороне, прямо на поле небольшой группкой разместились пленные красноармейцы. Их было немного, человек двадцать. Почти все были перевязанные бинтами. В прицел СБУ все это хорошо просматривалось. Самые здоровые под присмотром немцев таскали тела убитых и сбрасывали их в несколько больших воронок, при этом немецкий унтер-офицер обыскивал каждого, освобождая от документов и копаясь в карманах убитых, разыскивая портсигары, кольца, часы и другие мелочи, имеющие ценность.

Рассматривая такую идиллическую картинку, думал, что сам далеко пилота на себе не протащу и хотя бы парочка красноармейцев меня бы устроила. Вот с такими мыслями я вышел на предполагаемую позицию для стрельбы.

Канонада не смолкала, немцы опять наткнулись на организованный отпор и смешивали с землей очередной рубеж обороны.

Возле деревни ситуация изменилась. Со стороны фронта пригнали колонну пленных. Тех, которые помогали трофейщикам таскать убитых, прикладами погнали в общую колонну. Пару человек, что не смогли подняться и идти, тут же пристрелили. В колонне я увидел несколько командиров. С такого расстояния рассмотреть знаки различия не мог, но вот командирские бриджи разглядел. В колонне было человек шестьдесят, в охране с трофейщиками ну человек двадцать от силы. Все в основном вооружены винтовками. До них расстояние метров сто пятьдесят, для снайперской винтовки идеальная дистанция. Приняв для себя решение, быстрым шагом двинулся в сторону, подальше от места, где оставил Иволгина. Если немцы сильно разозлятся и додумаются организовать преследование, пусть ищут в другой стороне. Хотя тут по лесам столько народа прошло, что и следы слона разглядеть не получится.

Двадцать человек на открытом пространстве для снайпера с автоматической винтовкой не такая уж большая проблема, вот только наши пленные мешают и загораживают немцев. Я долго примеривался, с кого и как начать стрельбу. Но здравый смысл победил. Стиснув зубы, смотрел, как немцы уводят колонну пленных на запад.

Опять бег по лесу. Шуршание листвы и периодические остановки, чтоб вслушаться и попытаться ощутить неприятности.

Минут через пятнадцать я уже осторожно приближался к месту, где оставил летчика. СВУ закинул за спину, а сам вооружился автоматом, накрутив на него глушитель.

Время близилось к обеду, и чувство голода давало о себе знать. Когда копался в кабине пилота, нашел пару плиток шоколада и фляжку с водой, которые сейчас как раз и хотел употребить. У меня, конечно, была и своя пластиковая фляга, но специально подсоленную воду в ней я пока решил не использовать, оставив для лучших времен.

Ненадолго в себя пришел Иволгин. Он спросил, где мы, и я как мог ему ответил. Невеселые мысли гуляли у меня в голове. Вот делать было нечего, как играть в такие игры. Сидел бы себе в бункере и переправлял информацию через того же Строгова и по ночам получал грузы. Так нет же, захотелось с самим Сталиным встретиться. Ничего путного не придумав, отошел от места привала и стал ножом копать тайник для лишнего груза. Думаю, предки на первое время могут ограничиться и одним ноутбуком, чтоб на себе еще не тащить принтер со всеми расходниками.

Снова в себя пришел Иволгин и шепотом попросил разрезать шов на локте его куртки и достать шелковый платок, который является документом, подтверждающим и мои и его полномочия. После того как пилот опять потерял сознание, я аккуратно разрезал шов и действительно нашел особый документ за личной подписью первого заместителя народного комиссара внутренних дел Меркулова. Этот кусок шелка позволял напрягать всех встречных, вплоть до командующего армией. Серьезная вещь.

Когда уже подготовил место для тайника, на пределе чувствительности услышал слабые голоса.

Пришлось сделать небольшой крюк, чтоб зайти к говорящим с противоположной стороны, относительно места, где остался Иволгин и груз.

Интересная картина мне открылась.

На земле на самодельных носилках лежал раненый командир, судя по знакам различия — или майор или подполковник, с моего места плохо было видно, возле него сидела девушка в форме и что-то поправляла у него под головой. Рядом топтались два бойца и выжидательно смотрели на парочку, которая выясняла отношения. Это были артиллерийский лейтенант и политрук, при этом крик стоял, как на Привозе в Одессе. Причина спора состояла в выборе направления движения и кто будет командовать.

Судя по голосам, оба были на взводе, и политрук вытащил из кобуры наган и начал махать им у лейтенанта перед носом.

Я приблизился и, спрятавшись за деревом, взял гранату в руку, разогнул усики и зацепил кольцом за крючок на "разгрузке" так, чтоб можно было одним движением вырвать кольцо и кинуть. В другой руке был подготовленный для стрельбы автомат. Чуть пройдя вперед, выглянул из-за дерева и вполголоса сказал:

— Политрук, что за крики?

Немая сцена. Они меня услышали. Сразу прекратили ругаться и схватились за оружие.

Солдаты присели и защелкали затворами карабинов. Политрук сразу направил в мою сторону наган, а артиллерийский лейтенант с задержкой достал ТТ и присоединился к общему состоянию подозрительности. Одна девушка испуганно сидела возле импровизированных носилок и хлопала глазами.

Политрук, как старший по званию, взял на себя разговор.

— А ну кто там, покажись, а то стрелять буду.

— Ну, стреляй, герой, рядом немцы, через пять минут тут их человек сорок будет. А я тебе, из особой благодарности, под ноги гранату кину. Понятно? А теперь слушай сюда, крикун. Пистолет в кобуру, это и лейтенанта касается, бойцы, карабины на предохранители и поднялись.

— Ты кто такой, чтоб отдавать приказы?

— Я тот, кто уже полчаса слушает ваши истерические крики. Хотел бы положить вас, давно бы уже остывали. Значит, так, считаю до пяти. Не выполняете команду, бросаю гранату. Все, отсчет пошел.

Они переглянулись, но решили, что для немца я слишком необычно себя веду.

Когда они попрятали оружие, а бойцы поднялись, я спокойно вышел из-за дерева, направив на этих крикунов свой короткоствольный автомат с глушителем.

Общий вздох. "Леший".

— И не делайте глупостей, — добавил я для общей убедительности.

На мою экипировку в масккостюме "Кикимора" смотрели во все глаза. Через прорези накидки я спокойно наблюдал за ними и продолжил диалог:

— Я на вашем месте не хватался бы за оружие. Рядом немцы, ни вам, ни мне сейчас не нужно обнаруживать себя.

Но политрук решил показать, что он тут не последний человек.

— Кто вы такой?

— Прежде чем задавать такие вопросы, представьтесь, а я посмотрю, стоит ли с вами вообще разговаривать.

Молчаливая пауза.

— Политрук Строгов, 403-й стрелковый полк 145-й стрелковой дивизии.

— Лейтенант Павлов, 516-й гаубичный полк 145-й стрелковой дивизии.

— А бойцы? А раненый?

— Тоже из нашего полка, бойцы ездовые из хлебопекарни, раненый — начальник штаба 403-го полка.

— Понятно, а девушка?

— Телефонистка с батальона связи. Может, теперь вы представитесь?

Я подошел чуть ближе, не опуская автомата.

— Капитан Зимин, Главное управление государственной безопасности.

Политрук удивленно посмотрел на меня.

Ого, как их проняло. Таких визитеров нечасто встретишь, а тут госбезопасность почти в полном составе, только товарища Берии для полного комплекта не хватает.

А вот у политрука разгорелись глаза. Он почти спокойно, подчеркнуто по уставу, снова решил обратить на себя внимание.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться, начальник особого отдела 403-го стрелкового полка, старший сержант госбезопасности Строгов.

О как. Я думал, у нас тут замполит всех строит, а оказывается, настоящий штатный "молчи-молчи".

— Обращайтесь, сержант.

— Вы можете подтвердить вашу личность?

— Сержант, ты, по-моему, не понял, где мы находимся. То, что ты до сих пор жив, это лучшее доказательство. И кто в тыл к противнику берет с собой документы. Хотя… Подойди, остальные на месте.

Он подошел ко мне поближе, но руку держал недалеко от кобуры.

— С глазу на глаз.

Он кивнул. Отойдя чуть в сторону, я ему протянул шелковый платок.

— Думаю, ты знаешь, что это такое.

Строгов с некоторой дрожью пробежался взглядом по тексту, потом вернул лоскут обратно, встал по стойке смирно.

— Теперь, надеюсь, сомнений относительно меня нет?

— Никак нет.

— Значит, так, поступаете в мое непосредственное распоряжение.

— Есть.

Мы уже спокойно вернулись к оставленной группе. Бойцы, лейтенант и девушка-связистка с надеждой посматривали на нас.

Строгов подошел и вполголоса сказал:

— Все спокойно, это свои.

Все сразу расслабились. А я смог откинуть накидку масккостюма, и народ увидел мою размалеванную тактической краской физиономию.

Девчонка аж прыснула. Но увидев строгий взгляд полкового особиста, сразу нахмурилась и отвернулась к раненому.

— Скажи, сержант, а у тебя брата, служащего в нашей организации, нет? А то недавно с таким вот Строговым встречался и очень плотно работал вместе.

Тут же наткнулся на удивленный взгляд.

— Есть, товарищ капитан.

— Такой плотный, брови еще белесые.

— Да это Сашка. Вы что-то знаете про него?

— Да не волнуйся, жив он. Воюет, как все. Правда, зануда редкостная.

Особист аж засветился.

— Точно, Сашка. Мы ж с ним с самого начала войны не виделись.

— Ну и ладно, — оборвал я разговор. — Теперь рассказывай, откуда вы такие красивые и куда следуете?

Глава 2

Наша небольшая группа уже второй день продвигалась в сторону канонады. Я, как более опытный и экипированный разведчик, шел впереди, за мной, на удалении метров в восемьдесят, шли остальные. Того же Строгова и Павлова нагрузил своими пожитками, причем особист головой отвечал за их сохранность. Обоих научил пользоваться радиопередатчиком и, будучи в головном дозоре, регулярно поддерживал связь.

Выходить к окруженным войскам, которые в ближайшее время будут разбиты, конечно, не самая лучшая идея, но узел связи у них пока должен еще функционировать и отправить сообщение в Москву о появлении у них в расположении Зимина вполне по силам.

К вечеру добрались еще до одного прорванного рубежа обороны. Абсолютно такая же картина. Воронки, полуразрушенные траншеи, трупы и запах гари. Немцы даже не оставили трофейной команды и рванули дальше. На пределе слышимости ощущались звуки работы двигателей, иногда выстрелы орудий.

Уставшие люди расположились недалеко от небольшой речушки, в перелеске, которых тут было в изобилии. Я присел чуть дальше и спокойно посматривал на спутников, с которыми свела судьба, при этом не забывая контролировать окрестности. После того, как народ немного отдохнул, у людей появился зверский аппетит, но в суматохе отступления никто не успел озаботиться продуктовым вопросом, поэтому все угрюмо сидели, стараясь не думать о еде. По молчаливому согласию никто не поднимал эту тему. Остатки шоколада и пару консервов, которые я прихватил с собой, съели еще вчера. А вечером похоронили Иволгина — не вынес дороги и внутреннего кровотечения. Без экстренной хирургической помощи у него не было шансов. Ближе к вечеру он еще раз пришел в себя. Когда я нагнулся к нему, он шепотом попросил навестить его семью в Москве и отдать его вещи. Эта фраза забрала все его оставшиеся силы. Иволгин опять потерял сознание и через три часа умер. Мы его похоронили в лесу. Летную кожаную куртку, шлем и планшет с документами я забрал с собой, на немой вопрос Строгова ответил, что пилот из специального авиаполка НКВД. О его смерти нужно будет отчитаться.

Я сидел и думал совсем о другом. Сейчас мы выйдем в расположение остатков частей 28-й армии, которые доживают последние дни. Мои спутники — остатки разгромленной 145-й стрелковой дивизии, которая должна была прикрывать с запада контрнаступление по деблокаде смоленской группировки. Странно, весь расклад по Смоленской оборонительной операции я передал Судоплатову еще неделю назад. Но как таковых результатов в изменении оперативной обстановки не увидел, ну разве что вместо пяти дивизий, как в нашей истории, 28-й армии на этот момент было придано восемь. Причем три дополнительных стрелковых дивизии, переданные из состава Резервного фронта, создавали эшелонированную систему обороны на пути 7-го армейского корпуса. 145-я, как и в нашей истории, приняла на себя первый и самый тяжелый удар немцев и в течение двух дней была разгромлена, но благодаря такой расстановке сил, стремительного окружения группировки 28-й армии не получилось, и теперь немцы, следуя ранее намеченному плану, прорывались к Рославлю, пытаясь замкнуть кольцо окружения.

От тягостных мыслей о большой стратегии меня отвлек вопрос Строгова. Я его пропустил мимо ушей, поэтому пришлось уточнить:

— Не понял, что?

— Товарищ капитан, что дальше делать будем? Люди устали и голодны. Долго так не протянем, да и майору хуже стало.

— Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю.

Поднялся, порылся в вещах и достал вторую радиостанцию, второй "ночник", которые были у Иволгина. В качестве сопровождающего для разведки решил взять артиллерийского лейтенанта, как более спокойного и выдержанного. На время свою СВУ отдал Строгову, в ночном рейде она вряд ли пригодится, а Павлова перегружать лишним оружием тоже смысла не было, устраивать большую войну мы не собирались. Думаю, в окопах подберем ему что-то подходящее. Провел быстрый инструктаж по пользованию радиостанцией и "ночником".

Пока Павлов готовился к вылазке, я решил глянуть, что там с раненым майором. Он уже второй день без сознания.

Нагнувшись к майору, в полумраке сумерек попытался оценить состояние. На губах была видна красная пена. По еще многим показателям явно не жилец.

Девушка, которую звали Зоя, с надеждой глянула на меня.

Я глубоко вздохнул и отвернулся. Потом спокойно констатировал:

— Не жилец, к утру умрет.

— Вы врач?

— Да нет, скорее наоборот. Просто насмотрелся такого. Проникающее ранение грудной клетки, повреждены легкие, большая потеря крови, дыхание поверхностное, пульс еле прощупывается. Шансов нет, если не оказать немедленную хирургическую помощь.

Все сидели и молчали. А я повернулся к артиллерийскому лейтенанту.

— Ну что, освоился с радиопередатчиком?

— Так точно, товарищ капитан.

— Ну, тогда пошли, посмотрим, может, что и получится найти, людей кормить надо.

Через пять минут мы растворились в темноте леса. Я шел и про себя думал, какой позывной дать лейтенанту.

Что-то настроение было не самое лучшее и никаких птичьих позывных на ум не приходило.

В итоге решил не мучиться и сам обратился с вопросом к лейтенанту:

— Придумай себе позывной, а то что-то фантазия не работает.

— А можно "Мозг"?

— С чего такой странный позывной? У нас принято птичьи клички давать, как-то привычней.

— Да это у меня еще с артучилища. Я пошел в армию после второго курса института. На одном из занятий наш преподаватель по баллистике меня так и назвал. Вот кличка и привязалась.

— Хорошо. Мозг так Мозг. А в институте на каком факультете учился?

— Математическом.

— Ну, тогда понятно, для артиллерии самое то. Приготовь оружие, одевай "ночник", фуражку сними. На, вот возьми тактическую краску, измажь лицо, как у меня, полосами, а то его метров на сто видно при хорошей луне. Пошли, старайся не топать, как слон, и смотри под нога, хруст веток ночью тоже далеко слышен.

Осторожно продвигаясь, вышли на открытое пространство. Вдалеке за линией окопов, в развалинах небольшой деревеньки явственно были видны немецкие танки и несколько грузовых автомобилей, вокруг которых расхаживали солдаты. Ветер был на нас, поэтому очень быстро ощутили запахи стоящей на отдыхе воинской части. Что особенно раздражало, так это отдельно стоящая полевая кухня, с которой раздавали ужин. Нам, полуголодным, это было особенно труднопереносимо. Ну, я-то еще терпимо, только сутки не ел. А вот лейтенанта было жалко. Мы склонили головы друг к другу и стали шептаться.

— Павлов, значит, так, я пойду, пробегусь по окопам, может, что и найду для вас. Ты с этого места наблюдаешь за немцами и, даже если начнется стрельба, не вмешиваешься. Стрелять начнешь только тогда, когда получишь команду. Сейчас ты просто наблюдатель. Понял?

— Так точно, товарищ капитан.

— Вот и хорошо. Смотри внимательно. Я пополз.

Проведя такой вот инструктаж, сам через поле, от воронки к воронке стал продвигаться к линии окопов. На всякий случай, лежа в одной из воронок, пока догорала пущенная немцами осветительная ракета, накрутил и на пистолет массивный глушитель. В случае чего он грохочет намного тише, чем тактический глушитель автомата, и это может дать некоторое преимущество. Еще одно приготовление заключалось в том, что достал из подсумка две светошумовые гранаты, которые в последнее время стал почти всегда брать с собой, и положил в кармашек, чтоб можно было сразу ими воспользоваться.

Двигаясь короткими перебежками, а иногда ползком, добрался до второй линии окопов. Тут разрушения были меньше, поэтому найти что-нибудь из съестного было более вероятно.

Судя по сырой земле, окопы были вырыты совсем недавно. Спрыгнув в ход сообщения, уже более спокойно пошел в сторону командного пункта, по возможности осматривая боковые ответвления на предмет солдатских вещмешков.

Когда нужно было рассмотреть что-то более детально и света луны не хватало, включал небольшой инфракрасный фонарь, который шел в комплекте с прибором ночного видения.

Пару раз Павлов, заметив вспышки моего фонаря, вышел на связь и попросил быть осторожнее и не выдавать себя, на что получил вполне логичный ответ:

— Посмотри без прибора, видишь свет фонаря? Нет. Вот и немцы не видят. Все, успокойся, не отвлекай.

После чего я принялся шарить по покинутым окопам, заглядывая в ячейки и пулеметные гнезда, в надежде найти оставленные боеприпасы и консервы. Как нормальный солдат, я вытаскивал документы у каждого попавшегося мне погибшего бойца. Если получится выйти к своим, можно будет хоть таким образом сохранить о них память. Чтоб родные и близкие знали, где погиб человек, и не считали его пропавшим без вести. Они выполнили свой долг. И забывать о них будет преступлением.

Мои поиски увенчались успехом. В одном из ходов сообщения нашел убитого бойца с вещмешком, который никто не успел распотрошить. Там оказалось две банки тушенки. Рядом, недалеко от пулеметной позиции, лежал солдат-подносчик, с цинком винтовочных патронов. У него из брезентовой сумки позаимствовал две наступательные гранаты. А сам цинк прихватил, вдруг пригодится. Винтовки Мосина, которыми были вооружены бойцы, принципиально игнорировал, больше искал автоматическое оружие.

По количеству погибших и виду разрушений можно было сказать, что возле командного пункта батальона разыгралась самая ожесточенная схватка. Тут бойцы уже лежали вперемешку и под ногами при каждом шаге звенели стреляные гильзы.

Около получаса пришлось переходить от тела к телу, разыскивая боеприпасы и продукты, доставая красноармейские книжки. У мертвого капитана позаимствовал полевую сумку, куда сложил все найденные личные документы красноармейцев икомандиров.

Результатом таких поисков оказались еще несколько гранат и практически целый пулемет Дегтярева и три диска к нему. Вот как раз цинк с патронами и пригодится.

— Мозг, это Феникс.

— На связи.

— Что у тебя там?

— Пока все тихо. Немцы ближе не подходят.

— Хорошо. Перемещайся ко мне, я тут пулемет нашел, надо его забрать и набить диски патронами.

— Понял. Сейчас подойду.

Пока Павлов сюда подойдет, решил еще пошарить по окопам. Все-таки столько бесхозного оружия и боеприпасов. Хотя немецких трупов не видно, значит, своих они убрали в первую очередь.

Минут через двадцать, когда я еще нашел ППД и пытался оценить, насколько он пригоден для использования, в проходе показался крадущийся Павлов, который по дороге прихватил винтовку.

Я ему помахал рукой. Увидев меня, он приблизился и мы зашептались.

— Павлов, смотри, вот пулемет и три диска к нему, проверь, рабочий ли он, и если да, набей диски, вон целый цинк с патронами нашел. А я пока за немцами посмотрю и немного еще пошарю по окопам. Этот ППД, кажется, поврежден. Надо что-то еще Строгову найти.

Дождавшись его кивка, пошел дальше, осматривая всех попадавшихся мертвых бойцов, вдруг кто-то живой остался.

Но тут меня срочно вызвал Павлов.

— Феникс, это Мозг.

— На связи.

— Справа от вас вижу движение. Светят фонарями, вроде как немцы.

— Понял, сейчас гляну.

Чуть приподнявшись над окопом, увидел метрах в сорока идущую четверку немцев. Они, освещая фонариками окопы, выискивали оставшихся в живых. И судя по раздавшейся автоматной очереди, еще и добивали.

— Феникс, что делать?

— Оставайся на месте, я отхожу к тебе.

Двое немцев спрыгнули в окоп и стали шарить по карманам убитых, попросту говоря, мародерничали. Другие два остались наверху, стоя на бруствере, для прикрытия.

Пришлось снова отступать по ходу сообщения к Павлову. Но немцы шли так, что могли спокойно разглядеть, если мы попытаемся покинуть окопы. Пока была возможность, Павлов, вооружившись штыком, затаился в полуразрушенном блиндаже, а я, приготовив для стрельбы "Глок-17" с глушителем, отошел чуть назад и спрятался за поворотом, ожидая, когда один из немцев залезет в блиндаж. Тогда у меня будет возможность положить остальных трех.

Немцы, спокойно переговариваясь, приближались. Один из них рассказывал что-то смешное и трое остальных периодически начинали смеяться. Такая беззаботность меня разозлила.

Поэтому сквозь зубы зашептал:

— Мозг, что там, готов?

— Да, готов.

— Как прирежешь одного, сразу дай знать. Я тут остальных приложу.

Время текло раздражающе медленно. Вот раздались шаги, скрип земли под сапогами и уверенные голоса.

Выглядывая из-за поворота, прикрываясь телом убитого бойца, осторожно посматривал за немцами. Вот они начали ощупывать карманы пулеметного расчета. Один, быстро разочаровавшись, осветил фонариком вход в блиндаж и двинулся туда. Время спрессовалось. Осторожно поднимаю пистолет с толстым стволом глушителя на немца, стоящего на бруствере. В блиндаже раздается вскрик и хрип.

Выстрелы из пистолета, снаряженного глушителем, напоминают щелчки хлыста, отрывистые и резкие. Хлоп. Хлоп. С бруствера в окоп падает тело дальнего немца. Второй так и остается лежать, только винтовка, звякнув, упала. Третий, оставшийся в окопе, среагировал вполне предсказуемо. Рванув в сторону блиндажа, услышав хрип своего товарища, вполне красиво повернулся ко мне спиной. Хлоп. Хлоп. Он так и остался лежать, обняв тело погибшего красноармейца. Выскочив из своего убежища, пригнувшись, подбежал к телам и уже почти открыто каждому еще раз выстрелил в голову. После чего тела поскидывал в окоп, где у меня будет возможность спокойно покопаться у них в карманах.

Павлов выполз из блиндажа со штыком от трехлинейки в одной руке и ТТ в другой. Мы осторожно выглянули из-за бруствера и огляделись, чтоб в будущем опять не получить сюрприз в виде того, с которым только что разобрались.

Пока я копался в карманах немцев и стягивал с трупа подсумок с магазинами для МП-40, Павлов чуть нервно, но уже более уверенно стал продолжать набивать диски для пулемета Дегтярева. Документы убитых немцев и их медальоны тоже прихватил для отчетности.

На этот раз мы отошли в небольшое ответвление, так, чтоб можно было контролировать все подходы.

Когда уже вроде как все было собрано и приготовлено для отхода, невдалеке опять заметили движение. Но судя по тому, что люди шли скрытно, они вряд ли были немцами. На это раз решили поступить несколько проще.

Я выбрался за бруствер, стал ожидать гостей, приготовив уже свой короткоствольный автомат с глушителем. Павлов, снарядив пулемет, залег в окопе, взяв на прицел весь проход.

Минут через пять раздалось шуршание, осторожные шаги и тихий голос. В проходе появились несколько людей в камуфляжных костюмах советского образца. Один из них сразу стал ощупывать трупы немцев.

— Вот они, товарищ сержант.

— Так они уже трупаки, может, не те?

— Эти. Они еще теплые и в карманах у них кто-то уже покопался.

— Кто их так мог, сразу четверых, прирезать.

Раздалось шуршание. Я со своего места видел, как один снова начал шарить по трупам.

— Товарищ сержант, а их не прирезали. Все трое в голову застрелены.

— Ничего не понимаю.

Ну, я, в отличие от сержанта, примерно понял. Наша разведка шарит у немцев по тылам, и скорее всего, собирались этих четырех отработать, троих прирезать и одного с собой утащить. А тут мы с Павловым мародерничаем. Придется выходить на сцену. Осторожно подполз к брустверу, вытащил пистолет с глушителем. Дождавшись момента, когда один из бойцов поднимет голову и окажется на моем уровне, упер ему в затылок ствол и тихо, почти на ухо сказал:

— Спокойно, не дергайся. Подзови сержанта, скажи, что с ним поговорить хотят.

Но все остальные бойцы разведгруппы услышали новый голос и синхронно повернули головы. Кое-кто схватился за оружие.

Боец продублировал мой приказ.

— Товарищ сержант, тут с вами поговорить хотят.

— Кто?

— Не знаю, но ствол мне в затылок уперся.

Тут я решил выйти на сцену поактивней.

— Сержант, времени мало, скажи своим, чтоб не дергались, иначе гранат в окоп накидаю.

— Человека отпусти.

— Щас. Поговорим, потом отпущу. Ну?

Смотрю, он еще сомневается. Я спокойно, вполголоса говорю:

— Павлов.

В стороне прохода раздался лязг затвора пулемета. Разведчики были не дураки, сразу поняли, что это за звук. После небольшой паузы сержант согласился.

— Хорошо.

Он спокойно подошел ко мне ближе, хотя трое его человек меня взяли на прицел.

— Сержант, представьтесь.

Тот посопел носом, но не стал качать права.

— Сержант Никаноров. 222-я стрелковая дивизия.

— Понятно. Капитан Зимин, разведка Главного управления госбезопасности. Боец, свободен, дай мне поговорить с сержантом.

Отпустив бойца, сам спрыгнул в окоп. Разведчики, сами облаченные в армейские маскировочные костюмы, двухцветки, с удивлением рассматривали при слабом освещении мой наряд. Но все еще меня держали на прицеле. Сержант сразу обратился, показывая рукой в сторону мертвых немцев.

— Товарищ капитан, это вы их?

— Да пришлось, не вовремя они на нас вышли. Значит, так, сержант, я не знаю, какое задание тебе дали, скорее всего "языка" приволочь, но у меня особые полномочия. Вся твоя группа поступает в мое распоряжение.

— Товарищ капитан, я не могу, у нас "языка" ждут. И так еле держимся.

— Сержант, у меня особый груз, который еще вчера должен был быть в Москве. Если он попадет к немцам, это будет намного хуже.

— Товарищ капитан, что делать?

— Далеко тут до наших позиций?

— Километров восемь, если через лесок и речку. А по прямой километра три.

— Значит, так, твои люди обязаны помочь моей группе пройти через линию фронта к ближайшему особому отделу, желательно не ниже дивизии. В метрах двухстах расположились окруженцы. С ними особист 145-й дивизии и груз. Сейчас отправишь двоих человек с моим лейтенантом в лес, и вместе с ним пусть проводят группу к нашим. А мы тут с тобой посмотрим, чтоб все без шума было, а то наследили. Если что, прикроем отход.

И кивнул в сторону мертвых немцев. Подозвав Павлова, объяснил ему ситуацию. Тот вместе с двумя разведчиками забрали с собой все, что мы приготовили, пулемет, немецкий автомат, полевую сумку с документами погибших бойцов и убитых немцев и вещмешок с собранными продуктами.

Но один из магазинов для МП-40 я оставил себе, нащелкал восемь патронов себе в руку и, когда бойцы уползли с Павловым, достал из пистолета магазин и снарядил его.

Все это время сержант с интересом наблюдал за моей экипировкой и особенно его заинтересовал пистолет с глушителем.

— Это та штука, из которой вы немцев постреляли?

— Ага, глушитель называется.

— Я такие видел, только для наганов. Но к нам не попадали.

— Ну, это немного другого типа, специально для осназа НКВД делался. Ладно, пока наши будут по лесу ходить, надо подумать, где мы "языка" возьмем и, если возьмем, как его унести и не помешать моей группе спокойно выйти в расположение наших войск. Риск, конечно, велик, но мне тоже интересно знать, что тут немцы на завтра задумали.

Глава 3

До позиции немецкой части, которая нас теперь стала очень интересовать с точки зрения захвата "языка", было метров двести. Поэтому все внимание было направлено туда.

Желание наделать немцам гадостей не покидало меня. Находясь в полуразрушенном окопе, рядом с погибшими советскими солдатами, я чувствовал только желание отомстить. Но вот, как оно принято, с криком "ура" бросаться на немцев, завалив два или три человека, а потом сгинуть, как-то не хотелось. Надо мыслить категориями человека двадцать первого века и попытаться понять наше преимущество. А главное, это информированность и связь. Вот оно, связь. Повернув голову к Никанорову, шепотом спросил:

— Скажи, сержант, от немцев до наших позиций километра три?

— Да, ну может, чуть дальше.

— А гаубичная батарея сохранилась? Немцы ее не разбомбили?

— Есть, она чуть дальше, мы как раз должны были разведать, где немцы расположились, чтоб артиллеристы утречком накрыли их.

— Как думаешь, смогут гаубицы накрыть вот это расположение немцев, если корректировать огонь?

— Тогда накроют, конечно.

— Вот что мы сделаем. Лейтенант останется с нами, он артиллерист и будет корректировать огонь, а с группой отправим к нашим радиостанцию. Когда начнется обстрел, мы по-тихому в беготне умыкнем кого-нибудь из офицеров, да и из бесшумного оружия немного постреляем. Надо за наших отомстить. А то они тут лежат не погребенные, а эти уроды жрут, веселятся рядом и гадят на нашей земле.

— Дело. Умно придумано.

— Да. Ты вот что, своих людей обряди в немецкие шмотки, чтоб при случае не сильно выделялись, а в суматохе так никто вообще внимания не обратит. Подумают, свои раненого тащат. Да, еще скажи своим, чтоб пошукали по окопам гранат. Если что, будет чем немцев задержать на время.

Пока сержант разбирался с двумя оставшимися разведчиками, я связался с Павловым.

— Мозг, это Феникс.

— На связи.

— Вы где?

— Нашли нашу группу, готовимся уходить.

— Значит, так, слушай внимательно. Ты остаешься здесь, возвращаешься к нам. Передатчик отдашь Строгову. Он его на время передаст нашему командованию. Пока они будут пробираться, мы разведаем цели для гаубичной батареи. Ты сможешь корректировать огонь?

— Конечно.

— Вот когда они начнут немцев долбить, мы пошумим и возьмем "языка". Теперь передай рацию Строгову.

Строгову я дал жесткие инструкции относительно его действий. Объяснил ситуацию и уникальную возможность безнаказанно нанести немцам серьезный урон.

Минут через двадцать приполз Павлов. И вот тогда началась интересная работа. В леске, недалеко от лагеря, обнаружились позиции немецкой артиллерии, которая, как оказалось, целый день обстреливала наши позиции. Пока группа Строгова не добралась до наших, мы осторожно облазили все подступы и обнаружили еще несколько интересных объектов для обстрела.

Томительно тянулось время. Прошло два часа, когда на связь вышел Строгов.

— Феникс, на связи.

— Наконец-то, заждались уже. Скоро рассвет, а вы только проснулись. Ну что там, огонек будет?

— Да, но только хотят поговорить с сержантом-разведчиком.

— Понял. Сейчас организую.

Повернул голову к Никанорову, который вопросительно смотрел на меня.

— Сержант, там с тобой хотят пообщаться. Им нужно подтверждение, что все так, как рассказали мои люди. Вот возьми это, воткни в ухо.

И быстро объяснил ему, как пользоваться радиостанцией. Никаноров сначала неуверенно, а потом уже увлеченно разговорился со своим руководством. Я стоял рядом и внимательно слушал. Судя по фразам, его сначала спросили про меня, а потом про немецкие позиции.

После чего он вернул аппарат обратно, и мне уже пришлось пообщаться с начальником особого отдела дивизии.

— Вы уверены, что наш разговор не прослушают?

— Абсолютно, это новая система связи, у немцев нет такой аппаратуры, чтоб нас прослушать.

— Хорошо. Мы недавно получили информацию о вашем возможном появлении. Я сразу же радировал в штаб армии.

— Представьтесь, с кем я разговариваю.

— Начальник особого отдела 222-й стрелковой дивизии, капитан госбезопасности Кутепов.

— Хорошо, сойдет. Строгов сообщил о нашем плане пощипать немцев? А то у меня к ним должок, да и грех было не воспользоваться такой возможностью.

— Да. Но вы слишком рискуете. На ваш счет даны особые инструкции, поэтому я требую немедленно отменить операцию. Ваш груз под надежной охраной. К вам навстречу вышла усиленная группа, для сопровождения.

— Капитан, вы, по-моему, что-то не поняли. Если мы сейчас не раскатаем немцев, они завтра раскатают вас. Так что, пока есть возможность нанести максимальный вред противнику, я это буду делать. Это наша с вами обязанность. Потом выполните требования командования. Понятно?

Дождавшись его утвердительного ответа, продолжил:

— Давайте тогда не терять времени. Передаю радиостанцию артиллеристу, пусть они договариваются.

Передав радиостанцию Павлову, мы с Никаноровым и двумя его бойцами стали готовиться к выходу. Я их проинформировал про наличие у меня светошумовых гранат и какое это удовольствие глядеть на них, особенно в темноте. Поэтому пришлось учить их новой команде "Глаза". Если не хотят остаться слепыми на всю ночь, то должны запомнить. Но в разведку какой-никакой отбор-то существует, поэтому, что меня поняли, сомнений не было. Перед самым выходом снова обратился к Павлову, с последним инструктажем.

— Значит, так, лейтенант, сначала накрываете вот эту деревеньку, это будет первой целью. Пусть сделают пять-шесть залпов, чтоб основательно накрыть. Когда немцы начнут разбегаться, как тараканы, мы подойдем поближе и кого-нибудь прихватим, ты в это время переносишь огонь на артиллерийские и танковые позиции. Когда я начну моргать фонариком, снова переносишь огонь на первую цель, это обеспечит нам прикрытие, для отхода. Все понял? Пока мы пробираемся ближе, у тебя есть время оговорить с артиллеристами порядок огня. Если нас сильно прижмут, прикроешь из пулемета. Все. Не подведи, лейтенант.

Он закивал. Я ему пожал руку и затем уже осторожно, за сержантом, полез через бруствер, в сторону немецкого лагеря.

Мы осторожно ползли, приближаясь к расположившейся на ночлег немецкой роте. Через прибор ночного видения уже хорошо были видны тентованные грузовики, полевая кухня и несколько часовых, сонно прогуливающихся невдалеке от бревенчатых изб, в которых, по-видимому, расположилось начальство, а простые солдаты расставили несколько походных палаток. Возле одной из изб стояла легковая машина, и это наводило на мысль, что там ночуют немаленькие чины, на которых было бы неплохо обратить внимание. Мы с Никаноровым и двумя разведчиками, облаченными в немецкую форму, расположились в небольшой воронке, где я ему надел на время "ночник" и обратил внимание на избу, возле которой стояла легковушка. Он кивнул. Пошептался со своими людьми. Ну все, до позиций немцев метров семьдесят и можно устраивать концерт. Повернувшись назад, три раза моргнул Павлову инфракрасным фонариком.

Секунд через тридцать раздался свист и в поле, за домами вырос столб огня. Перелет. Второй взрыв уже был в поселке. После пристрелки начала работать вся батарея. Смотря на это, я начал гордиться советскими артиллеристами. В течение двух минут расположение немецкой роты и какого-то штаба заволокло дымом и пылью. Многочисленные пожары освещали всю картину и необходимости в "ночнике" уже не было. Немцы действительно, как тараканы, разбегались. Тут батарея перенесла огонь на позиции немецких артиллеристов, а мы, пока было время, побежали в сторону разгромленного лагеря. Впереди шли два разведчика в немецкой форме, мы с Никаноровым за ними. Большинство людей было контужено и напугано, поэтому на бегущих в их сторону разведчиков никто не обращал внимания. Тут как раз была возможность разгуляться. На хлопанье автоматного глушителя никто почти не обратил внимания. Рядом бежал сержант и из моего "глока" отстреливал всех, кто попадался на пути. Мы целенаправленно бежали к зданию, где остановился какой-то штаб. Человека три выносили какие-то документы, и немец в белой футболке и брюках, маша пистолетом, отдавал команды. На наше появление он отреагировал слишком поздно. На переодетых разведчиков он не обратил никакого внимания, а вот наши с Никаноровым наряды вызвали у него недоумение, а затем желание наделать в нас дырок. Немец, конечно, попытался выстрелить, но брошенная одним из разведчиков граната без запала ударила его в живот, и он, выронив пистолет, согнулся и упал.

Его подчиненные попытались что-то предпринять, но хлопки оружия из двадцать первого века быстро пресекли всякое сопротивление. Разведчики подхватили офицера, двинув ему еще раз для приличия по затылку, а мы с сержантом стали собирать все попавшиеся под руку документы. Сержант успел крикнуть, чтоб на белую футболку что-то накинули, а то в темноте будет выделяться. Один из разведчиков сорвал китель с лежащего тут же немца и накинул на пленного.

Но время стремительно убывало, и немцы, придя в себя, стали более осмысленно оглядываться вокруг. Картина бегущих в сторону леса людей, одетых в камуфляжные костюмы, причем один из них вообще был похож на персонажа из сказок, вызвала у многих недоумение, но они были одними из лучших солдат Европы и попытались организовать сопротивление. Но на нашей стороне была внезапность, напор и просто наглость. Я успел поменять в автомате магазин и снова открыл огонь короткими очередями.

Мы бежали в темноту и нам вслед стали раздаваться редкие хлопки выстрелов. Слева загрохотал пулемет и над нашими головами прошли трассеры. Уже заученно народ попадал в воронки и затаился, а я, чуть высунувшись из воронки, заморгал фонариком Павлову.

Немцы, насобирав человек пятьдесят, видимо, всех кого смогли найти, растянувшись в цепочку, бежали в нашу сторону, постреливая из винтовок. Пока нас не поддержала артиллерия, пришлось ввязываться в перестрелку, иначе в поле нас просто перестреляют. На фоне пожара в поселке фигуры немцев контрастно выделялись в коллиматорном прицеле, и вести по ним огонь было одно удовольствие. Мой автомат практически не давал пламени и звука, поэтому обнаружить позицию было не так уж и просто. Это дало мне возможность сильно проредить цепочку немцев, пока на них не обрушился очередной вал гаубичных снарядов.

Человек двадцать залегли, не попадая при этом под непосредственный огонь нашей артиллерии, и короткими перебежками стали приближаться к нам. Бой переходил в затяжную фазу. Но у нас было маленькое преимущество: противник нас пытался разглядеть в темноте. Поэтому, закричав во все горло: "Глаза", кинул в сторону немцев светошумовую гранату.

После грохота гранаты, выскочив из воронки, побежав навстречу ослепшим немцам метров десять, стал кидать в их сторону все наступательные гранаты, имеющиеся у меня в наличии. Да и сержант не остался в долгу, с его стороны тоже в сторону немцев полетело несколько взрывающихся подарков.

Не дожидаясь взрывов, бросился обратно, пытаясь догнать разведчиков, которые благодаря паузе уже успели метров на пятьдесят опередить меня в беге в сторону леса.

Минут через пять интенсивность обстрела стала спадать, огонь опять перенесли на позиции немецкой артиллерии, которая пыталась поучаствовать в контрбатарейной перестрелке, но быстро замолчала под градом гаубичных снарядов.

Дикая гонка закончилась в лесу, где к нам присоединился Павлов с пулеметом. Оказывается, он тоже поучаствовал в перестрелке и успел разрядить все три диска.

В предрассветной темноте мы в бешеном темпе неслись через лес, в сторону наших позиций, пока не наткнулись на группу встречающих, в которой были разведчики Никанорова, знающие наш маршрут движения. В таком составе на рассвете оказались в передовых окопах 774-го стрелкового полка, где нас с распростертыми объятиями ждал дивизионный особист, командир полка и еще несколько командиров рангом пониже. В сторонке стояла охрана из шестерых бойцов с автоматами.

Глава 4

Особист сразу рванул в нашу сторону, безошибочно выбрав меня из всей возвратившейся группы.

— Вы капитан Зимин?

— Да.

— У меня приказ срочно вас доставить в штаб армии.

— Меня одного?

— Нет. Еще людей, которые с вами контактировали.

— Ну, бойцов не обязательно, а вот Строгова, Павлова и телефонистку не мешало бы изолировать.

— Уже сделано и ваш груз под надежной охраной.

— Хорошо. Когда мы едем?

— Машина уже ждет. Пришлось забрать транспорт в артдивизионе. Тут проехать всего километров десять, где вас встретят сотрудники из особого отдела армии.

— Понятно, тогда поехали и верните мне мое оружие. Оно тоже является частью груза, и я за него отвечаю.

Пока я отошел, сказать пару слов разведчикам и забрать свое снаряжение, Кутепов развил бурную деятельность. Раненого майора, который так и не пришел в сознание, сразу отправили в медсанбат.

Пройдя цепочкой в сторону штаба, где нас ожидала полуторка, стали грузиться. В кабину к шоферу сел сам Кутепов, а с нами в кузов в качестве охраны или конвоя уселись еще шесть бойцов, причем один из них был вооружен пулеметом. Со стороны особиста была попытка разоружить моих спутников, но я настоял этого не делать, мотивируя тем, что в дороге может случиться все что угодно и пара проверенных вооруженных бойцов не помешает. Строгов сидел тут же, демонстративно охраняя мой груз, вооружившись трофейным МП-40. Рядом с ним примостилась телефонистка, с интересом наблюдающая за всеми движениями вокруг. По-моему, она еще до конца не поверила, что они смогли прорваться в расположение советских войск.

Уже рассвело, поэтому необходимости в приборах ночного видения не было. Я их тут же спрятал подальше, чтоб не привлекать внимание. Машина, урча, прыгая на неровностях дороги, увозила нас с передовой. Я грустно смотрел назад, зная, что большинство тех людей, которых сегодня видел, скоро не будет в живых. Как мог, постарался помочь им, против здравого смысла и природного эгоизма человека нашего времени. Ведь что было проще, пробраться в расположение наших частей и по-тихому просто уехать. Но ведь вмешался же и полез в бой. По большому счету в этом никакой необходимости не было, во всяком случае для меня. Да и авантюризмом никогда не страдал. А тут постоянно какие-то приключения. За пару месяцев уже успел столько натворить, что самому не верится, хотя ведь всегда считал себя выдержанным человеком, не способным на неоправданный риск в жизни.

Вот, озабоченный такими мыслями, я и трясся на кочках в этой допотопной машине.

Мои размышления были прерваны беспорядочной стрельбой как раз по нашему направлению движения. Застучав кулаком по кабине, привлек внимание Кутепова, заставив свернуть машину с дороги в лес.

Кутепов абсолютно правильно решил послать разведку вперед. У меня была идея оснастить их радиостанцией или послать с ними Строгова или Павлова, но особист дивизии, яростно зыркнув на меня, отказался.

Пока было время, я стал снова готовиться к бою. Забрав у Строгова свою СБУ, отошел чуть в лес, занял позицию. Из груза на всякий случай вытащил одноразовый гранатомет и закинул его за спину. Рядом примостился Павлов, приготовив свой пулемет для стрельбы. Строгов, вытащив из машины мои вещи, отошел под деревья, где расположился вместе с девушкой и двумя бойцами охраны. Пока было время, остальные бойцы и водитель по моему совету рубили в лесу ветки деревьев и маскировали автомобиль. Перестрелка впереди все разрасталась, и в нее влились хлопки танковых пушек и характерные очереди немецких пулеметов, которые уже трудно было не узнать.

Я выругался. Опять окружение. Пришлось идти к Кутепову.

— Капитан, это опять окружение. Мы точно не проедем. Бери водителя и выдели ему одного бойца в сопровождение, пусть едут обратно и известят командира полка. Судя по звуку, опять мотоциклисты и танки. В лес они не полезут. Будут двигаться по дороге и уничтожать все на своем пути. А мы попытаемся лесом выбраться. Я смотрю, это у нас уже привычка такая, по лесам из окружения выходить.

— Я вас не могу оставить.

— Я и не предлагаю. Но вот известить командира полка, что они могут получить удар в тыл, это ты обязан сделать. Так что действуй, а мы будем готовиться к движению.

Через две минуты машина уже на всей максимальной скорости неслась обратно, в расположение полка, а мы, замаскировавшись, ожидали возвращение разведки.

Ожидание затягивалось, пока наконец-то не появились оба запыхавшихся бойца, отправленных Кутеповым в разведку. Ничего нового для меня они не сказали. Немецкие танки, мотоциклы и пехота. Если мне не изменяет память, опять подвижные части 2-й танковой группы вермахта. В этой полосе должен был наступать 24-й механизированный корпус.

Кутепов вопросительно глянул на меня. Я ему высказал свое мнение. Что это завершающий удар окружения группы войск 28-й армии. Так что опять придется осторожно идти, стараясь не ввязываться в бой. Тем более, здесь наступают отборные и хорошо укомплектованные части.

Наша группа снова двинулась через лес, стараясь забираться подальше, ориентируясь по звукам боя. Я, несмотря на протесты Кутепова, снова решил пойти в разведку, а то, как эти орлы топают в лесу, даже мне, насквозь городскому жителю, резало слух. И уже в сопровождении Павлова двинулись в сторону дороги. Радиостанция опять была включена и оставлена имеющему опыт обращения с ней Строгову.

На дороге была знакомая картина: колонна немецкой техники, танки, грузовики, артиллерия. При такой плотности войск движение только лесными массивами оказывается единственно правильным.

На привале подсел Кутепов. Руководство в отряде потихоньку переходило ко мне, и многие это понимали, — сказывался опыта скрытного передвижения в лесу, да и мой статус сотрудника центрального аппарата госбезопасности выводил меня сразу на руководящую роль.

— Ну что, капитан, будем делать? — сразу перешел к основной теме Кутепов.

— Остается пробираться лесами. С юга ударили части 24-го механизированного корпуса немцев. На востоке окружение завершают части 9-го армейского корпуса вермахта. В общем, опять окружение. По моим прикидкам, нам придется идти до самой Десны, по идее, там части нашей 43-й армии смогут организовать нормальную, устойчивую линию обороны.

— Жаль, что ты не успел сообщить нашему руководству. Наверно, поэтому тебя и хотели так быстро эвакуировать.

— Да знают они все. Информация по этим планам немцев уже переправлена командованию по нашей линии, но реально при таком соотношении сил что-то предпринять существенное трудно. Хотя есть у меня мысли по этому поводу, но извини, капитан, не твой уровень.

— Да я понимаю. Видел, как в штабе армии всполошились, когда про тебя сообщил. Не простой ты человек. Да это и заметно.

Вот так мы двигались целый день. Ближе к вечеру вышли к небольшой деревне. Но по запаху гари поняли, что война и ее стороной не обошла. Понаблюдав с полчаса, два бойца двинулись к крайнему дому. На удалении мы с Павловым двинулись за ними. Но вскоре один из них вышел и замахал рукой. Но я был все-таки осторожным, сам такие фокусы с немцами выделывал. Но на этот раз все было спокойно. Но вот картина, которая нам открылась, спокойствия не прибавила. В эту деревню, спасаясь от немецкого наступления, заехал транспорт с нашими ранеными. Тут их и догнали немецкие мотоциклисты. Всех, кто мог ходить, согнали к стене большого дома и расстреляли из пулеметов. Остальных, лежачих, просто прирезали штыками в телегах. Недалеко лежала санинструктор. Видно, ее долго насиловали, а потом просто добили. После такого развлечения немцы подожгли деревню, но из-за того что недавно прошли сильные дожди, сгорели только те дома, на которые не пожалели бензина.

Картина нерадостная. Ходя по домам, так больше и не нашли никого из местного населения.

Вызвав из леса остальных, выставил боевое охранение на въезде в деревню. Вид расправы над нашими ранеными заставлял моих спутников сжимать кулаки и стискивать зубы. Пока было время, часть бойцов разбрелась по домам в поисках продуктов.

Я ходил по деревне, но взгляд постоянно возвращался к расстрелянным. Наконец-то собравшись с мыслями, подошел к Кутепову и попросил уточнить название деревни. Затем достал маленький цифровой фотоаппарат и сфотографировал все, что видел. Это было тягостное зрелище, но это мы забывать не должны.

В амбаре на окраине села нашли всех местных жителей. Немцы их согнали туда, пока расправлялись с ранеными, а потом решили не оставлять свидетелей, подожгли деревянное строение с живыми людьми.

Через час, найдя немного продуктов, мы отошли от деревни метров на сто и разбили лагерь. В этом месте мертвых никто не хотел оставаться.

Все сидели молча. Зоя, девушка-телефонистка, сидела с бледным лицом и отказывалась от ужина. Тягостное впечатление от увиденного в деревне никого не оставило равнодушным.

Наконец-то Павлов не выдержал и спросил меня:

— Товарищ капитан, как же это может быть. Какие же они звери.

Я чуть подумал и бросил короткую фразу:

— План "Ост".

Даже Кутепов, сидевший с понурой головой, бросил удивленный взгляд на меня.

Павлов решил прояснить мои слова.

— Что за план "Ост" такой? Это не секретно?

Я вздохнул. Придется рассказывать. Да и авторитет нужно поднимать, мне с этими людьми идти еще долго, расскажу им немного, чтоб дурных мыслей разбежаться по дороге не возникало.

— Для немцев пока секретно. Начальник СС Генрих Гиммлер подписал с ведома Гитлера так называемый план "Ост". Очистка земель Советского Союза от неполноценных народов для немецких колонистов. Будут создавать специальные команды карателей, причем многие из них будут формироваться из прибалтов, выходцев с Западной Украины, пленных красноармейцев, перешедших на сторону противника. Основная задача — борьба с партизанами, которых тут в скором времени очень много появится, и уничтожение населения. План предполагает уничтожение в течение десяти лет девяноста процентов населения. Остальные будут использоваться в качестве рабов. Это, конечно, данные неточные, но то, что план начали выполнять, это вы уже видели. Думайте. Если у кого появилась мысль убежать и где-нибудь затаиться, то рано или поздно немцы придут. Тут идет уже вопрос об уничтожении народа. И единственная возможность противостоять этому — уничтожать этих нелюдей. Подумайте.

На этой ноте я прекратил свое выступление, дав каждому осмыслить мои слова.

Чуть позже Кутепов подсел и спросил:

— Может, зря раскрыли такие сведения государственной важности?

— Да нет. Люди не глупые, сами все видят. Просто у некоторых начинают опускаться руки. Вот я им и объяснил, что выжить и спасти свои семьи они смогут, только уничтожая противника. Есть такая наука, психология.

Утром часовой услышал в деревне шум моторов, о чем сразу известил всех нас.

Мысль, что это могут быть наши, посетила не меня одного. Немцам здесь делать нечего. Все что могли, они уже натворили. Но соблюдая все меры предосторожности, я, Павлов и Кутепов пробрались к деревне и из леса наблюдали за приезжими. К сожалению, это оказались немцы. Два тентованных "опель-блица". Из них выскочили солдаты, человек десять-пятнадцать, и вытаскивали канистры с бензином. Тут же из машин выводили наших военнопленных и сгоняли в небольшую группу. Я их насчитал человек пятнадцать. А вот немцы меня заинтересовали. Сразу было видно, что эсэсовцы, но вот к какой дивизии принадлежали, с такого расстояния разглядеть даже в оптический прицел не получалось.

Рассмотрев пленных, я удивился, среди них была пара знакомых лиц. Ткнув в бок Кутепова, указал ему в сторону деревни и передал СВУ, чтоб он глянул, может, я ошибаюсь. Среди пленных был недавний знакомый, сержант Никаноров, еще один разведчик. Кутепов подтвердил, что это бойцы из 774-го стрелкового полка, который мы только вчера утром покинули.

— Ну, что ты думаешь об этом? — обратился он ко мне.

— Скорее всего, уроды вчера заскочили в деревню и постреляли всех, может, пьяные были. Сейчас одумались, прислали команду зачистки. Пленные в качестве рабочей силы. Покидают трупы в дом, этих расстреляют и сожгут все, не оставив следов.

— Зачем им это все?

— Да они пока на запад оглядываются, насколько знаю, Гитлер хочет с англичанами помириться, поэтому слухи о массовых расстрелах ему не сильно нужны. Вот и подчищают за своими вояками. Только что тут СС делает? Вроде как их тут не должно быть.

— Что будем делать?

— Освобождать наших, конечно. Тут их человек пятнадцать, немцы выбрали самых крепких, чтоб могли трупы таскать. Освободим, ты их застращаешь, что в плен попали, и под ружье. Нам бойцы нужны.

— Не опасно? Немцев человек пятнадцать, нас меньше.

— Тоже мне проблема. Значит, так. Павлов, выдвигаешься вон к той околице, там как раз все пространство просматривается. Кутепов, берешь своего пулеметчика, заходишь чуть левее, перекрываешь отход, чтоб ни одна крыса отсюда не убежала. Трех бойцов со мной. Строгов, на хозяйстве. Понятно? Павлов, берешь вторую радиостанцию.

Дождавшись, когда ко мне подойдут бойцы, обошли деревню и вышли на окраине так, чтоб не попасть в поле зрения немцев. Приготовив СВУ для стрельбы, я залег, взяв на прицел деревню, кивнул бойцам, чтоб они выдвигались к крайнему дому.

Короткими перебежками мы добрались до небольшого огородика, где перепрыгнув через низкий забор, спрятались в зарослях.

— Значит, так, бойцы. Работаем тихо. Никто вперед не лезет. Стреляете только тогда, когда я дам команду. Сейчас главное — немцев не переполошить. Понятно? Ну все, действуем.

Опять накрутив на пистолет глушитель, стал осторожно продвигаться на звук голосов и гула двигателей.

Первых двух немцев увидел, когда они выходили из дома, прихватив какие-то вещи. Я прятался среди зарослей в огороде, поэтому разглядеть меня они не могли. Два эсэсовца в полевых камуфляжах прошли буквально в трех метрах от меня, и, когда подставили спины, я не задумываясь выстрелил. Хлоп. Хлоп. Один упал без звука, зато другой захрипел. Пришлось еще раз выстрелить, чтоб не поднимать шум раньше времени.

Подняв руку, махнул в сторону залегших бойцов. Двое сразу, пригнувшись, подбежали ко мне, подхватили тела немцев и утащили их в кусты. А я с интересом посмотрел на них.

— Ого, старые знакомые. Вот только интересно, что они тут делают.

Один из бойцов решил, что я чем-то недоволен, обратился:

— Товарищ капитан, что случилось?

— Да старые знакомые. Их здесь, по идее, быть не должно.

— А кто это?

— Вторая моторизованная дивизия СС "Рейх". Я с ними еще в Могилеве встречался. Но вот как они сюда попали, надо будет выяснить. Ладно, работаем дальше.

Опять стали продвигаться ближе к гомонящим немцам. Но на этом наше везение закончилось. Немцы выставили боевое охранение и сразу обнаружили движение в лесу и открыли огонь. Захлопали винтовки и загрохотал короткими очередями пулемет.

— Мозг, это Феникс, это по тебе немцы стреляют?

— Нет, Кутепова засекли.

— Что там пленные?

— Они положили их на землю, пока не расстреливают.

— Хорошо. Присоединяйся к веселью. Положи их всех, чтоб меньше бегали, попытаются обойти, мы их тут и положим, а потом с тыла ударим.

— Вас понял.

Тут же ход боя изменился. Короткими очередями застучал "Дегтярев" Павлова. Через некоторое время к нему присоединился второй наш пулемет. Видимо, фактор неожиданности сыграл свою роль, и немецкий пулемет сразу замолчал. Реже стали хлопать винтовки. Пару раз закашлял со стороны леса МП-40, кажется, Строгов решил поучаствовать.

Мы с бойцами короткими перебежками приближались к месту боя. Немцы оказались верными себе и попытались обойти. Но тут я бойцов остановить не успел. Выскочившие нам навстречу пять эсэсовцев были удивлены, столкнувшись с нами. Это дало преимущество. Захлопали выстрелы винтовок, на фоне чего щелчки пистолета с глушителем были вообще не слышны. Все пятеро были убиты, но немцы тоже успели отстреляться и один боец остался лежать возле забора.

Мы уже осторожно стали продвигаться вдоль забора. Спрятав пистолет, вытянул автомат и приготовился к стрельбе. Выбежавший из-за дома немец сразу получил короткую очередь и завалился, тут же в его сторону хлопнули две винтовки. И когда выскочил второй немец, только мне удалось его остановить, хлестнув короткой очередью по груди, бойцы в панике щелкали затворами винтовок. Из-за угла вылетела граната. Один из бойцов ловко ее подхватил и кинул обратно. Она, не долетев, взорвалась в воздухе, осыпав мелкими осколками все вокруг.

Учитывая расположение наших пулеметов, у немцев был только один вариант — прорываться на западную окраину деревни и уходить лесом. Поэтому перебежав огородами к другому дому, постарался зайти с той стороны, не оставляя им возможности прорваться. Но нарвавшись на выстрел, отпрянул от дома и, скорее больше по привычке, нежели обдуманно, закинул за угол гранату. Хлопнул взрыв.

Быстро выглянув из-за угла, сделал пару коротких очередей и снова спрятался. Но там уже были слышны крики и русский мат. Пленные, увидев, что немцев осталось совсем мало, бросились на них, и началась рукопашная схватка. Мы подбежали, когда уже почти все было закончено, только и успели добить несколько особо ретивых эсэсовцев. Исход боя был совсем не плохим. Из нашего состава потеряли двоих. Боец, что был со мной, и пулеметчик, что шел с Кутеповым. Из пулемета пришлось стрелять самому капитану, и справился с этим он вполне пристойно. Среди пленных красноармейцев погибли пять человек.

Никаноров, оказавшийся в числе живых, с удивлением рассматривал меня, а потом просто полез обниматься, несмотря на все звания.

— Ну, рассказывай, сержант, как вы докатились до жизни такой.

— Да навалились с утра, а потом и в тыл ударили. Смяли полк и потом по частям разбили. У нас в окоп снаряд попал, когда очнулся, вокруг уже эти ходят.

— Хорошо. Документы твои где? Обыщи немцев, забери их документы, жетоны, оружие и поищи свои. Я тебя отмажу, но я не могу все время спасать, пора и в Москву возвращаться, а тебя потом на фильтре замордуют.

— Интересные слова. "Отмажу". Не слышал, но понятно. А что за фильтр?

Я оглянулся, рядом стояли остальные бывшие пленные и с интересом прислушивались к нашему разговору.

— Фильтр или фильтрационный лагерь. Когда выходишь из окружения, туда помещают и проверяют, кто ты и что ты. Просто немцы очень часто с окруженцами пытаются внедрить своих агентов, а как работает НКВД, ты знаешь. Так что ищи у немцев свои документы. Я ничего не видел.

— Есть, товарищ капитан.

Тут подошел Кутепов. Павлов по моему указанию сместился дальше в сторону, прикрывая подходы к деревне со стороны дороги.

— Надо уходить, могут немцы нагрянуть.

— Никто не нагрянет. Они тут послали команду зачистки, и если услышат, то подумают, что пленных расстреляли. Организуй, чтоб похоронили людей. Насколько я вижу, практически все погибшие из вашей дивизии, попробуйте их опознать и составить список. А я гляну трофеи, может, что интересное найду.

Глава 5

Найдя в одной из машин уполовиненный ящик с толовыми шашками, советского производства, решил немцам приготовить небольшой сюрприз. По карте до дороги, по которой двигались немцы, было километра четыре.

Поэтому расположив в кабине одного из грузовиков взрывчатку и используя в качестве детонатора обычный взрыватель от гранаты, подготовил неплохую ловушку, которая должна сработать при открывании дверей. Машину отогнали к дороге, посадив на оба сиденья трупы эсэсовцев, чтоб замаскировать расположенную там мину. Включив фары для привлечения внимания, если машина простоит до темноты, благо аккумулятор был в наличии, привели взрывное устройство в боевое положение и вернулись обратно в деревню.

Работы по захоронению уничтоженных немцами раненых и мирных жителей были практически закончены, и бывшие пленные энергично засыпали большую братскую могилу. Кутепов по моему совету составил список тех, кого удалось опознать, и краткое описание событий, спрятал все это в бутылку и горлышко залил воском. Бутылку положили в братскую могилу, чтоб в будущем люди не забывали, о том, что произошло в этой деревне.

Около трех часов дня мы снялись и ушли из деревни на восток. Радостной вестью был грохот взрыва ловушки, донесшийся до нас.

Уже ночью головной дозор наткнулся на часовых, расположившихся на ночлег в лесу, роты отступающего 757-го стрелкового полка 222-й дивизии. Узнав таким образом, где примерно находится командование полка, к утру мы уже разговаривали с командиром. Пользуясь своими полномочиями начальника особого отдела, Кутепов связался со штабом дивизии и организовал нашу эвакуацию. К этому моменту командир дивизии, потеряв связь с 774-м полком, решил идти на прорыв. Постоянно подвергаясь массированным налетам и отбиваясь от наседающих немцев, достигнув Десны, остатки дивизии соединились с частями 43-й армии.

Возле переправы нашу группу наконец-то встретили представитель особого отдела армии и сопровождающие его бойцы комендантского взвода, срочно привлеченные для охраны при поступлении информации о выходе Кутепова с капитаном Зиминым в расположениечастей армии.

Кутепов с сопровождающими и бывшими пленными отправился обратно в сторону штаба дивизии, а меня, с моими спутниками снова погрузили в кузов полуторки, повезли в сторону Кирова. На прощание я отвел в сторону Кутепова и попросил отнестись внимательно к освобожденным и поставить их в строй, и особенно упирал насчет Никанорова. Чем-то он мне понравился, очень сильно напоминает Вяткина, такой же спокойный и основательный. Мне кажется, именно на таких держится армия.

Дорога. Опять дорога. Один раз попали под авианалет. Немецкий истребитель развлекался тем, что охотился на тыловых коммуникациях наших войск, хотя тут рядом была переправа, более интересная цель для штурмовки, нежели одиночные машины, хотя и прикрытая зенитной батареей. Ему, видимо, было интересно расстреливать беззащитные цели. Лежа в канаве и стреляя из СВУ в сторону пролетающего самолета с крестами, я со злобой пообещал, что летунов теперь в плен брать не буду. Может, конечно, погорячился. Война есть война, но и на ней должны быть определенные правила.

К вечеру наконец-то добрались до станции Киров, где нас разместили в отдельном вагоне санитарного эшелона, отправляющегося в тыл. Тут с нами ехали уже молчаливые сотрудники НКВД, сменившие контрразведчиков 43-й армии. Общая напряженность немного действовала на нервы, но то, что фронт остался за спиной и можно расслабиться, сказалось, и люди просто отсыпались после бессонных ночей в лесу. Я давно уже стянул с себя маскировочный костюм и щеголял в камуфляже, более привычном для нашего времени, нежели для 41-го года. Поэтому мои спутники и сопровождающие с интересом иногда косились на такую необычную расцветку и обилие карманов. А у меня было единственное желание выкупаться и побриться. К сожалению, для этого в поезде не было возможностей, и пришлось ограничиться умыванием в тазике, принесенном по моей просьбе одним из сопровождающих на небольшой станции. Выходить нам строго запретили, но старались быть максимально корректными во всех остальных вопросах.

Нас не разоружали, но при этом разрешили оставить только личное оружие. Пулемет Павлова и автомат, с которым бегал по лесам Строгов, были сложены отдельно под присмотром одного из бойцов охраны. Мое оружие и груз были упакованы и лежали рядом. На попытку перенести их в другое купе, под охрану, я, поскандалив, не согласился, и по тому, что они не стали качать права, понял, что мой особый статус тут очень высок.

Судя по обрывкам разговора, этот санитарный поезд, в котором нас везут до аэродрома, постоянно прикрывают две сменяющие друг друга эскадрильи истребителей.

Но и это путешествие было недолгим. Примерно часов через десять нас высадили на небольшом полустанке, где ожидали несколько машин, набитые бойцами НКВД, и в сопровождении такой охраны приехали на аэродром. Куда нас возили, я уже не мог знать, как-то потерял связь с пространством и временем и во всем полагался уже на наших провожатых. День клонился к концу и до наступления сумерек, когда в целях безопасности был назначен перелет в Москву, оставалось еще часа полтора. Я попросил предоставить возможность привести себя в порядок, и, к моему удивлению, в хозчасти батальона аэродромного обеспечения мне и моим спутникам организовали помывку. Там, наконец-то вымывшись и побрившись, я смог переодеться в форму, более подходящую к этому моменту времени. Единственное, что я позволил себе использовать из нашего времени, это бритву. Ну не могу я и не умею бриться опасными бритвами. Я к "Жилетту" привык, который со многими лезвиями, тем более перед вылетом поставил себе один из последних новых станков. Строгов и Павлов, увидев у меня такое новшество, удивились, пришлось пояснить, что штучка заграничная, трофейная и очень удобная. Они, попробовав, согласились. В общем, время провели с пользой и некоторым удовольствием. Ребят по моей просьбе обеспечили бельем, а у меня, как запасливого человека, все было с собой, в свертке с формой капитана НКВД, которую я и надел перед вылетом в Москву.

Зоя, наша спутница, мылась отдельно и стеснялась завести разговор о чистом белье, пришлось мне, как более продвинутому, наехать на сопровождающих и решить вопрос. Тут на аэродроме женщин хватало, поэтому, кого они там раскулачили, мне было не интересно, но вот то, что молодая девушка, с которой мне предстояло еще и лететь вместе, перестала дичиться из-за вопроса личной гигиены, это было приятно. Тем более и девушка симпатичная, не был бы женат, приударил бы.

В общем, когда я, облаченный в чистую и выглаженную форму с орденом, вышел к своим спутникам, фурора не произвел, но вот удивление точно было. Привыкли меня видеть с измазанной тактической краской физиономией и в маскировочном костюме, а тут, как все, да еще выглаженный и чистенький.

Наши сопровождающие демонстративно не разговаривали и старались свести контакты к минимуму. Строгова и Павлова это напрягало, и они все чаще бросали настороженные взгляды в мою сторону.

Вот в таком, немного нервозном, состоянии мы наконец-то загрузились в специально пригнанный для моей персоны "дуглас".

Полет даже в самолете американского производства тоже не сильно впечатлил. Тряска, сквозняки, гул двигателей, жесткие сиденья. Пара часов такого лета и мы сели на одном из подмосковных аэродромов, где нас уже встречали по-серьезному.

Судоплатова я узнал сразу, рядом с ним были еще несколько чинов НКВД, и все пространство вокруг самолета было оцеплено бойцами того же ведомства, что и наши встречающие. Поэтому, кратко поздоровавшись, моих спутников отвели в автобус, а мы с Судоплатовым и с комиссаром 3-го ранга Морошко сели в легковую машину, мой груз, в виде большого свертка, забрали с собой.

Уже тут смогли нормально пообщаться.

— Ну, Сергей Иванович, заставили вы нас понервничать. Ваши друзья отказались с нами общаться, до выяснения судьбы курьера, обвиняя нас в вашем исчезновении. Я смотрю, приключения за вами ходят прямо по пятам. У меня иногда возникает мысль, что вы не боевой командир, а мальчишка, начитавшийся книг про пиратов.

— Вы знаете, если честно, то у меня такие приключения не вызывают особого удовольствия, я и так наигрался в войну. А вот к вам у меня есть пара вопросов по этой поездке. У вас утечка, причем серьезная. Но разговор будет не в этом месте.

Дождавшись кивка Судоплатова, продолжил:

— Кстати, что будет с моими спутниками? Они вообще не в курсе, с кем именно они находились столько времени. Разве что могут быть вопросы по технике связи и приборам ночного видения. Но тут можно отделаться простыми подписками.

— Давайте поговорим об этом позже, когда приедем. Им никто не причинит вреда.

— Хорошо. Я вам доверяю, но так или иначе буду отслеживать судьбу моих спутников, тем более лейтенант весьма заслуживает внимания. Перспективный парнишка.

Судоплатов удивленно на меня посмотрел.

— Нет, просто толковый командир, инициативный и труса не празднует. Технически грамотный. Может пригодиться.

На этом разговор затих, оставив некоторую горечь недоговоренности. Я сидел и смотрел, как за окнами автомобиля проносится ночная Москва 1941 года. Интересное зрелище. Никаких бигбордов, неоновых реклам и большущих цветастых витрин. Несколько раз видел проходящие патрули. Интересно было бы пройтись по улицам днем и посмотреть на людей. Но поездка все не заканчивалась, по виду мы выезжали из города, значит, меня везут в какую-то очередную загородную резиденцию, где со мной будут работать специалисты. В принципе верно, город уже подвергается бомбардировкам, и погибнуть от простой авиационной бомбы в Москве было бы верхом глупости.

По прошествии часа мы выехали из города и двигались по шоссе, с которого свернули и немного потряслись по грунтовке и остановились перед глухими воротами. По гудку створки ворот открыли два бойца, вооруженные автоматами, пропустили машины и так же быстро закрыли за въехавшими машинами. Я оглянулся, автобуса, на котором ехали Строгов, Павлов и девушка, не было. Морошко понял правильно мой интерес и сразу пояснил:

— Они будут размещены в другом месте. Это необходимо.

— Да, я понимаю.

Мы вышли из машины, один из сопровождающих нес за мной тюк с грузом. Поднявшись по широкой лестнице, оказались в просторном зале, из которого вели несколько дверей. Но мои спутники повернули направо, и мы вошли в столовую, где стоял накрытый белой скатертью стол.

— Сергей Иванович, по моим данным, вы давно не ели, не против, если мы с вами позавтракаем?

— Да вообще-то вы тут хозяева, а я гость, хотя согласен, что перекусить было бы неплохо.

— Ну и хорошо.

Мы расселись за столом, неслышно открылась еще одна дверь и зашла девушка в форме сержанта НКВД и быстро стала сервировать стол на три персоны.

Дождавшись, когда девушка уйдет, Морошко, который был, видимо, на этот момент ведущим в этой компании, взял графин с водкой и разлил по рюмкам.

Я не стал кочевряжиться, тем более снять стресс не помешало бы, и поднял рюмку.

— Ну, за встречу.

Мы выпили, и в течение нескольких минут был слышен только стук ложек о тарелки. Когда первый голод был утолен, выпили еще и уже могли приступить к разговору. По себе знаю, что именно в такие моменты или чуть позже обсуждается много серьезных вопросов.

— Хорошо. Первый голод утолили, теперь можем поговорить. Если не ошибаюсь, Александр Александрович, вы командир подразделения, которое занимается Странником? — обратился я к Морошко.

— Да, вам не откажешь в проницательности. Поэтому нам бы хотелось выяснить правду о вас и вашей организации.

— Надеюсь, что наше иновременное происхождение не вызывает сомнений?

— Ну, сомнения всегда есть, но ваш ход с генералом Романовым заслуживает уважения. Да и ваши цели вы высказали достаточно прозрачно, но понимаете, выходить на высшее руководство страны надо с определенными предложениями, а мы их пока не слышали.

— Что ж, я вас понял. Вас интересует, что мы можем вам предложить, чтоб это же не попало в другие руки, правильно?

Дождавшись кивка, продолжил:

— Мы же достаточно однозначно подтвердили, что собираемся общаться только с вами, так как являемся вашими потомками и судьба России, вне зависимости от общественного строя, нам небезразлична. При необходимости мы можем провести посланника в наше время, чтоб вы удостоверились в наших словах. Но и у нас есть потребности, и как вы их сможете удовлетворить, мы знаем. Поэтому давайте более предметно поговорим, что мы вам можем предложить и чем поможете вы.

Тут слово взял Судоплатов.

— Сергей Иванович, информация, предоставленная вами, очень важна, а последняя посылка заставила пересмотреть некоторые взгляды на науку. Мы это очень ценим, правда, возникает вопрос, насколько наши миры соответствуют друг другу. Уже сейчас предоставленные вами данные по немецкому наступлению сильно различаются и по срокам и по направлениям.

— Пока для меня это загадка. Или мы находимся в разных мирах, у нас это называется реальностями, или изменения, возникшие в результате действий на основе информации из будущего, достигнут нашего времени с некоторым запозданием. Мы не можем ответить на этот вопрос, к сожалению. Давайте считать, что мы находимся в разных реальностях, разделенных еще и временным промежутком. Путешествия во времени для нас такая же необычная вещь, как и для вас. Но в данной ситуации и мы, и вы находимся в трудной ситуации и можем помочь друг другу. С нашей стороны это знание военно-политической истории, общих тенденций развития науки и много другого, что может помочь советскому руководству избежать многих ошибок, совершенных в нашей реальности и приведших впоследствии к развалу Советского Союза. Хочу оговориться сразу. Я родился и вырос в Советском Союзе и видел его распад, и мне бы не хотелось, чтобы это произошло в вашей реальности.

— Хорошо, вы ответили на один из вопросов, который нас интересовал. Что будем дальше делать?

— Интересно, я ждал, что вы мне что-то расскажете. Или вы думаете, что мы больше зависимы от вас, нежели вы от нас? Вопрос поставлен не совсем корректно. Просто если прервется контакт, мы погибнем быстрее. Вот и все. Поэтому я думаю, что нужно говорить о взаимном сотрудничестве, которое рано или поздно выльется во взаимную интеграцию. А учитывая нашу малочисленность, с вероятностью в девяносто девять процентов, могу говорить о том, что мы будем интегрироваться в ваше общество. Естественно, не безвозмездно. Технологии, знание ошибок на ближайшие семьдесят лет и поступков ваших оппонентов в политике. Плюс реальная возможность помочь нашей армии в борьбе с фашизмом. Я не оговорился, нашей армии, потому что я, так или иначе, себя уже отождествляю с бойцами Красной Армии. И для меня фашисты не меньше враги, чем американцы, англичане и арабы в нашем времени. Надеюсь, я достаточно полно выразил свою позицию?

Тут вмешался Морошко.

— Конечно, Сергей Иванович. Давайте обсудим, чем мы сейчас можем быть полезными друг другу. Естественно, ваши предложения будут озвучены руководству СССР.

— Я думаю, сначала нужно составить контактную группу, состоящую из доверенных специалистов, с которыми можно будет проводить консультации по использованию и внедрению информации из будущего. Установить постоянный безопасный канал связи. В ближайшее время мы запускаем большую установку, через которую можно будет отправлять в это время образцы боевой техники, модернизировать нынешнюю производственную базу за счет станков из будущего, которые мы сможем поставить. Перечень очень большой. Как по мне, сейчас очень важны средства радиоэлектронной разведки, системы подавления радиосвязи противника и свои системы шифрованной оперативной связи. Необходима модернизация средств ПВО и оснащения ее новыми радарами и средствами управления огнем. Общая тенденция развития скоростных летательных аппаратов предполагает создание новых комплексов ПВО на основе ракетного оружия, что было реализовано в нашем времени. Немцы пока побеждают за счет лучшей организации армии, великолепной согласованности действий различных видов войск на поле боя, что достигается развитой системой радиосвязи и, конечно, господством в воздухе немецкой авиации. Но думаю, это мы еще будем обсуждать. Какие у нас планы на ближайшее время?

— Вам надо отдохнуть. И еще, Сергей Иванович, ваши заслуги по достоинству оценены.

Я его перебил:

— Это вы насчет присвоения звания Героя Советского Союза? Спасибо, немцы мне уже сообщили.

Но мои собеседники не оценили шутку. Видно, тема была больная.

— Да. Это я и хотел с вами обсудить. На аэродроме подскока нас ждали. Ждали именно самолет, только мы прилетели раньше. Не будут немцы в передовых порядках тащить с собой зенитные прожекторы. Только если они хотят сбить определенный самолет. Так что ищите, где у вас "течет". У меня завтра назначена встреча с вашим руководством?

— Пока нет. Мы рассчитывали сначала пообщаться с вами, а потом по результатам назначать встречи. Но товарищ Сталин хочет с вами встретиться.

— Это по поводу его сына Якова?

— Не знаю. Возможно.

— Хорошо, только у меня просьба.

— Да, я слушаю.

— Я бы хотел встретиться с семьей старшего лейтенанта Иволгина, пилота. Я ему обещал перед смертью. Дальше, меня интересует судьба моих спутников. И третье, все бойцы 172-й дивизии, которые вошли в мою группу, официально переходят служить в органы госбезопасности и откомандировываются в мое расположение. Фамилии их вы знаете. Просто хотел, чтобы их семьи не остались без внимания и помощи.

Морошко с Судоплатовым переглянулись. Слово взял Морошко:

— Я думаю, это все решаемо.

— Вот и хорошо. Ночь была трудной. Давайте возьмем тайм-аут.

Морошко удивленно поднял брови, но Судоплатов, который долгое время работал нелегалом за границей, пояснил: "Перерыв".

Все согласились, что в этом есть смысл, и после церемонии прощания меня провели в комнату, где была подготовлена постель, и я смог наконец-то выспаться на чистых простынях и на свежем воздухе, а то все время одно с другим не состыковывается.

Глава 6

Поспать мне дали до обеда. Когда периодически хлопает дверь и пахнущий куревом и вонючей ваксой для сапог НКВДшник почти на цыпочках, скрипя половицами пола, подходит и смотрит, не проснулся ли я, то тут долго не поспишь. Пришлось подниматься. Проведя уже даже не утренний, а обеденный моцион, надел все еще свежую форму и вышел в коридор, где на стуле сидел лейтенант госбезопасности, который, видимо, все время меня беспокоил. Он поднялся по стойке "смирно" и доложил, что обед готов и комиссар госбезопасности Морошко несколько раз звонил и интересовался.

— Как зовут?

— Лейтенант госбезопасности Маркьянов.

— Ну, пойдем, лейтенант, пообедаем и займемся делами.

Но тот не повелся на шутку. Сказал, что не положено, поэтому, когда я зашел в столовую, там нарисовалась уже знакомая девушка и стала сервировать стол на меня одного.

Быстро перекусив, стал ждать приезда Морошко. На желание прогуляться по парку мой телохранитель отреагировал вполне нормально, и когда вышли на улицу, в прямой видимости я срисовал не меньше пяти охранников, вооруженных автоматами.

Честно сказать, я шел по небольшому парку и наслаждался чистым воздухом, тем, что не надо ждать шороха или выстрела, перебегать и рассчитывать возможные сектора обстрела. Вот бы сюда мою Светку и ребенка. Славку жалко, растет в этом бункере, в затхлом воздухе. Иногда всех обитателей бункера под большой охраной выводили через портал и то ночью, чтоб посидели на природе и подышали лесом. А лес там великолепный.

Вот за такими мыслями застал приезд Морошко. Он, узнав от охраны, что я пошел прогуляться, быстро нашел меня, не став качать права, присоединился ко мне. Вот за что я ему был благодарен. Но и то, что он просчитал меня, пошло ему в зачет.

— Наслаждаетесь чистым воздухом, Сергей Иванович?

— Да. И спокойствием. Как-то все бегом, со стрельбой получается. А вот так просто пройтись, чтоб не было опасности на немецкую ягдкоманду нарваться или под обстрел попасть. Жаль, моих здесь нету.

— Семьи?

— Да.

— Да, кажется, вашу супругу зовут Светлана?

— Строгов наблюдательный. Это у них семейное. У меня еще и сын имеется. Ему скоро четыре будет, а всю сознательную жизнь ребенок провел в бункере.

— Трудно в это поверить, что все так обернулось. Хотя у нас нет повода не доверять вам, ну за исключением мелких несостыковок в ранних донесениях.

— Есть, но не принципиальные. Надо было вызвать интерес вашей организации и исключить попытку захвата и перехода к конфронтации, вот и разработали такую операцию.

— Наши специалисты тоже сошлись на этой версии. Расскажите про свой мир, Сергей Иванович.

— Что вы хотите узнать?

— Ваше мнение, мы давно уже убедились, что вы человек незаурядный, умудрялись выкручиваться в тех ситуациях, где большинство сложило бы голову. Но тем не менее ваши поступки иногда ставят в тупик. То вы поступаете как матерый разведчик, то действуете, как профессиональный диверсант, то наоборот, ведете себя, как восторженный мальчишка.

— Знаете, Александр Александрович, ваше поколение как раз и сможет меня понять. Я жил в большой и сильной стране, отец был военным. Я тоже мечтал им стать с детства. На моих глазах развалилась страна. Вы пережили Гражданскую, наверно, даже, скорее всего, воевали. Знаете, что это такое. Страшно, когда власть получают бандиты и лгуны. Когда то, ради чего воевали наши деды, строили и добывали наши отцы, продавалось и разворовывалось. Когда в публичных домах всего мира русский и украинский языки становятся постоянным явлением, и наших женщин, самых красивых в мире, продают, как скот, за границу. Заводы остановились. Ученые вынуждены были на рынках торговать женскими трусами. Когда во всех союзных республиках начинают уничтожать русское население, а Россия ничего не могла и не хотела делать. Героями стали мужеложцы и предатели. Сотрудник военной разведки, перебежавший к англичанам и заочно приговоренный к смертной казни, издавал книги огромными тиражами. Потом вроде как поутихло все. Войны прекратились, все, что можно было, разворовали и пришлось поднимать производство заново, но пока мы этим десять лет занимались, к нашим границам опять подошел враг. В мире уже правили американцы от имени мировых банкиров. Самое смешное, что когда в старых книгах говорят про мировой капитал, я уже не смеюсь, реально он существует. Американцы не справились с ролью супердержавы и довели мир до глобального конфликта, которому предшествовали многочисленные локальные войны. Вот в одной из таких войн в Крыму я повоевал. Ну что, как вам краткая история нашего мира?

— Страшно слушать. Неужели так оно и есть?

— Да, и то в общих чертах. Просто не хочу вдаваться в крайности. У меня свой взгляд на происходящее. Но так получилось, что к вам на контакт вышел не торгаш, которых в наше время было с избытком, а военный.

— Вы вполне неплохо описали ваши побудительные мотивы. Что мы будем делать дальше?

— Знаете, в наше время много писали, что товарищ Сталин тиран и мясник. Не кривитесь. Я вам дам ознакомиться с определенными документами, сами поймете. И о вашей эпохе сложилось определенное мнение и стереотипы. Я уже почти два месяца общаюсь со своими предками и, честно сказать, поражаюсь, как нам промыли мозги. Ну не может страна, запуганная и истощенная террором и репрессиями, даже под заградительными отрядами выиграть такую войну.

— О чем вы? Что за заградительные отряды?

— Должен выйти приказ за подписью Сталина "Ни шагу назад", кажется так назывался, так вот на основании этого приказа за регулярными частями ставились заградительные отряды НКВД, которые расстреливали отступающих. Нам демократами это так преподносилось, каково оно было по-настоящему, нам еще предстоит увидеть. Кстати, по этому поводу, если я вас буду шокировать своими заявлениями, то учитывайте то, что нам долго и упорно промывали мозги и доказывали, что Советский Союз — "Империя зла".

— Интересно, вы нам об этом не рассказывали.

— Так я много чего не рассказывал. История этой войны — целая летопись, и имеется столько материала, что не один историк сделал себе имя на исследованиях. А многие, когда Союз развалился, доказывали, что войну выиграли только такими вот заградотрядами и штрафбатами. Но это так, к слову. Какие у нас планы дальше?

— Вы собирались предоставить еще информацию и показать какое-то специальное оборудование. Тем более ваша просьба насчет переменного напряжения в двести двадцать вольт выполнена.

— Хорошо. Забирайте весь тот груз, что я привез, но как будет возможность, я должен заехать к семье пилота Иволгина. Если вас не затруднит, уточните, где они находятся. Еще надо послать радиограмму о том, что я удачно добрался до Москвы, но думаю, это уже сделаем в управлении.

— Это будет несложно, только потребует времени. Сейчас вы готовы отправиться на переговоры?

— К Лаврентию Павловичу?

Морошко ухмыльнулся.

— И к нему тоже. Хотелось бы очертить список первоочередных вопросов, да и личное впечатление руководство хочет составить.

— Хорошо, конечно, поехали. Времени и так мало осталось.

Мы, захватив груз, опять расселись по машинам и выехали в сторону Москвы. Пока ехали, снова и снова продумывал основные тезисы будущего разговора с Берией. Это не просто разговор, тут в первом приближении решается наша судьба.

Я в столице был давно, еще в советские времена, поэтому с большим интересом рассматривал город при дневном свете. Он был похож на то, как представляют в фильмах, и одновременно не похож. По улицам ходили такие же люди, было много военных, но тем не менее чувствовалась какая-то напряженность.

Я, следуя своим мыслям, задал вопрос Морошко:

— По Ленинграду уже приняли решения? Надо срочно эвакуировать всех кого можно, особенно детей, да и про Бадаевские склады я тоже вам писал.

— Да, мы уже приняли меры. В экстренном порядке дети вывозятся из Ленинграда в глубокий тыл, и город пополняется продуктами и боеприпасами.

— Надеюсь, успеете. У нас блокада Ленинграда унесла много жизней, особенно детей. Я вам дам материалы почитать, сами поймете.

— Хорошо. Давайте об этом поговорим в управлении.

Через полчаса подкатили к знаменитому зданию на Лубянке, и в сопровождении охраны оказались в святая святых советской госбезопасности. Мы поднимались по лестницам и продвигались длинными коридорами. Впереди и сзади шли два сотрудника. Получилась такая вот импровизированная "коробочка". Наконец-то мы оказались в просторном кабинете, выходящем окнами на внутренний дворик.

— Располагайтесь, Сергей Иванович. Сейчас нас примет товарищ Берия. Он сначала хотел сам с вами поговорить.

— Не проблема. Давайте с ним сначала пообщаемся.

Морошко вышел из кабинета, оставив меня наедине с двумя сопровождающими, которые вполне спокойно сидели, не стараясь завести разговора. Предполагая, что, возможно, придется ждать долго, намекнул одному из них, что было бы неплохо выпить чайку. Моя просьба сразу была удовлетворена, и за таким времяпрепровождением нас застал Морошко. Минут через десять раздался звонок телефона.

Морошко поднял трубку внутреннего телефона, дождался ответа и доложил:

— Он здесь… Есть, сейчас будем.

Поднявшись, он кивнул мне:

— Пойдемте, нас ждут.

Мы опять шли по коридорам, сопровождаемые молчаливыми охранниками, судя по моторике движений, имеющих непосредственное отношение к осназу или другим подразделениям силовой поддержки. Зайдя в приемную, где наши охранники остались в компании секретаря, прошли в кабинет, в котором, по здравому размышлению, я никогда не должен был оказаться.

Со своего места поднялся невысокий человек ярко выраженной кавказской внешности, которого я спутать никак не мог, потому что при подготовке к этой поездке много перерыл информации по этой одиозной фигуре. В большинстве случаев информация был противоречивая, но я старался быть объективным, оценивая человека. Пока я старался быть нейтральным. Фигура такого уровня сразу почувствует негативное отношение и соответственно это может рано или поздно привести к конфронтации и провалу всей моей затеи.

Он вышел из-за стола и протянул руку, которую я не замедлил пожать, и практически без акцента поздоровался. В принципе неплохой знак. Но и я бы на его месте с посланцем из будущего постарался бы подружиться, вдруг знаю что-то, что сможет ему пригодиться лично.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Давно хотел с вами встретиться, но как-то не получалось. То вы от нас бегаете, то немцы мешают. Присаживайтесь.

Но вот его кавказская харизма, конечно, производила впечатление. Сильный человек, с таким нужно быть очень осторожным. И если он ходит под Сталиным, то попал я знатно, повертеться придется, как карасю на сковородке. Эта парочка меня сделает и глазом не моргнет.

Мы разместились за столом, а Берия вернулся на свое место и некоторое время пристально меня разглядывал. Мне пришлось делать вид, что на меня это не действует, я не его подчиненный. Он перевел взгляд на мой орден.

— Это правильно, что вы носите награды. Вы их действительно заслужили. Если наши потомки такие прыткие, странно, что довели страну до полного уничтожения.

— Страну развалили продажные политики, среди которых было много бывших партийных работников, которые быстро переметнулись к демократам. А я, Лаврентий Павлович, всего лишь военный, который с детства вырос в казарме и помотался с отцом по гарнизонам Советского Союза. Поэтому армейская жилка у меня в крови. Все мужчины в моей семье носили погоны. Мой дед был военным, прадед погиб при освобождении Будапешта.

Берия удивленно смотрел на меня. Но я понял причину его удивления и вполне спокойно продолжил:

— В 1943 году в Красной Армии снова введут погоны в виде знаков различия и звания офицеров, солдат. Поэтому мои оговорки это не результат монархического воспитания. Для нас это реальные исторические факты. Это была идея товарища Сталина, чтобы указать на преемственность традиций русского воинства. Поэтому часто оговариваюсь, что офицер. Так оно и есть. Мне стыдиться нечего, но буду стараться не употреблять таких выражений, чтоб не ставить ваше ведомство в неудобное положение.

Во время всего монолога Берия спокойно на меня смотрел, как бы соглашаясь, покачивая головой.

— Хорошо, я вас понял. Прежде чем организовать вашу встречу с товарищем Сталиным, я хотел сам с вами пообщаться и понять, что вы за человек и насколько вам можно доверять.

— Насколько я знаю, то судят по делам, а не по словам, и мы все время старались помогать своим предкам. Свою позицию и свои методы я обосновал, так как за мной стоят многие люди из умирающего мира, у которых единственный шанс выжить это воспользоваться возможностями и ресурсами вашего времени. При этом они хлебнули полной чашей такой вещи, как "западная демократия". И я думаю, что более преданных последователей и помощников, чем они, у вас не будет. В мире существовало два основных проекта развития будущего цивилизации. "Демократия" и "Коммунизм", демократия стала доминировать и результат — полное уничтожение цивилизации. Поэтому выбора у нас нет. Только с вами. Но при этом мы хотим быть полезными и помочь своим предкам, используя технические возможности и знания, наработанные за семьдесят лет технического прогресса. Чтоб не начинать новый виток боевых действий в нашем времени, существование портала в прошлое является тайной, потому что есть много людей, зараженных так называемыми "демократическими свободами", которые не преминут воспользоваться возможностью опять навредить Советскому Союзу.

"Это я правильно загнул, пусть знает, что лучше поддерживать нас, иначе другие могут и к их нынешнему и будущему противнику обратиться", — подумал я про себя.

Берия откинулся на спинку стула и внимательно слушал. Судя по всему, разговор ему не очень понравился, и он, видимо от злости или раздражения, заговорил с более выраженным акцентом. А что, думал, что мы в ноги поклонимся и позволим на себе ездить? Но Берия решил доиграть партию по спокойному варианту, видимо, у него не было четких инструкций относительно меня, только ознакомление и предварительный разговор, в данной ситуации для него это лучшая тактика.

— Это хорошо, что вы понимаете. Жаль, нельзя многим товарищам пояснить, к чему приведет мягкотелость и вседозволенность.

Тут я могу ему подсказать. Мысли на эту тему давно блуждали, да и опыт нашего времени тут может пригодиться.

— Ну почему, есть много возможностей. Средства массовой информации. Книги. Например, выпустить серию книг научно-социальной фантастики "Воспоминания о будущем" и там расписывать, что было бы, если к власти придут прозападные демократы, а точнее плутократы. Думаю, будет очень познавательно. Не забывайте, что фантастику в основном читает молодежь, самая политически активная часть населения, подверженная влиянию в первую очередь, чем, кстати, западный мир и воспользовался, проводя идеологическую работу против Советского Союза. Документальную литературу с высокой степенью достоверности выпускать под видом сказок. Как старики бутылки по мусоркам собирают, потому что пенсии не хватает на еду, как гениальные ученые мотаются в Турцию и покупают там дрянные куртки и женское нижнее белье и потом стоят на рынке, продают. Что стать бандитом и проституткой для молодежи становится мечтой. Да еще потом и вашу рецензию, что, возможно, у западных капиталистов есть такие планы. Проглотят. И если какая мразь заикнется, что там больше свобод и возможностей, то его сразу одернут и вам сообщат. Ну, это так, прикидка или скорее пожелание. Но более продуктивно, конечно, это кинофильмы и мультфильмы. Книги не все читают, а вот такая наглядная агитация будет более действенной. Но это на будущее, сейчас главное это помощь в войне.

Его взгляд загорелся. Идея ему понравилась. Не то что это было чем-то новым, но вот подход для этого времени явно неординарный.

— Неплохая идея, Сергей Иванович. Я вижу, что не ошибся в вас. Думаю, наше сотрудничество будет весьма плодотворным, тем более, по свидетельствам наших сотрудников, вы весьма изобретательный человек.

"Что-то он дифирамбы мне поет, ой не к добру, сейчас начнет руки выкручивать", — подумал про себя. И, как я и ожидал, Берия наехал.

— Но вот ваши поступки иногда нас разочаровывают.

— Это вы насчет того, что мне пришлось выйти к немцам в Каштановке? Так там был трезвый расчет. Я был ранен. Немцы взяли в заложники всех детей, в том числе дочерей той женщины, у которой я прятался. Рано или поздно те же жители деревни сами бы меня вытащили и сдали немцам, став таким образом врагами. А на такой случай в лесу была подготовлена ловушка. Так что в той ситуации у меня просто не было выбора. А так сам Хауссер, один из основателей войск СС, попал под пулю.

Берия некоторое время молча смотрел на меня. Взгляд был жестким. Так смотрит хищник на добычу, но потом, что-то решив для себя, хлопнул двумя ладонями по столу, продолжил разговор. И в его голосе проскользнули некоторые интонации угрозы. Вообще он был вполне спокойным, только моя обострившаяся наблюдательность позволяла бесстрастно фиксировать такие нюансы поведения.

— Все равно вы часто подвергаетесь неоправданному риску, в вашем положении посланника это выглядит глупо. Постарайтесь в будущем больше не ввязываться в приключения. Я недавно изучил рапорт о ваших приключениях в полосе обороны 222-й дивизии. Вы не подумали, что попав в руки противника, можете нанести огромный вред и своим знакомым и нашей стране?

Я решил показать зубки, а то ведь построят и заставят плясать под их дудку. Пришлось его перебить.

— Лаврентий Павлович, этих приключений не было бы, если бы нас на аэродроме подскока не ждали. Благодаря профессионализму летчика, удалось избежать захвата немцами. А то, что там именно нас ждали, я уже докладывал. Надеюсь, вопрос о наличии у вас в центральном аппарате немецкого агента решен? А то если до немцев дойдет реальная информация по Страннику, то все: вермахт, абвер, СС — будут за нами охотиться. Это при условии, что они не договорятся с англичанами и американцами, чтоб совместно раскатать Советский Союз, пока вы не успели воспользоваться информацией из будущего.

Видимо, задел наркома за живое, но он, казалось, и не заметил подколки. Правда, так его носом в ошибки никто еще не тыкал. Ой зря я это сделал. Вспомнит он мне это, хотя меня там чуть не угробили по его милости. Столько виртуальных шпионов нашли, а реального упустили. Надо срочно подсластить ему пилюлю. Берия быстро взял себя в руки.

— Мы работаем над этим вопросом.

Попробуем теперь доброжелательность, после хамства.

— От себя могу предложить помощь, в частном порядке, не афишируя свое участие.

Он удивленно уставился на меня. Такой переход от одной манеры общения к другой явно его удивил. И на фоне искусственной маски дружеского спокойствия в его интонациях проскочил реальный интерес. Я ему давал понять, что помогу выявить агента, не приписывая себе лавры победителя.

— Вот как? Вы знаете имя агента?

— Нет, не знаю. Как правило, информация о таких случаях всегда была содержимым спецархивов и в свободную печать не попадала. Но вам, наверно, говорил Судоплатов, я достаточно продолжительный срок являлся сотрудником службы безопасности коммерческого банка и после определенных событий получил репутацию профессионала. Мои функциональные обязанности полностью совпадали с обязанностями контрразведчика. Разница в том, что я искал воров коммерческой информации и денежных средств, а контрразведка ищет предателей и агентов. Хотя методы одни и те же. И на нашей службе не экономили, оборудование закупалось самое современное.

Берия по-настоящему заинтересованно на меня уставился. Что-то я соловьем заливаюсь, а они меня слушают, нормальная ситуация при расспросе любителя поговорить, главное — направлять разговор в нужное русло. Но и я это прекрасно понимаю. Опять выдержав небольшую театральную паузу, продолжил:

— Не знаю, обращали вы внимание на разработку и использование у американцев такого прибора, как "полиграф", а в простонародье детектор лжи.

— Мне сообщали об этом, мы рассматривали вариант приобретения этого прибора, но отказались.

— Зря. Очень удобная вещь. Я привез с собой многофункциональный вычислительный прибор и к нему есть приставка, превращающая его в детектор лжи. От вас потребуется только составить корректно список вопросов и ограничить список подозреваемых. А там дело техники. Если честно, я лично заинтересован в этом, это вопрос моей безопасности и безопасности всего проекта. Думаю, если с такого начнется наше плотное сотрудничество, это станет весьма мощным положительным сигналом для расширения взаимоотношений.

Я говорил весьма спокойно, ровным голосом. На Берию это произвело впечатление. С кавказским темпераментом он воскликнул:

— Я смотрю, Сергей Иванович, вы подготовились к разговору. Но мне ваша идея нравится. Поймать немецкого агента, используя прибор из будущего. Но ведь его можно спугнуть или выдать наличие у нас такого прибора.

— Нет, американцы его уже вовсю используют и к концу войны такие приборы, правда намного примитивнее, чем у меня, будут поставлены в армию и флот. А чтоб не выдать, сделаете пять-шесть кабинок с имитацией прибора, всем объявить, что это какой-то опыт, и практически всех сотрудников прогнать через эти кабинки, где все будет похоже, датчики, вопросы, только в одной из них буду сидеть я, и ко мне вы направите именно тех, кто на подозрении. Вот и все.

Берия посмотрел на Морошко, который заинтересованно слушал меня.

— Ну что, Александр Александрович. Мне кажется, идея неплохая, только давайте сначала проверим прибор.

Я опять вполне спокойно сказал:

— Конечно. Это не проблема. Только просьба. У вас должен быть скоро сеанс связи с моей базой. Вы, наверно, отправили уже сообщение, что я вышел к вам?

— Да, и ваши ответили, что пока не верят.

— Конечно. Этот вариант рассматривался. Дайте опять подтверждение моего выхода и в конце радиограммы добавьте подпись "Кентавр-26". Это кодовая фраза, что добрался целый, но с приключениями, не зависящими от принимающей стороны.

Морошко чуть ухмыльнулся, оценив мою предусмотрительность.

— Какие у вас еще сигналы предусмотрены?

— Многие. Но регулярные. На всякий случай мы предусмотрели разные варианты развития ситуации и временные рамки подачи сообщений.

Берия, удовлетворенно покачал головой, давая понять, что оценил мою предусмотрительность.

— Что ж, Сергей Иванович, вы убедили меня, что с вами как минимум интересно иметь дело, да и пользы уже много принесли. Теперь давайте поговорим о текущих вопросах. Чем вы сейчас можете помочь нам, за исключением, конечно, поиска немецкого агента?

— Я ж сказал, что привез многофункциональный электронный комплекс, с большим объемом информации за определенный промежуток времени по военному направлению, технологиям, истории войн и локальных конфликтов, воспоминаниями немецких, наших генералов и маршалов, по которым можно создавать психологические портреты и прогнозировать возможные действия. Подборка о перспективных разработках, которые ведутся у противника и у союзников, ключевых фигурах в проектах. Примерно то же самое, что вам было предоставлено по ядерному оружию, только намного шире. По сути дела, я вам передаю данные о всех ваших победах и поражениях. Никто и никогда не получал такого, даже астрологи и провидцы вам не дадут большего. Надеюсь, это будет оценено. Но информация разбита на блоки и закодирована. И пароли на базе. Мы рассматривали возможный вариант, что я могу попасть в руки противника. Поэтому вся конфигурация системы безопасности портала изменена после моего выхода, а пароли на привезенную информацию будут переданы в радиограммах, после подтверждения, что мы с вами пришли к взаимопониманию.

Берия и Морошко молчали. Потом нарком встал и немного прошелся мимо нас по кабинету. Видимо, эмоции распирали его. Такая несговорчивость и предусмотрительность Странника его только раззадорила. Он себе представлял этот разговор несколько иным, что удастся договориться и получить информацию сразу. Изначально Странник создавал впечатление умного, но увлекающегося человека, а тут настолько все продумано и просчитано. С другой стороны, потомки знали про наркома многое, чего он еще не знал сам, поэтому подстраховались и перевели переговоры в такую плоскость, что Берия волей-неволей должен был быть осторожным в общении. Вот он сидит спокойный и усталый, рассматривает портрет товарища Сталина над его рабочим столом. Личность Странника интересовала Берию все больше и больше. То, что этот человек не боится смерти, он видел. Сам вышел к эсэсовцам, не побоялся. Пробивался с боями. Достойный человек. Не зря Хозяин предложил его наградить и повысить в звании, попытавшись сыграть на его тщеславии. Но Лаврентий Павлович не был уверен, что это что-то изменит. Да, этот человек сейчас на их стороне. Но что будет потом? Не придя к определенному мнению, он решил оставить решение вопроса на потом, после доклада Сталину.

Я краем глаза наблюдал за Берией и представлял, о чем он сейчас думает. Надо срочно его и Морошко отвлечь от плохих мыслей о своей персоне.

— Единственная проблема состоит в том, что представленная информация по истории, которая не знала нашего вмешательства. С того момента, когда я передал вам первый пакет, все стало меняться. Но ценность информации в том, что она показывает общие тенденции развития человечества, стратегические и тактические ошибки в будущем, которые можно избежать.

Но мои собеседники уже сидели и блестели глазами. Берия снова порывисто поднялся.

— Хорошо, когда сеанс связи?

Он уже обратился к Морошко, который сразу с готовностью доложил:

— Каждый четный час суток. У нас до очередного сеанса связи еще полчаса.

Берия посмотрел на часы, согласился и уже другим тоном, скорее даже дружественно-деловым, продолжил:

— А сейчас покажите, что вы привезли.

— Всё наше электрооборудование рассчитано на определенное электрическое питание, поэтому нужен защищенный кабинет с таким электрическим напряжением, которое я просил обеспечить.

Берия глянул на Морошко, но тот спокойно ответил:

— Все давно готово.

Берия опять обратился ко мне.

— Вам много времени нужно для установки?

— Несколько минут и текст ответной телеграммы после отправки сигнала "Кентавр-26".

— Хорошо. Александр Александрович, подготовьте и отправьте шифрограмму к друзьям нашего гостя.

И дождавшись, когда Морошко выйдет, продолжил:

— А мы с вами, Сергей Иванович, давайте еще побеседуем о нашем будущем. Ваш разговор Морошко мне передал, и то, что вы неравнодушны к будущему Советского Союза, я понимаю. Но хотелось бы услышать от вас лично.

Пока Морошко организовывал передачу радиограммы и ожидал ответа, мы с Лаврентием Павловичем под тут же появившийся коньяк стали разговаривать о войне, точнее он меня расспрашивал об интересующих его темах, а я напрягал мозги, пытаясь для него что-то вспоминать.

Минут через десять, когда разговор зашел про гибель Ватутина, Берия изменился в лице, немой вопрос застыл у него в глазах. Я понял, любому человеку страшно знать эту дату. Пришлось ответить:

— Не стоит, Лаврентий Павлович. История пошла по другому пути, и у вас есть шанс прожить намного больше.

"Что я несу", — думал я. Хотя надо встряхнуть, чтоб не думал о себе слишком много.

Он смотрел пронзительно, прищурив глаза. Но я, как сфинкс, продолжал сохранять спокойствие, показывая, что в своем мнении непреклонен.

— Лаврентий Павлович, это будет не скоро, но есть мнение, и его многие поддерживают, что за всю историю России вы были одним из лучших управленцев и организаторов. Давайте об этом поговорим чуть позже, когда вы будете реально мне доверять, и я смогу аргументированно вам все пояснить. Тем более, если бы я смотрел на ярлыки, то давно бы уже на задних лапках, виляя хвостиком, заигрывал с подлыми и хитрыми англичанами или американцами. А так я у вас в кабинете, значит, свой выбор уже сделал.

По мере моего повествования Берия немного успокоился. Ненадолго задумался. Не каждый день вываливают на человека такую информацию.

— Хорошо, поговорим позже.

Глава 7

Пока мы сидели у Берии в кабинете и ждали результатов сеанса радиосвязи, переговорили на многие темы. Его интересовало буквально все. И когда победим, как будут себя вести союзники, кто из генералов проявит себя, а кто будет наказан. Это была не просто беседа, реально я себя чувствовал, как на допросе у матерого следователя. Я не врал, но старался давать краткие ответы, не вдаваясь в объяснения, хотя Лаврентий Павлович умел задавать вопросы. Поэтому к концу разговора, когда зашел довольный Морошко с папкой, в которой, скорее всего, была шифрограмма, полученная с нашей базы, я успел рассказать про Мехлиса, Власова, который великолепно воевал под Москвой, но впоследствии стал предателем, про Карбышева, который попал в плен, но так и не сдался.

Удовлетворившись моими объяснениями и самим разговором, Берия дал команду проследовать в специально выделенное помещение.

Мы спускались в подвал здания. Морошко шел за нами, но чуть задержался, дав команду одному из сопровождающих принести мои вещи. Процессия выглядела великолепно. Вперед вырвался догнавший нас Морошко, показывая путь, за ним Берия и потом я, а уже за нами три бойца охраны.

Спустившись в подвал, остановились у неприметной двери, которую охранял лейтенант госбезопасности с автоматом. Такие предосторожности в здании на Лубянке говорили об очень высокой степени секретности и уважения к моей персоне. Зайдя в небольшую комнату, Берия оглядел стол и три стула, за ним вошел я. Но пока не принесли груз, было время поговорить, и Лаврентий Павлович решил его использовать с пользой. Посмотрев на Морошко, он почти сквозь зубы выдавил: "Выйди". Тот сразу понял, вышел, оставив нас вдвоем. Я уже догадывался, что он сейчас спросит.

— Кто и когда?

— Хрущев, Маленков, Жуков. Сразу после смерти.

Я не стал уточнять после смерти кого, он и так понял.

— Хрущев потом и от них избавится. Маленкова выведут из состава ЦК и отправят командовать какой-то фабрикой на периферии. Жуков до смерти под домашним арестом просидит на даче.

У Берии недобро загорелись глаза.

— Я думаю, Лаврентий Павлович, товарищ Сталин поддержит ваши идеи. Ведь именно Хрущев первым заговорит о культе личности Сталина и назовет его мясником.

Я стоял и думал, как я отношусь и к Берии и к Сталину. Сейчас я, по сути дела, подписал смертный приговор тому же Хрущеву, а когда начнут разбираться в реальных обстоятельствах, то и еще многим. Но я был спокоен, нормальный человеческий эгоизм сейчас двигал мной. Просто хотел, чтоб мои Светка с ребенком гуляли по тому парку и наслаждались чистым воздухом. А в этой банке с пауками шла своя возня, и я просто помог парочке из них и все. Подло? Может быть. Но это политика и здесь все измеряется другими категориями.

Берия уже успокоился, а я внимательно лазил под столом и искал розетку. Но она, конечно, не подходила к моему евроразъему на ноутбуке. Поэтому когда принесли тюк с вещами, я достал маленький цифровой тестер и сперва измерил переменное напряжение. Берия и Морошко с большим интересом смотрели на прибор. Затем, достав простой сетевой фильтр-удлинитель, разборными кусачками срезал вилку и зачистил провода. На немой вопрос Морошко ответил, что вилка не подойдет, придется на первое время все делать на скрутках.

Вставив провода в розетку, щелкнул кнопкой на удлинителе, и она привычно загорелась красным цветом. Затем началось самое интересное. Размотав сверток, достал оттуда упакованную в целлофан сумку с ноутбуком. Священнодействие продолжалось. Аккуратно достал сам ноутбук, открыл крышку и запустил загрузку. Сначала, сверившись с шифровкой, набрал один пароль на включение стартовой загрузки, потом пароль на зашифрованный жесткий диск и после того, как на экране появилась знакомая картинка загрузки операционной системы, достал из сумки блок питания для ноутбука и "мышку".

Все это происходило при внимательном наблюдении и Берии и Морошко.

Когда система загрузилась, я уже сидел за компьютером и, повернув голову, задал вопрос.

— На этом расшифрованном блоке информации есть данные по Т-34, все, что смогли собрать, технические данные, хронология модернизаций и воспоминания тех, кто его производил и кто на нем воевал, вплоть до конца войны. Также есть документальный сериал "Броня России", о развитии всей бронетанковой техники вплоть до конца века. Вам было бы интересно посмотреть, чтоб знать, куда двигаться и каких прожектеров не слушать, а к кому лучше прислушаться.

Для начала запустил фильм и, чуть откинувшись на стуле, стал наблюдать за тем, как Берия и Морошко буквально прилипли глазами к экрану ноутбука.

Интересно было бы посмотреть на себя со стороны. Конечно, зрелище еще то. Сижу в подвале НКВД в форме, ненавистной демократам, за мной на стульях примостились Берия и его сотрудник и я им показываю историю создания и модернизации советских танков и бронемашин. Фильм был сам по себе познавательный и снят очень профессионально, так что нарком и Морошко с большим интересом уже больше часа смотрели не отрываясь.

После третьей серии я предложил, чтоб сюда принесли чаю и бутербродов, на что, дождавшись согласного кивка Берии, Морошко выскочил, быстро дал распоряжения и вернулся обратно к увлекательному и познавательному зрелищу.

По моим подсчетам было около семи вечера, когда пришлось прекратить просмотр. Нарком внутренних дел засуетился, и я понял, что подходит время его визита в Кремль и отчета об общении со мной. Когда все было собрано, и убрано, и заперто в этой же комнате, к которой, по распоряжению Морошко, приставили еще трех бойцов охраны, я попросил Лаврентия Павловича остаться переговорить с глазу на глаз. Он удивленно на меня посмотрел, но согласился.

Когда дверь закрылась, я достал из кармана и протянул ему малогабаритный цифровой диктофон.

Берия спросил, что это. Пришлось объяснить.

— Лаврентий Павлович, по моему разумению, вы в ближайшее время окажетесь на докладе у товарища Сталина. Я понимаю — событие эпохальное, визит потомков, готовых рассказать о будущем. Вот это цифровой малогабаритный диктофон. Это мой подарок вам. Здесь запись нашего разговора у вас в кабинете, все, что я вам рассказывал про будущее. Потом я его отключил, и некоторые ваши вопросы не были записаны. Вы можете проверить, что это не оружие и не несет угрозы товарищу Сталину. Но вам, в качестве доказательства, можно будет продемонстрировать эту запись.

Берия долго смотрел мне в глаза. Я так же спокойно смотрел в ответ. С моей стороны это было рискованно так его подставлять. За такие игры можно и пулю схлопотать, но тут был расчет на то, что я для них неприкасаемый, хотя бы временно, и показать свою независимость. Может, потом и пожалею.

После того, как нарком справился с противоречивыми чувствами, я ему объяснил, как пользоваться диктофоном и особенно как стирать записи, после чего клятвенно уверил, что никаких таких сюрпризов от меня он больше не получит. Это был первый и последний раз. А товарищу Сталину будет очень интересно послушать, как и о чем товарищ Берия разговаривает с посланцем из будущего.

После такого окончания вечера меня, в сопровождении охраны, отвезли обратно на безымянную дачу и, дав нормально поужинать, оставили в покое до утра.

* * *

Вечером в своем служебном автомобиле, в сопровождении охраны, Берия ехал в Кремль, доложить о результате первой встречи со Странником. Его обуревали противоречивые чувства. Странник сумел несколько раз удивить наркома, что бывало не так уж часто. Специально демонстрируемая независимая позиция, которая, видимо, была отрепетирована и давно подготовлена, говорила о серьезности намерений. Сам посланник старался показать, что он прибыл не как проситель, что и ожидалось, а как человек, призывающий к сотрудничеству, но при этом не забывающий и свои интересы. Умело раззадорив перспективами и продемонстрировав самую малую толику своих возможностей, Странник все равно остался независим и также непонятен, хотя все его слова о ненависти к прозападным демократам, доведшим огромную страну к развалу и нищете, вполне искренни. А выходка с записывающим устройством вообще вывела Берию из себя. И только то, что насчет Зимина были особые указания и планы, не позволило тут же поставить его на место. Хотя Лаврентий Павлович уважал смелых людей, умеющих добиваться своих целей. В этой ситуации Странник недвусмысленно дал понять, что не до конца показал свои возможности, но при этом готов стать на сторону товарища Сталина и Берии, при соблюдении его интересов. А возможности у потомков были немалые. Этот "ноутбук" поразил наркома, который курировал многие технические направления и видел почти все новинки, своей рациональной красотой и тонкостью исполнения. И Странник оговорился, что для его времени это обычное устройство, имеющееся почти у каждого человека, не считая индивидуальных переносных радиотелефонов, называемых "мобильниками". А вскользь брошенное предложение перенести в этот мир такую телефонную станцию и, запустив ее, обеспечить всех руководящих работников оперативной связью, вызвало у Берии живой интерес.

Занятый такими мыслями, нарком внутренних дел въехал в Кремль, где пройдя несколько постов охраны, зашел в приемную, но секретарь товарища Сталина предложил ему подождать несколько минут.

Ожидание затянулось, только по прошествии получаса Сталин смог принять Берию.

Постучавшись и войдя в кабинет, нарком поздоровался и встал по стойке "смирно". Верховный продолжал рассматривать бумаги, после чего оторвался и заговорил:

— Присаживайся, Лаврентий, как я понял, разговор нам предстоит долгий.

— Да, Иосиф Виссарионович. У меня сегодня состоялся достаточно долгий и интересный разговор со Странником. Многие вопросы, которые нас интересовали по союзникам, немцам, японцам, он раскрыл. Даже, исходя из полученной информации, на сегодняшний день можно считать, что операция "Оракул" принесла огромную пользу нашей стране.

Сталин, сделав паузу, задал вопрос, который Берия ожидал и особо приготовился к ответу.

— Скажи, Лаврентий, как он тебе вообще как человек? Можно ли ему доверять, и насколько он искренен.

— Он другой.

— Как это понять?

— Он мыслит совершенно иначе. Некоторые вещи видит очень глубоко, не каждому такое дано, а в некоторых вопросах путается и показывает поразительное незнание. Наши специалисты все это относят к системе обучения будущего, которая сильно отличается от нашей.

Как человек он мне понравился — смелый, умный, изобретательный, способен к оправданному риску. При специальном рассмотрении и анализе большинство случаев, когда Странник, по нашему мнению, неоправданно рисковал, подтверждают эти характеристики. Хороший командир. Многие, кто с ним воевал, отмечают явно выраженные лидерские черты. Умеет собрать возле себя людей и организовать в одну слаженную команду. Находясь в районе Рославля, сумел снова сколотить отряд, разгромить подразделение СС, освободить пленных и, оставив после себя ловушки, безнаказанно уйти и выйти в расположение наших частей. Образец настоящего советского командира.

По моему мнению, если предположить достоверность информации Странника о прошедшей в будущем войне, то неудивительно, что он выжил и смог организовать проникновение в наше время.

Судя по показаниям генерала Романова, командиров групп, контактировавших с фигурантами по операции "Оракул", любые попытки расспроса о политическом устройстве будущего Странником пресекались и давались объяснения о том, что данная информация будет доведена только до руководства СССР. Таким образом, Зимин благоразумно пресекал любую утечку информации о развале советского государства, что говорит о высокой степени лояльности к Советскому Союзу и политическим убеждениям, сочувствующим коммунистическим идеалам. По словам самого Странника, его отец, член коммунистической партии, прослужил продолжительный срок в вооруженных силах Советского Союза и после развала был уволен, как и тысячи остальных командиров, умер в нищете.

Мы считаем, что у Странника есть серьезные причины помогать советскому государству, пытаясь таким образом изменить будущее, добиться сохранения Советского Союза и избежать глобальной войны, уничтожившей всю цивилизацию.

На этом Берия остановился, ожидая, пока Сталин воспримет и переварит информацию.

— Лаврентий, ты говоришь, что Зимин ведет себя достаточно независимо и осторожно, с чем, но твоему мнению, это связано. Они нам не доверяют?

— Да, Иосиф Виссарионович, они нам не доверяют. По словам Странника, после его ухода вся система безопасности туннеля в прошлое изменена. Даже он не знает теперь, как туда без специальной проверки проникнуть. По его словам, это делалось на случай захвата курьера. Но он мудро умолчал, что они рассматривали и захват курьера не только немцами, но и нами. По мне, так они очень нас боятся.

— Как наши потомки нас могут бояться? Это наши внуки и правнуки, и мы будем им причинять вред?

— Я тоже удивился, но Зимин прояснил вопрос.

Берия сделал некоторую паузу и про себя усмехнулся, вот теперь он сам начинает изменять свое будущее и ситуация, прямо сказать, подходящая, о чем ему Странник и намекнул, рассказывая о борьбе с культом личности Сталина.

— Ваш преемник, не обладая таким политическим весом и уважением народа, пошел самым простым путем. Он очернил вашу память, сравнив с Иваном Грозным, называя мясником, таким образом он боролся с культом личности Сталина, как это говорилось в то время. Потом, когда Советский Союз развалился, пришедшие к власти демократы еще больше стали вас обливать грязью. Они создали у тогдашних людей образ настоящих врагов народа, с которыми мы сейчас боремся. Поэтому наши потомки так осторожны, ожидая от нас кровожадности, которой их долго пугали.

Сталин встал. Такое ему очень не понравилось и, стараясь успокоиться, он стал прохаживаться по своему кабинету. Потом подойдя к окну, отодвинув штору, долго смотрел на башни Кремля невидящим взглядом. Через некоторое время, не оборачиваясь, спросил демонстративно спокойным голосом.

— Лаврентий, если я Иван Грозный, то ты, наверно, Малюта Скуратов при мне?

Он повернул голову и пристально посмотрел на Берию, которого от такого взгляда пробрало холодом. Таким раздраженным Хозяина он еще никогда не видел.

— Скажи, и кто это у нас такой умный в будущем будет?

Вот тут Берия в душе сказал спасибо Зимину, за его предусмотрительность и специально проведенную беседу. Теперь-то он отомстит за свой проигрыш в той реальности, которая стараниями Странника, а теперь и наркома не состоится.

— Хрущев.

Вопреки ожиданиям Берии, Сталин не выругался и никак не выказал своего отношения, что еще больше напугало наркома. Но тот не сомневался, что дни Хрущева сочтены. Сев снова за стол, Верховный только поинтересовался:

— Доказательства есть?

— Пока только слова Странника, но я уверен, что доказательства он продемонстрирует. Его подготовка к этому визиту вызывает уважение, наши потомки знали, что нас может заинтересовать.

— Лаврентий, а что с тобой он сделал?

И Сталин прищурил глаза, внимательно наблюдая за реакцией своего подчиненного.

— Расстрелял через несколько месяцев после вашей смерти, а вашего сына Василия продержали в тюрьме несколько лет, затем отправили в ссылку, где он и спился.

Про сына Берия специально добавил, зная традиционно кавказское отношение Сталина к родным. После такого у Хрущева выжить шансов уже не было.

Сталин долго сидел молча, затягиваясь уже потухшей трубкой.

— Что он еще рассказывал?

— Я могу вам дать прослушать весь наш разговор. Странник схитрил, записав все на специальное устройство, которое он называет цифровой диктофон, и потом передал мне в качестве подарка, научив им пользоваться.

Сталин спокойно отреагировал на это заявление, видимо занятый своими мыслями. Потом немного опомнившись, взглянул на Берию. Тот с готовностью достал диктофон, вытащил наушники и, передав все Сталину, объяснил, как пользоваться.

Потом в кабинете воцарилась тишина. Верховный главнокомандующий молча слушал запись разговора наркома внутренних дел с посланцем из будущего, а сам Берия терпеливо дожидался окончания записи, которую сам недавно прослушал перед выездом в Кремль.

Минут через сорок, когда запись закончилась, Сталин молча отдал диктофон Берии. Увидев вопросительный взгляд наркома, он ответил:

— Да, я хочу завтра встретиться с этим человеком.

Глава 8

Два немецких грузовика медленно подъезжали по разбитой дороге к месту засады. Юрий Борисович Панков прижал плотнее приклад немецкого пулемета к плечу, сопровождая стволом головную машину. Но команды стрелять пока не было — сначала отработают снайперы, и если ситуация выйдет из-под контроля, подключатся он и еще пулеметчик, расположенный по другую сторону дороги.

Кто мог еще десять дней назад предполагать, что он, глава одной из небольших групп, выживших в ядерной войне благодаря случайно найденному убежищу гражданской обороны, будет сейчас находиться в белорусском лесу с пулеметом и готовиться уничтожать немцев в 1941 году. Было не совсем привычно лежать в легком камуфляже без противогаза и вдыхать чистый лесной воздух. Только тот, кто пару лет провел в тесных комнатах убежища, вдыхая запахи нечистот и давно не мытых человеческих тел, может понять, какое это удовольствие вот так просто лежать и дышать чистым воздухом.

Все началось дней пятнадцать назад. Большинство людей в группе Панкова стали терять надежду. Приходилось применять крутые меры, а иногда и пускать в ход кулаки, чтобы поднять людей и заставить встряхнуться. Чистые продукты были на исходе, а если точнее — их вообще не осталось, и поисковым группам приходилось все дальше и дальше удаляться от развалин Симферополя, где располагалось убежище. Пока получалось сливать горючее у брошенных, нетронутых такими же поисковиками из других группировок автомашин, но уже и это становилось проблемой. Местная татарская банда во главе с Ильясом, бывшим разнорабочим из маленькой пекарни, терроризировала весь район, перехватывая поисковые группы. Поэтому пришлось оборудовать несколько автомобилей армейскими радиостанциями, что для Борисыча было не так уж и сложно, учитывая его большой опыт в роли главы сервисного центра компьютерной фирмы.

Когда одну из групп, где находилась его дочка, бандиты зажали в районе Молодежного, Борисыч бросил все и на последнем оставшемся транспортном средстве, переделанном микроавтобусе, бросился на выручку, мысленно простившись с жизнью, так как у боевиков был явный перевес и в оружии и в боеприпасах. Но тут произошло чудо. Вышел на связь человек, которого Борисыч давно уже похоронил. Серега Оргулов, с которым начинали самостоятельный бизнес.

Тогда, несколько лет назад, отношения испортились из-за амбиций третьего компаньона, и Серега, который всегда был хитрым и имел на будущее два-три резервных варианта, продал свой бизнес и ушел в службу безопасности коммерческого банка, где, по слухам, очень неплохо устроился. То, о чем предупреждал Сергей, а Борисыч, по своей природной доброжелательности, не хотел замечать, вылилось во внутренний конфликт, приведший к развалу фирмы. Но тут началась война, и Юрию пришлось возглавить небольшой территориальный отряд ополчения, который часто привлекали для патрулирования окрестностей Симферополя. В то время часто пересекались с российскими морпехами, привлекавшимися при обнаружении особо крупных банд. Вот командиром одной из таких групп и оказался Серега Оргулов, который до прихода в компьютерный бизнес служил в украинской морской пехоте. Чего он подался к россиянам, Юрий не понимал, но Сергей всегда держал нос по ветру и загадывал на пару лет вперед. Хотя и сам Борисыч понимал, что украинские власти уже ничего не могли сделать для наведения порядка на полуострове. Поэтому Черноморский флот становился единственной реальной силой, с которой считались все вооруженные группировки региона. И неудивительно, что там Оргулов и пристроился.

Потом была война. А после того, как Севастополь был уничтожен прямым ядерным ударом, Панков собрал всех знакомых с семьями и спрятался в давно разведанном убежище гражданской обороны.

После таких событий из ниоткуда снова появляется Оргулов и спасает его поисковую группу. И опять исчезает, прихватив кучу трофеев и бронетранспортер с джипом.

Потом общение с Черненко, новенькие немецкие винтовки, которые произвели фурор, опять стычка с Ильясом и полное уничтожение банды. Захват бункера с богатыми трофеями. Судя по тому, как Сергей распоряжался и действовал, опыт в таких делах у него был, и немаленький. Поэтому Черненко так его и стал бояться, потому что сам зажирел и старался особо не втягиваться в разборки, имея прибыль с торговли продуктами, привозимыми из Украины военными караванами.

Тайна, открытая Серегой, поразила Панкова своей невероятностью. Портал в прошлое. Правда, и там война, но и здесь Оргулов сумел пристроиться, завоевав авторитет и наладив поставку продуктов и боеприпасов в обмен на информацию. И вот недавно совместными усилиями его отправили в Москву на встречу с тамошним руководством Советского Союза. Трагическая весть, что Серега не прилетел в Москву, произвела тягостное впечатление на обитателей бункера, но была еще надежда. Сигнал бедствия так и не был получен. Поэтому ждали, как будет развиваться ситуация.

Несколько дней прошло в деловой суете. Осваивали новый бункер, пересчитывали трофеи. Как оказалось, ситуация и у бандитов с продуктами и горючим была не лучше. По словам одной из женщин, Ильяс с подельниками уже обдумывали варианты уничтожения части рабов, для уменьшения расхода ресурсов. Но самой большой проблемой было горючее. Его катастрофически не хватало. Запас, хранящийся в бункере Сергея, единогласно решили не трогать и использовать только для поддержания систем безопасности, жизнедеятельности бункера и, конечно, установки перемещения во времени. Поэтому логичным было предложение поискать горючее и продукты в прошлом. Но приказ командира не устраивать шума в прошлом, выполняли беспрекословно.

Но пока решили не сидеть без дела, и прапорщик Артемьев, входивший в состав группы Оргулова еще во время гражданской войны, взяв на себя военное руководство, предложил организовать разведывательный рейд и заняться поисками оружия, продуктов и горючего на местах прошедших боев. Конечно, была опасность нарваться на немецкие разведгруппы, которыми буквально кишели окрестности деревень Запрудье и Вильницы в поисках русского укрытия. Для большего утверждения немцев в том, что вход в таинственный бункер находится там, выход в эфир, для отправки сообщений в Москву, производился специально из того района. Поэтому на другом берегу Днепра, на удаленности больше пятнадцати километров от места проведения поисковой операции, можно было вполне спокойно выходить из портала и совершать непродолжительные экспедиции. По прошествии двух дней поисков столкнулись с проблемой отсутствия бесхозных продуктов и горючего, оставшихся в местах боев. Местные жители, напуганные зверствами своих же соплеменников, перешедших на сторону оккупантов, под любыми предлогами старались не оказывать помощь. А может, просто не могли, но факт остается фактом, что в таких условиях пришлось выходить на "большую дорогу" в поисках одиноких машин немцев, перевозящих необходимые для бункера грузы.

Небольшой отряд, состоящий из выходцев 41-го года, с которыми Оргулов воевал в Могилеве, Борисыча, Екатерины, оказавшейся профессиональным снайпером, под командованием Саньки Артемьева, вышел ночью из портала и стал продвигаться на юг к ближайшей дороге, по которой часто проезжали немецкие машины, направляющиеся к переправе через Днепр. Днем раньше Малой и Миронов облазили окрестности, разведывая пути подхода к дороге, места возможных постов и засад противника.

Общая идея похода предполагала перехватить одну-две машины с нужным грузом и по грунтовой дороге проехать максимально близко к точке перехода в наше время. Затем в ночное время уже на руках перенести все в бункер. Машины замаскировать и заминировать. По возможности их потом использовать для аналогичных рейдов.

Естественно, жена командира Светлана была против, считая такие походы ненужным риском, и к ней прислушивались, но идея отвлечь внимание от возможных поисков ее мужа была воспринята положительно, хотя многие понимали, что это все авантюризм Артемьева, которому новые возможности вскружили голову. Да и Борисыч с ними пошел ради новизны впечатлений, все никак не мог поверить, что увидит живых немцев. А те совсем рядом, как в кино, спокойно катят по дороге и в ус не дуют, что их сейчас будут зачищать.

С такими мыслями Борисыч с волнением рассматривал через прицел немецкого MG-34 головной грузовик.

В наушнике радиопередатчика раздался спокойный голос командира группы, Артемьева. Странно, в жизни он явный холерик, а сейчас это был голос абсолютно невозмутимого человека.

— Всем. Внимание. Работают снайпера. Белка, головная машина, Кукушки — по второй. Остальным ждать команды.

Дождавшись подтверждения, он выждал, когда обе машины окажутся в секторах поражения всех пулеметов, дал команду снайперам на стрельбу.

Хлоп. Хлоп. Это невдалеке от Борисыча расположилась Катерина и из ВСС расстреливала обоих немцев, сидящих в кабине головной машины. Напротив каждого немца в лобовом стекле появилось по небольшому отверстию. Водитель упал головой на руль, а его напарник завалился набок. Машина чуть вильнула в сторону и остановилась. Почти то же самое произошло со второй. На такой дистанции снайпера сработали ювелирно, и еще два немца разлеглись в разных позах, как их застала смерть.

— Всем внимание. Ждем две минуты. Досмотровая группа выдвигается вперед.

Недалеко от дороги чуть сдвинулись кусты, и облаченные в камуфлированные накидки Вяткин и Воропаев стали выдвигаться к первой машине со стороны кабины.

Тут раздались крики и из кузова головной машины выпрыгнули два немца с винтовками наперевес, они увидели, что стало с водителем и сопровождающим второго грузовика, и решили попытаться вырваться из засады. Но сразу попали под перекрестный огонь снайперов, и два тела остались лежать возле кузова машины. На счастье, во второй машине никого не оказалось, и на этом боевая фаза операции по захвату материальных ценностей перешла в стадию вывоза захваченного.

Убитых немцев покидали в машины. Сами грузовики отогнали в лес по грунтовой дороге, ведущей к небольшому селу. От этого села можно было проехать еще километров семь в сторону Днепра, а там до точки выхода оставалось три километра лесом.

Съехав с большака и остановившись под прикрытием леса, смогли наконец-то рассмотреть свои трофеи. В первой машине лежали тюки с немецкой формой, короткие сапоги, два ящика с гранатами, шесть ящиков с патронами. Но больше всего радости вызвали коробки и ящики с консервами, галетами, кофе, сахаром. И самое главное, пара ящиков с французским вином. Неплохо живут даже тыловые немцы. Во второй машине были восемь двухсотлитровых бочек с бензином. Это была действительно удачная вылазка. В качестве дополнительного сюрприза оказалась большая упаковка с шоколадом, спрятанная под водительское сиденье. Скорее всего, это была обычная водительская заначка.

Теперь осталось все это в целости дотянуть до бункера. Вот это и вызывало самую сильную озабоченность. Если немецкую форму, обувь, боеприпасы и продукты вполне реально было унести на себе, то транспортировка бензина в бочках была связана с большими трудностями, ведь машину к точке перехода подогнать было нереально.

Небольшое село проскочили почти в сумерках, даже не остановившись пообщаться с местными полицаями, которых срисовали Малой и Миронов, заранее разведывая путь выхода на дорогу и возможности эвакуации.

Сейчас важнее было доставить в бункер груз. Уже в темноте машины вышли на просеку, где проезда дальше для машин не было. Выставив боевое охранение из Маркова с пулеметом и Воропаева с полюбившимся ему гранатометом, которые перекрыли единственную дорогу до просеки, стали разгружать первую машину и распределять груз для переноски.

Но на базе, с которой постоянно поддерживали связь, тоже думали над проблемой переноски грузов и предложили свое решение. На верхнем ярусе бункера была строительная двухколесная тележка, которую использовали для перевозки тяжелых и сыпучих грузов. Как вариант для перевозки, а не переноски грузов это было вполне подходящим.

Основная группа, нагруженная продуктами и захваченными боеприпасами, двинулась в сторону портала, а возле машин остался сам Артемьев, сразу принявшийся устраивать многочисленные минные ловушки, и Борисыч с пулеметом, которым давно сорвал себе спину и большие тяжести носить не мог.

Выдвинувшись вперед по грунтовой дороге в сторону села, оборудовали себе позицию и заложили фугас. Так что немцев, которые рискнут организовать преследование, ждет весьма ощутимый и смертоносный сюрприз. А тех, кто разбежится и решит обойти с флангов, очень удивят несколько хитрых растяжек, где заряды, утяжеленные дополнительными поражающими элементами, были замаскированы на высоте человеческого роста.

Через полтора часа вернулась команда, катящая строительную двухколесную тачку, с которой сняли корыто для сыпучих материалов, несколько вместительных вещмешков, множество пластиковых канистр и длинную тонкостенную стальную трубу.

Теперь дело пошло веселее, в тачку положили бочку с бензином, остатки продуктов, боеприпасов, форму и обувь связали в тюки и привязали к стальной трубе, которую два человека закинули на плечо и сразу двинулись в сторону портала. Остальные разливали бензин по емкостям и готовили его для переноски. За такими работами прошла вся ночь, и когда стало светать, в кузове машины осталось всего две полупустые бочки с горючим.

Даже полупустые бочки, содержимое которых было перенесено в канистрах, были на третьей и четвертой ходке подвязаны к стальной трубе и тоже унесены в бункер.

Но и с рассветом работы по переноске трофеев не закончились, пара человек была снята с работ и использована в качестве дополнительной охраны.

Когда солнце взошло и начало уже немного припекать, Артемьев снял последние растяжки, заминировал прикрытые нарубленным лапником автомобили и поставил невдалеке табличку "Осторожно, мины", вдруг кто-то из местных забредет. На дороге, ведущей на вырубку, поставил фугас нажимного действия, рассчитанный на вес грузового автомобиля, местные жители вряд ли будут разъезжать на таком транспорте. А вот грузовик с пехотой или бронетранспортер вполне ожидаемо подорвутся.

На этом первая активная акция с участием Артемьева в качестве командира была завершена с большой прибылью для обитателей бункера.

То, что немцы начнут активные поисковые мероприятия по поводу двух пропавших машин, никто не сомневался, но вера в свою безнаказанность сыграла с обитателями бункера злую шутку. Ночью в селе услышали шум двигателей проезжающих автомашин, но не придали этому значения, при наведении переправы немецкие инженеры часто гоняли автотранспорт на просеку — для заготовки леса.

К обеду этого же дня староста деревни, обязанный снабжать продуктами немецкое подразделение, задействованное на охране переправы, был остановлен патрулем. Узнав, что у немцев пропали два автомобиля, он без задней мысли сказал, что слышал, как вчера вечером какие-то машины проехали к просеке на заготовку леса, но так и не возвратились. После получения такой информации немцы отконвоировали старосту в комендатуру, где уже с ним разговаривал следователь местного отделения гестапо, которое, согласно специальному распоряжению, уделяло особое внимание любым случаям пропаж автотранспорта, солдат, офицеров в этом районе в рамках поиска особой группы русских диверсантов.

Основные розыскные мероприятия проводились абвером и СД на другом берегу Днепра, но дальновидные руководители поисковой операции не оставили своим вниманием и этот район, разумно полагая, что русские могут переправиться через реку и уйти в другом направлении.

Поэтому, получив такую информацию, шарфюрер СС Карл Мосс, прикомандированный к комендатуре, решил не терять времени даром и провести расследование по горячим следам, не забыв при этом проинформировать свое непосредственное начальство телефонограммой.

Через час колонна из двух мотоциклов в передовом дозоре, двух грузовиков, набитых солдатами из комендантского взвода, и легкового автомобиля с самим комендантом, пожелавшим поучаствовать в облаве на русских диверсантов, и Карла Мосса, въехала в село.

Разумно предположив, что кто-то из местных жителей может быть связан с противником, Мосс предварительно отдал команду части солдат спешиться и окружить село. К его удивлению, никто не попытался убежать в лес и предупредить диверсантов. Но для следователя гестапо это ничего не говорило. Просто русские были уверены, что немцы ничего не подозревают.

Проведя ускоренный обыск в селе, немцы снова погрузились на грузовики и, ведомые старостой, проехали в сторону просеки, пустив вперед для разведки мотоциклистов.

Разведка, проскочив место закладки фугаса, без особых трудностей обнаружила замаскированные автомобили, но при этом табличка с надписью про мины также не осталась незамеченной, поэтому, оставив один экипаж для наблюдения, второй рванул обратно к колонне с известием о находке.

В это время навстречу неприятностям двигался отряд обитателей бункера из будущего, которым не давали покоя две бочки с бензином, оставленные в одной из машин. По заведенной традиции впереди двигались снайперы Малой и Миронов, которые, выдвинувшись вперед, выполняли функции разведки.

Солнце как раз светило со стороны дороги, по которой подъезжали немцы, поэтому остановившихся в кустарнике немецких мотоциклистов разглядели в тот момент, когда они открыли огонь из пулемета по выходящим из леса людям.

Имеющие опыт многочисленных стычек бойцы попадали на землю и, расползаясь в разные стороны, сразу открыли ответный огонь. Пулемет еще несколько раз огрызнулся и затих. Пулеметчик, получив сразу три пули в грудь, свесился с люльки мотоцикла. Два его товарища, лежали тут же в кустах и отстреливались из винтовок. Но фактор внезапности был потерян, и снайперский огонь русских быстро заставил их замолчать.

На звук стрельбы из леса выскочил второй мотоцикл и, не успев затормозить, выехал на открытое пространство и сразу стал великолепной мишенью. Тут внезапность была уже на стороне обороняющихся. Хлопки снайперских винтовок были заглушены характерным грохотом пулемета Калашникова. На бой это не походило, три мотоциклиста были убиты практически в одну секунду. Но из леса раздалось надсадное урчание двигателей грузовиков, которое заглушилось громким взрывом фугаса, заложенного прямо перед въездом на просеку, как раз ради такого случая.

Сильный взрыв разорвал машину на части вместе с полутора десятками немецких солдат. Кусок борта ударил в кабину второго грузовика, идущего следом, убив водителя и пассажира. Ударной волной сорвало трубочный каркас с тентом, разметав и покалечив десяток солдат, а сам автомобиль развернуло и бросило на бок. Единственные, кто отделался незначительными повреждениями, это были водитель и пассажиры легковой машины, которая, на счастье офицеров, не сильно спешила за мощными грузовиками к месту боя.

Развернуться на узкой проселочной дороге возможности не было, поэтому бросив машину, немцы в панике убежали в сторону села и не могли видеть, как группа бойцов, одетых в необычные камуфляжи, отступала в глубину леса, унося два неподвижных тела.

Глава 9

Начинался вечер, и глава СС Генрих Гиммлер как всегда разбирал накопившиеся за день документы, требующие его непосредственного рассмотрения. После беглого просмотра доклада по действиям айнзатцгрупп на территории СССР ему на глаза попало донесение о работе смешанной следственной группы СД и абвера по событиям, произошедшим в окрестностях Могилева, повлекшим за собой гибель обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера.

Рейхсфюрер откинулся на спинку стула и еще раз перечитал донесение. История с гибелью командира 2-й моторизованной дивизии СС до сих пор не давала покоя, и реальных результатов в расследовании пока не было, несмотря на кропотливую работу региональных следователей СД и специалистов абвера. Тем не менее таинственная база русских не была найдена до сих пор, но при этом регулярно выходила на связь с Москвой. Привлечение дополнительных сил в виде подразделений айнзатцгруппы "В" во главе с Артуром Небе и специальной роты полка "Брандербург-800" также не дало результатов. Лесной массив неоднократно прочесывался, были найдены многочисленные следы пребывания русских, но место расположения самого убежища так и не обнаружили. Помимо следов немцы часто натыкались на изобретательно расставленные минные ловушки, которые с раздражающей периодичностью появлялись и доставляли много неприятностей поисковым группам. Проверка местного населения подтверждала отсутствие контактов персонала русской базы с мирными жителями.

Но проблема требовала решения. Вроде как блестяще начавшаяся военная кампания стала пробуксовывать, срывая все планы и руша надежду на быструю победу. Все возрастающее сопротивление русских, появление у них новых образцов боевой техники и применение совершенно иных тактических схем заставляло задуматься. Уже сейчас дальновидные люди понимали, что с русской кампанией не все так гладко.

Полученная по каналам СД информация о том, что у русских есть фотокопия плана "Барбаросса", вызвала дрожь у рейхсфюрера. Уже который день имперская безопасность проверяла и перепроверяла возможные каналы утечки столь важного документа, провела сотни допросов, накопав чемоданы компромата, не относящегося к направлению поисков, но так на данный момент ничего и не нашла. Масла в огонь подлила вскользь брошенная фраза Канариса, у которого в русском штабе есть несколько своих агентов, что Сталин уже ознакомлен с основными положениями плана "Ост" и в данный момент эта информация тиражируется многочисленными типографиями и распространяется среди русских солдат и мирных жителей. Такая практика уже привела к определенным результатам. Если раньше русские упорно сопротивлялись, хотя многие при этом и сдавались, то теперь поток сдавшихся в плен резко уменьшился, а сопротивление наступающим немецким войскам уже носит фанатичный характер.

Вчера пришло донесение, что на захваченных позициях противника найдено несколько газетных листков с пересказом этого документа. Причем газеты выпущены на двух языках, немецком и русском. Многие солдаты и офицеры вермахта в экзотической форме смогли ознакомиться со сверхсекретной информацией рейха. Такого позора органы государственной безопасности Германии еще никогда не испытывали.

После всего этого пришлось, зажав свое самолюбие, отправить Гейдриха лично встретиться с шефом абвера Канарисом и обменяться информацией.

Оказалось, что в начале июля в аппарате Главного управления государственной безопасности НКВД СССР было создано особое секретное подразделение, функции, задачи, состав которого неизвестны, но, по мнению аналитиков абвера и ряду косвенных фактов, к большинству серьезных утечек сверхсекретной информации в Германии оно имеет непосредственное отношение. Небезызвестный капитан Зимин, которого усиленно ищут под Могилевом, является сотрудником этого подразделения.

Раздраженный периодическими разносами фюрера, имевшего прекрасную память на такие проколы своих подчиненных, Гиммлер даже вызвал к себе Вольфрама Зиверса, генерального секретаря "Аненербе", и поставил ему задачу, используя все у него имеющиеся возможности, помочь в решении загадки "Могилевского феномена".

Но и доклад Зиверса не помог рейхсфюреру с решением проблемы. Выслушав бред относительно посланцев из другого мира, где русский капитан чуть ли не один из самых главных демонов, который стоит за многими будущими неприятностями рейха, Гиммлер отправил главу "Аненербе" заниматься своими обычными делами, хотя тот настаивал на немедленных действиях против русских.

Более интересную информацию на следующий день ему предоставил Гейдрих. Со свойственными ему педантичностью и организаторскимиспособностями он собрал лучших криминалистов и следователей, которых он смог найти в Зипо, специальным авиарейсом отправил в Могилев, где под охраной СС они смогли провести свое расследование с использованием современной техники и методик криминальной полиции. И результаты не заставили себя ждать, хотя и пришлось задуматься.

Присутствовавший там же Артур Небе, совмещавший должности начальника айнзатцгруппы "В" и полиции безопасности Зипо РСХА, руководил следственными действиями. И благодаря его многолетнему опыту работы в криминальной полиции, удалось разглядеть много фактов, прошедших мимо ранее привлекавшихся к поискам специалистов абвера и СД.

В первую очередь были заново исследованы трупы солдат СС, гильзы, оставшиеся на месте столкновений, остатки противотанковых снарядов, которыми уничтожались танки, и мин. Вот тут-то и были обнаружены интересные факты.

Часть гильз для стандартных русских винтовок и пулеметов калибра 7,62 имели нестандартную маркировку. Если судить по принятой у русских системе, то часть патронов была выпущена вообще в конце этого века. Другие гильзы также вызвали интерес. Это были малокалиберные стальные гильзы калибра 5,5 мм, покрытые лаком, имеющие тоже русскую маркировку. По данным СД, нигде в мире, в том числе и СССР, такие патроны не выпускались, а судя по количеству и качеству стреляных гильз, это было серийное производство.

Особый интерес вызвали собранные остатки мин и противотанковых снарядов. Использование реактивных двигателей и кумулятивных зарядов, которыми были поражены танки, удивило немецких специалистов. Такой техники они еще не встречали, поэтому с большим интересом исследовали фрагменты боеприпасов, которые удалось собрать. Судя по показаниям очевидцев, русские прекрасно понимали новизну такого оружия и перед уходом, потратив драгоценное время, провели поиски остатков этих снарядов.

По предварительным данным, можно предположить, что в окрестностях Могилева существует сверхсекретная база управления государственной безопасности СССР, на которой занимались разработкой и испытанием новейших образцов военной техники.

Судя по примерным характеристикам оружия, появление его на фронте в массовых количествах может существенно осложнить положение вермахта.

Но, к сожалению, никакой дополнительной информации об этом таинственном подразделении НКВД и капитане Зимине и месте расположения бункера не удалось найти. Большой интерес вызвало недавнее нападение на грузовики, перевозившие горючее и продукты, и последующее уничтожение поисковой группы. Проведенное по горячим следам расследование показало, что с большой вероятностью к этому причастна разыскиваемая группа. Так же использовалось нестандартное оружие, в первую очередь были похищены горючее и продукты, так необходимые для обитателей бункера. Но больше всего заинтересовало то, что следы транспортировки грузов по лесу вели к поляне и там прерывались. Больше следы никуда не вели. Собаки уверенно брали след с места боевого контакта, и здесь они его теряли. Такое впечатление, что люди погрузились в самолет и улетели. Обследовав весь район, специалисты Зипо так и не нашли никаких следов замаскированных укрытий и даже косвенных признаков, по которым можно обнаружить бункер. Но зато удалось найти взлетно-посадочную площадку, которой неоднократно пользовались, и возле нее оставили засаду.

Гиммлер внимательно слушал Гейдриха, понимая, что поиски так ничего и не дали. Словно заколдованная, база русских все время ускользала, оставаясь ненайденной. Но время стремительно убегало, и возможностей держать столько войск в глубоком тылу становилось все меньше и меньше. Шальная мысль о том, что Зиверс, может быть, и прав, и они ищут пришельцев из другого мира, пару раз посещала рейхсфюрера, но прагматичный ум сразу подсказывал ответ, пришельцы бы не стали пользоваться русским оружием и участвовать в боях.

Не лучше дела обстояли и у абвера. Попытка внедрить своего человека не привела ни к какому результату, кроме пропажи самого агента.

Получив информацию о перелете через линию фронта особо важной персоны, абвер организовал прорыв силами 3-й танковой дивизии 24-го механизированного корпуса вермахта обороны русских и захват аэродрома, где ожидался прием самолета и его дозаправка. Но точно учесть время не получилось, и самолет прилетел во время боя за посадочную полосу, где солдаты русского НКВД яростно отбивались от нападающих сил вермахта. Обстрелянный самолет упал в лесу, но ни пассажира, ни пилота найти не удалось. Только через неделю, расшифровав коды радиосвязи русской стрелковой дивизии, удалось узнать, что в самолете находился капитан Зимин и его успешно переправили в Москву, где русская контрразведка уже активно ищет утечку информации.

После тщательного анализа имеющейся информации Гиммлер решил все-таки еще раз провести консультацию с Канарисом. Могилевская проблема не давала ему покоя, какая-то мистика присутствовала во всем этом деле. Как оказалось, и шефа абвера интересовал тот же вопрос.

Конечно, Гиммлер сам к шефу абвера не ездил. Для этого у него был заместитель и великолепный организатор Гейдрих, который был знаком с Канарисом еще с молодых лет. Даже сейчас они часто встречались и доброжелательно общались, но на деле СД и абвер уже давно вели друг против друга весьма жесткую закулисную войну.

Но сложившаяся ситуация требовала принятия особых мер, поэтому встреча с Канарисом была назначена на утро следующего дня.

Следующим утром в небольшом ухоженном парке в окрестностях Берлина прохаживались два человека, возглавляющие главные спецслужбы Третьего рейха.

Молодой, спортивного телосложения, с высоким лбом и зачесанными назад волосами Рейнхард Гейдрих олицетворял нынешнюю Германию. Поколение, выросшее на позоре своей страны, проигравшей мировую войну, перенесшее тяготы революций, голода и национального унижения. Такие как он создавали новую Германию, очищая ее от заразы коммунизма, засилья евреев, строили победоносную армию, флот, авиацию и целенаправленно шли к победе, не задумываясь о последствиях, свято веря в правоту своего дела. Сейчас Гейдрих возглавлял одну из самых влиятельных организаций рейха — Главное управление имперской безопасности. В его руках находились судьбы многих высокопоставленных чиновников, военных, промышленников, политических деятелей, компромат на которых старательно и регулярно накапливался в недрах созданной и возглавляемой им организации.

Рядом с ним шел представитель старой Германии, уже пожилой человек, в гражданской одежде, но военная выправка выдавала в нем военного, не одно десятилетие проносившего форму. Глава абвера, Вильгельм Канарис, в связи со спецификой службы, в отличие от своего собеседника, позволял себе на такие встречи не одевать мундир. Он с интересом посматривал на посланника Гиммлера, которого знал уже много лет, с тех пор, как оказал протекцию юному Гейдриху, только что закончившему военно-морское училище, и тот попал во флотскую разведку. Опытным взглядом он насчитал несколько охранников, сопровождающих главу РСХА. Но в данной ситуации они не столько охраняли своего патрона, а обеспечивали им возможность поговорить без лишних свидетелей. О бесстрашии Гейдриха ходили легенды. Недавняя история с его полетами на бомбардировщике, сбитом русскими, вызвала недовольство Гиммлера и строгий запрет на участие его подчиненного в такого рода боевых операциях. Хотя для самого начальника РСХА это было нормальным поведением, ничем не связанным с поиском острых ощущений и бравадой, в его представлении это ассоциировалось с образом идеального офицера СС, которому он всегда старался следовать.

Несмотря на многолетнее знакомство, они были врагами. По инициативе Гиммлера Гейдрих постоянно занимался поиском компромата на начальника военной разведки вермахта. Часто проводились несанкционированные обыски и прослушивание телефонов руководящего аппарата абвера. Но вот сейчас судьба сложилась так, что им придется снова стать союзниками, причем в очень необычном и затянувшемся деле.

Они некоторое время шли молча, каждый думая о своем. Убедившись, что охрана обеспечила им возможность пообщаться без свидетелей, первым начал разговор Канарис, который на правах старшего решил проявить инициативу.

— Рейнхард, насколько я знаю, ваши специалисты из Зипо ничего не смогли найти стоящего в Могилеве, что бы пролило свет на загадку капитана Зимина и его таинственного убежища. Поэтому вы решили поискать помощи у абвера. Чтобы не тратить драгоценного времени, сначала я бы хотел услышать, что все-таки нашли ваши специалисты. А по моим данным, вы отбирали самых лучших криминалистов и розыскников.

Полученная еще вчера у Гиммлера санкция на обмен информацией по "Могилевскому феномену" с Канарисом, позволила достаточно подробно пересказать адмиралу доклад следственной группы Зипо.

Внимательно выслушав Гейдриха, Канарис задал еще несколько вопросов и надолго замолчал, обдумывая полученную информацию. Пройдя так еще метров двадцать, Канарис задал еще вроде бы незначительный, даже с явно выраженной иронией, вопрос.

— Я знаю, что ваш патрон, Рейнхард, отправлял в Россию по этому вопросу своего специалиста по шаманам, Зиверса. И что вам поведали высшие силы?

Гейдрих сначала отмахнулся от вопроса и правдиво ответил:

— Ничего интересного, наговорили, что это пришельцы из другого мира и они должны сильно повлиять на судьбу рейха. Обычный бред.

Но тут же насторожился. Старый лис Канарис не будет просто так спрашивать и что-то говорить. Может, именно из-за этого вопроса он и согласился на эту встречу.

— Странно, что вас, адмирал, это интересует. Вы никогда оккультизмом и сверхъестественным не увлекались. Поясните, с чем связан ваш интерес в этой области, согласитесь, я был с вами достаточно откровенен.

Пауза снова затягивалась, и тут Гейдрих понял, что Канарис не совсем уверен в своей позиции. Поэтому, не имея железных доказательств, не хочет высказывать какие-то свои соображения. Но откровенность Рейнхарда, которую он оценил, обязывала продолжать начатую мысль.

— Рейнхард, мальчик мой, вся эта история давно не дает мне покоя. Вы знаете, что технические специалисты есть и у меня, поэтому как только у русских появились новые разработки в области подавления радиосвязи, мы взяли под особый контроль этот вопрос и уже два месяца стараемся найти ответы на многие вопросы. Мои специалисты считают, что в данных условиях и русские не могли построить такую систему. Тот агрегат, который они нам демонстрировали на поле и обломки которого удалось заполучить, был всего лишь обманкой. Реальная система умещалась в небольшом плоском саквояже. Об этом говорят свидетельские показания и осмотр тайника в городе, где аппаратура была спрятана перед прорывом группы Зимина из Могилева. Представьте, что произойдет с нашей организацией войск, если у русских во всех частях будут такие устройства. Если вы немного разбираетесь в радиоделе, то должны были понять все особенности. Русские подавляли только наши передатчики. Их же техника работала без помех. С нынешним уровнем технического развития русских это сделать пока нереально, да и наши специалисты пока не в состоянии это реализовать. Допустим, русским удалось это сделать, создать новые приборы, маленькие радиостанции, по словам пленных, вся группа Зимина пользовалась такими, эффективные ручные ракетные противотанковые снаряды и многое другое. Наши противники всегда умели поражать мир своими открытиями и прорывами, несмотря на общую техническую отсталость. Но есть несколько фактов, которые ускользнули от внимания ваших дознавателей, Рейнхард.

Гейдрих действительно заинтересовался. Значит, что-то старый лис накопал и сейчас, кинув для затравки наживку, начнет торговаться. Но Канарис его удивил. Никакого торга. Его рассказ был похож больше на попытку осмыслить факты самим собой, приглашая к этому процессу Гейдриха.

— По большому счету все факты, касающиеся Зимина и секретного подразделения в составе центрального аппарата НКВД, по отдельности весьма прозаичны и практически не заслуживают нашего внимания. Все это компетенция начальников отделов и профильных направлений. Но вот в совокупности все это создает интересную картину. По моей информации, все немецкие стратегические документы высшего уровня секретности, всплывшие у русских, прошли по линии НКВД. И вероятнее всего, к этому причастно это подразделение.

Ваша организация в фильтрационном лагере сумела раскрыть унтер-офицера русской тайной полиции, который имел отношение к контактам с Зиминым. Он много чего рассказал интересного, исходя из чего, и мы и вы начали активные поиски. Ваши специалисты его допрашивали тоже, но сделали свои выводы. Недавно моя аналитическая служба, занимающаяся сбором статистики по эффективности применения бомбардировочной авиации, столкнулась с интересным случаем. Перед началом боев под Могилевом, на основании информации, полученной от нескольких разведгрупп, заброшенных в тыл русских, было принято решение о нанесении массированного авиаудара по железнодорожному узлу города, где скопилось много эшелонов с живой силой, техникой, боеприпасами. Решение о бомбардировке было принято вечером, и утром несколько авиасоединений 2-го воздушного флота нанесли удар но Могилеву. Но эффективность такого налета оказалась мизерной. Станция была пуста. Как оказалось вечером, когда еще принималось решение, русские активно начали эвакуацию составов со станции и стянули к ней все возможные средства ПВО, в результате чего люфтваффе потеряло несколько бомбардировщиков. Вроде как все логично. Объясняется нормальной предусмотрительностью русского руководства. Но вот как оказалось, информацию о налете, и особенно о точном его времени, русские получили за сутки от Зимина, до того как в нашем штабе вообще было принято решение о бомбардировке станции. Получается, что русские разработали великолепную ловушку и пустили дезинформацию через наши разведгруппы, которые постоянно контролировали? Но такого в принципе быть не может. Слишком все сложно. И результат — три сбитых бомбардировщика? Ради такого результата столько сложностей? Хорошо, допустим, русские предусмотрели налет, на станции действительно скопилось много эшелонов. Но как они получили фотокопии плана "Барбаросса"? Насколько я знаю, управление имперской безопасности всех проверило и перепроверило, и где результат? А план "Ост"? Я узнал от русских намного больше об этом, чем мог добиться от вашей, Рейнхард, организации. Как разведчик, могу сказать однозначно, документы такого уровня не могут быть похищены при соблюдаемых у нас мерах предосторожности. Таким образом напрашивается вывод об избыточной информированности русских.

И эта история с бомбардировкой Могилева. Откуда они за сутки до принятия решения могли знать точное время? Точный прогноз или знание будущего? Мы рассматривали и такие варианты, поэтому я интересовался результатом поездки Зиверса. Но, к сожалению, все эти шаманы, кроме расплывчатых формулировок с сотней возможных трактовок, ничего дать не могут. Ни один прорицатель не выдаст вам фотокопию документа с личной подписью фюрера.

Мы даже рассматривали вариант, что русские сумели построить машину времени и получают информацию из будущего. Один из наших офицеров, начитавшись английского писателя Герберта Уэллса его "Машины времени", предложил такой вариант, указывая на необычную маркировку русских гильз. Но это, скорее всего, объясняется русским разгильдяйством. Каждый патронный завод маркирует патроны как им угодно.

Гейдрих шел рядом и молчал. То, что сообщил ему Канарис, заставляло задуматься. Какой бы шеф абвера ни был, но дураком его назвать никто не мог.

— Вы думаете, что это реально и русские могли нечто подобное изобрести?

Конечно, Гейдрих все слова Канариса перепроверит, прежде чем идти с докладом к Гиммлеру. Но сейчас он твердо знал, что шеф абвера не врет. Наконец-то он решился вслух высказать мысль, которую боялись высказать оба.

— Вы думаете, что заговор имеет глубокие корни, предполагая, что русские оперативно получают информацию даже на тактическом уровне.

— Для нас это было бы лучшим вариантом. Это объясняет все. Ту же историю с налетом на Могилев можно объяснить тем, что человек, который планировал налет, специально ориентировался на время, указанное русским, или кто-то ему подсказал.

— Но если русские обладают такой информацией, то почему они отступают?

— Вы сами знаете, что русские оказались просто не готовы к войне. Даже заговорщики переоценили их силы.

— Это не объясняет неуловимую базу под Могилевом.

— А ее скорее всего там и нет. Сейчас мы рассматриваем вариант, что русские используют специальный дирижабль, который летает только по ночам, а днем маскируется в специальном укрытии невдалеке в лесу. Поэтому-то следы отступающих русских и пропадают. Их просто затягивают наверх. Тем более следы лестниц мы обнаружили. Зачем, спрашивается, в лесу русским лазить по лестницам? Пока другого объяснения "Могилевского феномена" мы не смогли найти. Я понимаю, что натянуто, но другого рационального объяснения всех известных нам фактов нет.

— Но почему они все еще остаются под Могилевом?

— Вот этот вопрос нам и предстоит узнать. Возможно, у них там действительно база, но в другом месте и глубоко в лесу.

— Хорошо, адмирал, все рассказанное вами вполне логично объясняет многие факты. Допустим, русские смогли разработать новое оружие и снабдить им элитное подразделение. Результат — уничтожение командира дивизии СС "Рейх" Пауля Хауссера. Возможно все эти события результат большого заговора против Германии. Но зачем вы это все рассказываете мне?

— Рейнхард, судя по уровню секретности информации, ушедшей к русским, заговорщики близки к фюреру. Это не мой круг. В войсках моя контрразведка тщательно разбирает все случаи так называемого "прозрения" русских. Но мне не хватает сил и времени. Я чувствую, что трагедия может произойти в любой момент. Поэтому нам на время нужно забыть наши прежние распри и работать вместе.

Гейдрих взял небольшую паузу, обдумывая все, что ему сказал Канарис. Это очень серьезно. Тем не менее факты сами говорят за себя. Никаких шаманов, никаких машин времени. Только заговор против новой Германии. Его как главу Главного управления имперской безопасности это не могло не волновать, и то, что Канарис пошел с этим сначала к нему, а не сразу к фюреру, говорит о многом. Старый лис действительно боится, что времени осталось мало. Возможно, он даже не доверяет своим, раз решил дублировать процесс расследования силами имперской безопасности. Наконец-то приняв решение, Гейдрих продолжил разговор.

— Вы думаете, специальное подразделение НКВД как раз занимается контактами с нашими заговорщиками?

— Да. И капитан Зимин и его боевики использовались в качестве курьеров. А для обеспечения этой операции русские использовали свои самые последние изобретения в области вооружений и радиотехники, в которых они, скорее всего, добились серьезных результатов.

— Скорее всего вы правы, — сказал задумчиво Гейдрих.

— Ключ к расследованию — этот русский капитан, который обеспечивал транспортировку документов и силовое прикрытие контактов с заговорщиками. Поэтому-то он и остался на захваченной нами территории. И страшно подумать, какой груз он в этот раз отвез в Москву своему руководству.

— У нас нет возможности его достать. В Москве, насколько я знаю, на таком уровне есть только у вас агентура.

— Да. И за последнюю неделю она практически вся ориентирована на сбор информации по Зимину и специальному подразделению НКВД. Если я ошибаюсь, и русские раскроют в этом случае всю нашу сеть, которую строили годами, это будет грандиозным провалом, поэтому я и хотел заручиться вашей поддержкой. Возможно, понадобится проводить операцию по захвату курьера. Как говорит моя интуиция, он скоро должен будет снова появиться в районе Могилева. Иначе до этого странного подразделения НКВД нам не добраться.

— Адмирал, спасибо за информацию. Наша беседа была очень информативна. Вы сами понимаете, что такие решения без согласия Гиммлера я не могу принимать. Для координации наших действий давайте встретимся сегодня около восьми вечера у рейхсфюрера. Я думаю, он очень заинтересуется вашими предположениями.

На этом такой трудный и весьма важный разговор для глав спецслужб Третьего рейха был закончен.

Глава 10

После вчерашнего разговора с Берией меня опять, в сопровождении охраны, отвезли на загородную дачу, и я был предоставлен сам себе до утра, хотя с большим удовольствием посидел бы за ноутбуком, посмотрел какой-нибудь фильм, ну на крайний случай разложил бы пасьянс. Но ноутбук уже был для меня недосягаем.

Анализируя весь разговор с Берией, я понял, что допустил множество ошибок, хотя, учитывая фигуру наркома и его репутацию, можно сказать, что часть своей миссии я выполнил неплохо. В переговоры вступил, свою позицию дружественной независимости я выдерживал до конца. Но вот шутка с диктофоном была явным перебором. На мгновение мне показалось, что Берия на меня с кулаками набросится и тогда придется просто ему дать в нос. Но, к счастью, он сдержался. И, если интуиция мне не изменяет, завтра ожидается судьбоносный визит к вождю мирового пролетариата товарищу Сталину. Значит, надо лучше выспаться и отдохнуть. Думаю, встреча будет назначена на завтра на вечер, а до этого будут консультации со специалистами по техническим направлениям, допущенным до реальной информации по Страннику.

Прекрасно выспавшись и приняв ванну, после завтрака пошел опять пройтись по парку, наслаждаясь тишиной и чистым воздухом, которых в наше время и до войны было не так уж и много. Опять мысли о жене и ребенке не давали покоя. Нынешняя, полная опасностей и постоянного напряжения жизнь выматывала и не давала возможности как следует провести время со своей семьей. Действительно, за всеми приключениями, перемещениями во времени, боями с немцами и бандитами как-то отодвинул семью на второй план. А ведь реально-то я сражаюсь за их будущее. И грош цена будет всем моим достижениям, если я не смогу им обеспечить нормальные, безопасные условия жизни, причем с отцом и мужем. Да и Маринка, жена Витьки, моего погибшего друга, тоже уже не чужой человек, и ее воспринимаю как сестру, о которой тоже нужно заботиться. А ведь и у нее есть дети.

За такими философскими размышлениями меня застал Морошко. Мы немного прошлись вместе, после чего он опять начал свои шпионские штучки, с доброй миной на лице капать на мозги.

— Сергей Иванович, вы меня вчера удивили своей позицией. Честно сказать, я думал, что все пройдет несколько иначе, да и товарища Берию вы заставили понервничать.

— Интересно, это чем же? Александр Александрович, в наше время информированность людей да и восприятие новой информации делают мир несколько иным, точнее делали. И прежде чем сюда лететь, я перечитал множество документов, мемуаров о вашем начальнике, о товарище Сталине. То, что я говорил про переписывание истории, реально было, и ваше ведомство в наше время имеет не самую лучшую репутацию. Поэтому мое опасение и недоверие вполне оправданно. Вы же сам сотрудник органов госбезопасности и прекрасно понимаете правила игры.

Доверие, оно достигается в долгосрочной перспективе равными сторонами на взаимовыгодных условиях. А вы что думаете, раз мы ваши потомки, то по стойке смирно должны выслушивать команды? Да, мы хотим вам помочь, избежать тех трагических ошибок, приведших к огромным жертвам, но и нам жить как-то нужно. Пока мы не поймем, как изменение хода истории вашего мира сказывается на состоянии нашего, вопрос стоит о выживании. Мы — ваши потомки, наследники ваших же поражений и побед. Поэтому нам нужно сотрудничать и сотрудничать плотно и результативно.

— Хорошо, я вас понял. Как вы себе представляете сотрудничество на практике? Просто передать нам информацию и несколько единиц боевой техники, и за это мы должны вам поставлять продукты и горючее, которое и для нас сейчас на вес золота?

Я про себя улыбнулся. Морошко получил от Берии задание прощупать меня в более жесткой форме. Что ж, к этому тоже готовились. Как раз к такому именно варианту готовились в первую очередь.

— Я вижу, Александр Александрович, вы получили соответствующие инструкции. Мы предусматривали и такой вариант. Точнее он рассматривался как основной. Поэтому тут как раз я могу вам все подробно пояснить. Ну для начала, вы пока не испытываете таких уж особых проблем ни с продуктами, ни с горючим. И то количество ресурсов, необходимое для обеспечения нашей группировки в том мире, для Советского Союза капля в море. А учитывая, что на ноутбуке есть информация по всем известным месторождениям полезных ископаемых, имеющих стратегическое значение, на поиски которых были потрачены десятки лет и сотни миллиардов рублей, то на несколько составов с продуктами, боеприпасами и горючим мы уже наработали.

— Ну, допустим, это не вы занимались поисками, а советские граждане, и в данной ситуации воспользовались результатами их трудов.

"Ох, как вы заговорили, еще и торговаться пытаетесь? Если сейчас промолчу или пойду на поводу, то они начнут вертеть нами", — подумал про себя, злобно усмехаясь.

— Мы наследники, плохие или хорошие, но имеем моральное право пользоваться результатами труда. А такими темпами мы дойдем до мысли, что все должны просто так передать вам, не задумываясь о судьбе оставшихся в живых людей в нашем мире. Вам не кажется, что это смешно, и такой торговлей мы просто осложняем ситуацию и вызываем взаимное недоверие? По мне, так вместо того чтоб платить американцам, лучше сотрудничать с нами. Тем более тут нет торговли как таковой. Мы даем все что можем, чтоб помочь вам в очень тяжелой ситуации, и просим вас помочь нам, в тех объемах, которые нам необходимы.

Предотвращая его возражения, продолжил:

— Да, пока нет условий для реального обмена материальными ценностями, но это технический вопрос и он будет решен в ближайшее время нашими специалистами. А вот обмен стратегической информацией идет активно и плодотворно. Так что в данной ситуации предъявлять претензии с вашей стороны как минимум, я считаю, некорректно.

"Вот, насупился и обдумывает варианты действий. А ведь тебе таких полномочий не давали, выяснять со мной отношения. Твоя задача только согласовать вопросы сотрудничества, чтоб руководство успело подготовиться и собрать специалистов, а ты начал учить и попытался построить. Не на того напал", — думал я, стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, видя, как Морошко удивленно смотрит на меня.

— Да. Тут вас понять можно. Такие вопросы вы будете обсуждать уже на другом уровне.

— Александр Александрович, насколько я понял вашу роль, вы занимаетесь оперативным сопровождением всей операции по контакту с нами?

— Да. Можно это назвать и так.

— Я вам уже говорил, что имею некоторое представление об оперативной работе, поэтому некоторые несостыковки и вроде как определенное заблуждение немцев наводят на размышление о проведенной вами операции прикрытия. Не поделитесь ли информацией? Ведь мне скоро придется возвращаться обратно, в район Могилева, и есть большая вероятность того, что могу попасть к немцам. Поэтому хотелось бы быть в курсе ваших действий, и если немцы начнут допрашивать, то желательно выдавать информацию в свете проводимой вами операции. Ведь не зря вы мне присвоили звание и дали орден, да еще немцев про это известили. Кто в такой ситуации будет думать про путешественников во времени, если все можно объяснить происками грозного НКВД?

Морошко тонко улыбнулся, давая понять, что он оценил мою прозорливость.

— Со вчерашнего дня вы майор госбезопасности. Но это так, к слову. Вы все правильно поняли. После получения от вас информации сразу встал вопрос, что ей придется воспользоваться и немцы рано или поздно задумаются о нашей информированности. Поэтому как первый вариант, с самыми выгодными для нас последствиями, был выбран заговор в верхах командования вермахта. Уже месяц активно готовятся материалы о якобы постоянных контактах с нами некоторых ключевых фигур из генерального штаба и, по нашим данным, немцы активно по этому направлению работают. Фотокопия плана войны против Советского Союза с личной подписью Гитлера это огромная удача. Показав ее нескольким немецким агентам, которых мы пока не трогаем и используем для дезинформации, добились ожидаемых результатов от руководства абвера и немецкой госбезопасности.

— Интересно, что вы придумали для объяснения загадок нашего появления под Могилевом? Не буду оправдываться, мы по незнанию там достаточно наследили, и теперь немцы все перерывают в поисках скрытой базы. Естественно, они там ее не найдут и тогда начнут искать другие объяснения.

— Да, мы об этом думали. Но пока как вариант им подсунули данные об использовании специального дирижабля в военных нуждах и размещении на нем разведывательного радиолокатора. Пусть ищут. Когда они поймут, что это дезинформация, мы им подкинем еще пару фактов. Пока они их будут проверять, о вашем реальном происхождении никто не догадается.

— Вполне остроумное решение. Если честно, то я уже грешил тем, что нам самим придется озаботиться проблемой легендирования нашего присутствия здесь.

— Тут лучше дайте нам заниматься такими вещами, не в обиду будет сказано, наследили знатно, и постоянно приходится за вами подчищать.

— Хорошо. Здесь я с вами согласен. Ваша территория, вам и карты в руки.

Выдержав паузу, дав друг другу небольшой перерыв, продолжили разговор уже в другом русле.

— Сергей Иванович, как руководитель подразделения непосредственно занимающегося контактом с потомками, я бы хотел обсудить основные направления нашего сотрудничества, чтоб со своей стороны обеспечить своевременное привлечение с нашей стороны специалистов. А тут, сами понимаете, кого попало брать нельзя. Надо обязательно их предварительно проверить, да и с вами списки согласовать, вдруг в будущем эти товарищи себя зарекомендовали не лучшим образом.

— Вполне с вами согласен. Разумный подход. Давайте для начала обозначим моменты, требующие немедленного вмешательства и корректировки на основании информации из будущего. Конечно, на первом месте стоит война и очень тяжелое положение на фронтах. Поэтому для начала рассмотрим, чего не хватает Красной Армии для качественного противодействия противнику, почему она проигрывает и отступает?

Опять пауза. Морошко дает понять, что весь во внимании.

— На мой взгляд, это психологическое состояние личного состава. То, что они сдаются тысячами в плен, это показатель. И все ваши возражения относительно предателей я, конечно, могу выслушать, но в армии-победительнице такого количества сдавшихся в плен быть не может. Значит, что-то вы не учли, где-то перегнули палку. Этот вопрос весьма важен, но тут его лучше обсуждать с высшим руководством страны, так как он больше идеологический, нежели технический. А сейчас для начала заострим внимание на немцах. В чем их стратегия и тактика и почему они так легко громят Красную Армию? В наше время было много мнений, теорий, которые вроде как давали рекомендации. Тут вам смогу высказать мое мнение, выходца из будущего, но при этом имеющего большой боевой опыт войны и в нашем времени и в вашем, поэтому могу более-менее объективно давать свое видение ситуации.

Морошко шел рядом, заинтересованно слушая меня. Шальная мысль, что в данный момент у него в кармане лежит диктофон, который я вчера подарил Берии, развеселила меня. Поэтому решил немного пошутить.

— Александр Александрович, если у вас будут проблемы с диктофоном, не стесняйтесь, спрашивайте. Я потом вам таких еще несколько привезу.

По тому, как он на мгновение дернулся, я понял, что угадал. Пристальный взгляд на мою довольную физиономию был ответом. Но потом до него дошло, что мне это все равно. Поэтому и улыбаюсь.

— Александр Александрович, ну что вы. Просто в наше время такими штучками многие увлекались, и писать важный разговор это нормальная практика. Да и вам проще будет потом перед руководством отчитываться, а отчет тоже писать придется. Привыкайте. Да, и прошу прощения за мое несколько извращенное чувство юмора. Иногда заносит. Но это уже издержки профессии, сами понимаете, нервы, столько всего испытать пришлось, только юмор и ирония помогают держать себя в психологической форме. Так на чем мы остановились?

— Вы говорили про свое видение причин поражения Красной Армии.

— Да, извините, отвлекся. Я не буду глубоко вдаваться в философию и теорию, так как сам являюсь практиком. Конечно, в первую очередь это организация. В нашей армии она сильно хромает. Низкая инициативность и качество командного состава сказываются в первую очередь. Насмотрелся я в Могилеве на таких командиров. Тем не менее при правильном руководстве наши бойцы могут творить чудеса. Вы знаете, что уничтожение нескольких сотен эсэсовцев дело рук нашей небольшой группы, где в основном собрались бойцы 172-й дивизии. Вот вам и ответ. Еще Наполеон говорил, что войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит верх над войском львов, возглавляемых бараном. Метко замечено. Наверно, вам придется при подборе руководящего состава вводить систему психологических тестов, как возможность хоть в такой степени не допускать идиотов, непрофессионалов, трусов, авантюристов, демагогов, которые своей болтовней скрывают трусость, до командования крупными соединениями. Что явно проявилось в начальном периоде войны и привело к огромным потерям. Потом на руководящие посты были выдвинуты действительно толковые командиры, но для этого понадобилось целых три года и сотни тысяч погибших. Не кажется, что слишком уж дорогая цена?

— Да, тут вы правы. Про эту проблему мы знаем и стараемся по мере сил ее решать.

— Да знаю я ваши методы. Одного под трибунал, второго запугали так, что боится проявить хоть какую-то инициативу и ждет приказа от вышестоящего начальства. Тут, в принципе, мы вам можем помочь, используя методики отбора руководящего состава, распространенные в нашем мире, поищем специалистов-психологов, подготовим местные кадры.

Дав Морошко обдумать и переварить услышанное, продолжил разговор, перейдя на тему, в которой я больше понимал.

— Теперь давайте рассмотрим, насколько немцы нас превосходят в техническом плане. По большому счету реального превосходства как такового нет. Своим военным искусством они добиваются подавляющего превосходства на нужном им направлении, прорывают фронт подвижными соединениями и проводят окружение. Затем подтягивают полевые армии, создают сплошной фронт и все. Крупный кусок Красной Армии откушен и потом пережеван медленно и со вкусом. На этих же направлениях абсолютное господство авиации. Ну, это прописные истины, вы их и без меня знаете. Что сейчас мы сможем противопоставить? Я думаю, надо ломать всю немецкую систему взаимодействия разных родов войск. Что и было продемонстрировано под Могилевом. Небольшое устройство избирательного подавления радиопередатчиков противника помогло добиться весьма интересных и серьезных результатов. Также существует огромная проблема взаимодействия наших войск, не просто разных видов вооруженных сил, а даже между отдельными подразделениями. Радиопередатчиков практически нет. Я когда наблюдал за сражением под Могилевом и сканировал радиодиапазон, так практически одни немцы работали, наши изредка. И то я прекрасно слышал, кто и о чем говорит. А у немцев еще с Первой мировой войны служба радиоразведки была на высоте.

После такого длинного монолога я решил дать Морошко возможность высказаться, ведь реально я ничего нового не сказал.

— И что в такой ситуации можете посоветовать вы, а еще лучше чем помочь?

— Наши тактические кодированные радиостанции с прыгающей частотой вы видели. Немцы нас по ним так и не смогли выловить. Но зато как изменилась эффективность подразделения в бою. Аналогичные системы, в принципе, мы можем поставлять для уровней "взвод-рота", "рота-батальон", "батальон-полк" и так далее. Все зависит от частот и дальности. Но в принципе обеспечить защищенную связь вполне реально. Правда затраты будут большими, но тут мы можем поднатужиться. В нашем времени такого добра много наделали и технология производства отлажена, но в ближайшее время больших объемов мы обеспечить не сможем. Нам еще нужно время на восстановление всей технологической цепочки. Вам будем поставлять уже готовые решения, но скорее всего уровня дивизии, не ниже. Разве что возможна поставка малогабаритных комплексов для спецподразделений, аналогичных тому, что действовало под моим командованием.

Еще одно перспективное направление это радиоэлектронная разведка и дешифровка немецких кодов тактического, оперативного и стратегического уровней. С использованием нашей вычислительной техники это становится намного проще и быстрее, причем используя те же компьютеры, можно организовать оперативную и разветвленную систему контроля и управления войсками, но это пока в перспективе. Самое интересное, что уже сейчас вы сможете пользоваться возможностью расшифровки немецких сообщений.

Увидев, как у Морошко заинтересованно поднялись брови, усмехнулся про себя и продолжил:

— Для ускорения процесса кодирования и раскодирования донесений немцы пользуются шифровальной машиной "Энигма". На ноутбуке, который я вам привез, есть специальная программа, которая позволит в кратчайшие сроки расшифровывать эти сообщения. Англичане смогли подобрать коды, только, кажется, уже в сорок третьем и это было одним из самых больших их секретов.

— Да, Сергей Иванович, то, что вы предложили и рассказали, весьма интересно. И я чувствую, вы тщательно продумывали свои предложения.

— Конечно, в наше время выигрывает войну та армия, у которой лучше связь и разведка. Вот тут высокотехнологические изобретения будущего для вас будут весьма востребованы. А оружие… Тут вы и свое неплохое сделаете. Ну, передадим мы вам десять, двадцать, сто танков, бронетранспортеров, боевых машин пехоты, боевые самолеты, вертолеты, а кто их будет обслуживать, откуда запчасти брать? Смысла нет. Для создания отдельного подразделения прорыва, когда нужно добиться абсолютного преимущества над противником на определенном небольшом участке фронта, вполне реально. Но до этого еще нужно дожить. Так что на первое время мы вам предлагаем информацию о противнике, всю, что мы сможем собрать, и оснащение армии новыми средствами связи, радиоэлектронной борьбы, разведки и дешифровки немецких кодов. Думаю, такое предложение должно вас заинтересовать.

— Это очень интересное предложение. Но, как я понял, ваша техника весьма сложна, ведь даже управление тем же ноутбуком не сразу освоишь.

— Да, тут я с вами согласен. Поэтому возможно, что мы будем поставлять не только технику, но и инструкторов, обслуживающий персонал, программистов, которые вам будут вскрывать немецкие коды и помогать организовывать защищенную связь. Вариантов для взаимовыгодного сотрудничества много. Главное — не разрушить все необдуманными действиями.

Каждый из нас получил пищу для размышления. Насколько я понял, беседа со мной имела для Морошко предварительный характер, в которой он и Берия хотели до конца определить мою позицию и темы для будущих переговоров.

Тут я уже решил расставить последние акценты.

— Александр Александрович, давайте сделаем проще. Вам нужно определить круг специалистов, которые будут обрабатывать и адаптировать информацию, пришедшую от нас. Но перечень направлений очень велик, поэтому для начала давайте попробуем использовать оборудование, которое я привез для дешифровки немецких донесений. Тут понадобится кто-то из криптологов. После обеда я получу очередные коды и смогу продемонстрировать большее количество информации. Что там будет, я сам до конца не знаю, поэтому смотреть мы будем вместе и желательно с товарищем Берией и уже после этого очертим круг специалистов, которых вы будете задействовать в первую очередь. Не забывайте, что скорее всего сегодня мне предстоит встреча с товарищем Сталиным.

Морошко молча кивнул головой. После недолгого молчания он согласился с моими доводами.

— Хорошо, Сергей Иванович. Так и сделаем. А теперь давайте собираться, но сначала вы переоденетесь.

Увидев мой удивленный взгляд, он с легкой усмешкой пояснил:

— Вы уже майор госбезопасности. Так что нужно соответствовать своему званию.

— Хорошо, как скажете.

Пройдя в свою комнату, я нашел там на застеленной кровати разложенную новую форму. К ней были приложены нижнее белье, новые хромовые сапоги и ремень с кобурой. Пока я переодевался, рядом со мной стоял мой охранник и внимательно за мной наблюдал.

"Ну конечно, после истории с диктофоном они хотят быть уверенными, что я ничего такого с собой не принесу". Как ни странно, никакого возмущения с моей стороны не было. Все правильно и логично с их стороны.

Переодевшись, я вышел на улицу и сел рядом с Морошко в дожидавшуюся нас легковую машину. Когда выехали за ворота, впереди и сзади нас сопровождали несколько автомобилей, и на небольшом удалении при повороте я увидел грузовик, кузов которого был забит вооруженными бойцами в форме НКВД.

На мой молчаливый вопрос Морошко пояснил, что есть данные о возможной попытке захвата меня немцами.

"История становится все интересней", — угрюмо подумал я, рассматривая проносившиеся мимо пригороды Москвы.

Глава 11

Опять кортеж проскочил через весь город, прямо к зданию на Лубянке. Снова длинные пустые коридоры с многочисленными дверьми. Дежурные, старательно отводящие глаза, и охрана, постоянно следующая впереди и сзади.

Разместившись в просторном кабинете Морошко, занялись непосредственным планированием. Первоочередным делом была связь с моим бункером и получение новой группы паролей на один из зашифрованных дисков с информацией. Получив кодовое слово, которое означает нормальное протекание переговоров, Морошко отправился организовывать передачу шифровки, оставив меня с одним из своих молчаливых подчиненных. Минут через десять на столе уже был чай с печеньем и чуть позже один из охранников из буфета принес бутерброды. Видимо, Морошко задерживался итаким образом старался скрасить мой досуг. Хотя, как мне казалось, они с Берией сейчас слушали запись на диктофоне и вырабатывали политику дальнейшего общения.

Когда бутерброды были съедены и чай допит, вернулся наконец-то хозяин кабинета в сопровождении капитана госбезопасности, держащего в руке папку с документами. Выглядел Морошко деловито, без намека на полученную недавно трепку, значит, Берия одобрил все его действия, и процесс идет в нужном для нас направлении.

— Вот, Сергей Иванович, познакомьтесь, капитан Зерновой, он в курсе того, кем вы являетесь, и специально подготовил для вас несколько шифрованных немецких сообщений, которые необходимо срочно прочитать. Надеюсь, здесь вы сможете помочь, используя вашу аппаратуру.

Мы с капитаном пожали друг другу руки, он бросил на меня заинтересованный взгляд, ведь не каждый день видишь человека из будущего.

— Конечно, Александр Александрович. Что там с шифровкой?

— Через полчаса она уйдет, и надеюсь, ответ мы получим так же быстро.

— Хорошо. А теперь давайте спустимся вниз и реально займемся делом. Кстати, у меня с собой были еще несколько приборов, желательно и их с собой прихватить.

— Это вы про непонятное квадратное устройство, несколько черных блоков и мешок со странным порошком?

— Да. Придем, на месте покажу, что это за устройство, да и бумагу, пачку которой я с собой привез, прихватите. А еще лучше поищите точно такую же, белую, мелованную, без ворсы, это очень важно.

— Хорошо, сейчас дам задание, на крайний случай специально закажем на бумажной фабрике.

Мне понравилась такая оперативность. Видимо, Берия был доволен развитием ситуации и дал карт-бланш Морошко на любые действия. Опять путь в самый подвал, многочисленные посты охраны и заветная небольшая комната.

Пока загружалась операционная система, я стал распаковывать лазерный принтер. Морошко и Зерновой стояли в сторонке, благо размеры кабинета позволяли, и с большим интересом смотрели на мои манипуляции. Установив принтер, достал картридж, осторожно вытащил его из упаковки и, открыв крышку принтера, вставил на положенное место. Подключенный к сетевому фильтру, принтер загудел, прокручивая свою механику.

Когда операционная система загрузилась, распотрошив пачку бумаги, взял небольшую стопочку, листов на двадцать, вложил в приемник принтера. Проведя давно привычные действия, пустил на принтер пробную страницу.

После чего отдал еще теплый лист, вылезший из принтера, своим спутникам и пояснил, что же это за прибор такой я привез с собой.

Морошко и Зерновой с интересом разглядывали высококачественную распечатку. Борисыч не поленился и достал новые картриджи, да и сам принтер был в великолепном состоянии, поэтому никаких дефектов на отпечатке не было.

Демонстративно усевшись за ноутбук, поерзав оптической мышкой по столу, обратился к спутникам:

— Ну что, товарищи командиры, займемся делом?

Те не заставили себя долго ждать. Присели рядом на свободные стулья.

Зерновой достал из папки текст немецкого донесения, которое шифровалось на "Энигме". Оно было не длинным, поэтому потратив минут десять на его ввод в текстовом редакторе, предварительно установив на ноутбуке немецкий язык, запустил скачанную в свое время в Интернете программу для взлома кодов "Энигмы". При этом про себя молился, чтобы оно действительно расшифровало, иначе будет весьма неудобно перед предками. Подбирая в параметрах программы стартовые установки, провозился минут десять, и, как ни странно, программа сработала. На пересчет возможных результатов было затрачено минут пятнадцать, и в итоге получился вполне читаемый текст. Уже скорее по привычке, нежели из желания пофорсить, запустил установленный тут же переводчик и перевел текст шифровки на русский язык. Скопировав текст в Word, по правилам составления служебных документов, поиграв со шрифтами, сделал шапку, где крупным текстом выделил "Народный комиссариат внутренних дел СССР", чуть ниже более мелким шрифтом "Главное управление государственной безопасности", затем прочерки для регистрационных номеров и в конце расшифрованный текст и его перевод на русский язык, и все это распечатал. По тому, как меня не отвлекали вопросами и вообще старались не шуметь, я понял, что мои спутники с огромным интересом наблюдали за моими действиями. Распечатав наконец-то подготовленный документ, я повернулся и передал его Морошко. Тот, подержав его в руках, передал Зерновому, который тут же его спрятал в папку и с готовностью передал мне следующую шифровку.

— Да, Сергей Иванович, только теперь я понял, насколько вы можете быть для нас полезными. Это ведь таким образом можно читать практически всю переписку немцев?

— Ну, не только немцев. Просто мы нашли готовое решение, которое, так сказать, на злобу дня. Но эта аппаратура просто очень быстро считает, а настраивать и писать для нее программы должны специалисты, криптологи и программисты. Думаю, при соответствующем подходе мы сможем читать большинство шифрованных сообщений противника, да и союзников тоже. При нормальном развитии ситуации такой аппаратурой можно оснастить минимум все штабы фронтов и, при желании, армий.

По тому, как у обоих НКВДшников загорелись глаза, я понял, что такая идея им понравилась.

Следующие два часа были потрачены на взлом еще нескольких особо важных шифровок. Стопка распечаток в папке Зернового все увеличивалась, но видя, что я начал уставать, Морошко предложил сделать перерыв и пойти пообедать. Все с ним согласились, обедать в этой комнатушке с аппаратурой явно не лучший вариант. Пока мы поднимались и шли по коридорам, Зерновой, по указанию Морошко, в сопровождении охраны отвернул в сторону, и по вскользь брошенной фразе я понял, что побежал на доклад к Берии, унося заветную папку с дешифровками.

Обед нам принесли прямо в кабинет Морошко. Опять два молчаливых сотрудника поставили на стол подносы с едой и удалились. Но поесть спокойно нам не дали. Снова появился один из сотрудников и положил возле Морошко папку. Тот неторопливо ее открыл, вытащил из нее листок, бегло просмотрел и протянул мне.

— Сергей Иванович, вам это будет интересно.

Я, вытерев руки о салфетку, осторожно принял листок, как я понял с текстом ответной шифрограммы из моего бункера, и углубился в чтение.

— Твою мать! — сразу выругался, прочитав первые строки. Помимо стандартного обращения к руководству НКВД с новым паролем на еще один раздел жесткого диска, часть сообщения была адресована мне лично.

"Странник-Фениксу.

Проведен пробный выход. Взяты продукты, горючее. Попали в засаду, имеем двух трехсотых. Борисыч, Зяблик. Один тяжелый, привлекаем хирурга со стороны. Ушли чисто. Точки Четыре, Пять заблокированы. Возвращение через точку Три".

— Как я понял, Сергей Иванович, ваши подчиненные несколько переусердствовали в поисках продуктов и горючего? И засветили точки выхода?

— Да. Это неприятно, конечно, но у нас есть резервные варианты. Дайте бумагу и карандаш, надо бы им отослать сообщение.

Морошко согласно кивнул, встал из-за стола, поднял трубку телефона и вызвал сотрудника, который только что принес ответ на шифровку. Тот почти незамедлительно вошел в помещение и положил мне на стол номерной бланк для написания шифрограммы.

Я, недолго думая, вывел короткий текст:

"Феникс-Страннику.

Бычку готовить вазелин. Решение правильное. Ускорить работы по проектам 2-бис, 3-бис. Подготовить точку Три для приема курьера и груза.

Феникс".

Насчет вазелина, старое армейское выражение, что Артемьеву не поздоровится, что это его выходка я и не сомневался, а вот что там Борисыч делал, хотя должен был в Перевальном оборудовать базу, непонятно. Вернусь, разберусь. Проект "2-бис" — строительство второго портала недалеко от нашего бункера, которое мы начали недавно. "3-бис" такое же строительство, только уже в Перевальном, как раз там нашли неплохое защищенное место, практически созданное для такого рода установки.

Морошко бегло просмотрев написанный мною текст, немного поморщился от почерка, на что я ответил, что ручку вообще давно в руках держал, так как все в основном на клавиатуре делаю. На бланке он поставил свою резолюцию, вернул его сотруднику, тот коротко кивнул и вышел из кабинета.

Когда насытились, Морошко довольно стукнул по столу ладонями, восторг и нетерпение получить новые игрушки из будущего его просто переполняли.

— Ну что, Сергей Иванович, пойдемте, ознакомимся с информацией, которая нам стала доступна сегодня?

— Вполне с вами согласен. Пойдемте.

И снова в сопровождении охраны спустились в подвал, где нас дожидался ноутбук. Опять включил его и стал последовательно вводить пароли, которые были у Морошко в специальной папке.

На этот раз, сразу раскодировав еще один диск, приступили к просмотру имеющейся информации.

А посмотреть было на что. Полностью все тактико-технические данные на всю немецкую технику, которая была разработана вплоть до окончания войны. Такая же подборка была по советской технике. Обзоры, чертежи, анализы применения, сильные и слабые стороны.

В другой папке лежала подборка по руководящему составу Германии. Биографии, фотографии, если были написаны, то тексты мемуаров. Отдельно хранились данные по оргштатной структуре СС, РСХА, абвера, перечень руководящего состава и кто и когда занимал какие должности.

Еще одна интересная подборка была по покушению на Гитлера. Я бегло показывал материалы, а Морошко просто прыгал на месте от обилия и важности информации. Я его понимал. Такая подборка информации мечта любой разведки мира.

Он встал, нервно стал прохаживаться, после этого, не стесняясь меня, закурил.

— Александр Александрович, давайте курить будем в другом месте? Нам еще в этом кабинете проводить много времени, а вы его задымите, да еще на технику это подействует не самым лучшим образом. И я человек не курящий, если надо, я потерплю, конечно, но говорю сразу, удовольствия от этого не испытываю.

Морошко меня выслушал, но по-человечески понял. И вышел в коридор, не побоявшись меня оставить одного наедине с техникой. С другой стороны, я ее тащил на себе и в любой момент мог навредить, так что он ничем не рисковал. Пока он в коридоре нарезал круги, я запустил на ноутбуке проигрыватель и поставил на проигрывание несколько песен группы "Любэ". Услышав музыку, Морошко буквально ворвался обратно в помещение, но увидев меня откинувшимся на спинку стула, с удовольствием слушающего музыку, успокоился и спросил:

— Что это за музыка?

— Ну, я же говорил, что ноутбук устройство многофункциональное, а это был такой ансамбль в наше время, хорошие песни пел. Давайте дослушаем песню, а потом займемся делом.

Морошко не стал качать права и с интересом дослушал песню про спецназ до конца.

— Неплохая песня. Душевная. Судя по тому, что вы рассказывали, ваш мир помойка, но если в нем пишут такие песни, то не все так плохо.

— Писали, Александр Александрович, именно писали. Да и то такие песни редкость. В основном дешевая попса.

Увидев его удивление, пояснил:

— Однодневные песни без смысла. Ничего интересного, потом как-нибудь прокручу вам парочку. Но мы отклонились от темы, давайте смотреть дальше?

— Конечно, то, что вы мне показали, уже требует особого рассмотрения. Давайте смотреть.

Азарт охотника явно проскальзывал в его глазах. Ну что ж, на информационную иглу вы уже подсаживаетесь, ребята. Ох, я потом вами буду под это все крутить. Вы мне еще осетрину и икру поставлять будете.

Потом была подборка по нашим генералам, те же биографии, мемуары, воспоминания.

И самое главное — отсканированный труд "История Второй мировой войны". Его тоже мельком просмотрели. Этого вполне было достаточно и должное впечатление на Морошко было произведено. Теперь я ждал, что он пригласит ознакомиться с этими материалами Берию. Для затравки ему предложил:

— Если надо, Александр Александрович, некоторые материалы могу распечатать на бумаге. Но тут бы посоветовал все листы пронумеровать и распечатывать только под вашим личным контролем. И ни одна бумага не должна просто так выйти из этой комнаты.

Но Морошко не нужно было это объяснять. Он все правила знал и без меня, но на мои наставления не обиделся, понимал, что я занудничаю из лучших побуждений.

— Действительно, вы оказались правы, эти материалы нужно просматривать с товарищем наркомом. И для обработки этой всей информации моего подразделения явно будет мало, тут целое управление нужно организовывать.

— Вполне с вами согласен.

Он немного постоял, обдумывая дальнейшие действия.

— Сергей Иванович, мне нужно на доклад к товарищу Берии.

— Александр Александрович, давайте я вам для затравки ну хотя бы материалы по покушению на Гитлера распечатаю. Думаю, Лаврентию Павловичу будет очень интересно их прочитать.

Морошко, недолго думая, согласился. Я быстренько скомпоновал файл и пустил его на печать. Спрятав распечатки в папку, Морошко обратился ко мне с предложением.

— А вы, если не против, поработайте еще немного с капитаном Зерновым. Слишком у вас хорошо это получается. Вы так сможете много специалистов по дешифровке заменить.

— Не думаю. Здесь отлаженный алгоритм решения одной задачи. Но немцы рано или поздно придут к выводу, что их шифры читают, и сменят всю систему шифрования, более того, начнут вам дезинформацию подсовывать. Но дело ваше. Присылайте Зернового, только предупредите, я люблю под музыку работать.

Еще часа полтора под шлягеры начала следующего века я с Зерновым расшифровывал немецкие коды. Конечно, не все удалось раскрыть, было несколько сообщений, которые, видимо, шифровались по другому алгоритму. Но и того, что я сделал, хватило минимум еще на один орден.

Нашу кропотливую работу прервало появление Морошко в компании с Берией. Я, не ожидая от себя такой прыти, подскочил и так же, как Зерновой, встал по стойке смирно. Вот что значит, насколько рефлексы вбили в армии.

Берия, увидев такую реакцию с моей стороны, доброжелательно кивнул и пожал мне руку.

— Ну, здравствуйте, Сергей Иванович. Вот хотел лично посмотреть, что вы такого интересного можете показать сегодня. Товарищ Морошко слишком красочно и эмоционально все обрисовал.

Потом обратил внимание на Зернового. Тот доложил о проделанной работе и о расшифрованных сообщениях. Берия взял у него распечатки, бегло пробежал глазами и, кивнув, отправил Зернового регистрировать полученные распечатки в секретное делопроизводство.

Когда капитан вышел, снова присели и я начал заново показывать Берии всю доступную информацию с зашифрованного раздела жесткого диска. Мы просматривали файлы, иногда останавливаясь на интересных моментах, некоторые документы по просьбе наркома распечатывал и складывал в отдельную стопку. Но все равно объем информации был огромный, и ни времени, ни возможностей охватить все не было. Это понимали все.

Берия молча встал, взял в руки стопку распечаток, быстро их пролистал и задумчиво посмотрел сначала на ноутбук с принтером, а затем взгляд перевел на меня.

— И что мне с вами, Сергей Иванович, делать? Столько тут всего наворотили. Да человека, который и не знает сотой доли того, что тут напечатано, уже нужно особо охранять, а вы с таким грузом с боями через линию фронта вышли. Везучий вы. И как мне все это применить?

— Ну, тут я могу высказать свои соображения. Если вы не против.

— Конечно, говорите.

— Создадите, допустим, при наркомате особое хозяйственное управление, которое будет заниматься контролем за распределением народных средств, так называемую экономическую безопасность. А реально большинство проектов стратегического значения без их ведома не должно утверждаться. Сотрудники этого управления на основании информации из будущего и будут давать окончательную оценку о целесообразности траты народных средств и ресурсов в том или ином направлении. И если никто не додумается, кого нужно подталкивать, давать подсказки, при этом не афишируя свое участие.

Берия молча выслушал меня, но виду не подал, что его заинтересовало мое предложение. Хотя глазки заблестели.

— Неплохая идея, Сергей Иванович, мы подумаем над вашим предложением. Только, думаю, на сегодня ваша работа здесь закончена. Вечером с вами хотел бы побеседовать товарищ Сталин.

— Конечно. Лаврентий Павлович, когда назначена встреча? Просто хотелось бы навестить семью погибшего пилота Иволгина. Я ему перед смертью обещал, некрасиво будет нарушать свое слово, а времени у меня и так очень мало, да и Москву посмотреть хотелось бы.

— Слово, данное боевому товарищу перед смертью, надо держать. У вас есть время. Думаю, товарищ Морошко сможет помочь вам организовать этот визит. Не скрою, для меня приятно слышать, что вы, наши потомки, еще помните такие вещи.

Потом, повернув голову к Морошко, коротко бросил:

— Александр Александрович, организуйте.

После чего, взяв стопку распечаток, вышел из кабинета.

Глава 12

Как я и предполагал, к вдове Иволгина мы, конечно, не поехали. Морошко мотивировал это отсутствием времени на поиск ее адреса, а по мне, так он не успевал подготовить саму вдову к моему визиту, либо организовать фальшивую. Ну не получится так не получится, поеду чуть попозже, сегодня намечен визит к Сталину.

Поэтому на просьбу продолжить работу с расшифровкой немецких сообщений я отреагировал положительно и еще часа три очень продуктивно проработал, раскрывая тайну немецкой секретной переписки, показывая и рассказывая Зерновому все нюансы работы на ноутбуке. Даже дал ему возможность расшифровать радиограмму, хотя то, как он держал мышку и с неуверенностью ею водил, вызывало у меня здоровый пессимизм относительно подготовки местных операторов ЭВМ. Уже когда за мной зашел Морошко, понял, насколько увлекся и как устала спина от сидения столько времени на неудобном стуле.

Закончив расшифровку очередного немецкого сообщения, вывел с помощью лазерного принтера на бумагу, выключил ноутбук и принтер. На предложение прихватить ноутбук с собой на встречу с товарищем Сталиным Морошко отреагировал без энтузиазма, видимо, эта тема уже поднималась, и решение было принято. Поэтому компьютер оставили на старом месте.

Закрыв и опечатав кабинет, мы с Морошко поднялись наверх, но пошли не в его служебные апартаменты, а сразу к выходу, где нас уже ждал автомобиль и несколько машин с охраной. Только теперь за окнами проносилась ночная Москва. Встречных машин почти не было, поэтому движение протекало без каких-либо происшествий.

И вот наконец-то Кремль. Я на Красной площади был один раз и то в далеком детстве, проездом, поэтому сейчас с большим интересом рассматривал все вокруг. Но насладиться окружающим пейзажем мне не дали. Машины с охраной остановились недалеко от ворот, а мы проскочили через услужливо открывшиеся ворота. Там нас встретили и проводили дальше по коридорам. На очередном посту охраны пришлось сдать все имеющееся оружие. Я и Морошко сдали свои ТТ, но при этом один из охранников цепко рассматривал меня на предмет возможных средств ликвидации вождя. Но, к счастью, придраться было не к чему, нас повели дальше к кабинету Сталина. Морошко остался ждать в приемной, а меня проводили в кабинет, где встретили Берия и Сталин, который как радушный хозяин поднялся со своего места и сделал шаг навстречу, показывая таким образом свое расположение.

Я успел мельком осмотреть кабинет и про себя отметил, насколько он похож и одновременно не похож на фотографии, которые я изучал перед вылетом в Москву. Обшитые деревом стены, рабочий стол хозяина кабинета, покрытый зеленым сукном, с архаичным письменным прибором и настольной лампой, длинный стол для совещаний с привычным графином с водой и стаканами. Практически все это видел на фотографиях, но сейчас воспринималось совершенно иначе. Запах табака, дубовых деревянных панелей создавал совершенно невероятную картину реальности всего происходящего. Если до нынешнего момента все приключения в этом времени я воспринимал несколько отстраненно, больше разумом, а не душой, то теперь, именно в этот момент, полностью ощутил реальность происходящего.

Как положено, сделал шаг вперед, руки по швам, и громко поздоровался:

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

Все-таки он главнокомандующий, а я как был капитаном морской пехоты, так и остался, несмотря на новые шпалы в петлицах. Хозяин кабинета одобрительно кивнул, видимо, он ожидал другого поведения, внимательно оглядывая меня с ног до головы. Как мне показалось, он просто пытался найти у меня какие-либо отличия от людей его времени, но не найдя таковых, решил разыграть партию строгого, но добродушного начальника с нужным и заслуженным подчиненным.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Или вас можно называть другим именем?

— Зачем? Это мои настоящие имя и отчество.

— Хорошо, присаживайтесь, давно хотел с вами пообщаться, да и товарищ Берия очень неплохо о вас отзывался.

Сталин вернулся на свое место, Берия сел напротив меня, и получалось так, что я сидел к обоим лицом, и постоянно приходилось отвлекаться, наблюдая за реакцией Берии на наш разговор. В общем, два на одного, тем более два признанных монстра политики, которых мне явно не получится переиграть. Но хотя бы сыграть с минимальным проигрышем нужно постараться. Я молчал, давая возможность Сталину самому начать разговор, Берия в присутствии своего начальника отмалчивался.

— Сергей Иванович, мне интересно было встретиться с вами лично и посмотреть на наших потомков. Судя по тому, что вы весьма предусмотрительно поведали только узкому кругу людей, — он кивнул в сторону Берии, — в будущем произошли не самые лучшие перемены. И советский народ деградировал, дело Ленина было забыто и оболгано. Но смотря на вас и ваши дела, я убеждаюсь, что не все потеряно.

Он выдержал некоторую театральную паузу.

— И знаете, что меня больше всего убедило, что с вами можно и нужно иметь дело? Не эти сведения.

Сталин небрежно показал рукой на стопку распечаток, которую ему принес Берия.

— А то, что вы по своей воле вышли к немцам, чтобы спасти взятых в заложники советских людей.

Ого. Честно сказать, я был очень удивлен. Такое от Сталина я ожидал услышать в последнюю очередь.

— Наши сотрудники, рискуя своими жизнями, побеседовали с некоторыми жителями той деревни, где произошли события, и вполне достоверно смогли восстановить события и то, как вы себя вели. Все, что вы передали нам, Сергей Иванович, заслуживает внимания и высокой оценки. Новые танки, самолеты, оружие, схемы сражений, мемуары, это все очень интересно и нужно. Особенно сейчас. Но нам хотелось понять, что вы за люди, наши потомки, и какие цели перед собой ставите. Поэтому мы откладывали встречу с вами и тщательно изучали все ваши поступки. Даже то, как вы, Сергей Иванович, бросились в безрассудную атаку на немецкие танки. Вот только никто не обратил внимания, что вы действительно болеете душой за нашу страну. Значит, все, что мы делаем, не так уж неправильно, раз у нас будут такие потомки.

Красиво сказал. Но я решил дополнить:

— Заметили, товарищ Сталин. Заметили и оценили.

Сталин удивленно поднял бровь.

— Сотрудник госбезопасности, не знаю фамилии, звали Виктор, оставался со мной во время боев за Могилев. Когда мы прорвались из города, меня контузило, и он меня вытащил, получив смертельное ранение. Он отметил, когда узнал, кто я есть и откуда. Он тогда сказал, что он и такие, как он, умирают не зря, раз у них такие потомки. Хотя мне было стыдно. Мы все-таки свою родину потеряли, а точнее продали.

Сталин испытующе смотрел на меня. Он знал, что я говорю искренне, и это было оценено. Пауза затягивалась.

— Хорошо, Сергей Иванович, что вы это понимаете и готовы помочь, что неоднократно продемонстрировали делами, а не словами. Да, я понимаю, что у вас есть тоже свои проблемы и потребности, и мы со своей стороны готовы оказать помощь, тем более объемы этой помощи не настолько огромны, чтобы вызвать особые затруднения.

Он, наверно, ожидал увидеть смущение или какие-то другие эмоции, но тут я его разочаровал. Свое психологическое состояние я держал под жестким контролем. Сейчас, наверно, была одна из самых важных минут моей жизни, когда от меня зависела судьба доверившихся мне людей, поэтому я чуть наклонил голову, давая понять, что понял намек.

Сталин чуть заметно ухмыльнулся в усы. Видимо, моя тактика его забавляла. Но усмешка была мимолетной, и я сразу напрягся, понимая, что именно сейчас будет главная часть нашего разговора.

— Для человека, предоставляющего Советскому Союзу такую серьезную помощь и владеющего информацией стратегического значения, вы ведете себя очень безрассудно, Сергей Иванович. И то, что противник до сих пор не узнал, кто есть на самом деле "капитан Зимин", большая заслуга товарища Берии и его сотрудников.

— Товарищ Сталин, если честно, то реальность контакта с предками и встречи с высшим руководством страны была настолько невероятной, что изначально, на волне энтузиазма, допущено много ошибок. Но и мы учимся и с некоторых пор, со своей стороны, стали соблюдать максимальные меры предосторожности. На данный момент я со стопроцентной гарантией могу утверждать, что настоящей информацией по Страннику обладает только советская сторона, и мы будем в будущем более жестко относиться к возможностям утечки столь важных данных. Основная проблема в том, что точка выхода портала находится на оккупированной противником территории. Но в ближайшее время эта проблема будет решена — переноской точки выхода.

Сталин молча выслушал меня. Я старался говорить спокойно, ровно, не проявляя эмоций, видимо, это подействовало.

— Это хорошо, Сергей Иванович. Вы создаете впечатление серьезного человека и, как мне кажется, благодаря этим качествам сумели выжить и в своем мире и результативно действуете у нас. Пока все ваши обещания выполнялись. Это дает надежду, что в будущем наше общение будет не менее плодотворным для обеих сторон. Но вас сюда позвали для другого. Обсуждать новые танки, самолеты, воспоминания Жукова или предательство Власова вы могли бы и с товарищем Берией. А вот я вам хотел задать один вопрос, от ответа на который зависит все наше дальнейшее сотрудничество.

Опять театральная пауза. Ох, товарищ Сталин, умеете вы играть на нервах.

— Кто вы на самом деле, мы уже поняли. А вот чего вы добиваетесь? Вот это нам хотелось бы знать.

Это точно момент истины. И нужно говорить действительно правду, иначе, если не поверят, то, конечно, будут сотрудничать, но впоследствии сделают какую-нибудь гадость, чтоб контролировать союзника. А передо мной сидели не просто люди. На этот момент одни из самых влиятельных людей мира, выживших в кровавой войне за власть.

Опустив голову, смотря перед собой, почти монотонно, я заговорил:

— Я не знаю природу связи между мирами и как проявится нынешнее воздействие на историю в нашем мире. Но у меня одно желание, так здесь повлиять на ход истории, чтоб возвратиться в наш мир и увидеть там синее небо, дышать чистым воздухом и забыть навсегда про эти путешествия во времени. И самой большой проблемой было бы собрать ребенка на первомайскую демонстрацию. Но, к сожалению, изменения никак не ощущаются в нашем мире, значит, мы недостаточно работаем или связь между мирами имеет другую зависимость. Но для себя знаю твердо — я русский солдат и моя работа уничтожать противника, защищая свою Родину, в каком бы времени это ни происходило. Что в нашем времени резал бандитов, что тут буду громить немцев и их прихвостней. Просто так получилось, что на мне лежит ответственность за выживших людей, которые доверили свои жизни, поэтому приходится думать и рассчитывать все тщательнее. Изначально, когда выходил на контакт с органами госбезопасности, со мной были только несколько женщин и детей, которые оказались со мной в бункере, то теперь за мной стоит крупная, по меркам моего мира, группа выживших людей, используя знания и навыки которых, можно принести много пользы Советскому Союзу в 1941 году. Поэтому в данной ситуации я являюсь руководителем полностью лояльной, но отдельной группы людей, не являющихся гражданами Советского Союза. Как можно быть недружественным к нашим дедам и прадедам, мы же ваши внуки, потомки. Да, натворили много и хотим, помогая вам, исправить свои ошибки.

Сталин молчал. Он уже давно не смотрел на меня и его взгляд был направлен куда-то поверх моей головы, такое бывает, когда человек максимально внимательно слушает собеседника.

— Так я не понял, Сергей Иванович, что вы хотите? Вы более конкретно можете сказать?

А вот это уже пошел деловой разговор.

— Конечно. Экономика нашего мира разрушена, но ресурсы остались. Мы запускаем процессы производства необходимого для Советского Союза оборудования в обмен на продукты питания. Переносить производство в ваш мир будет долго и не эффективно, но это на данном этапе, пока не будут разработаны месторождения, налажена технологическая линия, эти производства будут функционировать в вашем времени. Да и в такой ситуации утечка технологической информации к противнику минимальна. Тем более в условиях тотальной мобилизации, когда количество и качество специалистов на заводах упадет, освоение новых технологий из будущего и организация производства будут связаны с огромными затратами для страны, что на начальном этапе войны, когда фронту необходимо много техники, оружия, боеприпасов, а большинство оборонных предприятий в процессе эвакуации, практически нереально. Пока до конца не выяснена природа взаимодействия наших миров и связь изменения в ходе истории вашего мира и состояния нашего. Поэтому с нашей стороны просим временно переселить женщин и детей в ваше время, обеспечив им определенный уровень безопасности и условий проживания.

Так уж получилось, что среди выживших много военнослужащих, имеющих боевой опыт, обучавшихся по новым тактическим схемам, разработанным на базе опыта Второй мировой войны и последующих военных конфликтов двадцатого и двадцать первого веков, есть бойцы и командиры спецподразделений армии, госбезопасности, министерства внутренних дел, которые могут быть использованы в качестве инструкторов. Точек соприкосновения много. Тем более, качественно освоить боевой опыт по книгам без соответствующих наставников, учителей, инструкторов нереально.

Сталин встал. Видимо, его переполняли определенные чувства, но он старался их не показывать.

— То, что вы предлагаете, Сергей Иванович, очень интересно. Это хорошо, что вы изначально пришли не просить помощи, а сразу со своими предложениями, которые, не скрою, очень выгодны для советского народа. А что вы там говорили насчет переселения людей?

— Это только предложение. Отсутствие солнца и нормальной пищи привело к многочисленным болезням. Очень страдают женщины и дети. Как вариант, организация компактных поселений для переселенцев из нашего мира. Тем более для освоения новых технологий вам понадобятся специалисты, а если учесть, что очень многие люди имеют высшее образование, то вы получите двойную пользу. В наше время умение работать на персональной вычислительной технике так же обычно, как и умение читать. А именно в этом направлении, по моему разумению, и будет идти основная помощь. То же конструирование боевой техники, реактивных самолетов будет существенно ускорено использованием мощных вычислительных комплексов. Но для этого нужны инженеры, специалисты, которые эту технику будут устанавливать, налаживать, поддерживать в рабочем состоянии, а у нас даже десятилетний мальчишка может наладить компьютер. И подготовить такие кадры на месте не реально. Тут нужно у людей менять стиль мышления. В наше время это было очень заметно, когда молодое поколение осваивало такую технику намного быстрее и качественнее, нежели их родители. А тут разница минимум в три-четыре поколения, а результат нужен в максимально быстрые сроки. Вот для примера, товарищ Берия видел ноутбук, портативный многофункциональный вычислительный комплекс. Для меня это обычная вещь. За свою жизнь я их успел поменять несколько штук, так же как меняется зубная щетка. Чтобы полностью научиться использовать все возможности, нужно время. Это не к тому, что вы, наши предки, глупее. Наоборот, без нашей техники мы как дети малые, глупые и беззащитные. Дело в мышлении. У наших людей оно интуитивно ориентировано на работу с такой техникой. И пока будут подготовлены местные кадры, пройдет год-два. Хотя просто нажимать кнопки можно научить любого.

Но если оснастить такими устройствами штабы армий, фронтов, какая польза будет. Можно наладить системы почти мгновенной отдачи указаний с высокой степенью криптоустойчивости. Перечень направлений использования такой техники огромен: разведка, автоматические системы наведения и целеуказания, создание и введение автоматических баз данных, аналогов картотек, только поиск будет в тысячи раз быстрее. Для примера. У вышедших из окружения бойцов снимают показания и отпечатки пальцев и тут же в течение десяти минут получают подтверждение были ли такие люди призваны в армию, где, когда, их фотографии и реальные отпечатки пальцев. Насколько быстрее и эффективнее органы государственной безопасности смогут работать.

От такой перспективы Берия заерзал на своем месте. Как я его понимаю, система тотального контроля с использованием вычислительной техники — мечта каждого государства. Да и Сталина эта идея заинтересовала. Он задал несколько вопросов по этой теме, на которые я смог квалифицированно и развернуто дать пояснения, все-таки сколько проработал в службе безопасности банка.

Затем Сталин по странной прихоти переключился на другой вопрос, который явно не давал ему покоя.

— Согласно полученной от вас информации, Советский Союз однозначно выиграет в этой войне, но ценой больших потерь, численность которых вы оценили примерно в двадцать семь миллионов. Вам не кажется, что цифра завышенная?

— Товарищ Сталин. На протяжении послевоенной истории эта цифра постоянно корректировалась и увеличивалась. Во времена демократов эта численность вообще оценивалась в тридцать три миллиона.

— А ваше мнение? Судя по вашим высказываниям, вы не очень-то сильно любили тот государственный строй, который у вас установился после развала Советского Союза, кстати, в каком году это произошло?

— В 1991 году. А за что мне их любить? Продали все что могли, когда это закончилось, начали торговать уже своим народом. На бывших советских людях, как на подопытных животных, испытывали вакцины и лекарства, скармливали дешевые опасные продукты, профессионально разваливая наше сельское хозяйство. Уничтожали научную и производственную базу, которая строилась десятилетиями. Если бы не наличие ядерного оружия и гарантированное уничтожение ответным ударом, может быть, и захватили бы всех скопом, потому что и армию они тоже развалили. Самое интересное, что большинство политиков, доведших страну до такого состояния, было из партийных и комсомольских кадров. Это уже потом подросло новое поколение, воспитанное на волчьих законах. А так, можно однозначно сказать, что развалу Советского Союза предшествовала деградация коммунистической партийной системы и тяжелое экономическое состояние, обусловленное и внешними и внутренними факторами.

За все время моего монолога Сталин спокойно смотрел мне в глаза. Чувствовалось, что ему многое неприятно слышать, но он не останавливал.

— Вы, Сергей Иванович, мудро поступили, решив не раскрывать такую информацию широкому кругу людей. Думаю, в тяжелое время для нашей страны пораженческие настроения не лучшим образом бы способствовали победе над Германией. Но это будет отдельный разговор.

Чувствовалось, что информации для размышления он получил предостаточно и собирался сворачивать разговор, но тут я решил подсластить пилюлю Сталину.

— Товарищ Сталин, еще один момент, на котором я хотел заострить внимание, думаю, он немаловажен.

Сталин чуть кивнул головой, давая понять, что он весь во внимании, ведь в разговоре я проявил инициативу, а насколько я помнил, Сталин уважал инициативных людей, если они были способны доказать свою позицию. Зато судя по реакции Берии, ему моя инициатива не совсем понравилась.

— Говорите, Сергей Иванович.

— Когда я готовился к этой встрече, то изучил много информации о вас, о товарище Берии, о многих людях из вашего окружения, чтобы понять, с кем буду иметь дело и как выстраивать свою позицию.

Опять недолгая пауза, Сталин уже смотрит одобрительно, видно, понимает, что я хочу на прощание сказать что-то хорошее.

— Большинство информации имело явные следы подчисток, корректировок, а многое было явной ложью, поэтому реальные сведения были отрывочные. Но вот одна вещь, которую люди, пришедшие к власти после вас, старались замалчивать, и как мне показалось, боялись до ужаса, поэтому и постарались очернить память о Сталине. И это была введенная после вашего ухода неприкосновенность партийных деятелей разного уровня. Органам государственной безопасности чуть ли не прямым текстом запрещалось заниматься сбором компрометирующей информации. Вот именно с этого момента и пошла деградация партии. Она шла тридцать лет. Знаете, как в наше время возмущала вседозволенность чиновников. Один, после того как насмерть сбил человека на автомобиле, стал губернатором целой области, а расследование дела было прекращено. Никто из них по большому счету не был наказан за свои преступления. Причем, придя во власть, они начинали просто набивать свои карманы, организовывая свои фирмы, оформляя их на родственников, перечисляя через них государственные средства, элементарно воровали, списывая на якобы сделанные ремонты, строительства. Возможностей было много, но вот на моей памяти никого так и не посадили. А если и посадили, то это были единицы, и то попавшие под арест в результате межклановых войн за теплые, денежные места. А у вас тут даже министры, ну точнее народные комиссары не застрахованы. Сколько их арестовали и к стенке, были причины или нет, это не мне решать, но вот сама практика, когда даже высшие чиновники не неприкасаемы, меня как-то очень обнадеживает. Уж очень насмотрелся я на эти наглые… даже лицами назвать нельзя, считающих себя хозяевами жизни. Сколько раз в наше время говорили: "Сталина на вас нет". Это показатель. Думаю, если с такой точки зрения рассматривать вас в истории СССР, то понятна нелюбовь последующих правителей страны, и особенно прозападных демократов, с таким остервенением переписывающих историю.

Сталин задумчиво смотрел на меня, переваривая сказанное. А вот Берия заметно успокоился, видимо, думал, что я солью что-то, прошедшее мимо него.

— Спасибо, Сергей Иванович, очень интересно было с вами пообщаться. Действительно, товарищ Берия прав, у вас свой взгляд на многие вопросы, но тем не менее вы сумели некоторые обыденные вещи даже мне показать в новом свете. Думаю, это не последняя наша встреча. Вы нам дали много пищи для размышления и интересные предложения, которые мы должны обдумать. Давайте завтра снова встретимся, обсудим еще несколько вопросов.

Мы с Берией почти синхронно встали и двинулись в сторону двери. Там в кабинете дожидался Морошко, и судя по его лицу, в явном нетерпении. Он тоже понимал, что за дверями происходила судьбоносная для страны встреча. Берия коротко попрощался и вернулся в кабинет Сталина, видимо, обсуждать наш разговор, а я опять спускался коридорами, в сопровождении Морошко и двух человек из ведомства генерала Власика. На одном из постов нам вернули сданное оружие, и снова погрузившись в нашу машину, мы выскочили за ворота Кремля. Там к нам пристроились машины охраны, и на приличной скорости кортеж двинулся к безымянной даче, на которой я проживал все это время.

Глава 13

Утро прошло уже по привычной схеме: подъем, утренний моцион, завтрак и прогулка, на которой ко мне присоединялся Морошко. На этот раз никаких стратегических вопросов в разговоре не поднималось. Александр Александрович просто меня поставил в известность, что в пригороде Москвы оборудован специальный дом для работы со мной и с информацией, которая будет передана с нашей стороны.

А пока на сегодня до обеда была запланирована уже привычная работа в здании на Лубянке, а затем переезд на новое место. По словам Морошко, новое здание уже подготовлено и остался только мой переезд, а вечером меня снова ждет товарищ Сталин.

До обеда с Зерновым занимались расшифровками немецких донесений и с Александром Александровичем делали выборку по возможным действиям немецкого командования. Но, как я понял, уже формировался специальный штат аналитиков, который будет работать в рамках нового управления, и часть документации, чтоб не терять время, я просто выводил на бумагу, стопку которой Морошко мне торжественно презентовал утром. Конечно, каждый лист был пронумерован, я бы удивился, если было бы иначе.

После обеда уже стали собирать вещи. Тут мне принесли мой сверток с камуфляжем, оружием, бронежилетом и остальным снаряжением. Упаковав ноутбук и аксессуары в сумку, в сопровождении охраны, помогающей нести наши вещи, снова вышли во внутренний двор, где нас ожидали машины. На этот раз все вещи я взял с собой в салон, хотя Морошко попытался протестовать, но наличие под рукой своего оружия как-то успокаивало.

Кортеж опять несся по улицам столицы. Теперь это происходило днем, и я наконец-то смог нормально рассмотреть Москву 1941-го во всех подробностях. Явственно чувствовалась чуждость этого города, который жил своей жизнью. Машин почти не было, а те, что редко попадались навстречу, были в основном военного назначения. Несколько раз видел армейские патрули. Город не создавал впечатления прифронтового, как это было заметно в кинохронике, но там была запечатлена столица в момент самых яростных боев на подступах и все трассы перегораживали противотанковые ежи, а тут пока этого не замечалось.

За такими мыслями я не заметил, что выехали в пригород. По дороге Морошко завел разговор о моем снаряжении, и мы с большим удовольствием разговорились на предмет моего автомата, пистолета и бронежилета, который я даже достал из скатки и стал демонстрировать, подняв его перед собой, хлопая кулаком в нагрудную пластину. В этот момент машина стала притормаживать, и весь кортеж остановили накаком-то контрольно-пропускном пункте.

Судя по форме и знакам различия, на КПП дежурили простые армейцы, хотя то, как они держались и были вооружены, сразу привлекло мое внимание. Практически все были с автоматическим оружием, и только наметанным глазом смог рассмотреть две пулеметные позиции, с которых контролировался участок дороги, ведущий в эту сторону.

Когда все формальности были соблюдены и кортеж миновал контрольно-пропускной пункт, к своему удивлению, рассмотрел батарею противотанковых "сорокопяток", которые в комплекте с пулеметными точками превращали рядовое КПП в узел обороны.

Такие меры предосторожности не могли меня не радовать. В условиях, когда в центральном аппарате госбезопасности работает немецкий агент, нельзя сказать точно, что известно противнику. Поэтому советское руководство решило подстраховаться, и тут я был с ними вполне солидарен и не сомневался, что и подход к организации системы ПВО в этом районе будет не менее основательным. Попробовал расспросить Морошко о мерах, принятых для противодействия диверсионным группам противника, но мой сопровождающий мягко ушел от прямых ответов. Я его прекрасно понимаю, пока есть вероятность, что я могу попасть в руки к противнику, многое мне рассказывать и показывать не будут, несмотря на мой особый статус. Хотя мыслишка, что мою скромную персону могут использовать в качестве наживки для немецкой агентуры, несколько раз проскакивала.

Наконец-то добрались до усадьбы, где меня разместили в отдельном крыле. Условия были почти те же, что и раньше. Отдельная комната, рядом санузел, в коридоре небольшой столик и стул возле входа и постоянный дежурный охранник. Судя по проложенным коммуникациям, мебели, состоянию стекол и двора, объект уже давно используется для нужд госбезопасности. Вполне возможно, что был какой-то центр радиоперехвата, а сейчас перепрофилировали для нужд вновь создаваемого хозуправления.

В специально подготовленной комнате уже привычно развернул ноутбук, принтер и стал это все подключать к электросети. Минут через двадцать пришел Морошко с майором госбезопасности. Он был представлен как Копылов Артем Игоревич. Мы познакомились, как положено, пожали друг другу руки. Из беседы с новым знакомым я понял, что это будет координатор моей работы в этой усадьбе, в его задачу будет входить подбор специалистов для встреч, адаптацию полученной информации, оперативное сопровождение. Общее руководство по контакту с потомками остается на Морошко. Такая мера с разделением руководства была вынужденная, в связи с увеличением объема полученных от меня стратегических данных и необходимостью их срочной и полной обработки и анализа. И это с учетом того, что я привез только крохи, так сказать, выборку на злобу дня, а когда пойдет настоящая работа, то они тут будут зашиваться, пытаясь переработать все, что мы им передадим.

Судя по оговоркам, они забуксовали на мемуарах Гудериана и Жукова, пытаясь выудить там нужную информацию с учетом попыток авторов оправдать себя. Народу нужны комментарии критиков и специалистов к этим произведениям. "А это уже будет за отдельную плату", — улыбнулся я про себя.

До вечера мы опять занимались выборкой и распечаткой необходимой информации. На отправленное очередное сообщение в мой бункер был получен ответ в виде нового кода для еще одного зашифрованного раздела жесткого диска и приписка, что оба "трехсотых" в норме, что не могло не радовать.

На этом разделе лежала информация по полупроводниковой технике, подборка учебников по теории и основам схемотехники, технологии производства. Правда, при подготовке данной информации ограничились документацией, описывающей развитие электроники вплоть до биполярного транзистора. Интегральные микросхемы решили пока не демонстрировать, учитывая общий технологический уровень Советского Союза. Правда, я честно признался в этом Копылову, аргументированно объяснив все особенности этой темы. Ближе к вечеру появился старый знакомый Зерновой с очередной пачкой немецких шифрограмм, и опять пришлось погружаться в мир криптографии.

Уже вечером, после ужина, меня ненавязчиво попросили прерваться, напомнив, что сегодня предстоит еще одна встреча с товарищем Сталиным. Мне дали возможность привести себя в порядок, и снова кортеж машин несется к Москве, правда я в машине один. Морошко не смог ко мне присоединиться, поэтому со мной в салоне на заднем сиденье примостился немногословный Копылов. Странно, сколько таких немногословных сотрудников госбезопасности прошло перед моими глазами за последнее время. Я уже как-то их начал воспринимать как обычное явление.

* * *

На четвертом этаже пятиэтажного дома по улице Пролетарской в квартире, выходящей окнами во внутренний дворик, происходил интересный разговор. В комнате с завешенными в целях светомаскировки окнами, освещенной керосиновой лампой, за столом сидели два человека. Они тихо и неспешно беседовали.

Хозяин квартиры, работник наркомата путей сообщения, в полувоенном френче, принимал у себя в гостях капитана-танкиста, который по документам после ранения прибыл в Москву к родственникам в краткосрочный отпуск. Хотя если прислушаться, то разговор был далек от беседы двух родственников.

Капитан вольготно откинулся на спинку стула и курил папиросу, внимательно смотря на своего собеседника. В его глазах иногда проскакивали веселые искорки и, несмотря на абсолютно достоверные документы о ранении, от него прямо несло здоровьем и силой. Его собеседник, уже пожилой человек с усталым волевым лицом, спокойно и независимо смотрел на своего гостя.

Хозяин квартиры, Иван Вацлович Маркаускас, мог позволить себе быть независимым по отношению к сидящему перед ним офицеру военной разведки Германии. Его стаж работы на этом поприще составлял несколько десятков лет, и начинал он свою работу еще в рейхсвере, когда молодой лейтенант разведки Карл фон Рейцен, под видом прибалта, принимал самое активное участие в организации уничтожения офицерского состава русской эскадры, дислоцирующейся в Гельсинфорсе в 1917 году. После этого на волне революции он смог вполне надежно легализоваться и, используя свое героическое прошлое, двигаться по карьерной лестнице в новом коммунистическом государстве. Его знания и опыт разведчика помогли избежать многочисленных чисток, проводимых вновь организованными и набирающими силу и опыт органами госбезопасности русских, при этом, используя их некомпетентность, убирать конкурентов на пути продвижения по служебной лестнице.

И вот, по прошествии многих лет, он занимал весьма серьезный пост в наркомате путей сообщения, не теряя при этом контакта с немецкими спецслужбами, что позволяло снабжать германское руководство вполне достоверными сведениями по передвижению войск и грузов в европейской части России. Как офицер старой школы, он весьма сдержанно относился к новой немецкой верхушке, несмотря на все блестящие победы вермахта. Хорошо изучив русских, Карл не питал иллюзий относительно этой войны и прекрасно понимал, что противник Германии не так прост и с ним будут еще огромные проблемы. Но тем не менее, как кадровый разведчик, он со всем старанием выполнял задания берлинского руководства, организовав разветвленную сеть агентов и информаторов. И венцом этой сети был сотрудник Главного управления государственной безопасности, которого еще два года назад, когда произошла смена руководства НКВД и все "ежовские" кадры почти в прямом смысле были уничтожены, он сумел подловить на употреблении кокаина, подсунув ему одну из имеющихся в распоряжении для таких целей женщину легкого поведения.

На фоне кардинальных кадровых подвижек и некоторой помощи немецких спецслужб его визави смог сделать головокружительную карьеру в органах государственной безопасности и перед самой войной получить назначение в центральный аппарат пока на незначительную должность, но данные, поступающие по этому направлению, уже компенсировали все затраты.

В последнее время прошла информация о появлении в составе ГУГБ СССР секретного подразделения, которое выдает информацию стратегического значения о Германии. Туман и суета в отношении этого подразделения вызвали большой интерес Карла. А тут еще команда из Берлина сориентировать работу агентуры на сбор информации по этому направлению и его сотруднику капитану Зимину.

— Вы неплохо устроились, Иван Вацлович. А где ваша семья? Если не ошибаюсь, вы женились на русской и обзавелись детьми, и у вас подрастает милая дочь, которой пора выходить замуж. Вам не кажется, что немецкий офицер был бы лучшей кандидатурой в ваши зятья?

Хозяин квартиры чуть усмехнулся, не принимая игры своего гостя.

— Клаус, жениться я должен был из соображения конспирации. А семью отправил в тыл, чтоб они не стали случайными жертвами. Так или иначе, я привязался к ним. Но это ведь не главная причина того, что высокопоставленный офицер абвера, рискуя своей жизнью, проник в столицу противника. Давайте не будем терять время на обсуждение моей семейной жизни. Как я понял, у нас его и так мало.

Капитан-танкист, как по команде, из человека, наслаждающегося покоем и тишиной, преобразился в делового, целеустремленного офицера.

— Ваша информация по новому подразделению госбезопасности русских, через которое они получили фотокопии плана "Барбаросса", вызвала определенную реакцию в высших кругах рейха. Анализируя данные из других источников, Берлин пришел к выводу, что русские избыточно информированы. При нынешней системе государственной безопасности Германии информация такого уровня у русских оказаться никак не могла.

— И конечно, ищут заговор?

— Это основная версия. Или высокопоставленный "крот". Хотя и тот и другой вариант в нынешних условиях очень сильно бьют по многим ведущим фигурам в рейхе.

Хозяин кабинета докурил папиросу и автоматически достал следующую и тут же прикурил. Он прекрасно догадывался, с каким делом пришел к нему посланец из Берлина. Это не совсем разведчик, это больше боевик, основная работа которого — активные акции. И в данной ситуации появление его в квартире говорило о том, что спокойная жизнь у Карла заканчивается.

— Как я понял, в деле фигурирует не только руководство разведки?

— Да. Но на этом давайте закроем эту тему. Сейчас меня интересует вся возможная информация об этом подразделении и о капитане Зимине. Судя по многим нюансам, он является одним из главных фигурантов в этом деле.

Карл сделал еще пару длинных затяжек, собираясь с мыслями. Что, видимо, задело его гостя.

— Вы слишком много стали курить, Карл. Это может сказаться на вашем здоровье. А вы еще очень нужны рейху.

— В последнее время русские быстро учатся, и эффективность их работы стала вызывать опасения. Несколько раз ситуация могла выйти из-под контроля, и пришлось срочно обрывать концы. Но вот с этим новым подразделением не все так просто. К нему никого не подпускают. Контроль режима секретности максимально возможный. Кстати, Зимин уже майор госбезопасности и звание ему присвоили буквально позавчера.

— Вы неплохо информированы. Что вам еще известно?

— В большинстве своем сведения отрывочные, но есть несколько фактов, которые заставляют задуматься. Зимина расположили на удаленном объекте за городом и усиленно охраняют. Во время перемещений по городу его сопровождают восемь бойцов осназа, специально прикрепленных в качестве охраны, и на некотором удалении грузовик со взводом бойцов из полка НКВД. Уровень охраны не соответствует сотруднику госбезопасности или секретоносителю высшего уровня. Это больше похоже на сопровождение посла другой державы. Во время его перемещений по управлению все коридоры перекрываются и сотрудникам на время запрещается выходить даже по нужде. По большому счету Зимина в лицо знает только охрана, несколько сотрудников этого подразделения и сам Берия.

Клаус, внимательно слушавший рассказ, задумался и выдал вопрос, который от него хотел услышать хозяин квартиры.

— Вы думаете, это кто-то из наших, под видом русского капитана был доставлен в Москву и с ним сейчас идут переговоры?

— Если учесть, что вчера кортеж, сопровождающий Зимина, на некоторое время ездил в Кремль и находился там больше часа, то можно предположить, что действительно идут переговоры.

— Откуда такая информация?

— У моего агента в друзьях ходит один из водителей, который возит на грузовике охрану. Вот он вчера и проговорился.

— Это меняет все дело. Мы думали, что Зимин сотрудник, который занимался непосредственным контактом с нашими заговорщиками, а тут, на месте, ситуация выглядит совершенно иначе. Такое впечатление, что Зимин это несколько людей. То это командир диверсантов, то начальник охраны секретного центра под Могилевом, то это посланник, с которым лично беседует Сталин. Как-то все противоречиво и запутанно.

— Или это большая ловушка для нас. Возможно, что все это наживка, на которую русские нас хотят подловить.

— А план "Барбаросса" с личной подписью фюрера? Ведь русские где-то его смогли достать, не сами же они его написали. А судя по имеющейся информации, у них абсолютно достоверная копия.

— Только это и заставляет меня вести активные поиски на грани провала. Скажи, Клаус, тебе такое слово, как "Энигма", знакомо?

Клаус сразу же подобрался.

— В связи с чем это слово употреблялось, в каком контексте?

Ему не удалось сдержать эмоции, и Карл понял, что затронул еще одну очень важную тему.

— В связи с шифрованием донесений. С приездом Зимина у русских в большом количестве появились тексты расшифрованных сообщений вермахта и кригсмарине. А это уже наводит на размышления. По словам моего человека, в подвале на Лубянке находилось некое устройство, которое охранялось взводом осназа. Именно оттуда и появилось большое количество расшифрованных сообщений.

— Устройство еще там?

— Нет, вчера было вывезено в неизвестном направлении вместе с Зиминым. То место, где его раньше держали, я уже примерно знаю, но русские подстраховались и все поменяли.

— Как быстро можно будет узнать?

— Пока не знаю. Всех водителей поменяли, как и все автомобили. По этому направлению русские предпринимают очень серьезные меры предосторожности, и это настораживает.

— О том, что вы сказали, нужно немедленно известить Берлин.

— Не боитесь, что русские прочитают ваше сообщение? Судя по всему, это у них неплохо получается.

— Скорее всего, к ним в руки попал аппарат "Энигма". Это система армейской шифрованной связи и к нашим с вами шифрам не имеет никакого отношения. И еще, Карл, я хотел бы пообщаться с вашим человеком.

— Это исключено. У русских есть информация о наличии в управлении нашего агента, и любые незапланированные контакты моего человека могут привести к провалу.

— Хорошо. Вы правы. Но нам нужна информация о Зимине или о том, кто скрывается на данный момент под этой фамилией, причем срочно.

— Клаус, я ничего не могу обещать. Ситуация очень опасная. И вы сюда прибыли с особыми полномочиями не для дружеской беседы. Вам нужен Зимин?

— Да. Причем живой и здоровый, и желательно в Берлине. На близлежащих аэродромах ждут сигнала несколько диверсионных групп, которые как раз и ориентированы на выполнение этой задачи. Для усиления или отвлечения внимания выделен батальон парашютистов.

Хозяин квартиры снова задумался. Ситуация выходит из-под контроля. Руководство абвера пошло ва-банк, пытаясь получить информацию по русским секретам. Да, испуг, что касается "Энигмы". Судя по всему, это какая-то новая система шифрования вермахта и кригсмарине, а русские уже и тут получили козырь, читая переписку противника. Чтоб в этом всем разобраться, им нужен основной фигурант или тот, кто прячется под этим именем в данный момент. И не исключен вариант, что вместо Зимина в Москве сейчас находится кто-то из высокопоставленных чинов рейха, кто имеет полномочия для переговоров с Берией и Сталиным.

Карл поежился. От всей этой истории несло могильным холодом. Он всем своим обострившимся за многие годы нелегальной работы чутьем ощущал, что в этом деле замешаны такие силы, что ему лучше поостеречься и не лезть. Учитывая уровень обеспечения секретности, то любой неверный шаг, оговорка и необычный интерес в данном направлении русскими будет перепроверяться с особым усердием. И это будет однозначным провалом. Но отказаться он уже не может. Вот перед ним сидит головорез из Берлина, задача которого проконтролировать исполнение задания руководства абвера. Недаром он дал понять, что знает о семье Карла здесь в России и какие он особые чувства питает к своим детям, несмотря на то, что они наполовину русские.

— СС тоже замешано в этом деле?

Клаус чуть усмехнулся.

— Да. Это совместная операция абвера и СС, одобренная на самом верху. Часть групп силовой поддержки сформирована из штурмовиков СС. Так что, Карл, вы должны понять, какое внимание данному вопросу уделено Берлином.

Карл попробовал ухватиться за любую соломинку, чтоб затянуть дело и по возможности от него отказаться.

— А если СС замешаны в этом деле и их задача проконтролировать, чтоб в ваши руки не попал ни Зимин, ни действительно реальные данные о заговорщиках в Берлине?

— Мы рассматривали этот вопрос, но в данной ситуации мы в одной лодке. Утечка стратегической информации к русским это недоработка имперской безопасности. И за такое и Гиммлер и Гейдрих могут лишиться головы. В их интересах как можно быстрее найти заговорщиков и локализовать источник утечки информации.

Глубоко вздохнув, Карл согласно покачал головой.

— Хорошо, я сделаю все что могу. Но по моему разумению, с этим Зиминым не все так просто. Как бы это не была ловушка. По мне, так это красная тряпка, на которую руководство бросилось с упрямством бешеного быка. Но приказ есть приказ.

— Конечно, Карл, но постарайтесь не затягивать. Дело очень серьезно. В случае удачи возможна ваша эвакуация вместе с семьей в Германию. Да, еще. Нужны документы на группу в пять-восемь человек для беспрепятственного проникновения в Москву.

— Это почти нереально, но я попробую.

— Хорошо. Вы не против, если я у вас переночую?

— Я постелю вам в комнате дочери.

На следующие сутки руководству абвера была отправлена шифрограмма следующего содержания:

"Шершень-Улью.

Вышел на контакт с Моряком. Объект в Москве. Охрана максимально усилена. Место содержания несколько раз менялось. Имел неоднократные встречи с Берией, Сталиным, что не соответствует предполагаемому статусу Объекта. Внешние данные Объекта держатся в секрете. По информации Моряка, Объект доставил в Москву неизвестное устройство, вид и характеристики строго охраняются. В руках противника появились многочисленные расшифровки донесений стратегического уровня. В разговорах несколько раз упоминалась "Энигма". По совокупным фактам можно сделать вывод, что под видом Объекта в Москву переправлено высокопоставленное лицо Германии для проведения сепаратных переговоров. В качестве оплаты заговорщиками передана противнику шифровальная машина "Энигма". Местоположение объекта и его внешние данные уточняются. Жду дальнейших указаний.

Шершень".

Какой переполох в руководстве СС и абвера произвела эта телеграмма, Клаус догадывался и прекрасно понимал, что после передачи таких данных ему дадут полную свободу действий по захвату Зимина или того, кто на данный момент скрывается под этим именем.

Днем позже была получена ответная шифрограмма.

"Улей-Шершню.

Сфотографировать и идентифицировать Объект. Узнать место содержания. Произвести захват Объекта, при необходимости возможен отвлекающий удар силами люфтваффе. При невозможности захвата Объект уничтожить.

Улей".

Глава 14

На этот раз дорога к Кремлю, посты охраны и негласный обыск мной воспринимались не настолько нервно, как в первый раз.

В приемной не стали задерживать и провели непосредственно в кабинет Сталина. Сейчас вождь был один, и, по моему разумению, сегодня разговор должен быть более интересным.

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

— Добрый вечер, Сергей Иванович, проходите, присаживайтесь, разговор у нас будет долгий, да и вы сегодня не сидели без дела, как мне доложили.

"Вот ведь жук, в одной фразе дал понять, что будет меня сегодня строить, и при этом круглосуточно не спускает с меня глаз и получает постоянные доклады о моей деятельности", — подумал я про себя.

Когда я разместился, Сталин, чуть выдержав паузу, достал мой диктофон, демонстративно включил его, хитро посматривая на меня, и задал первый вопрос.

— Сергей Иванович, вы вчера достаточно подробно высказались насчет своих целей и задач, которые ставите перед собой. Но мы пока видели только эмоции и прожекты. В нынешней ситуации ваше присутствие здесь несет больше угрозу, нежели пользу. Вы и ваши люди постоянно и неоправданно рискуете, ввязываясь в совершенно ненужные боевые столкновения с противником. А что будет, если кто-то из будущего попадет в плен к немцам?

Сталин не был раздраженным или злым. Его голос был ровным и в нем проскакивали даже отеческие нотки. Как дедушка журит своего внука. А вот это меня совершенно не устраивает. Такими темпами придется скоро стоять по стойке смирно и ожидать команду по передаче установки перемещения во времени под контроль НКВД. Да нет, дорогой товарищ Сталин. Именно этого я старался избежать и сейчас постараюсь на поводу не идти.

— Товарищ Сталин, вчера этот вопрос обсуждался, и решение вопроса о безопасности с нашей стороны будет обеспечено максимально жестко. В данной ситуации и у вас есть проблемы с обеспечением режима секретности наших контактов. И поверьте, не в моих интересах извещать немцев, американцев, тем более англичан, с которыми у вас свои счеты, о своем истинном происхождении, чтоб потом весь мир объединился, и нас бы начали ловить, как птицу счастья. С выбором союзника в этом мире мы давно определились, еще тогда, когда услышали объявление Левитана о начале войны.

Сталину очень не понравился мой ответ. Он нахмурился, и в его голосе проскочили стальные нотки, от которых трепетали и грозные наркомы, и руководители рангом пониже.

— А до этого вы колебались, чью сторону принимать?

Меня тоже немного затрясло. Вот что значит сталинская харизма и выработанная манера повелевать людьми.

— Колебания были, но другого плана. Я долго решал, в какой форме будут осуществляться контакты и наше сотрудничество.

Сталин уже с интересом меня рассматривал. Мне кажется, мой ответ его немного позабавил.

— Значит, вы лично принимали решение? Что ж. С вашей стороны допущено много ошибок, но к счастью, они не фатальны, а в некоторых случаях даже пошли на пользу. Есть мнение, что вы именно тот человек, с которым мы бы хотели иметь дело, и, учитывая сложившуюся ситуацию в вашем мире, участие представителей властей, если они имеются, в наших переговорах нежелательно.

"Ну наконец-то первая ласточка — хороший показатель. Значит, решили ставку делать на нашу группу. Интересно, по головке он погладил. Сейчас, наверно, начнет хвалить и потом еще чаем с вареньем напоит".

— Мы давно пришли к выводу, что вы нас боитесь и стараетесь обезопасить ваших родных и близких от нас. Нам не совсем нравится такая позиция, она нам в корне непонятна и оскорбительна. Да, мы прекрасно понимаем, что аппаратура перемещения во времени важна для вас как единственный шанс выжить и попытаться спасти людей и восстановить свой мир, и контроль над ней вы будете сохранять до последнего. Это закономерно, и в данной ситуации ваше право никто оспаривать не собирается, более того, мы постараемся помочь вам сохранить тайну этого изобретения, и не будем посягать на вашу собственность. Тем более советскому государству такая машина не нужна. У нас свой путь. Мы допустили и допустим много ошибок, товарищ Сталин не Бог, он может ошибаться. Вы весьма умно и мудро указали и укажете на наши недоработки, которые повлекли в будущем развал советского государства. Мы изучим и примем к сведению, и сделаем все, чтобы не допустить этого.

— Да, боюсь. За себя, за свою семью. Вы просто примите к сведению, что наши знания о вас и вашем окружении почерпнуты из исторических документов, которые не раз редактировались в угоду политической необходимости, причем, как правило, вашими недоброжелателями. Товарищ Сталин, я прекрасно понимаю, что такое интересы государственной безопасности и какие безжалостные законы действуют на таком уровне. Сами подумайте, что было, если б я просто пришел в то же управление НКВД в Могилеве и сказал, что я из будущего? Самый простой вариант — меня бы упрятали в психиатрическую лечебницу, а в худшем случае тут же начали бы ломать ребра и интересоваться, где мои немецкие связные и какое у меня задание.

— Что ж вы, Сергей Иванович, так о нас плохо думаете?

— Товарищ Сталин, я знаю, что такое государственная безопасность, и в условиях, когда к городу подходит фронт и все дороги забиты немецкими диверсантами, со мной бы так и поступили. Будучи на месте того же Пилипенко, начальника управления НКВД Могилева, сделал бы то же самое. Пришлось выбирать самый оптимальный вариант выхода на руководство Советского Союза. Результат налицо. Я целый и невредимый добрался до этого кабинета и разговариваю с человеком, который действительно вправе принимать судьбоносные решения.

— Вы правильно поступили.

Хозяин сделал паузу. Дав мне осмыслить все сказанное. Но продолжил он немного в другом ключе, и его последующие слова несколько поразили меня. Вот этого я и не ожидал услышать.

— За все время общения с вами я все ждал, когда начнете советовать, указывать, пояснять, как нам нужно жить и поступать. Но к моему удивлению, этого не последовало. Вы сообщали только факты, не опускаясь до банальных советов и поучений с позиций людей будущего. Очень мудрая позиция. Как мы бы отнеслись к человеку, который сжег свой дом, потерял все, что у него было, и после всего этого советует другим, как жить? Мы бы отказались слушать его советы и не стали воспринимать этого человека всерьез. Вы же, Сергей Иванович, имели мужество признать ошибки ваших современников и не лезть со своими мыслями по спасению мира. Это очень показательный момент.

Но тут он как-то необычно сменил тему, которая, видимо, не давала ему покоя.

— Как я понял, когда развалился Советский Союз, вы еще были ребенком. И все события происходили у вас на глазах. Расскажите, что вам больше запомнилось и ваше мнение о причинах.

Вот, уже пошли политические темы. Ох, как не хотелось в это все лезть. Всегда старался держаться подальше от политики, но тут без этого никак, да и собеседник не поймет, если начну юлить. Сразу заподозрит двойную игру, и тогда начнутся недомолвки, которые впоследствии могут перерасти в большие неприятности.

— Товарищ Сталин, я не могу претендовать на последнюю инстанцию, выдающую абсолютно верную и четкую информацию. В данной ситуации в состоянии предложить свое видение этих событий, с учетом того, что сам был ребенком и находился далеко от Москвы, где все и начиналось и происходило. Рыба ведь гниет с головы.

— Не надо приуменьшать свои достоинства, Сергей Иванович. То, что вы компетентный и умный товарищ, мы давно знаем, поэтому и спрашиваем ваше мнение по этому вопросу.

— Хорошо, товарищ Сталин, я постараюсь быть максимально объективным.

"И что я ему расскажу? У меня на этот случай есть неплохо подготовленный доклад, который совместно составляли еще в бункере. Но что-то говорит, что от меня ждут чего-то иного. Точно. Сталин дал понять, что ждет моего мнения как человека, видевшего развал, а не представителя потомков. Странная позиция и явно настораживающая. Неужели они понизили мой статус, и я для них просто человечек из будущего, которого хотят просто распотрошить? А попробуем ход конем, тем более Сталин любит смелых людей".

Пока эти мысли проносились в моей голове, Сталин внимательно смотрел на меня. Сейчас он был похож на большого грустного кота, которому через силу приходится играть с мышкой.

"Вот он, момент истины. Ждет моей реакции, ну что ж, попробуем не разочаровать вождя".

— У меня есть вопрос, товарищ Сталин.

Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжил:

— Вы хотите услышать мое мнение как руководителя организации, которая изначально является союзником Советского Союза или просто как человека из будущего?

— Мы думаем, что вы к этому разговору неплохо подготовились, и мы увидим еще один образец мастерской подборки материалов по этой теме. Но тут, Сергей Иванович, вы правы. Нас интересует ваше личное мнение, а выводы ваших специалистов вы можете предоставить позже.

"Да, как я и предполагал. Пытаются поломать все домашние заготовки и вывести на разговор, который не предполагался при подготовке к этой поездке. Тогда остается импровизировать, но это именно то, чего Сталин добивается. И тут они будут меня рассматривать как под микроскопом. Значит, он еще не до конца принял решение и хочет для себя что-то выяснить".

Собравшись с мыслями, я начал свой монолог.

— По моему мнению, развал Союза начался задолго до девяностых годов. Скорее всего, даже первые наметки начались после вашей смерти, когда Хрущев отменил контроль органов госбезопасности над партийными работниками. Да и мощным идеологическим ударом была борьба с культом личности Сталина. Война закончилась, но последствия ее еще долго ощущались. Это сказывалось на уровне жизни простых людей. Как раз тогда и стали проявляться первые признаки расслоения по материальному признаку. Да в принципе они и сейчас в вашем времени присутствуют, это квартиры, дачи, личные автомобили, но в большинстве случаев это идет как атрибут должности, заслуженной или полученной. Но тем не менее некоторый социальный лифт был и работал. Позже, когда после вашей смерти прошла смена руководства и на местах уже были люди Хрущева, на фоне отмены контроля органов госбезопасности стал проявляться феномен новой советской аристократии. Для них, уже в некоторой степени, возможность занятия должностей и получения материальных благ определялась не столько личными данными, сколько правом рождения. Появлялись целые семейные кланы, которые занимали многочисленные должности. Особенно это проявлялось на периферии: Кавказ, Средняя Азия, где клановость является одной из основных систем распределения власти.

Естественно, все это простые люди видели. Новая "золотая молодежь" вовсю и часто безнаказанно наслаждалась жизнью. Страну лихорадило. Практически бредовые и непродуманные идеи руководства страны приводили к диким результатам. Хрущева, кстати, поэтому позже и стали называть "кукурузником", когда он захотел засеять полстраны кукурузой, и это было почти в приказном порядке. Я, конечно, все это сильно утрирую, в реальности было несколько иначе, но общую тенденцию определил. В угоду очередной идее о глобальном использовании ракетного оружия резко стали сокращать армию, вследствие чего на улице оказалось много командиров, прошедших войну.

Пока Хрущев метался во власти, подросло и окрепло новое поколение партийных функционеров, более прагматичное, которое уже считало, что в данной системе их материальные запросы не реализуются в той мере, как им хочется. И на волне общего недовольства Хрущева сместили. Хотя тут были и свои плюсы. К власти пришли хозяйственники. То, что происходило в экономике, это отдельный разговор, но тем не менее это было одним из факторов развала СССР. Брежнев, пришедший после Хрущева, смог наладить плановую социально-экономическую систему. Но были и мощные просчеты.

На фоне более яркого расслоения общества, где уже были "кремлевские небожители" и простой народ, Запад навязал нам экономическую и военную гонку, так как в военном плане количество ядерных боеприпасов стало таковым, что при любом конфликте обе стороны гарантированно уничтожались несколько раз, на которой Союз в итоге и надорвался. Реально проводилось мощное и хорошо скоординированное воздействие на СССР со стороны Запада, как в экономическом, так и в идеологическом плане. Коммунистическая партия, застывшая в своих догмах, не смогла противостоять такому давлению. Внешнеэкономическая деятельность все больше смещалась в торгово-сырьевой сектор, просто распродавая нашу нефть, газ и другие ресурсы, не требующие высоких технологий. Да, у нас была наука, делалось великолепное оружие, но для простых людей практически ничего не доходило, и верхом мечтаний было привезти из-за границы магнитофон или телевизор. Дети партийных работников регулярно ездили за границу, привозя оттуда многочисленные дефицитные товары, приобщаясь к западным ценностям, проходили там мощную обработку, и в итоге неудивительно, что при следующей смене власти новое поколение смотрело в сторону Запада. По большому счету именно в то время формировалась пятая колонна, которая в итоге и развалила Союз. Примерно в это же время происходит тесная спайка действующей элиты и организованной преступности. Элита уже в открытую занималась получением материальных благ, и запросы все возрастали, и когда запросы переходили меру допустимого, они легко перешагивали через закон. Вот тут как раз и произошло слияние бизнеса и криминала. Организованная преступность в максимальной степени поддерживалась западными спецслужбами и прекрасно служила для сбора компрометирующей информации и воздействия на руководящий состав страны.

Тут глаза Сталина злобно сверкнули. Надеюсь, мне удастся впоследствии убедить его устроить бандитским авторитетам кровавую баню.

— Практически в момент развала во всех осколках Советского Союза у власти остались бывшие партработники, напрямую связанные с криминалом, а через него или даже напрямую с Западом, которых через некоторое время сместили новые подросшие кадры, прикрываясь прозападными демократическими лозунгами, принялись уже открыто разворовывать страну. Безвластие повлекло такой всплеск бандитизма, что на десять лет страна превратилась в огромную зону боевых действий. На улицах звучали автоматные очереди, взрывались автомобили, дома, магазины. Самыми модными профессиями у молодежи стали "киллер" — наемный убийца — и проститутка. Этнические бандитские группировки наводнили страну и на сходках ее просто поделили на регионы влияния.

Пока происходило разворовывание страны, западные агенты наводнили страну, и доходило до того, что указы уже руководства Российской Федерации обязательно согласовывались с представителями Вашингтона, которые в Кремле чувствовали себя как дома. Военные, технические секреты безнаказанно утекали на Запад. Вывозились специалисты. У нас это называется "утечка мозгов". Большое количество оборонных заводов, в которые были вложены огромные деньги, останавливались, разворовывались или скупались за бесценок.

Потом, конечно, к власти пришли ставленники спецслужб, которые стали наводить порядок, но той страны, которую строите вы, товарищ Сталин, уже не было. Практически все республики отделились. Прибалты в открытую сразу перебежали на Запад. На Кавказе заполыхала гражданская война, в которую втянули и Россию. Средняя Азия сразу вернулась в средневековье. На Украине к власти стали рваться националисты, о которых вы уже должны знать. Фамилии Шухевич, Бандера, Мельник должны вам что-то говорить. Дошло до того, что на Западной Украине стали ставить памятники офицерам СС, якобы борцам за "незалежнисть". Естественно, все это происходило по указке Запада, в основном Вашингтона, куда сместился центр влияния. Тут и Ватикан отметился, пытаясь сместить православие.

Вообще было много факторов, приведших к развалу. И экономические, и социальные, и внешние, когда практически весь мир, попавший под контроль наших противников, работал против Советского Союза. Политика финансового колониализма оказалась одной из самых удачных разработок капиталистического мира. По сути дела, Советский Союз противостоял в экономическом плане практически всему миру с его ресурсами и производственными возможностями. При этом приходилось отбирать у советских граждан заработанные средства и бросать их на поддержание прокоммунистических режимов в других странах. В большинстве случаев много чего просто разворовывалось, и после прекращения поставок из Советского Союза продовольствия, техники, вооружений лидеры просто перебегали в стан наших врагов, где их так надежно втягивали в финансовую систему Запада, опутывая долгами, кредитами, обязательствами, что им ничего не оставалось другого, как соглашаться на размещение американских военных баз на своей территории и при каждой команде из Вашингтона становиться по стойке "смирно" и выполнять приказы.

Сталин молча слушал и не перебивал. Его спокойствие не выглядело показным, он впитывал информацию и старайся не пропустить ничего. Когда я немного выдохся, хозяин кабинета стал набивать свою трубку табаком, который доставал, ломая папиросы.

Никогда в жизни не прикасался к сигаретам, но вот в такие моменты завидовал курящим: раскуривание сигареты или просто короткая затяжка давала большое психологическое преимущество. Пока собеседник затягивается, у него есть возможность взять тайм-аут и продумать вопрос или ответ, сделать глубокомысленную паузу. То же самое с успехом используют женщины, когда им нужно припудрить носик или поправить помаду на губах.

Но Сталин думал о чем-то своем. Он не показывал признаков волнения. Тут было что-то иное.

— Так вы говорите, что дети руководителей партии причастны к уничтожению Советского Союза?

— Товарищ Сталин, в наше время гуляла такая шутка: "Может ли сын полковника стать генералом? Не может, потому что у генерала свой сын есть". С каждым новым поколением партийное руководство деградировало, и партия становилась просто фикцией, организацией, с помощью которой можно сделать карьеру. Я помню одного комсомольского лидера сельского масштаба, который бегал к моему отцу в часть и клянчил бойцов для каких-то хозяйственных работ, а после развала он сразу перекрасился в демократа и стал устраивать красочные фестивали с голыми девицами, и все это транслировалось на всю страну как великое достояние демократии и свободы. Это один из примеров, причем типичный.

Развалу Советского Союза предшествовала война в Афганистане, куда пришлось вводить войска. Правильно это было или нет, не мне решать. Но мне повезло, что у меня было несколько командиров, воевавших там, и они смогли многому научить. Так вот там никто из детей тогдашнего руководства не поучаствовал. Помню такое выражение: "Арбатский военный округ". Место, где служили в основном дети высшего руководства страны. Подальше от войны и поближе к Москве.

Я умышленно подводил Сталина к теме детей высокопоставленных начальников. Сейчас он, видимо, думал о своем сыне Якове, который на этот момент пропал без вести. Сталин пронзительно глянул на меня, и мне от этого взгляда захотелось оказаться в районе Могилева в компании с немцами. Это была не злость и не раздражение, это была буря, но локализованная и направленная только на меня.

— Сергей Иванович, хватит юлить. Если вы хотите сказать что-то неприятное про моих детей, говорите сразу.

Я не стал отвечать, прыгать на месте и оправдываться. Надо тоже марку держать. Молча сидел и смотрел на него, только не взглядом затравленного кролика. Сталин оценил.

— Вы хотите что-то рассказать про Якова?

— Да.

— Он не погиб? Он попал в плен?

Вопросы были заданы ровным и спокойным голосом. Но буря, раскаты которой скрывал в душе Сталин, чувствовалась, и мне от этого было неуютно. Всегда было опасно становиться между львом и львенком. А тут ситуация в некоторой степени была похожая.

— По всей видимости, нет. Официальная версия такова, что Яков Джугашвили попал в плен, и его долгое время немцы склоняли к сотрудничеству. Но им это не удалось и после многих мытарств по тюрьмам, концлагерям в 1943 году ваш сын спровоцировал охранника концлагеря и тот его застрелил. Немцы пытались выдать в средствах массовой информации, что сын Сталина сотрудничает с оккупационным режимом, но ничего кроме фотографий, которые были однозначно распознаны как фотомонтаж, и нескольких смонтированных записей разговоров, предоставить не смогли. А зная любовь немцев к кинохронике, очень странно, что никаких киносъемок Якова Джугашвили в плену не было найдено. Хотя в наше время существовало много теорий, что по-настоящему Яков Джугашвили погиб, а в плену у немцев был двойник. Но, по моему мнению, если бы реально был двойник, то уж он точно бы сотрудничал с немцами и выполнял все их пожелания. А так для них было принципиально важно, чтоб именно сын самого Сталина предал свою страну, но этого не получилось.

Хозяин кабинета опустил голову и, потягивая трубку, смотрел в стол перед собой, но его мысли были далеко.

— Значит, у нас есть время, — сделал он вывод и перевел разговор на другую тему. — Мне было бы интересно посмотреть те материалы, которые вы подобрали для разъяснения причин развала Советского Союза. Учитывая некоторые ваши оговорки, вы подготовили часть информации таким образом, чтоб с ней мог ознакомиться только я?

— Да, товарищ Сталин. На том вычислительном устройстве, которое я привез с собой, есть специальный зашифрованный архив, который предназначен только для вас. Пароля не знаю и завтра на очередном сеансе связи я должен подтвердить, что переговоры идут в нужном русле, и с базы сообщат ваш личный пароль доступа. Просто там есть выводы некоторых наших аналитиков, которые несколько по-иному расценивают вашу роль в истории России и становлении ее государственности. Это отдельный разговор. Просто я в свое время очень внимательно занимался историей советского государства и особенно вашей личностью. Даже несмотря на мощную идеологическую обработку, можно было находить крохи достоверной информации и на основании ее сделать выводы.

Сталин чуть усмехнулся в усы.

— Интересно, и какие результаты переговоров вы ожидали?

— Неприкосновенность нашего владения технологией перемещения во времени и взаимная помощь. Возможность переселения женщин, детей, специалистов в ваше время. Остальное — технические детали, которые будут оговорены при переносе точки выхода на не оккупированную территорию СССР.

— Хорошо, Сергей Иванович. Мыправильно поняли друг друга. Мне нравится с вами работать. Нам есть о чем поговорить.

— Хочу обратить ваше внимание, что у нас не так уж и много времени, зона боевых действий удаляется от точки перехода и мое возвращение становится все более сложным и опасным делом. И в ваших и в наших интересах начать процесс сотрудничества. И еще, товарищ Сталин, насчет советов.

Хозяин кабинета смотрел на меня с интересом.

— Советы дают люди, которые не готовы на себя взять ответственность за принятие решений. За вас и ваших современников я не могу брать ответственность, поэтому и не хочу советовать. На мне лежит своя ответственность, свои обязанности перед людьми в нашем времени. Я сообщил вам факты, а принимать решения и совершать ошибки это ваше право. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А нам предстоит еще столько всего сделать.

Сталин с непроницаемым лицом выслушал мои разглагольствования. Кивнул, нажал под столом кнопку и спустя несколько секунд в комнату вошел один из порученцев Сталина, который вывел меня из кабинета и сопроводил вниз к ожидающей машине.

Глава 15

После памятного разговора со Сталиным я в течение трех дней плотно работал за городом, в усадьбе, выделенной руководством НКВД для развертывания вновь создаваемого управления. Дни были заполнены многочисленными беседами со специалистами по радиотехнике, вооружениям и тактике применения новых образцов боевой техники.

Но все это обставлялось Морошко как совещания с ведущими специалистами, на которых я присутствовал как сотрудник внешней разведки, занимающийся, исходя из специфики приглашенных специалистов, авиацией, радиотехникой или сбором информации по новым образцам военной техники у противника и союзников.

В такой ситуации мне было позволительно не знать многих вещей и нюансов и выдавать свое виденье ситуации. Особенно нравились встречи со специалистами по радиотехнике, объяснять им новинки электроники, технологию производства радиоламп нового поколения и теоретические принципы полупроводниковой техники. Учитывая, что у меня было классическое физическое образование и полупроводниковая техника была одним из профильных направлений обучения, я мог рассказать много и квалифицированно. То, что я был представлен как сотрудник иностранного отдела НКВД, вопросы, свойственные нашему времени, "откуда вы это узнали" или "кто в мире такое разработал", не задавались, все встречи проходили плодотворно и специалисты, приглашенные для бесед, уходили довольные, окрыленные открывающимися перспективами развития техники. Учебники пока решили им не передавать, давая возможность самим развить тему и определить направления движения и по результатам корректировать их деятельность, исходя из информации, полученной от потомков.

Много времени просиживали с Зерновым за ноутбуком, расшифровывая привезенные специальным курьером немецкие донесения и директивы. Учитывая увеличившуюся отдачу и уровень важности исходившей информации, меня уже постоянно сопровождали два молчаливых охранника, которые никогда не интересовались моей деятельностью, но очень подозрительно рассматривали всех вокруг, кто мог бы причинить мне вред. Это, конечно, немного напрягало, но охрана была организована таким образом, что никак не мешала моей работе в усадьбе.

Пока было время, как мог, проводил подготовительные мероприятия по организации моего возвращения в бункер. Все основные точки выхода были заблокированы немцами, и пытаться проникнуть через них было бы самоубийством. Оставался резервный вариант, давно приберегаемый как раз для такого случая. Одна из точек выхода находилась почти посередине Днепра в районе оккупированного немцами Могилева. Мы иногда ей пользовались, когда нужно было закачать технической воды из реки. Просто открывали портал и выкидывали трубы и включали насосы.

По моей просьбе с Балтийского флота специальным авиарейсом прилетел инструктор школы водолазов молодой капитан-лейтенант Игорь Дунаев и привез два дыхательных аппарата "ЭПРОН-4". Во времена моего обучения в Севастопольском военно-морском институте мы изучали нечто подобное на курсе обеспечения безопасности жизнедеятельности корабля, но по специальности я относился к военно-морской авиации, и изучение индивидуальных дыхательных аппаратов закрытого цикла было только ознакомительным, поэтому в данной ситуации мне пришлось заново изучать эту аппаратуру. Но тем не менее я себя считал крымчанином, и то, что касалось моря, погружений и морской охоты меня не пугало. Когда я еще работал в банке, один из клиентов, с которым мы потом сдружились, был заядлым дайвером и его рассказы о погружениях в Египте, Филиппинах, фотографии, видеозаписи не могли оставить равнодушным. От него и почерпнул много знаний о безопасности погружений, кессонной болезни.

Для инструктора-водолаза, который почти неприкрыто посмеивался над сухопутными НКВДшниками, мои знания оказались большим сюрпризом. Когда я стал вспоминать все, что помнил об аквалангах, дыхательных приборах, он сменил свое отношение ко мне, и к концу дня мы стали уже друзьями. Ведь по сути я был военным моряком, хотя и воевал в морской пехоте, и тоже было что рассказать, конечно, стараясь не раскрывать настоящего положения вещей. Дня через три мы смогли испытать мои успехи в освоении дыхательных аппаратов в небольшом озере, в километрах десяти от нашей усадьбы. Ближе к вечеру озеро оцепили около взвода бойцов НКВД и в течение двух часов, уже в темноте, ныряли, отрабатывая перемещение под водой.

Морошко был в курсе относительно моего плана возвращения в бункер, и, судя по некоторым недомолвкам, он и его организация начали какую-то предварительную возню, начав акцию отвлечения внимания.

* * *

— Товарищ комиссар госбезопасности, капитан-лейтенант Дунаев по вашему приказанию прибыл.

Морошко оторвался от чтения донесения, кивнул моряку на стул, а сам по привычке перевернул документы так, чтоб посетитель не смог ничего у него на столе рассмотреть, затем спокойно, без суеты собрал все бумаги в папку и запер ее в сейф. И уже деловито снова повернулся к инструктору из школы водолазов.

— Ну что, товарищ капитан, что можете сказать о своем подопечном? Как его успехи и насколько он готов?

Дунаев понимал, что его не просто так вызвали, и майор Зимин, которого он учил, очень не простой человек, которого постоянно охраняли два НКВДшных волкодава.

— Товарищ майор изначально неплохо подготовлен, дыхательный прибор освоил хорошо. Насчет того, готов он или нет, я же не знаю задания и на какую глубину ему придется погружаться.

— Что майор интересного рассказывал?

Вопрос поставил Дунаева в тупик.

— О погружениях много знает, так, обмолвился, что сам из Крыма. А так, больше ничего особенного. Хотя, видно, что из наших, из моряков.

Морошко чуть про себя усмехнулся. "Ну конечно, рыбак рыбака видит издалека. Сам Зимин-то рассказывал, что служил в морской пехоте".

— Хорошо, капитан. Все что я тебе сейчас скажу, является государственной тайной, и твое задание будет не только обучить майора, но и помочь ему. Один из этапов его задания будет скрытно преодолеть водный массив на расстояние примерно километров десять-пятнадцать. Для нас очень важно, чтобы майор достиг точки назначения. И руководство страны приняло решение, что вы, капитан-лейтенант Дунаев, должны будете сопроводить Зимина, даже если это будет стоить вам жизни. К тому же вы имеете опыт прыжков с парашютом. Вы должны понять, что от выполнения этого задания зависит исход всей войны и эта операция находится на личном контроле товарища Сталина.

Вот тут Дунаев и понял, что попал в очень интересную и необычную ситуацию. Простой человек на его месте бы перепугался, но не такой был Игорь Дунаев, капитан-лейтенант Балтийского флота. Его глаза азартно загорелись, ощущение чего-то нового, необычного, что перевернет всю его жизнь, заполнило молодого, энергичного командира.

Он не показал охватившего его волнения, контроль эмоций для водолаза вещь тоже немаловажная, и сама работа учит не паниковать даже в самых серьезных ситуациях. Те, кто не смог научиться себя держать в руках, гибли, запутавшись в шлангах или застряв на дне при погружении.

— Я готов, товарищ комиссар госбезопасности. Но мне нужно знать, сколько есть времени на подготовку и заранее изучить гидрографию района, где придется работать.

— Хорошо. Место и район вам сообщит майор госбезопасности Зимин. Детали операции он сообщит вам дополнительно, когда посчитает нужным. Если возникнут какие-либо вопросы или просьбы, обращайтесь лично ко мне. С нынешнего момента вы прекращаете все контакты с внешним миром до окончания операции. Считайте, что вы на казарменном положении. Все, свободны.

Дунаев понял, что разговор закончен. Он встал, дождавшись разрешающего кивка Морошко, четко по уставу развернулся и вышел из кабинета и двинулся искать Зимина. Но найти майора в этот вечер у него не получилось. Тот как обычно был где-то внутри дома в отдельном крыле, которое охраняли пять бойцов осназа НКВД, вооруженных автоматами. Будучи сам неплохим бойцом, который увлекался борьбой, стрельбой, легкой атлетикой, Дунаев безошибочно мог определить, где просто люди, одетые в форму, а где подготовленные и опытные бойцы. И как раз в этой усадьбе охрану несли именно такие бойцы, с которыми не очень-то и хотелось столкнуться лицом к лицу.

Поняв, что качать права здесь не стоит, не поймут, капитан-лейтенант возвратился в свой флигель, где ему выделили место для ночлега, и решил, пока есть время, почитать любимую книгу Жюля Верна "20 000 лье под водой".

* * *

Я уже чувствовал, что мое нахождение в этой усадьбе подходит к концу, да и реально время поджимало, поэтому визит Судоплатова, который как один из лучших специалистов по спецоперациям курировал мое возвращение в бункер, вселил надежду на скорые изменения в моей жизни. Водная фаза возвращения была почти подготовлена, привлечение к этому военного водолаза, который должен был меня сопровождать до портала, я сначала встретил в штыки, но обдумав, решил, что в этом есть смысл. Было бы очень глупо погибнуть, утонув в Днепре, из-за того что в самый ответственный момент вышел из строя дыхательный прибор или скрутила в воде судорога.

Судоплатов же отрабатывал возможность нашей доставки севернее Могилева, где мы смогли бы беспрепятственно войти в реку и спуститься по течению к точке перехода. Поэтому выбор и остановился на этом веселом капитан-лейтенанте. Ко всем его достоинствам высококлассного водолаза у него был опыт прыжков с парашютом.

Сегодня у меня был запланирован выезд в Москву, на расширенное собрание специалистов по радиоэлектронике и после обеда необходимо было посетить полигон, где должны были продемонстрировать первые образцы противотанковых гранатометов, сделанных по нашим рекомендациям. Зная о наличии у меня бронежилета, Морошко пошел на скандал, но заставил меня во время нахождения вне усадьбы, по возможности, его одевать. В его предложении был смысл, и, для приличия поворчав, я согласился, но при этом настоял, чтоб в комплекте с бронежилетом со мной всегда было мое оружие, автомат, пистолет и несколько гранат. Это я предложил больше из вредности, но как оказалось, Морошко был не против. По его намекам, резко активизировалась немецкая агентура и посты ПВО несколько раз фиксировали пролеты одиночных военно-транспортных самолетов противника в окрестностях Москвы. Вероятно, производилась высадка разведывательно-диверсионных групп либо проводилась имитация выброски, чтоб выяснить механизм реагирования и численность задействованных сил для поиска и перехвата.

То, что обстановка накалялась, я и так видел. Вокруг меня и вновь формируемого управления началась непонятная возня, в которой контрразведка старалась выявить следы немецкой агентуры. Но, к общему сожалению, была выявлена парочка английских агентов, уровень информированности которых не внушал опасения, и их пока решено было не трогать. Но тем не менее моя охрана была усилена, и все бойцы, находясь в машинах, держали оружие наготове. Нервозность обстановки передалась и мне, поэтому у ТТ, который я постоянно носил в кобуре, был загнан патрон в патронник и кобура расстегнута. Да и мой "Глок-17" тоже был приведен в боевое состояние.

Вот так гоняли по улицам Москвы на трех машинах, стараясь не повторять маршрутов. Мне стало интересно, если со мной так носятся, какая же система охраны у Сталина? Думаю, не хуже. Люди, с которыми я в последнее время контактировал, выглядят вполне серьезными и их решимость нельзя недооценивать. Если честно, то я словил себя на мысли, что мне интересно и приятно общаться со своими предками. Какие бы они ни были, но они делали свое дело, строили и защищали свою страну. А вот у нас как-то все выглядело не так. Даже я взялся за оружие, когда моей семье стала угрожать реальная опасность, а до этого особого желания умирать за свою родину не наблюдалось.

После весьма интересного общения со специалистами по радиоэлектронике и не поразивших результатами стрельб из прототипа противотанкового гранатомета наш кортеж возвращался обратно в усадьбу. Но не успели мы приблизиться даже к окраинам столицы, как по всему городу завыли сирены воздушной тревоги, что было весьма необычно в вечернее время суток. Начальник охраны принял решение загнать машины во дворы, а самим спрятаться на время налета в ближайшем бомбоубежище. Рядом с нашими машинами остановился легковой автомобиль, принадлежащий какому-то начальнику из наркомата путей сообщения. Мои охранники не замедлили проверить документы у водителя, связаться по телефону с оперативным дежурным управления НКВД, доложить о вынужденной остановке и заодно пробить номер и владельца автомобиля. То, что достоверность информации об этом автомобиле и его водителе подтвердили, сразу сказалось на интересе охраны в этом направлении. На мой взгляд, высокий, плотный, светловолосый водитель заслуживал самого пристального внимания: моторика его движений выдавала рукопашника, да и костяшки на кулаках были сбиты, что я не раз наблюдал у боксеров или людей, занимающихся восточными единоборствами, выправка, свойственная военному, тоже наводила на размышления. Когда мы сидели в бомбоубежище среди множества женщин, детей, жителей близлежащих домов, я аккуратно придвинулся к начальнику охраны и почти шепотом высказал свое мнение относительно этого водителя. К моему удовлетворению, капитан не стал придумывать причины, чтоб ничего не делать, и очень серьезно отнесся к моему мнению, видимо, был проинструктирован соответствующим образом, да и обстановка располагала к всплескам паранойи.

Как только налет прекратился, подозрительная машина уехала. Но вот вскользь брошенный на меня демонстративно равнодушный взгляд водителя я запомнил. Конечно, до профессиональных следователей мне далеко и по внешним признакам определять противника не могу, но вот интуиция работника службы безопасности банка, который частенько ругался с руководством и писал докладные по поводу невыдачи кредитов всяким скользким личностям, подсказывала, что с этим водителем не все так просто.

Плотный график работы отвлек от этой встречи. Во время очередного сеанса связи я получил информацию, что в бункере раненые идут на поправку, а также новые пароли на раздел жесткого диска, где была информация исключительно для Сталина.

Фигура руководителя страны вызывала противоречивые чувства. Общеизвестная картина палача и диктатора преобладала, но у меня не было выбора и пришлось идти с ним на контакт и даже помогать. Перед поездкой перевернул кучу материала и часто, стараясь пробраться сквозь дебри идеологической шелухи, старался найти зерна правды. И вот, чтоб для себя сделать какие-то выводы, крутил головой, наблюдал, замечал, фиксировал. Конечно, харизма вождя ощущалась очень явственно. Неудивительно, что во время войны за власть в СССР, развернувшейся на протяжении двух десятков лет среди партийной верхушки, уничтожив всех конкурентов, выжил именно Сталин. Одна победа над одиозной фигурой авантюриста и агента западных финансовых кругов Левы Бронштейна, известного под именем Льва Давидовича Троцкого, заставляет уважать Иосифа Виссарионовича. Да и если разобраться, то с теми же репрессиями и поголовной коллективизацией не все до конца ясно. Будучи по роду скептиком, я с некоторых пор не верю в навязываемые штампы. Надо учитывать наличие буйного воинства старых ленинских революционеров, которые вплоть до начала так называемого "Большого террора", которым постоянно размахивают как фетишем демократы, безраздельно владели страной и считали себя неприкосновенными. Изучение личностей таких одиозных фигур, как Косиор, Постышев, Эйхе, региональных царьков, и того, что они творили во время коллективизации и партийных чисток тридцатых годов, не подчиняясь командам из Москвы, да и вся политическая ситуация того времени наводило на мысли о том, что не все так просто в истории СССР. Того же Сталина нужно рассматривать не только как одиозную фигуру, персонажа демократических страшилок и анекдотов, но и учитывать его окружение и личности политических оппонентов, которые, даже не получив полной власти, несли ответственность за тысячи уничтоженных советских людей. Только вскользь изучив деятельность Косиора во время коллективизации и голодомора на Украине, можно было однозначно говорить, что винить Сталина во всех грехах глупо.

Естественно, раздел жесткого диска, где хранилась информация лично для Сталина, имел два уровня шифрования, что тот же Берия, на которого был компромат, не мог раньше времени там покопаться и принять меры. А в том, что Иосиф Виссарионович на основании полученной информации не начнет расстреливать всех направо и налево, я не сомневался. Уж слишком он был хитрым и умел пользоваться имеющимися в его распоряжении ограниченными ресурсами, иногда просчитывая реакцию на несколько ходов вперед. Поэтому на завтра готовилась встреча со Сталиным, с предоставлением ему ноутбука для ознакомления с предоставленной информацией.

Как мне сказал Морошко, в Кремле, рядом с кабинетом Верховного, был оборудован кабинет для работы с ноутбуком. Завтра Сталин специально выделил время для знакомства с технологиями будущего.

Утром следующего дня я подготовил для транспортировки ноутбук, принтер, пачку пронумерованной бумаги, которые были тут же упакованы в специальные коробки и опломбированы. В этот раз нас опять сопровождал грузовик с бойцами отдельного полка НКВД. На всякий случай в сумку с ноутбуком вложил небольшой управляемый радиомаяк, который я часто применял для маркировки закладок с продуктами и боеприпасами. Очень удобно, послал радиосигнал, получил ответ, измерил расстояние и направление. Его я взял на всякий случай, если придется прятать оборудование. Но тут ситуация была иная, и я не стал ставить Морошко в известность, а то еще подумает, что я таким образом хочу навести бомбардировщики на Сталина. И так ситуация напряженная, а вдруг еще кто-то попытается увести компьютер. В данный момент он ценнее секрета атомной бомбы. Хотя дальность действия такого маячка не превышает пяти километров, и это в лучшем случае, в зоне прямой видимости.

Вот с такими мыслями мы выехали в Кремль. Там нас уже ждал Берия в компании начальника охраны Верховного генерала Власика. В особой комнате два специалиста тщательно изучили все привезенное оборудование на предмет наличия опасности охраняемого лица. Но, естественно, ничего они не нашли. После чего меня сопроводили в специально отведенную комнату уже люди Власика. Из соображений секретности установка и настройка оборудования происходила только под присмотром начальника охраны за закрытыми дверями. Остальные охранники остались снаружи. После того как все было подключено и проверено, все вышли из комнаты и стали ждать прихода Сталина.

Пришлось стоять возле кабинета и ждать Сталина. Рядом со мной топтались Власик, два охранника, Морошко, в папке с документами у которого хранились коды доступа к ноутбуку. Минут через пятнадцать такого ожидания послышались шаги. Из-за поворота вышел Сталин и сопровождающий его Берия. Я чуть ухмыльнулся про себя. Видимо, Лаврентий Павлович хотел поучаствовать в чтении, вдруг что-то про него выплывет неприятное, и успеть среагировать. Но судьба распорядилась по-иному. Сталин решительно вошел в кабинет, за ним вошел начальник его охраны, Берия, Морошко и уже последним проскользнул в кабинет я.

Сталин с интересом рассматривал разложенный на столе ноутбук и принтер. Он всегда интересовался техникой и старался быть в курсе новых изобретений. Но необычный для этого времени дизайн, цвета и материалы сразу выказывали нездешнее происхождение этих устройств. Сталин подошел и осторожно провел пальцами по клавиатуре, нажал пару кнопок, потом взгляд его перешел на простой лазерный принтер. Видимо, на него произвело впечатление то, что он увидел. Повернув голову, отыскал меня взглядом и пригласил продемонстрировать возможности техники.

— Ну что, Сергей Иванович, покажите, что вы для нас приготовили, а то я столько слышал восторженных характеристик от товарища Берии и товарища Морошко, давно сам хотел посмотреть на такое чудо техники.

Оттерев народ от компьютера, спокойно уселся на стул и вопросительно глянул на Морошко, тот уже привычным движением достал из папки лист с паролями на BIOS и зашифрованный загрузочный диск ноутбука. Все стоявшие в комнате с интересом смотрели за моими манипуляциями, даже Морошко, который испытывал некоторую гордость от того, что именно его подразделение работает с такой техникой. После загрузки системы я стал показывать Сталину возможности ноутбука, запустил фильм "Броня России". Генерал Власик, который не знал о моей миссии, был поражен тем, что увидел, да и на его хозяина произвело впечатление. Показав пару ознакомительных книг по истории танков, самолетов, я вопросительно глянул на Сталина. Он прекрасно понял мой взгляд и повернул голову и чуть кивнул. Берия, Морошко, Власик сразу засобирались и выскочили за дверь, при этом Морошко оставил на столе бланк телеграммы с паролем для отдельного раздела жесткого диска. Наивные. Именно этот раздел был зашифрован немного по-другому, так, чтоб даже Берия, изучив ноутбук, не смог посмотреть, что там. В одной из папок на рабочем столе лежала программка, в которую я вводил последовательность символов, полученных по радиосвязи, вводил свой личный код и после нескольких манипуляций получал искомый пароль.

Сталин молча и с интересом смотрел на мои манипуляции, которые я старался пояснять по мере возможности. Когда он понял, что все сложности сделаны специально, чтоб кроме него никто не мог просмотреть эту информацию, одобрительно покачал головой, но ничего не сказал.

Зато когда я вывел на экран пару книг, объяснил ему, как листать текст, Сталин, казалось, забыл про все на свете, впился глазами, пробегая по строкам, стараясь успеть впитать максимум информации. Сейчас он напоминал мне умирающего от жажды в пустыне человека, который дошел до воды и пьет и пьет и не может оторваться, считая, что вода скоро исчезнет.

Не желая ему мешать, я попросил разрешения выйти, посидеть где-то рядом с охраной и попить чаю, если что буду рядом. Сталин молча кивнул и, когда я открыл дверь, бросил короткую команду Власику, который смотрел на меня с очень большим интересом, чтоб меня в соседней комнате напоили чаем с бутербродами. Это быстро все организовали. Тут же вертелся Морошко, поглядывая на меня с подозрением. Понимает ведь, что там Сталину представлен такой материал, который может перевернуть всю военно-политическую историю. И ни он, ни Берия до этого не будут допущены без санкции Сталина.

"А ведь они пытались там покопаться, но пароль не подошел", — догадался я. А ведь там и о Сталине, и о Берии, и о всех остальных много чего интересного. А главное, прописаны реальные тенденции развития государства, все, что я недавно рассказывал Верховному, причем с подробностями и фамилиями. Да, на их место придут другие, может более жестокие, но это уже будет другая история, отличная от нашей.

Власик, которого просто распирало от желания узнать, что это такое он видел, отвел Морошко в сторону и стал аккуратно расспрашивать, благо Берия куда-то успел убежать по своим делам. Но не на такого напал. Морошко мужественно отругивался и в итоге отправил всесильного начальника охраны Сталина к самому Сталину за разъяснениями. Тот, конечно, оценил юмор, криво усмехнулся и прекратил свои расспросы. Пока они препирались, стараясь не вовлекать меня в свой разговор, я конкретно налегал на бутерброды и, еще обнаглев, затребовал себе бутылку газированной минералки. И о чудо, минут через пятнадцать я стал обладателем "Боржоми". В общем, жизнь налаживалась, и я готовился в течение дня выслушивать Сталина и объяснять ему, какую кнопку он неправильно нажал.

Глава 16

Это, конечно, был незабываемый день, запомнившийся мне многочисленными бутербродами, чаем, минералкой и хитрыми вопросами Сталина, который иногда отлучался на совещания и назначенные встречи, но раз за разом возвращался к заветному ноутбуку, который раскрывал ему тайны будущего.

Часам к четырем дня его мозг пресытился новой информацией и требовал отдыха, для последующей переработки и осмысления.

Получив соответствующую команду, охрана вызвала меня для подготовки аппаратуры к транспортировке. Такое сокровище никто не собирался оставлять в Кремле. Да и взгляд Сталина, брошенный на меня, ой как не понравился. Так смотрят грабители на бесхозно лежащий рубль на мостовой. В его взгляде я прямо читал огромными буквами желание упрятать меня с моими данными куда-нибудь подальше. Но ничего не произошло, и меня в сопровождении охраны отправили обратно в усадьбу.

Наполненный событиями день как-то отвлек от тяжелых мыслей и тревоги, которая не отпускала меня в последние несколько дней. Кортеж двигался установленным порядком. Впереди машина с охраной и сопровождающими, за ней машина, в которой едет Морошко и лежит вся моя аппаратура, а в замыкающей уже разместился я со своими охранниками. На некотором удалении идет грузовик с бойцами специального полка НКВД. Перед самой посадкой Морошко проконтролировал, чтобы я надел на себя бронежилет, и это было одним из результатов его недолгого разговора со Сталиным после того, как я собрал аппаратуру и меня сопроводили на стоянку автомобилей.

Но сегодня ощущалась какая-то напряженность. На город было совершено несколько массированных налетов немецкой авиации. Но они, как правило, проводились по промышленным зонам, и что особенно удивляло — по пригородным станциям и небольшим городкам. Была даже гипотеза, что под прикрытием таких налетов немцы скинули в окрестностях Москвы несколько разведывательно-диверсионных групп. Как по мне, так размен был странный. При такой плотности артиллерийского огня ПВО и количестве советской истребительной авиации, задействованной на охране неба столицы, потери, понесенные противником, были впечатляющими. Да и общая система безопасности Москвы как раз и предусматривала противодействие проникновению в город агентов противника. Специальные истребительные части из войск НКВД и привлеченных армейских подразделений вычищали пригороды и дальние подступы города от немецких диверсантов. На фоне таких мер безопасности выброска парашютистов в район советской столицы была по меньшей мере очень рискованной, а реально экзотической формой уничтожения подготовленных кадров абвера.

Машина опять неслась по Москве, и я смотрел на город и тосковал, прекрасно понимая, что моя поездка подошла к концу и скоро покину этот город и вообще этот мир, возвратившись в душный, затхлый бункер, и буду снова воевать в мертвом радиоактивном мире.

Мы уже выехали из города, когда впереди, прямо по маршруту нашего движения, раздался грохот. В небе на запад улетали несколько немецких бомбардировщиков, преследуемые советскими истребителями. Наш кортеж съехал с дороги и замаскировался в небольшой рощице. Тут у меня выпала минутка, чтоб поговорить с Морошко о нашей безопасности. Вперед по маршруту уехал передовой дозор, а сам маршрут движения был разбит на контрольные участки, на границах которых находились либо радиофицированные, либо телефонизированные посты наблюдения, которые докладывали в усадьбу о порядке нашего движения. Сами же участки движения контролировались мобильными патрулями, которые были замаскированы под гражданские либо тыловые машины, прохождение которых тоже контролировалось на постах. Держать под охраной весь маршрут нашего движения не получалось ввиду элементарного отсутствия нужного количества проверенных и подготовленных людей. Но и в таком порядке любое появление неизвестных людей на трассе сразу выявлялось и бралось под контроль. Да и в лесу, параллельно маршруту нашего движения, несколько групп осназа держало под контролем места возможных засад. Так что нападение в таких условиях было маловероятным.

Пока не прояснилась ситуация с немецкой бомбардировкой, мы расположились под деревом, а охрана рассредоточилась, заняв круговую оборону. В этой ситуации нам выпала возможность просто поговорить с Морошко.

— Александр Александрович, что там с немецкой агентурой? А то, знаете ли, не очень-то хотелось бы нарваться на засаду по пути движения, несмотря на все ваши меры предосторожности.

Морошко после некоторой паузы пояснил, что ловить вражеского агента среди своих сотрудников дело долгое и кропотливое. Надо смотреть, кто имел доступ к информации, которая стала известна противнику, заново всех проверять, когда надо, пускать наружное наблюдение, тщательно готовить и проводить проверочные мероприятия. А быстрота в такой ситуации только помешает, враг узнает, что его ищут, затаится, и тогда его найти будет очень трудно. Ну что тут скажешь, чекист был прав. На мой вопрос о применении детектора лжи он посетовал, что руководство оставило этот вариант на крайний случай и решило довольствоваться обычными методами.

Когда воздушная карусель сместилась на восток, кортеж двинулся в сторону усадьбы. Но проехав всего с десяток километров, головная машина, в которой была радиостанция, резко остановилась и стала разворачиваться. Выскочивший из нее капитан подбежал сначала к машине с Морошко и что-то быстро заговорил. По его встревоженному лицу можно было прочитать о больших неприятностях. Когда весь кортеж развернулся, он подошел к нашей машине и коротко сказал:

— По усадьбе отбомбились немцы и высадили парашютный десант. Мы получили команду возвращаться. Передовой дозор так и не вернулся.

Колонна машин резво рванула обратно по трассе. Но появление немецких бомбардировщиков внесло свои коррективы. Возле переезда, который являлся одной из контрольных точек, натолкнулись на результаты массированной бомбардировки. Вот только смысл бомбить простой переезд, где единственным зданием была будка обходчика, я как-то не понимал. Многочисленные воронки в поле по обеим сторонам дороги показывали, что тут отбомбилась чуть ли не целая эскадрилья. Скорее всего, немцев перехватили наши истребители, и они в панике вывалили свой груз прямо в поле, и будка обходчика случайно попала под раздачу. Возле самого переезда, который мы проехали буквально минут двадцать назад, лежала на боку грузовая машина и чадно горела. Человек десять красноармейцев под руководством лейтенанта НКВД расчищали дорогу, зацепив тросом горящую машину, пытались с помощью полуторки стянуть с дороги, освобождая проезд. Тут же в стороне складывали тела погибших при налете.

Когда наш кортеж остановился, из головной машины вышел начальник охраны и два бойца, взявшие свои автоматы на изготовку. Подбежавший лейтенант, руководящий расчисткой дороги, отдав честь, стал докладывать. Мы с Морошко сидели в разных машинах. Он находился во второй, лично сопровождая ноутбук и принтер. Я же, завернутый в бронежилет, находился в замыкающей машине и с тоской рассматривал тела погибших, воронки и работающих бойцов. Вот одна странность, как-то все красноармейцы выглядели "по-военному". Это трудно объяснить, но я, прослужив в армии и помотавшись по гарнизонам с отцом, насмотрелся и на резервистов, которых иногда призывали на сборы, и на призывников, только что одевших форму, и на кадровых офицеров, эту форму не снимавших. Поэтому определить кадрового военного от мобилизованного гражданского, которого нарядили в форму, мог сразу, на глаз. А тут все красноармейцы были кадровыми. Что было странно. Да и вооружены они были практически все автоматами ППД и самозарядными винтовками, которых и в частях не хватало, а тут вроде как тыловое подразделение. Что-то не сходится.

Во второй машине хлопнули двери, и из нее вылез Морошко в сопровождении охранника и грозным голосом потребовал доклад о ситуации. Тот же лейтенант сразу метнулся к высокому начальству и бодро стал докладывать. Вроде как все нормально. Но еще раз бросив взгляд на ряд тел, выложенных на обочине, меня затрясло от адреналина. Два красноармейца положили в общий ряд тело обходчика, и один из них поднял голову и бросил взгляд на нашу машину. Это был тот блондин, который тогда вроде как следил за нами. Я присмотрелся к телам. На них были пулевые и ножевые ранения, которые никак не соответствуют результату бомбардировки. Уж в свое время я насмотрелся такого и в наше время и тут, во время боев под Могилевом. Да и красноармейцы как-то странно стали распределяться по трое перед каждой машиной.

Наклонившись вперед, незаметно вытащил из разгрузки наступательную РГДшку, которую притащил из своего времени. Автомат положил рядом, передернув затвор. Такую же манипуляцию провел с пистолетом. Мой личный охранник, лейтенант госбезопасности, держал на коленях автомат, с удивлением уставился на мои манипуляции, но я уже жестко и спокойно вымолвил:

— Всем спокойно. Это засада. Все люди убиты или холодным или огнестрельным оружием. Тихо и без резких движений, оружие к бою. Окна открыть, а то нас засыплет битым стеклом. По команде "Глаза" закрываете глаза, а то ослепнете.

И тут я встретился взглядом с этим блондином. Теперь он не прятал свой интерес и рассматривал меня. Зря. В руке уже был "Глок-17" и я, не раздумывая, вскинул пистолет и бегло открыл огонь через открытое окно. Блондин оказался тренированным бойцом, но закинутый за спину автомат замедлил его реакцию, и первая пуля ударила в плечо. Это не помешало ему кувырком уйти с линии огня, и остальные мои выстрелы пошли уже в пустое место. Два его бойца попадали на землю и ушли в сторону, откатились и через несколько мгновений в ответ обстреляли нашу машину. Как только я открыл огонь, водитель и оба охранника вывалились через открытые двери, упали на дорогу и открыли огонь по всем, кто не имел отношения к нашему кортежу. Впереди ситуация развивалась не так успешно. Лейтенант, который якобы докладывал, выхватил из кармана синих бридж пистолет и ударил рукояткой Морошко по голове и выстрелил в его охранника. Тут же, два лжекрасноармейца открыли огонь из автоматов по пассажирам второй машины, давая возможность оттащить в сторону оглушенного высокопоставленного офицера НКВД.

На полуторке, которая должна была оттягивать горевшую машину, откинулся борт и из кузова в упор по головной машине ударил пулемет, не оставив ни единого шанса бойцам НКВД. Мощные винтовочные патроны пробивали насквозь борта легковой машины и тела сидящих в ней советских бойцов.

Та же история произошла с пассажирами второй машины. Плотный автоматный огонь почти в упор сразу подавил всякие попытки к сопротивлению. Но пока они расстреливали первую и вторую машины, водитель нашей успел из своего ТТ завалить одного из нападавших. Те, не закончив расстрела второй машины, перенесли огонь на сержанта госбезопасности, который, получив несколько попаданий в грудь, еще смог произвести два выстрела, так и остался лежать возле своего автомобиля, сжимая оружие в руке. Но он дал нам время рассредоточиться и открыть прицельный огонь по нападавшим. Дико закричав "Ложись!", кинул с задержкой одну из РГДшек. Это нам дало возможность завалить еще двух нападавших и одного ранить. Из салона второй машины, практически расстрелянной, раздалась длинная автоматная очередь. Скорее всего один из выживших разряжал магазин. Пули прошли по вскочившим для рывка нападавшим, и двоих зацепило по-серьезному. Пулеметчик из грузовика, сменив диск на пулемете, быстро подавил новую огневую точку, и мощные винтовочные патроны с характерным звуком защелкали по корпусу второй машины, добивая оставшихся в живых бойцов. Но эта короткая заминка дала нам возможность перегруппироваться и открыть уже прицельный огонь. Бой переходил в затяжную фазу, что для противника было не самым лучшим вариантом, учитывая, что в любой момент к нам могла прийти помощь. Мы пытались оттянуть время, пока подойдет грузовик с бойцами НКВД, но на этом наше везение закончилось. Со стороны поля, из воронки ударил пулемет. И это был не привычный "дегтярь", а немецкий, более скорострельный MG-34. Тут же раздался сильный взрыв и нас хорошо тряхнуло. Бросив взгляд назад, увидели перевернутый грузовик, объятый пламенем, вокруг которого были раскиданы тела бойцов. Вот теперь дела действительно приняли плохой оборот.

Пулемет с поля перенес огонь на нас, и тогда стало еще веселее. Одна из очередей прошлась по машине и зацепила лейтенанта, который лежал за машиной и прикрывал меня с фланга. Он захрипел, повернулся на бок и замер. Но пулеметчик, желая убедиться в том, что цель поражена, еще раз прошелся по нему. Щелчки пуль по корпусу автомобиля на время прекратились, и вокруг убитого поднялась пыль от плотного пулеметного огня. Тело иногда вздрагивало от прямых попаданий и от него отлетали красные брызги. К этому времени ожили несколько огневых точек со стороны машин, и мы с оставшимся в живых охранником переползли на обочину и коротким броском рванули к ближайшей воронке. Нас уже заметили и профессионально давили огнем. На этой короткой дистанции мне в спину сильно ударило, и я с таким ускорением грохнулся в воронку, что потемнело в глазах и сбило дыхание. Моему спутнику так не повезло. Получив пулю в ногу и плечо, он, выронив свой ППД, скатился за мной и захрипел от боли. Больше на автомате, нежели осмысленно, достал из разгрузки шприц-тюбик с противошоковым препаратом и вколол ему в бедро. Это все, что я мог для него сделать. У меня осталась последняя граната, короткоствольный автомат и два пистолета. Охранник был не в счет, его оружие валялось где-то возле воронки, а сам он отходил от шока и был не в состоянии вести бой, да и я, после попадания автоматной пули в бронежилет, был еле жив. В который раз этот тяжелый панцирь спасает мне жизнь и, судя по всему, это становится дурной традицией.

Хорошо, что от пулеметчика, расположившегося в воронке, мы были частично прикрыты нашей машиной, и прицельно давить нас огнем у него не получалось. Зато с полуторки, которая, сдав задним ходом, как бронепоезд, выдвинулась в нашу сторону, загрохотал "дегтярь", не давая мне высунуть голову из воронки. К нему присоединились короткие очереди автоматов и хлопки самозарядных винтовок. Судя по звуку выстрелов, мою позицию охватывали полукругом, не давая поднять голову, на что я смог отреагировать только нестандартными действиями. Достал из разгрузки последнюю светошумовую гранату и кинул ее в сторону наступавшего противника. После грохота и вспышки выскочил из воронки и откатился чуть в сторону так, чтоб машина прикрывала меня от пулемета в поле. Пока немцы восстанавливали зрение, я вовсю отвел душу, стреляя из своего "ПП-2000". Но к моему удивлению, моими противниками были всего три человека и пулеметчик в полуторке. Быстро переводя маркер коллиматорного прицела по телам противников, успел сделать три короткие очереди. С машины вновь загрохотал "дегтярь", но пулеметчик еще нормально не восстановил зрение и стрелял больше от паники, на звук, не заботясь о том, чтоб не зацепить своих. Вот тут пришлось постараться и полностью разрядить весь магазин автомата для подавления пулемета. Полуторка рванула вперед, объехала лежащий на дороге грузовик и стала набирать скорость. Но это было последнее, что я успел увидеть. Мощный взрыв разнес на куски лежащую на дороге машину, перевернул и поджег два ближних автомобиля из нашей колонны. Меня опять швырнуло в сторону и неплохо приложило взрывной волной.

Когда я более или менее пришел в себя, ситуация в корне изменилась. К переезду подходил эшелон явно военного назначения, судя по наличию платформ с техникой и зачехленными пушками. Из теплушек выпрыгивали красноармейцы с винтовками и бежали к переезду. С поля снова загрохотал пулемет, прикрывая отход диверсантов. Дистанция была большая, и точность пулеметного огня оказалась никакой. Но этот пулеметчик невольно мне подыграл, сразу обозначив для прибывших военных противника. В ответ из густой цепи красноармейцев захлопали винтовки и от самого поезда короткими очередями стал огрызаться пулемет, к которому присоединился еще один, а на закуску по наземной цели заработал счетверенный зенитный пулемет. К моему неописуемому удивлению, с платформы по немецкому пулеметчику несколько раз грохнула "сорокопятка", которую быстро развернули в нужную сторону, организовали установку прицела и поднос снарядов. При таком организованном отпоре пулемет быстро замолчал.

На все это я смотрел как будто со стороны, полулежа, опершись на левую руку, еще не отойдя от удара взрывной волной. Красноармейцам хватило двух минут, чтоб добежать до места уничтожения нашей колонны. За это время мне удалось сесть и тупо смотреть на подбегающих бойцов. В большинстве своем это были молодые, не обстрелянные солдаты, для которых это был первый бой. Хотя такой толпой на один пулемет, это серьезно.

Но я не сообразил одного, что на мне был бронежилет и в разгрузке я выглядел весьма неординарно, поэтому сразу же огреб от подбежавшего бойца ногой в грудь.

"Твою мать! Ну что за день-то такой, несколько раз в броник попадали, теперь и эти идиоты меня трамбуют", — в душе закричал я, опять упав на спину. А точнее не упав, а отлетев.

Пока я пребывал в таком положении, на меня направили несколько винтовок и раздался радостный крик:

— Товарищ капитан, гляньте, какое оружие странное.

Какой-то старшина держал в руках мой "ПП-2000" и протягивал ее командиру со знакамиразличия пехотного капитана, вооруженного наганом.

Капитан поправил стволом пистолета фуражку, глянул на мое оружие и, рассматривая картину разгрома и многочисленные трупы в форме НКВД, присвистнул:

— И что здесь такое случилось? Сенцов, а ну давай сюда этого…

И кивнул на меня. Сильные руки тут же поставили на ноги и зафиксировали руки, чтоб я не смог дрыгаться. Но мне после такой встречи и голову тяжело было держать, не то что ногами махать и кричать "Ки-я!".

Когда мне подняли голову, капитан увидел мои знаки различия на петлицах, которые не скрывались бронежилетом.

— Кто вы такой?

Несмотря на все, я уже начал приходить в себя, и силы возвращались, поэтому уже смог вполне внятно ответить:

— Майор Зимин, Главное управление государственной безопасности.

— Допустим. Что здесь произошло?

— Немецкие диверсанты напали на колонну, перевозящую особо важное оборудование и документы. Вы обязаны организовать преследование и оцепить район боевого столкновения до прихода специальных маневренных групп НКВД.

Капитан был не дурак, да и служил не первый год, сразу поверил в мой рассказ, конечно, некоторая доля скептицизма была, но если я окажусь прав, а он не предпримет мер, то неприятностей у него будет немало. Тем более такое побоище недалеко от Москвы, когда до фронта еще ехать и ехать, служило лучшим доказательством. Он повернулся к старшине.

— Сенцов, быстро оцепить место происшествия. К составу отправь вестового, чтоб выгружали лошадей разведроты. Надо организовать разведку и преследование немецких диверсантов. Все тела собрать, осмотреть, может, где есть раненые.

Пришлось мне вмешаться.

— Там в воронке лежит один из наших, правда, его хорошо зацепило.

Капитан кивнул головой, и два бойца уже неслись к воронке и стали вытаскивать оттуда раненого бойца моей охраны.

В это время к нам подоспела вторая волна бойцов из остановившегося эшелона.

— Товарищ капитан, и вы здесь?

Я удивленно повернулся на радостный крик. О как судьба повернулась. Ко мне, улыбаясь, подходил недавний знакомый по боям под Рославлем, артиллерист лейтенант Павлов, даже радиопозывной у него был своеобразный — "Мозг".

— Привет, Сергей. Только уже не капитан, а майор госбезопасности.

Капитан, увидев такую встречу, повернулся к Павлову.

— Товарищ лейтенант, вы знакомы с майором госбезопасности?

— Так точно, вместе воевали и из окружения выходили под Рославлем. То, что он не простой майор госбезопасности, это точно, нас в Москву специальным самолетом везли. Да и этот его панцирь и автомат я тоже помню. Хорошая штука.

Капитану этого было вполне достаточно. Он тут же повернулся ко мне и, отдав честь, представился:

— Капитан Колыванов. Командир второго батальона…

— Капитан, не время. Потом расскажешь, в какой дивизии ты служишь. Похоже, немцы уволокли очень информированного сотрудника НКВД. Его нужно либо освободить, либо уничтожить, но живым он не должен быть переправлен к немцам. Понятно? А теперь надо потушить вторую машину. В ней была аппаратура, надеюсь, она там и сгорела, иначе будет очень плохо. Всем будет очень плохо.

— Так точно, товарищ майор. Сейчас дам команду.

И тут мне на ум пришла очень неприятная мысль. А если немцы уволокли Морошко с ноутбуком? А у Морошко в папке могли быть коды к загрузке компьютера и ко многим зашифрованным дискам. Ведь хотел сделать систему самоуничтожения, но потом подумал, что охрана Сталина может обидеться на такое. Поэтому не стал мудрить, о чем сейчас жалел.

От тяжких мыслей меня отвлек Колыванов, который инструктировал четверых конных разведчиков. Через минуту те резво рванули в ту же сторону, куда умчалась злополучная полуторка. Я уже спокойно поднялся и в сопровождении Павлова и двух бойцов пошел осматривать уцелевшую машину. Как и ожидал, сумка, в которой возил бронежилет, оружие, аптечку, осталась лежать на полу. Пулеметный огонь пощадил ее, оставив на ней всего одно небольшое отверстие. Внутри лежал небольшой прибор, который я использовал для ориентирования и поиска радиомаяков.

Прибор был в рабочем состоянии и аккумулятор не разрядился. Но вот то, что он показал, мне очень не понравилось: согласно его показаниям, сумка от ноутбука, куда было вмонтировано устройство слежения, неуклонно удалялась от меня со скоростью бегущего человека. Значит, и Морошко и аппаратура в руках немцев. И сейчас сигнал принимался на пределе чувствительности, значит, диверсанты отдалились уже больше чем на пять километров.

Возвратившаяся конная разведка подтвердила мои опасения. Полуторка с мертвым пулеметчиком в кузове была найдена невдалеке, следы указывали, что группа из четырех-пяти человек ушла в лес. А тут остается только войсковая операция с оцеплением лесного массива, спецназом, который будет играть в догонялки с диверсантами, авиаподдержкой и, конечно, с великолепно налаженной связью и штабом, для координации поисков разными подразделениями.

Колыванов явно проникся ситуацией и развил бурную деятельность. Весь батальон, за исключением взвода, оставленного для охраны эшелона, выстраивался в цепь, для организации прочесывания лесного массива. Конная разведка, дополненная еще несколькими всадниками, ускакала по дороге, для поиска связи с Москвой и организации взаимодействия с местными силами, задействованными в уничтожении немецкого десанта и ведущими поиск нашей колонны. В том, что нас ищут, я нисколько не сомневался, что и подтвердилось буквально минут через пять. На дороге появились трое всадников, отправившихся по дороге, в сопровождении двух грузовиков, набитых вооруженными бойцами войск НКВД, бронеавтомобиля и легковой машины, несущихся на всей скорости в нашу сторону.

Доехав до подорванного грузовика с нашей охраной, легковушка остановилась, и из нее сразу выскочили три человека и побежали в нашу сторону. С грузовиков стали спрыгивать бойцы и, грамотно развернувшись цепью, охватывая все место боя, стали оттирать пехотинцев. Каково же было мое изумление, когда среди бегущих ко мне командиров в форме НКВД я узнал Судоплатова. Он остановился, облегченно вздохнул, увидев меня живого и невредимого, затем профессиональным взглядом осмотрел место засады, и лицо его осунулось. Да, я его понимал, разгром был полный. Тем более в глубоком тылу, недалеко от столицы, на специально охраняемой трассе. За такое придется отвечать, причем отвечать всем. Но все равно облегчение в его взгляде я видел. Охраняемая персона жива, значит, еще не все потеряно. Придется огорчить человека, и рассказать ему про Морошко и ноутбук.

Глава 17

— Добрый день, Павел Анатольевич. Какими судьбами?

Судоплатов был еще тем жуком, поэтому на подколку не среагировал и сразу перешел к делу. Отвел меня в сторону и задал вопрос, который не давал ему покоя.

— Сергей Иванович, что случилось? Сколько их ушло и что они унесли?

— Хорошо подготовленная засада, неплохо скоординированные действия авиации, десанта, отвлекающего внимание основных мобильных сил, и диверсантов. Они знали о контрольных точках и маршрутах резервного отхода. Ну, в общем, сделали они вас, Павел Анатольевич, хотя какой ценой. Наверняка засветили всю свою агентуру.

— Да. Нашли "крота", который немцам информацию сливал. Взяли его в оборот, так он нам такого матерого волка сдал…

— В наркомате путей сообщения?

— Хм. Как узнали? Информация из будущего?

— Вот как раз нет. Нас как-то машина сопровождала, за рулем был водитель с характерной внешностью…

— Знаю, мы его проверяли, вроде как все чисто.

— Ага, а в засаде он руководил боевой группой и по повадкам — диверсант не из последних. Так что тут сложить "два плюс два" ничего сложного.

— Понятно. Много их ушло?

— Человека четыре. Ушли на полуторке, но та сдохла через полкилометра. Дальше пешком, и следы уходят в лес. Это разведчики капитана Колыванова нарыли. Кстати, отметьте его, молодец, сразу правильно среагировал. Прямо с платформы лупили по немцам из пушек.

Судоплатов кивнул головой, давая понять, что взял на заметку.

— Морошко?

— Оглушили и увезли с собой. Прибор у них. Скажите, надеюсь, кодов и паролей к ноутбуку у Морошко не было? А то я сильно в вас разочаруюсь. Скорее всего, попробуют расколоть его по пути, когда поймут, что все пути перекрыты. Вывезти его будет не так уж просто.

Судоплатов даже в такой ситуации смог снисходительно ухмыльнуться.

— Мы ж тоже не первый день живем. Возить вместе прибор и коды к нему — явный непрофессионализм.

— Это радует. Прочесывание, конечно, надо устроить и блокировать все выходы из лесного массива. Особенно усилить контроль за всеми возможными местами, где можно самолету забрать группу или груз.

— Это уже сделано. В наше распоряжение выделен целый истребительный авиаполк.

— Нужен еще штурмовой авиаполк или на крайний случай бомбардировочный. А лучше и тот и другой. Самолет-разведчик типа Р-5, с радиостанцией. И взвод осназовцев-парашютистов, подготовленных для высадки в лесу, и самолет в полной готовности.

Судоплатов смотрел на меня с удивлением. Ситуация не располагала к иронии. Он понимал, что в моих словах был толк. Я ему кратко рассказал про радиомаячок, вмонтированный в сумку ноутбука. Когда до него дошел смысл моей задумки, он сразу принял деловой вид, успокоился и, подозвав Колыванова, распорядился организовать прочесывание лесного массива, оставив для руководства нескольких сотрудников НКВД.

Вот я снова в машине, и мы несемся по дороге к ближайшему аэродрому. Судоплатов, используя радиостанцию, связался с главным управлением госбезопасности и организовал взаимодействие с авиацией. Пока выдалась свободная минута, я решил обговорить мучивший меня вопрос.

— Павел Анатольевич, вы поддерживаете мысль, что нужно уничтожить всех, даже заложника?

— Да. Тут вы правы, вопрос в том, сколько сможет Морошко выдержать и не сломаться во время ускоренного допроса.

То, что его немцы расколют, ни я, ни Судоплатов не сомневались. Это в героических книгах герои-разведчики выдерживали пытки и молчали. В реальности же быстрый допрос в условиях ограничения во времени вещь очень эффективная, если этим занимается знающий человек. В непрофессионализме немцев обвинить было невозможно. Поэтому Морошко был уже списан. И для меня, и для Судоплатова, и для руководства НКВД. Главное, чтоб немцы не узнали истинного положения по Страннику. Тут я предложил блокировать все передатчики в этом лесном массиве. Но Павел Анатольевич меня удивил: похлопал по плечу и попросил не считать предков глупее потомков. На что я отреагировал спокойно, подтвердив это утверждение. Уже около часа несколько передающих станций в Москве и на близлежащих узлах связи, принадлежащих к разным ведомствам, отслеживали появление неопознанных радиопередатчиков и забивали связь на этих же частотах неповторяющимися последовательностями символов. В общем, пока не будет команды прекратить, в радиоэфире творится полный хаос, который поддерживают множество мощных стационарных радиопередатчиков, способных задавить своим сигналом любую портативную станцию.

Когда кортеж влетел на территорию аэродрома, там нас уже ждали. Под навесом, прикрытым маскировочной сеткой, собрались несколько старших офицеров, которые были командирами авиационных полков, привлеченных к операции по поиску и уничтожению немецких диверсантов.

Когда мы подошли, старший по званию скомандовал:

— Товарищи командиры.

Все встали по стойке смирно.

Судоплатов принял доклад и разрешил всем сесть. На меня, с взлохмаченной головой и побитой физиономией, бросали удивленные взгляды. Вот только двое охранников с автоматами, стоявшие невдалеке, вызывали с их стороны настороженное уважение. Да и мои петлицы майора госбезопасности, соответствовали общевойсковому полковнику. А тут как раз и собрались майоры, подполковники и полковники.

Генерал еще не успел подъехать, где-то задержался в дороге, поэтому общее руководство над воздушной частью поисковой операции взял на себя невысокий крепыш, со знаками различия авиационного полковника. То, что несколько авиационных соединений придавались для поисков немецких диверсантов, всех заинтересовало и заставило проникнуться моментом.

Судоплатов вышел на видное место и толкнул речь.

— Товарищи, сегодня в результате долгой и кропотливой операции, проведенной органами государственной безопасности СССР, была обезврежена разведывательная сеть противника, агенты которой сумели забраться достаточно глубоко в партийные, хозяйственные, военные организации. Практически все предатели изобличены и арестованы. Но несколько из них сумели вырваться из Москвы и, при поддержке немецких диверсантов, уйти в леса. Там сейчас проводится поисковая операция, но времени у нас нет, они могут в любой момент передать стратегическую информацию германскому руководству.

Я сам сидел и слушал, разинув рот. Такую сказку сочинить на ходу да так уверенно ее рассказывать людям, это нужно уметь. Судоплатов почти сумел и меня убедить, что все случившееся является частью спланированной операции НКВД.

— Группа противника скрывается в лесу и ждет самолета, который их эвакуирует. Наша задача помешать это сделать и, по возможности, уничтожить германских диверсантов.

Тут слово взял моложавый подполковник.

— Подполковник Мамчур. Скажите, ловить диверсантов это ваша задача, но как мы сможем это сделать, если они скрываются в лесу? Я слышал, хорошо подготовленного диверсанта можно не увидеть в двух шагах, не говоря уже о наблюдении со скоростного истребителя на большой высоте.

— Как вас по имени-отчеству, товарищ подполковник?

— Игорь Вадимович.

— Так вот, Игорь Вадимович, мы не требуем от вас чего-то особенного. Со мной приехал сотрудник особого подразделения ГУГБ НКВД СССР, майор госбезопасности Зимин. Он как раз и занимается решением таких задач. Тем более недавно он имел стычку с противником и имеет к нему свои счеты. Теперь даю ему слово.

Все как по команде обернулись ко мне. Хорошо, что бронежилет я давно снял, поэтому из общей массы командиров выделялся только побитым видом.

Я вышел вперед. Коротко представился. И начал свою речь, давненько я не участвовал в такого рода военных советах, точнее никогда.

— Диверсанты сумели унести с собой определенный груз. Этот груз не должен попасть в руки противника за линией фронта. Исходя из особых характеристик груза, возможна его локализация с помощью специальной аппаратуры с точностью до пяти-десяти метров. Основная проблема состоит в том, что максимальная дальность обнаружения…

Тут я увидел предостерегающий взгляд Судоплатова и сразу резко уменьшил дальность обнаружения.

— …не более двух километров. На данный момент задача состоит в следующем. Я на самолете-разведчике Р-5 размещаю аппаратуру поиска и обнаружения противника. Согласно картам и возможной скорости передвижения разведывательно-диверсионной группы противника, разрабатываем маршруты поиска с учетом дальности от аэродромов, максимального времени нахождения в воздухе разных моделей самолетов. В этом же плане учитываем постоянное нахождение в воздухе групп истребительного прикрытия и групп бомбардировочно-штурмовой авиации для немедленного нанесения ракетно-бомбового удара по выявленному месту расположения противника. Так же в постоянной готовности на аэродроме находится военно-транспортный самолет с группой парашютистов для высадки в район обнаружения противника для конечной зачистки.

Вот это выдал. Но тут посыпались вопросы. Но вот фраза "ракетно-бомбовый удар" вызвала неподдельный интерес. Нужно как-то быть поосторожнее с языком.

— Почему нужны именно бомбардировщики и штурмовики?

— Точность обнаружения невелика, тем более с учетом скорости самолета. В такой ситуации точность компенсируется мощностью боеприпасов. Ваша задача накрыть участок леса, где находится группа противника. Остальное сделают парашютисты.

— Как будет обозначено место обнаружения диверсантов?

— В это место с самолета-разведчика я лично выстрелю из ракетницы и, если получится, для подсветки сбросим несколько зажигательных бомб.

В таком разговоре мы еще пикировались минут двадцать, пока основные моменты не были утрясены. Тем более для этой задачи НКВД выбрало не самые худшие авиачасти, и по виду командиров было видно, что не новички и на них вполне можно положиться.

Перед самым вылетом на самолете-разведчике к нам подбежал Судоплатов с картой и указал, в каком районе лучше искать, так как на земле вовсю идет поисковая операция, и группу противника уже гонят в указанном направлении. Эта информация существенно облегчала поиски.

Вот снова я лечу на этом самолете. Пилот попался молчаливый, никак не похож на погибшего Иволгина.

Пока мы выходили в район поисков, я спокойно смотрел по сторонам. Перед вылетом снова нацепил на себя бронежилет, основательно вооружился и прихватил с собой ракетницу и к ней с десяток зарядов.

После включения прибора, уже по моей указке, самолет стал нарезать спирали, потом пошел зигзагом, пока на пределе чувствительности не увидел на дисплее всплеск ответного сигнала радиомаячка. Резко изменив курс, деревянный биплан повернул в сторону радиосигнала. Пара истребителей, которые нарезали над нами круги, увидев такой маневр, пошли за нами. На высоте метров четыреста кружили несколько бомбардировщиков и четверка одноместных штурмовиков ИЛ-2.

Пройдя над лесом, я сумел вполне точно определить координаты диверсантов, о чем доложил по радио Судоплатову. По договоренности со штурмовиками, после обнаружения противника, Р-5 набирает высоту и ожидает, пока подойдет основная группа штурмовиков. Что мы и сделали. С востока подошла еще четверка штурмовиков, и наш самолет пошел уже на точный заход. Сверив высоту и скорость, почти точно определил ориентиры и, когда мы были над этим местом, с чистой совестью разрядил ракетницу. Огненный шарик быстро понесся к земле и, ударившись в крону дерева, там застрял, великолепно отмечая место для штурмовиков. Те не заставили себя долго ждать.

Самолеты заходили парами, засыпая лес реактивными снарядами, осколочными и фосфорными бомбами. Когда все было сброшено, в ход пошли бортовые пулеметы и пушки. Они еще минут пять ходили над лесом, качественно выстригая всю растительность. Моя роль в этой ситуации была больше наблюдательная, но отметки о передвижении радиомаяка я все же контролировал. И когда тот стал смещаться, немедленно последовал выстрел из ракетницы. Опять заходы штурмовиков, стрельба и взрывы. Над лесом стоял дым от горящего фосфора. Я немцам не завидовал, с высоты все это выглядело очень неприглядно: зеленый массив, а в центре огромная, дымящаяся проплешина.

Когда штурмовики полностью отбомбились и отстрелялись, они помахали крыльями и улетели в сторону аэродрома. А мы на Р-5 в сопровождении двух истребителей все кружили над местом, в ожидании самолета с десантниками. По разговору с Судоплатовым, подвижные наземные подразделения будут в этом районе не ранее чем через час.

Минут через десять такого времяпрепровождения наконец-то появился ТБ-3 с десантом. Все было буднично и спокойно: в небе раскрылись несколько куполов, управляемые профессионалами, приземлились в место, расчищенное бомбардировщиками. Меня так и подмывало рвануть туда. Единственное, что сдерживало, это отсутствие опыта прыжков с парашютом. Вроде как в теории все знал, даже в училище изучал наши армейские модели Д-5 и Д-6, но дальше складывания парашюта дело не пошло. Ну не было тогда на Украине, когда я учился, столько горючего, чтоб будущие пилоты военно-морской авиации смогли не то чтобы с парашютом прыгнуть, а просто в воздух подняться. А тут жизненно необходимо быть на земле и проконтролировать наличие ноутбука, иначе могли бы быть очень большие неприятности. Давно, будучи молодым, зеленым лейтенантом, получив первый нагоняй от командира роты за проступок моих бойцов, понял, что серьезное дело лучше сделать самому, а не поручать подчиненным. А тут на кону стоит такое. Пока не увижу разбитый ноутбук и не потопчу обломки жесткого диска, не успокоюсь.

Поворчав для приличия и попытавшись поспорить, пилот моего Р-5, задавленный авторитетом, начал набирать высоту, чтоб я смог нормально прыгнуть. Конечно, мне это все не нравилось, но другого выхода не было. Поэтому устроил акробатические упражнения по снятию бронежилета в кабине самолета и опять натягивание лямок парашюта. Со стороны, наверно, выглядело очень комично.

Потом был прыжок, дерганье кольца и рывок. Пилот оказался профессионалом, поэтому точку выброски подгадал так, что боковой ветер меня снес в нужную сторону, прямо в добрые руки осназовцев-парашютистов, командир которых меня знал в лицо, и такой вариант развития событий мы с Судоплатовым прорабатывали заранее. Правда по деревьям хорошо протащило и несколько раз стукнуло. В общем, куча впечатлений и, к сожалению, почти все неприятные. Сколько экстрима за последний день получил, никогда такого не было, и что-то такие приключения начинают напрягать.

На земле картина бомбардировки выглядела иначе. Комбинированное использование авиационных бомб, реактивных снарядов и зажигательных фосфорных боеприпасов расчистило неплохую площадку. Тела диверсантов и заложника уже были найдены, и все, что от них осталось, под присмотром командира, сносили в одно место, с особым вниманием собирая останки тел и вещи. Морошко, как и трое диверсантов, погиб от многочисленных осколочных ранений. А вот знакомого блондина, которого не было среди убитых ни на месте засады, ни в этом разгромленном лесу, я так и не увидел. Обломки принтера я нашел, а вот ноутбук бесследно исчез. Пока я осматривал трупы и остатки оборудования и снаряжения, которые тут же сложили на расстеленные плащ-палатки, рядом со мной стояли два бойца ОСНАЗа в комбинезонах и командир отряда, отличающийся от бойцов только вооружением и командирской сумкой. Они внимательно наблюдали за моими манипуляциями и как от эксперта ожидали моего мнения. Вытерев руки о край плащ-палатки, испачканные кровью одного из диверсантов, я поднялся и вполголоса высказал свои выводы, несмотря на бомбардировку, в лесу громко разговаривать нельзя, далеко слышно:

— Один ушел. Высокий плотный блондин, ранен в левое плечо. Нет главного прибора, который выглядит как большая книга. Скорее всего, он его унес, но возможно, что и спрятал в лесу. Если они раскололи Морошко, а это не исключено, то никто не должен уйти. Слишком будут серьезные последствия.

Командир, сорокалетний жилистый мужчина, с волевым, резким лицом, спокойно кивнул, отвернулся и стал быстро раздавать команды. По следу диверсантов, откуда они пришли, сразу двинулась группа следопытов для поиска возможного тайника. Человек шесть стали по спирали обходить место, где нашли трупы диверсантов, и искать следы ухода одного человека. Рядом остались три бойца, которые охраняли меня. Командир осназовцев бросил коротко, что, возможно, у немцев есть группа прикрытия, для обеспечения эвакуации, поэтому нельзя терять бдительности. Мне пришлось его задержать и снова воспользоваться пеленгатором и указать ему направление на ноутбук и примерное расстояние.

Минут через десять поисков бойцы нашли следы четвертого, последнего диверсанта, а спустя пять минут его самого.

* * *

Клаус полулежал, облокотившись спиной о дерево. Он почти успел выскочить из зоны поражения русской авиацией, но его сразу заметили и нанесли удар. Пробитое осколками сильное мускулистое тело уже не подчинялось командам мозга. Даже достать пистолет и застрелиться Клаус не мог. Единственное, что ему оставалось, это надеяться, что он умрет раньше, нежели его найдет русская поисковая команда. Но и тут его ждало разочарование, когда он увидел в воздухе купола парашютов русских десантников. Тому, как его группу быстро нашли и уничтожили, немецкий диверсант не удивлялся. После того как удалось с помощью пыток и специальных медикаментозных препаратов расколоть захваченного в плен начальника русского секретного отдела, Клаус понял, что живым им не выбраться. Чтоб такая информация не ушла к противнику, не пощадят никого. Да и фигура Зимина наконец-то стала более или менее понятна. Убегая из зоны поражения бомбардировщиков, он попытался вынести секретный прибор. Но получив последнее ранение, все, на что его хватило, это закинуть сумку с аппаратом из будущего в кусты. На помощь группы прикрытия он уже не рассчитывал. Скорее всего, они просто не успеют и их так же загонят и уничтожат, перепахав несколько гектаров леса.

"Странно. Мне даже не страшно. Мы умерли час назад, когда русский рассказал о будущем, о проигрыше Германии и о смерти фюрера. Теперь Смерть только доделает начатое дело", — думал про себя немец.

Все попытки отправить радиограмму руководству сразу натыкались на противодействие русских. Радист успел передать всего несколько символов, когда несколько мощных радиопередатчиков начали забивать радиоканал, на котором они связывались со штабом операции. На протяжении часа меняли частоты и позывные, но так ничего и не получилось. Налет русских штурмовиков и бомбардировщиков поставил жирный крест на всей операции. Надо признать, русские их обыграли, и как было видно, не без помощи посланника из будущего — Зимина. Вот где интересный человек. По словам Морошко, он служил в ОСНАЗе в будущем и имеет боевой опыт, что и доказал в боях под Могилевом. Да и при последнем столкновении он себя показал хорошо. В затуманенном потерей крови и болью мозге пронеслась мысль: "Он же из будущего, значит, все знал. Это была ловушка…"

Держать голову уже не было сил, поэтому он видел только свои вытянутые ноги, иссеченные осколками. Но звук шагов он услышал. В сопровождении двух десантников к нему подошел Зимин.

Один из десантников поднял ему голову.

— Товарищ майор, этот еще жив.

Зимин стоял и молча смотрел ему в глаза. Ни торжества, ни гордости или ненависти Клаус не увидел. Только усталость.

Немец напряг все свои силы и чуть улыбнулся и выдавил из себя вопрос:

— Ну как там, в будущем, Зимин?

— Хреново. Очень хреново, слушались бы вы своего Бисмарка, может, все было бы по-другому.

Он постоял немного, потом стал задавать вопросы.

— Сколько вас было человек?

Клаус ухмыльнулся. За несколько минут до налета он отправил фельдфебеля Вернера с письменным донесением на резервную точку сбора, где обитал давний агент абвера, бывший деникинский офицер, работающий лесником. Это был единственный шанс оправдать смерти всех солдат, погибших в этой операции. Поэтому он собирался молчать.

Поняв, что ничего не добьется, потеряв интерес, Зимин отвернулся, достал необычный прибор и по его показаниям уверенно пошел в кусты, откуда принес сверток с прибором из будущего и стал его разматывать. Достав прибор, он его открыл, но посмотрев на глубокую вмятину на верхней крышке, вздохнул, достал нож и отковырял крышку и выломал из прибора небольшой плоский, прямоугольный блок, который положил себе в карман, и стал все остальное упаковывать обратно. Клаус отрешенно смотрел на манипуляции Зимина. Свернув прибор, он его взял в руки и решил уходить, но один из десантников окликнул майора.

— Товарищ майор, а что с этим делать?

Майор, казалось, только что увидел раненого немца. Снова подошел, присел на корточки и снова оглядел Клауса.

— Похоже, не жилец. Большая потеря крови, даже если захотим его вывезти, вылечить и допросить, просто не доживет. Хотя жаль, мог бы много интересного рассказать. Хотя в сорок первом они еще не были такими разговорчивыми.

Охранники Зимина ничего не поняли, а вот сам Клаус затуманенным болью мозгом догадался, о чем говорит майор. И от этого ему стало вдвойне обидно.

Потом Зимин раздельно, по словам, выразительно и с силой выдал:

— Среди. Диверсантов. И. Пленных. Никто. Не. Выжил. Понятно?

Боец понятливо кивнул. Последнее, что увидел в своей жизни Клаус, это был ствол русского пистолета ТТ, направленный ему в голову.

* * *

Минут через сорок к месту уничтожения немецкой диверсионной группы вышли бойцы одного из батальонов НКВД, принимающих участие в прочесывании лесного массива. Все тела, снаряжение и личные вещи в присутствии меня, старшего офицера НКВД, командира группы десантников были упакованы в плащ-палатки, перевязаны и опломбированы. После чего бойцы НКВД продолжили прочесывание, а наша группа в сопровождении дополнительного взвода охраны двинулась к ближайшей дороге, где, оповещенные по радио, нас ожидала охрана и автотранспорт.

Утро я встретил в машине и после всей нервотрепки последнего времени умудрился задремать.

В пригороде Москвы меня пересадили в отдельную машину, и снова улицы города мелькают за окнами, и внутренний двор Лубянки. В том же виде, как я бегал по лесу, облаченный в бронежилет, разгрузку, с автоматом, снова предстал перед хмурые очи грозного наркома внутренних дел. Это было не в его кабинете, а в подвале, но, к счастью, не в камере, а в оборудованной комнатке, где стояла обычная армейская кровать, тумбочка, стол и пара стульев. Видимо, Берия тоже перенервничал, поэтому решил меня упрятать подальше, после всех приключений, до выяснения обстановки.

Глава 18

Он не был взбешен, это был взгляд уставшего человека. Берия сегодня рисковал почти всем. Я не думаю, что Сталин бы не простил ему такой провал, если б со мной что-то случилось и информация и материальные доказательства моего истинного происхождения ушли к немцам. Видимо, эта ночь была "веселой" не только для меня.

Когда Берия зашел в комнату, я сидел на кровати, вытянув ноги, и тупо рассматривал измазанные глиной носки сапог. Подскакивать, как солдатик при виде генерала, не стал. Хватит, наскакался уже сегодня. Лаврентий Павлович все прекрасно понимал. Он сел рядом на стул. Пауза затягивалась. Затем громко крикнул своего адъютанта, который буквально через несколько секунд в сопровождении еще одного офицера НКВД внесли в комнату поднос, сервированный нехитрой мужской снедью, бутылкой коньяка и двумя рюмками. Что ж, правильно, его подчиненные проморгали целую разведсеть у себя под носом, теперь ему и накрывать поляну, раз благодаря мне последствия не стали такими уж катастрофическими.

Мы молча опрокинули по рюмке, закусив тонко нарезанным лимоном. Ощутив, как коньяк начал действовать и напряжение последних часов стало потихоньку отпускать, расслабился и наконец-то встал, затрещав липучками, снял с себя разгрузку, бронежилет и остальную амуницию, побросав ее возле кровати. Берия, понаблюдав такой вот своеобразный военизированный стриптиз, решил нарушить молчание.

— Сергей Иванович, скажите, а с вами всегда такие приключения происходят? Вот сколько по вашей теме работаю, так постоянно удивляюсь.

Коньяк неожиданно хорошо ударил в голову, все-таки пил на пустой желудок, поэтому язык немного заплетался.

— Да самому уже надоело. Пора домой, Лаврентий Павлович. Ноутбук и принтер разбиты, реально мне сейчас здесь делать нечего. Кстати, как там усадьба? Из разговора с Судоплатовым я понял, что немцы там очень основательно отметились.

— Да. Выбросили батальон парашютистов почти на позиции стрелкового полка и специального батальона НКВД, усиленного броневиками и двумя танками. Остатки этого десанта до сих пор по лесам ловят. Тут был только отвлекающий удар. Основной был нацелен на вас и на Морошко.

— Можно узнать, что показали арестованные? Как я понял, взяли матерого разведчика, даже Судоплатов был удивлен.

— Ну, это в большой степени компенсировало многие потери. Тут был не предатель, а именно профессиональный разведчик, который еще с империалистической был внедрен на территорию России.

— Это хорошо. Хоть какая-то польза из стольких смертей. Да и Морошко жалко. Вот только освободить его было почти невозможно. Немцы его по дороге раскололи.

Берия удивленно поднял брови.

— С чего вы взяли? Морошко был не из тех…

— Да последний из них перед смертью поинтересовался, как оно там, в будущем.

Глаза Лаврентия Павловича изменили свой цвет, но я предвосхитил его вопрос.

— Никто из десантников ничего не слышал и не понял. А всех диверсантов гарантированно зачистили.

— Слово какое интересное, "зачистили". Солидно звучит.

Я решил перевести разговор в другое русло.

— Лаврентий Павлович, я свою миссию выполнил, нужный толчок в изменении истории в некоторой степени дал, теперь пора и домой. Там тоже дел немало. Что-то заигрался я у вас тут в шпионские игры.

Берия согласно кивнул.

— Правильно мыслите, Сергей Иванович. Пора развивать нашу дружбу. Вы там что-то говорили про новый проход в наше время, через который можно пропускать боевую технику, станки и другое оборудование?

— Да. Именно так. Через него можно будет пропускать и горючее, и продукты, и много другого интересного.

Мой собеседник захохотал. Мы поняли друг друга.

— Хорошо, Сергей Иванович, у вас была тяжелая ночь, поэтому отдыхайте, рядом душ. Если что-то понадобится, скажите охране, они предупреждены. Когда отдохнете, мы с вами пообщаемся о вашем возвращении и дальнейшей судьбе наших отношений.

На этом Берия вышел, оставив меня наедине с самим собой. Но я хотел всего лишь одного — спать. Стянув с себя гимнастерку, сапоги, галифе, забрался в постель и уснул. Благо антишоковая терапия была проведена по всем правилам. Спиртное, душевный разговор и сон. Ну, еще, может, Лаврентий Павлович женщину предложил бы, но не стал опускаться до такого. Все в меру. Меня дома вроде как жена ждет.

Воспользовавшись положением гостя, я договорился с Судоплатовым, что мне на заказ сделают несколько глушителей по моим чертежам. В специальной лаборатории ГУГБ СССР в течение двух дней, пока велась подготовка, соорудили ПБС для немецкого пистолета "Вальтер", который впоследствии был передан Дунаеву. Также со всей тщательностью сделали наконец-то съемный глушитель для моей СВУ, которую специалисты-оружейники ну разве что с собой в постель не клали, а изучили вдоль и поперек.

Но поспать спокойно мне не дали. Около трех часов дня осторожно разбудили, выдали новую чистую форму, с майорскими знаками различия, но без моего ордена, и отправили на допрос к следователям, которые мурыжили меня до вечера, въедливо выясняя обстоятельства нападения и мои последующие действия, и особенно их интересовала моя мотивировка и интуиция.

Вечером меня от назойливого внимания следаков почти с боем отбил Судоплатов, и мы с большим удовольствием стали обсуждать операцию по моей переброске к точке перехода в наш мир. Так мы просидели до полуночи, пока я культурно не намекнул, что здоровый и спокойный сон очень помогает в планировании удачных операций. Со мной необычно быстро согласились, поэтому, легко поужинав, отправился досыпать. Особое внимание уделили возможности выхода меня или кого-то из моей группы в расположение частей Красной Армии. И я, и Судоплатов прекрасно понимали, что фамилия Зимина известна немцам. Поэтому пришлось вырабатывать новую легенду и новое имя. Для этого были сделаны абсолютно достоверные документы на имя майора государственной безопасности Кречетова Сергея Ивановича, сотрудника Московского областного управления государственной безопасности. По другим документам я проходил с такой же фамилией, но как сотрудник разведуправления Генерального Штаба РККА. У нас была договоренность, если портал выйдет в этом же времени, но в другой местности, я обязан известить руководство НКВД, и с их стороны будут приняты все меры для установления контакта и обеспечения нашей безопасности.

Утром все началось по новой, но к обеду от меня отстали и привели человека, которого я не очень-то ожидал здесь встретить — моего тренера по подводному нырянию, капитан-лейтенанта Дунаева. Игорь достаточно активно поучаствовал в разгроме немецкого десанта, о чем говорили сбитые костяшки на кулаках, видимо, выпрямлял не одну фашистскую физиономию.

Как я понял, Судоплатов решил подстраховаться, и Дунаев должен будет сопроводить меня чуть ли не к самой точке перехода. Вполне правильное решение. Мне тоже особенно не давал покоя речной участок маршрута, особенно учитывая несовершенство нынешней техники. К вечеру черновой план операции был готов. Нас выбрасывали на парашютах севернее Могилева, в лесном массиве, максимально близко от Днепра. Там нас ожидает группа капитана Строгова, которая получила указание перебазироваться севернее Могилева. После чего мы делаем марш-бросок к реке, там организовываем лежку до вечера и по наступлению темноты спускаемся по течению к точке перехода. После моей эвакуации Дунаев продолжает спуск по Днепру, где через десять километров он выходит на сушу и дожидается группу Строгова, которая организовывает его эвакуацию на Большую землю. Экзотические планы насчет гидросамолета отмели сразу — уж слишком опасно выходить прямо к точке перехода и демаскировать ее таким образом. А исходя из ситуации и проведения в районе поисковых мероприятий противником, наличие сильных средств ПВО не исключается. Операцию назначили на ночь следующего дня. До этого я учил Игоря пользоваться радиостанцией и прибором ночного видения, который раньше был у Иволгина.

К обеду мы переоделись в немецкую форму и нас специальным самолетом в сопровождении охраны перебросили на прифронтовой аэродром, где уже ожидал готовый к вылету ТБ-3.

Во время суеты по подготовке к операции мы так с Дунаевым и не смогли поговорить по душам. Я не исключал вероятности того, что он подведен ко мне специально и попытается проникнуть со мной в бункер. А вот это совершенно не приемлемо, хотя вроде парень неплохой, но когда это было, чтоб госбезопасность внедряла хмурых сосредоточенных боевиков, которые вызывали явную антипатию. Именно такие классные парни, вызывающие дружеские чувства, и становятся иудами. Поэтому бдительность нельзя терять ни в коем случае.

С такими мрачными мыслями мы грузились в бомбардировщик. Ночной полет не впечатлил, и даже завернувшись в тулупы, все равно замерзли и ждали выброски как избавления. Часа через три такого полета наконец-то был получен сигнал на выброску, и, выкинув через люк два наших контейнера с оборудованием и два для группы Строгова, вывалились сами в темноту ночного неба.

Прыжок с парашютом ночью не самое лучшее времяпрепровождение. Темнота, холод и страх. Дикий страх. Покувыркавшись в воздухе секунд десять и сумев наконец-то стабилизировать свое падение животом вниз, дернул кольцо. Хлопок и сильный рывок. Мой дед, который после войны служил в десанте, рассказывал, что иногда рывок старых парашютов был такой, что ломал позвоночник, и к земле долетал уже стопроцентный калека. После рывка я понял, что в его рассказах был смысл. Одно дело, прыгать с тихоходного Р-5 и сразу рвать кольцо, другое — вываливаться с относительно скоростного бомбардировщика. В общем, масса отрицательных эмоций. Когда купол раскрылся, и я наконец-то смог контролировать спуск, немного успокоился и вытащил из специальной сумки прибор ночного видения и надел его на голову. Черная земля, к которой меня тянула сила притяжения, сразу преобразилась, и можно было разглядеть и некоторые деревья, и транспортные парашюты с контейнерами, и Дунаева, которого ветер отнес немного в сторону. А внизу явно видны были сигнальные костры, разложенные бойцами встречающей нас группы Строгова. Вместе с нашим грузом для них были приготовлены несколько контейнеров с боеприпасами, медикаментами, продуктами и батареями для радиостанции.

Но всему приходит конец. Вот и меня занесло в гущу леса. Заученно, прикрыв руками голову, влетел в крону дерева и, сопровождаемый треском ломаемых веток, прорвался почти до самой земли. Но парашют ожидаемо зацепился за дерево, и я завис на высоте двух метров от земли. Подергавшись для приличия пару минут, расстегнул лямки и грохнулся на землю, в душе молясь всем русским богам, чтоб не повредить ноги. Ударило сильно, но без последствий.

После всех приключений последних дней я лежал на земле, вдыхал запах ночного леса и, как ни странно, получал удовольствие. Снова я был в лесу, снова сам себе хозяин, и шпионские игры, где мне отводилась роль статиста, закончились. Теперь опять мой выход, и это наполняло душу теплом. Скоро увижу свою семью, жену, сына, друзей. Я в этот момент нисколько не сомневался, что все будет хорошо и я нормально доберусь до точки перехода.

Я лежал на земле и слушал лес. Сейчас меня и Дунаева должны искать бойцы Строгова. Вот вдалеке раздался тихий шелест и легкие шаги, сразу видно, что идут профессионалы. Я поднялся и на всякий случай достал автомат, накрутил глушитель, передернул затвор и спрятался за деревом. Минуты через две между деревьями замелькали два силуэта, быстро, но практически бесшумно бегущих в мою сторону.

Когда они поравнялись со мной, я тихо окликнул:

— Пароль?

— Днепр. Отзыв?

— Волга.

— Товарищ майор?

— Он самый. Здорово, бойцы. Пойдем искать контейнеры, а то как бы немцы не всполошились.

Уже в сопровождении двух осназовцев я пошел к месту встречи, куда доставили два из четырех контейнеров и под руки привели Дунаева, которого немного тряхнуло при приземлении.

Используя мой портативный пеленгатор, нашли оба наших грузовых контейнера. К четырем утра все грузы были перетащены в одно место, распотрошены и разделены между членами группы, и уже в предрассветных сумерках нагруженные бойцы, вытянувшись цепочкой, покидали место встречи с гостями из Москвы.

Мы с Дунаевым, тоже нагруженные так, что скрипела спина, ходко шли в середине колонны. В нашу задачу входило максимально быстро покинуть район приземления, так как вряд ли пролет советского бомбардировщика остался незамеченным для немцев.

На первом привале, когда часть бойцов разошлась для организации постов наблюдения, мы уединились со Строговым пообщаться без свидетелей.

— Ну что, капитан, как тут обстановка?

— Хуже некуда. Ваши люди малость пошумели, и теперь немцы и на этом берегу проводят поиски. На реке появились несколько катеров, вооруженных пулеметами и малокалиберными зенитными пушками. Да и мы, пока шли в этот район, несколько раз натыкались на немецкие патрули.

— Вы какую задачу получили из Москвы?

— Организовать ваш беспрепятственный выход к реке недалеко от Могилева, выше по течению. Вот нашли этоместо.

И он указал на карте место высадки и место предполагаемого выхода к реке. Н-да. За одну ночь мы вряд ли сможем преодолеть такое расстояние по реке, тем более в подводном положении. Элементарно не хватит запаса воздуха и скорости передвижения. Видимо, все мои мысли отразились на моем лице. Строгов чуть виновато пожал плечами и продолжил:

— Ближе к городу выйти не получится — там все перекрыто. Пару раз сунулись, еле ноги унесли. Уж слишком громко ваши там отметились.

— Да, понимаю. Тогда нам придется идти по реке в два перехода. Пройти большую часть расстояния в первую ночь, потом на весь день спрятаться в камышах и по наступлению сумерек пробраться к точке входа.

По тому, как у Строгова поднялись брови, я понял, что сказал больше, чем нужно. Но тот был тренированным бойцом и проверенным сотрудником органов госбезопасности, поэтому больше ничем свое удивление не выдал. Я бы удивился, если б было иначе, другого сюда не прислали бы.

— Кстати, капитан, тебе привет от младшего брата.

Строгов подобрался и глянул на меня подозрительно.

— Моего брата?

— Александр, не надо… Просто привет и все.

— И где вы с ним встретились и как он выглядит?

Я вздохнул. Мне эти шпионские игры и профессиональная паранойя стали надоедать.

— Капитан, когда я летел в Москву, самолет сбили под Рославлем. Пока пробирался по лесам к своим, встретил окруженцев из 145-й стрелковой дивизии, вот там и оказался сержант госбезопасности Строгов. Целую неделю вместе с ним выходили из окружения. Тут все честно.

Строгов успокоился и улыбнулся. Видно было, что я задел какую-то струну в душе этого железного человека.

— Как там Пашка?

— Да нормально вышли из окружения. Он потом вместе со мной до Москвы добрался. Судя по тому, что один из наших спутников, лейтенант-артиллерист Павлов, после всего оказался в новой воинской части и направлялся на фронт, то можно сказать, что и с твоим братом не произошло ничего плохого.

Строгов молча слушал меня. Потом кивнул головой, явно задумавшись. Теперь при дневном свете я мог разглядеть, насколько устал этот человек. Все это время они бегали по лесам, мастерски уклоняясь от встреч с оккупантами, сохраняя группу для особых заданий руководства страны. Трехдневная щетина его сильно старила, и я прекрасно понимал, каких сил ему стоило столько продержаться на территории, которая держится под жестким контролем немецких спецслужб и армейской разведки.

Пока мы со Строговым обсуждали наши планы на будущее, связист развернул радиостанцию, закинул проволочную антенну на дерево и вышел на связь с Москвой, передавая доклад о нашей успешной доставке. Получив ответ, он его принес Строгову, который достал шифроблокнот и сам принялся за раскодирование сообщения. По мере того как на отдельном листе прописывался текст сообщения, лицо Строгова смурнело, и мне это очень не нравилось. Он еще раз прочитал текст шифрограммы и молча протянул его мне.

Текст, где давались указания и подтверждалось получение данных о нашей удачной выброске, я быстро пробежал глазами, а вот интересное сообщение для себя несколько раз перечитал и задумался.

"…Для курьера. Согласно информации Странника, в последние два дня в районе Могилева зафиксировано мощное импульсное излучение высокой частоты, что говорит об использовании противником радиолокационной станции…"

Строгов пристально смотрел на меня.

— Чем это нам грозит?

— Хана это. Если немцы смогли притащить под Могилев радиолокационную станцию из Германии, то в принципе могли отследить пролет самолета и определить район выброски с точностью до полукилометра. А это значит, что район оцеплен и сейчас вокруг нас сжимается кольцо. Надо срочно подниматься и галопом нестись из этого леса. Или так запрятаться до темноты, чтоб никто не смог найти, хотя мы так наследили, что по нашим следам опытные спецы пройдут как по проспекту.

— Если это так, то почему нас до сих пор не обложили?

— Тут есть несколько объяснений. Первое — техника у немцев не настолько совершенная, и они не смогли точно определить район выброски. Как я помню, немецкие радары, которые состоят сейчас на вооружении, еще не могут качественно определять высоты летящих объектов, это дает нам шанс. Но оцепить этот лес и прижать группу к реке они смогут. Думаю, с ночи уже разворачиваются отряды для оцепления и в районе работают мобильные группы.

— Согласен. Тогда надо разделяться. Я с вами отправлю четырех человек, а с остальными буду отвлекать внимание и попробую прорваться через оцепление. Тем более тут много болот.

— Дельная мысль. А что потом будет с нашими сопровождающими?

— Когда мы прорвемся, немцы уйдут за нами, они потом смогут спокойно просочиться ниже по течению.

— Я сомневаюсь, но у каждого свое задание. Единственное, что мне не нравится, если немцы будут пытаться выдавить к берегу, значит, на реке будут тоже ждать, скорее всего, несколько патрульных катеров. Поэтому в догонялки нужно играть до вечера, и в реку уходить ночью, иначе найдут, в лучшем случае перетопят, в худшем — оглушат и захватят в плен.

Строгову не понравилась такая перспектива. Он задумался.

— Капитан, давай пока сделаем проще. Вот смотри, на карте есть болота, недалеко от берега. Я, Дунаев и пара человек отправляемся туда, делаем закладку с нашим грузом. Вы со своими людьми проводите активную разведку, и если поиски действительно ведутся, устраиваете игру в догонялки с немцами. У нас с собой есть некоторое количество взрывчатки. Вот здесь и здесь, — я показал карандашом на карте, — сделаем несколько минных ловушек. Если вас будут зажимать, ведете погоню в засаду. Пока они будут бегать за вами и натыкаться на растяжки, думаю, сможем протянуть время до вечера. А там и мы по-тихому уйдем в реку, и вы сможете район покинуть.

— Как будем держать связь?

— Я дам вам радиостанцию и покажу, как ей пользоваться, но только с условием, что этот прибор не должен попасть в руки к противнику.

— Хорошо.

Уже через десять минут мы, быстро распределив груз между собой, в сопровождении двух осназовцев шли по направлению к реке, прямо к болотам, отмеченным на карте.

Через два часа хода на связь вышел Строгов и сообщил, что мои предположения оказались верными, район оцепляется немцами и кольцо потихоньку сжимается.

В это время мы как раз прятали в небольшом водоеме свой груз, привязав к нему стропы от парашютов, закинув его на глубину, при этом зацепив концы строп к затопленной коряге недалеко от берега.

Весь наличный запас запалов и взрывчатки срочно превращался в противопехотные мины, которые должны будут отвлечь внимание немецких поисковых групп. До берега реки было не более ста метров, и мы услышали шум работы двигателя. Я послал на разведку одного из осназовцев, а сами затаились. К этому времени мы с Дунаевым уже были облачены в наши маскировочные костюмы, я в свою "Кикимору", а на Игоря еще в усадьбе сделали некоторое подобие моего наряда, дополнив его элементами местной растительности.

Вооружение наше тоже отличалось от оружия бойцов группы Строгова. Они в основном были вооружены трофейными МПшками, даже был пулемет MG-34. У меня была привычная СВУ (снайперская винтовка укороченная) и автомат ПП-2000, на который я по приземлению сразу накрутил тактический глушитель. Игорю достался ППД и вальтер, на который тоже в специальной лаборатории ГУГБ СССР изготовили глушитель по моим чертежам. Вооружившись вот этим пистолетом, с необычно длинным стволом, Игорь незаметным холмиком притаился среди деревьев. Минут через пять почти неслышно на поляне появился отправленный на разведку боец. Он осторожно прокрался по краю небольшой полянки, услышал мое тихое шипенье, словно кошка, двумя прыжками переместился в мою сторону, затих и потом ползком подобрался ко мне. И уже подобравшись, зашептал над ухом:

— Катер высадил группу из шести человек, идут медленно, тихо. С ними радист.

— На катере еще могли сбросить еще несколько групп выше и ниже по течению?

— Нет. Катер небольшой. Больше не поместится. На катере пулемет, два человека расчета и рулевой.

— Как немцы идут?

— Как раз мимо нас, по кромке болот. Скорее всего, будут искать следы высадки парашютистов.

— Хреново. Если у них есть приличные следопыты, сразу найдут следы нашего пребывания возле этого болота. Мы ж сюда груженые пришли, такое трудно не заметить.

Я задумался на несколько секунд. Тут как раз снова затарахтел двигатель катера. Видимо, он, высадив группу, отходил от берега для патрулирования. Я достал свой "Глок-17", накрутил на него глушитель и передал бойцу, кратко пояснив, что это такое.

— Значит, так. Прячемся здесь. Если немцы не находят наши следы, пропускаем. Если начнут активные поиски, валим их. В этом случае на тебе и напарнике — взять "языка". Сначала работаем из бесшумного оружия, если немцы начнут отстреливаться, тогда работаем из автоматов. Шум нам не нужен. Понятно?

Дождавшись кивка, продолжаю:

— Оповестить остальных и маскироваться. Подготовить гранаты. Одного желательно живьем.

— Сделаем.

И зашуршав листвой, уполз дальше в кусты, к своему напарнику, пошептавшись с ним, перебежал к Дунаеву, там передал мое распоряжение и вскоре исчез из моего поля зрения. Поляна погрузилась в природную тишину, которая иногда прерывалась естественными звуками леса и близлежащего болота. Со стороны реки на пределе слышимости раздавался гул двигателя речного катера.

Бесшумно на краю болота появилась сначала одна фигура, затянутая в камуфляж и обвешанная для маскировки ветками, потом другая, третья. Они шли осторожно, выверяя каждый шаг, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, чтоб не хрустнуть веткой, постоянно озираясь, держа на прицеле лес и кусты. Это были профессионалы.

Немцы шли, сохраняя между собой дистанцию четыре-шесть метров. Мои надежды, что они не заметят следы нашего пребывания на берегу болота, не оправдались. Все они заметили. Трое сразу стали изучать землю и траву на берегу и отслеживать следы, остальные трое профессионально выдвинулись в сторону леса, создавая некоторое подобие боевого охранения. Причем крайний левый был буквально в восьми метрах от затаившихся осназовцев.

Я медленно повел стволом автомата, наводя маркер коллиматорного прицела на ближайшего немца, ставшего на одно колено, который закрывал своей фигурой остальных, видимо командира, его зама, залезшего в воду, и связиста, судя по всему, уже нашедших нашу стропу, привязанную к утопленной коряге.

Я краем глаза глянул в сторону Дунаева. Там из кустов выглядывал толстый ствол глушителя, навинченного на пистолет, направленный на крайнего правого немца из боевого охранения. Я сам замер, стараясь не дышать, физически ощущая напряженность, возникшую на поляне.

Глава 19

Вот ведь не зря говорят, что человек чувствует, когда на него пристально смотрят или целятся. Именно тот вариант. Немцы почувствовали, задергались и начали нервничать. И я это понял, поэтому уже не было возможности медлить, да и наш груз начали вытягивать из болота.

Короткая очередь ударила немца в грудь. Одна из пуль пошла чуть выше и зацепила шею. Немец, захрипев, упал на спину, выронив винтовку, схватившись обеими руками за горло, из которого фонтанировала кровь. Но времени уже не оставалось. Слева от меня раздался приглушенный удар и звук падающего тела. Перенес маркер прицела на немцев, копошащихся в болоте. И стал короткими очередями разряжать магазин. Правее от меня хлопал пистолет Дунаева, к которому чуть позже присоединился мой "Глок-17", который был у осназовца. Командир группы, стоявший на берегу, успел обернуться на звук и вскинуть автомат, и, получив несколько ранений в грудь, рухнул в болото. Связист отпрыгнул в сторону, но висящая за спиной радиостанция сильно ограничивала его движения. Поэтому через мгновение после смерти своего командира, получив несколько ранений, затих, неестественно распластавшись на земле. Последний немец, зашедший в болото по пояс, вытягивающий наш груз, практически ничего не смог сделать. Он удивленно повернулся на звук хлопков, никак не соответствующих привычным звукам выстрелов из огнестрельного оружия, и тут же получил в грудь несколько ранений, завалившись спиной, ушел в воду, оставив на поверхности заляпанное болотной жижей лицо, с застывшим выражением удивления. Против такой плотности огня автоматического оружия у немцев не было шансов.

Когда с последним немцем было покончено, я смог нормально осмотреть поле боя. Слева бойцы вязали оставшегося в живых немца, которого они вырубили простой гранатой с выкрученным запалом, засветив со всей силы в солнечное сплетение. Ну конечно, если Ф-1 так вот кинуть, эффект будет потрясающим. Пока все было тихо. Осторожно покинув свои позиции, дав команду Дунаеву контролировать сторону, откуда пришли немцы, мы с бойцом почти синхронно прошлись по убитым немцам, делая контрольные выстрелы. Порядок есть порядок. Когда вроде все было закончено, собрали у немцев все оружие, продукты и всякие мелочи, необходимые для жизни в лесу, трупы пока затащили под деревья, на случай если будет осуществляться авиаразведка.

Пленного немца, который уже пришел в себя, оттащили в кусты и стали допрашивать. Один из осназовцев неплохо владел немецким, поэтому языковых проблем у нас не возникло. Тут уже было не до церемоний. В таких условиях профессионалы "колют" быстро и качественно. Я не чистоплюй и поэтому спокойно смотрел, как немцу отрезали фаланги пальцев. Минут через пять он заговорил.

А вот рассказ его был весьма интересен и познавателен. Оказывается, группу Строгова они давно срисовали, причем во время контакта с отрядом Чистякова, в котором вроде как был свой человек, и вели около недели. Не трогали потому, что группа особая и заброшена со специальным заданием. Они их потеряли, когда команда Строгова покинула свою постоянную базу в лесу и быстро ушла на север. А тут как раз пролет самолета. В общем, Строгова пасли и не трогали, как наживку, ожидая гостей из Москвы. Что и произошло. Нас сейчас загоняют части СС, полевой тайной полиции и куча другой привлеченной шушеры для массовки. А вот ловить нас будут команды таких вот спецов, группу которых только что утопили в болоте. Меня особенно интересовала речная группировка немцев. По показаниям пленного, для проведения поисковой операции привлечено четыре вооруженных речных катера.

Ну что тут можно сказать. В Москве был экстрим, да и тут не менее интересно. Ой, чувствую, острых впечатлений я нахлебаюсь на всю жизнь вперед. И вроде насмотрелся и навоевался, но то, что будет сегодня вечером, я долго не забуду.

Я как командир группы сказал бойцу, который проводил допрос:

— Спроси его, как у них оговорена связь с катером? Допустим, в случае наличия раненых и необходимости их экстренной эвакуации?

После недолгих переговоров с пленным получил ответ:

— Связь по радио. Порядок знал только радист.

— Плохо. Так можно было катер захватить. Хотя… Ну-ка поспрашивай его более основательно, сдается, что наш немецкий друг нам многое недоговаривает. Должно быть что-то типа цветных ракет или особых знаков, помимо радиосвязи. Вон в вещах ракетница есть. Не просто так.

И его снова допрашивали. Жестко, основательно, профессионально, так, как поступают на войне.

Я оказался прав. Был сигнал — красная ракета. При таком сигнале катер подходит к берегу и запрашивает пароль голосом. Но пароль пленный не знал. Если пароля не будет, любой человек на берегу — противник и, соответственно, обстреливается.

Понятно — займемся импровизацией.

Бойца ОСНАЗа, который и в разведку ходил и допрашивал пленного, звали Егор, больше он никак не представился, его напарника — Семен. Может, имена и не постоянные, но на первое время сойдет.

— Значит, так, Егор, ты как самый говорящий на немецком, снимаешь наиболее уцелевшую форму с убитых и переодеваешься. Семен, тебя это тоже касается. Можешь даже этого раздеть, — кивнул на пленного, который от побоев был в полуобморочном состоянии.

— Готовьтесь выходить на берег, будете перед катером танцевать, привлекать внимание. Выберете один труп, покрасивее и поцелее, сделаете ему перевязку, как будто раненого вынесли. Пленного не нужно тянуть, а то в самый ответственный момент что-то ляпнет. Вызываете катер, как условлено. Дальше… Игорь! — обращаюсь к Дунаеву.

Он покидает позицию и внимательно на меня смотрит.

— Игорь, достаешь снаряжение, готовишь дыхательный прибор. Выходишь в реку со стороны камышей. Когда подходит катер, заплываешь с тыла. Твоя задача, когда я из снайперской винтовки всех положу, забраться на борт, зачистить экипаж и взять контроль над катером. Все всё поняли? Работаем.

Я связался по радио со Строговым и обрисовал ему ситуацию. Захватить немецкий катер и уйти на другой берег — было неплохим решением нашей проблемы. Он рассказал, что было несколько перестрелок с блокирующими участок немецкими подразделениями, и один раз они чудом разминулись с немецкой поисковой группой. Пользуясь своим численным преимуществом, напали на немцев, всех вырезали, правда, потеряли одного человека и один тяжело ранен. Сейчас они отходят в нашу сторону, поэтому захват катера будет весьма кстати.

На такой ноте мы закончили переговоры и приступили к своей части операции. Бойцы уже переоделись и выбрали самый неповрежденный труп и старательно обматывали его немецкими бинтами. Попутно они так, походя, прирезали пленника. Я промолчал, понимая, что они все сделали правильно.

Оставшиеся трупы утопили в болоте, скрывая таким образом все следы расправы над разведгруппой противника. Особое внимание уделили сбору расстрелянных гильз. Чем меньше следов, тем потом будет меньше проблем.

Игорь достал дыхательный прибор и готовился к погружению. Минут через двадцать мы двинулись к берегу, при этом и я и Игорь поснимали свои маскировочные костюмы и разгуливали в форме вермахта.

Достигнув берега, каждый вышел на свою позицию. Игорь ушел в камыш, где приготовил нож и пистолет с глушителем, ждал подхода катера как сигнала к погружению. Оба осназовца в немецкой форме, держа под руки перевязанный бинтами труп, вышли на берег и стали дожидаться прохода катера. Я же спрятался в прибрежных зарослях левее вероятной точки подхода катера, свинтил штатный пламегаситель СБУ и накрутил на ствол глушитель, сделанный специалистами ГУГБ СССР, и занял позицию. Мы так прождали минут пятнадцать, когда выше по течению показался небольшой катер, на надстройке которого стоял на сошках пулемет и рядом вольготно расположился пулеметный расчет. За спиной рулевого стояли еще пара солдат, один из которых в бинокль рассматривал берег.

Увидев пущенную фальшивыми немцами красную ракету, катер изменил курс и направился в нашу сторону. Через оптику прицела наблюдал за поведением немцев. Чувствуется дисциплина. Никто праздно не пялится, все заняты делом: и пулеметчики и стрелки держат берег под контролем. Не доходя до берега метров сорок, катер застопорил ход, пройдя по инерции еще метров десять. От меня до катера была дистанция метров сто, как в тире. С такого расстояния можно было не только лица рассматривать. Самое главное я увидел: из-за борта выглядывала антенна радиостанции, которую мне нужно было вывести из строя в первую очередь.

Моим бойцам на берегу что-то с катера закричали, но разбирать уже не было времени. Начинаем дискотеку! Приклад ощутимо ударил в плечо. Хлопок, как щелчок хлыста. Солдат, стоявший за рулевым, скорее всего являющийся связистом, брызнув кровью, упал на палубу. Переношу прицел на рулевого, он виден не полностью, только по пояс, остальное скрыто фальшбортом. Опять удар в плечо. Немец, повернувшийся на звук падения тела, получил пулю точно в голову и упал на палубу. Остальные немцы, находящиеся на надстройке, услышав непонятный шум на баке, заволновались. Но это им уже ничем помочь не могло. Винтовка задергалась у меня в руках. Всадив для верности по несколько пуль в пулеметчиков, я успокоился и вышел из укрытия и помахал рукой моим спутникам. Но они уже поняли. Пока я лесом пробирался к месту действия, на борт уже вскарабкался Дунаев, на малых оборотах подогнал катер к берегу. Там быстро стали раздевать трупы и стирать кровь с палубы и надстройки, чтоб днем не привлекать ненужного внимания.

На всякий случай я не спешил подниматься на борт и занял позицию на берегу, стал контролировать реку на предмет нежелательных гостей.

Теперь главное — доиграть спектакль до конца. Связавшись со Строговым, подтвердил захват катера. Им еще до нас было идти около часа, а нам тут изображать видимость работ. В ста метрах от нас прошел еще один патрульный катер, но никаких знаков не подавал, и мы на его проход никак не отреагировали.

Когда до прихода отряда Строгова оставалось минут десять, по трофейной радиостанции на связь вышли немцы и потребовали у якобы еще живого экипажа патрульного катера указать свое местоположение. А вот это уже опасно. Сейчас начнут трезвонить и пошлют еще один катер на контрольный досмотр. Не думаю, что немцы не предусмотрели вариант захвата катера, поэтому должна существовать система контроля, а вот мы ее сейчас нарушили, и реакция последует незамедлительно.

Прошедший недавно патрульный катер снова появился и стал увеличиваться в размерах, идя на всей скорости в нашу сторону. А это значит, что мы раскрыты и сейчас придется принимать бой.

— Игорь, я буду на берегу, устрою тут снайперскую позицию. Ты устраиваешь догонялки с немцами возле этого места, куда должна подойти группа Строгова. Ребята, — кивнул головой на Егора и Семена, — пусть отстреливаются из пулемета. Пока вы тут будете крутиться, я с фланга немцев буду гасить из винтовки. Их катер с виду побольше этого, но не думаю, что бронированный, так что шансы у нас есть.

Дождавшись кивков, спрыгнул с нашего катера на берег и устремился в лес, занимать позицию. Конечно, это некрасиво с моей стороны, делать из ребят приманку, а самому расстреливать из безопасного места немцев, но лезть на катер и участвовать в морских гонках и заниматься тем же с качающегося судна, которое простреливается стрелковым оружием насквозь, будет большей глупостью.

Игорь стал отводить трофейное судно от берега, а я залег в кустах, взял на прицел приближающийся катер противника. Сейчас было главным с первого выстрела повредить радиостанцию, если это возможно.

Наш катер развернулся к противнику кормой и стал уходить вверх по течению, а корабль противника приблизился настолько, что я в оптический прицел мог спокойно рассмотреть его особенности. Это явно было судно советского производства, которое немцы переоборудовали под свои нужды. На носу возле надстройки на специальном станке был установлен знакомый мне трофейный пулемет ДШК, возле которого, вцепившись в ручки управления, застыл немец, закрепленный специальным ремнем к станку, при этом взяв на прицел догоняемый катер. Это был по сути дела приговор. Если этим оружием пройтись разок по нашему катеру, то его судьба будет сразу решена.

Возле надстроек, присев, опираясь за поручни, расположились еще три немца, вооруженные карабинами, один из которых держал на прицеле прибрежные кусты, правильно ожидая смертельных сюрпризов с этой стороны. За ними в рубке управления расположились рулевой, связист, держащий в руках гарнитуру радиостанции, и командир экипажа, рассматривающий в бинокль преследуемое судно.

Приняв решение, командир отдал команду, и пулеметчик сразу открыл огонь из ДШК. Несколько коротких очередей взметнули недалеко от нашего катера фонтанчики воды. В отличие от моря, тут серьезной качки не было, поэтому немцам пристреливаться было проще, но катер-преследователь попал в расходящуюся кильватерную струю от нашего катера, и его закачало на волне, что существенно сбило прицел пулеметчика, и следующая очередь ушла далеко вправо. Но наши тоже не остались без ответа. С катера загрохотал пулемет, и чуть левее немецкого судна прошли несколько фонтанчиков воды. Вот теперь мое время.

Взяв на прицел связиста, я мягко выжал свободный ход спускового крючка, затаил дыхание, и приклад привычно дернул плечо. Хлопок, похожий на щелчок хлыста, и связист, забрызгав кровью командира и рулевого, исчез из поля зрения. Снова хлопок. Командир, выронив бинокль, завалился на рулевого, который от неожиданности дернул штурвал и тем самым спас себе жизнь. Следующий мой выстрел прошел мимо. Хорошо, что у меня винтовка автоматическая — скорректировал прицел и, пока немец додумывал, что же произошло, успел всадить пулю и в рулевого.

Бойцы на палубе, которых рывок в сторону чуть не вышвырнул за борт, сразу увидели, что произошло на мостике. Двое рванули к штурвалу, а пулеметчик, показав при этом завидную интуицию, резко развернул пулемет в сторону леса и разразился длинной очередью, которая, впрочем, ничем мне не угрожала. Глушитель не давал вспышки при выстреле, поэтому обнаружить с двигающегося судна меня вряд ли могли и стреляли для порядка, стараясь напугать или сбить прицел. Так как катер уже прошел по реке место моей позиции, приходилось стрелять вдогонку, беря поправку на все увеличивающуюся дистанцию, хотя скорость была не такой уж и большой, поэтому пулеметчик не долго занимался заготовкой дров.

Ему я уделил главное внимание, и после двух выстрелов он повис на ремне, удерживающем его возле пулемета.

На катере осталось еще три человека, которые попрятались за бортами, и один из них в рубке закрутил штурвал, выводя катер на обратный курс. А вот это мне было не интересно. Прикинув, где примерно должен находиться немец, попытался выстрелить через борт, но никаких видимых результатов не получил. Из-за борта выглянул немец с карабином и стал выцеливать меня, это он, конечно, зря сделал. Пуля вошла точно под козырек каски и, выронив в воду винтовку, немец свалился обратно, выставив над бортом неподвижную руку. На катере осталось два человека, но они благоразумно спрятались, поэтому у меня было единственное развлечение — через металлическую стенку надстройки попасть в радиостанцию, антенна которой виднелась над бортом. Но катер удалялся. Я успел расстрелять по нему два магазина, когда его стал нагонять наш катер, который был размером поменьше и соответственно несколько резвее по скорости, хотя чтоб догнать, ему понадобилось минут двадцать и уйти далеко от нашего места, где мы ждали группу Строгова.

В той стороне, куда ушли оба катера, снова раздались одиночные выстрелы из винтовок и грохот нашего пулемета, после чего все стихло. Тут как раз подошел и отряд Строгова, благоразумно предупредив меня по радиостанции, не выходя из леса.

Я посмотрел на часы. Было уже около двух часов дня, и до темноты целая вечность.

Нам оставалось еще полчаса ждать результата, пока не увидели идущие в нашу сторону два катера. То, что катера уже наши, я не сомневался, вот только сколько времени это продлится. Подошли оба катера и с них резво спрыгнули оба осназовца, а вот Игорь что-то не появлялся. Заподозрив недоброе, я тормознул бойцов, и пока из-под прикрытия береговых кустов выходил Строгов со своими людьми и дошел до нас, я успел их опросить.

— Где моряк?

— Немец, гад, притворился мертвым и задел морячка.

— Твою мать. Как сильно?

— Пока в сознании. Помощь мы оказали, но не жилец.

— Быстро на катер. Показывай, где раненый.

Игорь действительно был плох. Пуля попала в живот.

Его наскоро перевязали, но это максимум, что смогли сделать в данной ситуации. Мне оставалось сделать ему противошоковый укол из аптечки, которую всегда таскаю в разгрузке.

Мы отошли со Строговым в сторону, переговорить о планах на ближайшее будущее. Капитан получил во время рукопашной неслабый удар по физиономии, поэтому его левую сторону лица украшал вполне приличный синяк, и голова при этом дрожала. Видимо, он сам не до конца отошел от удара, поэтому говорил немного вяло, растягивая слова.

— Что дальше, майор? Твой сопровождающий ранен. Бери моего бойца, больше ничем помочь не могу.

— Нет. Ты понимаешь, что после этого твоего бойца я не смогу отпустить? Не тот случай.

Я умышленно его пугал, но он знал правила игры и был профессионалом.

— Понимаю. Но надо выполнить задание. Для этого мы здесь.

— Хорошо. Оставляй на свой выбор, можно того же Егора.

Я кивнул на бойца, с которым мы уже работали вместе.

Капитан согласно кивнул, хотя лицо его окаменело, представлял, что отправляет человека на смерть.

— Что с моряком делать будешь?

— Он пойдет со мной до конца.

Тихим безжизненным голосом Строгов поинтересовался:

— Понятно. Нам что делать?

— Грузитесь на катера и уходите вверх по течению, уводите погоню. Дальше уже по своему плану. Что с раненым?

— Тоже ранение в живот, внутреннее кровотечение. Нужно операцию делать, в наших условиях не жилец.

На последних фразах мы уже подходили к катерам, на которых уже размещались люди Строгова, нацепив на себя кителя и каски уничтоженных противников, создавая впечатление, хотя бы издалека, что на кораблях немецкие экипажи.

Я шел рядом и думал о превратностях судьбы. Посмотрел на раненого бойца, молодого парня, радиста, и что-то толкнуло меня.

— Раненого оставишь со мной, если повезет, может, удастся его спасти.

Строгов удивленно посмотрел на меня.

— Ты же сказал…

— Да сказал, но о ликвидации никто ничего не говорил. Просто люди перейдут в мое распоряжение и будут иметь особый статус… до конца жизни. Все, времени нет. Принимай решение.

У Строгова не было выбора. Он и оставшиеся от группы пять человек погрузились на большой катер, малый взяли на буксир, отошли от берега и ушли вверх по течению. Буквально минут через десять, когда мы с Егором ушли в прибрежные кусты и готовили раненых для транспортировки в воде, над рекой прошли два самолета с немецкими опознавательными знаками в сторону ушедших катеров. Оттуда послышался характерный грохот ДШК, перекрывающий треск авиационных пулеметов. Егор пристально взглянул на меня, но взял себя в руки и стал дальше помогать перебинтовывать радиста, который был очень слаб от потери крови. Мы и его и Игоря перебинтовали, замотали места ранений в обрывки резиновых гидрокостюмов, которые были в комплекте с дыхательными приборами, защитив таким образом раны от попадания речной воды. После чего забрались с ранеными глубоко в камыши, куда перетащили все необходимые для транспортировки вещи, и затаились до вечера. Вторую радиостанцию я предусмотрительно забрал у Строгова, она ему сейчас ни к чему.

Мимо нашего укрытия по реке прошли еще два катера, которые уже целеустремленно неслись вверх но течению, догонять беглецов. По сути дела, мой план с отвлечением внимания удался, но мне от этого легче не было, единственное, чем мог помочь, это постараться позаботиться о раненых.

Пока я размещал раненых и надувал несколько автомобильных камер, которые мы прихватили из Москвы на всякий случай, для создания надувного плота, Егор пробрался на берег и тщательно убирал все следы, по которым нас могли найти в камышах, зато оставил несколько отличительных следов, чтоб немцы, не раздумывая, стали гоняться за катером.

Время медленно тянулось, раненые страдали от жажды, но при таких ранениях нельзя давать пить, поэтому мы периодически смачивали губы обоим и тихо переговаривались с Егором. Это было так, разговор ни о чем. Оба были на взводе и с нетерпением ждали темноты. Тяжело это было. Игорь пришел в себя. Пришлось ему пояснить, что нас ожидает этой ночью, но парень оказался настоящим и даже в такой ситуации не потерял силы воли, терпел боль и крепился. Пока не наступили сумерки, мимо камышей, в которых мы затаились, несколько раз проходили патрули, которые быстрым темпом шли в основном вверх по течению, осматривая берег на предмет высадки людей.

Ну вот и долгожданная темнота. Я достал второй прибор ночного видения и объяснил Егору, как им пользоваться, также и вторую радиостанцию отдал ему. После чего мы связали с помощью строп и обрезков камыша нечто похожее на плот, плавучесть которому обеспечивали надутые не до конца автомобильные камеры. Расположили тут же раненых, оружие и другой груз и стали потихоньку сдувать камеры, чтоб почти все было чуть притоплено и не сильно выступало из воды. Для маскировки нашли на берегу корягу и спихнули ее в воду. Если даже во время плавания нас заметят, то это будет хоть какой-то маскировкой, а в случае обстрела и защитой. Когда стало совсем темно, вывели плот в реку и, стараясь не шуметь, поплыли по течению, чуть подгребая, чтоб двигаться чуть быстрее. По моим прикидкам, скорость течения два километра в час, при подгребании увеличивается до трех-пяти километров. Часа три-четыре такого плавания и будем возле портала.

Мы плыли, старательно гребя, но при этом стараясь не растрачивать силы и держать головы раненых чуть выше уровня воды.

Несколько раз посередине реки проходили корабли, с виду больше похожие на баржи. Пару раз проходили катера, освещая небольшими прожекторами берег, но, к счастью, нас они не заметили. Хотя в такие моменты мы замирали и старались прикинуться корягой, за которой прятались.

Глава 20

По моим прикидкам, до портала оставалось километров семь, когда я смог более или менее установить радиосвязь с бункером. До этого я периодически шептал в гарнитуру микрофона:

— База, база, ответьте Фениксу.

И как плату за мои старания услышал в наушнике ответ:

— Феникс, это база, слышу вас плохо, но ведь слышу!

Ну наконец-то. По манере говорить сразу узнал свою супругу, хотя канал радиосвязи сильно искажал человеческий голос.

— База, определите наше местоположение.

— Уже делаю.

Пауза.

— Есть… до точки перехода шесть километров по течению. Сам сможешь к точке подобраться?

— Нет. Я не один и со мной два "трехсотых". Нужна помощь.

— Понятно. Сейчас Бычка к вам на надувной лодке отправлю.

— Только осторожно, а то немцы проводят активные поиски.

— Да уже наслушались про ваши подвиги. Они сейчас выше по течению захваченный катер ловят.

— Так мы вроде два захватили.

— Второй катер самолеты потопили. Но немцы что-то кричали про ответный огонь, и вроде как один до аэродрома не долетел, где-то в лесу упал.

— Это хорошо, Строгов не из тех, кто позволит себя просто так расстреливать.

На этом мы пока прекратили общение. Насколько я понял, там сейчас идет возня с пропихиванием через портал надувной лодки и установке на нее мотора.

На время и нам пришлось затаиться. Метрах в пятидесяти, прижимаясь к берегу, медленно прошел патрульный катер, но при этом все бортовые фонари были погашены, на носу стоял человек и шестом осторожно прощупывал глубину. У меня сложилось впечатление, что народ прячется, так же как и мы. Близость спасения все больше нервировала. Как же надоела эта война. Где же та жизнь, когда просто ходил на работу и основной проблемой было досидеть до конца рабочего дня.

А мы все плыли в темноте. Минут через тридцать на связь уже вышел Артемьев и предупредил, что приближается на резиновой лодке. К моему вящему удовольствию, он шел не на веслах, а использовал электродвигатель с аккумулятором, из снаряжения дайвера, и поэтому без грохота двигателя моторной лодки и не так быстро, но уверенно к нам приближался. И вот наконец долгожданная встреча. Оказалось, что лодочный мотор он тоже прихватил, на случай если придется в срочном порядке уносить ноги. Санька, уцепившись за корягу, помогает нам затягивать тела раненых в лодку. Туда же закинули оружие и боеприпасы, которые могут пригодиться впоследствии. Дыхательные аппараты, которые использовали в качестве груза, просто утопили вместе с плотом, при этом порезав ножами автомобильные камеры.

В лодке мне и Егору не было места, поэтому мы просто уцепились за леера, протянутые через петли по всему борту лодки, и, находясь на таком импровизированном буксире, поплыли в сторону портала.

На связь вышла база и взволнованным голосом супруги доложила, что зафиксировали проход сравнительно большого судна, вооруженного автоматической пушкой. Поэтому срочно пришлось прижиматься к берегу, соблюдая при этом все меры предосторожности. Снизу по течению, как раз с той стороны, куда мы держим курс, раздавалось монотонное тарахтение двигателя. Благодаря приборам ночного видения мы уже смогли рассмотреть громаду баржи, на палубе которой явно просматривалась установленная двадцатимиллиметровая зенитная автоматическая пушка, возле которой стояли несколько фигур в характерных немецких касках. Пришлось вытаскивать из груза свою снайперскую винтовку и готовиться к стрельбе. На барже были установлены два прожектора, которые методично подсвечивали водную поверхность, но больше внимания уделяли берегам и особенно осматривали прибрежные заросли камыша.

До нас им оставалось метров сто, когда прожектор осветил недавний катер, который осторожно пробирался вдоль берега. В то же мгновение с катера ударил пулемет, разорвав ночную тишину длинной очередью. От нескольких попаданий прожектор погас, а катер, взревев двигателем, рванул вниз по течению реки, стараясь ускользнуть от неповоротливой баржи.

Второй прожектор на барже сразу стали разворачивать, и с баржи затявкала автоматическая пушка и затарахтел пулемет, ориентируясь по еле видному в темноте пенному следу. Ночную темноту прорезали точки трассирующих пуль и снарядов. Красочное, конечно, зрелище. Только повезло, что не по нам, а вот кого немцы гонят, я, кажется, догадываюсь. Строгов и компания. Они, наверно, изменили направление движения, оставив немцам разбитый самолетами большой катер, а на втором спрятались в какой-нибудь заводи и, когда стало темно, попытались незаметно уйти вниз по течению.

А немцы не дураки, пустили усиленные патрули и отловили. Сейчас их еще раз подсветят и из пушки приголубят. Шансов практически никаких.

Когда развернули второй прожектор, на катере поняли, что шансов уйти, прячась в темноте, нет, и открыли огонь из всех стволов.

С баржи загрохотал еще один пулемет и захлопали винтовки. Расстояние было метров сто, и вокруг катера, снова подсвеченного прожектором, сразу стали подниматься фонтаны воды.

Я услышал, как у Егора, который плыл рядом, заскрежетали от бессилия зубы. Но тут подал голос Санька:

— Командир, кажется, наших мочат, вмешаемся?

— Есть чем?

— Обижаешь, командир. Твоя школа…

Я увидел, как Артемьев стал вытаскивать из-под лодочной скамьи обычный РПГ-7 и сумку с выстрелами к нему. Привычным движением снарядил гранатомет термобарической гранатой и вскинул на плечо. Стянул с головы прибор ночного видения, на пару секунд замер, прицеливаясь, и у меня почти над головой грохнул выстрел. Я успел крикнуть Егору: "Прикрой уши!!" и закрыл свои ладонями. Как граната, шипя, летела к барже, я не видел, так как закрыл еще и глаза, но вот вспышку взрыва рассмотрел очень даже хорошо. Нос баржи, на котором стояла зенитная пушка, вспучился большим белым шаром, который ослепил всех. Корабль тряхнуло и он стал быстро разгораться, с него прекратилась всякая стрельба. Но нашему катеру это уже не сильно помогло. Он, дымя, дрейфовал по течению, не показывая никаких признаков жизни.

— Санька, давай еще раз, топи эту лоханку и на моторе к катеру, может, там кто еще живой остался.

Артемьев кивнул, заряжая снова гранатомет.

Снова выстрел — и еще один взрыв. На этот раз разнесло рубку управления, и баржа, на которой бушевал пожар, давала прекрасное освещение на сто метров вокруг.

Санька закричал: "Держись!". Завел движок, и тот, грохоча на всю реку, понес надувную лодку в сторону катера, утягивая меня и Егора, уцепившихся мертвой хваткой за леера.

Путь к порталу все равно лежал мимо баржи и катера, а осмотреть и помочь выжившим было уже делом чести: все-таки люди второй раз приняли огонь на себя.

Катер представлял собой жалкое зрелище. В него попала всего парочка зенитных снарядов, сразу выведя из строя двигатель, но вот пулеметы отметились более основательно. Рубка и борта были буквально раскрашены пулевыми отверстиями. Целых там никого не оказалось, но вот двоих раненых, целый пулемет и два автомата мы подобрали и перетащили в нашу лодку, которая была уже на пределе своей грузоподъемности. Санька, как истинный подрывник, быстро скрутил из нескольких брусков тола взрывное устройство, зажег огнепроводный шнур, кинул его в катер, чтоб даже в таком виде не достался немцам, а сам налег на лодочный мотор, и лодка из последних сил поползла к порталу. Это были самые опасные и трудные минуты. Подойдя к порталу, стали передавать раненых и грузы, используя уже привычную стрелу крана и лебедку. Процесс, неоднократно проделываемый, не давал времени для паники, и мы в течение пяти минут успели поднять раненых, грузы и перейти в наше время. Последним затаскивали Саньку, который, передав в портал двигатель, спускал воздух и готовил лодку для перетаскивания в наше время. После того как затащили Артемьева, держащего в охапке полуспущенную лодку, быстро выключили портал и смогли отдышаться.

Дом. Мой бункер. Если честно, то я соскучился по этим стенам. Хватит с меня экзотики, Москвы 1941 года, немцев, Сталина, Берии и всего остального. Только есть и спать. Да и раненым нужно оказать помощь.

И Светка, и Маринка были тут и деловито осматривали раненых. Ребята из моей команды им помогали и уже, разбившись на пары, быстро выносили тела в процедурную, где Маринка начинала оказывать первую помощь и сортировать по срочности оказания помощи.

Светка от меня не отходила. Так как был, мокрый, в немецкой форме, с оружием, шел по родным коридорам в свой бокс. После всего было одно желание — забиться в свою берлогу и напиться. Столько всего произошло за последнее время. Дойдя до своей комнаты, побросав все, я упал на колени и разрыдался, давая волю чувствам. Жена была рядом и прекрасно все понимала. Тихо подошла и обняла меня, всего такого грязного, перебирая мокрые волосы.

— Ну, Сережа, успокойся, все позади. Ты молодец. Все сделал, как надо. Успокойся.

Минут через пять, придя в себя, я позволил жене влить в себя сто граммов водки, и под ее руководством переоделся во все сухое. Надо снова становиться командиром, в которого верят и считают, что он точно знает, куда нужно двигаться.

Переодевшись в привычный камуфляж и нацепив кобуру на бедро, пошел искать своих людей и разбираться с пополнением. В кают-компании и в медицинском боксе,превращенными в полевой госпиталь, оказывали срочную помощь вновь прибывшим. В сторонке на стуле сидел Егор и с удивлением наблюдал всю эту суету и особо подозрительно косился на людей в камуфляжах, у которых не были спороты нарукавные знаки в виде российского триколора. Я заметил, что его рука находится недалеко от кобуры, но предпринимать какие-то неразумные действия по отношению к людям, которые спасают его товарищей, он не спешил. Не я один заметил эту ситуацию. Чуть в сторонке стоял Марков, как бы случайно вооружившись укороченным "Калашниковым". Молодец, быстро все понял. О как, да он не один на подстраховке. Там же, в другом углу зальчика, примостился Миронов, вооружившись ВСС, захваченной на татарской базе.

Когда я вошел в зал, все, кроме врачей, обратили на меня внимание. Марков, из уважения, а не желания пофорсить, подал команду "смирно".

— Вольно.

Я подошел к Марине, которая только что вышла из медицинского бокса, превращенного в операционную, но с удивлением заметил за ней миловидную женщину лет тридцати, в таком же, заляпанном кровью халате и резиновых перчатках.

— Привет еще раз. Это наш новый хирург, которого вы привлекли дополнительно?

Марина кивнула.

— Да, Сергей, познакомься. Это Ольга. Она в седьмой больнице работала, имеет опыт хирургии, во время войны работала у хохлов в полевом госпитале, пока их не вырезали татары, чудом уцелела. С дочкой прибилась к нейтралам под Судаком. Там военный бункер был. Потом ее продали Ильясу, незадолго до нашего нападения. Много помогала, потом стала оперировать. Тут же у нас литературы и медикаментов достаточно, так что с удовольствием осталась и помогает по своей специальности. Я за нее ручаюсь, — последнюю фразу она выделила специально.

— Понятно. Как состояние раненых?

— У всех тяжелое. Моряк, с огнестрелом в брюшную, выкарабкается, ты его правильно кольнул. Парнишка, с ножевым, тяжелый, началось заражение, но все, кто приходит с той стороны, как правило, очень хорошо на антибиотики реагируют, так что шанс есть, хотя большая потеря крови. Будем переливать.

— Два остальных?

— Молодой выкарабкается, но не скоро. Тот, что постарше — день, два. Внутреннее кровотечение. Тут ничем помочь не сможем.

— Может, где на поверхности оборудование поискать? Он очень нужен живым.

— Сережа, ты знаешь, что мы не всесильны.

— Я понял. Работайте. Вечером общий сбор по результатам.

Егор при моем появлении встал и с подозрением смотрел на мой камуфляж, с которого я тоже поленился спороть русский триколор.

— Егор, пойдем поговорим. А то смотрю, ты сейчас на людей бросаться начнешь.

Тот оценивающе посмотрел на меня, окинул взглядом подобравшихся Маркова и Миронова, да и Вяткин тут же нарисовался, достав из кобуры ТТ.

— Давай не дури. Разговор долгий и тяжелый. У тебя теперь другого пути нет, только с нами. Если хочешь, я тебе личный приказ товарища Сталина или товарища Берии организую. Тем более с Берией только вчера общался, даже коньяк пили.

На эту фразу многие отреагировали, даже Светлана, которая чувствует, где происходят события, и старается ничего не пропустить. Вот и сейчас, спрятав за спиной ПМ, стоит возле дверей.

— Оружие можешь оставить, никто с тобой тут воевать не собирается, тем более в соседних помещениях дети есть. Люди тут нормальные, но непростые, все имеют боевой опыт не меньше твоего. Пойдем, пойдем.

Чуть подтолкнул его в спину, и мы пошли по галерее, в сторону информационного бокса.

Мы разместились в комнате с компьютерными терминалами, подключенными к серверам. Он сел напротив меня, но с удивлением рассматривал незнакомую технику.

— Вот что, Егор… Кстати, Егор твое настоящее имя?

— Да.

— Хорошо. Егор, тебя, наверно, удивляла та секретность, которая сопровождала все контакты со мной, майором госбезопасности Зиминым и с моими людьми, и то, как мы сегодня ушли от немцев и попали в этот бункер? Ты ничего необычного не заметил?

Осназовец был несколько подавлен таким напором, но сдаваться не собирался.

— Ну… заметил.

— Хорошо, парень ты неглупый, должен был понять, что тут не все так просто. Тот проход, который был над рекой, является туннелем во времени, и сейчас ты находишься под землей в бункере, который существует в 2012 году. На поверхности ядерная зима. После применения особого сверхмощного оружия все живое на поверхности умерло, и выжили только горстки людей, такие как наша группа, успевшие спрятаться в убежищах и бункерах. Я сотрудник военной разведки, почти аналога вашего ОСНАЗа, выполнял задание по эвакуации результатов научного эксперимента по путешествию во времени, и нам удалось пробить туннель в прошлое и связаться с руководством СССР. Задача вашей группы была — силовое обеспечение наших переговоров. Наш мир умирает, но мы такие же русские люди, как и вы, и мы готовы помогать и пытаемся изменить историю, чтоб в вашем мире не получилось того, что мы сейчас имеем. К сожалению, проход пока один, и он выходит под Могилевом, на территории, оккупированной противником. Теперь ты понимаешь, что было бы, если б я попал в руки к немцам?

— А война? Мы ее выиграем?

— Конечно. Фашисты допустили несколько серьезных просчетов. И если они об этом узнают, то смогут изменить весь ход войны, хотя о просчетах советского руководства, о предателях и людях, достойных доверия, мы уже сообщили. Именно поэтому я и летал в Москву и встречался с товарищем Сталиным. Понятно? Теперь запомни — ты знаешь тайну, и просто так отпустить тебя я не могу, и твое руководство будет согласно с моим решением. Ты остаешься с нами, как те, кого ты видел со мной: Вяткин, Воропаев, Марков, Миронов, Малой. Все они воевали со мной под Могилевом, все они бойцы 172-й стрелковой дивизии. Я с ними громил СС. Просто так отправить на Большую землю я тебя не смогу, все проходы перекрыты немцами, хотя они до сих пор не знают о путешествии во времени, иначе тут нас бы ловили все войска СС.

Егор молча слушал. Он понимал, что я не вру.

— Что мне делать?

— Главное, не делать глупостей. Запомни, здесь врагов нет, и большинство прошли через такую ситуация, что и ты. А сейчас приводишь себя в порядок, переодеваешься, поужинаешь и отдыхать. Потом, как отоспишься, обдумаешь все на свежую голову. А у меня накопилась масса нерешенных вопросов, которые требуют моего вмешательства. Здесь у нас тоже война и не менее ожесточенная.

Егор действительно устал. Множество впечатлений и дикие психологические и физические нагрузки последних недель, постоянный голод, вымотали его. Он и так держался из последних сил. Я его прекрасно понимал. Поэтому открыл дверь, крикнул:

— Вяткин!

— Я, тащ капитан.

— Уже майор. Сам товарищ Сталин повысил.

По лицу старшины расплылась улыбка. Понимает, что не только меня отметили.

— Виноват, тащ майор. Поздравляю.

— Спасибо. Отмечать и раздавать слонов будем позже. Берешь бойца, пусть приведет себя в порядок, душ там, обеспечишь его сухим обмундированием, ужин, и пусть отсыпается.

— Сделаем, тащ майор.

— Все, давай. Кстати, а где Борисыч и Воропаев?

— Воропаев в боксе лежит, после операции отходит, а Борисыч на большом бункере порядок наводит.

— Хорошо, выполняй. И позови мне Артемьева, я ему сейчас проктологический осмотр устрою. Робин Гуду хренову.

Санька не заставил себя ждать, видимо, ждал разноса от меня, поэтому нарисовался буквально секунд через тридцать после ухода Вяткина.

— Командир, вызывал?

— Ну заходи, Ковпаков Денис Давыдович. Как жизнь, как боевая подготовка проходит?

Санька сразу понял, куда я клоню, поэтому сразу попытался включить дурака, но не тот случай, из-за его самодеятельности пострадали люди. Знал ведь, гаденыш, что я такого не прощаю ни себе, ни кому другому. Поэтому опустил голову, ждал взбучки.

— Может, вазелинчика?

— Вазелин еще заслужить надо. Ты чего, выхухоль земноводная, в "зеленку" полезла? Романтики не хватало? Немцев пострелять захотелось или трофеями похвастаться? Эти "трехсотые", которых сейчас девчонки выхаживают, и те, кто в лесу легли и на катере, на твоей совести. Если б не полез со своей инициативой немцев пощипать, не пришлось бы по воде в бункер пробираться. А сейчас что? Все точки выхода практически перекрыты, и наши преимущества превратились в фикцию, пока не удастся запустить второй портал, а куда он выведет, никому не известно. Может, где в Африке выпадем, да и неизвестно в какое время. Разочаровал ты меня, Саня. Не знал бы тебя раньше, расстрелял к чертовой матери. Вроде семейный человек, жена, Катюха, баба с мозгами, как она тебя туда отпустила и не настучала по голове?

Смотрю, Санька заулыбался.

— А она с нами была, со снайперами.

— Твою мать, да вы что, здесь совсем с ума посходили. Или мне на включение портала нужно пароли ставить, чтоб дураки в прошлое не сигали? Ты знаешь, что мне переговоры осложнили? Меня там Сталин с Берией в позу ротного пулемета за ваши подвиги поочередно ставили, пришлось отругиваться. Хорошо, немцы вовремя зашевелились и НКВД во главе с Лаврентием Павловичем здорово накосячили, а то так бы и полоскали мозги до сих пор и отпустили бы со скрипом. А тут после немецкого десанта чуть ли не вышвырнули в Могилев.

— А что там было?

— Ты, подрыватель сортиров, с темы не уходи. Спрашиваю, какого хрена полезли в "зеленку"? Ты, как профессионал, был оставлен в качестве моего зама по безопасности обоих бункеров. Что сделано в мое отсутствие? Или вы тут все с порталом, как с новой микроволновкой, носились?

Хотя я и был на него зол, но и он и я понимали, что это временно. Тем более, Санька был нормальным парнем, другому бы это с рук не сошло, да и понимал я его, сам был таким в первое время, когда открыли портал, по любому поводу старался сходить на ту сторону.

Артемьев, поняв, что вздрючка закончилась, стал обстоятельно докладывать по мерам, принятым для усиления обороны захваченного бункера в Перевальном, о новых минных полях и ловушках, об организации дополнительных постов и установке дополнительных камер систем видеонаблюдения и пассивных и активных датчиков движения в окрестностях обоих бункеров. Но главная новость была в том, что по моим чертежам был практически завершен монтаж второго портала и энергоустановки для его работы. На доделки осталось дня три, и потом работа за мной по настройке и калибровке волновой линзы. Кстати, к нам прибилось несколько семей. В основном принимали специалистов по электронике, слесарей, программистов. Но слух пустили, что выбираем спецов с семьями для особых подземных заводов, с лучшим питанием. Народ верит. Тем более если смотреть на наши не худые физиономии, то можно поверить. А после того как банду Ильяса положили, так вообще в авторитете, а то Черненко давно начал сдавать свои позиции.

— Хорошо, Саня. Там в лесу кого зацепило?

— Тяжело Воропаева, если б не Олечка, загнулся бы Зяблик.

— А второй?

— Борисыч, но так, по-легкому, руку прострелило и чуть ногу зацепило. Но ничего серьезного. Он уже по делам шуршит, правда за руль пока садиться не может.

— Понятно. Ситуация обостряется, поэтому нам нужен срочно портал. Народа много, продуктов мало, да и горючее быстро кончается. Надо постоянно в большой бункер мотаться. Так что общие оргвопросы будем сегодня на общем собрании обсуждать, вызови Борисыча и усиль охрану наших новых гостей, а то пока адаптируются. Мои ребята из-под Могилева поспокойнее были. А тут чистый спецназ со всеми их заморочками. Придется перевоспитывать. Хорошо. Действуй. До вечера.

Санька убежал выполнять задание, а я прошелся по бункеру, наслаждаясь относительным спокойствием галерей, которые за два года затворничества стали действительно чем-то вроде родного дома. Затем, пока было время до совещания, наконец-то уделил время семье и немного вздремнул. Новая жизнь, с новыми задачами и планами только начинается и нам предстоят большие испытания.

И здесь, в нашем времени, и в прошлом, в котором мы основательно завязли.

Ближе к вечеру приехал Борисыч, мы с ним тепло поздоровались, и пока была возможность, накоротке переговорили о наболевших вопросах. Позже, пока было время, сходил снова в медицинский блок, чтоб уточнить ситуацию по раненым.

Дунаев пришел в себя, был еще слишком слабым, но его жизнь уже была вне опасности. Радист тоже вроде как будет жить. Боец ОСНАЗа, а это оказался знакомый Семен, с которым бегали тогда в лесу, был в тяжелом состоянии и еще не приходил в себя. А вот четвертый раненый, Строгов, был в сознании, но положение было критическим.

Я подошел к нему. Он открыл глаза и усталым взглядом осмотрел меня и прошептал:

— Ну что, Зимин, вроде прорвались. Это мы у тебя в гостях?

— Да, Саша. Ты помолчи. Вот пойдешь на поправку, тогда будем говорить серьезно. Главное — верь. Ты нужен.

Отошел в сторону и попытался поговорить с нашим новым хирургом.

— Оля, скажите, есть ли шанс? Этот человек очень важен. Вы же в курсе, откуда он.

— Шанс есть, организм сильный, да и экология в их время была получше нынешней, но я сделала все что смогла, остальное теперь за ним.

— Понятно. Держите меня в курсе, если в голову придут мысли о том, что есть еще возможности… Ну там новые лекарства или какое-то оборудование, сразу скажите.

Дождавшись ее молчаливого кивка, повернулся и пошел в общий зал, где ожидалось собрание руководителей нашей небольшой, но набирающей силу группы.

Глава 21

В небольшом зальчике собрались люди, которым я реально доверял и кто был в курсе основной работы нашей группы. Санька Артемьев, его жена, Катя, моя благоверная, Марина, Борисыч и от боевой группы, набранной в 41-м году, Вяткин и Марков.

Всех интересовали результаты моей поездки в Москву, потому что именно от этого зависела дальнейшая судьба нашего бункера и вообще наши дальнейшие планы, так как приток продуктов и горючего, так необходимых в нынешних условиях, временно прекратился. Поэтому было решено в первую очередь форсировать работы по запуску второго, так называемого транспортного портала.

Санька и Борисыч отчитались по ситуации со вторым бункером, недавно отбитым у татарских боевиков, и по ситуации в Симферополе и его окрестностях после уничтожения банды Ильяса.

Вот тут ситуация не такая уж и простая. Черненко сразу озаботился нашим усилением и тем, что к нам потянулся народ. Поиски специалистов и авральные работы по ремонту боевой техники не остались незамеченными, и это все элементарно напугало наших вроде как союзников. Поэтому есть большая вероятность создания против нас какого-нибудь альянса и возможна присылка подразделений усиления с Украины. Вот ведь гады. Как татар на место поставить и прекратить работорговлю, так нет сил, а как усиление пророссийской группировки предотвратить, так они всегда готовы. Видимо, придется и тут повоевать. Еще одна проблема — татары тоже зашевелились, и по непроверенным слухам, возможна присылка из Турции нескольких отрядов наемников, для устранения нашей группировки, и в данной ситуации получается, что мы занимаем пассивную позицию, ожидая удара. По срокам, появление наемников — еще минимум месяц-два. А вот с хохлами придется договариваться. Не хочется что-то со своими воевать, вроде как в свое время давал присягу Украине, хотя той страны давно уже нет. Вот сманить бойцов с семьями было бы неплохо, с учетом того, что украинцы достаточно интеллектуально развитый народ с большим процентом людей, имеющих высшее образование, и в нашей ситуации это будет весьма востребовано. Так что надо посылать и Саньку и Борисыча проводить агитацию среди остатков украинского полка внутренних войск, чтоб ослабить Черненко и нам усилить свои позиции. Но тут не исключена вероятность, что к нам "крота" зашлют, поэтому выбор перебежчиков на первое время должен быть небольшим, но качественно выверенным.

По боевой технике отчитывался Борисыч. В первую очередь найдены и привлечены для работы три мастера, один из которых имеет опыт работы с бронетанковой техникой. Отремонтировали два бронетранспортера и еще одну БМП-1, провели профилактику остальной имеющейся техники. В итоге у нас сейчас на ходу из брони — три бронетранспортера, две БМП-1 и две БМП-2. "Шилка", как ни странно, оказалась в рабочем состоянии, вот только боеприпасов к ней практически нет, поэтому бандюки ее и не трогали, хотя вещь серьезная, только в наших условиях не нужная. Отправили несколько поисковых партий по местам боев. Находим подбитую боевую технику, отмечаем на картах, чтоб в случае особого распоряжения можно было быстро транспортировать для разборки, тем более думали, что и предкам даже такое пригодится, в случае чего.

— Что по танкам? Там два Т-64-х было.

— Оба не рабочие, проблемы с движками. Нашли несколько таких, подбитых, уже гоняли машину. Вроде можно будет демонтировать неповрежденные узлы, но это чуть позже. Лучше, конечно, искать краны и автоплатформы для перевозки танков и под это все дело строить отдельный большой обогреваемый бокс. Но перспектива есть. При благоприятных условиях в течение месяца у нас будет пара боеспособных танков.

— Что с боеприпасами?

— Насобирали по местам боев и на складах в Перевальном, по пять-шесть боекомплектов на единицу бронетехники. То же самое и по бронетранспортерам. Так что проблема с боеприпасами на ближайшее время остро не стоит, при условии, что не будем вести масштабные боевые действия.

— По стрелковому оружию и средствам усиления?

— Больше чем надо. В общем, захват бункера нам очень помог. А мы там еще пленных расспросили, оказывается, в горах есть несколько складов, которые пока они не трогали, еще до войны натаскали с учетом развертывания партизанского движения.

— И вы так поверили?

— Нет, конечно. Но заставили отметить на карте и место и схемы минирования. Пытались юлить, но мы их очень убедительно расспрашивали. Один так до сих пор заикается и поседел. В общем, оружие и снаряжение есть и можно реально батальон укомплектовать.

— Что с пополнением?

— За это время к нам присоединились около сорока человек, в основном семьи, женщины, дети. Из бойцов в лучшем случае человек шесть-семь будет. Но ведутся переговоры о том, что к нам присоединятся на правах рядовых членов несколько семей из хохляцкого полка внутряков. Там много пришлых, и Черненко с его политикой соглашательства с Киевом и с татарами задолбал, естественно, их это не устраивало, молчали и терпели, пока не было альтернативы. Сейчас по-тихому на меня вышли представители, и человек двадцать согласны перейти под наше руководство.

— Черненко это не понравится, очень не понравится. Санька, ты у него долго прожил, что скажешь?

— А что говорить? Мужик он нормальный, вот только устал командовать, и все это видят. А ты тут появился и с ходу всем отморозкам в рыло дал, да так, что народ удовольствие получил. Да многие тебя еще и по войне помнят, как мы тут банды в городе зачищали. Так что авторитет есть. С этой стороны проблем с добровольцами не будет.

— Понятно. Значит, так, тогда вот что делаем. Первое: усиление охраны этого бункера, организация дополнительных огневых точек. С Перевального привезете гранатометы и парочку СПГ-9. Основная наша ценность это порталы. Поэтому нужно усилить безопасность. Санька, на тебе военная сторона. Борисыч, ты берешь проверенных людей, занимаетесь фортификацией, разобрать близлежащие дома, так, чтоб любой несанкционированный подход техники к бункеру был невозможен. На мне работа с большим порталом. Вяткин, несете караульную службу, особое внимание на новичка. Загрузи его побольше, чтоб дурные мысли в голову не лезли. Да, кстати…

Я придвинул сверток, который среди других вещей привез с собой из Москвы. Из него достал несколько удостоверений сотрудников ГУГБ СССР, где были вклеены фотографии моих бойцов.

— Вот что, Фрол Степанович. Уже неделю вы являетесь сотрудниками Главного управления государственной безопасности СССР. Вот, раздашь народу. Не морщись. Это для того, чтоб ваши семьи имели льготы и получали усиленный паек. Да и на особом контроле они будут, чтоб никто не обижал. Это мера вынужденная, но тут я заботился только о вас. Не знаю, как будут развиваться события, но вы уже давно не просто бойцы 172-й дивизии, которую немцы разгромили под Могилевом, а сотрудники специального подразделения ГУГБ СССР с соответствующими окладами и льготами. Это на тот случай, если Егор начнет права качать. Сразу ставь его на место. Ну, вроде все. Давайте работать — времени у нас мало. Ой, чувствую, что это только начало.

На такой "оптимистической" ноте все разошлись заниматься своими делами. Я же в сопровождении вездесущего Артемьева направился через готовый подземный проход в просторный гараж, где уже была практически построена вторая установка портала во времени.

Тут я занялся своим любимым делом. Борисыч тоже набивался в помощники, так как мы с ним в свое время вообще этим на жизнь зарабатывали, монтируя системы видеонаблюдения и компьютерные сети. Сейчас же мне помогал хозяйственный Вяткин, распределивший людей по постам и работам. Саньке пришлось уехать в Перевальное за гранатометами и противотанковыми минами, десяток которых нашли на складе.

Но как мне показалось, Вяткин со мной просто хотел остаться наедине и поговорить по душам, но не знал, как начать разговор. Мы как раз закончили намотку очередной катушки для контура портала.

— Фрол Степанович, не знаешь, как начать разговор, говори как есть, а то вижу, что маешься.

— Да, товарищ капитан, честно, не знаю с чего начать, а то как-то возможности не было. Или вас теперь называть товарищ майор госбезопасности?

— Фрол Степанович, ну что за детский сад. Зови "командир", будет достаточно. Вон Артемьев умудряется так это слово произносить, что хочется ему в ухо дать. Но, как я понял, хочешь поговорить о вашем будущем? Когда к семьям вернуться сможете?

— Ну и это тоже. Я-то понимаю, что вы все делаете, чтоб и свои семьи сберечь и нам помочь от немца отбиться. Особенно после того как узнали, что они будут на землях захваченных делать. Враг он и есть враг. Да и тут насмотрелся… Давно хотел вас спросить, как же вы довели страну до такого?

— А что рассказывать. Вот ты же беспартийный?

— Нет. В партии состою с декабря 1918 года и в Гражданскую повоевал.

— Странно. Я все думал, что ты из зажиточных крестьян. Ну да ладно, это многое объясняет. Понимаешь, Фрол Степанович, что не все так просто. Красная тряпка мировой буржуазии, которой у вас постоянно махали перед носом, чтоб держать в напряжении, не такая уж и неправда. Была она и есть. И постоянно хочет откусить от России куски пожирнее, схарчить и снова откусить. Единственное, что мешает — это такие люди, как мы, готовые воевать за свою родину. И неважно как она называется: Российская империя, Советский Союз или Российская Федерация. Родина у нас одна и ее нужно защищать. Кстати, для информации, революцию в России устроили-то не просто так, и сколько страну грабили, сколько людей погибло. А с чего началось? С Первой мировой войны, вы ее империалистической зовете. Правильно. Не нужна она была России и дурак Николашка влез в нее и кучу народа угробил. А реально кто с этого выиграл? Так это англичане, французы и американцы, набив карман и ослабив Россию. Ты ж сам, наверно, воевал? Да? Ну, так и думал. И коммунисты из-за границы деньги получали. Вот только большевики потом не захотели под дудку империалистов плясать и просто элементарно уничтожили всех, кто тянул в ту сторону и имел с заграницей связи. Вспомни, как ГПУ развлекалось, сколько "верных ленинцев" на Колыму уехало снег разгребать. Многое я и для себя понял, побывав в Москве и пообщавшись с тем же Берией и Сталиным. Много грязи, но для себя сделал только главный вывод — у нас нет друзей и надо защищать Россию. Наши противники как раз и поняли, что в этом наша сила, поэтому стали разлагать потихоньку, помаленьку, когда защищать Родину стало уделом отщепенцев, а остальные заоглядывались туда, на Запад. Поэтому и проиграли, что потеряли стержень.

— А ты, командир?

— А я… У меня отец военный, дед воевал в войну, освобождал от немцев Европу и погиб в Будапеште в последние дни войны. Это в крови, ну наверно, и воспитали так. Жену ты мою видел, та же закваска. Посмотри на тех, кто теперь с нами? Гнилья-то нет. Все оно отшелушилось и ушло, смылось. А ваша команда? Сам же видел, что на фронте творилось, кто сразу оружие бросал и лапки поднимал, а кто до последнего патрона, а потом в штыки. Может, и не случайно вы со мной в одной команде. Так что правильное мы дело делаем, и у меня совесть молчит. Ни мне, ни вам стыдиться нечего. И на пулеметы вас толпой с криком "За Сталина" никто посылать не будет. А о семьях ваших мы побеспокоимся. Не волнуйся.

Пока я говорил, мы закончили намотку и установку еще одной катушки, но мельком брошенный взгляд подтвердил мою догадку, что Вяткин услышал почти все, что хотел.

К вечеру следующего дня основные работы по монтажу портала были закончены. Прогнали разок энергостанцию из десяти автомобильных двигателей и трех дизель-генераторов.

Теперь начинается самое главное. Как обычно, система управления была вынесена подальше, возле портала оставались только необходимые системы, для контроля работы энергообеспечения комплекса. Прокинув несколько компьютерных кабелей, запустил наш вычислительный центр на расчет калибровочных параметров, а сам занялся настройкой волновой линзы. За такой работой пролетели еще сутки. Светлана даже обед приносила прямо сюда. Борисыч, наплевав на все свои обязанности, несмотря на мое ворчание, тоже подключился к работам, ускорив этим самым весь процесс на порядок.

При калибровке и проверочном запуске системы заметил интересную вещь: в отличие от малой установки, здесь можно менять ряд параметров в настройках, которые отвечают за подключение к пространственно-временному каналу, которые благодаря своей дискретности смогут регулировать географическое изменение точки выхода портала. По настройке изменения временных параметров так ничего и не смог добиться. Тут нужно теоретическую модель подключать, а на это уже не было времени.

И вот знаменательное событие. Все, по возможности, были удалены подальше от большой установки, а я, включив нашу импровизированную электростанцию, занялся последней настройкой комплекса и фокусировкой волновой линзы. Горючего, конечно, было сожжено немало, но к вечеру я смог закончить работы и в первом приближении нащупать канал. Нормально выспавшись, на следующий день уже занялся точной настройкой параметров пространственно-временного канала. Вот тут понадобилось больше времени, нежели мучился с малым порталом. Более серьезные потоки энергии требовали качественной и тонкой настройки. Но имевшийся опыт уже сказался и к вечеру канал был настроен. На следующий день назначили запуск самого портала и исследовательские мероприятия, которые мы проводили при первом включении малого портала. Охрана объекта была усилена, группа охраны внутри гаража, где размещалась установка, была экипирована с максимальной степенью защиты. Марина подготовила лабораторию для проведения химико-бактериологического анализа обстановки.

И вот этот день наступил. Я и два бойца, одетые в ОЗК, противогазы, навешав на себя бронежилеты и каски, вооружившись гранатометами и пулеметами, затаились в подземном переходе возле гаража на случай непредвиденной ситуации. Перед порталом был сооружен импровизированный бруствер из камней и мешков с песком. В помещении стояли несколько камер, которые контролировали процесс и вели запись.

По команде в вычислительном центре запустили программу включения портала. Я ощутил ногами, как затряслась земля от одновременной работы автомобильных двигателей и дизель-генераторов, расположенных в соседнем здании.

Портал включился на долю секунды, потом выключился. Вдруг точка выхода плавает, и мы получим кучу забортной воды. Но вроде как сюрпризов не было.

После этого портал снова включили на более продолжительный срок и опять выключили. Выждав паузу, включили уже надолго.

В гарнитуре радиостанции услышал доклад Борисыча, который управлял в вычислительном центре.

— Есть выход на полную энергию…

— Есть вход в канал…

— Есть точка выхода…

— Есть включение баланса энергии…

— Стабилизация канала…

— Десять секунд. Канал стабильный. Мелкие флуктуации в пределах нормы…

— Минута. Канал стабильный…

— Пять минут, канал стабильный…

— Десять минут. Канал стабильный. Параметры зафиксированы.

Тут уже я даю команду:

— Завершай программу. Проверка установки. Марина, взять пробу внутри помещения, вдруг какую гадость натянуло. Силовой группе отбой.

После того как Марина взяла пробы и убежала к себе в лабораторию, помещение было снова закрыто, а мы, пока было время, занимались проверкой аппаратуры и анализировали состояние датчиков. Вдруг где провод перегревается или предохранители слабые, чтоб вовремя это обнаружить и заменить.

Ближе к вечеру уже были первые результаты анализов. Все как обычно, ничего особенного. По этому поводу решили проводить следующий этап разработки нового портала. Опять загудели генераторы и затряслась земля. Но теперь мы действовали более смело. Как и несколько месяцев назад, установка была заминирована, а все помещение обложено канистрами с напалмом, на случай несанкционированной попытки прорыва и захвата установки.

Специально подготовленная штанга, на которой размещалась роботизированная видеокамера с синхронизированной лампой инфракрасной подсветки и антенна радиоприемника была пропущена через окно портала. Мы специально выбирали вечернее время, на случай выхода в населенном пункте, чтоб не привлекать внимания. Но камера показала опять лес и большую поляну. Подключившись с помощью ноутбука к камере, стал проводить более тщательный просмотр. Подробно рассматривал все доступные участки леса, в поисках необычных вещей, но, как и в прошлый раз, ничего особенного — лес как лес. В это время был включен малый портал и задействована система пеленгации радиосигналов. Тут была вероятность, что работающие порталы могут воздействовать друг на друга, но, к счастью, ничего такого не произошло. К антенне, вынесенной в большой портал, был подключен радиопередатчик, и в эфир на той стороне выдали некоторую короткую последовательность сигналов. Буквально через минуту Борисыч, который, помимо всего прочего, контролировал результаты пеленгации, подтвердил прием сигнала пеленгатором, который располагался под Могилевом 1941 года, и то, что место, откуда идет радиосигнал, определено. После этой фразы мы затянули штангу обратно и выключили большой и малый порталы. Теперь осталось обобщить результаты и выработать план дальнейших действий.

Для более полной информации запросил сводку по Юго-Западному направлению и положению войск на данный момент.

Как показали наши замеры, точка выхода находится недалеко от города Нежин. В данный момент времени эта территория еще частично находится под контролем Красной Армии, но уже началось наступление 2-й полевой армии вермахта, которая в течение недели пытается прорвать заранее укрепленные позиции 21-й армии по реке Десна. Восточнее наступают части 2-й танковой группы немцев, взламывая линию обороны 40-й армии. В нашей истории в это время немцы уже разгромили части 21-й и 40-й армий и вышли к городу Прилуки. История не сильно изменилась, но в Генштабе Красной Армии правильно оценили информацию из будущего и сделали правильные выводы. Знаменитый поворот Гудериана на юг состоялся и в этой истории, только на две недели позже, что дало время частям 21-й и 40-й армий укрепить полосу обороны и заставить немцев завязнуть на более продолжительный срок. Благодаря этому Киев еще не был взят, а немецкие моторизованные корпуса, которые в реальной истории с севера проводили окружение киевской группировки, завязли на линии Десны, пытаясь прорваться к железной дороге Киев-Нежин-Конотоп.

Точно узнать, где проходит линия фронта, уже нельзя — оборона 21-й армии прорвана и та местность, где вышел наш портал, в данный момент представляет собой кашу из наступающих немецких частей и отходящих или разгромленных частей Красной Армии. Радиоперехват показал активную работу множества армейских радиопередатчиков разной мощности и назначения. Развертывание радиопеленгационной системы в данный момент нереально — нужно искать другие точки выхода.

Поэтому было принято решение о выходе разведгруппы из двух человек, под моим командованием. На базе оставалась резервная группа силового прикрытия, задача которой в случае чего выйти на поддержку.

В это же время через Могилевское окно передали радиограмму в Москву о точке выхода с просьбой известить части 21-й армии о возможном появлении в полосе ее дислокации майора Кречетова Сергея Ивановича, сотрудника разведуправления Генерального штаба РККА.

Но тут вмешался молчавший до этого Борисыч.

— Сергей, скажи, а высота портала над землей какая?

— Ну, там получается метра два, не больше.

— А чего мудрить. Вы выходите ночью, но группа усиления будет вас ждать на бронетранспортере, который подготовим и для которого сделаем сходни, чтоб мог и съехать на ту сторону и вернуться обратно, что, зря делали такой портал?

— Мудро. Сегодня ночью уже не успеваем, а вот до завтрашнего вечера нужно подготовить и систему спуска техники на ту сторону и подъема техники обратно. Может, у немцев еще и горючим разживемся.

Ох зря я это сказал. Как у людей глазки-то загорелись. Мало им раненых Борисыча и Воропаева. Даже Вяткин, вроде как мудрый и битый жизнью, и тот повеселел. Вот как человек проникся нашими проблемами.

Тогда я решил подвести итоги совещания.

— Значит, так. Борисыч, на тебе электроника, радиосвязь и готовишь систему радиоподавления к работе. Если наткнемся на кого-то, чтоб не успели вызвать помощь. Дальше. Санька, на тебе бронетранспортер и на всякий случай приготовь СПГ и АГС. Я, конечно, не рассчитываю на прямое столкновение с противником, но надо быть готовым. К сожалению, нет у нас экипажа для БМП-1. Но этот вопрос скоро решим. Организуешь производство пандуса. Там ничего сложного, сварная конструкция и лебедки, чтоб ей управлять. Марина и Ольга, на вас подготовка аптечек и организация дополнительных мест на случай ранений группы разведки.

Санька, до этого кивающий головой, спросил:

— Командир, а кто пойдет?

— Идем я и Малой. Группа усиления, командир Артемьев, заместитель Вяткин, дальше Миронов, возьмете новичка, экипируете его, проинструктируете. Пусть в себя приходит и делом занимается. Дальше. Обеспечение безопасности бункера. За пультом — Светлана, силовая группа — Екатерина Артемьева, Борисыч. Для внешнего периметра привезешь пару человек с Перевального, только проверенных.

Естественно, Саньке это не понравилось.

— Командир, может, я с тобой?

— Артемьев, прекратить пререкания. Практику ведения боевых действий с использованием БТР-80, кроме меня, имеете только вы. Поэтому командовать будете тоже вы. Все. Пока мы будем работать в лесу, можете на поляне произвести выборочное секторное минирование.

А вот Борисыч сразу стал задавать конструктивные вопросы.

— Какой порядок работы портала будет?

— Десять минут — выход группы. Потом выключение. В работе малый портал. Плановое включение каждые четыре часа. Если будет необходимость экстренного включения, мы подадим сигнал бедствия, выловите приемником через Могилевское окно. Еще вопросы есть? Ну что ж, дальше все в рабочем порядке.

На этом совещание закончилось, и каждый занялся своим делом. Завтра предстоял новый выход и новые открытия.

Глава 22

Уже в процессе подготовки к выходу решили все-таки изменить порядок высадки. Возле точки остаются Артемьев, Миронов и Вяткин, развернув систему радиоподавления и организовав некоторое подобие огневых точек, на случай нежданных гостей, а мы с Малым проводим разведку. В случае экстренной ситуации и нам понадобится срочная помощь, Артемьев дает сигнал, и включается большой портал и из него спускают БТР, на котором он прорывается к нам и производит эвакуацию.

Вот и вечер, в боксе стоит заправленный и полностью укомплектованный боеприпасами бронетранспортер. Составной пандус для спуска техники на другую сторону готов и две лебедки для затаскивания техники установлены, закреплены и проверены. Даже проработан механизм затаскивания трофейной техники в портал.

Торжественная минута, опять задрожала земля от работы дизелей и автомобильных двигателей, подающих питание на аппаратуру, и пятеро человек, экипированных и вооруженных для разведывательного выхода, шагнули в портал. Миронов и Вяткин еле тащили тяжелый аккумулятор, который должен будет питать радиопередатчик системы радиоподавления. Санька нес на себе передатчик, ноутбук и обычный для него вещмешок с взрывоопасными игрушками, на которые он был большим мастером. Спустившись по веревке, мы с Малым уже привычно отбежали от места высадки и заняли оборону. Не обнаружив ничего неожиданного, начали делать круги по спирали, в поиске следов пребывания ненужных свидетелей. Убедившись, что ничего нам не угрожает, дал отмашку на переход остальной группы. Вернувшись обратно, стал принимать грузы, передаваемые через портал. Это и пулемет ПКМ с запасными лентами и РПГ-7 с двойным боекомплектом выстрелов, и АГС-17 с тройным боекомплектом, и куча других вещей, необходимых для нашей защиты. Затем спустили аккумулятор, и потом пошли люди. Через пять минут выключился портал, и мы приступили к организации временной базы. Причем работали не все, несмотря на нашу экипировку, приборов ночного видения на всех не хватало. Но уже ближе к полуночи вроде как разместились, и наконец-то мы с Малым двинулись через поляну в сторону поля. Скорее всего, недалеко и до населенного пункта.

Мимо мелькали деревья, и легкое шелестение травы под нашими ногами заглушалось шумом близкой канонады. Несмотря на ночное время суток, бои не прекращались, и артиллерия не умолкала ни на секунду.

Медленно продвигаясь, стараясь идти по кромке леса, вышли к дороге, которая вела к какому-то населенному пункту. В нашу задачу на сегодня входило точное определение места выхода и все. Но никто не забывал, что у нас уже начались проблемы с горючим и продуктами, поэтому если появится возможность безнаказанно разжиться нужными нам ресурсами, то никто не собирался останавливаться.

Малой шел первым, метров на двадцать уйдя вперед, и периодически связывался по радио.

— Феникс, это Кукушка-Один. Слышу на дороге движение.

— Понял, дождись меня, вместе глянем. Как подойду, моргнешь инфракрасным фонариком.

— Понял.

Через минуты две я в приборе ночного видения увидел моргание специального фонарика, свечение которого человеческий глаз не в состоянии увидеть.

Мы осторожно стали пробираться к дороге. Все явственнее был слышен равномерный топот ног, звяканье железа и фырканье лошадей. Притаившись в кустах, мы прекрасно видели небольшую колонну красноармейцев. То, что люди вымотаны, видно невооруженным взглядом. Понуро опущенные головы, несколько телег, набитые ранеными, лошадь, тянущая упряжку с "сорокопяткой". Картина отступающей части. Сам факт того, что отходят ночью, организованно, говорит о сохранении некоторого подобия порядка при отступлении. В наши планы не входило выскакивать, как болванчики из табакерки, и быть застреленными, поэтому пришлось дождаться, когда колонна пройдет, и тогда двигаться дальше параллельно дороге.

Такая предусмотрительность оправдала себя, чуть позже мы наткнулись на арьергард отступающей части, который, видимо, должен был задержать немцев, если те попробуют организовать преследование. Известив Артемьева, что в их сторону направляется воинская часть, мы двинулись дальше.

В этой полосе наступали части 2-й полевой армии вермахта. В отличие от моторизованных дивизий, насыщенность техникой у них была поменьше, что сказывалось на скорости продвижения. По моему мнению, в такой ситуации разжиться горючим будет не так просто, но попытаться стоит. Через час такого марша мы наконец-то вышли к населенному пункту, возле которого явственно были видны следы боя и пустые окопы, оставленные ранее виденными нами красноармейцами.

Но свято место пусто не бывает. В деревне уже хозяйничали немцы. Несколько грузовиков, развернутая батарея зенитных автоматических пушек и примерно рота немцев, которые, выставив охранение, расположились на ночлег. Тут на связь вышел Артемьев.

— Феникс, это Бычок.

— На связи.

— Твои знакомые тут недалеко окопы роют, не рядом, конечно, но если мы начнем уходить, то могут заметить всю нашу акробатику.

— Уйди дальше в лес. Маскируйтесь и не дергайтесь. Мы тут немцами любуемся. Попробую уточнить, что за деревня, сколько немцев и что у них в закромах.

Пробираясь по лесу, приближались к деревне. Малой периодически прикладывал ВСС и через прицел рассматривал расположение часовых и секретов. Таким образом мы разглядели несколько секретов и две пулеметные позиции, которые весьма грамотно прикрывали расположившихся на ночлег немцев. Да и зенитная артиллерия была расставлена таким образом, что не оставила бы нападающим никаких шансов. Уже после более внимательного изучения рассмотрели еще несколько полевых пушек, возле которых периодически прохаживались часовые, и я не сомневался, что расчеты спят где-то рядом и по первой команде откроют огонь.

По зрелому размышлению, вдвоем нам сюда лезть никак нельзя, да и вдесятером тоже, и БТР не помог бы. Не добившись никаких результатов, принимаю решение уходить. Рисковать зря это не подвиг, это дурость, у нас другие задачи, более глобальные, нежели грохнуть несколько спящих немцев.

Тут в наушниках прошелестел голос Малого:

— Командир. Просто так уйдем? В метрах ста от нас секрет и недалеко от него пулеметная позиция. Может, по-тихому их грохнем и пару сюрпризов оставим, нам ничего не грозит, а они утром побегают, хоть на полчаса, но задержатся.

— Нет. Сам знаешь, у них смена будет часа через два. Все равно раньше времени найдут и крик поднимут.

— Но нам-то что с этого. Командир, пойми, не могу смотреть, как эти гады нашу землю топчут. А тут оружие бесшумное. Штук пять их гнид зачистим, до Берлина потом проще идти будет.

"Вот ведь, как наш сленг перенимают и моими же словами сейчас убеждают. С другой стороны, народу из сорок первого года нужно постоянно доказывать, что мы с ними противнемцев. А тут пара выстрелов. И уходим. Ладно, да и сам хотел пострелять, правда после этого придется выслушивать едкие шуточки Артемьева".

Малой понял, что я согласился, когда стал скручивать со своей СВУ штатный пламегаситель и накручивать доработанный глушитель, сделанный спецами в Москве.

Мы разошлись, так, чтоб в сектора обстрела под разными углами попали наши мишени и возможные пути подхода к ним подкреплений.

Только я приложился к прицелу винтовки, но тут же яростно зашипел в гарнитуру радиостанции:

— Кукушка, отставить.

— Вас понял, Феникс, что случилось?

— У нас гости, смотри левее окопов. Видишь, движется что-то?

Через секунд двадцать Малой подтвердил, что видит.

— Если не ошибаюсь, то не только мы за немцами подглядываем. Похоже, наша разведка.

— Да, похоже. Вроде как секрет выкрасть хотят. Что будем делать?

— Смотрим, наблюдаем, сочувствуем. Если немцы начнут возмущаться, немного постреляем.

— Вас понял, Феникс.

Тут в наши переговоры вмешался Артемьев:

— Феникс, вы там что? Делом занимаетесь или развлекаетесь? Может, вам еще попкорна прислать?

— Бычок, тебе что заняться нечем? У тебя там красноармейцы рядом, наблюдайте. Тоже интересно. Все, конец связи, не мешай. Тут куча машин и у немцев наверняка "наливняк" должен быть.

Мы в течение сорока минут наблюдали, как разведчики подбирались к секрету, и особенно понравился бросок — тихая возня и тишина. Потом один, взвалив на себя безвольное тело, быстро побежал к лесу, а двое его стали прикрывать. Естественно, такая наглость не осталась долго незамеченной. Немцы всегда были педантами того, что касалось караульной службы. Поэтому раздались крики, выстрелы, и небо озарилось осветительными ракетами.

— Кукушка, работаем.

— Вас понял.

И две наши винтовки тихо захлопали. Пулемет, который с фланга обстреливал отступающих разведчиков, быстро замолчал. Трудно пулеметчикам стрелять с дырками в головах. Со стороны деревни затявкала зенитная пушка, но и она вскоре замолчала. Даже на такой дистанции моя винтовка смогла их достать, хотя и пришлось потратить почти весь магазин. Мы так развлекались еще минут пять, пока немцы не догадались, что они как-то странно умирают, поэтому пушки, пулеметы начали обстреливать все вокруг, и нам пришлось в срочном порядке ретироваться, жалко будет нарваться на шальную пулю или снаряд.

— Пойдем разведку посмотрим, может, им помощь нужна, а то их вдогонку хорошо угостили. Как раз и на местности наконец-то сориентируемся.

— Феникс, это Бычок, что у вас там?

— Да тут разведка нарвалась, а мы под шумок немного постреляли.

— И как результаты?

— Немцы очень обиделись. Аж человек на двадцать.

— Командир, может, давай БТР вытянем и еще раз прогуляемся?

— Щаз. Там у них батарея зенитных автоматов, враз наш БТР нашинкуют. Короче, Бычок, прекращай засорять эфир своими фантазиями. Твоя фантазия на базе ребенка нянчит. Тебе, кстати, задание.

— Слушаю.

В его голосе проявился азарт. Вот человек, еще в войну не наигрался.

— Подготовь все для фугаса. Заминируем дорогу, именно по ней завтра немцы пойдут. Справишься?

— Да не проблема. Я-то думал…

В голосе раздались разочарованные нотки. Ничего, вернемся на базу, я Катьку, его жену, накручу, чтоб она ему мозги вправила. Она уже одного мужчину на войне потеряла. Пусть думает.

— Покушение на Гитлера чуть позже обдумаем. Все, конец связи.

Теперь мы занимались преследованием. Примерно представляя маршрут, по которому уходила разведка, смогли их нагнать минут через двадцать бега, причем наше преимущество в ночном зрении опять помогло. Да и Малой, который шел впереди, будучи охотником, умел слушать лес, и сопение разведчиков услышал намного раньше, чем мы вышли на них. А дела у народа были не очень. Одного из разведчиков серьезно зацепило, и ему пытались оказать первую помощь.

Двое склонились над раненым, рядом лежал связанный немец, а четвертый разведчик стоял рядом, вслушиваясь в лес. Он, видимо, слышал наше приближение, поэтому занервничал. Мы с Малым спрятались за деревьями, и я спокойно, вполголоса сказал:

— Эй, разведка, не стрелять, свои.

Разведчики сразу бросились врассыпную, заняв оборону, но, доказывая, что они не простая пехота, не открыли стрельбы. Когда они попрятались, в ответ раздался вопрос:

— Это кто свои?

И я, и Малой, который зашел с фланга, прекрасно их видели, поэтому в случае перестрелки у них не было шансов.

— Сначала вы представьтесь. Хотел бы вас завалить, просто бы гранату кинул.

"О как. А мне эта сцена уже знакома. Вот именно так я в лесу под Рославлем знакомился с младшим братом Строгова, с лейтенантом Павловым и девушкой Зоей".

— Дивизионная разведка. Вы кто?

— Фронтовая разведка. Я выхожу.

— Ну выходи.

Я вышел из-за дерева, приблизился к дереву, за которым спрятался командир группы. Тот осторожно вышел, держа меня на прицеле автомата. Но вот мой вид в "лохматке" и с прибором ночного видения на него произвел впечатление.

— Представьтесь.

— Лейтенант Мальков. Девяносто девятый разведывательный батальон, 62-й стрелковой дивизии.

— Майор Кречетов. Специальное подразделение фронтовой разведки.

Мальков волновался и часто вертел головой, правильно делает, не могу же я в таких чинах быть один в этом лесу. Надо разряжать ситуацию, получать информацию и сваливать, и так набегались по лесу.

— Давай гляну, что там с раненым.

Я наклонился и посмотрел. Ну огнестрел, плечо задело, шок. Уже привычно достал шприц-тюбик и вколол в ногу раненому. На вопросительный взгляд разведчика ответил:

— Это обезболивающий укол. У американцев закупаем. Вроде ничего, будет жить.

— Товарищ майор, а что это у вас за прибор на голове такой?

— Прибор ночного видения, тоже американский. Очень неплохо с таким ночью на немцев охотиться.

Я снял прибор и дал попробовать лейтенанту. Он повертел головой и с сожалением отдал обратно.

— Хорошая вещь.

Так, надо его сбивать с темы.

— Вот что, лейтенант. Вы там в деревне неплохо наследили, пришлось немного подчистить за вами, так что погони не будет. У германцев сейчас более интересное занятие, трупы считают. Думаю, штук двадцать будет. Но это так, лирика. Я помогу вам, вы поможете мне. Наш самолет сбился с курса, поэтому выбросили неизвестно где, нет привязки к местности. Что это за деревня?

— Деревня называется Каблуки.

— Странное название. Ничего, разберемся. Что думаете дальше делать?

— К своим нужно идти.

— Тут по дороге наша стрелковая рота позицию занимает. Можете туда пробираться, а мы своим путем, сам понимаешь, у каждого своя задача.

После чего, снова надев прибор, не забыл подобрать использованный тюбик обезболивающего, и мы с Малым снова растворились в лесу. Снова шли по лесу, делая большую дугу, чтобы не столкнуться с разведчиками и красноармейцами, когда на связь вышел Артемьев.

— Феникс, на связь.

— Слушаю.

— Командир, не поверишь, на той полянке, где мы собирались устраивать пикничок, обосновалась батарея наших минометов и уходить не собирается. Окопчики роют. Хорошо, что мы в лес отошли, но что дальше делать?

— Хреново. Уходите дальше в лес и ищите место под базу. Судя по расстановке сил, они завтра не долго продержатся. Придется сидеть в лесу и пережидать.

Через час бега по лесу мы воссоединились с нашей группой и приступили к анализу ситуации.

— Мы столкнулись с разведкой 62-й стрелковой дивизии 21-й армии, которая как раз противостоит немцам в этой полосе. Судя по всему, управление войсками не потеряно, и это дает шанс, что разгрома, как в нашей истории, под Киевом не будет. А это значит и наша заслуга тоже. Санька, давай разворачивай радиостанцию, передадим нашим сообщение, чтоб отправили шифрограмму в Москву и указали про наше местоположение. Может, они успеют связаться с командованием 62-й дивизии, и нас тут не шлепнут, если увидят.

— А смысл? Ну скажут они, ну выйдем мы и нас не расстреляют, в лучшем случае отправят в Москву, в худшем придется участвовать в боях и отступать, потом снова Москва. Или все равно придется пробираться по ночам сюда. А дальше? Опять точка перехода на захваченной территории и куча головной боли.

— Тут ты, Санька, прав. Задержать немцев они не смогут. Подогнать горючки под постоянными налетами и ударами противника не реально. Только опять засветимся. Тогда смысла здесь устраивать встречу братьев по разуму я не вижу. Хорошо. Тогда готовим скрытое убежище. Выставляем посты, минируем подходы.

К утру нашли небольшую промоину возле ручья, там и разместили свою временную базу. На подступах поставили несколько мин-ловушек, так, чтоб подобраться к нам было не так легко. Вот тут Санька оказался виртуозом. Параллельно прослушивали переговоры немцев по радио, стараясь хотя бы по мощности сигнала определять расстояние до работающих передатчиков, но это было настолько неточно, что достоверность такой информации была невысока.

Малой напросился быть наблюдателем на поле боя, и для большей информативности взял новинку, благодаря Борисычу, появившуюся у нас. Это была миниатюрная видеокамера с радиопередатчиком. Мы, на месте подключив к ноутбуку внешний ТВ-тюнер, могли смотреть передаваемое изображение с места события. Конечно, мощность передатчика была невелика и смотреть могли на расстоянии не больше ста метров, потом сигнал начинал затухать, но раньше и такого не было. Одного его отпускать было не с руки, поэтому назначил ему в пару Артемьева, авантюризм которого будет компенсироваться непробиваемым спокойствием Малого, несмотря на возмущение Саньки, назначенного старшим.

Разведчики, искусно замаскировавшись в лесу, стали демонстрировать панораму обороны потрепанного советского батальона, позиции противотанковых пушек и минометной батареи, состоявшей всего из трех орудий.

— Кукушка, попробуй обойти лесом и выйди в тыл к нашим, а то попадешь под перекрестный огонь.

— Вас понял. Сам хотел предложить.

Минут сорок Малой и Артемьев пробирались на указанную позицию, по пути чуть не наткнувшись на немецких наблюдателей, которые занимались тем же — подглядывали за нашими бойцами.

— Феникс, вижу двух немецких наблюдателей.

— Дистанция?

— Метров сорок. С радиостанцией, скорее всего корректировщики.

— Сможешь по-тихому снять?

— Да.

— Работай осторожно. Будет возможность, возьми трофеи — в хозяйстве пригодятся.

Тут наш разговор был заглушён начавшейся артиллерийской подготовкой. Где-то вдалеке глухо хлопали пушки, и над позициями советского батальона сразу стали подниматься столбы разрывов тяжелых снарядов. Видимо, немцы сильно разозлились за наш ночной визит, раз сразу, без попыток прорваться штатными полковыми средствами, начали лупить дивизионной артиллерией.

Но это было недолго. Два тихих хлопка, абсолютно неслышных на фоне канонады, сразу прекратили корректировку огня немецкой артиллерии.

Быстро обыскав немцев, ухватив два карабина, несколько сотен патронов, простой пехотный пистолет парабеллум, разведчики еле успели унести ноги от пробирающихся через лес густых цепей немецкой пехоты. Повезло в том, что корректировщики засели на фланге, и основная масса пехоты прошла левее места, где укрылись Малой и Артемьев.

Со стороны дороги раздался сильный взрыв. О, вот точно Санькин фугас рванул, значит, немцы пытались проехать по дороге или протащить что-то тяжелое, вроде пушки. Мое настроение улучшилось. Роль пассивного наблюдателя за тем, как полнокровный полк со всеми средствами усиления будет раскатывать наш потрепанный батальон, меня как-то не устраивала. А тут уже сумели даже в таком режиме, не привлекая внимания, надавать немцам.

Оторвавшись от экрана ноутбука, повернул голову к Миронову.

— Выдвинься правее метров сто, там ложбина, и немцы, когда получат по зубам, попытаются обойти. Поставь там несколько растяжек, чтоб и немцам было весело, и мы с ними за компанию посмеялись.

Миронов, облаченный в почти такую же, как и у меня, лохматку, вооруженный СВД, коротко кивнул и без лишних слов вытащил из Санькиного баула пяток заготовок для растяжек и бесшумно исчез в кустах.

С нашей стороны пока было тихо, поэтому, убедившись, что Вяткин контролирует подходы к нашему убежищу, снова вернулся к ноутбуку и погрузился в процесс наблюдения за разворачивающимися событиями.

Решив, что артподготовка закончилась, немецкие цепи вышли из-под прикрытия деревьев и достаточно резво рванули в сторону русских окопов. Судя по количеству немцев, наступало тут не меньше пехотного полка. Когда до окопов оставалось метров двести, открыла огонь минометная батарея. Сначала тявкнул один миномет. Получив данные от корректировщика, внесли поправки и сразу захлопали все три орудия. Расстояние было не такое уж и большое, да и минометчики успели за последние дни напрактиковаться на противнике — в боевых порядках немцев начали вспухать взрывы мин. Правый фланг, который попал под обстрел, сразу залег, и минометчики перенесли огонь чуть дальше, в надежде остановить продвижение всего полка. Со стороны окопов уже хлопали винтовки и короткими очередями стреляли парочка "максимов" и несколько ручных "Дегтяревых". Обычно в такой ситуации немцы подтягивали свои минометы и ровняли позиции противника с землей, но тут командир обороняющегося батальона поступил мудро. В лесу минометы не расположишь, сами себя при выстрелах подорвут. Выходить из леса и размещать там позиции — сразу окажутся под огнем стрелкового вооружения. Остается только полковая артиллерия, и только с закрытых позиций. На дороге, по Санькиной вине, произошел затор, поэтому подтянуть на прямую наводку легкие 75-миллиметровые пушки пока не получается. Командир советского батальона решил этим воспользоваться по максимуму.

Попав под яростный обстрел, немцы залегли и начали отступать под защиту деревьев. Получив новые целеуказания, из-за леса опять загрохотала артиллерия. Досталось и минометчикам. Их позицию вычислили очень быстро и накрыли сосредоточенным огнем.

— Феникс, Феникс. Это Бычок. Что будем делать? Ты видишь, наших раскатывают. У них в лесу несколько корректировщиков. Может, загасишь им передатчики?

— Надолго ли? Протянут "полевку" и про нас узнают. Хотя попытаться стоит.

Повернулся к передатчику, подключил к модулю управления плату согласования с ноутбуком и запустил программу на ноутбуке. Тут же заработал анализатор спектра радиосигналов и уже привычно включил селективный подавитель сигналов.

На связь опять вышел Артемьев.

— Феникс, все классно. Прекратили бомбить. Наверно, сами обалдели.

Да. У них же по штату не положены средства РЭБ и радиопеленгации. Поэтому вряд ли в пехотном полку найдутся средства для поисков нашего передатчика. Но и эта заминка оказалась недолгой. На поле по лесной дороге выехали два бронеавтомобиля и с дальней дистанции открыли огонь из малокалиберных автоматических пушек. Отсутствие радиосвязи сказывалось на эффективности их огня, но под прикрытием брони немцы смогли выкатить на поле две легкие 75-миллиметровые полевые пушки и тут же открыли огонь по окопам.

Со стороны русских окопов пару раз выстрелила "сорокопятка", и один из бронеавтомобилей замер и вспыхнул факелом. На этом удачи советских воинов закончились. Две немецкие полевые пушки открыли беглый огонь, и позиция "сорокопятки" покрылась султанами разрывов. Минометная батарея двумя уцелевшими орудиями попыталась достать позицию немецких артиллеристов, но только навлекла на себя новый шквал снарядов и замолчала уже навсегда. После уничтожения основных средств усиления русских, плотные цепи пехоты снова вышли из леса и бодренько рванули к окопам. Там еще пробовали отстреливаться, но результат боя был предрешен. Вокруг окопов вставали фонтаны взрывов, и по их высоте можно было судить, что к обстрелу снова подключились тяжелые орудия. Пехота в сопровождении одного уцелевшего бронеавтомобиля приближалась к окопам. Но, несмотря на методичный огонь артиллерии, советские воины яростно оборонялись, и по тому, как по мере приближения цепей пехоты к окопам, поле покрывалось телами в серой форме, было видно, что бой еще не закончен.

Настал тот момент, когда и хваленые немецкие солдаты залегли под плотным огнем и стали отступать, не выдержав накала боя. Минут через десять, подобрав раненых, они снова ушли под защиту деревьев. На поле боя установилась тишина. Все это я наблюдал на экране ноутбука, слушая Санькины комментарии. Теперь немцы подтянут больше артиллерии и уже без атак раскатают оборону остатков стрелкового батальона.

Но за то, что у двух пушек, что вытащили из леса на прямую наводку, не осталось в живых никого из расчета, тут они должны благодарить Малого, который в шуме боя успел расстрелять более сорока патронов, да и Артемьев тоже не сидел сложа руки.

Я выключил установку подавления радиосвязи, чтоб зря не садить аккумулятор и не привлекать лишнего внимания.

— Феникс, что будем делать?

— Возвращайтесь. Мы им ничем не поможем. Немцы сейчас подтянут артиллерию и просто завалят их снарядами, а тех, кто выживет, контуженых, просто постреляют. Их тут целый полк со всеми средствами усиления, даже если вызовем БТР, все равно ничего не сделаем.

— Вас понял. Феникс, возвращаемся.

Глава 23

Минут через двадцать разведчики вернулись на нашу импровизированную базу и делились впечатлениями. Эмоциональный рассказ Артемьева был прерван вышедшим на связь Мироновым, который доложил, что около роты немцев идут в обход по лесу. Этот доклад слышали все, и озабоченность читалась даже на лице Саньки, который только что получал ни с чем не сравнимое удовольствие, отстреливая наступающих немцев.

Вяткин, Малой и Артемьев смотрели на меня и ждали решения. Все прекрасно понимали, что это значит. Немцы пройдут мимо нас, не заметив, и зайдут в тыл обороняющемуся батальону. Поэтому до сих пор не началась артподготовка — ждут, когда эта рота зайдет в тыл обороны. Как командир группы, я знал — ввязаться в бой с немцами это поставить под угрозу всю операцию по работе с предками и, возможно, засветить наше появление по полной программе. И это понимал не только я. Общую мысль выразил Санька:

— Командир, я понимаю, что нам нельзя рыпаться. Но по мне, так это западло немцев пропустить в тыл. Там раненые и некому их эвакуировать и защитить, а эти на них и выйдут. Будет резня.

Я опустил голову и лихорадочно искал выход из ситуации. Мне самому было неприятно. Сейчас перед глазами вставал полевой госпиталь Красного Креста под Симферополем, который вырезали татары, и второй раз такое видеть я не мог, а тем более допустить. То, что придется вмешаться, поняли все, только ждали команды, и если сейчас затаиться, тот же Малой и Вяткин сознательно уйдут в свой последний бой, да и Артемьев с ними увяжется.

Я глубоко вздохнул. Если нельзя запретить безобразие, то нужно его возглавить.

Приняв для себя решение, как-то стало легче на душе, и команды уже легко полились из меня.

— Связь с базой. Пятиминутная полная боевая готовность. Быть готовыми для высадки и огневого прикрытия эвакуации. Артемьев и Малой, провести дополнительное минирование. Вяткин, помогаешь мне оборудовать огневую позицию пулемета и автоматического гранатомета. Всем, кроме снайперов, экипироваться по штурмовому варианту.

Все бросились выполнять команды, у нас было слишком мало времени.

Пока Артемьев и Малой устанавливали несколько МОНок и Санькины самоделки, я с помощью Вяткина вытащил АГС-17, зарядил его и приготовил для ведения огня, а складной саперной лопатой делал некоторое подобие бруствера. То же самое делал Вяткин для своего ПКМ.

Передав сообщение на базу, получив сообщение от Миронова о приближении немцев, включил систему подавления радиосигнала и приготовился к бою. Невдалеке разместился Санька, сменив "лохматку" маскировочного костюма на кевларовый шлем, бронежилет, баллистические очки. Такая же метаморфоза произошла и со мной и с Вяткиным. Малой, как снайпер, замаскировался более основательно, у него в бою были другие задачи, это же касалось и Миронова, который должен был привести немцев на нашу базу.

* * *

Майор Селиванов осторожно выглянул из-за бруствера, осматривая в бинокль поле перед окопами и темнеющий невдалеке массив леса, в котором пряталась немецкая пехота. Оглохший на одно ухо от разорвавшегося рядом снаряда, с наскоро перевязанной рукой, словившей небольшой осколок, командир полка все еще оставался в строю. Все бойцы, находящиеся у него в подчинении, были жалкими остатками 223-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии, которая с боями отходила от реки Десна, под постоянными ударами 2-й полевой армии вермахта. Благодаря заранее полученной информации о готовящемся ударе удалось подготовить глубоко эшелонированную оборону по южному берегу Десны и на неделю задержать продвижение немецких войск. Последним указанием от командования дивизии был приказ цепляться за каждый холм, но максимально стараться задержать наступление врага, пока южнее формируется новая линия обороны.

Майор Селиванов, начальник штаба полка, заменивший тяжело раненного и эвакуированного в тыл командира, старался выполнить приказ со всей тщательностью и фантазией голого и голодного солдата, уже знающего, что жить ему осталось считаные часы. Поэтому отбив несколько атак противника, он уводил оставшихся людей и готовил новый рубеж, стараясь на нем остановить хоть на день, хоть на час немцев, делая все, чтобы при этом сберечь людей.

Когда была уничтожена последняя противотанковая пушка и минометная батарея, майор понял, что как боевая единица, полк будет существовать еще около двух-трех часов. Именно такого времени достаточно противнику, чтоб сровнять позиции полка с землей и обойти по лесу для флангового удара.

Была возможность отступить и снова ухватиться за очередной рубеж, но люди сильно измотаны непрекращающимися боями и ночными маршами. Большое количество раненых не позволяло сделать спасительного рывка. Их просто не на чем было эвакуировать, а бросать на растерзание противнику не позволяла совесть.

Два часа жизни. Единственное, что грело душу, что это не первое поле, усеянное серыми телами уничтоженных фашистов. Да и горящий бронеавтомобиль, и бесхозно стоящие две 75-миллиметровые полевые пушки с уничтоженными расчетами скрашивали грустные мысли. И эти три километра не дались немцам легко. Они заплатили и будут еще много платить за каждый метр нашей земли. Ночью в расположение полка вышли дивизионные разведчики, один из них был ранен, но они смогли выкрасть унтер-офицера во время проверки постов. Конечно, стрельба поднялась серьезная, но главное, дивизия про них не забыла.

Интересную вещь они рассказали, что здесь по лесам бродит еще какая-то группа фронтовой разведки, которая этой ночью основательно пощипала немцев. Маленькая надежда теплилась в душе, что сейчас, что через полчаса, к ним придет помощь и не придется отстреливаться до последнего патрона. Он не боялся смерти. Он к ней привык и был готов ее принять как должное, слишком устал за это время. Ему было обидно за своих бойцов. Многое он видел за это время. И предательство, и трусость, и храбрость. Те, кто сейчас были с ним, те, кто по-хозяйски заряжали оружие последними патронами и готовили к броску последнюю гранату, те, кто не сбежал в лес при ночных маршах, бомбардировках и артобстрелах, были настоящими русскими солдатами. Жалко было погибать и видеть, как погибают лучшие. Но они погибнут и придут другие, которые рано или поздно пойдут в наступление и отобьют эти земли, политые кровью.

Всего два часа… Он был по жизни циником, как все, старался двигаться по служебной лестнице, искал теплые места, но все это было в прошлом. Когда ходишь по краю жизни и знаешь свой час, можно быть самим собой. Сейчас остались только эти окопы и линия леса, откуда скоро снова выйдут густые цепи противника и это будет последним боем.

"Надо бы подстраховаться на случай обхода, хотя сил нету вообще". Повернув голову и глянув по ходу сообщения, он увидел артиллериста, лейтенанта Павлова, который прибыл с новым пополнением прямо в разгар боев. Последнюю пушку уничтожили час назад, и оставшийся без орудия Павлов принял на себя роль командира стрелкового взвода. Хотя после боя по количеству взвод был больше похож на отделение.

— Павлов.

— Я, товарищ майор.

— Возьмешь свой взвод, один пулемет и пройдете вон в тот лесок, недалеко от позиции минометной батареи. Там лощина и немцы вполне в состоянии обойти и ударить во фланг. А там только раненые. Попробуй их задержать, а я пока попытаюсь организовать их эвакуацию.

А про себя подумал: "Только тех, кто сможет сам уйти. Это все что я смогу сделать".

До противника было далеко, но и сюда доносился звук работающих двигателей, то ли тягачей, то ли танков. Проследив, как группа бойцов, возглавляемая Павловым, скрылась в леске, Селиванов окликнул бойца, последние два часа исполняющего обязанности вестового. Но серия мощных взрывов и вспыхнувшая в лесу яростная перестрелка отвлекла его внимание. Приучившись по звуку стрельбы определять характер боя, майор очень сильно удивился. Многочисленные взрывы и длинные пулеметные очереди никак не вписывались в обстановку. Не могли германцы пустить в обход группу меньше взвода, и отряд Павлова был ей на один зуб, а тут бой длится уже минут пять, и активность стрельбы не уменьшается.

Мысль, которую Селиванов загонял подальше, все больше не давала ему покоя: "Помощь! Подмога!" Он боялся сам себе признаться, что до самого последнего момента ждал этого, боялся сглазить…

Хлопки выстрелов пушек из-за леса и взрывы гаубичных снарядов на позициях не дали ему возможности полностью насладиться звуками боя в лесу. Через пять минут, поддерживаемый бойцами, с пробитыми осколком легкими, захлебываясь своей кровью, майор Селиванов в последние секунды своей жизни думал о раненых, которых он так и не успел эвакуировать.

* * *

К нашему счастью, лес не был настолько густым, и видимость была не меньше двадцати-тридцати метров. Впереди, выдвинувшись метров на пятьдесят-шестьдесят, шли передовые дозоры. Мы их подпустили почти вплотную к нашим позициям и спокойно расстреляли четверых человек из бесшумного оружия.

Пока была возможность, тела разведчиков утянули в сторону, чтоб раньше времени не насторожить противника.

Немцы шли компактною цепью в несколько рядов, поэтому первым двум рядам дали возможность пройти линию минирования, и только после этого Санька подорвал МОНки, которые целым облаком металлических шариков накрыли задние ряды противника. После необычно громких взрывов уже мы, не таясь, открыли огонь. До противника было не более тридцати метров, и как в тире, мы спокойно и методично их расстреливали. Рядом надрывался ПКМ в руках Вяткина, полосуя разбегающихся немцев, чуть в стороне залег Санька и короткими очередями из автомата методично отстреливал самых резвых, кто пытался сопротивляться. Тем же занимался и Малой, но менее громко, но более результативно: один тихий хлопок — один труп.

Немцы, раскиданные взрывами мин, в первые десять секунд не оказывали никакого сопротивления, что дало нам возможность со вкусом отстреливать мечущиеся фигуры. Как оказалось, мы завалили только первый взвод, а за ним шли еще три, которые стали профессионально окружать и зажимать в тиски. Но и мы не первый день по лесам бегаем и этот обход изначально предполагали, поэтому Артемьев, ухватив связку из двух "шмелей", побежал на левый фланг в помощь к Миронову.

Взвод немцев, бодренько рванувший на окружение наглых русских, так же быстро налетел на несколько растяжек, которые ставил профессионал, и, потеряв человек шесть, залег и начал истерически отстреливаться. На фоне такого грохота и стрельбы Миронов успел проредить из бесшумной ВСС славные ряды вермахта еще на шестерых человек. В это время к нему подоспел Санька и со всей пролетарской ненавистью поочередно разрядил оба РПО-А по залегшим немцам. Взрыв боевой части реактивного огнемета "Шмель" по мощности подобен взрыву 120-миллиметровой мины, но в отличие от мины, для термобарического боеприпаса деревья не являются защитой. Две огненные вспышки, сопровождаемые неимоверным грохотом, с небольшим интервалом, поглотили человек десять-двенадцать и раскидали остальных, ломая хрупкие человеческие тела.

Миронов и Артемьев, окрыленные своей безнаказанностью, а скорее всего контуженные взрывной волной, по-другому это никак не объяснить, пошли в атаку на немцев, из которых только единицы смогли убегать своим ходом. Впечатление от "шмелей" было таким, что никакого сопротивления контуженые и обожженные остатки пехотного взвода, не оказали.

По фронту на нас наседали сразу два взвода немцев, и огонь был настолько плотным, что нельзя было поднять головы. Вяткин из ПКМа яростно огрызался, но скоро и он затих, словив плечом пулю. Пока была возможность, я подтянул к себе РПГ-7 с предусмотрительно заряженной термобарической гранатой и, практически не целясь, выстрелил в сторону наступавших немцев. Граната, шипя реактивными соплами, врезалась в дерево и, распылив облако взрывчатого вещества, сдетонировала. До моей позиции было метров тридцать, но и меня ударной волной шибануло так, что в глазах потемнело. Представляю, каково там приходится немцам. Уже больше на автомате я вставляю в гранатомет еще один термобарический заряд и, уже тщательно прицелившись, стреляю в сторону отступающих немцев. Еще один взрыв. Огненный шар слизывает несколько человек и раскидывает остальных. Рядом снова ожил пулемет, и по спинам отступающих немцев прошлась незримая коса. Но напуганные страшным оружием, они убегали, не обращая внимания на нашу стрельбу. Пока была еще такая возможность, вставляю в гранатомет осколочный "карандаш" и делаю последний выстрел в мелькающие между деревьев серые фигурки. Снова шипение и взрыв. С большим удивлением, даже после того как меня оглушили выстрелы гранатомета, услышал характерный лязг пулемета Дегтярева, который заработал с фланга, и тут же поддержавшие его хлопки винтовок. Бросив гранатомет, я подхватил автомат и перекатился в сторону, откуда появились новые действующие лица. Ко мне присоединился Санька, зарядив подствольный гранатомет и направив оружие в ту же сторону. Когда за деревьями замелькали советские гимнастерки, мы немного успокоились, но в горячке боя, тем более в наших штурмовых прикидах двадцать первого века, могли посчитать за немцев и просто грохнуть.

Я как мог закричал:

— Не стрелять, свои! Стоять, иначе откроем огонь!

В итоге, все равно эти дятлы открыли по нам огонь, и чтоб их не калечить, пришлось зашвырнуть в ту сторону светошумовую гранату, закричав: "Глаза".

После грохота и вспышки гранаты, пока красноармейцы терли глаза, нам пришлось отвлечься от новых действующих лиц и вплотную заняться подранками в серой форме, которые мелькали в прицеле.

— Бычок, ты посматривай, чтоб эти лохобаны нам в спину не зарядили.

— Понял, Феникс.

Но к нашему всеобщему удивлению, в спину нам никто стрелять не стал, а короткими перебежками с криком "Свои" приблизился какой-то чумазый офицер, упал рядом и демонстративно стал постреливать в сторону немцев из трофейного МР-40. Вскоре к нему присоединились еще пятеро бойцов, а из-за деревьев несколько раз загрохотал пулемет Дегтярева.

Когда бой затих, мы услышали, как со стороны обороны полка раздается канонада взрывов, в которые вплетаются звуки стрелкового оружия.

Тут и без разведки и подсказки все было понятно. Услышав стрельбу и взрывы, противник понял, что обходная группа вышла во фланг или нарвалась на засаду, и решил поддержать ее с фронта, начав артобстрел и новую атаку.

Но пока было не до этого, направив автомат на чумазого офицера, я снял баллистические очки и начал строить всех, кто был не в камуфляже. На что офицер, командовавший группой прикрытия, засветился белозубой улыбкой на измазанной физиономии.

— Товарищ майор!

Я присмотрелся. Вот это да. Павлов, собственной персоной.

— Привет, Сергей, а ты тут какими судьбами? Ты же артиллерист?

— Да нет больше артиллерии, последнюю пушку сегодня разбили.

— Видели. Так что, выходит, ты теперь в пехоте.

Он пожал плечами.

— Выходит, что так.

— Ладно, не расстраивайся. Повоюем еще.

Тот аж засветился.

— Да мы, товарищ майор, с вами дадим немцам…

— Ты тут не прыгай от радости, сам понимаешь, у нас свои задачи и влезли мы только потому, что они к вам в тыл могли зайти да раненых вырезать.

На Павлова это объяснение не произвело впечатления. Уставший от боев, отступлений, окружений, он подсознательно тянулся к человеку, который всегда был в курсе всего и умел выпутываться из тяжелых ситуаций. А то, как мы расправились с ротой немцев, произвело впечатление на всех.

Ладно, времени мало.

— Санька!

— Я.

— Возьми двух бойцов, осмотреть немцев, раненых не трогайте, может, наши к ним попадут, пожалеют, как мы их сейчас. Собрать гранаты, пулеметы. Мы отходим. На наших позициях поставишь пару растяжек.

Артемьев кивнул, по-хозяйски вытянул двух обалдевших бойцов, которые с удивлением рассматривали пятнистую форму, бронежилеты, каски, баллистические очки и автоматы Калашникова с подствольными гранатометами.

Припахав остальных бойцов для переноски тяжелого оснащения и перевязки Вяткина, которого как пулеметчика немцы особенно плохо воспринимали, двинулись в направлении канонады и стрельбы. Судя по звукам, там наступали последние минуты жизни обороны остатков стрелкового полка.

Нашему взгляду открылась картина полного разгрома. Чуть в стороне от места выхода портала среди воронок раскинулось все, что осталось от минометной батареи. Дальше, в поле, подошедшие вплотную к русским окопам немцы забрасывали их гранатами. На фланге, к нам бортом стоял бронеавтомобиль с крестами и из автоматической малокалиберной пушки пытался задавить единственный оставшийся пулемет русских. На дальнем фланге остался небольшой участок, который с остервенением обороняли человек двадцать оставшихся в живых красноармейцев. Но и их судьба была решена: в поле, для стрельбы прямой наводкой, разворачивались четыре 75-миллиметровые короткоствольные пушки и парочка противотанковых орудий. Пехота приблизилась к окопам, и вести перекидной огонь через лес, становилось опасным, тем более с учетом того, что радиосвязь была полностью задавлена. Скорее всего, немцы решили, что непонятная система радиоподавления была у этой кучки яростно обороняющихся русских, и хотели их взять, не повредив аппаратуру.

В данной ситуации наша позиция была выигрышной, получалось, что мы вышли не только во фланг, но и в тыл немцам, которые почти полностью окружили остатки полка.

Отдав команду готовиться к бою, мы с бойцами выдвинулись к краю леса, рассредоточившись в воронках. Когда все бойцы, пришедшие с Павловым, оказались с нами и не могли видеть точки перехода, я дал Саньке команду на открытие портала и вызов усиленной группы поддержки. Сам же, приладив на краю воронки станину с АГС-17, взял на прицел развернутую артиллерийскую батарею противника. Рядом примостился Павлов, взявший на себя обязанности второго номера расчета автоматического гранатомета. В соседней воронке притаился Санька, приладивший на РПГ-7 уже противотанковую гранату и ожидавший команды поджечь немецкий бронеавтомобиль.

Когда в наушнике раздался радостный рев Маркова, который сидел в БТРе за пулеметом, я понял, что группа усиления здесь и начинается наше прямое вмешательство в историю возле небольшой деревеньки с веселым названием Каблуки. Самое интересное, что в тот момент я нисколько не сомневался в правильности своих действий. При трезвом и спокойном рассмотрении ситуации нам следовало собрать все гильзы, пустые тубусы от гранатометов и уничтожить все следы нашего пребывания и уйти в наше время. Но вспыхнувший боевой азарт и желание рвать немцев на части, давить их гусеницами танков и гнать, гнать и бить, как тараканов, не давало покоя. И я был не один такой. Даже тяжелораненый Вяткин, накачанный до ушей обезболивающим, просил дать ему хоть раз еще выстрелить в сторону немцев.

Вот теперь покомандуем.

— База!

— На связи, — ответила база голосом моей супруги, — ну что, Феникс, опять в "войнушки" играем, не надоело? Тебя что в бункере запереть?

В радиоэфире раздался хохот. Причем смеялись все. Я-то понимал, что это нервное, но смех перешел в нормальный здоровый хохот, который пришлось прервать властным окриком:

— Всем молчать! Сейчас будем немцев шинковать, а вы тут хохотун поймали. База!

— На связи.

— Возле входа раненый Вяткин, обеспечить эвакуацию.

— Поняли вас. Сейчас сделаем.

— Злой, на связь, — вызвал я Маркова, который, как лучший пулеметчик, сейчас находился в башне БТРа.

— На связи, Феникс.

— Сейчас выскакиваете и расстреливаете артиллерийскую батарею. В первую очередь противотанковые пушки, потом полевые гаубицы. Они для вас первые цели. Если увидите немцев с противотанковыми ружьями, тоже валите, ваша броня им как бумага.

— Вас понял. Жду команды.

— Кукушки, для вас цели те же. Не дайте поджечь бронетранспортер. Работаете поочередно на поле по командирам.

После подтверждения снайперами получения задания занялся инструктажем Саньки, но каково было мое удивление, когда обернувшись, увидел на броне БТРа новое украшение. Там примостился Егор, мой недавний компаньон по плаванию по Днепру в окрестностях Могилева, в обнимку с таким же, как и у меня, АГСом. Мы как-то обсуждали возможность установки на броню гранатомета, но пока отказались из-за недостатка людей, а тут такой сюрприз, и я был уверен, что осназовец научился им пользоваться. Но вот за БТРом стоял БМП-1, который, по идее, здесь быть не должен, по одной простой причине, что там есть экипаж, но он пока не допущен к информации по проекту перемещения во времени, хотя людей там подобрали неплохих. Петрович, мужик лет пятидесяти, который в советские времена служил в танковых войсках, а потом всю жизнь копался в двигателях. В последнее время он за хорошее питание и охрану его семьи занимается у нас ремонтом бронетанковой техники. Кто в башне, я не знал, в последний день этим вопросом занимался Борисыч, но вроде как там был сын Петровича. При том, что использование БМП-1 было рассчитано на крайний случай, если придется отбиваться от массированной танковой атаки, а тут как дети, не наигравшиеся в войну, сами намечаем атаку на превосходящего противника. Никто не задумывался, почему, только я понимал, что сейчас наша группа должна стать спаянным отрядом, за спиной которого обязательно будет общая победа, как тогда под Могилевом, или у нас не будет будущего.

— Петрович, это Феникс, ты какой себе позывной выбрал?

— Дед, а как же иначе.

— Ну Дед так Дед. Будь готов. Сейчас начнем. На тебе — прикрывать дорогу из леса. Как раз оттуда могут появиться неприятности. Танков в принципе тут не может быть, но вот противотанковую пушку вытащить смогут или какую-нибудь самоходку. Для вашей коробки это могила, так же как и для БТРа. Так же, как и все остальные, работаете по пушкам на поле, потом держите дорогу. Особое внимание на пушки и ПТРы.

— Вас понял, Феникс.

Но потом не удержался и добавил:

— Феникс, если б я знал, против кого технику собираю, так давно бы вам рабочими танками все боксы заставил.

— Спасибо, Дед, если не будешь щелкать на поле, заставлю выполнить обещание. Ну что, все готовы? Работаем. Бычок, огонь!

Глава 24

В соседней воронке на несколько секунд приподнялся Артемьев, и гулко хлопнул гранатомет, отправив в сторону немецкого бронеавтомобиля кумулятивную гранату. Граната еще не попала в цель, а за спиной заревели двигатели БТРа и БМП, и две бронемашины необычной конструкции впервые появились на поле боя Великой Отечественной войны. БТР пролетел мимо нас, забирая в сторону, чтоб не перекрывать нам сектора обстрела, ненадолго остановился и, повернув башню в сторону артиллерийской батареи немцев, грозно загрохотал крупнокалиберным пулеметом. Короткие очереди тяжелыми 14-миллиметровыми патронами прошивали орудийные щитки, как фольгу, выводя из строя технику и разрывая на части артиллеристов. Тут же выскочила БМП и, ненадолго остановившись, хлопнула пушкой, отправляя в ту же сторону осколочный снаряд. Уцелевшая противотанковая пушка, которую немцы срочно пытались повернуть в сторону новой опасности, перевернулась на бок, задрав одну из станин вверх, как символ поражения. По позиции артиллерии отстрелялся и я из автоматического гранатомета, потом ко мне присоединился Егор с БТРа, и на этом судьба средств усиления немцев была решена.

— Это Феникс, Злой, работай по пехоте, выдвигайся ближе к окопам. Дед, смотри за дорогой, но поддержи Злого огнем. Всем огонь по пехоте. Кукушки, на вас офицеры и смотрите не пропустите ПТРщиков. Пожгут нашу броню, мы здесь ее оставить не можем.

Пока я передавал по радио команды и объяснения, Злой перенес огонь на поле, где к окопам подходила вторая и самая многочисленная цепь противника. Неожиданный обстрел с фланга замедлил их движение и дал нам возможность достаточно плотно закидать поле гранатами из АГСов. Рядом снова грохнул гранатомет и чуть позади цепи, где немцы поспешно разворачивали минометную батарею, вспух взрыв термобарического заряда.

— Дед. Минометная батарея. Работай. Злой, на тебе пехота, не отвлекайся.

БТР методично загрохотал курсовым пулеметом Калашникова, осыпая немцев винтовочными пулями. Для остроты воздействия снова захлопал АГС с бронетранспортера. Егор, в пылу боя быстро расстреляв первую ленту, не растерялся, зарядил новую и уже прицельно, короткими очередями работал по пулеметчикам и скоплению пехоты. Еще пару раз отправив в сторону немцев термобарические гранаты и штуки три осколочных "карандаша", Санька наконец-то решил получить удовольствие от стрельбы из немецкого MG-34 и, что-то напевая, разряжал свежезаряженную ленту, забыв о разогреве ствола и его своевременной замене. По-моему, ему было просто плевать, рядом лежала еще парочка таких же трофейных пулеметов, так что игрушками на этот бой он запасся с избытком. Из дальней воронки залязгал пулемет Дегтярева.

— Всем смотреть на небо, не хватало, чтоб нас тут раскатали.

Грохнул БТР и немного закачался. В наушниках услышал громкиймат Борисыча.

— Феникс, нам тут борт пробили…

Я сразу понял, что это было.

— Твою мать! Кукушки, в лесу ПТРщики, валите их, а то БТР потеряем.

— Борисыч, что с коробкой? Гудеть и пыхтеть будет?

— Да вроде на ходу, но по ушам дало, да в борту дырка появилась.

— Так двигайтесь, чтоб не быть мишенью.

БТР, взревев двигателем, объезжая воронки, пошел на немцев.

— Кукушки, нашли сволочей?

Ответил Малой:

— Нашли, командир.

— Подсвети мне.

— Понял.

Секунд через пятнадцать из нашего леса в сторону скрытой позиции расчета противотанкового ружья метнулись несколько трассирующих выстрелов. Я тут же повернул в ту сторону АГС и короткими очередями постриг немного леса и тех, кто там прятался.

Безнаказанно избивать немецкую пехоту нам никто бы не позволил, тем более немецкое командование. Несмотря на то что радиостанции противника методично гасились, недалеко от бронетранспортера и боевой машины пехоты выросли столбы пристрелочных взрывов гаубичной батареи, которая до этого раскатывала русские окопы.

— Кукушки, ищите корректировщиков. Они должны быть с катушкой провода и связистом.

— Дед, выдвигайся ближе к дороге. И маневрируй, пусть им труднее будет пристреливаться. Борисыч, тебя тоже это касается. Пусть тратят снаряды. По ходу дела отвлекают, пока тянут к передку противотанковую артиллерию, так что повнимательней.

— Понял, Феникс, — ответил Петрович, хотя в голосе слышен был неподдельный азарт боя.

"Это плохо, сейчас увлекутся и еще пойдут немцев давить до самого Берлина, хотя сожгут идиотов прямо на дороге, не доходя до позиции гаубиц".

— Дед, ты там не увлекайся. Помни, твоя коробка горит очень даже неплохо, от нас ты оторвался, гранатометчиков отогнать некому будет.

Петрович проникся моментом, сам, наверно, облазил кучу сгоревшей брони, поэтому прекратил свои кавалерийские скачки по полю и стал маневрировать недалеко от нашей позиции, обстреливая из курсового пулемета залегших в поле немцев.

— Бычок, берешь четырех бойцов, с пулеметами выдвигаетесь к окопам, прикрываете БТР.

— Понял, Феникс.

Через минуту Артемьев с четырьмя бойцами, нагруженными трофейными пулеметами, перебежками рванули в сторону окопов, где вертелся наш БТР, не умолкая курсовым пулеметом. Иногда он для контраста грохотал КПВТ, но в поле не было таких целей, скорее всего, громил окопы, в которых прятался противник, или обрабатывал лес, куда потихоньку начала отходить избиваемая пехота.

В гарнитуре радиостанции услышал радостный вскрик Миронова.

— Феникс, нашел корректировщика.

— Так чего кричишь? Вали их и займись делом. Вон в поле сколько бесхозных "Гансов" просто так бегает.

— Понял. Сейчас сделаю.

Немецкая гаубичная батарея еще дала несколько залпов с последним прицелом, но, не дождавшись корректировки, замолкла для экономии снарядов. В поле же ситуация была более интересной. Попав под мощный фланговый огонь и контратакованные неизвестной бронетехникой, часть батальона, атаковавшего русские позиции, потеряв минометную батарею, отступили в лес и оттуда слабовато постреливали. Скорее всего, остался заслон, а основная масса ушла дальше. В поле, возле последнего очага обороны русских и в окопах, которые частично удалось захватить, остались отрезанными от своих около двух взводов немецкой пехоты. Теперь немцы оказались в окружении и, находясь под плотным пулеметным и минометным обстрелом, сопротивлялись и попытались прорваться в лес. Три трофейных пулемета, грамотно расставленные Артемьевым, практически в упор положили человек двадцать, пытавшихся налегке уйти на фланге в лес. Марков, находясь в башне БТРа, с высоты своего места неплохо простреливал захваченные немцами полуразрушенные окопы, не давая им поднять голову. А тут и Павлов, по моему совету, прихватив двух бойцов, поднял один из уцелевших минометов разгромленной нашей минометной батареи, быстро пристрелялся и стал заваливать окопы 82-миллиметровыми минами. Концом прорвавшихся немцев была яростная контратака, проведенная оставшимися бойцами полка. Бой в окопах продолжался еще минут двадцать, там отметился Артемьев, установив на бруствере пулемет и сверху обстреливая убегающих по полуразрушенным ходам сообщения немцев.

Пока была такая возможность, я сам пробежал до обороны полка, где Санька в своей штурмовой экипировке вызвал фурор среди красноармейцев. Тут же подоспел Павлов, который остался единственным офицером полка, оставшимся в живых.

— Павлов, займись организацией эвакуации раненых. Выставить боевое охранение и наблюдателей. Если я понимаю немцев, то нам стоит скоро ожидать авианалета, поэтому отвести всех оставшихся в живых к лесу и организовать временную оборону.

Когда Павлов убежал организовывать эвакуацию, я за рукав вытянул Саньку, который что-то вешал на уши молодой девчонке-санинструктору, перевязывающей бойца, и на ухо ему прошептал задание.

— Уточни так, между прочим, когда у них тут появился этот лейтенант Павлов. Уж слишком часто я его встречаю, как бы это не была подстава НКВД. Парень неплохой, такого к нам перетянуть можно, вот только не хотелось бы залегендированного гэбэшника к себе брать. Нам еще с осназовцами разбираться придется.

Санька, когда нужно, быстро все понимал, поэтому с шутками, прибаутками начал расспрашивать про моего знакомого.

— Дед, Борисыч, Злой, по возможности собирайте оружие, боеприпасы, если найдете — продукты и горючку. У вас свободного места в броне много. Скоро будем сваливать. Немцы сейчас утрутся и нажалуются большим дядям из дивизионного командования, а те могут и авиацию вызвать. Пока мы им глушим радиостанции, они могут только отправить посыльного. В условиях наступления вряд ли бы стали разворачивать проводные узлы связи и коммутаторы, поэтому у нас времени час, максимум два. Особое внимание на остатки выстрелов из танковой пушки и гранатометов.

Народ правильно понял, что я от них хотел, и сразу начал мародерничать под прикрытием брони. Из леса раздалось несколько выстрелов, даже заработал пулемет, но выстрел из танковой пушки и несколько очередей из КПВТ быстро отбили желание немцев нам мешать. Видимо, появились новые корректировщики, и на нас снова посыпались снаряды. В такой обстановке мародерничать и выносить раненых было не так удобно, поэтому пришлось снова материть снайперов, которые развлекались отстрелом немцев, прятавшихся в лесу и, видимо, готовящихся к новой атаке.

После нескольких одиночных выстрелов из нашего леса обстрел прекратился, ввиду отсутствия достоверной информации о результатах стрельбы. Мы успели неплохо помародерничать, и десантные отсеки в БМП и в БТР были забиты немецкими карабинами, пулеметами, автоматами, ремнями, подсумками. Туда же натолкали то, что не успевали унести красноармейцы. Два относительно целых станковых пулемета "максим" и несколько пустых лент к нему. Винтовки и карабины Мосина также не были обойдены вниманием. Правда, к советскому оружию практически не было патронов и это не очень радовало. Да еще и в лесу бесхозно около роты немцев лежит, надо бы и их пощупать. В хозяйстве все пригодится.

За такими грустными хозяйственными мыслями меня застал усталый, но довольный Павлов, а с ним целый капитан госбезопасности, в сопровождении четырех бойцов НКВД и двух бойцов в камуфляжных комбинезонах, и один из них мне был знаком, хотя виделись в темноте — лейтенант Мальков, командир разведчиков. И вдалеке, около кромки леса, застыл советский бронеавтомобиль с 45-миллиметровой пушкой. Я даже обрадовался, значит, подкрепление подошло, вот только как мне с ними разговаривать. Но капитан меня удивил. Он с интересом осмотрел мою экипировку, но не стал задавать глупых вопросов и сразу бесцеремонно перешел к делу.

— Вы Кречетов?

Я смотрел ему в глаза. Твердый взгляд уверенного в себе человека. Интересно. В надраенных до блеска сапогах и чистенькой отглаженной форме, даже одеколоном не забыл побрызгаться. Что-то на фоне поля, заваленного трупами, и бойцов с ввалившимися от усталости и недосыпания глазами этот франт вызывает у меня антипатию. А вдруг подстава. Я, может, и параноик, но живой параноик, поэтому надо подстраховаться. Спокойно отжимаю тангенту радиостанции и говорю:

— Какая жара сегодня. Не находите, капитан?

Он удивленно на меня уставился. Только вот Артемьев и все остальные знали, что слово "жара" у нас оговаривается как опасность. Поэтому недалеко от нас, взревев двигателем, стал разворачиваться БТР, сразу развернув башню и направив пулемет в сторону стоящего бронеавтомобиля, Санька тут же отскочил к краю окопа и направил на пришедших оружие. Я выхватил из тактической кобуры "Глок-17" и направил в голову капитану.

— Капитан, вы чьих будете? Если от моего руководства, то докажите, иначе вы считаетесь противником. У вас десять секунд, потом вы трупы. Десять, девять, восемь…

Павлов, увидев такие танцы, не раздумывая, вскинул свой МР-40 и тоже направил на пришедших, демонстративно сняв автомат с предохранителя. Стоявшие рядом бойцы, с которыми мы воевали вместе, знавшие Павлова, подключились к потехе "построй НКВДшника", направив на них оружие. Прибывшие сразу оказались в веселом положении и четверо бойцов НКВД, сопровождавших капитана, благоразумно не стали дергаться и качать права. Не остывшие после боя люди запросто отправят на тот свет чистеньких, не воевавших охранников с капитаном. Хотя в том, что он настоящий, я не сомневался, но поднять свой авторитет даже таким мальчишеским способом не помешает.

Капитан испугался. По-настоящему испугался.

— Э… вам привет от капитана Пронина.

— С этого и нужно было начинать, а не корчить из себя неизвестно кого.

Но капитан попробовал отыграться. Вызывающим тоном потребовал:

— Вы должны ответить про награду.

— Орден Красной Звезды.

— Хорошо, вы должны мне что-то передать.

— Для начала представьтесь.

— Капитан Зелоев. Начальник особого отдела 62-й стрелковой дивизии.

— Понятно.

Он опять начал нажимать:

— Майор, что вы должны мне передать?

— Вам я ничего не должен. И обстановка не соответствует, да и вы не тот человек.

Он покраснел, но сдержался, и в полевых условиях не стал развивать конфликт. Но и просто так уйти уже не мог.

— У меня указание руководства взять у вас груз и передать его в штаб корпуса.

— Что вам еще приказали?

— Оказать вам содействие.

— Ладно, капитан, давай отойдем.

Чуть отойдя в сторону, чтоб нас не слышали, начал его строить:

— Значит, так, Зелоев. Давай знакомиться заново. Майор Кречетов. Специальное подразделение Главного управления государственной безопасности. Ничего я тебе передавать не буду. Не те условия.

Капитан подтянулся. Понял, что перед ним не армейский офицер, а коллега из Москвы.

— Вы груз не успеете вывезти. В Москву я сейчас сам сообщу. Тебе же команда пришла по нашему ведомству, а не от командования корпуса?

— Да. Начальник особого отдела корпуса лично звонил.

— Понимаешь, что мы тут не просто так находимся. Сделаем так. Ты берешь на себя руководство остатками полка и выводишь их к новому рубежу обороны. Кстати, где он?

— Южнее четыре километра. Как получили телеграмму по вам, сразу выдвинули усиленный стрелковый батальон. А я с разведкой дальше пошел.

— Правильно сделали. Сейчас эвакуируете раненых и отходите к позициям батальона. Если б не было столько раненых, и не вмешались бы. Мы тоже люди. Дальше. Остатки полка отводите туда же. Немцы вряд ли сегодня двинутся на прорыв, тут они неплохо по зубам получили, батальона два положили. Карта есть?

Он достал карту. Я начинал прикидывать и задавать уточняющие вопросы.

— Где новый рубеж обороны?

— Вот здесь, недалеко от Нежина.

— Значит, немцам выгодно будет расположиться вот по этой линии и возле этого лесочка разместить артиллерийские батареи. И скорее всего, начнут вас громить с утра. Уж очень они порядок любят. Делаем так. Вы подтягиваете артиллерию. Павлов остается с нами, будет корректировать артиллерийский огонь. Вам я дам радиостанцию, для согласования действий. Ночью проводим артподготовку и после этого мы ударим немцам в тыл, а вы по фронту. Если получится, то дивизию потрепаем так, что она не сможет наступать дальше. Пока ее выведут и заменят на свежую, пройдет день-два.

Капитан удивленно на меня смотрит. Придется ему объяснить.

— У нас тут в лесу секретная база, на которой есть экспериментальная боевая техника.

Я кивнул в сторону БТРа и БМПшки.

— Вы отступаете, мы прячемся, ночью связываемся и под утро мы им ударим в тыл. Тут как раз они разместят тыловые подразделения, вот и потанцуем, так сказать, на костях оккупантов. А вы со своей стороны попробуйте организовать нам хотя бы тонн двадцать-тридцать "соляры".

— Где ж я ее возьму?

— Рядом куча МТС, поищите. Если хотите, могу через Москву продублировать приказ, но при условии, что это будет без вреда боеспособности армии.

— Хорошо, понял.

— Но смотри, капитан. Радиостанция секретная и никак не должна попасть в руки к противнику. Отвечаешь головой. Я сейчас по этому поводу извещу Москву.

Потратив десять минут на инструктаж по пользованию радиостанцией, я отпустил капитана, а сам стал готовиться к эвакуации.

Дождавшись, когда последние красноармейцы покинут окопы, мы с соблюдением всех мер предосторожности двинулись к порталу. Павлов все это время был рядом и с интересом посматривал на наши манипуляции. Но шок его ожидал позже, когда прямо из воздуха выпали направляющие, и по ним, рыча двигателем, с трудом стали забираться сначала БМП, а затем БТР. Все это время мы контролировали подходы к точке и последних снайперов уже затягивали с помощью специальной выдвинутой в портал стрелы. На этом наш боевой день закончился.

Пока Павлов, обалдев от увиденного, крутил головой, я уже раздавал команды.

— Малой, Миронов, отдыхать. У вас ночью выход.

— Петрович!

Тот только вылез из БМП и осматривал дырку в борту БТРа.

— Да!

— Петрович, ты вроде как принимал участие в боевых действиях.

Он довольно улыбнулся.

— Значит, ты подчиняешься командованию и находишься на военной службе. Есть такое? По-моему, у нас это оговаривалось.

— Ну, было такое.

— Так какого… ты полез без команды через портал и кто тебя вообще пустил? Вроде служил, знаешь, что такое дисциплина.

— Так ваша жена…

— Командую здесь я. Если мы начнем партизанить, то тем и закончим, что сюда ворвется какая-нибудь ягдкоманда или Черненко с татарами споется, и тут нас прищучат. Если меня нет, то военными вопросами занимается прапорщик Артемьев, хозяйственными делами заведует Панков — Борисыч. Понятно?

— Да…

— Хорошо, что понятно.

И уже обращаюсь ко всем.

— Мы сегодня сожгли кучу горючего, расстреляли кучу боеприпасов и кроме старого оружия ничего не приобрели, а наши запасы приближаются к критической отметке. Поэтому я и хочу организовать сегодня ночной выход. Ночью с помощью лейтенанта Павлова скорректируем огонь советской артиллерии, и пока немцы будут разбегаться, как тараканы, пошарим у них в тылу. К вашему сведению, даже на простую пехотную дивизию вермахта приходилось около девятисот автомобилей, из них одиннадцать бензовозов. Учитывая месторасположение обороны батальона 62-й стрелковой дивизии, это поле, где мы сегодня опрометчиво разгулялись, будет забито тыловыми службами противника. Надеюсь, всем понятна моя мысль? Только в этот раз никакой самодеятельности. Любая ночная операция это множество неожиданных сюрпризов, и от слаженности действия будет зависеть успех. Это нам очень повезло, что отделались только небольшой дыркой в борту бронетранспортера и простреленным плечом Вяткина. Больше так везти не будет.

Выждав небольшую паузу, чтоб до людей дошел смысл сказанного, продолжил:

— Петрович. На тебе и на Борисыче приведение в порядок боевой техники. Чтоб ночью у нас все работало. Особое внимание на ночные прицелы. Дальше. Всем остальным отдыхать и готовиться. Ольга, что там с Вяткиным?

Ольга, которая была тут же, чтоб оказать прибывшим медицинскую помощь, сказала:

— Как обычно — огнестрел. Кость задета. Надо делать операцию.

— Понятно. Что для этого нужно?

— Пока у нас все есть, но нужно делать переливание крови, а с учетом того, что он из прошлого, то кровь нужно брать у кого-то из его современников.

Да уж задачка.

— У кого есть подходящая? У Кукушек? Они вроде как сдавали анализы недавно.

— Нет, их не подходит. И Маркова тоже. Тем более у них уже брали.

— Егор, Павлов, идете с врачом, сдаете анализы. Думаю, вы не против помочь раненому? После того как товарищ Анохина вас отпустит, зайдете ко мне. Егор знает. Поговорить надо.

Как я и ожидал, против никто не был. Пока наши медики брали анализы крови, у меня была масса задач, которые требовали немедленного решения. Это и разгрузка техники от трофеев, и подготовка ночного рейда, и изучение радиоперехвата в нашем времени, чтоб тот же Черненко или татары не устроили нам сюрприза. Для нас было главное — восполнить запасы горючего и продуктов и сразу начинать поиск новых точек выхода.

Можно, конечно, попробовать настроиться на новую точку, но для этого придется лишние часов шесть-восемь гонять генераторы, заново перенастраивая всю систему, сжечь при этом все последнее горючее и придется расходовать неприкосновенный запас, который специально был отложен для заправки боевой техники на случай атаки на бункер. Получается, что ночной выход и захват ресурсов у немцев для нас единственная возможность выжить. Благо боеприпасы для БМП-1 и для БТР-80 мы загодя завезли, и гнать машину к большому бункеру не надо.

Как вариант — избавиться от огромных запасов трофейного оружия, меняя его на горючее. Но я как-то не был сторонником продажи вооружения, прекрасно понимая, что рано или поздно оно начнет стрелять в нашу сторону.

Пока было время, привел себя в порядок и пошел в кают-компанию перекусить, вытянув на совместный обед Маркова, Борисыча и Артемьева. Позже присоединились Малой и Миронов, и Санькина жена, Катерина. Пока Вяткин был нетрудоспособен, определенные функции старшины взял на себя Марков. Но обед все равно перерос в совещание, на которое подошел и Петрович, вроде как пришедший доложиться о состоянии нашей бронетанковой техники, а на самом деле поточить лясы и поучаствовать в обсуждении планов. Да уж, надо заканчивать с этой партизанской вольницей, поэтому пришлось взять управление совещанием в жесткие рамки и пинать всех, чтоб почувствовали наконец-то твердую руку.

— Борисыч, пока есть время, попробуй связаться со своими контактами среди торговцев и независимых вояк. Уточни обстановку и настроение Черненко, татар и нейтралов. Нам минимум два дня нужно, чтоб никто нас не трогал. Если что, предлагай по бросовой цене немецкие карабины. Сам видишь, у нас этого добра навалом. Ночью еще достанем.

Борисыч скептически на меня глянул.

— Сергей, у нас что, будет время ночью ходить по полю и собирать оружие?

— Зачем? Этим сейчас немцы занимаются. Трофейные и похоронные команды все собирают, сортируют, учитывают. Мы просто воспользуемся их трудом. Теперь, Петрович. Что у нас с броней?

— БМП в норме. Ночник проверил. Боекомплект пополним. С БТРом то же самое. То, что дырку сделали, так ничего серьезного не задели. Заварю вечером. Ночник вроде тоже нормально, но проверю.

— Скажи, как быстро мы сможем поднять хотя бы один танк? Сам видишь, какие дела намечаются. Сейчас с нашими коробками попасть под противотанковую пушку — и сожгут, а Т-64 для них долго будет не по зубам, ну разве что если 88-миллиметровую зенитную пушку на прямую наводку поставят, и то под вопросом.

— Пока не успеваю, командир. Надо время.

— Хорошо. Своей шеей рискуешь, ты ж у нас пока в танкистах ходишь. На будущее среди народа подыскивай механиков и танкистов. Лучше, конечно, профессионалов, но где их сейчас возьмешь. Может, среди вояк поискать, но этим займется Борисыч, а ты их будешь проверять на профпригодность. Нам болтуны не нужны. Малой, ты что скажешь?

— А что говорить, командир. Германцу по сопатке надавали и ночью надаем.

— Тогда вы берете Павлова и готовите его к выходу. Камуфляж, "лохматку", оружие. Ночник и радиостанцию я сам ему выдам.

Малой чуть помедлил, потом спросил:

— Командир, ты его хорошо знаешь?

— Когда самолет под Рославлем сбили, вместе из окружения выходили. Вроде гнили нет. Но вы за ним присматривайте, если что заметите, можете ликвидировать, хотя парень вроде нормальный. Единственное, может быть НКВДшная подстава.

Слово взял Санька.

— Командир, я бойцов поспрашивал, он тут уже дней пять воюет. Чтоб к нам так человека подвести, нужно очень постараться. Его могли грохнуть в любую минуту. Не думаю, что это подстава.

— Вот и я тоже не думаю. А профессиональный артиллерист в нашей компании не помешает.

Обсудив еще несколько насущных вопросов, разошлись но своим местам. Договорились встретиться уже вечером, перед выходом снайперов на ту сторону. А мне предстоял интересный разговор с Егором и Павловым.

Глава 25

После обеда у меня состоялся разговор с новыми членами нашей группы. Павлов был в шоке от открывшейся тайны. Технически грамотный человек, сразу почувствовал важность и необычность ситуации с путешествием во времени. Сергей с интересом рассматривал компьютеры, телевизоры и бытовую технику, которая для нас была обыденными деталями интерьера. Егор, фамилия которого оказалась Карев, больше отмалчивался. Он был воином, и теоретические нюансы его мало интересовали. За то, что мы смогли побить немцев и собираемся в будущем этим заниматься, он был готов идти с нами до последнего, да и то, что произошло с нашим миром, на него произвело неизгладимое впечатление.

Уже когда основные пояснения были даны, я понял, что два этих молодых парня, которые хлебнули войны, будут с нами и особой психологической обработки проводить не надо. Цель у нас была одна, защищать Родину вне зависимости от времени. После разговора я им дал почитать специально подготовленную подборку материалов по истории СССР и России. Про "заклятых" друзей и противников. Про рассекреченные документы Второй мировой войны и особенно про Майданек, Освенцим, Дахау, карательные отряды, вывезенных в Германию рабов. Про бандеровцев и прибалтийских фашистов. Именно то, почему я и мои люди были готовы уничтожать немцев в любое время суток.

Карев сам напросился тоже идти со снайперами и, получив мое согласие, ушел готовиться, а Павлов задержался и, немного помявшись, завел разговор о репрессиях и о поражении Красной Армии. Видимо поняв, что я ненастоящий НКВДшник, он решил прояснить для себя ряд вопросов, которые не давали ему покоя, как умному и думающему человеку.

— Сергей, знаешь, это очень тяжелая и опасная тема. Что я тут могу сказать. В наше время много писали и про Сталина и про эту войну. Столько грязи вылили и столько лжи. Только сейчас, пройдя гражданскую войну и увидев, как был разрушен привычный для нас мир, а повоевав в вашем времени, обороняя Могилев, выходя с тобой из окружения, я на многие вещи начал смотреть по-другому. В одном фильме про войну была такая фраза: "Есть такая профессия — защищать Родину". Вот и у нас с тобой такая профессия. Военные должны быть вне политики. Это главное. А все остальное… давай не будем спешить. За людей говорят не слова, а поступки. Ты побудешь с нами, а потом будешь делать выводы. Главное, не навреди и помни, ради чего ты надел форму. Я не ухожу от разговора, просто откладываю его на несколько дней. А ты подумай, кого из тех, с кем ты воевал, можно привлечь к нам. Сам понимаешь, что это сильно перевернет их жизнь. Иди к снайперам, готовься к ночному выходу. У нас сегодня будет очень веселая ночь.

* * *

Генерал-майор Генрих Майер-Боурх, командир 131-й пехотной дивизии 43-го армейского корпуса вермахта, устало тер глаза, выслушивая доклад командира 431-го полка. На улице уже было темно, но жизнь штаба наступающей дивизии не прекращалась ни на минуту. Но события сегодняшнего дня требовали особенного осмысления. Дивизия, входившая в состав 2-й полевой армии, целенаправленно наступала на юг в сторону железнодорожной станции Нежин, стараясь перерезать одну из трасс, по которой снабжались полуокруженные под Киевом советские войска. Методичное движение немецких армий, подобное гигантскому катку, под которым давились многочисленные орды русских дикарей, сегодня несколько замедлилось возле безвестной русской деревни Каблуки, где части дивизии понесли серьезные потери. Вообще вся эта война все больше и больше не нравилась генералу: возрастающее фанатичное сопротивление русских, цепляющихся за каждый метр своей земли, заставляло чувствовать неудобство и дискомфорт. Да и поворот 2-й армии и 2-й танковой группы на юг, говорил о том, что группа армий "Юг" столкнулась с серьезной проблемой, и ее продвижение застопорилось под древним русским городом Киевом.

Основные подвижные силы русских, механизированные корпуса были разгромлены в пограничных сражениях, и сейчас полностью инициатива перешла к немецкому командованию, которое могло выбирать направления ударов, и по большому счету русским нечем было парировать молниеносные прорывы механизированных дивизий, методично перемалывающих рыхлые армии противника второго эшелона. Вот и сейчас его дивизия преследовала потрепанные части 21-го армейского корпуса русских, который пытался остановить движение немецких войск. Оставив на съедение противника несколько полков, русские организовывали в районе Нежина новую глубоко эшелонированную линию обороны. Сегодня остатки одного из полков закопались в землю и остервенело отбивались от нескольких батальонов 431-го пехотного полка. По сути дела, разгром был делом нескольких часов, но потом радиосвязь с командованием полка была потеряна, и подробности этого боя он узнал после того, как связисты прокинули кабельную магистраль до штаба полка.

Ночью на расположение полка было совершено нападение русских диверсантов и потери составили восемнадцать человек. По обстоятельствам этого нападения проведено специальное расследование, и результаты оказались необычными. Одна группа отвлекала внимание, якобы захватив одного из солдат, находящейся в секрете, и когда началась стрельба, специальная группа снайперов методично отстреливала офицеров и унтер-офицеров из состава зенитной и противотанковых батарей, находящихся ближе всего к лесу. Такая точность стрельбы в ночное время, бесшумность и тактический расчет сразу привлекли внимание сотрудников военной контрразведки. После расследования они вынесли свой вердикт — в полосе наступления дивизии появилась разведывательно-диверсионная группа, задача которой, скорее всего, замедлить продвижение немецких войск путем целенаправленного уничтожения командного состава вермахта. После двух месяцев боев от русских, кроме фанатичного умения умирать, никто ничего путного не ожидал, поэтому сам командир дивизии отнесся к таким выводам весьма скептически. И вот сейчас, выслушивая командира полка, понесшего днем большие потери, он уже не мог отрицать правдивости таких выводов.

Учитывая размеры и местоположение лесного массива, командир полка не смог вывести основную артиллерию на прямую наводку. Русские весьма мастерски разместили свои позиции, и гаубичную батарею пришлось размещать на поляне, в глубине леса, и стрелять на большом удалении, выслав артиллерийских корректировщиков. Но тут противник и преподнес один из сюрпризов. Месяц назад в циркулярном приказе по армии сообщалось о применении русскими при обороне Могилева необычной системы подавления радиосвязи, что привело к большим потерям. Поэтому многие генералы вермахта с тревогой ожидали появления у противника такого оборудования. Может быть, они его у американцев покупают, сами вряд ли бы смогли до такого додуматься.

Попытки наладить стрельбу по русским окопам закончились гибелью артиллерийских корректировщиков от снайперского огня. Атака при поддержке бронеавтомобилей была отбита. Полковник Краузе, командир 431-го полка, вполне логично решил провести обходной маневр и отправил по правому флангу в обход через лес пехотную роту, которая попала в засаду и была практически полностью уничтожена. Обстоятельства гибели роты вызывают много вопросов. По словам оставшихся в живых, по ним стреляли из ручных ракетных комплексов, действие которых очень похоже на описываемое в циркуляре новое оружие, примененное при обороне Могилева. Чудом выживший ефрейтор сумел разглядеть противника, который после боя в лесу собрал у убитых только пулеметы и боеприпасы. Он описывает малочисленную группу в пятнистой форме, необычной амуниции и с неизвестным оружием. Предположение об особой диверсионной группе подтвердилось. Учитывая, что в том же циркуляре особо отмечалось незамедлительное реагирование на случаи использования русскими подобных средств, генерал-майор тут же отправил шифрограмму в штаб корпуса, разместившийся в Чернигове. И вот сейчас рядом с ним сидел начальник разведки 2-й полевой армии и внимательно слушал доклад полковника Краузе.

Дальнейшее повествование о контратаке русских с использованием новых образцов бронетехники слушали с не меньшим интересом. И опять в описании солдат фигурируют противники в пятнистых доспехах, необычных касках со стеклянными забралами и ручными ракетными установками.

Русские отступили, но при этом постарались убрать после себя следы применения нового оружия. Но не в оружии дело. Сейчас против немцев воевали другие люди. Подготовленные, хладнокровные, если б у русских были гвардейцы, то их можно было так назвать.

Да, они снова отошли, оставив пустые окопы и поле, усеянное трупами немецких солдат, но никто в этой комнате не сомневался, что это только начало. Поэтому как закономерный результат был приказ об усилении ночных караулов ввиду появления в районе диверсионной группы противника.

Уже в час ночи генералу доложили о прибытии в его распоряжение четырех самоходных артиллерийских установок и технических специалистов разведки — для обнаружения аппаратуры постановки помех и ее захвата. Близлежащие леса были прочесаны группами разведбатальона, выставлены секреты и приняты дополнительные меры, чтоб ночью русские головорезы не преподнесли новых сюрпризов.

В два часа ночи командир дивизии позволил себе лечь спать, ведь завтра его ожидал новый трудный день. Когда он только успел уйти в царство Морфея, в стороне, где разместился передвижной штаб полка, раздался грохот, похожий на взрыв гаубичного снаряда. Секунд через сорок в той же стороне загрохотали взрывы, и по их плотности можно было сказать, что позиции полка расстреливает целый артиллерийский дивизион. Ночная стрельба по площадям вещь обычная на войне, когда обстреливают возможные или разведанные места дислокации противника, но генерал-майор Генрих Майер-Боурх был уверен, что русские стреляют именно туда, куда нужно, и результаты будут плачевными.

Минут через десять удалось связаться со штабом полка по телефонной линии, и вести были неутешительные.

Полковник Краузе и его заместитель убиты. Места расположения противотанковой роты, гаубичной батареи, штаба полка, батальонов обстреляны, и обстрел продолжается, нанося большие потери в живой силе и технике.

Еще через десять минут стало известно, что русские перешли в наступление, смяв передовой батальон. На этом связь прервалась, видимо, артиллерийским огнем был перебит кабель. Радиосвязь опять не работала. Коварные русские варвары нанесли снова свой удар.

Генерал воевал в Первую мировую войну, прекрасно знал, что русские за противники, и кажущаяся слабость рано или поздно окажется ложной, и они сумеют удивить. Он все еще надеялся, что у них будет больше времени, но судьба решила по-иному.

Ситуация складывалась таким образом, что нужно было быстро принимать решение и, нисколько не колеблясь, отдал приказ всем подразделениям, находящимся в его распоряжении, выдвигаться в сторону наступающего противника, усилив их самоходными артиллерийскими установками.

По данным разведки, на этом участке фронта противника не было достаточно сил для нанесения сильного удара, и это ночное наступление можно было расценивать как атаку силами не больше батальона, для замедления продвижения германских войск.

Прошло сорок минут после отправки подкреплений, а канонада не смолкала, что говорило о более серьезном количестве русских. Радиосвязь так и не была налажена, поэтому еще час назад по лесу в сопровождении охраны убежали несколько связистов, раскручивая по дороге полевые кабеля.

Доклады были неутешительными. Русские разгромили и рассеяли в ночи часть 432-го и остатки 431-го пехотных полков. Артиллерия и средства усиления в большинстве своем либо уничтожены, либо брошены. Судьба штурмовых орудий и подкрепления неизвестна.

Еще через час на улице послышался лязг танковых гусениц и надсадное гудение двигателей. Он решил, что возвратились самоходные артиллерийские установки, но мельком взглянув в окно и увидев в зареве взрыва необычный силуэт приземистой многоколесной боевой машины, понял, что русские прорвались к штабу дивизии. В деревне мелькали тени, грохотали пулеметы и хлопали одиночные винтовочные выстрелы.

В доме сразу потушили свет, и в зареве разгорающегося пожара генерал видел, как в борту необычной бронемашины открылась дверь, и из нее выскакивают русские и с криком "Ура" бросаются в бой. На мгновение эту картину заслонила другая, из его молодости, когда, будучи молодым лейтенантом, командиром батареи, слышал точно такой же боевой клич, и бородатые озверевшие русские, прорвав оборону, ворвались на батарею и буквально вырезали расчеты орудий, а его с разбитой головой, приняв за мертвого, оставили лежать среди трупов его подчиненных.

В темноте дома громко раздавались команды обер-лейтенанта Маренса, командира комендантской роты, и его, генерала, оттолкнули от окна, и два солдата, деловито разбив окно, выставили в него ствол пулемета и открыли огонь. Сноп трассирующих пуль прошелся по русской бронемашине и, со звоном срикошетив, ушел вверх. В их сторону повернулась небольшая башенка и грозно и неторопливо загрохотала то ли крупнокалиберным пулеметом, то ли малокалиберной пушкой. Генерал-майор Генрих Майер-Боурх в последние секунды своей жизни отрешенно смотрел, как в стене деревянного дома, разлетаясь крупными щепками, появляются дыры, как второй номер пулеметного расчета, забрызгав все вокруг кровью, превратился в бесформенный кусок мяса. Почти одновременно с этим у пулеметчика в темных брызгах пропала голова, и треск MG-34 сразу умолк. Страшная сила ударила его в бок, оторвав левую руку, и уже лежа на полу и теряя сознание от потери крови, он увидел, как в комнату, заваленную изуродованными телами его охраны, вбежал человек в необычной экипировке, немного постоял и сказал на русском языке: "Блин, ну и насвинячили. Прямо мясокомбинат какой-то…". Осветил фонариком комнату и, увидев золотые галуны на форме генерала, подошел к нему. Что он сделал дальше, генерал-майор Генрих Майер-Боурх уже не увидел, потому что спасительная темнота накрыла его навсегда, отгородив от боли и позора поражения.

* * *

К одиннадцати часам вечера наш маленький, но спаянный общей победой отряд был в полной боевой готовности перед выходом в прошлое. Бронетехника проверена, заправлена и доукомплектована боеприпасами. На улице, с учетом того, что можем привезти много трофеев, расчистили место и проработали порядок втягивания техники и грузов с той стороны.

Убедившись, что все находятся на своих местах, включил установку. Дождавшись ее выхода на штатный режим, осторожно вынесли на ту сторону видеокамеру на штанге и стали осторожно осматривать окружающее пространство. Это оказалось не лишней мерой предосторожности. Буквально в метрах ста расположилась группа немецких автомобилей, вокруг которых ходили часовые. Количество техники было весьма необычно для такой ситуации. Значит, противник уже напуган и ждет ночных сюрпризов. Ну ждет и ладно, зачем разочаровывать людей и оставлять их без развлечений.

Первым на веревке спустили Малого, который скоренько отполз и затаился в воронке, веревку он пока не отстегивал, и в случае обнаружения мы его быстро могли втянуть обратно. Но, на наше счастье, все было тихо. Иногда часовые стреляли в сторону леса осветительными ракетами, но саму подготовку к выстрелу мы видели в приборах. Поэтому перед вспышками света успевали затаиться и не вызвать у охраны настороженности.

Дождавшись еще одного момента, когда часовые не смотрели в эту сторону, вниз спустились Миронов и Катерина, которую как высокопрофессионального снайпера пришлось привлечь к операции, несмотря на ворчание Саньки Артемьева, ее мужа.

Не прошло и десяти минут, как снайперская группа расползлась по полю и заняла позиции так, что большинство караульных было в секторе обстрела. Чуть позже на ту сторону перелезли Санька и Егор Карев — для огневой поддержки в случае обнаружения. В самой комнате перед порталом стоял в полной готовности БТР, как один из серьезных аргументов для немцев.

Санька рассматривал приткнувшуюся к лесу небольшую автоколонну и тихо комментировал.

— Феникс, а ведь это РМОшники, точно говорю, тыловики. Именно то, что нам нужно, вон как они от передовой запрятались. И все как на подбор хомяки.

— Бычок, тебе что, не терпится у них в кузовах пошарить?

— Да я ради святого дела всегда готов…

— Бычок, если из-за твоей привычки шарить по чужим кузовам кто-то из наших пострадает, ты у меня до конца жизни в дальней галерее будешь старые портянки пересчитывать. У тебя и так последнее китайское предупреждение, ты меня понял?

— Белка! — вызвал жену Артемьева.

— На связи, Феникс.

— Отвечаешь за своего мужа, меня он уже задолбал.

— Не волнуйся, командир. Бычок, перейди на второй канал.

В канале все услышали недовольный голос Артемьева.

— Сейчас.

Минуты три их не было слышно, потом Катька ответила:

— Феникс, все нормально.

— Вот и хорошо. Значит, такая задача. Оценить количество противника, число часовых и возможное подкрепление в случае шума. Жду сигнала. Бычок, сползай к лесу и поставь там пару растяжек, чтоб с тыла к нам пятнистые сюрпризы не пожаловали. Их, наверно, тут много по лесам бродит, нас ищут.

Медленно тянулось время, и мне пришлось на время выключить установку. Через час, снова включив портал, ко мне на связь вышел Санька и азартным голосом зашептал в микрофон:

— Феникс, тут их человек сорок-пятьдесят, дрыхнут в машинах, для командира отдельно поставили палатку. В колонне два "наливняка" и три машины забиты какими-то бочками. Видно, тут и передвижная пекарня, хлебом несет. В общем, надо потрошить по-тихому. Чуть дальше расположились ПВОшники. Там штук шесть часовых при шести орудиях.

— Что за орудия?

— "Мелкотня" автоматическая какая-то.

— Наверно, двадцатимиллиметровые автоматы. Нам бы парочку таких умыкнуть с тройным боекомплектом, не помешает и бункер оборонять, и на машину можно поставить как зенитную спарку.

— Феникс, если надо, то сделаем. Народ, думаю, будет не против ПВОшников потрепать.

— Хорошо, действуйте, я к вам с Мозгом на поддержку.

Навесив немецкий пулемет на Павлова, нацепив на себя и на него "лохматку", спустились по веревке и поползли в сторону немецкой автоколонны. Снайпера уже начали работу и чуть впереди и в стороне раздавались неторопливые хлопки ВССок.

Когда впереди не осталось часовых, короткими перебежками лохматые тени начали приближаться к стоящим автомобилям. Павлов сместился ближе к лесу и, примостившись в воронке, взял на прицел пулемета зенитную батарею. В случае особого шума в первую очередь сюрпризов можно ожидать оттуда, а получить в упор очередь из автоматической зенитной пушки как-то не хотелось.

— Мозг, ты и за лесом поглядывай, если увидишь там шевеление, сразу давай знать. Как бы нам немецкие спецы из "зеленки" в спину не дали.

Когда с часовыми у автоколонны было покончено, Артемьев и Карев, одевшие заранее немецкую форму, скинули с себя "лохматки", нацепили на головы каски и уже открыто пошли к автомобилям, накрутив на трофейные пистолеты длинные самодельные глушители, которые на заказ сделал Петрович в своей мастерской. Снайпера контролировали подходы к автоколонне и тщательно следили за часовыми рядом стоящей батареи. Я перебежками приблизился к автомобилям, стараясь держаться в тени, и сопровождал наших чистильщиков. Все были уверены, что просто так уничтожить сорок человек и не устроить шума практически невозможно. Поэтому, пока Санька и Егор, забравшись в кузов крайней машины, работали там ножами, я с таким же бесшумным оружием прикрывал их. Несколько тихих вздохов, хрипов, тихий хлопок, и из тентованного кузова осторожно выпрыгивают две фигуры. Дальше в таком порядке к следующей машине. Загвоздка возникла на третьей, когда из нее вылез солдат и пошел в сторону по нужде. Не увидев часовых, он с удивлением закрутил головой, тут же вдалеке тихо кашлянула ВСС, и солдат как подкошенный упал на землю. Пришлось срочно его оттаскивать к зачищенным машинам. В таком порядке мы еще провозились около часа, методично уничтожая спавших немцев. Когда последней, что мы не сработали, осталась палатка командира, снайперы уже сместились за автоколонну, приблизившись к позиции батареи ПВО. Проблема в данной ситуации была в том, что теперь нам противостояли не тыловики, привыкшие смотреть на войну с расстояния пяти километров от передовой, а настоящие солдаты, уже воюющие не один год, и то, что это артиллеристы, ничего не значило. Любая тревога — и они в течение нескольких секунд занимают оборону и, используя свое численное превосходство, запросто нас раскатывают на этом поле.

На мне было принятие решения о дальнейших действиях. Можно, конечно, с помощью Павлова навести огонь артиллерии и накрыть позиции ПВОшников, но тогда у нас не будет времени спокойно вытащить захваченные припасы и оборудование, да и вероятность попасть под "дружественный" огонь велика. Вдалеке виднелись позиции гаубичной батареи, которая могла развернуться и отработать по нам даже на такой дистанции.

— Снайпера, на вас ПВОшники. Как только Бычок с напарником сработают палатку, валите всех часовых.

Я опять был на подстраховке иконтролировал ситуацию вокруг, но в палатке не все прошло так гладко. Услышав подходивших людей, там всполошились, поэтому пришлось в срочном порядке принимать меры. Тихо захлопали пистолеты, в палатке вскрикнули, кто-то попытался крикнуть, так на полуслове и замолк.

Но стоявшие невдалеке часовые ПВОшников заволновались, поэтому снайперы без команды открыли огонь. Опять тихое хлопанье винтовок. Уже не скрываясь, я, Санька и Егор несемся в сторону расчехленных зенитных автоматов, стараясь заходить с фланга, чтоб не перекрывать сектора обстрела снайперам. Когда мы подбежали, часовые, попытавшиеся поднять тревогу, уже были уничтожены, но немцы начали просыпаться и пытались выяснить обстановку. Тут же раздавались гортанные команды и топот ног. Пару раз хлопнула ракетница, выпустив яркие шары, заливающие мертвым, белым светом все вокруг. В такой ситуации уже было не до сантиментов, длинной очередью из ПП-2000 с тактическим глушителем я прошелся по группе из шести человек, которые, расхватав винтовки и щелкая затворами, двигались в нашу сторону.

Рядом захлопали пистолеты моих спутников. На этом тишина разорвалась особенно громкими выстрелами винтовок и взрывами гранат, которыми нам пришлось закидывать противника. Темные силуэты в приборах ночного видения, крики немцев, свист пуль над головами — все это слилось в какую-то гротескную картину, которая воспринималась как-то фрагментарно. Вот в памяти отложилась картинка: несколько человек разворачивают автоматическую пушку. Вот они уже неподвижно лежат, расстрелянные снайперами возле темного силуэта орудия. Это мелькание картинок внезапно прекратилось, и я себя ощутил лежащим возле трупа и лихорадочно меняющим магазин автомата.

Картина боя уже изменилась. Самые умные из артиллеристов поняли, что к пушкам им не пробиться, залегли среди машин и открыли огонь из винтовок.

Но их количество быстро сокращалось. Осветительных ракет они не пускали и абсолютно не видели противника, а на каждый их выстрел сразу реагировали безжалостные и бесшумные стрелки. Пару раз тявкнул пулемет Павлова, но, получив команду прекратить, замолк.

Лежа возле станины пушки и стреляя в сторону машин, где залегли человек пять немцев, все что осталось от зенитной полуроты, срочно связался по радио с Зелоевым.

Переключив радиостанцию на нужный канал, вызвал и сразу получил ответ, дал команду на открытие огня.

— Земля, я Феникс, срочно огонь по передовым позициям противника, через пять минут корректировщик даст наводку по другим целям.

Вернувшись обратно на общую волну, вызвал Павлова.

— Мозг, это Феникс, переключайся на пятый канал, там артиллеристы, скорректируй огонь вон по той батарее вдали, а то нам тут всем весело придется, после того как пристреляются.

— Понял.

Когда мы разобрались с оставшимися немцами, о тишине уже не было и слова. В стороне позиций советских войск грохотала канонада, в нашу сторону направлялись несколько грузовиков с пехотой, а на другом конце поля разворачивали батарею противотанковых пушек, которые мы не рассмотрели в темноте. Надо было либо уходить и бросать трофеи, либо вступать в бой и вызывать средства усиления.

— База, это Феникс, обе коробки в поле, как поняли, прием.

— Вас понял. Сейчас будет.

Буквально через секунд тридцать по появившимся из ниоткуда сходням скатился БТР и, взревев двигателем, рванул в нашу сторону.

Глава 26

Бронетранспортер проехал чуть вперед и остановился, загородив нас от приближающихся грузовиков с пехотой противника.

— Феникс, что делать?

— Злой, используй полностью преимущества своего оружия. Раздолбай их из "крупняка", пока они все в машинах сидят, а мы попробуем из пушек их накрыть. Потом переноси огонь на батарею возле леска. Сейчас Мозг организует артобстрел, но они даже с такой дистанции вас смогут зацепить, хотя темно, шанс есть.

До машин оставалось метров триста, что не было особой дистанцией для КПВТ. Пулемет разразился короткими неторопливыми очередями. Откинув прибор ночного видения, смотрел в бинокль и видел, как головная машина, словив очередь, вспыхнула и ярко загорелась.

Башня чуть повернулась, и пулемет снова загрохотал. Тут я был спокоен. Марков не даст немцам к нам приблизиться.

На другом конце поля, метрах в четырехстах, блеском выстрелов засверкала гаубичная батарея противника, вступившая в схватку с русскими артиллеристами. Что касалось контрбатарейной борьбы, то немцы, благодаря техническим средствам разведки, всегда были на высоте и выходили победителями. Такое спускать нельзя, и переключив Павлова на канал связи с нашей обороной, позволил ему качественно наказать немцев. Чтоб те не мешали расстреливать расположившиеся на ночь немецкие батальоны. Минуты через три мы все были свидетелями, как в поле вырос фонтан первого пристрелочного снаряда, потом второй, третий и, определив точные настройки, советские артиллеристы засыпали батарею противника тяжелыми снарядами. Один из особо удачных выстрелов закончился взрывом боеприпасов, и активность на немецких позициях уменьшилась почти до нуля. Противотанковая батарея так и не успела сделать в нашу сторону ни одного выстрела. Одно из орудий было подбито с БМП, остальные разгромлены по наводке Мозга. В очередной раз Павлов подтвердил свою неплохую квалификацию артиллериста. Уже не скрываясь, я закричал:

— Мозг, давай сюда.

Но Павлов уже был рядом.

— Серега, быстро разворачивай пушку и заряжай ее. Объясни Саньке и Егору, как ей пользоваться, и мы с тобой займемся корректировкой огня.

Санька, как любой технически грамотный человек XXI века и вообще любитель всяких смертоносных штучек, быстро понял принцип работы, и буквально минуты через две у меня над ухом задергалась немецкая зенитная пушка, закидывая поле, где от горящих машин разбегались немцы, 20-миллиметровыми зенитными снарядами.

Конечно, точность была никакая, но фонтаны взрывов и вообще плотность и действенность огня произвели впечатление, и те стали отступать.

— Кукушка-Один.

— На связи.

— Берешь Мозга и галопом в сторону наших позиций. Корректируете огонь артиллерии. Старайтесь не светиться. Тут в лесу, скорее всего, немцы по нашу душу ползают. Если что, выводите их на нас. А мы тут пока займемся мародерством.

Не дожидаясь, пока корректировщики скроются в темноте леса, отдал команду выдвинуть ближе к линии обороны БМП. Сын Петровича, находясь в башне боевой машины, подключился к избиению немецкой пехоты в поле. За лесом грохотали взрывы и, подключившись к каналу, по которому Павлов корректировал огонь советской артиллерии, с удовольствием послушал комментарии по поводу наиболее удачных попаданий снарядов, в которых проскакивали словечки из XXI века. На этом направлении все вполне неплохо развивается. В таких условиях немцы будут в срочном порядке покидать места обстрела, бросая технику, артиллерию, пытаясь сосредоточиться вдали от зоны поражения, не догадываясь, что в лесу залегли два озлобленных "леших", от внимания которых трудно будет избавиться.

Пока немцы разбегались от огня русской артиллерии, как тараканы от тапочка, мы стали осматривать захваченное добро, быстро сортируя его на "нужное очень" и "прихватим попозже, если сможем". В первую очередь мне пришлось отвлечь от расстрела немцев БТР и привлечь его для буксировки техники, которая нас интересовала в первую очередь. Разбираться в темноте с запуском двигателей немецких автомобилей как-то не было времени, поэтому их просто ставили на "нейтралку", снимали с ручника и отгоняли к порталу, где цепляли лебедкой и затягивали в бункер.

Но так долго продолжаться не могло. Советская артиллерия, расстреляв несколько боекомплектов, замолкла, иногда постреливая по особо крупным целям, которые выискивал Павлов. А вот рисунок боя изменился. Грохотали пулеметы, хлопали винтовки и до нас доносился уже крик "Ура". Над лесом были видны вспышки взрывов и взлетающие осветительные ракеты. Все это Мозг комментировал в радиоэфире не хуже современного комментатора футбола.

Раздолбав практически всей имеющейся дивизионной и полковой артиллерией позиции двух немецких пехотных полков, два русских стрелковых батальона, усиленных ротой НКВД и кавалерийским эскадроном, пошли в атаку, рассеяв во время ночного боя почти весь 432-й пехотный полк вермахта, понесший основные потери от ночного обстрела. Но атака захлебнулась, когда бойцы 62-й дивизии натолкнулись на остатки 431-го пехотного полка, который был расположен вторым эшелоном и успел развернуться в боевые порядки и занять оборону. Павлову и Малому пришлось совершить небольшой марш-бросок по лесу и выйти в поле, чтоб приблизиться к месту событий для организации сосредоточенного огня по обороняющимся немцам.

С моей точки зрения, события развивались вполне логично, и вмешиваться я не собирался. Но вот брошенная Зелоевым фраза о том, что нас дожидаются несколько автомобилей и подвод, забитые бочками с бензином и дизтопливом, заставила пересмотреть планы. В данной ситуации придется вмешаться, ударить немцам в тыл и пробить проход для транспортировки груза к порталу, который пришлось на время выключить, так как время его работы подходило к критической точке.

Одним отличительным моментом было то, что красноармейцы перед атакой повязали на рукав белые повязки, чтоб не перепутать друг друга в темноте. Поэтому для нас было не так уж трудно определить, где наши, а где противник. Пришлось разделиться и оставить Саньку, Миронова и Егора Карева на хозяйстве, которые, пригнав с той стороны джип с установленным АГСом на раме, использовали его в качестве тягача для буксировки трофейных машин к месту портала. Наша небольшая группа на двух бронемашинах в буквальном смысле рванула навстречу наступающим советским батальонам, несколько завязшим, наткнувшись в темноте на оборону немецкого полка.

В поле яркими факелами горели три немецких грузовика, результат работы Маркова, который по ним основательно прошелся пулеметами бронетранспортера. С той стороны иногда раздавались выстрелы из винтовок, и даже несколько раз затрещал пулемет, но это продлилось недолго. Хлопнула пушка БМП и стало почти тихо. В приборах ночного видения были видны фигурки немцев, убегающие в сторону леса. Проехав мимо разгромленной немецкой гаубичной батареи, мы вышли на дорогу, которая вела прямо на звук ночного боя. Проходя небольшой лесок, мы буквально нос к носу столкнулись с подводами, перевозящими раненых и эвакуировавшими какой-то груз. Взвинченные ночным боем, мы даже не попытались рассмотреть и разобраться, сразу открыли огонь на поражение. БТР, идущий в голове колонны, принял чуть вправо, пропуская более бронированную БМП, которая с ходу пошла таранить и давить противника. В темноте засверкали вспышки пулеметов, взрывы гранат, заглушаемые басовитым рокотом КПВТ. Оставив после себя перевернутые и раздавленные телеги, разорванные на части крупнокалиберными пулями конские туши и трупы немцев, двинулись дальше, в сторону боя.

Минут через пять такого марша вылетели на поле, где перед нами развернулась картина ночного боя. Горели несколько машин, освещая позиции немцев. По большому счету наше вмешательство было не таким уж и нужным.

Позиции немецкого полка громила артиллерия, и как таковой линии обороны уже не было, она распалась на несколько очагов сопротивления. Правда, с нашего фланга по наступающим русским открыла огонь противотанковая батарея. Но эту проблему уже нам и пришлось решать. Опять загрохотали пулеметы, в моих руках несколько раз дернулся АГС. БМП ловко выскочила на немецкие пушки и прошлась там косой, давя и расстреливая противника. А дальше было дело техники.

Нам еще пришлось еще около получаса ходить у немцев по тылам, расстреливая пулеметные позиции и давя любые попытки организованного сопротивления. В условиях отсутствия нормальной видимости наши приборы давали неоспоримое преимущество. Немногочисленные остатки двух полков, зажатые с двух сторон и внезапно атакованные с тыла танками, отступили в лес, оставив на поле многочисленные трупы в серых мундирах, горящие машины и большое количество техники, в которой бы с удовольствием покопался, но уже не было времени.

Остановив машины, дождался, когда к нам подбегут мои разведчики, благоразумно нацепившие на рукава белые повязки. Вместе с ними подошли Зелоев и командир стрелкового полка, от избытка чувств махающий револьвером в руке.

Бой еще продолжался и в поле еще хлопали выстрелы, но то, что победа на этом поле была за русским воинством, было вне сомнений.

И я, и практически все мои бойцы на броне были в "лохматках", но Зелоев быстро разобрался и сразу направился ко мне. Видимо, он получил дополнительный и жесткий стимул быть со мной вежливым, поэтому без всякого цирка сразу доложил, что груз готов к отправке.

— Хорошо, отправляйте. Вроде мы дорогу почистили. Хотя…

У меня возникла идея. В дивизии-то три пехотных полка, и два из них только что разгромили, поэтому можно продолжить ночные развлечения. И если мы сейчас немцев потреплем еще сильнее, пользуясь броней и темнотой, прогуляемся до самого штаба дивизии, то уже нам точно никто не будет мешать заниматься планомерным сбором трофеев. Да и наступление немного задержим.

— Зелоев, срочно найди пленного и узнай, где у них штаб дивизии, только быстро, у нас мало времени.

Он удивленно уставился на меня, да и подполковник, командир полка, стоявший рядом и не влезавший в разговор, но в свете горящих немецких машин с интересом рассматривающий нашу боевую технику, тоже отреагировал.

— Поясняю. Мы сейчас разгромили два полка. Штаб дивизии недалеко. Броня есть, сейчас погрузим бойцов в десантные отсеки и рванем туда, разгромим штаб дивизии. Задача ясна? Тогда взвод бойцов ко мне и давай команду транспортировать груз.

Через полчаса БТР и БМП, десантные отсеки которых были забиты красноармейцами и бойцами НКВД, преимущественно с автоматическим оружием, так я настоял, да и сверху людей примостилось не меньше, развернулись и по лесной дороге двинулись обратно в сторону немецкого штаба дивизии. Когда до выхода из леса оставалось несколько сотен метров, на связь вышел Артемьев.

— Феникс, в вашу сторону идет броня, четыре коробки в сопровождении пехоты.

— Откуда здесь может быть броня?

— Не знаю, машины невысокие, без башен, короткие пушки, кажется, самоходки.

— Похоже на "артштурмы". Этого еще не хватало. Сколько им до нас?

— До вашей дороги метров сто пятьдесят, до нас метров двести. Из гранатомета я их не достану, далеко.

— Понял тебя. Бычок, отвлеки их, чтоб они к нам бортами повернулись, иначе сожгут, если в лоб к ним пойдем. Наши жестянки им на один укус.

Надо срочно действовать. Дойдя до края леса, я дал команду:

— Машины, стоп. Десант ссадить, приготовиться к бою.

Зелоев, который рядом примостился на броне, удивленно на меня уставился.

— Там к германцам подкрепление подошло. Четыре самоходки и пехота. Вы рассредоточиваетесь и через лес наступаете и отвлекаете внимание пехоты, мы займемся самоходками.

Тот утвердительно кивнул, и когда десант покинул машины, я спрятался в БТРе и связался с Артемьевым.

— Бычок, что там у тебя?

— Ну отвлекли, как сказал, сейчас отгребаем. Только два остановились и по нам работают, а два в вашу сторону идут. Видимо, у них жесткий приказ.

— Вас понял. Сейчас мы подключимся.

— Только не тяните, Феникс. Они уже одну машину подожгли шальным снарядом, и нас подсветило. Приходится крутиться.

— Крутись. Глазки побереги, мы их сейчас слепить будем.

БМП и БТР выскочили из леса как раз напротив немецких самоходок. В поле горели еще две машины и несколько десятков темных фигурок перебежками двигались в сторону позиции Артемьева, откуда потявкивал автоматический гранатомет. Две самоходки осторожно двигались в сторону портала, нащупывая в темноте дорогу и периодически останавливаясь, стреляли и двигались дальше. От нескольких попаданий уже горели машины на позициях разгромленной нами зенитной батареи, великолепно освещая маневрирующий джип, с которого Санька огрызался из АГСа. Я закричал: "Глаза!" и с брони кинул пару приготовленных светошумовых гранат. До двух самоходок, идущих в нашу сторону, было около ста метров, но немного ослепить их не помешало бы. Почти одновременно с моим криком бухнула пушка БМП, отправив реактивный снаряд в сторону противника. Но в момент выстрела корпус боевой машины качнулся, и снаряд прошел мимо. В ответ, за секунду до взрыва светошумовых гранат, обе немецкие машины осветились вспышками выстрелов. В темноте и на такой дистанции трудно попасть в подвижные цели, и два взрыва в лесу были доказательством этого правила.

— Злой, бей по колесам из "крупняка".

Но это было уже лишней командой. КВПТ басовито и размеренно загрохотал, и ближайшая самоходка окрасилась искрами попаданий тяжелых 14,5-миллиметровых пуль. Конечно, 50-миллиметровый пулемет лобовую броню мог пробить весьма условно, но вот повредить гусеницу и пушку, сделав "артштурм" безопасным, вполне мог. Немецкая самоходка как будто налетела на стену, дернулась, повернулась чуть боком и замерла.

БМП, удачно вырвавшийся из сектора поражения второй самоходки, ненадолго остановился и выстрелил. Реактивный снаряд с кумулятивным зарядом трассером пролетел через поле и уткнулся в бок самоходки. Вспышка и грохот взрыва.

— Дед, бери правее, это самоходки, им, чтоб в нас прицелиться, надо всем корпусом поворачиваться.

— Да вижу я.

БМП стала забирать правее, БТР последовал за ней. В такой ситуации оставшаяся самоходка, одна из тех, которые шли нам в лоб, подставила борт, чем надо было и воспользоваться.

— Борисыч, притормози!

БТР на мгновение замер, и Марков снова прошелся из КПВТ по замершей самоходке. Очередь из крупнокалиберного пулемета БТРа была подобна залповой стрельбе из десятка противотанковых ружей, которые скоро должны принять на вооружение в Красной Армии. Тяжелые пули разбивали катки, рвали гусеницы и сносили все небронированные детали на корпусе немецкой самоходки. Бортовая броня, в отличие от лобовой, была не такой толстой, и очередь из пулемета аккуратно изрешетила борт самоходки, вызвав пожар, а потом и взрыв боекомплекта.

Чуть впереди снова хлопнула танковая пушка. С такого расстояния трудно промахнуться, и еще один факел разгорелся на поле. Тут со стороны Артемьева что-то вспыхнуло, и к последней бронемашине устремился огонек трассера. Вспышка, грохот — и последняя самоходка замерла, окутавшись небольшим, но разгорающимся огоньком.

— Бычок, чем ты его так, вроде для РПГ да по темноте далековато или ты у нас в снайперы перешел?

— Да на базе станковый гранатомет припасен, я его в джип и положил, чтоб был. Вот видишь, пригодился.

Тут подоспела наша пехота. На фоне ярко горевшей техники из леса выбежала жидкая цепочка бойцов, и при поддержке пулеметов БТРа и БПМ занялась преследованием избиваемой по фронту и с фланга немецкой пехоты. Заключительным сюрпризом этого столкновения оказался кавалерийский эскадрон, вырвавшийся их леса. При таком освещении кавалеристы умело полукругом охватили отступающих немцев, и началась рубка бегущих людей. Вообще в эту войну, вследствие большой оснащенности противника автоматическим оружием, кавалерия использовалась больше как мобильная пехота. Конным маршем к месту боя, а дальше лошадей уводили и воевали на своих двоих. Но тут конники оттянулись по полной. Даже мне со стороны было жутко смотреть, как в течение пяти минут около двух взводов немцев, не успевших добежать до спасительного леса, были безжалостно порублены, а не остывшие от атаки кавалеристы из коротких карабинов добивали лежащих в поле раненых. Все правильно, это война.

Снова загрузив десант, двинулись в сторону захваченной деревни Каблуки, где обосновался штаб 131-й пехотной дивизии вермахта. Даже Санька на джипе увязался с нами, прихватив с собой Карева и Миронова, которые упрашивали взять их для участия в захвате немецкого генерала. Ну прямо как дети.

Сейчас уже у меня под рукой была вполне реальная сила. Две единицы бронетехники, около взвода пехоты и потрепанный, но вполне боеспособный, кавалерийский эскадрон. Миронов, который имел навыки верховой езды, взобрался на лошадь, оставшуюся без всадника, в сопровождении еще трех кавалеристов поскакал вперед в качестве головного дозора. До деревни Каблуки было около четырех километров. Это расстояние по лесной дороге преодолели минут за десять. Разведчики, высланные вперед, вышли почти к самой деревне и наблюдали, как там готовились к отражению нападения. К сожалению, тут артиллерия поддержать не могла, уже было слишком далеко, поэтому приходилось рассчитывать на свои силы.

Выбор был небольшой. О лихой кавалерийской атаке с шашками наголо я и думать не хотел. Надо работать по старой схеме: снайпера выходили на позиции и зачищали секреты и часовых, затем выдвигались расчеты автоматических гранатометов. К тому же получилось прихватить с собой СПГ-9 и с десяток зарядов к нему.

Выйдя к границе леса, быстро заняли позиции и снайпера начали бесшумный отстрел часовых, пулеметчиков, артиллеристов. Когда такое наглое истребление сынов Германии было обнаружено и в деревне разгорелась стрельба, к обстрелу подключись расчеты автоматических и станкового гранатометов. Когда все внимание противника было отвлечено на обстрел со стороны леса, наши бронемашины по дороге выехали из укрытия и на всей скорости в сопровождении кавалеристов двинулись к деревне, в которой уже разгорались пожары, на фоне которых бегающие фигурки солдат вермахта были хорошими мишенями.

Деревенька была не такая уж и большая, поэтому серьезного уличного боя не получилось. Большинство домов было и так разрушено, поэтому наш удар был достаточно результативен. Ворвавшись в деревню, расстреливали мечущихся немцев, сразу давили любые попытки организованного сопротивления. Тем более со стороны леса подошла пехота, которая изначально обстреливала немцев и отвлекала внимание.

Наш БТР вырвался к крайнему дому, когда из окна по нам в упор ударил пулемет. Пули противно грохотали по корпусу бронетранспортера. Маркову не нужно было объяснять и, повернув башню, почти в упор ударил из КПВТ по деревянному дому. Стрельба сразу затихла. Пока была возможность, я в сопровождении Зелоева, прихватив свой ПП-2000, ворвались в дом. Но там уже противника не было. Две смежные комнаты оказались заваленными изуродованными телами немцев. Стена, обращенная к стоящему на улице БТРу, была практически выломана тяжелыми пулями КПВТ. Света не было, поэтому пришлось воспользоваться фонариком, чтоб не поскользнуться в залившей весь пол крови.

— Да, ну и насвинячили. Прямо мясокомбинат какой-то.

Зелоев согласно что-то пробурчал.

Луч фонаря остановился на теле пожилого мужчины с оторванной левой рукой, высветив генеральские аксельбанты и лампасы на штанах. Я видел его открытые глаза, но мгновением позже они закрылись. Осторожно ступая по полу, подошел к нему, но сразу было видно, что это труп.

— Зелоев. Двух бойцов сюда. Это штаб дивизии. Собрать все документы, труп генерала забрать с собой. Будет чем вам похвастаться в штабе корпуса. Генерала завалили.

— Так без вас бы ничего и…

— Зелоев, нас здесь не было. Тут воевала только ваша 62-я стрелковая дивизия. Понятно?

— Так точно, товарищ майор госбезопасности.

— Вот и выполняйте.

Пока тот бегал за бойцами, я вытащил из руки генерала хромированный вальтер и спрятал в карман разгрузки.

"Пригодится в хозяйстве", — подумал я.

Минут через двадцать деревня была зачищена, и бойцы быстро загружали в десантные отсеки бронетранспортера и боевой машины пехоты трофеи и раненых. Когда места не осталось, сваливали прямо на броню, привязывая к корпусу ремнями и веревками. Благо захваченного транспорта хватало, и обратно никто не возвращался пешком. Особое внимание уделялось продуктам и боеприпасам. Как в любом вышестоящем штабе, тут мы смогли разжиться французским вином, деликатесными консервами и натуральным кофе, которое не видели уже давно.

На рассвете наша небольшая конно-механизированная группа покинула деревню Каблуки, где был разгромлен штаб 131-й пехотной дивизии вермахта. Возле поворота в сторону портала стояли несколько машин и подвод, загруженных бочками с горючим. В экстренном темпе пришлось буксировать к точке перехода оставшиеся машины, затягивать их в наше время. На погрузку мы потратили больше трех часов. Чтоб не вызывать особого ажиотажа, пришлось устроить дымовую завесу и скрыть все наши манипуляции от занявших окопы двух батальонов пехоты. Зелоев для верности выставил оцепление из своих бойцов, и когда к утру немцы сориентировались в обстановке и резервом корпуса, двумя пехотными полками попытались сбить русских с позиции, все наши трофеи, даже сверх того пять уцелевших автоматических зенитных пушек, были затащены в портал.

В одиннадцать часов дня, когда третья атака немцев, с нашей помощью, была отбита, позиция подверглась налету вражеской авиации. Судя по количеству и составу самолетов с крестами, разозлились на нас очень сильно, и как бы не бросили против двух контратаковавших батальонов чуть ли не весь армейский резерв. Дав разрешение на отвод наших войск с этой позиции и тепло попрощавшись с в общем-то с неплохим человеком, капитаном Зелоевым, раскидав дымовые шашки, по пандусу загнали технику в портал. Дождавшись, когда последняя группа, которая прикрывала отход, зашла в наше время, отключили установку. Это вызвало облегченный вздох многих людей, которые воевали в том времени и кто обеспечивали здесь связь и бесперебойную работу системы. На этом наша экспедиция за ресурсами была закончена.

Глава 27

Если в том времени у нас дела закончились, то в этом только начинались. Вся прилежащая к порталу улица оказалась забита трофейной техникой, которую нужно было срочно разгрузить и складировать, не оставляя под открытым небом. Для начала выгнали из гаража с установкой бронетранспортер и боевую машину пехоту, которые сразу загнали на позиции, для отражения возможной атаки. После этого, распределив дежурную смену, стали обратно поочередно в гаражи загонять трофейные немецкие грузовики. В первую очередь разгружали продукты, которых оказалось немало. Тут, конечно, пришлось попотеть. На улице, под радиоактивным небом осталось более трех десятков машин, загруженных необходимыми для выживания материалами, и подвергать их опасности заражения не хотелось. Ведь никто и не подозревал, что удастся столько всего натаскать. Поэтому и пришлось технику выгонять на улицу. Еще большей проблемой будет — куда эту технику девать. Нам она не очень-то была нужна. Пару грузовиков для маскировки и передвижения по оккупированной немцами территории можно было оставить, а все остальное желательно передать Красной Армии в качестве подарка. Там и так недостаток в технике, а тридцать машин может и роли не сыграют, но хоть немного помогут. Тут опять встает проблема безопасного портала, выходящего на контролируемой советскими войсками территории.

Схематичный план действий на ближайшее время был разработан: обработка и складирование трофеев. Укрепление обороны обоих бункеров и поиск и стабилизация новой точки выхода в прошлое.

В связи с тем что количество здоровых мужчин, способных участвовать в разгрузке трофеев, было недостаточным, пришлось и мне подключаться к процессу переноски грузов, несмотря на мои командирские привилегии. Несколько человек отрядили для боевого охранения, но они периодически менялись с участвовавшими в погрузочных работах, чтоб хоть как-то обеспечить безопасность бункера и не затягивать работы на поверхности.

Вот с такими мыслями я, кряхтя, тащил на себе мешок с мукой, спускаясь по ступенькам в бункер, где уже складировал на специальную тачку, с помощью которой увозили продукты в дальнюю галерею, используемую в качестве склада продуктов длительного хранения. Туда же транспортировались многочисленные ящики с консервами, галетами, сигаретами и многим другим, что несказанно радовало обитателей бункера, с недавних пор озабоченных проблемами быстрого и невосполнимого расхода продуктов.

Несмотря на всю авральную организацию работ, мы явно не справлялись, поэтому пришлось часть немецких грузовиков, загруженных оружием, боеприпасами, загнать в близлежащие дома и заминировать. Сейчас главным было рассортировать и укрыть продукты и горючее. Оружие, конечно, важно, но оно не сильно пострадает, если побудет даже в радиоактивной атмосфере пару дней.

Основная работа по перегрузке продуктов была закончена уже глубокой ночью. Борисыча и сына Петровича, Артема, мы не сильно нагружали, и они заступили на дежурство, разместившись в БТРе и БМП, выдвинутых на позиции для защиты подступов к бункеру. А все остальные, кто участвовал в боях в прошлом и тягал коробки, мешки, катал бочки с горючим, просто повалились, кто где успел заснуть. Были еще наши женщины, которые не сомкнули глаз, дежуря за мониторами системы видеонаблюдения.

Проснувшись по привычке около шести утра, не стал поднимать людей, дав им дополнительных пару часов сна. Последние пара дней и ночей были у нас очень насыщенными. Пока была возможность, я запустил сервера и занялся расчетами новой точки перехода, исходя из полученной информации. Изменив несколько параметров в уравнениях, запустил программу по оптимизации энергетических показателей установки, но добиться времени стабильной работы более получаса так и не получилось. Хотя некоторую закономерность удалось зафиксировать, и на основании ее вычислил несколько групп параметров настройки установки, которые, по идее, должны были дать стабильные точки выхода. Я так увлекся решением уравнений, что не заметил, как пролетели три часа, и отвлекся только на приход моей супруги, зовущей в кают-компанию, где уже собрались остальные члены нашего небольшого коллектива на завтрак и ждут только меня.

Идя по галереям бункера, заваленным ящиками, мешками, трофейным оружием и снаряжением, думал про себя, что нужно организовывать нашу банду в некоторое подобие военного формирования. А то что-то в последнее время мои подчиненные все чаще преподносят мне не всегда приятные сюрпризы.

Войдя в кают-компанию, я некоторое время с интересом наблюдал за тем, как новые члены нашего коллектива, да и старички типа Вяткина и Малого, адаптировались к реалиям нашего времени.

На стене висел большой жидкокристаллический телевизор и с флэшки на нем крутили фильмы. Народ спокойно завтракал и в то же время с интересом смотрел "Два бойца" с Марком Бернесом. В помещение вошел Миронов и спокойно вскрыл консерву, вывалил ее содержимое на тарелку и вставил в микроволновку. Причем это было как само собой разумеющееся. И никакого футуршока. Народ адаптировался и спокойно пользуется достижениями XXI века.

Завтрак, закончившийся чаепитием, а точнее употреблением кофе, которое мы вчера захватили у противника, плавно перерос в совещание.

— Марина, что у нас с ранеными?

— Вяткину оказали помощь. Недели три он не годен к строевой службе. Но как будет происходить выздоровление в условиях бункера неизвестно, это касается и всех остальных. Дунаев, динамика выздоровления неплохая. Воропаев еще лежачий, но идет на поправку. Остались только два новых пациента. За жизнь лейтенанта Короткова уже волноваться не стоит, кризис прошел. А вот капитан плох. Никаких гарантий. Потерял много крови, да и ранение не из легких. Даже в условиях больницы никто не дал бы гарантии, что выживет.

— Понятно. Дед!

Петрович, витавший где-то в облаках, смаковал кофе и думал о чем-то своем. Пришлось его одернуть. Да и вообще пора заканчивать с этой партизанщиной.

— Да, командир.

— Что у нас с броней? Сам видишь, какова ситуация. К следующему выходу, а это может быть и ближайшее время, нам нужно будет что-то посерьезнее БМПшки. Хотя бы один Т-64 ты должен поднять и укомплектовать. Пару дней я тебя не трогаю, но послезавтра должен дать расклад по срокам и необходимым ресурсам для этого. Это, конечно, при условии, что ты остаешься с нами.

Я ему глянул в глаза, наблюдая его реакцией. Он спокойно выдержал взгляд, показывая, что он все понял.

— Да ладно, командир, не сверли меня. После того как я снова дыхнул чистым лесным воздухом, куда я от вас денусь, да и дело у нас правильное — и тут и там людям помогаем.

Он специально выделил слово "нас", давая понять, что вопрос для него давно решен.

— Главное, что рядом с тобой, командир, гнилых людей нет. Они все там остались.

Он неопределенно кивнул головой куда-то вверх, но и так было понятно, на что он намекает.

— Добре. Тогда на тебе броня и транспорт. Сейчас с продуктами у нас, как видишь, проще стало, так что можешь привлекать к работам в большом бункере специалистов. Условия такие же, как и у тебя. Они работают, мы обеспечиваем семьям приемлемые условия проживания и безопасность. Естественно, сам факт существования установки является секретом, и посвящать в него никого больше не стоит. Иначе нас тут всех вырежут.

Петрович согласно кивнул головой.

— Дальше. Санька, заканчиваем с партизанщиной. С сегодняшнего дня мы вышли на совершенно другой уровень. Поэтому все, что касается безопасности и дисциплины, становится жесткой необходимостью, и наказывать буду строго. Мне нужен прапорщик Артемьев, а не шалопай Санька. Ставки изменились. То, что на поверхности нас пока не трогают, это временно. Рано или поздно и хохлы, и бандюганы, и турки навалятся. А у нас реально из бойцов только мы с тобой, снайперская пара, двое новичков и все. Да и Черненко не мешало бы пощупать. Что он там задумал. Так долго не проявляться не в его стиле. Ой, чувствую, что его ребята где-то поблизости шуруют. Вот тебе задание на сегодня. Берешь Борисыча, на джипе в город и прощупываете настроения у народа. Вдруг что интересное узнаете.

Дальше. Я, Павлов и Карев, продолжаем разбираться с трофеями. И еще. Тут утречком сервера немного погонял, нашел еще несколько точек выхода. Надо подключиться и посмотреть, что из этого получится. Надеюсь, повезет, и выскочим на территории, контролируемой советскими войсками. Как раз и трофейную технику в хорошие руки отдадим. Тем более в первую очередь нужно избавиться от этого немецкого хлама. А то тут вопросов будет больше, если кто увидит столько раритетной техники в таком состоянии и таком количестве. Запуск установки планируем завтра на вечер. Всем все понятно? Хорошо. Тогда поддерживаем связь. Санька, перед выездом зайдешь ко мне, поговорим, есть еще мысли.

После обеда Артемьев и Борисыч уехали на оборудованном для поездок в зараженной атмосфере джипе в город, сразу за ними на БТРе, который после боя требовал определенного ремонта, к большому бункеру в Перевальном уехал Петрович с сыном. А мы с нашими новичками продолжали потрошить трофеи.

Перед отъездом мы снова встретились с Санькой и наедине поговорили более основательно о нашей безопасности.

— Значит, так, Саня. Сейчас за нас играет репутация серьезных профессиональных отморозков, которые не просто дают по голове, а качественно зачищают своего противника в случае явной угрозы. Но такое положение вещей продлится недолго. Ты с Черненко прожил больше года и должен быть в курсе расклада сил в его отряде. К вечеру подготовь подборку по его окружению и внутренним течениям. Меня интересует количество бойцов, имеющих специальную подготовку и боевой опыт, сколько среди них семейных и у кого есть дети. Это очень серьезно. В данной ситуации присяга уже ничего не стоит, и люди стараются только выжить. Мы же в состоянии людям предложить нечто большее. Это, конечно, подловато, но придется сманивать у Черненко бойцов, и в первую очередь тех, у кого остались семьи, и особенно дети. Особое внимание на запасы продовольствия и его качественный и количественный состав. Сам понимаешь, если народ будет питаться одной вермишелью и мясом, то так и до цинги недолго. Степень лояльности бойцов украинским властям и, главное, что против нас смогут выставить хохлы в случае обострения ситуации. Возможные сроки прибытия подкрепления. В общем, что нам ожидать, если не сможем договориться с Черненко. По татарам и бандитам информацию будет собирать Борисыч. Вечером нам надо уже составить предварительный план действий по обеспечению безопасности в этом времени. Кстати, а у Черненко жена и дети есть?

— В том то и дело, что есть. Был старший сын, служил в "Альфе", но погиб. Остались жена, дочка лет восемнадцати и двенадцатилетний сын. Сын болеет, но ничего сделать нельзя в таких условиях.

— Хм. Это становится интересным. Скажи, а как часто с Украины привозят продукты и боеприпасы?

— Да почти ничего уже не привозят. Раньше было несколько караванов. За счет этого к Черненко люди и потянулись. Но уже месяца три-четыре ничего не было. Пару раз приезжали и что-то забрали сами. Дело чуть до стрельбы не дошло. А вот татарам возят. Был слушок, что людьми приторговывают в обмен на наркоту.

— О как. В принципе, я так и думал. Скорее всего, кто-то сидит на стратегических запасах, но и они не вечны, а восполнять в таких условиях их невозможно. В общем так, Саня. Задачу ты понял. Но уточни, чем болеет сын Черненко и настроения бойцов его отряда. А уже на основании этого и будем делать выводы о дальнейших действиях.

Пока народ работал на выезде, мы, образно говоря, засучив рукава, одетые в защитные костюмы и противогазы, загоняли машины в гараж и разгружали их, при этом приходилось расставлять транспорт на улице в определенном порядке, чтоб не загромождать проход и подготовить машины для отправки в прошлое. Ближе к вечеру необработанными остались всего шесть грузовиков с боеприпасами для зенитных автоматических трофейных пушек и каким-то инженерным снаряжением, все-таки машины принадлежали РМОшникам, а у тех всегда было много всего интересного и полезного в хозяйстве.

Уже вечером, когда я после работы наконец-то принял душ и собирался на ужин, меня остановила жена.

— Сережа, ты же сегодня Артемьева отправлял пошарить на предмет переманить несколько бойцов у Черненко?

— Угу. Типа того.

— Я так поняла, что ты хочешь увеличить отряд и усилить охрану установки. Очень даже правильно.

— Не только. На данный момент отряд в основном состоит из выходцев из прошлого, и кто его знает, как там Сталин с компанией решат, а на каждого можно найти рычаги воздействия, через родственников, друзей. Даже идеологически можно воздействовать, и в наших интересах разбавить их бойцами из нашего времени.

— Сережа, ты все правильно делаешь, вот только ответь на вопрос, как ты собираешься переманивать? Пообещаешь еду и чистый воздух?

— Ну, ты-то меня за идиота не держи. В первую очередь будем воздействовать на семейных и обещать хорошие условия проживания их семьям, а на них просто ляжет обязанность охранять покой своих родных и воевать за наши общие интересы.

— Правильно. Вот только тут не Саньку нужно было отправлять. Точнее не одного Саньку, а обязательно с его женой Катей. Нагрузить ее подарками. Пока Артемьев будет разговаривать с мужчинами, Катя с женщинами быстрей договорится. А уж те своих мужчин быстро сориентируют в нужную сторону. Я с ней об этом вчера говорила. Она дала свой расклад по группе Черненко. Думаю, на вечернее совещание стоит и ее пригласить.

— Да я не спорю. А если честно, то ты просто умница. Я все думал, как бы воздействовать на оппонентов так, чтоб они не подумали, что я их просто подкупаю. А тут так все красиво получается. Вот только к консервам, кофе и сахару надо добавить что-то такое, чтобы у людей возникло желание быть в нашей команде.

Пока мы шли по коридорам, я усиленно искал выход из сложившейся ситуации. И когда мы входили в кают-компанию, решение пришло, и достаточно оригинальное, хотя сопряженное с определенным риском.

До приезда Петровича мы решили не начинать совещание, а заняться подготовкой установки к поиску новых точек выхода. Конечно, у Борисыча и Саньки было что рассказать. Но мы решили об этом поговорить в процессе подготовки к переходу.

Я сидел за ноутбуком и вводил новые последовательности параметров для установки и периодически ее запускал и снимал предварительные показания, Санька успел отчитаться о результатах своей поездки.

В отряде у Черненко около пятидесяти бойцов, не считая гражданских, из них имеют военную и специальную подготовку больше половины отряда, из них человек тридцать семейные. Команда не монолитная, а сборная и состоит не только из бойцов полка внутренних войск Украины, которые составляют основной костяк. В основном это офицеры и прапорщики полка, солдаты срочной службы разбежались еще во время начала ядерного конфликта. В то же время к отряду присоединились несколько офицеров Симферопольского гарнизона с семьями. Есть даже пара сотрудников милиции и двое бойцов "Беркута". По продуктам ситуация не очень, при скромном использовании хватит еще на месяцев шесть-семь. У людей в основном подавленное настроение и апатия. В сторону Украины уже давно никто не смотрит. Там ясно дали понять, что продуктов и горючего самим не хватает. Черненко своим авторитетом еще поддерживает какой-то порядок, но и он на пределе. Нам даже не пришлось искать контактов с офицерами отряда. Они сами пошли на встречу к Артемьеву и по старой памяти стали прощупывать условия жизни и обеспечения. Санька, конечно, не стал хвастаться, но обещал поговорить с командиром, который только что вернулся из поездки к руководству, то есть со мной, на предмет пополнения людьми, за которых мой прапорщик готов поручиться. Еще одной причиной для такого шага была болезнь детей. Долговременное проживание в бункере, плохое питание, нормы которого Черненко пришлось урезать, сильно сказались на здоровье. В общем, ситуация складывается неплохо, и у нас появляется возможность выбирать нужных специалистов. Да и Артемьев может их рекомендовать.

А вот со стороны Борисыча новости не очень хорошие. Татары из дальних бункеров и степных районов зашевелились и стали собирать информацию о нашей группе и прощупывать возможность вербовки информаторов из нашей среды. Возможно, что в ближайшее время последуют попытки захвата пленных для получения дополнительной информации.

Когда установка была настроена, приехал Петрович с сыном на БТРе, который мы загнали в буферную комнату перед порталом. Там его пропылесосили иподготовили к возможному выходу в прошлое.

Пока все экипировались, готовили оружие, я проводил совещание. Времени и так было мало, приходилось все делать на ходу. Санька в сжатой форме повторил свой рассказ, вызвав одобрение местных нашим подходом к пополнению отряда. А вот информация о татарах и бандитах вызвала озабоченность.

— Значит, так. После сегодняшнего выхода работаем над индивидуальной радиофикацией всех выходящих из бункеров. Как по мне, так проще размещать в сапогах или на ноге поисковые маячки, которые можно незаметно активировать в случае опасности. Все перемещения вне охраняемых территорий теперь только группами, при обязательном радиосопровождении и выдвижении группы прикрытия с тяжелым вооружением. Обязательный мониторинг радиоэфира. Фиксация места выхода любых радиопередатчиков по маршрутам движения. Всем понятно? А теперь посмотрим, что у нас на той стороне.

Снова запуск установки. Как и в прошлый раз, прогнали весь перечень действия по порядку, и когда канал стабилизировался, на ту сторону выдвинули штангу с видеокамерой и тепловизором. Убедившись, что опасности нет, в портал вышла группа разведки в составе Артемьева и снайперов. Так же используя радиопередатчик, послали сигнал из района Могилева, а тут на наш приемник его получили, доказав тем самым, что мы попали в то же время и в ту же реальность. Теперь осталось определиться с примерным расположением точки выхода. Для этого с помощью передатчика послали сигнал и, используя малый портал, попробовали его триангулировать. Точность, конечно, была небольшая, но с разбросом двадцать-тридцать километров удалось определить местоположение.

Все вопросительно на меня смотрели, ожидая результатов.

— Ну что ж, очень даже неплохо. Правда, как всегда попали на оккупированную территорию. Точка выхода находится где-то в районе Фастова, под Киевом. Это уже практически глубокий тыл, так что нам тут будет проще выходить и передвигаться.

— Бычок, на связь, — вызвал Саньку, который с Малым и Мироновым замаскировались в небольшом леске, в метрах пятидесяти от точки выхода.

— На связи.

— Пройдитесь там кругами. Ищите населенный пункт. Особое внимание на фруктовые сады. Нам нужны фрукты, витамины, так что нарвите побольше детишкам. По нашим данным, это глубокий тыл противника, и особые неприятности, кроме редких патрулей и полицаев, вы вряд ли встретите, но порядок вы знаете. Скрытое наблюдение. Вмешиваться и устраивать перестрелки категорически запрещаю. Мы отключаемся. Включение портала по сигналу бедствия. Понятно?

— Вас понял, Феникс.

Отключив портал, я подключился по локальной сети к нашим серверам и стал копаться в архивах в поисках карт этого района с описанием боев и распределения немецких частей. Только недавно тут прошли части 6-й полевой армии вермахта, которая уже месяц пытается взломать Киевский укрепленный район с его многочисленными бетонными дотами и дзотами. Но снова вмешиваться я не собирался. Мне и прошлого раза хватило с лихвой, хотя там стоял вопрос о ресурсах, а тут простой разведывательный выход.

Часа через четыре получили сигнал от группы на открытие портала. В течение сорока секунд установка была запущена, и в окно перехода выставили антенну радиосвязи.

— Феникс на связи. Что у вас?

— Да, нормально, Феникс. Неплохо прогулялись. Идем не пустые и без шума. Мы возвращаемся.

— Хорошо. Опускаем лестницу.

Минут через десять вся троица в "лохматках" уже была в гараже, притащив с собой пару объемистых мешков, которые оказались наполнены свежими яблоками. И в дополнение к этому они еще принесли с собой полную крынку молодого меда. Для нашего разрушенного и умирающего мира это было богатством.

— Откуда такое богатство?

— Да сунулись в деревню, узнать, куда нас выкинула кривая твоих научных поисков. В крайнем доме живет женщина, у нее муж и двое сыновей на войну ушли. Я как сказал, что нужны витамины для детишек, то она тут же нас отправила в сад обдирать деревья и меда отлила. Назавтра обещала молока, если мы будем со своей тарой. Командир, надо бы и ей что-то подогнать. Человек из лучших побуждений, надо отблагодарить, а мы можем через нее у всей деревни молоко скупать. Тут и картошка, и вообще много чего, и все натуральные продукты.

— Ты тут еще коммерцию разведи. А вдруг завтра вас там полицаи ждать будут? Или ты ей мыло, а потом этим заинтересуются? Как вариант — в немецком штабе мы рейхсмарки захватили, на оккупированной территории и это пригодится. Вы территорию вокруг точки выхода облазили?

— Да. Все нормально. Чисто. Следов нет.

— Тогда завтра на ночь планируем выход. Всех детей бункера выводим на природу, пусть подышат свежим воздухом. А я с вами в деревню схожу. Кстати, как ее название?

— Андреевка.

Он включил ноутбук и вывел на ней карту Киевской области и увеличил окрестности Фастова. Там указал стрелкой местоположение деревни. Теперь у нас были точные координаты.

Тут же рядом стояли моя супруга и жена Артемьева, которая являлась снайпером, поэтому при выходе в прошлое экипировалась и входила в состав резервной группы усиления. Я повернул к ним голову и, кивнув в сторону мешков с яблоками, сказал:

— А вот вам и дополнение к подаркам. Кто сейчас откажется от свежих, пахнущих природой яблочек. Вот пусть и думают. Или им умирать в затхлом бункере, или быть в группе, которая в состоянии кормить своих детей свежими фруктами.

— Ну, это точно подействует. Как бы после этого Черненко первый не напросился в гости.

Тут голос подал Санька.

— Если честно, то я бы и не против. Мужик он нормальный.

Я промолчал. Ситуация была двойственной. Светка аж задохнулась от возмущения. Но Катя криво усмехнулась и грозно глянула на своего мужа.

— Санечка, ты за языком-то следи, а то народ подумает, что ты тут командира решил заменить. Я первая могу обидеться.

— Да вы меня неправильно поняли. Это когда я командира предавал? Просто мужик он нормальный, и если будет с нами, то будет проще всем.

Я решил вмешаться, а то они еще голосование устроят.

— Я не понял, что за разговоры? Вам что, заняться нечем. Если есть предложения, то озвучите их на утреннем совещании. Сейчас всем спать. Завтра у нас визит к Черненко.

Выключив установку, смачно хрустя яблоками, народ стал расходиться: кто заступать на пост, кто спать.

Утром после завтрака устроили опять импровизированное совещание. В принципе у того же Петровича было еще время, но он взял слово сейчас.

— Ну что, командир. Полазали мы еще раз по танкам, и могу сказать, что в ближайшее время сможем поднять один аппарат. Правда, придется тут парочку подбитых раскурочить. И если детали не сильно будут фонить, то вполне реально за неделю один аппарат полностью отремонтировать и укомплектовать.

— Хорошо. Что тебе для этого нужно?

— Охрану и человека три в помощь, иначе придется думать, как подбитые танки тащить к нам в боксы.

— Сам понимаешь, что это нереально у нас ни тягачей, ни кранов таких нет. Что по "Шилке"?

— Надо заниматься. Пока ничего сказать не могу.

— По другой броне, что там в гараже стоит?

— Обе БМП-2 на ходу, но у одной неполадки с вооружением. Артем смотрел, там возиться нужно. Но вторую мы в течение двух дней поднимем. Опять же помощники нужны. А то прежние хозяева вообще за техникой не смотрели. Там чуть ли не капремонт проводить надо.

— Понятно. Занимайся Т-64. БМП-2 во вторую очередь. Людей тебе Борисыч обеспечит. Когда будешь организовывать выход за запчастями, известишь, пошлем броню тебе на прикрытие. Дальше. Павлов, Карев, занимаются трофеями. Малой и Миронов — в боевое охранение. Мы с Артемьевым и с его супругой едем в гости к полковнику Черненко. С нами Миронов в БТРе за пулеметом.

Закончилось совещание, и опять все разошлись заниматься своими делами. Мы же загрузили в БТР подарки, тщательно упаковав, выдвинулись в сторону Симферополя, предварительно связавшись с Черненко и сообщив, что чета Артемьевых хотела бы нанести визит вежливости и отблагодарить спасителей. Немного поплутав в пригородах, тщательно объезжая места возможных засад, недалеко от разрушенного железнодорожного вокзала встретились с переоборудованным джипом, который нас сопроводил к бункеру, где базировался отряд Черненко.

Глава 28

Я умышленно не пошел с Санькой и Катей. Там они прожили долгое время, там у них друзья. Пусть пообщаются и попытаются помочь этим людям. Я их не торопил, и пока было время, открыл ноутбук и стал разбираться с результатами вычислений на основании полученной информации о точке выхода большого портала. Пару раз нас на связь вызвала база, получая подтверждение, что с нами все нормально. Через час пришел Санька в сопровождении четырех человек и забрал мешки с мукой и ящики с консервами. Там же в одном из свертков лежали яблоки и полулитровая баночка меда.

Заскучавший Миронов пару раз обращался с вопросами по технике, и я ему с удовольствием отвечал. Несколько раз он крутанул башней бронетранспортера, изучая окрестности. Но где-то часа через два он доложил, что со стороны дверей к нам идет человек, и это не Артемьев. По броне несколько раз стукнули. Я впустил посетителя, это оказался сам полковник Черненко. Он, сняв противогаз, пытливо глянул мне в глаза, затем протянул руку.

— Привет, капитан.

Я спокойно пожал ее.

— Да вообще-то уже майор.

Самое интересное, что я ему не врал. Мне же присвоили майора госбезопасности, и кто присвоил? Сам товарищ Сталин.

— Молодец, растешь.

Он немного помолчал. При тусклом свете лампочки я с трудом видел его лицо, но и так было видно, что полковнику нелегко приходится. Мысли на его лице я не мог прочитать, но о чем он сейчас подумал, вполне было понятно. Майора могло присваивать руководство не ниже командования округа. Вот сейчас и задумался, что ж у меня за руководство такое и какие лампасы оно носит.

— Эдак ты скоро меня догонишь. За Ильяса отметили?

— Не только, там и без него повоевать пришлось.

— А ты без дела не сидишь. Раньше не такой резвый был.

— А что делать? Раньше и задачи попроще были.

Дальше развивать разговор в таком направлении ни у меня, ни у него не было желания, поэтому повисла неловкая пауза, которую прервал сам Черненко.

— Скажи, Сергей, чего ты добиваешься?

— Михаил Григорьевич, если вы поясните, из-за чего такие вопросы, может, я и поясню.

— Ты хочешь у меня сманить бойцов? Думаешь, я не понял, чего ты Артемьева с женой подослал? Да еще с подарками. А то, что твои ребята уже давно пустили клич и активно ищут специалистов по бронетанковой технике, авиации, компьютерам, врачей, технологов, я тоже знаю. И что самое главное — отдают предпочтение семейным.

— Да. Мне нужны бойцы и специалисты. И не только. Предпочтение отдается семейным. Этим людям есть что терять и ради чего жить.

Не давая ему задать глупый вопрос, сразу пояснил:

— Семьи нужны не в качестве заложников. Вы же меня знаете.

— Тебе не кажется, что ты слишком рано себя таким свободным и неприкасаемым почувствовал?

— Это вы сами говорите или от имени вашего руководства?

Вот тут меня затрясло от адреналина. Это был не страх, а нечто такое, от чего перед дракой трясутся руки. Наверно, азарт.

— Пока сам, но Киев в ближайшее время высылает переговорщиков для общения с тобой и твоим руководством. Слишком уж ты тут хозяйничать начал.

— Доложились? И про яблочки тоже?

— Да, доложил. А вообще у меня есть пара людей, которые Киеву информацию сливают, да и татары тоже не молчат. Поэтому Ильяса и не трогали. Я давно "телегу" получил за тобой наблюдать.

"Вот это попал. Как бы ситуация ни складывалась, но с украинскими спецами мне не совладать, при условии что половина отряда в госпитале лежит. Сядут где-то в горах и будут нас отслеживать и, при получении команды, жечь машины. Тогда только и останется уходить в прошлое, окончательно взорвав здесь все. Значит, придется играть до конца, во всяком случае, сохранить лицо".

— Михаил Григорьевич, вы понимаете, чем это закончится?

— Да, знаю. Новая война. Поэтому сейчас и пришел сам. Один. Знаю, из-за чего ты банду Ильяса на ноль помножил. Они у Борисыча людей в заложники взяли. Все правильно сделал. Ты молодой, энергичный. У меня половина людей хоть сейчас готова к тебе перейти. Думают, не знаю, что они там обсуждают.

Он говорил, смотря куда-то в сторону. Мне показалось, что ему хочется просто выговориться. Но через некоторое время он повернул голову, посмотрел мне в глаза.

— Сергей, недели через две прибудет команда, которая ориентирована на тебя. Они будут принимать решение, и я тогда ничего не смогу сделать, и тут наше прошлое знакомство уже не поможет.

— Это не очень хорошо. В мои планы пока не входит контакт с остатками украинских властей. Да я и в той жизни особого уважения вроде как не испытывал. Только что-то не могу понять, куда вы клоните.

— Да все ты знаешь и просчитал. И больных детей, и отчаявшихся родителей, и то, что у нас давно не было поставок продуктов. Санька, конечно, парень неглупый, но то, чем он интересовался, мне доложили. Если бы ты изучал систему обороны нашего убежища, количество бойцов, распределение патрулей, то я бы с тобой сейчас по-другому разговаривал.

— Надеюсь, вы не расцениваете мои действия как проявление агрессии?

Я в ответ смотрел ему в глаза, не говоря ни "да", ни "нет". Я понял, куда он клонит. Пусть сам принимает решение. Он опустил голову и задумался.

— Ох трудно, Сергей, с тобой разговаривать. Как ёж, весь в иголках.

— Так ведь на мне ответственность за человеческие жизни. Так же, как и на вас. Поэтому и думать и поступать приходится по-иному. Во время войны проще было. Там солдаты, и они обязаны подчиняться. А тут толпа гражданских. Михаил Григорьевич, вы бы сказали прямо, чего хотите, а то как-то разговор у нас беспредметный. Обозначили бы позиции. Вы намекнули, что нас скоро жать начнут. Да это все понятно. Но мне кажется, что вы еще не определились со своей позицией.

— Да, тут ты прав. Надо решать. Если пойдем за Киевом, то рано или поздно все здесь подохнем, им на нас давно наплевать. Не вижу никаких перспектив. А судя по твоему цветущему и уверенному виду, ты знаешь, что делать.

— Как я понял, вы хотите заключить с моим руководством союз либо влиться в наши ряды. Я правильно вас понял?

— Я смотрю, Сергей, тебе это не очень нравится.

— В некоторой степени — да. Я не думаю, что у вас так много людей, лояльных украинскому правительству, но они есть. А это осложняет мою задачу.

— Не настолько, как ты думаешь. Все уже давно всё поняли. С иллюзиями не расстались только законченные отморозки, а ты знаешь, я таких возле себя никогда не держал. И скажи Саньке, чтоб сильно не старался, тут и без него народ давно все понял.

— И что вы этим хотите сказать? Что я прислал Артемьева сманивать ваших бойцов?

— Нет. Санька хороший парень, великолепный разведчик и подрывник. Но он до этого не дорос. А вот его жена, твой снайпер, вот та сманивает.

"Вот жучила, сразу меня просчитал. Но он сделал правильные выводы и решил принять сторону силы, которая способна прокормить его людей".

— Михаил Григорьевич, вам не кажется, что в своих рассуждениях вы пошли не в ту сторону? Наговариваете вы на симпатичную девушку.

— Сережа, я же тоже помню, что ты тот еще темнила. Воздействовать на матерей и жен — самый лучший вариант. И результатом явилось то, что мне моя жена устроила скандал час назад.

Я ухмыльнулся. Конечно, реакция ожидалась, но не такая скорая и не в такой форме.

— Улыбаешься, змей-искуситель. Вот-вот. Только бабы увидели одну сторону медали и не поняли всего. Точнее главного. В общем, Сергей, ты прекрасно знаешь, что нам недолго осталось. Сначала умрут дети, потом и мы за ними. Это понимают все, а тут твои люди, здоровые и румяные. Я как глянул, так и понял, что у вас другая жизнь. У вас даже глаза другие.

— Очень интересно? У нас что зрачки вертикальные?

— Да нет. У вас глаза сытых хищников, спокойных и уверенных в будущей охоте.

— Неплохое сравнение. В общем-то, вы недалеки от истины.

— Вот-вот, и я про то. Так что, Сергей, давай как-то думать, как жить дальше будем?

— А вы как себе это представляете? При условии того, что скоро тут может появиться украинский спецназ и начнет активно мешать моей миссии.

— Вот на это я и хотел получить ответ. Ты ж тут не просто так, чтоб золото собирать. Тебе спецы нужны. Причем не только военные, но и гражданские, значит, где-то собираетесь производство организовывать. Это говорит о том, что вопросы питания и биологического выживания вами уже решены.

Это был не вопрос, а утверждение. Полковник открытым текстом говорит, что готов продаться, но на определенных условиях.

Я решил кое-что для себя окончательно прояснить.

— Хорошо. Только есть вопрос. Как же насчет вашего руководства?

Я кивнул в сторону, где якобы находится север.

— Да пошли они. С татарами снюхались. Наркоту гонят от турков в обмен на продукты и боеприпасы. Вроде и людьми приторговывают. А нас, по сути дела, послали. Но при этом кормят обещаниями и держат в качестве пугала для татар.

— А что со спецназом делать? Мне бы очень не хотелось уничтожать своих. Можно, конечно, вызвать авиацию и с тех же "стратегов" раскатать всех, кто под руку попадется. Но тогда спокойной работы не будет. Ваши предложения?

— А это зависит от того, какие у тебя квоты на вывоз людей.

"Пробивает степень моей автономности от гипотетического начальства и экономические возможности".

— Вы хотите знать, насколько я наделен полномочиями? У меня полномочия достаточно большие. Вы готовы быть посредником перед бойцами, которые сюда прибудут в ближайшее время?

Тут уже я ухмыльнулся.

— Ох, Михаил Григорьевич, чувствуется, что тут экспромтом и не пахнет. Значит, уже обсудили эти вопросы с командиром отряда бойцов, который сюда командируют? Не сомневался. Скорее всего, кто-то из Херсонской области.

Черненко утвердительно кивнул. Но при этом с удивлением уставился на меня. Знал бы он, что несколько дней назад система радиомониторинга запеленговала его переговоры с абонентом в Херсонской области в районе Каховки. Разговор послушать не получилось, ребята использовали аппаратуру шифрования, но сам факт таких переговоров говорил о многом.

— Мы служили вместе. У них бункер в районе Каховки. Так связались по радио, и он подтвердил, что его группа готовится к отправке через некоторое время в Крым. Специально неделю назад встречались в районе Армянска. Вот так и обменялись мнениями наедине. Я ему рассказал про тебя.

— И что?

— Да тут сразу понятно, что паны из Киева за нашими спинами хотят поторговаться, и плевать им на всех нас.

— Хорошо, Михаил Григорьевич. Я вас понял. И если честно, надеялся на такой разговор. Давайте завтра встретимся и поговорим более основательно. Надеюсь, вы осознанно приняли это решение. У нас есть что обдумать до завтра.

О как, на меня снова смотрел подтянутый полковник Черненко.

— Сергей, мы друг друга знаем. У меня выхода нет, да и устал один эту ношу тянуть. Вон твой дружок Борисыч быстро сориентировался. Теперь его люди всем хвастаются, как они хорошо устроились и как бункер Ильяса штурмовали. И теперь их боятся тронуть, знают, что потом огребут от тебя.

— Завидуете?

— Нет. Просто жалею о потерянном времени. Надо было сразу с тобой ближе сойтись. Как я понял, ты проводишь контроль региона и подбираешь людей для эвакуации?

"Как он меня пробивает. Надо бы его сразу на крючок брать и подминать под свое руководство, иначе постоянно будут такие вот пикировки".

— Михаил Григорьевич, то чем я занимаюсь, вы узнаете позже, если мы найдем общий язык. Хотя, хочу честно признаться, давно думал, как вашу группу использовать для своих нужд. Сами понимаете, мы не играемся во власть, у нас цели несколько иные, нежели властвовать над радиоактивными развалинами.

— Вот это я и хотел услышать. Давай тогда до завтра. Я сегодня переговорю со своими людьми, но думаю, и так все ясно.

Мы пожали друг другу руки. Перед тем как натянуть маску, Черненко спросил:

— Скажи, Сергей, а как оно там, в Антарктиде?

Вот тут я вздрогнул по-настоящему. Черненко, увидев такую реакцию, хохотнул.

— С чего вы сделали такой вывод?

— А у тебя морда загорелая. И от лампы такого загара не получишь. Только солнце. Или горы, или Крайний Север, или юг. Значит, где-то ходишь без маски и загораешь, а у нас-то в мире почти везде такое грязное небо. Только в Антарктиде практически ничего не взрывали. Там небо почище должно быть. И главное — то, что сегодня принес, яблоки и мед. Яблоки свежие и пахнут садом, наверно, там теплиц понастроили. От немцев осталось?

— ?…

— Ты думаешь, я ничего не понял? Давно ходили слухи, что немцы во время войны в Антарктиде базу организовали. И вот появляешься ты, такой загорелый и с немецким оружием. Спихиваете залежавшийся товар? И мешки с мукой у вас немецкой символикой промаркированы.

— Интересные выводы. Что еще вы поняли?

— Да, наверно, русские нашли эту базу и используют в своих целях. А тут война. Вот и решили, как Гитлер, свой народ спасти.

— Михаил Григорьевич, вы понимаете, что такие вопросы я не уполномочен обсуждать.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За надежду. Сейчас это самый дорогой товар. А ты его просто так подарил.

"Да уж. Услышать такое от головореза Черненко. Значит, действительно человек дошел до ручки. С другой стороны, все к лучшему. Никаких подлых комбинаций, все по-честному, по-мужски".

Еще через час Санька с женой вернулись в БТР, и в сопровождении все того же джипа мы покинули развалины Симферополя и к вечеру уже были дома.

Пока ехали, состоялся короткий разговор. И Саня, и Катя были задумчивы, поэтому пришлось их немного растормошить.

— Ну как там прошло? А то Черненко прямо ко мне в БТР влез и начал руки выкручивать.

Ответила Катя:

— Знаешь, командир, за все время, пока мы носились по другому времени, воевали с немцами, тягали трофеи, как-то не задумывалась, о том, что нас ожидало. А тут… У всех людей потухшие глаза. Страшно на это смотреть. И когда я стала раздавать яблоки, видели бы вы, как они вспыхивали. Не жадностью, а надеждой. А вы как с полковником пообщались?

— Да как обычно. Он похвалил, погладил по головке и начал пугать прибытием спецназа из Херсонской области, но намекнул, что командир этого отряда его знакомый, а он в состоянии договориться, чтоб нас не трогали.

— И на каких условиях?

— Да как обычно. Поделиться властью и материальными благами.

Санька сидел рядом и внимательно слушал, но не утерпел и вмешался:

— А ты что, командир?

— А что я? Я кормлю только своих. Вот пусть и думает, с кем ему лучше. С хохлами, которые часто говорят о государственности, соборности, самостийности, но при этом не кормят, либо нами, которым главное — забыть про всю эту политическую ерунду и заниматься делом и выживать. Тем более, после вашего визита многие задумаются, что для них лучше.

Я улыбнулся, чуть отвлекшись от дороги. Но на этом наш разговор закончился, каждому было что обдумать.

На базе я кратко доложил результаты поездки, вызвав одобрение всех, кто лично знал полковника. Конфронтация со своими была никому не нужна, поэтому мое решение было принято спокойно. Пока была возможность, мы стали готовиться к ночному выходу на ту сторону. Женщины собирали детей, одевали их. Мы готовили товары, которые были бы интересны сельским жителям 1941 года. Мыло, кухонные принадлежности, по которым нельзя было определить дату производства.

Когда пришло время, запустили установку и, как в прошлую ночь, через портал вышла группа разведки, которая в течение получаса рыскала в округе в поисках засады и следов преследователей. Не обнаружив ничего интересного, они подали сигнал, и в портал прошла основная группа. Тут уже все делалось основательно. Место, где будут получать воздушные ванны детишки, профессионально оцеплялось, размещались секреты с пулеметами и гранатометами. Выждав для приличия еще немного и не увидев ничего подозрительного, через портал стали осторожно выпускать наших детей, которые в слабом свете притушенных фонарей с удивлением ходили по поляне, трогали траву и буквально пьянели от запахов ночного леса. Тут же Катя деловито вынесла люльку со своим сыном. Хотя и здесь она оставалась бойцом. Винтовка была под рукой, и при первой же опасности готова была, как тигрица, защищать своего ребенка. Такой же была и моя Светлана. Экипировавшись и вооружившись автоматом, она возилась с детишками, негромко прикрикивала, если кто-то пытался уйти далеко.

Пока была возможность, мы с разведчиками сделали несколько кругов, расставив сигнальные мины. И установив автоматическую станцию — пеленгатор, которую недавно демонтировали возле точки под Могилевом, стали настраивать систему радиоэлектронной разведки, с помощью которой хотели определить, где тут поблизости расположены части противника, порядок радиосвязи, мощность и частоты радиопередатчиков. Через час, отправив детей обратно в бункер, спать, время-то было уже позднее, сами небольшой группой, прихватив бидоны для молока и подарки, отправились в деревню Андреевка.

Выйдя к окраине села, некоторое время рассматривали ее в приборы ночного видения. Не найдя ничего опасного, двумя группами, прикрывая друг друга, выдвинулись к дому, где нас должна была ждать новая знакомая Артемьева.

Собаки у нее не было, неделю назад пристрелил пьяный полицай, поэтому Санька пробрался прямо к окну дома и тихонечко постучал в окно. Через некоторое время в доме зажегся неяркий свет, и на крыльце появилась пожилая женщина, которая пригласила нас в дом. Оставив снайперов охранять подходы к дому, мы с Артемьевым вошли внутрь.

Обычный дом. Чистый, благоухающий приятными для нас запахами свежеиспеченного хлеба. Хозяйка, Оксана Сергеевна Криворучко, сразу пригласила к столу, с интересом поглядывая на наши "лохматки", накидки на лицо мы благоразумно сняли, но видок, конечно, был еще тот. Она сразу признала во мне командира и стала расспрашивать о ситуации на фронте, о том скоро ли закончится война, и будем ли мы уничтожать полицаев в деревне.

Пришлось ей объяснить, что полицаев мы пока гонять не будем, если, конечно, они не начнут расстреливать мирных жителей, потому что не хотим доставлять неприятности столь гостеприимной хозяйке, что ее очень успокоило. А пришли мы разжиться молочком и яблочками, но не просто так реквизируя, а в обмен на нужные товары. После чего вывалили все подготовленные подарки, вызвав неподдельное изумление и радость хозяйки. Туда же последовало некоторое, совершенно небольшое количество трофейных немецких денег. После такого представления Оксана Сергеевна, прихватив наши термоса и бидоны, отправилась разливать молоко, а мы, пока было время, отправились обдирать деревья.

Загрузившись по полной, уже к рассвету мы были возле точки перехода. С трудом поднялись по пандусу, который сразу убрали, и отключили установку.

Свежее молоко, конечно, вызвало фурор среди обитателей бункера.

Утром мы еще раз включили портал и сняли информацию с системы радиоэлектронной разведки. После завтрака у меня должна была состояться встреча с Черненко, в которой уже будем обсуждать перспективы дальнейшей деятельности. Где-то в районе обеда мы встретились недалеко от развалин строительного института. Полковник был в сопровождении двух офицеров, которых Санька опознал как майора Семенова и капитана Васильева. Один был сослуживцем Черненко, а второй служил в военной службе правопорядка Министерства обороны Украины и во время войны, после уничтожения части, прибился к остаткам полка внутренних войск.

Санька мне дал раскладку по движениям в среде подчиненных Черненко, как я понял, полковник притащил с собой представителей двух группировок, не враждующих, но имеющих свой взгляд на некоторые вещи.

После процедуры знакомства перешли к делу. Бойцы из состава полка внутренних войск хотели оставаться под командованием Черненко и согласны были перейти, но при условии сохранения такого же положения. Исходя из этого, я получал у себя под боком группу, практически неподконтрольную мне. Управление осуществлялось бы только через полковника, а вот насколько я его мог контролировать, оставалось пока загадкой. Такая ситуация меня нисколько не устраивала. В душе я еще надеялся, что это желание людей, желающих сохранить лицо.

Васильев же представлял мнение пришлых, прибившихся перед самым началом ядерной войны. Они готовы были сразу безоговорочно перейти в мое подчинение, основываясь на опыте группы Борисыча, которая влилась и таким образом сразу изменила свой статус и возможности. Да и люди при этом себя начали чувствовать увереннее.

Васильеву я ответил, что готов рассмотреть их предложения, но всех скопом брать не буду, а постепенно и каждого человека и его семью буду проверять на психическое здоровье. То, что касается условий Семенова, то они неприемлемы.

— Командир может быть один, и никого насильно я не тяну. Естественно, полковника притеснять не собираемся, все-таки вместе воевали и знаем друг друга, но и идти на поводу и устраивать казацкие выборы старшин никто не позволит. Хотите быть вольными и свободными, пожалуйста. Вас никто трогать не будет, конечно, если сами не будете задевать, но тогда не обижайтесь, если будем безжалостно зачищать. У нас слишком серьезные задачи, чтоб позволить кому бы то ни было нам мешать. На этом разговор закончен. К вечеру Санька сообщит, с кем бы хотели пообщаться в первую очередь.

На этом разговор закончился. Когда довольный Васильев и задумчивый Семенов надели противогазы и вылезли из нашего бронетранспортера, Черненко чуть задержался на пару слов. Говорил он грустно и устало.

— Правильно делаешь. Прямо кастинг устроил, но разумно, я не удивлюсь, если ты еще всем вновь прибывшим медосмотр устроишь.

После чего он грустно усмехнулся, надел противогаз и вылез из бронетранспортера.

На этой ноте я попрощался с посланцами, но червячок недоверия зашевелился. Надо бы их как-то проверить будет. Вдруг Черненко притворяется. Оставим этот вопрос открытым, а пока и в бункере много работы. И в Перевальное нужно съездить, и с Ильясом пообщаться. Вдруг что интересное сообщит. Борисыч говорил, что жив еще и цепляется за жизнь, как дикий зверь, хотя пара его подельников уже подохли.

Пока мы ехали, Катя, в отличие от Саньки, была задумчивая и минут через двадцать задала вопрос, который волновал и меня. Я всегда поражался ее терпению, которое свойственно истинным снайперам, и жизненной мудрости, непривычной для длинноногой блондинки. Как-то даже была мысль закрутить военно-полевой роман, да и она вроде как была не против, но через некоторое время понял, что эта девушка создана для серьезных отношений, и чтоб не накалять обстановку в отряде, где неженатые бойцы ходили вокруг нее кругами, остался в стороне, одергивая уж слишком активных ухажеров. Пусть девушка сама выбирает. Вот так и получилось, что выбрала.

— Командир, а ты уверен, что Черненко не кинет или не вотрется в доверие, а потом поставит своих людей и начнет оттирать от проекта?

— Не уверен, Катя. И скорее всего оно так и будет. Но у нас сейчас жуткий дефицит подготовленных людей. Только я же не буду выкладывать все карты сразу и раскрывать объятья. Тут можно сыграть на контрасте. Лично ему преданные люди могут сговориться и пойти вроде как на мои условия. Но меня это ни сейчас, ни в будущем не устраивает. Значит, надо искать такие варианты, когда влияние людей Черненко не будет иметь такого значения. Мой план прост. Мы их ограниченно кормим и отбираем нужных и лояльных в первую очередь. Самого Черненко с его людьми частично привлекаем на охрану большого бункера и проработку татарской угрозы, и пусть для нас чистят регион. Мы им поможем, а сами потихоньку выберем нужных, выведем их через портал и обкатаем в боях. Думаешь, после этого они захотят вернуться под команду полковника? Возьми для примера того же Петровича. Пусть его кто-то попытается подкупить. Догадайся, какой результат будет. Я, конечно, не беру в расчет случаи с насильственным принуждением, это уже другая опера. Ты, кстати, обратила внимание, что все установки заминированы и сильно упростились?

— Видела. Санька вам помогал еще.

— Вот. Если раньше большинство настроек были ручными, то теперь они настраиваются с помощью специальных программ с центрального терминала, который имеет несколько уровней шифрования, и без меня и моих близких помощников никто его активировать не сможет. Эта проблема решалась, когда в бункере появились люди из другого времени на постоянной основе. Просто все последнее время мы усиленно занимались тем, что готовили неприятности для любого человека, желающего захватить бункер и его установки перемещения во времени. Тем более Черненко вояка, а не специалист по многоходовым комбинациям. Может, он и способен на поступки, но ни я, ни вы такой возможности ему не дадите. Поэтому у нас сейчас задача переманить у него бойцов и специалистов, прогнать их на детекторе лжи, выявить основные побудительные мотивы и повязать их общей идеей спасения и чем-то вроде современной вассальской клятвы.

Катя звонко захохотала.

— Да вы, товарищ командир, никак в короли собрались.

— Нет. Я хочу просто жить. Жить с семьей, заниматься любимым делом и никогда больше не держать в руках оружие, чтоб защищать жизни своих близких и друзей. Вопрос в другом, как к этому идти. По головам и трупам, выбив себе место под солнцем и закрыв портал, или помочь не только себе.

— Командир, не оправдывайтесь. Мы с вами. И люди за вами идут. Знаете… Несмотря на то что Черненко меня и Саньку спас, он олицетворяет для меня прошлое, наше прошлое, с войной, с этими развалинами, с полуголодной жизнью. А вы — это будущее. Полковник дошел до своего предела и не знает, куда вести людей, сам это понимает и мучается, а вы знаете и ведете. И если это прошлое попытается помешать нашему будущему, оно получит пулю в голову.

— Да уж. Хорошо сказала, но как-то резко.

— У меня был жених. Я его очень любила. Вы знаете. После его смерти была только одна задача — мстить. Потом волей-неволей у меня появилась новая семья — наш отряд, где меня любили, обо мне заботились, но и они все погибли, как я думала. Если бы не Санька, то и смысла жить не было бы вообще. Теперь у меня есть ребенок, муж и вы, самые дорогие люди, и возможность опять вернуть нормальную жизнь. И если какой-нибудь полковник или генерал снова, в угоду своим амбициям или интересам, погонит нас на смерть, я это пресеку. Вы меня знаете, я это хорошо умею.

— Хорошо, Катя, я тебя понял. Только вопрос. Это ты так думаешь или кто-то еще?

Она ухмыльнулась.

— Многие. Даже ребята из прошлого все правильно понимают и одобряют. Так что, командир, действуйте и знайте, что спину вам прикрывают.

Глава 29

Как оказалось, Катя не остановилась на простой раздаче подарков и среди жен офицеров организовала что-то вроде своей небольшой разведывательной сети. Причем в эту паутину включались и дети, которые лазали по всем закоулкам бункера. За простыми женскими посиделками она узнала больше, нежели неуемная и не всегда взвешенная оперативная работа ее мужа. Передав несколько малогабаритных подслушивающих устройств для своих агентов, Катя буквально через пару дней выдала мне полный расклад по реальному состоянию в бункере Черненко и о серьезном разговоре, произошедшем между Васильевым и Семеновым. До драки дело не дошло, но обстановка была накалена до предела. Семенов был тыловик и в боях особого участия не принимал, поэтому его желание перейти на нашу сторону, но на особых условиях, было понятно. Пока у него была возможность, он старался поддерживать свой статус человека, умеющего держать руку на пульсе, и, естественно, при переходе под наше руководство однозначно претендовал на высокий пост. Я, конечно, не борюсь за власть, но вот такие хитросделанные ребята меня всегда раздражали. Скорее всего, Черненко его специально выдвинул на первый план в нашем диалоге, чтоб пока я буду воевать с Семеновым, он смог более основательно проанализировать мои возможности, сильные и слабые стороны. Что ж, вполне правильно и мудро. Вот только времени у меня на эти танцы с бубнами нет. Поэтому первым, кого мы пригласили на беседу, предсказуемо оказался капитан Васильев.

Это был высокий, плотный тридцатилетний хмурый здоровяк. С ним в бункере жила жена, теща и двое детей. К нашему удовольствию, Васильев закончил Харьковское танковое училище и успел послужить в 30-й танковой дивизии в Новоград-Волынском, до ее расформирования, после чего сначала попал в Одессу, в штаб округа, и впоследствии перевелся на родину супруги, в Крым. В наших условиях профессиональный танкист был находкой. Такого человека нужно было сразу брать в оборот и привлекать для наших операций.

По привычке мы его проверили на наличие электронных приборов нелинейным локатором и отвезли в развалины на окраину города, где нас ожидала "Шишига" Борисыча, переоборудованная под передвижной командный пункт и комнату для проведения переговоров. Там же был развернут детектор лжи, который предполагали использовать при наборе новых бойцов. Но перед этим, в БТРе с ним прошел предварительный разговор.

— Вадим, в данной ситуации я прекрасно понимаю ваши побудительные мотивы идти к нам. Тем более времени мало и буду говорить без куртуазности и иносказаний. Не знаю, как у вас, а у меня со времен нашей банановой демократии выработалась аллергия на пустую болтовню. Итак. Без нас у вас никаких перспектив и ваше будущее — это медленное умирание от радиации и голода. Фон рано или поздно спадет, но нормальной жизни уже никогда не будет, ни у вас, ни у ваших потомков. Сейчас вы принимаете решение, от которого будут зависеть не только ваша жизнь, но и жизни ваших родственников. Нет. Они не будут заложниками, наоборот. Всем найдем достойное применение. Ситуация такова, что есть вход и нет выхода. Поэтому только с нами. Когда вы все узнаете, то поймете, что по-другому нельзя, и цена предательства будет не только ваша смерть, но и, вероятнее всего, гибель многих людей, у которых предательством будет уничтожена последняя надежда, в том числе и у ваших родных и близких. Подумайте.

Дождавшись его уверенного кивка, я дал команду, и мы поехали к "Шишиге", где в течение двух часов его мурыжили на детекторе лжи. Когда все результаты были обработаны и сомнений почти не осталось, я кратко бросил фразу, за которую он уцепился.

— Это хорошо, что вы профессиональный танкист. У нас с этим проблемы. Техника есть, а вот управляем ей на уровне выпускников армейской учебки.

— Зачем вам танки? Что, с пингвинами войну затеяли или там и "амеры" покоя не дают?

В его словах была слышна некоторая тревога. И насчет пингвинов было интересно сказано.

— Не совсем так, но повоевать придется. Это я вам обещаю. Подумайте еще раз. Но интересно, при чем тут пингвины?

— Да тут народ уверен, что у вас база в Антарктиде, где нашли немецкую базу. Оттуда и оружие трофейное и продукты.

Я не удержался и зафыркал. Борисыч, который присутствовал при разговоре, тоже не удержался.

— Да уж повеселили вы меня, ребята. Хотя если поразмышлять, мысль вполне зрелая. Ну ладно, времени и так мало. Предлагаю подумать еще раз.

— А что думать? Вы-то хоть что-то делаете, да и детей жалко.

— Хорошо. Вы нам подходите и сегодня пообщаетесь с нашим механиком, который занимается восстановлением техники. Я ему вполне доверяю, и он должен оценить ваш уровень как специалиста. Тут, поймите, болтуны и штабные наседки нам неинтересны.

После этого разговора Санька отвез капитана в большой бункер, где проводились работы по восстановлению танков. Уже вечером на связь вышел Петрович и подтвердил, что Васильев вполне неплохо соображает и разбирается в технике. Этого мне было вполне достаточно, авторитет Петровича в этих вопросах был немалым. Утром следующего дня семья Васильева была перевезена в большой бункер в Перевальном, где развернули второй госпиталь. В него перевезли часть медикаментов и оборудования. Борисыч, как неугомонный хомяк, носился по городу и умудрился найти полуразрушенный дом, в подвале которого до войны работал частный кабинет УЗИ. Установка оказалась в относительно рабочем состоянии и ее в спешном порядке перевезли в Перевальное и приступили к восстановлению.

Заинтересованные продуктовыми призами, под руководством Борисыча несколько независимых групп занимались аналогичными поисками, и вскоре госпиталь в большом бункере оказался неплохо укомплектован оборудованием и лекарствами длительного хранения, которые не были разграблены во время войны.

Через неделю в большой бункер переехало двадцать два офицера и прапорщика, два контрактника из отряда Черненко, которые сформировали гарнизон и организовали полноценную охрану бункера.

В это же время Павлов и Карев распихали по дворам и гаражам немецкие автомобили, чтоб не привлекать внимание.

Через неделю проверок и перепроверок пять человек из группы Васильева были привезены в наш основной бункер и экипированы для выхода в прошлое. Пора проводить посвящение вновь прибывших. Они с удивлением отнеслись к приказу, но все же надели на себя камуфляжи, бронежилеты и вооружились по максимуму, при этом не беря с собой ни противогазов, ни общевойсковых защитных костюмов, что вызвало много недоуменных взглядов.

Как всегда, на улице перед гаражом с установкой в полной готовности стояли БМП-1 и БМП-2, а в самом гараже перед порталом стоял наготове БТР. Васильев с интересом рассматривал технику, стоящую внутри просторного гаража, и почти не обратил внимания на завешенную куском брезента установку.

На всякий случай рядом с ними находились наши бойцы, и мало кто знал, что у каждого из новичков в боекомплекте один из магазинов к автомату, вместо патронов, был нашпигован взрывчаткой с установленным радиовзрывателем. Это делалось в тайне, на случай неадекватного поведения. Конечно, это подло, но мы сейчас выходим на новый уровень, и такие меры предосторожности я считаю не лишними.

Ночной лес, чистый воздух и поход к деревне произвели впечатление на новичков. Уже после посещения деревни, где мы снова оставили мыло и хозяйственную утварь и нагрузились продуктами, Васильев подсел ко мне на привале и попытался заговорить, но я его прервал и предложил поговорить после возвращения в бункер.

Уже там,собрав всех новичков, провел небольшую политинформацию о том, с чем они связались и во что они вляпались, и особенно чем это грозит в случае утечки информации. Все это время в коридорах недалеко от зала дежурили четверо человек, вооруженные автоматами и пулеметом, на случай если новые бойцы отряда не проникнутся моментом и попытаются качать права. Да, я не исключал такого варианта и всегда повторял, что лучше быть живым параноиком, нежели доверчивым и мертвым. Это, конечно, остудило людей, хотя они все равно пребывали в некотором состоянии эйфории от новизны впечатлений и открывающихся перспектив. Тут голос подал один из новичков, прапорщик, который до войны служил в симферопольской роте "Беркута", Валера Бойко.

— Командир, ты сказал, что там сорок первый год. Вы как-то нашим-то помогаете или по-тихому фарцуете мылом?

Все заулыбались. Но тут голос подал Игорь Дунаев, который уже поднимался и свободно ходил по бункеру и был в курсе всех событий.

— Насколько я знаю, товарищ майор госбезопасности получил от руководства страны два боевых ордена.

— Госбезопасности?

Я кивнул.

— Ага. Пришлось идти на контакт с орлами Берии. Немного повоевали под Могилевом, под Рославлем, под Москвой немецкий десант уничтожали. Даже со Сталиным встречался.

Все оживились.

— Ну и как он?

— Честно вам сказать? Серьезный мужик. Да и Берия тоже. Харизма там такая, что ни один политик нашего времени рядом не стоит. Так и хотелось стать по стойке смирно. Но надо было держать марку и барахтаться. Главное, что с руководством СССР в сорок первом контакт налажен. Они нам по возможности и продукты и горючку подкидывают. А мы им за это немецких генералов шинкуем. Теперь у нас задача — найти безопасный выход на контролируемую советскими войсками территорию и безопасная эвакуация наших детей на ту сторону.

Тот же Васильев прагматично поинтересовался:

— А не станут наши родственники заложниками Сталина?

— А смысл ему так портить отношения? Эти вопросы неоднократно обсуждались. Мы для них — это ворох информации, это новые технологии и, главное, специалисты. Так что тут не вижу пока причин для беспокойства. На данный момент у нас стоит вопрос, чтоб с нашей стороны обезопасить бункер и исключить любую утечку информации. А теперь всем спать и обдумать ситуацию. Все разговоры и обсуждения тоже переносим на утро.

Уже утром снова встретились. Теперь люди могли трезво рассуждать и адекватно воспринимать указания. В первую очередь на базе бункера организовывался специальный госпиталь для больных и ослабленных детей, где они будут получать воздушные ванны и усиленное питание под медицинским присмотром Марины, которая являлась дипломированным педиатром. То же самое касалось и остальных членов семей бойцов. Таким образом, мы выполняли свои обязательства. В течение трех дней, после соответствующей проверки, на ту сторону сходили практически все офицеры и прапорщики, перешедшие на нашу сторону. В качестве специального поощрения в 41-м оставалась специальная группа из счастливчиков, в составе трех-четырех человек, которая занималась наблюдением за окрестностями точки выхода. Реально люди просто отдыхали и набирались сил под еще теплым октябрьским солнцем Украины.

После того как новички поняли, что они получают и какие перспективы перед ними открываются, народ просто проникся моментом и уже вполне осмысленно начал думать о выполнении своих обязанностей по обороне бункеров.

Теперь у меня в распоряжении оказался практически целый взвод со средствами усиления. Из трофейного оружия в наличии были пара минометов, автоматические немецкие зенитные пушки, которые сразу стали размещать для обороны обоих бункеров.

Но как всегда события начали накручиваться как снежный ком. Первым сигналом был экстренный вызов группы, которая расслаблялась в 1941 году, делая вид, что охраняет точку выхода. В лесу задержали полицая из той деревни, где мы меняли продукты. Конечно, о наличии полицаев там мы были осведомлены, и, судя по всему, они о нас тоже, но делали вид, что ничего не знают. Как сказала хозяйка, Оксана Сергеевна, их было трое и все они местные, и смысла задирать людей, которые честно обменивают нужные селянам товары на продукты, не было. По тонким намекам хозяйки, один из полицаев даже возил наше мыло в соседние деревни и выменивал на них мед, окорока для нас и, в общем-то, приходился ей дальним родственником, в беспределе замечен не был. Ну, тут понятно. Все-таки еще 1941 год и особых репрессий мирному населению немцы не устраивали, да и партизанского движения как такового еще не было, все будет позже.

Вот этого родственника мои орлы отловили и спеленали. Естественно, они нас вызвали, а пленному завязали глаза, чтоб он ненароком ничего ненужного не увидел. После включения большого портала по радио сообщили о причинах такого нештатного вызова.

Со слов пленного, в деревню часа три назад приехали два грузовика, набитых немецкими солдатами, но при этом говорящих на смеси польского и украинского языков. Они быстро взяли деревню под контроль и в первую очередь расстреляли несколько семей, родственники которых были в рядах Красной Армии. После этого зверски расправились с еврейской семьей, оставив в живых только молодых девушек, которых заперли в сарае. После чего начался грабеж села. На попытку местных полицаев повлиять на "братьев по оружию" ответили руганью и побоями, а одного из них, который попытался вступиться за своего отца, тут же расстреляли.

Рядом со мной стоял капитан Васильев. Он сегодня командовал группой усиления, которая в составе пяти человек в полной боевой готовности, всегда дежурила в бункере.

— Это что, командир?

— Да, скорее всего бандеровцы. Они шли за немцами и как раз такое творили. Их стиль. Это они так за независимость борются. Как раз за такие художества им потом именные пенсии и льготы из бюджета давали.

Он вопросительно и немного с азартом глянул на меня, поняв, что и я неравнодушен к этой теме.

— Ну что, мы вмешаемся?

— Да не хотелось бы светить такую точку выхода, но там и наши люди, да и этих скотов проредить не мешало бы. Но просто так мы влезть не сможем. Засветимся по полной. Немцы, наверно, и так уже на нас кучу материала собрали и могут догадаться, что тут ребятишки из будущего шалят. Тем более за уничтожение немецких солдат они потом всю деревню раскатают.

— Так что делать? Все это, конечно, правильно и красиво, но мне эти толерантность и гуманизм во время войны достали.

— Васильев, ты чего? Может, меня еще в "либерасты" и "дерьмократы" запишешь? Ты помнишь свои обязанности?

Он опустил голову и глухим голосом проворчал:

— Выполнять приказы командования.

— Вот и выполняй. Обратись к Вяткину, он раненый, конечно, но обязанности каптера уже выполняет. Там у нас на складе есть куча комплектов эсэсовской полевой формы. Быстро собирай остальных, кто в часе езды, подбирайте форму и будьте готовы к выдвижению. Лично на тебе проверить БТРы и нанести на них знаки распознавания дивизии СС "Рейх". Картинки посмотришь у меня на ноутбуке, в свое время много чего про них собрал. Понятно? Если немцев завалит русское подразделение, сожгут деревню. Если это сделают эсэсовцы из "Рейха", форма которых у нас есть на складе, будут долго думать. Ведь эта дивизия севернее, аж за Черниговом. Оружие берем наше, современное, но желательно, по возможности, для вида прихватить что-то трофейное, чтоб в глаза не бросалось, человек пять вооружи немецкими MG-34. Машинка неплохая.

По мере того как я выдавал распоряжения, лицо Васильева светлело. Но тем не менее он задал резонный вопрос:

— Если мы там устроим войну, то накидаем гильз от наших "калашей". Немцы могут и задуматься.

— Да мы такого добра под Могилевом накидали столько, замучаются экспертизу делать. И чем больше в разных местах таких гильз появится, тем меньше у них вопросов будет. Все, что в больших количествах и серийно, необычным уже по определению быть не может.

Он сразу уловил суть и ринулся выполнять задание. А я вызвал свою штатную группу разведчиков — снайперскую пару и Саньку Артемьева, который просто обожал носиться по лесам в "лохматке" и взрывать немцев.

Минут через десять они были у меня на инструктаже.

— Значит, так, бойцы. Поступила информация, что в село, где мы получаем продовольствие, прибыло подразделение противника на двух грузовиках. Ваша задача, пока мы будем готовить выход, экипироваться, захватив немецкую форму, желательно эсэсовскую, облазить там все вокруг, уточнить количество противника, возможность засады на нас, любимых, и расположение часовых. Если будет такая возможность, возьмите "языка". Судя по информации, к нам в гости бандеровцы пожаловали, хотя, по идее, тут их не должно быть. На сборы пятнадцать минут. Старший — прапорщик Артемьев.

Они деловито кивнули и быстро удалились, готовиться к выходу.

После ухода на ту сторону разведки коридоры бункера заполнились людьми, гомоном, топотом ног, обутых в тяжелые берцы и немецкие сапоги. Практически вся группа, которую привел с собой Васильев, была здесь. Павлов и Карев тут же деловито одевались в немецкую форму, и, что удивительно, к ним присоединился Игорь Дунаев, который очень быстро поправился после ранения, и даже чуть зеленоватый после ранения Воропаев. Как только прошел слух, что готовится выход против немцев, а точнее против карателей-националистов, очень многие были готовы поучаствовать в боевой операции. Тут же нарисовалась Катерина, которая уже давно приготовила и ушила для себя мундир роттенфюрера СС и теперь нашла возможность в нем покрасоваться.

Для выхода были подготовлены два бронетранспортера, дизельный джип Mitsubishi Pajero, выкрашенный в камуфляжный цвет, со специальной рамой для пулемета. Как средство усиления возле бункера в готовности стояли БМП-1 и БМП-2, которые уже были успешно восстановлены и подготовлены для боя. Когда подготовительные мероприятия были закончены, я связался с нашими разведчиками, нарезавшими круги вокруг деревни.

Полицай не врал. Действительно в деревне находятся два грузовика и человек тридцать бандеровцев, которые основательно и вольготно расположились и вовсю пользуются правом победителя.

— Бычок, посты проверили?

— Да что там посты. Два тела в кустах и все. Проверили по дороге — ничего нет. Можно брать тепленькими.

— Понятно. Мы выходим колонной, на вас — снайперское сопровождение.

— Понял вас, Феникс.

И вот, как в старые добрые времена, мы едем на открытом джипе. За рулем сидит прапорщик из "Беркута", я примостился рядом на сиденье, сзади Катерина со снайперской винтовкой и Егор Карев за ПКМом, прикрепленным к раме. У меня такое впечатление, что приказ оберегать меня у него теперь доминирующий, и он будет его выполнять до конца.

За нами следуют два БТРа в камуфлированной окраске, с крестами на башнях. Эти кресты рисовали по-быстрому тут же найденной нитрокраской, поэтому запах ацетона еще чувствуется. На броне привычно расположились бойцы. Картина привычная для нашего времени и совсем необычная для 1941 года. Я обернулся и сам удивился дикости картины. Советские БТР-80 с крестами и эсэсовцами на броне, вооруженные автоматами Калашникова. Дико. Ну и что, зато в таком виде мы при свете дня спокойно движемся в этом мире, наслаждаемся чистым лесным воздухом и едем вершить святое дело — карать нелюдей.

— Бычок, это Феникс.

— На связи.

— Идем ряженые, колонной по дороге с севера. Джип и два БТРа. На вас — взять часового, допросим его в теньке, перед входом в деревню.

— Вас понял, сейчас возьмем одного охламона.

Когда до деревни оставалось около километра, на дорогу вышло лохматое чудовище, роль которого выполнял Санька, и махнуло рукой в сторону кустов. Я напрягся — сам в свое время развлекался такими фокусами с ряжеными, но Артемьев подтвердил по радио, что это он. Бойцы отряда сразу доказали, что они не новички. Резво посыпались с брони и заняли круговую оборону.

В кустах лежал связанный солдат в форме вермахта, во рту у него был кляп и глаза завязаны какой-то тряпкой.

Его быстро развязали, освободили рот. Он что-то попытался повякать, но несколько оплеух и пара ударов прикладом по почкам быстро его направили в нужную колею. Увидев перед собой эсэсовцев, он попытался что-то дружественно проблеять, но несколько русских ругательств и еще пара ударов показали ему, с кем имеет дело.

Сначала он попробовал попеть песни про "клятых москалей", но такие напевы мы уже слышали, и его быстро образумили, хотя это стоило ему заплывшего глаза и половины зубов. Я сам не бил, хотя желание было непреодолимое, и не только у меня, но с интересом наблюдал, как прапор из "Беркута" проворно обрабатывает пленного.

Через пару минут борец за самостийность выложил все, что знал. Команда "Буковинского куреня" следовала в район Киевского укрепленного района, где до сих пор еще шли тяжелые бои. По дороге остановились в этом селе и занимались своим основным делом — уничтожали жидов, москалей и коммунистов. Командовал отрядом обер-лейтенант Курт Мельнер. Состав отряда тридцать два человека, основное вооружение — винтовки, но есть два ручных пулемета. Сегодня утром в лесу перехватили группу окруженцев, которые двигались в сторону Киева, и оставили их на вечер, для расправы. Больше ничего интересного он не рассказал.

На связь вышел Миронов.

— Феникс, это Кукушка-Два.

— На связи.

— Левее моей позиции девчонка из деревни побежала в лес, за ней два немца.

— Дальше.

— Они ее догнали. Жаль девчонку, совсем молодая.

— Понял тебя, Кукушка. Сможешь их по-тихому сработать — действуй. Мы минут через двадцать остальных зачистим.

— Вас понял, Феникс.

— Кукушка-Один.

— На связи.

— Подстрахуй напарника. Мы скоро.

Я повернулся к своим спутникам:

— Вот и прекрасно. Подъезжаем внаглую. Всех строим и потом аккуратно расстреливаем. Думаю, насчет пленных, гуманизма и общечеловеческих ценностей никто диспут устраивать не будет?

Ответом были кривые ухмылки. Многие, кто воевал в нашем времени, прекрасно понимали, о чем я. Повернув голову к Артемьеву, дал команду:

— Бычок, выдвигаетесь к деревне, контролируете подходы. Когда начнем чистить, есть вероятность, что кто-то сбежать попытается. В такой ситуации валите по-тихому. Местных не трогайте, пусть уходят, но сами не светитесь. Жду вашего сигнала о занятии позиций, затем мы входим в село.

— Понял.

Артемьев двинулся лесом в сторону деревни.

Через двадцать минут Санька вышел на связь и доложил, что они на позициях. В деревне почти тихо, если не слушать того, чем развлекаются уроды. Насильников Миронов чистенько снял, а девчонка убежала в лес. Никто ничего и не заметил.

— Вас понял, Бычок. Мы выезжаем.

Избитого пленного связали и закинули в джип. Снова взревели двигатели, и небольшая колонна двинулась по дороге в сторону деревни.

Глава 30

Когда въехали в деревню, поразились беспечности наших противников. Два тентованных грузовика стояли почти в центре деревни, на небольшой площади, недалеко от колодца, там же слонялись человек пять относительно годных к оказанию сопротивления. Но увидев джип и два камуфлированных бронетранспортера с крестами и со знаками различия моторизованной дивизии СС, они не то чтобы впали в ступор, но никаких попыток даже спросить у нас документы не сделали. Слава об особых привилегиях и полной отмороженности солдат СС уже гремела на полях сражений. Поэтому они спокойно дали бронетранспортерам блокировать улицу и жалобно заблеяли, когда наши бойцы без единого слова их разоружили и с помощью затрещин и пинков согнали к колодцу. Перед самым выходом пришлось со всеми бойцами нашей группы провести беседу насчет использования языка и отрепетировать несколько коротких команд и ругательств на немецком, чтоб наша молчаливость не вызывала подозрений.

В это время в наушнике радиостанции раздался голос Миронова.

— Феникс, это Кукушка-Два. Второго часового сделали.

В этот момент я в сопровождении нескольких бойцов, одетых в камуфлированную форму СС, подошел к дому, где на скамеечке грелся немецкий офицер. Он, увидев перед собой оберштурмфюрера СС, сбледнул с лица, торопливо застегивая китель, быстрым шагом направился ко мне навстречу. Из дома раздавались крики, стоны и довольный мужской гогот, но и он прекратился, и подгоняемые командами из дома выскочили последние солдаты, застегивая на ходу штаны. Я стоял и смотрел на этих скотов и с трудом сохранял на лице маску легкой скуки и презрения. Рядом стоял Валера, прапорщик "Беркута", спокойно взяв на прицел немецкого автомата МР-40 строящихся солдат, хотя солдатами их назвать было трудно. Возле ворот остановился Карев, также вооруженный трофейным автоматом и невозмутимо рассматривающий будущих мертвецов, его взгляд не оставлял никаких сомнений. Чуть сзади остановилась Катерина со своей ВСС.

Ее вид несколько удивил обер-лейтенанта, да и стоявшие перед нами украинские националисты стали отпускать сальные шуточки, не предполагая, что их прекрасно понимают. Я чуть выждал, повернувшись, увидел, что наши бойцы как баранов сгоняли остальных карателей к колодцу, равнодушно выслушал приветствие офицера и нагло его оборвал, подняв руку и крикнув: "Хальт".

С офицером мы чуть позже пообщаемся. А вот солдаты, которые в доме не просто так развлекались, судя по всхлипам и стонам, вызвали у меня особый интерес. Их шуточки насчет Катерины мы все тут слышали, особенно изгалялся фельдфебель. Вот с ним я и познакомлюсь чуть попозже.

Нагло поджав губы, сильно коверкая русские слова, выдал:

— Ви есть кто, свиньи?

Офицер опешил от такого хамства, но сдержав себя, отдав честь, представился по всей форме. В этом докладе я ничего не понял, кроме фразы "обер-лейтенант Мельнер". Но он мне был пока неинтересен, поэтому, проигнорировав офицера, медленно подошел к фельдфебелю.

Он сразу понял, что не просто так разговаривать буду, поэтому ненаигранный страх отразился на его лице. Пока он что-то блеял, я вспоминал парады нацистов на Западной Украине и разгромленные и опозоренные памятники русским солдатам. Кто они — борцы за независимость или просто бандиты, упивающиеся свой безнаказанностью? Для меня ответ был однозначным. Хрен вам, а не именные пенсии и почет. Глянув мельком, что практически всех карателей уже собрали толпой возле колодца, я уже не смог себя сдержать. Помимо моей воли, "Глок-17" выпрыгнул из набедренной кобуры и оказался в руке, и я почти в упор выстрелил в голову фельдфебеля, забрызгав кровью двух стоящих рядом солдат.

Это послужило командой к действию, и со стороны колодца загрохотали автоматы и пулеметы. Здесь не было ни гуманистов, ни правозащитников. Здесь все воевали и знали, что такое сострадание и что такое ненависть. Но то, что делалось сейчас, не вызвало никаких эмоций. Просто зачистка и все.

Обер-лейтенант попытался схватиться за кобуру, но Катерина с каким-то садистским удовольствием дала ему в пах изящной ножкой, обутой в тяжелый ботинок на толстой рифленой подошве. Насколько я ее знаю, она так всегда развлекалась с насильниками, которых мы по возможности отлавливали в Симферополе и его окрестностях. Причем это было только легкой разминкой, прелюдией.

Остальных солдат, которые впали в ступор после такой скоротечной расправы, мы с Валерой и Егором Каревым быстро сбили с ног и с подоспевшим Воропаевым связали и аккуратно положили возле забора. Их еще ждет масса приятных впечатлений.

Несколько штурмовых групп уже профессионально прочесывали село в поисках трех ненайденных карателей. Местных жителей было совсем не видно, прибытие эсэсовцев не располагало к праздному гулянию и любопытству. В такой ситуации я прямиком пошел в дом к нашей знакомой Оксане Сергеевне, в душе надеясь, что ее как мать и жену бойцов Красной Армии не успели расстрелять.

В доме было пусто. Перевернутые лавки, стол, сброшенные на пол казанки из печки и разбитые тарелки показывали, что борцы за независимость и тут побывали. Я некоторое время постоял, рассматривая комнату, где пару раз ужинал, угощаемый хозяйкой. На связь вышел Васильев и доложил, что нашли расстрелянных и среди них есть наша знакомая. В душе что-то оборвалось. Люди просто жили, никого не трогали и по возможности помогали друг другу. Я не первый день на войне и это видел постоянно. Что в нашем времени, когда сотни гражданских вырезались в угоду каким-то религиозным или политическим интересам, что тут, в сорок первом. К такому нормальному человеку трудно привыкнуть. Пришла парадоксальная мысль, что лучше всего быть летуном, сбросил бомбу и не видишь результатов, и главное, что потом ничего не снится.

На связь вышел Воропаев и доложил, что офицер пришел в себя и хочет со мной пообщаться.

"Ну что ж, пойдем, пообщаемся".

Подойдя к дому, я увидел лежащего на земле со связанными руками и ногами немца. Он внимательно смотрел на меня и вроде как пытался вспомнить, где он меня видел. Но у меня было другое настроение и шутить по этому поводу не хотелось, просто и спокойно подошел к нему и спросил на русском языке. То, что мы не те, за кого себя выдаем, он, наверно, уже понял.

— Ну и что ты хотел сказать?

Я прекрасно знал, что на должности командиров таких отрядов хороших офицеров вермахта не ставили, и скорее всего передо мной какой-то провинившийся или проворовавшийся типчик, и рассусоливать и устраивать диспуты в мои планы не входило.

— Вы думаете, после всего, что вы тут натворили, у вас есть шанс выжить?

Но вот следующие его слова меня поразили, не то слово.

— Капитан Зимин, я могу быть вам полезен.

"О как, а вот это плохо, что мою физиономию всякие отбросы знают". Но мысль о том, что это может быть большой засадой, сразу заставила напрячься. Поэтому я незамедлительно циркулярно для всех командиров подразделений сказал в микрофон радиостанции: "Шторм". Это означало наивысшую опасность, и наши бойцы меня не разочаровали. Взревели двигателями бронетранспортеры, занимая позиции, и бойцы, которые контролировали ближайшие подступы к небольшой площади, исчезли из вида, затаившись, ожидая нападения. Значит, уже неожиданно на нас не нападут.

— Бычок, что у нас? Гостей не видно?

— Все тихо, Феникс.

— Кукушка-Один.

— Все тихо.

— Кукушка-Два.

— Тихо.

— Всем усилить наблюдение.

А сам связался с базой и потребовал результаты радиоперехватов. В радиусе двадцати километров от нас никаких чужих радиопередатчиков в течение трех последних дней не работало.

— Бычок.

— На связи.

— Пройди по дороге от деревни, глянь, может, кто к нам в гости торопится. На всякий случай поставь растяжки.

— Вас понял.

А вот теперь поговорим со столь информированным немцем. Вроде все тихо, значит, птица досталась информированная.

— Смотрю, моя персона становится очень популярной в определенных кругах. Ну, излагай, жертва фашизма, свою версию непричастности к злодеяниям этих унтерменшей. И запомни, жив ты до сих пор потому, что единственный из этого стада, кто был захвачен с застегнутыми штанами.

Немец криво улыбнулся и что-то попытался сказать, но нас отвлекла Катерина, которая вышла из дома, ведя за руку девчушку лет четырнадцати в изорванном платье с куклой в руке. Странное зрелище. Девочка шла на автомате и смотрела вперед пустым взглядом. Взрослая девушка с куклой. Глядя на эту картину, мне вспомнились кадры советского фильма про войну "Иди и смотри". За Катей вышел Дунаев, который нес на руках еще одно тело, завернутое в одеяло.

Катя пугающе спокойно, демонстративно равнодушным голосом пояснила, кивнув головой на девочку с куклой:

— Это младшая, двое других уже мертвы. Еще одна без сознания.

Кивок головы в сторону Дунаева.

Она равнодушным взглядом окинула четверых связанных солдат и офицера и спокойно констатировала:

— Изобретательные ребята. Я такое уже видела в лагере Красного Креста.

Я понял, про что она. Еще до ядерной бомбардировки наша группа получила команду выдвинуться в сторону лагеря Красного Креста, откуда по радио раздавались мольбы о помощи. Мы туда прибыли почти одновременно с такой же мобильной разведгруппой из полка внутренних войск Украины, которым уже тогда командовал полковник Черненко. Противника застали на месте, но опоздали. Человек пятьдесят бандитов не пожалели никого, даже своих единоверцев. Вот тогда я и пристрастился стрелять из реактивного огнемета по группам людей. Мы тоже их не пощадили. Хотя нас было и меньше, но внезапность сделала свое дело, и упоенные кровью и безнаказанностью бандиты не успели правильно среагировать. О том, что мы сделали с четырьмя оставшимися в живых, никто потом не хотел вспоминать. Катя тогда уже была в нашей группе. Но вины за собой не чувствовали.

Вот и сейчас страшно было смотреть на привлекательную девушку, в спокойных глазах которой уже написан приговор. Тут же стояли Воропаев, Дунаев и Валера Бойко.

Все смотрели на меня, ожидая решения. Я еще раз пробежался взглядом по лицам. Воропаев уже не был похож на того восторженного мальчишку, которого я впервые встретил на лесной дороге под Могилевом. Пока лежал в госпитале, он успел много прочитать о войне, и его мотивация и психологическая накачка не вызывали сомнений. Игорь Дунаев, положив сверток с телом девушки на землю, мрачно смотрел на пленных, сжимая в руках трофейный автомат. Лихой капитан-лейтенант только сейчас столкнулся с войной в таком виде. До этого он как военный моряк видел ее в другом свете, в разрезе своей специальности. А прапорщик Бойко вообще был спокоен. У него была своя история, которую он никому не рассказывал. Мне было известно только то, что он пришел к Черненко после гибели своей семьи, когда татары в степном Крыму, в районе поселка Войково, остановили несколько автобусов с семьями сотрудников МВД. Нам тогда еще зачитывали телеграммы об этом событии. Как обычно перекрыли дорогу женщины и дети, а под их прикрытием подошли боевики и в упор открыли огонь по охране. Гражданских, кому повезло, разобрали в близлежащие поселки в качестве рабов. Бойко не повезло. Его семью расстреляли прямо там. После этого его счет татарских боевиков и наемников был достоин снайпера-профессионала и постоянно увеличивался.

Ну что ж, по подвигу и награда. Я достал пистолет, чуть оттянул затвор и демонстративно посмотрел на патрон в патроннике. Это послужило сигналом к действию. Мои соратники стали доставать свои пистолеты, в основном трофейные парабеллумы, и передергивать затворы. Через сорок секунд дворик дома, где всю ночь насиловали четырех еврейских девочек, огласился хлопками пистолетных выстрелов и диким воем. Это продолжалось около пяти минут, затем крики и всхлипы затихли после контрольных выстрелов в голову.

Бойко и Воропаев деловито подхватили обер-лейтенанта и выволокли его через калитку, оставив во дворе четыре трупа с перебитыми пулями коленями, локтевыми суставами, ребрами. За ними вышли и мы. Катя вывела девочку, все еще пребывающую в шоке, а Игорь вынес свою ношу, которую на время положил во дворе.

Немец, обалдев от такой расправы, несколько минут пытался прийти в себя. Для ускорения этого процесса пришлось ему отвесить несколько затрещин.

Когда он более или менее пришел в себя, то попытался поиграть в гордого офицера великой Германии, но и тут помогла смекалка бойцов из будущего, прошедших грязную гражданскую войну. Методикой ускоренного допроса в полевых условиях в той или иной мере владели почти все, поэтому через десять минут, хрипя от боли, обер-лейтенант запел соловьем.

Он оказался нашим коллегой, офицером разведывательно-диверсионного подразделения, которого за некие прегрешения спрятали в тылу, командовать командой украинских националистов. Они были направлены в распоряжение командира 29-го армейского корпуса вермахта под Фастов, для организации охраны эшелона с пленными советскими офицерами. Железнодорожный вокзал в Фастове был уничтожен недавним авианалетом, поэтому в пятнадцати километрах от города для снабжения 6-й полевой армии руками советских военнопленных была построена резервная разгрузочная станция, через которую проходили все грузы, направляемые железнодорожным транспортом для нужд армии.

Еще он вполне подробно рассказал и показал на карте, где расположен штаб корпуса. На самом интересном месте в его рассказе меня отвлек капитан Васильев, который в сопровождении своих бойцов привел восьмерых красноармейцев во главе со старшим лейтенантом-танкистом. Это наверно, те, кого каратели недавно захватили. Конечно, выглядели они не очень хорошо, избитые при захвате, голодные и грязные. Но вот ненависть, с которой они на нас смотрели, заставляла чувствовать какую-то затаенную гордость за наших предков. Единственное, я не учел, что мы не успели убрать трупы расстрелянных карателей, и, увидев эту кучу тел, глаза советского командира и его бойцов хищно блеснули. Да все у него было написано на лице: оккупанты начали "мочить" своих верных псов. Как от такого не порадуешься. Васильев молча протянул мне командирскую книжку, которую нашли в вещах Мельнера. Раскрыв ее, пролистал и вслух прочитал:

— Старший лейтенант Евгений Павлович Шестаков. В/ч 6722.

Тот удивился моему русскому языку, но смотрел исподлобья.

— Интересно, это что за часть такая?

Он молчал. Ладно. Я подошел к БТРу и вызвал базу. Через пять минут у меня была информация об открытом наименовании этой части и ее боевом пути.

— Ну что, товарищ старший лейтенант Шестаков? Говорить не хотим. Значит, так. В/ч 6722, 30-й танковый полк 15-й танковой дивизии 16-го механизированного корпуса. Вы что, сюда от самого Бердичева топаете? А где же ваши танки?

Но ответа я так и не получил. Но что дальше делать, нужно было решать сейчас. Слишком много интересного рассказал Мельнер. Тут целая станция под боком, и там наверняка рядом перевалочная база для грузов армейского уровня. Прежде чем туда лезть, надо провести разведку. Да и наличие большого количества военнопленных нам будет на руку — организуем панику и под шумок можем неплохо повеселиться.

Я повернулся к Васильеву:

— Деревню зачистили?

— Да, но одного не нашли.

— Плохо, нужно уходить. Значит, так. Отрядить людей, трупы погрузить в трофейные машины. Вывезем, где-нибудь в лесу припрячем. После такой картины немцы точно деревню сожгут. Красноармейцев тоже привлеките к работам, чтоб ни одного тут тела не осталось. По возможности соберите гильзы и уберите все следы. Как организуешь, бери этого старлея и ко мне. Пообщаемся на военно-патриотические темы, а я пока этого абверовца колоть буду, уж больно интересно, что они про меня еще знают. Вроде как до Могилева отсюда путь неблизкий.

Но рассказ немца получился скомканным и не очень информативным. Служил под Могилевом, участвовал в поисках. Видел портреты, нарисованные художниками криминальной полиции по рассказам очевидцев, видевших меня в лицо, которые привезли из Берлина люди Гейдриха. Про склады и новую полевую железнодорожную станцию знает в общих чертах. В общем, слышал звон, а не знает, где он. Мне он был неинтересен, но вот руководство советской контрразведки, наверно, заинтересует. Поэтому когда закончили погрузку трупов в трофейные грузовики, раздетый и связанный обер-лейтенант с мешком на голове уже сидел в десантном отсеке бронетранспортера.

А вот со старшим лейтенантом у нас разговор получился более конструктивным. Его ко мне подвел Васильев и сразу хотел уйти к своим, но я его остановил:

— Васильев, останься. Ты у нас танкист. Сейчас надо определить, насколько правдив будет товарищ старший лейтенант.

Шестаков уже давно с удивлением смотрел на эсэсовцев, которые все поголовно разговаривают на русском, как на родном языке, вооруженных в большинстве неизвестным оружием и имеющих многоколесные боевые машины неизвестной конструкции, уж в чем, в чем, а в этом танкист разбирался.

Я спокойно посмотрел ему в глаза и представился:

— Майор Кречетов, командир специального подразделения Главного управления государственной безопасности НКВД СССР.

Старлей недоверчиво смотрел на меня.

— Старший лейтенант Шестаков, вы и ваши бойцы с этого момента поступаете в распоряжение лейтенанта государственной безопасности Карева, который вас опросит, запишет ваши показания и доложит мне. Любые попытки неповиновения, пререкания и просто неисполнения приказа будут расцениваться как предательство в условиях специального задания, что влечет за собой немедленный расстрел на месте. Вам понятно?

Шестаков изменился в лице. Вот такого он точно не ожидал. Но не верить нам ему тоже не было смысла. Какой резон нам в тылу противника дурить голову пленным красноармейцам, не имеющим никакой ценности в условиях быстрого и победоносного немецкого наступления.

— Так точно, товарищ майор.

Он все еще настороженно смотрел на меня.

— Это не значит, что вы прощены. На вас лежит пятно — вы попали в плен. Вы ушли со своих позиций, а должны были умереть за свою родину.

Шестаков опустил голову. Что такое наезды НКВДшников он знал прекрасно, и то, что его сейчас не шлепнули, говорит о том, что он и его люди нам нужны для какого-то задания. Он почти прав. С людьми у нас действительно тяжело. Я кивнул Егору.

— Егор, забирай. Пока догрузят трупы, сними показания. Отдели его ото всех, на привале по одному расспросишь всех остальных. Вечером притащим полиграф, прогоним их еще там. Возьми Васильева, пусть расспросит их по танковым вопросам.

Он молча слушал.

— На базу мы их не берем?

Мне этого не хотелось делать. И так в последнее время много народа понабирали. Пока они станут единым отрядом, пройдет время. А тут еще новых набирать.

— Пока нет. На привале решим.

Через час, уже когда начало смеркаться, наша колонна, дополненная двумя трофейными грузовиками, покинула деревню. Девочек, которых спасли от карателей, пришлось отдать местным, с условием, что их переправят в другое село. Это я поручил полицаю, который бегал и звал нас на помощь. Для этого ему пришлось намекнуть, что он еще легко отделался, рано или поздно немцев разобьем и тогда вспомним, кто кому и когда служил. Полицай, конечно, проникся моментом, когда понял, с кем он беседует. НКВД даже на оккупированной территории пользовалось авторитетом.

* * *

На чердаке того самого дома, где всю ночь и весь день насиловали евреек, затаился последний солдат Олесь Винский, который во время приезда эсэсовцев шарил на чердаке в поисках клада, который, по его разумению, всегда должен быть у евреев в доме. Когда всех его сослуживцев согнали к колодцу, он благоразумно не стал выходить и через маленькое оконце видел все, что произошло на улице. Он прекрасно слышал, как обер-лейтенант узнал офицера СС, даже расслышал его фамилию и то, что все приехавшие с этим Зиминым говорили только на русском. "Москали". Эта мысль билась у него в мозгу. У него не было ни ненависти, ни злости. Только страх, что его найдут и накажут за те злодеяния, которые они творили в селах Украины по дороге сюда.

Когда переодетые "москали" уехали, захватив с собой грузовики, на которых они приехали в это проклятое село, покидав туда трупы его сослуживцев, Олесь осторожно выбрался и бросился в лес.

"Быстрее, к немцам, главное, рассказать, чтоб его не наказали".

Он так шел всю ночь, пока утром не был остановлен патрулем военной полиции. Разоруженного и связанного Олеся отвезли в ближайшую ортскомендатуру, где его допросил усталый офицер контрразведки 29-го армейского корпуса вермахта. Он очень заинтересовался тем, что его командир обер-лейтенант Мельнер знал необычного обер-штурмфюрера СС и то, что он его назвал русской фамилией "Зимин". Рассказ о необычных колесных боевых машинах на контрразведчика не произвел впечатления и россказням этого унтерменша он тоже не сильно поверил. В тылу на бронеавтомобилях разъезжает целое подразделение русских диверсантов, переодетое в форму элитной дивизии СС, это просто глупость. Скорее всего, эти скоты, набранные для охранных функций, столкнулись действительно с отрядом СС. А может, это были и бойцы вермахта. Под описание необычной боевой техники очень подходили Sd.Kfz.231 (8-Rad) — восьмиколесные бронеавтомобили, с автоматической пушкой. Узнав, что сам Олесь Винский из глухого села из-под Черновцов, контрразведчик сразу потерял к нему интерес. Особенно это соответствовало информации, что недавно под Фастовом разгружались два батальона дивизии СС "Викинг", которые своих ходом проследовали в район Киева, где до сих пор шли упорные бои. Но и не отреагировать нельзя было, поэтому, запротоколировав допрос, он отправил шифрограмму в отдел контрразведки 6-й полевой армии вермахта, куда входил корпус, и по согласованию с комендантом в злополучное село отправил два отделения военной полиции, усилив их бронеавтомобилем.

В отделе "1С" разведки и контрразведки штаба 6-й полевой армии вермахта отнеслись внимательно к сообщению контрразведки штаба корпуса и поставили ситуацию на контроль, но не более того. История о разгроме подразделением СС небольшого отряда вспомогательной полиции, которое уже неоднократно проходило по сводкам в связи с расправами над мирным населением, никого не заинтересовала, но тем не менее попала в сводку, которая была отправлена в отдел разведки и контрразведки штаба группы армий "Юг". Тут к докладу отнеслись с большим интересом, особенно к упоминаемой фамилии "Зимин". Буквально пару месяцев назад руководством абвера был разослан циркуляр о сборе информации, которая может иметь отношение к Могилевскому делу, и фамилия "Зимин" в отношении дерзких силовых операций была одним из маркеров, по которым это дело сразу было выделено в отдельное производство. В этой ситуации немецкий порядок помог найти следы и дать возможность получить новые данные, но тот же порядок и скорость прохождения информации по инстанциям сыграли с немецкими контрразведчиками злую шутку.

Прошло сорок восемь часов, когда на имя начальника отдела "1С" 29-го пехотного корпуса вермахта пришла шифрограмма с требованием любыми средствами, вплоть до снятия с фронта и привлечения подразделений, следующих для пополнения потрепанных в боях частей, найти и захватить диверсионное подразделение противника, действующее под видом войск СС. Для координирования и руководства над поисковой операцией в штаб корпуса отправляется специальная группа офицеров контрразведки.

Но на тот момент и у руководства корпуса, и у руководства 6-й полевой армии уже были веские причины организовывать поиски, не дожидаясь подсказок из вышестоящего штаба. Дерзкий разгром комендатуры, нападение на концентрационный лагерь с военнопленными офицерами Красной Армии и разграбление временных складов ГСМ, продуктов, боеприпасов вызвали негодование командующего 6-й полевой армии вермахта генерала-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау, который был поборником принятия самых крутых мер по отношению к мирному населению захваченных территорий. Только что он подписал приказ "О поведении войск в восточном пространстве", в котором разрешалось всем солдатам вермахта не оглядываться на потери мирного населения, кровью и террором выжигать любые попытки противодействия оккупационному режиму.

Когда войска армии завязли, пытаясь взломать линию обороны Киевского укрепрайона, такие дерзкие нападения были вызовом ему как поборнику жесткого подавления любого сопротивления.

Глава 31

Наша колонна ушла на просеку с грунтовой дороги, ведущей в сторону райцентра. Вперед выдвинулась разведка, которая на время, пока мы в этом времени, контролировала дорогу и при помощи Артемьева поставили парочку фугасов, собранных из нескольких трофейных артиллерийских снарядов, расположенных цепочкой вдоль дороги.

Последний националист, которого так и не нашли, не давал мне покоя, поэтому я ожидал сюрпризов от немцев. Но тут было и свое понимание ситуации. Мы находились в прифронтовой полосе, которая контролировалась органами безопасности армейских соединений, в частности комендатурами, в составе которых, в зависимости от района ответственности, состояли несколько взводов полевой полиции. Для усиления создавалась вспомогательная полиция из местных кадров и перешедших на сторону Германии советских военнопленных. Даже если последний недобиток убежал, то его тормознут на дороге полицаи и сдадут в комендатуру. Это если ему повезет, а то может и на местных нарваться, и после художеств этого отряда его тихо прирежут и спрячут в лесу. Но будем рассчитывать, что он доберется до немцев и расскажет, как отряд СС на бронеавтомобилях приехал в село и расстрелял их банду. Насколько помню, южнее наступает 1-я танковая группа, в состав которой входит элитная дивизия СС "Викинг", и кто его знает, может, это их веселые парни тут пошустрили.

Тут у нас запас времени большой. Сначала "коменда" докладывает в следственно-розыскную часть, в которой сидят немцы, и ссориться без оснований с СС они не хотят. Все делается по порядку. В деревню пошлют взвод, ну два, чтоб проверить слова унтерменша. А в штаб 1-й танковой группы через штаб армии пойдет запрос о наличии в этом районе боевых частей СС. Там пока будут чесаться и думать, что "комендачи" курили или пили перед написанием такой телеграммы, пройдет время, они даже спросят командира "Викинга" обергруппенфюрера СС Феликса Штайнера про такой казус. Он их может послать и подальше, все-таки элита. Потом подумав и вспомнив про порядок, культурно их пошлет отпиской, что ничего не знает. В общем, у нас есть день-два, чтоб тут еще погулять, пока за нас примутся всерьез. И то не факт, что для наших поисков они смогут привлечь большие силы. А тут и Петрович танк подгонит, и пару БМПшек с собой возьмем. Но по танку есть сомнения. Машина тяжелая, ее еще в работе обкатать надо, прежде чем на немцев бросаться. При нашей системе радиофикации и наличии бронетехники, мы тут сможем весьма неплохо порезвиться. Тем более надо новичков в боях обкатать.

Но проблема численности все еще актуальна. Да, у нас будет усиленный взвод, но решать какие-либо серьезные задачи такими силами нереально. Только налететь, побить, пограбить и убежать в свое время. В такой ситуации, если пойдет дело, то можно будет заслать несколько ребят из нового пополнения, пусть сманивают бойцов из окружения Черненко. А потом и его самого можно будет привлечь, на правах командира какого-нибудь отряда, при условии, что у него в подчинении будут люди, с которыми я уже поработал.

Но единойкоманды у меня еще не было. То, что произошло, можно назвать "повязал кровью", не более того, и напоминает оно мне бандитские обычаи, нежели традиции специальных подразделений. Много ли надо умения и тактической выучки, чтобы расстрелять как баранов толпу карателей, которые и не думают оказывать сопротивление. Единственное удовлетворение — выполнение давнишней мечты детства, возникшей после просмотра фильмов про Великую Отечественную войну: взять и расправиться с карателями. Вот можно сказать, что план-минимум — детскую мечту — выполнил.

На всякий случай я оставил группу разведки недалеко от дороги, ведущей в деревню, и нас вовремя известят, если от немцев будет какой-то сюрприз. Хотя зная противника и расстановку сил в регионе, что-то большее, нежели пару взводов на бронетранспортерах, на нас в первое время не бросят. Если у них не будет никаких противотанковых средств усиления, то это для нас не проблема, учитывая нашу оснащенность гранатометами и наличие крупнокалиберных пулеметов, для которых разделать любой бронетранспортер или легкий танк, как вскрыть банку консервов. Это вполне наглядно показал бой, когда мы ночью, со ста метров, из КПВТ в борт, немецкий "артштурм" раскроили.

Вот с такими мыслями я вылез из джипа, когда мы остановились на небольшой полянке, в половине пути от точки перехода в наше время. Возвращаться в наше время я пока не видел смысла, поэтому, организовав временный лагерь, стал раздавать задания подчиненным. Капитан Васильев вместе с тремя бойцами, принимавшими участие в ремонте и обкатке бронетехники, отправился в бункер. В его задачу входило из Перевального, где ремонтировалась бронетехника, пригнать своим ходом Т-64 к нашему бункеру. По результатам такого марш-броска определить, стоит ли применять в прошлом боевую машину. Было бы весьма прискорбно отдавать немцам совершеннейший по меркам 1941 года танк, с которого они, при известном старании, наделают копий и уже точно надают нашим по голове. По большому счету не важны параметры башни, ходовой, двигателя. Ведь по сути дела сама компоновка и принципиальный подход являются результатом накопления опыта на основе многочисленных войн и локальных конфликтов и претворения его в железо.

Я же, выслав к дороге разведку, решил ночевать в этом времени. По карте, захваченной у обер-лейтенанта, можно точно сказать, где находится местная комендатура полевой полиции и концентрационный лагерь для военнопленных офицеров Красной Армии. Каких-то особых сил, даже зная о нашем существовании, в ближайшие сутки немцы нам не могли противопоставить, поэтому провести небольшой рейд, пощипать противника на предмет трофеев, было вполне реально.

К утру вернулся Васильев, доложив о готовности танка к маршу. Для обеспечения всей нашей группы горючим через портал вытянули один из трофейных грузовиков, с которыми не знали что делать, загрузили его бочками с горючим, предусмотрительно в гараже "болгаркой" сточив все бортовые номера на кузове. Если вдруг машину придется бросить, чтоб никто не смог связать исчезновение немецкой техники под Нежином с ее появлением под Фастовом. Предусмотрительный Васильев еще умудрился накидать в кузов несколько ящиков с боеприпасами для танковой пушки, резонно предположив, что если столкнемся с противником, то лишние снаряды не помешают.

Шестаков со своими бойцами, получившими вполне профессиональную психологическую проработку, всю ночь трудился на захоронении трупов карателей, которых мы увезли с собой. Не таскать же их по всем дорогам, а если у нас получится освободить военнопленных, то будет на чем перевозить раненых, туда же в машины сгрузили больше сотни немецких карабинов, которыми у нас были завалены несколько галерей бункера. Для этого утром пришлось отправить оба грузовика к точке перехода, откуда они вернулись в сопровождении Т-64 и БМП-2.

Я стоял в сторонке и с интересом смотрел, какое впечатление произведет техника на советских танкистов 1941 года. На это стоило посмотреть. Если в их понимании БМПшка, которая принеслась минут на пять раньше танка, оказалась верхом мощи и совершенства бронетанковой мысли, то махина Т-64 вызвала вообще ступор. Мы их, конечно, не пускали внутрь, но длиннющая пушка, приплюснутая башня танка, гусеницы, пулемет на башне осматривались горящими глазами людей, которые видели гибель своей техники в бесплодных атаках под Бердичевом и Казатином.

Пару раз слышал возгласы: "Если б у нас была такая техника". Я их понимаю. И если честно, то и мне хотелось, чтоб у них была такая техника в те дни и, главное, что б они умели этой техникой пользоваться. И не только они, но и их командиры и командармы.

В этой ситуации у меня положение было лучше. Большинство бойцов моего отряда были кадровые офицеры и прапорщики, имеющие боевой опыт, поэтому здоровый оптимизм не покидал меня, хотя и паранойя тоже не отпускала. Поэтому ближе к утру группа Артемьева, со снайперской парой и отданными к ним для усиления двумя бойцами, с которыми Санька не раз работал в разведке и за которых поручился, ушли вдоль дороги, по возможному маршруту нашего следования, проводя осмотр на возможность прохода нашей техники. Уйдя вперед километров на восемь, Артемьев вышел на связь и доложил о проходе немецкой колонны в составе советского трофейного бронеавтомобиля с немецкой символикой и двух грузовиков с пехотой.

Судя по скорости движения немцев, у нас было около двадцати минут, поэтому на бронетранспортерах выдвинулись к дороге и подготовили засаду на скорую руку.

Из-за поворота выскочил бронеавтомобиль, проехал метров двадцать, когда за ним показался грузовик с солдатами. Второпях замаскированный БТР они рассмотрели чуть позже, чем он начал стрелять. Бронеавтомобиль, получив в борт очередь крупнокалиберного пулемета, вильнул в сторону и с хлопком вспыхнул ярким пламенем. Тут же из леса ударили трофейные пулеметы, кромсая кузова грузовиков, из которых попытались выпрыгнуть несколько фигур в серых мундирах, но когда по каждой машине работают по три ствола, шансов выжить ни у кого нет. Буквально через две минуты движение на дороге прекратилось, и независимый наблюдатель увидел бы чадно горящий бронеавтомобиль и две неподвижных машины, возле которых лежало несколько серых фигур. Чуть позже из леса, пригнувшись, выскочили несколько человек в пятнистой полевой форме СС с разгрузками конца века, страхуя друг друга, приблизились к машинам, изредка постреливая, добивая раненых. Через пять минут со времени первого выстрела возле грузовиков остановился их родной брат, только целый и на ходу, в который стали сгружать оружие и амуницию уничтоженных немцев.

Через пятнадцать минут мимо уничтоженной колонны проехала необычная боевая машина с длинной пушкой и скрылась за поворотом, догоняя растянувшуюся колонну из двух бронетранспортеров, джипа, БМП и грузовиков с оружием и горючим.

За это время Артемьев углубился по дороге и вышел к небольшому посту в составе из трех человек на развилке дорог. Там же стоял мотоцикл, на котором немцы передвигались по местности.

— Феникс, на связь.

— На связи.

— На развилке пост. Три тела. Заволновались, услышали стрельбу.

— Валите их по-тихому. Уберите все следы. Мы подойдем через двадцать минут.

— Вас понял, работаем.

Тихие хлопки снайперских винтовок с глушителем с расстояния более ста метров сняли и эту проблему. Пока снайпера держали на прицеле дороги, к посту подошли двое разведчиков и, покидав тела в мотоцикл, быстро его закатили в лес и закидали ветками. После чего короткими перебежками пересекли дорогу и снова двинулись вперед в сторону поселка, где расположена комендатура. Еще через час передовой джип догнал разведку, и вышедший из леса Артемьев стал получать новое задание.

— Смотри, Саня, вот тут у них "коменда". Похоже, силенок у них ну не более взвода. Хотя мы только что в лесу завалили человек тридцать в комплекте с пародией на броню. Очень надеюсь, что в той "консерве", что так хорошо горит, сидел сам комендант, но сомневаюсь. Но это так, лирика и непотребные фантазии. Значит, выходите к поселку и смотрите, где что. Особенно смотрите полицаев по дворам, чтоб нам в спину не дали. Не хотелось бы по такой глупости людей терять.

Артемьев чуть ухмыльнулся и скрылся в лесу. Через час мы уже знали весь расклад. Комендатура расположилась в здании сельсовета и туда подходила телефонная линия. Возле дома стояли два мотоцикла и дежурил солдат с карабином. Сколько человек в доме — неизвестно. В соседнем доме на чердаке затаилась парочка немцев с пулеметом, но их Миронов быстро срисовал, когда один из них закурил. Что скажешь, не боевое подразделение, заточенное на противодействие гражданскому населению. Это потом они научатся и прятаться и быть осторожными, когда из-за каждого дерева в них может пальнуть четырнадцатилетний подросток из простой винтовки.

Но численный состав комендатуры меня разочаровал. Ради такого гнать танк и кучу бронетехники, это верх идиотизма. Тут и группой человек в пять можно всех качественно зачистить без грохота и фейерверков. Возле меня собрались командиры подразделений, и я вызвал к себе старшего лейтенанта Ковальчука, который до войны служил во внутренних войсках, но относился к министерству ядерной энергетики и охранял атомные электростанции. Там их неплохо натаскивали по зачистке зданий, поэтому он и возглавил некоторое подобие штурмового отряда. Конечно, очень хотелось самому, с автоматом рвануть туда и валить немцев, но задача командира — организовывать этот процесс, поэтому пришлось задавить мальчишество и четко поставить задачи.

Захват комендатуры прошел быстро и обыденно, полностью отличаясь от того, что рисуют в фильмах. Часовой, получив пулю от снайпера, нелепо взмахнул руками и упал с крыльца, тут же из-за дома выскочили шестеро бойцов и парами влетели внутрь дома, откуда несколько раз прохлопали короткие автоматные очереди и все закончилось. Пулеметный расчет, так беззаботно спрятавшийся на чердаке ближнего дома, ничем себя не проявил. Средства убеждения Миронова оказались на высоте. Уже потом их повытаскивали, удивляясь нашим снайперам. А что тут такого, у них в последнее время было много практики, природный талант, обеспеченный оружием конца века. А во всем остальном, что так быстро и чисто прошло, тут и думать нечего, подготовленные бойцы будущего быстро расправились с немецкими солдатами из не боевых подразделений. Одного из них, явно офицера, только немного помяли, связали и вытащили из дома для дружественной беседы.

* * *

Лейтенант полевой жандармерии Мартин Шлемер с тоской смотрел в окно и думал о своей судьбе, закинувшей его в это забытое богом село. Только два часа назад ортскомендант отправил в штаб корпуса задержанного патрулем солдата вспомогательной полиции, и затем, забрав для усиления у охраны концентрационного лагеря русский трофейный бронеавтомобиль и прихватив практически всех не занятых на охране лагеря солдат, поехал разбираться в эту деревню. Там, по словам перепуганного унтерменша, взвод СС ни с того ни с сего уничтожил отряд вспомогательной полиции, который ожидали уже второй день. Но странности только начинались. Только что дозвонились из отдела контрразведки корпуса и затребовали данные по обстановке в районе и обстоятельствах задержания солдата. Четко доложив, что ведется следствие и ортскомендант во главе усиленного отряда отправился в деревню, лейтенант выслушал о себе и об умственных способностях своего начальника много интересного. После такого разговора Шлемер сразу озаботился безопасностью, поэтому на всякий случай на развилку дорог выслал дополнительный патруль, а в комендатуре приказал всем держать оружие наготове. Он уже заканчивал писать рапорт, когда в коридоре раздался топот, потом прогрохотали несколько коротких очередей. Мартин успел выхватить из кобуры пистолет и попытался загнать патрон в патронник, но в этот момент дверь распахнулась от мощного удара и в комнату влетели два человека в камуфлированной форме СС, в касках, покрытых тканью, сбили его с ног и сноровисто связали.

Пока лейтенант восстанавливал дыхание после удара в живот, его вытащили на улицу, где стояли еще двое бойцов, держащих в руках необычное оружие.

Буквально через пять минут послышался рев двигателей и на площадь перед зданием комендатуры выехал автомобиль с пулеметом на раме и боевая многоколесная машина, которую описывал задержанный солдат вспомогательной полиции. Из них выскочили солдаты в такой же пятнистой форме, что и нападавшие, с таким же неизвестным оружием.

По первым же фразам лейтенант узнал русский язык и уже не сомневался в войсковой принадлежности противника.

К нему подошел офицер, которого все называли майором, и через переводчика попытался его допросить. Но Мартин проявил твердость характера, достойную немецкого офицера Командир русских чуть ухмыльнулся, вздохнул и спокойно сказал:

— Бойко, займись, только по-быстрому, морду не порть. Он нам может еще понадобиться.

В течение пяти следующих минут Шлемер узнал очень много о разных изобретательных способах причинения боли. Да они варвары, азиаты, как так можно поступать с цивилизованным человеком.

Последняя фраза помимо воли вырвалась из его рта, когда он пытался восстановить дыхание. Переводчик пересказал его слова командиру, на что тот зло ухмыльнулся и сказал:

— Вы цивилизованные? Это мы, славяне, научили вас, козлов, гигиене и мыть руки перед едой. У нас уже было свое славянское государство, когда вы, уроды, шатались по лесам и воровали друг у друга стеклянные бусы и протухшее мясо. А сейчас вы пришли на эту святую землю устраивать свои гнилые порядки. Так что теперь не жалуйтесь, что вас будут бить из-за каждого угла, и в туалет вы будете ходить не меньше чем взводом с миноискателем, чтоб на очке не взорваться. А теперь давай отвечай. У нас и так мало времени, иначе узнаешь, как с помощью кусачек и подрывной машинки можно быстро получить нужные сведения.

Мартин все еще надеялся продержаться, но уже через четыре минуты, заикаясь, сбивчиво рассказывал о прибежавшем солдате, об отряде СС, о концлагере и организации его охраны. Особенно меня заинтересовало, что по приказу коменданта большая часть военнопленных, в основном старших офицеров, сегодня утром была под конвоем отправлена на станцию под Фастов, для отправки в глубь захваченной территории.

— Вот и молодец. И стоило себе портить здоровье, а так, если выживешь, придется долго почки и печень лечить.

Русский офицер снова что-то сказал своим сопровождающим, но Мартину это не перевели. После чего его еще крепче связали, накинули на голову мешок и погрузили в какую-то грузовую машину, где он, потея от страха, пытался понять, куда его везут.

* * *

Совещание было коротким. Капитан Васильев, в данный момент официально командующий нашим смешанным бронетанковым взводом, прапорщик Артемьев, исполняющий обязанности командира разведывательного отделения, старший лейтенант Ковальчук, командир штурмовой группы, лейтенант госбезопасности Карев, взявший на себя руководство Шестаковым и его людьми, капитан Левченко, взявший на себя руководство сводным отделением, в которое входили остальные члены небольшого отряда, в том числе мехводы и стрелки БТРов, и четверо бойцов. Лейтенант Павлов командовал артиллерийским отделением, в которое входили расчеты СПГ и АГСа. Несмотря на то что Павлов был выходцем из 1941 года, он быстро сумел освоить новое оружие, перелопатил кучу наставлений и на момент выхода вполне уверенно мог управлять отданным в его руки оружием.

На импровизированном собрании я быстро обрисовал командирам подразделений ситуацию и то, что в мои планы входит разгром концлагеря, где осталось около сотни заключенных и человек пятнадцать охраны. По этому поводу никто не возражал, поэтому закидав в грузовики новые трофеи, вычистив от документов комендатуру, колонна двинулась в сторону концлагеря. Неугомонный Санька упросил Васильева, чтоб тот на танке случайно задел столбы с телефонным кабелем, который потом был вырезан большими кусками. Правильно, зачем противнику оставлять лишнюю связь.

Ближе к обеду головной дозор на джипе вышел в район местной МТС, где был расположен концентрационный лагерь для пленных офицеров Красной Армии. В хозяйственных постройкам тракторной станции обосновались охрана и хозслужба взвода охраны. Территория, на которой содержали заключенных, представляла собой большой, практически квадратный участок, огороженный колючей проволокой. Пробравшись поближе и лежа в кустах на кромке леса, можно было рассмотреть четыре пулеметных точки, сложенные из мешков с грунтом, и развалившиеся на своих позициях расчеты. Но немцы не создавали впечатления расслабленных и беззаботных. Они, видимо, уже знали о странном отряде, появившемся в районе, и приняли меры предосторожности. Сектора обстрела пулеметов были направлены в сторону огороженного участка, но позиции были оборудованы с умом, и при возникновении внешней угрозы те же пулеметные точки вполне спокойно могли работать и по лесу и по дороге, ведущей к лагерю. Что-что, а тут немецкая предусмотрительность проявилась вполне обоснованно. Минут через пять Малой доложил, что разглядел в траве замаскированную пулеметную точку и позицию ПТРщика. А вот это было уже серьезно. Не зря тут наша разведка ползала.

— Бычок, на связь.

Вызвал Артемьева, который со снайперами уже выходили на позиции, чтоб можно было блокировать каменное здание МТС и пулеметные позиции, при этом не задеть военнопленных.

— На связи.

— Бычок, ты там пошурши, может, где "полевка" к дому подходит. Пока не убедимся, что они не смогут вызвать подкрепление, работать не будем.

— Вас понял. Сейчас займусь.

Наша бронетехника стояла за лесом, заглушив двигатели, замаскировавшись под деревьями. То, что немцы уже знают про наши похождения, я не сомневался. Но у нас был запас времени, пока они не озаботятся пропажей связи с комендатурой и не вышлют туда патруль для выяснения обстановки. Вряд ли патруль будет радиофицированным, поэтому время до вечера у нас есть. Даже если они и среагируют и пошлют какие-либо части, то танковых и моторизованных подразделений со средствами усиления, которые реально нам могут напакостить, они в течение такого срока сюда пригнать не успеют.

Видимо, наши ползанья не остались незамеченными, в нашу сторону ударили два пулемета. Но скорее всего, стреляли так, для приличия, что говорило об определенной нервозности немцев. Часовые, мерно прохаживающиеся вдоль колючки, попадали на землю, направив карабины в сторону леса. Большинство пленных тоже повалились на землю, стараясь не словить шальную пулю, предназначающуюся их тюремщикам.

В это время вышел на связь Миронов и доложил, что нашел кабель, и пока немцы упражнялись в стрельбе, он то же самое делал по кабелю, но, к сожалению, безрезультатно, поэтому под прикрытием Малого пополз к рощице, через которую немецкие связисты прокинули "полевку".

Но времени оставалось мало, поэтому пришлось идти на крайние меры.

— Снайперам, огонь по немцам.

— Кукушка-Два, пока мы отвлекаем внимание, на тебе кабель.

— Вас понял.

В бинокль увидел, как на правом фланге пулеметчик, получив пулю в голову, картинно взмахнув руками, исчез из вида за мешками с песком.

На поле появилась лохматая фигура и, как спринтер, побежала прямо к роще, где был проложен кабель. Это не осталось незамеченным, и один из пулеметов открыл огонь по Миронову, но тут же замолчал. Пулеметчик и его второй номер огребли от Малого, который прикрывал своего напарника.

Бой начал разгораться. Спрятанный в секрете пулемет открыл огонь по лесу, и пули с противным визгом прошлись над нашими головами, щелкая, попадая в деревья.

К тому моменту немцы уже планомерно и плотно обстреливали лесок, где мы прятались, и отвлеклись от Миронова, который в своем наряде быстро скрылся в кустах, доложив срывающимся от бега голосом, что телефонный кабель перебит.

Ну, вот теперь будет потеха.

— Все работаем по немцам. Мозг.

Вызвал Павлова, расчеты которого, пройдя через лес, разместили СПГ и АГС на левом фланге, откуда был лучший обзор на здание МТС и крайнюю пулеметную точку, активно работающую по нам.

— На связи.

— Загаси пулеметную точку по левому флангу и там, левее метров сорок, ПТРщик притаился. Пока он там, не могу на поле броню вывести.

— Вас понял.

Затявкал автоматический гранатомет. Вокруг пулеметной точки заплясали разрывы гранат и от нескольких прямых попаданий мешки разлетелись, обнажив лежащие за ними тела немцев.

Со стороны каменного здания тракторной станции захлопали винтовки и затрещал еще один пулемет. Опять слева раздался хлопок и в сторону импровизированной крепости устремился реактивный снаряд из СПГ.

Здание окуталось вспышкой взрыва и на месте окна, из которого только что работал пулемет, оказался солидный провал, засыпанный битым камнем.

На связь вышел Миронов.

— Феникс, Кукушка-Два. На связь.

— На связи. ПТРщика и второго номера завалил. Для брони все чисто.

— Вас понял. Следи за домом, чтоб оттуда сюрпризов не было.

— Вас понял.

По немцам с нашей стороны работало около пятнадцати стволов, и плотность огня была весьма интенсивной.

— Дровосек.

Это был позывной Васильева, после того как он на танке немного прошелся по лесу.

— На связи, Феникс.

— Можете работать. ПТРщика сняли, на вас задавить огнем здание.

— Понял, работаем.

Как завелись двигатели, я не услышал, но зато появление из-за леса Т-64, БМП-2 и двух бронетранспортеров видели все. Это было красочное зрелище. Танк выскочил из-за леса и, не останавливаясь, грохнул пушкой. Здание МТС еще раз окуталось взрывом. Тут же за ним выскочила БМП и пару раз огрызнулась короткими очередями малокалиберной пушки по пулеметной точке, которая все еще не умолкала. Дело завершили бронетранспортеры. Они стали охватывать территорию концлагеря, периодически постреливая из курсовых пулеметов.

Танк картинно замер в ста метрах от здания МТС и еще раз грохнул пушкой, как бы грозя неугомонным защитникам. У меня сразу всплыла ассоциация с 1993 годом, когда в прямом эфире такие же танки так же неторопливо расстреливали Белый дом в Москве под радостные комментарии иностранных журналюг.

После такой демонстрации силы немцы уже не могли обороняться, и остатки взвода охраны, человек шесть, подняли руки и вышли навстречу бронетехнике. Из БТРов повыскакивали бойцы в эсэсовской экипировке и стали сгонять немцев в одну кучу, предварительно разоружив их. Команда старшего лейтенанта Ковальчука сноровисто ворвалась в дом и устроила там показательную зачистку, добив всех, кто попытался оказать сопротивление.

Глава 32

К этому моменту мы уже вышли из леса и легкой трусцой двинулись к лагерю. На полдороге меня нагнал наш джип, и я с комфортом, как подобает командиру, подъехал к воротам, которые уже открывали бойцы лейтенанта Карева. У ворот собралась большая толпа военнопленных, угрюмо рассматривающих нашу технику с немецкой символикой, полевую форму СС и необычную амуницию.

Я сразу озаботился безопасностью, поэтому незамедлительно стал раздавать команды.

— Дровосек, технику под деревья. Прикрыть подъезды к лагерю. Контроль воздуха.

— Бычок, дозоры вдоль дорог. Только в темпе, еще неизвестно, что они там по телефону прокукарекать успели.

— Мозг, возьми джип, гранатометы расположи на станции, прикрой подступы из рощи.

— Левченко, вытащи одну "Стрелу" и контролируй воздух. Как бы они разведчика-корректировщика не прислали. Если что, включай "глушилку" и сбивай.

Народ забегал, выполняя указания, а у меня появилась возможность заняться пленными.

Ворота уже были раскрыты, но мы пока никого оттуда не выпускали. Я осмотрел пленных, ради которых мы устроили все это представление. Поэтому громко и внятно озадачил Егора:

— Лейтенант Карев, найти старшего и ко мне. Отделить больных и раненых, оказать помощь. Найти и собрать все продукты, организовать распределение среди освобожденных. По ходу дела выясни, есть ли пособники, кто переходил на сторону противника, если есть, расстрелять на месте.

Сам повернулся к джипу, где стояла Катерина со снайперской винтовкой и с интересом разглядывала освобожденный контингент.

Тут уже забегали Шестаков и его бойцы, я раскрыл планшет, в котором была распечатка карты, и карту, которую захватили в комендатуре, и углубился в ее изучение.

Через пять минут подошел Карев с майором с малиновыми общевойсковыми петлицами. Он был без головного убора, поэтому, став по стойке смирно, представился без отдания чести:

— Майор Галата. Начальник штаба 842-го мотострелкового полка 240-й моторизованной дивизии 16-го стрелкового корпуса.

Я спокойно осмотрел с ног до головы моложавого майора с седыми волосами. На щеке был виден почти сошедший синяк, левая рука, замотанная в грязные бинты, висела на импровизированной повязке. Ступни ног были обмотаны портянками, видимо, сапоги с него содрали, когда брали в плен. Но смотря ему в глаза, я видел угрюмую решимость, с которой он косился на мою форму офицера СС. Но вот то, что мы между собой разговаривали на русском языке и у всех на глазах быстро уничтожили взвод охраны лагеря, вызывало недоумение в его глазах, которое я собирался развеять.

— Майор государственной безопасности Кречетов. Специальное подразделение ставки Главнокомандующего.

В его глазах мелькнула надежда. А еще там был азарт. Азарт человека, готового еще раз рискнуть жизнью. Серьезный человек. Такие убегали из лагерей, организовывали партизанские отряды и, сидя в лесах без продуктов, умудрялись подрывать мосты и пускать под откос эшелоны противника.

Майор, до этого стоящий по стойке смирно, еще более подтянулся. Я не стал терять время.

— Значит, так, майор, я не политрук, поэтому долгих бесед вести не буду. У меня задание — максимально навредить противнику на этом участке, отвлечь его внимание и заставить снять с фронта хоть одну дивизию. Сил у меня мало, поэтому с этого момента все вы, попавшие в плен, мобилизуетесь и поступаете в мое распоряжение. Ваша задача: с лейтенантом госбезопасности Каревым разбить всех бывших военнопленных на отделения и взводы. В грузовиках трофейное оружие. Через полчаса жду от вас доклада о готовности сводной роты бывших военнопленных к выполнению задания. Все, время пошло.

Майор коротко бросил "Есть" и буквально убежал обратно, на ходу раздавая распоряжения. Как я понял, еще до нашего прихода они готовились к массовому побегу, пытаясь воспользоваться малочисленностью охраны, поэтому внешне рыхлая масса военнопленных уже была разделена на подразделения.

Пока было время, ко мне подошел Васильев и задал вопрос, который не давал ему покоя:

— Что дальше, командир, все это похоже на ловушку. Нам оставили для наживки сотню пленных, а сейчас снимут какую-нибудь дивизию и раскатают тут в поле.

— Вполне реально. Если это так, то противник не знает нашей силы, поэтому просто так бросать войска на нас не будет. Сначала проведут разведку. Радиосканеры пока не показывают ничего интересного. Если бы на нас бросили серьезные силы, то для координации они все равно где-то да вышли в эфир.

Я снова вызвал Карева.

— Егор, отбери среди новичков умеющих управлять мотоциклами. В деревне и на развилке остались несколько полицейских аппаратов. Организуй мобильную разведку, а то Артемьев не справится.

— Есть.

Карев умчался к майору Галате, вокруг которого столпилось несколько человек, уже вооруженные немецкими карабинами.

Пока было время, я связался с базой и дал команду отправить в Москву шифрограмму с координатами станции и просьбой нанести по ней отвлекающий авианалет. Время было назначено на час ночи, при этом группа бомбардировщиков должна была быть радиофицированной и ждать нашего сигнала. Через некоторое время пришло сообщение о том, что вариант с налетом рассматривается и ближе к вечеру будет информация.

Около четырех часов вечера колонна, впереди которой катили несколько мотоциклов с переодетыми в немецкую форму бывшими военнопленными, двинулась в сторону Фастова к временной железнодорожной станции. За мотоциклами шли бронетранспортеры, на которых уже привычно развалились наши бойцы в форме СС. Остальных бойцов, на которых не хватило немецкой формы, попрятали по десантным отсекам БТРов, БМП и в кузовах грузовиков.

Когда в таком порядке прошли более десяти километров, на связь вышла база, где постоянно мониторили работающие радиопередатчики в зоне действия нашего отряда. Уже давно вполне достоверно удалось установить места расположения крупных штабов, исходя из активности радиообмена и мощности радиопередатчиков. В последнее время увеличилась активность работы передатчиков в штабе 29-го корпуса, в зоне ответственности которого мы развлекаемся, и штаба 6-й полевой армии. Лейтенант Коротков, который знал немецкий язык, был перенесен в радиоузел, где смог прослушать радиопереговоры.

На станции, цели нашего движения, тоже заработали несколько передатчиков, но судя по перехвату, это были наблюдатели люфтваффе, которые отвечали за ПВО станции.

Еще одним неприятным сюрпризом было то, что со стороны Фастова в нашу сторону со скоростью около двадцати километров в час двигались несколько источников излучения. Учитывая разные голоса на передатчиках, локализованные в одном районе и имеющие одинаковые скоростные характеристики, можно говорить о продвижении радиофицированной колонны. По характерным фразам можно судить о продвижении колонны бронетехники. Чуть позже со стороны Белой Церкви была зафиксирована еще одна такая колонна, похоже, идущая нам на перехват, в чем я сомневался. Таким темпом они только к завтрашнему вечеру смогут выйти в наш район.

Когда начало смеркаться, колонна остановилась возле небольшого леса, и я собрал командиров подразделений на совещание. Информация о колоннах не вызвала особого ажиотажа. Народ в большинстве своем прекрасно понимал наши преимущества, поэтому нервозности или растерянности я не видел.

После изложения ситуации слово сразу взял Васильев, который по моему молчаливому согласию стал кем-то вроде моего заместителя. Майора Галату на время удалили с совещания, так как он мог услышать некоторые вещи, которые его совсем не касались.

— До того как войдем в соприкосновение с противником, у нас в запасе часов пять, учитывая их скорость продвижения. У нас еще есть время повернуть и вернуться к порталу.

Я его выслушал. Установилась некоторая пауза, которую пришлось разорвать.

— Кто еще хочет высказаться? Никто. Хорошо. Значит, так. В сумерках никто нас ловить не станет, а у нас техника оборудована приборами ночного видения, к тому же основательное преимущество в скорости, качестве и надежности техники. Правда, это не касается трофейных грузовиков, но надеюсь, они не подведут. Тем более я не уверен, что это по наши души. Может, даже плановая ротация войск. Реальное время для маневра у нас до утра, а до станции всего пятнадцать километров, это час пути, с учетом того, что через три километра начинается вполне неплохая дорога, что даст нам еще прибавку к скорости. Поэтому мы ночью атакуем станцию. Для информации. Единственная проблема — это наличие на станции артиллерии ПВО и прожекторов. Вот от них у нас могут быть неприятности. Если станция имеет стратегическое значение, то прикрывать ее будет не только зенитная автоматическая мелкота, но и 88-миллиметровые зенитные пушки, а вот они даже Т-64 могут пощипать, не говоря об остальной броне. Поэтому я связался с Москвой и попросил произвести авианалет на станцию. Но больше отвлекающий. Тогда их 88-е будут в небо смотреть, пока мы выйдем на дистанцию уверенного поражения.

На народ такое заявление произвело впечатление, и уровень уважения явно повысился. Так просто запросить бомбардировку стратегического объекта, нужно постараться. Значит, у меня все "на мази" и завязки на руководство СССР весьма серьезные.

— Больше наглости и нахальства. Вряд ли кто-то ожидает тут появление тяжелой бронетехники противника, когда до линии фронта километров семьдесят. Включаем фары, и спокойно двигаем к станции. Впереди БТРы с нашими "эсэсовцами", за ними на удалении БМП, танк и грузовики. Всем приготовить оружие с глушителями. Будем по-тихому снимать посты на КПП. Их там два, по показаниям "летехи" с комендатуры.

Ревя двигателями, машины, танк, бронетранспортеры, БМП выбрались на наезженную дорогу и двинулись в сторону станции. Впереди шли БТРы, на броне которых снова восседали бойцы, одетые в полевую форму СС. За ними следовал БМП, а затем танк и замыкали колонну грузовики, набитые бывшими пленными.

На первый контрольно-пропускной пункт налетели буквально через полчаса. Мы обнаглели до такой степени, что шли с включенными фарами и даже включили какую-то бравурную немецкую мелодию. Пока мы ослепляли солдат на КПП, от колонны отделились несколько теней, отбежали от дороги и короткими перебежками стали обходить с флангов.

Когда двое немцев увидели необычную технику и сидящих на ней бойцов в форме СС, они несколько удивились. Но порядок есть порядок, и твердым голосом начальник патруля попытался запросить у нас документы. В ответ захлопали пистолеты с глушителями и двое дежурных повалились на землю возле шлагбаума. Пулеметчик, который по правилам взял на прицел приближающуюся технику, получив от снайпера пулю в шею, хрипел, пытаясь остановить обильное кровотечение. Еще два хлопка — и движение на посту прекратилось. Подбежавшие бойцы споро похватали тела немцев и утащили их в лес, не забыв прихватить трофейное оружие и боеприпасы.

Примерно в таком порядке был уничтожен и второй блокпост. К часу ночи колонна приблизилась к железнодорожной станции, работа которой не прекращалась и ночью, где под светом прожекторов пленные красноармейцы разгружали вагоны с военными грузами, предназначающимися для нужд 6-й полевой армии вермахта.

Пока Санька со своей группой крутился возле станции, разведывая ее систему обороны, особенно позиции зенитных пушек, мы принимали все меры, чтобы нам никто не ударил в тыл, поэтому активно минировали подходы, ставили фугасы и растяжки. Система радиоперехвата показывала, что обе колонны противника остановились на ночлег. Такая схема движения немецких колонн давала повод успокоиться на время и заниматься своим святым делом — бить немцев и собирать трофеи. Санька, разведав систему обороны, особенно упирал на наличие у немцев очень серьезной ПВО, которую можно использовать и по наземным целям. Прямо подарком в такой ситуации был доклад тылового дозора о движении по дороге четырех грузовиков в сторону станции. Их остановили наши бойцы, переодетые в форму СС, и по-тихому вырезали водителей. Грузовики были пустыми и ехали под загрузку. Идея с "троянским конем" посетила не только меня. Поэтому быстро переодевшись в обычную общевойсковую форму, которую носили водители, Егор Карев и еще трое человек, знакомых с немецким языком, уселись за руль захваченных грузовиков, в кузовах которых попрятались больше четырех десятков бывших военнопленных, вооруженных трофейными карабинами и, для усиления, четырьмя пулеметами. По нашему замыслу, под окончание бомбардировки машины должны подойти к воротам импровизированного концлагеря и напасть на охрану. Для поддержки к ним подойдет бронетранспортер. Когда все уже были на своих местах, я вышел в эфир и выдал на оговоренной частоте кодовую фразу и тут же получил ответ. Это значит, что бомбардировщики на подходе. К этому моменту все, кто был одет в эсэсовскую форму, сняли каски и камуфлированные немецкие накидки, оставшись в обычном камуфляже и бронежилетах, чтоб в темноте и горячке боя не огрести по ошибке. Все ждали начала налета.

У немцев заревели сирены тревоги, и охрана стала сгонять пленных, задействованных на разгрузке, в колонны и уводить в сторону огороженных колючей проволокой бараков. Видимо, посты оповещения сообщили о приближении авиации противника. На станции присутствовали штук двадцать малокалиберных автоматических зенитных пушек и восемь длинноствольных 88-миллиметровую орудий, которые были особенно опасны для нас. Почти одновременно включились два прожектора и медленно стали шарить своими лучами по небу. На позициях зенитных орудий забегали люди, и стволы, направленные вертикально вверх, задвигались в сторону нарастающего гула советских бомбардировщиков.

Когда станция озарилась вспышками выстрелов зенитных орудий и небо раскрасилось трассерами снарядов, грузовики со штурмовой группой в сопровождении бронетранспортера рванули в сторону бараков с военнопленными.

После первых взрывов авиабомб я отдал долгожданный приказ:

— БТРу огонь по прожекторам. Остальным работать по пушкам. Левченко и Галата, выдвигаетесь к станции.

Хлестко по ушам ударил выстрел танковой пушки, на фоне которого тихо звучал перестук КПВТ и малокалиберной пушки БМП-2. Тут же захлопал АГС и грохнул СПГ, отправляя реактивную гранату в сторону зенитной батареи противника.

Опять как всегда бой превратился в калейдоскоп картинок. Вот погас первый прожектор, за ним второй. Тут же взорвался боекомплект возле длинноствольной зенитной пушки. Другая, получив фугасный снаряд с нашего танка, чуть подпрыгнула и, искореженная, завалилась набок.

Видимо, и бомберы куда-то попали, и на станции что-то сильно взорвалось, на мгновение ослепив приборы и осветив красноватым отблеском все вокруг. Взрывная волна и до нас докатилась, заставив втянуть головы в плечи, а что было на станции, представить трудно. Правда, очень обидно, что столько добра зря пропадает. Тут же проскочила парадоксальная мысль, вспомнил своего старшину в морской пехоте: "Наверно, в прошлой жизни я был прапорщиком".

После такого взрыва зенитный огонь почти смолк. Отдельные автоматические пушки еще постреливали, но на этом фоне грохот танковой пушки уже был слышен, и после каждого выстрела количество действующих орудий уменьшалось.

Я связался по радио с Каревым. Там идет бой. Пленных охраняла целая рота немцев, и они оказались вполне готовы к нападению и оказывают ожесточенное сопротивление. Вздохнув, пришлось отправить им на помощь штурмовую группу Ковальчука на втором бронетранспортере, на котором был установлен АГС.

Когда БТР рванул в сторону бараков с пленными, сводная рота майора Галаты и отряд Левченко при поддержке БМП и танка вышли на ближние подступы к станции.

Боя как такового уже не было. Когда озверевшие бывшие военнопленные ворвались на станцию, перед ними предстала дивная картина разрушений. На путях горел состав с горючим. При этом поезд и пять цистерн немцы сумели отцепить и медленно выводили из зоны пожара. Ему дали отойти метров на сто, после чего несколько раз захлопала пушка БМП, и паровоз остановился, шипя паром из пробитого котла. Правильно: горючее и нам пригодится.

Среди сложенных штабелей с грузами, на позициях охраны станции и зенитных батареях, потеряв всякое управление, метались военнопленные и ожесточенно добивали всех немцев, кто подавал хоть какие-то признаки жизни. Я благоразумно вывел оттуда отряд Левченко, бойцов которого, облаченных в каски и бронежилеты, могли счесть за противника и просто затоптать ногами. В течение получаса станция была захвачена и в прямом смысле слова зачищена от немцев. Когда народ угомонился и стал осмысленно копаться на немецких складах, мы принялись за наше любимое дело — сбор трофеев. В это время Васильев с подъехавшего грузовика заправлял и пополнял боекомплект танка и БМП. Через полчаса подошли Карев и майор Галата, ведя за собой нескольких офицеров, судя по качеству сшитой на заказ формы, весьма немаленького звания.

На фоне всех событий последнего времени мне что-то не очень-то и хотелось с ними знакомиться. Это были старшие офицеры, один из которых все еще носил знаки различия полковника. У меня возникло какое-то раздражение на них. Что простительно для простого солдата, недостойно старших офицеров. Как они попали в плен? Тут я в некоторой степени понимал отношение к тем, кто попал в плен, со стороны Сталина. Поэтому просто, перебив доклад майора Галаты, чуть небрежно высказался.

— Да мне все равно, кто они. Я пока вижу перед собой бывших военнопленных. Пока не докажут, что им можно снова доверять, они для меня просто рядовые.

И уже обращаясь к майору Галате, дал команду:

— Майор, собираете всех выживших, разбиваете на отделения, взводы, роты, батальоны. Вооружаете трофейным оружием. Особое внимание автоматическому оружию. Собрать боеприпасы, амуницию. Через час доклад, больше у нас времени нет. Этих вот назначите командирами взводов. Все, выполнять.

Невдалеке стояли Карев с Шестаковым, ожидая моих приказов. Но пока была возможность, отвлекся и вызвал Саньку на связь:

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Найди побольше взрывоопасного и заминируй пути на сто метров в обе стороны. А то пошлют мотодрезину с пулеметом или что-то другое, потом гоняйся за ними.

— Вас понял. Сейчас сделаю.

Я повернулся к Кареву и Шестакову.

— Значит, так, орлы. Времени у нас мало. Шуршите как можете, но найдите все, что может двигаться. Грузовики, легковушки, бронетранспортеры, танки, если не нужно их вытягивать из консервации и проводить длительные регламентные работы. Наша задача — загрузить всех наших раненых и ослабевших, после этого уже будем мародерствовать. Егор, ты знаешь наши потребности. Левченко и Ковальчука отправляю в боевое охранение. У вас меньше часа. Постарайтесь найти заправщики или горючку, разлитую по бочкам, для транспортировки. Особое внимание на продукты длительного хранения. Все, выполнять.

Подошел Васильев и спросил:

— Что с ранеными будем делать?

— А у нас есть выход? Мы в глубоком тылу немцев. С собой их тащить через портал не можем, это просто исключено. Можно некоторое количество распределить среди местного населения, но я не исключаю возможности карательных акций за разгром станции. Придется их везти с собой и попытаться пробиться к частям, обороняющим Киевский укрепрайон. Как вариант — уйти в леса, но тут они вообще никакие. Быстро найдут и раздавят. Так что вариант один, пока немцы не очухались после такого налета, прорываться в сторону фронта.

— Мы пойдем с ними?

— Только поможем разгромить штаб корпуса и пройтись по аэродрому. Дальше пустьсами прорываются.

— Не слишком ли жестко?

— А у нас есть выход? Думаешь, мне самому приятно бросать людей в мясорубку?

Мы постояли молча еще некоторое время, пока мне не пришла в голову еще одна мысль.

— На крайний случай, если не сможем прорваться, отводим их к порталу, сами на ту сторону и ищем в течение одного-двух дней еще один выход, надеюсь, получится все-таки выйти на контролируемую советскими войсками территорию. Но для этого все равно придется обкатать их в бою. Часть из них точно разбегутся по лесам. Это я тебе гарантирую. Вот и проверим. Кто останется, кто не испугается и захочет воевать, вот тех и будем спасать и вытаскивать.

Васильев согласился, что в моих словах есть смысл.

Время тянулось очень медленно. Точнее, мне казалось, что люди очень медленно все делают, но это было мое субъективное мнение. Хотя нервничал очень сильно. Разгромив серьезный стратегический объект, мы еще самым наглым образом его потрошили, пытаясь все это скомпоновать в какое-то подобие военной колонны в тылу противника. Такое точно не простят. Многочисленные армейские радиопередатчики, которые заработали после налета, говорили об этом. И сейчас время шло уже на минуты.

К сожалению, во время боя пленные понесли большие потери, безоружными бросаясь на обороняющихся немцев, попадая под огонь наших бойцов. Много было раненых, которым в таких условиях нельзя было организовать квалифицированное оказание помощи.

Через два часа, когда на горизонте появилось свечение, предвещающее скорый рассвет, колонна была почти собрана и двинулась в сторону Фастова, где располагался штаб 29-го армейского корпуса. Убегать у нас уже не было возможности, и в такой ситуации активные, агрессивные действия были залогом хоть какого-то шанса нанести немцам ощутимый урон, разладить на несколько суток всю систему управления войсками на протяженном участке фронта и тем самым облегчить положение частей Красной Армии, сражающихся на рубежах Киевского укрепрайона.

Конечно, такое решение было абсолютной авантюрой. И риск того, что техника из будущего может попасть в руки к немцам, был очень велик. Но в моем распоряжении уже была немаленькая сила, около полка, неплохо вооруженных и укомплектованных трофейным оружием бывших военнопленных. Кто был слабовольным, трусливым, уже разбежались по лесам, ища дыры, где можно спрятаться. С нами действительно остались те, кто был готов воевать.

Там же, на станции, разгружались несколько артиллерийских частей, благодаря чему в наших руках оказалось около десятка артиллерийских орудий разного калибра со средствами транспортировки. Даже умудрились прихватить пару немецких танков T-III, которые возвращались после капитального ремонта. При наличии качественной радиосвязи, средств подавления ее у противника, ПВО в виде пяти ПЗРК "Стрела" наши шансы были не такими уж и маленькими. До Фастова было километров пятнадцать, поэтому штурм города предполагался ранним утром, когда большинство штабных будет в постелях. Вряд ли кто-то ожидает наглого налета на штаб корпуса. Тем более недалеко от города находился полевой аэродром, куда мы собирались заглянуть по дороге. Об этом решении мы известили Москву, попросив возможной авиаподдержки. Но пока ответа не получили и шли к своей цели, разрабатывая возможные варианты последующего отхода к линии фронта.

Я, конечно, кривил душой. Все эти "штрафники", как их называл за глаза, были мощным отвлекающим фактором, благодаря которому, по моим подсчетам, наша группа пришельцев из будущего сможет спокойно уйти в противоположном направлении к точке перехода. И самое интересное — совесть меня не терзала, что бросаю практически на убой больше трех тысяч человек. Они военные, кадровые солдаты и офицеры, которых страна одевала, кормила, вооружала. Их жизнь — это защита своей страны, своей Родины. Мы, пришельцы из будущего, даем им шанс еще раз выстрелить в захватчиков, еще раз броситься в атаку, умереть с оружием в руках, а не подохнуть от голода и быть сожженными в печах концлагерей. Не работать на заводах противника, производя смерть для своих сограждан, и потом погибнуть от бомб союзников. Сейчас я вел русских воинов очищать свое имя и честь от позора плена.

А в это время отдельная колонна в сопровождении бронетранспортера, везущая горючее, продукты, боеприпасы, проселочными дорогами пробиралась к точке выхода портала. В такой ситуации бронетранспортер и БМП-1, оставшиеся на базе, являлись неким резервом, который должен будет ударить по противнику во время нашего рывка к порталу.

За нами осталась разгромленная, залитая огнем и заваленная трупами бывших военнопленных и оккупантов станция, где стараниями Саньки Артемьева, лейтенанта Павлова и его подручных не осталось ни одного целого орудия, танка, автомобиля. Все горело и взрывалось. Немало взрывоопасных сюрпризов осталось и тем, кто потом будет заниматься расчисткой и эвакуацией поврежденной техники. Поэтому я и не сомневался, что у 6-й полевой армии вермахта некоторое время будут сильные перебои со снабжением, что, естественно, скажется на их боеспособности. Даже в такой малости ход войны изменился. Уже октябрь, а Киев еще наш. Да, идут жестокие бои, и армии дерутся почти в окружении. Удар 1-й танковой группы вермахта с большими потерями был на время остановлен в районе Полтавы, где разгорелись поистине грандиозные сражения, в том числе и в воздухе. В первый раз за войну советская авиация сумела хоть на время, хоть локально, но добиться превосходства в воздухе и нанести тяжелые потери хваленой дивизии СС "Викинг".

На севере с неменьшими проблемами столкнулся и Гудериан со своей 2-й танковой группой. В районе Конотопа идут тяжелейшие оборонительные бои, во время которых моторизованные и танковые дивизии понесли значительные потери, и темп наступления резко замедлился. Маховик истории потихоньку начал двигаться в другую сторону. Со скрипом, с грохотом и кровью, но все равно выходил из предопределенной колеи. Что будет дальше, я уже не знал. Это другая история, и мы, пришельцы из будущего, помогали ее творить.

Сидя на броне бронетранспортера, я чувствовал некоторое удовлетворение от выполненной работы. Теперь это была и моя война. Как-то странно было все это. В нашем времени я взялся за оружие, потому что опасность угрожала моей семье, моим друзьям, и то государство, которому я давал присягу, не смогло меня защитить. Да, мы воевали, жестоко, безжалостно, потому что противник так воевал против нас. Но все это было по необходимости, потому что никто кроме нас самих не мог этого сделать. И финал этой войны был закономерным, как и конец сошедшего с ума мира.

А тут я понял, что не зря в моей семье было несколько поколений военных, память о которых бережно хранилась в семейных альбомах. Защищать родину было мое призвание, что в нашем времени, что в прошлом. Да, всегда война, во все времена, и главный судья не история, а совесть, которая не позволит сидеть сложа руки. Ведь самое страшное — это равнодушие, именно его нам и навязывали в нашем времени "заклятые друзья" и продажные руководители, и сейчас, сидя на броне БТРа, я понял, что избавился от этой гадости, мне было не все равно.

Мои размышления прервали несколько взрывов по ходу движения колонны и яростно вспыхнувшая перестрелка. Там, впереди была мобильная разведка на трофейных мотоциклах, поэтому что-то узнать пока было нельзя. Я связался по радио с Борисычем, который ехал в бронетранспортере, и дал команду включить глушилку.

Перестрелка впереди разгоралась, в звуки боя стали вплетаться многочисленные хлопки винтовок, длинными очередями трещали немецкие пулеметы. Что-либо понять в такой обстановке было весьма трудно, поэтому я собирался вызвать Артемьева, который на джипе ехал в дозоре, но он сам вышел на связь.

— Твою мать! Феникс… Немцы! Их тут…

Дальше я расслышать не смог. По идущему впереди Т-64 выстрелила еще не видимая нами пушка, но пробить лобовую броню не сумела, и снаряд, срикошетив, с противным визгом свечкой ушел в небо.

Рядом с БТРом разорвалась мина, и что-то тяжелое ударило в грудь, скинув с брони на землю. Прежде чем потерять сознание, я услышал басовитое грохотанье КПВТ над головой…

Эпилог

Снова начинался рассвет.

"Необычайно чистое и прозрачное небо для этого времени года в Берлине, — подумал хозяин кабинета. — Совсем летнее утро". Фридрих Вильгельм Канарис находился в своем рабочем кабинете на Тирпиц-Уфер. Задерживаться подолгу на работе, как это любил, по его сведениям, Сталин, не входило в привычки хозяина кабинета. Но причины для такого нестандартного поведения были весьма вескими. На рабочем столе лежала раскрытая папка с документами по "Могилевскому делу".

Канарис еще несколько раз перечитывал бумаги, копии которых по взаимному согласию были и у Гейдриха. Но вот несколько новых документов и донесений он изъял и не показывал никому, оставив до лучших времен, ожидая, что рано или поздно история получит продолжение. Так оно и произошло.

Вечером в срочном порядке пришло донесение из отдела военной контрразведки 6-й полевой армии о получении информации об основном фигуранте "Могилевского дела", капитане Зимине. Похожая, но косвенная информация о появлении этого загадочного русского офицера в полосе действия 2-й полевой армии, но информация была неполная и находилась в процессе перепроверки.

Неудачная попытка проведения диверсионной операции в окрестностях Москвы силами СС и абвера, к его удивлению, не вызвала ухудшения отношений с Гиммлером и Гейдрихом. По молчаливому согласию, провал операции старались замалчивать и до получения конкретных результатов не доводить до сведения фюрера. В данной ситуации они были в одной лодке. Но вот в отличие от СД, у Канариса получился небольшой, но результат. И настолько необычный, что он не решился его предавать огласке.

Задействовав оставшуюся агентуру после крупного провала в Москве, удалось выяснить обстоятельства гибели диверсионных групп. К солдатам и офицерам "Брандербурга" и приданным им нескольким специалистам СД претензий не было. Они сделали все, что смогли, в тех условиях, и даже более того. По отрывочным данным, им удалось захватить высокопоставленного сотрудника НКВД, начальника Зимина, и допросить, насколько это было возможно в полевых условиях. Результаты допроса неизвестны. Но за важность информации, полученной группой Клауса, говорит то, что русские с остервенением буквально перепахали бомбами целый лес, задействовав несколько авиаполков бомбардировщиков и штурмовиков, отвлекая их от выполнения боевых заданий на фронте. Для проведения войсковой операции по поиску и захвату диверсионной группы абвера были привлечены воинские части, следующие на фронт. Высадка десанта на объект "Усадьба", где содержался Зимин, тоже не принесла успеха. Там их встретил полноценный полк НКВД, усиленный бронеавтомобилями и парой танков.

Все это наводило на размышления о серьезном подходе советского руководства к сохранению тайны Зимина. Хоть каким-то результатом была короткая радиограмма от агента "Лесник", бывшего деникинского офицера, работающего лесником в леспромхозе. Его дом изредка использовался в качестве перевалочной базы. Этот вариант был предусмотрен на крайний случай и в этой операции, при отсутствии возможности эвакуироваться, основным способом.

Как оказалось, один из бойцов группы Клауса, фельдфебель Вернер, сумел вырваться, но при этом получил несколько тяжелых ранений и умер на руках у "Лесника". Он не сумел дойти буквально восьми километров до точки эвакуации, где несколько дней их ожидал отряд прикрытия, пока их не обнаружили местные жители. Блокированная группа ожесточенно отбивалась от преследующих истребительных отрядов НКВД, но была прижата к реке и уничтожена. Но может, благодаря тому, что этот солдат и не дошел до точки эвакуации, небольшой клочок бумаги сейчас лежал перед Канарисом.

В руках у "Лесника" оказался письменный доклад Клауса, который он попытался передать. Но был запеленгован и в процессе передачи, скорее всего, захвачен русской контрразведкой. До Канариса дошли всего несколько строк из этого доклада.

Все, кто видел эти строки, уничтожены по личному приказу главы абвера, даже порученец, который специально летал в Смоленск для изъятия документа. Технически это было организовать не трудно. Люди переводились на другие места, по дороге на них нападали "отступавшие русские", или они попадали под авианалет, или подрывались на мине.

По недавно полученной информации, русские пошли на беспрецедентные меры и дом "Лесника", откуда велась передача, был уничтожен штурмовой авиацией.

Канарис несколько раз перечитывал строчки радиограммы, но разум опытного разведчика отказывался верить. Но самым главным показателем было то, что русские фанатично пытаются сохранить это все в секрете, и это заставляло задуматься.

Он позволил себе отвлечься, осмыслить ситуацию в целом. В последнее время на Восточном фронте произошли события, которые заставляли задуматься. Разгром Юго-Западного фронта русских, который вот-вот должен был закончиться очередным окружением, затягивался, и части 1-й и 2-й танковых групп столкнулись с небывалым сопротивлением на направлениях основных ударов и хорошо подготовленной обороной. Тактика действий русских претерпевала существенные изменения. По данным разведки, в Красной Армии происходила серьезная реорганизация и, по оценкам специалистов, действия, предпринимаемые в этом направлении, в будущем должны будут осложнить ситуацию на Восточном фронте. Как сказал один из замов Канариса, "русские слишком быстро и хорошо учатся". А если действительно они получают информацию из будущего?

Он еще раз прочитал страшные строки. С таким идти к Гитлеру нельзя. Фюреру везде мерещатся заговоры. И если в записке правда, то в этом всем есть смысл.

Канарис решил сам слетать на Украину и попробовать на месте разобраться в ситуации. Специальный военно-транспортный самолет, закрепленный за шефом абвера, в девять утра вылетел с военного аэродрома под Берлином в сопровождении двух истребителей.

В тайнике, про который не знали даже специалисты СД, не спускающие глаз с офицеров абвера, в специальной папке, посвященной делу капитана Зимина, лежали выводы экспертов об обнаруженных гильзах и их маркировке. Судя по системе метить изделия на русских военных заводах, можно было судить, что патроны калибра 5,45 мм, которыми были убиты солдаты дивизии СС "Рейх", произведены в конце 1980-х годов. Аналогичные выводы делались по необычным автоматическим минометам, примененным при тех же столкновениях.

Отдельно лежал листок бумаги, на котором была от руки переписана радиограмма:

"Германия проиграет. Фюрер застрелится в апреле 45-го, когда русские танки войдут в Берлин. Адмирала Канариса арестуют и жестоко казнят после покушения на фюрера. Зимин это…"

Конец второй книги.

Станислав Сергеев Пепел войны Книга третья

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову "Мозгу", Александру Тестову, Владимиру Мельнику "Скиминоку", Игорю Вадимовичу Мамчуру, Сергею Викторовичу Акимову "Кобре" и всем остальным с интернет-форумов "В вихре времен" и "Самиздат", — кто не оказался равнодушным.

Чудом выживший в пламени глобальной ядерной войны, Сергей получает возможность отправиться в прошлое. Но и там он попадает в зону боевых действий — в пекло Второй мировой. Однако у него есть бесценный военный опыт и технологии из той, другой, жизни, и они должны помочь ему теперь не только выиграть в этом противостоянии, но и, по возможности, изменить будущее.

Пролог

Несмотря на теплую шинель, адмирала Канариса морозило, и он, дрожа от холода, ходил по полю, рассматривая подбитые немецкие танки. Уже был вечер, и на фоне красного, практически багрового заката, картина поверженной техники выглядела зловеще. Буквально несколько дней назад здесь происходили ожесточенные бои. Окруженная под Борисполем группировка русских фанатично держалась за полевой аэродром, через который самолетами им доставлялись боеприпасы и вывозились раненые. Только когда свежая дивизия при поддержке специально переброшенного танкового батальона прорвала оборону, коммунисты отступили, закрепившись на новом рубеже обороны, уже не делая попыток отбить аэродром обратно. Да и взлетное поле, изуродованное воронками после нескольких дней непрерывных боев, уже не годилось для приема самолетов. Как памятник русского упорства в центре поля лежали обгоревшие останки сбитого немецкого истребителя.

Но адмирала интересовало другое поле, где в течение нескольких минут была безнаказанно уничтожена танковая рота вермахта. Картина разгрома уже была знакома: точно такую же он видел под Фастовом, где русские применили всего один новый танк с необычно длинной крупнокалиберной пушкой. Развороченные борта, снесенные башни, превращенные в металлическую кашу двигатели — все это результат попаданий танковых снарядов нового русского оружия. Специалисты с интересом лазали по обугленным коробкам, где под толстым слоем копоти с трудом просматривались немецкие кресты. Им предстояло замерить размеры пробоин и оценить ущерб, нанесенный каждому танку в отдельности, но тут и простому солдату было понятно, что будь у русских побольше такой техники, то не вермахт бы сейчас наступал на Москву, а большевики на Берлин.

Глава комиссии полковник фон Альбрехт почти неслышно подошел к адмиралу Канарису и, пользуясь личным знакомством, попросил разрешения переговорить с глазу на глаз.

Адмирал потер замерзающие на морозе уши и устало ответил:

— Можно без чинов, Вальтер, что вы об этом всем думаете?

Полковник фон Альбрехт демонстративно снял пенсне, протер его белоснежным платком, который он ради чистоты носил в футлярчике, негромко заговорил.

— Господин адмирал, ситуация та же самая, что и под Фастовом. Я опросил свидетелей боя, картина нерадостная. Тяжелая боевая машина, длинная пушка, калибр примерно оценивается в 120–130 миллиметров. Что самое интересное, так это практически все в один голос утверждают, что танки стреляли на ходу и весьма результативно, что говорит о наличии стабилизатора орудия…

— Наши шансы?

— Никаких. Ни один из имеющихся у нас танков не в состоянии соперничать с такими машинами. Под Фастовом был один танк. Тут уже три. Что будет, когда они у русских появятся в больших количествах?

Оба замолчали, прекрасно понимая безрадостные перспективы.

— Еще на что следует обратить внимание…

Канарис поднял голову, как бы разрешая полковнику продолжить свою мысль.

— Тактика и связь. Они погасили радиосвязь, причем своя у них действовала бесперебойно, и, судя по всему, быстро обнаружили командирский танк и сразу его уничтожили, несмотря на то что он находился во второй линии и ничем не выделялся. Я бы сказал, что тут против нас воевали инструкторы, опробовавшие в бою новые тактические схемы, которые, на мой взгляд, весьма эффективны.

— Что еще можете сказать?

— Штурмовики в странной экипировке: шлемы с забралами, пуленепробиваемые кирасы, необычное для русских оружие, практически все снабжены портативными радиопередатчиками, что позволяет весьма гибко управлять солдатами в бою. Большое количество ручных противотанковых гранатометов. К тому же бронетранспортеры с крупнокалиберными пулеметами, которым по силам выводить из строя легкие и средние танки вермахта.

— Это все?

— Если вкратце — то да. Остальное — технические мелочи.

— Ваши выводы?

— "Лекарство от блицкрига".

Канарис удивленно поднял голову.

— Как вы сказали?

— "Лекарство от блицкрига".

Шеф абвера невесело усмехнулся.

— Поясните, Вальтер.

— В данной ситуации русские опробовали новую технику и, главное, новую тактику. Внезапный удар, с подавлением всей радиосвязи, уничтожение средств усиления и особенно бронетанковой техники, выход в оперативный прорыв, уничтожение дивизионных тылов и отступление. При этом дивизия понесла серьезные потери и остановила свое продвижение, да и судьба генерал-лейтенанта Вульфа Шеде так и не прояснилась. Я опросил пленных, которые участвовали в этом бое, и наших солдат. По грубым прикидкам численность ударного отряда составляла три тяжелых танка, четыре бронеавтомобиля и легкий разведывательный танк и два взвода обученной и великолепно экипированной панцирной пехоты, напичканной новым автоматическим оружием и ручными ракетными комплексами. Такими мобильными силами русские в состоянии противостоять самым лучшим нашим танковым и моторизованным дивизиям. Вот и пришло на ум выражение "Лекарство от блицкрига".

— Хорошо, Вальтер, напишите ваши соображения и представьте в установленном порядке. Надо как-то отчитываться о русских новинках перед фюрером.

Когда полковник фон Альбрехт отошел к ожидающим его офицерам, возле шефа абвера появился майор Дитрих Мартелл, заменяющий недавно погибшего при налете русской авиации полковника Йоханнеса Беслера.

Канарис уже спокойно и не так рассеянно, как до этого, слушал рассказ главы комиссии по расследованию гибели целой танковой роты, обратил свой взор на доверенного человека, группа которого уже достаточно продолжительный срок работала в районе, занятом окруженными русскими войсками.

— Ну, Дитрих, что вы мне скажете?

— Их здесь нет.

— Уверены?

— Абсолютно. Группа сотрудников НКВД, которая занималась оперативным обеспечением работы Зимина, была вывезена последним самолетом. Двум нашим людям не удалось выйти на контакт с солдатами Зимина, хотя по имеющейся информации около пятнадцати человек из частей были отобраны и вывезены в неизвестном направлении. Все они имели до этого контакт либо с Зиминым, либо с кем-то из его офицеров. Возможности попасть в эту группу либо кого-то завербовать у нас не было.

— Хорошо, Дитрих, кстати, что тут за группу русские разгромили в лесу?

— Разведка шестой полевой армии, пытались провести масштабную диверсию во время того боя…

— Опять Зимин?

— Нет, его заместитель. Некто майор Дегтярев. Судя по показаниям агента и пленных, очень неплохой специалист по контрдиверсионным операциям.

— Вы думаете нам здесь больше делать нечего?

— Уверен. Зимин здесь больше не появится.

Канарис глубоко вздохнул. Рукой, одетой в черную кожаную перчатку, он коснулся закопченного борта колесного бронеавтомобиля с легкой автоматической пушкой. Под слоем копоти явно просматривался крест, но не это сейчас занимало мысли шефа абвера. Он еще несколько минут задумчиво стоял возле изуродованной бронированной машины, принимая тяжелое для себя решение.

— Хорошо, Дитрих, начинайте операцию "Прометей". У вас все готово?

— Так точно.

— Тогда жду вашего доклада в Берлине.

После чего в сопровождении двух охранников, которые за все время разговора находились на приличном расстоянии, пошел к своей машине.

Кортеж из легкого бронеавтомобиля, грузовика с взводом солдат и личного легкового "Опеля" шефа абвера двинулся в сторону Киева, где Канариса ожидал самолет.

Но не проехав и десяти километров в небольшой рощице, дорогу колонне перегородил танк Т-III, наведя свою пушку на бронеавтомобиль, а из-за деревьев выскочили больше сорока бойцов в камуфляжах, вооруженных преимущественно автоматическим оружием и пулеметами. Они быстро взяли на прицел всю охрану шефа абвера. Помимо камуфляжа от остальных солдат вермахта их отличали руны в виде молний на петлицах.

Они сноровисто выволокли из машины водителя и адъютанта, которым Канарис спокойно дал команду не сопротивляться, рассмотрев знаки различия СС. Через несколько мгновений рядом с адмиралом в машину сел человек в таком же камуфляже, как и все нападавшие, которого шеф абвера знал очень давно, еще по службе на флоте, и с которым враждовал по службе. Вокруг легковой машины сразу образовалось пустое пространство.

Ничем не показывая своего удивления или негодования, Канарис спокойно поздоровался.

— Здравствуйте, Рейнхард.

— Здравствуйте, адмирал. Вот видите, мне пришлось несколько стимулировать наше общение, иначе общее дело, которым мы уже давно занимаемся, как-то начало притормаживаться, и что-то мне подсказывает, что вы не совсем откровенны. В последнее время произошло много неприятных событий, которые могут весьма сильно отразиться на будущем рейха, а вы, адмирал, ведете свою игру, не поставив меня в известность, хотя прекрасно знаете, какие мне фюрер дал полномочия. Итак, я вас слушаю…

— Рейнхард, а вам не кажется, что это не совсем то место, где можно разговаривать о таких вещах? Причем, вы знаете, что не в моих правилах раскрывать детали операций, которые находятся в стадии разработки или реализации? Вы руководите службой, где действуют те же правила секретности, так почему требуете от меня нарушить эти правила таким экзотическим способом? Почему бы просто не арестовать меня, как Гудериана и фон Рундштедта, и не поговорить со всем пристрастием?

— Потому что у меня пока нет веских доказательств, что вы работает против интересов рейха. Это пока… Но сами понимаете, в Берлине много чего интересного может произойти, да и в последнее время Борман начал набирать силу и старается совать нос не в свои дела, и особенно в этот вопрос, в котором, по моим данным, вы продвинулись намного дальше всех. Поэтому я решил поговорить с вами по-дружески…

— Хм… По-дружески — очень интересный подход и интерпретация, вы не находите? И что за тема такая, которую вы хотели обсудить в этом богом забытом месте?

— Мне интересно знать, что должно произойти в апреле 1945 года?

Адмирал Канарис был опытным разведчиком, но и он на мгновение потерял над собой контроль, всего лишь на миг, но Гейдриху было и этого достаточно, чтобы понять: найденный им след, по которому уже давно идут его ищейки вслед за людьми Канариса, намного больше, чем простая шпионская игра.

Он чуть усмехнулся, показав ряд ровных белых зубов, но в наступающих сумерках это выглядело как оскал.

— Я так и думал. Рассказывайте, адмирал…

Глава 1

Я очнулся от сильной боли в груди. Было еще темно, но вспышки выстрелов и горящие машины освещали все вокруг не хуже, чем дневной свет. Надо мной склонился человек, и, при очередной вспышке выстрела, я разглядел, что это Катерина.

— Командир, как ты?

— Да как обычно, весь в синяках, но живой.

Катерина как всегда безапелляционно сразу перешла на деловой тон. В такой ситуации она напоминала мою супругу, так и хочется ее назвать Светланой.

— Так, давайте руководите боем, а то народ увлекся и сейчас пойдет на штурм Берлина. Как по мне, то это в наши планы пока не входит.

— Какое тонкое наблюдение. Помоги мне подняться.

Тут рядом нарисовался еще боец, в форме РККА. На петлицах были какие-то знаки различия, но при таком освещении не было ни сил, ни желания что-то рассматривать.

Катя, которую в приказном порядке заставили оставаться возле меня, достаточно грамотно рассказывала про ход боя, который я, благодаря близкому взрыву мины, пропустил, валяясь без сознания.

Оказывается, наша разведка, усиленная мотоциклистами из числа бывших военнопленных, умудрилась в темноте вылететь на расположившуюся на ночлег немецкую воинскую часть. Судя по численному составу противника, наличию у него противотанковой артиллерии, минометов и обоза с ранеными, в темноте столкнулись с усиленным батальоном, выведенным с передовой. Наша разведка не успела остановиться, как уткнулась в передовые посты и не нашла ничего лучшего, чем открыть огонь из пулеметов по удивленным немцам. В итоге те проснулись и уже надавали разведчикам и подоспевшему дозору на джипе. Когда колонна подошла к месту боя, немцы успели сбить разведку и организовали устойчивую оборону, развернув пару противотанковых пушек, открыли огонь. После неудачных попыток подбить Т-64 сами попали под огонь из трофейных танков, которыми управляли бывшие советские военнопленные.

— Какие потери?

— Человек тридцать.

— А из наших?

— Двое раненых, но тяжелых.

— Хреново. Что там сейчас творится?

— Немцы развернули противотанковую батарею и подожгли одну трофейную "троечку", потом попытались по Т-64 отработать. В результате той батареи уже нет. Тут БМП и БТР подошли и подключились к бою. Да из машин народ успел разбежаться, прежде чем они обстреляли колонну из минометов. Ничего серьезного. Пара машин загорелась. В основном только тебе и досталось.

— Понятно. Кто боем командует?

— Пока ты был в отключке — Васильев.

— Давай его на связь.

Мне помогли подняться, Катерина самолично вернула гарнитуру радиостанции на место, и я смог пообщаться с капитаном Васильевым, который на танке конца двадцатого века раскатывал немецкий потрепанный батальон образца 1941 года.

— Дровосек, ответьте Фениксу.

В ухе раздался азартный голос моего заместителя.

— На связи, Феникс. Как там, очухались?

— Нормально. Что у вас?

— "Троечку" потеряли.

— Белка уже сообщила.

— А так поразвлеклись немного в темноте. Добиваем остатки. Все, кто мог, разбежались.

— Вас понял. Не увлекайтесь, у нас тут еще есть цели, берегите боеприпасы.

Но стрельба и так стала стихать. На фоне светлеющего неба горящие машины, поляна, заваленная трупами немцев и советских солдат, выглядели весьма неприглядно. Когда я вполне пришел в себя, то организовал импровизированный военный совет.

Потери у нас оказались намного больше, чем хотелось бы. Погиб один из бойцов, пришедший в наш отряд вместе с Васильевым. Трое были тяжело ранены. От мощных винтовочных патронов на таком расстоянии не спасали и бронежилеты. Среди бывших военнопленных потери тоже были немаленькими. Большинство уцелевших грузовиков, которые мы использовали для перевозки бойцов, превратились в санитарные машины, забитые доверху ранеными. В таких условиях и с такой обузой устраивать какие-либо серьезные рейды было уже нереально.

Еще одной неприятностью было то, что джип выведен из строя. Поэтому Санька натолкал в него пару ящиков взрывчатки и подготовил для подрыва.

Выслушав доклады, я немного задумался, рассматривая карту, с трудом борясь с головокружением и тошнотой. Ударило основательно, поэтому налицо все признаки сильной контузии и сотрясения мозга.

Взял слово Васильев.

— Командир, что делать будем? Немцев взбаламутили, и рваться дальше до штаба корпуса уже поздно.

— Согласен. Прорваться к линии фронта такими силами и с таким грузом мы не сможем. Придется выкручиваться. Но в первую очередь надо устроить у противника максимум неразберихи. Аппаратура подавления радиосвязи давно работает, поэтому те гансы, которых сегодня ночью так "плодотворно" подавили, вряд ли что-то успели промяукать своему руководству, в лучшем случае сами прибегут и будут жаловаться. Тогда слушайте мой приказ.

Все заинтересованно на меня уставились.

— Капитан Васильев. Формируете ударную группу из вашего Т-64, БМП, БТР и трофейного танка. Доукомплектовываете боекомплекты и дозаправляете бронетехнику. На все час времени. Из захваченной техники подбираете необходимое количество автотранспорта и сажаете на него батальон майора Галаты. Ваша цель — аэродром под Фастовом. Там по данным радиоперехвата и разведки базируются истребители и бомбардировщики, которые работают по Киеву и вполне могут нам осложнить жизнь. Главное — устроить максимальный шум, панику и неразбериху. Немцы, когда начинаются непонятки, сразу в ступор впадают. Особое внимание — на средства ПВО, которые прикрывают такие объекты. Для информации — немецкие летуны всегда получали усиленные пайки, так что там есть чем поживиться. Все, выполняйте. Теперь Левченко…

Тот, услышав свою фамилию, молча кивнул, показывая, что весь во внимании.

— Берете лейтенанта Павлова, часть артиллерии, организуете два заслона. Один со стороны разгромленной станции, другой со стороны шоссе на Фастов. При этом в вашу задачу входит имитация наступления на Фастов, чтоб сковать маневренные силы противника и, организовав отступление, навести их на заслон. Таким образом протянете время, пока Васильев будет развлекаться на аэродроме. Силы и средства подберешь исходя из задачи. Возьмешь к себе Артемьева для создания минных заграждений. Особое внимание — стрельбе с закрытых позиций. Если сначала дадите немцам по зубам, они попытаются вас раскатать артиллерией с закрытых позиций, поэтому примерьте, где может расположиться противник, и пристреляйте эти места.

— Есть. Сделаю.

Тут голос подал старший лейтенант Ковальчук, командир внештатного штурмового отряда.

— Командир, а мы?

— На вас более ответственная задача. Мы захватили слишком много техники, и особая ценность — это полугусеничные тягачи, которых у нас с десяток. Поэтому сейчас связываюсь с базой, если колонна с трофеями пришла, пусть берут БМП и второй БТР и идут к нам навстречу. На вас будет задача — сформировать колонну из целых машин с ранеными и трофеями и доставить их к порталу. Забираете с собой остающуюся артиллерию.

Люди удивленно на меня стали посматривать. Тащить такую толпу к самой большой и серьезной тайне этого и нашего времени — верх безумия. Но у меня на это были свои мысли.

— Так! У меня с головой все в порядке, но другого выхода я пока не вижу. Сейчас прорываетесь к порталу, севернее него как раз есть неплохое место, устройте стоянку и организуйте оборону. Из бункера можете вытянуть несколько трофейных зенитных автоматических пушек. Не помешает. Естественно, при соблюдении всех мер секретности.

— А что дальше? — подал голос молчавший до этого Борисыч.

— Создаем оборону в виде опорного пункта. В это же время активно ищем точки выхода на территорию, контролируемую советскими войсками. Потом отправляем туда тяжелых раненых, усыпляем легких и здоровых и поочередно перетаскиваем. Я пока другого выхода не вижу. У нас будет не меньше двух-трех дней, пока противник сможет снять с фронта и подтянуть войска, способные нас загнать и разгромить.

Через полтора часа колонна, состоящая из бронетехники конца двадцатого века, трофейного немецкого танка Т-III и десятка грузовиков, забитых вооруженными трофейным оружием бывшими советскими военнопленными, двинулась в сторону аэродрома. На месте остались около двух сотен человек, которые, используя захваченное у противника оружие, организовывали заслоны, минировали подступы, закладывали управляемые фугасы. Тут Артемьев отличился на славу. Если немцы действительно в такой обстановке задумают наступать, то их ожидает множество взрывоопасных сюрпризов, которые не всегда смогут убрать штатные саперы вермахта.

Я с трудом уселся на БТРе и за время дороги еле удерживал равновесие, все время тошнило и клонило в сон. Так плохо себя давно не чувствовал, но звание командира отряда обязывало держать себя в форме. Высланная вперед разведка на этот раз сработала как надо и о приближающейся колонне немцев узнали заранее. Пока было время, затаились в лесу и пропустили мимо себя, не трогая, с десяток грузовиков. До аэродрома оставалось около трех километров, и устраивать стрельбу в непосредственной близости от цели движения было не разумно. Они свое получат, но чуть позже. Через час Малой и Миронов, высланные для разведки к самому аэродрому, доложили о наличии двух батарей скорострельных автоматических зенитных пушек и об их месторасположении. План нападения был разработан, и в ситуации жесткого дефицита времени нам пришлось действовать быстро и нахально.

Перед нами предстало большое поле в виде вытянутого прямоугольника с расставленными ближе к кромке леса самолетами, в большинстве своем укрытыми маскировочными сетями и свежесрубленными ветками. Все основные службы обеспечения скрывались в лесу. Поэтому около трех десятков красноармейцев спешились и в сопровождении одного из наших бойцов с радиостанцией пошли лесом в обход, чтоб во время начала боя ударить с тыла.

Когда все основные игроки вышли на позиции, в сопровождении двух грузовиков, забитых бойцами, к КПП аэродрома подошла трофейная "троечка". Танк подпустили почти к шлагбауму, но немцы заволновались и начали что-то кричать. В этот момент из леска, на всей скорости выскочили Т-64, БМП-2, БТР и открыли огонь по зенитной батарее, прикрывающей аэродром. Хлесткий выстрел длинной танковой пушки громом разнесся над полем.

Тяжелая махина, разогнавшись по ровному полю, протаранила несколько самолетов, как бы не заметив этого, и периодически, не останавливаясь, расстреливала немецких зенитчиков, которые в панике повернули свои зенитные автоматы и сосредоточенно молотили по возникшей угрозе. Это было красочное зрелище. Вокруг несущегося танка встают многочисленные фонтаны разрывов зенитных снарядов, при этом не причиняя никакого вреда. Несколько неудачных очередей прошли стороной, задев бомбардировщик, который прямо на стоянке вспыхнул факелом и через несколько мгновений взорвался, засыпав все вокруг горящими обломками. Это была последняя "победа" немецких зенитчиков. Тяжелые фугасные снаряды танка буквально разметали зенитные пушки.

Как только батарея была уничтожена сосредоточенным огнем и на стоянку прорвались наши танки и начали крушить самолеты, из леса высыпали цепи красноармейцев и с диким криком бросились за бронетехникой в сторону самолетов и хозпостроек, скрытых лесом и маскировочными сетями. Отдельно стоявшая пара самолетов, готовая по первому сигналу стартовать для защиты аэродрома, так и осталась на месте. У меня были свои планы на эти аппараты, и Малой с Мироновым целенаправленно в самом начале боя снайперским огнем завалили пилотов и техников, не дав запустить двигатели.

Немцев на КПП просто расстреляли, и трофейный танк на всей скорости рванул к дальнему концу поля, где еще осталась недобитая зенитная батарея, разворачивающая в нашу сторону свои орудия. Только немецкие зенитчики открыли огонь, как их позицию заволокло огнем и пылью от взрывов многочисленных снарядов. От попадания тяжелых фугасных выстрелов Т-64 орудия буквально разлетались на куски. Секунд через тридцать аэродром оказался беззащитным перед нападавшими. По полю рассыпались красноармейцы, и всюду раздавалась винтовочно-пулеметная стрельба. Как только появилась возможность, целенаправленно захватили склады ГСМ, продовольствия и боеприпасов, пока их какой-нибудь ретивый красноармеец не подпалил. Бойцы хозяйничали в домиках офицерского состава, в столовой в поисках продуктов, при этом уничтожая всех, кто не носился по аэродрому в рваной советской форме и в камуфляже и разгрузке. Обозленные люди вымещали свою ненависть к захватчикам, да и до боя им пояснили, что большая глупость — оставлять противнику высококлассных специалистов, на подготовку которых уходит много времени и средств. Специальная группа из технически грамотных бойцов выводила из строя самолеты, открывая баки, сливая и поджигая горючку.

Среди бывших военнопленных нашлись несколько летчиков, которые были в состоянии поднять в воздух два немецких истребителя дежурного звена, подготовленных для взлета. Пока самолеты проверялись и готовились к старту, из бункера связались с Москвой и попросили координаты аэродрома для перегонки самолетов, забитых секретной документацией. В этот момент к нам подкатило одно самоуверенное чудо и начало качать права, что его, такого великого, нужно отправить на самолете к советскому командованию. Оказалось, высокопоставленный начальник переоделся в форму капитана и все это время искусно маскировался под нормального командира РККА. На всякий случай в Москву пошла еще одна шифрограмма с просьбой уточнить, что им важнее — стопка секретных документов или руководитель, который даже в атаке умудрялся быть позади всех. Пока не было информации, его взяли под охрану двое красноармейцев, по виду которых можно было сказать, что любая гипотетическая попытка к бегству сразу будет пресечена самым радикальным способом.

Небольшой заслон во главе с Шестаковым, высланный вперед, вступил в бой с маневренной немецкой группой, направленной проверить, что за стрельба идет на аэродроме. На помощь отправились танк и БМП, и вскоре, после серии взрывов и длинных пулеметных очередей, там все затихло. Грузовики торопливо загружались трофеями, при этом особую радость вызвали летные офицерские пайки, в которые входили шоколад и вино. В качестве дополнительного подарка прихватили с собой несколько аэродромных заправщиков и артиллерийских тягачей.

К этому времени красноармейцы утолили свою страсть к уничтожению и на широком поле пылали более тридцати костров, бывшие до этого истребителями и бомбардировщиками люфтваффе.

Невдалеке от БТРа, выбранного в качестве импровизированного командного пункта, остановился немецкий Т-III, из которого выскочил довольный Шестаков. Он подбежал и попытался изобразить что-то типа доклада, но я махнул рукой.

— Все видел, молодец.

На связь вышел Левченко и доложил, что схлестнулись с маневренной группой противника. Сожгли три грузовика и рассеяли около роты пехоты. Идет бой, но бояться пока нечего, перевес в артиллерии неоспорим. Колонна старшего лейтенанта Ковальчука ушла проселочными дорогами в сторону портала и пока идет без происшествий.

Когда я уже стал терять терпение, ответила Москва, как всегда лаконично и точно. По первому вопросу — дали координаты, ориентиры и маршрут к аэродрому, где ждут гостей, и условные знаки, чтоб свои не посбивали. По второму — крикливого начальника взять под стражу и при случае передать в руки органам государственной безопасности, при невозможности — ликвидировать. Почему — не расписывали, видимо, чем-то он засветился перед руководством СССР, причем не самым лучшим образом. Когда я зачитал ответ Москвы, рядом стоящие бойцы и красноармейцы злобно заулыбались. Мы не стали терять времени, тем более вследствие контузии мое состояние ухудшилось, двое конвоиров, которые до этого сдерживали порывы начальника качать права, ловко повалили его на землю, связали руки, бросили в кузов грузовика, куда грузили раненых бойцов. Чем руководствовалась Москва, я не знаю, но тут, на месте, такое решение все без исключения приветствовали, хотя многие не без удовольствия пошлибы на более радикальные меры.

К моему огорчению, на поле оказались несколько больших чинов из штаба корпуса, но в горячке боя их никто щадить не стал, и просто расстреляли, когда те попытались удрать на двух легковых машинах.

После того как два истребителя с крестами улетели в сторону Киева, увозя все относительно важные бумаги, планы, карты-схемы, собранные на станции и аэродроме, колонна техники покидала аэродром. На связь вышла база и доложилась, что к аэродрому приближается групповая воздушная цель и постоянно запрашивает возможность посадки. Судя по скорости — или бомбардировщики, или транспортники. Пока я пытался организовать хоть какое-то зенитное прикрытие, самолеты уже появились над аэродромом и стали делать круг, рассматривая, что тут творится. Увидев горящие самолеты и незнакомую технику, "юнкерс", два истребителя сопровождения сразу стали набирать высоту, никак не реагируя на массированный огонь с земли. Даже КПВТ с БТРа отметился, несколько раз прогрохотав и отправив трассирующие пули в сторону удирающих самолетов. Транспортный "юнкерс" оказался более неповоротливым и поэтому, получив несколько попаданий, задымил, но при этом сохранял скорость набора высоты. Один из истребителей прикрытия, желая отвлечь на себя внимание, резко пошел на разворот и через несколько мгновений прошелся буквально у нас по головам, яростно долбя из бортового оружия.

Один из грузовиков, забитый бочками с горючим, взорвался, повредив пару других машин, стоящих по соседству. Со всех сторон по смелому немцу открыли огонь, и в воздух потянулись очереди трассирующих огоньков. Но в верткий и скоростной самолет не так легко попасть, поэтому он безнаказанно пролетел мимо и стал разворачиваться на новый заход. В ответ один из наших бойцов открыл дверь в десантный отсек БТРа, вытащил оттуда длинную, двухметровую трубу ПЗРК, отбежав, закинул на плечо, чуть подождал, пока головка захватит цель, и пустил ракету. Все завороженно смотрели, как, оставляя за собой дымный след, реактивный снаряд догнал самолет с крестами и скрыл его в облаке взрыва.

Но гибель истребителя дала возможность поврежденному транспортнику и второму самолету сопровождения уйти на большое расстояние, недостижимое для наших средств ПВО. А тратить вторую "Иглу" было расточительно. Прошло несколько секунд, и транспортный "юнкерс" и сопровождающий его истребитель скрылись из виду.

"Твою мать, так засветиться. Срочно восстанавливать "Шилку"". Видя все это, я сразу стал ругаться. Но в данной ситуации это было бы самым оптимальным результатом. Не позволять же безнаказанно себя расстреливать.

После такой засветки пришлось в срочном порядке уносить ноги, и колонна, пополнившаяся аэродромными заправщиками и несколькими машинами, забитыми продуктами и боеприпасами, двинулась в обратном направлении, оставив в качестве заслона трофейный Т-III под командой старшего лейтенанта Шестакова и приданных ему двух десятков бойцов. Они даже умудрились поднять одну из зенитных автоматических пушек и подготовить ее для отражения возможной атаки противника. Парочку таких уцелевших пушек мы забрали с собой, прихватив несколько полугусеничных тягачей, для организации подвижных засад.

На трассе, которую оседлал Левченко, уже вовсю шел бой. Около батальона, при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей, попытались прорвать оборону, но напоролись на засаду, понеся значительные потери, отошли, но при этом постоянно нащупывали слабые места обороны, обстреливая из пушек и минометов позиции русских, это говорило о том, что командование корпуса начало использовать против нас фронтовые части, имеющие боевой опыт.

Пустив колонну грузовиков по второстепенной дороге под охраной БТРа, мы на танке, БМП и нескольких грузовиках, забитых поредевшей пехотой, попытались выйти во фланг атакующего позиции Левченко противника. Видимо, немцев посетила та же идея, потому что на небольшой грунтовой дороге идущий в голове Т-64 буквально нос к носу столкнулся с немецким бронеавтомобилем. Немцы среагировали первыми, и автоматическая малокалиберная пушка прошлась метлой по лобовой броне советского танка. В ответ раздался всего один выстрел, но для немцев он оказался фатальным. На таком расстоянии фугасный снаряд только за счет массы и скорости пробил противопульную броню и взорвался внутри бронеавтомобиля. Взрыв оказался настолько сильным, что идущий следом грузовик просто снесло с дороги.

Я, полуоглохший от близкого взрыва, закричал в микрофон радиостанции:

— Дровосек, дави, пока не очухались!

Васильев рванул танк вперед прямо через горящие обломки бронеавтомобиля и, пока немцы не оклемались, протаранил еще пару грузовиков, буквально вытолкнув их с дороги и прижав к деревьям. За ним практически летел БМП, вертя башней и расстреливая из спаренного с пушкой пулемета перевернутые машины. Пехота, как горох, посыпавшаяся с машин, уже привычно с матом, дико крича, обошла горящие машины и вломилась в толпу немцев, разбегающихся от огрызающихся огнем русских танков. Пришлось закричать экипажу БМП, чтоб не стрелял по своим, но оглушенные и деморализованные немцы почти не оказывали сопротивление озверевшим от крови и ненависти бывшим русским военнопленным. Минут через пять, добив последних раненых и собрав необходимое оружие и боеприпасы, колонна пошла дальше по дороге в сторону атакующего позиции капитана Левченко противника. Для этого танку пришлось сталкивать с дороги горящие остовы немецкой техники, чтоб дать возможность проехать нашим грузовикам.

На связь вышел Левченко.

— Феникс, на связь.

— На связи, Питон.

— Феникс, это вы там шумите?

— Да, есть такое дело. Тут Дровосек целую колонну раскатал. Сейчас идем во фланг вашим гансам. Готовьтесь поддержать нас огнем.

— Вас понял, Феникс.

Не доходя километра до позиций немцев, где периодически грохали гаубицы, колонна остановилась. Вперед выслали разведку и попытались по радио связаться с Шестаковым. Тот вышел на связь после шестой попытки и доложил, что к аэродрому подошли около двух взводов немцев и завязался бой. Потеряли троих человек, но немцев отогнал. Я ему приказал бросать все и идти за нами, немцы побоятся преследовать дальше аэродрома, а тут лишний танк не помешает.

Пока ждали подхода Шестакова, пехота покинула грузовики и в пешем порядке, развернувшись в цепи, стала продвигаться к границе деревьев, занимая позиции перед атакой. Я шел вместе с ними и волей-неволей смотрел на этих людей. Только вчера они были безвольными, сломленными военнопленными, доведенными до состояния рабочего быдла. Сейчас, после нескольких победных боев, это снова были воины, держащие в руках оружие, готовые идти вперед и крошить врага, напавшего на родину. Они не знали, что большинство боев у нас пишется на видеокамеры, имеющиеся почти у каждого бойца, и если возникнут неприятности с органами госбезопасности СССР, видеозаписи, в качестве доказательства, всегда будут под рукой. Хоть в такой малости мы им поможем. Как с такими солдатами, готовыми рвать противника зубами, смогли допустить немцев чуть ли не до Москвы? Дайте им цель, дайте нормальных командиров, возможность и снабдите всем необходимым, и никто не захочет снова нападать на нас, просто некому будет. Я видел пустые глаза освобожденных пленных, в которых уже не было надежды, теперь рядом со мной шли воины, такие же, как те, кто прошел через Альпы с Суворовым, такие же, как те, кто разгромил Наполеона и потом гулял победителем по улицам Парижа, такие же, как те, кто прибивал щит к воротам Царьграда. Сейчас я шел рядом с ними, держа в руках автомат Калашникова, облаченный в камуфляж конца двадцатого века, но при этом чувствовал умиротворение, когда молчит совесть и ты уверен, что делаешь нужное дело.

Шестаков вышел на связь и доложил, что проехал место побоища в лесу. Значит, до атаки оставались несколько минут. Рядом, с таким же автоматом Калашникова в руках, присел Егор Карев, все время находившийся рядом со мной и выполняющий обязанности телохранителя. Я глянул на его лицо и увидел такое же спокойствие, как и у всех остальных.

"Как там сказал товарищ Сталин? Наше дело правое. Так оно и есть, правое. А кто не спрятался, я не виноват", — скаламбурил про себя.

За леском, в котором мы притаились, грохотали гаубицы и хлопали минометы. Несколько раз на связь выходил Левченко и спрашивал, когда мы будем атаковать, а то немцы уж слишком давят.

На дороге долгожданно послышался шум работы двигателя трофейного танка. Вот он сам показался в сопровождении грузовика, везущего легкую зенитную пушку.

"Вот ведь хозяйственный этот Шестаков. Надо будет отметить. Все, теперь снова атака".

— Всем. Это Феникс. Вперед.

Глава 2

Глава абвера, адмирал Канарис, сидел на земле и тихо ругался, позволяя перевязывать санитару разбитую при падении самолета голову. Такого провала с ним еще никогда не было, еле унесли ноги, потеряв при этом самолет сопровождения. Профессиональная злость, подогреваемая недавно испытанным паническим страхом, заставляла его терпеть боль и мысленно придумывать кары всем, кто допустил, что самолет начальника военной разведки Германии чуть не уничтожили на полевом аэродроме люфтваффе в глубоком тылу армии.

Чувство, что события вышли из-под контроля, пугало Канариса и заставляло мобилизовать весь свой интеллект и жизненный опыт разведчика на решение возникшей задачи. В отличие от нескольких офицеров разведки и охраны, сопровождающей его в этом полете, он увидел то, что не заметили другие. По роду службы адмирал был в курсе большинства технических разработок и в Германии, и в мире, и о зенитных ракетах давно шли разговоры, но все упиралось в системы наведения и управления. А тут, при уничтожении истребителя, пущенная с земли русскими ракета сама изменила траекторию полета и сбила самолет. Такого оружия он еще не видел, и оно в состоянии изменить всю расстановку сил на фронте и побить один из главных козырей немецкой армии, фронтовую авиацию, которая играла одну из важнейших ролей в разгроме противника. При облете разгромленного аэродрома он разглядел на поле несколько неизвестных бронемашин, и что особенно поразило его, так это тяжелый танк с приплюснутой башней и необычно длинной крупнокалиберной пушкой. Даже мельком брошенный взгляд вселил в него мысль о силе и мощи бронированного "мастодонта".

Канарис не сомневался, что он снова встретился с Зиминым или теми, кто за ним стоит. Уже при подлете к аэродрому пилот пожаловался на отсутствие связи с истребителями сопровождения и с руководством полевого аэродрома люфтваффе. А когда подлетели и увидели разгромленную и горящую технику, адмирал, поняв, кто его встречает и кто так хитро умеет давить радиосвязь, немедленно дал команду уходить. Плотный огонь русских сделал свое дело, и в бортах военно-транспортного "юнкерса" появилось множество пулевых отверстий. Два человека из сопровождения шефа абвера так нашли себе смерть в воздухе, а сам Канарис отделался всего лишь сильной ссадиной на голове и вероятным сотрясением мозга при аварийной посадке поврежденного самолета. Им повезло, и "юнкерс" практически упал на поле невдалеке от полевого госпиталя вермахта, где высокопоставленному пациенту сразу оказали медицинскую помощь. Связавшись по телефону со штабом корпуса и выслушав информацию о разгроме станции, аэродрома, нарушении радиосвязи и сильной группировке русских в тылу действующей армии, Канарис выругался, прошел в дом, где благодаря расторопности и услужливости начальника госпиталя его ожидал обед. Во время приема пищи он попытался осмыслить ситуацию, тем более после перенесенного стресса его пробил сильный голод.

Шеф абвера нисколько не верил в случайность захвата аэродрома перед самым его прилетом. Да и вся история с убежавшим солдатом вспомогательной полиции настораживала. Такое впечатление, что его специально выпустили и засветили Зимина в качестве наживки, вытащив таким образом Канариса в Россию, где могли с ним расправиться. Но имея зенитные самонаводящиеся ракеты, они могли сбить самолет, не захватывая аэродром такими силами, и вообще не было необходимости при этом громить станцию. Вполне реально небольшой группе спрятаться в лесу и уничтожить самолет при посадке из леса, а тут так все усложнили.

Возможно, его хотели захватить. Но в такой ситуации надо действовать по-другому, особенно если знают место и время. Проще было группе диверсантов сесть на дороге и, перебив охрану, захватить адмирала Канариса. А тут они использовали необычные сверхмощные танки, разгромили станцию и попытались прорваться к штабу корпуса, хотя там было не столько нападение, сколько имитация, чтоб отвлечь силы.

После рюмки коньяка, предложенного предупредительным начальником госпиталя, мысли шефа абвера переключились на то, как русские смогли узнать время и место прибытия Канариса. Мысль о предательстве не рассматривалась как основная. Слишком это все сложно. Как разведчик, адмирал прекрасно понимал, что это нереально. Да, может быть, предатель, но решение о визите в Фастов принималось вчера, и у гипотетического предателя не было возможности так оперативно отправить информацию русским, а у тех — так скоро перебросить серьезную технику в тыл к немецким войскам и организовать нападение на станцию и аэродром. Даже если русские читают шифры, что весьма вероятно, так как покойный Клаус в одной из шифровок указывал про какую-то непонятную возню с "Энигмами", то так оперативно организовать нападение без наличия в регионе мощной ударной группировки невозможно. А местные органы контрразведки, отвечающие за режим безопасности в тылах действующей армии, однозначно бы узнали и известили. В непрофессионализме он своих подчиненных упрекнуть не мог, были, конечно, недочеты и замечания, но оставить без внимания крупную танковую группу противника они не смогли бы, система безопасности абвера работает как часы. И это подтверждается и положением дел в Европе, и ситуацией на других участках фронта. Только там, где появляется Зимин, начинают твориться непонятные вещи. Прямо мистика какая-то.

Была мысль, что все это — хорошо спланированная акция Гейдриха, чтоб свалить шефа абвера, но много нестыковок, да и сам факт появления у русских фотокопий плана "Барбаросса" с личной подписью фюрера и плана "Ост" говорит о том, что и ведомство Гиммлера попало под удар. По некоторым косвенным данным, в ближайшее время их ожидает повышенный интерес фюрера относительно "Могилевского дела". Про это что-то пронюхали Геринг и Борман, и каждый начал свою игру, разжигая нездоровый интерес Гитлера. С учетом того что на данный момент пострадало теперь еще и люфтваффе, то язвительный интерес Геринга обеспечен.

Канарис позволил себе еще рюмку и подошел к окну, из которого открылся вид на подъехавшую колонну из нескольких грузовых машин с солдатами и бронетранспортера, из которого выскочили два офицера. Уточнив что-то у часового, бегом побежали к дому, в котором находился адмирал, и через несколько секунд они предстали перед грозными очами шефа абвера, и один из них оказался начальником отдела контрразведки 29-го армейского корпуса вермахта, а второй, лейтенант, — командиром усиленного комендантского взвода.

Полчаса спустя адмирал, сидя на жестком кресле в бронетранспортере в окружении вооруженных солдат ехал в сторону Фастова, где его ожидали с нетерпением в связи с недавними событиями. Его мысли снова вернулись к майору Зимину, и перед глазами предстала шифрограмма, пришедшая от разгромленной группы Клауса, которого он лично подбирал для этой операции. Не мог его человек просто так прислать бред или догадки. Но сама мысль, что русские могут знать будущее и Германии предстоит крах, не укладывалась у него в голове.

"Будущее. Знать будущее", — такие мысли крутились у него в голове, а потом как током пронзила догадка. Все то оружие, непонятные устройства и боевая техника, которой у русских в принципе быть не должно, может быть из будущего. А гильзы со звездочками, выпущенные якобы в восьмидесятых годах этого века? Специалисты все это списывали на обычную безалаберность русских. А если нет? Если все это действительно из будущего? А Зимин — посланник, обладающий особыми возможностями и полномочиями? Ведь не зря его принимали лично Берия и Сталин. Простого-то майора. Если это так, то, значит, Германия проиграет войну, раз у русских на конец века есть своя военная промышленность и подготовленные кадровые офицеры, такие как Зимин. Но если они победили, то зачем вновь лезут в свое прошлое и что-то пытаются менять? Было бы неплохо пообщаться с самим Зиминым, но учитывая, что они натаскали сюда множество боевой техники и оружия из будущего, то можно определенно признать, что они для Германии враги и тогда появление у Сталина плана "Барбаросса" и плана "Ост" — дело рук русских потомков.

У адмирала от таких мыслей разболелась голова, но еще одна догадка пришла к нему. "Барбаросса" — план военного вторжения в СССР, "Ост" — план тотального уничтожения русского населения. Вот оно, план "Ост". Если он действительно существует, а, судя по поведению Гиммлера, который в последнее время выглядит не лучшим образом, это так, значит, в той или иной мере его начнут исполнять, вызвав таким образом ненависть русских, а раз они победили, то дорогой ценой, все-таки рейх — это не глупая и чванливая Польша.

Зимин указывает Сталину на возможные ошибки, и, судя по дополнительным данным, среди генералитета у русских начались подвижки, которые нельзя объяснить обычными причинами.

"Сталин меняет своих генералов, исходя из информации, предоставленной Зиминым, а значит, он точно уверен, что те, кого отстраняют от командования, в будущем себя проявят не с лучшей стороны. Нам для этого понадобилась война в Европе и в Африке, а у них готовый анализ из будущего. Это только начало, раз они стали вмешиваться напрямую. Тогда понятно, почему поворот Гудериана на юг оказался сопряжен с такими тяжелыми боями и великолепно подготовленной, эшелонированной линией обороны. Они точно знали об этом повороте и заранее подготовились, так же как и о фланговом ударе первой танковой группы. Уже сейчас известно, что работы по постройке линии обороны под Конотопом начались задолго до появления даже предпосылок о повороте войск Гудериана".

Канарис откинулся на кресле, закрыл глаза, которые предательски заполнились влагой. Ему было обидно, даже не обидно, а тоскливо от того, что дело его жизни уйдет в небытие, что снова Германия станет на колени перед врагами. Только тогда это были англичане, французы и американцы, а теперь русские варвары. Наверно, такую обиду и разочарование чувствовал Клаус, когда получил эту информацию.

На въезде в город колонну остановили на контрольно-пропускном пункте, и, пока проверяли документы, Канарис с одобрением рассматривал позиции противотанковой батареи, прикрывающей въезд в город со стороны разгромленной станции. В штабе корпуса уже прекрасно осведомлены по поводу русской группировки в тылу и панически собирают все свободные части для локализации угрозы.

Когда бронетранспортер остановился возле школы, выбранной для размещения штаба корпуса, на крыльцо вышел лично командующий корпусом генерал-лейтенант Ханс фон Обстфельдер встречать высокого гостя, прибывшего при таких странных обстоятельствах. Они прошли в один из классов, специально переоборудованный под комнату совещаний командования корпуса. Канарис с интересом рассматривал школьную доску, на которой осталась написанная мелом фраза "Домашняя работа", на портреты русских классиков, развешанные по стенам, и в первый раз в жизни с грустью подумал, что за все рано или поздно придется заплатить.

На совещании, посвященном событиям в тылу, Канарис был больше слушателем, изредка задавая уточняющие вопросы. В целом картина была ясна. Неизвестные в форме дивизии СС "Райх" безжалостно уничтожили отряд вспомогательной полиции, который, помимо своих функций, занимался истреблением мирного населения. При этом один из солдат якобы прячется на чердаке и слышит, что обер-лейтенант узнал в командире взвода СС русского офицера специального подразделения НКВД Зимина, которого до сих пор активно ищут под Могилевом. Уже точно известно, что Мельнер имел некоторое отношение к поисковой операции и действительно мог опознать Зимина по портретам, нарисованным художниками Зипо со слов свидетелей.

Дальше события нарастали как снежный ком. Уничтожение отряда, посланного для проверки информации, полученной от уцелевшего солдата, разгром комендатуры и захват концентрационного лагеря военнопленных, из которых формируется и вооружается полнокровное подразделение, с которым нападают на железнодорожную станцию, являющуюся важным узлом снабжения чуть ли не всей шестой полевой армии. Перед самым нападением на станцию был произведен налет советских бомбардировщиков, причем, по мнению специалистов, имеющий отвлекающие функции. После этого освобождаются и вооружаются еще пленные, и со станции вывозится множество техники, оружия, боеприпасов. Затем нападение на аэродром перед самым прилетом туда начальника военной разведки Германии. Все операции сопровождались полным подавлением радиосвязи среди воинских подразделений. С точки зрения Канариса, слишком все сложно, так все согласовать и провернуть можно при наличии стопроцентной информации о размещении и распределении сил противника. Нынешняя разведка русских не могла обладать такими сведениями, а вот посланники будущего вполне могли знать такие вещи.

На нынешний момент бои идут в десяти километрах от города, русские только обороняются, неся серьезные потери. Численность противника оценивается в три-четыре тысячи человек, имеющих на вооружении немецкую артиллерию и несколько танков. По имеющейся информации от перебежчиков и пленных, руководит ими командир специального подразделения НКВД, подчиняющегося ставке Главнокомандующего СССР, что говорит о серьезности и проработанности операции, проводимой русскими, направленной на ослабление давления на Киевский укрепрайон, и стабилизации обстановки на юго-западном фронте русских. По данным разведки, аналогичные действия проводились в районе Нежина в полосе действия 2-й полевой армии, где применялась похожая тактика и вооружение. В том случае была разгромлена 131-я пехотная дивизия и убит ее командир генерал-майор Генрих Майер-Боурх, и наступление приостановилось на несколько дней. Это позволило русским укрепиться на новых позициях и нанести серьезный урон наступающей армии.

Всем сразу стало понятно, что они столкнулись с новой тактикой и с профессионалами, которых у русских было не так уж и много. Адмирал Канарис согласился с решением командира корпуса снять с фронта пехотную дивизию для блокирования и уничтожения группировки русских в тылу армии. Со стороны командования 6-й армии корпусу для усиления передавалась еще одна пехотная дивизия.

После доклада командующего корпусом Канарис позволил себе взять слово.

— Скажите, русские пользуются только трофейной техникой, захваченной на станции?

— Нет, герр адмирал. Зафиксировано применение необычных тяжелых танков с длинной крупнокалиберной пушкой. Эти танки неуязвимы для нашей противотанковой артиллерии, да и тактика применения отличается от принятой в русских войсках.

— В чем же?

— Они нападают из засад, и если контратакуют, то на коротких рывках, метко стреляя прямо на ходу. Очень необычная и грозная техника в руках хорошо подготовленных солдат. Наше мнение, что в данной ситуации против нас действуют танковые асы, такие же как и в русских авиационных полках, составленных из лучших пилотов.

— Что показывает авиаразведка?

— Там лесные массивы, и русские маскируются под деревьями. Учитывая проблемы с радиосвязью, в полной мере использовать фронтовую авиацию пока невозможно. Мы запросили авиаподдержку у штаба армии, но пока не нашли возможности отвлечь авиацию с других участков фронта, да и русские резко активизировались, видимо, уже в курсе того, что у нас происходит в тылу, что говорит о согласованности действий с командованием Красной Армии.

— Какие еще действия приняты для устранения угрозы?

— Через штаб армии обратились к командованию группировки войск "Юг" о временной передаче в наше распоряжение танкового батальона из состава первой танковой группы. Думаю, этих сил вполне хватит, учитывая, что количество бронетанковой техники у русских оценивается в пять-десять единиц. Но при самых благоприятных условиях такую помощь мы получим в лучшем случае к завтрашнему утру.

— Понятно. Все ваши действия одобряю. И со своей стороны постараюсь ускорить решение этой проблемы.

Когда адмирал покинул совещание, все генералы вздохнули с облегчением, хотя новости, постоянно приходящие, не вселяли оптимизма. Русские опять контратаковали и нанесли серьезный урон, при этом не стали развивать успех и отступили.

Канарис, вызвав к себе начальника контрразведки корпуса, развил бурную деятельность. Возле помещений, выделенных ему для работы, была выставлена охрана, и, уединившись со своим личным порученцем, работавшим по "Могилевскому делу", майором Густавом фон Витерсхаймом, он приступил, наверно, к самой опасной и значимой операции его жизни.

— Густав, ты служишь у меня уже шесть лет, и пока не было причин усомниться в тебе. То, во что вылилось "Могилевское дело", может перевернуть судьбу не только Германии, но и всего мира. Я не могу пока тебе рассказать всего, но если ты попадешь в руки к нашим коллегам из СД, то должен будешь умереть, не сказав ни слова. Для меня, как и для тебя, главное — Германия. Поэтому от скорости наших действий и успешности сейчас зависит многое. Если к событиям, происходящим сейчас, подключится СД, а это должно произойти в ближайшее время, то ситуация выйдет из-под контроля и мы потеряем намного больше, нежели можем себе представить. Запомни одно: какие бы ни были мои действия, я никогда и ни при каких условиях не собираюсь предавать нашу родину.

— Я готов служить Германии.

— Вот и хорошо. Ты великолепно знаешь русский язык и успешно выдавал себя за русского офицера. Сейчас это предстоит тебе проделать еще раз. По моему приказу собрали группу русских военнопленных, с которыми ты совершишь побег и проберешься в район, где держит оборону группировка русских под руководством офицера НКВД Зимина, твоего старого знакомого. Ты не должен уничтожать Зимина, наоборот, войди с ним в контакт, представься своим истинным именем и званием и передай следующее: "Адмирал Канарис хочет поговорить о событиях апреля 1945 года". Запомнил? Главное, Густав, чтоб рядом были только люди в пятнистой форме с необычным оружием и амуницией. Я не исключаю возможности нахождения там агентов СД.

По тому, как изменилось лицо майора фон Витерсхайма, шеф абвера понял, что его подчиненный в некоторой степени догадался о предположениях своего начальника.

— Так вы думаете….

— Уверен. Клаус, перед гибелью, успел кое-что передать. И у меня есть все основания предполагать, что Германию ждут большие неприятности.

Майор абвера Густав фон Витерсхайм некоторое время помолчал и уже решительно сказал:

— Есть. Я все сделаю.

— Молодец, я уверен в тебе. Систему и порядок связи получишь у начальника отдела "1С" 29-го корпуса. Радиограммы будешь шифровать моим личным кодом. Его ты получишь перед выходом на задание. Ставки слишком высоки.

* * *

Через полтора часа одинокий грузовик "Опель-Блиц", в котором перевозили около полутора десятков русских военнопленных, ехал по грунтовой дороге буквально в десяти километрах от разгромленного аэродрома. К странностям этого рейса относилось количество охраны, состоящее всего из четырех конвоиров-прибалтов, солдат вспомогательной полиции, часто привлекаемых для такого рода функций. Как оказалось, среди военнопленных были подобраны самые непримиримые, наотрез отказывающиеся от сотрудничества с немецким командованием, и стоящие на учете у администрации концентрационного лагеря как неблагонадежные и подлежащие уничтожению в первую очередь. Старались подбирать людей из разных групп, не знакомых друг с другом, что давало возможность вполне спокойно внедрить агента абвера, выполняющего особое задание. Сейчас в этом оборванном, со следами побоев, артиллерийском капитане вряд ли кто-то мог узнать блестящего, подающего надежды офицера разведки, личного порученца адмирала Канариса.

Группа обеспечения операции выехала заранее вперед и должна была вывести из строя в нужном месте автомобиль и позволить военнопленным выйти к русским.

С некоторым опозданием грузовик показался на дороге и остановился возле поваленного дерева. Фельдфебель, старший машины, вылез из кабины, подозрительно осматривая все вокруг, достал из кобуры на поясе парабеллум, передернул затвор и некоторое время стоял, прислушиваясь к звукам леса и канонаде, раздававшейся невдалеке. Через некоторое время он успокоился, решив для себя, что это не засада, а дерево перегородило дорогу в связи с шальным снарядом, воронка которого была в наличии. Он повернулся и крикнул своим подчиненным, которые сразу начали выталкивать из машины русских пленных для очистки дороги.

Конвоиры пинками и ударами прикладов винтовок старались ускорить работу, когда один из русских не выдержал и бросился на ближайшего прибалта в немецкой форме. Капитан-артиллерист, которого доставили перед самым отправлением конвоя, бросился на фельдфебеля, ловким движением сбил его с ног и простым двадцатисантиметровым гвоздем ударил в глаз. Пока на дороге звучали крики, выстрелы и возня, он быстро овладел пистолетом убитого и двумя выстрелами пристрелил водителя, который перед выездом был проинструктирован соответствующим образом и мог в некоторой степени разоблачить офицера абвера и последнего прибалта, только что застрелившего пленного и панически передергивающего затвор карабина.

Пока все были в угаре боя, он привычно прокачал ситуацию и начал раздавать команды.

— Быстро разобрать оружие и боеприпасы. У водителя должны быть продукты, уходим в лес в сторону канонады. Быстро, а то сейчас появится патруль.

Никто не задавал вопросов и не пререкался. Под сиденьем водителя нашли несколько плиток шоколада, советский пистолет ТТ, бинты, которыми тут же воспользовались, перевязывая раненого лейтенанта-летчика.

Когда двенадцать русских скрылись в лесу, на поляне появились пятеро немцев в камуфлированных куртках, украшенных ветками и травой. Деловито прошлись вокруг машины и спокойно без суеты дорезали одного из конвоиров, которого недодушили русские. Задание было однозначное: чтоб живых свидетелей не осталось. Через пять минут они легкой рысцой двинулись по следам убежавших русских, чтоб проконтролировать их беспрепятственный проход к обороняющейся группировке Красной Армии в немецком тылу.

Через час грохот канонады, отдельные взрывы и выстрелы слышались очень отчетливо. Переходя дорогу, они наткнулись на разгромленную немецкую колонну.

Сержант-танкист с обожженным лицом чуть приостановился и с радостью в голосе прокомментировал раздавленные машины и трупы, лежащие невдалеке.

— Сволочи. Так вам и надо. Ох и молодцы наши, сразу видно, КВшкой здесь прошли, раздавили нелюдей как свиней.

Густав смотрел на все отрешенно, как бы живя своим образом. Сейчас он русский капитан. Когда он проходил подготовку в разведшколе, преподаватели артистизма как раз и настаивали на этом. Чтоб тебя не раскрыли, нужно не играть, а жить в своей легенде, иначе рано или поздно раскроют, и провалишь задание. Вот и сейчас его образ русского офицера злорадно ухмылялся и радовался успехам неизвестных воинов.

Подборка пленных была такова, что он со своим званием капитана оказался самым старшим по званию, поэтому не стал терять бразды правления и сразу взял все в свои руки.

— Хватит. Осмотреть тела, найти оружие и боеприпасы, перевязочные материалы, продукты. Быстро, слышите — бой затихает.

Через полчаса группа военнопленных вышла в расположение группировки русских, которая, несмотря на все усилия немецкого командования, яростно оборонялась, постоянно огрызаясь контратаками и фланговыми ударами.

Идя на шум боя, Густав со своим нынешним отрядом вышел к поляне, где они тут же оказались под прицелом пулеметного расчета. Он громко закричал:

— Не стрелять! Свои!

— Бросить оружие, выйти с поднятыми руками.

Он повернулся к своим спутникам и коротко скомандовал:

— Выполнять.

На землю упали несколько немецких винтовок, и двенадцать военнопленных в изодранной форме вышли на свободное пространство перед позицией пулеметного расчета, прикрывающего подступы к линии обороны с фланга. За всеми этими событиями наблюдала специальная группа абвера. Ее командир наблюдал в бинокль и, когда к майору фон Витерсхайму и его спутникам в сопровождении двух вооруженных немецкими карабинами красноармейцев подошел человек в пятнистой форме, в каске и необычным автоматом на плече, спокойно сказал:

— Посылка доставлена. Уходим.

Незаметно группа растворилась в лесу. Через полтора часа они вышли на поляну, где их ожидал грузовик, на котором они выезжали на задание, и легковой "Опель", в котором находился порученец адмирала Канариса, отвечающий за оперативное сопровождение операции.

Он выслушал доклад, спокойно кивнул.

— Молодцы. Грузитесь, уезжаем.

Легковая машина уехала вперед, когда идущий сзади грузовик исчез в пламени взрыва.

Полковник Йоханнес Беслер спокойно обернулся, вышел из машины, посмотрел на горящую машину, кивнул головой, снова сел на свое место и таким же нейтральным голосом сказал водителю:

— На мину налетели. Едем. Нас ждут.

Через час адмирал Канарис знал, что его агент сумел пройти к русским и вышел на контакт с одним из бойцов в пятнистой форме, которые вызывали особый интерес главы абвера.

На следующий день безымянный водитель, оказавшийся свидетелем гибели разведгруппы абвера, был убит шальной пулей при обстреле машины "отступающими русскими".

Глава 3

Мы не стали сразу с криком "ура" атаковать немцев. Связавшись с Павловым, который руководил артиллерией, я некоторое время корректировал огонь, и когда две батареи противника замолчали после массированного, но короткого артобстрела, мы выдвинулись из леса и пошли в атаку. Стометровое расстояние до тыловых позиций противника преодолели как спринтеры в максимально короткое время. Танкам пришлось только пару раз выстрелить из пушек, чтоб добить расчеты уцелевших орудий, когда они ворвались на позиции немецкой артиллерии. Чуть покрутившись, поливая все вокруг из пулеметов, мы, дождавшись пехоты, которая в очередной раз пыталась атаковать позиции, удерживаемые отрядом капитана Левченко, ударили ей в спину и снова рванули вперед. На данное время это была последняя атака, которую мы планировали. Запас боеприпасов и к Т-64 и к БМП-2 явно подходил к концу, и устраивать долгосрочную войну никак не входило в мои планы. Рассеяв пехотный батальон ударом танков с тыла и лобовой атакой пехоты, мы прорвались на линию обороны и стали готовиться к отступлению. Несколько раз в воздухе появлялись самолеты-разведчики, и даже один раз нас попыталась атаковать парочка Ю-87. Привезенные с аэродрома и станции малокалиберные автоматические зенитные пушки, истерически стреляя в воздух, отогнали их, хотя и не причинив никакого вреда.

Дозаправив бронетехнику и укомплектовав ее остатками боеприпасов, мы стали отходить по грунтовой дороге в сторону портала, где уже активно готовился новый рубеж обороны и ожидали два БТРа и БМП-1, которые по команде вышли к нам навстречу. Почти перед самым выходом колонны в расположение части вышла небольшая группа военнопленных, перебившая конвой и убежавшая при перевозке. Конечно, такие совпадения наводили на размышления, и все, кто пришел, были разоружены и взяты на особый контроль. Потом на привале пообщаемся.

Оставляя за собой заслоны и изобретательно минируя дороги, мы отходили к порталу. Немцы, попытавшиеся нас преследовать, получив еще пару танковых контратак и несколько засад, отстали и ночью не беспокоили.

Мы с Васильевым, с Санькой, Павловым, Левченко и Ковальчуком, который буквально прилетел обратно с БТРами и БМП-1, примостились возле танка и, подсвечивая светодиодным фонариком, рассматривали карту. При этом Санька комментировал наши приключения.

— Да уж, командир, гульнули так гульнули. Давно в такой бойне не участвовали. Что будем дальше с этим табором делать?

— Возле точки выхода уже организуется оборона. Будем организовывать активную оборону. Боеприпасов на несколько дней обороны у нас хватит. За это время успеем все самое нужное перетащить через портал и найти точку выхода на контролируемой советскими войсками территории. Ну на крайний случай перейдем в другой район, где нас не ждут, и снова ударим. Другого выхода у нас нет, иначе придется всех освобожденных бросать, но, думаю, никто так не поступит. Все-таки свои, да и мы не шакалы и не демократы. Тогда делаем так: ведем колонну всю ночь, по карте нам идти в таком темпе еще часа два. Санька, на тебе сюрпризы, берешь все взрывоопасное и минируешь дороги. На базе один программер ломанул коды штаба армии и с помощью НКВДшника перевел все. Про нашу душу с фронта снимают две пехотные дивизии и перебрасывают с юга танковый батальон, а это больше сорока коробок со всем табором обеспечения и артиллерией. В общем, взялись за нас серьезно, и нужно делать ноги по-быстрому, но и дверью хлопнуть не помешает.

— Ну тогда выход один. Мы им тут организуем маневренную войну, но, учитывая превосходство в артиллерии, они нас будут зажимать в кольцо и давить.

— Согласен. Ковальчук и Левченко, формируете штурмовые группы. Состав — один-два человека из наших, с гранатометами, и пять-десять освобожденных с автоматическим оружием. Задача — засесть на дорогах и валить всех, кто будет за нами идти. А мы пока прорвемся к порталу и займемся поиском новых точек выхода. На это у нас отводится вся ночь и завтрашний день, пока они нас будут искать и формировать стабильную линию фронта.

Перед самым отправлением, уже в темноте, ко мне подвели артиллерийского капитана, который хотел передать особо важные сведения для командира. Я такие сюрпризы не люблю, особенно когда не я их готовлю, поэтому потребовал, чтоб этого знающего обыскали поподробнее и представили пред мои грозные очи, особенно после контузии.

Это был высокий темноволосый человек со взглядом уверенного в себе убийцы. Это понял не только я, но и мои спутники. Да только тут собрались не мальчики из кружка шахматистов, а повоевавшие и пережившие страшную войну волки. Рядом стояли несколько красноармейцев, но он сразу перешел на деловой тон.

— Майор Зимин, я бы хотел говорить или наедине, или в присутствии только ваших людей.

— Хорошо. Всем отойти, держать на прицеле этого субъекта. Артемьев и Васильев, останьтесь.

Дождавшись выполнения команды, я вопросительно посмотрел на ночного визитера.

— Говори, у нас и так времени мало.

Капитан собрался с силами и выдал фразу, которая поразила не только меня.

— Адмирал Канарис хочет поговорить о событиях апреля 1945 года.

После этой фразы он внимательно на меня уставился и стал ожидать реакции.

Санька и Васильев застыли, до всех дошло, что перед ними разворачиваются события намного важнее разгрома станции и уничтожения нескольких сотен немцев.

— Всех, кто пришли с этим капитаном, арестовать, прибудем на место — устроим перекрестный допрос со спецсредствами.

Теперь повернулся к этому лжекапитану.

— Значит, в том самолете, который чуть не сбили над аэродромом, был Канарис и прилетел он по наши души.

Я, молча отойдя, стоял и думал. Ситуация была необычная. Глава одной из серьезнейших спецслужб Германии лично прибыл для установления контакта, и передо мной стоит один из его доверенных людей, скорее всего, имеющих прямой выход на Канариса. Смущало то, что шеф абвера в скором времени должен начать стучать англичанам и сливать кучу информации, значит, и про нас он при случае сообщит. Ведь недаром англы во время войны полностью уничтожили всю разведсеть Германии у себя на острове. Простыми средствами контрразведки, без помощи высокопоставленных предателей, такого достичь не удалось бы.

Вступать в такие переговоры и не известить Москву будет большой глупостью. Сталин не поймет и заподозрит в двойной игре, и вот тогда действительно у нас начнутся неприятности, а ведь женщин и детей нужно куда-то вывозить. Надо потянуть время.

— Какие инструкции вам дал адмирал?

— Получить ответ и передать, используя ваши передатчики, специальным шифром, моему начальнику.

Я снова задумался. Нужно что-то сообщить Канарису, чтобы он сразу не побежал к англичанам, американцам или к своему фюреру.

— Значит, ваш белобрысый успел что-то передать, раз адмирал в курсе некоторых событий и дат. И вас он прислал, несмотря на все события. Кстати, как вас зовут по-настоящему?

— Это неважно.

— Нет, фриц, это уже очень важно. Тебя твой начальник втянул в такую игру, где все становится важным, и ты сам понимаешь, что обратного хода уже не будет. И ты уже никогда не вернешься в Германию, а если и вернешься, то свободу уже никогда не получишь. Либо твой шеф тебя ликвидирует, либо ведомство Гейдриха на тебя наложит лапу и ликвидирует, но чуть попозже, когда выпотрошит по полной программе и наберет козырей, чтоб свалить Канариса, несмотря на долгое знакомство.

Но мой собеседник спокойно смотрел мне в глаза, хотя там уже начала проявляться тоска понимания правдивости моих слов.

— Ну давай свой шифр, будем работать.

— Я сам.

— Да нет, дорогой. Ты действительно хочешь узнать про апрель сорок пятого?

Я при свете фар смотрел ему в глаза. Он не хотел слушать, а тем более верить.

— Девятого апреля с особой жестокостью казнят твоего шефа, за то, что он в своих дневниках не очень хорошо отзывался о вашем фюрере, а потом в Берлин войдут русские танки и Адольф Гитлер отравится как последний трус. Кто-то из его адъютантов приставит пистолет к голове трупа и выстрелит, чтобы не позорить фюрера, но эксперты потом докажут, что стреляли уже в мертвого человека.

Это был сильный человек, и он не хотел верить, но обстоятельства были таковы, что выхода у него не было. Тут рядом подал голос Санька, решив поддержатьразговор.

— Ага. По Ундер дер Линден идут русские танки, а глубоко в бункере Гитлер мучительно оттягивает свой конец…

Васильев захрюкал от смеха. А лжекапитан бросал косые взгляды на меня и моих спутников, которые в своей сбруе и в свете фар выглядели весьма колоритно.

— В общем так, шифры передаешь моему человеку и живешь долго и счастливо. Слово офицера, что тебя никто не убьет. Ну, правда, за шальные снаряды ваших артиллеристов поручиться не могу.

— Нет. У меня свои инструкции. И если вы понимаете, что такое офицер, я должен выполнить задание.

— Хорошо. Как тебя зовут по-настоящему? Учти, я смогу проверить твои слова, и, если ты будешь обманывать в таких мелочах, я и мои люди очень обидятся. Уж поверь, у нас найдется чем удивить вас и вашу армию. А это все только разминка, ну что-то типа сафари на тигров.

Я показал рукой на танк и стоявшую рядом БМПшку.

Он задумался.

— Густав. Майор Густав фон Витерсхайм.

— Ну и молодец, Густав. То, что я тебе сказал про казнь адмирала Канариса, можешь передать. Дальше диалог будет вестись только после того, как советскому командованию в целости и сохранности будет передан генерал-лейтенант Карбышев Дмитрий Михайлович.

— Почему именно он, а не сын Сталина?

— Интересный вопрос. Когда один ваш знаменитый фельдмаршал попал в плен, его попытались обменять на Якова Джугашвили. Так Сталин на это ответил "Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю". А Карбышев… Это наш национальный герой, генерал, которого в концлагере замучили до смерти. Хотите знать, во что англы и янки превратят снова Германию, — будете сотрудничать, нет — так советские танки будут в Берлине не в сорок пятом, а раньше. Даже если твой шеф прямо сейчас побежит к англичанам и при этом будет иметь веские доказательства нашего присутствия и нас тут раскатают всем вермахтом, то уже ничего не изменишь — процесс запущен. Ладно, это все лирика. Ковальчук!

Из-за танка появился старший лейтенант Ковальчук с тремя бойцами в полной экипировке.

— Я, товарищ майор.

— Возьми на контроль немецкого товарища, к нам тут спеца немаленького прислали, хотелось бы не получить неприятных сюрпризов.

— Понял.

Немца тут же профессионально скрутили и одели наручники за спиной.

— Извини, Густав, сейчас играть в шпионские игры нет времени, утром отправишь своему начальнику радиограмму. А сейчас для меня важнее сохранить жизни вот этим русским солдатам.

Немец спокойно и гордо смотрел мне в глаза, поджав губы. Ни дать ни взять настоящий аристократ. Стоящий рядом Санька покачал головой.

— Ишь ты каков. Это они после сорок третьего уже петь по-другому начали.

Я шикнул на Саньку.

— Не обижайтесь, Густав, это всего лишь меры предосторожности, хотя после того что вы вытворяли в России, у меня никакой жалости ни к вам, ни к вашему шефу нет. Вы же про план "Ост" знаете? Уж поверьте, слишком мало натуральных немцев вернется домой из России. Ну, об этом поговорим попозже.

Снова танки, бронетранспортеры, грузовики, рыча двигателями, идут по ночной дороге, деревья, освещаемые фарами машин, создают фантастические картины. До цели оставалось всего несколько километров, и уставшие за несколько суток люди с нетерпением ждут передышки. А меня ожидала еще работа, и я просто не знал, когда смогу отдохнуть, поэтому, пока было время, связался с базой.

— База, ответьте Фениксу.

В гарнитуре радиостанции ничего не было слышно, автоматический подавитель помех не пропускал шумы эфира. Через пару мгновений раздался искаженный голос моей супруги, который я узнал по характерным интонациям.

— На связи, Феникс.

Фух. А то я что-то начал уже бояться, что никогда уже не услышу этого голоса. Как хорошо, что есть место, где тебя действительно ждут и молятся, чтоб вернулся живым и невредимым. Светка думает, не знаю, как она молилась во время моих рейдов в крымские горы. И сейчас, наверно, где-то рядом держит иконку. Может, то, что я до сих пор жив, и ее заслуга. Как там у Симонова было: "…ожиданием своим ты спасла меня…". Я ведь реально ей и ребенку почти не уделяю время. Как мне надоела эта беготня со стрельбами и смертями, когда же оно все закончится…

— Переключитесь на третий шифрованный канал.

— Вас поняли.

Недолгая пауза, когда у обоих абонентов перенастраивают аппаратуру.

— Феникс, на связь.

— Все нормально, милая, прекрасно тебя слышу.

— О как, неужели грозный Феникс обратил внимание на свою жену? Это, наверно, тебя там сильно контузило, раз такой нежный стал. В общем так, Оргулов, заканчивай там свои войнушки и возвращайся к жене и ребенку, понял?

— Непременно, дорогая, вот надаю плохим немцам по голове, чтоб не мешали нам жить, и весь в твоем распоряжении, а пока прими текст и готовь шифровку в Москву.

— Вся во внимании. Опять каверзу задумал?

— Светочка, давай по делу, а то у меня после контузии голова раскалывается, и так еле терплю.

— Бедный, ну давай диктуй.

— Давай записывай, дословно.

"Странник — Центру.

Благодарим за поддержку. Станция разгромлена, освобождено около пяти тысяч советских военнопленных. Сформирована мобильная бригада. Нанесены удары в районе Фастова и уничтожен полевой аэродром и более тридцати самолетов. Общие потери противника оцениваются в пять-семь тысяч. По данным разведки, с фронта снимаются две пехотные дивизии и из состава 1-й танковой группы перебрасывают танковый батальон. В расположение бригады вышел личный порученец адмирала Канариса с предложением о переговорах. Судя по ситуации, глава абвера имеет представление об истинной природе Странника, но обладает отрывочной информацией о событиях апреля сорок пятого года. Посланец изолирован. Учитывая ранние договоренности с руководством СССР, считаю невозможным вести переговоры без участия Москвы. Для проверки серьезности намерений руководства абвера и задержки начала переговоров выдвинуто требование об освобождении и передаче советской стороне генерал-лейтенанта Карбышева.

Странник".

— База, как поняли?

— Все нормально. Ну и дела у вас там раскручиваются.

— Ага. Самому уже надоело. Вы передавайте побыстрее. Скоро будем на базе.

На связь вышел Санька по закрытому каналу.

— Ну, командир, как думаешь, где протекло, у нас?

— Не должно, я все возможные каналы утечки отслеживал. Скорее всего, не у нас, хотя и братья НКВДшники очень жестко все контролируют.

— Может, они сами дозированно фрицам и слили инфу? Чтоб нервы пощекотать, так, выборочно, как раз Канарис лучше всего подходит.

— С чего такие мысли?

— Да слишком уж дозированная информация у Канариса. Такое впечатление, что ему слили чуть-чуть для затравки, но при этом никаких доказательств, с которыми можно идти к руководству Германии или к англам, или к амерам, не дали. А он мужик умный, просек, что к чему, и сразу, как только получил информацию о появлении на фронте Зимина, послал своего человека для контакта.

— Санька, да что-то не верится, чтоб Берия с компанией на такое пошли, риск засветиться — неимоверный, да и что это им дает?

Санька промолчал. Потом после короткой паузы выдал:

— Хотя выйти на контакт с такой фигурой — это уже победа. Ведь можно не только клепать танки и самолеты и гнать на убой тысячи людей, а развалить монолитность немецкого командования, тем более они там и так, как пауки в банке. А у Канариса давние терки с СД.

— Ну вот ты сам и ответил себе. Ищи, кому выгодно… Ой, твою мать!

— Бычок, что случилось?

— Да на яме язык прикусил.

— Да уж, ты будь осторожен.

— Да будь спокоен, командир, только ответь, что будет дальше?

— Пока не знаю, но, думаю, если наши выводы правильны, то человека с проработанной стратегией переговоров в ведомстве Берии уже подготовили и при этом сразу попытаются оттереть нас от тела Канариса, как посредники, перепродающие товар. Вот и посмотрим, какой ответ из Москвы будет. Сам знаешь, что главное не то, что они ответят, а как отреагируют на наше сообщение.

— Будет интересно посмотреть на их телодвижения. Надеюсь, они втемную не сыграют?

— Да вот как раз все признаки этого есть. Наверно, ждали реакции Канариса попозже, а тут мы шум на весь Восточный фронт подняли, и получилось, что покупатель, минуя посредника, вышел прямо на производителя. Соответственно, и закупочная цена может упасть, и посредник сейчас начнет суетиться и изображать свою важность и нужность. А мы под эту марку обидимся и вытребуем у посредника, то есть у Берии и компании, больше материальных благ и привилегий, как наглая курица, несущая золотые яйца.

— Умеешь ты, командир, находить яркие аллегории, аж на душе потеплело.

— Ты смотри там вперед, главное, чтоб только на душе было тепло, а не в других местах. Один батальон немцев ты уже прошляпил, и это стоило трех десятков жизней и джипа.

— Да понял я все. Сейчас все будет по-другому, народ уже обстрелянный, выдержанный.

— Смотри, Бычок, третий залет ты не переживешь.

* * *

Через час после получения телеграммы от Странника в кабинете народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Павловича Берии происходило экстренное совещание. За зашторенными окнами уже была глубокая ночь, и нарком, уставший за день, несколько раз снимал пенсне и тер глаза — крепкий кофе уже не помогал. Тусклый свет настольной лампы освещал такие же усталые лица его нынешних посетителей, имеющих высокие должности в иерархии государственной безопасности СССР. Первый заместитель Берии, комиссар государственной безопасности 1-го ранга Меркулов и комиссар 2-го ранга Судоплатов, который после гибели Морошко полностью курировал все вопросы по операции "Оракул". За окнами кабинета изредка мелькали огни прожекторов, освещающих ночное небо Москвы и тщательно выискивающих немецкие бомбардировщики. Но даже налет вражеской авиации вряд ли смог бы отвлечь людей от тех серьезных дел, ради которых они тут собрались.

Разговор начал хозяин кабинета, поблескивая стеклами пенсне в свете настольной лампы.

— Ну что, Павел Анатольевич, по всем признакам операция "Посейдон" перешла в активную фазу, судя по радиограмме наших потомков. Правда, не совсем так, как мы предполагали, но заинтересованность главного фигуранта налицо. Что вы можете сказать по этому поводу?

Судоплатов попытался встать, но Берия нетерпеливо махнул рукой, разрешая докладывать сидя.

— Кто мог предполагать, особенно после событий под Нежином, что наши друзья снова выскочат на захваченной противником территории и устроят настоящую войсковую операцию с применением тяжелой бронетанковой техники и при этом наследят так, что это привлечет внимание спецслужб не только Германии, но и наших союзников.

Меркулов, до этого молча куривший, встрепенулся и, жестко сжав губы, практически выплюнул вопрос.

— А они тут каким боком?

Судоплатов не смутился и спокойно продолжил доклад, ощутив молчаливую поддержку хозяина кабинета:

— От немцев. У англичан кто-то в СС есть и регулярно сливает информацию о широкомасштабных поисках Зимина. С некоторых пор английская резидентура на территории СССР ориентирована на сбор информации по основному фигуранту операции "Оракул". Учитывая имеющуюся у нас информацию от наших друзей о послевоенных отношениях с "союзниками", я считаю, что такие действия надо пресекать самым жестким образом.

Берия утвердительно кивнул головой и задумчиво проговорил:

— Вы правы, Павел Анатольевич. "Оракул" и так уже принес много пользы, но если информация о нем просочится к нашим нынешним союзникам, то от него будет больше вреда, нежели пользы, вплоть до сепаратных переговоров между Гитлером и Черчиллем. Какие еще меры по операции "Посейдон" приняты вами в связи с новыми обстоятельствами?

— Подготовлена специальная группа для обеспечения работы с "Посейдоном", причем никто из них никаким образом не пересекался по службе с "Оракулом". На аэродроме ждет самолет для отправки нашего доверенного человека для проведения предварительных переговоров.

— Не слишком ли вы спешите? Это может быть провокация со стороны абвера или даже прощупывание почвы на предмет достоверности той шифровки, которая была давно отправлена от лица германского агента. То, что к противнику ушла часть информации по "Оракулу", является крупным провалом, и сейчас у нас появилась возможность хоть как-то реабилитироваться. Но вы даже не можете себе представить, какую ответственность я на себя взял перед товарищем Сталиным ради получения разрешения на начало операции "Посейдон". Единственное, что оправдывает такой риск, это получение высокопоставленного агента, который может стать великолепной фигурой влияния в высших эшелонах власти фашистской Германии.

Тут слово снова взял Меркулов, который до этого был больше слушателем, нежели участником совещания.

— А чем мы рискуем, товарищ народный комиссар? Только для Канариса, который глубже всего копнул по делу Странника, эти строки могут что-то значить, для Гитлера и его приближенных это бред, за обнародование которого, в свете успехов вермахта, просто уничтожат информатора и все. В окружении Гитлера одни фанатики, к которым он прислушивается, а Канарис не создает впечатления такого человека. Единственное, что смущает, так это проанглийские настроения.

Берия нетерпеливо отмахнулся:

— Я сам прекрасно понимаю все ваши доводы. Но что мы скажем Страннику на проявление такого интереса? Ведь наши потомки тоже не дураки и смогут понять, откуда произошла утечка информации.

Снова вмешался Судоплатов, который не раз до этого общался со Странником и в некотором роде считался специалистом по потомкам.

— Я думаю, они это уже и так поняли. Зимин не выглядит наивным, и все его поступки, которые со стороны вроде как выглядят глупо, на проверку оказываются логически правильными в тех рамках, в которых вынужден работать Странник. Как мне представляется, у них очень тяжелое положение и предстоит военный конфликт с остатками прозападных властных структур на Украине. Поэтому в условиях глобального дефицита боеприпасов, продуктов и горючего действия Зимина по захвату у немцев этих ресурсов выглядят вполне логично. Да и то, что он активно включает в свой отряд бойцов и командиров из нашего времени, готовит их для боевых действий против фашистов в нашем времени и против бандитов в своем, проводит вполне качественную идеологическую обработку, говорит о малочисленности его группировки и о серьезных задачах, которые он перед собой ставит. Я уверен, что Зимин поймет нас, с его стороны изменится только количество запрашиваемых ресурсов. Ему невыгодно портить с нами отношения, даже несмотря на наше тяжелое положение.

До этого молчавший Меркулов подал голос:

— Я согласен с Павлом Анатольевичем. Скорее всего, в ближайшее время мы станем свидетелями применения Странником более совершенной боевой техники, нежели нескольких легких танков, которые побывали под Нежином. Наши потомки предусмотрительно оставляют козыри у себя в рукаве, не выкладывая все сразу. Поэтому я тоже уверен, что Зимин не предпримет никаких необдуманных шагов в рамках операции "Посейдон" без согласования с нами, о чем говорит его радиограмма, присланная практически сразу при появлении эмиссара Канариса. А его требование передать в наши руки генерал-лейтенанта Карбышева, чтоб затянуть время, выглядит вполне разумным и оправданным на фоне того, как потомки уважительно относятся к памяти этого человека.

Берия решил подвести итог совещания.

— Хорошо, я вас понял, все результаты и наши соображения завтра же на докладе передам товарищу Сталину. На вас же, Павел Анатольевич, — сегодня же отправить к Зимину нашего человека и организовать взаимодействие с частями Юго-Западного фронта для оказания помощи сражающейся в окружении группе советских войск. Тем более в этой ситуации Зимин действительно помогает, отвлекая на себя две полнокровные дивизии вермахта. Это тоже нельзя забывать. Сегодня жду от вас доклада по операциям "Посейдон" и "Оракул".

Глава 4

Капитан Васильев, примостившись в башне танка, следующего за трофейной немецкой "троечкой", идущей в головном дозоре, открыв люк, подставил лицо ночному холодному воздуху, чтобы не заснуть от усталости. Он оглянулся на идущий следом БТР, на броне которого вольготно расположился новый командир — майор Оргулов и Снежная Королева, Катька Артемьева.

Он еще раз окинул взглядом новых боевых соратников, разместившихся на его Т-64, ставшим за последние несколько дней таким родным и привычным. Двое человек Оргулова, выходцы из этого времени, лейтенанты Павлов и Карев, вполне спокойно смотрели по сторонам, держа в руках автоматы Калашникова с подствольными гранатометами. На лицах его товарищей, с которыми он совсем недавно перешел на сторону нового сильного и волевого командира, Сергея Оргулова, уже не читалась такая растерянность, что была поначалу, когда поняли, куда и как они попали. Сейчас это уже был спаянный общими победами отряд, способный решать серьезные задачи. Васильев сначала предполагал, что это будет очередной выход за трофеями, но оказалось, Оргулов все давно продумал и все его вроде как лихие мальчишеские наскоки направлены на создание единой силы, способной защищать и тайну межвременного портала, и женщин и детей, за которых майор теперь в ответе. Самое интересное, что никто его не может упрекнуть в пренебрежении своими обещаниями. Глубоко дыша ночным воздухом, капитан Васильев уже как-то отстраненно воспринимал свое прошлое в бункере Черненко и все события гражданской войны и ядерного конфликта. Такое чувство, что за эти два дня, заполненных постоянной стрельбой, атаками и отступлениями, он и его люди перевернули некоторую страницу в своей жизни и возврата к прошлому, воспринимающемуся как грязное болото, уже не будет.

Странно вот так на все смотреть со стороны. Только совсем недавно он сидел в бункере, который в последние дни перед глобальной ядерной войной полковник Черненко использовал в качестве штаба сводного полка внутренних войск Украины, с тоской смотрел на своих детей и думал о нерадостном будущем. С трудом выносил пустой взгляд жены, впавшей в апатию и выполняющей свои семейные обязанности, скорее из чувства долга, нежели из желания жить дальше. Он прекрасно знал о коробочке со снотворным, которое жена выменяла на рынке, и знал, зачем она это сделала, и не мог ее осуждать — мысли о самоубийстве уже не раз его самого посещали. Только дети и природное упорство еще держали на этом свете, и он пытался всей своей энергией удержать жену от опрометчивого шага, хотя с каждым разом это становилось все труднее и труднее. Старший восьмилетний Володька держался еще более-менее, а вот пятилетняя Марьяна сильно болела и стала сдавать. По словам доктора, осталось ей недолго. Детскому растущему организму нужно солнце и нормальная еда.

Благодаря силе воли он стал неформальным лидером группы офицеров и прапорщиков, которые присоединились к полку "внутряков" во время войны. Тогда они были единым боевым подразделением, но после заточения и долгих месяцев в замкнутом пространстве отряд стал распадаться на группы по интересам. Черненко старался держать в подразделении некоторый порядок, но его зам, майор Семенов, ярый украинский националист, переведенный из Львова перед самой войной для контроля за национальным самосознанием бойцов полка, будучи не столько боевым офицером, сколько вертким тыловиком, подмял под себя распределение продуктов и со временем оброс командой любимчиков и лизоблюдов. В пику ему вокруг Васильева образовалась немаленькая группа, в основном из пришлых, которая смогла в какой-то мере, с позиции силы, воздействовать на зарвавшегося тыловика и выбивать продукты для своих семей. Вадим прекрасно видел, что Черненко не препятствует Семенову, но при этом четко контролирует всю обстановку, и когда пару раз становилось очень жарко и народ хватался за оружие, быстро и жестко наводил порядок с помощью своих сторонников, кадровых бойцов, которых было немного, но они составляли боевой костяк полка.

Но тем не менее всем было понятно, что в такой жизни нет никаких перспектив и все обречены на медленное умирание. На поверхности участились стычки с татарами, в которых погибло несколько человек, буквально месяц назад по бункеру прокатилась эпидемия самоубийств. Черненко пытался занять всех работой и отвлечь от дурных мыслей, но на второй год это уже мало помогало.

Во время очередной выходки татарских бандитов Ильяса, попытавшихся захватить поисковую группу небольшой выжившей общины, возглавляемую Панковым, но более известным как Борисыч, произошло необычное событие. Вся мобильная группа боевиков была уничтожена небольшим отрядом профессионалов, которые имели смелость организовать засаду и перебить вторую группу бандитов, которую лично Ильяс отправил на помощь.

Впоследствии оказалось, что в регион вернулся знакомый многим майор Оргулов, к которому сразу перебежал Санька Артемьев и его молодая жена, которую за глаза называли Снежной Королевой. Все, затаив дыхание, ждали, что в ответ предпримет Ильяс, зная его мстительный характер, но тот просто захватил заложников и стал выдвигать Оргулову требования. В итоге вся банда Ильяса, включая женщин и детей, в прямом смысле была вырезана, а бункер в Перевальном, символ власти и военной силы боевиков, играючи захвачен.

Все болото, в которое превратился некогда боевой отряд, всколыхнулось, и у людей проснулась жажда жизни, хоть кто-то в состоянии что-то менять и не сидеть сложа руки и ждать медленной смерти.

Каждая новость от патрулей, контролирующих рынок, где циркулировали самые свежие сплетни, ожидалась как глоток чистого воздуха. И когда в бункере снова появился Артемьев со своей женой и стал отдариваться продуктами и, что было особенно невероятно, свежими яблоками и молодым медом, то обстановка сразу накалилась до предела. Семенов со своей компанией попытался изъять у людей доставленные от Оргулова продукты и потом "наладить централизованное распределение", хотя все прекрасно понимали, что потом часть драгоценного дара всплывет на черном рынке по запредельным ценам. Хотя тут Васильев заметил, что Артемьев в основном одаривал семьи людей, так или иначе входящих в оппозицию Черненко и особенно Семенову, хотя и не игнорировал остальных детей. Мысль, что Оргулов решил переманить к себе бойцов, сразу пришла в голову не только Вадиму. На злобные выкрики и угрозы Семенова спокойно и взвешенно отреагировал Черненко, не позволив произойти кровопролитию в тот вечер. На следующий день Васильев, как делегат части людей из бункера, провел переговоры с Оргуловым и реально остался доволен. Вот теперь результат: он и его люди дышат чистым воздухом, его дети накормлены свежими продуктами и получают высококлассную медицинскую помощь и, главное, его супруга сильно изменилась за эти несколько дней. В ее глазах зажглась жажда жизни. А за это стоит походить и под новым командиром, а когда он узнал, с кем ему придется воевать, то сразу понял, что к Черненко и его наглому и вороватому заму ни он, ни его люди уже никогда не вернутся.

* * *

К двум часам ночи наша колонна прошла деревню, в которой был уничтожен отряд карателей, в стороне остались дома, где не горело ни единого огонька, и не залаяла ни одна собака, такое чувство, что после карателей здесь поселилась смерть. Мы постарались побыстрее проскочить это место и выйти к полевым укреплениям, которые под управлением наших офицеров и нескольких военных инженеров из числа военнопленных возводились в срочном порядке. Горели многочисленные костры, освещающие местность, вокруг которых грелись немногочисленные бойцы и командиры, бывшие узники концентрационных лагерей. Тут же дымили две трофейные полевые кухни, где из захваченных продуктов на скорую руку готовили поздний ужин. Нашу колонну встречали приветственными криками, и сразу после остановки нас окружили полусонные от усталости люди, выясняя подробности сегодняшних боев.

Те, кто здесь оставался с ранеными, с тревогой ожидали нас, пока громили немецкие части, а мы прибыли в укрепленный лагерь с некоторым облегчением — здесь можем хоть немного передохнуть. Пока бойцы и младшие командиры радовались завершению одного из этапов нашего рейда, ужинали горячей пищей, на мне была задача — найти способ эвакуации всей этой толпы в безопасное место, и не только я понимал, что это единственный шанс для этих людей, на долю которых выпало столько испытаний.

Около трех часов ночи из Москвы пришла шифровка о том, что к нам направляется специальная группа для обеспечения контакта с адмиралом Канарисом. В ответ я попросил вместе с группой прислать около десяти тысяч доз снотворного и рекомендаций по применению препарата. Для чего, не стал разъяснять, но намекнул, что это очень важно и желательно не отказывать. Я представляю, какие физиономии были у Берии и Судоплатова, когда читали мои сочинения, но тут был свой смысл, который пока не хотел раскрывать, и времени было очень мало.

Собрав расширенное совещание, я приступил к разработке следующего порядка действий.

— Работаем по такой схеме. Лейтенант Павлов, на тебе оборудование артиллерийских позиций, маскировка, создание противотанковых засад на дальних подступах, размещение зенитных орудий, учитывая вероятность их применения по наземным целям. Ты уже подобрал себе артиллеристов, прошерсти еще раз людей, может, кого еще найдешь. Подготовь корректировщиков. Дальше. Левченко. На тебе общая оборона лагеря. Окопы, блиндажи, укрытия, маскировка, залповая стрельба из стрелкового оружия по воздушным целям. Артемьев — минирование. Фугасы и ловушки на всех возможных путях подхода противника. Все свои сюрпризы согласовываешь с Павловым, чтоб создать единую комбинированную систему противотанковой обороны. Ковальчук — формирование разведывательно-диверсионных отрядов. Это мы уже обсуждали, но еще раз повторюсь. На дальних подступах засады, с применением ручного противотанкового оружия. Нанести максимальный ущерб противнику, запереть дороги, пока он идет в походных колоннах. Васильев — на тебе формирование мобильных ударных групп для поддержки диверсионных групп Ковальчука. Силовая поддержка и при возможности контратаки. Вроде все.

Тут голос подал Малой:

— Товарищ майор, а мы?

— Я помню про вас. У нас с вами самая трудная задача будет. Мы возвращаемся в бункер и активно ищем другие точки выхода так, чтоб выйти на территории, контролируемой советскими войсками. Иначе все наши подвиги будут тут раздавлены двумя немецкими пехотными дивизиями и танковым батальоном. Все. Приступаем к работе.

В районе портала охрану территории лагеря предусмотрительно несли наши бойцы, поэтому, пользуясь темнотой, мы спокойно дошли до точки перехода и перешли в бункер, где я попал в объятья своей супруги. На людях она не стала выказывать эмоции, но когда на несколько минут утянула в наш бокс, я выслушал много интересного о себе и о своих умственных способностях. Самое интересное, что от всего этого получал несказанное удовольствие. Как мне этого не хватало; наверно, только в такие минуты понимаешь, как ты дорог и нужен своим родным.

Быстро приняв душ и переодевшись в чистый камуфляж, давно уже приготовленный заботливой супругой, перекусил бутербродами из трофейных галет и кофе, запах которого уже стал забывать. После чего опять вернулся к насущным проблемам. Сейчас от меня зависела судьба уже нескольких тысяч советских солдат, поэтому каждая минута промедления потом будет стоить десятки жизней.

Вот снова они, стены бункера, которые за два года стали такими родными и привычными. Я шел по галерее и провел кончиками пальцев по бетону, как бы пытаясь ощутить энергетику этого мощного сооружения, принявшего нас в трудный момент и защищающего поныне. Не знаю, почудилось ли мне, но в этот момент почувствовал какой-то прилив уверенности в своих силах и в правильности выбранного пути. Получив такой заряд бодрости, я уже целенаправленно пошел в серверную — готовить параметры для нового пробоя в прошлое. Пока я там возился, два наших снайпера и привязавшийся ко мне как персональный охранник Егор Карев готовились к новому выходу. Теперь каждый человек был на счету, и держать большую группу поддержки уже не было возможности.

Пока техника рассчитывала новые параметры трех вероятных точек выхода, я прошел в медицинский сектор, там суетились Марина с Ольгой, потому что недавно привезли четверых раненых из отряда Васильева. Я удивленно рассматривал обновившуюся обстановку. Новые стеклянные шкафы и стеллажи с заботливо расставленными банками и упаковками медикаментов, аппаратура и приспособления, которых здесь раньше не было. Тут чувствовалась заботливая рука Борисыча, который, как хомяк, самое лучшее тащил для своих друзей.

Хотелось поговорить с ранеными, узнать состояние и психологический настрой. Мне, как командиру, было немного не по себе, учитывая такие потери среди новичков. Несмотря на все, люди не жалели, что пошли к нам, и всячески старались это показать. Я на несколько минут зашел к ним в медицинский бокс, попробовал поговорить и относительно погибшего, но один из легкораненых, бывший контрактник с узла связи штаба бригады береговой обороны, философски заметил:

— Командир, мы уже все давно мертвы, просто сейчас в этом появился смысл. Бывает не важно, как человек жил, а важно, как умер. Теперь мы знаем, что есть надежда, а в бункере Черненко этой надежды не было, вот и все, так что не терзайся.

Самое интересное, этот боец и не предполагал, как он помог мне. У любого нормального человека есть моменты, когда он терзается тем, что что-то сделал неправильно, и это влечет за собой мысли, что можно было сделать иначе, но тут так вот почти фамильярно одобрили мои действия, причем люди повоевавшие, не новички.

Я еще несколько минут побыл с ними, потом навестил капитана Строгова, который лежал в закутке, отгороженном неким подобием ширмы. Там специально для него поставили небольшой телевизор с плоским экраном, провели наушники и по его просьбе крутили фильмы. Сейчас, заглянув в щелку, увидел, как он, бледный от потери крови и боли, смотрел наш современный фильм "Звезда" про армейских разведчиков. Ему, как и мне, эта тема была очень близка. Его глаза горели. Некоторое время я стоял и смотрел на него. Он, как профессионал, сразу ощутил чужой взгляд, повернул голову и встретился со мной глазами, тут же достаточно проворно нажал на пульте кнопку "Пауза", стянул наушники с головы и вымученно улыбнулся.

— Здорово, майор.

— Привет, как ты?

— Лучше, Олечка великолепный врач, обещала, что на ноги поставит.

— Ну раз обещала, значит, выполнит. Она такая.

Чуть помолчали.

— Как там?

— Тяжеловато, по глупости пошли карателей зачищать, так ввязались в бойню, вон, видел, ребят привезли? Так оттуда. Хотя германцам навешали, много пленных освободили, целую железнодорожную станцию разорили и по аэродрому танками прошлись. Самолетов штук тридцать сожгли. В общем, неплохо погуляли, за это немцы с фронта снимают две дивизии, чтоб с нами разобраться.

— Да, наворотили вы дел, майор. Жаль, меня с вами не было.

— Навоюешься еще. Ольга говорит, кризис миновал, теперь, главное, сил набираться. А насчет всего остального, так наши ребята на боевом выходе все снимали, попрошу девчонок, они тебе фильм смонтируют, посмотришь для удовольствия, тем более положительные эмоции тебе не помешают. Кстати, есть вопрос, скорее всего, будем переправлять раненых на ту сторону фронта, ты как, с ними или тут будешь долечиваться?

Смотрю — глаза опустил, загрустил капитан Строгов. Тут ширма дернулась, и к нам зашла Ольга. Деловито пощупала лоб пациента, заглянула в глаза, задала пару ничего не значащих вопросов, чуть улыбнулась, обдала нас запахом вымытых женских волос и резины, видимо, только что сняла перчатки, и снова исчезла. По тому, как на нее все время смотрел Строгов, я понял, что долечиваться бравый капитан ОСНАЗа НКВД будет у нас.

Усмехнувшись про себя и порадовавшись за двух хороших людей, решил не травить человеку душу.

— Знаешь, Александр, никуда я тебя не отпущу, с таким ранением ты бы давно умер в вашем госпитале, а тут и специалист, да и к тайне ты уже допущен, поэтому нет уже у тебя нормальной жизни без нас и нашего бункера. Я с товарищем Берия согласую этот вопрос.

Он согласно закивал, а глаза радостно загорелись. И перед уходом решил его чуть подколоть:

— Да и Ольге нормальный защитник нужен, натерпелась девчонка.

Не слушая его ответа, убедившись, что и тут все под контролем, ушел из медицинского бокса в серверную, где, судя по времени, уже должны были закончиться расчеты.

При расчете новых точек я постарался поискать зависимость между координатами выхода и параметрами энергетики волновой линзы. Сделал несколько предположений и по выходу третьей точки, можно будет в первом приближении рассчитать поправочные коэффициенты для нынешних географических координат расположения большого портала.

В три часа ночи сервера радостно пискнули спикерами, известив о том, что вычисления закончены. Я быстро по сети перегнал установочные данные на пульт управления и стал калибровать установку, исходя из новых параметров. Вскоре появился Борисыч, которого я в приказном порядке вызвал перед отключением установки, как еще одного неплохого специалиста в электронике и в компьютерной технике. С ним мы работали по отработанной схеме, и через полчаса параметры были введены и установка была готова к запуску. Тут уже не было времени на соблюдение всех мер предосторожности, поэтому, сделав несколько пробных запусков и еще раз настроив установку, зафиксировав конечные устойчивые параметры для работы, мы запустили на продолжительный срок, выставили в окно штангу с антенной и включили тестовый радиосигнал. В это время запустили малый портал и с помощью установки радиопеленгации попытались обнаружить место выхода портала. Через несколько минут такой работы система, с погрешностью тридцать-сорок километров, указала место на карте.

Все, кто находился рядом, с интересом ждали этого момента. Большой кружок отмечал примерное местоположение точки выхода портала. Судя по координатам, и на этот раз нас ждало разочарование — точка опять была на оккупированной территории в районе города Гостомеля, почти на самой линии фронта, что нас, естественно, не устраивало.

Опять новые данные, вычисления, настройки. Уже пять часов утра, глаза болят, и даже кофе не помогает. Малой, Миронов и Карев, обвешанные оружием, спят сидя на стульях, ожидая от нас результатов. Еще одна проба.

Включаем, настраиваем, перенастраиваем. Все уже делается почти на автомате, и усталый мозг уже не в состоянии нормально воспринимать информацию, но и сейчас установка настроена и готова к запуску. Включаем. Гудение генераторов, ударная группа готова, и опять проводим попытку триангулировать наше местоположение. Через десять минут жирная точка вероятного выхода в 1941 году уже находится в районе города Борисполь, под Киевом. Я уже был не в состоянии, а появившаяся жена вывела карту боевых действий и почти однозначно дала заключение, что сейчас нам повезло. Чтобы однозначно определиться с местом, необходимо послать разведывательную группу в близлежащий населенный пункт и получить точные координаты.

Пока я, снайперская пара и Карев готовились для выхода на ту сторону, переодеваясь в советскую форму, готовя оружие и документы, в Москву пошла радиограмма.

"Странник — Центру.

Получена новая точка выхода. Район Борисполя под Киевом. Точные координаты уточняем. При возможности вступаем в контакт с местными органами госбезопасности под легендой Кречетова. Просим подтвердить легенду и отправить группу для контакта. Время ограничено, начинаем эвакуацию раненых из-под Фастова.

Странник".

Перед выходом решили проверить портал к группе под Фастовом, заново ввели параметры и убедились, что время перестройки между разными точками выхода составляет не более пяти минут. Пока было время и ждали ответа от Москвы, я снова сходил на ту сторону — убедиться, как идет подготовка к отражению атаки противника. Судя по обстановке в эфире, немцы активно нас искали и, что особенно важно, буквально рыскали в поиске источника помех в радиоэфире. Несколько раз вдалеке пролетали самолеты-разведчики, но пока наш укрепленный лагерь не был обнаружен.

По договоренности с Москвой посланец Канариса отправил радиограмму, и на это время система подавления радиосвязи отключалась. Теперь ждали реакции от шефа абвера. Пока была возможность, в рассветных сумерках я провел совещание со своими командирами. Васильев, Ковальчук, Левченко, Артемьев почти сразу прибежали, когда им сообщили, что есть новости с той стороны.

Все выглядели очень усталыми и вымотанными. Третьи сутки непрерывной беготни, когда нет даже возможности присесть, не то что поспать, сказались на всех. Я сразу взял слово и начал совещание:

— Значит, так, канал на территорию, не занятую противником, мы пробили.

Все уставились на меня, ожидая более точных пояснений.

— Под Борисполем, за линией фронта. С Москвой я уже связался, и сюда скоро высылают группу для обеспечения контакта с нами. Думаю, в свете последних событий мы от правительства СССР пока никакой материальной помощи просить не будем, вермахт нас и так прекрасно обеспечил всем необходимым, поэтому на повестке основная задача — спасение бывших военнопленных, которые себя реабилитировали в боевых действиях и действительно достойны спасения. Жду ваших мыслей по этому поводу, с учетом того, что секретность нашего объекта не должна быть нарушена.

Слово взял Санька:

— Командир, ты правда хочешь весь этот табор прогнать через бункер? Нереально. Тут работы на несколько недель. Надо им еще и глазки завязать, так чтоб они ничего не поняли.

— Я уже думал об этом и заказал кучу снотворного.

— Угу, и людей потравишь, как в "Норд-Осте". Не то. Да и пропажа такой группировки сразу привлечет немцев, вот тогда они начнут точно тут все перепахивать. Как вариант, с той стороны пригнать подкрепления, боеприпасы и тут, в тылу противника, организовать что-то типа плацдарма, который постоянно снабжается и пополняется силами.

— Санька, мне нравится эта идея, только тогда высветим все возможности портала, и где гарантия, что вместе с пополнением и боеприпасами мы в портал не затянем группу захвата НКВД. Как бы ситуация ни развивалась, но на сто процентов доверять своим предкам я не собираюсь. Да и воевать тут не очень хорошо. Леса редкие, местность пересеченная, все достоинства нашей техники не могут быть использованы по полной программе, да и боеприпасов для таких боевых действий у нас уже почти нет. У Т-64 три боекомплекта расстреляли, а если у нас начнется заварушка с Черненко или с отрядом, который прибудет из Украины по нашу душу, или если татары решатся вернуть бункер, который контролирует дорогу через перевал к морю? Мы повоевали, помогли предкам, но полностью ввязываться в конфликт в этом времени я считаю неразумным. Наша сила — это наши знания и опыт. И вчера, и сегодня мы это доказали, надавав немцам по голове. Вы же сами делали видеозаписи, будет что Сталину с компанией показать. Так что начинаем свертывать здесь свое присутствие и готовим для эвакуации в первую очередь тяжелораненых. Понадобятся две крытые машины, загружаем, загоняем в портал, там их принимают и отправляют в госпитали, дальше уже не наши проблемы. Зато будет возможность избавиться от многочисленной трофейной техники, которой у нас скопилось с избытком. Все, организовывайте первую партию тяжелораненых для эвакуации.

Судя по лицам, не всем понравились мои решения, но тут собрались военные люди, и приказ командира имел более высокий приоритет, нежели собственные мечты повоевать с врагами, про которых смотрели столько фильмов и читали столько книг. Но это реальная жизнь, и немаленькие потери у нашего небольшого отряда уже остудили горячие головы.

В это время в штаб Юго-Западного фронта пришла шифрограмма следующего содержания.

"Начальнику особого отдела штаба Юго-Западного фронта, комиссару государственной безопасности 3-го ранга Степикову.

Вчера, 21 октября 1941 года под Борисполем потерпел аварию самолет специального авиаотряда НКВД СССР. Соблюдая все меры секретности, силами войск НКВД провести операцию по поиску командира и членов группы, майора государственной безопасности Кречетова. При установлении контакта оказать полное содействие в выполнении специального задания Ставки. К вам высылается группа ГУГБ НКВД СССР во главе с комиссаром 1-го ранга Судоплатовым.

Берия".

Глава 5

Мы снова вернулись в бункер и перенастроили портал на точку выхода под Борисполем. Уже было светло, поэтому, переодевшись в советскую форму и вооружившись оружием, которое бы не вызвало нездорового интереса, вышли через портал обратно в 1941 год.

Перед выходом мы выдвинули видеокамеру на штанге и перед нами, на экране ноутбука открылся вид убранного поля, где были сложены несколько скирд с соломой. Вдалеке было видно какое-то поселение, поэтому мы просто вышли на ту сторону и снайперы, как всегда выглядевшие, как лешие, привычно попрятались, а мы с Санькой, который щеголял в форме старшего лейтенанта НКВД, которая хранилась на складе еще со времен могилевских похождений. Вооружившись автоматами ППД и прихватив радиостанции, мы скрытно направились к населенному пункту, еще неизвестно как там нас примут. А вдруг история идет уже по-другому и в этом районе уже хозяйничают немецкие войска, хотя радиоперехват пока не давал повода для беспокойства. Мы быстро перебежали до небольшого яблоневого сада с уже голыми деревьями и под таким прикрытием приблизились к деревне. К моему неудовольствию, к деревне подходили столбы телефонной связи, и о нашем появлении здесь сразу будет доложено, что привлечет ненужный интерес.

Наблюдая за населенным пунктом и прекрасно понимая, что каждая минута промедления потом будет оплачена гибелью наших солдат, мы, почти не скрываясь, с Артемьевым, который получал истинное удовольствие от ситуации, при незримой поддержке наших снайперов открыто вошли в поселок. Почти сразу наткнулись на шестерых детей лет двенадцати.Они подозрительно рассматривали нас, и один, самый смелый, подошел и чуть настороженно заговорил, поглядывая на мой орден Красной Звезды.

— Добрый день, товарищи командиры. А вы кого-то ищете?

— Добрый, да, нужен телефон, чтобы связаться с городом. Тебя как зовут?

— Артем.

— Ну вот, Артем, как называется ваша деревня, а то мы немного заплутали, и есть ли у вас телефон? Надо срочно связаться с командованием.

Он подозрительно нас оглядел, особенно чистенькую Санькину форму, на которой были видны не обмявшиеся стрелки после глажки, и показал рукой в сторону деревни.

— Так в сельсовете есть телефон.

— Покажешь?

Он замялся, оглянулся на своих друзей, видимо, подмигнул, и пара его спутников с демонстративно равнодушным видом пошла в сторону деревни. В закрепленном наушнике я сразу услышал доклад Малого:

— Феникс, это Кукушка-Один. Детишки через лес побежали.

Я не стал выдавать свои переговоры, да и Санька доклад наблюдателя тоже слышал, поэтому удивленно на меня взглянул. Пришлось доигрывать:

— Хорошо, Артем. Пошли в сельсовет, нужно срочно позвонить в ближайшее отделение НКВД.

На лице мальчика отобразилось удивление, а то я не понял, куда его дружки убежали после того, как увидели необмятую форму на Саньке. Естественно, решили, что диверсанты к ним в гости пожаловали, и сразу рванули в соседнюю деревню или ближайшую воинскую часть за подмогой.

В компании нескольких детей и сопровождаемые заинтересованными взглядами взрослых мы шли через деревню, наслаждаясь октябрьским утром. Плетеные заборы, заботливо ухоженные сады и огороды, с которых уже успели снять урожай. Очень жалко, что скоро все это будет под властью немцев. Санька вертел головой, как американский турист, разве что не хватало дешевого фотоаппарата на шее. Несмотря на серьезность задания, ни я, ни он не чувствовали какой-то опасности и, идя вот так вот, старались наслаждаться моментом. Редко такое бывает: мы уже привыкли или на броне, наряженные в пропахшие потом и копотью камуфляжи, обвешанные железом, либо в темноте, как волки, постоянно замирая от каждого шума. Как бы опомнившись, я снова спросил нашего сопровождающего:

— Скажи, Артем, а как ваша деревня называется?

— Так Городище, разве я не сказал?

— Нет, не говорил.

Я незаметно нажал тангенту гарнитуры и еще раз проговорил название населенного пункта, больше для наблюдателей, чем для себя:

— Значит, деревня Городище. Интересное название, где-то я его уже слышал. Ну ладно. Пойдем позвоним, а то и так много времени потеряли.

В дверях сельсовета нас встретила интересная компания. Мужчина, без руки, но в гимнастерке с орденом на груди, и пара женщин среднего возраста, которые цепко нас рассматривали. Судя по напряженным взглядам, опять приняли за диверсантов и, наверно, даже попытаются нейтрализовать. Вот будет хохма. Пусть попробуют. Газовый баллончик с "тереном" и светошумовая граната как раз были припасены для такого случая.

Я поздоровался с мужчиной, спокойно протянув ему руку:

— Добрый день. Майор госбезопасности Кречетов. Нам нужно срочно связаться с ближайшим отделом НКВД или, если есть возможность, с ближайшей воинской частью.

Мужчина опять пытливо на меня уставился, потом, что-то для себя решив, пожал мне руку, заговорил глубоким, чуть хрипящим голосом.

— Мироненко Борис Сергеевич. Председатель колхоза. Проходите, может, с дороги перекусите?

— Нет, Борис Сергеевич, разве не слышите, что происходит? И так времени мало. Дело в первую очередь.

А сам про себя подумал: "Еще не хватало, чтоб какую-то гадость в еду добавили, а потом будет нас Маринка из коматоза выводить".

Мы прошли в деревянный дом в совершенно обычную комнатку, где стояли несколько письменных столов и пахло дешевым табаком. На стене, как дань моде, висел портрет товарища Сталина, по моему мнению, не похожий на оригинал, учитывая, что я с ним недавно общался. На длинном столе, скорее всего, используемом для совещаний, стоял графин с водой, и Санька, который всю ночь для бодрости хлебал немецкий трофейный кофе и теперь маялся от изжоги, попросил воды. Получив разрешение, он набулькал в стакан и, бросив в рот таблетку, которую выпросил перед самым выходом у Маринки, запил ее, сделав несколько жадных глотков. Мироненко, уже спокойнее смотревший на нас и на наши уставшие и осунувшиеся лица, предложил воспользоваться телефоном, который стоял у него на столе, как символ власти.

— Борис Сергеевич, давайте вы сами соедините с городом с отделом НКВД, а я поговорю. А то вы думаете, что мы не видим, как вы нас тут за фашистских диверсантов принимаете?

Он долго с кем-то ругался, кому-то что-то доказывал, но через три минуты он смог соединиться с Бориспольским городским отделом НКВД, где нам ответил дежурный. Я спокойно взял трубку и уверенным, но чуть уставшим голосом начал разговор.

— Добрый день. Майор государственной безопасности Кречетов. Представьтесь.

Пауза. Дежурный на том конце немного впал в ступор, но потом ответил:

— Сержант Воскобойников.

— Сержант, мне нужен кто-то постарше званием.

— Так все на выезде, товарищ майор.

— Мне нужна срочная связь с особым отделом любой воинской части поблизости не ниже уровня дивизии.

— Так, товарищ майор, ничего не знаю. Лейтенант Невлюдов уехал в Киев, остальные тоже на выезде, я тут один.

Я почувствовал, что начал заводиться. Как мне это знакомо, когда никого нельзя найти на рабочем месте и решить реально серьезные вопросы, все всегда заняты, а потом как только поставишь их по стойке смирно да фигурально надаешь по голове, начинают вякать что-то в свое оправдание. Значит, придется подстегивать работоспособность сержанта.

— Значит, так, сержант. Я еще раз представлюсь. Майор главного управления государственной безопасности Кречетов. Мне срочно нужна связь с особым отделом любой дивизии, корпуса или с управлением НКВД в Киеве, они тоже должны быть извещены. Если через десять минут ты мне не доложишь о выполнении задания, я лично приеду к вам в гости и тебе и твоему лейтенанту натяну жопу на уши, ты меня понял? Жду звонка. Запомни, деревня Городище. Всё.

И бросил трубку. Рядом стоял Санька и улыбался, забывшись, он хохотнул и выдал фразу:

— Да, командир, не перестаешь меня удивлять, второй раз тебя таким вижу.

— И когда был первый раз?

— А когда в Севастополе начальник склада форму зажилить пытался. Ты тогда так же на него наехал. Ох, не любишь ты зажравшихся тыловиков.

Я ухмыльнулся, вспомнив ту историю, когда зажиревшему прапору со склада, попытавшемуся накрутить с формой для нашей роты, в штаны засунули учебную РГДшку. Меня тогда никто и наказывать не стал, знали же, что мы постоянно в рейдах, поэтому ну не то чтобы считали кончеными отморозками, но репутация людей несколько неадекватных от постоянной крови закрепилась.

— А кто их любит?

Устало вздохнул и без разрешения сел на чуть скрипнувший стул.

— Ладно. Санька, нужно что-то с ранеными делать. Пока они тут закрутят механизм и сюда прибудет охрана, пройдет часа два, не меньше. А помощь нужно оказывать сейчас.

Я откинулся на спинку стула и устало потер рукой шею, пытаясь хоть как-то стимулировать мыслительные процессы.

Во все время этого разговора председатель колхоза пытливо на нас смотрел, а после фраз про тыловиков чуть улыбнулся и взгляд его подобрел. Он набрался смелости — понял уже, что для диверсантов мы слишком нестандартно выглядим, — и спросил:

— Товарищ майор, а что там с ранеными?

— Да, наверно, вам придется подготовиться для приема раненых. Много их. И главное — никаких вопросов: кто, где, откуда — не задавать. Понятно?

Он уверенно кивнул, понимая, что мы тут не просто так появились. Как бы в подтверждение наших слов зазвонил телефон, Мироненко поднял трубку, ответил, потом почти торжественно протянул мне трубку: "Вас".

— Да, слушаю.

Хрипы и почти неразборчивое звучание меня, разбалованного цифровыми технологиями начала двадцать первого века, порядком раздражало. Там раздался голос сержанта, с которым буквально несколько минут назад разговаривал:

— Товарищ майор государственной безопасности. Дежурный по Бориспольскому городскому отделу НКВД сержант Воскобойников.

"О, как запел, значит, уже фитиля получил и ориентирован на полный прогиб перед московскими гэбешниками", — чуть улыбнулся про себя я.

— Докладывайте, сержант.

— Товарищ майор, связался с Киевским управлением и получил указание оказывать полное содействие. Просили передать, что выслали группу вам в помощь, но когда она будет — неизвестно, все дороги находятся под постоянными налетами германской авиации и забиты беженцами.

— Хорошо. Я вас понял. Мне нужны все сотрудники НКВД, которых сможете собрать и отправить в деревню Городище. Если надо, приказ продублируют из Москвы. Еще нужны врачи для оказания помощи раненым, которых будет много. И водители для трофейной техники. Обеспечьте связь с близлежащей воинской частью. Лучше, чтоб прислали взвод бойцов, но в нынешних условиях это нереально. Все, выполняйте.

Положив трубку, я устало обернулся к Саньке, который с интересом слушал мой разговор.

— Ну что? Помощи не будет?

— Не сейчас. Пока они найдут людей, пока сюда пригонят, пройдет куча времени. Надо начинать эвакуацию раненых и трофейной техники.

— При дневном свете? Засветимся.

— А что делать?

Я нажал тангенту гарнитуры и уже по привычке, чем обдуманно, вызвал базу.

— База, это Феникс, что там слышно с плацдарма?

— Пока диверсионные группы разгромили несколько передовых дозоров, зенитная артиллерия отогнала попытку штурмовки фронтовой авиацией противника.

— Понятно. Но все равно нужно спешить. Передайте сигнал на подготовку к отправке машин с особо тяжелыми. Будем здесь принимать.

До Борисполя было не так далеко, поэтому где-то через час в село влетела полуторка, в кузове которой стояли четверо сотрудников НКВД и трое милиционеров, видимо, собрали всех, кого можно было. Честно сказать, на душе стало погано. Реально этим людям надо сейчас быть на дорогах, вылавливать немецких диверсантов, а они, бросив все, принеслись в эту деревню.

Из кабины выскочил молодцеватый лейтенант и, быстро разобравшись в знаках различия, сразу подбежал ко мне и представился:

— Товарищ майор государственной безопасности, лейтенант Невлюдов, начальник Бориспольского отдела НКВД, со всеми собранными сотрудниками отдела и с тремя привлеченными милиционерами прибыл в ваше распоряжение.

— Вольно. Хорошо, что так быстро. Значит, так, лейтенант. Сейчас вон на том поле будет происходить эвакуация сверхсекретной техники, которую даже вам видеть нельзя, поэтому позаботьтесь о том, чтоб все, повторяю все, жители деревни, особенно дети, были собраны в одном месте под присмотром ваших людей и никак не смогли бы стать ненужными свидетелями. С председателем колхоза согласуете список жителей и по списку проконтролируете общий сбор. Вы сотрудник органов, должны понимать, какие могут быть последствия. Все, у вас полчаса.

Усталый лейтенант опять отдал честь и сразу деловито пошел к председателю колхоза составлять и согласовывать списки и готовиться к сбору сельчан.

Санька стоял в стороне, молча следя за развитием событий.

— Командир, а мне что делать?

— То, что и всегда. Берешь ментов и расставляешь посты так, чтоб к полю ни одна морда не прошла, пока мы туда будем технику пригонять.

Санька довольно улыбнулся. Покомандовать милицией ему редко удавалось, а точнее, еще никогда. Он в свою бытность контрактником Севастопольского полка морской пехоты Черноморского флота Российской Федерации обычно с ними только дрался, вешал "фонари", а потом профессионально уходил от погони, за что у него некоторое время был позывной Фонарщик.

— Понял. Покомандовать ментами — это я всегда "за".

— Ну вот и приступай, не только мне одному тут "гэбню" строить.

Санька деловито подошел к стоявшим возле побитой и потрепанной полуторки, в ожидании распоряжений, сотрудникам НКВД и милиционерам и, сразу определив старшего по званию, отвел его в сторону и стал грузить, с присказками и морскими заходами, сразу выпятив свою военно-морскую сущность. Если б я его не заставил снять тельняшку, он, наверно, сейчас расстегнул пуговицы до пупа и красовался полосатой душой перед робеющими от присутствия московского начальства сотрудниками милиции.

Я не выдержал такого зрелища, поэтому строгим голосом прикрикнул:

— Старший лейтенант Артемьев, делом занимайтесь, а не языком чешите.

Санька обиженно засопел, но перечить не стал, знает ведь, что в таком состоянии со мной лучше не спорить.

— Все на контроле, командир.

— Хорошо, я пойду с Невлюдовым пообщаюсь.

Вокруг нас уже стал собираться народ, заинтересованный появлением машины и сотрудников внутренних дел. Мальчишки, принявшие нас за диверсантов, с интересом наблюдали, как развиваются события, а приехавший лейтенант подчеркнуто уважительно разговаривал со мной.

— Лейтенант, как вариант, можете привлечь вот этих детишек для оповещения и проверки домов. Они тут всех должны знать. И еще…

Невлюдов внимательно на меня уставился, ожидая новой серии откровений.

— Что там со связью с воинскими частями и врачами?

— В пяти километрах стоят химики и зенитчики из 64-го стрелкового корпуса. Я связался со штабом, оттуда должен прибыть лично начальник особого отдела, они уже в курсе о вас.

— Хорошо, работайте по плану.

Тот согласно кивнул и продолжил выполнять мое задание.

Пока было время, я отошел в сторону и связался с базой. Там доложили, что начался бой с немцами, но пока давят не сильно, прощупывают позиции силами разведбатальона, часть которого попала в засаду и была уничтожена при поддержке БТРа и Т-64. Такие новости меня немного успокоили, были некоторые сомнения относительно Васильева, но Вадим пока все делал правильно и особых нареканий не вызывал.

Через полчаса, пока я подкреплялся свежим молоком и куском хлеба, предложенными женой председателя колхоза, подошел Санька и доложил, что все идет как надо и минут через двадцать можно будет перевозить первую партию раненых. Тем более из госпиталя приехал врач и с ним несколько медсестер.

— И среди них есть даже парочка весьма симпатичных.

Я чуть не взорвался.

— Блин, Саня, у тебя жена первая красавица, а ты все по сторонам головой вертишь. Оно тебе не надоело? Может, остепенишься, вон, и сыну год исполнился?

— Так, командир, я аппетит нагуливаю, а есть-то все равно дома буду.

Стоявший рядом милиционер средних лет захрюкал вместе с нами от вроде бы незамысловатой шутки.

— Ладно, шутки в сторону. Ты тут остаешься старшим, отвечаешь за режим секретности. Смотри, чтоб ни одна морда не смотрела в сторону поля, когда там начнут выезжать грузовики с ранеными. А я в бункер, проконтролирую процесс изнутри.

Санька кивнул, и мечтательное выражение сразу исчезло, и лицо его стало серьезным.

— Сделаю, командир.

Я подозвал Невлюдова, дал последние распоряжения и быстрым шагом пошел через поле к точке выхода. На связь вышли снайперы, которые до сих пор контролировали обстановку, и доложили, что к деревне приближаются несколько машин, забитых красноармейцами. Пришлось остановиться и идти навстречу вновь прибывшим.

Когда подошел ближе, машины въехали в деревню, остановились возле здания сельсовета, и из них стали выпрыгивать около тридцати красноармейцев во главе с майором, который, по идее, должен быть начальником особого отдела корпуса.

— Начальник особого отдела 64-го стрелкового корпуса майор Первухин, — представился он сразу, как только разглядел мои знаки различия.

— Майор Кречетов, главное управление государственной безопасности.

Он немного замялся, но пересилив себя, снова заговорил, но в голосе проскочили виноватые нотки:

— Товарищ майор. Мы проинформированы про вас, но не могли бы вы показать документы? Сами понимаете, порядок есть порядок.

— Конечно. Вот.

Я протянул ему свои документы, среди которых была бумага за подписью Берии об обязательном содействии майору Кречетову всеми сотрудниками органов внутренних дел и государственной безопасности. Особист внимательно прочитал все, особенно задержал взгляд на "бегунке" от Берии, все вернул, отдал честь и спросил, в чем будет состоять его помощь, при условии, что рядом фронт, который вот-вот будет прорван.

Мы отошли в сторону.

— Вот что, майор. Сейчас на вашу голову свалится куча раненых и еще большее количество немецкой трофейной техники. В основном грузовики и тягачи. Откуда они и как сюда попали, является государственной тайной. С этого момента вы должны понять, что живым к противнику в плен вы не должны попасть.

— Да я…

— Не перебивайте. Это еще не все. Скоро здесь появится группа главного управления государственной безопасности, скорее всего, командовать будет комиссар второго ранга Судоплатов. На вас сейчас — обеспечить полный контроль над окрестностями, чтоб ни одна мышь не проскочила. Понятно? За режим секретности будет отвечать старший лейтенант Артемьев. Он в курсе операции и в случае чего сможет пояснить и уберечь от ненужного любопытства.

Майор озадаченно смотрел на меня, видимо, решая, издеваюсь я или сошел с ума, но специфика службы в органах госбезопасности такова, что идиоты и сумасшедшие здесь не задерживаются, поэтому молча кивнул и приступил к выполнению задачи.

Я наконец-то смог пройти к порталу и, убедившись что никто не наблюдает — Санька неплохо всех застращал, — перешел в бункер.

Через пять минут параметры портала были настроены на координаты точки выхода под Фастовом, и, включив систему, накинув на себя бронежилет и прихватив автомат и одноразовый гранатомет, я выскочил на ту сторону.

Как такового боя пока не было. Судя по звукам, на подступах к лагерю раздавалась стрельба, гулко постукивали КПВТ БТРов и короткими очередями трещали трофейные MG-34, которых было в избытке у обороняющихся.

Недалеко от точки выхода дежурила пара бойцов из нашего отряда, они сразу опознали меня и пропустили в сторону лагеря. Я связался с Васильевым, который руководил обороной. Но поговорить со мной он не мог, так как именно в этот момент перестреливался с немецкой противотанковой батареей, которая успела развернуться и встретила контратаку русских плотным огнем. Опять тактические характеристики советского танка конца двадцатого века сыграли весомую роль, и после нескольких выстрелов из пушки танка, который постоянно маневрировал и крутился самым невозможным образом для столь тяжелой махины, немецкая батарея затихла. Поэтому рывки танка и БТРа, которых сопровождала жидкая цепочка пехоты, остались безнаказанными, немцы откатились, оставив на поле боя четыре уничтоженные и раздавленные пушки и около тридцати убитых человек. Таким образом, используя техническое превосходство в бронетанковой технике и радиосвязи, удавалось сбивать передовые отряды противника, но ближе к вечеру ожидалось прибытие основных частей двух пехотных дивизий и методичное сжимание кольца и уничтожение артиллерией, которой немецкие части были оснащены с избытком. После очередного боя, когда Т-64 вернулся в лагерь для пополнения боекомплекта, я мог нормально пообщаться с Васильевым.

— Ну что, командир, долго там еще? Мы пока им по голове даем и особо резвых на место ставим, но они уже подтягивают тяжелую артиллерию и, несмотря на отсутствие радиосвязи, начинают активно нас долбить при контратаках. В таких условиях сможем ну до завтрашнего обеда развлекаться, потом они нас просто задавят числом и перевесом в артиллерии.

— Да все понимаю. На той стороне уже готовятся принимать грузы. Сейчас начнем перетаскивать сначала раненых, потом технику и ночью постараемся всех вывести на ту сторону, а там пусть уже сами решают. Мы и так план перевыполнили. Что там радиоразведка? Танковый батальон уже подошел?

— На подходе, ближе к вечеру будет, хотя интересно с немецкими "троечками" и "четверками" пободаться.

Я оглядел с ног до головы такого же уставшего человека, на лице которого сверкала довольная улыбка. Несмотря на красные от недосыпа глаза, в них был только азарт воина, готового рвать противника, пока есть силы. Как он отличался от того хмурого и замкнутого капитана Васильева, с которым мы общались буквально недели две назад в "Шишиге" Борисыча, переделанного под передвижной штаб. Тогда он принимал решение об уходе из отряда Черненко. Сейчас передо мной стоял совершенно другой человек, который живет и светится от наполняющей его энергии. Я его шутливо чуть пожурил.

— В войнушки не наигрался? А если тебя подобьют? Придется сверхсекретную для такого времени технику оставлять противнику?

— Да, командир, понимаю все. Но знаешь, после той деревни и станции, как второе дыхание открылось. Так и хочется давить гадов.

— Вадим, ты хороший офицер, с мозгами и с выдержкой, не подведи. Продержись до вечера.

— Сделаю.

— Ну вот и хорошо. Прямо сейчас и начнем эвакуацию.

Обговорив еще несколько моментов, я отправился к порталу, где уже дожидались два тентованных грузовика, забитых ранеными. Управляли машинами мои бойцы, поэтому, убедившись, что лишних глаз нет, дал команду на выдвижение из портала пандуса, и с помощью лебедки сначала затянули один, а потом и другой грузовик. Поднявшись по пандусу, попав в наше время, тут же выключил установку и приступил к ее перенастройке на точку выхода возле Борисполя. Пять минут пролетели незаметно, компьютер пискнул, что настройка и калибровка закончены, включил портал, убедился, что канал работает стабильно, выпрыгнул на ту сторону, не увидев на поле никого, кроме Саньки, дал снова команду на выдвижение пандуса и спуск грузовиков. Медленно и осторожно раскручивалась лебедка, стравливая трос, опуская по направляющим тентованный грузовик с ранеными, которые в реальной истории уже должны были бы умереть или "достойно" трудиться в концлагерях во имя процветания рейха. Спустив машины и отъехав в сторону, водители поднялись обратно в бункер, надели защитные костюмы, вышли на улицу и стали загонять захваченные еще под Нежином грузовики, которых у нас было около тридцати штук. Спустив таким образом еще десять грузовиков, бойцы молча кивнули и вернулись в бункер. Борисыч, который сидит на пульте управления, отключил портал и стал настраивать его обратно на плацдарм под Фастовом, где готовились к отправке еще два грузовика с ранеными.

Я направился в деревню, уже в сопровождении Карева, где с нетерпением ждал майор Первухин. Подойдя к нему, негромко и устало сказал:

— В поле двенадцать трофейных грузовиков, два из них загружены ранеными, которым нужно оказать помощь. Ищите водителей и забирайте машины, транспорт можете использовать для нужд вашего корпуса, будете передавать другим частям или себе оставите, меня это не волнует. Главное, чтоб трофейная техника служила Красной Армии.

На лице майора отразилась довольная улыбка. О проблемах с транспортом в частях он знал не понаслышке.

Глава 6

Подошел Артемьев и сразу поинтересовался положением дел на плацдарме.

— Да пока немцы оборону прощупывают. А так отгребли немного, когда попытались чуть ли не походными колоннами к лагерю прорваться. Сейчас все по правилам делают, развернули боевые порядки, рассредоточили артиллерию и протянули "полевку" для корректировщиков. Если до вечера не будет сильного штурма, то до утра мы всех оттуда успеем вытащить.

Санька снял форменную фуражку и потер шею. До меня только сейчас дошло, что он копирует мой жест. Неужели подражает своему командиру, иногда такое встречается. Я повернулся к Кареву:

— Егор, мы и Артемьев возвращаемся, тут скоро должен Судоплатов появиться с компанией осназовцев, ты это дело держи на контроле, смотри, чтоб технику, которая у нас долго стояла, обязательно почистили от радиоактивной пыли. Кукушек я забираю, там сегодня очень жарко будет.

— Угу, понял. Товарищ майор, может, мне с вами? А то вы там воевать будете, а я тут машины мыть?

Я смотрел на его грустное лицо и прекрасно понимал этого парня.

— Тут ты прав, Егор. У меня нет времени, но ты сделай вот что: если нас там реально прижмут, то, возможно, понадобится помощь. Попробуй тут найти людей, собрать хотя бы роту на случай экстренного вызова. Понял?

— Думаете, понадобится?

— Не исключаю. Тебе, Егор, я доверяю и уверен, что ты не сделаешь ничего такого, о чем потом будет стыдно перед нами, вашими потомками. Ну ладно, что-то заболтались мы, давай действуй.

К трем часам дня мы уже перегнали под Борисполь двенадцать машин с ранеными и практически весь автопарк, захваченный нами под Нежином. Необходимости в таком количестве грузовиков у нас не было. Оставили себе на всякий случай парочку "Опель-Блицов" и штуки четыре полугусеничных тягача, которые вполне пригодятся в хозяйстве.

Убедившись, что Егор великолепно выполняет возложенные на него обязанности, я перешел в бункер, переоделся в камуфляж, надев бронежилет, каску, и снова вернулся на наш плацдарм, который уже подвергался массированным налетам немецкой авиации и непрерывно обстреливался артиллерией. По ушам ударил грохот близкого разрыва, и мне пришлось падать на землю и отползать к небольшому окопчику, предусмотрительно отрытому бойцами. Там сидел Валера Бойко и бинтовал себе руку, при этом помогая зубами, удерживая конец бинта.

— Ну что, командир, как оно там?

— Да нормально, ждут, только под таким огнем кого-то вывозить будет верхом идиотизма.

— Ничего, скоро уже стемнеет. Недолго осталось.

Когда артобстрел прекратился, я в сопровождении Малого и Миронова перебежками двинулись в сторону лагеря. По дороге связался с Левченко.

— Питон, на связь.

Через несколько секунд мне ответили.

— На связи, Феникс.

— Ну что там?

— Да долбят по квадратам. Пару раз пытались сунуться, но Мозг им вломил. Тут много артиллеристов оказалось, большинство — офицеры, так что немцы тоже огребают.

— Хорошо, молодцы, главное — до темноты продержитесь, рванем отсюда по темноте, за Днепром уже ждут.

— Дело, командир.

Пока была возможность, я шел через лагерь, смотря на людей, деловито готовящихся к бою. Никто не суетился, не бегал, люди занимались привычным делом — воевали, готовились уничтожать врага. Меня узнавали, пытались рапортовать, но я просто махал рукой и шел дальше. Что-то мне подсказывало: в ближайшее время, что осталось до темноты, нас ожидает очередной, но весьма серьезный штурм.

На импровизированном командном пункте меня уже поджидал Левченко, Ковальчук и прибежавший чумазый Васильев, которого оторвали от загрузки танка боеприпасами. Тут же присутствовал майор Галата, командовавший стрелковым батальоном, выделенным и укомплектованным по особому образу. Мы по максимуму постарались насытить бойцов автоматическим оружием, и на каждое отделение приходилось минимум по два трофейных пулемета. На базе бронетранспортеров были сформированы две штурмовые группы под командованием старшего лейтенанта Ковальчука, куда входили несколько бойцов из нашего времени, в качестве командиров отделений, гранатометчиков, специально подобранных красноармейцев и командиров. Артемьев снова командовал отрядом диверсантов, укомплектованным людьми, служившими преимущественно в разведке и знающими минно-подрывное дело, для усиления с ними будет работать наша снайперская пара. Павлов умудрился сформировать одну гаубичную батарею и одну противотанковую, укомплектованную исключительно трофейными пушками. Особым подразделением был реактивно-минометный взвод, укомплектованный двумя станковыми противотанковыми гранатометами СПГ-9 и двумя АГС-17, для усиления в этот взвод включил два пулеметных расчета. Это был мой резерв, подготовленный для локализации прорывов противника. На фоне беспрецедентной для Красной Армии радиофикации всего отряда, причем исключительно защищенной от прослушивания связью, и полным отсутствием таковой у противника наши шансы серьезно испортить немцам настроение были весьма велики.

Отдельное внимание уделили формированию танковой группы, которую возглавил капитан Васильев. Туда вошла вся техника, которая имела хоть какое-то сносное бронирование и средства борьбы с танками противника. Вид потрепанного, растерявшего почти все элементы динамической защиты, но не побежденного Т-64 вселял уверенность, что и сегодня немцам придется несладко, к нему в компанию определили БМП-1, БМП-2 и трофейную немецкую "троечку", к которой прижился Шестаков со своими людьми.

Устали все, людям обязательно нужен был отдых. Поэтому все прекрасно понимали, что надо дождаться темноты и уходить. Никто не заикался о том, чтобы бросить бывших военнопленных и уйти в свое время, и я был рад, что не ошибся в своем выборе. Действительно подбиралась команда единомышленников, и уже после всего вряд ли кто-то из них захочет вернуться к Черненко. Именно этого я и добивался, произошло перерождение разрозненной группы обездоленных и потерявших надежду осколков старого мира, и теперь рядом со мной воевали уверенные в себе и своем деле люди, пережившие подлость, продажность нашего мира, страшную войну, разрушения. Они отбросили все это как ненужную шелуху. Я их прекрасно понимал, такое же чувство испытывал тогда, под Могилевом, когда ходил в атаку и забрасывал немцев бутылками с зажигательной смесью.

В бое наступила короткая пауза, и грохот вражеской артиллерии затих. Я примостился в окопе, выкопанном руками бывших военнопленных, и осматривал нашу линию обороны, хотя мысли постоянно перескакивали на окружающую нас природу.

"Вот и октябрь заканчивается. Середина осени, а все еще так тепло, днем, наверно, градусов пятнадцать — двадцать было, лес вон почти весь осыпался, красиво… Вытащить бы сюда моего Славку со Светланой да побегать в саду, воздух здесь как чистый кислород, не надышишься, — как-то неожиданно пришла мысль. — Ведь, кажется, совсем недавно, в конце июня, мы ввязались во все это, а уже октябрь. Столько всего произошло, приобрел новых друзей, с которыми реально уже и в разведку ходил, и под пулями бегал. А ведь уже сколько раз мог бы и погибнуть. Все-таки отмолила Светка меня перед Богом, не будет же на пустом месте такого везения, сколько народа вокруг погибло".

Мысли перешли на Артемьева, который со своими людьми ушел в леса и готовился устраивать диверсии на дорогах. Трудно ему будет. Листва на деревьях почти осыпалась, и такой вольготной жизни, как летом, у него не будет, да и немцы наверняка попытаются так же небольшими группами прорываться к узлам обороны. Правильно Левченко сделал, что расставил несколько секретов с пулеметами.

Опять задумался о перипетиях судьбы, рассматривая бойцов, которые рядом со мной сидели в окопе и покуривали трофейные немецкие папиросы. Неприятный дым дешевого табака немного раздражал меня, но в среде, где все курят, трудно быть некурящим, пришлось научиться терпеть. Да и тут была другая ситуация, может, для некоторых из них это последняя папироса. Пожилой майор с сединой на висках и с малиновыми петлицами искоса поглядывал на меня, пытаясь скрыть свой интерес. Я устало повернул к нему голову:

— Вы что-то хотели спросить?

Он замялся, с некоторой поспешностью и стыдом запахнул разорванную на груди гимнастерку, но, пересилив себя, заговорил, но нормально и без подобострастия. Здесь, в окопах, все равны перед пулей.

— Товарищ майор государственной безопасности, хоть сейчас можете рассказать, что нас ожидает и зачем это все?

Несколько сидящих тут же бойцов замолчали, внимательно прислушиваясь к нашему разговору, ведь все время, пока они с нами общались, от людей в камуфляжах они слышали только команды, а поговорить по душам так и не получалось.

— Как вас зовут?

— Майор Зинин.

— Имя, отчество?

— Александр Матвеевич.

Я не стал что-то строить из себя. Поэтому просто стал рассказывать:

— Так вот, Александр Матвеевич, сейчас против нас тут действуют две пехотные дивизии 6-й полевой армии вермахта. Эти дивизии сняты с фронта, и для усиления к ним перебрасывают танковый батальон. Как военный человек, вы должны понять, что значит из порядков наступающей армии отвлекать такие силы.

Он понимающе кивнул головой. Сидящий рядом с ним долговязый капитан коротко бросил:

— Киев?

— Он самый. Сами судите. Станцию, с которой снабжалась почти вся армия, разгромили, аэродром фронтовой авиации сожгли, частям 29-го армейского корпуса по голове надавали. Кучу сил на себя отвлекли, даже если мы сейчас все тут погибнем, не сделав ни одного выстрела, то помощь фронту мы оказали. Не знаю, как вы, а я умирать пока не собираюсь и в мои планы входит побывать на Красной площади и на годовщину революции, да и на Первое мая тоже.

— А мы как же? — задал вопрос угрюмый старшина с безобразным рваным шрамом на щеке.

Я устало вздохнул. Опять потер глаза.

— Мы с вами воюем уже пару дней, скажите, я вас гнал грудью на пулеметы или тупо подставлял под артиллерийский огонь?

Ответом была тишина.

— Неужели вы думаете, что в будущем мы вас просто так бросим на убой? Я не политрук и собраний устраивать не собираюсь, людей судят по делам. Думайте, голова вам дана не просто как держалка для ушей?

Народ заулыбался от нехитрой и туповатой шутки.

— Товарищ майор, а что у вас за оружие интересное и танки, таких я никогда не видел?

— Майор, а вам не кажется, что для советского командира, побывавшего в плену у врага, вы задаете много и весьма неприятных вопросов?

Он сразу побледнел, вспомнил, что перед ним сотрудник органов государственной безопасности.

— Я таких танков не видел никогда… Вот интересно, когда такая техника в войсках появится.

— Да вы, наоборот, должны радоваться, что у нас в армии есть такая техника и, главное, люди, которые умеют ей управлять и наносить противнику такой вред.

Чтобы подсластить пилюлю и дать людям надежду, решил чуть-чуть сгладить ситуацию.

— Ничего, скоро такая техника начнет в армию поступать. Это опытные образцы, новое поколение бронетанковой техники. Не завидую я вам, как прорвемся к своим, так столько придется подписок давать о неразглашении обстоятельств этого рейда. Скорее всего, распишут, как вы подняли восстание во время авианалета на станцию, захватили оружие и били немцев. Нас здесь официально не было.

До людей стал доходить смысл сказанного. Некоторые заулыбались, поняв намек, что никто никого бросать не собирается и будем прорываться к обороняющимся у Киева частям Красной Армии.

Раздался противный свист, и прямо перед нашими позициями встал фонтан взрыва тяжелого гаубичного снаряда. Все, кто сидел рядом, синхронно втянули головы в плечи. И по взглядам повоевавших людей можно было прочесть: "Все, началось". Как бы в подтверждение этого по нам замолотили несколько батарей, и позиции сводной бригады заволокло дымом и пылью от многочисленных разрывов.

— Бычок, на связь, — я прокричал в микрофон, потому что даже себя не было слышно в грохоте взрывов.

— На связи, Феникс.

— Где, на хрен, эти батареи? Ты можешь Мозгу дать целеуказание или на крайний случай найти корректировщиков?

— Пока не могу, наткнулись на заслон. Чуть не попались, пытаемся обойти. Со стороны юго-запада слышу многочисленные шумы танковых двигателей.

— Твою мать, может, тягачи?

— Нет, точняк броня идет. Батарея где-то рядом, попытаемся рассмотреть.

— Понял. Сейчас Дровосека осчастливлю. Ты попытайся узнать, по какой дороге они пойдут, но если не получится, отходи.

— Понял, Феникс, работаю.

Я стал вызывать Васильева.

— Дровосек, на связь.

— На связи, Феникс.

— С юго-запада броня идет. Там две дороги. Я СПГшками прикрою одну из них, та, которая южнее, на тебе — вторая. Там севернее — болото и сады, развернуться танкам будет негде. Пропускаешь пять-шесть машин на поле и валишь того, кто на дороге, создаешь пробку, а потом, как в тире, расстреливаешь тех, кого пропустил. Я так же на южной дороге буду развлекаться.

— Феникс, а те, кто на дороге будет? Они ж пробку выбьют и толпой навалятся?

— Там по лесу Бычок шатается и Ковальчук наготове. Сожжем гранатометами в лесу несколько штук, пусть потом такую пробку выбивают. Радиосвязи у них нет, пока очухаются, уже и темно станет.

— Дело. Хорошо придумал. Мы их в поле выпустим, и немцы по нам из гаубиц побоятся садить, чтоб своих не задеть.

— Ага. Так что давай готовься, на все у нас минут десять осталось.

— Понял, Феникс.

Я связался с командиром реактивно-минометного взвода и дал команду выдвигаться к южной дороге, откуда ожидается атака танков противника.

В лесу разгорелась яростная перестрелка, и тут же на связь вышел Артемьев и взволнованно закричал:

— Феникс, мы нарвались, тут больше батальона пехоты идут лесом, давят нас огнем.

— Где вы сейчас?

— Четвертый квадрат.

— Мозг, на связь.

— На связи, Феникс.

— Бычка зажали в лесу. Четвертый квадрат. Дай серию с перелетом, Бычок скорректирует.

— Вас понял.

Через минуту за нашими спинами захлопали трофейные немецкие гаубицы. Даже отсюда, с расстояния больше километра, было страшно смотреть, как в осеннем лесу, почти лишенном листвы, встают черные столбы разрывов, поднимая в воздух деревья и кубометры земли.

Радостно закричал Санька:

— Класс, командир, в самую говядину угодили. Пусть прицел чуть уменьшат. Мы отойти сможем.

— Мозг, слышал?

— Да, Феникс, сейчас сделаем.

Снова загрохотали пушки, и лес заволокло дымом.

— Бычок, что у вас там?

— Нормалек. Двоих потеряли, но оторвались. Фрицы не преследуют. Огребли по самые помидоры и по ходу отступают.

— Выходи к дороге, по которой танки пойдут. Пропускаешь семь-восемь штук, и, когда мы завалим на выходе парочку и сделаем пробку, на тебе — эту пробку увеличить.

— Понял, Феникс.

— Сам справишься?

— Постараюсь, но помощь не помешает. Они снова могут пехоту лесом послать, особенно когда танки завалите.

— Хорошо. Отправлю к тебе Ковальчука для усиления.

— Не помешает.

— Ты корректировщиков ищи, где-то гады засели и из леса за нами наблюдают. Радиосвязи у них нет, значит, полевку кинули.

— Сейчас "кукушек" отправлю, любят они охотиться на таких животных.

— Хорошо, работай.

Через пять минут снова вышел на связь Санька и сказал только одно слово: "Идут".

Почти в это же время по нашим позициям открыла ураганный огонь практически вся немецкая артиллерия, которая была в состоянии до нас дотянуться. Корректировщиков Малой и Миронов нашли и пристрелили, но уже было поздно, наши позиции были нанесены на карты немецких артиллеристов, и они методично растрачивали на нас свои боекомплекты. Высунувшись из окопа, я увидел, как по дороге из леса выезжают немецкие танки, выкрашенные в серый цвет, и сразу расходятся широким фронтом, набирают скорость и несутся в сторону наших позиций. За ними из леса высыпали плотные цепи пехоты и устремились за танками.

Я, как и расчеты противотанковых гранатометов, считал выезжающие на поле танки, почти беззвучно шевеля губами: "Третий, четвертый, пятый, шестой…" После того как на поле выскочил седьмой танк, закричал в микрофон:

— Огонь! Гаси тех, кто из леса выходит.

Но в командах не было необходимости. Справа от меня хлопнул выстрел станкового гранатомета и, пролетев сто пятьдесят метров, реактивный снаряд угодил точно в лоб выезжающей с лесной дороги немецкой "троечке". Танк, как бы натолкнувшись на незримую преграду, резко остановился, по инерции чуть повернулся и замер, окутавшись пламенем. Прямо из-за него вывернулась "четверка" и, остановившись борт к борту с горящим танком, осветилась яркой вспышкой выстрела. Невдалеке от позиции гранатометчиков разорвалось несколько снарядов, не причинив никакого вреда, тут же сразу выстрелил второй расчет, и, как на полигоне, снаряд угодил в "четверку", которая так эффективно загородила выход из леса.

Я обернулся и оглядел наши позиции. Минометный и артиллерийский обстрел наших позиций не прекращался, но стал слабее, видимо, из-за отсутствия корректировки боялись накрыть своих. Немецкие танки набрали скорость, пытаясь преодолеть открытое пространство и раздавить позиции противотанковой артиллерии. Пехота еще пыталась успеть за танками, но попала под массированный обстрел нашей артиллерии и автоматических гранатометов. Четыре трофейные немецкие зенитные малокалиберные автоматические пушки, опустив горизонтально стволы, как заведенные расстреливали боекомплекты по бегущей в поле пехоте. Танкам они ничего сделать не могли, поэтому расчеты имели жесткие команды по распределению целей.

Вокруг стоял грохот. Одно из зенитных орудий исчезло во вспышке взрыва, раскидавшего тела защитников, но люди, понимая, чем грозит прорыв противника, яростно отбивались. На поле уже замерли два танка, один из которых пылал, как костер. Сбоку снова хлопнул гранатомет, и еще один танк замер, окутавшись дымом. Без радиосвязи немецкие танкисты действовали не так эффективно, как обычно, и по сути дела сейчас каждый экипаж воевал сам по себе, выбирая цели, не всегда опираясь на реальную обстановку. Поэтому весь свой огонь они сконцентрировали на противотанковых пушках, резонно предположив их самыми опасными противниками, умудрившись пропустить еще несколько выстрелов из станковых гранатометов. Когда наша противотанковая батарея, составленная из трофейных пушек, была почти полностью уничтожена, на поле остались целыми только два танка, остальные пять уже пылали яркими кострами, освещая в наступающих сумерках поле боя.

С фланга на поле выскочили два бронетранспортера и с расстояния метров в сто, что было почти в упор для КПВТ, открыли беглый огонь по бортам оставшихся танков. Неторопливое грохотанье крупнокалиберных пулеметов, по силе воздействия подобных залповой стрельбе десятков противотанковых ружей, поставило точку на двух последних танках противника. За рванувшими на поле бронетранспортерами поднялись бойцы и с яростными криками бросились в контратаку. Один из бронетранспортеров замер и задымился. Но это уже не могло остановить бойцов. Мне, как командиру, уже не было смысла идти в атаку, но узнать, что случилось с бронетранспортером, не помешало бы.

Попытался связаться с Ковальчуком, но он не отвечал, поэтому пришлось срочно бежать со всеми к дымящему БТРу. Второй остановился невдалеке и изпулемета обстреливал отступающих немцев. К моей радости, ожил пулемет подбитого бронетранспортера, и они в два ствола очень плодотворно проредили толпу убегающего противника, отступление которого, под сосредоточенным огнем, превратилось в паническое бегство.

На бегу связался с Артемьевым.

— Бычок, что у вас там?

Санька азартно ответил:

— Нормально, Феникс, три коробки подожгли, остальные отстреливаются и пытаются развернуться.

Тут он прервался, и я услышал крик:

— Давай гаси его, пока бортом стоит, в стык башни бей… Твою…

Даже я услышал взрыв и увидел, как над лесом поднялся столб огня.

— Бычок! Бычок, что у вас?

Секунд через тридцать Санька ответил:

— Блин, командир, БК рванул, нас тут всех взрывной волной раскидало, гарнитура из уха выпала. Немцы бегут, аж пятки блестят.

— Бычок, что там с Ковальчуком?

— Задело его сильно, вроде жив.

— Отходите, уносите раненых, сейчас к вам Питон с пехотой подойдет. Я к Васильеву, узнаю, что у него там.

— Понял, Феникс.

— Питон, на связь.

— На связи, Феникс.

— Что у вас?

— Нормально, немцев до леса допинали, они и разбежались.

— Выставь охранение — и к дороге, там Бычок развлекается. Выдели команду, уничтожайте танки. Жгите, взрывайте, чтоб их потом только на переплавку можно было.

— Понял, это мы всегда можем.

— Все, я к Васильеву.

К этому моменту я уже подбежал к дымящемуся бронетранспортеру, возле которого суетился Борисыч с огнетушителем, даже не поняв, сам обнял его, и проговорил:

— Жив, чертяка.

На усталом, покрытом копотью лице старого друга отразилась улыбка.

— Не дождешься.

— Что у вас?

— Из ПТРа всадили, движок повредили. Надо утаскивать.

— Потери?

— Да обошлось. Хотя чуть левее — и кранты.

— Ладно, дружище, сейчас отправлю тягач, тащите коробку к порталу. Потом Петрович будет смотреть.

— Угу, понял.

Я вскарабкался на второй БТР и дал команду ехать к Васильеву.

— Дровосек, что у вас?

Веселый и чуть уставший голос ответил:

— Да хреново у нас.

Сердце неприятно заныло.

— Что случилось?

— Да снаряды закончились.

— А что немцы?

В наушнике раздался почти истеричный хохот.

— Да и немцы тоже закончились.

Отсмеявшись, он перешел на деловой тон.

— Одну БМПшку повредили, но там только ходовую задели. Петрович говорит, поднимем. А так настругали супостата, хотя и трудно пришлось. У меня на танке всю внешнюю навеску посбивали, почти живого места не осталось. А у вас там что, командир?

— Да то же самое, навешали "гансам", только один БТР повредили, да с Ковальчуком плохо, зацепило сильно, а так вроде отбились. Тогда готовьтесь к эвакуации и, пока есть время, собирайте трофеи.

Глава 7

Колонна танков 2-го батальона 33-го танкового полка 9-й танковой дивизии подходила к месту сражения с окруженными русскими в глубоком тылу 6-й полевой армии вермахта в районе города Фастов. Командир второй роты, обер-лейтенант Рудольф Деме, примостился в башне штабного танка и внимательно осматривал вытянувшуюся по обочине дороги колонну пехотной дивизии, тоже снятой с фронта для уничтожения окруженной группировки русских. Откуда они тут появились, обер-лейтенант пока не имел представления, поэтому ждал разъяснения обстановки от командира батальона, капитана Альберта Брукса. Их 9-ю танковую дивизию только три дня назад как вывели во второй эшелон на отдых и доукомплектование после понесенных потерь под украинским городом Полтавой, где русские уже несколько недель оказывали ожесточенное сопротивление. Попытки прорыва танковых дивизий 1-й танковой группы постоянно наталкивались на подготовленные позиции противника, которые каждый раз приходилось взламывать с неимоверными потерями для элитных частей вермахта. По сравнению с французской и балканской кампаниями война на Восточном фронте уже остудила умы особо ярых поборников стремительных ударов. Первые победы начального этапа войны, бескрайние просторы России вскружили многим головы, но жесткая действительность быстро расставила все на свои места. Вроде как рыхлая и неповоротливая армия русских быстро училась воевать, и с каждым захваченным городом ее сопротивление только усиливалось и становилось более изобретательным. Как оказалось, у русских были новые танки, по тактическим характеристикам часто превосходившие легкие и средние бронемашины вермахта, и только благодаря надежно налаженному взаимодействию с артиллерией и авиацией удавалось громить полчища противника, с маниакальным упорством пытающиеся остановить военную машину Германии.

Но все меняется. Русские научились эффективно использовать свои танки и мастерски организовывать артиллерийские засады, а не вставать стеной в поле, становясь великолепными мишенями для немецкой артиллерии. Теперь они атаковали с коротких дистанций и расстреливали немецкие машины до последнего снаряда, даже из подбитых и горящих танков. Ожесточение последних боев сильно сказывалось на психологическом состоянии личного состава вверенной ему роты. Вот и сейчас неизвестно откуда взявшиеся в тылу 29-го пехотного корпуса русские смогли нанести серьезный урон, и для их локализации и уничтожения пришлось снимать с фронта две пехотные дивизии и танковый батальон из 9-й танковой дивизии.

Изматывающий марш-бросок, прерываемый на дозаправку и техническое обслуживание техники, продолжался целый день. Исходя из срочности задачи, на обочинах дороги пришлось оставить несколько машин, вышедших из строя, ремонт которых не мог быть произведен в течение получаса, в результате чего батальон сократился аж на шесть машин. Когда колонна приблизилась к месту нахождения окруженной группировки русских, начались странные проблемы со связью. С большим трудом удавалось связаться с находящимися рядом танками, а связь между командирами рот и батальона вообще отсутствовала. Такие странные явления вызывали опасения, и никто не сомневался в неприродном происхождении этого явления.

Батальон прибыл в район сосредоточения, и колонна остановилась, до наступления сумерек оставалось не больше полутора часов. Вдоль колонны от экипажа к экипажу голосом передали приказ командира батальона о сборе командиров рот на совещание. Быстро приведя себя в порядок, обер-лейтенант Деме ускоренным шагом двинулся в голову колонны к машине командира батальона. Там уже ожидали командиры первой и третьей рот. Возле капитана Брукса стоял незнакомый капитан, по знакам различия принадлежавший к пехотной дивизии, части которой обогнали на марше. Командир батальона деловито раскрыл планшет с картой и стал быстро обрисовывать ситуацию:

— Господа офицеры. Как и ожидалось, необычные проблемы с радиосвязью — дело рук русских, которые окопались возле деревни Андреевка, оборудовав достаточно серьезные укрепления. По данным разведки, нам противостоят элитные коммунистические части НКВД, которые имеют на вооружении несколько танков. В течение вчерашнего дня они разгромили несколько концентрационных лагерей с военнопленными, освободили их и вооружили нашим оружием, после чего напали на станцию, разграбили ее и попытались прорваться к фронту, но, натолкнувшись на части 29-го корпуса, повернули на юг и атаковали аэродром полевой авиации, уничтожив более тридцати самолетов люфтваффе. Учитывая, что основные силы русских — это бывшие военнопленные, вы сами понимаете, что могут сделать бывшие рабы, пленных они не берут. И на станции, и на аэродроме, и в последующих сражениях, повлекших серьезные потери частей корпуса, русские воюют очень изобретательно, умело и в полной мере пользуются преимуществом радиосвязи. По косвенным данным, эти коммунисты снабжены радиостанциями намного лучше, чем мы с вами, и эти помехи со связью им никак не мешают. Поэтому нас и еще две дивизии спешно сняли с фронта для уничтожения столь опасной группировки противника. Основная задача — уничтожение противника, захват экспериментального оборудования и техники, которой снабжены русские. На данный момент в качестве усиления нам придается полк из состава 299-й пехотной дивизии.

Он немного помолчал, потом продолжил:

— Учитывая то, что наши войска ведут тяжелые бои, отвлечение с фронта таких сил на продолжительный срок вызывает серьезную озабоченность со стороны командования. Данная операция находится на особом контроле в Берлине. В интересах Германии — в максимально короткий срок уничтожить этих коммунистов, поэтому уже несколько часов наша артиллерия ведет непрерывный обстрел позиций русских. Приданный пехотный полк через полчаса выходит на рубеж атаки. К сожалению, в нынешних условиях это все, на что мы можем рассчитывать, пехотные дивизии намного медленнее подтягиваются к месту боев, да и русская авиация на этом участке фронта резко активизировалась, в связи с уничтожением аэродрома. Противник получил временное преимущество, чем активно и пользуется. Сегодня в течение дня маршевые колонны 299-й дивизии, снятой с фронта, подверглись массированным авианалетам и понесли серьезные потери.

Все озабоченно молчали, понимая серьезность ситуации. На их глазах разворачивались необычные события, и странная группа русских, которая по всем правилам логики должна была не ожидать подхода противника, а прорываться к фронту, встала в оборону и весьма неплохо отбивалась от наступающих частей вермахта. Это не могло не настораживать, и командование 6-й полевой армии небезосновательно ожидало контрудара со стороны киевского укрепрайона Красной Армии, что могло быть частью стратегического плана русских по остановке наступления группы армий "Юг", учитывая наличие и особую оснащенность элитного подразделения НКВД, так необычно активно действующего в тылу противника.

— Значит, делаем так. С этой стороны к позициям русских идут две дороги через лес. По южной пойдет первая рота обер-лейтенанта Раапке, по северной — вторая рота обер-лейтенанта Деме. Третья рота, как самая немногочисленная, остается в резерве. С учетом отсутствия радиосвязи придется пользоваться сигнальными ракетами, порядок вам известен. Все, господа, выдвигаемся на рубеж атаки через полчаса.

Рота шла колонной по лесной дороге. В поле расположилась гаубичная батарея и методично обстреливала невидимого противника. Но буквально на глазах проезжающих мимо танкистов батарею заволокло разрывами тяжелых снарядов. Русские и тут доказали, что могут составить конкуренцию артиллеристам вермахта в контрбатарейной дуэли.

Практически полностью состоящий из лиственных пород, лес производил странное впечатление. Заходящее солнце создавало зловещую гротескную картину, и следующие прямо через лес густые цепи пехоты как бы подчеркивали нереальность всего происходящего. На юге, где шла первая рота, вспыхнула активная перестрелка, которая продолжалась несколько минут и была заглушена многочисленными взрывами.

"Судя по всему, пехота в лесу нарвалась на русских и те вызвали огонь артиллерии, — мрачно думал про себя Рудольф Деме, стоя в открытом люке башни танка и покачиваясь на неровностях грунтовой проселочной дороги. — С нашей связью вряд ли бы могли так быстро среагировать".

Он поднял к лицу левую руку с наручными часами и посмотрел, сколько осталось времени до начала атаки. Вроде успевает. Но сердце неприятно тянуло, предвещая неприятности. Такое чувство он несколько раз испытывал, и каждый раз после этого его танк подбивали. Так или иначе, на войне люди становятся суеверными и замечают подсказки и знамения.

Когда до кромки леса, за которым начиналось поле, где были русские позиции, на дорогу перед головным танком, легким Т-II, выскочили несколько пехотинцев и замахали руками, дав команду по ТПУ (танковое переговорное устройство) остановиться, он замахал руками, спрыгнул с брони своей командирской "четверки", когда машина остановилась, и побежал навстречу пехотинцам, среди которых старшим был обер-лейтенант.

Когда он подбежал, пехотный офицер представился, но из-за работы двигателя танка он расслышал только половину сказанного. Повернув голову, он крикнул механику-водителю головного танка заглушить двигатель и уже спокойно мог поговорить с пехотой.

Рудольф четко козырнул и представился:

— Обер-лейтенант Деме, командир роты первого батальона 33-го танкового полка.

Тот, видимо, поняв, что его не расслышали, быстро представился, но Деме это было не интересно. Поэтому, прослушав доклад пехоты, он мрачно спросил:

— Ну что там?

Вещун неприятностей не просто выл, он орал, и обер-лейтенанту было элементарно страшно, хотя как нормальный немецкий солдат он этот страх загонял подальше и не давал ему овладеть разумом.

Пехотинец быстро обговорил взаимодействие и показал на карте позиции противотанковой и зенитной артиллерии противника. Уточнив рабочие вопросы, Деме быстро созвал командиров экипажей и провел быстрый инструктаж — до начала атаки оставалось не больше пяти минут.

Настало время. Люки закрыты, двигатели взревели, и танки, гордость и сила Германии, железной лавиной двинулись по дороге в сторону русских позиций. Вот выход из леса, и бронированные машины уверенно, как на учениях, стали разворачиваться в цепь широким фронтом. Над позициями противника стоял дым от многочисленных взрывов — точно в срок открыла огонь почти вся артиллерия, которую удалось, несмотря на действия диверсантов, подтянуть к зоне боевых действий. Со стороны русских засверкали выстрелы орудий, и идущий впереди легкий танк замер и задымился.

Деме коротко бросил в ТПУ:

— Короткая.

Танк ненадолго замер, и короткоствольная 75-миллиметровая пушка его танка оглушительно хлопнула, отправив снаряд в сторону противотанковой батареи русских. Сразу после выстрела танк дернулся и чуть изменил курс, сбивая прицелы противнику. Деме повернул триплекс в командирской башне, рассматривая с высоты сиденья поле боя. Четыре танка уже замерли, и два из них горели яркими кострами. Но времени отвлекаться не было, снова короткая остановка и выстрел. По броне танка застучали пули. Слева, чуть обогнав командирский танк, вырвалась машина Вольфганга Зиглера, приостановилась, чуть повела башней, и раздался выстрел. Все как на учениях, Деме аж ощутил некоторую гордость за своих подчиненных, но мгновением позже идущий впереди танк, окрашенный в привычный темно-серый цвет, буквально разлетелся на части, превратившись в огненный шар. Даже находясь за броней, обер-лейтенант ощутил силу удара, и его командирская машина вздрогнула от близкого взрыва.

В смотровом устройстве на миг мелькнула странная боевая машина зеленого цвета, как это принято у русских, и ловко скрылась за горящим танком, не дав возможности наводчику прицелиться.

"Надо отходить, русские, кажется, крупнокалиберные гаубицы выставили на прямую наводку", — подумал про себя Рудольф Деме и закричал в ТПУ механику-водителю:

— Стой, отходим.

Танк резко остановился и начал пятиться. Пару раз стреляла пушка по русским позициям, но это была уже агония — бой и так уже проигран. Деме снова осмотрел поле и попытался среди дыма высмотреть уцелевшие танки его роты.

"Странно, почему так мало танков? Где все остальные?" Не раздумывая, он открыл люк и выглянул, пытаясь рассмотреть в дыму, что происходит сзади. Увиденное зрелище заставило его замереть.

Буквально возле самого леса горели четыре танка, создав импровизированную пробку, через которую не могли прорваться остальные машины роты. Отсутствие связи с экипажами поставило часть роты сразу в отчаянное положение. То, что русские их перехитрили, сразу стало понятно. Они пропустили часть роты, сосредоточенным огнем заперли проход и теперь, как в тире, расстреливают прорвавшиеся танки.

Тут же раздался страшный удар и взрыв. Потеряв на несколько мгновений сознание, обер-лейтенант ощутил себя лежащим на земле возле горящего танка, из башни которого вырывались языки пламени, и отрешенным взглядом смотрел, как идущая следом "тройка" лейтенанта Венцеля, получив тяжелый снаряд в лоб, буквально взорвалась изнутри, раскидав вокруг горящие обломки.

"Чем же они стреляют?" И тут ответ на этот вопрос сам показался на поле. Большая, тяжелая боевая машина с приплюснутой башней и длиннющей крупнокалиберной пушкой буквально летела по полю с невозможной для такой махины скоростью. Не останавливаясь, танк громко выстрелил своей необычной пушкой, и, повернув голову, Деме увидел, как еще один танк его роты превратился в пылающий костер. Как продолжение фантастичности картины, русский монстр, после выстрела, как сказочное существо, выдохнул через ствол облако порохового дыма.

"Продул ствол… Странно, как он может так точно стрелять на такой скорости…" — отрешенно подумал про себя обер-лейтенант. Из-за спины раздался хлесткий выстрел, и прямо над головой Деме пролетел снаряд и ударил русский танк практически в лоб, срикошетил и с визгом свечкой ушел в небо. Танк-монстр сразу резко развернулся, и чудовищная пушка повернулась в сторону оглушенного немецкого танкиста. Он повернул голову и рассмотрел, что T-III, спрятавшись за горящим танком, как из засады, пытается расстрелять русского. Еще выстрел и еще один рикошет, не причинивший вреда. В ответ грохнула длинная пушка, буквально сбив с ног Деме чудовищным воздушным давлением. Один из последних уцелевших немецких танков, так и не успевший спрятаться за свою импровизированную защиту, получив бронебойный снаряд, превративший внутренности боевой машины в кашу из кусков мяса и изломанного железа, замер и начал медленно и неуверенно разгораться.

За русским тяжелым танком с такой же скоростью неслись еще два, меньшие размером, но не менее необычные, больше похожие на зубило с гусеницами. Их маленькие башни окрашивались непрерывными вспышками спаренных с пушками пулеметов, расстреливающих идущую за немецкими танками пехоту. Уже не сомневаясь в исходе боя, Деме оторвал взгляд от картины русских боевых машин и оглянулся. Все поле было заставлено горящими машинами его роты и усыпано телами пехотинцев в серых мундирах, выжившие из которых в панике убегали к лесу от контратаковавших русских, таким жестким способом доказавших свою силу.

Горько усмехнувшись, обер-лейтенант с трудом встал на колени, расстегнул кобуру, попутно удивившись дымящемуся на руках комбинезону, достал пистолет и вытянул руку в сторону набегавших русских пехотинцев, которые уже были совсем рядом.

Он дрожащей рукой успел сделать всего два выстрела, когда подбежавший русский, с перекошенным лицом, выбил из рук пистолет и со всего размаху всадил ему в грудь штык немецкого трофейного карабина…

* * *

Этот штурм я надолго запомню. Столько горелой техники зараз я еще никогда не видел. Но и наших много полегло. Ковальчука отправили сразу с первой партией раненых, и он уже лежал на операционном столе у Ольги с Мариной, подбитый БТР, БМП-2 тоже утащили и с помощью немецкого трофейного тягача загнали в боксы, где раньше стояли немецкие грузовики. После массированного артиллерийского обстрела наш автопарк резко уменьшился, поэтому приходилось одни и те же машины гонять по несколько раз. Ближе к часу ночи закончили отправку раненых и уцелевшей техники, которая могла составить интерес для советского командования. Обязательным условием, которое я поставил, и меня поддержали все без исключения, был сбор тел погибших бойцов и командиров нашей сборной бригады и отправка их на ту сторону Днепра. Хорошо, что перед самым началом боев, после распределения освобожденных военнопленных по подразделениям составили обязательные списки с анкетными данными, по которым впоследствии можно было идентифицировать погибших. Да, будет братская могила, но в ней будут похоронены не безымянные воины, даже в такой мелочи мы должны помогать потомкам.

К двум часам ночи стали вывозить грузовики, забитые бойцами, снимаемыми с позиций, оставив небольшие заслоны для создания видимости. Немцы ничего не предпринимали, только изредка из-за леса постреливали гаубицы и иногда давали о себе знать пара минометных батарей. Павлов, вооруженный неким подобием акустического локатора, составленного из двух разнесенных микрофонов с узкими диаграммами направленности, после двух-трех залпов выявлял позиции противника и немедленно и вполне эффективно отвечал огнем трех оставшихся в его распоряжении гаубиц. После таких дуэлей к середине ночи немцы вообще боялись нас обстреливать.

К трем часам утра вся иновременная техника была выведена с плацдарма и начиналась полная эвакуация всего личного состава. Павлов, как истинный артиллерист, упросил не отдавать гаубицы, к которым у него было еще несколько боекомплектов, три уцелевших немецких зенитных 20-миллиметровых пушки и одну противотанковую 37-миллиметровую пушку, так напоминавшую по конструкции нашу сорокапятку, к которой было в избытке боеприпасов. Резонно предположив, что и в нашем времени найдется применение таким смертельным игрушкам, мы все это хозяйство вместе с десятком полугусеничных тягачей, несколькими легковыми машинами и пятью грузовиками, распихали по гаражам близлежащих домов, где были уже оборудованы относительно герметичные убежища. К этому прибавилось несколько тысяч единиц стрелкового трофейного оружия с еще большим количеством боеприпасов. Как люди из умирающего мира, мы так или иначе радовались каждому приобретению из прошлого, которое несло хоть какую-то экономическую ценность. К пяти часам утра, когда Артемьев и приданные ему для помощи саперы минировали все вокруг так, чтоб потом тут неделю никто не мог нормально ходить, я подошел к оставшемуся для отражения хоть гипотетической атаки противника немецкому T-III, на котором воевал Шестаков и несколько его бойцов. Некоторое время назад ко мне подошел Васильев, который уже перегнал многострадальный, но не побежденный Т-64 в наше время и с дальним заходом завел разговор про Шестакова. Поняв, куда он клонит, я сразу его оборвал и спросил в лоб:

— Вадик, давай вот без этих либералистических заходов. Хочешь что-то сказать, не темни, говори сразу, а то ведешь себя как чиновник, требующий откат. Мы вроде как уже не чужие люди, сколько вместе повоевали. Сам знаешь, как после такого из людей все дерьмо вымывает.

Вадик чуть смущенно улыбнулся.

— Извини, командир, привыкли с Черненко, вот по инерции и идет.

— Да ладно. Ты ж по Шестакову поговорить хочешь?

— Да, толковый мужик, что-то типа твоего Павлова, танкист от бога. В нашей реальной истории, наверно, сгинул где-то в лесах или в концлагере загнулся, а тут чуть ли не готовый танковый ас. Погонять его на симуляторах, чуть теории и практики с нашей техникой — и можно второй танк ему доверить. Тем более если технику предкам будем передавать, все равно понадобятся спецы-инструкторы, и обучать народ все равно придется.

— Да, Вадик, я согласен, парень вроде как стоящий, да и человека три у него нормальные, которых можно прогнать через детектор лжи. Молодые, быстро научатся, а вот остальных придется отправлять на большую землю.

Мы стояли и молчали, наслаждаясь ночным воздухом, ни я, ни Васильев не курили, поэтому было как-то проще общаться. Я остановил пробегающего мимо бойца и дал команду вызвать ко мне старшего лейтенанта Шестакова. Пока он не подошел, быстренько обсудил с Васильевым стратегию разговора, так чтобы заинтересовать человека, но если он начнет юлить и отказываться, не выдавать ему никакой серьезной информации.

Усталый, но довольный Шестаков подбежал минут через десять. С той поры, когда мы его и его бойцов освободили из рук украинских националистов-карателей, он сильно изменился. Настороженное отношение к грозным сотрудникам органов государственной безопасности сменилось уважением, а иногда восхищением тем, как мы часто решаем некоторое проблемы. Тут тем более подходил Павлов и как бы между прочим завел разговор про Шестакова и о том, что старлей уважительно о нас отзывался. Я это тогда принял к сведению и вот сейчас, рассмотрев проблему со всех сторон, решил действовать, но, естественно, при полном соблюдении всех мер предосторожности.

— Товарищ майор государственной безопасности, старший лейтенант Шестаков по вашему приказанию прибыл.

— Да ты так, Евгений Павлович, не тянись. Поговорить с тобой хотели. По-человечески.

Вроде ничего в человеке не изменилось, но всеми обостренными чувствами я увидел затаенную надежду, переходящую в радость.

— Слушаю.

— Скажи, как тебе сегодняшний бой, особенно когда танковый батальон расчихвостили?

— Мастерски, товарищ майор, вы их в ловушку затянули, а потом, как на полигоне, расстреляли.

— И это все?

— Ну и танки у нас стоящие, жаль, у нас таких не было, давно бы, наверно, уже в Берлине были.

— Мне нравится твой оптимизм. В общем так, Евгений, мы подбираем людей для подобных операций, способных изменить ход войны и уменьшить потери. Тебя обкатали в бою, посмотрели, чего ты стоишь, и капитан Васильев лично за тебя просил. Но учти — дело добровольное, и после этого ты уже не будешь себе принадлежать, может, и вся твоя жизнь после этого изменится настолько, что сейчас даже представить не можешь. Есть вероятность, что с родными и близкими больше не сможешь встретиться, исходя из специфики и секретности нашей службы. Подумай, у тебя есть десять минут.

— А что тут думать. Я давно уже решил, особенно после того как вы убитых собирали и списки составляли, чтобы потом не считали пропавшими без вести. Да и люди, которые у вас служат, такие…

Я удивленно поднял бровь.

— Какие такие?

— Уверенные в себе, сразу видно — не сомневаются в победе и делают свое дело. Да и еще одно поразило.

— Что именно?

Он замялся, видимо, не зная, можно ли это говорить сотрудникам НКВД.

— У вас политруков нет, и никто собраний не проводит. Вы не говорите, а бьете германцев и делаете свое дело.

После нервного дня и тяжелого боя мы с Васильевым просто заржали, как два жеребца. Видимо, и он, и я представили наличие в нашем коллективе замполита или его "демократического" аналога и что бы с ним сделали после первой же попытки устроить политинформацию на тему "Почему погиб мир и почему в этом обязательно виноваты москали".

Отсмеявшись, мы с поднявшимся настроением уже спокойнее смотрели на мир.

— Ладно, Женя. В общем так, с тобой все понятно, в качестве стажера ты принимаешься. По твоим людям решение будем принимать чуть позже, исходя из результатов твоей проверки.

Увидев, как погрустнело его лицо, я дружески похлопал его по плечу.

— Ну а ты что думал? Что просто так повяжут красный галстук и ты скажешь "Всегда готов" и сразу в бой? Нет, Женя, у нас задачи намного серьезнее, поэтому подбор кадров очень тщательный.

— Я понял.

— Ну вот и хорошо. Давай готовь свою "троечку", сейчас будем уходить к нашим.

Он удивленно поднял голову.

— Как?

— Ну вот сейчас и увидишь. Все, давай без разговоров. Своих орлов в машину, ко всем остальным, а сам садись за мехвода и гони эту немецкую колымагу, она нам еще пригодится.

Когда Шестаков, ведомый Васильевым, подгонял танк к порталу, я еще раз обернулся и в свете начинающегося рассвета окинул взглядом перепаханное воронками и окопами поле, разбитую технику, которую уже не было возможности вывозить, и многочисленные коробки сгоревших немецких танков, многие из которых еще дымились. Рядом со мной стоял Санька, Егор Карев, который при первой возможности вернулся на эту сторону, и капитан Васильев. Странное зрелище: четыре человека, облаченные в форму Российской армии начала двадцать первого века, стоят и встречают рассвет среди войны 1941 года. Все мы понимали, что сегодня была перевернута очередная страница нашей жизни, и возврата к старому уже не будет. Такое впечатление, что рассыпалась в прах и была унесена ветром войны еще одна неприятная скорлупа нашего времени. Хорошо это или плохо, покажет время, но совесть у меня молчала, значит, мы идем по верному пути, и нас становится больше.

Глава 8

В шесть утра по местному времени вся тяжелая артиллерия двух пехотных дивизий, подтянутая к месту обороны русского отряда, открыла массированный огонь. Окопы, огневые точки, одиночные стрелковые ячейки, лес, где располагались тыловые службы русских, в течение двух часов методично и с немецкой педантичностью, помноженной на холодную злость потерпевших поражение солдат, выжигались и перемешивались с землей. В восемь утра плотные цепи пехоты вышли из леса и при поддержке танков оставшейся роты из приданного танкового батальона устремились к дымящимся позициям русских. За все время атаки ни одного выстрела не раздалось с той стороны, и солдаты вермахта, бегущие по полю, стали замедлять свой бег и возле самих разрушенных окопов остановились, рассматривая выжженное и развороченное взрывами поле, на котором можно было только догадываться, где были окопы, а где стрелковые ячейки. Но все равно опасение и страх перед русскими воинами, которые за пару дней упорных боев сумели заставить себя уважать, владели умами солдат вермахта. Среди них уже ходили легенды о бронированных монстрах, вооруженных длинными крупнокалиберными пушками, от которых не защищает никакая броня, о пятнистых солдатах в пуленепробиваемых панцирях и о ярости, с которой русские бросались на врага.

Густые цепи солдат в мундирах мышиного цвета стояли на границе пепелища и смотрели на разгромленные машины, пушки, разбитые ящики, все, что осталось от пятитысячной группировки русских. Но никто не видел ни одного трупа. Ни на поле, ни в лесу, где происходили рукопашные схватки, ни в лагере, который только что подвергся жуткому артиллерийскому обстрелу. Все прекрасно понимали, что это означает. Противник бережно собрал всех своих убитых и ушел, не принимая боя.

Повинуясь команде, солдаты двинулись через перепаханное взрывами поле, осторожно обходя воронки, рассматривая разбитую технику, которая только недавно принадлежала вермахту, но по злому стечению обстоятельств уничтожала своих бывших хозяев.

Один из саперов, учившийся до военной службы в университете, начал рассказывать товарищам легенду о русском воине, Евпатии Коловрате, с которым не смогли справиться ордынцы и от бессилия закидали русичей камнеметными машинами, после чего похоронили воинов со всеми почестями. До этого его рассказы о русской истории не пользовались популярностью среди сослуживцев, но теперь все, даже командир взвода, внимали с большим интересом, даже последнему фанатику и скептику стало окончательно понятно, что это другая война, и отделаться малыми потерями, как это было в Европе, уже не получится.

Посреди перепаханной позиции стоял обгоревший немецкий бронетранспортер, на броне которого, поверх копоти, на немецком языке большими буквами было выведено "Добро пожаловать в ад". Чуть ниже буквами поменьше была приписка: "Послушались бы вы своего Бисмарка, может, и выжили бы, а так все подохнете". Уровень образования у немецкого солдата всегда был высоким, поэтому многие поняли, на что им намекали безымянные авторы письма.

Посланная разведка так и не смогла найти следы ушедшего противника, особенно учитывая те разрушения, которые нанес артобстрел. Перепаханная русская земля старательно хранила следы своих защитников.

Через два часа на поле появилось большое начальство и несколько специалистов из штаба корпуса и армии, которые занимались сбором статистической информации о применении противником новых типов вооружения. Особенно их заинтересовали обгоревшие и развороченные взрывами остовы немецких танков.

Среди этой группы выделялся невысокий пожилой мужчина в адмиральском черном мундире, сопровождаемый дюжими, вооруженными до зубов охранниками. Он не вмешивался в работу комиссии, которая занималась расследованием событий под Фастовом. Адмирал Канарис безбоязненно ходил по полю и рассматривал последствия применения одного танка с такими уникальными характеристиками. То, что это машина из будущего, он и не сомневался. Слишком уж невероятным выглядел разгром танкового батальона во встречном бое и при контратаке. Его агент уже давно был у русских и успел передать всего одно послание, несомненно, под контролем Зимина, но вот содержание послания подтвердило опасения начальника военной разведки Германии. Русские не ответили "да" или "нет", как это было принято в сфере работы спецслужб, где каждая буква, каждая запятая имела особый смысл и качественно выверялась. Они позволили дать Густаву развернутый ответ, явно подтвердив свое "необычное" происхождение, подтвердив желание вести переговоры, но при этом взяв паузу, поставив условие — возвращение русского генерала. Канарис не сомневался, что советское руководство, а может, даже и сам Сталин, уже в курсе его инициативы и начнут свою игру по вербовке одной из высокопоставленных фигур Третьего рейха, и в этой ситуации Зимин будет с ними. Но вот то, что потомки являются третьей стороной, он не сомневался. Слишком много из действий человека по имени Зимин выглядело необычно и часто просто нелогично и даже глупо, но это с его точки зрения. Так всегда бывает, когда не обладаешь полной информацией, и поступки оппонента выглядят непонятными, но в данной ситуации глупыми потомки никак не выглядят. Они действуют быстро, нагло, рационально и эффективно, пользуясь своим техническим и информационным преимуществом, почему в других вопросах они должны быть наивными и недалекими? И почему они вообще стали вмешиваться в войну, которая, по их же информации, будет выиграна Советским Союзом?

"Слишком много неизвестных в этом уравнении, — думал про себя адмирал Канарис, осматривая остов T-III с большим отверстием в лобовой броне — результатом попадания бронебойного снаряда, выпущенного из танка будущего. — Чего они хотят? Судя по их действиям, тактике, против нас сейчас работают настоящие профессионалы, имеющие боевой опыт, значит, там идут войны, по-другому боевой опыт не получить. А такие люди ради острых ощущений снова под пули не полезут, скорее всего, есть очень веские причины для такого вмешательства. Уменьшение потерь в войне? Как вариант, но не настолько явный, хотя то, как они обнародовали гиммлеровский план "Ост", говорит об определенной, явно враждебной позиции к Германии и СС в частности. Это подтверждает то, как они дрались с частями СС и безжалостно уничтожили отряд вспомогательной полиции".

Канарис подошел к группе офицеров, обсуждавших тактику русской засады. Вполне профессионально, умно и эффективно. Зимин прекрасно знал, что без труда расправится с двумя десятками танков, выпустив их на поле, после чего закупорил дороги и контратаковал. Так воюют солдаты, настоящие солдаты, и, в отличие от многих молодых офицеров вермахта, Канарис прекрасно понимал, что у них за противник. Русские всегда умели преподносить неприятные сюрпризы.

"Почему же они влезли в эту войну, рискуя своими жизнями? Получив ответ на этот вопрос, я смогу понять, что делать дальше. Хотя времени у меня и так мало, ведомство Гейдриха уже дышит в затылок", — размышлял Канарис.

То, что посланцы из будущего явно вмешались в ход кампании, он уже прекрасно знал. Уж слишком неожиданно Гудериан и Клейст напоролись на мощные укрепрайоны, получив тяжелые затяжные бои, вместо стремительных прорывов. Тут явно чувствуется рука потомков, и это только первая ласточка. Скоро необычные и неприятные сюрпризы будут сыпаться как из рога изобилия. Неизвестно, из какого года эти потомки и что они могут дать Сталину. Это очень опасно, и Канарис не раз подумывал о выходе на контакт с англичанами и с американцами, но держал этот ход на крайний случай. В нынешней ситуации ему не с чем идти ни к фюреру, ни к англичанам, все разрозненные факты по "Могилевскому делу", по Нежину, по Фастову вполне объяснялись объективными причинами, но в комплексе никто, кроме него, начальника военной разведки Германии, не рассматривал в таком фантастическом контексте.

"А ведь, обладая такими возможностями, они вполне в состоянии появиться на улицах Берлина и уничтожить фюрера, но почему-то этого не делают. Вряд ли у них проблемы морально-этического плана, это холодные расчетливые профессионалы. Скорее всего, у них технические трудности. Этим и объясняется появление на захваченных немецкими войсками территориях в европейской части СССР. Необходимо будет, под особым присмотром, собрать группу специалистов и рассмотреть все факты. Скорее всего, я что-то мог пропустить. А пока надо думать, как передать русским этого генерала Карбышева. Интересно, и почему он им так нужен? По нашим данным, талантливый инженер, великолепный организатор. Таких не так уж и много, но они есть в нужном количестве…"

Мысли адмирала прервал сильнейший грохот. Вздрогнув и пригнув голову, он попытался что-то рассмотреть, но сразу был сбит с ног своей охраной, которая мгновенно среагировала и закрыла его своими телами.

Минуты через две он смог снова стоять на ногах и быстро подошел к большой воронке и оплавленным остаткам танка, который единственный на этом поле не сгорел после попадания снаряда из необычного танка русских. Отверстие в броне было слепое, значит, бронебойная болванка должна была застрять внутри. Но оказалось — это еще одна ловушка, с азиатской коварностью оставленная русскими. Предположив, что танк попытаются сдвинуть, под самим танком и в возможных местах, где может стоять тягач, сзади и спереди заложили мощные фугасы, а по бокам несколько противопехотных мин. Все это взорвалось почти одновременно, уничтожив танк, тягач, шестерых членов специальной комиссии, имевших неосторожность стоять поблизости, и четверых солдат охраны.

Адмирал Канарис стоял в стороне, окруженный охраной, и смотрел, как вокруг бегают солдаты, офицеры, санитары, но в душе его поселилась тоска. Тоска неизбежного поражения. Он понял, что если даже сейчас он побежит к англичанам со всей информацией по Зимину, то уже ничего не изменит. Колесо истории уже крутится по другому сценарию, может быть, более худшему для Германии. И он уже не в силах что-то предпринять.

"Мне уже здесь делать нечего. Все и так понятно. Русские из будущего в который раз показали свои зубы, дав понять о всей серьезности своих намерений. Теперь надо подумать, как вытащить этого русского генерала и переслать его в Москву".

* * *

Когда мы перенастроили портал и появились под Борисполем, там нас ждал Судоплатов с тремя офицерами, двоих из которых я мельком видел во время своей поездки в Москву.

Мы, как старые знакомые, поздоровались и, пока была возможность, отошли в сторону. Судоплатов начал разговор с легкого упрека, выраженного в шутливой форме:

— Все-то вам, Сергей Иванович, спокойно не сидится, обязательно нужно повоевать.

— Да работа у меня такая — Родину защищать. Знаете, есть такие бойцовые собаки, натасканные рвать волков, вот так и мы. Увидел противника — и в горло…

— Неплохое сравнение. Надо будет Лаврентию Павловичу передать.

— Ага. И пару моих вопросов.

Он удивленно поднял брови.

— А откуда товарищ Канарис в курсе определенных моментов, касающихся нашей операции? Ведь я уверен, что когда валили немцев, расколовших Морошко, утечки информации не было. Значит, только от вас могла пойти дозированная информация, рассчитанная на определенного адресата.

— Вам не откажешь в прозорливости. Но, как вы понимаете, это уже государственная тайна самого высокого уровня, и обсуждать ее с вами пока полномочиями не наделен. Но тут и мы не всесильны. Командир группы диверсантов подстраховался и отправил человека по резервному каналу, и тот, засветив законсервированного агента, успел передать часть информации.

— Да уж, ситуация… Нечто подобное от вас и ожидал. Побеждать не только оружием, а, пользуясь информацией из будущего, вербовать в руководстве Германии своих персон влияния. Ну выкручивайтесь.

— Придется.

— Павел Анатольевич, вам не кажется, что такие вот игры за нашей спиной как-то выглядят не совсем красиво. Могли бы в известность поставить?

— Ну и вы, не согласовывая с нами, постоянно лезете во всякие авантюры. И возможность утечки информации о путешественниках из другого времени от вас намного более вероятна, нежели от нас.

"Да, неплохо он меня отчитал, как мальчика, видно, хорошо подготовился и имеет соответствующие инструкции, но и давить на себя я не позволю"

— Да, тут я с вами согласен. Но мне кажется, что Канарис так или иначе будет расценивать нас как третью сторону и, естественно, попытается установить контакт, прекрасно осознавая наш постоянный обмен информацией с руководством СССР.

Мы спокойно шли к лесу, на большом расстоянии нас сопровождали несколько охранников Судоплатова и невдалеке от них Санька Артемьев и Васильев, понимая серьезность нынешнего разговора с посланцем Берии.

— Этот вариант тоже рассматривался, но мы не сомневаемся в вашем благоразумии, рассудительности. Вы неоднократно доказывали ваше дружеское отношение к Советскому Союзу, поэтому причин для особого волнения в этом направлении пока не наблюдается. Как я понял, у вас много своих проблем, чтоб начинать в одиночку игру с Канарисом, а ваше условие — возвратить генерал-лейтенанта Карбышева — выше всяких похвал. Тут наш оппонент сильно подставляется, но выбора у него просто нет. Порученца адмирала ваши люди уже нам передали, и ближайшим рейсом он будет отправлен в Москву. Я хотел теперь поговорить о другом.

Я повернул к нему голову, всем видом показывая, что готов слушать. Но тот перешел на достаточно раздраженный тон.

— Скажите, Сергей Иванович, какого хрена вы полезли на станцию, а потом двинулись и на Фастов? Хотелось германцев побить?

— Вам как ответить? Нормально или в традициях наших демократов, прошедших обучение в американских инкубаторах, способных часами рассуждать о благе народа, при этом ничего не сказав путное?

Судоплатов несколько удивился такому заходу в одесском стиле.

— Хотелось бы по-нормальному, сами понимаете, вы и так засветились, и подчищать за вами становится все труднее и труднее.

Я язвительно прокомментировал:

— Это не помешало слить часть информации Канарису.

— Рассматривайте это как грандиозную операцию по дезинформации. И все же?

— Причин было несколько — все они оправданны. Главная из них — обкатать новых бойцов нашего отряда. Как вы знаете, нас не так уж и много, чтоб реально контролировать регион и иметь возможность беспрепятственно пользоваться доступнымиресурсами для помощи Советскому Союзу, пришлось производить набор из имеющихся кадров. Как мы это делали и чем руководствовались, это наше дело, и вас оно должно касаться только в гарантиях того, что никто из новых бойцов не побежит к немцам или не попробует передать устройство перемещения во времени лицам, имеющим антисоветские убеждения. Так вот, считайте, что гарантии у вас имеются. Главное — мы набирали военных специалистов, танкистов, бойцов армейской разведки и спецназа, аналога вашего ОСНАЗа, причем разной направленности.

Судоплатов молча выслушал и задал резонный вопрос:

— А в чем разница вашего спецназа?

— В задачах, которые ставятся и соответственно в особенностях подготовки. Есть армейский спецназ, задача которого состоит в проведении разведки и специальных операций в тылу противника, есть спецназ внутренних войск и милиции, ориентированный на работу на своей территории, на разгон демонстраций и противодействие вооруженным преступникам. Соответственно, различаются и системы подготовки. Еще есть спецназ госбезопасности, в его функции входит освобождение заложников, особо важных объектов, захваченных террористами. На это все накладывается множество специализаций, исходя из особенностей географии и направленности действий: работа в городе, в поездах и самолетах, на водном транспорте. В наше время это целая наука, причем неизвестная широким слоям населения и большинству военных, поэтому привлечение бойцов, знакомых с методиками обучения, важно.

Судоплатов очень внимательно слушал, и по тому, как мина недовольства сошла с его лица, я понял, что все это было игрой, направленной на выявление основных причин таких вот нелогичных действий с моей стороны. Поэтому таким же голосом лектора, с одинаковой интонацией я стал продолжать:

— Отряд сразу получился разношерстным, слишком много разных людей к нам пришло, да и мы, исходя из потребностей, старались подбирать специалистов по разным профилям, непосредственно необходимых в нынешнее время. А для создания действительно эффективного и боеготового подразделения нужно было срочно обкатать его в бою, причем в такой ситуации, чтоб у людей не возникло сомнений в своих действиях и ни у кого не появлялось мыслей о предательстве. Нападение карателей на деревню, где мы доставали свежие продукты, необходимые для здоровья наших детей и раненых, было именно тем случаем, который идеально подходил. Информация о том, что там хозяйничают украинские националисты, которых в нашем времени пытались идеализировать и представить борцами за независимость страны, вызвала законное негодование. Как раз появился случай на примере показать, кого именно выдавали за героев. Естественно, после такого наглядного обучения никто и не подумает подчиняться приказам со стороны, особенно если это будут окрики со стороны Украины. Одного взгляда на развалины и уничтоженный мир достаточно, чтоб понять, как наши демократы умудрились превратить в дерьмо все, к чему смогли дотянуться, и те люди, которые воевали, громили немцев, уже прекрасно понимают, что будет, если дать возможность этим продажным скотам снова порулить. А теперь подумайте, что может быть более серьезным стимулирующим фактором, нежели уничтожение карателей, освобождение пленных и нанесение серьезных потерь врагу, которого с детства мы приучены ненавидеть.

Судоплатов задумчиво опустил глаза, рассматривая носки своих начищенных до блеска сапог.

— С такой точки зрения я и не думал рассматривать ваши действия. Так получается, что есть смысл.

— В ближайшее время нам грозят большие неприятности со стороны украинских властей, и в Крым направляется отряд спецназа, заточенный против нас, да и татары с турками уже давно активно собирают силы, поэтому таким образом была единственная возможность быстро подготовить сильный, профессиональный отряд.

Судоплатов чуть быстрее, чем нужно, ответил, тем самым подтвердив мои мысли, что руководство СССР уже обсуждало такую возможность.

— Мы можем вам помочь, в случае чего.

— Я не исключаю такой возможности, а скорее всего, она и понадобится. Но вернемся еще к причинам. Вам же еще докладывать товарищу Берии и товарищу Сталину о наших контактах.

— Конечно. Вы и ваши действия находитесь на особом контроле.

— Вот и я про то. Мы набираем в отряд много людей из вашего времени, причем не просто так, а отбор идет очень тщательно. Их тоже надо было обкатать в бою, причем после обучения использованию новой боевой техники. Вон лейтенант Павлов как быстро освоил и станковые противотанковые гранатометы, и автоматические противопехотные. Пожалуйста, вот вам готовый инструктор из вашего времени с реальным опытом. И, заметьте, они вам очень понадобятся, когда начнется передача нашей боевой техники, и на их основе вы начнете выпускать свои серийные образцы для Красной Армии. Помимо всего остального, было еще просто человеческое желание помочь и освободить военнопленных. Ведь какой реальный результат наших действий? Шестая полевая армия вермахта резко ослабила нажим на нашу линию обороны, сняв с фронта две пехотные дивизии, которые понесли реальные потери и от авиации, и во время столкновений с нами. Плюс войска Юго-Западного фронта получили несколько полков бойцов, реабилитировавших себя, и среди них немаленькое количество кадровых командиров, которых и так немного осталось.

И самое главное, это реальный опыт использования техники из будущего против войск вермахта, причем все фиксировалось и снималось и в любой момент по вашему запросу можем передать видеозаписи того же боя одного танка Т-64 против десятка немецких или использования станковых противотанковых гранатометов. Я считаю, что такой опыт просто бесценен и им просто так разбрасываться не стоит. Еще один момент. Появление на разных фронтах похожей и необычной техники автоматом выводит проблему из ранга чего-то сверхъестественного в ранг статистики появления у русских новых образцов боевой техники, что в некотором роде является неким подобием операции прикрытия.

Судоплатов хмыкнул, на лице отразилась кривая улыбка.

— Да, Сергей Иванович, умеете вы подвести теоретическую базу под ваши фокусы.

Я не сдержался и засмеялся.

— А вы что думали? Все мы служили. Я помню, у моих бойцов, это было еще до начала войны, особенно ценилось умение отлынивать от любого типа работ и потом все это аргументированно доказывать командиру.

Чуть отсмеявшись, я продолжил:

— Ну, реальные причины я вам раскрыл. Плюс к этому из состава освобожденных и воевавших с нами мы несколько человек возьмем к себе, в качестве учеников. Я бы вас хотел попросить капитана Строгова, капитан-лейтенанта Дунаева, лейтенантов Карева и Короткова оставить в моем распоряжении, со всеми соответствующими формальными последствиями и приказами, и главное — позаботиться об их семьях. Люди проверены, обкатаны в боях. И вам, и нам это выгодно.

— Я не против, и, думаю, товарищ Берия тоже не будет возражать. Сами понимаете, в свете того, что вы рассказали про ваш мир, нам выгодно, чтобы аппаратура перемещения во времени оставалась в руках лояльных к Советскому Союзу людей.

— Это хорошо, что мы пришли к такому компромиссу. Теперь я хотел бы обсудить вопросы передачи техники, но данная точка выхода под Борисполем для этих целей не очень подходит.

— Мы так тоже думаем. Юго-Западный фронт еле держится, и благодаря вашей информации удалось на время задержать наступление моторизованных соединений вермахта, но, по нашим данным, в ближайшее время ожидаются новые удары, и окружение войск под Киевом неизбежно.

— Надеюсь, имея информацию из будущего, вы не допустите такого катастрофического разгрома Юго-Западного фронта и огромного числа военнопленных?

— Конечно, Сергей Иванович, мы учли вашу информацию, и руководство Советского Союза сделает все, чтобы не допустить таких катастрофических последствий, но, основываясь на опыте будущего, удержать Киев не получится.

— Я и не сомневался, главное, что вы и ваше руководство это понимаете. Поэтому в условиях того, что переданная техника реально не может быть доставлена в Москву, передачу оборудования считаю неприемлемой и даже опасной.

— У вас есть какие-то предложения?

— Конечно. Сейчас с вами отправляется наш человек, знакомый с нашими информационными технологиями, и соответствующая аппаратура. Благодаря этому мы сможем ежедневно перекидывать вам огромные массивы информации, которая не может быть перехвачена и расшифрована противником и будет доступна только высшему руководству СССР. А в это время будем искать возможность снова найти выход на территории, не занятой противником, а то прямо-таки рок какой-то.

— Я сегодня же озвучу ваши предложения руководству.

— Вот и хорошо. Кстати, а что вы будете делать с бывшими военнопленными?

— В бой и без вариантов. Только их сегодня целый день возят в закрытых грузовиках вокруг города и по селам, чтоб они не задавали вопросов, почему так быстро перебрались через линию фронта. А раненые уже распределены по госпиталям, и часть переправлена в глубокий тыл.

— Вот это я и хотел услышать. А то в нашем времени рассказывали сказки, что почти всех бывших пленных толпами чуть ли не расстреливали и выживших отправляли на Колыму.

Судоплатов еще раз недобро улыбнулся.

— Я смотрю — у вас очень веселый мир.

— Вот это я и пытаюсь вам все время говорить. И вам еще повезло.

— В чем же?

— А если б к вам попали не военные, а торгаши от политики самого низкого пошиба, которых у нас развелось как тараканов? Они ради двойной прибыли и немцам продали бы оружие и технологии, и плевать им на Родину и на предков.

Глава 9

Мы временно расстались с Судоплатовым, так как у каждого была куча неотложных дел. Посланец Москвы получил головную боль с большим количеством бывших военнопленных, которых нужно было распределить, организовать оперативное прикрытие всей операции, отчитаться перед руководством и продолжить игры с Канарисом, используя его посланца.

У меня же большой головной болью стало огромное количество трофеев, имеющих огромную ценность в нашем разоренном мире. Тут нужно было решать, где их складировать, чтоб соблюдать все правила хранения, как распределять все это и как, по возможности, скрыть от любителей зарабатывать материальные ценности с помощью автомата Калашникова. Убедившись, что тут вроде все идет по плану, вернулся со всеми своими бойцами обратно в бункер. Народу требовался отдых, а технике — ремонт. Еще в обед Петрович и его сын отогнали в Перевальное танк и подбитый БТР, которым предстоял серьезный ремонт, и поставили их в боксы. Поврежденную БМП-2 и трофейный T-III оставили возле бункера в гараже соседнего дома на попечение старшего лейтенанта Шестакова и капитана Васильева, которым предстояло уже на профессиональной основе формировать наши бронетанковые части — в их необходимости уже никто не сомневался.

Шестаков все это время находился в некотором шоке от открывшейся перед ним действительности, и, по моей просьбе, недалеко от него постоянно находился Егор Карев, чтоб избежать ненужных сюрпризов с этой стороны. Но, к счастью, воины, прошедшие бойню Великой Отечественной войны, отличались удивительной психологической устойчивостью, и я неоднократно думал про себя о желании надавать по голове тем, кто ожидал футуршока или истерики от наших предков. Теперь я понимал, почему и как наш народ сумел перемолоть немецкую военную машину и дойти до Берлина, а дай волю, и до Атлантического побережья.

Уже вечером командиры подразделений, усталые, буквально приползли на первое совещание после насыщенных событиями последних дней. Общий зал сразу наполнился запахами оружия, пороховой гари и мужского пота, которыми мы пропитались за несколько дней, но на такие мелочи уже никто не обращал внимания: люди прибыли с войны, и у них элементарно не было времени, чтоб привести себя в порядок. Светлана с двумя женщинами, женами наших новых бойцов, быстро организовали ужин, и прежде чем начался разговор, в кают-компании раздавался стук ложек по тарелкам и увлеченное пыхтение насыщающихся после тяжелой работы мужчин. Запасливый Борисыч, которого за глаза некоторые называли Папа-мишка, умудрился во время рейда в одной из деревень выменять несколько бочек засоленных огурцов, и теперь на нашем столе были тарелки, украшенные заботливо нарезанными соленьями. В качестве десерта подали кофе, и по запаху, разнесшемуся в комнате, все догадались, что на этот раз был действительно натуральный кофе, которое в числе прочего прихватили на разгромленном аэродроме. Как авторитетно заявил Борисыч, предназначавшееся исключительно для летного состава люфтваффе.

После плотного и действительно вкусного ужина все расслабились и могли без нервов приступить к работе. Первое и основное, что требовалось от командиров, — это сформировать списки солдат и офицеров Красной Армии, которых после определенной проверки можно было бы перетянуть в свои ряды, но при условии, что общее количество не должно превышать десяти-пятнадцати человек. На совещании присутствовал и Шестаков, который порекомендовал из своих бойцов-танкистов троих, предоставив список, уже отпечатанный на компьютере, что говорило о согласовании данного вопроса с Васильевым. Я молча повернул голову и вопросительно поднял брови.

— Все на контроле, командир. Ребята нормальные, технически грамотные, молодежь, в бою себя очень неплохо проявили, с огоньком. Я считаю, что есть перспективы.

— Вадим, ты понимаешь, что тебе потом с ними воевать?

— Конечно, поэтому и прошу за этих троих, остальные, кто был с Шестаковым, обычные "портяночники".

— Хорошо. Левченко, что у тебя?

— Четверых подобрал. Все младшие офицеры. Та же картина, что и у Васильева. Молодые, готовые учиться, гнили не заметил, поэтому от себя рекомендую эту четверку, естественно, после соответствующей проверки.

И положил на стол свою распечатку с данными на кандидатов.

Вместо старшего лейтенанта Ковальчука, над которым сейчас суетились девчонки в госпитале и пытались сохранить частичку жизни, которая теплилась в израненном теле, присутствовал прапорщик Бойко, уже давно вошедший в импровизированную штурмовую группу. Раненая рука висела на перевязи, но всем своим спокойным видом он показывал надежность и основательность.

— Валера, что у тебя? И как там Ковальчук?

— Тяжело, сейчас ему срочную операцию делают, результатов пока нет. По всему остальному — могу рекомендовать двоих. Один классный пулеметчик из ПКМа такое на поле творил, второй, из казаков, серьезно дрался. В плену немцы у него раненого брата добили, поэтому у парня есть свои счеты. Думаю, после соответствующей накачки и подготовки великолепный боец будет.

— Хорошо, Валера, тебе решать. Но тут, смотри, ответственность на тебе.

— Понимаю, командир. Не беспокойся, отработаю ребят, да и вы со своими детекторами лжи их проверите. Главный экзамен они прошли, во всяком случае, для меня.

— Понятно. Теперь Артемьев. Санька, что у тебя?

— Трое. Все из армейской разведки. Вроде неплохие ребята. С ними у немцев по тылам гуляли, часовых снимали…

— Саня, слово "вроде" здесь никак не канает. Или ты в них уверен, или они остаются там и дерутся до последнего на очередном рубеже. Тут места дружеским чувствам нет, только целесообразность. Я тебя спрашиваю: ты уверен в этих людях и годны ли они для нашего подразделения?

Санька немного смутился от такой отповеди своего начальника, но переборол себя, взгляд стал серьезным, и он уже твердо ответил:

— Да, командир, уверен. Ребята не подведут.

— Ну вот и хорошо.

Теперь обратил внимание на молчавших до этого Павлова и Малого.

— У вас что? Нашли людей? Сергей?

— Да, товарищ майор, четверых.

— Не много?

— Вам решать. Но ребята толковые.

— Хорошо, на твою ответственность. Малой?

— Да, командир.

— У тебя что?

— Снайперы есть, но нам они не подходят. Был казачок, но его Артемьев к себе забирает.

— Казаки еще были?

— Может, и есть, только у меня времени не было разбираться.

— Понятно. Хорошо. Теперь нужно обсудить еще одну кандидатуру.

Все вопросительно уставились на меня.

— Нужен человек, имеющий воинское звание, дисциплинированный, умеющий держать язык за зубами и, главное, знающий компьютерную технику для серьезного правительственного задания.

Но на последней фразе не удержался и засмеялся. Самый нетерпеливый Артемьев не выдержал и спросил:

— Не томи, командир, для чего?

— Нужно вместе с Судоплатовым вернуться в Москву, там установить нашу радиостанцию, радиомодем и ноутбук. Обучить местный персонал не получится, поэтому кто-то должен будет остаться там и обеспечивать связь, иначе нас задолбают радиограммами, что система не грузится, или не читается диск, или в принтере закончился тонер.

Народ понимающе заулыбался.

— Кого думаешь отправить, командир?

— Предположения есть, но тут приказывать не могу. Логика такая. Кого-то из нового пополнения тоже отправить не могу, и тут прошу не обижаться. Должен лететь человек, знающий о наших переговорах и договоренностях с Берией и со Сталиным. Не хочу вас обижать, но большинство из вас просто не в курсе всех нюансов. Мне лететь нельзя, тут столько дел, что оставлять весь этот табор без присмотра будет глупостью, тем более скоро Борисполь будет захвачен немцами, и снова возникает проблема поиска новых безопасных точек выхода.

Тут сразу подал голос молчавший до этого Шестаков:

— Почему захвачен?

— Евгений, в нашей истории на данный момент времени Юго-Западный фронт был по сути дела разгромлен, и под Киевом окружена и уничтожена крупная группировка советских войск и огромное количество попало в плен. Сейчас, после нашего влияния и на основе информации, переданной руководству СССР, такой катастрофы удалось избежать, но фронт трещит по швам, и сдача Киева — это вопрос времени. У нас просто нет сил удержать немцев, но такой катастрофы, какую мы знаем, не произошло, и все последнее время войска отступают и активно выводятся из мешка. Благодаря этому наступление на Москву еще не начиналось, поэтому с гордостью могу сказать, что в этом есть наша заслуга. Многие вопросы, касающиеся вывода войск и направлений ударов, и мне неизвестны, так как о стратегических планах Ставки нас как-то не информируют, но думаю, глупостей они меньше совершат.

Осунувшееся лицо Шестакова оставалось печальным, поэтому пришлось реагировать.

— Васильев.

— Я, товарищ майор.

— Возьми шефство над старшим лейтенантом, проведи политинформацию, это твой подчиненный, и теперь твоя забота — утирать ему носик.

— Есть. Сделаю.

— Молодец. Теперь о кандидатуре технического специалиста, которого отправим в Москву. Это должен быть кто-то из первого состава, наделенный доверием.

Санька взъерепенился:

— Командир, ты что, меня хочешь отправить?

— Нет, Саня, кто у меня будет армейской разведкой заниматься? А вот кандидатуру твоей жены хотел бы предложить.

— Чего?

Санька от возмущения аж покраснел.

— Командир, ты чего? А ребенок?

— Ребенок будет с ней и станет первым переселенцем.

Тут голос подал Борисыч:

— Санька, а чего ты выпендриваешься? Командир дело говорит. Катерина — девчонка умная и выдержанная и зря языком, в отличие от тебя, трепать не будет. А то, что они с ребенком переберутся в Москву, так ты за это начальство, наоборот, благодарить должен. У тебя сын еще грудничок, и ему нужен свежий воздух и нормальное питание. А какое может быть питание, когда мамка по лесам со снайперской винтовкой носится да немцев десятками гасит. Я удивился, что Серега свою Светку с сыном не отправляет, хотя его жена в компьютерах разбирается намного лучше и на эту роль, как офицер, подошла бы намного лучше.

Но тут голос подала Светлана, которая обычно на совещаниях больше была слушателем, но присутствовала в качестве офицера, отвечающего за внутренний распорядок бункера.

— Мужики, вы что совсем охренели? Как вы ребенка в самолете повезете? Он еще грудничок, а там сквозняки, разреженный воздух, шум двигателей. Ищите кого-то другого, да и лишать бункер великолепного снайпера считаю глупостью. Это мое мнение, товарищи офицеры.

Все смущенно опустили головы, прекрасно понимая, что в словах моей супруги был смысл.

— Сергей, может мою дочку отправим? В компьютерах она очень хорошо разбирается, сейчас сидит в Перевальном и обеспечивает связь с мобильными группами и нашей базой. Тем более в основном бункере не была, о системе безопасности в случае чего рассказать не сможет.

— Борисыч, спасибо за поддержку, дельная идея. Кристина, конечно, твоя с тараканами в голове, но девчонка дельная. Мне идея нравится. Кто против?

Народ молчал, и все прекрасно понимали, что решение действительно неплохое.

— В общем так, Судоплатов говорит, что Киев будет обороняться еще дней десять, не больше, потом начнется отвод войск и отвлечение второй танковой группы Гудериана несколькими контрударами. За это время, Борисыч, как старший группы и технический специалист, Кристина Панкова, как специалист по вычислительной технике и будущий оператор шифрованной связи, направляетесь в Москву для установки, наладки и проверки оборудования. На это вам дается три-четыре дня. За это время вы не только все запускаете и тестируете систему, но и оцениваете то, как вас будут принимать. Это тоже важно. Надеюсь, все согласны? Ну вот и хорошо. Я пока работаю с Судоплатовым и изымаю указанных вами бойцов для нашего отряда, Борисыч, берешь программера из молодых да ранних, и готовите оборудование для отправки в Москву.

— И где я тебе это все найду?

— Твои проблемы. Ищи или делай сам радиомодем, стыкуй его с радиопередатчиком. Время у тебя до утра. Плюс обеспечь предков двумя-тремя ноутбуками, персональными компьютерами и таким же количеством лазерных принтеров с расходными материалами. Я, как с Судоплатовым решу все вопросы, присоединюсь и буду помогать. Все, совещание закончено, прошу всех товарищей офицеров приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей.

Пока люди занимались своими делами, я, в сопровождении Саньки, перешел через портал в 1941 год к Судоплатову, который с нетерпением нас ожидал.

Октябрьская ночь нас встретила сильным похолоданием и пронзительным ветром. Возле портала как обычно никого не было, кроме оцепления из доверенных бойцов НКВД, которое находилось на приличном расстоянии, и трофейной немецкой легковушки, в которой терпеливо дожидался Судоплатов со своей охраной. Как только мы появились из портала, двери синхронно открылись, и к нам навстречу вышел Павел Анатольевич, и с ним двое охранников, предусмотрительно оставшиеся возле машины.

Мы поздоровались, но ходить по полю и вести беседу желания не было, поэтому, выпроводив водителя, сели в машину и стали разговаривать.

— Павел Анатольевич, сколько времени до оставления Киева нашими войсками?

— День-два, отвод войск уже начался, но он будет планомерным, и такого дикого бегства, как в вашей истории, не будет. Благодаря полученной от вас информации мы намного раньше перебросили дивизии из Сибири, и сейчас идет активная подготовка к отражению наступления на Москву. То, что вторая танковая группа немцев, которая принимала активное участие в операции "Тайфун", до сих пор топчется под Конотопом, сыграло сильную роль в изменении всего хода войны и, что особенно важно, зимней кампании. Мы прекрасно осведомлены, что противник не готов к холодам, которые ожидаются, и, соответственно, готовимся к активным действиям после резкого понижения температуры.

Я задумчиво опустил голову. Это заявление меняет все мои планы.

— Всего день-два?

— Да. Больше времени нет.

— Павел Анатольевич, когда вы должны будете улететь в Москву?

— Не позднее завтрашней ночи.

— Понятно, значит, и эта точка накрывается. Я думал, у нас будет больше времени. Тогда у меня есть предложение, точнее просьба. Мы отобрали среди участников боев людей, которых бы хотели видеть у себя. Списки есть, но хотел бы попросить вас не устраивать никаких оперативных разработок и вербовок, мы все равно это проверим и узнаем. Нам нужны люди, нас мало.

— Вы уверены? Может, я подберу людей из своих кадров?

— Нет. Нам нужны танкисты, артиллеристы, разведчики, снайперы. В ближайшем будущем нам предстоят боевые действия в нашем времени за ресурсы. Из ваших кадров у нас уже есть люди, и они выше всяких похвал.

— Хорошо. Давайте ваши списки.

Я вытащил распечатку и передал Судоплатову.

— Вот. И еще, Павел Анатольевич, у меня есть предложение, которое может облегчить наше общение в дальнейшем.

— Я вас слушаю.

— Завтра утром, в крайнем случае к обеду, у меня будут готовы два человека с оборудованием для отправки в Москву.

— Что за оборудование?

— Система шифрованной связи, которая гарантированно не может быть декодирована противником, по которой можно будет пересылать не только шифровки, но и техническую информацию, фотографии и, если надо, архивные справки. Ко всему этому вместе с вами отправим несколько компьютеров, которые по своим возможностям превосходят все вычислительные комплексы мира, выпущенные до конца двадцатого века. Просто передать технику большого ума не надо, а вот помочь разработать свою, причем ускоренными темпами, — это будет реальная помощь.

— Это очень дельное предложение, и мы сами хотели вас об этом попросить.

— Пока это будут два человека, один из которых должен будет вернуться, второй останется консультантом и оператором шифрованной связи, так мы сможем убрать из цепочки связистов, шифровальщиков, через которых даже теоретически может произойти утечка информации.

— Согласен. Тогда завтра я готовлю колонну для транспортировки вашего оборудования к аэродрому.

— Вот тут будет вторая просьба, а точнее совет.

Судоплатов молчал и ждал продолжения.

— Колонна будет состоять из нашей техники. Один бронетранспортер, грузовик с зенитной установкой, ну и еще что-то с нашими бойцами. Мы вас с грузом довезем прямо до самолета, проконтролируем отлет и потом вернемся обратно.

— Сергей Иванович, вы в своем уме?

— Все нормально, Павел Анатольевич, а вы не задумались о том, что немцы будут искать, куда делось столько необычной боевой техники? А мы тут прокатимся, покажем всем, что мы просто перебрались за линию фронта и активно там разгуливаем, не соблюдая мер секретности, что говорит о том, что техника серийная, и это касается нашей формы. Слухи по армии и так уже идут, а тут такое подтверждение. Сами понимаете, что легче прятать на самом видном месте. Да и мне будет спокойнее, что компьютеры нормально улетели, без приключений.

— Если с такой точки зрения рассматривать, но тут я должен получить санкцию руководства.

— Времени до утра много, успеете. Давайте тогда прощаться, и обеспечьте доставку выбранных людей хотя бы к утру.

— Хорошо, Сергей Иванович. Сделаем. Но есть еще вопрос.

— Да, слушаю.

— Вы что, принципиально не можете найти выход где-нибудь в Сибири или восточнее, чтоб не ожидать постоянного нападения немцев?

— Мы работаем над этим вопросом, и я сделаю все возможное, чтоб обеспечить нормальное, безопасное общение и передачу техники.

— Надеюсь, у вас получится.

— По-другому будет очень трудно и вам, и нам. Ну все, до завтра.

— Это не все.

Я удивился.

— Что еще?

— С вами очень хочет поговорить посланец Канариса. Почему — не говорит, но он не против говорить в моем присутствии, и, если не ошибаюсь, он что-то хочет для себя понять, и от этого зависит дальнейшее наше общение.

— Он здесь?

— Да, в деревне. На всякий случай я его придержал, но тут все зависит от вас.

— А Москва?

— Санкция получена, тем более нам тоже интересно, что же такое особенное немцы хотят для себя выяснить. То, что они проиграют войну, мы им уже сообщили, остальное частности. Этот немец тем более ничего переправить и рассказать не сможет, конечно, при условии, что у него нет резервного канала для передачи информации.

— Давайте пообщаемся. Привозите его, я подожду.

Через десять минут машина вернулась, доставив из деревни нашего знакомого майора абвера Густава фон Витерсхайма.

Он вылез из машины, в сопровождении двух охранников подошел ко мне и поздоровался.

— Добрый вечер, господин майор.

— Здравствуйте, вы хотели со мной поговорить? Я бы не хотел тратить время попусту, так что сразу перейдем к делу.

Немец невесело улыбнулся.

— Да, конечно, у вас много дел, тем более здесь скоро будут немецкие войска.

Я сразу разозлился.

— И что? Да, будут. Но в реальной истории ваш Гудериан в это время уже ломился к Москве, а тут топчется на юге, и начала операции "Тайфун" еще не предвидится. Поэтому тут у нас шансов радоваться больше, несмотря на критическое положение Красной Армии. Теперь говорите, что вы хотели узнать.

— Действительно Германия проиграет в этой войне?

— Да, это без вариантов. Советские танки будут на улицах Берлина.

— Я был свидетелем, как ваш танк уничтожил роту немецких танков. Если вы и так победили, зачем вы здесь? Почему вмешались?

Судоплатов смотрел на меня, гадая, что я отвечу, потому что пару месяцев назад и он задавал подобные вопросы.

Я задумался. Надо так ответить, чтоб у людей не было сомнений в моих словах. Постояв так секунд двадцать, перекатываясь с каблуков на носки берц, принял решение, нажал тангенту гарнитуры и вызвал бункер.

— База, это Феникс.

— На связи.

— Штурмовую группу к порталу, приготовиться к выходу наружу у нас, приготовить транспорт. Три комплекта защиты, для меня и двух гостей.

— Вас поняли, Феникс.

Судоплатов удивленно слушал меня, после чего несколько взволнованно задал вопрос:

— Сергей Иванович, что вы задумали?

— Павел Анатольевич, как вы отнесетесь к тому, чтоб вместе с немецким товарищем побывать в нашем мире и воочию увидеть будущее, неизбежный приход которого мы пытаемся отвратить.

Судоплатов, мягко говоря, очень удивился такому предложению. Сразу видно, что такого шага с моей стороны он не ожидал.

— Умеете вы делать нестандартные шаги. Может, поэтому с вами и интересно работать. Я, конечно, не уполномочен, но, честно сказать, интересно, очень интересно.

— Хорошо, вот и посмотрите.

Мы так постояли минуту, когда база вышла на связь и подтвердила, что штурмовая группа готова и ожидает возле портала.

— Выдвигайте пандус.

Судоплатов уже видел эту картину, а немец с огромным интересом смотрел, как из ниоткуда появился пандус, по которому обычно спускалась техника. Я, кивнув им, спокойно стал подниматься и через мгновенье оказался в бункере. Мои спутники появились чуть позже, видимо, им пришлось преодолеть психологический барьер для этого. Следом за ними в помещении появился Артемьев, который страховал меня и немца. Когда все оказались внутри помещения, последовала команда: "Деактивировать портал, блокировать внутренние двери", потом повернулся к своим спутникам и сказал:

— Добро пожаловать в 2013 год.

Глава 10

Светодиодные лампы давали неплохое освещение, и Судоплатов и фон Витерсхайм с интересом осматривали обстановку и стоящих тут же четырех бойцов в касках и бронежилетах, настороженно наблюдающих за гостями.

Санька стоял сзади и с некоторой ухмылкой наблюдал за всей этой картиной. Среди штурмовой группы была Катерина, державшая в руках детектор металла. Она деловито подошла к гостям, быстро их проверила и, извинившись, вытащила у Судоплатова из кобуры табельный ТТ, а из-за голенища сапога нож, с костяной рукоятью. Немец оказался чистым и никаких смертоносных штучек у него ожидаемо не оказалось.

Один из главных диверсантов СССР отреагировал вполне спокойно, одобрительно кивнув головой и чуть прищурив глаза.

— Извините, порядок такой, тут наша территория и действуют наши законы. Экскурсия по бункеру не входит в наши планы, а вот показать мир будущего я бы вам хотел, чтоб развеять все сомнения. Петр Анатольевич в курсе, а вот вам, майор Густав фон Витерсхайм, я бы хотел предложить посмотреть и подумать. После посещения этого мира вы уже никогда не будете принадлежать самому себе.

Он смотрел на меня спокойно и выдержанно.

— Я солдат и выполняю приказ.

— Это можно рассматривать как согласие?

— Да. Если это чем-то может помочь Германии, я буду идти до конца.

— Ну-ну. Смотрите, вас ждет очень много интересных сюрпризов.

Выдержав паузу, поняв, что никто своего желания менять не собирается, а я начинаю выглядеть не очень красиво: сам предложил и сам отговариваю, указал на принесенные бушлаты, ОЗК, противогазы пока не стали одевать. Дождавшись, когда гости с нашей помощью оденутся, мы стали сами облачаться в защитные костюмы. Когда все оделись, накинули сверху бронежилеты и каски, прихватив оружие, открыли ворота в переходный тамбур, где стоял подготовленный к выезду БТР.

Показав рукой, мы все пролезли в десантный отсек через открытую боковую дверцу. Когда разместились, я дал команду закрыть дверь и выезжать на улицу. Автоматическая система раскрытия ворот тихо заурчала, и створки медленно стали расходиться в стороны, выпуская нас в отравленный и умирающий мир.

Бронетранспортер взревел двигателем и выехал в ночь. С водительского места ко мне обернулся Санька и с азартом спросил:

— Куда едем, товарищ майор?

— Давай к Москольцу. Там и вид подходящий.

— Не проблема. Кстати, командир, тут Борисыч на связь выходил, у него поисковая группа пропала. Он народ в Перевальном начал на уши ставить, а сам сидит — твои железки для москвичей паяет.

— Понятно. Не нравится мне все это. Ну хорошо, поехали.

Пока бронетранспортер в темноте выбирался из развалин поселка и выезжал на московскую трассу, Густав наконец-то задал свой вопрос:

— Господин майор, что же здесь все-таки случилось?

— Третья мировая война. Все оружие массового поражения вывалили друг на друга, результат вы сейчас увидите. Жизнь на планете Земля в том виде, к которому вы привыкли, уничтожена, человеческая цивилизация по сути дела прекратила свое существование.

— Кто с кем воевал?

— Да практически все со всеми. Давайте вы сначала посмотрите все, а потом будете задавать вопросы.

Немец то ли в знак протеста, то ли в знак согласия пожал плечами. Все это время Судоплатов внимательно смотрел на меня и на моих бойцов, стараясь как бы запомнить мельчайшие подробности.

Через двадцать минут мы подъехали к подорванному во время войны мосту автомобильной развязки, перед самым въездом в город, объехали его и остановились недалеко от зияющих пустыми окнами пятиэтажек-хрущевок. Санька предусмотрительно съехал с дороги и припарковался за углом дома, так, чтоб нас нельзя было увидеть с трассы.

— Приехали, командир.

Все, как по команде, сразу надели противогазы. Дождавшись чуть замешкавшихся гостей, открыли дверцу, которая предусмотрительно была завешана тканью, чтоб хоть как-то воспрепятствовать проникновению в десантный отсек радиоактивной пыли, стали спокойно и неторопливо выскакивать наружу, стараясь не повредить костюмы, после чего брать под контроль близлежащую территорию.

В последние несколько месяцев я стал замечать, что у нас и в 1941 году несколько сместилась разница во времени суток, поэтому сейчас, в свете раннего утра, город выглядел еще более зловеще.

Темные тучи, через которые с трудом пробивался солнечный свет, создавали гнетущее впечатление. Заваленные мусором и сгоревшими машинами улицы, дома с выбитыми окнами, со следами многочисленных пожаров явно показывали произошедшую здесь трагедию. Недалеко от нас, на обочине главной дороги, лежал остов такого же бронетранспортера, на котором мы приехали. На покрытом ржавчиной борту были заметны следы огня и с трудом просматривалась символика татарских сил самообороны, которые особенно рьяно проявили себя во время резни в городе.

Сейчас это был просто памятник человеческой ненависти. Мы молча прошли мимо, осматривая еще несколько остовов легковых и грузовых машин, которых тоже не пощадила ни война, ни погода.

Когда мы зашли в ближайший дом и поднимались по лестнице, на связь вышел Санька.

— Феникс, на связь.

— На связи.

— Тут база сообщает, где-то поблизости татары в эфире ругаются. Вроде как сцепились с кем-то.

— Только они ругаются?

— Пока да, но, судя по всему, получили по зубам знатно.

— Ну и на кой нам в это дело лезть. Получили, значит, получили, так им и надо.

Я стоял с гостями из прошлого на пятом этаже и через выбитые окна вместе с ними смотрел на панораму мертвого города. Приблизив голову в противогазе к противогазам гостей, просто сказал:

— Город Симферополь, было шестьсот тысяч человек. После боевых действий в нем осталось не более трех-четырех сотен человек, прячущихся в герметичных укрытиях. Из них людей меньше половины, остальные постепенно переходят в разряд зверей. Зафиксированы случаи каннибализма.

Что про себя думали гости, я не мог ни услышать, ни определить по выражению их лиц, даже глаза не мог рассмотреть за стеклами противогазов, но то, что картина мирового конца произвела на них впечатление, — в этом был однозначно уверен.

Вещун неприятностей не давал покоя, поэтому на всякий случай снова вышел на связь с Санькой.

— Бычок, мы собираемся, уходим, клиенты вроде как готовы для разговора.

Только мы залезли в БТР, по-быстрому пропылесосили свои костюмы и сняли противогазы, на связь вышла база.

— Феникс, на связь.

— Да, база, слушаю.

— Там, где татары с кем-то сцепились, работает кодированная станция с плавающей частотой. Запеленговать не могу.

А вот это уже интересно. Кажется, спецура в наши края пожаловала.

— Вас понял, база. Мы возвращаемся.

Только мы стали выезжать по параллельной дороге, чтоб не светиться на трассе, как на связь снова вышла база.

— Феникс, только что на связь вышли "внутряки".

— Что там?

— Черненко убили.

— Ни хрена себе. Кто там тебе поет?

— Не мне, а Катерине. Да, есть люди. Только дело не в этом.

— А в чем?

— У "внутряков" говорят, что Черненко убили мы, по твоему личному приказу.

— Что за чушь?

— Эта информация прямо из их бункера. В общем, Черненко поехал встречать спецназеров из Херсона, а мы испугались усиления противника и напали. Что там реально произошло, не знаю, но Черненко убит. Всем теперь рулит его зам, Семенов, и готовит всех способных держать оружие к войне с нами.

— Они что там, совсем охренели? Хотя на фоне этих событий пропажа нашей поисковой группы выглядит весьма подозрительно. Не удивлюсь, если возле трупа Черненко найдут наших убитых поисковиков. Вот только интересно, Семенов сам это придумал или получил команду из Киева?

— Да вот не знаю, но нужно что-то срочно делать. У них там два Т-64-х на ходу в гараже стоят, два БТРа и БМП-2. Если все это выгонят на улицы, нам будет весело.

— Весело будет туркам, татарам и все остальным, когда мы тут друг друга прикончим. Хорошо, вас понял. Всем "боевая тревога". А знаешь что…

— Да?

— Давай-ка точную наводку по передатчикам татар. Что-то мне говорит, что там главная развлекуха происходит, и, если мы туда не успеем, потом сильно пожалеем.

Я повернул голову и глянул в глаза гостям.

— Вы не против, если мы немного отвлечемся и посмотрим, что там реально творится.

И Судоплатов, и немец спокойно отреагировали, не выказав ни малейшего страха или неудовольствия.

Взревел двигатель БТРа, он выскочил из укрытия, пересек улицу и снова залетел под прикрытие домов. Ушлый Санька, так же как и я, набегался в этих бетонных джунглях, поэтому неплохо ориентировался. С базы дали вполне точную наводку по месту событий, и через пятнадцать минут мы приблизились к месту боя, где не умолкала стрельба. Оставив в машине гостей под присмотром одного из бойцов, мы вчетвером стали осторожно пробираться к месту боя. Перебежав открытый участок, группа рассредоточилась, и все разбежались по дому, окна которого выходили на место событий.

Буквально через несколько минут вышел на связь Малой, который забежал в соседний подъезд.

— Феникс, это Кукушка-Один.

— На связи.

— Слышу стрельбу. Кто-то в моем подъезде работает из пулемета.

— Попробуй приблизиться. Рассмотреть.

— Вас понял.

Видимо, не только мы одни поняли, что в этом доме можно организовать неплохую позицию, поэтому дальнейшее продвижение по дому проходило при соблюдении всех мер осторожности.

Я и Карев уже поднялись на четвертый этаж и приблизились к окну, когда снова в эфире заговорил Малой:

— Феникс, тут их двое. Один с пулеметом, второй по соседству с автоматом.

— Сможешь обоих положить?

— Да.

— А одного оглушить? Нам "язык" нужен, очень нужен, иначе влезем тут в гражданскую войну.

— Попробую.

— Сейчас вышлю к тебе Карева.

— Не надо, сам справлюсь, с басмачами свои счеты.

— Вот как, а ты не рассказывал.

— Извини, командир, потом расскажу, при случае.

На этом он замолк. Я осторожно выглянул в окно и увидел ярко горящий джип Черненко, возле которого лежало несколько тел. Тут же невдалеке горела еще одна машина, марку которой из-за яркого пламени рассмотреть нельзя было. Отдельно стоял армейский КамАЗ, обшитый стальными листами, возле которого засели трое боевиков и обстреливали развалины, в которых периодически мелькали вспышки ответных выстрелов. Чуть в стороне приткнулся переделанный микроавтобус, на котором разъезжала наша пропавшая поисковая группа. То, что это была четко продуманная и спланированная засада, я уже не сомневался. К тому же боевики приехали на трех джипах, напоминавших собой творения сумасшедшего гения, как в фильме "Безумный Макс", два из которых подогнали к месту побоища, а третий лежал на боку и дымился. На одной из машин в импровизированной башенке засел второй пулеметчик и методично короткими очередями долбил по развалинам. С нашей позиции было прекрасно видно, как по левому флангу через разгромленный магазин, пригибаясь, неторопливо пробирались три фигуры, пытаясь обойти засевших в развалинах людей Черненко и приехавших бойцов украинского спецназа. По тому, как все это делалось: неторопливо и даже с некоторой ленцой, — было видно, что боевики, уверившись в своей безнаказанности, спокойно, стараясь не рисковать,обкладывали засевших в развалинах военных.

Вывод был неутешительным: такими силами просто так в этом мире не разъезжают, учитывая дефицит горючего и боеприпасов.

Мы пока затаились, ожидая от Малого сигнала. Но время шло, и положение людей в развалинах становилось критичным. Скорее всего, там было несколько раненых, и они не могли их бросить, поэтому отчаянно сопротивлялись. Судя по тому, какие потери понесли боевики, тут работают настоящие спецы, которые даже в условиях внезапного нападения смогли надавать по голове противнику. Но по каким-то причинам боевикам нужно было захватить людей живьем, и приготовленный для стрельбы РПО, идеально подходящий для выкуривания противника из укрытий, так и остался лежать рядом со спрятавшимся за КамАЗом стрелком.

Когда уже терпение иссякло, пулемет, который работал в соседнем подъезде, умолк, и Малой наконец-то спокойно доложил:

— Феникс, все чисто, одного взял живьем, но пришлось помять перед употреблением, резвый оказался.

— Дело. Работать по стрелкам во дворе сможешь?

— Конечно.

— На тебе группа, обходящая развалины по левому флангу. Мы работаем тех, кто прячется за машинами.

— Вас понял.

— Всем, начинаем работать после Кукушки.

Опять замерев, взяв на прицел лениво постреливающих в сторону развалин боевиков, стали ждать характерных хлопков полюбившейся Малому СВД.

Хлопнул первый выстрел, за ним второй, и тут мы все разом открыли огонь. Боевик, сидящий в башенке с пулеметом, получил один из первых и не только от меня. Прикрытый стальными листами, судя по форме и цвету, вырезанных из брони БТРа, только с боков и спереди, словил несколько очередей в спину, так и замер в обнимку с пулеметом. Ничего не понимающие боевики начали вертеть головами на необычную стрельбу с тыла, но, не рассмотрев стрелков, валились под колеса машин, получив короткие злые очереди. Это избиение продолжалось всего несколько секунд, после чего наступила тишина.

— Кукушка-Один, что у вас?

— Троих снял, вроде надежно.

— Что видите в развалинах?

— Кто-то шевелится, но осторожно.

— В случае чего сможете завалить?

— Да.

Я повернулся к Кареву. Мы приблизили маски противогазов и заговорили.

— Егор, доберись до машины, займи позицию. Там в развалинах, кажется, военные засели, надо бы с ними поговорить, но они сейчас нервные, сразу стрелять начнут.

— Понял.

Он, недолго думая, сбежал по лестнице и, ловко перепрыгнув через кучи битого кирпича, пробрался за остовом легковушки, перебежал к КамАЗу, где затаился, ожидая команды.

Голос подал четвертый наш боец, который засел в крайнем правом подъезде.

— Феникс, в развалинах движение.

— Вижу.

Мы все внимательно уставились на выходящую из развалин фигуру с поднятыми руками.

Человек был одет в камуфлированный защитный костюм, который резко контрастировал со старыми, обмотанными тряпками ОЗК, в которые были одеты боевики. Быстро они сориентировались и поняли, что противник, который их атаковал, был уничтожен. Значит, у них есть раненые, которым нужна незамедлительная помощь, поэтому и не стали устраивать долгих переговоров. "Враг моего врага — мой друг" — старое и действенное правило.

Спецназовец так стоял некоторое время, ожидая нашей реакции, но ситуация сразу изменилась, когда на площадку перед домом выехал наш БМП-1, у которого открылись двери десантного отсека, и оттуда выскочили четверо наших бойцов. При таком перевесе сил я, уже не опасаясь неприятностей, спустился на первый этаж и выпрыгнул через окно.

На частоту наших радиостанций настроился Васильев и спокойно пояснил:

— Феникс, это Дровосек. Тут говорят, мы с вами Черненко завалили?

— И ты уже в курсе?

— Ага, с базы пояснили, так что надо срочно разбираться и валить. Тут знакомый со мной связался, сказал, что Семенов приказал танк и два БТРа выгнать и идти разбираться.

— С чего это тыловик таким боевым стал?

— Да самому интересно. Он обычно на поверхность не рвался, особенно когда стреляют. Так что, командир, жди сюрпризов.

— Да вот жду. Давай сейчас разберемся с этими спецназерами и валим отсюда. Выставь охранение, чтоб нас тут не постреляли.

— Понял. Сейчас организую.

У его бойцов радиостанция была настроена на другую частоту, поэтому распоряжения я не услышал, но люди быстро разбежались, занимая позиции для наблюдения за подступами к площадке, на которой разворачивались события.

Я пошел к спецназовцу, краем глаза заметив, как рядом пристроился Егор Карев. По тому, как он уже переминался с ноги на ногу, было видно, что терпение его заканчивается.

Когда мы со спецназовцем сблизились, чуть наклонились, чтоб можно было разговаривать через резину противогаза, он спросил первым:

— Кто вы такие?

В такой ситуации нужно сразу брать на себя ведущую роль, поэтому пришлось его одергивать:

— Вы не в той ситуации, чтобы задавать вопросы. Представьтесь.

В стеклах противогаза яростно блеснули глаза, но он был профессионалом, поэтому не стал качать права и представился.

— Прапорщик Чеботаев.

— И все?

Опять пауза.

— Отряд специального назначения разведуправления ВМС Украины.

Вот такому даже я удивился. Ожидая встретить здесь "внутряков" из Херсонской области, натыкаюсь на спецов со своей старой службы.

— Что здесь делаете?

— Я не могу отвечать. Тем более указания получал командир, я не в курсе.

— Что с командиром? Убит?

— Контужен, в развалины оттащили.

В это время из развалин появились два вооруженных человека, по нарядам которых можно было сказать, что они из группы Черненко.

Один из них замахал рукой, зажав в другой автомат, но, увидев направленное на него оружие, остановился. Чуть постояв, отдал автомат своему напарнику и уже целенаправленно пошел к Васильеву, который, спрыгнув с БМП, шел в нашу сторону. Они чуть поговорили, Вадим почти бегом подошел к нам.

— Командир, Черненко тяжело ранен, в развалинах.

— А это кто?

— Мишка Логинов, из наших.

— Скажи, чтоб связались со своими, предупредили, что мы не в теме.

— Пробовали. У них странным образом практически у всех радиостанции вышли их строя.

— Очень мило. Тогда выгребай раненых, грузи их в БТР, и уходим колонной через окраины в Перевальное. Если Семенов устроит с нами догонялки, успеем укрыться, а там пусть попробует штурмовать.

— Согласен.

— Разоружай всех, быстро собрать оружие и боеприпасы у убитых, и уходим.

На связь вышла база и сообщила, что они перехватывают сообщения нескольких источников радиосигнала, движущихся в нашу сторону.

Приняв решение, начали вытаскивать из развалин раненых. Их оказалось трое: два спецназовца и Черненко, которого трудно было не узнать по характерному защитному костюму, на этот раз залитого кровью.

Когда затащили их в БТР, стало понятно, что Черненко очень плох и ему нужна немедленная операция, поэтому пришлось принимать тяжелое решение и нестись в наш бункер, благо он был недалеко, и там могли вполне квалифицированно оказать ему медицинскую помощь наши врачи.

Кортеж из БТРа, БМП и армейского КамАЗа, за рулем которого сидел наш человек, двинулся на север, к выезду из города. В БМП лежал бережно связанный, словно младенец, закутанный в тряпки пленный, которого ожидало множество вопросов. Один из джипов боевиков прихватили с собой для организации подвижной разведки. Но радиоперехват однозначно показывал, что мы весьма удачно разминулись с колонной, возглавляемой Семеновым, и стали отдаляться от них.

Наши гости с интересом рассматривали оружие и костюмы раненых. То, что произошло нечто особенно неприятное, они уже поняли, поэтому старались не вмешиваться, оставаясь сторонними наблюдателями. Но любой нормальный человек не останется равнодушным, когда у него перед глазами будут оказывать первую помощь тяжелораненым. Обезболивающие уколы привлекли их внимание, но любопытством они не стали докучать, понимая, что время вопросов и ответов несколько отдаляется ввиду нестандартной ситуации.

Пока мы гнали по улицам города, неслись по московской трассе, я все пытался понять, зачем нужно было устраивать такую странную провокацию.

Одна из причин — настроить против нас остальных людей из отряда Черненко, ведь я однозначно дал понять, что не хочу видеть у себя Семенова в отряде, а для него это — расстаться с теплым местом, с почетом и благоденствием за счет других. Наверно, тут еще замешаны украинские власти, и, скорее всего, им известно о сговоре Черненко со своим коллегой из Херсонской области. Разбрасываться такими кадрами они не могут, поэтому подставляют нас, убирая Черненко, который стал выходить из-под контроля. И в итоге устраивают войнушку, дав мощный стимул херсонцам надавать нам по голове. Двойная выгода. Даже тройная, если удастся нас разгромить и завладеть запасами. Ловко придумано. Значит, кто-то им оперативно сливает информацию. Первый кандидат, конечно, Семенов, но не удивлюсь, что отработан механизм контроля и самого Семенова. И при всех вариантах нам приходится очень неспокойно и больно. Вон, людей потеряли. Да и татар привлекли, значит, тут очень серьезные завязки пошли и в ближайшее время нас ожидают крупные неприятности. Поэтому выживание Черненко и, главное, свидетелей бойни является залогом нашего спокойствия на ближайшее время. Поэтому нужно срочно связаться с базой.

— База, на связь.

— На связи.

— Черненко тяжело ранен. Передайте медикам полную готовность. Что бы ни случилось, он нам нужен живым, иначе на нас натравят всю местную спецуру, а с ними воевать что-то не хочется, слишком там много знакомых.

Глава 11

Буквально через двадцать минут колонна была уже около бункера. Проехав через полуразрушенный поселок, попетляв вокруг специально разложенных бетонных блоков, машины остановились возле гаражей, а бронетранспортер подъехал к воротам, из которых он выехал несколько часов назад, и, после того как створки услужливо раскрылись, быстро заехал и замер перед второй дверью, закрывающей проход в помещение с установкой. Все, кого прихватили на месте боя, были разоружены, освобождены от защитных костюмов, проверены на наличие маячков и помещены в дальнюю галерею, заменяющую некоторое подобие тюремного помещения. Раненые же, в сопровождении охраны, были в срочном порядке перевезены в госпиталь, где уставшие от непрерывной работы девушки деловито стали их осматривать, освобождать от одежды и оказывать медицинскую помощь. Пока было время, я решил заняться гостями, которые из-за наших проблем оказались на некоторое время обделены вниманием. Ситуация развивалась по одному из самых неприятных сценариев, поэтому присутствие гостей на базе было просто нежелательным, так как во многом могло способствовать неконтролируемой утечке информации о наших проблемах. Это в будущем могло стать сильным фактором, влияющим на дальнейшие отношения с Москвой. Поэтому официально обратился к обоим:

— Господин майор, Павел Анатольевич. Ситуация складывается таким образом, что я вынужден вас отправить обратно в ваше время в связи с внезапно возникшими обстоятельствами.

Судоплатов прекрасно все понял, но немца такое изменение планов не устраивало, поэтому он решил попытаться получить хоть какие-то крохи информации от меня, нежели потом выклянчивать их у советского руководства.

— Сергей Иванович, скажите, что же все-таки произошло?

— Да вы, наверно, и сами догадались: Третья мировая война. Все против всех, когда глобально используется оружие массового поражения. В лучшем случае остались доли процента населения.

— И кто виноват?

В слабом освещении галереи бункера, через которую мы шли в сторону комнаты с установкой, лицо немца выглядело необычно бледно. Было видно, что это именно тот вопрос, ради которого его отправили.

— Вы меня за кого держите? Я же просто военный, а не историк или политик.

При этих словах на губах у Судоплатова мелькнула улыбка. Он-то прекрасно знает мой уровень информированности и то, чего я действительно недоговариваю.

— В двух словах могу сказать, пока готовится ваш переход обратно в 1941 год.

— Хоть так.

Выдержав театральную паузу, как будто собираюсь с мыслями, я начал. Хотя реально этот диалог я продумывал еще в БТРе, когда возвращались в бункер.

— Германию и Россию постоянно сталкивали лбами. Что в Первую мировую, когда в Германии произошел мощнейший экономический рост, и она начала выдавливать Англию с рынков сбыта, что сейчас, натравив ее на Советский Союз. А ведь в любой войне в первую очередь гибнет элита, мужская элита. Поэтому к концу века в мире уже доминировали англосаксы, только центр влияния переместился за океан, в США. Как по мне, так не напал бы ваш Гитлер на СССР, додавил окончательно Англию, может, все было бы и по-другому, а так огромные потери с обеих сторон, раздавленная Германия и обескровленная Россия. Все это потом аукнется, когда в обезлюдевшую Европу повалят толпы азиатских и восточных эмигрантов, и по улицам Берлина будут расхаживать, как у себя дома, безработные арабские босяки, громя машины и магазины, когда правительство будет не в состоянии выдать им очередную успокоительную подачку.

Хотя сам про себя при этом подумал: "Ну немного изменил историю и сказал вместо Парижа Берлин, хотя реально это ничего не меняет. Думаю, и столицу Германии со временем ожидала бы такая же участь".

— Так что, Густав, как вы видели, наш мир представляет собой отравленную помойку, но во многом это результат и ваших ошибок и заблуждений.

"А вот теперь подбросим ежа, так чтоб и ты, немчура, задергался, и Судоплатов бы не вертел головой, изучая бункер, а следил за своим немецким коллегой", — подумал я и произнес:

— Я уверен, что у вас есть возможность при определенных обстоятельствах вернуться к своему шефу, адмиралу Канарису. Ну не будет же он разбрасываться такими подготовленными и верными кадрами. Конечно, очень не хотелось идти на контакт с руководством абвера, зная его проанглийские симпатии, причем это может вылиться в сепаратный мир между Германией и Англией с последующим военным союзом против СССР, пока советское руководство в полной мере не успело воспользоваться информацией из будущего.

Немцу очень не понравилось такое заявление, и, кажется, у него реально был какой-то резервный вариант передать сообщение своему шефу, судя по тому, как озабоченно блеснули его глаза. Тут же Судоплатов напрягся, как гончая перед рывком, унюхав добычу. Какой все-таки матерый человечище, сразу понял мою игру и ощутил, что выстрел наугад дал какой-то, пока непонятный, но результат. Немец, как истинный кадровый офицер, у которого в роду все носили форму, решил не подавать вида и попытался перевести разговор в другое русло.

— Вы очень заблуждаетесь, господин майор. Многие немецкие люди считают, что Германия зря ввязалась в эту авантюру и последствия будут катастрофическими. Для нас главное — найти точки соприкосновения, благодаря которым мы сможем исправить ошибки и изменить историю таким образом, чтоб избежать серьезных последствий для наших народов.

"Ага, сейчас, дам я тебе увести разговор. Нет, дорогой, я тебя еще немного попугаю, а дальше пусть тобой уже плотно занимается НКВД, а то у меня тут война на носу, и еще не хватало влезать в ваши шпионские игры, тут своих Семеновых и татар хватает".

— Я не договорил, господин майор. По поводу возможного объединения с англичанами и американцами хочу вас разочаровать: уже поздно, да и в случае развития такой ситуации вы получите в войне третью сторону, которая будет воевать против вас с применением всего арсенала будущего, вплоть до оружия массового поражения, о котором вы даже еще не имеете никакого представления. Уж поверьте, после того, что немецкие войска натворят на территории Советского Союза, никаких угрызений совести ни я, ни мои люди испытывать не будут. Лучше вам попытаться договориться с русскими, нежели начинать свою игру совместно с англичанами и американцами, поверьте, обязательно обманут.

Я демонстративно посмотрел на наручные часы, которые с некоторых пор начал снова носить на левой руке: мобильные телефоны, которые использовались и в качестве часов, ушли в небытие, вместе с другими благами цивилизации.

— Извините, но ваше время подошло к концу, и у меня скопилось много дел, которые требуют неотложного вмешательства.

Немец, поняв, что серьезного разговора не будет, гордо подняв голову, пошел вперед, к залу с установкой, в сопровождении двух охранников, а мы с Судоплатовым шли чуть сзади. Его, естественно, волновали наши проблемы и особенно возможность потери контроля над установкой перемещения во времени.

— Сергей Иванович, если у вас проблемы с людьми, то мы готовы выделить вам в помощь надежных, проверенных и подготовленных товарищей.

— Это очень кстати, Павел Анатольевич. Я бы попросил, пока есть возможность, подержать возле точки выхода человек десять-двадцать таких товарищей. Если возникнет необходимость, мы их привлечем для борьбы с деструктивными элементами в нашем времени.

Мы друг друга действительно поняли. Главный диверсант СССР видел, что я тоже не до конца доверяю, но в случае действительно крайней ситуации готов воспользоваться предоставляемой помощью, тем более что положение сложилось весьма непростое. Я же видел, что советские спецслужбы уже заинтересованы в работе со мной, и даже гипотетическую смену хозяина установки перемещения во времени рассматривают крайне негативно, и готовы поддерживать существующее положение всеми возможными силами.

Когда их подвели к уже включенной установке, немец обернулся и спросил:

— Господин майор, а что стало с Германией?

— Да то же самое. Европа была уничтожена в первую очередь.

Он понуро опустил голову и пошел по пандусу в портал, исчезнув из этого времени.

Судоплатов чуть приостановился и, смотря мне в глаза, спросил:

— Сергей Иванович, зачем вам весь этот цирк с немцем понадобился? Вы хотели на него произвести впечатление и, показывая развалины, завербовать?

— Нет, Павел Анатольевич. Я просто хотел посмотреть, как немцы будут реагировать на нашу действительность, но, видимо, ошибся. Наверно, нужно действительно разбить немецкую армию, расписаться на стенах Рейхстага для того, чтобы они начали объективно воспринимать информацию. Все, что мне нужно было, я узнал. Даже отрицательный результат тоже результат.

Судоплатов чуть заметно кивнул, соглашаясь с таким подходом, но задал каверзный вопрос:

— Вы хотите начать свою игру с Канарисом?

— Была такая мысль, но он англоман и с сорок второго года начал активно сливать информацию на Остров, поэтому особой перспективы в этом не вижу. Максимум — получит достоверную информацию и сольет ее англичанам и американцам, попробовав заключить сепаратный мир. Это и так было понятно, но вот внести некоторые сомнения и разлад в ряды немцев не помешало бы.

Судоплатов жестко прервал меня:

— Сергей Иванович, а вам не кажется, что вы опять пытаетесь влезть в авантюру? Может, хватит? Я смотрю, тут у вас и своих проблем хватает, и хотелось настоятельно бы вам порекомендовать воспользоваться нашей помощью.

— Павел Анатольевич, это все наши мелкие дрязги, так сказать, последний писк реакционной проукраинской группировки, которая быстро теряет влияние в регионе. Они опоздали со своей провокацией, на данный момент все козыри у меня, и я ожидаю, что скоро они выйдут на связь и начнут угрожать, показав таким образом свою слабость.

— Вы так уверены в своих силах?

— Я уверен в людях, которые хотят жить по-человечески, а не в тех условиях, что им могут предложить нынешние вожди.

Судоплатов пристально посмотрел мне в глаза, но увидел там только усталость и спокойствие.

— Хорошо, Сергей Иванович, в конце концов, у вас всегда получалось вывернуться. Когда мне ожидать ваших людей?

— Как договаривались. Отправка не отменяется, все остается в силе, а я пока разберусь с нашими маленькими неприятностями.

— Ну, Сергей Иванович, удачи вам, но своих людей я на всякий случай оставлю возле точки выхода.

— Спасибо, не помешает, но, думаю, все решится без стрельбы.

Судоплатов на прощание пожал руку и уже без опаски шагнул в проем портала, исчезнув из нашего времени.

Рядом стоял Санька, а из прохода вышел Васильев с автоматом в руках. Оба молча остановились у меня за спиной. Пауза затягивалась, пока Санька не сказал:

— Ну что, командир, пойдем мочить Семенова?

Я медленно повернулся к нему и усталым голосом ответил:

— Какой ты кровожадный, Санька, ведь с ним сейчас люди, которые уже давно являются нашими потенциальными соратниками, и они сами должны завалить Семенова, уличив его в предательстве. Иначе нас потом так замажут, что никогда не отмоемся. На это и была рассчитана их акция.

— Так что тогда будем делать?

— Лично ты сейчас займешься тем, что быстро разговоришь пленного "зверька".

Артемьев зловеще улыбнулся.

— А Валеру Бойко можно прихватить? Он обидится, если я его не приглашу.

Я вспомнил историю гибели семьи прапорщика Бойко и только кивнул головой.

— Не можно, а нужно. "Зверек" мне неинтересен, главное — вытащите из него информацию об этом веселом деле. А потом, если он сможет говорить, попытайте его про состав банд, места дислокации и имеющиеся ресурсы.

Санька кивнул головой.

— Сделаем, командир. Сколько у нас времени?

— До возмущенного вызова Семенова. Потом уже времени не будет.

— Думаешь, он выйдет на связь?

— А куда он, родимый, денется, если подстава — его рук дело. Там должны быть обязательные атрибуты в виде трупа Черненко и его сопровождения, трупы приезжих спецназовцев и наших поисковиков. А он приедет и увидит, что многого в картине не хватает. А если что и есть, то оно явно не в тему. Это касается трупов бандитов. И выход у него один: в кратчайшие сроки начать наезжать на нас, иначе те же татары не простят, что он подвел их, надеюсь, лучших боевиков, под засаду. Поэтому ждем, когда они обложат большой бункер, в это время высылаем группы разведки на всякий случай погулять вокруг нашего укрытия. Не исключаю возможности, что про наш основной бункер они в курсе. А это значит, когда начнется штурм в Перевальном и мы вышлем маневренную группу им на помощь, нас будет ждать засада.

Васильев шел рядом, молча слушая мои рассуждения. В тусклом свете галереи его усталое и осунувшееся от многочисленных приключений лицо выглядело маской. И только блеск в глазах, азарт перед новым боем оживляли эту маску.

— Так что нам делать?

— В первую очередь разведка, и посмотрим, что у нас показывает комплекс радиоперехвата. Хорошо, что все в масках ходят, хоть чаще радиостанциями пользуются.

Раскрыв на ноутбуке последние данные по радиоперехвату, с сожалением увидели несколько радиостанций, работающих недалеко от большого бункера в Перевальном. Записанные переговоры не оставляли сомнения в том, что бункер блокирован немаленьким отрядом татар. Откуда их столько повылезало, должен дать ответ пленный, которым сейчас в дальней галерее занимаются Артемьев и Бойко.

А вот недалеко от нашего бункера буквально некоторое время работал кодированный радиопередатчик с плавающей частотой, и то, что его выловили, было большой удачей. Значит, за нами уже давно наблюдают. Я повернулся к Васильеву.

— Вадик, скажи, у ваших была такая техника связи?

— Нет. Это явно спецура. Может, давай глянем снаряжение, которое поснимали с бойцов спецназа. Если это их ребята поблизости сидят, значит, можно при желании их послушать и выйти на связь.

— Тоже дело. Давай я в этом покопаюсь, а ты приведи прапора, как его, Чеботарев.

— Чеботаев.

— Ну не важно, тащи сюда, будем разговаривать. И пока есть время, пусть ребята Левченко поговорят с твоим Логиновым на военно-патриотические темы. Нам нужна информация.

— Понял, командир, сейчас организую. Куда его вести?

— Давай в кают-компанию. Заодно накормим человека горячей пищей. Мы не враги. Нас просто пытаются такими сделать всякие уроды.

Пока Васильев ушел за прапорщиком, я связался по внутреннему телефону с госпиталем, идти туда просто времени не было. Трубку подняла Ольга, и я услышал ее усталый голос.

— Оля, привет. Оргулов. Что там с нашими пациентами?

— Черненко очень плох. В сознание не приходил.

— Шансы есть?

— Очень мало. Мы делаем все, что можно.

— Оля, пойми, если он умрет, у нас будут большие неприятности.

— Я понимаю. Делаю все, что можно.

— Что со спецназовцами?

— Майор пришел в себя, попробовал покачать права, так Вяткин и Строгов его быстро на место поставили, а второй тяжелый.

— Шансы есть?

— У этого есть, молодой, выкарабкается.

— Понятно. Дай трубочку Вяткину.

Небольшая пауза и в трубке раздался голос Вяткина:

— Старшина Вяткин у аппарата, товарищ майор.

— Фрол Степанович, ты посмотри за этим резвым майором. Он не простой, может натворить дел.

— Сделаем, товарищ майор. Мы его тут наручниками приковали, буйствовать начал.

— Лихо вы. Строгов помог?

— Так точно, вовремя его с ног сбил.

— Молодцы, вы его там контролируйте, но сильно не прессуйте. Он еще может пригодиться.

В этот момент в помещение ввели прапорщика, которого в сопровождении конвоя привел Васильев. Я, держа в руках трубку, кивнул Чеботаеву на стул, услышал подтверждение, что в госпитале все будет тихо, закончил разговор и смог уделить все внимание нашему гостю.

Передо мной сидел высокий, светловолосый, сухощавый человек лет тридцати. Потертый камуфляж, в который он был одет, сидел на нем как влитой, несмотря на его поджарую фигуру. Мелочи, вроде ушитой по фигуре формы и потертостей от постоянного ношения ремня и кобуры, выдавали в нем бывалого вояку, которого очень редко можно увидеть в гражданской одежде. Он спокойно и мрачно смотрел на меня, пару раз чуть скосив глаза, изучая расположение охранников. Я решил не терять времени.

"Боже, как спать хочется, когда же это все закончится. Сейчас еще этому прапору и его бешеному майору придется доказывать нашу невиновность. Никогда не мог даже представить, что буду вот так выяснять отношения со своими бывшими сослуживцами"

— Ну что, товарищ прапорщик. Времени у нас мало, ситуация выходит из-под контроля, и очень бы хотелось узнать о целях вашего визита в Крым, с учетом того, что минимум два ваших человека бродят в окрестностях нашего убежища. Их уже обнаружили, и наши снайперы их держат под контролем. Если попытаются предпринять какие-либо не нравящиеся нам шаги, они будут уничтожены. Теперь на вас, товарищ прапорщик Чеботаев, лежит ответственность за их судьбу и судьбу вашего командира.

Он хмуро меня слушал, уперев взгляд в корзинку на столе, где лежали несколько нарезанных кусков свежего хлеба.

— Что вы от меня хотите?

— Состав группы, цели, кто отдал команду и организовывал встречу с полковником Черненко. Кто курирует операцию со стороны вашего руководства и откуда вообще пришла команда.

— Вы думаете, я буду вам все рассказывать?

— Вам придется. Ликвидировать вас никто не собирается, мы не враги. Да и то, что вас слили и подставили под татар, говорит о том, что ваша группа стала пешкой в политической игре, направленной на нашу дискредитацию. Я даже могу предположить, что ваше подразделение считается не самым лояльным к киевскому режиму.

Он молчал, уставившись на хлеб. Что ему придется идти на контакт, мы понимали оба, только в данной ситуации главной проблемой было время.

— Хорошо. Как вас зовут?

— Роман Григорьевич.

— Вот что, Роман Григорьевич, давайте попробуем поговорить конструктивно. Я, Оргулов Сергей Иванович, майор российской морской пехоты, хотя служил и в украинских Вооруженных силах, тоже в морской пехоте, так что в некотором роде мы коллеги, и у нас должны быть обязательно общие знакомые. Поймите, сейчас на кону стоит нечто большее, чем судьба вашего подразделения и наши жизни. Если ситуация выйдет из-под контроля, без всяких разговоров будет применено тяжелое вооружение. И, поверьте, мы в состоянии это сделать. Поэтому давайте не будем устраивать войну в угоду людям, которые уже раз ввергли эту страну в гражданскую бойню и, как пушечное мясо, подставили вас.

Он поднял глаза на меня, устало хмыкнул и спросил:

— Какие вы можете дать гарантии нашей безопасности в случае сотрудничества?

— Я даю свое слово, что если вы не будете предпринимать ничего, ведущего к угрозе людей, за безопасность которых я отвечаю, ни вам, ни вашим сослуживцам ничего не будет угрожать, и когда ситуация стабилизируется, вам будет возвращено снаряжение, оружие и оставшиеся на ходу транспортные средства.

Он недоверчиво, даже иронично, смотрел на меня, не веря ни единому слову. Тут уже я не сдержался, так надоели эти шпионские игры и постоянное состояние хождения по лезвию ножа.

— Слушай, прапорюга, уже достал корчить из себя тут партизана на допросе у эсэсовцев. Пока ты тут строишь из себя целку, мои ребята держат на прицеле твоих друзей. Если они думают, что передатчики с плавающей частотой не позволят их запеленговать, то сильно ошибаются. Это первое. Второе, когда начнется штурм большого бункера в Перевальном, их уничтожат, чтобы наша маневренная группа смогла спокойно, без приключений выйти на помощь и ударить в спину татарам, которые повылезали из всех дыр и обложили убежище. Ты хоть понимаешь, что вас, как баранов, послали на убой?

Он думал секунд тридцать и, когда я уже собрался вставать и уходить, начал говорить:

— Спрашивайте, что смогу — отвечу.

— Состав группы.

— Десять человек.

— Группа — единое подразделение или его сформировали перед самым выездом?

— Костяк — из спецназа ВМСУ, но четверых прикомандировали перед самым выходом.

— Задачи группы.

— Не знаю.

Увидев мое недовольство, он убежденно подтвердил:

— Точно не знаю. Командир в курсе, говорите с ним.

— Тебе не показалось, что в группу включили людей, скажем так, не испытывающих особых симпатий к киевскому руководству?

Он снова задумался. А я внимательно наблюдал, как у него сжались губы и изменился взгляд. Но и тут он держал марку.

— Я подумаю над этим вопросом.

Я вздохнул и устало высказался:

— Вот трудно с тобой. Ну что мне каждое слово из тебя тянуть? Не можешь нормально все рассказать? Ты так до сих пор и не понял, что вас втянули в историю, в которой вы выжить по определению не должны были?

— Понимаю, но у меня есть командир, все вопросы к нему.

— Как хоть его зовут-то? Он вроде очнулся, правда буянить начал, пойду с ним разговаривать.

— Майор Дегтярев.

Вот это я удивился.

— Кто?

Чеботаев поднял голову, удивившись моему тону.

— Майор Дегтярев.

— Его случаем не Олегом зовут?

— Да. Олег Владимирович.

— Вот ведь хрень, я же Олежку уже давно похоронил.

Тут в кают-компанию ворвалась моя жена.

— Сережа, ты знаешь, что у тебя в госпитале Олег Дегтярев, прикованный наручниками к кровати, буянит?

— Да я сам только что узнал про него.

— Он меня узнал и сам обалдел. Спросил про тебя, я сказала, что ты тут главный и сейчас же дашь команду его расковать, а то Вяткин отказался, ссылаясь на твой приказ.

— Правильно сделал, иначе он там бы все разгромил.

Чеботаев с интересом слушал наш разговор, уже поняв, что его командира я знаю лично.

— Знаете Дегтярева, товарищ майор?

— Естественно, знаю этого обалдуя. Вместе в училище учились, в казарме койки рядом стояли, и вместе к девкам в общагу Севастопольского приборостроительного института бегали.

Тут уже возмутилась моя жена:

— Это когда вы бегали? Ни ты, ни Олег про это не рассказывали.

— Светуля, ну все были молодыми. Хочу обратить твое внимание, что жена у меня одна, так же как и ребенок, и ты их лично знаешь. Ты тут не отвлекай, вон лучше накорми человека, а я пойду Олега освобождать из цепких рук Вяткина и Строгова.

Прапорщик, поняв, что уровень опасности для него упал, уже спокойно, с некоторым стеснением протянул руку и взял свежий хлеб, который совсем недавно испекла жена Васильева, оказавшаяся очень неплохим поваром.

Глава 12

Вот как судьба повернулась. Олежка, с которым вместе учились, потом молодыми лейтенантами попали в морскую пехоту и служили на Молочке в Севастополе. Я написал рапорт на увольнение, когда полк перевели ближе к штабу бригады в Феодосию, а Олег, всегда любитель побегать, пострелять, немного послужив там, перешел в разведуправление ВМСУ. Мы с ним часто встречались, когда я приезжал в Севастополь по делам банка, дружили семьями. Последний раз виделись на дне рождения его жены Татьяны, когда, уже работая в банке, я мог позволить себе свободно съездить к другу, прихватив супругу и ребенка. Это был его второй брак. Первая жена, кстати, тоже Татьяна, не смогла выдержать роль офицерской жены и, забрав дочку, уехала на Украину к родителям. Олег, после некоторых попыток восстановить отношения, пустился в загул, пока не встретил свою нынешнюю супругу, которая нежной ручкой быстро его привела в чувство, создав домашний уют и теплоту дома. Как оказалось, ему именно этого и не хватало, и в то время я был особенно рад за друга.

Потом была война, конец света, и связь давно прервалась, особенно когда перед войной Олега перевели куда-то под Одессу. И вот он теперь всплывает в виде командира группы спецназа, направленной для нашего устранения. Это или специально сделали, зная о наших дружеских отношениях с Олегом, или операцию организовывали на скорую руку, узнав, что бойцы из Херсона в некоторой степени себя дискредитировали переговорами с Черненко. Вот это и предстояло выяснить.

Еще не дойдя до госпитального отсека, услышал многоэтажный военно-морской мат голосом, который уже давно не слышал.

— …подайте мне Серегу Оргулова!

Я вошел и увидел картину — привязанного к кровати Дегтярева, который уже не дергался, а весело матерился, ожидая прихода давнего друга.

— Медуза, ты какого хрена тут раскричался?

— А вот и ты. Серега, скажи своим бойцам, чтоб развязали.

И тут же опять выложил такой мат, что даже я удивился, раньше за ним такого не водилось.

— Олег, чего раскричался, тут, между прочим, раненые лежат и женщины есть, за тобой такой грубости вроде как не замечал. Заткнись и успокойся, надо поговорить, тем более, смотрю, что после контузии ты пришел в себя.

Он теперь не улыбался, только внимательно рассматривал меня, недоверчиво щуря глаза.

— Серега, ты ли это?

— Тебе напомнить, как мы на втором курсе рванули в самоход к девчонкам из приборостроительного института? Ты потом ужрался до поросячьего визга, и я пер тебя на себе до казармы. А если учесть, что в четыре утра маршрутки уже не ходили, а все деньги мы растратили на бухло, поэтому вызвать такси не могли, то тащить мне тебя пришлось на собственном горбу. Теперь сомнения есть?

На его бледном, покрытом щетиной лице расплылась довольная мечтательная улыбка.

Пока продолжалась эта сцена, я молча кивнул Вяткину, чтоб развязал Дегтярева. Когда путы были сняты, он порывисто подскочил и по-братски стал обнимать друга, хлопая по спине. Я не выдержал и скривился от боли. На его лице появилось недоуменное выражение.

— Что, Серега?

— Да ребра болят. Недавно броником несколько пуль словил, да и взрывом приложило.

— Вы что тут, до сих пор "зверьков" гоняете?

— Не "зверьков", а зверей. Я чуть попозже тебе расскажу. А пока, Олег, надо серьезно поговорить.

Я его позвал за собой, и, когда выходили из госпитального отсека, Вяткин спросил:

— Товарищ майор, может охрану?

Я чуть затормозил и увидел вопрошающий взгляд Дегтярева, после чего повернулся к Вяткину и сказал:

— Фрол Степанович, этого человека знаю давно. Если он меня предаст, то какой смысл тогда жить?

— Да я так, просто, может, после контузии буянить будет, бывает такое.

— Да ничего, в голову еще раз получит и успокоится.

Олег обиженно засопел.

— Еще неизвестно, кто в голову получит.

Я раздраженно отмахнулся.

— Олег, пойдем, времени мало.

Мы шли по галереям моего бункера, которые были буквально завалены ящиками, мешками, свертками, которые мы натягали из прошлого. Дегтярев с интересом разглядывал ящики с немецкой маркировкой, но вопросы он оставил при себе. Когда зашли в кают-компанию, Чеботаев уже вовсю трескал наваристый украинский борщ, который приготовила моя супруга. В тот момент, когда я переступил порог комнаты, упертый прапорщик, чуть стесняясь, попросил добавки, естественно, ему повторили. Я его прекрасно понимал. Борщ из свежей капусты после консервов и макарон произведет впечатление на любого. Олег шумно втянул воздух носом и ошеломленно глянул на мою жену, которая стояла возле плитки с половником в руках и набирала вторую тарелку.

— Олег, присаживайся, тебе тоже налила.

Я не стал его отвлекать и с жалостью смотрел, как мой исхудавший друг есть борщ, закатывая от удовольствия глаза. Доев порцию, он тоже согласился на добавку, и, пока Светлана повторяла порцию, он повернул ко мне голову и сказал:

— Серега, а вы тут неплохо устроились. Откуда картошку, капусту взяли? А свежая сметана и зеленый лук? У вас что, и коровы есть, и оранжерея? Да и ящики у вас все сплошь с немецкой маркировкой. Что тут происходит и почему вокруг тебя такая возня?

— Ты ешь-ешь, я тебе чуть позже расскажу, во что вы все вляпались. Кстати, а где Татьяна с ребенком?

Олег сразу погрустнел и насупился.

— Там они, под Измаилом, в убежище. Твой тезка совсем плох.

— А теперь они стали еще и заложниками. У тебя там остались доверенные люди?

— Есть, конечно, из наших.

— Резервные каналы связи, надеюсь, продумали, на случай всяких неприятных неожиданностей?

Он возмущенно оторвался от тарелки и всмотрелся мне в глаза.

— Серега, ты за кого меня принимаешь? Не учи папу делать детей, я сам видел, что с этой поездкой не все чисто.

— Хорошо. Тогда смотри.

Я кивнул головой на Чеботаева, который уже вовсю работал над макаронами по-флотски.

— Рома сказал, что перед выходом к вам четверых прикомандировали. Не думаешь, что контролеры?

— Нет. Троих положили, четвертый у тебя в госпитале лежит. Тем более я их знаю, ребята из боевых пловцов одесского ОВРа. Тут точно без подстав.

— Тогда значит, за нашим бункером присматривают твои люди. Пара человек с кодированными радиостанциями. Мои снайперы их нашли и держат на контроле, пока они не начали делать глупостей, свяжись с ними. Если ты в них уверен, приглашай в гости. Нам сегодня предстоит с татарами повоевать, и каждый боец будет на вес золота.

Олег прекратил есть, положил в тарелку ложку и поднял на меня сосредоточенный взгляд.

— Ты им хочешь отомстить?

— Они обложили второй бункер в Перевальном. Их там сотни полторы, давно такого количества боевиков не видели.

— Ого. Чем вы их так разозлили?

— Бункер отбили, да полностью банду местного отморозка зачистили.

— Серьезно. Кстати, а где ты был все это время, да и морда у тебя больно загорелая?

— А вот это, Олег, та вещь, ради которой устроен весь этот цирк, с вашим расстрелом. Все хотят знать, откуда у нас оружие, боеприпасы, чистые продукты, и, естественно, желают, чтоб с ними безвозмездно поделились. Как думаешь, куда они все посылаются?

— Зная тебя, не удивлюсь, если далеко и пешим сексуальным маршрутом.

— Ага, типа того. По моим данным, они собирались сюда послать сводный отряд с Херсона, но Черненко там подсуетился и переговорил с народом, но ваши боссы про это узнали, местный зам Черненко или кто-то из его подхалимов сливает инфу в Киев, поэтому они решили выехать на подставе.

— Да уж, и мы тут как раз в качестве героических трупиков очень неплохо будем смотреться.

— Теперь понимаешь, во что вас втянули?

— Мои Татьяна и Сережка, получается, в заложниках?

— Ты сам ответил на этот вопрос. Поэтому вы официально должны все умереть. Вызывай своих бойцов, что хочешь говори, но с их стороны у меня не должно быть проблем. Понял? Потом мы твоих просто выкупим за продукты, или ты их сам, но чуть позже заберешь.

— Хорошо, Серега, в принципе, расклад я понял. Сейчас сделаем. Ты только радиостанции наши принеси.

— Здесь они, вон в том ящике лежат.

Дегтярев подошел к шкафу, открыл ящик и достал оттуда парочку радиостанций, похожих на те, которыми пользовались мы во время выходов.

Мы по галерее вышли в переходный тамбур, где Олег, настроив кодовую последовательность на дешифраторе, вышел на связь со своими бойцами.

— Баклан, Баклан, это Папа. На связь.

Тут же сразу ответили:

— Папа, на связи Баклан.

Он повернулся ко мне:

— Куда им идти?

— Пусть идут на площадку, где стоит БТР. Оружие в высоко поднятых руках. Там их встретят.

— Хорошо.

Он отжал тангенту радиостанции.

— Баклан, это не противник, а союзники, но вы под прицелом снайперов. Вам гарантируется безопасность. Выйти на площадку к БТРу, оружие в поднятых над головой руках. Дать себя разоружить.

— Папа, ты в своем уме?

— Да, Баклан, нас круто подставили. Будут разборки, сейчас не форсите, люди серьезные и проверенные.

— Вас понял, Папа. Выполняем.

Я вышел на связь со своими наблюдателями.

— Кукушки, это Феникс, там гости должны выйти, смотрите внимательно.

Через пять минут Карев с двумя вооруженными бойцами ввели в тамбур людей Дегтярева. После того как внешняя дверь была открыта и их пропылесосили от внешней пыли, они сняли маски. Такие же усталые лица, покрытые недельной щетиной. Олег стоял рядом, я даже вернул ему личное оружие, он похлопал по плечу своих бойцов и повернулся ко мне:

— Ну что дальше, Серега?

— Ты объясни людям, чтоб глупостей не делали, а Егор отведет их и накормит, а то вон они у тебя какие худющие.

— Да уж, на фоне твоих сытых ребят мы выглядим не очень.

— Олег, давай язвить будем позже, когда закроем проблему.

— Да я не против. Но что будем делать? Всей толпой прямо в бой? Ты вроде говорил, они там обложили твой второй бункер? Не поздно?

— Ты ж сам бывал в Перевальном, знаешь, что просто так там штурмовать не получится. А у меня там человек двадцать, неплохо вооруженные, да и сам бункер за последнее время укрепили. Они попробуют нас выманить и устроить засаду, а потом уже штурмовать ослабленный гарнизон убежища.

— Ну логично. И что нам предстоит?

— Ждем, когда иудушка Семенов выйдет на связь и попробует забить стрелку.Кое-какие меры мы приняли.

Пока Дегтярев разговаривал со своими людьми, проводя политинформацию на злобу дня, я собрал небольшое совещание.

Тут опять присутствовал капитан Васильев, который занимался тем, что готовил колонну с артиллерией для марша и разрабатывал маршрут движения. Чуть позже подошел Артемьев. Его спокойный и немного грустный взгляд говорил о том, что от пленного они с Бойко узнали что-то неприятное.

Я указал Саньке на стул и, кивнув, спросил:

— Ну что там? "Зверька" раскололи?

Санька сморщился, как от дольки лимона во рту.

— Да там и колоть не надо было. Этот заморыш после двух оплеух сразу поплыл. А вот наболтал он много. Короче, принялись за нас серьезно. Со всего Крыма собрали около ста пятидесяти боевиков, при поддержке двух танков, четырех бронетранспортеров. У них даже "Град" есть, правда выстрелов на два залпа. И догадайся, откуда у них горючка, чтоб всю эту технику сюда пригнать?

— Хохлы?

— Они.

— И зачем им такая подстава? Смысл?

— Говорит, что украинские вояки отказываются с нами воевать. Там уже и про нас ходят слухи. Даже про свежий мед и молоко знают. Как тогда заставить людей против нас идти? Вот подставу и сделали, чтоб морских спецназеров положить и Черненко в придачу. И заодно оправдать участие татар в боевых действиях в качестве союзников.

Подошедший Дегтярев все это слышал, но ругаться не стал, а только очень внимательно впитывал информацию.

— Что они будут делать?

— "Зверек" не знает. Он из отряда Ульми Каримова, который захватил бункер в Никите, недалеко от Ялты. В его отряде было двадцать человек, практически все легли там. Часть мы, часть спецура положила.

— Вы там его не угробили? Он еще сможет про бункера на побережье рассказать?

— Да нормально, командир. Живучий гад и жить очень хочет.

После такой информации пришлось форсировать подготовку к отражению атаки. Васильев сформировал сводную артиллерийскую группу и, используя трофейные немецкие полугусеничные тягачи, утянул по окружной дороге в сторону гор две немецкие гаубицы, два миномета в сопровождении БМП-1. С ними в головном дозоре ушел Артемьев, проводя разведку. Наша же задача была подготовить две полнокровные штурмовые группы и по готовности выдвигаться в город, для удара в тыл противнику.

В кают-компании бойцы Дегтярева, покончив с борщом, удивляясь обилию овощей, солений и сметаны, которые мы наменяли в деревне, доедали второе. Тут же стоящий Коротков с автоматом всем видом показывал спокойствие и уверенность и контролировал гостей, чтоб не ходили по бункеру без присмотра. Я по дороге зашел в радиорубку — уточнить данные по радиоперехвату, а Олег пошел к своим бойцам. Войдя в комнату, увидел вопросительный взгляд Дегтярева.

— Ну что, Сергей?

— Пока молчат. Мы сканируем радиодиапазоны. Возле большого бункера работают около двадцати независимых радиостанций. Не исключаю, что это ловушка, поэтому буду действовать осторожно, с перепроверкой. Так что, Олежек, ты насчет охраны не обижайся, ставки слишком высокие, чуть позже ты поймешь почему. Ты меня давно знаешь, поверь, сейчас ты выбираешь ту сторону, которая может обеспечить нормальную жизнь твоей семье и всех, кто готов идти с нами.

— Куда идти, Сергей? Что-то ты, дружище, темнишь.

— Олег, все потом, когда закроем непосредственную опасность. Поверь, ты не пожалеешь.

Дегтярев пристально и испытующе смотрел мне в глаза, но, увидев твердый, а не убегающий взгляд вруна, убедился, что я сам уверен в том, что говорю.

— Хорошо, Сергей, я с тобой, тем более надо этих гадов наказать.

— Давай тогда готовь людей к выходу. Все вопросы по экипировке к Вяткину. А я пока постараюсь кое-что еще проверить, да и Черненко проведать надо.

Когда я зашел в госпиталь, Ольга спала, а Маринка что-то кипятила на спиртовке.

— Привет, Мариша, что у нас тут?

Она испуганно повернулась, но, увидев меня, успокоилась.

— Вечно ты, Сережа, беззвучно подходишь. Всегда пугаешь.

— Ну не могу же я идти по коридору и специально топать. Да и раненые тут у вас.

Марина выключила немецкую трофейную спиртовку, которую захватила на аэродроме, и повернулась ко мне. Усталые глаза выдавали, что девчонки беспрерывно не отходят от операционного стола. Я еще раз окинул взглядом эту привлекательную, но безмерно уставшую женщину, жену моего пропавшего без вести друга. Белый халат, тщательно выстиранный и отглаженный, прекрасно обрисовывал ее женственную фигуру. После рождения ребенка она только немного округлилась и притягивала взгляды многих мужчин в бункере. За беготней последних месяцев я не мог уделять ей столько времени, как было раньше. У нас были странные отношения. Она понимает, что нравится как женщина, но перспектива возвращения ее мужа, моего друга, все еще держит нас на расстоянии. Света, моя жена, все это видит, но делает вид, что не замечает, прекрасно понимая, что скандалами и разборками она может испортить тот мирок, который мы создали, когда жили одни в бункере с детьми.

Я немного задумался и пропустил ее вопрос.

— Сережа, ты что-то хотел узнать?

— Да, извини, залюбовался тобой.

— Да ладно тебе.

— Так я объективно. Ну хорошо. Мариша, скажи, что там с Черненко? Очень важно, чтоб он выжил.

— Плохо. Шансов почти нет, у нас не хватает квалификации, тут нужен опытный хирург. Может, из сорок первого года кого-то пригласить?

— Да я тоже уже задумываюсь об этом, да и не помешало бы уже начать предков учить нашей медицинской технике и применению препаратов и антибиотиков.

Она смотрела на меня снизу вверх, и при свете дежурной лампы были видны морщины в уголках ее глаз. Нелегко ей приходится. Она осторожно взяла меня за руку.

— Сережа, скажи, что там наверху? Так все серьезно?

— Да подстава очередная. Положили половину приезжего спецназа и близкое окружение Черненко, пытаются все на нас свалить, да татары повылезали из всех щелей. Похоже на спланированную акцию. Сегодня будем им по сопатке давать, а по поводу хорошего хирурга прямо сейчас переговорю с Судоплатовым.

Я осторожно освободил руку и устало пошел обратно, думая о превратностях судьбы. От Семенова пока не было известий, и сидящая в радиорубке Катерина спокойно доложила:

— Пока они с татарами переругиваются. Сейчас едут на встречу где-то в районе университета.

— Что твои знакомые в бункере говорят?

— Да никто Семенову не верит, но открыто боятся протестовать. Сегодня утром в бункер Семенов пропустил около двадцати боевиков, которые фактически взяли в заложники семьи военных. Никто теперь ничего сказать не может, все боятся за своих родных.

— Да, этот урод пошел ва-банк. Надо его быстро гасить и заканчивать этот балаган. В общем так, поговори со своими агентами в бункере у Черненко, пусть, по возможности, выведут из строя радиопередатчики и пропустят наши штурмовые группы. Ты-то, надеюсь, знаешь, где у них резервные выходы?

— Да, знаю, но они перекрыты и заминированы.

— А кто говорил, что будет легко? Готовь систему радиоподавления, по сигналу надо заглушить бункер Черненко. Когда в Перевальном начнется возня, мы сделаем ход конем и будем освобождать заложников. Ты, надеюсь, объяснишь своим знакомым, как и куда нужно прятаться, чтоб не пострадать при штурме. Разработай систему сигналов и опознавательных знаков, чтоб в коридорах не пострелять своих.

— Сделаем, командир.

— Умница. Вот Саньке повезло с женой.

— Ну так вы же женаты были, да и Светлана неплохо стреляет.

И она мило улыбнулась.

Я направился в кают-компанию к Дегтяреву и его людям. Те вольготно расположились на стульях и с увлечением смотрели на большом жидкокристаллическом телевизоре фильм "Звезда", из тех, что я специально подобрал из библиотеки для наших новичков из 1941 года. Олег, увидев меня, включил паузу в фильме и вопросительно на меня уставился.

— Ну что, Серега?

— Херово. Семенов пустил в бункер "внутряков" десятка два боевиков, и те взяли, по сути дела, в заложники всех гражданских. Теперь, пока мы не освободим бункер, в Перевальное не полезем, иначе придется воевать со своими.

— Ты серьезно?

Его бойцы подобрались и вопросительно поглядывали на своего командира.

— Да. Самый худший сценарий.

— Что думаешь делать?

— Сейчас пойдешь со мной, кое-что тебе покажу как старому другу, и готовьтесь вместе с моими штурмовиками чистить бункер. Там есть свои люди, и в нужный момент они помогут.

Все спокойно закивали, а мы с Олегом пошли по галерее в оружейку. Я привычно накинул на себя разгрузку, прихватив свой автомат и кивнув Олегу, чтоб занимался тем же. Он вопросительно на меня смотрел.

— Олег, снаряжайся. Сейчас узнаешь самую большую тайну этого столетия.

— Серега, ты меня все больше и больше интригуешь, и куда мы в таком наряде собираемся? На другую планету?

Я ухмыльнулся.

— Почти угадал. Пойдем, все на месте узнаешь.

Снарядившись, мы вышли в зал с большой установкой и остановились, ожидая, когда Светка ее запустит с центрального пульта. Олег с удивлением рассматривал оборудование и выдал фразу:

— Чем-то смахивает на фильм "Звездные врата". Серега, так ты что, не врал? Что, реально у тебя есть выход на другую планету?

— А ты ящики с маркировкой вермахта видел? Сам докумекаешь, куда мы сейчас пойдем?

Олег ошарашенно смотрел на меня, не веря ни слову. Но в этот момент установка загудела и через несколько секунд вышла на рабочий режим. Нажав кнопку на пульте, прикрепленном к стене, я спокойно наблюдал, как в портал сначала выдвинулась штанга с видеокамерой, затем, услышав в динамик, размещенный в зале, фразу Светланы "Все чисто", мы выдвинули пандус и спустились по нему в 1941 год.

На той стороне было утро, пасмурное и морозное. Невдалеке стояли две полуторки, в которых разместились расчеты зенитных счетверенных пулеметов и легковая машина, из которой сразу вышел нам навстречу заместитель Судоплатова, с капитанскими шпалами на петлицах.

Олег не смог выразить свои чувства и как нормальный военный выставил многоэтажную фразу в стиле легендарного персонажа анекдотов поручика Ржевского. Потом повернул ко мне голову и восхищенно сказал:

— Да, Серега, я всегда знал, что ты выкинешь что-то такое. Но скакать в прошлое — это уже перебор. Это что, нас встречают? И судя по форме, гэбня?

— Да, я с ними давно общаюсь, сливаю информацию, технологии, за это получаю продукты, топливо, ну и еще много чего.

Мы подошли, поздоровались с замом Судоплатова. Я представил Олега.

— Майор Дегтярев, спецназ ВМФ. Он теперь в нашей команде. Я бы хотел пообщаться с Павлом Анатольевичем.

— Сейчас он подъедет, его уже известили о вашем появлении. Ваши радиостанции просто великолепны.

— Ну вот видите, хоть так помогаем Родине.

Пока было время, мы с Олегом отошли в сторону, надо было поговорить.

— А кто это — Павел Анатольевич? Не Судоплатов ли, случаем?

— Он самый, он с июля курирует контакты с нами, нормальный мужик.

— С кем ты из легендарных пообщался?

— Недавно был в Москве и успел познакомиться с Берией, со Сталиным.

— Ну ни хрена себе! И как они тебе?

— Честно сказать, в наше время много чего наврали и "дерьмократы", и историки. Серьезные люди и, главное, на своих местах.

— Ну так это и тогда было понятно, кстати, а какое это время и где мы находимся, а то канонада что-то очень явно слышна?

— Мы под Борисполем, октябрь тысяча девятьсот сорок первого года.

— Так, насколько мне не изменяет память, в это время тут уже немцы хозяйничали?

— Мы уже помогаем информационно, и различия между известной нам историей и положением в этом мире уже проявились. Нет такого ужасного разгрома Юго-Западного фронта, в Крым немцы только прорываются, и Гудериан со своей второй танковой группой застрял у Конотопа.

— Так ты у нас историю творишь? Молоток, судя по трофеям, немцев пощипал?

— И еще как. За бои при обороне Могилева дали Красную Звезду. Вроде как к Герою Советского Союза представили, но это пока только слухи, и то от немцев. Но все равно приятно, что Родина в такой форме оценила нашу деятельность.

— Кстати, а как время идет? И давно ты тут куролесишь?

— Да один к одному, а в первый раз мы тут выскочили под Могилевом в конце июня, даже в обороне города повоевать успел. Ты народ видел. Вяткин, старшина, — с Могилева; Малой, Миронов, Марков, Воропаев — все бойцы 172-й дивизии. Вместе в окружении воевали. Карев, который вас опекал, вообще ОСНАЗ НКВД. Солянка сборная в полном комплекте, хотя, если честно, ребята неплохие, специально следил, чтоб гнили не набралось…

Наш разговор был прерван подъезжающей машиной, из которой вышел Судоплатов.

— Доброе утро, Сергей Иванович, как там у вас дела? Если честно, мы обеспокоены тем, что происходит в вашем времени.

— Да все под контролем, разве что бандиты взяли в заложники семьи военнослужащих, но это в скором времени будет решено. Сил у нас достаточно. Но человек десять для проведения войсковой операции не помешают. Слишком много всякой дряни повылезало наружу.

— Прекрасно. Люди готовы.

— Надеюсь, Павел Анатольевич, неприятных сюрпризов не будет.

Судоплатов жестко пресек такие настроения.

— Сергей Иванович, мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Можете быть уверенными в моих людях. Они проинструктированы и имеют соответствующую подготовку.

— Хорошо. Вот хочу представить моего старого знакомого, вместе учились и служили. Майор Дегтярев, Олег Владимирович, спецназ ВМФ. Во многих вопросах может быть вам полезен. Но сейчас у нас важное дело.

— Я весь внимание.

— Тяжело ранили сочувствующего нам командира крупного отряда. Это вешают на нас, нужен врач, хирург, и срочно, иначе наше положение очень ухудшится, этот человек должен выжить. Тем более и в ваших интересах обучать профессионалов новым методикам из будущего.

— Ваши врачи не справляются? Я думал, в будущем это лучше поставлено.

— Наши врачи неплохие, но случай тяжелый. Тут нужна помощь, причем экстренная, и, главное, опыт, а наши девушки имеют не ту квалификацию.

— Хорошо, Сергей Иванович, мы поможем вам. Сейчас свяжусь с руководством, может, успеют перебросить самолетом хирурга, хотя войска уже начали отход из Киева, и у нас только сутки. Надо бы вам озаботиться поиском новой точки выхода.

— Сейчас отправим к вам моих специалистов для организации нормальной кодированной связи, обеспечения работы вычислительной техники. А мы как раз начнем поиск других точек выхода.

Судоплатов озабоченно посмотрел на часы.

— Люди готовы и проинструктированы, обеспечены противогазами и защитными костюмами. Сейчас их подвезут сюда, и они будут в вашем распоряжении.

— Хорошо, Павел Анатольевич, насчет хирурга не тяните, очень важно.

— Мы сделаем все, что в наших силах.

На этой ноте мы тепло попрощались и расстались с Судоплатовым. Олег все это время стоял рядом и молча слушал, глубоко дыша чистым воздухом.

Минут через пять к нам подъехала полуторка, из которой повыпрыгивали десять человек в форме НКВД и пятеро в общевойсковой форме. У каждого был противогаз и скатка с защитным костюмом, и, к моему удовлетворению, ниже младшего лейтенанта среди них не было. Командир, пехотный майор, подошел ко мне и по всей форме представился.

— Вы майор госбезопасности Зимин?

Я осмотрел его с ног до головы, заметив нож в голенище сапога, кошачью походку и цепкий пронзительный взгляд.

— Да, я.

— Майор Фролов, командир сводного отряда, направленного в ваше распоряжение.

Он с таким же интересом рассматривал мою экипировку, профессионально пробежав взглядом по разгрузке, пятнистой форме, и особенно его взгляд остановился на автомате. Приехавшие с ним люди без команды построились, ожидая команды.

— Товарищ майор, вы к какому ведомству относитесь? По форме — не к органам госбезопасности.

— Армейская разведка.

— Ну что ж, это меняет дело. Какие вам даны указания?

— Поступить в ваше распоряжение, беспрекословно выполнять все приказы, не задавать вопросов и, главное, ничему не удивляться.

— Насчет удивляться товарищ комиссар второго ранга правильно сказал. Сейчас вы увидите такое, что перевернет вашу жизнь. Мы отправимся в бункер, где вы оставите свое оружие и получите вот такое…

Я чуть поднял автомат Калашникова.

— Остальной инструктаж получите на месте.

Майор молча кивнул, понимая что его в ближайшее время ожидает что-то очень неприятное.

— Командуйте, ведите людей за нами.

Пока он раздавал команды, мы подошли к точке выхода и, связавшись по радио с бункером, я дал команду опустить пандус и подготовить группу для встречи гостей.

Глава 13

Вид появляющихся из воздуха металлических конструкций произвел впечатление на наших новоявленных бойцов. Фролов, стоящий рядом, тихо выматерился, но постарался сохранить спокойное выражение лица. У его подчиненных реакция была примерно такой же, но более эмоциональной. Из всего этого я смог сделать вывод, что один из офицеров, приданный нам для усиления, имеет военно-морское прошлое, что не могло не заинтересовать.

"Надо будет к нему отправить Игоря Дунаева — поговорить на военно-патриотические темы, да и Олег их будет разглядывать под микроскопом, вон как усмехается, котяра".

Я поднялся по пандусу и перешел в бункер, затем с некоторой задержкой стали появляться бойцы, практически сразу заполнившие комнату с установкой. На всякий случай тут же стояли Карев, Короткое, вооруженные автоматами. Постепенно все угомонились и по команде Фролова построились в две шеренги, при этом вертя головами, рассматривая помещение.

Тут было на что посмотреть. Стены и потолок, обшитые пластиковыми панелями, необычные светильники, дающие ровный белый свет, и, главное, чистота, которая поддерживалась постоянными уборками с обязательным использованием пылесосов. Под потолком в углах комнаты на кронштейнах, сваренных из металлических уголков, висели два жестко закрепленных немецких трофейных пулемета и гранатомет с простейшей системой электророспуска, направленные на установку. Там же находились два баллона с самодельным напалмом и пара видеокамер, через которые дежурные по бункеру могли оценивать обстановку в комнате с установкой и в случае опасности сразу принять меры. Все это создавало определенную атмосферу силы, основательности, показывая всю степень серьезности, с которой обитатели бункера относятся к своей безопасности.

Я коротко обрисовал ситуацию прикомандированным бойцам.

— Товарищи командиры, вас собрали для выполнения особого задания руководства Советского Союза. Вы уже поняли, что уровень секретности превосходит все, с чем вы сталкивались до этого. Вкратце, мы сейчас находимся в другом мире, в бункере. Наверху была война с применением оружия массового поражения, поэтому вам перед выходом были выданы общевойсковые защитные костюмы и противогазы. Сейчас вы группами по три человека проследуете в сопровождении старшины Вяткина в каптерку, где будете переодеты в обмундирование, соответствующее этому миру. После этого вам будет выдано оружие, которое более подходит к войне в этом мире. Майор Дегтярев и бойцы его отряда проведут с вами инструктаж и практические занятия. Я понимаю, что с незнакомым оружием идти в бой неразумно, но простота и эффективность вас, надеюсь, приятно поразят. Со всеми возникающими вопросами по экипировке обращаться к Вяткину или к бойцам ОСНАЗа Кареву и Короткову. Мы пока с товарищами командирами будем готовить операцию. Конечный инструктаж — перед выходом.

Карев тут же деловито стал разбивать бойцов на тройки и в сопровождении Короткова отправлять на склад к Вяткину, где их уже ждали комплекты камуфляжной формы, ботинки с высокими берцами, разгрузки и автоматы Калашникова.

А вот меня терзали сомнения: что-то в этой ситуации было не учтено. Здоровая паранойя, которая частенько помогала мне, верещала, как роженица при виде пьяного акушера, но вот за что зацепиться, я пока не знал. Олег озабоченно посматривал на меня и выразил витавшую в воздухе мысль. Мы шли по галерее, обходя нагромождения ящиков с немецкой маркировкой. Что в них, знали только хозяйственный Вяткин и Светлана, которая еще с самого начала нашего затворничества в бункере вела учет материальных ценностей и продуктов.

— Что, Серега, тоже чувствуешь, что конкретно воняет?

— Ага. Есть такое дело, но вот в чем прокол, пока не могу понять.

— Думаешь, в бункере у "внутряков" засада?

— Все говорит против этого, но вот интуиция не соглашается. Ты, Олежек, давай разбирайся с предками, а я пока покумекаю, есть мысли, надо проверить.

Дегтярев пошел в кают-компанию, где собирались переодетые бойцы, и им проводился ускоренный мастер-класс по обращению с автоматом Калашникова, подствольным гранатометом и средствами связи. Я на пару минут заглянул, чтоб посмотреть, как люди адаптируются к новой обстановке. Необычная кухонная посуда, микроволновка, жидкокристаллический экран во всю стену, где на этот момент с DVD прокручивался обучающий фильм по стрелковому вооружению, типы, модели, сборка-разборка, тактика применения.

Внимательно наблюдая за людьми, я очень скоро убедился, что профессионалы, которых нам прислал Судоплатов, очень быстро адаптировались в новой обстановке, хотя было заметно, что технические новинки XXI века произвели на них впечатление. Пока шел фильм, Вяткин с Воропаевым быстро организовали легкий перекус и, разогрев в микроволновке консервы и заранее сваренную кашу, раздавали парящие одноразовые пластиковые тарелки бойцам, и те, чтоб не терять времени, работая челюстями, продолжали впитывать информацию, вываливаемую на них с экрана телевизора будущего. Было видно, что они сразу оценили достоинства неизвестного им оружия. За время моего пребывания в кают-компании Фролов несколько раз порывался задать вопросы, но его остановил Дегтярев, бесцеремонно поддерживая мой авторитет. В свойственной ему манере он просто выдал:

— Майор Фролов. Майор государственной безопасности Зимин все вам разъяснит, когда для этого будет время, а сейчас изучайте новое оружие.

Я его решил поддержать.

— Изучайте, это оружие нового поколения. Попадет ли оно в армию — не знаю, но, скорее всего, отдельные спецподразделения будут оснащаться. Ладно, учитесь, я пока пойду получу последнюю разведсводку.

В радиорубке сидели Катерина Артемьева, Валера Бойко с перевязанной рукой, моя супруга и что-то оживленно обсуждали. Когда мы осваивали бункер, то старались избавиться от гнетущей обстановки холодных стен и темных коридоров, поэтому помещения, которые должны были постоянно использоваться, в первую очередь обшивались светлым пластиком. Здесь было светло. На стеллажах стояла различная аппаратура, а по стенам были развешаны распечатки с информацией по частотам и порядку радиообмена с Москвой и с бункером в Перевальном.

Когда я зашел, они подняли головы от экрана ноутбука, и Светка, чуть скривив губы, озабоченно спросила:

— Сережа, вы будете штурмовать бункер Черненко?

— Да, судя по всему, придется, хотя сама эта идея мне очень не нравится. Что-то тут не так. Вот что, Катя, скажи, насколько надежен твой информатор и не может ли он работать под контролем?

— Да мы как раз этот вопрос и обсуждаем. Есть пара моментов, которые настораживают, вот и пытаемся выяснить.

Я заинтересованно взглянул на Катерину.

— Говори.

— Радиопередатчики, которые работают возле большого бункера в Перевальном, как-то странно себя ведут.

— В чем это проявляется?

— Да вроде работают около двадцати передатчиков. Различие идет по частотам. Но вот по некоторым параметрам, вроде как реально переговариваются пять-шесть человек, которые постоянно меняют на своих радиопередатчиках частоты, создавая видимость большего числа абонентов.

"Ну теперь понятно, зачем тут Бойко, он же у нас татарский хорошо знает".

— Валера, что скажешь?

— Шесть тел просто трындят, пытаясь менять голоса, но сильно не скрываются, думают, мы их слушать не будем. Как по мне, так нам голову дурят.

Я ненадолго задумался. Многое сходится.

— Валера, а ваши бывшие коллеги выходили на связь?

— Пару раз. Судя по голосам, два ударных отряда в районе водохранилища ждут нашего прохода.

— Ага, и нам, чтоб прорваться, по-любому придется сначала надавать своим же, а затем потрепанными идти к бункеру. Естественно, нормальный командир на это не пойдет и попытается штурмануть бункер. Неплохой расчет. И нас там ждут… Не удивлюсь, если основная масса бандюков уже разместилась на подступах к бункеру Черненко. Дадут втянуться в бой и затем ударят в тыл. А я-то думал, чего же все так просто, только забыл, что они знают про существование второго бункера где-то по московской трассе и, соответственно, выдвижение основных сил будут ждать отсюда. Срочно связь с Васильевым.

Секунд через двадцать ответил Васильев.

— База, Дровосек на связи.

— Дровосек, это Феникс. Вы где?

— Квадрат восемнадцать-А.

— Прекращайте выдвижение. Ищите позиции для работы по окрестностям бункера "внутряков". Скорее всего, там засада, ждут нас и скопили все основные силы. В Перевальном обманка, отвлекают внимание. Предельная осторожность. Используйте разведку, противник соблюдает радиомолчание. Возможно наличие наблюдателей. Особое внимание на бронетехнику противника. По нашим данным, там у них есть два танка, четыре бронетранспортера и установка "Град". По возможности, это богатство нам самим нужно.

— Вас понял. Сколько у нас времени?

— Я думаю, часа два-три есть. Они ждут наших шагов. Если мы будем тянуть, на связь выйдет Семенов и попытается вынудить к каким-то действиям. В общем, играем в догонялки, кто кого перехитрит.

— Вас понял, Феникс.

Закончив разговор с Васильевым, повернулся к сидящим тут же людям. Светка взволнованно смотрела на меня.

— Сережа, и что будет дальше?

— Высылаем разведгруппы вокруг бункера, ищем наблюдателей. И никуда не лезем дальше. Им нужно было нас выманить, они почти этого добились. Теперь придется ждать их телодвижений, тут именно та ситуация, когда проигрывает тот, кто делает первый ход.

Чуть задумавшись, я уже обратился к Катерине:

— Катя, скажи, у тебя есть еще информаторы в бункере? Нам не хватает разведданных.

— Есть, но нужно попытаться туда пробраться.

— Это неприемлемо. Еще не хватало тебя туда пускать. Кстати, ребят, которых притащили вместе с Черненко, ты знаешь?

— Конечно. В общем-то неплохой народ. Оба из контрактников, не семейные. Черненко их обычно использовал как личную охрану.

— Могут они быть подставой Семенова и тех, кто это все организовал?

— Вряд ли. Слишком все запутано.

— Значит, тогда делаем так. Света с Катей, по одному расспрашиваете этих "сверчков". Потом то же самое, но через детектор лжи. У вас на все про все час, ну максимум полтора. Валера — на подстраховке, я тебе в помощь Воропаева и Строгова дам. Надо знать все по максимуму, иначе можем попасть в ловушку. А если действительно в бункере хозяйничают боевики и мы протормозим, татары всех там вырежут, тогда еще хуже будет. Действуйте.

Пока люди решали поставленные задачи, я связался с Артемьевым.

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Ты слышал разговор с Дровосеком?

— Да. Все понятно. Конкретная подстава. Если все так, то они знают про Катькины контакты.

— Ага, я тоже так думаю, поэтому, Бычок, облазь там все, возьми с собой Кукушек, но выяви все огневые точки вокруг бункера и кто там засел. Если "внутряки", лезть не будем, подождем, пока Черненко не сможет говорить и не устроит внутренние разборки по поводу подставы. Если бандюки, всех там раскатаем тяжелой артиллерией и попытаемся по-тихому броню "прихватизировать". Сдается мне, что вся "гопота" с Крыма тут собралась по нашу душу. Если удастся всех прищучить, нас тут вообще никто трогать не будет.

— Понял, Феникс, сделаем, посмотрим, пощупаем. Если что, "языка" брать?

— Ну, так, чтоб шума не было.

— Вас понял, Феникс, конец связи.

Пока Санька разворачивался и готовил поисковую операцию, а моя супруга и Катерина допрашивали оставшихся в живых людей Черненко, я решил заняться нашим новым пополнением. Подняв трубку внутреннего телефона, связался с кают-компанией, дав команду привести ко мне майора Фролова.

Когда Фролов в сопровождении Карева вошел в помещение, я на экране ноутбука просматривал карту Симферополя, особенно район расположения бункера Черненко. Это было место, прилегающее к пассажирскому железнодорожному вокзалу, где до войны дислоцировался батальон внутренних войск, на территории которого располагался большой вместительный бункер, построенный еще в давние советские времена. Вокруг основных входов в бункер располагались полуразрушенные пятиэтажки, в которых легко можно было спрятать несколько сотен бойцов. Освобождение вроде как захваченного боевиками убежища в таких условиях становилось опасным делом, если существовала возможность удара с тыла. Естественно, я не собирался прорываться с боем и вести своих людей на убой. В такой ситуации надо было придумать нечто нестандартное, что могло вынудить пойти моих противников на шаги, не предусмотренные их планом, что сразу повлечет за собой неизбежные ошибки и элементарную демаскировку их сил.

В отсек зашли Фролов и Дегтярев, которого, видимо, очень интересовал наш разговор. Оба с интересом осматривали обстановку, особенно аппаратуру радиоперехвата.

— Я смотрю, у тебя тут чуть ли не комплекс "Кольчуга" на коленке собран. Ты же у нас всегда был любителем с железками повозиться. Ну что, Сергей, что у нас там новенького? — спросил Дегтярев.

— Да новости есть, но не совсем те, которые ожидались. Реально мы в цейтноте. Обложили нас знатно, и без живого Черненко, не проливая кровь, выкрутиться будет весьма проблематично.

— Так в чем проблема?

— Надо хирурга с той стороны срочно вызывать. И времени у нас очень мало.

— Так рассказывай, в чем проблемы?

— В Перевальном обманка, сидят там с десяток "зверьков" и изображают из себя крупную банду.

— А остальные где?

— А неизвестно. Молчат они в эфире, прекрасно зная, что мы мониторим все радиостанции. Скорее всего, у бункера "внутряков" засели, нас ждут.

— Разведку послал?

— Конечно, но ты же знаешь, что не так уж легко их будет найти, они прятаться тоже умеют. На крайний случай у моих людей есть тепловизор.

— Ого, откуда такое сокровище?

— Да не совсем то, что ты думаешь. Это пожарники ставили на побережье роботизированные камеры, снабженные тепловизорами для выявления пожаров. Вот мы один во время войны и свинтили. Но сам знаешь, насколько они эффективны.

— Тогда что делаем?

— Васильев размещает в двух километрах от бункера две трофейные гаубицы и сидит в засаде. Мои рыскают в окрестностях, ища следы "зверьков" и их броню, уж слишком хочется "Град" заполучить, в сорок первом напрягаю Судоплатова, чтоб срочно мне нашел хирурга. Времени ждать светил из Москвы нет.

— Хочешь выждать и дать им возможность сделать первый ход?

— Да. Как по мне, так тут именно та ситуация, когда спешить не стоит. На первом этапе нас почти переиграли, хорошо что люди не попали в засаду. Ты, Олег, готовь своих ребят, чтоб они по окрестностям пошарили, поискали наблюдателей.

— Хорошо. Сейчас сделаю.

Но уходить не стал, оставшись стоять возле входа, чуть иронично посматривая на меня. Я удивленно глянул на него.

— Да вот хочу послушать, что ты майору будешь рассказывать. Прямо кадры из фантастического фильма.

— Олег, давай не парь мозги, отправляй людей в разведку, я пока свяжусь с Москвой насчет хирурга. Кстати, можешь пару человек из пополнения на поверхность вывести, обкатать в новых условиях.

Он весело хмыкнул, повернулся и пошел в сторону кают-компании.

Все это время майор Фролов сидел рядом, с интересом рассматривая необычное оборудование и внимательно прислушиваясь к нашему разговору. Как профессиональный военный, он уже освоился с новой формой и вполне колоритно смотрелся в новом необмятом камуфляже, но вот многочисленные непонятные вещи, да и вся обстановка, несмотря на его выдержку, нервировали.

Я прекрасно все это видел, поэтому решил дать пояснения:

— Товарищ майор, как вас по имени-отчеству?

— Михаил Петрович, товарищ майор госбезопасности.

— Так вот, Михаил Петрович, можете меня называть Сергей. Мы вроде как ровесники, и в нынешней обстановке длинные обращения просто мешают работе. Я вижу, у вас накопилось много вопросов, но дайте мне еще пару минут.

— Конечно, Сергей.

— Вот и хорошо.

На ноутбуке быстро запустил программу управления малым порталом. Введя несколько дополнительных паролей, активировал систему и дал команду на включение установки. Пока система выходила на рабочий режим, открыл в другом окне программу шифрования и отправки сообщений руководству СССР, быстро настучал текст с просьбой немедленно предоставить опытного хирурга и списком возможных кандидатур, зашифровал его. Когда установилось устойчивое соединение с 1941 годом, дистанционно выдвинул антенну и с помощью автоматизированной системы отправил шифрограмму в Москву. Получив подтверждение приема, деактивировал систему. Фролов все это время сидел рядом и молча наблюдал за моими манипуляциями.

— Ну что, Михаил Петрович, теперь я могу ответить на ваши вопросы.

— Ну раз так, то можете называть просто Михаил.

— Хорошо. Так что вас интересует?

— Что это за место, кто вы и что за мир?

— Если кратко, это мир будущего. На поверхности две тысячи тринадцатый год. Здесь произошла Третья мировая война с применением оружия массового поражения. Цивилизация как таковая уничтожена. На поверхности идет непрекращающаяся война за продукты и горючее. В данный момент мы находимся в бункере в Крыму, недалеко от Симферополя. Мы местные, то есть для вас мы — ваши потомки. В политическую ситуацию я вдаваться не буду. Достаточно знать, что ваше руководство проинформировано полностью, оно приняло решение отвлечь с фронта подготовленных бойцов для помощи нам.

— Ну а вы-то кто? Раз представляют как сотрудника НКВД?

— Я ваш коллега из будущего, офицер военной разведки. В определенных целях аттестован и получил звание сотрудника органов госбезопасности СССР. Даже имею боевой орден за оборону Могилева.

— Офицер?

— Не удивляетесь, с сорок третьего года и слова "офицер" и "солдат" будут возвращены в обиход, так же как и погоны. Это исторический факт.

— А война?

— Будет выиграна, правда с большими потерями. Наши танки будут в Берлине в апреле сорок пятого.

Он, успокоившись, спросил:

— Сергей, а с кем мы здесь будем воевать?

— Татарские бандформирования и украинские националисты. Хотя после войны тут все смешалось, и уже не поймешь, где военные, где бандиты. В общем, ваша задача состоит в том, чтобы помочь нам решить проблему, освободить семьи офицеров, захваченные бандитами, и очистить район от враждебного элемента. В дальнейшем — изучать боевую технику, особенно тактику ее применения, что будет очень необходимо, когда аналогичная техника начнет поступать на вооружение Красной Армии.

— Понятно. Вы собираетесь переправлять технику из будущего?

— Да. С вами прислали не новичков, поэтому многое объяснять не придется, да и майор Дегтярев — профессионал высокого уровня. Но это не все. Здесь сохранилось много заводов, на которых можно производить необходимую для Советского Союза технику, поэтому нам жизненно необходимо навести тут порядок и запустить производство. Это особенно важно, когда практически все предприятия европейской части СССР эвакуируются за Урал. А тут место абсолютно недоступное для противника.

Фролов согласно кивнул головой, соглашаясь со мной.

— Скажите, Сергей, а что с миром-то произошло?

— Ну я же вам говорил — мировая война. Хотя этому и предшествовали множество локальных конфликтов. Советский Союз задавили. Мировой империализм, как это ни смешно, есть, точнее, был для нас и пытался заполучить мировое господство. Результат — конец цивилизации. Надеюсь, у нас получится изменить историю, и первый этап — это уменьшить потери во Второй мировой войне для Советского Союза, используя информацию и оружие из будущего.

Фролов молча слушал мой рассказ, хмурился, но сдержался и лишь коротко спросил:

— Когда в бой?

— Пока непосредственный огневой контакт откладывается. Ждем, когда бандиты и их приспешники попытаются на нас надавить и выманить из бункера. Поэтому поговорите со своими людьми, объясните ситуацию.

— Хорошо, Сергей. Но как-то необычно. Война в будущем.

— Да я сам в первое время так же себя чувствовал, но человек такое существо, что ко всему привыкает быстро. Раз Судоплатов вас подключил к этому проекту, значит, вам с нами еще долго придется общаться.

— В этом я и не сомневаюсь. — Но затем не сдержался и высказался: — Прямо фантастика какая-то. Мы в будущем. И светлого-то будущего не наступило. И вообще, все-таки как так получилось?

— Михаил, давайте об этом поговорим попозже, когда ситуация будет не столь критичной. Вам сейчас нужно готовиться и готовиться. Особенно к бою в условиях коридоров и галерей. Олег в этом отношении хороший специалист.

Фролов согласно встал, кивнул головой и вышел из отсека, где его поджидал Карев в качестве провожатого.

Тут же нарисовался Дегтярев, который уже подготовил людей для выхода на поверхность и ждал моей санкции, все-таки система безопасности бункера работала, и без разрешения просто так выйти или зайти, не нарвавшись на неприятности, было невозможно, мы с Санькой в свое время потратили много времени, разрабатывая ловушки и неприятные сюрпризы.

Минут через десять, после того как выпустил на поверхность две разведгруппы, ко мне подошел Валера Бойко в сопровождении Кати Артемьевой и одного из людей Черненко, которых они должны были допрашивать.

— Командир, надо поговорить.

— Серьезные новости?

— Очень.

— Ну пойдем в кают-компанию.

— Наедине. Пока новости не для всех, а там уж сами решайте.

Такая таинственность меня заинтриговала и заставила напрячься в предчувствии больших неприятностей.

Когда мы уединились, Бойко представил своего бывшего сослуживца. Это был худой, невысокий, но жилистый паренек, не вызывающий особых опасений. Хотя я прекрасно знал, что именно такие худые да жилистые опаснее всего.

— Прапорщик Вербицкий. Он из полка "внутряков", с Черненко с самого начала.

— Как зовут? Откуда родом?

— Юрий. Юрий Алексеевич. Родом из-под Мелитополя.

— Понятно. Рассказывай. Только учти, времени очень мало, да и сам понимаешь, что тут такие разборки начались, и для выживания придется принять чью-то сторону. Надеюсь, у тебя колебаний не будет.

Катерина, стоявшая чуть в сторонке, пояснила:

— Все нормально, командир. Парень неплохой, я его на детекторе прогнала. Мотивация вполне определенная, без заскоков. В нынешних условиях наш человек.

— Давай это я буду решать.

— Конечно, командир.

— Хорошо, Юра, теперь рассказывай.

— Ну, в общем, товарищ майор, мы ждали, что сюда прибудут спецы из Херсона, где у товарища полковника друг служит, но их почему-то остановили, а потом выясняется, что все переиграли и к нам отправляют группу спецназа ВМСУ из Измаила.

— С чем это связано? Есть какие-то версии?

— А тут и думать нечего. Киев дал команду, кто-то стукнул, что Черненко с херсонцами договаривается по поводу вас, вот и решили подстраховаться, отправили сюда других людей, а нам дали команду их встретить и разместить.

— А каким боком тут татары и Семенов?

— Вы знаете, что у Семенова была своя группа, и в последнее время он осмелел и вмешивался в распоряжения Черненко. У него есть свой закрытый канал связи с Киевом, по которому он получал особые распоряжения и задания. Черненко злился, но ничего не мог поделать, ведь полномочия Семенова не раз подтверждались из Киева, поэтому информация о том, чем занимался его зам, была отрывочная и неполная. Но достоверно известно, что к пропаже обоих караванов с продуктами и боеприпасами Семенов имеет самое непосредственное отношение.

— Думаешь, он сливает информацию татарам?

— Уверен. Но доказательств нет.

— Как ты думаешь, что их связывает и почему решили валить спецназ ВМСУ и самого Черненко?

— Точно не знаю, но Семенову надо стать командиром отряда и контролировать Симферополь для своих темных делишек. Просто так убрать Черненко нельзя. Не тот человек. А вот свалить все на вас, группу, которая быстро набирает силу и авторитет и в скором будущем может помешать их планам, будет самым лучшим вариантом.

— Ты говоришь про темные делишки Семенова. Что это в себя включает?

— Торговля рабами, оружием, боеприпасами, наркотой.

— Ага, а в Перевальном была перевалочная база. То-то мне показалось странным, что галереи и залы переделаны в загоны, да и нового оружия и боеприпасов на складах слишком много было. Теперь понятно, почему Ильяс так борзел, с такой-то крышей. Да уж. Мир в дерьме, а они все никак не уймутся. Все им родину нужно продать.

— Черненко тоже так думал.

— Ну тогда можно сказать, что в Киеве минимум две враждующие группировки, а Черненко и Семенов принадлежат каждый к своей, иначе бы тут давно поставили своих людей и все делали по-тихому. Тогда понятно, нас делают козлами отпущения, натравливают спецуру и берут снова район под свой контроль.

Я задумался. Положение крайне интересное.

"Олега просто послали, не предполагая, что отправляют на убой, значит, на стороне Черненко и Дегтярева стоят вояки. Кто за Семеновым — придется разбираться, скорее всего, или госбезопасность, как раз темные делишки такого рода в их стиле, или бывшие безопасники, прописавшиеся во власти, иначе откуда бы они доставали столько оружия, явно нулевое с консервации. Поэтому Семенова с татарами нужно сработать громко, но не цеплять вояк и членов их семей. И вариантов уже нет, нас приговорили, а спешка говорит о том, что скоро должен прибыть груз, и его нужно оплатить и перегрузить".

Пока я размышлял, мои собеседники выжидательно на меня смотрели.

— Вот что, Юра, ты пока отдохни немного. Все, что ты сказал, очень интересно, и, вероятно, вскоре тебе придется поучаствовать в боях.

— Я не против.

— Ну вот и хорошо. Семья-то у тебя есть?

— Да как-то не получилось. Девушек свободных нет.

— Это не проблема. Язнаю место, где этих девушек много.

Он улыбнулся.

— В Антарктиде?

Тут я ухмыльнулся, увидев такие же ухмылки на лицах Артемьевой и Бойко.

— Ну типа того. Во всяком случае, обещаю, что не пожалеешь, что с нами связался.

Когда его увели снова в камеру, я вызвал Дегтярева. Он, видимо, ждал моего вызова, поэтому нарисовался возле входа буквально секунд через тридцать.

— Ну что, Серега, все прояснилось?

— В стратегическом плане многое прояснилось, но вот по тактике пока есть вопросы. Скажи, Олежек, как у вас устроена система управления, кому подчиняетесь и какие есть разные группировки у власти. Почему спрашиваю — похоже, вас слили, чтобы дискредитировать нашу группу и в регионе поставить своего человека.

— Семенова?

— Его. Как по мне, так почерк "гэбни" просматривается.

— Я тоже об этом думал. Да и то, что ты рассказывал про запасы нового оружия в Перевальном, наводит на размышления. Опять, суки, левака гонят, бандюкам инфу сливают.

— Вот и я про то. Скорее всего, тут работорговля замешана. В бункере слишком много клеток для содержания людей. И дорога через перевал как раз контролируется. В общем, Олежек, списали и вас, и нас. И тут, скорее всего, скоро появится еще спецура — зачищать оставшихся в живых после боев с татарами. Как хочешь, но сообщи своим, чтоб не лезли, иначе попадут под дружественный огонь.

— Понятно. Так что делать-то будем?

— Отправим человека в Москву с техникой, получим хирурга и попытаемся поднять Черненко.

— А в нашем времени?

— Будем ждать их хода. У них ограничения по времени, поэтому Семенову нужно решить проблему очень быстро и предоставить наши мертвые тушки как доказательство очередного преступления москалей. Вот пусть действует. Штурмовать бункер в Перевальном они не смогут — пупок развяжется, да и силы у них там только чтоб наблюдать и показывать свою активность. Поэтому пусть мучаются и думают. Если начнут какую-либо передислокацию, мы это узнаем, наблюдатели не только у них есть. Так что готовим БТР к выходу в прошлое и ждем информацию от моей разведки, народ там опытный, если что есть — разнюхают и "языка" притянут.

Глава 14

— Кстати, Олег, ты так и не сказал, кто у вас там рулит вояками и кто вообще рулит. Сам понимаешь, как-то недосуг было разбираться с этими вопросами, но, раз нас начали задирать, придется договариваться.

Мы сидели в небольшой комнатке, которая использовалась для разговоров или как маленькая столовая. Как и везде, стены здесь были отделаны пластиковыми панелями, поставлен стол, стулья, и на тумбочке стоял кофейный аппарат, из большой чашки которого мы с Олегом отведали кофе, приготовленный из трофеев, захваченных на немецком аэродроме, заедая шоколадом из рациона летчиков люфтваффе.

— У нас командует бывший начальник штаба ВМСУ вице-адмирал Тенюх. Он как раз перед ударом по Севастополю успел в Одессу перебраться. Замыкается все на генштаб в Киеве. Конечно, все там попрятались по бункерам, но сейчас рулит генерал-полковник Свида, бывший начальник Генштаба.

— Со штабом Одесского военного округа общаетесь?

— Постольку поскольку. Их переподчинили силам территориальной обороны, в которые входят и милиция, и "внутряки", и "гэбешники". В общем, все службы, у которых были бункера и запасы, чтобы выжить.

— Как думаешь, кто может тут такое устраивать? Ведь ясно, что без Киева не обошлось.

— Честно сказать, не знаю. Нас держали на периферии и вытягивали, когда нужно было зачистить бандюков или кого-то, кто отказывался делиться и подчиняться командам типа "законной власти".

— Насколько стабильно и серьезно эта система работает?

— Да уже давно стали забивать на все, и постепенно все сваливается в хаос анархии. Сейчас больший вес набирают местные князьки, кто успел захапать побольше ресурсов.

— Как же вас смогли так оперативно собрать и отправить?

— Ну мы-то не простые "портяночники". Дисциплина хоть какая-то присутствует, да и оружие и продукты в наличии. Вот за нас пока и держатся.

— Хорошо, Олег. Ответь сейчас мне. Это очень важно. Мы знаем друг друга хрен знает сколько времени. Сейчас ты с кем?

— Серега, ты меня на вшивость проверяешь?

— Нет, Олег, просто устал тянуть эту всю лямку один. Нужен человек, профессионал, которому смогу доверять. Санька Артемьев, мой боец, пока не дорос. Подрывник он неплохой, да и разведчик от бога, но вот то, что касается обеспечения безопасности, он пока не тянет.

— Серега, тебе не кажется, что ты не о том говоришь. Я и так с тобой. Если разрешишь, я все расскажу своим ребятам, и ты получишь еще пару профессионалов в своей команде. Тут такая перспектива вырваться из этой радиоактивной помойки в чистый мир, да ради этого и я и мои бойцы пошлем подальше всех этих козлов, кто довел мир до ручки. Ты же вроде как собираешься туда семьи и детей переправлять, а за это многие ухватятся. Если хочешь, можешь проверить меня на детекторе лжи. Понимаю, что если хоть чуть-чуть просочится информация об источнике твоего дохода, тут все бандюки мира начнут возню.

— Хорошо, Олег. Давай дождемся ответа из Москвы по поводу хирурга, и, даже если Семенов вякнет, пошлем его подальше, пока Санька не притянет "языка".

— Ну как скажешь. Я понял, просто сидеть и ждать ты не будешь.

— Конечно. Так что готовься к выходу и возьми ребят Черненко в оборот. Пусть тоже свежим воздухом подышат, потом сговорчивее будут.

* * *

Армия отступала, оставляя горящий Киев противнику. Отход войск все больше походил на паническое бегство, которое пытались как-то организовать, но из-за постоянных налетов немецкой авиации, умелых ударов подвижных соединений вермахта связь между частями терялась. Дороги были забиты беженцами и военной техникой, становясь великолепными мишенями для безраздельно господствующих в воздухе самолетов люфтваффе. Зенитное прикрытие в такой ситуации было неэффективным, и результатом были многочисленные обгоревшие машины и трупы людей на обочинах. Уже ни у кого не было сил хоронить погибших, и колонны медленно отступали на восток, стараясь оторваться от наседавших немцев.

Но среди всей этой толпы были люди, которые четко понимали, что нужно делать. Этот отход давно уже планировался командованием Красной Армии, поэтому немецкие наступающие части постоянно нарывались на умело расставленные ловушки, взорванные мосты и артиллерийские засады, неся при этом серьезные потери. Многочисленные диверсанты и одиночные стрелки неожиданно нападали на немецкие подразделения, целенаправленно уничтожая технику и офицерский состав вермахта. Особо неприятным сюрпризом было появление у русских ручных ракетных систем, с помощью которых из засад расстреливались целые колонны, надолго задерживая продвижение немецких войск, заставляя разворачиваться в боевые порядки и прочесывать лесные массивы. Очень часто преследующие отряды нарывались на мастерски подготовленные минные ловушки и попадали в засады. Особым новшеством у русских было создание снайперских отрядов численностью шесть-двенадцать человек, которые могли часами удерживать целые полки вермахта, безжалостно пресекая все попытки разблокировать дорогу. Именно здесь, под Киевом, немецкие солдаты и офицеры столкнулись с новой тактикой русских, которая была направлена именно на истребление командного состава немецких частей. Русские слишком быстро учились воевать.

Возле разбитой немецким авианалетом переправы через реку Трубеж скопилось огромное количество техники и людей. Саперы 64-го стрелкового корпуса пытались восстановить мост, но регулярные бомбардировки сильно осложняли работу. В кабине одной из грузовых машин с ярко выделенным красным крестом на крыше тента находился Михаил Александрович Гришин, военврач 3-го ранга 301-й стрелковой дивизии. Когда началось отступление, в первую очередь начали эвакуировать медицинские подразделения. Колонна полевого госпиталя уперлась в разгромленную переправу и стала прекрасной мишенью для немецких летчиков, которые не останавливались даже перед красными крестами, безжалостно расстреливая машины с ранеными. Военный медик вылез из кабины и подошел к группе военных, где в центре внимания был молодой лейтенант, которого вместе с четырьмя бойцами придали для охраны. Новости были неутешительные — переправа будет восстановлена только через три часа. Никаких возможностей объехать или перейти вброд нет. Поэтому лейтенант озвучил команду отвести машины ближе к лесу и, по возможности, маскировать подручными материалами.

Когда машины отогнали к лесу и Гришин вместе с двумя санитарами крепили на машине срезанные ветки с остатками листьев, к нему подошел лейтенант в сопровождении капитана НКВД, который, не церемонясь, сразу задал вопрос:

— Вы военврач третьего ранга Гришин Михаил Александрович 1906 года рождения?

От такого обращения доктор опешил, но вполне спокойно ответил:

— Да, это я.

Капитан повернул голову к лейтенанту и спокойно сказал:

— Лейтенант, оставьте нас наедине.

Тот отдал честь и побежал заниматься своими делами.

— Хорошо. С этого момента вы поступаете в распоряжение особого подразделения Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. Вы едете с нами.

— Я не могу. У нас раненые. Я должен их доставить.

К его удивлению, капитан устало улыбнулся и спокойно сказал:

— Михаил Александрович, мы прекрасно все понимаем, поэтому ваш госпиталь будет переправлен в первую очередь. Буквально через пять километров находится опорный узел обороны, где его встретят и под соответствующей охраной отправят дальше в тыл. Но вас, как перспективного хирурга, мы вынуждены будем позаимствовать для серьезного дела.

Гришин устало смотрел на машины с красными крестами, понимая, что у него нет возможности отказаться, все-таки он военный человек, поэтому он уже обреченно спросил:

— Зачем я вам понадобился?

— Спасти человека в особых условиях и впоследствии изучать новые методики лечения и использования принципиально новых препаратов.

— И зачем я вам нужен? Простой хирург?

— У вас большая перспектива, да и из списка кандидатур вы оказались ближе всего к месту событий.

Гришин устало вздохнул, понимая, что ничего изменить не может.

— Куда идти?

— Тут недалеко ждет машина с охраной, но сначала вы подпишете несколько документов. — Увидев вопросительный взгляд медика, капитан поспешно ответил: — Это подписки о неразглашении. Когда вы прибудете на место, все поймете. Даже я всего не знаю, но могу сказать точно: вы не пожалеете и скучно не будет.

— Надеюсь…

Следующие несколько часов превратились в ад. Машина с сотрудниками НКВД пыталась прорваться по забитым дорогам в сторону Борисполя. Два раза попадали под авианалет, но, к счастью, машина не была повреждена, и все остались целыми. Ближе к трем часам дня выехали к небольшому селу, где их остановил патруль, и, к своему удивлению, военврач увидел несколько замаскированных танков, которые прикрывали дорогу. Серьезные меры безопасности, принятые в такой обстановке, вызывали уважение, и Гришин буквально всем своим естеством чувствовал необычность ситуации и как бы причастность к чему-то грандиозному.

Машина проехала по полю и остановилась в тени деревьев, где стояли две полуторки. Присмотревшись, военврач разглядел несколько мастерски замаскированных автоматических зенитных установок. Пока было время, его покормили и попросили обождать, хотя, сколько ждать, не сказали. Воспользовавшись моментом, Гришин позволил себе вздремнуть и проснулся от негромкого разговора. Посмотрев на улицу, он увидел, что уже было темно и возле машины стояли капитан, с которым он приехал, и трое человек в необычной пятнистой форме.

— Товарищ майор, как была возможность, нашли только Гришина из вашего списка. Для поиска остальных нужно больше времени, а у нас осталось не больше суток. Скоро немцы будут тут. Люди из вашего списка прибудут утром.

— Хорошо. Вы сами сможете моих людей отправить в Москву?

— Самолет ждет. Сегодня последняя ночь для вылета. Потом, скорее всего, аэродром окажется в зоне действия немецкой артиллерии.

— У меня люди готовы. Сколько до аэродрома ехать?

— Часа два.

— Тогда сейчас переправляем хирурга на базу, пусть занимается делом, а мы на своей "броне" отвезем людей к самолету. Готовьте сопровождение. Выезд… через час, чтоб успеть затемно вернуться. Если будут изменения, я вас извещу.

— Вас понял. Сейчас все организуем.

Капитан подошел к машине с желанием разбудить Гришина, но тот уже проснулся и, открыв дверь, сам вышел навстречу, понимая, что эти необычные люди в пятнистой одежде его новые командиры, наделенные большими полномочиями, раз грозный капитан НКВД перед ними так стелется.

— Вот, товарищ майор, военврач третьего ранга, Гришин Михаил Александрович.

— Хорошо, капитан. Работаем по плану. Военврача я забираю. В Москву сообщу по своим каналам. Наверно, понадобится еще кто-то из медицинских светил для обмена опытом.

Гришин удивленно слушал этот диалог, понимая, что с этого момента его жизнь круто меняется, только вот в хорошую или плохую сторону, пока непонятно. Все, что произошло потом, он помнил смутно. Поход через поле, странная металлическая конструкция, появившаяся из воздуха, закрытые помещения бункера, длинные галереи, уставленные ящиками, и помещение госпиталя, где его встретили две милые, но уставшие девушки. Сопровождающий его майор коротко произнес, обращаясь к девушкам:

— Военврач третьего ранга Гришин Михаил Александрович. Будущее светило медицины. Михаил Александрович, это Марина и Оля, наши медики. В ближайшее время вы будете работать с ними. Старшая Марина Кузьмина, естественно, со всеми вопросами обращаться к ней.

Девушка, которая была представлена как Марина, обратилась к майору:

— Сергей, а что ему можно рассказывать?

— А что хочешь. Все равно вам придется учить людей новым методикам и препаратам, так что начинайте работать. Но запомните, в первую очередь Черненко.

Она согласно кивнула.

После чего майор, убедившись, что его поняли правильно, повернулся и ушел.

Гришин с интересом рассматривал этот госпиталь, который абсолютно отличался от всего им виденного ранее. Покрытые белыми панелями стены, яркий свет из необычных длинных ламп, расположенных под потолком, стеклянные шкафы с множеством невиданных ранее коробок с препаратами, приборы явно медицинского назначения, и даже медицинские костюмы на девушках выглядели совсем по-иному. Они были одеты в белые льняные брюки, свободные рубашки, легкие тапочки.

"Куда это я попал? Кто эти люди?" — мысли рождались в голове и тут же сменялись другими.

Видя смятение гостя, старшая, Марина, решила сразу взять ситуацию под контроль.

— Михаил Александрович, может, давайте сначала чая или кофе? И заодно поговорим. Сережа сказал, что вам там нелегко пришлось?

Гришин растерянно улыбнулся.

— Вы знаете, не отказался бы. Кстати, как вас по имени-отчеству?

— Можно просто Марина. А ее Оля. Так будет проще.

Отвечая на вопрос, девушка подошла к небольшому столику, на котором стояла большая чашка зеленого цвета с прозрачными вставками по бокам, щелкнула кнопку, и чашка, оказавшаяся чайником, сразу зашумела, нагревая с помощью электричества воду. На соседнем столике возле стопки книг стоял прибор, похожий на раскрытую книгу со светящимся экраном, на котором изображалась рентгенограмма грудной клетки, и множеством кнопок на панели, похожих на печатную машинку.

— Хорошо. Скажите, Марина, а где мы?

— Так Сережа вам ничего не рассказал?

— Наверно, не успел.

— Ну раз он разрешил… Вы сейчас находитесь в бункере под землей. На поверхности сейчас 2013 год. Мы — это часть выживших после Третьей мировой войны…

* * *

Спихнув доктора девчонкам, я пошел в радиорубку, узнать новости по радиоперехвату. Но мне навстречу попалась Катерина, которая сама искала меня. Оказывается, что на связь вышел Семенов и требует меня для разговора. Тут же подошел Дегтярев с ходящим за ним хвостиком прапорщиком Вербицким, которого мы взяли с собой в прошлое. Его переполняли впечатления о чистом мире, о войне с фашистской Германией и о кратком рассказе Карева про наши недавние похождения в тылу у немцев. Количество трофеев, продукты и чистый воздух произвели должное впечатление на молодого парня, поэтому в его лояльности теперь я почти не сомневался, но ради своей врожденной и сбалансированной паранойи я его недели через две все равно прогоню через детектор лжи.

По дороге Катя отвечала на мои вопросы.

— Когда Семенов вышел на связь?

— Минут десять назад.

— Надеюсь, ты работала с ретрансляцией через передатчик большого бункера?

— Конечно. Если у них есть аппаратура РЭБ, то пусть думают, что вы в Перевальном.

— Умничка, где ж мои глаза были, когда Санька за тобой бегал?

— Рядом были, только вы все на жену свою смотрите.

— Ну у каждого свои недостатки. Ну ладно, давай вызывай Семенова, послушаем, что он скажет.

Она взяла в руки тангенту микрофона, несколько раз вызвала Семенова и, когда в динамике раздался его голос, передала управление мне.

— Оргулов на связи. Чего хотел?

— Поговорить хотел, майор.

— Нам есть о чем говорить?

— Твои люди убили Черненко и морских спецов. Надо ответить, Оргулов.

— Ты прекрасно знаешь, кто и как кого убил.

— Не придуривайся. Ни тебе, ни нам не нужна война, так что надо поговорить. А лучше пообщаться с твоим руководством, мы тебе не доверяем.

Я не стал отвечать. Повернулся к Кате.

— Катя, ты передатчики БТРов и танков людей Черненко пеленговала?

— Да, конечно. Частоты знаю.

— Татарские танки и БТРы не нашли?

— Нет, пока все тихо.

— Жаль, тогда давай срочно мне Васильева на связь.

Буквально через секунд десять Васильев ответил:

— Дровосек на связи, Феникс.

— Значит, так, на связь вышел Семенов, гнет пальцы. Он выгнал всю технику. Сейчас Катя тебя по цифровому каналу свяжет с бункером, через него попробуй установить связь с танкистами и экипажами БТРов Семенова. Главное — договорись, чтоб они сидели на одной волне и слушали наш разговор с Семеновым. Тебе на это пять минут, пока я буду ему по ушам ездить.

Пока Катя возилась с вызовом и настройками, я продолжил разговор с Семеновым.

— Да, заявки у тебя серьезные. Подожди десять минут, свяжусь с начальством.

Народ на меня с удивлением смотрел. Даже Олег с присущей ему иронией поинтересовался:

— Ну что, Серега, будешь дальше делать? Завтраками его кормить?

— Жду сигнала от Васильева, что он переговорил с танкистами. Мне главное, чтоб народ слышал все, о чем будем договариваться с Семеновым. Он, дятел, не знает некоторых вещей, а мне есть что предложить и его руководству, и татарам.

Катя сидела, надев наушники, и слушала, о чем говорил Васильев со своими бывшими соратниками.

Минут через десять терпение Семенова закончилось, и он опять вышел на связь.

— Оргулов, ты там случаем от страха не заснул? Я тебе даю еще десять минут, потом начну раскатывать твой гребаный бункер, и ты ответишь и за Черненко, и за спецов ВМС.

— Ты не кричи, я виноват, что спутник еще не вошел в зону уверенного приема, подожди минут десять еще, у меня будет устойчивая связь. Начал бы ты свои разборки часом позже, может быть, уже договорились.

Еще десять-пятнадцать минут у нас в запасе есть. Наконец-то вышел на связь Васильев.

— Феникс, там, в общем, народ настроен весьма серьезно. Гасить нас собрались основательно, но согласились послушать переговоры. Пришлось давить авторитетом.

— Вот и молодец. Сейчас он узнает, что такое черный пиар в исполнении военной разведки. По татарской броне что-то есть?

— Пока нет, но ищем.

Минут через двадцать, когда уже успел попить кофе и рассказать пару анекдотов, Семенов снова вышел на связь.

— Ну что, Оргулов? Ты уже задолбал всех. Или мы разговариваем, или начинаем штурм.

— Тебе не кажется, что ты лезешь не в свои дела. У меня достаточные полномочия, чтоб вести любые переговоры. Но ты не тот человек, с которым я теперь буду что-то оговаривать. Теперь я хотел бы пообщаться с твоим руководством, но напрямую, а не с оборзевшей шестеркой, которая даже толком задачу устранения ненужного командира выполнить не может.

— Я смотрю, ты разговаривать не хочешь. Тянешь время?

— И это тоже. Я же Ильяса предупреждал насчет "стратегов". Как бы ни сложилась ситуация, даже если вы нас тут всех задавите, ваши бункеры будут уничтожены. Все это время мы искали убежища потенциальных противников, отмечали их и маркировали радиомаяками. Это первое. Второе — и ты, и я прекрасно знаем, что ни Черненко, ни спецов ВМС я не уничтожал, это сделали твои дружки татары, с которыми ты давно уже занимаешься торговлей людьми, оружием, продуктами и наркотой. Думаешь, я не знаю, что бункер Ильяса вами использовался как перевалочная база для торговли, и все, кто там побывал, видели клетки, где содержались рабы. Для простой банды в бункере нашлось слишком много нового оружия, боеприпасов в заводской упаковке, явно с консервации. Да, к твоему сведению, Ильяса мы взяли живьем, и он много интересного рассказал про твои дела. Это же ты, сука, слил бандюкам караваны с продуктами.

— Ты что такое говоришь? Кто тебе поверит?

— А мне не надо, чтобы ты верил, главное, что я знаю, у меня есть свидетели и возможность и тебя, и твоих жополизов наказать. Когда "зверьки" убивали Черненко и моряков, моя группа оказалась рядом и успела отбить нападение, спасти моряков. Да и, к твоему сведению, Черненко жив, но тяжело ранен, и мои медики его поднимут на ноги. Это могут подтвердить все, кто раньше жил с вами.

Пауза затягивалась. Видно, я его ударил по живому.

— Ты гонишь. Как всегда…

Рядом стоял прапорщик Вербицкий, которого пригласили для подтверждения моих слов.

— Ну как знаешь, я сейчас дам микрофон бойцу вашего отряда. — Отключив микрофон, сказал Вербицкому: — Юра, говори как есть, как было. Главное, чтоб люди поверили.

— Конечно, товарищ майор.

Он взял микрофон.

— Говорит прапорщик Вербицкий. Меня никто не заставляет, я все делаю добровольно. Значит, так, все, что говорил майор Оргулов, правда. Семенов подставил Черненко и моряков. Полковник жив, даю слово.

Пауза длилась дольше, чем нужно.

— Ты его заставил. Я ни тебе, ни этому щенку не верю.

Я забрал микрофон из рук Вербицкого.

— Твое право. Только вот ответь мне, классный дядя Семенов, отец солдатам, а на хрен ты бандитов в ваш бункер пустил, и они все семьи в заложники взяли? Классный план, Семенов. Мы с "внутряками" бьем морды друг другу, татары оставшихся зачищают, а потом херсонскому спецназу рассказывают сказочку про злобных москалей. Сука ты, Семенов. Я ведь действительно людям помочь хочу.

— Это ты сука. Приполз сюда со своими козлами, стал свой порядок наводить. Война закончилась, Оргулов, и нужно снова налаживать жизнь, а вы, уроды, все еще не навоевались. Вечно вам нужна правда и справедливость. Я тебя еще раз предупреждаю: мне нужна связь с твоим руководством, и это не мое желание. Иначе у тебя будут большие проблемы. У нас тоже кое-что осталось с войны, и сможем удивить твоих московских хозяев.

Пока он вещал, я повернул голову к Кате.

— Быстро связь с Артемьевым.

Она коротко кивнула и стала вызывать Бычка. Санька ответил почти сразу.

— Феникс, Бычок на связи.

— Бычок, ну что там?

— Есть гады, засели в домах. Даже парочка СПГшек установлена. Но подобраться не можем, везде наблюдатели сидят. Если б не тепловизор, хрен бы нашли, качественно запрятались.

— Ориентировочная численность?

— Не меньше сотни. Я так думаю, что они собрались зачищать или нас, или семеновцев.

— Броню татарскую нашли? Главное, где они "Град" поставили?

— Нашли три БТРа и зачуханный Т-72. "Града" найти не можем.

— Бычок, ты понимаешь, что нам это железо не помешает?

— А то. Постараюсь сильно не жечь…

— Ты не шути, Бычок. Сам понимаешь, если "Град" работать будет…

— Да понимаю…

— Тогда бери "языка" и выбивай информацию, где еще БТР и танк.

— Сделаем, Феникс.

— Ищи, наблюдай, если что, будешь корректировать стрельбу.

— Вас понял, Феникс.

— Олег, — уже обращаясь к Дегтяреву, — что там твои? Нашли кого-нибудь?

— Нет, только что связывался. Все чисто.

— Готовь группы к выходу.

Его лицо сразу окаменело, он молча кивнул и вышел из комнаты.

Взяв микрофон, ответил Семенову:

— Дай двадцать минут, переговорю с руководством.

Опять потянулись долгие минуты. За это время выпустили на поверхность последний БТР и джип, забитые бойцами, в сторону Симферополя. Пока они не добрались до места, я тянул время, а потом огорошил оппонента встречным предложением.

— Тут мое руководство предложило новые условия. Мы согласны у вас выкупать за продукты и горючее людей, желательно семьи, но они должны иметь определенные специальности. Так же к перечню возможных приобретений относятся стрелковое вооружение советских и российских стандартов, боевая техника, самолеты и вертолеты различной степени годности, вычислительная техника. Война нам тоже не нужна. Также через вас мы готовы торговать с татарами и теми, кто за ними стоит. На тех же условиях. Если есть такая особая необходимость, можем гнать и наркоту. Ты же прекрасно знаешь, что у меня много чего есть на продажу.

Народ в комнате был, мягко сказать, удивлен, я представляю, что творилось в команде у Семенова и у тех, кто сейчас прятался возле бункера Черненко и внимательно слушал наши переговоры.

Пауза затягивалась. Сейчас там жадность борется со страхом разоблачения. Он прекрасно знает, что у нас действительно много чего есть, но и зубы мы показали, поэтому прямая конфронтация с сильным и обеспеченным противником его хозяевам не нужна. Но есть еще один неприятный фактор: он пустил в бункер татар и устроил засаду, значит, пути отхода нет, большинство своих бойцов он уже приговорил.

— Сейчас я не буду с тобой разговаривать на эти темы.

— И что я, по-твоему, должен сделать?

— Сдать оружие и пустить моих бойцов в бункер.

"Н-да, а ведь он больной и с реальностью уже не дружит. Такого надо точно зачищать".

— Слушай, я понял, что ты крут безмерно и почти пацифист в погонах. Но скажи, зачем ты бандитов в бункер пустил? Неужели все-таки решил и своих зачистить? Мир в дерьме, а вы все нажраться не можете. Знаешь, Семенов, я не буду с тобой разговаривать. А теперь маленькое уточнение. Я все это время тянул время, пока наш "стратег" подлетал к Крыму. Теперь слушай мои требования, урод.

Я дал ему время немного потрястись от страха. А сам связался с Артемьевым.

— Бычок, быстро связываешься с Мозгом, даешь для гаубиц целеуказание по дому, где больше всего бандюков засело. Пусть даст пару залпов. Авось подумают, что бомбить начали. Если соберутся в компактную группу, можете долбить дальше. Чем больше сейчас положим, тем меньше их потом по горам ловить придется. Технику, по возможности, захватите. Что там с "языком"?

— Уже взяли, сейчас будем колоть.

— Времени нет. Как будет готов Павлов, маякнешь.

— Вас понял, Феникс.

Он подтвердил буквально через минуту, и я начал…

"Теперь снова пообщаемся с Семеновым"

— Первое. Для всех, кто сейчас засел в домах вокруг бункера "внутряков". Один из домов и вся бронетехника: танк и три БТРа — взяты на целеуказание. У вас времени не больше минуты, бомбы уже сброшены. Дальше. Группа, которая захватила бункер, уходит, оставляя свое оружие на месте. Все, кто меня слышит, разоружают Семенова, с ним я больше разговаривать не буду. У вас на все про все пять минут, потом вы будете расцениваться как противник и уничтожены. А тебе, Семенов, лично. Командир группы спецназа ВМСУ мой друг и однокашник. Ты хотел повесить на меня смерть друга, за это ответишь, конкретно ответишь, да и он хочет с тобой пообщаться по поводу своих погибших бойцов. Все, время пошло.

"Фух", — я выдохнул и стер испарину с лица. Меня всего колотило от прилива адреналина. Давненько я так не пугался. Даже в самых безвыходных ситуациях во время боев самообладание не изменяло, а вот сейчас, когда нужно было блефовать, с трудом удерживал себя, выдерживая нужный тон разговора. Поэтому и не любил играть в карты, что часто эмоции отражались на моем лице, а тут решались уже стратегические вопросы. Я ведь не супергерой и не мастер переговоров, просто человек, на которого навалилась ответственность за людей и все. И по мере увеличения количества людей, росла и степень ответственности. По сути дела за все эти разборки платилось сожженными нервами и ранней старостью.

— Ну что, Катя, давай смотреть, как сейчас начнут ругаться в эфире, и заодно послушаем переговоры артиллеристов и твоего мужа.

То, что мой блеф подействовал, сразу стало понятно, потому как в районе железнодорожного вокзала, где был расположен бункер "внутряков", почти сразу заработали несколько передатчиков. Радостный визг Саньки в эфире подтвердил, что Серега Павлов и тут доказал, что артиллерист от бога. Он сумел весьма умело с нескольких залпов практически разнести "хрущевку", в которой прятались боевики. Возле танка и БТРов ювелирно устроили пару взрывов, после чего оставшиеся там боевики, как тараканы, повылезали из люков и стали разбегаться. Но снайперская группа безжалостно расстреливала всех. Из тех, кто прятался в домах, спастись сумели те, кто засел на нижних этажах, они успели выскочить, остальные погибли под обломками дома. Но на этом Санька не остановился, известив меня, что боевики уходят, разъезжаясь на своем транспорте в разные стороны, и особенно крупная группа по Гагарина пытается удрать в сторону Московского кольца.

— Дровосек, Бычок, валите всех, кого сможете. Медузы на подходе, они помогут.

Что там дальше творилось, я мог судить только слушая радиопереговоры ударных групп, короткие команды и комментарии Саньки, которые он давал артиллеристам. Результаты были неплохими. По самым скромным подсчетам боевики потеряли не менее семи десятков человек, и большую часть — от артиллерийского огня. Остальных перехватывали мобильные группы, расстреливая из крупнокалиберных пулеметов БТРов, сжигая из гранатометов. Уличные бои продолжались больше двух часов. На заваленных мусором и полуразрушенных улицах снова грохотали выстрелы и взрывы, лилась кровь.

Основная задача была рассеять бандитов, уничтожая транспортные средства, но не ввязываться в затяжные бои и, главное, беречь людей. Если боевики занимали оборону и остервенело отбивались, работала артиллерия, после чего наши бойцы отходили, давая противнику возможность отступить. Без транспорта они были практически обречены, их бункера находились в степном и восточном Крыму, на южном берегу Крыма. Наши снайпера занимали позиции на высотках, с которых просматривались многие дороги, и методично отстреливали отступающих в пешем порядке боевиков.

Тут как раз подоспела информации от "языка", которого в срочном порядке потрошили прямо на месте. Второй танк, БТР и установка "Град" просто не доехали и сломались по дороге, были получены данные, где их искать…

Много боевиков, конечно, вырвалось, но сборная солянка из нескольких банд была разгромлена, и вряд ли в ближайшее время у кого-то из них появится желание снова собираться в большие группы и лезть в Симферополь. Одна из групп боевиков попыталась прорваться на ЮБК по Киевской улице, нарвалась на идущие навстречу танки и БТРы "внутряков", спешащих к месту боя возле своего бункера. Боевики тут же были безжалостно расстреляны в районе автовокзала. Уцелели всего несколько человек, которые умудрились по замерзшему руслу Салгира отступить в город и затаиться в полуразрушенных домах частного сектора.

Санька на БТРе и БМП с Васильевым на пару рванули по севастопольской трассе, где по данным, полученным от пленных, застряла техника боевиков, и через час доложили, что танк Т-64, БТР-80 и установка "Град" вроде как захвачены, но, по мнению Петровича, находятся в ужасном состоянии и в ближайшее время без капитального ремонта использоваться не могут. Единственным решением было проверить на наличие взрывоопасных сюрпризов и отбуксировать технику в Перевальное.

Глава 15

Военно-транспортный "Юнкерс-52" люфтваффе подлетал к аэродрому, цели своего путешествия, давно оставив за собой негостеприимные просторы России и бесконечные леса и болота Восточной Пруссии. Прибытие гостей на взлетно-посадочной полосе давно ожидали, но тем не менее подлетающий самолет сопровождали многочисленные зенитные автоматические пушки, искусно замаскированные в складках местности. Специфика этого аэродрома была такова, что дополнительные меры безопасности никогда лишними не бывают, и благодаря широкой сети постов наблюдения за воздушной обстановкой пролет любого самолета в этой зоне строго контролировался. Два истребителя сопровождения, помахав крыльями, резко развернулись и ушли на резервный аэродром, расположенный в сорока километрах, а тяжелый и неповоротливый "Ю-52" стал заходить на посадку.

Генерал-полковник Гейнц Вильгельм Гудериан мрачно смотрел через иллюминатор на приближающиеся строения аэродрома, мастерски спрятанного среди болот и лесов Восточной Пруссии. Он бросил быстрый взгляд на сидящего впереди него через два ряда кресел командира 1-й танковой группы вермахта фон Клейста, весь полет сохраняющего истинно аристократическую невозмутимость. В другом ряду, по правому борту, примостился фон Рундштедт, командующий группой армий "Юг", деловито рассматривающий документы, предоставляемые ему услужливым адъютантом. Несмотря на внешне кажущееся спокойствие в салоне самолета, за время полета создалась гнетущая и нездоровая обстановка. Неудачи последних недель на Восточном фронте, связанные с всевозрастающим, буквально фанатичным сопротивлением русских, приведшие к резкому снижению темпа продвижения немецких войск, вызвали неудовольствие высшего руководства рейха. Практически разбитый и окруженный Юго-Западный фронт русских в самый последний момент смог сдержать сжимающиеся тиски двух танковых групп вермахта, в кровопролитных боях нанес серьезные потери и затормозил продвижение моторизованных и танковых дивизий, дав время полуокруженным русским армиям вырваться из киевского "котла". Киев уже захвачен германскими войсками, но, переправившись через Днепр, опять столкнулись с ожесточенным и подготовленным сопротивлением. Создавалось такое впечатление, что русские знали о направлениях ударов и сумели создать эшелонированную оборону и, главное, стянуть в районы наступления крупные силы истребительной авиации, что вылилось в масштабное побоище в воздухе, лишив танковые и моторизованные дивизии авиационной поддержки одного из важных элементов воздействия на противника. Доходило до того, что на отдельных участках истребительная авиация люфтваффе была не в состоянии прикрыть избиваемые с воздуха наступающие дивизии вермахта. Все события последних недель, по мнению Гудериана, заслуживали самого пристального внимания со стороны контрразведки, иначе как можно объяснить столь высокую осведомленность русских о направлениях стратегических ударов, да и прямо на глазах меняющаяся тактика противника не вписывалась ни в какие рамки. Парадоксальные мысли о сравнении судьбы Наполеона, также с успехом напавшего на Россию, с нынешней ситуацией не улучшали настроения генерал-полковника.

Чуть в стороне осталась небольшая прусская деревушка Герлиц, жители которой и не догадывались, что в нескольких километрах от них находится легендарная ставка Адольфа Гитлера "Волчье логово". При строительстве комплекса сооружений была проведена беспрецедентная операция по обеспечению режима секретности и безопасности. Для простых обывателей здесь с 1940 года возводится небольшой химический завод, задействованный в военной промышленности, поэтому объявление места строительства закрытой зоной не вызвало особого интереса законопослушного местного населения.

Самолет мягко приземлился на бетонной полосе, предусмотрительно выкрашенной под цвет окружающего ландшафта, вырулил к стоявшим машинам, ожидающим гостей. Как всегда они прибыли на основной аэродром вне территории "Волчьего логова", откуда в сопровождении охраны на автотранспорте их сопроводили на совещание в личный бункер Гитлера.

Судя по спешке, с которой известных генералов вермахта выдернули с фронта, претензии у фюрера к ситуации на юге Восточного фронта весьма серьезные, и генерал-полковник Гудериан готовился к самому худшему развитию ситуации. Выражение лица его давнего недруга фон Клейста, с которым они враждовали еще с французской кампании, оставалось неизменно спокойным, но, видимо, и его посещали невеселые мысли о своем будущем.

Кортеж автомобилей проехал через КПП на территорию "Волчьего логова", где тщательно были проверены документы и специальные пропуска на въезд в третью охраняемую зону. Проезжая по ухоженной дороге, Гудериан в который раз восхищался мастерством людей, занимающихся маскировкой столь важного объекта. Все дорожки, дороги и переходы перекрывались специальными каркасами, на которые крепились растения или накрывались просто маскировочной сеткой, которая менялась в зависимости от сезона. Рассмотреть что-либо с самолета было практически невозможно, и специальная служба регулярно облетала весь комплекс, выявляя недочеты в маскировке.

Аналогичная проверка документов произошла при въезде во вторую охраняемую зону, где располагались помещения персонала, вокзал, личный аэродром фюрера и специальный комплекс для совещаний, куда сейчас направлялись немецкие генералы. За колючей проволокой, в первой зоне безопасности, в святая святых этого грандиозного комплекса находились личная резиденция и бункер Адольфа Гитлера, Мартина Бормана, Германа Геринга. Туда посетители допускались только по личному приглашению фюрера и после особой проверки личной службы безопасности. Гудериан поймал себя на мысли, что не питает никакого желания побывать там. Сейчас ему хотелось оказаться подальше от всего этого блеска власти и душного воздуха интриг, вернуться в войска и заняться делом, которое он любил и которое получалось у него лучше всего — воевать.

В большой комнате совещаний, в которой Гудериан был не раз, собрались люди, имеющие отношение к военной руководящей верхушке рейха. Тут был и начальник верховного главнокомандования вермахта фельдмаршал Кейтель, высокий, подтянутый, как все профессиональные военные, с усами, чем-то похожий на Гудериана. У него было всегда свое мнение, и хватало храбрости отстаивать его перед фюрером. Несмотря на все разногласия в вопросах войны и демонстративное несогласие при нападении на Францию и особенно несогласие при реализации плана "Барбаросса", вылившееся в попытку уйти в отставку, он был оставлен на службе и продолжал занимать должность начальника верховного главнокомандования вермахта. Рядом с ним стоял и что-то тихо рассказывал начальник оперативного отдела верховного главнокомандования Альфред Йодль. Судя по выражению лица Йодля, который практически постоянно находился недалеко от фюрера, сегодняшнее совещание будет не из приятных для многих генералов вермахта. В стороне уединились и тихо переговаривались два человека, начальник Управления разведки и контрразведки вермахта Вильгельм Канарис и начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих, которые по службе являлись непримиримыми врагами, при этом поддерживая видимость дружеских отношений. Присутствие Гейдриха на этом совещании наводило на размышления и не доставляло оптимизма приглашенным генералам.

Отдельно стоял генерал-фельдмаршал фон Браухич, командующий сухопутными войсками, так же подчеркнуто спокойно ожидая появления фюрера. Чуть в стороне находился рейхсмаршал авиации Герман Геринг и рядом с ним стоял командующий 4-м воздушным флотом люфтваффе генерал-полковник Александер Лёр, что-то показывающий на большой карте, расстеленной на столе. Бросив мельком взгляд, Гудериан слегка кивнул головой, как бы соглашаясь с самим собой, увидев, что Лёр активно водит указкой, отмечая Киев, Конотоп, Полтаву, при этом как бы оправдываясь перед Герингом.

Ни для кого не было секретом, что в боях под Полтавой и Конотопом 4-й воздушный флот понес серьезные потери, а 6-й авиакорпус был обескровлен и за две недели боев лишился практически шестидесяти процентов истребительной и бомбардировочной авиации. Только переброска частей 5-го авиакорпуса помогла переломить ситуацию, но результаты грандиозного воздушного сражения, разыгравшегося на небольшом участке Украины, вызывают недовольство высшего руководства рейха. Видимо, и Лёр, и Геринг тоже будут сегодня ощущать на себе недовольство фюрера.

Пауза затягивалась, и в ожидании прихода Адольфа Гитлера Гудериан равнодушно смотрел по сторонам, автоматически отмечая обшитый лакированным деревом зал для совещаний, темные, тяжелые портьеры, в ночное время не дающие горящему внутри помещения свету демаскировать здание. В обширной комнате витал запах дорогой мастики, которой натирались блестящие, как зеркало, полы, да и вся обстановка представляла собой смешение военного аскетизма, которым так бравировал фюрер, и роскоши, скрытой во вроде бы обыденных, но тем не менее очень дорогих вещах и материалах, использовавшихся для отделки помещений.

Раздались шаги, двухстворчатые двери открылись, и в зал вошел Адольф Гитлер в сопровождении Мартина Бормана.

Все присутствующие в зале встали по стойке "смирно" и в едином порыве, слаженно приветствовали фюрера:

— Хайль Гитлер.

Гитлер вяленько махнул рукой, подходя к большому столу с расстеленной картой, занимая главенствующее место. Пронзительным взглядом бесцветных глаз он обвел взглядом собравшийся генералитет и вполне дружелюбно поздоровался, но тут же неожиданно налетел на Кейтеля, переходя сразу к теме совещания, наполняя свою речь энергетикой профессионального оратора и патетикой, так присущей человеку, взобравшемуся на олимп власти Европы.

— Фельдмаршал Кейтель, я, надеюсь, сегодня получу вразумительные пояснения, почему наше продвижение на Восточном фронте резко замедлилось? Уже осень, и наши доблестные войска должны быть в Москве, а мы все еще стоим под Киевом и Вязьмой. Где те победоносные генералы, которые разгромили Красную Армию, почему,уничтожив главную ударную силу коммунистов, механизированные корпуса, мы теперь остановились, теряя время на разгром частей второго эшелона?

Кейтель спокойно выслушал речь Гитлера, чуть наклонив голову, как бы в знак согласия.

— Мой фюрер, разгром Юго-Западного фронта русских являлся одним из важных этапов русской кампании. По доктрине противника, от нас ожидалось нападение на плодородные южные районы Украины, где существует разветвленная транспортная сеть и расположено множество оборонных предприятий, с дальнейшим прорывом к нефтеносным районам, поэтому южная группировка русских на начало войны являлась одной из самых сильных и многочисленных. Но начинать наступление на Москву, оставляя у себя на фланге такую массу войск противника, было неразумно, поэтому командование сухопутных войск, в соответствии с вашим указанием, переподчинило вторую танковую группу генерал-полковника Гудериана группе армий "Юг" для завершения разгрома Юго-Западного фронта противника.

— И почему же вы стоите на месте? Вы уже должны быть на подступах к большевистской столице, а все топчетесь на Украине. Что скажете, Рундштедт? Ведь именно из-за вас наша победоносная армия теряет темп. Ваша группа армий "Юг" не смогла справиться с Юго-Западным фронтом русских, вам даже передали вторую танковую группу, тем не менее вы только сейчас смогли сломать сопротивление русских и захватить Киев.

— Мой фюрер, сражения под Киевом, Конотопом и Полтавой решили участь всего Юго-Западного фронта русских, — ответил Рундштедт. — Уже практически завершено окружение остатков тридцать седьмой, пятой и двадцать первой русских армий в районе Переяслав-Хмельницкого. Нам было оказано ожесточенное сопротивление, и, по данным разведки, на направлениях главных ударов обеих танковых групп была заранее подготовлена в обстановке особой секретности глубоко эшелонированная линия обороны. В данной ситуации возникают вопросы об особой информированности русских генералов, которые до нынешнего момента не показывали особых полководческих талантов. Помимо всего прочего, в районе были сосредоточены большие силы авиации противника, которая смогла нанести серьезные потери четвертому воздушному флоту люфтваффе, обеспечивающему наступление группы армий "Юг".

Гитлер буквально вскипел.

— Это черт знает что! Вы хотите сказать, Рундштедт, что русские узнали или вычислили направление стратегических ударов, за короткий срок сумели построить глубокую линию обороны и собрать в кулак размазанную по фронтам авиацию? По-вашему, у нас в штабах одни шпионы, предавшие идеалы рейха, продающие информацию за жалкие тридцать сребреников восточным дикарям и коммунистам?

Гитлер аж задохнулся от возмущения. Но наметанному глазу была заметна некоторая наигранность такого состояния. Как великолепный оратор, чувствующий состояние аудитории, хозяин "Волчьего логова" умело манипулировал эмоциями и чувствами слушающих его людей.

— Вы трус, Рундштедт, прикрываете свою трусость и неумение происками неведомых заговорщиков, предавших священное дело.

Он обвел взглядом всех собравшихся генералов, выделив среди них легендарных командующих танковых групп Гудериана и фон Клейста.

— Что вы скажете? Вы тоже считаете, что нас предали и генералы ни в чем не виноваты?

Гудериан сделал шаг вперед, беря основной удар на себя.

— Мой фюрер, все, что говорил генерал-полковник Рундштедт, верно, и под каждым словом я готов подписаться.

Гитлер пронзительно смотрел на "Быстрого Гейнца", как бы подбирая одну из масок и, соответственно, линию поведения, которую он должен вести.

— Ну же, расскажите. Вы, как основной участник этих событий, должны пролить свет на сложившуюся ситуацию.

— Мой фюрер, нас ждали и при этом хорошо подготовились. Плотность противотанковой артиллерии на направлениях основных ударов наших танковых и моторизованных дивизий была необычно высокой. Каждый овраг, каждая дорога были пристреляны и заминированы. После того как передовые части завязли в боях на оборонительных укреплениях, в нашем тылу активизировались сотни диверсионных групп противника, которые минировали дороги, подрывали мосты, целенаправленно уничтожали автотранспорт служб снабжения, по возможности, уклоняясь от боев с частями полевой жандармерии и вспомогательной полиции, отвечающих за наведение порядка в тылу наступающих войск. Это говорит о том, что против нас действовали профессиональные диверсанты, строго ориентированные на выполнение определенных заданий, а не окруженные части красных, которых только и хватает на одиночные выстрелы из леса в проезжающие одиночные машины. Отсутствие воздушной поддержки и корректировки артиллерийского огня сказывалось на темпе наступления и потерях. Только после того как части четвертого воздушного флота люфтваффе смогли выдавить русскую авиацию и снова поддерживать наступающие войска, мы сумели сломить сопротивление русских и прорвать оборону. Но это нам далось дорогой ценой. Войска вверенной мне второй танковой группы обескровлены, потери в войсках — от сорока до шестидесяти процентов личного состава. Безвозвратные потери бронетанковой техники в некоторых частях составляют до шестидесяти процентов.

Гитлер молча слушал, не перебивая одного из талантливых генералов вермахта. Тут же вмешался Рундштедт, поддерживая своего подчиненного:

— И главное, мой фюрер, по показаниям пленных, у русских стояли особо жесткие временные рамки по удержанию обороны. Части, отступающие из Киевского "котла", оторвавшиеся от преследования частей шестой полевой армии, оставляя за собой заслоны из остатков частей тридцать седьмой, пятой и двадцать первой русских армий, занимали оборону, формируя вторую и третью линии обороны от наступающих групп Гудериана и фон Клейста. Таким образом получалось, что на направлениях главных ударов соотношение наступающих и обороняющихся войск составляло два к одному, что при отсутствии воздушной поддержки вылилось в тяжелые затяжные бои. По данным разведки, у русских были особые распоряжения уничтожать танки, при этом создавались специальные команды, которые ночью пробирались к подбитой технике и подрывали ее, исключая возможность восстановления в полевых условиях, поэтому так и велика доля безвозвратных потерь в технике.

Гитлер показательно спокойным голосом поинтересовался:

— Значит, те части, которые вы окружили под Киевом, специально оставлены, чтобы сдержать наступление шестой полевой армии, а основные силы были брошены на отражение ударов наших моторизованных и танковых дивизий?

— Да, мой фюрер. Разведка не смогла распознать такую переброску войск противника.

Но Гитлер не дал ему закончить, прервав самым хамским образом, перейдя на крик, брызжа слюной.

— Вы потратили много времени, взламывая Киевский укрепрайон, вместо того чтобы, окружив армии русских, идти вперед, захватывая Крым, Харьков и освобождая войска для наступления на Москву. Рундштедт, вы понимаете, что из-за вашей некомпетентности и трусости почти на два месяца задержалось выполнение операции "Тайфун", и немецкие солдаты должны наступать в условиях русской зимы, к которой мы не готовы? Кто меня уверял, что мы встретим зиму уже в Москве? Вы, мои генералы! Все предатели и трусы!

Гитлер стучал кулаком по столу и кричал.

— Это происходит потому, что мои приказы не выполняются! Запомните, мы выиграем эту войну, даже если она стократно противоречит доктрине Генштаба.

Он еще несколько минут поносил трусливых генералов, и все в этой комнате прекрасно понимали, что произошло на юге Восточного фронта. Русские переиграли немецкое командование, измотав в боях под Конотопом и Полтавой основные ударные соединения вермахта. Вторая танковая группа, которая по плану "Тайфун" должна была участвовать в наступлении на Москву как одна из основных ударных частей, была обескровлена и нуждалась в пополнении техникой и личным составом, а это существенно отодвигало время начала наступления на русскую столицу. Это и взбесило Гитлера, что победа, как неуловимая Синяя птица, маячившая буквально в нескольких шагах, улетала из рук властителя Европы.

— Это предательство! Это предательство наших идеалов, к которым вперед к будущему должен вести немецкий народ. И кто-то должен за это ответить.

Он обвел бешеным взглядом собравшихся высших офицеров и остановил взгляд на невысоком, худощавом человеке в морском мундире.

— Что вы можете сказать по этому поводу, адмирал Канарис? Ваша служба должна искать предателей в военной среде и давать достоверную информацию о планах русских? Как ваш хваленый абвер мог пропустить такую ловушку со стороны русских?

В отличие от крикливого фюрера и твердых в своем мнении генералов, Канарис вполне для своей комплекции заговорил спокойным голосом, нисколько не боясь экспрессии Гитлера.

— Мой фюрер, по этому делу есть весьма интересная и важная информация, но это хотелось бы обсудить в ограниченном кругу. Несмотря на некоторые трения с имперской безопасностью, мы давно ведем совместное расследование по факту утечки к противнику стратегических данных самого высокого уровня секретности. То, что произошло на Восточном фронте, требует особого рассмотрения и вашего волевого решения. От себя могу добавить, что подготовка глубоко эшелонированной обороны под Полтавой и Конотопом проводилась в условиях строжайшей секретности. Любые попытки забросить разведывательные группы в те районы заканчивались провалом, и количество войск НКВД, которые обеспечивали секретность, говорит о том, что русские пошли ва-банк, стараясь таким образом переломить ситуацию на Восточном фронте. Это говорит об очень высоком уровне информированности, поэтому и контрразведке, и имперской безопасности нужны особые полномочия для проведения следственных действий.

В зале повисла тишина. Все генералы поняли, что просит Канарис, и даже Йодль, который находился постоянно возле фюрера, ощутил, как по коже пробежал озноб.

Гитлер пронзительно смотрел на адмирала, принимая решение, но, не придя к определенным выводам, повернул голову к любимцу Гиммлера Гейдриху и спросил:

— Гейдрих, вы тоже так считаете?

— Да, мой фюрер.

Резкий переход от истерического крика и стука кулаками по столу к задумчивости ярко выделял необычный темперамент Гитлера.

Но тут голос подал Мартин Борман, до этого молчаливо стоящий в стороне.

— Мой фюрер, может, стоит сначала заслушать Канариса и Гейдриха, перед тем как принимать решение?

Борман тоже почувствовал, что в этот момент должно быть принято судьбоносное решение, которое может существенно изменить расстановку сил в руководстве рейха, и ему очень не хотелось бы усиления адмирала Канариса, считавшегося явным англофилом, и Гейдриха, через которого Гиммлер получал дополнительные властные полномочия. Гитлер удивленно взглянул на своего бессменного секретаря, без которого не принималось ни одного серьезного решения. До этого Борман никогда не спорил, и все его предложения носили исключительно деловой характер.

— Хорошо. Господа генералы пусть подождут.

И мазнул взглядом по Герингу, который после неудачного сражения в воздухе за Британию подрастерял свой авторитет.

Пока германский генералитет был отправлен на обед, в небольшой, отделанной в обычном для этого комплекса показательно неброском, но дорогом стиле комнате собрались Гитлер, Борман и два человека, представляющих собой разные ипостаси органов государственной безопасности рейха.

Гитлер нетерпеливо постучал ладонью руки по небольшому изящному столу.

— Ну, Канарис, рассказываете, как вы боретесь за интересы рейха.

Адмирал спокойно кивнул головой, начиная рассказ.

— Еще в начале июля у нас возникли особые подозрения, учитывая избыточную информированность русских, которая впервые проявилась в боях под Могилевом. По нашим данным, противник имел достоверную информацию о массовых налетах нашей авиации и, соответственно, принимал меры, наращивая в нужные моменты количество зенитной артиллерии, снимая ее с других участков фронта, что не могло остаться не замеченным моему ведомству. Понеся значительные потери, но овладев городом, мы получили информацию, что у русских были полные данные о численности, составе и направлениях главных ударов под Могилевом и при Смоленском сражении. По агентурным каналам была получена информация, что в Генеральном штабе Красной Армии имеется фотокопия плана "Барбаросса" с личной подписью Адольфа Гитлера. Задействовав всю возможную агентуру, засветив при этом несколько важных агентов, мы получили подтверждение этой информации и даже фотокопии документов, которые хранились у русских и изучались их генералами. Вот они.

Канарис положил на стол перед Гитлером небольшие снимки, в плохом качестве, но распознать документы, которые хранились в защищенном сейфе в штабе Главнокомандования вооруженных сил рейха, было можно. Впечатление, которое было произведено на Гитлера, нельзя описать словами. Он молчал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Секунд десять длилась пауза, после чего разразилась буря.

Глава 16

— Канарис, и вы молчали? Предатели прямо здесь, а вы сидите и ничего не делаете? А что имперская безопасность?

Канарис спокойно пояснил:

— Когда возникло подозрение, что заговор пробрался в высшие эшелоны власти рейха, мы встретились с Гейдрихом и приступили к совместной работе по этому направлению. Учитывая наличие в моем ведомстве разветвленной сети агентуры на территории противника, даже той информации, полученной по этим каналам, достаточно для серьезных выводов об уровне предательства в наших рядах.

Произнося это, Канарис про себя подумал: "Может, сказать им про пришельцев из будущего, которые предсказали наше поражение. Нет, пока рано, фюрер опять начнет истерику и меня сделает крайним, а Гейдрих ему поможет, вон как улыбается, неужели что-то знает?"

Гитлер обратил взор на Гейдриха, который, словно образец истинного арийца, представлял собой идеал преданного Германии высокопоставленного офицера СС.

— Да, мой фюрер, — сказал Гейдрих. — Лучшие следователи уже несколько месяцев негласно ведут поиски каналов утечки информации. С целью сбора дополнительной информации была проведена операция, чтобы выкрасть из Москвы фигуранта этого дела, который имел полную информацию…

И Гитлер, и Борман с удивлением смотрели на начальника Главного управления имперской безопасности.

— И каковы результаты?

— В результате действий совместной диверсионной группы военной разведки и элитной части СС удалось захватить высокопоставленного сотрудника русской тайной полиции — НКВД, начальника специального подразделения, которое отвечало за контакты с изменниками. Но, чтоб не выдать секреты, коммунисты пошли на экстренные меры — они подняли в воздух несколько авиаполков бомбардировщиков, просто перемешали с землей целый лес, где скрылись наши диверсанты, но не дали никому уйти. Все это наводит на мысль о том, что человек, работающий на русских, занимает очень высокий пост. Одним из результатов деятельности предателей стало рассекречивание системы кодированной военной связи, основанной на шифровальных машинах "Энигма", одна из которых была передана русскому командованию, это и объясняет, как русские могли узнать направление основных ударов.

— Гейдрих, это черт знает что! И вы ничего не делали, зная, что русские читают всю нашу переписку?

— Нет, мой фюрер. Уже давно негласно идет замена старых шифровальных аппаратов на новые, которые в экстренном порядке были заказаны у производителей в режиме особой секретности, да и войскам было дано особое распоряжение без острой необходимости не пользоваться старым шифровальным оборудованием. Но возле каждого генерала не поставишь по офицеру СС, который будет его контролировать.

— А что поиски?

— Поиски ведутся. По нашим данным, у русских есть целое подразделение, которое обеспечивает контакты с изменниками.

Гитлер вскочил и от избытка чувств стал ходить по небольшой комнате.

— Вы правы, Канарис. Я так и знал, что тут замешано предательство. Предательство идеалов рейха, идеалов всей западной цивилизации. Вы найдете предателей и выжжете всю скверну, которая стоит на пути нашего движения.

Тут голос подал Борман, который молча слушал рассказ Канариса и Гейдриха, но при этом, как один из крупнейших функционеров НСДАП, имел свои источники информации среди членов партии.

— Скажите, адмирал, а что это за история под русским городом Фастовом, где вас чуть не сбили? Насколько мне известно, там произошли определенные события, которые как-то связаны с тем вопросом, который тут поднимался.

Хотя Борман только краем уха слышал о произошедшей там истории, не имея достоверной информации, так как многое сразу было засекречено военными, решил выстрелить наугад, показав перед фюрером свою осведомленность.

Будучи до мозга костей великолепным партийным функционером, поднаторевшим на интригах, Борман с удовлетворением увидел замешательство на лице Канариса и такой же неподдельный интерес у Гейдриха, которого, видимо, тоже интересовала версия тех событий. А сам про себя порадовался, понимая, что тесной спайки разведки и имперской безопасности, которой он так боялся, не получилось — старый лис Канарис не всем делился с Гейдрихом, и всем известная война между спецслужбами продолжается.

Адмирал Канарис не был бы руководителем одной из известных спецслужб мира, если б не подготовил ответ на этот каверзный вопрос, правда он ожидал его от Гейдриха, но никак не от Бормана, который старался не лезть в военные вопросы, которые не могли затронуть его положение возле Гитлера. Это говорило о том, что тема с Зиминым уже выплыла на самом высоком уровне. Бросив мимолетный взгляд на невозмутимого Гейдриха, адмирал понял, что и всемогущий помощник Гиммлера не расположен раскрывать перед Борманом все карты, видимо, и у него свои инструкции.

— В тылу шестой полевой армии работала группа русских диверсантов. Командира группы опознали как некого капитана Зимина, который несет ответственность за убийство командира моторизованной дивизии СС "Райх" обергруппенфюрера Пауля Хауссера. По многим данным, в июле-августе этого года во время боев под Могилевом этот капитан занимался обеспечением связи с заговорщиками, которых мы разыскиваем, поэтому при его появлении меня сразу известили, и я незамедлительно вылетел на фронт.

Судя по выражению лица Гейдриха, он сам впервые от Канариса услышал такую трактовку событий под Фастовом, но свое мнение держал при себе. Но Гитлер уцепился лишь за одну фразу и стал ее развивать.

— Вы, Канарис, считаете, что заговорщиков много? Я думал, вопрос стоит об одном подлом предателе, продающем жизни наших солдат врагу, а вы говорите о целой организации?

— Да, мой фюрер. Один человек, находясь в Берлине или недалеко от вашей резиденции, вряд ли мог бы иметь информацию о передвижении отдельных дивизий и о расписании авианалетов на объекты русских. По тому, что противник в курсе наших стратегических планов и планов на отдельных участках фронта, можно сказать, что это некая группа, которая ставит перед собой пока еще не определенные цели, но при этом не имеет полной информации на фронтах.

Тут в разговор влез Гейдрих, которому, видимо, надоела позиция молчаливого слушателя:

— Есть еще одно наблюдение, которое может пролить свет на эту проблему.

Все, как по команде, повернули голову к нему.

— Сначала утечка информации происходила на участке фронта, в зоне ответственности группы армий "Центр", сейчас то же самое произошло в полосе группы армий "Юг".

Быстрее всего догадался Гитлер, за плечами которого был опыт интриг и борьбы при восхождении на олимп власти Германии. Он просто эмоционально выкрикнул:

— Гудериан.

Но на защиту легендарного основателя бронетанковых войск Германии встал Канарис, прекрасно знающий источник столь необычной информированности русских.

— Мой фюрер, это пока только предположение. Тут может быть замешан кто-то и из окружения генерал-лейтенанта Гудериана, адъютант, заместитель, начальник штаба. Мы эту закономерность тоже заметили и активно ищем предателей, но в разгар победоносной войны мы не можем вносить нервозность и создавать атмосферу недоверия среди генералов и солдат наступающей армии. Все это нужно делать, соблюдая режим секретности, чтобы не насторожить предателей и не дать им повода на время прекратить свою подрывную деятельность.

— Нет, нет и еще раз нет! Вся Германия должна знать, что мы делаем с предателями нашего священного дела. Вы, Канарис, слишком мягко относитесь к предателям, заигрывая с генералами, некоторые из которых скрывают свою гниль до самого конца. Я вам даю месяц, чтобы найти врагов, и вы, и Гейдрих будете обязаны раз в неделю отчитываться о результатах поиска. Я вам даю месяц, только месяц и не днем больше!

Тут снова подал голос Гейдрих, подчеркнуто официально и уважительно обратившись к Гитлеру:

— Мой фюрер, можно ли это расценивать, что даны особые полномочия для работы с нашими генералами?

— Вы можете делать все, что нужно, но это не должно помешать нашему наступлению на Москву. А теперь свободны.

Когда Гейдрих и Канарис вышли, Гитлер в раздумье ходил по комнате мимо стоявшего по стойке "смирно" Бормана. Он так ходил минуты две-три, громко дыша и разглагольствуя о заговорах, но внезапно остановился, поднял глаза на своего секретаря и сказал:

— Мартин, а ведь я ему не верю, он что-то знает.

— Кому, мой фюрер?

— Канарису.

Борман почтительно молчал, зная, что интуиция Гитлера редко обманывает.

— Мартин, пригласите ко мне чуть позже Гейдриха, мне показалось, что Канарис и его водит за нос.

— Да, мой фюрер.

* * *

В столовой, где был накрыт обед для приехавших на совещание генералов, стояла гнетущая обстановка. Все прекрасно понимали сложившуюся ситуацию и ждали принятия жестких мер фюрером за провал наступления на Москву. Генерал-полковник фон Рундштедт нервно ерзал на стуле, прямо всем своим естеством ощущая, как у него под ногами начинает гореть земля. Как профессиональный военный, он прекрасно понимал, что все неудачи на Восточном фронте так или иначе связаны с недостоверной разведывательной информацией, и те проблемы, с которыми столкнулись танковые группы Гудериана и фон Клейста, напрямую связаны с недочетами в работе разведки, проморгавшей масштабные фортификационные работы под Полтавой и Конотопом, переброску войск и подготовку многочисленных полевых аэродромов, на которых базировалась русская авиация, стянутая к месту прорыва. То, что противник сделал весьма удачную попытку перехватить стратегическую инициативу, пользуясь секретной информацией о направлениях ударов, и сумел настолько хорошо подготовиться, говорило о действительно серьезной утечке информации, и у "старого лиса" Канариса что-то было, раз он так себя спокойно и уверенно чувствует. Наверно, сейчас сидят там и обсуждают кандидатуру "козла отпущения", не зря же туда пригласили еще и Гейдриха, цепного пса Гиммлера.

Через полтора часа стало известно, что Канарис в срочном порядке вылетел в Берлин, а Гитлер заперся снова с Гейдрихом, и они что-то обсуждают. Градус напряженности повысился еще больше. Геринг и Лёр держались чуть в сторонке. Они не выглядели людьми, которые чего-то боялись в данный момент, понимая, что вся тяжесть обвинений в задержке операции "Тайфун" ложится на генералов вермахта. Еще через час снова собрали совещание, где уже обсуждались деловые вопросы, хотя и на нем присутствовал Гейдрих, спокойно, как удав, рассматривающий генералов. И от этого взгляда многим становилось неуютно. Все прекрасно понимали, что Гитлер поручил имперской безопасности найти и наказать виноватых, и Канарис, один из основных виновников провала на Восточном фронте, сумел вывернуться, подставив под удар вместо себя генералов вермахта.

Но, к всеобщему удивлению, никаких карательных мер не последовало, совещание прошло вполне спокойно, был намечен ряд мер по ускорению развертывания войск в сторону Москвы и пополнению личным составом и техникой моторизованных частей, понесших серьезные потери. Об ошибках разведки и пирровой победе под Полтавой и Конотопом Гитлер бросил с пафосом вскользь: "Победы переносить может всякий. Поражения — только сильный! Мы, немцы, сильный народ". Но это не успокоило ни фон Рундштедта, ни Гудериана.

Уже ближе к вечеру, после совещания, когда машины после нескольких проверок привезли отлетающих на фронт генералов, они увидели недалеко от своего "Ю-52" еще один самолет, принадлежащий Гейдриху, на котором он прилетел из Берлина. Возле их самолета стояли несколько офицеров СС, и когда генералы вышли из машины, не обращая внимания на адъютантов и охрану, люди Гейдриха целенаправленно подошли к Гудериану и фон Рундштедту. Старший из них, высокий светловолосый штурмбанфюрер, спокойно, деловито и без высокомерной издевки, присущей большинству эсэсовцев, спокойно спросил:

— Генерал-полковник фон Рундштедт? Генерал-полковник Гудериан?

Оба генерала подтвердили свои личности, ощущая надвигающиеся неприятности, прекрасно понимая, что люди, отправленные их арестовывать, прекрасно знают фигурантов в лицо.

— Генерал-полковник фон Рундштедт, вы арестованы, сдать оружие, ваш адъютант тоже отправляется с нами.

Два молчаливых крепких офицера СС деловито вытащили личное оружие, забрали портфели с документами у адъютанта, а в это время то же самое происходило с Гудерианом.

— Генерал-полковник Гудериан, вы арестованы, сдать оружие.

После чего разоруженных генералов в сопровождении охраны посадили в личный самолет начальника Главного управления имперской безопасности. Как только закрылась дверь, зачихали двигатели и чуть позже заревели, набирая обороты. Через пять минут крылатая машина с крестами скрылась в ночном небе Восточной Пруссии.

Все это время в тени строения стоял автомобиль, на который облокотился высокий светловолосый человек в мундире высокопоставленного офицера СС. Он удовлетворенно вздохнул.

Уже садясь за руль машины, Рейнхард Гейдрих подумал: "Что же все-таки ты разнюхал такое, под Фастовом, старый лис? Не зря же ты заслал своего человека в отряд к Зимину, пожертвовав разведывательно-диверсионной группой, которую мастерски ликвидировал твой личный порученец, которого не мешало бы поспрашивать".

Но особые полномочия, которыми его наделил Гитлер после отлета Канариса в Берлин, давали радужные перспективы в расследовании этого запутанного дела, которое не давало ему покоя. Вся интуиция высокопоставленного офицера имперской безопасности буквально вопила, что это вроде как почти рядовое дело имеет первостепенное значение.

Уже через двое суток обгорелые останки с документами полковника Йоханнеса Беслера, старшего офицера абвера, одного из доверенных людей адмирала Канариса, были найдены на дороге под Киевом, где только что авиация русских разнесла колонну грузовиков, везущих горючее и продукты наступающим частям 6-й полевой армии вермахта. Через полтора дня в специальной тюрьме, расположенной в обширных подвалах монументального здания Главного управления имперской безопасности в Берлине, появился еще один безымянный пленник, которого допрашивали только по ночам, в присутствии личного порученца Рейнхарда Гейдриха. В СС тоже были специалисты по секретным операциям, и в данной ситуации они ювелирно изъяли с фронта одного из людей шефа абвера, имеющих отношение к разработке русского секретного подразделения.

* * *

Личный самолет адмирала Канариса уже час как покинул резиденцию Гитлера "Волчье логово", искусно спрятанного в болотах Восточной Пруссии, но его до сих пор била нервная дрожь. После серьезного и жесткого разговора с фюрером, Борманом и Гейдрихом долго приходил в себя, позволив несколько глотков коньяка из услужливо предоставленной адъютантом фляги. Положение было серьезным, особенно учитывая, что провал на Восточном фронте однозначно был по вине разведки. Он начал игру, очень серьезную и опасную, и с фюрером, и с русскими, и с англичанами, и даже с пришельцами из будущего, в которых он не верил, но не исключал возможности их существования.

Русские, благодаря своей информированности, смогли нанести превентивный удар в самый нужный момент, сорвав планы германского командования. Уж об операции "Тайфун", наступлении на Москву, они должны были знать, и что там одна из ключевых ролей отводилась 2-й танковой группе Гудериана. Вся эта бойня под Конотопом была затеяна с одной целью — нанести максимальный урон танковым и моторизованным дивизиям, которые потом будут наступать на Москву. По мнению специалистов, русских под Киевом ожидал полный разгром, учитывая их отношение к древнему славянскому городу, за который они бы держались до последнего. Но оказалось, что это была ловушка, мастерски подготовленная советским командованием. Возможно, у противника и были шпионы в рядах вермахта, но не на таком уровне, чтобы получать настолько серьезную стратегическую информацию. Гипотеза о пришельцах из будущего все больше и больше получала подтверждение, хотя и вариант с расшифровкой кодов "Энигмы" тоже не исключался, но он не может объяснить всех необычных фактов, связанных с так называемым "Могилевским делом". По этому делу и так работает целая группа, но сейчас нужно срочно форсировать ее работу, учитывая, что Гейдрих под это дело выпросит у фюрера дополнительные полномочия. Официальную версию — заговор — Гитлер заглотил сразу и, пока будет готовиться и проводиться наступление на Москву, вмешиваться не будет, ожидая результатов и от абвера, и от имперской безопасности. За это время нужно разработать "Могилевское дело", учитывая и самые невероятные варианты, например, с пришельцами из будущего. То, что найдут виноватых и накажут, адмирал Канарис не сомневался, в этом направлении ведомство Гейдриха не имело себе равных, ну разве что НКВД у русских, те тоже мастерски находили заговоры, особенно если нужно было скрыть свою некомпетентность или ошибки высшего руководства.

Уже после прилета в Берлин, когда адмирал проводил рабочее собрание, ему сообщили об аресте Гудериана и фон Рундштедта в "Волчьем логове", прямо на аэродроме.

"Да, Гейдрих действительно выторговал у фюрера карт-бланш и начал основательно трясти генералитет, — размышлял Канарис. — Позволить такое перед одним из самых крупных и важных наступлений русской кампании было большим риском, тем не менее Гитлер на него пошел. Зная подозрительность фюрера и желание везде видеть заговоры, нетрудно было догадаться, что Гейдрих и его патрон Гиммлер воспользуются ситуацией и получат дополнительные полномочия".

Когда после окончания совещания Канарис ехал в машине к себе домой, чтобы отдохнуть после тяжелого дня и бессонной ночи, он пытался осмыслить ситуацию, которая не давала ему покоя уже долгое время. Так бывает с человеком, что у него тревожно начинает ныть сердце, предвещая большие проблемы. А тут, несмотря на вроде бы грандиозные успехи на Восточном фронте, на душе тревожно, и сам помимо воли ожидаешь катастрофы. И по мере поступления информации с театра боевых действий эти чувства усиливаются. Чтобы отвлечься, адмирал попробовал еще раз проанализировать ситуацию, прекрасно осознавая, что только железные доказательства вмешательства пришельцев или грандиозного заговора генералов смогут спасти и его, и в какой-то мере дело новой Германии, которую с таким трудом подняли с колен и сделали ведущей державой мира.

Но мысли не приходили, и только после обеда и крепкого сна адмирал смог проработать стратегию поведения для себя на ближайшее время.

"Создаются две группы, одна из которых уже функционирует и вовсю работает по "Могилевскому делу", — думал Канарис. — Доукомплектовываем ее специалистами, и пусть отрабатывают основную версию с заговором генералов, при этом в нее можно будет включить пару человек из аппарата абвера, давно завербованных СД, чтоб Гейдрих знал о нашей работе. Под прикрытием всего этого создаем другую группу, которая в условиях максимальной секретности будет отрабатывать варианты пришельцев из будущего, марсиан, ангелов или чертей, которые захотели помочь коммунистам. В случае чего можно будет фюреру продемонстрировать результаты работы обеих групп. У Гиммлера вон целый институт Аненербе, специализирующийся на шаманах и колдунах, который они тоже привлекали для работы по "Могилевскому делу", правда результатов никаких".

Составив для себя предварительный план работы, Канарис уже деловито отправился на место службы, дав команду вызвать несколько особенно доверенных лиц. Игра пошла очень серьезная, и каждый шаг нужно продумывать основательно, иначе рано или поздно ведомство Гиммлера подомнет под себя абвер, что будет равносильно смерти Канариса, который слишком много знает, и в такой грызне за власть, которая установилась в Германии, его никто не пощадит.

Следственная группа по "Могилевскому делу" была расширена, дополнена специалистами, оперативными работниками, которые активно собирали всю возможную информацию по фактам явного предательства под Могилевом, Нежином, Фастовом, Конотопом, Полтавой. Составлялись списки всех причастных, имевших доступ к информации, проводились ревизии и инвентаризации шифровальной аппаратуры, перечитывались сотни шифрограмм, расшифровав которые русские могли раскрыть стратегические планы германского командования. Вся мощь аппарата военной контрразведки была направлена на поиск предателей и заговорщиков. Бурная деятельность должна была стать ширмой для работы другого небольшого подразделения, созданием которого озаботился шеф абвера.

Несмотря на гибель своего особо доверенного порученца, полковника Йоханнеса Беслера, у Канариса были люди, которым можно было доверить тайну. В условиях строжайшей секретности к проекту, получившему кодовое название "Немезида", были подключены несколько физиков, биологов, психологов, специалистов по оружию. Отбирались люди, имена которых были не настолько известны, что было весьма важно в случае обязательной физической ликвидации подразделения, допущенного до такого уровня информации, но при этом специалисты весьма неплохо характеризовались своими коллегами. Как правило, это были молодые, еще не задавленные грузом догм и стереотипов ученые, которые были в состоянии свежим взглядом рассмотреть проблему.

Задача новой секретной группы специалистов была поставлена нетривиальная, но серьезная: "Согласно полученной информации и произошедшим событиям на Восточном фронте, можно сделать вывод об излишней информированности противника. Провести анализ материалов, фактов, составить перечень возможных путей получения информации противником, включая самые необычные, оценить степень вероятности гипотез в свете имеющейся информации, возможные последствия для Германии, дать рекомендации для руководства рейха". Все это выставлялось как военно-тактическая игра, но уровень секретности и отношение к этой проблеме руководства военной разведки Германии заставляли серьезно задуматься многих из молодых ученых, привлеченных для работы.

Через неделю у Канариса на столе лежал доклад, составленный молодыми дарованиями, не успевшими еще прославить свои имена в германской и мировой науке. Судя по глубине проработки темы и заключениям, сделанным на основании предоставленной информации, их имена так и останутся неизвестными мировому научному миру. Выводы были слишком логичными и безжалостными, для того чтобы после всего этого свидетелям оставаться в живых.

Естественно, в докладе на первом месте по степени вероятности была выделена возможность глобального и разветвленного заговора в высшем руководстве Германии. На втором месте по вероятности указывалась возможность противника перехватывать и расшифровывать всю стратегическую переписку. За эту гипотезу говорило упоминание аппарата "Энигма", попавшего в руки к противнику.

Затем с большими отрывами по степени вероятности шли раскладки по колдунам и пришельцам из будущего. Хотя, как Канарис и ожидал, на гипотезе о пришельцах остановились весьма серьезно и тщательно ее проработали. Это была заслуга одного из людей адмирала, в задачу которого входило ненавязчиво направлять мыслительные процессы специалистов в нужную сторону.

Как он и думал, аналитики сразу уцепились за Зимина и начали с него, как с главного фигуранта. В части доклада, посвященной пришельцам из будущего, были выделены несколько ключевых моментов, которые давали похожие на реальность ответы, в большей мере позволяющие логически обосновать действия Объекта номер один, известного как "капитан Зимин", и его приближенных, предположительно являющихся такими же пришельцами.

"…особое внимание привлекает факт обязательного сбора трофеев в местах появления лиц. В первую очередь изымаются продукты, горючее и боеприпасы…"

"А ведь верно получается. Они на всех местах боев буквально выгребают все продовольствие и горючее, мимоходом забирая при этом оружие. Но с оружием понятно, они им вооружили освобожденных военнопленных, у некоторых, убитых во время боев под Фастовом, по серийным номерам нашли несколько винтовок, которые были захвачены Зиминым еще во время августовских боев с солдатами дивизии СС "Райх", когда погиб ее командир, Пауль Хауссер. Тогда же, под Могилевом, небольшая группа напала на колонну, перевозившую продукты и топливо, потом вручную и на тачках увозили в лес, где следы терялись, как будто люди поднимались в воздух. По докладам следователей, там горючего было несколько бочек и пара ящиков консервов. Но они позарились, напали, рискуя при этом, и утащили даже те крохи. Зачем всемогущим посланцам из будущего это? А еще, о чем постоянно напоминают свидетели, все посланцы из будущего имеют нездоровый цвет лица и плохо реагируют на яркий солнечный свет, как будто отвыкли от него. И что это значит? А это значит, что люди сидят в либо бункерах, не выходят на поверхность и воруют из прошлого горючее и продукты, либо живут где-нибудь на севере", — сразу про себя прокомментировал адмирал, читая доклад. Следующие строчки его тоже заинтересовали, хотя и не удивили.

"…учитывая тактические схемы, которые во время боевых столкновений с солдатами вермахта использовал Объект, можно сделать вывод, что он является офицером армейской разведки, скорее всего, имеет опыт разведывательно-диверсионной деятельности… Дальнейшие случаи использования боевой техники, неизвестных видов ручного реактивного противотанкового вооружения говорят о боевом опыте Объекта и его окружения…"

"Да, среди них много военных с боевым опытом, и при этом они имеют возможность использовать боевую технику. Судя по тому, что под Могилевом действовала небольшая группа диверсантов, а под Фастовом уже ударная маневренная группа, имеющая на вооружении тяжелую бронетехнику, можно сделать вывод, что Зимин с компанией решили увеличивать свое присутствие в нашем мире. На станции они очень неплохо поживились и продуктами, и горючим, и боеприпасами. Все пленные утверждают, что сразу после захвата станции Зимин отправил в неизвестном направлении целую колонну машин, загруженную трофеями".

В докладе также обращалось внимание на необычные малогабаритные и защищенные от прослушивания средства связи, приборы ночного видения, которые использовались как на танках, так и у пехотинцев и снайперов.

Серьезных и однозначных выводов не делалось, но и общих размышлений, собранных и классифицированных фактов было вполне достаточно, чтобы нельзя было однозначно отвергать саму гипотезу о пришельцах из будущего. Канарис еще раз похвалил себя, что смог вовремя сориентироваться и отправить своего человека к Зимину. Тот справился с заданием и подтвердил предположение шефа абвера, хотя и был под контролем противника.

Прочитав этот документ, Канарис снова долго стоял у окна, задумчиво глядя на ночной Берлин, расцвеченный яркими огнями. Впервые в жизни он не знал, что делать и во что верить, заглянув в бездну, боялся сделать шаг назад, но и идти вперед сил не было.

Адмирал еще не смирился с мыслью, что Германия проиграет войну, рассматривая варианты заключения союза с англичанами против Сталина, но уже сам не верил, понимая всю тщетность. Сталин, мобилизовав все свои ресурсы, отбился и без помощи пришельцев, а теперь он это сделает намного легче в условиях экономики и производства, полностью переведенных на военные нужды, сможет быстрее освоить технологии из будущего, и если Германии что-то и достанется, то только крохи, которые не смогли утаить русские.

"Но я немец и должен сделать все для своей страны, надо найти наилучшее решение, может, опыт из будущего. Значит, надо вариант Зимина разыгрывать до конца…"

Глава 17

Сражение, которое разыгралось на улицах вымершего Симферополя, было не то чтобы грандиозным, но за прошедшие два года после ядерного конфликта эти улицы не видели столько боевой техники, бойцов и такой плотности огня. Две немецкие трофейные гаубицы под управлением Сергея Павлова виртуозно разносили промороженные здания, в которых прятались и ожесточенно оборонялись боевики. К тому моменту, когда по улице Гагарина пронеслись два танка, два бронетранспортера и три переделанных джипа, составляющих основные ударные силы отряда Черненко, все подходы к бункеру "внутряков" были уже под нашим контролем. Я воспользовался КамАЗом, на котором в Крым приехали Дегтярев с командой бойцов, выехал на место событий. На полдороге встретился с двумя джипами, несущимися на огромной скорости и везущими тяжелораненых в бункер, где предупрежденные девушки и приглашенный из 1941 года хирург уже подготовились к приему. Хоть бой и закончился победой, но при этом мы потеряли троих убитыми и пятерых ранеными, причем эти потери произошли почти в самом конце боя, когда разгоряченные боем бойцы на джипе попытались преследовать отступающих боевиков и нарвались на по-быстрому, но грамотно организованную засаду. Боевики при этом, потеряв пару человек, сумели отойти, и мы не стали их преследовать, хотя потери для нас были ощутимыми.

Пока мы подъезжали к городу и пробирались через завалы к развалинам железнодорожного вокзала, там шла по радио перепалка между "внутряками" и нашими бойцами,получившими команду дождаться меня, никого не допуская до бункера. К счастью, после такого показательного разгрома боевиков наш авторитет, как одной из сильных группировок Симферополя, а может быть, и всего Крыма, уже играл на нас, и на прямой конфликт уже никто не пытался идти. КамАЗ влетел на широкий проспект минут через пятнадцать после появления колонны "внутряков", которые разумно рассредоточились, заняв круговую оборону.

Пока мы ехали, я слушал перепалку в эфире, где Дегтярев вовсю строил и ставил на место несостоявшихся хозяев, которые так жестко приняли гостей. И они прекрасно понимали, что Олег прав, и жесткие условия, высказанные в грозной форме: остановиться и привести оружие в походное состояние, — были с неохотой, но выполнены. Тут и я подоспел, мельком осмотрев всю картину уличного боя, догорающие джипы и бронетранспортер боевиков, трупы, вокруг которых ходила пара наших бойцов, деловито освобождала от оружия и боеприпасов и при необходимости делала контрольные выстрелы. Я вызвал на связь Дегтярева и Васильева.

— Папа, Дровосек, это Феникс, давайте в КамАЗ, надо поговорить.

Те коротко согласились, и через минуты три оба были в машине. Мы кратко поговорили о бое, особенно заострили внимание на потерях. Но больше разговор зашел о том, что делать с "внутряками".

— Вадим, если Семенова там сместили и повязали его "шестерок", то кто там сейчас рулит? Ты вроде как с ними общался.

— Есть там парнишка, твой, командир, одногодок, Коля Кафтайкин. Прапорщик, из потомственных военных.

— И как он?

— Да нормальный. На первые роли не лез, исполнительный, рассудительный, я его в свое время хотел перетянуть, да вот поговорить не смог, его Черненко постоянно то в патрули, то на рынок отправлял. Надежный парень, как автомат Калашникова. Если уж он там рулить взялся, то значит, народ действительно припекло.

— Что у него в семейном плане?

— Не женился. Вроде с девочкой какой-то до войны жил, но что-то там не сложилось.

— Понятно. Наш клиент. Вояка, который нигде, кроме воинской службы, себя не видит.

Чуть задумался. Повернул голову к Дегтяреву.

— Олег, скажи, а тот прапор, Вербицкий, который с Черненко был, мы еще его с собой в сорок первый брали, он ведь в твоей группе сегодня был?

— Да, неплохо парнишка воюет, чуть поднатаскать — и можно будет к себе в группу взять.

— Вызывай его, он сейчас понадобится.

— Понял.

Олег быстро связался со своими, а я кивнул Васильеву.

— Вадим, сейчас подойдет Вербицкий, будет подтверждать и всем своим видом показывать, что ему у нас классно живется. А ты давай на связь этого, Кафтайкина.

Васильев достал портативную радиостанцию, снял с нее гарнитуру, чтоб разговор слышали все, и стал вызывать прапорщика Кафтайкина. Тот почти сразу откликнулся, видимо, давно ждали от нас сигнала.

— Коля, привет, это Вадим Васильев.

— Ну привет, капитан. Как оно там живется?

Во всех портативных радиопередатчиках очень сильно искажается голос, но и при таком качестве была слышна усталость и обреченность в голосе говорившего.

— Да нормально, Коля. Я сейчас дам трубочку командиру, он тебе все объяснит. Ты, главное, не дури и верь. Я в свое время поверил и ни разу не пожалел.

— Интересно говоришь. Ну ладно, давай общаться, все равно другого выхода уже нет.

Я взял радиопередатчик в руку и нажал кнопку передачи.

— Добрый… Говорит майор Оргулов. Николай, как бы вживую пообщаться, безопасность гарантирую, и желательно не затягивать, там у вас в бункере засели несколько джигитов, и надо что-то срочно решать.

— Да понятно. Надо так надо. Куда подойти?

— Зачем идти? На джипе подъезжаете к бывшему зданию налоговой Железнодорожного района, там встретят и проводят. Все, давай не тяни, и так времени мало.

А про себя подумал: "Уже срочно надо в прошлое лететь и Борисыча с дочкой в Москву отправлять, пока там немцы кольцо не замкнули, все аэродромы не уничтожили".

Кафтайкин не стал долго задерживаться, и буквально через три-четыре минуты к повороту подъехал джип, из которого выскочил человек в защитном костюме, демонстративно закинул в салон оружие, сняв с себя всю амуницию, и как бы безоружным пошел к стоящему в глубине двора КамАЗу.

Естественно, его встретили, обыскали и провели в кунг, где мы с Дегтяревым и Васильевым, попивая кофе из термоса, закусывая немецкими трофейными галетами, обсуждали план освобождения бункера "внутряков", который как бы по умолчанию считали уже своим.

Кафтайкин оказался невысоким, жилистым, с живыми глазами, короткой армейской прической и бледным, как у всех обитателей бункеров, лицом. Пройдя через небольшой тамбур, войдя в помещение, он втянул в себя запах натурального кофе и чуть приостановился, не веря своим ощущениям.

Да, действительно хороший парень, служака. На такого можно положиться и доверить ему спину. Уважаю таких, именно на них и держится армия, поэтому, когда он вошел, я поднялся и первым протянул ему руку, прекрасно осознавая, что не смогу воевать с этим человеком, чем-то он мне понравился. Наверно, потому, что не пытался кого-то из себя корчить, и было видно, что никакая гниль, так свойственная нашему развращенному и продажному времени, не сможет в нем удержаться.

"Н-да, надо было послушать Катю и обработать этого парня", — подумал я.

— Здравствуйте, Николай, я Сергей Иванович Оргулов. Мне про вас много хорошего рассказали и Вадим вас хвалил, да и Катя Артемьева очень хорошо отзывалась.

Он чуть кивнул головой, показывая, что услышал меня, пожал в ответ руку, а вот глаза показали, что этому парнишке приятно, что про него помнят и так отзываются. Такие, как он, как правило, всегда находятся на вторых ролях, им претило лезть наверх, расталкивая соседей локтями, поэтому и не добиваются признания и высоких должностей. А ведь тоже люди, и им ничто человеческое не чуждо.

— Спасибо, товарищ майор. Мы про вас тоже много чего слышали хорошего, и, если честно, мало кто поверил, что это вы решили убрать Черненко.

— Правильно. Скажи, ты такого прапорщика Вербицкого знаешь?

— Конечно.

— Сейчас он подойдет и все расскажет, как оно было.

— Необязательно, товарищ майор. Мы и так верим.

— Николай, понимаешь, нам сейчас вместе освобождать ваш бункер и идти в бой с людьми, к которым есть хоть капля недоверия, сам понимаешь, будет неправильно. Поэтому давай эту тему разрулим, а потом займемся насущными вопросами.

Он кивнул головой. Пока не подошел Вербицкий, который сидел в боевом охранении, Кафтайкина посадили на откидной стул. Как нормальный человек, я сразу предложил гостю:

— Кстати, ты есть хочешь?

Он как-то замялся и отказался.

— Понятно.

Олег тоже просек ситуацию и без разговоров сразу стал наливать человеку кофе из термоса, а я по-быстрому открыл коробку с консервированными сосисками из захваченных трофеев. Не слушая отказы, сунул ему в руку банку, вилку и вскрытую упаковку соленых галет, которые заменяли хлеб.

Под наши улыбки он недолго мог удержаться и через минуту хрустел галетами, заедая сосисками и запивая кофе. Минут через пять пришел Вербицкий, которого тоже усадили поесть. Вот в такой обстановке, которая с психологической точки зрения была самой удачной для доверительного разговора, прапорщик Вербицкий и рассказал об обстоятельствах ранения полковника Черненко и гибели бойцов от рук боевиков. Но Кафтайкин тоже был далеко не простачком и несколько раз задавал каверзные вопросы, на которые получал исчерпывающие и, главное, правдивые ответы. Единственное, что он не должен был услышать, это куда ночью Вербицкий со мной и Дегтяревым ходили за военным хирургом. На эту тему было наложено жесткое табу.

В конце разговора Кафтайкин спросил:

— И куда ты теперь? Точнее, с кем?

Тот, не задумываясь, спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:

— Коля, если честно, то я жалею об одном, что тогда не ушел с Васильевым и остальными ребятами. А Семенов, сука, что нас натравливал на них. Черненко это сам давно понял и хотел по-нормальному перейти, без разборок и стрельбы. Поэтому Семенов его и подставил. Решай, но я с ними…

Вербицкий хотел еще что-то сказать, но, увидев предостерегающий взгляд Васильева, замолчал, хотя и всего этого было достаточно, чтобы у Кафтайкина создалось нужное для нас мнение. Через пять минут он ушел к своим людям. Еще через десять по радио получили сообщение, что они согласны перейти под наше подчинение, но просили забрать Семенова и четверых его людей, которых с трудом удалось разоружить.

Дегтярев в сопровождении Васильева вызвался пообщаться с Семеновым и, прихватив своих спецназовцев, пошел получать, а точнее, выбивать, первичную информацию, а мы, собрав небольшое совещание, на котором присутствовал и Санька Артемьев, и Кафтайкин, и майор Фролов, начали обсуждать план освобождения бункера. Только недолго мы совещались. Боевики, засевшие в бункере, сами вышли на связь и сразу начали качать права, прекрасно понимая, что у них самые лучшие заложники — семьи тех, кто их должен будет штурмовать.

Я вызвал по радио Дегтярева и Васильева, которые в БТРе "внутряков" в ускоренном темпе потрошили Семенова, причем это все делалось в присутствии бывших подчиненных майора, и сообщенная им информация сразу становилась достоянием бойцов. Умный и дальновидный шаг, с учетом того, что с этими ребятами еще придется заниматься пропагандой, да и позиция прапорщика Вербицкого, который таинственно всем намекал, что надо было сразу присоединяться к Оргулову, а не слушать россказни Семенова, наводила на размышления.

Мы сидели в кунге КамАЗа, рассматривая план бункера, который уже давно был подготовлен Катериной и Санькой Артемьевыми.

Бункер был построен еще в давние советские времена и, благодаря тому, что оставался на балансе сначала новоиспеченной национальной гвардии Украины, а потом после ее расформирования передан внутренним войскам, сохранился в относительно рабочем состоянии, в отличие от его собратьев, перешедших под управление местных властей. Если большинство бункеров и убежищ в городе разворовывались, заливались водой, становились пристанищами для бомжей, превращались в склады, то бункер "внутряков" сохранился в первозданном виде и на момент начала войны оказался в состоянии укрыть семьи военнослужащих и остатки полка внутренних войск. Наличие большого защищенного подземного ангара, соединенного с бункером подземным ходом, позволило сохранить несколько единиц бронетехники, грузовых машин и армейских джипов. Как у хорошо продуманного советскими инженерами оборонного объекта, в бункере было несколько защищенных основных и резервных входов, про степень доступности которых сейчас докладывали Санька Артемьев и капитан Васильев, которые прожили там многие месяцы.

Но учитывая, что хозяйственный Семенов сам пустил боевиков в бункер, то он скорее всего дал им информацию о всей внутренней структуре, и все входы или заминированы, или перекрыты, а тем более ситуация такова, что время играет за боевиков. Они наверняка успели закрепиться и заминировать возможные пути прорыва.

Санька рассказывал о резервных выходах, по которым они частенько выходили на разведку, но без дополнительной информации туда лезть было нельзя. Я связался с базой.

— База, на связь.

— На связи, Феникс, — ответила база голосом Кати Артемьевой.

— Белка, там твой "барабанчик" еще стучит?

— Нет, Феникс, после начала операции замолчал.

— Понятно.

Ситуация складывалась явно не в нашу пользу. Сильно укрепленный военный объект, в котором расположилась группа боевиков численностью около двадцати человек. Узкие коридоры, в которых наступать и штурмовать без больших потерь невозможно. Один человек с пулеметом сможет держать роту, сильно не напрягаясь. При этом в заложниках находится около шестидесяти женщин и детей. Если мы сейчас сделаем что-то, что приведет к смерти заложников, нам этого не простят, будут так или иначе ставить в вину, несмотря на то, что тут замешано предательство.

Боевики, вышедшие на связь, это прекрасно понимали, поэтому сразу начали предъявлять требования. Гортанный голос вышел на связь, используя радиостанцию бункера, вызывая меня лично.

— Вызываю Оргулова. Вызываю Оргулова.

Ему ответил экипаж одного из танков, пытаясь потянуть время. Но там не унимались, поняв, что их слушают, поэтому по привычке начали давить на психику, запугивать и куражиться.

— Эй, кто меня слышит, передайте майору, чтоб отозвался, а то мы тут нервничать начинаем. А когда мы нервничаем, нас на женщин тянет, а тут их много. Давно мечтал попробовать офицерскую женщину.

— Это Оргулов, чего хочешь?

— Ты точно Оргулов?

— Да я. Чего надо? Говори.

— А откуда я знаю, может, это очередной болтливый переговорщик?

— Кончай треп. Я майор Оргулов Сергей Иванович. Хочешь говорить — говори, нет — не мешай к штурму готовиться.

— А ты борзый, наверно, потому, что тут не твои жены и дети. Но ты же понимаешь, что у вас ничего не получится, пока будете выбивать двери, мы кончим всех заложников, а с "внутряками" тебе потом самому придется разбираться.

Прапорщик Кафтайкин сжал кулаки, и на щеках заиграли желваки. Он смотрел на меня, ожидая реакции, команды, либо каких-то других действий.

Я повернул голову ко всем сидящим в комнате.

— Кто-нибудь этого клоуна знает?

— Нет, это не из наших. Всех таких борзых давно постреляли, а последнего ты, командир, в Перевальном в клетку посадил.

— Значит, он точно не знает всех в лицо и количество людей в бункере. Санька!

— Да.

Я опять взял в руки микрофон.

— Вот что, джигит, ты чьих будешь?

— Не понял.

— Кто у тебя полевой командир?

— Я сам себе командир.

"Врет, скотина, как же, пустили бы в бункер неконтролируемого абрека".

— Зачем врешь? Нехорошо это. Я же все равно узнаю. Мы же знаем, где большинство ваших бункеров расположено, и сейчас начнем по одному их с воздуха гасить, а другим сообщим, что это из-за отморозков бункер "внутряков" в Симферополе захватили.

— Не гони, майор. Никаких самолетов у тебя нет. А то я не слышал, как ваши гаубицы долбили, уж бомбардировку от артобстрела отличить смогу.

"О как. Неужели бывший вояка? Это еще хуже. С дилетантами, может быть, и сработали, а тут явно не новичок", — размышлял я.

— Хорошо. Раз ты такой образованный, то давай знакомиться. Я себя назвал, будь добр представься.

Пауза. Потом снова в динамике зашуршали помехи.

— Можешь звать меня Сейран.

— Хорошо, Сейран. Условия знаешь. Говори, что ты хочешь. Если это в моих силах, я выполняю, ты сваливаешь, и мы больше никогда не встречаемся. Я считаю, это будет нормальным решением. Нет, ну что ж, будем поступать по-другому. Сам, понимаешь, сейчас другие времена и другие законы. Мы не будем искать ваше убежище. Мы нападем на ближайшее — ваших соплеменников — и уничтожим его обитателей, оставим парочку и отпустим к другим, но объясним, почему мы это делаем. Затем следующее и следующее… Готовы ли вы взять на себя ответственность за такой результат?

— Не гони, гяур, ты этого не сделаешь.

— С обитателями бункера Ильяса сделали, и, поверь — никаких мук совести, сплю спокойно, и кошмары не мучают.

Он опять замолчал, обдумывая мои слова. Самое интересное, что я не врал и в душе был готов к таким действиям. И боевики тоже это понимали. Но он попробовал снова надавить, ох, любят они на прочность пробовать.

— А не боишься, что против тебя все поднимутся и будут гнать как бешеную собаку?

— Сейран, кончай треп, сам прекрасно знаешь, что некому больше гнать, все, кто хоть что-то умел и мог, сейчас остывают недалеко от бункера. Никто больше сюда не придет. Война закончилась — воевать некому. Так что думай, чего ты хочешь, там продукты, чистая вода, горючее, гарантии вашего свободного прохода, но это все, что могу предложить. Но это при условии, что из заложников никто не пострадал. Если нет, то ты мне выдаешь тех, кто посмел поднять руку на наших женщин и детей.

— Я подумаю.

— Ну думай, думай, только не долго.

Пока собеседник затих, мы снова возобновили совещание. Я обратился к Саньке:

— Скажи, как-то можно проникнуть в бункер, допустим, через вентиляцию? И есть ли какая-нибудь система видеонаблюдения и безопасности?

— Через вентиляцию нереально. Сам в свое время минировал и поставил много "неизвлекалок". Видеонаблюдение есть.

— Как организовано?

— Парочка видеорегистраторов, подключенных к локальной сети бункера.

— Беспроводная сеть есть?

— Была. Парочка точек доступа в больших комнатах, где пользовались ноутбуками, но по всему бункеру идет вся прокладка на "витой паре".

— Ты "айпишники" и пароли на регистраторы знаешь?

— Конечно. Я же их недавно и перенастраивал. У меня даже софт остался на флэшке.

— Как думаешь, где лучше подключиться к сети?

Он замолчал, рассматривая план бункера. Я решил подсказать.

— А ангар для техники как охраняется? Там есть камера?

— Камера есть. Кстати, туда и "витуха" проложена, чтоб технари могли по сети документацию с сервера качать.

— Как туда можно проникнуть? Судя по плану, туда был вход из здания штаба полка, да и система вентиляции попроще.

— Да вот только оттуда в бункер просто так не пройдешь, там длинная галерея и две бронированные двери.

Васильев подал голос:

— Может, через вентиляцию газ пустить?

— Не получится. Боевики поздоровее будут, чем женщины и дети, им нужна большая доза и концентрация газа. Своих потравим, как в "Норд-Осте". Да и все наши ходы они сейчас сидят и продумывают. Единственное наше преимущество — это то, что они не местные и всех не знают в лицо, хотя, наверно, Семенов постарался. Кстати, Олег, ты расколол его?

Олег невесело ухмыльнулся.

— Частично, времени мало было. Он нас меньше боится, чем своих хозяев.

— Вот как? Может, заложники? Кстати, а где семья Семенова?

— Вот тут-то и интересно. Он их куда-то две недели назад вывез.

— Очень интересно. Вот что, Олег, давай его по жесткой схеме, пусть вспоминает все. Что-то тут не так.

Олег молча кивнул и вышел в переходный тамбур, быстро облачился и выскользнул наружу, направившись к БТРу, где находился связанный Семенов.

— Санька.

— Я.

— Берешь пару человек, пытаешься найти проход в ангар через развалины штаба полка. Нам надо подключиться к внутренней сети бункера.

— Понял, попытаюсь, командир.

— Ты там ловушки ставил?

— Конечно.

— Снять сможешь?

— Сниму.

— Вот и хорошо, работай, а мы пока еще подумаем.

Прошло несколько часов. Мы уже провели несколько смен наблюдателей, две штурмовые группы засели недалеко от двух наружных входов в бункер. Начиналась очередная ночь, свет луны не мог пробиться через плотные тяжелые тучи, и развалины некогда многолюдного города погрузились в тяжелую темноту.

Несколько раз боевики, используя радиопередатчик бункера, пытались с кем-то связаться, но наша система радиоподавления, укомплектованная более мощным радиопередатчиком, легко гасила любые попытки вызвать помощь. Один раз мы им позволили связаться и с удовольствием запеленговали постоянный источник радиоизлучения в районе Белогорска. Нормально поговорить боевики так и не смогли: после пары приветственных фраз мы сразу задавили оба передатчика и в течение нескольких часов не выключали систему.

В это время в сторону нового источника радиоизлучения, скорее всего, являющегося стационарным радиопередатчиком, сразу выехала маневренная группа на двух БТРах и двух джипах под руководством Дегтярева. Когда от группы было получено подтверждение, что они добрались и забазировались в районе нахождения вероятного убежища боевиков, мы выключили систему подавления, и ребята на месте смогли более точно определить местоположение радиопередатчика.

После разговора со своими соплеменниками Сейран еще раз попытался выйти на связь, но я начал ту же песню, что в свое время и с Семеновым: якобы общаюсь со своим руководством, хотя сам реально вел переговоры с Дегтяревым, который нашел бункер боевиков.

— Папа, это Феникс, что у вас там?

— Да тут чуть ли не целый подземный город.

— В смысле?

— Да они тут домов своих понастроили с глубокими подвалами. Видимо, когда началась война, тут целый укрепрайон устроили, с помощью рабов прорыли подземные ходы, все это закрыли и, когда начались ядерные бомбардировки, просто попрятались в герметичных убежищах. Тут же никаких военных объектов нет, так что серьезных разрушений не было, вот и сидели — прятались от радиации да собирали по брошенным деревням продукты, горючее и стройматериалы.

— Как с охраной?

— Да никого. Пара видеокамер стоит, и то, думаю, для вида. Попробуем по-тихому пошуршать тут у них. Они у нас заложников взяли, вот и мы у них возьмем. А потом будем менять. Думаю, это будет справедливо.

— Папа, может, тебе танки прислать? Вдруг у них там что потяжелее есть?

— Вот как раз танки они и пожгут. Лучше людей побольше, тут их немало будет, пока всех повылавливаешь…

— Хорошо, сейчас к тебе еще пару групп направлю. Только смотри, Папа, поосторожнее там, сам знаешь, нас ждут великие дела…

— Не боись, Феникс, сейчас мы их неприятно удивим. Тем более они всех активных да боеспособных в Симферополь грабить отправили, а тут на охране мало боеспособного народа осталось.

— Давай, как начнешь, так сразу опять связь задавим.

— Понял, Феникс.

Глава 18

Что там творилось под Белогорском, я не слышал, тактические радиопередатчики штурмовых групп до нас не добивали, а транслировать переговоры как-то не было возможности. Морской и ВВшный спецназ действовали сообща и слаженно. Быстро нашли основные входы и по-тихому просочились в одно из основных зданий, в подвале которого находился радиопередатчик, о чем говорила антенна, закрепленная на фасаде дома.

Хорошо, что никто не держал собак, которые обычно своим лаем доставляют много неприятностей бойцам во время таких операций. Видимо, не настолько они были нужны в подземном мире, чтобы тратить на них драгоценные продукты. Поэтому, взломав входные двери направленным взрывом, несколько штурмовых групп ворвались в подвал и начали вязать всех его обитателей, после чего через подземные ходы стали просачиваться в другие дома.

Ничего не понимающие люди не смогли организовать никакого сопротивления, но ближе к концу операции в дальних домах уже проснулся народ от взрывов и стрельбы и стал хвататься за оружие. В таком случае били сразу на поражение, не терзаясь сомнениями. Кое-кто попытался убежать: два джипа и переделанный под перевозку людей грузовой микроавтобус вылетели на БТР, заранее установленный на перекрестке, который деловито расстрелял убегающих из башенных пулеметов. Уже к рассвету поселок был захвачен, и большинство народа согнали в три самых просторных и смежных подвала. Судя по количеству оставшихся людей, болезненному виду и найденным запасам продуктов и горючего, положение в этом поселке было не из лучших. Их можно было пожалеть, но в одном из подвалов, превращенных в некоторое подобие тюрьмы, нашли следы пребывания рабов. Где они и что с ними сделали, никто не хотел признаваться, и по тому, как захваченные либо отводили глаза, либо смотрели с неприкрытой ненавистью, можно было не гадать о судьбе рабов, которых здесь содержали в скотских условиях.

К утру часть заложников, являющихся родственниками боевиков, находящихся сейчас в бункере "внутряков", была доставлена в Симферополь, а под Белогорском осталась небольшая группа бойцов для охраны пленных.

К этому времени командир боевиков просто осатанел от крика, пытаясь вызвать и меня, и свою базу, и вообще кого-либо. Он прекрасно понимал, что мы готовим какую-то пакость, доказательством был показательный разгром боевиков, собранных со всего Крыма. Но к утру, получив полную информацию о наших противниках, я уже мог вполне уверенно диктовать условия, поэтому отключил систему подавления радиосвязи.

— Оргулов! Ты будешь говорить? Или мы сейчас начнем выкидывать головы ваших детишек на улицу!

— Да, вот сейчас могу говорить, руководство дало добро. Так что теперь давай озвучивай свои условия.

— Ты меня за нос водишь, гяур!

— Может быть, но это же война, и вы ее сами начали, сидели бы тихо, может, даже помогли бы вам безвозмездно. Мы, славяне, всегда жалели и помогали, а вот вы, несмотря на добро, готовы укусить руку, дающую помощь. Так что давай не будем тут пугать друг друга, а займемся нормальным торгом, к которому ты привык, правильно, Руслан?

— Какой такой Руслан?

— Руслан Исмаилов, до войны — хозяин большой автомастерской на трассе, недалеко от Белогорска. Бывший старший лейтенант милиции Узбекистана.

— Откуда ты знаешь?

В голосе его прозвучала неуверенность.

— Тебя что, не предупреждали, против кого вы идете? Надо было уточнить.

— Не твое собачье дело, гяур.

— Ну смотри. Если "внутряки", это, считай, те же армейцы, то мы военная разведка, да еще ваши абреки сумели морской спецназ зацепить, так что попали вы конкретно.

— Ты не в том положении, чтобы меня запугивать.

— Ну, тут не уверен.

После этих слов передал микрофон сидящей рядом пожилой изможденной женщине. Как только она взяла в руки пластиковую коробку, стоящий у нее за спиной Васильев приставил ствол пистолета к затылку.

— Хоть одно слово не по-русски…

Она испуганно кивнула, ощущая холодную сталь, приставленную к голове, и нажала кнопку микрофона.

— Руслан…

В динамике зашуршало и раздался резкий голос предводителя боевиков. Несмотря на искажения голоса звуковыми каналами радиопередатчика, он узнал, кто к нему обращается.

— Айше?

— Да, Руслан.

— Но как ты у них оказалась?

— Они ночью захватили поселок…

После этих слов у нее забрали микрофон и в сопровождении охранника вытолкали в тамбур, где позволили надеть маску и выпроводили на улицу к конвоирам.

Боевики молчали. Они теперь прекрасно понимали ночную паузу в переговорах и пропажу связи. Минут через десять на связь вышел Санька Артемьев, который с помощью двух бойцов всю ночь не покладая рук пытался проникнуть в ангар для техники. Ему удалось снять несколько мин, защищающих неиспользуемый вход в ангар и проникнуть вовнутрь. Еще ночью ему привезли ноутбук, и теперь Санька, подключившись к сети, мог просматривать картинки в онлайне и вполне достоверно комментировать ситуацию с боевиками и заложниками. Еще большим плюсом было то, что некоторые камеры оснащались микрофонами, и в нашей ситуации вопрос с прослушкой большинства помещений был решен таким простым способом. К сожалению, прокладывать сеть или настраивать беспроводную систему не было ни времени, ни возможностей, поэтому пришлось довольствоваться Санькой в роли комментатора.

К нашему удивлению, в ангаре стояли четыре машины, принадлежащие боевикам, захватившим бункер, и Санька, как истинный подрывник, сразу прицепил к ним несколько взрывоопасных сюрпризов.

— Бычок, ну что там, можешь определить состав боевиков и распределение по бункеру?

— Примерно. Человек двадцать. Всех обитателей держат в трех больших комнатах, охраняют их человек девять, командир и трое приближенных сидят в радиорубке, остальные контролируют все входы.

— Ангар?

— Никого. Слишком далеко для них, и контролировать людей трудно. Радиостанции не добивают. Тем более камера и ворота закрыты изнутри.

У меня появилась идея, основанная на том, что люди, живущие в бункерах, давно приучились чиститься в тамбуре и не тащить радиоактивную пыль на комбинезонах и масках в жилые помещения, поэтому все оставляют в специальных кладовых недалеко от входа.

— Бычок, скажи, а где они свои уличные маски с фильтрами оставили? И сколько там людей рядом пасется?

— Отсюда почти не видно, но я покопаюсь в архивах системы, кстати, посмотрю, кто и как их сюда пустил, заодно и по фильтрам гляну.

— Давай, и особенно глянь, можно ли туда пробраться, не устраивая стрельбы, и так же незаметно уйти.

— Попробую, командир. Но не обещаю, судя по системе видеонаблюдения, у них там патрули ходят, может, и удастся пролезть.

— Пока не спеши. Главное — рассмотри такой вариант.

Пока Санька копался под землей, я связался с нашим бункером по закрытой связи и вызвал Маринку. Она была занята и смогла освободиться только через минут десять. Усталый голос жены пропавшего друга, которого я почему-то не считал погибшим, ответил:

— Да, Феникс, на связи.

— Мариш, нужен яд. Сильный, чтоб действовал основательно, но не сразу, а минут через пять-десять, и чтоб запах сразу не ощутили.

— Это ты боевиков травить собрался? Как вводить думаешь?

— Они уличные маски с фильтрами без присмотра оставили…

— Понятно. Феникс, так сразу сказать не могу, но что-то придумаем. Ольга поможет.

Я на секунду усомнился в том, что Ольга сможет приготовить яд, чтобы травить боевиков, но потом вспомнил, что девушка перенесла. Сейчас у нас другое общество и другой мир, моральные нормы старого времени тут неприменимы. Мы бьемся насмерть за выживание, и рефлексия тут просто неуместна.

— Хорошо. Только давай побыстрее. Я сейчас пошлю машину.

— Понятно. Ой, Феникс, когда вы там угомонитесь? Не надоело воевать?

— Надоело, Мариша, очень надоело… Только, сама понимаешь, никто нам не даст спокойно жить.

На такой лирической ноте я отключился от связи с бункером и увидел понимающие улыбки на лицах Дегтярева и Васильева, до которых сразу дошел смысл моего плана. Олег сразу деловито стал уточнять:

— Там возле входа несколько абреков сидит, как отвлекать-то будешь?

— Достаточно просто. У ребят есть все, кроме приборов ночного видения. Санька рассказывал, что у них, как и у нас, в бункере дизеля стоят отдельно и работают на забортном воздухе. Где находятся воздухозаборники, мы знаем. Заткнем их и будем ждать, когда вся энергосистема бункера сдохнет, потом Санька проберется и отравит маски боевиков. Думаю, они начнут кричать, верещать, метаться, занимать оборону. Как раз то, что нужно: в такой суматохе прийти и тихо уйти будет не так проблематично.

— Ну что, Серега, план неплохой, но как ты определишь, где маски боевиков, а где заложников?

— Так они костюмы и маски заложников сами попрятали, чтоб никто не убежал.

Но Дегтярев не унимался. Похлебывая кофе после бессонной ночи и хрустя галетами, он продолжал профессионально полоскать мне мозги, раскладывая план по кирпичикам.

— Хорошо. Свет рубанулся, но ведь у них есть резервная система и аккумуляторы.

Голос подал молчавший до этого прапорщик Кафтайкин.

— Система в таком режиме проработает минуты две-три, аккумуляторы старые, дольше не выдержат.

— Хорошо. Я, в принципе, согласен, план неплохой, но на всякий случай надо бы подготовить парочку резервных вариантов.

— Ну так кто спорит. В ангаре прячем штурмовую группу обязательно с саперами. Я не исключаю сюрпризов от боевиков.

На связь вышла база.

— Феникс, с ядом проблема, — сказала Марина.

— Что именно?

— Ну не можем мы найти такой яд и быстро его синтезировать. Ту же синильную кислоту на складе не держим, да и она имеет характерный запах.

— Мариш, что, никаких вариантов?

— Есть смесь, практически без запаха. Вызывает слабые спазмы дыхательных путей, сильную рвоту и слезотечение. Только не сразу, а с задержкой, но это все индивидуально, зависит от человека и от концентрации.

— Ну хоть что-то. Хотя в таком случае придется устраивать перестрелку.

— Ну а ты сам попробуй пострелять в противогазе, если трудно дышать, тошнит и глаза слезятся.

— Мариша, ты умница.

— Да это не только моя идея, тут больше Оля придумала.

— И она тоже умница. Сейчас отправляю машину, а ты пока накидай инструкцию, может, в будущем пригодится.

Что они там намешали, я не знал, точнее, не хотел знать. Машина к бункеру была отправлена, и план потихоньку начал выполняться. Васильев с двумя бойцами нашли воздухозаборник дизельной электростанции и ждали только команды.

Санька с семью штурмовиками сидели в ангаре, по-тихому открывая первую бронированную дверь. С собой они прихватили двухлитровую бутылку с машинным маслом и смазывали петли на дверях, чтоб избежать скрипа при проникновении в галерею, ведущую к бункеру.

Серьезным испытанием был приход двух боевиков, которых отправил командир для проверки дальнего ангара. Тут я его прекрасно понимал. Вот только об этом узнали заранее благодаря подключению к системе видеонаблюдения, и бойцы успели попрятаться. Боевики, пробежавшись лучами фонариков по замершим машинам, бочкам из-под масла и горючего, повозмущались, что не работает свет. А как ему работать, если Санька предусмотрительно вывел из строя выключатель?

Все это время мы с командиром бандитов торговались, ругались, угрожали друг другу. А я ждал только одного: как привезут химическую смесь, приготовленную медиками, и передадут ее Саньке. Это вскоре удалось сделать, и Васильев получил команду забить воздуховод дизельной станции. Через пять минут дизель заглох, и в бункере зажглось резервное освещение, которое потухло почти сразу, потому что Санька, по совету Васильева, подключил к силовому кабелю резервной системы освещения мощную нагрузку, быстро посадившую все аккумуляторы.

Обе бронированные двери, ведущие от ангара с техникой к жилым помещениям, были пройдены почти бесшумно, и бойцы, экипированные приборами ночного видения, просочились в бункер. Они попрятались в хозяйственных помещениях, а Санька в одиночку стал пробираться к центральному входу по боковой галерее. Что ему пришлось пережить, он никогда рассказывать не хотел, но ему удалось. Боевики, испуганные пропажей света, готовились к отражению атаки, поэтому оттянулись от центрального входа к жилым помещениям, вполне логично понимая, что если штурм и начнется, то он будет направлен именно в эту сторону. Устраивать бой с обученным и знающим все проходы и ниши противником они не хотели, поэтому отступили. Санька, воспользовавшись суматохой, быстренько опрыскал все маски из баллончика из-под мужского одеколона, где был разведенный препарат, и так же бесшумно скрылся в боковой галерее, тщательно убрав все следы своего пребывания.

Разблокировав воздуховоды дизельной электростанции, мы ушли даже из ангара, снова оставив бункер во власти боевиков.

Они мучились еще минут двадцать, пока самостоятельно не запустили дизеля, после чего я по радиостанции услышал все, что обо мне, таком хитром, думают. Боевики не нашли наши следы пребывания в ангаре, но все равно что-то заподозрили и долго проверяли свои машины в поисках взрывоопасных сюрпризов, которые Санька после конкретной взбучки, устроенной по радио, снял скрепя сердце. Естественно, им это не понравилось, и только возможность неминуемой расправы над их родными в захваченном поселке остановила от казни заложников.

Я не сомневался, что наш противник еще покажет себя и с ним нужно быть очень осторожным, поэтому перевел разговор на деловой тон, хотя это и стоило нервов. Это был серьезный противник, и не зря предки воевали с ним столько веков. Видимо, наша вражда уже была на генетическом уровне, поэтому мы друг друга воспринимали как непримиримых врагов. И он, и я понимали, что все равно встретимся, и придется пролить чью-то кровь, поэтому я не строил никаких иллюзий и изначально в планах было обязательное уничтожение противника. Мы продолжили переговоры по радио. Самое интересное, тот же Борисыч вышел на связь и сообщил, что наши переговоры слушают почти все оставшиеся в городе группы, с интересом ожидая, кто возьмет верх. Хотя после такого показательного уничтожения почти сотни боевиков уже никто не сомневался в результате переговоров.

— Ты хитрый и умный воин, Оргулов. Что ты там задумал? Зачем ты это сделал со светом?

— Военная хитрость. Тем более у меня много профессионалов. Просто я дал понять, что, даже находясь в бункере, ты и твои люди уязвимы.

Опять пауза.

"Видимо, сидит там и ругается. Ну-ну. Может, вслух что-то скажешь? Нет, ну ладно…"

Пока выясняли отношения, Санька опять проник в ангар, где в салонах машин боевиков установил радиоуправляемые самодельные светошумовые гранаты. Машины уже обыскали, поэтому никто снова их осматривать не будет.

Командир боевиков разговор начал с совершенно неожиданного вопроса.

— Правду говорят, что вы не голодаете и ты даже загорелый. Что, солярием пользуешься? А вот мои дети умирают.

— Ну так кто вас заставлял войну начинать? Вас всегда использовали как пушечное мясо, и никто бы и никогда не отдал Крым в абсолютное пользование. Даже когда было свое татарское государство, все равно ходили под османами. Так что давай не будем устраивать дебаты. Мы могли бы быть полезными друг другу, но вы как всегда решили все взять силой. А не думали просто попросить? Или найти возможность для торговли? Нам много чего нужно, и мы готовы платить продуктами и горючим. А вы как всегда все силой, грабежом. Ну и чего добились?

Он молчал долго, потом все-таки уже деловым тоном спросил, видимо, решив отомстить позже, когда выберется из этой ловушки:

— Хорошо, давай говорить. Что ты предлагаешь?

— Вы сваливаете и берете с собой часть заложников, из самых крепких, чтоб не пострадали в дороге. Мы сопровождаем вас. Когда вы будете на полдороге, мы освобождаем ваш поселок, но при этом берем тоже заложников, об этом ваши вам подтвердят по радио. На дороге обмениваем заложников и расходимся. И надеюсь, после этого про вас я больше никогда ничего не услышу, иначе мы снова придем — с танками, вертолетами и артиллерией.

Я не играл и не врал, действительно так думал. Не то время, нет больше толерантности и демократии, нет прав людей и Уголовного кодекса. Есть долг перед своими людьми и долг перед предками, с которыми мы так близко познакомились.

Мы с ним еще оговорили некоторые нюансы, после чего каждый стал готовиться.

Все это время, пока договаривались, штурмовые группы занимали позиции недалеко от ворот ангара и в самом ангаре.

И вот в тот момент ворота открылись и из них выехали четыре машины, две из которых были переделанными микроавтобусами, в которых сидели двадцать боевиков и двенадцать заложников. Как договаривались, впереди ждал бронетранспортер, на броне которого сидели пять человек, представляющие собой еще одну штурмовую группу.

Я в это время сидел в развалинах с Олегом Дегтяревым и Егором Каревым, сжимая в руках автоматы. Водителю бронетранспортера была дана команда постараться вытянуть всю колонну боевиков на улицу, остановиться и ждать команды для штурма.

Но события пошли по другому сценарию. Видимо, концентрация смеси, что передала нам Марина, была высокой, действие начало проявляться, когда только открылись ворота и из них выехал головной джип. Он вильнул в сторону, проехал метров пять, упершись в бетонный блок и замер. После чего открылась дверь, и из нее вывалился боевик, на ходу сдирая с себя маску и держась за горло.

— Санька, мины! Всем, штурм!

В машинах полыхнули яркие магниевые вспышки, сопровождающиеся сильными хлопками. Внутри ангара захлопали автоматные выстрелы. Боевик, который первым вывалился из машины, почти одновременно получил несколько очередей и завалился на спину недалеко от открытой двери джипа, став первой жертвой атаки. Я подбежал к загородившему проезд микроавтобусу, который выезжал следом за джипом, проскочил вовнутрь ангара, где разгорелся настоящий бой. В замыкающем джипе маски одели позже всего, поэтому препарат на них не успел подействовать, и боевики, оглушенные взрывами светошумовых гранат, почти синхронно начали вываливаться из машины, беспорядочно стреляя в подбегающих к ним бойцов во главе с Санькой Артемьевым. Но вот нападавшие, наоборот, работали точно и качественно. Перед штурмом переводчики огня на автоматах поставили в положение одиночной стрельбы, поэтому, когда двое бородачей, срывающих маски, открыли истерический огонь из автоматов, он тут же был заглушён одиночными, но частыми хлопками.

В верхнем люке второго микроавтобуса, который был еще полностью в ангаре, была оборудована небольшая башенка с пулеметом и приготовившимся к бою стрелком. Ему уже стало плохо под действием препарата, и ударная волна светошумовой гранаты его почти не задела, но сквозь слезы и боль стянутых спазмом легких он нажал на спусковой крючок, разряжая весь магазин РПК, в бегущих со стороны открытых ворот штурмовиков. Меня буквально сбил с ног Егор Карев, и мы кубарем укатились к ближайшим бочкам, прячась от длинной пулеметной очереди. Олег Дегтярев заученно упал на пол, откатился и двумя короткими очередями застрелил пулеметчика, который только дергался, схватившись за горло. В это время с другой стороны прорвалась еще одна группа и, взломав двери, начала вытаскивать из салона оглушенных боевиков и заложников. Боевиков пока не стали добивать, разумно предположив, что те могли подстраховаться и на всякий случай переодеться в костюмы заложников, а некоторых заложников нарядить боевиками. Через три минуты все было закончено. Все, кто попытался оказать сопротивление, были застрелены, остальных выволокли в ангар. В это же время с помощью БТРа зацепили джип и микроавтобус и вытащили их на улицу, разблокировав створки ворот, которые сразу закрыли.

С задыхающихся боевиков и оглушенных заложников срывали маски, и уже бойцы, обитатели бункера, участвовавшие в штурме, стали определять, кто заложник, а кто боевик. На это ушло немного времени, после чего заложников отправили обратно в бункер. Оказалось, девчонки что-то напутали с препаратом, и пять бандитов уже прекратили дышать, поэтому без особого сожаления оставшихся просто добили, не испытывая по этому поводу никаких эмоций.

Собрав в углу ангара трофейное снаряжение, тела бандитов покидали в микроавтобус, который сразу просел от такого груза, и выкатили машину на улицу.

Там уже собиралась группа для поездки в захваченный поселок, но, к нашему удивлению, на связь вышли наблюдатели, которые отслеживали дальние подступы к месту событий.

— Феникс, это Кукушка-Два.

— На связи, Кукушка.

— Наблюдаю два автомобиля неизвестной принадлежности, на обоих закреплены белые флаги, идут со стороны Москольца по Гагарина в вашу сторону.

— Вас понял. Держите их на прицеле.

Сразу же повинуясь команде, один из танков, современный украинский Т-64БМ "Булат", принадлежащий "внутрякам", выехал к трассе, направив пушку в сторону подъезжающихгостей.

Это оказались две легковушки, переделанные под нынешние условия существования, к которым были прикреплены белые замызганные тряпки, изображающие общеизвестные знаки перемирия и переговоров.

Они не доехали тридцати метров до танковой позиции и остановились, после чего из них вышли два человека уже в привычной для этого мира одежде: защитных костюмах, масках-противогазах.

Они немного потоптались, ожидая нашей реакции. Но, не дождавшись приглашения, подошли к танку, с которого спрыгнул наш боец, быстро переговорил с ними, вернулся обратно и связался с Васильевым, который руководил сводным танковым взводом. Он уже сам вышел на меня, кратко доложив причины появления гостей.

— Феникс, ответьте Дровосеку.

— На связи.

— Тут переговорщики приехали, видимо, уже в курсе про наши разборки и особенно про Белогорск.

— Что хотят?

— Помириться хотят. Торговать и вообще жить в мире и благоденствии.

— Понятно, не смогли грабануть, хотят договориться.

— Ну типа того.

— А что у них машины такие несерьезные? Обычно абреки на джипах разъезжают, а тут чуть ли не малолитражки.

— Так с горючкой напряженка. Те, кто раньше на джипах разъезжал, теперь экономить начинают, и то, что мы тут БТРы и танки гоняем, придает особый статус богатых людей, обеспеченных горючим.

— О как. Я не рассматривал этот вопрос с такой стороны. Теперь понятно, чего они так весело всей толпой на нас полезли.

— Ну, Феникс, что будем делать? Может, давай накостыляем — пригрозим, что сами скоро придем в гости?

— Да пока не стоит. Пусть успокоятся. Все равно воевать со всеми мы не сможем. Давай так сделаем: ты им сообщи, чтоб завтра в это же время подъехали, а мы пока закроем вопрос с Белогорском.

— Вас понял, Феникс.

Получив разъяснения, переговорщики вскоре уехали, а небольшая группа из двух бронетранспортеров, трех джипов и трофейных машин отправилась в Белогорск.

Я уехал в КамАЗе обратно в наш бункер, где нужно было провести последние подготовительные мероприятия по отправке людей в Москву 1941 года, а Дегтярев отправился с отрядом, который должен был вернуть людей из поселка и отвезти тела боевиков.

Перед этим мы сидели в машине и решали, что делать дальше с пленными. Надо было зачищать, при этом мы были воинами, а не карателями. Но то, что там держали рабов славян и избавились от них, когда стало не хватать продуктов, решило проблему выбора.

Вечером того же дня вернулся Олег, с которым постоянно рядом был майор Фролов из прошлого, и доложил:

— Всех мужчин старше десяти лет расстреляли. Запасы пищи и горючего изъяли.

— Что-то оставили?

— На неделю хватит, ну, может, на две.

Все молчали. Неприятно было, но я, Олег, Вадим Васильев прекрасно понимали, как бы они обошлись с нами и нашими женами, если б их план захвата удался.

Уже вечером один на один Олег, которого тоже терзали неприятные чувства, спросил меня:

— Как думаешь, может, надо было всех зачистить?

— Да надо было. Они б так и сделали на нашем месте… Да только не могу. Мы солдаты, а не каратели. Тем более там много молодых девчонок. Боевики себе собрали наложниц, вот пусть теперь сами выживают, а то привыкли силой забирать все, что им нравится.

— Да тоже так думаю, хотя, наверно, наша мягкость потом аукнется.

— И как? То даже не бункер, так, некое подобие и все, абсолютно никакой стратегической роли не играет. Ну разве что как перевалочная база, но ты же там пару человек вербанул, оставив им побольше продуктов. Тем более сам говорил, что у них внутри помещений фонит раз в десять больше нормы — они и так обречены.

— Думаешь, они нам будут сливать всю правду?

— А что им еще остается делать? Свои же их поглотят и раздавят, когда узнают, что некому защищать. Даже если весь молодняк растаскают по другим бункерам, их все равно будут как дешевую рабсилу использовать. Так что перспектива у них одна: работать на нас, сливать информацию и получать продукты.

— Ну все логично, только ты не учитываешь их менталитет.

— Олег, у нас сейчас другие проблемы. Время покажет. А поверь мне, они за следующей партией продуктов отправят самых симпатичных и привлекательных девчонок, помоют их и подкрасят. И знаешь почему?

— Ну скажи, знаток человеческих душ.

— Потому что у нас нет рабов… Выбор простой: или идти в рабское услужение к другим бандитам, либо к нам, таким сильным и богатым…

— Да, Серега, ты всегда был прагматичным циником.

— Может, поэтому и жив до сих пор…

Глава 19

Бункер "внутряков" официально стал нашим, и люди, с которыми мы воевали против боевиков, чуть ли не торжественно принесли присягу. Это не выглядело построением с торжественным чтением текста, как это принято в армии. Просто люди собрались в общем зале и сами решили, что им делать дальше. Когда они приняли решение, тем же вечером туда отправили несколько машин, забитых продуктами, питьевой и технической водой, горючим.

Марина отвлеклась от раненых, которыми теперь занимались двое хирургов, проводила среди вновь присоединившихся поголовную диспансеризацию.

У нас прибавилось техники, которую передали "внутряки": два танка, один из которых был современным украинским Т-64БМ "Булат", а второй такой же, как находящиеся у нас на ремонте в Перевальном Т-64. Два стандартных бронетранспортера БТР-80, которые активно использовались в последнее время, и парочка в неработоспособном состоянии, стоящие в ангаре в дальнем углу. Тут же были найдены и пара БРДМ-2, судя по поврежденным корпусам, активно повоевавших в свое время, но абсолютно не работоспособных на нынешний момент. Еще в бункере были неплохие запасы оружия и боеприпасов и, что особенно порадовало, несколько боекомплектов артиллерийских снарядов для танков. Техника, захваченная у боевиков, требовала обязательного ремонта, и если убрать все ругательства из речи Петровича, который осматривал два танка, четыре БТРа и установку "Град", то можно было сделать лаконичный вывод, что ее содержали в очень плохих условиях, и это было еще слабо сказано. У "Града" было всего только двадцать зарядов, и, как было понятно из рассказов пленных, это все, что они смогли наскрести для боя. В общем, без качественного технического обслуживания мы решили пока не использовать захваченные у боевиков машины.

Для наведения порядка и учета была назначена специальная комиссия во главе с Васильевым и Дегтяревым, который в свою очередь обещал договориться со своими знакомыми и достать боеприпасы и для "Града", и для "Шилки". К всеобщему удивлению, на дальнем складе были обнаружены еще три зенитные автоматические установки ЗУ-23-2, правда, тоже без боеприпасов, но установленные на консервацию по всем правилам, что не могло не радовать.

Жизнь продолжалась, но у нас на повестке дня была очень важная проблема отправки Борисыча с дочкой в Москву, а времени и так было потеряно очень много, с учетом напряженной обстановки возле точки выхода портала на той стороне.

Мы вернулись и занялись срочными делами, требующими немедленного решения. Опять время пролетело очень быстро, и уже готовились к выходу в 1941 год, когда в назначенное время вышли на связь наблюдатели, для которых начали специально оборудовать помещения вне бункера, с тамбурами, фильтрацией воздуха и проложенными кабелями питания, чтоб люди могли нормально раздеться и перекусить, находясь на дежурстве. Они доложили, что появились вчерашние гости, напомнившие о нашем обещании с ними пообщаться. Получив разрешение на пропуск к передвижному штабу двух невооруженных людей, переговорщики пошли в нашу сторону. Пускать в бункер мы их не стали из элементарного чувства самосохранения — еще не известно, что они могли за собой притащить, поэтому после боевиков бункер тщательно мыли и чистили.

Через полчаса гостей подвели к нам. Их старательно обыскали и запустили в кунг КамАЗа, который на нынешний момент уже являлся нашим передвижным штабом, на что его хозяин, Олег Дегтярев, не имел претензий, посчитав машину как вклад в общее дело.

Мы опять разыграли небольшой спектакль, сидя за столиком, попивая немецкий трофейный кофе, от которого уже тошнило за двое последних суток. Когда в сопровождении охранника вошли гости, мы сидели над картой Симферополя, обсуждая расположение других бункеров и степень опасности, которую могут представлять их обитатели для нас.

Вот когда появились гости, я, честно сказать, очень удивился. Кого-кого, а этих людей не ожидал встретить, прямо привет из прошлого. И самое интересное — этих приветов за последнее время что-то слишком много появляется. Сегодняшних гостей я знал и всегда уважал, несмотря на национальности и на все события последнего времени. Но вот они, похоже, были не сильно удивлены, хотя тоже были рады встретить знакомого человека в руководстве одной из самых сильных военных группировок региона.

Показывая свое уважение, я подскочил и пошел навстречу к людям из такого далекого прошлого. Олег Дегтярев, заметив, как изменилось мое лицо, сквозь зубы задал вопрос:

— Серега, ты их знаешь?

— Конечно. Нормальные люди, Олег.

— Ну смотри…

Я сразу познакомил гостей с моими соратниками. Высокого, светловолосого пожилого мужчину лет пятидесяти я представил как Старостенко Виктора Сергеевича, заведующего кафедрой радиоэлектроники Симферопольского государственного университета. Второй, явно не русской наружности, но с сединой в густых черных волосах, был Мазинов Алим Асетометович, мой бывший научный руководитель еще в те времена, когда до армии я учился в этом университете на той кафедре, которую до момента начала войны возглавлял Старостенко.

Алим сразу уважительно поздоровался:

— Здравствуйте, Сергей, давно о вас не было слышно, а тут, как начались события последних дней, ваше имя обсуждается среди всех выживших. Мы все гадали, вы это или нет, но потом решили сами нанести, так сказать, визит вежливости.

— Плохо, что так поздно это сделали…

Тут в разговор вмешался Старостенко, который всегда отличался завидным чувством юмора.

— Ну, Сергей, ты тут так разошелся, приди мы раньше — ты бы и нам надавал за компанию. Пришлось бы тебе извиняться.

— Все равно — плохо. Мне как раз не хватает специалистов по электронике, по полупроводникам, именно людей науки, а вы засели где-то и прячетесь. Знал бы, помог. Как вы живете?

— Да как все. Собираем, что можем, сами кое-что выращиваем, налаживаем, ремонтируем. Сам понимаешь, времена такие, что, если кто узнает, обязательно попробует отобрать, поэтому сильно и не высовываемся.

— Энергетику берете от ветросиловых установок?

— Конечно. К сожалению, из-за поднятой пыли во время войны прозрачность атмосферы еще недостаточная и воспользоваться солнечными батареями нет возможности.

Под воспоминания о прошлой жизни я их угостил трофеями, и по тому, как они с достоинством, но несколько поспешно ухватились за мясные консервы, было понятно, что и у них большие проблемы с продовольствием.

— Что, так все плохо?

Старостенко устало глянул на меня, держа двумя руками чашку с горячим кофе.

— Как можем, выкручиваемся, выращиваем грибы. Но витаминов все равно не хватает. Дети болеют.

— Много у вас людей?

— Больше восьмидесяти.

— Где это вас столько уместилось-то?

— Да на Воровского есть старый бункер МЧС. Мы туда сначала свозили библиотеку университета, часть дорогостоящих приборов, потом помогали паковать библиотеки мединститута и сельхозакадемии. Когда начались боевые действия, главный вход завалили, взорвав дом по соседству, поэтому убежище и не разворовали, потом скрывались в горах у военных, после применения ядерного оружия все, кто остался, в бункер и перебрались. С нами в основном преподаватели из учебных заведений, кому некуда было бежать с семьями.

Тут голос подал Олег Дегтярев, внимательно слушавший гостей.

— Что послужило причиной самим обратиться к нам?

— Да мы в общем-то не сидим в полной изоляции, немного торгуем, кое-что меняем, ремонтируем. А тут прошел слух, что кто-то ищет специалистов по электронике, компьютерам, полупроводникам, одним словом, по высокотехнологическому производству. Сами понимаете, времена такие, что ничего хорошего уже не ждешь, а тут работорговля начала процветать. Поэтому просто боялись, но когда узнали, что это военные, стали ждать, когда кто-то обратится с предложением, самим как-то напрашиваться тоже было опасно, а тут начались ваши столкновения с бандитами. Мы не военные, а ученые, ждали, когда все успокоится, а когда узнали, что вы всех разгромили, решили уже сами пойти на контакт, тем более кто-то обмолвился, что командир российских военных, Сергей Оргулов, когда-то учился у нас в университете, тут уже медлить нельзя было. Ты-то человек не бедный, с возможностями, может, и поможешь по старой памяти…

— Не вопрос. Жаль, что вы так поздно о себе дали знать. Многих проблем избежали бы. Давайте так, вы оформите по минимуму, что вам нужно, попробуем выделить. Что можем сейчас предложить: крупы, пару мешков, вода чистая питьевая, вода техническая, консервы мясные, пару ящиков, горючее, бензин, правда не очень качественный, но думаю, что вам и такой подойдет. Это сейчас. Завтра мне от вас понадобятся списки людей, обязательно указать специальность, квалификацию, состав семьи, состояние здоровья. В первую очередь интересуют специалисты вашего уровня в высокотехнологических областях: полупроводниковой и ламповой технике, автоматике, производственной химии, медицине, математике, физике, аэродинамике. В общем, в том, что успела достичь наша наука на нынешний момент. У нас есть несколько врачей, но в основном армейские хирурги. Но, судя по вашему рассказу, у вас есть специалисты из мединститута.

— Есть-то оно есть, стараемся держаться, но без ресурсов и здоровой еды это будет трудно, точнее, ресурсов уже нет, осталось только умирать по-тихому.

— Хорошо. Мы организуем вам защиту и поможем продуктами.

Тут голос подал молчавший до этого Мазинов, мой бывший научный руководитель.

— Сергей, скажи, это правда, что существует место, где есть чистая еда, есть солнце и можно ходить без масок, не боясь наглотаться радиоактивной пыли?

— Есть. Мы как раз для этого и отбираем специалистов.

— Но вы же сначала собирали военных, особенно танкистов.

— Было и это, и сейчас собираем. Мы должны уметь защищаться. В общем, это пока несвоевременный разговор, для начала давайте наведем порядок и обеспечим вам надлежащую охрану. Вы сами поймите, что времена другие, и к людям предъявляются совершенно иные требования. Нас слишком мало осталось, чтоб воевать, но кто-то не может этого понять, вот и приходится останавливать, самым радикальным способом…

На этом разговор закончился. Когда гости вышли на улицу, я организовал для них загрузку оговоренных продуктов в машины, которые загнали в ангар бункера, и, договорившись встретиться на завтра, обсудив частоты радиосвязи, отправил их обратно. По тому, как люди повеселели при прощании, можно было сделать вывод, что они получили необходимый результат от нашей встречи. Что ж, я их понимаю, ученые, интеллектуалы, люди, которые должны двигать человечество вперед, пытаются выжить, применив свои знания на практике, которые в такое время всегда оказываются невостребованными. Зато теперь проблема передачи технологий будет намного проще, раз есть профессиональные преподаватели и сохранившиеся библиотеки трех крупных вузов Симферополя.

Вернувшись в наш бункер, я, включив портал, связался с Москвой и запросил оперативную сводку. Тут же прислали короткий доклад по ситуации на Юго-Западном фронте.

Положение складывалось не самым лучшим образом. Немцам все же удалось прорвать линии обороны у Конотопа и Полтавы и завершить окружение частей Юго-Западного фронта. Только в отличие от нашей истории, они окружили не шестисоттысячную группировку, а всего лишь остатки частей 37-й, 5-й и 21-й армий, которые сдерживали наступление немцев, насчитывающих около восьмидесяти тысяч человек. Москва поинтересовалась, сможем ли мы организовать поэтапную эвакуацию окруженной группировки доступным нам способом и временное снабжение, намекая на то, как мы из-под Фастова вытащили несколько тысяч освобожденных из плена советских военнослужащих. Не дожидаясь нашего ответа, окруженные части организовали оборону в районе точки перехода, которой мы активно пользовались в последнее время. Видимо, кто-то умный и осведомленный решил воспользоваться преимуществами столь экзотического способа переброски войск, прекрасно понимая, что потомки не останутся равнодушными.

Я пока ничего не мог ответить, поэтому запросил информацию о возможности безопасной переправки Борисыча и его дочери в Москву, на что получил положительный ответ. Все это время под Борисполем окруженные части Красной Армии удерживали полевой аэродром для приема военно-транспортной авиации. Именно на него по ночам приземлялись самолеты, привозя боеприпасы и эвакуируя раненых, поэтому отправка наших людей не будет привлекать особого внимания, а в руководстве окруженной группировки есть человек, основная задача которого как раз состоит именно в проведении этой операции.

Все это время, пока мы громили боевиков, захватывали укрепленный поселок и освобождали бункер, Борисыч готовился к знаменательной поездке. Он нашел двух программистов, один из которых неплохо разбирался в дельфях и все последнее время вовсю работал над программой, предусмотренной для работы с радиомодемами, которые всю ночь паяли, настраивали и проверяли. К утру последнего перед отправлением дня Панков с красными от недосыпа глазами представил мне аппаратуру, но система связи была рассчитана на использование последовательных низкоскоростных портов, которых на ноутбуках не было, поэтому в качестве аппаратуры передачи необходимо было использовать не совсем новые персональные компьютеры, на которых еще можно было найти СОМ-порты. Но для других целей ноутбуки вполне подходили. Утром с Перевального привезли дочь Борисыча, и она проходила ускоренный инструктаж по пользованию системами и, что особенно важно, по соблюдению режима секретности. К сожалению, не было возможности отправить источники бесперебойного питания из-за отсутствия нормальных аккумуляторов. Ко всему этому приложили несколько USBшных флэшек, стопку чистых дисков для хранения информации и большой кулек тонера для лазерных принтеров к тому, что остался в Москве после моего прошлого посещения.

Для отправки было подготовлено пять персональных компьютеров с жидкокристаллическими мониторами, четыре ноутбука, несколько сетевых коммутаторов, бухту витой пары, разъемы, обжимной инструмент, три лазерных принтера и два многофункциональных устройства, несколько мешков с тонером и запасные картриджи. Даже удалось найти парочку матричных принтеров, которые были восстановлены и подготовлены для беспрерывной работы. Все это тщательно упаковывалось в ящики из-под немецких боеприпасов, минировалось и опечатывалось. Этим как раз занимался капитан Строгов, который после ранения еще не мог принимать участие в боевых действиях, но вот то, что касалось режима секретности, тут он мог дать фору потомкам.

Я еще раз вышел в эфир и дал сигнал, что мы готовы к выходу на ту сторону для транспортировки груза к самолету. Получив подтверждение, что ситуация пока под контролем, мы дали тридцатиминутную готовность, и возле нашего бункера целый кортеж боевых машин выстроился для выхода на ту сторону.

В этот раз готовились основательно: это уже была не разведгруппа, усиленная бронетехникой, а полнокровное ударное подразделение с тремя танками Т-64, считающимися тяжелыми для 1941 года, один из которых был Т-64БМ "Булат", одной БМП-1 (остальные были в ремонте) и четырьмя бронетранспортерами. Вся техника была заправлена, проверена и укомплектована экипажами и боеприпасами.

Уже к трем часам дня мы были готовы и, включив портал, связались с человеком Судоплатова, который нас ожидал на той стороне. По его словам, все запрошенные нами бойцы уже доставлены к нему и ждали нашего приезда. Получив подтверждение, мы снова перешли в 1941 год, где возле портала нашего появления ожидал сотрудник госбезопасности, специально оставленный в окруженной армии с десятью бойцами. Дождавшись, когда по выдвижному пандусу спустится бронетехника, он ловко вскарабкался на бронетранспортер и примостился рядом со мной. Пока мы согласовывали маршрут, я открыл люк бронетранспортера и попросил дочку Борисыча подать нам еще один вырезанный квадратик вспененного полиэтилена с приклеенным к нему куском войлока для НКВДшника, чтоб человек не отморозил себе интересные места, сидя на холодной броне. На всякий случай прихватили с собой несколько длинных труб ПЗРК, чтоб по дороге не стать добычей немецкой авиации, хозяйничающей сейчас в небе, и четверо бойцов нашего отряда держали в руках наготове длинные трубы ракетных комплексов. Подъехав к деревне, мы ненадолго остановились, приняв на броню еще двоих сотрудников НКВД из группы Судоплатова, и, уже не останавливаясь, рванули по разбитой грузовиками дороге, провожаемые вышедшими из домов жителями, которые все последнее время были свидетелями непонятных событий на своем поле.

Резкое похолодание уже сказывалось, и всем пришлось надеть бушлаты и шапки. Удобно расположившись на броне, я рассматривал проносившиеся мимо поля, остро ощущая тоску и настороженность, которая предшествует скорой оккупации этой земли. Нам нужно было проехать километров пятнадцать, до аэродрома, где ожидал военно-транспортный самолет специального авиаотряда НКВД, но продвижение было не таким уж и легким. По всем дорогам, разбитым техникой, отступали войска и толпы беженцев, покинувшие захваченный Киев. Налеты немецкой авиации были регулярным делом, и вдоль дорог нередким явлением были сгоревшие машины, перевернутые повозки и трупы людей, до захоронения которых уже просто не доходили руки. Картина была безрадостная, и от этой безнадежности, так напоминающей наш мир, становилось тоскливо, и руки сами по себе сильнее сжимали оружие.

Люди останавливались, пропуская необычную боевую технику, на броне которой примостились бойцы в пятнистой одежде и со звездами на шапках. Я оглянулся на своих людей и увидел на их лицах мрачное выражение, которое было сходно с моими мыслями.

Многие, кто сейчас ехал по военным дорогам 1941 года, еще утром не предполагали, что им вскорости придется окунуться в мир своих предков. Прошедшие войну и ядерный апокалипсис, бойцы спокойно отнеслись к высказанной им информации. Правда не до конца поверили, но когда бронетехника прошла через портал и оказалась в другом мире, где не нужно ходить в масках и бояться радиоактивной пыли, многие наконец-то ощутили причастность к чему-то грандиозному, несущему надежду для нашего несчастного мира.

Колонна неумолимо продвигалась к заветному аэродрому. Как всегда мы включили аппаратуру подавления радиосвязи, которая была установлена в одном из бронетранспортеров. И вот сейчас, расположившись на броне первого БТРа, идущего следом за двумя танками, я с грустью рассматривал уже привычные картины войны. Такое чувство, что кроме войны уже ничего в моей жизни не было. Спокойная работа в банке, свой бизнес с Борисычем — это было неизвестно когда, и воспоминания о том мире были какими-то черно-белыми, нереальными. Невесело ухмыльнувшись, я понял, что в такие относительно спокойные минуты начинаю хандрить и предаваться ненужным воспоминаниям, и особенно тянет на философию. Наверно, устал.

Трудно было смотреть на это все, зная, что предстоит в будущем этим людям, ведь большинство так и не успеют вырваться из мешка и станут заложниками оккупационного режима. По нашему совету, киевским евреям были показаны якобы "полученные разведкой" документы, в которых рассказывались возможные последствия оккупации и особенно планы немцев о Бабьем Яре. Множество людей заранее были эвакуированы из города, а из способных держать оружие формировались добровольческие отряды. После массовой агитационной кампании с использованием документов из будущего о планах немцев на тотальное уничтожение населения некоторые еще верили в возможность нормальной жизни под немецкими оккупантами, но многие, кто оставался на захваченных территориях, целенаправленно уходили в леса для организации партизанского движения. На основании переданной нами информации руководство СССР даже составило список подразделений РККА, которые, исходя из истории, попав в окружение, могли бы не нести потери при прорыве через линию фронта. Им предписывалось переходить к партизанским действиям, выходя в специально подготовленные районы, где все последние месяцы активно готовились базы, закладывались склады с оружием и боеприпасами. Буквально несколько недель назад в такие части прибыли инструкторы НКВД, которые все последнее время проходили подготовку, очень сходную с системой подготовки "зеленых беретов" в нашем мире, знающие заранее о возможном появлении у противника антипартизанских подразделений и особенностях их тактики. Такой подход уже начал приносить свои плоды тем, что основа эффективной работы немецкой военной машины, логистика, начала давать сбои под действием многочисленных военных формирований в своем тылу, причем это были не просто местные жители, взявшие в руки оружие после начала террора мирного населения. Тут уже действовали кадровые военные, обеспеченные оружием и боеприпасами, имеющие соответствующую организацию, централизованное руководство и налаженную многоступенчатую систему связи.

Немцы же, так задержавшиеся на южном направлении, старались ускорить начало операции "Тайфун", поэтому "котлы" с окруженными советскими частями блокировали, но силы и средства для полного уничтожения не привлекали, направив все усилия на восточное направление, надеясь, что без боеприпасов и продуктов русские обречены. Это давало возможность окруженным частям занять оборону, подготовив целые укрепрайоны. Учитывая, что в такие "котлы" сразу забрасывались сотрудники разведки, снабженные полномочиями и, главное, имеющие связь, то быстро устанавливались контакты с партизанскими отрядами, организовывались совместные операции, благодаря которым противник топтался на месте и нес серьезные потери от ударов и с фронта, и с тыла. Через партизанские отряды эвакуировались и распределялись по дальним деревням раненые и больные, и по сути дела, в тылу противника лечились и поднимались на ноги целые полки, которые пополняли партизанское движение.

Мы сейчас двигались по одному такому "котлу" под Киевом, занимающему площадь в несколько десятков квадратных километров, на территории которого до сих пор существовала и действовала советская власть. Идущие впереди колонны две машины с бойцами НКВД и сопровождающими военными указывали путь и быстро и оперативно решали вопросы на контрольно-пропускных пунктах, спешно организованных на территории, контролируемой Красной Армией. Предки сами додумались разделить площадь на определенные зоны ответственности, в которых формировали узлы обороны, и даже если противник начнет операцию по уничтожению окруженной группировки, то это выльется большими потерями для него.

Частенько в поле зрения на большой высоте появлялись немецкие самолеты-разведчики, которые тут же брались на прицел ПЗРК, но они пролетали мимо, стараясь не задевать без надобности и, главное, без сильной поддержки.

Через час такого путешествия мы прибыли в район расположения полевого аэродрома, где закрытый маскировочными сетями стоял военно-транспортный самолет. Естественно, в дневное время никто лететь не собирался, прекрасно понимая, что тихоходный транспортник сразу станет легкой добычей немецких истребителей.

Замаскировав и рассредоточив технику, мы стали ожидать наступления темноты. Не полагаясь на усиленный стрелковый взвод, выполняющий функции охраны аэродрома, мы быстро изучили систему обороны, выслали свою разведку и подготовили несколько позиций для двух СПГ-9 и автоматических АГС-17. Замаскированные танки и бронетранспортеры весьма солидно усилили оборону участка с учетом того, что до линии соприкосновения с противником было около шести километров по прямой, и немецкая артиллерия частенько вела тревожащий огонь по площадям, нередко по ночам обстреливая аэродром, прекрасно понимая его значение для окруженных советских войск.

Глава 20

О том, что аэродром находится под постоянным огнем, говорило большое количество тщательно засыпанных и выровненных воронок, выделяющихся свежей землей.

Особенно в глаза бросались обгоревшие остовы двух больших самолетов с красными звездами, лежащие на краю поля. Судя по длинным следам волочения, сгоревшие машины просто оттащили в сторону, освободив взлетное поле.

До наступления сумерек оставалось еще часа два, поэтому, организовав охрану аэродрома, используя для этого свою боевую технику, можно немного отдохнуть, подышать чистым воздухом, насколько это возможно на расстоянии шести километров от передовых позиций обороны. Только человек, просидевший несколько месяцев в затхлом бункере, сможет понять, каково это — вдыхать полной грудью наполненный ароматами осени лесной воздух. Уже была вторая половина октября и начинались заморозки, но людям, не живущим, а существующим в условиях ядерной зимы, такие мелочи не мешали получать удовольствие от естественной, не отравленной и не уничтоженной оружием массового поражения природы.

Пока было время, я собрал командиров подразделений и проводил совещание, основной темой которого было боевое слаживание вновь сформированного отряда, в котором треть состояла из новичков, влившихся после недавних событий. Тот же прапорщик Кафтайкин, являющийся в некоторой степени и командиром, и делегатом от свежего пополнения, тоже присутствовал на совещании, выслушивая пояснения, которые он потом должен будет озвучить своим соратникам.

Из-за того что мы потеряли много времени, воюя в нашем мире с боевиками, освобождая бункер и захваченных в нем заложников, выход такой крупной колонной в 1941 год готовился в авральном режиме, поэтому что-то конкретно объяснить и рассказать не получилось из-за элементарного дефицита времени. Просто отделались общими фразами о другом мире, где время течет совершенно по-разному, и пообещали все пояснения дать уже на месте. Сейчас как раз выдалась минутка выполнить свое обещание.

Мы загнали командирский БТР под деревья, замаскировав его сетью и подручными материалами, а сами присели возле небольшого раскладного столика, на котором разложили нехитрую еду, приготовленную на скорую руку женщинами перед выходом. То же самое получали из больших армейских термосов остальные бойцы отряда, расположившись небольшими группками возле техники и на оборудованных позициях. Не оставляя без внимания охрану аэродрома и особенно охрану неба, ели попеременно, а стрелки ПЗРК пока не присоединялись к позднему обеду, до наступления темноты оставаясь на позиции.

Кафтайкин сидел рядом, держа в руках бутерброд из немецких трофейных галет и консервированных сосисок, изредка откусывая и запивая кофе, слушал мой рассказ о мире, где мы сейчас все находились. Теперь ему было понятно многое: наличие продуктов, трофейное оружие, несуразности, недомолвки, которые сопровождали нашу деятельность в последнее время, и главное то, с какой уверенностью и превосходством вели себя бойцы, перешедшие к нам в отряд от Черненко. Теперь-то он понимал, что я предложил людям: чистый мир, где семьи, особенно дети, смогут нормально расти, а не умирать в опостылевшем затхлом воздухе бункеров. Тут шла война, о которой столько слышали и столько знали, и главное, что у всех, кто видел в наше время истинное лицо Запада и Востока, не возникнет вопроса в выборе стороны, которую придется принимать. У нас была одна Родина, и, невзирая на то что ее порвали на лоскуты в наше время, сталкивая лбами братские народы, никто из пришедших со мной не выразил неудовольствие в выборе союзников, несмотря на то, что новое пополнение практически поголовно носило трезубцы в виде знаков различия на форме. Правда, перед выходом их настоятельно попросили избавиться от этих украшений, иначе принимающая сторона может неправильно понять, особенно учитывая появление на захваченных немцами территориях карателей, носящих такую символику. Теперь многим стали понятны наши требования и условия.

На один из уточняющих вопросов я, Олег и Вадим Васильев разразились смехом.

— Командир, а ты Сталина видел?

Когда мы отсмеялись, он чуть обиженно спросил:

— И что тут смешного?

Ему ответил Васильев, на правах старого знакомого, похлопав по плечу:

— Коля, не бери в голову. Все мы: и я, и майор Дегтярев — в свое время задавали этот вопрос.

— И как?

Тут уже я ответил.

— Видел, Коля. И Сталина, и Берию. И в Москве сорок первого года побывал, и в Кремле был, даже на Лубянку заехал.

— И как оно там?

— Если честно… Да все совсем по-другому. Люди как люди. Знаешь, надо самому посмотреть. Просто я после Могилева, после поездки в Москву все, что читаю про Сталина, про войну, оцениваю очень осторожно. Предки не глупее нас, а в некоторых вопросах и поумнее будут. По возможности, сообщил им много чего, особенно что касается ошибок тактики, стратегии, которые были выявлены самими предкам на основании опыта, накопленного за время войны. Но вот лезть со своими советами не стал. Не имеем мы права… Они строили, собирали, накапливали, а мы все это в сортир спустили.

Кафтайкин молча слушал, потом, когда затянулась неловкая пауза, коротко высказался:

— Да уж, командир, умеешь ты озадачить… А что дальше будем делать?

— Сейчас отправляем человека в Москву. Потом будем искать точку выхода на территории, которая находится под контролем Красной Армии. Затем начнем сюда переправлять наши семьи, чтоб дети росли в нормальных условиях.

— А как же Сталин?

— А что Сталин? Он человек и политик. Смысл ему с нами ссориться и обманывать? Наше появление — это возможность перехватить стратегическую инициативу и в войне, и в мировой политике. В таких вопросах кидалово всегда боком выходит.

— Надеюсь…

Не совсем уверенный ответ Кафтайкина был прерван характерным свистом и взрывом гаубичного снаряда на летном поле, затем еще и еще. Бойцы быстро рассредоточились и, найдя укрытия, залегли, пережидая артиллерийский обстрел. Особо резвые успели добежать до окопов, выкопанных охраной аэродрома, видимо, как раз для таких случаев.

Я, лежа недалеко от бронетранспортера, связался с Санькой Артемьевым, который отвечал за боевое охранение, которое выставили сразу по приходу на аэродром.

— Бычок! Бычок, твою мать!

— На связи, Феникс.

— Тут по нам гаубицы долбят, ищи корректировщиков.

— Феникс, нет никого, все проверили, это по квадратам лупят…

Санька не ошибался: артобстрел скоро закончился, и из окопов вылезли около десятка человек, которые, прихватив лопаты, неторопливо направились к воронкам, изуродовавшим летное поле. Ко всему прочему система радиопеленгации не фиксировала работы радиопередатчиков, которые могли бы принадлежать артиллерийским корректировщикам.

После такого развлечения все настороженно посматривали по сторонам, ожидая новых взрывов, но голод пересилил, и мы быстро прикончили остатки ужина, который был прерван артиллерийским обстрелом. Высидев для приличия пару минут, Кафтайкин ушел к своим людям обрисовывать ситуацию, а мне было интересно, как точно он передаст наши слова и в каком контексте. Для этого мы уже давно завербовали пару информаторов, которые исправно доносили до нас настроения в бункере Черненко, а теперь и среди нового пополнения. Благодаря этим информаторам мы и разгадали планы Семенова.

Злополучная батарея не умолкала, да и канонада начала нарастать, что говорило об увеличении количества артиллерии, обстреливающей позиции советских войск. Но, видимо, огонь перенесли на другой участок фронта, и снаряды рвались где-то левее, километрах в пяти. Через некоторое время к нам подошел озабоченный майор, являющийся нашим куратором со стороны органов госбезопасности СССР, в сопровождении пехотного подполковника с орденом на груди, который с удивлением вертел головой, рассматривая нашу боевую технику. Естественно, я его понимаю — такое и в наше время не часто вживую увидишь, а для человека, не избалованного телевидением и Интернетом, вообще как божественное откровение.

Чекист представил мне подполковника.

— Подполковник Теселкин. Начальник штаба сто семьдесят первой стрелковой дивизии. Точнее, того, что от нее осталось.

Я ответил в рамках оговоренной легенды.

— Майор Кречетов, командир особого механизированного отряда госбезопасности.

Я повернул голову к куратору, такие контакты не были предусмотрены, поэтому потребовал объяснений. Он коротко ответил:

— Товарищ майор, тут новая информация появилась, наверно, вылет придется отменить.

Мне такое развитие ситуации не очень понравилось, это рушило многие планы, но не было таким уж огорчением. Ну не получится отправить Борисыча сейчас, будем искать другие точки выхода активнее и все. Но все-таки нужно было прояснить ситуацию.

— Что случилось?

Тут ответил пехотный подполковник:

— Немцы подтянули несколько звукометрических установок и вчера ночью били прямо на звук работающих двигателей самолетов. Вон, видели?..

Он показал рукой в сторону сгоревших транспортников с закопченными красными звездами.

— Двоих сожгли прямо на старте…

Пауза, не театральная, просто человеку трудно было это сказать.

— …вместе с ранеными. Человек пятьдесят заживо сгорели.

Мы чуть помолчали, прекрасно понимая, что произошло. Тут собрались не мальчики, все уже успели повоевать, но все равно такая гибель беспомощных раненых (самолетами отправляли только тяжелых) была трагедией. Но я решил уточнить, уж слишком был необычный заход к нам с этой новостью. Если б нам хотели просто сказать, что отправки не будет, то и тон, и подача информации имели другую форму, а тут явно били на сочувствие, так сказать, слезу выдавливали. Я такие вещи чувствовал сразу, и это насторожило, поэтому несколько грубо спросил:

— Майор, ты давай без слез и не дави на жалость, реально скажи, чего надо. Ведь знаешь, кто мы и откуда и что тут не мальчики собрались.

Он замялся и чуть виновато пояснил:

— Тут в селах, вокруг аэродрома, много раненых, подготовленных для эвакуации… Я знаю, что не имею права просить, но ведь аэродром будет уничтожен и захвачен.

В разговор вмешался подполковник Теселкин, который молча до этого слушал наш разговор.

— Вчера разведка притащила "языка", в общем, готовят они прорыв к аэродрому. Германцы сюда стянули почти всю тяжелую артиллерию с соседних участков, там совсем тихо стало, а тут, наоборот, методично разносят оборону. Для усиления с фронта сняли танковую роту, которая будет действовать на этом направлении.

— Вы предлагаете нанести превентивный удар? Судя по дальности стрельбы, гаубицы находятся не так далеко от передовой линии окопов противника? А если столкнемся с танками противника?

— У нас другого выхода просто нет, иначе они прорвут оборону и сразу перережут снабжение группировки, расчленят ее и потом по частям уничтожат. Про ваш рейд под Фастовом уже все знают и особенно про тяжелые танки с длинными пушками. А о том, как там разбили танковый батальон, уже легенды ходят.

Вот тут майор буквально взвился. То, что выдал подполковник, было секретными данными, поэтому сотрудник органов госбезопасности, шипя, потребовал объяснений.

— Откуда у вас эта информация?

— Среди освобожденных пленных был мой друг, вместе в Финляндии воевали. Вот он и рассказал, как спецотряд освободил лагерь, разгромил станцию и надавал немцам по первое число. Поэтому, когда мне доложили о приходе таких вот танков и о том, что ими командует майор госбезопасности Кречетов, я сразу понял, кто к нам пожаловал.

На майора, который выслушал весь этот монолог, было жалко смотреть: он то краснел, то бледнел, глубоко дыша. Ох, как я его понимаю. Секретная информация о применении оружия из будущего, правда, в несколько иной интерпретации, уже гуляет в войсках и обрастает легендами.

Но я-то сразу понял, куда клонит подполковник. Он нас поставил в такие рамки, что как нормальные советские люди мы не могли просто так уйти, оставив перед лицом неминуемой гибели многочисленных раненых, подготовленных для эвакуации на большую землю. Поэтому пришлось переходить на деловой тон и в черновом варианте начинать планирование операции.

— Где гарантия, что они потом не притянут сюда новые пушки взамен разбитых?

— Их тут немного, только силы, необходимые для удержания "котла", они ж прекрасно понимают, что у нас нет возможности прорываться. Поэтому германцы не скоро сумеют подтянуть артиллерию взамен уничтоженной.

— Понятно. Какие силы нам будут противостоять?

— Два пехотных полка при поддержке танковой роты, которая, судя по шуму двигателей, только недавно прибыла к фронту.

"Да. Расклад получается очень веселым, но и отказаться мы не можем, как тогда под Нежином. Мои бойцы не поймут: имея на вооружении такую технику, отступить и спрятаться в своем времени. Тем более надо бы и новичков в новых условиях обкатать…" — размышлял я.

— Хорошо, мы в деле. Давайте карту.

Пока подполковник доставал карту, я вызвал Дегтярева, Васильева и Артемьева, которые уже поняли, что, судя по звукам боя, предстоит повоевать.

Быстро изучив ситуацию, стал раздавать команды:

— Подполковник, оповестите своих о нас, чтоб в тыл или во фланг сдуру не ударили, а лучше организуйте несколько сопровождающих и парочку красных флагов, прицепим на танки. Сейчас пока светло, отправлю своих разведчиков прощупать обстановку.

Сразу обратился к Саньке:

— Берешь один БТР и к передку, вот здесь неплохое место для атаки, наверно, немцы его тоже попытаются использовать. Если танковая рота только сегодня прибыла, то, пока будут отдыхать от марша, проводить регламентные работы, сюда не полезут.

Санька вопросительно на меня глянул:

— Будем как обычно ночью развлекаться?

— А что остается. Если у них там два полка, то это штук двадцать противотанковых пушек, не меньше. Нашим танкам они не страшны, но вот гусеницу повредить смогут, а там попробуй такую "дуру" эвакуировать с полябоя, да еще в тылу противника…

Санька кивнул головой и сразу убежал готовиться к рейду.

Мы сидели еще минут десять — обсуждали нюансы, после чего подполковник оставил нас, убежал давать указания своим бойцам.

Олег чуть иронично посмотрел на Теселкина.

— Бегущий полковник…

— Ага. Олег, потом будешь шутки шутить. Значит, так. Два расчета ПЗРК, один СПГ-9 и один АГС оставляем на аэродроме для охраны. К ним в придачу БТР, в котором груз на отправку. Командовать остается майор Дегтярев.

Тот аж побелел от возмущения.

— Серега, ты чего? Я что, по-твоему, тут буду в тенечке загорать, когда вы там немцев "шестьдесятчетверками" раскатывать будете?

— Майор Дегтярев, приказ не обсуждается.

Олег был воякой от мозга до самых носков стоптанных "берц", поэтому пререкаться не стал, только насупился и засопел от обиды.

— Олег, не обижайся. Мне нужен крепкий тыл, и не хочется волноваться за наш груз. Сам знаешь, что там натыкано и собрано, да и одним местом чувствую, что тут на аэродроме должен быть кто-то из спецов типа тебя. Неспокойно что-то..

Ему мое объяснение не понравилось, но спорить не стал. Я продолжил:

— Дальше формируем две маневренные группы: одна состоит из двух бронетранспортеров и БМП-1, вторая чисто танковая. Я командую БТРами, Васильев, на тебе танки. Идем на северо-запад вот по этой дороге. Вот здесь находится линия обороны, там открытое поле, но по низине можно пройти техникой. Немцы там минировать не стали, оставили проход для своих танков, а у наших просто нет мин, чтоб перекрывать танкоопасные направления. Даже если все танки противника выползут на поле, то для нас просто идеальные условия, неплохое место для рывка и контратаки. Расстреливаем железо, давим все, что можно. В затяжной бой не ввязываться, ударил — отступил. В первую очередь выбивать технику и артиллерию. Для усиления нам выделяют две стрелковые роты. Собирали на всех участках.

После постановки боевой задачи командиры разошлись по подразделениям, и место стоянки мобильной группы превратилось в муравейник. Бойцы экипировались для боя, надевали бронежилеты, каски, проверяли оружие и боеприпасы. Через десять минут три танка, два бронетранспортера и боевая машина пехоты двинулись в сторону немецких позиций. По дороге приостановились, приняв на броню и в десантные отсеки бойцов сводных стрелковых рот, но все не поместились, поэтому часть бойцов сразу отстала. Все равно время до начала наступления еще было, поэтому никто сильно не расстраивался.

Конечно, в большей степени это было авантюрой, но именно осторожные авантюристы, полагающиеся не на удачу, а на разведданные, организовывали неожиданные удары по противнику, нанося огромные потери. Именно они, пережив мясорубку первых лет войны, становились комдивами, которые потом штурмовали Кенигсберг, Берлин, освобождали Прагу и Будапешт.

Мы двигались почти на звук артиллерийской канонады, забирая чуть левее, но натренированный слух позволил сразу услышать изменившийся характер звуков. Какое-то подобие беглого или залпового огня переросло в обычную перестрелку, в которой явно прослушивались выстрелы малокалиберных и автоматических пушек, трескотня винтовок и пулеметов, что никак не соответствовало простому артобстрелу по площадям. Вскоре прямо на дорогу, чуть ли не под гусеницы головного "Булата", выскочили два всадника, которые отчаянно махали руками. Место для засады было не очень подходящим, но все же стоило подстраховаться, поэтому я отдал короткую команду в микрофон радиостанции: "К бою!"

Красноармейцы еще ничего не поняли, а танки и бронетранспортеры сразу вывались из колонны, занимая оборону. Бойцы в пятнистых касках, бронежилетах, сжимающие в руках необычное оружие, посыпались с брони, сразу занимая позиции. Но и бойцы Красной Армии были уже не новичками: чуть-чуть замешкавшись, они быстро разобрались в ситуации, резво попрыгали с брони и также заняли оборону. Но опасности не было, кроме, конечно, близкой и весьма настораживающей канонады.

Один из всадников оказался старшиной из разведроты дивизии Теселкина. Его опознал командир одной из рот, приданной нам для усиления, поэтому сомнений в правдивости рассказа разведчиков вроде как не было. Старшина доложил, что его отправили предупредить танкистов о немцах, которые, не прекращая артиллерийской подготовки, бросили танки сразу после марша в наступление на русские позиции в сопровождении двух полков пехоты. Первая линия обороны была прорвана почти сразу. Вторая держится из последних сил, но боеприпасов к противотанковой артиллерии практически нет, и танки противника остановить нечем. Да уж, сюрприз так сюрприз. Теперь придется действовать быстро, иначе противник раздавит хлипкий заслон и, как по проспекту, дойдет до аэродрома. К тому же система радиопеленгации показывала множество германских радиопередатчиков, которые активно стали работать за последние несколько минут. Судя по перехвату, который осуществлял Коротков, сидящий в бронетранспортере, переговаривались танковые экипажи, распределяя цели. Вот и все. Надо принимать решение. Стоящие рядом люди смотрели на меня, ожидая приказов. Я не мог приказать отступать, поэтому ответ был только один…

Танки и бронетранспортеры неслись по грунтовой дороге, при этом для идентификации на головном танке прикрепили красное знамя. Идущие со стороны линии фронта раненые, увидев диковинные боевые машины, отходили в сторону, с надеждой смотрели вслед несущимся к немецкому прорыву тяжелым танкам и бронетранспортерам, на броне которых примостились бойцы в необычной пятнистой форме.

Мы успели почти вовремя. Бой был в самом разгаре: немецкие танки подошли практически к линии окопов, вырытых недалеко от линии леса. За танками шли густые цепи пехоты, среди которых двигались несколько бронеавтомобилей с крестами, методично обстреливающих советские позиции из автоматических пушек. Судя по количеству наступающих, противник решил бросить все резервы, чтобы прорваться к нашему аэродрому.

Я находился во втором бронетранспортере, с которого уже прекрасно просматривалась вся картина боя.

— Всем внимание. Заходим с левого фланга. Первая линия — танки, вторая — бронетранспортеры. БТРы работают по противотанковым пушкам, что развернули на поле, и легкой "броне". Дровосек, на вас — выбить все тяжелые "коробки" противника.

— Вас понял, Феникс.

— Колюня.

Такой странный позывной был у Кафтайкина, но он не обижался.

— На связи, Феникс.

— Вы в окопы. Берете с собой АГСы, ручники, гранатометы, отсекаете пехоту от танков.

— Вас понял, Феникс.

Дождавшись, когда с брони спрыгнул десант, ухватив с собой гранатометы и боеприпасы, дал команду на атаку…

* * *

Рядом ярко вспыхнуло, по ушам ударил громкий хлопок взрыва, лицо забрызгало чем-то горячим и вязким, и бросило на спину на самое дно окопа. Евгений Дикарев, рядовой, боец 171-й стрелковой дивизии, второй номер пулеметного расчета, беззвучно кричал, пытаясь стереть с глаз горячую вязкую жижу. Используя рукава гимнастерки, ему удалось хоть как-то оттереться, восстановить зрение и рассмотреть, чем его забрызгало. Все руки были в крови, и от этого ему стало еще страшнее, но, ощупывая себя, он не мог найти ранения и не чувствовал боли. Бросив взгляд в сторону, он увидел обезглавленное тело первого номера, сержанта Матвеева, который буквально несколько мгновений назад стрелял из верного "максима" по наступающим фашистам. Разорвавшийся рядом снаряд танковой пушки буквально изрешетил тело сержанта, принявшего на себя все осколки, особенно крупный разнес ему голову и обрызгал Дикарева кровью друга. Больше по интуиции он встал на колени и стал шарить по стенкам окопа в поисках точки опоры, от сильного шока и контузии ноги подгибались. Но как-то поднявшись, он увидел невдалеке несколько стальных коробок, несущихся в сторону его окопа, стреляющих на ходу из бортовых пулеметов. Руки сами потянулись к "максиму", но посеченный осколками давний друг красноармейцев отказался продолжать бой. В небольшой нише окопа, где обычно хранились патроны и гранаты, нащупал последнюю осколочную гранату, которую с Матвеевым, несмотря на дефицит боеприпасов, давно таскали с собой для последнего боя, и скорее на автомате, а не обдуманно стал отгибать усики на предохранительной чеке. Он так и стоял, с ненавистью смотря на подъезжающий танк с крестами, когда, не доходя до его окопа пятидесяти метров, стальная коробка исчезла в пламени взрыва. Идущий чуть левее танк пережил своего собрата буквально на мгновения и ярко вспыхнул, получив в борт крупнокалиберный бронебойный снаряд, разнесший двигатель и воспламенивший запасы горючего. Дикарев беззвучно кричал, так же как кричали от радости остальные оставшиеся в живых в полузасыпанных окопах красноармейцы, остатки роты, в задачу которой входило задержать наступление противника на полевой аэродром. Какое же это наслаждение — смотреть, как ненавистные танки вспыхивают один за другим, как поле, по которому наступают густые цепи пехоты, покрывается многочисленными разрывами. Он стал вертеть головой в поисках долгожданной помощи, про которую сегодня судачили после обеда бойцы.

По полю неслись три приземистые пятнистые машины и, не останавливаясь, стреляли и стреляли из своих неестественно длинных пушек, почти как пулеметы. Несмотря на тяжесть и размеры, советские танки (на одном из них было прикреплено красное знамя) резво меняли направление, маневрировали и всячески мешали наводчикам противника по ним стрелять, при этом мастерски поражая технику с крестами.

За танками шли две многоколесные боевые машины, из маленьких башенок которых почти непрерывно грохотали крупнокалиберные пулеметы. Попадали они или нет, уже не было возможности увидеть — за несколько минут поле перед окопами оказалось заставлено горящей техникой противника, дым от которой мешал наблюдать за развитием событий.

Слух вернулся скачком, и Дикарев, к своему изумлению, на фоне взрывов различил, как совсем рядом грохочут несколько пулеметов. Повернув голову, он с удивлением увидел странных людей в полусферических шлемах защитного цвета, в необычной амуниции, которые уже были в окопе, установили на бруствер два ручных пулемета с большими коробками под стволом и яростно обстреливали противника длинными очередями.

Он стоял и смотрел, как мимо него по ходу сообщения дальше пробежали еще человек десять таких "пятнистых", похожих на неуклюжих медведей из-за своей амуниции, и, заняв позиции, открывают огонь по немцам, которые, получив танковый удар с фланга, попытались рывком сократить расстояние и найти убежище в полуразрушенных русских окопах. Один из них положил на плечо странное оружие в виде трубы с ручкой, чуть приподнялся и выстрелил, отправив в противника реактивный снаряд. В армии уже ходили слухи о появлении в войсках ручного ракетного противотанкового вооружения, и вот теперь его увидел в действии.

"Извини, друг…" — подумал про себя Дикарев, прося прощения у погибшего товарища, и со всей силы закинул гранату в сторону наступающих немцев. И уже деловито подхватил стоящий тут же в окопе карабин, а затем, передернув затвор, стал выцеливать подбегающих немцев…

Глава 21

То, что я, как Чапаев, несусь прямо на наступающих немцев, мне, естественно, не нравилось: всегда предпочитал воевать на своих условиях, предварительно все разведав и подготовив. Как там говорил один известный актер: "Самая лучшая импровизация — это подготовленная импровизация…" Но вот нынешняя мясорубка, в которую мы ввязались, мне не нравилась, очень не нравилась. Поэтому пришлось принимать все возможные меры предосторожности и использовать наше преимущество выходцев из будущего, чтоб хоть как-то компенсировать численный перевес противника. Ситуация складывалась таким образом, что вместо наступательного боя, когда инициатива находится у нас, мы ввязались во встречный бой с весьма туманными результатами. Да, победим — это было вне сомнений, но вот какова будет цена? В нашем случае, когда количество доверенных и имеющих знания и подготовку людей ограничено, любые потери несут катастрофический характер.

Когда колонна неслась к передовой, аппаратура радиопеленгации усиленно работала, собирая и сортируя информацию по всем источникам радиоизлучения, что могло хоть как-то облегчить нашу задачу. Несмотря на предстоящий бой, меня больше волновал оставленный груз. На месте тех же немцев я б для вида устроил показательный прорыв, а сам с тыла атаковал аэродром, вызвав тем самым панику, и уже в такой обстановке с двух сторон раздавил бы обороняющихся. Поэтому, когда до линии огневого соприкосновения с противником оставалось буквально несколько сотен метров, связался с Санькой.

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Бычок, берете одну "коробку", идете к Папе.

По короткой паузе было понятно, что Санька гам возмущается и пытается осмыслить мое решение.

— Феникс, ты чего?

— Бычок, отставить разговоры, выполнять приказ.

Но потом решил чуть пояснить старому другу, все равно связь закрытая:

— Санька, чуйка у меня, что там будет не менее интересно. Прекращай быть простым прапором. Подумай, слишком уж тут немцы давно шумят и демонстративно наступают. Я б на их месте какой-нибудь "Бранденбург" на аэродром заслал бы… Так что манатки в руки, и бегом к Папе в помощь, только сильно не светитесь, возможно, понадобится сюрприз, тем более если что, то Олега будете удерживать, а то он как немцев увидит, так сразу начинает тельняшку на себе рвать…

Тут вмешался обиженный Дегтярев, который с интересом слушал наши разговоры.

— Бычок, а твой командир тебе не говорил, куда и кому он потом эту тельняшку засовывает?

Разговор слышали многие, кто был авторизован на общей волне, поэтому тихий смех как минимум командиров подразделений уже был слышен.

— Вот заодно, Бычок, и узнаешь, кому, куда и что Папа будет засовывать. Считай это боевым заданием.

Но сам не выдержал и заржал, к вящему удовольствию услышав ответный хохот боевых товарищей. Наверно, это было правильно идти в бой с хорошим настроением, может, в этом и состоит искусство настоящего командира создать определенный настрой у подчиненных, при этом не обязательно давать такую уж серьезную психологическую накачку. Сейчас со мной профессионалы, им не нужно разжевывать лозунги короткими рублеными фразами, которые легко запоминаются и которыми легко забивать мозги мобилизованному пушечному мясу.

Санька, конечно, побурчал по-тихому, но тем не менее со своей командой отвернул обратно в сторону аэродрома. Олег, который слушал наш разговор и корректировал в своей любимой манере, коротко спросил:

— Думаешь, супостаты могут тут в тылу шуршать?

— Да не уверен, но как-то хотелось бы подстраховаться, поэтому тебя и оставил, так спокойнее. Хрен его знает, как предки секреты берегут, а собралась тут в окружении такая сборная солянка, что несколько информаторов абвера сто процентов есть. Вопрос только в скорости прохождения информации. Проход нашей колонны трудно было не заметить, на это и надеялся, что не полезут.

— Может, поэтому и полезли…

— Вряд ли. Мы перед выходом мониторили радиоэфир, все было чисто, и узким пучком через спутник тут еще не научились сигналить.

— И ты думаешь, если кто полезет в обход, мы сможем их остановить без танков?

— С "ночниками" сможете. Уже проверено, тем более скоро сумерки, да и второй БТР и СПГшка вам не помешают. Так что, Олег, смотри, наблюдай и в случае чего поддавайся на провокации и рви тельняшку.

Олег не смеялся, прекрасно понимая ситуацию, и уже по-деловому ответил:

— Вас понял, Феникс, конец связи.

По указке Теселкина колонна выходила на левый фланг обороны. По небольшой низине можно выйти почти во фланг атакующего противника. Я включил установку. После разговора с Дегтяревым снова склонился над ноутбуком, изучая результаты радиоперехвата, накопленные за последние несколько минут. Система уже гасила все тактические радиопередатчики в радиусе двадцати километров, чему способствовал более мощный усилитель, установленный на БТРе, но тем не менее короткая передача из района аэродрома, которой ответили из-за линии фронта, была зафиксирована, о чем сразу же доложили Дегтяреву и Саньке. Именно для такого случая у нас на переводе сидел Коротков, но и он только смог перевести доклад о трех "пятнистых элефантах" и четырехколесных бронеавтомобилях. То, что это разведка немцев сдала нас с потрохами, было ясно, но в этой ситуации радовало, что эта информация не успела дойти до танкистов и артиллеристов. Мы слишком быстро подавили всю радиосвязь, и пока руководство противника получало от разведки информацию, обрабатывало ее и вырабатывало какие-то контрмеры, мы уже вступили в огневой контакт с немецкими танками, которые без единого руководства резко утратили свой боевой потенциал. Место, откуда вещала вражеская разведка, кое-как определили и слили координаты Саньке, который с разведчиками как раз был в том районе. Ему как раз будет интересно в который раз поиграть в догонялки…

По ситуации немецкие танкисты в данный момент поменялись местами с советскими, которые в начале войны воевали в нерадиофицированных машинах, с не самым лучшим обзором. Может быть, в танках во время боя не успевали быстро среагировать на возникшую опасность и уничтожались по частям.

Мы выскочили почти во фланг наступающим, и уже стало понятно, что опоздали. Первые немецкие танки уже были практически у полуразрушенных артиллерией окопов, из которых велся слабый и разрозненный ответный огонь. На поле уже дымили три танка, подбитых советской противотанковой артиллерией, но на этом все достижения обороняющихся заканчивались, уж слишком был большой перевес в силах и средствах у немцев. Танкистам не нужно было что-то объяснять: до немецких танков было около ста пятидесяти метров, и в нашу сторону на фланг советской обороны шли всего лишь три машины, которые хоть как-то нам могли угрожать. Почти с ходу залп трех танковых пушек, которые предусмотрительно были заряжены бронебойными снарядами, на такой дистанции сразу убрал эту проблему с нашей дороги. Стодвадцатипятимиллиметровые подкалиберные бронебойные снаряды с легкостью пробивали лобовую броню, калеча экипаж осколками, разносили двигатель и зажигали вражеские танки, как факелы.

— Дровосек, идете веером. Работаете с дальних дистанций. Валите все бронированное. Мы на БТРах с БМПшкой к окопам, гасим прорыв, по необходимости поддерживаете огнем. Сейчас вся эта живность задымит, и артиллерия сослепу заткнется.

— Вас понял, Феникс.

— Всем вперед.

Танки пока не рвались по полю вперед, а медленно, как бы трусцой, двигались и с дальней дистанции расстреливали немецкие машины, используя по максимуму преимущества своих дальнобойных и крупнокалиберных пушек. Благодаря прибору радиопеленгации почти в самом начале боя удалось выявить командирскую машину, которая шла во второй линии, но благодаря хорошему обзору и неплохому целенаведению, попала под раздачу в первую очередь. По сути дела, немецкая танковая рота осталась без управления и не смогла оперативно среагировать на возникшую на фланге угрозу.

Два БТРа и БМП-1 с расстояния в сто метров открыли огонь по четырем танкам, прорвавшимся к окопам. В первую очередь на одном из них, внаглую утюжившем позицию противотанковой "сорокапятки", сошлись очереди двух КПВТ наших БТРов. Это было красочное зрелище: каждый успел дать по две трехпатронной очереди, после чего подставившаяся бортом изрешеченная немецкая "двоечка" вспыхнула факелом. Рядом хлопнула пушка БМП-1, и еще один танк, получив кумулятивный заряд в борт, замер и задымился. Со стороны окопов в противника потянулись огненные стрелы выстрелов противотанковых гранатометов и реактивных огнеметов. Не все попали в цель, но четыре новых, ярко вспыхнувших факела стали дополнительно освещать поле в наступающих сумерках. Пулеметы бронетранспортеров огрызались короткими очередями крупнокалиберных патронов, спокойно пробивающих борта легких танков, разбивали катки и гусеницы, сносили все с брони, заклинивали башни, разносили вооружение.

Близким взрывом гаубичного снаряда второй бронетранспортер чуть приподняло и сбросило в большую дымящуюся воронку, которую до этого пытался объехать. Он замер и задымился, не подавая больше признаков жизни и не отвечая на вызовы по радио. Я связался с Левченко и дал команду направить бойцов к подбитому БТРу, а сами продолжали бой, уничтожая противника.

Минут через пять после нашего появления поле перед советскими окопами уже заволокло дымом от горящей немецкой техники. В сгущающихся сумерках многочисленные чадные костры почти равномерно освещали все пространство, качественно подсвечивая немецкую пехоту, которая за короткий срок, оказавшись без танкового прикрытия, обстреливаемая с фланга, пошла на рывок к русским окопам, чтоб хоть как-то укрыться от огня наших пулеметов. Из-за того что пехота противника приблизилась к окопам, артобстрел утих, зато три АГСа и несколько ручных гранатометов, стреляющих осколочными "карандашами", накрыли наступающие порядки немцев многочисленными взрывами. Особенно красочно взрывались термобарические заряды, буквально слизывая огненным смерчем десятки солдат в серых мундирах. Ручные пулеметы десантников, несколько оживших станковых "максимов" и ПКТ танков, БТРы и БМП-1 выкашивали ряды наступающих немцев. На двух ЗИСах с красными крестами, видимо, реквизированных в госпитале, к полю боя в экстренном темпе подвезли еще два взвода пехотинцев, которые с ходу бросились в штыковую атаку, при этом основательно поломав нам план боя. Поддавшись общему порыву, из окопов стали выскакивать уже наши бойцы в пятнистой форме, упакованные в бронежилеты, в шлемах с закрытыми забралами, лупя из пулеметов и автоматов, ругаясь матом, пошли врукопашную на избиваемых со всех сторон немцев.

БМП замер, получив пару попаданий от зенитной автоматической пушки, установленной на бронеавтомобиле, слепо водил башней, пытаясь найти противника, и, когда началась атака нашей пехоты, КПВТ моего бронетранспортера принялся методично дырявить это произведение немецкого автопрома. Поэтому, увидев наших орущих штурмовиков, несущихся на уже почти сдавшихся немцев, я слишком поздно закричал в микрофон:

— Левченко, отставить!

На что получил вразумительный ответ:

— Командир, иди на….

В этот момент пятнистые бойцы вломились в поредевшую цепь противника. Немцы сорок первого года были обученные и имеющие опыт солдаты на самом пике своей силы, еще не униженные поражением под Москвой и Сталинградом, поэтому сопротивлялись профессионально и отчаянно. Но тут они столкнулись не просто с русскими красноармейцами, фанатично бросающимися в штыковую со своими винтовками, а с обученными по более совершенным методикам, затянутыми в броню бойцами, имеющими опыт не менее жестокой войны. Они били руками, ногами ножами, саперными лопатками, стреляли из ПМов, сбивали с ног и били дальше, не жалея никого, вымещая на немцах всю обиду за свой уничтоженный мир. Я не мог их остановить, хотя прекрасно знал, что бронежилет не спасет от выстрела из винтовки в упор, но прекрасно понимал, как себя чувствует человек, воюющий за правое дело, и вспомнил ту безумную атаку под Могилевом, когда с остатками полка так же бежал со всеми и закидывал немцев бутылками с зажигательной смесью.

Пока была возможность, БТР открыл огонь поверх голов дерущихся бойцов, расстреливая подходящие к месту схватки остатки выживших немцев. Остальные, кто шел во второй линии, уже отступили к установленным в поле на прямую наводку противотанковым пушкам, с которыми на расстоянии в шестьсот метров вели дуэль наши танкисты. Судя по интенсивности огня и тому, что все три наших танка ловко маневрировали, успех был явно не на стороне немецких артиллеристов.

Но немецкой пехоты перед окопами было слишком много, и результат рукопашной схватки был не так уж очевиден, поэтому пришлось дать команду двум танкам пройтись по фронту, разогнать всю эту толпу и на плечах отступающего противника устроить прорыв к гаубичной батарее, которая так досаждала аэродрому.

Солдаты в мышиных мундирах и так уже отступали, и в наступивших сумерках на фоне горящих немецких танков две несущиеся по полю на всей скорости тяжелые боевые машины с длиннющими пушками вызвали дополнительную панику. Механики-водители не забивали себе голову соблюдением правил дорожного движения, как огромные тапки, которыми бьют тараканов, они пронеслись через толпу, давя все на своем пути. Это уже был не бой, это уже было избиение.

Сохраняя спокойствие, я коротко спросил:

— Дровосек, что у вас?

— Все нормально. Противотанковые "пукалки" подавили. Можно наступать.

— Тогда вперед, перед линией немецких окопов дождитесь меня с десантом.

— Вас понял, Феникс.

БМПшка уже восстановила управление и, резво развернувшись, осторожно продвигалась вперед, периодически постреливая из спаренного с пушкой пулемета в сторону немцев. Я связался с Левченко и дал команду десанту грузиться на БМП и БТР и двигаться в сторону наших танков, которые, набрав всю возможную скорость по такой местности, уже утюжили позиции противотанковой артиллерии, мастерски расстреливая пехоту, которая уже без всякого порядка отступала в глубь немецкой обороны.

К моему удивлению, на броню забрались не только наши штурмовики, но и несколько красноармейцев, один из которых с ног до головы был заляпан кровью, и его довольная улыбка выглядела жутким оскалом. За нами резво пристроились те две полуторки, снова забитые бойцами, на которых привезли подкрепление. На одной из них в кузове в полный рост стоял подполковник Теселкин, размахивал пистолетом ТТ и что-то кричал.

Уже стало совсем темно, но горящая техника освещала поле. Пока мы добирались до немецких позиций, я связался с Дегтяревым и Артемьевым.

— Бычок, Папа, на связь, что там у вас?

Санька ответил не сразу. Он так глубоко дышал, что было страшно.

— Все нормально, Феникс. Отогнали немцев, пришлось чуток из АГСа их причесать, а то огрызаться начали.

— Всех положили или отошли?

— Второе. Шестерых завалили. Все в советской форме, как бы не "Бранденбург" тут веселится.

— Ваши потери?

— Один "трехсотый", но легкий.

— Что там Папа?

— Они немцев сбоку смяли, сейчас в догонялки с ними по темноте играют.

На связь вышел Дегтярев. Несмотря на адреналин, он вполне спокойно доложил:

— Все нормально, Феникс, у нас два "трехсотых", но один тяжелый. Немцев пощипали, отходим к Бычку. У вас там как?

— Один БТР — почти хлам. Левченко тут врукопашную полез, один "двухсотый" и четверо "трехсотых" но не тяжелых. Танковую роту Дровосек расчихвостил, сейчас противотанковую артиллерию раскатывает, мы во второй волне с пехотой на подхвате. Будем прорываться к линии дивизионных гаубиц.

— Помощь нужна?

— Да. Надо раненых эвакуировать, БТР глянуть и попробовать подготовить к буксировке. Но это при условии, что вы с немцами в тылу тему закрыли.

— Там все нормалек, Феникс, их там человека четыре ушло, и те подпаленные.

— В смысле?

— Их там "Шмелем" приголубили, бежать долго и быстро будут.

— Хоть одно живое тело для допроса взяли?

— Обижаешь. Есть один.

— Хорошо. Обеспечь охрану груза, и выдвигайтесь в нашу сторону.

К сожалению, немцы действительно были лучшими вояками Европы и нам стали это доказывать вполне основательно. Когда приблизились к линии немецких окопов, натолкнулись уже на серьезное сопротивление. Противотанковая артиллерия была подавлена, но вот просто так выкурить пехоту, которая огрызалась из всех стволов, попрятавшись в окопах, не получилось. Одна из полуторок сразу огребла и тут же, прошитая пулеметной очередью, загорелась. С машины несколько человек не успели спрыгнуть, и пара тел так и осталась висеть на бортах поврежденной машины. Вторая полуторка вильнула в сторону и спряталась за горящим немецким танком. Поле уже было у нас за спиной, и теперь мы, атакующие, неплохо освещались полыхающей техникой, а немцы как раз этим пользовались, организовав оборону. Несмотря на отсутствие радиосвязи, они смогли с помощью полевых телефонов организовать артиллерийский и минометный огонь, и вокруг нас сразу стали взрываться мины и снаряды, калеча и убивая бойцов. Но и тут сработала смекалка бойцов будущего. Снова захлопали АГСы, расстреливая последние боеприпасы, и немецкие окопы, из которых били пулеметы, заволокло дымом, в который для дополнительного эффекта выстрелили несколько раз из РПО и гранатометов с термобарическими боеприпасами. Подавив огонь, в траншею сразу посыпались наши штурмовики и красноармейцы, и там снова завязалась рукопашная схватка. Тут себя великолепно показали автоматы Калашникова и подствольные гранатометы. В течение пяти минут огонь противника был подавлен, и отряд рванул дальше к линии, где стояли немецкие гаубицы.

— Дровосек, что у вас с боеприпасами?

— Меньше трети.

— У нас так же. Идем на рывок. Гаубицы валим с дальних дистанций и возвращаемся. Пехота здесь остается.

— Понял вас, Феникс, работаем.

Снова поредевшая колонна уже практически в полной темноте рванула в немецкий тыл, где, по нашим расчетам, должны были находиться немецкие пушки. Установка подавления радиосвязи еще работала, поэтому у немцев творилась реальная неразбериха. Мы так лихо выскочили на небольшой пригорок, за которым живописно расположились и гаубицы, и зенитки, в ожидании нас предусмотрительно опустившие стволы своих пушек. Но тут за нас опять играла темнота, где наше технологическое преимущество сказывалось в полной мере, хотя, услышав шум двигателей, лязг гусениц, немцы сразу закидали холм осветительными ракетами. Для гаубиц дистанция была маловата, и их сразу стали переориентировать для стрельбы прямой наводкой, а вот зенитки сразу затарахтели, осыпая танки роем малокалиберных снарядов, которые, взрываясь, рвали динамическую защиту. Но и мы не остались в долгу. Прицельная стрельба осколочно-фугасными снарядами по противнику с такой дистанции выглядела натуральным позерством. Шесть зенитных автоматов замолчали буквально в течение двадцати секунд. Через минуту после того как наши Т-64 открыли огонь, уцелевших орудий в секторе обстрела практически не осталось. Обстреляв для приличия тягачи и небольшой поселок, в котором расположились тыловые подразделения, я решил возвращаться — и так на сегодня задачу перевыполнили, помогли предкам на все двести процентов.

На связь вышел Васильев:

— Феникс, дистанция двести, групповая цель, похоже, два грузовика и легковушка.

— Грузовики уничтожить. Легковушку из пулемета, может, что интересное будет.

Тут же почти синхронно жахнули две танковые пушки, отправив последние осколочно-фугасные снаряды в удирающие машины противника. БТР и БМП, как более быстроходные, сразу рванули в погоню, хотя гнаться было почти незачем. Головной грузовик прямым попаданием практически разнесло на куски, второй, замыкающий, отброшенный в сторону взрывом, лежал на боку и дымился: второй танк взял прицел чуть ниже, но взрывная волна все равно поразила противника. Легковушка съехала с дороги и так и застряла, пытаясь объехать горящий остов грузовика. Тут как раз подоспели и мы. Все свободные люди остались в окопах, поэтому пришлось мне, командиру, хватать автомат и выпрыгивать наружу, сзади подстраховывал Егор Карев, который всегда старался держаться рядом. Я всегда поражался его усилиям, направленным на охрану моего бренного тела, но он умудрялся это делать добротно и ненавязчиво, за что, насколько я знаю, всегда получал особые благодарности от моей супруги, смирившейся с таким вот боевым образом жизни.

Подъезжая к разгромленной колонне, ради приличия дал несколько очередей по лежащей машине, а идущий чуть сзади БМП долбанул осколочно-фугасным снарядом, вызвав новый пожар на дороге.

Горящие грузовики давали такое хорошее освещение, что необходимость в приборе ночного видения совершенно отпала. Судя по всему, легковушке тоже досталось — разбитые стекла, посеченный осколками корпус. Одна дверь была открыта, и из нее вывалился человек в офицерской шинели, схватившись за голову, катался по земле и громко выл. Рядом с ним на земле лежал пожилой мужчина, вытянувшись почти по стойке смирно, судя по знакам различия, немаленького чина, и не подавал признаков жизни. В самой машине еще были два тела, но по пробоинам в машине, количеству крови и ранам, уже были не жильцами, поэтому две короткие автоматные очереди это утверждение подтвердили на все сто процентов. А вот те, кто смог самостоятельно выбраться, нас вполне заинтересовали. Карев предусмотрительно вытащил из машины какой-то портфель, а я, пнув ногой стонущего немца, присел возле второго и пощупал пульс на шее, к моему удивлению, он был жив. Мы с Каревым обоих немцев перетащили в БТР, предварительно связав стяжкой руки, и, не задерживаясь, рванули в сторону отходящих танков, которые, прикрывая нас, не спешили далеко уходить.

Навоевавшись и проклиная всех немцев, и авантюристов, и Гитлера в особенности, дал команду на всей скорости возвращаться обратно. Возле окопов мы посадили на броню пехотинцев, приняв всех раненых, и уже в более полном составе вернулись к окопам, где занимал позиции переброшенный с другого участка неполный стрелковый батальон.

Используя один из танков в качестве тягача, вытянули из воронки БТР, из которого Дегтярев извлек контуженного пулеметчика и тяжелораненого механика-водителя. Времени и так оставалось мало, поэтому со всей возможной скоростью мы бросились к аэродрому, где, по словам Борисыча, нас уже ожидал самолет, в который уже все загрузили, и только ждали моей команды на взлет.

Пока мы ехали, Карев с интересом рылся в бумагах, которые мы вытащили из легковушки, и рассматривал документы захваченных офицеров вермахта. Я его окликнул и спросил, что там интересного, хотя мысли были заняты другими проблемами: как возвращаться, как быстро оказать помощь раненым.

— Командир, да мы тут целого генерала повязали.

Сам того не замечая, лейтенант ОСНАЗа из 1941 года активно пользовался сленгом из будущего, которого нахватался у бойцов внутренних войск.

Честно сказать, мне это было совсем неинтересно. В бою мы потеряли еще троих раненых, и один из них был очень тяжелым, поэтому нужно было отправлять технику на базу и срочно оказать помощь.

— Ну и кто там? — почти равнодушно спросил Карева.

— Генерал-лейтенант Вульф Шеде, командир шестьдесят восьмой пехотной дивизии, которую мы только что отодрали…

— Он хоть жив?

— Да, долбануло его хорошо, но жить будет, да и адъютант его пришел в себя, больше не воет.

— Ну и хорошо, если в самолете будут места, отправим их посылкой в Москву, как бонус к нашему грузу, пусть люди порадуются. Да и сумочку им в придачу, может, там что интересное и накопают.

Карев весело ухмыльнулся, но мое озабоченное выражение лица заставило его забыть про веселье.

На аэродроме нас ждали с нетерпением. Борисыч с дочкой находились недалеко, но сгоревшие останки самолетов заставили его осторожничать, и лезть в металлическое нутро летающего аппарата он собирался перед самым взлетом. Тут же находился летчик-майор, который должен был доставить груз в Москву с дозаправкой на аэродроме под Курском. Возвращение нашей колонны встретили с облегчением, я же, не теряя времени, подошел к куратору и летчику и коротко спросил:

— Места еще для трех тел будут?

Летчик коротко ответил: "Да", а вот НКВДшник сразу заинтересовался:

— Что за тела? Это не оговаривалось.

— Ничего, товарищ майор, мы там случайно немецкого генерала прихватили, надо его в Москву тоже за компанию отправить, пусть там с ним общаются.

По тому, как они оба заулыбались, мне стало понятно, что такая перспектива их устраивает.

Загрузив в самолет новый груз и разместив там Борисыча с дочкой, мы дождались, когда транспортник запустит движки, разогреет их и начнет разгон по полевому аэродрому, ради которого сегодня полегло столько людей.

И вот наконец-то самолет исчез в ночном небе, и нам, выходцам из не самого лучшего будущего, нужно было возвращаться в наше время. Колонна из побитых танков, один из которых тащил за собой поврежденный БТР, бронетранспортеров и БМП двинулась обратно к порталу. Через два часа, когда небо начало светлеть, мы прибыли на заветное поле и стали поочередно загонять технику в портал. К утру ни танков, ни бронетранспортеров из будущего в этом времени уже не было, зато среди бойцов окруженной группировки появилась надежда, что у них есть танки, которые бьют врага, сжигают десятками бронированные машины с крестами и возвращаются обратно с победой. А слух, что сегодня ночью разгромили немецкую дивизию (а реально почти так оно и было), захватили ее командира и отправили его в Москву, как подарок товарищу Сталину, быстро разнесся среди окруженных под Борисполем советских воинов, поднимая боевой дух. Еще одна маленькая гирька была положена на весы общей победы, которая была пока так далека, но неизбежна.

Глава 22

Разбитый полевой аэродром остался далеко внизу, растворившись в ночи, и мерный гул двигателей позволил успокоиться и взять себя в руки. Юрий Борисович Панков расстегнул пятнистый бушлат, порывшись в нагрудном кармане камуфляжа, достал оттуда блистер с таблетками валидола и, выдавив одну, привычно положил ее в рот. Нервотрепка последних дней и особенно ситуация, сложившаяся на аэродроме, когда Сергей Оргулов, оставив майора Дегтярева для охраны, бросился давить немецкие батареи, которые регулярно обстреливали аэродром, не прошла даром. В последнее время все чаще и чаще саднила левая сторона груди, и, никому ничего не говоря, пока спасался таблетками валидола, которые теперь постоянно носил с собой. Дочка Кристина, измученная ночными приключениями, убаюканная равномерным гулом двигателей, уже заснула, закутавшись в теплую куртку-аляску и приткнувшись возле отца. А вот Борисыч заснуть все не мог, прокручивая в голове события последних месяцев и то, как изменилась его жизнь с начала войны и особенно после появления в его жизни Сереги Оргулова с его фантастическим устройством. Межвременные переходы уже воспринимались вполне спокойно без какого-либо восхищения, как это было раньше. Теперь это была обыденность, которая в состоянии изменить и его жизнь, и жизнь близких людей. Он посмотрел на свою спящую дочь и в душе поблагодарил друга, который своим волевым решением отправил в Москву его дочурку, хотя при трезвом размышлении были и другие кандидатуры, больше подходящие на эту роль, лучше знающие компьютер и умеющие его отремонтировать, более дисциплинированные, но вот так получилось, что отправили Кристину. Хотя Сергей мог отправить и свою Светку, которая была настоящим офицером и в компьютерах разбиралась очень неплохо, послужив некоторое время в центре АСУ штаба 32-го армейского корпуса, да и его ребенку не помешало бы жить на чистом воздухе. Рядом в сопровождении охранников сидели связанные два немецких офицера и пленный диверсант, один из которых явно был генералом. Судя по сбивчивому рассказу Сереги, это был командир дивизии, которая наступала на этом направлении, и они его случайно прихватили, когда разгромили гаубичную батарею немцев и возвращались обратно. Конечно, верится с трудом, но вокруг Оргулова в последнее время много чего происходит, и народ уже просто устал удивляться. Отдельно связанный по рукам и ногам, в советской форме, лежал пленный диверсант, которого захватили ребята Дегтярева.

В качестве бонуса для советского руководства такой генеральский фрукт будет очень даже интересен. Серега как всегда в своем репертуаре, любит пошутить таким экзотическим способом, особенно зная его стойкую нелюбовь ко всем военным, носящим широкие лампасы на форменных брюках. Еще когда вместе работали, Оргулов не раз рассказывал, как в украинской армии практиковалась система продаж должностей генералами…

Кристина. Свою семейную жизнь Борисыч не очень любил вспоминать. Он женился еще в институте и прожил с женой, Наташкой, достаточно долго, пока у нее не начался кризис среднего возраста и она не рванула во все тяжкие… Обозлившись на бывшего мужа за то, что он философски отнесся к уходу супруги, Наташка начала его доканывать постоянными скандалами и настраивать дочку против отца, что у нее получалось весьма неплохо. Кристина стала неуправляемой, абсолютно похожей на истеричную мамашу и несколько раз позволяла себе незаслуженно оскорбить отца. Борисыч все это стоически терпел и спокойно отнесся к запрету Наташки на общение с дочерью, но потом и его терпение кончилось. В один из таких звонков он выматерил пьяную бывшую жену, разорвал все контакты и с головой ушел в бизнес…

Самолет сильно затрясло, и где-то вдалеке несколько раз блеснули зарницы молний. От вибрации немецкий генерал пришел в себя и что-то заговорил, но конвойный, сотрудник НКВД, его быстро успокоил парой фраз и одной затрещиной. Второй немец, уже давно осознавший, куда влип, безучастно сидел прикованный к сиденью и молча смотрел в иллюминатор. Еще перед вылетом пилот предупредил о плохой погоде и о том, что в полете будет сильно болтать. Сейчас его обещания исполнялись на все сто процентов, но философски настроенный Борисыч, поглядывая в иллюминатор, вернулся к своим воспоминаниям.

…Работа помогла отвлечься и решила финансовые проблемы, которые вроде как были одним из факторов развода. Узнав про такие успехи от общих знакомых, Наташка попыталась прощупать почву на предмет восстановления отношений, но нарвалась на жесткий и однозначный отказ, после чего затихла, но по привычке распускала про бывшего мужа сплетни, хотя все это уже никого не трогало.

После начала войны, когда Борисыч командовал небольшим отрядом ополченцев, в одном из лагерей беженцев он случайно нашел свою дочь. Оказалось, что бывшая жена с очередным любовником, основным достоинством которого было наличие своего автотранспорта, попытались вырваться из Крыма, но были остановлены татарской рейдовой группой и расстреляны. Кристина чудом успела скрыться в лесу, долго скиталась, пока не примкнула к группе таких же бездомных детей и прижилась возле большого лагеря беженцев, которых охраняли и кое-как подкармливали бойцы полка внутренних войск Украины. Естественно,после такой встречи Борисыч забыл все прошлые обиды и забрал дочку к себе, где она стала кем-то вроде ординарца. Так вместе встретили ядерную катастрофу и вместе жили в бункере с другими людьми, доверившими свои судьбы хозяйственному и справедливому Юрию Панкову…

Сильная болтанка исчезла, и самолет вроде как пошел более уверенно, что говорило о выходе из грозового фронта. Через полчаса гул двигателей изменился, и по тому, как стало ощущаться изменение веса, Борисыч понял, что самолет заходит на посадку. Дочка еще спала, а вот четверо "волкодавов" из НКВД, которые постоянно находились рядом с грузом, встрепенулись и, подхватив оружие, уже бодренько стали ожидать посадки. Самолет плавно коснулся земли, несколько раз ощутимо подпрыгнул, но вскоре стал замедляться и через пару минут уже спокойно выруливал к месту стоянки. Кинув взгляд в небольшой иллюминатор, Панков увидел, что место посадки оцеплено бойцами в васильковых фуражках, а недалеко от самолета наготове уже стоит машина-заправщик. Когда двигатели заглохли, штурман открыл дверь и выставил небольшую металлическую лесенку, по которой тут же спустился старший охраны в сопровождении одного бойца. Там он поздоровался с встречающим офицером, судя по осанке, имеющим немаленький чин в иерархии госбезопасности СССР. Они обменялись вроде как ничего не значащими фразами, очень напоминающими пароли, но после этого охранники, находящиеся в самолете, немного расслабились, и один из них отпустил подрывную машинку, которую не отпускал даже в воздухе.

Место посадки освещалось фарами нескольких автомобилей, и по тому, как несколько людей в спецовках из службы обеспечения аэродрома резво начали заправлять, стало понятно, что все торопятся и хотят побыстрее отправить самолет с важным грузом, приземлившийся на дозаправку на прифронтовом аэродроме. Борисычу и проснувшейся Кристине настоятельно рекомендовали не покидать салон самолета, но тем не менее тут же принесли пару армейских металлических мисок с еще теплой кашей и тушенкой, два больших куска хлеба и две армейские кружки с горячим чаем. Было видно, что люди, отвечающие за встречу и отправку груза на этом этапе, серьезно и всесторонне подготовились к выполнению задания. Что примечательно, немцев принципиально никто кормить не стал, тем самым показывая особый статус гостей. Борисыч не сомневался, что это им показывают, насколько ценят, и это одно из звеньев хорошо продуманной психологической игры по выработке у пришельцев из будущего некой лояльности к своим предкам. Прошло еще десять минут, двигатели, фыркнув, снова заревели, и самолет пошел на взлет.

Теперь полет проходил менее нервозно, и, глянув в иллюминатор, на фоне светлеющего неба Борисыч рассмотрел две тройки истребителей с красными звездами, которые сопровождали военно-транспортный "дуглас", везущий, наверно, одну из самых больших тайн 1941 года, а может быть, и всего столетия.

Дальше полет не представлял ничего интересного: непрерывный гул, изредка покачивание на воздушных ямах и посадка на подмосковном аэродроме, где их встречали в более серьезном составе, и руководил всем уже знакомый по Бориспольскому плацдарму Судоплатов.

Аэродром вымер, точнее, все, не имеющие отношения к встрече, были просто удалены. Панков не сомневался, что на данный момент в радиусе нескольких километров количество сотрудников госбезопасности СССР просто зашкаливает, особенно после той истории, когда немцы попытались выкрасть Серегу Оргулова. Перед выходом из самолета Борисыч облачил и себя, и дочку в бронежилеты и закинул на плечо укороченный АКС-74У, а у дочки на бедре висела кобура с потертым, но работоспособным ПМом. Судоплатов, поднявшийся в салон, спокойно смотрел на эти манипуляции, прекрасно понимая гостей. Дождавшись, когда его увидят, поздоровался:

— Доброе утро, Юрий Борисович. Доброе утро, Кристина Юрьевна.

Пожав руку, спокойно кивнул в сторону открытой двери и предложил выгружаться.

— Проходите, пожалуйста.

В это время четверо бойцов достаточно грубо выволокли из салона пленных, причем генерала как бы случайно уронили возле трапа самолета, хотя со стороны это выглядело, как будто его выкинули, как упившегося посетителя из бара.

На улице стояли несколько грузовых тентованных машин, окруженных бойцами специального полка НКВД, которых привлекли к разгрузке самолета. Некоторое время ушло на разминирование груза и уже через час колонна из восьми грузовиков и двух легковых машин в сопровождении двух бронеавтомобилей двинулась в сторону Москвы.

Сидя в салоне легкового автомобиля, Судоплатов с интересом рассматривал гостей. Усталые, бледные лица, круги под глазами говорили о перенесенных трудностях за последнее время. Панков Юрий Борисович, рекомендованный Зиминым как очень хороший специалист по вычислительной технике и средствам связи. Его дочка, Кристина, числилась как оператор ЭВМ, но тут Павел Анатольевич не сомневался, что девочку просто отправили сюда дышать свежим воздухом, подальше от той помойки, в которую превратился мир. После недавнего посещения мира будущего Судоплатов стал лучше понимать этих людей и проникся большим уважением к Зимину, который в тех условиях смог найти выход и организовать спасение своих людей, при этом активно помогая советскому народу в войне с фашистскими захватчиками.

Для начала гостей привезли на дачу, специально выделенную к приему гостей. Там уже были проведены основательные приготовления, которые касались обеспечения режима безопасности всего объекта и бытовых условий персонала и гостей. По давней просьбе Зимина и его пояснениям, на всей даче была проведена электрическая сеть переменного тока на 220 вольт, чтоб можно было запитать аппаратуру из будущего. В этот раз и подход к охране гостей изменили. Все дома вокруг объекта ненавязчиво были превращены в один большой укрепрайон, где лучшие специалисты по фортификации тщательно высчитали сектора обстрела пулеметов, противотанковой артиллерии и зенитных пушек. Большое количество дзотов были соединены между собой единой системой подземных ходов и обслуживались специально подготовленным гарнизоном. Все прекрасно помнили попытку немцев выбросить парашютный десант на предыдущий объект, и никто не собирался повторять прошлых ошибок. Мало кто в руководстве СССР, наркомата обороны догадывался, что малоизвестный район под Москвой имеет зенитное прикрытие не хуже, чем Красная площадь. Для дополнительного усиления системы обороны на некотором удалении от объекта разместили истребительно-авиационный полк, в задачу которого входила постоянная охрана воздушного пространства. Были утверждены несколько маршрутов перевозки аппаратуры и гостей в Москву, на которых были приняты беспрецедентные меры безопасности, и каждое новое лицо, появившееся в районе, автоматически попадало в поле зрения органов государственной безопасности. Сейчас Павел Анатольевич Судоплатов был уверен, что события, произошедшие месяц назад, когда Зимин чуть не попал в руки противника, не повторятся.

После приезда в усадьбу гости долго и с удовольствием мылись и после сытного завтрака просто отключились. Для обеспечения потребностей в горячей воде была специально отремонтирована котельная, которая не работала уже лет десять. Зная о событиях последних дней, особенно об очередной выходке Зимина, когда его маневренная группа, в составе которой уже было три тяжелых танка, атаковали танковую роту фашистов, попытавшихся прорваться к полевому аэродрому, Судоплатов дал команду не беспокоить гостей. А сам поехал на доклад к Берии, сопровождая пленного генерала, его адъютанта и портфель с документами, который вызывал большой интерес. Диверсанта, захваченного возле аэродрома, увезли сразу, и в этот момент с ним без всякой жалости в ускоренном режиме работали лучшие специалисты НКВД — информация нужна была срочно, да и клиент был схвачен в советской форме, так что под определение военнопленного никак не попадал.

* * *

Судоплатову, прибыв в знаменитое здание на Лубянке, пришлось полчаса просидеть в приемной у наркома, ожидая, когда он освободится. По скупым ответам секретаря он сделал вывод, что там сейчас находится группа ответственных товарищей, привлеченных для создания и модернизации ручных противотанковых гранатометов. Отзывы о новом оружии, полученные с фронта, мягко говоря, не вселяли оптимизма, и система требовала обязательной и скорой доработки. У Берии уже была шальная мысль предоставить им для рассмотрения и изучения несколько образцов, которые Судоплатов получил в подарок от Зимина и недавно привез в Москву, но режим секретности по проекту "Оракул" не позволял идти на такой опрометчивый шаг. Поэтому, устроив ученым, инженерам и кураторам из военного ведомства серьезную взбучку и поставив жесткие условия, отпустил их выполнять поставленную задачу, тем более только что секретарь по телефону доложил, что в приемной дожидается Судоплатов, который утром должен был встречать гостей из будущего.

Лаврентий Павлович коротко поздоровался с вошедшим комиссаром 2-го ранга и, не дожидаясь доклада, сразу предложил присесть, прекрасно понимая, что разговор как всегда будет долгим и занимательным.

— Ну что, Павел Анатольевич, как там наши гости?

— Все нормально, встретили, разместили, сейчас отдыхают. Судя по нашей информации, им в последнее время пришлось многое пережить.

— Что там случилось? Был доклад из окруженной группировки о танковом бое с участием Странника, но подробностей в шифрограмме нет. Опять наш общий знакомый лезет в самое пекло?

— Со стороны выглядит так, но я изучил доклад майора госбезопасности Стрелкова, который являлся координатором от вновь созданного хозяйственно-экономического управления. При более глубоком анализе Зимин поступил вполне разумно, и в тех условиях у него не было другого выхода.

— Рассказывайте.

Судоплатов открыл папку, где на пронумерованном в "секретке" листе были изложены тезисы его доклада наркому внутренних дел.

— Со слов самого Зимина и его подчиненных, у них в мире произошло столкновение с крупным татарским отрядом, состоящим из боевиков, собранных из разных банд с целью попытаться завладеть ресурсами и задавить сильную группировку, которая подминает под себя мелкие группы в регионе и целенаправленно выявляет и переманивает специалистов. Тут все логично: где специалисты, там производство, значит, и ресурсы, а вся история Крыма показывает, что без наличия сильной власти татарская часть населения, враждебно относящегося к славянам, всегда готова перейти к открытым грабежам. Зимин в своей манере быстро и жестко их разгромил, добившись полного контроля над городом и окрестностями. В условиях дефицита времени он быстро сформировал группу и выдвинулся к аэродрому, который уже находился под непрерывным обстрелом немецкой артиллерии. По нашей информации, подготовка к операции "Тайфун" подходит к концу, поэтому для максимально скорого уничтожения окруженной под Борисполем группировки был выделен танковый батальон, одна из рот которого прямо с марша была направлена на штурм аэродрома. Учитывая поспешность, с которой германцы начали это наступление, они были извещены о намечавшейся в эту ночь отправке особо важного груза, что говорит о наличии по меньшей мере одного агента в руководстве окруженной группировки. От себя я дал команду старшему майору Стрелкову сворачивать деятельность и эвакуировать его подразделение с плацдарма следующим рейсом.

Берия молча слушал, иногда делая пометки в блокноте. То, что прошла утечка информации, его не удивило: абвер весьма профессионально умел внедрять своих людей в отступающие части Красной Армии, снабжая их хорошими легендами, а иногда в кратчайшие сроки вербуя советских командиров, попавших к ним в плен, забрасывая их со своими настоящими документами.

— Правильное решение. Судя по всему, Бориспольский "котел" засвечен касательно деятельности Странника, и скоро там нельзя будет протолкнуться от агентов адмирала Канариса. Что относительно самого Странника?

— Ему тоже рекомендовано прекратить выходы в той местности. Во время последнего сеанса связи он подтвердил согласие и сказал о первоочередной задаче поиска нового выхода на полностью контролируемой территории советскими войсками.

— Это надо было давно сделать, что он не может найти где-нибудь выход за Уралом? И не пришлось бы тогда городить огород с операцией прикрытия. А теперь и Канарис знает, и Гейдрих роет землю, возможна утечка информации к "союзничкам". Надеюсь, то, что привезли гости, стоит того…

— Все эти соображения высказывались Страннику во время визита в его мир…

— Да, вы рассказывали об этом, Павел Анатольевич, надеюсь, на этот раз все будет по-другому.

Берия ненадолго замолчал, вспоминая эмоциональный рассказ Судоплатова, после того как он побывал в мире Странника. Отравленный мир, где в бункерах живут бледные, больные люди, воюющие за чистую еду, воду и горючее, остатки некогда технически развитой и морально деградирующей цивилизации.

Разовое применение ядерного оружия, в существовании и эффективности которого он уже нисколько не сомневался, послужило катализатором для начала всемирного безумия, переросшего в последнюю войну, даже не войну, а бойню человечества. После того как страны обменялись ядерными ударами, всем стало понятно, что победившей стороны не будет, и вне зависимости от того, кто прав, кто виноват, начали вываливать друг на друга все накопленные за многие года после Второй мировой войны смертоносные запасы. Многочисленные химические заводы, атомные электростанции, плотины, могильники химических и ядерных отходов подверглись ударам обычного, но высокоточного, как выразился Зимин, оружия. Химическое, бактериологическое, тектоническое оружие, "грязные" бомбы… Сколько всего придумали люди. Весь мир на долгие годы, а может быть, и столетия, был отравлен. Животные, растения — все погибло. Выжили только люди, кто сумел спрятаться в герметически закрытых бункерах, куда не проникла ни радиация, ни отравленные газы, ни смертельные болезни. Из-за поднятого взрывами пепла мир надолго погрузился во тьму. По прошествии двух лет пыль и пепел осели, и атмосфера стала более-менее прозрачной, но мир умер, и уже никогда люди не увидят нормального привычного голубого неба. Человек не может выйти на улицу без маски, иначе позже он умрет в страшных муках, отравившись газами, которые до сих пор содержатся в атмосфере. Страшный мир…

На Берию рассказ Судоплатова тоже произвел впечатление. От воспоминаний его оторвал тот же Судоплатов.

— В шифрограмме Странник попросил об услуге…

Берия удивленно поднял глаза в блеснувшем, отразившем свет настольной лампы пенсне.

— Интересно.

— Он попросил в Симферополе, в горе, в Петровской балке, произвести подрыв, оставив таким образом метку, и он хочет выяснить, как наши миры соотносятся друг с другом.

— Хм… Перефразируя его же: находимся ли мы в одной исторической последовательности или в разных? Вполне разумно.

— Я тоже так решил, поэтому сегодня в обед подрыв в Симферополе будет произведен, о чем Странник уже извещен.

— Правильно, Павел Анатольевич, теперь давайте по существу, что там наворотил Странник?

— Маневренная группа в составе трех тяжелых танков, по классификации потомков Т-64, двух бронетранспортеров и одной боевой машины пехоты контратаковали немцев, полностью разгромив танковую роту, уничтожили до двух батальонов пехоты, прорвались до линии полевых батарей, уничтожили двенадцать противотанковых пушек и две батареи гаубиц, которые регулярно обстреливали аэродром.

— Они понесли потери? Техника, оружие из будущего не попали в руки к германцам?

— Нет. Зимин и его люди за этим строго смотрели. По рапорту Стрелкова, за весь бой люди Зимина убитыми потеряли одного или двух людей и человек десять ранеными. Всем была оказана срочная медицинская помощь, и они были сразу эвакуированы. Из техники они потеряли один бронетранспортер, который сразу же был эвакуирован с поля и отбуксирован к порталу. И еще…

— Что?

— Стрелков отмечает особую ожесточенность, упорство, с которым бойцы Зимина воевали. Особо отметил выучку и профессионализм. Они несколько раз бросались врукопашную, где благодаря знаниям рукопашного боя и защитным панцирям, бронежилетам, несли минимальные потери. По косвенным данным, можно сказать, что Странник обкатывал в бою новых бойцов, но в некоторой степени это была демонстрация и для нас.

— В чем она заключалась?

— Я думаю, Странник хотел показать, насколько серьезные и эффективные силы находятся в его подчинении и, главное, однозначное приложение этих сил.

— Что ж, мне тоже так показалось. Что еще интересного?

Судоплатов на мгновение бросил взгляд на раскрытую перед ним папку:

— По сообщению координатора, благодаря своей аппаратуре Странник сумел зафиксировать недалеко от аэродрома диверсионную группу противника, которую локализовали две специальные группы, оставленные для охраны груза. Диверсанты были одеты в советское обмундирование и готовились в момент атаки организовать диверсию и панику на аэродроме.

Глаза Берии злобно блеснули.

— Суки… Как они узнали? Ну хоть пленных-то взяли? Кто? "Бранденбург"? Неужели Канарис решил с нами играться?

— Более того… Странник умудрился при отступлении обстрелять машину с командиром шестьдесят восьмой пехотной дивизии генерал-лейтенантом Вульфом Шеде. Сам генерал в бессознательном состоянии с адъютантом и портфелем с документами был прихвачен с собой и в качестве "особого подарка" переправлен вместе с грузом в Москву. С ними отправили и захваченного диверсанта. Разговорить на месте его не успели из-за недостатка времени.

Берия ничем не показал своего удивления. Он молча сидел, разглядывая своего подчиненного, постукивая остро заточенным карандашом по столу, откинувшись на спинку стула. Ровным голосом он спросил:

— Что с этим генералом? Жив?

— Да, просто сотрясение мозга да сломано два ребра. Пришел в себя в самолете, а сейчас в тюрьме Главного управления допрашивается…

— Хочешь узнать, почему так резво атаковали аэродром? И диверсанта колоть надо, не нравятся мне эти совпадения.

— В первую очередь это и выясним.

Но Берия не смог сдержать свой кавказский темперамент, поэтому встал и начал ходить по комнате.

Проект "Оракул" приносил свои плоды. То, что под Киевом не гробанулись шестьсот тысяч окруженных, немцы получили по зубам под Конотопом и Полтавой, сорваны сроки начала операции "Тайфун" — наступления на Москву, была его заслуга, его ведомства, которое смогло получить, проверить, подготовить и адаптировать для использования информацию из будущего. Теперь вот еще живого немецкого генерала притащили, тем более прошло не больше суток. Прямо из-под Киева. Надо ехать к Верховному.

Как человек, достигший одного из наивысших постов в иерархии власти Советского Союза, Берия был тщеславен, и о таком достижении нельзя было молчать. Тем более товарищ Сталин ожидает развернутого доклада по Страннику в отдельности и состоянию дел с потомками. Приняв решение, он начал действовать.

— Очень хорошо, Павел Анатольевич. Отработаете немецкого генерала, как там его?

— Генерал-лейтенант Шеде…

— Да. Попытайтесь узнать, откуда они получили приказ на такое экстренное наступление и работайте с гостями. Судя по всему, в этот раз Странник нам много чего интересного переслал, раз для сопровождения и охраны выделил чуть ли не танковую колонну…

Судоплатов поднялся, стал по стойке "смирно", коротко ответил "Есть" и вышел из кабинета, а Берия поднял трубку телефона и вызвал своего секретаря. Тот через несколько секунд буквально материализовался в кабинете, молча уставившись на своего начальника, ожидая команды.

— Свяжись с Кремлем, уточни, когда товарищ Сталин сможет меня принять…

Когда за секретарем закрылась дверь, на лице наркома расцвела довольная улыбка.

Судоплатов — диверсант и специалист по диверсионным операциям, а вот грозный товарищ Берия мыслил другими масштабами. Он мерил комнату шагами и несколько раз вслух повторил: "Три танка".

Судоплатов так и не понял, что он принес своему начальнику. А принес он лекарство от немецкого блицкрига, от танковых прорывов. Небольшая группа из трех танков, нескольких боевых машин сопровождения смогла дать по зубам танковой роте и остановить наступление чуть ли не целой дивизии. Потомков очень мало, но они показали, что умеют воевать, не забыли про память отцов и дедов и готовы крушить общих врагов. У них там была война, но осталось много такой техники, а если сформировать вот такие ударные части, напичканные радиостанциями, системами подавления связи, что немцы сразу становятся глухими, бойцами, закованными в броню, и наносить короткие злобные удары, выбивая технику и останавливая наступление, а потом уже контратаковать обычными механизированными частями. Техника ведь секретная, значит, управлять ей должны подготовленные, технически грамотные люди, а главное, проверенные, а такие только в его ведомстве. У НКВД СССР будут свои ударные части, которых нет ни у кого в мире, и он не позволит тупым генералам их растрясти, как это было сделано с механизированными корпусами в приграничных сражениях. О том, кто виноват и где ошибались, Берия уже давно знает, и потомки, спасибо им, тоже подсказали. Тем более дивизии, где основной костяк составляют пограничники или бойцы войск НКВД, всегда показывали высокую стойкость и выучку, в отличие от простых отмобилизованных дивизий. Надо ехать к Верховному и столбить место…

Глава 23

Юрий Борисович Панков спокойно сидел на скамеечке под навесом и в первый раз за последние несколько лет наслаждался тишиной и спокойствием. Покуривая душистую папиросу, которой его угостил Судоплатов на аэродроме, Борисыч вспоминал перипетии последних месяцев, когда жизнь резко поменялась с появлением Сереги Оргулова. Встреча, которую ему организовали в Москве, поразила Панкова своей обыденностью и отсутствием фальши. Как-то необычно было после вранья и мерзости нашего времени ощущать разницу с этими людьми, которые действительно были рады видеть посланника из будущего. Конечно, бани не было, все-таки военный объект, но вот душ с горячей водой был большим сюрпризом.

Все было накрыто еще до их прихода, и на обеде присутствовала лейтенант госбезопасности, весьма миловидная тридцатилетняя женщина, которая тоже входила в ближний круг общения, в качестве стажера, и должна была учиться у Кристины работе на персональном компьютере. Хотя умный и битый жизнью Борисыч сразу стал догадываться, что не зря ее посадили за один стол с ними, и на пару вроде как дежурных комплиментов лейтенант Стрельникова отреагировала вполне спокойно и благожелательно.

Поздний обед не поражал разносолами, но великолепный наваристый борщ с ложкой сметаны и краюха свежего душистого хлеба сразу заставили забыть обо всем вокруг. На второе были гороховая каша и котлеты, но сразу чувствовалось, что еду готовили с душой. Буквально на какое-то мгновение стены исчезли, и он почувствовал себя маленьким мальчиком, который вернулся в мир детства, и мама, такая живая и добрая, кормит своим борщом.

Свежий, морозный воздух приятно пощипывал только что побритое лицо. На улице уже сгущались сумерки, но хозяева дали ему и дочке, Кристине, нормально выспаться после тяжелой поездки и сытного обеда. Охраны почти не было видно, а за все бытовые вопросы в усадьбе отвечал капитан Трофимов, представленный им во время поселения на новое место.

Гостям выделили две соседние комнаты, окна которых выходили на прекрасный зимний сад. Только человек, проживший два года в затхлом, вонючем бункере, где люди не моются месяцами, чтоб не тратить чистую воду, может понять состояние Борисыча, который после нормального горячего душа переоделся в чистое белье и новенький камуфляж, без знаков различия. Чистые постели и нормальный сон, когда не давят стены тесных казематов и галерей, произвели впечатление и напомнили о той жизни, когда не нужно было думать о противогазах, патронах и выживании.

Видимо, решив, что гость вполне насладился одиночеством, к Борисычу подошел капитан Трофимов, доброжелательно поздоровался и попросил прикурить. Юрий достал обычную дешевую пластиковую зажигалку, в которую был вмонтирован простенький фонарик на светодиоде, и дал прикурить, хотя сам пристально смотрел но сторонам, ради интереса пытаясь разглядеть охрану. Трофимов правильно оценил его взгляд, прекрасно понимая, что человек, сидящий перед ним, не является разведчиком, хотя и повоевать ему пришлось. Он про себя усмехнулся, вспоминая более сотни пулеметов разных типов, завезенных в поселок, две роты бойцов НКВД и отделение снайперов, которое круглосуточно сидело на чердаках, контролируя подходы непосредственно к дому.

— Как вам у нас, Юрий Борисович? — начал вроде бы простой разговор Трофимов.

Борисыч, тщательно до этого проинструктированный Оргуловым на предмет всяких шпионских заходов и словесных ловушек предков, слегка усмехнулся, принимая правила игры, понимая, что начинается его "проверка на вшивость".

— Красиво. Давно так спокойно не сидел. Да и воздух просто пьянит. Хорошо тут у вас, даже и не верится, что где-то идет война и гибнут люди…

— Да, тут вы правы. А у вас как?

— А вы имеете право задавать такие вопросы?

Тут Борисыч решил тоже показать норов, уже "пробивая" куратора. Но тот не смутился, давая понять, что все согласовано и разрешено и такой разговор входит в его обязанности. Панков сделал свои выводы.

— Хотите посмотреть, насколько мы адекватные?

— Ну и это тоже, хотя сомнений не может быть, учитывая ваше прошлое. Да и командир у вас весьма интересный человек, сумел произвести впечатление на мое руководство. Сами поймите, мне, как человеку, отвечающему за вас и вашу безопасность, надо точно знать, что вы за люди и что от вас можно ожидать.

— Нормальные люди. Как вас по имени-отчеству?

— Игорь Матвеевич.

— Ну вот, Игорь Матвеевич, не беспокойтесь. Нормальные мы, только просто устали выживать. Наверно, нужно дать чуть-чуть времени адаптироваться, но тут у вас война идет, и надо помогать предкам. Мы люди простые, технари, так что не надо играть в ваши шпионские игры, просто спросите, что надо, а я отвечу. Да и дочку не трогайте, пусть девчонка работает, ей в последнее время много перенести пришлось.

— Ну раз так, скажите, а вы давно знаете своего командира, Зимина?

— Лет десять…

— И как он вам?

Борисыч усмехнулся.

— Нормальный, правда, всегда был хитрожопым, но без гнили. В технике очень хорошо разбирается, психолог неплохой, ему даже в контрразведку предлагали идти, но что-то там не срослось, поэтому и пошел в банк работать, мошенников вылавливать…

На этом рассказ закончился, небольшая пауза показала Трофимову, что на этом рассказ о командире закончен, но у того был, видимо, свой план по вопросам, и он неутомимо с доброжелательными улыбочками снова пошел в атаку.

— У вас там, в будущем, недавно какое-то сражение произошло? И кто победил?

— Наши татарам наваляли. Уж слишком те внаглую полезли, вот и огребли.

— Какое соотношение потерь?

— Не знаю, я в бою не был, Серега меня посадил на подготовку к вылету в Москву, вот и пришлось наблюдать за боем из бункера. Да вы не беспокойтесь, там теперь никто на нас не полезет, всем основным уродам укорот дали.

— Это обнадеживает. А как вы отнеслись к этой поездке?

Борисыч деланно удивился глупости вопроса, прекрасно понимая наличие двойного смысла.

— Да нормально. Командир приказал — мы исполнили…

Трофимов тоже не был дураком, понял, что и тут с ним начали играть, затянулся папиросой, обдумывая следующий вопрос. Но Борисыч его перебил на полуслове:

— Короче, капитан. Прекращай свои дальние заходы. Спрашивай прямо, иначе у меня создастся впечатление, что вы подлянку готовите, и тогда уже будем разговаривать по-другому. Ведь не думаете же вы, что командир отпустил нас без возможности обратной связи. Просто сегодня же вечером уйдет сигнал про непонятки с хозяевами и тогда начнутся шпионские игры, проверки, перепроверки. Оно тебе надо? Учти, наши ребята на вашей стороне воюют и многие погибли, но германцам вломили, до сих пор шорох идет. Какие тебе еще доказательства нужны, что мы нормальные люди и любим родину? Не моя вина, что уроды, которые стояли у руля в нашем времени, ее продали. Мы все, кто сейчас собрались у командира, обожрались западной демократией до рвоты, до изжоги, до поноса, мы знаем, чем это грозит, и за неповторение этого готовы воевать, что вам еще нужно? Кровью расписаться?

Трофимов молча выслушал тираду Панкова, затянулся папиросой и тихо ответил:

— Юрий Борисович, не обижайтесь. Сами понимаете, дело серьезное и случайностей здесь быть не должно. Моя задача — организовать вашу охрану и обеспечить нормальные условия для работы. Так что просто примите к сведению наши правила и не обижайтесь. Вашего командира чуть не прохлопали, и сейчас ко всему относимся намного серьезнее. Поэтому давайте дружить и совместно работать, как оно там говорится, "в чужой монастырь…".

Борисыч понял, что его немного построили, и расспросы продолжатся, но в более спокойной форме.

— Вы хотите спросить, насколько бойцы, входящие в нашу группировку, лояльны к командиру и к его политике?

— Это нас тоже очень сильно интересует. Количество людей, задействованных в операциях в нашем мире, возросло, и по вашим же рассказам практически все служили в националистической армии или полиции Украины. Мы это тоже ставим в расчет.

— Ну, во-первых, не в полиции, а во внутренних войсках. Это те же армейцы, что-то типа ваших конвойных войск, только организационно подчинялись министру внутренних дел. Тем более вы учитывайте, что практически все — выходцы из Крыма или юго-восточной Украины, где всегда преобладали пророссийские настроения, точнее антинационалистические. Делайте выводы.

— Что ж, это очень интересно. А все же, как вы можете гарантировать лояльность ваших бойцов?

— Всех, повторяю, абсолютно всех, проверяют на детекторе лжи. Причем некоторых по несколько раз. Вероятность предательства есть, но не выше, чем среди ваших товарищей из органов госбезопасности. Представьте картину, вы умираете без воды, и к вам приходит человек, поит вас, вашу семью и предлагает помочь построить водопровод, чтоб спасти людей. Вот примерно то, чем занимается командир. Ну и периодически дает по голове бандюкам, которые хотят этот водопровод забрать и начать продавать воду. Надеюсь, я ясно вам рассказал о побудительных мотивах моего командира и его команды?

— Вполне, весьма яркое повествование. Оно многое объясняет. Хорошо, пойдемте ужинать, ваша дочь уже проснулась, и начнем работать. Как раз и обсудим план работ и необходимые ресурсы…

После плотного ужина, опять проведенного в обществе лейтенанта Стрельниковой, в специально отведенной комнате, расположенной в подвале, снабженной металлическими дверьми и оборудованной, как самая натуральная "оружейка", с постоянным дежурным и сигнализацией, приступили к распаковке и учету привезенных вещей, имеющих особую литеру. Тут же и Борисыча, и его дочь попросили полностью переодеться в принесенную форму сотрудников НКВД, их же одежду, вплоть до нижнего белья, аккуратно упаковали в мешки, которые сразу опечатывались и размещались в специальном закрываемом шкафу. Остальные вещи: зажигалка со светодиодным фонариком, МРЗ-плейер дочери, произведенные в будущем, постигла та же участь. Борисыч согласно документам и знакам различия на форме сразу стал старшим лейтенантом госбезопасности Панковым, а его дочь — сержантом. На немой вопрос, обращенный к Трофимову насчет документов, тот ответил, что данные на Борисыча и его фотография уже давно переданы Зиминым, согласно всем правилам в главном управлении кадров заведено дело и специальные люди подготовили легенду, согласно которой Панков уже пять лет служит в органах государственной безопасности и, соответственно, его звание не "дутое", а самое настоящее, как дань его заслугам.

Но Борисыч, обладающий соответствующим скепсисом, про себя пробурчал, хотя Трофимов его прекрасно услышал: "Бойтесь данайцев, дары приносящих…"

— А где вы учились, Юрий Борисович?

— Симферопольский государственный университет. Радиоэлектроника.

— Так это великолепно, заодно будете и нашим ученым помогать как консультант.

— А смысл? Серега вон умудрился настоящих преподавателей с нашего университета найти. Как раз с кафедры радиоэлектроники, да и с мединститута и сельхозакадемии люди есть. Вот кого вам нужно было вывезти.

Лицо Трофимова сразу стало серьезным.

— Надо будет уточнить, почему ваш командир не довел до нас эту информацию.

Тон Борисычу очень не понравился, поэтому он сразу вступился за Оргулова.

— Наверно, потому, что профессора сами вылезли, когда узнали, что мы бандитам по голове надавали, и это было перед самым выходом в ваше время. А ведь там народ еще проверять нужно, прежде чем допустить к секретам путешествий во времени. Вы-то должны понимать специфику. Да и на будущее, поосторожнее с высказываниями насчет командира. Я ведь и обидеться могу. Мы с Сергеем друзья, причем давние, а еще нам будете измену Родине шить? Не советую…

Все замолчали, и в такой атмосфере некоторой напряженности продолжили работу. Трофимову не понравилась отповедь Панкова, но он прекрасно понимал, что сейчас он не может прижать гостей, как надо, а приказ о соответствующей обработке выполнять необходимо.

Разбор и инвентаризация оборудования начались практически сразу после ужина. В комнату два молчаливых сержанта НКВД заносили пронумерованные ящики с немецкой символикой из-под снарядов, в которые было уложено оборудование из будущего. Но тут Борисыч решил произвести впечатление, и первый ящик, который был доставлен для описи, оказался забит обычной для человека нашего времени бытовой техникой: электрическими чайниками, кофеварками и настольными лампами. В комнате, которая предполагалась для работы с техникой, уже давно было проведено напряжение питания, поэтому кофеварка тут же была установлена и наполнена водой из стоящего графина. С видом фокусника Борисыч положил новый бумажный фильтр в специальный отсек и засыпал туда из банки молотого кофе. И с самым довольным видом нажал кнопку, с удовлетворением увидев, как загорелась неоновая лампочка. После чего повернулся к Трофимову и лейтенанту Стрельниковой, которая сидела за столом и составляла черновик акта приема-передачи специальной техники.

— Товарищ лейтенант, как вас зовут?

Она бросила короткий взгляд на Трофимова, как бы получая санкцию, спокойно ответила:

— Ирина… Ирина Алексеевна.

Борисыч, любитель, да скорее профессионал по женскому полу, добродушно усмехнулся. Всю эту игру он видел прекрасно, она его больше забавляла, да и женщина ему нравилась. Было видно с самого начала, что ее профессионально к нему подводят и хотят подложить, но делалось все ненавязчиво.

"Ладно, время покажет…" — подумал про себя Панков, вскрывая следующий ящик, в котором тоже была уложена бытовая техника.

Достав первую коробку, он торжественно повернулся к Стрельниковой.

— Пишите. Кофеварка электрическая. Фирма-изготовитель… Серийный номер… К ней в комплекте упаковка бумажных фильтров. Дальше. Кофе растворимый "Петровская слобода", в жестяной банке, фасовка сто грамм. Три штуки. Дальше. Чашка керамическая объемом двести миллилитров с цветной наклейкой "Лучшему компьютерщику" — одна штука. Чашка керамическая объемом двести миллилитров с цветной наклейкой в виде кота — одна штука… Печь микроволновая LG…

Так продолжалось, пока не зашипело и в большую чашку, стоящую в кофеварке, не полилась коричневая струя, распространяя по комнате своеобразный запах кофе. Уже через пять минут и девушка-лейтенант, и капитан Трофимов, и Борисыч с дочкой сидели на стульях и пили свежезаваренный кофе. Трофимов, причмокивая, изучая вкус кофе, приготовленный в необычном устройстве, просто высказался:

— Хм… Очень даже ничего. Так на чем мы остановились?

Борисыч сверился со своим списком и с номером только что открытого ящика и продолжил:

— Компьютер портативный Asus, диагональ пятнадцать с половиной дюймов…

Так продолжалось до трех утра, пока не была составлена полная опись всего оборудования вплоть до зажигалки, которой пользовался Борисыч, и девушка ушла к себе, в соседнюю комнату, где стояла печатная машинка, и оттуда стал раздаваться характерный перестук, на что Кристина, скривив лицо, сказала:

— Можно было на ноуте все это наклепать, тем более текстовка перечня аппаратуры еще на базе составлена, смысл извращаться-то?

Трофимов вполне спокойно отнесся к этому.

— Таков порядок. Хотя если вы сейчас составите свой документ, будет интересно посмотреть и сравнить.

— Да не проблема.

Через пять минут манипуляций с ноутбуком и простым лазерным принтером в руках у капитана уже была нормальная распечатка списка, который лейтенант Стрельникова еще будет стучать пару часов.

Пока из соседней комнаты раздавался стук печатной машинки, Борисыч спокойно и деловито проверял всю технику на работоспособность и, закончив работу и получив от Трофимова информацию, что еще необходимо полчаса, запустил ноутбук и включил фильм "Офицеры" из обязательной подборки, которую уже давно сделали девчонки на базе и рекомендовали для показа предкам.

Трофимов так увлекся просмотром, что не заметил, как в комнату вошла Стрельникова со стопкой листов в руках, но и она тихо присела на стул и стала смотреть фильм про войну, которая касалась всех советских людей.

Когда фильм закончился, на часах уже было пять утра. Прекрасно понимая, что следующий день будет очень нелегким, Трофимов погнал всех по своим комнатам, предварительно закрыв и опечатав комнату, после того как Борисыч выключил все приборы. В девять часов ему нужно было со всеми списками вместе с Панковым быть на докладе у Берии, который лично будет распределять технику, основываясь на рекомендациях специалиста.

Утром уже перед самым выездом пришла телефонограмма, в которой извещалось о том, что сам нарком внутренних дел Берия решил посетить "Объект Д", поэтому все сразу забегали, наводя порядок. Борисыч и его дочь в этой подготовке участия не принимали и после отмены поездки спустились в комнату, где хранились привезенные вещи, и стали по-своему готовиться к визиту легендарного человека.

Трофимов и Стрельникова вроде выглядели спокойными, но общая напряженность все равно чувствовалась, это проявлялось в коротких фразах, вроде как в ненужных движениях и в других мелочах, которые наметанный взгляд Борисыча сразу выявил. Как ни странно, он себя чувствовал вполне комфортно и даже ждал этой встречи. Ему было что показать, да и сказывался авторитет командира, который, видимо, во время своей прошлой поездки навел тут шороха. Можно, конечно, создать для людей условия, работать с ними, но просто так с нуля заставить себя уважать не так уж и легко. А тут именно уважали и старались показать это. Все это наводило на размышления, что командир не все рассказал про свои приключения.

Заваривая новый свежий кофе, Борисыч присел за компьютер и подумал про себя: "Вот Серега темнила, наверно, не все рассказал. Ох, была какая-то шпионская история. Как он умудряется в это все влезать?" Когда кофе заварилось, он налил в керамическую фигурную чашку для Ирины, которая благодарно улыбнулась, оторвавшись от небольшого урока по работе на компьютере, который давала неугомонная Кристина. Для нее это было большой и интересной игрой с путешествиями во времени, с немцами, компьютерами и НКВДшниками.

Его мысли были прерваны появлением Трофимова, который попросил его подняться наверх, где уже находится нарком в сопровождении нового начальника хозяйственно-экономического управления.

Они зашли в комнату, которая использовалась в качестве столовой, но на этот раз здесь за столом за чашкой чая сидел человек, которого трудно было не узнать, но при этом он был так не похож на свои портреты и фотографии. Он встал и дружелюбно двинулся в сторону пришедшего Панкова.

— Добрый день, Юрий Борисович. Я смотрю, вам неплохо идет форма. Скажите, вы служили?

— Как нормальный мужчина — служил, конечно, причем мне повезло — я еще носил форму Советского Союза, правда, звание всего сержант запаса. А так, то в последние два года только в форме и ходил.

— Это хорошо. В каких войсках служили?

— Связист. Но когда началась война, был ополченцем. По-другому нельзя было, иначе бы безнаказанно убили или превратили в раба.

— Да, Сергей Иванович нас просветил. Меня вот интересует какой вопрос, Юрий Борисович… Скажите, ведь уже история в нашем мире изменилась и идет по-другому?

— Конечно, судя по вашим оперативным сводкам, такого громкого разгрома Юго-Западного фронта, как было в нашем времени, не было, да и операция "Тайфун" — наступление на Москву — идет намного позднее, а учитывая, что эта зима будет очень холодная, то германцы огребут. Плюс вы достоверно знаете, что Япония не вступит в войну и, наверно, сейчас сибирские дивизии уже где-то под Москвой в тылу затаились.

Берия усмехнулся.

— Это ваше мнение или вашего командира?

— Ну, мы-то обсуждали у себя, в узком кругу, возможное развитие ситуации. Наверно, ваши специалисты пришли к тем же выводам. А сибирские дивизии для участия в зимнем наступлении как раз подходят лучше всего.

— Это хорошо. Познакомьтесь, комиссар второго ранга Лебедев Максим Игоревич. Со вчерашнего дня он является начальником нового хозяйственно-экономического управления НКВД СССР.

— А как же Судоплатов?

Берия улыбнулся.

— Павел Анатольевич незаменимый человек. Пришлось его перебросить на другой участок, где он себя зарекомендовал лучше всего. Сами виноваты…

— В каком смысле?

— В тех материалах, что Сергей Иванович передал в прошлый раз, очень много было информации по партизанскому движению и разведывательно-диверсионной деятельности под его руководством. Как было сказано — человек на своем месте. Пусть работает…

— Вам виднее.

— Хорошо. Ну давайте показывайте, что там привезли. Со списком я ознакомился, но, честно сказать, много непонятно. Вот, например…

И Берия,порывшись в списках, которые ночью настучала на печатной машинке Стрельникова, процитировал:

— Печь микроволновая "Эл-Джи". Что это такое?

Борисыч, который в свое время руку набил на продаже компьютерной и бытовой техники, в душе даже засмеялся, представляя, какую показуху он сейчас устроит.

— Товарищ народный комиссар, это надо показывать. Как раз микроволновку вытащили и вчера опробовали.

Тут в разговор влез Трофимов, который до последнего момента оставался слушателем, тем более работу этого агрегата, что сейчас будет показываться Берии, он вчера видел и прекрасно представлял.

— Конечно, товарищ народный комиссар, это стоит посмотреть.

У Берии как у любителя всех технических новинок загорелись глаза. Он уже успел чуть-чуть, самую малость, увидеть технические возможности потомков, поэтому почти детское ожидание чуда было написано у него на лице. Такая же заинтересованность была и у Лебедева, но он старался держать себя в руках, сказывалась чекистская закалка, да и представлял он приборы из будущего только по рассказам своего начальника.

В комнате, выделенной для работы с иновременной техникой, сидели Стрельникова и Кристина и увлеченно раскладывали пасьянс. Увидев входящее руководство, Кристина быстро перехватила "мышку" у лейтенанта и закрыла окно с игрой. И обе стали по стойке "смирно".

Борисыч, увидев такую картину, не смог скрыть улыбки, которая не осталась незамеченной грозным наркомом, но тот промолчал, просто не поняв комизма ситуации.

Стрельникова, как старшая по званию, по всем правилам доложила, как это принято в армии, что показало ее достаточно большой стаж ношения формы.

— Товарищ народный комиссар внутренних дел, специальная группа проходит обучение работе на вычислительной технике. Докладывает лейтенант госбезопасности Стрельникова.

— Вольно.

Берия взглядом знатока обежал ладную фигурку Стрельниковой, но только на мгновение, наверно, вспомнил, для кого в группу ввели женщину и уже по-деловому спросил:

— Рассказывайте, чему научились?

— Включение, загрузка операционной системы, понятие логических дисков, текстовый редактор Word, создание и распечатка документов.

— Молодец.

И уже обращаясь к Борисычу:

— Ну, Юрий Борисович, показывайте вашу печь.

— Да, пожалуйста, вот она.

Берия с интересом подошел к аппарату, выставленному на стол, и провел рукой по пластику, наслаждаясь необычными тактильными ощущениями и слушая рассказ гостя о возможностях аппарата.

— Так вы говорите, что это простой духовой шкаф?

— Не совсем.

Для доказательства взял керамическую чашку, налил в нее уже остывший кофе и поставил ее в печь. Аппарат необычно пикнул в ответ на нажатие пленочных кнопок и загудел, осветив вращающуюся чашку. Через минуту прогудел сигнал окончания работы, и Борисыч буднично достал чашку и протянул ее наркому.

— Вот, пожалуйста. Нагревает воду, но не греет чашку. Главное — сюда не ставить металлических предметов, а то можно спалить магнетрон.

Берия отхлебнул кофе, чуть поморщившись — забыли положить сахар, но то, что напиток уже горячий, он понял сразу.

— Интересное изобретение. Давайте показывайте, что у вас еще интересного есть.

— Товарищ народный комиссар, вам из бытовой, компьютерной или боевой техники показывать?

— Ну, Юрий Борисович, называйте меня по имени-отчеству. Как говорил ваш друг и начальник, про меня в вашем времени даже анекдоты рассказывали.

— Бывало, Лаврентий Павлович, так с чего начнем?

— Давайте с оружия.

— Пожалуйста.

Подошел к отдельной куче всякого железа и вытащил из нее ПКМ, к которому уже была прикреплена бирка с регистрационным номером и печатью.

— Пулемет Калашникова модернизированный, сокращенно ПКМ, под стандартный патрон 7,62x54. Ленточное питание. Простой, надежный опробованный во множестве войн и локальных конфликтов…

Развернув сошки, поставил его на стол и рядом положил наставление по стрелковому делу, в котором приводились подробные инструкции по пулемету.

— Та-а-а-ак, поехали дальше. Автомат Калашникова АКС-74 с подствольным гранатометом ГП-25. Основное оружие пехоты советской, а впоследствии российской армии. Калибр 5,45 миллиметра. Тоже опробованная и надежная машинка. Уже применялась в вашем времени и немцам очень не понравилась. Дальше, СВД — она же снайперская винтовка Драгунова…

Тоном лектора Панков рассказывал про стрелковое оружие, как фокусник выкладывая на стол соответствующую литературу. Тут был и пистолет Макарова (ПМ), и автоматический пистолет Стечкина (АПС) и РПГ-7 с образцами выстрелов и парочка одноразовых гранатометов, и один РПО "Шмель".

— Ну из оружия, думаю, на первое время достаточно. Лаврентий Павлович, теперь от меня просьба…

Берия, с нежностью держащий в руках АКС-74, удивленно отвлекся:

— Да, Юрий Борисович.

— В одной из шифрограмм было оговорено о предоставлении в наше распоряжение мощной радиостанции, а точнее, ее выходных каскадов для создания высокоскоростного канала связи с нашей базой. Желательно бы это дело ускорить, да и в ваших интересах тоже. Если мы запустим систему шифрованной скоростной связи, то ее впоследствии можно будет запустить для работы со штабами фронтов и даже армий. Причем криптоустойчивость такой связи будет очень высокой. Только будет ли нам обеспечена возможность конфиденциально общаться с нашей базой? Насколько я знаю, это оговаривалось изначально.

— Да, конечно. Вот только зачем вам это?

— У нас секретов нет, есть только информация с ограниченным доступом.

Берии это не понравилось, но тем не менее он повернул голову в сторону Трофимова, тот спокойно ответил:

— Все подготовлено, товарищ народный комиссар.

— Вот видите, Юрий Борисович, так что приступайте к работе.

— Хорошо, а по всему остальному? В особенности по вычислительной технике?

— Скажите, Юрий Борисович, а как вы отнесетесь к еще небольшому путешествию?

— В Сибирь? В Куйбышев или куда подальше?

Берия усмехнулся.

— С чего вы взяли?

— Мы рассматривали такой вариант и вполне с ним согласны. Оставлять такую технику в зоне возможного нападения противника неразумно, скорее всего, эта дача будет использоваться как укрепленная перевалочная база. Поэтому надо наладить максимально быстро связь с базой и получить окончательную санкцию.

— Конечно, Юрий Борисович. Вас за тем же сюда и отправили. Сколько вам надо времени?

— Пока не могу сказать, это нужно смотреть вашу аппаратуру.

— Хорошо. Тогда работайте.

Когда Берия собрался уходить, Борисыч его тормознул и сказал:

— Лаврентий Павлович, тут на ноутбуке видеозаписи всех наших боестолкновений с германцами. Специально записывали, чтобы ваши специалисты могли оценить качество нашего оружия и тактику его применения. Да и товарищу Сталину будет интересно посмотреть, как потомки дерутся плечом к плечу со своими дедами и прадедами.

Берия удивленно поднял брови.

— Ну показывайте.

— Вот, пожалуйста.

Борисыч достал малогабаритный ноутбук с десятидюймовым экраном, запустил его и показал ярлыки фильмов, которые они закачали перед самым выездом, и особенно то, что было записано в самом последнем бою. Эту информацию слили вообще почти перед самым взлетом самолета, практически на коленке.

Берия лично потыкал клавиши и поводил пальцем, гоняя курсор по экрану ноутбука, для проверки запустил запись боя, когда танки пришельцев громили немецкий аэродром: крики, грохот выстрелов, отборный мат на заднем плане, горящие немецкие самолеты, несущийся в атаку танк, сминающий истребитель… На некоторое время даже увлекся, но через пять минут с сожалением попросил показать, как все выключать, и, упрятав ноутбук в специальный чехол, взял его под мышку, но благосклонно отреагировал на просьбу Трофимова расписаться в акте приема-передачи секретной техники.

— Спасибо за подарок, Юрий Борисович, интересно будет посмотреть.

— Да не за что. Главное — процесс пошел…

Глава 24

С радиопередатчиком пришлось повозиться намного дольше, чем предполагалось, но тем не менее, подключив свой генератор с частотной модуляцией к мощному выходному каскаду радиостанции предков, удалось добиться вполне уверенной связи с базой. Подключенный с той стороны ответный маяк вполне стабильно откликался на тестовые сигналы. Погоняв систему и подключив к ней самодельный радиомодем, Борисыч попытался связаться с базой, но ответа пока не было. Послав шифровку через узел связи специального подразделения, в которой он указал точные частоты и возможные девиации, стал ожидать ответа. Минут через двадцать был получен ответ, и он попробовал еще раз поработать в эфире. На этот раз сигнал был получен и начался процесс синхронизации и определения возможных скоростей и протоколов связи. Устойчивый канал связи со скоростью около 600 бод заработал только после трех часов напряженной работы, но и это для данного времени было прорывом. Запустив на персональном компьютере, специально предусмотренном для такой связи, разработанную программу, проведя проверку паролей и вставив ключевую флэшку, на которой лежали несколько гигабайт неповторяющихся числовых массивов, являющихся самыми эффективными шифроблокнотами, вышел в импровизированный чат, где каждое сообщение принималось в зашифрованном виде, раскодировалось и выводилось на экран.

"О, вот и пошел первый иновременной чат", — почти с ликованием подумал про себя Борисыч, увидев первое сообщение, указывающее дату, параметры соединения и авторизации. Трофимов стоял в стороне, с интересом наблюдая за всеми манипуляциями, но при этом соблюдал дистанцию, тем самым показывая, что не пытается нарушить конфиденциальность общения с базой.

База: Привет, Борисыч, как там дела? Как добрались?

Папа Мишка: Привет. Да нормально. Все, как ты и рассказывал.

База: Понравились наши подарки?

Папа Мишка: Еще как.

База: Как отношение?

Папа Мишка: Выше всяких похвал.

База: Тебе там бабу лет так тридцати — тридцати пяти еще не подсунули?

Прочитав эту фразу, Борисыч не удержался и фыркнул, вызвав подозрительно-настороженный взгляд Трофимова.

Папа Мишка: Пока нет, но кандидатура есть.

База: Не сомневался. Наверно, или разведенка, или вдова и вовсю налаживает контакт с Кристиной.

Папа Мишка: Ты что там подглядываешь?

База: Да нет, я б на их месте так бы и поступил. Самый оптимальный вариант выработать лояльность у мужчины старше среднего возраста, обремененного ребенком. Тут чисто на сексе не выедешь, нужно что-то посерьезнее…

Папа Мишка: Ну ты же у нас темнила. Всегда был любителем всяких интриг.

База: А кому легко? Что там про Сибирь?

Папа Мишка: Сами предложили.

База: Ну и ладушки, я согласен. Ты тогда мотай — смотри условия, а мы пока тут поищем новую точку, чтоб женщин и детишек побыстрее отправить.

Папа Мишка: Понял. В общем, длительная командировка.

База: Да. Борисыч, это твоя задача: принимать и размещать людей. Ты неплохой хозяйственник и технарь. Как раз все твое.

Папа Мишка: Ты давно это придумал?

База: Давно.

Папа Мишка: Чего Олега или Саньку не отправил?

База: Те сразу начнут в войнушку играть и пустят на самотек вопросы размещения семей.

Папа Мишка: Понятно.

База: Давай завтра спишемся. Работы много, надо и профессуру готовить к отправке.

Папа Мишка: Понял, до завтра.

Борисыч очистил лог чата, закрыл программу, откинулся на стуле и удовлетворенно потянулся, вновь сопровождаемый пристальным взглядом Трофимова, который вроде как изучал наставление по стрелковому делу автомата Калашникова, хотя похоже было, что хочет о чем-то поговорить с гостем, но не знает, с чего начать.

Панков устало потер глаза. Вроде как и выспался, но чувство усталости не покидало его. Он прекрасно знал, что последние годы живет только на одной силе воли, и все болячки, которые повылезали вследствие такой жизни, как бы не замечались: они зажимались, прятались. Но стоит только дать послабление, только остановиться, только лечь — и все это полезет и начнет давить и поедать изнутри.

Он энергично вскочил со стула и прошелся по комнате. В некоторой степени задание выполнено: связь налажена, груз предкам передан, вроде как контакт установлен. Теперь осталось помогать людям в освоении вычислительной техники и ждать, когда Оргулов отыщет нормальную точку выхода, чтоб опять не пришлось воевать с немцами. Иногда возникала мысль, что Сергею просто нравится воевать, но один раз глянув на его осунувшееся лицо после очередного боя, когда отправляли новую партию раненых, Панков понял, как его старый друг устал от всей этой беготни. В его глазах тогда не было ничего, кроме усталости и тоски. Хотя за это время, что они действуют совместно, удалось многого добиться: и в Симферополе всем доказали, что они реальные хозяева и обладают достаточной силой, с которой должны все считаться, и тут, в прошлом, заработали немаленький авторитет, вон как вокруг них вьются и оберегают.

Отключив систему, Борисыч уже спокойно опечатал кабинет, сдал ключи дежурному и пошел в свою комнату. Проходя мимо дверей дочери, он с удивлением услышал оживленные женские голоса. Культурно постучавшись и получив разрешение, вошел в комнату и, к своему удивлению, увидел одетую в спортивный костюм, забравшуюся с ногами на кровать дочку и сидевшую рядом на стуле лейтенанта Стрельникову, о чем-то оживленно беседующих. Судя по стаканам с чаем и небольшой тарелочке с печеньем и вазочкой с вареньем, девушки устроили вечерние посиделки. Усмехнувшись про себя, Панков не стал задерживаться и решил пойти выспаться, но Стрельникова уж очень сильно попросила остаться и посидеть вместе.

"Ну-ну. К дочке подход уже нашла, вон как воркуют. Сейчас и меня очаровывать начнет. Хотя почему бы и нет? Устал-то как. Может, действительно поддаться, да и женщина интересная… Ага, вон на тумбочке стоит третий стакан, причем чистый, точно для меня. Вот ведь хитрюги. Ну и ладно…" — думал про себя Панков.

С добродушной улыбкой Борисыч позволил усадить себя на кровать и получить в руки обычный стакан с чаем в мельхиоровом подстаканнике. Чем-то такая ситуация напоминала ему купе поезда, где люди пьют чай и разговаривают о жизни. Даже спортивный костюм, надетый Кристиной, подчеркивал ассоциацию. Это не только он заметил, дочка весело засмеялась:

— Папа, прямо как в поезде: купе, чай и душевный разговор перед сном.

— Ага, я тоже так подумал…

Стрельникова пока не вмешивалась, но с большим интересом наблюдала за гостями в неофициальной обстановке. Юрий Борисович вызывал у нее добрую улыбку и какое-то чувство надежности. Чувствовалась основательность и добротность во всем, что он делал, как смотрел, как разговаривал. Эти люди, и Панков, и его дочь Кристина, не кичились своим положением, не разговаривали свысока, как это ожидалось. Это были простые, спокойные и усталые люди. Сама необычность ситуации вызывала дрожь и интриговала Ирину, как же — пришельцы из будущего, хотя и отличались они только своими невероятными вещами и тем, как строили фразы.

…Для Ирины Стрельниковой вся эта история началась не более недели назад. До этого она уже два года работала в специальном техническом отделе ГУ НКВД СССР, занимающемся разработкой шифровальной техники. Ее путь в органы государственной безопасности был необычен и грустен. Так получилось, что после окончания Ленинградского государственного университета она вышла замуж за молодого, подающего надежды командира Красной Армии, Игоря Стрельникова. Из-за брака ей пришлось бросить карьеру ученого и уехать в дальний гарнизон в Забайкалье, где она преподавала математику в школе. К сожалению, детей у них не было, что очень ее тяготило, и очередным ударом судьбы была гибель мужа во время боев с японцами на Халхин-Голе. Оставаться дальше в Забайкалье не было смысла, и она вернулась обратно в родной Ленинград, где по старой памяти ее бывший научный руководитель устроил в университет простым лаборантом, а потом позволял читать лекции по математическому анализу. Боль от гибели любимого человека все не отпускала, и Ирина старалась ее заглушить погружением в работу. Она выпустила несколько научных статей, и через год, после одной из лекций, ее вызвал заведующий кафедрой к себе в кабинет. К ее удивлению, там сидел сотрудник НКВД, который, дружелюбно поздоровавшись, предложил перейти на службу в органы государственной безопасности.

Ирина тогда так опешила, смутилась, что впоследствии сама вспоминала со смехом свой ответ:

— Как же я смогу вам помочь? Я стрелять не умею…

Ее будущий начальник только улыбнулся и сказал:

— Ирина Алексеевна, ну что ж вы о нас так плохо думаете, неужели мы такую светлую голову отправим под пули, взрывать мосты или ловить диверсантов? Вы можете оказать своей Родине большую пользу, своими знаниями и интеллектом.

Майор Ликандров тогда ей очень понравился своей интеллигентностью, знаниями и тактом, так не свойственным многих людям, носящим форму. Уже позже она узнала, что ее начальник с блеском закончил Московский государственный университет, так же как и она был приглашен на службу в органы государственной безопасности, где занимался взломом шифров противника и разработкой своих систем с высокой криптоустойчивостью. Как оказалась, он, как акула капитализма, рыскал по всем высшим учебным заведениям страны, разыскивая молодых специалистов в области математики, электротехники, переманивая их в свой отдел, создавая из него мощный инструмент в тайной борьбе с врагами Советского Союза. Как подтверждение его достижений было то, что во время повальных чисток в аппарате НКВД, после ухода Ежова, отдел практически не был подвергнут репрессиям, когда другие подразделения за короткий срок исчезали в полном составе.

Она там проработала два года. Когда началась война, работы сразу прибавилось. Люди не уходили со службы, взламывая коды вермахта, выискивая математические закономерности и по крупицам собирая информацию, которая сможет помочь Красной Армии.

В октябре ее вызвали в кабинет к майору Ликандрову, но, к ее удивлению, там был другой человек, и она всей своей интуицией поняла, что в ее жизни в ближайшее время произойдут серьезные изменения.

Это был начальник нового хозяйственно-экономического управления комиссар второго ранга Лебедев Максим Игоревич. Он не стал тянуть, поэтому перешел сразу к делу:

— Ирина Алексеевна, вы себя хорошо зарекомендовали на своем месте службы. Поэтому я бы хотел предложить вам перейти в новое управление. Сразу говорю, работа будет практически по вашему профилю, но намного интереснее.

— Какая может быть расшифровка сообщений противника в хозяйственно-экономическом управлении НКВД?

Он не ответил, пристально разглядывая ее, потом, приняв решение, сказал:

— Все, что сейчас тут будет сказано, является государственной тайной самого высокого уровня. По сути дела, ваш переход уже решенный вопрос, просто, сами понимаете, специфика работы предполагает добровольную работу без принуждения, поэтому хочу вас спросить: вы знаете, что такое "Энигма"?

— Конечно, знаю. Но мы пока не приблизились к системе ее дешифровки, хотя определенные успехи есть…

— Если я вам скажу, что код "Энигмы" вскрыт МОИМ подразделением?

Она так и не могла понять, куда он клонит, поэтому постаралась отделаться простыми фразами.

— Это очень хорошо…

— Дело в том, что для этого использовалось новое, экспериментальное оборудование, и нам нужны специалисты, которые смогут его быстро освоить. Вы как раз подходите для этого…

У нее выбора не было, хотя так и не поняла, почему именно она, ведь были и другие ребята, которые больше подходили для такой работы. Потом все закрутилось с невероятной быстротой: сборы, поездка, оформление множества документов и эта усадьба.

Только после того как ее окончательно утвердили и дали допуск, уже откровенно объяснили сложившуюся ситуацию, и сделал это сам Лебедев, специально приехав для этого.

— Ирина Алексеевна, то, что вам объяснялось до этого, всего лишь прикрытие, так сказать, легенда. Настоящее назначение нашего нового управления состоит совершенно в другом. Вы человек науки, вас прекрасно характеризуют и в Ленинграде, где вы учились и работали, и на вашем прошлом месте службы, и мы вас достаточно давно проверяли. Сейчас наконец-то появилась возможность раскрыть ваше истинное задание.

"Ну наконец-то, слишком уж тут все закручено…" — подумала она про себя.

— Начну с небольшой предыстории: в начале июля этого года через Могилевское управление НКВД с соблюдением всех мер конспирации был передан конверт, содержащий сведения огромной государственной важности. Там раскрывались основные планы немецкого командования, направления ударов, численный и качественный состав и главное — статистика и анализ возможного развития ситуации. К этому отнеслись с большим вниманием и особенно к предсказаниям. Как показала практика, практически все, что было указано неизвестными доброжелателями, произошло. Одним из интереснейших документов была фотокопия плана нападения на Советский Союз с личной подписью Адольфа Гитлера. Поэтому была начата операция "Оракул". Согласно полученной информации, удалось сохранить жизни многим людям, но мы долго гадали, кто это, откуда такая точная и, главное, всеобъемлющая информация, но реальность оказалась намного фантастичнее…

Стрельникова с большим интересом слушала Лебедева, прекрасно понимая, что именно сейчас она приобщается к чему-то большому, грандиозному и важному.

— Это оказалась группа людей, которая неоднократно вступала в боевые столкновения с германцами, используя при этом необычное и очень эффективное оружие, средства связи. После многочисленных проверок оказалось, что это наши потомки, люди из будущего, из 2013 года…

Вот это оказалось, конечно, сюрпризом. Такого она не ожидала, но это говорил ее начальник, значит, это не шутка.

— В чем будут заключаться мои обязанности?

— Завтра приедут два человека, специалисты по вычислительной технике из будущего, привезут с собой множество приборов, которые вы должны будете освоить. Благодаря одному из портативных вычислительных устройств, называемых "ноутбук", удалось вскрыть код "Энигмы". Надеюсь, понимаете, что это значит и какие возможности попадают в наши руки?

Уже пошел деловой разговор.

— Так вот. Вы должны не только изучать технику, но и подружиться с этими людьми. По нашим данным, это будет мужчина лет сорока — сорока пяти и его дочь.

В ее голове зародилась неприятная мысль. Она возмутилась.

— Вы хотите, чтобы я….

— Нет. Это не приказ. Но если у вас отношения станут более чем дружеские, никто вам претензий предъявлять не будет…

Сейчас она сидела в компании этих людей, и Юрий Борисович ей определенно нравился. Она уже знала, что произошло в будущем, про бои с бандитами, про голод и про то, как под Киевом танкисты из будущего яростно дрались с фашистами.

Все это было необычно и завораживающе: кинофильмы, микроволновая печь, компьютеры, даже кофеварка, но больше ее интересовали люди. Кристина, живая девочка, много повидавшая на своем веку, рассказывая про свой мертвый мир, на глазах грустнела и становилась замкнутой. Любые попытки расспросить про друзей, про командира, про базу вызывали настороженный, даже подозрительный взгляд, после чего Ирина уже не пыталась затрагивать эти темы, боясь отпугнуть девушку. Зато про отца рассказывала с восхищением, о том, как воевали с бандитами, как собирали в развалинах продукты, как ходили в атаку на германцев во время рейда за горючим. Когда она потянулась за печеньем и стала его намазывать вареньем, Ирина, к своему удивлению, увидела кобуру, с которой Кристина не расставалась даже в домашних условиях, что говорило о многом. Приход ее отца внес некоторую новизну, позволив посмотреть на этих людей, так сказать, в домашней обстановке. Они все еще были напряжены, да и с оружием не расставались, но тем не менее добродушные улыбки уже не раз расцветали у них на лицах.

Вечером, когда она шла к себе в комнату, ее остановил капитан Трофимов и попросил зайти к нему в кабинет. Она догадывалась, что от нее потребуют полного доклада, глубоко вздохнула, но пришлось идти и рассказывать…

На следующее утро Трофимов сообщил Борисычу, что его ожидает поездка в Москву и попросил соответственно подготовиться и ждать вызова, а пока было время, Панков снова спустился в комнату с компьютерами и связался с базой.

* * *

В это же время Берия наконец-то попал на прием к Сталину, которого тоже интересовали результаты приезда посланцев из будущего. Несмотря на солидный удар по зубам, полученный немцами на Юго-Западном фронте, и наступление на Москву, начавшееся намного позже, чем в другой истории, обстановка на фронте складывалась катастрофическая. Противник рвался к столице, сняв части с северного направления и приостановив наступление на Ленинград. На юге шли ожесточенные бои: Одесса уже была в окружении, начался штурм Крыма, хотя без особых успехов со стороны немцев, но оборона трещала, и прорыв противника в степные районы полуострова был делом времени, сказывалось превосходство наступающих частей в авиации и в мобильности.

Главе державы с трудом удалось выделить время, чтобы встретиться с наркомом внутренних дел, в слишком многих вопросах необходимо было его личное участие. Генералитет требовал ввести в оборонительные бои сибирские дивизии, которые в режиме особой секретности были переброшены к Москве. Сталин, зная, как развивались события в другой истории, в жесткой форме отказывался это сделать, мотивируя, что нужны свежие дивизии для масштабного контрнаступления, в неизбежности которого он был убежден и заражал этой убежденностью всех вокруг.

Было много и других изменений, которые сразу заметил бы выходец из будущего. На этот раз к боевым действиям ополчение не привлекалось, Сталин не хотел допустить, чтоб погибали тысячами люди искусства и науки, преподаватели университетов и институтов, студенты, которых по тем или иным причинам не взяли на фронт. Ополчение создавалось, но людей больше использовали на строительстве оборонительных сооружений, на усилении патрулей, количество которых в прифронтовой полосе было резко увеличено, что позволило выловить несколько диверсионных групп. Подольское пехотное училище было эвакуировано, но перед этим был проведен ускоренный выпуск курсантов, которых бросили для усиления частей ополченцев, защищающих второстепенные направления.

Берия, зайдя в знаменитый кабинет, остановился возле стола, держа в руках сложенный ноутбук. Привычно обежал взглядом обшитые деревом стены, тяжелые шторы и стол, за которым сидел хозяин и просматривал какие-то бумаги. Он поднял голову и коротко поздоровался:

— Здравствуй, Лаврентий, проходи.

Когда они были наедине, то Сталин позволял себе называть Берию по имени.

— Ну как там наши гости?

— Все нормально: приняли, разместили, работа идет. Потомки много интересного привезли.

— Это хорошо. Присаживайся, рассказывай, я слышал, они там что-то снова под Киевом учудили. У меня был Тимошенко, жаловался, что у тебя есть маневренная танковая группа, которую ты прячешь под Киевом, и она недавно провела мощную наступательную операцию, разгромив чуть ли не целую дивизию германцев. Он просит временно ее переподчинить командованию штаба Юго-Западного фронта для организации прорыва окруженной под Борисполем группировки.

Берия ухмыльнулся, чуть погладив ноутбук, который лежал перед ним на столе. Сталин понял его без слов.

— Потомки?

— Они.

— Что они там еще учудили? Опять Зимин в авантюры влезает?

— Со стороны выглядит так, но реально Зимин действовал абсолютно правильно. Ему нужно было отправить груз, аэродром обстреливали, поэтому они с командованием дивизии подготовили операцию по нейтрализации немецкой батареи. Проблема в том, что и противник решил в это же время контратаковать, видимо, что-то пронюхал про отправку особо важного груза, вот и нашла коса на камень…

— Каковы результаты?

— Двадцать два танка, больше семисот солдат и офицеров вермахта. У потомков двое погибло и двенадцать ранено, поврежден один бронетранспортер. Но это еще не все.

Сталин, с интересом слушающий, благосклонно кивнул.

— Они там умудрились штаб дивизии разгромить и прихватить живьем немецкого генерала с его адъютантом.

— Ты уверен, Лаврентий?

— Полностью. Они его привезли вместе с грузом. Генерал…

Берия открыл папку с документами и прочитал фамилию.

— Командир шестьдесят восьмой пехотной дивизии генерал-лейтенант Вульф Шеде…

Сталин молчал, пронзительно смотря на Берию.

— Лаврентий, тебе не кажется, что это ненормально? Наши потомки становятся неуправляемыми и постоянно лезут в самое пекло. Я понимаю, хотят помочь предкам, священная война, потеряли Родину, но мне это не нравится. Может, нам попробовать сместить товарища Зимина и назначить вместо него другого товарища, более адекватного?

— Мы уже думали над этим, товарищ Сталин, но пока потомки не дают нам такой возможности. Из войск для пополнения своего отряда они взяли двенадцать человек, с которыми была проведена предварительная беседа. Трое из них дали однозначное согласие на работу с нами. Так вот, через некоторое время этих троих они вернули обратно, мотивируя тем, что они не подходят им…

Сталин откинулся на спинку стула и коротко бросил:

— Твои соображения?

— Зимин как-то сказал, что у них есть детектор лжи, и предложил его использовать для поиска немецкого агента. Мы тогда отклонили эту возможность, но вот потомки, видимо, используют эту систему и проверяют всех вновь прибывших. Поэтому внедрить в его окружение наших людей будет не так легко. Как по мне, товарищ Сталин, я бы не стал двигаться в этом направлении. У нас пока великолепные отношения, и портить их на данном этапе я считаю неразумным. Где гарантия того, что они не перенастроят свою машину и не будут искать продукты и горючее в другом времени? Я считаю, что кандидатура майора Зимина как руководителя группы, контролирующей машину времени с той стороны, является наиболее выгодной для нас. И это еще не все…

— Что еще?

— Вот посмотрите, что они передали.

Берия развернул портативный ноутбук и запустил его.

Пока грузилась операционная система, он объяснял Сталину:

— Здесь видеозаписи всех последних боев с соответствующими комментариями и обоснованиями. У них, оказывается, практически во всех боях проводится киносъемка, чтоб впоследствии можно было проанализировать и сделать выводы. Как я понял, Зимин хочет таким образом реабилитироваться в глазах руководства Советского Союза. По мнению специалистов — в данной ситуации проводилось испытание боевой техники из будущего применительно к нашим условиям.

— Ну давай посмотрим, очень интересно.

Берия неловко водил пальцем по контактной площадке и запустил ярлык видеофайла, выложенного на рабочем столе.

Голос за кадром пояснял: "Атака немецкого танкового батальона на расположение сводной группы под Фастовом".

Сталин с интересом смотрел, как из леса выскакивают коробки немецких танков, делая короткие остановки, стреляют и несутся дальше. Вот одна, вторая, третья вспыхивают и загораются. Снимали из окопа, рядом были слышны голоса, мат и грохот пулемета. Вот по полю неслась бронированная машина с длинной пушкой, не останавливаясь, стреляла, тут же меняла направление движения. Это было похоже не на танковый бой, а на поединок высококлассного фехтовальщика с неповоротливыми увальнями. Рывок, удар, отскок и снова атака.

Потом Берия уже запустил видеосъемку танкового боя под Борисполем. Там уже три танка разносили танковую роту противника. Особо впечатлила атака закованных в доспехи штурмовиков. Видимо, тот, кто снимал, шел в первых рядах, и Сталин явственно видел, как автомат огрызался короткими очередями, как красноармеец заколол штыком германца и сам упал прошитый автоматной очередью. Неповторимая картина рукопашной схватки с криками, выстрелами, руганью и хрустом ломаемых костей предстала перед вождем и произвела на него соответствующее впечатление. После окончания фильма Сталин долго молчал, раскурил трубку, встал и прошелся по кабинету.

— Это не подделка?

— Нет. Человек, который был там, подтвердил, что все, что заснято, было реально.

Сталин опять замолчал. Через долгие минуты он наконец сказал:

— Знаешь, Лаврентий, не надо менять Зимина. Ты видел, с какой яростью наши потомки шли в атаку? Если до этого у нас и были какие-то сомнения, то теперь ничего такого не осталось. Такое не подделаешь, тут была не просто атака, тут был крик души. Они сражались за Родину.

Он опять замолчал, вспоминая свою молодость и гражданскую войну, где с такой же яростью миллионы русских уничтожали друг друга, воюя за правое дело, как они это понимали.

— Что они еще привезли, Лаврентий?

— Образцы своего оружия, несколько компьютеров, печатающие устройства, бытовую технику. Как доложили, им удалось наладить стабильную высокозащищенную связь со своей базой, теперь в случае какого-то вопроса можно будет быстро получить развернутый ответ, вплоть до чертежей. Сейчас ведется поиск новой точки выхода.

— О переезде основной базы в Сибирь с ними говорили?

— Они, оказывается, этот вопрос у себя обсуждали и уже заранее дали согласие. Еще одна новость, им удалось найти несколько преподавателей из крымских высших учебных заведений своего времени с обширными университетскими библиотеками, и после обработки и проверки готовы тех с семьями переправить в наше время, для оказания помощи.

— Это действительно неплохая новость. Нам как раз специалистов не хватает.

— Представитель потомков готов с вами встретиться.

— Не надо пока, Лаврентий, работайте, организуйте пребывание и переправку в защищенное место. Да, кажется, у Зимина воевали несколько наших товарищей?

— Сводная группа ОСНАЗа НКВД и армейской разведки. Из них двое погибли, двое ранены.

— Представьте всех к правительственным наградам. Зимина тоже, товарищ давно заслужил.

— Хорошо, товарищ Сталин, представление будет сегодня же подано в секретариат.

Глава 25

Известие о бое под Киевом с применением необычных тяжелых танков и системы подавления связи застала адмирала Канариса в Смоленске, где он инспектировал одну из школ абвера. Здесь в экстренном порядке готовили диверсантов из перешедших на сторону противника русских военнопленных и симпатизирующих Германии граждан СССР. Конечно, качество контингента оставляло желать лучшего, но в условиях массовой войны и жесткого дефицита времени, когда уже началось наступление на Москву, возрастала потребность в большом количестве диверсантов. Система безопасности, построенная русскими, особенно в прифронтовой полосе, работала весьма эффективно, и большая часть заброшенных в тыл выпускников школ абвера становилась добычей истребительных отрядов НКВД, так и не выполнив поставленной перед ними задачи, но были и удачи. Пользуясь неразберихой в отступающих частях, диверсантам удавалось уничтожать штабы полков и дивизий, наводить на них авиацию, подрывать мосты, но с наступлением холодов, активность упала, да и местное население с некоторых пор активно помогало местным органам правопорядка, что говорило о качественно проведенной идеологической кампании против Германии.

Сообщение о разгроме дивизии, направленной для уничтожения окруженной группировки русских под Киевом, вызвало вал телеграмм, шифрограмм и звонков. Они расходились по разным инстанциям, фиксировались, добавлялись в сводки, систематизировались, учитывались, суммировались. Разгром дивизии не такое уж и редкое явление, но применению новой боевой техники противником уделялось большое внимание, а удачной еще больше. На этом строилась вся система немецкой военной машины, которая гибко и быстро реагировала на возникновение новых, неизвестных угроз со стороны противника. Но такой необычный случай, когда русские смогли настолько качественно и профессионально нанести удар и безнаказанно уйти, захватив при этом командира немецкой пехотной дивизии, мимо Берлина пройти не мог. Канарису пришло всего лишь короткое сообщение: "Зверь прыгнул", что говорило о новом появлении пришельцев из будущего. До этого проходила информация, что по косвенным данным в окрестностях Борисполя, где окружили крупную группировку русских, появлялись люди, по описанию похожие на окружение майора Зимина. Несколько агентов, искусно внедренных в окруженную группировку, неоднократно фиксировали непонятные перемещения людей и техники, но ничего конкретного сообщить не смогли, кроме того, что в районе работает специальная группа сотрудников НКВД, наделенная особыми полномочиями. Еще есть несколько мест на контролируемой русскими территории, куда доступ строго ограничен и любые попытки проникнуть в закрытую зону заканчиваются чуть ли не расстрелом.

Перелет к Киеву задержался из-за испортившейся погоды, но благодаря мастерству пилотов он был под Борисполем через пять часов после получения сообщения, откуда его в сопровождении охраны и представителей военной контрразведки 6-й полевой армии доставили к месту боя, где уже работала специальная войсковая комиссия.

Поле, хаотично заставленное уничтоженной немецкой техникой, производило гнетущее впечатление. Двадцать два легких и средних танка, четыре бронеавтомобиля, больше батальона пехоты — вот результат деятельности пришельцев из будущего. То, что это они тут побывали, не вызывало сомнений: пропажа радиосвязи, мощные, скоростные, неуязвимые танки и штурмовая пехота, облаченная в доспехи.

Адмирал смотрел на ходящих возле подбитых танков членов комиссии, расследующей обстоятельства разгрома дивизии, а сам про себя думал, как пришельцы всегда вовремя появляются и наносят точечные, но настолько эффективные удары.

"Нетрудно быть такими эффективными, если знаешь будущее…" — грустно подумал он про себя. То, что пришельцы в открытую выступают на стороне русских, оказывая прямую помощь, говорило о наличии определенных договоренностей и соглашений с советским руководством. Да и сам факт того, что Зимин официально является офицером русского НКВД, заставляет задуматься. После неутешительного доклада полковника фон Альбрехта, выводы которого он и так знал, Канарис с нетерпением ждал появления майора Дитриха Мартелла, который уже несколько недель работал в окрестностях Киева в поисках следов пришельцев. Известий от майора абвера Густава фон Витерсхайма, отправленного на контакт с майором Зиминым, уже давно не было, но шеф абвера не сомневался, что русские еще попытаются разыграть эту карту.

Оказалось, что майор Мартелл уже давно находится рядом, но терпеливо ждет, пока полковник фон Альбрехт докладывает предварительные и неутешительные результаты работы комиссии.

Дождавшись когда, фон Альбрехт отойдет на приличное расстояние, к нему почтительно подошел майор Мартелл.

— Ну, Дитрих, что вы мне скажете?

— Их здесь нет.

— Уверены?

— Абсолютно. Группа сотрудников НКВД, которая занималась оперативным обеспечением работы Зимина, была вывезена последним самолетом. Двум нашим людям не удалось выйти на контакт с солдатами Зимина, хотя по имеющейся информации около пятнадцати человек из частей были отобраны и вывезены в неизвестном направлении. Все они имели до этого контакт либо с Зиминым, либо с кем-то из его офицеров. Возможности попасть в эту группу либо кого-то завербовать у нас не было.

— Хорошо, Дитрих, кстати, что тут за группу русские разгромили в лесу?

— Разведка шестой полевой армии, пытались провести масштабную диверсию во время того боя…

— Опять Зимин?

— Нет, его заместитель. Некто майор Дегтярев. Судя по показаниям агента и пленных, очень неплохой специалист по контрдиверсионным операциям.

— Вы думаете, нам здесь больше делать нечего?

— Уверен. Зимин здесь больше не появится.

Канарис глубоко вздохнул. Рукой, одетой в черную кожаную перчатку, он коснулся закопченного борта колесного бронеавтомобиля с легкой автоматической пушкой. Под слоем копоти явно просматривался крест, но не это сейчас занимало мысли шефа абвера. Он еще несколько минут задумчиво стоял возле изуродованной бронированной машины, принимая тяжелое для себя решение.

— Хорошо, Дитрих, начинайте операцию "Прометей". У вас все готово?

— Так точно.

— Тогда жду вашего доклада в Берлине.

Мартелл отдал честь и быстрым шагом, насколько это возможно на перепаханном взрывами поле, двинулся к бронетранспортеру, на котором передвигалась его группа. Сейчас перед ним стояла серьезная задача: организовать достоверный побег русского генерала Карбышева, так чтобы не навлечь подозрений со стороны СД, которая в последнее время буквально наступает на пятки.

Адмирал Канарис прошел к своей машине, где услужливый адъютант подал ему фарфоровую чашечку с горячим кофе на небольшом подносе. Он даже не задумался, откуда здесь, на развороченном поле среди трупов и обгоревших остовов танков вермахта, ему смогли достать горячий кофе с коньяком, мысли его было очень далеко. Натренированный годами службы на руководящих постах в разведке Германии мозг с математической точностью старался просчитать ситуацию и возможные последствия случившегося. То, что Гейдрих скоро обозначит свое участие, он не сомневался. Кого-кого, а его, бывшего подчиненного, недооценивать никак нельзя было, особенно когда на кону стояла судьба Германии.

Сейчас все это казалось гротескным и ненужным, если будущее предопределено. Кто-то из молодых дарований, собранных для анализа ситуации, предположил, что пришельцы не из нашего будущего, а из альтернативной реальности, и сейчас после вмешательства в нашем мире история пошла по другому пути, и их влияние будет с каждым месяцем все слабее и слабее.

"Скорее бы, а то эти разгромы и нападения как-то не выглядят случайными. Практически везде чувствуется проработка и расчет. Что-то тут нечисто, все чаще попахивает серой…" — думал Канарис.

Находиться здесь уже не было смысла, поэтому, дав короткую команду, адмирал сел в машину и в сопровождении охраны двинулся в сторону Киева, гдена нынешний момент располагался штаб 6-й полевой армии и где его ожидал личный самолет.

Путь по разбитым дорогам быстро утомил, и Канарис незаметно для себя задремал, устав от непрерывных командировок, диких потоков информации и дел, требующих его немедленного участия.

Из сна адмирала вырвал резкий рывок автомобиля, который экстренно затормозил. Идущий впереди бронеавтомобиль практически уперся в перегородивший дорогу T-III, который быстро повернул башню и навел пушку на охрану шефа абвера. Тут же из-за деревьев выдвинулись многочисленные бойцы в камуфляже со знаками различия СС и окружили кортеж адмирала. Подбежавшие к машине солдаты бесцеремонно вытащили из "Опеля" адъютанта и водителя, которым Канарис, разобрав, кто к ним пожаловал в гости, дал команду не оказывать сопротивление.

Буквально через несколько мгновений к нему в машину сел человек в полевом камуфляже СС, который щегольски выглядел на его спортивной фигуре. С этим человеком он был знаком уже давно, еще с тех времен, когда служил на флоте, но сейчас они были врагами, и любая ошибка в этом конфликте между СС и абвером могла стоить головы одному из них, хотя делали общее дело для пользы Германии. Они рассматривали друг друга. Взгляд адмирала был мрачен, но он старался сохранять спокойствие, а его гость был весел и чуть надменен. Первым заговорил Канарис.

— Здравствуйте, Рейнхард.

— Здравствуйте, адмирал. Вот видите, мне пришлось несколько стимулировать наше общение, иначе общее дело, которым мы уже давно занимаемся, как-то начало притормаживаться, и что-то мне подсказывает, что вы не совсем откровенны. В последнее время произошло много неприятных событий, которые могут весьма сильно отразиться на будущем рейха, а вы, адмирал, ведете свою игру, не поставив меня в известность, хотя прекрасно знаете, какие мне фюрер дал полномочия. Итак, я вас слушаю…

— Рейнхард, а вам не кажется, что это не совсем то место, где можно разговаривать о таких вещах? Причем вы знаете, что не в моих правилах раскрывать детали операций, которые находятся в состоянии разработки? Вы руководите службой, где действуют те же правила секретности, так почему требуете от меня нарушить эти правила таким экзотическим способом? Почему бы просто не арестовать меня, как Гудериана и фон Рундштедта, и не поговорить со всем пристрастием?

— Потому, что у меня пока нет веских доказательств, что вы работает против интересов рейха. Это пока… Но сами понимаете, в Берлине много чего интересного может произойти, да и в последнее время Борман начал набирать силу и старается совать нос не в свои дела, и особенно этот вопрос, в котором, по моим данным, вы продвинулись намного дальше всех. Поэтому я решил поговорить с вами так, по-дружески…

— Хм… По-дружески, очень интересный подход и интерпретация, вы не находите, и что за тема такая, которую вы хотели обсудить в этом богом забытом месте?

— Мне интересно знать, что должно произойти в апреле 1945 года?

Адмирал Канарис был опытным разведчиком, но и он на мгновение потерял над собой контроль, всего лишь на миг, но Гейдриху было и этого достаточно, чтобы понять, что найденный им след, по которому уже давно идут его ищейки вслед за людьми Канариса, — намного большее, нежели простая шпионская игра.

Он чуть усмехнулся, показав ряд ровных белых зубов, но в наступающих сумерках это выглядело как оскал.

— Я так и думал. Рассказывайте, адмирал, что вы там накопали, зачем вам понадобилась группа ученых, которых так неожиданно и чисто изъяли ваши люди и отвезли в неизвестном направлении. Тут я снимаю перед вами шляпу, но в последнее время происходит слишком много непонятных вещей, в которых, как мне кажется, вы разбираетесь больше, нежели любой человек в Германии.

Канарис спокойно смотрел на Гейдриха, чуть улыбнувшись, он снисходительно слушал начальника Главного управления имперской безопасности Германии, пару раз кивнув головой. Но в душе он испугался, сильно испугался, панически ища выход из сложившейся ситуации. Гейдрих что-то узнал и решил переговорить в таких экзотических условиях не от хорошей жизни. Что же могло выдержанного и дисциплинированного высшего офицера СД заставить пойти на столь опрометчивый шаг?

"Он знает про пришельцев из будущего, поэтому хочет уточнить, насколько у меня полная и достоверная информация. Стоп. Что он сказал? Он сказал про апрель сорок пятого, но про пришельцев ничего не сказал. Откуда он мог про это узнать?" — размышлял Канарис.

— Скажите, Рейнхард, что вам известно?

— Адмирал, давайте не будем играть словами. Вы не в том положении, чтобы быть не откровенным со мной. Единственное, что пока меня сдерживает, чтобы не арестовать вас и не допросить с пристрастием, это мое искреннее уважение и ваша незапятнанная репутация верного солдата Германии. Но последнее с некоторых пор и мной, и фюрером ставится под сомнение. Вопрос с вашим арестом уже решен, но интуиция мне подсказывает, что это еще рано делать, и вы будете больше полезны на свободе. Так что, адмирал, рассказывайте и не испытывайте мое терпение, от вашей откровенности зависит ваша дальнейшая судьба.

Канарис панически искал выход: "Апрель сорок пятого… Апрель сорок пятого… Стоп. Это был пароль, с которым фон Витерсхайм был отправлен к русским. Никто не мог слышать, кроме людей, которые занимались силовым и оперативным сопровождением внедрения. Группа обер-лейтенанта Хагена была ликвидирована, остался только полковник Йоханнес Беслер, но он погиб… А если не погиб, его изъяли люди Гейдриха и смерть инсценировали? Это многое объясняет, но Беслер практически ничего не знал, в отличие от Мартелла".

Единственное, что оставалось в данной ситуации, — это идти ва-банк и атаковать самому, тем более Гейдрих был моложе и в некоторой степени склонен к авантюрам и максимализму.

— Рейнхард, если вы сумели изъять и выпотрошить полковника Беслера, это практически ничего не значит. Это был всего лишь пароль.

— Мы тоже сначала так подумали, и мои аналитики предположили, что вы проводите масштабную операцию по внедрению, раз привлекли одного из лучших ваших специалистов по России. Все это так, но как вы объясните вот это?

Он достал из планшета фотографию шифрограммы, полученной от агента из-под Москвы, и спокойно прочитал: "Германия проиграет. Фюрер застрелится в апреле сорок пятого, когда русские танки войдут в Берлин. Адмирала Канариса арестуют и жестоко казнят после покушения на фюрера. Зимин это…"

В машине установилась тишина. Гейдрих решил нанести добивающий удар.

— Вы очень хорошо умеете беречь свои секреты, но и наша служба работать умеет. Вся эта история меня давно заинтересовала, особенно то, как были ликвидированы все люди, имеющие отношение к приему шифрограмм от нашей группы, заброшенной для захвата предателей. Все выглядело вроде как случайными смертями, но если изучить всю картину в целом, то этот факт заставляет задуматься. Моим людям пришлось сильно попотеть, прежде чем эта бумага попала ко мне в руки. Я не стал предпринимать действий, а только следил за вашей деятельностью, которая день ото дня становилась все более интересной. Адмирал, давайте не играть словами. Что реально происходит? У меня есть свои догадки, но хотелось бы все-таки узнать суть вашей операции.

— И каковы ваши соображения?

— Адмирал, вы не в том положении. В последний раз говорю, хватит играть. Повторно этот вопрос будет уже задан в Берлине в подвале Главного управления имперской безопасности. Сейчас решается ваша судьба. Главное, постарайтесь внятно и без попыток уйти от ответа, просветить обстоятельства покушения на фюрера.

— Ну хорошо. Это третья сила.

— Объясните.

— Рейнхард, как, по-вашему, к русским в руки могла попасть копия плана "Барбаросса" с личной визой фюрера? Ваша служба работала над этой проблемой, но тем не менее нет никаких результатов.

— Вы опять уходите от ответа.

— Нисколько. Я могу ответить. А ответ прост: никто не выкрадывал копию плана. Так же как и план "Ост" и остальные стратегические секретные документы рейха, которые за последнее время выплыли у русских.

Гейдрих, который уже имел представление о возможности получения информации сверхъестественным способом, спокойно слушал, не перебивая. Канарис продолжил свой рассказ-рассуждение:

— Я давно рассматривал возможность появления на сцене третьей силы, обладающей избыточными техническими возможностями и неестественной информированностью, что касается событий прошлого и особенно будущего. Тот случай с предсказанием бомбардировки могилевского железнодорожного узла был началом, так сказать, отправной точкой. Потом столкновения с непонятными войсковыми формированиями, имеющими эффективное вооружение и обладающими системами подавления связи, обученными и экипированными настолько отлично от остальных сил русских, что это не могло не привлечь нашего внимания. Нежин, Фастов, Борисполь. Везде действовали небольшие, но великолепно подготовленные отряды, которые наносили удары, на некоторое время останавливающие наступление, и тут же бесследно исчезали.

Канарис откинулся на спинку сиденья автомобиля и чуть закрыл глаза. Он прекрасно понимал, что проиграл и становится игрушкой в руках Гиммлера и его службы.

— …Очень интересным была тщательно организованная русскими оборона в зоне наступления второй танковой группы Гудериана после ее поворота на юг. По моим сведениям, сооружение оборонительных укреплений и концентрация войск начала готовиться намного раньше, нежели в ставке фюрера было принято решение о переподчинении Гудериана группе армий "Юг". Очень интересное и, главное, эффективное предвидение, не находите, Рейнхард?

— Нас это тоже заинтересовало. Вы хотите сказать, что у русских развита служба прогнозирования?

Гейдрих, сам того не понимая, все равно был втянут в диалог и начал следовать подсказкам Канариса.

— Мы прорабатывали этот вариант, но, к сожалению, ситуация совершенно иная. Тут поработала третья сила.

— И кто она?

— Это потомки из будущего, которые активно помогают русским.

Гейдрих не был дураком и не считал таковым своего собеседника, поэтому максимально внимательно отнесся к его словам.

— Что вам дает основания так говорить?

— Новая эффективная боевая техника, которая не выглядит опытными образцами, проходящими полевые испытания. Да практически все про это говорит: и экипировка, и средства связи, и тактика, и манера ведения боевых действий. На местах боев мы находили множество гильз с советской символикой, судя по маркировке выпущенных в конце этого века. Все это в отдельности можно объяснить простой русской безалаберностью и экспериментальными разработками, но вот в совокупности наводит на размышления. Еще один интересный факт, как их представителя встречали в Москве. Меры предосторожности принимались настолько беспрецедентные, что это больше походило на визит иностранного гостя, а не обычного офицера разведки, хотя и допущенного до секретов самого высокого уровня…

— Но тем не менее вы попытались с ними пойти на контакт.

— А что еще остается, чтобы выявить их истинные цели? То, что они практически в открытую помогают русским, объясняется их национальностью, особенно примечательно, как показательно была уничтожена группа украинских националистов. Очень убедительным доказательством является исчезновение окруженной трехтысячной группировки под Фастовом со всей техникой и ее такое неожиданное появление уже под Борисполем. Судя по всему, у пришельцев существует некая транспортная система, позволяющая практически мгновенно перебрасывать войска и технику на немаленькие расстояния. Этот вопрос сейчас активно изучается, но картина везде одна: следы людей и машин, которые просто исчезают, обрываются и все, как будто с неба спустили лестницу… Такая картина была зафиксирована и под Могилевом в нескольких местах, и под Нежином, и под Фастовом, скорее всего нечто подобное будет обнаружено и под Борисполем, когда территория будет очищена от большевистских войск.

— Хорошо, адмирал, вы меня убедили. Что ответил ваш агент?

— Он подтвердил, что вышел на контакт с Зиминым, и версию о пришельцах из будущего. Они согласны на переговоры, но поставили одно условие, которое меня сильно заинтересовало.

Гейдрих с интересом подался вперед.

— Какое же?

Канарис так же спокойно и монотонно продолжил. Его монолог был похож больше на лекцию преподавателя нерадивому студенту.

— Переправить плененного русского генерал-лейтенанта Карбышева. Все это время мои сотрудники неоднократно допрашивали его, пытаясь выяснить причины такого интереса со стороны пришельцев, но, видимо, это как-то связанно с будущей деятельностью генерала.

Гейдрих задумался, переваривая полученную информацию.

— Вы думаете, Германия проиграет в этой войне?

— Слишком много за это говорит. Но я пока не принял это на веру и жду все-таки результатов переговоров. Хотя при зрелом размышлении переговоры будут, но после того как сорвется наступление на Москву.

Взгляд его собеседника стал пронзительным и злым. Губы сжались и руки напряглись, как перед ударом.

— Вам не кажется, что вы ведете предательские разговоры? С огнем играете, адмирал.

— Нет, Рейнхард, это просто жизненный опыт. Им сейчас, когда вермахт наступает, нет смысла с нами разговаривать. Переговоры будут потом, после нашего крупного поражения.

Канарис прекрасно видел, что Гейдрих не просто разозлен, он взбешен и готов к немедленным действиям, поэтому решил подсластить горькую правду, которую он только что вывалил на своего противника.

— Хотя есть пара моментов, которые наводят на размышление и заставляют считать, что у нас есть шанс.

Гейдрих скептически скривил губы и с легким пренебрежением уставился на собеседника. Канарис сумел выдержать театральную паузу, прекрасно понимая, что первая опасность пройдена и сейчас уже начался торг, точнее, переговоры о том, как он впоследствии будет работать под своим бывшим подчиненным.

— По показаниям свидетелей, пришельцы имеют нездоровый цвет лица, бледны и измождены, что говорит о возможном перенесенном голоде и лишениях, вся необычная боевая техника выглядит не новой, со следами многочисленных ремонтов…

Полученной информации было слишком много, и ее нужно обязательно осмыслить, переварить и разложить по полочкам, но разговор нельзя завершать на такой ноте, еще предстояла вербовка адмирала, хотя в данной ситуации, в свете вновь открывшихся обстоятельств, Гейдрих решил не спешить с выводами. А Канарис, видя такое состояние оппонента, решил добавить:

— Скорее всего, в будущем идет война, о чем говорит столь хорошая подготовка пришельцев, но война проигрывается, что подтверждает и изнуренный вид солдат и видавшая виды техника. Видимо, русские решили скорректировать прошлое, скорее всего, истоки поражения в будущем лежат в нынешних событиях. Анализ ситуации дает нам определенные надежды, поэтому прежде чем начнутся переговоры, нужно собрать максимальное количество информации.

Гейдрих дослушал его, глубоко вздохнул, сложив руки на груди, и снова откинулся на спинку сиденья автомобиля. Он недооценил абвер. Столь глубокий анализ и проработка ситуации заслуживали всяческих похвал. Даже если часть нарытой Канарисом информации окажется правдой, то это может вылиться в большие потрясения для Германии, и решение нужно принимать именно сейчас. Тем более разные источники и в партийном аппарате и в вермахте и в его ведомстве докладывают о деятельности Бормана, который, пользуясь своим приближенным положением к фюреру, формирует свою собственную сеть осведомителей. Несколько раз уже пресекались попытки вербовки информаторов в центральном аппарате СД. Кто и зачем это делает, удалось быстро установить, но вот предпринять какие-либо ответные меры Гиммлер пока не в состоянии, несмотря на топорность и непрофессиональность работы людей Бормана. По некоторым косвенным данным, там тоже заинтересовались обстоятельствами "Могилевского дела", хотя особой опасности с той стороны пока ожидать не стоит, но Гейдрих не удивился бы возникновению какой-нибудь вневедомственной комиссии под патронатом Бормана, которая начнет совать свой нос в его дела. Канарис, можно сказать, уже у него под контролем: с такими документами, которые были изъяты из его личного тайника, он уже никуда не денется, особенно это касается покушения на фюрера.

Все это время Канарис внимательно на него смотрел, пытаясь по изменению выражения лица, положению рук разгадать мысли Гейдриха. Тот еще некоторое время просидел молча, потом, приняв решение, начал задавать вопросы.

— Хорошо. Что там с информацией по покушению на фюрера?

Адмирал ждал этого вопроса и боялся его, прекрасно понимая, что Гейдрих, как цепной пес, может вцепиться в горло, чуть ли не в прямом смысле слова, и будет драть до смерти, поэтому, постаравшись максимально спокойно, так чтоб не вызвать сомнений в откровенности, ответил:

— У меня нет информации. Это как раз и было одной из причин, почему было произведено внедрение моего человека.

— Ну, будем считать, что я вам пока поверил, кто еще в курсе всей этой истории с пришельцами?

— Майор Дитрих Мартелл, мой личный порученец.

— Знаю его. Мы его уже контролируем. Значит, так, в его группу введете двоих моих людей и больше никакой самодеятельности. Сами видите, что на кону судьба рейха. В следующий раз пощады не будет.

После чего, кивнув головой, Гейдрих вылез из машины, отдал несколько коротких команд и эсэсовцы, окружившие конвой адмирала Канариса, практически бесшумно растворились в лесу, а танк, перегораживающий дорогу, взревев двигателем, освободил дорогу, пропуская колонну, которую буквально полчаса назад блокировал и был готов уничтожить.

Глава 26

Снова я в стенах своего бункера. Затхлый воздух, в котором давно уже перемешались запахи кухни, плесени, слежавшейся одежды и канализации, раздражал все больше и больше после каждого возвращения из прошлого. Коридоры наполнены криками, гомоном, топотом ног. Госпиталь переполнен ранеными, и девушки буквально валятся с ног, пытаясь оказать медицинскую помощь. Все танки после ночного боя в 1941 году требуют обязательного ремонта, не говоря о вышедшем из строя бронетранспортере, дымящийся остов которого затаскивали в портал в последнюю очередь. Боевое столкновение с немцами, несмотря на серьезные потери, произвело неизгладимое впечатление на личный состав нашего отряда. Как ни странно, никто не остался равнодушным, тем более общая и полная победа всегда благоприятно действовала на бойцов, особенно когда не было сомнений в выборе противника.

Благодаря тому что бункер "внутряков" в Симферополе был под нашим контролем и обладал весьма впечатляющим гаражом, в котором была оборудованная мастерская еще с довоенных времен, при определенном желании можно было перенести часть ремонтных работ бронетанковой техники из Перевального в Симферополь. БТР и один из Т-64, получивший во время боя несколько попаданий из немецких противотанковых пушек, отогнали сразу туда. "Булат" и БТР оставили для охраны бункера с установками перемещения во времени, остальную бронетехнику для проведения профилактических работ отправили в Перевальное, куда хозяйственный Петрович успел натаскать кучу битого железа со всего Крыма, используя ее в качестве источника запасных частей.

Вал накопившихся дел и вопросов, требующих немедленного разрешения, навалился с новой силой. Увеличившаяся численность нашего отряда требовала разработки новой системы безопасности с учетом непозволительно большого количества народа, посвященного в тайну путешествий во времени. Простая и регулярная проверка на детекторе лжи уже не могла однозначно решить эту проблему, поэтому создание некоего подобия службы безопасности становилось насущной проблемой. Управление установкой прочно находилось у меня в руках, но разработка более совершенной и защищенной от внешних и внутренних угроз системы доступа становилась весьма актуальной. На данный момент путешествия во времени являлись огромным богатством, которое может принести как много пользы, так и, при неправильном использовании, вреда, человек или группа людей, имеющих контроль над установкой, в состоянии изменить ход истории и спасти мир от той участи, которая ему уготована. Появление в поле зрения университетских преподавателей резко расширяет наши возможности, позволяя в перспективе усовершенствовать саму установку, возможно, получится добиться прорыва в другие регионы или другое время, где не будет необходимости постоянно воевать и терять своих людей. Все эти вопросы требовали тщательной проработки, обязательного оперативного прикрытия и обеспечения материальными ресурсами и, главное, временем, которого катастрофически не хватает. Все это я вывалил на малом совете, где присутствовали самые доверенные люди, сомнения в лояльности которых у меня не было.

Одна из основных проблем состояла в Олеге Дегтяреве, точнее, в его семье и семьях его сослуживцев, которые нужно было в срочном порядке вывозить в Крым. Но тут существовало множество трудностей, одна из которых состояла в явно враждебной политике украинского руководства. С их стороны ожидался следующий шаг в виде натравливании на нас диверсионных групп или какой-нибудь ударной группы. Любые попытки Дегтярева связаться со своим руководством, используя имеющуюся в его наличии аппаратуры шифрованной связи, пресекались с той стороны, что вызывало озабоченность и неприятные предчувствия. Такая же ситуация была и у "внутряков", которые оказались тоже отключены от общих систем связи и оповещения. По сути дела, это можно было расценивать как превентивное объявление войны, в которой у нас было очень мало шансов. Видимо, мои шуточки насчет стратегической авиации, которая в состоянии решать определенные задачи в регионе, были услышаны и оценены, что повлекло за собой столь недружественные шаги.

Олег, отошедший от эйфории приключений в прошлом, озабоченно сидел за столом в кают-компании и медленно помешивал ложечкой уже остывший чай. Он поднял голову и пристально посмотрел на меня:

— Ну что, Серега, будем делать? Это война, и в этой ситуации твои самоделки, рассчитанные на немцев или бандюков, которые не дошли до использования спецсвязи с качающейся частотой, никакого преимущества не принесут. На этот раз на нас натравят настоящих спецов, и ты прекрасно знаешь, как это все будет выглядеть. Они засядут в сторонке и будут очень долго изучать, потом нанесут серию синхронных ударов, которые полностью парализуют нашу работу.

Лампы, собранные из светодиодов, освещали ярким холодным светом кают-компанию, создавая некое подобие офисной обстановки. Ее подчеркивало множество бытовых современных приборов: гудящая микроволновка, в которой разогревал макароны по-флотски опоздавший на совещание Санька, шипящая кофеварка и большая панель плоского телевизора. Сейчас по желанию можно было просмотреть трансляцию с камер системы внешнего видеонаблюдения или с одного из компьютерных терминалов, который иногда использовали для создания и показа презентаций. После ужина на столе остались чайничек со свежезаваренным чаем, пластиковая коробка из-под майонеза, используемая в качестве сахарницы, и большое блюдо, где по кругу были разложены немецкие трофейные галеты, которыми люди, находящиеся в комнате, аппетитно хрустели.

— Ты можешь предположить, кого пришлют?

— Ну херсонцев, может быть, с учетом того, что на тебя повесили и нашу гибель, и убийство Черненко, то договориться с ними будет трудно. Может, кого и наших привлекут, и, пока разберутся, что мы живы, проблем они нам создадут выше крыши.

— Тогда, Олег, у нас остается только одно — в темпе аллегро тебе нестись к себе в Измаил и доказывать, что ты жив, и что тут твоих ребят никто не обижает.

— Да я тоже так думаю, только дадут ли нам спокойно добраться?

— Ну на вашем КамАЗе точно не дадут, слишком приметная машина.

— Серега, может, хватит из себя тут Кутузова корчить? Машина специально оборудована для такого рода переездов.

— А от пулемета она как защитит? А реку переехать? Короче, Олег, давай БТР возьмешь, и мне как-то поспокойнее будет.

— А как насчет горючки? Жмотиться не будешь?

— Обеспечим, сам знаешь, запасы у нас есть. Тебе на сборы сутки, подумай, что тебе понадобится из продуктов, оружия, боеприпасов. Главное, давай определим порядок связи. Команду на подготовку бронетранспортера я Петровичу уже дал.

— Хорошо, Серега. А ты чем тут будешь заниматься?

— Организуем патрулирование, скрытое наблюдение, ну и еще кучу сюрпризов, чтоб, так сказать, нам сюрпризы не устроили, — скаламбурил я. — Санька, это все на тебе. Думай, смотри, рассчитывай, минируй, но чтоб без нашего ведома ни одна морда на километр не приблизилась к базе.

— Сделаем, командир.

— Вадим, что у нас с техникой, есть предварительная информация?

Васильев, уже давно насытившийся и теперь попивающий кофе маленькими глотками, просто наслаждался спокойной обстановкой, поэтому сразу с готовностью ответил:

— Ну БТР восстановить в ближайшее время не удастся, там ходовая полетела. Как вариант, на ближайшее время, пока не будет найдено запасных деталей, использовать как неподвижную огневую точку. Танки — все три на ходу, в течение недели в Перевальном поднимут еще три танка: один Т-72 и два Т-64, из тех, что у боевиков захватили, привлечем большее количество людей. За кормежку теперь к нам многие идут. Главная проблема с боеприпасами. У нас на каждый танк приходится максимум по три боекомплекта, не больше. Еще одно такое сафари на ту сторону, и нам придется переходить на трофейную технику.

— На местах боев хоть что-то можно найти?

— Не уверен. Надо налаживать связи и покупать боеприпасы на Украине. Там такой глобальной войны не было, поэтому запасы боеприпасов могли сохраниться. У меня связей там не осталось, поэтому тут опять все упирается в Дегтярева и успешность его поездки. Неплохо было бы боеприпасы для ЗУшек и для "Шилки" найти. Как по мне, так наши успешные похождения на той стороне заканчиваются. Только мы появимся, так сразу просто засыплют бомбами, и все наши преимущества пойдут прахом. С фронтовой ПВО у нас проблемы, надо переходить на другой профессиональный уровень…

— Вадим, ты думаешь, я сам не понимаю этого? У нас есть с десяток "Стрел" и "Игл", и то их работоспособность под большим вопросом. Но тут ты прав, абсолютно прав. Так что с этого момента на масштабные прогулки на ту сторону накладываю мораторий, пока не будет обеспечено нормальное зенитное прикрытие.

Сделав пару глотков кофе, я продолжил:

— Следующая важная проблема с убитыми и ранеными. За последнее время мы потеряли больше семи человек убитыми и больше половины отряда ранены. Госпиталь переполнен. Поэтому считаю важной проблемой создание соответствующих условий для выздоровления в бывшем бункере "внутряков" и в Перевальном. Для этого, Марина, на тебе — разработать перечень мероприятий и необходимых ресурсов для создания основного госпиталя в освобожденном бункере. Здесь, на базе, оставим центр интенсивной терапии и операционную для обеспечения работы иновременных экспедиций. В свете увеличения численности отряда количество людей, не имеющих отношения к персоналу базы и работе установок, должно быть максимально сокращено. Дальше. На повестке дня стоит постройка второй транспортной установки на некотором удалении от основной. Думаю, никто не будет против, если нам удастся найти выход на не занятой немцами территории, оказать помощь окруженной под Борисполем группировке. На крайний случай мы сможем эвакуировать раненых и помочь в доставке боеприпасов.

Светлана, которая не любила наши посиделки, стояла в сторонке и внимательно нас слушала, но тут не удержалась и вставила свои пять копеек:

— Сережа, а тебе не кажется, что вы в своих мальчишеских выходках так засветились перед немцами, что любое ваше появление в том времени уже сопровождается большой опасностью. А тут собираетесь толпы народа прогонять через портал. Где гарантия, что кто-то не увидит больше, чем нужно, и немцы не попытаются захватить базу, когда вы будете перевозить людей и грузы? Ребята, остановитесь. Войну вы все равно выиграть не сможете, а сколько уже людей потеряли?

Голос подала Марина, молчавшая до этого:

— Сереж, Света права, вы слишком увлеклись игрой в войнушки. Я понимаю — Родина, фашисты, но это не значит, что вы должны выигрывать войну за предков и всякий раз, увидев немцев, бросаться сломя голову в бой.

Она чуть помолчала. Круги под глазами и усталость, написанная на лице, говорили о том, как ей приходится трудно в последнее время. В отличие от нас, на ее плечи легла обязанность за многочисленных раненых, которых становилось все больше и больше после каждого нашего визита в прошлое или боестолкновения с бандитами. Она нечасто брала слово на такого рода совещаниях, но, видимо, у нее накипело.

— Сережа, наше преимущество в другом, не в гипотетической силе, не в танках и пушках, а в знаниях и опыте последующих поколений. Растрачивать такое преимущество, жертвовать людьми ради желания удовлетворить свои мальчишеские желания набить побольше немцев глупо и не разумно.

Все молчали, понимая, что и Марина, и Света правы.

— Вы правы, девочки. Надеюсь, это был последний бой такого уровня. Поэтому как первоочередная задача ставится — создание второго большого транспортного портала. Сегодня все отдыхаем, завтра начинаем монтажные работы. Нам нужно больше пользоваться возможностями путешествий во времени.

После совещания все стали расходиться по спальным помещениям. Я уходил последним, мазнув взглядом по расставленным в помещении горшкам с растениями, которые разводили девушки, когда еще мы жили одни и перемещения во времени было лишь фантастикой, а не обыденностью. Включив напоследок ультрафиолетовую лампу, свет которой нужен для наших растений, я вышел и направился в спальный бокс, где, приняв душ и сбросив с себя пыльный и пропахший потом камуфляж, положив в изголовье автомат, забрался под одеяло и почти сразу отключился, не заметив, как позже пришла супруга.

Она, уложив ребенка, некоторое время стояла, рассматривая спящего мужа, лицо которого во сне расслабилось, и исчезла печать постоянных забот и опасностей, потом быстро разделась и легла рядом.

На следующий день началась реконструкция крупного гаража, который находился в восьмидесяти метрах от основной установки. На это бросили максимальное количество людей, не задействованных в охране бункеров и других неотложных работах. Несмотря на серьезные, достойные уважения трофеи, захваченные у немцев в 1941 году, наше положение оставалось критическим. Горючее расходовалось с катастрофической скоростью: танки, бронетранспортеры, машины и, главное, энергоустановка, питающая бункер и основную установку, которой, в отличие от малой, требовалось намного больше мощности.

Помещение для новой установки строили по уже привычному стандарту: основное — комната, где можно было бы разместить танк, мощные ворота и второе помещение — предбанник, где можно было разместить второй танк. Работы начались сразу по нескольким направлениям. Одна группа, состоящая из технических специалистов, занималась созданием самой установки, предварительно подготовив бетонную станину, вторая работала непосредственно над постройкой предбанника, укреплением ворот и прокладкой кабелей видеонаблюдения, питания и управления системой. Новый подземный ход пока решили не делать ради экономии времени, хотя проект разрабатывался на ходу.

Для строительных работ требовалось много технической воды, поэтому малый портал периодически включали прямо над рекой, и, перекинув прямо в окно шланг, закачивали ее в канистры и переносили в помещение с большой установкой, где уже установили бетономешалку. Работы продолжались без остановок до вечера, изредка прерываясь на прием пищи.

Когда мрачный, пасмурный день ядерной зимы сменился темной безлунной ночью, мы прервались, отправляя в долгую поездку Олега Дегтярева с его тремя бойцами. БТР был заправлен и укомплектован боеприпасами, продуктами, дополнительными баками и канистрами с горючим. Путь им предстоял неблизкий и опасный. Несмотря на то что в этом мертвом мире не осталось практически людей, они все равно оставались самыми опасными хищниками, которых стоило опасаться. Олегу предстояло проехать более восьмисот километров по территории, которая по определению считается опасной, и, что его ждет на этом пути, можно только догадываться.

Когда БТР-80 скрылся за поворотом, направляясь по евпаторийскому шоссе к повороту на армянскую трассу, все, кто стоял на улице, как по команде, правда нехотя, двинулись к строительству, в необходимости которого никто не сомневался. Людей разделили на несколько бригад, организовав посменное питание и отдых.

Мы уже вывели стены и стали перекрывать крышу предбанника, одновременно устанавливая ворота, когда на связь вышла Марина и попросила прийти в госпиталь — пришел в сознание Черненко.

Пройдя процедуру чистки, через десять минут я уже был в госпитале в небольшом закутке, отделенном ширмой. Тут лежал тяжелораненый полковник Черненко, опутанный датчиками. Его вид после большой потери крови и нескольких операций был ужасный. Такое впечатление, что от прошлого грозного полковника, держащего в крепких руках весь район, осталась половина. Рядом сидела жена, которую пришлось допустить до тяжелораненого мужа. Я осторожно, в сопровождении Ольги подошел к нему. Он чуть с заметным усилием повернул голову. В свете светодиодной лампы лихорадочно блеснули его глаза. Он что-то попытался сказать, но слышен был только хрип. Мне пришлось наклониться к нему, чтоб хоть как-то понять его слова. С трудом, но удалось его понять:

— …Сергей, что там с моими? Кто?

— Татары по наводке Семенова. И вас, и приезжих моряков. Плюс группу пустили в ваш бункер.

Он ненадолго замолчал, собираясь с силами.

— Ты их…

— Да. Ваш бункер теперь снова под контролем, опасность устранена. Вот только боюсь, будут большие проблемы с вашим бывшим руководством. С нами отказываются общаться, видимо, в ближайшее время против нас начнет работать спецура…

— Моряки?

— Может быть, но там все нормально. Часть выжила. Командир оказался моим старым другом еще по военному училищу. Отправился обратно с остатками группы прояснять ситуацию. Основная опасность от ваших херсонских коллег, очень бы не хотелось с ними воевать, и так забот хватает.

Он замолчал и закрыл глаза, сложилось впечатление, что он потерял сознание, но его сила воли меня поразила. Собравшись с силами, Черненко спросил:

— Мои люди?

— Влились в мой отряд. Недовольных нет, ждут вашего выздоровления.

Он хрипло засмеялся.

— Уделал ты все-таки меня, Сергей… Хитрый. Это хорошо… Устал я…

— И что? Руки опускать? Михаил Григорьевич, главное — выкарабкивайтесь, еще чуть-чуть, и отправим вас в санаторий на чистый воздух и солнышко, быстро поправитесь.

— Значит, есть такое место?

— Конечно. Поэтому ваши люди и со мной, теперь мы одна команда, и вы мне нужны, выздоравливайте и ни о чем не беспокойтесь.

— Хорошо, Сергей, мне больше ничего другого не остается.

Я снова шел к тамбуру, где висел мой костюм и противогаз, предстояло еще много работы. Разговор с Черненко произвел тягостное впечатление. Все-таки чувствовал вину перед ним, хотя реально виноват не был, он просто стал очередной жертвой войны за власть среди обломков нашего мира. Все в дерьме, а они дерутся за призрачные привилегии. Люди не меняются, ситуация такова, что нужно бросать все силы и пытаться восстановить мир, а они все никак не могут нажраться. И ведь сидит какая-нибудь такая сволочь в личном бункере, с евроремонтом, украшенном коврами и имеющим бассейны, и дает команды на уничтожение неугодных, на торговлю людьми, наркотиками, оружием.

Парадоксальная мысль посетила меня: "Может, бросить все и уйти в прошлое, как надоела эта радиоактивная клоака".

Отвлечься от таких мыслей помогла работа. Небольшой отдушиной стала возможность в чате пообщаться с Борисычем, которого уже вовсю окучивали в сорок первом предки. Но я им подкинул слишком много подарков, чтоб они успели их переварить за ближайший месяц. Реально я вообще не был уверен, что они-то и прошлые мои посылки сумели полностью обработать и пустить в работу, слишком был большим объем переданной информации. По большому счету сейчас мы особо не были нужны предкам. Основную информацию они уже получили. Как поставщики высокотехнологической техники мы не подходили, так как огромное количество техники, которое было у населения Крыма, в большинстве своем либо вышло из строя, либо фонило и могло нанести больше вреда, чем принести пользы. Главное в этой ситуации было найти возможность увеличить зону охвата в нашем времени и тем самым становиться не только поставщиками технологической и исторической информации, но и наращивать количество и перечень оборудования, предлагаемого предкам, выпуск которого они не смогут наладить в ближайшее время.

В Москве все идет своим путем — разговор насчет перевода главной операционной базы по работе с потомками уже состоялся, и предварительная договоренность уже была достигнута. Слово Куйбышев несколько раз мелькало в разговоре, но я сомневался, что это будет конечная остановка. Насколько я знаю наших предков, угонят Борисыча куда-нибудь за Уральский хребет, подальше от любопытных глаз и загребущих рук политических оппонентов Сталина, в существовании которых я не сомневался, и, главное, от немецких спецслужб, которые и так уже сели на хвост и скоро будут не только догонять, но и устраивать ловушки, да и то, что информация о путешественниках из будущего может просочиться к "союзничкам", сомнений не было. Простая попытка найти выход и выжить переросла в серьезную игру, ставки в которой очень высоки. Квест мутировал в смертельный марафон, на обочинах которого уже остались могилы погибших товарищей…

Вторая установка строилась намного быстрее, чем первая, — проект, расчеты и чертежи были уже разработаны при постройке первой установки, поэтому сама система была собрана и подключена в течение трех дней. Остальное время, пока Санька минировал все вокруг и готовил средства самоликвидации аппаратуры на случай захвата, я, сняв с самой первой установки фокусирующий цилиндр, занимался юстировкой волновой линзы. Еще день ушел на поиск межвременного канала, поиска параметров для установки стабильных точек выхода. Как ни странно, этот процесс тоже занял меньше времени, учитывались определенные навыки в этом деле. Таких точек было найдено четыре, как и в предыдущем случае. У нас уже был отлаженный порядок работы установки с учетом открытия нового окна и поиска географических и временных параметров. Поэтому соответствующее оборудование было перенесено в зал со второй установкой, штурмовая группа в полной экипировке расположилась в предбаннике, за специальным импровизированным бруствером из синтетических мешков с песком. Тут же была Марина с оборудованием для отбора проб воздуха — порядок биологической безопасности никем не отменялся. И вот снова, как несколько недель назад, с замиранием сердца включаю установку, проверяю ее сначала в дежурном режиме, прогнав сначала несколько секунд, проверив температурный режим, затем минуту, и после отсутствия перегрева в линии питания и системе управления система запускается на десять минут.

Убедившись в работоспособности установки, начинаю самое интересное — настройку на одну из точек и включение стабильного канала. Это делается быстро — пять минут. Снова включение, стабильность канала немного плавает, поэтому пришлось повозиться некоторое время с настройками балансировки накопителей. К вечеру установка уже работала вполне стабильно и, настроив канал, сняли пробы воздуха. Пока Марина не дала ответ о биологической опасности, в портал выставили антенну и запустили процедуру приблизительного определения местоположения новой точки выхода. Камера видеонаблюдения, выставленная на ту сторону вместе с антенной, показывала обычное море, ночное бушующее море. Включив первый портал, что вызвало ощутимую перегрузку нашей энергосистемы, и выставив буквально на пару минут антенну, удалось в первом приближении получить хоть какие-то данные. Сдвига во времени не было, был достаточно серьезный сдвиг в пространстве. По нашим прикидкам, точка, которую удалось нащупать, находилась на высоте восьми метров над уровнем моря в двадцати пяти километрах южнее Одессы. Никакого практического интереса для нас она не представляла, поэтому пришлось перенастраивать систему, настраиваясь на следующую точку.

Следующая точка выхода оказалась уже на суше, но вот ее расположение не радовало. Опять недалеко от зоны боевых действий, в Херсонской области, где-то возле Каховки, которые уже были заняты немецкими войсками. Третья точка опять была в море, но намного южнее. Судя по карте, юго-восточнее Севастополя, километрах в десяти. Люди, которые находились рядом, заметно приуныли. Всю ночь как проклятые работали, настраивали, снимали пробы и ждали, ожидая новостей из комнаты управления, где располагались основные терминалы управления обеими порталами, куда выводилась информация с камер видеонаблюдения из порталов и результаты пеленгации точек выхода. Четвертая точка вышла на земле, но определить ее местоположения не удалось. Сигнал просто не доходил до антенны, расположенной под Борисполем. Это уже настораживало. Шальная мысль, что нас забросило в другое время, посетила не только меня. Но, выбросив камеру и внимательно осмотрев окрестности, с удивлением в наступающем рассвете обнаружили высокие холмы, которые, скорее всего, экранировали нашу систему определения по радиосигналу. Пришлось искать на складе метеозонд, который в самый первый раз использовали для подъема видеокамеры еще под Могилевом, но на этот раз решили поднять антенну. У нас оставалось не так уж и много времени, потому что поздний рассвет мог демаскировать перед местными жителями наши телодвижения, поэтому шар с антенной был поднят достаточно поспешно и из-за сильного ветра чуть не был потерян. Времени оказалось достаточно, чтобы убедиться: мы все в том же сорок первом и точка выхода находится где-то в холмах недалеко отСевастополя и Бахчисарая. Это очень нас обрадовало, так как большинство бойцов отряда из нашего времени много поколесили по этим районам, гоняя банды мародеров и работорговцев. Теперь осталось точно определить координаты и сообщить в Москву, чтобы нам организовали оперативное прикрытие и охрану зоны выхода.

На этом решили дальнейшие действия прекратить, устроить отдых и готовиться к разведывательному выходу на ту сторону, а в Москву, через Борисыча был отослан текстовый файл следующего содержания, который он тут же распечатал и через Трофимова передал руководству НКВД:

"Странник — Центру.

Найдены четыре устойчивые точки выхода:

1. В море, расположение южнее 25 км Одессы, интереса не представляет. Возможно использование для контактов в море, в экстренном случае.

2. На суше, недалеко от пос. Каховка Херсонской области. Находится на оккупированной территории. Интереса не представляет.

3. В море, расположена юго-восточнее 10 км Севастополя, интереса не представляет. Возможно использование для контактов в море, в экстренном случае.

4. На суше, в районе пос. Бахчисарай Крымской области. Точное местоположение неизвестно. После 14:00 предполагается выход разведгруппы под легендой майора НКВД Кречетова для уточнения местоположения. Прошу организовать оперативное сопровождение и поддержку легенды при установлении контакта с местными представителями органов государственной безопасности.

Странник".

Буквально через час по тому же каналу мы получили ответ, что Москва все приняла к сведению и в Крым через Новороссийск вылетела специальная оперативная группа с известным нам майором, который участвовал в операции под Борисполем. Местные органы государственной безопасности получили указание оказывать помощь специальному подразделению ГУ НКВД СССР, потерпевшему аварию в районе Бахчисарая и его командиру, майору госбезопасности Кречетову.

После получения таких новостей, я просто взял все поотключал и пошел отсыпаться. После обеда нам предстоял выход на ту сторону, и хотелось бы отдохнуть перед операцией.

Глава 27

Как оказалось, со временем выхода в прошлое я погорячился. Сказались и трехчасовая разница между суточным временем, и то, что просто не успели подготовиться, поэтому экипированная по штурмовому варианту группа высадилась после пяти часов вечера, занимая оборону и пытаясь сориентироваться на местности.

Пока была возможность, вокруг точки выхода организовывалась временная оборона с рытьем стрелковых ячеек, организацией пулеметных позиций и постов воздушного наблюдения. Закрепившись на местности, вперед были высланы несколько разведгрупп, в задачу которых входила привязка к местности, поиск источников воды и населенных пунктов. Я в сопровождении уже привычного Егора Карева, переодевшись в форму сотрудника НКВД, перешел на ту сторону.

В общем-то, места были знакомые, невысокие холмы, заросшие кустарником, неширокие ущелья, вполне пригодные для проезда техники. Точка выхода была расположена не совсем удобно для выхода и спуска, но если провести определенные работы по сносу грунта и создать некоторое подобие ската, то вполне спокойно можно будет спустить бронетранспортер, танк или просто машину. До рассвета мы этим и занимались, создавая условия для спуска в долину переделанного джипа и бронетранспортера. К утру обе машины уже стояли внизу, готовые к выезду, и наша небольшая группка, состоящая из пяти человек: меня, Строгова, Карева, Саньки, который щеголял в форме старшего лейтенанта НКВД, и Короткова, — разместилась в джипе. В бронетранспортере, который по замыслу должен был идти на некотором удалении, шла группа силовой поддержки из шести человек в полной штурмовой экипировке.

Судя по оперативной сводке, переданной из Москвы, эта территория находилась под контролем Красной Армии, но прогноз был неутешительным, прорыв обороны Крыма был всего лишь делом времени, тем не менее, в отличие от нашей истории, к вопросу обороны Севастополя подошли серьезно. Город был буквально опоясан окопами, дотами, артиллерийскими позициями. Были созданы несколько резервных аэродромов, на которых в специальных укрытиях размещались крупные силы истребительной и штурмовой авиации. Советское командование решило, используя опыт, переданный потомками, создать некоторое подобие непотопляемого авианосца, с которого продолжались бомбардировки румынских нефтяных месторождений, поддерживая оборону осажденной Одессы. Это все как бы между прочим во время переписки мне сообщил Борисыч, который до этого передавал оперативную сводку по Крыму 1941 года.

По идее, мы сейчас находились недалеко от первой линии обороны Севастополя и при любом движении так или иначе должны были наткнуться на патрули, контролирующие режим секретности в районе.

Когда уже стало светло, наша небольшая группа неторопливо двинулась вперед, пытаясь определить местоположение. Мне эти места тоже казались знакомыми, хотя многое изменилось за семьдесят лет, что разделяли наши воспоминания о Крыме и реальность, которая была за бортом джипа. Другие деревья, другая растительность, и в наше время все было больше обжито. Пока мы видели только тропы, по которым выгоняли на пастбища домашний скот. Минут через тридцать осторожного движения выехали в большую долину, где разглядели несколько поселений.

Санька, разглядывающий раскинувшуюся картину через бинокль, спокойно констатировал:

— Командир, а деревенька-то татарская…

— И что? Ты их сейчас будешь штурмом брать? Так на данный момент они граждане СССР, еще себя не запятнавшие карательными акциями против славянского населения и сотрудничеством с фашистами. Тем более не все они скопом к немцам на поклон ломанулись. Вон известный летчик-истребитель Ахмет-Хан Султан как воевал, в двадцать пять лет дважды Герой Советского Союза…

— Он, между прочим, только по матери крымский татарин, а так дагестанец, будешь на базе, поройся в картотеке…

— Ладно, не та тема, кстати, будет возможность посмотреть, кого, как и за что депортировали. Сейчас основная задача — найти кого-то из наших, и, главное, в пятак пулю не отхватить, тут части необстрелянные, могут со страха и пальнуть… Значит, так, Артемьев, Карев, Коротков, метнулись в деревню, посмотрите, что там, а то как-то тихо, на улице холодно, а дома не топятся.

Мы остановились, замаскировав технику, ждали результатов разведки.

— Феникс, на связь.

— На связи, Бычок.

— А в деревне никого нет.

— Зачистили?

— Да непохоже. Народ уходил в порядке, без спешки.

— Давно?

— Похоже — да. Странно.

— А что тут странного? Сегодня Борисыч оперативную сводку скинул по Крыму, так татар вывезли из Крыма месяц назад…

— Это как?

— Да собрали всех, переписали, рассказали, что немцы никого не пощадят, и часть морем, часть сушей через Керчь вывезли из Крыма и равномерно распихали по всей стране, стараясь не создавать зон компактного проживания. Девушек практически поголовно определили в медсестры, призвав в армию и раскидав по фронтам. В Крыму территория, попадающая под оккупацию, очищена от заведомо лояльного к противнику населения, облегчив жизнь партизан, которых в нашей истории задавили при помощи крымских татар. Тут я преклоняюсь перед мудростью советского руководства. Моей фантазии хватило бы на организацию глобальной зачистки, а тут и закон соблюли, и граждан СССР не обидели. В общем, молодцы предки.

— Да что-то не верится, командир… Трудновато было бы их поднять, у них тут живности всякой навалом, козы, бараны… Как со всем этим табором через залив?

— Да я сам спросил, ответили, что всех обеспечили сухпаями, а живность всю выкупили за талоны на питание и отправили в Севастополь на убой, для кормежки гарнизона. Там сейчас чуть ли не все консервные заводы и коптильни работают на пределе мощностей.

— Хитро. Не ожидал такого изящного решения… Кстати, командир, а чего раньше не сказал, не порадовал?

"Блин, замотался, потому что и сам забыл", — подумал я про себя.

— Сюрприз приготовил.

— Хороший сюрприз, ну, в общем, все чисто, можно ехать, есть дорога, идет на юго-восток.

— Выдвигаетесь по дороге, держите связь.

— Вас понял.

"Очень элегантное решение. Семьи раскидали по Союзу и скорее всего после войны сделают так, чтоб они не смогли вернуться и ассимилировались в местах проживания. Молодых девчонок и бездетных женщин позабирали в армию и так же раскидают по фронтам. Учитывая уроки истории, большинство из них выйдет замуж и уже в Крым не вернется. Мужчин, которые встали под ружье, сожгут в ожесточенных боях начального этапа войны, обеспечив их лояльность тем, что родные вывезены. Политические и религиозные фигуры, старейшины, которые договаривались с немцами в нашей истории, эвакуировались морем, и корабли, естественно, попали под налет немецкой авиации, и никто не спасся… Снимаю шляпу, действительно элегантное и мудрое решение".

Мы довольно быстро миновали опустевшую деревню и выехали к наезженной дороге, которая шла параллельно небольшой горной речке вниз по ущелью. Разведка выдвинулась далеко вперед, выискивая возможные опасности или следы недавнего пребывания людей.

Все эти холмы очень напоминали район Мекензиевых гор, где мы неоднократно в свое время гоняли татарских боевиков, да и ущелье уже узнали, поэтому более смело стали спускаться вдоль речки. В наше время эта дорога уже была заасфальтирована, и, наложив в сознании воспоминания на имеющийся в наличии пейзаж, я сразу определил на карте наше местоположение.

Тут же связался с базой и дал команду сообщить в Москву наши точные координаты.

Таким темпом мы еще ехали минут двадцать. Но чувство опасности не давало покоя. Многие люди чувствуют обращенный на них взгляд. Тут была та же ситуация, не я один почувствовал. По лопаткам заструился неприятный холодок, но мы проехали метров триста, скрывшись за поворотом, и ощущение неприятного взгляда ушло. Я не экстрасенс и не шаман, но вот когда бегаешь в "зеленке", играя в догонялки с бандитами, поневоле станешь суеверным, да и многие на такие вещи начинают обращать внимание.

— Всем стоп. Занять оборону.

БТР заехал под деревья, и с него спрыгнули бойцы, занимая круговую оборону.

— Феникс, что там у вас?

— Не знаю, почудилось, что кто-то пасет нас с левого ската, ты ничего не видел?

— Видеть не видел, но чуйка была.

— Возвращайся, пройдись по верху, посмотри, а то не нравится мне эта возня недалеко от точки выхода.

— Вас понял, Феникс.

Мы затаились, ожидая результатов разведки. Ребята там подобрались опытные, проверенные, поэтому мы только рассредоточились, на всякий случай нацепив на себя бронежилеты, под прикрытием кустарника возвратились обратно по дороге и стали ожидать сигнала от Артемьева.

Просидели так минут двадцать, пока наверху не раздалось несколько выстрелов и не хлопнул взрыв.

— Феникс, есть гады, но уходят по верху. Нас заметили раньше, наверно, по-тихому хотели взять.

— Сколько их?

— Человек шесть, одного тащат на себе.

Наверху знакомо загрохотал немецкий пулемет.

— От сука…

Санька ругался в эфире, а я в сопровождении четырех бойцов несся по кустам вверх по склону, но скала была слишком крутая, поэтому пришлось заходить левее, теряя время.

Тяжело дыша, связался с Артемьевым.

— Бычок, что у вас там?

— Пулеметчика оставили, он нас тут к земле прижал, двинуться не можем.

— Кого-то зацепило?

— Кареву руку оцарапало. Сейчас его, гада, достанем.

Наверху почти синхронно хлопнули два подствольных гранатомета, с некоторой задержкой довольно глухо прозвучали взрывы и пулемет затих. Санька радостно прокомментировал в эфире:

— Все, спекся.

Когда мы поднялись на плато, там метрах в ста, недалеко от кустов в полный рост стояли наши разведчики. Подбежав к ним, увидели иссеченное осколками тело в немецком камуфляже, зажавшее в последнем хвате пулемет MG-34.

Санька обернулся, увидев нас.

— Товарищ майор, вот, завалили одного супостата, остальные вниз по ущелью на запад ушли, будем в догонялки играть?

— А на хрен они нам нужны. Сейчас сунемся в "зеленку", они еще засаду устроят. У них раненый, пусть местный СМЕРШ за ними бегает, у нас своя задача, главное — спугнули их и ладно. Тело забираем с собой, маршрут отхода противника отметить на карте. Все, спускаемся.

Завернув тело немца в брезент и разместив его на броне БТРа, в том же составе двинулись дальше, но, не проехав двухсот метров, практически на повороте столкнулись с полуторкой, забитой бойцами с обычными малиновыми петлицами, вооруженными винтовками. В кабине машины сидел человек в привычной для нас форме НКВД, он, увидев нашу маленькую колонну, широко раскрыл глаза и просто впал в ступор. Водитель дал по тормозам, да и наша машина что-то резковато затормозила. Я успел крикнуть в микрофон радиостанции:

— Всем к бою.

Мы уже по привычке вывалились из машины, а бойцы посыпались с брони БТР, занимая оборону. Но, к счастью, я додумался не снимать форменную фуражку, несмотря на гарнитуру радиостанции, и громко крикнул замершему в машине сотруднику НКВД:

— Стоять на месте! Старший, ко мне!

Но тот уже пришел в себя и начал отругиваться:

— Это вы представьтесь.

Я уже рассмотрел лейтенантские кубари, поэтому начал переть буром, понимая, что передо мной просто усиленная поисковая группа, которая либо движется на звук выстрелов, либо ищет немецкую разведывательно-диверсионную группу.

— Лейтенант, я майор государственной безопасности Кречетов, специальная группа НКВД. Вы кто такие?

— Лейтенант Лапоткин, отдельный истребительный батальон.

— Лейтенант, выходи, стрелять не будем. Я тебе как старший по званию приказываю.

Тот некоторое время колебался, но вышел из-за машины, в которой стояли бойцы, с удивлением наблюдая за спектаклем, как будто их это не касалось. Лейтенант нерешительно подошел к джипу, сжимая в правой руке ТТ, с интересом рассматривая нашу экипировку, автоматы и бронетранспортер на заднем плане, ствол пулемета которого смотрел в упор на машину с бойцами.

— Товарищ майор?

Я в сопровождении капитана Строгова вышел из-за машины. Лейтенант все еще с удивлением рассматривал нашу экипировку, особенно автоматы Калашникова с коллиматорными прицелами и подствольными гранатометами.

Пока он любовался нами, мы профессионально рассматривали его и его людей. Опыт и здоровая паранойя обязывали, поэтому, если и была хоть минимальная вероятность подставы, старались этого избежать. Но интуиция и опыт военной службы подсказывали, что они те, за кого себя выдают. Лейтенант молодой, без наигрыша, бойцы в машине тоже все как на подбор — молодняк. На диверсантов никак не тянут.

— Лейтенант, вы здесь по какому делу?

— Немецких диверсантов ловим. Вчера ночью выбросили в этом районе.

— Понятно. Вас оповещали о нашем прибытии? В смысле об особой группе НКВД?

— Никак нет.

— Давай документы.

Он нехотя показал свое удостоверение.

— Понятно. С вашими диверсантами мы тут уже успели познакомиться, они у меня человека ранили, пришлось в бой вступать, одного завалили, вон на бронетранспортере в брезент завернут. Давай карту, покажу, куда они ушли.

Вот тут он с готовностью раскрыл планшет. Строгов, стоящий рядом, чуть усмехнулся над торопливостью "зеленого" коллеги, быстро сориентировался и по карте показал, куда ушли немцы.

— Смотри, у них там один раненый, видимо командир. Быстро идти не смогут, но оторваться от преследования в ущельях им вполне по силам, так что спешите…

Когда он уже собирался уходить, я его решил напрячь нашими проблемами.

— Лейтенант, мы заблудились, нам нужны сопровождающие, чтоб максимально быстро добраться до ближайшего отдела НКВД. Тут, извини, ты гоняй диверсантов по горам, а у нас свои задачи: нужно срочно с Москвой связаться.

Он недоверчиво на нас глянул, но решил не спорить. Все-таки перевес в силе и броне был на нашей стороне.

— Санька, передай коллегам тело немца.

Артемьев, скривившись, кивнул лейтенанту:

— Ну давай пару бойцов, забирайте тело.

Лейтенант крикнул четверых бойцов. Они живенько спрыгнули и пошли за Санькой к БТРу, с которого наши штурмовики уже спускали тело, завернутое в брезент. В качестве подарка им отдали и пулемет с запасной лентой. Не думаю, что враги так просто бы отдали оружие, тем более пулеметы, количество которых в частях второго эшелона было явно недостаточным. Это произвело впечатление, и градус недоверия как-то понизился. Один из молодых солдат с уважением спросил, рассматривая иссеченное осколками тело:

— Чем это вы его так?

— Да гранатами закидали, до последнего отход прикрывал…

Я решил прервать вечер воспоминаний, поэтому просто прикрикнул:

— Хватит лясы точить. Лейтенант, давайте людей, и мы поехали. И так времени много потеряли.

Раненый Карев пересел на БТР, прихватив с собой одного из сопровождающих, второй сел с нами в джип.

Таким образом, мы через час неспешного движения выехали к Мекензиевым горам, где проходила вторая линия обороны города. Там нас встретили и сразу взяли в оборот, попытавшись разоружить, но мы тоже не простые люди, пришлось поругаться, пока не прибыл начальник особого отдела дивизии, который, как ни странно, уже был извещен об особой группе НКВД под руководством майора Кречетова. Изучив наши документы, он коротко отдал честь и сказал:

— Товарищ майор согласно полученной директиве мне приказано оказывать вам полное содействие.

— Тогда вот здесь на карте, — я показал ему точку выхода и маршрут к ней, — находится особое место. В экстренном порядке нужно обеспечить максимальную безопасность этого района и маршрута подъезда к нему, чуть позже вас сменят специальные части НКВД. Ни один человек без специального разрешения не должен быть допущен в этот район. Любой, даже праздный интерес со стороны заканчивается обязательным арестом. Понятно?

Он коротко кивнул. А то я не знаю, что пришедшая шифрограмма однозначно заставляла их становиться по стойке смирно и ждать приказов от неведомого майора Кречетова. На всякий случай он потребовал подтверждения полномочий, изолировав при этом меня и моих людей, прикрыв это все обедом, но приказ об охране особого района он стал выполнять, вызвав из Севастополя дополнительный отряд конвойных войск НКВД. Но, видимо, в городе подтверждение получили намного раньше, поэтому вместе с отрядом прибыл еще батальон краснофлотцев, которые деловито, в сопровождении дивизионного особиста, отправились по указанному маршруту.

Ситуация складывалась неординарная и вызывала много вопросов, но, учитывая авторитет организации, майором которой я представлялся, никто не проявлял лишнего интереса. К вечеру прибыла специальная группа из Москвы, командовал которой целый комиссар 2-го ранга, начальник хозяйственно-экономического управления, отвечающий за работу с нами, вместо погибшего недавно Морошко. Он сразу энергично взял все в свои руки, наглухо перекрыв район, организовав прочесывание района и поиск диверсионной группы, на которую мы недавно наткнулись. Немцев пока не уничтожили, но зажали в ущелье в двадцати километрах от точки выхода.

Мы с Лебедевым встретились в расположении дивизии, которая готовилась держать оборону на Мекензиевых горах. Учитывая сложившуюся ситуацию, Лебедев, будучи начальником нового хозяйственно-экономического управления, лично прилетел в Крым, чтобы организовать работу и проконтролировать соблюдение режима секретности. Новая точка на контролируемой советскими войсками территории давала больше возможностей для налаживания стабильной работы с потомками. Штаб и перевалочную базу решили разместить в самом Севастополе, куда мы после получения соответствующих пропусков отправились в сопровождении Лебедева на джипе. Несмотря на всю конспирацию, как-то не смог себя заставить залезть в легковушку из прошлого и трястись по разбитым дорогам. В качестве охраны за джипом шел бронетранспортер с моими бойцами и полуторка, забитая сотрудниками отдельного полка НКВД.

Судя по всему, Лебедев читал много докладов, справок, свидетельских показаний о технике потомков, видел кинофильмы на компьютерах и старался сохранять невозмутимость, но вот когда он в первый раз ехал на джипе, чувствовалась почти детская радость.

В тот момент, когда колонна выехала на горку перед Инкерманом и стало видно море, с которого дул пронзительный холодный ветер, машина остановилась, я дал команду остановить колонну, вызвав удивленный взгляд Лебедева. В нашем времени тут проходила трасса Симферополь-Севастополь, по которой не раз ездил каждый из нас, при этом не замечая красоты этих мест. Я вылез и подошел к обочине дороги, пристально рассматривая раскрывшуюся панораму и глубоко вдыхая воздух, пропитанный свежестью и запахами моря. Рядом стал Санька и вполголоса прокомментировал:

— Лепота, командир… Умеешь ты находить моменты для романтики. После вони бункера и потного противогаза… Наверно, ради этих минут и стоило воевать, жаль только, что Катьки с сыном рядом нет, такие моменты редко бывают…

— Считай прорвались, Санька. Сейчас все будет по-другому, у наших детей наконец-то появился шанс расти в нормальном мире без отравы и радиации, главное, не напортачить…

Со стороны залива, на берегу которого расположился легендарный Севастополь, слышались далекие выстрелы зенитной артиллерии, взрывы, и над городом в наступающих сумерках поднимался густой столб дыма…

* * *

Направленный взрыв заставил переделанный для путешествий по зараженному миру микроавтобус слегка подпрыгнуть и завалиться на бок. Заряд был тщательно рассчитан и искусно замаскирован на дороге подрывником группы, прапорщиком Елгазиным. Машину не должно было повредить, а только остановить и оглушить людей, находящихся в ней. Пыль, поднятая взрывом, еще не осела, а к машине уже неслись бойцы группы захвата. Специально заготовленным ломиком вскрыли дверь и вытащили из машины двух оглушенных людей, надели им на головы мешки и связали за спиной руки пластиковыми стяжками. Тут же из развалин дома выскочил джип, напоминающий машины из фильма "Безумный Макс", подъехал к лежащему на боку микроавтобусу. В него побросали пленных и несколько мешков с их вещами и быстро зацепили тросом подорванную машину. С некоторым трудом ее оттащили с дороги к развалинам, где на скорую руку закидали обломками шифера и тут же собранным мусором. Через пять минут только небольшая воронка и следы волочения могли рассказать о происшедших недавно тут событиях…

В заброшенном поселке под Симферополем, в подземном гараже большого дома, второй этаж которого был разрушен попаданием танкового снаряда, командир рейдовой группы Херсонского отряда территориальной обороны производил допрос пленных.

Они уже неделю работали в окрестностях города, отслеживая маршруты движения, систему охраны и численный состав нового русского отряда, который уничтожил несколько местных бандитских группировок, разгромил подразделение территориальной обороны и отряд морского спецназа, имевший неосторожность попасть под раздачу, и убил давнего знакомого — полковника Черненко. До этого с русскими старались не связываться, сказывались давние стереотипы о братских народах, но такой беспредел и жестокость должны быть однозначно наказаны. Оказалось, что опорная база — бункер сил территориальной обороны остатков полка внутренних войск Украины — уже был захвачен, поэтому пришлось искать временную базу, всячески скрывая свое присутствие. К сожалению, большая часть отряда, который, по идее, должен был оказывать полное содействие, перешла к противнику, поэтому приходилось работать в режиме полной автономности, соблюдая все меры маскировки.

Дом нашли быстро, привели его в порядок и стали следить за противником, силы которого оказались достаточно серьезными: несколько танков, бронетранспортеры, артиллерия, в том числе и зенитная, искусно оборудованные узлы обороны, вокруг которых натыкали множество камер слежения и минных ловушек. Сразу было видно, что люди не простые бандиты, пришли всерьез и надолго.

Майор Кириченко стоял в просторном помещении гаража, в котором поставили два стула и посадили на них пленных, с них порывали маски и гарнитуры радиостанций и снова надели на головы мешки. Они вроде как уже очухались, и через ткань были слышны шипение и тихие ругательства. Но начинать допрос он не спешил, хотя времени было не так уж и много, до того как обнаружат пропажу машины и людей. В общих чертах майор знал о том, что руководит всей этой группировкой бывший капитан российской морской пехоты, но вот ни фамилию, ни другую информацию его старый сослуживец еще по Национальной гвардии Украины, Мишка Черненко, не раскрывал. Что-то темнил старый друг, намекая на интересные обстоятельства, но ничего определенного сообщить не успел. Эти обстоятельства его же и прикончили. Он тогда только и намекнул, что появились люди, которые в состоянии помочь и продуктами, и горючим, причем люди серьезные.

Несмотря на то что Херсонская область не получила таких серьезных ударов, как Крым, обстановка снаружи была не лучше. Рядом, в Николаевской области, натовский крылатыми ракетами разнесли Южноукраинскую АЭС, и второй Чернобыль возник буквально под боком, при том, что никто и не думал устранять гигантскую утечку радиации. Поэтому, так же как и в Крыму, семьи оставшихся в живых офицеров ютились в бункерах, где дистрофия, эпидемии и повальная серия самоубийств были обычным явлением.

Когда группа в сокращенном составе прибыла в окрестности Симферополя, Кириченко не стал обращаться к контактам, которые ему передали из Киева, прямо из штаба Территориальной обороны, прекрасно понимая, что после такого разгрома и демонстрации силы любое появление новых людей может насторожить противника, тем более большинство агентов оказалось татарскими полевыми командирами, доверия к которым не было, учитывая недавний опыт гражданской войны. Поэтому решили сначала понаблюдать, потом взять "языка" и поподробнее расспросить. И вот только через неделю у них выдалась такая возможность, до этого любые перемещения сопровождались усиленной охраной с бронетранспортерами и танками, и одиночная машина с двумя пленными оказалась просто подарком. Пора начинать.

— Снимите с них мешки.

С пленных сорвали мешки, и они заморгали от яркого света светодиодных ламп, которыми их освещали, но, привыкнув к свету, они успокоились, сделав для себя какие-то выводы.

— Звание, должность… Надеюсь понимаете, что вы не в том положении, чтобы качать права? — устало спросил Кириченко.

Старший достаточно дерзко ответил:

— Капитан Васильев, командир танкового взвода. Это мой подчиненный, старший лейтенант Шестаков. Может, теперь представитесь сами?

Не обращая внимания на вопрос капитана, продолжил:

— Количество личного состава, количество техники, планы минирования подходов к бункерам в Перевальном, Симферополе, Молодежном. И отвечать быстро.

— Сейчас, разогнался. Ты, мил человек, скажи, кто ты такой?

— Зачем? Я, кажется, слышал про тебя от Черненко, танкист, из вояк, который перебежал к русским…

Второй пленный, старший лейтенант, услышав эти слова и рассмотрев трезубец на шевроне, когда один из бойцов расстегнул камуфлированный защитный костюм, буквально взбесился:

— Суки фашистские, бандеровцы, мало мы вас, нелюдей, били. Ничего, и до вас доберемся…

Его ненависть была настолько не наигранной, что майор буквально отшатнулся. Но, к его удивлению, Васильев отдал короткую команду:

— Шестаков, отставить. Это не те бандеровцы… Это наши, русифицированные…

— Все равно ненавижу…

Кириченко, помотавшийся по стране во время гражданской войны и насмотревшийся всякого, коротко кивнул, прекрасно понимая.

— Капитан, отвечайте, у нас и так мало времени. Не заставляйте нас применять меры экспресс-допроса.

— Это вы у своих дружков татарских научились, которые и Черненко завалить пытались, и наших ребят положили?

— Что значит пытались? Это ваши дружки Мишку Черненко завалили и морских спецов, а теперь на "зверьков" все списать хотите?

И тут, несмотря на всю серьезность ситуации, Васильев улыбнулся:

— А ведь мы вас ждем, ребята, вы из Херсона, правильно? Вас, идиотов, так же натравливают на нас, как и моряков. Кто вам сказал, что Черненко убит? Он жив, но тяжело ранен, и моряки не все погибли.

Кириченко не был склонен верить, точнее, вообще не верил, но вот сама постановка вопроса его заинтересовала. Их ждали и про них знали, это было очень плохо. То, как уверенно говорил этот капитан, тоже наводило на размышление. Из задумчивости его вывел все тот же неутомимый Елгазин, который рылся в вещах захваченных и достал оттуда пищевые контейнеры. И то, что он увидел, вызвало интерес не только у него одного…

Это были яблоки. Обычные, настоящие, ароматные яблоки, которых никто давно уже не видел. Но еще большее удивление вызвало пластиковое ведерко из-под майонеза, заполненное до краев натуральным молодым медом. Все замерли. В нынешнее время это было целое богатство. У каждого перед глазами встали убежища и бункеры, в которых жили, болели, мучились исхудавшие, практически прозрачные дети. Сняв перчатку, Кириенко взял яблоко в руку, ощущая его реальность, поднял к лицу и шумно втянул в себя воздух, ощущая запах осеннего сада. У него закружилась голова и задрожали руки. Он, едва сдерживая эмоции, спросил:

— Откуда у вас это?

Но ответа он не успел получить. Створка ворот чуть приоткрылась, и в помещение гаража, где допрашивали пленных, влетели сразу две светошумовые гранаты…

* * *

Густой, вязкий туман с утра накрыл Лондон, но сумрачная, гнетущая погода не могла испортить настроения директора секретной разведывательной службы Британии. Стюарт Мензис прошел в свой кабинет в неприметном доме недалеко от станции Чаринг-Кросс в Лондоне, кивнув угодливо вставшему при его появлении секретарю. Густой туман препятствовал налетам немецкой авиации, поэтому не было необходимости спускаться в душное подземное, хотя и комфортабельное убежище.

Мензис Стюарт, хорошо сложенный, со вкусом, но достаточно консервативно одетый мужчина, выделялся поразительной бледностью: бледное лицо, невыразительные глаза, серебристо-светлые, редеющие на макушке волосы. Но тем не менее он производил впечатление своей скрытой силой, которой он умел прекрасно управлять, когда этого требовало дело. В приемной сидел специальный курьер, который каждое утро привозил документы для личного ознакомления директором секретной разведывательной службы. Получив папку с документами, Мензис сел за свой стол и стал просматривать пришедшие за ночь сводки и донесения. Одним из последних его заинтересовал доклад аналитической службы, основывающийся на результатах перехвата и расшифровки сообщений вермахта, представленный специалистами из Блетчли-парк и агентурными данными.

То, что в Германии арестованы генералы Гудериан и фон Рундштедт, они уже знали давно, но при этом активно собирали информацию об обстоятельствах повальных арестов в высших эшелонах власти рейха. Нападение Гитлера на Россию было одним из самых лучших событий за последнее время, отвернувшее угрозу вторжения на Остров и уменьшившее давление на трещавшую по швам военную машину Британии, которая несколько последних столетий привыкла воевать чужими солдатами за свои интересы. Поэтому, потирая руки, с радостью воспринимали известия о кровопролитных сражениях на бескрайних просторах дикой большевистской России, в которых сгорали десятки дивизий с той и другой стороны. Но в последнее время темп немецкого наступления заметно замедлился, что не могло не настораживать, но вопрос о помощи России был уже решен, и сейчас от выводов и его службы зависел реальный объем и список этой помощи. Если русские будут проигрывать, то поставки будут иметь размер, достаточный для того, чтоб они нанесли Германии максимальный урон, при этом ослабив себя, но не более того.

Вчитываясь в аналитическую сводку, Мензис нахмурился и чуть-чуть пожал плечами, что вызывало высшую степень раздражения. Согласно полученной информации, у русских создано некое особо секретное подразделение стратегического воздействия, поисками которого занимались органы военной контрразведки абвера на всем участке Восточного фронта. Особое внимание немцев уделялось появлению специальных групп противника, применяющих комбинированное воздействие на части вермахта на стратегических направлениях, сопровождающееся мощными, стремительными ударами новых тяжелых скоростных танков, оснащенных длинными пушками калибра 120–130 мм, системами подавления радиосвязи и штурмовой пехоты, экипированной в легкие пуленепробиваемые доспехи, пятнистую нестандартную форму, и в масштабном порядке использующих эффективные ручные противотанковые реактивные системы. Всем сотрудникам абвера настоятельно рекомендовалось при появлении информации об этих подразделениях сообщать немедленно по команде. В донесениях фигурировала фамилия Зимина.

Буквально пару дней назад от московской агентуры стало известно о создании в центральном аппарате НКВД какого-то нового управления хозяйственной направленности, при этом подбор кадров осуществляется по особому списку. Интересным фактом была беспрецедентная попытка абвера проведения какой-то масштабной операции в районе Москвы, и там тоже фигурировала фамилия Зимина. Странное совпадение.

Кто-то в аналитической службе, обладающий феноменальной памятью, заметил эти совпадения, собрал дополнительную информацию и оформил в виде докладной записки.

В качестве допущений указывалось, что в аппарате НКВД есть специальное подразделение, которое занимается выработкой рекомендаций по модернизации боевой техники, изменению тактики, стратегии и перестановками командного состава. По косвенным данным, сообщалось, что в Генеральном Штабе РККА идут масштабные работы по корректировке оборонительной доктрины, и к этому тоже имеет непосредственное отношение специальное подразделение НКВД. Все попытки на уровне московской резидентуры прощупать или найти выходы закончились провалом нескольких агентов. Вывод: с достаточно большой вероятностью можно сказать, что вновь сформированное управление в центральном аппарате НКВД заслуживает самого пристального внимания. Новые секретные подразделения, наносящие эффективные точечные удары, имеют прямое отношение к новому управлению НКВД.

Мензис откинулся на спинку удобного, обшитого натуральной кожей кресла и задумался: "Русские меняют доктрину, быстро учатся, и вот теперь еще что-то новенькое: элитные ударные компактные части, наносящие разящие удары в нужном месте, в нужное время. Для такого нужна великолепная служба разведки, мобильность и согласованность. Русские не могли сами до такого додуматься и воплотить в жизнь, но тем не менее немцев они ударили и напугали, раз поднялась такая паника. В одной из бумаг фигурировало выражение "Лекарство от блицкрига". Неужели эти варвары придумали что-то новенькое. Ведь и тактику танковых ударов у них придумали, а немцы взяли, доработали и воплотили в жизнь. Нужно срочно собирать всю информацию".

Тем же вечером военному атташе в Москве, одновременно являющемуся штатным сотрудником МИ-6, было отправлено сообщение: "…Собрать максимальную информацию о вновь сформированном в центральном аппарате НКВД управлении, руководящем составе, местах базирования. Обратить внимание на производство и применение в частях Красной Армии и НКВД новых тяжелых скоростных танков с крупнокалиберной длинноствольной пушкой, пехоты со специальной эффективной личной защитой, ручных противотанковых реактивных систем и комплексов подавления радиосвязи. Выяснить все обстоятельства немецкого десанта в районе Москвы, его разгрома и роли в этих событиях офицера НКВД Зимина…"

Через неделю неприметный сотрудник НКВД вроде бы случайно добавил в список затребованных личных дел для плановой проверки личное дело майора Зимина. В тот же день документы были пересняты на микропленку и вечером переданы секретарю военного атташе посольства Великобритании в Москве. Через три дня фотография и биографические данные майора Зимина лежали на столе у Старта Мензиса…

Десять дней спустя фотокорреспондент американского издания Филипп Мак-Ридер сумел добраться до Симферополя, который являлся на данный момент прифронтовым городом, и стал наводить справки про родившегося и выросшего там Сергея Ивановича Зимина. Днем, во время налета немецкой авиации на железнодорожный вокзал города, журналист погиб. Обгоревший труп был опознан дежурной по гостинице и сотрудником военной комендатуры, где отмечался приезжий. В тот же вечер во внутренней тюрьме Севастопольского городского отдела НКВД появился новый безымянный узник, которого допрашивали быстро и жестоко. Еще через три дня безымянное неопознанное тело было похоронено на городском кладбище. НКВД тоже умело беречь свои секреты. Американский фотожурналист стал одной из первых, но далеко не последних жертв со стороны "союзников" СССР, которые тоже вступили в войну за наследие потомков…

Эпилог

Только когда меня обходительно взял в оборот Лебедев, новый начальник свежесформированного управления НКВД, я понял, что у нас в жизни наступают серьезные перемены. Этот человек, в отличие от Морошко, практически прямым текстом заявил о прекращении всякой партизанщины в их времени с нашей стороны и обязательном согласовании всех наших действий и контактов. Он не отчитывал, не кричал, не ругался, а спокойно, полунамеками все разъяснил, при этом так виртуозно, что у меня даже не осталось ни обиды, ни сожаления. Теперь было понятно, что с нами работают серьезно, и количество неприятных случайностей в ближайшее время будет стремиться к бесконечно малой величине.

В тот момент, когда мы любовались видами на море и вдыхали чистый воздух, со стороны города на максимальной скорости к нашей группе подлетела "эмка", выкрашенная в защитный цвет, и из нее молодцевато выскочил майор, один из людей Лебедева. Они недолго разговаривали, но лицо комиссара посуровело и немного осунулось. У меня неприятно засосало под ложечкой, предвещая неприятные новости, но наш новый куратор взял себя в руки, подошел к нам и коротко представил своего сотрудника, невысокого, чернявого и гибкого субъекта с иссиня-черной гривой аккуратно подстриженных волос и наглыми насмешливыми глазами, в глубине которых таился какой-то непонятный азарт.

— Майор Ивакян. Он вас сопроводит к временной базе, а мне нужно срочно отлучиться в штаб флота.

— Что-то случилось?

— Пока неясно, хотелось бы уточнить, прежде чем делать выводы. Ситуация непонятная складывается.

Посмотрев на этого майора, мне как-то не очень хотелось с ним долго и плодотворно общаться: бывают такие люди, что с первого взгляда сразу вызывают антипатию. Я, взглянув на БТР, на котором расположился Артемьев, встретился с ним взглядом и буквально на мгновение скорчил лицо, как будто съел лимон. Саньке этого было достаточно — он сразу понял, что мне очень не нравится складывающаяся ситуация.

Я предполагал, что с майором будут неприятности, но, к моему удивлению, изменения в отношении начались практически сразу, как только проехали посты и въехали на территорию Инкерманского завода марочных вин и, как ни странно, совершенно не в ту сторону, в которую я рассчитывал: мне настоятельно рекомендовали не разгуливать в форме, не соответствующей времени, использовать наш транспорт и воздержаться от прогулок без сопровождения. Все эти наезды проходили во временном командном пункте в одном из дальних закутков в Инкерманских штольнях, который Ивакян волевым решением буквально выдрал у руководства Севастопольского оборонительного района. Когда мы туда приехали, наш бронетранспортер и джип сразу загнали в каменное убежище и ограничили перемещение бойцов, разрешив находиться только возле машин. Естественно, ни мне, ни моим бойцам такое отношение не понравилось. Я пока дал команду не качать права, но и не терять бдительности, возможно, для таких мер есть особые причины, которые до меня, вероятно, будут доведены. Такое впечатление, что майор в привычной для него хамской манере решил прощупать меня на сговорчивость, но, нарвавшись на отпор, ограничился только рекомендациями в виде завуалированных приказов, поэтому, чтобы не остаться пассивным наблюдателем, пришлось показывать характер и идти на конфронтацию.

Мы сидели в комнате, отделенной каменной кладкой от основного туннеля, куда уже было проведено электричество, стояли стол, два стула и полевой телефон. Небольшой занавеской был отделен закуток, в котором стояла походная кровать и тумбочка. За дверьми, на расстоянии метров пяти, находился усиленный караул из бойцов ОСНАЗа прибывших вместе с Лебедевым из Москвы.

— Товарищ Ивакян, какие у нас будут дальнейшие действия? Хочу обратить ваше внимание, что у нас время тоже ограничено, поэтому я жду ваших пояснений.

— Пока ждем распоряжений из Москвы и соответствующих полномочий. Вы со своими людьми остаетесь здесь до особого распоряжения. Сил обеспечить полную безопасность точки выхода пока нет.

— И что, мне тут сидеть ждать, пока Москва разродится идеями и командами? Вы же сами знаете, что, пока из Одессы не будет переброшена Приморская армия, в Севастопольском оборонительном районе будет ощущаться нехватка сил, несмотря на знание будущего. Нет, так дело не пойдет. Не можете решиться или не хотите, это ваши проблемы, у нас и в своем времени куча работы, которая требует моего личного участия. Прошу вас обеспечить моей группе незамедлительный возврат. Когда будет решена проблема безопасности, будем с вами разговаривать.

Глаза моего собеседника буквально изменили свой цвет: из серого превратившись в черный, такой черный, что стало жутко. Он, видимо, знал о том, какое впечатление производит на людей в таком состоянии, поэтому спокойно, с металлическими интонациями в голосе буквально выдавил из себя:

— Товарищ майор, хочу напомнить, что вы являетесь сотрудником органов государственной безопасности и обязаны выполнять приказы вышестоящего руководства со всеми вытекающими последствиями в случае неподчинения.Также это касается и ваших людей.

О как, нас уже строить и пугать пытаются. Ничего себе заходики в порт. Надо срочно валить отсюда и узнавать, что это за танцы с саблями. Тут меня поразила интересная мысль. А ведь они не зря нас распихали по туннелям, где радиостанции не работают. Сейчас и мои бойцы под контролем, и даже если я подам сигнал, их всех положат в этих катакомбах, и база не узнает. Неужели они решили захватить портал и только ждали, когда он окажется на контролируемой советскими войсками территории, чтоб можно было привлечь побольше сил. Я запаниковал, и он это увидел, и в его глазах появился неприятный блеск. Ах ты, тварь, будет тебе отрубленный хвост на завтрак. Как в былые времена, злость подстегнула мои мыслительные процессы, особенно когда это касается придумывания гадостей своим оппонентам. Вот теперь точно будем доигрывать до конца. Успокоившись, с некоторой ленцой уже продолжил, свято веря, что теперь передо мной сидит враг.

— С чем связано такое необдуманное решение? Вам не кажется, что ситуация может выйти из-под контроля и вы ее только обостряете? Мне хотелось бы знать, на каком основании устроен этот практически не прикрытый арест?

Ивакян несколько удивленно меня рассматривал, сразу ощутив изменение манеры разговора. Видимо, он не привык к такому отпору от практически сломленных, по его мнению, людей.

— Товарищ майор, вам угрожает опасность. Буквально позавчера в Симферополе был задержан американский журналист, который наводил справки о Зимине, что говорит об определенном интересе к вашей персоне со стороны союзников. Пока ситуация не прояснится, вы будете моим гостем.

— А вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? У вас нет полномочий задерживать ни меня, ни моих людей.

По тому, как почти сразу открылась дверь и в комнату вошли два человека Ивакяна, я понял, что веселье только начинается. Это было отрепетировано заранее, и значит, они готовились к такому развитию ситуации. Один из них встал у меня за спиной, второй сбоку, как бы блокируя правую ударную руку, которой, как правило, хватаются за пистолет. Такие действия однозначно показывали мой статус и возможные последствия для несогласной стороны. То, что Лебедев тут ни при чем, я как-то уже и не сомневался, очень не верилось, что на такой пост назначат случайного человека с темными пятнами в биографии. Да тут простым взглядом было видно, что этот майор работает на грани фола и, балансируя над пропастью, прекрасно понимает это. Видимо, все происходящее вызывает у него особый азарт, доставляющий ему удовольствие.

— Сергей Иванович, что вы кипятитесь? Да, у нас есть причины не доверять вам, и мы бы срочно хотели получить ответы на определенные вопросы. Вы сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия. Будьте добры, добровольно отдайте оружие. Не создавайте ни себе, ни нам трудностей.

Я лихорадочно думал. С чего бы это мог произойти такой коренной перелом в отношениях, неужели опять кремлевские интриги или немецкая агентура? Под Киевом загибается восьмидесятитысячная группировка, которую нужно срочно перетаскивать к Севастополю со всеми средствами усиления, а тут у нас такие интересные непонятки пошли. А ведь этого наглого гаденыша интересует нечто иное, нежели военная информация. Я же им передал все, что смог собрать по Второй мировой войне. И Ивакян как доверенное лицо начальника нового управления должен был ознакомиться с полученными данными, значит, их интересует нечто другое. А другое я частично сообщил Берии и в полной мере Сталину. Попробуем выстрелить наугад. Я чуть попытался изменить позу, сидя на стуле, но мне сразу зажали шею и вывернули правую руку, не давая возможности дотянуться до кобуры. Через силу я прошипел:

— Интересное развитие ситуации. Хочу сказать сразу, что портал вам не захватить, даже взяв нас в заложники. После каждого перехода автоматически в режиме генератора случайных чисел меняются пароли доступа к запуску системы, плюс к этому всему еще куча интересных сюрпризов, вплоть до боевого отравляющего вещества, против которого ваши средства химической защиты не спасут. В техническом плане вы проигрываете, и Сталин, и Берия это знают, и вряд ли бы они отдали вам такой приказ о захвате бункера. Зачем вам это нужно, майор? Или вы очень хотите узнать, что я такого интересного рассказал товарищу Сталину наедине?

А оппонент усмехнулся, глядя в глаза. И эта усмешка, похожая на оскал, выдала его с потрохами. О как, неужели попал, и он это понял.

— Хочу, и не только я.

А вот это уже приговор мне.

— А харя не треснет? Значит, кто-то из кремлевских небожителей вас держит на крючке и ему срочно нужна информация, раз вы пошли на такие шаги. Не на того поставили, товарищ комиссар второго ранга, ой не на того. Трудно было понять, что мы, информированные потомки, знали с кем общаться, а кто уже труп. Глупо.

Он спокойно смотрел на меня, откинувшись на спинку стула, и молчал, но я понимал, что Ивакян сейчас в уме просчитывает многочисленные варианты выхода из этой ситуации. Да, он немного, но дернулся, когда я заговорил про захват бункера, значит, и такой вариант рассматривался. Посмотрев ему в глаза, я понял, что уже приговорен. Меня выпотрошат и по-тихому удавят, списав все на несчастный случай, или какую-нибудь бомбежку, или артобстрел. Поняв это, я усиленно начал тереть каблуки сапог друг о друга и с радостью почувствовал, как левую пятку буквально опалило огнем и в воздухе запахло паленым. Ивакян коротко бросил своим "волкодавам":

— Обыщите его, особое внимание — на необычные технические штучки.

Меня грубо подняли и с завидной сноровкой вытащили из кобуры простой офицерский ТТ, который я таскал для вида. Тут же на столе оказались радиостанция, немного доработанная и при необходимости являющаяся маячком, светодиодный фонарик, граната и всякие мелочи, которые мужчина носит в карманах. Ощупывая ноги, один из них вытащил из-за голенища нож, который со мной еще с гражданской войны в нашем времени. Все это время я с трудом сдерживал крик от боли в левой ноге. В подошве левого сапога был вмонтирован тревожный передатчик, предусмотренный для одной единственной задачи: послать короткий сигнал бедствия. Буквально за три-четыре секунды разряжались весьма вместительные батареи, которые находились в правом сапоге, отдавая всю накопленную энергию простому радиопередатчику, который, сгорая от перегрузки, выплескивал в эфир крик о помощи. Запах паленого стал настолько явственным, что не только я, подземный житель, приученный чувствовать любые посторонние запахи, но и боевики Ивакяна это почувствовали. Один из них, с фигурой борца и плавными движениями балерины, пожал широкими плечами и коротко доложил. Я не дергался, стараясь протянуть время и дать возможность действовать моим людям. То, что Санька не останется в стороне и выкинет какую-нибудь убойную глупость, не сомневался. Этот баламут всегда готов кому-то наделать гадостей.

— Пахнет паленым. Кажется, от него…

Ивакян буквально взревел.

— Быстро искать, идиоты!

Меня коротким ударом повалили на пол и стали стаскивать сапоги. Вот дураки, попросили, я бы и сам с удовольствием снял бы — печет так, что еле сдерживаю крик. Для приличия и чтоб потянуть время, попытался в ответ их пнуть ногами и вывернуться, но стоящие рядом люди вполне профессионально мне помешали. Получив несколько ощутимых ударов и оказавшись прижатым к земле с вывернутыми за спину руками, я буквально завыл от безысходности и глупости положения.

Моим же ножом они расковыряли дымящийся каблук и выкинули из него оплавленное устройство. Меня подняли на ноги и несколько раз ударили по лицу так, что на некоторое время я потерял ориентацию и сквозь шум в ушах и боль в незалеченных ребрах, по которым прошлись сапогами, услышал яростный крик:

— Что это за устройство?

Еле сдерживая крик, мстительно прохрипел:

— Маяк бедствия. По сигналу запускается особый протокол безопасности… Теперь и Москва знает… так что попал ты, дядя… Готовь вазелин, сучонок.

От очередного удара тело пронзила такая боль, что дышать, тем более говорить уже не мог. Один из "волкодавов" начал опять бить ногами по ребрам. Я уже ничего не чувствовал, только понял, что захлебываюсь чем-то горячим. Сквозь последние проблески сознания услышал:

— Кулькин, ты что, сука, сделал? Ты же его забил до смерти… Хозяин же нас порвет.

Через некоторое время за дверью раздался сильный взрыв и раскатисто так, знакомо загрохотал ПКМ… "Как знакомо…" — автоматически отметило затухающее сознание.

Конец третьей книги.

Станислав Сергеев Памяти не предав Книга четвертая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову "Мозгу", если б не его нравоучения и потрясающая эрудиция, то, наверно, и первая книга не появилась бы на свет. Владу Савину за интересный подход к технике, его комментарии всегда заставляли задуматься. Харламову Игорю Борисовичу за толковый фанфик, который был использован при написании одной из глав. Администраторам и посетителям интернет-форума "Литературный островок" — благодаря их настойчивости, активности и убедительности удалось избавиться от многих ошибок, и, главное, всем, кто не оказался равнодушным.

Приключения майора Оргулова и его соратников продолжаются. Возможность путешествия во времени дает шанс на выживание обреченным людям, прошедшим гражданскую войну и глобальный ядерный конфликт. В прошлом, где идет Великая Отечественная война, они сталкиваются с героизмом советского народа и поневоле попадают в самую гущу событий: заговор в высших эшелонах власти Советского Союза, активные действия немецких спецслужб, трагедия Красной Армии 1941 года, оборона легендарного Севастополя. К тому же герои узнают, что они не единственные из выживших, кто умеет путешествовать сквозь время…

Пролог

Бойцы зондеркоманды СС Dämmerung (Сумерки) под командованием гауптштурмфюрера Готлиба Ренца, как тени, бесшумно передвигались по ночному лесу в поисках противника. Камуфляжная экипировка, закрашенные зеленым гримом лица, пучки травы и ветки кустов, искусно закрепленные на одежде и касках, делали бойцов элитного подразделения СС практически невидимыми на фоне растительности. О том, что в этом лесном массиве скрытно работает крупное германское военное подразделение, знало только высшее руководство имперской безопасности. Для оперативного прикрытия, а в случае необходимости и силовой поддержки, в десяти километрах от места действия проходило вроде как переформирование четырех батальонов моторизованной лейб-бригады СС "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер", понесшей серьезные потери во время летне-осенней кампании на Украине.

Командованию лейб-бригады СС было дано жесткое распоряжение на полную и беспрекословную поддержку действий зондеркоманды гауптштурмфюрера Ренца. Никто из офицеров "Лейбштандарта СС" ничего не понимал, но личное распоряжение рейхсфюрера СС, подкрепленное указанием руководителя главного управления имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха, говорило о серьезности ситуации. Уже несколько дней бойцы бригады ночевали в поле возле танков, бронетранспортеров и машин, чтоб по первому сигналу двинуться громить неведомого противника, которого в лесах Украины искало элитное подразделение СС. В качестве подтверждения серьезности ситуации в помощь такой странным образом сформированной войсковой группе были приданы несколько авиаподразделений люфтваффе, состоявших из воздушных разведчиков, штурмовиков-бомбардировщиков и истребителей. Для особой мобильности вчера перебросили специальную группу парашютистов и два военно-транспортных Ю-52, которые также ожидали команды для принятия участия в особо секретной операции. Кто противник, чем вооружен, как с ним бороться, никто из привлеченных офицеров и солдат войск СС не знал. А вот гауптштурмфюрер Ренц, как и четыре командира подкоманд его зондеркоманды, был в курсе. Две недели назад его и еще четырех офицеров вызвали в Берлин, где лично, в отдельном кабинете, обергруппенфюрер СС проводил инструктаж. То, что в условиях строжайшей секретности им было сообщено, повергло в шок одних из лучших бойцов Германии.

Сейчас, осторожно пробираясь по лесу, стараясь не шуршать опавшей листвой и не наступать на ветки, Готлиб Ренц вспоминал рассказ обергруппенфюрера СС, начальника главного управления имперской безопасности. Расскажи такое кто другой, Ренц просто пристрелил бы наглеца, но тут был сам Рейнхард Гейдрих, легенда СС. Германия проиграет, трудно в такое поверить, когда скоро начнется штурм русской столицы, но оснований не доверять руководству у гауптштурмфюрера не было.

Пришельцы из будущего, неизвестный портал, из которого появляются танки и уничтожают немецких солдат, бесшумное оружие, радиостанции у каждого солдата, приборы ночного видения, ручное противотанковое ракетное оружие и многое другое. Звучит фантастически, но и этих русских из будущего можно убивать, поэтому они, лучшие солдаты Германии, сейчас вышли на тропу войны, они найдут и уничтожат хоть черта, если это нужно будет для рейха. Оказалось, что пока абвер играет в свои шпионские игры и пытается договориться с пришельцами, немецкий гений под руководством партии и фюрера смог создать приборы и найти место, где находится выход из будущего и откуда должен появиться противник. Как сказал обергруппенфюрер, именно эти русские повинны в недавних неудачах вермахта на фронтах, в гибели командира моторизованной дивизии СС "Райх" Пауля Хауссера, подло убитого в небольшой русской деревне под Могилевом.

К сожалению, аппаратура не давала точных координат и часто ошибалась. То она показывала, что выход вроде как находится на контролируемой окруженными русскими территории под украинским городом Борисполь, то в этом лесу, севернее русских позиций километров на двадцать, где они сейчас находятся. Тут сигнал был сильнее и мощнее, правда, появлялся изредка, что говорило о непостоянном режиме работы портала из будущего. Но тем не менее зондеркоманда СС Ренца, в составе которой были три технических специалиста, старательно и осторожно прощупывала район, стараясь никак не выдать себя, прекрасно зная возможности пришельцев. Основные разработчики поисковой аппаратуры из научной группы СД находились под усиленной охраной в небольшой украинской деревеньке, где солдаты из "Лейбштандарта СС", в целях соблюдения секретности, быстро вычистили все местное население. Всем частям было строго-настрого запрещено выходить в радиоэфир — по мнению специалистов, именно так русским удалось под Могилевом отлавливать и уничтожать разведгруппы частей СС, проводивших поиски. Были разговоры об изобретении в будущем невидимых костюмов, но все, кто был причастен к тайне, старались в это не верить, прекрасно понимая, чем это будет чревато для будущего не только рейха, но и всего цивилизованного мира. Орды невидимых и безжалостных варваров, безнаказанно творящих зло на территории Германии, это будет ужасом, и никто не хотел допустить такого развития событий.

Ренц залег в кустах на краю небольшой полянки, положив перед собой МР-40, поглядывая, как осторожно крадутся вперед пять следопытов, изучающих любые следы пребывания противника. Услышав сзади тихий шорох, он чуть повернул голову, зафиксировав периферийным зрением характерный камуфляж своего бойца, который максимально незаметно подобрался к нему и, наклонив голову, прошептал на самое ухо:

— Герр гауптштурмфюрер, есть сигнал. Впереди, чуть левее, расстояние не более двух километров.

По характерному дефекту речи Ренц узнал своего негласного ординарца роттенфюрера Венцеля, которому еще во время боев в Херсоне камнем выбило несколько зубов, и, из-за того что их группу постоянно кидали на разные участки фронта, он все не мог попасть к нормальному дантисту, исправившему бы этот дефект.

Гауптштурмфюрер поднял руку, и несколько кустов в радиусе пяти-шести метров чуть колыхнулись, показывая, что замаскировавшиеся бойцы зондеркоманды готовы к действию. Показав ладонью, он легко махнул рукой, и этого было достаточно, чтоб, как в немом кино, практически бесшумно, расплывчатые фигуры начали двигаться в указанном направлении. Все это сопровождалось только воем ветра в верхушках деревьев и артиллерийской канонадой, которая уже несколько дней непрерывно раздавалась со стороны Борисполя, где отчаянно оборонялись окруженные советские части.

Русские же, с которыми ему предстоит схлестнуться, хорошие воины, умные, обученные, имеющие боевой опыт, и единственная возможность их победить — это ударить врасплох и задавить количеством, ведь они, как правило, действуют небольшими группами по шесть-восемь человек, а тут как раз и важно, кто кого первый услышит, подготовится и ударит. И главное — они не знают, что их ждут.

Напряжение передалось всему отряду, но тут собрались не сопливые новобранцы и не восторженные мальчики из гитлерюгенда, это был действительно отборный отряд. Движения бойцов стали более плавными, нигде не треснет поломанная ветка, лишь изредка где-то тихо-тихо зашелестит опавшая листва и все…

По цепи с помощью знаков передали, что противник обнаружен, и зондеркоманда, как громадный удав, стала опутывать находку кольцами своих бойцов. Все это продолжалось не один десяток минут, когда узел стал потихоньку затягиваться. Ренц выдвинулся вперед, с верным Венцелем, который неотрывно двигался чуть позади, и залег возле покрытого мхом ствола поваленного дерева. Вот они, воины будущего. Враг, который смеет становиться на победном пути немецкой военной машины.

До противника было метров тридцать, но Ренц не смог себя пересилить и, подняв бинокль, стал в предрассветных сумерках рассматривать в деталях врага. Одетые в необычный камуфляж в виде маленьких квадратиков разного цвета, высокие ботинки на рифленой подошве, несмотря на свою грубость, ступали мягко и тихо, камуфлированная система из многочисленных кармашков и клапанов удобно распределяла вес магазинов и снаряжения, так необходимого в рейде, по всему телу, при этом не стесняя движений, раскрашенные зеленым и коричневым цветом лица, необычные, по виду легкие и прочные шлемы, черные перчатки, явно военного назначения, предусмотренные не только для защиты рук от перегретого оружия, но и для рукопашного боя, когда ладонью можно остановить лезвие ножа, и, главное, оружие — с длинными толстыми стволами и с оптическими прицелами. За спинами у всех висели странные трубы, это, скорее всего, были ручные ракетные установки, про которые так много рассказывали специалисты. Но главным были движения и глаза: у него в подчинении великолепные солдаты, но сейчас перед ним среди деревьев двигались опасные, очень опасные твари, которых нужно только уничтожать.

Бойцы противника грамотно контролировали пространство вокруг себя, перемещаясь как бы от прикрытия к прикрытию, при этом не сбавляя темпа движения.

Видимо, ненависть, злоба и зависть создают что-то такое, что другой человек может почувствовать — один из пришельцев чуть приостановился, внимательно рассматривая дерево, под которым лежал Ренц, как бы ощущая идущую с этой стороны волну чувств, и, больше на инстинкте, чем разглядев эсэсовцев, шепнул в небольшой проводок, закрепленный на шлеме. Произошло что-то необычное — вот они были перед ним, десять человек, и вот они, как тени, исчезли. Нет, это не было чудом, просто лучше продуманная расцветка камуфляжей и подготовка личного состава сделали свое дело. Кто-то из солдат отряда Ренца не выдержал и выстрелил, и тут же по русским ударили пулеметы и автоматы всего отряда. Лес сразу наполнился грохотом и запахом сожженного пороха. У людей Ренца оказалось минимум пятикратное преимущество, и, судя по тому, как бойцам зондеркоманды удалось задавить огнем пришельцев, у них были неплохие шансы на успех.

В это же время в эфир пошли кодированные сигналы, и в десяти километрах сотни солдат бригады "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер" грузились в машины, бронетранспортеры, в сопровождении танков двигались в этот район. С аэродромов взлетали самолеты с парашютистами и под охраной истребителей люфтваффе направлялись к месту боя.

В сторону противника полетели гранаты, но и в ответ они получили неожиданный отпор.

Перед позициями эсэсовцев грохнули громкие взрывы, сопровождающиеся ярчайшими вспышками. На время ослепшие солдаты прекращали стрелять, этим и воспользовались русские: из-за деревьев что-то хлопнуло, и в сторону позиций пулеметчиков потянулись огненные стрелы. Оглушительные взрывы, похожие на обстрел 120 мм миномета, и огненное пламя буквально слизнуло семь человек. Русские стреляли, конечно, в ответ, но на фоне звука стрельбы немцев это почти не ощущалось, но вот замолчал один пулемет, потом еще один, рядом захрипел Венцель, и гауптштурмфюрер Ренц, повернув голову, с удивлением увидел, как его ординарец катается по земле, зажимая брызжущую из простреленного горла кровь. Ни о какой попытке взять пленных не может быть и речи, только уничтожать. Снова полетели гранаты, и вокруг деревьев, где залегли русские, захлопали разрывы. Не выдержав такого напора, пришельцы стали отходить, но под огнем превосходящего противника это было нелегко: пара человек остались прикрывать отход — это дало всего лишь несколько дополнительных секунд отступающим.

Один из пришельцев пытался вытащить своего раненого товарища, но обозленные потерями эсэсовцы безжалостно расстреляли обоих. Еще несколько раз в сторону наступающих немцев летели огненные стрелы, раз за разом сжигая людей, но это уже была агония русских. Благодаря выдержке и подготовке все же удалось вырваться четверым, которые, мастерски прикрывая друг друга, стали отходить, отстреливая всех неосторожных и особенно энергичных преследователей, но тем не менее на изрытой взрывами земле замерло шесть окровавленных тел в непривычной форме и с необычным оружием. Отправив за отступившими русскими подкоманду унтерштурмфюрера Шульдта, к которому впоследствии должны были присоединиться солдаты второго батальона "Лейб-штандарта СС", Ренц, с основными силами, бегом двинулся в сторону портала, где шел бой, оставив на месте боя более двадцати погибших и раненых бойцов зондеркоманды.

Там дела обстояли лучше — заслон русских, который прикрывал портал, был уничтожен. Но и это далось с большим трудом. Несколько пулеметов, прикрывающих портал, собрали и тут свою кровавую добычу: пространство вокруг импровизированной линии обороны русских было завалено телами солдат СС. Но, несмотря на потери, бойцам Ренца удалось проникнуть на ту сторону и, по словам посыльного, захватить пульт управления с учеными, пресечь аварийное отключение и с трудом, но отбиваться от подходящей охраны русских. Не задерживаясь, он вместе со своими бойцами последовал в портал по спущенным металлическим сходням, как бы висящим в воздухе.

Огромный зал с необыкновенной установкой в виде большого кольца, к которому подходило множество толстых проводов, был завален трупами в немецком камуфляже, людьми в белых халатах и русскими охранниками, хотя их форма и снаряжение сильно отличались от тех, с кем они воевали в лесу и перед порталом. Эти были экипированы в тяжелые шлемы с забралами, защитные пуленепробиваемые жилеты, и все поголовно оказались вооружены автоматическим оружием.

Сейчас стояла задача продержаться до подхода основных сил и не дать противнику отключить установку.

Взрывы гранат в закрытом пространстве оглушили почти всех. Команд уже никто не слышал и не слушал. Все попытки прорваться внутрь коридоров пресекались русскими, к которым подошло еще подкрепление, более многочисленное и соответственно экипированное, и уже они теперь начали выдавливать немцев в зал из аппаратной и прилегающих коридоров. Бой принимал затяжной характер, и у бойцов зондеркоманды стали заканчиваться боеприпасы, собираемые у убитых товарищей. Как временное спасение оказалось прибытие отряда парашютистов, которые, ориентируясь на световые и дымовые сигналы, сумели быстро высадиться и с ходу вступить в бой. Но это помогло мало — сказывалось лучшее вооружение противника и то, что в коридорах русские автоматические карабины были буквально смертоносны, в отличие от немецких МР-40, с которыми воевали в основном бойцы зондеркоманды и парашютной группы. Пистолетные патроны, используемые в МР-40, не пробивали бронежилеты противника, и, получив в грудь такую пулю, тот через некоторое время снова вступал в перестрелку.

Бой уже продолжался пятнадцать минут, когда через портал в зал стали врываться солдаты третьего батальона "Лейбштандарта СС Адольф Гитлер", в максимально быстром темпе приехавшие к лесу и бегом преодолевшие расстояние в четыре километра, там, где не могла пройти техника.

"Вот теперь повоюем…" — зло ощерился Ренц. Оказалось, что винтовки, которыми в большей массе были вооружены солдаты, с близких дистанций неплохо пробивают бронежилеты противника, и ценой огромных потерь удалось оттеснить русских снова в коридоры.

В это же время пинками остатки зондеркоманды выводили из портала русских ученых, которых удалось захватить. Один из них, толстоватый, потный, с мокрыми штанами, что-то кричал, показывая на часы, но, получив удар прикладом винтовки по спине, скривился и упал как подкошенный. Тем не менее двое солдат его подхватили и, скривив физиономии от воняющих штанов, вынесли ученого, или кто он там был, в свой мир.

Бойцы "Лейбштандарта" все прибывали и колонной уже поднимались внутрь портала, с ходу вступая в бой, захватывая коридоры.

Гауптштурмфюрер Готлиб Ренц стоял в коридоре, посреди трупов, держа русский штурмовой карабин в руках, и победно осматривал захваченное помещение.

"Какое все же удобное и неплохое оружие придумали коммунисты. Скоро таким будут вооружены все солдаты рейха, и мы всем покажем, кто хозяин, и в нашем времени, и в будущем".

В этот момент в аппаратной что-то заревело, и под потолком замигали несколько уцелевших после двадцатиминутного боя лампочек. Это было так неожиданно и так зловеще, что многие немецкие солдаты остановились, пытаясь понять, что происходит.

Взгляд уперся в установку, которая завибрировала и начала плавиться. В этот момент как раз через нее проходили несколько солдат, и в зал ввалились две половинки людей в полевой форме СС, чисто и аккуратно разрезанные, будто скальпелем. Это было так невероятно, и все замерли, понимая, что происходит что-то невероятное, а потом была мгновенная вспышка. Выброс энергии оказался настолько сильным, что сжег весь зал и все, что в нем находилось, прилегающие коридоры с прорвавшимися эсэсовцами, аппаратную, разнес вычислительный центр, добрался до переходного тамбура, специально оборудованного тяжелейшими дверьми для противодействия такому взрыву, расплавил их, но не смог прорваться дальше. Огненный смерч стал метаться по научному комплексу, круша и испепеляя все на своем пути, ища выход своей мощи. В итоге, пробив огромную дыру в системе вентиляции, прорвав несколько контуров защиты, пройдя вертикально вверх более пятидесяти метров по воздухозаборному колодцу, вырвался наружу, в мертвый и холодный мир, озарив его вспышкой огненного пламени, поднявшейся над поверхностью более чем на несколько сотен метров.

Более мощный и более смертоносный выброс энергии произошел в прошлом. Огромное пламя, невероятное по тем временам, в мгновение сожгло все части СС, срочно стягиваемые к месту портала, всех пленных, захваченных в будущем, тела защитников и спецназовцев, погибших в лесу, снаряжение и экипировку, которые уже вызвали большой интерес у специалистов. Ударная волна от такого выброса через несколько секунд сбила все самолеты люфтваффе, кружащие в этом районе, дошла до деревни, где находился стационарный пост наблюдения за порталами из будущего, раскидала и раздавила машины, как пушинки, взорвала бензовоз, обеспечивающий бесперебойную работу генераторов. Удар, как огромный молот, стер с лица земли домик и в комплекте с ним всех немецких специалистов, так неосмотрительно доставленных в эту глушь руководством Германии.

Всем, кто выжил, впоследствии казалось, что это больше походило на месть богов, рассердившихся на вмешательство людей в высшие материи…

Пережив ударную волну, догадываясь, что могло быть результатом, остатки группы спецназа в составе четырех человек стали отходить подальше от места возможного ядерного взрыва, в сторону канонады, пытаясь прорваться к позициям советских войск. Несмотря на светопреставление, подкоманда СС во главе с унтерштурмфюрером Шульдтом продолжала преследование пришельцев.

Во время очередной стычки, когда русские снова показали зубы, подстрелив еще двух бойцов из преследующего отряда, Шульдту удалось окружить беглецов, и немцы методично и грамотно стали их отжимать к оврагу. Вопрос уничтожения и пленения был уже вопросом времени, когда в тыл немцам ударила другая группа русских, вооруженная обычным для Красной Армии оружием. Закидав противника гранатами, красноармейцы пошли врукопашную и сумели на время изменить ход боя. Фактор внезапности сыграл свое дело, и окруженным беглецам удалось вырваться, но пришедшие на помощь были наказаны за свое вмешательство. Два неподвижных тела в маскхалатах советской армейской разведки остались лежать под деревьями.

Не сговариваясь, люди в пилотках с красными звездами и бойцы в цифровом камуфляже, разгрузках и оружием двадцать первого века, подхватив раненных, бросились бежать в сторону далекой канонады.

Отряд СС, понеся значительные потери, на время отстал, но уже через десять минут бега стало ясно, что преследование продолжается, а преследователей стало больше, и они пополнили свои ряды свежими силами.

Когда командир красноармейцев, тяжело дыша, дал команду на короткую передышку, все без сил попадали на землю, но все это было сделано быстро, тихо, без грохота и лязга бросаемого оружия, и, скорее подсознательно, лежащие на земле люди заняли круговую оборону.

Командир пришельцев, отдышавшись, оглядел своих спасителей, остановился взглядом на немецких МР-40, советском ППД с дисковым магазином, карабинах Мосина и пулемете Дегтярева в руках красноармейцев, протянул руку командиру и коротко сказал:

— Спасибо, мужики, выручили.

Командир разведгруппы, посланной руководством окруженной группировки, с интересом оглядел экипировку новых знакомых, пожал протянутую руку, но, тем не менее, не выказал такого удивления, как ожидал командир пришельцев.

— Да ничего. Меня, кстати, Игорь зовут.

— Максим.

— Ну, тогда надо бежать дальше, Максим, загоняют нас они, а там ваши уже заждались.

Тот, кто представился Максимом, чуть опешил.

— Какие такие наши?

— Ну, ваши, из специального батальона НКВД, они нас и послали вас встретить и проводить в расположение.

Максим никак не мог понять, что тут происходит. То, что их раздолбали и потом гнали эсэсовцы, то, что портал накрылся медным тазом, и, видимо, на базе рванули ядерный заряд, тоже было понятно, но вот то, что их ждали и послали помощь, ну это вообще ни в какие ворота. А точнее — кто?

— А с чего ты взял, что они наши?

Этот молодой, но уже побитый жизнью армейский разведчик ухмыльнулся.

— Так и форма похожая, и оружие, и радиостанции у каждого…

Надежда, что не все потеряно, забрезжила у пришельца.

— А кто там старший, у наших?

Это они уже говорили на бегу, пытаясь хоть как-то после многокилометрового бега держать темп, потому что сзади уже начали опять хлопать выстрелы преследователей. Разведчик прохрипел:

— Майор госбезопасности Кречетов…

— Да, дела…

Прохрипел тот, кто представился Максимом, при этом абсолютно ничего не понимая.

Их нагнали через полчаса и прижали к речушке с обрывистым песчаным берегом. Переправиться с ранеными не было никакой возможности — на фланге уже засел немецкий пулеметчик, который грамотно простреливал всю гладь воды. Бой принимал затяжной характер, нападавших они проредили, но все равно соотношение сил было однозначно в пользу немцев, под плотным огнем противника и советские разведчики, и спецназовцы откатывались к берегу. Игорь несколько раз пускал вверх ракеты, подавая отчаянные сигналы, прося помощь, но время шло, раненые товарищи истекали кровью, патроны заканчивались раньше, чем живые эсэсовцы, а ничего не изменялось.

Когда в автомате закончились патроны, пришлось достать "Грача" и уже отстреливаться из него. В руке оставалась последняя граната, когда натренированное ухо уловило звук боя, причем Игорь готов был поклясться, что явственно слышал характерное неторопливое тарахтенье КПВТ и хлопки автоматических пушек, которые обычно ставили на БМП-2. И как бальзам на душу был грохот танковой пушки. Интуиция и жизненный опыт подсказывали, что это звуки спасения.

Еще через пару минут из-за пригорка вылетели такие знакомые приземистые силуэты современных танков — Т-64, Т-72 и двух БМП-2, на броне которых красочно расположились бойцы в камуфляже и в форме НКВД с васильковыми фуражками и винтовками Мосина в руках. Немцы без паники встретили нового противника остервенелым огнем, прекрасно понимая, что из загонщика они превратились в жертву. Бой длился еще несколько минут, но массированное использование АГСов, спаренных пулеметов танков и боевых машин пехоты позволило задавить огнем остатки эсэсовского отряда, и, закидав их гранатами, бойцы прибывшего отряда в короткой и яростной рукопашной схватке добили ошалевшего противника.

Максим неуверенно встал, засунув разряженный "Грач" в кобуру, подхватил с земли автомат, закинув на плечо, двинулся к своим бойцам. Двое были ранены, а третий, оглушенный взрывом немецкой гранаты, сняв шлем, сидел на земле и ошалело смотрел на стоящие невдалеке танки. А посмотреть было на что: ясно видно, что техника не новая, не раз участвовала в боях, подбивалась и восстанавливалась. Динамической защиты практически не осталось, но тем не менее, она была любовно отремонтирована и даже покрашена в камуфляж, и уже включившийся в работу острый ум спецназовца стал анализировать ситуацию, прекрасно помня, что у них на базе не было таких танков.

Сборная солянка из бойцов, одетых в современные камуфляжи, вооруженных автоматами Калашникова, и солдат в форме НКВД начала войны, с петлицами в виде знаков различия, вызвала легкую улыбку своей абсурдностью. Но те, кажется, не замечали ничего необычного, обыскивали тела немцев, деловито собирали трофейное оружие, выставляли боевое охранение, оказывали раненым первую помощь.

Еще необычнее было то, как Игорь подскочил к командиру, который явно был из будущего, и, приложив руку к пилотке, делал доклад. У Максима отпечаталось в памяти обращение: "Товарищ майор государственной безопасности…"

"Хм, майор, да еще и госбезопасности, да вроде и не из наших, да и снаряга армейская, что ж, пойдем знакомиться…"

Уже подойдя ближе к человеку явно из своего времени и командиру отряда, он с удивлением увидел у него на камуфляже шеврон с надписью "НКВД СССР".

Глава 1

Солнце уже скрылось за горизонтом, но с высоты холма еще просматривалась полоска моря. Несмотря на осень, еще было тепло, и большинство отряда щеголяло в армейских камуфляжах и бронежилетах из будущего, что сильно контрастировало с формой сопровождающих бойцов НКВД. Командир и Санька Артемьев стояли в сторонке и о чем-то тихо переговаривались, при этом старательно рассматривая открывшийся пейзаж. Судя по неторопливости разговора — они действительно наслаждались открывшимся видом, чистым воздухом и самим моментом спокойствия. Создавалось впечатление, что они не могли просто надышаться и старались запомнить каждое мгновение необычной передышки в их непрекращающемся марафоне по мирам. Стоящий сзади Лебедев, буквально излучающий всем своим видом невозмутимость и уверенность в своих силах, терпеливо дожидался, когда гости закончат любоваться морем и спустятся с небес к земным проблемам. Как того требовал протокол, бойцы полка НКВД, которые в качестве охраны сопровождали небольшую колонну пришельцев из будущего, получив команду, выпрыгивали из кузова "полуторки", резво разбегались вокруг места импровизированной стоянки и выставляли посты, прощупывая близлежащие кусты на предмет ненужных наблюдателей.

Егор Карев стоял, облокотившись о горячий капот джипа, внимательно наблюдал за суетой охраны и командиром, который находился в благодушном настроении, что бывало весьма редко за последнее время. Помотавшись с Оргуловым по разным мирам, воюя с бандитами в будущем и громя германцев в своем времени, Карев начал лучше понимать этих людей, даже проникся не то чтобы восхищением, но вот уважение они у него вызывали. Да, они были другими: думали по-другому, знали больше, но оставались такими же людьми — со своими проблемами, страхами, надеждами. Война в обоих мирах, как острый нож, срезала все наносное, наигранное и обнажала подлость, грязь, трусость, которые было трудно разглядеть в мирной жизни. Но так же проявлялись и смелость, твердость, уверенность в своих силах, от которых так часто зависит успех правого дела. Как ни странно, но его новые знакомые стали ему большими друзьями, нежели его сослуживцы из НКВД. Все получилось вне зависимости от его желаний и указаний руководства: череда событий буквально закрутила на одном дыхании. Кажется, только вчера их группу во главе с капитаном Строговым выбрасывали в окрестностях уже захваченного врагом Могилева — и вот он уже под Севастополем в составе особой группы. Как кадры в цветных и красочных фильмах из будущего, к которым он пристрастился в бункере, перед его взором пролетал калейдоскоп картинок из недавнего боевого прошлого. Вот деревня, где Оргулов в немецкой форме вышел к озверевшим эсэсовцам, захватившим детей в качестве заложников, вот горящая баржа на реке и Артемьев в резиновой лодке с гранатометом на плече, вот концлагерь для советских военнопленных и танки из будущего, расстреливающие станцию под Фастовом, вот спецназовцы в шлемах и бронежилетах, дерущиеся врукопашную с наступающими фашистами, и несущиеся по полю три тяжелые боевые машины с неестественно длинными пушками, оставляющими за собой горящую немецкую бронетехнику. Все это было буквально недавно, а кажется — в другой жизни. Скинув оцепенение, Егор уже привычным жестом поправил на плече ремень с автоматом Калашникова, с которым уже вроде как и сроднился, всем своим чутьем потомственного военного ощущая силу, надежность и элегантность этого оружия потомков. Но в этом деле у него был и своя, тайная и несбыточная мечта…

Согласно анкетным данным, неоднократно проверенным кадровиками, Егор Карев был самого подходящего происхождения — из крестьян. Его отец, который фигурировал во всех документах, родился и вырос в небольшом селе в Тамбовской губернии и во время эпидемии тифа в годы Гражданской войны сорвался с места со всем семейством и осел в окрестностях Новгорода. Там Егор вырос и впоследствии перебрался в город, пошел учиться, стал продвигаться по комсомольской линии, где попал в поле зрения органов государственной безопасности и после соответствующей проверки и стажировки был направлен в ОСНАЗ НКВД.

Егор гордился своей службой, командирскими кубарями в петлицах и тем, что принадлежал к военной элите страны, хотя в глубине души таилась еще одна, особенно важная причина, о которой знали всего три человека в этом мире: он, мать и отец. После совершеннолетия мать рассказала ему правду: когда семья Каревых покинула Тамбовскую губернию, они не успели уйти из зараженного района, и заболели почти все, четверо детей и жена умерли, оставив на руках у отца чудом выжившую годовалую дочку. Чуть не сошедший с ума от горя Трифон Карев случайно встретил молодую женщину с маленьким сыном, умирающих от голода, уцепившись за них как за соломинку, не давшую скатиться за грань безумия, стал выхаживать, как родных. Вот так снова и появилась семья Каревых. Егор не помнил тот период, но иногда сам удивлялся, как отец, по-крестьянски грубоватый, смог сойтись с такой милой и образованной женщиной, как его мать. Именно в то время на просторах России пропали Мария Павловна Азарова и ее сын Егор, а появились Мария Петровна и Егор Каревы, благо документы умершей жены Трифона остались в целости и сохранности.

Тогда мать ему много рассказала и про настоящего отца, Федора Алексеевича Азарова, капитана русской армии, погибшего в 1916 году на германском фронте, и про родственников по материнской линии, где встречались и ученые, и сановники, и про деда, профессора Петербургского университета. Особенно его увлек рассказ про отца, потомственного военного, род которого уходил к предкам, которые еще с Потемкиным и Долгоруким освобождали Крым, с Суворовым пройдя через Альпы, воевали с французами в Италии. Тогда перед ним открылась как бы новая страница его жизни. Попав в некоторой степени под действие советской пропаганды в юношеском возрасте, будучи комсомольцем, он не знал, что делать дальше, но мудрая и повидавшая жизнь мать сказала просто: "Честно служи России, сынок, несмотря на правителей и на то, как она называется… Это делал твой отец, это делали и твои деды и прадеды. Главное, будь честен перед своей совестью и не опозорь память своих предков".

После того памятного вечера он не мог долго заснуть, ворочаясь и принимая для себя нелегкое решение, но то, что советовала совесть комсомольца — пойти честно признаться, он этого не сделал, а, оставив все как есть, пошел служить. Служил честно, учился на пределе возможностей, не участвуя в сварах. Только благодаря его усердию, успехам в боевой подготовке и молодости он не попал под каток репрессий, когда произошла смена руководства НКВД. Благодаря доставшейся от матери великолепной памяти он на партийных собраниях мог легко цитировать труды Маркса, Ленина, Сталина, что часто помогало избавиться от навязчивого внимания ничтожеств, старающихся пролезть наверх по партийной линии.

И вот теперь он, благодаря невероятному стечению обстоятельств, путешествовал во времени, видел такое, что не каждому дано увидеть и за несколько жизней. Но была еще тайная мечта, мысли о реальности которой посещали его не раз. В тот момент, когда мать показала единственную оставшуюся и нежно хранимую карточку его настоящего отца в военной форме, которую тотприслал незадолго до своей гибели, он понял, что сделает все и будет достоин своего родителя. Путешествия во времени открывали множество возможностей, и одной из них для Егора Карева была возможность увидеть своего отца, показать, каким вырос и стал его сын. Изучая ход истории России, беседуя с потомками, которые достаточно откровенно и цинично об этом частенько высказывались, Егор осознал, как веками Россию вели к гибели, отгрызая куски территории, убивая вождей и лидеров, спаивая и отравляя народ. Новые друзья притягивали своими знаниями и мировоззрением, очень изменившимся после глобального конфликта. Потомки не считали русских офицеров врагами, наоборот, очень хорошо о них отзывались и старались хранить добрую память, с высоты веков сумев оценить всю трагедию своей Родины. Поэтому, когда получилась возможность поговорить по душам, он открылся Артемьеву, ставшему настоящим другом и соратником. С затаенной радостью он увидел, как тот нормально отреагировал на истинное происхождение Карева и на вроде как глупую надежду побывать в прошлом и увидеть своего отца. Санька, только чуть усмехнувшись, в своей обычной манере выдал:

— Да не заморачивайся. Если из этой бодяги выпутаемся, поговорим с Командиром. Он, несмотря на всю его осторожность, авантюрист и мечтатель еще тот. Будет такая возможность, смотаемся в твой девятьсот шестнадцатый и спасем отца…

Потом, после небольшой паузы, уже другим голосом, продолжил:

— Главное, когда тебя попытаются заставить предать нас, а это будет, ни Командир, ни я в этом не сомневаемся, реши, что тебе важнее. Ты вроде парень нормальный, не дурак, сам все поймешь…

Естественно, после такого разговора более преданного бойца у Оргулова и его друзей не было. Они делали общее дело, и пока не было никаких причин не доверять своим новым друзьям, а вот действия руководства НКВД начинали настораживать…

Вернувшись из мира грез, Егор с удивлением и подозрением стал рассматривать примчавшуюся машину и новое действующее лицо — майора Ивакяна. Что там говорилось, он не слышал, но вот то, как Командир успел скривить лицо в недовольной гримасе, заметил, и, видимо, это было знаком, говорящим о возникающих проблемах и неприятностях. Показательно невозмутимое выражение на лице Артемьева это подтвердило, и, уже полностью подобравшись и незаметно сняв автомат с предохранителя, Егор стал ожидать развития событий.

Лебедев куда-то уехал в сопровождении немногочисленной охраны, а общее руководство попытался взять на себя Ивакян, но тут Командир проявил упорство и, сославшись на какие-то личные договоренности с Берией, поставил зарвавшегося майора на место. Тому ничего не оставалось делать, как просто вернуться к роли сопровождающего. Карев ожидал увидеть в глазах Ивакяна бешенство, что вполне логично было от человека его положения и предположительной национальности, но он увидел только сосредоточенность и непонятную снисходительность, что никак не соответствовало ситуации.

Колонна двигалась еще минут двадцать, до того момента, пока их не сопроводили до входа в большие, вырезанные прямо в скале штольни, принадлежащие до войны инкерманскому заводу марочных вин. И тут их разделили. Командир, в сопровождении Ивакяна и двух его охранников, отправился куда-то по коридору внутрь длинных гулких коридоров, освещенных слабыми лампочками, а бронетранспортер и джип загнали вовнутрь, но тут же дали команду никуда не расходится и не покидать транспортные средства. Все это, как сказал тут же Артемьев, "сильно напрягает", и Карев уже озабоченно смотрел на десяток бойцов НКВД, которые, выставив посты вдоль по коридору, заблокировали двумя машинами выезд из импровизированного убежища. Сидящий на броне БТРа Марков, увидев едва заметный кивок Артемьева, спрыгнул на неровный каменный пол, громко топнув тяжелыми ботинками, чуть потянулся, как бы разминаясь, и спокойно пошел к охранникам. Те сразу насторожились, и один из них, как бы незаметно, снял автомат с предохранителя. Все это с точностью вычислительной машины фиксировалось бойцами маневренной группы, которые уже были давно не новичками и тут же делали неприятные выводы.

Пока Марков препирался с бойцами охраны по поводу свободного прохода к отхожему месту, Артемьев залез в БТР, некоторое время там копался, эпизодически выглядывая и вслушиваясь в трехэтажный мат, в который перерос невинный разговор. Через некоторое время он вернулся к джипу и как бы между прочим спросил:

— Егор, ты там в кобуре что таскаешь? Не ПМ ли, случаем?

Карев, ожидающий от Саньки чего-нибудь экстравагантного, так же просто ответил, не подавая вида, что удивлен:

— Да. Хорошая машинка.

— Ну сгоняй в БТР, поменяй патроны, а то твои, видимо, испортились…

Удивившись, он тем не менее через боковой люк залез внутрь, где трое бойцов снаряжали магазины ПМов странными боеприпасами. Приглядевшись, он с удивлением стал рассматривать необычные патроны. В качестве пули у них были черные пластиковые шарики, хотя по размеру и калибру полностью совпадали со штатными боеприпасами для пистолета. Один из спецов, деловито потрошащий пачки, коротко бросил:

— Травматические. Судя по всему, этих идиотов придется положить, вот только убивать не хочется…

Карев кивнул, достал свой пистолет, вытащил магазин, но ему уже протягивали другой, снаряженный травматическими патронами. Зарядив оружие, загнав патрон в патронник и поставив оружие на предохранитель, он вышел из машины и спокойно подошел к Артемьеву, уже примостившемуся возле джипа и начавшему устраивать показательное выступление на тему: "На хрен Маркову нужно было дразнить вертухаев". Тот не обиделся и после нескольких особенно забористых перлов и фразы "Свалил в БТР, чтоб глаза не мозолил" спокойно кивнул и скрылся в бронетранспортере, наверно, по той же причине, что и минуту до этого Карев.

После этого вроде как досадного инцидента все словно замерли, ожидая развития ситуации. Вдалеке, в штольнях, на пределе слышимости ощущалось тарахтенье дизель-генератора, и из самих штолен тянуло холодом, отчего со временем люди начали поеживаться. Охранники тоже себя чувствовали не очень уютно, ощущая на себе взгляды бойцов в столь необычной экипировке, прекрасно понимая, что при попытке их разоружить сразу получат по голове без всяких вариантов. Артемьев демонстративно сидел на капоте джипа, жевал плитку шоколада и запивал из пластиковой прозрачной бутылки охлажденным чаем, но его чуть насмешливый прищуренный взгляд не пропускал ни одного движения охраны. Так же себя вели и остальные бойцы небольшого отряда. Как сигнал к действию прозвучал писк радиоприемника. Никто из отряда ничего не понял, а Артемьев кривовато ухмыльнулся. Практически тут же бутылка глухо упала на пол, расплескав по земле жидкость, в его руке появился пистолет и оглушительно для замкнутого помещения грохнул, а стены туннеля, как мощные резонаторы, многократно усилили звук. Один из охранников отлетел к стене и захрипел. Тут же все помещение буквально взорвалось: со всех сторон захлопали пистолеты, отправляя в охранников пластиковые пули, которые ломали ребра, выбивая дух, оставляя серьезные раны, но при этом не убивая солдат, которых намеренно попытались подставить под огонь путешественников во времени.

Подчиняясь на ходу разработанному плану, отряд быстро разделился на несколько групп. В сторону загороженного выхода полетели несколько светошумовых гранат. После грохота и ярких вспышек БТР взревел двигателем и стал сдавать назад, снося с дороги любые препятствия. Вторая группа рванулась по проходу, куда увели Командира. При этом один из бойцов весьма резво выкрутил лампочку и закоротил контакты, что вызвало несколько вспышек, после чего коридор погрузился в темноту. Группа, оснащенная приборами ночного видения, резво бежала по коридорам, в которых уже слышались испуганные крики, сбивая с ног всех, кто попадался на дороге, громка крича при этом: "Всем лежать, работает ОСНАЗ НКВД!" В штольне, где часть места была до сих пор отведена для стеллажей с бутылками, топот ног, лязг оружия и дикие, слаженные крики штурмовой группы создавали непередаваемую картину надвигающейся силы, с которой лучше не враждовать. На любую попытку поднять оружие или оказать сопротивление неизменно сразу раздавался выстрел из пистолета, и, получив пластиковую пулю, смельчак падал на пол, хрипя от боли, либо его просто сшибали с ног уверенным ударом ноги, обутой в тяжелый рифленый ботинок. Видимо, и противник в некоторой степени был готов к такому развитию ситуации, и когда несущийся в голове колонны Артемьев выскочил за угол, то сразу получил почти в упор очередь из ППД, которыми были вооружены охранники Ивакяна. Тяжелые пистолетные пули ударили в грудь и плечо, пробивая и корежа магазины к автомату, застревая в бронежилете, отдавая всю свою кинетическую энергию. Артемьева откинуло назад, сбив с ног бегущего за ним Карева. В замкнутом пространстве выстрелы оглушили и нападающих и обороняющихся. Охранник, находясь в темноте, в истерике разряжал достаточно вместительный дисковый магазин своего автомата. Вспышки огня ослепляли бойцов, освещая коридор мерцающим красным светом, не давая прицелиться, пули щелкали по стенам, рикошетили с неприятным визгом, разлетаясь по коридору. Два человека из группы застонали, получив такие гостинцы, и один из них стал сползать по стене. Когда автомат замолчал, раздался крик "Глаза!" и в сторону автоматчика полетела светошумовая граната. После оглушающего взрыва и ярчайшей вспышки озверевший Марков с неизменным ПКМ на ремне выскочил из-за угла и ударил по коридору и охранникам длинной очередью. Тяжелые винтовочные пули искромсали тела двух охранников, изрешетили стол, за которым они прятались, дверь и каменную кладку. Убедившись, что никто уже не сопротивляется, он с диким ревом бросился вперед к двери, перегораживающей коридор, снеся ее с петель ударом ноги…

В комнате, освещенной сиротливо оставленным на столе фонариком, лежали вперемешку тела в советской форме. Майор Ивакян, получив в грудь две пули, сидел у стены, широко расставив ноги в начищенных до блеска сапогах. Голова свесилась набок и по подбородку стекала тоненькая струйка крови. На его лице так и осталось выражение брезгливости и удивления. Один из его охранников выл, катаясь по полу и зажимая руками ногу — пулеметная пуля перебила ему колено. Откинув тело еще одного охранника, которому пуля, попавшая в затылок, вынесла половину черепа, нашли Командира. Даже при таком освещении было видно, что его сильно и качественно отделали и уже лежащего на полу били ногами. Приводить в чувство не было времени, поэтому Егор просто закинул Оргулова на спину и побежал по коридору в сторону БТРа, где вовсю разгорался бой. Идущий следом боец деловито сгреб со стола радиостанцию и оружие и бросился вдогонку. За ним ковыляли двое раненых и Марков, который с еще одним бойцом группы несли раненого Артемьева, потерявшего сознание от болевого шока. Чуть задержавшись, чтоб вколоть обезболивающее, они бросились догонять спешащих к выходу товарищей.

Катакомбы, активно используемые в качестве складов и штаба стрелковой дивизии, которая по замыслу командования должна была держать инкерманский сектор обороны, наполнились криками, топотом ног и лязганьем оружия. Только сейчас стало понятно, насколько виртуозно и изобретательно их подставили. Артемьев быстро пришел в себя и, несмотря на боль в груди, стал отдавать команды. К этому времени группа без особых приключений прорвалась к выходу, где БТР снес импровизированную баррикаду и короткими очередями из башенного пулемета Калашникова, спаренного с крупнокалиберным КПВТ, отгонял бойцов НКВД, которые уже на полном серьезе записали гостей в немецких диверсантов и со всей прилежностью и изобретательностью пытались прорваться к врагу.

Когда группа с раненым командиром вернулась, отряд был готов к прорыву. Взревев двигателем, БТР рванул вперед, периодически постреливая поверх голов небольшого заслона из красноармейцев из башенного пулемета Калашникова, экономя боеприпасы к КПВТ для более серьезного случая. Снеся шлагбаум, бронированная машина прервала хлипкие попытки заблокировать дорогу и отъехала от ворот штолен метров на семьдесят. Джип с бойцами и двумя пленными — старшими, кто руководил блокировкой группы, несся следом.

Наступившая вечерняя темнота только добавила колорита и неразберихи в сложившуюся картину. Со всех сторон раздавались жидкие хлопки "мосинок". В общей какофонии боя слышался перестук полуавтоматических винтовок и несколько раз затрещали ППД бойцов НКВД. БТР практически уже прорвался, когда с холма ударил луч прожектора, чуть пометался и случайно высветил несущуюся по дороге бронированную пятнистую машину неизвестной конструкции. Замаскированная на горе батарея малокалиберных зенитных автоматов открыла огонь по обнаруженному противнику. К счастью, зенитки не смогли опустить так низко стволы орудий, и трассеры снарядов прошли далеко над головами беглецов, взрываясь где-то на другом конце долины в зарослях небольшого подлеска. Это было серьезным предупреждением. Башня бронетранспортера, который резко остановился, быстро повернулась на возникшую угрозу и уже без стеснения и жалости ударила по прожектору из КПВТ. После второй очереди прожектор погас, но, видимо, зенитчики нашли способ опустить ствол хотя бы одного орудия, и следующая серия снарядов уже прошла в пятидесяти метрах впереди по пути прорыва колонны. На горе заработали еще два прожектора, которые уже целенаправленно пытались высветить пятнистого нарушителя спокойствия, и в сторону беглецов затарахтело еще одно зенитное орудие, перекрыв дорогу серией взрывов в опасной близости от бронетранспортера. А вот это уже было серьезно — для бронетранспортера даже этого будет достаточно: тонкая противопулевая броня вряд ли сможет противостоять зенитному снаряду. Уже пришедший в себя Артемьев дал команду отходить обратно к штольням и занимать оборону. Опять в сторону неуемных бойцов НКВД и присоединившихся к ним караульным штаба стрелковой дивизии полетели светошумовые гранаты. На подходе к воротам штолен сдающий задом БТР окутался взрывами гранат. Джип остановился чуть раньше и уже вовсю горел, ярко освещая место боя. Несколько человек спринтерами ворвались обратно в штольни, где им попытались оказать сопротивление. В каменных коридорах возникла рукопашная схватка. Тут в ход шло все: дрались прикладами, ногами, кулаками, помещение сразу заполнилось криками и матом, но опыт спецназа, экипировка и навыки, привитые в войне будущего, давали свои результаты. Через пару минут все красноармейцы и бойцы НКВД, кто пытался оказать сопротивление, лежали на полу, но пара человек в необычной форме тоже не поднимались. БТР подъехал почти к самим воротам, когда сильным взрывом его чуть подбросило и ударило об каменную стену, после чего он замер. Из бокового люка стали вытаскивать оглушенных людей. Марков, который до этого дрался врукопашную, залез внутрь, снял с кресла оглушенного пулеметчика, сам примостился в башне и открыл огонь из КПВТ. Несколько коротких очередей оказалось достаточно, чтобы остудить пыл и пресечь попытку атаковать окруженных. Из-за камней до БТРа попытались докинуть еще пару гранат, но расстояние было большое, и по броне пару раз щелкнули осколки, и на этом все закончилось. К нашему удивлению, перестрелка стала смолкать, видимо, с той стороны заканчивались боеприпасы, а люди были просто не готовы к затяжному бою.

Попытки восстановить освещение в катакомбах сразу наталкивались на изобретательность людей из будущего, которые великолепно разбирались в том, как устроить короткое замыкание и вывести из строя слабосильную энергоустановку комплекса. Некоторое количество светошумовых гранат и имеющиеся в наличии приборы ночного видения позволяли держать обитателей подземного укрытия на расстоянии. Используя стеллажи с бутылками, удалось заблокировать несколько проходов, создав при этом некое подобие линии обороны. Снаружи же обстановка менялась в худшую сторону. Находящийся невдалеке ремонтный завод имел свою охрану, которая быстро сориентировалась и отправила несколько вооруженных отрядов на звук стрельбы в районе инкерманских штолен. Стоящие прямо на горе несколько автоматических зениток, входящие в систему прикрытия импровизированного штаба дивизии, контролировали дорогу к центральным воротам хранилища, и любая попытка вырваться с боем была бы обречена на полное уничтожение отряда майора Оргулова. Тем более в данной ситуации время играло против обороняющихся. Артемьев осмотрел командира, который был без сознания, и глубоко вздохнул, поняв, что помощи от начальства не предвидится, попытался представить, что бы на его месте сделал майор. В первую очередь, конечно, связь.

Не обращая внимания на грохот пулемета БТРа и стук пуль по броне, он залез внутрь и попытался связаться с базой, но ответа так и не получил. На этих частотах эфир был пуст — никаких сигналов, кроме местных радиопередатчиков. Мысль о том, что если тут таким наглым образом их попытались захватить, то могли попытаться организовать штурм бункера, буквально ударила в сердце, которое неприятно заныло. Такое с ним бывало, когда ожидались крупные неприятности, и, по-видимому, они ожидались. Приняв решение, Артемьев переключил радиостанцию на резервный цифровой канал и коротко доложил о сложившейся ситуации. Мало кто в отряде знал, что при выходе групп недалеко от портала устанавливается небольшой прибор, гибрид цифрового диктофона и радиостанции. Эта система используется для сохранения сообщений, если нет связи с бункером. Он включает запись, когда начинается передача на определенной частоте и с определенным кодом, и записывает все на диктофон, потом, когда будет такая необходимость, по сигналу с базы, все это передается в эфир. Артемьев молился, чтобы радиопередатчик смог достучаться до этого устройства…

Егор Карев лежал недалеко от входа, прикрытый корпусом бронетранспортера, и периодически одиночными выстрелами постреливал из автомата в сторону уж слишком ретивых стрелков.

Бой уже принимал затяжной характер, и в такой ситуации, как правило, побеждала более многочисленная и лучше обеспеченная боеприпасами сторона. В темноте ночи периодически ярко вспыхивали огоньки выстрелов, и по броне или в стены щелкали пули. По плотности огня можно было судить, что по души путешественников во времени собралось уже не меньше двух взводов. На некоторое время стрельба прекратилась, и из темноты сильный и властный голос потребовал сдаться, на что ему в ответ с морскими трехэтажными загибами ответил капитан-лейтенант Дунаев, который уже оправился после ранения и сумел уговорить Оргулова взять его с собой в Севастополь. Ну как же, настоящий моряк и пропустит такую возможность, тем более он неплохо знал город, в котором часто бывал, служа в ЭПРОНе.

К всеобщему удивлению, никто стрелять не стал, а в ответ ему в такой же форме ответил кто-то со стороны, причем не менее замысловато и виртуозно. Как ни странно, никто и не думал стрелять, все наслаждались вывертами единого и могучего языка, который мог так образно выразить полноту картины и палитру красок. Но, к сожалению, тот же властный голос оборвал намечающееся взаимопонимание моряков и в более грубой и бескомпромиссной форме потребовал сдаться.

Егор рассматривал через прицел ночного видения человека, отдающего приказы, и при необходимости легко мог бы его подстрелить, но не делал этого по той же причине, по которой они стреляли в штольнях травматическими патронами. Трудно убивать людей, еще труднее убивать своих, зная, что они ошибаются.

Тут в наушниках прошелестел голос Маркова, который с пулеметом охранял Оргулова.

— Бычок, на связь.

— На связи.

— Феникс зовет.

— Понял.

И в этом коротком ответе Егор услышал некоторую радость и энтузиазм Артемьева, обрадованного, что в трудную минуту Командир пришел в себя и сумеет надоумить Саньку на очередную пакость, которая вытащит всех из этой ловушки.

Он о чем-то шептался с Оргуловым, потом, приободренный, поднялся, подозвал к себе Маркова. Недолго ему что-то говорил, после чего проковылял к бронетранспортеру и прокричал:

— Эй, кто там что-то о сдаче кричал? Ты, мил человек, назовись сначала… А то вдруг ты нам не подходишь.

Егор осторожно поднялся и подошел к Артемьеву.

— Саша, ты чего?

— Да надо договариваться. Кажется, это простые армейцы, а те, кто нас пытался утрамбовать, вообще не местные и делали все на скорую руку и спонтанно. Это хорошо, но вот эти сильно разозлились и будут теперь валить нас по-серьезному. Сейчас в атаку, конечно, не пойдут, зато утром подгонят танк или пару пушек, раскатают, и тогда неизвестно — будут они вообще брать пленных или нет. БТР только от пуль и защитит, а если что серьезнее, то тут и останется только в штольни отступать, а там, как крыс, будут отлавливать и закидывать гранатами.

— Что делаем? Командир что-то придумал?

— Да что тут делать. Дунаев вон морячка зацепил, пусть дальше перекрикиваются, может, что и получится. А я попытаюсь поговорить с этим перцем, кто на нас наезжает, а вы на всякий случай готовьтесь, будем ночью прорываться к порталу. Собери все светошумовухи и подготовь бойцов для зачистки туннелей. Придется заложников брать…

Егор коротко кивнул и отошел в туннель, где стал готовить штурмовую группу, при этом в душе не появилось ни капли сомнения в правильности своих действий.

Глава 2

В бункере после ухода контактной группы во главе с Оргуловым жизнь шла своим чередом. В госпитале лечили раненых и боролись за жизнь полковника Черненко, от которого зависели дальнейшие отношения с украинскими властями. То, что в ближайшее время с этой стороны могут появиться серьезные проблемы — никто не сомневался. Работа в ангарах кипела — восстанавливали танки после прогулок по 41-му году, пытались отремонтировать БТРы и рыскали по окрестностям в поисках подбитой техники, где можно было бы демонтировать работоспособные узлы. Вокруг самих баз развертывали и модернизировали систему безопасности. К выжившей профессуре отправили небольшую группу для проведения переписи и организации постоянного поста охраны, учитывая наличие там огромной библиотеки, которую перед самым конфликтом вывезли из высших учебных заведений Симферополя. Но самым важным и ценным были, конечно, люди науки, а сохранением их жизней руководство новой военной группировки Симферополя во главе с майором Оргуловым озаботилось в первую очередь. Уже на следующий день к ним отправились врачи в сопровождении грузовика, забитого горючим, продуктами и чистой питьевой водой, давая понять таким образом, что они входят в зону жизненных интересов военных со всеми возможными привилегиями. Это сразу сказалось на ситуации с питанием, врачебным уходом и, главное, безопасностью. Но тут же до них было доведено, что в этой жизни ничего просто так не делается, а серьезные привилегии и помощь предполагают не меньшие обязанности. Поворчав для приличия, понимая, что у них нет другого выхода, люди науки согласились и внимательно выслушали требования военных. Представителей физического факультета привлекли к работам в области ремонта и адаптации имеющегося в наличии радиооборудования под конкретные задачи. Медиков нагрузили проработкой и адаптацией производства антибиотиков для технологического уровня 40-х годов прошлого века. Всех остальных убедительно попросили заняться обработкой научной исторической литературы о Великой Отечественной войне: воспоминаний, мемуаров, архивов, производить обязательное сканирование и распознавание книг и перевод их на электронные носители. Для обеспечения работы компьютеров, сканеров новое руководство выделило даже горючее, что говорило об особой важности задания.

Все малые и крупные группировки, анклавы и банды были извещены, что с нынешнего момента "яйцеголовых", как их называли на Базаре, трогать не рекомендуется, так как они находятся под непосредственной защитой новой группировки. После демонстративного разгрома сводной татарской банды с применением тяжелого вооружения: танков, гаубиц и минометов, с демонстративной зачисткой поселка, где базировалась одна из банд, всем стало ясно, во что может вылиться конфликт с новой группировкой. Тем более до многих стало доходить, что тут не все так просто, и совершаемые поступки новых хозяев города — всего лишь вершина айсберга. Нетрудно было составить простую логическую цепочку: чистые продукты, снабжение, новые люди, сбор технологической информации, поиски специалистов и их эвакуация в защищенные бункеры, взятие под охрану "яйцеголовых" с их библиотекой (а то, что там организовали пост охраны, быстро стало всем известно) — это часть некоего большого плана по сохранению и возрождению человеческой цивилизации. И вывод сделали сразу — выполняется определенное задание, которое никак не ставит грабеж как самоцель, тут что-то другое, и они жестко карают тех, кто становится у них на пути. Уже через пару дней множество мелких групп попытались через своих знакомых на Базаре прощупать возможные пути по сближению и узнать условия вхождения в эту группировку, а самые дальновидные в первую очередь стали интересоваться — чем они могут быть полезными майору Оргулову и его отряду.

В такой благоприятной обстановке капитан Васильев, временно отвечающий за военные вопросы, пока Командир был по ту сторону портала, активно создавал обширную сеть информаторов. В их задачу входило сообщать о новых людях, выявлять возможных наблюдателей со стороны украинских властей и их контакты, поиск остатков татарских бандформирований и турок, присутствие которых тоже не исключается. Сбор полной информации о всех группировках Крыма, местах базирования, вооружении, численном составе. То же касалось Херсонской, Николаевской, Одесской областей.

Перед уходом Оргулова на ту сторону было проведено совещание на эту тему и выработан перечень мер для усиления режима безопасности. Строго запрещены одиночные перемещения, малочисленные команды, которые могут расцениваться как потенциальные "языки" для противника, в обязательном порядке снабжаются личными радиомаяками и обязательно отслеживаются при перемещениях между бункерами. Во всех трех убежищах дежурят маневренные группы на бронетранспортерах для немедленного реагирования при возникновении опасности. По городу на вероятных маршрутах движения расставляются сейсмоакустические датчики, по которым можно контролировать проход транспорта. Для усиления защиты основного бункера с порталами разворачивается разведывательно-сигнальная система "Реалия", к большому удивлению, найденная среди груза в машине, на которой в Крым прибыла специальная группа спецназа ВМС Украины во главе с Олегом Дегтяревым. Такие системы ни отечественного, ни зарубежного производства в руки Оргулова раньше не попадали, иначе можно было бы организовать систему безопасности более серьезно. Но поисковики, которых курировал Борисыч, натаскали демонтированных в частных домах видеокамер, инфракрасных барьеров, уличных пассивных и активных датчиков движения. Все это перебиралось, проверялось и интегрировалось в существующий комплекс охраны. Для проверки, перед самим отъездом, майор Дегтярев со своими бойцами попытался незаметно проникнуть на охраняемую территорию, но все три попытки были обнаружены, местоположение "нарушителей" определено и "накрыто" минометным огнем.

После ухода на ту сторону контактной группы портал периодически включался и прослушивался эфир и короткие доклады, которые фиксировало небольшое устройство, плод фантазии Борисыча и парочки его знакомых радиолюбителей. Но благодаря устройству удалось, не сжигая драгоценное топливо, узнать о стычке с немецкими диверсантами, встрече с советскими войсками и прибытии старшего офицера НКВД, ответственного за контакты с потомками. Это обнадеживало и вселяло надежду на более спокойное общение, без экстремальных ситуаций и ненужных боестолкновений с немцами. Исторической романтики хватило всем, особенно если посмотреть на количество погибших и раненых, побитую технику и огромный расход боеприпасов к современному оружию, которые и до этого были в большом дефиците.

Дежурство на центральном пульте проходило в штатном режиме: раз в час включался портал, и автоматика выдвигала штангу с антенной, с помощью которой происходил контакт с группой и снималась информация с записывающего устройства. Через камеры видеонаблюдения, установленные в помещениях, можно было контролировать пропускной режим и вовремя среагировать на появление незваных гостей. Для дублирования в зале с установкой установили несколько инфракрасных датчиков движения и подключили их к обычной охранной сигнализации, постановка в дежурный режим и снятие осуществлялись с центрального пульта. Поэтому когда предполагался просто запуск портала для контроля радиоэфира на той стороне, сигнализация, контролирующая зал с установкой, просто не отключалась.

Ситуация с возможностью захвата портала с той стороны рассматривалась, ожидалась, но не принималась всерьез — все прекрасно понимали, что залогом нормального сосуществования будет взаимовыгодное сотрудничество со Сталиным и его окружением, что и было достигнуто во время последнего посещения Оргуловым Москвы. Поэтому мониторы контролировались, но так, больше для порядка, нежели в первое время, когда от органов госбезопасности СССР ожидали необдуманных действий.

Светлана Оргулова, развалившись в органическом офисном кресле, которое муж купил домой еще в довоенное время, взглянула на электронные часы, висящие над пультом управления. До запуска системы оставалось пятнадцать минут, поэтому, включив систему звукового оповещения, коротко проговорила в стоящий на подставочке микрофон:

— Всем. Запуск "Установки-Два". Повторяю. Запуск "Установки-Два". Пятнадцатиминутная готовность. Группе силового обеспечения прибыть по штатному расписанию.

Активировав на ноутбуке программу видеонаблюдения, увидев, как трое вооруженных бойцов в шлемах с забралами, бронежилетах проследовали в коридорчик, примыкающий к комнате с установкой, она снова включила микрофон.

— Всем. Пятиминутная готовность. Блокировка дверей первого контура защиты…

Дальше одним кликом "мышки" запускалась программа, которая все остальное делала сама. От оператора требовалось только вставить два USBшных ключа, ввести три пароля.

Когда на той стороне уже должен был быть вечер, установка включилась буквально на несколько минут, но, к удивлению Светланы, которая была оператором, видеокамера, установленная на штанге, проработала буквально несколько секунд и сразу вышла из строя. В это же время система автоматически скачивала с внешнего записывающего устройства информацию, ее было немного, тут же автоматом запущенная программа-анализатор выдала звуковой сигнал и красным шрифтом выдала сообщение: "Получен сигнал бедствия первого уровня! Личный код м-р Оргулов".

Вчитавшись в надпись, она вскрикнула.

— Сережа!

Буквально через несколько секунд мерзко заверещала сирена сигнализации, показывая срабатывание шлейфа в зале со второй установкой перемещения во времени, настроенной как раз на окрестности Севастополя октября 1941 года.

Но она успела совладать с собой, все-таки тоже была офицером. Кинув взгляд на монитор, увидела, что в помещении второй установки находятся пять человек в маскировочных костюмах РККА, вооруженные автоматами. Помимо ее воли, руки сами стали выполнять заученные движения: правая ударила по кнопке аварийного выключения установки, левая тут же нажала соседнюю кнопку, включающую сирену по всему бункеру, и автоматом запускается система, сообщающая в другие бункера о попытке захвата.

Она на мгновение представила, что сейчас происходит в прошлом. Огромный заряд энергии, удерживающий волновую линзу, при аварийном отключении сбрасывался в прошлое, используя инертность временного канала. По предварительным подсчетам, на месте портала в 41-м году в случае экстренного отключения происходил выброс, по энергетике сопоставимый с взрывом нескольких сотен килограмм тротила.

Бункер немного тряхнуло, будто от легкого землетрясения. В коридорах ревели сирены, и все способные держать оружие, похватав пистолеты, бежали к шкафам, где хранились автоматы и пулеметы на случай захвата. Обычно эти шкафы были закрыты электронными замками, но при угрозе нападения все открывалось.

Камеры показывали, как люди в зале с установкой заметались, пытаясь найти выход, — там тоже выла сирена, она сейчас визжала не умолкая, показывая пришельцам, что они обнаружены.

Снова активировав систему оповещения, Светлана спокойно и внятно сообщила:

— Вниманию всех. Несанкционированное проникновение в зал с "Установкой-Два". Вниманию всех. Несанкционированное проникновение в зал с "Установкой-Два". Пять человек. Вооружены автоматическим оружием. Одеты в камуфляж Красной Армии. Повторяю. Пять человек. Вооружены автоматическим оружием. Одеты в камуфляж Красной Армии. Всем надеть опознавательные знаки.

По определенной команде все надевали специальные нашивки, хранящиеся в шкафах вместе с оружием, на которые были нанесены флюоресцентной краской опознавательные символы. В бункере зажигались специальные лампы, и в их свете всегда можно было определить кто свой, а кто чужой. Символы на этих знаках, так же как и коды доступа к установке, были секретными и после каждого учения по обеспечению безопасности в бункере менялись. Группа силового обеспечения получала такие нашивки при заступлении на дежурство. Сейчас это был крест, вписанный в круг.

Посматривая на экраны мониторов, Светлана с удовлетворением наблюдала, как коридоры заполняются вооруженными людьми, деловито перекрывающими коридоры, прочесывающими помещения и двигающимися в сторону прохода ко второй установке. Штурмовая группа приготовилась к бою, откинув специальные сварные металлические конструкции в виде щитов с бойницами, которые немедленно перекрыли неширокий коридор, превратив его в непроходимый рубеж для наступающих.

Светлана снова активировала систему оповещения, переключив вещание на зал с проникшими диверсантами.

— Вниманию проникших неустановленных лиц. Приказываю вам опустить оружие, стать на колени и положить руки на затылок, в противном случае вы будете уничтожены. Повторяю. Вниманию проникших неустановленных лиц. Приказываю вам опустить оружие, стать на колени и положить руки на затылок, в противном случае вы будете уничтожены.

Те, успев рассредоточиться по помещению, вертели головами, а услышав обращение, один из них дал несколько очередей из автомата по динамику под потолком.

Светлана, оценив уровень боевой подготовки, спокойно сказала:

— Ну что, сами напросились.

Тут на связь вышел командир штурмовой группы, к которой уже присоединились четыре человека. Сегодня дежурил Валера Бойко.

— База, что там гости?

— Огрызаются. Готовьтесь. По вашей команде я их светошумовыми накрою. Вроде как спецы из прошлого.

— Вас понял.

Пауза десять секунд. Потом снова в рации зашуршал голос Бойко:

— База, мы готовы.

— На счет пять.

— Вас понял.

— Пять. Четыре. Три. Два. Один. Контакт.

На ноутбуке уже была активирована оружейная программа, и, введя код, дождавшись подтверждения, она кликнула "мышкой". Из специальных ниш под ноги застывшим в углах комнаты боевикам из прошлого упали несколько светошумовых гранат. Но захватчики и тут не сплоховали: заученно попадали на пол, и некоторые из них попытались накрыть своими телами гранаты, защищая своих товарищей от возможных осколков. Грохот взрывов докатился даже до этой небольшой комнатки. Буквально через несколько секунд, откинув защитные металлические конструкции, в помещение зала ворвались штурмовики. Оглушенных и контуженых боевиков тут же скрутили и потащили в помещение, которое заменяло собой гауптвахту. Там их по одному раздели до нижнего белья, забрав всю одежду, после чего спешно прибежавшая Ольга бегло их осмотрела. У двоих были сильные ожоги груди, остальные получили контузии.

Стоящий тут же Коротков вгляделся в одного из них, рыжего, и удивленно сказал:

— А ведь я его знаю, это Яшка, он со мной учился. Да, точно Яшка Старцев. Что же это творится-то?

Он стоял и удивленно смотрел на стоящих людей. Бойко отжал тангенту радиостанции:

— База, тут одного Коротков опознал. Ну, в общем, ОСНАЗ НКВД это.

Тут же последовал ответ.

— Валера, вариант "Троянский конь". Ответственность беру на себя.

Бойко чуть сморщился и глубоко вздохнул.

— Вас понял, База.

Потом повернулся к Короткову:

— Сема, сдай оружие, пожалуйста.

Тот удивленно посмотрел на прапорщика, потом потерянно посмотрел на остальных.

— Ребята, вы чего?

— Перед самым нападением на базу был получен сигнал бедствия от Командира. Сам пойми. На базу нападают ваши же. Скажи, что нам делать? Стрелять вас никто не будет, вы свои, но временно изолировать — придется. Не обижайся, так надо. Вас проверят на детекторе лжи, потом отпустят. Ты, командир, понимать должен, во что все может вылиться, если мы сейчас ошибемся.

Коротков кивнул головой, соглашаясь со всем сказанным, позволил снять с себя разгрузку, отдал автомат и в сопровождении одного из бойцов Бойко молча поплелся в сторону отдельного крыла, где по плану "Троянский конь" должны были находиться изолированные люди из прошлого до окончания общей проверки. Когда он туда пришел, там уже находился военврач Гришин, капитан Строгов и еще пара человек из прошлого, оказавшиеся на данный момент в бункере.

Судя по вопросительным взглядам, они сами пока ничего не понимали. Строгов, увидев Короткова, дождался, когда закроется дверь, и вполголоса спросил:

— Сема, что случилось?

— Оргулов поехал на встречу. От него пришел сигнал бедствия. Что-то там пошло не так. После этого с той стороны сюда ворвались пять человек…

И кратко рассказал своему командиру обстоятельства попытки захвата бункера.

— …Ну вот один из них и оказался Яшка Старцев.

— Ты уверен?

— Да. Мы с ним полгода в одной казарме. Из наших он, точно из наших.

Строгов выругался и яростно потер лицо руками.

— Что ж они так, зачем? Они что, не понимают?

Коротков по-своему понял фразу.

— Да они сказали, что проверят, потом отпустят.

— Да я не про них. Что-то тут не так. Уж поверь мне.

— И что будем делать?

— Ждать. Расстреливать они нас не будут, не те люди, максимум просто отправят обратно и все…

А сам задумался о том, что не хочет возвращаться, и причина этого кроется в докторе Оле, которая его долго лечила и выхаживала.

В это же самое время к бункеру подъехали два танка и бронетранспортер с маневренной группой во главе с капитаном Васильевым. Он ворвался в бункер, через несколько постов прошел в центр управления, где Светлана готовилась открывать портал в прошлое и для этого собирала силы. Несмотря на жесткие рамки процедуры "Троянский конь", которая предполагала возможность наличия в бункере людей из прошлого, имеющих возможное отношение к попытке захвата бункера, некоторые соратники майора Оргулова не подверглись аресту. Это были Вяткин, Воропаев, Малой и Миронов, воюющие с Командиром с самого Могилева и не раз уже подтверждавшие свою надежность. Ознакомившись с ситуацией, все мрачно сидели, ожидая принятия решения, но готовились к худшему. Вяткин, который в некоторой степени подружился с Борисычем, коротко сказал:

— Надо известить Панкова и посмотреть, что он ответит.

Васильев коротко прокомментировал:

— Тоже вариант.

— А если это не Сталин, и руководство НКВД вообще не при делах, ну не настолько они тупые, чтоб так рисковать?

— Возможно, что-то попытка захвата какая-то слабенькая, не впечатляет. Больше похоже на инициативу какого-нибудь высокопоставленного придурка, который не совсем в курсе дела.

В помещении находился и старший лейтенант Ковальчук, еще не отошедший от ранения, но уже вполне передвигающийся по бункеру, и, чтоб не лежать без дела, он буквально приполз на это совещание и тут подал голос:

— А если это попытка дискредитировать советское руководство, и в ближайшее время нам будет сделано интересное предложение со стороны, допустим, англичан или американцев, а может, даже и немцев?

— Тоже интересная теория, это значит, кто-то в курсе всего и смог организовать такую многоходовку. Плохо верится. Но как рабочую гипотезу можно принять.

— Что тогда делаем?

— В первую очередь переключаемся на другую точку выхода и пытаемся связаться с Борисычем. Если он не отвечает — ультиматум Москве, а там что-нибудь придумаем. Ну, допустим, попытаемся связаться с тем же Канарисом.

— Фу. Нет, только не с немцами. Пока их на Курской дуге не раскатали, разговаривать с ними бессмысленно.

— Ну тогда давайте пока с Борисычем свяжемся, потом будем принимать решение и заодно пообщаемся с пленными, интересно, что они нам расскажут.

Пока Васильев занялся пленными, Светлана стала перенастраивать установку на другую точку, но это ей не удавалось. После экстренного сброса энергии волновая линза не фокусировалась, и система, не войдя в резонанс, перегревалась и отключалась. Эта новость никого не радовала, поэтому пришлось активировать первую установку и попытаться с помощью нее связаться с Москвой.

Только через час это удалось, и, выйдя все в той же точке под Борисполем, на ту сторону осторожно вытащили штангу с антенной и видеокамерой. Многочисленная охрана уже была наготове и в случае любой неприятности могла быстро устранить угрозу.

К всеобщему удивлению, включив радиомодем, подключенный к радиопередатчику, практически без проблем связались с Кристиной, которая сегодня дежурила за компьютером.

База: Кристина, привет. Где отец?

Кристина: Он в Москве. Повез компьютер, принтер.

База: У вас все тихо?

Кристина: Да, вроде все нормально.

Стоящие за спиной Светланы люди читали с экрана диалог и советовали, что еще спросить. Тут подал голос снова Ковальчук:

— А если это не Кристина? А кто-то еще?

— Ну, давайте спросим у нее что-то такое, что могла знать только она.

База: Кристина, напомни, на какой машине ездил твой отец?

Кристина: Хм… Это когда? У нас вроде"шишига" была.

База: Нет до войны. Кажется, черный "Амулет".

Кристина: Да нет, у него был белый "Фольксваген Кедди". А вам зачем?

Потом была пауза.

Кристина: Вы меня проверяете?

База: Да. Есть основания. Сегодня на базу напал ОСНАЗ НКВД с той стороны. Командир с группой попали в засаду. Что с ними, не знаем. Одна установка выведена из строя. Попробуй связаться с Берией. Только сейчас, иначе мы отключаем портал. Логи сотри, это очень важно для нас всех.

Кристина: Ахренеть!!!!!!!!!

База: Жду информации через час. Если не получится, работай по плану "Наутилус".

Кристина: Поняла. Работаю.

Светлана отключила модем и дала команду на выключение установки.

Стоящий рядом Ковальчук задумчиво сказал:

— То, что наших в Москве не тронули, это или резервный вариант типа "это не мы", либо они действительно не при делах, но тогда их славное НКВД набито шпионами под завязку.

В разговор вмешалась Светлана.

— Может быть еще вариант. Это дело рук третьей силы, допустим, недобитые троцкисты, ну что-то типа скрытой оппозиции Сталину, у них остались свои люди в НКВД, и через них они получили информацию о Страннике и просто испугались того, что мы можем сообщить. И таким способом решили дискредитировать и нас перед Сталиным, и Сталина перед нами, тогда резко упадет доверие к достоверности передаваемой нами информации.

— Хорошо, что нам тогда остается?

— Ждем результатов, потом начинаем действовать. А пока надо срочно сюда пригнать кого-то из электронщиков, пусть попытаются восстановить установку, иначе как мы попадем в Севастополь?

— Не стоит. Пока не стоит. Пусть Командир возвращается и сам все восстанавливает.

Светлана с благодарностью смотрела на бледного и исхудавшего Ковальчука, который только недавно с ними, но даже в такой ситуации готов поверить, что с ее мужем все в порядке. Но старший лейтенант задумался и почти невпопад сказал:

— Кстати, в этом есть еще один плюс.

— В чем? — удивилась Светлана, не понимая, о чем он говорит.

— Если это не акция НКВД, отдельных ее людей, и Сталин в этом не замешан, после всех последних залетов с пришельцами из будущего Берия может лишиться головы. А если напрямую с ним связаться и по-тихому все разрулить, то он будет у нас на крючке, на таком крючке, что он станет нашим самым лучшим другом…

— Давай сначала все решим и спасем наших ребят…

Глава 3

Кристина сидела, уставившись в монитор компьютера. Одно из первых самостоятельных дежурств вылилось в большую проблему. Неужели там снова началась война, и они с отцом стали заложниками, и за ней в любую минуту могут прийти. Лихорадочно перечитав последние строки, она закрыла чат, запустив TotalCommander, покопавшись на диске, нашла файл, куда скидываются логи переговоров, и быстренько, пока не пришли Стрельникова или тот же Трофимов, удалила текстовку последнего разговора. Она не знала, что делать, и в волнении стала ходить по кабинету.

"База приказала срочно связаться с Берией, а как я это сделаю, ну не к Трофимову же идти".

Тут зашла Ира Стрельникова, как всегда приветливо улыбаясь, но, увидев взведенную до предела девушку, остановилась, и улыбка сползла с ее лица. То, что кобура с личным оружием, которое носили пришельцы, была открыта, ее насторожило. А взгляд Кристины ее напугал, так смотрят на врага, но она пересилила себя и вполне доброжелательно спросила:

— Кристина, что случилось?

У той сузились глаза, и она, как бы прицеливаясь, стала рассматривать гостью. От этого взгляда стало страшно. Стрельникова знала, что девочка многое перенесла, воевала с бандитами, и сейчас она с уверенностью на сто процентов могла сказать, что Кристина в состоянии убить человека, и она это уже не раз делала, но и Ирина была не робкого десятка. Взяв себя в руки, она еще раз доброжелательно улыбнулась.

— Кристина, что случилось? Пойми, мы работаем вместе, занимаемся одним делом, и мне важно знать.

Но та ее удивила странным вопросом.

— Ира, скажи, тебе нравится мой папа?

Она немного смутилась. О таких вещах как-то не очень принято вот так открыто спрашивать.

— Ну, он хороший человек, прекрасный отец…

— Ладно, зададим вопрос по-другому: ты ведь не хочешь, чтоб он погиб?

Еще одна пауза. Сама тема и постановка вопросов поставили Стрельникову в тупик, но она была математиком, поэтому вывернулась из ситуации.

— Что нужно сделать?

— В течение часа нужно срочно связаться с Берией по телефону иначе потом будет все кончено.

— Давай доложим по команде, у Трофимова есть такая возможность.

— Нет, сейчас и напрямую, минуя всяких посредников.

Кристина подошла к столу, на котором стоял большой черный телефон без наборного диска, взяла трубку и протянула Стрельниковой.

— Сейчас.

Ирина все еще надеялась, что это шутка, но теперь выбора у нее не было.

В трубке женский голос телефонистки, которые сидели на внутреннем коммутаторе, повторил:

— Коммутатор… Коммутатор, ну же говорите, коммутатор.

— Девушка, это лейтенант Стрельникова.

— Да, слушаю.

— Нужно срочно связаться с Москвой.

— Вы знаете, что это запрещено. У вас есть начальник.

— Девушка, это очень важно. Нужно срочно связаться с народным комиссаром товарищем Берией, это вопрос жизни и смерти, а Трофимов сейчас в отъезде. Ну пожалуйста. Только никому не говорите. Это очень важно.

В трубке повисла пауза, и слышалось только легкое шипенье. Потом тот же голос, уже с неуверенными нотками, ответил:

— Я попробую.

— Спасибо большое, это очень важно, очень.

Опять в трубке зашуршало, и телефонистка, глубоко вздохнув, ответила:

— Ой, надеюсь…

Она отключилась, а в кабинете повисло тягостное молчание. Стрельникова села на стул, опустила голову и чуть слышно сказала:

— Это все, что я могла сделать.

Кристина села рядом, так же тихо ответила:

— Ира, спасибо, у меня просто нет другого выхода, там люди погибают.

…Сержант НКВД Муровкина сидела на рабочем месте и смотрела на панель коммутатора — перед ней стоял вопрос: "Что делать?". Либо идти к своему руководству, либо выполнять просьбу этой лейтенантши из особой группы. Она знала, что там сидят очень секретные сотрудники, и любые вопросы, намеки, сплетни относительно них пресекались самым жестким образом. По идее, она должна идти к своему начальнику смены доложить, попросить санкции для связи с центральным коммутатором, но тон, которым просили связь, заставил ее не торопиться и действовать по инструкции.

Ее размышления прервал звонок абонента восемнадцать. Это был неприметный пожилой лейтенант, хозяйственник, который занимался снабжением продуктами, завозил дрова и практически ничем не интересовался, просиживая у себя в каморке и попивая чай с двумя своими помощниками, такими же пожилыми дядьками. Максимыч, как его звали за глаза. Звонок от него в это время был несколько удивителен. Муровкина по привычке вставила в гнездо коммутатора разъем и на автомате ответила:

— Коммутатор.

Голос Максимыча был необычно сух и напряжен:

— Муровкина, ты только что разговаривала со Стрельниковой?

— Да.

— Выполняй просьбу лейтенанта.

Тут даже не просьба, а приказ в довольно жесткой форме.

— Так по инструкции…

— Тебе сказано — выполняй. Старшему смены ни слова. Если возникнут вопросы, отправляй ко мне. Понятно?

— Так точно.

— Умница. Главное постарайся побыстрее, у людей проблемы, им нужно помочь.

Отключившись от абонента восемнадцать, Муровкина поразилась самой ситуации и вдруг удивилась: откуда Максимыч мог знать, с кем она разговаривала? Разве только… Она сама испугалась этой мысли. Вот, значит, какие чаи они там гоняют, вот жучары, всех провели. А интересно, а какой настоящий чин у Максимыча, в таком возрасте, должно быть, не ниже полковника? Она в органах служит не первый год, поэтому быстро подавила любопытство и уже смело и без колебаний воткнула разъем в гнездо внешней линии. Ей ответили:

— Финалист-центральный.

— Финалист, это Оксамит, мне нужна Плотина и очень срочно…

Через пятнадцать минут ожидания в кабинете, где стоял компьютер, зазвонил телефон. Стрельникова порывисто вскочила и подняла трубку:

— Слушаю.

— Приемная народного комиссара товарища Берия. Мне передали, что вы по срочному вопросу.

— Да. Это лейтенант Стрельникова с "Усадьбы", мне нужен срочно товарищ народный комиссар.

Ноги у Стрельниковой дрожали от смелости ее поступка, но она старалась не допустить, чтобы дрожь в голосе ее выдала.

— Что это за дело? Оно не может подождать? У товарища народного комиссара идет совещание.

— Это очень важно. Это касается определенных важных гостей.

На том конце провода наступила пауза, и секретарь грозного наркома раздумывал, стоит ли беспокоить начальство.

— Минутку, подождите на линии.

Он отключил на телефоне микрофон, поднял трубку второго аппарата, соединился с внутренним коммутатором и быстро навел справки, откуда действительно идет звонок. Этого ему было достаточно, для того чтобы побеспокоить своего начальника. Берия ответил на звонок сразу.

— Ну, что там у тебя?

— Странный звонок с "Объекта Д".

Берия не думал, сразу сказал коротко: "Давай…"

В трубке зашуршало, и Стрельникова услышала властный голос.

— Слушаю вас.

— Товарищ народный комиссар, это лейтенант Стрельникова, помните, мы недавно встречались?

— Да, помню, что там случилось?

В голосе наркома появились раздраженные нотки.

— С вами хотел пообщаться напрямую один из гостей.

— Хорошо, давайте.

Трубку взяла Кристина и смело спросила:

— Товарищ народный комиссар, мы вам показывали микроволновку, что мы с ней делали?

Пауза.

— Вы что там, с ума посходили? Это и есть ваше дело?

— Это просто вопрос, чтоб проверить, что вы у нас недавно были, или это я разговариваю с другим человеком, это важно.

Берия задумался. Хм. А девочка права.

— Ваш кофе разогревали.

— Правильно.

Берия уже чуть спокойнее спросил:

— Ну, что у вас случилось?

— На нашу базу напали ваши люди. Одна установка уничтожена. На группу майора Кречетова тоже напали ваши люди, пришел сигнал бедствия, и связи больше нет. Хотите об этом поговорить?

Кристина опустила глаза и посмотрела на часы.

— Через двадцать минут у меня последний сеанс связи, если ситуация не разрешится, База прекратит все контакты.

Берия выругался.

— Нет, это не мои люди, я что, идиот?

— Что мне передать?

— То, что я сказал. Сейчас выезжаю.

И тут Кристина выпалила фразу просто исходя из своей природной вредности.

— Надо побыстрее, но будьте осторожны, возможно, вы не доедете, если эта подстава, конечно, не ваших рук дело. Может быть, как раз ради этого все и задумывалось.

Берия рывком положил трубку и задумался. А ведь девчонка могла и правду сказать. Но времени было мало, если из сказанного хоть часть окажется правдой. Складывалась критическая ситуация, и если он, Лаврентий Павлович Берия, народный комиссар внутренних дел СССР, ее выпустит из-под контроля, Хозяин ему этого не простит.

Подняв трубку, он дал команду на срочный выезд в Подмосковье, при этом распорядился об обязательном выделении усиленной охраны: двух бронеавтомобилей и взвода из расквартированного невдалеке от "Объекта Д" специального полка НКВД. Пока готовился конвой, он снова поднял трубку и дал команду связать его с абонентом двадцать три — восемьдесят пять. Через пару минут его соединили, и в трубке раздался спокойный голос старого знакомого еще по службе в НКВД Грузии.

— Слушаю.

— Павел Максимович, добрый вечер, как там у нас дела?

— Уже ночь, и, видимо, недобрая.

— Вот я и хотел узнать, насколько недобрая.

— Судя по всему, очень. Гостья уж очень сильно и целенаправленно давила на Стрельникову. Как раз время сеанса связи совпадает с началом ее действий.

— Еще что-то?

— Гости выходили на связь из старой точки, под Борисполем, что косвенно подтверждает, что в Севастополе действительно возникли проблемы. Это не все.

— Говори.

— Служба радиоконтроля зафиксировала в районе Севастополя мощный всплеск в радиоэфире, после чего с большинством радиостанций Черноморского флота нет связи. Удалось связаться только по кабельным линиям и установить, что в районе Инкермана идет бой с немецкими диверсантами.

— Значит, вот кто напал, хорошо, я сейчас распоряжусь…

На что абонент, чуть замешкавшись, сказал:

— Лаврентий, не все так просто.

Нарком насторожился. Его давний знакомый и доверенный человек очень редко переходил эту грань и называл его просто по имени, что говорило о крайней степени опасности.

— Что?

— По описаниям моряков, диверсанты одеты в пятнистую форму, пуленепробиваемые кирасы, каски, вооружены все необычными автоматами и пулеметами и прибыли в Инкерман в сопровождении представителей НКВД на многоколесной пятнистой боевой машине и легковой машине необычной конструкции, после чего напали на штаб стрелковой дивизии, расположенный в штольнях.

Берия затаил дыхание, точнее, спазм сжал горло, и он не мог дышать. Рука потянулась к вороту кителя и стала его судорожно расстегивать. Он понимал, что это значит. Крах всего проекта "Оракул".

— Они живы?

— В большинстве своем — да. Автомобиль и бронемашину подбили, но они сумели прорваться, забаррикадировались в штольнях и отстреливаются.

Нарком волевым усилием взял себя в руки:

— Спасибо, Паша.

Его собеседник перешел на деловой тон:

— Ничего, Лаврентий Павлович, мы — старые коммунисты…

Положив трубку, он поднял ее снова и скомандовал:

— Срочно связь с юротделом НКВД Севастополя и штабом Черноморского флота…

Но не сдержался и закричал:

— Срочно!

Первым, с кем его связали, оказался штаб Черноморского флота, где его переключили сразу на дежурного.

— Оперативный дежурный капитан третьего ранга Портной.

Берия спокойным, чуть ласковым голосом заговорил, четко контролируя интонации:

— Народный комиссар внутренних дел СССР Берия Лаврентий Павлович. Скажите-ка, товарищ капитан третьего ранга, что у вас там за стрельба в Инкермане?

В душе надеясь, что моряки еще не в курсе.

— Диверсанты прорвались к заводу, но их зажали, туда на помощь выслана рота краснофлотцев.

— Значит, так, времени нет. Быстро даешь команду, чтоб их не трогали. Просто никуда не выпускать и никого к ним не подпускать. Понятно?

— Но как же, товарищ народный комиссар?

— Ты меня понял? Ни одного выстрела в их сторону.

— Ну, я так не могу.

— Запомни, капитан… третьего ранга, я очень ценю дружбу, а еще больше я ценю уважение и долго его помню. Запомни. Я пока только прошу…

— Там погибли люди, наших убивают.

— Да никого они не убивают, а только обороняются. Если они б хотели, то уже завалили трупами город. Уж поверь мне, не простые это ребята, элита. Произошла ошибка. Все, разговор закончен.

Берия рывком бросил трубку. Зазвонил соседний телефон.

— Слушаю.

— Начальник Севастопольского горотдела НКВД Нефедов, — доложил секретарь.

— Давай.

В трубке снова зашуршало, и усталый голос стал докладывать, но Берия его грубо прервал:

— Что там у вас за стрельба в Инкермане?

— К штабу дивизии прорвались немецкие диверсанты.

Берия не выдержал и выматерился.

— Кто вам это сказал?

— Представитель главного управления — майор госбезопасности Ивакян, действующий по вашему прямому приказу.

— Диверсанты на многоколесной бронемашине в пятнистой форме с неизвестным оружием?

— Да, мне так докладывали.

Нарком не выдержал и закричал:

— Да вы что там, совсем охренели, что ли? Никакие это не диверсанты. Специальное подразделение ГУ НКВД во главе с майором Кречетовым. Козлы!

Он прервался, давая себе возможность успокоиться, не слушая жалобное блеяние Нефедова.

— Значит, так, за тобой вины не вижу, сделаешь так, как скажу, забуду, понял?

— Да… понял.

— Где Лебедев?

— Нет связи с ним.

— Ивакян?

— В Инкермане.

— Ивакяна, Лебедева арестовать, стрельбу прекратить. И запомни, майор Кречетов, командир этого отряда должен остаться в живых, иначе… Ты меня понял?

— Есть, все сделаем, товарищ народный комиссар.

— Что у вас там за взрыв в горах был?

— Да сами не понимаем. Там работала особая группа ОСНАЗ НКВД, и мне, ссылаясь на вас, настоятельно рекомендовали не выяснять обстоятельства.

— Кто рекомендовал?

— Майор Ивакян.

— Понятно. Делай, как я сказал. И запомни, от того, сколько пятнистых выживет, будет зависеть твоя судьба, понял?

— Так точно.

Бросив трубку, Берия рывком поднялся и резво пошел к выходу — секретарь сообщил, что на улице его ждет машина и сопровождение. Проходя через приемную, он коротко кинул:

— Судоплатова ко мне, срочно.

Проехав пару кварталов, машины остановились. Открылась дверь, и к удивленному наркому обратился начальник охраны, просто и буднично сказал:

— Товарищ народный комиссар, пересядьте, пожалуйста, в другую машину. Эта поедет впереди.

Берия коротко кивнул, как бы соглашаясь, и молча пересел в неприметную "эмку".

Кортеж снова сорвался с места и рванул к выезду из города.

Опять ночные улицы, патрули и мелькание света фар на темных громадах домов. Берия, сидя на заднем сиденье, не мог унять нервную дрожь. Положение на фронтах тяжелейшее, а тут с пришельцами постоянно что-то происходит, и как назло, они постоянно притягивают к себе какие-то неприятности.

Но изворотливый ум наркома, поднаторевшего в интригах и многоходовых комбинациях, подсказывал только одно: его хотят убрать, подставить перед потомками и Хозяином, и в данной ситуации договориться с пришельцами, которые реально его уважают и, возможно, не станут раздувать историю, если удастся в ближайшее время все решить с минимальными потерями.

Кортеж, передвигаясь по городу, постоянно менял направление, и когда они выехали на окраины, к ним присоединились два грузовика, набитые бойцами, и два бронеавтомобиля с пушечным вооружением. С такой силой Берия почувствовал себя более уверенно и с нетерпением ожидал приезда на "Объект Д".

Его мысли перетекли на Пашу, точнее Павла Максимовича, а если еще точнее — майора государственной безопасности Макашова Павла Максимовича, старого знакомого еще по дореволюционной партийной деятельности в Баку. Именно сейчас, когда вокруг операции "Оракул" началось непонятное шевеление, ему понадобился доверенный человек со стороны, на которого он может положиться. Павел его не подвел. Будучи посвященным во все, он мастерски оставался незаметным, контролируя всю ситуацию. Пользуясь своими связями, он в самый критический момент смог добыть важнейшую информацию и донести ее до руководства, не засветившись при этом. Не зря его извилистыми путями, через Ташкент и Баку, откомандировали из постоянного места службы в Тбилиси, столицу Грузии.

Ехать было слишком долго, поэтому Берия нервничал, ожидая за каждым поворотом засады, но, к счастью, ничего этого не произошло, и колонна достигла специального укрепрайона, где располагались пришельцы, и, пройдя несколько постов охраны, оказался перед комнатой, где в данный момент находилась девушка, оператор связи.

Постучав в дверь, он, не дожидаясь ответа, рывком ее открыл, оказавшись в кабинетике, где его ждали две измученные неизвестностью девушки. Увидев, что не ему одному невесело, Берия чуть взбодрился, каким-то шестым, звериным чутьем понимая, что шанс вывернуться есть, и он им воспользуется, не упустит.

Он доброжелательно поздоровался, зыркнув на Стрельникову, которая, поняв все без слов, буквально испарилась из комнаты.

— Кристина, вы общались со своим руководством?

— Да.

— Когда следующий сеанс связи?

— Через пять минут.

— Хорошо, подождем.

— Ну почему же, мне есть что вам показать.

Берия удивленно поднял голову.

— Вот, пожалуйста.

Рука девушки легла на "мышку", и после нескольких плавных движений и кликов на экране открылся документ, где были цветные фотографии людей и краткое описание результатов допроса. В другой ситуации нарком поразился бы оперативности потомков, но сейчас он думал совсем о другом. В данную минуту на него с экрана вычислительной машины будущего смотрел приговор в предательстве и расстрел. Да, потомки были правы, действовали его люди, но он об этом даже не знал. Кто-то, кто его великолепно знал, был в курсе всего и так хитро подставил.

— Ты можешь это вывести на бумагу?

— Конечно.

Опять пара ловких движений, стоящее тут же печатающее устройство заурчало и через несколько мгновений выдало несколько листков теплой белой бумаги, которые нарком свернул и спрятал в карман.

Пока было время, они перебрасывались ничего не значащими фразами, прекрасно понимая нервозность ситуации, до момента, когда запищал динамик компьютера, давая понять, что произошло подключение через радиомодем. Тут же был запущен чат, и в окне на белом фоне появилась первая надпись:

База: Кристина, привет, что там?

Кристина: Берия рядом.

База: Хорошо. Что в Севастополе?

Кристина: Это провокация, кто-то выставил Кречетова как немецкого диверсанта из-за формы, и на них напали военные. Приказы о прекращении огня направлены в Севастополь. В ближайшее время будут результаты.

База: А что за хрены тогда к нам в гости полезли?

Кристина: Будут проверяться. Сто процентов, что все делалось без ведома руководства СССР. Вероятнее всего, попытка дискредитации. Обещают разобраться, и очень сурово.

База: Это не наши проблемы. За безопасность командира и его людей на территории СССР отвечало НКВД, это их косяк. В течение часа нужна информация о судьбе отряда. Связь через час.

Кристина: Понятно. Связь через час.

Берия еще раз пробежался глазами по тексту переписки, потом поднял трубку телефона.

— Коммутатор.

— Это Берия. Срочно соединить меня с моей приемной.

— Есть. Выполняю.

Пока он пил предложенный девушкой кофе, приготовленный в кофеварке будущего, при этом абсолютно не чувствуя вкуса, мозг старательно перебирал возможные варианты развития событий и кандидатуры иуд, способных на такую операцию.

Зазвонил телефон.

— Берия, слушаю.

— Товарищ народный комиссар, ваша приемная.

— Соединяйте.

В трубке послышались щелчки, после чего ответил его секретарь:

— Что с Судоплатовым?

— Он уже давно выехал к вам, как только узнал, что вы на пути к "Объекту Д".

— Хорошо. Дайте команду, чтоб срочно подготовили самолет к вылету в Севастополь.

— Есть.

Положив трубку, нарком поблагодарил Кристину за кофе и вышел из комнаты, прошелся по коридору и остановился на крыльце дома, вдыхая прохладный осенний воздух Подмосковья.

Судоплатов приехал минут через пятнадцать, подойдя к наркому, вытянулся по стойке "смирно". Берия устало и чуть насмешливо проговорил:

— Ну что, Павел Анатольевич, потомки опять влетели в историю.

— В Севастополе?

— Вы уже знаете?

— Предположил. Я в последнее время отслеживаю деятельность немецкого "Брандербурга", и их появление ожидается в Крыму, соответственно, когда пришла информация о диверсантах, мне доложили.

— Ага, и что?

Судоплатов усмехнулся.

— Пятнистые, закованные в броню, с необычным оружием?

— То-то и оно. Там все было нормально, встретили, поговорили, договорились… А потом человек Лебедева, некий майор Ивакян, объявил их диверсантами и натравил моряков и пехоту, а в это время ОСНАЗ попытался штурмом овладеть их базой, проникнув через портал. Павел Анатольевич, вы понимаете, что это значит?

Судоплатов сузил глаза и поджал губы.

— Хреново. Что потомки?

— Да нападавших как кроликов похватали, скрутили и устроили какую-то большую каверзу…

— Это тот большой взрыв?

— Да.

— Нечто подобное я предполагал…

Берия чуть помолчал, потом продолжил:

— Они волнуются за судьбу своих людей и настроены очень решительно, так что, Павел Анатольевич придется вам лететь в Крым и на месте во всем разобраться, жестко разобраться, чтоб другим неповадно было. Самолет уже готов.

— Есть, товарищ народный комиссар.

Четко, по-уставному отдав честь, Судоплатов резко повернулся и побежал к машине.

Глава 4

Связи с Базой не было, и неприятные мысли посещали не только меня и Артемьева. Вся эта поездка, изначально планировавшаяся как развлекательно-отдыхательная, вылилась в жуткое побоище. Ранены были практически все, троих потеряли убитыми. Двое были из вновь присоединившихся бойцов полка внутренних войск из будущего, а третьим — лейтенант-разведчик из сводной группы майора Фролова, которая присоединилась к нам для силовой поддержки во время недавнего конфликта с татарскими бандитами в Симферополе будущего. Да и наше положение было практически безвыходным: шестеро тяжелораненых бойцов и пятеро тех, кто еще оставался на ногах и мог оказать сопротивление. Себя я относил к относительно годным к боевым действиям, поэтому, несмотря на сильную боль в ребрах, надел бронежилет и, вооружившись автоматом, сидел возле стены и пытался собраться с мыслями. Буквально полчаса назад ночное небо осветилось целым фейерверком разноцветных вспышек и до нас донесся сильнейший удар, что говорило о подрыве минимум пары тонн тротила. Вся эта свистопляска сопровождалась дикими помехами в радиоприемниках, и парочка из них просто прекратила принимать радиосигналы.

После укола обезболивающего состояние немного улучшилось, шум в голове после явного сотрясения мозга немного отошел на второй план. Стоящий рядом Санька удивленно спросил:

— Командир, а что это было?

— А тебе что напоминает?

— Да похоже на маленький атомный взрыв. Ударная волна, свет и мощный радиоэлектронный импульс.

— Да, похоже, только это больше напоминает выброс энергии при аварийном отключении портала. При какой процедуре это делается? А?

— Попытка захвата… — ошарашенно проговорил Артемьев.

— Вот и я про то. Короче, обыграли нас, Саня, по всем статьям. Одна надежда, что в бункере народ нормально сработал и дал нападавшим по зубам, а дальше пойдут переговоры.

— Нам-то что делать?

— Ждать. Местные армейцы не полезут. БТР подбит, но пулеметы у него действуют. Кстати, вы там пленных захватили, что они говорят, кто давал команду нас прессовать?

— Ссылаются на своих командиров. Двоих мы взяли, но они в джипе были. Когда возвращались, одного прямо в голову шальной пулей, а второго осколком гранаты.

— Да уж, весело. Сколько вообще народа полегло?

— Ну, с нашей стороны ты знаешь, а с их человек десять, не больше, старались щадить, стреляли по ногам.

— Да уж, удружили нам предки. Кстати, что там в штольнях?

— Ребята вроде прошерстили, выловили человек двадцать, половину пинками выгнали, а часть сидят в соседнем коридоре, связанные стяжками.

Тут из темноты галереи показался Егор Карев, толкающий перед собой двух девушек в красноармейской форме. Они были явно напуганы и постоянно спотыкались о разбросанные по полу деревянные ящики и бутылки с шампанским.

— Товарищ майор, вот еще нашел, прятались в закутке, говорят, телефонистки.

— Ну, давай веди их сюда, интересно будет пообщаться.

Девушки настороженно подошли к сидящему на деревянном ящике человеку в форме майора НКВД, необычной экипировке и с разбитым лицом.

— Представьтесь.

Помещение освещалось небольшим фонарем на светодиодах, заливая все вокруг бледным голубоватым светом, создавая при этом на стенах гротескные картины из движущихся теней.

Одна из них, высокая, широкоплечая, в мужских штанах, со злобой зыркнула и отвернулась, а вторая, невысокая пышечка с растрепанными густыми волосами, помялась, видимо, желая что-то спросить, но смолчала.

— Девушки, значит, так, объясняю ситуацию. Я — майор Кречетов, Главное управление государственной безопасности НКВД СССР.

Высокая только чуть хмыкнула, и на лице на мгновение появилась презрительная гримаса.

— Егор, эту, — кивнул в сторону высокой, — к остальным, вторую оставь.

— Есть, сделаю.

Она попробовала упираться, но Егор с силой так сжал ей руку, что она охнула от боли и не стала противиться.

Девушка, оставшаяся одна, смотрела себе под ноги, боясь встречаться со мной взглядом.

— Как тебя зовут?

Она что-то пробурчала.

— Повтори, не слышу.

— Ирина.

— Вот и хорошо, Ира.

Мой мозг лихорадочно работал, ища выход из сложившейся ситуации. Сейчас мы считались террористами, которые захватили заложников, но противная сторона была еще не в курсе правил диалога, которые выработались к концу века. Еще не было показательных захватов людей, перед камерами, еще бородатые абреки не прикрывались беременными женщинами и не дарили их приговоренным детям просроченные "Сникерсы".

— Значит, так, Ира, слушай меня внимательно.

Она молчала.

— Посмотри мне в глаза.

Никакой реакции. Ладно, уже строже:

— Посмотри мне в глаза.

Она несмело подняла глаза и уставилась на меня. "Ну совсем дите, ну кто таких на войну берет, вон вся дрожит от страха".

— Ира, запомни, никто здесь ничего плохого тебе не сделает. Запомни. Поняла?

Она еле заметно кивнула головой.

— Повторяй: "Со мной никто ничего здесь не сделает. Все будет хорошо". Ну, повтори.

Девушка на автомате проговорила фразу. Потом еще раз, и еще, по мере повторения она немного успокоилась.

— Ну вот и хорошо. Значит, так, Ира. Тут есть много раненых, им нужно срочно оказать помощь, но у нас нет такой возможности. Мы сейчас известим людей на улице, что ты выходишь. Ты передашь им следующие требования, запоминай. Первое. Два человека с носилками без ремней, без оружия, без гимнастерок — забирают раненых. Второе. Немедленный приезд начальника Севастопольского горотдела НКВД старшего лейтенанта госбезопасности Нефедова. Все, Ира, иди.

Она удивленно смотрела на меня, как бы не веря. Я чуть повысил голос:

— Игорь! Игорь Дунаев!

— Я, товарищ майор.

— Ты там вроде знакомого нашел?

— Да нет, моряк просто. Так, покричали, и все.

— Ну вот покричи, что выпускаем девчонку-телефонистку, чтоб не стреляли.

— Хорошо, сделаем.

Я на спину откинулся и прислонился затылком к прохладной стене, опять навалилась тошнота, и хотелось лечь на пол и свернуться калачиком. За углом в темноту что-то кричал Дунаев, но сквозь шум в голове я плохо воспринимал все происходящее и постепенно скатывался в дрему. Тут меня кто-то бесцеремонно начал трясти.

— Товарищ майор, санитары пришли за ранеными.

— Обыскали?

— Конечно, все нормально.

— Давай их сюда.

То, что это никакие не санитары, было видно невооруженным глазом. Молодые сильные парни, скорее всего, либо армейская разведка, либо моряки переоделись. Они осторожно, но с явным интересом пялились на нашу амуницию, особенно на приборы ночного видения, которые носили на головах бойцы, но пытались казаться простоватыми увальнями.

— Ладно, "санитары".

Я специально выделил это слово.

— Значит, так, расклад такой. Первое. То, что вы не те, за кого себя выдаете, это и ежу понятно, наверно, из разведбата, но это не важно. Важно другое: мы не враги. Мы специальная группа Главного управления госбезопасности НКВД СССР, которая подчиняется непосредственно народному комиссару товарищу Берии. То, что здесь произошло, это элементарная провокация.

Один из них угрюмо прокомментировал:

— А убитые?

— Мы оборонялись и стреляли поверх голов, если вы не обратили внимание, а когда ваши идиоты поперли в атаку, били только по ногам — у нас тут практически все снайпера. Так что не советую снова лезть, в следующий раз всех положим уже без всякой жалости. Это первое. Второе. Мне нужна связь с Москвой. Наш канал связи погиб вместе с радиостанцией на бронетранспортере. Связь буду держать через начальника горотдела НКВД Севастополя. Понятно? Забирайте раненых, только без шуток, терпение у нас закончилось.

Они забрали одного человека и ушли в темноту, но вскоре вернулись. Потом еще одного, и все это делалось под пристальным контролем наших бойцов. После того как унесли пятого раненого, они попросили привлечь еще санитаров, но получили отказ:

— Только вы. Носилки можете передавать другой паре, которые будут находиться не ближе сорока метров от выхода. Все, это без вариантов.

Я опять начал проваливаться в дрему, и показалось, что прошло не более сорока минут, когда меня осторожно потряс Дунаев и доложил, что один из "санитаров" хочет пообщаться:

— Ну, веди его.

Тот не стал терять время и коротко доложил:

— Был звонок из штаба, получили приказ прекратить огонь и что вроде как вы свои.

Я тут же встрепенулся и сказал:

— И что? Я должен вас теперь сюда пустить толпой? Условие вы слышали: минимум Нефедов, максимум — прямая связь с Москвой с Главным управлением НКВД. Тяните "полевку", подключайте к вашим коммутаторам, но обеспечьте связь. Нас тут слишком "ласково" приняли, чтоб всем доверять. И главное, без фокусов.

Тот немного смутился, пожал плечами и коротко ответил:

— Я передам.

Через минут двадцать все тот же "санитар" сообщил, что приехал Нефедов.

— Давай его сюда.

Нефедов оказался крупным коренастым мужчиной с обритой налысо, круглой головой. Он сильно волновался, от этого потел даже на таком холоде, поэтому, помимо своей воли, часто протирал голову носовым платком.

— Товарищ майор, старший лейтенант госбезопасности Нефедов. Вы майор Кречетов?

— Да.

— Это очень хорошо. Только что звонил товарищ народный комиссар и дал жесткие указания на ваш счет.

Я ухмыльнулся. Ситуацию давно уже прокачал и прекрасно понимал, что сейчас Берия ни при чем. Скорее всего, это частная инициатива какого-то урода, имеющего доступ к информации по пришельцам во времени и сумевшего протолкнуть в новое управление своего человека — провокатора Ивакяна. Поэтому реакция Берии говорила о том, что с Базы, скорее всего, высказали свое "фи" Москве, и, зная Светлану, во вполне своеобразной форме, о чем говорит оперативность и подчеркнутое дружелюбие в действиях Нефедова.

— Хорошо. Обеспечьте мне прямой канал с Москвой, после подтверждения лично наркомом мы отпустим заложников и… Ну в общем, вы понимаете.

— Конечно. Сейчас прибежит телефонист и подключит вас к морякам, а через них соединят с Москвой.

— Ну, вот и хорошо.

Я всегда считал, знал и часто надеялся на то, что в нашей стране нашим народом, если дать нужную зарядку и придать необходимое направление, все будет делаться быстро и качественно, правда, к сожалению, заряд сохраняется недолго. Но в данной ситуации телефонист прибежал спустя десять минут и, предоставив нам для пользования старый, допотопный вариант известного по службе в нашем времени полевого телефона "тапика", быстро настроил связь, сообщил скороговоркой, что позвонят, и быстренько удрал в темноту, опасливо поглядывая на догорающий джип, громаду бронетранспортера и бойцов в необычной экипировке.

Я ждал звонка, но все равно телефон задребезжал неожиданно и весьма мерзко. Чертыхнувшись про себя, что лучше бы они настроили какую-нибудь мелодию, поднял трубку и коротко сказал:

— Слушаю.

Знакомый голос бодренько меня приветствовал.

— Доброй ночи, Сергей Иванович.

Это был не Берия, а Судоплатов, но тем не менее этого человека я был очень рад слышать.

— Доброй ночи, Павел Анатольевич.

— Я бы хотел извиниться за сложившуюся ситуацию, но, как понимаю, простые извинения сейчас не нужны.

— Да. У меня погибли три человека, на контролируемой вами территории. По сути дела, нас заманили в ловушку ваши люди. Извините, Павел Анатольевич, но это уже очень не смешно. У вас где-то течет, и очень сильно.

— Я вас прекрасно понимаю. Все получили строгие указания относительно вашего статуса и никаких неожиданностей быть не должно. Что с Ивакяном?

— Убит в перестрелке, когда со своими костоломами мне ребра ломали.

— Даже так? Это очень прискорбно, у нас к нему накопилась масса вопросов.

— Я так тоже подумал, когда пришел в себя. Видимо, мои товарищи вышли с вами на связь. У меня сейчас нет возможности с ними пообщаться, но очень хочется узнать, чем закончилась попытка проникновения?

— По словам вашей супруги, всех взяли без единого выстрела, все остальное давайте обсудим на месте. Я срочно вылетаю в Крым.

— Хорошо, буду ждать.

Рядом стоял Егор и внимательно прислушивался к разговору.

— Ну что, товарищ майор?

— Вроде как нормалек. На Базе всех повязали. Теперь в нашу сторону никто не пикнет. Все, зови этого Колобка-Нефедова, пора заканчивать Инкерманскую эпопею и возвращаться домой.

Егор ухмыльнулся.

— А почему Колобка?

— А этот урод во время последнего штурма города летом сорок второго оставит целой и невредимой всю картотеку горотдела НКВД и загса немцам, и те в течение нескольких суток уничтожат всю подпольную сеть, которая будет оставлена в городе.

— О как. Да уж. И что будем с ним делать?

— А ничего, пусть Берия разбирается со своими кадрами сам. Это его дерьмо, и он его должен вычищать, нам своих проблем хватает, наше дело доложить.

По прошествии получаса мы наконец-то смогли, не опасаясь выстрелов, выйти из катакомб. Светлеющее на востоке небо явно давало понять о начале нового непростого дня. При свете прожектора и фар приехавших машин в срочном порядке увозились раненые и наводился порядок. Красноармейцы и краснофлотцы, которые буквально несколько часов назад так азартно пытались нас подстрелить, деловито расхаживали невдалеке, бросая недобрые взгляды. Их можно было понять — постреляли их знатно, человек двадцать раненых из их подразделений уже увезли в город. Но даже в такой сложной обстановке мы старались их щадить и били по конечностям, но ночной бой — штука серьезная, и все предусмотреть просто нереально, и как доказательство этому было шесть тел убитых красноармейцев, которых отдельной машиной вывезли куда-то за город люди Нефедова, развившего бурную деятельность.

Мы расположились в стороне, на обломках полуторки, искореженной при прорыве бронетранспортера. Санька и еще пара человек что-то там копались под присмотром нескольких бойцов НКВД, которые после конкретной вздрючки и истерических криков начальника горотдела НКВД Севастополя не то чтобы подобрели, но старались вести себя подчеркнуто вежливо, прекрасно осознавая, на кого они наехали этой ночью. К сожалению, БТР был не на ходу. Восстановить при желании его можно было бы, учитывая наличие в Севастополе мощной промышленной базы, ориентированной на ремонт кораблей Черноморского флота, но вот светить "экспериментальную" технику людям, которые в принципе могли попасть в руки к противнику, как-то не хотелось. Поэтому с помощью пригнанного гусеничного артиллерийского тягача БТР снова загнали в пещеру, накрыли брезентом, опечатали и выставили охрану. Неуемные Санька и Егор Карев демонтировали радиостанцию и заминировали бронетранспортер на случай непредвиденных обстоятельств. Нечто подобное было проделано с остатками сгоревшего джипа, который удалось потушить только к утру…

Отдельно в стороне уложили тела "пришлых", как их называл Нефедов, Ивакяна и четверых его охранников. К сожалению, никого живьем взять не удалось: в суматохе боя в замкнутом пространстве, особенно когда в качестве последнего довода используется пулемет, трудно ожидать иных результатов…

Оставаться в Инкермане уже не было смысла, поэтому всех уцелевших бойцов из нашего подразделения в специально пригнанном автобусе должны были отвезти в Севастополь и разместить в здании школы, находившейся недалеко от юротдела НКВД.

Пользуясь особым уважением Нефедова, я ехал вместе с ним в легковом автомобиле, марку которого я так и не вспомнил, и сквозь дикую головную боль и тошноту выслушивал его краткий доклад о судьбе наших раненых бойцов, размещаемых в отдельных палатах флотского госпиталя, и то, что им была оказана немедленная медицинская помощь.

Утро уже было в самом разгаре, но низкие тучи и пасмурная погода создавали гнетущую обстановку, особенно на фоне прошедших событий. Когда машина стала спускаться с холма, впереди снова раскинулось море, и где-то вдалеке через окно в облаках прямо в воду били лучи солнца, как бы выделяя ярко освещенный кусок водной глади. Посматривая по сторонам, я про себя усмехнулся, узнав знакомый рельеф, поняв, что в будущем тут будет проспект Победы. Как-то символично все это выглядело.

Машину резко подбросило на кочке, мне сразу стало хуже. Тошнота, головокружение навалились с новой силой, и, не сумев удержать равновесие, я завалился на Нефедова, который что-то увлеченно рассказывал. Он удивленно попытался оттолкнуть, но, быстро разобравшись в ситуации, стал сначала меня трясти, что добавило к тошноте еще и боль в поломанных ребрах:

— Товарищ майор! Товарищ майор, что с вами?

Но, добившись только стона, крикнул:

— Тормози…

Выскочив из машины, Нефедов подбежал к идущей следом полуторке, в кабине которой вольготно расположился Артемьев, считавшийся вторым человеком в отряде и по документом носящий такое же звание в аппарате НКВД, как и испуганный начальник горотдела. Санька сразу выскочил из машины:

— Что случилось?

— Майор сознание потерял.

Артемьев тем не менее взял автомат на изготовку, окинув взглядом окрестности, тихо шепнул в микрофон гарнитуры: "Внимание", после чего в кузове, где расположились несколько бойцов в необычной пятнистой форме, защелкали автоматы и пулеметы, снимаемые с предохранителей. Он заглянул в машину, пощупал пульс и коротко выдал:

— Блин, хреново. Эти уроды его хорошо приложили… Давай в госпиталь.

Нефедов согласно кивнул. Переговорил со своим заместителем, который должен был сопроводить остальную часть отряда в школу, быстро сел в машину, где уже на переднем сиденье по-хозяйски разместился Артемьев, и коротко бросил:

— Быстро в госпиталь…

* * *

Когда я очнулся, то сначала не понял, где нахожусь. Мягкая подушка, одеяло, чистая, выглаженная простыня и дневной свет, льющийся из большого окна. После привычных пластиковых стеклопакетов тяжелые деревянные окна, окрашенные толстым слоем белой краски, выглядели совсем необычно. Мысли снова вернулись к кровати, накоторой я лежал: рука, укрытая одеялом, ощущала жесткость свежего льняного постельного белья. В бункере чистая постель была не то чтобы редкостью, но в условиях ограниченного количества воды и энергоресурсов часто стирать и гладить как-то не получалось, разве что только для поддержания гигиены, а тут натурально чистые и выглаженные простыни. Давно забытое чувство умиротворения на мгновение захватило меня, но запахи больницы, а точнее хлорки и антисептиков, сразу дали понять, где нахожусь. Повернув голову и ощутив новый приступ тошноты, с некоторым удовлетворением увидел все того же Саньку Артемьева, который сидел развалившись на стуле, положив автомат на колени, и самым наглым образом спал. Рядом на стуле были разложены моя форма и снаряжение. Тут же стоял прислоненный к стене АКС-74 с подствольником, бывший у меня в момент, когда потерял сознание. Ощутив мой взгляд, Санька открыл глаза, увидел пришедшего в себя командира, сладко зевнул и бодрым голосом выдал:

— Здорово, Командир. Как спалось?

— Да нормально. Какого… я тут лежу?

— Да тебе в машине хреново стало, сознание потерял, вот в срочном порядке и отволокли сюда. Кстати, генеральская палата, и есть даже симпатичные медсестры. Видел бы ты, как они на наши "камки" пялились.

— Хм. Как мне казалось, да и документально подтверждено, что вы, товарищ прапорщик, пялитесь исключительно законно на девушек-снайперов и только в рамках семейного законодательства.

— Ну так кто спорит. Я, может, аппетит нагуливаю, а есть-то все равно дома буду! Во как…

Но потом сразу стал серьезен и деловым тоном спросил:

— Ты вообще как, командир?

— Да не очень. Пинали эти уроды со знанием дела.

— За что и наказаны.

— Это меня не радует, надо было их выпотрошить, узнать, кто у них там такой Хозяин. Давай докладывай, что у нас тут по обстановке и где мы сейчас?

— Это госпиталь черноморцев. Отдельная палата, в соседних лежат наши ребята. Местная братва из контрразведки тут всех зашугала, и охрана размещена по всему зданию. В общем, как я понял, тут Берия всех в позу ротного пулемета поставил так, что уже никто не пикнет.

— Остальные ребята?

— В школе разместились. Я с ними периодически по рации связываюсь — там все нормально. Покормили, обогрели. Ну, в общем, жить можно.

— А Лебедев?

— Ничего не известно, вроде как ведут поиски, результаты даже если есть, нам пока не сообщают. Все ждем прилета человека Берии с особыми полномочиями, чтоб разрулить ситуацию.

— Ага, Судоплатова. Опять его отправили. Это, может, и к лучшему, а то не контакт с предками, а какой-то шпионский боевик с элементами мистики и квеста. Что-то мне уже это надоело.

Санька фыркнул.

— А как по мне, так прикольно. Это все лучше, нежели лазать по развалинам и искать нефонящие консервы и отлавливать бандюков-отморозков.

— Что прав, то прав. Кстати, а тут кормят?

— Да, Командир, ты точно на поправку идешь. Сейчас что-нибудь соображу, да и сам не против перекусить.

Он быстро исчез за дверью, не прошло и минуты, как он довольный вернулся:

— Все нормально. Сейчас организуют.

— Кстати, а сколько времени-то по местному?

— Да уже обед прошел.

Но вместо обеда появилась женщина-врач, которая с деловым видом опросила, прощупала, послушала, задала несколько вопросов о самочувствии. Все это делалось подчеркнуто нейтрально-профессионально, без всяких эмоций. Я, сидя в кровати, с интересом рассматривал этот необычный персонаж. Это была женщина, даже не женщина, а девушка лет двадцати пяти — тридцати, невысокая ростом, фигуристая, с черными волосами, спрятанными под докторскую шапочку. Несмотря на сильный запах мыла и резины, который она распространяла вокруг себя (видимо, она была хирургом), стойко ощущался аромат фиалок, что придавало особый шарм и пикантность этой девушке.

Сидящий в сторонке Санька заметил мой заинтересованный взгляд, понимающе улыбнулся и подмигнул, мол, все мы такие, любители нагуливать аппетит.

Я не выдержал, улыбнулся, чувствуя, как болят разбитые губы, и спросил:

— Товарищ военврач, а как вас зовут?

Она подняла глаза, и я почувствовал холод ее взгляда.

— Это не важно, товарищ майор.

— Ну все же?

— Военврач Воронова. Достаточно?

Тон, каким это было сказано, сразу дал понять, что дальше общаться девушка не хочет.

Провозившись со мной еще минут пять, она дала рекомендации о покое, что-то там прописала и покинула палату. Санька озабоченно выдал:

— Серьезная девушка. Видимо, у нее есть претензии к нашей "крыше": кого-то в ее жизни задела "кровавая гебня".

— Возможно. Кстати, а когда обед-то будет?

Как бы в ответ на мое возмущение открылась дверь, и в палату вошла пожилая женщина в белом халате и косынке и внесла несколько тарелок, к которым сразу обратились взгляды двух изголодавшихся по нормальной пище пришельцев из будущего.

Глава 5

Двигатель бронетранспортера равномерно урчал, наполняя корпус боевой машины вибрацией и теплом, благодаря которым БТР воспринимался как друг и товарищ. Покачиваясь на ямах, он быстро двигался по трассе, оставляя за собой просторы степного Крыма, где чахлые остатки снегоудерживающих лесопосадок еще отмеряли границы бывших колхозных полей. Теперь этот мир был мертв, и только бетонная конструкция с изображенным солнцем, реклама какого-то совхоза-винодела, напоминала о том, что здесь когда-то было тепло и светло. Именно в такие минуты Олег Дегтярев с грустью понимал, что возврата к прошлому миру уже не будет.

Они старались продвигаться по ночам, пользуясь приборами ночного видения, а днем затаивались где-нибудь в развалинах, внимательно осматривая окрестности и сканируя радиоэфир. К общему удивлению, где-то еще теплилась жизнь: пару раз перехватывали радиопередачи тактической связи, видели машины и даже один раз чуть не столкнулись с группой поисковиков, что никак не входило в их планы. Спецназовцы, рассредоточившись, через разбитые окна полуразваленного дома сопровождали прицелами гранатометов пару уродливых машин, приспособленных для передвижения в этом сошедшем с ума мире, но все обошлось, их не заметили, и не пришлось тратить драгоценные боеприпасы и гасить человеческие жизни, которых осталось не так уж и много…

Реально, если ехать без остановок, до Одессы можно добраться в течение дня, но Дегтярев разбил маршрут на три этапа и, достигая очередного рубежа, затаивался, пережидая дневное время суток.

Оставшиеся люди его команды прекрасно понимали командира, не роптали и спокойно относились к такому режиму движения, всецело доверяя майору. А вот у Дегтярева на душе скребли кошки, и он, оттягивая приезд на базу, пытался найти выход из сложившейся ситуации. Серега Оргулов был его другом, с которым связывали давнишние, еще довоенные отношения, тем более дружили семьями, а тут по сути дела приходится работать против него…

В Главном разведуправлении ГШ МО Украины служили тоже не новички и дилетанты, поэтому приближение войны ожидалось, к нему готовились и нисколько не страдали иллюзиями. Так же, как и у Службы безопасности Украины, у военных разведчиков были свои подставные фирмы, банки, через которые прокачивались ресурсы, необходимые для материального обеспечения работы, содержания агентуры и многих других статей расходов, как правило, не фигурирующих в бюджете Министерства обороны. Учитывая отношение Верховной Рады к военным, что выражалось в издевательски-лицемерном финансировании, такое положение вещей считалось само собой разумеющимся, и любые попытки временщиков, дорвавшихся до руля управления страной, как-то подмять под себя эти денежные потоки, карались очень жестко, как со стороны военной разведки, так и со стороны "смежников". Несколько показательных "случайных" смертей, убойных утечек компрометирующей информации, на основании которых даже продажные суды немилосердно закрывали нарушителей закулисного спокойствия, быстро установили статус-кво. Поэтому когда в Крыму, на Западной Украине и в других регионах страны раздались первые выстрелы, многочисленные группы, укомплектованные личным составом и снаряжением по штатам военного времени, уже были выведены из мест постоянной дислокации и начали немедленные действия. Наравне со спецподразделениями внутренних войск, СБУ, МВД по мере возможности гасили очаги вооруженных конфликтов. Во время таких поездок Олег пару раз пересекался с бывшими сослуживцами по морской пехоте ВМС Украины и слышал, что Серега Оргулов тоже надел форму и воюет на стороне россиян. И неплохо воюет. Перед началом глобальных ядерных бомбардировок Дегтярев со своей командой даже некоторое время пасли группу Оргулова, которая, по имеющейся информации, должна была вывезти из захваченного турками Новороссийска секретный груз, но в самый последний момент они получили категорический приказ на прекращение операции и срочную эвакуацию по плану "Тьма".

Потом были долгие месяцы в катакомбах среди вони, голода и антисанитарии. После того как спала радиация, их группа стала выходить на поверхность, зачищая район ответственности от банд отмороженных мародеров. Многочисленные бункеры, без особого афиширования подготовленные через подставные фирмы на случай ядерной войны, спасли тысячи жизней офицеров, членов их семей, гражданских специалистов, к подбору которых отнеслись очень серьезно. Еще в процессе подготовки оказалось, что аналогичные мероприятия проводятся и в СБУ. Что-то, в меньших объемах, наблюдалось в МВД, хотя там больше заботились о сохранности руководящего состава, точнее об их комфорте, поэтому подземные убежища больше напоминали дворцы для генералов и их челяди.

Связь между бункерами продолжала работать и после начала ядерной зимы, хотя и в очень урезанном виде, но это не касалось мест, по которым прокатилась гражданская война, поэтому существовал некоторый обмен информацией, и данные об интересных событиях на полуострове достигли и ушей военных. Дегтярев был даже удивлен, что в Крыму кто-то сумел уберечься, после того как там рванули несколько зарядов, уничтожив Севастополь, Керчь, Феодосию, пройдясь по южному побережью, где до последнего момента оставались на боевом дежурстве береговые ракетные комплексы и в горах размещались командные центры. К своему удивлению, он потом узнал о наличии в Крыму одного из сегментов всеукраинского информатория, хранящего огромные массивы важной государственной информации. А тогда их в составе усиленного батальона десантировали с нескольких собранных по всем гарнизонам военно-транспортных самолетов в горах недалеко от Алушты и дали команду отбить объект, не уточняя о его ведомственной принадлежности. Там уже хозяйничали татары, которые целенаправленно, захватив боевую технику расквартированной в Крыму дивизии береговой обороны ВМСУ, атаковали информаторий и при поддержке турецкого спецназа взяли его штурмом. Корвет "Луцк", высланный для огневой поддержки десанта, получив противокорабельную ракету "Гарпун", выпущенную турецкой подводной лодкой, с развороченной кормой выбросился на берег, не дойдя до Алушты двадцати миль.

Тот бой Олег не любил вспоминать. Вместо разрозненной и рыхлой толпы им противостояли хорошо подготовленные и экипированные отряды, имеющие на вооружении бронетехнику и другие средства усиления. После десятичасового боя информаторий был отбит, и то только когда на помощь пришли части морской пехоты Черноморского флота. Несколько палубных вертолетов Ка-27 отловили подлодку, поразившую "Луцк", и буквально раскатали ее по дну Черного моря противолодочными бомбами. Тогда он увидел Оргулова среди русских морпехов, но так получилось, что окликнуть его не получилось, а потом дела замотали, и снова потерял след друга. Самое обидное, что когда они ворвались на нижние этажи, оказалось, что сервера и хранилища были целенаправленно уничтожены…

Сейчас он снова встретил Сергея, но вот при каких обстоятельствах…

И на этот раз его подразделение не случайно попало в Крым. У них тоже были свои информаторы, и военная разведка даже в таких условиях занималась сбором и систематизацией информации, которая имела хоть какую-то важность в этом мире. Данные о появлении в Крыму новой группировки не сильно их взволновали — одной бандой больше, одной меньше. Но дальнейшее развитие событий заставило обратить более пристальный взгляд на полуостров. После прошедших боев и тотального разграбления там мало что осталось, и по получаемой информации наличных ресурсов не хватало даже для выживания людей. А тут новая группа, обеспеченная продуктами, топливом, боеприпасами, причем позиционирующая себя как некое подразделение влияния неизвестной ведомственной и государственной принадлежности, производящая выборку специалистов, что не могло не заинтересовать. По всем параметрам тут работали не временщики, а серьезные люди, выполняющие некий план и, главное, обеспеченные для этого соответствующими ресурсами, поэтому нахождение точек соприкосновения стало одной из целей разрабатываемой операции.

Информация приходила с запозданием, и когда руководство военной разведки приняло решение вмешаться, механизм уничтожения будущих возможных союзников был запущен, и сама группа Дегтярева, отправленная в Крым вместо подразделения ВВ из Херсонской области благодаря закулисным интригам, попала под раздачу и была бы практически полностью уничтожена, не вмешайся случай в лице Сереги Оргулова и его бойцов.

Да, он выполнил задание. Все теперь ясно, но вот что с этим делать и чью сторону принять? После того как он дрался с фашистами под Киевом 41-го года, Дегтярев стал другим человеком, что-то надломилось в нем, что-то изменилось, и теперь он уже не мог так уж беспрекословно выполнять приказы руководства.

Душой он понимал Серегу и его дело, а вот разум и холодный расчет профессионала говорили о том, что друг давно ходит по лезвию бритвы, и скоро его раздавят. Слишком уж большим богатством он обладал. За такое уничтожили бы и в мирное время, а уж когда все воюют со всеми и не ограничены рамками законодательства, ради такого куша способны объединиться даже самые непримиримые враги.

Тут он вспомнил о письме, которое Серега дал ему перед отъездом и попросил прочитать перед приездом на базу. Когда они затаились в небольшом покинутом селении, Олег включил светодиодный фонарик, достал сложенный, опечатанный лист бумаги и углубился в чтение, с первых же строк хмыкнув, вызвав тем самым пару удивленных взглядов у подчиненных.

"Здорово, Олежек. Давно хотел написать нечто подобное, в стиле детективных романов, но как-то не складывалось, а тут такой случай. Ты сейчас подъезжаешь к своей базе, и я на сто процентов уверен, что она не там, где ты мне говорил. Я не обижаюсь, прекрасно понимая сложившуюся ситуацию и то, что не было сказано или специально недоговаривалось. Мы с тобой не мальчики, да и ситуация такова, что не оставляет времени для рефлексии и распускания соплей. Ты неплохой актер, но вот натурально сыграть удивление от нашей встречи не смог, а это говорит о многом, во всяком случае, для меня. Строить умозрительные заключения в этом письме как-то не хочется, поэтому скажу сразу — моя группа находится в разработке военной разведки Украины, и это непреложный факт, поэтому и прислали тебя. Значит, скоро и "гебешники" подтянутся, и менты. Олег… Мы с тобой видели Союз и то, как целый народ просто продали, как продали наше будущее, заставив служить местечковым царькам-феодалам. Я не предлагаю тебе предавать, потому что той страны, которой мы с тобой давали присягу в военном училище, уже давно нет. И она не погибла в огне ядерной войны, и не была отравлена химическим оружием. Она умерла намного раньше. Я, как друг, как осколок того прошлого, которое нам приятно вспоминать, прошу просто прислушаться к своей совести, совести русского офицера. Не важно, что на пуговицах у тебя трезубцы. Важно то, что когда праздновали девятое мая, тост поднимали "За нашу Победу", несмотря на все старания наших современных Геббельсов. Я заметил, что все, кто побывал на той стороне — меняются. Сильно меняются. Это происходит незаметно для нас, но со стороны это видно, поэтому скоро начнется охота. Не хочу уходить в философские дебри, просто прошу поступить по совести. Сейчас у нас есть шанс. Точнее, ШАНС спасти много жизней и попытаться исправить наши ошибки. Не ошибки наших предков, а именно наши ошибки. Потому что смолчал, когда приезжая тварь заставляла отказаться от родного языка, ничего не сделал, когда уверенные в своей безнаказанности звери на улицах устанавливают свои бандитские порядки. Поступи по совести…

С уважением твой друг, Сергей Оргулов.

P. S. Надеюсь, ты меня не упрекнешь в излишнем пафосе, но, если честно, наболело".

Дегтярев сложил листок белой бумаги с отпечатанным на лазерном принтере текстом и задумался.

"Да, Серега всегда умел зацепить, да так зацепить, чтоб потом всю ночь не спалось. Он, конечно, молодец, все грамотно расписал. Да тут и ежу понятно, что со временем всех нас, кто хоть как-то был в курсе о машине времени, спишут в утиль вместе с семьями. Никому не нужны такие свидетели. Поэтому фактически Серега просто дал понять, что другого пути у нас нет, кроме как переходить на его сторону, прихватив побольше спецов, в той или иной степени лояльных к нашему советскому прошлому. Причем предпочтение отдается семейным, которые с радостью пойдут на то, чтобы отправить своих родных и близких подальше из этой радиоактивной помойки. И самое интересное, мои ребята для себя уже приняли решение, только вот ждут, когда я озвучу план операции. Вот ведь Серега, жучара. А я все думал, как он так неосторожно всех нас, новичков, потащил в прошлое на разборки с немцами. Оказывается, нам просто не оставили выхода. Наверно, так же он и с бойцами отряда полковника Черненко обошелся. Ну что тут скажешь — Оргулов молодец, все просчитал правильно и выполнил безукоризненно. Чистый воздух для детей, продукты и возможность повоевать за правое дело — мощные причины, по которым у него не будет перебежчиков, а многоуровневая система безопасности, основанная на обязательном тестировании, проверке на детекторе лжи и постоянном, ненавязчивом контроле над личным составом с обязательным разграничением уровней доступа, делает идею предательства неприемлемой. Все-таки Серега — молоток, все классно обставил и по ходу дела уже и мне местечко возле себя приготовил…"

Дегтярев с подвыванием зевнул, обратив на себя внимание всех находящихся в бронетранспортере, и, как котяра, потянулся, расправляя тренированное тело. Чутье ему уже не раз подсказывало, что бойцы вопросительно на него поглядывают: все ждут финального инструктажа. Но тут не тот случай. Именно сейчас будет приниматься судьбоносное решение о дальнейшей судьбе всех бойцов его подразделения и их семей, а возможно, и большего числа людей, которые в той или иной степени будут вовлечены в будущие события.

Приняв решение, дал команду Чеботаеву, который после разгрома группы исполнял обязанности его заместителя.

— Рома, буди людей, разговор есть.

— А что будить, все и так не спят, ждут, когда говорить будем.

— Ну и ладушки. Раз все не спят, буду говорить открыто. Да и не тот случай, чтоб играть в секреты…

Выждав паузу, дождавшись согласных кивков, он продолжил:

— Все вы поняли, во что мы вляпались. Майор Оргулов нас всех классно сделал, практически не оставив выбора. Или мы с ним пользуемся открывающимися возможностями путешествий во времени, либо с нашим нынешним руководством, реакция которого на информацию о реальном положении вещей трудно предугадать. Во всяком случае, могу сказать, что бойня будет неслабая, и мы в ней поляжем в первую очередь. А так как у нас все давно "течет", то и гебешники подтянутся, потом менты, а чуть позже могут и турки и россияне нарисоваться, и нет гарантии, что и амеры с остальной европейской шелупонью не выбросят десант. В итоге — еще один виток мировой войны, и в конце концов, чтоб портал не достался никому, жахнут по Симферополю целенаправленно еще парочкой спецзарядов, а может, и с орбиты чем-то, что оставили на черный день. Поэтому вопрос стоит ребром, с кем мы, а исходя из этого будем уже рассчитывать наши дальнейшие шаги.

— Ты сам-то, командир, что решил? Неужели сомневаешься?

— Да, сомневаюсь, хотя и вижу, что времени до начала всеобщей свалки осталось мало, и те, кто успеет максимально быстро воспользоваться возможностями установки путешествия во времени, получит больше всего призов. А что это, объяснять не надо. Для меня лично это возможность переправить семью в мир, где нет радиации и где можно нормально дышать без противогаза.

Голос подал Чеботаев:

— Так в чем проблема, товарищ майор? Мы-то уже не мальчики, тут все повоевать успели. Я, конечно, понимаю, присяга и все такое, но кто мне объяснит, ради чего мой ребенок должен гнить в вонючих галереях, когда есть возможность спасти его? Как по мне, так ваш друг Оргулов вполне по совести поступает: без всякого сюсюканья зачистил всех отморозков, наладил систему управления и снабжения. Я лично для себя уже все решил, если вас интересует мое мнение. Свой долг перед страной и народом мы выполнили. Только ведь уже ни страны, ни народа не осталось…

Олег его перебил, прекрасно понимая, куда могут завести такие философские диспуты.

— Да, долг мы свой выполнили, но у нас осталось командование, боевые товарищи. Только благодаря дисциплине мы остались силой… А тут, если начнутся разборки, наших же спецов против нас и бросят.

— И что? Сколько нам в таком режиме осталось жить? Рано или поздно загнемся от радиации или погибнем, как ребята в очередной разборке за фонящие развалины. Командир, может хватит юлить, ты же ждешь нашего одобрения, считай, его получил. Что будем дальше-то делать?

Олег вполуха слушал, внимательно наблюдая за остальными бойцами, которые пока не вмешивались в разговор, как бы делегировав право говорить от их лица прапорщику Чеботаеву. Со стороны Дегтярева это была игра в неуверенность, в которой он пытался выявить колеблющихся и вовремя подобрать нужные аргументы, и если таковые не будут до конца убедительными, то принять самые жесткие меры, вплоть до ликвидации. У этой игры были свои правила, и для себя майор Дегтярев уже решение принял, и давно, когда прокачал всю ситуацию с путешествиями во времени и всю расстановку сил. Главный посыл Оргулова он понял — наладить контакт с украинскими военными через его связи в военной разведке, при этом не раскрывая основную суть, подсунув басню про Антарктиду. Теперь вопрос стоял о целостности и надежности его команды. Тут он не хотел ошибиться, поэтому на протяжении трех дней путешествия продумывал план этого разговора. Еще одной из серьезных проблем являлось психокодирование среди спецподразделений, которое было нередким явлением. Обычно делали установки на беспрекословное подчинение командиру и руководству, безусловное принятие государственной доктрины, на психическую устойчивость во время боевых столкновений, когда многие простые "портяночники" слетали с катушек, окунувшись в кровавое море войны. Такие настройки, как зарядка аккумулятора, должны были постоянно обновляться и закрепляться в мозгах бойцов, но в условиях полного разгрома специалисты в этой области и методики были практически утеряны. Это не было основной проблемой, хотя и пренебрегать опасностью с этой стороны Дегтярев не собирался. В довоенное время жена Чеботаева работала администратором в одной из небольших оздоровительных фирм, где вовсю применялось психокодирование для лечения алкоголизма, наркомании, и благодаря природному таланту сумела освоить некоторые методики, а больше, из природного чувства протеста, осваивала всевозможные приемы противодействия. Во время вынужденного сидения в бункере она тщательно вылавливала "якоря" на подчинение у мужа, а впоследствии и у его командира — майора Дегтярева, хотя это и не афишировалось… Сейчас прошло много времени, и все установки, которыми до войны были напичканы спецназовцы, должны были уже потерять силу и выветриться, но гарантий никаких не было, а значит, необходимо ожидать опасности и с этой стороны. Олег был не из тех, кто полагался только на удачу, и предпочитал подстраховаться, даже ценой жизни кого-то из боевых товарищей. Такова уж специфика его службы.

Во время одной из отлучек из БТРа, вместе с Чеботаевым, которого он знал как облупленного и мог полностью на него полагаться, они обговорили, что, когда и кто будет говорить. Сейчас операция вошла в завершающую стадию…

Олег опустил голову, исподлобья изучая своих бойцов, стараясь разглядеть следы сомнения, злости, непонимания, несогласия. Чеботаев тоже занимался отслеживанием реакции личного состава, но пока все шло гладко и по плану…

Причины волноваться были. Еще до войны они с Серегой были неприятно поражены историей со своим бывшим сослуживцем, прапорщиком Ванькой Пельниковым, который, так же как и они, служил в Севастополе в полку морской пехоты, в разведроте. Перевод полка в Феодосию привел к тому, что большинство офицеров и прапорщиков оказались оторваны от семей, проживающих в городе-герое. Естественно, жильем на новом месте службы никто их обеспечивать и не собирался: людям приходилось жить в казармах вместе с личным составом, изредка позволяя себе наведываться в Севастополь к родным. Учитывая невысокие зарплаты, такие поездки были весьма накладными, и через три-четыре месяца на имя командира бригады морской пехоты посыпались рапорта об увольнении или переводе обратно в Севастополь от тех, кому удалось найти место и получить отношение.

Именно в то время Серега, доведенный до ручки, и дернул на "гражданку", а вот Ванька Пельников, будучи неплохим спортсменом, перевелся в штаб в управление физической подготовки. Потом там у него что-то не сложилось, и при очередном реформировании перевелся в спецназ внутренних войск, базирующихся в Севастополе. В 2004 году во время "оранжевого" переворота стоял на Майдане и охранял Верховную Раду. После его перевода в Киев связь с ним была потеряна, но буквально перед самым началом войны Дегтярев с Оргуловым случайно пересеклись с ним на железнодорожном вокзале Симферополя. Ванька изменился, и не в лучшую сторону: веселый и жизнерадостный боец превратился в угрюмого и раздражительного человека, хотя встрече со старыми знакомыми он обрадовался. Конечно, по этому случаю заскочили в одно из околовокзальных кафе, где, как положено боевым товарищам, решили это дело отметить. Там Ванька вкратце рассказал о своей службе в спецназе внутренних войск в Киеве, о политической возне и о том, как бойцы чуть ли не целыми взводами подают рапорта на увольнение. Оргулов к тому времени уже работал в банке и был вполне доволен жизнью, Дегтярев тоже неплохо пристроился в разведуправлении ВМСУ, поэтому слушать сослуживца было тяжело — не всем везло в этой жизни. И вот во время разговора Серега, всегда отличающийся особой нелюбовью к украинизации на юго-востоке Украины и особенно в Крыму, пошутил по поводу украинского языка, вместо которого всячески насаждался польский суржик, и вообще всего положения в армии и внутренних войсках. Реакция Пельникова поразила обоих: его глаза остекленели, и, не сказав ни слова, он, как бойцовая собака, бросился на Оргулова, пытаясь ударить его пепельницей в горло. Тогда только оставшиеся навыки Сереги да сноровка Дегтярева предотвратили несчастье, но пример был показательным. Ваньку удалось скрутить и успокоить, но потом он долго шипел и выкрикивал: "Я вас научу Украину любить!" Самое интересное, что такого за ним никогда не наблюдалось. Во время службы в морской пехоте он, как и все, потешался над замполитами, которые быстро перестроились и уже назывались воспитателями, и на корявом, ломаном украинском языке во время собраний в красном уголке, который уже назывался светлицей, рассказывали о НАТО, о курсе Украины на интеграцию и что американцы — наши лучшие друзья. На что офицеры и прапорщики обычно посмеивались и вполголоса предлагали, в случае вступления в НАТО, выделить каждому по персональной Левински, так сказать, для более глубокой интеграции… А тут такой кардинальный поворот в мировоззрении, особенно после службы в элитных частях внутренних войск. По своим каналам Олег попытался навести справки, но тут же был одернут и поставлен в стойло так, что всякое желание продолжать наводить справки у него пропало. Единственное, что удалось накопать, были слухи, домыслы, но не более того. Большинство, в основном исходящее из уст чиновников, сводилось к мнению о психокодировании молодежи на Майдане во время "оранжевого" переворота и тому, что бойцы попали под воздействие, результаты которого со временем пройдут, хотя у Дегтярева на этот счет было свое мнение. Потом началась война, и уже не было места прошлым проблемам, и все оказалось брошено на выполнение заданий командования и элементарное выживание.

Сейчас, вспомнив эту историю, тот стеклянный взгляд Пельникова и его бессознательную реакцию, больше похожую на рывок кавказской овчарки при команде "фас", он старательно изучал своих бойцов, пытаясь выявить хоть какие-то признаки неудовольствия или несогласия. Но сейчас Дегтярев больше всего на свете боялся увидеть такой же остекленевший взгляд у кого-нибудь из своих боевых товарищей.

Убедившись в отсутствии хоть каких-то настораживающих признаков, Олег приступил к инструктажу.

— Значит, так, естественно, в открытую мы не попрем к нашим с криками "Мама, я вернулся!". Сразу контрики возьмут в оборот и всех выпотрошат, конечно, нам этого не хотелось бы. Пока немного затаимся возле одного из бункеров-спутников и установим канал связи с нашими ребятами, которые прибудут на дежурство.

— А если будут не те?

— График дежурств я на всякий случай уточнил перед выездом, через два дня на "Заозерный" как раз заступает группа капитана Карпова… Так что слушай мой приказ.

Все находящиеся в бронетранспортере внимательно уставились на своего командира.

— При наступлении темноты скрыто выдвигаемся к бункеру "Заозерный", забазируемся в трех километрах южнее, в развалинах фермерского хозяйства, и устанавливаем наблюдение за окрестностями. При смене гарнизона попытаемся установить контакт. Еще раз обращаю внимание всех на обязательный режим радиомолчания. Все, а теперь всем спать, завтра будет трудная ночь. Чеботаев дежурит первым, за ним — Перминов и Хрулев.

Бойцы молча кивнули и расползлись по своим лежанкам. Чеботаев, натянув противогаз, гулко хлопнув дверью, вылез на улицу, проверить окрестности. Средства наблюдения замаскированного в развалинах бронетранспортера не позволяли в полной мере контролировать обстановку, поэтому дежурному приходилось во время каждой остановки выходить, скрытно прокладывать кабеля и устанавливать по периметру видеокамеры, чем Чеботаев и пошел заниматься.

Олег закрыл глаза, как бы задремав, но накачанный адреналином организм от практически постоянного стресса пока отказывался засыпать, и майор прокручивал в голове воспоминания о последних событиях своей жизни.

Глава 6

Хороший обед, хотя больше по времени подходящий для раннего ужина, прибавил сил и бодрости. Чувство умиротворения как бы оттеснило на задворки памяти неприятные, трагические ночные события и позволяло смотреть в будущее с определенной долей оптимизма. Но война дала о себе знать. Через час после наступления темноты в городе завыли сирены, и мы с Санькой и еще двумя нашими бойцами, которых на носилках несли молчаливые здоровяки в общевойсковой форме РККА, хотя их ведомственная принадлежность не вызывала сомнений, спустились в бомбоубежище, где уже собрался весь состав госпиталя. Это был подвал дома старой постройки с широченными стенами, чуть ли не больше метра толщиной, из инкерманского камня, поэтому в бомбоубежище стояла достаточно низкая температура, и многие раненые кутались в солдатские одеяла.

Мы с Санькой примостились в уголке, окруженные двумя охранниками, и с интересом рассматривали людей вокруг. Двух наших лежачих раненых положили рядом. Один из них, сержант из "внутряков", еще не пришел в себя после экстренно проведенной операции, а вот второй, из недавнего пополнения, был в сознании и с интересом вертел головой по сторонам. Он, когда увидел меня с Санькой, обрадовался и попытался заговорить: охранники тихо, но вежливо и достаточно настойчиво попросили не разговаривать. Несмотря на большое количество людей и явную перегруженность бомбоубежища, благодаря охранникам вокруг нас образовалось свободное пространство, в которое никто не пытался проникнуть: все в помещении демонстративно делали вид, что нас не существует. В пяти метрах, над носилками с тяжело раненным матросом склонилась недавняя знакомая военврач Воронова. Что-то там произошло, и на ее встревоженный окрик к ней подбежала медсестра, на ходу подтягивая тяжелую брезентовую сумку с красным крестом. Приглушенные крики, стоны и так заполняли бомбоубежище, но тут и мне стало понятно, что перед нами развернулась картина агонии.

Через пять минут военврач выпрямилась, опустив голову, осталась стоять возле носилок. В свете слабых лампочек и нескольких керосиновых фонарей, установленных в специальных подставках на стенах, был виден испачканный кровью халат. Она провела тыльной стороной кисти, испачканной в крови, по лбу, убирая выбившуюся из-под шапочки прядь темных волос, оставляя при этом на бледной коже темный красный след. На фоне воющих на улице сирен, грохота зенитных орудий и нескольких недалеких взрывов тяжелых авиабомб развернувшаяся перед нами картина смерти раненого матроса пробрала не меня одного. Санька отвернулся, опустил голову и как бы невзначай стал поглаживать цевье автомата.

Это было труднее всего, видеть смерть рядом. Я всегда с трудом понимал врачей, точнее хирургов, которые всю жизнь ходят рука об руку со смертью и умудряются оставаться людьми, хотя не все, многие просто черствеют и начинают смотреть на больных, как сборщик конвейера на типовую деталь. Да, мы были не мальчики, и воевали, и убивали, подрывали, расстреливали, резали, сжигали, теряли друзей и уничтожали врагов, добивали раненых и просто зачищали ненужных пленных, походя полоснув штык-ножом по горлу, но все это проходило либо в горячке боя, либо в рамках выполняемого задания. А тут просто так, рядом, когда ты остаешься немым свидетелем, смотришь, как в театре, наблюдаешь смерть чуть ли не в тепличных условиях. Мы еще настолько не очерствели, чтоб на такое спокойно реагировать, поэтому, когда уже под утро скомандовали отбой воздушной тревоги, молча поднялись в свою палату. Даже бойцы НКВД выглядели задумчивыми.

После ночных волнений мы с Санькой все равно не могли заснуть и встретили утренний рассвет в своей палате, тихо переговариваясь о возможном развитии ситуации.

— Ну что, командир, что думаешь делать?

— А тут и думать нечего. Пока НКВД будет устраивать разборки и раскручивать заговор, нам нужно снова нестись под Борисполь и переходить через действующее окно в бункер.

— А окно под Севастополем что, вообще нереально включить? Может, там народ сам справится?

— Сомневаюсь. Я, конечно, не знаю всех последствий экстренного отключения портала, как-то бог миловал, но вот то, что придется заново проводить юстировку волновой линзы, это к бабке не ходи. Иначе они давно с нами связались бы. Да и при отражении штурма могли там во время перестрелки что-то повредить. Поэтому придется лететь, времени вообще нет: группировке, окруженной под Борисполем, и так не хватает ресурсов, и им там как единому войсковому соединению существовать осталось буквально несколько дней, а тут реально от нас многое зависит. И вывоз раненых, и снабжение боеприпасами, и подвоз горючего и продуктов. Наверно, Судоплатов пришел к таким же выводам, и самолетик уже готовят.

— Да я тоже про это думал, но восемьдесят тысяч прогнать через порталы, из-под Киева в Крым… Тут кто угодно заинтересуется таким феноменом.

— Знаешь, Санька, устал я голову ломать еще над этими проблемами. Пусть руководство СССР и Ставка об этом думают, разрабатывают информационное прикрытие и легендирование. Мы им за определенное количество горючего и продуктов просто организуем транспортную поддержку, а дальше не будем заморачиваться. У нас там и так скоро война начнется, чувствую, все, что до этого было, только цветочки. Кстати, Санька, хотел тебя спросить…

— О чем?

— Да вот тогда, когда бункер "внутряков" бандюки захватили, как ты смог по-тихому просочиться к стеллажам, где они свои маски хранили?

— Да, если честно сказать, самому до сих пор не верится. Реально тогда сам не до конца понимал ситуацию, какой-то задор был. Правда, потом, помнишь, как меня отходняк бить начал после всего этого.

— Ага, помню, как Катька тебя немецким трофейным шнапсом отпаивала.

— Ладно, командир. Сам будешь прыгать под Борисполем? Ты и так весь помятый, может, повременим?

— Куда? И так времени много потеряли. Ждем Судоплатова и летим. Это без вариантов. Вариации могут быть только в составе или количестве сопровождающих.

— Ну, я так и думал. Кстати, командир, а есть тут у них самолеты, чтоб без прыжков можно было приземлиться? Кажется, партизан так из тыла забирали. Что-то типа того "кукурузника", которым тебя тогда из-под Могилева вывезли.

— Да, самый лучший вариант. Что-то мне тоже не особенно хочется ночью с парашютом прыгать. Опыт есть, и при этом не самый приятный. По идее, утром увидим Судоплатова, который нас будет по заданию Берии зацеловывать и одновременно всех вокруг строить и пинать. Кстати, а ты что, прыгать боишься?

Я на него подозрительно уставился и несколько театрально сузил глаза. Санька не понял моей игры и слегка заерзал, как бы оправдываясь.

— Да как-то не было практики, да и высоту я не очень люблю.

— Понятно. Санька, не заморачивайся, придумаем что-нибудь.

За таким разговором мы дождались завтрака. Когда мы, перекусив, попивали горячий чаек, к нам в палату без стука буквально влетел порученец Нефедова с новостью, что под утро Судоплатов прилетел на "спарке" прямо в Севастополь, приземлившись на аэродроме на Херсонесе, и через десять минут будет у нас. Это известие не могло не радовать. Мы с Санькой были не теми людьми, кто в такой обстановке мог спокойно сидеть без дела, поэтому известие о том, что ожидание заканчивается, вселило в нас дополнительную порцию оптимизма.

В действительности пришлось ждать чуть больше десяти минут, но все равно Судоплатов появился неожиданно, по-деловому влетев в палату, блестя начищенными сапогами и распространяя вокруг себя запах табака, одеколона и сапожной ваксы. Бегло оглядев две стандартные койки, выбеленный потолок и выкрашенные зеленой масляной краской стены, он кивнул головой и жизнерадостно поздоровался, со своей обычной доброжелательной улыбкой профессионального разведчика.

— Доброе утро, Сергей Иванович.

— Доброе оно-то доброе, Павел Анатольевич. Я смотрю, у нас уже входит в привычку встречаться в критических ситуациях. Вам не кажется, что это уже больше начинает походить на водевиль?

Но по усталому лицу Судоплатова было видно, что шутить у него нет желания, и он, не поддержав тон разговора, сразу перешел к делу.

— Да, что-то не очень. Слишком много людей гибнет, и, к сожалению, тут вина лежит теперь только на нас. Со своей стороны вы все делаете безупречно, даже при угрозе щадили наших бойцов. Моему руководству это известно и соответственно оценено.

— Цену знаете?

— Да. Вы потеряли убитыми трех человек.

— Поверьте, для нас это очень много, с учетом того, что большинство остальных ранены. Но давайте поговорим более конструктивно.

— Конечно, я для этого лично и прилетел, бросив все дела.

— О самолете вы уже побеспокоились?

Судоплатов ухмыльнулся.

— Да. Как я понял, вам нужно срочно попасть на вашу базу, а это возможно только через окно в районе Борисполя.

— Не совсем, можно попробовать и через окно в районе Нежина или Фастова. Но эти окна находятся на территории, уже захваченной противником, хотя вероятность словить шальную пулю под Борисполем намного выше. Тут зависит от обстановки на территории, окруженной группировки. Надеюсь, вы запросили сводку?

— Да, но связь работает с перебоями, поэтому информация будет ближе к вечеру.

— Хорошо. Но у вас, как у профессионала, какие идеи по поводу порядка доставки? Одиночная заброска или группой?

— Да, группа, конечно, предпочтительней, но лучше бы разыграть бориспольский вариант. И вам привычнее, и мне поспокойнее.

— Ну, вам виднее. А теперь давайте вернемся к нашим баранам. Вы начали разбирательства по поводу недавних инцидентов?

Судоплатов немного изменился в лице, прекрасно понимая всю серьезность ситуации.

— Павел Анатольевич, понимаете, каково оно нам? Открытая диверсия с нападением на нашу базу. Скажем так, с нашей стороны вы в последний раз находите понимание сложившейся ситуации. Я не буду обсуждать и странную утечку информации к немцам, и возможные дерганья английской и американской разведок, тут до конца не все понятно, хотя прослеживается одна очень неприятная закономерность. В общем, с моей стороны будет предложение…

— Я вас внимательно слушаю.

— В ваше время методики психокодирования и противодействия детектору лжи еще неизвестны, поэтому мы и выловили сразу несколько ваших агентов, которых вы завербовали среди бывших пленных. Думаю, ваши оппоненты тоже не в состоянии что-то противопоставить в этой области, поэтому наше условие таково: все, кто допускается до работы с нами, имеет доступ к реальной информации о нас, будут проверяться нашими специалистами на детекторе лжи по методикам нашего времени. Причем такая проверка будет проводиться несколько раз и без всякой определенной периодичности.

— Ну, в принципе, я не думаю, что это вызовет несогласие моего руководства, но есть пара вопросов.

— Задавайте.

— Где гарантии того, что ваши специалисты не загипнотизируют наших людей, и впоследствии они станут вашими марионетками? Это первое. Второе: почему проверки будут проводиться несколько раз и без всякой периодичности?

— Ну, на первый вопрос могу ответить прямо. Даже в наше время таких методик программирования людей еще не наработано. Что-то эпизодически мелькало, но так, на грани слухов. Если б мы это умели, то не заморачивались бы контактами с вами, а просто запрограммировалинесколько человек из вашей организации и работали, не афишируя вообще свое присутствие. Или так же с германцами. Берем какого-нибудь оберлейтенанта Ганса, берем на контроль, дальше полковника, и к концу месяца в генштабе вермахта половина людей были бы нашими агентами, которые были бы уверены, что работают добровольно.

Судоплатов слушал меня очень внимательно, и на миг его взгляд затуманился. Видимо, главный специалист по спецоперациям представлял, как будет обставлять Гитлера и Черчилля своими людьми, и в нужный момент они просто придушат этих монстров политики. Но тут он прекратил мечтания и продолжил разговор:

— Да, жаль. А по второму вопросу?

— Ну, тут вы не хуже меня знаете, что такое профилактические проверки. Где гарантия того, что человек, прошедший сегодня проверку, не будет завтра завербован. А так будут бояться, тем более если напустить тумана про наши возможности, то трижды будут бояться.

— Да, в этом есть смысл.

— Конечно. Когда я был в Москве, вы проигнорировали мое предложение, и результат — утечка стратегической информации к противнику. Да и самого чуть не грохнули.

— Ну, Сергей Иванович, кто старое помянет…

— Это проходит на бытовом уровне, а у нас сейчас очень непростая ситуация. Кстати, когда мы выходили на вашу сторону, натолкнулись на разведгруппу противника, что там с ней, не успели ли они прокукарекать своим?

— Хм. Я об этом в первый раз слышу. Хорошо, что сказали. Видимо, местные товарищи меня еще не успели известить.

— Ага. А вы что, нашу подборку не читали относительно Нефедова?

— Да как-то не хватило времени.

— Зря.

— Он что, предаст?

— Фактически — да. Как только доберусь до базы, сделаю вам заново подборочку материалов.

— Да-а-а-а. Мне что, его прямо сейчас арестовать?

— Не спешите, время еще будет.

— Обрадовали. А вот насчет немецкой разведгруппы — это интересная информация. Я проверю.

— Вот и хорошо. Тогда ждем информацию из окруженной группировки и готовим вылет. Кстати, а что вы там подготовили?

— Знакомый вам Р-5.

— Так это только для меня любимого.

— Что-то посерьезнее, типа "Дугласа", физически не успеваем подготовить до вечера. Это не Москва, к сожалению.

— А особые полномочия?

— Сергей Иванович, вы действительно считаете НКВД таким уж всесильным?

— Грешен, подвержен стереотипному мышлению.

— Ну, тогда давайте лечитесь, а я ближе к вечеру к вам заеду.

— Будете искать Лебедева, заговор и прикрывать тыл своего начальника?

Судоплатову не понравились мои намеки, он немного скривился, но не потерял спокойствия и коротко ответил:

— Да.

— Ну, тогда до встречи. Кстати, вы могли бы организовать мне разговор с моими людьми, которые находятся в Подмосковье?

— Сейчас это трудно, сами понимаете, система связи нарушена, но я постараюсь.

— Хорошо, до вечера. Еще одна просьба.

— Да, Сергей Иванович.

— Было бы неплохо снабдить всех моих людей реальными документами и формой сотрудников органов государственной безопасности, с определенными полномочиями.

— Разумно. Организуем. Еще что-то?

— Павел Анатольевич, согласитесь, что местные ваши коллеги дискредитировали себя, может, заменить охрану краснофлотцами?

— Вы так думаете?

— Это просьба.

— Это решаемо. Я распоряжусь.

Я решил подбодрить и немного пригрузить важного гостя.

— Если удастся восстановить окно в окрестностях Севастополя, то здесь можно будет организовать перевалочную базу. Но для нормальной работы город нужно будет вычистить от немецкой агентуры. Тут как раз и понадобятся помещение, явочные квартиры, местный транспорт, оперативное сопровождение и так далее.

— Вас не пугает, что город должен пасть?

— Нисколько. Даже при самом неблагоприятном развитии ситуации, как в нашей истории, город продержался до середины лета сорок второго года и то из-за того, что противник сумел пресечь поставки боеприпасов в осажденную крепость, и то потому, что тут, в Крыму, Мехлис накрутил. А так и мы поможем, и поучаствуем, все-таки Севастополь и для нас родной город, так сказать, связь времен…

— Сергей Иванович, как говорят в вашем времени, меня такая ситуация немного напрягает. У вас есть возможность организовать точку выхода так, чтоб она была на достаточном удалении от линии фронта, и нам не приходилось бы постоянно что-то выдумывать?

— Пока это будет очень трудно сделать. Возможность есть, но не ранее чем через полгода.

— Н-да. Вы хотите использовать Севастополь в качестве точки воздействия и кардинального изменения хода войны?

— В некоторой степени — да. Не падет Севастополь, немцы не смогут начать планомерное наступление на Кавказ, соответственно Южный фронт забуксует. И кто будет начинать мощное наступление, имея под боком серьезную боеспособную группировку с аэродромами, флотом и крупными массами пехоты? Плюс наши технические возможности: связь, перехват и подавление немецкой связи, ночные корректировки артогня, в крайнем случае силовая танковая поддержка, но это уж на самый крайний случай, да и рельеф здесь не сильно подходящий для стремительных танковых прорывов.

Судоплатов молча меня слушал. Создавалось такое впечатление, что он скрупулезно фиксирует или даже стенографирует весь наш разговор в памяти, делая заметки на будущее.

— Вам так не терпится повоевать?

— Да нет, навоевались мы уже по самое не могу. А вот помочь — почему бы и нет.

— А что там насчет ночных корректировок?

— Да элементарно. Связь есть, приборы ночного видения есть. Поднимаем ночью самолет и с хорошей высоты светим немцев и корректируем артиллерийский огонь, давим все средства усиления. К этому есть еще тепловизоры, которые помогают в темноте по тепловому следу обнаруживать и технику, и людей. В нынешних условиях с таким оборудованием можно вполне серьезно и эффективно бороться с противником в темное время суток. Ночных истребителей у немцев в начале войны практически не было, так что при определенной сноровке можно безнаказанно развлекаться. Но это так, к слову, вообще вариантов много. Главное, запустить процесс.

— Хорошо. Я доложу ваши соображения моему руководству.

Мы пожали друг другу руки, и Судоплатов быстрым шагом вышел из палаты. Через несколько секунд нарисовался Санька и коротко спросил:

— Ну что, командир?

— Да то, что и думал. В общем, вроде как поговорили, но ничего особо нового друг другу не сказали. Разведка, что с них возьмешь.

— Ага. Прям как мы.

— Да нет, Саня, мы детишки по сравнению с ними. Привыкли полагаться на Интернет, ноутбуки, прослушку и спецпрепараты, а тут действительно люди, которые в первую очередь головой привыкли думать.

— Ну не скажи, командир, мы же тоже не дурачки, тоже кое-что можем.

— Ну, так за счет этого и держимся. Ладно, Санька, ты с нашими связывался, как они там?

— Нормально. Ночью отсиживались в подвале, сейчас расслабляются и ждут развития событий.

— Пусть готовятся, завтра всех переодеваем в форму НКВД. Судоплатов обещал. И охрану поменяют на моряков, так что готовь тельник, будешь братву очаровывать и соревноваться в рассказывании баек. Возьмешь в помощь себе Игоря Дунаева.

— Хм. Тоже дело. А как же оружие и снаряжение?

— Да придумаем что-нибудь. Кстати, Санька, а как тут с обедом?

Санька довольно ухмыльнулся.

Как будто это было повторение вчерашнего дня, вместо обеда в палате появилась военврач Воронова. А через полчаса в палате нарисовался деловитый капитан-лейтенант с отделением матросов, направленных в наше распоряжение.

* * *

Судоплатов спускался по широкой лестнице госпиталя в сопровождении порученца Нефедова, который был к нему прикреплен для выполнения мелких поручений. Тот сначала пробовал что-то лепетать и показывать щенячью преданность перед высоким московским начальством, но раздраженный до предела сложившейся ситуацией Судоплатов его резко оборвал, и тот, как собачонка, ходил рядом и помалкивал, лишь при ходьбе поскрипывая начищенными сапогами и новенькой портупеей.

Общение с потомками не подняло настроения и вызвало слишком много вопросов. Конечно, вид избитого Зимина ему не понравился, но то, что тот абсолютно адекватен и занял вполне лояльную позицию по отношению к руководству НКВД — радовало. Судоплатов прекрасно понимал всю серьезность ситуации и что после такого провала вся верхушка госбезопасности может быть заменена, причем самым радикальным образом. Поэтому в его интересах было раскрутить всю эту ситуацию максимально быстро и высветить уже решенную проблему в нужном ракурсе перед руководством СССР. И тут без помощи потомков не обойтись — слишком уж много завязано на них, да и технические возможности будущего заслуживают уважения. Этот вопрос не оговаривался, но Павел Анатольевич не сомневался, что Зимин подразумевал и это при фразе об очистке Севастополя от агентуры противника. Но пока эту тему оба развивать не стали, прекрасно понимая, что на данный момент условия обсуждения не совсем подходящие, тем более под ногами мешаются местные, а то, что они не при делах, никто гарантировать не может.

Потратив час своего времени на визит в штаб флота, разговор с начальником контрразведки и согласование вопроса о выделении отделения вооруженных матросов для охраны Зимина и его людей, Судоплатов решил непосредственно посетить места событий.

Сев в личную машину Нефедова, которую тот выделил для московского руководства, он дал команду ехать в Инкерман, чтоб на месте осмотреться, хотя вряд ли он там может найти что-то особенное, но все равно делать что-то нужно. Вечером должна была специальным самолетом прибыть следственная группа центрального аппарата НКВД, наделенная особыми полномочиями, и до их прибытия, по горячим следам, Судоплатов должен был провести подготовительные мероприятия.

После осмотра подбитого бронетранспортера, такого же, на котором они путешествовали по развалинам в будущем, и сгоревшего джипа он, в сопровождении охраны из краснофлотцев, отправился к месту взрыва, где находилась точка выхода портала.

Походив по пепелищу и для приличия осмотрев груды камней, вывороченные из горы сильнейшим взрывом, и фрагментарные, оплавленные остатки двух грузовиков, на которых, видимо, прибыли нападавшие, Судоплатов дал команду возвращаться в город: в четыре часа дня у него был назначен разговор с Берией по защищенному каналу связи.

Прибыв в полчетвертого в горуправление НКВД, где Нефедов его ожидал с докладом по ходу поисков Лебедева, Судоплатов ворвался в кабинет начальника и, коротко махнув рукой, позволяя поднявшимся сотрудникам садиться, без предисловий приступил к совещанию.

— Ну что там с поисками Лебедева?

— Машина найдена в районе Максимовой дачи. На заднем сиденье — следы крови.

— Это все? А свидетели, а бойцы на контрольно-пропускных пунктах при въезде в город?

— Опрошены. Составлены словесные портреты, но дело было ночью, и сопровождающие Лебедева люди показали спецпропуска, поэтому их не стали задерживать и сразу пропустили.

— Что еще делаете для поиска?

— Ведутся масштабные поисковые мероприятия. Привлечены сотрудники горотдела НКВД, военной контрразведки штаба флота и уголовного розыска Севастополя. Первые доклады ожидаем в течение часа.

Судоплатов взял из лежащей на столе пачки папиросу, задумчиво ее размял и, чиркнув спичкой, прикурил, пустив густые клубы дыма.

— Каково количество крови в машине? Можно ли сказать, что человек был убит?

— По мнению врача, привлеченного для экспертизы, количество крови говорит, вероятнее всего, о рассеченной голове в результате удара. Это подтверждают и частицы волос, прилипшие к обивке сиденья вместе с пятнами крови.

— Оглушили ударом по голове?

— Вероятнее всего.

Судоплатов замолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию.

— Значит, так. Жесткий контроль всех выездов из города. Особое внимание на контрабандистов и любые попытки покинуть город морским путем. Лебедев не должен попасть в руки противника живым. Кстати, что там насчет немецкой разведгруппы? Почему не доложили, что они имели огневой контакт с нашей группой?

— Высадка группы была зафиксирована, и предприняты все меры для ее поиска и уничтожения. То, что на них наткнулась группа майора Кречетова, было доложено Лебедеву, он приказал это все держать в секрете.

— Что с группой?

— Уничтожена.

— Что-то успели передать?

— Служба радиоперехвата флота сумела восстановить свое оборудование, после того как вышли из строя большинство радиопередатчиков, только недавно. Пока докладывают, что в эфир, после того как наладили работу радиопеленгаторов, никто не выходил.

— Хорошо… Хотя чего тут хорошего. За это время, как говорит один знакомый майор, германцы могли прокукарекать все что угодно. Будем надеяться, что они ничего не успели передать. Вот, кстати, вам и задание…

Нефедов снова подскочил, и его покрытая потом лысина блеснула в свете тусклой лампочки, освещающей кабинет.

— Проверьте радиостанцию, захваченную у разгромленной разведгруппы. Рабочая она или нет, и успели они что-то передать…

Собравшиеся в кабинете руководители подразделений горотдела НКВД Севастополя уже давно прониклись моментом, поэтому со всем вниманием слушали московского гостя. В этот момент зазвонил телефон, и Судоплатов кивнул головой Нефедову, чтоб тот поднял трубку. Сказав несколько фраз, начальник горотдела передал трубку:

— Вас, Москва.

Судоплатов взял трубку, кивнул Нефедову и коротко сказал:

— Подождите в коридоре.

Когда дверь закрылась за последним человеком, он уже бодрым голосом проговорил:

— Слушаю.

Ему ответил знакомый баритон, в котором чуть-чуть проскальзывали кавказские нотки, что говорило о некотором волнении собеседника.

— Добрый вечер, Павел Анатольевич.

— Добрый вечер, товарищ народный комиссар.

— Ну что там, как погода на Юге?

— Вполне терпимо.

— Странник?

— Потерял троих людей, один из которых — наш человек, из группы майора Фролова. Большинство ранены, двое тяжело. Сам очень сильно избит, но держится неплохо.

— Кто посмел?

В голосе прорезался металл.

— Майор Ивакян со своими людьми. Во время боя в катакомбах все убиты.

— Как настроение Странника?

— Нормально. Он однозначно дал понять, что понимает ситуацию, но на будущее выдвинул определенные требования…

— Что за требования?

— Вполне приемлемые и разумные. Я дал согласие.

— Хорошо, потом лично все расскажете. Что еще?

— Странника нужно срочно перебросить под Борисполь. Там работающее окно. По его словам, здесь окно выведено из строя.

— Других вариантов нет?

— Нет.

— Хорошо. Действуйте. Нашли этих сук?

— Ищем. Жду следственную группу.

— Лебедева нашли?

— Пока нет. Видимо, его оглушили и где-то спрятали в городе. Местный начальник горотдела развил бурную деятельность.

— Еще бы. За шкуру свою боится. Это все?

— Пока да. Ближе к вечеру будет более полная информация.

Судя по тону голоса, Берия услышал не все, что хотел, поэтому он недовольно буркнул:

— Ладно, держите меня в курсе. — И бросил трубку.

Глава 7

Лаврентий Павлович Берия снова, в который раз, снял пенсне, тщательно протер платком стекла и посмотрел на часы. Он сидел в приемной Сталина уже второй час, ожидая, когда Хозяин его примет, но у того был на приеме Молотов, и приходилось терпеливо ждать, когда же его вызовут. Сомнений в том, что с него спросят по поводу фактического провала "Оракула", и очень жестко спросят, не было, поэтому он решил поспешить доложить, тем самым хоть как-то показать, что контролирует ситуацию. И хотя он сделал все что мог в нынешних непростых условиях игры в высших партийных эшелонах власти, у Берии возникали большие сомнения по поводу своей дальнейшей судьбы. Наконец двери кабинета Сталина открылись, и оттуда чуть ли не выбежал Молотов, нервно сжимая в руке кожаную папку для докладов. Резвой рысцой он, кивнув на прощание неизменному Поскребышеву, выскочил прочь из приемной. И тут же, дождавшись звонка, к Хозяину пригласили Берию. На дрожащих ногах, покрываясь липким холодным потом, всесильный нарком сделал несколько шагов, открыл заветные двери.

Сталин встретил его тяжелым взглядом, сидя за столом и держа в руке свою трубку:

— Лаврентий, что у нас такого нового по "Оракулу", что ты лично прибежал докладывать?

Берия, успокоившись, спокойным голосом, в котором волнение выдавалось только усилившимся кавказским акцентом, начал:

— Они смогли выйти на нашу территорию, — отрапортовал Берия, даже и не пытаясь присесть. — В районе Севастополя. Туда был направлен Лебедев…

— И что там за история со взрывами и стрельбой? — Сталин, не отрывая взгляда, смотрел на несколько стушевавшегося грозного наркома.

"Интересно, это кто успел доложить? Кто такой резвый, неужели Кузнецов, получив информацию по своим каналам, уже успел настучать, паскуда?"

— Неизвестным пока образом был спровоцирован конфликт моряков и пехотинцев, задействованных в обороне Севастополя, с прибывшей группой, которой командовал Зимин. Бой длился несколько часов, но тут потомки повели себя вполне достойно — пытались не убивать нападавших, стреляя по ногам. Но тем не менее, при попытке прорыва они потеряли трех человек и были уничтожены все транспортные средства визитеров.

Докладывая о сложившейся ситуации, о которой буквально час назад ему сообщил из Севастополя Судоплатов, Берия внимательно наблюдал за выражением лица Хозяина. Сталин спокойно спросил:

— Что с Зиминым?

— Сильно избит и в настоящий момент находится в госпитале Черноморского флота, но его жизни ничего не угрожает. Но это не все. Подразделение неизвестной принадлежности попыталось атаковать из нашего времени портал.

— Что?!!!!!

Такой злости Берия давно не видел у Хозяина. Но вспышка гнева была очень короткой, и Сталин быстро взял себя в руки и уже спокойным, деловым тоном спросил:

— И что потомки?

— Аварийно отключили портал в Севастополь. Обезоружили нападавших и связались через "Усадьбу" со мной напрямую.

Сталин снова раскурил трубку, выпустив клубы дыма, прокручивая в голове ситуацию.

— Лаврентий, несмотря на все это, потомки тебе все еще доверяют? Судя по их реакции, они явно считают, что МЫ в этом не замешаны. — Лицо Сталина стало чуть мягче.

— Да, после моего прибытия на объект у меня был с ними разговор через окно, которое все еще расположено под Борисполем. Они, используя свою систему, передали фотографии, протоколы допросов нападавших, но однозначно требуют возвращения своих людей к ним.

— Ну так отправьте Зимина к ним. — Сталин откинулся на спинку кресла. — У нас мало времени. Надо срочно усилить наши войска в Крыму и срочно выводить войска из-под Борисполя, которые уже исчерпали свой потенциал по отвлечению немецких войск с Южного фронта. И протоколы допросов у тебя с собой?

— Так точно.

С этими словами Берия трясущимися руками протянул Сталину листы белой бумаги, на которой виднелся почти типографский текст и черно-белые фотографии.

— Но у потомков возникла техническая проблема: в результате аварийного выключения установки они временно не могут наладить портал в Севастополь без присутствия Зимина, а он в данный момент лежит в госпитале.

Сталин пробежал глазами текст и посмотрел на Берию:

— Выяснили, кто такой Ивакян и почему Лебедев не пресек такие действия своего подчиненного?

— Лебедев пропал, его не получается найти. Надеюсь, что его арест прояснит многое. Ивакян, как и двое подчиненных, были убиты во время освобождения Зимина, но их возможные связи и причины такого поведения расследуются.

Берия немигающим взглядом смотрел на показательно спокойные глаза Хозяина и мысленно уже считал себя покойником — в деле были замешаны его кадры. Но он пересилил себя и твердым голосом, насколько он мог в такой ситуации, проговорил:

— Я виноват. Я виноват. Я найду и накажу.

Сталин смотрел на своего протеже и видел покрытый испариной лоб, пятна пота под мышками, нервное подергивание брови. Он с трудом сдержал довольную улыбку правителя, который так ловко манипулирует своими подданными. Этот сейчас все сделает, в лепешку расшибется, но найдет и закопает всех. Поэтому вождь спортсменов, пионеров и колхозников кивнул головой, давая понять, что дает Берии такой шанс, продолжил разговор.

— Потери большие? — Сталин достал свою трубку и открыл коробку сигарет.

— У потомков трое убито, почти все ранены, у тех, кто ввязался в перестрелку, шестеро убитых и почти три десятка раненых. Это из-за того, что огонь на поражение потомки практически не вели и в основном пользовались травматическими патронами — что-то типа резиновых пуль, сбивает с ног, но не убивает.

— Что предпринято?

— Для проведения расследования и контакта с Зиминым в Севастополе уже работает Судоплатов со следственной группой. Сейчас местными силами производятся поиск Лебедева и расследование обстоятельств дела. В дальнейшем планируем перебросить самолетом Зимина под Борисполь, чтоб он перебрался к своим и наладил работу установки.

— Лаврентий, ты понимаешь, чем грозит нам конфликт с потомками? По-моему, не понимаешь…

Берия еще больше задрожал. В голосе Хозяина было столько сарказма и угрозы.

— Да, товарищ Сталин. Очень хорошо понимаю. Мы можем лишиться преимущества и потерять то, что уже смогли сохранить благодаря потомкам.

— Благодари потомков. Если б не их рассказы про твою роль в будущих событиях… — Он не стал продолжать, но Берия понял.

Сталин улыбнулся в усы, но это больше напоминало оскал волка: старого, седого, побитого жизнью, но все еще вожака стаи, который не один год стравливает молодняк и остается главным. Лаврентий все хотел узнать, что такое было в последнем разделе жесткого диска, информацию с которого Сталин изучал только сам. А там были обстоятельства смерти Иосифа Виссарионовича с очень интересными подробностями о том, как тот же Берия не допускал врачей к умирающему, и многое другое. Он не забудет, но пока их трогать не будет — впереди долгие и тяжелые годы войны. Поэтому Сталин спокойно продолжил:

— Да, если верить их истории, мы уже смогли сохранить в действующей армии больше миллиона человек и тысячи танков и самолетов.

Он выдержал паузу и продолжил:

— Что там с работами по переданной потомками информации?

— Согласно выработанным рекомендациям, все доступные орудия Ф-22 изъяты с фронта: около тысячи единиц возвращены на завод для переделки по проекту товарища Грабина. Думаю, что в течение месяца они снова начнут поступать в войска в качестве противотанковых орудий, под зенитный боеприпас.

Сталин усмехнулся:

— Организуйте показ переделанной пушки для меня. И пусть, как и в истории у потомков, это будет орудие, прибывшее с фронта. А то действительно надо увеличить высоту щита на несколько сантиметров. Что с авиацией?

— Удалось замечаниями сотрудников хозяйственно-экономического управления, побывавших как бы с инспекциями в конструкторских бюро, подтолкнуть Лавочкина к идее создания Ла-5. Производство Ту-2 и Ер-2 уже в ближайшее время должно возрасти. К началу нашего зимнего контрнаступления мы сможем преподнести Герингу сюрприз в виде отдельного бомбардировочного авиакорпуса. На всех новых заводах Ил-2 изначально планируются к выпуску в двухместном варианте. За счет свернутого производства Су-2 и МиГ-3 расширено производство истребителей Яковлева и пикирующего бомбардировщика Пе-2. Яковлеву также подсказаны пути совершенствования по направлениям Як-9 и Як-3. В следующем году мы получим новые истребители. К сожалению, сейчас мы не сможем наладить выпуск истребителей Поликарпова И-185 и Яковлева И-30. Но КБ и Микояна, и Поликарпова нацелены на создание истребителей с турбореактивным двигателем, работы по которому планируем завершить к осени следующего года.

— Что с бронетанковой техникой?

— В Ленинграде благодаря кооперации предприятий удалось удержать производство танков типа КВ и даже перейти на производство варианта КВ-1с, налаживается выпуск самоходных орудий Су-152 на их базе. Кроме того, в Ленинграде удалось сохранить производство танков Т-50. Эвакуированные в Нижний Тагил и Омск предприятия в настоящий момент готовятся к выпуску танков типов КВ-1с, Т-34 с новой литой шестигранной башней и самоходных орудий Су-152 и Су-122. Последняя не с тумбовым монтажом орудия, который существовал у потомков, а шаровым. Для этой машины разрабатываются новые 85-мм орудия, но проблемы с двигателями пока не удалось устранить. Похоже, нам, как и в истории потомков, придется ставить на них бензиновые авиационные двигатели. Сормовская судоверфь сумела развернуть производство танков Т-34, причем сразу с новой башней. Первые танки из Сормова уже направлены на фронт. Выпуск Т-34 старой модификации продолжается и в Харькове. Правда, в основном это сборка из оставшихся старых комплектующих. Такие же танки продолжают выпускаться и в Сталинграде. Астров в настоящий момент завершил развертывание выпуска своего Т-60 сразу на четырех заводах. Первые танки этого типа стали поступать в части. Создан опытный образец танка Т-70, причем в варианте, близком к тому, который у потомков носил название Т-70М. На его шасси проектируется самоходка Су-76. — Лаврентий Павлович позволил себе улыбнуться. — С вариантом пушки ЗИС-3.

— Хорошо. — Сталин откинулся на спинку стула, но продолжал смотреть на Берию. — Что со стрелковым вооружением?

— Налажен выпуск автоматов ППШ-41. Но и начато производство, на не профильных заводах, автоматов ППС-41. Опытный образец которого, полученный от потомков, был передан Судаеву, который наладил копирование и выпуск этого автомата. Горюнов получил требование и необходимую информацию от сотрудников хозяйственно-экономического управления для создания своего пулемета. По нашим планам в начале следующего года его пулемет будет принят на вооружение. Пулеметы ДС сняты с производства, вместо них запущены пулеметы "Максим". Производится модернизация пулемета Дегтярева. Начата работа по созданию ручного пулемета с ленточным питанием, подобный пулемету РП-46 по классификации потомков. Мотивированно как требование войск, производство СВТ уменьшено в пользу карабинов образца 1938 года. Но полностью не прекращено. Винтовки производятся как в снайперском, так и обычном вариантах. Передаются в первую очередь на вооружение бригад морской пехоты и особых частей НКВД, костяк которых состоит из пограничников. Как показывает практика, такие части показывают самую высокую стойкость и боевую эффективность.

— Что с противотанковыми средствами? Как их оценка нашими войсками?

— Противотанковое ружье Дегтярева ПТРД запущено в производство и уже применяется на фронте. ПТРС Симонова тоже попало на фронт, но его производство в достаточном количестве пока развернуть не получается. Войска об этом оружии отзываются хорошо.

— А что с полученным оружием потомков?

— Это оружие вызвало восхищение у конструкторов, но все упирается в используемые для автоматов и пистолетов потомков патроны. Не наладив производство необходимых патронов, мы не сможем воспроизвести эти образцы вооружения. Из действующей армии уже вызван старший сержант Калашников. Пусть займется своей будущей работой.

— Что решено с созданием промежуточного патрона? Будем сразу создавать, как у потомков, мелкокалиберный?

— Нет, остановимся на трехлинейном калибре, но не подобном патрону образца 1943 года потомков. Патрон будем делать "карандашного" типа и чуть более мощный. Под него и будем перерабатывать оружие из будущего, включая и создание карабина по типу СКС Симонова у потомков. Ему уже поручено проработать подобное оружие, исходя из создания американцами своих новых винтовок М-1.

— А самозарядная винтовка и пулемет? — усмехнувшись, напомнил Сталин.

— Винтовку мы попробуем скопировать применительно к нашим возможностям, заменив ею СВТ, — ответил Берия. — А вот с пулеметом возникла проблема. Металлические ленты мы используем только в авиации. И наладить их немедленный массовый выпуск для сухопутных войск мы не в состоянии. По крайней мере не ранее чем через год. К этому моменту, я думаю, пулемет мы тоже скопируем. Им тоже займется Калашников.

— Секретность соблюдена?

— Так точно, осмотревшие оружие конструкторы уверены, что это финские разработки. Но есть еще один момент.

— Какой? — Сталин внимательно посмотрел на Берию.

И тот напомнил:

— В Севастополе сейчас находится бронетранспортер того же типа, что и был показан генерал-лейтенанту Романову. Вооруженный крупнокалиберным пулеметом системы Владимирова, по классификации потомков. Я направил вызванного из санатория Романова в Севастополь. Думаю, Зимин разрешит ему подробно осмотреть бронетранспортер. А потом генерал-лейтенант передаст необходимую информацию товарищу Владимирову. Этот пулемет для нас крайне необходим. Но сослаться на то, что это, допустим, американское или финское оружие, у нас не получится. Патрон чисто наш. Сошлемся на конструкцию под немецкий 15-мм патрон, которую в единичном экземпляре якобы захватили при выходе из окружения и применение которой генералу очень понравилось. Он и предложит Владимирову создать такой и якобы по памяти составит эскиз.

— Да, противотанковый пулемет нам сейчас очень необходим. Так и сделайте, — согласился Иосиф Виссарионович, а потом снова напомнил: — Что с автоматическими гранатометами, про которые поступало столько докладов?

— Автоматический противопехотный гранатомет решено создать несколько иным. Под боеприпасы Таубина. И со сдвижным стволом, для казенного заряжания гранаты.

— Почему? — Сталин был весь внимание.

— Боеприпас, используемый потомками, слишком сложен в производстве, — ответил Берия. — К тому же он может быть только осколочный. Мы же по полученной от потомков информации попытаемся разработать универсальное оружие под весь возможный комплекс боеприпасов.

— Это какой еще такой комплекс боеприпасов?

— Осколочные, фугасные, дымовые, зажигательные, сигнальные гранаты, чтобы запускать сигнальные ракеты, картечные для боя в замкнутом пространстве, возможно, доведем и кумулятивные, — ответил нарком, и Сталин согласился:

— Хорошо. А что с самим Таубиным?

— Он освобожден, но судимость с него не снята, его группа собрана снова, им и будет поручено создание такого гранатомета. Как и ручного противопехотного гранатомета с револьверным магазином. Ну и пусть доводит свой автоматический гранатомет с использованием информации от потомков. Сошлемся на информацию, якобы полученную из Италии.

— Что с противотанковым гранатометом?

— Это оружие тоже оценено по достоинству. Первый вариант уже используется на фронте. Но опять дело упирается в боеприпасы к нему. Если преодолеем проблемы для наших выстрелов, то думаю, что быстро скопируем и выстрелы для этого гранатомета. С самим гранатометом проблем не будет. Его можно производить в любой мастерской.

— Те, кто изучал оружие, не заподозрили, откуда оно? — Сталин продолжал буквально буравить Лаврентия Павловича взглядом.

— Нет, вся маркировка с оружия убрана, воронение удалено. Внешне оружие приведено к виду, что это опытные образцы вооружения, разрабатываемого нашими противниками или союзниками и добытые нашей разведкой. По результатам боевого применения войскам нравится этот вид вооружения. Особенно его фугасные и противопехотные выстрелы. Нашла широкое применение залповая стрельба из этих гранатометов по целям. Хотя, конечно, до выстрелов потомков им далеко. Но мы, в отличие от них, не ограничены Женевской конвенцией по весу взрывчатых веществ в ручном оружии. А вот кумулятивные боеприпасы вызывают нарекание. Да и меткость при стрельбе по движущимся объектам, особенно на дистанциях более полусотни метров, пока неудовлетворительная, но тем не менее это в некоторой степени дало возможность увеличить потери вермахта и не оставлять советского бойца безоружным один на один с танками противника.

— Хорошо, держи меня в курсе событий, но поспеши, времени у нас мало. — Сталин указал рукой с зажатой в ней трубкой на кресла для посетителей: — Присаживайся.

Лаврентий Павлович облегченно выдохнул, хотя и всячески скрывал это, поняв, что в данный момент он заслужил прощение от Сталина, и сел в кресло перед столом Хозяина.

— Я тебя хотел видеть совсем по другому делу. — Сталин снова в упор посмотрел на Лаврентия Павловича. — У меня только что был Молотов, на него вышел посол Болгарии. Кто-то из окружения Риббентропа начал прощупывать почву на предмет переговоров о заключении мира и отводе немецких войск за линию государственной границы СССР 1939 года. Что скажешь?

— Я не думаю, что это реально, товарищ Сталин. — Пенсне Берии блеснуло от его резкого движения. — Мира с ними не получится. Гитлер просто этого не допустит, им же остался один рывок — операция "Тайфун". Это мы знаем, чем закончится наступление на Москву и какие осень и зима у нас ожидается, а они себя считают победителями. Даже если это было бы реальное предложение от высшего руководства Германии, что получаем мы, а что они? Они проведут мобилизацию экономики, подготовят второй комплект танков, выпустят необходимое количество гусеничных транспортеров, создадут запасы снарядов и зимнего снаряжения, мобилизуют и подготовят девять миллионов солдат и начнут все по новой. Нет, это провокация, чтоб поссорить нас с союзниками, от которых возможны поставки техники, боеприпасов и стратегического сырья. Или это может быть частная инициатива того же Канариса через своих людей в окружении Риббентропа, который старается набрать себе баллы, но и это тоже не подходящий вариант.

— Ты уверен, Лаврентий? — Сталин снова сделал затяжку и выпустил облако дыма.

— Да, товарищ Сталин. — Берия был непреклонен. — Гитлер не допустит, а чтоб Штауффенберг или кто-то иной понес в "Волчье логово" портфель со взрывчаткой, нужно разгромить немцев в Сталинграде, на Курской дуге, раскатать, как любят говорить потомки, Берлин постоянными бомбардировками, только тогда там начнут сомневаться и думать головой, а не слушать завывания Геббельса.

Сталин встал и медленно прошелся по кабинету. Потом повернулся к Лаврентию Павловичу:

— Вот и Молотов точно так же считает. Правда, упор делает на то, что этот сговор с Гитлером нам никогда не простят. Хорошо, Лаврентий, так и сделаем. Пусть Молотов начнет изображать интерес. Назовем это консультациями, но на мир с ними мы не пойдем, разгромим их под Москвой сначала.

Сталин поднялся и подошел к висевшей на стене карте. Пробежался взглядом по линии фронта, где были отмечены неудачные попытки финнов перерезать дорогу на Мурманск и занять Петрозаводск. Ленинград узкой полоской соединялся в районе Шлиссельбурга с Большой землей, где, между Невой и Волховом, был специально создан целый укрепрайон. С дотами из брони недостроенных линкоров и крейсеров, вооруженный снятой с кораблей артиллерией, комплекс оборонительных соединений не позволил немцам выйти к южному берегу Ладоги, прикрыв железнодорожную ветку между станциями Мга и Кириши и не давая противнику прорваться к Тихвину.

Дальше взгляд соскользнул на запад к островам Моонзундского архипелага и полуострову Ханко, обороняющимся усиленным десятым стрелковым корпусом, переброшенным туда вместе с бригадой ПВО при эвакуации Таллина. Именно оттуда несколько ночей подряд поднимались несколько десятков тяжелых бомбардировщиков и безжалостно бомбили Берлин, а сами острова превратились в базу оперирующих в Балтийском море подводных лодок, поддерживаемых авиацией и легкими силами флота. Взгляд Сталина вернулся к Волхову, у обороняющегося Новгорода, который смогли удержать, и, соскользнув вниз, остановился напротив Москвы. Тут было тяжелое положение, но вовремя отведенные войска теперь оборонялись на линии Ржев — Вязьма — Брянск — Орел — Льгов, не позволяя немцам прорваться к Москве и Туле. Хотя прорыв второй немецкой танковой группы к Орлу и ставил под угрозу целостность фронта на этом направлении, но там уже действовала оперативная группа Рокоссовского, созданная на основе танкового корпуса Катукова. Доклады о выбитых немецких танках радовали, особенно об успехах первой гвардейской танковой бригады. Дальше была Украина, где остановленные на линии Сумы — Полтава — Днепропетровск — Запорожье — Мелитополь немецкие войска завязли в обороне Юго-Западного и Южного фронтов, не пускающих немцев к Донбассу. Войска на юге готовились нанести несколько локальных наступательных ударов, чтобы сковать и оттянуть на себя резервы и не позволить их перебросить к Москве, особенно первую танковую группу.

Юго-Западный фронт готовился нанести сходящиеся удары по семнадцатой армии и первой танковой группе немцев, из районов Полтавы и Днепропетровска в направлении Кременчуга. А Южный фронт готовился нанести удар по третьей румынской армии в направлении на Перекоп с целью отрезать занимающую Крым одиннадцатую армию немцев, ибо уже не было сомнений, что существующими силами Ишуньскую позицию не удержать, но еще оставалась надежда не оставить Одессу, удерживая под городом четвертую румынскую армию. До этого вечера была надежда.

И если верить потомкам, да и данным разведки тоже, то Турция и Япония, несмотря на все свои приготовления, в войну не вступят. Да и японцы усиленно готовятся к удару по Перл-Харбору. Сталин внимательно посмотрел на юг Сахалина и Курильские острова и произнес:

— Надеюсь, что японцы поняли, что им хотел сказать работник посольства Болгарии, когда доказывал, что мало уничтожить линкоры в базе, как это сделали англичане в Таранто, а надо либо еще разрушить инфраструктуру поверженной базы, либо занять ее, иначе отремонтированные корабли быстро вернутся в строй.

Оторвавшись от карты, Сталин внимательно посмотрел на Берию:

— Лаврентий, мы читаем японские радиограммы?

— Да, — ответил Берия.

— Тогда за несколько часов до нападения предупреди посла Североамериканских Соединенных Штатов от моего имени, что мы имеем информацию о подготовке к нападению на Перл-Харбор.

А потом Сталин указал рукой на лежащие на столе протоколы допроса:

— Проследи, чтобы никто из тех, кто будет контактировать с немцами, совершенно ничего не знал ни по "Оракулу", ни по "Посейдону". И больше чтобы с потомками таких эксцессов не было. Это забери, но все материалы расследования ко мне на стол сразу по получению. Или есть еще вопросы?

— Есть, товарищ Сталин, — Берия посмотрел на Сталина. — Мы будем переносить столицу в Куйбышев?

— Нет, правительство и посольства всех стран останутся в Москве, — непреклонно сказал хозяин кабинета.

— Хорошо, товарищ Сталин. Но в этом случае необходимо провести подготовку к параду на Красной площади.

— Да, Лаврентий, ты прав, — согласился Иосиф Виссарионович. — Начнем подготовку. И пусть сошьют штандарты фронтов. Сформируем из возвращающихся из госпиталей бойцов и командиров сводные батальоны, и пусть они пройдут под штандартами своих фронтов и флотов. Перед теми, кто направится на фронт в первый раз.

Сталин на минуту задумался, потом, повернувшись к Берии, произнес:

— Лаврентий, у нас есть трофейные флаги и штандарты?

— Да есть, их все собирают у меня в наркомате.

— Тогда сделаем так, — Сталин двинул ладонью с зажатой в ней трубкой. — Пусть их сначала пронесут по площади в самом начале и покидают перед Мавзолеем, как это было в истории потомков.

Берия улыбнулся, представив, что будет твориться в ставке у Гитлера, когда там узнают об этом. Он, как и Сталин, смотрел на ноутбуке у Панкова запись Парада Победы — незабываемое зрелище.

— И еще, Лаврентий, пусть готовят в парке имени Горького выставку трофейного оружия, — Сталин смотрел прямо в глаза Берии. — Откроем ее как раз в день двадцатичетырехлетия Великой Октябрьской революции. И не забудь туда пригласить послов, аккредитованных в Москве.

— Есть, товарищ Сталин, — согласился Лаврентий Павлович. — Сделаем.

— Вопросы?

— Нет, — чуть заметно покачал головой грозный нарком. — Все понятно.

— Тогда ступай. — Сталин сел в кресло и стал раскуривать трубку, погрузившись в свои мысли, не замечая, как Берия, развернувшись, поспешил выйти из кабинета.

Глава 8

Несмотря на пасмурный октябрьский день, в главном управлении имперской безопасности рейха, как всегда, стояла спокойная деловая обстановка. В многочисленных, покрытых ковровыми дорожками коридорах изредка появлялись сотрудники, спешащие по своим делам, провожаемые пронзительными взглядами охраны. Налаженная машина государственного карательного аппарата работала как часы. За время становления эта организация выработала свои неписаные правила, свойственные любой спецслужбе мира, при этом внеся немецкую педантичность, практичность, деловитость, — Рейнхард Гейдрих сумел создать нечто новое, отличное от всего, что существовало до нынешнего момента. Жесткие требования, за невыполнение которых были предусмотрены однозначные и весьма крутые меры, в большой степени избавили систему от случайных людей, болтунов, алкоголиков. Практика формирования избыточной сети информаторов в любой среде населения, в воинских подразделениях, в полиции, даже в собственной организации, позволяла держать руку на пульсе рейха и в зародыше пресекать проявления инакомыслия и нелояльности к своему государству. В такой системе о любом человеке, о его жизни, о пристрастиях можно было получить информацию минимум от трех разных людей из близкого окружения интересуемого объекта. Да, система была несовершенна, но в процессе работы накапливался и анализировался опыт, с учетом побед и провалов, недоработок вырабатывались новые правила и инструкции. Захват Европы и необходимость отправлять доверенных и проверенных людей в неспокойные регионы, где активно действовали террористические организации, сильно ослабили центральный аппарат имперской безопасности, но тем не менее запущенная и великолепно смазанная властью, деньгами и безнаказанной кровью машина функционировала, выявляя и уничтожая врагов рейха.

Обергруппенфюрер СС Гейдрих с задумчивым видом выслушивал доклад одного из начальников отделов, который уже продолжительный срокзанимался сбором компрометирующей информации по военной разведке, абверу, и ее руководителю, адмиралу Вильгельму Канарису. Короткая, но весьма эффектная встреча в лесу под русским городом Киевом с адмиралом должна была упорядочить весьма непростые отношения, где шеф РСХА однозначно будет играть ведущую роль в событиях, связанных с "могилевским делом" и его фантастическим продолжением, при этом оставаясь в тени. В случае неудачи или серьезных неблагоприятных последствий Гейдрих оставался как бы ни при чем и, обладая полной информацией, мог быстро обрубить ненужные хвосты и выступить в роли спасителя Германии. А вот в случае удачи Канарис легко смещался на второй план, и все почести доставались все тому же Гейдриху. Но для этого необходимо было постоянно контролировать Старого Лиса Канариса, который однозначно будет стараться соскочить с крючка и начать самостоятельную игру. Также не исключался вариант утечки стратегической информации про "Могилевский феномен" англичанам по каналам абвера. И судя по имеющимся, правда, отрывочным и непроверенным данным, опасность такого развития ситуации существует, и немаленькая. Главное управление имперской безопасности и военная контрразведка в составе абвера активно занимаются выявлением этих каналов, но пока результаты были не сильно обнадеживающими.

Судя по докладу своего подчиненного, Рейнхард Гейдрих мог сделать вывод, что Канарис все равно пытается что-то делать у него за спиной. Анализ отрывочных данных радиоперехвата, прослушивания телефонных линий и некоторых помещений в здании военной разведки, докладов осведомителей позволил узнать об операции "Прометей", которая проводится в условиях строжайшей секретности на территории СССР, оккупированной германскими войсками. Задачи, время проведения, фигуранты, задействованные силы были неизвестны, но вот то, что операцию курировал доверенный человек Канариса, который засветился в событиях под русским городом Фастовом, где однозначно отметились гипотетические пришельцы из будущего, наводило на размышления.

Гейдрих, будучи материалистом, не сильно верил в эту историю, но накопленные факты никак по-другому не объяснялись, поэтому, пойдя по пути Канариса, некоторое время назад в недрах РСХА была собрана своя аналитическая группа, которая провела всесторонний анализ с рассмотрением всех возможных, даже невероятных объяснений. И к его удивлению, возможность вмешательства путешественников во времени оценивалась больше семидесяти процентов, что было очень серьезным сигналом…

От размышлений шефа главного управления имперской безопасности отвлекло легкое дуновение воздуха и хлопок закрываемой папки. Гейдрих поднял глаза и внимательно посмотрел на докладчика — Франца Шульца, начальника отдела А4, четвертого департамента РСХА, которого он довольно часто, минуя его непосредственного начальника Генриха Мюллера, привлекал для выполнения неких деликатных заданий. Отдел А4, четвертого департамента, более известного как гестапо, помимо всего прочего, занимался наружным наблюдением, ликвидациями и многими другими интересными делами, которые были так необходимы при устранении врагов рейха, хотя Гейдрих частенько пользовался столь мощным оружием для сведения счетов с личными врагами.

— Что еще можете сказать?

— Еще раз повторюсь, что вся операция проводится в условиях строгой секретности. Удалось отследить глубоко спрятанный интерес в рамках этой операции к концентрационному лагерю Замосць в Польше, но кто именно из заключенных заинтересовал Канариса, выяснить не удалось. Мои специалисты провели анализ…

Гейдрих с интересом смотрел на подчиненного и чуть кивнул головой, как бы давая разрешение продолжать доклад. Щульц снова открыл папку и положил перед начальством белый мелованный лист с отпечатанным списком фамилий. Начальник РСХА подтянул список к себе, бегло пробежал глазами, привычно пропустив шапку с символикой имперской безопасности и регистрационными номерами секретного делопроизводства, стал вчитываться в списки. Через две минуты он снова поднял голову на замершего перед ним штурмбаннфюрера СС и коротко спросил:

— Вы, Щульц, считаете, что Канариса интересует кто-то из пленных русских генералов?

— Вполне возможно, что кто-то из них имеет более высокую ценность для русских, нежели мы знаем, и адмиралу Канарису поставили условие — при проведении переговоров в качестве подтверждения своих намерений либо ликвидировать, либо передать кого-то из этого списка русским.

— Вы контролируете ситуацию?

— Абсолютно. В Замосць направлены и внедрены в среду заключенных несколько наших агентов. Учитывая, что это может быть отвлекающей операцией абвера, аналогичные действия были проведены и с другими лагерями, где содержатся русские генералы.

Гейдрих вздохнул и откинулся на спинку кресла, постукивая тонкими пальцами скрипача по крышке стола, выбивая ритм только ему одному известной мелодии. Он прекрасно помнил разговор с испуганным Канарисом и фамилию русского генерала Карбышева.

— Вполне разумно. Это все, что можете сказать?

— На данный момент — да. Работа ведется, и достаточно плотно.

— Хорошо. Но есть пока только косвенная информация из другого источника, что адмирала Канариса интересует русский генерал Карбышев. Обратите на него особое внимание. По данному вопросу вы будете отчитываться только передо мной. Если у вашего начальника возникнут какие-либо вопросы, направляйте сразу ко мне.

— Если Карбышев действительно основной фигурант операции абвера, наши действия?

— Наблюдать и фиксировать. Чем больше люди Канариса наследят, тем потом будет проще их утопить при неблагоприятном развитии ситуации. Ступайте.

Щульц щелкнул каблуками и, скрипя по паркету натертыми до блеска сапогами, вышел из кабинета.

Гейдрих еще несколько минут барабанил пальцами по столу, прокручивая ситуацию с пришельцами из будущего в уме. Складывающаяся картина ему очень не нравилась, но пока было слишком мало информации, чтоб впадать в панику, но и хороших тенденций пока не наблюдалось.

Больше для самоуспокоения он вполголоса произнес:

— Так и сделаем, подождем, чего там накопает Старый Лис.

После чего волевым усилием переключился на другие проблемы, требующие его непосредственного вмешательства.

* * *

В это время адмирал Канарис встречался с одним из своих людей на явочной квартире в пригороде Берлина, про которую еще не знали люди Гейдриха. Шеф абвера был прекрасно осведомлен про плотную опеку со стороны ищеек Шульца и по возможности старался им подыгрывать, создавая таким образом у руководства РСХА видимость своей полной управляемости. Хотя, учитывая опыт и знания о бывшем сослуживце, Гейдрихе, Канарис нисколько не сомневался, что тот ему не поверил: таковы правила закулисной возни в высших эшелонах власти рейха. Адмирал прекрасно отдавал себе отчет, что его оппонент будет по мере своих сил держать все под контролем и на финишной прямой, в зависимости от результата, либо избавится от Канариса и получит все лавры, или свалит всю вину на него, предварительно подчистив лишние хвосты. Политика безжалостна, особенно в военное время. Но и послушной марионеткой он оставаться не собирался, поэтому ситуация развивалась по нескольким направлениям, и одно из них было специально очень ювелирно и мастерски засвечено перед специалистами гестапо, которые уже продолжительное время упорно искали компромат на руководство военной разведки вермахта.

Переправка к русским пленного генерала Карбышева, о которой так настаивали пришельцы, будет, конечно, проведена, и даже при непосредственном контроле Гейдриха, пусть мальчик будет доволен, а вот настоящая игра уже идет, и давно, с того момента, как прошло внедрение майора Густава фон Витерсхайма. Советские спецслужбы все же пошли на контакт и в самом разгаре шли интересные и многообещающие переговоры, но спусковым механизмом для более серьезного диалога было возвращение генерала Карбышева. Аналитики абвера чуть ли не под микроскопом изучили биографию этого человека, но так и не нашли причины, почему он так заинтересовал пришельцев. То, что пришельцы существуют и они те, за кого себя выдают, адмирал получил подтверждение совсем недавно, использовав очень простой, но действенный метод. Перед отправкой майора фон Витерсхайма ему были указаны четыре возможных варианта информации, которую он может получить, и для каждого из вариантов был разработан свой канал связи. Аналитики разработали следующие наиболее вероятные версии: пришельцы из будущего существуют и помогают предкам, пытаясь изменить прошлое; пришельцев нет, но русские получают военно-техническую информацию из необычных источников; это все мистификация русских спецслужб с использованием новейших технических разработок; иные причины, природа которых неизвестна на нынешний момент.

Поэтому, прояснив в первом приближении ситуацию, Густав просто раскрыл русским тот канал связи, который соответствовал полученной информации. Телеграмма, отправленная в Стокгольм по указанному адресу, самим фактом своего прихода многое сказала германским разведчикам. Теперь Канарис точно знал, что пришельцы пришли из будущего, являются профессиональными военными, а в будущем прошла глобальная война, о чем говорила не новая, со следами многочисленных ремонтов, но весьма эффективная боевая техника. Это было выяснено не сразу: со временем тщательно произведенный сбор свидетельских показаний очевидцев применения необычной боевой техники, позволил с немецкой педантичностью выделить множество интересных мелочей, которые до этого не принимались во внимание. Мелкие факты, которые до этого вызывали недоумение, теперь прекрасно укладывались в картину катаклизма в будущем: регулярный, обязательный и подчеркнуто тщательный сбор всех продуктов, горючего и боеприпасов, да и сами пришельцы выглядели весьма колоритно: как правило, это были бледные, изможденные люди в необычной и обязательно не новой военной форме. Исходя из полученной информации уже можно было делать серьезные выводы и рассчитывать будущие ходы в этой смертельной игре.

А каковы ставки в этой игре, Канарис понимал как никто другой, и время от времени его, кадрового офицера, пробивала дрожь от той тайны, к которой он оказался причастен. Имеющиеся в наличии факты были многократно изучены, перепроверены и давали не то чтобы однозначное подтверждение версии о наличии пришельцев из будущего — стопроцентных доказательств никогда не будет, но на нынешний момент имеющихся материалов было вполне достаточно, чтоб идти к фюреру. Но вот как раз тут и возникали вопросы — как руководство рейха отнесется к полученной информации, учитывая психологические портреты Гитлера и главных фигур из его окружения, которые в большинстве были простыми подпевалами "гениального" фюрера. Ведь, исходя из полученных данных, однозначно можно было говорить, что Германия не победила Россию, иначе бы у пришельцев не было столько однотипного и серийного вооружения и боеприпасов с русской маркировкой, произведенных явно не в этом времени. Значит, промышленная база осталась, плюс форма, средства связи, организация подразделений, говорящая о регулярной армии, что никак не соответствует варианту проигрыша Советской России в нынешней войне, которая предполагала обязательное уничтожение страны и захват ее территорий и производственных мощностей.

Ситуация была очень непростая. Если сейчас он без ведома Гейдриха попытается выйти с такой информацией на фюрера, то результат будет самым непредсказуемым. Попытаться договориться с англичанами можно, но чопорные и самоуверенные островитяне в любом случае скептически отнесутся к этой информации и воспримут как очередную провокацию абвера, а время будет упущено. То, что времени практически нет, Канарис прекрасно осознавал: русские уже начали активно использовать информацию из будущего, о чем говорили многочисленные, пока небольшие военные неудачи на Восточном фронте. Да к тому же еще прямое военное вмешательство пришельцев, которые уже умудрились продемонстрировать свое военное превосходство, не добавляло положительных эмоций.

Для него, человека, осознавшего уже начинающийся крах рейха, Сталин, поддерживаемый пришельцами из будущего, становился опаснее во много раз. Безжалостный диктатор, получивший возможность избежать многочисленных и неизбежных ошибок в будущем, представлял угрозу не только для Германии, но и для всего человечества, и Канарис сейчас все это представлял лучше всех в мире. Силой эту проблему решить не представлялось возможным — пришельцы были в состоянии оказать серьезное сопротивление, с каждым разом используя в боевых столкновениях все большее количество хорошо обученных и экипированных солдат и боевой техники. То, как они сбили самонаводящимся реактивным снарядом самолет под Фастовом и легко разгромили танковый батальон всего несколькими боевыми машинами, однозначно давало понять, что пренебрегать такой силой не стоит. Но был еще момент, которому не уделили особого внимания, хотя это как раз и беспокоило Канариса. Вопрос состоял в том, как за ночь исчезла со всей техникой почти трехтысячная группировка, составленная из бывших пленных и впоследствии материализовавшаяся на другом берегу Днепра, под Борисполем. Переброска такого количества войск на большое расстояние за такое время, это, по сути дела, было еще одним страшным оружием, которое могли использовать пришельцы. Массы танков, пехоты, артиллерия, внезапно появляющиеся в тылах вермахта, по сути дела, в состоянии полностью изменить весь ход войны, даже без использования боевой техники потомков, а то, что она вскоре появится на фронтах, он нисколько не сомневался. Уж слишком много необычных и эффективных новинок стало использоваться в частях Красной Армии, хотя пока в единичных экземплярах, но все это больше напоминало испытание образцов в боевых условиях. Несколько таких образцов попало в руки специалистов абвера, причем удалось захватить солдат и офицеров, которые принимали участие в испытаниях. К удивлению германских разведчиков, к тем же ручным противотанковым гранатометам уже была разработана вполне интересная и грамотная тактика применения, по всем выводам опирающаяся на реальный опыт, которого у русских по определению не было. Значит, все это происки пришельцев, раздающих своим предкам информацию о новых и эффективных средствах противодействия вермахту, выпуск которых СССР смогла наладить на существующей технологической базе. А сколько еще не реализовано?

Канарис глубоко вздохнул, отвлекшись от тяжелых мыслей, чуть дрожащей рукой потер лоб, пытаясь хоть как-то избавиться от накопившейся усталости. В дверь тихо постучали. Не дождавшись ответа, в комнату вошел посетитель, которого как раз и ожидал шеф абвера, встал по стойке смирно, ожидая команды от своего непосредственного начальника. Несмотря на гражданский костюм, в нем чувствовался истинный потомственный офицер, хотя в зависимости от обстоятельств он мог маскироваться под кого угодно.

— Вольно, Дитрих. Присаживайтесь.

Майор Дитрих Мартелл, который уже несколько недель выполнял функции особого порученца Канариса и практически в полной мере был в курсе всей ситуации о пришельцах из будущего, коротко кивнул и подчеркнуто уважительно сел в специально подготовленное кресло напротив своего начальника, терпеливо ожидая начала разговора.

Канарис спокойно и с некоторой гордостью рассматривал своего протеже. Спортивная фигура, спокойный взгляд, крепкие ловкие руки, которые как с легкостью могли сворачивать шею врагам, так и виртуозно играть на скрипке и виолончели. Это был яркий представитель действительно древнего прусского рода, где мужчины, не носившие военный мундир, были неизвестны. Великолепно образованный, знающий несколько языков, в том числе и русский, Дитрих являлся образцом германского офицера старой формации. Все эти нынешние полуобразованные костоломы от сохи, которых с таким энтузиазмом набирал к себе Гейдрих, вызывали легкое презрение у военных разведчиков, набираемых исключительно из потомственных военных, что так же сказывалось не лучшим образом на взаимоотношениях абвера и РСХА. Но Дитрих был выше всего этого, уже давно доказав и себе и своему руководству, что он лучший. Реально оно так и было.

— Ну что, Дитрих, рассказывайте, времени у нас немного — на хвосте сидят мальчики Шульца…

Мартелл кивнул головой и быстро и четко начал доклад.

— Операция "Прометей" вышла на финишную прямую. Русский генерал Карбышев с несколькими узниками будет переведен в другой лагерь, по дороге в который нападут польские бандиты…

— Как он сам сможет уйти в нужную сторону и добраться целым и невредимым?

— Все подготовлено. К нему в окружение под видом капитана-танкиста будет внедрен наш человек. Для подстраховки выделены четыре группы силовой поддержки, которые будут сопровождать наших "беглецов"…

— Что с мальчиками Шульца?

— Они внедрили несколько человек, но к сожалению…

Дитрих сделал небольшую театральную паузу.

— Они погибнут при нападении польских бандитов — поляки очень сильно лютуют и не жалеют ни русских пленных, ни германских солдат.

— Понятно. Операция прикрытия готова?

— Да, причем в нескольких вариантах, с многоуровневым легендированием. Имперская безопасность долго будет разбираться в этих кружевах, дав нам время на проведение основной операции.

— Хорошо, это я и хотел услышать. Что-то новенькое есть про наших гостей?

— Как и ожидалось, под Борисполем они полностью свернули свое присутствие, а вот под Севастополем произошли некоторые события, которые вполне можно классифицировать как их появление.

Канарис, помимо воли, подался вперед, всем своим видом давая понять, что майор сумел удивить своего начальника.

— Говорите…

— Вчера вечером в частях Черноморского флота СССР и подразделениях, принимающих участие в обороне Крыма, на некоторое время была выведена из строя радиосвязь в связи с мощнейшим всплеском радиоизлучения, которое, как говорят мои источники, повредило входные каскады приемников.

— Ну, это еще не такое уж веское доказательство.

— Как раз в том районе была выброшена группа оберлейтенанта Лейке из состава полка "Брандербург". Согласно донесению, они столкнулись с необычным отрядом русских на многоколесной пятнистой боевой машине, с бойцами в камуфлированной форме, в нестандартной амуниции и вооруженных необычным для частей РККА стрелковым оружием. В результате короткого боя группа Лейке потеряла двоих человек и сумела чудом уйти, хотя потом их по ущелью долго гоняли антидиверсионные истребительные отряды НКВД. На данный момент связь с ними пропала, но как раз после этого всплеска в эфире они и сумели передать сообщение, пока у русских была выведена из строя служба радиопеленгации. По всем показателям — пришельцы.

— Что-то еще?

— Пока нет, но вся агентура в Севастополе и его окрестностях ориентирована на срочный сбор информации по нашим фигурантам. Но это будет не так быстро: информаторы, оставшиеся после того, как из Крыма было выселено татарское население, среди которого у нас была мощная и разветвленная разведывательная сеть, не обладают достаточным доступом, поэтому приходится довольствоваться не совсем достоверной информацией.

— Понятно, Дитрих. Можете идти, связь по старой схеме. По результатам операции "Прометей" докладывать незамедлительно. К сожалению…

Канарис поморщился. Ему, адмиралу и начальнику одной из самых сильных спецслужб мира, приходилось терпеть давление со стороны Гейдриха.

— …от меня требуют подключения к операции специалистов имперской безопасности. Я как могу, торможу этот процесс, но возможности для маневра очень ограничены. Поэтому постарайтесь подготовить "братьям по оружию" поле деятельности.

— Уже сделано. Это было предусмотрено при проработке операции прикрытия: по плану, при выходе "Прометея" на финишный путь, возможно подключение кого-то из наших оппонентов, с целью не сильно, но засветить их участие в переправке русского генерала через линию фронта с соответствующим документированием этого факта. Думаю, в случае непрогнозируемого развития ситуации это может пригодиться…

Буквально на мгновение на лице майора проскочила легкая презрительная усмешка, которая быстро сменилась обычным спокойным и сосредоточенным выражением.

— Что по людям Бормана?

— Крутятся под ногами, работают грубо, непрофессионально засветив свой интерес в этом направлении, но по нашей информации и по данным из гестапо, даже к предварительному осмыслению ситуации они не пришли. Мы им пока не мешаем, пусть создают ненужную суету, тем самым мешая людям Шульца плотно нас вести. По моим данным, у них уже произошло несколько серьезных столкновений.

Канарис чуть усмехнулся.

— И мы, конечно, тут ни при чем?

Мартелл уж слишком преувеличенно пожал плечами, что вызвало легкие смешки у обоих офицеров абвера…

Глава 9

Под вечер меня еще раз посетила Воронова, так же спокойно и деловито расспросила о состоянии здоровья и уже собиралась уходить, когда я попытался завести разговор и разъяснить ситуацию с непонятной мне антипатией со стороны симпатичной женщины. Санька как раз где-то в госпитале ошивался, как он сказал, пошел налаживать отношения с местным контингентом. Хотя, скорее всего, пошел точить лясы с моряками, которых Судоплатов прислал для нашей охраны. Тут он найдет достойных слушателей для своих историй.

— Товарищ военврач, скажите, я вам лично неприятен или это из-за моей ведомственной принадлежности?

Она уже успела сделать шаг к двери, услышав мой вопрос, повернулась, и темная прядь волос, выбившаяся из-под медицинской шапочки, засверкала в свете электрической лампочки. Ее брови чуть поднялись, как бы в немом вопросе, выдавая эмоции, но ровный голос подтвердил ее умение контролировать себя. Она устало и отчужденно ответила вопросом на вопрос:

— С чего вы взяли?

— Да так, наблюдение. Я женатый человек и, к счастью, у меня хорошие отношения с супругой, но тем не менее, когда интересная женщина без видимых причин ко мне относится подчеркнуто враждебно, это не то чтобы не нравится, скорее настораживает.

Она спокойно, подчеркнуто вежливо ответила:

— Вы ошибаетесь. Это не так.

— Хм. Наверно. Вы прекрасно держите себя в руках, но я имел возможность наблюдать вашу обычную манеру поведения с другими ранеными. Поэтому и сделал такие выводы. Себя вы неплохо контролируете, но вот некоторые мелочи вас выдают.

На ее лице впервые появились некоторые признаки эмоций. Но тут скорее прослеживались следы презрения и раздражения, что мне очень не понравилось.

— И что же я вам такого показываю, товарищ майор государственной безопасности?

"О как, ну хоть какие-то эмоции… Даже звание выделила такой интонацией, что все сразу ясно". Когда-то, еще до войны, у меня с Борисычем был свой бизнес, и мы тогда занимались тем, что обслуживали оргтехнику у корпоративных клиентов. У одной из фирм была интересная кадровая политика — поездив по различным тренингам, молодой, энергичный, перспективный генеральный директор холдинга увлекся новыми методиками и поставил все это на поток. Результатом такого подхода было множество зубастых, амбициозных, длинноногих и фигуристых девушек, заполнивших офисы холдинга, что резко осложнило нашу работу постоянными скандалами и недовольством клиента. Спасало то, что я лично знал директора и помогал ему с оргтехникой еще с тех пор, когда он только начинал свой бизнес с маленького кабинетика на окраине города. Дошло до того, что одна из них, влюбленная в себя крашеная брюнетка с короткой модной стрижкой, обладающая осиной талией и длиннющими стройными ногами, умудрилась вывести из себя выдержанного и спокойного Борисыча. Тот, после нескольких высокопарных фраз, произнесенных со скрытым хамством и с апломбом топ-модели, уже открытым текстом послал ее вполне далеко, указав точное направление, не опускался при этом до открытого оскорбления, но этого оказалось достаточно — девочка впала в ступор. Тогда я сделал для себя небольшое открытие, которое потом частенько помогало общению с такими вот кадрами, да и вообще в жизни. Очень часто бывает необходимо вывести человека из привычной для него системы координат в некоторое пограничное состояние, после чего с напором и усердием вливать потоки необходимой информации. После этого я стал в пределах допустимого, эпизодически, мастерски издеваться над такими девушками, всем своим поведением показывая, что я солдафон и их внешние данные на меня не действуют, а потом переходил на простой человеческий язык и разговаривал. И о чудо — неприступные красавицы, вокруг которых должны штабелями лежать поклонники, вдруг становились нормальными девушками, с которыми оказалось интересно общаться. Образно говоря — сломал стереотип, по которому они оценивали меня. Тут абсолютно такая же история — сотрудник органов госбезопасности, к этому, наверно, еще какая-то личная драма, связанная с ведомством, от имени которого я сейчас выступаю. Тут, помимо моей воли, возникло желание что-то сделать, как-то изменить ситуацию, даже не из спортивного интереса — мне, как нормальному мужчине, было неприятно такое отношение со стороны интересной и привлекательной женщины, с учетом того, что я действительно был не виноват в ее проблемах. Поэтому, глубоко вздохнув, бросился в бой: противным голосом хама и отморозка продолжил:

— А то, что вы меня так презираете и ненавидите. За что? За то, что я сотрудник НКВД? Думаете, не заметно, как вы с трудом сдерживаете желание воткнуть мне скальпель в глаз. И что еще от вас ожидать? Гранату в постель или, может быть, противотанковую мину вместо утки мне подсунете?

Ну, видимый эффект от моего наезда оказался меньше чем хотелось бы, но то, что девочку задело, это точно. Она сделала шаг назад и натолкнулась на пустующую койку, по инерции, не удержав равновесия, села на нее. Со стороны это выглядело несколько комично. Но тут главное додавить, поэтому продолжил:

— Вы еще расскажите про мою контузию и то, что я несу бред. Кто вам приказал меня убить? Кто вас настроил против сотрудника Главного управления государственной безопасности?

В обществе, где простая констатация обвинения из уст сотрудника органов является серьезной угрозой, да еще это происходит в военное время, такой наезд с моей стороны выглядел достаточно угрожающе, и докторшу пробрало не на шутку. В ее глазах я сейчас выглядел полным отморозком, по ней было видно, что она в уме лихорадочно перебирала различные варианты выхода из сложившейся ситуации. Но в мои планы не входило позволить ей перехватить инициативу разговора. Немного покривившись от боли, я поднялся с кровати и продолжил:

— А ну стоять.

На мой громкий голос резко открылась дверь, и в палату буквально влетел Санька с автоматом на изготовку, при этом очень убедительно лязгнув затвором.

"Ну прямо картина маслом. Если Санька сейчас что-нибудь не отчебучит, я в нем разочаруюсь".

— Командир, что случилось?

Но тут он заметил, как я ему подмигнул, кивнул головой и коротко спросил:

— Террористка?

— Есть такая версия, но будем разбираться. Посторожи пока дверь, хочу договорить.

— Без базара, босс.

Девушка была в шоке, поэтому почти не обратила внимания на такое необычное Санькино выражение, абсолютно не характерное для этого места и этого времени. А мне ее стало жалко и стыдно за свое поведение: по большому счету мы здесь всего лишь гости.

Я глубоко вздохнул и сразу изменил тон:

— Как вас зовут?

Она удивленно уставилась на меня, и было видно, что спокойствие и уверенность снова возвращаются к ней. Ну что можно сказать — сильная женщина, чем-то на мою Светку похожа. Наверно, такая же упертая и самоуверенная. Воронова не стала усугублять ситуацию, поэтому решила использовать неконфликтную тактику.

— Мария. Мария Владиславовна.

— Вот что, Маша, извините меня за срыв, сами понимаете, обстановка такая. Но только ответьте мне на вопрос, только честно. Даю слово, что ничего вам за это не будет.

Дождавшись ее молчаливого кивка, продолжил:

— Почему вы так меня ненавидите? Это что-то личное?

Все это время она стояла в метре от меня и смотрела в пол, но тут подняла голову и в первый раз взглянула мне в глаза.

— А за что мне вас любить-то? Что вы такого сделали?

Вопрос поставил меня в тупик. Оправдываться — значит в некоторой степени считать себя виноватым.

— Мы вроде как делаем одно дело, бьем врага, напавшего на нашу родину…

— Вы пока бьете своих, и достаточно успешно. Наверно, за это вам ордена дают.

— Это вы про ночной бой?

— И про это тоже. Насмотрелась я на вашего брата. На смерть отправлять — это вы можете, а вот самим под пули лезть, так у вас сразу дела находятся. Зачем с врагом воевать, проще же своих пострелять и отрапортовать, что паникеров расстреляли.

Да. Во многом тут девушка права. Было и такое.

— Маша, в общем вы правы. Во многом правы, но не в данном случае.

— Да мне ваши объяснения не нужны. Что, прямо сейчас арестуете?

— А смысл? Вы сказали, что думаете, тем более для этого, наверно, есть веские основания. Только есть маленький нюанс — мы, то есть я и моя группа, в основном работаем за линией фронта и к особым отделам и к следственным органам не имеем никакого отношения.

Тут впервые она посмотрела на меня с интересом, в котором презрение сменилось любопытством.

— А как же убитые красноармейцы?

— А как же убитые мои ребята? Как я понял, вы оказывали помощь пострадавшим в этом ночном бое?

Она кивнула.

— А вас ничего не удивило?

— Что именно?

— Ну, вам попадались раненые с сильными гематомами в районе груди, ну может, со сломанными ребрами, но при этом отсутствовали проникающие раны?

Тут в ее глазах зажегся свет познания, свойственный профессионалам, стремящимся совершенствоваться, и я мог с радостью констатировать, что первичная оборона недоверия пройдена.

— Скорее всего, у таких раненых вы доставали из-под кожи резиновые, неметаллические легкие шарики, зеленого или черного цвета, правильно?

— Да. Именно черные. Я хотела уточнить, что это такое, но мне запретили задавать любые вопросы.

— Это специальные, нелетальные боеприпасы. Они способны остановить, оглушить человека, при этом не убивая его. Вот вам первое доказательство, что мы не такие уж и скоты. Что там произошло в Инкермане, это, ну скажем так, вопрос не вашей компетенции, но тут можно говорить о спланированной провокации, повлекшей за собой гибель и бойцов Красной Армии, и сотрудников специальной группы ГУ НКВД. Мы оборонялись, при этом старались щадить людей. Уже когда не было возможности, просто стреляли по конечностям. Это, надеюсь, вы тоже заметили по характеру ранений?

Она задумчиво сжала кулачки, но быстро проанализировав ситуацию, сделав для себя определенные выводы, высказалась:

— Если честно, я как-то не задумывалась об этом. Но в том, что вы говорите, есть смысл.

— Маша, скажите, вы же здесь недавно, наверно, уже и повоевать пришлось?

Она отвернула голову, видимо, было что-то такое, что вспоминать она не хотела.

— Да, пришлось.

— И где, если не секрет?

— Под Уманью.

— Да. Хреново там вышло. Где служили?

— Шестой стрелковый корпус. Чудом уцелела. Некоторое время сидела в Уманской яме, со всеми, пока не удалось бежать.

— Тогда понятно. Мы в это время под Могилевом в окружении дрались. Тоже хлебнуть пришлось, еле вырвались.

Тут впервые за весь вечер она на меня глянула по-другому, как на своего. Дальше говорить не было смысла, оба прекрасно понимали, о чем идет речь.

— Плечо там прострелили?

Ее вопрос вывел меня из задумчивости.

— Какое плечо? А, это. Да было дело. Нас там эсэсовцы из "Райха" по лесу гоняли, когда мы у них усиленную роту в лесу положили и сожгли несколько танков и бронетранспортеров…

Я уже прекрасно понимал, что наговорил очень много, и если произойдет утечка информации, быстро сопоставят работу группы в Могилеве и наше здесь появление. А дальше будет выявлена логическая цепочка Могилев — Зимин — Кречетов — Фастов — Борисполь — Севастополь. Как всегда, по глупости девочку подставил, и значит, надо принимать какое-то решение. Тащить ее, как остальных в бункер, это будет явно перебором — всех не спасешь, а вот использовать девочку несколько в ином статусе будет вполне приемлемо.

— Маша, вы, надеюсь, понимаете, что косвенно ввязались в очень серьезную игру, которая затрагивает интересы государственной безопасности очень высокого уровня. В свете всего сказанного хотелось бы вас кое о чем попросить.

Девушка чуть сузила глаза и внимательно уставилась в мое побитое лицо.

— Я вас слушаю.

— Скажем так, я бы вас попросил при любом интересе, ко мне и к моей группе, даже о невинных вопросах, вы должны ставить в известность или меня, или кого-то из моего окружения.

Ей это явно не понравилось, но она мудро промолчала.

— Маша, я вам не предлагаю писать доносы на ваших друзей, сослуживцев, пациентов. Мне это не нужно, это компетенция местной контрразведки, и пусть местные варятся в этом соку, а у нас другие задачи. Поэтому для нас очень важно выявить интерес ко мне и к моей группе. Даже если это будет главврач и спросит, какая у меня температура, вы обязаны известить нас. Грозить не буду, не тот случай, но прошу — это очень важно.

Она чуть неуверенно закусила губу, а я невольно залюбовался ее лицом. Сильная и интересная женщина, такая если любит, то до конца жизни, если ненавидит, то ненавидит от всей души. Было видно ее колебание, поэтому пришлось додавливать. Не завербую сейчас — испорчу девчонке жизнь.

— Маша, ситуация критическая, нас не просто так в Инкермане стравили с моряками и пехотинцами. Сейчас нужно найти людей, кто ответственен за такую подставу, а то, что они вышли или попытаются выйти на вас — это факт. Это, скорее всего, будет сделано через кого-то из ваших близких знакомых, кому вы не сможете отказать. Тут думайте, так вы сможете спасти жизни, потому что у нас уже сейчас особые полномочия, да и прилетевшее из Москвы высокое начальство подтверждает мои слова.

И, наконец, решил привести самый убойный аргумент:

— Если в этом есть необходимость, в течение трех-четырех дней будет приказ о вашем откомандировании в мое распоряжение за подписью командующего Черноморским флотом. Если хотите, то же самое можно организовать за подписью наркома внутренних дел товарища Берии.

Воронова уже давно поняла, что ей никуда не деться, поэтому раздраженно ответила:

— Да понятно. Это все, что вы от меня хотите?

— А вы думали, я вас буду к интиму склонять? Так мне еще жизнь дорога: у меня супруга в этом отношении очень мстительная — пристрелит обоих. Смысл вами рисковать? А вы девушка молодая…

Тут я немного слукавил, но она это поняла, поэтому улыбнулась, прекрасно понимая всю подоплеку. В ее глазах уж очень необычным я был сотрудником органов. Приняв решение, она решила высказаться.

— Хорошо, я вам помогу. Но ничего подписывать не буду.

— Маша, вся эта бухгалтерия меня не касается. Главное дело — надо срочно выявить врагов.

— Если что-то будет, сразу к вам идти?

— Только если это не будет вызывать подозрений. На людях вы должны все так же демонстративно меня ненавидеть. Если что-то будет срочное, то проще найти Саньку. То есть лейтенанта Артемьева, и с ним переговорить.

Она улыбнулась. Видимо, Артемьев, несмотря на свой статус бойца спецотряда НКВД, сумел покуролесить и раззнакомиться со всеми.

— Да уж ваш подчиненный тут отметился…

Потом, выдержав паузу, она как-то нерешительно спросила:

— Товарищ майор государственной безопасности, можно вопрос?

На ее лице появились странная нерешительность и любопытство, которые так контрастировали с ее недавним презрением и упорством, что я волей-неволей улыбнулся.

— Пожалуйста.

— А это правда, что вы из моряков?

— Кто именно?

— Ну, вы и лейтенант Артемьев.

Я еще шире улыбнулся. Вот Санька балаболка, хотя все сделал правильно. Проверять никто не будет, а подтвердить свое морское прошлое Артемьев смог с блеском.

— В принципе, правда. У каждого в вещах тельник припасен — это святое.

Она выразительно посмотрела мне в глаза, как бы выясняя — правду я сказал или нет. В моем воображении включился и загудел большой, фигуристый и весьма привлекательный детектор лжи, и единственное, что я смог сделать, так это ухмыльнуться и спросить:

— Маша, хотите анекдот на эту тему?

И вот тут, о чудо — она чуть кокетливо улыбнулась. Ну точно, действует моя методика — сломал стереотип, и меня сразу записали в категорию интересных мужчин.

— Ну, если он приличный.

— Однозначно. Командир части вызывает начальника штаба и спрашивает: "Товарищ капитан, вы когда-нибудь с детектором лжи работали?" — "Естественно, товарищ полковник, я на одном из них женат…"

Она улыбнулась, показав, что смысл термина "детектор лжи" она поняла.

После ее ухода в палату снова вошел Санька, плотно закрыл за собой дверь и коротко спросил:

— Ну как, командир, вербанул девочку?

— По ходу — да. Во всяком случае, непонятный интерес она отследит.

— Дело, вот только и у меня новости есть.

— Что-то интересное?

— Ага. Тут какой-то морской летун к сестричкам подкатывал, про нас расспрашивал.

— Так грубо и непрофессионально засветился?

— Скорее всего, им нужна точная информация о нас, чтоб что-то предпринять. Лебедева-то еще не нашли, значит, игра еще продолжается. Так что, командир, ход за нами.

Я задумчиво ковылял по палате, продумывая варианты возможного развития событий.

— Санька, это может быть подстава, чтоб вывести на ложный след.

— Не спорю, но за такой короткий промежуток времени отработать многоходовку, да на неподготовленной территории, очень трудно. Одна попытка захвата базы чего стоит — тупо до безобразия.

— Согласен. Тогда аккуратно, без шума выдергиваешь медсестричку и сюда на допрос. Будем словесный портрет составлять. Жаль, ноута нет, а то бы быстренько фоторобот сделали.

— Командир, а местных привлекать будем?

— Только для оперативного сопровождения. Информацией не разбрасываться. Наших извести, чтоб готовы были, и вызови сюда начальника охраны, нужна срочно связь с Судоплатовым и все это по-серьезному перетереть.

Через минуту в палате стоял капитан-лейтенант, которого прикрепили для нашей охраны. Двухдневная щетина, помятый китель и ППД за спиной создавали необычную картину, скорее даже стереотипную. Но я вовремя себя остановил, прекрасно помня, что большинство моряков ушли в морскую пехоту, и первый штурм Севастополя отбивался в основном краснофлотцами. Это уже потом перебросили войска из осажденной Одессы, а сейчас они составляли главную силу обороняющихся. Каплей молча стоял, ожидая распоряжений. Я попытался хоть что-то прочитать в его глазах, но тут был не тот случай — перед нами предстал "мистер невозмутимость".

"Ну и ладно, будем работать с тем, что есть".

— Товарищ капитан-лейтенант…

— Говоров, капитан-лейтенант Говоров, товарищ майор госбезопасности.

— Откуда вас сняли?

— С Северной стороны. Откомандированы в ваше распоряжение.

— Связь с комиссаром третьего ранга Судоплатовым есть?

— Только с дежурным по горуправлению НКВД, а там соединят.

— Хорошо… Скажите, вы местный? Ну, в смысле севастопольский?

— Никак нет. Месяц как из Туапсе перебросили.

— Понятно. Можете идти.

"Плохо. Местный был бы лучше, но с другой стороны, Судоплатов выбрал охрану вполне логично".

Говоров удивленно пожал плечами, но, ничего не сказав, вышел из палаты. Тут же нарисовался Санька и, чуть округлив глаза, коротко доложил:

— Товарищ майор, привел…

— Давай.

Медсестрой оказалась молоденькая, невысокого роста девчушка, с россыпью веснушек на лице. Нам, привыкшим к стандартам красоты и гламура двадцать первого века, она показалась невыразительной, но после минуты разговора очарование чистой молодости и почти детской непосредственности полностью изменили мое мнение. Все время я пытался понять, что в ней есть такого, что выделяет среди многих девушек, женщин, которых мы встречали в прошлом, и как-то на ум пришло слово "настоящие". Не все, конечно, в этом времени и своих стерв хватало. Но стойкая ассоциация из нашего времени вертелась в голове: как с картриджами для принтеров — есть настоящие, фирменные, а есть лицензионные — дешевые и низкокачественные. В своем времени я насмотрелся на таких, лицензионных, выпущенных в больших количествах дешевых подделок. Не все, конечно, но с каждым годом после развала Союза, после победного шествия демократии и самостийности, лицензионного в нашей тогдашней жизни становилось все больше и больше, с непомерными запросами и амбициями.

Девочка присела напротив меня, как раз на том самом месте, где несколько минут назад сидела Воронова. Видно было, что она сильно смущается и боится, отчего нервно сжала кулачки и уставилась взглядом на пол.

— А вот бояться не надо. Как вас зовут?

Она подняла голову, стрельнула глазами и тихо ответила:

— Маша.

— О как, прям как вашу Воронову. Две Маши за один день, это много, но все равно имя красивое.

Она что-то неразборчиво пробормотала, но вела себя уже спокойнее.

— Вот что, Маша, как мне доложил лейтенант Артемьев, тут на наш счет сегодня кое-кто интересовался. Это правда?

— Да.

— Кто был, что спрашивал?

Она немного замешкалась, собираясь с мыслями.

— Маша, да вы не бойтесь. Просто интересно, кто тут у нас такой любопытный.

— Это был морской летчик, старший лейтенант. Высокий такой, чернявый. Все шутил.

— Что спрашивал?

— Про раненых, которых с Инкермана привезли…

— В какой форме это было сказано?

— Ну, что там у него друг был и вроде как его сюда привезли.

— Фамилию называл?

— Ивакян. Точно запомнила, потому что фамилия необычная.

— Что вы ему ответили?

— Что такого нет, и его не привозили.

— Он еще чем-то интересовался?

— Да. Спрашивал про гостей из Москвы и майора НКВД Зимина.

— Маша, ты с фамилией не ошиблась?

— Да нет, товарищ майор государственной безопасности, у меня память хорошая.

— Хорошо, спасибо, Маша. Только вот что, ты покаработай и из госпиталя никуда не уходи. Сейчас должны приехать следователи, и они с тобой более основательно пообщаются. Ты, главное, ничего не бойся и ни в коем случае никому ничего не говори.

Дождавшись, когда девушка вышла из палаты, я кивнул в сторону двери и коротко бросил:

— Санька, распорядись, чтоб девчонку охраняли до приезда Судоплатова.

Пока Санька ходил общаться с Говоровым, я пытался анализировать ситуацию. Как-то все глупо выглядело, нелогично, и это вводило в ступор.

— Ну что скажешь, командир?

— Да глупость какая-то. Все, кто был в теме, знают меня как Кречетова, а тут снова фамилия Зимина выплывает, да еще и в привязке с Ивакяном. Такое впечатление, что люди, которые работают против нас, либо находятся в серьезном временном цейтноте и ограниченно информированы, значит, они не так уж сильно близки к новому управлению, либо этот кто-то полностью в теме и работает очень грамотно и умышленно нас выводит на ложный путь.

— И как будем действовать?

— Пока собираем информацию, организуем вокруг себя круг безопасности, всех допущенных прогоняем через детектор лжи. В наши задачи не входит играть в шпионские игры, это дело НКВД и Судоплатова. Наша задача — это выживание, спасение наших людей.

— Ну, я думал, командир, что мы будем этим заниматься. Нас подставили. Ребята погибли. Такое нельзя прощать.

— А я и не предлагаю…

Я замолчал.

— Блин, Санька, как я сразу не допер. Работаем так…

Через пятнадцать минут главврачу госпиталя позвонили из севастопольского горотдела НКВД, после чего госпитальная машина, в которой разместился Артемьев и трое краснофлотцев, в срочном порядке уехала в город. Еще через час на носилках внесли окровавленное тело в форме сотрудника НКВД, со знаками различия майора. После чего по госпиталю прошел слух, что привезли еще одного раненого майора госбезопасности, по фамилии Ивакян.

Глава 10

Еще одним интересным событием этого долгого вечера был неурочный визит Вороновой: перед сном она появилась в палате, задала пару обязательных для визита лечащего врача вопросов и, дождавшись, когда понятливый Санька выскользнул из палаты, тихим голосом, опасаясь, чтоб ее никто не услышал, рассказала интересную новость. Оказывается, еще утром звонили из штаба морской авиации Черноморского флота и интересовались нашим здоровьем. Это, после нескольких наводящих вопросов, Вороновой рассказал за чашкой чая главврач.

— Маша, у вашего главврача оговаривалась какая-нибудь система связи с любопытными товарищами?

— Да вы что, товарищ майор. Павел Семенович жесткий начальник, но великолепный хирург и честный человек. Он не может быть в этом замешан. Я даю слово, если хотите, за него поручусь…

— Маша, это очень похвально. Но поинтересуйтесь у него, просили ли его кого-то извещать, если будут новости, касающиеся моего подразделения. Это очень важно. И выясните, интересовался у него кто-то состоянием майора Ивакяна, которого недавно привезли из горуправления НКВД.

— Хорошо. Я попробую.

Воронова осторожно, стараясь не хлопать дверью, прямо как в шпионских фильмах, вышла из палаты, а ее место сразу занял Санька, вопросительно поглядывая на меня.

— Что интересного сообщила гражданочка?

— Да почти все то же: морская авиация. В этом же случае самым наглым образом звонили и расспрашивали. Или они такие тупые, или охреневшие до безобразия.

— Надо выяснить, уточнить и надавать по голове.

— Не будем спешить, ты лучше давай организуй связь с Судоплатовым. Но на всякий случай поднимай всех наших, кто в состоянии бить морды и моряков, которые нам в этом помогут.

— Я всегда "за", командир. Ты сам-то как?

— Да пока хреновато, но пинать ногами уродов в состоянии. Кстати, как там наш "раненый майор" поживает?

— Нормально поживает. Ждет гостей. На всякий случай сидит и трескает тушенку из наших запасов, а госпитальную пищу скармливает собаке на улице.

— Охренели? Может, еще лабораторию организуете? Это ж засветка какая.

— Да нет, командир, так все нормально. Моряки прониклись моментом, все сделают по-умному.

— Уверен?

— Свои ребята. Я их прокачал, думаю, проблем не будет.

— Ладно. Готовь транспорт и штурмовую группу. Несемся в срочном порядке на коммутатор флота, откуда был звонок.

Сразу выехать не удалось: госпитальный транспорт был занят, поэтому пришлось ждать, пока из горуправления НКВД приедет машина с четырьмя нашими бойцами, и мы уже всей группой поедем в штаб флота, где был интересующий нас узел связи.

Но, к моему удивлению, вместе с четырьмя неплохо экипированными, по меркам двадцать первого века, боевиками приехал Судоплатов. Но не один, а в компании с шестеркой бойцов, в которых ясно угадывались матерые волкодавы.

Павел Анатольевич молодцевато выскочил из машины и, подойдя, поздоровался:

— Добрый вечер, Сергей Иванович, смотрю, вы тут решили самостоятельно что-то предпринять.

— Да так, скучно сидеть без дела и ждать очередной пакости от наших оппонентов. Да и за погибших ребят должок, а тут след нарисовался.

— Я в курсе. Но думаю, ваше участие в мероприятиях преждевременно. Состояние здоровья оставляет желать лучшего, а завтра у вас будет много дел. Отдохните, Сергей Иванович, а наши проблемы и недоработки мы будем исправлять сами.

Тон, которым это все было сказано, не оставлял иллюзий — в этот раз придется сидеть и ждать результатов. Тут Судоплатов был неумолим, и путаться у него под ногами было нежелательно. Поэтому сделав паузу, создав видимость тяжелых размышлений, немного растягивая слова, ответил:

— Хорошо, Павел Анатольевич. Но на всякий случай возьмите моих ребят. Думаю, в их боевых качествах вы не сомневаетесь.

Судоплатов не стал ломаться, понимая, что за мой отказ от активных действий в данной ситуации должен пойти на какие-то уступки.

— Лишними не будут. А теперь, Сергей Иванович, расскажите, что вы там накопали.

Мы с ним ненадолго уединились, и я ему вкратце рассказал план операции, версии и наше видение возможного развития ситуации. На идею с подставным Ивакяном он одобрительно хмыкнул и потом, чтоб не терять время, пожал руку и, запрыгнув в ожидающую машину, уехал по нашим делам. Мы с Санькой, который почему-то не захотел ехать в такой компании, немного постояли на улице, наслаждаясь холодным вечерним воздухом, и, гулко стукая по мраморной лестнице подошвами тяжелых армейских ботинок, поднялись в мою палату. Дежурная по этажу сделала вид, что нас не заметила, демонстративно отвернув голову в другую сторону. Не раздеваясь и не пряча оружия, просто упали на кровати, в ожидании развития событий. Но сон не шел, поэтому мы с Санькой лежали и тихо переговаривались. Незаметно разговор перешел к воспоминаниям — нам было что вспомнить. В такую вот спокойную минуту как-то потянуло на задушевную беседу.

— Командир, а помнишь, как под Новороссийском вот так сидели в засаде в навороченном коттедже?

— Ага. Мы тогда колонну турков ждали, а они, уроды, свернули в горы и наткнулись на лагерь беженцев.

— Да. Трое суток просидели, а они в это время гражданских резали.

— Ну, мы-то не виноваты, приказ дали, вот и выполняли. И колонну не мы, а сводный отряд ОМОНа профукал.

— Да все равно часто снятся те события. И лагерь Красного Креста, вырезанный татарами под Симферополем.

— Наверно, из-за того, что помним и понимаем свою вину — нам дали шанс все исправить.

— Думаешь?

— Давно стал задумываться, почему именно мы, почему именно нам дали шанс все переиграть. Вон в России наверняка куча бункеров осталась, насколько знаю, там целые города подземные, с ядерными реакторами, заводами и сохранившейся научной базой, а технология порталов попала к нам в руки, и воспользоваться ей только мы смогли. Я в этом давно вижу какой-то высший смысл.

Санька, до этого лежащий на спине и закинувший ноги в армейских ботинках на спинку кровати, резко подскочил и сел. При этом госпитальная койка жалобно скрипнула от кувыркания на ней тяжелого тела, облаченного в бронежилет и обвешанного оружием. В его голосе от задумчивости и философских ноток не осталось и следа, опять это был все тот же живчик, неугомонный Артемьев.

— А что, командир, может, ты еще нас в мессии запишешь?

— Санька, а в голову? Что за глупости… Знаешь, когда человек начинает задумываться о высоком, то обязательно куда-то в сторону свернет, строить самому себе, великому, памятник. Ты у меня такие приколы видел?

— Не-а. Поэтому я с тобой, командир, до конца. Да куда мы теперь денемся — повязаны и прошлым и будущим и в прямом и в переносном смысле.

— Вот и я про то. Надо делать то, что делаем, и главный критерий — наша совесть. Про офицерскую честь говорить не буду — вытравили у нас ее, хотя нет-нет да заставит какую-нибудь глупость совершить.

— Это типа того, когда ты под Могилевом к немцам вышел?

— Ну, тут скорее совесть. А если честно, то тогда не в себе был: ранение, большая потеря крови, до сих пор помню все как в тумане. Так замучился, что уже на все был готов.

— Главное, сейчас не стыдно.

— Все равно люди и дети погибли.

— Многих спасли.

— Только это и радует. Ладно, Санька, давай не будем об этом, как-то напрягает. Ты мне вот что ответь, у тебя, у баламута, футуршок был какой-нибудь? Или, как обычно, ухмыльнулся, поржал и пошел искать, где бы подхарчить утробу свою ненасытную?

С соседней койки раздался смешок. Санька опять принял горизонтальное положение, и рифленая подошва армейских ботинок снова виднелась на спинке кровати.

— Нет, командир. У меня теперь сын, о нем нужно было думать в первую очередь. Вот как его утробу чистыми продуктами набью да Катерину накормлю, так и о себе подумать можно.

— Ну, слава богу, Катерина тебе хоть в такой мере мозги вправила.

Артемьев засопел, но звучало это очень наигранно, поэтому ни в какую обиду с его стороны я не поверил.

— Ну, это еще неизвестно, кто кому что вправил.

Тут и я не удержался, фыркнул.

— Ох, блин, уморил, вправильщик.

Потом, после небольшой паузы, Санька абсолютно не в тему спросил:

— Командир, а ты не думал, что было бы, если б с местными товарищами не мы общались, а какие-нибудь чинуши или генералы, ну из тех, что сейчас в некоторых бункерах еще барствуют?

— Да хреново было. Эти уроды стали бы торговаться, как привыкли. А продавать они умеют все, к чему дотянутся: и людей, и секреты. Главное, чтоб власти не лишиться и максимум прибыли получить. Если честно, то не исключаю варианта их плотных контактов с амерами, англами и, может быть, даже немцами — ну кто больше заплатит. С них станется, сущность свою они не переделают, поэтому, может, для местных товарищей и хорошо, что с нами общаются, а не с этими поборниками демократии.

— Ох и любишь ты их, командир.

— А ты? Или тебе напомнить, когда под Феодосией казаки три дня оборонялись от татар, держались из последних сил, с охотничьими ружьями против танков и БТРов, а потом их же и раскатали "Градами" киевские внутряки, которых срочно перебросили "наводить порядок и не допускать эскалации межнационального конфликта". Вот и навели. Своих православных они в землю закопали и бандитам расчистили дорогу. Помнишь, что в Феодосии и Судаке потом творилось? А как те же "Грады" и броню они татарам продали? Одно греет, что партнеры этим иудам нечестные попались: не заплатили, а потом по азиатскому обычаю всех вырезали. После передачи боевой техники боевики позволили солдатам внутренних войск загрузиться в грузовики, недалеко отъехать, дальше в поле их всех и расстреляли из гранатометов. Именно после той истории местные внутряки стали уже сотрудничать с россиянами, не оглядываясь на Киев, и участвовать в совместных операциях.

— Да, было дело. Странно, сколько в той войне грязи повылазило. Вот скажи, командир, откуда в людях столько дерьма скопилось?

— А нам его с детства закачивали. Телевизор, радио, всякие агитаторы. Ведь те же татары, сколько у меня знакомых было, ведь неплохие люди. И бизнес свой у них был, и дети в одних и тех же вузах учились, и сколько смешанных браков было. Меньше им надо было слушать всяких приезжих учителей из Турции, Саудовской Аравии. Тем как раз война была нужна…

Опять разговор затих. Трудно было снова переживать те события, стараясь как-то уйти от тяжелых воспоминаний, вернулись к нашим нынешним проблемам.

Наша ловушка с фальшивым Ивакяном пока не дала результата, поэтому оставалось только расслабляться. Боец, облаченный в бронежилет, изображавший раненого майора госбезопасности, периодически выходил на связь, докладывая о состоянии дел, а мы по привычке сидения в засадах постепенно впали в полудрему.

Такое сидение закончилось через четыре часа: уже под утро приехал Судоплатов с бойцами. Он, оставив охрану на улице, быстренько проскользнул в нашу палату, предварительно постучавшись, чтоб ненароком не нарваться на выстрел, сел на пустующую койку и устало потер красные от недосыпа глаза. Я не выдержал и сам задал вопрос:

— Ну что, Павел Анатольевич? Пробежались по цепочке?

— Да. Только это ложный след.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Как так? Ребята достаточно информированы. Тут что-то не так. Реально кто стоял за этими расспросами?

— Зам начальника особого отдела штаба морской авиации и обо всем докладывался напрямую в Усадьбу.

— След?

— Наоборот. Я разговаривал с товарищем Берией… Ну в общем, нужна была санкция на более серьезные действия, но получил отказ и краткие пояснения.

— И что же?

— После всех провалов последнего времени в системе госбезопасности была создана некая независимая сеть информаторов, которая заточена, как вы любите говорить, так сказать, на ваши проблемы.

— В смысле?

— Специальные эмиссары разъезжали по фронтам, армиям и вербовали в среднем руководящем звене особых отделов людей, которые должны в случае появления информации по Зимину, Кречетову или о вообще непонятных явлениях сразу сообщать в Усадьбу. Таким образом, благодаря этой системе в нынешней ситуации успели очень быстро узнать о событиях в Инкермане и принять меры. В данном случае информацию собирали по прямому указанию наркома.

— Павел Анатольевич, а вы уверены? Может, это и есть сеть заговорщиков?

— Да, уверен. Система создана недавно и, благодаря такому способу прохождения информации, позволила выявить несколько товарищей, ну, скажем так, не совсем соответствующих занимаемым постам. А в нашем случае мы проследили, кому и когда докладывал наш фигурант. Это личный порученец товарища Берии, который уже несколько недель в условиях строгой секретности отслеживает любые попытки интереса к вашей персоне.

— Угу. Понятно. Обычная ситуация в спецслужбах. Одна рука не знает, что делает другая… У них, может, что-то есть по нашему делу?

— Есть. Тут американцы засветились в Симферополе, собирали информацию о вас.

— О как, очень интересно, и что?

— Пришлось ликвидировать, инсценировав несчастный случай во время бомбежки.

— Точно американцы? Может, кто-то под них работает?

— Мы тоже так думаем: скорее всего англичане, но выяснить не успели. Они тоже мастерски подчистили хвосты.

— Да. Становится все веселее и веселее. Одно радует — город скоро будет в кольце, и все эти шпионские игры будут на вашей совести. Что дальше, Павел Анатольевич?

— Завтра ночью вылетаете под Борисполь.

— Один или двое?

— Как вы и просили, вы и лейтенант Артемьев.

— Это обнадеживает. Когда вылет?

— Завтра в восемь вечера. Под Николаевым специальная группа, выброшенная вчера вечером, подготовила аэродром подскока. Там дозаправитесь и в районе четырех утра уже будете под Борисполем.

Наше внимание привлекла какая-то возня в коридоре, потом короткий вскрик — и что-то глухо стукнулось и покатилось по полу. Я удивленно уставился на Судоплатова, но и он тоже с интересом прислушивался. Затем раздался сильный взрыв, и дверь, слетев с петель, влетела в нашу палату. Саньку, ближе всего сидевшего к выходу, снесло с кровати, он упал на пол и захрипел. Нас тоже тряхнуло, но не настолько сильно, тем не менее мы уже заученно попадали на пол, прикрывая головы, но новых взрывов не последовало. В коридоре несколько раз хлопнул пистолет, потом раздалась автоматная очередь и в ответ уже знакомо затарахтел пистолет Стечкина, которым был вооружен наш боец, выдающий себя за Ивакяна.

Судоплатов с ТТ притаился у двери, а я подскочил к Саньке, пытаясь понять, что с ним случилось. Следов крови не было, но, видимо, его неслабо приложило дверью. Уже скорее по привычке, нежели осмысленно, я, оттащив его от двери в угол палаты, выдернул из аптечки, которая всегда была в разгрузке, шприц-тюбик с обезболивающим и вколол Артемьеву. Что-то большее сделать не успел — над головой, со стороны двери, снова загрохотал автомат. В ответ несколько раз хлопнул пистолет Судоплатова. Света не было, поэтому нас с Санькой не было видно за перевернутой кроватью. Пока была такая возможность, я его тянул изо всех сил, пытаясь выползти из сектора обстрела засевшего в коридоре автоматчика. Но тот не унимался, прекрасно понимая, что времени у него не осталось, поэтому он пошел ва-банк: автомат разразился длинной, на весь диск, очередью. Пули щелкали по стенам, рикошетили от металлических спинок кроватей, пробивали матрасы и подушки, жалобно звякнули остатки стекла, оставшиеся в окнах после взрыва.

Разозлившись от безвыходности ситуации, я тоже в ответ несколько раз пальнул в сторону двери из "Глока-17", который постоянно таскал с собой. У противника закончились патроны, он отскочил обратно в коридор и через некоторое время открыл огонь уже из пистолета, все-таки пытаясь нас достать. Это послужило неплохим сигналом, и мы с Судоплатовым стали остервенело отстреливаться, пока нападавшему не пришла в голову мысль зашвырнуть к нам в комнату что-то взрывающееся. Предвосхищая события, я сам выхватил из разгрузки светошумовую гранату, выдернув кольцо, кинул ее в коридор и закричал:

— Глаза!

В коридоре сильно грохнуло. Но мы не успели броситься вперед, как там несколько раз привычно короткими очередями застучал автомат Калашникова, в ответ несколько раз хлопнул пистолет — и все затихло. В палатах от страха кричали раненые, звали сестер, переполох поднялся знатный, а в коридоре тем временем раздавался топот многочисленных ног подоспевшей охраны. Но никто не решался подойти к нашей палате, чтоб не нарваться на выстрел, поэтому из-за угла кто-то закричал:

— Товарищ майор, свои. Этих завалили.

— Кто это?

— Сержант Подгорецкий.

— А что не в эфире?

— Так вы сами не отвечаете…

Я удивленно посмотрел на болтающуюся на проводе гарнитуру радиостанции, которая слетела, когда падал на пол.

— Хорошо, мы выходим. Срочно найдите военврача Воронову — тут Артемьева приложило.

Но Судоплатов меня опередил и, как гончая, рванулся вперед. Сколько мы с ним общались, тем более в весьма опасных ситуациях, но таким его еще не видел. Он стоял в окружении своих охранников из ОСНАЗа и раздавал приказания, перемежая их отборным матом. Вся ситуация с нападением его вывела из себя настолько, что я просто боялся к нему подходить, но Артемьевым нужно было кому-то заняться.

Я сначала его просто позвал, но он не услышал, поэтому пришлось во всю глотку гаркнуть:

— Павел Анатольевич!

Он неожиданно остановился и повернул ко мне голову, удивленно подняв брови.

— Артемьев ранен, Воронову сюда, только быстро надо.

Один из бойцов держал в руках керосиновую лампу, и в этом мерцающем свете Судоплатов с всклокоченными волосами, синяком на скуле, эмоционально размахивающий рукой с пистолетом выглядел весьма колоритно: они как раз рассматривали застреленного нападавшего, который был одет в госпитальную пижаму и для конспирации обмотан окровавленными бинтами. Боец лежал возле стены на боку, поджав под себя левую руку, а правую с зажатым ТТ вытянул в сторону лестницы, откуда прорывалась наша охрана. Рядом валялся ППД с отсоединенным магазином, и весь коридор был усеян маленькими золотистыми цилиндриками гильз, которые неприятно скрипели, когда на них наступали. После моего крика Судоплатов осекся на полуслове, потом резко повернул голову к одному из своих подчиненных и коротко, сдержанно, в своем обычном духе приказал:

— Доктора сюда, только быстро.

* * *

Я сидел на улице, на скамеечке прямо возле центрального входа госпиталя. Рядом расположились двое бойцов, в данный момент задействованных в охране моего многострадального тела. То, что сейчас творилось, больше напоминало сцену из кинофильма: по вызову из комендатуры города примчался усиленный взвод краснофлотцев, с двумя станковыми пулеметами, которые тут же расположили на въезде в госпиталь и на втором этаже, прикрывая пути вероятного проникновения диверсантов. Судоплатов носился, как ужаленный в одно место, построив всех, кого можно. Как по мне, так со стороны было прекрасно видно, что приехавшее под утро морское начальство тихо посмеивается над госбезопасностью, которая два раза подряд влетала в большие неприятности.

На фоне светлеющего неба я опять сидел, наслаждаясь ночным воздухом. С моря тянуло холодом, но после всего пережитого хотелось немного остудиться, да и в голову лезли интересные и грустные мысли. Моя версия произошедших событий была не очень веселая, во всяком случае, лично для меня. Надо было уточнить у Судоплатова пару моментов и делать окончательные выводы.

К утру Павел Анатольевич сам нарисовался, присел рядом и закурил. Мы так молча сидели несколько минут, каждому было о чем подумать. Я уже многое знал, этого было вполне достаточно, чтоб сложить мозаику и сделать определенные выводы. После ночных событий очень волновался за Артемьева. Но тут все было под контролем: Санька еще легко отделался — осколок оборонительной "эфки" впечатался ему в бронежилет, раскрошив пару магазинов, а основной удар ему нанесла влетевшая в палату дверь. Сержант, который выдавал себя за израненного Ивакяна, вообще отделался легким испугом и простреленным в нескольких местах вещмешком с консервами.

Уже однозначно стало ясно, что приходили именно за Ивакяном — нападение было сначала на него, я был второй целью. Противник весьма грамотно переоделся в госпитальную одежду и, намотав на себя для конспирации бинты, просочился на наш этаж, вырезав дежурную охрану из трех полусонных моряков. Их было всего трое: один прикрывал коридор, второй рванул в палату с Ивакяном, третий пошел к нам. Приезд Судоплатова с подкреплением не оставлял им шансов, поэтому они попытались выполнить задание и пойти на прорыв.

Как раз в этот момент Паша Нечаев, бывший сержант крымской республиканской роты госавтоинспекции, впоследствии прибившийся к внутрякам, считавшийся известным "хомяком" и "нехватчиком", решил перекусить. Именно поэтому над ним всегда подшучивали — его умение и желание устраивать перекус в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время уже стало легендой в определенных кругах. Поэтому когда боевик заскочил к нему в палату, Паша как раз снова полез в вещмешок с консервами и держал его перед собой. Заинтересовавшись непонятной возней в коридоре, он успел схватиться за пистолет, когда пуля из ТТ, пробив несколько банок, была остановлена бронежилетом. В ответ Паша, свалившись с кровати, не задумываясь разрядил в нападавшего весь магазин своего Стечкина, который был случайно переведен в режим автоматической стрельбы. Конечно, с одной руки в таком режиме из АПС много не настреляешь, но три девятимиллиметровые пули, произведенные в конце двадцатого века, гарантированно завалили нападавшего. На стрельбу из смотровой комнаты, где он ездил по ушам молоденькой дежурной сестре, выскочил матрос-охранник и, не раздумывая, вступил в бой. Получив ранение, он сумел пристрелить еще одного нападавшего, который контролировал коридор. Оказавшись в окружении, третий, видимо командир группы, используя гранаты, попытался напасть на нас, но был впоследствии застрелен. К сожалению Судоплатова, никого не удалось взять живым, хотя двоих впоследствии опознали как людей, которые, одетые в форму сотрудников НКВД, увезли Лебедева. Круг замкнулся, и снова все концы были оборваны…

Я решил прервать молчание.

— Павел Анатольевич, не знаю, как у вас, а у меня есть соображения.

Он затянулся сигаретой, выпустил дым и повернул голову:

— Я слушаю.

— Что у нас на фронтах?

— Каких именно?

— Меня интересует состояние на севере Крыма и положение группировки, окруженной под Борисполем.

Он, как бы соглашаясь, кивнул головой.

— Что, уже знаете?

— О чем?

— Оборона под Ишунью прорвана, ночью немцы вошли в Симферополь. Под Бахчисараем уже были стычки с моторизованной разведкой гитлеровцев.

— Ну, это мы ожидали. А под Борисполем?

— Плохо. Немцы начали операцию по уничтожению окруженной группировки. А к чему вы спрашиваете?

— А к тому, что мне нужно срочно лететь к первой точке выхода. А еще лучше ко второй, под Фастовом. Там вряд ли будут ждать.

— Есть соображения?

— Да.

— Излагайте.

— Все просто. Враг, или группа врагов, что скорее всего, ставит своей задачей проигрыш Советского Союза на первом этапе войны. Пока не знаю, какие цели они перед собой ставят, но это явно не немецкие агенты. И не англичане. Это свои гниды.

— С чего взяли?

— Свои. Точно. Скорее всего, им нужно устроить проигрыш на начальном этапе или цепь серьезных поражений, чтоб сместить Сталина. Может быть, они как-то с союзниками связаны, но не думаю, что той же Англии или США сейчас выгодны такие катастрофические поражения СССР или вообще поражение в войне. Тогда они остаются один на один против Гитлера, который получит в свое распоряжение всю сырьевую и производственную базу Советского Союза. Нет, тут на кону стоит передел власти в стране.

Судоплатов молчал, анализируя мою информацию, попыхивая сигаретой.

— И как это стыкуется с нынешней ситуацией?

— В нашей истории был критический момент в войне, когда немцы рвались к бакинской нефти. Если б они захватили месторождения, то СССР остался бы без горючего. Вот и подумайте, простой план: захват Крыма, Краснодарский край, Кавказ и нефть. Крым — это ворота на Кавказ. А теперь представим, что эти люди получают информацию о нашем существовании, возможностях и в некоторой степени об истории операций этой войны. То, что мы плотно работаем с вами — это факт, и помешать они уже не в состоянии. Даже если убьют меня, вас, все равно контакт будет продолжаться по одной простой причине — это выгодно обеим сторонам, жизненно выгодно. И что делать в такой ситуации? Правильно, пропустить немцев к нефтяным месторождениям. А как это сделать? Крым и так плохо защищен, но немцам пришлось попыхтеть, чтобы прорвать оборону. А тут ожидается переброска восьмидесятитысячной группировки, окруженной под Борисполем, которую они уже списали со счетов. Тогда Крым точно будет не так просто сдать немцам. Поэтому я думаю, что основной смысл всей этой возни — протянуть время и позволить гитлеровцам уничтожить окруженную группировку и не позволить ее перебросить в Крым. Вот и все, и как по мне, так у них это почти получилось. Мы три дня потеряли неизвестно на что. А там за это время погибло куча народа.

— Но ведь в вашей истории наступление удалось остановить. И войну выиграть.

— Да, конечно, это факт, причем неоспоримый. Но тем не менее было много интересных моментов, когда принимались явно неправильные, точнее вредительские решения. Если покопаться глубоко, тщательно, то можно нарыть не безрассудство, а преступный замысел, точнее планомерный саботаж. Я думаю, что в нашей истории госбезопасность что-то нарыла, а скорее всего народ нелогично, глупо, в их понимании, дрался до последнего, не обращая внимания на приказы сдавать города и отступать. Но факт остается фактом: иуды, ответственные за поражения, скорее всего, были отстранены впоследствии от власти и управления войсками и уже не могли влиять на ход войны. А в нашей ситуации они, узнав про нас, пошли ва-банк. Смысл в новых танках, самолетах, когда их заправлять нечем.

Судоплатов заскрипел зубами. И тихо, как бы для себя, вслух проговорил:

— И германцам сливают информацию о реальном состоянии войск в "котле" и о том, что поддержки не будет. Может даже, еще карты с расположением частей предоставили.

— Не исключаю. Но сам факт начала масштабного наступления, причем так синхронно и вовремя, настораживает.

— Хорошо, я вас понял. Когда думаете вылетать?

— Чем раньше, тем лучше. Только про изменение точки высадки лучше никому не говорить. Это изменим в самый последний момент, когда самолет после заправки будет вылетать из-под Николаева, где, как я понял, ждет специальная группа обеспечения…

Глава 11

Снаружи бушевал ураган, выворачивая с корнями остатки умершего сада. Ветер поднимал в воздух миллионы серых от пепла снежинок, создавая непроходимую стену для любого попытавшегося выйти на улицу. Из-за большого количества окислов металлов в пепле во время таких бурь резко нарушалась радиосвязь, что часто не позволяло оказывать своевременную помощь попавшим в ураган патрулям. Их находили потом, замерзших, сошедших с ума и перестрелявших друг друга в борьбе за крохи пищи, обглоданными мутировавшими крысами и дикими собаками. В этом буйстве серых тонов иногда мелькали ветки, куски кровли, сорванной с домов в поселке. Они с силой стукались в стены полуразрушенной фермы, где уже третий день в замаскированном бронетранспортере отсиживалась группа майора Дегтярева.

Такие ураганы могли длиться неделями, заставляя людей отсиживаться в убежищах. Но Дегтярев и так действовал в режиме жесткого дефицита времени, поэтому такая задержка в реализации плана просто сводила с ума и его самого, и его бойцов.

Хлопнула дверь БТРа, и вовнутрь ввалился прапорщик Чеботаев, обмотанный с ног до головы тряпками, прикрывающими защитный костюм от ударов летающего в воздухе мусора. В этом был смысл: у соседей одному из бойцов сорванным с крыши дома листом оцинковки снесло голову.

После того как Чеботаев снял противогаз, Дегтярев бесцветным голосом спросил:

— Рома, ну что там?

— Да все то же, командир. Ни хрена не видно.

— Ну хоть весь мусор унесло?

— Да. Теперь в воздухе в основном снег да песок. Но в этом есть свой плюс.

— Какой же?

— Все видеокамеры, внешние датчики системы безопасности поста выведены из строя. Если набраться наглости, то можно прямо сейчас туда лезть.

— Чуть попозже. Ты леера натянул?

— До самого крайнего дома.

— Хорошо. Сейчас отдыхай, завтра попытаемся проникнуть в бункер…

Этот небольшой бункер они частенько использовали как перевалочную базу при длительных патрульных выездах. Здесь хранился достаточный запас боеприпасов, продуктов, медикаментов, чтобы обеспечивать группы спецназа, рыскающие по округе. Поэтому именно сюда в первую очередь решился сунуться Дегтярев, прежде чем устанавливать контакты со своими сослуживцами в центральном бункере. Еще до войны под видом строительства водоочистного комплекса было заложено это хранилище, в котором имелась своя артезианская скважина, несколько жилых боксов для личного состава и, главное — продуманная система обороны. Для интеграции в единую сеть в этот бункер провели силовую магистраль, линию ЗАС и оптоволоконную линию. Полазив в свое время по внутренней компьютерной сетке, Дегтярев был в состоянии связаться с нужными ему людьми через общую компьютерную сеть, которая в полной мере являлась некоторым ограниченным аналогом Интернета, использующую в архитектуре всю техническую базу и программное обеспечение, распространенное в мире.

На следующее утро отряд, состоящий из четверых человек, используя для передвижения по улице заблаговременно привязанные стальные леера, двинулся к бункеру. На улице еще бушевал ураган, и ветер был настолько сильным, что люди с трудом удерживались на ногах, прицепившись для страховки альпинистскими карабинами к стальным тросам. Им понадобилось несколько часов, чтоб в серой туче снега и пепла, поднятой ветром, в условиях нулевой видимости, добраться до первого рубежа систем охраны бункера. Большинство датчиков не работало, поэтому без особых приключений они сумели подобраться к резервному входу, который частенько использовала охрана для незаметного выхода на поверхность, в случае непредвиденных ситуаций. Сам вход был замаскирован под дренажную трубу, перекрытую стальной решеткой, выходящую в овраге. Провозившись несколько минут и заблокировав простенькую сигнализацию на открытие первой решетчатой двери, бойцы проникли в помещение тамбура, в котором находился люк, ведущий в небольшую шлюзовую камеру. Вот защита люка как раз и была выполнена на высшем уровне, и преодолеть ее с наскока не получится, поэтому в этом случае необходим абсолютно другой подход. Тут была индивидуальная система идентификации, и Олег вполне мог воспользоваться своим электронным ключом, но тогда эта информация сразу бы ушла в центральный бункер, и его инкогнито было бы нарушено. Поэтому пришлось идти на военную хитрость.

Дегтярев достоверно знал, что в этой комнате находится скрытая видеокамера, но она включается периодически, при заступлении новой смены на дежурство либо перед выходом группы через этот вход. Поэтому, потратив время, они нашли маленький, диаметром около полутора миллиметров, глазок камеры, который тут же был замазан грязью, создавая видимость полной случайности этого события. Чеботаев достал небольшое устройство из переделанного электрошокера и подсоединил его к считывателю системы контроля управления шлюза. Раздался треск электрического разряда, и светодиод на панели считывателя погас. Вся команда бойцов в спешном порядке покинула помещение, притаившись вне зоны видимости.

Исходя из точного знания инструкций, в скором времени ожидалось появление наряда минимум из трех-четырех бойцов в сопровождении штатного технаря, но, к удивлению Дегтярева, им пришлось ждать более сорока минут — жесткие правила безопасности даже в воинском подразделении на фоне всеобщей апатии, развившейся повальной наркомании, волны самоубийств, уже практически не соблюдались. Потеря дисциплины была первым сигналом начинающейся агонии оставшихся в живых людей, даже здесь, где собирались лучшие кадры Министерства обороны Украины.

Пришли двое. Один из них подошел к решетке, проверив ее целостность, для приличия выглянул наружу, не заметив притаившихся спецназовцев.

Второй, видимо техник, начал копаться в механизме считывателя электронных ключей. Даже на своей позиции Дегтярев слышал его недовольное бурчание.

Захват прошел быстро и практически без эксцессов. Охранника просто сбили с ног и оглушили, а техника скрутили, и забрали радиостанцию, чтоб он не смог оповестить свое руководство.

Заполучив в руки электронные ключи охранника и техника, Чеботаев уже собирался юркнуть в люк, когда Дегтярев его остановил и приказал подготовить пленного для допроса.

Когда с него содрали противогаз, тот ошалело вращал глазами, рассматривая захвативших его боевиков. Вопросы были короткими, и на любую попытку увильнуть от ответа техник сразу получал чувствительный удар прикладом автомата.

— Кто сейчас командует гарнизоном бункера?

— Капитан Карпов.

— Сколько вас?

— Восемь человек.

— В шлюзовом отсеке есть видеокамера, сейчас она функционирует и контролируется?

— Э-э-э-э… — техник задержался с ответом и сразу согнулся от чувствительного удара по почкам.

Дегтярев спокойно продолжил:

— Повторяю. В шлюзовом отсеке имеется видеокамера, сейчас она функционирует и контролируется?

— Да.

— В случае нештатной ситуации, какой твой порядок действий?

— Известить дежурного.

— У него?

— Запуск первого протокола безопасности. Поднятие уровня боеготовности до уровня "Военная угроза".

— Сейчас какой уровень боевой готовности?

— Тревога третьей степени.

— Почему?

— В Крыму русские группу спецназа уничтожили. Возможно нанесение ракетных ударов по нашим бункерам.

— Н-да. Весело. Ты можешь сюда вызвать капитана Карпова?

— Ну-у-у-у… Ой! — он опять скривился от удара.

— Мне еще раз повторить?

— Нет, не надо. Я могу связаться.

— Связывайся, но смотри, устроишь тут игры с кодовыми фразами, погибнешь первым. У тебя семья есть?

— Есть, жена и дочка.

— Ну вот ради них не делай глупостей. Мы своих не убиваем.

Техник скривился.

— Какие вы мне свои?

— Карпов потом сам тебе объяснит. Давай вызывай его и не шути.

— Вы знаете Карпова?

Дегтярев выразительно взглянул на Чеботаева, который тут же дал подзатыльник болтливому пленному. Дальше объяснять смысла не было, поэтому ему просто протянули радиостанцию, а в затылок уперся ствол глушителя, накрученный на пистолет Стечкина. Тот трясущимися руками отжал тангенту и чуть срывающимся голосом произнес:

— Барс-один, ответьте Барсу-восемь. Барс-один, ответьте Барсу-восемь.

Через минуту таких вызовов ему ответил раздраженный голос, искаженный динамиком радиопередатчика:

— Ну чего тебе, Шмелев? Опять делать не хрена?

— Товарищ капитан, тут вам самому надо бы глянуть.

— Ты что там порнофильмов пересмотрел? Что мне там смотреть?

Пока техник не отжал тангенту для ответа, Дегтярев схватил его за ухо, рукой, одетой в перчатку, чуть тряхнул и прошипел:

— Ты будь поубедительнее. Понял?

Он закивал головой и, чуть успокоившись, снова обратился к своему командиру:

— Товарищ капитан, тут точно необходимо ваше присутствие. Если это не так, то сможете расстрелять меня.

— Ладно, убедил, сейчас буду.

Медленно потянулись минуты ожидания. Скрипнул открываемый люк, и в комнату вылез Карпов, облаченный в защитный костюм и противогаз. В полутьме он не разглядел спрятавшихся боевиков, поэтому, когда он почти вылез, его ловко подхватили, обезоружили и скрутили.

Карпов крутился и сопротивлялся как мог — он был сильным человеком и боевым офицером. Его старались не калечить, но, чтобы его усмирить, пришлось сильно попотеть. Через несколько минут такой возни он, связанный по рукам и ногам, поддерживаемый двумя бойцами, сидел перед Дегтяревым. С него сорвали маску, и Олег стал всматриваться в красное от натуги и злости лицо своего сослуживца, который занимал очень важное место в его плане по эвакуации семей. Но Карпов не унимался.

— Суки, я вас все равно всех сделаю!

Олегу пришлось снять свою маску и отвесить пощечину.

— Леша, уймись. Успокойся.

Переход от злобы до крайнего удивления у капитана Карпова прошел на удивление быстро. Дегтярев в уме себя поздравил с выбором партнера — все-таки быстро сориентировался, что говорит о вполне стабильной психике.

— Олег? Олег Дегтярев? Так тебя в Крыму русские грохнули. Что ты тут делаешь?

— Леша, успокойся. Только не говори, что я привел противника для захвата бункера. Это всего лишь остатки моей группы, и все. Больше со мной никого нет.

— Так зачем нужно было все это устраивать? Или…

Олег решил действовать, поэтому произнес давно заготовленную фразу, в которой он методично, словно вбивая гвозди, веско, с некоторым давлением, давал сослуживцу установку.

— Леша. Ты меня знаешь. Я не предатель. Ни тебе, ни твоим бойцам ничего не грозит. Для меня главное, чтоб в центральном бункере раньше времени не узнали о том, что я жив, иначе моя семья и семьи моих ребят окажутся в большой опасности. Если ты дашь слово, что не будешь творить глупостей, я тебе все объясню.

Карпов молча слушал. Олегу даже показалось, что он немного в такт речи стал помахивать головой. Но как только Дегтярев закончил, Карпов спокойно ответил:

— Хорошо, Олег, но это должна быть очень веская причина.

— Скажи, у тебя в группе есть стукачи, кто контре сливает информацию?

— Был один, но погиб случайно, а так все проверенные.

— Тогда сделаем так, я тебя отпускаю, ты на время делаешь так, чтоб с центрального бункера не смогли контролировать видеокамеры на входе бункера, а мы смогли спуститься вниз и нормально поговорить. Леша, поверь, это очень важно, и тут на кону такое, что может полностью изменить нашу жизнь. Во всяком случае, это реальный шанс выжить…

Через час он с Карповым сидел на складе боеприпасов, где гарантированно не было ни камер, ни микрофонов, а те, что были, давно вышли из строя. После сытного, горячего обеда они решили переговорить один на один. Бойцы Дегтярева пока ничего не рассказывали гарнизону бункера, но всем вокруг было понятно, что появившиеся из ниоткуда остатки разгромленной группы спецназа ВМСУ, отправленной в Крым и проникнувшей в бункер таким экзотическим способом, привезли интересные вести. Но на все расспросы они уходили с темы, ссылаясь на своего командира, который без серьезного разговора с Карповым ничего говорить не хотел.

Рассказ Олега был достаточно подробным и объяснял многие непонятные вещи, связанные с этой поездкой. Но тем не менее капитан Карпов выразил сомнения в некоторых вещах, задавая вопросы и стараясь подловить Дегтярева на мелочах, но тут же получал исчерпывающие ответы. Как в свое время Олег договаривался с Оргуловым, тоже всем скармливал версию о крупной и обеспеченной базе в Южном полушарии, намекая на Антарктиду. То, что база была построена немцами во время Второй мировой войны, было вторым уровнем правды, и в качестве доказательства все еще не полностью убежденному Карпову были предоставлены консервированные сосиски с маркировкой вермахта и датой изготовления — май 1941 года. При этом Олег, вскрыв банку, штык-ножом наколол одну сосиску и отправил ее в рот, подтверждая при этом ее хорошую сохранность. Вторую такую банку, копию первой, он передал Карпову, который с удивлением ее стал крутить и рассматривать, ища подвох. На что Дегтярев иронично высказался:

— Ты еще ее на зуб попробуй. Хотя я тоже не верил, а потом распробовал и с удовольствием сейчас подъедаю.

— Да. Удивил, Олег. Если бы кто другой рассказывал, не поверил. А тут свои же подставили. Говоришь, эти русские весь район контролируют?

— Ага. Самое интересное, что командует ими мой кореш, Серега Оргулов. Вместе в Нахимке учились, потом вместе в морской пехоте на Молочке, в полку служили. Я потом в разведуправление перевелся, а он на гражданку. Когда война началась, он к российским морпехам прибился и там до майорадослужился. Вот он там всем и заправляет. И внутряков они не трогали, наоборот, вместе с ними помогали отбивать бункер, захваченный бандитами. А какую они бойню устроили в Симферополе? Из гаубиц разнесли колонну боевиков, и потом их, как тараканов, гоняли по городу. В общем, район они зачистили, собирают спецов, инженеров, всевозможную документацию и готовят для эвакуации. Самое интересное, что приветствуются семейные.

Карпов, видимо убедившись в правдивости Олега, и приняв для себя решение, стал расспрашивать о дальнейших перспективах.

— Что в такой ситуации нам светит?

— Очень многое, поверь. Вот только пока здесь в заложниках Танька с сыном, у меня связаны руки. Поэтому к тебе и обратился, знал ведь, что ты на "Заозерный" заступаешь…

— Хорошо, допустим, я тебе поверил и убедил своих ребят. Что будем делать дальше?

— Дальше организовываем транспорт, вывозим наши семьи, грузимся максимально продуктами в дорогу, оружием и боеприпасами и уходим.

Карпов невесело ухмыльнулся.

— Ты думаешь, нам так просто дадут это сделать?

— Если по-умному сделать, то не сразу задергаются.

— Олег, ты хоть представляешь, на что нас толкаешь?

— Леша. Я для себя все решил. Когда ты все до конца узнаешь, будешь Бога благодарить за то, что я пошел именно к тебе.

— Дегтярев, что-то ты не договариваешь.

— Конечно, а ты думаешь, я тебе все тут буду вываливать на этапе планирования операции? Нет, конечно, но позже ты меня поймешь.

— Интригует. Видимо, есть там что-то такое, что пробрало тебя до костей.

— Да. А ты спроси любого из моих бойцов, с кем они? Да в глаза загляни и поймешь. Мы уже перешли грань и выбрали сторону. Тем более страны и народа, которому мы приносили присягу, уже нет. Так что давай работать. Включай роутер и будем связываться с главным бункером.

— А кто тебе там нужен?

— Даня Великий.

— Капитан-лейтенант Великий?

— Он самый.

— Ну, технарь и компьютерщик он неплохой, но тебе же спецура нужна.

— Он в моем плане занимает очень важное место, и перетащить его на нашу сторону будет весьма полезно.

— Тогда что делаем?

— Включаешь роутер, связываешься с ним по электронке, типа срочно выйди на связь. А дальше ждем его реакции. Видеосервер в бункере не включай.

Через полчаса на компьютере дежурного по убежищу пиликнул сигнал. Карпов надел наушники с гарнитурой, щелкнул "мышкой", отвечая на вызов.

Для оперативной связи использовался скайп, сервер которого стоял в центральном бункере, поэтому на экране монитора перед Карповым предстала помятая после сна физиономия капитан-лейтенанта Великого, одного из лучших спецов центра АСУ штаба Военно-морских сил Украины. Благодаря своим знаниям и навыкам, он в свое время был переведен в разведуправление и при начале боевых действий эвакуирован в убежище за пределами Крыма. Это был худощавый, доброжелательный, отзывчивый человек, вызывающий положительные эмоции у любого собеседника. В отличие от большинства компьютерщиков, он не кичился своими знаниями и свысока не разговаривал с сослуживцами, поэтому со временем стал абсолютно своим для боевых офицеров, которые, приходя с рейдов, обязательно что-то привозили для него — ноутбук, сервер, скрученную навороченную видеокамеру. Все это Даня восстанавливал и находил практическое применение. Впоследствии у него обнаружился еще один талант — только он мог с особым изобретательством так организовывать систему безопасности объекта, что несколько попыток проникновения в бункера со стороны мародеров закончились полным их уничтожением. Расположенные в самых неожиданных местах заряды взрывались, осыпая нападавших сотнями стальных шариков. Закрепленные под потолком танковые пулеметы Калашникова, снятые с подбитой техники, оборудованные электроспусками, расстреливали посягнувших на безопасность обитателей бункера…

— Карпов, ну что там у вас случилось? И так из-за этого бурана вторые сутки на ногах, восстанавливаю систему…

— Даня, дело есть. У нас тут видеосервер лег, надо твое присутствие…

— Леша, ты в своем уме? Сейчас еще к вам ехать. Давай попробуем дистанционно.

Но Карпов не сдавался. Поэтому зашел с другой стороны.

— Даня, скажи, а нас слушать могут?

— Ну, раньше контра слушала, но сейчас, после гибели их группы на молдавской границе, им и без нас дел хватает. Людей и так мало.

— Даня, тогда убедись, что нас никто не слушает. Пожалуйста, это очень важно.

— Хм. Что-то темните вы, товарищ капитан.

— Темню. Поэтому и тебя в гости хочу вытянуть.

— Да, Леша. Опять шпионские страсти? Ладно, подожди малек, я тут кое-что проверю…

Через веб-камеру на компьютере Великого было видно, как он подошел к серверной стойке, где была куча проводов, связанная в жгуты, аккуратно уложенная в специальные органайзеры, что-то помудрил и выдернул из пачпанели несколько разъемов.

— Ну вот теперь никто нас слушать не сможет. Давай говори, что там у тебя, а то через полчаса контрики и дежурный начнут верещать, что не могут с сервера в онлайне фильмы смотреть.

— Хорошо. Ты слышал, что с нашими в Крыму произошло?

— Конечно. Группу майора Дегтярева россияне уничтожили, хотя, как по мне, там нечисто. Батя что-то знает, кажется, побаивается смежников — в общем прижали его, поэтому и помалкивает.

— А ты что про Дегтярева думаешь?

— Ну и вопросики у тебя. Ты что, Олега обсудить хотел? Нормальный мужик, свой, жаль, что такие гибнут. Его жена после известий слегла. Ее даже в графике дежурств на две недели вперед нет.

— Хорошо. Значит, слушай и не перебивай — Дегтярев жив и сейчас он у меня в бункере. Сам понимаешь, что история там нечистая, так оно и есть. Практически всю группу под татар подставили, а россияне как раз их и отбили.

Великий сразу подобрался и немного изменился в лице, прекрасно понимая, что сейчас начался очень серьезный разговор.

— И я тут каким боком? А про Дегтярева ты не заливаешь?

У Карпова что-то зашуршало, и в объективе веб-камеры появился Дегтярев, надевший наушники с гарнитурой.

— Даня, привет.

— Привет, Олег. Честно, рад тебя видеть.

— Взаимно, Даня. Ты понимаешь, что сейчас я тебя втягиваю в очень опасную авантюру?

— Да, понимаю.

— Хорошо. Мою группу намеренно подставили. Это не Батя, это кто-то из более высокого руководства. И если я сейчас сунусь в бункер, нас сразу зачистят.

— Понятно. В этом есть смысл. Наверно, поэтому с "Заозерным" связь пропадала, когда вы туда пролазили? Значит, Карпов уже в деле.

— Правильно мыслишь. Я всего говорить не буду. Только при личной встрече. Буду краток. Дежурная группа на базе?

— Да.

— Чья группа?

— Капитана Нестерука.

— Андрюха… Да, самое то. Значит, так. Найди любой повод, чтобы немедленно выехать из бункера в "Заозерный". При этом прихватите с собой мою семью и семью прапорщика Чеботаева. Но надо это сделать так, чтоб их не хватились в ближайшие два-три дня.

— Ты думаешь, я смогу уговорить Нестерука?

— Приведешь его сюда, я сам ему скажу пару ласковых. Он и так мне должен, как партия народу…

— Хорошо.

Прошло еще двадцать минут, которые Карпов и Дегтярев провели как на иголках. Веб-камера компьютера Великого показывала пустую серверную. К всеобщему облегчению, микрофон уловил звуки разговора и препирательства, и через мгновение там нарисовался капитан Нестерук, невысокий худощавый брюнет с черными усами. В данный момент он находился на дежурстве в качестве командира группы быстрого реагирования, поэтому расхаживал в разгрузке и с автоматом на плече. Он возмущенно высказывал Великому свое мнение о программистах, которые отрывают серьезных людей от партии в преферанс.

— Даня, ну вот скажи, что такое может быть в "Заозерном", из-за чего я должен бросать игру и нестись к черту на кулички?

— Андрей, сейчас сам поймешь, только не кричи и не вопи…

— Ну ладно. Там сейчас Карпов дежурит, я ему сам все выскажу.

Он раздраженно уселся за компьютер, надел наушники с гарнитурой и с ходу начал:

— Леха, какого хрена…

Но вместо Карпова на него с экрана монитора смотрело усталое лицо майора Дегтярева.

— Олег?

— Привет, Андрюха. Есть дело…

Глава 12

Колонна из двух БТРов, двух БРДМов, одной БМП-2 и четырех грузовых машин, переделанных для поездок по отравленному миру, одна из которых была бензовозом, несмотря на ураганный ветер, упрямо двигалась в сторону Симферополя, до которого оставалось около двадцати километров. Несколько недель бушевавший ураган, как огромная метла, вычистил степь от мелкого мусора, покрыв поля ровным слоем серого снега. Темное, гнетущее небо и расстилающая перед глазами мертвая равнина вызывали чувство тоски у всех, кто рассматривал через иллюминаторы и бойницы предстающий взору пейзаж. Олег Дегтярев примостился возле водителя в КШМ (командно-штабной машине) и сквозь решетки, прикрывающие лобовое стекло, рассматривал идущий впереди БРДМ-2 и выдвинувшийся вперед в качестве передового дозора БТР.

Однотонный пейзаж убаюкивал, к тому же работающая печка наполняла приятным теплом салон, поэтому Олега неудержимо клонило в сон. Он умудрялся держаться из последних сил, держась только на силе воли и лошадиных дозах крепкого кофе. На нем лежала ответственность за всех людей, которых он сагитировал и вывез из бункера разведуправления ВМСУ, относящегося к комплексу убежищ Министерства обороны Украины. Вынеся на себе все трудности и неприятности последних дней, он стал наконец-то понимать, какой груз несет Серега Оргулов. Ведь он также постоянно находится в состоянии стресса, пытаясь успевать уворачиваться от ударов и в нашем времени и в прошлом, при этом обрастая соратниками, накапливая силенки, благодаря которым его уже считают одним из влиятельнейших людей региона и учитывают в своих раскладах различные группировки Украины, Турции и России. По косвенным данным, положением дел в Крыму заинтересовались в Европе и Америке.

Он невесело ухмыльнулся, вспоминая слова Оргулова про то, что мир умер, а остатки людей, стоя на краю пропасти, продолжают бороться за власть. Дегтярев на секунду закрыл глаза, и перед его взором проскочили события последних нескольких дней…

Придумав повод и преодолев некоторое сопротивление начальства, Великому и Нестеруку удалось организовать выезд тревожной группы к бункеру "Заозерный". В результате небольшой костюмированной операции Татьяна Дегтярева с сыном и Наталья Чеботаева с дочкой и сыном окружными путями были проведены в ангар и посажены в бронетранспортер тревожной группы. Благодаря Даниле Великому, именно в это время в ангаре отключились видеокамеры, и посадка незапланированных пассажиров оказалась незамеченной для дежурной смены. Что им пришлось перенести, когда бронетранспортер в условиях практически нулевой видимости пробирался по заснеженной пустыне больше пятнадцати километров к бункеру "Заозерный", трудно описать словами. Несколько раз сбивались с пути: навигаторы уже практически не работали, с каждым годом после войны количество навигационных спутников уменьшалось, а большая часть была сбита еще во время начала глобальных боевых действий. Некоторые, парализованные вирусными атаками, замолкали и уходили с расчетных орбит, успев при этом передать другим своим собратьям вредоносные программы.

Дорога, которая в обычных условиях преодолевалась за полчаса, растянулась на целых четыре. Когда заснеженный бронетранспортер оказался в ангаре бункера, где встал рядом со своим собратом, на котором туда же приехала группа Карпова, подвергся соответствующей обработке. Его долго и с остервенением промывали сильными струями воды, смывая наплывы грязи, снег и пепел, которые забивались в любые щели на корпусе. Вода стекала по специальным желобам и выводилась на поверхность через систему дренажных труб. Дегтярев и Чеботаев терпеливо стояли в стороне, ожидая окончания обязательных процедур. И вот наконец-то наступили мгновения счастья…

Татьяна повисла на шее уже в мыслях похороненного супруга. Она рыдала, гладила его волосы и терлась лбом об его небритую щеку, что-то тихо проговаривая. Пятилетний сын, обхватив отца за ногу, не хотел его отпускать, дергал за разгрузку, привлекая к себе внимание. Олег в этот момент, как никогда, понял, ради чего стоит жить и ради чего стоит воевать. То, чем он занимался до недавнего времени, казалось нереальным и ненужным: рейды, зачистки, диверсионные акции ради чьих-то клановых интересов, никак не связанных с судьбой его семьи и друзей. Ежедневно подставляясь под пули бандитов и мародеров, майор Дегтярев часто ловил себя на мыслях о безысходности и отсутствии какой-либо надежды на будущее. Во время войны он выполнял свой долг офицера, давшего присягу бойца элитного подразделения военной разведки. Тогда все было ясно и понятно: враги это люди с оружием, убивающие мирных граждан. Сейчас все изменилось, мир изменился, люди, которых знал много лет, менялись на глазах. В таких условиях жизни в экстремальных условиях в людях проявлялись качества, которые даже в боевых условиях не всегда рассмотришь: слабость, подлость, подсознательная тяга к современной химии, желание иметь крепкого хозяина из-за боязни жизни. Теперь он понимал, что так его поразило в команде Сереги Оргулова. Там собрались люди, которые не сломались, которые смотрят вперед с надеждой и готовы за нее драться. Не ради чистой жрачки, воды и воздуха, а ради надежды, ведь именно ее забрали у людей, подменив на красивые бумажки, громкие лозунги, оправдание животного образа жизни и иллюзию собственной значимости в демократическом обществе. Все это сейчас превратилось в пепел в прямом и переносном смысле, и осталась только одна дорога, дорога живых, и Олег сделал свой выбор…

После взаимных приветствий в самом большом помещении бункера было проведено общее собрание, на котором собрали практически всех присутствующих, чтоб потом не было недомолвок. При всех майор Дегтярев опять пересказал всю историю о крымских событиях, об обеспечении отряда Оргулова трофейными продуктами, о подготовке к эвакуации специалистов и членов их семей и о реальных перспективах на будущее. В качестве подтверждения его слов были предоставлены все те же вездесущие банки с консервированными сосисками, произведенные в мае 1941 года. Чеботаев и бойцы, вернувшиеся с Олегом, дополняли всю эту историю новыми подробностями, убеждая всех собравшихся в правдивости рассказа. В качестве дополнительного аргумента Даниле Великому, большому любителю военной истории, подарили немецкий трофейный пистолет "Маузер К-96", которых у Оргулова после нескольких стычек в 41-м году завалялось штук пять на складе, Нестеруку отдали обычный МП-40, а Карпову "парабеллум". Такая маленькая демонстрация оказалась вполне действенной, поэтому уже никто не ставил под сомнение рассказ Дегтярева, и сразу перешли к нормальному планированию операции.

Одним из важнейших аспектов подготовки эвакуации был подбор транспортных средств, продуктов, заготовка нужного количества горючего, запасных частей. Пока это все согласовывалось и Данила копался в базе данных кладовщиков, Дегтярев готовил списки возможных кандидатов для присоединения к операции. Важным критерием было наличие семьи и отсутствие ярко выраженных националистических взглядов. Украинских националистов, "бандерлогов", в подразделениях почти не осталось, как правило, они просто не уживались, а с началом войны кто перевелся на Западную Украину из Крыма, кто погиб, кто попался на мародерстве и сбежал, переродившись в отморозков.

Когда выпала минутка свободно поговорить, Олег увлек Данилу Великого на склад боеприпасов, прихватив с собой маленький ноутбук. Заинтригованный компьютерщик с интересом проконтролировал, чтоб никто не мог слушать разговор, красуясь подаренным маузером в деревянной кобуре, пошел с Олегом, в надежде услышать нечто интересное.

Майор Дегтярев запустил систему и, дождавшись, когда Данила усядется на ящик из-под патронов, начал издалека:

— Даня, в общем, дело в том, что мы с ребятами не все рассказали.

— Ну, это всем понятно. То, что там не все так просто, ясно всем. У тебя есть авторитет и репутация, поэтому никто глубоко копать не будет, слишком всем уже надоело это выживание, а тут реальный шанс. Олег, я сказал же — мы с тобой, или там еще что-то?

Дегтярев усмехнулся, потянулся, как довольный котяра, и с видом фокусника щелкнул клавишей, запуская на ноутбуке видеофайл.

Капитан-лейтенант с интересом смотрел на экран, но по прошествии минуты буквально впился глазами в разворачивающуюся картину. А там было на что посмотреть: в поле горели немецкие танки времен Второй мировой войны, некоторые маневрировали и вели огонь. Но к удивлению Данилы, в кадре появились три современных танка и с ходу открыли стрельбу из пушек, уничтожая металлические коробки с крестами, выглядевшие не очень впечатляюще по сравнению с Т-64. Все это было нереально, но еще нереальнее оказались бойцы спецназа, облаченные в современную экипировку и вооруженные стрелковым оружием начала двадцать первого века, бегущие по полуразрушенному окопу и с ходу вступающие в бой. Они остервенело расстреливали идущую в атаку немецкую пехоту. Наравне с бойцом в шлеме-сфере, бронежилете, стреляющего из ПКМа, тут же в окопе расположился расчет станкового пулемета "Максим", в форме РККА начала войны, длинными очередями ведущий огонь по фашистам. На переднем плане боец в камуфляже приподнялся в окопе и из РПГ-7 всадил кумулятивную гранату в борт прорвавшегося немецкого танка T-III, который сразу вспыхнул как свечка, раскидывая вокруг пылающие брызги. Потом была контратака и рукопашная. Олег, много раз смотревший этот фильм, тем не менее все равно поддался общему настрою и остервенению, с которым облаченные в броню бойцы вломились в ряды немецкой пехоты. Потом были кадры, где на аэродроме Олег с Оргуловым провожали Борисыча в Москву. Камуфлированный БТР-80 на фоне военно-транспортного с красными звездами самолета сороковых годов прошлого века смотрелся очень контрастно. А еще картину дополняли расположившиеся вперемешку солдаты и командиры РККА и бойцы спецназа.

Когда фильм закончился, Данила молчал несколько секунд, потом повернул голову и, смотря в глаза Олегу, как бы констатируя факт, проговорил:

— Это не похоже на видеомонтаж, слишком все реально.

Потом он взял в руку подаренный маузер, уже как бы по-новому осмотрел его, все еще не веря, и наконец-то задал вопрос:

— Олег, это что? Где это все снималось?

— Данила, это снималось по моему биологическому времени не более трех недель назад.

— Олег, давай не томи, неужели машина времени?

— Да, Даня. Никакой Антарктиды нет. Есть проход в сорок первый год. Майор Оргулов и его команда уже давно шастают туда и дерутся с немцами. Установлен контакт с правительством СССР и идет полномасштабное сотрудничество: в обмен на технологии, информацию они получают продукты и горючее. Ну, при этом немного мародерничают — дадут по голове немцам и выгребают все что можно. Когда ребят прижали в Симферополе, с той стороны прислали несколько взводов ОСНАЗа, которые очень даже помогли. Это так, в общем, чтоб ты был в курсе, на чью сторону мы реально переходим.

— Олег, мы свой выбор сделали. А то, что наши семьи получают не просто более комфортабельное убежище, а целый мир, чистый и без ядерной зимы, так это еще лучше.

— Ну тогда, Данила, нужно сделать следующее…

Подготовка к отъезду шла полным ходом: группа Нестерука с Великим вернулась обратно на базу. Данила, используя все свои таланты и тайные лазейки к базам данных, подделывал документы, накладные, приказы, согласно которым были отгружены десятки ящиков с боеприпасами, оружием, спецсредствами. Активно, без ведома руководства, готовились к поездке КШМ, два грузовика с кунгами и бензовоз. С консервации сняли БМП-2, два БРДМ-2. Шла скрытая работа по агитации среди технического персонала, офицеров, прапорщиков. Скрупулезно изучались личные дела контрразведки, к которым Великий с определенным риском получил доступ. В течение недели люди работали не покладая рук, пытаясь соблюдать меры конспирации и не привлечь внимание контрразведки.

По возможности Олег общался с Великим и Нестеруком, дистанционно координируя действия своих соратников, много работал, всматриваясь до рези в глазах в электронные версии личных дел. Слишком многое было поставлено на карту, и провалиться на том, что ошиблись с выбором человека, не хотелось.

Ураган все не заканчивался, поэтому передвижение между бункерами было практически невозможно. Но тем не менее на удаленном бункере "Малиновка" произошло ЧП, и Батя, полковник Лукичев, начальник разведуправления ВМСУ, вместе с группой спецназа укатил туда разбираться. Это было на руку заговорщикам, тем более Олег сам предполагал устроить такой отвлекающий маневр перед уходом каравана, а тут буквально само провидение помогает им.

Он устало потер глаза и решил сделать шаг, о котором он размышлял довольно давно, продумывая план операции. Поступок безрассудный и не красящий его как профессионала-разведчика, но тут была проблема совести. Это было из-за Бати, полковника Лукичева.

Он с ним начинал, под его руководством колесил по Украине, уходил в рейды и возвращался живым с заданий. Батя никогда не бросал своих, что было весьма редким качеством для украинской армии, где политика негативного кадрового отбора старшего командного состава сильно сказывалась на качестве вооруженных сил. В данной ситуации операция эвакуации, проведенная без ведома полковника Лукичева, выглядела как прямое оскорбление и реально подставляла Батю под большие неприятности, а этого Олег никак не хотел: слишком уж много для него сделал командир. За то, что Татьяну с сыном вывез практически в самый последний момент перед ядерной бомбардировкой Севастополя, Дегтярев будет благодарен ему до конца жизни. Поэтому Олег сел и на листке бумаги написал письмо, которое Батя должен был найти у себя в вещах после того, как колонна беглецов уйдет за пределы досягаемости возможных преследователей.

Написать сразу не получилось. Слишком многое нужно было сказать, но так, чтоб в случае чего не подставить Лукичева, если письмо попадет в чужие руки. Поэтому задумываясь над каждой фразой, он потратил более сорока минут, выводя на мелованный лист ровные строки шариковой ручкой. Спрятав письмо в нагрудный карман камуфляжа, он потянулся, зевнул и усталой походкой двинулся к себе в бокс.

Выезд был назначен на послезавтра, и Дегтярев, устав от работы, решил вздремнуть. В небольшом боксе, отведенном ему и его семье, он примостился возле жены, которая, обняв ребенка, спала на импровизированном лежаке, сколоченном из ящиков от боеприпасов. Таня, почувствовав присутствие мужа, чуть повернулась, давая возможность ему поудобнее лечь, и снова засопела, ощущая двух дорогих людей рядом. Олег, перед тем как отошел в мир Морфея, подумал, откуда женщины, даже в спящем состоянии, умудряются быть такими семейными существами.

Его пробуждение было мгновенным и не самым приятным. Дегтярева просто сдернули с кровати и начали крутить руки. Он попытался сопротивляться, но против него действовали не менее опытные профессионалы. Через минуту он уже сидел на стуле со скрученными пластиковыми стяжками руками и ногами, с надетым на голову черным тканевым пакетом. Проснувшуюся Татьяну, которая сильно испугалась, вместе с плачущим сыном вывели из комнаты.

Олег сидел на стуле и старался держать ситуацию на контроле, вслушиваясь в обстановку в комнате, принюхиваясь, прекрасно понимая, что иногда даже запахи могут дать много информации. Но тем не менее паника и отчаянье стали овладевать майором.

Пакет с него сорвали рывком. Олег на время зажмурился от яркого света, но чуть позже глаза адаптировались, и он с удивлением уставился на сидящего перед ним человека.

Пожилой мужчина с сединой в редких волосах, одетый в привычный камуфляж и разгрузку, с коротким автоматом "Кедр" на коленях, молча смотрел на Дегтярева грустным взглядом. За спиной у Олега стоял охранник, держа одну руку у него на плече. Краем глаза он рассмотрел обычно экипированного боевика, но на попытку рассмотреть более подробно его достаточно грубо привели в чувство и заставили смотреть только на посетителя. Рассмотрев, кто перед ним сидит, Олег коротко сказал:

— Батя.

— Здравствуй, Олег.

— Здравствуйте, Владимир Леонидович.

— Олег, Олег. Что ты натворил. Зачем ты так? Скажи, когда я вас подставлял? Когда я вас кидал?

— Товарищ полковник, для этого были причины…

— Причины предать своих?

— Это не предательство…

Полковник Лукичев устало потер лоб. Ему явно был неприятен этот разговор.

— Говоришь, не предательство? А то, что ты переманиваешь кучу народа, готовишь к отъезду технику, со склада сгребаешь оружие и боеприпасы, которые, вероятнее всего, будут скоро стрелять в нас. Олег, я от тебя этого не ожидал. Когда ты успел скурвиться, сынок?

— Нет, Батя. Все не так. И кидать я тебя не собирался. Тут слишком все серьезно.

Лукичев устало вздохнул:

— Ну давай рассказывай.

— Батя, у меня в нагрудном кармане камуфляжа есть письмо вам. Прочитайте сначала его, потом можем поговорить. Это письмо вы должны были найти после нашего ухода.

— Даже так? Не забыл о старике? Ну хорошо, давай почитаем.

Охранник по молчаливому кивку вытащил из нагрудного кармана Дегтярева лист сложенной бумаги и передал его Лукичеву. Тот развернул его, попытался прочитать, но чертыхнувшись, вытащил из кармана разгрузки пенал, из которого достал очки. Олег помнил, что Батя последнее время стал сдавать, поэтому очень стеснялся очков, как некоторого признака наступающей старости.

Лукичев долго и внимательно читал письмо, перечитывал, вчитываясь в каждую строчку, прекрасно понимая, что перед ним некоторое подобие исповеди Дегтярева, в предательство которого, несмотря на явные доказательства, он не верил, уж слишком темная история произошла в Крыму.

После прочтения письма он глубоко вздохнул, на минуту задумался, видимо, решая судьбу своего подчиненного, затем коротко приказал бойцу, охраняющему Дегтярева:

— Зажигалку…

Получив то, что хотел, Лукичев поджег письмо, держа его в руках. Он, Дегтярев, охранник внимательно смотрели, как языки огня быстро пожирают бумагу. Когда пламя приблизилось к руке, полковник положил горящий клочок письма на стол. В комнате остро запахло паленым, и где-то вдалеке запищала пожарная сигнализация, но никто в комнате на это не среагировал. После того как огонь угас, Лукичев осторожно, кончиками пальцев взял со стола скрученные черные остатки письма, подержал перед глазами и, бросив на пол, растер подошвой тяжелого армейского ботинка.

— Олег, тут в письме говорилось про какой-то подарок? — уже другим, дружелюбным голосом продолжил разговор полковник Лукичев.

— Там, в верхнем ящике стола сверток…

Прошло несколько секунд, и начальник разведуправления крутил в руках кожаную кобуру из которой извлек пистолет "Вальтер Р-38" с дарственной табличкой и выполненной на немецком языке надписью. В свое время Олег на складе у Оргулова нашел этот пистолет, который был снят с убитого Пауля Хауссера, командира моторизованной дивизии СС "Райх", уничтоженного во время боя под Могилевом.

— Да. Вещь, хороший подарок. Интересно, кому принадлежал этот пистолет?

— Эсэсовскому генералу.

— Хм. Знаковый подарок. Хорошо, Олег. Давай поговорим по-нормальному. Надеюсь, ты не будешь делать ничего такого, что может повлечь неприятности?

— Конечно, Владимир Леонидович.

— Развяжите его и оставьте нас.

Все так же молча боевик разрезал стяжки на руках и ногах Дегтярева, что-то пробурчал и вышел из бокса, прикрыв за собой дверь.

— Ну, вот теперь можно поговорить более спокойно. Если честно сказать, Олег, я в тебе не разочаровался. Но я тебя ждал чуть позже.

Олег, потирающий затекшие от стяжек руки, с сарказмом ответил:

— Почему? Ведь нас послали на смерть.

— Ты не прав. Мы вместе служим не первый год, и ты должен знать мои принципы.

— Знаю, поэтому никаких претензий. Нас сдали и подставили под пули другие.

— Да, так оно и есть. Но я рад, что твой дружок Оргулов тебя спас.

— Вы все знали заранее?

— Тебя это удивляет?

— Ну, скажем так, мне неприятно это слушать. Чего еще мне не сказали?

— Откровенность за откровенность?

— У меня есть варианты?

— Есть, Олег. Ты нормальный мужик, хороший человек и высокопрофессиональный офицер. На таких, как ты, держится наша служба…

— Приятно слышать, Владимир Леонидович. Но все же, давайте с самого начала.

— Ну что ж, давай. Ты знаешь, что в наше время самые важные ресурсы — это чистая еда, боеприпасы, горючее и наркотики. Наркотики такая же валюта, имеющая ценность, как и еда, и сейчас, по прошествии времени, когда много людей впали в апатию, и подавно. Но это так, к слову. Мы, по роду своей службы, отслеживаем все возможные перечисленные ресурсы, места хранения, количество и, скажем так, возможное силовое воздействие, для перераспределения этих запасов, и соответственно должны знать все о вооруженных группировках.

— Ну, это я и так знаю…

— Не перебивай. Когда в Крыму начались известные тебе события, то и мы, и армейская разведка сухопутчиков, СБУ, войска территориальной обороны, куда входят внутряки, ну и администрация Президента сразу заинтересовались необычными новостями. Информация о русском спецназе, с легкостью зачистившего одну из агрессивных и влиятельных татарских банд, которая, по нашим данным, использовалась как посредник между киевлянами и турками, сразу изменила расстановку сил в регионе, а то и во всей стране.

— Ага. Людьми торговали. Еще наркотиками и оружием. Там в бункере люди Оргулова нашли новенькое оружие с армейских складов, боеприпасы и клетки, где держали людей.

— Ну, что мне тебе рассказывать, сам понимаешь. А то, что там вполне открыто засветились немаленькие запасы продовольствия, заинтересовало всех. Чуть позже пришла информация, что продукты длительного хранения имеют немецкую маркировку времен Второй мировой войны и то, что майор Оргулов является капитаном российской военной разведки. Сразу возникает много вопросов. Вот мы и решили, скажем так, немного поучаствовать в крымских событиях: отправили твою группу. Была информация, что внутряки готовятся послать своих людей, подразделение из Херсонского укрепрайона, но мы успели слить результаты радиоперехвата переговоров полковника Черненко с его другом, командиром того самого отряда, который готовился к выезду. На тот момент личность лидера российской спецгруппы была идентифицирована, и оказалось, что это твой давний дружок. Вот и все. Мы тебя отправляем, ты входишь в контакт с ними, пользуясь дружбой с Оргуловым, и у нас появляется выход на новую группировку. Дальше все по плану: херсонскую группу отзывают, вы получаете более широкие полномочия, и наше присутствие в регионе усиливается. А там можно и договориться о поставках продуктов, ну и еще кое о чем. Дальше ты сам знаешь, что было. Ты вполне полно это все описал в письме. Но, Олег, есть пара моментов. Мы давно прослушиваем радиопереговоры в Крыму. Очень интересно было слушать, как Оргулов разводил бандитов стратегическими бомбардировщиками или когда освобождали захваченный боевиками бункер внутряков. Да и ваши разговоры во время уличных боев мы тоже слышали, несмотря на то что вы использовали шифрованную связь. Коды-то кто вам в радиостанции зашивал? В общем, что вы выжили, мы знали с самого начала.

— Не сходится, товарищ полковник. То тактическая связь, и радиус действия не более десяти километров, и то при самых лучших раскладах…

— Верно, поэтому пришлось в аэропорту под Симферополем разместить группу радиоразведки.

— Мудро.

— Согласен. Информация о том, что собираются высокотехнологические специалисты с семьями и им оказывается медицинская помощь и предоставляется охрана, готовятся к вывозу библиотеки трех высших учебных заведений Симферополя, нас заинтересовала не на шутку. Тут явно не простой захват власти, чтоб пощипать выжившие группы людей. Все говорило о глобальном, хорошо продуманном и обеспеченном проекте. К тому же всплыли немецкие продукты и множество немецкого, трофейного оружия и боеприпасов времен Второй мировой войны. Что нам оставалось думать? Да и твое молчание говорило слишком о многом. Это при том, что мы имели достоверную информацию, что ты выжил, и с некоторых пор стали ожидать твоего приезда за семьей. Дальше дело техники: "Заозерный", пропажа связи, непонятная суета Данилы, Нестерука, Карпова, взлом и скачивание личных дел с сервера контрразведки, подделка документов на большое количество оружия, боеприпасов, горючего, расконсервация техники. Неужели вы думали, что никто ничего не заметит? Чем они тебя купили, Олег? Ты веришь в эту чушь с Антарктидой?

— А вы во что-то верите? Ну, вот честно, без дальних заходов, ответьте.

— Умеешь ты задавать неприятные вопросы. Я, кажется, понял к чему ты клонишь — Оргулов вам дал надежду. Что ж. Вот только кое-что не стыкуется в твоем рассказе.

— Что именно?

— Ну, во-первых, достоверно известно, что никакие корабли или подводные лодки, способные доставить подобные подразделения в Крым и, главное, такие объемы продуктов, оружия, боеприпасов, Босфор не проходили. Дальше, такая переброска по суше, с переправкой через Керченский пролив, не осталась бы незамеченной. Воздушным путем — сам понимаешь, тоже нереально.

— Ну, это ни о чем не говорит. Вряд ли Босфор так контролируют.

— Это спорно. Но тут, поверь, турки до сих пор пасут пролив: торговля морем продолжается, и они с этого дела имеют свой процент, как с незапамятных времен. Есть еще один момент…

— Какой?

— В России про капитана Оргулова, тем более про майора Оргулова никто ничего не знает. По данным наших российских коллег, с которыми у меня есть неплохие связи, он пропал без вести при выполнении секретного задания вместе со своей группой еще перед ядерной бомбардировкой.

Олег не выдержал и засмеялся.

— Ну, Владимир Леонидович, ну что в такой ситуации они будут вам все рассказывать?

— Да не будут, но вот удивление и неподдельный интерес к персоне твоего дружка я у них увидел, а это показатель. Что-то такое он вывез из Новороссийска, что они там задергались как ошпаренные. Думаю, скоро здесь появятся российские спецы. А с учетом того, что у нас все течет, то и турки про Оргулова знают, и натовцы. В общем, сейчас тут такая каша заваривается, и мне, старику, который уже готов умереть, становится страшно.

— К чему вы клоните, товарищ полковник?

— Олег, мне нужна правда. Настоящая правда.

— А зачем?

— Я уже стар, много видел и многое пережил. Сейчас, я чувствую, начинается что-то серьезное и грандиозное. Спящее несколько лет по бункерам дерьмо начинает бурлить, кипеть и вылезать наружу. Ты думаешь, я не вижу, что мы тут все подыхаем? У меня из родных осталась только невестка с внуком. Сын погиб во время войны, жена умерла еще перед войной. Что нас ждет в будущем? А ничего. Помнишь, мы нашли группу капитана Воронкова, которая пропала во время урагана? Как они там от безысходности в застрявшем БТРе за последний паек поубивали друг друга? Это ждет нас всех, только чуть позже. Почему ты думаешь, если у вас появилась надежда, то мы ее недостойны? Мы не люди? Что вам такого предложил Оргулов, что отряд внутряков полным составом перешел к нему, что агенты, засылаемые к нему в группировку, прекращают передавать сообщения, что все мелкие группировки района, выявив наши разведгруппы, несутся их сдавать? Ну ведь не за чистую жрачку и не из страха они так стараются.

Олег задумался. Сейчас был момент истины, и врать и выкручиваться в таких условиях было бы не очень честно по отношению к старику. Дегтярев как бы в первый раз вглядывался в Батю и понял, насколько он постарел в последнее время.

— Хорошо, Батя. Смотри.

Олег потянулся, вытащил свой ноутбук, включил его и запустил видеофайл. Прошло несколько минут, пока Лукичев смотрел на бой современного спецназа в прошлом. В отличие от Великого, он все понял сразу и задал вопрос, который Дегтярев совсем не ожидал услышать:

— Олег, так чей это пистолет? С кого сняли?

— С командира моторизованной дивизии СС "Райх" обергруппенфюрера Пауля Хауссера. Его Серега со своей группой завалил под Могилевом в августе сорок первого.

— Знатный подарок, подарок воина. Передай от меня благодарность Оргулову.

Олег поднял глаза и увидел, как глаза Бати ожили и в них буквально бушует огонь энергии, как раньше…

Лукичев все сделал по-умному: до выезда колонны он так и не вернулся из "срочной командировки", а начальник контрразведки, подполковник Суров, за два дня до этих событий сильно "заболел" и лежал в полуобморочном состоянии. Отъезд прошел буднично: машины выезжали по плану, не привлекая внимания, и в десяти километрах от бункера, в оговоренной точке собирались в ожидании опаздывающих. Потом была дорога, трудная и опасная. Но все это время Олег иногда улыбался, вспоминая двух старых ворчунов, Батю и его кореша, Сурова, которые так его сделали, но при этом вселили надежду в будущее. Он им пообещал, что вернется. А в его колонне в последней машине ехала невестка Лукичева с его внуком, позаботиться о которых при прощании обещал Дегтярев.

Глава 13

Вагон плавно покачивался при движении, и колеса методично стучали на стыках рельс, отбивая привычный ритм. Сквозь небольшие зарешеченные окна внутрь врывался ночной холодный, освежающий ветер, но и он был не в состоянии развеять смрад, стоящий в вагоне, набитом под завязку советскими военнопленными, которых было настолько много, что им приходилось постоянно стоять, опираясь друг на друга. Люди задыхались, страдали и умирали. Из-за невозможности хоть как-то двигаться физиологические потребности справляли прямо под себя, что добавляло смраду к запаху десятков немытых людей. Умершие так и оставались стоять, опираясь на живых, но в таких условиях большинство людей впадали в полуобморочное состояние, а многие просто сходили с ума. Они пытались вырваться, но военнопленных так плотно утрамбовали в вагон при погрузке, что им оставалось только выть и стонать, со временем они замолкали, впадая в апатию.

Недалеко от окна стоял пожилой человек, одетый в обычную солдатскую гимнастерку. У него всю дорогу от голода кружилась голова, и периодически он впадал в забытье. Стоящий рядом с ним вплотную моложавый светловолосый крепыш, с перевязанной грязным бинтом головой, озабоченно поглядывал на соседа, но ничего не мог предпринять в таких условиях. Ему оставалось только ждать остановки поезда и начала выгрузки военнопленных, тогда он сможет чем-то помочь своему спутнику. Второй человек, который входил в их маленькую компанию, тоже находился рядом и выглядел намного лучше, хотя и ему дорога давалась с трудом.

Крепыш закрыл глаза и попытался отстраниться от страшной действительности и уйти в воспоминания. Его звали Гюнтер Мойзель, и его присутствие в этом вагоне для людей, знавших его, было бы очень странным. Ну кто мог бы еще недавно представить, что сотрудник абвера, блестящий офицер, сотрудник русского отдела, капитан Мойзель окажется в вонючем вагоне, набитом, как шпроты в банке, русскими военнопленными. Но все начиналось вполне обычно, и ничего не предвещало такого изменения обстановки…

Неделю назад его вызвали к начальнику отдела, где, к удивлению, Гюнтера встретил майор Мартелл, личный порученец адмирала Канариса, шефа абвера. Мойзель только что вернулся с Восточного фронта, выполняя обязанности координатора от центрального руководства абвера между подразделениями полка "Брандербург" и командованием группы армий "Юг", где в последнее время все чаще стали возникать серьезные точки напряженности, требующие вмешательства диверсантов военной разведки. Зная в совершенстве русский язык, Мойзель часто сам надевал русскую форму и ходил на задания с бойцами легендарного полка. Видимо, великолепный послужной список стал причиной интереса со стороны личного порученца адмирала Канариса, что вселяло надежду в душу молодого и амбициозного офицера. Но, к его удивлению и разочарованию, разговор был коротким и ничего не значащим. Высокомерный майор Мартелл задал несколько вопросов о деятельности Гюнтера на Восточном фронте и, выслушав для приличия ответы, чуть скривившись, отправил капитана Мойзеля обратно.

Расстроенный Гюнтер целый день выполнял свои обязанности, изучал сводки, писал телеграммы, ходил в архив, но разговор с порученцем Канариса не шел из головы…

Прошло два дня, и его направили с курьерским поручением доставить пакет с документами на конспиративную квартиру в пригороде Берлина. Гюнтер долго добирался на служебной машине, петляя по ухоженным улочкам пригорода, в поисках указанного адреса. Это оказался неприметный, добротный двухэтажный домик, выполненный в истинно немецком стиле конца прошлого века. Привычно осмотрев улицу, в поисках возможной слежки или опасности, Мойзель позвонил. С той стороны как будто только и ждали его приезда, что-то щелкнуло, и дубовая дверь, с тяжелыми бронзовыми ручками, стала открываться. Он встретил холодный уверенный взгляд высокого крепкого мужчины с зачесанными назад короткими черными волосами, в гражданском костюме. Тот пристально осмотрел Гюнтера, вызвав некоторую оторопь и легкий озноб, после чего коротко проговорил, чуть повернувшись, освобождая проход:

— Вас ждут, проходите.

Кивнув головой, Мойзель прошел вперед, интуитивно ощущая в этом человеке своего коллегу, разведчика-диверсанта. Наблюдательный взгляд капитана разглядел кобуру, скрытую под дорогим пиджаком, и легкую, чуть стелющуюся походку, что говорило об увлечении встречающего рукопашным боем.

Все это прекрасно соответствовало обстоятельствам, а наличие в качестве дворецкого матерого боевика подтверждало присутствие на этой конспиративной квартире важного лица, которому Гюнтер привез документы. Он не сомневался, что его приезд контролировался и из других домов и внутри есть еще несколько людей с аналогичной подготовкой, как и у встретившего его на входе человека. Пройдя небольшой коридор, Гюнтер прошел в комнату, в которой ему следовало ожидать получателя документов. Пока было время, капитан с интересом рассматривал помещение и делал выводы.

Внутренняя обстановкаподтверждала предположения капитана, что дом специально держался для высокопоставленных гостей, а нисколько не напоминал любовное гнездышко, в качестве которого некоторые сотрудники разведки любили использовать конспиративные квартиры. Тут все было пропитано добротным немецким аристократическим духом. Паркетные полы, натертые мастикой до зеркального блеска, стены, увешанные картинами и холодным оружием, небольшой стеклянный сервант, в котором стояли несколько охотничьих ружей и карабинов, над старинным камином висели богатые и почетные охотничьи трофеи: головы лося с роскошными рогами и злобного матерого вепря. Видимо, хозяин всего этого великолепия был заядлым путешественником и охотником. Об этом говорили многочисленные образцы холодного и огнестрельного оружия, специально развешанные на самых видных местах, причем наметанный взгляд Мойзеля безошибочно выделил испанские, арабские клинки, турецкие ятаганы. Это были явно настоящие вещи, которые можно приобрести, только побывав в этих странах, что говорило о весьма широких интересах и возможностях хозяина этой коллекции. Заинтересовавшись книжной полкой, Гюнтер на время выпал из реальности, впившись глазами в названия фолиантов. Пальцы осторожно трогали корешки книг, ощущая их невидимую силу, которую набирают вещи, пережив многочисленные поколения хозяев и наблюдая с полок смену эпох. Неожиданно стоящие в углу большие напольные антикварные часы, великолепно подходящие к обстановке в комнате, начали отбивать одиннадцать утра. С последним ударом внутренняя дверь отворилась, и в комнату вошел майор Мартелл, одетый в дорогой гражданский костюм, смотревшийся на нем так же великолепно, как и военная форма. Отсутствие формы у начальника не повод нарушать традиции. Капитан стал по стойке смирно, щелкнул каблуками и коротко приветствовал майора:

— Хайль Гитлер.

Майор, скорее по привычке, ответил и сразу начал разговор.

— Здравствуйте, Гюнтер, давайте без официоза. Нам есть о чем поговорить.

— Конечно, господин майор.

— Присаживайтесь.

И указал рукой на два глубоких кожаных кресла возле невысокого столика, на котором стояли фигурная бутылка с коньяком и несколько хрустальных бокалов. Как по команде открылась дверь, и в комнату зашел ранее не виденный мужчина в гражданском костюме, по моторике движений явно коллега первого встреченного в этом доме боевика-охранника. Он осторожно поставил на столик рядом с коньяком небольшой поднос с двумя чашечками ароматного кофе и небольшой вазочкой с печеньем.

— Угощайтесь, Гюнтер, и давайте без чинов. Вы, наверно, гадаете, почему именно вас я выбрал?

— Да, господин майор. Скорее всего, это связано с моим знанием русского языка, боевой подготовкой и с тем, что я своим фенотипом похож на выходца средней полосы России.

Мартелл слегка улыбнулся уголками губ, пригубив кофе. Отпив глоток и чуть посмаковав послевкусие, он дополнил:

— При этом вы достаточно умны, удачливы, что в нашей профессии немаловажно, и верны Германии. Но задание, которое я хочу вам предложить, потребует всех ваших сил, умений и терпения.

— Как я понял, вопрос с моим откомандированием в ваше распоряжение уже решен. Значит, решение принято, и мне остается спросить только, что, где и когда…

— Мне нравится ваш подход. Если вы выживете при выполнении этого задания, то вас ожидает большое будущее…

Поезд начал замедлять свой ход, но большинство людей не обращали на это внимания, находясь в полуобморочном состоянии. Гюнтер прикинул, который час, и получалось, что скоро должна быть пересадочная станция, на которой часть военнопленных ссадят для отправки в концентрационный лагерь, где проводятся масштабные работы по сбору и систематизации трофейной техники…

Время еще было, и Гюнтер снова вернулся к воспоминаниям. После того разговора его откомандировали по незначительному поводу в хозяйственно-экономическое подразделение, которое занималось сбором и систематизацией трофеев, захваченных на Восточном фронте. Там, под прикрытием своих полномочий, Мойзель смог провести большую часть подготовительных работ для интересной и сложной операции, возглавлять которую поручили именно ему. Затем был подбор русского пилота, который играл ключевую роль в его плане. Это оказался капитан, пилот истребителя, сбитого в районе Белостока, попавший в плен, но при этом сохранивший силу воли, упорство и истинно русское ослиное упрямство, благодаря которому он уже три раза пытался бежать. В дороге до концентрационного лагеря в Замосцье Гюнтер с интересом изучал личное дело капитана Зенковича. Интересный персонаж. Увлечение авиацией, аэроклуб, военное училище и армия. Имеет боевой орден за бои на Дальнем Востоке с японцами. С начала войны, по достоверным данным, имеет на своем счету пять сбитых самолетов люфтваффе.

"Достойный уважения противник. Жаль, что мы воюем с русскими, если б не их коммунизм и толпы жидов в правительстве, из них получились бы великолепные союзники…"

Вторым человеком, кто был фигурантом разработанной многоходовой операции, был русский генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Карбышев. Тоже заслуживающий особого внимания русский офицер. Его биография заинтересовала Гюнтера, и он с особым вниманием вчитывался в строки, где рассказывалось о службе в царской армии, участии в Русско-японской войне, в Первой мировой, в создании оборонительных систем на западе Советского Союза. Отдельное внимание было уделено рапортам офицеров абвера, работавшим с генералом после его захвата в плен под Могилевом, агентов и специалистов разведки и имперской безопасности, которые уже активно работали в концентрационных лагерях, выявляя среди многочисленных советских военнопленных особ, желающих служить интересам рейха. Но во всех отчетах отражалось только одно — полное нежелание генерала Карбышева сотрудничать с германскими властями. После многочисленных попыток и абвер и СД его оставили в покое и отправили в Польшу в концентрационный лагерь Замосцье, где собирались пленные русские старшие офицеры. Именно в этот лагерь капитан Мойзель был внедрен под легендой реально существовавшего, но погибшего при попытке побега капитана-танкиста. Тут он потратил несколько дней, ища подходы к генералу Карбышеву.

Времени на проведение операции было выделено очень мало, поэтому приходилось импровизировать и направлять события в нужное для Мойзеля русло. Небольшая группа узников концлагеря, в которую попали капитан Зенкович, генерал Карбышев и капитан Николаенко, под личиной которого действовал Гюнтер, была направлена в другой лагерь. Предварительно их перед отправкой переодели в форму простых красноармейцев и на станции "по ошибке", вместе с большой группой военнопленных, отправили эшелоном на Восток. Расчет строился на том, что три человека легко затеряются в безликой толпе, и отследить их дальнейшие перемещения ищейкам из СД будет весьма проблематично.

На станции их вытолкнули из машины и загнали в группу таких же военнопленных, которых приготовили для отправки.

Большая толпа постоянно пополнялась новыми узниками, которых привозили или приводили с разных сторон. На этот раз их стерегли солдаты из конвойных войск СС, оцепившие свободное пространство, где сидели и стояли русские военнопленные. Для усиления психологического воздействия на флангах установили четыре пулемета, и несколько солдат с отчаянно лающими и кидающимися на людей овчарками периодически прохаживались вокруг, создавая некую мертвую зону, куда узники не отваживались заходить. Потом было ожидание состава. Тут немцы, озабоченные сохранностью рабочей силы, подогнали машину, с которой стали кидать в толпу полусгнившие овощи, и выставили два больших бака с отходами солдатской столовой со станции. Пленные, как стадо голодных собак, набросились на эти баки, расталкивая друг друга, пытаясь зачерпнуть прокисшей жижи. Гюнтер, генерал и Зенкович стояли чуть в стороне. Мойзель от этой картины испытывал только омерзение, еще раз в душе назвав русских животными, а вот его русские спутники думали о другом: Зенкович сжал кулаки, и в его глазах полыхала ненависть к немцам, которые довели людей до животного состояния. А вот генерал был спокоен: кадровый офицер еще царской закалки был невозмутим, он не выражал своих эмоций, только холодно смотрел на это все, как бы запоминая, занося все эти картины унижения русских солдат в свою память, надеясь в душе, что когда-нибудь у него будет возможность предъявить врагам счет.

Все эти нюансы поведения не ускользнули от внимательного взгляда Мойзеля. В некоторой степени общие приключения и страдания сблизили его с этими людьми, и волей-неволей он начинал их воспринимать не как объекты оперативной разработки, а как живых людей. Он был несказанно удивлен тем, что, наблюдая за генералом, потихоньку начинает восхищаться его выдержкой и силой воли. Сам того не понимая, он почти приблизился к ответу на вопрос, почему русским понадобился именно этот генерал, а никто другой из множества тех, кого за последнее время захватили в плен немецкие войска на Восточном фронте.

Потом их затолкали в предпоследний вагон, пихая людей прикладами. Через щель между досками Гюнтер имел возможность наблюдать, как заталкивали людей в последний вагон. Сразу стало очевидно, что с количеством вагонов немецкое руководство немного не угадало, и в окружении охранников и лающих овчарок в стороне осталась толпа военнопленных, человек пятьдесят. Непродолжительное совещание офицеров СС, отвечающих за доставку и погрузку рабочей силы, закончилось принятием какого-то решения, и интуиция разведчика подсказывала, что на станцию за еще одним вагоном никого отправлять не будут. Когда поезд тронулся, Мойзель услышал, как на оставшейся позади станции загрохотали пулеметы…

Затем была долгожданная выгрузка, и животное стадо, облаченное в военную форму Красной Армии, колонной погнали в концентрационный лагерь. На этот раз их охраняли не части СС, а специально приданный в распоряжение службы тыла вермахта охранный батальон. С интересом разглядывая своих спутников, Мойзель скорее автоматически фиксировал общий состав и численность. Как он знал, в специальный лагерь по сортировке трофеев подбирали специалистов по артиллерии, бронетанковой технике, авиации, но исключительно инженерный состав и только младших командиров. Представителей старшего и среднего командного состава, как возможных организаторов сопротивления и саботажа, здесь не было. Этот лагерь, где было много советской захваченной техники в разной степени годности, занимал ключевую роль в плане капитана Мойзеля по переброске русского генерала через линию фронта.

К удивлению Гюнтера, в отличие от СС, охрана на этот раз вела себя сравнительно мягко по отношению к пленным, делая небольшие остановки на отдых каждые два часа и даже один раз накормив из трофейной полевой кухни, которую обслуживали несколько "хиви", бывших советских военнослужащих, перешедших на службу Германии. Благодаря такому темпу движения никто не отстал и не был застрелен безжалостной охраной. Во всем чувствовалась обычная немецкая пунктуальность и прагматизм. В этой колонне были специалисты, которые могли бы быть весьма полезными Германии, и разбрасываться такими ресурсами немецкое командование не собиралось: пример использования ресурсов Европы для нужд рейха был у всех перед глазами, когда заводы захваченных стран вместе с персоналом выпускали качественную продукцию, так необходимую для нужд вермахта. Та же Чехословакия с некоторых пор стала одним из крупнейших промышленных центров, откуда в армию Германии поступали танки, стрелковое оружие, боеприпасы, ничуть не уступая по качеству немецкой продукции.

Прибыв в лагерь, они два дня прожили в наскоро сколоченном бараке, где с ними более подробно беседовали специалисты абвера и службы тыла, после чего началась сортировка прибывших по группам и командам. Человек тридцать, которые никак не подходили для нужд Германии, были выведены в лес и безжалостно истреблены. Еще через два дня были проведены последние подготовительные мероприятия, и операция по переброске генерала Карбышева перешла в активную фазу…

Утром в грузовик погрузили небольшую группу военнопленных, в которую вошли Карбышев, Зенкович, Гюнтер и еще трое русских, и выехали за территорию лагеря, на восток, где по имеющейся информации в лесу находилась разгромленная немецкой авиацией штабная колонна одного из моторизованных корпусов русских.

На полпути, возле небольшого леса, на машину, перевозившую русских, напали…

Взрыв перед капотом грузовика больно ударил по ушам. Словно наткнувшись на невидимую стену, машина резко остановилась и вылетела с дороги. Из кустов затрещали выстрелы. Охранники, ехавшие вместе с пленными, быстро повыпрыгивали из кузова и залегли в кювете, открыв огонь по противнику. Из кустов были слышны крики на польском, призывы и боевой клич, которые однозначно выдавали национальную принадлежность нападавших. Гюнтер, выждав момент, дернул Зенковича за шиворот и прошипел:

— Бежим.

А сам, подхватив Карбышева, бросился к лесу. Изначально в машине было шестеро пленных, и все, как по команде, рванули за Мойзелем. Охранники, открыли огонь по убегающим. Люди бежали, петляли, сбивая прицелы охранникам, пытаясь добраться до кустов и скрыться в спасительном лесу. Но выбранные в качестве жертв, для создания правдоподобности побега, трое узников, со специально помеченными при погрузке гимнастерками, были тут же застрелены в спину, а Зенкович, Карбышев и Гюнтер сумели скрыться в лесу. Они бежали из последних сил, сказывались недели недоедания, а сзади раздавалась стрельба и слышались взрывы гранат. Но и эта какофония вскоре затихла…

Отстрелявшись положенные двадцать минут и пролежав еще десять, охранники, даже те, кто были "убиты", начали вставать и тихо посмеиваться. Один из них, в окровавленной форме фельдфебеля, громко крикнул:

— Курт, ну хватит уже, выходите!

Кусты раздвинулись, и на свет вышли четверо людей в полугражданской одежде, на головах у них красовались пилотки с символикой польской армии. Они довольно улыбались, на чистейшем немецком языке отшучивались, отпуская дружеские высказывания насчет своих коллег в окровавленной форме. Минут через пять приехал еще один грузовики, с которого сгрузили тела шестерых реально убитых украинских националистов, использовавшихся в качестве охранников концлагеря, и пятерых польских боевиков, уничтоженных накануне при попытке обстрелять патруль. Специалисты немецкой разведки, один из которых, привлеченный в качестве консультанта и имевший непосредственное отношение к следственным органам, стали раскладывать тела, создавая достоверную картину нападения польских боевиков и побега трех русских военнопленных. Стоящий в стороне оберлейтенант, покуривая сигарету, спокойно смотрел, как бойцы, специально откомандированные из полка "Брандербург-800" по личной просьбе капитана Мойзеля, раскладывают тела, раскидывают гильзы, так, чтобы ни один из следователей СД, которые, естественно, заинтересуются случаем побега русского генерала, не сомневался, что все это инсценировка абвера. Расстрелянные час назад украинские националисты, которых активно использовали в полицейских акциях и в качестве охранников в концлагерях, не вызывали никаких эмоций — расходный материал, не более того, надо будет, наберут других. Разве что списали их чуть раньше, чем им предписано в плане Большой Войны.

Когда все было закончено, двое солдат, бывших егерей, прошлись еще раз, подчищая последние следы, и через пять минут грузовик, в кузове которого по документам передвигалась группа тылового обеспечения резервной дивизии вермахта, взревев двигателем, отправился к точке встречи…

Мойзель шел чуть впереди, показывая дорогу, за ним шел Карбышев, поддерживаемый Зенковичем. Генерал держался из последних сил, и было видно, что в таком ритме он долго не продержится. Голод, побои и животные условия существования давали о себе знать, хотя Зенкович держался вполне достойно, несмотря на то что он проходил по документам руководства концлагеря как абсолютно неблагонадежный и имеющий на своем счету три попытки побега. Его специально выбрали для этой операции как некоего руководителя группы, организовавшей побег, что должно было создать дополнительный мазок в картине, которую рисовали офицеры абвера, для создания достоверности исчезновения генерала.

Через час такого движения они вышли на небольшую поляну, где лежало тело в гражданской одежде с простреленной грудью. По всему было видно, что человек умер пару дней назад. Мойзель, для которого эта находка не была неожиданной, стал обыскивать убитого и, к всеобщей радости, в кобуре на ремне нашел "парабеллум", а в кармане два снаряженных магазина. Как самый опытный, он сразу завладел оружием, что, к его радости, не оспаривалось ни генералом, ни летчиком.

Перерыв вещмешок убитого, беглецы оказались обладателями складного ножа, краюхи хлеба, куска сала и двух банок немецкой тушенки.

Оголодавшие люди буквально набросились на еду. Чуть насытившись и отдышавшись после бешеного бега, Зенкович задал вопрос:

— Интересно, кто это?

Мойзель, в задачу которого, образно говоря, входило провести эту парочку до линии фронта и буквально с рук на руки передать в НКВД, ответил:

— Поляк. Я слышал, как охрана лагеря болтала, что недавно на патруль напала банда польских боевиков, но большей частью была окружена и уничтожена, только несколько человек сумели вырваться. Этот, наверно, из этих…

— А чего с оружием и один?

— Наверно, в одиночку уходил, подраненный…

Хотя реально этого поляка вчера на поляну притащили солдаты "Брандербурга". Капитану Мойзелю было нужно обеспечить убежавших продуктами, но так, чтоб не вызывать подозрений, а тут как раз подвернулась группа поляков, которая что-то вынюхивала в окрестностях концлагеря. Специалисты "Брандербурга", которые собаку съели на диверсионных и контрдиверсионных акциях, быстро выловили поляков и без лишнего шума уничтожили, не докладывая при этом в местное отделение гестапо. Трупу в вещмешок подложили продукты и перетащили в оговоренное место, маршрут к которому Гюнтер знал наизусть.

Следующие двое суток беглецы двигались на восток, стараясь не попадаться на глаза местному населению, которое относилось к русским не лучше, чем к оккупировавшим страну немцам, а часто намного хуже. Уже не раз проходила информация, как они расправлялись с беглыми русскими военнопленными или летчиками, сбитыми над территорией, ранее принадлежавшей Польше. Именно поэтому их постоянно сопровождают три разведгруппы абвера, в задачу которых входило уберегать генерала от ненужного внимания местного населения и оккупационных властей.

Они так шли еще двое суток, экономя продукты и приближаясь к цели своего путешествия, когда по плану операции одна из разведгрупп абвера проявила себя, изображая преследование.

Генерал, Зенкович и Мойзель ускорили шаг, временами переходя на бег, но измученные голодом и тяжелыми нагрузками люди уже с трудом могли держать темп, задаваемый преследователями. По ним несколько раз открывали огонь, направляя таким образом в нужную сторону. Мойзель, как вооруженный единственным пистолетом, пару раз выстрелил в ответ, естественно, ни в кого не попав, так как специально целился выше.

Через несколько часов такого преследования их выдавили из леса на большое поле, где вдалеке виднелись остатки сгоревшего хутора. И генералу Карбышеву и Зенковичу сразу стало понятно, что это конец: сейчас появятся преследователи и на открытом пространстве их перестреляют, как в тире. Радостный крик их спутника, капитана Николаенко, показывающего куда-то в сторону, отвлек от тягостных мыслей и буквально влил в измученных людей силы. Зенкович, весь мокрый от пота, приложил трясущуюся руку к голове, прикрывая глаза от солнца, и, к своему удивлению, увидел стоящий буквально в ста метрах от них советский легкий разведывательный самолет Р-5.

Ноги сами понесли в сторону летающей машины, а летчик бежал и бежал, спотыкаясь и падая, и снова подымаясь, снова бежал, пока не ощутил ладонями холодную плоскость крыла и не убедился в том, что это не мираж.

Рука привычно стерла легкую изморозь с корпуса летающей машины и, быстро взобравшись на крыло, Зенкович заглянул в кабину, изучая целостность и работоспособность аппаратуры. Глаза быстро пробежались по неповрежденной приборной панели, но зафиксировали несколько пулевых отверстий в фюзеляже, хвосте и плоскостях. На турели второго члена экипажа висел пулемет ДА (Дегтярева авиационный), задрав ствол в небо. Сняв дисковый магазин, Зенкович убедился, что там есть патроны, и на лице капитана появилась хищная улыбка — теперь они не беззащитные беглецы, и даже если их зажмут, он сможет забрать на тот свет несколько преследователей.

За осмотром самолета он совсем забыл о своих спутниках, и отвлек его не то чтобы крик, а стон задыхающегося человека. Зенкович обернулся и увидел, как капитан Николаенко из последних сил тащит генерала, взвалив его себе на плечо. Он практически сбросил Карбышева на землю, чуть повозившись, прислонил его к стойке шасси, отдышавшись, с трудом хватая воздух, поинтересовался у Зенковича, вложив в голос надежду:

— Ну, что с самолетом? Ты вроде как летчик?

— Нормально. Баки полные. Тяги целы, приборы не разбиты. Странно. Интересно, где экипаж?

Николаенко обошел самолет вокруг и коротко крикнул:

— Капитан! Вот, кажется, и экипаж…

Зенкович резво спрыгнул с крыла и побежал к соратнику, который что-то рассматривал в траве. Это оказался труп советского летчика в кожаном реглане, шлеме и летных очках. Он лежал на боку, вытянув правую руку в сторону леса. Видимо, в таком виде его застала смерть, когда он, раненый, пытался уползти и укрыться в лесу. Причина смерти была видна невооруженным взглядом — несколько сквозных пулевых ранений в грудь. К удивлению Зенковича, и кобура летчика была пуста, и личных документов не оказалось, что говорило о том, что хотя бы второй член экипажа успел спастись бегством. Но вот планшет с полетной картой остался на месте. Это вызвало удивление: обычно полетные карты уничтожаются или уносятся в первую очередь, но Николаенко, схватив планшет, с интересом стал рассматривать и комментировать, отбросив все сомнения и заставляя действовать. Карта с нанесенной оперативной обстановкой, правда трехдневной давности, с безопасным маршрутом, с немецкими средствами ПВО и отмеченными несколькими советскими аэродромами, в нынешних условиях была подарком.

Разговор двух усталых людей был прерван звуком выстрелов, раздавшихся со стороны леса. Зенкович, выхватив из рук Николаенко планшетку, бросился обратно к самолету и закричал:

— К самолету!

Но в команде не было смысла. Капитан-танкист несся к самолету наравне с Зенковичем. Не говоря ни слова, Николаенко подхватил генерала и стал его закидывать на пассажирское сиденье. Поняв его мысль и оглянувшись в сторону леса, летчик быстро ему помог, закрепив Карбышева ремнями, запрыгнул на пилотское сиденье и коротко скомандовал:

— К винту!

Из последних сил Мойзель пытался провернуть винт, стараясь запустить двигатель самолета. Со стороны леса, прямо над головами беглецов, прошли несколько цепочек трассирующих очередей и донесся треск пулемета. Знание того, что преследователи строго проинструктированы не стрелять по беглецам, не помогало скрыть страх погибнуть от шальной пули своих же подчиненных и заставляло двигаться быстрее. Ругаясь про себя на немецком и вслух на русском, Мойзель проклинал допотопную русскую технику, которая не хотела работать. Но, видимо, отреагировав на последнюю тираду, двигатель самолета хлопнул, выпустив густой черный дым, оглушительно зарычал, наполняя пространство вокруг мощью и надеждой.

Со стороны леса более интенсивно стали обстреливать самолет, и, как договаривались, пули выбивали вокруг самолета фонтанчики пыли, не причиняя вреда ни самолету, ни пассажирам. Но неожиданно несколько пуль пробили обшивку, и вдруг что-то острой иглой ткнуло капитана в бок. Мойзель удивленно увидел расплывающееся пятно крови на гимнастерке и начал крутить головой, пытаясь понять, что происходит. Он оглянулся и увидел, как со стороны сгоревшего хутора в их сторону бегут цепочкой человек десять в обычной форме цвета фельдграу, активно стреляя из винтовок.

Это не вписывалось ни в какие планы, с учетом того, что все люди абвера, задействованные на этом этапе операции, были одеты в камуфляж. Новые действующие лица не были проинструктированы, поэтому стреляли точно и на поражение, что явилось неожиданностью и могло поломать все планы руководства военной разведки. Зенкович что-то кричал, махал руками, показывая себе за спину, но, приняв решение, Мойзель из последних сил заскочил на крыло самолета, подполз к Карбышеву и одним движением снял с турели пулемет, прихватив запасной диск, спрыгнул обратно, отбежал от самолета, припал на колено и открыл огонь по новым действующим лицам. С трудом удерживая дергающийся в руках пулемет, выцеливая фигурки соотечественников, офицер абвера в душе надеялся, что у русского летчика хватит ума улететь, пока он будет прикрывать отход.

Самолет взревел и двинулся с места, стал разгоняться и через двадцать долгих секунд взлетел. За это время Мойзель, расстреляв диск пулемета, без сил лежал в траве и смотрел вверх на улетавший самолет. От потери крови он уже не ощущал тела и не почувствовал, как плечо пробила пуля: один из подбежавших солдат, со знаками различия полевой жандармерии, выстрелил в лежащего русского, который успел уничтожить четырех человек. Затем все внимание переключилось на улетающий самолет, вслед которому хлопали винтовки, но тот быстро скрылся за кромкой леса.

После бегства самолета внимание переключилось на все еще живого Мойзеля. Унтер-офицер с парабеллумом в руке, с искаженным от злости лицом склонился над ним, увидев, что тот еще жив, попытался поднять свое оружие и добить русского, но подбежавшие бойцы "Брандербурга" быстро взяли ситуацию под контроль, оттерев от руководителя операции солдат полевой жандармерии. Один из них, в камуфляже, наклонился к капитану, увидев, что тот еще жив, быстро приказал подчиненному, который исполнял обязанности медика, оказать помощь раненому.

Это вызвало взрыв неудовольствия, но решимость и, главное, количественный перевес "камуфлированных" сделали свое дело, и начался диалог. Тут и выяснилось, что самолет случайно увидел пилот почтового самолета и не преминул доложить руководству, а то отписалось полевой жандармерии, которое выслало группу на поиски. Тут как раз и стрельба, и группа беглецов в русской форме, вот и решили помочь…

Мойзель, все еще в сознании, слушал этот треп и в душе негодовал, что из-за такой глупости могла сорваться операция, курируемая высшим руководством военной разведки. Разговор немцев был прерван ревом и треском пулемета. Вокруг стоящих плотной группой людей заплясали фонтанчики пыли, и многие из них стали падать, раскидывая вокруг брызги крови. В небе мелькнул силуэт самолета со звездами на крыльях, он сделал еще заход, расстреливая из бортового пулемета разбегающихся по полю преследователей, затем развернулся и улетел на восток. За штурвалом, с лицом, застывшим с радостным оскалом, сидел Зенкович, который вернулся, мстя за погибшего капитана Николаенко, прикрывавшего их взлет…

Мойзель, на которого упало тело убитого санитара, сквозь шум в ушах от потери крови явственно слышал крик с пролетающего самолета: "Суки! За Николаенко!"

У него хватило сил засмеяться от нелепости и парадоксальности ситуации. Ну кто мог предполагать, что русский, у которого количество горючего в самолете с трудом хватит, чтоб долететь до линии фронта, вернется и устроит такую кровавую баню.

К нему приблизился лейтенант Хаген, командир группы. Он озабоченно спросил:

— Герр капитан, мы потеряли троих и еще трое ранены.

Чуть помолчав, он спросил.

— Что будем с этими делать?

И кивком показал на четверых солдат полевой жандармерии, молча стоявших возле своего унтер-офицера, который, получив пулю в голову, еще дрыгал ногами.

Мойзель что-то прошептал, но Хаген не услышал. Он наклонился и еще раз спросил:

— Не расслышал, повторите.

— Свидетелей не должно остаться.

— Понял.

Лейтенант сделал два шага, поднял русский пулемет, снял с него пустой диск, подобрал в траве полный, передернул затвор и навел ствол на солдат жандармерии. Один из них что-то успел крикнуть, когда над полем снова загрохотал русский пулемет, забирая жизни немецких солдат.

Мойзель, теряя сознание, думал: "Как странно, немцы меня пытались убить, а контуженый русский наоборот, пытался защитить и отомстить…"

Глава 14

Вопрос о моем отлете был уже решен, только пришлось встать в позу и в самый последний момент переиграть планы Судоплатова. Если честно, то вся их возня с заговорами, подставами и нападениями меня сильно стала напрягать, а мне, как любому нормальному человеку, очень хотелось домой. Да, такое вот желание, несмотря на то что нужно было возвращаться в мертвый мир, в радиоактивную и химическую помойку, но там меня ждали самые дорогие люди — жена и сын. А остальное все просто антураж.

Утром проверил, как в том же госпитале разместили Саньку, и полюбезничал с Вороновой, которая все равно подозрительно смотрела на мой камуфляж, разгрузку и черный берет с красной звездой, в которые я переоделся после знаменательных ночных приключений, наплевав на всю конспирацию. С другой стороны, чем чаще в войсках будет мелькать наша форма, тем меньше вероятность того, что в нештатной ситуации, когда появимся не в то время, не в том месте, получим пулю от своих же.

Судоплатов, загруженный заботами о поиске заговорщиков и подготовке моей отправки в район Борисполя, уже махнул рукой на такую конспирацию, выдал всем информацию, что это новая форма и экипировка войск специального назначения НКВД, но при этом так запугивал, что никто больше не хотел задавать никаких вопросов.

Пока была возможность, смотался в школу, где разместили моих бойцов, и, выяснив для себя пару интересующих вопросов, дав несколько распоряжений, укатил искать Судоплатова, чтоб скорректировать план переброски моей тушки в загребущие руки Светланы Оргуловой, благоверной супруги. То, что они бывают нежными и родными, ну это наше личное дело, но зато какой стимул рваться обратно — мотивировка железная.

Загруженный такими оптимистическими мыслями и планами, в предвкушении нелицеприятного разговора, я добрался до городского управления НКВД Севастополя и пошел искать Судоплатова, который, по моим данным, должен был быть где-то здесь, о чем говорили пара человек из его команды, вроде как случайно курящие возле входа, но при этом вооруженные автоматами.

К счастью, Павел Анатольевич как раз мчался целенаправленно мне навстречу, видимо, извещенный кем-то заранее, и мне не пришлось напрягать задерганного дежурного и рыскать по кабинетам. Но взглянув на него, на осунувшееся лицо, на мешки под глазами и растрепанные волосы, я как-то потерял боевой пыл. Мне стало жалко этого легендарного человека, поэтому просто поздоровался и попросил уделить несколько минут для корректировки совместных планов. Он кивнул, и мы пошли в кабинет Нефедова, который тот с превеликим удовольствием предоставил начальнику из Москвы.

Судоплатов сел за стол для совещаний, а не на хозяйское место, тем самым показывая мой немаленький статус, устало потер лоб, при этом еще больше взъерошив волосы. Зашедшему с нами охраннику он коротко бросил: "Чаю, обоим". Пока тот бегал исполнять, Павел Анатольевич очень домашним и таким обычным жестом почесал небритую щеку, что у меня на мгновение появилось ощущение, что я смотрю в зеркало на свое отражение. Но от мимолетной мысли меня отвлек резкий запах табака, и я волей-неволей стал осматривать кабинет.

Стандартный стол, затянутый зеленым сукном, на котором стояли монументальные письменные приборы, что говорило о некоторых личностных чертах хозяина кабинета. Шкаф с книгами, где на видном месте стояли обязательные для правительственного заведения труды Сталина, Ленина, Маркса. Большое зеленое растение в кадке приятно ласкало глаз необычной для октября зеленью, разросшееся, несмотря на то, что землю использовали иногда в качестве пепельницы, о чем говорили окурки, вдавленные по самые кончики. Обязательные фотографии Сталина и Берии висели на стене, за хозяйским стулом, показывая таким образом, что хозяин кабинета действует от лица великих людей. Что было примечательно, портрет Берии висел на два сантиметра ниже изображения Сталина, и, учитывая характер заведения, это было сделано не случайно. Стандартный сейф, даже не сейф, а несгораемый шкаф с мощными двойными стенками, пространство между которыми было заполнено песком, завершал картину рабочего кабинета — все просто, незамысловато и функционально.

Когда я рассматривал несгораемый шкаф, то на ум пришли воспоминания из своего довоенного прошлого, я не удержался и фыркнул. Судоплатов резко повернул голову и вопросительно уставился на меня.

— Что-то не так, Сергей Иванович?

— Да вспомнил историю из своей довоенной жизни. Кстати, к нашей обстановке имеет некоторое отношение…

Павел Анатольевич откинулся на спинку стула и заинтересованно проговорил:

— Расскажете?

— Конечно, если честно, по прошествии времени все, что связано с довоенной жизнью, воспринимается как-то по-особенному: наверно, просто уже сжился с войной…

Судоплатов стойко слушал мои разглагольствования в ожидании интересной информации. Я это прекрасно понимал, поэтому перешел к своему рассказу.

— В свое время, это где-то в девяносто восьмом году было, военный комиссариат Крымской области, ну тогда уже Автономной республики Крым, переезжал в новое здание из центра города на окраину. В старом здании, в одном из кабинетов оставался подобный несгораемый шкаф, еще, наверно, с дореволюционных времен. Такой добротный, надежно сделанный и, главное, тяжеленный, почти в тонну весом. Но вот беда, когда все из кабинетов вывезли, вспомнили, что ключи потеряли, а в сейфе забыли несколько десятков бутылок водки: такая вот проблема была. Точнее, не проблема, а трагедия. Резать — не было времени, а оставлять столько водки нашим командирам было жалко. Помучившись и поломав голову, один из начальников, скорее из чувства протеста и отчаяния, предложил бойцам с узла связи компромисс: если они смогут достать водку, то половина достанется им. И ведь достали. Причем не ломая замков и не разрезая сваркой стенки…

Судоплатов уже заинтересованно слушал мой рассказ. Ну еще бы, я сам в свое время поломал голову над решением такой жизненно важной задачи. Выдержав небольшую театральную паузу, продолжил:

— Бойцы сделали проще: они раскачали сейф, разбив все бутылки внутри, и собрали всю водку, которая вытекала из щелей, после ее профильтровали и разлили по бутылкам. К чести наших офицеров, они поделились водкой… Ну правда, не совсем наполовину…

— Поучительная история, но к чему это?

— А к тому, что на данный момент у нас присутствует некоторая инертность мышления, к сожалению. Поэтому нужно как-то найти другую степень свободы и работать на опережение, а насколько я сейчас вижу, противник, и внешний и внутренний, опережает нас минимум на один шаг.

— Что вы предлагаете?

— Мои основные условия я недавно озвучил. Это — первое. Второе: при переправке в Борисполь вы предоставляете мне неограниченные полномочия по выбору маршрута и привлечению необходимых людей и средств. Ну конечно, в пределах разумного. В нашей лояльности вы и ваше руководство должны были уже убедиться, поэтому в данной ситуации мы претендуем на более высокий уровень доверия. Дальше — связь с моим человеком в Подмосковье…

Судоплатов улыбнулся.

— Что, Сергей Иванович, очередную авантюру готовите?

— Ну типа того.

— Посвятите?

— Посвящу, но только не здесь и без свидетелей.

Мой собеседник подозрительно сузил глаза и обвел взглядом кабинет.

— Резонно. Хорошо, давайте пройдемся.

Через десять минут мы вышли на улицу, прошли метров сто, разговаривая на отвлеченные темы. Увидев подходящий подъезд, я кивнул Судоплатову, и мы поднялись на третий этаж пятиэтажного дома. Стоя на лестничной площадке, я коротко бросил в рацию Кареву, который с нашей стороны руководил моей охраной:

— Егор, в подъезд никого не пускать.

— Понял.

Судоплатов с иронией поглядывал по сторонам.

— Ну очень оригинальное место для обсуждения серьезных вопросов.

— Ну, пусть наши оппоненты думают так же.

А сам про себя усмехнулся: "Н-да, тут он прав, сколько вот так на лестнице с девчонками целовался…" Но не удержался и фыркнул. Судоплатов правильно меня понял:

— Тоже про девушек в подъезде подумали?

— Ага. Пикантная ситуация. Но перейдем к делу.

— Да, Сергей Иванович, давайте, времени и так мало.

Я вполголоса, так, чтоб мог слышать только Судоплатов, быстро и четко проговорил:

— Мы не полетим в Борисполь.

Он удивленно уставился на меня.

— Ваш план?

— Вы, параллельно с Р-5 и группой под Николаевом, готовите дальний бомбардировщик. После вылета бомбардировщика сообщите в Москву Борисычу определенную информацию, чтоб скорректировали точку перехода.

— Где будете высаживаться и кого с собой возьмете?

— Вся немецкая спецура, если была утечка информации, а в этом уже нет сомнений, должна нас ждать в районе Борисполя. Поэтому пойдем втроем: я, Карев и Дунаев. Высадимся в районе Фастова, где у нас была вторая точка выхода. Там вроде должно быть тихо.

— Резонно.

— Проводите организационные мероприятия, а мы на всякий случай в кабинете Нефедова свою прослушку поставим.

— Зачем? Вы думаете, он что-то знает?

— Не исключаю такой возможности. Ну, чтоб вам было интересно работать. Некоторые технические приспособления у нас есть, да и ваших подчиненных немного подучим. А вдруг действительно что-то интересное выловите. Сами знаете, как оно бывает…

Судоплатов опустил голову и тяжело вздохнул.

— Откуда вы взялись на мою голову, Сергей Иванович?

— Ну так вы прекрасно знаете откуда. А вообще, если у вас голова болит, то подумайте, каково нашим оппонентам приходится. Так что давайте действовать.

Судоплатов буквально на несколько мгновений замолчал, прокручивая в уме мою маленькую комбинацию, затем согласно кивнул и сказал:

— Хорошо. Тогда до вечера.

Мы спустились на улицу, и через пять минут я уже ехал в школу, где находились мои бойцы.

Подготовка к вылету шла достаточно серьезно. Нам пришлось смотаться в Инкерман к бронетранспортеру и покопаться там, в поисках хотя бы одного костюма типа "Кикимора" или "Леший": к нашему счастью, все-таки одну "Кикимору" запасливый Артемьев прихватил. Особое внимание пришлось уделить зарядке батарей радиостанций, что тоже доставило немало хлопот. Но ближе к вечеру наша небольшая группа уже была готова к выброске, а приехавший к восьми часам Судоплатов привез полный вещмешок немецких трофейных консервов. Где он их умудрился достать, мы могли только догадываться — скорее всего, подогнали морячки, кто в осажденную Одессу ходил.

Карева и Дунаева закрытой машиной заранее повезли на аэродром, где ожидал ДБ-3 из состава 40-го бомбардировочного полка 63-й бомбардировочной авиабригады Черноморского флота. Три ДБ-3 и семь СБ готовили к ночному полету, даже загрузили бомбовые отсеки, но в самый последний момент самолет, предназначенный для наших нужд, был отведен в сторону по вроде как техническим причинам, и с матом и возмущением техников и летчиков начали разгружать смертоносный груз. Когда все это разгрузили, подъехали Карев и Дунаев. Меня в это же время торжественно, с большой охраной отвезли на мыс Херсонес, где был оборудован небольшой аэродром. Там я, чуть ли не расцеловавшись с Судоплатовым, залез в знакомый уже Р-5 и, согласно полетному заданию, вылетел в Борисполь, с посадкой для дозаправки под Николаевым. На этом официальная часть закончилась. Легкий разведчик за десять минут доставил меня на аэродром, где базировался 40-й бомбардировочный авиаполк, там люди Судоплатова его быстренько оттащили в ангар и старательно запрятали от лишних глаз. Так же быстренько я и без лишнего шума в сопровождении охраны добрался до ДБ-3, уже подготовленного для полета к Фастову. Летчики, мозги которым старательно прокипятили орлы из главного управления госбезопасности и видевшие с какими круглыми глазами удивленного тушканчика бегает полковой особист, быстро поняли, что им достается самое интересное, успокоились и ждали только меня. Карев и Дунаев уже раззнакомились и обосновались в бомбовом отсеке, закутавшись в полушубки.

Возле самолета топтались летчик и штурман, в ожидании полетного задания, которое, видимо, я должен был поставить. Как я понял, никто ничего не знал, даже судоплатовские исполнители, поэтому кивнул им, что теперь всем я буду заниматься сам. Те, все прекрасно поняв, утянули с собой полкового особиста и остановились на расстоянии ста метров от стоянки самолета, издалека контролируя ситуацию. То, что они не одни, а вокруг еще несколько постов, я не сомневался. Дождавшись, когда ненужные уши исчезнут, подошел и поздоровался с нашими невольными воздушными извозчиками.

— Добрый вечер.

Но подняв голову вверх и взглянув на темное небо, поправился:

— Точнее, доброй ночи. Можно просто Сергей.

И протянул руку старшему — пилоту. В свете слабых фонарей он немного дольше, чем нужно, рассматривал мою экипировку: шлем "Сферу", разгрузку, сложенный автомат, умело прикрепленный несколькими ремешками к разгрузке, карманы с магазинами и гранатами. В его взгляде мелькнуло одобрение, видимо, ожидали, что их заставят везти какое-то крупное начальство на Большую землю, а тут спецы-боевики. Он сильно, но без нажима пожал руку.

— Максим.

Но тут же поправился:

— Капитан Решетников.

Штурман, стоявший чуть дальше, тоже протянул руку:

— Старший лейтенант Кумин.

При слабом свете я тоже пытался их рассмотреть, но тут было сплошное разочарование — стандартная летная форма, никаких знаков различия. Ну все равно, вроде ребята нормальные… Решетников сразу перешел к делу:

— Товарищ Сергей, куда лететь будем?

— В сторону Киева.Выброска в районе Фастова.

— Ого. Серьезно.

— Ну так и мы вроде ребята непростые.

— Заметно…

— Ну что, грузимся и летим?

Но тут возмутился штурман:

— А куда точно лететь?

— Вы летите в сторону Фастова. Как будем подлетать, я вам дам пеленг. У нас своя система позиционирования на местности. Кстати, а как связываться-то будем? У вас переговорное устройство есть для нас?

— Нет, конечно, кто будет бомбовый отсек оборудовать СПУ?

— Ну ладно…

Я подошел к самолету, где в отсеке меня ждали бойцы.

— Дунаев!

— Я, товарищ майор.

— Там у нас запасная рация есть, передай ее пилоту. И быстрый инструктаж по пользованию.

— Понял.

Пока он рассказывал Решетникову про достижения средств связи двадцать первого века, я махнул рукой людям Судоплатова, и один из них, как гончая, рванул ко мне навстречу.

— Слушаю, товарищ майор.

— Капитану Решетникову передается секретная радиостанция. По возвращению бомбардировщика из полета радиостанцию изъять. Быстро сообрази бумажку, чтоб он подписал об обязательном уничтожении прибора при возможности его попадания в руки противника.

— Есть, сделаем.

Пока тот носился и организовывал импровизированную подписку о неразглашении, мы обговаривали все нюансы полета с экипажем самолета. Стрелка-радиста мы и не видели. Его в самом начале грозные сотрудники органов засунули в самолет, и он там сидел на боевом посту и с интересом поглядывал на нас сквозь прозрачные стекла верхней пулеметной турели.

Ну вот и все. Бумаги подписаны, я, тоже облаченный в тулуп, забрался в бомбовый отсек, раздался рев разогреваемых двигателей. Еще несколько минут — и самолет вырулил на взлетную полосу и стал разгоняться. Потом отрыв и незабываемое чувство невесомости, которое испытывают все, когда начинается полет. Правда, не все испытывают удовольствие от того, что содержимое желудка начинает проситься обратно. Тут как раз я и пожалел о том, что не полетел на Р-5. Он летал и потише, и пониже, а тут ДБ-3 поднялся на три километра, стало понятно, что мы точно не в сказку попали. Дуло из щелей немилосердно, и к тому же снаружи точно не май месяц, да еще и разреженность воздуха, не критичная, но все же неприятная сама по себе, стала добавлять дополнительные неприятные ощущения к общему списку моего недовольства. На связь вышел Решетников:

— Феникс, как вы там?

Он все еще осторожно говорил, так как привык к режиму радиомолчания, а тут можно переговариваться по радиопередатчику. Его опасения были понятны — если противник поймает сигнал и оповестит средства ПВО, это может вылиться для нас большими проблемами. Но я ему коротко пояснил, как в свое время погибшему Иволгину, что немцы не в состоянии перехватить кодированные сигналы этих радиостанций.

— Да нормально. А у вас тут обогревателя и девочки с лимонадом нет?

Пауза.

— Что за девочка с лимонадом?

"Н-да. Намек не понял. Ну ладно, это все еще в будущем".

— Да это так, на холоде помечтать хочется.

В наушнике раздался хохот.

— Да. Мечты у вас, конечно, экзотические.

— Если б я мечтал о мальчике с лимонадом, это было бы точно экзотичнее. А так нормальное мужское желание.

— Я слышал, на гражданских самолетах за границей девушки и лимонад, и кофе разносят по салону.

— Ну вот, понимаешь, значит.

— Приходилось бывать? — уже уважительно спросил Решетников.

— Ох, где мне только не приходилось бывать…

Дунаев и Карев поочередно хохотнули в эфире, вспомнив знаменитый анекдот из нашего времени.

— А что такого смешного?

— Да тут анекдот вспомнили.

— Расскажите, время есть…

* * *

Через час после вылета бомбардировщика с группой майора Кречетова в сторону Фастова далеко под Москвой, на секретном объекте Главного управлений госбезопасности НКВД СССР "Усадьба", в небольшой комнатке девушка в форме сержанта НКВД сидела перед жидкокристаллическим девятнадцатидюймовым монитором Samsung и ждала начала очередного сеанса связи. Нетерпеливо поглядывая на часы в правой нижней части экрана, Кристина пила полуостывший кофе из керамической чашки с изображением большого кота. Когда время наступило, она легким движением "мышки" и двумя кликами, запустила коммуникационную программу и вышла в чат:

Кристина: Приветики. Что у вас там новенького?

База: Хохлы наехали. Вроде отбились.

Кристина: Потери есть?

База: Да нет. Васильева и Шестакова помяло. А так все под контролем. Что у вас там? Как Феникс?

Кристина: Час назад вылетел на бомбардировщике. Феникс и двое наших, из местных новичков. Летят к "Точке-два". В "Точке-три" опасно.

База: Вас поняли. Когда будут?

Кристина: С нынешнего момента плюс два часа.

База: Хорошо. Готовим встречу. Что там Борисыч?

Кристина: Уехал куда-то под Куйбышев. Готовит резервную базу.

База: На связь выходит?

Кристина: Вчера по тлф говорили. Вроде нормально. Местные — адекват, без понтов.

База: Вас поняли. Конец связи.

Сидевшая рядом Стрельникова, которая уже вполне неплохо разбиралась в компьютере, попросила распечатать текст разговора на бумагу.

Кристина Панкова, состроив недовольную гримасу, но тем не менее быстро запустила Word, открыла файл с пустым бланком и шапкой секретного делопроизводства НКВД, скопировала содержимое окна чата и пустила на печать. Стрельникова выхватила из лотка лазерного принтера еще теплый лист, быстро открыла журнал регистрации формируемых бумажных носителей информации, внесла регистрационные номера, тут же шариковой ручкой, которую для этого дела выделили пришельцы из будущего, надписала их на распечатке и спрятала ее в специальную папку.

Кристина, наблюдая со стороны все эти уже ставшие привычными манипуляции, только вздохнула. Но, видимо, молодость не терпела бездействия, и она рывком поднялась, включила кофеварку и, не спрашивая разрешения у Стрельниковой, из вредности запустила на компьютере фильм. Борисыч, уезжая в Москву, и не предполагал, что, когда собирались, дочка умудрилась пронести несколько 16-ти гигабайтных флэшек с фильмами и музыкой. И вот теперь на экране служебного и насквозь секретного компьютера на самом охраняемом объекте НКВД СССР крутили фильмы будущего, не всегда приличного содержания.

Стрельникова на все это смотрела вполне спокойно, понимая, что Кристина просто чувствует себя одинокой и в такой форме выражает свой юношеский протест. Этот вопрос уже обсуждался с руководством, и у Ирины были жесткие указания — с девочкой не ругаться и устанавливать полный и дружеский контакт. Да и Юрий Панков, отец Кристины, ей нравился…

* * *

В черном небе юга Украины, оккупированной немцами, летел одинокий бомбардировщик с красными звездами, а в нем хохотали несколько человек, слушая анекдоты про Василия Ивановича, который везде был и все видел, даже у негра в…

Самолет вполне спокойно пересек линию фронта, завернув немного западнее, и, пройдя над морем, затем в течение двух часов добирались до предполагаемого района выброски, о чем известил Решетников между очередными анекдотами. На что новый, но такой знакомый и родной голос вмешался в наш разговор:

— Феникс, я не поняла, вы там воюете или анекдоты травите? Может, хватит? Наверно, пора уже высаживаться?

— База, как я рад тебя слышать! — тут я был искренен на все триста процентов.

— Еще чего-нибудь добавите?

— База, я тебя обожаю. Ты там готовься, сейчас быстренько прыгну и к вам. Супружеский долг — дело суровое, но нужное…

— Да что-то не верится. Вы там все навоеваться не можете. Что ты, что Бычок. Кстати, тут Белка спрашивает, как он там?

— В госпитале. Броником осколок словил, да головой дверь.

— Серьезно?

— Нет. Но эвакуировать придется.

— Хорошо. Ну что дальше?

— Вы отслеживаете нас?

— Да. Скорость и местоположение определили. Какая у вас высота?

— Решетников?

— Три пятьсот.

Я уже дал команду пилоту:

— Выполняйте распоряжения Базы.

Он уже серьезно ответил:

— Вас понял. База, я Баклан-29. Жду указаний.

— Поворот на восток на тридцать градусов.

Самолет заметно наклонился.

— Так следовать пять минут. Затем спускаетесь на восемьсот метров и готовите выброску по сигналу.

— Вас понял.

Я коротко бросил своим бойцам:

— Приготовились.

Мы поснимали полушубки, лица были еще на аэродроме закамуфлированы тактическим кремом, поэтому стали проверять снаряжение, приборы ночного видения, радиопередатчики и парашюты. Самолет пошел на снижение, и в наушниках послышался голос моей супруги:

— Сброс.

Под нами раскрылись створки бомбового люка, и мы втроем прыгнули в черноту, расстилавшуюся под бомбардировщиком.

В наушниках раздался голос Решетникова:

— Удачи, ребята. Привет Базе.

Болтаясь в воздухе, я успел прохрипеть:

— И тебе, капитан, удачи. Доберись живой. С меня бутылка.

— Договорились, майор.

Глава 15

После попытки захвата бункера из 41-го года и получения информации, что группа контакта во главе с Оргуловым, отправившаяся в Севастополь, не уничтожена и есть шанс ее скорого возвращения, общая атмосфера напряженности на базе стала постепенно спадать. Регулярная связь с Кристиной, которая сидела где-то под Москвой на закрытом объекте, давала вполне полную и оперативную информацию о событиях в Севастополе. Выход из строя второй установки перемещения во времени при попытке захвата бункера создавал большие трудности для эвакуации раненных бойцов, поэтому возвращения Командира ждали с нетерпением не только его близкие. Многие процессы в этом времени, запущенные с подачи Оргулова и скрепленные его личным авторитетом, продолжали работать, но некоторая растерянность первых дней, вызванная непонятной ситуацией вокруг группы, отправившейся в Севастополь, передавалась в другие бункеры и убежища, уже вовлеченные в сферу интересов нового сообщества, так неожиданно сформировавшегося в развалинах Симферополя двадцать первого века.

Люди, посвященные в тайну перемещений во времени, а в большинстве своем это были офицеры и прапорщики, перешедшие на сторону майора Оргулова, продолжали работать — выполнять поставленные задачи. Капитан Васильев, взявший временно на себя обязанности военного коменданта, привлек радиолюбителей из команды Борисыча и пару дней увлеченно модернизировал систему безопасности. Конечно, что касалось бункеров, то танкисту Васильеву добавить было нечего — Оргулов и его подчиненный Артемьев понаставили разных систем контроля столько, что мышь без опознавательного знака не проскочит. Но вот относительно безопасности передвижения личного состава между убежищами возникало много вопросов. Тут Вадим напряг группу изобретателей, и в кратчайшие сроки в тестовом режиме была запущена система контроля перемещения людей и транспорта в городе и его некоторых окрестностях. Люди снаряжались браслетами, которые снимали информацию о пульсе и температуре человека и передавали информацию в специальный прибор, вмонтированный в каблук ботинка. В обычном режиме система ничего не излучала, но периодически с базы посылался кодированный радиосигнал, на который отправлялся ответ о состоянии человека либо машины. Учитывая слабость передатчика, на возможных маршрутах движения автотранспорта ставились автономные системы-ретрансляторы, с помощью которых можно было не только запеленговать индивидуальную систему слежения, но и получить точную информацию о местоположении и телеметрию о состоянии объекта. В более поздних модификациях добавлялась функция передачи тревожного сигнала. Все, конечно, было сыро и работало нестабильно, но тем не менее проводка караванов с продуктами, боеприпасами, запчастями и горючим становилась более контролируема. Народ, кто был посвящен в тайну установок перемещения во времени, не роптал и даже с некоторым энтузиазмом принимал такие нововведения, прекрасно понимая, что в случае захвата в плен они получают дополнительный шанс выжить и быть оперативно освобожденными группой быстрого реагирования. После глобальной ядерной войны человеческая жизнь ничего не стоила, поэтому такая забота в группировке Оргулова о каждом, кто покидал убежища, внушала у людей определенную уверенность в сделанном выборе.

Мобильный комплекс радиоэлектронной разведки, оставленный Дегтяревым для нужд новых соратников, несколько раз фиксировал шифрованные передачи из района аэропорта. Но информация была отрывочная, и проводить на основании этого поисковые мероприятия посчитали неоправданным риском, поэтому просто ужесточили режим безопасности, и любые перемещения людей и техники вне базы шли под постоянным контролем. Втайне даже от основного состава некоторые караваны негласно сопровождались усиленными маневренными группами, и это давало определенные результаты: попытка пощипать богатых по нынешним меркам военных очередной группой приезжих отморозков закончилась их быстрым и эффективным обнаружением и уничтожением.

По прошествии двух дней Васильев по делам заскочил на основную базу, где ему нужно было согласовать списки вновь формируемого танкового взвода, который, учитывая все увеличивающееся количество боевой техники, в ближайшее время, возможно, будет развернут в роту. Пройдя все процедуры проверки и очистки, капитан двинулся полутемными галереями бункера к посту оперативного дежурного, где на тот момент находилась Екатерина Артемьева. Он остановился перед тяжелой бронированной дверью, оборудованной несколькими дистанционно управляемыми запорами, которая ограничивала доступ в помещение, где были сосредоточены главные средства управления системами жизнеобеспечения бункера, безопасности и контроля за внешним пространством.

Он нажал кнопку вызова на антивандальной панели видеодомофона, но это была скорее дань привычке — все перемещения людей в красной зоне, где размещались службы, ответственные за работу бункера, охрану и посты управления установками путешествия во времени, плотно контролировались и системами видеонаблюдения, и многочисленными датчиками. Что Артемьев намудрил, чтобы в случае чего пресечь любую попытку захвата, Васильев не знал, но в наличии многочисленных взрывающихся сюрпризов он был уверен на сто процентов. В тамбуре перед бронированной дверью за фальшпанелями висели несколько емкостей с напалмом, и подорвать весь этот смертоносный груз дежурный мог в течение секунды.

Ответив на дежурный вопрос и приложив к считывателю свой индивидуальный ключ, Васильев стал ждать мелодичного перелива, говорящего об открытии двери. Когда зажужжали механизмы, открывающие тяжелую дверь, он чуть помог ее открыть и быстро проскользнул в еще один импровизированный тамбур. В отличие от коридора с голыми каменными стенами, по которым змеились многочисленные жгуты проводов, тут все было отделано негорючим пластиком и создавало почти домашнюю атмосферу, несмотря на военное назначение поста. Пройдя еще метров пять, он попал в святая святых бункера — центральный пост. За большим столом с тремя жидкокристаллическими мониторами в дорогом кожаном кресле развалилась Снежная Королева — Катя Артемьева. Видимо, в этот момент проходил сеанс с Кристиной в прошлом — на экране компьютера была выведена коммуникационная программа и руки порхали по клавиатуре, быстро набивая сообщения.

За соседним столом сидел Зяблик, точнее, боец Воропаев, который, оправившись после ранения, чаще всего стал привлекаться к дежурствам — у парня обнаружилась буквально маниакальная тяга к технике, и особенно к компьютерам и информационным технологиям. Он мог часами просиживать за монитором, изучая документацию или в компании с такими же подорванными ребятами из технической группы поднимать очередной неработающий персональный компьютер. Это не освобождало его от боевых дежурств, и Воропаев положенное время мотался в охране конвоев, сидел в засадах с группой скрытого сопровождения или гнал по мертвым улицам умершего города к месту боевого столкновения в составе отряда быстрого реагирования. Но в этот момент он с интересом возился с компьютером, нанося на карту города результаты работы системы радиоперехвата не только штатной и давно функционирующей системы, но и недавно поставленного на боевое дежурство комплекса радиоэлектронной разведки, привезенного Дегтяревым.

Услышав шаги, Катя подняла глаза, коротко бросив "Привет", вернулась к интересному общению с Кристиной. Васильев решил ее отвлечь.

— Ты скоро? Поговорить надо.

Артемьева, не отрываясь от клавиатуры, коротко спросила:

— Вадим, что-то серьезное?

— Да так, чуйка, что дермецо какое-то лезет… Кстати, что там у наших предков? Как там Оргулов?

— Да вроде конфликт разрулили. Собираются или сегодня вечером, или завтра отправить командира самолетом под Борисполь. Хотя, по нашей информации, там начались тяжелые бои…

Свернув окно чата, она крутнулась на кресле и уже повернулась лицом к Васильеву, всем своим видом показывая готовность общаться.

— Говори.

— А Светлана где?

— После дежурства сменилась, сейчас с детьми возится, если хочешь, могу ее вызвать.

— Не помешает.

Артемьева подняла трубку телефона, набрала двухзначный номер и, дождавшись ответа, заговорила:

— Света, тут Васильев приехал, можешь подойти?

Выслушав ответ, положила трубку.

— Сейчас подойдет.

Пока было время, Вадим поднял тему ситуации в прошлом:

— Что там с нашими незваными гостями из прошлого?

Артемьева молча кликнула "мышкой", разворачивая на весь экран монитора картинку с видеокамеры, расположенной в комнате, где проводили допрос одного из задержанных капитан Строгов и лейтенант Коротков. Из динамика раздались голоса — внутренние помещения, где ставились видеокамеры, обязательно оборудовались активными микрофонами…

Понаблюдав минуты две, Катерина констатировала:

— Процесс идет, НКВД — работает…

В этот момент разговор прервался пронзительно громко заигравшим вызовом видеодомофона. Через секунду на пульте загорелся зеленый сигнал, говорящий о положительной идентификации электронного ключа. Уже привычно пробежавшись глазами по мониторам, где передавались изображения с камер наблюдения, Артемьева грациозно потянулась к белой коробке домофона и нажала кнопку с изображением ключа. Васильев невольно залюбовался Снежной Королевой: несмотря на рождение ребенка, ее фигура почти не изменилась и она выглядела все так же вызывающе-привлекательно даже в камуфляже и с пистолетом в набедренной кобуре…

Светлана влетела в комнату и с ходу чуть взволнованно спросила:

— Что-то случилось?

— Пока нет, но в ближайшее время может…

— Есть информация? Ты ведь разведку к аэропорту отправлял…

— Да, но сначала ответьте, что у вас по этой группе, сидящей в районе аэропорта?

— Армейцы. Пару раз связывались с абонентом в Одесской области. Скорее всего, по душу Дегтярева приехали.

— Ну, мои ребята так же решили. Вчера Кукушки там немного полазали и срисовали двоих часовых. По оружию и экипировке можно делать выводы, что армейцы, ну уж очень все это напоминает обеспечение группы Дегтярева.

— Диверсанты?

— Да скорее разведка. В здании бывшей мини-гостиницы при аэропорту они развернули пост наблюдения: на крышу выкинули несколько антенн. Очень все похоже на то оборудование, что нам Дегтярев оставил. Боевики больше выполняют охранные функции. Иногда ходят в патрули, не удаляясь от временной базы больше чем на два-три километра.

— И что нам с ними делать? Валить смысла нет — если это дружки Дегтярева, то потом будет не совсем приятно.

Вмешалась Артемьева:

— Насчет дружков не уверена. Скорее всего, начальство Олега решило подстраховаться и собрать больше информации. Ну не верю я, что когда отправляли Дегтярева, они не знали про их совместную службу с командиром и длительные дружеские отношения до войны — не та организация, чтобы случайно допускать такие совпадения. Наверно, там до конца не уверены, что группу разгромили именно мы, и прежде чем кого-то наказывать, решили собрать побольше информации.

— Я так тоже думал. Поэтому там Малой им сюрприз подготовил.

— ???

— Да вывели из строя видеокамеру внешнего обзора и возле нее положили контейнер с консервами, термос с кофе и записку с частотой экстренной связи и ключами шифрования, это на случай, если станет скучно.

Светлана Оргулова ухмыльнулась.

— Разумно. Показали, что можете при случае взять за горло, но при этом продемонстрировали добрые намерения. Но все равно держите их под контролем, они люди подневольные, прикажут им нас валить, и думать не будут, это не мобилизованные или простые строевики — спецура. А что вообще по обстановке, а то тут слухи ходят…

— Да так, ничего конкретного, какая-то нервозность среди людей началась. Мелкие группы затихли — чего-то ждут. Скорее всего, прошла информация о наличии в районе неизвестного подразделения, но до моих информаторов ничего конкретного не дошло. Все на уровне слухов. Вроде как несколько раз фиксировали неизвестные машины в окрестностях города, да патрули обнаружили места, с которых вели наблюдения за маршрутами движения наших мобильных групп. Пытались делать засады, но пока ничего. Наехали на пару татарских поселений, оставшихся в окрестностях города, там в основном гражданские остались, но те божились, если к ним применительно такое выражение, что они тут ни при чем и с их стороны никто в город не лезет. Мы их для профилактики попугали, но за информацию о чужаках пообещали калым. Так что с той стороны пока ничего опасного нет. Да и мои ребята в их среде аккуратненько вербуют информаторов. У меня вроде как все. Может, у вас что нового?

— Так группу нашли, чего волноваться-то?

— Да не уверен. Мы не армейцев ждем, а внутряков или эсбэушников.

Светлана задумчиво проговорила:

— В принципе, смысл в этом есть. Один раз случайно зафиксировали кодированную передачу из города или окрестностей, и это получается, что не наши вояки. Мы-то думали, что это наши аэропортовские друзья шалят, но в свете твоей информации, что они сидят безвылазно только там, это наводит на размышления. Возможно, тут работает еще одна группа.

— С чего взяли, что это другая группа? — заинтересовался Васильев.

— Использовалась другая аппаратура: мощность сигнала, алгоритмы шифрования, скорость передачи информации, и главное, что ответная передача шла откуда-то с севера, явно не со стороны Одессы. Больше ничего узнать не смогли — возможностей аппаратуры не хватает.

— А почему меня не известили?

— А сигнал перехватили только вчера вечером.

Васильев озабоченно покивал головой и коротко спросил:

— Откуда они вещали?

— Где-то район водохранилища и университета, но передача была слишком короткой, и точно определить место не получилось. Сейчас Воропаев пытается что-то вытянуть из системы, да еще технарей из группы Борисыча подключили, но нашему колхозу такие задачи не по зубам.

— Тогда объявляем полную боеготовность?

— А не спугнем? Вдруг у них есть свои люди, и тогда они затаятся, и в таком режиме сколько нам жить придется, все время ожидая удара в спину? Надо их спровоцировать.

Артемьева почти все время молчала, слушая разговор, и, видимо, что-то придумав, подала голос:

— Света, Вадим, а почему вы думаете, что против нас будет работать большая группа? Им же надо на чем-то приехать, чем-то питаться, где-то базироваться, чем-то заряжать радиостанции. Чтобы обеспечить такие условия, потребуется немаленькая машина. А попробуйте на грузовике или БТРе скрытно погонять по улицам города, где и патрули есть, и видеокамеры навешаны. Плюс наверняка им слили информацию о наличии у нас системы вибросейсмических датчиков, которая позволяет контролировать и основные улицы, и подходы к убежищам. Вот и подумайте, в каких условиях они находятся и какие у них возможности получения более подробной информации для расчета сил и средств, необходимых для открытого противостояния с нами. А учитывая наши нынешние возможности, тут уже нужна войсковая операция с привлечением и брони, и артиллерии. Иначе бы они давно уже проявились, а так где-то на периферии кружат, собирают данные, наблюдают… Местных информаторов они не задействовали: прекрасно понимают, что в нынешних условиях, когда мы тут всех вокруг прикормили, их сразу же сольют. Что бы мы делали на их месте в такой ситуации?

Васильев задумчиво ответил:

— Ну, радиоперехват, изучение порядка передвижения транспорта и патрулей. Все. Визуально больше ничего не узнаешь. Остается только взять "языка".

— Вот именно. А у нас что не поездка, то войсковая операция с бронетехникой, обязательным сопровождением и с маневренными группами прикрытия. В таких условиях брать "языка" — это явное самоубийство. Вот они и выжидают.

— Н-да. Ну что, подсунем им "языка"?

— Ну надо же как-то договариваться. А то, судя по всему, настроены они серьезно. Кого-нибудь захватим, предъявим им живого Черненко, а дальше уж по ситуации. Тем более скоро Оргулов прибыть должен, пусть договаривается. Тут такие дела в сорок первом намечаются, и если эти ребята будут под ногами крутиться, придется их зачищать.

— Хорошо.

Через час в ангаре бункера внутряков, под руководством Васильева, готовили машину. Ее оборудовали радиомаяком и некоторым подобием тревожной кнопки, для затравки туда положили контейнер с яблоками, которые принесли из 41-го года, и небольшую банку свежего меда. Операцию непосредственно возглавил Васильев, взял в заместители Шестакова, с которым у него уже давно сложились дружеские отношения. В качестве наживки привлекли двух бойцов штурмового отряда. Ребят тщательно проинструктировали, оговорили легенду, которую они должны были под "пытками" рассказывать противнику, порядок поведения и условные сигналы.

Во второй половине дня машина выехала из города по московской трассе, доехав до остатков моста на транспортной развязке, повернула направо и, выскочив на объездную трассу, не набирая большой скорости, двинулась в сторону Ялты.

Несколько штурмовых групп заранее скрытно отправились к трассе. Противник пока не предпринимал никаких действий и в возможном районе их появления не фиксировалось никакой активности. Радиоразведка тоже не смогла ничего обнаружить. Все это время в эфире шли стандартные переговоры бойцов из машины-ловушки с Базой на свободном канале, где те докладывали о движении. Весь план строился на том, что их слушают и, скорее всего, ведут визуальное наблюдение, и, естественно, одиночная машина должна привлечь внимание и принудить неизвестных наблюдателей к активным действиям.

Микроавтобус, переделанный для езды в зараженном мире, спокойно двигался по маршруту, сопровождаемый на каждом участке дороги двумя-тремя наблюдателями. Но, к сожалению Васильева, ничего так и не произошло, поэтому, проехав несколько километров в сторону бункера в Перевальном, они свернули с дороги, простояли так два часа. Доложив на базу по радио по открытому каналу о выполнении задания и начале выдвижения, они развернули машину, выехали снова на трассу и двинулись обратно в сторону Симферополя.

Вечером в том же командном пункте проходило совещание. То, что противник не среагировал, никого не удивило, уж слишком все было примитивно, поэтому нужно было создать видимость, что движение этой одиночной машины, так подходящей для захвата, не является случайностью и подставой. Поэтому все маршруты движения транспорта и патрулей, проходящие через город, обязательно сопровождались усиленной охраной, а вот то, что касалось объездной трассы, где вполне можно было разогнаться, умышленно охраной пренебрегали. К тому же перед наблюдателями, парочку которых все-таки обнаружили, стали создавать видимость того, что маршрут по объездной дороге считается безопасным и часто используемым. Все штурмовые группы были отозваны, и на позициях осталась только снайперская пара Малой и Миронов. Поэтому утром по нему стали гонять одиночные грузовики, бронетранспортеры, а на закуску пустили тягач, тянущий на специальном прицепе подбитый танк Т-72, который обнаружили в пригороде и решили перевезти в мастерские в Перевальное для восстановления. Но тем не менее противник не проявлял никакой активности. Пронаблюдав еще три рейса, Васильев, скорее от отчаянья, дал команду сворачивать операцию и, отпустив бойцов, на той же машине под вечер решил сам еще раз проехаться по маршруту и уже с Шестаковым двинулся в сторону Перевального.

Когда автомобиль проехал Абдал и стал спускаться с холма, служба радиоперехвата зафиксировала кратковременный выход в эфир кодированной радиостанции, и, судя по всему, это было сигналом к действию.

Несущийся по дороге микроавтобус налетел на взрыв, развернулся и упал на бок, проехав юзом с десяток метров. Из-за небольшого пригорка к нему рванули пять человек и споро стали выламывать двери и вытаскивать Васильева и Шестакова из салона. Тут же к ним подскочили два джипа, в один из которых они покидали пленных, и когда закрыли двери, тот резко рванул с места и, проехав метров сто по трассе, свернул на небольшую дорогу в пригород, где стояло множество брошенных коттеджей довоенных богатеев. Второй джип подцепил тросом перевернутый микроавтобус и с некоторым напряжением и пробуксовкой все-таки смог его стащить с дороги, где поврежденную машину тут же закидали обломками шифера и мусором. Через две минуты и вторая машина тоже скрылась из виду.

В командном центре все затаили дыхание, ожидая доклад от замерзших снайперов, из последних сил следящих за событиями на объездной трассе. В таком же состоянии находились бойцы нескольких штурмовых групп, стянутых с соблюдением всех мер предосторожности в этот район.

Еще через пять минут Малой доложил по кодированному каналу:

— База, это Кукушка-один.

— На связи, Кукушка.

— Группа прикрытия снялась с позиций и отступила в направлении поселка.

— Общая численность противника?

— Наблюдал восемь человек. Вооружение — автоматы, гранатометы, снайперская винтовка.

— Понятно. Скрытно выдвигайтесь в поселок. Будем вас наводить по пеленгу. Задача — обнаружить базу противника.

Таким же образом была дана команда остальным группам. В это же время по открытому каналу Катя Артемьева со всем прилежанием вызывала Дровосека-Васильева. Тут же в общую какофонию в эфире включились другие источники, которые, судя по системе радиопеленгации, находились в городе, далеко от происходивших событий, и имитировали в эфире командиров маневренных групп, которые получали команды срочно выехать к трассе и прояснить ситуацию с исчезнувшим Дровосеком. Реальные группы в это время уже были в поселке и скрытно продвигались к месту, где, судя по сигналам, держали Васильева и Шестакова.

Бойцы были обеспечены тепловизорами, собранными на основе дорогущих видеокамер, использовавшихся пожарными еще до войны для обнаружения пожаров на южном берегу Крыма. Благодаря этим устройствам и более точному пеленгу удалось локализовать местоположение противника и уже через двадцать минут к дому, в котором держали пленных, было стянуто больше сорока человек.

Двоих наблюдателей срисовали в соседних домах, но пока не трогали, в ожидании команды к началу штурма. Операцией командовал старший лейтенант Ковальчук, имевший специальную штурмовую подготовку. Капитан Строгов, который не смог усидеть на базе и, пользуясь своим статусом офицера элитного подразделения НКВД, возглавлял одну из штурмовых групп. Вооружившись помповыми гладкоствольными ружьями, заряженными патронами с мощными и тяжелыми резиновыми пулями, они стали выдвигаться на исходные позиции.

Получив сигнал, несколько человек проникли в соседние дома и быстро нейтрализовали наблюдателей, после чего к подвалу, где допрашивали пленных, выдвинулись шестеро штурмовиков, а еще восемь человек просочились к дому, где на первом этаже разместились еще четверо.

Все окна были закрыты металлическими решетками, и чтобы проникнуть внутрь дома, оставался единственный путь — через парадный вход. Тяжелая стальная дверь оказалась плотно заперта изнутри, и поэтому ее пришлось подрывать. Направленный взрыв заряда пластиковой взрывчатки снес дверь, как картонное заграждение. В образовавшийся проход сразу рванули штурмовики. Но противники, которых вроде как должно было оглушить взрывом, сразу доказали, что они не новички, и первый же ворвавшийся боец нарвался на автоматную очередь. В комнату, откуда подстрелили штурмовика, сразу полетела светошумовая граната, и после ее взрыва тут же захлопали помповые ружья и пистолеты Макарова, снаряженные травматическими патронами. Подавив огнем сопротивление, подчиненные Строгова, который руководил штурмовой группой, быстро повязали четырех человек, трое из которых, получив тяжелые резиновые пули двенадцатого калибра, были без сознания.

Люди в подвале не успели никак среагировать на взрыв дверей в доме: чуть отодвинув монтировкой створку ворот, в помещение бросили две светошумовые гранаты, и через секунду после последнего взрыва туда ворвались бойцы штурмовой группы старшего лейтенанта Ковальчука.

После грохота и ярких вспышек гранат никто в подвале не смог оказать сопротивления, и трое противников, находящихся в глубоком шоке, были быстро скручены, а Васильев с Шестаковым освобождены, хотя и они были в таком же состоянии.

Вся операция заняла несколько минут, и через полчаса несколько машин, два трофейных джипа и бронетранспортер, в который загрузили оружие и снаряжение разгромленной разведгруппы, покинули поселок. Трофейные машины и транспорт с бойцами и пленными отправились к железнодорожному вокзалу, где находился бункер внутряков. Еще одна машина, в сопровождении БТРа с захваченным оборудованием, на максимальной скорости буквально летела в Молодежное, на основную базу, увозя тяжелораненого штурмовика и сильно контуженных Васильева и Шестакова, которым требовалась немедленная медицинская помощь. В то же время еще один БТР с военврачом 3-го ранга Гришиным покинул базу и доставил его в бункер внутряков, чтоб оказать медицинскую помощь пленным.

Глава 16

Всегда ненавидел прыгать с парашютом, а ночью особенно. Ну как-то не получаю особого экстремального удовлетворения от кувыркания в воздухе, потом резкого рывка и хлопка над головой. Когда падение превратилось в спуск, я смог дрожащими руками надеть прибор ночного видения и осмотреться по сторонам. Карев и Дунаев, как более легкие, прыгнули чуть раньше, и купола их парашютов контрастно выделялись на фоне темного неба, тем более каждый из нас включил инфракрасный фонарь, который мигал, обозначая позицию десантника. Так же подсвечивался контейнер с тяжелым оружием и боеприпасами, который я скинул перед своим прыжком. Что ни говори, а ограничения на вес есть и высаживаться в полной выкладке было бы глупостью.

— База, это Феникс.

— На связи, Феникс.

— Вы нас отслеживаете?

— А куда вы денетесь.

— Расстояние?

— Три километра. Группа силовой поддержки уже на поверхности, вас встречают.

— Что там с минными полями, которые Санька понаставил?

— Да поснимали супостаты почти все.

— Ну и флаг им в руки и перо в одно место, чтоб до Германии лучше летелось…

Голос подал Карев:

— Что там внизу? Сюрпризов не будет?

— Ребята уже час там патрулируют. Вроде все тихо.

— Ну слава богу. А я как раз падаю…

Хрясь! Меня внесло в крону дерева и так конкретно приложило о ветку, что в глазах потемнело. За несколько секунд до удара я успел стянуть с головы прибор ночного видения и закрыть лицо руками, поэтому, хоть и избитое мясниками Ивакяна, лицо не сильно пострадало. Скача по веткам, пару раз проваливался рывками и в итоге повис на высоте полутора метров. Все болело так, что ничего делать не хотелось, и я висел, ожидая, когда отступит боль от удара.

По зрелому размышлению, нужно было разрезать стропы, спрыгнуть, занять позицию, связаться с остальными бойцами группы, но напала какая-то странная апатия, и я так и висел, слушая, как попискивала гарнитура радиостанции, сорвавшаяся при ударе и запутавшаяся в амуниции.

Не знаю, сколько времени я пробыл в таком состоянии, более или менее окружающее пространство стал воспринимать, когда меня уже сняли с дерева и, положив на плащ-палатку и взявшись за углы, четверо бойцов несли через лес.

Тихие шелестящие голоса слышались как бы издалека, словно я закрыл голову подушкой. Так же отстраненно воспринимались взрывы, автоматная стрельба и характерное хлопанье АГСа. Над головой прекратили мелькать деревья, видимо, мы подходили к порталу и вышли на открытое пространство, и я смог рассмотреть темное небо, редкие облака и яркие черточки трассеров, мелькающие над головами бойцов. Очередь из пулемета прошлась по земле, и несколько пуль, отрикошетив, разлетелись красочным веером. Бойцы аккуратно положили меня на землю и стали чего-то ждать.

Все пространство вокруг осветило несколько мощных вспышек, чуть тряхнуло взрывной волной, и меня снова, уже бегом, понесли к порталу. Мозг автоматически констатировал: "РПО, тандемом зарядили…"

Переход в другое время был неожиданным: темнота ночи сменилась ярким светом стоваттных ламп-экономок, из-за резкой боли в глазах закрыл их. Когда их открыл, уже смог рассмотреть стоящую возле установки БМП-2, подготовленную для экстренного выхода, жену и шестерых бойцов в маскировочных костюмах, тех, кто меня нес и охранял, и несколько человек в шлемах-сферах, бронежилетах, с автоматами и одноразовыми гранатометами за спиной. Это было последнее, что я рассмотрел, и просто отключился…

Пробуждение было не из приятных, но некоторая легкость в теле присутствовала, и я с трудом и кряхтеньем, но все же смог сам подняться на кровати и осмотреться. Родные стены бункера, точнее медицинского бокса: куча аппаратуры, стеклянные шкафы с инструментами и препаратами, холодильник и Марина, что-то с интересом читающая с экрана ноутбука. Оглянувшись на шум, она глянула мне прямо в глаза и улыбнулась, как-то по-особому: немного с грустью, немного с жалостью, немного с затаенной нежностью. Захочешь так не сделаешь, но сумела все это передать за пару секунд, и мне тоже на душе стало тепло и спокойно: я дома. Даже не замечал, что на протяжении всего нашего заточения и в последних событиях Марина стала дорогим человеком. И самое интересное состояло в том, что это была не элементарная тяга мужчины к полигамии, а нечто другое. Она наблюдала за мной и своей женской интуицией читала у меня по лицу, как по открытой книге.

— Ну что, Сережа, укатали Сивку крутые горки?

— Да, есть такое. Может, пояснишь, что случилось?

— Да как обычно, синяки, ушибы, контузия и обычная усталость. Сережа, ты понимаешь, что сжигаешь себя в таком режиме?

— Чувствуется. Движок уже барахлить начал…

— Ну вот видишь, сам все понимаешь.

— Мариша, ты ведь знаешь, что мы действуем в режиме временного цейтнота? Если не дергаться, сожрут. Информация о наличии портала все равно скоро распространится, и начнется ад. Не исключаю даже нового ядерного удара по Симферополю.

— Все так серьезно?

— Намного серьезнее. Власть — это наркотик, к которому быстро привыкают. А в бункерах как раз много таких вот хозяев жизни и осело.

Марина покачала головой.

— Все это так, Сережа, но спорить с тобой не буду. Ты давай отдыхай.

— Мариша, ну нет времени. Скажи, что там произошло при переходе? Как ребята — Дунаев, Карев?

— С ними все нормально, только Дунаеву физиономию расцарапало при падении. А что было, не знаю. Кажется, немцы где-то поблизости были.

— А поподробнее?

— Сережа. Там все нормально. Тебе надо отдохнуть. Сейчас ты будешь спать, и не спорь.

Она взяла приготовленный шприц и, шикнув на меня, сделала укол, и я провалился в беспамятство.

Когда я снова проснулся, в комнате звучал детский голос, который пытался что-то рассказывать, и его тут же пытались заглушить чуть рассерженным шипением. Этих людей я не мог ни с кем спутать: жена и сын. Открыв глаза, очень сладко зевнул, показывая, что проснулся. Тут же раздался радостный визг, и ко мне подскочил ребенок и стал дергать за край одеяла. Он облокотился на кровать острыми локотками и залез, шкодно закинув ногу.

— Мама, мама, папа проснулся!

Он попытался сесть мне на грудь, но Светлана быстро его остановила.

— Слава, оставь папу в покое. Ему больно будет.

— Ну мама…

— У папы животик болит. Потом на нем покатаешься.

Смышленый ребенок удобно уселся рядом и стал маленькой нежной ладошкой гладить меня по лбу. И тут же неожиданно задал вопрос:

— Папа, а почему у тебя волосы белые?

Я поднял глаза на Светку: у нее чуть увлажнились глаза, и она отвернулась и стала смотреть в сторону. Но потом, взяв себя в руки, стала объяснять ребенку:

— Когда взрослые много волнуются, у них начинают белеть волосы.

— Папа много волнуется?

— Ему приходится, он же командир и отвечает за всех…

Я лежал и ощущал рукой маленькое тельце сына, который доверчиво прижимался ко мне. Именно в такие минуты я жалел, что у нас так мало времени и его не хватает на обычные семейные радости. Еще больше я ненавидел войну и тех уродов, кто ее развязал и кто попустительствовал, давая волю националистическим мерзавцам, доведшим спокойный и работящий народ до состояния кипения. Сейчас, когда рядом были два самых дорогих человека, все: и СССР 41-го года, и ядерная помойка, в которую превратился наш мир, — ушли на задний план. Было только щебетание сына, который соскучился по отцу, нежная рука супруги, которая присела рядом.

— Папа, а Володька говорит, что у его папы есть автомат, а я сказал, что у тебя и у мамы тоже есть автоматы, и даже маленькая пушка.

Я бросил вопросительный взгляд на Светку.

— Сын Васильева…

Мы так еще минут двадцать разговаривали, пока не раздалось вежливое покашливание в коридоре. Светлана обернулась, увидела у двери дожидающегося Строгова и глубоко вздохнула: семейное время закончилось.

— Ну все, Славик, давай пойдем, папе тут с дядей поговорить нужно, мы позже к нему придем…

Когда они ушли, в медицинский бокс вошла целая делегация: старший лейтенант Ковальчук, который на данный момент замещал Васильева, еще не оправившегося после контузии, Строгов, Вяткин, Малой. Судя посоставу, намечалось совещание, поэтому я принял подобающее полулежачее положение и приветливо поздоровался. Буквально сразу нарисовались Светлана с Катей Артемьевой, которые как участники последних событий присоединились к разговору.

Когда все расселись, мне пришлось в таком экзотическом положении устраивать совещание. Прежде всего интересовало состояние первого портала и обстоятельства попытки захвата бункера.

Выслушав доклад, я стал задавать вопросы для прояснения картины, а мозг уже лихорадочно выискивал варианты наиболее оптимального использования сложившейся ситуации.

— Саша, — обратился я к Строгову, — что там пленные показали?

— Ничего нового. Откомандированы в распоряжение Лебедева, но их изначально курировал Ивакян. Приказ на начало штурма получили непосредственно от него.

— А что им наплели про бункер и вход на высоте двух метров прямо в воздухе?

— Секретная разработка и все… Захваченная троцкистами.

Я не удержался и фыркнул: как-то все выглядело несерьезно.

— Непосредственно кто-то же должен был руководить операцией и в случае захвата все прибрать к рукам?

— Был, только он поступил по-умному — пустил боевиков, а сам остался на той стороне…

— Ага, и его обратным выбросом энергии раскатало по севастопольским холмам. Только вот интересно, для штурма они должны были знать планировку бункера или хотя бы части его. Что по тому поводу?

— А практически ничего. Только общий вид залов, установки и все.

— Это точные сведения?

— Товарищ майор, проверяли разными способами. Даже детектор лжи задействовали, причем проверяли всех, кто из нашего времени, чтоб вы не подумали, что к этому мы имеем отношение.

И Строгов обвел взглядом своих спутников, выходцев из 41-го года.

— Саша, если бы мы так думали, то ограничили бы ваше передвижение. Но в данной ситуации, видите, этого не наблюдается. Конечно, не буду скрывать, такой вариант не исключается, но только чисто теоретически, в рамках общих мероприятий по обеспечению безопасности нашего отряда.

Строгов, не один год служивший в системе госбезопасности довоенного СССР, прекрасно понял меня, и никакой обиды в нем я не увидел — это был профессионал и, к счастью, на нашей стороне, хотя в основном благодаря Ольге, нашему новому хирургу.

— Хорошо. Это понятно. В руки попали исполнители, которых после операции по-любому бы ликвидировали. Кстати, видеозаписи допросов скиньте мне на ноутбук, чуть позже посмотрю.

Строгов кивнул, а Катерина ответила:

— Не проблема, сделаем.

— Дальше. Что произошло при нашем переходе? Что за стрельба? Неужели опять подстава?

На это ответил Строгов.

— Нет. Там после боев работали технари, собирали остатки разбитых нами танков, и какая-то группа экспертов. Вот их охрана услышала самолет и зафиксировала выброску группы, ну и попытались поиграть с нами.

— Результат?

— Двенадцать — ноль, в нашу пользу.

— Саша, ты уверен?

— Да. Мы там одного взяли, по-быстрому допросили. Ничего интересного. Точно не про нашу душу.

— Понятно. Дальше: что с установкой?

Тут слово взяла моя супруга, которая также, как я и Борисыч, умела обращаться с установкой перемещения во времени, и в данной ситуации выступала в роли ответчика:

— В результате экстренного выключения установки произошла расфокусировка волновой линзы. Предохранители, конечно, перегрелись, но сработали нормально. В общем, нужно все заново настраивать, и тут только ты справишься.

И тут, как бы невпопад, заявила:

— И это еще одна причина, по которой руководству нужно прекратить такие опасные выходы на ту сторону. Ты нужнее здесь. И это я говорю не как жена, а как офицер и боец нашего отряда.

Я быстро пробежался взглядом по лицам соратников, собравшихся в медицинском боксе, и понял, что это не просто заявление моей супруги, а давно подготовленный, обдуманный и утвержденный ультиматум. А Светлана продолжала давить:

— Сережа, ты уже не мальчик и не рядовой боец, чтоб бегать по лесам и горам с автоматом. По своему статусу ты уже соответствуешь командиру полка, а где ты видел таких командиров, чтоб носились на передовой и воевали в первых рядах?

Разглядывая свою жену, которая старательно подводила теоретическую базу, чтоб меня держать возле своей юбки, краем глаза наблюдал за соратниками. Некоторые, как Артемьева, делали вид, что все так и должно быть, некоторые, как Вяткин, Воропаев и Малой, опустили глаза — неприятно им, что перед ними командира строят. Строгов и Ковальчук одобрительно кивали, поддерживая жену.

— Света, да я все прекрасно понимаю. Но бывают ситуации, требующие моего обязательного присутствия.

— Да, бывают, но не так часто, как ты тут хочешь представить.

А вот тут я уже начал злиться, очень не люблю, когда начинают загонять в угол, даже самые близкие люди.

— Тебе не кажется, что я сам в состоянии определить, что, где и как должен делать? Вроде как не дите неразумное.

Светка уже поняла, что перегнула палку, поэтому тон разговора немного сменила.

— Сережа, ты не совсем правильно понял. Сейчас Оргулов это человек, которого люди связывают с надеждой на порядок и выживание. К твоему сведению, когда просочилась информация, что с тобой что-то случилось, вплоть до возможной гибели, нам с трудом удалось удержать людей от паники и заставить дальше выполнять свои обязанности.

Эта новость меня сильно остудила. Жена, мгновенно сориентировавшись в изменении моего настроения, сразу пошла в атаку, но уже не столь напористо и категорично.

— Ты пойми: тут все держится только на твоем авторитете. И если с тобой что-то случится, это будет началом конца… А тем более на себя посмотри? Сколько раз за последнее время тебя били, в тебя стреляли? Да на тебе живого места нет.

— Света, ты права. Обещаю, в будущем более осторожно относиться к своей деятельности.

"Ага, сейчас, как же, поверила она мне. Вечером, когда останемся наедине, еще раз попытается мозги мне прочистить", — подумал про себя, увидев легкую гримасу на ее лице.

— Так, проблему моей безопасности обсудили. Что тут еще нового? От Дегтярева есть известия?

— От Дегтярева нет, а вот с той стороны группа наблюдателей у нас пасется под боком не меньше недели.

— О как. Интересные делишки здесь творятся. Можно поподробнее?

Слово взял Малой.

— Товарищ майор, тут их по радио перехватили. Мы с ребятами и полазали в том районе, там, где аэропорт был, и нашли пару наблюдателей. А дальше — дело техники. В небольшом домике засели, на крышу антенны выставили, так и сидят.

— С чего взяли, что это народ из военной разведки?

За Малого ответила Артемьева, все это время отмалчивающаяся.

— Экипировка, явно неагрессивное отношение к нам, и во время сеансов связи отвечающий абонент находился в Одесской области.

— Они что, на открытых частотах выходили?

— Нет, все кодировано, но комплекс радиоэлектронной разведки, что оставил Дегтярев, позволил отследить сеанс связи.

— Они обнаружили, что вы их нашли?

Катя усмехнулась, пряча улыбку, а Малой деланно-равнодушно ответил:

— Да, приветик им оставили, немного еды, воды и термос с кофе.

— Да уж. Кто б меня так регулярно обнаруживал. Надеюсь, о порядке связи с ними договорились?

— Конечно. Частоты, ключи шифрования каналов и позывные оставили им в записке. На указанном канале они три раза щелкнули микрофоном, что можно однозначно расценивать как контакт.

— Прекрасно. Что там произошло с Васильевым и Шестаковым?

Взгляды всех присутствующих обратились к Светлане и Кате, которые, видимо, принимали самое активное участие в недавних событиях. Слово взяла Артемьева. Она спокойно, практически без эмоций, что для знающих ее людей было знаком сильного раздражения или даже сдерживаемой злости, начала излагать историю обезвреживания заезжей разведгруппы.

— По агентурным каналам прошла информация о появлении в окрестностях города некой группы, которая старается оставаться незамеченной. Состав, принадлежность и задачи были неизвестны. Мы сначала предполагали, что это военная разведка шуршит, но по данным Кукушек, которые пасли вояк достаточно долго, они сидели в окрестностях аэропорта и носа не высовывали…

— Что радиоперехват?

— Практически ничего. Пару раз связывались с кем-то на Украине, но точно ничего узнать не удалось: слишком короткие шифрованные передачи. Татар отработали: не их происки. В общем, решили им троянского коня подсунуть: одиночная машина с двумя нашими бойцами гоняла пару дней, пока Васильева это не достало, и он не поехал сам с Шестаковым. Вот они как раз и попали. Благодаря радиомаякам их нашли и взяли.

— Судя по вашим лицам, не все так весело было.

— Да. Одного нашего сильно зацепило, но Ольга говорит, что все будет нормально.

— Понятно. А гости?

— Девять человек. Взяли практически всех в разной степени целости. У большинства контузии от светошумовых гранат.

— Допрос проводили?

— Да, по горячим следам кое-что узнали.

— Херсонцы?

— Они. Та группа, которую Черненко ожидал.

— Кстати, как он там?

— Тяжелый, но вроде потихоньку выкарабкивается.

— Это все?

— Почти. Один из херсонцев обмолвился, что они как-то случайно выпасли еще интересных наблюдателей.

— Армейцев?

— Да как раз нет. По времени армейцы сидели у себя в аэропорту и носа не показывали. Так что тут у нас третья сила нарисовалась…

— Да уж. Что предприняли?

— Те же меры безопасности, когда херсонцев вылавливали, плюс патрули снабжаем камерами с тепловизорами. Пока только это.

— Хорошо. Пока оставляем все как есть. С херсонцами я сам чуть попозже побеседую. Теперь давайте думать, что будем делать дальше. Сейчас на повестке дня самое главное — восстановить окно под Севастополем и планомерно перебросить окруженные части из-под Борисполя в Крым, тем самым мы изменяем баланс сил на Юго-Западном фронте, полностью меняем весь ход событий в Крыму. Тем более немцы начали операцию по уничтожению окруженной группировки, и время уже пошло не на дни, а на часы. Второе. Считаю, что в наших интересах начать постройку еще двух порталов в защищенных местах: бункер в Симферополе, возле железнодорожного вокзала, и в Перевальном. И там и там есть обширные гаражи, что позволит построить установки приемлемых размеров для отправки бронетанковой и грузовой техники. Я больше склоняюсь к железнодорожному вокзалу: там есть тепловозы с мощными дизелями, которые можно использовать в качестве энергоустановки портала. Если проложить ветку поближе к бункеру, то можно обеспечить подвоз необходимого оборудования по железке, а увеличение грузопотока в ближайшее время я не исключаю.

Светлана не утерпела и задала вопрос:

— А в Перевальном зачем?

— В случае начала вооруженного конфликта, а это нас ожидает в ближайшие полгода, в Перевальном легче всего держать оборону.

Ковальчук согласно кивнул головой.

— Да, в принципе, мы тоже хотели предложить нечто подобное, вот только грузы туда далеко возить.

— Ну вот так и сделаем.

Но Ковальчук не угомонился и решил уточнить:

— Скажи, Командир, а почему бы не сделать портал на машине и не попробовать помотаться и найти точки с самыми лучшими условиями выхода?

— Тоже думал над этим. Только вот при настройке системы нужно жестко фиксировать волновую линзу и при работе установки идут вибрации, что может привести к сбою фокусировки и выбросу энергии в окружающее пространство. Пока только стационарные и жесткие укрепленные установки.

— Понятно. Нечто подобное я и ожидал. Кстати, а кто тогда будет заниматься новыми установками? Сам ты не потянешь. Придется Борисыча из Москвы отзывать.

— Да, тут ты прав. Тогда делаем так. Света, Катя, на вас подобрать замену Борисычу для оправки в Москву. Я займусь настройкой установки. Надо вытягивать наших из Севастополя, тут и у самих дел по горло.

Артемьева как бы между прочим сообщила:

— В качестве замены Борисычу можно послать двух человек. Кого-то из офицерского состава и Воропаева. Парень очень даже неплохо освоился с компьютерной техникой и чуть ли не живет с нашими компьютерщиками.

Дождавшись всеобщего внимания, она продолжила:

— Отправить профессионального компьютерщика было бы неплохо, но сами знаете, какие они языкатые. Точно начнут трепаться и выбалтывать вещи, за которые запросто могут устроить несчастный случай…

Тут подал голос Ковальчук.

— Ну почему же? Есть толковый парнишка, сержант Яковенко, фамилия у него такая. И повоевал, и язык за зубами держит, и в компьютерах очень хорошо разбирается. Наш человек, мы сейчас его частенько привлекаем для настройки наших систем слежения.

— Он на той стороне был?

— Да. Даже с немцами повоевать умудрился немного. Из гранатомета немецкую "троечку" сжег. В общем, надежный парень.

Я внимательно слушал старшего лейтенанта, потом перевел взгляд на Катерину, которая кивнула, подтверждая слова Ковальчука.

— Понятно. Сержанта срочно откомандировываете к нам, в техническую группу, я с ним побеседую, а потом буду принимать окончательное решение. Кстати, а почему ни Марины, ни Оли не вижу? Как там обстоят дела с ранеными, в особенности с Черненко?

Света, как школьница, подняла руку, помахав ладонью, привлекая мое внимание.

— У них операция. Одному из херсонцев стало плохо, слишком сильно его травматической пулей приложили. Началось внутреннее кровотечение, сейчас они с Гришиным срочно делают операцию…

— А Черненко?

— Тяжелый, но пришел в сознание.

— Понятно. Совещание закончено. Если что, я с каждым свяжусь в отдельности.

Когда люди начали выходить из медицинского бокса, я обратился к Ковальчуку:

— Юра, ты своего сержанта пришли побыстрее. У меня для него есть интересное задание.

— Не проблема, Командир. Сегодня же вечером с патрулем привезу.

— Вот и ладушки.

Через час, после плотного обеда, я уже не мог сидеть без дела, поэтому бегло пролистав видеофайлы с записями допросов пленных бойцов ОСНАЗа НКВД, которые пытались атаковать бункер из 41-го года.

По роду работы в службе безопасности банка не раз наблюдал за допросами всяких мошенников и не вполне честных людей, а частенько и сам проводил беседы, поэтому с интересом просматривал эту информацию. В принципе, все было практически как говорил Строгов, но была пара нюансов, которые меня немного напрягли и заставили поволноваться. Нет, дело не в капитане, его-то проверяли не раз и не два, да и вряд ли руководство НКВД могло так тонко просчитать, что Строгов станет одним из нас. Он всего лишь волкодав, боец, а вот поведение двоих пленных меня немного заинтересовало. Уж как-то несколько они выпадали из команды боевиков-профессионалов. Тут нечто иное, скорее всего оперативники, которых специально нам подсунули таким экзотическим способом. Скорее всего, оппоненты рассчитывали на то, что у нас нехватка людей и после определенной проверки зачислим их в отряд. Вряд ли они сами в курсе, но наверняка имеют жесткий приказ на подчинение в определенных условиях. Такие вот кроты. Знают ведь, гады, что мы в состоянии мозги им выпотрошить, вот и сработали народ втемную. Значит, от пленных надо избавляться в любом случае.

Глава 17

С сержантом Игорем Яковенко я познакомился на следующее утро, когда, наплевав на все рекомендации врачей, стал возиться с вышедшей из строя установкой перемещения во времени. Исходя из доклада жены, которая как раз и устроила экстренное выключение, система не сильно пострадала, но меня, как технаря и разработчика, не покидали смутные сомнения о, скажем так, не совсем полной достоверности информации. Поэтому, переодевшись в "подменку", потасканную и много раз стиранную камуфлированную форму, вооружившись тестером и скаткой с инструментами, пробрался через туннель к порталу и занялся проверкой.

Как говорила жена, фокусировка волновой линзы слетела конкретно, а вот силовая часть и система управления контурами не пострадали. Тут она немного покривила душой: силовые предохранители успели выключиться, но импульс был настолько сильным, что ясно было видно оплавившуюся изоляцию.

Поэтому когда Вяткин, командующий отрядом охраны бункера, привел сержанта Яковенко, я его самым наглым образом нагрузил заново подключать пакетники и перекладывать часть проводов, которые не вызывали доверия. Пока шла работа, я приглядывался к парню и время от времени задавал вопросы.

Что ж, в данной ситуации Ковальчук не ошибся — парень заслуживает внимания. Худощавый, подтянутый, видимо, занимался спортом, он производил впечатление надежного и спокойного человека. Судя по рассказу, его родители жили в селе Донском, недалеко от Симферополя, отец был автомехаником, а мать домохозяйкой. Отслужив срочную службу, устроился на работу в небольшую компьютерную фирму, где ремонтировал компьютеры, прокладывал сети и системы видеонаблюдения — ну практически мой коллега. Несколько точных ответов подтвердили его квалификацию, что не могло не радовать. Когда началась война, родители покинули Крым, забрав младшего брата, и уехали к дальним родственникам в Днепропетровск. Больше он о них ничего не слышал. Когда татары начали уничтожать славянское население, Игорь, прихватив карабин СКС, который оставил ему отец, вступил в отряд самообороны. После того как гражданская война вылилась в масштабные сражения, вступил в полк внутренних войск, где и воевал до начала ядерных бомбардировок.

Естественно, все это я мотал на ус и в уме уже готовил список вопросов, через которые надо будет прогнать сержанта на детекторе лжи. А пока, изредка переговариваясь, каждый делал свою работу.

Часа через три, убедившись, что в принципе все нормально, и проверив работу нового подчиненного, я отправил Яковенко на камбуз обедать, предупредив о скором собрании техников в кают-компании. А сам направился в медицинский бокс — физический труд не прошел даром и состояние заметно ухудшилось. Но, не забыв про свои обязанности, зашел в палату, где лежал полковник Черненко.

Он выглядел неважно, очень неважно. Волевой и энергичный человек, которого я знал раньше, исчез — передо мной в постели лежал его призрак. Бледное лицо, покрытое щетиной, глубоко запавшие глаза и усталый, мутный взгляд. Недалеко от входа, на стульчике, сидя за столом, положив голову на скрещенные руки, спала невысокая женщина, которая находилась постоянно возле тяжелораненого супруга. Войдя в палату, я резко остановился и, стараясь не шуметь и не разбудить бедную женщину, осторожно подошел к полковнику. Видимо, ему было очень больно, и он глубоко дышал, стараясь не закричать, на лбу выступили капельки пота, но, увидев меня, сразу преобразился, и во взгляде появились какие-то искорки. Он слабым голосом, имитируя веселые нотки, проговорил:

— А, майор, навестил наконец-то старика.

Я тоже вполголоса ответил:

— Да какой вы старик, Михаил Григорьевич? Вам еще молодняк учить да в бой вести.

— В таком виде. Да нет, Сергей, отвоевался я уже.

— Не получится: у меня на вас большие планы. Так что не выдумывайте и поправляйтесь, скоро вас на чистый воздух переведем.

Черненко закашлялся, но оказалось, что это он так смеется.

— Да, уделал ты всех: машину времени построил и в сорок первый стал мотаться, торговлю наладил.

— Да какая торговля. Что плохо лежит, то и хватаем.

— Хватит прибедняться: то, что тебе майора Сталин присвоил да Красную Звезду дал, это же не за красивые глазки. Тут Васильев заходил, порассказывал, что вы там под Фастовом и под Киевом устроили, да про твои похождения под Могилевом. Молодец, Сережа. Все ты правильно сделал, да жаль мне так поздно сказал.

— И что бы было? Вы, Михаил Григорьевич, на людей посмотрите. Как волки стали, за кусок удавить друг друга готовы. Да вы сами бы попробовали все под себя подмять, и кто знает, во что бы это вылилось.

— Ты так про меня плохо думаешь?

— Нет. Но голод, болезни, особенно болезни детей, толкают людей на самые отчаянные поступки. А так я вам не дал возможности натворить глупостей.

Черненко промолчал. Видимо, какие-то планы на мой счет у него были, и он думал, что я в курсе про его проделки. Поэтому, чтобы разрядить обстановку, я перевел разговор на другую тему.

— Как вы отнесетесь к должности военного консультанта в РККА? Будете учить наших предков.

Он невесело улыбнулся.

— Хочешь меня удалить из бункера подальше?

— Не совсем. Вас, в вашем состоянии, обязательно нужно отправлять в чистый мир, иначе никак, да и на выздоровление уйдет не меньше полугода. А за это время тут такая мясорубка начнется, что вряд ли кто-то уцелеет, если не успеет перебраться в мир прошлого.

— Ты тоже так думаешь?

— Уверен. Вы сами видите, что уже началось: нездоровое шевеление вокруг нас, ваши херсонские друзья нарисовались да еще кто-то на заднем плане дрыгается. Ребята приезжих гостей, конечно, повязали, но не без крови. Надо быстро разруливать ситуацию, а то нарвемся на партизанскую войну на наших коммуникациях.

— От меня что-то требуется?

— Да. Скажите, вы знаете такого майора Кириченко?

— Из Херсона?

Я коротко согласно кивнул.

— Командир отряда, который долго крутился вокруг нас. Настроены весьма агрессивно. Поэтому придется Кириченко тащить сюда и предъявлять вас в качестве доказательства. Хотя если это второй Семенов, то ничего это не изменит.

— Можно, конечно, с ним поговорить, но я его не знаю. Скорее всего, это заряженный под определенную задачу исполнитель с периферии.

Черненко промолчал, а потом задал вопрос:

— Сережа, а что с Семеновым случилось?

— Да темная история. Придушили его по-тихому. Да и Ильяса с двумя подельниками за компанию.

— Убирали свидетелей?

— Нет, скорее месть. Убивали его несколько человек, при этом присутствовали и женщины. Я знаю кто: там стояли несколько видеокамер, и те люди никак не подходят на роли чистильщиков. Его приговорили и наказали…

— Ты все спустил на тормозах?

— Не совсем. Тем, кто в этом принимал участие, я прямым текстом сказал, что все знаю и полностью одобряю их действия. Хотя считаю их преждевременными.

— Сильно. Не можешь пресечь безобразие, возглавляешь его. Вполне разумно.

— Не совсем так, полковник. Просто я считаю, что у наших людей должно быть право судить и наказывать. У нас это право забрали вместе со свободой. Если б те же татары знали, что за каждое нападение, разбой, убийство они понесут заслуженную кару, от которой нельзя защититься продажной милицией, прокуратурой, купленными чиновниками, резни славян, произошедшей два года назад, не было бы. Безнаказанность порождает новые преступления…

Я замолчал, собираясь с мыслями.

— Михаил Григорьевич, сейчас рождается новое общество, у которого есть свой путь, уникальный путь. Если проводить аналогию, то можно сравнить с американскими переселенцами, которые, вооружившись револьвером Кольта и ружьем Генри, двигались вперед. На то, что из этого получилось, нельзя, конечно, смотреть без омерзения — общество потребителей, но это только из-за того, что в какой-то момент повернули не в ту сторону, и то в угоду банкирам, которые избрали США как центр своих усилий, перебравшись из Англии… Для нас же главное — понять: чтобы выжить, нужно измениться. И люди меняются, побывав на той стороне. Скорее всего, снова возникшая духовная связь с прошлым, которую у нас украли все эти продажные скоты, поборники демократических ценностей, пробуждает в людях нечто такое, что позволяет вершить поступки планетарного масштаба. Это не желание получить на халяву чистую жрачку и воздух, это тяга к чему-то действительно светлому и большому. Главное, люди начинают реально понимать, что они могут изменить свою жизнь, управлять своей судьбой, а ведь именно этого нас лишили, навязав в качестве конечной цели зеленые бумажки и жесткий ошейник. Сейчас мы вершим историю, не как боги, а как люди, которым свойственно ошибаться и заблуждаться. Куда ведет эта дорога, никто не знает, но в отличие от прошлой жизни, это путь для сильных духом людей, а не широкая прямая трасса, по которой настоятельно направляли на убой толпу обдолбанного быдла для получения сверхприбылей.

Лицо Черненко порозовело, а в глазах, несмотря на боль, засверкал огонь. Были бы у него силы, он, наверно, подскочил бы в кровати.

— Ого, майор, а ты под свою деятельность целую философскую платформу подвел.

— Надо же думать и о душе, и о том, что будет после того, как накормим людей и обеспечим им безопасность.

— Метишь на должность вождя или мессии?

— Боже упаси, еще этого не хватало. Вот чего-чего, а этого всегда терпеть не мог. Мне больше нравится должность серого кардинала.

— А вот и банковский безопасник заговорил. Сережа, ты определись, чего хочешь, а потом веди людей в бой. У тебя в руках великий инструмент коррекции истории, и как мне кажется, ты сам пока не можешь в это до конца поверить и решить, что со всем этим делать.

— Да уж, удивили вы меня, Михаил Григорьевич.

— Что попал в точку?

— Ну не то чтобы в десятку, но в черный круг зарядили весьма основательно.

Я замолчал на несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Как-то в одной из книг прочитал, что все, кто спасал свою родину, никогда не начинали свой путь с громогласных заявлений об этом. Они просто делали свое дело, не думая о признании потомков и о памятнике из золота в полный рост. У меня все начиналось с того, что просто стояла проблема спасения моей семьи, потом еще и семьи погибшего друга. А затем все так закрутилось, что мне доверили свои судьбы множество людей, и уже не было другого выхода. Потом я заметил, какой странный эффект производит путешествие в прошлое: люди меняются, и не могу сказать, что в плохую сторону. Данных и наблюдений не так много, чтоб делать какие-то выводы, но вся моя интуиция и совесть говорит, что иду правильным путем.

— И что ты советуешь предкам?

— Ничего не советую. Смысл? Вы бы поверили советам финансового аналитика, спустившего свой капитал до копейки? Я им передаю информацию и пытаюсь наладить взаимовыгодное сотрудничество, но не более того. Ложиться под Сталина и его компанию не собираюсь. У нас свои проблемы, у них свои, но вот помочь, поучаствовать я и мои соратники не против, особенно если из этого можно будет добыть нужные для нашей жизни трофеи и надавать по голове извечным нашим врагам…

— Вот этого и ждал от тебя — правды. Если б начал рассказывать про то, как ты поведешь своих людей к счастью и подаришь им новый, чистый мир, как будешь бороться за Великую Россию или Великую Украину, то мне бы пришлось принять меры…

Его рука, лежащая под одеялом, чуть двинулась, и я увидел смотрящий мне в голову ствол пистолета.

Я посмотрел на ствол МП и грустно вздохнул.

— И что дальше?

— А ты как думаешь?

— Михаил Григорьевич, ну вроде боевой офицер, а ведете себя, как махровый еврей. Ну что за детский сад?

Он усмехнулся ну прямо как молодой лейтенант.

— Может, озвучишь, что ты для старика приготовил? Это последний маленький экзамен.

— Да. Вы точно идете на поправку. Пока не выздоровеете, будете в СССР сороковых годов инструктором.

— Ладно. Вижу, отделываешься общими фразами.

— Я сам пока все не решил. Надо провести кое-какие подготовительные мероприятия.

Я глянул на часы, висящие в палате и удивился, сколько потратил времени.

— Извините. Пора идти.

— Удачи. Заходи почаще.

Когда я встал и направился к выходу, он неожиданно меня окликнул:

— Сергей, а ты что совсем не испугался?

Тут я решил его немного пнуть на прощание.

— Нет. Про пистолет, который вам принесла жена, мы знаем. Когда вы были в очередной отключке, а ваша жена проспала чуть дольше от небольшой дозы снотворного, Катя Артемьева вытащила ударник…

Со стороны якобы спящей жены Черненко послышался шум, напоминающий возмущенное сопение. Полковник неожиданно здоровым и энергичным голосом сказал:

— Удачи, майор.

— И вам не хворать…

В кают-компании меня с нетерпением ждали молодые дарования, собранные для постановки задачи. То, что этим будет лично заниматься легендарный майор Оргулов, серьезный вояка и первооткрыватель туннеля в прошлое, их интриговало и заставляло чуть ли не пританцовывать от нетерпения.

Когда я вошел в помещение, народ уже успел перекусить и заправиться кофе. Бегло пробежавшись взглядом по четырем гражданским специалистам и двум бойцам Яковенко и Воропаеву, с недавних пор закрепленных за технической группой, присел за стол, подтянул к себе блюдо с немецкими трофейными галетами и кивнул Воропаеву.

— Игорь, налей кофе, пожалуйста, а то что-то в сон клонит.

Он, кивнув головой, сделал пару шагов, взял из шкафа чистую фарфоровую чашку и поставил ее к кофейному аппарату и нажал кнопку. Там что-то загудело, зашипело, и в чашку потекла тонкая, черная струя, распространяя по комнате, и так пропахшей съестным, аромат свежезаваренного кофе. Со стороны было интересно наблюдать, как солдат, судьбой которому было предначертано погибнуть в окрестностях Могилева 41-го года, одетый в камуфляж начала двадцать первого века, с эмблемой "НКВД СССР", отпечатанной на струйном принтере, заламинированной и пришитой на рукав, мастерски обращается с современными приборами. Причем все это делается настолько привычно и буднично, что вызвало у меня невольную улыбку. Это не осталось незамеченным, и Воропаев удивленно обернулся и спросил:

— Что-то не так, товарищ майор?

— Да нет. Просто как-то недавно у нас был разговор про футуршок, который может возникнуть у предков…

Игорь был понятливым и пытливым человеком, тем более благодаря своим качествам уже вошел в команду технарей-компьютерщиков, на лету словил тему и уже в ответ ухмыльнулся:

— Да как-то времени не было в шок впадать. Люди-то такие же. И в вашем и в нашем времени есть и сволочи, и хорошие люди. А все остальное просто вещи, к которым быстро можно привыкнуть.

Тут голос подал один из гражданских. Еще до перехода в Севастополь я с каждым из них общался и тщательно изучал личные дела, поэтому сразу определил спорщика. Это был знаменитый в своей среде Александр Александрович Кошелев, для простых людей Сан Саныч или просто Саныч. Как ни удивительно, этого человека я знал еще с довоенных времен. Он был дружен с Борисычем, и мы, когда у нас существовал общий бизнес, частенько пересекались по работе. Поэтому, прекрасно понимая, что за человек сидит передо мной и начинает демагогическую свару, с трудом подавил желание достать из кобуры "Глок-17" и отстрелить ему язык. Это был уникальный человек: насколько он вызывал у нормальных людей возмущение и антипатию безапелляционной манерой навязывать свое субъективное мнение, не выбирая при этом выражения, настолько он считался неплохим специалистом в технике. Это был именно тот случай, когда человека нужно было запереть в комнате, обеспечить ему доступ в Интернет и еду и полностью оградить от общения с окружающими. Еще тогда ходили байки, как он получил по голове от молодой мамаши в супермаркете, когда во всеуслышанье на кассе начал критиковать ее выбор молока для ребенка, обозвав ее глупой клушей из-за того, что она не выбрала торговую марку "Буренка", являющуюся самой "правильной" по мнению Саныча. Он спорил со всеми и по любому поводу. Мобильные аппараты "Нокиа" являлись отстоем, а самыми правильными были "Моторолла", о чем он заявлял везде, где только находил свободные уши. Он был грозой для менеджеров по продажам в компьютерных фирмах: это чудо умудрялось, делая покупку на несколько десятков долларов, настроить против себя всех, громогласно рассуждая о достоинствах материнских плат, жестких дисков разных производителей. То, что его не начинали бить после этого всего, было не его заслугой, а просто определенно высоким уровнем культуры и терпения продавцов.

Известен случай, когда его просто вытолкали чуть ли не пинками из оптовой фирмы, после того как он назвал менеджеров фашистами за то, что у них на складе были только жесткие диски Seagate. Но при всем при этом он считался неплохим профессионалом и часто умудрялся поднимать материнские платы и ноутбуки, от которых отказывались сертифицированные сервисные центры. И что странно, пользуясь такой дурной славой, он смог пережить гражданскую и ядерную войну и выжить в бункере, несмотря на весь свой неуживчивый характер.

Тут он, видимо, решил, что по старой памяти прошлой жизни он нашел новые свободные уши и включил свой трындылятор на максимальную громкость и скорость.

— Да все это херня…

Краем глаза увидел, как его спутники и Воропаев с Яковенко попрятали улыбки, ожидая бесплатное развлечение. Ну-ну, сейчас я развлекусь. В стороне стояла пара деревянных шкафов с посудой и всякой мелочью, которые как раз подходили для маленького представления. Не слушая этого трындуна всех времен и народов, который, видя, что ему не препятствуют, включил вторую передачу и что-то несет про психологию, адаптацию и правильные микросхемы, выхватил пистолет и два раза выстрелил в шкаф, будучи уверенным, что пули, пробив пару слоев прессованных опилок, не срикошетят и останутся в стене.

Выстрелы в комнате прозвучали оглушительно. Пока не прошел шок, я сделал два шага и замахал у Саныча перед лицом дымящимся стволом пистолета.

— Кошелев, встать. Встать, я сказал.

В молодости этот баламут служил в армии и какие-то рефлексы у него остались, поэтому тело, введенное в ступор неожиданной стрельбой, подскочило и застыло по стойке смирно.

— Молчать. Еще раз откроешь рот без разрешения, пристрелю на хрен. Задолбал уже. Как баба базарная, рот закрытым держать не можешь.

Он уже начал приходить в себя, и в глазах появились проблески обычного для него самомнения. Ладно. Не буду терять времени.

— Молчать. Имя, звание. Быстро!

— Рядовой Кошелев.

— Значит, рядовой? Значит, что такое дисциплина и что такое режим секретности понимаете?

— Да, конечно. Но я бы сделал по-другому…

— Молчать. Как положено отвечать?

— Так точно.

Я уже вышел на середину комнаты и прохаживался по свободному пространству.

— Значит, так. Теперь всем слушать меня. Вы особая техническая группа, привлеченная для участия в проекте путешествия во времени. Теперь вы имеете допуск. Это значит, что перед вами будут ставиться необычные, интересные задачи и, естественно, повлечет за собой особые привилегии и поощрения. Но… Это еще означает особый режим секретности и соответственные наказания за лишнюю болтовню и утечку информации. Понятно?

Дождавшись утвердительного бормотания, попытался продолжить, но наш разговор был прерван появлением в комнате трех вооруженных боевиков из состава дежурной группы, которыми сегодня командовал прапорщик Бойко.

— Что случилось, товарищ майор?

— Да тут один персонаж вывел из себя. Не мог найти у него кнопку громкости. Пришлось с помощью "Глока" регулировать настройки.

И выразительно посмотрел на Саныча, который под угрюмыми взглядами Бойко и двух его боевиков как бы сдулся и стал выглядеть значительно меньше. Я в душе усмехнулся и подумал, что было бы неплохо Кошелева периодически отдавать на перевоспитание к нашим головорезам.

— Ладно, продолжим, на чем мы там остановились. — И уже спокойным лекторским тоном продолжил, при этом заостряя внимание на отдельных фразах, чтоб они лучше впечатались в головы технарей: — Мы находимся в состоянии постоянной войны, что в нашем времени, что в прошлом, и любое неосторожное слово или действие может привести к трагическим последствиям для всей нашей группы. Поэтому за лишнюю болтовню, саботирование заданий командования, лень и недисциплинированность будем карать очень жестко, это всем понятно? Продолжу. По нашим расчетам, существование установки путешествия во времени долго сохранять в тайне не получится. А это значит, что в течение ближайших трех-пяти месяцев на территории Крыма, а в особенности Симферополя, возможны боевые столкновения с применением тяжелого оружия, вплоть до применения тактических ядерных боеприпасов…

В кают-компании настала тишина. Я выдержал паузу, дав людям осмыслить сказанное. Видимо, не только они были удивлены: Бойко присвистнул и поправил рукой в перчатке чуть съехавший на глаза шлем.

— Да уж… — выдал он, как бы выражая общее мнение.

Хорошо, продолжим.

— Мы стараемся в ближайшее время подготовить условия для эвакуации населения, техники, информационных ресурсов в прошлое. Поэтому любые работы по этому направлению являются приоритетными. Понятно?

Повернулся к прапорщику Бойко.

— Валера, извини, что заставил побегать. Можешь идти.

Тот кивнул и вышел из комнаты, уводя за собой бойцов. В коридоре еще секунд сорок гулко слышался удаляющийся топот тяжелых армейских ботинок.

— Теперь слушайте, что необходимо сделать вам для выполнения нашего плана. Там идет война, и Красная Армия проигрывает, реально проигрывает. Причин много, что мне вам рассказывать: и несовершенство техники, логистики, низкая подготовка личного состава, отсутствие нормальной связи и управления войсками и так далее. Поэтому наша задача на данный момент помочь им решить эти проблемы с использованием информационных технологий. Понятно?

Выждав паузу, дав людям осмыслить сказанное, продолжил:

— Теперь основное задание. Первое: разработать и воплотить в железе компьютерный класс на базе мощного сервера и нескольких рабочих станций, соединенных в локальную сеть для тактического группового симулятора танкового боя. Цель — подготовка командиров танков, их ознакомление в условиях, приближенных к реальным, с техникой противника, выявления сильных и слабых сторон. Аналогичную систему разработать для подготовки летного состава. Разработать аналогичные системы для проработки оперативных и стратегических операций.

Народ молча слушал, я сделал паузу.

— Сами понимаете, что у наших нет сейчас возможностей натаскивать танкистов и летчиков — просто нет для этого и времени и ресурсов, а на симуляторе хоть какой-то опыт получат. Так что дерзайте.

Уже присев на стул, усталым голосом продолжил:

— Если все пойдет гладко, вы станете первыми начальниками компьютерных классов в Советском Союзе сорок первого года. Скажем так, это будет первая ласточка нашей помощи. Таких классов будут сотни на РККА, что существенно повлияет на тактическую подготовленность командиров низшего звена и, соответственно, должно уменьшить потери. Если проект пойдет, запустим работу по тактическим симуляторам пехотного и смешанного боя. Для опробования танкового симулятора можете привлечь старшего лейтенанта Шестакова и парочку его людей, ознакомившись с возможными проблемами адаптации людей из прошлого к современной технике. В принципе за основу можно взять игрушку "Мир танков". Игорь, ты должен помнить, до войны в онлайне многие играли. Конечно, серверную часть найти сейчас невозможно, но что-то похожее откопать можно. Как вариант еще можно использовать игрушки типа "Battlefield", "Call of Duty" и оборудовать классы для подготовки спецназа. Поняли задачу? Теперь дальше. Разработать рассчетно-инженерные системы для конструкторских бюро. Ищите программы, стыкуйте их, но в течение недели-двух мы должны поставить несколько таких систем… Первые предложения, наметки и раскладку по материально-техническому обеспечению жду завтра вечером. Старшим назначается сержант Яковенко, заместителем рядовой Воропаев. А теперь приступайте к работе.

Все поднялись. Я в стиле товарища Мюллера проворчал:

— Яковенко, Воропаев, а вас я попрошу остаться.

Когда остались втроем, я начал инструктаж для военных.

— Значит, так. В вашу задачу будет входить пинать технарей, чтоб херней не страдали и занимались делом, потому что спрашивать буду с вас. Через неделю я должен увидеть уже работающий прототип хотя бы танкового симулятора. Через еще три дня готовый к отправке вычислительный класс со всеми коммутаторами, проводами, стабилизаторами, мониторами, расходниками, розетками, разъемами и так далее. По окончании работ получите офицерские звания НКВД и отправитесь в Москву в качестве первых инструкторов. Задание поняли? Ну тогда, ребята, выполняйте. И готовьтесь, по выходу из этой комнаты я для вас перестану быть нормальным и добрым командиром, теперь буду злобным и требовательным тираном.

Они невесело улыбнулись и вышли. А я присел за стол и позволил себе отхлебнуть уже остывшего кофе и похрустеть немецкой трофейной галетой.

Глава 18

Следующее утро было наполнено решением кучи проблем, которые накопились за время моего отсутствия. Это, конечно, неплохо ощущать себя нужным и принимать ответственность по выбору точек размещения ретрансляторов, о нормах распределения продуктов, о порядке переписи специалистов и их классификации по степени полезности для нашего дела. Но вот то, что установка в Севастополь до сих пор не отремонтирована и не запущена, несколько напрягало и заставляло нервничать. Вся моя интуиция, выработанная годами войны и интриг, буквально кричала, что времени осталось очень мало и в ближайшее время всех нас ждут весьма неприятные потрясения. Поэтому, наехав на жену и Артемьеву, я спихнул на них большую часть административных вопросов, назначил дополнительных заместителей, наделив их определенными полномочиями, хотя одна тема меня все-таки взбесила, и пришлось вызывать нужного человека на ковер.

Как всегда отличилась недавно взятая под охрану профессура. Когда народ понял, что им теперь не угрожают местные гопники и налажена бесперебойная поставка продуктов, горючего и чистой воды, они, вместо того чтобы выполнять задание командования, то есть мое, начали возню, расталкивая друг друга локтями, пытаясь утвердиться возле кормушки и взять на контроль все эти потоки ценностей. Старостенко, которого я однозначно назначил старшим и через которого шло снабжение бункера "яйцеголовых", на общем собрании сместили и подсунули вместо Владимира Викторовича какого-то профессора с еврейской фамилией и длинным списком требований и предложений. Связаться со Старостенко по радио не получилось, мне с апломбом отвечало назначенное "коллективом" чудо в перьях и требовало личной встречи. В итоге пришлось сформировать следственную бригаду во главе с капитаном Строговым, придав ему в помощь пару бывших милиционеров и трех бойцов для силовой поддержки и отправить в бункер "яйцеголовых", с приказом разобраться, и пока они там будутнагибать профессорскую мафию, отправить ко мне для разговора Старостенко. Гаденькая ухмылочка по поводу того, что поборников демократических ценностей начнет с пристрастием нагибать самый что ни на есть натуральный сотрудник НКВД, не сходила у меня с лица, особенно когда из бункера профессуры несколько раз пытались со мной связаться, и, в зависимости от прошедшего времени и старательности Строгова, тон вызовов становился все более истеричным и настойчивым…

Я заканчивал предварительную возню с установкой, когда на связь вышла Светлана и доложила, что привезли Старостенко. Пришлось на время оторваться и идти в кают-компанию — выяснять обстоятельства государственного переворота среди профессорского состава, так сказать, от первого лица. Владимира Викторовича я знал давно и глубоко уважал как преподавателя, а особенно как человека, поэтому разговор постарался построить в виде ненавязчивой беседы без явно выраженного недовольства, чтоб в мягкой форме дать жесткие установки для дальнейшего плодотворного сотрудничества. Учитывая, что в моих планах переселения в прошлое профессуре уделялось достаточно важное место, чуть ли не одно из главных, то вот такая ситуация никоим образом не должна пускаться на самотек. Дерьмо внутренних разборок и интриг, которое начало выплывать после того, как ситуация хоть немного стабилизировалась, меня просто взбесило. Я тоже учился и прекрасно понимал, что очень много этих ученых мужей являются не столько людьми науки, а дельцами от науки, зарабатывающими деньги на пропихивании диссертаций, издании статей претендентов, всовывая свои имена на первые места, тем самым "обеспечивая" продвижение и выход в свет. Именно поэтому в свое время не захотел идти в науку, немного хлебнув этой романтики. Сейчас требовалось провести селекцию и нейтрализовать всю эту банду, заставив их реально работать на нужды людей, поэтому и послал туда капитана НКВД Строгова с достаточно широкими полномочиями, немного проинструктировав перед отъездом.

Со Старостенко мы расположились в кают-компании, предварительно не вдаваясь в проблемы, плотно перекусили, затем под свежезаваренный кофе стал расспрашивать, что там реально произошло и кто мутит воду, пытаясь создать неконтролируемую мной точку влияния.

Владимир Викторович, высокий, рыжеватый детина с мощными руками бывшего спортсмена, которого помнил раньше, очень сдал. Сейчас передо мной сидел уставший и сильно постаревший человек, перенесший все перипетии гражданской войны и ядерной бомбардировки. Но, видимо, в нем что-то надломилось, и с трудом удалось его расшевелить, чтоб вызвать на откровенность. Выслушав версию Викторовича о последних событиях, выданную в любимых выражениях, иногда переходящих на мат, стало понятно, как с иезуитской хитростью профессорская братва его додавила и заставила сдать свои позиции и какой гадюшник мне достался в наследство от той жизни. С трудом подавил в себе желание взять чистый лист и начать составлять расстрельные списки.

"Блин, еще и это, вот ведь дерьмо неугомонное, откуда в людях это все? А Викторовича надо расшевелить, а то совсем сломался мужик…"

Самое интересное, что они, электронщики в большинстве своем, обеспечивали жизнеспособность бункера, за продукты ремонтируя электронику, налаживая системы связи и безопасности, а все остальные теоретики практически сидели у них на шее, а теперь вообще решили подмять под себя и, как оно говорится, занять места в президиуме. Естественно, меня это не устраивало, поэтому план действий возник быстро — вариант один, чтоб заполучить абсолютного союзника со стороны "яйцеголовых", на которого можно будет сделать ставку и возложить научную деятельность, а в этой роли я видел только Старостенко и преподавателей с кафедры радиофизики, надо Викторовича сводить на ту сторону. Таким образом, вправлю ему на место мозги и заставлю работать более жестко и эффективно.

— Владимир Викторович, пока там у вас в бункере капитан Строгов всех ставит в позу удивленного тушканчика, вы погостите здесь, я вам кое-что покажу, и на основании этого мы с вами выработаем план дальнейших мероприятий, список людей, кто понадобится, и особенно список тех, кто НЕ понадобится.

Он пожал плечами, соглашаясь, а в глазах у него блеснул какой-то азарт и надежда.

"Н-да, я тут становлюсь уже профессиональным продавцом надежды, вот как получается, хотя в данной ситуации это самый востребованный товар".

Артемьева разместила Старостенко в отдельном гостевом боксе, а я отправился заканчивать настройку портала. В таких трудах время пролетело быстро, и уже к вечеру волновая линза была заново сфокусирована. В процессе перенастройки и замены части кабельной сети я, как всегда, кое-что модифицировал, кое-где сделал по-иному, что-то подправил и перенастроил, в общем, сейчас получал истинное наслаждение от самого процесса, который был никак не связан со стрельбой, беготней под пулями и обязательным риском для жизни.

Пока работал кусачками, отвертками, прозванивал тестером контакты, мысли были заняты особенностями путешествия во времени. До нынешнего момента мы пользовались только обнаруженным российскими учеными каналом в 41-й год. Но ведь такой канал не единственный, об этом говорили трудности в настройке на действующий прокол во времени. Тут как по аналогии при настройке на определенную радиостанцию: мешают помехи, наведенные соседними по диапазону радиостанциями, поэтому чем выше селективность у приемника, тем точнее он будет настраиваться. Сейчас, по прошествии времени и после многочисленных попыток, мне удалось добиться этой селективности, но из-за дефицита времени приходится пользоваться старыми алгоритмами настройки и только одной "радиостанцией", а вот поискать другие пока не получается. Поэтому все мысли были заняты неким подобием панорамного сканера для поиска других каналов, что дало бы дополнительную степень свободы и возможность не зависеть от прямых поставок из Советского Союза образца 1941 года. Завершив монтаж, я перебрался в вычислительный центр и занялся перенастройкой комплекса, точнее, дополнением его несколькими подпрограммами, способными в первом приближении заняться поиском других каналов. Набросав блок-схему и реализовав ее костяк и интерфейс, я был отвлечен от работы самым возмутительным способом. Сначала с центрального поста сообщили, что возвращается Строгов, а потом прибежала Катя и, выразительно вращая глазами, доложила о выходе на связь группы армейской разведки, которая нас пасла, засев в развалинах симферопольского аэропорта. По оговоренному каналу от них получили короткое сообщение: "Полосатые друзья Феникса возвращаются, обеспечьте встречу. Ждем решения по своей судьбе".

Тут подтянулся Васильев, уже пришедший в себя после контузии светошумовыми гранатами.

— Ну, Вадик, что думаешь?

— Судя по всему, возвращается Дегтярев, и не один, и это санкционировано его руководством…

За него продолжила Артемьева:

— Это возможно только в одном случае. Его повязали свои, он дал полный расклад, и разведка ВМСУ решила играть на нашей стороне.

Я сам уже прокачал ситуацию.

— Да, вот только как обставлена ситуация, тут непонятно. Сказали, что возвращается только Дегтярев с друзьями, значит, его руководство осталось на месте, значит формально они еще замыкаются на Киев и Олега отпустили, скажем так, неофициально, типа сбежал. Но разведгруппе, скорее всего, сообщили, что наш статус — "союзники", а с приходом Дегтярева и компании статус может измениться до "свои в доску", и тогда они просто открыто выйдут и постучатся в дверь, типа "пустите на огонек".

Артемьева и Васильев промолчали, и я продолжил:

— Запросите примерное время прибытия и поднимайте всех по тревоге — это могут быть ряженые и под прикрытием Дегтярева попытаются захватить бункер со всем содержимым.

Артемьева задала мучивший всех вопрос:

— Командир, думаешь, началось?

— Даже если это реально Дегтярев и расклад идет по самому лучшему варианту, то это точно начало больших неприятностей.

— Понятно.

— Так что работайте, все это мы уже обсуждали и готовились, а я постараюсь в ближайшее время запустить портал и подготовить переход в Севастополь сорок первого года, действительно, пора эвакуировать народ из этой помойки в нормальный мир.

По сигналу тревоги многочисленные подразделения выдвигались из бункеров в опорные пункты, оборудованные в подвалах домов, снабженные запасами топлива, пищи и боеприпасов. В пригороды выдвигались маневренные группы, и в качестве иррегулярных частей привлекались независимые группировки, которые готовы были участвовать в боевых действиях ради зачисления в качестве штатной единицы в группировку майора Оргулова. При начале масштабных боевых действий подходы к бункерам оказывались перекрыты огневыми точками, и любая попытка штурма даже с применением тяжелой техники вела бы к большим потерям нападавших. Учитывая высокую плотность инженерных заграждений, противопехотных и противотанковых мин, управляемых фугасов, расположение которых являлось тайной, взломать такой укрепрайон было под силу полнокровной дивизии со всеми средствами усиления. В нынешних условиях скрытно собрать такое количество техники и личного состава и перебросить в Крым было абсолютно нереально.

То, что мы налаживали и организовывали последние несколько месяцев, заработало, показывая всем, насколько нынешняя ситуация в регионе изменилась с приходом к власти нашей группировки. Многочисленные подачки и обещания, которыми мы соблазняли мелкие группировки, сделали свое дело — несколько сотен боевиков присоединились к нам. Вначале, когда мелкие царьки еще считали себя хозяевами при попустительстве Черненко, пришлось некоторым показательно обломать рога, поставив вместо них более адекватных и управляемых, что резко повысило рейтинги тех групп, что входили в зону наших интересов, и создало даже определенный ажиотаж в очереди на получение нашего одобрения и благосклонности. Теперь это все давало плоды. Если даже окажется, что вся тревога объявлена впустую, то всем в городе и окрестностях станет ясно, кто здесь власть и кто в состоянии поднять и организовать такую силу.

Я находился в центральном посту, выслушивая доклады, получая кодовые фразы и тщательно фиксируя все этапы проведения общей мобилизации согласно мобплана.

В течение часа все выдвинулись на позиции и затаились в ожидании информации о противнике. В Симферополе все погрузилось в тягостную тишину: вся активность в городе, и особенно в радиодиапазоне, прекратилась.

Чтобы не терять времени, оставив вместо себя на центральном посту Артемьеву, заступившую в качестве оперативного дежурного, и Васильева, отправился в серверную и продолжил работы по перенастройке системы. Может, кого-то это и шокировало бы, что в такой момент командир занимается непонятно чем, но в этом и состоит задача любого начальника — создать систему, которая в состоянии функционировать только под контролем начальника, а не при прямом управлении. Вот так и сейчас: через каждые десять минут Катя через систему оповещения докладывала о ситуации, а я, погрузившись в формулы, пытался нащупать иные каналы. Их наличие удалось зафиксировать, по скромным подсчетам минимум три-четыре, но избирательности установки хватало, чтобы пользоваться основным каналом в 41-й год, и еще одним менее сильным и стабильным каналом, но настроиться на него с ходу не получалось. Поэтому, плюнув пока на эту проблему, занялся настройкой установки на Севастополь 41-го года. В течение часа нащупал привычный канал и запустил программы настройки. Еще через час, пропустив несколько тестов, наконец-то убедился, что система вышла на рабочий режим и готова к запуску, чем и не преминул воспользоваться, известив центральный пост. Как раз в это время была получена информация о приближении к Симферополю со стороны Армянска колонны боевой техники. Для тактической связи расстояние было большим, поэтому штурмовая дежурная группа была временно отвлечена от охраны бункера и привлечена к процедуре пробоя времени.

Сначала включение на долю секунды, проверка системы, потом на секунду, опять проверка, затем на десять и на минуту, и снова проверки. Проведя все пункты процедуры, я запустил систему в постоянном режиме и дал команду на выдвижение штанги с радиоантенной. Система пеленгации первой установки была задействована, и благодаря этому удалось зафиксировать точку выхода. Временные параметры были неизменны, да и место выхода в сорок первом в пределах точности определения на таком расстоянии оказались в пределах расчетных. После чего попытался связаться с Санькой Артемьевым или с кем-то из нашего отряда и, к моему удивлению, получил ответ, что было странно, потому что бойцы были снабжены только тактическими шифрованными радиостанциями, и в первый раз они не добивали до точки выхода. Единственный радиопередатчик, добивавший в прошлый раз до портала, стоял на БТР и был выведен из строя во время ночного боя.

— База вызывает Бычка, База вызывает Бычка.

— База, это Бычок, привет, рад вас слышать.

— Ты как?

— Терпимо, у вас как?

— Проведена мобилизация, сидим по повышенной боевой готовности.

— Что, уже началось?

— Да непохоже, по косвенной информации — Дегтярев возвращается, но это может быть отвлекающий маневр. А так обкатаем народ, проверим всю систему, да и всем вокруг покажем силу, пусть сидят по щелям, когда мы работаем.

— Да уж. Неплохо сказано.

— Ты сейчас где?

— Да все там же, в госпитале.

— Как Воронова?

— Лечит, хотя времени на меня у нее нет, тут с фронта столько раненых навезли — немцы уже Бахчисарай взяли, и уже на подступах к городу идут бои.

— Понятно, Судоплатов в городе?

— Еще да.

— Вызывай его, скажи — портал функционирует, и нужно готовиться вытаскивать войска из-под Борисполя.

— Понял. Сейчас займусь.

— Давай, а я готовлю группу для изучения точки выхода — тут темно, и не могу пока точно идентифицировать место, а то, что тебя слышу, значит, где-то недалеко от города…

На этом контакт с Артемьевым прервался, и пришлось выключать установку — на связь вышел майор Дегтярев.

Привычный, чуть нагловатый и уверенный голос звучал устало:

— Феникс! Вызываю Феникса!

Я взял микрофон радиостанции и отжал тангенту:

— Чего орешь? Говори, что надо?

Секундная заминка, видимо, не ожидал такого ответа.

— Феникс, я тут с товарищами на огонек приехал.

— Так не базар. Товарищи пусть подождут возле аэропорта, а ты вместе с семьей пересядешь в нашу машину и на доклад.

— Феникс, а ты не охренел?

— Не-а. Ты и твоя семья. Поговорим, а потом посмотрим.

Пауза.

— Не доверяешь?

Я не стал втягиваться в переговоры.

— Выполняйте условия, через десять минут подойдет наша броня. Любая попытка оспорить наши условия будет восприниматься как агрессия со всеми вытекающими последствиями.

— Серега, ты что, сбрендил?

— Все, базар закончен.

— Ну как хочешь…

В голосе действительно слышалась обида.

Пока шла перепалка, разведгруппы в режиме радиомолчания окружали место остановки конвоя. Ситуация была такова, что ничего нельзя оставлять на волю случая. Через двадцать минут к остановившемуся возле поселка Комсомольского конвою подкатил БТР в грязно-бело-пепельном камуфляже, лучше всего подходящем для путешествий в нынешнем мире. Он остановился на удалении ста метров и стал ожидать, когда переберутся майор Дегтярев с женой и ребенком. Пока все было спокойно. Несколько раз шел активный радиообмен между машинами конвоя, но кодированную связь прослушать не получалось. Видимо, было принято какое-то решение, и через десять минут от КШМ отделились три фигуры в защитных костюмах, одна их которых была явно детской, и двинулись к замершему бронетранспортеру.

Все это происходило в тишине, и только завывание ветра в мертвых деревьях озвучивали эту картину. Забравшись в БТР, Дегтярев угрюмо посмотрел на четырех бойцов в полном снаряжении, которые быстренько его разоружили, металлоискателями нашли еще пару смертоносных игрушек и с помощью нелинейного локатора нашли поисковый маяк, который был спрятан у жены майора на ноге. Олег сначала с угрюмой решимостью смотрел на все это, а потом успокоился, поняв, что в жизни Сереги Оргулова произошли какие-то не совсем приятные изменения и сейчас введен особый режим безопасности. Он как смог успокоил жену и сына, спокойно откинувшись на спинку сиденья, взял за руку Татьяну и закрыл глаза: наработанное годами интуитивное чувство опасности, которое не раз спасало, сейчас тихо и беззаботно спало…

Через двадцать минут Дегтярев вместе со своим семейством уже был возле входа в главный бункер в Молодежном. Пройдя через тамбур, они снова подверглись проверке, но теперь более основательной, и в сопровождении вооруженной охраны были препровождены в кают-компанию.

Олег все это воспринимал вполне спокойно и, увидев Оргулова, вздохнул и про себя пробормотал: "А я-то думал…" Его жена и Светлана Оргулова дружески обнялись и, прихватив ребенка, без разрешения ушли по галерее в сторону жилых боксов. Сергей, наблюдая такое нарушение субординации и дисциплины, пожал плечами и сделал шаг к другу и протянул ему руку.

— Здорово, Олежек.

Тот демонстративно пожал руку, но при этом сжал ладонь Оргулова так, что тот чуть скривился.

— Ну здравствуй, Сергей, может, расскажешь, что тут за цирк ты устроил?

— Ну блин, руку отпусти, спецназер хренов. Сам виноват, поднял тут переполох, так мы из-за вас всеобщую мобилизацию провели, и весь город уже день сидит на осадном положении.

Мы сели за стол и стали заливаться кофе.

Дегтярев развел руками и действительно удивился:

— С чего бы такой шухер? Неужели только из-за нашего приезда?

— Да тут ваша группа сидит в аэропорту, нас пасет, мы их давно срисовали, так они по оговоренному каналу передали, что вы идете колонной, указали время и состав. Ну сам понимаешь, что мы тут начали думать…

— Решили, что нас повязали и идем под контролем, поэтому ты и потребовал, чтоб я с семьей к тебе перебрался? — догадался Олег.

— Типа того. Ясно, что колонна идет, минимум это известно твоему руководству, а максимум это троянский конь, а за ним идет спецура, чтоб нас вязать.

— Я так и подумал. Поэтому сильно права и не качал. Но на всякий случай можешь всех прогнать по стандартной системе на полиграфе, вдруг Павлика Морозова внедрили.

— Обязательно. Сколько бойцов с собой привел?

— Восемнадцать человек, плюс восемь инженерного состава и сорок два гражданских.

— Семьи?

— Да. Отбирали по оговоренным с тобой критериям.

— Ты лучше расскажи, как умудрился санкцию у руководства получить? Неужели все слил?

Олег опустил голову, видимо, ему было стыдно.

— Да сделал меня Лукичев, как мальчика. Вот где зубр разведки.

— Ждали?

— Ждали. Мы, конечно, затаились на периферийном объекте и по-тихому начали все организовывать, так они тоже вроде как на патрулирование умотали, а сами нас тепленьких повязали. Меня буквально с Татьяны стянули…

— Хм. И как выкрутился?

— Подарил ему "парабеллум", который ты с эсэсовского генерала Хауссера снял. Он подарок оценил, тебе большой привет передавал.

— Он полностью в курсе расклада?

— Практически.

— А если?..

— Нет. Он с нами отправил гарантию…

— Вот как, и насколько серьезную?

— Невестку с внуком. Это все его родственники, кто остался в живых. Сам понимаешь, после такого не верить человеку я не смогу, да Лукичев не из тех, старой закалки мужик. Еще в Афгане начинал.

— Понятно. Я про него слышал…

— Кстати, а что у тебя рожа синяя, опять ее кто-то рихтовал? Неужели были на той стороне и врукопашную ходили?

— Хуже. Пошли в Севастополь, а там подстава. Опять кто-то пытается нас со Сталиным поссорить. Местный ОСНАЗ пытался базу штурмануть, пока нас там в Инкермане в штольнях гоняли.

— Тяжело было?

— Ага, эти придурки из винтарей садили, а мы из "Макаровых" травматиками. Как резинки закончились, начали по конечностям штатными боеприпасами. В общем, у нас трое убитых и куча раненых, многие до сих пор в госпитале Черноморского флота в Севастополе сорок первого находятся, БТР поврежден, джип "Тойота" вообще в хлам. Портал в Севастополь только восстановили после аварийного выключения, прямо перед вашим приездом. Да еще мои орлы умудрились группу украинских внутряков повязать, когда те нашу машину подорвали. Это еще не все…

Олег, скривив губы, скептически спросил, чуть отхлебнув кофе:

— Что еще?

— Где-то в окрестностях гуляет еще группа неизвестной принадлежности.

— Зашибись. Ну теперь понятны ваши танцы с бубнами.

— Вот-вот. Так что, Олежек, подключайся. Сколько у тебя людей в теме?

— Ну, все мои, кто был на той стороне, плюс каплей Великий, Данила, ты его помнишь, он в штабе ВМСУ на Соловьях на центре АСУ служил.

— Помню. Так, несколько раз пересекались…

— А так все. Что, хочешь сводить на ту сторону, обкатать?

— Нужно. Сейчас начинается большой шабаш — под Борисполем немцы начали окруженную группировку уничтожать, и надо срочно начинать эвакуацию. Сам понимаешь, в помощь войска того времени мы не можем перебросить, поэтому придется самим отдуваться. Ты, кстати, что-нибудь вкусненькое привез?

— А то. На "Шилку" несколько БК, также и ЗУшки заправим, снаряды для танков, гранатометы, патроны, спецсредства, аппаратура РЭБ, настоящая, а не ваша самопальная, ну так, по всякой мелочи… Даже для "Града" боеприпасы нашел, на несколько залпов хватит. Лукичев обещал, что если будем хорошими мальчиками, он много еще чего интересного подбросит.

— Хорошо, список дашь почитать. Думаю, под словом "мелочь", скрывается самое интересное. Значит, так, отправляешь своих на размещение в бункер у жэдэ, командиров подразделений ко мне на инструктаж. Свожу их в Севастополь…

Я встал, взял трубку внутреннего телефона, набрал номер дежурки.

— Вадик, зайди, возьми с собой Малого, Ковальчука, Бойко. Сейчас новички подойдут, встреть и сопроводи в кают-компанию. Готовьте группу на выход в Севастополь, идем с броней, хватит сюрпризов…

Через час в кают-компании собрались все командиры подразделений. Тихонечко в уголке сидел профессор Старостенко, с интересом рассматривая одетых в камуфляжи разных расцветок бойцов и офицеров.

Совещание было коротким.

— Вадим, что у нас по броне?

— Три Т-64 и один Т-72. Все имеют тройной боекомплект. Два БМП-1 и три БМП-2, четыре БТРа, не считая тех трех, что находятся на патрулировании, два БРДМ-2. Одна "Шилка".

— Это с учетом того, что прибыло?

— Да.

— Укомплектованность экипажами?

Васильев скривил лицо.

— Спецов, заточенных на эту технику, в лучшем случае процентов сорок, все остальные самоучки.

— Вам восемь часов на подготовку и боевое слаживание.

— Понятно.

Васильев сел на место и хмуро начал что-то писать в ежедневнике.

— Хорошо. Олег, что по личному составу?

— С вновь прибывшими и местными, посвященными в тему проекта, получается около восьмидесяти человек.

— А если расширить круг? У Вадика есть дополнительные списки.

— Можем добавить еще человек тридцать, имеющих военную подготовку.

— Хорошо. Как предлагаешь разделить?

— Разведвзвод, три мотострелковых взвода, взвод усиления с крупняками и АГСами, снайперское отделение. Отдельно взвод РЭБ…

Пока Олег докладывал, я с интересом наблюдал за новичками. Капитан Карпов, среднего роста, небритый жилистый субъект, с интересом разглядывающий сидевших рядом офицеров. Со стороны было видно, что он просто охреневает от обстановки, но задавать вопросы без разрешения не позволяет субординация, а то, что Дегтярев реально в теме и отчитывается мне как непосредственному начальнику, на него произвело впечатление. Капитан Нестерук поглаживал свои черные усы, внимательно слушая, как-то сразу вписался в обстановку и не вызывал особых опасений. А вот каплей Великий, который из новичков был в теме, азартно блестел глазами, ожидая выхода в другой мир.

Когда распределили командиров и согласовали списки личного состава и вооружений, в кают-компании остались Старостенко, Дегтярев и новички. Олег стоял возле дверей и загадочно улыбался. Я взял слово.

— Ну что, товарищи офицеры и гражданские специалисты. Наверно, у вас возникло много вопросов. По тому, как у Великого блестят глаза, он уже понял, куда мы сейчас направимся, а вот вам предстоит испытать в ближайшее время самые непривычные ощущения. Сейчас идете с Дегтяревым и прапорщиком Бойко, забираете свое вооружение, готовитесь к выходу и, главное, вот это прикрепите на рукава…

И положил на стол шевроны с надписью "НКВД СССР". Нестерук и Карпов с удивлением смотрели на эти раритеты, а вот Великий схватил один их них и деловито стал прикладывать к рукаву камуфляжа и спросил:

— Товарищ майор, а где у вас тут можно по-быстрому нитку и иголку найти?

Глава 19

В помещении второй установки стоял БТР, готовый к выходу в прошлое, а на улице в полной боевой готовности ожидали две БМП-2 и Т-64. Чуть в стороне примостили два бензовоза и грузовик с открытым кузовом, в котором под брезентом и полиэтиленом примостилась закрепленная зенитная ЗУ-23-2. Для перевозки грузов подготовили два "Урала" и "ГАЗ-66".

Новички с интересом разглядывали помещение установки и особенно аппаратуру перемещения во времени. Тут же выстроилась группа сопровождения и снайперская пара Малой и Миронов, как всегда в "лохматках" и с СВД, обмотанными тряпками. За время, пока Бойко помогал пришивать Карпову и Нестеруку шевроны и сдирал с погон звездочки, я успел переодеться в камуфляж, натянуть на свои многострадальные ребра бронежилет с разгрузкой, прихватил автомат и вышел в общий зал. Тут же в сторонке стоял Старостенко, по случаю облаченный в такую же пятнистую форму и вооруженный обычным армейским АКМом, с деревянным цевьем и прикладом, с привычным брезентовым подсумком на ремне.

По расчетам, на той стороне должно быть раннее утро, а учитывая конец октября, поздний рассвет, поэтому переброска и состоялась именно в это время.

На поверхности, под контролем Строгова, который уже вернулся из бункера "яйцеголовых", начал работать наш первый штатный строительный батальон, собранный из провинившихся ученых и добровольных помощников, готовых работать за еду и охрану. В их задачу входило создание бетонно-металлической конструкции, которая будет полностью накрывать все пространство между обеими установками прокола времени и позволит перемещаться по открытой местности без защитных костюмов. Работы шли уже полным ходом, и два пригнанных крана и три грузовика, сжигая драгоценное горючее, натужно ревя, растаскивали мусор, завозили бетонные блоки и плиты, создавая основу для будущего ангара. Но времени явно было мало, поэтому временно для организации эвакуации людей из-под Борисполя создавался некий коридор из профилей и листов кровельного железа.

Под потолком ожил динамик, и голосом моей супруги было объявлено:

— Всем полная готовность. Запуск Установки-Два. Полная готовность. Активация режима безопасности. Повторяю. Всем полная готовность. Запуск Установки-Два. Полная готовность. Активация режима безопасности.

Затем задрожала земля, и я почувствовал, как импровизированная электростанция, собранная на дизель-генераторах, на автомобильных моторах, натужно вдохнула жизнь в установку. В зале запахло озоном, через несколько секунд динамики снова ожили:

— Выход на рабочий режим, силовые показатели в норме, утечек энергии нет.

Я взял трубку с висящего на стене простенького телефона Panasonic, набрал три цифры центрального поста и коротко сказал:

— Выпускайте штангу с камерой.

— Выполняю.

Над головами загудели два электродвигателя, и по специальным направляющим в портал выдвинулась длинная штанга с антенной радиосвязи и роботизированной камерой.

Картинка с камеры передавалась по WiFi на планшет, и я, и стоящие тут же Дегтярев, Васильев и Бойко внимательно наблюдали за обстановкой на той стороне. В предрассветных сумерках было видно, что выход был на высоте около метра над поверхностью, вокруг простирались кусты, которые сильно ограничивали обзор. Но по сети на планшет передавались и звуки, и явно была слышна артиллерийская канонада. Всем было понятно, что оборона Севастополя уже началась и на дальних подступах уже идут интенсивные бои.

Динамики снова ожили:

— Есть связь с Бычком.

— Переведи на внутренний телефон.

— Делаю…

Прикрепленный к стене самый простой проводной телефон Panasonic пару раз переливисто звякнул, я снял трубку, в которой раздался искаженный шифрованием и радиоканалами передатчиков и приемников голос Саньки Артемьева.

— Привет, Бычок.

— Привет, Феникс, вы как?

— На низком старте. Тут слышно, что уже веселье началось?

— Да, уже фронтовая авиация немцев город бомбила — три раза за день пришлось спускаться в бомбоубежище.

— Понятно. Судоплатов там?

— Да, рядом. Даю ему гарнитуру…

Пауза, тишина, потом в трубке снова раздался спокойный и чуть уставший голос:

— Доброе утро, Сергей Иванович.

— Доброе, Павел Анатольевич. Как там наша проблемка, решена?

— Ну, в общих чертах, но не до конца.

— Хорошо, тогда при встрече…

— Вы в той же точке?

— Да как раз нет. Судя по тому, что работает тактическая связь, намного ближе. О… секундочку…

На планшет наконец-то выкинули результат радиопеленгации.

— Вот тут как раз прислали результаты предварительного анализа. Точка где-то в долине Черной речки, в сторону Сахарной головки, судя по всему, в холмах. Выпускаю разведку для рекогносцировки, а вы направьте своих людей, чтоб не возникло эксцессов.

— Сейчас дам команду. И отправляюсь сам.

Я положил трубку и коротко кивнул:

— Кукушки, ваш выход. Работаете по стандартной процедуре. Разведка пятидесятиметровой зоны, сигнал, выпускаем группу силовой поддержки.

Два лохматых чудовища коротко отчеканили: "Есть", деловито двинулись к установке и исчезли из нашего времени.

Новички во все глаза смотрели на все эти манипуляции, но не смели задавать вопросы, понимая, что перед их глазами происходит нечто, что изменит всю их жизнь. Но вот у Старостенко взгляд был совершенно иной. Он смотрел больше на меня, и в его глазах читалась гордость преподавателя за своего студента, который совершил эпохальное открытие. Приятно…

С той стороны пошли доклады.

— База, это Кукушка-один. Периметр чист, выводите группу.

— Понял.

Я повернулся к Валере Бойко, который в сопровождении шести закованных в бронежилеты бойцов только ждал команды. Они неторопливо двинулись к порталу и один за другим стали исчезать.

Получив подтверждение, что все нормально, туда выдвинулась группа уже с тяжелым вооружением: пулеметами, АГСом и противотанковыми гранатометами. Через десять минут место выхода портала было окружено несколькими огневыми точками. Снайпера выдвинулись дальше, изучая возможность спуска транспорта и пытаясь войти в визуальный контакт с нашими частями.

Я повернулся и обратился к спутникам и особенно к новичкам:

— Товарищи офицеры и гражданские специалисты, прошу…

И дал пример, шагнул на ту сторону, где попал чуть ли не в объятья Бойко.

— Осторожно, товарищ майор, тут уже пара наших навернулась. Дайте команду на спуск пандуса.

— Нет, Валера. Портал и так уже работает критическое время. Сейчас часть народа перейдет, и полчаса отдыха.

— Понял.

Из воздуха начали выпадать сначала Дегтярев с пятью своими головорезами, потом Карпов, Нестерук, Старостенко, Великий и еще пара человек, которые тащили с собой аппаратуру РЭБ и ящики с боеприпасами.

База вышла на связь.

— Феникс, время.

— Все нормально, отключайтесь.

— Удачи…

Еще через десять минут услышал доклад сержанта Малого.

— Феникс, это Кукушка-один.

— На связи, Кукушка.

— Вижу наших. Медсанбат, хозчасть. Расстояние двести метров. Чуть дальше — река.

— Вас понял. Сейчас к тебе подойдет Папа со своей группой. Держите в поле зрения. Если кто пойдет в нашу сторону, вяжите, но не калечьте.

— Вас понял.

Договорив, повернул голову к своим спутникам и с усмешкой наблюдал, как они вертели головами и с удивлением вдыхали чистый воздух, в котором ощущалась свежесть моря и, главное, запахи живых деревьев. Как я их понимал. Но вот недалекая канонада, отдельные взрывы, которые явственно слышались, и гул моторов немецких бомбардировщиков в светлеющем небе заставляли напрягаться — снова война. Первым голос подал Старостенко:

— Сергей, может, расскажешь, куда это ты нас вытянул и что за машину такую придумал?

— Элементарно, Владимир Викторович, это машина времени, и мы сейчас находимся в конце октября 1941 года в окрестностях Севастополя. По канонаде вы слышите, что вовсю идет оборона города.

Первым голос подал капитан Карпов:

— Блин, так вот откуда вы столько немецких продуктов натаскали, да и оружие слишком новенькое было. Скажите, товарищ майор, а вы тут давно?

— С июня.

— С немцами воевали?

— Да. Оборона Могилева, потом под Рославлем по лесам рыскал, потом под Нежином, под Фастовом, под Борисполем. В общем, уже отметились.

— А с местными?

— Давно общаемся. Сразу говорю, и с Берией, и со Сталиным встречался. Наши ребята уже под Москвой сидят, и мы по радиомодему регулярно связываемся. Так что это именно тот шанс выжить, про который вам говорил Дегтярев. И как, на какой вы стороне?

Смешки, которые раздались с разных сторон, подтвердили, что ответ будет один. Вопрос задал капитан-лейтенант Великий:

— Товарищ майор, а что дальше?

— Сейчас ждем Судоплатова, который непосредственно курирует контакты с нами, прокладываем дорогу, обеспечиваем безопасность и гоним бензовозы в порт, там нас давно ждет танкер с горючим — специально прислали, плюс продукты, боеприпасы и так далее.

— Да, кто бы сказал, не поверил бы.

Но у него были еще вопросы.

— Но вы ведь им сообщили про прорывы, наступления и окружения, про атомное оружие, про Майданек, Дахау, про Бабий Яр, про блокаду Ленинграда?

— В первую очередь, но нужно было еще заставить поверить и убедить, чтоб не пытались захватить. Вот с июля по август этим и занимался, плюс там в руководстве какая-то сука постоянно гадости делает. Видите синяки — местное НКВД навешало, насилу отбились… А по всему остальному, Данила, — делаем что можем, даже наличие информации о прорывах не сильно помогает. Армия еще не та, рыхлая, неповоротливая, командиры безынициативные. Слишком много всего. Мы как можем — помогаем: связь, средства РЭБ. Видел бы ты, как под Могилевом самопальную глушилку включили и немецкую танковую роту в огневую ловушку затащили. Ты думай, чем можем помочь, теперь это и нас касается, тем более среди нас много из этого мира. В нашей истории они должны были погибнуть, а так стали соратниками. Те же Кукушки — бывшие бойцы 172-й стрелковой дивизии, которая была уничтожена при обороне Могилева, со мной воевали. Вяткин, Воропаев, Марков… Дунаев вообще моряк с Балтфлота, Строгов — ОСНАЗ НКВД, майор Фролов — армейская разведка. Сборная солянка — но каждому я готов доверить свою спину…

Такой содержательный разговор был прерван вызовом по шифрованному каналу.

— Феникс, это Халзан.

"Халзан" — позывной одного из бойцов, оставшихся здесь вместе с Судоплатовым.

— На связи.

— Вы идентифицировали место?

— Да, недалеко от Черной речки, на холме, в двухстах метрах медсанбат.

— Вас понял, мы приближаемся.

На связь вышел Дегтярев. Едва сдерживая смех, он доложил, что повязали двоих случайных свидетелей.

— А чего ржешь?

— А сейчас их приведут, сам будешь ржать.

— Ты смотри внимательнее, сейчас гости должны прибыть.

Двое бойцов в сторонке развернули комплекс РЭБ и в пассивном режиме сканировали радиоэфир, генерируя списки передатчиков и алгоритмы для подавления.

Через десять минут двое бойцов Дегтярева привели "пленных", и тут я не удержался и тихо заржал. Это был молоденький лейтенант и девчонка из санбата, причем состояние одежды обоих было таково, что их буквально сняли друг с друга. У них руки были связаны за спиной, завязаны глаза и умело вставленные кляпы мешали закричать, но вот уши никто не затыкал, и разговоры, а точнее, присутствие большого количества людей рядом, ощутить они смогли.

Как по мне, так девочка не в моем вкусе, несколько полновата. Она испуганно крутила головой, а на лице лейтенанта застыла гримаса страха, безысходности и ненависти. Их откровенно стало жалко, поэтому я подошел и просто сказал:

— Лейтенант, не дергайся, мы свои. Это так наша разведка развлекается — энергию им девать некуда. Но не обижайся, сейчас наше руководство подъедет, и сдадим вас вашему командованию, и уже ему будете объяснять, чем это вы там в лесу занимались…

Я не выдержал, хрюкнул и заржал, несмотря на всю маскировку. С разных сторон раздалось такое же тихое, но единодушное мужское ржание…

Веселье было прервано докладом Дегтярева, подтвержденного Малым.

— Прибыли три грузовика, набитые солдатами в форме НКВД, и легковушка, из которой вылезли двое командиров высокого ранга и один из наших в камуфляже, разгрузке с АКС-74 с подствольником.

— Вас понял, наблюдайте, надеюсь, сюрпризов не будет.

Тут на связь вышли прибывшие.

— Феникс, это Халзан. Мы на месте.

— Халзан. Вас видим. Вместе с Судоплатовым идете вдоль палаток к зарослям, там вас встретят.

— Вас понял.

Еще через десять минут я жал Судоплатову руку, а на него со всех сторон смотрели удивленные глаза — не каждый день увидишь живую легенду.

Он одобрительно окинул глазами нашу позицию и множество вооруженных людей.

— Решили подстраховаться, Сергей Иванович?

— Знаете, не я, а мои поломанные ребра.

— Понимаю.

Мы отошли — надо было серьезно поговорить.

— Что с Лебедевым и теми, кто стоит за Ивакяном?

— Лебедева попытались вывезти из города на лодке. В перестрелке он и те, кто его вывозили, были убиты. Морячки перестарались…

— Прискорбно. Специально?

— Нет. Все проверили.

— Ну, лучше так. А Ивакян?

— Там ниточка тянется в ЦК и пару серьезных комиссариатов, да к тому же и в регионах несколько фигурантов нарисовалось. С ходу ничего сделать не сможем, если действовать сгоряча — получим междоусобицу, особенно когда начинается битва за Москву. Дадим противнику по зубам, а там по-тихому начнем давить этих паскуд…

В руке у него щелкнул сучок, который он с силой сжал. Со стороны даже невооруженным взглядом было видно, как устал и в каком нервном напряжении находится этот человек.

— Что будем дальше делать? По нашему мнению, надо срочно выводить людей из-под Борисполя.

— Надо. Но высшее руководство страны не совсем уверено — мы не можем засветить таким образом ваше присутствие.

— А восемьдесят тысяч бойцов Красной Армии?

— Сергей Иванович, вы что думаете, мы такие бессердечные? Не надо на меня давить. Вы сами понимаете, что сейчас стоит на кону. Если мы дадим Гитлеру повод и достоверную информацию, он быстро договорится с англичанами и американцами, и они всей толпой на нас навалятся, и тогда придется просить вас предоставить нам ядерное оружие. А в том, что вы его сможете достать, мы сомневаемся…

— И?

— Я жду решения, но готовиться будем.

— Мы готовы. В ожидании танки, боевые машины пехоты, средства ПВО для прикрытия эвакуации. Тем более ваши проблемы — это уже давно и наши проблемы…

Он невесело улыбнулся.

— Только это и радует.

Неловкая пауза. Но Судоплатов был бы не тем человеком, которого я знал, он сразу переключился на деловой тон.

— С чего начнем?

— Уводите госпиталь и присылайте инженеров — будем прокладывать дорогу для спуска техники.

— Хорошо. Сейчас распоряжусь.

— Вы там что-то про груз для нас говорили, а то уже чувствуется дефицит горючего и продуктов, да и сторонников у нас прибавилось…

— Сергей Иванович, это, конечно, не мое дело, но вы не сильно рискуете в своем мире, увеличивая количество посвященных? А вдруг установка окажется в руках, скажем так, людей, не совсем симпатизирующих СССР?

— Не беспокойтесь. Это вернулся майор Дегтярев, привез два десятка элитных бойцов, боеприпасы к современному оружию и много образцов военной техники, которые могут заинтересовать советских конструкторов…

Пока санбат и хозчасть в срочном порядке переводили на другое место, на грузовиках привезли еще две сотни бойцов с васильковыми фуражками, которые деловито оцепляли район и удаляли всех лишних. Чуть позже прибыли военные инженеры, демонстративно делающие вид, что не видят пятнистых, вооруженных до зубов боевиков, и быстро определили объем работ, сделали разметку, и через час часть бойцов НКВД, похватав лопаты, приступили к рытью, прерываясь на взрывные работы. Все это проходило на фоне канонады на фронте, артобстрела Инкермана и нескольких массированных налетов на город немецкой авиации. Мы пару раз открывали портал и перетащили на эту сторону ЗУшку, ДШК и пять ПЗРК "Игла", которые тут же заступили на боевое дежурство для прикрытия места выхода от возможных налетов авиации. Были, правда, предложения вытащить "Шилку", но я не позволил на волне энтузиазма разбазаривать добро и указал, что те, кому охота пострелять в немцев, еще успеют оторваться под Борисполем.

К обеду уже было сделано что-то похожее на спуск и, разогнав народ, чтоб не шокировать видом появляющихся из ниоткуда необычных боевых машин, открыли портал и вывели БТР, БМП, грузовик с ЗУшкой. Затем колонна, в которой были оба бензовоза, два "Урала", ГАЗ-66, в сопровождении двух машин НКВД и нашего БТРа, отправилась в Севастополь за горючим, продуктами и боеприпасами.

Учитывая то, что в ближайшее время тут ожидался проход нескольких тысяч человек с техникой и грузами, спуск укреплялся и в некоторых местах даже бетонировался. Ради такого случая мы не пожадничали и спустили со своей стороны несколько бетонных блоков, которыми укрепили дорогу. В это же время, благодаря стараниям Судоплатова, вокруг точки выхода организовывался целый укрепрайон. С той стороны холма уже вовсю рылись окопы, размещались артиллерия, станковые пулеметы, минировались подходы. Как апофеоз всего этого — было прибытие под вечер двух зенитных батарей.

Из Москвынаконец-то было получено добро, и с Большой земли ночью самолетами были доставлены несколько десятков медицинских специалистов, которые должны были помочь в оказании медицинской помощи выводимым из-под Борисполя войскам.

За весь день бензовозы и присоединившиеся к ним грузовики успели сделать пять рейсов, доставив на нашу базу более ста тонн горючего и горы продуктов. Такое изобилие привело всех, кто был задействован в операции, не то чтобы в экстаз, но веру в будущее в людей вселило, особенно это касалось вновь прибывших. Колонна необычной техники, проносящейся по улицам Севастополя, вызвала всеобщий интерес не только жителей города, но и немецких самолетов, один из которых, пользуясь отсутствием русской авиации, попытался атаковать бензовозы. Глушилка, установленная на БТРе, не позволила немцам провести групповую атаку, а самый наглый из них был сбит зенитной ракетой ПЗРК "Игла", за что прапорщик Кафтайкин получил нагоняй, засветив секретную технику, но это делалось для порядка — все прекрасно понимали, что было бы, если б бензовоз разнесли на улицах Севастополя.

Ближе к вечеру основные запланированные мероприятия были завершены. На месте, где раньше располагались санбат и хозчасть стрелковой дивизии, защищающей северо-восточные подступы к городу, появился целый медицинский палаточный городок. Никто из привлеченного медицинского персонала не знал, откуда поступит такое количество раненых, и слухи, гуляющие по лагерю, были один фантастичнее другого. К тому же наличие в качестве охраны сводного полка НКВД добавляло необычности в ситуацию. В сумерках все дороги были забиты машинами, повозками, телегами, на которых предполагалось развозить раненых по госпиталям. В этой ситуации проведенные организационные мероприятия советского руководства в условиях дикого дефицита времени вызывали уважение.

Оставив небольшой заслон из двух своих людей под Севастополем, мы вернулись на базу, где уже заканчивались последние приготовления к началу операции.

Нашим доморощенным стройбатом ангар, прикрывающий от внешней среды оба портала, конечно, не был построен, но вот навесы и стены они уже успели сделать и как-то огородить путь следования транспорта: на каркасы из профилей закреплялось кровельное железо. С двух сторон по пути возможного следования потока людей и грузов соорудили нечто похожее на сторожевые вышки с установленными там пулеметами и АГСами. Исходя из предварительного расчета, получалось, что такое количество раненых мы просто не сможем перевезти автотранспортом, поэтому пришлось прибегать к поиску альтернативных решений.

С первой партией должны были выйти наши медики Марина, Ольга и военврач 3-го ранга Гришин, который уже больше месяца изучал современную медицину в бункере. В их задачу входила дополнительная сортировка раненых по очередности эвакуации. Так же были подготовлены несколько санитарных команд, облаченных в защитные костюмы и противогазы. Все они снабжались особыми метками, видимыми только в ультрафиолетовом свете, и электронными ключами, которые на специальном несъемном креплении закреплялись под одеждой — так мы надеялись избежать возможных попыток проникновения в охраняемую зону бункеров во время всеобщей суматохи. Но нас было мало, поэтому Судоплатов по нашей просьбе привлек более восьмидесяти человек из состава полка НКВД, для проведения эвакуации раненых. Все они были облачены в советские защитные костюмы и противогазы 40-х годов, которые им строго-настрого было запрещено снимать при проведении операции.

Когда на той стороне стало смеркаться, разведгруппа проникла через первый портал и установила контакт с командованием окруженной группировки, которое еще неделю назад было извещено о возможной эвакуации и прибытии специальной группы НКВД. Картина, которую передавала камера с той стороны, конечно, ужасала. Перепаханное воронками поле, трупы, раненые, разбитая и замершая без горючего техника. Сотни людей, потерявших надежду.

Когда мы получили подтверждение об установлении контакта, под Борисполь вышли несколько ударных групп, сразу взявших под контроль район портала. Судоплатов, плюнув на все запреты, не утерпел и, по согласованию с нами, прихватив двух своих охранников вместе с нашими бойцами, прошел через порталы на ту сторону.

Для усиления вслед пехотинцам переправили четыре танка, четыре БМП, два бронетранспортера, "Шилку" и даже автоматический 82 мм миномет "Василек", презентованный полковником Лукичевым, предполагавшим, что аппарат будет интересен советских конструкторам. Лейтенант Павлов, "Мозг", получив в руки новую стреляющую игрушку, притом обеспеченную большим количеством боеприпасов, уже давно горел желанием ее опробовать на противнике.

Все это тщательно маскировалось, окапывалось и готовилось для отражения удара. По договоренности с Судоплатовым, мы все-таки согласились в закрытых машинах переправить на ту сторону батальон НКВД, который сразу же занял дальние подступы к точке выхода портала.

Появление такой силы взбудоражило потерявших надежду советских воинов. Местные медики, под руководством Марины, Ольги и Гришина, быстро сортировали раненых на тех, кто подлежал эвакуации в первую очередь, а тех, кто во вторую очередь, располагали возле портала. В это же самое время из воздуха, натужно ревя, выползли наши два "Урала", "Шишига", забитые боеприпасами и продуктами. Их быстро стали разгружать, прекрасно понимая ценность привезенных грузов, и растаскивать по частям, державшим оборону.

Отдельно работала группа технических специалистов, проводящая работу, сходную с деятельностью наших медиков, только они проводили выборку боевой техники, которую нужно было вывозить в первую очередь и которая может быть полезна при обороне Севастополя. Для их нужд мы выделили несколько трофейных немецких тягачей и не поскупились — буквально оторвали от души T-III, который умыкнули у противника во время боев под Фастовом.

Пока установка была отключена положенные полчаса, отряды санитаров, надев противогазы, накрыв носилки с ранеными полиэтиленом и одеялами, выстроились перед порталом.

Включение, из воздуха появился пандус, вышел человек, махнул рукой, и несколько сотен человек организованной колонной с носилками побежали через портал в будущее, там по широкому коридору через открытые ворота выбегали на улицу, освещенную яркими фонарями, пробегали сорок метров по стылой земле, очищенной от камней провинившимися учеными, снова через открытые ворота в похожий зал, по такому же пандусу выбегали уже под Севастополем, где организованно сгружали носилки. Затем они подхватывали ящики с грузами и, пропустив машины, которые тоже вывозили раненых и тащили на буксире технику, которая могла пригодиться при обороне Севастополя, дождавшись команды, снова неслись по тому же маршруту, но уже обратно. За один сеанс работы установки получалось сделать два рейса санитарных бригад и, с учетом грузовиков, удавалось эвакуировать более двухсот человек. Потом снова получасовой перерыв, подготовка и кросс. За ночь таким образом удалось перетащить более полутора тысяч человек. Это был показатель.

За время боев численность окруженной группировки сократилась до шестидесяти тысяч с учетом того, что боеспособного состава насчитывалось не более трети. По самым скромным подсчетам, для эвакуации всей группировки такими темпами нам потребовалось бы не меньше месяца, что, конечно, никого не устраивало. Поэтому необходимо было усовершенствовать систему, но в условиях дефицита времени на ум приходило только одно: коридор между установками укреплялся, накрывался крышей, герметизировался, насколько это было возможно, и большая часть бойцов должна была своим ходом идти через порталы. Поэтому когда в прошлом наступил рассвет, наш штрафной строительный батальон снова приступил к работам. Тут мы не скупились и за стахановский труд люди премировались усиленным пайком. Слух о такой возможности подработать быстро распространился по городу, несмотря на режим секретности, и вскоре к строительству присоединились и другие ученые, не замеченные в махинациях, а позже, получив разрешение, в сопровождении охраны подъехали еще человек тридцать, желающих подзаработать на хорошо оплачиваемой работе.

Ночью немцы что-то почувствовали и устроили артиллерийский обстрел по квадратам, основываясь на данных своих звукометристов. Но тут их ожидал облом. Более совершенная техника начала двадцать первого века в сочетании с мощными вычислительными системами давала точные данные по месторасположению немецких батарей, и советские артиллеристы, получившие неожиданную помощь и, главное, снаряды, при качественной корректировке и целенаведении сумели этой ночью преподнести противнику очень неприятный сюрприз. При этом, пользуясь безветренной погодой, в небо подняли два метеозонда, к которым подвесили роботизированные камеры с тепловизорами, что позволило с высоты нескольких сотен метров рассмотреть немецкую оборону и существенно улучшить результативность советской артиллерии. Тут и Павлов вовсю оторвался, ювелирно накрывая из автоматического миномета "Василек" 82 мм минами немецкие позиции, ориентируясь по видеоизображению с камер, передаваемому прямо ему на ноутбук.

Загнанный и умирающий русский медведь сумел неожиданно подняться на лапы и показать клыки и силу, пустив кровь загнавшим его борзым…

Когда начался рассвет, беготня прекратилась, чтоб не привлекать излишнее внимание противника, а руководство окруженной группировки, получив как глоток чистого воздуха, боеприпасы, горючее, медикаменты и, главное, подкрепления, стало организованно готовиться к скрытой эвакуации. Что, как, почему — эти вопросы старались не задавать, прекрасно понимая, почему тут так много бойцов войск НКВД, все объяснялось одним только словом "тайна". Но многие буквально молились, получив надежду. Вид грозных танков с длинными пушками, про которые уже ходили легенды, самоходной зенитной установки, на следующее утро ловко ссадившей "мессера", повадившегося обстреливать палатки с красными крестами, свежих бойцов с васильковыми фуражками, множество которых сменяло в полуразрушенных окопах усталых красноармейцев, вселяло надежду. Главное, о них не забыли и не бросили на убой, как это было под Уманью и во множестве других сражений этой страшной войны.

Весь следующий день прошел под канонаду немецкой и ожившей советской артиллерии. Звукометрическая и радиотехническая разведка потомков позволяла быстрее и точнее находить позиции противника, а эффективная радиосвязь с использованием компьютерных технологий оперативнее реагировать на полученную информацию, и к концу дня большинство дивизионной артиллерии вермахта на этом участке фронта уже молчало. Существенно помогали вычислительные комплексы: за ночь были приготовлены несколько позиций, и при контрбатарейной борьбе орудия выкатывались на подготовленные места, для которых уже были готовы данные по стрельбе. Двух-трех залпов хватало для пристрелки, и в течение пяти-шести минут позиции противника засыпались снарядами, после чего, также спешно, орудия отводились в укрытия. Конечно, в дневное время результативность была ниже, в связи с невозможностью использовать метеозонды с камерами для более точной визуальной разведки, но и в таком режиме немцы огребли знатно.

Средства РЭБ вносили не меньший вклад в борьбу с общим врагом: вся радиосвязь противника не функционировала. Самолет-разведчик зря полдня провисел над позициями русских, пытаясь хоть как-то корректировать артиллерийский огонь. Голос корректировщика был записан, обработан и от его имени с характерной хрипотцой и позывными, сгенерированными специальной компьютерной программой, только уже русский корректировщик позволил противнику потратить кучу снарядов на перекапывание передовых окопов немецкого батальона, где как раз происходило сосредоточение сил для атаки. Быстро прекратить огонь своей артиллерии у немцев не получилось, потому что радиосвязь опять была подавлена, а командный пункт полка, откуда могли дать команду, двадцать минут назад был уничтожен сосредоточенным огнем русской артиллерии. С этой ночи поведение русских, вроде как сломленных и уничтоженных, резко изменилось. Ночью разведка попыталась захватить "языка" для прояснения ситуации, но то, что группа не выполнила задание и уничтожена, немецкое командование узнало утром, увидев рядком разложенные тела разведчиков и двух пулеметчиков, дежуривших этой ночью, недалеко от штабного блиндажа. Русские умудрились захватить и утащить с собой унтер-офицера, командира группы, оберлейтенанта, командира роты и станковый пулемет с боекомплектом. Потом этот пулемет майор Дегтярев торжественно, открутив станину, повесил на стене у себя в жилом боксе бункера, не поленившись найти перфоратор и вбить в бетон несколько анкерных болтов, чтоб держать эту тяжесть.

Немецкая военная машина, наткнувшись на необычную ситуацию, начала пробуксовывать, но заложенные механизмы разрешения таких нестандартных ситуаций уже начали работать. Телеграммы, донесения, сообщения о необычном поведении, необычной тактике, новом оборудовании уже пошли по инстанциям, и в скором времени должны были последовать выводы и предприняты определенные действия…

Но и мы этого ждали, приготовив противнику кучу сюрпризов. Чтоб не терять времени, которого у нас было очень мало, и максимально скрыть эвакуацию людей и техники днем, в районе точки выхода были подожжены несколько куч с автомобильными покрышками и задействованы дымовые шашки. И снова пошли через портал потоки машин и людей, спасая жизни, которые в другой реальности были обречены.

"Может быть, они погибнут, защищая Севастополь, и не доживут до победы, но они смогут получить еще одну возможность выстрелить во врага, пойти еще в атаку, а не умереть от голода и холода в немецких концлагерях или от истощения на производстве, делая оружие своим врагам. Может быть, в этом и есть смысл — дать людям надежду и еще один шанс…" — об этом я думал, сидя в окопе, рассматривая передовые позиции немцев через трофейную стереотрубу, которую сегодня ночью вместе с пулеметом и двумя "языками" притащил Олег. Они с помощью тепловизора ночью срисовали немецких разведчиков и по-тихому их сработали на нейтральной полосе, потом под их видом вернулись обратно, пошуршав в окопах, от вредности понатыкав там несколько взрывоопасных сюрпризов. Уже утром посвященный народ с удовольствием наблюдал, как немецкие саперы, пыхтя, пытались что-то там обезвредить. Особенно много народа собралось понаблюдать, когда немцы наконец-то вытащили радиоуправляемый фугас, завернутый в красочные листы, выдранные из порножурнала. Да, саперы противника открутили взрыватель, специально приготовленный для них, и вроде ничего необычного не нашли, вот только когда они, шумно галдя, собрались посмотреть на чудо полиграфии двадцать первого века, одно нажатие кнопки и… Как говорил один знакомый мичман: "Их осталось собирать ложками и хоронить в котелках". Начиналась новая война.

Глава 20

По нашим расчетам, для полной и качественной эвакуации окруженной под Борисполем группировки советских войск требовалась пара недель. Но после двух-трех дней интенсивной эвакуации и особенно после нашего вмешательства и насыщения войск боеприпасами, продуктами, медикаментами и полного вывоза тяжкого груза в виде огромного числа раненых, планы советского руководства изменились. Активизация практически разгромленных и деморализованных окруженных советских частей резко изменила расстановку сил на Южном фронте. Немецкое командование было вынужденно снять с фронта еще дивизию, но и этого было явно мало. Положение группы армий "Юг" в преддверии решающего наступления под Москвой становилось неопределенным, поэтому в ставке Гитлера было принято однозначное решение на скорое уничтожение окруженных русских. Для этого с фронта снималось еще две пехотные дивизии и в помощь перебрасывалась моторизованная лейб-бригада "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер". Все это мы узнавали от "языков", которых регулярно притаскивали бойцы Дегтярева. Словившие кураж от новой войны, чистого мира и, главное, природного и понятного противника, они гуляли по немецким тылам, как у себя дома. Тут сказывалось техническое превосходство, уровень подготовки и опыт. У наших его было вдоволь. Ночью определялись цели: позиции артиллерии и минометов, пулеметные точки, штабные блиндажи, батальонные и полковые пункты боепитания, даже отхожие места и те документировались. Днем уже артиллерия, которая регулярно снабжалась боеприпасами в течение нескольких часов, все это смешивала с землей.

Видя перед собой новую войну, где не немцы безнаказанно уничтожают советских людей, а наша артиллерия и разведка работают столь эффективно, самолеты противника лихо и безнаказанно сбиваются, в окруженных войсках, где, несмотря на изменение ситуации, уже давно царило подавленное настроение, начался натуральный подъем. Подавленность обреченных людей сменилась азартом и злостью, что вылилось в изменение тактики обороны. Контратаки, глубинные рейды, с прорывом ко вторым и третьим линиям обороны, при поддержке бронетехники из будущего стали обычным делом. Учитывая местность, где преобладал равнинный рельеф, применение танков с дальнобойными и точными пушками стало настоящим бедствием для противника. В качестве заключающего штриха было применение "Града" для обработки свеженького полка вермахта, переброшенного для усиления потрепанных непрерывными боями немецких частей. У нас была всего одна такая установка, но и ее хватило, чтобы противник просто побежал. Слухи о новом оружии русских уже давно ходили в войсках, а тут они на себе ощутили его действие, причем это были не БМ-13 "Катюша", которые только-только эпизодически начали использовать на фронтах, а более совершенный и смертоносный комплекс, который немцы, благодаря нашему рвению и почувствовали на себе.

Все это, естественно, отражалось в переписке немецкого командования разного уровня, часть которой нам удавалось перехватывать и с некоторым напряжением расшифровывать и читать. Прибывшие с Судоплатовым и переправленные на плацдарм специалисты тщательно фиксировали тактические схемы применения новой техники, методы взаимодействия, оперативность управления, качество разведки и многое другое, чем профессиональные военные из будущего могли поделиться с предками.

Несколько раз в особо критической ситуации приходилось перегонять технику через порталы под Севастополь, где Манштейн силами 11-й полевой армии начал активную осаду города. И снова показательная работа "Градом", потом танковые контратаки при поддержке моряков Черноморского флота. Все это прикрывалось "Шилкой" и двумя ЗУшками, для мобильности размещенными на броне БТРов.

Особенно это помогло в конце октября по местному времени, когда немцы при поддержке танков, после массированного артобстрела прорвали оборону в Мекензиевых горах. Вот там мы и оттянулись, особенно учитывая, что театр боевых действий был нам хорошо знаком. Эскадрилью "лаптежников", выстроившихся в смертоносный круг, при охране двух пар Me-109, удалось неплохо проредить "Шилке" с ее станцией радиолокационного наведения, пока две ЗУшки для отвлечения внимания, создавали огневую завесу. Это было красочное зрелище: завешанная для маскировки ветками, из оврага выскочила ЗСУ-23-4, в простонародье "Шилка", чуть остановилась, обрабатывая бортовой РЛС воздушное пространство, и через несколько секунд, не останавливаясь, на ходу открыла огонь короткими очередями счетверенной 23-мм артиллерийской зенитной установки. Именно в этот момент вся радиосвязь у противника была подавлена, и как-то скоординировать свои действия и сообщить товарищам о возникшей опасности у немцев не получилось.

Отступающие бойцы завороженно смотрели на сравнительно большую и необычную, с широкими гусеницами боевую машину, которая в течение минуты умудрилась сбить шесть самолетов, после чего, злобно повертев башней и рыкнув пушками вслед удаляющимся самолетам, снова скрылась за холмом.

После столь эффективного использования устаревшей для нашего времени, но такой эффективной для начала войны самоходной зенитной установки, по согласованию с руководством СССР и штабом обороны Севастополя, мы иногда устраивали зенитные ловушки, по типу тех, что во время войны во Вьетнаме устраивали советские зенитчики. Затаились, подловили два-три самолета и скрылись, что не могло сказаться на активности немецкой авиации на этом участке фронта.

По ночам же мы развлекались не менее весело: пользуясь полным отсутствием у противника ночных истребителей, в воздух поднимались легкие Р-5 с бомбовой нагрузкой и, пользуясь камерами с тепловизорами и приборами ночного видения, проводили разведку, корректировали ночные артобстрелы советской артиллерии и в особых случаях проводили бомбометание. Все это устраивалось при полном подавлении радиосвязи у противника, и попытки немцев отловить наши маленькие юркие самолетики по ночам зенитной артиллерией и высветить прожекторами обычно заканчивались артиллерийским обстрелом выявленных позиций. Через две недели такого жесткого прессинга ночью немецкие позиции погружались в темноту, стараясь ничем не демаскировать, но и это мало помогало. Для всех участников этого конфликта становилось понятно, что эффективность советской артиллерии под Севастополем благодаря новым методам разведки, корректировки, качества связи и целеуказания резко увеличилась, и в такой ситуации потери противника становились просто катастрофическими. Ну какой командир батареи может ошибаться, когда с летящего самолета ему на планшет передают картинку с прямой видеотрансляцией результатов его стрельбы.

В то же время особенно стали донимать ночные бомбардировки города, но и тут пытливый ум потомков нашел решение. Выделив около десятка ПЗРК "Стрела" и "Игла", привезенных в качестве подарка Дегтяревым, их установили на Р-5, которых аж четыре штуки Судоплатов выцыганил для наших опытов. Эдакие суррогатные ракетные истребители тем не менее себя неплохо показали. Ночью на гору в районе Инкермана выгоняли нашу "Шилку", маломощная РЛС которой давала хоть какое-то целенаведение на немецкие бомбардировщики. Пользуясь таким экзотическим методом, эти фанерные тарахтелки практически на пределе своей высоты и скорости выводились на колонны бомбардировщиков, и, приблизившись на приемлемое расстояние и дождавшись писка головки самонаведения, захватившей цель, оператором производился пуск зенитной ракеты. Но и из этого извращения вышел толк — четыре сбитых немецких бомбардировщика были весьма серьезным показателем. Переговорив с Судоплатовым, мы установили два ПЗРК на бомбардировщик ДБ-3, на котором я недавно летал на Украину, и, дооборудовав его техникой из будущего, переквалифицировали в ночного охотника. Недавно такой холодный и неуютный, бомбовый отсек превратился в некоторое подобие командного пункта, где были расположены мониторы с внешних камер, с тепловизора, систем наведения, с общей воздушной обстановкой, которую формировали на базе информации постов наблюдения и РЛС "Шилки", и, конечно, система пуска ракет. Следующей ночью, после обнаружения подлета самолетов противника, его подняли с аэродрома, вывели на курс и дали возможность пустить кровь воякам люфтваффе.

Мы собрались в КШМ, куда выводилась вся обстановка и телеметрия с самолета. Конечно, из наших было много желающих поуправлять джойстиком, сбивая немецкие бомбардировщики, и по поводу выбора кандидатуры в полет буквально началась война, поэтому пришлось принимать волевое решение. В итоге выиграл Коля Кафтайкин, толковый и грамотный прапорщик из внутряков. В наполненном зрителями кунге все, затаив дыхание, слушали трансляцию с самолета. Кафтайкин на основании целеуказания с земли давал указания пилоту самолета:

— Высота три тысячи.

— Выполняю.

— Курс двести тридцать.

— Выполняю.

— Расстояние до цели две тысячи. До перехвата две минуты.

— Вас понял.

Пауза. В томительном ожидании прошли две минуты, все смотрели на экран монитора, где точка нашего самолета приближалась к пятну, которое изображало группу немецких бомбардировщиков.

— База…

Это уже нам.

— Есть визуальный контакт. Ваше решение.

— Атакуйте.

— Вас понял.

Дальше уже пошла скороговорка докладов.

— Выход на дистанцию пуска.

— Захват первой цели ГСН. Произвожу пуск.

— Есть пуск. Фиксирую выход ракеты…

— Есть поражение. Визуально фиксирую выпадение самолета из строя. Теряет высоту.

Прошло несколько томительных секунд.

— Есть захват второй цели ГСН. Пуск. Попадание. Еб… Макс, на хер, линяем.

— Сокол, что случилось?

— У него боезапас сдетонировал. Там такое в воздухе творится…

Через несколько минут уже капитан Решетников докладывал своему руководству.

— Клумба, это Ромашка-четыре, задание выполнил, возвращаюсь. Повреждений нет.

Все облегченно вздохнули. Никто так не волновался, даже когда Р-5 наводили на немецкие бомбардировщики, а тут уже был совершенно другой уровень, и технически и организационно.

В дополнение к этому ночному охотнику готовили другой, но уже не с ПЗРК в качестве основного оружия: у немцев было слишком много самолетов, а зенитные ракеты еще в наше время были дефицитом, поэтому решили разработать и пустить в работу еще одну систему. В качестве оружия предполагалось использовать советскую авиационную пушку 30-мм 2А42, которую сняли с поврежденной БМП-2. Работы еще не были закончены, наши умельцы с аэродромными специалистами пока не закончили крепление и систему управления орудия на бомбардировщике ДБ-3, но, исходя из реалий, это будет неплохой ответ немцам: электронное наведение, цифровой баллистический вычислитель, совмещенный с приборами ночного видения, должны повысить эффективность этого оружия. К сожалению, это пока еще незаконченное решение, но как мы надеялись, в ближайшем будущем люфтваффе ощутит на себе потуги наших умельцев.

Из-за явного дефицита истребительной авиации и подавляющего превосходства люфтваффе, извращение в виде Р-5 и прикрепленного к нему ПЗРК "Стрела" пришлось несколько раз применять и днем. По договоренности с советскими летчиками-истребителями, закрутив воздушную карусель, они вытягивали немцев в район Инкермана. Там их атаковала зенитными ракетами четверка "беззащитных" Р-5, поддержанная безжалостной и смертоносной "Шилкой". Основное условие, оговоренное с Судоплатовым, — чтобы подбитые ПЗРК самолеты противника падали на контролируемой советскими войсками территории. На месте каждого пожара потом рыскали вездесущие сотрудники контрразведки и собирали любые фрагменты самонаводящихся зенитных ракет.

К тому времени в Севастополь пришли несколько кораблей, полностью забитых продуктами, горючим и боеприпасами, которые мы заказывали. На днях в обстоятельствах строжайшей секретности готовилась отправка группы специалистов и членов семей наших бойцов. В первую очередь это были женщины и дети, которые требовали немедленного курса лечения и усиленного питания экологически чистыми продуктами.

На фоне таких тактических успехов в нашем коллективе царило приподнятое настроение. Но и я, и Судоплатов понимали, что основная задача не бить немцам морды, а передавать технологии и, главное, учить, поэтому параллельно готовилась операция по отправке первого потока специалистов.

Постоянно курсирующими подводными лодками Черноморского флота уже отправили в Новороссийск партию вычислительной техники, где на серверах хранились горы технической документации, и четырех специалистов по обслуживанию и установке. В их число входили уже готовые и опробованные танковый и авиационные симуляторы. С побережья, для оперативности, военно-транспортными самолетами все эти ценности уже вывозилось подальше от линии фронта. Изначально планировалось как перевалочную базу использовать Усадьбу, а потом решать, что делать дальше, но начавшееся немецкое наступление под Москвой изменило планы, и грузы пошли в Куйбышев, где была создана основная база. Там уже несколько дней рулил Борисыч, официально получивший звание старшего лейтенанта госбезопасности.

После совещания было принято решение про демонтаж памятников в виде боевой техники в нашем времени и отправке их предкам. В этом был смысл — как образцы техники второй половины войны они очень бы пригодились, показывая на примере компоновку, технические решения, так сказать, воплощенные в железе. Поэтому специальная группа в сопровождении охраны, тягача с прицепом, крана активно колесила по просторам Крыма в нашем времени в поиске таких раритетов. В Армянске с пьедестала сняли Т-34-85, в Алуште СУ-100. Даже умудрились смотаться в Чаплинку под Херсоном и по-тихому умыкнуть с постамента ИС-3.

На фоне успехов в прошлом в нашем мире тоже накопилось много проблем. Та же профессура опять начала бузить, но уже не в открытую, а потихоньку, исподтишка саботируя работы по переводу бумажных книг и документации в электронный вид. Принудительные работы в строительно-трудовом батальоне их приструнили, но тем не менее закулисная возня продолжалась. В итоге Старостенко, после путешествия в прошлое с новыми силами взявшийся за работу, начал настоящую войну среди ученых. Но в этот раз он поступил мудро — подал списки тех, кого он видит очень полезными нам, тех, кто полезен, и тех, кто может пригодиться. Отдельным списком были те, кого можно было бы использовать в бериевских "шарашках", но под жестким контролем и постоянно пиная. Человек шесть, из тех, кто часто мелькал в рапортах наших осведомителей как зачинщики саботажа, не попали ни в один список. Викторович оставил на наше усмотрение решение судеб этих индивидуумов. Поэтому после очередного визита в Севастополь я махнул рукой и запустил процесс контролируемого естественного отбора. Тех спецов, которых в первую очередь рекомендовал Старостенко, под разными предлогами вытягивали в наш бункер и проверяли на детекторе лжи и при положительных результатах санкционировали ознакомление с миром прошлого.

Таким образом, через три-пять дней у нас уже была группа ученых, которых можно было осознанно использовать в проектах, связанных с передачей знаний и технологий. Все, что мы делали до этого, носило эпизодический и отрывочный характер, как сказал Старостенко — не системный. Вот пусть обученный и подготовленный народ и занимается организацией этой системы под нашим контролем. Но тем не менее режим секретности был ужесточен, и людей заставили подписать особые соглашения, в которых были прописаны драконовские санкции за любое разглашение информации о проекте путешествий во времени. Причем для этих целей у нас был создан орган наподобие трибунала, куда входили и представители военных и гражданских, допущенных к проекту.

Перед выходом на ту сторону люди теперь подписывали обязательный документ о неразглашении, который действовал в рамках законодательства СССР сорок первого года. При этом судопроизводство над такими нарушителями, если они были из нашего времени, передавалось нашему трибуналу, и по согласованию был выработан механизм экстрадиции преступников из разных времен.

Все эти нововведения документально оформлялись, отправлялись на подпись высшему руководству СССР и стали уже достоянием истории. Наверно, позже наши потомки будут рассматривать эти бумаги с неменьшим интересом, чем так называемый пакт "Молотова-Риббентропа", про который всякая западная демократическая камарилья наговорила гадостей. А как по мне, так нормальный ответ СССР на тайные договоренности Англии, Франции и остальных Польш по разделу Европы, где однозначно СССР была уготована участь мальчика для битья. Вполне трезвый и реалистический подход Сталина к политической действительности в то время — или выгадывать, обманывать, как оно называется в простонародье — "кидать", это прерогатива англичан и французов?

Также пришлось решать вопрос с захваченной группой херсонских внутряков. Олег вывел меня напрямую на связь с полковником Лукичевым, который, получив подтверждение, что с его невесткой и внуком все в порядке, был вполне доброжелательным и от своих щедрот слил немного очень интересной информации, намекая, что сам бы не прочь смотаться в прошлое, тряхнуть сединой. Вот ведь жучара…

По его данным, херсонцы не то чтобы обиделись, но задумались о более серьезных действиях, и информация, переданная через военно-морскую разведку, о том, что группа цела, но временно нейтрализована, не сильно изменила их планы силового воздействия в крымском регионе. И это на фоне того, что татарские группировки снова зашевелились, получив подпитку в виде горючего, продуктов, боеприпасов, причем, по уверениям Лукичева, все это прибыло точно не из Украины, и здесь явно прослеживается турецкий след. Но, по последним данным, учения, недавно проведенные при приходе колонны майора Дегтярева, произвели впечатление на многих заинтересованных лиц. Те же киевляне хотели бы пообщаться и через Лукичева намекнули о переговорах и о своем настрое на конструктивный диалог. А это могло быть связано только с тем, что российская сторона, немного правда удивленно, но подтвердила, что майор Оргулов их человек, хотя стала всячески выпытывать обстоятельства такого интереса.

Так что в ближайшее время ожидается прибытие киевских эмиссаров.

Лукичев поинтересовался, чем он еще может быть полезен, вот тут я и выдал весь список своих пожеланий в электронной форме. Там после прочтения немного прибалдели, и в эфире несколько раз проскочили непечатные высказывания. Мы с ним давно уже перешли на нормальный разговор, поэтому уже обсуждали все по закрытому каналу, который предоставила разведгруппа, все еще официально сидевшая в аэропорту и наблюдавшая за нами.

— Сергей, ну я понимаю боеприпасы для "Градов", танков, "Шилки", БТРов и всей остальной брони. Судя по всему, вы там развлекаетесь вовсю. Но зачем вам таскать танки с постаментов?

— Да все оправданно — Т-34-85 один из лучших и надежных танков, вот мы им и подбросим в железе информацию о том, куда будет двигаться техническая мысль советской танкостроительной отрасли. Это, так сказать, наглядные пособия к переданной документации.

— Так это вы в Чаплинке ИС-3 с постамента сперли?

— Что, уже доложили? Ну блин. Вот ведь страна, все в дерьме, а все равно смотрим, у кого грязнее.

— Молодец, наверно, в Крыму уже все поснимали?

— Практически, осталась мелочовка, и ту скоро постягиваем.

— Хорошо. Что бы еще хотели? Я тут смотрю, в списке и РЛС, и "Тунгуска", и любые танки и бронемашины. Вы что там, воевать с немцами хотите за весь СССР?

— Нет, но на начальном этапе войны, когда немцы вовсю давили, несколько ударных частей, укомплектованных боевой техникой из будущего, на самых опасных направлениях смогут противнику намять бока и основательно тормознуть. Подойдет даже битая техника, у нас тут спецы уже наладили целый конвейер по восстановлению танков, БМПшек и бронетранспортеров. Находите, отмечайте точки, где техника, а дальше мы сами, и поблагодарим как следует. Кстати, как лучше к вам заслать конвой с продуктами и горючим?

— Подмазываешься?

— Да, — не стал я врать. — Тем более и вам проще будет народ подкупать и, так сказать, стимулировать.

— Тоже дело. Хорошо, что смогу, достану, по максимуму. Ну, видя такой конструктивный диалог, пойду тебе навстречу. Тут у смежников на складах штуки четыре комплекса "Оса" залежалось, думаю, за хороший калым, они готовы будут поделиться, да и пару "Тунгусок" тоже смогу сосватать, все равно сейчас никто не летает. А вам понадобится, чувствую, скоро у вас там тихие деньки закончатся.

— Да, видимо, скоро. Придется потихоньку агитировать народ в соседних губерниях, а это, товарищ полковник, больше по вашей части.

В наушнике раздался смешок.

— Что, уже задачи ставишь? Кстати, ответь мне… Когда россиян на твой счет спрашивали, они очень удивились твоими майорскими погонами. Неужели сам себе присвоил?

— Обижаете, все по правде. Товарищ Сталин лично похлопотал.

— Хм. Молодец, может, и мне что обломится.

— Там все как раз в порядке. Им спецы нужны. Сейчас очень тяжело, и наша помощь как раз в масть идет.

— Хорошо, Сергей, отработаем и по максимуму тебе поможем, но на тебе контроль маршрута проводки караванов до Армянска.

— Это не проблема. Дегтярев там все прощупал, когда к вам возвращался, но все равно еще пошуршим. Хотя с херсонцами по-любому договариваться придется.

— А с теми, что у вас по кельям сидят?

— Сейчас прогоним по нашим методикам, и у кого нет завихрений, сводим на ту сторону, обкатаем на немцах, а потом зашлем обратно, чтоб, так сказать, единомышленников нашли.

Опять смешок.

— Дегтяревский вариант?

— Ага. Да и с отрядом Черненко так же делали, правда, осторожнее.

— Понятно все с тобой. Кстати, как он?

— Тяжело, но сегодня вечером на постоянку отправляем на ту сторону, пусть мужик поднимается, ему и там работы много найдется.

— Тоже дело. Неспокойный он, будет у тебя головная боль, а так правильное решение. Ну ладно, давай, удачи.

В это же время активно допрашивались захваченные разведчики. Подсоединив к полиграфу, им задавали целый список вопросов, и многие их ставили в тупик. Например: "На чьей стороне вы бы хотели воевать в Великой Отечественной войне? На стороне немцев, на стороне различных националистических формирований, на стороне Красной Армии?" И таких было много.

В итоге двоих из девяти забраковали и изолировали от всех. Один из них оказался на грани нервного срыва, у другого были проблемы с националистическим уклоном. Майора Кириченко, командира захваченной группы, который в первом приближении прошел проверку, в сопровождении охраны отвели к полковнику Черненко, подготовленного вместе с семьей к эвакуации в прошлое. Они разговаривали минут сорок, но после этого майор немного изменился и стал несколько по-иному смотреть на все вокруг. По договоренности с Черненко, он не сообщал о машине времени, в его задачу входило просветить коллег из Херсона о реальном положении вещей. Но он все равно не смог не подпустить шпильку и "проболтался", что в ближайшее время эвакуируется в чистое место, где есть мед, молоко и свежие яблоки. Это как раз и подстегнуло майора, у которого тоже была семья.

Узнав про это, во время беседы с майором Кириченко, я не смог не ухмыльнуться. Черненко все равно и тут последнее слово оставил за собой, трудно с ним бодаться, поэтому я с некоторым удовлетворением его отправляю в прошлое, от греха подальше.

Кириченко пришлось перепоручить капитану Карпову, который со своей группой только что вернулся из-под Борисполя, а группа капитана Нестерука его сменила. Майор Дегтярев был занят тем, что готовил людей и технику для отправки в Куйбышев, где уже точно была база для перемещенцев во времени. Но и это была не конечная точка. Где-то в тайге, на одной из неактивных веток Транссибирской магистрали уже активно строилась основная база. Вот в задачу Дегтярева и входило проконсультировать местных товарищей, отвечающих за строительство, относительно режима безопасности и условий проживания перемещенных. Поэтому в группу входили пара строителей со своими семьями.

Я как раз вернулся из Севастополя, задержавшись на аэродроме, где под корпусом бомбардировщика ДБ-3 на специальном станке крепили авиационную пушку, снятую с БМП-2. Столкнувшись со многими техническими проблемами, пару дней назад туда отправили несколько современных станков и дизель-генератор для их питания. Местные спецы, погоняв это оборудование, остались очень довольными, а сотрудники нового хозяйственно-экономического управления НКВД, которые крутились везде, где появлялись люди из будущего, все это фиксировали, и я не сомневался, что в списки поставляемого оборудовании добавятся новые позиции.

Через пять дней после начала операции по эвакуации войск из-под Борисполя группа для отправки в Куйбышев была готова. Два дня назад на одном из транспортов в Туапсе были отправлены подбитый под Инкерманом и восстановленные БТР, БРДМ-2, несколько легковушек, "Газель" и пара грузовиков. По оперативным данным советской разведки и по нашим радиоперехватам было известно о высоком уровне интереса немецкой разведке и к нашему пребыванию в Севастополе. Поэтому отправку группы решили сделать внезапно, ломая все возможные расчеты противника, и, дождавшись, когда в порту соберутся несколько боевых кораблей мы срочно изменили их подчинение и вывели группу из портала и колонной через город отправились в порт.

Глава 21

Черное море в конце декабря производит двойственное впечатление. Вспоминая теплые ласковые волны летних месяцев, с которыми ассоциируется у нормального человека отдых в Крыму, трудно поверить, что раскинувшиеся за бортами крейсера серые массы воды могут радовать глаз. Пасмурное небо, сильная качка и пробирающий до костей холод влажного морского воздуха не добавляли положительных эмоций находящимся на палубе. Но служба есть служба, и наблюдатели, расчеты артиллерийских и зенитных орудий, стоически переносили тяготы военно-морской службы.

Караван из крейсера "Красный Крым", лидера "Ташкент", двух эсминцев "Бойкий" и "Беспощадный", входящих в состав Черноморского флота, совершали вроде бы обычный рейс, из Севастополя в Туапсе. За последнее время они совершили несколько таких переходов, вывозя раненых и материальные ценности из осажденного города и доставляя обратно подкрепления и боеприпасы под постоянными налетами немецкой авиации.

Но этот рейс отличался от всех остальных. Еще во время разгрузки в Севастополе на крейсер "Красный Крым" прибыло не меньше десятка сотрудников НКВД, которые успели облазить весь корабль и переговорить практически со всеми членами экипажа, взяв с них подписку о неразглашении обстоятельств этого похода. Поздно ночью к Минной стенке, где крейсер стоял под погрузкой, прибыла колонна техники, возглавляемая странной многоколесной приземистой боевой машиной. За ней шли несколько автобусов, выглядевших достаточно необычно, благодаря обтекаемым и плавным обводам корпуса. К этому моменту пристань была освещена прожекторами, оцеплена бойцами батальона НКВД, и под их бдительным контролем из автобусов стали выходить люди, подниматься по трапу на корабльи проходить в специально выделенные для них каюты. Среди пассажиров преобладали женщины, дети, но были и вооруженные мужчины в непривычной пятнистой форме со множеством карманов, на которой были нашиты шевроны "НКВД СССР". Они наравне с бойцами НКВД, оцепляющими пристань, охраняли прибывших женщин, детей и многочисленные грузы, которые в срочном порядке перегружались в трюмы крейсера.

Через два часа все автобусы и даже бронемашина с помощью портового крана оказались подняты на палубу корабля, закреплены и скрыты брезентовыми чехлами. С началом позднего декабрьского рассвета крейсер Черноморского флота СССР "Красный Крым" подходил к выходу Ахтиарской бухты, где его ожидали корабли сопровождения, лидер и два эсминца 2-го дивизиона Черноморского флота.

Когда уже совсем рассвело, корабли, идущие кильватерным строем, давно оставили за кормой Балаклавскую бухту и на крейсерской скорости уходили в сторону Туапсе. Комендоры боевого корабля с интересом рассматривали прохаживающихся по палубе бойцов НКВД, охранявших зачехленную технику, но особым вниманием пользовались люди в необычной пятнистой форме. Еще при погрузке на палубе разместили и закрепили две спаренные зенитные установки с колесами по бокам, на сиденьях которых разместились бойцы в пятнистой форме, всем своим видом показывая решимость отражать атаки авиации противника. В дополнение к ним еще четверо таких же "камуфлированных" расположились парами по каждому борту, держа наготове странные двухметровые трубы защитного цвета.

Обстоятельства рейса и жесткие требования секретности заставляли матросов делать вид, что не замечают "пятнистых", но косые взгляды нет-нет, но останавливались, таинственных пассажирах.

Ближе к обеду все надежды на пасмурную нелетную погоду не оправдались. Наблюдатели, контролирующие воздушную обстановку, расчеты зенитных орудий и крупнокалиберных пулеметов, озабоченно посматривали на небо, ожидая атаки немецкой авиации, которая в последнее время хозяйничала в небе Крымского полуострова.

Командир крейсера, капитан 2-го ранга Зубков Александр Илларионович, стоял на мостике и хмурился, наблюдая все улучшающуюся погоду. Он снова яростно потер покрасневшие от недосыпа глаза и покосился на майора НКВД в необычной пятнистой форме, который с самого выхода из Севастополя облюбовал небольшой откидной столик с картами, разместив на нем странный прибор, похожий на раскрытую книгу с многочисленными кнопками. От прибора на палубу были проброшены провода, ведущие к опломбированным блокам с антеннами, разнесенными по носу и корме корабля. Возле каждого из приборов находился вооруженный боец войск НКВД, как бы подтверждая особую ценность аппаратуры и оправдывая все необычные меры предосторожности и секретности, сопровождающие этот рейс.

Единственное, что раздражало командира корабля, так это срочность, с которой пришлось чуть ли не бежать из города в светлое время суток. По уму, надо было дождаться следующего вечера и выходить в ночь и к рассвету уже уйти из зоны действия немецкой авиации. Особые полномочия, которыми были наделены сотрудники госбезопасности, доставленные несколько дней назад на подлодке в Севастополь, не оставляли сомнений в важности вывозимых людей и техники.

На мостик поднялись майор госбезопасности Дегтярев и капитан Дунаев, облаченные в такую же пятнистую форму, как и большинство пассажиров крейсера. По едва заметным приметам Зубков еще при погрузке разглядел в них моряков, которые усиленно старались не выглядеть таковыми.

Это можно заметить по тому, как люди спускаются по тесным трапам боевого корабля, как ходят по палубе и неосознанно называют столовую камбузом и туалет — гальюном. Только человек, набегавшийся во время тревог по крутым и узким трапам военного корабля, понабивавший шишек при этом, будет так уверенно чувствовать себя на палубе. Особенно это проявилось, когда при погрузке чуть не разбили ящики с оборудованием, Дунаев при этом разразился таким трехэтажным матом, что войсковая принадлежность капитана стала понятна всем и без пояснений. Его улыбчивый и ироничный начальник, Дегтярев, с внимательными глазами побитого жизнью волчары, парой фраз умудрился выдать себя с потрохами.

Перед самым отходом корабля на пристань выскочила машина с пулеметом на раме, и из нее вышли несколько человек в такой же форме и один высокопоставленный начальник, увидев которого, охрана подтянулась, а начальник караула, расправив несуществующие складки на гимнастерке, подбежал с докладом.

Они недолго говорили с Дегтяревым и Дунаевым, потом обнялись, и, когда все поднялись на борт и убирали трап, с пристани в мегафон прокричали:

— Медузяка, удачи, не подведи.

На что Дегтярев, не пользуясь какими-либо средствами, выдал длинную и непечатную фразу, от которой большинство присутствующих людей покатилось со смеху и у многих поднялось настроение. Чувствовалась какая-то сила и уверенность этих необычных людей.

Сейчас оба поднялись на командирский мостик, даже не ради приличия, а по привычке испросив разрешения, что еще раз подтвердило догадки Зубкова. Он коротко кивнул, не отрывая взгляда от раскинувшегося перед глазами моря.

Дегтярев деловито подошел к своему бойцу, сидящему в уголке и уткнувшемуся в светящийся экран прибора, и поинтересовался обстановкой.

— Севернее сорок километров немецкий разведчик. Северо-запад тридцать километров, групповая цель, идентифицировано шесть различных передатчиков и голосов. Судя по скорости, либо торпедоносцы, либо бомбардировщики.

— Результаты перехвата?

— Немцы.

— Выведи привязку по карте.

Тот провел какие-то манипуляции и с какой-то виноватой интонацией прокомментировал:

— Товарищ майор, как удаляемся от Севастополя, сигнал эталонных маяков падает, соответственно точность определения координат падает…

На что получил весьма нетривиальный ответ, который очень заинтересовал командира корабля необычностью построения фразы.

— Ничего. Даже это сейчас круто…

Дегтярев повернулся к Зубкову, внимательно слушающему за диалог, и попросил его подойти.

— Товарищ капитан второго ранга, подойдите, пожалуйста, вам будет это интересно.

Зубков с интересом уставился на светящийся экран. Там была выведена достаточно точная карта Крымского побережья, зеленым кружком местоположение корабля и несколько точек, выделенных красным.

Возле каждой из красных точек была выведена информация о курсе и скорости. Наметанный глаз моряка сразу понял, что ему показывают. Но требовались пояснения, поэтому Дегтярев чуть кивнул и распорядился:

— Сержант, докладывайте.

Молодой парень в пятнистой форме, руки которого порхали по кнопкам с русскими и латинскими буквами, как на печатной машинке, двигал странное устройство на столе, видимо, управляя стрелкой на экране прибора, дал развернутое пояснение о приближающихся целях, скорости и местоположении.

Зубков всматривался в экран и испытывал странное чувство. Наверно, так себя чувствует слепой, получивший на время зрение. Так и здесь. Ему пояснили, что тут отражаются все источники радиоизлучения, которые могут услышать чувствительные приборы, размещенные у него на корабле.

— Нас заметили?

— Нет. Это в районе летает пара немецких разведчиков. Скорее всего, засекли какой-то корабль и на него наводят эскадрилью бомбардировщиков. Нас пока не обнаружили. Это мы тщательно отслеживаем. Но если они идут в режиме радиомолчания, то они для нас, к сожалению, невидимы.

В таком напряженном состоянии крейсер шел еще два часа, пока с поста наблюдения не передали о появлении высотной одиночной цели. На такой высоте его достать стоящими на вооружении крейсера и кораблей сопровождения средствами ПВО невозможно.

Зубков оглянулся на Дегтярева. Тот спокойно стоял рядом с сержантом и смотрел на экран.

— Товарищ майор, он в режиме радиомолчания шел. У нас же пассивная система. Пока они вякать в эфире не начнут, мы их не видим.

— Я понимаю. Включить режим селективного подавления связи.

Затем достал странный черный прибор с антенной и надписью на английском языке "Kenwood", нажал кнопку и коротко проговорил:

— Всем стрелкам. Полная готовность.

Прибор, оказавшийся радиостанцией, что-то в ответ проскрежетал, но понять не было возможности, на корабле уже заревели сирены и по палубам затопали множество ног матросов и командиров, занимающих места по боевому расписанию. Такие же сирены слышались на идущих в кильватере лидере и эсминцах.

Зубков вышел на палубу и смотрел в бинокль за улетающим самолетом, которому вдогонку безрезультатно хлопали 76-мм зенитные пушки. Он повернул голову и увидел рядом Дегтярева. Лицо его посуровело, и взгляд, из иронического и веселого, стал сосредоточенным и стальным, как у снайпера, готовящего выстрел.

Зубков невесело усмехнулся.

— Нас обнаружили. Теперь скоро жди гостей.

Повернул голову и дал команду рулевому изменить курс, а сигнальщику отсемафорить на корабли сопровождения об изменении курса.

Дегтярев спокойно выслушал команды капитана крейсера и от себя ответил:

— Ну не так скоро они нас обнаружат. У разведчика некоторое время будут проблемы с радиосвязью. Минут десять-пятнадцать. Тут можете поверить, товарищ капитан второго ранга.

Но на кораблях все и так понимали, что скоро их ожидает встреча с немецкими бомбардировщиками.

Через час, когда часовая стрелка на специальном морском хронометре в рубке управления перескочила отметку в два часа дня, служба радиопеленгации доложила о том, что в их сторону направляются несколько источников радиоизлучения. На этот момент система радиоподавления была отключена, и немецкая эскадрилья, не нашедшая караван русских судов, разделилась на несколько пар, чтоб расширить зону поиска. Все это слушалось на капитанском мостике, и один из людей Дегтярева, неплохо знающий немецкий язык, давал пояснения. Судя по зонам охвата и курсам, в сторону каравана направлялась пара самолетов, и примерное время пересечения курсов составляло около двадцати минут.

По команде с флагмана лидер и эсминцы вышли из кильватера и стали расходиться веером к вероятному курсу появления пары немецких бомбардировщиков.

В это же время опять включили систему селективного подавления радиосигнала и ждали только появления немецких самолетов, которые начнут атаковать и попытаются связаться с остальными бомбардировщиками эскадрильи. Но весь расчет строился на то, что они не успеют связаться и попытаются атаковать корабли, и на этот случай у советских моряков, а точнее у их пассажиров, есть несколько интересных сюрпризов.

Пара самолетов появилась несколько раньше, но все уже были готовы, и как только они начали заход на самый крупный корабль, крейсер "Красный Крым", небо окрасилось многочисленными облачками разрывов зенитных снарядов. Все четыре корабля стали выполнять маневр уклонения, идя зигзагом, пытаясь сбить прицел заходящим на пикирование "лаптежникам".

В воздухе завыли сирены атакующих самолетов. Недалеко от крейсера шел лидер "Ташкент", на котором находились несколько 37-мм зенитных автоматических пушек. Они почти непрерывно хлопали, создавая огневую завесу для флагмана. Тут же, почти как пулеметы, затрещали зенитные спаренные пушки, установленные на крейсере перед самым отплытием. С кормы и носа в сторону немецких самолетов потянулись плотные цепочки трассирующих снарядов. Необычная, практически бешеная, скорострельность русских зенитчиков напугала немецкого пилота, и он сбросил бомбу, не дойдя до 450 метров, самой оптимальной высоты для бомбометания. Идущий за ним самолет не успел отвернуть, спустился чуть ниже и буквально брюхом налетел на облако летящих навстречу трассирующих снарядов. Прошло несколько мгновений, и, потеряв крыло, самолет завертелся в воздухе, взорвался и огненным шаром устремился вниз.

В метрах пятидесяти перед крейсером поднялся высокий фонтан воды, окативший находящихся на носу "пятнистых" НКВДшников и комендоров носовых орудий.

Двое бойцов НКВД в пятнистой форме вскинули на плечи двухметровые трубы. Некоторое время прицеливались, почти синхронно раздались хлопки, и с диким шипением за уходящим после пикирования бомбардировщиком устремились две ракеты, оставляя за собой дымный след.

На всех кораблях несколько сотен пар глаз с надеждой следили за огнями реактивных сопел, приближающихся к самолету с крестами на крыльях. Пара мгновений — и один из огоньков потух и уже бесполезная ракета, чуть пролетев по инерции, стала падать в море, но, не прошло и нескольких секунд, взорвалась яркой вспышкой — сработал самоликвидатор.

Судьба второй ракеты была более интересной. Подлетев к самолету, который пытался маневрировать и удрать от смертоносного оружия, она взорвалась. Большое число поражающих элементов буквально изрешетили немецкий самолет, тут же взорвался бензобак, и вниз уже падали горящие обломки, ничем не напоминающие гордость германской авиапромышленности.

По кораблям разнесся громкий единый вопль "Ура!". Кричали все, даже командир корабля. Он, замотанный постоянными налетами немецкой авиации, радостно повернулся к Дегтяреву, скромно стоящему на палубе, и замолчал, увидев спокойный, усталый и чуть ироничный взгляд человека, который доволен, как к его подарку относятся детишки.

Зубков успокоился и тут же задал вопрос, который его волновал:

— Они успели передать наши координаты?

— Нет, товарищ капитан второго ранга. Это я вам гарантирую. Все, что они узнали, утонуло вместе с самолетами.

Чуть помолчал, думая о своем, а потом как бы невпопад спросил:

— А тут когда кормить-то будут? Может, и за сбитые нальют? Согласитесь, мои ребята сегодня неплохо поработали…

В Туапсе пришли уже ночью. Замотанные нервотрепкой опасного перехода, все вздохнули спокойно, когда корабли входили в порт. Тут же на пристани расположился батальон морской пехоты, готовящийся к отправке в Севастополь. Несмотря на плохую погоду и ветер, со стороны моряков раздавался смех и играла гитара.

Когда с "Красного Крыма" началась выгрузка техники и пассажиров, район оцепили бойцы батальона НКВД, при поддержке комендантской роты. Но на необычную технику, закрытую брезентовыми чехлами, и бойцов в пятнистой форме с шевронами "НКВД СССР" моряки обратили внимание. Разгрузка продолжалась пару часов, и когда кран спустил на пристань боевую многоколесную машину, к которой сразу подбежали несколько "пятнистых" НКВДшников, командир морпехов, высоченный капитан-лейтенант, рванул к оцеплению и закричал во все горло:

— Игорь! Игорь Дунаев!

Один из "пятнистых" резко повернул голову и стал вглядываться в темноту, прикрывая глаза от света прожекторов. Потом разглядев, бросился к оцеплению. Чуть позже за ним побежал майор Дегтярев в сопровождении двух бойцов в касках и с необычными автоматами.

Разорвав оцепление, Дунаев обнимался с высоченным моряком. Рядом толпились матросы из севастопольского пополнения и несколько НКВДшников, не знающих, что делать в такой ситуации.

Дегтярев спокойно, вполголоса сказал:

— Игорь…

Тот повернулся и эмоционально выдал:

— Так это Артур Букин, вместе в ЭПРОНе служили.

— Игорь, время.

Тот опустил голову, поняв, что общаться с другом он не может. Но и тот был не робкого десятка. Он глянул на шеврон с надписью "НКВД СССР" и, чуть скривившись, спросил:

— Игорь, ты чего к ним подался? Говорили, что погиб, мы уж тебя и помянули.

— Долгая история, Артур. Не суди, я не могу многое рассказывать. Знаешь, что…

Он чуть задержался, обдумывая свое решение, потом про себя пробурчал: "Командир поймет".

— Значит, так, Артур, слушай и не перебивай. Когда будете в Севастополе, тебя найдет майор госбезопасности Зимин. Не морщись. Когда станет действительно тяжело, он поможет. Я ему про тебя сообщу. И запомни, эти своих не бросают…

После чего, подгоняемый окриками, запрыгнул на проезжающую многоколесную боевую машину, на броне которой вольготно расположились бойцы НКВД в пятнистой форме.

Глава 22

После первых суток проведения операции по эвакуации группировки советских войск, окруженных под Борисполем, наши действия и поступки стали более организованными, и общая нервозность стала спадать. Бойцы строительного батальона закончили сооружение коридора между двумя установками, перекрыли его сверху и стали отделывать изнутри: сначала оббили изнутри теплоизолятором, затем полиэтиленом и уже потом брезентом, тканью, мешковиной, чтоб создать видимость некоего туннеля, через который в ближайшем будущем можно было бы провести непосвященных людей. Благодаря таким мерам перемещаться между установками можно было без средств защиты, но учитывая то, что по коридору постоянно гоняли технику, его приходилось постоянно проветривать.

Первые результаты операции были впечатляющими: с окруженной противником территории было вывезено более шести тысяч раненых. Еще до нашего появления руководством окруженной группировки на уровне санбатов и центрального сборного пункта недалеко от портала была проведена сортировка раненых. В первую очередь эвакуировались лежачие, кто после лечения мог быть снова возвращен в ряды РККА. Таких набралось более восьми тысяч и, благодаря нашему вмешательству, большая часть из них уже была переправлена в Севастополь.

Учитывая, что все время у окруженной группировки были большие проблемы со снабжением продуктами, медикаментами и боеприпасами, общее состояние раненых вызывало тревогу, поэтому нам пришлось поднапрячься и собрать все запасы современных препаратов, в том числе и антибиотиков. Конечно, это была капля в море, но тем не менее в самых тяжелых случаях принималось решение на применение нового секретного лекарства.

В истории СССР это было первое массовое применение целой серии принципиально новых, революционных методик и медицинской техники. Аппарат УЗИ, цифровая рентгеновская установка и многое другое, что было натаскано за все время активных поисков в нашем мире в бункер при маниакальном "хомячизме" Марины и Ольги, под охраной вывозилось в Севастопольский госпиталь ЧФ и монтировалось в подвале под строгой охраной сотрудников НКВД. При проведении обследований девушки тут же обучали двух-трех докторов работе на новой диагностической технике, готовя себе замену.

Поток раненых был огромен — все госпиталя были просто забиты до отказа, и люди валились с ног, пытаясь оказать помощь. Прилет с Большой земли двух десятков специалистов облегчил ситуацию, но люди прибыли не только помогать, но и учиться. Новая техника поражала своими возможностями и загадочностью. Несмотря на то что многие надписи были тщательно стерты, всем было понятно, что техника не отечественная и строго секретная. По слухам, которые специально распространялись контрразведкой, выходило, что это помощь союзников, но кое-кто из приехавших светил науки скептически на это улыбался, прекрасно разбираясь в общем уровне развития медицины и в частности в области диагностической аппаратуры. Разница между рентгеновскими аппаратами, что использовались в советских госпиталях, и теми, что они увидели, была очень ощутима. Техническое исполнение, материалы, системы обработки и представления информации вызывали трепет у специалистов. У военврача Гришина, который являлся одним из инструкторов, обучая коллег новым методикам, нашлась пара знакомых среди новоявленных учеников, которые закидали вопросами, но, столкнувшись с глухой стеной молчания и быстрыми и доступными объяснениями вездесущих контрразведчиков, что было весьма показательно, быстро переключились на медицинские темы, больше не заводя разговоров на щекотливую тему.

После двух дней эксплуатации техники в госпиталях, получив хвалебные отзывы московских специалистов, было принято решение отправить Гришина вместе с несколькими аппаратами в Москву. Следующей ночью, тепло попрощавшись с Мариной и Олей, к которым он давно испытывал дружеские чувства, с майором Оргуловым и другими обитателями бункера, загрузив в военно-транспортный самолет три аппарата УЗИ, две разобранные рентгеновские установки, шесть ноутбуков, забитых медицинскими справочниками, тремя принтерами, Гришин вылетел через Новороссийск в Москву. По полученной потом от Кристины информации уже к следующему вечеру он прибыл в Усадьбу, где все эти ценности принимались, описывались и проверялись. Первая ласточка нашей технической помощи была отпущена, и это было только начало.

Одним, точнее одной из учениц, кто активно изучал новую технику, оказалась военврач Воронова, которая с интересом и усердием старалась учиться у Марины и Оли.

Как женщина, она чувствовала какую-то необычность и загадочность в своих новых учителях. Жесткие, а точнее, жестокие меры секретности быстро научили не задавать глупых вопросов, но общая работа сближает, тем более когда спасают жизни людей. Как-то после тяжелой операции, когда они остались наедине с Мариной и попивали чай из бумажных пакетиков, зашел разговор про необычные случаи, и Маша рассказала про бой в госпитале, про необычных пятнистых бойцов, командира которых она лечила, Марина удивленно уставилась на нее.

— Так это ты Сережку лечила?

— Сережку?

— Ну майора. Как его фамилия была?

— Кажется, его называли по фамилии Кречетов, но нам запрещали…

— Точно он. У него еще лицо все побито было…

— Да он.

— Сережка. Вечно во всякие приключения влипает. Это значит, у вас тут и Санька Артемьев лежал.

Маша не удержалась и засмеялась. Артемьева трудно было забыть.

— Да. Все баламутил, сестер с ума сводил своими байками, а как парочка из них стала отвечать на его знаки внимания, он как-то странно повел себя: вроде девушки ему нравятся, а вот на какие-либо отношения он не способен, обмолвился, что у него есть жена-красавица…

Марина отхлебнула чая и вытянула ноги — все-таки восьмичасовое стояние за операционным столом нелегкое дело.

— Да. Есть у него жена, Катя, тоже служит, снайпером. У нас ее Снежной Королевой называют.

— Хм. Почему?

— Они тогда оба в группе Сергея воевали. Она к себе никого не подпускала, такая красивая и холодная, поэтому так и прозвали. А реально у нее до этого жених был, убили его, жестоко убили, после этого она и пошла в снайперы, а там другие не выживают. Санька баламут, конечно, но парень надежный, все вздыхал по ней, а потом, когда группа Сергея попала в засаду, он ее, тяжелораненую, вынес на себе и долго выхаживал. Измором ее взял: поженились и у них сын родился. Необычная они пара — у обоих все еще шило в одном месте, частенько на боевые выходы мотаются… Вот такая история.

Маша молча слушала не совсем связный рассказ Марины, видимо, из соображений секретности многие моменты она просто пропускала. Но за войну она всякого наслушалась и навидалась, и все равно как женщина позавидовала таким чувствам. Когда целыми днями по горло в крови, в вони, в человеческой боли и страданиях, по двенадцать часов в операционной, хочется верить во что-то светлое, чистое. А тут такое рядом. Хотя она чувствовала, что с этой парочкой — майором Кречетовым и лейтенантом Артемьевым — не все так просто. Что-то было в них другое, необычное, то же самое, что и в Марине и Ольге. Такое чувство, что они были из другого мира и от близости какой-то тайны, большой тайны, у нее учащенно билось сердце. Затем она задала еще один интересующий ее вопрос.

— Марина, а Кречетов, он говорил, что женат, причем так, что побаивается изменять, а кто у него жена?

И тут же пожалела, что спросила. В глазах у Марины проскочило что-то такое… Какая-то боль и тоска. Помимо своей воли, из женского любопытства она спросила:

— Он вам нравится?

И тут же последовала жесткая реакция — Марина не та девушка, кто прощает кому-то копание в своих сокровенных тайнах.

— А тебе зачем? Что, решили покопаться в наших отношениях? Передашь своему куратору, что я на контакт не иду…

Маша попробовала оправдаться, но ее уже не слушали. Марина наглухо закрылась и разговаривала только на рабочие темы.

* * *

Всю первую неделю, после начала активной эвакуации, нам удалось основательно удивить немцев и получить некоторое время на организацию планомерной эвакуации. Передав окруженным частям продукты, боеприпасы, топливо, мы стали организовывать оборону, при этом активно отправляя к порталу всю ненужную технику, обозы, имущество. Все это были ценности, на производство которых ушли бы дополнительные средства из ресурсов СССР, поэтому даже в такой малости можно было помочь своим предкам. Сейчас, при нашем участии, при насыщении войск средствами связи, окруженная, агонизирующая группировка советских войск становилась снова грозной силой, способной противостоять противнику.

Пока майор Дегтярев со своими головорезами и примкнувшими к ним спецам из "внутряков", которые вместо Антарктиды попали в другое время и в чистый мир, отрывались, шурша по тылам наступающих немцев, мы с Судоплатовым пытались проработать хоть какую-то легенду прикрытия для переброски такой массы народа. Для общей массы были приготовлены огромные запасы спиртного, снотворного и даже психотропных препаратов, с помощью которых можно было бы дезориентировать людей перед переброской и обстоятельства переправки в Крым объявить пьяным бредом. Для пробы несколько подразделений уже были переброшены на ту сторону, и в специальном фильтрационном лагере они к вечеру должны будут прийти в себя и получить соответствующую накачку от сотрудников НКВД. Среди них уже работают "подсадные утки", в задачу которых входит мониторинг общего настроения переброшенных людей. Исходя из результатов, будут проводиться дальнейшие действия: болтунов и непонятливых или в штрафбаты, или куда подальше… Понятливых раскидают по частям, строго-настрого запретив кому-либо рассказывать обстоятельства своего спасения и предложив тихо благодарить Бога, а точнее, руководство СССР, у которого оказались такие возможности.

А вот что подумают немцы, нас очень сильно интересовало, поэтому, немного подумав, я толкнул Судоплатову, который только что вернулся из Севастополя, свое предложение. Мы как раз расположились в небольшом блиндаже и на ноутбуке просматривали списки личного состава, техники и имущества, требующего эвакуации.

— Павел Анатольевич, а давайте товарищу Гитлеру немного подыграем.

Он удивленно поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Это вы про что?

— Понимаете, тут складывается интересная картина: про нас знают в СД и в абвере, но, судя по всему, к Гитлеру информация не прошла.

— И?

— Бесследное исчезновение такой массы людей и техники, естественно, не пройдет незамеченным и рано или поздно начнут задавать вопросы, вот мы немцам ответы и подсунем.

— И какие же ответы?

— Воспользуемся тем, что Гитлер верит в сверхъестественное…

Судоплатов усмехнулся.

— Вот что мне в вас нравится, Сергей Иванович, это что мы с вами думаем почти одинаково. Только мои специалисты недавно до этого додумались, а вы тут влет придумали. Каким образом это можно обставить?

— Ну, устроим по ночам эффективное шоу, со спецэффектами, с инфразвуком, с музыкой и так далее. Мимо портала "случайно" проведем несколько пленных, которые потом "убегут" и увидят толпу шаманов, бегающих вокруг алтарей с бубнами и песнями, красочно обставим жертвоприношение какой-нибудь живности, театрализованное "умерщвление" своих бойцов для открытия портала. Пусть потом на своих гансах репетируют. Сообщим — что обязательно для удачи дела нужно только своих солдат резать, иначе ненависть врагов может помешать открыть портал. А на закуску возле портала оставим несколько мумий в желтых одеяниях кришнаитов и всяких там шаманов — пусть у них эксперты делом займутся. Да и при этом мы получаем кучу плюсов.

Судоплатов, которого откровенно забавлял этот разговор, кивнул головой, мол, продолжай.

— Во-первых, портал есть, но не во времени: здесь зашли, а там вышли — типа новая транспортная система, и пусть Канарис и Гиммлер рассказывают фюреру сказки про пришельцев из будущего, при том, что по умолчанию там русских считают технически отсталыми и не способными на что-то серьезное.

Мой собеседник скептически улыбнулся, давая понять, что все не совсем так.

— Тут, Сергей Иванович, позвольте не согласиться с вами.

— Согласен, конечно, среди немцев много весьма умных и дальновидных людей, но на пике успеха верхушка рейха к ним не прислушивается, а это значит, что пока превалирует мнение о технической отсталости русских.

— Ну, в общем-то, что-то в этом есть…

Я продолжил:

— Во-вторых, Гитлер может испугаться и однозначно во время очередной истерики выделит максимальное количество средств для своих шарлатанов на поиски таких возможностей, соответственно, это все будет забираться у фронта — нам облегчение. Третье — два-три раза продемонстрируем такую практику переброски войск, и немцы могут просто запросить мира — кто будет тягаться с государством, которое в состоянии перебрасывать огромные массы войск в любую точку мира — всякое понятие фронта просто исчезает, а это уже совершенно новая военная доктрина. Этим уродам придется подергаться, а нам проще — получим больше времени для освоения и внедрения технологий из будущего.

Судоплатов молча меня рассматривал, а потом выдал:

— Да-а-а-а-а, Сергей Иванович, вот только вы смогли пробить такой туннель в прошлое и устроить такую чехарду, все перевернув с ног на голову. Но мне ваша идея очень нравится. У нас этот вариант отрабатывается, но раз мы сразу нашли общий язык, будем работать над ним, как над основным. Да и нашим болтунам с лампасами будет что показать…

Он чуть хмыкнул, а я добавил:

— …Пьяных кришнаитов с барабанами, используемых в военных целях.

Разговор был прерван очередным артобстрелом немецкой артиллерии, в ответ загрохотали наши пушки, и снова в течение пары часов грохот не давал нормально работать. Используя наш канал связи, Судоплатов переправил в Москву очередное донесение, а я отправился в блиндаж к Васильеву, в компании с руководством окруженной группировки обсуждающим меры по организации обороны района. Всем было понятно, что глухая и пассивная оборона, в которой находились окруженные войска, вела только к поражению, поэтому от нас требовалось нанести несколько упреждающих ударов по противнику, чтоб сбить у него наступательный порыв и заставить заняться перегруппировкой своих сил и дать, таким образом, возможность спокойно проводить эвакуацию.

Все дневное время в районе выхода портала уже привычно горели покрышки и поджигались дымовые шашки, что позволяло скрывать от противника массовую эвакуацию техники и личного состава.

Немцы несколько раз пытались атаковать, но неизменно нарывались на контратаки нашего танкового кулака. В обед следующего дня они начали массированное наступление на севере, но дальнобойные 122-миллиметровые пушки с легкостью разделались с шестью немецкими танками, которые при поддержке двух батальонов пехоты сумели прорвать оборону. Стремительная контратака четырех танков, БМП и БТР, во втором эшелоне и полка нашей пехоты позволила частично разгромить прорвавшегося противника. Две роты немцев закрепились в захваченных окопах и при поддержке двух батарей 88-мм зенитных пушек смогли существенно двинуть нам по зубам. Зенитки мы уничтожили, но один Т-64 был подбит и горел посередине поля, и только вечером, подавив немецкую артиллерию на этом участке и потушив пожар, его удалось отбуксировать к порталу. У второго Т-64 от попадания тяжелого снаряда заклинило башню, и его тоже пришлось отводить с поля боя и эвакуировать в наше время. Настроение было не самым лучшим — такие потери среди танков были существенными, но после допроса пленных оказалось, что в данной ситуации немецкое командование, узнав о массовом применении русскими новых танков, стянуло на этот участок большую часть противотанковой артиллерии и особенно 88-мм зенитные орудия, которые в это время являлись основным средством борьбы с тяжелой бронетанковой техникой русских.

Уже после боя, сопоставив наши потери и потери противника, строго фиксировавшиеся несколькими специалистами Генштаба, специально привлеченными для изучения в боевых условиях тактики применения новой техники, оказалось, что не все так плохо. Большая часть немецкой противотанковой артиллерии, которая сосредоточенно старалась в поле загасить четыре маневрирующие тяжелые машины из будущего, была просто уничтожена. Учитывая этот факт, нами было принято практически авантюрное решение нанести массированный ночной удар, используя наше преимущество в связи, управлении в условиях полного подавления радиосвязи у противника и приборах ночного видения.

В два часа ночи прошло сообщение, что в тылу у немцев идет бой. По данным радиоразведки и локализации радиопередатчиков место боевого столкновения находилось в двадцати километрах от передовых позиций советских войск. Это только подстегнуло наши действия.

Ночная атака 1-го отдельного механизированного батальона НКВД, которым нас называли в официальных документах, полка пехоты и кавалерийского эскадрона при поддержке сборной солянки из артиллерии, надерганной с соседних участков, прошла просто блестяще. Противник зализывал раны и не ожидал после жаркого дня от нас такой прыти. Поднятые в воздух метеозонды с видеокамерами позволяли корректировать артиллерийский огонь и быстро определять огневые точки противника.

Передовая линия обороны была прорвана без особых проблем — танки, БМП и БТРы пронеслись и уже утюжили в темноте вторую линию и артиллерийские позиции. Любые попытки организованного сопротивления и узлы обороны тут же накрывались гранатами со слезоточивым газом и сосредоточенным артиллерийским огнем. К трем часам ночи моторизованная группа разгромила тылы немецкой пехотной дивизии и вырвалась на оперативный простор. Мы остановились возле небольшой деревни, в ожидании отставшей пехоты, и в свете горящих домов расстреливали отступающего противника. В сторону боя неизвестного подразделения была отправлена группа войсковой разведки — нам было категорически запрещено отправлять своих людей.

В четыре часа ночи, дав закрепиться пехоте на новом рубеже, механизированная группа резко повернула на юг и ударила в тыл соседней пехотной дивизии, которая как раз держала оборону напротив портала и доставляла столько неприятностей своими артобстрелами и атаками. Бой продолжался до пяти утра, когда на востоке что-то ярко вспыхнуло, озарив облачное небо голубым светом. Радиосвязь сразу пропала, и все зачарованно смотрели, как вдалеке поднимается огромный огненный шар. Все, кто пришел из будущего, прекрасно понимали, что это такое, и, не дожидаясь ударной волны, стали искать укрытия.

Через несколько томительных секунд по нам прошлась ослабленная ударная волна далекого взрыва, и по сравнению с тем, что мы перенесли в будущем, это не впечатляло — как-то слабенько, очень слабенько, с трудом дотягивало даже до тактического ядерного заряда.

Я не выдержал и громко выругался, взглянув на восток, где уже поднимался характерный гриб.

Связь еще не работала, но я закричал, раздавая команды, и мы быстро вскарабкались на броню, и механизированная группа, не понесшая никакого урона от ядерного взрыва, пошла на прорыв прямо к порталу. Ошалелые и перепуганные от такого зрелища немцы не смогли оказать сопротивления несущимся на всей скорости бронемашинам, которые на ходу давили любые попытки сопротивления. Расстояние в шесть километров мы преодолели за двадцать минут и, разнеся позиции немецкой артиллерии, чтоб не ударили в спину, прорвали последнюю линию обороны и вырвались на территорию, обороняемую советскими войсками.

Всю дорогу я судорожно посматривал на дозиметр, расположенный внутри БТРа, но он не показывал никакого изменения радиационного фона, хотя на таком расстоянии да при слабеньком заряде это было вполне возможно.

Встретившись возле портала с Судоплатовым, я выслушал его взволнованный вопрос, который мы задавали друг другу во время этого прорыва:

— Сергей Иванович, что это было? Очень похоже на ядерное оружие, про которое вы рассказывали…

Я сам терялся в догадках. Поэтому просто буркнул:

— Вполне похоже, вот только как-то слабенько.

Тут и выдержанный и спокойный Судоплатов не выдержал и закричал:

— Вы что, совсем охренели, на советской территории такое оружие использовать без согласования с нами?

— Павел Анатольевич, да не мы это! Да точно вам говорю, у нас его и не было. Ну что мы совсем клинические идиоты так светиться, тут что-то другое…

По горячим следам проводили подсчет потерь, подводили результаты рейда и после электромагнитного удара восстанавливали радиосвязь, которая была нашим основным преимуществом в этой войне. К удивлению, потери были небольшими: два танка, вышедших из строя во время дневного боя, одна БМП и два БТРа, которые были вывезены к порталу и сразу же эвакуированы без очереди. Радиосвязь тоже быстро восстановили, поэтому основной вопрос стоял в том — что там произошло: ветер дул в нашу сторону, но повышения радиационного фона не замечалось. Поэтому мы и гадали — был ли это ядерный взрыв.

Основная надежда была на разведку, и вдобавок ко всему следующей ночью готовили на всякий случай две группы из состава отряда майора Дегтярева, в задачу которых входило проведение расследования на месте.

Как по мне, так все это было больше похоже на аварийное схлопывание портала — тот же энергетический всплеск без радиации.

Но уже на рассвете с вновь занятых позиций сообщили, что со стороны леса с боем пробивается разведгруппа, которая несколько раз с помощью ракет просила помощи. Судя по характеру боя, зажали их серьезно, и действовать нужно быстро, скорее всего, разведчики нарыли что-то интересное.

Снова танки двинулись по знакомому маршруту. Немцы успели за день перебросить какие-то силы, но их явно не хватило, чтобы противодействовать новому удару бронированных машин. Несколько противотанковых пушек попытались огрызаться, но были быстро уничтожены, и два танка, два БМП и БТР прорвались и двинулись в сторону боя. Немцы отбивались как могли, и БТР встал и задымился. Но посланный в помощь Судоплатовым батальон НКВД шел за нами по пятам и успел занять недоделанные немцами позиции. Подбитый БТР тут же оттащили обратно, а мы пошли дальше. Через три километра наткнулись на колонну из пяти грузовиков, которые на большой скорости двигались в нашу сторону, видимо, в помощь атакуемым частям. Т-72 и Т-64, не останавливаясь, разнесли грузовики, с ходу раздавив, как консервные банки. Еще через десять минут мы выскочили к месту боя, где около взвода, судя по форме войска СС, зажали к небольшой речке разведчиков и пытались их окружить. Тут перевес оказался уже на нашей стороне, и теперь уже мы их окружили.

Короткий и яростный бой с использованием крупнокалиберных пулеметов, АГСов вымотал не меньше, чем вчерашний прорыв. СС были еще те вояки и дрались изобретательно и грамотно.

Выдвинув боевое охранение и заняв круговую оборону, я, в сопровождении Егора Карева, капитана Васильева, двух бойцов и капитана, начальника разведотдела стрелковой дивизии, двинулся к поднимающимся разведчикам. Из восьми человек, отправившихся ночью, в живых осталось шестеро, а вот с ними нам навстречу вышли двое, и двое остались лежать в обороне, все еще держа нас под прицелом. А вот этих встретить в этих лесах мы не ожидали.

По форме, снаряжению, оружию это были явно не наши ребята: цифровые камуфляжи, необычное снаряжение, отличное от привычного, армейского, в котором мы все щеголяли, оружие, легкие шлемы непривычной формы. На мой взгляд, они выглядели как прекрасно упакованные спецы, причем явно не украинские, что сразу насторожило, и не только меня одного. Но они нас разглядывали не менее удивленно: Т-64 и Т-72, БМП-2, спецназ в бронежилетах, со знаками различия СССР произвели на них впечатление.

Командир разведчиков, которого я вчера лично инструктировал, подбежал ко мне, как к старшему, и коротко доложил:

— Товарищ майор государственной безопасности, ваше задание выполнено. По дороге встретили своих, точнее ваших, их зажали в лесу немцы, пришлось вступить в бой. Двоих потеряли, двое раненых, один тяжелый. У ваших один убитый и двое раненых, хотя странные они какие-то…

— Спасибо, лейтенант, молодец.

— Служу трудовому народу!

— Давай, бери своих и на броню, сейчас возвращаемся, а я пока со "своими" пообщаюсь.

Мы стояли и смотрели друг на друга, как бы изучая. Да, передо мной стоял действительно профессионал, битый жизнью. Он еще раз уважительно окинул внимательным взглядом и меня, и мое окружение, чуть усмехнулся и заговорил:

— Давайте знакомиться, товарищ майор государственной безопасности…

Последние два слова он чуть с иронией выделил.

— Капитан Ненашев, спецподразделение ФСБ.

— Майор Оргулов. Военная разведка, морская пехота, Черноморский флот…

Конец четвертой книги.

Станислав Сергеев И снова война Книга пятая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею "Мозгу" Павлову, если бы не его нравоучения и потрясающая эрудиция, то, наверное, и первая книга не появилась на свет, Владимиру Мельнику, полковнику Игорю Вадимовичу Мамчуру, капитану 2-го ранга Олегу Дегтяреву, Андрею Черенкову.

Отдельная благодарность товарищам-единомышленникам с интернет-форумов "Черное Солнце" и Самиздат, которые вместе со мной сопереживали героям книги, выискивали ошибки и логические нестыковки.

От автора

Работая над книгой, которая, по идее, является боевой фантастикой, мне приходилось обращаться к историческим документам, доступным в Интернете, и даже этого хватило, чтобы понять, какой трагедией для нашего народа была та война. Как бы ни освещались те события, любому здравомыслящему человеку понятно, что нас приходили уничтожать. Хороший Сталин или плохой, это дело его современников, для нас это фигура политического деятеля, который, да, с огромными потерями, но привел страну к Победе.

Вопрос совершенно в другом: если эта книга даже в малой степени заставит задуматься, а после ее прочтениякакой-нибудь молодой парень оторвется от телевизора и наберет в поисковой системе "Вяземский котел 1941" или "Уманьская яма 1941" и внимательно изучит то, что доступно, я буду считать, что моя задача выполнена. Может, станет понятно, как целенаправленно уничтожались наши люди, как сотни тысяч пленных, от безысходности поверивших в цивилизованность захватчиков, умирали тысячами в концлагерях в СПЕЦИАЛЬНО создаваемых нечеловеческих условиях. Война не закончилась, она просто приняла другие формы…

Пролог

Канонада не смолкала уже целые сутки. Артиллерия 11-й армии Вермахта съедала боеприпасы целыми составами, которые приходили на станцию Бахчисарай, быстро разгружались и уходили, освобождая место для других поездов, загруженных снарядами. В ставке фюрера захвату Севастополя уделяли особое внимание, поэтому, несмотря на тяжелую обстановку на фронте, сняли с ростовского направления моторизованную дивизию СС "Адольф Гитлер" и практически весь состав 49-го горнострелкового корпуса. Регулярные налеты русских бомбардировщиков Черноморского флота на нефтяные вышки в Румынии вызывали стойкое раздражение фюрера.

Тщательно продуманная и обеспеченная силами и средствами операция пока шла по плану: командующий 11-й армией генерал Эрих фон Манштейн внимательно выслушивал доклады командиров корпусов, но сам изредка поглядывал на представителя Абвера, который по личному указанию Адольфа Гитлера находился при штабе армии. Вообще с этой операцией было не все в порядке, и генерал Манштейн ощущал какую-то недоговоренность со стороны и высшего руководства, особенно со стороны офицеров Абвера и СД, которые с недавних пор буквально наводнили его штаб. С удивлением он узнал, что его армия на данный момент снабжается по приоритетному списку, и именно сейчас для поддержки штурма осажденного Севастополя специально перебрасывается 8-й авиакорпус Люфтваффе во главе с легендарным бароном Вольфрамом фон Рихтгофеном. Снятие с московского направления столь мощной силы говорило о наивысшем приоритете, который руководство Германии уделяло уничтожению группировки большевистских сил, обороняющих Севастополь. При этом некоторые цели, указываемые представителями Абвера, обстреливались с особым усердием, и на них, как правило, тратилось не в пример больше боеприпасов, чем на обычные цели. Это наводило на размышление, что штурм города прикрывает нечто иное, более грандиозное, о чем простым военным пока не спешат рассказывать. Сначала были уничтожены давно обнаруженные станции постановки помех, которых у русских в последнее время появилось до безобразия много, затем целенаправленно бомбили узлы связи, штабы крупных соединений. После такого показательного избиения с воздуха оперативной радиосвязи уже никто не мешал, и немецкая военная машина смогла в полной мере использовать свой давно отлаженный механизм взаимодействия между разными видами вооруженных сил.

Еще одним необычным явлением была не то чтобы дружеская, но довольно деловая обстановка в смешанной группе, состоящей из офицеров Абвера и СД. Обрывки разговоров, мельком слышанные генералом, озадачили его:

— …они все равно вылезут. В Севастополе слишком много их техники…

— …примерно появляются каждые полчаса…

— …район выхода полностью перепахали…

— …портал не виден…

Но натолкнувшись на пронзительный и даже наглый взгляд высокопоставленного эсэсовского офицера со шрамом вполлица, Эрих фон Манштейн решил не забивать голову и занялся своими прямыми обязанностями.

После начала массированной артподготовки войска пошли в наступление, как всегда столкнувшись с фанатичным сопротивлением русских. Большая часть артиллерии отвлекалась на обстрелы, указанных специальными представителями фюрера районов, и особенно это касалось окрестностей поселка Инкерман. Учитывая подавляющее превосходство Люфтваффе, в небе над городом практически непрерывно висели немецкие самолеты, и в течение дня любая активность русской авиации была жестко подавлена. Немногочисленные аэродромы противника, изрытые воронками, превратились в кладбища сгоревших самолетов, на остовах которых в копоти едва просматривались красные звезды. Над городом в сопровождении нескольких истребителей постоянно висели самолеты-корректировщики, помогающие более основательно засыпать бомбами и снарядами огрызающиеся огнем русские укрепления.

Дополнительно к операции был привлечен целый батальон из состава полка "Брандербург", в задачу которого входило в условиях боевой обстановки, используя форму противника и знание русского языка, проникать в тылы и устраивать диверсии и расчищать путь регулярным частям Вермахта. Но тут легендарные бойцы Абвера, на счету которых были десятки удачных операций, столкнулись с жестким противодействием. Русские необычно быстро и эффективно научились определять переодетых солдат "Брандербурга" и без лишних разговоров и разбирательств на месте их безжалостно уничтожали. После гибели шести групп элитных бойцов Абвера в расположении батальона царило уныние, и, ввиду сложившихся обстоятельств, заброска диверсионных групп в тыл большевиков была приостановлена, а войсковые разведчики озаботились причинами столь высокой эффективности русских. Уже к вечеру, после допроса пленных, было установлено, что перед началом боев, советские контрразведчики какой-то бесцветной краской метили своих солдат, и рассмотреть эти знаки можно было только в свете необычных фонариков. Что за краска, что за фонарики, офицеры Абвера могли только гадать, но пока в свете последних событий работа батальона "Брандербург" была парализована.

По мере развития операции штурмовые подразделения 11-й армии все больше и больше увязали в многочисленных укреплениях обороняющихся, неся огромные потери. Особый страх у немецких солдат вызывали так называемые огненные ракеты, которые в огромном количестве сыпались на головы наступающих частей Вермахта. Хитрые русские нашли рецепт "греческого огня", и ампулы с адской жидкостью вставлялись вместо зарядов в реактивные снаряды, оставшиеся после разгрома авиации, и с помощью самодельных направляющих запускались в атакующие порядки. При этом часто снаряды взрывались в воздухе, заливая немецких солдат огненным дождем, капли которого невозможно было потушить обычными средствами. Густые клубы дыма закрывали поле боя, мешая наземным и воздушным наблюдателям качественно корректировать артиллерийский огонь. В штаб армии поступали донесения о фактах отказа наступать, невыполнении приказа и многочисленных нервных срывах у заливаемых русским "греческим огнем" немецких солдат.

К пяти часам, когда уже наступили ранние ноябрьские сумерки, немецкие войска не добились особых успехов. Им всего лишь удалось овладеть двумя линиями оплавленными огнеметами и разваленными многочасовым артиллерийским огнем окопов. Но на первом этапе именно такой результат и предполагался немецким командованием, поэтому следующий день ожидался не менее тихим, и со стороны Бахчисарая всю ночь в расположение 11-й армии шли нескончаемые потоки грузовиков, везущих тысячи тонн боеприпасов.

Тридцатая батарея, называемая немецким командованием как форт "Максим Горький", активно обстреливала железнодорожные станции, где было замечено скопление немецкой техники. Ужасающий грохот на севере и пришедший позже доклад, что на воздух взлетели несколько эшелонов с боеприпасами, доставили дополнительное беспокойство немецкому руководству. Вообще этот злополучный форт доставлял много неприятностей осаждающей армии, и все попытки его нейтрализовать пока заканчивались неудачей. Именно сюда в первую очередь были направлены две особо подготовленные группы "Брандербурга", которые бесследно исчезли, и только после допроса пленных стало известно об их уничтожении.

С наступлением темноты штурм не прекратился, и артиллерия все так же методично перемешивала окопы и укрепления обороняющихся русских войск. Для обеспечения корректировки огня в воздухе непрерывно висели медленно опускающиеся на парашютах осветительные бомбы. Самолеты-наблюдатели кружили над городом, выискивая дополнительные цели, но, несмотря на тяжелую ситуацию, представители Абвера и СД требовали жесткого контроля и постоянного обстрела небольшого участка местности в районе поселка Инкерман.

После полуночи ситуация изменилась. В связи с перерасходом боеприпасов, плотность огня немецкой артиллерии немного упала, да и ответный огонь русских был достаточно эффективным — несколько десятков тяжелых орудий были выведены из строя, а потери артиллерийских расчетов уже исчислялись сотнями. На линии соприкосновения с противником, подсвеченной все еще горящей зажигательной жидкостью русских, непрерывно вспыхивали перестрелки, часто переходящие в рукопашные схватки. Восточные варвары отчаянно пытались вернуть потерянные за день позиции.

Осушив очередную чашечку кофе, услужливо принесенную адъютантом, Эрих фон Манштейн склонился над картой, выслушивая доклады начальника штаба полковника Велера и начальника тыла армии полковника Гаука, когда в кабинет с выпученными глазами влетел представитель Абвера полковник Вальтер Лухт с требованием немедленно открыть огонь всей артиллерией по этому злополучному участку под Инкерманом. Генерала Манштейна так все это утомило, что он не сдержался:

— Господин полковник, несмотря на то, что вы наделены особыми полномочиями, никто вам не давал права пренебрегать воинской дисциплиной и субординацией. Придите в себя, примите должный вид и обратитесь, как это положено к старшему по званию. В противном случае я прикажу вас выставить вон, а сам сообщу фюреру, что вы не справились с поставленным вам заданием.

Лухт как будто налетел на стену и получил на голову ведро холодной воды, встал по стойке смирно и уже совершенно другим тоном ответил:

— Господин генерал, разрешите доложить?

Манштейн, с пеленок воспитанный в военных традициях, сварливо буркнул:

— Докладывайте.

— Господин генерал, на участке под Инкерманом, отмеченном как особая зона, замечено выдвижение особых сил русских, и я вынужден, пользуясь своими полномочиями, потребовать нанесения максимально мощного удара.

Командующий 11-й армией выругался. Вся эта тайна у него уже была поперек горла.

— Так что же там такое происходит, что вы так боитесь появления этих особых сил русских? Там что, дверь в ад, и оттуда могут на нас налететь легионы большевистских демонов?

— Никак нет, господин генерал!

Он немного запнулся, но выдал давно подготовленную легенду:

— Там находится выход из штолен, где у русских скопилось много боевой техники, которую они могут бросить против наших войск.

Все в комнате прекрасно понимали, что полковник врет, но перечить не посмели, и Манштейн, глубоко вздохнув, дал соответствующую команду.

После ухода непонятно чем взволнованного полковника Абвера штаб армии, как хорошо налаженный и спаянный профессионализмом и дружескими отношениями механизм, продолжил свою работу без ажиотажа, спокойно и выдержанно.

Ближе к трем часам утра начали приходить весьма противоречивые доклады, вызывающие недоумение у офицеров штаба армии. Сначала снова пропала радиосвязь, и, только используя заранее проложенные проводные линии, вышел на связь командующий 30-м корпусом генерал фон Зальмут и несколько взволнованно, учитывая его спокойный, выдержанный характер, доложил, что практически вся его артиллерия, участвующая в обстреле укреплений Севастополя, была уничтожена в течение сорока минут. Чуть позже связь со штабом 30-го корпуса вообще пропала, а, учитывая постоянное подавление радиосвязи противником, уточнить, что же произошло под Севастополем, не было возможности. Манштейн дал команду отправить офицера-связиста с приказом восстановить связь с генералом фон Зальмутом, а сам связался с командующим 8-го авиакорпуса Люфтваффе бароном Вольфрамом фон Рихтгофеном.

— Что у вас?

— Огромные потери. За последние два часа мы потеряли почти все самолеты, находящиеся над городом, выполняющие подсветку осветительными бомбами и корректировку артиллерийского огня. Господин генерал, что там, черт возьми, происходит? Радиосвязи нет, оставшиеся в живых пилоты рассказывают про какие-то огненные стрелы и снопы огня, бьющие с земли?

— Я сам бы хотел, господин генерал, узнать, что там происходит. У меня нет связи с корпусами. Абвер и СД что-то знают, но молчат, только требуют, чтобы мы обстреливали Инкерман, как будто там находятся ворота в ад.

— Вот-вот, у меня в штабе тоже есть пара контролеров с непробиваемыми бумагами с ОКХ…

После разговора с командующим 8-го авиакорпуса на душе у командующего 11-й армией было неспокойно и, дав команду начальнику штаба полковнику Велеру во что бы то ни стало обеспечить связь со штабами корпусов, Манштейн подошел к окну и открыл его, всей грудью вдохнув холодный морозный воздух. Где-то на юго-западе грохотал осажденный Севастополь, а здесь, в небольшом селе Сарабуз, где в здании местной школы расположился штаб армии, все выглядело не настолько зловеще. Рассматривая подсвеченные зарницами горы, генерал пытался понять, что же такое от него скрывали офицеры Абвера и СД, что с такими выпученными глазами носились по штабу, выпрашивая артиллерийскую поддержку. До него доходили доклады, что в порядках наступающих дивизий действуют специальные зондеркоманды военной разведки и главного управления имперской безопасности, которые ищут неизвестно что и при любом интересе посылают всех подальше, ссылаясь на приказ чуть ли не самого фюрера. Сейчас кажется, что исчезновение связи и огромные потери в живой силе, технике и особенно в авиации как-то связаны с этими странными поисками.

Наблюдая, как по двору носятся готовящиеся к отъезду связисты, Манштейн уже хотел закрыть окно, когда услышал странный, быстро нарастающий звук. Это не напоминало звук самолета, тем более привычного русского фанерного ночного бомбардировщика, который повадился бомбить тыловые подразделения. Это было нечто иное, более грозное и мощное. Ревущая тень пронеслась над селом, мелькнув в свете прожекторов пятнистым брюхом и каким-то мерцающим диском сверху, оставив вместо себя несколько спускающихся на небольших парашютах цилиндров.

То, что это смерть, генерал понял сразу: эти цилиндры не могли нести ничего иного. В последние мгновения своей жизни, как в замедленном кино, Эрих фон Манштейн, которому уже никогда не суждено было стать генерал-фельдмаршалом, наблюдал за падением одного из цилиндров прямо перед зданием школы. Легкая вспышка, после которой остался крупный, похожий на пузырь, сгусток какой-то пыли, еще вспышка, и пузырь превратился в ревущее пламя, которое ударило генерала в грудь, мгновенно переломав кости и спалив волосы и испепелив мундир. Мгновением позже кусок изжаренного перемолотого мяса, то, что недавно было командующим 11-й армией Вермахта, отлетело внутрь комнаты, и впоследствии было погребено под обломками здания школы, не выдержавшего ударной волны.

Практически полностью выведенный из строя бомбами объемного взрыва штаб армии, осадившей Севастополь, уже не мог оказать серьезного сопротивления, когда неизвестная пятнистая машина вернулась и с помощью неуправляемых ракет и скорострельных пушек и пулеметов быстро подавила любое сопротивление. Сделав пару контрольных кругов, не заметив никакого движения, еще раз ударив ракетами по полуразрушенному зданию школы, странная грохочущая машина развернулась и ушла в темноту, оставив после себя горы трупов и горящее село.

Здесь, в развалинах школы нашел свою смерть подающий надежды немецкий генерал, которому уже не суждено было принять парад своих войск на улицах захваченного Севастополя.

Глава 1

Мерно стучали колеса поезда, отбивая привычный ритм, заставляя возвращаться воспоминаниями в далекое детство, когда отец еще служил на севере, и мы каждое лето отправлялись в отпуск к родственникам в Крым. Именно память о том беззаботном времени частенько не давала скатиться в бездну отчаяния из-за сложившейся ситуации.

"Н-да, вляпался я знатно", — грустно вздыхая про себя, ворочался на своей полке, стараясь принять удобное положение и не напрягать поврежденное осколком плечо. Рядом, на нижней полке вагона снова начал громко стонать, крутиться и вызывать на помощь "вертушки" похожий на мумию из-за большого числа намотанных бинтов Ненашев. Лежащий в нашем закутке майор-танкист опять что-то стал бурчать о странных "вертушках" и "градах", и, кряхтя, спустившись на пол, накинул на плечи простую солдатскую шинель, хромая, отправился к тамбуру на перекур. Несмотря на дикую пульсирующую боль в пробитом осколком плече, я старался наслаждаться чистотой и покоем, точнее его подобием, насколько это возможно в таких условиях. Начальник санитарного поезда, уносящего нас на восток, подальше от линии фронта, отличался прямо-таки патологической тягой к чистоте и нещадно гонял медсестер и санитарок за любую антисанитарию.

Питание было вполне сносным, и я даже умудрялся получать наслаждение от супа из пшенного концентрата и какого-то суррогатного чая, напоминающего по вкусу заваренные опилки. На фоне невероятных приключений последнего времени эти несколько дней спокойствия и чистоты позволили восстановиться психике, а также элементарно выспаться. Неподдельно душевное отношение персонала к раненым в первое время заставляло напрягаться, как-то на фоне лечебных заведений нашего времени все это выглядело натянуто, но потом уже всей душой поверив в реальность происходящего, стал наслаждаться обстановкой. Будучи ограниченно "ходячим" больным, через силу прохаживался по вагону, сторонясь, пропуская мимо себя спешащих по делам медсестер, врачей и санитарок. Я не курил, но частенько сам зависал в тамбуре, наслаждаясь неторопливыми разговорами с, так сказать, местными ранеными.

Меня интересовало все, что можно было накопать по состоянию на фронте, и я особенно пытался отследить реальные изменения по сравнению с известной историей моего мира. Вагон у нас был смешанный, но так получилось, что тут собрался преимущественно командирский состав, и на правах равного я мог расспрашивать и получать вполне достоверную информацию на тактическом уровне.

Дождавшись, когда из курилки вернется сосед-майор, сам накинул шинель, которая у нас с танкистом была одна на двоих, и поковылял в тамбур. В нашем купе мы с ним только и были ходячие, поэтому по негласному соглашению, на случай если кому-то станет плохо, кто-то должен был находиться на месте. Ненашев все еще был без сознания и периодически вызывал "вертушки" и ругал "духов", а вот старлей-летчик с перебитыми ногами тихо скрежетал зубами и иногда от приступов боли, зажав зубами кусок одеяла, тихо мычал. В соседних купе была примерно такая же картина, и у нас, "ходячих", создалось некоторое общество.

Проскрипев дверью, вывалился в тамбур и втянул в себя холодный морозный воздух. Сейчас тут никого не было, и я, прислонившись здоровым плечом к стене, с некоторой грустью стал смотреть в заледеневшее окно и любоваться проплывающими мимо заснеженными просторами России в сумерках уходящего дня. Осень и зима 41-го года. Тяжелое, трагическое и переломное время. Именно тогда фашистам основательно дали по голове, дав понять, что блицкриг не получился и начинается тяжелая и долгая война на уничтожение. Пока это было понятно мне и некоторым особо посвященным из высшего руководства страны. Немецкие генералы все еще рвались к Москве в рамках операции "Тайфун", несли огромные потери, теряли технику, замерзали, но все равно как упертые ломились к столице. Сибирские дивизии были уже давно переброшены и сосредотачивались для знаменитого контрнаступления, отбросившего войска противника от столицы СССР, и как мне казалось, в этой реальности все будет проведено намного продуманнее и основательнее. Планы, силы, районы сосредоточения и направления главных ударов, конечно, мне были неизвестны, но общую картину я себе прекрасно представлял…

Несмотря на то что тамбур постоянно проветривали, стойкий тяжелый запах дешевого табака буквально въелся в стены. У нас в бункерах курево давно закончилось, да и дымить в переполненных людьми помещениях запрещалось, поэтому такие мелкие нюансы, запахи, чистый воздух, натуральные продукты и даже просто человеческие отношения радовали и заставляли наслаждаться моментом. За спиной хлопнула дверь.

— Что, капитан, тоже не спится?

Сзади стоял летный подполковник, вроде как командир штурмового полка. Об этом я краем уха случайно услышал, когда девчонки-медсестры между собой обсуждали это немаленькое начальство. Мы с ним частенько пересекались, но как-то поговорить по душам не получалось: у каждого была своя история, иногда умение помолчать за компанию ценится намного больше, чем умение поддержать разговор.

— Есть такое дело.

— Вот и мне тоже…

Не знаю почему, я его понял, почувствовал, о чем он.

— Воспоминания мучают?

Летун невесело ухмыльнулся, точнее, как-то странно скривился.

— Давно воюешь, капитан?

Я задумался. А смысл врать, поэтому ответил, так как оно есть.

— На этой войне с Могилева.

Он удивленно повернул голову и по-новому оглядел меня с ног до головы. Хмыкнул, поняв оговорку про эту войну.

— Солидно. Значит, понимаешь.

— Понимаю. Совесть мучит, полковник, что ты жив, а они там остались?

— Я их посылал…

Он начал с горечью рассказывать, как штурмовой авиаполк бросали в отчаянные вылеты без истребительного прикрытия, как гибли молодые летчики, а у меня перед глазами стояли недавние события моей жизни, закинувшие меня в этот санитарный эшелон…

* * *

Аварийное схлопывание портала новоявленных коллег по шнырянию во времени вывело из строя практически всю электронику у противника, но оружие продолжало стрелять, полевые проводные телефоны звонить, а посыльные гонять на мотоциклах, развозя приказы. Поэтому логично было предположить, что на наш прорыв противник уже должен начать стягивать силы и в лучших традициях тактики готовить локальный контрудар. Угу. Немцы не зря всю Европу поставили на четыре кости и заставили работать на себя, поэтому приходилось спешить. Затащив в БТР раненых эфэсбэшников, мы рванули обратно к нашим позициям. Лихо так рванули, ревя движками и несясь на максимальной скорости, стараясь быстрее вырваться из леса, пока немцы не успели восстановить непрерывную линию обороны. Вывалившись на поляну, где сходились две дороги, мы столкнулись лоб в лоб с колонной из восьми грузовиков с пехотой и бронетранспортером, вооруженным малокалиберной автоматической пушкой. Четыре замыкающих машины тянули за собой пушечки, лафетом очень похожие на наши "сорокопятки". Головной БТР с бойцами на броне, идущий впереди в качестве передового дозора, с ходу вступил в бой, открыв огонь из КПВТ по немецкой бронемашине, которая, несколько раз тявкнув своей пушечкой, соскочила с дороги, уткнулась в дерево, смачно задымив. Башенный стрелок БТРа перенес огонь на идущие следом грузовики, а тут как раз и мы подоспели. Хлесткий выстрел идущего следом Т-72 основательно дал по ушам, а тяжелый фугасный снаряд разнес один из грузовиков, раскидав вокруг горящие ошметки пехотного взвода. Мы уже привычно попрыгали с брони и, рассредоточившись, открыли огонь из стрелкового оружия. Со второго БТРа затявкал АГС, накрывая немецкую колонну серией гранат, парочка из которых удачно попала в грузовики, добавив колорита, света и огня. Снова выстрел танковой пушки, и еще один из грузовиков разлетелся горящими лохмотьями. Лес наполнился грохотом взрывов, криками, русским забористым матом. Рядом хлопнул выстрел РПО, и в расположении немцев вспыхнул заряд объемного взрыва, слизнув расчет пулемета, который расположился вполне вольготно и начал энергично постреливать в нашу сторону. Отвлекшись от стрельбы, отжал тангенту манипулятора радиостанции.

— Это Феникс, коробочки, сносите на хрен машины, освобождайте дорогу. Времени нет!

Но в данной ситуации команды были лишними: танки, и так уже обогнав передовой БТР, своими многотонными тушами сносили с дороги горящие, иссеченные пулями и снарядами грузовики. Оставшиеся в живых немцы, кому посчастливилось успеть выбраться из раскромсанных тяжелыми пулями КПВТ грузовиков, задавленные плотным огнем танковых пулеметов, прикинули, чем им грозит такое развитие ситуации и, побросав оружие и раненых, дали деру, стараясь уйти подальше от неуязвимых монстрообразных русских танков с длиннющими крупнокалиберными пушками. Постреляв ради приличия вдогонку, мы снова забрались на броню, затащили новых раненых и одного убитого из приданного взвода НКВД, и дернули дальше, довольные таким показательным разгромом роты противника. Раненых противников добивать не стали — не было времени, а вот несколько трофейных пулеметов все-таки прихватили, вещь скорострельная и в хозяйстве хулиганствующих путешественников во времени просто необходимая.

До линии фронта было не более десяти километров, но нам пришлось еще три раза вступать в серьезные перестрелки и, походя, разогнав какую-то тыловую часть, не смогли удержаться и утащили с собой на прицепе две полевые кухни с приготовленным обедом и угнали два грузовика с продуктами. Т-72 и Т-64 в качестве аргументов в комплекте с подготовленной и неплохо экипированной механизированной пехотой действовали очень эффективно на противника, особенно с учетом того, что на этом участке основные средства усиления мы расколошматили еще при прорыве.

Весьма трагическим моментом нашей эпопеи был последний рывок к окопам, занятым советскими бойцами, когда на фланге обнаружилась свеженькая зенитная батарея, внезапно устроившая пострелюшки по нашим бронированным машинам, сумев вывести из строя еще один БТР и подбить прямо посередине поля трофейный грузовик с продуктами. Танковые пушки без особого труда подавили новоявленную угрозу: лазерные дальномеры, баллистические вычислители, да к тому же еще корректируемая стрельба советской артиллерии быстро позволили справиться с зенитно-артиллерийской проблемой. Возникшая задержка дала немцам возможность перекинуть дополнительные подкрепления, и нам пришлось отбить несколько вялых контратак, что повлекло дополнительные жертвы и гигантский расход дефицитных боеприпасов для оружия из будущего, запас которых можно было восполнить только в нашем времени.

Перебравшись на свою территорию и успев спрятаться в складках местности, мы еще пару часов пережидали массированный артобстрел озверевших от нашей наглости немцев. Тут уже пошла обычная контрбатарейная борьба, где у нас было неоспоримое технологическое преимущество, тем более в свете начинающихся сумерек подняли в воздух метеозонд с видеокамерой, оснащенной мощной оптикой и тепловизором, и сумели основательно разглядеть вновь подтянутые батареи противника и соответственно стали их давить огнем.

В процессе боя я несколько раз пытался связаться с Базой, но она не выходила на связь. Уже прорвавшись к нашим позициям, целенаправленно отправился к точке перехода и несколько часов просидел в ожидании открытия портала, с каждой прошедшей минутой все больше и больше понимая, что случилось нечто весьма неприятное.

Бой постепенно затихал: в окопах противника снова замелькали характерные по форме каски, но в бой ввязываться они не решались — очередное показательное избиение немецкой артиллерии на этом участке фронта было лучшим аргументом. Правда, кто-то из немецких младших командиров решил проявить инициативу и обстрелял из минометов наши окопы. Тут народ снова удивился — занимавших до этого окопы немцев быстро научили уважать наших артиллеристов, и без надобности они старались не открывать огонь, а тут такая наглость. Быстро определив позиции минометов, целый гаубичный дивизион тут же по ним отработал, и в качестве закрепления урока раскатали разведанные с метеозонда места расположения полевых кухонь, которые согласно типичной немецкой пунктуальности уже дымили, распространяя даже до наших окопов запахи свежеприготовленного ужина.

Оставшись без законной пищи, немцы обиженно постреляли в ответ и затихли, изредка пуская в воздух осветительные ракеты. Ближе к полуночи и это они как-то странно прекратили. Убедившись, что портал не открывается, я вернулся к своим бойцам и решил наконец-то серьезно поговорить с Ненашевым. Его вместе с тремя уцелевшими бойцами по моему указанию изолировали в отдельном блиндаже до особого разрешения.

В это время шел дележ захваченного грузовика с продуктами — несмотря на то что сюда регулярно через порталы перетаскивали тонны грузов, проблема с продовольствием стояла весьма серьезно — осажденный Севастополь тоже не мог себе позволить выделять много ресурсов для содержания Бориспольской группировки. Поэтому любую добычу встречали с радостью, считали и делили "по совести", хотя тут кому как повезет. Оставшийся на ничейной полосе подбитый грузовик с продуктами, вокруг которого валялись консервы, раскиданные взрывом зенитного снаряда, оказывается, вызывал нездоровый интерес не только у наших бойцов — наблюдатели, оснащенные приборами ночного видения, засекли несколько человек с той стороны, подбирающихся к вожделенному грузу. Ради интереса меня известили мои бойцы, отслеживающие изменение обстановки у противника, и когда командир сводного полка, держащего оборону на этом участке, хотел устроить контратаку, ему просто посоветовали вызвать майора госбезопасности Кречетова, коим я именовался в последнее время, и посоветоваться с ним. Вдруг что дельное придумаю, тем более привлекать секретные танки, которые навели столько шороху у фашистов, без моего ведома было строго запрещено.

В окопах меня встретил прапорщик Кафтайкин, на данный момент командующий сводным отрядом из бойцов внутренних войск, которые шуршали на передовой, отрабатывая методы нанесения максимального ущерба противнику, при этом обучая этому искусству группу приданных специалистов, специально откомандированных для перенимания опыта у потомков.

Идя в темноте по окопу в сопровождении пехотного капитана, командира батальона, где через каждые двадцать метров нас окликали часовые, приблизились к посту моих наблюдателей. Коля Кафтайкин, сидя на пустом ящике из-под патронов, что-то тихо рассказывал одетому в советский маскхалат человеку: скорее всего одному из спецов Главного управления госбезопасности, шестерку которых обкатывали на передовой вместе с нашими ребятами. Увидев меня, они осторожно поднялись, прекрасно зная, что на фронте тянуться не принято, но воинское чинопочитание никто не отменял.

— Привет, Коля, ну что у нас там?

— Товарищ майор, да там человек шесть фрицев шуршат возле грузовика, наши консервы собирают.

— Так в чем проблема, выдвигай две снайперские пары с "бесшумками" и с ночниками, пусть всех положат, а потом отправляйте нашу группу и собирайте жрачку.

— Для выдвижения готовы три пары — две снайперские и одну с пулеметом для поддержки, просто без вашей команды ничего пока делать не стали…

— Хорошо. Считай, я дал добро. Только за жрачкой выпускайте местных разведчиков — сами не лезьте, не хватало, чтобы кого-то из наших утянули на ту сторону. Уж слишком все это на ловушку похоже. А так, если будет возможность, прихватите "языка", может, что интересное что расскажут, тут вроде свежие немцы появились, непуганые. Интересно будет узнать, кого принесло.

— Понятно. Сделаем, товарищ майор.

И повернувшись к комбату, дал команду:

— Капитан, а вы поднимайте людей, может, придется ночную атаку противника отбивать. Артиллеристов я сейчас предупрежу, чтобы в случае чего поддержали. Они как раз все основные цели раздолбали, пусть новые выявляют и давят.

Пока снайпера выдвигались на позиции, я, договорившись с мобильным центром управления артиллерийским огнем, оставаясь на связи, отправился в блиндаж, где сидели наши новые коллеги, путешественники во времени, из специального отряда ФСБ. За операцию по изъятию продуктов я как раз не волновался: вряд ли это подстава, слишком мало времени прошло для организации такой многоходовки, поэтому, когда появилась возможность спокойно поговорить с попаданцами, отправился к блиндажу, где содержали эфэсбэшников.

Там на охране сидели мои ребята — слишком важные гости к нам попали, поэтому пришлось снова связываться по радио и предупреждать о своем визите. Встретил меня вездесущий Вяткин, которому я всегда старался поручать такие ответственные дела.

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Привет. Как там задержанные?

— Да нормально. Тихо сидят. Ждут вас.

— Как тебе снова на передке?

— Да как, товарищ майор. Лучше. Теперь мы не слепые и есть чем ответить. Всяко лучше, чем тогда под Могилевом, когда с винтовками на танки…

— Прав, прав. Я тогда в Могилеве мечтал хотя бы об одном танке…

Я замолчал, вспомнив Могилев, развалины города, где дрались до последнего. Где умер парень Виктор, прикрывший меня своим телом. Вспомнил летчика Иволгина, похороненного где-то под Рославлем. Сколько их таких было — безымянных и забытых. Сейчас мне предстоял серьезный и трудный разговор. И я, как бы обращаясь к ним, просил дать мне силы и уверенность, потому что сам уже был на грани. Слишком много всего навалилось, и постоянное нервное напряжение уже давало о себе знать.

— Вот что, давай капитана Ненашева сюда, поговорить надо, пощупать, что он за человек.

— Ой, не простой человек, товарищ майор.

— А нам что в последнее время попадаются другие?

— Тоже верно.

— Давай его, только так, по-хорошему, без пинков. Если человек стоящий, может, и договоримся. Что-то там у них не сложилось, и, судя по всему, им интересно с нами дружить.

Вяткин ушел, а я остался один в пустом окопе, ждать задержанного. Пока было время, пытался разглядеть в темноте немецкие окопы, вдыхая холодный осенний воздух. Странно — раньше наслаждался каждой минутой спокойствия на чистом воздухе, особенно после многомесячного сидения в бункере, а тут даже и это не радовало. За спиной раздались шаги и голос Вяткина:

— Вот, товарищ майор, доставил.

Света практически не было, и только периодически мелькающая в просветах несущихся по небу облаков луна позволяла хоть что-то видеть. Ненашев в цифровом камуфляже будущего, правда без разгрузки и бронника, выглядел все равно чужеродно на фоне простых гимнастерок и шинелей, хотя мне все это уже примелькалось, и особого диссонанса я в этом не наблюдал. Морозец уже пробирал до костей, и я в некоторой степени даже завидовал своим курящим соратникам, которые, стоя в стороне, затягивались вонючими трофейными сигаретами, старательно пряча огоньки от возможных наблюдателей и снайперов противника. Мудрый Вяткин оставив нас наедине с эфэсбэшником, предусмотрительно удалился метров на десять по окопу, но я не сомневался, что мой нынешний собеседник находится под плотным контролем, и если он что-то попытается выкинуть, пара снайперов с "ночниками" его уже держат на прицеле. Тем более буквально несколько минут назад я слышал, как старшина вполголоса инструктировал двух наших снайперов-"кукушек" Малого и Миронова. Ценят, значит, уважают. Какое-то чувство теплоты позволило как-то бесшабашно улыбнуться, и я по-новому осмотрел с ног до головы своего гостя и поздоровался:

— Доброй ночи, товарищ капитан.

Тот хохотнул:

— И вам не хворать, товарищ майор госбезопасности.

— Ох, что-то вам покоя не дает мое место в местной иерархии госбезопасности. Неужели завидуете?

— Да нет, не обижайтесь, просто над собой посмеиваюсь. Мы сами, когда поняли, где оказались, в некоторой степени хотели выйти на местные органы госбезопасности и попытаться наладить постоянный контакт, а тут такой сюрприз. Вояки, оказывается, уже давно вовсю тут рулят…

— Понятно. Поговорим?

— А у меня есть выбор?

— Ну-у, выбор-то всегда есть. Так что давай рассказывай, чьих будешь?

Мой собеседник невесело усмехнулся, огляделся по сторонам и как бы между прочим проговорил, переводя разговор в другое русло:

— А ведь у тебя большие проблемы, майор…

— Ого! Это что, угроза такая? И нас сейчас начнут стратеги раскатывать?

— Я не про то. Что, канал не работает?

Я немного удивился.

— С чего взял?

Он как-то обреченно опустил голову. В темноте я его лица не видел, но по голосу понял, что тут что-то личное.

— Значит, прав.

Помолчали, и я начал давить.

— Давай, капитан, колись, что за тема. Ты же тоже не просто так тут кружева плетешь.

— Хорошо. Скажи, у вас действительно проблема с каналом?

— Да. С момента аварийного схлопывания вашего портала мы потеряли связь с нашим временем. Скорее всего, какие-то возмущения, но ничего пока сделать не можем.

— Это у вас единственный канал?

— Капитан, слишком много вопросов. Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы тут устраивать допросы.

— Как тебя по батюшке, майор?

— Сергей Иванович.

— Сергей Иванович, важно, очень важно. Последний вопрос, какие у тебя отношения с руководством СССР?

— Вполне неплохие были, пока вы тут не появились. А сейчас и не знаю. Вроде до них пока ничего не дошло, но это только дело времени. Аварийное схлопывание такой шухер навело, что у нас, что у немцев, да и союзнички задергаются. Кстати, с чего решил, что у нас канал сдох?

— В принципе, на уровне предположений. Кое-что понял из разговоров твоих людей, да и сразу насторожило, что вы нас тут держите, а не к себе забираете. Я на вашем месте обязательно таких фигурантов утащил бы на свою территорию. А вы тут вроде и главные, но силенок маловато: в основном местные военные. Мы в каком-то котле?

— Да. Бориспольский котел. Конечно, историю подкорректировали, как могли, и все не так уж плохо в этой исторической линии, но все равно дела идут не самым лучшим образом.

— Ого. А вы тут вообще давно?

— С самого начала войны.

— И что, все идет так же?

— Да нет. Меняем, как можем, но сам понимаешь, просто так такую махину сдвинуть нереально. Инерция мышления, проблемы управления войсками, низкий уровень подготовки бойцов. Причин много. Но, во всяком случае, операция "Тайфун" началась намного позже, и немцы в холода сорок первого влезут дальше от Москвы, чем в нашей истории. Информация о невступлении Японии в войну принята без перепроверок, и сибирские дивизии уже давно переправлены на Западный фронт. Из Ленинграда в аварийном режиме вывезли детей и основательно подготовились для долговременной осады. Много чего, но результаты будут видны только в сорок втором, это по нашим подсчетам.

— Впечатляет. Это же не все, что-то не договариваешь, но уважаю.

— Правильно мыслишь. Но времени мало, сам понимаешь, пока не пойму, кто ты и кто за тобой стоит, ты и твои люди для меня потенциальные противники.

— Резонно. Хорошо. Ты, как я понял, из тех морпехов, что должны были вывезти груз из третьей точки.

Увидев, что я молчу, он согласно кивнул головой.

— Теперь понятно: вскрыли контейнер и сумели воспользоваться резервными данными по проекту. Интересно, как вам это все удалось?

Я не стал вдаваться в подробности — до сих пор было неприятно вспоминать то время.

— Жизнь заставила. Раз ты знаешь весь расклад, то понимаешь, если мы смогли сами освоить технологию перемещения, значит, многое умеем.

— Вот это и удивляет. У нас целый институт пахал над этой проблемой, и то с трудом смогли чего-то добиться. Это не считая трех филиалов.

— А вот с этого момента поподробнее. Что, может, еще кто-то появиться?

— Нет. Перед самой войной мы успели эвакуировать два филиала на основную базу. А вот третий, на Кавказе, не успели. Группа, обеспечивающая эту операцию, была уничтожена турками или америкосами, там до конца так и не понятно, поэтому, больше от отчаяния, перед самым ядерным ударом слили задание вашему командованию…

— Ага, и послали мою группу. В итоге выжило всего двое, не считая меня.

— Я так понял, вы тут с предками сами в частном инициативном порядке работаете, или все-таки украинские власти руководят проектом?

Он как-то пытливо уставился на меня, и в свете блеснувшей сквозь окно в облаках луны я увидел его напряженный взгляд.

— Нет, сами. Пока по возможности держим тему в секрете, но времени мало осталось. В течение двух-трех месяцев готовим полную эвакуацию.

— Да, впечатляет. Не ожидал от вас такой прыти.

— А есть выбор? У нас в Крыму шли тяжелые боевые действия, гражданская война. Подготовленных убежищ практически не осталось. Те, кто выжил, быстро умирают от голода и болезней, особенно это касается детей. Единственный шанс — переселиться в прошлое. Первую партию уже отправили за Урал.

— Понятно. В принципе, все логично и оправданно. Я нечто подобное надеялся и ожидал услышать. Во всяком случае, вы не торгаши, старающиеся нажиться на технологии перемещения во времени…

Прекрасно понимая, что мой собеседник, прежде чем открывать свои карты, хочет собрать максимум информации, я терпеливо вел этот разговор. Все это мне напоминало первые минуты поединка, когда соперники ходят кругами, изучая друг друга. Но времени оставалось мало, и мне нужна была дополнительная информация, чтобы хоть как-то планировать свои действия.

— Ну что, капитан, выяснил, что хотел? Давай поговорим всерьез, а то времени у нас очень мало. Канал накрылся, и скоро тут без поддержки извне начнется ад, — немцы начнут ликвидировать Бориспольский котел. А мы техники из будущего столько натягали, и если она попадет в руки противника, будет очень весело, учитывая мощности немецкой промышленности. Кстати, как тебя по имени-отчеству?

— Павел Александрович. Хорошо, майор, слушай, тем более у меня нет другого выхода, наверное, может как раз ты и сможешь помочь.

Глава 2

Он не ломался, как девушка, и начал рассказывать. Мне даже не пришлось задавать наводящие вопросы — видно, что человек весьма тщательно продумал свой рассказ и четко и без возможных толкований дозированно выдавал информацию. Нечто подобное я и ожидал услышать.

Эфэсбэшная спецура, набранная из ветеранов горячих точек, охраняла секретный проект. После начала ядерной войны засели в крупном секретном подземном городе в Сибири, куда до этого свезли много чего ценного и интересного. По сути дела, это был один из легендарных научных городков, где в условиях строгой секретности занимались весьма интересными разработками. Одним изтаких направлений был проект путешествия в параллельные миры. Судя по его рассказу, я умудрился воспользоваться их наработанным каналом и все это время, пока шатался между нашими мирами, вызывал у их ученых тяжелую головную боль.

Жизнь в городе была вполне сносной, особенно по сравнению с нашей: свой ядерный реактор и огромные запасы воды и продовольствия позволяли не бояться за ближайшее будущее. Руководил всем этим огромным комплексом объединенный совет, состоящий в основном из генералов ФСБ, и для приличия туда входили несколько ученых и администраторов из гражданских и пара представителей администрации Президента, но они исполняли в основном надзорные функции. В отличие от Украины, в системе долговременных бункеров и убежищ Российской Федерации сохранилось некоторое подобие единой системы власти, замыкающейся на администрацию Президента, но и тут это была скорее формальность. Убежища, входящие в систему Министерства обороны или систему госбезопасности, жили вполне автономно, и, учитывая обстановку на поверхности и огромные расстояния, представляли собой некие обособленные анклавы, общающиеся друг с другом благодаря системам проводной связи, проложенной именно на случай ядерной войны, и нескольким спутникам связи, остаткам орбитальной группировки. Как оно и прогнозировалось, такая система управления убежищами через некоторое время переродилась в некое феодальное государство, где выстроилась четкая иерархия бункеров по принадлежности к той или иной группировке силовиков, со своими секретами, силами быстрого реагирования, системой конвоев для обмена продуктами, горючим и другими ценностями. Вот так и получалось, что капитан Ненашев, попав в руки военных в другом мире, испугался, что секрет перемещения во времени есть и у военных, с которыми они в последнее время не то чтобы конфликтовали, но не дружили. А это, оказывается, было одним их из важнейших козырей, которым переродившееся и выжившее после ядерного конфликта руководство ФСБ хотело изменить расстановку сил на Высшем Президентском Совете, где решались общие вопросы выживания. А по большому счету — обычная возня за власть.

Слушая все это, я не сильно удивлялся — везде одно и то же. Просто у них там все богаче, и количество выживших людей, особенно специалистов, на несколько порядков больше. Главное, есть еще что делить, и, естественно, имеются в наличии силы это все защищать. По некоторым оговоркам Ненашева, в закрытых подземных ангарах ждало своего часа множество новенькой военной техники, как раз подготовленной для ведения боевых действий в условиях ядерной зимы. И это так, на первое время и для мелких стычек, а на случай серьезных разборок припасено и ядерное оружие, а у вояк по океанам до сих пор крейсируют несколько атомных подводных лодок, которые базируются на секретных базах.

Масштаб немаленький, и мне почему-то становилось страшновато, что вся эта братия рано или поздно про нас пронюхает и попрется в Крым, чтобы завладеть моими скромными установками.

После красочной картины российской действительности, нарисованной капитаном спецназа ФСБ в холодном окопе 41-го года, мне на ум пришла всего одна мысль, и я ее высказал, стараясь выявить реакцию собеседника:

— Капитан, ты пытаешься меня завербовать и стать, так сказать, сателлитом вашей группировки? И соответственно слить вашему руководству все наши наработанные контакты с высшим руководством СССР?

— Была такая мысль, но ты же не из тех, майор? Я вижу, ты сам привык рулить всем.

— Так сложились обстоятельства. Я хотел спасти свою семью от медленной смерти. Потом все потихоньку покатило одно за другим, и вокруг меня образовалась целая группа настоящих соратников, с которыми я в прямом смысле слова ходил в разведку.

— Вижу, что люди тебя уважают и ценят. Знаешь, я же не первый день воюю и именно сейчас чувствую, как кто-то из твоих людей держит меня на прицеле. Такое неприятное и гадливое чувство…

Тут я не выдержал и ухмыльнулся.

— Бывает… Ох, любишь ты, капитан, мозги пудрить.

— Сам понимаешь, ставки очень велики. А насчет тебя, ты не кажешься тем, кто добровольно под кого-то ляжет, но и на мелкого царька и маленького фюрера не похож.

— Ненашев, хватит крутить, давай говори, что там у тебя случилось, что ты тут соловьем заливаешься.

— Хорошо. Мое подразделение занимается силовым сопровождением проекта почти с самого начала. После первого удачного пробоя именно я со своими ребятами ходил на ту сторону.

Я молчал. Честно говоря, начали раздражать эти немного театральные паузы, но я решил выказать характер и промолчал. Ненашев, хитро блеснув в темноте глазами, продолжил:

— У нас в этом мире уже полгода как зависла крупная группа исследователей-переселенцев.

"О как!" — тут я встрепенулся. Такого я уж точно не ожидал.

— Давно?

— С ними не было связи с июня по местному времени, как раз когда вы начали активно пользоваться каналом и забили полностью всю работу нашим яйцеголовым.

— Тут что-то личное, капитан?

Он немного помялся.

— Там моя жена с сыном и дочкой. У нас выработалась практика на неделю отправлять на станцию семьи сотрудников, так сказать, как в санаторий.

— Н-да. История. И думаешь, что они могли попасть под раздачу или быть захваченными одной из местных спецслужб?

— Не думаю. Там сейчас мало кто шляется.

— Так они не тут, не на Украине были?

— Конечно. Мы сами охренели, когда канал открылся в лесу. До этого была единственная точка выхода прямо в море, в двадцати километрах от Антарктиды. Там на берегу в складках местности мы и организовали свою базу.

— А почему именно в Антарктиде?

— А где? Протащить через портал добротный корабль, чтобы добраться до Южной Америки нет никакой возможности, вот и гоняли на катерах, перетаскивая оборудование. Даже пришлось понтоны перетащить и на них буксировать технику.

— А меры секретности?

— Обижаешь. Все по высшему разряду. Ты же сам понимаешь, что будет, если про нас узнают местные игроки.

— Дай догадаюсь, вы там собирались построить что-то типа судостроительной верфи и втихаря собрать или малогабаритную подлодку, либо скоростной кораблик с радаром и устроить чартерные рейсы к материку, а там уже легализоваться и с вашими возможностями, технологиями выборов будущего, подмять под себя какую-нибудь небольшую страну, типа Парагвая или Боливии. Уже оттуда, как с некоего плацдарма выйти на финансовые рынки США и… Ну дальше дело техники. Свой мир, где негласно все будет под вашим контролем.

Опять пауза. Капитан молчал, снова рассматривая меня.

— Могешь, майор. Даже я от тебя такого не ожидал. Нечто подобное наши генералы и задумали. Я сам до этого дошел через несколько месяцев, когда накопил кое-какую информацию…

— Ну и дураки. Они что думают, что тут детишки живут? Это же закон жанра — отсутствие технических возможностей компенсируется более тщательной и изощренной работой с людьми. Предки не глупее нас с вами и рано или поздно всё просекут. Вон Гейдрих с Канарисом, по нескольким косвенным фактам, уже давно пронюхали, что на стороне СССР выступили пришельцы из будущего. Тут не все так просто. Вычислят, обложат, захватят и заставят работать на себя.

— Поэтому вы и пошли на поклон к Сталину?

— Ну не просто так, с некоторыми заходами, чтоб, так сказать, вызвать некоторое уважение. Мы, как независимая сторона, абсолютно лояльная к СССР, но со своими интересами.

— Хорошо, что вы тут не строите наполеоновских планов, вот это и хотел услышать, а то наши генералы несколько заигрались.

— Капитан, ты хочешь, чтобы я уговорил Сталина с компанией отправить в Антарктиду секретную экспедицию и спасти, точнее, вывезти ваших людей?

— В общем — да. У них там запасов осталось на пару месяцев, поэтому мы и форсировали работу установки и бросили на ее подпитку почти сорок процентов мощностей энергосистемы нашей базы.

— А ты неплохо разбираешься…

— Пришлось освоить, раз должен обеспечивать безопасность проекта. Тем более еще до службы физтех закончил…

— О, коллега. А я физфак Симферопольского универа.

Мы немного помолчали, переваривая сказанное.

— Ну что, Сергей Иванович, делать будем?

— А что делать? Придется на поклон к Сталину идти да сливать тебя и твоих генералов с потрохами. Как думаешь, ваши установку смогут быстро восстановить?

Ненашев скривился, как будто съел большой кусок лимона.

— Скорее всего, некому восстанавливать. Судя по силе взрыва тут, там такая отдача пыхнула, что должна была выжечь практически весь научный сектор. Мы эту установку собирали несколько месяцев…

— Знаешь, может, это и хорошо.

— Это почему же?

— Тут чисто шкурный интерес. Система перемещений во времени остается под нашим контролем, а товарищи предки недавно попытались, так сказать, пощупать нашу систему безопасности и огребли. А руководству СССР очень интересно с нами дружить.

— Я смотрю, ты все продумал. Теперь понимаю, почему тут тебя так народ уважает. Этот, который Вяткин, ведь местный?

— Да, старшина со мной еще с Могилева.

— О как. Насколько я помню, там жарко было в сорок первом?

— Да. Я там умудрился поучаствовать вместе с бойцами 172-й стрелковой дивизии в обороне города, и, когда остатки войск пошли на прорыв, еще несколько дней с бойцами дрался в развалинах, пока не собрал небольшой компактный отряд и ночью не прорвался из города. Вот Вяткин и еще несколько бойцов с тех времен со мной. И в нашем времени отметились, когда местных бандюков зачищали…

Дальше объяснять смысла не было — капитан сам был воином и прекрасно понял, с кем он имеет дело.

— Хорошо, Сергей Иванович, я с тобой.

— А твои люди?

— Это мои проблемы.

— Нет. Они пока будут под контролем. Плюс перечень стандартных процедур проверки, сам понимаешь, мы не колбасой торгуем и каковы ставки…

До Ненашева наконец-то дошло. Он снова с интересом посмотрел на меня и с какой-то надеждой спросил:

— У вас есть еще канал?

— У нас много чего есть…

Немного неприятный ход разговора был прерван вспыхнувшей перестрелкой. Сначала захлопали винтовки, истерично длинными очередями застучали несколько автоматов, потом к ним присоединился наш ПКМ и ему вторила парочка немецких скорострельных MG-34. Прошла минута, а бой не утихал и даже стал разрастаться: количество участников явно увеличилось, и как последний аргумент с немецкой стороны забухали минометы. Я связался с Кафтайкиным.

— Коля, что там у вас?

— Всё нормально, командир. По-тихому завалили мародеров, парочку прихватили с собой. Уже почти вытянули весь груз к себе, когда фрицы двинули большую группу пехоты. Мы половину положили, так они успели шум поднять.

— Так чего тогда такой грохот?

— Да обижаются, что мы их сделали.

— Потери?

— У нас все нормально, без потерь, чисто ушли. "Портяночники" одного потеряли — шальным осколком прямо в голову. Четверо засели на "нейтралке" с последними мешками со "жрачкой", ждут окончания обстрела.

— Противник?

— Больше двух десятков. Когда шум поднялся, наши снайпера по их окопам отработали и два расчета "станкачей" успели утихомирить, в общем — сделали немцев.

— Хорошо. Выводите людей и заканчивайте эту канитель — немцы все равно завтра отыграются во время артобстрела.

— Вас понял, Феникс.

Ненашев с интересом слушал наш разговор и, когда я спрятал радиостанцию в карман разгрузки, прокомментировал:

— Весело тут у вас.

— Война, однако…

Отправив Ненашева в его блиндаж, я поехал в штаб группировки, чтобы хоть как-то попытаться организовать связь с Москвой.

Таких дальнобойных радиостанций у нас было несколько — когда заработал проход из Севастополя, советское командование сразу озаботилось связью с оставшейся группировкой, тем более после того, как сюда направили несколько свежих частей, Бориспольскую группировку стали рассматривать как весьма серьезный фактор, влияющий на обстановку на Юго-Западном фронте, который трещал буквально по швам. А тут практически списанная со счетов разрозненная, деморализованная, разношерстная толпа превратилась в боеспособную часть, которая сумела оттянуть на себя весьма крупные силы противника, что дало передышку избиваемым советским частям и позволило хотя бы в некотором приближении не то чтобы стабилизировать фронт, но однозначно замедлить продвижение немцев.

Приняв наконец-то решение, я озадачил специально приданного шифровальщика, и на секретную базу под Москвой, где дежурила Кристина, ушла шифровка.

"Странник — Улью. Работа системы нарушена. Последствия непредсказуемы. Появилась новая информация. Требуется экстренная встреча с высшим руководством. Странник".

Пока Москва переваривала и думала, что все это значит, особенно после многочисленных докладов о странном взрыве под Киевом, я отправил вторую шифровку в Севастополь, который был несравнимо ближе, чем Москва, и там мог еще работать канал в будущее.

"Странник — Галсу. Нужна срочная информации о состоянии канала. Странник".

Шифровка с запросом о работе канала ушла в Севастополь и, получив, к своему удовлетворению, после третьей попытки связаться, подтверждение о приеме, наконец-то успокоился и позволил себе нормально сесть в штабе и перекусить трофейной тушенкой из только что захваченных продуктов. Странная ночь — столько всего произошло. И новая головная боль с этими коллегами-пришельцами, и нарушенная работа портала, хотя я как-то не верил, что вся наша система окончательно вышла из строя. В качестве примера был недавний инцидент с нашим порталом и его аварийным схлопыванием, и, как мне казалось, в момент взрыва севастопольский канал не работал, что вселяло определенные надежды.

Когда уже начало светать, почти одновременно разродились и Москва, и Севастополь. Шифровальщик несколько раз прибегал, принося шифрограммы и относя к связистам ответы на них.

"Улей — Страннику. Информация о нестандартной ситуации подтверждается по другим каналам. Руководство со своей стороны настаивает на экстренной встрече. Переправка по варианту "Два". Дополнительно сообщите время для организации встречи. Улей".

Вариант "Два" это уже знакомый и привычный деревянный, легкий самолет У-2, который со снятыми крыльями уже пару недель хранится для особого случая в специально вырытом убежище. Там же обитает и пилот, в задачу которого входит доставить указанного человека на Большую землю. Вот именно сейчас это время и настало.

Чуть позже принесли шифрограмму из Севастополя.

"Галс — Страннику. Канал включался на непродолжительное время шесть раз за последние восемь часов. Самая большая длительность работы шесть секунд. С той стороны получена записка, содержащая информацию о сильных помехах в работе оборудования. Любые попытки перехода людей и техники приостановлены до особого распоряжения. Галс".

Фух! Получив это сообщение, я невольно выругался и чуть ли не начал танцевать по блиндажу от радости. Канал работает, с перебоями, но работает, и это дает хоть какую-то надежду. Теперь можно подготовиться к перелету в Москву.

День тянулся долго и томительно. Немцы, обидевшись на нас за вчерашний рейд, опять пытались долбить артиллерией по нашим позициям, снова и снова перемешивая тонны земли вместе с зарывшимися глубоко в грунт советскими бойцами. Получив информацию о возможных перебоях с поставками боеприпасов, наши артиллеристы редко огрызались, но лупили со смыслом, а не по площадям, и уже ближе к обеду огонь противника немного затих. К вечеру, когда усталые и злые бойцы готовили взлетную полосу для собранного У-2, немцы вообще замолкли. Видимо, еще раз убедившись, что даже ночью артиллерийские дуэли заканчиваются для них плачевно.

Мы с Ненашевым, уже переодетым в форму советского капитана-танкиста, стояли возле самолета и ждали, пока пилот копался в движке и что-то там перенастраивал. Я тоже на всякий случай переоделся в форму пехотного капитана, к которой у меня имелись настоящие документы, сделанные специально для такого случая еще в Москве. Вероятность не долететь и попасть в руки противника была немаленькой, и привлекать внимание своими энкавэдэшными шевронами как-то не хотелось. Поэтому пилот самолета перевозил на Большую землю по документам всего лишь двух командиров-капитанов, которым почему-то понадобилось срочно улететь с этого залитого кровью пятачка под Борисполем…

Самолет, под завязку нагруженный горючим, тяжело взлетел, гремя на плохо разровненном поле и натужно ревя двигателем, набрал высоту и двинулся на восток в сторону фронта.

Снова так знакомо тарахтит движок самолета, и я, дико замерзая от пронизывающего холодного воздуха, в душе ругаюсь и вспоминаю авиалайнеры нашего времени, теплые салоны, милых и очаровательных стюардесс. Ненашеву, лежащему в специальном сигарообразном контейнере, закрепленном под крылом, было намного комфортнее — там хоть не дует.

Несмотря на холод, неудобное сиденье и вообще полное отсутствие комфорта, неожиданно для себя задремал — сказывалась нервотрепка последних дней, и резко проснулся только тогда, когда изменился звук работающего двигателя самолета. Встрепенувшись и подавив панику, почему-то показалось, что мы падаем, стал оглядываться и с некоторым облегчением увидел, что самолет вполне спокойно заходит на посадку, а взлетное поле подсвечено цепочкой огней.

Касание, удар, снова удар, но деревянный летательный аппарат выдержал и, подскакивая на кочках, стал сбрасывать скорость и через некоторое время остановился, все еще ревя мотором. К нам уже неслись несколько человек, а я на всякий случай положил на колени ПП-2000 с глушителем, который частенько брал на выходы и передернул затвор, на случай непредвиденных сюрпризов. Но тут же подкатил автомобиль, осветив наш самолет фарами, и через несколько секунд на крыло ловко взобрался человек в характерной форме и фуражке василькового цвета и, стараясь перекричать рев двигателя почти в ухо мне прокричал:

— Вы капитан Кречетов?

Я кивнул головой. Он повернулся к своим сопровождающим и махнул рукой. Фары погасли, а он еще больше наклонился ко мне и снова прокричал, стараясь четко выговаривать слова:

— Вам привет от Моники Левински.

Я расслабился. Такой тупой пароль могла придумать только Кристина, исходя из своего немного извращенного чувства юмора. Нагнувшись к переговорной трубке, я прокричал пилоту:

— Глуши…

Тот, напряженно ожидая команды на экстренный взлет, расслабился и осторожно положил возле себя две гранаты, которые незаметно достал из-за пазухи, ожидая развития ситуации — у него тоже были свои инструкции относительно пассажиров.

Так достававшее меня тарахтение двигателя разом прекратилось, и по ушам, если можно так сказать, ударила тишина. Выбравшись на плоскость и с нее спрыгнув на землю, я стал расхаживать замерзшие в полете ноги, с интересом оглядывая окружающую обстановку. Для обычного фронтового аэродрома было как-то тихо и безлюдно, хотя где-то на другом конце поля горели огни, и была слышна какая-то возня.

На некотором удалении просматривались обгоревшие останки самолетов, да и в воздухе, несмотря на ветер и легкий морозец, до сих пор витал запах гари. Какая-то чуйка будущих неприятностей неприятно кольнула сердце. Стоящий рядом чуть ли не по стойке смирно встречающий, представившийся лейтенантом госбезопасности Зееловичем, являющийся начальником особого отдела 244-го истребительно-авиационного полка, сбивчиво рассказывал, что полк, в связи с прорывом немцев, в срочном порядке вечером перебазировался на другой аэродром. А тут остались только технические службы, которые на данный момент пакуют последние вещи и взвод охраны. Судя по его заискивающему тону, накачку из Москвы он получил основательную, и мои пехотные петлицы его нисколько не вводили в заблуждение — ради простых капитанов, тем более из окруженной группировки, высшее руководство не стало бы накручивать летунов. Ну и ладно, воспользуемся ситуацией, и я проясню для себя пару моментов:

— Что с самолетом до Москвы?

Лейтенант как-то сдулся, вжал голову в плечи и промямлил:

— Под вечер фрицы отбомбились по аэродрому. Дежурную пару даже поднять не успели…

— И?

— Вон там обломки в конце поля, оттащили, чтобы взлетать не мешал.

И неопределенно махнул рукой куда-то в темноту.

— Бомбили взлетную полосу, чтобы полк не смог в воздух подняться.

— Весело тут у вас. Противник далеко?

— По последним данным, в двадцати километрах их остановили, но утром снова полезут, и шансов задержать на этих рубежах нет. Я здесь и остался, чтобы вас дождаться…

К нам подходил Ненашев, разминая ноги и руки, и как раз услышал окончание фразы и остановился чуть в сторонке, с интересом поглядывая на моего собеседника и прислушиваясь к разговору. Увидев моего спутника, лейтенант замолчал на полуслове, чуть кивнув головой в сторону Ненашева.

— Все в порядке, он свой, — пришлось успокоить сверхбдительного авиационного особиста. И тут же перешел к делу. — Хорошо. Что делаем дальше? Дозаправляемся и перелетаем на новый аэродром, где базируется ваш полк?

Увидев в свете фонаря, как побледнело его лицо, мне сразу стало понятно, что чуйка не зря беспокоила все последнее время. В Севастополе творится хрен знает что, в котле под Борисполем гибнут люди, в Антарктиде тоже люди загибаются, и неизвестно что они выкинут от отчаяния. Пришлось надавить:

— Лейтенант, в чем проблемы?

Он снял фуражку, и сразу стало видно, что жест какой-то нервный, и обреченно стал рассказывать:

— Большая часть горючего уничтожена при налете немецкой авиации. Последние крохи собрали, чтобы перегнать оставшиеся самолеты.

— Н-да, все интереснее и интереснее. Лейтенант, что вы предлагаете?

— Через час уходит колонна. Я вас доставлю на наш новый аэродром и оттуда уже в Москву.

— В Москву сообщили об изменении обстановки?

— Не успели. Шифровальщики были эвакуированы в первую очередь.

Ну и что тут говорить? Куда ни плюнь, везде клин. И злиться можно только на себя. Я еще раз осмотрел с ног до головы бледного особиста. Парень вроде и не виноват, вон как пытается все возможное сделать, но идея кататься в составе колонны в прифронтовой полосе с перспективой попасть под налет, не радовала.

— Хорошо. У нас нет другого выхода.

И встретившись взглядом с Ненашевым, сам невесело ухмыльнулся, а эфэсбэшник, как бы издеваясь, пропел:

И уже по-деловому добавил:

— Что, Сергей Иванович, дальше пехом?

— Ага, самому весело.

Глава 3

Где-то за многочисленными ухоженными деревьями парка шумел многомиллионный Берлин и люди, несмотря на войну, жили, любили, ходили на работу, воспитывали детей и с оптимизмом смотрели в будущее: вера в фюрера была непоколебима, и доказательством тому вся Европа, уже давно работающая на Германию. Кровавая война, которая велась где-то на восточных задворках империи, серьезно не воспринималась, и только похоронные колонки в газетах говорили о том, что где-то гибнут немцы. Большинство считало, что это необходимая плата за восстановленную честь и достоинство Германии. Пока война воспринималась серией блестящих побед, в которых бравые солдаты рейха разносили в пух и прах орды восточных варваров и захватывали все новые и новые территории, где вскоре будут расселены трудолюбивые немцы. Но в этом парке, как в некоем уголке тишины и покоя, пасмурная, промозглая погода и резкое гортанное карканье ворон навевали неприятные ассоциации на двух собеседников, медленно идущих по недавно подметенной дорожке. За деревьями маячила ненавязчивая охрана, создав некую безлюдную зону, где двое высокопоставленных и, главное, наделенных реальной властью руководителей рейха могли бы поговорить без лишних ушей, уточняя свои позиции перед экстренным совещанием у фюрера.

— Подготовка вашей операции под Киевом, да и стремительность заслуживают всяческого уважения, Рейнхард, но вот последствия оказались весьма непредсказуемыми…

Рейнхард Гейдрих молча слушал адмирала Канариса, но ни следа уныния, ни сожаления на его вытянутом холеном лице не просматривалось. Да, в данной ситуации Канарис был прав, и только совместными усилиями СД и Абвера можно было удержать ситуацию под контролем. Действительно, операция имперской безопасности и частей СС под Киевом началась блестяще: получив данные от технической группы, элитному подразделению СС удалось произвести перехват разведгруппы пришельцев, прорваться через портал и захватить на той стороне плацдарм, переправив обратно пленных ученых. Доклады шли через каждые пять минут прямо на стол Гиммлеру, и руководство СС уже потирало руки от предвкушения скорейшей победы, но затем доклады резко прекратились. Учитывая особую секретность, посвященных было немного, и в сложившейся ситуации на месте удалось разобраться только через несколько часов, задействовав командование из нескольких второстепенных частей, используемых для охраны на дальних подступах к району проведения операции. Новости были неутешительными: мощнейший взрыв неизвестной природы привел к ужасающим потерям, в результате были уничтожены практически все подразделения СС, непосредственно задействованные в боевой операции, все ученые и технические специалисты, разработавшие уникальную аппаратуру, с помощью которой удалось найти место появления пришельцев из будущего. Ни пленных из будущего, ни материальных доказательств иновременной природы противников не осталось — это был полный провал. Учитывая особую секретность, конечно, можно было сфальсифицировать доказательства наличия в том районе секретной русской базы. Накидать трупов пленных и своих для приличия и отрапортовать об очередном успехе СС. Но Канарис не дурак и давно уже в курсе, что там произошло — несколько его разведгрупп было с трудом отловлено в злополучном районе взрыва. Гейдрих, после тяжелых размышлений, пришел к соответствующим выводам, и, получив санкцию Гиммлера, решил, что в данной ситуации с адмиралом надо дружить, и людей Канариса отпустили, выказав таким образом свои добрые намерения, и руководство Абвера это оценило. Результатом этих действия стала сегодняшняя встреча старых знакомых и непримиримых врагов, руководителей двух самых мощных спецслужб рейха…

Канарис, прекрасно понимая, что в данной ситуации он менее уязвим и однозначно нужен Гейдриху, продолжил:

— Вам не кажется, что нам нужно более тщательно координировать свои усилия в борьбе с врагами рейха, тем более ситуация действительно выходит из-под контроля.

Гейдрих слегка усмехнулся.

— Я думаю, что НАМ удастся удержать ситуацию.

— Рейнхард, мальчик мой, я не про эту возню возле фюрера. Я имею в виду общую обстановку на фронтах. Операция "Тайфун" явно пробуксовывает, и по прикидкам моих специалистов, посвященных в проблему с "гостями", на Восточном фронте нас в ближайшее время ждет масса неприятных сюрпризов.

— Вы думаете, что мы не успеем сломить режим комиссаров до того, как они успеют полностью воспользоваться помощью потомков?

Оба собеседника поняли, что именно этот вопрос сейчас ключевой, и, может быть, именно ради него они сейчас встретились в этом парке, как и несколько месяцев назад, когда прошла первая достоверная информация относительно пришельцев из будущего, воюющих на стороне русских. Гейдрих замер, ожидая судьбоносного ответа от адмирала. Тот прекрасно понял и со всей твердостью в голосе ответил:

— Уверен. Как мне представляется, русские выиграют войну и без помощи пришельцев — все говорит за это, мы с вами не раз обсуждали такое развитие событий. В данной ситуации послезнание уже не так важно — с июля, после того как гости из будущего стали активно вмешиваться в историю, все пошло по другому пути, и их знания в этом направлении не очень актуальны. Но вот технологическая информация об оружии, о глобальных направлениях развития цивилизации не менее важна, и русские уже предпринимают определенные действия, направленные на коррекцию истории.

Озабоченный полученным ответом, Гейдрих шел рядом, опустив голову. Порывом ветра прямо ему под ноги бросило сухой, опавший с дерева лист, и он как-то автоматически на него наступил начищенным до блеска ботинком, услышав тихий хруст. Повернув голову, вопросительно и даже несколько удивленно взглянув на собеседника: интересно, что такого еще умудрился накопать Старый Лис, что прошло мимо экспертов СД.

— И что же?

— Недавно в Северной Америке была разгромлена моя разведсеть, причем это было сделано весьма быстро и эффективно. Естественно, учитывая, что мы не находимся в состоянии войны с Североамериканскими штатами, это вызвало недоумение, и соответственно я потребовал расследования столь прискорбного факта…

— Я что-то слышал…

Канарис сделал небольшую паузу, давая Гейдриху время переварить информацию и подготовиться для приема новой порции.

— В короткий срок у американцев погибло множество ученых, так или иначе связанных с разработками в области атомной физики, причем фамилии весьма известные: Ферми, Силард, Оппенгеймер, Нейман — в общей сложности погибло не менее сорока человек. Причем все было обставлено вполне достоверно: автомобильные катастрофы, несчастные случаи, простые грабежи, но если копнуть глубже — везде есть след, и он ведет к моим людям.

— Очень интересно. Судя по вашей реакции, вы такой команды не давали.

— Естественно. Портить отношения с американцами не в наших интересах. Но выводы мои специалисты все-таки сделали, провели дополнительные проверки, и пришли к весьма интересным выводам.

Гейдрих не спешил, молча ожидая, что скажет Канарис, прекрасно понимая, что сейчас звездный час адмирала.

— Сложив все факты, включая бледность пришельцев, их голодный и изможденный вид, постоянный сбор продуктов и горючего, можно сказать, что они живут в глубоких подземных убежищах, не имея возможности выйти на поверхность…

— Ну, это мы с вами обсуждали.

Канарис продолжил:

— Мои специалисты, так же как и ваши, пытаются найти систему в появлении "гостей", какие-либо отличительные признаки, по которым можно находить их порталы. Места, где достоверно происходил выход пришельцев, тщательно изучались на предмет различных излучений, известных нашей науке, и наличия химических веществ. Так же проверялись все предметы предположительно не из нашего времени, особенно это касается снарядов, выпущенных из их танков, и оказалось, что все, что пришло оттуда сквозь время, в той или иной мере является источником слабого ионизационного излучения.

— И о чем это говорит?

— Рассуждения максимально просты — химическое оружие действует недолго и в большинстве случаев быстро разлагается на воздухе. Можно почти однозначно говорить о том, что в будущем произошла глобальная война, предположительно с применением оружия, основанного на энергии деления атомов, результатом чего может быть увеличение естественного фона ионизационного излучения. Вы же сами курируете эту проблему и должны быть в курсе…

Гейдрих, кляня в душе своих экспертов, не сумевших сделать таких простых выводов, показательно спокойно, хотя это нисколько не убедило его собеседника, который ожидал именно такой реакции, спросил:

— И что это значит?

— Я подключил группу ученых, чтобы они оценили, сколько и какой мощности нужно взорвать заряды на планете, чтобы навсегда изменить климат. Там рассматривались последствия крупных извержений вулканов, поднявших миллионы тонн пепла в воздух, и гибель динозавров и мамонтов, и Ледниковый период. Исследование достаточно серьезное, хотя и дает только примерные результаты, но и этого достаточно для оценки масштабов войны будущего.

— Может, это касается всех предметов, что прошли через порталы времени?

— Нет. Специалисты рассматривали и предметы, имеющие стопроцентно иновременное происхождение, и оружие и боеприпасы, которые пришельцы утянули с собой, но использовали в боевых столкновениях. Так вот излучение дают только предметы иновременного происхождения…

Гейдрих не стал спорить. Все сказанное Канарисом потом тщательно перепроверят его специалисты.

— Хорошо, допустим, там произошел глобальный конфликт. Возможно, цивилизация уничтожена, и пришельцы, выжившие в подземных убежищах, пытаются спастись, переселившись в прошлое. Значит, их мало, можно сказать, единицы, и существенного вреда, кроме передачи небольшого количества боевой техники и информации о технологиях будущего, они предложить не могут. Практически вся промышленная база большевиков в европейской части либо в наших руках, либо уничтожена, либо демонтирована и вывезена за Урал, и неизвестно когда будет введена в строй и начнет давать продукцию. Мои эксперты считают, что в таких условиях русские не в состоянии глобально использовать полученную технологическую информацию от потомков и превратить ее в совершенные танки, пушки, самолеты. Хотелось бы знать ваше мнение, что мы можем ожидать в будущем, с учетом того, что этот неучтенный фактор начал изначально действовать на стороне русских?

— Вы не учли, что в этой войне остались целыми русские военные формирования.

— С чего вы это взяли?

— Посмотрите внимательно — в июле против нас действовал один человек Зимин, кадровый военный, имеющий специальную разведывательно-диверсионную подготовку, сейчас уже активно воюют регулярные армейские подразделения с танками, артиллерией, зенитными средствами, уникальными системами связи и подавления таковой у противника, то есть у нас.

Но тут у Гейдриха было что ответить, его специалисты разбирали все эти события чуть ли не под микроскопом.

— Допустим. Но мои эксперты утверждают, что большинство боевой техники пришельцев носит следы ремонтов и является явно восстановленной. Это говорит об ограниченности количества боевой техники, и соответственно особого влияния на ход боевых действий на стратегическом уровне быть не может.

— Тут я согласен, но можно сказать однозначно: против нас и соответственно на стороне большевиков выступили кадровые военные, причем, судя по тактике, подготовке и экипировке это, скорее всего, какие-то элитные ударно-штурмовые подразделения.

Гейдрих согласно кивнул головой, соглашаясь с собеседником.

— Мои специалисты пришли к тем же выводам. Тактика, подготовка, экипировка — все говорит об этом…

И тут Канарис выдал то же предположение, которое не давало ему покоя больше всего.

— А если это военные, сохранившие структуру, дисциплину, руководство, где гарантии того, что они не обладают тем самым страшным оружием, основанным на энергии деления ядер? И в случае чего они не применят его в самом сердце Германии? Ведь их порталы могут открываться в любой местности, и мы пока не знаем и даже не предполагаем, где и как они могут появиться. При этом, чтобы не получить удар возмездия, они уничтожили у тех же американцев всех, кто хоть как-то мог заниматься ядерным оружием. У нас же они таких операций не проводили. Почему? Не потому ли, что наши ученые идут не тем путем, и нам не удастся создать это оружие в ближайшее время, и мы не сможем нанести удар возмездия?

Начальник главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих удивленно уставился на своего собеседника, и до него наконец-то дошло, что ему сейчас выдал адмирал Канарис. Пересилив приступ ужаса, который его охватил, он взял себя в руки, и только смог спросить, стараясь не дрогнуть голосом.

— Это же не всё, что вы хотели сказать?

— Да, Рейнхард. Тот взрыв, который уничтожил множество ваших людей, как раз очень похож на применение того самого ядерного оружия, как это примерно представляют наши ученые, и пришельцы таким образом дали понять, что в особых случаях не будут церемониться и покажут свои возможности в полном объеме. Это был урок!

Впервые за несколько лет Гейдрих пошел на попятную, осознав, насколько его действия могли привести к непредсказуемым последствиям.

— Хорошо, адмирал, допустим, я согласен с тем, что вы сумели вникнуть намного глубже в эту проблему, и на фоне имеющейся у вас информации мои действия теперь выглядят… несколько поспешными и необдуманными…

Он продолжать не стал. Для обоих глав самых авторитетных спецслужб Германии, да и всего мира, было понятно, что они стоят на грани краха, и Канарис решил забить последний гвоздь.

— Рейнхард, мой мальчик, я знаю вас давно, и сознаю, что наши отношения на профессиональном поприще в последнее время весьма далеки от дружеских. И, судя по имеющимся крохам информации из будущего, моя карьера закончилась весьма жестоко и плачевно, но мы сейчас стоим на пороге краха Германии, и кажущиеся победы на Восточном фронте на фоне реальных проблем при наступлении на русскую столицу, только говорят о будущих неприятностях. От себя скажу, что я приостановил действия айнзацгрупп на территории СССР и дал команду не сильно усердствовать в уничтожении русских и стараться придерживаться рамок закона. И вам советую пересмотреть свое отношение к русским пленным и прекратить практику массовых расстрелов мирного населения — большевики знают про ваш план "Ост", и то, что пришельцы в первую очередь известили о нем руководство СССР, говорит о том, что в той, неизмененной, истории мы с вами переусердствовали. Доказательством служит то, что по прошествии десятилетий они, их потомки, все еще помнят об этом и, когда появляется возможность, идут в бой наравне с предками. Это весьма показательно.

Они оба помолчали.

— Знаете, Рейнхард, в той поездке, когда вы так мило захотели со мной встретиться, — не упустив возможности подсунуть шпильку, сказал Канарис с грустью в голосе, — будучи на месте боя, я разговаривал с нашими солдатами, столкнувшимися в рукопашной схватке с солдатами из будущего. Все, кто выжил, в один голос говорят о невероятном остервенении, с которым закованные в броню бойцы шли в атаку.

— Хорошо, допустим, в свете последних событий и новой информации нам нужно пересмотреть свою позицию…

— Это еще не всё, Рейнхард.

У Гейдриха неприятно кольнуло сердце.

— Что еще?

— Вы же со своей стороны отслеживаете положение на фронтах?

— Конечно.

— Вас не удивляют определенные несуразности, касающиеся Бориспольского котла и осажденного Севастополя?

— Вы имеете в виду, что там засветились пришельцы? Да, я имею соответствующую информацию.

— Хорошо. Недавно наши армейские разведчики сумели захватить под Севастополем несколько пленных, из, так сказать, недавно переброшенных туда частей и после короткого разговора их по моему личному указанию отправили самолетом в Берлин, и я мог с ними пообщаться лично.

Понимая, что просто так рассказывать про обычных пленных адмирал не будет, Гейдрих с интересом ждал продолжения.

— И чем же вас так заинтересовали эти пленные?

— Эти служили в частях, окруженных под Борисполем, и странным образом в короткий срок были переброшены под Севастополь, причем это касается не одного-двух человек, а тысяч раненых, здоровых бойцов, техники и снаряжения. А вот под Борисполем странным образом появились несколько свежих и неплохо укомплектованных полков, один из которых состоит исключительно из бойцов войск НКВД.

— Как так может быть?

— Русские научились, используя порталы через будущее, перебрасывать крупные массы войск в нужную им точку, вы понимаете, что это значит, Рейнхард?

Он понимал. Любая армия не может быть сильной везде, и весь смысл в военном искусстве — всеми возможными способами обеспечить подавляющее преимущество на направлении главного удара, и скорость переброски войск в такой ситуации играет ключевое место в современной войне. Если русские научились перебрасывать десятки тысяч солдат и боевую технику на сотни километров, при этом не тратя горючее, не расходуя моторесурс и не разбивая технику на марше, не утомляя и не стирая ноги солдат, не попадая под авианалеты немецкой авиации, то это меняет всю концепцию ведения войн на планете.

Они шли, медленно ступая по недавно подметенным дорожкам берлинского парка, но мыслями оба были далеко отсюда. Гейдриху наконец-то стало понятно, что хотел ему донести Канарис — война уже проиграна, несмотря на то что немецкие войска стоят у ворот русской столицы.

Прошагав так минут пять, Гейдрих наконец-то спросил:

— Хорошо, адмирал, что вы можете сказать о дальнейшем развитии ситуации?

— Помимо неприятностей на Восточном фронте, нас ожидают еще внутренние неприятности. К проблеме пришельцев уже вплотную приблизились и Геринг, и Борман, и в ближайшее время они точно начнут путаться под ногами. По моим данным, определенная информация о Зимине и о путешественниках во времени уже ушла к англичанам через какого-то их агента в комиссариате иностранных дел СССР.

— Может, попробовать договориться с англичанами и американцами и попытаться их перессорить с Россией?

— Можно попробовать, но этим напыщенным снобам долго придется доказывать о наличии пришельцев из будущего, потом они будут переваривать эту информацию, стараясь перепроверить, засветившись перед русскими своей возней, думая, что это наша провокация. Потом начнут подсчитывать возможные финансовые выгоды и потери, как обычные торгаши попытаются вытеснить из цепочки посредников и напрямую выйти на пришельцев для торга. В этом им явно будет мешать Сталин, прекрасно понимающий, какой козырь у него в руке, причем это все будет происходить на фоне наших проблем на Восточном фронте и уничтожении "немецкими" агентами видных американских ученых, и будет потеряно самое ценное — время.

— Вы предлагаете договариваться с русскими?

— Конфуций говорил — не можешь победить врага, стань его другом. В данной ситуации на кону судьба Германии…

— Фюрер не пойдет на это. Победы на Восточном фронте вскружили ему голову…

Уже то, что Гейдрих не стал становиться на дыбы, а вполне адекватно рассматривает ситуацию в свете полученной информации, порадовало Канариса. Но самолюбивый и хитрый обергруппенфюрер СС не стал продолжать разговор на эту скользкую тему, слишком уж щекотливой она была. Он сначала решил тщательно проверить все, что ему говорил Канарис, и только потом принимать какое-то решение и занимать соответствующую позицию.

— Я пока не готов это обсуждать,сейчас хотелось бы уточнить вашу и нашу позицию на сегодняшнем экстренном совещании у фюрера…

Но Канарис не спешил раскланиваться и, немного помолчав, как бы между прочим спросил своего собеседника:

— Скажите, Рейнхард, ваши люди действительно там под Киевом нашли еще один портал из будущего?

Гейдрих загадочно усмехнулся. Ему надоело выглядеть наивным мальчиком, которому старый и мудрый Канарис раскрывает тайны мироздания. Ведь и ему и его службе тоже есть чем гордиться, и, несмотря на такой трагический финал, его люди сумели добиться определенных результатов.

— Да. МЫ нашли портал, и бойцы спецподразделений СС штурмом сумели сломить сопротивление и прорваться на ту сторону, захватив плацдарм, при этом, судя по докладам, удалось взять в плен ученых из будущего и переправить в наше время. Потом, видимо, сработал какой-то механизм самоликвидации и был подорван, скорее всего, заряд с использованием энергии деления ядер.

— Странно. Насколько я знаю, у них два портала, один на территории Бориспольского котла, через который они получают помощь, продукты и боеприпасы, эвакуируют раненых, а второй где-то под Севастополем.

— Я тоже знаю про эти порталы, и даже удивился, когда мои специалисты обнаружили еще один в стороне от контролируемой большевиками территории…

Пройдя молча несколько шагов, Канарис задал вопрос, из-за которого, наверное, и устроил эту встречу.

— Скажите, Рейнхард, как вы сумели найти этот портал? Мои специалисты уже несколько месяцев бьются над этой проблемой.

Гейдрих резко повернул голову и пристально взглянул в глаза невысокому, по сравнению с ним, Канарису. Немой поединок длился мгновения, но им обоим стало понятно, что именно сейчас их вражда может пойти во вред Германии, и начальник главного управления имперской безопасности как бы нехотя ответил:

— Когда мы ловили под Могилевом гипотетический дирижабль, мои специалисты пользовались новыми радиолокационными станциями Люфтваффе и периодически наблюдали появление некоего объекта, по отражению напоминающего тот самый летающий командный пункт. Поэтому мы и отрабатывали слишком долго эту версию. Чуть позже, проанализировав периодичность появления некой зоны пространства с необычными свойствами отражения радиоволн и выход в эфир радиопередатчика, связывающегося с Москвой, и появление группы Зимина, мои специалисты пришли к выводу, что эта помеха и есть искомый портал. Правда, точность и чувствительность наших радиолокационных станций оставляет желать лучшего, и портал могли обнаруживать только с расстояния не более трех-пяти километров, а тут такой сюрприз: техники начали настраивать аппаратуру и однозначно идентифицировали искомое явление на расстоянии восьми километров в стороне от линии фронта в тылу наших войск. В лес сразу послали несколько разведгрупп СС, ну а дальше вы знаете…

— Странно. Значит, этот портал был другим, раз сумели с большего расстояния его найти?

— Да. Он был больше, и это тоже добавляет вопросов…

Через два часа в кабинете Гиммлера Гейдрих докладывал о результатах переговоров с адмиралом Канарисом. Выслушав все аргументы и вникнув в то, что хотел донести до руководства СС глава Абвера, Гиммлер задумчиво откинулся на спинку роскошного кресла и пристально рассматривал вытянувшегося перед ним штандартенфюрера СС.

— Насколько всему этому можно верить?

— Пока у меня было время, я успел проконсультироваться с экспертами, привлеченными к работе по операции "Морфей". Еще раз рассмотрев те факты и аргументы, выдвинутые Канарисом, мои специалисты, проанализировав данные по нашим разработкам в области ядерного оружия, однозначно сделали вывод, что версия аналитиков Абвера в этом направлении имеет очень высокую степень достоверности, и, исходя из последних событий в России, мы должны подкорректировать свои действия с учетом вновь открывшихся обстоятельств.

— Допустим, тут есть определенный смысл. Но идти на сепаратные переговоры с русскими в то время, когда наши войска стоят у ворот Москвы, было бы весьма неразумно, и если информация об этом всплывет, то этим сразу воспользуются наши противники, в том числе тот же Канарис.

— Тогда не исключается вероятность нанесения удара возмездия со стороны пришельцев ядерным оружием…

— Не скажите, Рейнхард. Они стараются не сильно освещать свое присутствие, иначе Сталину придется объясняться перед его союзниками, и есть определенная вероятность, что те так испугаются большевиков со страшным оружием, что могут сами предложить нам сепаратные переговоры и ударить в спину русским, что бы раз и навсегда устранить эту опасность с лица Европы.

— Вы предлагаете…

— Да, вы не ослышались, Рейнхард. Было бы неплохо, не афишируя наше участие, через надежные источники довести до сведения англичан и американцев, что русские применили против немецких войск оружие чудовищной мощи, причем к этому у нас есть реальные доказательства. Пусть Сталин пока объясняется со своими "друзьями" Черчиллем и Рузвельтом, а мы реально попробуем прощупать почву относительно контактов со Сталиным, в крайнем случае вернем ему его сына, в качестве жеста доброй воли. Сталин — кавказец, а, насколько мне известно, родственным связям у них уделяется большое внимание…

Сделав паузу, он продолжил:

— Было бы неплохо выйти напрямую на этих пришельцев и попытаться договориться с ними.

— Есть один момент. План "Ост" — точнее многие его положения. Пришельцы в первую очередь именно это довели до руководства СССР и, учитывая многие обстоятельства, можно однозначно сказать, что они настроены очень негативно именно к СС.

— Да, в свете сложившихся обстоятельств, это создает определенные помехи. В некоторой степени придется послушаться совета Канариса и временно изменить отношение к русским военнопленным и местному населению на захваченных территориях.

— А что делать с нашим наступлением?

— Когда немецкие войска будут маршировать по Красной площади, разговаривать со Сталиным и с его союзниками будет не в пример проще. И что-то мне говорит, что они не посмеют использовать ядерное оружие вблизи своей столицы, учитывая возможные последствия и эту… как ее… радиацию.

Гейдрих с интересом смотрел на своего начальника, и уважительно продолжил мысль Гиммлера:

— Гениально, рейхсфюрер. Но сегодня на экстренном совещании у фюрера Борман поднимет вопрос о взрыве под Киевом. Он уж очень активно вынюхивает и, видимо, что-то уже знает, но пока не спешит делать какие-то шаги.

— Борман не фигура, он всего лишь тень фюрера.

— Но тем не менее он уже играет самостоятельную партию, правда абсолютно в русле решений фюрера, и здесь нет никакой возможности его как-то зацепить.

— Пусть копается. Он пока под нашим плотным контролем. А относительно взрыва под Киевом, скажем почти всю правду — русские применили новое мощное секретное оружие. Это будет неплохим стимулом повлиять на фюрера в нужную для нас сторону.

* * *

Гитлер был в бешенстве. Он больше получаса прохаживался взад-вперед по большому, просторному залу, выложенному черным мрамором, в центре которого на огромном столе была разложена карта, отражающая обстановку на Восточном фронте. Фюрер виртуозно поносил трусливых генералов, у которых не хватает мужества и силы воли сломить сопротивление проклятых большевиков и наконец-то принести победу Великой Германии.

— …До русской столицы остались считаные километры, достаточно сделать только один рывок, и сапоги немецких солдат победно застучат по Красной площади. Трусость, лень и глупость съедает души наших генералов! Кто мне говорил, что вся русская армия была уничтожена в июле-августе? Кто говорил, что теперь нам противостоят плохо вооруженные и слабо обученные дивизии большевиков? Так почему мы стоим!!!

Гитлер не смог совладать с собой и, потрясая сжатыми кулаки, бешеными глазами обвел стоящих перед ним по стойке смирно генералов. Только отлично знающий своего шефа Борман догадывался, что это хорошо подготовленный и отрепетированный спектакль, рассчитанный на полное и беспрекословное управление аудиторией, но ему хватало ума никогда не высказывать своих догадок. Он с интересом посматривал на Гиммлера, пришедшего на совещание с начальником главного управления имперской безопасности Гейдрихом, и стоявшего чуть в сторонке шефа Абвера, адмирала Канариса. По своим каналам Борман был прекрасно осведомлен, что культивируемая с самого начала кровавая вражда между Абвером и СС в последнее время пошла на убыль, и Канарис и Гейдрих частенько встречаются, проводя время в достаточно дружеских беседах. Что они обсуждают, выяснить не удалось, но вот то, что это как-то связано со странными событиями на Восточном фронте, отголоски которых дошли и до рейхсканцелярии, заставляли Бормана с некоторым недоверием посматривать на глав спецслужб рейха. У него пока были только отрывочные сведения, с которыми еще рано идти к фюреру, но он умел ждать, слушать, анализировать, к тому же у него под рукой была вся мощь партийного аппарата, с помощью которого он намеревался все-таки раскопать тлеющий заговор в недрах разведки и госбезопасности рейха.

Получив мощную психологическую накачку, генералы что-то рассказывали, показывали на карте, делали доклады, жаловались на начавшиеся заморозки, перебои с поставками горючего и боеприпасов, растянутые коммуникации. Борман поразился тому, как за несколько минут Гитлер разительно изменился: теперь он с большим интересом выслушивал, спрашивал, уточнял, раздавал указания, делал выводы, подавляя и одновременно заряжая всех своей кипучей энергией.

Когда обсуждение дошло до проблем группы армий "Юг" и фюрер поднял вопрос о Бориспольском котле, с которым до сих пор не могли справиться немецкие войска, фон Рундштедт как-то странно глянул на Гиммлера, с которым у него перед самым совещанием был приватный разговор. Рейхсфюрер сделал шаг вперед и попросил у фюрера тему Бориспольского котла обговорить после совещания, в узком кругу, учитывая определенные обстоятельства. Последние два слова он выделил особо. Борману это не понравилось, он понял, что в данный момент какая-то важная информация пройдет мимо него, и, скорее всего, Гиммлеру удастся выкрутиться из неприятной ситуации, сложившейся на Восточном фронте…

Глава 4

Груженный какими-то авиационными запчастями, трофейный "Опель-Блиц" надсадно гудел, преодолевая очередную рытвину, которыми изобиловали прифронтовые дороги. Сквозь откинутый полог, в свете позднего осеннего рассвета я видел идущую за нами полуторку, в кузове которой на специальной турели стояла счетверенная зенитная установка на базе пулеметов "Максим", и пара человек очень внимательно, несмотря на непрекращающуюся тряску, используя бинокли, наблюдали за светлеющим на востоке небом в поисках немецких самолетов. Еще чуть дальше шла еще одна полуторка, замыкающая колонну, в которой разместились полтора десятка бойцов, вооруженных в основном обычными карабинами, которых лейтенант Зеелович определил для охраны наших тылов.

Как лётный особист и обещал, колонна ушла почти перед самым рассветом в дикой спешке, с привычными матами и руганью шоферов, у которых некоторые машины на холоде не хотели заводиться. Махнув рукой, лейтенант Зеелович приказал отставшим самим выбираться и догонять колонну и, дав команду на выдвижение, примостился в кабине того самого "Опеля-Блица", в кузове которого мы примостились с Ненашевым на тюках с формой, постельным бельем и еще чем-то мягким, на чем было весьма комфортно переносить тяготы наших дорог. По его оговоркам я понял, что в памятной шифрограмме ему было дано конкретное задание: обеспечить нашу охрану и всячески способствовать нашей срочной отправке в Москву, и при этом по максимуму ограничить наши контакты с любыми лицами. Поэтому в кузове мы ехали вдвоем с Ненашевым, и у нас появилось реальное время нормально поговорить, тем более уже перешли на "ты" и вполне нашли общий язык. Павел Ненашев, Паша, оказался вполне неплохим, вменяемым человеком, много повидавшим на своем веку. Убедившись, что нет лишних ушей, мы разговорились и как-то само собой перешли к событиям войны в нашем времени. Я рассказывал про Крым, про гражданскую войну, про турецкие бомбардировки и десант в Новороссийске. Он рассказывал про командировки в Чечню во время второй чеченской, про бои на российско-китайской границе и массированные ядерные удары по китайским танковым колоннам, которые, взломав приграничные укрепрайоны, устремились в глубь страны. Очень много поведал про восстание китайских эмигрантов, которые как по сигналу как-то резко утратили доброжелательность и законопослушность и начали уничтожать линии связи, штурмовать полицейские участки, убивать на улицах российских солдат и офицеров и всячески препятствовать любым попыткам оказать организованное сопротивление диверсантам противника и массированному наступлению армии КНР. Как это было похоже на наши крымские события, пятая колонна, блин…

Когда рассвело, я выглядывал наружу и периодически посматривал на затянутое облаками небо, в надежде, что начнется снег или дождь, и не придется с тревогой ждать крик наблюдателей "Воздух" и выскакивать из машины и нестись подальше от дороги в поисках каких-либо укрытий. После подробного и красочного освещения моих приключений в этом времени, особенно это касалось кровопролитных боев при обороне Могилева, будучи профессиональным военным, Ненашев абсолютно разделял мои опасения. В нашем времени все было немного по-другому: неожиданный рев самолета, несущегося на бреющем полете, мелькнувшая тень — и на голову уже сыплются бомбы и ракеты. Если кто-то из штатных зенитчиков успевал пустить вдогонку "Иглу" или более допотопную "Стрелу" из мобзапасов, было неплохо, и пару раз даже удалось вальнуть оборзевшие турецкие штурмовики. Но тут все было по-другому: немцы заходили как на учениях, пользуясь слабой ПВО советских колонн, и безнаказанно долбили, выбирая более лакомые цели в виде бензовозов и командно-штабных машин, а иногда с особым шиком гоняясь за одиночными целями. Те же Ю-87 со своими ревунами тоже наводили шороху, а я тогда, в Могилеве, в душе жалел, что нет сейчас под рукой ни одной не то чтобы "Тунгуски", а даже простой "Шилки", которая, судя по севастопольским боям, сносила с неба этих ухарей с крестами на раз. Да те же "Стрелы", рассчитанные на вертолеты и низкоскоростные реактивные самолеты, вполне стабильно сбивали поршневые немецкие самолеты с минимальным количеством отказов и промахов. Но сейчас, подпрыгивая на кочках в немецком трофейном грузовике, я в некоторой степени чувствовал себя голым, а когда на улице заморосил холодный мелкий дождик, обрадовался, и настроение пошло вверх. Хотя, помня о моих недавних летних приключениях, когда пришлось топать от Рославля до линии фронта, я прихватил с собой свой стандартный набор: разгрузку с карманами, набитыми всякими интересными смертоносными вещами: "Глок-17" с глушителем, пистолет-пулемет под немецкий пистолетный патрон ПП-2000 с коллиматорным прицелом и привычная и такая родная СВУ, с которой так активно побегал в лесах под Могилевом.

Снова спрятавшись в крытом кузове, повернул голову к Ненашеву, который как раз поправлял скатившийся тюк с формой, и задумчиво спросил:

— Паша, скажи, мне все не дает покоя вопрос — как немцы могли вас вычислить и так лихо и быстро обложить, причем немаленькими силами. Вас точно местная спецура загоняла. Судя по моему знанию истории, ягдкоманды еще не формировались, поэтому такой результат может быть при условии, что они точно знали, кого и где ловить.

— Я тоже об этом думаю. Допустим, они ориентировались на вас — скрыть такие дрыгания с переброской войск через порталы вообще нереально, но тогда можно было хотя бы примерно определить точки выхода, а они в стороне от линии фронта устроили чуть ли не войсковую операцию.

Я молчал, прокручивая ситуацию в голове.

— Сергей, ты вроде как сам строил установку и в курсе, чем она может себя демаскировать?

— Да проверяли, вроде как не излучает ничего такого, разве что при аварийном схлопывании портала электромагнитный импульс неслабый получается. Вон после вашего портала много чего погорело. А так вряд ли. Может, вы там что-то включили, что немцы сумели отследить с нынешним уровнем развития электроники?

Он как-то замялся.

— Ну, мы пытались связаться с нашим поселением в Антарктиде, когда примерно выяснили, где открылся портал, но там было всего несколько длинноволновых коротких шифропакетов и всё. Вряд ли они смогли так быстро запеленговать, хотя если там был целый центр перехвата, который пас именно ваши переговоры, вполне могли что-то нащупать.

— Вот и я так думаю…

Машина резко затормозила, но из-за разбитой и промокшей дороги немного прошла юзом. Выглянув наружу, Ненашев прокомментировал:

— Вся колонна встала — впереди что-то случилось.

Мне это не понравилось.

— Ох, чует мое сердце, опять какая-то гадость впереди ждет. В прошлое мое посещение Москвы тоже пришлось кучу всего испытать: и по тылам побегать, и в боях поучаствовать.

Ненашев, глянув на меня, тоже подтвердил:

— Похоже, впереди какая-то гадость творится… Что будем делать?

— Бери плащ-палатки, и с машины, от греха подальше, а там пусть Зеелович разбирается, тут в метрах двухстах лесочек интересный, туда в случае чего дернем…

Сказано — сделано. Спрятав в складках плащ-палатки оружие и закинув на плечо СВУ в специальном, быстросъемном чехле, а Ненашев закинул на плечо немецкий МП-40, отошли в сторону от машин, которые, стоящие цепочкой посередине поля, представляли собой неплохую мишень. Видимо, охрана была проинструктирована, и к нам тут же пристроились четверо бойцов из взвода охраны, который сопровождал колонну. Немного подождав, мы двинулись вперед и наткнулись на бегущего к нам навстречу лейтенанта Зееловича. По взволнованному лицу было понятно, что ничего хорошего в будущем нас не ждет.

— Что случилось, лейтенант?

— Впереди мост. Ночью его подорвали диверсанты. Рядом скопилось множество техники. Если б не плохая погода, немцы нас бы тут точно раскатали. А так будем ждать, когда восстановят. Рядом наводят временную переправу…

Мне это очень не понравилось, может, даже от некоего страха стал на него давить своими полномочиями.

— Лейтенант, вы понимаете, что мы должны были сегодня утром быть в Москве?

Он даже немного заикаться начал от волнения.

— К-к-конечно, товарищ капитан!

— У тебя есть на кого оставить колонну?

Он, не задумываясь, кивнул головой, видимо, уже сам дошел до нужного мне решения.

— Вот и хорошо. Бери пятерых человек охраны и с нами пешком вперед. Понятно?

— Так точно.

— Выполняй.

Ненашев, стоявший рядом, согласно кивнул головой.

— Правильно, а то на открытой местности чувствую себя голым…

— И мне что-то неуютно. Надо дергать отсюда, и поскорее. Вон Зеелович до поросячьего визга рад, что с нами вперед, точнее назад, уходит, значит, тоже что-то чувствует…

Мы не шли, а продвигались, чапая ногами по раскисшей земле, с трудом переставляя ноги: на обычные яловые сапоги, которыми я давно разжился еще в Могилеве, сразу налипли чуть ли не килограммы грязи, и в любой момент мне грозила участь поскользнуться и в прямом смысле слова упасть мордой в грязь. Идя цепочкой, впереди Зеелович, потом мы с Ненашевым и замыкали наше шествие пятерка самых крепких бойцов из взвода охраны аэродрома, неторопливо оставляли позади себя застывшую длиннющую колонну из машин, телег, тягачей и тракторов. Закутавшись в плащ-палатки, дрожа от холода, я видел провожающие нас взгляды раненых, замерзающих в кузовах машин, водителей, с тоской смотрящих на раскисшую и забитую техникой дорогу. Всем, кто имел хоть как-то боевой опыт, было понятно, что все сейчас беспомощны, и прорыв даже небольшой маневренной группы немцев может привести к тяжелым потерям.

Дождь усиливался, и все сильнее стучал по плащ-палатке, капли собирались в складках и периодически скатывались на лоб и стекали по щекам. Как бы в подтверждение гадостности нашего положения, еще поднялся резкий, порывистый и, главное, холодный ветрюган, буквально вымораживающий все вокруг. Я остановился и снова оглянулся на застывшие машины, понурых, замерзающих людей и содрогнулся. Не только от холода, который пробирал до костей, и мерзкой погоды, навевающей тоску. Я себя чувствовал богачом, который, благодаря своему статусу, на тонущем корабле смог зарезервировать себе место в спасательной шлюпке, а женщины и дети, заведомо слабые — обречены на смерть. Как-то неуютно мне стало и, глянув на Зееловича, который от нетерпения свалить подальше от этого гиблого места, буквально приплясывал на месте, бросив при этом на произвол часть своих подчиненных, я впервые в жизни не знал, что мне делать. С одной стороны, от скорости и оперативности моих действий зависит судьба множества людей, в том числе и окруженных советских бойцов в Бориспольском котле, и людей в Севастополе, и в нашем времени, и особенно, если, конечно, Ненашев не свистит, переселенцев в Антарктиде. Ища поддержки в своем решении идти дальше, я обратился к своему спутнику:

— Паша, а в Антарктиде очень холодно?

Он прекрасно понял, про что я.

— Да, Сергей. Очень. И сейчас наше место в Москве.

— Понятно.

Кивнув головой, стерев с лица ладонью влагу, снова двинулся вперед, к несказанному облегчению Зееловича. Мы так прошли метров триста, когда впереди раздалось несколько выстрелов, и сквозь вой ветра я услышал крики и рев машин.

Мы сорвались и бросились вперед, но стараясь при этом не попасть под обстрел. Но все оказалось прозаичнее — не я один оказался таким умным. Какой-то полковник устроил дебош и начал, размахивая пистолетом, что-то там командовать, собирая бойцов и командиров в небольшие отряды и отправляя их куда-то к лесу. Люди, как тупые овцы, ожидающие чего-то неизбежного, почувствовав крепкую руку, оживились, и в колонне началось движение. Прямо в поле выкатились две упряжки с пушками, обычными "сорокопятками", увязая в грязи, отъехали метров на сто, и замерзшие артиллеристы начали на фланге оборудовать позиции. В ту же сторону проковыляли десятка полтора бойцов, и стали копать обычные стрелковые ячейки. Чуть в стороне ревел трактор, вытягивая из общего строя одинокую зенитную пушку — видимо, и ее решили использовать для организации импровизированной обороны. Мы как раз подходили к общему столпотворению, где инициативный полковник, с перетянутым бинтами плечом, с накинутой на плечи шинелью, раздавал указания. Увидев нашу группу и остановив взгляд на плечистых охранниках и на нас с Ненашевым, с интересом наблюдающих за этой картиной, он встрепенулся и, кивнув в нашу сторону одному из своих порученцев, стал ждать, когда нас к нему подведут, причем сразу начал разговор на повышенных тонах.

— Кто такие?

Зеелович попробовал ответить за всех, но его васильковая фуражка в этой ситуации вызвала скорее раздражение, и он своим вяканьем сразу усугубил ситуацию.

— …приказ из Москвы… срочно доставить товарищей…

Тут рядом с полканом нарисовался его коллега рангом повыше — цельный капитан НКВД и сразу стал давить авторитетом.

— Какая Москва, лейтенант, ты мне тут ваньку не валяй. Что, на ту сторону собрались? А кто воевать будет? Вас не остановить, так до Сибири будете драпать!

— Но ведь шифровка…

— Молчать! — это уже полковник подключился. — Быстро в поле и готовиться защищать раненых…

Зеелович все еще пытался что-то блеять, но старший товарищ ткнул ему под нос все еще теплый от недавней стрельбы ТТ и коротко скомандовал:

— Сколько у вас бойцов?

— Два десятка в машинах. Это охрана для товарищей капитанов!

— Всех снять с машин, туда загрузить раненых. А самим держать оборону.

Я стоял в сторонке, как бы оставаясь немым свидетелем, от которого ничего не зависит, но когда Зееловича опустили ниже плинтуса и чуть ли не силой отправили в поле копать окопы и готовиться принять последний и неравный бой, я, ловя на себе заинтересованный и немного насмешливый взгляд Ненашева, решился наконец-то вмешаться.

— Товарищ полковник, а в чем проблема? У вас есть данные о противнике? Его состав, численность?

Нет, нас тут не понимают. Капитан НКВД начал просто кричать:

— Вам что, поговорить захотелось? А ну в окопы, твари тыловые!

Ого. Давненько мне так не хамили.

— Товарищ капитан, на каком основании вы себе…

— Молчать!

— Ну ладно… Капитан, отойдем.

Он удивленно уставился на меня, но вякать не стал. Интуиция у этих душителей демократии и либерализма в армии была развита на уровне, и по моему тону он сразу понял, что может услышать что-то интересное для себя.

Достав удостоверение на имя Кречетова Сергея Ивановича, майора ГУГБ НКВД СССР, я ткнул его прямо в нос этому крикуну. Потом пошел "бегунок" за подписью Берии, где всем сотрудникам органов государственной безопасности предписывалось мне оказывать любое содействие. Вот теперь другое дело. Капитан подтянулся и, уже по-другому взглянув на меня, как-то уважительно, коротко спросил:

— Чем я могу помочь, товарищ майор госбезопасности?

— Представьтесь, а то махать стволом большого ума не надо.

— Капитан Тарторов. Заместитель начальника особого отдела… армии.

— Понятно. Объясните полковнику, что мы те, за кого себя выдаем. Дальше — никаких майоров госбезопасности тут не было. На данный момент мы с моим напарником всего лишь капитаны.

Он подвел меня к полковнику, который удивленно посматривал на нас, и теперь, увидев, как изменилось поведение его, так сказать, помощника, кое-что смекнул.

— Значит, про Москву — правда?

— Так точно, товарищ полковник.

Он покачал головой, снова осматривая нас с ног до головы, зацепившись взглядом за разгрузку, которая мелькнула, когда я доставал документы, и на снайперскую винтовку в чехле.

— Откуда же вы такие взялись?

Не знаю, или из желания пофорсить, или реально я зауважал этого человека, но ответил так, как оно было:

— Только ночью прилетели с Бориспольского котла. Должны были потом самолетом в Москву, но аэродром разбомбили, вот приходится идти в Новоселовку, где есть резервный и откуда нас заберут.

Нас внимательно слушал и капитан, и после этой фразы сразу вмешался в разговор:

— Не получится, капитан. На той стороне немцы.

— Какое количество и кто именно?

— Пока неясно. Тут толком никто ничего не знает. Все, в основном тыловики, бегут за реку, а из-за дождей ее разнесло…

Видимо, его шатало от слабости и потери крови, и поэтому его рассказ получался каким-то скомканным, но главное я понял. Полковник продолжал:

— Здесь был мост неплохой, но диверсанты ночью его подорвали. Я отправил артиллерийских разведчиков на ту сторону, но пока никаких известий. Мост восстанавливают.

— Понятно.

А я сам пока не знал, что делать. Как-то переть вперед без разведки тоже не очень хотелось, но и выхода никакого не было.

— Надо идти, нас время и так поджимает…

— Ну, сами смотрите…

Я подозвал Зееловича, он с надеждой смотрел на меня, но пришлось его огорчить.

— Вот что, лейтенант. Придется тебе здесь со своими бойцами остаться — впереди немцы, а нам очень надо попасть в Москву. Такой толпой не пройдем. Засветимся, и всех положат, а в худшем случае или я, или мой напарник попадем в плен. Вдвоем нам будет проще, так что не обижайся, главное — выполнить задачу. В твоем полку я сообщу, где ты и что с тобой.

К моему удивлению, он подобрался и сразу принял деловой вид, и негативное впечатление от того, что летеха хотел бросить своих людей и уйти с нами, отошло на второй план. Отойдя в сторону, прикрывшись полой плащ-палатки, он достал из планшета листок бумаги и сразу стал что-то писать. Глянув через его плечо, я, к своему удивлению, увидел, что это донесение командованию полка о сложившейся ситуации. Через пять минут он мне передал и это донесение и пачку писем бойцов, которые, оставаясь, быстро накатали несколько строк и просили при возможности отправить весточку родным.

Ненашев, приняв эту стопку бумаги, тщательно все замотал в полиэтилен и спрятал за пазуху, прямо под бронежилет скрытого ношения.

Следящий за всеми нашими телодвижениями, стоящий чуть в сторонке капитан НКВД терпеливо ждал, и когда Зеелович ушел со своими людьми в поле, отправив посыльного за остальными бойцами взвода охраны, подошел к нам.

— Давайте я вас проведу. На переправе могут не пустить, сам давал команду…

С трудом протиснувшись через столпотворение возле разрушенного моста, мы в сопровождении капитана Тарторова подошли к самой кромке воды, где посиневшие от холода солдаты-саперы спешно строили некое подобие переправы. Тут же сновало несколько лодок, на которых переправляли бревна и доски, забивали сваи, и это позволяло одновременно возводить сразу несколько пролетов импровизированного моста. Чуть в стороне в металлических бочках горели несколько костров, возле которых грелись совсем околевшие саперы. Сердобольные медики тут же их поили спиртом, стараясь хоть как-то поддержать работоспособность бойцов, от скорости работы которых зависела судьба множества людей. Окинув взглядом весь этот импровизированный табор, к своему удивлению, обнаружил батарею зенитных автоматических пушек, которые, искусно замаскировавшись, держали под прицелом не только воздушное пространство, но при случае вполне надежно перекрывали подходы к переправе с той стороны. Присмотревшись сквозь пелену дождя, я сумел рассмотреть несколько пулеметных точек и на том берегу, которые в случае чего должны были задержать врага, если тому удастся прорваться к переправе. Постояв в стороне минут пять, с содроганием наблюдая, как люди по горло в холодной воде еще что-то умудряются энергично делать, я отвернулся и обратился к Тарторову:

— Капитан, давайте команду, время не терпит.

Он кивнул, и, подойдя к кромке воды, закричал, подзывая к себе одну из лодок, в которой копошились бойцы, умудряющиеся забивать сваю посередине реки. Бросив работу, те нехотя подплыли к берегу.

— Отвезете товарищей на ту сторону, только быстро.

Пожилой усатый дядька с красными от недосыпа глазами, в промокшем ватнике, критически окинул нас взглядом, отметив необычное оружие и остановив взгляд на моей винтовке, где, несмотря на чехол, явственно просматривался силуэт оптического прицела, согласно кивнул и крикнул молодому напарнику:

— Мыкола, прымай товарищей командиров.

Под завистливые взгляды людей на берегу мы погрузились в качающуюся лодку. Оттолкнувшись от берега длинным шестом, тот, кого звали Мыкола, уверенно направил движение к противоположному берегу. Там нас встретили двое пехотинцев, которых капитан уже известил по прокинутому на тот берег полевому телефону. Еще через десять минут мы с Ненашевым, методично меся грязь сапогами, удалялись от реки. На этой стороне закрепились около роты пехотинцев, усиленные двумя "сорокопятками", которые в прямом смысле чуть ли не на руках перенесли нас через реку. Обе дороги, ведущие к переправе, были в некоторой степени прикрыты заслонами, и это вселяло уверенность, что неожиданного избиения беспомощных людей в этот раз не будет.

Остановившись в небольшом леске, я достал из планшета карту, позаимствованную у Зееловича:

— Ну, смотри, тут у нас две дороги. По обеим из них вполне могут сунуться немцы, так что есть предложение вот тут срезать путь и через вот этот лесок выйти к деревне Сапегино, и до аэродрома останется километров двадцать.

Ненашев, глянув на карту, кивнул головой, соглашаясь с моими доводами, и просто ответил:

— Ну, ты тут командир, тебе и решать.

— Тогда двинули быстрее.

Под ногами шелестит пожухлая листва, и дождь неприятно барабанит по плащ-палатке, но нам все равно приходится идти через лес, изредка сверяя свое движение с показаниями компаса. Уже по привычке мы шли цепочкой с интервалом пять метров, и я первый услышал рев двигателей и крики людей. Из-за шума дождя разобрать что-то было трудно. Подозвав жестом Ненашева, присел, пытаясь разглядеть за пеленой дождя среди деревьев какое-то движение.

— Ну что, Паша, слышишь?

— Ага, вроде как мотоциклы ревут…

— Чего им тут реветь, вроде по карте дороги нет.

— Ага. Глянем издалека? Все равно в ту сторону идем.

— Придется.

Не сговариваясь, мы стали готовиться. Я накрутил на ствол ПП-2000 штатный глушитель, а Ненашев вытащил немецкий "вальтер", к которому еще на базе приделали вполне неплохой и эффективный самодельный глушитель.

— Ну что, пошли?

Включив радиостанции и воткнув в уши гарнитуры, мы, разойдясь в стороны, стали продвигаться в сторону шума. Минут через пять такого движения сквозь деревья удалось рассмотреть интересную картину. На грунтовой дороге, которая как назло не была обозначена на карте, застряли четыре немецких мотоцикла, и ругающиеся солдаты Вермахта пытались их тащить чуть ли не на руках. В стороне, откуда они пришли, замер гусеничный бронетранспортер, а за ним два прекрасно знакомых мне грузовых, тентованных "Опель-Блица".

Немного понаблюдав, я уже собирался дать команду на отход, когда на связь вышел Ненашев.

— Феникс, на связь.

— Слушаю, Дрозд. Пора сваливать…

— Может, не будем спешить? Тут в сторонке боевое охранение, случайно его рассмотрел. Ребята вроде как не сильно службу несут…

— Сколько?

— Трое. Причем все в плащах и касках, понимаешь, про что я?

— Думаешь их тихо вальнуть и в ряженых сыграть?

— Ну не пропускать же так просто этих уродов к переправе? Там же одни раненые…

Я молчал, обдумывая ситуацию. Ненашева понять можно — потерял большую часть группы во время столкновения с эсэсовскими боевиками, вот и рвется в бой пострелять ненавистных фашистов, про которых с детства столько писано и которых привыкли ненавидеть еще с малых лет. Но мы не на прогулке.

— Дрозд, на связь.

— На связи, Феникс, — с готовностью отозвался напарник.

— Дрозд, отставить, тихо уходим.

Теперь тот молчал. В наушниках раздался щелчок, и спокойный голос Ненашева, искаженный радиоканалом, ответил:

— Вас понял, Феникс, отхожу.

Дождавшись, когда Ненашев даст сигнал, что он отошел, я тихо отполз назад и постарался максимально незаметно скрыться в лесу.

Отойдя метров на двести от злополучной дороги, мы ненадолго остановились, укрывшись от дождя под густой еловой кроной.

Ненашев, привалившись рядом к стволу, как бы в никуда сказал:

— Прав ты, Сергей, а то полезли бы, может, и нарвались. У нас же другая задача.

— Хорошо, Паша, что понимаешь.

Глава 5

Дождь не умолкал и все так же неприятно стучал по плащ-палатке, и, учитывая резкое понижение температуры, холод пробирал буквально до костей. Где-то в вышине поднялся ветер и, раскачивая вершины деревьев, наполнял лес дополнительным шумом и треском ломающихся веток. Немного отсидевшись под деревом, мы снова двинулись вперед и, услышав где-то за спиной сначала взрывы, а затем дикую перестрелку, которая была перекрыта сильнейшим взрывом, только переглянулись и, опустив головы, двинулись дальше. Где-то там люди воюют, уничтожают противника, напавшего на НАШУ Родину, а мы уходим дальше, причем, учитывая и подготовку и знания будущего, могли бы сейчас много чего наворотить.

С молчаливого согласия мы не стали ничего обсуждать и целенаправленно двигались на восток, к заветной линии фронта и к аэродрому, откуда нас заберет самолет до Москвы.

Пройдя больше километра, мы лоб в лоб столкнулись с четырьмя немцами, которые деловито и вполне мирно шатались по лесу, собирая хворост для костра. Картина маслом — типа не ждали. Один из них, широкоплечий здоровяк, с закинутым за спину карабином и охапкой дров в руках, удивленно уставился на нас, закутанных в плащ-палатки, и гортанно закричал, что-то типа "Алярм!", или что-то похожее, но продолжить свой крик с простреленным горлом не смог. Висящий под рукой ПП-2000 с глушителем сам собой прыгнул в руку и дернулся, с тихим кашляньем выпуская короткую очередь в грудь немца. На звук хлопков обернулись остальные трое немцев, отбросив хворост, весьма резво стали разбегаться, при этом скидывая карабины. Хлопс-с. Хлопс-с. Рядом захлопал вальтер с глушителем. Хлоп-хлоп-хлоп-с-с-сс. Отпрыгнув за дерево, умудрился поймать силуэт немца в коллиматорном прицеле и сразу дал короткую очередь, и еще один кричащий тип в характерной каске замер на мокрой русской земле. БАМ! На фоне тихих хлопков оружия с глушителями звук выстрела немецкого карабина даже под дождем звучит как гром среди ясного неба. Естественно, никуда он попасть не смог — Ненашев обошел с фланга и, выкатившись из-за дерева, двумя выстрелами прострелил грудь и живот последнего немца, который уже успел вскинуть карабин и попытался отловить в прицеле верткого противника.

Вроде как все, но со стороны послышались крики, и в пелене дождя появились несколько силуэтов в шинелях с характерной формой касок.

— Отходим!

Мы с Ненашевым бросились назад, стараясь быстрее скрыться с "места преступления". БАМ! БАМ! БАМ! Нам вдогонку с ходу открыли огонь, и, судя по плотности огня и мелькающим среди деревьев силуэтам, на шум пожаловало не меньше десятка немцев. БУМ! Среди силуэтов вспыхнул взрыв гранаты, и немцы заученно попадали на землю. Хотя это и была оборонительная Ф-1, только два тела так и остались лежать на земле. Со стороны немцев знакомо затарахтел МР-40, ему тут же ответил его ненашевский собрат, тут же чуть в стороне хлопнула немецкая граната, окатив меня чуть ли не ведром воды, снесенной взрывной волной с дерева. Пока нас давили огнем, не давая высунуться, человек пять вполне грамотно стали обходить по флангам, стараясь зажать в клещи.

— Дрозд, зажимают. Идут с твоего фланга!

— Вижу…

Тут же затарахтел MG-34, и наше положение сразу ухудшилось. Пулемет весьма скорострельный, а в нашей ситуации оказался очень неприятным сюрпризом — видимо, мы нарвались на боевое подразделение, которое встало на отдых.

Выхватив из разгрузки гранату, выдернув колечко, тоже зашвырнул ее подальше в сторону стреляющих немцев и сразу вдогонку вторую, чуть левее. БУМ! БУМ! Кто-то закричал, дико и как-то истерично. Что, не любите, когда в вас стреляют? В ответ дерево, за которым я спрятался, буквально загудело от длинной пулеметной очереди, такое впечатление, что немецкий пулеметчик хотел его перерезать и добраться до меня любимого, а это не входило в мои планы.

— Дрозд!

— На связи.

— Готовься к вспышкам.

— Понял, давно пора, а я дымку еще подкину.

— На хрен, дождь, ветер.

— А что делать? Экономить?

— Действуй, на счет три!

— Готов?

— Сейчас, магазин поменяю!

Я тоже загнал новый магазин в автомат, передернул затвор и вытащил из разгрузки две светошумовые гранаты, тем более немцы приблизились непозволительно близко.

— Раз… Два… Три…

БАМ! БАМ! А вот теперь ходу. Пока немцы охреневали от ярких вспышек боеприпасов из будущего, я откатился и, сделав несколько шагов, перепрыгнул к другому дереву, поскользнулся, перекатился и спрятался. Выглянув на несколько мгновений, двумя короткими очередями успел достать двух немцев, попавших в поле моего зрения. В стороне затарахтел автомат Ненашева, потом снова хлопнула граната. Капитан во все горло закричал:

— Вперед!

Не задумываясь, я бросился вперед, столкнувшись с еще парочкой немцев, которые усиленно терли глаза, стараясь восстановить зрение. Хлоп-хлоп-хлоп-с-с-сс. Хлоп-хлоп-хлоп-с-с-сс. Автомат привычно дергался в руках. Клац. Патроны… Впереди нарисовались еще несколько силуэтов. Всё, а вот теперь последний и решительный. Падаю на землю, перекатываюсь в сторону и выхватываю из набедренной кобуры "Глок-17" и из положении лежа открываю беглый огонь двойными выстрелами. БАМ-БАМ! БАМ-БАМ! БАМ-БАМ! Все как-то стало серым, и в мозгу отпечатывались только силуэты, выглядевшие как плоские мишени. Я даже не заметил, как невдалеке рванула граната, и мелкий осколок ударил в грудь, застряв в клапане разгрузки, повредив магазин к СВУ, как что-то острое, как скальпель, вскользь резануло по бедру. Но наплыв адреналина был такой, что ничего не чувствовал, только вперед, только поражать мишени и двигаться, двигаться, не давая возможности в себя прицелиться.

Мы прорвались вперед, перестреляв человек шесть, и, рванув чуть в сторону, пронеслись в метрах ста от остановившейся колонны немцев, и чисто случайно разминувшись с идущим в лес подкреплением. Нас попытались обстрелять, но потеряв противника за пеленой дождя, немцы лупили наугад, вымещая свою злость и страх.

Пробежав так метров пятьсот, несколько раз меняя направление движения, мы наконец-то смогли остановиться и перевести дух. Я чувствовал, что быстро теряю силы, а нога не слушается, и, присев на сломанное дерево, заметил у себя окровавленную левую штанину. Ненашева тоже качало, и я, присмотревшись к нему, заметил, что левая рука у него просто висит, а сам он с трудом держится из последних сил и сильно хромает.

— Паша, ты как?

Он привалился к дереву, тяжело дыша.

— Терпимо.

— Понятно.

Пока была возможность, мы стали оказывать друг другу первую помощь. В ход пошли шприц-тюбики с противошоковыми и со стимулирующими препаратами. Потом в ход пошли бинты и некоторые интересные вещи из будущего, придуманные для облегчения спасения жизни раненого в полевых условиях.

Нам понадобилось около получаса, чтобы прийти в себя и сменить место. Мы так шли еще около часа, когда снова попадали на землю, пытаясь собрать силы для следующего рывка. Дождь уже прекратился, но ветер все равно скрадывал все звуки в лесу. Пролежав под сосной минут десять, Ненашев рассмеялся.

— Знаешь, Сергей, тебя не смешит такое положение вещей?

Я тупо смотрел перед собой, чувствуя, как прекращает действовать обезболивающий препарат и начинают дико ныть раненые нога и рука. Настроение было вообще никакое, и в голове шумело от всяких лекарств, поэтому, скорее по привычке, нежели от желания поддержать разговор, ответил:

— Что именно?

— Мы, два человека из будущего, загибаемся в этом забытом богом месте, в далеком прошлом, оторванные от своего мира…

— И что тут такого? У меня такое было не раз. Честно сказать, уже подустал от этих приключений. Как выход, так обязательно в какую-нибудь историю попадаю.

— Значит, не скучаешь?

Я повернул к нему голову.

— Ты к чему это, Паша?

— В первый раз так страшно. Пропасть без вести. Я теперь понимаю наших предков.

— Что-томне не нравится твое настроение.

— Сергей, ну ты же профессионал. У нас серьезные ранения, большая кровопотеря. Находимся на вражеской территории, причем в зоне боевых действий, где вероятность налететь на противника весьма велика. А второй такой бой мы не вытянем.

— И что? Ложиться и поджимать лапки? Ты тогда хотя бы скажи, где там ваши переселенцы засели в Антарктиде, и можешь оставаться, а я пойду дальше, спасать ТВОЮ семью.

Он засмеялся. Точнее, смех быстро перешел в кашель.

— Ох, уморил, Сергей. Неужели ты думаешь, я сольюсь перед каким-то земноводным? А кто воевать-то будет? Знаю я вас, морпехов. Чуть что, заляжете и верещите: "Дайте поддержку, помогите!" Ради одного обкуренного абрека с дедовским карамультуком чуть ли не целым дивизионом по квадратам лупите.

Я не обиделся, понимая, что это он скорее себя поддерживает. Но спорить и устраивать дискуссию особого желания не было.

— Бывает. Ладно, Паша, идти можешь?

Он с кряхтением начал подниматься, держась здоровой рукой за дерево. Когда уже стоял на ногах, увидел лежащий на земле автомат и попытался нагнуться, но это, видимо, давалось ему с большими трудностями. Я тоже уже поднялся, и так как чувствовал себя чуть лучше, сам нагнулся, закинул на плечо его МР-40 и, чуть приобняв его, помог сделать несколько шагов вперед.

К моему удивлению, либо у нас открылось второе дыхание, либо организмы после прохода через временные порталы получали какое-то дополнительное свойство, мы шли и шли, спотыкаясь, изредка матерясь, но неизменно приближались к искомой цели.

Во время очередного привала Ненашев принюхался и как-то странно сказал:

— Сергей, не чувствуешь, что паленым пахнет?

Я принюхался. Хм, а ведь он прав. Ветер утих, и запах гари явственно ощущался в воздухе. Достав планшет и прикинув наше местоположение на карте, ответил Ненашеву:

— Согласен. Тут как раз и деревня рядом. И на запах мирно живущего селения никак не похоже.

— Немцы?

— А кто же еще…

Прислушавшись к лесу, я услышал какой-то необычный звук и поднял руку. Ненашев сразу насторожился и потянул руку к лежащему рядом автомату. Мы притаились и стали слушать лес, с немалым интересом наблюдая, как среди деревьев в наступающих сумерках в нашу сторону движется что-то белое и издает звуки, похожие на детский плач.

В коллиматорном прицеле моего автомата белое пятно все росло, и, присмотревшись, я опустил оружие и привстал от удивления. В наступающих сумерках смог рассмотреть, как мимо нас, метрах в сорока, шаркая ногами, плелась маленькая девочка лет двух-трех, которая всхлипывала, и, увидев нас с Ненашевым, остановилась и, хлопая своими глазенками, испуганно смотрела на людей с оружием. Ребенок был одет в какую-то грязно-белую рубашонку, покрытую пятнами сажи. В саже было и лицо, и белесые волосы, и руки ребенка, и даже какая-то самодельная кукла, которую она крепко прижимала к груди. К моему несказанному удивлению, несмотря на время года, она была одета только в одну длинную рубашку, почти до щиколоток, и какие-то не по размеру большие то ли калоши, то ли обрезанные валенки из войлока. От холода ее трясло, и, несмотря на грязь и потеки слез на грязном личике, ее бледность и почти синие губы говорили о сильном переохлаждении ребенка.

Пока она не убежала и не закричала, как мог ласково заговорил, подходя к ней маленькими шажками:

— Привет. Мы свои, не бойся, мы не обидим. Мы хорошие, мы свои. Мы хорошие, не обидим…

В голосе старался передать максимальное количество нежности, заботы, почти мурлыкал, подходя к девочке.

— Тебя как зовут?

Она хлопала своими глазенками, глядя на двух закутанных в плащ-палатки страшных взрослых, и, судя по ее реакции, что такое оружие, она прекрасно знает. Тут не нужно быть сыщиком, чтобы сложить все факты и понять, что, судя по запаху, деревню сожгли немцы, а ребенок, возможно, единственный выживший. Девочка, как маленький, заблудившийся котенок, потянулась к теплу и тихо-тихо, замерзшими губами прошептала:

— Тая…

Я с трудом ее смог услышать. Сгребя в кучу побольше хвои, скинул с себя плащ-палатку и постелил ее на импровизированную подушку. Из скатки на спине достал и развернул спальник, и, несмотря на слабое сопротивление девочки, умудрился почти в прямом смысле засунуть ее в него и застегнуть пуговицы. В таком закутанном виде, когда наружу выглядывает только чумазое личико, Тая напоминала большую куклу. Ненашев, без команды, сделал то же самое и, с кряхтением и стоном достав из своего РД коробочку с сухим спиртом, маялся, пытаясь его поджечь. Через пять минут мучений и стонов, посадив укутанную девочку себе на колени, я ее уже поил горячим чаем с добавкой хорошей дозы витаминов. Еще через двадцать минут отогревшийся ребенок уже спал, закутанный в мой спальный мешок, а мы с Ненашевым сидели рядом, посматривая на эту идиллию, и тихо переговаривались.

— Блин, Паша. Сколько воюю, сколько такого видел в нашем времени, но все равно не могу привыкнуть. Дети…

Ненашев, чуть помолчав, спросил:

— У тебя у самого есть?

— Сын. На базе с матерью, ждут эвакуации в это время.

— Понятно… Что будем дальше делать?

— Ребенка не брошу.

— Ты за кого меня держишь? Только к утру у нее поднимется температура, и тащить ее с собой мы не можем, сами не в том состоянии.

— Предложение?

— Сергей, ты более-менее подвижный, иди вперед. Хотя бы на разведку, а там, если повезет, найди помощь.

— А ты, с девочкой?

— Организую лежку. Сухой спирт еще есть. Пару дней продержимся, а за это время и ты вернешься.

И я, и он хотели верить в то, что говорили, хотя бы потому, что у нас не было выбора.

— Хорошо.

Час мы потратили на подготовку лежки, отойдя чуть в сторону, найдя более интересное место, где я с помощью разборной лопатки расчистил капитану сектора обстрела и поставил несколько растяжек. Набив оставшимися патронами пустые магазины к автомату и надев прибор ночного видения, не прощаясь, пошел в сторону сожженной деревни, сверяя направление с показаниями компаса. Зачем пошел именно туда, пока не знаю, наверное, для того, чтобы полностью убедиться в своем предположении, что там немцы.

Снова вокруг меня ночной лес, как несколько месяцев назад, когда только попал в это время, снова в руках ПП-2000 с глушителем и на голове прибор ночного видения, а впереди темнота и неизвестность. Тогда все воспринималось с надеждой и с какой-то восторженностью, теперь, кривясь от боли и хромая, я продвигался вперед, стараясь осторожно ступать по пожухлой мокрой хвое, покрывающей все пространство между деревьями, и с настороженностью прислушиваться к любым звукам. Все явственнее чувствовался запах гари, и от этого всего на душе становилось еще гаже — такое я видел и чувствовал в Белоруссии, когда молодчики из "Райха" жгли деревню. Поэтому когда дошкандыбал до границы леса и увидел остатки деревни, где еще дымили развалины домов, совершенно не удивился и, примостившись за деревом, стал тщательно оглядывать окрестности.

Где-то вдалеке, чуть больше километра, возле отдельно стоящего большого деревянного строения мелькали огоньки — очень похоже на использование ручных фонариков. Достав бинокль, с интересом стал рассматривать штук десять машин, пару бронетранспортеров с характерными очертаниями, и этого было вполне достаточно, чтобы понять, что тут на отдых остановилась какая-то немецкая часть. Чуть в стороне, ближе к кромке леса, обнаружилась позиция зенитной батареи малокалиберных автоматов, и, судя по положению орудий, они готовы были не только отражать нападение с воздуха, но и прекрасно работать по наземным целям. Налюбовавшись на далекие фигурки часовых, я вздохнул и связался с Ненашевым, который вроде как должен быть на связи.

— Дрозд, на связь.

Пауза, Ненашев не отвечал, хотя вроде как расстояние еще подходит для устойчивой шифрованной связи.

— Дрозд, на связь!

Прошло еще немного времени, и в наушнике пиликнул звук вызова.

— На связи, Феникс.

— Как и предполагали, деревня сожжена. На удалении километра, чуть в стороне до батальона противника на ночевку остановились.

— Надеюсь, ты не пойдешь на них в атаку?

— Не смешно. Там еще и зенитчики обосновались. Что там ребенок?

— Отогрелась. Спит, но все кричит от страха и скулит, как маленький щенок. Видно, много перенесла…

— Понятно. Присматривай за ней, я иду по маршруту. Часа через два радиоконтакт будет невозможен. После этого включаешься каждые полчаса на прием. Буду возвращаться, извещу.

— Вас понял, Феникс.

Через пару секунд добавил:

— Удачи, Сергей. Ни пуха…

— К черту…

Вот так вот поговорили. Я снялся со своей лежки и двинулся снова через лес в направлении искомого аэродрома, до которого было не менее двадцати километров.

Через полчаса ходьбы боль в ноге отошла на второй план и ощущалась как нечто само собой разумеющееся и уже не воспринималась как непреодолимый фактор, мешающий движению: побитый жизнью, но приученный войной к длительным походам организм вышел на рабочий режим.

Подойдя к кромке леса, вышел к проселочной дороге, отмеченной на карте, и снова минут десять прятался среди деревьев, присматриваясь и прислушиваясь, стараясь выявить хоть какое-то присутствие человека. Проехала одинокая машина, тускло освещая разбитую дорогу фарами, прикрытыми светомаскирующими накладками. Для приличия подождал еще двадцать минут, но все было тихо. Где-то в стороне переправы, откуда мы пришли, грохотала канонада, и небо изредка окрашивалось зарницами. Я поежился, примерно представив, какая плотность огня может давать такой грохот, и стараясь не думать о тысячах раненых и беженцах, оставшихся возле реки, двинулся через поле к темнеющей вдалеке полоске леса.

Все время оглядываясь и, можно сказать, боясь каждого шороха, осторожно ковылял по полю, периодически спотыкаясь о куски смерзшейся земли, без приключений умудрился добраться до спасительного леса — все-таки в боевой обстановке даже ночью на открытом пространстве чувствовал себя голым и беззащитным. Лес принял меня как родного, и, сверяясь с компасом, я пошел дальше в сторону аэродрома. Опа, а это что такое? Впереди явственно слышалось шелестение листвы, множество шагов и какой-то приглушенный шепот. Стараясь по шуму определить направление неведомых людей, резонно предположив, что простые грибники ночью по прифронтовому лесу шататься не будут, стал отходить в сторону, чтобы обойти и избежать ненужной встречи.

Ага, размечтался, с трудом успел спрятаться в кустах и с удивлением рассматривал через ночник фигуры, закутанные в плащ-палатки и одетые в шинели, с длинными винтовками в руках. Точно наши. Видимо, кто-то умный послал их в ночную атаку, пытаясь хоть как-то облегчить положение окруженных возле переправы. Они шли молча, шелестя в темноте опавшей листвой и цепляясь за ветви деревьев, растянувшись широкой цепью, и всей своей интуицией я понимал, что люди идут в бой — оружие было наизготовку, фигуры напряжены, и в любой момент бойцы были готовы броситься в атаку. Было в этом что-то обреченное, но при этом чувствовалась непоколебимость и уверенность в своем деле — люди шли на смерть, и от этого меня как-то передернуло. Передо мной возникло чумазое личико маленькой девочки Таи, родителей которой немцы сожгли в деревне, и она чудом успела убежать в лес. Вспомнил своего Славку и представил, как он бы так же по лесу гулял в одиночестве, и в душе стал подниматься гнев на всю эту войну. Как мне надоело прятаться, ждать с каждой стороны выстрел в грудь и удар в спину. Как-то само собой пришли воспоминания о летнем дне, когда мы с женой и ребенком прогуливались по набережной Севастополя. Вокруг гуляли множество легко и нарядно одетых людей, наслаждающихся летом, теплом и морем. Я иду, держа за руку сына и волей-неволей, стараясь, чтобы не заметила жена, кошусь на множество загорелых девиц, а супруга, все-таки заметив мой интерес, как-то спокойно вслух говорит: "Нагуливай, нагуливай аппетит, обедать все равно дома будешь", давая понять, что ничего не ускользает от ее всевидящего ока, и мы оба хохочем. Как давно это было, кажется, что в другой жизни.

Приглядевшись к солдатам, идущим в бой, я сумел рассмотреть, что многие из них в бинтах и, судя по некоторому разнообразию в одежде и оружии, можно было сказать, что передо мной отряд, собранный по-быстрому из имеющихся под рукой способных держать оружие бойцов, даже раненых привлекли. Прикинув направление движения, невесело ухмыльнулся про себя — такими темпами запросто могут вывалиться на открытое пространство и нарваться прямо на ночующий батальон немцев, прикрытый батареей зенитных пушек, и соответственно огрести.

Приняв решение, спрятав автомат и сняв ночник, скинув СВУ, я осторожно поднялся из кустов и, учитывая мой наряд — плащ-палатку, пилотку и сапоги, и даже бинт на руке, выглядел вполне соответственно этому разношерстному отряду. Там в лесу находился раненый Ненашев с ребенком, и в принципе можно было позаимствовать пару бойцов, чтобы вынести эфэсбэшного капитана к нашим. Поэтому догнав двух последних бойцов, я тронул одного из них рукой и тихо спросил:

— Браток, где командир?

Заросший щетиной худой и нескладный мужичок с коротким карабином в руках, очень похожий то ли на санитара, то ли на ездового, кивнул рукой в сторону.

— Где-то там был.

— Понятно, спасибо.

Я двинулся вдоль цепи, периодически спрашивая идущих бойцов, в поисках командира этого отряда. Когда мне указали на нужную фигуру, солдаты как раз уже подошли к кромке леса и остановились, не решаясь без команды выходить на открытое пространство. Я деловито двинулся к двум присевшим возле большого дерева людям в добротных шинелях, в свете тусклого фонарика с синим светом рассматривающих карту и тихо переговаривающихся.

Приготовив свои армейские документы, где я числился офицером разведотдела штаба 56-й армии, чтобы было меньше вопросов, криков и всяких обвинений типа "немецкий диверсант", и присел рядом с ними.

— Не помешаю, товарищи командиры?

Немая сцена. На меня уставились две пары глаз, блеснувшие белками в свете слабенького фонарика. Старший из них, с капитанской шпалой в петлице, оглядев меня с головы до ног, отметив неплохие сапоги на ногах, необычную винтовку с оптическим прицелом и, главное, пилотку с красной звездой. В конце концов, взгляд остановился на моих знаках различия пехотного капитана, которые я специально выставил на общее обозрение, немного распустив плащ-палатку. Ощущая себя в некоторой безопасности, в окружении десятков бойцов, капитан резко поднялся, но при этом спокойно спросил:

— А вы кто такой, товарищ капитан?

Второй, лейтенант тоже поднялся, но как-то нервно, при этом положив руку на кобуру.

— Капитан Кречетов. Войсковая разведка штаба 56-й армии.

Меня выслушали, переглянулись, и старший из них представился и сразу задал резонный вопрос:

— Капитан Спекотный. Документы?

— Ну, вообще-то в рейды документы не берут, но мы не в рейде, а попали в передрягу. Поэтому вот смотрите, — и протянул ему настоящие и достоверные документы, выписанные еще в Москве.

Капитан, подсвечивая фонариком, тщательно изучив бумаги и вернув мне все обратно, чуть расслабленно проговорил:

— Ну, допустим, я верю. Что вы здесь делаете?

— Мы выполняли особое задание, но в лесу столкнулись с противником, вступили в бой. Мой спутник тяжело ранен, и я вынужден был его оставить, отправившись за помощью. Пробираясь по лесу натолкнулся на ваших бойцов, дальше вы знаете.

— Куда вы направлялись?

— На аэродром в Новоселовке.

— Там уже немцы.

Я не выдержал и выругался.

— Твою мать. Что же делать?

— Не знаю.

— Где сейчас линия фронта?

Нехотя капитан достал карту и показал карандашом предполагаемую линию соприкосновения немецких и советских войск. Хреново, еще километров двадцать пилить, и где мне там искать связь с Москвой?

Видимо, последнюю фразу я сказал вслух, мои собеседники переглянулись. Капитан, слушая меня, кивал головой и, когда мой монолог закончился, спросил:

— Вы пришли оттуда?

— Да. Вам нужны разведданные?

— Было бы неплохо.

— Хорошо, давайте карту… Вот тут грунтовая дорога, не отмеченная на карте, на ней столкнулись с передовой группой противника. Мы их пропустили, но потом слышали звук боя, видимо, они наткнулись на разведку нашей группы, окруженной возле переправы. Вот здесь мы нарвались на немцев, еле ушли. Вот тут около батальона остановились на ночлег…

Командиры снова переглянулись.

— Здесь деревня.

— Нет деревни. Всех жителей уничтожили, дома спалили.

— Вот об этом поподробнее, можно?

Странный разговор. Такое впечатление, что люди немного не в себе, хотя война все-таки, они прекрасно понимают, что их послали на верную смерть.

— Хотите атаковать?

— Да. У нас задача прорваться к переправе и обеспечить выход окруженных частей у переправы.

— Что-то силенок у вас маловато…

Капитану это не понравилось. Даже в темноте видел, как у него скривилось лицо.

— Собрали, кого смогли…

— Понимаю, вот только как вы хотите атаковать немцев? Не рекомендовал бы.

— Почему?

— А вот тут у них размещена зенитная батарея, развернутая в боевые порядки, причем сектора обстрела у них как раз направлены в вашу сторону. Тут обходить нужно вот с этой стороны, — и провел карандашом по карте, показывая примерный маршрут выдвижения, — и вот как раз вот здесь будет рубеж атаки.

Спекотный и не представившийся мне старлей еще раз переглянулись.

— Товарищ капитан, вы говорите, шли за помощью?

— Да.

— И где ваш спутник?

Я снова ткнул карандашом в карту.

— Вот здесь.

— Давайте так, вы помогаете выйти на рубеж атаки, а я выделяю вам двух бойцов, чтобы забрать вашего товарища.

Расчет в принципе правильный. Отпускать меня им нет резона, вдруг все-таки враг и солью их немцам, а расстрелять просто так они не могут, не хватает полномочий, да и документы в порядке. Если я им дал недостоверную информацию о противнике, то сам попаду под раздачу. Вполне логично, да и легенду о раненом напарнике можно будет проверить. А мне чего носом крутить? Для меня сейчас, особенно ночью в этом холодном лесу, это будет неплохим решением, о чем я сразу и сказал.

— Хорошо, капитан. Вполне разумно. Если не тот, за кого себя выдаю, то у вас будет возможность меня наказать. А так мы реально поможем друг другу.

Единственное, что меня не устраивало, это перспектива снова лезть без особых причин в бой, а не выполнять свое задание. Кто бы мог подумать, что ради спасения людей в Антарктиде два человека как какие-то медведи-шатуны шляются по осенним лесам Украины конца страшного 41-го года, воюют, убивают, сами получают ранения. Парадокс.

Глава 6

В малом зале для особых совещаний собралось всего три человека, которые обладали реальной властью в секретном подземном городе, имеющем в довоенных документах Управления специального строительства Федеральной службы безопасности Российской Федерации код "Объект-37". Серию таких объектов на территории России заложили еще за три года до начала глобального ядерного конфликта после получения сигнала от аналитической службы, которая с вероятностью более семидесяти процентов выдала прогноз о возможности всепланетарной атомной войны в ближайшие два года. Тогда и военные, которые отслеживали те же самые тенденции, пустили практически весь бюджет Министерства обороны на строительство аналогичных объектов, привлекая при этом повсеместно карманные фирмы, через которые ГРУ ГШ прокачивало огромные финансовые потоки для своих темных дел, причем все это осуществлялось в условиях строгой секретности. Но срок пришел, огромные подземные склады и ангары оказались на многие годы вперед забиты новенькой боевой техникой, оружием, боеприпасами, продуктами и всем тем, что будет необходимо для выживания в условиях ядерной войны и особенно после нее, когда спадет радиация и начнутся войны за оставшиеся ресурсы. Каждый такой объект, в зависимости от назначения, представлял собой огромный подземный город с многотысячным, тщательно подобранным населением, с улицами, проспектами, парками, бассейнами, теплицами, школами, детскими садами, больницами и всем тем, что мы привыкли видеть в обычном городе. Для обеспечения энергопотребления объекта в отдельных штольнях располагались две атомные электростанции. Причем одна из них считалась основной, вторая резервной, и все было размещено таким образом, что даже при нанесении по объекту целенаправленного удара с использованием современных средств уничтожения подземных командных пунктов, часть города все равно оставалась целой и могла функционировать дальше. Можно сказать, что эти подземные поселения являлись верхом технического совершенства на момент постройки — тут применялись лучшие и самые современные разработки в области обеспечения жизнедеятельности человеческих существ, при этом для некоторых из них, наделенных большими звездами, лампасами или окнами кабинетов, выходящих на Красную площадь, в весьма комфортных условиях.

Именно сейчас законный хозяин "Объекта-37", генерал-майор ФСБ РФ Растопов Илья Максимович и его заместитель, глава внутренней службы безопасности полковник Селиверстов имели весьма интересную беседу с подполковником Малаховым, представителем руководства ФСБ, который с самого начала занимался контролем над проектом "Феникс", был отправлен срочно в бункер для расследования обстоятельств уничтожения научного комплекса. На объекте был такой уровень секретности, что ни генерал Растопов, ни полковник Селиверстов даже не догадывались, чем занимались ученые в научном секторе номер два, который недавно был уничтожен мощнейшим взрывом после получасового боя неизвестно с кем. Туда имели доступ только избранные, которые получали соответствующий статус только после одобрения высшего руководства, а Растопов и Селиверстов такого статуса не имели.

Малый зал совещаний, изначально предусмотренный для конфиденциальных переговоров, был оборудован по последнему слову техники: множество экранов, на которых выводилась оперативная обстановка по городу, по состоянию энергосистемы и особенно по системам безопасности. Но особенно много внимания уделили защите зала от всевозможных систем негласного съема информации, поэтому сюда доступ имели только пара человек, и это единственное помещение на объекте, где уборкой занимались личные охранники генерала, которых регулярно проверяли на детекторе лжи. Поэтому собеседники вполне спокойно сидели за овальным, длиной более пяти метров, столом из натурального полированного дуба и обсуждали вопросы практически планетарного масштаба.

Выводя на экран соответствующую визуальную информацию, подполковник Малахов, получив разрешение сверху, докладывал своему руководству, в присутствии хозяев подземного города, о реальном положении вещей и причинах взрыва в научном секторе. На безопасности тут никогда не экономили. Поэтому цифровые видеокамеры с двенадцатимегапиксельными матрицами, стоившие несколько тысяч долларов каждая, давали очень качественную картинку, на которой явственно было видно, как через большой портал установки перемещения во времени в зал врываются солдаты в пятнистой форме и касках характерных очертаний, с оружием времен Второй мировой войны. Развернувшееся побоище, в котором десятками гибли нападающие, защитники и научный персонал, не вызвало у зрителей никаких эмоций. Они молча смотрели, слушали, анализировали, подмечали детали и делали выводы, о которых не спешили извещать собеседников.

На другом экране этой комнаты выводилось затемненное изображение высокого, плотного человека в дорогом костюме, расположившегося в роскошном кожаном кресле и молча наблюдающего за разговором. Иногда люди, находящиеся в комнате, освещенной мягким светом из искусно спрятанных светильников, изредка посматривали на этого человека, стараясь понять его реакцию, но тот оставался спокойным как сфинкс…

После гибели руководства ФСБ, когда комбинированным ударом с орбиты, крылатыми и баллистическими ракетами американцами был уничтожен центральный бункер ФСБ, местоположение которого держалось в большой тайне, этот человек стал заместителем нового директора и взял на себя всю полноту власти. Именно он, после долгих месяцев затворничества, сопровождающихся эпидемией самоубийств, отказов отдельных руководителей подчиняться центральной власти, сумел собрать воедино те остатки былой мощи и не дать скатиться в бездну гражданской войны за ресурсы, когда все воевали против всех. Показательный ракетный удар по одному из бункеров, руководство которого отказалось подчиняться верховной власти, и его захват спецназом, который, несмотря на запыленность атмосферы, сильные ветры, пониженную температуру и радиацию, удалось оперативно перебросить к нужному месту, показал, что у нового руководства есть и сила и средства, чтобы удержать власть в своих руках. Ни один серьезный вопрос, ни одно слово, ни одно перемещение оружия, продуктов, топлива не проходили мимо взора нынешнего руководства ФСБ, и они всегда и везде были где-то рядом, и тут была прямая заслуга нового заместителя директора, заработавшего колоссальный авторитет. Здесь играла роль и разветвленная сеть информаторов в каждом бункере, и личная харизма, и та загадочность, которая как некий ореол сопровождала его. Несмотря на должность зама, именно он, генерал-полковник Сергей Витальевич Мартов, являлся реальной главой столь мощной организации, поэтому его столь демонстративное присутствие, хотя и виртуальное, с использованием специального защищенного оборудования для видеоконференций, говорило о серьезности ситуации.

Подполковник Малахов, пересказав небольшую предысторию проекта, раскрывал перед руководством подземного города, возле какой тайны они находились последнее время.

— После выхода установки на рабочий режим ученым удалось настроить относительно устойчивый пространственно-временной канал. После анализа и глубокой проработки выяснилось, что на той стороне весна 1941 года, а портал выходит на высоте пяти метров над морем, в двадцати километрах от побережья Антарктиды. Учитывая сложные погодные условия в том регионе и отсутствие у нас на базе соответствующих морских судов, было принято решение об организации постоянного поселения на побережье и строительстве судостроительной верфи. Соответствующие материалы и ресурсы завуалированно запрашивались у руководства города…

Генерал Растопов не удержался и прокомментировал:

— Так вот зачем вам понадобились сборно-щитовые домики с дополнительной тепловой изоляцией, низкотемпературные генераторы и листовой металл…

Малахов кивнул, соглашаясь, продолжил:

— В поселок, с помощью катеров были переброшены первые переселенцы, охрана, оборудование, средства ПВО и противокорабельные ракетные комплексы. Через месяц после регулярных переходов на ту сторону, по согласованию с руководством, мы стали практиковать выезды членов семей персонала, задействованного в проекте "Феникс", в поселок. Чистый воздух, море, все это можно было расценивать как санаторно-курортные выезды, несмотря на антарктический холод, среди персонала это пользовалось спросом. Спустя месяц начались перебои с каналом, и чуть позже связь с найденной пространственно-временной точкой установить вообще не получалось. Спустя полгода, задействовав максимально большие энергетические ресурсы, ученым наконец-то удалось нащупать канал, произвести захват и произвести новую настройку. Выход на ту сторону проводила группа капитана Ненашева. После проведения первичной разведки удалось установить, что в данный момент точка выхода находится на территории Украины, под Киевом, в лесном массиве и, судя по перехваченным передачам московского, берлинского и лондонского радио, дата соответствует той, когда у нас пропала связь, плюс те полгода, которые ученые настраивали новый канал. Учитывая, что на данный момент точка выхода находится на территории, оккупированной немецкими войсками, все выходы группы капитана Ненашева проходили с соблюдением всех возможных мер секретности и возле портала разместили несколько пулеметных расчетов, усиленных АГСами…

— И что дальше?

— Мы успели только получить сообщение, что дальние секреты зафиксировали движение, когда охрану портала атаковали немцы, судя по форме и знакам различия, это были отборные эсэсовские части, которых, если судить по нашим историческим документам о ходе Второй мировой войны, тут быть не должно. К еще весьма необычным вещам в этой ситуации можно отнести то, что атака была массированной, неплохо подготовленной и ставила своей целью именно захват портала. Также группа Ненашева, которая ушла в дальний рейд для исследования окрестностей, успела подать сигнал, что атакована.

— Выходит, вас ждали?

— Учитывая множество необычных фактов, можно сделать вывод, что против нас работали элитные немецкие части войск СС.

Подполковник сделал паузу, давая осмыслить ситуацию слушателям, и продолжил:

— Проникновение противника на территорию лаборатории оказалось неожиданным и из-за подавляющего численного преимущества ему удалось захватить основной зал и прилегающие коридоры вместе с центром управления и заблокировать аварийное выключение установки. Поднятый по тревоге отряд быстрого реагирования сумел остановить продвижение противника, и, подтянув резервы, спецназ сумел выдавить противника обратно к залу с установкой. Ситуация была взята под контроль, но к противнику подошли дополнительные силы и они вновь попытались прорваться и захватить научный уровень.

В подтверждение рассказа полковника на большом экране выводились записи с камер видеонаблюдения, показывающие заваленные трупами коридоры, взрывы, крики, маты и рукопашную схватку эсэсовских солдат и бойцов элитного подразделения ФСБ.

— По прошествии отведенного времени, рассчитанного учеными, штатное отключение установки проведено не было, а прорваться к центру управления не было никакой возможности. Поэтому произошло аварийное схлопывание портала, что повлекло за собой мощнейший выброс энергии, сопоставимый со взрывом тактического ядерного боеприпаса мощностью около пятидесяти килотонн… Камеры успели за долю секунды передать, как мощнейшая сила буквально сминает кольцо установки перемещения во времени, как на его месте образуется маленькое солнце, матрица камеры просто сгорает от яркого света, но другие камеры успевают передать картинку, как по коридору несется ударная волна.

— В результате взрыва полностью уничтожен научный сектор номер два. Система буферов и отвода ударной волны сработала штатно, и город не пострадал. Но установки у нас больше нет, и для ее восстановления нам понадобятся новые ресурсы и не меньше десяти месяцев, это при наличии соответствующего помещения и приоритетного финансирования.

Никто не спрашивал про информацию и документацию — все прекрасно понимали, что все дублируется, но все равно вопросов осталось много.

Наконец-то голос подал Сфинкс, генерал Мартов.

— Скажите, подполковник, что еще необычного, кроме, конечно, того, что вас атаковала немецкие регулярные эсэсовские войска?

Малахов чуть повернулся к экрану с генералом, возле которого была установлена камера аппаратуры для видеоконференций.

— Это отдельный разговор, товарищ генерал…

— Тут уже не стоит таиться. Раз немцы не удивились увидеть портал и так смело в него полезли, причем толпой, значит, там кто-то помимо нас уже наследил. Давайте выкладывайте, что вы там накопали.

Подполковник Малахов спокойно перекинул пару страниц в папке, в которой был его доклад, и продолжил:

— Судя по сводкам московского радио и перехваченным радиограммам и взломанным шифрограммам, на той стороне история отличается от известной нам. Немецкие войска только-только начали наступление на Москву и находятся на двести-триста километров западнее, чем им положено быть в нашей истории. Далее, разгрома Юго-Западного фронта не было, и по сводкам до сих пор фигурируют части и соединения, которые были уничтожены под Киевом. Налицо явное вмешательство третьих лиц в исторический процесс на стороне Советского Союза…

После чего замолчал, спокойно глядя на слушателей, особенно на генерала Мартова, и только покрытый испариной лоб и стекающая по виску капля пота говорили о том, что Малахов очень сильно волнуется и, скорее всего, даже боится. Времена изменились, изменились люди, и поменялась вся система жизненных ценностей, поэтому наказание в виде пули в затылок было вполне логично после случившегося.

Мартов из-под опущенных век спокойно смотрел через экран на троих людей, собравшихся в комнате на другом конце России, и размышлял, пытаясь принять решение. Один из проектов, на который возлагалось столько надежд, прекратил свое существование, и это оказалось сильным ударом по его позициям.

— Что с реактором, задействованным в проекте?

Куда клонит Мартов, сразу понял генерал Растопов и, увидев в этом ШАНС продвинуться выше, сразу решил включиться в процесс.

— Реактор в рабочем состоянии, и сегодня же мы запустим горнопроходческое оборудование и начнем строительство нового комплекса.

Мартов даже не усмехнулся, прекрасно понимая все побудительные мотивы.

— Хорошо, генерал, на вас общее руководство и подготовка комплекса, мы же начнем собирать новую группу ученых и специалистов. Через месяц жду от вас соответствующий доклад…

Отключив систему конференц-связи, Мартов повернулся в кресле к дивану, на котором все это время сидел директор и с интересом наблюдал за разговором.

— Ну как тебе?

Директор, старый знакомый и сослуживец Мартова, с которым они быстро успели сориентироваться и, захватив контроль над ракетными комплексами и прибрав к рукам части быстрого реагирования, взяли на себя руководство всей системой ФСБ, заручившись при этом согласием администрации Президента.

— Знаешь, Сергей, твой подпол прав, тут явно кто-то еще влез, и наши люди просто попали под раздачу. Думаешь, пиндосам наконец-то удалось, и они решили нас так прокатить?

Мартов постучал по столу пальцами, прокручивая в голове всю последнюю информацию.

— Не думаю. По моим данным, у них там и конь не валялся. И даже если они сумели построить свою установку, то вряд ли бы стали помогать СССР. Не те люди, они по жизни хитрожопые торгаши. А вот если подумать, то можно сделать интересные открытия…

— Какие? Ты начал говорить загадками.

— Наоборот. Если кто-то помогает СССР, значит, точно кто-то из наших. А теперь давай вспомним, где у нас циркулировала информация о разработках в этом направлении? Вот… Все было под контролем, кроме кавказского филиала, откуда не успели вывезти резервную копию баз данных. По докладам, руководство тогда попросило вояк привлечь своих спецов. Потом — ни слуху ни духу. Тем более там по туркам прошлись ядерным оружием, и Крыму досталось. А если предположить, что вояки выжили и сумели вскрыть контейнер и построить свою установку?

— Если б вояки это сделали, мы бы знали.

— Да. А если к хохлам попало?

— Тоже знали бы. У нас там есть свои люди.

— Хорошо, подожди секунду…

На столе мелодично заиграл системный телефон, и Мартов поднял трубку и коротко бросил:

— Максим, не сейчас. Я занят…

Бросив трубку, генерал снова повернулся к своему собеседнику и продолжил с задумчивым видом:

— Меня эта тема как-то особенно зацепила, и я напряг аналитиков, но замотался и сегодня не успел просмотреть. Сейчас гляну, что там они накатали.

Щелкнув мышкой, он развернул документ и начал быстро просматривать и чуть не вскрикнул:

— Вот оно!

Директор, с интересом наблюдающий за своим замом и по совместительству старым другом-сослуживцем, спросил:

— И что?

— По непроверенным слухам, в Крыму появился некий майор Оргулов, который представляет интересы российских военных, активно собирает всю технологическую информацию и специалистов, переманивая с семьями, при этом расплачиваясь продуктами, где встречается либо советская, либо немецкая маркировка. Сумел уничтожить все местные банды с применением тяжелого оружия, при этом все это на фоне огромного дефицита боеприпасов, продуктов, горючего и медикаментов в регионе. Собирает боевую технику, ремонтирует, заправляет и усиливает свой статус. Сейчас с ним даже официальный Киев боится связываться. Вот так дела.

— Ого. Ты думаешь, это именно наш клиент?

— Однозначно, особенно если учесть, что перед войной именно группу спецназа морской пехоты под командованием капитана Оргулова отправили для эвакуации материалов кавказского филиала.

Оба на время задумались, переваривая информацию. Обоим было неприятно, что монополия на технологию перемещения во времени, которую они считали своей собственностью, нарушена, и кто-то сумел это открытие века уже более успешно использовать в своих нуждах. Через некоторое время Мартов решил продолжить разговор.

— Хорошо. Что мы имеем? Если Киев пока не знает и не лезет, у нас есть возможность взять ситуацию под свой контроль.

— Как? У нас там даже агентуры нет. Там шла гражданская война, и все так перемешалось. По данным, на сторону Оргулова перешли практически все выжившие армейцы и бойцы внутренних войск, причем среди них много спецов. По косвенным данным, Оргулова поддерживает украинская военно-морская разведка и недавно передала им кучу всякого снаряжения.

— Откуда ты это все знаешь?

— В украинском Главном управлении разведки генштаба у меня был свой человечек еще с тех времен, когда Ющенко под американцев ложился. Человечек выжил и сейчас занимает весьма немаленький пост в их системе безопасности, вот и периодически гонит инфу за обещание потом переселить его в один из наших подземных городов в Сибири.

— Мудро, только что это нам дает? Попробовать договориться? Так никто на месте этого морпеха и не согласится, имея под рукой такой козырь. Отправить группу и захватить установку? Ты сам понимаешь, что это нереально. Оргулов собрал вокруг себя неплохих бойцов и, судя по всему, обкатывает их еще в прошлом. Кто сейчас в нашем мире откажется от возможности переселиться в чистый, незагаженный мир, особенно если за спиной семья, дети? Нет, его никто предавать не будет.

— Может, все-таки стоит договориться? Вроде как люди идейные.

— Чтобы договариваться, надо иметь какие-то позиции в том регионе.

— Сергей, давай не будем впадать в уныние. Что ты предлагаешь?

— Надо подключать вояк.

— Глупо. С какой такой радости? Они же обгадят все, и в результате придется накрывать Крым ковровым ядерным ударом.

— А зачем всех-то подключать? У них несколько атомных подводных лодок до сих пор в Атлантику ходят и что-то там такое перевозят. И есть у меня пара кандидатур, которых можно привлечь, и через них такую лодочку под себя зарезервировать. Крым-то полуостров и море там рядом. Таким способом хоть роту можно перебросить…

— А это идея.

— Вот и я про то. ТЫ санкцию даешь на операцию?

Директор замолчал, обдумывая ситуацию.

— Говоришь, времени у нас мало?

— Да. По всем прикидкам, они готовят исход. Надо успеть.

— Хорошо, Сергей, считай, санкцию ты получил…

— Сегодня же запущу механизм. Я на всякий случай давно держу этот вариант.

— С чего бы это?

— Опыт предков. Раз дороги и воздух для нас закрыты, будем пользоваться морскими путями. Вот АПЛ в этом отношении самое интересное.

— Ты мне про это не говорил.

— Это так, на уровне предварительной разработки. Но меня волнует другое…

Директор потер переносицу и, устало откинувшись на спинку дивана, спросил:

— Что еще?

— Аварийно отключить портал можно было и дистанционно. При тщательном изучении материалов стало ясно, что кто-то заблокировал эту функцию, хотя дежурный офицер попытался аварийно отключить.

— Ого, и ты молчал?

— Да сам осторожно разбирался. Это, конечно, фантастика, но кто его знает, если глубже копнуть, то открываются интересные расклады, и весьма неприятные для нас.

— Думаешь, кто-то сумел леваком выйти на немцев в сорок первом и с ними договориться?

— А как все объяснить? Налицо явно выраженный саботаж.

— Поэтому ты и решил, что установку будут восстанавливать именно на тридцать седьмом объекте?

— Да. Среди специалистов я туда отправлю следственную группу, пусть покопаются. Уж слишком немцы целенаправленно в наш портал пошли без должного удивления. Хотя уже сейчас можно делать весьма неприятные выводы.

— Ну давай, серый кардинал, как тебя за глаза называют, расстраивай.

— Вывод один. Тот, кто попытался слить бункер немцам, не входил в круг посвященных, и даже не являлся сотрудником охраны — там все знали про получасовой период работы портала. Значит, это кто-то из города, случайно узнавший и сумевший по крупицам собрать информацию, завербовать людей и провести акцию, проинформировать немцев.

— И кто же это такой верткий?

— Семьдесят процентов, что это генерал Растопов.

Директор молча наблюдал за своим другом, потом не выдержал и спросил:

— Ты уверен?

— До конца нет, и есть вариант, что это кто-то со стороны хотел просто уничтожить установку. Но этот кто-то так или иначе входит в верхушку власти на тридцать седьмом объекте. Генерал и его зам вполне подходят на эту роль.

— Поэтому ты им и поручил строить новую установку?

— Конечно. Пусть стараются, пусть продвигают своих людей на руководящие должности, а мы понаблюдаем. Время есть.

— Н-да, хитро ты все устроил. Не жалко ресурсов?

— Мне под боком второй генерал Калугин не нужен, и карать за предательство будем жестоко…

Глава 7

Сводная рота, которой командовал мой новый знакомый и в которой я теперь числился кем-то вроде проводника, за пару часов до рассвета вышла из леса и двумя редкими цепями пересекла открытое трехкилометровое пространство и снова исчезла в лесном массиве. Мы осторожно и скрытно продвигались к сожженной деревне, когда вернулся боец из передового дозора и доложил, что в лесу они встретили группу красноармейцев, которые идут от переправы и должны атаковать в тыл успевший окопаться немецкий батальон, перегородивший дорогу. Так постановил полковник, который решил организовать людей и попытаться с боем вывести их к своим. Вполне логичное решение, организованно прорвать оборону немцев и открыть единственную дорогу, по которой в нынешних погодных условиях только и можнопровести всю эту ораву, собравшуюся у моста, пока противник не успел сформировать непрерывную линию обороны.

Лекарства, которыми я накачался перед выходом, все еще действовали, но все усиливающаяся боль в ноге и шум в голове давали понять, что в ближайшее время меня ждет явное ухудшение состояния. Благодаря моим указаниям, рота, получившая пополнение, вышла на исходные рубежи. Когда на востоке забрезжил рассвет, была дана команда на атаку.

Под присмотром двух бойцов, которых мне выделил капитан, примостился возле дерева на кромке леса и, достав СВУ, взял на прицел позицию пулеметчиков, которые реально могли осложнить жизнь красноармейцам. Один из них, седоусый дядька лет пятидесяти с черными артиллерийскими петлицами, одобрительно засопел, и я, повернувшись к нему, коротко спросил:

— Артиллерист?

— Так точно, товарищ капитан.

— Скорректировать огонь сможешь?

— Это как?

— Берешь бинокль, говоришь цель, ориентир, смещение. Кого выбирать знаешь?

В рассветных сумерках я увидел довольную улыбку.

— Так точно. Офицеров противника.

— Нет, сначала пулеметчиков, расчеты зенитных орудий, а потом и за офицеров приняться можно. Понятно.

Взяв протянутый бинокль, дядька согласно кивнул и, чуть повозившись с настройкой, шепотом ответил:

— Готов, товарищ капитан. Ориентир отдельно стоящее дерево. Вправо пять, пулемет. Расчет два человека.

Поводив стволом, в сумерках увидев искомую цель, аккуратно довел маркер прицела на грудь бодрствующего немецкого пулеметчика. Все вокруг для меня стало серым и неинтересным, кроме этого гада в каске, который потягивался и зевал и время от времени тер глаза.

Наши бойцы, как тени, вышли из леса и молча, без криков и матов, как это принято, рысцой пошли в атаку, все больше и больше набирая скорость, стараясь успеть преодолеть свободно простреливаемое пространство, где они были как на ладони у немецких пулеметчиков и расчетов скорострельных малокалиберных зенитных орудий.

Зевающий немец встрепенулся, увидев красноармейцев, что-то крикнул и, приложив к плечу приклад пулемета, стал целиться в бегущих по полю красноармейцев.

БУМ! Винтовка несильно ударила меня в плечо и немец, получив пулю, исчез из поля зрения, упав на дно окопа. Тут же возле пулемета нарисовался второй номер, удивленно рассматривающий поле с бегущими по нему русскими.

— Второй номер…

БУМ! Немец упал всем телом на пулемет и остался лежать. Артиллерист, азартно наблюдающий за моей стрельбой, уже давал новое целеуказание:

— Группа грузовиков. Слева двадцать зенитная пушка, расчет готовится открыть огонь.

БУМ! БУМ! БУМ! С небольшими интервалами я спокойно и как-то отстраненно отстреливал расчет зенитной пушки, из которой вредные немцы уже хотели открыть огонь по красноармейцам и даже сделали несколько выстрелов. Снаряды ушли выше и с грохотом взорвались в вершинах деревьев. Скрываться уже не было смысла, и вся орава дико заорала, и раннее утро наполнилось воем "УРА!". До немецких позиций оставалось не более сотни метров, когда оттуда застучали несколько пулеметов и захлопали множество винтовок. Я как мог поддерживал огнем, один за другим отстреливая самых активных немцев, но силы были не равными, и жиденькая цепь советских солдат на глазах редела. До позиций противника добежали не более трех десятков и с ходу ввязались в рукопашную схватку. С самого начала было понятно, что силы не равны и атаковать ротой целый батальон весьма неразумно, но задача была поставлена, и солдаты шли в безнадежную атаку. Пока на этой стороне немцы успешно отражали атаку русских, с другой стороны на их позиции вломилась более многочисленная группа с переправы, и теперь уже противник оказался в тяжелом положении. Вокруг машин, многие из которых уже пылали, врукопашную сошлись несколько сотен русских и немцев. Отвлекаться на красоту такой картины не было времени, и, расстреливая четвертый магазин, я коротко бросил одному из сопровождающих:

— Набивай…

Тот что-то неразборчиво пробурчал, но я снова приложился к прицелу и, наведя маркер на очередного противника, нажал спуск. Минут через двадцать бой стал стихать, и со стороны захваченной немецкой позиции в воздух взлетели две красные ракеты.

— Что будем делать, товарищ капитан?

Артиллерист-корректировщик, опустив бинокль, вопросительно смотрел на меня. Его понять можно было — командир, который им дал задание, лежит в поле метрах в двадцати от позиции пулеметного расчета, где я завалил первого немца.

— Уходим. У нас своя задача…

Снова лес, снова под ногами шелестит пожухлая листва под моими сапогами и солдатскими ботинками. Пришлось блуждать больше часа, пока смог найти место, где оставил раненого Ненашева. Картина, конечно, была почти идиллическая — капитан спал, обняв маленькую девочку, закутанную в спальник. Я так постоял над ними несколько минут, пока веки Ненашева не дрогнули, и он непонимающе уставился на меня, пытаясь понять, кто я такой и где он находится. Ему понадобилось не меньше десяти секунд, чтобы осознать свое положение, и, посмотрев на спящую девочку, шепотом, но как-то грустно сказать:

— А это ты, майор…

Интересно, что я его прекрасно понял.

— Жизнь до войны снилась?

— Как догадался?

— Самому такие сны часто снятся.

Ненашев увидел стоящих сзади бойцов, уже осмысленно глянул на меня.

— Нашел помощь?

— Почти. Там попытались деблокировать группу возле переправы и сбили немецкий батальон, перекрывший дорогу. Но новости не очень. На аэродроме немцы.

— Что будем делать?

— Надо идти до линии фронта, и выходить на особый отдел какого-либо соединения, у которого есть прямая связь с Москвой.

Бойцы с интересом прислушивались к моему разговору, и артиллерист, слышавший, что Ненашев назвал меня майором, неопределенно хмыкнул.

Оглянувшись, я понял, что надо что-то делать, и, порывшись в разгрузке и достав из потайного кармана свою энкавэдэшную ксиву, повернулся к бойцам.

— Майор Кречетов, Главное управление государственной безопасности. С этого момента поступаете в мое распоряжение для выполнения государственного задания особой важности. Понятно?

Оба как-то обреченно буркнули: "Так точно" и стали ждать развития ситуации.

Через час мы снова шли по лесу. Я нес на руках девочку, закутанную в спальник, все еще прижимающую к груди свою куклу, а сзади, на импровизированных носилках, сделанных из нарубленных в лесу относительно прямых жердин, солдаты несли потерявшего сознание Ненашева. Уже привычно, как нечто само собой разумеющееся явственно слышалась канонада, и наш маленький отряд целенаправленно шел на восток, к предполагаемой линии фронта. Снова поднялся ветер и лес, как вчера, наполнился шумом, и после обеда, как дополнение к картине всеобщего уныния, пошел мокрый, неприятный снег. Остановившись на привал, разожгли небольшой костерок и, вскипятив немного воды, я заварил из пакетика чай, и мы немного согрелись, попивая ароматный напиток, который в таких условиях казался еще вкуснее. Бойцы, зная про мою ведомственную принадлежность, попивали горячий напиток, стараясь не задавать лишних вопросов, но тем не менее я ощущал на себе, точнее на моем снаряжении, заинтересованные взгляды.

Держа обеими руками горячую кружку и смотря перед собой, я медленно и устало проговорил:

— Что-то хотите спросить, товарищ боец?

Мой спутник, артиллерист, немного смутившись, прокашлялся и, набравшись смелости, ответил, точнее спросил:

— Вот смотрю на вас, товарищ майор…

— Капитан, — поправил я его.

— Да, товарищ капитан, поражаюсь вашему спокойствию и тому, как вы лихо германцев отстреливали. Ведь человек пятьдесят положили, я сам в бинокль видел…

— И что тут такого? Все мы должны так врага уничтожать. Глядишь, каждый уничтожит по пятьдесят немцев, вроде как и некому будет по нашей земле разгуливать. Разве что удобрим поля первоклассным европейским навозом…

Сижу, грею руки о кружку с горячим чаем, говорю правильные, даже пафосные вещи, а вот мысли витают где-то далеко, в другом времени, даже в другом мире. Что делать с установками, как попасть в бункер, да еще с этими антарктическими сидельцами куча проблем, и вообще, когда это все закончится. Иногда даже всплывала шальная мысль достать из кобуры "Глок" и вынести себе мозги, чтобы прекратить это хождение по мукам: как-то тяжело все идет в последнее время. С тоской вспоминалась довоенная жизнь, как ездил с семьей на море на своей навороченной иномарке, как работал в банке. Даже служба в морской пехоте, серость казарменных будней и неприятности при увольнении из рядов Збройных Сил Украины воспринимались как нечто далекое и хорошее. Как давно это все было. Мой спутник, артиллерист, которого звали рядовой Михайлов Илья Архипович, еще что-то спросил, но я пропустил мимо ушей и, встрепенувшись, удивленно посмотрел на него.

— Что?

— Да говорю, товарищ капитан, видно, давно воюете.

— С чего взял?

Он добродушно усмехнулся.

— Я еще в империалистическую повоевал и в гражданскую… Много насмотрелся. Вы, вижу, успели хлебнуть.

— Илья Архипович, вы к чему клоните?

Он неопределенно пожал плечами и все-таки спросил:

— Да так, товарищ капитан, хотел узнать, что нас ждет впереди.

Его напарник, который все больше отмалчивался и смотрел на меня и на Ненашева настороженно, прекратил жевать сухарь и тоже уставился на меня.

— Идем к линии фронта. Вариантов нет.

Учитывая мое настроение и тон, с которым я выдал свой короткий ответ, дальше меня расспрашивать ни у кого не было желания. Установилась неловкая пауза, и ее сумела разрядить Тая, которая уже давно проснулась и, все еще будучи закутанной в спальный мешок, смотрела на костер и с особым аппетитом, даже, можно сказать, с энтузиазмом грызла сладкую галету из пайкового рациона.

Я достал планшет и стал разглядывать карту района, пытаясь сориентироваться на местности и прикидывая наш дальнейший путь, давая понять таким образом, что дальше на неприятную тему нашего будущего разговаривать не намерен.

Мы шли, избегая дорог, по которым могли двигаться немцы, и к вечеру встретили небольшую группу окруженцев, в основном состоявшую из бойцов 164-й стрелковой дивизии 18-й армии. Теперь нас было около сорока человек, и я тут снова оказался самым старшим по званию, и пришлось взять на себя командование. Сразу навалилась куча насущных проблем — отсутствие боеприпасов, отсутствие продуктов, отсутствие медикаментов и, главное, отсутствие надежды. Люди были подавлены, деморализованы и уже не ждали от будущего ничего хорошего. Выслав вперед разведку, двинул наш отряд через лес в сторону аэродрома. Даже если там немцы, то, судя по карте, там рядом достаточно немаленький лесной массив, и можно будет вполне спокойно пройти дальше на восток, минуя основные дороги, по которым сейчас должны двигаться немецкие войска.

Наступившая темнота заставила остановиться на ночлег, и уставшие бойцы, как какие-то роботы, механически рубили лапник и строили некое подобие шалашей, в которых можно будет переночевать. Я смотрел на все это состояние уныния, и руки сами собой сжимались в кулаки от собственного бессилия. Разместив бойцов, снова сверился с картой: где-то в пяти километрах была обозначена небольшая деревня, и у меня было непреодолимое желание туда наведаться и попытаться немного разжиться продуктами, тем более там можно было, правда при большом везении, получить хоть какую-то информацию.

Под заинтересованными взглядами бойцов стал готовиться к выходу. Проверил оружие, попрыгал и измазал тактической краской лицо и, повернувшись к бодрствующим, коротко сказал:

— Иду в соседнюю деревню на разведку. Нужны трое добровольцев.

К моему удивлению, добровольцев нашлось больше, чем нужно, видимо, всем была охота сгонять в ближайший населенный пункт за продуктами: голод часто толкает людей на весьма отчаянные поступки. Поэтому, выбрав троих, включая моего знакомого артиллериста, который старался держаться поближе, дал команду на выдвижение к деревне.

Через полтора часа, постоянно сверяясь с компасом и в душе мечтая о простом спутниковом навигаторе, умудрился вывести нашу небольшую группу к кромке леса. В стороне, в полукилометре от нас, расположился небольшой поселок, дворов так на двадцать. Света нигде не было, поэтому понаблюдав минут двадцать в прибор ночного видения, я дал команду на выдвижение, при этом остановив Михайлова.

— Илья Архипович, останешься здесь.

Он удивленно уставился на меня.

— Почему, товарищ капитан?

— Илья Архипович, только на тебя могу надеяться. Если со мной что-то случится, позаботься о Тае и вынеси капитана Ненашева. Обязательно. В любой особый отдел не ниже дивизионного уровня. Пусть свяжутся с Москвой и сделают запрос о капитане Ненашеве, члене особой группы майора Зимина. Запомнил? Повтори.

— Капитан Ненашев. Особая группа майора Зимина. Москва.

— Молодец. Жди.

Оставив Михайлова, пошел вперед догонять двух бойцов, которые, как кони, учуявшие воду, уже неслись вперед к деревне, опередив меня метров на семьдесят, где их должны ждать еда и тепло. Но меня постоянно терзали какие-то нехорошие предчувствия, поэтому, подходя к деревне, старался постоянно держаться возле естественных укрытий и старался рассмотреть через ночник присутствие противника. Ветер был с нашей стороны, поэтому учуять хоть какие-то запахи было невозможно, и это добавляло определенной нервозности.

Уже достаточно приблизившись к деревне, я не услышал никакого собачьего лая, что не могло не настораживать, и теперь мы очень осторожно пробирались к крайнему дому. Уже перебравшись через импровизированный забор, где начинались огороды, я замер, увидев в приборе ночного видения какое-то движение между домом и амбаром. Присев, взяв наизготовку ПП-2000 с глушителем, стал внимательно присматриваться, пытаясь разглядеть, кто же там все-таки шастает у нас перед носом. Бойцы, примостившиеся рядом, ждали от меня команды, хотя, учитывая какие запахи тепла и свежеиспеченного хлеба доносились до нас, пауза давалась нам нелегко. Я только совсем недавно покинул базу и вроде как не голодал — пайковые рационы закончились только вчера вечером, и то от этих запахов закружилась голова, а что могли испытывать бойцы, которые нормально не ели уже несколько недель, мог только догадываться.

Бойцы, уже примерно представляющие, что такое прибор ночного видения, сидели тихо, а я тщательно рассматривал окрестности, стараясь понять, что же мне так не нравится в этой картине.

— Ну, шо там, товарищ капитан?

Один не выдержал и зашептал так, что, наверное, и на другом конце села был слышен его украинский говор.

— Тихо ты, — зашипел в ответ второй.

Я все наблюдал и, не выдержав, тихо скомандовал:

— По одному к дому, прикрывая друг друга. Только осторожно, вроде там кто-то ходит.

Мы короткими перебежками добрались до сарая, и я услышал шум возни и приглушенный разговор, прерванный вскриком, а потом кто-то тихо зашипел и раздался звук, похожий на хлопки в ладоши, сопровождающиеся тихими вскриками. Мой натренированный, точнее испорченный западными фильмами менталитет сразу нарисовал интересную, волнующую картину. И видимо, не только у меня одного. Мы замерли возле деревянной стены, прислушиваясь к этим странным звукам, которые были прерваны каким-то рычанием и вскриком. На лицах моих спутников мелькнули улыбки. Хотя странно все это. Скрипнула дверь сарая, мы замерли, услышав шаги, и спустя несколько мгновений перед нами остановился самый натуральный немец, без головного убора, с подвешенным на шею ремнем с подсумками, спокойно, даже как-то вальяжно спускающий штаны.

Немая сцена. Немец уже почти вывалил свое хозяйство, когда в темноте рассмотрел трех русских, которые с интересом смотрели на его действия. Он попытался закричать, когда я, находящийся к нему ближе всего, ударил стволом автомата, удлиненного глушителем, как штыком прямо в горло, и готовящийся крик превратился в какое-то бульканье. Схватив его левой рукой за грудки, резко дернул на себя, прямо в руки к стоящему за мной бойцу, который тут же быстро сориентировался и пробил немцу грудь тонким штыком от трехлинейки.

Тут же за углом раздался крик "Хельмут!" и из-за угла появился второй немец с карабином в руках. Автомат у меня в руке дернулся короткой очередью. Хлопс-с-с. Хлопс-с-с. Хлопс-с-с. БАМ! Немец, падая на спину, успел нажать на спусковой крючок, и карабин с грохотом нарушил тишину погруженного в темноту поселка.

Тут же с разных сторон раздались крики, и между домами показались бегущие фигуры пяти немцев, вооруженных карабинами. Стоящий рядом боец крикнул: "Ложись!" и зашвырнул в сторону бегущих немцев гранату. Темноту ночи нарушила вспышка пламени и чей-то дикий крик. В ответ по нам из темноты захлопали несколько карабинов, и деревянная обшивка сарая загудела от частых попаданий. У меня было преимущество, и я, разглядев в ночнике силуэты противников, открыл огонь короткими очередями. Ни характерного звука выстрелов, ни вспышек, по которым меня можно было вычислить, мое оружие не давало, поэтому вполне комфортно успел завалить четверых, когда автомат тихо щелкнул, давая понять, что магазин пуст. Я отскочил за угол и начал шарить по разгрузке, спешно вытаскивая магазин к автомату. Приняв мои действия за команду действовать, стоящий рядом боец, встав на колено, выглянул из-за угла и выстрелил в темноту и тут же, дернувшись всем телом, упал на бок.

— Твою мать!

Схватив упавшего бойца за шиворот, утянул его за угол и закричал:

— Быстро бери его и уходи. Я прикрою.

Стоящий рядом боец подхватил раненого товарища под руки, потащил его в сторону, а я, выглянув за угол, увидел крадущихся немцев, выхватил из разгрузки гранату и кинул ее им прямо под ноги. Заметили, и кто-то успел предостерегающе закричать, но тут же грохнуло. БАМ!

Выглянув из-за угла, дал пару коротких очередей и что есть мочи побежал вслед за ушедшим бойцом. Где-то слева раздались крики и топот ног. Еще одна граната в ту сторону — и дёру. В небо взлетели несколько осветительных ракет, и с левого фланга из-за соседнего дома застучал пулемет и захлопали карабины. Через ночник было видно, как бегущий впереди меня боец, путающийся в полах длинной шинели, несущий на плече раненого, задергался, получив несколько пуль, упал на колени, вздрогнул еще пару раз от попаданий и повалился на бок, прямо на бездыханное тело своего товарища.

— Твою мать!

Выглянув из-за угла, увидел пять силуэтов с винтовками, которые приближались к телам убитых советских бойцов. Теперь через поле не уйдешь: подсветят и расстреляют, как в тире. Наверное, просто из природной вредности кинул в сторону приближающихся немцев оборонительную эфку и, переждав взрыв, снова выглянул, оценить свои шансы на прорыв к лесу. А шансы были не очень: взрыв зацепил пару человек, которые так и остались лежать на земле среди каких-то растений, один катался по земле и кричал, а вот двое других не просто остались целыми, но и весьма профессионально попрятались и пытались вычислить, откуда к ним прилетела граната. Ничего, зато я все прекрасно вижу. Специально подсвеченный маркер коллиматорного прицела остановился на фигуре ближайшего немца, и автомат дернулся короткой очередью у меня в руках. На фоне криков и лязга бронетранспортера, который двигался где-то за домами в нашу сторону, звук выстрела автомата с тактическим глушителем был почти не слышен, но последний немец услышал и навскидку пальнул в мою сторону. Очень необычно себя чувствуешь, когда пуля с неприятным звуком пробивает рядом с лицом доску. Инстинктивно я дернулся обратно, но, пересилив себя, снова выглянул и поймал последнего немца в прицеле и нажал на спуск. Мой противник с достойной уважения скоростью успел щелкнуть затвором, перезарядив карабин, и более качественно прицелиться, но я выстрелил чуть раньше. Получив две пули в грудь, немец начал заваливаться на бок и нажал на спуск, привлекая еще одним выстрелом внимание. Из-за соседнего дома прямо в огород, натужно урча двигателем и ярко светя фарами, вылез бронетранспортер. А вот это аргумент, против которого не попрешь. Пришлось снова спрятаться и панически искать выход из сложившейся ситуации. Тем более деревня уже наполнилась криками и топотом множества вооруженных людей, а со всеми воевать как-то было неинтересно. Тут даже преимущество в приборе ночного видения не поможет.

Выход только один: обратно и попытаться спрятаться. Вряд ли немцы успели подсчитать, сколько нас было, поэтому рванул обратно, держа автомат у плеча. Подбежал к тому самому злополучному сараю, перепрыгнув через тело заколотого штыком немца, выглянул из-за угла, дал две короткие очереди в бегущих мне навстречу противников, которые тут же попадали на землю. Думал бежать вперед, но со всех сторон слышались крики немцев, поэтому, панически повертев головой, решился и, скрипнув дверью, заскочил в сарай и тупо остановился. Причина для этого была весомой: на сене лежало тело, судя по картинке, которую давал ночник, молодой девушки, но вот положение явно говорило о том, что ее насиловали, и, сделав шаг вперед, осторожно дотронулся до шеи и тут же отдернул руку, почувствовав, как испачкался в чем-то теплом, мокром и тягучем. Девушка была еще теплой, но вот жизни в ней уже не было. Свежая и явно профессионально нанесенная рана на шее говорила о том, что последний вскрик был криком смерти. Странно, я такого вдоволь насмотрелся и в своем времени, но все равно каждый раз чувствую себя мерзко. Молодые девушки, будущие матери, которые должны испытывать счастье материнства и дарить свою любовь, гибли…

Звуки снаружи привлекли мое внимание, и я не нашел ничего лучшего, как спрятаться в сене, прикрывшись трупом девушки. Странное чувство испытывал, лежа в этом положении. Через некоторое время почувствовал, как на лицо капнуло что-то тяжелое, вязкое, потекло по щеке и стало затекать на шею. Я понял, что это такое, и в душе начала разгораться ненависть, дикая ненависть, как в другом мире, когда увидел вырезанный бандитами лагерь Красного Креста.

Лежа в сене и чувствуя, как по лицу течет кровь изнасилованной и убитой немцами девушки, я не боялся. Странно, ведь сейчас немцы будут зачищать строения поселка, в поиске оставшихся русских, которые сумели положить не меньше десятка солдат Вермахта. Хотя если посчитать, то вроде как положил десятка полтора, такое не может не разозлить. А я вот не боюсь. Автомат под рукой и ствол направлен в сторону двери, и я при необходимости смогу вальнуть всех, кто попытается устроить тут более основательный обыск и реально найдет мое израненное тело.

Время шло, на улице слышались крики и выстрелы. Топот ног, шум двигателя и даже лязг гусениц. Наконец-то скрипнула дверь и на пороге нарисовались два немца с карабинами. Один из них подошел поближе, осветив фонариком полуголую девушку, ткнул ее стволом карабина и что-то зло высказал. В его фразе, явно содержавшей много мата, прослеживалась связь с заколотым штыком Хельмутом. Второй закричал, и в помещение вошел офицер. В свете фонариков он немного постоял, рассматривая девушку, потом что-то коротко буркнул, как на параде развернулся и вышел, чуть пригнувшись, чтобы не задеть фуражкой низкий проем двери сарая.

Немецкие солдаты, немного постояв, вышли из сарая, закрыв за собой дверь. Я лежал и ждал развития событий, но на улице все еще слышались крики, разговоры, команды, топот ног и шумы двигателей. Так прошло не менее двух часов, и когда через щели в стенках сарая уже стало видно начало рассвета, я, к своему удивлению, услышал звук льющейся жидкости и почувствовал характерный запах бензина. Еще мгновение и стены сарая запылали, заполняя все внутри тяжелым тягучим дымом, от которого я сразу стал задыхаться.

Глава 8

А что делать в такой обстановке? Позволить себе подохнуть, задохнувшись как какое-то забытое домашнее животное? Откинув труп девушки и зажмурив глаза, подскочил и, держа автомат в правой руке, пытался левой рукой нащупать дверь. Когда мне это удалось, ударом ноги открыл себе путь наружу, и, все еще кашляя, но не открывая глаз, выскочил на улицу. Проморгавшись, я упал на землю, откатился в сторону и замер, изучая обстановку вокруг. Жар, дым и запах смерти, вот что я почувствовал сразу. Дома, вокруг которых мы ночью воевали с немцами, ярко и чадно пылали. В пределе видимости немцев не было и, осматриваясь, я понял, что лежу в опаленном пятне, именно там, где вчера ночью взорвалась моя граната. Сквозь рев и треск пламени я услышал где-то в стороне крики и рев двигателя. Поднявшись и немного пробежавшись до покосившегося забора, осторожно выглянул на улицу и в конце ее, на импровизированной площади возле колодца увидел привычные мне парочку "Опель-Блицов", бронетранспортер и легковую машину, явно трофейного происхождения, судя по советским номерам. Рассматривая через коллиматорный прицел всю эту картину, я скрипел зубами, жалея, что не могу открыть огонь. Эти уроды просто взяли и выжгли деревню со всеми жителями в отместку за потери в ночном бою. Не знаю, но я не испытывал ни чувства сожаления, ни чувства вины. Это война, и война на уничтожение. Я такого насмотрелся и в нашем времени, но все равно это неправильно. Гражданские вне игры, тем более женщины и дети, и убивать их, точнее уничтожать, как это делают немцы, как это делали бандиты в нашем времени, нельзя, это не должно оставаться безнаказанным. Поэтому мы так редко берем пленных в живых, и я не собирался отступать от этого правила.

Время шло, и с разных концов деревни к машинам стали подходить довольные немцы, несущие в руках какие-то свертки и узлы. Парочка тащила целую охапку еще трепыхающихся домашних кур, что-то увлеченно обсуждая при этом.

Жар от горящего дома не давал покоя, и я уже начал чувствовать, как на мне начинает гореть плащ-палатка. И когда уже убедился, что большинство немцев собрались возле машин, наконец-то принял решение отходить обратно в лес. Глянув последний раз на площадку, случайно умудрился встретиться взглядом с давешним офицером, который стоял возле легковой машины, картинно поставив ногу в начищенном до блеска сапоге на подножку, и спокойно, даже, можно сказать, высокомерно наблюдал, как пылали подожженные его подчиненными дома в отместку за убийство ночью солдат Вермахта.

До немца было не более тридцати метров, и я, пока этот хлыщ не открыл рот, наведя на него маркер прицела, нажал на спуск. Автомат кашлянул короткой очередью, немец дернулся, фуражка покатилась по истоптанной земле, а он бухнулся на землю, так и оставив ногу в начищенном до блеска сапоге на подножке машины. Пока остальные немцы не опомнились, я подскочил и бросился мимо пылающего дома, чувствуя, как на мне начинает гореть плащ-палатка. Ветер как раз был в мою сторону, и языки пламени как живые пытались лизнуть и, не достав, пускали мне вдогонку клубы дыма. Сзади, где-то за домами, хлопнули несколько выстрелов, но я несся как мог, по тому самому маршруту, где ночью застрелили моих бойцов, моля Бога о том, чтобы немцы не додумались держать там часовых. Несмотря на раненую ногу, дал такую скорость, что плащ-палатка развевалась за спиной, как бурка кавалериста. И когда до кромки леса оставалось не более пятидесяти метров, со стороны пылающей деревни застучал пулемет, красочно пропустив у меня над головой очередь трассеров, и в качестве дополнительного аргумента захлопали винтовки. Это незабываемо, когда вокруг свистят пули и некоторые из них чпокают вокруг ног по замерзшей земле. "Не добегу, точно не добегу, подстрелят, гады", — как-то отстраненно подумал про себя. Падаю, откатываюсь в сторону и, отбросив в сторону автомат, торопливо стаскиваю со спины СВУ, скидываю чехол с прицела, передергиваю затвор и снова откатываюсь в сторону, потом еще раз, и еще, сбивая прицел у противника. Теперь момент истины. Дым мешал не только мне целиться, но и противник испытывал серьезный дискомфорт, и поэтому немцам пришлось двинуться чуть вперед, до самой изгороди, чтобы не поджариться в пламени горящих домов. Приложившись к прицелу и поймав первого попавшегося немца, задержав дыхание, плавно нажимаю на спусковой крючок. БУМ! Приклад привычно толкнул в плечо — и цель исчезла. О как приятно. Мне всегда нравилось снайперским огнем отстреливать противника, и тут я понял, почему Катерина Артемьева, которую взяли в наш отряд штатным снайпером, стала вести себя по-другому. Реально чувствуешь себя немного не то чтобы богом, но вот властителем жизни и смерти — точно. Именно ты, водя стволом, выбираешь, кому умереть сейчас, а кому позже. Именно сейчас очередь умереть настала для особо активного пулеметчика, положившего длинный ствол MG-34 на забор и с остервенением выпускающего в меня короткими очередями длинную ленту. БУМ! О как, аж пятки сверкнули. Пулемет замер стволом вверх, а рядом нарисовался второй номер, пытающийся подхватить оружие и открыть огонь. БУМ! Упал. Шлеп. Шлеп. Рядом в землю уткнулось несколько пуль, неприятно испугав меня, поэтому пришлось перекатиться в сторону, раз, два, три. Стоп. Мгновение, чтобы восстановить ориентацию, снова прицел, выстрел, выстрел, выстрел. Снова откатился, не обращая внимания на то, как замерзшие комья земли бьют по ребрам, остановился и опять прицелился. БУМ! БУМ! БУМ! Снова откат, и тут со стороны леса характерно застучал "дегтярь", несколько раз знакомо хлопнули "мосинки" и затарахтел МР-40. Обернувшись, я увидел около десятка красноармейцев, которые прятались за деревьями и весьма уверенно обстреливали немцев, пытающихся испортить мою и так дырявую шкуру.

Немцы, высыпавшие на край деревни пристрелить русского, убившего их оберлейтенанта, потеряв восемь человек, в том числе и пулеметный расчет, попрятались, вяло постреливая в сторону леса. А когда я двумя последними патронами завалил еще одного особо неосторожного любителя стендовой стрельбы по пришельцам из будущего, то вообще прекратили прицельно стрелять и дали мне возможность подхватить лежащий невдалеке автомат и убежать в лес, скрывшись среди деревьев. Углубившись на метров сто, остановился, глубоко дыша, почувствовал, как навалилась тошнота, закружилась голова и подгибается раненая нога. Прислонившись к дереву спиной, стал сползать, не чувствуя в себе сил подняться. Так и сидел, отрешенно наблюдая, как ко мне приближаются бойцы, среди которых был старый знакомый еще по переправе, капитан Тарторов.

Присев возле меня, он озабоченно разглядывал мое залитое кровью лицо и как-то уважительно заговорил:

— Товарищ майор, что с вами? Как вы? Где рана?

Я через силу улыбнулся, и на моем лице это выглядело оскалом.

— Нет, все в порядке. Это не моя кровь. А вы как тут?

— После вашего ухода прилетал самолет и сбросил двух парашютистов. Из-за ветра их начало сносить в сторону немецких позиций, и противник открыл огонь. Одного расстреляли в воздухе, другой умудрился срезать стропы и спрыгнуть в воду. С трудом добрался до берега, но и его зацепило. Только и успел вызвать любого сотрудника особого отдела. Ну, в общем, они искали вас…

Я слушал его как во сне и с трудом переваривал информацию.

— Что им было нужно?

— Найти вас и переправить в Москву. Перед тем как потерять сознание, парашютист приказал мне найти вас и любыми средствами вывести к нашим и сделать все, чтобы переправить в Москву. Я взял десять человек и пошел вас искать.

— Вы уверены, что они те, за кого себя выдают?

— Да.

— Хорошо…

И опять на меня навалилась такая слабость, что не мог вообще говорить, точнее, не было никакого желания.

— Ты как, майор, идти сам сможешь?

— Помоги встать.

Капитан схватил меня за руку, еще один боец, стоящий рядом, помог ему, рывок — и я уже стою на ногах. Шли долго, пока на очередном привале я не решил расспросить капитана.

— Как меня смогли найти и где мой напарник?

— Случайно наткнулись на группу, с которой вы шли, там был и раненый артиллерист, он и рассказал, как вы ночью пошли за продуктами и попали в засаду. Пошли разведать, услышали стрельбу, а тут вы бежите и отстреливаетесь.

— Понятно, спасибо, капитан, не забуду, вовремя вы…

— Да не за что, одно дело делаем.

Поддерживаемый бойцом, я ковылял как мог, и через час мы уже вернулись в лагерь, который я оставил ночью. Люди смотрели на меня с небольшим интересом, но увидев, что я с пустыми руками, опускали головы и отворачивались. Уже после обеда наш отряд двинулся на восток в сторону близкой канонады.

Мы так шли до вечера и, остановившись на отдых, Тарторов послал четверых бойцов вперед на разведку.

Никто со мной не говорил, в большинстве своем бойцы находились на расстоянии, видимо, выполняя какой-то приказ о максимальном ограничении общения. Это не могло не радовать, значит, те, кто прилетал по мою душу, были явно проинформированы, ну на крайний случай получили строгие инструкции. Когда немного оклемался, с трудом поднявшись, пошел к солдату-артиллеристу, который лежал на охапке лапника и время от времени скрипел зубами. Я сел возле него и тихо расспросил.

Время шло, и после полуночи разведка вернулась, и жилистый старшина с весьма примечательным лицом о чем-то тихо докладывал Тарторову. Тот, раскрыв планшет, подсвечивая немецким трофейным фонариком, водил пальцем по карте и что-то тихо уточнял у вернувшихся разведчиков. Все на привале с надеждой смотрели на него, но капитан не сказал ни слова, подсел ко мне и тихо заговорил:

— Товарищ майор, есть возможность перейти к нашим, но только вам.

— Нет, капитан. Есть мой напарник, он секретоноситель высокого уровня. Его тоже ждут в Москве.

Он был готов к моему ответу, поэтому тихо продолжил:

— Хорошо. Это я и так понял, поэтому вашего напарника вытащим.

— А остальные?

Тарторов опустил голову и отвернулся.

— Мы не сможем всей толпой пройти через линию фронта.

— И что, капитан? Бросить всех, даже маленькую девочку? Я, конечно, понимаю, что уровень задания предполагает любые решения, даже самые жестокие, но мы с тобой люди. Обычные люди, но при этом мы носим форму и наша задача — защищать советских людей. Государство нас учило, кормило, давало жилье, и теперь мы обязаны позаботиться об этих людях. Это наша профессия — защищать, хотя защитники из нас хреновые. Знаешь откуда у меня все лицо в крови? Я всю ночь прятался в сарае, в сене, под телом изнасилованной немцами девушки, которой потом просто перерезали горло. И чтобы все это скрыть, они просто сожгли деревню со всеми жителями. И что? Кто мы такие?

— Вы правы, товарищ майор. Только вы же не простой человек, и ради кого попало не будут отправлять на смерть бойцов ОСНАЗа.

— Тут согласен, но, капитан, надо попробовать. Считай, это приказ.

— Вы уверены, товарищ майор?

— Капитан, я давно воюю, кажется, всю жизнь. И уж поверь, я устал принимать жесткие решения ради выполнения задачи и терять при этом людей.

Тарторов молчал, снял фуражку, взъерошил немытые волосы и махнул рукой.

— Хорошо, товарищ майор, я попробую.

— Молодец, я в тебе не ошибся.

И в душе еще поблагодарил его за то, что он не сказал, что снимает с себя всю ответственность, если не удастся меня и Ненашева дотащить до своих. Стереотип особиста — душителя свобод и одного из главных врагов всех военнослужащих в РККА уже давно рассматривался мной с иронией. Я видел, как они шли в атаку наравне со всеми, как гибли в окопе с пулеметом или винтовкой в руках. Да, среди них были мерзавцы, которые строили карьеру на чужой крови, но в большинстве это были обычные люди, которые не чужды нормальным человеческим эмоциям. Самое интересное, что с некоторых пор я себя ассоциировал с ними и был горд этим. Нашу историю перекроили, оболгали, перевернули с ног на голову, но как сказал один ветеран, которого позвали в школу в Симферополе, кажется, в 2011 году, поговорить со школьниками, и он сказал фразу, от которой замер весь зал: "Не верьте, тому, что пишут про войну и про нас, советских солдат". Тогда он рассказывал про лишения, про смерть товарищей, про отчаяние сорок первого, когда у людей, видевших крах Красной Армии, опускались руки, и сломавшиеся шли служить немцам. Но ведь победили, выгнали врага и пришли в его логово…

Отряд стал выдвигаться к линии фронта около двух часов ночи. Я, напичканный стимуляторами, чувствовал себя вполне нормально, поэтому шел впереди вместе с разведчиками, помогая своим прибором ночного видения ориентироваться в ночном лесу. Мы прошли более пяти километров, когда впереди вспыхнула перестрелка, переросшая в серьезный ночной бой с применением артиллерии и минометов. Натренированный слух четко выделял хлопки минометов, грозный грохот гаубиц и звонкие выстрелы противотанковых пушек. Глухо с той стороны им отвечала наша артиллерия, и все это сливалось в незабываемую какофонию фронтовой канонады.

Мы ненадолго затаились в перелеске, наблюдая за ночным боем, и, убедившись, что путь через болото не прикрывается немецкими часовыми, двинулись вперед. Как сказал старшина, там нас должен ждать проводник, который и выведет на ту сторону, где занимает позиции один из полков стрелковой дивизии. Пришлось просидеть еще час, когда через ночник рассмотрел на болоте какое-то движение и через некоторое время смог различить человека, который осторожно пробирается к берегу по только одному ему известным приметам, неплохо при этом ориентируясь в темноте. Когда он приблизился на разумное расстояние, старшина перекрикнулся с ним, поздоровался и, махнув мне и остальным людям рукой, дал понять, что надо выдвигаться, тем более на востоке чуть-чуть, самую малость, начинало розоветь небо.

Мы шли, оставляя за собой протоптанную дорогу, которая со временем снова затягивалась тиной. Вода хлюпала под ногами, и я старался точно, с особой тщательностью держаться выбранного направления, идя след в след за Тарторовым, который так же шел за старшиной, а тот за проводником. Когда наш растянувшийся на сотню метров отряд прошел большую часть пути, рассвело и, несмотря на тяжелые тучи и тусклое освещение, пространство вокруг просматривалось на несколько сотен метров. Я на мгновение остановился, оглянулся, зафиксировав эту картину и постаравшись ее запомнить: уставшие и вымотанные дорогой бойцы, в шинелях и с винтовками, несущие импровизированные носилки с ранеными. Ясно было видно, что большинство из них побывали в бою, о чем говорило множество окровавленных бинтов, нарушавших своим видом форму одежды. Один из бойцов, дюжий детина, нес на одной руке замотанную все в тот же мой спальник маленькую девочку Таю, которая проснулась и с интересом наблюдала за преодолением болота отрядом красноармейцев. Уже рассвело, и вся картина болота навевала тоску и безысходность. Глядя по сторонам, к удивлению, взгляд зацепился за ближайшие деревья, которые свежими поломанными ветками и истерзанными пулями и осколками стволами белели на фоне покрытой мхом и почерневшей остальной растительности. Странно, забытое богом болото — и следы боя. Настороженно оглядываясь, я сделал еще несколько шагов, но все было тихо.

Вся эта идиллия была прервана легким хлопком где-то среди деревьев, визгом и фонтаном грязи, поднятым взрывом мины. Люди начали панически оглядываться, кто-то попытался сделать шаг в сторону и сразу опустился по горло в холодную жижу. Видимо, тот выстрел был пристрелочным, и, скорректировав прицел, раздалось несколько хлопков, и вокруг нашего отряда сразу вспухло несколько водяных столбов. Тут же среди деревьев замелькали несколько огоньков, наполнив болотный лес треском пулеметных очередей. Все, кто как мог, попадали в ледяную воду и стали расползаться в поисках укрытия. Я тоже умудрился примоститься вблизи полусгнившей коряги, неприятно ощущая, как изредка по трухлявому дереву бьют пули, прошивая его насквозь. Но мозг, который уже несколько лет функционирует в условиях непрекращающейся войны, стал раздавать команды, и руки сами собой сорвали со спины винтовку и, взяв себя в руки, стал анализировать ситуацию. Стреляли по нам с небольшого островка метров с двухсот от тропинки, что для пулемета не дистанция, и стало ясно, что и позиция и наш путь были выбраны весьма искусно — наша колонна была полностью под обстрелом немецких пулеметчиков. Повернув голову вперед, я увидел нашего проводника, который успел удрать подальше и спрятался за внушительным деревом, с интересом и даже с некоторым злорадством наблюдая, как нас расстреливают немцы.

"Ах ты, сука!" — Понимание происходящего подстегнуло мои мыслительные процессы. Эта тварь специально выводит окруженцев на засаду. Вот почему тут в болоте деревья посечены и пулями и осколками, а эта тварь выглядывает и наслаждается. Почему-то я понял, что это последний бой, и на душе стало спокойно и немного тоскливо. Всё, фантастическая история с перемещениями во времени заканчивается для меня в этом богом забытом болоте, вот только не хотелось этому предателю все спускать с рук. Несмотря на взрывы и плотный пулеметный огонь, я повернулся на бок, даже не ощущая ледяной воды, поймал в оптическом прицеле первую мишень, правда не в немецкой форме, а в гражданском ватнике. БУМ! Приклад стукнул в плечо, и предатель-проводник вывалился из-за дерева. Я усмехнулся, и тут взгляд остановился на кочке невдалеке от тропы, на которой мы сейчас все разлеглись, как тюлени на берегу. Дрожь пробрала меня — это была не кочка, — из воды выглядывала голова, правда прикрытая тиной, но можно было при свете дня разглядеть, что это человек в пилотке со звездой. Как бы в подтверждение моему предположению, рядом из воды выглядывал ствол винтовки с надетым штыком.

"Что же ты, браток, так поздно предупредил…"

Все, теперь только подороже жизнь продать. Я глянул по сторонам, навсегда запоминая эту картину: убитый боец, который нес Таю, с остекленевшими глазами все еще ее сжимал в руках, прикрывая своим телом, и медленно погружался в воду. Капитан Тарторов, расстреляв магазин ТТшки, взял у убитого бойца винтовку и пытался ее очистить от тины, раздраженно щелкая затвором, добившись результата, прицелился и выстрелил, и тут же несколько раз дернулся, выплескивая из спины фонтаны крови. Он так и упал на бок, с силой зажав в руках винтовку, и стал погружаться в воду. Ненашев, пришедший в себя, с безумием в глазах, как какое-то земноводное существо, пробирался к Тае, которая уже начала пищать, захлебываясь болотной водой. Но, несмотря на это, буквально прямо из воды периодически бухали винтовки бойцов, которые не хотели просто так отдавать свои жизни. Это то, что я успел увидеть, вроде рассматривал картину гибели моих соратников долго-долго, но это было всего лишь мгновение. Выругавшись,повернул винтовку и в рассветном тумане выловил в оптическом прицеле первую фигурку в характерной немецкой каске, которая периодически подсвечивалась вспышками выстрелов пулемета. БУМ! Как я люблю это чувство, когда приклад бьет в плечо и мишень исчезает после попадания. БУМ! Второй номер. БУМ! Еще одна вспышка исчезла. БУМ! БУМ! БУМ!

Я стрелял максимально быстро, гася любой силуэт, хоть как-то напоминающий немцев. Минометы еще бухали, равномерно покрывая взрывами гладь болота, но как-то неуверенно — видимо, я умудрился завалить корректировщика.

Немецкие пулеметы молчали, и пока была возможность, я выглянул из-за скрывающей меня коряги и закричал "Уходим! Вперед, не задерживаться!" Кто был в состоянии, как какие-то чудовища, начали вылазить из воды, спотыкаясь, отплевываясь и не обращая внимания на взрывы, все, кто мог, все, кто остался в живых, поспешно начали уходить из этого гиблого места, оставляя за собой потонувших, раненых и убитых товарищей. Сил кого-то тащить ни у кого не было. Наш отряд сократился раза в четыре, и я, отправив людей вперед, сам остался прикрывать отход, вдруг у кого-нибудь появится желание пострелять вдогонку, а тут еще метров двести свободного пространства, и люди будут как на ладони. Тут как раз и минометы бухать прекратили — видно, на тот островок много боеприпасов в руках не натаскали, а лупить по площадям в таких условиях весьма расточительно, а немцы народ хозяйственный.

Пролежав еще десять минут, застрелив пару немцев, которые пытались открыть огонь по отходящим русским из стрелкового оружия, поднялся и, качаясь от усталости и холода, двинулся по едва заметной дорожке, которую оставил уходящий отряд. Оглянувшись, рассмотрел еще несколько появившихся кочек в виде полуутонувших трупов красноармейцев, которых пока не хотело принимать в себя болото.

Как я замерз… Когда достиг берега, где были явственно видны следы моих людей, просто упал и долго не мог подняться, чувствуя, как одежда на холоде начинает примерзать к земле. Становилось все холоднее и холоднее, а я лежал и смотрел, как выброс пара изо рта становится все меньше и меньше. Хотя прекрасно знал, что смерть от холода самая приятная, просто засыпаешь и всё, но вот только почему так больно и обидно? Где-то сзади, откуда мы ушли, слышались крики — шум голосов очень хорошо распространялся над болотом. Как бы от бессилия затарахтел немецкий пулемет, отправляя рой трассирующих пуль вдогонку. Наверное, именно эта стрельба подстегнула меня и заставила, пересилив слабость, поднатужиться и, с характерным треском оторвав плащ-палатку от земли, двинуться дальше по хорошо видимому пути следования отряда.

Я шел так, казалось, целую вечность, пока буквально не вывалился на поляну, на которой горел небольшой костер. Вокруг огня собрались дрожащие от холода фигуры в грязных шинелях и ватниках. Казалось, для этих людей, только недавно вышедших из смертельной ловушки, не существует ничего важнее этого пламени, несущего тепло и жизнь. Сам не понимая всего, я, как носорог, растолкав людей, сам влез в этот круг, бросив рядом снайперскую винтовку и протягивая руки к пламени.

Немного придя в себя, я поднял голову и встретился взглядом с Ненашевым, который тоже сидел у костра, держа в руках маленькую живую и невредимую Таю, и как-то уж пристально смотрел на меня. Сквозь треск горящих веток я услышал его негромкий голос:

— Сергей, ты как?

— Терпимо, Паша.

— Лихо ты их там. Я аж загляделся.

— Ты, Паша, как сам? Идти сможешь?

Он кивнул головой и скривился:

— Попробую.

Растолкав бойцов, одного выставил в боевое охранение и еще одного отправил вперед на разведку, а сам стал готовить людей к дальнейшему движению. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы оторвать продрогших людей от живительного костра и опять погнать через лес в сторону близкой канонады.

Грустная картина — нас было больше сорока, а теперь шли двенадцать человек, измученных и подавленных недавней мастерски подстроенной немцами и предателем-проводником засадой. Мы так прошли больше полукилометра, когда трое бойцов стали сдавать, и один из них был Ненашев, который все крепился и нес девочку, но надолго его не хватило, поэтому, несмотря на все усиливающуюся боль в ноге, я, закинув винтовку за спину, подхватил Таю. Но и тут не все пошло гладко, поэтому пришлось снова остановиться и потратить время на изготовление из подручных материалов импровизированных носилок.

К вечеру оказалось, что мы, кучка измученных и больных людей, умудрились незаметно для себя и для всех остальных пересечь линию фронта, углубиться на несколько километров и выйти на какую-то тыловую часть. Народ весьма спокойно занимался своими делами, и некое подобие часового обратило на нас внимание, когда мы прошкандыбали к огню под большим казаном с кипящей водой, в котором седоусый дядька вываривал бинты для санбата, поддевая их большой палкой и развешивая на растянутых между деревьями веревках.

Все, что было потом, я плохо помню: затуманенный ранением и переохлаждением мозг вяло фиксировал, как набежали люди и сразу принялись оказывать помощь, как чуть позже подошедший пожилой дядька с небольшой бородкой и в белом халате стал осматривать и сортировать нас.

Меня спрашивали имя, и я, порывшись в карманах разгрузки, вытащил завернутые в полиэтилен документы на пехотного капитана Кречетова, а вот свои энкавэдэшные бумаги я так и не нашел, скорее всего, их потерял в болоте, когда барахтался в ледяной воде. Меня вымыли, и, учитывая то, что налицо было явно выраженное загрязнение болотной водой, как и всех остальных, прогнали через операционную, очищая раны. Ненашев опять потерял сознание, и ночью, нас вместе с остальными ранеными на пришедших машинах отправили куда-то дальше в тыл, и на следующее утро мы уже были на железнодорожной станции, где нас поместили в санитарный поезд. Мне больших трудов стоило увезти с собой все мое снаряжение, мотивируя, что это специальное оружие, и обосноваться рядом со все еще находящимся без сознания Ненашевым. Я ожидал, что нас начнут конопатить на основании того, что окруженцы и были неизвестно где, но подслушав разговор, понял, что немцы недавно бомбили станции, об этом говорили все еще дымящиеся развалины и отогнанные в тупик несколько обгоревших остовов теплушек и платформ с какой-то техникой. Те, кто занимался учетом, погибли, и в санитарные поезда пихали всех, кого можно, лишь бы быстрее вывезти из зоны возможного окружения больше людей.

Один раз поезд обстрелял немецкий истребитель, видимо, летчику было скучно и он начал охотиться не за самолетами противника, а просто походя полоснул длинной очередью по вагонам, на которых были нарисованы большие красные кресты. У нас никого не задело, а вот в соседнем убило двух раненых, основательно зацепило медсестру и разнесло автоклав.

Глава 9

Надсадно урча двигателем, джип, переделанный для путешествий в зараженном и умирающем мире, подскакивая на кочках и часто притормаживая, чтобы объехать препятствия и наносы серого снега на некогда скоростной трассе, упрямо двигался в сторону Белогорска. Михаил Боков сквозь маску противогаза изредка косился на зажавших его по бокам на заднем сиденье двух боевиков-татар, которые, несмотря на природную болтливость, молчали всю дорогу, пристально осматривая в защищенных металлической сеткой окнах окружающий пейзаж на предмет возможных угроз. Ехали недолго и после тридцати минут монотонных скачек по кочкам и заносам повернули с некогда оживленной трассы Симферополь — Феодосия куда-то на север, проехали еще километров десять по второстепенной дороге и, заехали во двор большого, с роскошью построенного коттеджа, автоматические ворота которого услужливо открылись перед машиной. После остановки в просторном гараже охранники весьма грубо вытащили Бокова и потащили куда-то вниз, где в подвале была оборудована переходная камера. Там его, сорвав противогаз и уличный ОЗК, с рук на руки сдали другим охранникам, свежим, сытым, в новеньких натовских камуфляжах и разгрузках, с короткоствольными автоматами в руках, которые быстро и профессионально обыскали гостя, тщательно прощупывая швы и ища любые электронные приборы. Его проверили ручным металлодетектором и, решив, что работа выполнена, под конвоем проводили дальше по коридору, где передали уже другой паре охранников. Бокова вели по коридору, обитому пластиковыми панелями с плафонами светильников, освещающими бледным светом "экономок" все вокруг. Михаил уже не крутил удивленно головой, как это было раньше, в первое посещение, и теперь весьма спокойно шел за вооруженными боевиками, которых по выправке, экипировке и дисциплине было весьма трудно спутать с местными боевиками. Тут явно чувствовались кадровые военные, и турецкое происхождение его новых знакомых не вызывало никакого сомнения. Они шли по длинному коридору, оставив за собой несколько постов, контролирующих бронированные двери, а Михаил с тоской вспоминал свою довоенную жизнь и все пытался понять, как судьба извернулась и довела его до этого коридора и турецких военных в роли конвоиров…

Он был единственным ребенком в семье преподавателей высших учебных заведений. С детства привыкший ставить себя выше своих сверстников, тогда еще просто Миша, или Майкл, как он сам любил себя называть, тем не менее не слишком афишировал свои высокомерные взгляды — перед глазами был вполне неприятный опыт, закончившийся разбитым носом. Поступив в институт, где преподавал отец, он уже с первого курса знал, что будет учиться в аспирантуре, но действительность и недавний развал Советского Союза преподнесли свои неприятные сюрпризы. Оскал капитализма сильно ударил по благосостоянию семьи, но отец, мужественно совмещая преподавательскую деятельность в институте и коммерческую деятельность, сумел обеспечить сыну и супруге стабильные условия жизни. Во всяком случае, они не голодали, и Михаил мог вполне свободно постигать физику и высшую математику, не сильно задумываясь о том, что будет есть завтра. Учеба давалась ему тяжело, как говорится, природа отдыхает на детях гениев, поэтому то, что его сокурсникам давалось легко, он воспринимал только путем долгой зубрежки и мучительных разборов. Благодаря авторитету отца и некоему доставшемуся от матери лоску, позволяющему всегда выглядеть на фоне сокурсников чисто и даже можно сказать интеллигентно, он с определенным напряжением наконец-то закончил институт и поступил в аспирантуру, при этом параллельно устроившись на работу в компьютерную фирму простым продавцом. Поднабравшись опыта в элементарной установке операционных систем и переустановке драйверов принтеров, сканеров, звуковых карт, частенько стал по вечерам втайне от работодателей халтурить, почувствовав при этом вкус денег. Примерно в то же время он женился на не очень красивой, но при этом весьма спокойной и покладистой девочке из хорошей семьи, которая, по его личному убеждению, должна была безропотно кормить, обстирывать, растить его ребенка и восхвалять Бокова. Но прошло время, и девочка, доведенная хамством, грубостью "интеллигентного" супруга, который частенько стал прикладываться к бутылке, через несколько лет плюнула на все и уехала к родителям, забрав ребенка. Это был удар по его самолюбию. Он и так неадекватно реагировал на любую критику и попытки хоть как-то противоречить его "великим замыслам и распоряжениям" людей, которых он считал ниже себя по положению и статусу, а тут такой сюрприз от жены, которая, по идее, должна была считать за счастье связать свою жизнь с ним. Всем вокруг, кто хоть как-то попадал в поле его зрения, выдавалась версия о том, что это он ее выгнал, что она была неряха и вообще лентяйка, ничего не умеющая делать по дому, но знающие люди только отворачивались в сторону и улыбались. Как раз эти события совпали с открытием своей небольшой фирмы, где, по его замыслу, ему отводилась ведущая роль, и окончанием аспирантуры с защитой кандидатской. Но и тут все было не так уж хорошо. Компаньоны быстро поняли, что он умеет только разговаривать, считать деньги, а в технической области настолько безграмотен, что ничего серьезного ему уже не поручали. Попытки привлечь Майкла к монтажам закончились серией курьезов, и, получив за глаза кличку Мандалай, Боков начал чувствовать отчуждение, презрение и даже равнодушие от компаньонов и сотрудников фирмы. Время шло, напряжение нарастало, отец, ушедший на пенсию, уже не мог ничем помочь, и Михаил остался один на один с высшим светом украинской науки, по своим порядкам и взаимоотношениям ничем не отличающийся от преступного сообщества, со своими паханами, авторитетами и шестерками, выполняющими мелкие поручения. Стоившая огромных материальных затрат и нервного напряжения защита кандидатской закончилась сильным нервным срывом, сопровождающимся пьянками и воровством денег из общей кассы фирмы. Устроил скандал, мудро обвинив в своих грехах одного из компаньонов, надеясь, что, подавив второго, он станет реальным главой фирмы, но все вышло из-под контроля, и в итоге он остался наедине со своими компьютерами без товарищей. Помучившись от безденежья, ему пришлось сворачивать бизнес и идти на преподавательскую работу, ибо больше ничего он не мог делать, как только молоть языком перед студентами. Но его сущность и там вскоре проявилась, и кличка Мандалай переселилась в стены института, где он преподавал, и, к своему бешенству, Боков видел презрительные улыбки со стороны своих слушателей. Срывы с запойным употреблением алкоголя становились все чаще, хотя родители прилагали максимум усилий, чтобы его вылечить. Потом на время сошелся с давней знакомой, которая сначала попробовала его перекроить под себя, но, разобравшись, мастерски оставила его без квартиры и машины, доставшихся от родителей.

Вот так он и остался один, без кола и двора, ненавидящий всех и вся и винящий в своих неудачах компаньонов, доведенных до крайнего решения его высокомерностью и технической безграмотностью, женщин, которые не могли "осознать" честь, которую он им оказывает, обращая на них свое внимание. Когда началась война, Боков подрядился вывозить университетскую библиотеку и, когда были нанесены ядерные удары, сумел выкроить себе местечко в бункере и пережить страшный год, когда все ненавидели всех, когда дрались за мизерные ресурсы, оставшиеся в руках у ученых и хранителей.

Изменились времена и люди, те, кто хоть что-то мог делать руками, ценились на вес золота, а вот специалисты по сотрясанию воздуха остались не у дел, но их все равно было немало, поэтому они сумели организоваться и подмять под себя всех остальных. Как всегда самые наглые и никчемные руководили, а специалисты и работяги обеспечивали их материальными ресурсами. Несмотря на трудности, унижения и вообще скотские условия существования, Боков выжил, правда, основательно подсел на наркотики и алкоголь, чтобы не скатиться в бездну безумия, на грани которой он балансировал последние годы. В эти смутные времена именно наркотики и спиртное стали одними из самых востребованных товаров, поэтому удовлетворять свои слабости получалось все труднее и труднее. В бункере ученых, он стал называться "Приютом яйцеголовых", этого не было, поэтому Михаил, помучившись, сумел наладить натуральный обмен — пара специалистов, которых он сумел организовать, для него делали и ремонтировали радиостанции, радиосканеры и другое оборудование, необходимое боевикам. А те рассчитывались продуктами, наркотиками и спиртным, львиную долю которых он оставлял у себя, а остальное привозил с Рынка своим компаньонам по левым подработкам. Естественно, кое-кто из руководства бункера был в курсе его "гешефтов", и с ними приходилось делиться, но это было так знакомо и было в порядке вещей, поэтому все были довольны, и всем было хорошо. Некоторые излишки, которые со временем накапливались, удавалось спускать семьям военных и выменивать рационы питания длительного хранения и даже оружие. С некоторых пор под топчаном, покрытым запревшим матрасом, заменяющим ему кровать, у него был спрятан ТТ, выменянный у обкуренного вояки из группировки полковника Черненко.

Маленький мирок некоего узаконенного волчьими законами паразитирования в среде бывших ученых был разрушен появлением в городе новой группы военных, которые быстро и весьма жестко перебили основные банды, подмяв под себя практически всю торговлю. И снова, в который раз построенная система, в которой Боков занимал особый статус, рухнула как карточный домик. К тому же "спецы" (так называлась группа обитателей бункера ученых), те, кто был в состоянии работать, ремонтировать, настраивать, программировать, подняли бунт, и без ведома руководства, к которому себя вполне обоснованно причислял Боков, отправили делегацию к группировке военных. Те в упорных боях, развернувшихся на безлюдных, замерзших улицах мертвого Симферополя, разгромили крупную банду, попытавшуюся оспорить доминирующее положение военных майора Оргулова в городе и его окрестностях. В принципе, в этом был смысл: горючее, продукты, медикаменты заканчивались, и даже самому последнему человеку было понятно, что приближается кризис, а руководство бункера ученых распределяло ресурсы совсем не рационально — свои получали усиленное питание, а вот все остальные жили и трудились впроголодь. Военные оправдали надежды "спецов": на следующий день приехала весьма внушительная группа, которая быстро, без всяких переговоров захватила бункер. Перевернув все вверх дном, пересчитав все имеющиеся ресурсы, военные назначили новое руководство и установили жесткий режим дисциплины и экономии. Привыкшие к безнаказанности и своеволию администраторы от науки завыли волками и попытались исподволь поднять бунт, но их никто не хотел поддерживать. Видя, что приехали медики, провели быстрый медицинский осмотр, причем в первую очередь их интересовали дети, затем завезли продукты, горючее, чистую воду. При попытке старого руководства наложить лапу на эти сокровища новоявленное руководство и сторонники майора Оргулова успели поднять тревогу, и недалеко от входа в бункер ученых в снегу застыли три трупа расстрелянных по приговору военного трибунала самых активных возмутителей спокойствия, имеющих в прошлой жизни весьма звучные звания и научные степени. Такая жесткая и, главное, быстрая реакция вызвала у большинства обитателей бункера молчаливое одобрение, а вот некоторые, кто не представлял свою жизнь без паразитирования, затаились в ожидании подходящего момента.

Новые власти знали, что делали, и из тех, кто не мог быть им полезным и не попадал в список лояльных, формировался трудовой батальон, который использовался для строительства каких-то строений в поселке Молодежном. Вояки кормили только тех, кто реально работал, а вот люди, которые хоть что-то умели в области электроники и компьютерных технологий и прошли проверку на детекторе лжи и доказали свою необходимость новым властям, вывозились в неизвестном направлении. Их семьи сразу получали необычно щедрые пайки, что не могло не вызвать нездорового ажиотажа, и со временем покидали осточертевшее за время вынужденного сидения убежище. До всех наконец-то дошло: вояки собирают специалистов с семьями и вывозят куда-то, где есть много чистой еды, чистого воздуха и, главное, есть перспектива выжить и не загнуться от протухшей воды, просроченных продуктов и вездесущей радиации.

Боков быстро смекнул, откуда дует ветер, примазался к группе, занимающейся отбором, сканированием и переносом библиотеки на электронные носители и, как мог, показывал свою работу, стараясь чаще появляться на глаза военным специалистам, которые регулярно приезжали в бункер, контролировали работу и, главное, привозили продукты, горючее и даже шоколад. Со временем он подрядился собирать компьютеры для военных и даже был удостоен чести отвезти груз в секретный бункер в Молодежном, про который уже слагали легенды. Там он мельком увидел несколько своих бывших "подчиненных", которые, будучи вполне довольными жизнью, занимались каким-то серьезным делом, причем на него, Михаила Бокова, такого умного и важного, посматривали презрительно, как на пустое место, и он понял, что тут ему ничего не светит. Мельком услышанная фраза, брошенная кем-то из военных в его адрес: "наркоман и алкоголик", вызвала волну ненависти в его душе. До него дошло, что, несмотря на его исключительность, эти сильные, уверенные в себе люди на нем поставили крест. Во время одного из приездов он мельком видел легендарного майора Оргулова, вспомнив, что когда-то пересекался с этим человеком в университете на кафедре радиоэлектроники, и понял, почему именно Старостенко и остальные специалисты, лично знакомые с этим воякой, получили защиту и были поставлены во главе их маленького мирка.

Но он умел ждать и, затаив лютую злобу, жил, работал, улыбался, старался быть полезным и все искал возможность отомстить, но личные запасы наркотиков подходили к концу, и ему так или иначе пришлось ехать на Рынок, чтобы добыть так необходимое ему для выживания вещество.

Именно на Рынке на него вышли люди Джафара, давнего знакомого, для которого иногда ремонтировали радиостанции, ну и так, между прочим, поставляли информацию о расстановке сил в бункере.

За дозу Боков уже был готов продать мать родную, и после нескольких наводящих вопросов, отойдя в закуток и получив заветный пакетик с белым порошком, погрузился в мир грез, где он на дорогой красной машине-кабриолете приезжает к громаде здания его офиса. Поднимаясь по лестнице, звонко цокая по мраморному полу каблуками новеньких лакированных туфлей, встречает людей и доброжелательно отвечает на восхищенные приветствия. В приемной его ожидает длинноногая загоревшая секретарша с обалденным декольте и с придыханием, ослепляя белозубой улыбкой, здоровается:

— Доброе утро, Михаил Валентинович.

Он, Боков, спокойно кивает ей, задержав взгляд на притягательной ложбинке в вырезе блузки и, улыбнувшись, говорит:

— Доброе утро, Ниночка. Мне из министерства звонили?

— Да, Михаил Валентинович, два раза звонили из приемной министра аграрной политики и хотели назначить встречу с министром…

Боков улыбнулся, еще раз оглядев ладную фигурку своей секретарши.

— Ниночка, позвони и сообщи, что я готов буду принять министра в два, а пока сделай мне кофе…

Пока Боков, одурманенный наркотиком, лежал на старом вонючем продавленном диване, возле него стояли двое татар и переговаривались.

— Джафар, этот урод имеет доступ в бункер в Молодежном. Недавно пара человек из команды Али попытались прощупать пути подхода, но были застрелены еще на дальних подступах. Люди там серьезные и шутить не любят.

— Что ты предлагаешь?

— Наши турецкие друзья будут не против пообщаться со столь информированным…

Слово "человек" он сказал с настолько выраженным презрением, что его собеседник хохотнул.

— Арсен, ты как всегда не сдержан. Вдруг он нас слышит.

— Этот урод еще часа два будет тут валяться под кайфом. Может, ему "жучок" подложить?

— Не стоит. Новые вояки не простые люди, быстро найдут, а мы потеряем такого информированного человека.

— Может, тогда доставим его нашим друзьям? Они давно готовы заплатить за информацию о вояках.

— Пока не стоит. Если он пропадет и потом появится, это вызовет много вопросов, а учитывая, как у майора Оргулова работает служба безопасности, такие вещи они должны отслеживать.

— И что тогда делать?

— Ты приручаешь и кормишь этого урода отборным порошком, чтобы не подох раньше времени, а я организую встречу, за которую нам действительно заплатят.

— Я всегда поражался твоей мудрости, Джафар.

Прошло пару недель, Боков изредка появлялся на Рынке, мотивируя это необходимостью выменивать комплектующие к компьютерам, и встречался со своими новыми кураторами, передавая им собранную информацию о группировке майора Оргулова. Прошло еще несколько дней, Бокова срочно вытянули на встречу, и на этот раз Джафар предложил собрать доказательства и съездить к очень серьезным людям, которые хотели бы по достоинству оценить его помощь…

Он стоял на коленях перед двумя крепкими бородатыми мужиками в натовских камуфляжах и разгрузках, вольготно расположившимися на диване, застеленном коврами. Символами их высокого положения были графин с каким-то соком и кальян, ароматный запах которого вился по комнате. Перед ними лежали материальные доказательства: консервы, шоколад, печенье, причем все предметы были отмечены немецкой маркировкой времен Второй мировой войны. Тут же лежал немецкий карабин "Маузер 98К", изъятый у убитого во время стычки с одной из поисковых групп военных. Его долго расспрашивали обо всем, что он видел внутри бункера и особенно снаружи, о людях, он нарисовал даже схему помещений и постов. Турецкие офицеры, которые его допрашивали, по-русски говорили без акцента, и в любой другой ситуации он бы их принял либо за азербайджанцев, либо за обрусевших татар, общались с ним очень уважительно и даже угостили ароматным чаем, что не могло не радовать Бокова, почувствовавшего, что он снова ухватил удачу за хвост.

После того как его вывели, двое офицеров Оперативного департамента разведки Турции (МІТ) переглянулись и уже совсем по-другому начали обсуждать полученную информацию.

— Этот обдолбанный наркоман утверждает, что видел на базе русских немецкую боевую технику времен Второй мировой войны.

— Он мог и ошибиться.

— Ну, эта русская собака не настолько пока утратил свои мозги, чтобы перепутать бронетранспортер "Ганномаг" с современным БТР-80. Да и немецкий T-III он вполне однозначно опознал. Вопрос в том, что если русские действительно где-то откопали законсервированную немецкую базу, то зачем им тащить в Крым старую технику, совсем не предусмотренную для работы в условиях заражения местности и низких температур. Да и продукты, учитывая их качество и состояние, совсем не похожи на просроченные. Такое впечатление, что их только недавно произвели…

— Мустафа, ты думаешь, что русские построили машину времени и таскают оттуда продукты, горючее и боеприпасы? Но это же бред.

— Пока я не вижу никакого другого разумного объяснения.

— Это же смешно, ну не думаешь ли ты, что они реально в состоянии изобрести нечто такое?

— Ну а почему бы и нет? Русские всегда умудрялись удивлять мир. Тем более вспомни, что у нас известно про Оргулова?

— Морской пехотинец, воевал с нами, выжил. Командир разведывательно-диверсионной группы…

— Его группа перед самым началом бомбардировок вывозила с Кавказа какой-то секретный груз. Вот и думай, что они вывозили? Я давал запрос: оказывается, был там интересный институт в горах под прямым патронатом ФСБ России, и они сами его уничтожили при угрозе нашего захвата. Кто и чем там занимался, мы не знаем, но вот то, что Оргулов со своей группой вывез весь комплект документации по тому объекту, вполне вероятно.

— Думаешь, все-таки машина времени?

— А откуда это всё?

Он схватил консервированную колбасу с маркировкой Вермахта и потер пальцем новенький, еще блестящий металл.

— А новенькая боевая раритетная техника с немецкой символикой?

— Хорошо, допустим, в этом есть смысл. Будем докладывать наверх?

— А смысл? Засмеют, нас сменят и пришлют новую группу. А если это реально существует, то нас, как информированных свидетелей…

Продолжать было не нужно. Оба частенько рубили "хвосты", ликвидируя ненужных свидетелей своих операций.

— Хочешь попытаться захватить? У нас просто не хватит сил.

— Как говорится у русских: "поживем — увидим". По моим данным, против Оргулова Киевом готовится войсковая операция.

— Они знают?

— Не уверен. На их месте я бы действовал тоньше, а тут желание подмять под себя источник материальных ценностей. Киев не оригинален в своих методах — забрать и поделить.

— Сколько у нас времени?

— Не более двух месяцев. По моим данным, сосредоточение сводной группировки в районе Красноперекопска намечено через шесть недель.

— Тогда надо собрать больше информации и попытаться захватить людей, кто реально имеет доступ к установке.

— А этот? — презрительно кивнул в сторону дверей.

— Пока не будем списывать, его можно использовать для наших нужд, в крайнем случае сможет вывести нас на действительно знающего человека, хотя и той информации, которую он нам предоставил, вполне достаточно.

— Надеешься, что это правда?

— На все воля Аллаха, нам остается только верить и идти по указанному пути. Может, именно тут нас ожидает спасение.

Глава 10

Колеса санитарного поезда равномерно выстукивали знакомый с детства ритм. Я сидел на небольшой кушетке в процедурном купе и любовался молоденькой медсестрой, которая уверенно, но при этом весьма осторожно и, можно сказать, нежно бинтовала мою раненую и опухшую после купания в болоте ногу. Молодая, лет двадцати, худенькая, и при этом гибкая и фигуристая, она дышала здоровьем и некоторым юношеским задором.

К моему удивлению, заражения крови и гангрены не было, и организм весьма легко перенес купание в болотной воде, что не могло не удивлять. Хотя вспомнив, что у раненых с Бориспольского котла, прошедших через порталы, проявлялась вполне неплохая динамика выздоровления, и особенно это касалось инфекционных и воспалительных болезней, я не сильно удивлялся. А ведь последнее время через эти порталы вообще гонял как ужаленный, и, скорее всего, это сказалось в какой-то мере на свойствах моего организма.

Когда, сильно хромая, вернулся в свое купе, к своему удивлению, встретился взглядом с пришедшим в себя Ненашевым. Он изумленно вращал глазами, пытаясь понять, где он находится, и, увидев меня — единственное знакомое в этом мире лицо, успокоился и прошептал:

— Сергей, где мы?

— Санитарный поезд.

— Так мы выбрались?

— Получается так.

— А в Москву?

— Не сразу.

— Ну ладно. А Тая?

Я усмехнулся, вспомнив, каких трудов мне стоило уговорить взять девочку с собой в поезд.

— В соседнем вагоне едет. Все хорошо, капитан, отдыхай.

Павел закрыл глаза. Разговор и так забрал много сил, и он заснул, а не впал в забытье, как было раньше. А я радовался, что хоть одна головная боль отпала — Ненашев поправляется, хотя в данной ситуации это сильно сказано. Но, если честно, то я надеялся в душе, что хождение через портал добавит и ему определенных жизненных сил.

Поезд удалялся на восток, оставляя позади разбомбленные станции и грохот фронтовой канонады, будто пройдя определенную линию, люди как-то расслабились, и витавшее в воздухе напряжение начало спадать, все поняли, что угроза попасть в окружение, хотя бы в этом рейсе, уже не грозит. Хотя гибель двух раненых и тяжелое ранение медсестры в соседнем вагоне воспринималась с особой грустью. У раненых и медперсонала возникали какие-то странные, доверительно дружеские отношения. Когда сильные мужчины, которые только вчера ходили в атаку, дрались врукопашную, не могут даже подложить под себя утку — это вызывает злость, тоску и чувство неполноценности. А когда в таких делах помогают молодые, здоровые девушки, моют, бреют, перевязывают, то они становятся самыми близкими людьми, практически вторыми матерями. Их любят, ими восторгаются, ждут их прихода, и раненые стараются не показывать свою немощь, стесняясь своей слабости и беспомощности. Поэтому любые оскорбления, пошлости, грубость по отношению к медицинскому персоналу пресекались жестко, вплоть до мордобоя.

Как ни странно, я наслаждался дорогой, любуясь проплывающими мимо пейзажами бесконечных просторов Советского Союза. После обеда поезд остановился на крупной станции, где скопилось несколько составов, везущих на фронт свежие части и несколько таких, как наш, санитарных поездов, вывозящих раненых и покалеченных в тыл. Глянув в окно, увидел стоящие на соседнем пути теплушки, в которых возле дверей столпились молодые и необстрелянные бойцы, только недавно надевшие форму. Видимо, им запретили выходить из вагонов, и они с грустью наблюдали за нами, ранеными, которые уже побывали там, пытались завязать разговор, делились куревом и вообще всячески старались выказать свое уважение. Я не выдержал, накинул шинель и дохромал до тамбура, где столпились несколько ходячих больных, заядлых курильщиков, в надежде разжиться куревом у бойцов из проходящего мимо военного эшелона. Я же просто стоял в сторонке и вдыхал морозный воздух, наполненный запахами дыма, сгоревшего угля и мазута.

Через несколько минут, когда уже замерз и собирался возвращаться в купе, между вагонами началось какое-то шевеление, и я, как и все остальные, с интересом наблюдали, как в нашу сторону движется группа командиров в новеньких полушубках, перед которыми все становились по стойке смирно. Учитывая скорость, с которой все вокруг прогибались перед этими командирами, можно было сказать, что тут засветилось немаленькое начальство. Мы — раненые, нас трогать особо не будут, поэтому никто не стал прятаться, в надежде глянуть на тыловиков, которые наводят шороху. Но по мере того как группа приближалась, мое сердце начало биться чаще от радости. Еще бы, во главе этой группы шел знакомый мне по боям в Могилеве генерал Романов, которого мы тогда, еще летом, отбили у немцев и переправили в Москву. Они шли мимо, и генерал что-то сердито высказывал плотному, широкоплечему полковнику в каракулевой шапке, а тот только и повторял: "Исправим, товарищ генерал!"

Я пытался поймать взгляд Романова, но он, мельком глянув на нас, раненых, столпившихся в тамбуре, опять обратил свой взор на проштрафившегося полковника и пошел дальше. Чувствуя, что единственная возможность привлечь внимание и соответственно получить прямую связь с Москвой уходит быстрым шагом к голове воинского эшелона, закричал:

— Генерал!

Как раз где-то впереди засвистел паровоз, и мой крик не был услышан, поэтому, набрав в легкие больше воздуха, снова закричал:

— Генерал Романов!

Этот крик ввел в ступор не только моих, если можно так сказать, спутников по тамбуру санитарного вагона, но и свиту генерала Романова. Они как по команде повернулись, и самый младший из них, вроде как зеленый лейтенантик, рванул ко мне с криком: "Да как вы смеете!" Но я, наконец-то встретившись взглядом с генералом и увидев в них узнавание, еще раз крикнул:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться, капитан Кречетов!

Лейтенант, который, как мелкая шестерка, подбежал к нашему вагону и стал почти в прямом смысле лаять, показывая свое служебное рвение. Со стороны это выглядело комично. На фразе "Да как ты, мерзавец, смеешь…" он был остановлен резким и волевым окликом, от которого заткнулись все вокруг.

— Остапенко, отставить.

И о чудо! Крикливый поборник генеральской чести заткнулся и, повернувшись к начальству, замер, преданно глядя в глаза Романову, но тот только отмахнулся, сделал несколько больших и быстрых шагов и остановился напротив нашего тамбура, более пристально рассматривая меня, не веря своим глазам. Он стоял внизу, а я в вагоне, и получилось, что он глядит снизу вверх, но это никак не задевало его генеральскую честь.

— Капитан, ты?

Я сделал шаг вперед, держась за поручень здоровой рукой, сполз вниз, причем мне сразу помог человек из свиты генерала. Но Романов сделал шаг, немного оттолкнув своего подчиненного, и обнял меня у всех на глазах.

— Здорово, капитан.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор.

— Да ладно, Сергей Иванович, после того, что мы с вами пережили, можно и без чинов, тем более у вас особый статус.

— Хорошо, Михаил Тимофеевич.

— Какими судьбами? Откуда здесь?

— С Бориспольского котла. Внештатная ситуация, пришлось, как обычно с приключениями, выходить к линии фронта пешком.

— А как же…

Но я его перебил:

— Михаил Тимофеевич, надо поговорить наедине…

Он кивнул, прекрасно понимая, какие вопросы и задачи могут быть в моей компетенции, и, повернув голову к начальнику своей охраны, коротко бросил:

— Семен, обеспечь помещение, мне с боевым товарищем поговорить нужно наедине.

Хм, как у них это все быстро делается: я думал, помогут пройти куда-то к зданию вокзала, ну на крайний случай в санитарном вагоне уединимся где-нибудь в процедурной. Но подчиненный генерала пошел по самому простому и эффективному пути, дал команду полковнику очистить теплушку — пусть бойцы проветрятся, а генерал поговорит со своим боевым товарищем.

Поднявшись в теплушку, присели на небольшие самодельные скамеечки возле буржуйки, в которой весело потрескивал огонь.

— Ну, Сергей Иванович, рассказывайте, как вы? Я только мельком слышал про вашу деятельность в Севастополе и что-то такое про необычное положение в Бориспольском котле… — Но акцентировать внимание на вроде как секретных обстоятельствах моей деятельности в этом времени он не стал и сразу перешел к делу: — Но вы-то тут как очутились?

Я вкратце пересказал наши приключения при выходе к линии фронта, про переправу, про засаду на болоте, он внимательно слушал, ничего не упуская, и когда я дошел до остановки санитарного поезда на этой станции, он кивнул головой.

— Понятно. У вас нет возможности связаться с Москвой?

— Да, причем вопрос очень срочный.

— Я не сомневаюсь, до сих пор вспоминаю определенные события, о неразглашении которых давал подписку. Хорошо, станция далеко от линии фронта, и пока Москва не даст указания, я на время задержу ваш поезд.

— Не стоит. Там много раненых, требующих немедленного лечения в стационарных госпиталях. Проще снять меня и моего человека с поезда и изъять любые документы, подтверждающие наше пребывание.

— Тоже дело. Давай я своего особиста пошлю, пусть все организует…

Генерал энергично поднялся и, выглянув наружу, скомандовал:

— Мартынова сюда, срочно.

— Есть.

Повернувшись ко мне, он спросил:

— Кстати, а как тебя теперь величать? Ну, чтобы представить моему начальнику особого отдела?

— Майор Кречетов.

Пока прибежал особист, мы с Романовым предались воспоминаниям о Могилеве, о погибших товарищах, об общих знакомых. Сметливый адъютант, летеха, который пытался меня облаять, умудрился организовать горячий чай и пару бутербродов…

— Разрешите, товарищ генерал?

Возле дверей нарисовался высокий и плотный командир в общевойсковой форме с майорскими знаками различия. Он быстро и с профессиональным интересом оглядел картину: сидящих рядом генерала Романова и неизвестного больного в потрепанной шинели и пьющих чай с бутербродами.

— Залезай, Илья, и закрой дверь.

Послышался лязг закрывающейся двери, мы остались в полумраке, и генерал спокойно сказал:

— Илья, познакомься, твой коллега — майор Главного управления государственной безопасности Кречетов. Он выполняет особое задание своего руководства и остался без связи.

Перед нами был не простой опер, мобилизованный из глубинки для усиления органов военной контрразведки в войсках, а весьма опытный и битый жизнью волкодав, скорее всего приставленный к генералу центром, учитывая его знания о моем настоящем происхождении и даже некоторое участие в бое в развалинах мертвого замерзшего города будущего.

— Товарищ генерал, а вы уверены…

— Уверен. Именно из-за этого человека тебя и приставили ко мне.

— Товарищ генерал…

— Не стоит. Мы все делаем свою работу. Так что берись за дело и изымай своего коллегу и его напарника из санитарного эшелона со всеми документами. А я дам телеграмму в Москву.

Нас быстро сняли с поезда и разместили в одном из домов недалеко от станции, разумно предположив, что далеко отъезжать не стоит, но и на самой станции, которая, в принципе, может подвергнуться бомбежке в любой момент, тоже останавливаться не резон. Ненашев устроил целый скандал с требованием захватить с собой в Москву Таю и обеспечить ей приличные условия проживания. Я не спорил, так как сам в некоторой степени чувствовал ответственность за ребенка, и единственное, что меня беспокоило, как Тая перенесет полет.

Прошло не более двух часов, когда, получив из Москвы ответ, Романов развил бурную деятельность. По переданной им информации впереди еще вчера вечером был разбомблен мост, поэтому движение воинских эшелонов в этом направлении было приостановлено на несколько часов, и генерал своей властью выгнал из теплушек всех способных держать лопаты, и к вечеру в пяти километрах от станции на поле был оборудован, точнее вытоптан импровизированный аэродром, куда уже в сумерках, ориентируясь по зажженным кострам, сел бомбардировщик ИЛ-4. Нас с Ненашевым, закутанным в теплые тулупы, засунули вместо бортстрелка, и, снова взревев двигателями, крылатая машина, подскакивая на неровностях импровизированного взлетного поля, сумела оторваться от земли и ушла в темнеющее небо, набирая высоту.

Прошло несколько часов лета, за которые, несмотря на качку и вибрации, и я, и Ненашев даже умудрились немного поспать, когда колеса бомбардировщика коснулись взлетно-посадочной полосы на аэродроме под Москвой, где нас уже ждали. Все это время Тая, завернутая в спальный мешок, доверчиво прижималась к Ненашеву и хлопала своими глазенками. Но и ее через некоторое время сморило, и проснулся бедный ребенок, только когда нас перемещали в одну из подъехавших машин.

Быстро переместив наши многострадальные тела в санитарную машину, сотрудники НКВД, теперь отвечающие за нашу безопасность, лихо выехали с аэродрома и устремились куда-то в пригороды, где, как я понял, располагалась одна из подмосковных баз нового хозяйственно-экономического управления ГУГБ НКВД СССР.

Пройдя несколько постов охраны, мы въехали в усадьбу, где нас незамедлительно перевели в медблок и сразу устроили полный медицинский осмотр. Ненашев, который уже успел чуть окрепнуть, сразу получил строгий постельный режим, а я, переодевшись в новенькую форму с майорскими знаками различия, сразу отправился на Лубянку в сопровождении весьма основательной охраны. Там тоже не было никаких проволочек — снова мрачные коридоры, застеленные ковровыми дорожками, ряды закрытых дверей, ускользающие взгляды охранников и заветная приемная народного комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии.

Хозяин кабинета встал из-за стола и сделал несколько шагов вперед, чтобы выказать гостю уважение, и это не осталось незамеченным.

— Доброе утро, Сергей Иванович, заставили вы нас поволноваться. Скажите, вы специально попадаете во всякие приключения?

— Здравия желаю, Лаврентий Павлович. Да вы знаете, что-то в последний раз не очень весело было.

— Да, мне уже сообщили о вашихпохождениях. Но об этом поговорим попозже, а сейчас скажите, что же все-таки произошло под Борисполем?

— У нас появились конкуренты.

— В каком смысле?

— В нашем мире или, может быть, в параллельном, это предстоит еще выяснить, появилась новая сила, обладающая технологией перемещения во времени.

Берия пристально глянул мне в глаза, не шучу ли я.

— Вы знаете, кто это?

Я согласно кивнул головой.

— Ваши потомки, точнее не лично ваши, а один из секретных научных центров Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Это та структура, в которую потом переродилась ваша организация.

Нарком немного успокоился — с коллегами он сможет договориться, но я решил его немного попугать, чтобы оставить за собой ключевые позиции.

— Только вы не думайте, что с ними будет так просто договориться, считайте, что все руководство это ставленники капиталистического правительства России нашего времени, с соответствующими запросами, взглядами и менталитетом.

Но это был тот еще волчара. Он спокойно глянул на меня, приглашающее кивнул рукой на стул и вернулся в свое кресло.

— Рассказывайте.

Тут я расстарался. Именно этот монолог я как раз тщательно и продумывал во время нашего полета, поэтому как мог спокойно, предельно точно и корректно обрисовал ситуацию. Звук боя, внезапный взрыв, по всем характеристикам похожий на применение ядерного оружия, рейд танковой группы через линию фронта, отбитая у эсэсовцев группа спецназа ФСБ, перебои в работе порталов. Рассказ Ненашева про внутреннюю структуру власти в системе бункеров России, про попытку захвата их установки, про аварийное схлопывание портала, про базу в Антарктиде, про планы руководства ФСБ по экспансии в этот мир вызвал особый интерес, и мне пришлось долго уточнять и обсуждать малейшие нюансы. Этого хватило, чтобы загрузить Берию, и он, постучав пальцами по столу, пристально глянув на меня еще раз, как-то неуверенно проговорил:

— Даже если десятая часть из того, что вы тут наговорили, правда, то это сильно осложняет ситуацию.

Ну ладно, надо бы его немного подбодрить.

— Не настолько, как вам кажется.

— Почему?

— Схлопывание портала произвело взрыв не только на этой стороне. Судя по моему опыту, там, в научном секторе бункера федералов, произошел взрыв не менее слабый. Это похоже на подрыв тактического ядерного заряда, и вряд ли там что-то осталось. Даже по самым оптимистическим прогнозам, им, чтобы восстановить установку, понадобится не менее шести месяцев, а если учесть, что проект секретный и круг ученых, допущенных до научной информации, строго ограничен, то они остались вообще без специалистов. У нас прошла ядерная война, и людей, тем более обученных и подготовленных, практически не осталось, и в данной ситуации они будут испытывать основательный кадровый голод. Сейчас у них нет таких людских ресурсов.

Берия положил локти на стол, пристально смотрел на меня, поблескивая в свете лампы очками.

— Насколько можно верить этому рассказу?

Вопрос был задан нейтральным тоном, но я всей шкурой почувствовал напряжение, повисшее в кабинете.

— Уровень достоверности весьма высок. Во всяком случае, по аналогии, это полностью соответствует тому, что сейчас в политическом плане происходит на территории бывшей Украины. Никаких логических нестыковок я не нашел. Тем более открывать информацию о секретной базе в Антарктиде, с которой намечается экспансия в ваш мир, мягко говоря, не совсем разумно. Или Ненашев действительно имеет личную причину, или это часть Большой игры, и взрыв под Борисполем — попытка привлечь внимание и перенести акценты воздействия.

В кабинете установилась тишина. Берия озабоченно смотрел на меня, потом опустил глаза, пробежавшись взглядом по предметам, лежащим на столе. На мгновение мне показалось, что нарком хочет запустить мне в голову чем-то тяжелым. Я решил его еще больше загрузить.

— Тем более есть еще интересный момент — как немцы могли обнаружить портал федералов и сразу его атаковать достаточно большими силами? Причем там были не простые части Вермахта, а элита СС, а значит, вся операция проводилась под руководством Гиммлера или кого-то из его замов и была подготовлена и запланирована…

Берия, глянув на часы, махнул рукой, прекращая мои разглагольствования:

— Вот что, Сергей Иванович, сейчас вам выделят помещение, и вы спокойно все изложите на бумаге.

Но я решил немного повредничать.

— Товарищ народный комиссар, мне нужно срочно лететь в Севастополь, пройти через портал и попытаться восстановить работу транспортной системы. От этого зависят тысячи жизней наших солдат и в Севастополе, и в Бориспольском котле.

Берия сильно не любил, когда ему дерзят, но в моих словах был смысл, и восстановление системы порталов было жизненно важно. Он невесело усмехнулся и с сильным кавказским акцентом, что говорит о раздражении, сказал:

— Вы пишите, пишите, Сергей Иванович, а мы постараемся организовать ваш перелет в Севастополь.

И под нос злобно пробурчал:

— Надеюсь, на этот раз будет без приключений, а то надоело вас разыскивать по немецким тылам, теряя людей.

Несмотря на мой особый статус, мне пришлось исписать кучу бумаги, и чуть позже, изучив мой рапорт, злобный Берия натравил на меня двух лучших следаков, которые корректно, но при этом весьма жестко стали потрошить мою память на предмет недавних событий. Их интересовало всё — кто, где, когда, при каких обстоятельствах. Причем одни и те же вопросы задавались под разными ракурсами и иногда повторялись. Я прекрасно все это знал, еще по работе в службе безопасности банка, поэтому, несмотря на усталость, раны и накапливающееся раздражение, внешне держал себя в руках, прекрасно понимая, что Берии нужно получить максимально достоверную картину, чтобы идти на доклад к Сталину, который лично курировал все вопросы, связанные с пришельцами из будущего.

Я потерял счет времени и уже начал путаться в ответах, но тем не менее из последних сил держал марку, и как какое-то избавление свыше открылась дверь, и в помещение вошел Берия. Мы подскочили по стойке смирно и так замерли, смотря на грозного наркома. Мрачно глянув на меня и на следователей, он спросил старшего:

— Ну, что у вас тут?

— Все нормально, товарищ народный комиссар. Но для стопроцентной гарантии достоверности информации необходимо провести определенные следственные действия на местности.

— У нас нет времени.

Повернувшись ко мне, Берия, кивнув головой, сказал:

— Собирайтесь, Сергей Иванович, самолет готов и сейчас вы вылетаете в Новороссийск.

— А товарищ Сталин…

Он мрачно глядел на меня снизу вверх. Было видно, что он раздражен, но старается держать себя в руках. Поэтому сухо сказал:

— Это указание товарища Сталина, хотя я бы подержал вас бы еще пару дней.

— А снаряжение?

— Получите на аэродроме.

Меня снова проводили по длинным коридорам Лубянки и посадили в машину, которая прямо с места набрала скорость и по пустынным улицам города рванула к аэродрому. Мимо проносились монументальные многоэтажные здания, возведенные совсем недавно в рамках грандиозной программы перестройки столицы, а у меня на душе было тоскливо и неприятно. Как-то все скомканно и нелогично получилось. Слишком много было вопросов, которые необходимо было обсудить с руководством СССР, а тут почти прямым текстом посылают подальше. Нехорошо, однако. Что-то мне это все не нравится. Парадоксальная мысль крепко засела в голове и не давала покоя всю дорогу: "У нас появились конкуренты и Сталину с ними интереснее работать, уж слишком вовремя эти эфэсбэшники нарисовались".

Терзаемый этими мыслями, я незаметно для себя задремал в машине, укутавшись в шинель, которую мне всучили еще в Усадьбе. Сквозь сон чувствовал, как машину покачивает на ухабах, но измученный ранениями и хронической усталостью организм отказывался просыпаться без особой надобности. Но все равно сон был прерван холодом, повеявшим из открытой двери и настойчивой рукой, которая осторожно и при этом весьма настойчиво трясла меня за плечо.

— Товарищ майор, товарищ майор, проснитесь.

Открыв глаза, в свете фар соседней машины увидел возле себя одного из людей Берии, который сопровождал меня из Усадьбы на Лубянку.

— Что случилось, уже приехали?

— Нет, товарищ майор. Приказано вас отвезти в Кремль.

Я тут же проснулся. Ого, это значит, что товарищ Сталин все-таки решился со мной поговорить лично.

Снова мелькание улиц Москвы поздней осени 1941 года. Я, как мог, старался впитывать эту обстановку, чтобы почувствовать этот город, и с трудом подавил желание попытаться остановить машину и просто пройтись по улице, наслаждаясь самой обстановкой ЖИВОГО города. Следов уныния как не бывало, и я собрался, прокручивая в голове возможные варианты разговора с товарищем Сталиным.

Как и несколько месяцев назад, я несколько минут ждал в приемной, и когда бессменный Поскребышев дал отмашку, поправив на себе форму, прихрамывая, смело шагнул в заветную дверь, как в клетку к тигру.

Глава 11

Хозяин кабинета сидел за столом и тщательно вычитывал мой рапорт.

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

Он оторвался от увлекательного чтения, поднял голову и стал сверлить меня изучающим взглядом.

— Добрый вечер, Сергей Иванович.

Я остался стоять по стойке смирно, ожидая развития ситуации.

— Ну что вы встали, проходите, присаживайтесь. Я слышал, вас ранило во время боя. Товарищ Берия подтвердил, что вы, попав в засаду на болоте, вели себя очень достойно, только, Сергей Иванович, мы с вами уже обсуждали ваше участие в подобных ситуациях. В свете последних событий мы можем сказать, что ваше поведение, как руководителя такой серьезной организации и как ученого, сумевшего построить установку путешествия во времени, недопустимо.

Это было серьезное заявление. Почти приговор, и с таким диагнозом я могу вообще никуда не улететь, разве куда-нибудь подальше в Сибирь — строить аналогичную установку для Сталина и компании, чтобы они сами могли скакать по временам и проводить свою политику в других мирах. Но я схитрил и решил не отвечать. В такой ситуации оправдываться будет не самой лучшей тактикой, поэтому лучше промолчать.

— Что вы молчите, Сергей Иванович, сказать нечего?

Вроде сказано немного обидным тоном, но я готов был поклясться, что он меня испытывает и смотрит за моей реакцией. А ведь я ему нужен, и он решил, прежде чем делать ставку, окончательно убедиться в нашей лояльности.

— Товарищ Сталин. Единственная проблема в том, что я вынужден совмещать обязанности командира и научного руководителя проекта, при этом соблюдая определенные правила. Утечка технологии может привести к непредвиденным результатам. Поэтому круг людей, допущенных к этой технологии, минимален. А если учесть, что по моим подсчетам, нам, в нашем мире, осталось не более двух-трех месяцев спокойной жизни, то действовать нужно максимально быстро. Потом начнутся активные боевые действия, вплоть до точечного применения ядерного оружия, чтобы установка путешествия во времени не попала в чужие руки. Поэтому мы кровно заинтересованы в дружбе с Советским Союзом, при этом мы хотим быть максимально полезными…

Сталин молча слушал меня, сверля взглядом. А потом, видимо, задал вопрос, который и его и Берию беспокоил больше всего. У меня сразу создалось такое впечатление, что именно из-за этого меня сняли с самолета.

— Сергей Иванович, скажите, как специалист в перемещениях во времени, почему немцы смогли обнаружить портал ваших современников?

Вот к этому вопросу, который мне самому не давал покоя, я был готов, поэтому уверенно ответил:

— Товарищ Сталин, когда мы только установили стабильный канал, были проведены достаточно серьезные исследования по изучению свойств портала с обеих сторон. По нашим данным, обнаружить портал с помощь даже наших систем, отличающихся от местных на семьдесят лет революционного развития науки, невозможно. Портал не излучает ни звука, ни характерных электромагнитных волн, по которым его можно идентифицировать, поэтому я могу сказать с девяностопроцентной уверенностью, что тут присутствует человеческий фактор — они сами себя выдали. Например, засветилась разведгруппа, или попытались установить связь с поселением в Антарктиде. А факт наличия нашего портала на территории Бориспольского котла немцы могли и просчитать, учитывая появление там свежих частей, боеприпасов, горючего и продуктов, вот и подтянули в тот район элитные эсэсовские части для проведения спецоперации. Поэтому они и сработали, обнаружив объект, по всем характеристикам соответствующий порталу из будущего.

— Как вы думаете, могли ли ваши современники сами выйти на контакт с немцами?

— Почему бы и нет? Продажных генералов и в вашем времени хватает. А возможность торговать с немцами, причем на пике их силы, вполне возможна. Может даже рассматривался вопрос таким образом — убедить Гитлера прекратить войну с СССР и перенести вектор воздействия на Великобританию. Вариантов много, но, как правило, самый верный, это самый простой, и жажда наживы, я думаю, является основной движущей силой.

— Но был бой. Немцы решили пойти по силовому варианту. Что вы на это скажете?

— Товарищ Сталин, вариантов много, но в данной ситуации моих современников можно пока не рассматривать как возможных конкурентов.

— Вы думаете, тот взрыв уничтожил и их установку?

— Конечно. Я полностью уверен, что даже если немцы сумели что-то вытащить из бункера, то это все было уничтожено взрывом, похожим по своим энергетическим характеристикам на подрыв тактического ядерного боеприпаса. Абсолютно уверен, что с той стороны выброс энергии не меньший. Для примера, когда у нас была попытка захвата, контролируемое схлопывание привело к серьезным повреждениям, а тут неконтролируемое, спонтанное выключение…

Сталин раскурил трубку, встал и прошелся по кабинету. Мне пришлось подскочить, но он махнул рукой, мол, сиди, не вставай.

— Допустим, вы правы, и в этом отношении у нас есть полгода, но как они сумели попасть именно в то время и именно в то место, а не, допустим, во времена Российской империи, или где-нибудь в Сахаре?

— Я тоже думал над этим. Скорее всего, тут произошла привязка к нашему каналу. Я заметил, что чем дольше установка настроена на одну и ту же точку выхода, последующая настройка, контакт, открытие происходят намного легче и быстрее. Это говорит о стабилизации канала. Вероятно, они прицепились к нашему каналу. Ведь, судя по рассказу Ненашева, именно с тех пор, когда мы открыли портал в июне под Могилевом, у них пропала связь, точнее, они не могли открыть портал вообще, ссылаясь на какие-то помехи…

— Вот именно это место и заинтересовало в вашем рапорте, Сергей Иванович, хотя почерк у вас… с трудом читаю.

— Извините, Иосиф Виссарионович, мы редко пишем, все больше на клавиатуре компьютера…

— Ничего, я прочитал. А вот по поводу помех… Скажите, вы построили установку, которая достаточно эффективно подавляла радиосвязь у противника, а если построить такую же установку, чтобы не давать открывать порталы?

Хм. Вот ведь человечище, а я об этом даже и не подумал. Идея-то вообще неплохая, а будет время, можно будет попытаться и построить что-то типа поискового радара работающих порталов. Пора заняться защитой нашей монополии на путешествия во времени. Тем более одну из гипотез, почему немцы бомбанули бункер эфэсбэшников, помощь, точнее, наводка других путешественников во времени, я не стал озвучивать, а то тут такие тоскливые перспективы открывались, что я вообще старался об этом не думать, пока не сработаю пространственно-временной локатор для поиска работающих каналов.

— Такая возможность есть, единственная проблема, это нехватка времени и необходимость построить установку мощнее и найти выход на территории, полностью контролируемой нашими войсками, а то все время приходится в каких-то экстремальных условиях производить передачу грузов. Хотя прямой канал между Севастополем и Бориспольским котлом дает определенные преимущества.

Сталин, пыхнув трубкой, удовлетворенно кивнул головой.

— Да, тут я согласен. Скорость и скрытность переброски войск выше всяких похвал. Вот только когда вы сможете запланированно организовывать точки переходов в нужных географических координатах?

— Мы работаем над этим вопросом.

И тут реально снова проявился вождь, который привык гонять генералов и маршалов, ну и всяких министров для комплекта, как нашкодивших школьников.

— Сергей Иванович, вы, кажется, не понимаете. Ваши словоблудия и ничего не значащие обещания выставляют вас не в самом лучшем виде. Вместо того чтобы реально помочь Красной Армии и всему советскому народу в борьбе с коварным врагом, вы бегаете по лесам с винтовкой наперевес, как какой-нибудь боец, и при этом рискуете своей жизнью, которая вам давно не принадлежит.

Выдержав паузу и глядя на меня, как удав на кролика, он медленно, почти по слогам, произнес:

— Вы нас очень разочаровываете, Сергей Иванович.

Я молчал, лихорадочно прикидывая, что сказать в такой ситуации. Ну ладно, придется немного зубки показать. Опустив голову, глухим голосом заговорил:

— Связи нет, установки не работают. На аэродроме, где нас должен был ждать военно-транспортный самолет, никого нет, кроме особиста авиаполка со взводом охраны, который, дрожа от страха, повез нас на другой аэродром, куда перебазировался его полк. Дожди и снег, разбитые дороги забиты беженцами, транспортом, деморализованными войсками, которые уже попали в окружение. Мы смогли с минимальными потерями пробиться к своим. В тех условиях у нас не было другого выхода, информация слишком серьезная. А если люди из антарктического поселка отчаялись и сами попытались наладить контакты с местными, полностью слив проект путешествия во времени?

Сталин никак не отреагировал на мой подготовленный взрыв негодования.

— Вы правы, Сергей Иванович. Но постарайтесь в такие ситуации больше не попадать. Во время ваших поисков погибло или пропало без вести шесть, повторяю, шесть сотрудников НКВД.

— Я обещаю, товарищ Сталин. Даю слово.

— Хорошо, Сергей Иванович, я вам верю. Но давайте вернемся к нашим проблемам. Вы в состоянии восстановить работу порталов?

"Эх, была не была, все равно, если не подниму порталы, все загнемся…" Поэтому смело и уверенно ответил:

— Сделаю. Для нас работа порталов это вопрос выживания. Тем более у меня там жена, ребенок, друзья и соратники.

— Хорошо, Сергей Иванович, что вы это понимаете. Постарайтесь и оправдайте оказанное вам доверие.

— Оправдаю, товарищ Сталин. Но что будем делать с антарктическими сидельцами?

— Мы решим этот вопрос, можете не волноваться.

— Тогда мне нужно срочно лететь в Новороссийск, а оттуда в Севастополь.

— Летите, Сергей Иванович. И постарайтесь на этот раз без приключений.

— Постараюсь, товарищ Сталин. Только не все от меня зависит.

На этом разговор был закончен. Быстро покинув Кремль, меня почти на руках, так как от всех этих нервотрепок сильно разболелась раненая нога, внесли в машину и рванули по ночной Москве к аэродрому. Несмотря на мерзкую погоду, на самолете все это время периодически прогревали двигатели, и когда мое тело было доставлено и размещено в салоне вместе с шестью вооруженными до зубов охранниками, крылатая машина, взревев, как носорог во время охоты на интуристов с винтовками, разогнался по взлетке и ушел в черное небо.

Перелет выдался вполне спокойным: летели себе, летели. Когда начало светать, сели на каком-то аэродроме, где нас встретили предельно корректно и уважительно. Там самолет дозаправили, а нам прямо в салон притащили горячую еду, которую я, несмотря на слабость после ранения, стрескал с большим удовольствием и даже имел наглость попросить добавки. Моя охрана при этом не проявляла никакой агрессии, и вроде даже как ко мне не имела никакого отношения, но после посадки три человека попеременно гуляли вокруг самолета, наравне с местными безопасниками, и делали вид, что курят, и двое всегда находились недалеко от меня, занимаясь какими-то несерьезными делами. Мне такое дело нравилось — ребята ненавязчивые, в душу не лезут, глаза не мозолят, но при этом по всем повадкам волчары еще те. Видимо, Берия решил подстраховаться и отправил со мной самых доверенных и имеющих весьма богатый опыт службы. Я сам не мальчик и повоевал немало, поэтому когда ловил на себе оценивающие взгляды бойцов, реагировал на это спокойно, а когда появилась возможность, перебрал свою СВУ, ПП-2000 и "Глок-17", чем вызвал нездоровый ажиотаж. Через некоторое время возни с оружием народ меня принял за своего, но вступать в контакт не пробовали, наверное, их жестко проинструктировали по этому поводу.

Но всему хорошему приходит конец. В сопровождении шестерки истребителей, перелетев через горы, приземлились на аэродроме под Новороссийском, там нас перегрузили на несколько грузовиков и в сопровождении местной дополнительной охраны выехали в Туапсе, где нас уже двое суток дожидалась подводная лодка. Субмарина совершала челночные рейсы в Севастополь, доставляя туда боеприпасы и продукты и обратно вывозя секретную документацию, ценности и раненых, насколько это было возможно в таких условиях, поэтому принять команду из семи человек, явно самого бандитского вида, они смогли, хотя переход был трудным и неприятным. Места практически не было, мы сидели друг на друге, чувствуя себя при этом предметом интерьера, и основным занятием было прятать свои конечности, чтобы на них ненароком не наступили снующие по узким проходам матросы.

Это плавание отпечаталось у меня в памяти спертым воздухом, неприятными запахами гальюна и неисчезающим желанием плюнуть на все, найти подходящую форточку и вылезти на чистый воздух. Но и этот аттракцион закончился, и подводная лодка, немного поплутав в темноте на минных полях, медленно вошла в севастопольскую бухту. Там на пристани уже выстроилась целая делегация по встрече, и мою избитую во время недавних приключений тушку погрузили в такой дорогой и любимый БТР-80, и, в сопровождении охраны, мы двинулись к месту выхода портала. К рассвету я сидел в блиндаже, пил растворимый кофе и слушал доклад об обстановке вообще и о нестабильности работы портала в частности.

Новости были не самыми хорошими: портал работал нестабильно, максимальное время устойчивого функционирования канала восемь секунд, а так обычно две-три секунды и отключение. Я потребовал построить график времени стабильной работы, исходя от времени суток, но на меня смотрели как на идиота, оказывается, никто не додумался хотя бы элементарно задокументировать эту информацию. Поэтому, дождавшись, когда заработает портал, прокинул туда бумажку с инструкцией. На Базе народ обрадовался, и через полчаса после очередного включения с той стороны сбросили большой пакет, в который был замотан ноутбук. Унеся его в свой блиндаж, включил и начал просматривать файлы на рабочем столе.

Там был документ Word, с длинным письмом от супруги, в котором она в нежных и ласковых выражениях костерила меня на чем свет стоит за мои подвиги и вопрошала, когда я наиграюсь в войнушку и буду больше времени уделять семье. В другом документе шло достаточно подробное описание случившегося отключения установки с перечислением некоторых параметров. В файле Excel шла таблица, в которой приводились параметры установки, в зависимости от времени суток на той стороне и длительности стабильной работы портала. Видимо, тот, кто работал над этой информацией, пытался провести первичный корреляционный анализ, накидал графики. Этого было вполне достаточно, чтобы сделать выводы о максимальном времени работы установки каждые восемь часов. Именно в эти моменты канал работает восемь с половиной секунд, что дает возможность проскочить на Базу.

Время шло, и через три часа как раз должен был наступить именно такой момент, поэтому я развил бурную деятельность, готовя свой экстренный переход. Самое интересное, что все прошло буднично: после включения портала с той стороны протянули металлический манипулятор с камерой, я за него немедленно схватился, и рывком меня втянули на ту сторону, где я попал в загребущие руки моей дражайшей супруги. Полчаса на нежности, охи-вздохи, медицинский осмотр Мариной моих ран, и я, накачавшись стимуляторами, уже в серверной копаюсь в логах работы установок. Мне понадобилось двое суток мучений, головных болей и нервных встрясок, но перенастроив установку в режим поисковой системы, сумел отследить ту самую пространственно-временную помеху и накидать программу, которая, эмулируя сигнал помехи, противоположный по фазе, практически полностью компенсировала ее влияние на установку, настроенную на Севастополь осенью 41-го года. Проведя сравнительный анализ между данными по двум установкам, мощности, фазе и частотным характеристикам помехи, удалось в первом приближении выявить зависимость мощности помехи от географического расположения точек выхода. Поэтому промучившись еще сутки, я сумел снова запустить обе установки. Но в этих условиях требовались дополнительные исследования с применением мощного математического аппарата, чего у меня не было, поэтому несколько необходимых коэффициентов я подбирал вручную, анализируя стабильность работы установки во время многочисленных пробных запусков. Сколько горючего я на это извел, даже не хотел смотреть, хотя и предполагал, что большую часть наших запасов. Поэтому, когда наконец-то заработал канал в Севастополь, я перешел на ту сторону и в первую очередь потребовал в срочном порядке обеспечить нас горючим. Что было потом, я не очень помню: что-то говорил, давал указания, командовал, выслушивал доклады и, в конце концов, просто отключился.

Как будто отсюда и не уходил. Снова медицинский бокс нашего бункера, капельница, и Маринка, сидящая в уголке за ноутбуком, просматривающая какие-то цифры. Почувствовав мой взгляд, она повернула голову и нежно улыбнулась.

— Ну что, Сережа, опять? Когда же ты начнешь думать головой?

Я смущенно молчал и не нашел что сказать. Все-таки после Светки и сына она была самым близким человеком во всех временах.

— Молчишь, вояка? Опять куда-то вляпался? Сережа, на тебе же живого места нет. Пойми, пока ты молодой, все еще легко переносится. Но пройдет лет десять, и каждая болячка снова вылезет и начнет забирать твои силы или даже жизнь. А сколько ты сжег нервов за последние несколько дней на стимуляторах? Да, восстановил систему, помог людям…

— Что с Борисполем? Эвакуация началась?

— Переводишь тему разговора? Хорошо.

Она вздохнула, сложив ладони между коленей, и усталым голосом продолжила:

— Да. Люди идут потоком. Выводятся раненые. Пока ты спал, руководством СССР было принято решение полностью эвакуировать Бориспольскую группировку.

— Давно пора. Они свое дело сделали…

Я смотрел на нее, и взгляд остановился на усталых складках в уголках глаз. Маринке тяжело, как и всем нам. "Надо быстрее заканчивать с эвакуацией, а то люди уже до предела вымотаны".

Марина снова осмотрела меня, проверила температуру, давление и дала таблетку снотворного — мне действительно нужно отдохнуть.

Очередное пробуждение было более приятным, я реально чувствовал себя отдохнувшим. В боксе никого не было, поэтому я самостоятельно надел висевший на стуле привычный камуфляж, натянул новенькие берцы и торопливо пошел в кают-компанию, так как начал испытывать дикий голод. К моему удивлению, там собралось множество людей, которые вроде как чего-то ждали, и когда я вошел, Васильев, на правах старшего скомандовал:

— Товарищи офицеры!

Все в зале поднялись.

— Вольно.

Я смотрел на знакомые и такие дорогие лица. Все, кто в последнее время был рядом, воевал вместе со мной, помогал, организовывал, действовал, собрались здесь. Люди, пошедшие за мной, верили в меня, и я снова оправдал их надежды: вернулся и восстановил работу установок. В бункер снова потекли продукты, топливо, боеприпасы, что может быть лучшим доказательством?

— Давайте проведем совещание. На повестке дня создание новой, более мощной установки. Вадим, — обратился к Васильеву, — что там со строительством большой стационарной установки в бункере внутряков?

— Бетонное основание и каркас для силовых катушек давно готовы.

— Энергосистема?

— В бункер подвели железнодорожную колею, загнали туда маневровый тепловоз, даже сумели восстановить его двигательную установку. Согласно предоставленным требованиям, мощности должно хватить.

— Что у нас по оперативной обстановке?

— Внешне все тихо, но зафиксирована работа нескольких мощных радиопередатчиков. По агентурным данным, в нескольких бункерах на южном берегу Крыма, контролируемых татарами, появились новые люди, судя по всему, турки начали переброску воинских подразделений. В общем, как и ожидалось, вокруг нас начинается возня.

— С Украины есть новости?

— Да. В условиях секретности идет формирование ударной бригады, ориентированной на проведение операции в Крыму. По срокам — окончательная переброска и концентрация сил намечается примерно через полтора месяца. Место сбора — окрестности Красноперекопска.

— Какие силы и кто будет привлекаться, выяснили?

— Пока нет, ждем информацию по линии военно-морской разведки.

— Хорошо, Вадим. Держи вопрос на контроле…

Я думал, совещание продлится полчаса, ну час, но мы просидели четыре, и то многие вопросы остались открытые, но главное решили: большая и стационарная установка уже почти готова, осталось смонтировать и настроить систему контроля и управления, поставить сервера и оборудовать центр управления порталом. На все это нужно было время и ресурсы, но в данной ситуации вопрос о получении дополнительной степени свободы никем не оспаривался. А я начал подумывать о постройке еще парочки небольших порталов в Перевальном и еще одного где-нибудь в заброшенном поселке, на случай, если мы не успеем и проиграем сражение за Симферополь, и нужен будет резервный канал для эвакуации.

Следующие четыре дня я потратил на то, что в бункере внутряков в отдельном, хорошо охраняемом ангаре доводил до ума новую, большую установку перемещения во времени. Сделанные на заказ пандус, для выдвижения в портал, и специальная мачта с краном, крепежом для антенн и камер видеонаблюдения уже были смонтированы. Осталось только установить фокусирующий цилиндр и провести настройку системы, но именно в цилиндре и была проблема — эвакуация с Бориспольского котла все еще продолжалась, и нашей мобильной группе уже приходилось несколько раз вмешиваться в ход событий, ликвидируя немецкие локальные прорывы. Поэтому отключение установки, пока не проведена полная эвакуация людей из котла, невозможна.

Несмотря на весь негатив последних дней, я сохранял такой заряд энтузиазма и веры в свои силы, что и мои соратники поверили в нашу удачу. Как подтверждение моих слов пришла очередная приятная и неожиданная весточка от полковника Лукичева. Не знаю как, но к нам прорвалась весьма внушительная колонна из трех бронетранспортеров, двух БМП-2, четырех Т-64, шести грузовиков. В ней прибыли более тридцати офицеров и прапорщиков с семьями, несколько технических специалистов. Но главным сюрпризом были самоходные зенитные установки: две "Шилки" и одна "Тунгуска", причем с весьма внушительным боезапасом. Где и на каких складах Лукичев сумел достать такое богатство, я даже не предполагал, но их прибытие оказалось весьма кстати. Когда немцы начали мощную операцию по уничтожению окруженной под Борисполем группировки советских войск, то их фронтовая авиация, которую по такому случаю собрали на нескольких аэродромах под Киевом, столкнулась с весьма неприятной, даже можно сказать, смертельной неожиданностью в виде двух "Шилок", лихо сшибающих немецкие штурмовики и истребители. Для острастки пришлось перегонять на ту сторону "Град" и дать пару залпов, накрыв концентрирующиеся для атаки немецкие части. По большому счету это была песчинка в море, но немцы, понеся значительные потери, без радиосвязи, в первые дни лишившись почти всей немногой авиации, которую смогли снять с фронта, наступали очень осторожно и основательно, при этом с такой скоростью, что мы успевали спокойно проводить планомерную эвакуацию, практически не меняя сроков. Отступая, мы ничего им не оставляли, даже подбитую и поврежденную технику утягивали с собой, ну разве что многочисленные взрывающиеся сюрпризы ожидали захватчиков в развороченных и разнесенных немецкой артиллерией окопах…

Глава 12

— …Таким образом, можно однозначно сказать, что немецкое наступление на Москву проходит в более благоприятных для нас условиях, нежели в известной истории. Соотношение сил, направление ударов противника полностью соответствовало положениям плана "Тайфун", и на первом этапе нам удалось частично измотать основные ударные части и затормозить их продвижение, нарушив всю схему наступления. Учитывая приближающиеся сложные погодные условия и накопившиеся отличия от известной нам линии истории, однозначно можно сказать, что, несмотря на катастрофическую нехватку сил и тяжелое положение на фронтах, нам частично удалось реализовать информацию из будущего и нанести противнику серьезные потери. Но, к сожалению, несмотря на приложенные усилия, избежать Вяземского окружения не удалось, правда не в тех масштабах, но все равно операция по деблокированию окруженной группировки успеха не имела. Учитывая, что у нас была информация, еще три недели назад в районе предполагаемого котла были заложены замаскированные склады продуктов, боеприпасов и горючего. Командованию окруженной Вяземской группировки дана команда на организацию устойчивой обороны и прекращение попыток прорыва из кольца.

Шапошников, с самого начала допущенный до информации из будущего и знающий в общих чертах о наличии потомков, с большим интересом наблюдал за положением на Бориспольском котле и сумел даже сформировать костяк доктрины, в которой описывались бои в полном окружении при наличии системы подпространственной переброски войск. Сейчас он докладывал Сталину о положении на фронтах, но основной темой было наступление немцев на Москву. Берия, курирующий все вопросы, так или иначе связанные с пришельцами из будущего, присутствовал при разговоре, молча слушал, делая карандашом какие-то пометки на листке бумаги. Шапошников, быстро глянув на Сталина, сделал над собой усилие, заговорил.

— Со своей стороны, я бы хотел попросить потомков, которые так успешно реализовали сковывание войск противника под Киевом и эвакуацию окруженной группировки, что основательно подкорректировало обстановку на Юго-Западном фронте, провести такую же операцию под Вязьмой.

Берия недовольно засопел, но промолчал. Он считал, что любые просьбы и пожелания, касающиеся пришельцев из будущего, должны сначала согласовываться с ним. Сталин, замечающий все нюансы поведения своих подчиненных, чуть усмехнулся, прекрасно понимая побудительные мотивы наркома внутренних дел, ответил:

— Мы уже рассматриваем этот вопрос, но пока есть проблемы технического плана. Думаю, потомки в ближайшее время выполнят наше пожелание…

Когда Шапошников ушел, Сталин долго смотрел на терпеливо молчащего Берию.

— Ну что, Лаврентий, бьют нас немцы, несмотря на информацию из будущего.

— Бьют, Иосиф Виссарионович, но ведь положение лучше, чем в известной нам истории.

— Все равно, Лаврентий, мы балансируем над пропастью, и ты прекрасно это знаешь.

Решив отвлечься от тяжелых новостей с фронтов, Сталин, немного изменив тон, спросил:

— Хорошо, как там реально обстоят дела с пришельцами? Слышал, Зимин решил проблему?

— Да. Через трое суток он сумел наладить работу системы, и сейчас активно перебрасываются части из котла в Севастополь. По докладу моих людей, немцы пытались мощным ударом при поддержке авиации расчленить группировку, но потомки вовремя смогли перебросить танковую ударную группу при поддержке установки залпового огня и двух скорострельных зенитных установок, которые проходят по документации как ЗСУ "Шилка", сумели нанести противнику серьезные потери и приостановить темп наступления. Эвакуация идет по установленному графику.

— Что по передаче новых технологий?

Берия подобрался и незаметно для себя приосанился, тут ему было что сказать, процесс действительно шел. Он достал из папки планшет из будущего, подарок Зимина, поводив пальцем, начал открывать иконки с фотографиями, показывая Сталину снимки, сделанные цифровым аппаратом, тоже подарком потомков, показывающих проделанную работу, при этом комментируя свой рассказ.

— Под Москвой, пять дней назад, организован секретный центр перехвата и дешифровки ГУ ГБ НКВД СССР на базе вычислительной системы переданной потомками. И уже три дня мы читаем половину секретной переписки немецкого командования. Для усиления к линии фронта направлены несколько передвижных станций перехвата, которые позволяют перехватывать и отправлять в вычислительный центр переписку вплоть до уровня дивизий и производить с высокой точностью пеленгацию всех штабов немецких соединений. При необходимости они могут осуществлять избирательное подавление определенных радиостанций, тем самым на время парализуя работу системы связи противника. Далее. Организованы два экспериментальных центра по подготовке танковых экипажей. В них развернуты четыре компьютерных класса, в которых уже две недели проходят обучение около сотни младших командиров. По возможности, курсанты параллельно с обучением на компьютерных симуляторах…

Берия немного с трудом выговорил слово из будущего.

— …будут максимально много времени проводить на полигонах, обкатывая технику. По нашим планам, им предстоит принять самое непосредственное участие в декабрьском наступлении под Москвой, и те, кто выживут, станут костяком для создания новой танковой бригады на основе техники, переданной из будущего. Популярность компьютерных классов такова, что очередь расписана на несколько недель вперед, и пришлось даже вводить ночные смены. Тут потомки оказались правы — ценность танковых симуляторов оказалась неоценимой.

— Что по производству новых танков? Мы же не может полагаться на технику, переданную потомками.

— Как мы и предполагали, освоение танков типа Т-54 и Т-64 пока невозможно на нашем оборудовании без кардинальной модернизации производства. Учитывая, что большинство заводов, эвакуированных из европейской части страны, все еще не работают, выпуск танков новых модификаций возможен только малыми партиями не ранее апреля 1943 года и то в урезанном варианте. Мы пока не в состоянии обеспечить новую технику системами цифровой помехозащищенной связи, баллистическими вычислителями, лазерными дальномерами. Помимо этого, существует множество технических проблем.

Сталин молчал, слушая наркома.

— Но есть выход — нам были переданы несколько образцов танков и самоходных артиллерийских установок, неплохо себя зарекомендовавших и выпускавшихся в конце войны.

На планшете пошла цепочка снимков Т-34-85, ИС-3, СУ-100.

— Откуда это у них?

— А тут потомки проявили определенную смекалку. Еще со времен Советского Союза осталось множество памятников в виде поставленной на постаменты боевой техники. Иногда даже в рабочем состоянии. Поэтому нам были переданы в разной степени сохранности несколько образцов Т-34-85, являющегося последней, лучшей и, главное, надежной модификацией Т-34, к которому на нынешний момент в войсках очень много нареканий. Также поставлен образец СУ-100, так называемого истребителя танков, так сказать, наш ответ на появление у немцев тяжелых танков типа "Тигр". И в качестве подарка — ИС-3, тяжелый танк, выпущенный в конце войны, но не успевший повоевать.

Сталин слушал, смотрел, тем более по истории танкостроения он недавно получил вполне полную подборку материалов и уже ориентировался в названиях.

— Лаврентий, ты предлагаешь на два года раньше начать выпуск Т-34-85?

— У нас нет выхода. Т-34 очень сырые. По моим данным, в войсках были даже случаи отказа воевать на ранних моделях Т-34, которые показали себя очень ненадежными машинами. Но и тут тоже столкнулись с проблемами, и в ближайшее время возможна только поэтапная модернизация с внедрением отдельных более совершенных узлов.

— Какие еще меры приняты, чтобы решить проблему недостатка танковой техники на фронте, учитывая предоставленную потомками информацию?

— Более перспективным направлением является широкое распространение самоходных артиллерийских орудий, которые, судя по переданной информации, существенно повлияли на ход войны. Очень перспективным вариантом в качестве системы артиллерийской поддержки пехоты является СУ-76…

Легкое движение пальцем, и на экране планшета появились несколько фотографий СУ-76 из специально подготовленной аналитической справки…

— Правильно говоришь, Лаврентий. Надеюсь, ты сможешь так все организовать, чтобы ни у кого из товарищей конструкторов не возникло ненужных мыслей об источнике информации.

— Я думал над этим, Иосиф Виссарионович. Все равно придется организовать научно-исследовательскую группу и привлечь двух-трех известных конструкторов, посвятить их в суть проекта "Странник" и заставить работать более эффективно.

— Думай, Лаврентий, и, главное, не тяни.

— Что по авиации?

— Такая же картина. Информация по новым самолетам передана, анализируется и прорабатываются рекомендации промышленности. Но тут дело идет труднее, нежели с танковой техникой. Если по танкам потомки сумели предоставить образцы, то по авиатехнике такого нет, поэтому все только консультативно. Но и тут есть интересные нововведения.

Получив молчаливое одобрение Сталина, Берия продолжил:

— Потомки сумели переоборудовать два бомбардировщика СБ из состава ВВС ЧФ, установив на один из них самонаводящиеся зенитные ракеты, а на второй автоматическую пушку с боевой машины пехоты их времени, для ее наведения приспособили малогабаритную радиолокационную станцию, вычислительный комплекс, лазерный дальномер и приборы ночного видения. В итоге получились великолепные ночные охотники, которые в состоянии эффективно бороться с налетами немецкой авиации в темное время суток, расстреливая противника с дальних дистанций, не входя в зону поражения бортовых стрелков бомбардировщиков. По докладам штаба Черноморского флота, только за неделюудалось сбить шестнадцать немецких бомбардировщиков и существенно уменьшить активность немецкой стратегической авиации на этом направлении. Были случаи уничтожения даже истребителей, когда они шли плотной группой. От себя я дал заказ потомкам на переоборудование десятка бомбардировщиков в такие вот ночные охотники, чтобы впоследствии их использовать для обороны Москвы…

Когда Берия закончил, Сталин устало спросил его:

— Хорошо, Лаврентий, я вижу, ты не теряешь контроль над ситуацией. Что будем делать с нашими новыми пришельцами? Если Зимин и его группа нам понятны и проверены временем, то эти новые как-то не внушают доверия. Что сделано в этом направлении, чтобы прояснить ситуацию?

— Сразу после встречи в Кремле мы отправили Зимина сразу в Севастополь, не дав ему возможности встретиться с Ненашевым. Сейчас он пришел в себя и с ним работают мои лучшие люди. В первом приближении, вся переданная Зиминым информация соответствует действительности. И возможность наличия антарктической базы пришельцев я совсем не исключаю, поэтому считаю организацию экспедиции оправданной. Наша агентура в Южной Америке получила задание на отслеживание любых непонятных событий и подготовку базы снабжения для наших подводных лодок, для чего пришлось задействовать резервные фонды и провести дополнительное финансирование. К тому же через третьи лица готовим закупку двух кораблей для плавания в антарктических водах. От себя я дал задание командованию Тихоокеанского флота о подготовке двух-трех подводных лодок для дальнего перехода в южное полушарие. Они будут в случае чего осуществлять силовое прикрытие экспедиции…

— Нам показалось, что товарищ Зимин не очень хочет, чтобы мы контактировали с новыми пришельцами.

— Да. Это он указал в первую очередь и очень упирал на то, что в ближайшее время с ними все равно не будет контактов.

— Хм. В этом есть смысл.

— Конечно, Иосиф Виссарионович, особенно если учесть то, что говорили потомки про капиталистическое правительство России будущего. Хотя мне показалось, что Зимина больше волнует, что на фоне материальных запасов конкурентов его могут просто отодвинуть, и крымская группа станет никому не интересной и в некоторой степени даже опасной. Значит, ему и его людям будет грозить уничтожение и в нашем времени и в его мире.

— Каких шагов можно ожидать от Зимина?

— Вряд ли он попытается самостоятельно выходить на англичан и американцев — не тот человек, и вокруг него собрались люди, в большинстве своем, сочувствующие Советскому Союзу. Скорее всего, они в частном порядке попытаются заблокировать работу порталов конкурентов, как им удавалось до этого…

— Лаврентий, Зимин полностью зависит от наших поставок, и его люди уже вовсю работают на благо советского народа. Это лучший показатель. А вот эти новые, которые сидят в оборудованном убежище и строят планы захвата мира, пользуясь своим техническим превосходством, нам неинтересны и даже опасны. Они себя уже видят в роли мировых властителей, нам не нужны такие союзники и друзья. Постарайся убедить товарища Зимина, что нам интересно работать только с ним.

— Я тоже так думаю, Иосиф Виссарионович. Поэтому предпринял определенные шаги…

— Что наши "союзнички"? — перебил его Сталин.

— По нашим данным в связи с событиями под Киевом, Севастополем и появлением у нас новой боевой техники, резко активизировалась британская агентурная сеть. Мы их пока не трогаем, но общая тенденция и направления поиска настораживают, что может говорить об утечке определенной информации к союзникам.

— От нас?

— Нет. Скорее всего, от немцев. У англичан есть несколько высокопоставленных информаторов в германском высшем руководстве. Судя по направлениям поиска, союзники пока ничего определенного не знают и стараются прояснить для себя ситуацию. Но учитывая проанглийские настроения некоторой части немецкого высшего руководства и в том числе адмирала Канариса, который в курсе ситуации с пришельцами, при усугублении ситуации возможна попытка сепаратных переговоров с Англией и США.

— Что ты предлагаешь, Лаврентий?

— В стратегическом плане сейчас мы вполне серьезно рассматриваем вариант уничтожения адмирала Канариса и большей части английского лобби в высшем руководстве Германии.

— Интересная идея, но что это нам даст?

Берия набрался смелости и, испытующе глянув в глаза Сталина, продолжил:

— Если нам удастся нанести на фронтах противнику максимальный урон, то возможно проведение сепаратных переговоров о прекращении войны и отводе германских войск за границу СССР. Это станет возможно только в случае наличия у нас подпространственной системы мгновенной транспортировки войск на большие расстояния. Проведя несколько показательных перебросок, вплоть до высадки массированного десанта на территории Германии в промышленных районах, мы сможем диктовать свои условия.

— Это хорошая идея, Лаврентий, но советский народ не поймет, если мы заключим мир с врагом, который вероломно напал и запятнал себя массовыми расстрелами мирного населения. Мы должны победить.

— Конечно, Иосиф Виссарионович, но сейчас стоит вопрос, чтобы немцы не заключили сепаратный мир с Англией и США. Поэтому были предприняты некоторые шаги.

— Какие?

Сталин так глянул на Берию, что тот нервно заерзал на стуле, но, стараясь не показывать виду, продолжил:

— Первое. Я лично при отправке Зимина попросил подготовить электронно-разведывательный комплекс для установки на подводную лодку Северного флота и пару специалистов. Мы попробуем вывести ее в Северное море и послушать, чем занимаются англичане и немцы возле непосредственного театра боевых действий. Далее, согласно общему плану, перед союзниками негласно освещаются события под Киевом как применение противником некой электромагнитной бомбы, созданной на основе разработок Теслы против окруженной под Борисполем группировки советских войск. Англичане перепугались, особенно после того, как мы намекнули, что по непроверенным данным ожидается применение такого оружия против британской столицы.

Сталин невольно улыбнулся, представив, как должен задергаться от страха Черчилль.

— И как, подействовало?

Берия усмехнулся.

— Не то слово, Иосиф Виссарионович. Как могут, пытаются получить результаты нашего расследования, задействовав всю агентуру. Им пошли навстречу и подсунули донесение и выводы наших ученых. Даже специально провели замеры радиационного фона, который обычно сопровождает применение ядерного оружия, и на основании этого сделали выводы, что ни о каком оружии на основе деления ядер там говорить не стоит. Боеприпас явно имел электромагнитную природу, судя по глобальным выходам из строя радиоаппаратуры, и подсунули им копию приказа о срочном создании особого института по разработке такого оружия, прописав там несколько громких имен наших ученых.

Сталин, представив картину недоумения у капиталистов, снова ухмыльнулся.

— И что?

— По моим данным, в конгрессе США уже идут дебаты о прекращении финансирования ядерной программы. Тем более очень много фигурантов в последнее время отошли в мир иной, и "кто-то" из немецкого оружия устроил попытку покушения на Теслу. В общем, можно сказать, что ситуацию с взрывом портала мы сумели в полной мере использовать для своих целей и существенно притормозили ядерную программу у американцев, вплоть до ее прекращения. Если потомки расщедрятся и устроят еще пару таких взрывов, то я думаю, что про ядерное оружие надолго забудут.

— Надо будет поговорить с Зиминым, когда он приедет получать в Москву заслуженный орден Ленина и медаль "Золотая Звезда".

— Я тоже думаю, Иосиф Виссарионович, что Зимина давно пора наградить, тем более документы уже подготовлены…

— Хорошо, Лаврентий, и попробуй обговорить с Зиминым о возможности размещения вредных производств в их мире. Если у них там ухудшается обстановка, мы, в случае чего, можем помочь людьми и установить полный контроль над Крымом.

— Этот вариант мы рассматриваем. Тем более большинство двигателей автотранспорта того времени содержат в себе много редких дорогостоящих металлов, особенно алюминия. Сейчас специалисты рассматривают возможность использования многочисленных автомобилей и их двигателей в наших интересах…

* * *

Снова я на ногах в своем времени. Куча проблем, задач и неотложных дел навалились огромным валом, и я мотался по городу в сопровождении охраны, контролировал, давал команды, совещался. Для управления новым большим порталом из Молодежного специальная команда вела волоконно-оптическую линию, для организации вычислительной сети и формирования единой системы управления порталами. Но напряженность нарастала, и маленькие звоночки и сигнальчики о сжимающемся кольце вокруг нас начали все чаще и чаще позвякивать, добавляя проблем. Но мы действовали по установленному плану, и еще две группы программистов и операторов компьютерных классов и вычислительных комплексов вместе с семьями, с оборудованием отбыли на ту сторону через Севастопольский портал и ночью, в связи с особой важностью груза, были переправлены подводными лодками в Туапсе 41-го года. Там уже специальный отряд НКВД их вывозил машинами на аэродром, а оттуда уже в сопровождении истребителей улетали куда-то внутрь страны.

Для нас это было выполнение договоренностей с правительством СССР, которое тоже выполняло свои обязательства и регулярно поставляло продукты, горючее и боеприпасы. Но для нашей маленькой колонии это было очень серьезным событием. Люди реально собирались, готовились, проходили медицинское освидетельствование и с семьями отправлялись, точнее, эвакуировались вместе с техникой, в неизвестном направлении.

Кто-то из особенно умных наших недругов попытался провести антиагитацию, пустив слух, что людей отбирают по здоровью и увозят для трансплантации органов, но мы вовремя подсуетились, и пара человек из гражданского населения, кто обладал реальным авторитетом и уже был занесен в списки на эвакуацию, знали о настоящем месте эвакуации. Именно их авторитет, когда они заявили, что полностью сотрудничают с группой майора Оргулова, сыграл немаловажную роль. Чтобы поддержать легенду с базой в Антарктиде, пришлось устроить показательный отъезд нескольких групп переселенцев в сторону южного берега Крыма, где нас, по идее, должна была ждать атомная подводная лодка. Конечно, это все была бутафория, но, пустив параллельно в условиях строгой секретности четыре разведгруппы, срисовали двух особо умных наблюдателей, которые пытались сопровождать наших "переселенцев". Заглушив все радиопереговоры в той местности, наш спецназ сумел, правда не без стрельбы, захватить любопытных соседей и быстро их распотрошить. Оказалось, что по нам уже работают группа СБУ, специально присланная Киевом для проведения рекогносцировки на местности, и пара бородатых дядек, усиленно себя выдающих за бандитствующих крымских татар. Немного повозившись с ними, абсолютно наплевав толерантность и какие-то там гаагские конвенции и основательно попортив им здоровье и конечности, сразу опознали как вояк из оперативного департамента разведки Турции, который в последнее время частенько стал оставлять весьма недружественные следы в виде уничтоженных наших поисковых групп.

Это был другой мир, и ради выживания уже не смотрели на морально-этические нормы, поэтому, пока был временной зазор, сумели отследить два пункта концентрации турецких солдат и контролируемых ими татарских боевиков, и, проведя скрытую мобилизацию, устроить новое побоище, показывая всем, что мы хозяева в этом регионе…

Разумеется, в этом была насущная необходимость: нас начали пробовать на прочность, и уже пропало несколько поисковых групп, в задачу которых входил поиск подбитой боевой техники. Следы мы нашли. Наших людей убивали жестоко, предварительно поиздевавшись перед смертью. Такое я никогда не прощал, поэтому нужно было принять весьма жесткие меры…

Штурмовые группы в режиме полного радиомолчания ночью выдвинулись к небольшому коттеджному поселку, где, по нашим данным, была основная база боевиков. Две разведгруппы уже два дня сидели поблизости и изучали пути подхода, места установки мин, порядок радиосвязи боевиков и систему обороны поселка.

Как обычно не стали пороть горячку. Наши ребята аккуратно сняли парочку противопехотных мин и подложили на дорогу, по которой обычно выдвигались джипы боевиков, и, судя по их активности, они успели откуда-то получить много горючки и постоянно куда-то гоняли посыльных. Естественно, джип подорвался, но несильно, и его пассажиры вышли в эфир и подняли откровенный вой. Два передовых поста наблюдения, которые в двух специально оборудованных блиндажах, по замыслу, должны были смотреть за дорогой, ничего не видели, поэтому со стороны поселка выдвинулась усиленная группа на двух джипах в сопровождении БТР-80 в новенькой бело-серой камуфляжной окраске.

Пока боевики с особой тщательностью проверяли дорогу миноискателями, наши бойцы выдвигались на исходные позиции. Уже были заблокированы блиндажи наблюдателей, и несколько штурмовых групп были в поселке. Видимо, все-таки что-то пропустили, скорее всего, где-то не заметили скрытую систему видеонаблюдения, поэтому в эфир пошел сигнал, и БТР стал разворачиваться, чтобы срочно возвратиться в поселок. Тут его и подловили выстрелом "Корнета" из облезлого леска, где засел расчет ПТУРа. Неяркая вспышка, и бронетранспортер, проехав по инерции метров пять, съехал с дороги и остановился, пара секунд, открылась крышка люка, оттуда повалил дым, и на мгновение мелькнула фигура и тут же свалилась обратно. С разных сторон по скопившимся на открытом пространстве боевикам открыли огонь несколько снайперских пар. Тяжелые винтовочные пули легко пробивали импровизированную обшивку джипов, и через минуту все было кончено. В стороне дороги из поселка, где находились два блиндажа, глухо бухнуло, раздались несколько пулеметных очередей, снова бухнуло, и от штурмовых групп пришел доклад об уничтожении опорных пунктов.

А вот в поселке дела развивались не самым лучшим образом — тут на подготовленной территории оборонялись великолепно обученные профессионалы, и наши штурмовые группы, которые успели просочиться в поселок, столкнулись с ожесточенным сопротивлением и сразу понесли потери. Эффект внезапности был потерян, поэтому пришлось подводить к поселку артиллерию и бронетанковую технику для поддержки пехоты. Только вот силы были не совсем впечатляющими: артиллерия состояла из двух пушек, а бронетанковая колонна из двух замызганных Т-64, трех БТРов и одного БМП-2.

Они остановились, не доезжая поселка, и стали с двухсот метров лупить по обнаруженным огневым точкам противника. Это длилось около часа, и наши штурмовики в поселке особых усилий продвинуться дальше не предпринимали. В поселке, превращенном трудами славянских рабов в настоящий укрепрайон, где многие дома связывались друг с другом с помощью подземных ходов, практически все время приходилось опасаться удара в спину, поэтому, взорвав несколько домов и отбив две контратаки турецких спецов, штурмовые группы стали отходить к окраинам, под прикрытие брони.

Мы с Васильевым и капитаном Строговым сидели в "Шишиге", используемой в качестве КШМ, замаскированной в небольшом леске в четырех километрах от атакуемого поселка.

Васильев, командир нашей танковой роты, сидел рядом и изредка посматривал на меня, но молчал. А вот Строгову не терпелось идти туркам бить морды.

— Товарищ майор, может, стоит всеми силами?

— Капитан, не спеши. У них тут где-то есть еще один бункер, где, по данным разведки, есть не менее четырех единиц бронетехники при полусотне подготовленных бойцов. Вот это все нам надо вытащить в открытое поле и расстрелять из засады, поэтому наши бойцы и изображают штурм и разносят артиллерией дома, тратя драгоценные боеприпасы.

Боевики в поселке пытались огрызаться, даже провели пару пусков из ПТУРов, но этого мы ждали, и позиции стрелков сразу накрывались плотным снайперским и артиллерийским огнем. Танки уже пару раз отходили за холм, где стояли две машины, забитые ящиками с боеприпасами, и возвращались дальше разваливать наземные постройки, а пушки все методично долбили, разнося все строения в поселке. Добившись практически полного прекращения огня, в сопровождении танков в поселок снова вошли штурмовые группы, тщательно просматривая развалины и взрывая толовыми шашками любые проходы, откуда могли бы вырваться боевики. Работали люди, которые не раз участвовали в зачистках и прекрасно были знакомы с любовью боевиков к организации подобного рода укрепрайонов. Продвигались медленно, но надежно, и еще две попытки контратак были достаточно быстро пресечены, и, потеряв двух убитыми, бойцы отыскали пять входов в единую систему подземелий поселка и надежно их заблокировали.

Бой уже длился четвертый час, но желаемого эффекта мы добиться не смогли. Основные силы боевиков, которые прятались где-то в горах, так и не появились. Время шло, крупные силы, которые давно уже выдвинулись и накрыли район широкой сетью наблюдателей и огневых точек, простаивали. Надвигался очередной снежный буран…

Васильев смотрел на меня вопросительно.

— Ну что, Сергей, не клюнули?

Я озабоченно постукивал пальцами по столику в КШМ, на котором была разложена распечатка с картой района, с нанесенными на ней данными агентурной разведки и службы радиоперехвата.

— Ждем. Эти в поселке уже несколько раз отправляли кодовые сигналы.

Глава 13

Мы промучились еще шесть часов, взламывая оборону, но помощь атакованному бункеру боевиков со стороны так и не пришла. Поняв, что в нашу ловушку никто пока попадать не собирается, махнул рукой на план и дал команду на использование бойцов спецназа ВМСУ, которые только недавно прибыли, и уже успели побывать на той стороне, потрепав наступающие под Киевом 41-го года немецкие части. Это придало дополнительной уверенности в правильности выбранной стороны и им не терпелось порвать всех, кто будет мешать святому делу спасения людей, на британский флаг. Усиленные штурмовые подразделения, понеся незначительные потери, сумели проникнуть в основные галереи и, выкуривая противника трофейными немецкими огнеметами, безжалостно подавляли любое сопротивление. Рабов тут уже давно не было — умерли от невыносимых условий существования, поэтому уничтожались любые обитатели бандитского укрепрайона. Но предусмотрительность, в виде широкой сети наблюдателей, помогла не упустить руководство бандитов. Пользуясь двумя длиннющими подземными ходами, уходящими к замаскированным хранилищам, главари боевиков попытались вырваться из кольца окружения. Один из джипов, вылетев на засаду, словил несколько пулеметных бронебойно-зажигательных пуль в капот, получил клин двигателя, вылетел в кювет и перевернулся. Тут же короткий рывок, взлом дверей, удары, выстрелы в особо резвых и трое пленных уже утаскиваются к скрытой в лесу машине.

Второй джип почти прорвался, когда установленная в кузове грузовой машины трофейная немецкая зенитная Flak-38 короткой очередью разнесла джип, превратив его в ярко пылающий костер…

Начинался снежный буран, и пришлось дать команду на сбор и поэтапный отход основных сил, при этом всячески опасаясь засад, которые боевики вполне могли выставить на пути следования наших колонн. Бункер уже был вычищен, и в качестве бонуса с собой увозили пятерых пленных, а в развороченном бункере боевиков Артемьев виртуозно понаставил несколько мин-ловушек, и если боевики сунутся в развалины, то их будут ожидать множество неприятных сюрпризов. Относительно этого комплекса укреплений у меня были далеко идущие планы…

Вроде часть операции была выполнена — еще один опорный пункт боевиков недалеко от города уничтожен, но факт остается фактом, основные силы боевиков, костяк которых составляли турецкие кадровые военные, так и не проявили себя. Служба радиоперехвата ничего не могла дать, противник прекрасно знал о наших возможностях, поэтому соблюдал режим радиомолчания, изредка выбрасывая в эфир короткие шифрованные передачи, по которым трудно было определить точное местоположение источников радиоизлучения. Поэтому остро встал вопрос о явной утечке информации к боевикам, которые, скорее всего, были в курсе наших планов. Но тут был один нюанс: о нападении на поселок они не знали, а вот на помощь атакуемому бункеру основные силы так и не пришли, хотя внешне там было и не так много техники и бойцов, вполне приемлемое количество для атаки боевиками. Значит, впоследствии информация о выводе основных сил все-таки ушла, хотя, может, они просто перестраховались и не решились, боясь попасть под раздачу, но этот вопрос без внимания я решил не оставлять. На базу пошло распоряжение: службе радиоэлектронного контроля тщательно проверить все выходы в эфир из города за последние двое суток.

Вернувшись на исходные позиции, я поручил капитану Строгову провести работу с пленными, а сам отправился в галерею, которую мы использовали в качестве гауптвахты, где содержались захваченные бойцы спецгруппы СБУ, собиравшие сведения о нашей группировке.

По дороге, прихватив с собой Саньку, я зашел на командный пункт, где сегодня дежурила Артемьева, и, вызвав супругу, решил провести небольшой совет в Филях.

— Ну что, товарищи, положение ухудшается. Где-то в горах засели турецкие спецы, поддерживаемые местными татарами, плюс кругами ходят эсбэушные разведчики, скорее всего, собирая информацию о нашем боевом потенциале для последующей войсковой операции.

Светка, подражая мне, уставшим тоном продолжила:

— Да еще и российские спецназовцы стали по временам скакать и путаться под ногами…

Не выдержала и улыбнулась.

— Сережа, может, не все так плохо? Ты просто устал и сгущаешь краски.

— Я был бы рад, чтобы оно так и было, но сама понимаешь, что-то в последнее время слишком много непонятного движения вокруг нас.

— Хорошо, что тогда будешь делать с этими эсбэушниками?

— А у нас вариантов практически нет: придется выйти на командира разведгруппы, сводить на ту сторону, и если он не идиот, то сразу поймет, какие выгоды он получает. Скорее всего, ребята все семейные, так их проще контролировать. Поэтому выход в данной ситуации у нас один: действовать и переманивать людей так же, как делали с бойцами полковника Черненко.

Тут в разговор вмешалась Артемьева:

— А не опасно? Это ведь не простые солдаты, это элита, их долго тренировали, а беспрекословное подчинение закладывается чуть ли не на подсознательном уровне.

— Катя, ситуация складывается так, что у нас просто нет выбора, и таким образом можно хотя бы попытаться внести в их ряды какой-то разлад. Они же все семейные, вот пусть и думают.

Светка кивнула головой и вполголоса проговорила:

— Не думаю, что это что-то изменит. Даже если их сводить на ту сторону, они просто будут разрабатывать операцию по захвату установок и всё. На данном этапе это противники.

Присоединившийся к разговору Васильев спросил:

— Вы предлагаете их ликвидировать?

— Нет. Просто отпустить, предложив не совать нос в не свои дела…

Мне в голову пришла не то чтобы гениальная мысль, но повлиять на бойцов спецназа СБУ, так чтобы они раз и навсегда были с нами, можно. Для этого их нужно шокировать, причем так, чтобы они после этого просто отказались бы подчиняться своему руководству.

Пленных собрали в отдельной комнате, при этом абсолютно не пренебрегая мерами безопасности, учитывая подготовку бойцов СБУ: в помещении находились четверо наших боевиков в полной экипировке. Сидя за столом, я внимательно разглядывал двух сидящих передо мной людей: усталые, небритые, замученные холодом, недоеданием, отсутствием витаминов и солнечного света. У них были такие же серые лица, как и у всех остальных обитателей бункеров, остатков нашей человеческой цивилизации. Все попытки их разговорить не увенчались успехом — это были профессионалы, и просто так установить с ними контакт не получалось.

Обоим было где-то до тридцати лет, причем, судя по глазам, хлебнуть во время войны им пришлось немало. Скорее всего, рядовые бойцы, либо прапорщики, либо младшие офицеры, в антитерроре срочников не было. Видя, что все мои попытки установить контакт разбиваются о стену отчуждения, решил зайти немного с другой стороны:

— Ладно, ребята, давайте поговорим серьёзно. У вас семьи есть?

Они вразнобой кивнули головами, подтверждая, что оба семейные.

— А дети?

У обоих есть дети, а у того что постарше — двое.

— Хорошо, ребята, а как вы представляете себе дальнейшую жизнь? Хотите почувствовать свежий морской воздух, в котором нет отравляющих веществ, нет радиации. Хотите жить там, где не нужно таскать эти чертовы ОЗК и противогазы?

Видимо, от усталости я начал злиться и последнюю фразу не то чтобы выкрикнул, но высказал достаточно громко. Буквально на мгновение в глазах обоих мелькнуло что-то такое, что дало надежду в моих стараниях. Старший из них криво усмехнулся, глядя мне в глаза, и сказал:

— А ты что, майор, это все предложить можешь? Или будешь втирать сказочку про базу в Антарктиде? А может быть, у тебя есть космический корабль, чтобы улететь на другую планету, и где всего этого дерьма нет?

Я их прекрасно понимал: эти люди тоже разочаровались в жизни, и только спецподготовка и дисциплина заставляют их жить и действовать, не опускаясь до животного состояния.

Выйдя в соседнее помещение, я позвал Артемьева и быстро дал ему раскладку по моему плану. Через полчаса обоих нарядили в наши ОЗК и противогазы, в которых были заклеены непрозрачной пленкой стекла. В таком виде их затолкали в БТР и выехали к севастопольскому порталу. Там нас встретили, и, в сопровождении охраны, мы спокойно, без всяких приключений двинулись в центр города. Вид бронетранспортёра из будущего уже не вызывал такого ажиотажа среди жителей осажденного города, поэтому мы, пользуясь пропусками сотрудников НКВД, выехали прямо на набережную и вывели наших гостей к кромке воды вблизи памятника погибшим кораблям и сорвали с них противогазы.

Это надо было видеть, как они, бешено вращая глазами, пытались понять, где они находятся. Нахождение вне бункера без средств индивидуальной защиты у них сначала вызвало шок, но, надышавшись свежего морского воздуха и увидев на рейде боевые и гражданские корабли из прошлого, они просто замерли, не веря своим глазам. Перед ними раскинулся Севастополь, но какой-то другой, отличающийся от того, который они видели на фотоснимках и фильмах.

Первое, навязчивое желание вернуть противогазы на место прошло, после того как поняли, что все вокруг ходят вообще без средств индивидуальной защиты и никак от этого не комплексуют.

Тут был уже вечер. Пользуясь тем, что погода была нелетная, и поэтому не ожидалось авианалетов, по набережной ходили люди, с интересом разглядывая бронетранспортер и странных людей в костюмах химзащиты. Несколько охранников из состава отдельного батальона НКВД образовали вокруг нас свободное пространство, где мы могли нормально поговорить. Старший из наших киевских гостей, быстро сориентировавшись, спросил:

— Товарищ майор, где это мы находимся? Вроде как Севастополь, но я слышал, что его накрыли прямым ударом термоядерные боеголовки.

"О как, уже товарищ майор, даже с почтением. Значит, подействовало и проняло. Ничего, сейчас надышатся морским воздухом, а потом обратно в вонищу наших бункеров. Вот где для них будет действительно шок".

— Так оно и есть. Только это Севастополь тысяча девятьсот сорок первого года, сейчас осень и здесь война. Настоящая, Великая Отечественная, про которую, вы, надеюсь, читали и смотрели фильмы.

Молодой, вертя головой, усиленно соображая, спросил:

— Товарищ майор, но насколько я помню, в сорок первом осенью город был окружен немцами.

— Да, город в осаде. И мы, с нашими танками, пушками, "Градом", частенько помогаем предкам отражать немецкие атаки. Вот так вот.

Опять недоумение. Они до конца не поверили.

— И как мы здесь оказались, товарищ майор?

Я не удержался и усмехнулся. Хотя, может быть, это для меня, человека, который скачет по временам, как белка с ветки на ветку, путешествия во времени уже обыденность.

— Мы построили машину времени и уже несколько месяцев напрямую общаемся с руководством СССР. И наш портал как раз выходит на территорию осажденного Севастополя. У нас уже давно налажена система эвакуации людей из нашего мира в Советский Союз. Наши современники участвуют в организации вычислительных центров, помогают строить заводы, фабрики. Когда надо, мы деремся с немцами. Это именно то, что мы предлагаем тем людям, которые к нам присоединились — жить в чистом, не отравленном мире и помогать нашим предкам избежать тех потерь, которые были в нашей истории.

И, естественно, нарвался на вопрос, который задают абсолютно все новички, попавшие в прошлое, оказавшиеся жертвами идеологической антисоветской пропаганды.

— А как же Сталин?

Не смог удержаться от усмешки. С моря налетел порыв сильного холодного ветра, но я наслаждался свежестью и чистотой воздуха.

— А что Сталин? Он человек, причем весьма умный, дальновидный и разумный, прекрасно понимающий, какие возможности ему дают контакты с людьми из будущего. Руки по локоть в крови? А вы, положа руку на сердце, скажите, у кого из современных политиков не так? Сколько они обрекали людей на смерть, впуская в страну химическую курятину, генномодифицированные продукты, испытывали на наших людях для иностранных фармацевтических компаний препараты? Просто все это сопровождалось улыбочками, демократическими лозунгами и обычной мишурой, за которой мерзавцы прятали свои деяния. А нас Советский Союз снабжает продуктами, горючим, боеприпасами, а мы помогаем информацией, технологиями, несколько раз применяли нашу боевую технику и вламывали немцам. Вот поэтому люди к нам и идут из вашей структуры, из военно-морской разведки, из спецподразделений внутренних войск. А теперь подумайте, хотите ли вы возвращаться в ваши затхлые бункеры, хотите ли вы, чтобы ваши семьи, жены, дети, задыхались в загаженном мире и всю оставшуюся недолгую жизнь ходили в ОЗК и противогазе? В общем, так, вернитесь в бронетранспортер, снимите с себя эту химическую сбрую и можете полчаса погулять по набережной. Хотите, возьмите какие-нибудь материальные доказательства, а то потом будете думать, что мы вас обработали наркотиком и наложили ложные воспоминания. Потом, после возвращения, у вас будет время подумать, а сейчас дышите и наслаждайтесь. Я, когда в первый раз перешел в этот мир, час просто лежал и наслаждался чистым воздухом, без запахов плесени, туалета и прелой воды.

С моря дул пронзительный ветер, и с грохотом о набережную разбивались неслабые волны, долетая до нас холодными брызгами. Но тем не менее все это производило впечатление не только на новоявленных путешественников во времени, но и я, и несколько моих спутников с наслаждением подставляли лица свежему, даже, можно сказать, пронизывающему ветру.

Когда мы уже возвращались, для закрепления впечатления я попросил одного из сопровождающих организовать нам ужин в одной из частей Севастопольского гарнизона. Так и получилось, что мы вместе с матросами, держащими оборону недалеко от Инкермана, получили по котелку с горячей кашей из стоящей невдалеке дышащей жаром полевой кухни. Изголодавшиеся бойцы с таким удовольствием трескали чистый натуральный продукт, что аж за ушами хрустело. Когда мы, наполненные впечатлениями, возвращались, я как бы между прочим снова завел разговор и сказал, что порталы и систему перемещения во времени мы никому не отдадим, вплоть до подрыва тактического ядерного боеприпаса. Все это аргументировалось тем, что мы не хотим, чтобы продажные уроды нашего времени в дорогих костюмах или носящие лампасы, похоронили нашу историю. Основной посыл всей этой речи был таков — любая попытка захвата обречена. В живых не дадимся и аппаратуру уничтожим.

Вернувшись на Базу, я встретился с Васильевым, который обеспечивал систему безопасности бункера и в данный момент с нетерпением ждал результатов моей поездки. Увидев меня, он нетерпеливо спросил:

— Ну как они?

— Во всяком случае, неизгладимое впечатление на них произведено. Теперь задумчиво сидят в камере и держат в руках бутылки с морской водой и что-то тихо обсуждают.

— Пусть обсуждают. На всякий случай попишем их, может, что-то новое узнаем, хотя тут и так все понятно.

— Вадик, ты обязательно прогони их через детектор лжи. Ребята вроде адекватные, семейные, но кто его знает, может быть, их нам подсунули. Вообще-то я не сомневаюсь, что они теперь на нашей стороне, но вдруг все-таки подстава. Когда созреют, оговори с ними порядок связи, где и как лучше эвакуировать их семьи, на этом обязательно акцентируй внимание. Собери информацию о руководстве и о возможных неприятностях в будущем, которые могут у нас возникнуть — их же не зря сюда прислали…

Время шло, даже не шло, а убегало. Поэтому, переложив некоторые обязанности на своих нынешних заместителей, я в сопровождении охраны переехал в бункер внутряков, где принялся заканчивать работу с новой большой установкой. За это время там уже установили сервера системы управления порталом и видеонаблюдения, систему дистанционного управления безопасностью. Тут уже находился постоянный пост вооруженной охраны, входящей в подразделения быстрого реагирования.

Тепловоз, двигатель которого должен был использоваться в качестве энергосистемы портала, уже стоял на своем месте и был готов к работе. В сам бункер силами строительного батальона проложили железнодорожную колею, по которой можно было проводить целые составы со снаряжением. Теперь дело было за мной: закончить монтаж установки, настроить распределение энергии по вибрационным контурам и откалибровать волновую линзу. Но самое главное, это найти подходящую точку выхода, чтобы рядом не было ни немцев, ни китайцев, ни японцев, ни остальных, кто мечтает отгрызть от нашей страны кусок территории.

На следующий день, когда я, накачанный очередной чашкой свежезаваренного кофе, сидел и мучился с алгоритмами калибровки энергетики портала, ко мне приехал капитан Васильев.

— Привет, Вадик, как там наши новые друзья?

Он озабоченно потер шею и исподлобья глянул на меня.

— Да там не все так просто, как мы думали.

— В чем проблема-то? Давай рассказывай, вижу, что какие-то косяки повылазили.

Он, скривившись, начал рассказывать.

— Договорились, определили частоты связи, получил кое-какую информацию об их руководстве. В итоге даже подписали договоренность о добровольной работе. Оказалось, ребята из антитеррора управления СБУ по Николаевской области, а вот командир группы и его зам из Киева. В общем, я их отпустил, а через пять часов возвращаются голубчики, причем не одни, а со своим командиром и его заместителем, которых они достаточно жестко спеленали.

Я, загруженный научными проблемами, слушал вполуха, поэтому спросил, точнее констатировал:

— Что они там не поделили?

— Их командир оказался весьма предан своему руководству и национальной идее, поэтому принял бывших пленных с большим подозрением, и когда те стали агитировать остальных бойцов группы, решил их нейтрализовать, перед этим известив свое руководство. В общем, Киев теперь однозначно знает, что у нас есть методика перетягивания даже элитных, подготовленных бойцов на свою сторону.

— Так они это и раньше знали. Вон сколько примеров: и Черненко, и морские спецназовцы, и херсонцы, не думаю, что это такая уж большая проблема.

— Да, конечно, только группа специально подбиралась из особо проверенных и доверенных людей, прошедших специальную психологическую подготовку. И по рассказам наших новых знакомых, теперь с нами особо церемониться не будут. Судя по реакции командира группы, его основным заданием было как раз удостовериться в наличии у нас методик перетягивания к себе бойцов элитных подразделений. И выходит, само наличие такой методики они подтвердили.

— Вадим, думаешь, теперь они с нами не будут церемониться.

— Конечно, мы им ясно дали понять, что людей к нам отпускать нельзя. Даже самых проверенных, все равно сделаем нашими сторонниками. Тут как в фильмах про вампиров. Куснул, и человек наш.

Сказав последнюю фразу, Васильев как-то невесело рассмеялся, и в свете лампы-экономки его улыбка выглядела оскалом.

— Хорошо, бери всех этих орлов, собирай максимум информации, все, что можно из них выкачать: где находится семьи, как охраняются, как пробраться, как можно вывезти. Я попробую об этом поговорить с полковником Лукичевым. Учитывая, что он нам подогнал парочку современных танков "Оплот", то связи у него должны быть немаленькие, и наверняка кто-то есть у высокопоставленных эсбэушников.

— Что с этими непримиримыми делать?

— Тех, кто адекватен, свози под охраной в Севастополь, на набережную. Тех, кого проймет, и кто пойдет на контакт, держи отдельно, остальных на гауптвахту до особого распоряжения. А командира и зама оставь, чуть позже с ними пообщаемся. Если долбанутые нацики, то пусть здесь и остаются, потом обменяем их, допустим, на какой-нибудь сервер или, если повезет, на вертолет…

Во время очередного сеанса связи с полковником Лукичевым скинули ему всю информацию о произошедшем и просьбу попробовать разрулить ситуацию, и если не получится, то хотя бы оттянуть войсковую операцию. А я, пока было время, вплотную занялся доведением до ума большой установки перемещения во времени. Единственное, что тормозило процесс, это то, что обе волновые линзы были заняты, но как раз в течение ближайших трех-четырех дней должна была закончиться эвакуация войск с Бориспольского плацдарма, и необходимость в этом портале отпадет.

В один из таких дней я под надуманным предлогом пригласил Артемьева и, когда появилась возможность поговорить, вызвал его на откровенность.

— Значит, так, Санька, мы с тобой вместе с незапамятных времен. Поэтому в данной ситуации полностью могу доверять тебе, Катерине, ну и жене. Остальные пришли позже, скажем так, на волне несчастья и возможности выжить. Это не то. Как только выберемся на ту сторону и опасность умереть от голода, радиации, отойдет на второй план, они уйдут или даже, может быть, предадут и выстрелят в спину. Не все, многие нормальные люди, но перестраховаться в этой ситуации не помешает. Так вот — положение у нас веселое. И чувствуется, что в ближайшее время станет еще веселее. Поэтому у меня к тебе будет особое задание.

— Да нет проблем, Командир. Приказывай, чувствую, скучно не будет. — Санька почувствовал новую авантюру и уже загорелся. Мне даже стало казаться, что в последнее время, когда все работает как налаженный механизм, ему даже стало скучно.

— Хорошо, Санька. Так вот, после закрытия Бориспольского плацдарма, линзу я перенесу на большой портал, а вот установка останется. В твою задачу будет входить следующее: в радиусе ста метров от Базы найти дом с большим гаражом, сделать там бетонное основание. Разбираете на части установку и переносите ее туда. Такое же бетонное основание делаешь в бункере в Перевальном.

Смотрю, Артемьев как-то погрустнел.

— Санька, рано грустить начинаешь. Дослушай, а потом впадай в уныние.

Убедившись, что Санька весь внимание, продолжил:

— Так вот, сейчас количество военных вокруг нас начинает зашкаливать, и скоро тут нарисуется Лукичев с компанией приближенных. В общем, до того момента, как нас отстранят от управления проектом, осталось немного, и в данной ситуации начало боевых действий будет весьма кстати.

— Командир, я не понял, куда ты клонишь?

— Когда ты будешь демонтировать установку, естественно, что-то будет испорчено, и его придется делать заново. Понял, куда я клоню?

— Пока нет.

— Твоя жена сразу врубилась.

— Катька в курсе?

— Да, она уже согласилась.

Санька прищурился.

— Ой, Командир, что-то мутишь.

— Есть такое дело. Так вот. Все "поломанные" узлы будешь делать в четырех экземплярах. Понял?

— Хм. Командир, ты хочешь замутить четыре установки?

— Ну наконец-то. Эту поставишь здесь, в Молодежном. Я скажу, что надо отработать и проверить теорию пространственных координат, и мне никто перечить не будет. А ты подберешь троих человек, из самых доверенных, и соберешь по чертежам один портал в том самом бункере, где мы недавно выбили турков и татар, для второго найдешь место в каком-нибудь заброшенном поселке в горах. Основное условие, чтобы в случае ядерного удара по Симферополю и Перевальному ударная волна туда не дошла…

— А третий?

— Третий нужно будет сделать мобильным. Тяжелая основа, возможность установки опор для устранения вибраций. Причем все эти системы должны быть оборудованы серверами, системой подачи энергии и системой самоликвидации.

— Ого, ты замахнулся, Командир. А что с четвертым делать?

— В разобранном виде спрячешь в горах. Это будет наш резерв. Но это не все, Саня.

Тот с готовностью уставился на меня, а глазки-то заблестели, чувствует, что скоро самое интересное начнется.

— Помимо всего прочего, на тебе закладки с оружием, боеприпасами, продуктами длительного хранения и, главное, побольше горючего. Два бронетранспортера, четыре джипа, БМПшку и, если получится, намутить танк. Постараюсь утянуть "Оплот".

Санька уже серьезно смотрел на меня.

— Что, все так серьезно, Командир?

— Намного серьезнее, Саня. Поэтому давай готовиться.

— Хорошо, я понял. Но к чему это? Все равно в тот же мир попадем, ну разве что в другом месте.

— А вот это не факт. Я когда настраивал эти установки, нащупал несколько других каналов. И они уходят глубже в историю.

— Командир, и ты молчал?

Артемьев не смог себя сдержать. Я ухмыльнулся.

— У меня же должны быть маленькие тайны. Ты как?

— Я с тобой.

— Вот и хорошо, выполняй, а я все твои махинации буду прикрывать. Главное — успеть.

— Сколько у нас времени, Командир?

— Максимум месяц.

— Последний вопрос можно?

— Конечно.

— А чем тебе не нравится СССР, где мы сейчас бываем?

— Мне нравится, Саня, вот только беда в том, что если мы даже туда полностью переселимся, нас и наши семьи никогда не оставят в покое. А я устал, просто хочу нормально жить и не хвататься за автомат при каждом шорохе. Если думаешь иначе, спроси свою жену, несмотря на жесткий, воинственный характер, она хочет тоже спокойной жизни, чтобы можно былопросто воспитывать ребенка.

— Я не спорю, Командир, сам часто об этом задумываться стал.

"Ага, и я даже догадываюсь, кто тебе такие мысли в голову вкладывает", — я весело усмехнулся про себя, намекая на его уж очень мудрую жену.

Глава 14

Шло время, турки и татары себя практически ничем не проявляли, хотя иногда служба радиоперехвата выявляла слабенькие источники радиоизлучения, но точно определить их место дислокации было проблематично. По агентурным данным, турки накапливали силы, и теперь их численность была не меньше сотни подготовленных бойцов, что в наше время считалось немаленькой силой. Отправлять без силового прикрытия поисковые группы становилось опасным, и жизненно важной стала необходимость придумать повод, чтобы вытянуть этих моджахедов из их логова на открытое место, потом передавить всех как тараканов большой, крупнокалиберной мухобойкой.

Через два дня нам в срочном порядке пришлось снова собирать бронированный кулак из четырех танков, пяти бронетранспортеров и двух "Шилок" и в срочном порядке выскакивать на Бориспольский плацдарм. С ходу вступив в бой, нам удалось остановить наступление немецких войск, которые пытались воспрепятствовать эвакуации наших частей. На изъеденном многочисленными воронками поле началась настоящая мясорубка: как раз начинались сумерки, и немцы, пользуясь своим преимуществом в артиллерии и бронетанковой технике, попытались отрезать от портала крупную группу советских войск, разрубив бронированным кулаком окруженную группировку на две части. А теперь наш бронированный кулак столкнулся с их бронированным кулаком, и началась потеха.

Четыре наших танка, два из которых были новенькие "Оплоты", присланные в подарок Лукичевым, с ходу вломились в наступающие порядки немцев. Идущие за ними четыре бронетранспортера лупили крупнокалиберными пулеметами, наводя ужас на наступающего противника. Несколько легких бронемашин в осенне-зимнем камуфляже с черными крестами были буквально растерзаны тяжелыми пулями КПВТ. Бой продолжался четыре часа, за которые танки три раза возвращались к порталу для пополнения боекомплекта. Попытка противника накрыть наши бронетехнику артиллерийским огнем ни к чему не привела: быстро определив позиции немецкой артиллерии, мы выкатили из портала установку "Град" и накрыли залпом основную гаубичную батарею, которая не давала нам покоя все последнее время. Для стабилизации ситуации пришлось в срочном порядке вытаскивать из Севастополя специальный отдельный батальон войск НКВД, который сумел занять позиции и удержать их до наступления рассвета.

Но все равно ситуация на Бориспольском плацдарме была критичной, поэтому пришлось организовать локальное контрнаступление с целью разгромить и деморализовать наступающую немецкую дивизию. Потери, конечно, были, но не столь ощутимые: учитывая равнинный характер местности, мы в полной мере использовали преимущество, точность и, главное, мощность 125-мм гладкоствольных танковых пушек. Практически вся противотанковая артиллерия немцев, идущая в передовых порядках, была расстреляна с дальних дистанций. Потом рывок, напор, несмолкаемый грохот пулеметов и приземистые длинноствольные машины в темноте несутся по полю, выкашивая наступающего противника. Рывок был настолько мощным, сильным и стремительным, что и бойцы батальона НКВД, и солдаты из окруженных частей, воодушевившись, бросились в штыковую атаку, буквально подчищая за танками оставшихся в живых немцев.

Нам почти это удалось: два современных "Оплота" и два Т-64 с двумя ротами десанта, практически не обращая внимания на хлопки 37-мм противотанковых пушек, прорвались до штаба дивизии, который был нами идентифицирован с помощью системы радиоперехвата. Нарушив, таким образом, систему управления войсками, удалось остановить немецкое наступление и дать небольшую передышку избиваемым советским войскам.

* * *

Темнота ноябрьской ночи расцвечивалась яркими вспышками выстрелов, взрывов и ярким светом осветительных ракет, которые во множестве запускали в воздух командиры отделений. Рядовой Вермахта Ганс Краузе сидел в воронке от гаубичного снаряда вместе с пятью солдатами из его отделения и в напряжении ожидал команды на начало атаки, но, несмотря на ожесточенный бой, они все еще не получали сигнала на выступление. Впереди грохотало: громко стреляли пушки, хлопали винтовки и трещали пулеметы. Мимо притаившихся немецких солдат в сторону русских окопов, лязгая гусеницами, проехали три артштурма. Одна из приземистых машин, проехав метров сто, вдруг остановилась, будто наткнулась на стену, и начала разгораться. Остальные две, резко вильнули в сторону и, разрядив орудия, стали пятиться обратно. БУМ! С неприятным визгом в одну из них попал снаряд и, срикошетив, ушел вверх. Еще один удар и еще рикошет. Артштурмы поочередно останавливались и стреляли куда-то в сторону русских позиций и снова пятились. Еще удар, взрыв, на мгновение осветивший все вокруг, и последняя самоходная артиллерийская установка, резко развернувшись, стала удирать на всей скорости, оставив недалеко от воронки, где прятались солдаты из отделения Краузе, развороченную, словно вскрытую консервным ножом, пылающую коробку своего собрата.

Первый батальон их полка уже третий час пытался ворваться в русские окопы, но время шло, в тыл потянулись вереницы санитаров, уносящих на носилках раненых. До передовых позиций было не более двухсот метров, и недалеко от места, где сидел Ганс Краузе, расположились дивизионные зенитчики. Они, как на учениях, быстро оборудовали позиции и, получив от посыльного задание, открыли беглый огонь из малокалиберных зенитных автоматов по упорно сопротивляющимся русским. Трассеры зенитных снарядов, красочно светясь, потянулись в сторону огрызающихся огнем русских окопов.

Солдаты, сидящие в воронке, в ожидании свистка оберлейтенанта в качестве сигнала к атаке, периодически поднимали головы над краем воронки и наблюдали за обстановкой. Судя по плотности огня, первый батальон все еще не смог подавить сопротивление, и, вероятнее всего, скоро будет дана команда на выдвижение второго батальона…

Дивизия, сильно потрепанная во время осеннего наступления в составе группы армий "Юг", особенно понеся тяжелые потери во время боев возле русского города Днепропетровск, была, отведена во второй эшелон для отдыха и пополнения. Им позволили целую неделю отдыхать от боев, когда была получена команда на срочные сборы. Ходящие в войсках слухи об окруженной в районе Киева группировке русских уже воспринимались как дурная шутка, но каково же было удивление только начавших отдыхать от тягот Восточного фронта немецких солдат, когда их подняли по тревоге и в срочном порядке перебросили под Киев, где до сих пор действительно шли тяжелые бои. После переброски и выгрузки из эшелона, им зачитали приказ фюрера о немедленном уничтожении фанатично обороняющихся русских. Как признак особой сложности ситуации, сюда уже были стянуты еще две полевые дивизии, которые так же были недавно выведены на пополнение и четвертый день пытались взломать оборону окруженных русских.

Привыкшие к тому, что окруженные русские без боеприпасов, горючего и продовольствия быстренько поднимают вверх руки, солдаты Вермахта были удивлены тем упорством, с которым оборонялись окруженные части. Сначала это вызывало уважение, потом недоумение, а по мере того как в тыл увозили большое количество раненых и соседние поля покрывались многочисленными могилами солдат Вермахта, немецкими солдатами овладевала ненависть, и тогда они уже старались никого в плен не брать. Ну и русские, поняв, что даже капитуляция не поможет сохранить жизнь, будто обезумели и старались унести с собой как можно больше солдат противника. Нередки были случаи, когда обвешанные гранатами и кусками взрывчатки, бешеные варвары внезапно выскакивали из воронок и засыпанных блиндажей, врывались в строй солдат и подрывали себя, унося с собой жизни ненавистных врагов. Когда полк Краузе после двух дней ожидания во втором эшелоне выдвинули к линии соприкосновения с русскими войсками, их строго-настрого предупредили обязательно добивать любых русских, проверять воронки, окопы, блиндажи, чтобы не получить пулю в спину и не подорваться вместе с каким-нибудь обезумевшим русским.

После смены полк, силами двух батальонов, попытался с ходу овладеть полуразрушенными долгим артиллерийским огнем окопами, но как только немецкие солдаты подбирались поближе, по ним открывался плотный винтовочно-пулеметный огонь, к тому же артиллерийская поддержка не оправдывала себя: русские умудрялись поразительно быстро отыскивать местоположение немецких гаубичных батарей и уничтожать их ответным огнем. Попытки использовать для поддержки пехоты малокалиберную противотанковую артиллерию, как правило, заканчивались плачевно: со стороны русских активно действовали снайпера, которые мастерски выбивали артиллерийские расчеты и охотились на офицерский состав. На соседнем участке, в батальоне, который отвели вчера вечером, из офицеров остался только оберлейтенант, и то только потому, что перед началом боя он умудрился искупаться в луже и не нашел ничего умнее, как надеть китель со знаками различия фельдфебеля.

Понеся значительные потери во время дневных атак, командование дивизии решило атаковать ночью, чтобы хоть как-то уберечься от огня русских снайперов, крупнокалиберных пулеметов и весьма эффективной артиллерии. В войсках царило уныние, особенно удостоверившись, что даже от авиации, привлеченной к операции по уничтожению окруженной группировки советских частей, нет прока. В большинстве своем самолеты превратились в обгорелые остовы на окрестных полях: уж очень эффективно действовали русские средства ПВО, о которых уже начали слагать легенды. Попытки применения высотных бомбардировщиков, которые могли бомбить с недосягаемой для ПВО противника высоты, не давали ожидаемого эффекта, разброс бомб был таким, что несколько раз доставалось, и весьма ощутимо, немецким частям. Тем более коварные русские научились копировать опознавательные знаки немецких частей, и часто летчики не понимали, по каким целям бомбить. Еще более странной была засветка самолетов мощнейшими пучками света, приведшими к временной слепоте нескольких штурманов. Все это вызывало недоумение, даже страх, перед неизвестными возможностями русских варваров.

В одиннадцать вечера после массированной артиллерийской подготовки два батальона, при поддержке четырех бронеавтомобилей, из двух самоходных артиллерийских установок в полной темноте предприняли отчаянную атаку. Им удалось прорвать первую линию окопов, в которые тут же ворвались немецкие пехотинцы, и там завязалась рукопашная схватка. Прорвавшись ко второй линии окопов и разгромив попутно командный пункт обороняющегося русского батальона, немцы остановились, наткнувшись на весьма ожесточенное сопротивление. Попав под перекрестный огонь противотанковой артиллерии, вся бронетехника была уничтожена в течение нескольких минут, а пехота подверглась массированному минометному обстрелу, и попытка захватить вторую линию окопов закончилась парой десятков трупов и яростными попытками связаться со штабом полка и вызвать подкрепление. Радиосвязь не работала, а посыльных отстреливали русские снайперы, которые даже ночью умудрялись расстреливать одиночные цели…

Судя по общей картине, только на этом участке удалось достичь более-менее приемлемых результатов, и немецкое командование бросило основные резервы, пытаясь переломить ситуацию в свою пользу. Учитывая данные авиаразведки, тяжелой техники у противника на этом, залитом кровью пятачке не было, поэтому массированный удар был нанесен именно здесь, где была более или менее удобная местность для применения танков и бронеавтомобилей…

Подтянутая артиллерия снова открыла огонь, и рядовой Ганс Краузе, услышав свисток оберлейтенанта, подхватил карабин, выбрался из воронки и, пригнувшись, побежал в сторону русских окопов. Мимо, в свете горящих артштурмов, громыхая железом и ревя двигателями, неслись восемь T-III и три T-IV. Когда до первой линии русских окопов оставалось не больше двух десятков метров, Краузе повернул голову назад и увидел, как из небольшой лощины, где они сами недавно отсиживались перед атакой, выдвигаются солдаты последнего, резервного полка дивизии и сразу разворачиваются в плотные цепи. Один за другим в лощине и на поле, где сконцентрировались силы разворачиваемого для атаки немецкого полка, вспыхнули несколько необычных шарообразных взрывов, поглотив множество немецких солдат. Звук боя тут же изменился. Со стороны русских укреплений в небо потянулись огненные стрелы, что было очень похоже на стрельбу реактивного миномета Nebelwerfer, но стрелы все шли и шли, и где-то сзади, где были расположены батареи дивизионной артиллерии, начало разгораться зарево.

За несколько мгновений оставшись без подкреплений и артиллерийской поддержки, немецкие командиры тем не менее не растерялись и бросили оставшиеся силы в отчаянную атаку.

Впереди гремели выстрелы и танки, чуть обогнав пехоту, перескочили через окопы и понеслись мимо горящих танков и бронетранспортеров в сторону второй линии русской обороны. К бегущим за танками солдатам второго батальона присоединились оставшиеся солдаты первого, и вся эта силища в едином порыве уже готова была прорвать оборону и выйти в тыл обороняющимся русским войскам.

Такое впечатление, что начался дождь: с двух сторон к атакующим немцам потянулись струи огня, разрывая на куски все, что было на поле. Полнокровный батальон буквально за несколько секунд прекратил свое существование. Танки с разбитыми приборами наблюдения, с разорванными гусеницами и разбитыми катками останавливались, и три из них уже пылали яркими кострами. Снаряд попал в бегущего рядом Алекса Штельнома, разорвал его на части и залил горячими ошметками рядового Краузе с ног до головы. Упав на колени и яростно оттирая глаза от вязкой жижи, Ганс почувствовал тупой удар в грудь и отлетел назад в неглубокую воронку, где на несколько мгновений от боли потерял сознание. Придя в себя, он увидел фантастическую картину: горящие немецкие танки, поле, заваленное трупами солдат Вермахта, и приземистые длинноствольные монстры, несущиеся прямо по полю, ведя огонь из своих длинных пушек. За ними появились несколько колесных бронетранспортеров, очень похожих на немецкие Sd.Kfz.231, но более приземистые и непривычные по своим обводам. Они непрерывно обстреливали пулеметами из своих небольших башенок поле и немногочисленных оставшихся в живых немцев, которые в панике убегали…

Краузе пришел в себя уже после рассвета и, открыв глаза, увидел невдалеке стоявшую камуфлированную грязно-белую боевую колесную машину и двух человек в странной пятнистой форме со множеством длинных карманов на груди, с необычным снаряжением и с автоматами неизвестной конструкции. Один из них, постарше, озабоченно рассматривал T-IV, развороченный бронебойным снарядом, как консервная банка, а второй, помладше, что-то восторженно говорил. Ганс не понимал языка, но общее настроение он понимал: они победили, и как когда-то, несколько месяцев назад, они, солдаты Великой Германии, рассматривали подбитые русские танки и валяющиеся тела убитых танкистов, так сейчас эти русские любуются телами солдат Вермахта и уничтоженной техникой с черными крестами…

— Командир, никогда не думал, что "Шилка" работает, как метла. Смотри, две установки по одному проходу — и целый батальон фрицев на фарш извели.

— Ага, а сам? Я же тебя просил заряды объемного взрыва послабее ставить, так нет же, решил выпендриться. Теперь они точно начнут копать, что тут за оружие применили. Хорошо, что удалось прорваться и захватить места, которые "Градом" накрыли. Сейчас энкавэдэшники собирают все обломки.

— Все равно классно получилось: там, где сказали, что фрицы будут концентрироваться для атаки, поставил закладку из боеприпаса объемного взрыва, как пошли, я и рванул. Считай, целую роту слизало. Да и остальные неплохо создали огненный вал. Все равно, Командир, классно получилось, за ночь две дивизии разгромили.

— Санька, ты рыбаком был когда-нибудь?

— К чему это ты, Командир?

— Да смотрю, у тебя к вечеру уже две дивизии будут уничтожены, а к завтрашнему дню все три…

— Да ладно, Командир…

Тут взгляд молодого остановился на глядящем на них Краузе.

— О, Командир, смотри, вроде живой.

Старший, глянув на немца, брезгливо скривился.

— Блин, и что? Добить хочешь?

— А надо?

— Вон охране из местных скажи.

Молодой что-то крикнул, к ним приблизились несколько русских в форме войск НКВД, Краузе узнал, так как их инструктировали по этому вопросу, и один из них приблизился, усмехнулся в усы и тихо сказал:

— Патрон на тебя, бисов сын, еще тратить…

И воткнул в грудь немцу тонкий штык.

* * *

В наших интересах было полностью закрыть тему Бориспольского плацдарма, потому что мне нужна была фокусирующая линза, которая стояла на установке, обеспечивающей связь окруженной под Киевом группировки. Через три дня неимоверных усилий наконец-то удалось полностью эвакуировать советские войска из-под Киева в Севастополь. Тем самым была решена проблема, которая не давала покоя и держала наше развитие.

На следующий день я с чистой совестью демонтировал фокусирующую линзу с установки и в сопровождении охраны перевез ее в бункер внутренних войск, где была построена большая установка.

В это же время неожиданно, даже можно сказать оперативно, вышел на связь полковник Лукичев. Он, получив информацию о нашей ситуации с группой спецназа СБУ, быстро среагировал и попытался уладить ситуацию. Но, к его удивлению, планы по уничтожению крымской группировки майора Оргулова были приостановлены, и причиной этому оказался достаточно жесткий ультиматум со стороны российских властей. А точнее, от высшего руководства группировки войск ФСБ, что не могло не настораживать. От себя Лукичев спрашивал, каким образом мы смогли пересечься с этой весьма непростой организацией, и не связано ли это с нашими основными делами. Пришлось ответить, что у нас был контакт с представителями этой организации на чужой территории.

Лукичеву больше ничего объяснять было не нужно, он так понял, что где-то в других мирах засветились ребята ФСБ, и это сразу вызвало множество вопросов. А мне пришлось собирать срочное совещание руководства нашей организации.

План обороны города и особенно спецобъектов, который мы уже давно разработали и в большей части реализовали, предполагал возможность отражения наступления не менее дивизии противника. Поэтому особого страха перед возможной войсковой операцией мы не испытывали. Проблема была в другом: в нынешних условиях более опасными были мелкие разведывательно-диверсионные группы, передвижение которых было очень трудно контролировать. Исходя из этого, решили по возможности увеличить количество вибросейсмических датчиков систем стационарной охраны и где только могли расширяли систему видеонаблюдения и контроля. Но это были только полумеры. Успешно работала наша контрразведка, вербуя среди независимых групп агентуру, которая должна была оперативно извещать о любом появлении новых людей.

Совещание продолжалось уже несколько часов. Сначала выслушивали доклад капитана Васильева о проделанной работе по восстановлению и комплектованию наших бронетанковых сил. По поводу ближнего круга работал капитан Строгов, который в привычной для него весьма жесткой, но эффективной манере сотрудника НКВД, подкрепленного современной техникой, проверял всех, кто имел хоть какое-то отношение к системам перемещения во времени, особенно это касалось научных кадров. Под конец, выслушав доклады всех заместителей, выступил и я, подводя черту.

— Значит, так, вы все видите, что вокруг нас все больше сжимается кольцо, и в ближайшее время в этом регионе начнутся боевые действия с применением тяжелого вооружения, вплоть до ядерного оружия, чтобы технология перемещения во времени не попала в чужие руки. Этого как раз можно ожидать от наших российских друзей.

Выдержав паузу, чтобы все собравшиеся ощутили момент, продолжил уже деловым тоном:

— Поэтому на повестке дня операция по эвакуации местного населения в кратчайшие сроки. Второе. Очень важно отслеживать любые изменения поведения обслуживающего персонала, потому что на месте противника я бы постарался навербовать людей именно среди них. Ограничить бесконтрольное перемещение и обязательно отслеживать места, где бы завербованные агенты могли бы пересекаться со своими кураторами. Как мне кажется, самое лучшее место для таких контактов это наш Рынок… Дальше. В игру вступила Россия, точнее, то, во что переродилась после войны их ФСБ, и, судя по имеющейся информации, возможностей нам навредить у них немало, вплоть до атомной бомбардировки. Они уже однозначно заявили Киеву о своих интересах в Крыму. Это говорит о том, что те люди, кто разработал большую установку перемещения во времени и отправил в СССР сорок первого года группу капитана Ненашева, в курсе наших славных дел. Самое вероятное, это появление в самое ближайшее время их разведгрупп в Крыму. Это могут быть рейдовые группы, перешедшие через Керченский пролив, это могут быть группы, присланные морем на какой-нибудь атомной подводной лодке, которые у России должны были обязательно сохраниться после глобального ядерного конфликта. Цель этих групп может варьироваться от установления дружеских контактов, учитывая, что собственную установку и, скорее всего, весь ученый состав они потеряли, и до рекогносцировки на местности для последующего целенаведения бомбардировщиков, крылатых или даже баллистических ракет. Я не исключаю возможности, что в России до сих пор сохранились и стратегические бомбардировщики, они могут перебросить разведку в самое ближайшее время. Поэтому требуется максимально ужесточить контроль над новыми людьми. Но основное это, конечно, экстренная подготовка к полной эвакуации, поэтому в качестве главной задачи стоит постройка большего транспортного портала с высокой степенью селективности пространственных координат. В ближайшее время Москва сорок первого года должна передать перечень своих предложений по использованию нашего мира в их производственном цикле. Естественно, без помощи и силовой поддержки мы не сможем им помочь в этом. Поэтому предлагаю произвести расчет необходимых сил для контроля над территорией Крыма, хотя, как мне кажется, если информация о существовании установки перемещения во времени дойдет до сверхдержав, то сначала кто-то самый резвый попытается захватить, а другие, чтобы помешать, нанесут ядерный удар. Я это пытался донести до руководства СССР, но они пока считают, что из-за нашей малочисленности с двумя-тремя полками, вооруженными нашим оружием, можно будет удержать Крым в своих руках, а потом последовательно прибрать к рукам ресурсы Одесской, Херсонской и других областей, прилегающих к полуострову.

Со следующего дня у нас началось сумасшедшее время. Я не вылазил из бункера с большой установкой, которую наконец-то удалось запустить, провести фокусировку линзы и начать поиск подходящего канала в сорок первый год. Для этой установки, где использовалась совершенно иная энергетика, пришлось разрабатывать совершенно новые алгоритмы распределения по пространственным координатам в точках выхода на той стороне. Если повезет, то у этой установки будут совершенно иные возможности по пространственному ориентированию.

Еще через день, когда установка вышла на рабочий режим, с особенной легкостью нащупал этот канал и сделал первое полусекундное подключение. Порядок работы у нас уже был давно отработан, поэтому еще через два часа я наконец-то нащупал нормальную центральную рабочую точку.

Выключение системы проходило буднично, только охрана получила особые инструкции, и все подходы уже были перекрыты согласно инструкции по охране особой зоны. Стандартный набор для установки перемещения во времени: выдвижные мачты с управляемой видеокамерой и всенаправленной антенной уже давно были готовы и проверены. Я, как обычно, провел сначала полусекундное включение, после которого долго тестировал систему, потом секундное и опять тесты. Двухсекундное, и опять тесты, и так, пока стабильная работа системы не будет доведена до двадцати минут. Но все это время приходилось постоянно контролировать температуру колебательных контуров, резонаторов, накопителей и силовых кабелей. К концу дня можно уже было сделать вывод, что работа всей системы пока особых нареканий не вызывает, сказывается немалый опыт конструирования и постройки такого рода систем.

Учитывая особый характер перемещений во времени, в помещении с установкой был установлен полный карантин. Для проведения биологических тестов, как это было у нас принято, из основной базы специально привезли Марину со всем набором полевого диагностического центра. Включив в очередной раз установку, мы взяли пробы воздуха с той стороны, и пока Марина не дала добро, установка стояла отключенной.

Ну вот, разрешение науки получено, и я наконец-то включаю установку в рабочий режим и, осторожно двигая джойстиком управления, вывожу на ту сторону мачту с видеокамерой и всенаправленной антенной. Как показывает камера, там уже день, и ясно видно раскинувшуюся бескрайнюю степь, припорошенную снегом. Пока камера передавала картинки окружающей среды, вокруг точки выхода комплекс радиоэлектронной разведки сканировал радиоэфир.

Включив мощный радиопередатчик, подключенный к выносной антенне, я выбросил в эфир мощный тестовый сигнал, по которому мы должны были хотя бы приблизительно определить место выхода в этом мире. Севастополь и Московский центр наблюдения, хотя с некоторым трудом, но сумели выловить сигнал, мощность которого была удивительно слабенькой, что говорило о достаточно большом удалении точки выхода от привычных нам мест. Судя по пеленгу, точка выхода находится где-то в районе бескрайних степей Казахской ССР, что в некоторой степени не могло не радовать: уж там-то точно не будет ни немцев, ни англичан, ни пиндосов.

Но я не хотел терять время и самым настойчивым образом продолжал более точно определять точку выхода. Проведя несколько измерений и запеленговав московское радио, определил, что основная, как я ее теперь буду называть, нулевая точка выхода находится чуть южнее города Оренбург. Это не могло не радовать, учитывая, что город является крупным железнодорожным узлом и никоим образом не попадает в зону оккупации немецкими войсками. После того как эта информация ушла в Москву, я начал испытывать новую систему позиционирования портала на местности, но мне удалось нащупать только две точки из восемнадцати возможных. Ну и этого было достаточно, чтобы понять, что моя система работает.

Высадив десантную группу под Оренбургом, немедленно приступили к оборудованию самого настоящего укрепрайона. Москва как-то особенно быстро сообщила, что в горотдел НКВД Оренбурга пошла срочная шифровка с однозначным приказом по полной поддержке и особых полномочиях майора государственной безопасности Кречетова, что должно было сразу убрать любые проволочки и проблемы с местными безопасниками.

Теперь все шло вполне мирно и цивилизованно: выгрузив две машины советского производства, которые мы прихватили при эвакуации войск с Бориспольского плацдарма, собрали группу во главе с капитаном Строговым и отправили в Оренбург для установления связи с местными. В это же время Москва сообщила, что направлена специальная группа для обеспечения нашей безопасности, чуть позже пришла поздравительная телеграмма от Верховного главнокомандующего с благодарностью и извещающая, что майору Оргулову присвоено звание Героя Советского Союза.

Пока было время, мы выгнали пару бульдозеров и стали рыть позиция для танков, капониры для бронетранспортеров и артиллерии, сразу готовить места для блиндажей. Одевшись в обычные зимние пятнистые бушлаты, я, Санька Артемьев, капитан Васильев вышли на ту сторону и смотрели на работающую в поле технику из будущего. Интересно было наблюдать, как в покрытую снегом степь прямо из воздуха скатываются необычные тяжелые гусеничные машины и, взревывая мощными двигателями, срезают слоями грунт, роют огромные окопы для танков. На меня почему-то навалились тоска и усталость. Так всегда бывает, когда долго готовишься к экзамену, мучаешься, страдаешь, а потом, наконец-то сдав его, испытываешь душевную пустоту. Вот так и у меня сейчас, хотя Вадик Васильев сумел отвлечь меня простым, но весьма интересным вопросом:

— Сергей, скажи, а можно настраивать установку, допустим, не по географическим координатам, а на какой-нибудь мощный маяк. Вот сейчас под Вязьмой окружена большая группировка советских войск, и нам желательно туда пробить портал, а если сделать что-то типа маяка, сбросить туда на парашюте.

Увидев мой заинтересованный взгляд, он воодушевленно продолжил:

— …Пробиваем портал и начинаем эвакуировать людей по бориспольскому сценарию, предварительно вломив немцам.

Неожиданно для самого себя я встрепенулся. У меня появилась цель, ради которой можно снова не спать сутками, просиживая за компьютером. Ведь как просто — забросить маяк и на него выводить портал. Тем более, что может быть важнее спасения жизней наших предков? Сотни тысяч окруженных попадут в концлагеря, и большая часть из них просто умрут от недостатка питания, от побоев, от непосильной работы. Я давно задумывался над проблемой спасения советских военнопленных — пять миллионов жизней это же немало, поэтому так или иначе эту проблему придется решать, и наводимые по маяку порталы достаточно неплохая возможность хоть так подкорректировать историю.

После принятия решения я снова погрузился в мир графиков, формул и лихорадочно искал техническое решение поставленной задачи. Временно, ради решения этой проблемы пространственно-временного маяка для точной наводки порталов, я даже отложил разработку системы помех, чтобы сохранить за нами монополию на перемещение во времени. Помимо всего прочего, поддавшись на уговоры своих соратников, я запросил у руководства СССР передать нам во временное пользование два легких самолета-разведчика, которые можно было бы разобрать и провести через портал. Так получилось, что из-за войны в нашем времени малой авиации, которая могла бы нам пригодиться, вообще не осталось, а проводить поисковые операции на просторах степного Крыма при поддержке легкого самолета-разведчика становилось необходимостью. Как вариант, я хотел нагрузить наших конструкторов собрать систему дистанционного управления и гонять эти тряпочно-деревянные конструкции в качестве разведывательных беспилотников, и при необходимости наносить ракетно-бомбовые удары по обнаруженным целям.

Возможностей было море, главное — не останавливаться на своем пути, но проблема жуткого дефицита времени не давала мне покоя. Поэтому, глубоко вдохнув холодный степной воздух, стерев с лица налипший и подтаявший снег, я, в сопровождении двух охранников, пошел в сторону уходящего прямо в воздух металлического моста.

Глава 15

Наконец-то ситуация стабилизировалась. Открыв портал в приемлемой и, главное, безопасной местности, мы отнеслись к этому весьма благосклонно и сразу стали оборудовать поселок. Сразу начался монтаж сборно-щитовых конструкций, энергостанции на основе нескольких мощных дизель-генераторов, мощной радиостанции, казармы, и мы даже умудрились построить баню. В отдельно вырытом окопе уже стояла на боевом дежурстве единственная наша "Тунгуска" и на постоянной основе контролировала воздушное пространство вокруг нашего лагеря.

Уже через три дня специальные части НКВД, в срочном порядке присланные в эти степи, начали активное строительство оборонительных укреплений по большому радиусу вокруг нашего поселка. К тому же началось возведение взлетно-посадочной полосы и вместительных ангаров для самолетов. На этот раз все делалось добротно, качественно и надолго. От Оренбурга началась прокладка специальной железнодорожной ветки, а пока ее не достроили, в нашу сторону пошел поток машин, которые выгружали многочисленные грузы в строившиеся ангары. Теперь не нам передавали из Севастополя продукты, горючее и боеприпасы, а наоборот — мы поставляли все необходимое в осажденный город. Колонны тяжело груженных грузовиков постоянно крейсировали между Молодежным, где стояла установка с проходом в Севастополь, и Симферополем с порталом в оренбургскую степь. Для соблюдения секретности вокруг точки выхода возле Оренбурга начали строить большущий ангар, чтобы скрыть появление из воздуха техники и людей.

Через два дня у меня наконец-то сформировалось некоторое представление о системе пространственно-временной пеленгации, и, сделав первые наброски экспериментальной установки, я начал грузить поставщиков. Распределив заказы по запчастям среди наших поисковых групп, дал задание специалистам на конструирование и монтаж необходимой электроники, начал сборку первого макетного образца маяка.

Примерная конструкция маяка начала вырисовываться, и ее вес должен был отличаться от веса какого-нибудь полупроводникового приемника. Тут счет шел на сотни килограммов. Поэтому пришлось самому разрабатывать тактику применения такого рода оборудования, и было абсолютно ясно: у нас пока не хватало мощного, защищенного скоростного средства доставки маяка в нужную точку мира. Вот тут мне снова пришлось обращаться к полковнику Лукичеву, который уже несколько месяцев тщательно готовил свой переход в Крым. Только вчера я известил его, что мы получили надежный переход в безопасную зону, и на позитивной волне начал клянчить что-то типа МИ-24 или МИ-8. Мечтать оно не вредно, но полковник обещал что-то придумать, тем более в реалиях того мира наличие боевого вертолета будет весьма весомым аргументом, хотя при этом и возникает множество проблем с обслуживанием.

В это же самое время Санька Артемьев выполнял мое поручение и в течение двух недель по-тихому сделал заготовки для четырех установок путешествия во времени. База боевиков, которую недавно разгромили, уже была переоборудована для наших целей. Санька с двумя доверенными людьми уже там залил постамент и начал сборку первый установки. Несмотря на такое использование, база снаружи выглядела разрушенной и покинутой, при этом многочисленные взрывающиеся ловушки сумели остудить пыл любых любителей покопаться в развалинах. Тем более через несколько дней там нашли несколько трупов, посеченных поражающими элементами взрывных устройств, явно входящих в разыскиваемую нами группировку противника. В это же время в горах был найден небольшой домик, в подвале которого собрали вторую установку. Учитывая интенсивность боев в прошлом, по-тихому со складов были списаны несколько десятков новеньких автоматов, винтовок и пулеметов, также неизвестно куда ушли несколько безоткатных орудий, три десятка гранатометов и ручных противотанковых огнеметов. Мы сильно не ограничивали себя в запасах боеприпасов, продуктов, горючего, особенно если учитывать, что все движения имущества проходили под моим личным контролем.

И я и мои соратники по заговору прекрасно понимали, что в случае если обстановка выйдет из-под контроля, у нас было несколько мест, где можно было бы на время спрятаться, пересидеть и уйти в прошлое.

Именно в это время я, капитан Строгов, Артемьев, Васильев, Вяткин, Малой, Миронов и многие из тех, кто был со мной с самого Могилева, были вызваны в Москву. Несмотря на осадное положение, тяжелую ситуацию на фронте, нам устроили настоящий прием, и лично товарищ Калинин удостоил всех правительственными наградами. Хотя положение было невеселое, и по моему требованию нас гоняли в Москву тремя партиями, чтобы не оголять охрану бункера в нашем времени. Лично мне повесили на грудь давно ожидаемую медаль "Золотая Звезда" и орден Ленина. Санька Артемьев получил Красную Звезду, Строгов орден Красного Знамени. Все, кто был со мной, не остались без наград, тут Сталин поступил мудро. После мероприятия поздравил с выполнением особо важного задания и пожелал и дальше столь же продуктивно выполнять свой долг по охране Родины. Напомнил о недавних операциях, где в упорных боях под Борисполем только нами по совокупности были разгромлены две полевые дивизии Вермахта. Мы в Москве пробыли всего день, но проявив некую настойчивость, я снова встретился с Берией, хотя он очень спешил, но в свете последних событий отложил все дела и смог уделить полчаса времени.

Выложив ему свои соображения по поводу системы пространственно-временных маяков и тактики их использования в свете последних событий, я его несказанно заинтересовал. Я пояснил, что, соблюдая давние договоренности, прекрасно понимаю, что такие новинки обязательно должны проходить через Берию. Поэтому даже не стал доверять информацию защищенным каналам связи, сначала пошел к нему, прежде чем доводить такую стратегическую информацию до Верховного. Нарком внутренних дел это оценил и, подняв трубку внутреннего телефона, вызвал адъютанта и отменил свою срочную поездку. Блеснув стеклами пенсне, он с интересом уставился на меня, так разглядывал секунд двадцать и, явно волнуясь, с сильным акцентом сказал:

— Умеете вы удивлять, Сергей Иванович. Ну что мне с вами делать?

Возможность спасения тысяч советских людей, военнопленных, заключенных концентрационных немецких лагерей, численность которых измерялась миллионами, его не сильно заинтересовала, а вот нанесение неожиданных ударов в том месте, где они укажут, воодушевила его. Выяснив для себя некоторые технические подробности и пообещав в ближайшее время прибыть в Оренбург и поговорить об этом, Берия культурно выпроводил меня, а сам, подпрыгивая от нетерпения, рванул на доклад к Верховному.

Снова полет, снова сквозняки в самолете, и уже на следующий день мы были в Оренбурге, где нас быстренько погрузили в ожидающие джипы. Пара часов по разбитым дорогам — и мы дома…

Но события пошли, точнее, понеслись по такому сценарию, что полковник Лукичев сам вышел на меня в срочном порядке. Как оказалось, воздушное пространство Украины до сих пор мониторили несколькими действующими радиолокационными станциями. И два дня назад они зафиксировали пролет высотной скоростной цели со стороны России, снизившейся и прошедшей над Крымом. Потом, набрав высоту, вернувшейся. Судя по этому, была проведена высадка разведывательно-диверсионной группы. Получив эту информацию, мы подняли на уши всех и начали ждать появления гостей. То, что это привет из России, никто не сомневался. По слухам, у них сохранились несколько стратегических бомбардировщиков, и, видимо, один из них, они решили задействовать, чтобы хоть как-то взять под контроль ситуацию в Крыму. Вопрос в том, какие цели преследовали посетители. Предстояло узнать: или это для установления личного контакта, или предварительная разведка для последующего нанесения удара и захвата установок, или просто решили сгонять в Крым, чтобы погулять на засыпанной радиоактивным снегом набережной Ялты.

Наши поисковые группы получили задание на поиск группы специального назначения, принадлежащие российским войскам, при этом было строго-настрого приказано не вступать с ними в бой без крайней необходимости, но этого и не понадобилось.

На связь снова вышел полковник Лукичев, который в последнее время сильно дергался, поняв, что на горизонте нарисовались очень серьезные ребята, и шансы прибрать к рукам всю систему путешествия во времени у него резко падают. Он слил информацию о том, что из нашего района было несколько коротких передач через проходящий в это время над Крымом уцелевший во время войны спутник связи Российской Федерации, принадлежащий армейской спутниковой группировке. После этого прошли еще сутки, и от одной из поисковых групп пришло сообщение, что на связь вышли люди, специально присланные для установления контакта с капитаном морской пехоты Российской Федерации Оргуловым. Вот это сюрприз. Этой фразой меня буквально пригвоздили к стулу. Видимо, тут нарисовались не представители ФСБ, которых мы ждали, а посланцы армейцев РФ, имеющих тоже немалый вес и, видимо, получивших кое-какую информацию и решивших получить свой кусок счастья и вмешаться в грызню вокруг непонятных телодвижений ФСБ относительно Крыма.

Немного подумав, я решил сам встретиться один на один с посланцем военной группировки Российской Федерации, хотя все-таки ждал появления представителя руководства ФСБ. Прибывшие ребята шли целенаправленно на контакт, поэтому изначально передали частоты радиосвязи, поэтому организовать встречу с командиром посланцев не представляло труда.

Учитывая, что я им был нужен, а не они мне, сразу начал диктовать условия, поэтому командир группы был встречен, обезоружен, проверен на наличие всякого рода подслушивающих, подглядывающих или наводящих устройств, и только после этого его провели в один из опорных пунктов. Встречаться с ним в бункере, где находится установка перемещения во времени, я не хотел. Мы разместились в отдельной комнате и некоторое время изучали друг друга. Передо мной сидел весьма опытный и опасный человек, чем-то он мне напоминал начальника разведки нашей бригады во время гражданской войны: такой же жесткий, спокойный, оценивающий взгляд профессионала. Он был седой, на правой щеке ярко выделялся недавно заживший шрам. Облик настоящего боевика, а не кабинетного вояки подчеркивала подтянутая, жилистая фигура рукопашника, что говорило об образе жизни, связанном с постоянным движением. Как это принято у нас, для гостя накрыли небольшой стол, но по моему приказу там выложили еду только из армейских рационов длительного хранения из нашего времени, чтобы не насторожить гостя. Обойдется без натуральных продуктов, притащенных из прошлого, самим не хватает. Но я не смог отказать себе в удовольствии выпить свежезаваренного кофе, поэтому к серьезному разговору приступил, отхлебывая ароматный напиток. Гость же от угощений мягко отказался.

— Добрый день, вы — капитан Оргулов.

Он не спросил, просто констатировал факт, видимо, уже был ознакомлен с моим личным делом и видел мои фотографии.

— В общем, да, только уже не капитан, а майор.

Он удивленно поднял бровь.

— Полковник Семенов, отдел специальных операций Главногоразведуправления генштаба Министерства обороны Российской Федерации. Насколько я знаю, вообще-то очередного звания вам не присваивали. Вы что, один из тех, кто пользуется неразберихой, становится маленьким царьком и начинает тебе вешать на погоны незаслуженные звездочки?

Несмотря на шутливость вопроса, я уловил в нем некую насмешку или даже презрение. Пришлось отвечать.

— Если был бы таким, уж наверняка себе генеральские звезды понавешивал для солидности. В наше время скромность не лучшее качество для выживания…

Он усмехнулся, все также пронзительно глядя на меня, и сказал:

— Вот как раз это и удивляет, потому что не соответствует вашему психологическому портрету. Так откуда у вас майорские звезды?

— Мне майорские звездочки присвоены по праву, теми людьми, у которых есть полномочия назначать и снимать генералов, поэтому давайте тему моего звания опустим и начнем разговор, ради которого вас сюда перебросили, задействовав, может быть, единственный, стратегический бомбардировщик. Уж не думаете ли вы, что ваше появление и для нас было сюрпризом?

Это его немного задело, видимо, он считал, что их переброска в Крым осталась незамеченной, а я с интересом, даже с усмешкой наблюдал, как он пытается просчитать, откуда была утечка информации. Неужели от конкурентов или кто-то из его организации слил информацию? Пришлось его немного встряхнуть.

— Полковник, не мучайтесь, просто здесь, на Украине все не так запущено, и даже сейчас, правда в урезанном варианте, воздушное пространство контролируется средствами ПВО, и, естественно, ваш пролет на дальнем бомбардировщике, его снижение над Крымом не остались незамеченными. С нашей стороны было разумно предположить, что произошла выброска разведгруппы, и, учитывая характер задействованных средств, весьма непростой группы. Ну а дальше дело техники: сориентировали патрули на ваш поиск, дали команду не открывать огня без особой необходимости. Надеюсь, вы оцените такое отношение, хотя, если честно, мы ждали ваших конкурентов.

Это ему не понравилась, но он держал себя в руках и как бы между прочим поинтересовался, правда, неприятно прищурив глаза, как перед выстрелом в противника:

— Вы с ними плотно контактируете?

— Не беспокойтесь, ни с руководством ФСБ, ни с вашим руководством я не общаюсь. Просто была информация о скором прибытии посланцев, для установления контакта.

Это был выстрел наугад, но судя по реакции Семенова, попал я в самое яблочко. Полковник тем не менее решил привести очень серьезный, по его мнению, довод:

— Сергей Иванович, вы же до сих пор являетесь действующим офицером Вооруженных сил Российской Федерации.

Я на него удивленно посмотрел. Он что, шутит? Вроде весьма умный собеседник, наверное, решил на прочность проверить.

— Это меня к чему-то обязывает?

— Конечно, беспрекословное выполнение приказов это основа любой армии мира.

Меня такой разговор начал напрягать. Он что, пытается построить меня или подмять под себя авторитетом? Поэтому пришлось сразу расставить точки над "і".

— Товарищ полковник, давайте не будем играть в солдатиков, и вы мне скажете, какого лешего вы сюда приперлись. И не старайтесь меня построить, вы прекрасно понимаете и наверняка осведомлены, что у меня есть определенное положение и некие обязательства перед людьми, которые мне доверили свои жизни. И становиться пешкой в ваших политических играх, так сказать на пепелище, я не собираюсь. Говорите, что нужно, а мы будем принимать решение: помочь вам, отказать или просто надавать по голове, чтобы не тратили наше время, уж поверьте, сил и средств — хватит.

Посланец оказался не дураком и права качать сразу не стал. Он опять посмотрел на меня, как бы прикидывая, что лучше со мной сделать и как выполнить поставленную задачу, но сдержался:

— Нам нужен груз, вывезенный вашей группой перед самым началом ядерных бомбардировок из Новороссийска, и профессор Кульчицкий, который находится у вас.

Ну, по первому пункту понятно и ожидаемо, а вот про профессора Кульчицкого я что-то не мог понять. У меня складывалось впечатление, что, видимо, вояк кто-то качественно разыграл. А учитывая, что тут везде проглядывали ушки ФСБ, то это была явно операция по дезинформации конкурентов. Пришлось импровизировать.

— По поводу груза — не получится. Там все слишком запутано и реально, не вы хозяева этого груза. Настоящие хозяева, судя по вашей нервозности и скорости, с какой вас перебросили в Крым, должны появиться в ближайшее время, а вот по поводу профессора Кульчицкого я что-то не понял.

Увидев недоверие на его лице, продолжил:

— Я даю слово офицера, что первый раз слышу про этого человека.

Полковник был немного озадачен. Он видел и понимал, что я не вру.

— Вы уверены по поводу профессора?

— На сто процентов, хотя у нас тут есть бункер, где прятался научный состав местного университета, но ни о каком Кульчицком там никто и никогда не слышал. Поверьте мне, я сам заканчивал этот университет в свое время и многих там знаю, тем более когда делали перепись людей, такой фамилии там точно не было. Может, он проходит под легендой, тогда дайте фотографии или словесный портрет и будем искать.

Чуть запнувшись, чтобы набрать воздуха, я продолжил:

— Может, поясните, в чем, собственно, дело и что это за херня творится, ради которой через полмира гоняют дальний бомбардировщик и присылают группу спецназа. Причем в лучших наших традициях: искать то, не знаю что.

Полковник задумался, прикидывая, что мне можно говорить, а что нет. Но, видимо, его возможности и, главное, сроки для решения поставленной задачи были предельно жесткие, и он решил сделать последнее уточнение:

— Скажите, майор, а кто вам все-таки присвоил звание?

— Это вас так интересует? Ради этого вопроса прилетели, чтобы наказать меня?

— Это так, к слову. Скажите, а какие у вас отношения с Федеральной службой безопасности? По моим данным, вы с ними никак не контактируете.

— И по моим данным, тоже никак не контактирую.

— Но тем не менее они специально отправили атомную подводную лодку с группой спецназа ФСБ, чтобы забрать у вас профессора Кульчицкого.

А вот это новости: атомная подводная лодка в Черном море весьма мощный аргумент, тем более при наличии крылатых ракет вполне могут по корректировке наносить удары по нашим объектам, а это будет сильно напрягать.

— Полковник, давайте начистоту, чем это вам всем так дорог этот неизвестный профессор, который, по слухам, должен быть у меня?

— Я не могу разглашать такую информацию.

И что дальше делать? Придется его послать далеко и надолго, ведь не верит, сволочь, по глазам вижу.

— Ладно, полковник Семенов, или как там вас. Я давал слово, что вы не пострадаете, я его выполню. Вас отвезут туда, где взяли, и вернут все снаряжение. В будущем прошу не попадаться на глаза моим патрулям, будут стрелять на поражение. Больше нам говорить не о чем. Надеюсь, появятся ваши смежники и прояснят ситуацию.

Я встал, постучал в дверь, которая сразу открылась, показав четырех бойцов во главе с Санькой Артемьевым, ожидающих только команды ворваться в помещение и защищать мою жизнь. Но полковник не любил, когда последнее слово оставалось не за ним. Он поднялся и сказал:

— Сергей Иванович, нам, по-моему, есть о чем поговорить.

— Вы так думаете? А может, не стоит нас тут за лохов деревенских считать. Тем более у вас жесткие ограничения по времени, пока здесь не появятся посланцы ФСБ. Думаю, мне с ними проще будет договориться, во всяком случае, надеюсь на это. Так что, извините, товарищ полковник, я вас больше не задерживаю.

А вот тут в его глазах мелькнуло нечто такое, что заставило меня остановиться и снова закрыть дверь. Нет, это были не злоба и не ненависть, а скорее какая-то обреченность.

— Майор, чего ты хочешь?

— Правды, чего же еще.

— У тебя семья, дети есть?

Меня удивил вопрос. Такое чувство, что мне сейчас начнут политинформацию проводить. Но ведь человек-то не из тех, чтобы по ушам ездить.

— А то вы не знаете. Личное дело ведь читали.

— Какое будущее для них ты представляешь? Хочешь, чтобы загнулись на этой планете?

Насчет планеты очень интересна, поэтому как мог сохранил спокойное выражение лица и продолжил:

— Нет, конечно, а у тебя есть что предложить?

— Если поможешь мне, тебя не забуду, и когда начнет решаться проблема эвакуация с планеты, я тебе помогу.

Н-да, они меня что, совсем за идиота держат?

— А людям, которые со мной?

— Извини, им обещать не могу, тем более все и так зависит от тебя.

Меня, если честно, этот разговор начал напрягать. Полковник действовал точно так же, как я перевербовывал людей, присланных причинить мне вред, поэтому все же решил у него спросить:

— Что-то я не понял, что вы предлагаете? И какое место в этих планах занимает профессор Кульчицкий?

Полковник помялся, снова глянул мне в глаза и сказал:

— ФСБ разработали свою программу по эвакуации с планеты, что-то связанное с подпространственным пробоем на другую планету, и достигли определенных результатов. Профессор Кульчицкий занимает в этой программе ключевое место. Есть вероятность, что они испытали какой-то летательный аппарат и профессор оказался у вас здесь, в Крыму.

Более дебильного объяснения я еще не слышал и, не удержавшись, захохотал аж до слез.

— Хорошо, полковник, вы меня повеселили, давайте так, у вас есть фотография это профессора?

— Да, есть.

— Сделаем так: у меня здесь есть кучи личных дел, я предоставлю человека, и вы будете просматривать их в поисках вашего профессора, хотя я уверен, что вы не найдете нужного человека. Никаких летательных аппаратов за последнее время здесь не падало и тем более не приземлялось. Ищите, что могу сказать, но вот ваши надежды на другую планету — я не верю. У нас сейчас другие заботы: мы хотим построить производство и организовать поселения под стеклянным куполом. В бункерах мы рано или поздно умрем, точнее уже умираем.

— Может быть, что профессор находится в какой-нибудь банде, неподконтрольной вам?

— Все может быть, есть всякие ухари. Но отлавливать их у нас нет времени. Я дам команду моей контрразведке, чтобы прошерстила все на предмет наличия вашего знакомого, но результат не гарантирую. Поймите, полковник, мне это неинтересно, хотя вступать в конфронтацию с вами тоже особого желания нет. Потому что даже один бомбардировщик при желании может натворить дел, тем более если вы дадите ему целеуказание. Вы же для этого тут кругами ходили и рыскали вокруг наших баз?

В его глазах появилось что-то, напоминающее одобрение. Зауважал, гад.

— Я рад, что вы это понимаете, майор. Но как вы объясните, что в ФСБ уверены, что вы ключевая фигура, и поэтому именно к вам они послали команду эвакуаторов?

— Флаг им в руки, пусть ищут. Я их тоже обеспечу такими же полномочиями. Ищите. У нас вашего, точнее их, профессора нет. Можете все обыскать.

— Вы серьезно даете карт-бланш на поиски в ваших бункерах?

— Конечно, за исключением некоторых районов, но я даю слово, что это не имеет никакого отношения к полетам в космос.

А вот это ему не понравилось.

— Где гарантия, что вы просто не спрячете нужного нам человека где-то на отшибе?

— Я тоже думал об этом. Берете детектор лжи и начинаете проверять людей, спрашивая, видели ли они этого человека, хотя все это мне напоминает детский сад. Кстати, полковник, как вы собирались отсюда эвакуироваться?

— У нас есть свои возможности…

Он не стал заострять на этом внимание, меня снова это заинтересовало. Я решил подойти с другой стороны.

— Скажите, а как насчет того, чтобы поменять, допустим, продукты, горючее на вертолет?

Он удивленно сидел и смотрел на меня, как будто я попросил его расписаться за Филиппа Киркорова.

— Вы что, шутите так?

— Нет. Я говорю: нам нужен вертолет, лучше два. Предпочтительно МИ-24 или его более современная модификация, но подойдут и МИ-8, ну на крайний случай более ранние поршневые версии, но обязательно в работоспособном состоянии.

Его это реально заинтересовало.

— Я подумаю над этим, может быть, и договоримся. Если вы нам пойдете навстречу и дадите то, что нужно.

— А вот с этим как раз проблема. Нет у нас этого, и не было.

По окончании разговора полковника отвели в соседнюю комнату опорного пункта, вернули снаряжение и отвезли на то же место, где взяли. Как я понял, на этом первый раунд переговоров закончился, но то, что они будут мешаться под ногами и вынюхивать, не сомневался.

* * *

Бронированная дверь тамбура открылась и в тусклом свете ламп-экономок в коридор прошли два человека в камуфлированных костюмах химзащиты. Их встретили охранники, помогли раздеться и старшего из них, плечистого, плотного человека в армейском камуфляже, лет пятидесяти, в сопровождении охраны, проводили в отдельный кабинет, который занимал глава бункера и по совместительству нынешний начальник военно-морской разведки полковник Лукичев. Там, по уже давно заведенному обычаю, ждал накрытый стол, несколько бутылок водки, закуска: это была встреча двух старых боевых товарищей. Они долго разговаривали, вспоминая былые времена, ругали руководство, грустили о потерянных товарищах и жалели о будущем потерянного мира. Но насытившись и выпив водки для снятия стресса, гость, который представлял командование первой аэромобильной бригады Министерства обороны Украины, спросил хозяина:

— Ну что, Володя, ритуал мы соблюли, давай рассказывай, чего в гости звал и почему так срочно?

Лукичев загадочно улыбнулся, достал из банки консервированный огурчик, откусил его и, с особым удовольствием похрустев, спросил:

— Миша, скажи, ты вообще как дальше жить-то думаешь?

— Это вопрос конкретный или риторический? А то в последнее время интересные слухи ходят, что ты мутишь что-то. За еду и горючее у людей боевую технику вымениваешь, у меня тоже что-то хочешь получить?

Лукичев снова улыбнулся, давая понять, что и об этом он тоже думал.

— Почему бы нет, немного нужно…

— Что тебя интересует?

— Все, что можно: танки, пушки, БМП, БТР, оружие, боеприпасы, вертолеты, самолеты. Я все возьму.

Его гость озабоченно покачал головой.

— Володя, ты что, еще в войнушки не наигрался? Посмотри, что на улице творится. Куда дальше воевать, и так мир спустили в унитаз.

— Понимаю, что со стороны выглядит весьма странно, но пригласил тебя не для этого и спрашиваю о будущем тоже не просто так.

— Но я так и понял.

Скептически глянув на собеседника, гость сделал паузу и опрокинул стопку водки. Чуть скривившись и занюхав черным душистым хлебом, спросил:

— Что за заговор? Хотите все подмять под себя?

Лукичев отрицательно покачал головой.

— Нет, Миша, все намного серьезнее. Поэтому и хотел с тобой поговорить наедине.

— О как, ты меня заинтриговал. Это ведь не вербовка?

— Еще раз говорю — нет. Когда мне сделали такое предложение, я не смог отказаться, вот теперь я тебе, своему другу, хочу сделать такое же предложение, от которого ты тоже не сможешь отказаться.

— Почему?

— Миша, я ни капельки не жалею, потому что у меня есть надежда, и весьма реальная.

У обоих, несмотря на достаточно внушительное количество выпитого, хмеля не было ни в одном глазу.

— Поподробнее, пожалуйста, я слышал, там ходят слухи, что в Крыму объявились ребята, которые собираются вывозить народ на базу в Антарктиде.

— Ну, в принципе, мыслишь в правильном направлении, но там все намного серьезнее, и если я тебе сейчас все раскрою, ты будешь или со мной, нашим соратником, или я буду вынужден тебя ликвидировать.

Гость взглянул на хозяина, пытаясь понять, шутит он или нет, но жесткий взгляд Лукичева подтвердил его предположение — это не шутка, и все очень серьезно.

— Хорошо, Володя, что предлагают?

Лукичев сделал театральную паузу и медленно, чеканя каждое слово, стал говорить.

— Новый мир. Чистый. Радиации нет, но зато у наших детей будет возможность расти на солнце, дышать чистым воздухом, купаться в море и не вспоминать о противогазах, но там нужно немножко повоевать.

— Опять воевать с кем-то, не устали еще?

— Миша, ты посмотри, а потом будешь делать выводы…

Лукичев достал ноутбук, включил, набрал несколько паролей и, получив доступ к нескольким видеофайлам, запустил один из них. Оба человека, находящихся в этой комнате, которую несколько раз проверяли на наличие подслушивающих устройств, с интересом уставились на экран, причем один из них смотрел впервые, а другой уже в сотый раз…

На экране ноутбука разворачивалась интересная картина: по полю несутся несколько Т-64, им противостоят допотопные танки времен Второй мировой войны, и результат боя не вызывает сомнений. Немецкие танки взрываются, горят, разлетаются на куски при попадании тяжелых бронебойных снарядов. Потом камера показала атаку немецкой пехоты и контратаку обороняющихся, причем это были, судя по экипировке, бойцы современного спецназа. Съемки оказались настолько реалистичны, что полковник Щедрый Михаил Олегович, командир первой аэромобильной бригады Министерства обороны Украины буквально прилип к экрану, пытаясь понять, что это такое: фантастика или реальность.

Досмотрев фильм, он повернулся к другу и спросил:

— Володя, ну ради простой фантастики ты бы не стал меня выдергивать в срочном порядке? Давай рассказывай, что тут за события происходят?

— Миша, самое интересное, что я сам в это с трудом поверил. Представь, заставили меня послать группу в Крым, там какие-то россияне устроили передел собственности, побив местные банды, захватив полностью власть, при этом перетянув к себе все силы местной самообороны, включая остатки полка внутренних войск. Мои поехали туда, потом пришел сигнал, что группа полностью уничтожена и вроде как этими русскими. Я не поверил и для расследования втайне отправил туда еще одну группу со всеми средствами радиоконтроля. Оказывается, мои-то не все погибли и активно с этими русскими общаются. Хотя Киев настаивал, что именно русские мою группу на ноль помножили. Потом командир пропавшей группы, с соблюдением всех правил конспирации, появляется и начинает мутить народ. Ты его, кстати, знаешь, майор Дегтярев.

— Олег, что ли? Так вроде на него не похоже. Парнишка без гнили, свой.

— Он самый. Вот и я так подумал. А он начал по-тихому агитировать людей и вытягивать со складов оружие, боеприпасы, кучу снаряжения. И все это вывозилось на точку, где он затаился, снюхавшись с командиром отряда.

Щедрый покачал головой.

— Что-то не похоже на него, не его стиль своих кидать.

— Я дал ему возможность немного покуролесить и в самый неподходящий момент прижал его к стенке. Вот он и показал мне этот самый файл.

— Ну не тяни, рассказывай.

Лукичев, ухмыльнувшись, как Шахерезада, которая долго рассказывала сказки шаху, что у нее голова болит, что у нее критические дни, что на работе устала, продолжил:

— В Крыму объявился человек, майор Оргулов, наш бывший морпех, во время войны воевал с бандитами на стороне российской группировки в Севастополе, причем неплохо воевал. По нашей информации, перед самым началом ядерной бомбардировки был направлен со своей группой в Новороссийск для эвакуации секретного груза. Потом пропал и через долгий срок объявился. Вот и всё. Но оказывается, они там в Крыму построили машину времени и мотаются в сорок первый год, бьют немцам морды и захватывают боеприпасы, продукты, горючее. Вышли на связь с руководством СССР, слили им кучу информации и на этой волне начали дружить и, соответственно, помогать друг другу. Когда местная братва, недовольная таким раскладом, собралась и попыталась нагнуть Оргулова с его командой, с той стороны пригнали два батальона войск НКВД и навели такого шороху, что теперь против этого майора все пикнуть боятся. А это… — Лукичев кивнул в сторону ноутбука, — …он с бойцами спецназа внутренних войск и сводной танковой группой отметился под Киевом в сорок первом, вломив немцам, помешав завершить окружение киевской группировки Красной Армии.

— Если все это правда, то впечатляет. Ты веришь всему этому?

— А ты думаешь, откуда у нас свежее сало, мука на хлеб, водка. Все оттуда.

— И что дальше?

— Я Олега отпустил, даже отправил с ним свою невестку с внуком. И по моим данным, они уже в сорок первом году, живут за Уралом на чистом воздухе, нормально питаются, и им ничего не угрожает.

— А Сталин и Берия? А если в заложники возьмут?

— Они что, идиоты? Они, наоборот, рады принимать переселенцев и получать кучу технологической информации. При этом несколько наших людей уже тренируют их ОСНАЗ по нашим методикам. Оргулов им заслал кучу компьютерной техники, и теперь в каждом штабе фронта уже есть вычислительные центры, где как орешки щелкают большую часть шифрованной переписки Вермахта, в специальных подготовительных центрах функционируют танковые и авиационные симуляторы. В общем, народ развернулся на полную катушку, и руководство СССР вцепилось в них, буквально заваливая продуктами, горючим и при необходимости помогая силами.

— А если попытаются завладеть машиной времени?

— Пытались, но только получили по зубам. Эта парочка, Оргулов и Дегтярев, хорошо спелась. Оказывается, они еще с военного училища дружат…

— Так вот ты почему собираешь оружие и боеприпасы.

— Да, Миша, я готовлюсь сваливать отсюда и тебя приглашаю. Там, в Советском Союзе, найдется занятие для профессионалов. Хочешь стать родоначальником настоящих воздушно-десантных войск? А то там сейчас такое творится. В общем — думай.

— Володя, а что тут думать? Если это все правда, надо сваливать.

— Хорошо. Это я расцениваю как согласие. Прежде чем что-то делать, удали подальше нациков и начинай готовить своих бойцов, тех, в ком ты уверен. Особое внимание бронетехнике, если есть возможность, нужно достать авиацию: вертолеты, самолеты, средства ПВО. Все что можно забрать, забирай — пригодится. Ребята недавно под Киевом немцам навешали, так Оргулову Героя Советского Союза дали…

Лукичев выдержал паузу, давая другу возможность переварить информацию, и достаточно жестко продолжил:

— Но учти, Миша, за каждого человека, которого ты приведешь, будешь отвечать головой. Если у него перемкнет мозги на почве демократических свобод, и он побежит к немцам, американцам или англичанам и начнет рассказывать о будущем, будет плохо всем. Так что очень тщательно думай о подборке кадров.

— Володя, я понял, но хотелось бы убедиться, что это реальность.

— И для этого тоже я позвал тебя. Тут российские ГРУшники в Крыму нарисовались.

— Это то, что был пролет стратега над нашей территорией? Слышал, слышал.

— Ага, именно это. Тоже хотят примазаться, надо будет шугануть их, чтобы под ногами не путались.

— Ты предлагаешь в Крым смотаться?

— Да. Самому хочется глянуть.

Глава 16

Человек, который совсем недавно представлялся полковником Семеновым, сидел на чердаке уцелевшего во время войны коттеджа, а один из бойцов его группы развернул аппаратуру спутниковой связи, настроил и оставил командира одного. Естественно, это не была его настоящая фамилия, но он так давно привык жить под чужими именами, что с легкостью привыкал к ним. А вот звание было настоящим. Его представляли к званию генерал-майора, но война и ядерная бомбардировка затормозили процесс, а сейчас именно его послали выполнять это сверхважное и сверхсекретное задание, о котором, правда, уже знала половина Украины. Глянув на часы, полковник кивнул головой, убедившись, что наступает время пролета спутника, включил установку. Но связь удалось установить не сразу, и после долгих сорока секунд в трубке послышался чуть искаженный голос начальника:

— Береза-шесть, как слышите?

— Слышу нормально, Шатер.

— Как прошел контакт?

— По плану. Объект-один не проявлял никаких признаков агрессии, на контакт пошел сразу, настроен вполне дружелюбно, учитывая обстановку. По грузу полный отказ, ждет посланцев смежников.

— Что по фигуранту?

— А вот тут нестыковка. Судя по набору первичных реакций, он ничего не знает по фигуранту, но при этом скрывает что-то серьезное, причем это напрямую связано с грузом.

— Твои соображения?

— Груз, возможно, является утерянной частью проекта "Искупление", и Объект в некоторой степени сумел воспользоваться этим.

— Береза-шесть, вы что серьезно? Он же простой морпех.

— Шатер, вы невнимательно читали дело: до армии он закончил физфак университета и имеет классическое физико-математическое образование. К тому же здесь выжило достаточно много преподавателей местного университета. Думаю, в особых условиях, они могли воспользоваться Грузом под прямым контролем Объекта.

— Имеются факты?

— Вполне. Реальный статус Объекта-один не соответствует обстановке. Он неоправданно высок. Некоторые районы города и пригороды охраняются настолько плотно, что мы даже не смогли просто подойти. Попытка что-то рассмотреть закончилась немедленным обстрелом снайперов. Кроме нас, тут в районе работают еще несколько групп неизвестной принадлежности. Буквально вчера одна из них, самая активная, была окружена и уничтожена, причем местные кадры имеют высокую контрпартизанскую подготовку, возможно наличие у Объекта бойцов спецподразделений "Лаванда" или "Кобра" внутренних войск МВД Украины. Учитывая обстановку, принял решение взять "языка", не входящего в состав вооруженных формирований группировки: по его показаниям, у группировки Объекта в наличии имеется множество продуктов высокого качества, при этом явно не длительного хранения. По слухам, членам семей специалистов, которых отбирают люди Объекта, выдается усиленный паек, в который входят свежее молоко, мед и даже икра. Также у Объекта присутствуют огромные запасы горючего разных типов, от простого дизтоплива до авиационного бензина. Учитывая, что в Крыму прошла гражданская война и на момент начала ядерной бомбардировки все ресурсы были израсходованы, наличие у Объекта такого рода запасов говорит об определенном несоответствии.

— Вы не думаете, что его могли снабжать с Украины?

— И там у них находятся пасеки, где добывают свежий мед? Нереально, и вы прекрасно это понимаете. Нет, все у него появилось сразу, и достоверно известно, что никакие караваны, способные доставить в Крым такое количество продуктов и горючего, не приходили. Мы бы знали.

— Хорошо, что еще можешь сказать?

— Я сам насчет меда не поверил, пока один из "языков" не привез выменянную на два полевых рациона пятидесятиграммовую баночку меда.

— И что?

— Обычный, натуральный, вкусный, душистый и, главное, свежий, не засахарившийся мед. Я такого давно не пробовал.

— Шутишь?

— Нисколько. Еще, по словам пленных, в системе бункеров группировки Объекта есть несколько зон, которые защищены по максимуму, проход строго по пропускам, и любая попытка проникнуть без санкции Объекта заканчивается немедленным расстрелом. Были прецеденты. Организация системы охраны заслуживает уважения и абсолютно не соответствует обычному бункеру, так охраняют спецобъекты повышенной важности.

Пауза. На той стороне анализировали информацию.

— По твоему мнению, можем ли мы договориться с Объектом?

— Можно попытаться, но Объект ведет себя максимально независимо. Учитывая скорый приход группы смежников, он протянет время и попытается нас столкнуть лбами, получив от этого максимум выгоды.

— Береза, сделай все возможное, чтобы установить с ним полный контакт. Это в наших интересах. Силовой вариант развития нам абсолютно не выгоден.

— Будет проблематично. Я бы все равно хотел предложить силовой вариант, хотя бы для того, чтобы упрочить наши позиции в регионе. На крайний случай — показательное уничтожение опорных пунктов боевиков на востоке Крыма.

— Пока не получится. Только сегодня на меня вышли представители военно-морской разведки и частей быстрого реагирования Министерства обороны Украины, ну точнее тех, кто выжил. Они предупредили, что, в случае силового варианта развития ситуации в Крыму, туда будет переброшена первая аэромобильная бригада в полном составе и плюс к этому подразделения специального назначения военно-морских сил Украины со всеми средствами усиления вплоть до нескольких дивизионов ПВО, которые сейчас находятся на консервации. Это значит, что Объекта поддерживают местные силовики, причем в основном это специальные разведывательные структуры и части быстрого реагирования. По косвенным данным, руководство службы безопасности Украины также пытается наладить контакт с Объектом. Ваше появление не прошло незамеченным и держится под постоянным контролем, поэтому предлагаю работать с Объектом в открытую. Можете в частном порядке раскрыть обстоятельства режима "Тень-два".

— А что с профессором Кульчицким?

— Минуту…

Еще пауза. Абонент, видимо, кого-то слушал, отключив микрофон. Минуты через три продолжил:

— Вот, пришла сводка… Судя по раскладкам наших аналитиков, Объект сумел реализовать проект "Искупление" и перетянул на свою сторону силовиков, без прямого контакта с высшим руководством Министерства обороны, службы безопасности и правительства Украины. По Кульчицкому — возможно, это деза контрразведки смежников, чтобы выявить наших информаторов или "Профессор Кульчицкий" — именное название груза.

— Но ведь есть, точнее, был такой человек?

— У нас пока нет более определенной информации, но судя по твоим наблюдениям, Объект ничего про это не знает.

— Я тоже так думаю. Кстати, на лице Объекта просматриваются следы естественного загара. Шатер, сколько у меня времени?

— Максимум три-четыре дня, подводная лодка сейчас уже в Мраморном море. Чтобы дойти до Крыма, ей понадобится пройти Босфор, а там не все так просто с гидрологией, но будем считать, что им удастся пройти без задержек. Поэтому ориентируйтесь на три-четыре дня. Действуйте быстро, если это будет необходимо, мы готовы прислать спецпредставителя, если в Симферополе восстановят взлетно-посадочную полосу, установить регулярное сообщение, несмотря на погодные условия.

Полковник, подумав, добавил:

— У Объекта была странная просьба.

— Слушаю тебя.

— Он готов обменять продукты на один или два боевых вертолета МИ-24 или МИ-8, но согласен и на более ранние вертолеты в любых количествах.

В трубке раздался хохот.

— Береза, это самая лучшая новость, которую мы сегодня слышали.

— Почему?

— Объект тебе открытым текстом сказал, что он действительно добился прорыва в проекте "Искупление". В нашем мире ему не нужна боевая летающая техника, она же долго не проживет. А вот в другом мире вполне пригодится, и, главное, ему есть чем оплачивать закупки. Сами же говорили, что они собирают любую боевую технику, ремонтируют и куда-то отправляют. Скажешь ему, что, если надо, мы расконсервируем тяжелые транспортные самолеты и доставим в Симферополь все, что он закажет. Главное — установить контакт раньше, чем это сделают смежники. У них был сильный взрыв в центре, где проводились исследования по "Искуплению", и, видимо, они много чего потеряли. В общем, Береза, я вам даю самые широкие полномочия — время не терпит.

* * *

Пока посланец ГРУ ГШ Министерства обороны Российской Федерации докладывал своему руководству и прорабатывал тактику дальнейшей деятельности, я занялся срочными делами, которые требовали немедленного решения и обязательно моего участия. В то же самое время пришла шифрограмма от полковника Лукичева, в которой он почти в открытую напрашивался в гости с парой своих товарищей. Еще он обрадовал тем, что умудрился довести до сведения руководства моего недавнего российского визитера сведения о недопустимости каких-либо силовых действий, в противном случае они будут иметь дело со специальными подразделениями военно-морской разведки и практически всем имеющимся в наличии составом аэромобильных войск Украины.

Таким скромным способом Лукичев известил меня, что определенная информация по установкам перемещения во времени была доведена до командования сил быстрого реагирования, и народ весьма энергично отнесся к перспективе переселения в прошлое, даже к товарищу Сталину на прокорм. Это, конечно, не могло не радовать, но делалось за моей спиной. Как я и ожидал, Лукичев просто поставил меня перед фактом, стараясь постепенно перетянуть управление проектом на себя. Пришлось показать зубы, сообщив, что будут приняты только командиры, числом не более четырех, и обязательно с подарками в виде бронетехники, мобильных комплексов ПВО. На что получил достаточно остроумный ответ, в котором полковник сообщал, что в ближайшее время наша гоп-компания станет богаче на один комплекс С-300, снятый с глубокой консервации специально для нас. Я не удержался и заржал. Умеют ведь, когда хотят, найти то, что нужно, хотя жаль, что вертолетов нет. Их и в довоенные времена на Украине немного было, а сейчас и подавно ничего не сохранилось.

В это же время передо мной достаточно актуально стояла проблема спасения окруженных под Вязьмой войск Красной Армии. Я забросил многие вопросы, переложив их на своих заместителей, и полностью занялся разработкой и техническим исполнением пространственно-временного маяка, что должно было сильно повлиять на наш статус и основательно изменить геополитическую картину мира. Хотя, если честно, то я боялся давать в руки Сталина и Берии такой инструмент завоевания мира, поэтому одновременно тщательно продумывал возможность закладки ограничений на использование системы. В это же время с той стороны пришло сообщение, что Олег Дегтярев с переселенцами удачно достиг конечной точки, убедился в приемлемых условиях содержания, остался доволен и в данный момент с группой возвращается в Оренбург. Это не могло не радовать, потому что полностью доверенных людей осталось не так уж много, и когда в ближайшее время тут объявятся множество всяких товарищей с большим количеством звездочек на погонах, мне понадобится полная и абсолютная поддержка.

С помощью наших, весьма производительных, бульдозеров была быстренько построена импровизированная взлетно-посадочная полоса, на которую сразу же был переброшен истребительно-авиационный полк, в задачу которого входила охрана воздушного пространства вокруг нашей базы. Чтобы в случае опасности они не попали под раздачу "Тунгуски" и двух "Шилок", которые мы собирались привлечь для обороны базы, начали разрабатывать систему распознавания "свой-чужой". Также, по договоренности с руководством СССР, этот полк должен был стать прототипом для новой боевой единицы ВВС СССР. Наши специалисты с диким энтузиазмом, по-другому это никак не назовешь, сразу принялись за модернизацию самолетов. В основном на них ставились новые цифровые радиостанции с системой шифрования, радиомаяки, приборы ночного видения, тепловизоры, которые превращали истребители в мощных ночных охотников. При этом отрабатывался вопрос разработки глобальной системы управления воздушным боем. Для этого должны были использоваться данные радаров, звукометрической разведки, постов наблюдения, все это собиралось, классифицировалось и выводилось на большие плазменные панели. Учитывая старые договоренности, на базу под Оренбург перетащили через порталы, сняв крылья, большую часть уцелевших бомбардировщиков Черноморского флота. Здесь они по опробованной в Севастополе схеме, с использованием авиационных пушек с подбитых БМП-2, стали переделываться в ночные охотники, которые очень неплохо себя зарекомендовали. По личной просьбе наркома внутренних дел Берии мы должны были в ближайшее время модернизировать и подготовить эскадрилью таких охотников для воздушной обороны Москвы.

Помимо всего прочего, много внимания уделили организации системы безопасности поселка. Вся территория была поделена на несколько зон по американскому принципу, как в Ираке: внутренняя зеленая зона, с максимальной степенью безопасности, охранялась нашим спецназом. В желтой зоне за безопасность отвечал специальный отряд войск НКВД, красная зона охранялась обычными армейскими подразделениями, в задачу которых входил контроль дальних подступов к нашему поселку.

На следующий день после визита полковника ГРУ мне сообщили, что в гости летит сам товарищ Берия и хочет лично осмотреть, что мы тут наворотили и посмотреть на наш мир.

В принципе, я его понимал: хотелось самому лично посмотреть и, как мне кажется, наедине поговорить насчет пространственно-временных маяков и их использования в военных целях. Ведь, по сути дела, это было чуть ли не абсолютное оружие, которое позволяло бить противника всегда в самом слабом месте.

Пока мы готовились к приему высокого гостя, служба радиоперехвата доложила, что на связь вышел полковник Семенов с просьбой встретиться еще раз на старых условиях. Судя по срокам, в которые он хочет пообщаться, у него жесткие временные рамки, значит, подводная лодка уже где-то в Черном море, и он хочет получить гарантии нашей лояльности раньше, чем здесь появятся эфэсбэшники. Я не сомневался, что аналитики ГРУ давно уже просчитали необычное поведение, наличие скоропортящихся продуктов, которые нельзя сейчас нигде достать, количество топлива и другие мелочи, которых у нас вроде как не должно быть, и сделали соответствующие выводы. Значит, логически рассуждая, они сначала пытаются договориться, если не получится, попытаются давить авторитетом и бряцать оружием, а вот тут как раз и понадобится Лукичев с его друзьями. Пока все складывается вполне ожидаемо, но все равно надо подстраховаться. Поэтому Санька Артемьев все время мотается по окрестностям Симферополя, изображая активную деятельность, а на самом деле подготавливая для нас пути резервного отхода…

И вот снова та же комната и те же действующие лица: я, майор Оргулов, и представитель с российской стороны полковник Семенов. Снова оценивающие взгляды и сильное рукопожатие.

— Добрый день, Сергей Иванович, — сразу начал Семенов и, судя по тону, он хотел произвести самое лучшее впечатление своей открытостью и искренностью, хотя такие качества в исполнении профессионального разведчика выглядели весьма настораживающе. Я прекрасно понимал, что это общий антураж, который является затравкой для дальнейшего серьезного разговора, поэтому, приняв правила игры, я ответил:

— Добрый день, товарищ полковник. Как я понял, вы успели проконсультироваться с вашим руководством, получить аналитическую справку и прийти к определенным выводам, а также тщательно проработали тактику дальнейшего поведения со мной. Давайте не будем играть в эти игры и поговорим открыто, как мужчина с мужчиной, как солдат с солдатом. И вы, и я успели повоевать, и многие вещи понимаем с полуслова. Я прекрасно понимаю, что у нас осталось мало времени, но поверьте, нисколько не собираюсь на этом играть…

Выражение лица полковника изменилось, он сразу подобрался и очень серьезно посмотрел мне в глаза.

— Вы что-то знаете про план "Тень-два".

А вот теперь я немного удивился. Вообще-то в первый раз про это слышал, и, по-моему, Семенов понял, что сболтнул лишнее. Хотя профессионал его уровня вряд ли на это способен, и, возможно, эта оговорка часть продуманного разговора.

Я устало откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и сказал:

— Полковник, мне надоело, давайте рассказывайте, тем более, как я понял, вам нужно со мной во что бы то ни стало договориться. И эта ваша оговорка про план "Тень-два" не случайна. Для таких проколов вы слишком хороший профессионал. Будем водить хороводы?

— Хорошо, Сергей Иванович, вы, я вижу, незнакомы с основными положениями плана "Тень-два".

Я кивнул головой.

— В двух словах: это продолжение плана глобальной ядерной войны, так сказать, второй этап. В основу его положен факт, что после глобального конфликта у противника уцелеет некоторое количество бункеров, укрытий и подземных городов. На случай уничтожения командных пунктов есть глубоко засекреченная автоматизированная система позднего удара. Она замыкает на себя некоторое количество ракет шахтного, морского и космического базирования, и если после конфликта система не получит сигнала на обнуление, начинается автоматический сбор информации по оставшимся укрытиям на территории противника, и через некоторое время, у кого как запрограммировано, как правило, это два-три года, наносится второй удар возмездия. Отменить и блокировать практически невозможно, потому что это распределенная система с несколькими независимыми центрами принятия решений. У нас в стране в эту систему входят несколько шахтных пусковых, не входящие в состав РВСН, это специальные подводные контейнеры, которые лежат на глубине моря и дожидаются нужного момента, это несколько боевых спутников-ракетоносцев, ожидающие сигнала и целеуказания от системы. Наша система частично деактивирована, а вот американская до сих пор функционирует, и никто ее отключать не собирается. По нашим расчетам, повторный пуск должен произойти примерно в ближайшие шесть-восемь месяцев. Поэтому, не дождавшись от американцев подтверждения отключения такой системы, недавно было принято решение о полной активации нашей. А это второй виток ядерного конфликта, который уже никто не переживет. Уровень радиации на поверхности поднимется в пять-шесть раз, запыленность атмосферы, которая начала спадать, снова увеличится, и нас ждет глобальный ледниковый период с полным или частичным вымиранием биосферы…

Картину он нарисовал "веселую", и я очень порадовался, что нам есть куда удрать от этого планетарного катаклизма.

— Хорошо, полковник, про повторный Армагеддон понятно, но каким боком тут я?

— Сергей Иванович, мы знаем, что у вас в руках находится технология доступа в другие миры. Или это другие планеты, или это другие времена, но мы ищем возможность эвакуировать наших людей, потому что второго ядерного удара наша цивилизация не перенесет. Поэтому я прекрасно отдаю себе отчет, что вы в первую очередь обезопасили себя на случай попытки захвата оборудования, и не в наших интересах в преддверии краха цивилизации устраивать разборки.

— Вы говорите только за себя, то есть за ГРУ, или от имени министра обороны, или за всех выживших в бункерах Российской Федерации?

— Пока только за разведуправление, но если появится возможность, то мы готовы стать посредниками в эвакуации людей, находящихся в ведении всего Министерства обороны Российской Федерации. Я не знаю, какие у вас контакты с ФСБ, но мы знаем, что они проводили подобные исследования и получили определенные проблемы. Поэтомуони хотят обратиться к вам.

Он сделал паузу и продолжил:

— Я еще раз хочу повторить, что учитывая вашу предусмотрительность и подготовку, мы абсолютно исключаем вариант силового захвата. С нашей стороны, в случае попытки третьей стороны применить силу против вас, мы готовы предоставить все свои возможности для обороны от агрессора, вплоть до применения тактического ядерного оружия. Так как мы точно знаем, что большинство решений вы, майор Оргулов Сергей Иванович, принимаете единолично, можете считать это официальным предложением дружбы и сотрудничества. Если недавний разговор относительно вашего заказа по поводу вертолетов не шутка, то при условии подготовки взлетно-посадочной полосы Симферопольского аэропорта, мы готовы прислать военно-транспортные самолеты с грузом. Я прошу рассмотреть эти варианты и дать свой ответ. Хочу обратить свое внимание, что у нас на консервации находится огромное количество боевой техники, оружия, боеприпасов, снаряжение, и если вы имеете выход в другой мир, то все это может быть применено по назначению, но у нас мало времени, чтобы все это вывезти. Элементарно надо наладить транспортную систему.

— Я понял вас, товарищ полковник. Очень заманчивое предложение. Насчет ваших предположений, в принципе, вы правы, тут скрывать не имеет смысла. Просто с самого начала у нас были проблемы с соблюдением режима секретности, да и много людей уже эвакуированы. Давайте так и сделаем, вы сообщаете своим, что мы готовы принять груз: нас интересуют вертолеты МИ-24, вертолеты огневой поддержки типа К-52 или МИ-28, большое количество зенитной артиллерии, то есть "Тунгуски", "Шилки", ПЗРК "Игла", "Стрела".

Полковник иронично улыбнулся.

— Вы что, с летающими инопланетянами воюете?

— Бывает. А вы, полковник, связывайтесь со своим руководством. Через четыре часа с этого момента я жду от вас список того, что вы можете оперативно поставить. От скорости будут зависеть наши отношения. Как доказательство наших добрых намерений, сегодня как раз будет пробой пространства, я свожу вас на ту сторону, и вы сможете понять, что за мир и какие перспективы вас там ожидают.

Когда полковника, как и раньше с особой тщательностью отправили к его людям, мы устроили маленький военный совет, на котором присутствовали моя жена, чета Артемьевых, капитан Васильев и капитан Строгов.

Васильев не удержался и прокомментировал, прослушав запись нашего разговора:

— Ну, Сергей, ты даешь. Хорошо с ним поговорил. Но насколько ты уверен, что всё это правда?

— У нас будет возможность проверить, учитывая ту скорость, с которой он к нам подкатывал и стремился договориться. Тем более в ближайшее время должны появиться эфэсбэшники, и вот их я как раз и спрошу про план "Тень-два" и послушаю, что скажут. Такая элементарная проверка не помешает, ну и на всякий случай Лукичева напрягу по этому поводу, пусть ищет, это его работа.

Вечером этого дня я готовился принимать на той стороне грозного наркома внутренних дел Л. П. Берию, самолет которого уже был на подлете. Все прошло буднично: освещенная электролампами взлетно-посадочная полоса, самолет заходит на посадку, истребители прикрытия, дождавшись, пока самолет не сядет, кружили над аэродромом. Потом встреча высокого гостя, пересаживаем его в комфортабельный джип "Мицубиси-Паджеро" и едем в сборно-щитовой дом, временно используемый в качестве штаба.

После встречи и обязательного доклада местного представителя наркомата внутренних дел, который отвечал за безопасность и обеспечение режима секретности, мы пошли на территорию — ознакомить Берию с образцами боевой техники из будущего. Легендарные танки Т-64 и современные украинские Т-84 "Оплот" своей мощью и длинными крупнокалиберными пушками произвели на него впечатление. Ясно было, что на фоне привычных им в сорок первом году БТ-7, недоделанных Т-34, гробоподобных КВ-1 и КВ-2 они выглядели грозно и смертоносно. Потрогав руками пушку, Берия, внимательно выслушав доклад капитана Васильева о боевых возможностях танков, коротко бросил:

— Сила. Теперь понятно, почему они так бьют фашистов. Нам бы побольше таких…

Как мне казалось, нарком был доволен сложившейся ситуацией, и особенно тем, что процесс контактов с миром будущего стал более прогнозируемым и управляемым. Облазив мобильные комплексы ПВО "Тунгуска" и "Шилка" он, похлопав рукой по броне, крякнул что-то одобрительное и сделал вид, что его интересуют вырытые бульдозерами позиции для артиллерии. Кивнув своей охране, чтобы оставили нас наедине, Берия наконец-то решил поговорить.

С первых же фраз я понял, что его больше всего интересует вопрос военного использования пространственно-временных переходов в любую точку мира. Я, естественно, этого ожидал, уж слишком серьезный соблазн для любого властителя получить такого рода транспортную систему.

— Сергей Иванович, мы подумали над вашим предложением и считаем, что если вам удастся решить эту техническую проблему, то со стороны руководства Советского Союза вы получите максимальную поддержку и уважение со всеми вытекающими последствиями. Вы думаете, мы не понимаем, что вы могли воспользоваться своим положением для личного обогащения или попытаться, используя технологии из будущего, добиться определенного статуса в западном мире, но вы с самого начала были озабочены судьбой нашей страны, нашего народа. Хорошо воевали, ради простых людей пошли под немецкие пули. Мы все это видим, все понимаем. Вы уже зарекомендовали себя как честный и преданный нашему делу человек.

Я молча слушал. Слышать такое от "кровавого маньяка Берии" было необычно и даже в некоторой степени приятно.

— Сергей Иванович, в последнее время у вас, возможно, сложилось превратное впечатление о нашем отношении к вам. Хотелось бы сказать, и это не только мое мнение, но и мнение товарища Сталина, что мы предпочитаем в дальнейшем продолжать общение только с вами, как с представителем потомков. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что вы опасаетесь и однозначно не позволите перехватить контроль над установкой перемещения во времени. В некоторой степени это вызывает нашу озабоченность, но мы убедились в вашей преданности делу Советского Союза. Но вот то, что в наш мир могут прийти люди, имеющие стратегическую информацию, но при этом не лояльные к советской власти, нас настораживает. Поэтому давайте договоримся: вам лично, Сергей Иванович, мы доверяем, но вот людей, которых вы будете проводить через порталы, нам хотелось бы полностью контролировать.

Берия пристально смотрел на меня, пытаясь понять реакцию на свою речь, но я старался не выдавать своих чувств. Все равно со стороны наркома это было серьезным предложением и в некоторой степени давало мне карт-бланш на будущие действия. Весьма мудро определив мое состояние, Берия усмехнулся и продолжил:

— Надеюсь, мы с вами поняли друг друга, Сергей Иванович. А теперь давайте вернемся к вашему предложению по порталам в указанные географические координаты…

— Лаврентий Павлович, а вы не думали о том, что рано или поздно об этой технологии узнают союзники, и на базе общего страха перед такими, скажем прямо, фантастическими возможностями Советского Союза, они могут объединиться и общим фронтом напасть на нас?

— Мы думали над этим. Возможность такого развития ситуации не исключается. Очень опасно. Но сначала давайте изучим все особенности применения вашей системы и будем принимать решения о целесообразности ее массового применения. Вы можете озвучить какие-либо сроки?

— Я тоже так думаю. Пока только есть первичные наработки, но учитывая уже имеющиеся данные, в ближайшие три-пять дней можно будет испытать опытный образец.

Берия поднял на меня удивленный взгляд.

— А у вас все так быстро делается, Сергей Иванович?

Вот он коронный вопрос, которого я ожидал с самого начала разговора. Вот теперь можно будет зарядить информацию о плане "Тень-два".

— У нас очень мало времени осталось, Лаврентий Павлович. Сегодня я получил очень тревожные новости и хотел бы с вами обсудить сложившуюся обстановку. Причем могу сказать, что ситуация достаточно критичная, и в течение ближайших пяти-шести месяцев, возможно, придется окончательно переселиться в ваш мир.

Берия пристально смотрел на меня, изучая выражение моего лица, чуть повернул голову набок и спросил:

— Рассказывайте, Сергей Иванович.

Я быстренько обрисовал наш разговор с полковником Семеновым относительно плана "Тень-два" и возможных последствиях второго ядерного удара. Он меня слушал не перебивая, изредка кивал головой, и когда я закончил свой рассказ, он начал с истинной энкавэдэшной въедливостью уточнять детали. Естественно, его интересовала достоверность информации и возможность приложения определенных усилий для предотвращения нового ядерного удара в нашем мире. Уяснив, что десятки лет огромные ресурсы нескольких крупнейших стран мира расходовались на разработку таких систем, и в первую очередь особое внимание уделялось секретности и защите от такого рода попыток саботажа, Берия помрачнел, видимо, в уме сделал заметку и переключился на другую тему, которая не давала ему покоя.

— Как я понял, Сергей Иванович, люди, которые собирались установить контроль над миром, теперь пытаются через вас снова проникнуть в наш мир, при этом активно выдают себя за наших друзей. Стоит ли пускать таких людей?

Мне показалось, что вопрос скорее был риторический, и Сталин уже принял определенное решение.

— Я тоже об этом задумывался, Лаврентий Павлович. В большинстве своем это люди, занимающие высокие посты, привыкшие к определенному образу жизни, подчиняющие всех окружающих и активно использующие свое служебное положение в личных целях. Это у нас хроническая болезнь руководства любого уровня, поэтому бесконтрольное проникновение такого рода людей может привести к очень пагубным последствиям.

— Но эти люди вас поставили в определенные рамки, и без их содействия выполнить план эвакуации специалистов будет труднее?

— Не совсем так. Они обладают достаточно серьезными возможностями, вплоть до нанесения точечного ядерного удара, но они прекрасно понимают, что могут уничтожить наше оборудование и потерять шанс на выживание. По большому счету нужные специалисты и так придут. Моя тактика заключается в привлечении на свою сторону специалистов из младшего и среднего командного звена. В большинстве своем это могут быть нормальные люди, хорошие командиры, владеющие достаточно серьезной специфической информацией, у них имеется доступ к боевой современной технике, находящейся в режиме глубокой консервации и, главное, к запчастям. В нынешних условиях это весьма важные качества. Допустим, мы пока выкручиваемся тем, что снимаем нужные детали с подбитой во время боевых действий техники, но это временное решение, и уже реально начали испытывать серьезные трудности. Поэтому нужны не только танки, пушки, самолеты, но и технический персонал, иначе после двух-трех месяцев эффективного применения вся эта груда оружия из будущего станет мертвым грузом.

— Согласен. Но, так или иначе, но нам придется устроить определенный фильтр для людей, которых вы хотите пропустить в наш мир. В данный момент, Сергей Иванович, все находится на вашей совести, но вы человек, а людям свойственно ошибаться. Нам бы не хотелось разочароваться в вас и получить новых недисциплинированных граждан, а вместе с ними множество проблем.

Теперь пришлось мне отвечать, видимо, Берия решил наконец-то поговорить всерьез, стараясь определить, на кого нужно делать ставку, хотя по большому счету выбор у него был невелик, и наша небольшая группка уже давно была де-факто интегрирована в систему государственной безопасности СССР.

— Лаврентий Павлович, поверьте, нам бы очень не хотелось приносить вам неприятности. Я и мои соратники сделали ставку на полное сотрудничество с руководством Советского Союза, и дополнительные проблемы не в наших интересах. Мы пришли сюда жить и помогать своим предкам, а некоторые люди хотят, используя установку перемещения во времени, получить дополнительную власть и улучшить свое материальное положение. Со своей стороны попытаемся ограничить доступ таким людям, но придется очень серьезно поработать, фильтруя переселенцев. Сейчас люди пойдут потоком, поэтому организация такого рода лагеря, где будет проводиться профессиональный отбор, является обязательным условием. Но фильтрационный поселок не должен быть организован по типу обычных лагерей, какие мы привыкли видеть, которые по представлениям наших доморощенных демократов являются символом бериевского Советского Союза…

Ох как он зыркнул на меня. Аж до пяток пробрало, но это был волчара, и он умел себя держать в руках.

— Согласен, это правильное решение, и мы постараемся произвести на потомков самое благоприятное впечатление. Но вот что вы можете сделать конкретно в ближайшее время относительно перемещения людей, специалистов, образцов техники? Пора заняться планированием, и если то, что вы говорите относительно второго глобального ядерного удара, правда, то у нас осталось не так много времени.

Меня начал немного напрягать этот разговор. Как-то все не так идет. Создавалось такое впечатление, что Берия говорил, а сам лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Практически незанятый мир, где можно бесплатно разжиться материальными ценностями и новыми технологиями, мог быть потерян. Нарком задумчиво смотрел себе под ноги, а затем поднял голову и спросил:

— Сергей Иванович, скажите, а в вашей семье кто-нибудь воевал на этой войне?

Странный вопрос, немного не в тему, но если честно, то мне было что сказать по этому поводу.

— Вы имеете в виду Великую Отечественную сорок первого года?

Берия кивнул головой в знак согласия.

— Да. Мой прадед, капитан Ярошевский. Родом из Кировограда, учился в артшколе где-то в Средней Азии, попал в Вяземский котел, сумел выйти лесами. Так как особисты очень сильно давили на тех, кто выходил из окружения без оружия, умудрился в одиночку вывезти из окружения 45-мм пушку. Он был очень высокий, под два метра, и очень сильный. Именно тогда он получил первый орден…

— Он дожил до Победы?

— Нет, погиб в начале сорок пятого при штурме Будапешта. Немцы контратаковали, он в одиночку отражал атаку танков и после повреждения орудия вынес из-под обстрела четверых человек, а сам получил смертельное ранение. Посмертно получил орден Отечественной Войны.

Тут Берия усмехнулся и с интересом, даже как-то хитро глянул на меня.

— Поэтому вы так настойчиво хотите влезть в Вяземский котел?

— Не только. В нашей истории там попали в плен более шестисот тысяч советских военнослужащих, из которых дожили до Победы единицы.

— Сергей Иванович, мы приняли к сведению вашу информацию относительно огромного числа военнопленных. Мы будем решать этот вопрос. Теперь давайте вернемся к нашим насущным проблемам. Вы говорили, что у вас сейчас находится представитель российских властей. Что вы собирались сделать? Как я понял, тайна устройства перемещения во времени уже раскрыта?

— Не до конца. Они по ряду факторов сделали вывод о наличии у нас технологии, дающей доступ в другие миры. Подробностей они не знают, но это дело времени.

— А что вы им рассказываете, чтобы они поверили?

— Внутри бункера одеваем на человека защитный костюм, противогаз, заклеиваем стекла непрозрачной пленкой, сажаем в бронетранспортер и везем в ваш Севастополь прямо на набережную, и там это все снимается. Человек, проживший два года в закрытом бункере, привыкший дышать на улице через защитные приборы, оказывается перед открытым морем, начинает вдыхать чистый воздух и видит вокруг множество людей, которые вполне спокойно обходятся без противогазов. А потом мы его тащим куда-нибудь в воинскую часть и кормим со всеми на камбузе. Шок и соответствующие впечатления обеспечены. Потом рассказываем про наш боевой путь от Могилева до Севастополя, и если человек действительно наш, то он уже начинает думать, как быстрее перевезти свою семью в Крым.

Берия не удержался и хохотнул.

— Было бы интересно посмотреть на это, тем более мне докладывали про ваши странные поездки на набережную города с людьми в противогазах с заклеенными стеклами. Давно пора посетить Севастополь, познакомиться с положением дел, это будет иметь определенный политический резонанс. Там как раз и посмотрим на вашего посланца и подумаем, что с ним можно делать.

— Лаврентий Павлович, а что там с капитаном Ненашевым?

Берия скользнул по мне взглядом и лишь коротко бросил:

— С ним работают…

Глава 17

Большим сюрпризом был прилет учебной спарки УТИ-4, в которой на месте второго пилота сидел донельзя довольный майор Дегтярев. Узнав из радиограммы, что мы наконец-то сумели открыть портал в приемлемом месте и начали строить чуть ли не целый поселок, Олег сумел надавить на своих сопровождающих из НКВД, метнуться на ближайший аэродром истребителей и, задействовав учебно-тренировочный самолет, вылететь в сторону Оренбурга. С несколькими посадками для дозаправки он все равно умудрился успеть к самому интересному, при этом ему хватило ума через Усадьбу оповестить о прилете одинокого самолета, а то экипаж "Тунгуски" собирался ссадить его очередью из пушек.

Олег как всегда был шумный, улыбающийся и довольный жизнью, несмотря на степной морозец, который уже пробирал на взлетном поле, бросился обниматься. Но увидев у меня на лице следы недавних приключений, озабоченно скривился и прокомментировал:

— Ну что, Серега, я слышал, ты опять вляпался в приключения и без меня?

— Ага, было дело, но ничего, выбрался.

Мы шли вместе в сторону наших ангаров. Охрана держалась на приличном расстоянии, контролируя окружающее пространство, но абсолютно не создавала никаких проблем.

— Серег, что, всё так плохо?

— Да, такой головняк начался.

— Я слышал, что конкуренты объявились?

— Ну типа того. Только умудрились накосячить и огрести…

Пока шли, я ему коротко обрисовал события последнего времени.

— Говоришь, Берия не сильно хочет общаться ни с нашими, ни с российскими генералами? Ты ему по ушам поездил?

— А что оставалось. Нарисовались конкуренты, у которых склады забиты новенькой техникой, не то что у нас, восстановленное и собранное из битой техники. Хорошо, что там установка накрылась, и мы теперь монополисты, вот только сколько это продлится — не знаю. Я тут товарищам Берии и Сталину замануху подкинул в виде открывающихся в нужном месте по маяку порталам, для переброски войск, так он специально принесся этот вопрос провентилировать…

— Так оно понятно. Маяк-то тяжелый?

— Предположительно килограммов сто пятьдесят — двести.

— Ну так скинули с самолета на парашюте, и получите танковую дивизию у себя в тылу. Дело нужное.

— Вот и я так подумал. Особенно после того как из-под Борисполя в Севастополь восьмидесятитысячную группировку вытянули, при этом почти месяц восемь дивизий держали и парочку недавно под самый корень порубили, уж слишком нагло лезли. Сейчас под Вязьмой котел нарисовался, чуть меньше, чем в нашей истории, но все равно тысяч триста там окружили, вот и хотим на направлении главного удара на Москву бориспольский сценарий повторить. Накачать группировку свежими силами, продуктами, боеприпасами, самим там отметиться, вот и полетит немецкий план "Тайфун" лесом.

— А вы, батенька, стратег, однако, — продолжал дурачиться Олег, хотя взгляд у него был довольно напряженный. Я видел, что он анализирует информацию, просчитывает варианты, выискивая максимально оптимальную линию поведения.

— Что дальше думаешь делать, Повелитель пространств и времени?

Вроде фраза веселая, а голос напряженный.

— Тут твой Лукичев в гости едет и кого-то из руководства первой аэромобильной бригады с собой тащит, так сказать, для соответствующей обработки. И недалеко от базы группа ГРУшников засела, пасут наши радиопереговоры. Их командира придется в Севастополь сводить, пусть воздухом морским подышит, это личная просьба Берии, хочет глянуть на все эти безобразия со стороны.

— Поведешь?

— Конечно, и сделаю так, чтобы Лукичев со своим аэромобильным дружком и этот полковник Семенов, столкнулись нос к носу на этой стороне. Пусть видят, что ситуация именно у НАС под контролем. Может, на первое время это снизит накал страстей.

— Тоже верно. А мне что ты предлагаешь делать?

— Не спеши, это еще не все.

— Хм. Ну рассказывай.

— Мне тут этот Семенов мозг выносил относительно какого-то профессора Кульчицкого. Я сначала думал, что это эфэсбешники развлекаются: придумали левого человека, пустили дезу и смотрят, как будет проходить информация, от информатора к конечному, так сказать, потребителю. Так вот, я на всякий случай расспросил оставшихся в живых бойцов группы Ненашева и выяснил, что был такой профессор, и он перед самым прекращением работы установки отправился в Антарктиду чем-то там таким заниматься.

— Хочешь сказать, что он до сих пор там?

— Уверен. Скорее всего, они хотели из этого времени попробовать пробить портал поглубже или установить связь между двумя установками в разных временах. Вот и думай. Если учесть что у эфэсбэшников полностью накрылась вся программа перемещений во времени и не осталось специалистов, то такой интерес к личности профессора весьма показателен.

— Так что мне делать?

— Тебе? Берешь своих бойцов и в Антарктиду. Но перед этим ты должен будешь пообщаться с бойцами группы Ненашева и попробовать вербануть для этой операции пару человек, знакомых с переселенцами и с местом базы. Если они там построили малую установку, то ты должен стащить у них фокусирующий цилиндр.

— Хм. Думаешь, мне на самом деле стоит оставить тебя здесь одного?

— Олег, я бы сам туда сгонял, но надо здесь быть.

— Хорошо, я понял. Какой способ доставки предполагается?

— Самолетом на ТОФ, а там как местное руководство решит. Вроде как отряд из судна обеспечения и трех подводных лодок готовится к выходу. Хотя тут на подходе нападение японцев на Перл-Харбор, так что вам нужно будет постараться проскочить Тихий океан, пока там не началась резня. Плюс в Аргентине задействовали свою агентуру, и, по идее, там должны были купить парочку крупнотоннажных кораблей.

— Н-да, Серега, умеешь ты озадачить.

— А что делать? Если к местным америкосам попадет специалист по пространственно-временным порталам, тут всем будет весело.

— Понял. Может, как-то быстрее это можно сделать? Ну там самолетом?

— Это сейчас Судоплатов отрабатывает. Возможно, через Аляску самолетами до Аргентины, а там уже на закупленных пароходах. Но вас туда с пустыми руками пускать тоже не с руки. Надо же и снаряжение какое-нибудь, парочку ПТУРов и ПЗРК с собой взять на случай непредвиденных встреч.

— Думаешь, можем с кем-то пересечься?

— Фолкленды. Там вроде как английская база, да и немцы, как ты слышал, в Антарктиде что-то искали. В общем, сюрпризы возможны, и мне нужен там человек, который может в случае чего удержать ситуацию под контролем в нужном для нас русле.

— Конечно, ты прав, Серега, только все как-то не подготовлено. Из серии — иди туда, не знаю куда.

— Олег, а что делать? Все должно идти своим чередом. Представь, если технология перемещения во времени уйдет в чужие руки.

— Это ты и Сталина с Берией подразумеваешь?

— И их тоже.

— Решил побороться за основы мироздания?

— Да нет. Просто надоело все это.

— Сергей, а ты мне всё рассказываешь?

— Нет, конечно, есть тема, но это у нас и наедине.

— Понял. Теперь что?

— Работаем по плану. Готовишь группу, работаешь с людьми Ненашева, если надо, договорюсь о встрече с ним лично. Кстати, заодно поможешь встретить Лукичева с друзьями. У меня такое чувство, что твой бывший начальник попытается свою игру начать, точнее он ее уже начал.

— Это похоже на него, только, Серега, кидать и подставлять он не будет, не тот человек.

— Ну посмотрим.

— Хорошо.

Отправив Олега заниматься своими делами, я направился к Берии, который уже навел шороха среди своих подчиненных и ждал меня, чтобы наконец-то получить развернутую экскурсию по миру будущего. Охрана наркома из двух человек была разоружена, не оставляла Берию ни на минуту. Пройдясь по бункеру, с интересом разглядывая планировку, оборудование, людей, которые по делам носились по коридорам, гости были проведены в предбанник, возле которого уже нас ждали два БТРа с охраной и специально подготовленный для перевозки важных гостей джип с защищенными металлической сеткой стеклами. Это было сделано специально, чтобы Берия во время проезда имел возможность осмотреть окружающий мир, так сказать, воочию. Как раз был пасмурный день, и можно было по достоинству оценить последствия ядерной зимы. Выехав с базы внутряков, куда теперь переместился центр операций по перемещению во времени, наш кортеж проехал по широкой улице Гагарина, мимо сгоревших домов и разрушенной прямым попаданием турецкой крылатой ракеты шестой городской больницы. Нарком крутил головой и с интересом разглядывал окружающий пейзаж. В машине был герметичный салон, и по такому случаю установили новые фильтры, поэтому можно было находиться в салоне без противогазов и спокойно разговаривать. Мы ехали достаточно быстро — уже давно с помощью тягачей и танков расчистили все основные магистрали, и патрули регулярно проверяли дома, чтобы какой-нибудь обкуренный абрек не долбанул из гранатомета по проезжающему кортежу.

— Как эта улица называется.

— Улица имени Юрия Гагарина, первого космонавта в мире…

Берия кивнул головой и опять прилип к стеклу, изучая умирающий мир будущего.

Проехавшись всего десять километров и насмотревшись на мертвый мир, на забитые сгоревшими машинами, припорошенные серым снегом улицы, Берия загрустил, но, стараясь держать марку, делал вид, что все нормально. Добравшись до бункера в Молодежном, я провел наркома на командный пункт, где мы смогли подождать очередного сеанса связи с Севастополем. Он удивленно рассматривал большие жидкокристаллические экраны, на которых отражалась оперативная обстановка, по необходимости выводилась картинка с камер видеонаблюдения и множество другой информации, которая часто требовала общего обсуждения.

— Так вот откуда вы управляете порталами в прошлое.

— Не только, Лаврентий Павлович…

Оставшееся время мы неплохо пообщались относительно перспектив моих пространственно-временных маяков, обсуждали возможную реакцию Запада на изменение стратегической обстановки на германо-советском фронте. При необходимости я сразу подключался к общему информаторию и выдавал необходимую информацию. Берия, уже имеющий опыт работы с ноутбуком, засел за компьютер и до самого открытия портала в Севастополь 41-го года копался в биографиях своих современников.

Гость с охраной, которой уже после выхода на ту сторону вернули оружие, был встречен нашими людьми, контролирующими территорию вокруг портала, и на джипе отвезен в город в горуправление НКВД. Нефедов, только совсем недавно переживший личный визит Судоплатова, не ожидал визита столь высокого начальства, поэтому с ходу, несмотря на холодную погоду, начал потеть, отчего слишком часто дрожащими руками вытирал платком свою наголо бритую голову.

Пока Берия ставил в позу удивленного тушканчика всю систему госбезопасности осажденного Севастополя, где на данный момент скопилось огромное количество войск, и его орлы с ног сбились фильтруя и проверяя всю эту толпу, я вызвал на связь полковника Семенова и предложил встретиться, мотивировав это тем, что прибыли представители командования военно-морской разведки и частей быстрого реагирования Министерства обороны Украины. Реально они прибыли около часа назад, большой, хорошо защищенной колонной, и это не осталось незамеченным российскими наблюдателями. Предоставив Дегтяреву право на первенство по встрече со своим бывшим начальником и заботы по размещению, сам занялся обработкой Семенова. Мы снова с ним встретились в том же самом опорном пункте, где и раньше. Он выглядел все так же уверенно и спокойно, но пару раз брошенный настороженный взгляд подтвердил мои предположения о том, что посланец нервничает. Тем более мои орлы уже давно локализовали его группу и элементарно блокировали ее, не давая свободно и бесконтрольно, как раньше, перемещаться по городу и, в особенности, в окрестностях наших бункеров.

— Здравствуйте, товарищ полковник.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, чем порадуете? Вы уже приняли какое-то решение?

— Практически да. Но есть некоторые нюансы, которые хотелось бы уточнить.

— Пожалуйста.

— В каком качестве вы хотите попасть в новый мир?

Он несколько озадаченно посмотрел на меня. А я, не давая ему ответить, продолжил:

— Надеюсь, вы понимаете, что на той стороне мы не дадим вам возможности оставаться той силой, которую вы представляете сейчас, и то, чем вы будете заниматься на той стороне, будет решаться не вами и не на основании вашего нынешнего статуса. Там все будет по-другому.

— Поясните?

— На той стороне уже есть люди, они имеют власть, силу и определенные возможности. Я в некоторой степени представляю их интересы по отбору кандидатов на переселение.

Семенов усмехнулся.

— Я и не предполагал, что нам дадут так просто переселиться, не наложив при этом лапу на наши ценности. Вам не кажется, товарищ майор, что в данной ситуации вы ведете себя, как матрос, продающий женщинам и детям места в шлюпках на тонущем "Титанике"? Что ж, каковы ваши условия, вы, наверное, захотите иметь с этого и свой процент?

В его спокойном ровном голосе проскочили нотки презрения.

— Почему бы и нет? Не вижу в этом ничего зазорного, вот только вы не совсем правы в своих умозаключениях. Скажите, а почему вы думаете, что в том мире мы, то есть переселенцы, будем хозяевами? По праву сильного? Нет, такого не будет, нам просто не дадут этого, по одной простой причине, что мы уничтожили свой мир и теперь готовы перенести наши проблемы и социальные болезни туда.

Семенов на пару мгновений задумался и как бы нехотя сказал:

— Допустим, в ваших словах есть смысл. И судя по многим вещам, у вас действительно есть внешняя поддержка, а не та сказочка про Антарктическую базу. Какие условия ставят хозяева того мира и есть ли возможность поискать миры, ну скажем так, с менее требовательными хозяевами?

— Другой мир — нет. У нас просто нет времени. А насчет хозяев… Раскрою вам тайну. Ваши смежники, которые типа ищут профессора Кульчицкого, нарушив правила, попытались влезть в тот мир и с ходу получили по голове. Вы думаете, почему у них взорвался весь научный комплекс, где в условиях строгой секретности занимались такими глобальными разработками?

А вот тут Семенова задело, и он уж очень пристально смотрел мне в глаза.

— Говорите.

— Их система была атакована извне и уничтожена. Они сумели выпустить на ту сторону несколько разведгрупп, и мы с трудом смогли спасти только часть одной из них. Всего пять человек.

— Так вот оно в чем дело.

— Это еще не всё. Ваши коллеги собирались пройти инфильтрацию и попытаться захватить контроль над всем миром. В итоге, по их поводу на довольно высоком уровне мне совсем недавно было доведено определенное мнение о нежелательности их присутствия в том мире. С этим и связана их торопливость…

— Вот оно как. Как я могу быть уверен, что это правда?

— Командир группы капитан ФСБ Ненашев. Он сейчас на той стороне, лечится после тяжелого ранения. Четверо его людей у нас. Фамилии могу сообщить, а вы можете проверить информацию по своим каналам.

Семенов вздохнул и, опустив голову, молчал секунд пять, и потом устало спросил:

— Хорошо. Какие условия хозяев того мира?

— Условий много, но их почему-то заинтересовали наши корни, и они очень интересуются нашей историей. Скажите, в Великую Отечественную у вас никто не воевал?

Полковник с интересом уставился на меня, а я абсолютно честно прокомментировал свой вопрос:

— У меня интересовались. Прадед всю войну прошел, под Вязьмой в окружении был и погиб в Будапеште в сорок пятом. Так что и вам стоит вспомнить историю своего рода.

— А я и так помню. Прадед служил лейтенантом на крейсере "Червона Украина", ушел в морскую пехоту и погиб летом сорок второго в Севастополе, перед самой сдачей города…

Я чуть не заорал от радости, таких подарков давно не было, тем более крейсер сейчас стоит в Севастополе, будет возможность устроить встречу этого непробиваемого полкана с его прадедом.

— Зачем вам это все?

Я лихорадочно обдумывал ситуацию и, приняв решение, сказал:

— Хорошо, полковник. Сообщите своим, что вы задержитесь на четыре-пять часов, чтобы они там не делали глупостей, а мы с вами поедем на встречу с серьезными людьми.

— Это вы про Лукичева?

— И его тоже.

Глянув на часы, я спросил:

— Что там насчет материальной помощи в виде вертолетов и боеприпасов?

Полковник попытался перевести разговор на другую тему, но я коротко сказал:

— Команду на восстановление взлетно-посадочной полосы в аэропорту я дал. Несмотря на то что ее неплохо отбомбили, в течение двух-трех дней мы сможем принимать грузы.

— А горючее?

— Обеспечим.

— Хорошо. Я думаю, это все решаемо. Но нам нужны гарантии.

— Гарантии сегодня получите, обещаю.

Он больше не стал задавать вопросов и позволил себя снова нарядить в армейский камуфлированный ОЗК и даже не сильно ворчал, когда на него напялили противогаз с заклеенными непрозрачной пленкой стеклами. Потом было больше часа езды в БТРе, который полковник стоически перенес, сидя пристегнутым к креслу внутри бронированной машины, не задавая вопросов. Мы как раз успели сгонять в город, там покататься по кварталам, потом, проехав километров десять, завернуть в Молодежное. Затем с колонной грузовиков, которые, загруженные боеприпасами для осажденного Севастополя в поселке под Оренбургом, пройдя второй портал, двигались к первому порталу, чтобы подгадать к очередному сеансу включения установки, и прошмыгнули в сорок первый год.

Там пришлось немного покачаться на горках Инкермана и, пройдя несколько постов, на которых у нас активно проверяли документы, въехали в Севастополь и целенаправленно направились к Графской пристани, где на этот момент стоял легкий крейсер "Червона Украина".

Когда мы прошли шлюз и вышли в тот мир, с удовольствием стянул с себя ОЗК и противогаз и остался в обычном камуфляже с разгрузкой. Примостившись недалеко от Семенова и положив автомат на колени, закрыл глаза и, несмотря на болтанку и дрыганья бронетранспортера на кочках, умудрился задремать. В последнее время на меня свалилось слишком много всего. Отключающееся сознание автоматически напомнило, что у меня за последнее время как-то быстро стали затягиваться раны. Поэтому, несмотря на большое количество дырок, полученных от друзей-немцев, я до сих пор был, так сказать, на ходу и при этом еще в состоянии что-то делать.

Когда бронетранспортер остановился и механик-водитель доложился, что приехали, я лично стянул с Семенова противогаз и спросил:

— Как фамилия вашего прадеда?

Он, проморгавшись от яркого света лампочки внутри бронетранспортера, несколько удивленно рассматривал мой наряд, в котором отсутствовал очень важный элемент выживания в нашем зараженном мире в виде ОЗК, изучил такие же наряды на бойцах охраны и сразу сделал вывод, что мы находимся в другом мире. Но услышав мой вопрос, странно глянул на меня.

— Лейтенант Мартынюк Игорь Игоревич.

Я кивнул головой Кареву, который находился рядом в качестве охранника и выполнял при мне определенные функции адъютанта. Он отвернулся и тихо прошептал в микрофон радиостанции, сообщая эту информацию Артемьеву, который уже находился на набережной и высвистал командира корабля, с просьбой для разговора на пару часов откомандировать ему одного из членов экипажа крейсера "Червона Украина". Санька мне докладывал, что там сначала не захотели понимать, но когда узнали, что это те ребята из специального отряда НКВД, которые постоянно вламывают немцам и лихо сшибают их самолеты и днем и ночью, изменили свое мнение и спросили:

— Для чего?

— К нему родственник приехал.

Командир корабля скептически ухмыльнулся, но перечить не стал, и когда наш БТР уже был на набережной, от корабля отделилась шлюпка, в которой вместе с несколькими гребцами находился пятнистый Санька и человек в командирской фуражке.

Семенов, после того как снял с себя ОЗК и вылез наружу, с интересом осматривался, с присущей профессиональному разведчику въедливостью фиксировал окружающую обстановку. Но было видно, что все равно картина, так же как несколько дней назад на бойцов отряда СБУ, произвела впечатление. Он несколько мгновений глубоко дышал, с наслаждением ощущая, как чистый прохладный, пропахший морем воздух прочищает легкие, уже привыкшие к отфильтрованному в убежищах суррогату. Он даже развеселился, увидев у меня на рукаве шеврон "НКВД СССР", выглядевший несколько комично на форме из будущего, хотя мы к этому давно относились вполне спокойно. Недалеко от берега застыл крейсер еще царской постройки, с советским военно-морским флагом, и Семенов, глянув на меня, чуть ухмыльнулся и спросил:

— "Червона Украина"?

— Он самый.

— Так вот почему ты спрашивал про войну. Какой год, хотя чего спрашиваю, крейсер затонул в конце сорок первого года. Если он стоит, то значит сейчас максимум сорок первый год.

— Да, ноябрь.

— Значит, все-таки вы во времени путешествуете, и ваши таинственные хозяева это власти страны, наверняка Сталин и Берия?

— У нас говорят, товарищ Сталин и товарищ Берия…

Семенов резко повернулся и встретился взглядом с невысоким человеком в пенсне, который с ходу вмешался в наш разговор:

— Говорите "товарищ Сталин", а то советские люди могут обидеться.

Разведчик не смутился, глянув иронично на меня, решив, что перед ним разыгрывают спектакль, и ответил:

— Конечно, товарищ народный комиссар, учту.

Тут к нам в сопровождении охраны подвели крепыша в флотской форме с лихо заломленной фуражкой и знаками различия лейтенанта. Он с интересом рассматривал бойцов в пятнистой форме и, остановив взгляд на Берии, замер по стойке смирно. Нарком кивнул своим охранникам, и они отошли на некоторое расстояние, образовав вокруг нашей группы пустое пространство. Моряк вскинул руку к виску и начал рапортовать:

— Лейтенант Мартынюк… крейсер "Червона Украина"…

— Вольно, лейтенант. Вас вызвали по моей просьбе. Просто мне хотелось бы с вами поговорить.

Тот удивленно смотрел на грозного наркома, ему хватило ума промолчать.

— Скажите, лейтенант, как вы относитесь к бойцам специального отряда НКВД? — и Берия кивнул в сторону одетых в камуфляж сопровождающих.

— Хорошо отношусь, — осторожно ответил лейтенант, все еще не понимая подвоха.

— А как они воюют?

Тут он улыбнулся, вспомнив, как недавно город и особенно боевые корабли на рейде подверглись массированной бомбардировке. На пристань выкатилась многоствольная бронированная зенитная установка и открыла убийственно точный огонь по пикирующим немецким самолетам короткими очередями, отправляя в воздух целые тучи снарядов. Чуть позже со стороны Малахова кургана открыла огонь вторая такая установка, и противник, потеряв сразу шесть самолетов, сбросив куда попало бомбы, просто удрал.

— Грамотно воюют, товарищ народный комиссар.

Берия его окинул своим взглядом и, взвешивая каждое слово, продолжил, удивив даже меня:

— Товарищ лейтенант, может, это будет звучать несколько фантастично, но эти люди наши потомки, которые прибыли, чтобы помочь бороться с напавшим на нашу Родину врагом. Они из будущего.

Лейтенант ошарашенно смотрел на Берию, потом покрутил головой, пытаясь понять, шутят над ним или нет. Но все были спокойны и как-то не спешили смеяться над удачной шуткой наркома внутренних дел.

— Вы уверены, товарищ народный комиссар?

— Абсолютно, товарищ лейтенант, и, надеюсь, вы понимаете, что эта информация является одним из самых больших государственных секретов…

Продолжать не надо было, все вокруг поняли, а особенно обалдевший лейтенант. Но у него хватило мозгов задать вопрос, который от него все ожидали:

— Товарищ народный комиссар, а зачем вы меня посвящаете?

— Дело в том, лейтенант, что вот этот человек, — Берия, повернувшись, чуть ли не ткнул в живот Семенову пальцем, — является вашим правнуком. Вот он и хотел с вами встретиться. Так что, полковник…

Нарком чуть насмешливо глядел на нашего гостя и ждал, когда тот расколется. И ведь правильно ждал, кто же в такой ситуации будет врать и выкладывать легенду. Несколько секунд молчания и раздался спокойный голос:

— Полковник Терещенко.

— Товарищ полковник, вам же есть о чем поговорить с прадедом, в вашей истории он вроде как погиб в сорок втором?

…Мы возвращались в наш мир, а Берия через нашу систему порталов хотел перескочить в окрестности Оренбурга, где его ждал личный самолет. Джип с наркомом и его охраной ехал впереди, а мы с Семеновым-Терещенко ехали за ними в БТРе и молчали, каждому было о чем подумать. Уже когда подъезжали к Инкерману, Терещенко повернулся ко мне и со сталью в голосе, от которой меня пробрал озноб, спросил:

— Скажи, майор, это была твоя идея прадеду про меня рассказывать и устраивать этот спектакль?

Я уже давно ждал этого вопроса. Берия вполне искусно столкнул лбами Терещенко и его предка, тем самым поставив обоих в довольно щекотливое положение, и при этом Терещенко явно дали понять, что у Лаврентия Павловича теперь есть заложник, с помощью которого можно манипулировать полковником. Лихо он, я поразился искусству, с которым за десять минут была решена проблема лояльности посланца, над которой я бился несколько дней. Но вот от всего этого попахивало, и, видимо, не у меня одного осталось какое-то гадливое чувство.

— Нет, полковник. Показать живого прадеда я придумал, а вот устраивать такую жесткую вербовку не в моем стиле. Самому неприятно.

Он еще пару мгновений смотрел мне в глаза, потом откинулся на спинку сиденья и, закрыв глаза, сказал:

— Верю. Хотя Берия теперь будет его беречь и не позволит умереть. Так что не все так плохо. Но все равно, майор, удивил ты меня. Там Лаврентий обмолвился, что ты чуть ли не Герой Советского Союза?

— И медаль есть, и документы, подтверждающие это.

— Это они тебя за то, что им технику гоняешь из будущего?

— Не только. Я тут с июня,и в самом начале вообще в одиночку работал. Первый выход был под Могилевом, и там пришлось отметиться. В общем, потеряв связь, участвовал в обороне города и прорвался из него с кучкой бойцов, когда часть окруженных войск ушла на прорыв к нашим, а мы еще три дня оборонялись. Партизанил по лесам, умудрился схлестнуться с бойцами дивизии СС "Райх", и мои ребята даже завалили ее командира Хауссера, который в нашей истории дожил до старости.

— Так ты тут развлекаешься по полной?

— Почти, хотя и дырок во мне наделали немцы немало. Осуждаешь?

— Почему? Наоборот, завидую. Мы же с тобой почти сверстники, майор. Значит, и ты в детстве мечтал по фашистам современными танками пройтись, а теперь, видимо, исполнил свою мечту.

Тут я хохотнул.

— И не раз. Тут недавно с Бориспольского котла окруженную группировку сюда, под Севастополь, перевозили через нашу систему, так немцы просекли и попытались помешать, вот и пришлось им устроить встречный ночной бой с применением современных танков, артиллерии и систем залпового огня. Видел бы ты, как мы двумя "Шилками" наступающий немецкий батальон на фарш настругали.

Но вместо ожидаемого удивления я наткнулся на грустный и даже усталый взгляд.

— Видел я такое, под Читой, когда китаезы полезли. Вот так же "Шилками" с мобскладов пэвэошники до последнего лупили, нашинковав целый полк, пока не подтянули подкрепление и пацанов из танков в упор не расстреляли…

Меня почему-то это разозлило.

— И что? Я тут в Крыму не на курорте отдыхал, и что такое тотальное уничтожение населения прекрасно знаю. И рабов из подвалов выковыривал и бандитов, которые целый лагерь Красного Креста вырезали, на колья сажал. Так что насмотрелся не меньше вашего.

А вот тут Терещенко меня удивил.

— Знаю, майор, поэтому и решил прилететь лично пообщаться. Скажи…

И сделал паузу. Вот ведь жучара, видимо, решил тоже маленький спектакль разыграть и выжать максимум информации.

— От кого наши смежники по голове получили?

Я задумался, стоит ли рассказывать или нет. Хотя информация все равно просочится, так что надо рассказывать, но не всё.

— Они на наш канал сели и умудрились вылезти на оккупированной территории и с ходу схлестнулись с элитным полком СС. Те быстро сообразили, что и как, и ворвались через портал на их базу и устроили штурм, вызвав подкрепление. В итоге на базе рванули ядерный заряд, уничтожив научный сектор, при этом часть энергии перекинулась в прошлое, перемолов все, что немцы успели вытащить из будущего.

— Лихо тут у вас. Значит, немцы в курсе относительно ваших телодвижений?

— Да. Это Канарис и Гейдрих. Гитлер вроде как не в курсе.

— Н-да, натворили вы дел.

— Возможно, но кто ничего не делает, тот не ошибается.

— Ты прав. Что будет дальше?

— Два-три месяца — и мы полностью сюда переселяемся. Но это максимум, по идее, у нас реально не больше месяца.

— С чего такой срок?

— А вы появились, плюс турки что-то пронюхали и начали переброску войск, скоро натовцы подтянутся, и в итоге это все перерастет в новую свалку, которая закончится массированным ядерным ударом по Крыму.

Терещенко скривился, опустил голову и уставился на свои берцы.

— Значит, не успеем…

Снова подняв голову, уставился на меня и с какой-то надеждой спросил:

— Сергей, ведь у тебя должен быть резервный вариант, не поверю, что нет. Не тот ты человек. Я же вижу, что ты не хочешь под Берию ложиться, только ради людей терпишь.

— И что?

— Может, скооперируемся? Я уже понял, что это ты установку запустил и доработал. Ты — ключевой элемент.

— Ну, допустим, это можно было просчитать аналитикам. Но что дальше?

— Давай к нам…

— Да щас. Полковник, ты в своем уме? Тут куча людей, которые понадеялись на меня. Кто я буду, если их брошу? Вот…

— Может, попытаться в другое время? Пораньше…

— Где вам будет проще, используя свои знания, интегрироваться в управляющие структуры мира? Нет уж. Сталин и Берия вполне неплохая контролирующая сила, которая со своей паранойей сумеет удержать ваши властные потуги. Полковник, давайте не будем строить иллюзий — вы хотите попасть в другой мир, точнее в другое время, и начать рулить и прогрессорствовать, исходя из своих познаний мира, а вы не думали, что мы не имеем права на это? Мы просрали свой мир и теперь лезем в другой, чтобы, в конце концов, довести его до такого же состояния. Просто стимулируете прогресс в области вооружений и все. Что это даст новому миру? Новые горы трупов?

— Сергей, а ты что делаешь? Не передаешь оружие?

— Передаю, но благодаря определенным действиям изобретение и производство ядерного оружия отложено на более поздний срок…

— Ничего не изменить, начнут лупить друг друга чуть позже, и не факт, что твой товарищ Сталин первым его не применит.

— Согласен. Но пока выхода не вижу.

— Попробуй пробиться в другое время, наши аналитики предлагают вмешаться не позднее русско-японской войны.

— Я вам не лифт, что нажали на кнопочку и попали на другой этаж. Вы думаете, я не хотел попасть в другие времена? Нет, не получалось. Видимо, эфэсбэшники пробили стабильный канал, и мы им пользуемся.

— Вот даже как… Хорошо, Сергей, то, что я обещал, мы будем выполнять, исходя из элементарного расчета, что у нас нет другого варианта, но я бы хотел убедиться, что с тобой ничего не случится, и ты попытаешься пробить иной канал.

Как-то само собой мы перешли на "ты".

— Попытаюсь, но не обещаю. Но, полковник, не рассчитывай, что если получится меня захватить, вы сможете на этом больше получить, уж поверьте, пойду на принцип и из вредности устрою вам Армагеддон.

— Понимаю. Сейчас мир изменился, и выжили или такие упрямые, как ты, или уроды, привыкшие жить за счет других. Ты, как точка кристаллизации, собираешь вокруг себя таких же упертых, которым нужна была только идея и реальная цель, чтобы сносить головами любые преграды.

— Наверное, ты прав. Как оно там говорится: делай, что должен, и будь, что будет.

То, что разговор не закончен, понимали и я и он.

Глава 18

Насколько была трудна встреча с полковником Семеновым-Терещенко, то настолько просто прошло личное знакомство с Лукичевым и его давним корешем, полковником Щедрым, нынешним командиром того, что осталось после войны и повального дезертирства от 1-й аэромобильной бригады. Два дядьки, встретившись с Дегтяревым и немного отметив встречу и выслушав про наши последние приключения, заставили его притащить меня и устроили самую настоящую попойку, разумно предположив, что разговоры и хождения кругами на татами, как это у нас было с посланцем из России, не самый лучший способ установить нормальные отношения. А известие о нескольких орденах и медали "Золотая Звезда" вызвало ажиотаж, и два полковника, выросшие еще на советских идеалах, дружившие с курсантских времен, сумели оценить это событие. В итоге в какой-то момент я отключился, выслушивая очередную байку о том, как еще хрен знает когда курсанты Рязанского училища ВДВ Лукичев и Щедрый ходили в самоход и, походя, отпинали гопников, решивших польститься на гроши, оставшиеся у бравой десантуры после укатывания местных девчонок…

Пришел в себя в моем личном боксе уже раздетый и заботливо укрытый одеялом, при этом я долго пытался понять, как попал в свой бункер, при том, что пить-то начинали вообще на опорном пункте. Рядом на стуле висела чистенькая и выглаженная форма, признак того, что тут на сто процентов отметилась моя дражайшая половина, которая и организовала перевоз моей тушки в центральный бункер. Я уже стал собираться, когда в наш бокс ворвался Славка, все такой же живой и жизнерадостный. Усевшись мне на колени, он стал рассказывать, как они играют в игры по сети, как недавно их группой возили в Оренбург и они играли в снежки, и он толкнул в снег какую-то Маринку и потом долго от нее убегал. Я сидел на диване и держал в руках вертящегося сына и получал удовольствие от этого общения. Куда-то на задний план ушла война, кровь, путешествия во времени, интриги. В который раз понял, ради чего влез в эту историю и ради чего мне реально нужно жить. Но всему хорошему приходит конец, и на входе нарисовалась Артемьева с не самым лучшим выражением лица, отчего у меня неприятно засосало под ложечкой.

— Командир, беда.

— Что случилось?

— Под Севастополем немцы накрыли нашу колонну, выходящую из портала.

— Подробности.

— Они знали про поставки, точнее, тот, кто планировал операцию. Собрали максимум артиллерии на этом участке и плотно накрыли район, когда колонна вышла из портала. Мы успели штатно закрыть портал, прежде чем там все было разнесено…

— Потери?

— Наших пять водителей и трое охраны. Вывозили технику местные, но все равно…

— Твою мать…

Я ссадил с колен сына, погладил его по голове и тихо сказал:

— Славушка, папе нужно на работу.

Подняв по тревоге все наличные силы, известил руководство СССР о целенаправленном обстреле портала немецкой артиллерией под Севастополем, начал собирать маневренную группу на случай прорыва противника в осажденный город, где ждали отправки несколько образцов нашей техники и имелись в наличии комплексы радиоподавления, собранные на элементной базе из будущего. Естественно, не в наших интересах было позволить немцам захватить какие-либо устройства, прошедшие через портал, особенно это касалось полупроводниковой техники, выполненной с высокой степенью интеграции, что может повлечь за собой скачок развития в этом направлении у противника.

В поселок Молодежное, где у нас располагалась установка, дающая пробой в Севастополь 41-го года, стали стягивать силы, которые мы обычно задействовали в операциях в прошлом. Танковая группа под командованием Васильева ждала только сигнала. Тут же примостилась вся наша мобильная ПВО из "Тунгуски" и двух "Шилок".

Ворвавшись в центр управления, с ходу приказал:

— Обстановка!

— Конвой большей частью уничтожен. Пяти машинам удалось прорваться. Район портала постоянно под обстрелом.

— Со штабом обороны связывались?

— Эпизодически вытягиваем штангу с антенной. Массированные артобстрелы и бомбежки. Немцы захватили полное господство в воздухе. Практически вся авиация Черноморского флота уничтожена, аэродромы целенаправленно перекопаны бомбами и снарядами. По словам пленных летчиков, сбитых над городом, сюда переброшен восьмой авиакорпус Люфтваффе.

— Ого, они вообще-то сейчас должны под Москвой развлекаться, а их в Крым перебросили… Что еще?

— Штурм. По данным разведки, к немцам перебросили еще несколько крупных частей и вроде как, по слухам, моторизованную дивизию СС "Адольф Гитлер".

— Учитывая непрекращающийся обстрел портала, скорее всего это связано с нашим появлением.

— Что будем делать?

— Дождемся темноты, потом попытаемся вмешаться. Каждые полчаса мне на планшет оперативную обстановку.

Организовывая тревожную группу, я практически забыл про гостей, хотя они сами о себе напомнили, причем достаточно примечательно. Скорее всего, Дегтярев проболтался своему бывшему начальнику, что у нас в Севастополе 41-го года начались проблемы, и мы готовимся идти туда вмешаться, и два полковника, обидевшись, через Олега высказали мне громкое и единодушное "фи", с требованием поучаствовать в избиении супостатов, посягнувших на святыню русских моряков. Попутно они прозрачно намекали на какие-то подарки, которые неплохо было бы испытать в деле, причем как я ни старался, но ничего вспомнить так и не смог. Олег подсунул мне планшет со списком привезенного оборудования, и я на некоторое время просто впал в ступор. Как я о таком мог не помнить: Лукичев с товарищем сумели порадовать доставленной боевой техникой. Тут была и самоходная гаубица "Гвоздика", и еще одна "Тунгуска" и, главное, "Зоопарк-2", радиолокационный комплекс разведки украинского производства, пара БТРов и несколько грузовиков, забитых боеприпасами.

В условиях абсолютного господства немецкой авиации в небе над Севастополем лезть на ту сторону при дневном свете было просто глупо, поэтому, эпизодически открывая портал и получая оперативные сводки по обстановке в городе, мы терпеливо ждали наступления сумерек и уменьшения плотности огня артиллерии противника. На первом этапе мы рассчитывали выпустить на ту сторону несколько мобильных установок ПВО и хотя бы на время расчистить небо, после чего можно будет перебросить систему радиолокационной разведки, чтобы более эффективно разобраться с немецкой артиллерией, которая так досаждала нам в последнее время.

Строительный батальон уже два дня с помощью бульдозеров готовил взлетно-посадочную полосу для приема тяжелых транспортных самолетов — я надеялся, что ГРУшники выполнят свои обещания и перебросят в Крым хотя бы один работоспособный боевой вертолет. Но, видимо, наша мобилизация, не оставшаяся незамеченной их наблюдателями, подстегнула к действию, и на связь вышел полковник Семенов, который просил не вспоминать его "настоящую" фамилию и попросил встретиться.

До наступления сумерек в сорок первом году у меня еще было пять часов, поэтому, прихватив охрану, снова направился на опорный пункт, где меня уже дожидался полковник Семенов.

— Добрый день, Сергей Иванович.

Я не удержался и глубоко вздохнул, что не осталось незамеченным моим собеседником.

— Добрый день.

— Я вижу — у вас неприятности.

— Ну не совсем у меня, но что-то такое есть. С чем пожаловали?

— Основное — сообщить, что самолет ждет. От вас только нужно будет дать отмашку о готовности полосы.

— Ну, вы же контролируете процесс восстановления полосы, так что давать отмашку, думаю, нет смысла. Там постоянно дежурят несколько ваших людей. Хотя, по докладам, в первом приближении мы уже готовы принять один или два тяжелых борта.

— Мы тоже так думаем. Значит, можно уже принимать технику. Скажите, у вас есть пилоты для двух МИ-24?

— Для полного экипажа — вряд ли, но ваших людей сажать за штурвал в том мире и пускать в свободное плавание без гарантии, что они не перелетят к немцам или американцам, очень не хочется.

— Вы так нам не доверяете? Хотя такой подход понятен и говорит о вас, как о разумном человеке, с которым стоит иметь дело. В принципе вы правы. Но мы об этом подумали и подстраховались: к вам отправили два боевых вертолета МИ-24 с полными экипажами и группой технического персонала. Все они переселяются с семьями…

Дальше он не стал продолжать, мы оба друг друга поняли, про заложников. Но Семенов, увидев мой скепсис, дополнил:

— Не думайте, что все они сотрудники спецподразделений. Люди реально те, за кого себя выдают. У вас будет возможность проверить их любыми имеющимися у вас способами.

— Ага. А если вы вместе с ними отправили "кротов" с программой долгосрочного внедрения?

— А смысл, Сергей Иванович? По большому счету мы все, то есть будущие переселенцы в тот мир, потенциальные "кроты".

— В принципе, вы правы. Но кто даст гарантию, что выходцы нашего сумасшедшего времени не надумают подороже продаться, наплевав на идеалы и присягу.

— Мы, когда отбирали людей, тоже об этом думали, поэтому в первом приближении вам можно не бояться. У нас с вами одна дорога.

— Знаете, полковник, а ведь я вам не верю.

— Я вас понимаю, но у вас просто нет выхода, и так или иначе придется принять нашу помощь, взяв на себя определенные обязательства.

Я усмехнулся.

— Спешите повязать, пока не появились "смежники"?

— И это тоже. Кстати, люди, летящие сюда, не в курсе ваших путешествий во времени. Они только проинструктированы, что будут обеспечивать безопасность на новых чистых территориях. Никто, даже включая сопровождающих и охрану, не в курсе реального положения вещей.

— Это на случай, если борт сядет там, где не надо?

— Конечно.

— Хорошо, но мы всех людей проверим. И желательно не устраивать тут партизанские игры, высаживая дополнительные группы, мы в состоянии контролировать ситуацию в городе и его окрестностях.

— Мы в курсе. Любая переброска сил будет осуществляться под вашим контролем…

Он сделал паузу и задал вопрос, ради которого он, наверное, и хотел встретиться:

— Скажите, Сергей Иванович, а что произошло, раз вы начали тотальную мобилизацию, стянув в Молодежное крупные силы?

— В Севастополе начался штурм, причем по интенсивности и применяемым силам он сильно отличается от ноябрьского штурма в нашей истории.

— Насколько сильно отличается?

— Немцы перебросили в Крым восьмой авиакорпус Люфтваффе с московского направления. Судя по всему, они знают про нас, и место выхода портала постоянно обстреливается.

— Понятно. Вы позволите мне поучаствовать в событиях?

— Хотите в немцев пострелять?

— Почему бы и нет?

— Подумаем. А пока жду ваших вертолетчиков.

— Хорошо.

Время шло, мы постепенно стягивали дополнительные силы на случай попытки прорыва с той стороны и одновременно ждали прилета самолета с грузом.

Самое трудное — это ждать, когда гибнут твои друзья и знакомые. Мы сидели, но какой-то иррациональный подъем ощущался среди наших бойцов, хотя по большому счету нам не нужно было вмешиваться. Во время боев уступить противнику технику из будущего было намного вероятнее, но тут присутствовал мощнейший организационный стимул. Все, кто побывал там, поучаствовал в боях с немецкими оккупантами, кто ходил в атаку, дрался врукопашную, расстреливал из гранатометов танки с крестами, уже менялись и однозначно становились нашими соратниками.

Вернувшись в бункер, я вызвал Олега Дегтярева.

— Олег, пообщайся с Лукичевым. Нам нужны экипажи для МИ-24. Насколько я помню, в Николаеве до войны базировалась часть, на вооружении которой стояла такая техника. Если есть возможность, нам срочно нужен минимум один полный экипаж, но лучше два. Если да, то вышлем за ними наш Р-5.

Дегтярев смотрел на меня как на придурка.

— Откуда у тебя вертолеты?

— Российские коллеги сейчас должны пригнать военно-транспортным бортом. Но вот насчет лояльности экипажей я не сильно уверен, поэтому нужны свои, у которых тут семьи, чтобы не додумались к немцам перелететь.

— Мысль, сейчас свяжусь.

События начинали набирать обороты. Через полчаса Олег приехал на базу с Лукичевым и Щедрым, которых, правда, не пустили в закрытые зоны, но пообщаться смогли в специальных помещениях, где отстаивались машины для выхода на ту сторону.

Полковники были настроены по-деловому и, почувствовав вкус скорых приключений, развили бурную деятельность. Пилотов нашли, причем именно с нужной подготовкой, с большим боевым опытом. После начала ядерной войны они остались не у дел, а услышав, что крымчане, про которых уже ходили легенды, ищут пилотов, задергались и, получив персональные вызовы, однозначно дали добро, но при условии, что переселяться будут только с семьями. Правда, пришлось потратить время на переговоры с руководством николаевских бункеров, пообещав им немаленький продуктовый куш, но дело было сделано, и Р-5 со специальной гондолой для третьего человека уже был готов к вылету, учитывая, что погода немного успокоилась, и ветер позволял совершить полет. Оказалось, что про пролет российского скоростного бомбардировщика, сбросившего разведгруппу, знали все кому не лень, и это тоже добавило ажиотажа. Тихое болото, в которое превратилась система бункеров и убежищ на юго-востоке Украине, где постепенно затихала жизнь, и все сводилось в борьбе за остатки ресурсов, вдруг встрепенулось, и теперь все взгляды были направлены в разоренный гражданской войной Крым, где происходили поистине фантастические события. Сила, обеспечение и возможности, продемонстрированные за последнее время, породили надежду у многих, кто уже опустил руки и не видел смысла жить дальше.

Информация о том, что в Симферополе восстановили аэропорт для приема российских тяжелых военно-транспортных самолетов, добавила нервозности у нынешних власть имущих.

У нас все шло своим чередом: ждали наступления темноты в сорок первом году и прилета самолета с боевыми вертолетами на борту. Очень быстро вернулся Р-5, доставивший двух летчиков, которые, попав на нашу базу, были поражены количеством народа, разнообразием техники и, главное, энергией и уверенностью, которой буквально светились наши люди. Это произвело соответствующее впечатление. Пока было время, я их посадил в БТР и в сопровождении охраны двинулся в город, ко второму порталу, чтобы провести обкатку наших новых соратников. С виду им обоим было по 35–40 лет, видно, что успели лиха хлебнуть, но цену себе знали, поэтому чтобы не терять времени, мы быстренько рванули через портал, на той стороне заехали в ангар, где мы переоборудовали в ночные охотники бомбардировщики, эвакуированные с Черноморского флота перед самым штурмом Севастополя.

Не давая им задавать глупых вопросов, махнув рукой, пошел к дверям и, выйдя на улицу, остановился, вдыхая чистый степной морозный воздух. Они, выйдя со мной, стояли рядом и озирались, удивленно рассматривая ребятишек, которые строем шли в столовую на ужин, на охрану и, главное, на то, что тут люди ходили спокойно, без противогазов. Огромный интерес вызывало чистое небо, где не было грязно-серых туч, к которым мы так уже привыкли в своем мире. Я ожидал резонного вопроса и дождался.

— Где мы?

Я усмехнулся и начал в который раз свой рассказ.

Глава 19

Когда пришло время, мы несколько раз включали установку, изучая обстановку вокруг точки выхода, но там все еще рвались снаряды, и внутрь влетело несколько осколков, разбив плафон с лампой. Поэтому пока решили не предпринимать никаких действий, тем более что мое участие в этой операции оспаривалось со всех сторон, особенно тут отметилась моя дражайшая супруга, которая поставила условие, что в противном случае будет вынуждена меня арестовать и силой принудить к пятнадцати суткам строгого постельного режима с обязательным выполнением супружеского долга. Народ улыбался, но я оставался на базе и руководил всем процессом. В это же самое время мы притащили в ангар наш Р-5 и навесили на него четыре немного доработанных трубы ПЗРК "Игла", превратив деревянный самолетик в грозного и безжалостного ночного охотника.

Еще через час, убедившись, что артобстрел стал носить тревожащий характер, открыв портал, выгнали на ту сторону две "Шилки" и "Тунгуску", которые на всей скорости неслись по изрытому воронками пространству, мимо сгоревших и разнесенных взрывами остовов машин, подальше от Чернореченской долины. Висящий в воздухе немецкий самолет-разведчик что-то успел рассмотреть в свете спускающихся осветительных бомб и стал снижаться, чтобы рассмотреть несущиеся на максимальной скорости бронированные машины. Одна из них притормозила, развернула башню и выпустила огненную стрелу, которая с ревом устремилась вверх и через несколько мгновений — вспышка в небе, и огненный шар устремился к земле.

За установками ПВО через портал вывалились пара танков, недавно привезенная "Гвоздика", комплекс радиолокационной разведки "Зоопарк-2", четыре БТРа, под завязку набитые боеприпасами для установок ПВО, и смонтированная на базе бронетранспортера установка подавления радиосигнала, полностью выполненная на нашей элементной базе.

Все это время я находился в центре управления и с помощью видеокамеры, вынесенной через портал на специальной штанге, наблюдал за картиной прорыва нашей боевой техники.

— Все, прошли, спрятались в скалах.

Потом мог судить только по докладам и перехвату радиопереговоров между операторами установок. Тут и началась настоящая работа для профессионалов: установки ПВО по грунтовой дороге поднялись на плато и заняли господствующие позиции над районом. Невдалеке разместилась установка "Зоопарк", и от нее сразу пошли данные по целеуказанию для советской артиллерии. Сначала возникли разногласия с командованием наших частей, которое сначала весьма скептически отнеслось к нашим данным, но втык, полученный на самом высшем уровне, произвел должное впечатление. Через полчаса, быстро разослав людей с цифровыми радиостанциями, которые в условиях тотального подавления радиосигналов могли обеспечивать оперативную связь с нашими батареями, начали методично давить немецкую артиллерию на данном участке фронта.

Комплекс радиолокационной разведки "Зоопарк-2" украинского производства обнаруживал летящие снаряды, идентифицировал их по типам: гаубицы, пушки, минометы, вычислял по траекториям места расположения батарей противника и выдавал координаты и тут же по ответному огню советской артиллерии выдавал корректировку. Методичная и, главное, точная работа с подавлением радиосвязи у противника дала свои результаты. Огонь немецкой артиллерии был практически подавлен. Доходило до того, что в ответ на тявканье малокалиберных минометов сразу обрушивался град тяжелых снарядов.

Немцы быстро сориентировались и попытались решить все дело массированным авианалетом, к тому же потеряв троих разведчиков, прислали на разведку еще парочку, которых постигла та же участь. Ночные полеты были не их коньком, но тем не менее у Рихтгофена служили профессионалы, и они вылетели в ночь, стараясь подавить возникшую опасность.

Когда в небе появились немецкие самолеты, мы успели перетащить на эту сторону Р-5 и, воспользовавшись более-менее прямым участком, подняли в воздух нашего ночного охотника и ударили по асам Люфтваффе с двух сторон. Ночное небо, озаренное пожарами в городе, пылающим советским эсминцем, разнесенным мощным взрывом на отмели, и все еще не угасшими языками пламени суррогатного напалма, который повсеместно использовался в обороне города, раскрасилось огненными шлейфами зенитных ракет "Тунгуски", летящих навстречу немецким самолетам. Туда же устремлялись тучи снарядов, выпускаемые скорострельными пушками "Тунгуски" и двух "Шилок", наводящихся автоматикой по радиолокатору, поэтому эффективность и убийственная точность совершили невозможное. Расчеты и специально привлеченные помощники из полка НКВД непрерывно разгружали боеприпасы из БТРов и помогали заряжать установки, которые очень быстро расстреливали свои запасы по атакующим немецким самолетам.

Р-5, болтающийся чуть в стороне, поднялся на максимальную высоту и, дождавшись нужного момента, последовательно разрядил все свои четыре "Иглы" в бомбардировщики, которые методично скидывали над городом осветительные бомбы, позволяя авиации более точно работать ночью. Столкнувшись с ожесточенным сопротивлением, немцы попытались второй волной нанести решающий удар, но наши установки ПВО постоянно меняли позиции, да и с города пригнали несколько батарей зенитных пушек, и все это превратилось в грандиозное ночное сражение за небо. Потеряв более пятидесяти самолетов, командование восьмого авиакорпуса Люфтваффе прекратило безуспешные потуги до утра, и у нас появилось время для передышки. Немецкий артиллерийский огонь почти прекратился, а мы, посадив Р-5, сменили его вооружение на несколько бомб объемного взрыва и контейнеров с импровизированным напалмом. Пока было темно, деревянный разведчик прошелся по немецким позициям, раскидав по тыловым подразделениям дьявольские бомбы, которые яркими вспышками вычищали целые гектары от махровско-фашистской нечисти.

Подавив немецкую артиллерию на этом участке, механизированная группа в сопровождении усиленной охраны двинулась в сторону 30-й батареи, где противнику во время дневного штурма удалось достигнуть определенных успехов и где до сих пор грохотали пушки. Снова напряженная работа комплекса радиолокационной разведки, и через час активность немецкой артиллерии уменьшилась до минимума, и изредка только тявкали прямой наводкой противотанковые пушки, летящие снаряды которых не попадали в поле зрения "Зоопарка".

Пока в Севастополе 41-го года наша маневренная группа, подняв на недостижимый уровень систему выявления, локализации и уничтожения артиллерии противника, помогала предкам отбивать ноябрьский штурм, в нашем времени тоже начали происходить интересные события. Сначала на связь снова вышел полковник Семенов и указал, что транспортный борт на подлете и осталось его посадить в Симферопольском аэропорту. Для охраны туда отправили несколько мобильных групп и для усиления им придали пару БТРов и две БМП-2, недавно пригнанные людьми Лукичева.

Разумно предположив, что возможны сюрпризы, на дальних подступах к аэродрому были скрытно выдвинуты несколько групп, в задачу которых входил контроль над дальними подступами и за особым интересом со стороны третьих лиц к нашим делам. Естественно, что строительно-восстановительные работы, на которые бросили всех способных держать в руках инструмент, привлекли внимание, и теперь надо было обеспечить безопасную посадку военно-транспортного самолета. К тому же мы не исключали неприятных сюрпризов со стороны наших новых знакомых, поэтому как могли обезопасили себя. Но все оказалось просто и прозаично. Самолет достаточно точно вышел на аэродром, видимо, люди Семенова использовали какие-то маяки, и, сделав пару кругов, ориентируясь по огням, пошел на посадку. Конечно, идеальной ровности ВПП достичь не удалось, но тяжелый АН-124 "Руслан" со страшным ревом сумел более-менее удачно сесть, вырулил к ожидающим его бронетранспортерам и замер. Все это я наблюдал, сидя в центре управления, через одну из видеокамер, закрепленных на шлеме капитана Левченко, который отвечал за безопасную встречу транспортного борта, но никто не ожидал, что к нам пригонят такого монстра.

Предусмотренный для воздушной транспортировки мобильных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет, гигант был забит под завязку нужными для нас грузами. Как они сумели втиснуть туда два боевых вертолета, я сам удивлялся, но заранее извещенный о роде груза велел подготовить две платформы для транспортировки. Заранее было заказано топливо, и сейчас в наш лагерь под Оренбургом в сорок первом должны были прийти несколько автоцистерн, которые предназначались для заправки прилетевшего гиганта. Но главное, это новенькие боевые вертолеты: оба утащили в ангары и один из них сразу стали изучать наши недавно привлеченные летчики. Как пояснил Семенов, вертолеты были расконсервированы, и по отношению к ним провели все регламентные работы, осталось только поставить винты, заправить, подвесить оружие и можно в бой, чем сейчас мои люди и занимались. Учитывая серьезную обстановку под Севастополем и под Вязьмой, по времени у нас был жесткий дефицит, поэтому наплевав на сон, люди занимались своим делом. Когда я заглянул в ангар, то даже залюбовался, наблюдая с какой любовью и нежностью украинские летчики проверяли машины и готовили их к полетам. После доклада о готовности, убедившись, что на той стороне район портала вообще не обстреливается, провезли на платформе один вертолет и в сопровождении охраны и нескольких машин с боеприпасами и горючим, вывезли колонну в укромное место, где специалисты могли бы привести машину в полную боевую готовность. Тут же с позиции на северной стороне снялась наша маневренная группа и, совершив ночной марш-бросок, расположилась недалеко от импровизированной вертолетной площадки, охраняя уникальную боевую летающую машину от всяких неприятных неожиданностей.

Прилетевших на "Руслане" летчиков и техников разместили на резервной базе и начали проверять по установленной процедуре. Тут как раз взялись капитан Строгов с полковником Лукичевым, показывая высший класс контрразведывательной подготовки. Людей расспрашивали, допрашивали, анализировали ответы, гоняли на детекторах лжи, отсеивая тех, кто вызывал сомнения, но, видимо, в данной ситуации российские ГРУшники подстраховались и прислали настоящих специалистов, стараясь не настораживать людей, от которых в дальнейшем зависит их жизнь. Поэтому техников, прилетевших со своими семьями, сразу привлекли к работам по подготовке второго вертолета, а пару особо необходимых даже отправили в 41-й год. Времени на дополнительные объяснения не было, поэтому все проходило на ходу, можно сказать в боевой обстановке.

Около двух часов ночи по местному времени, начали прогревать двигатели, и МИ-24, правда без вооружения, поднялся в воздух и сделал несколько кругов над городом, вызвав определенный ажиотаж. Учитывая его уникальные летные характеристики для этого времени, никто не успел открыть по нему огонь. Вернувшись обратно, дозаправившись и вооружившись, взяв в десантный отсек четырех спецназовцев и представителя НКВД, МИ-24 с красными звездами вылетел на свою первую охоту.

Еще при получении первой информации о возможности появления в нашем распоряжении ударно-штурмового вертолета, мы начали собирать список целей, которые можно было бы уничтожить в первую очередь, и я, покопавшись в воспоминаниях Манштейна, нашел место, где он описывал место размещения его штаба при ноябрьском штурме Севастополя 1941 года.

Эти данные наносились на интерактивную карту, на нее накладывались данные радиоэлектронной разведки, по которым уже давно были выявлены штабы 11-й армии и корпусов, входящих в нее. И вот ночью пятнистая машина-убийца в первую очередь пошла охотится на победителя Севастополя, генерала Эриха фон Манштейна.

Сначала было трудно ориентироваться, но пилоты, некоторое время повоевавшие в Крыму в нашем времени во время гражданской войны, сумели точно выйти на точку и, пройдя на небольшой высоте, сбросить шесть объемно-детонирующих авиационных бомб. Дождавшись на удалении взрывов и вернувшись, прошлись из пушек и пулеметов по оставшимся в живых, но оглушенным и деморализованным немцам. Здание школы, где располагался штаб армии, удостоился серии НУРСов, и, убедившись, что ничего живого не осталось в развороченном оружием будущего селе, пошли дальше по маршруту, где были отмечены еще штабы корпусов, позиции батарей и корпусные склады боеприпасов. Все это с особой тщательностью и даже с удовольствием влетало на воздух, повинуясь воле соскучившихся до неба и насидевшихся в вонючих бункерах летчиков. Следующим по плану был налет на два аэродрома, где базировались истребители и штурмовики восьмого авиакорпуса Люфтваффе. Сделав несколько кругов, изучив систему ПВО немцев, вертолет, пользуясь темнотой, сначала разнес из скорострельных пушек и пулеметов несколько зенитно-артиллерийских установок и, убедившись в собственной безнаказанности, начал танец смерти. Пятнистая тень мелькала над горящими самолетами с крестами, как какое-то фантастическое существо, освещаясь вспышками пушечно-пулеметного огня, разносила цвет и красу немецкой авиации.

За ночь вертолет успел совершить более восьми вылетов, основательно разворотив инфраструктуру 11-й армии, целенаправленно расстреляв два паровоза, застрявших на станции Микензиевы горы, и сбросив несколько контейнеров с напалмом на спешно выгруженные ящики с боеприпасами недалеко от станции.

Уже под утро, когда начало светать, маневренная группа из будущего ушла через портал обратно в наше время. Теперь, после бессонной ночи, специалистам РККА и ЧФ предстояло выяснить реальные результаты нашего вмешательства в ход ноябрьского штурма Севастополя. Но даже по самым скромным подсчетам положение противника в Крыму стало катастрофическим. Чтобы не потерять время, я срочно отправил в Москву телеграмму о нашей деятельности, о потере управления в 11-й армии, ссылаясь на мемуары ныне покойного Манштейна, указал на и так катастрофическое положение противника и о реальной возможности нанести немцам в Крыму серьезное поражение.

В это же время уже полностью подготовили второй вертолет и готовились устроить настоящую "ночь длинных ножей" для противника. Десятки человек анализировали воспоминания, мемуары, данные радиоперехвата и показания РЛС, собирая информацию по следующим ночным целям для работы боевых вертолетов из будущего.

Прилетевшие из Сибири люди спокойно и как-то недоуменно воспринимали наши меры безопасности, но когда после ночной операции вернулись трое техников, обеспечивающих работоспособность вертолета, и самым наглым образом проболтались, зачем реально понадобилась боевая техника, то мы получили самый натуральный патриотический ультиматум. Народ просто не понимал, зачем они летели на другой конец материка, если им не дают реально работать по специальности. А тут еще масла в огонь подлили наши украинские летчики, которые в красках рассказали, как они разнесли штаб Манштейна, а потом, как на учениях, разнеся аэродромные средства ПВО, жгли немецкие самолеты прямо на стоянках. Может показаться, что такая утечка информации является верхом непрофессионализма, но, в условиях жесткого дефицита времени, мы сами пошли на этот шаг, устроив такую небольшую провокацию. А сами наблюдали и делали выводы.

Судя по первичной реакции, большинство реально были не в курсе относительно перемещений во времени, и это давало определенную надежду. Пришлось даже слить информацию пилотам "Руслана", которые были удивлены допотопным видом автоцистерн, которыми подвозили топливо, тем более с самого начала возникли претензии к качеству топлива, но они со временем были решены. Поэтому, побывав в прошлом под Оренбургом, осмотрев поселок для переселенцев, и под Севастополем, где во вторую ночь уже два вертолета вылетели на гуляние в немецких тылах, пилоты "Руслана" тоже загорелись перспективами переселиться в чистый мир и всячески старались быть полезными. Я не сомневался, что в следующий полет, если он будет, они правдами и неправдами привезут сюда свои семьи, о чем с ними была достигнута определенная договоренность.

Сначала, получив информацию о катастрофическом положении в Севастополе, руководство СССР не понимало, радоваться или нет тому, что с московского направления были сняты определенные силы и срочно переброшены в Крым. Потом адмирал Октябрьский доложился о полном уничтожении авиации Черноморского флота, базирующейся в осажденном городе, и потере двух эсминцев и одного лидера, потопленных прямо в севастопольской бухте. Учитывая полное превосходство противника в воздухе, ситуация резко ухудшилась, и наш доклад, что противник целенаправленно обстреливает район портала, добавило причин для волнения. Пока в Москве вырабатывались решения, подошло наше сообщение о вмешательстве с применением новых радиолокационных систем. Под утро пришел доклад о весьма удачном применении вертолетов и уничтожении штаба 11-й немецкой армии во главе с генералом Манштейном. Берия, еще не долетевший до Москвы, связался со ставкой Верховного и вернулся в Оренбург для выяснения обстановки, а к вечеру нарисовался у нас в бункере. Он с интересом выслушивал обстоятельства и результаты применения новых систем вооружений, и особенно его поразили два вертолета, готовящиеся к ночному вылету. Конечно, наркому очень не понравилось, что мы применили новейшую боевую технику без его ведома, но результат превзошел все ожидания. Накал боев резко пошел на убыль, а после уничтожения штаба армии и разгрома штабов корпусов командиры немецких дивизий, учитывая серьезную убыль артиллерии, ограничились только обстрелами и локальными атаками, пытаясь держать защитников города в напряжении. Немецкая авиация после тяжелых потерь все еще осуществляла бомбардировку укреплений, но все это делалось, как правило, очень осторожно, с большой высоты и при мощном истребительном прикрытии. Но ближе к обеду, убедившись в беззубости ПВО Севастополя, они снова осмелели, и, учитывая приемлемые погодные условия, интенсивность авианалетов резко возросла, сопровождаясь активизацией оставшейся немецкой артиллерии и новыми ожесточенными атаками пехоты при поддержке танков. Откликнувшись на призыв руководства обороны города, пришлось перебросить на ту сторону две "Шилки" и комплекс радиолокационной разведки "Зоопарк-2" и заняться предварительной очисткой неба, при этом тщательно анализируя любые передвижения самолетов противника для поиска их аэродромов.

Осмелевшие немцы снова натолкнулись на эффективный огонь систем ПВО из будущего и, потеряв более двух десятков самолетов, покинули район, оставив на высоте наблюдателя. Обнаружив летящие с земли плотные облака снарядов, которые каждый раз накрывали пикирующие или выходящие из пике самолеты, немецкие летчики сначала попытались подавить столь эффективную зенитно-артиллерийскую систему, но снова включенная установка подавления радиосвязи сделала свое дело, и эффективность и синхронность резко упала. На изрытую снарядами землю Севастополя сыпались все новые и новые горящие обломки самолетов с черными крестами, а постоянно маневрирующие и огрызающиеся на ходу огнем бронированные машины оставались неуязвимыми. Пережившие штурм бойцы и матросы севастопольского гарнизона, измученные авианалетами и артобстрелами и видевшие, как необычные машины раз за разом очищают небо от авиации противника, стали уважительно называть новые секретные самоходные зенитки, которые постоянно охраняли бойцы полка НКВД, "Мухобойками". Ближе к вечеру, когда одна из установок после пополнения боекомплекта была отправлена на северную сторону к 30-й батарее, которую считали ключом к обороне города, немцы прорвали оборону, и легендарной "Мухобойке" пришлось открыть огонь по наземным целям. Прорвавшись вперед, при поддержке двух "Оплотов", к лощине, в которой засело больше батальона фашистов, готовящихся к рывку, экипаж "Шилки" ударил в упор, за несколько секунд растратив весь боекомплект. Чудом вернувшись и отделавшись многочисленными царапинами на броне, командир установки, старший лейтенант Павлов, выслушал много интересного о себе от курирующего представителя НКВД, но сидя на башне и наблюдая, как пополняют боекомплект, он довольно улыбался, отмахиваясь от наездов особиста. Тут к ним подкатили с благодарностью командиры и бойцы 8-й бригады морской пехоты, которые как раз были свидетелями безрассудного поступка Павлова, но за несколько секунд перемолотый в кашу практически целый батальон противника вызовет уважение у кого угодно. А если учесть, что тут только что отметились солдаты моторизованной дивизии СС "Адольф Гитлер", то результат рейда был вполне удачным, хотя после такой выходки доклад ушел на базу, и старший лейтенант Павлов был вызван на нашу сторону и попал на двое суток под арест… после окончания боев. Победителей не судят, но вздрючку он получил знатную, и после личного разговора со мной долго ходил смурной.

В это же время тщательно замаскированный "Зоопарк-2", разобравшись с обстановкой и установив связь с гарнизонной артиллерией, снова началохоту на выжившие немецкие батареи. Канонада не умолкала, и в этот день противник тоже не добился особых успехов. На многих участках, воодушевившись быстрым и эффективным подавлением артиллерии и авиации противника, обороняющиеся части часто переходили в контратаки, пытаясь отбить ранее потерянные позиции. Появление на любом участке фронта "Мухобоек" в сопровождении с длинноствольными пятнистыми танками, которые уже получили прозвище "Зверобои", за умение с любой дистанции практически без промаха валить немецкие танки, вызывало подъем энтузиазма и веры в свои силы у командиров и бойцов гарнизона. Штаб обороны города уже всерьез начал задумываться о масштабных наступательных операциях с целью уничтожения частей 11-й армии Вермахта, учитывая информацию об уничтожении штаба армии, координируя свои действия с Керченской группировкой, которая вела тяжелые бои на перешейке.

Мы с нетерпением ждали наступления темноты. В это же время из состава бойцов разведрот готовили несколько групп диверсантов, в задачу которых входила глубокая разведка в тылу противника, особенно поиск аэродромов, уничтожение железной дороги и диверсий на крупных объектах. В случае невозможности провести диверсию у командиров групп были одноразовые маяки, которые они должны были оставить возле интересных объектов.

Наступила ночь, и уже два ночных убийцы вышли на охоту и, ревя двигателями, ушли творить свое черное дело в тылу противника…

Высадив группы диверсантов, вертолеты стали отрабатывать выявленные за день цели. А я, убедившись, что все идет установленным порядком, а прибывший на место Берия полностью взял операцию на той стороне в свои руки, после серии ненавязчивых напоминаний отправился заканчивать работы по пространственно-временным маякам. В это же время большинство сотрудников органов госбезопасности и вообще все доверенные люди были сориентированы на обязательный сбор ВСЕХ фрагментов, оставшихся от самонаводящихся ракет, которые были использованы накануне, для уничтожения немецких самолетов, и Берия поставил мне на вид, что такой важный вопрос был упущен мной в данных условиях. По большому счету он был прав, поэтому, сославшись на общую занятость, я отвлекся от темы и отправился заниматься научными разработками.

Вспомнив, что вертолеты были доставлены каким-то военно-транспортным самолетом, Берия, оценив размеры боевых машин, прикинув, каким должен быть транспорт, очень загорелся с ним ознакомиться, особенно после моей оговорки, что АН-124 все еще на аэродроме, но готовится в ближайшее время улететь обратно. Я представлял физиономии пилотов, которые только недавно свыклись с мыслью о возможности путешествий во времени, а тут появится такая харизматическая историческая фигура. Но реальность превзошла мои ожидания: летчики просто ушли в аут, когда у них на борту нарисовался невысокий дядька в старомодном пенсне с такой узнаваемой внешностью, в сопровождении двух охранников. Глянув на меня, он это или не он, и получив утвердительный ответ, командир экипажа начал вполне четко рапортовать о назначении самолета, о его характеристиках и истории создания. В общем, обе стороны остались довольны: гости с Урала — исторической встречей, а Берия — мощью и грациозностью техники будущего. Посмеявшись, я проводил Берию снова в Севастополь, а сам направился в научный сектор.

К этому времени большая часть работ уже давно была сделана и осталась только настройка и компоновка макетного варианта устройства, чем я и занялся, при этом через каждые полчаса получая оперативные сводки о применении вертолетов в прошлом.

Под утро, когда в первом приближении установка уже работала, я, выслушав доклад, что после ночных рейдов оба вертолета, получив незначительные повреждения, вернулись на базу, незаметно для самого себя заснул на рабочем месте…

Утром, после быстрого перекуса и выслушивания докладов о ночном рейде вертолетов, погрузил построенную установку в кузов "газели" и выехал в сопровождении охраны к большому порталу. Там быстрая операция по очистке техники и выход на ту сторону. Там уже нас ожидала местная охрана, и мы сделали марш-бросок на двадцать километров в степь, где оставили установку, настроенную на работу в автономном режиме. На всякий случай в пяти километрах был заранее вырыт глубокий блиндаж, где сидели двое наблюдателей, на случай нештатной ситуации и в качестве охраны от случайных посетителей.

Вернувшись в свой мир, стал настраивать установку на поиск источника сигнала от моего маяка, но пока ничего не получалось. Понадобилось несколько часов, чтобы хоть как-то выловить среди шумов некое подобие сигнала, но точно настроиться на эти координаты не получалось, поэтому, перенастроив установку на старые координаты, выехал на ту сторону к грузовику с прототипом маяка. Там, на холоде, пришлось долго орудовать отвертками, кусачками и паяльником, перепрограммировать систему, положив ноутбук на колени. Через пять часов, снова вернувшись на базу, повторил попытку поиска маяка: результат чуть улучшился, но не настолько, чтобы пробить устойчивый канал на ту сторону. Промучившись еще несколько часов и пять раз выезжая на место, я забрал прототип обратно и стал менять алгоритмы работы.

В итоге аппарат неузнаваемо изменился, и в основу была положена конструкция установки путешествия во времени, где использовался некий суррогат волновой линзы. Так как технология производства линзы была неизвестна, я сумел быстро собрать некий одноразовый аналог, который стабильно работал в течение десяти минут, которых должно было хватить для нахождения сигнала и настройки на него установки. В итоге уже к вечеру в сумерках машина с видоизмененной установкой снова была отправлена в степи Оренбурга, и я, выставив таймер, запустил программу поиска сигнала от маяка.

Ого! Всплеск был настолько сильным, что я без труда смог зафиксировать нужные координаты, и поисковая программа, протестировав установку системы, автоматически взяла настройки и вполне стабильно пробила портал. Стандартная программа проверки, в окно выехала штанга с видеокамерой и зафиксировала в двадцати метрах "газель", в кузове которой был установлен прототип маяка.

Один из бойцов охраны вышел к машине, нарисовал маркером на борту весьма ругательную фразу и вернулся обратно. Выключив установку, вызвал из архива настройки системы на старую точку выхода, послал команду на открытие портала. Короткая процедура выдвижения штанги с антенной и камерой, подтверждение у внешней автоматической системы, что на той стороне все в порядке, и мы уже в 41-м году. За это короткое время ничего не изменилось, разве что положение выходного пандуса немного сдвинулось, но такие явления наблюдались и раньше, поэтому, воспользовавшись бронетранспортером, мы выехали к месту, где находится наша газель с пространственно-временным маяком. Полчаса езды, и мы на месте. К моему удовольствию, на борту сохранилась именно та нецензурная надпись, оставленная изобретательным охранником, и значит, нам удалось пробить портал именно туда, куда собирались.

Единственной проблемой было то, что самодельный суррогат волновой линзы не выдержал нагрузки и сгорел, но времени разрабатывать новый, более устойчивый прототип, не было, поэтому, прихватив машину с маяком, вернулись и перешли в наше время. Ради эксперимента я попробовал снова открыть портал к месту, где недавно стояла "газель" с маяком, но, к моему удивлению, установка не срабатывала и записанные данные по пробою тоже. Я потратил час на танцы с бубном вокруг установки, но ничего сделать не смог и в итоге в течение получаса почти на коленке сделал второй образец волновой линзы, смонтировал его на маяк и снова выгнал в оренбургскую степь конца 41-го года, только в другое место. Проведя заново все манипуляции, я добился снова устойчивого канала к маяку, но через пять минут после отключения портала восстановить канал никак не получилось. Хм, интересно.

Я начал рассматривать проблему с разных точек зрения и пришел к выводу, что в данной ситуации дефицита времени более оптимальным будет не копать глубоко и разбираться в нюансах теории, на что может уйти куча времени. И решил попробовать маяк в одном и том же месте с несколькими, выполненными в качестве сменных картриджей, одноразовыми волновыми линзами. Нагрузив наших электронщиков и технарей, я за два часа наклепал шесть таких картриджей и, немного доработав установку, получил вполне работоспособную систему.

В Оренбург отправилась все та же "газель" с соответственно проинструктированным Санькой Артемьевым, и мы начали экспериментировать. Сначала открыл портал на маяк, потом, естественно, не смог этого сделать, потом Санька поменял картридж с линзой, и я снова открыл портал, и так еще два раза, чтобы отработать технологию. Затем машина отъехала на десять километров, и снова открытие портала по маяку. Не знаю кто как, а я собой гордился. Пригнав машину с маяком из 41-го года, мы начали готовить уже ударопрочный образец, который можно было бы использовать для открытия портала в Вяземском котле.

Глава 20

Узнав от своих людей о каких-то наших телодвижениях в оренбургской степи, Берия, побывавший в Севастополе и вернувшийся в поселок под Оренбургом, чтобы срочно улетать в Москву, подкатил прямо ко мне с вопросом о решении проблемы управляемых порталов и получив положительный вопрос, в открытую спросил, как этим можно пользоваться. Пришлось ему рассказать про единственную установку и проблему сменных картриджей, но это его не остановило, поэтому он твердо решил задержаться еще на три часа, пока мы изготавливали шесть новых картриджей и готовили установку для транспортировки. Группа из шести человек, в которую входил срочно произведенный в командирский состав младший лейтенант госбезопасности Воропаев, ответственный за эксплуатацию установки, вылетела вместе с наркомом, а у нас появилось время для передышки. Вместе с Берией в Москву отправилась группа из двух технарей и лейтенанта Мартынюка, который получил личное задание от народного комиссара внутренних дел — отправиться на Северный флот и, вместе со специалистами из будущего, разместить на специально отобранной подводной лодке оборудование для радиоэлектронной разведки и отправиться к берегам Великобритании. Не ввязываясь ни в какие бои, заниматься перехватом переписки Адмиралтейства и ее расшифровкой с помощью компактного вычислительного комплекса. В принципе, его просто убрали с Черноморского флота, так сказать, подальше, но и задание ему обеспечили весьма серьезное. Уже сейчас руководство СССР начало основательно готовиться к будущему противостоянию с союзниками, тем более в свете возможной утечки информации о путешественниках из будущего это становилось весьма актуально.

Ночью, по времени Севастополя 41-го года, снова вылетели два вертолета МИ-24 для выброски новых разведывательно-диверсионных групп в тылу противника, попутно расстреляв обнаруженный одной из таких групп склад горюче-смазочных материалов. Это повлекло за собой остановку половины бронетехники моторизованной дивизии СС "Адольф Гитлер", которая в последнее время у нас имела репутацию "мальчика для битья", и у вертолетчиков считалось особым шиком каждую ночь обязательно ей чем-то навредить. Прошлым вечером, подгадав, когда одна из рот дивизии соберется на прием пищи вокруг полевой кухни, выскочив на бреющем полете, просто закидали поляну канистрами с напалмом. Потом методично разнесли всю зенитную артиллерию, которая что-то пыталась подстрелить в затянутом тучами небе, ослепленная ярким пламенем, в котором сгорали цвет и гордость войск СС.

Приняв участие в боевых операциях в прошлом, тот же Лукичев со Щедрым получили такой заряд бодрости, что оба, забросив все дела, забрали для своих нужд Р-5, который мы снова перетащили в наше время, и улетели готовиться к переселению в новый чистый мир. Уже вечером, естественно по согласованию со мной, ожидался подход передовых подразделений десантно-штурмового батальона аэромобильной бригады, так сказать, первой ласточки, причем со всеми средствами усиления и огромным обозом с семьями, родственниками и кучей нужных вещей, причем, судя по информации Лукичева, народ вполне серьезно был настроен сражаться.

Пока первая экспериментальная установка-маяк летела в Москву, я озадачился постройкой второй такой же, более компактной и по возможности разборной, чтобы отправить ее с Дегтяревым в Антарктиду, и в принципе рассматривался вариант выброски установки и оператора с парашютом.

В это же время мы отправили АН-124 "Руслан" обратно, основательно одарив пилотов свежими натуральными продуктами, с пожеланием привезти в следующий раз еще парочку вертолетов и побольше к ним боеприпасов и запасных частей. В ближайшее время разработанным еще в советские времена боевым летающим машинам придется потрудиться для нашей Родины, хотя и в другом времени.

Когда я заканчивал каркас для новой установки-маяка, на связь вышла Москва, подтвердив, что груз прибыл по назначению и у высшего руководства есть желание проверить работу системы транспортировки, тем более у нас уже имелось два бомбардировщика, переделанных в ночных охотников для обороны неба столицы. Тонкий намек я понял и, в принципе, был вполне согласен с желанием проверить работу системы. Дав команду на подготовку к транспортировке двух готовых тяжелых высотных ночных охотников, отправил сообщение о готовности принять синхронизирующий сигнал через два часа, когда как раз будут готовы самолеты для транспортировки.

Все прошло как-то буднично: самолеты с демонтированными крыльями были отбуксированы в зал, где стояла большая установка, я в нужное время настроил систему, немного повозился с поиском сигнала, и, найдя его, дал команду на пробой пространства и времени. Выехала штанга с антенной и камерой, показала кусок взлетного поля, где невдалеке стояли несколько машин с людьми в характерной форме, и моего Воропаева, ожидающего появления портала. Накинув бушлат и поверх него разгрузку, я подхватил автомат и, пройдя через портал, в сопровождении Карева, спустился по пандусу на аэродром под Москвой, где меня лично встречал все тот же неизменный Судоплатов. В стороне, где стояли три легковые машины, хлопнули двери и ко мне направился собственной персоной Лаврентий Павлович Берия, только недавно улетевший из поселка под Оренбургом.

Обученные команды, получив разрешение, аккуратно скатили по пандусу два модернизированных бомбардировщика, и началась процедура передачи техники местным специалистам.

Стоя в сторонке с двумя высокопоставленными офицерами НКВД, мы, тихо переговариваясь, обсуждали возможности использования установки.

— Сергей Иванович, вот чем вы мне нравитесь, так это способностью всегда делать сюрпризы, но я не думал, что все будет так просто. Как вы отнесетесь к тому, чтобы использовать ваше изобретение на пользу Родине?

— Вы имеете в виду Вяземский и Брянский котлы?

— Но вы сами об этом давно намекаете. Я понимаю, родственные связи, тем более достоверно известно, что ваш прадед в настоящий момент находится именно в составе окруженной под Вязьмой группировки.

— Я согласен.

— Как тогда можно использовать вашу установку?

— Думаю, нужно использовать севастопольский опыт. Перебрасываем на плацдарм танки, артиллерию, системы радиолокационной разведки, обеспечиваем относительную безопасность и начинаем вывод раненых, переброску боеприпасов, оружия и горючего, но для начала все это нужно сконцентрировать под Оренбургом.

— Мы тоже так думаем, поэтому придется часть грузов, предусмотренных для Севастополя, перенаправить в котел, тем более после того как ваши вертолеты прошлись по немецким аэродромам, доставка грузов морем становится относительно безопасной. Но как вы видите доставку маяка под Вязьму? Выбросить с парашютом?

— Нет. Оборудование слишком хрупкое. Я предполагаю это производить в два этапа: сначала один из вертолетов в Подмосковье, потом переброска к линии фронта и рывок к котлу. Кстати, кто там командует обороной?

— Как было в вашей истории — генерал-лейтенант Лукин…

Глянув на часы — портал открыт уже двадцать пять минут, подходит критическое время, поэтому быстро сказал:

— Лаврентий Павлович, время, пора закрывать портал…

Вернувшись в наше время, вызвал подразделение, которое развлекалось под Севастополем, и дал команду на переброску одного вертолета с командой обеспечения в наше время. Уже когда боевая машина, со снятыми лопастями, с накрытыми чехлами турбинами, была на специальной платформе доставлена в зал с большой установкой, я сообщил российским пилотам нынешнее задание. Это был восторг! Тридцатипятилетние дядьки, имеющие немалый опыт боев в нашем времени, как мальчишки обрадовались возможности покуролесить под Москвой 41-го года, и для них возможность спасти советских воинов, окруженных под Вязьмой и Брянском, была большой честью, за что они абсолютно серьезно меня благодарили.

Пока было время, я озаботился производством сменных волновых линз для маяка, предполагая большую транспортную нагрузку на систему, при этом собранные грузы для Севастополя забирались с нашей базы под Оренбургом и складировались на платформы в большом зале возле основной установки, через которую мы будем переправлять грузы окруженной группировке.

Анализируя ситуацию, пришел к выводу, что и тут нужно будет привлечь профессионалов, поэтому вызвал Лукичева со Щедрым. И два полковника, только недавно по полной оттягивающихся в окрестностях осажденного Севастополя, сначала недовольно бурчали, но когда поняли, чем они будут заниматься, быстренько сориентировались и потребовали перебросить под Вязьму и второй вертолет, на случай, если супостаты повредят или собьют одну из машин. Также были привлечены несколько групп нашего спецназа, которые уже пару суток шустрили в окрестностях Симферополя 41-го года, уничтожая всю инфраструктуру снабжения немецкой армии в Крыму На третьи сутки все пять основных паровозов, о которых в своих мемуарах писал Манштейн, как об единственных помощниках в снабжении его армии, были уничтожены, как и те три, которые были дополнительно привлечены. По выкладкам специалистов, 11-я армия была парализована на ближайшую неделю и части 51-й армии начали массированное наступление с плацдарма на Керченском полуострове в сторону Старого Крыма.

В итоге все наши мобильные силы, которые принимали участие в боевых столкновениях в Крыму, были выведены и на данный момент готовились к новым боям. Мне представлялось, что недавние приключения под Севастополем были всего лишь тренировкой перед нашим вмешательством в операцию "Тайфун", которая развивалась по более мягкому сценарию, чем в нашем времени. Но тем не менее положение на фронте было критическое, и немцы сумели сконцентрировать такое огромное количество войск на московском направлении, что в полосе основных ударов атакующие дивизии Вермахта наступали на полосе три-четыре километра, что позволяло им добиваться огромного численного превосходства на стратегических направлениях. К тому же октябрьская распутица уже прошла, и легкий морозец приморозил грязь, так мешающую наступлению, и немецкие ударные колонны снова приобрели преимущество в скорости продвижения.

Вяземская окруженная группировка возглавлялась генерал-лейтенантом Лукиным Михаилом Федоровичем. В нашей истории он весьма мастерски дрался в смоленском окружении и сумел вывести войска, затем уже в Вяземском котле пытался организовать прорыв, но был тяжело ранен и без сознания попал в плен, где ему ампутировали ногу. Но он выжил, и был освобожден нашими войсками в 45-м году и после проверки даже восстановлен в рядах РККА и дожил до 1970 года.

Сейчас же ему целенаправленно была отведена эта роль, и в местах вероятного окружения наших армий заранее успели заложить несколько крупных складов с боеприпасами, горючим и продуктами. Имея такую подпитку, окруженные части, получив указание не прорываться, сумели кое-как стабилизировать внутреннюю линию фронта и, неся огромные потери, отступая, стягивали на себя и изматывали в кровопролитных боях огромные силы противника, тем самым ослабив давление на московском направлении. На данный момент положение окруженных войск было катастрофическим, и до их уничтожения остались считаные дни. Поэтому наше появление и новые технологии, учитывая опыт Севастополя, могли бы изменить обстановку, на что руководство СССР согласно было пойти, несмотря на секретность, окружающую пришельцев из будущего.

Пространственно-временной маяк перегрузили в грузовик и в сопровождении усиленной охраны ночью перевезли под Можайск, где предполагалось организовать временную базу для вертолетной группы. Там уже обосновалась крупная часть войск НКВД, в задачу которой входила защита города. По-настоящему они прикрывали от немцев именно секретное авиационное подразделение госбезопасности, которое должно было действовать по ночам.

В наступающих сумерках Воропаев через Усадьбу передал нам информацию, что маяк готов к работе, и я, уточнив время, был готов активировать установку. Мы тоже были готовы, и, проведя подготовительные операции, я настроился на сигнал маяка и открыл портал. Штанга с камерой не показала никакой опасности, и по пандусу на ту сторону скатились пару БМП-2, "Шилки", три БТРа со спецназом, который сразу взял территорию под охрану, мягко оттеснив бойцов НКВД, и, убедившись в безопасности, стали на платформах скатывать вертолеты и пару грузовиков с боеприпасами для них.

Через час, когда обе машины были готовы, я связался с Москвой, и к генерал-лейтенанту Лукину на Вяземский пятачок была направлена шифрограмма с требованием организовать прием специального подразделения НКВД на новых боевых летающих машинах. В ней оговаривалась система подсветки места для посадки и то, что сильно мучиться с расчисткой площадки не нужно, что вызвало определенное недоумение у командования окруженной группировки.

От Можайска до Вязьмы не более 150 километров, и для МИ-24, идущего на крейсерской скорости, полет занял не более получаса. Покружив в темноте и обнаружив оговоренный сигнал, вертолет со смешанной группой нашего спецназа и ОСНАЗа НКВД сел первым, высадив десант, и тут же свечкой ушел в небо. Собравшееся руководство окруженной группировки было несказанно удивлено таким поворотом событий, но предоставленные полномочия посланцам Москвы однозначно говорили об их особом статусе. На несколько необычные приказы об обеспечении отдельной площадки, очищенной в радиусе двухсот метров от любых свидетелей ввиду особой секретности транспортных средств, для выгрузки боеприпасов, продуктов и горючего, так необходимого советским частям, уставшие от неизвестности и обреченности командиры отреагировали с пониманием, и вокруг приземлившихся вертолетов образовалось мертвое пространство. Теперь здесь могли находиться только бойцы специального подразделения НКВД и лично генерал-лейтенант Лукин, которого в связи с его особым статусом было решено посвятить в особенности новой транспортной системы.

Подойдя к вертолетам, генерал с интересом рассматривал необычные машины, с которых бойцы в грязно-белой одежде вытягивали какие-то ящики, устройства непонятного назначения, оружие и относили в сторону. Один из них, быстро пройдясь по полю, нашел подходящую воронку от авиабомбы, махнув рукой, дал команду перетаскивать оборудование. Когда оборудование было выгружено, обе летающие машины зашумели двигателями, раскручивая большие лопасти винтов, бодренько поднялись в воздух и на бреющем полете ушли на восток. Прошло полчаса, среди бойцов НКВД началось какое-то движение, и через пять долгих минут буквально из воздуха появился металлический пандус, по которому стали неизвестно откуда появляться необычные танки с длинными пушками, многоколесные бронетранспортеры, большие грузовики, под завязку загруженные ящиками с боеприпасами, и автоцистерны с так необходимым войскам топливом. Это было похоже на сказку. По щекам генерала текли слезы: про них не забыли. Неизвестно как, но командование нашло возможность помочь избиваемым войскам.

Через полчаса все предварительно очищенное пространство оказалось забитым техникой, а к Лукину подошел представитель НКВД, который передавал приказ о беспрекословном подчинении, и посоветовал:

— Товарищ генерал, надо быстренько разгрузить машины и подготовить раненых для отправки на большую землю. У нас мало времени, через час установка снова запустится и будет готова принять раненых и разгруженные машины. Лучше поторопиться…

— Что это было, капитан?

— Товарищ генерал, не забивайте голову ненужными вещами. Главное, не терять веру в наше дело, а все остальное частности.

Генерал-лейтенант Лукин даже в темноте с интересом посмотрел на своего собеседника и, блеснув зубами, спросил:

— Это вот так под Борисполем войска выводили и снабжали боеприпасами окруженную группировку?

— Вот поэтому вас и назначили руководить окруженными войсками. На вас возлагаются особые надежды, а все остальное государственная тайна, надеюсь, мы понимаем друг друга.

И демонстративно посмотрев на странные наручные часы, которые, засветившись, показали время, причем не стрелками, а цифрами, капитан НКВД прокомментировал:

— У нас осталось пятьдесят восемь минут до следующего пробоя. А за ночь предстоит много чего сделать.

Лукин с немым вопросом уставился на необычного командира.

— Скажите, у вас есть информация о том, где немцы содержат наших военнопленных?

— Вы хотите…

— Да. Высшее руководство озабочено тем, как немцы относятся к мирным гражданам и военнопленным на временно оккупированных территориях, поэтому принято решение принять самые решительные меры силами бригады специального назначения войск НКВД.

Эпилог

Озабоченный Сталин отвлекся от просмотра каких-то документов и поднял взгляд на вошедшего Берию. Посетитель, держа в руке папку, замер в ожидании приглашения, но хозяин кабинета, глянув на него, опустил голову и вернулся к просмотру бумаг. Так продолжалось секунд тридцать, и хозяин кабинета как бы между прочим спросил:

— Ну что, Лаврентий, можешь сказать?

Берия стоял по стойке смирно и прекрасно понимал, что у Хозяина плохое настроение, поэтому он остался стоять и уверенным тоном начал:

— По Крыму: благодаря своевременному вмешательству потомков, уничтоживших штаб одиннадцатой армии Вермахта и организовавших уничтожение всего подвижного состава, снабжающего немцев, положение на полуострове для нас стабилизировалось. Учитывая потерю централизованного управления, немецкие части не сумели скоординировать свои действия, и частям 51-й армии удалось нанести несколько мощных ударов, прорвать фронт в районе Феодосии и достигнуть Старого Крыма. Под Севастополем ситуация тоже стабилизировалась…

— Мне это уже сообщили. Были тут любители приписывать себе чужие победы…

Берия усмехнулся, зная о недавнем визите Мехлиса, он прекрасно понимал Сталина.

— Что под Москвой?

— Они начали действовать — установлен прямой канал к Вяземской группировке. За ночь переброшено более двухсот тонн грузов и вывезено более трех тысяч раненых.

— Какие перспективы у Вяземской группировки?

— В ближайшие три дня потери должны составить не менее шестидесяти тысяч, но при поддержке извне она сможет стянуть на себя минимум пятнадцать дивизий Вермахта при относительном сохранении боеспособности в течение двух-трех недель. Я предлагаю перебросить на плацдарм пару свежих дивизий из резерва.

— Германцы могут понять…

— Они и так знают. Потомки не удержались и умудрились ночью нанести удары.

— Как ты это допустил?

— У них своя игра. Зимину нужно обкатывать в боях новых людей. По моим данным, к нему присоединилась усиленная рота из состава отдельной бригады воздушно-десантных войск. Голодные и обозленные, потерявшие веру в будущее воины. Зимин им дал врага, накормил и дал надежду. Результат налицо. При поддержке вертолетов, тяжелых танков и систем радиолокационной разведки, великолепно себя зарекомендовавшей в боях под Севастополем, они ночью нанесли мощный удар по седьмой танковой дивизии Вермахта. Обстоятельства мне пока неизвестны, но судя по перехваченным и расшифрованным радиограммам противника, у них царит хаос.

Сталин с прищуром смотрел на Берию.

— Они там сильно наследили?

— Не сильно. Потеряли всего три машины, и те сумели отбуксировать через портал.

Сталин встал, потянулся и, пройдясь по кабинету, обдумывая сложившуюся ситуацию, сказал:

— Нехорошо наказывать людей, которые по доброй воле рисковали жизнями, уничтожая коварного врага. Вызовите товарища Зимина. Раз у него есть теперь достаточные силы, чтобы проводить войсковые операции дивизионного уровня, то не помешало бы эту силу поставить под контроль, а то какая-то партизанщина получается, не находишь, Лаврентий?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Вот и хорошо…

Выдержав паузу, Сталин спросил:

— Лаврентий, как ты думаешь, много ли людей в Германии и в других странах знают про наш маленький секрет? И в курсе ли Гитлер, что Гиммлер и Канарис играют в свои игры, не ставя его в известность?

— Я думаю, он в курсе.

— С чего ты взял?

— В самый тяжелый момент с московского направления снимается целый авиакорпус и перебрасывается в Крым, туда же перебрасываются дополнительные части в виде элитной моторизованной дивизии СС "Адольф Гитлер". Без ведома Гитлера никто не посмел бы такое сделать. Тем более, по моей информации, немцы активно обстреливали место выхода портала. Они знают.

— Тогда почему они все равно прут на Москву?

— Я думаю, чем ближе они будут к столице, тем потом проще будет договариваться о мире.

Сталин задумчиво набил трубку, прикурил от зажженной спички, пухнул ароматным дымом и проговорил:

— Я тоже так думаю, но может быть, дело не только в этом…

* * *

На втором этаже небольшой мадридской гостиницы как бы случайно встретились два человека, в задачу которых входила обязательная война друг против друга. Обстоятельства, прикрытие и, главное, безопасность встречи были настолько тщательно продуманы, что во всех близлежащих домах находилось не меньше пятидесяти сотрудников с каждой стороны. Несмотря на то что страны, к которым принадлежали эти люди, воевали, их профессия не исключала таких встреч, поэтому бойцы охраны, делая вид, что не замечают друг друга, жестко контролировали подходы к маленькой гостинице, где происходило, наверное, эпохальное событие — встреча руководителей двух сильнейших разведок мира: Абвера и Секретной разведывательной службы Великобритании. Необходимость такой встречи возникла давно, и адмирал Канарис, который имел свои взгляды на будущее Германии под руководством Гитлера, тщательно продумывал этот ход.

Уютная комната, обставленная с некоторым присущим только испанцам изыском, столик с легким печеньем и парой чашечек крепкого кофе. На улице уже было достаточно прохладно, поэтому окна были закрыты и завешены. Обстановка как раз располагала к длительным разговорам, а то, что переговоры будут минимум интересны, понимали обе стороны.

Со стороны встреча Вильгельма Канариса и Стюарта Мензиса выглядела как беседа двух старых друзей, которых связывают долгие годы дружбы и множество общих знакомых. Но это были маски профессиональных разведчиков, за которыми они тщательно изучали друг друга…

Мензис осторожно, но с присущим всем англичанам легким высокомерием начал серьезный разговор.

— Я слышал, адмирал, что у вас начались определенные трудности на Восточном фронте?

Канарис, понимая все это, не обиделся и спокойно ответил:

— Да, наметились. Руководство рейха пока считает, что все идет установленным порядком, но у меня есть предчувствие, что в ближайшее время ситуация может измениться.

— Да, тут мы с вами солидарны. Даже неспециалисты в военном деле уже поняли, что тактика блицкрига в России провалилась, и для Германии началась война на истощение. На вашей стороне все ресурсы Европы, крайне бедной в отношении полезных ископаемых, особенно это касается нефти, на стороне Сталина — огромные пространства, рабский, но фанатично настроенный народ и огромные запасы сырья. Вы разгромили Красную Армию за первые три месяца, но тем не менее ваши армии топчутся у Москвы.

— Все это правильно, вот только сейчас это наша проблема, завтра будет вашей.

По холеному лицу англичанина на мгновение пробежала волна неудовольствия и даже разочарования. Но он быстро взял себя в руки.

— Хм. Вильгельм, вам не кажется, что еще рано говорить о том, что, разбив вас, Сталин примется за нас. Россия и так уже истощена. Все это спорно.

— Да. И мы и вы прекрасно знаете, что Великобритания всегда любила воевать чужими солдатами, взаимно ослабляя конкурентов, вот только сейчас ситуация такова, что в случае поражения Германии Сталин не посмотрит на союзнические обязательства и вполне в состоянии разгромить и Великобританию и Североамериканские соединенные штаты.

— Это смешно, вы не находите, Вильгельм?

Отпивая маленькими глотками вязкий, как жидкий шоколад, греческий кофе, Мензис внимательно наблюдал за своим собеседником. Уже сам факт такой встречи он мог считать огромной победой английской разведки, но и Канарис не похож на восторженного мальчика. Значит, для такой встречи, которая при соответствующем освещении могла бы стоить главе Абвера не только поста, но и головы, были веские основания, но он пока не мог понять причин, и это заставляло его нервничать.

Канарис, наблюдая за Мензисом, отметив его бледность и холеность, присущую британскому аристократу с длинной родословной, в душе усмехался. Он все-таки решился на этот шаг, предположив, что проблема пришельцев из будущего должна быть не только его головной болью, пусть у этих чопорных англичан тоже прибавится седых волос, после попытки приблизиться к Зимину.

— А я похож на человека, который пожелал встретиться ради развлечения?

— Нет, поэтому я теряюсь в догадках. Что же такое вы нашли в России, что решились нарушить присягу и пойти на контакт с нами.

Канарис, глядя прямо в глаза своему британскому коллеге, медленно, четко проговаривая слова, чтобы не вызвать недопонимания, сказал:

— Мы там натолкнулись на весьма серьезное противодействие третьей силы, которая выступила на стороне Сталина и обладает весьма серьезными и угрожающими для всего цивилизованного мира возможностями.

— Вы имеете в виду…

— Нет. Это не страна, это не организация, это не финансовая группа, которая в состоянии менять правительства и подстраивать под свои нужды целые континенты. Я говорю, что это третья сила, которая однозначно выступила на стороне Советской России, полностью добиваясь ее победы не только в войне с Германией, но и абсолютного доминирования в мире. Сталин ваш временный союзник, а вот что будет потом, когда вы совместными усилиями разгромите рейх?

— Хм. Вы заставляете задуматься и намекаете на какие-то мистические обстоятельства. Может, поясните?

Канарис снова улыбнулся, откинувшись на спинку роскошного кресла.

— Стюарт, а вы уверены, что хотите это знать? Ибо после этого ваша жизнь абсолютно изменится, и вас будет тяготить эта ноша.

— Вы говорите загадками, Вильгельм, но мы же здесь встретились именно для того, чтобы вы со мной поделились этой информацией.

— Хорошо, извольте. Впервые мое внимание привлекли интересные события при штурме русского города Могилев. Коммунисты странным образом умудрялись предугадывать массированные налеты нашей авиации, и после захвата города и опроса пленных выяснилось, что указания о подготовке к отражению налетов с точным указанием времени и количества самолетов Люфтваффе приходили к русским еще раньше, чем в наших штабах принималось решение о целесообразности этих налетов…

Следующие два часа на стол перед Мензисом ложились фотографии, описания, копии показаний свидетелей, даже образцы гильз оружия пришельцев. Когда Канарис закончил, глава СИС задумчиво вертел в руках фотографию немецкого танка, растерзанного пушкой монстра из будущего. Он не спешил с выводами. Это, конечно, могло быть мистификацией Абвера, чтобы пустить британскую разведку по ложному пути. Но Мензис сам уже давно собирал материалы по непонятным явлениям в большевистской России и хотел даже уточнить у Канариса некоторые моменты, но тут он, даже не задавая вопроса, получил развернутый ответ.

— Я пока ничего не могу ответить определенного, уж слишком все выглядит фантастично.

— Я понимаю. Но дело в другом: Сталин, получив в свои руки такой козырь, не остановится…

— Допустим, но мы должны все перепроверить, прежде чем предпринимать определенные шаги.

— Конечно, я это понимаю, поэтому и даю вам определенное время.

— Скажите, Вильгельм, а что вас заставило действовать… столь торопливо?

Канарис снова улыбнулся.

— Под Вязьмой, где окружены несколько русских армий, пришельцы снова вмешались в ход сражения, и уже весьма большими силами с использованием боевых летательных машин, у вас они называются геликоптеры, но таких воздушных монстров точно нет. В результате одного ночного боя с полком русских из будущего седьмая танковая дивизия Вермахта была практически полностью уничтожена. За одну ночь было потеряно больше пятидесяти танков и больше шести тысяч человек. После нанесения удара пришельцы снова исчезли, чтобы потом появиться в другом месте. После нас они смогут перебросить десант даже на улицы Лондона…

Мензис не стал смеяться. Конечно, история невероятная, но Канарис не стал бы идти на такой примитивный подлог в столь серьезном вопросе. И если это все правда, то без принятия экстренных мер мировая политика может претерпеть серьезные изменения.

Мензис, задумчиво рассматривая фотографии, медленно проговорил:

— Хорошо, адмирал. Мы вас услышали…

Оба собеседника понимали, что начинается новая война, результаты которой было трудно предугадать.

Конец пятой книги.

Станислав Сергеев Время войны Книга шестая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею "Мозгу" Павлову, если б не его нравоучения и потрясающая эрудиция, то наверняка и первая книга не появилась бы на свет.

Отдельная благодарность Олегу Дегтяреву, старому другу, Игорю Вадимовичу Мамчуру и всем товарищам-единомышленникам с интернет-форумов "Черное Солнце" и "Самиздат".

Путешествия во времени становятся обыденностью, и выжившие в пламени Третьей мировой войны люди принимают самое активное участие в защите Родины в 1941 году. На фоне интриг, предательства и попыток захватить аппаратуру перемещения во времени перед потомками разворачивается картина одного из самых грандиозных и знаковых сражений Великой Отечественной войны — битвы за Москву. Аляска, Аргентина, Антарктида — подполковнику Оргулову и его соратникам приходится по всему миру бороться с врагами, желающими поживиться знаниями и технологиями из будущего.

Пролог

Снова лето, снова лес и снова я в маскировочном костюме, обвешанный оружием, осторожно пробираюсь, стараясь не создавать лишнего шума, тщательно прислушиваясь к окружающей обстановке. Так же как и в прошлый раз, там, куда я иду, грохочет артиллерийская канонада, и мои соотечественники снова схлестнулись с немцами. Как это все знакомо. Только сейчас я не один и со мной идет старая и проверенная команда: Санька Артемьев с женой Катей и Егор Карев.

Вроде тот памятный рейд, когда я был один и мог полагаться только на свои силы, состоялся не более полугода назад, а кажется, что прошла целая вечность. Тогда было трагическое лето 1941 года, я шел один в Могилев, неся под бронежилетом пакет с секретной информацией по ядерному оружию. Окрестности города на тот момент уже представляли собой огромное поле боя, где в кровавом поединке сошлись советские войска под командованием генерала Романова и рвущейся на восток 2-й танковой группой Гудериана. Мне волей-неволей тогда пришлось стать участником тех памятных событий и воевать наравне со своими предками в Могилеве до самого падения города.

Сейчас все немного по-другому: на дворе август 1914 года. В той местности, где мы вышли, наступает русская 2-я армия под командованием генерала Самсонова, а обороняется 8-я немецкая армия, и на первом этапе нашим будет сопутствовать удача, но все это должно закончиться полным разгромом. Хотя, по сравнению с тем, как в 41-м воевали советские полководцы, теряя сотни тысяч погибшими и ранеными, и учитывая особенно колоссальное количество попавших в плен, то разгром армий Самсонова и Ренненкампфа в августе 1914-го в Восточной Пруссии выглядели не такими уж трагическими. Только в армии Самсонова шесть тысяч погибших и около пятидесяти тысяч попавших в плен, учитывая раненых. В принципе не такая уж большая цифра, по сравнению с теми же разгромами РККА под Белостоком, Смоленском, Вязьмой, Уманью, хотя все относительно и простыми цифрами мерить историю нельзя, и главное, что и там и там гибли русские люди…

Через два часа мы сделали привал, и я, присев возле большого дерева, наслаждаясь теплом и запахами летнего леса, смог осмотреться. Все равно здесь хорошо. У нас ядерная зима, в СССР 41-го года тоже зима, причем одна из самых холодных и кровавых. Странно, в Восточной Пруссии летом все ощущается несколько по-иному. Даже густая растительность и та кажется немного чуждой, но, если честно, я все равно наслаждался моментом. Посмотрев на своих спутников, в душе усмехнулся.

Егор Карев просто светился от новых впечатлений и раскрывшихся перспектив. Он в прошлом, его мечта исполняется, и у него есть реальный шанс встретиться со своим отцом. Санька Артемьев, авантюрист еще тот, всегда готов поучаствовать в очередном приключении. Вон сидит рядом со своей женой и спокойно трескает галетные хлебцы из ИРП (индивидуальный рацион питания), хотя глазки блестят, чувствует, что в ближайшее время нас ожидают очень интересные события. Катя Артемьева, та, наоборот, спокойна и хладнокровна, хотя я прекрасно знаю, что под ее маской Снежной Королевы скрывается нежная, добрая и отзывчивая девчонка, которую просто покалечила война. Иногда мне кажется, что еще с тех времен,когда мы до ядерной бомбардировки колесили по Крыму и гоняли бандитов, она испытывала определенные чувства ко мне и что-то до сих пор осталось. И даже если есть, то оно прячется глубоко и ни мне, ни ей не испортит семейной жизни, хотя иногда ловлю на себе ее странные взгляды. Во всяком случае, и Санька, и Катя знают, что я их не предам, и соответственно со своей стороны готовы поддержать меня во всех начинаниях. Это даже не дружба, и не отношения командира и подчиненных. Я расцениваю эти взаимоотношения как какое-то единство и воспринимаю своих друзей как близких кровных родственников, за которых буду рвать глотки врагам, и они это чувствуют.

В нашей колонии выживших были и еще люди, которым я доверял, но пока не решился их брать с собой в это время. Открытие прохода в 1914 год сейчас было одной из главных наших тайн.

Пора идти. Я поднялся и коротко бросил:

— Хватит отдыхать. Двигаем. Санька, вперед.

Снова осторожно, как лохматые тени, стараясь не хрустеть ветками, двигаемся по лесу в сторону канонады. Мы не новички и лес нам как родной, поэтому звуки сельской дороги, по которой двигались войска, услышали задолго до того, как увидели людей. Если честно, то, несмотря на постоянные мотания между нашим временем и 1941-м, я до самого последнего момента не верил, что нам удалось найти путь в другое время, в другой мир.

Видимо, кто-то из толковых офицеров додумался пустить охранение по флангам, и мы с трудом уклонились от пары солдат во главе с унтером, пробирающихся лесом, параллельно дороге. Пришлось так пролежать около часа, наблюдая, как мимо нас проходят отряды пехоты, всадники, полевая артиллерия, обоз. Но так, чтоб ухватить приличного "языка", которого впоследствии можно будет завербовать, пока не наблюдалось. Но все когда-то заканчивается: после длинной колонны кавалерии поток войск резко уменьшился, и теперь чаще всего шли тыловые подразделения, которые, с нашей точки зрения, нас совсем не интересовали.

Пришлось менять место наблюдения и пробираться параллельно дороге вперед по направлению движения войск. Тут мы в первый раз увидели немецкую авиацию в действии — какое-то картонное чудо с крестами на фюзеляже и крыльях, стрекоча примитивным движком, выбросил несколько десятков дротиков, сумев поразить четверых человек. Перепуганные солдаты и офицеры открыли беспорядочный огонь, но немецкий пилот по-умному ушел на бреющем, быстро исчезнув из поля зрения наземных стрелков.

После массированных бомбардировок Второй мировой войны этот эпизод даже как-то не воспринимался как авианалет, поэтому, досмотрев и убедившись, что мы не замечены, двинулись дальше к линии фронта.

Ближе к вечеру, когда мимо нас проследовало множество войск и дорога опустела, мы все так же упорно шли лесом, стараясь ничем себя не демаскировать, когда за поворотом послышались выстрелы, крики и показались бегущие русские солдаты. Несколько мгновений и стало ясно, чего они бегут — немецкие кавалеристы, около пятидесяти всадников, лихо наскочили на остановившийся на отдых небольшой отряд и, быстро подавив слабое сопротивление, погнали обезумевших от страха и побросавших оружие людей. Это была настоящая резня — упивающиеся кровью немцы лихо рубили русских солдат, тут же добивая раненых, оставляя после себя истерзанные страшными ранами трупы.

Только один офицер, судя по погонам штабс-капитан, не растерявшись, лихо отбивался винтовкой с примкнутым штыком, успев свалить троих немцев, не удержав оружия, выхватил из кобуры револьвер и стал отстреливаться. Возле него сразу образовалось что-то вроде точки обороны, и пятеро не дрогнувших солдат, создав какое-то подобие строя возле своего офицера, уже умело отбивались от всадников. Мы прятались за деревьями и наблюдали всю эту картину, мои бойцы молчали, ожидая команды, но я-то знал, чего они от меня ждут. Колебался всего несколько мгновений, но, вскинув свою СВУ, поймал в прицел грудь одного из всадников, уж слишком резво размахивающего шашкой, и нажал на спусковой крючок. БАМ! Винтовка привычно дернулась в руках, а немец вылетел из седла. Рядом тихо хлопнула ВСС Катерины, затрещал короткими очередями ПКМ Карева, да и Санька одиночными из АКС-74 стал лихо уменьшать поголовье фрицев.

Я не испытывал ни удовольствия, ни волнения, все было привычно и буднично — маркер прицела на грудь очередного всадника, мягкий спуск, толчок в плечо и снова поиск цели, автоматически фиксируя звук боя и изредка бросая взгляды по сторонам.

Немцы были еще зеленые, и понимание того, что пулеметы изменили полностью всю тактику войны, им было еще недоступно. Это потом, когда война перейдет в позиционную фазу, эти машинки станут настоящими королями поля боя, показав, что пять-шесть пулеметных расчетов в состоянии остановить наступление целого полка, уничтожая наступающие цепи, как какая-то дьявольская коса.

Сейчас эти бравые ребята, попробовав крови и практически вырезав русский отряд, начали гибнуть один за другим, и это им, естественно, не понравилось. У нас, выживших в совершенно других войнах будущего, уже давно выработан рефлекс: бьет пулемет, падай и покидай сектор обстрела. Но тут немецкая конная братва оказалась непуганой и, оставив избиваемых солдат, помчались прямо на нас, ориентируясь по вспышкам ПКМа Карева и АКС-74 Саньки Артемьева. Эти бравые ребята, вооруженные настоящими пистолетами "Маузер К96", открыли на скаку по нам беглый огонь. Учитывая наши маскировочные костюмы и толстые деревья, за которыми мы прятались, от стрельбы кавалеристов, по большому счету было мало толку. Это только в фильмах да дешевых романах на скаку из пистолета с пятидесяти метров попадают в глаз прищурившейся белке, но тут был реальный бой и около тридцати картинно идущих в атаку всадников были изначально обречены. Но Санька, видимо немного струхнувший, что-то закричав, скинул из-за спины трубу РПО, положил его себе на плечо, чуть привстав, выстрелил, отправив в самую гущу строя заряд объемного взрыва, который с грохотом раскидал изломанные тела лошадей и кавалеристов. На этом бой как таковой прекратился, и мы уже просто расстреливали одиночные фигуры, которые уже вполне резонно пытались сделать ноги или копыта, если остались верхом после такой встряски.

Несколько мгновений и на дороге наступила тишина, прерываемая стонами людей и ржанием раненой лошади. Тот самый бравый штабс-капитан, оставшийся в одиночестве, подобрав из руки убитого кавалериста пистолет, ошалело смотрел в нашу сторону, пытаясь понять, кто же все-таки так лихо уделал немцев. Наверно, настал момент появиться на сцене. Отжав кнопку на тангенте радиостанции, я проговорил в микрофон:

— Егор, с пулеметом держишь позицию и в случае чего нас прикрываешь. Подготовь РПО.

— Понял, Феникс.

— Бычок. Ты тоже. Меняй позицию и контролируй.

— Понял.

— Белка, мы с тобой устраиваем цирк с появлением на сцене. Поправь макияж, чтоб произвести впечатление.

В ответ она хихикнула, но, тут же взяв себя в руки, воздержалась от комментариев.

Выглянув из-за дерева, я крикнул:

— Не стрелять, свои! — и смело сделал несколько шагов, правда, готовый в любой момент упасть на землю, но стрелять никто и не думал. Все оставшиеся в живых были в шоке от такой резни и гибели немецкого отряда, поэтому не сильно-то и отреагировали на мой маскировочный костюм.

Я шел к русскому офицеру, обходя или переступая лежащие на дороге тела. Тот с интересом рассматривал мой наряд и оружие в руках, но не делал никаких агрессивных движений, которые лежащие в лесу бойцы могли бы расценить как угрозу.

Я подошел к нему метра на три, и мы смотрели друг на друга, и пауза затягивалась. Я откинул накидку, улыбнулся и представился:

— Полковник Оргулов. Военная разведка. Больше вам ничего знать не надо. Кто вы и что за подразделение, которым вы командовали?

Офицер кивнул, подтверждая мое старшинство и изобразив некое подобие стойки "смирно", отрапортовал:

— Штабс-капитан Мещерский. Офицер Первого Невского пехотного полка. Следую… Следовал в полк с пополнением, присланным по мобилизации.

И его лицо начало меняться. Я с трудом удержался, чтоб не повернуться, хотя прекрасно знал, что сзади подходила Катя Артемьева. Когда она хочет, то умеет производить на мужчин убойный эффект.

— Это прапорщик Артемьева, боец нашего отряда.

Оценив шок собеседника, я решил не терять зря времени.

— Вот что, штабс-капитан, нам нужно серьезно поговорить. Так получилось, что нам в руки попали сведения государственной важности, но исходя из нашего задания, мы не может демонстрировать наше присутствие в этих местах. Поэтому я бы хотел кое-что рассказать вам и передать определенное послание командиру Второй армии генералу Самсонову.

Как это знакомо. Такое впечатление, что я снова вернулся в окрестности Могилева июля 1941 года…

Глава 1

Получив условленный сигнал о доставке установки пространственно-временного маяка на территорию, занятую окруженными под Вязьмой советскими войсками, я запустил немного доработанную программу, которая уже в автоматическом режиме начала поиск работающего маяка. Пять минут, и настройка была проведена. Еще раз пробежавшись взглядом по найденным параметрам, дал разрешение на пробой. В соседнем ангаре натужно заревела дизельная силовая установка с маневрового тепловоза, накачивая энергией накопители установки перемещения во времени, и, выйдя на пиковый режим, система установила устойчивый контакт с точкой пространства-времени на другом конце канала. Стандартная процедура: выдвижение штанги с антенной и роботизированной видеокамерой и дорогущим тепловизором. Убедившись, что мы вышли там, где надо, и майор Дегтярев, который со своей группой должен был на МИ-24 перелететь под Вязьму, находится рядом и правильно отвечает на несколько паролей, я дал команду на выдвижение пандуса. Не мешкая, Олег сразу заскочил обратно в наше время, мазнув взглядом на занявших оборону боевиков охраны, вооруженных четырьмя тяжелыми пулеметами, и подошел ко мне.

— Привет, Олег. Как оно там?

— Как и ожидалось. Мрак. Горы раненых, народ мерзнет и общее уныние. Генерал Лукин, используя ранее заложенные склады с продуктами и боеприпасами, хоть как-то контролирует ситуацию, но все уже на грани. Мы вовремя вмешались.

Получив отмашку, через портал на специальных платформах начали переправлять грузы, специально приготовленные для окруженной группировки. Мы стояли в сторонке с Олегом, наблюдая за процессом, и тихо переговаривались.

— Нужно сюда перебросить пару полков НКВД, чтоб организовать распределение ресурсов.

— Не помешает.

— Все готово к приему?

— Да пространство очистили, представителей с транспортом вызвали…

— А если начнется свалка и народ попрет за продуктами?

— Не думаю, у Лукина есть несколько сотен бойцов под рукой, они все держат под контролем.

— Хорошо, Олег. Что по немцам? Хоть какие-то предварительные разведданные есть?

— Только предвариловка. Хочешь вломить супостату?

— Не помешает, да и ты, я вижу, не против у них по тылам пошуршать.

— Не я один. Мы когда собирались сюда, переворошили всю информацию по Вяземскому котлу…

— И?

— Мои ребята на низком старте. Слишком уж тут много крови. Тем более сегодня, километрах в пятнадцати, местные сумели остановить немецкий пехотный полк, поддерживаемый танковой ротой. Судя по обстановке, завтра они взломают оборону…

— Намекаешь, что надо вмешаться?

— Не помешало бы, а то народ совсем тут потухший ходит, чувствуют, что скоро всех раздавят.

— Хорошо, Олег. Работаем по привычному сценарию: выгоняем "Зоопарк" под охраной двух "Оплотов" и двух "Шилок" и "Тунгуски" и начинаем чистить район. На тебе войсковая разведка. Зови Лукина, будем местную артиллерию под общее управление брать.

Дегтярев оскалился. Он и так был недоволен, что мои недавние приключения прошли без его вмешательства, поэтому, по полной оттянувшись в тылах немцев в Крыму, он почувствовал кураж. Сколотив несколько команд из таких же безбашенных моряков ЧФ, при поддержке вертолетов, они несколько суток наводили настоящий ужас на тыловые подразделения 11-й армии Вермахта. На воздух взлетали склады, пропадали машины, везущие груз к линии фронта, на тропинках, ведущих к источникам воды, в которой в Крыму всегда ощущался дефицит, странным образом появлялись растяжки и противопехотные мины, в тылу работали несколько снайперов с бесшумным оружием, отстреливая руководящий состав противника.

Особенно его вниманием и его "воспитанников" пользовались солдаты дивизии СС "Адольф Гитлер", и, вычислив местоположение одной из рот, они сумели вечером, во время приема пищи, навести вертолеты, которые почти в прямом смысле слова залили несколько гектаров напалмом, а Дегтярев все это заснял на камеру. Эта запись, немного доработанная, чтоб не вызывать вопросов слишком высоким качеством, пользовалась популярностью у многих защитников Севастополя — уж очень многие ненавидели захватчиков и особенно эсэсовцев. А чуть позже, в целях пропаганды, девчонка-журналистка, дочка полковника Щедрого, получив специальное разрешение, объездила все основные оборонительные укрепления города, собирая интервью у командиров, солдат, матросов, засняла несколько боев и, все это качественно и достаточно информативно в стиле начала XXI века смонтировав, отправила в Москву. В самом осажденном городе, переснятый на кинопленку фильм пользовался огромной популярностью.

С боев на Бориспольском плацдарме и в Севастополе у нас уже была отработанная тактика и при таких выходах наготове стояла маневренная танковая группа. Поэтому отправив в котел огромное количество грузов, и наладив эвакуацию раненых, мы при очередном открытии портала выгнали танковую группу и взяли весь район под свой контроль. Подняв в воздух вертолеты, отправив наблюдателей в передовые порядки, стали спешно собирать информацию о противнике.

Мне же пришлось возвращаться обратно, заниматься контролем за перегрузкой раненых на нашу базу под Оренбургом и подготовкой новой партии продуктов, боеприпасов и горючего для окруженной группировки. В принципе этот процесс и так уже отработан на примере Бориспольского котла, и все теперь делалось спокойно, без суеты.

Находясь в центре управления большим порталом, я, мельком поглядывая на изображение с камер видеонаблюдения, стукал по клавиатуре ноутбука, на ходу корректируя интерфейс программы управления. В самый неподходящий момент меня как всегда вызвали по внутреннему телефону с командного пункта обороны района.

— Да, на связи Оргулов.

— Товарищ майор, тут полковник Лукичев хочет пообщаться, но вы же сами давали команду по особому протоколу, вас можно беспокоить.

Я, замотанный беготней последних дней, устало проговорил:

— Хорошо, соединяй.

Пропиликал рингтон мини-АТС, переключая меня на другого абонента, и в трубке послышался характерный, чуть с хрипотцой голос Лукичева:

— Сергей, добрый вечер.

— Добрый вечер, Владимир Леонидович.

— Дело есть, Сергей.

— Что-то срочное?

— По отдельности — не сильно, но вместе желательно сейчас все решить.

Я вздохнул.

— Хорошо. Дайте трубку оперативному дежурному, сейчас вас одного доставят. Надеюсь, не будете обижаться, такие уж у нас правила.

— Все нормально, Сергей. Понимаю…

Пока везли Лукичева, я пользуясь свободной минуткой, забрался в лабораторию и начал доводить до ума пять картриджей для пространственно-временных маяков, так как у нас и так их осталось всего четыре штуки, и я думал, что в ближайшее время, учитывая нынешнюю обстановку и особенно ситуацию на Вяземском направлении, их понадобится много. К тому же сейчас насущно стояла потребность во втором маяке, причем учитывая необходимость отправки секретной миссии в Антарктиду, его параметры должны быть получше, чем у используемого под Вязьмой.

Время летело быстро. Только успел закончить калибровку третьего картриджа, когда на связь вышел начальник внешней охраны бункера и доложил, что привезли полковника Лукичева. Оставив все дела, я поднялся по лестнице, прошел по подземному переходу и вышел на опорный пункт, где в отдельной комнате меня ожидал гость.

Мы снова поздоровались с Лукичевым, который все так же с некоторой иронией рассматривал меня. Но это больше напоминало отеческий взгляд с немым вопросом "Как выкрутишься, сынок?", причем так не злобно, по-доброму.

— Сергей, не буду тебя отвлекать долго. У меня два повода с тобой встретиться, кстати, а где твой непутевый друг и мой неуловимый подчиненный, Дегтярев? Опять куда-то его услал?

Я кивнул головой.

— Да в Москву полетел, оттуда будет пробираться в Вяземский котел, попробуем помочь предкам.

Лукичев сразу зацепился за новую информацию.

— У тебя разве есть возможность открывать порталы в точки с нужными координатами?

Я не хотел сейчас перед ним тут выбалтывать реально стратегически важную информацию, поэтому съехал с темы.

— Над этим работаем, а так перебрасываем под Москву вертолеты и часть техники, уж слишком там все запущено…

— Темнишь, майор.

— Есть немного, но это так, в пределах разумного, сами понимаете, режим секретности.

Лукичев опять усмехнулся.

— Угу. Понятно. Ну хорошо, вернемся к нашим местным проблемам. У меня две новости: одна хорошая, другая не очень. С какой начинать?

— Ну давайте с хорошей.

— На подходе усиленная рота из состава первой аэромобильной бригады.

— С техникой?

— Конечно. Щедрый нагреб все, что плохо лежало, прекрасно понимая, что его сначала обкатают на немцах, прежде чем давать вид на жительство.

— Люди в курсе, куда едут? И как ваше руководство на это смотрит? Одна из оставшихся боеспособных частей резко собралась и свалила со всеми семьями, техникой, боеприпасами, продуктами и горючкой, МЫ за это по голове не получим?

— Не успеют. Они и так вас боятся тронуть. А после того, как СБУшная группа почти в полном составе к вам перешла, там просто боятся сюда кого-либо направлять.

— Ну не в полном составе…

— Не суть важно, главное, сигнал о переходе на твою сторону части группы они получили и уже конкретно задумались, что здесь происходит. Сейчас они просто боятся все потерять, и так уже началось скрытое дезертирство.

— В каком смысле?

— А ты думал, что твои предложения о переселении не станут известны по всей стране? Меня давно вычислили, что с тобой напрямую якшаюсь, поэтому и не трогают, в надежде использовать как посредника. Отдали бы они мне просто так "Шилки" и "Тунгуску" и кучу снаряжения.

— Владимир Леонидович, так вы сейчас пришли в качестве переговорщика от некой группы высокопоставленных товарищей?

— И да, и нет.

— А поподробнее?

— Давай по порядку. Что будем делать с десантурой, которая уже несколько часов в районе Урожайного сидит и ждет сигнала на выдвижение?

— Чего так?

— Боятся тебя, что твои орлы пожгут нахрен колонну.

— Правильно боятся.

— Так что будем делать?

— Выдвигаются к Молодежному, по Московской трассе к блокпосту. Там пересаживаются в наш транспорт и отправляются в фильтрационный бункер, где с ними будут работать наши безопасники.

— А техника?

— Перегоним куда нужно, потом, после первичного отсева, технику и оружие вернем. Кормежка, медицинский осмотр, чистая вода, баня — все будет предоставлено. Сами понимаете, без этого отправить на ту сторону не могу.

— Правильно делаешь, но там больше двухсот человек…

— Их уже ждут. Как единое подразделение они работать не будут.

Лукичеву это не понравилось, но спорить не стал.

— Хорошо, согласен, в этом есть смысл. Теперь второе дело.

— Это то, которое не очень хорошее?

— Да.

Я показательно вздохнул.

— Давайте.

— Тут на меня вышли серьезные люди…

Я не выдержал и перебил его:

— Это то, о чем говорили?

— Нет. Совсем другое. В общем, НАШИ серьезные люди попросили с тобой свести российских серьезных людей.

— У нас вроде как налажен контакт с ними.

— Это с вояками, а туту…

— ФСБ?

— Откуда знаешь?

— Так давно их жду. По идее, где-то на берегу должна их подводная лодка болтаться.

— Хм. А я этого не знал. Это тебя грушники просветили?

— В общем — да. Есть еще пара нюансов, но это пока не хочу озвучивать. Так что именно и в какой форме они просили?

— Есть у меня знакомый, в ГУРе служил, ну и сейчас в одном из бункеров под Киевом живет, вот он вышел на меня и попросил свести его знакомых с тобой. Я ему дал частоты для связи, и вот три часа назад они на меня вышли.

— Все, как оговаривали?

— Да. Очень хотят пообщаться.

— Порядок вы знаете.

— Конечно. Я их об этом сразу информировал, они заранее согласны.

— Сильно торопят?

— Настроены решительно, но без агрессии. Народ реально договариваться приехал. Откуда только узнали?

Я просто ответил:

— А я использую их наработки. У них аналогичная система недавно взорвалась и разнесла половину подземного города где-то за Уралом. Вот они решили воспользоваться нашим каналом. Видимо, собрали информацию и не решаются пока лезть напролом.

— Хм. Я смотрю, у вас, ребята, своих тайн хватает.

Мне показалось, что он даже обиделся, что такая важная информация мимо него прошла. Я задумался. Хм, очень интересный расклад получается, но надо ребятам всю игру попутать и резко уменьшить количество возможных пакостей, которые они могут в случае неблагоприятного развития ситуации нам устроить.

— Владимир Леонидович, побудьте здесь, а я схожу, получу санкцию на переговоры.

Ох как ему это не понравилось. Он-то, наверно, думал, что я величина самостоятельная, так сказать монополист на рынке перемещений во времени, а тут санкция — значит, перед кем-то отчет держу, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это Берия и Сталин. Я про себя усмехнулся. Пусть так думают, а я просто сделаю ход конем.

Оставив Лукичева наедине с тяжкими думами, вернулся в основной бункер и вызвал на связь полковника Семенова, который должен был отираться где-то рядом, на специально выделенном его группе, обеспеченном электричеством, водой и продуктами, опорном пункте. Тот, видимо, давно ждал от меня вызова и ответил почти сразу.

— Добрый вечер, Сергей Иванович. Сам хотел с вами поговорить. Мое руководство ждет вашего решения и предлагает быть посредником в переговорах с руководством СССР.

— Хитро. Вы хотите еще раз пообщаться с Берией?

— Было бы неплохо. Меня наделили соответствующими полномочиями.

— Хорошо. Я организую. Но у меня есть вопрос, точнее просьба или желание получить маленькую консультацию.

— Я вас не понимаю.

— Хорошо. Ваши смежники нарисовались, хотят встретиться.

— Быстро они.

— Ну не так, как вы, только они вышли на меня с соответствующими рекомендациями от серьезных людей.

— Использовали кого-то, чтоб на вас выйти?

— Ну типа того.

— Хорошо, и чем я могу вам помочь?

— Лодка-то, наверно, ваша, ну в смысле, ВМС МО РФ?

— Конечно.

— Мне нужна информация на командира лодки и старпома, с фотографиями.

— Зачем это вам?

— Да так, пока от вас прилетит второй самолет с техникой, я им буду мозги полоскать, а тут такой шанс ткнуть носом, что мы с ВАМИ уже плотно работаем.

Семенов засмеялся.

— А вы, Сергей Иванович, еще тот хитрец. Хорошо, я узнаю. Вроде как архивы личных дел сохранились. Кстати, хотел узнать, что вы с пилотами самолета сотворили, что они попытались свои семьи по-тихому вывезти?

— То же, что и с вами: подарил надежду. Вы же видите, товарищ полковник, что я за личной властью не гонюсь. Я хочу одного — жить с семьей и радоваться жизни, только в последнее время приходится постоянно воевать.

— Понятно. Вы ведь именно так набираете к себе людей? Показываете пряник и заставляете работать на себя?

— Нет. Я показываю перспективы и даю возможность выбора. Кто хочет и готов — пожалуйста, а нет, так скатертью дорога. А вы не думали над тем, что если хотя бы один из переселенцев свалит к противникам и сольет хоть часть информации, к остальным, со стороны руководства СССР сразу изменится отношение вплоть до ограничения свободы? Можно, конечно, попытаться захватить власть, как это думали ваши смежники, только вот силенок не хватит, и столкнуться с проблемой противодействия тамошних владык не так уж и трудно, поэтому в данной ситуации приходится принимать какую-то сторону. Я свой выбор сделал, вы, кажется, тоже. Осталось только проверить людей, которых мы будем проводить на ту сторону. Вы поняли, про что я?

— Понял, конечно. Это ведь ваше мнение?

— Нет. Это логика, и уж поверьте, тот же Берия придерживается тех же взглядов. Думаю, вы сами это от него услышите.

— Хорошо. Давайте пока на этом остановимся. Информацию я вам сообщу.

И выдержав паузу, спросил, как бы с подковыркой:

— Так что с нашими летунами делать?

— Отпускайте. Летать они будут так же, только более уверенно и плодотворно, понимая, что работают на благосостояние того мира. И вам удобнее, особенно если другие люди будут знать, что семьи летчиков уже эвакуированы в другое место.

— Мы подумаем над вашими словами.

— Так когда ждать самолет?

— Завтра к вечеру.

— Хорошо.

Я положил трубку и отправился к Лукичеву, который терпеливо ждал меня.

— Ну что, Сергей?

— Да все нормально. Говорите им, что представителя завтра готов принять, но только обязательно в сопровождении командира подводной лодки. Обязательно скажите, что мы точно знаем его фамилию и даже имеем фотографию из личного дела, а то попытаются кого-нибудь вместо него подсунуть.

Лукичев удивленно уставился на меня.

— Зачем он тебе?

И тут же сам себе ответил:

— А ты, Сергей, голова. Ты моряка сводишь на ту сторону, особенно в Севастополь, кто ж там не бывал, и однозначно сделаешь его своим сторонником. И после этого моряки просто откажутся в случае чего, лупить по бункерам.

— Ага, именно это и хотел.

— Я-то думал, что ты реально побежал на поклон к Берии, а ты… Мог бы и сказать.

— Да пришлось с этим Семеновым общаться. Хотят самостоятельно с Берией договариваться, минуя нас.

— И?

— Послал куда подальше. Мы монополисты, поэтому, несмотря на лояльность, свои позиции сдавать не будем.

Он задорно улыбнулся.

— Хорошо, Сергей, я тебя понял. Поеду тогда Щедрого извещу, чтоб дрыгался порезвее. Я как понял, ты там чуть ли не в одиночку Гудериана под Москвой попинать хочешь?

— Нет. Вяземский котел. Надо помочь людям.

Опять смешок.

— Значит, все-таки успел освоить технологию открытия по нужным координатам.

Я ему глянул в глаза и, так же усмехнувшись, ответил:

— Без комментариев, товарищ полковник.

Отправив Лукичева, я вернулся к своим заботам, предварительно нагрузив Васильева приемкой новой бронетехники и организацией нескольких скрытых засад на случай, если новоявленные соратники окажутся не настолько мягкими и пушистыми, как их расписывал Щедрый. Для встречи гостей уже в поле были выведена наша артиллерия в комплекте с установкой "Град". В нынешних условиях пренебрегать мероприятиями по обеспечению безопасности является непростительной глупостью, и, смотря на тех, кто пережил эту войну, начинаешь понимать, что глупых-то почти не осталось. Тем более, может, кто из прибывших казачком окажется и попытается рвануть поближе к бункеру всей этой бронированной колонной, хотя, с другой стороны, кто в своем уме полезет на пушки, мины и гранатометы с женами, детьми и всем нажитым скарбом. Вадик Васильев и должен был проверить, а точнее не допустить. В это же самое время наша маневренная ударная группа в состоянии часовой готовности ожидала команды на выдвижение в прошлое, так сказать, для коррекции истории, а проще говоря, очередной ночной стычки с немцами, а в свободное время мы занялись переправкой множества так необходимых для окруженных войск грузов.

Пока Олег занимался сбором развединформации по противнику, я продолжал работать над портативным маяком и сменными картриджами для него. Глянув на экран, выводящий информацию с камер систем видеонаблюдения, некоторое время наблюдал, как специальные многоярусные платформы, куда для компактности загружали раненых, переправляли в поселок под Оренбургом, где специально пригнанные строители в срочном порядке возводили бараки для размещения раненых и оказания им медицинской помощи. Тут и мы приложили свою руку, поэтому оснащение такого вот импровизированного госпиталя было на несколько порядков лучше, за счет использования медицинской аппаратуры из будущего. Здесь же проходили стажировку еще несколько специально привлеченных врачей, посвященных в тайну перемещения во времени. Я только мог догадываться, сколько подписок о неразглашении они давали и какие кары им были озвучены в случае разглашения информации о путешественниках из будущего. Но работа шла, и большой портал включался по расписанию, переправляя в прошлое десятки тысяч тонн грузов и получая взамен дефицитные продукты, горючее и боеприпасы для нашего оружия.

Особые группы специалистов носились по городу, демонтируя всевозможные станки с нескольких разгромленных заводов. Со столбов снимались линии электропередач, демонтировались трансформаторы, с брошенных на улицах машин снимались двигатели, содержащие такой нужный алюминий. Все пространство возле бункера было уставлено контейнерами с грузом, предусмотренным для отправки в прошлое, где будет проведена обязательная обработка для удаления следов отравляющих веществ и радиации.

Пришло время, я спустился в пункт управления и, быстро нащупав сигнал маяка, перенастроив систему, запустил установку. В зале нарисовался Дегтярев и сразу подошел ко мне.

— Что там, Олег?

— Да хреново все. Как таковой линии обороны, как это было под Борисполем, нет. Все напоминает слоеный пирог: там немцы, тут наши. По составу какой-то табор: куча тыловых подразделений, огромное количество раненых и порядка почти никакого. Люди подавлены. Идет скрытое дезертирство, несмотря на приказ, боеспособные части дробятся и маленькими группами пытаются выбраться из окружения. Сюда срочно необходимо перекинуть несколько боеспособных полков, чтоб хоть как-то все организовать.

— Хорошо, я срочно свяжусь с Берией.

— Это не все.

— Что еще?

— Да там немцы в пятнадцати километрах сидят, завтра будут эту группу на части разбивать.

— Думаешь, надо вмешаться?

— Уверен, иначе помогать некому будет. Вспомни про Борисполь. Как надавали немцам, так и народ сразу поднялся и уже без криков и нытья в обороне сидели. Главное, сам понимаешь, дать людям надежду.

— Сколько времени на организацию?

— Час, не больше. Хотя рассвет будет поздним, зима, однако, но пока по этим буреломам до немцев доползем, время пройдет.

— Хорошо. Давай так, организуй, чтоб Лукин поднял народ и нам дорогу подготовили до немцев, а я тут наших организую, будем севастопольский вариант разыгрывать.

— Не опасно? Там всегда можно было в горах спрятаться, а тут равнинная местность, можем огрести.

— Все равно надо и ты сам про это говоришь.

— Конечно. Типа как Портос: "Я дерусь, потому что дерусь…" Ладно, Сергей, вертушки готовы, а ты нашу технику подтягивай.

— И не только нашу. Там Щедрый со всем выводком пожаловал. Одной брони штук тридцать, причем управляют ей не новички, все кадровый состав.

— О как. А не боишься…

— Не боюсь. Они с семьями.

Дальше продолжать не надо было. Пока они там будут доказывать свою необходимость, их семью поживут у нас в качестве заложников под нашим контролем.

— Хорошо, Олег. Так и сделаем, давай организовывайся. Главное, оставшуюся артиллерию собирай, чтоб было чем немцам ответить.

Олег деловито кивнул и перед самым закрытием портала перебежал в прошлое. А я, не затягивая решение вопроса, вышел на связь с Васильевым. Он откликнулся быстро.

— Дровосек, ну что там у тебя, как подшефные?

— Да все нормально Феникс. Они тут всем табором приехали, с детьми, женами. Не думаю, что хотят с таким грузом в бойню влазить.

— Щедрый там?

— Да.

— Давай его сюда, срочно.

— Понял.

Оказалось, что грозный десантник сам уже порывался поговорить со мной по душам, но строгая охрана и Лукичев, который, выйдя на связь, ему однозначно сказал, что все идет путем и не стоит качать права, сдерживали полковника от опрометчивых шагов. Вот теперь, ворвавшись ко мне в кабинет, он поздоровался и попытался начать разговор о размещении своих людей и обещанных вкусностях, но я его перебил:

— Михаил Олегович, все решаемо. Сейчас готовятся помещения для распределения переселенцев, потом медицинский осмотр, тесты на профпригодность и мы подаем списки в Москву сорок первого года. Порядок переселения уже установлен. Тут дело в другом.

Он уж слишком пристально взглянул на меня.

— Темнишь, майор. Ну говори, о чем ты нам не сообщил при прошлой встрече?

— Нет. Все договоренности остаются в силе. Кто из ваших людей в курсе об основном направлении переселения?

— Пять человек, которые держат всю группу в своих руках, а что?

— Вы же в Севастополе уже побывали и принимали участие в боях…

— Что-то случилось?

— Случится. Мы сумели пробить туннель к окруженной группировке под Вязьмой, но там дела аховые, завтра утром их начнут трамбовать.

— Так в чем дело?

— Мы идем на ту сторону. Там в десяти километрах на исходных позициях засел целый полк седьмой танковой дивизии Вермахта. Надо надавать супостатам по сопатке и заодно ваших в деле проверим.

— А вот ты про что.

Он задумался.

— В принципе отобрал стоящих людей, и, думаю, никто козлиться не будет. Так что я согласен. Когда выступать?

— Хорошо. Сами понимаете, мы через портал пропускаем незнакомых людей и должны быть уверены в их лояльности, поэтому на время проведения операции их семьи будут изолированы.

— В заложники берешь?

— А что делать, вдруг у кого в самый ответственный момент взыграют демократические ценности и свободы и так далее. Так пусть приглядывают друг за другом.

Полковник скривился, как будто в один присест должен съесть целый лимон.

— Да понятно, майор. Но тут согласен, есть смысл, хотя мне и не очень нравится такой подход.

— Значит, понимаете нашу логику. Тогда вы все должны сами объяснить вашим бойцам. Только сначала без рассказа о перемещениях во времени. Просто то, что нужно наравне с местными срочно поучаствовать в боевой операции с противником. Кто согласится, идет с нами дальше, а кто нет, пусть возвращаются.

— Хорошо. Это я сделаю, что дальше?

— Всех, кто с нами, на базе сфотографируем и потом проход на плацдарм, там сейчас ребята Дегтярева рекогносцировкой занимаются.

Он коротко кивнул, соглашаясь. Отправив его обратно, я, бросив технические проблемы, занялся организацией боевой операции в прошлом. Времени осталось мало.

Глава 2

Этой операции мы все уделили много внимания, так как можно было назвать нашим дебютом в роли войскового соединения, способного решать не только задачи тактического уровня. Нелогичность ситуации, нарушение режима секретности, даже можно сказать авантюризм, перекрывались всеобщим подъемом и энтузиазмом, который охватил всех, кому предстояло этой ночью схлестнуться с немцами в 41-м году. Новички, когда им объяснили, с кем они будут воевать, сначала не поверили, и только после получасовой политинформации полковника Щедрого и командира танковой роты капитана Васильева начали понимать, куда реально им предстоит переселиться. Но тут не было никаких проблем: в этом сумасшедшем мире выжили либо самые сильные, либо самые беспринципные, привыкшие выживать за счет других. Мы делали ставку на сильных духом и, соответственно, проводили отбор именно по этому критерию, тем более когда есть возможность решать все возникшие проблемы силой, очень немногие в состоянии сдерживать себя и не превратиться в двуногое животное с автоматом. Именно таких постарался привести с собой полковник Щедрый, и люди, прошедшие Третью мировую войну и выжившие в аду ядерной зимы, быстро поняли простую истину — чтоб жить в чистом мире, это право нужно заработать. А когда эта обязанность совпадает с долгом каждого нормального человека, не зараженного и развращенного ущербной западной идеологией, то единственный вопрос, который возникает, это "Где противник?".

Когда наши основные силы быстро стали выдвигаться на Вяземский плацдарм, там уже действовала передовая группа. "Зоопарк-2" под охраной двух танков и отделения спецназа еще час назад был выдвинут на позиции и активно анализировал расположение немецких батарей, которые даже ночью не давали покоя окруженной группировке советских войск. Снайпера, артиллерийские корректировщики, гранатометчики уже были на позициях в ожидании подхода основных сил.

Передовой немецкий танковый батальон 25-го танкового полка захватил небольшую деревушку Богатырь, которую сразу же превратили в оборонительный узел, отбив несколько отчаянных атак русских. Чуть позже сюда подтянулись почти в полном составе 7-й стрелковый и 78-й артиллерийские полки 7-й танковой дивизии Вермахта, усиленный корпусной артиллерией. Именно отсюда немецкие артиллеристы больше всего досаждали окруженным советским войскам, держа под обстрелом практически полностью весь плацдарм, ориентируясь по целеуказаниям воздушных корректировщиков.

Генерал Лукин, получив так необходимые боеприпасы и горючее, в экстренном порядке собрал все имеющиеся под рукой остатки артиллерии, танков и пехоты и согласно договоренности выдвинул к рубежу атаки. По указанию Дегтярева во все артиллерийские батареи были направлены связисты с цифровыми радиостанциями, для более гибкого управления огнем. В четыре часа утра подошла наша колонна и, разместившись в КШМ, мы с Щедрым и Лукичевым стали получать достаточно подробную информацию о противнике. Передвижение таких масс бронетехники не осталось незамеченным противником, и видеокартинка с прибора ночного видения, передаваемая от наблюдателя с передовых рубежей, показывала необычную ночную активность немцев.

Решив показать зубки, они открыли огонь по площадям, разумно предположив, что вредные русские решили ночью идти на прорыв. Да, только вот сообщить своему руководству они уже не успевали. Радиосвязь мы им практически сразу забили системой постановки помех, как только заметили нездоровое шевеление, а проводная линия была перерезана еще пару часов назад нашей разведгруппой, обошедшей противника по флангу. Любые попытки восстановить связь оканчивались тихим хлопком бесшумной снайперской винтовки, и в снегу замирал очередной ушедший в ночь немецкий связист.

Темная ноябрьская ночь засверкала многочисленными вспышками выстрелов орудий с той и с другой стороны, но у нас было преимущество, и в течение получаса большинство немецких батарей было подавлено. Наш "Град" с тремя оставшимися на ходу установками залпового огня БМ-13 капитана Флерова, к которым специально доставили боеприпасы, нанесли мощнейший удар по скоплению немецкой техники возле деревни Богатырь, где в другой истории первая батарея реактивных минометов была уничтожена, попав в засаду, а сам капитан нашел свою смерть.

Пока противник не отошел от шока после нанесения массированного ракетно-артиллерийского удара, по правому флангу, отвлекая внимание, пошли в атаку шесть танков и пехота, собранные Лукиным. Пятью минутами позже, в лоб в атаку пошли сначала несколько наших Т-64, Т-72 и два "Оплота", расстреливая подсвеченные наблюдателями позиции противотанковой артиллерии. И в этом случае длинноствольные пушки с дальних дистанций разносили любые укрепления, наспех возведенные немцами, и не прошло и нескольких минут, как, проскочив поле, танки, в сопровождении четырех БМП и пяти БТРов, на броне которых примостился десант, выскочили к окраинам деревни и устроили настоящую резню. Тут же подоспела вторая волна легких бронированных машин, состоящая из бойцов 1-й украинской аэромобильной бригады. На броне, наравне с закованными в бронежилеты и каски десантниками из будущего, примостились несколько десятков местных бойцов, которых по дороге подхватили лихие десантники, так сказать для массовки.

Вооруженные в основном чешскими легкими танками LT vz.38, немцы сразу стали нести большие потери. Расстреливаемые с малых дистанций, выкрашенные в белый зимний камуфляж танки с крестами один за другим вспыхивали как факелы. Крупнокалиберные пулеметы современных БТРов легко, даже можно сказать, походя, вскрывали чешскую броню. На любые попытки организованного сопротивления сразу реагировали монстроподобные тяжелые танки, выдвигаясь вперед и гулко грохая своими длинными пушками, разносили очередной дом или окоп, где засел противник.

Попытки использовать тяжелую и зенитную артиллерию против прорвавшихся русских давились сразу вертолетами: на ожившее орудие с неба сразу сыпались струи огня, уничтожая расчеты и разнося железо. Избиение длилось минут двадцать, после чего немцы просто побежали. Прямо через поле, припорошенное снегом, где недавно полегло несколько сотен русских, пытавшихся контратаковать прорвавшийся танковый батальон. Толпы обезумевших солдат и офицеров Вермахта неслись по этому полю, спотыкаясь об прикрытые как белым одеялом закоченевшие трупы русских, мимо трех сожженных танков с красными звездами. Они бежали так быстро, как могли, в темноте, освещаемой горящими за спиной домами, машинами, танками, безжалостно расстреливаемые в спину, точно так же, как недавно они развлекались, расстреливая колонны мирных жителей. Теперь их постигла та же участь. Тут же во фланг ударил батальон, лично возглавляемый генералом Лукиным, который он повел вокруг болота, чтоб отрезать путь к отступлению и в случае чего ударить в тыл обороняющемуся противнику. Снова завязалась яростная схватка — немцев, кто успел вырваться из деревни, было немало, но несущиеся по полю бронированные машины из будущего ловко обогнали противника по флангу, повернули на север, отрезав бегущим все пути к отступлению, и остервенело стали расстреливать даже тех, кто пытался поднять руки, сдаваясь. В эту ночь пленных не брали.

Командование 7-й танковой дивизии Вермахта, получив только донесение о яростном бое в районе деревни Богатырь, но, так и не сумев установить какую-либо связь, разумно отправило на помощь второй батальон 25-го танкового полка, усилив его батальономпехоты и двумя батареями 42-го противотанкового батальона.

Все это спешно двинулось по единственной дороге в сторону яростного боя, а вертолетчики, только недавно слетавшие на базу для дозаправки и пополнения боекомплекта, сумев с высоты обнаружить подкрепление, как раз получили целеуказание от специалистов РЭБ, обнаруживших штаб дивизии. Доложив о ситуации, они, получив указание, двинулись по указанному направлению, расстреляли НУРСами все, что могло хоть как-то использоваться в качестве штаба, и для закрепления успеха скинули несколько канистр с напалмом, превратив штаб танковой дивизии в пылающее море огня. Для острастки, пройдясь из пушек по командно-штабным машинам, пилоты, решив, что дело сделано, повернули обратно, догнали выдвигающееся подкрепление и начали его методично топтать, как петух кур.

Это было зрелищно: на медленно идущую в темноте колонну танков, бронетранспортеров и машин сверху обрушиваются снопы огня. Раз проход, два проход, три проход. Машины горят и взрываются. Люди разбегаются в панике, стреляя в воздух, пытаясь разглядеть в темном, закрытом густыми тучами небе две призрачные тени. И в этот самый момент два летающих, неуязвимых монстра резко уходят вверх, ревя двигателями, и по колонне наносят удар системы залпового огня. Бьют всего четыре установки, но и этого достаточно, чтобы нанести большие потери. Проходит несколько томительных минут и из-за пригорка появляется стальная лавина, уничтожающая все, что имеет немецкие кресты, на своем пути.

Снова работают вертушки, хлопают пушки БМП и БМД, деловито грохочут КПВТ с бронетранспортеров и рявкают орудия танков и, оставив за собой поле, уставленное горящей техникой, бронированный ударный кулак идет дальше.

Когда до рассвета оставалось чуть больше часа, мы закончили разгром основных сил немецкой танковой дивизии. Попутно умудрились захватить всю их инженерно-ремонтную службу и все это сдали бойцам генерала Лукина, которые в эту ночь тоже знатно оттянулись, добивая остатки дивизии и растаскивая любые попавшиеся под руку продукты и боеприпасы.

Мы свою задачу выполнили. Быстро даю команду, и все боевые машины резво в строгом порядке рванули обратно к порталу, как было оговорено с самого начала. Вертушки улетают на базу под Можайском, где их ждет специально охраняемое место…

Конечно, было не без потерь: немцы еще те вояки, но два подбитых БМД, один БМП-2 и БТР не попадают ни под какое сравнение с тем избиением, которое мы устроили этой ночью противнику.

Уже вернувшись в наше время, подсчитывая потери, выслушивая доклады командиров подразделений, я видел, какое они испытывают удовлетворение после такой победы. Наконец-то данное им в руки оружие реально использовалось для защиты Родины, и это для них было особенно важно. А вот у меня на душе было неспокойно. Все это попахивало авантюризмом чистой воды и обязательно в ближайшее время должно принести большие неприятности и мне и тем, кто пошел за мной. Слишком явное вмешательство в дела этого мира не должны пройти безнаказанно.

Видимо, не я один придерживался таких мыслей: на расширенном совете как раз была поднята именно эта тема.

Необходимость собраться и провести военный совет уже давно созрела. Мы разрослись, наши возможности и силы увеличились, и сегодня мы впервые в 41-м году проявили себя как самостоятельная сила, которая в состоянии проводить наступательные операции минимум дивизионного уровня с использованием различных видов вооружения. Само собой это должно было вызвать определенную реакцию не только у руководства СССР, но и немцев, и скорее всего у союзников, которые очень ревниво в будущем будут следить за успехами Красной Армии.

Сейчас местом сбора была просторная комната по соседству с большим порталом, где обычно находилась группа силового прикрытия установки. Пока было свободное время, бойцы умудрились обшить помещение пластиковыми панелями, подвесить несколько светильников и установить телевизор, на который в режиме реального времени выводился видеосигнал с нескольких видеокамер системы безопасности установки. Учитывая размеры комнаты, тут как раз было подходящее место для сбора командного состава нашей организации и проведения расширенного совещания, на которое были приглашены и полковник Лукичев, и полковник Щедрый.

После доклада Васильева о потерях в личном составе и технике, присутствующий полковник Лукичев, которого пришлось пригласить, поинтересовался:

— Сергей Иванович, скажите, вы и далее намерены использовать имеющиеся у вас средства таким образом?

— Это вы про сегодняшнюю вылазку?

— Да. Как я понял, это было проведено без санкции руководства СССР?

Вот он куда клонит. Неужели с ходу попытается выставить перед всеми мою некомпетентность и перехватить управление проектом? Так сразу?

— Применение определенных сил и средств было оговорено. Но на плацдарме сложилась тяжелая обстановка, и не вмешайся бы мы, то на следующий день те силы, которые мы разгромили в ночном бою, раскроили бы окруженные войска на несколько частей. Образно говоря, мы и так поздно там появились. Тут был больше психологический момент, так сказать, вливания наших гостей в коллектив.

И чтобы перевести стрелки, обратился к Васильеву:

— Вадик, как там новички? Довольны?

Капитан-танкист поднялся и, спокойно поглядывая на собеседников, доложился:

— Психологический эффект после ночного боя в пределах ожидаемого. Хорошо, что противники были вооружены легкими чешскими танками, которые даже крупняки БТРов брали, поэтому потери небольшие, а общая победа всегда неплохо сплачивала людей.

— А вообще как люди?

— Народ опытный, в большинстве своем семейный, поэтому не склонный к авантюрам. Дальше должна работать наша служба безопасности, проводя тщательную проверку. От себя предлагаю поэтапно переселить семьи, и поочередно малыми группами использовать бойцов в смешанных подразделениях. Как единую часть, считаю, оставлять не имеет смысла.

Щедрый засопел, но промолчал, понимая, что пока он не может качать права, тем более до совещания у меня с ним состоялся коротенький разговор, где я открытым текстом ему пояснил, что его роту как единую силу я оставлять не буду. Тем более учитывая положение, скорее всего большая часть его бойцов будет использоваться в качестве инструкторов в специальных подготовительных центрах РККА, где будут проходить обучение части по новым, переработанным на основании информации из будущего уставам и методикам. Полковник скривился, не хотелось ему расставаться со своими бойцами, но это жизнь и по-другому их будущее мне не виделось, да и вряд ли руководство СССР будет гнать спецов из будущего на передовую.

Я перехватил инициативу.

— В будущем мы ограничимся только точечным вмешательством в экстренных случаях без массированного применения наших сил. Учитывая нынешнее положение с боеприпасами и с запасными частями к боевой технике, нас хватит в лучшем случае на два-три таких выхода.

Дегтярев, что-то рисующий простым карандашом в блокноте, поднял голову и спросил:

— Сергей, а что будем с вертолетами делать? Сворачивать свое присутствие на плацдарме?

Он скривился.

— Там такой великолепный аэродром подскока, что с него можно развлекаться во всей полосе наступления третьей и четвертой танковых групп немцев. Да и знаешь, как-то некрасиво. Люди не поймут, тем более там очень неплохая позиция, с которой можно гулять по тылам наступающей на Москву группировки.

— Сам со своими спецами там шуршать будешь? Олег, ты что, в войнушки не наигрался, а у кого дальняя командировка на носу?

Народ заинтересованно на нас посмотрел, но задавать ненужные вопросы у нас не принято. А Олег, не смутившись, ответил:

— Так местных будем натаскивать.

— Есть кому натаскивать. Олег, с сегодняшнего дня снимаешься с работы по Вяземскому плацдарму и готовишься к командировке на Тихий океан.

Ему это не понравилось, и он спросил:

— Кому сдавать дела?

Я повернулся к Лукичеву, который как котяра чуть ли не мурлыкал, понимая, что на него падет ноша доставления гадостей наступающим немцам.

— Владимир Леонидович, возьметесь? Это ж по вашему прямому профилю.

— Конечно, Сергей Иванович.

— Надеюсь, вы понимаете, что без контроля со стороны НКВД мы не сможем там развернуться, поэтому, скорее всего, операцией будет руководить кто-то от госбезопасности СССР, ну а вы в качестве консультанта.

— Какие у меня будут полномочия?

— Давайте обсудим это после совещания. Вы ведь знакомы с обстановкой, поэтому составьте план оперативных мероприятий, прикиньте необходимые силы и средства.

— Вертолеты в моем распоряжении?

— Да, до особого приказа. Только с боеприпасами проблемы, поэтому выкручивайтесь…

— Хорошо, Сергей Иванович, будет очень интересно… — Лукичев сделал пометку в ежедневнике и, иногда бросая на меня быстрые взгляды, что-то начал быстро писать.

Я удовлетворенно вздохнул. Один из зубров, которые вполне могли в будущем доставить мне некоторые неприятности, был занят весьма трудным и опасным делом. Это и так непросто, устроить большой переполох в полосе наступающего противника, тем более Лукичев профессионал с большой буквы, и для него это было настоящим вызовом. Он, конечно, сразу понял, что я его отдаляю от управления системой бункеров с установками путешествия во времени, но, с другой стороны, ему нужно срочно набирать баллы перед руководством СССР, а тут такая возможность проявить себя. Теперь Щедрый. Я мельком глянул на свой планшет, где перед совещанием настучал основные тезисы и проблемы, которые хотел бы решить и обсудить.

— Михаил Олегович, теперь вы.

Щедрый сидел на стуле, вытянув ноги в начищенных до блеска берцах, и недобро посматривал на Лукичева, который втянул его во все это. Услышав свое имя, он поднял голову и немного раздраженно уставился на меня. Видно, его сильно задело наше самоуправство относительно его воинства, он наверняка рассчитывал на нечто другое, учитывая его возможности. А тут мы с ходу народ в бой, обрисовали перспективы и, пока люди в эйфории от открывшихся горизонтов, мы продавили несколько решений, которые были встречены простыми бойцами и офицерами, особенно те, у кого семьи, с огромным энтузиазмом. Но полковник сдержал себя и вполне доброжелательно ответил. Надо его растормошить и тоже загрузить работой.

— Михаил Олегович, вы, наверно, обижаетесь, но давайте пока не делать скоропалительных выводов. Сейчас от вас будет зависеть будущее воздушно-десантных войск СССР и эффективность их применения в ближайшее время.

Он не показал вида, но задача была интересной, и его взгляд изменился.

— Что я должен делать?

— В первую очередь, проект учебно-тренировочного центра, с подробной раскладкой по необходимой материально-технической базе, по специалистам, инструкторам. Разработка учебно-методических пособий, планов, уставов. На вас будет создание воздушно-десантных войск в том виде, к которому вы привыкли. Хотите, можно особым приказом к вам в подчинение откомандировать Маргелова, он, кажется, сейчас полком командует. В общем, если вы управляли целой бригадой, то и учебный центр сможете организовать. Думаю, это реальная задача для специалиста и профессионала вашего уровня. Мочить немцев занятие почетное и приятное, особенно с нашей техникой, а вот обучить предков это труднее. Мы им переправили кучу уставов и всякой литературы, но без нормальных инструкторов это будет напоминать обучение делать детей по учебнику биологии шестого класса. Возьметесь, Михаил Олегович?

За время моего монолога его взгляд со спокойно-нейтрального стал заинтригованный, и когда он услышал про Маргелова, даже изменил позу. Ну кто из истинных ветеранов ВДВ не знает легендарного Маргелова.

Щедрый, выслушав меня, чуть ухмыльнулся.

— Умеешь, майор, ты людьми манипулировать. Но мне нравится твой подход. Кого из своих людей я могу привлекать?

— Кого угодно. Ну, естественно, после соответствующей проверки и согласования с госбезопасностью СССР. Сами понимаете, порядок.

— Хорошо. Я могу рассчитывать, что в нашем мире мне будет оказываться содействие по доставке необходимых грузов?

— Михаил Олегович, мы делаем общее дело.

— Хорошо, Сергей… Иванович. Можешь считать, что заинтересовал меня, задача действительно интересная, вот только не знаю, как при их уровне военно-транспортной авиации производить переброску средств усиления.

— А вот это, Михаил Олегович, уже ваша головная боль. Базы данных по людям, по технике, по технологиям — в вашем распоряжении. Работайте, это теперь ваше. Не думаю, что руководство СССР будет против, тем более, когда Владимир Леонидович… — кивнул на Лукичева, — сказал, что вы согласились, я имел приватный разговор с Берией на эту тему. В общем, на девяносто процентов вопрос решен. Осталось последнее собеседование.

Опять смешок.

— К Сталину на ковер?

— А вы как думали.

Теперь я усмехнулся, иронично смотря ему прямо в глаза. Мы поняли друг друга.

После того как я сумел загрузить стариков-разбойников, совещание прошло спокойно, без эксцессов, и напряжение, которое чувствовалось сначала, отошло. Списки переселяемых людей продолжали пополняться, и за последние несколько дней к нам прибыло множество специалистов, которые в той или иной мере могли бы заинтересовать советское руководство. Специальная группа ученых продолжала свою работу, и Старостенко, курирующий это направление, наконец-то выдал хорошо проработанную программу развития электронной промышленности Советского Союза…

Еще перед активным вмешательством в исторический процесс мы долго размышляли относительно точки применения наших скромных сил, при этом сильно не афишируя свое участие. Как военная сила, на тот момент, да и сейчас, наша группировка в условиях Второй мировой войны не представляла особой ценности. Два-три боя, и немцы рано или поздно выработают определенную тактику, чтоб хотя бы ослабить эффективность нашего воздействия. И потери рано или поздно превысят определенный порог, после которого нам придется уйти со сцены, да еще и потеряем позиции в нашем времени. Поэтому самым оптимальным способом хоть как-то помочь предкам однозначно считалась информационно-технологическая помощь. По большому счету немцы побеждали за счет порядка, четкой организации и, главное, налаженной многоуровневой системы связи и соответственно уникальному взаимодействию различных видов вооружений в условиях боя в режиме реального времени.

Если сравнивать боевые потенциалы, количественный состав и качество вооружения, то в первом приближении и Вермахт, и РККА имели некоторый паритет, поэтому в нашем случае надо было разрушать систему управления немецкими войсками и организовывать аналогичную для советских войск. Так сказать, поднимать качество, и первым этапом считалась модернизация системы связи и соответственно управления войсками. В условиях развивающегося противостояния средств радиоразведки и радиоэлектронной борьбы только внедрение цифровых систем связи с высокой степенью криптоустойчивости и помехозащищенности могли решить поставленную задачу. Можно, конечно, было мобилизовать все наши силы, посадить десятки людей с паяльниками и начать вырабатывать продукцию, но у нас элементарно не было столько времени, да и элементная база была в не самом лучшем состоянии. Попади один из таких приборов в руки противника, а в условиях войны это будет очень быстро, учитывая отступление Красной Армии, то у немцев реально появится доказательство иновременного вмешательства и продукт технологии из будущего. Да в штабах фронтов и некоторых армий уже вовсю работали особо засекреченные и соответственно охраняемые вычислительные центры, обеспеченные компьютерами из будущего, укомплектованные нашими программистами. Уже по прошествии месяца, из закрытой аналитической справки НКВД СССР, было известно, что даже такое нововведение давало свои плоды. Направления ударов, количество сил, цели авиационных налетов, сводки по потерям и даже текущая информация о состоянии советских войск давали возможность более оперативно реагировать на возникающие угрозы и наносить ощутимые контрудары по немецким войскам. Но инертность управления, то же пресловутое отсутствие оперативной связи, полное доминирование немецкой авиации и многократное численное преимущество на основных направлениях стратегических ударов Вермахта все еще позволяли противнику наступать, нанося советским частям поражение за поражением. Поэтому как только Старостенко был посвящен в тайну перемещения во времени, он сразу был озадачен организацией группы для проработки путей решения проблемы развития электронной промышленности СССР в условиях начального этапа Великой Отечественной войны. И можно было однозначно сказать, что ученые под руководством Владимира Викторовича справились с этим добротно. Я не раз подписывал запросы к Кристине, сидящей в Усадьбе под Москвой 41-го года, где требовалась информация о состоянии месторождений, наличия железнодорожных веток, объемов производства, возможностей заказа определенного оборудования в США. Маститые дядьки и молодые дарования сначала разработали схемотехнику аппаратуры, а потом под нее стали разрабатывать производство, и по мере проработки приходилось все больше и больше упрощать и адаптировать технологии.

В итоге после месяца работы, кучи согласований, визита двух специалистов из прошлого, которые пару недель сидели в отдельном бункере и плотно работали с командой Старостенко, мне на стол лег весьма интересный и проработанный проект.

Викторович, как его за глаза называли студенты, прямо как на заседании научного совета сделал доклад, изложил основные тезисы, причем это сопровождалось шутками, в присущем Старостенко стиле. Несмотря на усталость и не проходящую напряженность, все, кто был в комнате совещаний, заслушались.

Листая доклад, просматривая распечатки карт, описание технологических проектов, схемы приборов, я как-то отрешенно слушал своего давнего наставника. Сейчас начинался новый этап нашей работы, при котором уже будут происходить массовые переселения людей, что повлечет за собой обязательную утечку информации и соответствующие телодвижения со стороны наших противников. Вон и ГРУшники и ФСБшники уже на хвост сели, а что дальше-то будет?

— Владимир Викторович, я вижу, все вы тщательно проработали. Кого вы предлагаете для курирования этого проекта от вашей научной группы? Мне бы хотелось, чтобы вы этим занялись, слишком вопрос серьезный.

— Сергей, я не против, вот только кто тут будет гонять наших оболтусов?

— Чтоб гонять, можно и капитана Строгова назначить, он их научит порядок уважать, точно спуску не даст. Но это так, мелочи. Сейчас меня интересует список специалистов-технологов, системотехников, кого вы предлагаете для отправки в рамках этого проекта. Всех без исключения, включая членов семьи, должна проверить наша служба безопасности. Порядок вы знаете.

Старостенко кивнул. Он был в курсе, как мы недавно забраковали одного из его выдвиженцев, бывшего аспиранта Бокова, который, по нашим данным, приторговывал наркотой и имел дружественные отношения с некими темными личностями. Это вскрылось только после тщательной проверки кандидата для отправки в прошлое в качестве руководителя группы операторов ЭВМ для оснащения центра проектирования бронетанковой техники.

— Конечно, Сергей.

— Список мне на почту, адрес знаете. Завтра готовьтесь для отправки в Москву. Будете представлять свой проект Сталину.

Он спокойно выслушал распоряжение, согласно кивнул и спросил.

— Сухари и теплые вещи брать?

Старостенко в своем репертуаре.

— Да. Еще найдите цитатник Мао Цзэдуна на румынском языке, чтоб было чем заняться на досуге…

Глава 3

Вечернее небо на востоке освещалось яркими вспышками и, несмотря на двойные стекла, внутрь комнаты проникал несмолкаемый грохот канонады. Высокий худощавый мужчина со светлыми волосами в черной форме, в до блеска начищенных сапогах, стоял возле окна, покрытого изморозью, и пытался разглядеть в калейдоскопе льда вспышки выстрелов расположившегося в паре километров гаубичного дивизиона, который методично обстреливал окруженных русских. Несмотря на расстояние, единственные сохранившиеся в здании стекла жалобно дребезжали после каждого залпа.

Это было двухэтажное здание школы, которое по счастливой случайности не сильно пострадало во время недавних ожесточенных боев, и в некоторых помещениях даже сохранились стекла, чем офицеры штаба не преминули воспользоваться, оборудовав один из классов в качестве зала для совещаний руководящего состава. Несколько ученических парт сдвинули в центр комнаты, и на импровизированном столе расстелили крупномасштабную карту, отражающую самую свежую оперативную обстановку на месте под Вязьмой. В углу весело потрескивала тяжелая чугунная печка, с помощью которой бывшие хозяева зимой отапливали классы, распространяя по комнате волны тепла и запахи горящих березовых дров. Замерзшие в дороге офицеры, по приезду с огромным удовольствием отогревались возле русского чугунного монстра, попивая горячий ароматный кофе, услужливо приготовленный ординарцами в соседней комнате на аналогичной печке, с интересом рассматривали портреты известных писателей, развешанные на стенах…

Выслушав доклады, так сказать главный гость, Рейнхард Гейдрих, начальник главного управления имперской безопасности Рейха, отошел к окну и долго стоял, переваривая полученную информацию. Застывшие возле карты офицеры и прибывшие с обергруппенфюрером представители принимающей стороны смиренно ожидали от начальства каких-либо указаний.

А Гейдрих стоял возле окна, кожей лица ощущая, как от замерзшего стекла несет холодом, и это только дополняло его черное настроение. В этом зале еще только два человека были в курсе относительно пришельцев из будущего, и им тоже было понятно, что происходит нечто весьма неприятное.

Боевые бронированные летающие машины с невообразимой маневренностью и огневой мощью, оснащенные средствами для ведения боевых действий в ночных условиях, совершенные системы обнаружения и подавления немецкой артиллерии, позволяющие русским в который раз одерживать победы в контрбатарейных поединках. Практически раздавленная и рассеченная на части окруженная под Вязьмой крупная группировка войск противника отчаянно сопротивлялась, а вчера ночью крупными силами сумела нанести мощнейший контрудар по основным силам 7-й танковой дивизии. Руководство группы армий "Центр" пока не стало впадать в панику, уделяя практически все свое внимание наступлению на Москву, но разгром целой танковой дивизии был воспринят болезненно, и над окруженной группировкой русских целый день крутились самолеты-разведчики, пытаясь разглядеть пресловутые танковые армады.

Вот только Гейдрих догадывался, откуда они появились и куда делись. Прогнозы Старого Лиса Канариса оказываются верными — военное присутствие пришельцев все больше и больше возрастает. Теперь они начали использовать еще и боевые летающие машины, которые используются в едином комплексе вместе с артиллерией и танками. Результаты налицо: под Борисполем они отрабатывали тактику, насыщая оружием и боеприпасами, эвакуируя раненых и поврежденную технику, и, исчерпав боевой потенциал окруженной группировки, просто ее через портал эвакуировали в осажденный Севастополь, теперь такая же ситуация повторяется под Вязьмой, только с учетом того, что русских войск тут в пять раз больше. И главное, что действуют они в полосе наступающей армии, участвующей, вероятнее всего, в одной из главнейших битв этой войны. Расчет верный и стратегически оправданный, вот только какие еще сюрпризы можно ждать от русских и пришельцев?

Именно в этот момент Рейнхард Гейдрих со всей страшной ясностью понял, что он боится. Просто боится самому себе признаться в крахе всего их дела, и с русскими уже не договоришься, уж слишком немцы увлеклись своим правом победителя на отбитых у большевиков территориях. Тем более та ненависть и остервенение, с которыми пришельцы при любом случае не упускают возможности нанести урон немцам, о многом говорят.

"Видимо, там, в их мире, мы переусердствовали, и русские в будущем испытывают буквально животную ненависть по отношению к нам. Это очень сужает наши возможности по воздействию на ситуацию, а так можно было бы попытаться с ними договориться…"

У него возникла мысль, что так могли бы бывшие рабы относиться к своим хозяевам, но мощный интеллект сразу подбросил перечень фактов, подтверждающих, что у русских в будущем свое развитое производство и, судя по всему, эту войну они выиграли.

"Сначала один разведчик, потом группа, потом появились танки, а сейчас целый танковый полк при поддержке фронтовой авиации, что будет дальше? Невиданное по мощности оружие на основе деления атомов? Фантастические самолеты? Кстати, для таких самолетов будут нужны особые взлетно-посадочные полосы, надо будет озадачить разведку, чтоб не пропустили начало такого строительства…"

За окном что-то оглушительно грохнуло, отчего стекла жалобно зазвенели, и на улице раздались отчаянные крики. Гейдрих отвернулся от замерзшего окна, в котором мелькали зарницы от стреляющей батареи, и спокойно проговорил:

— Франц, узнайте, что там произошло?

— Яволь, господин обергруппенфюрер.

Высокий, светловолосый, подтянутый штурмбанфюрер СС из его свиты, словно сошедший с плаката гитлерюгенда, щелкнул каблуками надраенных до блеска сапог, выскочил из комнаты, а Гейдрих подчеркнуто спокойно, даже вальяжно спросил:

— Что-то еще, Венцель?

— Никак нет, господин обергруппенфюрер.

Выждав паузу, Гейдрих спокойно пробежался взглядом по командованию моторизованного полка СС, который был снят с фронта и направлен для усиления частей, участвующих в уничтожении окруженной группировки русских, и остановил взгляд на своем порученце, посвященном в тайну пришельцев из будущего, который чуть кивнул головой, давая понять, что ему есть что сказать.

— Хорошо, господа, все свободны. Аксман, останьтесь.

Офицеры быстро оставили комнату, а гауптштурмфюрер СС Аксман терпеливо ждал, когда закроется дверь.

— Ну что, Вилли?

Аксман входил в число доверенных людей обергруппенфюрера еще с тех времен, когда Гейдрих только начал восхождение по карьерной лестнице НСДАП, и имел столь невысокий чин в СС только потому, что начальнику главного управления имперской безопасности были нужны порученцы, не привлекающие особого внимания конкурентов и противников. Аксман, благодаря своему интеллекту и природной удачливости, выполнял всякого рода секретные поручения еще с тех времен, когда небольшая служба, впоследствии переродившаяся во всесильную СД, занималась фальсификацией документов о подготовке государственного переворота штурмовиками СА под руководством Эрнста Рёма.

— Господин обергруппенфюрер, все идет, как мы и предполагали. По сообщениям пленных, на территории с окруженными русскими частями обнаружились несколько крупных складов с боеприпасами, продуктами, горючим. Они с самого начала знали про окружение и подготовились к нему, разыгрывая Бориспольский сценарий…

— Только там они тренировались, а тут решили вмешаться в полную силу, — продолжил за него Гейдрих, — это понятно, что еще? Разведгруппы направляли?

— Три, с разных сторон. Результат один, обнаружили и уничтожили. У армейцев та же картина. Специалисты из "Брандербурга" пытались под видом выходящих из окружения красноармейцев что-то узнать, но результат все тот же.

— Причины выяснили?

Гейдрих задавал правильные, нужные вопросы, но создавалось впечатление, что его мысли витают где-то далеко и ответы не сильно интересуют.

— Лично опрашивал русских перебежчиков и дезертиров. По показаниям, на той стороне работают несколько хорошо подготовленных и экипированных отрядов, ориентированных на противодействие нашим разведгруппам. Как всегда работают под легендой спецподразделений войск НКВД с соответствующим уровнем секретности. По оговоркам можно судить об оснащении этих отрядов системами оперативной связи, приборами ночного видения и, главное, в плотном контакте с летающими машинами, по описанию очень напоминающие вертолеты с учетом их развития в будущем.

— Так вы считаете, они были готовы к окружению и сознательно пошли на это?

— Это не вызывает никаких сомнений, господин обергруппенфюрер.

Гейдрих опять задумался. Выводы напрашивались не очень радостные. Аксман сам это понял и прокомментировал, так сказать, озвучивая мысли обергруппенфюрера СС:

— Они еще не достигли точки полного изменения хода войны, поэтому еще в состоянии прогнозировать события с высокой степенью точности.

— А если в будущем происходят изменения, и они опираются на историю в их мире, и все, что мы предпримем, им уже известно?

— Зачем им тогда готовить переселение, если они в состоянии корректировать ход истории?

Гейдрих удивленно поднял голову и заинтересованно уставился на своего подчиненного.

— Вилли, я чего-то не знаю?

Наступила пауза. За окнами грохотало и что-то невдалеке горело, отсвечивая в заледеневших стеклах, в печке трещали дрова, но все это уже не воспринималось. Весь антураж школьного класса в забытом богом поселке, затерянном на просторах России, отошел на второй план, главной была та новость, ради которой гауптштурмфюрер СС Аксман остался наедине со своим начальником.

— Я разговаривал с одним комиссаром-жиденком, которого перехватили мои ребята. Уж очень он жить хотел, поэтому после соответствующей обработки вспомнил, как случайно слышал, что люди с необычным оружием перед боем обсуждали, как хорошо будет вывезти свои семьи куда-нибудь за Урал на чистый воздух, а когда немцев, то есть нас, выгонят с Украины, и в Крым на теплое море.

— Ты хочешь сказать, что они выслуживаются перед Сталиным, чтоб переселиться в наше время?

— Да. И это многое объясняет.

Гейдрих опять замолчал, обдумывая новую информацию. Но его размышления были прерваны стуком в дверь, которая тут же открылась, и в комнату ворвался штурмбанфюрер, которого он отправил уточнить обстановку.

— Господин обергруппенфюрер. Надо уходить. Русские уничтожили гаубичную батарею. В соседнем поселке Night Metzger^*["2] расстреляли склады ГСМ и боеприпасов. Ожидается нападение на наш поселок.

Гейдрих впервые за сегодня испытал раздражение и почти выкрикнул:

— Что за Night Metzger?

Ответил Аксман:

— Это боевые вертолеты русских, которые воюют только ночью.

Гейдрих вскинул голову, готовый высказаться, что он не боится каких-то варваров, но остановился. Стать жертвой бесчинствующих пришельцев он не хотел и просто согласно кивнул головой…

Кортеж катился по накатанной грузовиками, танками и бронетранспортерами дороге в глубоком снегу. Впереди шел бронетранспортер, за ним два грузовика с солдатами охраны и две легковые машины с командным составом.

Смотря в окно, Гейдрих, не обращая внимания на заснеженное русское поле, в душе злился, проклиная себя за трусость, но выжить в нынешних условиях было для него основной задачей, и от этого зависела судьба Рейха. Его мысли возвратились к недавнему совещанию у фюрера, где за закрытыми дверьми он и адмирал Канарис раскрыли Гитлеру правду о пришельцах из будущего…

Несмотря на бытующее мнение у многих германских и заграничных политиков, военных, промышленников, Гитлер был весьма умным и прагматичным человеком. Его показательные истерики, крики, громкие фразы входили в специально разработанный образ психически неуравновешенного политика, который в сложной обстановке способен пойти на серьезные, можно сказать, авантюрные, непредсказуемые шаги. И ведь это действовало. Как показывали исследования психологов, именно за такими, немного не от мира сего, способными завести толпу, при соответствующей накачке люди шли и в огонь, и в воду, и на вражеские пулеметы и пушки. Гитлер сумел достичь многого: поднял из руин унижения Германию до немыслимых высот, захватив практически всю Европу, которая, как дешевая проститутка, трудолюбиво работала на благо Рейха. Фюрер, сумевший пройти путь от бедного солдата Великой Войны до главы крупной европейской державы, как минимум заслуживал уважения. Поэтому Гейдрих, прекрасно понимая и зная все закулисные расклады и в германской, и в мировой политике, не мог принимать стратегических решений без согласия высшего руководства Рейха. Как он и ожидал, Гиммлер был не в восторге от этой перспективы, видимо, шеф СС хотел сам разыграть карту пришельцев из будущего, но позиция Канариса, который сам был в состоянии оповестить фюрера, заставила прийти к согласованному решению. В связи с деятельностью пришельцев предстояли весьма серьезные военно-политические шаги для сохранения действующего режима в Германии, и без ведома Гитлера уже ничего нельзя было безнаказанно сделать. Уж Борман и Геринг не упустят возможности осветить все, что делается за спиной фюрера, в соответствующем свете, а тут такая возможность организовать и войти в узкий круг, определяемый причастностью к тайне пришельцев из будущего, в который никто кроме руководства СС и Абвера не будет иметь доступа. Учитывая тягу Гитлера к эзотерике и всему необычному, тут могут открыться весьма интересные перспективы. И невесело усмехнулся: если пришельцы нам позволят.

Несмотря на некий аскетизм в личной жизни, на людях фюрер предпочитал всем своим гостям демонстрировать богатство и роскошь, как неотъемлемую часть образа высшего общественного деятеля новой, возродившейся Германии, что тоже производило впечатление. После окончания памятного совещания Гитлер принял Гиммлера, Гейдриха и адмирала Канариса в небольшом кабинете, отделанном мореным дубом, украшенном головами животных, охотничьих трофеев и различным коллекционным оружием. Мягкие кожаные кресла и диваны, так отличающиеся от строгих высоких стульев обеденных залов и комнат для совещаний, дополняли картину роскоши и уюта, которую хозяин кабинета старался использовать, показывая гостям свое расположение. Гейдрих знал, что это одна из комнат для приватных бесед, куда доступ имеют только несколько человек, и даже уборку здесь проводят личные порученцы фюрера. Такое показательно-дружелюбное отношение говорило о том, что часть информации все равно просочилась, и хозяин кабинета хочет прояснить для себя ситуацию.

Несмотря на невероятность информации, Гитлер быстро взял себя в руки и стал тщательно изучать доказательства, представленные главами двух спецслужб Германии. Теперь перед высшими офицерами Рейха сидел не вождь, заводящий с трибуны толпу и распекающий с пеной у рта генералов и адмиралов, перед ними был зверь, всем своим чутьем почувствовавший опасность. Глаза его горели безумным огнем, но тем не менее он задавал конкретные вопросы, получал ответы, делал паузу, останавливая рассказчиков, обдумывая информацию, и снова требовал новые данные. Всем присутствующим в этом кабинете было окончательно понятно, что в нынешний момент происходит эпохальное событие, которое отразится не только на их судьбах, но и на судьбе Германии, Европы и всего мира.

Но он не смог себя сдерживать и несколько раз подскакивал и, расхаживая по комнате, сжимая кулаки, вскрикивал:

— Зиверс предупреждал меня, он говорил о большом зле, что пришло в наш мир… Почему русские? Где немецкий научный гений? Вы уверены?

Упоминание Зиверса не понравилось Гиммлеру, но он смолчал. Он знал, что директор Аненербе частенько бывает у фюрера, но утечки с этой стороны не ожидал. Он невесело ухмыльнулся, и эта ухмылка не предвещала Зиверсу ничего хорошего в будущем.

Отвечал за всех Канарис.

— Да, мой фюрер. К сожалению, это так.

— И вы думаете, что они будут в состоянии применить дьявольское оружие из будущего, которое уничтожило их мир против нас?

— В качестве крайней меры, думаю, русские из будущего пойдут на это. Они и так уже увеличили свое присутствие в нашем мире и вовсю пытаются изменить ход войны.

— Зачем им это, если они, как вы говорите, выиграли войну?

Канарис пристально глянул в глаза Гитлера, которого в душе презирал как солдата-выскочку, и с выражением крайнего почтения ударил в самое больное место.

— По отрывочной информации война в их мире длилась до сорок пятого года и закончилась взятием Берлина…

— Как это может быть? Вы соображаете что говорите, Канарис?

— Я только констатирую факты, мой фюрер. Я не исключаю, что это качественная дезинформация, ведь с той стороны против нас действуют специалисты разведки и контрразведки, опирающиеся на многолетний опыт, на наши ошибки и даже на мемуары наших современников. Они точно знают расстановку сил в Рейхе и вполне в состоянии жонглировать информацией как им угодно.

Гитлер молчал, опустив голову и обдумывая ответ, как бы очнувшись, он совершенно спокойным голосом спросил адмирала:

— Вы не закончили?

— Да. Война длилась четыре года, мы уже сейчас своими действиями на захваченных территориях вызвали определенное негативное отношение со стороны мирного населения. По моим данным, на контролируемой нами территории Советского Союза формируются партизанские отряды. Русские не стали изобретать что-то новое, они используют опыт борьбы с Наполеоном.

— И что?

— Мы переусердствовали с карательными мерами. Одно то, что тезисы плана "Ост" известны русским и с помощью их пропаганды доведены до всего населения, а это явно дело рук пришельцев, говорит об их ненависти. При любой возможности они нападают, атакуют, уничтожают и практически не берут пленных. Это природная ненависть.

— Вы считаете, что с пришельцами договориться не удастся?

— Уверен, они наши враги. И они хуже большевиков.

Гитлер заинтересованно спросил:

— Почему?

— Большевики у себя выбили всех умных и опытных офицеров, теперь пожинают плоды, но уже сейчас они учатся воевать и набираются опыта. А вот пришельцы прошли большую войну и при этом выжили самые опытные и подготовленные. Что может быть страшнее обученного, опытного варвара с современным оружием?

— Что нам делать? Что говорят специалисты из Аненербе, Гиммлер? Можем ли мы противопоставить что-либо этим пришельцам?

Слово взял Гейдрих, который уже несколько недель прорабатывал планы по противодействию иновременному вторжению.

— Мой фюрер. Сами мы с русскими не справимся. И по нашим данным, и по данным Абвера, в России спешно внедряются множество военных новинок. Строятся учебные центры, где на необычных тренажерах уже обучают танкистов, летчиков. Русские вовсю осваивают знания из будущего, и мы уже никак не можем этому помешать. Процесс необратим и в ближайшее время мы это все ощутим на фронтах. Учитывая, как пришельцы открыто используют свою боевую технику, я не исключаю появления в ближайшее время чего-то более смертоносного, чем мощные скоростные тяжелые танки. Это будет авиационная техника, против которой у нас не будет защиты.

В комнате наступила тишина. А Гейдрих продолжил забивать гвозди в гроб великого будущего Рейха:

— Это не считая того, что теперь русские умеют перебрасывать через свои порталы тысячи солдат, боевую технику на любое расстояние, и где гарантия, что орды обозленных варваров завтра не появятся на улицах Берлина.

Гитлер сжал кулаки и опустил голову. Его трясло, и он стал терять самообладание. Гейдрих, который еще перед совещанием подготовился к этому разговору, сказал ключевую фразу:

— Но у нас не все так плохо. Есть выход.

Гитлер поднял голову и пристально взглянул Гейдриху в глаза, на лице сидящего чуть в сторонке Гиммлера на мгновение появилось выражение удовлетворения. План воздействия на фюрера действовал, он уже шел по уготованной ему роли, и если все получится, то однозначно и Борман, и Геринг, и Риббентроп, и промышленники отходили на второй план.

Гитлер сорвался на крик:

— Да говорите, Гейдрих!

— Мой фюрер, прежде чем под Киевом произошел огромный взрыв, уничтоживший и аппаратуру и захваченные трофеи, мне успели сообщить, что у пришельцев есть база в нашем мире, где до сих пор находятся их ученые, женщины и дети и, главное, кое-какое оборудование для путешествия в прошлое. Они хотели попытаться копнуть поглубже.

— Вы хотите сказать…

— Да, мой фюрер, при определенной сноровке мы можем получить и заложников и специалистов по технологии перемещения во времени.

У Гитлера в глазах загорелся нездоровый огонек.

— И где эта база?

— Антарктида. Точно где, не знаем, но где-то на побережье.

Выражение лица хозяина кабинета изменилось. Он откинулся на спинку кресла, окинул взглядом гостей и как-то уж очень спокойно спросил:

— Это же не все, что вы мне хотите сообщить, господа?

Гитлер, специалист по манипулированию людьми, интуицией понял, что его подталкивают к определенным шагам, подавая информацию в нужном свете, но сейчас он решил пока не делать скоропалительных выводов, ситуация была уж слишком серьезной.

Ответил опять Канарис, который вообще в первый раз услышал про Антарктическую базу и хотел выделиться перед фюрером, который, видимо, уже начал брать ситуацию под свой контроль.

— Мой фюрер, мы пока знаем о двух постоянно действующих порталах: один под Борисполем, второй под Севастополем. Причем, судя по всему, пока точки выходов по каким-то причинам привязаны к определенным географическим координатам, и русские несут под Севастополем огромные потери и переправляют технику из будущего морем, чем, кстати, сильно рискуют, хотя логичнее было бы открыть портал где-нибудь в Сибири и не мучиться. Поэтому я считаю, что бояться орд варваров на улицах Берлина пока преждевременно. Тем более, где они возьмут столько сил, если они с трудом защищают свою столицу?

— Что вы предлагаете, Канарис?

— Надо выделить дополнительные средства и захватить территории, где находятся точки выходов и тем самым помешать общению пришельцев и руководства СССР.

— Что для этого нужно?

— Усилить группировку под Борисполем танковой и моторизованными дивизиями и провести аналогичное усиление армии Манштейна под Севастополем.

Гитлер с интересом рассматривал руководителя военной разведки.

— Вы считаете, что нам нужно продолжать наступление втаких условиях?

Наконец-то решил высказаться Гиммлер.

— Чем больше мы захватим территории противника, тем у нас больше будет заложников, и когда наши танки будут на улицах Москвы, с пришельцами будет проще договариваться.

Канарис решил вмешаться в ситуацию:

— Сами мы не справимся. Пришельцы из будущего на стороне русских — это опасность для всего цивилизованного мира.

Гитлер раздраженно крикнул:

— Я пытался с ними договориться, но эти английские снобы до сих пор считают себя хозяевами мира.

Все в комнате поняли, что фюрер говорит про полет Гесса в Англию. Но Канарис, как змей-искуситель, продолжил:

— Сейчас другие ставки. Усиление Советов не нужно никому. А тут появилась угроза полного доминирования Сталина на всей планете. Думаю, такая угроза может сплотить.

— Пока не известно, куда нас заведет эта ситуация. Но ваши предложения, Канарис, заслуживают особого внимания. Я должен подумать…

Гейдрих отвлекся от своих мыслей и воспоминаний. Не прав был Канарис: теперь они умеют открывать порталы где им угодно и наносить удары в самых неожиданных местах. Дорога повернула направо и спускалась вниз с небольшого холма в лощину, где была видна замерзшая речушка. Идущие впереди бронетранспортер и машины с охраной увеличили дистанцию и, замедлив скорость, стали осторожно спускаться, подсвечивая дорогу фарами.

Сквозь надсадный шум работы двигателя с левой стороны послышался нарастающий шум и через пару секунд прямо над колонной пронеслись две грохочущие тени, подняв за собой облако снежной пыли. Это было непередаваемое впечатление, когда над машиной в темноте прошли две летающие машины из будущего, которые уже в войсках прозвали "ночными мясниками". Такое же чувство Гейдрих испытывал, когда в первый раз совместно с солдатами одного из батальонов СС проходил обкатку танками. Тогда грохочущая, воняющая маслом и бензином стальная громада прошла над головой, заставляя кричать от ужаса, сейчас именно это чувство беззащитности он испытал вновь.

Вертолеты русских быстро развернулись и открыли огонь. Сквозь стекла легковой машины он прекрасно видел, как из неба в сторону бронетранспортера и грузовиков потянулись плотные огненные трассы, и машины сопровождения одна за другой вспыхнули факелами, разметав вокруг себя горящие обломки.

Гейдрих ничего не успел сказать, машина уже стояла, дверь резко открылась, и он буквально вылетел в сугроб. Что-то его тянуло и тянуло, он задыхался, а сзади раздавались взрывы и выстрелы.

Рядом грохнуло, и сила, тянущая его, исчезла. Он так и остался лежать, пытаясь выплюнуть набившийся в рот снег, и, повернувшись на бок, увидел разнесенную взрывом, пылающую машину, в которой он недавно ехал. В небе все еще шумело, в свете горящих машин он на несколько мгновений рассмотрел две тени с блестящими кругами вращающихся лопастей винтов. Они прошлись еще раз над горящей колонной, обстреляв кого-то в поле, и улетели на восток, набирая высоту.

Пролежав в снегу несколько минут, показавшиеся вечностью, Гейдрих поднялся на колени и стал рассматривать окружающую картину. Рядом на снегу лежал штурмбанфюрер Франц Лоренс, который отвечал за его личную безопасность. Это он вытащил начальника главного управления имперской безопасности из машины и пытался эвакуировать его подальше от расстреливаемой с неба колонны. Погибая, он до конца выполнил свой долг, закрыв собой начальника.

Встав на ноги, Гейдрих стоял над телом Франца, снег вокруг которого уже окрасился красным, и старался запомнить его лицо, которое все еще сохраняло тепло и на нем растаивали падающие снежинки, поднятые вертолетами русских. Он повернулся к дороге и с тоской рассматривал горящие машины и тела охранников. Вот он, привет от пришельцев.

Все погибли, и обергруппенфюрер остался в одиночестве в заснеженном поле. В таком состоянии, оглушенный, он двинулся по дороге обратно в поселок, до которого было не больше шести километров…

Глава 4

После памятного совета руководства нашей организации мне предстоял визит в Москву для согласования планов поставок и подписания договоров о дружбе и сотрудничестве. Да, именно договоров. Сталин решил формализовать наши отношения и перевести их из русла хаотического таскания из мира в мир всего, что плохо лежит, в плановое русло, так привычное советскому руководству. При глубоком анализе я понял, что тут была заложена более глубокая причина, которая должна будет сыграть важную роль намного позже, когда в мире 41-го года поднимется волна в связи с нашим появлением.

То, что союзнички рано или поздно пронюхают про нас, никто уже не сомневался, вопрос был в другом: когда и как это произойдет и какие будут последствия. После многочисленных консультаций с руководством НКВД, мы пришли к выводу, что к взаимной выгоде надо формализовать наши отношения, чтобы устранить некоторые недомолвки с появлением на поле новых игроков. С момента подписания мы становимся, так сказать, легитимными представителями человечества будущего и любые попытки тех же ГРУшников и ФСБшников, минуя нас, выйти на руководство СССР или на любого другого местного государственного субъекта, будут рассматривать как несанкционированные контакты с соответствующими санкциями. Обязательные пункты о взаимной военной помощи, в случае нападения на одну из сторон, открывали нам законную возможность громить немцев, но и так же официально привлекать воинские формирования РККА для решения военных задач в нашем времени. Да и мой личный статус менялся — из одного из руководителей относительно сильной банды, которая сумела подгрести под себя небольшой кусочек Крыма, я становился официальным руководителем военно-государственного формирования, реального представителя нашего мира. Поэтому когда всплывет информация о нашем появлении в прошлом и союзники попытаются "наехать" на Сталина, он вполне официально сможет отослать их к нам, а уж мы их пошлем далеко и надолго, аргументируя, что товарищ Сталин в комплекте с СССР нас очень даже устраивают, а все остальные как-то не впечатляют. Формально все будет соблюдено, и в некоторой степени должно будет в случае негативного развития ситуации дать и нам и СССР дополнительное время, пока все остальные "прогрессивные" страны начнут лихорадочно думать, что делать в этой ситуации, и консультироваться друг с другом об организации совместных пакостей.

А уж в нашем мире такой договор при соответствующем освещении даст колоссальные преимущества. Теперь за нами вся мощь Советского Союза и практически неограниченные людские, продовольственные и энергетические ресурсы, именно то, что в нашем мире является диким дефицитом, и новоявленным друзьям предстоит теперь считаться с нами, что в переводе на нормальный язык называется хорошей, мощной крышей, под которой в ближайшее время можно спокойно работать…

Для нашего визита вертолеты с Вяземского плацдарма перевезли пока что единственный пространственно-временной маяк на подмосковный аэродром, куда я, с небольшой группой сопровождающих, перешел в прошлое. Там нас уже ждали и, быстро пересев в автомобили, выехали в город.

На этот раз подстраховались и в качестве охраны привлекались не только бойцы охранной роты НКВД, но и с нашей стороны прихватили отделение спецназовцев, ехавших на двух БТРах, выкрашенных в зимний камуфляж. Уже давно было договорено, что из-за того что техника из будущего достаточно регулярно появляется на фронтах, было принято решение некоторые модели не сильно скрывать, уж очень надоело пренебрегать безопасностью в угоду иллюзорного режима секретности. Уже и так по войскам ходят слухи о новых танках, которые в одиночку в состоянии безнаказанно уничтожать немцев. Солдатское радио великая вещь, и нам стоило поддерживать слухи о новой технике, которая скоро попадет в войска, элементарно из простых рассуждений, чтоб по ошибке свои не обстреляли. Сколько было таких случаев, когда по ленд-лизу в войска поступали американские и английские танки, то их обстреливали свои же, принимая незнакомые силуэты боевых машин за немецкие.

Я снова ехал по улицам Москвы 41-го года. Это непередаваемое чувство. Несмотря на режим светомаскировки, с интересом рассматривал проносящиеся мимо громады зданий. Перед самой войной столица полностью преобразилась: появилось большое количество новых, монументальных зданий, которые должны были всем своим видом показывать мощь, богатство и нерушимость советской державы. Несмотря на снежные завалы, противотанковые ежи, баррикады из мешков с песком, многочисленные контрольно-пропускные пункты, по сути дела являющиеся блокпостами, даже в темноте, подсвеченный фарами наших машин, город все равно поражал своей силой и основательностью. В нем не ощущалось того торгашеского духа, так присущего современной Москве. Не было ни плакатов, ни баннеров, ни огромных светящихся реклам, и, как для меня, все это оставляло какой-то добрый отпечаток. Предавшись воспоминаниям, я вспомнил аналогичное чувство, когда еще до войны по делам выехал через Керченский пролив в Россию и посетил Новороссийск и Геленджик. Во время поездки я ловил себя на мысли, что не читаю как обычно рекламу, надписи на магазинах, дорожные указатели, а уже автоматически в голове перевожу с украинского языка на русский, чтоб воспринимать содержание. Тогда это было странное чувство, и сейчас я его испытал вновь. Этот город меня завораживал, но все равно сердце ныло, предвещая скорые неприятности, и, откинувшись на спинку неудобного сиденья машины, окинул взглядом моих спутников. Капитан Васильев, Вадик. Один из первых, кто пошел со мной, из стариков, ярый оппозиционер полковника Черненко, а теперь официальный начальник бронетанковых сил нашей организации. Я не мог присвоить ему очередное звание, сам не в тех чинах, а раздавать картонные погоны было бы не понято. Но уже и так было понятно, что танкист засиделся в капитанах, поэтому в Кремле, после подписания договоров, еще была предусмотрена церемония награждения, в которой Вадика и еще нескольких моих соратников ожидали приятные сюрпризы.

Рядом с Вадиком сидел Дегтярев, которого я вытянул с собой, как командира спецгруппы, которая должна будет отправиться в Антарктиду для поиска поселения сибиряков, тем более в Москву вытянули Ненашева для планирования этой операции, и, если позволит состояние, он будет присутствовать на церемонии, чтоб стать свидетелем нашей легитимности.

Олег как всегда с легким прищуром рассматривал окружающие пейзажи, сохраняя на лице весьма легкомысленное выражение. Но я-то знал, что этот умник тщательно запоминает дорогу, отмечая приметные ориентиры, систему постов, порядок обмена паролями и пропусками, возможные места засад. Самое интересное, что я тоже этим занимался, поэтому прекрасно понимал Олежку.

Бронетранспортеры с охраной остановились на дальних подступах к Кремлю, и мы уже только на легковых машинах проехали во внутренний двор, где нас встретила охрана Сталина во главе со знакомым мне по ранним посещениям Власиком, который мне кивнул, как старому знакомому. Он прекрасно был осведомлен про мою роль и статус, поэтому старался быть максимально корректным. К удивлению некоторых моих спутников, в правое ухо Власика был вставлен наушник портативной радиостанции, основной блок которой в специальном чехле висел на ремне за спиной.

Я усмехнулся. С самого начала сотрудничества, по совету Берии, мы уделили определенное внимание усилению охраны Сталина и оснащения ее дополнительными техническими средствами. Одним из первых подарков с нашей стороны был десяток радиостанций, которые мы сейчас как раз и видели в действии. Здесь уже чувствовалось наше влияние: помимо радиостанций, большинство бойцов внутренней охраны были вооружены автоматами ППС, выпуск которых, в связи с технологической простотой, быстро освоила советская промышленность, и поверх формы у них были надеты привычные нам разгрузки, с нашитыми подсумками, набитыми снаряженными магазинами. Наш опыт и рекомендации были приняты к сведению, и благодаря жесткой системе исполнения распоряжений первые малые партии новинок уже вовсю обкатывались сначала в войсках НКВД, а уж потом пускалось в массовое производство.

Оставив верхнюю одежду, мы остались в пятнистой форме XXI века. Все это, конечно, выглядело несколько дико, но шить парадку ни мне, ни кому другому в голову не пришло, поэтому мы только переоделись в новенькие, правда ушитые форменные камуфляжи, нацепив все положенные по Уставу знаки различия и награды. Правда по личной просьбе Берии, который насмотрелся в нашем времени на украинскую символику, все шевроны и пуговицы с украинскими трезубцами, символизирующими для граждан СССР 41-го года петлюровщину, были удалены. Я щеголял в тщательно ушитом женой по фигуре новеньком камке, с майорскими звездами, с прикрепленными на груди орденами и звездой Героя Советского Союза, которую совсем недавно получал тут же в Кремле. Мои соратники выглядели не хуже, и все наше пятнистое воинство, где даже сугубо гражданский человек Старостенко был одет в форму, смотрелось весьма колоритно в роскошных кремлевских коридорах, на фоне сотрудников НКВД, сопровождающих нас.

Мы прошли дальше по широкому коридору к первому посту охраны, где сдали все оружие, и двое охранников в форме лейтенантов НКВД, используя недавно нами же подаренные ручные металлоискатели, быстро проверили нас на наличие металлических предметов. Все делалось спокойно, отработанно, видимо, они уже наигрались с игрушками из будущего и воспринимали их как нечто само собой разумеющееся.

Дегтярев, смотря на нетипичные для этого времени выполненные из пластика приборы, которые смотрелись весьма чужеродно у командиров, одетых в форму НКВД, коротко прокомментировал:

— Серег, а что ты им еще подогнал? Это ж детский сад, а не охрана…

— На следующей неделе два человека Власика будут откомандированы в наш мир для получений рентгеновской досмотровой установки с таможенного поста, и потом мы им поможем ее монтировать здесь.

Власик, идущий впереди, услышав свою фамилию, повернулся ко мне, но я только кивнул и не стал продолжать разговор, хотя Олег что-то там пробурчал, но мы подходили к большому залу, где должна была проводиться церемония подписания договора о дружбе, сотрудничестве и военной взаимопомощи.

Само действо было не настолько впечатляющим, как мне представлялось. Не было многочисленных журналистов, которые постоянно ослепляли вспышками фотоаппаратов, не пришлось обниматься и торжественно держаться за руки перед этой братией, чтоб они соответствующим образом отразили событие в прессе. В богато отделанном небольшом зале с завешенными окнами, нас ожидала немногочисленная группа высокопоставленных деятелей Советского Союза: Сталин, Берия, Молотов, Шапошников и молодой Громыко. Как я понял, именно они были в курсе всего происходящего, и я мог только предполагать уровень секретности этой встречи, с учетом того что она проводилась в святая святых страны, хотя можно было бы все это провести и в менее торжественной обстановке, но тут Сталин оказался неумолим.

Ему нужно было обязательно показать и нам, и тем, кого он привлек, особенно Молотову, который в спешке, после особых разъяснений, с КЕМ предстоит заключать договора, готовил тексты соглашений. Да и нам он однозначно давал понять, что полностью контролирует ситуацию, тем самым ставя в определенную зависимость лично от него.

Было одно маленькое препятствие в виде ночных налетов немецкой авиации, и как назло погода именно в эту ночь установилась неплохая, но как раз сегодня, после испытаний, на охоту вышли три модернизированных бомбардировщика, превращенных, благодаря нашим технологиям, в высотные перехватчики. Дико, конечно, звучит, медлительные бомбардировщики и вдруг стали перехватчиками, но уже в Кремле стало известно, что произошел первый перехват. Наши воздушные терминаторы, благодаря точной наводке с постов радиолокационного наблюдения, вышли на фланг крупной группе немецких бомберов и с дальних дистанций, благодаря лазерным дальномерам, тепловизорам, баллистическим вычислителям, задавив радиосвязь, как в тире расстреляли более десятка самолетов противника. И это событие несомненно пошло нам в плюс, о чем мне ненароком по дороге сообщил Власик. Помимо этого, в строй вступила отдельная ночная истребительная эскадрилья, самолеты которой были оснащены приборами ночного видения, цифровыми радиостанциями, планшетами с отображаемой тактической обстановкой и действовали они в системе единого управления ПВО города. Вот как раз сегодня ночью должны были пройти боевое крещение. Для сохранения режима секретности на каждом самолете был установлен радиомаяк, и во время вылета наготове было несколько мобильных групп НКВД, в задачу которых входил выезд к месту падения самолетов, оснащенных новейшим и секретнейшим оборудованием.

Сначала прошла процедура знакомства с моими спутниками. Мы, в общем-то, знали друг друга, и списки изначально были согласованы, но нужно было соблюдать протокол и, выйдя вперед, я как глава делегации стал представлять Сталину своих соратников и специально приглашенных гостей.

— Майор Дегтярев. Командир специального разведывательно-диверсионного подразделения. Неоднократно участвовал в боевых операциях и в нашем мире и против немецко-фашистских захватчиков.

Сталин внимательно рассматривал головореза, про операции которого в немецком тылу уже ходили легенды, и до него уже доходили слухи и особенно хвалебные рапорты лично от Судоплатова. Пожав руку крепышу в пятнистой форме, Иосиф Виссарионович сказал что-то типа "Такие мальчики нужны Германии", разве что за щеку не потрепал, и перешел к следующему гостю, а я продолжил:

— Капитан Васильев. Руководитель бронетанковой службы. Неоднократно участвовал в боевых столкновениях с противником. На личном счету более двадцати немецких танков.

Сталин опять пожал руку и буркнул что-то благожелательное.

— Профессор Старостенко. Руководитель научно-технологического сектора…

— Полковник Щедрый, командир аэромобильной бригады…

— Полковник Семенов, представитель Вооруженных Сил Российской Федерации…

— Прапорщик Артемьев. Начальник личной охраны…

Состав делегации подбирался весьма тщательно, и я специально подгадал так, чтоб здесь побывал Щедрый, но в это же время полковник Лукичев был основательно занят, уж слишком эта шайка-лейка стариков-разбойников не давала мне покоя. Действительно, он сейчас вовсю с особым азартом и изощренной изобретательностью гадил немцам в лесах и болотах под Вязьмой, и это у него получалось весьма и весьма качественно. Семенова тоже не зря прихватили, чтоб дядька воочию посмотрел, что у нас тут все серьезно и дальше надо идти только либо в фарватере нашего плана переселения, либо в условиях надвигающегося полярного лиса, в виде второго раунда глобальной ядерной войны, и влезать в малоперспективное военное противостояние с нами.

После того как каждый из нашей группы удостоился чести поручкаться с самим товарищем Сталиным, наконец-то перешли к основному делу, ради которого сюда прибыли.

Мы со Сталиным сели за стол, и нам подсунули красные папки с золотым теснением, куда уже были заложены распечатанные на лазерном принтере согласованные тексты договоров, которые мы спокойно подписали, и как это было положено, обменялись экземплярами. Специально обученный сотрудник НКВД с подаренной нами видеокамерой снимал на карту памяти это памятное событие.

Именно сейчас наконец-то были определены статусы перемещенных лиц и степень их ответственности перед Уголовным кодексом РСФСР и особенно касаемо пресловутой 58-й статьи, а то по большому счету всех нас со временем можно было лихо пересажать по лагерям, уж слишком язык за зубами держать не умело поколение "пепси".

После подписания договоров перешли к раздаче пряников, и Дегтярев, и Васильев, и Артемьев получили боевые ордена. Но это были только цветочки. После Сталин торжественно стал вручать погоны, в полном соответствии с нашими современными правилами. Это было вдвойне удивительно, что со мной это никто не оговаривал, и мое озадаченное лицо не осталось незамеченным Берией, который только усмехнулся, блеснув очками в свете неярких ламп, освещающих зал.

Я получил погоны подполковника, Дегтярев тоже, Васильев стал майором, а Санька Артемьев лейтенантом, перескочив мамлея. Ситуация была двойственная и, мягко сказать, неприятная. Теперь вроде как получается, что мы еще и их подчиненные, раз они вправе нам присваивать звания. Награды это еще понятно, реально заслужили, а вот звания… тут не все так просто. Сталин с иезуитской хитростью решил нас прикормить и приручить. И ведь представления были на наши реальные имена и фамилии, и все нюансы знает, значит, кто-то из нашей группы уже сливает информацию, и скорее всего это капитан Строгов. Быстро проанализировав ситуацию, я успокоился, утвердившись в решении искать проходы в другие миры. Надо искать альтернативу, уж слишком резво и рьяно на нас стали одевать седло и уздечку.

Ну а после пряников началась обычная пьянка, точнее очередная выкачка информации, представленная под пьянку, хотя посидели вполне знатно. После нескольких обязательных и цветистых тостов Сталин завел разговор про тяжелое положение под Москвой и наше мнение относительно нынешней ситуации. Тут ответ больше держал Щедрый, который еще перед Третьей мировой войной закончил Академию и был более всего и, главное, профессионально подкован в вопросах военного искусства. Я не вмешивался в разговор, с интересом наблюдая за собеседниками, и через пару минут это больше походило на беседу двух спецов — полковника, командира аэромобильной бригады и известнейшего военного теоретика своего времени маршала Советского Союза начальника Генштаба РККА Шапошникова. Борис Михайлович уже несколько месяцев очень плотно работал с информацией, поступающей от потомков, а вот вживую пообщаться как-то не получалось, Берия ревностно контролировал все потоки информации и без личной санкции Сталина никого не подпускал. Разговор за столом плавно перерос в обсуждение стратегической роли воздушно-десантных войск в войсковых операциях, о технике, о средствах доставки, что соответственно потянуло за собой обсуждение проблем и потребностей бронетанковой и авиационной техники. Так как в переписке с Берией вопрос организации принципиально нового учебно-тренировочного центра воздушно-десантных войск уже был решен, то я только вставил свои пять копеек относительно Маргелова. Сталин поддержал идею.

— Мы в курсе, относительно роли товарища Маргелова в деле развития такого современно вида вооруженных сил, как воздушно-десантные войска. И считаем, что не стоит рисковать такими кадрами, поэтому вчера товарищ Маргелов был вызван в Москву и завтра утром, товарищ полковник, — обращаясь к Щедрому, — вы сможете с ним пообщаться, естественно, после того, как он даст соответствующие подписки.

Эта ночь, проведенная в Кремле, запомнилась надолго: под водочку и очень даже неплохую закуску обсуждались весьма серьезные вопросы развития промышленности и подготовка технологического прорыва, с помощью которого СССР получит возможность выдержать гонку на выживание с капиталистическим миром, усиленным сырьевыми и людскими ресурсами колоний. Вопрос достаточно серьезный, но Сталин не упускал возможности получить максимальную выгоду от общения с потомками, пока сюда не попытаются проторить дорожку остальные члены ЦК, когда информация о пришельцах из будущего получит огласку в несколько более широких кругах.

К Берии, сидевшем за столом недалеко от меня, подошел адъютант, наклонился и что-то зашептал. Нарком внутренних дел несколько раз кивнул головой и коротко ответил:

— Все? Тогда свободен. Держи меня в курсе.

Сталину это не понравилось, и он слишком уж показательно спокойно спросил:

— Товарищ Берия, может, вы поделитесь с нами новостями?

Берия аж подскочил.

— Товарищ Сталин, только что сообщили об еще одной попытке налета на город. Ночные охотники и истребители, оснащенные приборами ночного видения, нанесли противнику серьезные потери. Фашисты до города не долетели.

— Вот видите, товарищи, наше сотрудничество уже приносит свои плоды…

Полковник Семенов больше отмалчивался, выдал несколько фраз относительно роли спецслужб и особенно спецподразделений ГРУ, но его выслушали, отметили, что он неплохо осведомлен, но на попытку напроситься на личную встречу со Сталиным и Берией, ему культурно указали, что мы, то есть подполковник Оргулов со своей бандитствующей братвой, являемся официальными представителями и теперь все контакты представителей мира будущего через нас.

Тонко, мило, умно сказано, но это было больше похоже на некое представление перед нами, хотя весьма и весьма приятно, но я не обманывался. Тут на кону большая политика и действуют другие правила, и не всегда то, что видится, таковым является.

Вечер, точнее ночь, подходил к концу, и нас, чтоб не сильно светить необычной для этого времени формой, в темноте снова посадили в машины и в сопровождении охраны вывезли в Усадьбу. Там смогли наконец-то отдохнуть после трудной ночи в специально отведенных покоях. Но отдых был недолгим, и уже после двенадцати пополудни следующего дня у нас началась серьезная работа по планированию основных мероприятий, оговоренных в договорах. Вернуться в наше время мы не могли — маяк снова отвезли под Вязьму в штаб окруженной группировки для передачи очередной порции так необходимых грузов и эвакуации многочисленных раненых, которые в прямом смысле слова замерзали в заснеженных лесах.

Согласно договору однозначно было решено, что без особой необходимости выходцы из будущего и люди, допущенные до тайны пришельцев, ни в коем случае больше в боевых действия участия принимать не должны. Основные области применения — это инструкторы в закрытых подготовительных центрах, инженеры в засекреченных конструкторских бюро. Что касается гражданских переселенцев, непосредственно не задействованных в первоочередных программах технологического и военного развития СССР, то для них будут выстроены закрытые городки с жесткой пропускной системой и обязательным контролем перемещений допущенных людей по территории страны. Причем это не было понижением в правах, а считалось особым статусом секретоносителей, никак не влияющим на свободу внутри городков. По нашим планам, такие поселки, которые предполагалось выстраивать по технологиям нашего мира, в будущем должны будут стать центрами развития научно-технического прогресса в стране и, так сказать, кузницей кадров.

Учитывая то, что большинство вопросов было проработано еще перед подписанием договоров, мое присутствие как руководителя тут уже фактически было и не нужно. Единственное, что требовалось решить, это окончательное решение ситуации с поселением наших современников в Антарктиде. Поэтому в Москву из Ленинграда заранее был вызван адмирал Кузнецов, и теперь он, после соответствующих объяснений должен был присутствовать на совещании. Адмирал, конечно, был в курсе относительно очень необычных событий в Севастополе, где прямо из воздуха появлялась боевая техника, из-под Борисполя странным образом были переброшены тысячи окруженных и в город потоком пошли боеприпасы, оружие, топливо. Естественно, такое, несмотря на усилия НКВД, не могло не укрыться от взора флотской разведки, и соответственно было доложено наркому ВМФ. Попытка поговорить с Берией на этот счет у него не увенчалась успехом, его достаточно жестко отшили, пояснив, что вопрос о секретных разработках государственного уровня не его ума дело. Поэтому Кузнецов оставался в счастливом неведении до нынешнего момента, получая крохи информации в виде выжимок из аналитических справок, подготовленных потомками.

Глава 5

Кортеж из четырех машин в сопровождении бронетранспортера охраны с трудом пробирался по дороге, кое-как очищенной от снега мимо небольшой деревеньки. К удивлению пассажиров, их уже четыре раза проверяли на всевозможных контрольно-пропускных пунктах и с каждым разом проверки были все жестче и жестче, и от внимательных взглядов не укрылись хорошо замаскированные позиции противотанковой и зенитной артиллерии, которая прикрывала эту богом забытую дорогу в Подмосковье.

Адмирал Кузнецов, вымотанный во время ночного перелета из окруженного Ленинграда, где инспектировал корабли Балтийского флота, сквозь накатывающуюся дрему, старался не упустить ни одной детали этой странной поездки.

Его вызвали срочно к Верховному, это не удивляло, такое бывало часто, война все-таки, но вот после того, как в приемной Поскребышев заставил подписать кучу дополнительных документов о неразглашении государственной тайны, он начал задумываться. Потом товарищ Сталин, выглядевший из-за усталости не очень здоровым, сообщил, что товарищи из НКВД отвезут адмирала на секретный объект, где предстоит серьезный разговор с некими высокопоставленными товарищами-иностранцами, которым требуется срочная помощь ВМФ СССР и при этом Кузнецов наконец-то получит ответы на некоторые вопросы.

Последняя оговорка насчет вопросов, высказанная с легкой усмешкой, насторожила и в некоторой степени даже заинтриговала адмирала. К его удивлению, он ехал не один. С ним в машине находился еще пехотный майор, которого к нему подсадили в самый последний момент товарищи в васильковых фуражках, и, судя по всему, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке и с интересом поглядывал по сторонам.

За окнами мимо проносились заснеженные поля, в небе частенько пролетали истребители, явно патрулирующие этот район, что тоже вызывало дополнительные вопросы. В машине вовсю работала печка, и с холода в тепле разморило и после бессонной ночи тянуло в сон, и, чтоб не отключиться, Кузнецов решил поговорить со своим спутником. Майор выглядел как настоящий фронтовик: настороженный, внимательный, оценивающий маршрут движения и периодически поглядывающий на небо — явно не раз бывал под бомбежками.

— Что, майор, только с передовой?

— Так точно, товарищ народный комиссар.

— В курсе, куда мы едем?

Ответом ему был несказанно удивленный взгляд майора, а сидящий на переднем сиденье лейтенант НКВД повернул голову, спокойно и уважительно сказал:

— Товарищ народный комиссар, вы и товарищ майор давали подписку, в которой было указано, что запрещается в любой форме обсуждать данную поезду и ее обстоятельства вне специально отведенных помещений. Постарайтесь соблюдать правила.

Кузнецова это не задело, а только еще больше заинтриговало. На фоне тяжелейшей обстановки на фронтах, когда немцы практически полностью уничтожили кадровую армию и остервенело рвутся к Москве, окружили Ленинград, где уже начались перебои с продуктами, происходят очень странные вещи, которые очень сильно прикрываются НКВД, и любая попытка что-то разузнать заканчивается окриком очередного носителя васильковой фуражки. А ведь есть о чем задуматься.

С самого начала войны из ведомства Берии стало приходить много интересной информации о немецком флоте, о минно-торпедном вооружении, о перспективных разработках, аналитические обзоры о возможных действиях противника на море, точные характеристики на всех видных германских высших офицеров. Чуть позже в Севастополе появился странный отряд ОСНАЗ НКВД в необычной пятнистой форме и началась какая-то чертовщина: неизвестно откуда стали появляться необычные танки, зенитные и артиллерийские установки, которые, управляемые хорошими специалистами, не раз давали противнику хорошего пинка. На самолеты авиации Черноморского флота прямо в осажденном городе ставилось какое-то необычное секретное оборудование, и они могли в темноте сбивать бомбардировщики противника с запредельных дистанций, используя самонаводящиеся ракеты. Ну, допустим, есть секретные разработки в области электроники и радиолокации, которые пока не разглашаются, тем более специалисты из разведотдела ЧФ однозначно говорили, что бронированные зенитные установки, называемые "Шилками", однозначно имеют радары, с помощью которых очень точно борются с немецкой авиацией на суше. Командующему флота было обидно, ведь основные потери в кораблях происходят как раз от авианалетов, а тут в ведомстве Берии уже есть не только опытные, а по всем показателям серийные образцы самоходных зенитных установок с радиолокационным наведением. Вот бы такие системы поставить хотя бы на эсминцы и на легкие крейсера, на которые легла основная нагрузка в эту войну, как бы смогли уменьшить потери и заставить немцев пореже нападать на советские корабли. А использование самонаводящихся ракет вообще открывало колоссальные перспективы по защите от налетов вражеской авиации, и если учесть наличие портативных систем телеуправления реактивных снарядов, то можно обстреливать с высокой точностью и корабли противника и наземные цели, но в НКВД все это засекретили, и сволочи используют только в своих нуждах, обделяя флот. Кузнецов пробовал поднимать этот вопрос, но Сталин как-то странно на это реагировал и всегда переводил разговор на другие темы и отговаривался, что все будет, но чуть позже.

Потом начались вообще необъяснимые вещи: части НКВД взяли под контроль небольшой район под Инкерманом и через некоторое время буквально из ниоткуда в город стали прибывать части и техника прямо с Бориспольского котла. Как такое может быть? Переброска войск на сотни километров прямо через занятую противником территорию, но это, видимо, только часть Тайны, и Верховный, конечно, в курсе, уже и члены ЦК задергались и к адмиралу неоднократно обращались многие партийные деятели, даже Жуков снизошел и поинтересовался, что же там такое в Севастополе происходит.

Помимо этого появилось много новинок, которые как нельзя кстати в нынешней обстановке. Например, водонепроницаемый полиэтилен или те же сублимированные продукты, которые стали поступать в осажденный Ленинград и вошли в рацион снабжения подводных лодок для экономии места и веса. Виданное ли дело, берут мясо, фрукты, натуральные соки и удаляют из них воду, и они становятся легче в десять раз. Так и перевозят, а уж на месте заливаешь водой и получаешь продукт, не потерявший вкуса, сам недавно пробовал такие сублимированные яблоки. Правда, все это идет небольшими партиями, но производство наращивается. А новые противовоспалительные препараты на основе грибка пенициллина. Врачи просто диву даются: новые лекарства спасают тысячи раненых.

Во всех особых отделах штабов Балтийского, Черноморского, Северного, Тихоокеанского флотов появились специальные засекреченные группы дешифровки вражеских шифров, и благодаря этому уже несколько недель удавалось читать большинство немецкой переписки, благодаря чему уже отловили и отправили на дно более десятка немецких подводных лодок и перехватили несколько крупных караванов и одиночных судов. По некоторым данным, аналогичные отделы появились в штабах всех фронтов, что существенно стало влиять на общую обстановку.

А недавнее личное указание Верховного? Выделить лучшую подводную лодку Северного флота для длительного автономного плавания к берегам Англии. Там сейчас размещают какое-то секретное оборудование для перехвата и расшифровывания секретной переписки Гранд-Флита и, если повезет, Форин-офиса. Наверно, там будет такое же оборудование, что и в штабах фронтов.

Адмирал был уверен, что это часть чего-то более крупного, глобального, и так же, как многие наркомы и члены ЦК, чувствовал возросшие за последнее время уверенность в себе и могущество Сталина. За последнее время произошел ряд непонятных кадровых перестановок, которые вызвали глухое недовольство у партийной верхушки, но в военное время конфликтовать с Верховным ни у кого смелости не хватало, результат будет один, тем более пример Павлова, Рычагова и многих других был перед глазами.

Занятый такими мыслями, Кузнецов задремал и проснулся только тогда, когда характер движения изменился и чуть позже машина остановилась. Проморгавшись, адмирал удивленно рассматривал лес, ворота, за которыми притаилась небольшая усадьба, бетонные доты, прикрывающие дорогу, и колесный бронетранспортер, покрашенный в зимний камуфляж, и многочисленную и хорошо вооруженную охрану, среди которой были несколько бойцов в необычной пятнистой форме со множеством карманов, с новомодными нагрудными подсумками, называемыми разгрузками. Все это говорило о серьезности объекта, и Кузнецов немного задрожал, почувствовав, что на вопросы, которые его мучили в последнее время, он наконец-то получит ответы. Глянув на своего спутника, он в уме сделал зарубку на память, майор, видимо, тоже не в курсе, зачем его вызвали с фронта.

Когда за ними закрылись ворота, на крыльцо дома вышел аж целый майор госбезопасности и спустился к машинам. Кузнецов вылез на улицу, за ним последовал майор, и, к своему удивлению, увидел, как из первой машины выбрался Павел Судоплатов, один из специалистов НКВД по разведывательно-диверсионной работе, и с ним был генерал-лейтенант Глазунов, недавно назначенный командующим воздушно-десантными войсками. Странная подборка действующих лиц.

Майор госбезопасности подбежал к Судоплатову, приложив руку к фуражке, отрапортовал, потом они пожали друг другу руки. Встречающий подошел к отдельно стоящим Кузнецову со спутником и коротко представился:

— Комендант Объекта-25 майор госбезопасности Станкевич. Товарищ народный комиссар, — повернув голову к спутнику адмирала, — майор Маргелов?

Дождавшись кивков, он продолжил:

— Прошу пройти в здание. Хочу еще раз напомнить, что все разговоры, касающиеся вашей поездки, могут вестись в специально отведенных помещениях желтого и зеленого секторов безопасности.

Это было удивительно, но наученные не задавать лишних вопросов командиры прошли в здание. Они сдали верхнюю одежду и прошли по небольшому коридорчику мимо дежурного, вооруженного недавно принятым на вооружение автоматом ППС, в просторную комнату и остановились в дверях. Яркий белый свет, так не похожий на то освещение, которое дают привычные лампы накаливания, исходящий из странных светильников в виде длинных цилиндров, подвешенных под потолком, создавал впечатление, что на улице яркий полдень, несмотря на плотно забитые в целях светомаскировки окна. На стене висела странная панель, в которой как вживую отображалась карта мира, в частности район Владивостока и часть Тихого океана. На отдельном столике стояли какие-то странные аппараты, причем один из них шипел и спускал в небольшую подставленную чашечку тонкую струйку, распространяя по комнате умопомрачительный запах кофе.

"Кофейный аппарат", — догадался Кузнецов. Он с интересом рассматривал и странную панель, на которой теперь вместо карты отображались картинки самолетов, осветительные приборы, кофейный аппарат и не мог понять, из чего это все сделано. Но больше всего адмирала удивили три человека, здесь находящихся, и причем не его одного. В необычной пятнистой форме со множеством карманов и на плечах у них были небольшие ПОГОНЫ со звездами защитного цвета, что было несколько дико, особенно то, что при этом у этих троих на рукавах были шевроны с надписью "НКВД СССР", у двоих, на груди висели советские ордена и медали Золотая Звезда. Наблюдательный взгляд адмирала отметил не совсем обычные тельняшки с черными полосками, а не с темно-синими, как это принято во флоте, которые выглядывали в вырезе пятнистых кителей, а у третьего тельняшка вообще была голубого цвета.

"Все интереснее и интереснее, вон даже Глазунов и майор, как его, Маргелов, застыли, значит, тоже в первый раз, а вот, кажется, Судоплатов одного из них хорошо знает", — быстро про себя отметил Кузнецов.

В комнате за столом сидел еще человек, явно имеющий ранения, в форме пехотного капитана, при этом увлеченно водящий какой-то предмет по столу и смотрящий на экранчик странного прибора, похожего на открытую книгу со множеством кнопок, как на печатной машинке.

Адмирал все больше и больше терялся в догадках, кто эти люди и что тут вообще происходит, слишком все люди в пятнистой форме и предметы, приборы, освещение, выглядели чужеродно.

При появлении гостей они с интересом стали рассматривать Кузнецова, но больше внимания было уделено майору Маргелову.

Судоплатов поздоровался с одним из них как со старым знакомым.

— Добрый день, Сергей Иванович, поздравляю вас с очередным званием. Извините, что не успел на церемонию, но от всей души, вы действительно заслужили.

— Спасибо, Павел Анатольевич. Как там дела?

— Да тяжело, рвутся немцы к Москве.

Но тот как-то хитро ухмыльнулся.

— Но ведь все не так уж и плохо? Я сводки тоже просматриваю.

Тут и Судоплатов устало улыбнулся.

— Хорошо, Сергей Иванович. Люди, которых вы рекомендовали, доставлены. Давайте не будем терять времени.

Тот согласно кивнул и как-то загадочно сказал:

— Я тоже так думаю. Надо возвращаться, а то там дела серьезные начинаются, необходимо мое присутствие.

— Начнем? Вот и ладно.

Повернувшись, Судоплатов обратился к гостям:

— Присаживайтесь, товарищи, разговор будет долгим и, скажем так, интересным.

Скрипнула дверь и в помещение вошел маршал Шапошников, при появлении которого все подскочили. Присутствие столь высокого военачальника говорило о серьезности совещания.

Дождавшись, когда все усядутся, Судоплатов начал:

— Итак, товарищи, для нас эта история началась в конце июня, когда в Москву из Могилева специальным курьером был доставлен пакет от неизвестного отправителя, в котором содержалась информация государственной важности. В частности, основные положения и фотокопии плана военных действий против Советского Союза "Барбаросса" с личной визой Гитлера. Сами понимаете, что ТАКАЯ информация нас очень сильно заинтересовала и особенно ее источник. Тщательная проверка подтвердила достоверность всего, что было указано в этом пакете…

В течение получаса Судоплатов рассказывал гостям подкорректированную историю появления в этом мире пришельцев из будущего. Про развал СССР не было ничего сказано, только была раскрыта информация о глобальной ядерной войне и гибели цивилизации.

Раскрытая тайна, конечно, привела гостей в шоковое состояние, но Судоплатов, держащий ситуацию под контролем, продолжил.

— Так что, товарищи, разрешите вам представить человека, известного всем как капитан Зимин.

Тот самый командир со звездой Героя, с которым здоровался Судоплатов, поднялся со своего места.

— Подполковник Оргулов. Специальная разведка морской пехоты Черноморского флота из будущего и по совместительству руководитель делегации выживших в Третьей мировой войне, с которыми только вчера было подписано соглашение о дружбе и сотрудничестве. В рамках этих договоров приняты определенные решения, о которых сейчас расскажет товарищ маршал Советского Союза.

Судоплатов сел на место, поднялся Шапошников, выйдя в центр комнаты, поближе к экрану, начал свой рассказ.

— Значит, так, товарищи. Не буду отбирать много вашего времени. Его и так мало. Как вы поняли, если в будущем существует Черноморский флот и регулярные воинские формирования, значит, войну мы выиграли. Исходя из предоставленных знаний, руководством СССР проводится определенная деятельность в области кадровых перестановок, и командиры, хорошо себя зарекомендовавшие в нашей истории, выдвигаются на руководящие посты, а те, кто себя запятнал глупостью, трусостью и предательством, удаляются в дальние гарнизоны, как это касается, допустим, того же генерала Власова. Помимо этого, Советскому государству передаются огромные теоретические и практические научные знания, накопленные за семьдесят лет, отмеченные мощнейшим скачком во многих областях науки.

Не обращая внимания на вопросительные взгляды, он продолжил:

— Но возник и ряд проблем. Если говорить кратко, информация о нашем появлении уже известна немцам и, возможно, что в ближайшее время станет известна и союзникам. С большой вероятностью можно рассчитывать на сепаратные переговоры гитлеровской Германии с Англией и Североамериканскими соединенными штатами, после чего они попытаются атаковать Советский Союз до тех пор, пока технологии, пришедшие из будущего, не дадут подавляющего преимущества, позволяющего доминировать нашей стране в пределах всей планеты, как этого практически достигли САСШ в будущем. Поэтому в рамках подготовки к войне со всеми капиталистическими странами, так сказать, за наследство потомков, принято решении о поэтапной организации Сил быстрого реагирования для отстаивания геополитических интересов Советского Союза в любой точке планеты.

Выдержав паузу, он продолжил:

— В первую очередь реорганизация будет касаться воздушно-десантных войск, как самого передового и перспективного вида вооруженных сил. Поэтому принято решение об организации секретного учебно-тренировочного центра по подготовке командного состава, обученного на базе знаний, переданных потомками. Поэтому позвольте вам представить будущего руководителя центра.

Человек в голубой тельняшке, которая так не давала покоя Кузнецову, поднялся со своего места и сделал шаг вперед, а Шапошников продолжил:

— Полковник Щедрый. Командир аэромобильной бригады воздушно-десантных войск из будущего. Именно его бойцы два дня назад ночью атаковали и полностью уничтожили седьмую танковую дивизию Вермахта под Вязьмой.

Полковник кивнул головой и сел на место. Шапошников продолжил:

— Товарищ Глазунов, на вас сейчас не только управление воздушно-десантными войсками, но и полная поддержка всех начинаний товарищей Щедрого и Маргелова, ведь за ними стоит семидесятилетний опыт.

Генерал-лейтенант Глазунов кивнул головой, делая какие-то пометки в записной книжке, выданной перед началом совещания, где все листы были пронумерованы и прошиты, а на обложке была бирка с надписью "Секретно".

— Даю слово полковнику Щедрому.

Полковник сменил докладчика, подошел к экрану и что-то нажал на приборе, похожем на раскрытую книжку с кнопками, и на большом экране пошли кадры кинохроники, где необычные боевые машины ехали, стреляли, спускались на парашютах и сразу вступали в бой, вот по Красной площади парадным строем бойцы в голубых беретах.

— Воздушно-десантные войска нашего времени это один из самых передовых, высокоманевренных видов вооруженных сил, предназначенный для высадки и нанесения молниеносных ударов в тылу противника, захвату и удержанию плацдармов до прихода основных сил…

Все завороженно, как недавно в Кремле Сталин, Берия и Шапошников, смотрели подготовленный рекламный ролик. По окончанию презентации Щедрый, усмехнувшись, продолжил:

— Мы поставили всего одно условие — голубые береты и голубые тельняшки. Это для нас то же самое, что тельники для моряков.

Кузнецов, сидящий сбоку, заметил хитрые ухмылки, которые пробежали по лицам остальных гостей из будущего.

Улыбка исчезла с лица Щедрого, и он продолжил.

— Нам предстоит огромная работа, ведь на данный момент в воздушно-десантных войсках нет достойных средств усиления и, главное, средств их доставки. Все придется делать практически на пустом месте…

Наткнувшись на вопросительный взгляд майора Маргелова, Щедрый замолк и спросил:

— Вы что-то хотели спросить, товарищ майор?

Тот сразу встал.

— Раз вы из будущего, то должны знать, когда закончится война?

— А вам не сказали? Понятно. В нашем мире война на западном направлении закончилась взятием Берлина в мае 1945 года, и если Англия и САСШ не снюхаются с Германией, то думаю, мы намного раньше в Берлин наведаемся.

Майор немного замешкался, но набрался смелости и с некоторым волнением спросил:

— Товарищ полковник, почему именно я? Что я такого сделаю в будущем, что удостоился такой чести?

Полковник тоже замешкался, видимо, у них была какая-то договоренность не рассказывать людям об их будущем. Кузнецов невесело усмехнулся, Сталин считает знать будущее людей своей прерогативой, прям как Господь Бог.

"Интересно, раз меня сюда допустили, значит, потомки характеризовали лучшим образом. Вон про Власова намекнули, видимо, натворит что-то в будущем…"

За полковника Щедрого от дверей ответил другой голос, от которого многие вздрогнули и резко повернулись. Там стоял Берия, видимо, тихо зашедший в комнату, когда шел демонстрационный фильм про воздушно-десантные войска.

— Товарищ Маргелов, не в наших правилах рассказывать про будущее, тем более оно меняется, но я думаю, полковнику Щедрому будет приятно самому рассказать. Правильно? Товарищ майор заслуживает это.

Все снова повернулись к Щедрому. Тот, видимо, немного волновался, поэтому ответил не так бодро, как до этого делал доклад.

— Василий Филиппович, для меня большая честь работать с вами. В нашей истории вы считаетесь отцом воздушно-десантных войск, и в честь командующего генерала армии Маргелова ВДВ назывались "войска дяди Васи". Вы легенда для любого, кто носит голубой берет и голубую тельняшку.

У адмирала защипало в глазах. Для любого общественного деятеля, тем более военного, такая оценка потомками является самой лучшей и самой ценной характеристикой, намного важнее громких титулов, званий и наград.

Тут снова вмешался Берия, вышедший на середину комнаты:

— Народ и партия оценили, какой вклад вы, товарищ Маргелов, внесли в дело повышения обороноспособности страны. Про вас даже многосерийный фильм потомки сняли. Поэтому перед вами стоит трудная задача, снова пройти этот путь, прилагая все силы. За вас ведь поручились потомки, не подведите их, и если вам будут мешать, мы постараемся вовремя сориентировать некоторых товарищей, не понимающих или не хотящих понять важность современных воздушно-десантных войск для существования советского государства.

Кузнецов опять в душе усмехнулся.

"Вон как Глазунов дернулся. Понял, что это намек для него. Хотя, с другой стороны, действительно интересно смотреть, кого продвигают, а кого смещают. Вон Хрущева сняли и куда-то за Урал отправили, видимо, тоже наследил, а мне настоятельно рекомендовали отправить Октябрьского командовать Амурской флотилией. Вот откуда ветер дует, потомки подсуетились".

Берия продолжил:

— Тут есть комната, оборудованная для работы, я думаю, товарищи Шапошников, Глазунов, Щедрый, Маргелов могут перейти туда и занять проработкой программы по развитию воздушно-десантных войск, а нам нужно с товарищем Кузнецовым обсудить перспективы развития морской пехоты в свете новой информации.

Адмирал Кузнецов почему-то ни на грош не поверил Берии, что-то тут было не то, и он с интересом проводил глазами уходящих товарищей, понимая, что сейчас начнется самое интересное, хотя тут и так все мировосприятие стало с ног на голову. А Берия продолжил:

— Ну что, товарищи, продолжим, так сказать, в сокращенном составе. Николай Герасимович, подсаживайтесь поближе, разговор будет очень интересным.

Берия был сама доброта, но адмирал чувствовал, что сейчас влезает во что-то очень неприятное, но грандиозное…

* * *

Во время презентации и обработки Шапошникова и Маргелова я краем глаза наблюдал за Кузнецовым, который вел себя весьма сдержанно и настороженно. После вчерашней церемонии и банкета мы ненадолго уединились с Берией и Сталиным, чтоб обговорить дальнейшие шаги, и Лаврентий Павлович с легкой усмешкой рассказал, что на него пытался наехать Кузнецов с просьбой рассмотреть варианты установления секретных зенитных установок на кораблях, которые несут основные потери от авиации противника. Да и вообще адмирал пытается сунуть свой нос везде, где только можно, уж слишком флотская разведка землю роет.

На что Сталин, пыхнув трубкой, философски ответил:

— Лаврентий, пусть узнает, меньше надоедать будет, тем более все равно его придется привлечь для организации похода к Антарктиде, а по данным потомков, Кузнецова оценивают очень высоко, такой человек нам будет очень полезен.

Я поставил себе закладку в памяти насчет этой оговорки. Видимо, товарищ Сталин с компанией особо приближенных решил разыграть карту пришельцев с более серьезными намерениями: полный захват власти в СССР с мощной экспансией на спорные территории и в районы, где уже давно хозяйничают американцы и англичане.

Теперь мы собрались на совещание для проработки плана экспедиции в Антарктиду. Я встал и сразу взял слово. До этого делавший вид, что он элемент интерьера, капитан Ненашев, все еще бледный после ранения, теперь был само внимание. Запустив на ноутбуке, подключенном к большому жидкокристаллическому телевизору, презентацию, быстренько сделанную по проекту экспедиции, я кратко изложил первичные данные.

Кузнецов был явно заинтересован. Отправить военную экспедицию в Антарктиду, тем более я обмолвился, что в мое время очень муссировалась информация об антарктических базах немцев, и намекнул, что та же "Швабия" не просто так там болталась до войны.

— …поэтому совместно с внешней разведкой была разработана следующая операция, состоящая из двух этапов. Первый, это переброска малогабаритного пространственно-временного маяка в Южную Америку в Аргентину, оттуда через границу в Чили в Пунта-Аренас. Тут все будет зависеть от оперативности и организованности подчиненных товарища Судоплатова. Учитывая пустынность и малонаселенность тех районов, думаю, нам удастся незаметно обосноваться на одном из островов в Магеллановом проливе. Следующий шаг — это активация маяка, переброска десантной группы и организация опорной базы. Затем попытаемся установить радиосвязь, при этом полностью контролируя радиоэфир. В любом случае, используя наши возможности, перебрасываем две подводные лодки типа "Малютка" и два противолодочных корабля типа "Малый охотник" для организации морской защиты базы. Далее оборудуем аэродром и перебрасываем на плацдарм два дальних бомбардировщика типа ДБ-1, которые удалось разыскать, и в данный момент они в срочном темпе доводятся до работоспособного состояния в условиях Антарктики, и эскадрилью истребителей, на случай силового развития конфликта и необходимости в воздушной поддержке. В это же время силами внешней разведки будут проводиться мероприятия по обеспечению оперативного прикрытия и поиску возможных следов деятельности пришельцев и немецкой агентуры и агентуры союзников.

Берия заинтересованно слушал.

— При обнаружении поселка сбрасываем в окрестностях на парашютах группу с третьим маяком и начинаем полную эвакуацию.

Берия, не вставая, прокомментировал:

— Почему так сложно? Не проще ли послать просто подводные лодки или корабли?

— Долго идти, тем более и Атлантика и Тихий океан не так безопасны, особенно после Перл-Харбора. Да и сроки. По данным капитана Ненашева, у колонии уже должны подходить к концу запасы, что может их повергнуть к необдуманным шагам.

— Действуйте. Кого планируете включить в первую группу?

— Командир — подполковник Дегтярев. В группу войдут два его бойца, и еще два человека Павла Анатольевича.

— Хорошо, я согласен.

И повернувшись к Кузнецову, спросил:

— Николай Герасимович, как вы относитесь к перспективе предоставить две подводные лодки и два малых корабля?

— Я не против, и сделаю все, что от меня зависит. Осталось подобрать экипажи, подготовленные для плавания в высоких широтах. Если все обстоит так, как сейчас представлено, то проблемы действительно могут возникнуть нешуточные.

Видимо, Берия спешил, поэтому задерживаться не стал и, попрощавшись, уехал. На совещании быстренько распланировали, кто за что отвечает и сроки исполнения. А я почему-то думал, что в нашей жизни начинается новый этап.

Глава 6

И вот снова дорога. Я переоделся в старый, несколько раз стиранный камуфляж, бушлат, поверх которого надел бронежилет, прихватил автомат и привычно забрался на броню БТРа. Но только мы колонной выехали за границу усадьбы, кортеж остановился, и Судоплатов, который ехал в легковушке вместе с Кузнецовым, потребовал моего присутствия в их компании.

В итоге, немного поспорив, мы втроем перебрались в БТР, где можно было продолжать нашу беседу, вроде как тут внутри бронетранспортера, произведенного в будущем, вполне к месту было обсуждать перспективы развития флота, модернизацию подводных лодок и малых охотников, которые нужно было привлечь для экспедиции.

Пока мы ехали до Москвы, точнее пробирались через заносы, где БТР себя показал весьма неугомонным транспортом, я успел рассказать Кузнецову и про роль авианосцев в мире, про то, как пиндосы сделают джапов во время Второй мировой войны, про дальнейшее развитие морского дела и все возрастающую роль палубной авиации и особенно противолодочных вертолетов и закончил целой лекцией про атомные подводные лодки. Адмирал слушал, задавал вопросы, уточняя определенные детали, но взгляд его оставался напряженным. Флот сам по себе всегда был дорогостоящим и весьма технологическим делом, поэтому чтоб его развивать, нужны были огромные капиталовложения, а Советский Союз себе этого позволить не мог. Океанский флот для решения геополитических вопросов был недостижимой мечтой, во всяком случае, в ближайшее время и Кузнецова интересовала возможность преодоления этого противоречия путем внедрения технологических новинок из будущего. Судоплатов не вмешивался, но с большим интересом вслушивался в наш разговор, чтоб не пропустить что-то интересное.

А я, получив свободные и весьма авторитетные уши, заливался соловушкой. Сначала прошелся по энергоустановкам кораблей, старательно вспоминая, что учил в училище. Адмирала очень заинтересовали атомные энергоустановки, но я быстро охладил пыл, рассказывая об отрицательных сторонах и о многих трагедиях, произошедших на флоте, потом разговор мягко перешел на средства поражения и защиты, и я уже вовсю распинался про крылатые противокорабельные ракеты, в наше время ставшие основным средством поражения кораблей противника.

Мы уже подъезжали к Москве, к аэродрому, куда вечером вертолеты должны будут доставить маяк, для перехода в наше время, а я уже вещал про боевых пловцов, про гибель "Новороссийска", послужившую причиной отставки Кузнецова, про морскую пехоту и тактику спецназа, которая мне была особенно близка.

На прощание адмирал озабоченно вздохнул:

— Жаль, конечно, Сергей Иванович, что мы так мало пообщались…

— Ничего, товарищ народный комиссар, теперь мы будем часто пересекаться, у нас с товарищем подполковником большие планы на будущее, — это вмешался Судоплатов.

— Но было бы неплохо привлечь специалистов по кораблестроению, ну на крайний случай командиров из плавсостава. Как я понял, Сергей Иванович морской пехотинец.

Тут я ответил:

— Да. Постараемся найти специалистов из плавсостава, тем более в нашем времени к берегам Крыма подошла атомная подводная лодка, и я поставил условие, чтоб к нам на переговоры прихватили ее командира. Думаю, он будет не против пообщаться с живой легендой, адмиралом Кузнецовым, — польстил я наркому ВМФ СССР.

Тут на меня удивленно уставился Судоплатов, но он мудро промолчал, видимо желая обсудить эту информацию наедине. А вот Кузнецова это явно заинтересовало.

— Когда это произойдет?

— Думаю, может даже завтра.

Говорить больше не было смысла, да и дел накопилось, поэтому нарком уехал в Кремль на доклад к Сталину, который хотел получить информацию не только от Берии, а мы уединились с Судоплатовым в небольшом здании.

Сидя возле буржуйки, услужливо растопленной кем-то из аэродромной прислуги, и смотря как, на улице быстро темнеет, Судоплатов начал разговор, наверно, к которому он готовился весь день, и скорее всего санкция на это была получена на самом высшем уровне.

— Сергей Иванович, а что за атомная подводная лодка и почему мы про это не знаем?

— Это еще не подтверждено. Прошла информация, что руководство Ненашева послало своих людей для личного контакта с нами, и скорее всего для этого будет использована АПЛ.

— Зачем? Ведь можно на самолете, как тот же полковник Семенов?

— Там у них свои проблемы. Я сам до конца не разобрался, но на конфронтации этих монстров вполне можно поиметь выгоды, постепенно переманивая у них людей и получая самую современную боевую технику, хранящуюся на складах длительного хранения.

Судоплатов усмехнулся.

— Вот сколько общаюсь с вами, Сергей Иванович, и все больше убеждаюсь, что вы не так просты, как кажетесь.

— У меня выхода нет, приходится выживать, более серьезного стимула и придумать сложно.

— Согласен. Так какие у вас планы по делегации ФСБ?

— Посмотрим на их требования и предложения, тем более как раз должен прилететь очередной борт с боеприпасами и техникой от их конкурентов. Будет неплохим фоном для проведения переговоров.

Судоплатов опять усмехнулся.

— Понятно, значит, у вас все на контроле. Можно сказать, если кто-то со стороны попытается к вам наведаться в гости, у вас есть мощное прикрытие…

— Не считая всех войск НКВД, которые СССР, согласно недавно подписанному договору, готов предоставить для защиты.

Теперь Судоплатов просто смеялся. Так заразительно и по-доброму.

— Хорошо, я спокоен за вас. Но меня интересуют еще вопросы.

— Давайте, ведь, наверно, из-за этого вы остались со мной, а не отправили Станкевича или еще кого-нибудь из нового управления.

— Скажите, как вы считаете, может ли еще кто-то кроме вас воспользоваться технологией перемещения во времени и попытаться воздействовать на наш мир со своей стороны, особенно это касается людей, нелояльных к Советскому Союзу?

— Такая вероятность есть, но у меня уже почти закончена установка мониторинга такого рода пробоев пространства-времени, и особенно это касается новых. После памятного взрыва система переходов получила встряску и многое пришлось перенастраивать. Если люди будут с нуля пытаться пробить портал, они столкнутся с большими проблемами, нежели мы. Пока таких пробоев не зафиксировано. Но если будет необходимость, можно будет сделать постановщик помех, чтоб закрыть ваш мир от гостей.

— Как быстро вы это сможете сделать?

— Думаю, в ближайшее время. Пока на очереди два маяка для экспедиции в Антарктиду.

— Хорошо. Скажите, Сергей Иванович, как вы думаете, можно ли оценить мощность удара по плану "Тень-2"?

Я задумался. А ведь вопрос-то с подтекстом.

— Вас интересуют последствия или количество зарядов, которые могут быть использованы в этом ударе?

— И то и другое. Сами понимаете, ваш мир это большое богатство, и терять его очень бы не хотелось.

"И есть работоспособное ядерное оружие, которое вы бы хотели приобрести, не тратя огромные средства на создание целой отрасли, в которую нужно вбухать огромные средства. А тут все готовенькое со средствами доставки, и в случае негативного развития ситуации можно и шандарахнуть по противнику, показывая свою мощь. Умно. Ладно, хотя что мы теряем? Придется идти ва-банк, тем более Судоплатов не самый худший представитель".

— Павел Анатольевич, мы знаем друг друга достаточно, чтобы говорить более-менее открыто, несмотря на то что и вы и я имеем самое непосредственное отношение к разведке и спецоперациям.

Судоплатов опустил голову.

— Допустим.

— Вы хотите получить ядерное оружие? Поэтому нас отправили в Усадьбу, а Семенов на некоторое время пропал из моего поля зрения? Вы хотите договориться с ГРУ или с ФСБ, у которых обязательно есть ядерное оружие?

Он не смутился, хотя смотрел на меня напряженно.

— В некоторой степени вы сами в этом виноваты.

— Так ярко выделили свое присутствие? Так у вас и без нас сквозило из всех щелей, и все равно информация ушла бы к англичанам, хотя бы через того же Литвинова. Вспомните, как детишки этого упыря потом СССР вредили, сразу видно воспитание. Но я вас понимаю, на носу возможное нашествие всего, как они себя любят называть, "цивилизованного мира", и вам нужен аргумент, чтоб это все предотвратить. Ядерное оружие является очень даже неплохим фактором сдерживания, вот только вы не думали, что таким образом сами стимулируете появление такого же оружия у противника. И уж поверьте, одной-двумя бомбами вы многого не достигнете, а больше вам никто не даст, исходя из таких же соображений. А отношения с нами вы испортите, я вам даю слово. Да, свои обязательства мы будем исполнять, но вот с вашей стороны я вижу определенное отступление от достигнутых договоренностей.

— Вы сами хотите торговаться с вашими современниками?

— Нет, я хочу выполнения подписанных договоренностей. А в свете приближающейся второй волны ядерной войны, то думаю, у нас мало времени и реально можно этим воспользоваться.

Судоплатов задумался. Ситуация складывалась весьма неприятная, но и вопрос о получении ядерного оружия был животрепещущим и злободневным. А я его решил еще больше расстроить.

— Ядерное оружие это не простые бомбы, которые можно положить на склад и взять, когда понадобится. Там нужна целая отрасль промышленности, специалисты по обслуживанию. Там же одних регламентных работ по обслуживанию и поддержанию в работоспособном состоянии немало. Это все равно, что продать автомат дикарям с одним магазином патронов. Быстро расстреляют, а потом не будут знать, что делать дальше.

— Мы думали об этом. Но…

— Павел Анатольевич, скажите, мы дали повод сомневаться в нашей лояльности?

— Есть определенные претензии относительно ваших похождений по занятой противником территории. Вы являетесь, образно говоря, единственным человеком, кто разбирается в перемещениях во времени, и, когда вы пропали, было мнение, что наше сотрудничество закончилось.

— Тут согласен. Но были объективные обстоятельства. Давайте не отклоняться от темы. Скажите, о чем договорились с Семеновым?

Он задумался, решая говорить или нет. Но я не оставил ему выбора. Мы были монополистами, владеющими пространственно-временной транспортной системой, с нами надо дружить, а в свете последних событий наша установка была ключевым звеном во всех планах советского руководства, и наверняка будет даже поважней, чем десяток тактических ядерных зарядов. Надеюсь, они поймут. Хотя нет, надо подтолкнуть.

— Павел Анатольевич, ядерное оружие не панацея, уж поверьте, тем более, максимум, на что вы можете рассчитывать, это не более десятка тактических зарядов. Ну сожжете Берлин, Лондон, нанесете удары по группировкам противника, но вы переоцениваете возможности. Ядерное оружие это не только заряды, но и средства доставки, способные преодолеть средства ПВО противника, а вот этого у вас нет.

Судоплатов молчал. Взял арматурину, которую тут использовали в качестве кочерги, открыл дверцу буржуйки и помешал угли в печке. Но он думал, тщательно анализируя ситуацию. Понятно было, что Оргулов поставил ультиматум, тем более он был прав, была договоренность, а Верховный решил половить рыбку в мутной воде. После такого ультиматума рано или поздно последуют определенные действия по отношению к подполковнику, хотя Судоплатову было жаль его. Настоящий военный, опытный, преданный, везучий и имеет немалый авторитет. Вместе с ним придется убирать всю его команду, а там весьма интересные люди и просто так не дадут себя уничтожить. Они все выходцы из того мира, грязного, подлого, отравленного еще задолго до того, как на головы людей стали падать ядерные бомбы. Они выжившие, а значит, самые сильные, умные, изворотливые. С такими трудно воевать. Наверное, у Оргулова есть еще что-то в запасе…

Несмотря на темноту, я, наблюдая за Судоплатовым, догадывался, о чем он думает. Наверняка просчитывает, какие у меня есть тузы в рукаве, иначе я бы не выкатил такую претензию в открытую. А карта-то одна — я контролирую систему перемещений, и в данный момент это самое главное преимущество.

— Сергей Иванович, я не хочу, чтобы вы расценивали это как предательство. Сами понимаете, что нам нужен мощный козырь, чтобы сбить первое желание напасть у наших противников. Наличие ядерного оружия даст отсрочку по времени, необходимую для внедрения вами же переданных технологий.

— Да, я прекрасно это понимаю, поэтому и ждал подобных шагов в этом направлении. Давайте как-то согласовывать свои шаги, с учетом того, что и в наших интересах получить подобное оружие.

Судоплатов прищурился, внимательно рассматривая меня.

— Вам? Хотите изменить свой статус?

— Можно сказать и так, только в нашем мире и как элемент все той же системы сдерживания. У нас тоже ожидается войсковая операция, и хотелось бы этим фактором отвадить всяких любителей поживиться.

— Мы можем помочь вам людьми.

— Вы сами прекрасно понимаете, что надо ограничивать доступ новых людей к системе перемещения во времени. И так это уже почти секрет Полишинеля. Поэтому нам бы хотелось участвовать в переговорах по ядерному оружию в качестве третьей стороны.

— Вам никто не мешает. Это не в наших силах. Мы чтим договоренности и считаем наше сотрудничество очень важным.

— Надеюсь, это так. Павел Анатольевич, я высказал вам только свою позицию, но при этом не строю иллюзий. Мы нужны друг другу, но переселяться в мир, где в ближайшее время благодаря нам же может вспыхнуть новая ядерная война, как-то не очень радует. Поймите нас правильно. Ядерная программа в США, которая была совместным детищем Великобритании, хотя пиндосы потом прокинули наглов, приостановлена и весьма основательно. Я думаю, что ядерное оружие если и появится, то намного позже, самое раннее — первая половина пятидесятых, а к этому времени СССР имело бы огромнейшие технологические и научные преимущества перед капиталистическим миром, выраженные в виде не имеющей аналогов боевой техники.

— Я доложу вашу позицию моему руководству. С такой стороны мы эту проблему не рассматривали, но получение ядерного оружия в наше распоряжение тоже является одним из приоритетных направлений. Но полковнику Семенову было однозначно указано, что всеми вопросами в вашем мире занимаетесь вы, и особенно это касается отбора людей для переселения. Поэтому, так или иначе, все эти проблемы коснутся вас, поэтому формально мы, может быть, и нарушили обязательства, но фактически мы с вами в одной упряжке и от вашего успеха во многом зависит и судьба Советского Союза. У вас нет причин для волнения, вы уже не раз подтверждали свою лояльность, и, как говорится, лошадей на переправе не меняют.

— Хорошо, Павел Анатольевич, будем считать, что вы меня успокоили.

По молчаливому соглашению эта тема больше не поднималась, и мы, дождавшись прилета вертолетов с маяком, немного повозившись с аппаратурой, перешли в свой мир.

Тут я снова окунулся в насущные проблемы, провел совещание, получив при этом порцию поздравлений относительного нового звания. Но времени на отдых, точнее на продых, мне не дали. На связь вышел полковник Семенов, с просьбой об очередной встрече. Оторвавшись от наваристого борща, который наши женщины уже научились делать из завезенных из прошлого продуктов, я вздохнул, потер глаза и, как тот побитый волк из мультика "Жил-был пес", грустно прокомментировал: "Шо, опять?" Тем более группа ФСБ уже сидела в одном из домов в пригороде Симферополя и терпеливо ожидала моего возвращения, не задавая вопросов, куда я делся.

Пришлось быстро доедать народно-украинскую вкуснятину со свежей сметаной, натягивать на себя теплую одежду и защитный костюм и с дежурной группой ехать на опорный пункт, где меня уже ждал Семенов. Вот только на всякий случай, выдвинувшись к опорнику, мы затаились в одном из глухих дворов, выдвинули две группы наблюдения с тепловизорами, а из бункера Семенову сообщили, что я в самый последний момент вернулся — вызвали по срочному делу, а куда, он и сам должен понимать.

Подождав так с полчаса и дождавшись сигнала от групп наблюдения, что лишних наблюдателей не обнаружено, я проехал на опорный пункт и встретился с полковником, который уже собрался уезжать. Он не подал вида, что раздражен.

— Добрый день. Извините за задержку, была информация о возможной засаде на пути следования. Пришлось принять определенные меры предосторожности.

Семенов согласно кивнул головой, давая понять, что все понимает.

— Вы хотели обсудить визит и ваши переговоры с руководством СССР?

— Да, Сергей Иванович. Пока вы занимались своими вещами, я успел связаться со своим руководством и обрисовать ситуацию.

— И как ваше руководство отнеслось к перспективе поделиться ядерным оружием со Сталиным в качестве платы за возможность жить в том мире?

— Мне понятна ваша ирония. Вы с самого начала знали про это и, как мне кажется, были не в восторге от этого.

— Конечно. Сталин нарушил договоренности. Объяснения этого логичны и понятны, но все равно он пошел на это. Тем не менее я не сильно напрягаюсь относительно наших позиций.

— Потому что вы монополисты, контролирующие транспортную систему?

Мне этот разговор напоминал недавнее общение с Судоплатовым.

— Да. Но есть причина, по которой нас это не устраивает.

— Наверно, по той же, что и нас.

— Хм. Поясните.

— Вы, так же как и мы, не горите желанием переселяться в мир, где в скором времени может вспыхнуть по-настоящему война за, как это назвали наши аналитики, наследие потомков с применением ядерного оружия.

Тут я усмехнулся.

— Мы так же считаем.

Я сделал паузу и продолжил:

— В общем, можно так сказать, что позиции друг друга мы обозначили. Теперь интересно было бы услышать ваши предложения.

— Конечно. В первую очередь мы ориентируемся на плодотворное сотрудничество с вами. Скажем так, вы однозначно доказали, что у вас в том мире все схвачено и процесс переселения запущен и идет полным ходом. В свете приближающегося ядерного удара мы кровно заинтересованы в переселении.

— Так в чем проблема?

— Скажем так, нас не совсем устраивает это время.

— В каком плане?

— Все уже поделено, банкиры вовсю правят миром и идет гонка вооружений. А в перспективе конфликт СССР с союзом всех остальных стран, подкрепленных ресурсами колоний. И результат этого конфликта трудно предсказать, даже при наличии у СССР нескольких ядерных зарядов и определенных знаний из будущего. Противник просто завалит трупами, но сумеет настолько ослабить СССР, что будущие перспективы выглядят весьма сомнительно.

— Допустим, об этом задумываетесь не только вы одни. Что ваше руководство хочет предложить?

— В любом случае мы готовы оказать вам любую возможную военную помощь в случае попытки третьих сил помешать программе переселения.

— Хорошо. Порядок переброски сюда ваших войск и их статус мы обсудим чуть позже. Это все?

— Нет. Учитывая, что, по нашей информации, именно вы руководитель проекта путешествия во времени и все разработки исходят от вас, мы хотели предложить вам попытаться найти другое применение этой технологии.

Я несказанно удивился, хотя сам об этом давно думал.

— В каком плане?

— Нас интересует переселение в другое время, скажем так, до развала Российской империи, и лучше всего до начала русско-японской войны и организации ФРС в США.

— До начала активного внедрения информационных технологий?

— Не только.

— А как же СССР сорок первого года?

— Мы патриоты своей Родины, но переселение в тот мир в нынешних условиях будет сопровождаться неприемлемыми потерями вплоть до ста процентов. Поэтому нам интересно внедрение в мир, где вы, не в обиду будет сказано, Сергей Иванович, не успели наследить. Я, конечно, понимаю то чувство, которое вы испытываете, расстреливая немецкие танки, но это попахивает детством. Поэтому мы предлагаем попробовать организовать проход в другой мир и готовы ради этого обеспечить вам все условия.

— Уж не думаете вы, что мы попадем к вам зависимость?

— Нет, боже упаси. Вы не тот человек и уже давно самостоятельная величина. Не скрою, мы рассматривали этот вариант, но, во-первых, мы не хотим боевых действий вдали от основных баз, во-вторых, вас просто так не заставишь, обязательно что-то вытворите…

— А в-третьих? Ультиматум от смежников?

— Хм. Вы неплохо информированы. Уже встречались?

— Нет. Но предварительный сбор информации и первичный анализ ситуации проведен заранее. Поэтому давайте сделаем так — вопрос по поводу портала в иное время оставим открытым. Было бы неплохо, но это сопряжено с большими энергозатратами. Во всяком случае, я даю слово отработать этот вариант. Самим не очень нравится переселяться в мир, где в ближайшее время может разразиться натуральная бойня со всем миром. Но и оставлять предков без помощи тоже не очень красиво, тем более я бы рассматривал вариант переселения в этот мир как основной и отрабатывать его всеми силами. Если получится решить вопрос портала на другую землеобразную планету или в другое время, то на ходу скорректируем планы.

— Вот и хорошо, Сергей Иванович. Это именно то, что мое руководство хотело бы от вас услышать. Теперь хотелось бы обговорить наше участие в охране.

А вот это мне очень не понравилось.

— Я не вижу смысла. Сил у нас достаточно и в случае силового развития конфликта к нашим услугам пара дивизий НКВД. От вас потребуется только современное оружие, боеприпасы, техника, авиация, запчасти. С учетом последних событий, было бы неплохо получить от вас зенитно-ракетные комплексы с расчетами, причем стратегического уровня. И вы, и я предполагаем вмешательство со временем третьих лиц в виде сил НАТО, которые в той или иной мере попробуют вклиниться в проект и получить свои дивиденды.

— Хорошо. К слову, через десять часов вылетают два военно-транспортных самолета, загруженных техникой… и семьи летчиков, которых вы так лихо перевербовали.

— А что насчет ядерных зарядов?

— Я не вправе давать какие-либо обещания на этот счет. Но вопрос будет решаться в ближайшее время. Кстати, хотел спросить, что там насчет Антарктиды?

— В нашем времени?

— Да нет, в сорок первом. Как я понял, там что-то связано с нашими современниками?

Я усмехнулся. Вот ведь темнила.

— Вот этот вопрос сейчас и буду обсуждать с вашими смежниками. Но раскрывать суть пока не буду. Ситуация до конца не прояснилась, поэтому не хочется загадывать.

— Хорошо. Если вам что-то еще нужно, давайте заявки на самое необходимое, будем смотреть, чем сможем помочь. Но по поводу портала в более раннее время постарайтесь решить быстрее.

— Со Сталиным чувствуете себя неуютно?

— Да, и вы тоже. Как только вы окончательно переселитесь в тот мир, вся ваша фронтовая вольница сразу будет задавлена. Может, не сразу, но со временем будете почти безвыездно жить в закрытых городах. Оно вам надо?

— Вы мне предлагаете работать с вами в одной команде?

— Почему бы и нет? Наши возможности, запасы, подготовленные кадры в комплекте с вашей технологией путешествия во времени могут дать очень серьезные перспективы.

Я задумался. Пока упрашивают и соблазняют перспективами. Если не поддамся, то начнут так же пробовать соблазнить моих соратников, если не получится, то перейдут к силовому варианту, но на это все нужно время, разведданные и возможности. Пока у них связаны руки. Ладно, будем парить мозги, а там посмотрим, куда нас выведет дорожка путешественников во времени. Надо разыгрывать карту конфронтации ГРУ и ФСБ, да выходить на контакт с украинскими властями, которые уже в открытую намекают о необходимости переговоров.

— Ваше предложение интересно, но нужно все взвесить. Но изначально предполагаются только партнерские отношения, подтвержденные передачей нам хотя бы одного тактического ядерного заряда.

Семенов несказанно удивился.

— Для чего?

— Заминируем установку, чтоб ни у кого не возникало желания все под себя подмять и взять силой.

Семенов усмехнулся.

— Ни себе, ни людям?

— Типа того. Так как?

— Я не уполномочен…

— Ну так я не настаиваю, но в течение недели надо решить этот вопрос и без всяких там штучек, типа дистанционного подрыва, кодов блокировки и так далее.

— Вы, я вижу, серьезно настроены. Но это и хорошо, а то у нас в определенной степени создавалось, видимо, ошибочное мнение относительно вашего авантюризма.

Я скептически усмехнулся.

— Вот и хорошо. Так что ждем самолеты, ждем решения вашего руководства, а мы будем работать.

Глава 7

Колонна танков, выкрашенных в белый камуфляж, тяжело преодолевая снежные заносы, втягивалась в небольшой лесок, где бронированные машины, повинуясь указаниям командиров, выдвигались на подготовленные места стоянок, тут же накрывались маскировочными сетями и нарубленными ветками. Вслед за колонной по зимней дороге прошли несколько легких бронемашин, которые специальными буксируемыми плугами разрыхлили и раскидали снег, убирая все следы прошедшей колонны. Прошло не более часа, но уже ничто не могло сказать о том, что в лесу затаился целый танковый батальон.

Мороз был нешуточный, и танки быстро остывали, отдавая холодному воздуху накопленное во время движения тепло. Экипажи, выставив боевое охранение, получив от дымящих полевых кухонь горячий ужин, собирались небольшими группами, энергично работали ложками и запивали гречневую кашу, сдобренную тушенкой, горячим чаем. Они переговаривались, смеялись, обмениваясь впечатлениями от многокилометрового марша, совершенного ночью от безымянного полустанка до линии фронта.

Все последнее время, пока немцы остервенело рвались к Москве, советское командование проводило скрытое сосредоточение свежих дивизий для проведения решающего контрнаступления. Сроки подходили, и, как ожидалось, немецкие войска выдохлись, прекратив массированные атаки, и неделю назад перешли к обороне, пытаясь накопить силы и средства для последнего и решающего рывка к русской столице. Но нереально холодная русская зима вкупе с многочисленными диверсионными группами, которые только тем и занимались, что как могли нарушали систему снабжения, поставила Вермахт в катастрофическое положение. Теплой одежды не было, тыловые коммуникации непозволительно растянуты, и при этом немецкие войска несли неоправданно огромные небоевые потери: обморожение стало бичом армии. Но, не смотря на это, солдаты, с победой прошедшие всю Европу, с каким-то нечеловеческим упорством, не считая потерь, рвались к русской столице.

Очень много сил отвлекалось для охраны линий снабжения. Русские диверсанты использовали новую, истинно варварскую тактику: группы по два-три снайпера с дальних дистанций расстреливали двигатели автомобилей. Все проходило просто и буднично: щелк, мгновением позже откуда-то со стороны леса доносился приглушенный расстоянием звук выстрела, и машина останавливалась, выпуская облака пара.

Сначала немцы посмеивались над точностью русских стрелков, в ответ немного стреляли и шли дальше, по возможности перегрузив груз, но потом, когда командование проанализировало состояние дел с автомобильной техникой, немецкие генералы схватились за голову. Они поняли дьявольскую тактику варваров: только в течение месяца таким образом из строя было выведено больше тысячи грузовых машин, которые в основном использовались для снабжения действующих частей, что сразу сказалось на боеспособности войск. Танки останавливались из-за недостатка горючего и боеприпасов, солдаты голодали и пытались хоть как-то добыть пропитание и становились жертвами русских партизан, артиллерия отмалчивалась, экономя снаряды. Части тайной полевой полиции и жандармерии, как могли, вычищали тылы от диверсантов, но положение все равно было катастрофическим. Многочисленные заранее подготовленные в труднодоступных местах скрытые склады оружия и боеприпасов, небольшие, хорошо подготовленные группы диверсантов, разветвленная сеть информаторов, позволяли русским держать в большом напряжении тылы наступающих немецких армий.

В это же время с соблюдением всех возможных мер секретности по ночам к линии соприкосновения с войсками противника подтягивались свежие части, которые буквально растворялись в многочисленных лесных массивах в ожидании приказа наступать. И множество вот таких батальонов ночью, чтоб не стать жертвой немецкой авиации, огромным потоком двигались на запад. Но именно судьба этого танкового батальона отслеживалась на самом высоком уровне, и докладные регулярно ложились на стол Верховному главнокомандующему.

Хотя он и фигурировал в документах как 165-й отдельный танковый батальон, среди знающих людей он назывался 1-й экспериментальный танковый истребительный батальон войск НКВД СССР.

Командир 2-й роты капитан Сергиенко, убедившись, что танки размещены на отведенных позициях и качественно замаскированы, не задерживаясь на ужин, направился к комбату. Отогревшись в теплых внутренностях боевой машины, он сталбыстро замерзать на трескучем морозе, и, накинув поверх комбинезона ватник, скрипя снегом под подошвами сапог, энергично, чтоб хоть как-то согреться, побежал в сторону командирского танка, где уже должны были все собраться и получать боевое задание. Ориентируясь на слабый свет ручных фонариков и продавленные гусеницами тридцатитонных машин следы, Сергиенко быстро нашел штаб батальона и, увидев комбата в компании других командиров, сбавил темп и уже степенно, с неким чувством собственного достоинства двинулся к командирскому танку, возле которого уже вовсю обсуждались обстоятельства сегодняшнего боя, в котором должно пройти боевое крещение экспериментального танкового батальона. Где-то недалеко грохнул сдвоенный взрыв, и несколько мгновений позже донесся глухой звук выстрела.

"Немцы, гаубица. Километра три до них…" — уже автоматически отметил капитан.

Подойдя ближе и разглядев в группе командиров полковника Снегирева, представителя командования, который с самого начала курировал их батальон, и определив его как самого старшего по званию, с соблюдением Устава, Сергиенко доложил:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору Коновальцу?

Снегирев кивнул и коротко бросил:

— Разрешаю.

Повернувшись к Паше Коновальцу, старому другу и соратнику, Сергиенко продолжил:

— Товарищ майор. Вверенная мне рота разместилась на указанных позициях. Маскировка проведена в полном объеме. На данный момент проводится прием пищи.

— Вольно. Как дошли?

— Нормально. На четверке левый фрикцион барахлит, но пока терпимо.

— Люди?

— Нормально.

— Хорошо, Максим, присоединяйся.

Обменявшись выразительными взглядами с командиром первой роты, Витькой Кузнецовым, с которым еще с военного училища дружили и постоянно соревновались, Сергиенко, внимательно слушая полковника Снегирева, оглядывал других командиров. Рядом стоял капитан Мельниченко с автоматом ППС на плече, в белом маскировочном костюме, поверх которого было надето новое снаряжение, называемое разгрузкой, в карманах которой находились несколько снаряженных магазинов и гранат. Здесь он присутствовал как командир такого же экспериментального отдельного мотострелкового батальона войск НКВД, с которым они не раз отрабатывали совместные действия в наступлении, в обороне, в условиях городского боя. Мужик умный, толковый, хваткий, настоящий профессионал своего дела, такому можно доверить спину. Рядом стояли неизвестные командиры в пятнистой форме, в которую были одеты их инструкторы на специальных курсах, где они осваивали новую технику и особенно новую тактику, которую сегодня им предстояло опробовать в бою. Присмотревшись, в одном из одетых в пятнистую форму Сергиенко с трудом в темноте узнал капитана, точнее уже майора, Васильева, который несколько раз приезжал к ним и читал лекции по тактике применения бронетанковой техники.

— …Вы лучшие. Родина вас кормила, одевала, учила, пока на фронте умирали другие. Ваша задача не умирать за Родину, а умно, жестко, безжалостно уничтожать врага, при этом сберегая вверенных вам людей и новую боевую технику. Еще раз повторяю, вы лучшие и должны будете завтра, точнее уже сегодня, это доказать. Изучив тактику противника, было принято решение об организации маневренной ударной группы по образу Kampfgruppe, боевых танковых групп Вермахта, способных действовать самостоятельно и решать широкий спектр тактических задач. Мы изучили эту практику, немного доработали и решили использовать против самих немцев. Отдельный танковый батальон майора Коновальца и отдельный мотострелковый батальон капитана Мельниченко до особого распоряжения входят в особую ударную группу майора Васильева. Даю ему слово.

Закончив психологическую накачку, полковник отошел в сторону, и вместо него заговорил майор Васильев, который не стал рассусоливать и сразу перешел к делу.

— Значит, так, товарищи командиры. В данный момент мы находимся в полосе наступления четвертой танковой группы Вермахта, которая пытается прорваться вдоль Минской автострады к Можайску, где открывается прямая дорога на Москву. На данном участке фронта нам будет противостоять дивизия СС "Райх" и десятая танковая дивизия Вермахта, входящие в состав сорокового моторизованного корпуса. Впереди знаменитое Бородинское поле, где из последних сил держат оборону части 32-й стрелковой дивизии. По всем расчетам завтра должна быть прорвана оборона в полосе 113-го и 322-го стрелковых полков. Приказ на отход они не получат — немцы еще не выдохлись, и поэтому еще в состоянии пускать в ход свежие резервы. В нашу задачу входит максимально сильно потрепать наступающие части противника, не ввязываясь в затяжные бои, контратаками и засадами приостановить наступление противника и заставить их ввести в бой последние стратегические резервы. Это именно та работа, для которой вас готовили в последнее время. Не подведите ребята, противник у нас серьезный, но и вы не мальчики и кое-что умеете, вас специально отбирали, тренировали и готовили. Что такое части СС, вам объяснять не надо, именно нам дается возможность наказать этих уродов, за то, что они творят на захваченных территориях Советского Союза с местным населением…

Прекрасно зная штаты и состав противника, Сергиенко скептически расценивал шансы на утренний бой, но молодость и юношеский задор взяли свое, и, увидев такую же реакцию остальных командиров танкового батальона, он подобрался и с нетерпением молодого воина стал ждать схватки с противником.

— Для усиления ударной группе придается взвод тяжелых экспериментальных танков под командованием старшего лейтенанта Шестакова, экспериментальный артиллерийский дивизион под командованием капитана Павлова, ну и так, еще кое-что. Через час заработает сеть, на тактические планшеты вам будет скинута точная привязка к местности, боевое задание, карты и данные разведки. Дополнительная информация установленным порядком.

Сергиенко и Кузнецов, отдав честь, двинулись к своим ротам, оставив комбата с новым руководством и командиром обороняющейся 32-й стрелковой дивизии полковником Полосухиным, усталым, с обмороженными щеками и потрескавшимися губами худощавым человеком, обсуждать утренний бой.

— Ну что, Максим, думаешь? Про эти экспериментальные тяжелые танки и секретную артиллерию?

Припомнив низкие приземистые машины с длинными пушками, которые с трудом удалось разглядеть в темноте, когда Сергиенко спешил на доклад к комбату, он усмехнулся.

— А что тут думать? Сам видел длиннющие пушки. Это точно "Зверобои", которые нам показывали. Видимо, решили подстраховаться. Помнишь, как под Киевом взвод "Зверобоев" немецкую танковую роту раскатал?

Кузнецов усмехнулся.

— Всыпем мы немчуре. А все остальное?

— Посмотрим. Пока не хочу загадывать, но чувствую, утром немцев ждут новые сюрпризы.

Несмотря на то что оба командира имели боевой опыт, они нервничали и на долгие разговоры просто не хватало терпения, и каждый отправился к своей роте, чтоб еще раз проверить, удостовериться, что утром все танки смогут идти в бой.

Перекусив остывшей кашей из котелка, заботливо завернутого в ватник мехводом, Сергиенко забрался на свое командирское место. Вставил специальный ключ-карту, сосканировав отпечаток пальца, включил тактический планшет и стал ждать появления радиосети, по которой будет передана информация. Система была разработана таким образом, что никто, кроме допущенного человека не мог включить секретный прибор и при попытке кого-либо, кроме Сергиенко, это сделать, вспыхивал заряд термита, который выжигал все внутренности, чтоб они не попали в руки врага. При этом самоликвидатор мог быть активирован дистанционно с командного пункта или самопроизвольно сработать, если не получал кодированные сигналы в течение нескольких суток. К сохранению тайны, советские специалисты подошли очень основательно, и даже при малейшей опасности попасть в руки противника, система безвозвратно уничтожалась.

Всматриваясь в экран, в ожидании появления характерного значка в виде небольшой антенны, капитан, проверив связь с танками роты, используя новую секретную радиостанцию, уже не удивлялся столь необычной технике, и пока было время, задумался, вспоминая свою недолгую жизнь…

Детство в Саратовской губернии, родное село, дорога в город, завод, комсомол, армия, командные курсы, новые лейтенантские кубари, а потом война. Грязная, кровавая, не такая, как они ее представляли. Массированные танковые атаки заканчивались полями, забитыми горящей техникой, — никто не предполагал, что немецкие части настолько насыщены противотанковой артиллерией. Командование не могло решить, куда бросать моторизованные корпуса и танковые колонны, без воздушного прикрытия, теряя в результате поломок и недостатка горючего технику, становились жертвами немецкой авиации. Те, кто выжил в этих боях, вырвался из многочисленных котлов, научились воевать, стали злее и превратились в настоящих демонов войны. Теперь они действовали иначе, их осталось мало, все танковые силы были потеряны в приграничных сражениях, поэтому старались беречь имеющиеся в наличии боевые машины, били из засад, атаковали короткими рывками, громя немецкие колонны, стараясь не идти в лоб на развернутые противотанковые батареи противника.

Они выжили, не сгорели в танках, не погибли в отчаянных атаках, имея на счету сотни уничтоженных фашистов, молодые, быстро повзрослевшие, опаленные войной лейтенанты, ставшие капитанами, превратились в настоящих асов танковой войны. Воспринимая отведенную им отсрочку, как возможность увеличить счет, не думая о будущем, они стали молодыми хищниками, воспитанными на крови.

В перерыве между боями его вызвали в штаб дивизии, приказали сдать дела заместителю и вместе с экипажем следовать в Москву для получения новой техники. Это вызывало определенные вопросы, но тут вопросы задавать было не принято. С полдороги его вместе с бойцами снял с поезда наряд НКВД, предъявив предписание следовать в отдельную учебную часть, где действительно будут получать и осваивать новую технику.

Радуясь передышке, они прибыли в специальный учебный центр и тут начались совсем необычные вещи: в первую очередь они попали в руки следователей контрразведки, которые буквально по косточкам разбирали жизнь танкистов. Но это было только начало. После многочисленных допросов их заводили в отдельную комнату, где человек в необычной пятнистой форме подключал к ним какие-то датчики на проводах и задавал вопросы. Именно тогда Сергиенко в первый раз услышал слово "детектор лжи".

Потом была учеба. Интересная, захватывающая. Все, что познавали в бою методом проб и ошибок, используя русскую смекалку, уже было собрано, изучено, классифицировано и собрано в новые уставы и методики.

Но что больше всего поразило, это техническое оснащение: необыкновенные экраны, которые давали яркое, цветное и очень реалистичное изображение. На любые попытки узнать, что это и откуда такие чудеса, сразу появлялись вездесущие особисты, отзывали любопытного в сторону и после короткого, но весьма жесткого разговора вопросы как-то пропадали. Инструкторы в пятнистой форме показывали многочисленные учебные фильмы, причем в цвете и с весьма интересными пояснениями, с приведением многочисленной статистики. Особенно запомнился фильм, перед просмотром которого абсолютно все курсанты дали дополнительные подписки о неразглашении. Перед их глазами разворачивался бой двух секретных танков "Зверобой" против немецкой танковой роты. Люди, познавшие горечь поражения и смерть товарищей, с замиранием сердца, сжав кулаки, смотрели на экран, где две приземистые машины с длинными крупнокалиберными пушками, постоянно маневрируя, во встречном бою уничтожили более двадцати танков противника и, проутюжив окопы, пошли дальше, громить тылы немецкой дивизии. И они понимали, что это реальность, а не игровой фильм, тем более в войсках уже ходили слухи о новых секретных танках.

А потом был шок, когда их допустили к тренажерам, которые те же инструкторы называли симуляторами. Плоские экраны, странные штуки, святящиеся красным, смешно называемые "мышками", клавиатуры как на печатных машинках и, главное, почти реальный мир. Там они могли выбирать любой ландшафт, время года, марку машины и воевать. Один на один, один против двух-трех противников, групповой бой, стрельба из засад, короткие атаки, маскировка и использование складок местности — именно все то, что они познавали потом и кровью, сейчас вполне понятно можно было изучить в этих, как их называли инструкторы "виртуальных" сражениях. В некоторой степени это стало почти спортом — прошедшие войну и быстро повзрослевшие мальчишки, получили такую интересную игрушку и днями и ночами воевали, соревнуясь друг с другом, на практике изучая слабые места противника. В основном они воевали на Т-34 и КВ-1 против немецких T-II, T-III, T-IV, чешских LT vz.35 и LT vz.38. Многие вещи для имеющих боевой опыт военных были откровением, и по прошествии трех недель они себя чувствовали в состоянии на равных драться с врагом, прекрасно зная их сильные и слабые стороны. Потом пришла техника, которую они с нетерпением ожидали. Это были все те же Т-34, но не совсем те, к которым они привыкли. Переработанные двигатели, новая коробка передач, дополнительная командирская башенка, дающая лучший обзор, и, главное, это была не штамповка, в спешке выпускаемая на заводах, а опытные образцы, собранные практически вручную. Теперь они не только воевали в виртуальном пространстве, но и жгли тонны топлива и расстреливая сотни снарядов на полигонах. Это была настоящая учеба, которой они были обделены перед войной. Помимо этого, на каждом танке были обязательно приборы ночного видения, радиостанция, защищенная от помех и от прослушивания противником, и тактический планшет, на котором выводилась вся имеющаяся информация: карты с точным местоположением, расположение своих машин и обнаруженных огневых точек противника. Все это было настолько фантастично, и только теперь Сергиенко понял, что им дается в руки: они становились по-настоящему зрячими в бою, и это не могло не сказаться на их слаженности и точности выполнения распоряжений. Учитывая, что благодаря новым средствам радиоэлектронной борьбы вся связь противника во время боя будет давиться, то они должны будут получить неоспоримое преимущество, главное, суметь им воспользоваться. Единственное, что его волновало, это немецкая авиация, но и тут командование их порадовало. В один из дней была продемонстрирована зенитно-артиллерийская бронированная машина "Шилка", которая своей силой и мощью произвела неизгладимое впечатление. Перед ними в небе летели два самолета, изображающие немецкие штурмовики, и тяжеленная зенитная установка, резко сорвавшись с места, быстро развернулась, заняв оборону, и на глазах изумленных танкистов сделала несколько очередей из четырех малокалиберных пушек, с легкостью и поразительной точностью разнеся в воздухе имитаторы немецких самолетов. Начальник курсов, полковник Снегирев, коротко прокомментировал:

— Вот так, товарищи, будет с каждым немецким самолетом, который попытается напасть на ваши боевые машины с воздуха.

Перед отправкой на фронт им наконец-то продемонстрировали новейшие секретные танки "Зверобой", которые они видели только на экранах.

Обидно — по сравнению с этими мощными красавцами, их любимые Т-34 выглядели убого и как-то слабо, но их обрадовали, что рано или поздно они пересядут на "Зверобои", просто это штучный товар и пока советская промышленность их не в состоянии выпускать в нужных количествах.

В процессе обучения они часто встречались с бойцами специального батальона НКВД, который занимался охраной учебного центра и по соседству тоже обучался новой тактике. Им изначально объяснили, что мотострелки, как их называли, будут воевать с танкистами, прикрывая их в бою, а учитывая большое количество у бойцов батальона противотанковых гранатометов, то они представляли весьма серьезную угрозу для танков противника.

По вечерам на политинформации курсанты получали самые свежие данные о положении на фронтах, понимали, что враг, несмотря на потери, рвется к Москве, и ждали только одного — команды выдвигаться к фронту. Сергиенко и его товарищи прекрасно понимали, что именно для этого их так интенсивно натаскивали, ведь после них на курсы должна будет прийти новая партия командиров и на основании их опыта система обучения будет скорректирована. Они — первая ласточка, так сказать, первая волна новой танковой элиты страны.

Время пришло. Тревога, построение. Объявление приказа. Сборы, техническое обслуживание техники, которая постоянно поддерживалась в боеспособном состоянии, замена некоторых узлов, погрузка в поезда и дорога в Подмосковье…

Раздался писк, что говорило о появлении и синхронизации боевой информационной сети. Выведя тактическую карту, капитан увидел, как на ней засветились точки танков его роты и роты Кузнецова, появились отметки артиллерийских орудий, трех "Зверобоев", которые прятались в стороне, и штаба ударной группы, и, главное, планы наших минных полей и сделанных в них проходах. Протестировав связь, он, мазнув пальцами по экрану тактического планшета, стал загружать текущую ситуацию, полученную от разведки.

— Хм, — не смог удержаться от возгласа.

Синим цветом подсвечивались позиции противотанковой артиллерии противника, танки, выведенные на исходные позиции для утреннего наступления, линии окопов и командные пункты, которые надо будет уничтожать в первую очередь.

Было видно, что разведка за те два дня неплохо потрудилась, собирая информацию о противнике и даже если сейчас идти в бой, то можно вполне качественно противостоять фашистам, а ведь информация будет дополняться и уточняться. Но все равно силы им противостояли весьма немалые, и утром придется попотеть. Как говорил их инструктор:

— Не думайте о том, как умрете за свою Родину, не думайте о том, как будете воевать. Главное, что должно вас волновать, где вы этих козлов будете хоронить…

Сам, помимо воли, Сергиенко, присвистнув, проговорил:

— Точно, и где ж мы вас козлов-то хоронить будем?

Копошащийся внизу мехвод Саныч, с которым он был с самого начала войны, отозвался:

— Что, товарищ капитан?

— Да вот, Саныч, думаю, где мы этих немцев хоронить-то будем…

— Что много?

— Немало.

Саныч с присущей ему, как и всем одесситам, хитринкой прокомментировал:

— Ну, вот завтра по трупам супостатов и посчитаем…

Под утро где-то высоко в небе урчал двигатель самолета-разведчика, и с немецкой стороны затявкала зенитная артиллерия. Прошло с десяток минут, и на тактическом планшете появилась новая информация о противнике.

Тут же с нашей стороны грохнули несколько пушек, и где-то вдалеке на западе запоздало донесся звук разрывов. Немцы не остались в долгу и под самое утро начала набирать силу настоящая артиллерийская дуэль. В темноте были видны вспышки выстрелов наших пушек, и грохотали взрывы тяжелых немецких снарядов, видно, что они старались нащупать с помощью звукометрической разведки наши позиции, но судя по данным тактического планшета, наши орудия как-то уж быстро меняли позиции и при этом постоянно огрызались огнем, нанося вред противнику. Когда канонада усилилась, от источника "Зоопарк" пошла дополнительная информация и позиции немецкой артиллерии определялись довольно точно и даже с примерным указанием типа и калибра. Тут были и гаубичные и минометные батареи, и с некоторым опозданием эти точки гасли, с пояснительными надписями на планшете, что уничтожены. К этой канонаде присоединились остатки 154-го гаубичного артиллерийского полка 32-й дивизии, которые тоже активно давили противника, получая корректировки от нашего штаба.

Канонада продолжалась до позднего рассвета и с первыми лучами солнца стала стихать. Все четыре отметки самоходных артиллерийских установок экспериментального дивизиона капитана Павлова остались активными, что говорило о том, что этой ночью фашисты получили очень хорошую оплеуху. Судя по общей статистике, потери противника составили не меньше трех десятков только тяжелых орудий, не считая всякой минометной мелочи, которая пыталась ночью бить по площадям.

Прошло несколько часов и пунктуальные немцы не посмели начинать утро артобстрелом и атакой. После ночного разгрома они зализывали раны и пытались вновь организовать артиллерию, подтягивая свежие силы из резервов. Ближе к одиннадцати огонь все равно был открыт, и в первую очередь удару подверглись высота восточнее деревни Ельня и части 17-го стрелкового полка имени Фрунзе. Но как только заговорили немецкие пушки, снова потоком пошла информация от источника "Зоопарк", ярко выделяя позиции немецкой артиллерии. Тут же снова активизировались пушки дивизиона Павлова, которые, делая по несколько выстрелов, тут же меняли позиции и снова стреляли. Обстрел позиций 32-й армии снова перерос в артиллерийскую дуэль, в которой немцы снова начали нести потери. Учитывая замешательство немецкого руководства, команда на массированное наступление выглядела вполне логично. На обширное поле перед высоткой под деревней Ельня, изъеденное многочисленными воронками и украшенное шестью подбитыми немецкими танками, выплеснулись более трех десятков танков в сопровождении батальона пехоты, подкрепленной десятком бронетранспортеров. Тут же по линии советских окопов, четко выделенной на заснеженном поле множеством воронок, ударили минометы и полевые орудия.

В наушнике радиостанции раздался тон-вызов, и комбат скомандовал:

— Верба, — это был позывной Коновальца, — возьмете на броню роту мотострелков, обходите с правого фланга высотку и встречаете танки противника между Ельней и Доронино. Там ров, и немцы попытаются прорваться только там.

— Вас понял, Дуб. Выдвигаюсь…

В стороне взревели двигатели, и танки 1-й роты двинулись согласно распоряжению.

— Ольха.

— На связи, Дуб, — ответил Сергиенко.

— Берете десант. Вы прикрываете Минское шоссе.

— Вас понял, Дуб.

На планшете сразу выделилась область развертывания роты. Переключив радиостанцию на ротный канал, Сергиенко скомандовал:

— Всем. Принимаем десант и выдвигаемся, задание на планшетах.

Дождавшись, когда на броне окажутся мотострелки из отдельного батальона НКВД, связался со всеми, получая подтверждения о готовности выдвигаться. Теперь он не волновался, есть цель, есть четко определенная боевая и не нужно ждать. Включив ТПУ, капитан прокричал:

— Саныч, вперед через лес за первой ротой, а там налево, идем к шоссе. Немцы ров подорвали и сделали несколько проходов, надо остановить.

— Понял.

Танк взревел, дернулся и стал осторожно пробираться между деревьев, нащупывая дорогу по проложенным колеям машинами первой роты.

Десять танков осторожно пробирались по пересеченной местности, стараясь максимально использовать всевозможные естественные укрытия. Пока добирались к линии соприкосновения с противником, пришла информация, что около двух десятков танков прорвали оборону и начали утюжить первую линию окопов пехоты. Артиллерия уже не могла стрелять, боясь накрыть своих, поэтому пришлось танковой роте отражать прорыв.

— Ольха.

— На связи.

— Вас обнаружили, вызвали авиацию. Но они глухие, режим радиоподавления включен. Маневрируйте, высылаю к вам обе "Шилки", прикройте их.

— Вас понял, Дуб.

Снова щелчок на общий ротный канал и вызвал командира третьего взвода.

— Слон, чуть задержись. Сейчас обе "Шилки" подойдут, будут воздух чистить, на вас их охрана, будете в резерве.

— Вас понял, Ольха.

Все было деловито и спокойно. Танки ревели, продвигаясь вперед, объезжая многочисленные воронки. Невдалеке поднялись высоченные деревья взрывов крупнокалиберных гаубичных снарядов. Ударная волна ощутимо тряхнула машину, и Саныч сразу рванул в сторону, изображая зигзаг, чтоб осложнить пристрелку вражеским корректировщикам. Но огонь немецких гаубиц вскоре прекратился — система подавления радиосвязи нарушила всю систему управления противника. Это дало возможность почти незамеченными приблизиться к немцам.

— Всем, идем поочередно и прикрываем друг друга. Шаг семьдесят метров. Первый взвод, прорываемся к лощине, оттуда будем работать. Второй, берете левее, отжимаете немцев от тылов полка.

Услышав подтверждение, Сергиенко скомандовал:

— Короткая!

Танк резко остановился и капитан быстро стал наводить маркер прицела на немецкий T-III, идущий им навстречу. БУМ! Пушка дернулась, основательно ударив по ушам. Мимо. Большое расстояние и разлет немаленький. Надо точнее наводить. Услышав выстрел, Саныч рванул с места, приняв вправо, сбивая прицел противнику.

— Подкалиберный.

Заряжающий выхватил со стеллажа бронебойный заряд, рывком его вогнал в казенник.

Танк как раз успел проехать указанные семьдесят метров.

— Короткая.

Снова дернулась пушка. Та удачливая троечка, в прошлый раз увернувшаяся от выстрела, получила в лоб подкалиберный снаряд, остановилась как вкопанная и задымила. Окинув взглядом поле боя, отметив пять дымящихся танков противника, Сергиенко кинул взгляд на планшет. Все танки его роты были на ходу, но к месту боя приближались восемь отметок немецких самолетов.

Командирский танк достиг лощины и на время скрылся от немцев, но тут же сдал обратно, выдвинув над землей только башню, на мгновение замер, прицеливаясь. БУМ! Есть еще один, и тут же спрятался. В лощину проскочили еще три танка, прошли насквозь, снеся по дороге несколько телег тыловиков стрелкового полка, прошли метров шестьдесят, мимо позиций минометной батареи и, ревя двигателями, выползли ко второй линии обороны нашей пехоты, до которой добрались немецкие танки, и вовсю утюжили позиции противотанковой артиллерии.

По небольшой командирской башенке настойчиво застучали чем-то железным, открыв люк, Сергиенко увидел старшего лейтенанта Воеводина, командира мотострелковой роты, прикрепленной к его подразделению в качестве десанта. Не успев обмолвиться словом, Сергиенко зачарованно уставился в небо, где тройка Ю-87 уходила на запад, причем один из них усиленно дымил и сильно отставал.

Воеводин усмехнулся:

— Видел, как "Шилки" фашистов расчехвостили?

— Нет.

— Много потерял. Что дальше?

— Рвем из лощины, вы с брони. Мы гасим танки, вы помогаете пехоте чистить окопы. Потом вперед до первой линии обороны.

— Понял. Только без артподдержки будет трудно.

— Сейчас запрошу.

Скользнув снова в башню, связался со вторым взводом, глядя на планшет:

— Что у вас?

— Прорвались, ждем команды.

Увидев, что один из танков стоит вдали от других, спросил:

— Что с семеркой?

— Рядом гаубичный снаряд упал. Танк поврежден. Нужна эвакуация.

— Что экипаж?

— Контужены.

— Понятно. Сейчас вызову с базы помощь. К вам подойдет третий взвод, с ним атакуете по левому флангу. Заходите между холмиками и блокируете два прохода в противотанковом рву. Помогайте мотострелкам чистить окопы. Не подставляйтесь.

— Вас понял.

Немецкие танкисты быстро сообразили, что у них не все так гладко и, потеряв в стычке с ротой русских танков семь машин, прекратили утюжить окопы и стали пятиться назад, тщательно обстреливая места, где засели наши танки. Учитывая отсутствие у них радиосвязи, они действовали весьма изобретательно и спокойно, без паники, сразу видно профессионалов.

— Дуб, на связь.

— На связи Ольха.

— Прошу поддержки. Нужен отсекающий огонь.

— Укажите цель.

— Делаю.

Выбрав на планшете зону между двумя линиями окопов, где перебежками двигался чуть ли не батальон немцев, Сергиенко нажал копку "Синхронизировать".

— Ольха. Заявка принята. В течение двух минут будет артналет. Что у вас с семеркой?

— Повреждена близким взрывом, нужна эвакуация.

— Пока не получится, оба тягача в первой роте, они уже две машины потеряли.

— Вас понял.

Переключившись на ротный канал, объявил:

— Всем. Бьем с коротких, ждем налета, потом сразу рывок за огневым валом.

Переключившись на ТПУ, скомандовал:

— Саныч, вперед. Короткая и назад.

— Понял, командир.

Танк взревел, выскочил из лощины, остановился. Пока Сергиенко ловил в прицеле силуэт немецкой "троечки", командирский Т-34 вздрогнул, получив прямое попадание в лобовую броню. От удара заложило уши, но, отвлекшись на мгновение, капитан нажал на спуск, и пушка лязгнула, откатившись назад, выкинув гильзу. Он явственно видел, как над немецким танком вспух ослепительный шар, но тут же заревел двигатель и Т-34 командира роты откатился обратно, спрятавшись в лощине, его тут же заменил танк командира первого, тоже выскочивший наверх и замерший, прицеливаясь перед выстрелом.

В ТПУ ругался Саныч.

— Командир, вот долбануло. Зато видел, как немец вспыхнул…

На экране планшета пошла пометка о нанесении артиллерийского удара. Впереди загрохотало.

— Вперед.

Танки рванули и начали выскакивать из лощины один за другим, расходясь широким фронтом. На соседнем фланге почти синхронно появились пять танков второго и третьего взводов. Все делалось как на учениях: максимальная скорость, лавирование, чтоб сбить прицел немецким танкистам, короткие остановки, прицеливание и выстрелы. К общему удивлению, немецкие танкисты прекратили стрелять и многие бронированные машины с крестами просто остановились и не подавали признаков жизни или медленно пятились назад. "Тридцатьчетверки" Сергиенко как в тире расстреливали замершие машины противника экспериментальными подкалиберными снарядами и, выскочив ко второй линии окопов, сбросили десант. Чуть позже, заняв позиции на месте разгромленной противотанковой батареи стрелкового полка, с дальних дистанций стали обстреливать остатки прорвавшейся танковой группы противника, которые пытались задним ходом переправиться через подорванные немецкими саперами скаты противотанкового рва. Дожав прорвавшихся к окопам немцев, рота Сергиенко при поддержке мотострелков и остатков стрелкового полка двинулась в атаку. Очистив первую линию окопов, танкистам пришлось отступать — противник открыл массированный артиллерийский огонь по отбитым позициям, стараясь нанести максимальный урон русским танкам.

Обстрел продолжался еще пару часов и перерос снова в артиллерийскую дуэль, в которой немцы опять понесли большие потери, и после этого интенсивность обстрела спала. Оживающие минометные батареи противника быстро и весьма эффективно давились ответным артиллерийским огнем.

Откатившись на исходные позиции, фашисты снова накапливали силы и пытались прощупать оборону на стыке полков, и роте Сергиенко пришлось срочно передислоцироваться за Минскую автостраду, где лоб в лоб столкнулись с солдатами дивизии СС "Райх". Вот тут народ дрался остервенело и изобретательно, как говорится, нашла коса на камень. Дело дошло до того, что пришлось вызывать помощь и по наступающим эсэсовцам несколько раз открывали огонь "Шилки", и когда возникла угроза прорыва позиций и выхода противника в тылы дивизии, сосредоточенный удар был нанесен дивизионом "катюш".

К вечеру, когда у обеих сторон просто уже не осталось сил воевать, восстановилось шаткое равновесие, танкисты уже просто валились с ног, и, вернувшись в тот самый лесок, в котором они прятались ночью, заправив и проверив технику, загрузив боекомплекты, просто отключались от усталости…

Для всех было показательно — русские в который раз сумели окропить легендарное Бородинское поле кровью врагов.

Поздней ночью, в темноте затянутого тучами и дымом неба, над линией фронта пронеслись две грохочущие боевые машины с мерцающими дисками винтов сверху и нанесли ракетные удары по скоплению живой силы и техники противника, которую немецкое командование экстренно стягивало к месту Бородинского побоища. Боевые вертолеты целенаправленно били по позициям тяжелой и зенитной артиллерии, громили колонны автотранспорта, уничтожали склады боепитания. Как апофеоз ночного налета, на большой скорости с "ночных мясников" были сброшены странные цилиндрические контейнеры, которые, не долетев до земли, вспыхивали огненными шарами, оставляя после себя выжженные участки, где не сохранилось ничего живого. Именно в таком взрыве сгорел весь штаб моторизованной дивизии СС "Райх" вместе с ее командиром, обергруппенфюрером СС Вильгельмом Биттрихом.

Глава 8

Непростой разговор с Семеновым оставил неприятный осадок. Вроде как и говорились правильные вещи, о которых не раз задумывался сам, но нутром чувствовал приближение большого полярного зверька. Петля затягивалась и уже начинала душить, времени катастрофически не хватало для подготовки резервных путей отхода. Может, я и заигрался, но пути обратно уже не было и надо было, как та упорная лягушка в банке с молоком, болтаться до последнего, чтоб получить настоящую точку опоры.

В расстроенных чувствах я вернулся на базу, набросал план работ по поиску новых выходов в иные миры. Для этого надо было воспользоваться одной из установок, которую Санька втайне смонтировал по моему заданию, но для этих целей нужна была волновая линза, и чтоб получить ее, неплохо разместить один из пространственно-временных маяков в Севастополе и тем самым разгрузить транспортную систему.

Сказано — сделано. Связавшись с настойчиво напоминающими о своем присутствии эмиссарами ФСБ и договорившись о встрече через десять часов, плюнул на все и пошел отсыпаться, тем более жена как раз сменилась с дежурства и появилась возможность провести время с семьей, если сон в обнимку с супругой можно назвать так.

Все равно не выспался: из-за нервотрепки последних дней долго ворочался, прокручивая в голове возможные варианты развития событий, но после ласкового поцелуя успокоился и отключился.

Проснулся как ни странно весьма отдохнувшим и с неплохим настроением, насвистывая, переоделся в постиранный и выглаженный камуфляж, с уже прикрепленными подполковничьими звездами и отправился в столовую на завтрак.

В кают-компании бункера внутряков, куда переместился центр наших операций, меня нашла Артемьева.

— Привет, Катюша.

— Добрый день, командир. Поздравляю с новым званием.

— Спасибо. Как там Санька с новыми звездочками?

Она улыбнулась, став при этом какой-то домашней.

Видно, что любит этого обалдуя, хотя старается на людях держаться нейтрально, поддерживая имидж неприступной Снежной Королевы.

— Санька довольный ходит. Давно мечтал об офицерских погонах.

— Так заслужил…

Пока я отхлебывал свежезаваренный кофе, Катерина как-то странно смотрела на меня. Я не выдержал:

— Катюша, так чего искала-то?

Она оглянулась по сторонам, но я сейчас был один. Большинство людей на выезде и занимаются демонтажом станков на заводах "Фиолент" и "Сэлма", остальные в охране, патрулях и в прошлом в поселке под Оренбургом. Катя встала и закрыла дверь.

— Командир, по тому каналу, что ты давал, постоянно приходят вызовы.

— Ну значит, идем на контакт со славными ребятами из России, они специально на атомной подводной лодке прибыли. Я их притормозил, поставив определенные условия, они, видимо, их выполнили, вот и рвутся лично побеседовать.

— Это когда потребовали, чтоб на переговорах был командир АПЛ?

— Конечно.

— Хочешь его в прошлое сводить?

Я усмехнулся.

— Да. Кузнецов просил подобрать ему побольше профессиональных моряков.

Она согласно кивнула, сразу поняла, что я подразумеваю.

— Что с Антарктидой?

Катя была в курсе многих наших проблем и проектов, тем более я ее знал давно, и за многие весьма серьезные вопросы отвечала лично передо мной. Она реально входила в МОЮ команду.

— Сейчас закончу мобильный маяк с системой экстренного вызова. В это же время внешняя разведка СССР готовит нам зеленый коридор через обе Америки до Аргентины. Там запускаем маяк и перебрасываем группу.

— А кто полетит? Не Санька ли случаем?

Вопрос был задан спокойно, но я почувствовал неудовольствие в словах красавицы. Я хохотнул.

— Нет. Не злись. Полетят Дегтярев со своими людьми. Санька мне здесь нужен.

— Это связано с тем заданием, которое он для вас выполняет?

— Проболтался?

— Нет, шифруется, но я-то его как облупленного знаю. Да и вы, Командир, не из тех, кто не готовит отходные позиции.

— Со стороны так все плохо выглядит?

— Нет, но тревожно. Самолеты с техникой, аэромобильная рота. Слишком много народа привлекается, и люди по привычке считают, что теплых мест для всех не хватит.

— Ну и зря. Война там будет длиться и длиться, потери, может, и будут поменьше, но активного мужского населения будет выбито очень много. Надо будет спасать генофонд нации.

Катерина не выдержала и фыркнула.

— Все у вас, у мужиков, в одну сторону направлено.

— Да это так, к слову. Все равно работы для всех хватит…

— Командир, так что там насчет новых возможностей?

— Будем работать. Нам нужны каналы в другие миры. Сталин активно хочет завладеть ядерным оружием, на случай глобальной войны из-за нас со всеми капиталистическими странами, а россияне в принципе готовы ему предоставить несколько тактических зарядов.

— Н-да. Из одной ядерной войны в другую?

— Вот и я про это. Семенов однозначно потребовал предоставить им канал в другой мир, где, ну скажем так, поспокойнее, и готовы за это предоставить любые ресурсы. Я потребовал у них в счет оплаты ядерный заряд, так почти согласились, гады. Точнее, не отказались.

— Ого. Они уже требуют?

— Ты правильно подметила. Требуют. Оценили наши силы и возможности, и начали мягко давить. В общем, времени у нас осталось маловато. Одна надежда на их конкурентов. Пока они будут ходить вокруг друг друга, играя мускулами и наращивая свое военное присутствие, мы будем отщипывать свои кусочки и под этой завесой отработаем резервный вариант.

— Есть такая возможность?

— Конечно. Я нащупал несколько новых каналов, только там с точной настройкой пару недель возиться нужно.

— Какое время?

— Пока не знаю. Тут придется ходить на ту сторону и вживую определять, а уже исходя из этого разрабатывать хоть какую-то теорию.

— Что я могу сделать, чем помочь?

Я с интересом смотрел на нее.

— А ты приняла решение?

— Командир, а у меня есть варианты? Точнее, у нас?

— Варианты всегда есть.

Катя вздохнула и откинулась на спинку стула и потянулась, как кошка. Под новеньким чистеньким камуфляжем явственно выделилась высокая грудь. Несмотря на недавние роды, она осталась все такой же свежей и ослепительно привлекательной. Девочка знает себе цену, но при этом и знает цену дружбе, предательству, и, главное, она побывала за кромкой, увидев смерть вблизи.

— Командир, вы сомневаетесь?

— Ни в тебе, ни в Саньке. Мы сколько лет рядом?

— Достаточно.

— Но я не могу заставлять. У вас ребенок и снова идти в поиск, в неизвестность с непрогнозируемыми перспективами, оставив за спиной чистый мир…

— Зато не будет скучно.

— А серьезно?

— Командир, в чем дело? Я дала повод усомниться?

— Нет, Катя. Если ты предашь, я застрелюсь, иначе просто не будет смысла верить людям после такого. Но ты теперь мать, и здоровье и будущее ребенка тебя должно беспокоить в первую очередь, нежели все наши телодвижения.

— Да, заботит. Только есть один маленький нюанс.

— Какой?

— Знаете, Командир, теперь нас можно назвать кризисными менеджерами. Мы воины, организаторы, диверсанты, разведчики, именно те люди, которые востребованы в переходные периоды. Сейчас мы на коне, потому что дали людям надежду, нажив при этом кучу врагов, которые пока помалкивают. Как пример все эти научные кадры, которые верховодили в бункере яйцеголовых, а вы их всех мордой об стол и в строительный батальон. Видели бы вы, как на вас Мандалай посматривает.

Я несказанно удивился:

— Это кто?

— Аспирант один у Старостенко, фамилия Боков. Говорит, даже знает вас по университету.

— Не помню, давно это было.

— Не суть важно. Хорошо, что не помните, таких моральных уродов помнить — себя не уважать. Мальчик пытался пролезть в руководство, прогибался, улыбался, в общем обычный карьерист и приспособленец. Прогнали на полиграфе да собрали оперативную информацию. В итоге допускаем максимум в желтую зону. Алкоголизм, наркотики, контакты с бандитами, торговля наркотиками, в бункере у яйцеголовых примазывался к руководству, как специалист никакой.

— Так в чем проблема? Там много таких.

— Видели бы вы, с какой ненавистью он смотрел на вас, когда считал, что никто за ним не наблюдает. Лицо сразу покраснело, дикий взгляд исподлобья, я подумала, что он бросится.

Меня это заинтересовало.

— Что я ему такого сделал? Ну проблемы с психикой у человека…

— Они все тут приспособились паразитировать на других людях. А мы всю эту систему изменили и лишили уважаемых дядек теплых местечек. Думаете, нам это забудут?

— И чего они нам смогут сделать? Руки коротки.

— Нет, Командир. После того как переселимся, повоюем, отстроим закрытые городки и необходимость в военных, как мы, отпадет, с нами расправятся. Сначала для управления придумают какой-нибудь совет, потом переподчинят силовые структуры, назначат своих людей и чуть позже отстранят от управления, а дальше…

Я уже выпил кофе и напряженно смотрел на Катю. Куда она клонит, и так было ясно, и в моих планах на будущее и ей, и Саньке тоже отводилось определенное место. Они уже вполне освоились с ролью, но сейчас я хотел выяснить: либо это ее личная инициатива, либо новоявленные друзья так оперативно начали через мое окружение влиять на ситуацию с открытием порталов в другие времена, или это мнение моего окружения и они делегировали Катьку в качестве посла доброй воли. Вариантов много, но в обстановке дефицита времени надо просветить вопрос максимально быстро. Я скептически осмотрел Снежную Королеву: свежий макияж, дорогие сережки и легкий запах чего-то волнующего и интригующего, явно до войны стоящего не одну сотню баксов. Если б ее не знал, то подумал, что меня сейчас будут соблазнять.

— Катюша, колись, это твои мысли или кто-то уже тебя делегировал для этого разговора?

Она чуть замялась.

— Практически все наши так думают. Из тех, с кем начинали. Но это пока моя позиция, и если будет команда, то, Командир, я могу переговорить с нашими.

— Заговор в заговоре?

— Конечно.У нас слишком много новых людей появилось, и в ближайшее время их количество достигнет критической массы, и они начнут перехватывать рычаги управления.

Я впервые испытал раздражение. И как раньше, когда строил молодую девчонку-снайпера из моего отряда, чуть ли не прикрикнул:

— Так, Катерина. Кто послал?

— Васильев, Ковальчук, Левченко. Это только основные.

— И все хотят в другое время?

— Не против.

— А предки в сорок первом?

— Поможем, конечно, насколько это возможно.

— Хорошо. Я подумаю.

— Командир, ну Санька ж что-то делает по вашему приказу. Я его пыталась разболтать…

Я представил, какие методы она использовала, и даже позавидовал Саньке.

— …но молчит. Ваша школа. Но это все явно связано с запасными установками?

— Как догадалась?

— А подглядела, что Санька со складов списывает.

— Кто-то еще может вычислить?

— Нет. Я контролирую.

— Хорошо.

Я даже не задумывался. Катерине я верил.

— В общем, ты права, нюансы я раскрывать не буду. Работай дальше, как и работала, а Санька пусть занимается своим делом.

— А ребята?

— Не лезь. Я сам потом с ними поговорю с каждым отдельно. А ты собирай информацию о недовольных.

Артемьева кивнула головой. На этом наш непростой разговор закончился, а я направился в опорный пункт, где готовилась встреча с гостями с севера. Пока руководитель делегации и командир атомной подводной лодки пробирались через наши кордоны, я накидывал на планшете перечень вопросов, которые хотел бы обсудить, и рассматривал фотографии визитеров, переданные Семеновым.

А сам в голове крутил последние разговоры с Судоплатовым, Семеновым, Артемьевой. То, что ситуация переходит в критическую фазу, и так было понятно. Попытки влияния на меня с разных сторон будут все усиливаться, и получение новой степени свободы становится вопросом выживания.

От грустных мыслей меня отвлек вызов дежурного, доложившего, что двое гостей доставлены, обысканы и готовы для диалога. Я дал отмашку, чтоб их пропустили.

К моему удивлению, с визитерами в комнату вошла Артемьева, со свежим макияжем и волосами, убранными в весьма интересную прическу, открывающую стройную шею. Она села рядом со мной, демонстративно закинув ногу на ногу и, окинув гостей оценивающим взглядом, так глянула на меня, что я начал панически вспоминать, не стоят ли тут дополнительные видеокамеры и не наблюдает ли за мной супруга. Хотя прекрасно понимая, что это игра, поражался такому перевоплощению Снежной Королевы. Гости это оценили, во всяком случае, капитан 1-го ранга Григорьев, командир атомной многоцелевой подводной лодки "Гепард", невольно сглотнул и выразительно, можно сказать завистливо, поглядывал на меня. А вот его спутник, представившийся полковником ФСБ Северовым, улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, с интересом рассматривал эту картину, но совершенно по-другому.

— Сергей Иванович. Младший сержант Екатерина Астахова, штатный и весьма талантливый снайпер вашей группы, смотрится весьма колоритно в роли секретарши, так сказать, широкого профиля. Но МЫ точно ЗНАЕМ, что вы любите свою супругу, и значит, присутствующая здесь девушка является вашим телохранителем. Вы зря нас опасаетесь, мы с вами на одной стороне и заинтересованы в сотрудничестве. Тем более во время войны КАПИТАН Оргулов не раз выполнял наши задания…

Тонкий намек, что знают прекрасно всю подноготную и в некотором роде призывают к порядку: типа служил, значит, служи и выполняй приказы, раз чином не вышел. Двойственная ситуация, видно, что профессиональные психологи разговор готовили.

— Прошло много времени, тем более я военный, и ваши армейские коллеги, с которыми мы уже плотно сотрудничаем, имеют больше прав попытаться меня построить. Так что давайте пропустим часть разговора, проработанного вашими психологами, чтоб просто не тратить времени. Я вас слушаю.

— Может поговорим наедине? Если честно, то не совсем понятно, зачем вам понадобился командир подводной лодки, или вы думаете, что если он будет здесь, то с лодки в случае необходимости по вам не будет нанесен удар? Я гарантирую, что в этом нет смысла. Мы однозначно настроены на плодотворное сотрудничество с вами, даже заинтересованы в вашем добром здравии, так как уверены, что именно вы ключевой элемент во всей этой истории. Ну что?

— Екатерина Дмитриевна уже давно не Астахова, а Артемьева, и уже не младший сержант, а младший лейтенант. По поводу охраны, вы правы — она особый специалист-практик, и я бы не соревновался с ней.

— Хм. Младший лейтенант? Это, наверно, из той же оперы, что и ваши подполковничьи погоны? Насколько я помню, войну вы закончили капитаном.

— Давайте этот вопрос пока оставим без внимания. Чуть позже я, если у вас будет такое желание, предоставлю даже выписки из приказов на присвоение званий. А вот относительно капитана первого ранга Григорьева тут есть свои соображения.

Я повернулся к моряку, не дав ничего сказать посланцу ФСБ.

— Товарищ капитан первого ранга, у вас же есть больные на лодке из-за плохого снабжения и питания?

Северов, поняв, куда я клоню, попытался меня остановить:

— Сергей Иванович, может, не стоит, все-таки человек непосвященный?

— Все равно придется. Поэтому я и пригласил командира лодки. Тем более у него неплохие рекомендации… Так что, товарищ капитан первого ранга, есть больные на лодке из-за плохого снабжения и питания?

Широкоплечий здоровяк, с интересом прислушивающийся к нашему разговору, отвел взгляд от Катерины и кивнул головой.

— Конечно.

Бум! На столе перед визитерами со стуком появилась трехлитровая банка, полная меда, и такая же трехлитровая банка со свежим молоком. Под Оренбургом по моей просьбе уже с неделю функционировал коровник, откуда нам регулярно доставляли чистое парное молоко. И как апофеоз — три буханки свежеиспеченного душистого хлеба.

— Думаю, это немного поможет вам.

Оба гостя с интересом смотрели на гостинцы. Один из них понимал, откуда это, а вот второй немного был в шоке.

— Это то, что я думаю?

— Конечно. Только молоко надо побыстрее выпить, это настоящий свежак, может испортиться.

ФСБшник с интересом снял пластиковую крышку с банки с молоком, понюхал и приложился, сделав несколько больших глотков. С трудом оторвавшись, он с сожалением поставил банку на стол, стерев рукавом с усов белые капельки.

— Да. Действительно свежак…

Выдержав паузу, он пристально уставился на меня и констатировал:

— Значит, вам удалось.

Я не стал выкручиваться и подпустил шпильку, точнее подбросив информацию, чтоб понервировать гостя. Моряк, поняв, что его втянули во что-то очень интересное, напряженно молчал и слушал, наблюдал, стараясь ничего не пропустить.

— Да. Ведь ГРУшники не просто так сюда самолетами технику, боеприпасы и, главное, свои семьи перевозят.

— У вас есть устойчивый канал?

— Да.

— И вы начали переселение?

— Да. Но вас ведь не только это интересует, правда? Если я не ошибаюсь, то в вашей структуре недавно произошло некое событие, с боем, стрельбой и закончившееся большим взрывом…

Его взгляд и до этого бывший напряженным, теперь напоминал прищур снайпера перед выстрелом. Я почувствовал, как Катька напряглась, нажала кнопку на пульте в виде брелка и дверь резко открылась. На пороге застыли четыре бойца в бронежилетах, шлемах, с автоматами. Но полковник Северов только мельком бросил взгляд и взял себя в руки.

— Это вам новые друзья сказали?

— Они только подтвердили. Ваши ребятишки уж очень звучно отметились там, нам даже пришлось вмешаться. Доставили определенные неприятности. Теперь вот не знаем, как быть…

— А до этого?

— Это вы про антарктическую группу?

Он кивнул.

— Известен только сам факт и примерное местоположение. Про само поселение ничего не известно. Готовим совместную экспедицию.

— Откуда узнали?

И сразу сам себе ответил:

— Значит, кого-то успели отбить у немцев?

Теперь я улыбнулся и согласно кивнул головой.

Северов взял себя в руки, откинулся на спинку стула и, немного помолчав, улыбнулся.

— А подполковника вам где присвоили?

— Позавчера, в Кремле, лично Вождь физкультурников и библиотекарей.

Ему этого было достаточно, чтоб понять все недосказанное: мы имеем плотный контакт с местными властями и начали переселение, про их проект и про базу в Антарктиде знаем, значит, в принципе можем быть в курсе относительно плана инфильтрации в Южную Америку 41-го года.

Полковник с интересом рассматривал меня, как будто в первый раз увидел.

— Лихо вы, Сергей Иванович, воспользовались нашими разработками. Никто не ожидал от вас такой резвости. Значит, говорите, со смежниками уже вовсю контактируете?

— Конечно. Они оказались быстрее. Просто подняли в воздух самолет и сбросили группу. Теперь живем дружно и вполне плодотворно.

Я демонстративно посмотрел на часы.

— Через час должны прибыть два военно-транспортных борта с переселенцами. Можете поприсутствовать, так сказать в качестве независимого наблюдателя.

Гость выдержал паузу, внимательно рассматривая меня, но я-то понимал, что он со скоростью суперкомпьютера анализирует полученную информацию и на ходу корректирует план проведения переговоров. Еще бы, ему открытым текстом сообщили, что работа с конкурентами идет полным ходом, и они реально опоздали к разделу пирога. И ведь силой-то уже ничего не решишь, смежники просто не позволят. Он вздохнул: понял, что надо договариваться.

— Хорошо, Сергей Иванович, вы меня убедили, что подготовились к встрече. Но я вам уже говорил — мы однозначно настроены на сотрудничество.

— Как вы его видите? В какой форме?

— Я понял, что вы активно собираете станочный парк и перевозите на ту сторону. К тому же до нас дошли слухи о демонтаже памятников Великой Отечественной с образцами боевой техники того времени. Очень разумно. Учитывая ваше звание…

Я достал папку с ксерокопией части договора о сотрудничестве с СССР с подписью Сталина и протянул ему.

— Вот посмотрите.

Он с интересом открыл папку, прочитал быстро текстовку, потом еще раз, вдумчиво перечитывая интересные места. Усмехнувшись, он вернул документ и прокомментировал:

— Если это реальный документ, то, Сергей Иванович, я вынужден поздравить вас. Лихо вы все тут обставили.

— При подписании присутствовал представитель ваших коллег.

Он снова взял паузу.

— Но вы же понимаете, что мы не можем остаться в стороне. С самого начала это наша технология и в ближайшее время мы сами сможем установить контакт.

— Не уверен. Мы развили и модифицировали эту систему, а ваши специалисты больше полугода топтались, пока мы налаживали контакты. Тем более у ваших произошло аварийное схлопывание портала, что привело к очень серьезным проблемам. Нам пришлось очень потрудиться, восстанавливая связь. Вам же для воссоздания аппаратуры понадобится немало времени, и вопрос в другом, успеете ли вы до начала выполнения плана "Тень-2"?

— Вы и это знаете?

Он глубоко вздохнул.

— Ну, тогда понятно ваше рвение. Уже застолбили себе теплые местечки?

— Почему? Там места всем хватит. Главное — понять, чем вы там будете заниматься. Информация о нашем появлении уже есть у высшего руководства Германии и в ближайшее время ожидаются сепаратные переговоры с США и Англией на предмет общей войны. Мы свой выбор сделали и, исходя из этого, проводим политику переселения, определитесь и вы. Пока альтернативных вариантов нет. Вы можете попытаться организовать свой проход, но на вас, так или иначе, начнется охота как за носителями технологии из будущего. Поэтому какую-либо сторону все равно придется принять. Мы сами долго думали, но выбор был сделан.

— Хорошо. Я вас услышал. Я должен проконсультироваться с руководством.

— Конечно. Но сначала, так сказать в подтверждение серьезности наших позиций, мы устроим вам экскурсию.

— Было бы интересно.

И мы синхронно обратили внимание на немного обалдевшего от разговора моряка. Он, будучи весьма и весьма серьезным и психически устойчивым офицером, других на должности командиров атомоходов просто не ставят, проанализировал ситуацию, сопоставил факты и просто спросил:

— У вас есть машина времени?

— Да, товарищ капитан первого ранга.

— И в какое время?

— Декабрь сорок первого. Война в самом разгаре.

— Понятно. А вы, подполковник, моряк? Точнее морпех?

Он кивнул на тельник на моей груди.

— Да. Заканчивал Севастопольский военно-морской институт имени Нахимова.

Он усмехнулся.

— Вы меня же не просто так пригласили?

— Конечно. Лично адмирал Кузнецов просил подыскать ему специалистов из плавсостава, мы буквально с ним вчера встречались. Как вы насчет того, чтобы пообщаться с легендой?

Северову это очень не понравилось. Он-то давно уже понял, куда я клоню.

— Сергей Иванович, а вы не сильно спешите?

Тут я устало потер глаза, вздохнул и ответил:

— Полковник, может, хватит жить амбициями, подумайте о людях. И так сидим по уши в дерьме, а все равно пытаемся стать на плечи тонущего ближнего, чтоб хоть чуть-чуть подняться.

Он лишь скептически скривился, наверно подумав, что натолкнулся на очередного идеалиста.

Глава 9

Приемная Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Несмотря на простую обстановку, без всяких излишеств, здесь все дышало властью и оставляло отпечаток грандиозности той страны, судьба которой решалась в этих стенах. Сколько здесь прошло народа, кто со страхом ожидал своей очереди войти в заветные двери и получить наказание, кто, наоборот, выполнив свой долг, получал здесь признание и уважение. Были некоторые, кто знал, что его дело принесет пользу стране, но из-за интриг и зависти их зажимали, давили, на них клеветали и травили, но пройдя через эти двери, они получали второе дыхание и возможность приносить реальную пользу государству.

Василий Гаврилович Грабин с нетерпением ожидал совещания, на которое он был срочно вызван в Кремль.

До войны он и так был тут не редким гостем, жестко и принципиально без всякого страха перед авторитетами отстаивал свои позиции по поводу развития советской артиллерии. Очень часто Грабин это делал через головы своих руководителей, поэтому пользовался славой волевого и очень жесткого человека, всегда с боем защищающего свое мнение до последнего, тем самым нажив себе множество высокопоставленных врагов.

Старый конфликт с маршалом Куликом часто мешал делу, многие "доброжелатели" усиленно ставили палки в колеса, но тем не менее Грабин не был бы Грабиным, если б не добивался своего. Новая 76-мм дивизионная пушка, разработанная в порядке личной инициативы, уже была сделана и направлена в войска для испытаний. Работа шла. Горьковский завод "Новое Сормово" № 92 еще с 1940 года работал круглосуточно, выпуская так необходимое для фронта оружие, и конструкторское бюро, возглавляемое Грабиным, на пределе сил дорабатывали и удешевляли продукцию без потери качества.

Но недавно его жизнь кардинально изменилась: все началось со срочного вызова в Москву лично к Сталину. Учитывая, что Верховный был одним из главных защитников, который уважал Грабина за умение жестко доказывать свою позицию не только на собраниях, но и делом, Василий Гаврилович, бросив все дела, вылетел в Москву. На аэродроме его встретили сотрудники НКВД и без каких-либо объяснений посадили в машину и повезли явно не в Кремль.

Всю долгую дорогу в машине стояла тягостная атмосфера, и Грабин из последних сил сдерживал вопросы и негодование. Он прекрасно знал, что крики и громкие высказывания здесь ничего не решают. Уж он умел разбираться в людях и видел, что сопровождающие его сотрудники, явно не те, кто позволит себя запугать или сбить с толку.

Ехали долго, не заезжая в Москву, множество раз притормаживали у контрольно-пропускных пунктов для проверки документов и в итоге остановились в небольшом поселке. Молчаливые сопровождающие провели Грабина в ничем не примечательный дом, где с него сняли верхнюю одежду и усадили в удобное кресло перед столом, на котором лежал какой-то необычный прибор. Молчаливый и сосредоточенный сотрудник НКВД подключил к нему множество проводов и датчиков, открыл крышку устройства, похожего на книгу, и начал задавать вопросы. При этом подборка вопросов была вполне в репертуаре госбезопасности: "не работаете ли вы на иностранную разведку", "имеете ли вы контакты с иностранцами", "передавали ли вы секретную информацию третьим лицам", и стоящие за спиной двое сотрудников требовали от конструктора определенной сосредоточенности на ответах.

После часового измывательства человек, что задавал вопросы и отслеживал результаты ответов, и выдал свой вердикт — проверку прошел. То, что его сейчас проверяли на легендарном детекторе лжи, Грабин не сомневался, и это подстегнуло его фантазию. В определенных кругах уже давно ходили слухи, что очень многих конструкторов, инженеров, даже генералов, проверяли на этом устройстве, и тот же Зальцман вроде как не прошел проверку и был снят с должности заместителя народного комиссара танковой промышленности СССР и возвращен на место директора Кировского завода. Грабин прекрасно понимал, что такая проверка обязательно должна предшествовать допуску к чему-то серьезному и особенному, поэтому он сдерживал свой темперамент и ждал развития ситуации.

Сопровождающий его хмурый капитан НКВД кивнул головой.

— Товарищ Грабин, пройдемте в соседнее помещение, вы там подпишете определенные бумаги:

Тут он не выдержал.

— Если вы думаете…

Его спокойно и даже жестко поставили на место:

— Василий Гаврилович, давайте не будем тратить столь драгоценное время. Такую же проверку недавно прошли Малышев, Котин, даже адмирал Кузнецов и тот не сильно возмущался, поэтому я вам настоятельно не рекомендовал бы делать необдуманные поступки и не тратить попусту время.

Грабин замолк и, пройдя в соседнюю комнату, быстро прочитал документы, где он обязывался не разглашать особую информацию под страхом немедленной ликвидации. Серьезные, даже драконовские меры вызывали особое уважение, и дальше объясняться не было никакого желания. Осталось только ждать.

Снова машина, снова дорога, множество контрольно-пропускных пунктов, и Грабин даже задремал в тепле работающей в машине печки. Но всему хорошему приходит конец, и они приехали во двор какого-то дома или даже усадьбы, скрытой от взоров высокими многолетними деревьями. Его вывели из машины и предложили прогуляться. Пройдя метров двести, наткнулись еще на два поста, где уже дежурили бойцы НКВД, вооруженные новейшими автоматами ППС, спустились и подошли к искусно замаскированному ангару. Там их снова встретили, проверили документы, и сопровождающие остались снаружи, а Грабина, как переходящее знамя принял усталый и замотанный целый майор НКВД, провел в небольшую комнатку, где начал инструктаж.

— Товарищ Грабин. Все, что вы сейчас увидите и узнаете, является одной из самых серьезных тайн нашей страны и может даже планеты. Хочу вам напомнить, что в подписанных документах было указано, что любое обсуждение или даже намеки о том, что вы здесь увидите и узнаете, будет пресекаться самым жестким способом. Помните? Хорошо, продолжим.

Грабин кивнул головой, с интересом рассматривая множество необычных предметов, и какой-то черный экран на подставке, стоящий на столе, с которого на него очень даже реалистично в цвете смотрела девушка ну уж очень в фривольном костюме, не скрывающем почти ничего. Непроизвольно косясь на этот экран, ответил:

— Да, я понимаю.

Майор усмехнулся.

— Хорошо. Пройдемте.

Выходя из комнаты, он прокомментировал:

— Василий Гаврилович, это на всех производит впечатление. Но теперь сосредоточьтесь.

— Так в чем проблема? Почему меня вызвали?

Майор откинул брезент, который как большая занавеска перекрывал весь ангар поперек.

— Сейчас вы увидите совсем необычные артиллерийские системы, ознакомитесь с их характеристиками, ну после этого вам будет передана дополнительная, секретная информация, на основании которой вы сделаете определенные выводы, которые потом предоставите лично товарищу Сталину на особом совещании, посвященному этому вопросу. Вам понятно?

Раздался щелчок, и весь ангар, который был разделен брезентом, подвешенным на стальных тросах на отдельные скрытые от глаз ячейки, осветился ярким светом. Майор деловито двинулся в первый отделенный участок, самый близкий от входа.

Грабин остановился как вкопанный. Там стояло его детище 76-мм дивизионная пушка ЗИС-3, но вот выглядела она как-то странно. Такое впечатление, что она долго где-то находилась и содержалась не в самых лучших условиях: когда-то имела обычную зеленую защитную покраску, а сейчас в некоторых местах была покрыта ржавчиной, резина на колесах оказалась старая, потрескавшаяся. Это вызывало определенное удивление, и даже непонимание. На фронт было отправлено несколько сотен таких орудий, но вряд ли они бы успели покрыться ржавчиной, да и эта выглядела немного по-другому. Он, как создатель, явственно видел некоторые отличия, которые при ближайшем рассмотрении буквально бросались в глаза.

— Это что такое? Вроде моя пушка, но как-то…

— Это образец № 35. Давайте глянем образец № 46, и после этого я смогу ответить на ваши вопросы.

Опять шок, но было от чего. На треножном лафете, позволяющем вести круговой обстрел, стояла 122-мм пушка, точнее гаубица.

Руки пробежались по узлам управления орудием, поражаясь некоторым техническим решениям, и, увидев шильдик и многие надписи на русском языке, Грабин удивленно повернулся к сопровождающему.

— Это что за орудие?

Майор как по написанному ответил:

— 122-мм гаубица Д-30 разработана в конце шестидесятых годов. Весьма неплохое и надежное оружие.

— Какие шестидесятые? Вы что, шутите?

— Нисколько. Это оружие из будущего. Давайте дальше глянем?

Получив согласие, зашли в соседний отсек.

— 2Б9М "Василёк" — советский автоматический миномёт калибра 82-мм. Разработка начата в 1967 году, принят на вооружение в 1970 году.

Грабин больше не удивлялся. Особенно после того, как ему показали и разъяснили процесс получения информации на компьютере, он понял, к чему его допустили. Вся история артиллерии до 2012 года. Как ни странно, пройдя по ссылке на свою фамилию, он получил доступ к своей биографии в будущем и с большим интересом читал о том, как Устинов мстил ему уже после смерти Сталина, о том, как во времена Хрущева практически полностью приостановили все работы по ствольной артиллерии, отдавая предпочтение ракетному оружию, там была ссылка, что инициатором этого был Берия, который после войны курировал разработки в области ракетной техники, но Василий Гаврилович решил на это не обращать внимания — уж слишком нарком внутренних дел был одиозной фигурой.

На этом складе он проработал несколько суток, делая выписки и перенося чертежи в специальную книгу с прошитыми и пронумерованными листами. Грабин вытаскивал все, что можно, и после соответствующего анализа уже готов был снова рваться бой, точнее на производство, срочно внедрять новинки. Особенно он потратил много времени, с матами и сетованием на нерадивых потомков, разбирая ЗИС-3 из будущего, которая была выпущена в 1944 году. Его немного успокоил майор, который пояснил, что перед ним памятник, который просто сняли с постамента и передали для ознакомления и в ближайшее время доставят еще несколько экземпляров.

Промучившись с заржавевшими деталями, он все равно сумел распознать и занести в журнал множество технических изменений, которые реально вели к удешевлению и упрощению производства 76-мм дивизионного орудия. Грабину льстило, как потомки отзывались о его детище, и, наверно, это и послужило причиной допуска к технике и информации из будущего.

С затаенной радостью Грабин читал про судьбу маршала Кулика, который попил очень много крови и у него и у других конструкторов и, как оказалось, был еще тем "военным деятелем", практически на всех должностях умудрившийся отметиться так, что его постоянно снимали с понижением. Результат — маршала разжаловали до генерал-майора и задвинули куда подальше, а в 50-м вообще расстреляли за все его художества.

"Туда ему и дорога…" — прокомментировал прочтенное, вспомнив, как Кулик зло сказал Грабину во время представления его ЗИС-3, которая выгодно отличалась от Ф-22 УСВ и дешевизной (почти в три раза) и лучшими массогабаритными характеристиками: "Вы хотите заводу легкой жизни, в то время как на фронте льется кровь. Ваши пушки не нужны"…

Прошло несколько недель, наполненных беготней, выяснением отношений с ГАУ (Главное артиллерийское управление), в котором, несмотря на окрик из Кремля, все равно гнули свою линию и пытались травить строптивого конструктора. Но тем не менее работа шла, и в срочном порядке было организовано Центральное артиллерийское конструкторское бюро, которое в другой истории появилось на свет только в конце 1942 года.

В ближайшем будущем ему обещали встречу с неким капитаном Павловым, который в данный момент активно испытывал на фронте некие самоходные артиллерийские установки из будущего и в некоторой степени мог считаться специалистом-практиком по артиллерии будущего…

Впав в дрему в ожидании совещания у Сталина, Грабин привычно прижимал к себе папку с данными по внедрению техники из будущего. Это здесь он мог с ней спокойно сидеть, а вне стен этой комнаты все документы по этому направлению транспортировались исключительно в специальном портфеле, прикованном наручниками к руке постоянно его сопровождающего сотрудника НКВД.

Прошло пять минут, и в приемной появились Малышев, Котин, Морозов, Петров в сопровождении неизвестного полковника. Василий Гаврилович был неприятно поражен присутствием в этой компании Федора Федоровича Петрова, старого оппонента и конкурента, такого же разработчика артиллерийских систем, особенно если вспомнить его гаубицу М-30 и то, как ее Грабин поливал грязью, не всегда по существу, а только из личной неприязни. А у потомков она считалась чуть ли не одной из лучших гаубиц Второй мировой войны. Он-то думал, что из артиллеристов только он допущен до информации из будущего, но, видимо, Сталин решил подстраховаться и не стал складывать все яйца в одну корзину.

Все вновь пришедшие, увидев в приемной Грабина, который терпеливо дожидался вызова, сдержанно, но доброжелательно поздоровались: сейчас находящиеся в этой комнате, если можно так сказать, в некоторой степени являлись членами некоего подобия секретного общества, типа масонов. Но в отличие от настоящих масонов, которые только создавали видимость и на пустом месте устраивали красочные ритуалы, они реально имели информацию из будущего и точно могли судить о правильности своих действий и о достижении определенных результатов, оцененных потомками.

Чуть позже подошел маршал Шапошников, тоже вызванный на особое совещание.

Поскребышев, отметив, что все прибыли, поднял трубку и связался с Верховным.

— Товарищ Сталин, все собрались… Есть.

Положив трубку, он поднял голову и спокойно сказал:

— Товарищ Сталин ждет.

Все как по команде повернулись, неторопливо, но деловито быстро просочились в кабинет Верховного. Быстро поздоровавшись и разместившись за большим столом для совещаний, гости ждали вступительного слова от хозяина кабинета.

— Ну что, товарищи. Некоторое время назад вы все были допущены до определенной информации, что говорит о высоком уровне доверия и признания со стороны потомков. Каждую кандидатуру мы в той или иной степени согласовывали с нашими новыми союзниками. Теперь на расширенном совещании хотелось бы обсудить ваши дальнейшие шаги по усилению Красной Армии и услышать отчет о проделанной работе. Давайте начнем с Бориса Михайловича.

Указав головой на Шапошникова, Сталин продолжил:

— Вам слово.

Шапошников чуть прокашлялся, видно, что где-то промерз и переносит простуду на ногах, и начал доклад:

— Учитывая имеющуюся полную информацию о генеральном наступлении противника на Москву, так называемом плане "Тайфун", было принято решение не сильно отходить от исходной расстановки сил у нас, чтоб не повлечь кардинального изменения истории на первом этапе войны. Таким образом, мы в полной мере можем воспользоваться полученной информацией и нанести противнику более серьезное поражение под Москвой, нежели это было в другой истории. На данный момент времени расстановка сил, средств, направления ударов соответствуют известному нам развитию событий не менее чем на семьдесят-восемьдесят процентов. Учитывая сложные погодные условия и очень холодную зиму и особенно неготовность войск противника к ведению боевых действий в условиях низких температур, мы как могли сдерживали противника и позволили ему начать наступления несколько позже, чтобы пик боевых действий пришелся на самые морозы, что практически полностью себя оправдало. Интенсивность боев резко упала, большая часть немецкой техники стала неработоспособна, и, учитывая систему снабжения немцев, привязанную больше к автомобильному и гужевому транспорту, в данный момент времени противник испытывает огромные трудности со снабжением своих наступающих войск. Помимо этого многочисленные разведывательно-диверсионные группы и партизанские отряды, заранее оставленные на оккупированных территориях, целенаправленно занимаются тем, что уничтожают автотранспорт и отстреливают лошадей, используемых в доставке военных грузов, подрывают железнодорожные линии снабжения, стараясь не связываться с боеспособными подразделениями. Это дает нам возможность локально контратаковать, выбивая костяк немецких ударных частей…

Последняя фраза далась ему нелегко, и Шапошников зашелся в глубоком грудном кашле, прикрыв лицо отглаженным платком. Сталин осуждающе покачал головой.

— Что ж вы, Борис Михайлович, себя не бережете…

Откашлявшись, Шапошников продолжил:

— Не время нам болеть. Продолжу… Учитывая общую ситуацию на фронтах, накопленные резервы, состояние радиосвязи, работу разведслужб, можно однозначно сказать, что нынешнее положение намного менее катастрофичнее, нежели в известном нам варианте истории. Москву мы однозначно отстоим, и есть реальные предпосылки для нанесения противнику серьезного поражения в результате разработанного контрнаступления. Вот…

Он положил перед Сталиным папку.

— …здесь аналитический обзор, со сравнительной характеристикой потерь, задействованных средств.

— Хорошо, Борис Михайлович. Я чуть позже посмотрю. Конечно, некоторые товарищи все это освещают в ином свете и присутствуют паникерские настроения, но я с вами согласен. Мы победим.

Повернув голову к неизвестному полковнику, Сталин спросил:

— Товарищ, Снегирев, вам слово.

Полковник подскочил, вытянулся и начал неторопливо и, даже можно так сказать, вдумчиво рассказывать о проделанной работе. Все собравшиеся в кабинете были допущены до сверхсекретной информации, но не были до конца в курсе относительно того, как она используется у других, и сейчас для некоторых из них был буквально откровением доклад Шапошникова.

Слушая краем уха полковника, Грабин делал пометки в ежедневнике шариковой ручкой, которые тоже были подарками из будущего. Удобная вещь, правда, все это приходилось носить под охраной, но он уже привык к таким вещам и воспринимал их как должное. Сейчас стоял вопрос об укомплектовании его конструкторского бюро мощными вычислителями, называемыми компьютерами, из будущего, и Василий Гаврилович с присущей ему энергией продавливал это решение и сейчас хотел еще раз попросить товарища Сталина о первоочередном выделении ему этого оборудования.

— …благодаря танковым симуляторам удалось существенно повысить тактический уровень подготовки экипажей танков экспериментального батальона…

Грабин один раз видел эти симуляторы и сам с большим удовольствием погонял танки, расстреливая из засад немцев. Действительно вещь серьезная и очень полезная — быстро и, главное, безболезненно обучает простым истинам: не лезть в лобовую атаку, и если наступать, то только на коротких рывках с обязательной артиллерийской поддержкой. Про результат войсковых испытаний нового батальона он слышал. Две измочаленные немецкие дивизии, но и это было в большей части благодаря помощи потомков. Они подавили радиосвязь, благодаря радиолокационной системе выявили позиции тяжелой артиллерии противника и методично ее уничтожили, используя САУ из будущего с веселыми названиями "Гвоздика" и "Акация", которые постоянно меняли позиции и в итоге не понесли серьезных потерь. Корректировщики были направлены и к остаткам тяжелой артиллерии 32-й дивизии, поэтому качество огневого воздействия на противника оказалось очень высоким, что по сути дела решило исход боя. Танкисты тоже себя хорошо показали и во встречном бою нанесли противнику существенный урон, особенно используя экспериментальные подкалиберные снаряды, но все равно стало понятно, что танки не должны воевать с танками, для этого существует противотанковая артиллерия…

— …великолепно зарекомендовали себя системы ослепления противника оптическими квантовыми генераторами…

Грабин поднял голову. А вот это он не знал, видимо, применили какую-то новинку.

— После воздействия на смотровые приборы механиков-водителей и командиров, прицельные артиллерийские устройства, танки противника прекращали всякую активность и становились легкой мишенью для нашей артиллерии и противотанковых гранатометов. После захвата пленных оказалось, что у множества немецких танкистов зафиксированы случаи безвозвратной потери зрения…

Выслушав до конца полковника, который, сев на место, платком нервно вытер холодный пот, выступивший на лбу.

Потом было долгое обсуждение с Малышевым, Котиным, Морозовым по поводу скорого внедрения в производство новых танков и глубокой модернизации выпускаемых, не снижая объемов выпускаемой продукции. Только недавно в распоряжение специалистов попали дополнительные образцы Т-34-85, ИС-2, ИСУ-122, ИСУ-152 и СУ-100, вроде даже как из Севастополя будущего, где был музей военной техники. Единственная проблема, что они были радиоактивными, и работать с образцами длительное время было опасно для здоровья.

Грабин с настороженностью наблюдал за людьми, изредка поглядывая на Петрова, которого в данный момент считал своим конкурентом, делая выводы на будущее, стараясь понять каждого из них. Ведь не зря же они оказались допущенными до тайны потомков. Котин буквально светится: его детище ИС-2 в комплекте с петровской пушкой Д-25Т хорошо себя зарекомендовали в борьбе с новыми тяжелыми танками противника во второй половине войны, поэтому Сталин решил раньше времени получить в свое распоряжение такой мощный инструмент. Морозов тоже был доволен — его Т-34 в модернизированном виде являлся в будущем легендой, но тут был повод и Грабину гордиться, на Т-34-85 стояла его пушка С-53.

Все было понятно — руководство решило сильно не мучиться в поисках, в испытаниях и, главное, в интригах среди конструкторов, и, пользуясь информацией из будущего, в срочном порядке пустить в серию средний танк Т-34-85 и тяжелый ИС-2, как основу бронетанковых сил Советского Союза на втором этапе войны. Такое усиление по идее должно дать мощное стратегическое преимущество в предполагаемом летне-весеннем наступлении 42-го года, в результате которого должна будет решиться судьба войны.

Сталин взял слово, подводя итоги совещания:

— Хорошо, товарищи. Получив доступ к информации из будущего, мы все знаем, какая огромная ответственность лежит на нас и какой объем работ нужно выполнить, чтобы защитить Советский Союз. Сейчас жизненно важно как можно быстрее дать армии мощные и, главное, надежные машины. Данные об использовании, достоинствах и недостатках, и, главное, образцы у нас есть, и мы можем не тратить так много драгоценного времени на испытания, поиски и выбор подходящих технических и организационных решений. Вы все допущены до одной из важнейших тайн двадцатого века, и обратной дороги ни у кого из вас нет. Попытка дать задний ход или работать вполсилы будет расцениваться как предательство своей страны, своего народа с однозначным результатом — смерть.

Видимо, Сталину самому не нравилась эта тема, он поднялся и стал прохаживаться по кабинету. Такие явные и открытые угрозы были не в его стиле, но ситуация была критическая, и ему нужно было дать определенную психологическую накачку собравшимся людям.

— В той истории мы потеряли двадцать семь миллионов. Для нас это неприемлемо и смириться с этим было бы преступлением. Но есть проблема еще более серьезного порядка — потомки, прежде чем выйти на контакт с нами, успели основательно засветиться перед немцами, и мы точно знаем, что высшее руководство фашистской Германии в курсе про пришельцев из будущего. Если фашисты потерпят сокрушительное поражение, то и наши специалисты и аналитики из будущего не исключают варианта заключения сепаратного мира между Германией, Великобританией и САСШ. Это будет сопровождаться нанесением совместного удара по нашей стране до того, как мы успеем в полной мере воспользоваться информацией и помощью из будущего и стать настолько сильными, чтобы на равных разговаривать со всем остальным капиталистическим миром. По срокам пока ничего прогнозировать нельзя, но скорее всего это будет ближе к концу следующего года.

Все молчали. Это известие было действительно пугающим. Да, войска противника стояли на подступах к Москве, но все присутствующие здесь знали, что в мае 45-го советские танки будут на улицах Берлина. Только что без сильного напряжения в течение двух дней экспериментальное подразделение разбило две элитные немецкие дивизии, и это вселяло оптимизм. А тут новость о действительно смертельной опасности над страной.

— Поэтому, я надеюсь, вы прониклись моментом и отнесетесь к поставленным задачам с максимальным вниманием.

Сделав театральную паузу, Сталин продолжил:

— Увеличивать число посвященных мы не будем, поэтому чтоб не привлекать особого внимания, товарищ Малышев, вы берете на себя общий контроль по танковой тематике. И по этим вопросам будете отчитываться в особом порядке. Понятно?

Дождавшись кивка, продолжил:

— Давайте теперь определимся по персональной ответственности и фронту работ. Товарищи Грабин и Петров занимаются артиллерией. На вас организация массового производства ЗИС-3, гаубицы М-30 и разработка перспективных орудий для танков нового поколения. Товарищ Морозов — на вас доработка шасси среднего танка Т-34 и совместно с артиллеристами разработка серии противотанковых САУ типа СУ-85 и СУ-100. Товарищ Котин, на вас воссоздание тяжелого танка прорыва ИС-2 и создание на его шасси САУ ИСУ-122 и ИСУ-152. Товарищ Малышев, организовываете товарищей Гинзбурга и Астрова и налаживаете выпуск СУ-76, так нужных нашей пехоте. Планы, сроки и предполагаемые объемы предоставите мне в течение недели.

Когда посетители ушли, в кабинет к Сталину зашел Берия, который все это время находился неподалеку и ждал вызова.

Раскуривающий трубку хозяин кабинета улыбался чему-то своему и с интересом рассматривал списки на экране ноутбука. Берия замер возле дверей, ожидая, когда Сталин обратит на него внимание.

— Лаврентий, не стесняйся, проходи, присаживайся.

Нарком внутренних дел сел за стол перед хозяином кабинета и осторожно начал разговор:

— Иосиф Виссарионович, может, не стоило посвящать столько народа?

— Это ты имеешь в виду Грабина, Петрова, Морозова и Котина?

— Да. Вероятность утечки информации увеличивается…

— Не спеши с выводами. Они все оказали неоценимую помощь и являются действительно стоящими учеными и конструкторами в своей области. Ты обратил внимание, что я их взял парами…

— Обратил. Грабин недолюбливает Петрова и очень был расстроен, когда узнал, что он не один из артиллеристов, кто допущен.

— Правильно. Пусть соревнуются, работают, продвигают, грызутся, но только в отведенных им рамках. Главное — результат. На всех остальных они будут смотреть свысока, и их успехи, премии, награды, наше уважение будут вызывать зависть у всех окружающих. Пусть работают, а мы посмотрим. Видел?

Сталин кивнул на экран ноутбука.

— У потомков есть интересные вещи. Вот перечень информации, которую запрашивали наши конструкторы. Сначала о себе, потом о своих творениях, потом о конкурентах. Петров и Грабин очень внимательно читали биографию этого мудака Кулика и оба радовались, когда узнали его судьбу.

— Его снятию были рады много достойных товарищей…

— Хорошо. Это так, к слову. Как у нас обстоят дела с боеприпасами объемного взрыва?

— Три десятка нашего производства уже есть. Десять легких самолетов для точечных ночных ударов подготовлены и укомплектованы средствами связи и приборами ночного видения. Можно начинать операцию "Синоп".

— Подождем еще пару дней, когда наступление немцев замедлится на остальных участках фронта, и потом начинай с соответствующим освещением в прессе.

— Вертолеты будем применять? Потомки говорили, что в ближайшее время прибудет еще пара. Очень удобное средство для переброски диверсионных групп в тыл противника и эвакуации раненых и случае необходимости нанесения ударов. Немцы их "ночными мясниками" прозвали.

— Я не против. Главное — побольше страха на фашистов нагнать.

Глава 10

Где-то вдалеке на задворках затуманенного болью сознания были слышны гортанные команды на немецком, женский вой и детский плач, но она как-то явственно и отчетливо слышала только жалобный скрип снега под босыми ногами. Скрип-скрип, скрип-скрип. Каждый шаг давался с трудом и уже не помогали удары прикладов конвоиров. После очередного падения она настолько обессилела, что уже самостоятельно не могла подняться на ноги, и немцы ее просто подхватили под руки и потащили на площадь. Она уже не чувствовала колючего как битое стекло снега, и холода, доканывающего в последнее время, уже воспринимающегося как нечто хорошее, избавляющее от мучений и позволяющее безболезненно просто забыться и заснуть, забыв о фашистах, о пытках, о виселице, к которой ее тащили два немца в длинных шинелях. Мише Борзову повезло — умер сегодня ночью от побоев и не пройдет через то, что им приготовили изверги фашисты.

Впереди шел Коля Маслов, командирих отряда, комсорг. Он высоко поднял голову и старался идти прямо, выпрямив спину, показывая, что не сломлен. Даже конвоиры и те уважительно следовали на шаг позади и не подталкивали прикладами. Коля повернул голову, и при свете дня, несмотря на свое состояние, она ужаснулась — его лицо представляло собой кровавую маску, и он смотрел на нее единственным голубым глазом. Второго просто не было. Она помнила эти голубые глаза и обезоруживающую улыбку, по которым сходили с ума девчонки в их институте. А теперь ничего из этого не осталось, только кровавое месиво, которому осталось жить считанные минуты…

Марина Ненашева росла в обычной семье — отец инженер-железнодорожник, мать учительница. Их не коснулись переживания последних годов — отец не лез в политику и не претендовал на высокие посты, оставался тем, кто он есть, хорошим, незаменимым специалистом. Были, конечно, попытки его очернить — новички из сел пытались занять теплые места любыми путями, но хватило грозного оклика из горкома партии, где работал старый друг отца, чтоб его оставили в покое. Как только началась война, члены комсомольской организации второго курса Московского государственного университета имени Ломоносова организованно двинулись в военкомат с требованием отправить их на фронт. Простояв целый день в длинных очередях, они добились лишь только того, что их поставили в резерв и отправили обратно, доучиваться. Дела на фронте шли не очень, и враг, не считаясь с потерями, рвался на восток. Со временем их стали по одному вызывать, и многим ребятам повезло, они получили направления в учебные подразделения РККА, а остальным приходилось только ждать.

В связи с тяжелой обстановкой на фронте в начале октября был проведен комсомольский набор для участия в организуемом на оккупированной противником территории партизанском движении. Со всей Москвы комитетами комсомола было направлено более двух тысяч добровольцев к кинотеатру "Колизей", откуда они были вывезены в диверсионную школу, став бойцами разведывательно-диверсионной части, официально носившей название "партизанская часть 9903 штаба Западного фронта".

Там их разбили на группы, назначили командиров, закрепили кураторов и началась учеба. Физическая подготовка, особенно бег на дальние дистанции по пересеченной местности, стрелковая подготовка с изучением и нашего и немецкого оружия, минно-подрывное дело, военная топография, первичные навыки агентурной работы. Из всего давали только основы, учитывая, что времени было мало, уже через три недели их отправили на фронт. Кто-то был действительно отправлен глубоко в тыл к противнику для организации партизанского движения, но в основном их использовали в качестве диверсантов. Они переходили линию фронта в сопровождении войсковых разведчиков, минировали прифронтовые дороги, специально подготовленные стрелки оставались в лесах и из винтовок выводили из строя двигатели грузовиков и убивали лошадей, которые использовались для доставки военных грузов. Главная задача диверсантов была любыми способами ломать систему снабжения противника и уж потом уничтожать живую силу. Вступать в бой диверсантам было категорически запрещено, но и немцы без дела не сидели и охраняли свои тыловые коммуникации достаточно серьезными силами, снимая с передовой части, чего и добивалось советское командование.

Командиром их группы, состоявшей из шести человек, был назначен Коля Маслов, и они успели сделать три вылазки в тыл к противнику. Ставили мины, по возможности уничтожали одиночные машины, стрелок Миша Борзов, выходя к трассе, в одиночку вел огонь по грузовикам и лошадям. Несколько раз за ним посылали погоню, но все было предусмотрено, и фашисты нарывались на минные ловушки и, потеряв несколько человек на растяжках, останавливались и отступали. Один раз разозленные немцы обстреляли лес из минометов, и они понесли первые потери — погиб Леша Зорин.

На четвертом выходе они попали в засаду. Их группу направили через линию фронта в небольшую деревеньку Зарубино, находящуюся недалеко от Минского шоссе с заданием осуществлять наблюдение и по возможности проводить минирование. В поселке Марину и Маслова должен был встретить бывший колхозный счетовод Спесивый, не призванный в армию по инвалидности, и, выдавая разведчиков за своих родственников, разместить у себя. Но оказалось, что Спесивый был предателем и сам сдал комсомольцев немцам. Маслова и Ненашеву схватили в доме, при этом предатель все приговаривал: "Вы, главное, не сопротивляйтесь, не сопротивляйтесь, не гневите немцев, они культурная нация… Не сопротивляйтесь, а я вас пропиарю у бургомистра". Остальных членов группы попытались захватить в лесу, но после долгой перестрелки в поселок притащили тела пятерых фашистов, двух убитых диверсантов и раненого Мишу Борзова, которого немцы долго били прикладами, мстя за убитых солдат.

А потом были пытки. Это было даже не гестапо и ни СС, а простые армейцы, но и они умело издевались над пленными. Миша умер во время допроса, его не щадили, но ближе к утру приехал какой-то офицер в форме СС, что-то долго кричал, после чего им только уже эсэсовцы еще раз задали вопросы и, не добившись результата, бросили в сарай и до утра оставили в покое.

Утром их снова били, задавали вопросы, кричали, угрожали, пытаясь узнать, где находятся базы, где назначены встречи со связными, но, ничего не добившись, немцы облили их водой, смывая кровь, на некоторое время оставили в покое, пока для пленных готовили виселицы.

Снаружи слышались редкие выстрелы, команды, крики и детский плач. Прошло еще время, почти не ощущаемое в темном сарае. Марина пыталась что-то сказать Николаю, который где-то недалеко в темноте тихо выл от боли, но разбитые губы ее не слушались, и она выдавила из себя только шипение. Слезы текли по щекам, она понимала, что живыми отсюда они не выберутся и ей было до обидного жалко, что ее жизнь так быстро заканчивается и так мало успела сделать — обидно умирать в двадцать лет, когда кажется, что весь мир лежит у твоих ног.

Их вывели из сарая и повели на площадь перед сельсоветом. Впереди шкандыбал хромоногий Спесивый в потертом полушубке, нацепив на рукав белую повязку с какой-то надписью на немецком. Он величаво покрикивал на собранных женщин и детей, чтоб те расступились и дали провести "большевистскую сволочь".

— Расступись, бабы, дайте пройти! Сейчас коммуняк будем вешать!

Видимо, ему это доставляло неимоверное удовольствие, и он наслаждался тем всеобщим вниманием, в котором он буквально купался, наверно, в первый раз в своей невеселой жизни…

Их подвели к виселице, и Марина, даже находясь в таком состоянии, оставалась советской разведчицей и помимо воли оценивала количество противника. Немцев было всего человек тридцать на двух машинах "Опель-Блиц", на одной из которых тент был откинут и к раме оказался прикреплен пулемет, из которого солдат целился в толпу женщин и детей, собранных на казнь захваченных разведчиков. Офицер СС начал что-то зачитывать, но Марина его с трудом понимала, и до нее доносились отдельные фразы на ломаном русском языке: "бандиты, стреляющие в доблестных немецких солдат", "диверсанты, мешающие доблестной немецкой армии освобождать страну от большевистско-жидовского быдла".

Потом Колю подвели под виселицу, солдат накинул ему на шею петлю, затянул ее, а услужливый предатель повесил ему табличку с надписью "Бандит и террорист" и стал преданно, прямо как собачонка смотреть на высокомерного и лощеного офицера СС в ожидании команды. Тот, усмехнувшись и окинув взглядом собравшуюся толпу женщин и детей, человек так пятьдесят, величаво кивнул. Спесивый с какой-то злобой выбил из-под ног изуродованного комсомольца деревянный ящик и над площадью раздался всеобщий вздох и женский крик.

Марина, с трудом подняв голову, смотрела на это, вздрогнула, когда Коля задергался в конвульсиях, стиснула кулаки и стала молить Бога или другие высшие силы о мести. Ведь должен быть какой-то высший суд, который накажет этих зверей и их пособников.

Но никто не откликался на мольбы — теперь ее очередь. Конвоиры попытались ее подтянуть ко второй петле, но Марина, собрав последние силы, сама пошла к виселице. Только теперь она разглядела разложенные в ряд тела ее товарищей, погибших в бою, и жалела только об одном, что не успела подорвать себя гранатой, которую держала при себе как раз для такого случая, и не унесла за собой хоть пару фашистов.

Десять шагов ей дались с огромным трудом, но она помнила, как это расстояние прошел Маслов, и постаралась не опозорить его.

В толпе плакали женщины и дети, кто-то причитал:

— Какая молоденькая, что ж, вы, ироды, делаете!

Люди заволновались, и для острастки пулеметчик на машине дал поверх голов несколько очередей.

Ее поставили на ящик и накинули петлю, а услужливый Спесивый повесил ей на грудь такую же табличку, как и Маслову, и все это время шипел:

— Сука большевистская. Тварь красноперая, как я вас ненавижу…

Мозг, уже с трудом воспринимающий действительность, как-то отрешенно фиксировал его слова, сопоставляя, как совсем недавно этот человек, перед тем как передать в руки врага советских разведчиков, привечал их в своем доме и угощал салом и варенной в мундирах картошкой и постоянно лез к командиру группы со своими непрошеными советами.

Стоя на ящике, она подняла голову, смотря на затянутое тучами небо, сделала глубокий вдох, может быть последний в своей жизни, и улыбнулась. Может, какая-то высшая сила ей и не поможет, но за нее точно отомстят…

Где-то на задворках сознания она услышала нарастающий странный шум, но посчитала это галлюцинацией, но шум быстро превратился в грохот, пронесшийся над головой, хлестнув мощным потоком воздуха, подняв с земли облака снега. К ее удивлению, немцы в панике стали разбегаться, что-то крича и стреляя в воздух. Грохот в воздухе усиливался, и Марина явственно услышала стрельбу авиационных пушек, и невдалеке машина, на которой пулеметчик истерично стрелял в небо, превратилась в огненный шар.

Она так и стояла на ящике со связанными за спиной руками, с петлей на шее, боясь потерять над собой контроль, и улыбалась, а вокруг нее шел бой. В небе кружились две фантастические машины, выкрашенные в какой-то необычный бело-серый цвет, с блистающим диском наверху и методично расстреливали разбегающихся фашистов. Женщины и дети быстро сориентировались и просто разбежались по нешироким улочкам, и попрятались в близлежащих домах, а на улице кипел бой. На фоне рева двигателей летающих машин были слышны взрывы гранат и автоматные очереди.

Прошло не более пяти минут, а на площади уже деловито орудовали люди в белых маскировочных костюмах, в разгрузках, которые были только на вооружении ОСНАЗа НКВД, некоторые с новыми автоматами ППС, о которых им только рассказывали на курсах, а у других были вообще неизвестные системы, но в том, что это свои, она не сомневалась.

Опытные бойцы деловито добивали раненых, собирали оружие, боеприпасы, продукты. Их было немного, всего десять человек, но и этого хватило, чтоб быстро разгромить немецкий отряд и согнать на площадь шестерых пленных. В это время двое подбежали к виселице и быстро срезали веревки.

Снявший ее здоровяк осторожно подхватил изуродованное пытками тело на руки, отнес в сторону, где один из бойцов снимал с двух немцев шинели, которые разложил на земле. Марину аккуратно положили на импровизированное ложе. А она могла только плакать и смотреть на легендарных бойцов. В войсках давно ходили слухи про необычные отряды ОСНАЗа НКВД, которые на секретных летающих боевых машинах по ночам громят штабы немецких дивизий, уничтожают склады, мосты, технику и тут же улетают. Немцы их называют "ночными мясниками", вот она — легенда перед ней, но она плакала, потому что невдалеке лежали трупы ребят, которые не дожили. Теряя сознание, она только успела услышать:

— Командир, девчонка отходит, тут операция нужна…

* * *

После интересного и весьма неоднозначного разговора с представителями ФСБ, плюнув на текучку, закрылся в лаборатории и стал заканчивать второй, более компактный образец пространственно-временного маяка, который, по моему разумению, нужно было разместить под Москвой, а вот уже третий прототип везти в Антарктиду. Шапошников за последнее время несколько раз приезжал в Усадьбу, и мы с ним долго общались в чате, обсуждая варианты зимнего контрнаступления под Москвой. Тут Борис Михайлович решил воспользоваться возможностями подпространственной переброски войск с максимальной пользой. По его замыслу, под Вязьмой, на территории, которую до сих пор контролируют находящиеся в котле войска под командованием генерала Лукина, формируется дополнительная ударная группа, которая должна будет ударить навстречу наступающим со стороны Москвы армиям. В итоге вместо планомерного наступления, как в нашей истории, немцев ожидал вполне реальный разгром с двумя котлами, в которые по самым скромным подсчетам должно попасть от десяти до двадцати пяти дивизий. Задумка перспективная, и Шапошников интересовался, чем мы можем помочь предкам, так чтоб не афишировать наше участие и чтоб артефакты не попали в руки к противнику. Недели две назад я скинул Сталину весьма интересный план по ведению информационной войны, и наш молодняк, когда его разрабатывали, часто просто сидели и ржали в предвкушении тех гадостей, которые они будут устраивать немцам. Видимо, Шапошников был в курсе и пытался что-то вытянуть еще, что может помочь в наступлении.

Предложить действительно было что: и самолеты постановщики помех, и систему радиолокационных станций для контроля воздушного пространства и соответственно управления борьбой за доминирование в воздушном пространстве, и большие запасы самодельных и заводских боеприпасов объемного взрыва. Тут мы по сути дела запустили свое малосерийное производство, да и ребята из России обещали подбросить для предков два десятка ОДАБ-500П по такому случаю.

После нескольких часов работы наконец-то удалось запустить в работу второй маяк и, проведя соответствующее тестирование, начал конечную сборку устройства для транспортировки. Пока занимался техническими вопросами, позвонил дежурный и доложил, что прилетели два военно-транспортных борта из России, и началась их разгрузка, и через пару часов мне сбросят список грузов и данные на прилетевших переселенцев. На данный момент переброска высокотехнологических грузов в прошлое была под жестким контролем и без моей визы ничего туда не отправляли, тем более в свете последних событий, особенно учитывая попытки Сталина договориться с ГРУшниками о получении ядерного оружия в обход нас. А пока я занимался тем, что готовил прямой подпространственный мост между Москвой и Вяземским котлом посредством двух маяков.

В принципе технология сборки уже была отработана — я нагружал трех лучших "паяльников", как у нас называли электронщиков, они готовили узлы, я их компоновал и настраивал. Узнав конструкцию маяка, они могли и сами скомпоновать его, но вот настроить без знания теории, без наличия соответствующих программ-утилит и, главное, без тестовых сигналов не смог бы никто, тем более в следующих модификациях маяков была предусмотрена система селекции. Поэтому устройство было в первом приближении готово уже к вечеру следующего дня, и в тот же час мы его пронесли в 41-й год для проверки. Сначала в наш городок под Оренбургом, и вывезли на машине в степь километров на десять, потом установили его под Вязьмой, где находился основной маяк, и провели несколько пробных включений и проверив так называемую тревожную кнопку. Рассмотрев варианты, я принял решение этот маяк перебросить под Москву для более активного контакта с советским руководством и, главное, для организации непосредственной переброски войск под Вязьму, а вот второй, который уже был практически готов, изначально готовил для работы в условиях пониженных температур, специально ориентировал под Антарктиду. О принятом решении сообщил в Москву, получил одобрение и начал готовить перевозку устройства.

Для переброски маяка как всегда решили использовать наши вертолеты, которые каждую ночь, как у себя дома, шныряли по немецким тылам, засыпая фугасными авиабомбами склады боеприпасов, сбрасывая бомбы объемного взрыва на штабы и места дислокации живой силы противника, высаживая разведывательно-диверсионные группы. Тут Лукичев развернулся в полную мощь своей неуемной фантазии в области уничтожения противника и причинения ему максимального дискомфорта. Его излюбленным развлечением еще с Афгана было установить на многоцелевые тягачи МТ-ЛБ и на БТРы автоматические минометы "Василек", осторожненько выехать поближе к позициям противника и плотно накрыть его. Тут он великолепно спелся с "Мозгом", капитаном Павловым, который, оставшись без особого жесткого контроля, уверовав в силу оружия из будущего, буквально впитывал в себя современные методы ведения войны, ориентированные на быстрое нанесение максимального ущерба и не менее быстрое оставление позиций, чтоб не попасть под ответный удар. Поэтому его излюбленными игрушками стали три САУ "Гвоздика", одна "Акация" и мобильная минометная батарея из пяти "Васильков".

Отработав не меньше чем сотней мин по скоплению противника, они резвенько удирали, оставив после себя несколько минных ловушек и пару снайперов, отстреливающих исключительно офицеров и предателей из местного населения. Именно поэтому в последнее время без танкового и артиллерийского прикрытия немцы не решались соваться в леса. Да и группами меньше чем в двадцать-тридцать человек без пулеметов они старались не перемещаться вне охраняемых гарнизонов. Несколько попыток крупными силами отловить рейдовую батарею заканчивались засадами, и пару раз, убедившись в отсутствии у противника зенитной артиллерии, днем применяли вертолеты, которые со своими НАРами являлись весьма сильным и убедительным аргументом. По данным, полученным у пленных немцев, у солдат противника начал вырабатываться новый, не свойственный армии-победительнице синдром — вертолетобоязнь…

Как обычно, вылетели ночью парой, чтоб в случае аварии могли друг друга подстраховать. Шли налегке — в последнее время практически все запасы НАРов расстреляли, поэтому подвески вертолетов были пусты и в десантных салонах сидели только по шесть человек охраны.

Пролетев километров пятьдесят, на связь вышел пилот "двойки" с сообщением, что возникли проблемы с двигателем, и должен идти на вынужденную. Мы немного покружили в темноте в поисках подходящего места, и, удостоверившись, что "двойка" нормально села, сделали большой круг, не обнаружив противника поблизости, вернулись, зависли, сбросив десант, отошли чуть в сторону и приземлились сами.

Я, настроив маяк на экстренное включение по тревожной кнопке, взял брелок пульта дистанционного управления, по глубокому снегу двинулся к "двойке". Бойцы десанта, среди которых трое были волкодавами из ОСНАЗа НКВД, а все остальные наши ребята, быстро прихватив гранатометы, заняли позиции, чтоб в случае чего защитить винтокрылые машины. Погода была не очень, и можно было надеяться, что наша посадка осталась незамеченной, тем более в темноте.

Забравшись в "двоечку", я поинтересовался у летунов, сколько нам тут торчать, и, может быть, включить портал и вертушку просто утянуть в наше время и там ее отремонтировать, но ребята обнадежили, что вскоре полетим и вполне спокойно доберемся до Можайска, где у нас был организован аэродром подскока.

Но летуны провозились почти до обеда, поэтому сначала решили просто переждать до наступления темноты и лететь, но где-то вблизи послышались шумы двигателей, и один из постов сообщил о приближении колонны противника. В наши планы воевать днем не входило, а то немецкие зенитчики могли запросто сбить наши "крокодилы" и при этом сильно не перетрудиться. В сложности поражения зенитной артиллерией вертолет будет несильно отличаться от стрельбы по тому же штурмовику ИЛ-2, поэтому и предпочитали использовать "крокодилы" по ночам, когда у нас было неоспоримое преимущество в электронных системах ночного видения.

Мы неслись на бреющем полете почти над самой землей в сторону фронта, до которого оставалось не более тридцати километров. Погода была отвратительная, но, может, это было и к лучшему: резко уменьшалась вероятность встретиться и с немецкой, и с нашей авиацией. Ведь вряд ли кто-то из летчиков обеих сторон смог бы определить войсковую принадлежность наших вертолетов, и скорее всего любая встреча закончилась бы обязательным открытием огня по непонятным летающим объектам, причисляя их к противнику…

Это очень незабываемое зрелище со стороны, когда ревущая винтокрылая машина несется на бреющем полете, а из кабины на это смотреть еще интереснее, как за бортом пролетают поля, деревья, речки. Мы как раз пролетали над небольшой деревенькой, когда сидящий впереди оператор закричал в эфире на общей волне:

— Командир, внизу немцы, кого-то вешают, и людей собрали. Вдруг Космодемьянскую? Может, вмешаемся? Зениток вроде не видел.

Тут же отозвался оператор с "двоечки":

— Подтверждаю. Деревня, два грузовика, виселица. Цели компактные. Можем точечно отработать из пушек.

Вклинился голос пилота с нашей "единички":

— Твое решение, Командир? Уйдем далеко, не успеем развернуться.

— Немцев два грузовика?

— Да.

— Зенитные средства?

— Не обнаружены.

— Хорошо. Работаем. "Единичка" работает по немцам. "Двойка", поиск зенитных средств и отстрел убегающих.

Только закончил фразу, как вертушка рванула в сторону, начиная разворот.

— Огонь по готовности. Пленных не брать.

Для пилотов и операторов началась работа. Набрав высоту, обе вертушки открыли огонь короткими очередями из 23-мм бортовых спаренных авиационных пушек, расположенных в носу боевых машин на несъемной подвижной пушечной установке. Хватило нескольких очередей, чтоб разнести грузовики и рассеять большую часть противника.

— "Двойка", десант.

— Вас понял.

Пока наш вертолет кружил над селом, второй перелетел на другую окраину, быстро снизился и высадил шестерых десантников и тут же снова рванул в небо.

— Миша, — обратился я к пилоту, — теперь мы.

Тут сидящий рядом Санька Артемьев чуть виноватым голосом проговорил:

— Командир, мы сами, побудь на пулемете.

Я усмехнулся. Прав ведь, не стоит мне лезть в бой, не тот уровень уже.

— Хорошо.

Теперь мы опустились, четверо бойцов во главе с Санькой выпрыгнули в снег, а я приложился к ПКМу в специальном станке и стал выискивать немцев в прицеле. Вертушка взревела и быстро набрала скорость и высоту. За все время короткого боя, я несколько раз открывал огонь, но всю основную работу делали бортовые пушки. Понадобилось всего пять минут, чтобы семь подготовленных и экипированных бойцов перебили остатки немецкого отряда и согнали на площадь несколько пленных.

Наша вертушка села на огород, метрах семидесяти от крайнего дома, а "двойка" кружила над селом. На связь вышел Санька:

— Феникс, зачистили. Взяли шестерых "языков" и одного местного иуду.

— Хорошо, сейчас буду.

Подхватив АКС-74 с подствольником, выпрыгнул на землю и побежал к площади, где уже хозяйничали наши бойцы.

Гнетущее зрелище. Нет, тела немцев, хотя и разорванные взрывами авиационных пушек, не производили никакого впечатления — насмотрелся этого, а вот наши, выложенные в ряд чуть в сторонке, приковали мое внимание. Пять молодых ребят, трое почти нетронутые, с пулевыми ранениями, а вот один явно был забит до смерти, а пятого мои бойцы сняли с виселицы и положили рядом, с товарищами. За время войны я насмотрелся на такое, и не раз. Любая война, тем более гражданская, быстро прочищает мозги и выветривает любые иллюзии. Для себя ты понимаешь одно — более жестокого и страшного животного, нежели человек, нет на свете. Но это так, лирика.

Санька что-то там возился с последним уцелевшим, я уже собрался уходить, когда он закричал:

— Командир, девчонка отходит, тут операция нужна…

Открывать портал на неподготовленной местности и демаскировать такой уникальный канал переброски я, естественно, не собирался, поэтому скомандовал:

— Окажи помощь, вколи противошоковые, обезболивающие, если дотянет до Можайска, может, и у нас прооперируем. Если кого зацепили из местного населения, тоже окажи помощь.

Пока Санька возился с ранеными, двое бойцов сторожили пленных, среди которых затесалось какое-то чмо в гражданке с белой повязкой полицая на рукаве, а остальные резво собирали трофейное оружие, боеприпасы.

Именно в это время на площадь снова потянулись люди. Они с надеждой смотрели на нас и о чем-то тихо переговаривались, несмело подходили все ближе и ближе, пока одна из них, крупная тетка, не набралась смелости — вышла вперед в качестве делегата и двинулась прямо ко мне.

— Товарищ командир, товарищ командир, вы ведь главный?

Пролетевшая над головой "двоечка" своим ревом смазала конец фразы. Я кивнул головой.

— Скажите, что там на фронте? Когда сволочей фашистских погоните?

Я мгновение думал, а в принципе чего тут секретного, это немцы и так знают.

— Под Можайском остановили. На Бородинском поле за два дня три немецкие дивизии перемололи. Под Вязьмой до сих пор войска дерутся. Выдохся фашист, поэтому здесь так и лютует на беззащитных людях.

Подошедшие женщины, услышав ответы, загалдели. Но времени было мало, тем более бойцы на плащ-палатке понесли тело снятой с виселицы девушки куда-то в сторону поля. Мне пришла идея, уж я-то представлял, что фашисты сделают с этим селом, когда узнают, что тут отряд НКВД резню устроил.

Я поднял руку, привлекая внимание, и закричал:

— Вот что, женщины. Мы улетаем к фронту дальше бить врага. Фашисты не простят, что мы тут устроили, и обязательно отомстят…

Женщины, у которых чувство самосохранения в среднем развито намного сильнее, чем у мужчин, взволнованно загомонили, с все больше и больше нарастающим шумом.

— Что нам делать… не бросайте нас…

— Тихо.

Пришлось дать очередь вверх.

— Значит, так. Берете детишек, быстро пишете на бумажках фамилию, имя, отчество, место и дату рождения и к нам. Если есть возможность, настоящие документы. Через два часа они будут в Москве, потом оправим в тыл. Когда освободим эти места, они вернутся. Это лучше того, что немцы их заберут к себе, будут у них кровь выкачивать, чтоб лечить своих раненых. Как мы улетим, сами уходите подальше, но здесь не оставайтесь. Фашисты этого не простят. Но обязательно похороните наших ребят.

— А что со Спесивым будет?

— Кто такой?

— Вон тот ирод, с немцами сидит. Это он вешал…

Подошедший ко мне Санька все это слышал и ждал только команды.

— Немцев в расход, этого урода на виселицу. Повесь ему табличку какую-нибудь, так, чтоб надпись была позабористее…

Все что нужно, было сказано. На площади раздались короткие автоматные очереди, и чуть позже там, где совсем недавно висело тело комсомольца-разведчика, болталась туша бывшего счетовода Спесивого, с белой повязкой на рукаве и с табличкой на груди с надписью большими буквами на немецком и на русском языках "Фашистская подстилка".

Через десять минут в "двоечку", которая села недалеко от площади, сразу загрузили тело разведчицы и стали принимать детишек, которых быстро все смекнувшие женщины буквально пихали в руки десантников. Когда перегруженная "двоечка", взревев двигателем, поднялась в небо, вместо нее села "единичка". И в нее под завязку напихали детей и, убедившись, что забрали всех, даже прихватили одну молоденькую девушку с грудным ребенком, жену красного командира, который был на фронте, я дал отмашку на взлет.

Позади осталось опустевшее село, которое сразу же покинули люди, оставив на деревенском кладбище братскую могилу погибших разведчиков. В этом мире никто не узнал про Зою Космодемьянскую — она не погибла, а после второго рейда была ранена и вывезена в тыл. А вот судьба группы Николая Маслова обросла легендами, и подвиг комсомольцев-разведчиков стал достоянием всей страны. Но еще больше людей поразило то, что в самый последний момент на выручку прибыли бойцы специального подразделения НКВД, которые в яростном бою уничтожили более пятидесяти фашистов и в прямом смысле слова вытащили из петли последнего уцелевшего члена группы — Марину Ненашеву. После того, как эта история попала на первые страницы "Правды", как пример подвига советской молодежи, имя счетовода Спесивого, предавшего комсомольцев и лично казнившего командира группы Николая Маслова, стало нарицательным и очень долго было синонимом подлости, лжи и предательства.

Глава 11

Зима кардинально изменила городской берлинский парк. Кажется, совсем недавно, еще осенью, они ходили здесь по чистым, ухоженным дорожкам и наслаждались видом деревьев, украшенных желтым, слушали хруст опавшей листы под ногами. Тогда возникшие на фронте проблемы рассматривались сквозь призму блестящих побед германской армии на Восточном фронте, и все казалось не настолько опасным, и не было такого чувства обреченности.

Теперь им снова пришлось встретиться, чтоб скоординировать свои позиции и выработать какую-то стратегию действий. Они медленно шли по пустынной дорожке ухоженного парка — охрана обоих высокопоставленных лиц Рейха быстро перекрыла подходы и не допускала никого постороннего.

— Рейнхард, я слышал, с вами недавно на фронте приключилась некая неприятность, и вы чудом остались в живых?

Гейдрих не стал юлить, тем более он действительно расценивал разгром его кортежа в России как некий вызов.

— Да, адмирал. Я на своей шкуре ощутил, что такое "ночные мясники" пришельцев. Весьма познавательно и прочищает мозги не хуже крепкого тирольского шнапса. Надо принимать какие-то меры, иначе скоро эти машины будут резвиться уже в небе фатерлянда.

— Поэтому я и хотел поговорить с вами. Уже однозначно ясно, что в ближайшее время ситуация выйдет из-под контроля.

— И что мы можем противопоставить такому явному вмешательству? Попытаться начать сепаратные переговоры?

— В ближайшее время этого не будет. Сталин просто не пойдет на это.

— Вы уверены?

— Я в частном порядке попробовал прозондировать позицию русских.

— И?

— Мы слишком увлеклись, используя права победителя, подкрепленные проводимой агитацией расового превосходства на захваченных территориях по отношению к местному населению. Очень увлеклись, и Сталин, какой бы он ни был хитрый азиат и тиран, не может пойти на переговоры на наших условиях, после этнических чисток и показательных расстрелов членов семей большевистских лидеров, зная, что он в любом случае победит. Его просто не поймут свои же.

— Не думаю, что это такая серьезная проблема. Сталин уже давно доказал, что в состоянии держать в узде все это азиатское быдло.

— Его не поймут пришельцы. Они настроены очень решительно. Но думаю, проблема не только в этом.

— А в чем?

— Фюрер.

— Адмирал, он же в курсе.

— Да, но, как мне представляется, фюрер просто не верит в это, он все еще купается в лучах славы и откладывает решение проблемы на будущее, хотя это уже нужно решать сейчас.

— Тогда нужно ждать кардинальных изменений на Восточном фронте. Это лучше всего должно повлиять на фюрера.

— Я тоже так думаю, Рейнхард, и как мне кажется, это произойдет в ближайшее время.

— Под Москвой?

— Конечно. Уже сейчас понятно, что операция "Тайфун" провалилась, и ответом на нее должно быть русское контрнаступление, и, судя по множеству сигналов, нас ожидает серьезный удар.

— Пришельцы?

— Не только. Просто анализ общей обстановки на фронте. Поэтому я обратился к русским, и они не стали пока разговаривать. Именно — пока. Они уверены в скорой победе и хотят сначала продемонстрировать свои силы и уже после этого вступать в переговоры. Недавний показательный разгром вашей дивизии СС "Райх" весьма показателен.

— Да тут вы правы. Но мы с вами рассматривали эту ситуацию, и все это попадает в наш ранее разработанный план.

— Не все. Появились новые условия для корректировки наших планов.

— Пришельцы снова удивили?

— То, что касается пришельцев, — уже не удивляет. Тут наблюдается стойкая тенденция увеличения их присутствия, которая вскоре приведет к глобальным изменениям, но на арене появился новый игрок, причем чуть раньше, чем мы с вами предполагали.

— Очень интересно, может, просветите?

— Именно для этого я вас и вызвал. Мы с вами в одной лодке и в данной ситуации играть самостоятельно я не хотел бы…

— Адмирал, может, давайте не будем терять время?

— На меня вышли представители околоправительственных кругов Англии с предложением уточнить позиции по неким новым союзникам большевистской России, которые могут существенно изменить геополитическую картину мира.

— Ого.

Гейдрих с интересом посмотрел на своего собеседника, который был почти на голову ниже его.

— А они откуда узнали?

Адмирал Канарис поежился, глубоко вздохнул морозный воздух и оглянулся по сторонам. Где-то в кронах деревьев громко кричали вороны, со стороны близлежащих улиц слышался шум автомобилей и неприятно проблеял звонок проезжающего пассажирского автобуса. Все это было настолько привычным, что никогда не замечалось, но в данный момент времени внимание адмирала почему-то зацепилось за эти звуки и ощущения.

Сделав паузу, чтоб подготовить собеседника, глава Абвера продолжил:

— У британцев еще со времен Литвинова есть пара человек в МИДе в Москве. Через одного из них они получили информацию о том, что несколько дней назад между СССР и неким правительственным образованием неизвестной принадлежности был заключен секретный договор о дружбе и сотрудничестве. Естественно, больше ничего узнать не получилось, все находится под строгим контролем НКВД, но точно известно, что в договоре есть ссылка на взаимную военную защиту в случае нападения на одну из сторон. Вы понимаете, что это значит?

— Пришельцы де-юре подтвердили свое право воевать с нами. И что это нам дает?

— Гейдрих, мальчик мой, Сталин однозначно ждет наших переговоров с британцами и американцами и заранее подготовил юридическую почву, чтобы вывести на арену пришельцев и использовать их как пугало и как ларец с драгоценностями, чтобы шантажировать своих нынешних союзников на официальном уровне. Конечно, это многим не понравится, но со Сталиным попробуют сначала договориться, чтобы получить независимый доступ к пришельцам, и какой результат будет ожидать напыщенных британцев и жуликоватых янки?

Гейдрих невесело усмехнулся. Он понял, куда клонит Канарис.

— Пришельцы, учитывая то, что там все однозначно русские, без Сталина серьезно разговаривать не будут, скорее всего, это прописано в секретном договоре.

— Вот. Азиаты будут тянуть время, выдавать какие-то крохи информации и несущественные технологии из будущего и при этом наращивать свой военный потенциал. Их сейчас сдерживает только война с нами, чтобы не бросить все силы на выпуск новых видов вооружений, в ущерб потребностям фронта.

— Но ведь фронту нужна новая техника…

— Да, нужна, но у русских проблема с подготовленными кадрами и для существующей техники. Как говорят мои специалисты, для освоения новых образцов им понадобится практически полностью менять всю производственную базу, обучать рабочих, наращивать мощности энергетической отрасли, а это все дело не одного года.

— Согласен, у моих специалистов то же мнение. И это нам дает определенную надежду.

— Нет, Рейнхард. Уже поздно, мы сами не справимся.

Гейдрих раздраженно остановился.

— Адмирал, я вас не понимаю, вы сами себе противоречите. Что вы хотите сказать? Или вы просто хотели донести до меня о ваших несанкционированных контактах с высокопоставленными представителями противника?

— Не совсем так, Рейнхард. Время для силового способа решения этой проблемы уже давно упущено, еще под Могилевом. Сейчас мы будем терять все больше и больше без особых достижений. Поэтому надо экстренно принимать меры, которые должны изменить расстановку сил.

— Не могу понять, куда вы клоните, адмирал. На сепаратный мир с англичанами?

— Было бы неплохо, и, как мне кажется, фюрер будет не против, вот только на острове население не поймет, и Форин-офис пока к этому прислушивается. К счастью, там есть умные люди, которые уже обдумали ситуацию и пришли к тем же выводам, но у них, по сравнению с нами, есть определенные преимущества.

— В том, что они не воюют с Советами?

— И это тоже, но главное, что у них не вся разведывательная сеть в высших эшелонах власти большевиков уничтожена.

Гейдрих замолчал, обдумывая ситуацию, и высказал свой комментарий:

— А ведь это даже интересно. Они предоставляют свои коридоры и информационную поддержку, а мы обеспечиваем силовые акции, учитывая наши наработки по русскому направлению? Да, согласен. Очень интересное предложение: фактически втемную объединить наши разведсети для противодействия стремительному усилению русских. Но где гарантии того, что они нас на одном из этапов не обманут и не попытаются единолично воспользоваться наследием потомков?

— Их операционные возможности в России на данный момент очень ограничены, а у нас в распоряжении миллионы русских пленных, которых можно использовать в своих целях. Наши армии стоят возле Москвы, и при желании мы сможем сбросить десант на Кремль и уничтожить Сталина, если не сможем удержать контроль над ситуацией. Правда, это будут смертники, но главное — решить проблему любой ценой.

— Хорошо, я это понял, но что нам даст уничтожение Сталина и Берии? Будет некоторое время борьба за власть, пришельцы поддержат самого для них подходящего кандидата, вот и все. Мы получим всего лишь потерю управления у русских на короткий срок, зато потом результаты от ответного удара спрогнозировать трудно — мы до сих пор не знаем, какими возможностями обладают пришельцы.

— Все правильно, Рейнхард. Только вы не увидели одно очень уязвимое место в системе безопасности нашего противника.

Тут Гейдрих усмехнулся и с иронией ответил:

— Хм. Звучит интригующе, адмирал. Не поделитесь своими соображениями?

Но Канарис не поддержал его ироничное настроение.

— Посвященных в тайну пришельцев не так уж и много, и наличие информации из будущего о военно-политическом развитии страны дает Сталину неоспоримые преимущества, особенно это касается кадрового вопроса. Но тут есть и обратная сторона: многие высокопоставленные русские чиновники не допущены до этой тайны и просто сняты со своих постов и задвинуты подальше без объяснения причин. Например — тот же маршал Кулик. Как вообще себя поведут члены Политбюро, узнав, что их не допустили к тайне потомков и в любой момент могут задвинуть или арестовать на основании информации из будущего. Ведь, несмотря на чистки, у Сталина есть оппозиция, которая пока себя ничем не проявляет. По косвенным данным, они пытались устроить несколько покушений на Зимина, ощущая от пришельцев прямую угрозу разоблачения, но сильно в этом не преуспели. Всемогущий и всезнающий Сталин не нужен не только нам, но и остальным коммунистам, среди которых много евреев, имеющих родственные связи за границей.

— Вы имеете в виду Кагановича?

— Не только его. Там и так слишком много фигур разного толка со своими амбициями, на которых можно сыграть. Тот же Жуков явно не допущен до тайны…

— Значит, заговор со скрытым военным переворотом?

— У нас нет выбора. Любая попытка открыто силой решить эту проблему закончится мощнейшим ударом со стороны пришельцев.

— Допустим, адмирал, я с вами согласен. Нечто подобное совсем недавно мне предлагали мои специалисты по России. С кем мы будем иметь дело со стороны Великобритании и САСШ? С правительствами?

— Нет. Мы будем контактировать с частными лицами, которые в состоянии отстаивать наши общие интересы вплоть до переподчинения нам разведывательной сети в России.

— Это серьезный шаг, видимо, островитяне достаточно глубоко копнули и испугались не меньше нашего. Ну а как же британские генералы? Эти напыщенные снобы будут до последнего…

Канарис, увидевший, что Гейдрих практически согласен с его планом, и совместные действия с британской разведкой его не сильно пугают, несмотря на то что в условиях войны этом можно расценивать как предательство, начал бить последними аргументами.

— Рейнхард, генералы будут выполнять приказы, а мы как раз будем работать с теми, кто эти приказы отдает.

Они дошли до конца дорожки, остановились и пошли обратно.

— Хорошо, нам удалось свалить Сталина и на его место станет человек, лояльный к Англии. Тогда все сливки, как всегда, начнут снимать британцы, и мы окажемся в еще более тяжелом положении. Эти люди всегда любили воевать чужими руками. Какую пользу мы от этого получим? И что в этой ситуации будут делать пришельцы? Они вряд ли останутся в стороне.

— По поводу британцев, я думаю, удастся договориться. Тем более наши армии захватили почти всю европейскую часть СССР и всю Европу, и это можно считать серьезным аргументом. Мы можем попытаться договориться с теми же пришельцами. У них много переселенцев в нашем времени. По косвенной информации даже есть специально выстроенный поселок для семей. Это прекрасные заложники…

Гейдрих обдумывал сложившуюся ситуацию. Все, что ему только что предложил Канарис, было весьма и весьма интересно и давало хоть какую-то надежду.

— Вы предлагаете через Гиммлера получить санкцию на работу с англичанами у фюрера?

Канарис усмехнулся.

— Я бы пока не спешил информировать фюрера, чтоб в случае неудачи не поставить его в неловкое положение.

Гейдрих, молча пройдя несколько метров, наконец-то ответил:

— Адмирал, ваши предложения интересны и в нынешней ситуации, вполне возможно, это будет единственно правильным выходом. Но я не вправе принимать такие решения.

Канарис хитро улыбнулся, он-то давно просчитал ситуацию.

— Конечно, я буду ждать вашего решения, но предварительный анализ ситуации мои специалисты уже начали.

Часом позже Гейдрих, переодевшись в форму, прибыл на доклад к своему непосредственному начальнику Генриху Гиммлеру, к которому начальника Главного управления имперской безопасности пропустили без задержки.

Хозяин шикарно обставленного кабинета просматривал какие-то бумаги и встретил входящего спокойным взглядом.

— Ну что, Рейнхард?Что нового сообщил Старый Лис Канарис?

— На него тоже вышли представители американского банковского консорциума и предложили поучаствовать в организации переворота в России, чтоб не допустить глобального усиления коммунистов.

Гиммлер поднял голову, блеснув стеклами очков в свете настольной лампы, и проговорил с легкой усмешкой:

— Они ничего не пускают на самотек. Видимо, решили серьезно пересмотреть правила игры и выйти из тени. Думаешь, они попытаются выйти напрямую на фюрера с аналогичным предложением?

— Не сомневаюсь, рейхсфюрер, но чуть позже и если с нами не получится договориться. Фюрер человек непредсказуемый…

Дальше развивать эту тему Гейдрих не стал, обоим было понятно, поэтому переключился на главу Абвера.

— Канарис все это рассматривает в плоскости работы спецслужб, но мне кажется, это ошибочное мнение. Адмирал в данном случае будет пешкой, ну на крайний случай слоном, но не более того. И нам предоставляется далеко не главная роль, учитывая коммерческие связи фюрера. Любят эти заокеанские умники воевать чужими руками…

Даже в защищенных кабинетах было не принято упоминать, что в Германии на обеспечение нужд армии работало много компаний, имеющих американских акционеров, которые в прямом смысле слова зарабатывали на войне. Спецслужбам Рейха СС, СД и Абверу было запрещено трогать такого рода компании личным указанием фюрера, который очень ревностно относился к этому вопросу.

К примеру, "И. Г. Фарбениндустри", основной поставщик германской военной машины, на 45 % финансировавший избирательную кампанию Гитлера в 1930 году, находился под контролем рокфеллеровской "Стандарт Ойл". Морганы через "Дженерал электрик" контролировали германскую радио- и электротехническую промышленность в лице АЭГ и "Сименс" (к 1933 году 30 % акций АЭГ принадлежали "Дженерал электрик"), через компанию связи ИТТ — 40 % телефонной сети Германии, кроме этого, им принадлежали 30 % акций авиастроительной фирмы "Фокке-Вульф".

Над "Опелем" был установлен контроль со стороны "Дженерал моторс", принадлежавший семье Дюпона. Генри Форд контролировал 100 % акций концерна "Фольксваген". В 1926 году при участии рокфеллеровского банка "Дилон Рид и К°" возникла вторая по величине после "И. Г. Фарбениндустри" промышленная монополия Германии — металлургический концерн "Ферейнигте штальверке" (Стальной трест) Тиссена, Флика, Вольфа и Феглера и др.

Американское сотрудничество с немецким военно-промышленным комплексом было настолько интенсивным и всепроникающим, что к 1933 году под контролем американского финансового капитала оказались ключевые отрасли германской промышленности и такие крупные банки, как "Дойче Банк", "Дрезднер Банк", "Донат Банк", и др.

В августе 1934 году американская "Стандарт Ойл" приобрела в Германии 730 тыс. акров земли и построила крупные нефтеперерабатывающие заводы, которые снабжали нацистов нефтью. Тогда же в Германию из США было доставлено тайно самое современное оборудование для авиационных заводов, на котором начнётся производство немецких самолетов.

От американских фирм "Пратт и Уитни", "Дуглас", "Бендикс Авмэйшн" Германия получила большое количество военных патентов, и по американским технологиям строился "Юнкерс-87". К 1941 году, когда вовсю бушевала Вторая мировая войня, американские инвестиции в экономику Германии составили 475 млн долларов "Стандарт Ойл" вложила в неё 120 млн, "Дженерал моторе" — 35 млн, ИТТ — 30 млн, а "Форд" — 17,5 млн.

После поездки поставленного вновь во главе Рейхсбанка Я. Шахта в США в мае 1933 году и его встречи с президентом и крупнейшими банкирами с Уолл-стрит Америка выделила Германии новые кредиты на общую сумму в 1 млрд долларов.

А в июне того же года во время поездки в Лондон и встречи с М. Норманом Шахт добивается предоставления английского займа в 2 млрд долларов и сокращения, а потом и прекращения платежей по старым займам. Таким образом, нацисты получили то, чего не могли добиться прежние правительства…

Гиммлер, прекрасно знающий всю подоплеку финансового возрождения Германии и имеющий представление о реальных возможностях настоящих хозяев ВПК Рейха, не хотел идти против фюрера, и Гейдрих был в курсе этого.

— Хорошо, что вы предлагаете, Рейнхард?

— Я предлагаю не спешить и посмотреть, как будет развиваться операция "Тайфун". Если наши войска возьмут Москву, то и переговоры будет легче вести, если русские отобьются — фюрера будет проще убедить в необходимости сепаратных переговоров.

— В стратегическом плане я согласен, но на меня давят, требуя определенных действий. Мне не оставляют выбора.

— Вы предлагаете тянуть время, рейхсфюрер?

— Да, Рейнхард. Организуйте контактную группу, прикрытие и легенду на случай провала…

Сказав последнюю фразу, Гиммлер вернулся к бумагам, с которыми он работал до прихода посетителя.

Гейдрих вытянулся, щелкнул каблуками.

— Будет сделано, рейхсфюрер.

* * *

Мы неслись на небольшой высоте, облетая любые населенные пункты, при этом стараясь быть максимально осторожными, учитывая, что вертолеты идут в серьезном перегрузе. Но пока нам сопутствовала удача и, пользуясь интерактивной картой, где были отмечены позиции противника и особенно места расположения зенитных батарей, сумели избежать неприятностей при подлете к линии фронта. Десятки детей разного возраста, которых мы забрали в небольшой деревне, оккупированной фашистами, были нашим самым ценным и охраняемым грузом, ради которого мы пошли на явное нарушение режима секретности.

Я сидел на металлической скамейке, держа на коленях двух детишек лет трех, которые, как маленькие галчата, пугаясь рева двигателей, жались ко мне. И по прошествии десяти минут сначала один, а потом другой начали клевать носами, а потом просто уснули. Посматривая в иллюминатор, я изредка смотрел, как мимо проносятся поля, леса, дома, дороги. Прекрасно была видна идущая слева и чуть сзади "двоечка", которая как привязанная соблюдала дистанцию и высоту над землей. Несмотря на то что я не раз летал на боевых вертолетах и наблюдал за ними, даже обстреливал и сбивал, но тем не менее наблюдать за идущим на крейсерской скорости "крокодилом" было интересно. По-настоящему боевая, мощная машина всем своим видом, стремительностью обводов внушала уважение и даже гордость за нашу страну, создавшую такую машину для уничтожения противника.

Большинство детей просто не понимали происходящего, плакали, и бойцы из охраны, затянутые в белые маскхалаты, в разгрузки, с автоматами, переквалифицировались в нянек, и это многим из них нравилось. Артемьев тот просто балдел от детей, и я впервые в жизни видел Саньку в таком качестве, и ведь у него получалось. Его открытая добрая улыбка привлекала малышню: к нему тянулись, старались залезть на колени и получить свою долю ласки и душевной теплоты, которой буквально лучился мой давний соратник. Через некоторое время я сам себя словил на мысли, что получаю удовольствие от доверчиво прижавшихся ко мне детишек, ради защиты которых я сейчас был готов порвать кого угодно на британский флаг…

— Феникс, на связь. Феникс, на связь. Это Кондор-Два.

От добродушных мыслей и наблюдения за возней малышей отвлек вызов на циркулярной волне. Отжав тангенту манипулятора, ответил:

— На связи, Кондор-Два. Проблемы?

— Да. Опять двигатель.

— До линии фронта дотянем?

— Дотянем, но температура растет, надо будет садиться.

— Что с девушкой? Как состояние?

— Без сознания, нужна срочная медицинская помощь.

— Хорошо, Кондор-Два, я понял. Минуту, приму решение.

Артемьев, слушающий общую волну, изменился в лице, осторожно отсадил детей и быстро пересел ко мне. Я передал ему своих малышей, достал планшет, запустив интерактивную карту, просмотрел самое свежее расположение наших частей в том районе, где мы должны были пересечь линию фронта, и в первую очередь меня интересовали аэродромы, где по идее можно было в случае чего разжиться горючим и получить медицинское обслуживание для раненых. Особенно это касалось девушки, которую бойцы вытащили в прямом смысле из петли.

— Кондоры, на связь.

— Кондор-Один, на связи.

— Кондор-Два, на связи.

— Меняем курс, в сорока километрах аэродром 180-го ИАПа. Они ближе всего. Кондор-Два, дотянете?

— Не уверен. Двигатель греется.

— Здесь мы сесть не может, немцев как грязи. Противник прорвался и взял Можайск. Аэродрома подскока у нас уже нет. Сами знаете, должны были лететь в Тушино.

— Вас понял.

Вертушки изменили курс, и даже дети замолчали, поняв, что у взрослых какие-то неприятности.

Машины неслись над землей, а я пытался связаться с Усадьбой. Мне сразу ответили, я коротко обрисовал ситуацию.

— Буду у летунов садиться, у нас перегруз, "двойка" уже пыхтит и надо срочно медицинскую помощь раненым оказать.

— Хорошо, мы сообщим штабу ВВС Западного фронта.

— Только не тяните, а то наши силуэты не знают, собьют еще по незнанию…

Погода начала резко портиться, да и до сумерек осталось совсем мало, поэтому лихо пронеслись над немецкими позициями, даже не услышав, как вдогонку затарахтели малокалиберные зенитки, только по бронированному корпусу вертолета несколько раз щелкнули пули стрелкового оружия, и мы уже летели над нашей территорией.

— Феникс, на связь. Кондор-Два.

— На связи, Кондор.

— Командир, температура растет.

— Минут пять выдержишь?

— Думаю — да.

— Готовься, сейчас подлетаем, попытаюсь с летунами связаться, чтоб не слупили по дурости.

Переключившись на волну радиостанции ИАПа, попытался вызвать:

— Клумба-346, Клумба-346, вызываю Аспида-14, ответьте!

"Клумба-346" это был особый позывной, которым мы могли вызывать особую помощь. Все авиационные части Западного фронта, в полосе которого крутились наши вертолеты, получили особые циркуляры, где оговаривался порядок оказания помощи особому авиационному подразделению НКВД.

Сильно искаженный голос нам ответил:

— Клумба-346, говорит Аспид-14. Чем можем помочь?

Я глянул на экран планшета. Точно позывной 180-го ИАПа.

— Идем на экстренную. Сейчас подлетаем, смотрите нам в зад не дайте и предупредите дежурное звено.

— Вас понял, Клумба-346. Сколько вас?

— Двое.

— Хорошо. Ждем.

Глава 12

Мы подлетели почти в сумерках. Пока "двоечка", которая держалась в воздухе только силой воли ее пилота, с напряжением почти плюхнулась недалеко от накрытых маскировочными сетями истребителей, мы нарезали круги, держа под прицелом подходы к севшему вертолету. Как я понял, местные авиаторы ожидали посадку самолетов, а тут на голову свалились неизвестные летательные аппараты, про которые в войсках ходили легенды. Мне пришлось еще раз связаться с командиром авиаполка, чтоб подтвердить, что это мы и по нам стрелять не надо.

Когда я убедился что все нормально, а вокруг "двоечки" собралась толпа, я дал команду на посадку. Пилот лихо разорвал круг, рванул в сторону, прошелся над стоящими в ряд самолетами и, показав шик, с первого захода подлетел к указанному месту, завис, ожидая, когда выйдет шасси, и осторожно приземлился.

Как только вертолет коснулся поверхности, я открыл дверь, выпрыгнул наружу и, пригибаясь и закрывая лицо от мусора и сильного ветра, поднятого лопастями, побежал к нескольким старшим командирам, которые стояли чуть в стороне и с огромным интересом рассматривали в прямом смысле упавшие им на голову секретные боевые машины.

Движок "двойки" уже спешно заглушили, а моя "единичка" все еще ревела, на случай если экстренно придется взлетать. Я быстро шел, и, видимо, командир полка, зорким взглядом рассмотрев во мне руководителя, сам пошел навстречу. Отдав честь и наклонившись ко мне, чтобы я расслышал, пытаясь рассмотреть мои знаки различия.

— Майор Хлусович Иван Михайлович, командир 180-го истребительно-авиационного полка.

— Майор Кречетов, Главное управление госбезопасности, командир специального подразделения.

Думаю, этого будет достаточно. Осмотревшись по сторонам, отжав тангенту радиостанции, бросил в микрофон:

— Все, гаси. Бычок, на тебе охранение.

Мы с майором отошли в сторону.

— Иван Михайлович, выставьте часовых, чтоб лишние не подходили к секретной технике. Сами понимаете. И надо детишек в тыл отправить именно ночью, а то днем могут попасть под налет, а я их матерям обещал, что после освобождения все в целости и сохранности вернутся домой.

Майор отдал распоряжения, и все, кто высыпал на улицу смотреть необычные летающие машины легендарных "ночных мясников", выхватывали у десантников детей и относили их куда-то в лес, где располагались палатки личного состава, столовая и медицинский пункт. Раненую комсомолку-разведчицу отнесли к медикам в первую очередь, а я, проконтролировав оцепление и охрану, порядок проведения срочных работ по ремонту вертолетов, пошел с майором в столовую. Летун, как нормальный хозяин, сразу предложил поужинать, и его очень интересовали наши похождения. Полковой особист, на которого произвели впечатления мои убойные бумаги с личной подписью Берии, носился вокруг вертолетов, организуя тягачи, которые должны были отбуксировать обоих "крокодилов" ближе к лесу и накрыть маскировочными сетями. Все бойцы остались возле машин, со мной отправился только Санька Артемьев, который ревностно взялся за обязанности моего охранника, и я не сопротивлялся, именно ему можно было доверить спину.

Мы подошли к палаткам, и пришлось ждать — там сейчас кормили детей, а заместитель командира полка уже вовсю суетился, организуя машины для отправки и наших маленьких пассажиров в тыл. Майор устало тер глаза, видимо, не спал уже которые сутки. Возле палаток толпилось много народа, все вроде как чем-то занимались, но мне казалось, что многие прислушиваются к нашему разговору с комполка. Их можно было понять, полк непрерывно воюет, новости приходят только в виде сводок и редких газет. Летчики сверху что-то видят, но реальное положение вещей всем кажется тяжелым, учитывая потери, которые понес полк за последнее время. Людям нужна была надежда, и они ее видели в нас, как в ожившей легенде, уже гуляющей по войскам. Тем более новые боевые машины с совершенно невероятными характеристиками вызывали неподдельный интерес у летчиков.

Капитан, заместитель комполка, подошел и по всей форме попросил разрешения обратиться.

— Товарищ майор госбезопасности, что писать в предписании, откуда дети?

— Деревня Зарубино.

Капитан кивнул и убежал в канцелярию, а нас провели в палатку, где поставили отдельный стол и при свете керосиновой лампы нам поставили тарелки с какой-то разогретой кашей, горячий чай и ломти самодельного хлеба. Присев на скамейку и положив автомат на колени, взял предложенную ложку, зачерпнул, положил кашу в рот и почувствовал, как проголодался за последнее время. Санька, сидевший рядом, уже вовсю работал ложкой, но изредка поглядывал по сторонам, оценивая обстановку, так же, как и я, положив автомат на колени.

Командир полка, сидевший рядом, пил небольшими глотками чай и, с интересом глядя на меня, спросил, хотя было видно, что ждал окрика, что не стоит задавать вопросы:

— Это как вы так детишками обзавелись?

Я решил не сильно скрывать наши похождения, людям нужны хорошие новости.

— Мы под Вязьмой две ночи гуляли у немцев по тылам. Хотели ночью через линию фронта перелететь, но у "двойки" с движком проблема, пришлось сесть и ремонтироваться. Летели днем, увидели, как в этой деревеньке немцы кого-то вешают, завернули, глянули, а их там человек пятьдесят при двух машинах. Прошлись из пушек, получилось очень удачно, потом ребята зачистили оставшихся. Девушка, которую в санбат передали, из комсомольской диверсионной группы. Их предатель немцам сдал, она одна только в живых и осталась. Мы ее фактически из петли вытащили…

Подошедший особист, молоденький худощавый лейтенант, с пылом перебил меня:

— А что с предателем, товарищ майор?

Сидевший рядом Санька, умявший кашу и попивающий чай, насмешливо прокомментировал:

— А вот прерывать старшего по званию, товарищ лейтенант, нехорошо.

Я с трудом сдержал улыбку. Артемьев, в белом маскхалате, в разгрузке и черной шапочке, выглядел весьма колоритно на фоне заморенных летунов, тем более он не поленился расстегнуть ворот куртки и демонстрировал свою черную морпеховскую тельняшку. Этот баламут уже строил глазки местным девчонкам, которые тоже повылазили, чтобы поглазеть на прилетевших боевиков. Летеха-особист смутился, обычно ему тут старались не перечить, вроде как власть, но мы-то и чином постарше и к руководству поближе, поэтому он только залепетал:

— Виноват, товарищ майор госбезопасности…

Я вмешался:

— Ничего, бывает.

И сделал паузу, отхлебнув чаю. Как-то мысли пошли в другую сторону, и я спросил майора:

— Иван Михайлович, а у вас кофе есть?

И натолкнулся на удивленный взгляд.

— Да в сон клонит, а нам еще всю ночь сидеть, пока "двойку" не доведут до ума, и в Москву лететь на доклад.

Майор пожал плечами:

— Откуда у нас…

— Понятно. Санька, не жлобись, доставай, порадуем летунов.

Артемьев показательно покашлял, закатил глаза к потолку.

— Давай, давай, знаю я тебя. Точно есть.

Санька порылся у себя в подсумке за спиной и достал пакет.

— Вот.

Комполка завистливо присвистнул. Это в пехоте или у разведчиков могли бы быть трофеи, а летчики в этом отношении и в прямом и в переносном смысле пролетали мимо, поэтому такие мелочи, как немецкое оружие, шоколад и другое, вызывали у них не то чтобы зависть, но нездоровый ажиотаж точно присутствовал.

— Ого, какое богатство. Смотрю, разжились неплохо.

Санька самодовольно усмехнулся, подмигнул связисткам, которые ночью "случайно" в столовую зашли погреться.

— Ну так свои нас не снабжают, вот приходится у немчуры на довольствие становиться, правда они пытаются возмущаться, но возражения с их стороны не принимаются…

Пока буфетчица делала кофе, я продолжил рассказ:

— А предателя мы повесили…

Потом, выделив особиста, спросил:

— Товарищ лейтенант, вы на наш счет какие-либо распоряжения получали?

— Так точно, товарищ майор. Обеспечить вашу безопасность и полностью выполнять ваши распоряжения.

— Хорошо. Усильте охрану, не помешает.

Он вопросительно глянул на меня.

— Что-то ожидается?

— Не исключаю. Немцы за нами давно гоняются…

Дальше объяснять не нужно было, умный поймет, а дурак… Особист явно дураком не был: лихо козырнул и умчался из палатки, на ходу крикнув:

— Есть, будет сделано.

Санька, проследив, как местный коллега исчез за дверью, посмотрел на меня с интересом.

— Что, Командир, чуйка?

— Да есть немного. Мы ж открыто помощь вызывали, немцы могли прослушать и сделать выводы.

— Они что, сюда танковую дивизию сбросят?

— Дивизию нет, а вот десант запросто, ну максимум авианалет на рассвете. Оно нам надо?

— Вполне реально.

— Я тоже так думаю. Берете "Иглы", гранатометы и в засаду. Вертолеты растащите, чтоб одновременно под удар не попали. На "единичке" летуны пусть будут в повышенной готовности.

Санька устало поднялся, подхватил автомат и проговорил:

— На крайняк, Командир, у тебя есть волшебный пультик.

Я усмехнулся.

— Ну, это на очень большой крайняк, а то руководство может не понять. Хотя подстраховаться не помешало бы.

Когда Санька ушел, точнее убежал выполнять задание, меня засыпали вопросами.

— Как там под Вязьмой? Что на фронте, ведь Можайск сдали? Отстоим ли Москву?

Что я мог ответить? Люди, которые сидели возле меня, были другими, настоящими работягами этой войны. Они гибли в отчаянных атаках на превосходящего противника, они в стужу работали по ночам, собирая обмороженными руками из обломков работоспособные самолеты, они стояли на взлетном поле, с замиранием сердца считая возвращающиеся машины и гадая, кто не вернулся. Они были настоящими, по-настоящему уверенными в своем деле, и в их обществе я себя чувствовал неуютно. Если что-то произойдет, нажав кнопку на пульте, смогу вызвать помощь, улизнуть в будущее при охране танков, "Шилок" и бойцов спецназа, а они всегда один на один с врагом. Я в некоторой степени ощущал себя торговцем будущим, хотя сам всегда считал, что именно торгашество довело нас до краха. Поэтому я не поленился и потратил время, рассказывая летунам о нынешнем положении на фронтах, правда без особых уточнений, на случай если кто-то из них попадет в плен. Наплевав на секретность, рассказал, как до последнего обороняли Могилев, как на Бориспольском плацдарме так навешали немцам, что они тихо сидели и не рыпались, как воевали в осажденном Севастополе. То, что во всех этих точках уже давно отметились наши группы, немцы прекрасно знали и то, что мы здесь совершили вынужденную посадку, тоже могли узнать. Поэтому по большому счету для немцев я ничего нового не рассказал, разве что как в Германии выходят газеты, где печатается множество некрологов о погибших офицерах и генералах.

Когда уже язык стал заплетаться от усталости, и кофе явно уже не помогало, я извинился, вышел на улицу, подышать свежим морозным воздухом.

Глянув на часы, я, направляясь в сторону летного поля в сопровождении старлея, выделенного командиром полка, связался с Санькой:

— Бычок, на связь, это Феникс.

Сопровождающий меня командир, несколько раз до этого видевший, как мы связываемся друг с другом, все равно удивленно посматривал на меня, но вопросов старался не задавать.

— На связи, Феникс.

— Включи ретранслятор на "единичке", сейчас как раз Усадьба должна быть на связи.

— Понял, сейчас распоряжусь.

— Что там с "двойкой"?

— Да что-то возятся летуны, но нужно в бокс загонять, в полевых условиях вряд ли сделают.

— Понял. Давай связь с Усадьбой налаживай, я сейчас подхожу.

Пройдя несколько постов, оставив провожающего у оцепления, я залез в "единичку", укрытую маскировочной сеткой. Присев возле передатчика, спросил Артемьева:

— Ну что?

— Кристина на связи.

— Давай, — забрал у Саньки гарнитуру, — Кристина, привет.

— Доброй ночи, Сергей Иванович.

— Кристина, ты можешь меня связать с кем-то из кураторов, но лучше, конечно, с Берией.

— Попытаюсь.

Прошло минут двадцать, и мне ответил уже мужской голос, который был знаком.

— Доброй ночи, Сергей Иванович.

— О, Павел Анатольевич, доброй ночи, — поприветствовал Судоплатова.

— Мне доложили, что у вас проблемы?

— Да. Один из вертолетов вышел из строя, и пришлось экстренно сесть на аэродроме 180-го ИАПа.

— Так в чем проблема?

— Проблема в том, что мы запрашивали посадку на открытой волне, и не исключаю, что с утра немцы могут либо устроить массированную бомбардировку аэродрома, либо выбросить десант, а скорее всего и то и другое.

— Улететь никак?

— Нет. Вариант есть воспользоваться маяком, но тут куча народа и вокруг лес, и отбуксировать вертолет в сторону проблематично, снежные заносы. Мне нужна санкция, чтоб личный состав полка увести в лес, открыть портал и утянуть вертолет. А на вашем месте я бы подкинул людей, на случай десанта.

Пауза. Судоплатов обдумывал ситуацию.

— Вот что, Сергей Иванович, я с вами свяжусь через полчаса.

Санька сидел рядом и поглядывал на меня.

— Ну что, Командир?

— Чапай думать будет. Там сейчас Судоплатов рулит. Будут решать, но вот что, давай готовься, сейчас перетащим маяк, я запущу его и "двоечку" утянем к себе, а сами свалим своим ходом в Усадьбу. Иди летунов напряги, чтоб начинали подготовку к переходу в наше время, а я местных застрою, чтоб лишних свидетелей не было.

Когда Судоплатов озвучил решение, которого я и ожидал, у "двоечки" сложили лопасти, а я вместе с майором Хлусовичем занимался тем, что собирал людей и уводил их подальше в лес, чтоб лишнего не увидели.

Майор попробовал возмущаться, что технику к утреннему вылету нужно готовить и людям отдыхать, но до него напрямую дозвонились из Москвы и высказали такое "фэ", что все вопросы пропали сразу. Я решил немного оправдаться.

— Иван Михайлович, не обижайтесь, там на вертолете новые турбинные двигатели, будем сейчас их пробовать, могут взорваться так, что вокруг все выгорит…

Тот недоверчиво на меня смотрел, но согласно кивнул головой, делая вид, что поверил.

— Что там с девушкой, которую привезли?

Комполка скривился.

— Не жилец. Внутреннее кровотечение, наши эскулапы ничего не смогут сделать.

"Хм, а почему бы и нет".

— Девушку на носилки и обратно, отвезем ее в Москву, может, там что-то смогут сделать…

Хотя сам подумал об оборудованной операционной нашей Марины. Честно сказать, жалко было девчонку, молодая, ей еще жить и детишек рожать, а она… В общем, решение принял и ни перед кем отчитываться не собирался.

Убедившись, что летное поле опустело и лишних глаз нет, активировал маяк, и через несколько секунд на общей волне на связь вышла база.

Уже привычно из воздуха появился выдвижной пандус, по нему съехали две БМП-2, заняв оборону и тягач, который должен был отбуксировать поврежденный вертолет в портал. Прошло двадцать минут и один "крокодил" исчез из этого мира вместе с пилотами и командой и очередной партией трофейного оружия. Вместе с ним в наше время отправили умирающую комсомолку, может, наша медицина сможет ей помочь.

А мы, собрав все свои вещи, подготовились к отлету. Санька, сбегав в лес, привел майора Хлусовича с особистом, которым я торжественно вручил по трофейному пистолету, пожали друг другу руки и, еще раз предупредив о возможности немецкого десанта, погрузились в нашу "единичку", которая, взревев двигателем, набрав обороты, оторвалась от земли и взяла курс на Москву.

Под утро мы уже были на небольшой посадочной площадке в Усадьбе, и я выслушивал очередной отеческий наезд со стороны Судоплатова, который в последнее время перед генеральным наступлением под Москвой мотался как электровеник, собирая информацию о противнике, контролируя отлов немецких разведчиков и диверсантов, буквально наводнивших столицу и ее окрестности. При этом на нем еще висела организация массового партизанского движения в тылах наступающих армий противника. В общем, мужик зашивался, а тут еще у нас очередные приключения на его голову, и понять причину его ворчания можно было.

Выслушав обязательную порцию упреков, я коротко, но культурно огрызнулся, показав зубы и объяснив, что я бы потерял авторитет у своих подчиненных, если б просто пролетел мимо и позволил повесить молодую девчонку. А тут, приведя пример с историей Зои Космодемьянской, передал Судоплатову фотографии, которые успели снять бойцы, когда громили немцев и освобождали людей и особенно когда вешали предателя. Тут же скинул ему на планшет основные тезисы, которые нужно осветить в статье. К моему удивлению и даже удовольствию, наши предки достаточно быстро освоили технику из будущего и привыкли к ней.

— Павел Анатольевич, это будет бомба с очень сильным резонансом. Тут и герои-комсомольцы, и предатель, получивший по заслугам, и вездесущие бойцы ОСНАЗа НКВД, которые как красные конники пришли в самый последний момент и спасли молодую девушку. И вывезенные из оккупированной деревни дети, спасенные от вражеской мести. Да тут такой светлый образ НКВД высвечивается, что они не только врагов народа вылавливают, но и врага в тылу режут, как кроликов. Я запрос дал: отряд Маслова по тылам у немцев вполне неплохо погулял, пока их не предали. Фотографии есть, есть свидетель — девушка, которую мы вывезли с грудным ребенком. Вполне вменяемая и не будет лишнего болтать. Что вам еще надо? Найдите хорошего журналиста и действуйте. Резонанс гарантирую — стране нужны герои и иуды.

Судоплатов, с интересом слушавший меня, кивнул головой.

— Идея хорошая. Передадите материалы, сделаем, мысль и вправду интересная. Мы сами искали нечто подобное, но раз тут такая история, то думаю, проблем не будет. А где сама девушка?

— У нас в реанимации. Думал у летунов оставить, так они ее приговорили, с вашим уровнем медицины шансов не было. Сейчас у нас ее чуть подлечат, потом к себе героиню заберете…

Сделав паузу, я перешел к другой теме:

— Павел Анатольевич, что у нас с аргентинскими делами? Самолеты восстановили?

— Да, два дня на проверку и можно лететь.

— А дальше?

— Коридор организован, легенды подготовлены. Трудно придется, но у них там деньги решают все, и наша страна под эту операцию готова выделить крупные средства.

— Я тогда заканчиваю в течение дня третий маяк, испытываю и отправляем его на Восток с нашей группой.

— Хорошо. Вы говорили, что пришли еще два больших самолета с техникой.

— Да, груз пришел, сейчас все проверят и начнем испытания и переброску. Стараемся быть осторожными, а то вдруг будут сюрпризы.

— Опасаетесь? Понятно. Что там интересного?

— Нам повезло. Всего прислали четыре вертолета. Два известных вам "крокодила" МИ-24 в самой последней экспортной модификации и в качестве приятного сюрприза — два МИ-28Н, это вообще летающие танки. Вот этого не ожидал, действительно настоящие ночные мясники, точнее охотники. По боевым характеристикам им нет равным.

— Я про них читал в ваших материалах, неужели нашли?

— Ага. Расщедрились, видимо, сильно жмет товарищей. Даже экипажи привезли, вот только выпускать этих ребят без какого-либо контроля не хотелось бы, а то перелетят к немцам, потом проблем не оберемся. Сейчас проверяют на детекторах лжи пилотов, членов семей, сослуживцев, проводят перекрестные допросы. Ну что мне вам объяснять, сами понимаете. Но к началу операции у нас будет минимум пять, а если успеем "двойку" отремонтировать, и шесть боевых вертолетов для ночных налетов.

— Как предполагаете их использовать?

— Организуем две ударные группы из одного МИ-28Н и двух МИ-24. Главная задача — в течение ночи-двух уничтожить большую часть фронтовой авиации противника на аэродромах, а потом уже методично давить всю тыловую инфраструктуру. Тут полковник Лукичев будет как раз к месту, это именно то, чему его учили.

— Да, он уже подавал докладную, но про новую технику не в курсе. Он предлагает, что группы ОСНАЗа в тылу противника будут оперативно наводить авиацию, по возможности самостоятельно наносить удары при поддержке вертолетов. Мы смотрели, как ваши люди резвились под Вязьмой, — весьма показательно. Противник ничего не может противопоставить, слишком высокая мобильность и особенно преимущество в средствах связи.

— Вот и я про то. Только, Павел Анатольевич, каков будет статус этих подразделений?

— В каком плане?

— Вертолетные подразделения являются частью НАШИХ вооруженных сил и выполняют союзнический долг, согласно подписанных договоренностей.

Судоплатов невесело усмехнулся.

— И как вы себе это представляете? Что-то я вас не могу понять, Сергей Иванович.

— Работать будем так же, как и раньше, под вывеской войск НКВД, но целеуказание, тактика и привлекаемые силы и средства будут определяться нами, но, естественно, по согласованию с вами. Сами понимаете, сейчас такой генералитет, что, получив в свое распоряжение совершенную технику и не зная ее возможностей, будут затыкать все дырки, бросать чуть ли не в лобовые атаки и в итоге просто загубят. Нас это не устраивает. Павел Анатольевич, вы же заметили, что у нас множество профессиональных военных с реальным боевым опытом. Мы с вами в одной лодке, и наши семьи, которые уже переселились в этот мир, доказательство этому. Поэтому давайте не совершать ошибок и доверимся профессионалам. Даже я не хочу влезать в эти дела — Лукичев профессионал очень высокого уровня. Чуть позже подтянется полковник Семенов, да и Щедрый уже начал активно работать. Ну что мне вам объяснять, вы и без меня все знаете.

Голос Судоплатова стал холоден.

— Сергей Иванович, вы же понимаете, что мы не можем позволить, чтоб ваши подразделения бесконтрольно гуляли, как у себя дома, и рисковали тем, что технологии из будущего могут попасть в руки противника.

— Конечно, поэтому мы и хотим оговорить систему наблюдателей-контролеров. Непосредственное участие переселенцев в боевых действиях не входит в наши планы — нас, действительно лояльных к Советскому Союзу, прошедших Третью мировую войну, осталось очень мало, и это не только мое мнение. Товарищ Сталин сам инициировал такое решение.

— Допустим, Сергей Иванович, это именно то, что мы от вас ждем. И вы прекрасно понимаете, что с вашей техникой не сможете остаться в стороне, пока промышленность не освоит хотя бы отдаленно напоминающие образцы. Получается двойственная картина: как вы видите ваше дальнейшее участие, ну кроме, конечно, модернизации производства и выпуска новых танков, самолетов, средств связи? Вы ведь прекрасно понимаете, что таких эффективных средств уничтожения противника, как ваши вертолеты, мы не сможем построить еще лет двадцать.

— Конечно. Там совершенно другая культура производства и другой технологический уровень и восполнить боевые потери мы будем не в состоянии.

— Да, но вы знаете, что в ближайшее время нам предстоит столкнуться с объединенной коалицией капиталистических государств, в которую будет однозначно входить Германия. И единственным козырем в этой ситуации будете вы.

— Мы кажется, с вами это оговаривали. Так вам выгоднее показать, что на вашей стороне воевали регулярные части пришельцев, что заставит англичан и американцев задуматься о возможных перспективах столкнуться с такой силой против себя. Но мне кажется, что вы опять намекаете на ядерное оружие?

— Да, мы вам про это говорили, но, судя по всему, вы предприняли определенные шаги, и новые друзья из вашего мира кивают в сторону вас и открыто говорят о вашем обязательном участии в переговорах.

А вот тут я удивился, не ожидал от ГРУшников такого: соблюдают договоренности, причем так демонстративно, ой что-то тут не то. Судоплатов проболтался, что у него есть свой канал получения информации о наших делишках, будем, значит, копать. Хотя этот волчара разведки вряд ли просто так по неосторожности слил бы информацию. Что же за этим стоит-то? Надо думать.

— Павел Анатольевич, ну сколько можно обсуждать одно и то же: ядерное оружие не панацея, это один из факторов сдерживания, не более того, и без нормальных средств доставки эффективность этого оружия резко падает. И получив и продемонстрировав наличие у вас этого оружия, вы получите гонку вооружений, которую просто проиграете, учитывая совокупный промышленный потенциал капиталистического мира с его колониями.

— Да мы прекрасно это знаем и надеемся на вашу помощь и в этом.

Я замолчал. Они же все равно додавят, и у меня просто не было выхода, иначе моя фигура станет всем мешать и меня уберут раньше времени и все. Надо соглашаться.

— Хорошо, Павел Анатольевич. Я поддерживаю эту идею и приложу все силы, чтобы Советскому Союзу было передано ядерное оружие и это реально сэкономит и время и деньги, но при одном условии.

Судоплатов, услышав от меня такое, с интересом повернул голову и чуть прищурил глаза.

— Слушаю вас, Сергей Иванович.

— Никогда и ни при каких условиях не применять ядерное оружие на своей территории, а лучше вообще не применять. Мы видели смерть мира от этого оружия, и мне бы очень не хотелось пережить еще раз это, тем более здесь будет жить моя семья и будет расти мой ребенок. Надеюсь, вы поймете, что мной движет.

— Сергей Иванович, за кого вы нас принимаете?

— Павел Анатольевич, я видел, как людей просто меняет оружие в руках, и они начинают смотреть, в кого бы стрельнуть, а при наличии такой кувалды, которая может заставить вздрогнуть весь мир, у многих будут чесаться руки.

— Вот вы о чем.

— Не только, Павел Анатольевич. Тут разговор очень серьезный, и не знаю, стоит ли его начинать, но степень нашей интеграции в ваше общество очень высокая и мы вплотную приблизились к точке невозврата.

— Что-то произошло, Сергей Иванович, о чем мне стоит знать?

— Все, что нужно, вы и так знаете, но пока не придаете этому особого внимания, но в перспективе это все может обернуться большими неприятностями.

— Вы про что?

— Ну, допустим, вы знаете свою судьбу. Про арест, про подорванное здоровье. Вы думаете, сможете этого избежать? Я не уверен.

— Вы что-то знаете?

— Нет, просто смотрю в будущее, так сказать, интерполирую. Пока не будет налаженной системы преемственности политического курса, воспитания и фильтрации кадрового состава, у нас с вами нет будущего.

— По-моему, вы однозначно указали на людей, кто повел страну к развалу.

— Павел Анатольевич, ну вот от вас я такого не ожидал. Ну грохнете вы Хрущева, ну Леня Брежнев не переживет войну и словит свою шальную пулю. Но вместо них придут другие аристократы от коммунизма, и они будут поступать точно так же: строить свою власть на обломках и дискредитации предшественников, от раза к разу нарезая себе все больше и больше полномочий, льгот и, главное, приближаться к абсолютной безнаказанности.

— Вы можете что-то предложить?

— Нет, к сожалению. Этот вопрос не был решен и в наше время у нас в стране, точнее, как оно говорилось — на постсоветском пространстве. Но вас это должно касаться в первую очередь, преемник Сталина в первую очередь начнет избавляться от его силовиков, и вы один из них: легендарный диверсант.

Судоплатов опустил голову. Он и сам об этом не раз думал, перечитывая свою биографию из будущего, но откладывал решение этой проблемы, переключившись на исполнение своих прямых обязанностей. Но Оргулов, такая была у него настоящая фамилия, поднял не зря эту тему, значит, боится или что-то знает, но не говорит. Но тема действительно острая, что будет потом. Одна тысяча девятьсот пятьдесят третий год — эта дата у него горела в голове, и он ее опасался.

— А ведь Сталина его окружение начнет потихоньку гнобить еще в сорок девятом, и есть определенная вероятность, что делалось это с подачи Запада.

— У вас есть новая информация?

— Только аналитические обзоры. Я напряг наших новых друзей, они должны либо подтвердить мои предположения, либо выдвинуть что-то свое. Я пользуюсь только открытыми источниками, что было доступно простому человеку, а вот там, наверно, остались реальные архивы…

— Вот это и есть еще одна тема, которую хотелось бы с вами обсудить, раз вы наши представители в вашем мире.

Глава 13

Поговорив по телефону с Малышевым о сроках поставки новых танков под Москву, Сталин устало положил тяжелую эбонитовую трубку и простым, остро отточенным карандашом сделал пометку на листке бумаги, где были отмечены первоочередные задачи на сегодня, и бросил взгляд на перекидной календарь на столе.

"Уже двенадцатое декабря… — и сердито засопел. — В это время, в другой истории мы уже фашистов выбили за Можайск, а тут все топчемся…"

Спина болела от долгого сидения, и Сталин, чуть кряхтя, встал и несколько раз прошелся по кабинету, разминая затекшие ноги. В дверь осторожно постучали, и невозмутимый Поскребышев на небольшом подносе принес очередной стакан горячего чая, отдельно чистую чашку и небольшой чайничек с горячей водой. Нейтральным голосом он тихо сказал: "Иосиф Виссарионович, не забудьте принять лекарство", и так же тихо ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Сталин невесело усмехнулся, подошел к столу, достал из ящика пакетик с надписью "Фармацетрон", надорвал его, засыпал содержимое в стакан, залил горячей водой и размешал ложечкой. Чуть отпив, смакуя кисловатый вкус, он в несколько глубоких глотков осушил стакан, чуть скривившись от кислоты напитка.

Вот ведь потомки придумали такую полезную вещь: не надо глотать порошки, мерить температуру, когда в стране такое творится, а тут выпил и можно идти дальше работать.

Он сначала настороженно относился к этим препаратам, опасаясь какой-нибудь пакости от потомков — ну не верил он, что все так же, как Оргулов и его соратники, преданы Родине. Потомки сами же говорили, что его, товарища Сталина, в будущем многие ненавидели, и чтоб испортить отношения и просто навредить, вполне могли пойти на какой-нибудь подлог. Но болеют даже вожди и им нужны хорошие лекарства, поэтому капитан Строгов, который уже давно у потомков стал своим, выполнил просьбу Судоплатова и достал вроде как для себя сильные лекарства от простуды. Сев за стол и отхлебнув чая, Сталин посмотрел на лист бумаги со списком вопросов и задумался.

Сегодня налет на столицу был особенно сильный, и главе государства пришлось спуститься в бункер, где были оборудованы для работы специальные помещения, точные копии его апартаментов в Кремле, там же проводились совещания, просмотр кинофильмов и прием пищи. Где-то наверху ревели сирены, извещая граждан о нападении, хлопали зенитные пушки, отправляя в ночное небо Москвы сотни тонн металла, грохотали взрывы тяжелых авиабомб, сносивших целые дома, звенели сигналы пожарных машин, несущихся по улицам к местам возникновения пожаров. По прошествии нескольких месяцев войны немецкие авианалеты уже стали чем-то обыденным и привычным, но все равно необходимость почти каждую ночь спускаться в бункер выводила из себя Сталина и задевала его самолюбие, как главы одной из самых больших стран планеты. Благодаря мощной системе ПВО, удалось снизить до минимума дневные налеты на Москву, когда город был как на ладони, и противник, понеся большие потери от действий советской истребительной авиации, вынужден был перейти к практике массированных ночных бомбардировок. Но и тут у потомков было готовое решение: радиолокационные станции быстро выявляли немецкие бомбардировщики, а переделанные медлительные СБ превратились в эффективных ночных охотников, с запредельных дистанций расстреливающих из 30-мм пушек противника, тем самым, как там говорил полковник Щедрый, существенно уменьшив поголовье бомбовозов, что сразу сказалось на интенсивности бомбардировок столицы.

На глубине, недостижимой для самых мощных бомб, ничего этого не было слышно. Только тишина, изредка нарушаемая тихим стуком в дверь, когда каждый час ему предоставляли сводки ПВО, данные Генштаба о ситуации на фронтах, информацию о прохождении воинских эшелонов и о почти поштучном распределении по войскам произведенных и полученых по ленд-лизу от американцев и англичан танков. Ситуация на фронте была крайне тяжелой и судьба столицы висела на волоске. Грела мысль, что в той, другой истории, они выстояли, выдержали и нанесли врагу сокрушительное поражение, но вот как все пойдет сейчас, никто предугадать несможет, даже знающие потомки. Хотя Шапошников прав — им удалось в полной мере воспользоваться информацией из будущего и в данный момент ситуация на фронте сложилась менее драматическая, чем в той, другой истории. Фашисты только-только взяли Можайск, основательно получив на Бородинском поле от смешанной экспериментальной группы. Это не значит, что воюют только пришельцы, глупо так считать: миллионы советских граждан взяли в руки оружие и ушли на фронт. Но уже не было бездумного бросания слабовооруженных курсантов и неподготовленных ополченцев под немецкие танки, чтоб хоть на пару часов задержать их продвижение: об этом они еще знали в июле и соответственно подготовились, насколько это можно было сделать в нынешних условиях.

Еще проблема в том, что части народного ополчения пришлось вооружать нестандартным оружием типа французских "Лебелей" и японских "Арисак", которые еще с гражданской войны хранились на складах. Исходя из информации, предоставленной потомками, по сути дела, это были смертники, которых в той истории просто бросили на убой, и в этом была вина его, товарища Сталина. Сейчас же части народного ополчения не попали в мясорубку Вяземского сражения, и множество умных, талантливых людей, цвет советской науки и культуры, не погибли в немецких лагерях от голода, холода и издевательств. Да, дивизии были созданы, но они привлекались для усиления охраны тыловых коммуникаций, патрулей и борьбы с немецкими диверсантами под руководством сотрудников НКВД. По результатам, множество негодных к службе были возвращены обратно в Москву на свои прежние места, а часть неплохо себя зарекомендовавших проходили обучение в боевой обстановке и постепенно перемещались на пополнение потрепанных в оборонительных боях воинских формирований РККА и НКВД. Этому предшествовал специальный приказ Ставки, в котором разъяснялось, что цвет науки и культуры не должен бесцельно гибнуть на полях сражений, но и запрещать людям выполнить священный долг перед Родиной Верховный Главнокомандующий тоже не вправе, поэтому части народного ополчения будут привлекаться к охране и поддержания порядка в тылу. Это был мощный пропагандистский шаг, один из эпизодов хорошо спланированной и подготовленной агитационной кампании по усилению авторитета партии и советской власти. Тут потомки, которые очень упирали на своих знаниях в области пропаганды, подсказали множество интересных ходов, которые оказались весьма эффективными.

Например, тот же парад 7 ноября снимался исключительно на оборудовании из будущего и в цвете, потом долго монтировался, озвучивался, добавлялись спецэффекты и в итоге получился весьма и весьма интересный фильм, который Сталин часто просматривал у себя на ноутбуке. Потомки еще в конце лета дали ему посмотреть документальный фильм "Разгром немецких войск под Москвой", вышедший в прокат 23 февраля 1942 года, который, немного переделанный, получил "Оскара" в САСШ, но то, что сняли и смонтировали специалисты из будущего, смотрелось намного реалистичнее и впечатляюще, чувствовалась совершенно иная пропагандистская школа.

Красочные съемки: танки, ровными колоннами идущие под снегом по Красной площади, бойцы, строй за строем, уходящие прямо в бой, тачанки, бронеавтомобили, артиллерия. Но тут было применено новшество — у многих бойцов и командиров бралось интервью: они коротко рассказывали про свою жизнь, про то, как скоро пойдут в бой, про свои семьи, которые остались на оккупированных территориях и в тылу. Все это делалось без привычного пафоса, присущего фильмам 30-х и 40-х годов, и от этого все эти люди выглядели более живыми, естественными, и даже Сталин, который знал всю подоплеку фильма, сочувствовал и сопереживал защитникам Родины. Он смотрел на себя, говорящего речь, и понимал, что после просмотра этого фильма мало останется равнодушных, разве что только настоящие враги Советского Союза. Это себя оправдало — тысячи растиражированных копий уже разошлись по огромным просторам страны, а органы госбезопасности на местах внимательно наблюдали за реакцией населения.

Но это было только начало: как и в другой истории, во время Московской битвы на фронт было направлено множество корреспондентов и кинооператоров, причем многие были действующими сотрудниками НКВД с цифровыми видеокамерами из будущего. Сталин задумал снять грандиозный документальный фильм про разгром немцев под Москвой и запустить его в Великобританию и САСШ, тем самым сыграв на общественном мнении этих стран, убедив население в том, что они ведут неравную войну с сильным, коварным и безжалостным врагом. Когда пойдет конфронтация с нынешними союзниками относительно наследия потомков, то это должно сыграть особым образом и дать дополнительное время, пока там будут готовиться к совместному удару по СССР и обрабатывать население. Учитывая, какое влияние произвел фильм об обороне Москвы в истории мира Оргулова, который назывался на американский манер "Москва наносит ответный удар" (реальный факт), эффект нового фильма, выполненного по методикам рекламы будущего, должен быть достаточно серьезным и сильно спутает карты желающим напасть на Советский Союз в ближайшее время.

"Так, что там дальше?"

Кончик карандаша отметил пункт относительно фильма и перешел на следующую позицию — "Крым и Юго-Западный фронт".

Тут Сталин снова задумался, просматривая аналитические справки из Генштаба и пояснения, доставленные из специального хозяйственно-экономического управления центрального аппарата НКВД, которое курировало вопросы контактов с пришельцами.

После уничтожения штаба 11-й немецкой армии во главе с ее командиром Эрихом фон Манштейном, у противника на время было потеряно управление войсками, чем советское командование решило и воспользоваться. 7 декабря силами Севастопольского гарнизона, усиленного пятью свежими дивизиями, переброшенными через портал из-под Оренбурга, и силами 44-й и 51-й армий со стороны Керчи были нанесены удары по частям 11-й немецкой полевой армии. Силами 1-го особого ночного штурмового авиационного полка в ночь с 6 на 7 декабря были уничтожены три ранее разведанные с помощью радиолокационных станций из будущего аэродрома, где базировалась немецкая фронтовая авиация. Разведгруппы, в задачу которых входила разведка и целеуказание с помощью инфракрасных маяков, невидимых простым взглядом, сумели мастерски навести модернизированные штурмовики ИЛ-2, оборудованные приборами ночного видения и тепловизорами. На головы немецких летчиков и технического персонала посыпались напалмовые канистры, бомбы объемного взрыва и тысячи ПТАБ (противотанковые авиационные бомбы), в результате чего, потеряв более сорока самолетов на аэродромах, немецкая авиация не смогла оказать серьезного противодействия наступающим советским войскам, что существенно повлияло на ход сражения. В следующие ночи мощные авианалеты были нанесены на склады боеприпасов, места дислокации резервов и позиции тяжелой артиллерии. 8 декабря в районе Бахчисарая был выброшен тактический десант, бойцы которого, до зубов вооруженные гранатометами, перерезали автомобильные и железнодорожные дороги Симферополь — Севастополь, нарушив тем самым снабжение избиваемых под Севастополем немецких частей. Учитывая локальное превосходство в авиации, по целеуказаниям десантников проводились авиационные удары по отступающим от Севастополя войскам противника. Благодаря массовому использованию системы подавления радиосвязи, многие немецкие части при попытке связаться обнаруживались средствами РЭБ ЧФ, и по ним сразу наносились либо авиационные удары, либо открывала огонь дальнобойная 30-я батарея. К концу 10 декабря вырвавшиеся из-под Севастополя немецкие части отошли к Симферополю и соединились с отошедшими от Старого Крыма остатками 3-й румынской армии и частей 49-го горного корпуса. Здесь была организована устойчивая оборона и после нескольких неудачных попыток взять с ходу Симферополь, советское командование, бросив в сторону Ишуни и Джанкоя усиленную конно-механизированную группу, сумело перерезать снабжение окруженных в столице Крыма войск противника — это был первый котел в истории этой войны, в который теперь попали немецкие войска. Помимо военного аспекта это событие имело и серьезный политический резонанс: впервые Красная Армия сумела перехватить инициативу и нанести противнику серьезные потери.

Со стороны Перекопского перешейка германскими войсками сразу был организован контрудар для деблокирования окруженных в Симферополе войск 11-й армии, и понесшая серьезные потери конно-механизированная группа частично рассеялась, частично отошла к Симферополю. В это же время южнее Ишуни закрепились части 44-й армии, организуя внешнее кольцо окружения.

В данный момент времени Симферополь превращен в руины, в которых отчаянно оборонялись остатки 11-й армии Вермахта, в ожидании деблокирования, но массированное использование боеприпасов объемного взрыва, от которых не спасают даже укрытия, существенно изменило ситуацию. Использование новых боеприпасов позволило в течение двух дней сломить сопротивление противника, и на сегодняшний день Симферопольский котел прекратил свое существование и в плен попало более пятнадцати тысяч гитлеровцев.

Благодаря успешному наступлению советских войск в Крыму, командующий группы армий "Юг" Вальтер фон Рейхенау, сменивший после ареста фон Рундштедта, был вынужден снять с фронта части 3-го армейского корпуса из состава 1-й танковой армии фон Клейста и перебросить их на крымское направление. Эта вынужденная мера немецкого руководства ослабила давление на Ростовском направлении, что существенно сказалось на общей ситуации на Юго-Западном фронте в лучшую сторону.

Отдельно лежал доклад по выводам секретной комиссии, наблюдающей за применением техники из будущего, фиксирующей тактические схемы и принципы и разрабатывающей методики по адаптации полученного опыта в войсках. Тут было много чего интересного.

Тактика танковых подразделений вполне понятна и при обеспечении радиосвязи и подавлении ее у противника дает неоспоримые преимущества на поле боя, особенно при грамотном использовании противотанковых самоходных артиллерийских установок для борьбы с бронетехникой противника. На данный момент при огромных потерях и в людях, и в технике и низком качестве подготовки экипажей положение складывается катастрофическое. Специализированные курсы с использованием тренажеров из будущего повышают тактические навыки, но революционного прорыва, как это представлялось потомками, не дают. Основные причины — тактическая неопытность руководящего звена батальон-полк, где командный состав еще не в полной мере представляет основные принципы и задачи применения бронетанковой техники, при этом ссылаясь на довоенные уставы.

При этом все равно остается необходимость в больших затратах по обучению экипажей на полигонах с практическим вождением и стрельбами для достижения профессионального уровня танкистов хоть как-то сравнимого с немецким уровнем подготовки.

Проведенная штучная модернизация Т-34 для отдельного экспериментального батальона показала существенное увеличение надежности, но, учитывая общую информацию, полученную из будущего, и поступление на вооруженные новых кумулятивных боеприпасов для 76-мм орудий ЗИС-3 и танковых пушек Ф-34, комиссия рекомендует к внедрению весь перечень усовершенствований, но перепрофилирование производства на выпуск Т-34-85 комиссия считает преждевременным.

Комиссия настоятельно рекомендует начать срочный выпуск противотанковых САУ, и САУ непосредственной поддержки пехоты и не тратить силы на легкие танки типа Т-60 и Т-70, боевая эффективность которых весьма невысока, учитывая насыщенность немецких частей противотанковой артиллерией.

В докладе приводились многочисленные графики, таблицы, пояснения. Даже фотографии, причем сделанные цифровыми фотоаппаратами из будущего. Тут явно чувствовалось, что члены комиссии весьма основательно подошли к своим обязанностям и проводили постоянные консультации с потомками. Что ж, это радует, значит, процесс идет и надо только чуть-чуть продержаться, и уже весной-летом 42-го года фашистов и тех, кто за ними стоит, ожидает большой сюрприз.

Аналогичная картина наблюдается и в авиации, хотя тут помощь потомков оставляет желать лучшего. В руки комиссии попали в основном описательные материалы, не несущие технологической информации. Но и товарищи подошли со всей серьезностью, изучая воспоминания, мемуары, наставления, те крохи информации о тактике использования поршневых самолетов Второй мировой войны, что удалось обнаружить в архивах потомков.

"Так, что у нас тут? Создание единой системы контроля воздушного пространства на основе радиолокационных станций из будущего, оснащение самолетов системами распознавания "свой-чужой", переделка высотных бомбардировщиков в воздушные командные пункты с оснащением радиолокационными системами и средствами радиолокационной борьбы".

И тут же приводились схемы построения фронтовой авиации, системы ПВО, координация действий для нанесения максимального урона противнику. Ну что ж, ответственные товарищи и здесь неплохо потрудились. Каждое нововведение сопровождалось пояснительной запиской, перечнем необходимых затрат и возможностью реализовать в нынешней обстановке.

Хозяин кабинета с интересом рассматривал оформление доклада: на белой мелованной бумаге, с иллюстрациями, с выделенными разными шрифтами важных местах, сносками, нумерацией страниц и отметками секретного делопроизводства. Это явно делал кто-то из потомков — не доклад, а какое-то произведение искусства, наши еще до такого не дошли.

"Ну ладно, дальше. Применение боевых вертолетов".

Вот это Сталину действительно было интересно. О "ночных мясниках" или "ночных охотниках" в войсках уже ходят легенды, и по большому счету это был именно тот случай, когда легенды имеют в основе реальные события.

Успехи использования вертолетов можно пояснить тем, что командование отдельным вертолетным подразделением поручили специалистам своего дела. Два МИ-24 из будущего, оборудованные приборами ночного видения и тепловизорами, были переданы специальному подразделению ОСНАЗа НКВД, которое подчинялось только Верховному Главнокомандующему и было свободно в действиях, в выборе целей и привлечении любых сил. Результат — резкое изменение обстановки в Крыму после недельной резни, которую устроили в тылу немецкой 11-й полевой армии. Вертолеты оказались практически универсальным средством: они с легкостью высаживали разведывательно-диверсионные группы в любой точке и так же могли их эвакуировать. С высокой точностью наносили ракетно-бомбовые удары, зависнув в темноте на несколько мгновений, обрушивали на головы противника ливень снарядов и тут же прятались в складках местности.

В связке с многочисленными разведывательными группами, которые давали целенаведение, они становились мощным оружием, которое уже заявило о себе и, по данным агентурной разведки, вызывало тихую панику у фашистов. Под Москвой была опробована новая тактика взаимодействия с ночным бомбардировочным полком, специально укомплектованного легкими У-2, оборудованными радиостанциями, доработанными для увеличения бомбовой нагрузки. Первыми к разведанной цели подходили вертолеты и уничтожали средства ПВО, целенаправленно сбрасывали боеприпасы объемного взрыва и световые бомбы, подсвечивая позиции противника, и отходили в сторону. Затем начинали действовать легкие бомбардировщики, вываливая на головы противника сотни ПТАБ, канистры с напалмом и обычные фугасные авиабомбы. Все это время вертолеты находились поблизости и изредка с больших дистанций открывали огонь по оживающим точкам ПВО. После окончания работы первыми уходили бомбардировщики, и чуть позже за ними на небольшом удалении шли винтокрылые машины, на заключительном этапе в задачу которых входило прикрытие отхода и спасение севших на вынужденную посадку летчиков бомбардировочного полка. В результате такой тактики применения новой техники противнику, как правило, наносились серьезные потери и за последнее время были спасены четыре экипажа, севших на вынужденную посадку на территории, оккупированной противником. У людей, которые каждый день рискуют жизнью, новости быстро распространяются, и летать на задания в сопровождении вертолетов считалось большой удачей, и плевать они хотели, что с ними летают пилоты из специального авиаотряда НКВД, главное, бьют врага и не бросают своих. Между собой вертолетчиков называли "зубастыми ангелами", за то, что немцам не давали покоя и обязательно спасали своих.

Члены комиссии подчеркивали великолепную слетанность, тщательность разработки операций, что приводило к поразительной эффективности и, главное, к минимальным потерям. Анализируя опыт послевоенного применения авиации в будущем, практика комбинированных ударов при поддержке вертолетов считалась самой эффективной, особенно с точки зрения сохранения летного состава, сбитого во время вылетов, на обучение которого и так уходит много времени и средств. Поэтому выводы комиссии были таковы: нужны вертолеты, как средство эвакуации раненых, как средство огневой поддержки, как посыльная машина. В небольшой сноске отмечалось, что использование вертолетов может ускорить развитие реализации плана по использованию огромных месторождений полезных ископаемых в Сибири. Но пока, учитывая господство немецкой авиации, применение вертолетов рекомендуется только в ночное время и парами, на случай повреждения или падения одного из них. Как вариант организационного использования комиссия предлагает создание нескольких ночных ударных групп стратегического воздействия в составе ночного бомбардировочного полка, двух-трех вертолетов и четырех-пяти разведывательно-диверсионных групп ОСНАЗа НКВД, для проведения разведки и целенаведения в тылу противника.

Сталин задумчиво еще раз прочитал докладную по использованию боевых вертолетов.

"Да, дело нужное. Странник докладывал, что в ближайшее время прибудут еще четыре вертолета. Вполне возможно организовать три такие группы и во время зимнего наступления основательно разгромить тылы группы армий "Центр"".

На отдельном листке бумаги остро отточенным карандашом Сталин тщательно сделал пометку: "Подготовить еще два ночных бомбардировочных полка для организации ночных ударных групп".

"Так, что у нас дальше? Разведка и внешнеполитический анализ".

Перевернув лист, снова углубился в чтение.

Активизация консультаций основных игроков ФРС (федеральной резервной системы) САСШ. Есть записи нескольких интересных переговоров на оборудовании из будущего, но доставят их чуть позже. Согласно данным агентурной разведки американские корпорации, имеющие свои капиталы в германской промышленности, провели расширенное совещание и приняли решение об отправке своих эмиссаров к кому-то в высшем руководстве Рейха и начале консультаций относительно сепаратных переговоров. К кому, пока нет данных, но это кто-то, представляющий финансовые и промышленные круги Германии и вхож в ближний круг Гитлера.

Советская подводная лодка из состава Северного флота, оборудованная системой радиоэлектронного наблюдения, три дня назад вернулась из похода к берегам Англии, заполнив архивы памяти немецкой и английской шифрованной перепиской. Тут специалистам придется потрудиться — компьютеры из будущего не дают возможности читать всю переписку, и для дешифровальщиков остается широкое поле деятельности.

Вообще первые признаки того, что информация о потомках достигла Америки и Великобритании, уже начали проявляться в течение последнего месяца. Переговоры по ленд-лизу и так проходили в тяжелой обстановке, американцы и англичане норовили втюхать за золото старое и залежалое железо, которое в их армиях не пользовалось спросом, а запросы на станки, горючее, стратегические товары, такие как алюминий, медь, вольфрам, радиостанции, радиолокационные комплексы, как-то оставляли без внимания и ссылались на трудности, но деньги в счет предоплаты поставок — требовали. А сейчас и то старье, что шло небольшими партиями, стали задерживать без серьезных причин. Это напоминало английскую помощь во время Первой мировой войны царской России, когда брали оплату, обещали, получили в залог фамильные ценности Романовых, но так свои обязательства и не выполнили.

Сталин глубоко вздохнул, скоро Советскому Союзу предстоят еще большие испытания, чем нападение гитлеровской Германии.

Пока никакой ясности, но западный мир уже начал неприятные телодвижения, значит, надо ускорять внедрение новинок из будущего и готовиться к большим неприятностям, эти никогда не упустят выгоды. В данной ситуации Сталин видел выход только в получении от потомков ядерного оружия как определенного рычага воздействия на нынешних союзников в случае ухудшения ситуации раньше времени. Поэтому и были даны указания о частных договоренностях с правопреемниками Вооруженных Сил Российской Федерации будущего, у которых по определению должны были остаться запасы атомных боеприпасов. То, что это могло повредить отношениям с Оргуловым, Сталин понимал, но на данный момент у него просто не было иного выхода, чтоб обезопасить страну в будущем, и тут уже все средства хороши. Несмотря на великолепные отношения с потомками, Судоплатову была дана команда разработать операцию по захвату установок перемещения во времени на случай непредвиденных обстоятельств, в которой даже рассматривались случаи либо изоляции, либо устранения Оргулова и его команды, хотя Сталин очень не хотел этого делать.

"Что-то я отвлекся. Так, что дальше? Использование новой техники".

Доклад по использованию новой техники составлялся специалистами из нового управления, и поэтому был зарегистрирован под грифом "совершенно секретно" и, в отличие от предыдущей информации, опечатывался.

На столе зазвонил телефон. Подняв трубку, хозяин кабинета услышал короткую фразу Поскребышева:

— Судоплатов.

— Пропустить…

Глава 14

Несколько мгновений, закрыв за собой дверь, по стойке смирно с папкой в руках посередине кабинета замер Судоплатов, которого Сталин в последнее время все больше и больше привлекал к работам по потомкам, учитывая его почти дружеские отношения с теперь уже подполковником Оргуловым, на которого была сделана основная ставка.

Оргулов, который в разговорах именовался, как и раньше, "Странник", вызывал двойственные чувства. Еще при первом визите в Москву Сталин с интересом рассматривал потомка, который сумел отметиться во время боев в Могилеве и делом доказал свою лояльность Советскому Союзу, но при этом старался максимально сохранить свою независимость, всячески отстаивая интересы небольшой группки выживших в будущем и доверившихся ему людей, что вызывало уважение. Это не были простые амбиции дорвавшегося до власти авантюриста: уже доподлинно известно, что к личной власти Странник не стремится и просто выполняет взятые на себя обязательства перед доверившимися ему людьми. Не фанатик и не энтузиаст, просто человек, не лишенный талантов, четко знающий, что ему нужно и как этого достичь. Предсказуемый и надежный партнер, но только в случае четкого исполнения обязательств перед ним, а вот тут как раз и начались проблемы. Странник слишком уж ревниво относится к передаче ядерного оружия, и у Судоплатова была задача в последний раз переговорить на эту тему, перед тем как принимать какие-либо серьезные решения и начинать серьезные переговоры с военными их будущего.

— Присаживайтесь, Павел Анатольевич. Что там у вас нового случилось, раз вы решили так срочно запросить личной встречи.

В последнее время наедине Сталин называл его по имени-отчеству, что говорило об особом отношении и уважении, и это не то чтобы настораживало, но заставляло Судоплатова задуматься о тех планах, которые Верховный готовил для него. Отодвинув тяжелый стул и сев на него, положил перед собой на стол папку и, прокашлявшись, он заговорил:

— Странник на вертолетах доставил второй маяк в Усадьбу. Систему проверили, все работает нормально. Можно готовить войска к переброске через порталы.

— Это все, или Странник опять что-то устроил?

Сталин пристально смотрел на Судоплатова и даже улыбнулся, зная про умение Оргулова влипать во всякие приключения.

— Нет. Один из вертолетов получил повреждения, и пришлось сесть на территории, захваченной противником, и чуть позже пересекать линию фронта при дневном свете. Но до этого они успели наткнуться на деревню, где фашисты разгромили разведывательно-диверсионную группу из ускоренного комсомольского набора и проводили показательную казнь попавших в плен Николая Маслова и бойца Марину Ненашеву.

Сталин опять улыбнулся.

— И Странник не сумел не вмешаться?

— Так точно. Ударили пушками из вертолетов, получилось очень удачно. Высадили группы и добили оставшихся в живых фашистов. Николая Маслова спасти не удалось, а вот девушку в прямом смысле вытащили из петли. Странник загрузил вертолеты детьми из деревни, зная, что германцы обязательно попытаются отомстить за уничтоженных карателей, и вывез их через линию фронта.

Докладывая Верховному Главнокомандующему, Судоплатов доставал из папки цветные фотографии, сделанные в деревне, и передавал Сталину.

— Как комсомольцы попали в плен?

— Их сдал предатель, бывший колхозный счетовод Спесивый. Но его наказали…

Следующая фотография, где на виселице болтается тело предателя.

— По показаниям наших людей из охраны, Странник в бою не участвовал. Формально свои обязательства не лезть под пули он выполнил.

Сталин глубоко вздохнул.

— Понятно, это все?

— Нет. Потомки рекомендуют использовать эту историю в качестве пропаганды, как у потомков стала известной Зоя Космодемьянская. Вот примерные тезисы, что предлагает Странник.

Взяв белый мелованный лист бумаги с отпечатанным на лазерном принтере текстом, Сталин с интересом стал читать, изредка усмехаясь. Дочитав и положив лист перед собой, он проговорил:

— Совсем неплохо. Просто, понятно. Герои-комсомольцы, предатель, которого тут же настигла карающая рука советской власти, спасенные дети и бойцы ОСНАЗа НКВД, спасшие девушку. Можно отдать материалы товарищам из отдела агитации, но не афишировать использование новой секретной боевой техники. Думаю, общественный резонанс будет обеспечен.

Сделав паузу, Сталин так пристально уставился на Судоплатова, что того пробил озноб.

— Что по поводу основного вопроса? Вы говорили со Странником?

— Да. Он согласен, но при определенных условиях.

— Это уже радует, что за условия? Что-то экзотическое?

Верховный не любил ультиматумов и очень болезненно на них реагировал, поэтому последняя фраза была сказана с некоторой издевкой.

— Нет. Как раз все по делу и ничего лично для себя или своего окружения он не требует. Наоборот, как мне кажется, он хочет максимально дистанцироваться от этой темы. Его волнует будущее этого мира после появления и, главное, применения в нем ядерного оружия. По его словам, это первый шаг к Третьей мировой войне, которую они пережили, и не хотели бы снова испытать на себе.

— Павел Анатольевич, вы прекрасно понимаете, что таких гарантий я дать не могу. Я не Господь Бог и не знаю, как будут развиваться события, тем более в этом есть вина и самого Странника.

— Он прекрасно все понимает и отдает себе отчет, что многие наши нынешние проблемы возникли по его вине.

— И что? Павел Анатольевич, что-то я вас не могу понять, вы можете нормально сформулировать требования Странника? Вы ведь понимаете, что он так или иначе занимает ключевое место во многих наших планах, поэтому объясните, что он хочет?

— Странник опасается, на основании истории его мира, что ваш преемник изменит свое мнение относительно переселенцев и попытается изменить политический курс страны, что рано или поздно приведет к появлению персон влияния Запада и сдаче наших позиций. Соответственно для него и его окружения это может закончиться изоляцией, заключением или даже уничтожением, как носителей информации того, что доминирование западной системы ведет к уничтожению цивилизации. Поэтому он ждет от нас определенных действий по выработке некоего механизма правопреемственности.

— Хм. Как завернул.

Сталин встал и, выйдя из-за стола, стал прохаживаться по кабинету, держа в руке потухшую трубку и раскрывая свое видение ситуации.

— Что ж, согласие Странника это очень хорошо, и, наверно, его требования это просто попытка показать, что он не просто так сдает позиции и идет на компромисс. Но…

Он повернулся к Судоплатову и с усмешкой глянул на него.

— Вас же, Павел Анатольевич, тоже волнует этот вопрос? Насколько я помню из вашей биографии, после моей смерти вам нелегко пришлось, несмотря на заслуги, вы были арестованы и осуждены.

Судоплатов встал и смело ответил:

— Так точно, товарищ Сталин, не буду скрывать, меня этот вопрос тоже волнует. Если мы победим, то кому мы оставим завоеванное трудом и кровью? Те, кто придут после нас, это не будут ценить и спустят все в угоду западным торгашам.

— Вы говорите опасные вещи, товарищ Судоплатов.

— Товарищ Сталин, я был в том мире и видел, к чему это все привело. Тут со Странником я полностью согласен.

От волнения голос Судоплатова зазвенел, и он сам сощурил глаза, как перед прыжком на врага, и Сталин это почувствовал, но он не испугался, а только одобрительно смотрел на этого человека. Это был воин, такой же как Странник, умный, хитрый, изобретательный, поэтому эти двое и нашли общий язык и, можно сказать, даже подружились. Иосиф Виссарионович наблюдал за их отношениями и старался сделать так, чтобы Судоплатов максимально больше общался с потомками. Для этого были особые причины — как человек, достигший высот власти, Сталин везде видел заговоры и попытки конкурентов сместить его, и, ознакомившись с информацией из будущего, он больше уверился в том, что и так прекрасно знал — вокруг враги, которые только и ждут, чтоб вцепиться в горло.

Когда Странник впервые появился, он предоставил много информации, важной, ценнейшей, которая сэкономила много жизней, народных денег и времени. Но вот для Сталина была приготовлена особая информация, где предельно объективно и полно раскрывалась роль многих ключевых фигур в будущей истории СССР. Хитрый Оргулов даже Берию не допустил к некоторым данным, хотя Сталин уже знал, что Лаврентий роет, как бешеный крот, и ищет, что ж такое от него прячет Странник. А тут все касалось небольшого периода жизни Берии в 1953-м. Именно этот гаденыш травил Ваську, сына Сталина, и именно он первым поднял визг относительно культа личности, а Никитка Хрущев уже просто подхватил и развил.

Да, Лаврентий хороший управленец и сидит на своем месте, но волю ему давать нельзя, сразу начинает терять горизонты. Как ушел Хозяин, так и начал, как бешеный пес, кусать всех вокруг. Вот поэтому Сталин долго и тщательно изучал биографии и искал замену Берии, причем такую, чтоб и потомки уважали и помогали в случае чего, и как раз Судоплатов на эту роль подходил больше всего. Подполковник НКВД Оргулов, конечно, после соответствующей легализации, великолепно смотрелся бы в заместителях наркома госбезопасности, как некий гарант соблюдения интересов новых граждан СССР, прибывших из другого мира. Что потом из него получится, пока неизвестно, но такие люди, как Оргулов, себя проявляют только в экстремальных ситуациях, поэтому терять его лояльность Сталин не собирался.

Пришельцы из будущего представляют собой один из мощнейших козырей, и кто их будет держать в узде, точнее дружить с ними, тот получит неоспоримое преимущество в ближайшее время. Главное, не позволить им играть свою партию в одиночку, как это предполагало сделать руководство спецслужб России из будущего. Следователи НКВД очень тщательно допросили капитана Ненашева, получив много полезной информации, в том числе и о планах ФСБ по инфильтрации на территорию Южной Америки с последующим выходом на финансовые рынки САСШ и захвата банковской системы мира. Это с удовольствием сделал бы и сам Сталин, только вот, судя по всему, спецы из будущего не собираются согласовывать свои планы с ним. Только страх перед второй волной ядерной войны в будущем заставил их идти на поклон к Страннику, чтобы получить проход в мир 41-го года.

Поэтому после резкого ответа Судоплатова Сталин только усмехнулся и ответил:

— Павел Анатольевич, вы не волнуйтесь. Я тоже думаю над этим и, поверьте, мне очень не хочется, чтоб великая страна превратилась в третьесортную, как там говорят потомки, банановую республику. Особых гарантий я дать не могу, но предложения по этому вопросу к товарищу Страннику у меня есть, но это чуть позже. У вас что-то еще?

— Да. В связи с этим вопросом Странник просил передать вам видеофайл, но зашифрованный вашим личным паролем.

— Хм. Давайте посмотрим.

Судоплатов, который уже освоился с техникой будущего, показательно спокойно достал из папки подаренный ему Странником планшет, мазнул пальцем по экрану.

— Вот, товарищ Сталин, надо ввести ваш пароль.

И передал планшет Сталину, который, имея такое же устройство для чтения особо секретной документации, ввел пароль и запустил видеофайл, называющийся "Николай Стариков: Почему убили Сталина?".

Хозяин кабинета поднял голову и уставился на Судоплатова.

— Вы знаете, что тут?

— Странник сказал, что мне тоже будет интересно.

— Ну раз так, то давайте посмотрим.

Запустив файл, Сталин поставил планшет так, чтоб было видно и Судоплатову, и оба человека в этом кабинете заинтересованно уставились на экран.

На фразе "После того как Сталин был отравлен, кажется, в 49-м году…" оба человека в кабинете как-то синхронно напряглись.

* * *

Казалось, что стальной обруч сжимает голову и на душе постоянно скребли кошки. Такое же состояние у меня было еще во время службы после окончания военного училища, когда ожидался приезд комиссии из Генштаба, и на молодого лейтенанта понавесили столько всего, что голова пухла, и он просто не знал, за что раньше хвататься. Отцы-командиры, которых было до омерзения много, дергали чуть ли не каждую минуту, требуя результатов, и внутреннее напряжение и некоторое отчаяние накапливались, потихоньку приближаясь к критической точке. Вот так я и сейчас — куча дел, жуткий цейтнот по времени и, главное, по каждому из вопросов нужно принимать взвешенное стратегическое решение, причем последствия ошибки могут быть катастрофическими для всей нашей небольшой колонии выживших в огне Третьей мировой войны.

После непростого разговора с Судоплатовым я, запустив маяк, вернулся в свое время и опять погрузился в кучу накопившихся проблем. Третий маяк, который должен был лететь в Южную Америку, уже был почти готов, и на мне опять была доводка его до работоспособного состояния. Доклад о готовности двух дальних бомбардировщиков уже пришел, и Дегтярев с двумя своими бойцами и двумя специально выделенными нелегалами из отдела внешней разведки НКВД, лично подобранными Судоплатовым, уже сидели на чемоданах. Сейчас они отрабатывали все нюансы путешествия через полмира, заучивали легенды и готовились к различным внештатным ситуациям, вплоть до аварийного включения маяка и вызова группы силового обеспечения. Я, обдумывая эту ситуацию, все пытался представить, как в той же Мексике, когда власти попытаются остановить наших ребят, прямо из воздуха начнут вываливаться наши Т-64, БТР-80 и лупить по головам всяким хитрым чернявым потомкам Панчо Вилья, чтоб знали, к кому можно подкатывать, а с кем лучше не связываться.

После неоднозначного разговора с Судоплатовым некоторое время все это переваривал и в итоге вызвал на приватный разговор чету Артемьевых и Олега Дегтярева. Пока была такая возможность, мы погрузились в один из бронетранспортеров и выехали в город и, затаившись во дворике хрущевки, наконец-то могли поговорить без лишних ушей, по-серьезному, ведь именно сейчас ситуация начала потихоньку выходить из-под контроля и возникла настоятельная необходимость принимать стратегические решения.

Заглушив двигатели и настроив радиосканер на случай, если в бронетранспортере находится какая-нибудь подслушивающая электроника, дождавшись, когда Санька переберется с водительского места, я начал разговор.

— В общем, так, ребята, у нас мало времени. Вчера говорил с Судоплатовым, и разговор получился весьма неприятным.

Олег поинтересовался.

— В чем дело, Серега? Опять возня по поводу ядерного оружия?

— Да. У меня не было иного выхода — я дал согласие.

— Так все серьезно?

— Более чем. Скорее всего, до Сталина дошла информация о начале сепаратных переговоров немцев с союзничками. Вот он как танк и прет, пытаясь заполучить ядерное оружие как дополнительный рычаг сдерживания.

— Так в чем проблема? Мы же сделали ставку на Сталина.

— А ты хочешь жить в мире, где через десять лет снова может разразиться мировая война с массированным использованием ядерных боеприпасов? Мне как-то очень не хочется, поэтому бодался как мог, но власти СССР сумели в первом приближении договориться с ГРУшниками.

— Уверен?

— Абсолютно. Стали бы они от щедрот своих гнать столько техники, боеприпасов из простого желания понравиться нам. У меня не было выхода. Давление все больше и больше будет усиливаться, и все наши преимущества со временем будут взяты под контроль.

— Каким образом?

— С той стороны люди Сталина, с этой стороны — спецназ ГРУ, и в итоге останемся мы с машиной времени, но без продуктов, оружия, горючего, и от нас ничего не будет зависеть. Обложат, как волков, и будут ждать, пока сами не вылезем. Это в случае того, если нас просто не отстранят от управления системой и не изолируют как секретоносителей высшего уровня. На тех двух транспортниках, что доставили вертолеты, прибыли две группы спецов, упакованные по высшему разряду: "Утесы", ПЗРК, мины. Они забазировались в пригороде Симферополя и охраняют подступы к аэропорту.

Олег прекрасно все понимал, и на его лице застыла кривая улыбка.

— Я слышал. Серега, и как ты себе представляешь наше будущее?

— Олег, давай пока не будем опускаться до такого уровня. Есть план, и он уже давно осуществляется.

— О как, даже так? И что вы тут делаете?

Он даже обиделся.

— Олег, сам в разведке служишь и знаешь правила: не сливать операцию в процессе ее предварительной разработки.

Дегтярев спокойно глянул мне в глаза и спросил:

— Говори, ведь что-то придумал?

— А что тут думать? Вариант один — сохранять монополию на перемещение во времени и в частном порядке искать выходы в новые миры.

— Ну это мы уже обсуждали. Есть еще что-то?

— Да.

И повернувшись к Артемьевой, сказал:

— Катя, рассказывай, что там накопала.

Она, дождавшись, когда все повернутся к ней, спокойно начала говорить.

— Мы осторожно с самого начала стали прощупывать всех, кто имеет доступ в зеленую зону, и особенно это касалось тех, кто пришел к нам из прошлого. Достоверно известно, что после установления регулярных контактов с представителями руководства СССР сорок первого года, со стороны НКВД проводится постоянный сбор информации о нашем внутреннем распорядке, о системе безопасности и, главное, о персональных пристрастиях всех без исключения членов нашего отряда.

— Это и ожидалось, на их месте я сделал бы то же самое. Есть что-то конкретное?

— Да. За последние две недели в систему безопасности введены восемь новых карточек доступа, которые вроде как выданы взамен утерянных. Во время переброски войск через порталы зафиксированы факты фотографирования внутренних помещений большого зала. Были неуклюжие попытки копаться в наших компьютерных сетях. Судя по множеству мелких деталей, руководство НКВД проводит подготовительные мероприятия перед проведением операции по захвату системы управления установок перемещения во времени.

— Катя, ты уверена?

— Ну не на сто процентов, но если сложить все разрозненные факты, то картина складывается невеселая.

— Из старичков, кто со мной с самого Могилева, кто в теме?

— Да никто. Тут народ простой подобрался, с пониманием. Больше беспокоят кадры НКВД.

— Строгов? Карев? Коротков?

— Строгов точно в теме, но там Оля под боком и она за ним приглядывает. У них вроде как любовь большая, и если подлянка и будет, то только после метаний, внутренних сомнений и бессонницы, и Оля это почувствует. Коротков, может быть, но скорее всего втемную, он боец, который получил доступ к большим приключениям. Молодой, с горящим взором парнишка, умеющий убивать, но еще не научившийся предавать. Дальше: Карев однозначно нет. Он все ждет, что мы попытаемся дальше пробиться и найдем его отца, поэтому его лояльность не вызывает сомнений.

— Павлов? Шестаков?

— Эти больше с техникой возятся, да и в зеленой зоне редко бывают. Я бы на месте захватчиков на них ставку не делала.

— С нашей стороны кто-то будет поддерживать поползновения предков?

— Есть кандидаты, но они допущены максимум до желтой зоны. Все контролируются, тем более мы начали практиковать внеочередную проверку на детекторе лжи. По внешней обстановке больше мог бы рассказать Васильев, но он сейчас в прошлом, в секретном танковом центре готовит второй отдельный батальон для рейдовых действий в тылу противника.

— Хорошо. Что у нас тут творится, я примерно знаю, есть свои источники — Лукичев подсуетился. А по всему остальному — это примерно то, что мы ожидали, поэтому я и дал согласие по перемещению ядерного оружия в прошлое. Думаю, на время это уменьшит напряжение, тем более мы с этого снимем свой процент в виде одного-двух спецзарядов для минирования установки на случай попытки захвата.

Дегтярев присвистнул.

— Серега, а ты неплохо задумал. Кто бы потом ни полез, в случае попытки захвата получает стопроцентное уничтожение всех вкусностей. Вот только есть несколько вопросов…

— Олег, я знаю, про что ты. Если получим ядерные игрушки, то где гарантия, что они настоящие и не будут подорваны дистанционно. Специалистов у нас явно нет. Так вот, разведка, это будет твоей головной болью, когда железяки окажутся у нас.

— Понятно. Умеешь ты преподносить сюрпризы. Хорошо, как будет тема, я буду работать.

— Теперь в свете ухудшающейся оперативнойобстановки в ближайшее время нам предстоит выполнить большой объем работ, иначе нас съедят.

Все заинтересованно смотрели на меня.

— Значит, так, Олег. Сейчас на тебе будет самое веселое приключение: путешествие в Антарктиду, к твоим любимым пингвинам…

Олег усмехнулся, уже представляя, как он отметится во всяких Мексиках и Аргентинах, где сейчас тепло и весело.

— Порядок движения мы уже не раз оговаривали, и там все будет зависеть от качества работы советской агентуры в обеих Америках. Но у тебя главная задача первым достичь базы переселенцев и захватить профессора Кульчицкого и всех, кто имеет хоть какое-то отношение к технологии путешествия во времени. Именно ты и именно наши люди там должны оказаться в первую очередь в любом случае.

— И как мы это сделаем? Сам же понимаешь, что под ногами постоянно будут путаться всякие помощники, наблюдатели и просто заинтересованные лица. А как выйдем на финишную прямую, так вообще прохода от них не будет.

— Вот по этому поводу я и хотел поговорить. Сейчас доделываю третий маяк, и ты, Олег, с ним летишь, работаешь в обычном режиме, как уже договаривались, вплоть до использования тревожной кнопки. Но на конечном этапе, во время одной из посадок уже в Аргентине, мы подменим маяк на другой, настроенный на другие ворота.

Увидев удивленный взгляд на лицах своих соратников, я усмехнулся и продолжил:

— Пока Олег будет лететь, мы делаем четвертый маяк и отправляем его в Севастополь. Таким образом, у нас освобождается установка, настроенная на Крым сорок первого года, и вся транспортная нагрузка ляжет на систему в бункере внутряков. А бункер в Молодежном, который обеспечен надежной охраной и системой доступа, отойдет на второй план, и мы там сможем построить дублирующую транспортную сеть. На базе этой установки можно начать поиск и проработку прорыва в более ранние времена, где наша инфильтрация может быть более благоприятной. Там же можно будет отработать аппаратуру постановки помех для системы перемещения во времени. Поэтому делаем несколько маяков, настроенных на установку в Молодежном, и один из них передаем Олегу и все ответственные выходы делаем оттуда. Но это так, общая преамбула. Олег, свою задачу понял?

Дождавшись кивка, продолжил:

— У нас в загашнике есть еще три установки, которые Санька по-тихому собрал и законсервировал на крайний случай. Единственное — для них нет фокусирующих линз. Поэтому на базах нужно провести определенные доработки, и в первую очередь, Саня, это на тебе.

— Да, Командир, слушаю.

— Максимально быстро сделаешь резервные системы управления установками, устанавливаешь дополнительные минные ловушки. Тебе объяснять не надо, фантазии на всякие взрывающиеся сюрпризы всегда хватало с избытком. Обязательно на командных пунктах замкнутые воздушные циклы, на случай попытки отравления газами.

— Но как же я буду воздух регенерировать?

— Саня, думай, привлекай ученых, молодых дарований, но это нужно сделать, чтоб на нас не отработали, как в "Норд-Осте". Посты должны быть разделены, чтоб, в случае захвата одного из них, другие оставались бы защищенными. В общем, на тебе обновление системы внутренней безопасности. Дальше. Разработай систему экстренной эвакуации волновых линз. Вплоть до того, что они снимаются, закладываются в тактические ракеты вместо зарядов ВВ и запускаются в указанный район.

Тут Санька усмехнулся. Задача была серьезная и интересная. Он даже не стал спрашивать, где можно достать ракеты, понимал, что пошлю подальше, но через неделю с него потребую результат.

— Катюша, теперь ты. То, что придется всех держать на контроле, — понимаешь. Но есть задача поинтереснее: я не сомневаюсь, что тут кругами ходят и татарские разведчики, как же без них, если тут ценности распределяют, и турки, и наверно, натовцы. Нужно выявить их агентов и наладить канал слива информации. Поясняю, если начнется заварушка по поводу захвата установок, появление на горизонте новых сил может дать нам определенные шансы. Но предварительно нужно уточнить, что им известно.

Катя, доставшая ежедневник, делая в нем пометки, подняла голову и уставилась на меня.

— Командир, ты уверен? Ведь это…

— Катя, сейчас против нас, хотя и скрытно, действуют мощные тяжеловесы, полностью сохранившие свою инфраструктуру и большую часть сил. Я против них ничего не имею, но они по определению изначально рассматривают силовой вариант развития ситуации, и вопрос только в том, когда они договорятся и найдут чем заинтересовать Сталина, чтоб он нейтрально отнесся к смене хозяев системы перемещения во времени. Поэтому в это уравнение нужно ввести дополнительные дестабилизирующие факторы. А когда начнутся разборки, здесь соберутся все боеспособные силы, и их одним махом проще будет прихлопнуть.

Она кивнула головой, забавно при этом махнув стянутыми в хвост длинными белыми волосами.

— Понятно, Командир. Ну, тогда, наверно, будет интересно узнать, что пока Лукичева нет в нашем времени, через местных полевых командиров, кто вхож в красную зону, отдельные личности пытаются нащупать выход на тебя.

— Кто именно?

Она опять усмехнулась и на мгновение превратилась в ту задорную девчонку, которая только недавно из снайперской винтовки за несколько секунд завалила трех бандитов и, выбравшись к джипу, распотрошила ИРП (индивидуальный рацион питания) и принялась точить яблочное повидло из пакета.

— Ну, если по убыванию, то прибыла делегация из представителей администрации президента Украины, руководства СБУ, внутренних войск, нескольких армейских бункеров и отдельно сидят делегаты из Херсонской, Николаевской и Одесской областей. Дальше, прибыли люди из Белоруссии, тоже поговорить хотят. Ну и на закуску прибыла делегация от татар…

— От этих?

— Нет от умеренных, тех, кто в разборки не лезли, просто засели у себя в селах и никого не пускали. После того как им тут навешали, решили начать дружить, но мне кажется, что за ними турки и арабы стоят, прощупывают почву.

— Ты тонко намекаешь, что в радиусе пяти тысяч километров уже все знают про наше счастье?

— Да знают, но до конца не верят. Вот и пытаются все разнюхать.

— Ну вот и будем договариваться. Даже если они убедятся, что есть портал в прошлое, буром не попрут и начнут сначала оговаривать условия переселения, и у нас появится много возможностей для маневра. Утрясать списки, специальности, заказывать технику, вплоть до демонтажа нужных нам заводов.

Тут не выдержал Дегтярев.

— Ну ты, Серега, замахнулся. Хотя… если учесть, что тут регулярно прилетают тяжелые транспортники и привозят переселенцев и боевую технику, сначала силой никто ничего решать не захочет.

— Вот и я про то. Теперь общие задачи. Если нам удастся прорваться в другое время, обязательно понадобится оружие, техника, боеприпасы, горючее. Так вот, сейчас в течение двух-трех дней в прошлом начнется генеральное наступление под Москвой с активным использованием нашей транспортной системы и ударных вертолетных отрядов. Здесь было бы неплохо инсценировать гибель пары вертолетов, а реально их припрятать на особый случай, и скорее всего этот случай будет в Аргентине и в Антарктиде. К тому же можно будет потихоньку списать кучу снаряжения и боеприпасов, не привлекая особого внимания. Поэтому попрошу вас присмотреться к летунам: семьи, пристрастия, и было бы неплохо два-три экипажа просто сманить, но действовать нужно тонко.

Санька спокойно спросил:

— Командир, ты серьезно решил всех кинуть?

— Нет, Саня, я хочу подготовить нормальные отходные позиции на случай, если большие дядьки, привыкшие в нашем довоенном мире распоряжаться судьбами сотен и тысяч людей, захотят по привычке просто кинуть нас. А их кидок для нас обязательная смерть, конкуренты в их мире больших ставок уничтожаются полностью без всякой жалости.

Глава 15

И вот оно свершилось. Долгожданное наступление под Москвой, к которому, как недавно выяснилось, готовились еще с конца августа 41-го — началось. Основной задачей глубоко и тщательно проработанной операции было нанести невосполнимые потери группе армий "Центр" и частично группе армий "Север", тем самым ослабив давление на Ленинградском направлении и заставить противника снять часть сил с Юго-Западного фронта. Замотанный насущными проблемами выживания и интригами обоих миров, я как-то упустил из виду ход Великой Отечественной войны и только сейчас, когда пришлось отбросить все дела и углубиться в ситуацию в мире 41-го года, начал понимать стратегический замысел Сталина. В неизмененной истории руководство СССР ставило перед РККА задачу по разгрому группы армий "Центр", и это практически удалось, и только благодаря профессионализму немецкого командования и определенному стечению обстоятельств в начале 1942 года Вермахт сумел избежать крупнейшего разгрома. Перехватить стратегическую инициативу советскому руководству окончательно не удалось, но конкретную оплеуху немцам отвесили, заставив уважать себя. Поэтому, учитывая послезнание и множество упущенных возможностей, Сталин решил максимально эффективно разыграть эту карту, поэтому до начала декабрьского контрнаступления под Москвой 41-го года ситуация на фронтах не сильно отличалась от нашей истории, ну разве что уровень потерь был на порядок меньше и такого катастрофического разгрома Юго-Западного фронта не было. К тому же и под Вязьмой дела обстояли совершенно по-другому.

Перед самым наступлением мне на почту скинули копию плана контрнаступления, с тонким намеком проанализировать переданную информацию на компьютерах будущего и желательно привлечь к этому сохранившихся аналитиков Генштаба МО РФ. Ну попросили люди, а полковник Семенов всячески демонстрировал свою доброжелательность, поэтому буквально через час зашифрованные файлы с планами наступления ушли через спутник военным. Единственное, что я подправил, это расшифровку механизма перемещения крупных масс войск, только констатируя сам факт наличия этой возможности.

Посидев несколько часов и порывшись в наших архивах, я сам с интересом изучил полученную информацию. Конечно, до полководца мне было очень далеко, а в военном училище давали знания на тактическом уровне, но весь смысл и идею мне удалось уловить, и я поразился тому, что ожидало немцев под Москвой. Как мне казалось, общую концепцию, учитывая наличие подпространственной системы переброски войск, разрабатывал лично Шапошников с небольшой группой допущенных штабистов, а на долю Верховного Главнокомандующего выпало одобрение и взятие на себя полной ответственности. По большому счету это была большая, но качественно продуманная авантюра, точнее операция на грани возможностей, и мне, как и многим советским людям, очень хотелось верить, что все удастся и враг не достигнет столицы. В прошлой истории, руководство СССР предполагало в зимнем контрнаступлении нанести мощнейший удар в невыгодных для противника климатических условиях и начать глобальное наступление с целью вытеснения противника к западным границам. Но в данной ситуации Сталин существенно урезал осетра и ставил перед командованием РККА более реальные и выполнимые задачи, учитывая данные результатов наступления советских войск под Москвой в 1941-м в другой истории.

Особой проблемой стал Жуков, который руководил подготовкой и осуществлением зимнего контрнаступления. Амбициозного, харизматического и, главное, талантливого полководца вызвал к себе Сталин и провел с ним долгую и продолжительную беседу за закрытыми дверями, после которой Жуков имел бледный вид и был излишне раздражительным, что говорило о сильно уязвленном самолюбии. Уже потом мне Судоплатов по секрету рассказал, что до Георгия Константиновича довели информацию о наличии у НКВД особо секретной системы, благодаря которой удалось эвакуировать войска, окруженные под Борисполем, поддерживать осажденный Севастополь, и на данный момент накачивать свежими силами и снабжать группировку генерала Лукина под Вязьмой: в предстоящем наступлении именно этой группировке отводилась весьма важная роль. Об этом Жукова официально поставили в известность только сейчас, хотя слухи о секретной системе переброски войск уже давно ходили в армии и только принятие жестких мер военной контрразведкой предотвратили широкое распространение информации. Естественно, от этого он чуть ли не взбесился и потребовал отправить его на фронт простым бойцом, раз ему не доверяют. Но Сталину и без подсказок потомков было ясно, что тут сказывается простая ревность: существует механизм, полностью меняющий мировую военную доктрину и дающий фактически сказочные возможности для любого полководца. А тут получается, что Жуков, признанный специалист по спасению положения, в нашем времени такого бы назвали кризисным менеджером, остается в стороне и все возможные лавры могут достаться другому, судя по всему Шапошникову, который, видимо, и дорабатывал план зимнего наступления, его детище, в свете новых реалий. А ему, Жукову, в этом плане отводилась роль ну почти что рядового исполнителя, что существенно било по самолюбию советского маршала. Но Сталин сумел найти нужные слова, и строптивый полководец был вынужден смириться и, стиснув зубы, выполнять свои обязанности. Его настоятельно предупредили о недопустимости саботажа и аккуратно напомнили о судьбе Тухачевского. Сообщение о наличии жесткого контроля со стороны органов, учитывая секретность новейших изобретений, уже не удивляло Жукова, и ему оставалось только подчиниться. Ставки в этой игре были очень большими, и Сталину пришлось надавить на генералитет всем своим авторитетом, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля.

Немцы, конечно, догадывались о готовящемся контрнаступлении и, может даже, имели какие-то разведданные, но реальный размах и количество привлеченных сил оценить не сумели, уж слишком они надеялись на нападение Японии и не знали, что к Москве переброшены несколько свежих армий с Дальнего Востока.

Для нас все начиналось достаточно обыденно и без особого ажиотажа. Прошедшие тяжелейшую войну и пережившие конец цивилизации люди спокойно отнеслись к начинающейся бойне под Москвой 41-го года. Все роли давно были расписаны, необходимые тренировки проведены, и люди, от которых зависели ключевые позиции, основательно проверены. Получив сигнал, люди заняли места по расписанию, охрана района расположения обеих установок существенно усилена и был запущен режим глобального минирования. Любой проход техники и даже просто пешеходов без нашего разрешения был сопряжен с обязательным уничтожением. Специальная ударная танковая группа, усиленная взводом спецназа, ждала команды на выдвижение в прошлое в случае возникновения экстренной ситуации и при необходимости захвата на той стороне плацдарма. Важность удачного контрнаступления под Москвой 41-го была понятна всем, и мы, выходцы из умирающего мира, особенно хотели отличиться, так сказать, набирая баллы перед будущими гостеприимными хозяевами, с которыми впоследствии придется жить. Поэтому уже пару месяцев трое наших специалистов безвылазно находились при особой группе планирования под руководством маршала Шапошникова при Ставке Верховного Главнокомандующего в качестве офицеров связи. Они выискивали всю возможную информацию по Московскому сражению, перечитывая сотни страниц мемуаров и наших и немецких военачальников, оперативные сводки и электронные картотеки, к которым с недавних пор благодаря благосклонности руководства ГРУ ГШ МО РФ мы получили доступ. Можно было однозначно сказать, что еще ни одна операция Второй мировой войны не готовилась столь тщательно и к ее подготовке не привлекалось столько профессионалов.

Главным достижением нашего времени были не только зенитные, высокоточные ракеты и радары, не только мощные скоростные танки и бронетранспортеры: главным преимуществом были информационные технологии, и именно здесь мы хотели максимально реализовать этот фактор. На базе всех особых отделов штабов армий были созданы подразделения оперативной связи, в реальности являющиеся пунктами интерактивного управления войсками, которые имели прямую связь со штабом фронта и напрямую отправляли информацию в Ставку Верховного Главнокомандующего. Для более гибкого управления войсками в штабах некоторых дивизий, которым отводилась ключевая роль, находились специалисты связи, оснащенные ноутбуками и мощными цифровыми радиосистемами, которые собирали и систематизировали всю штабную информацию и отправляли ее каждые двадцать минут в штаб армии. И Сталин, и Жуков с Шапошниковым, к своему удовольствию, в любой момент времени могли получить самую свежую информацию о состоянии любой дивизии вплоть до точного местоположения каждого полка и даже батальона. Так же оперативно передавалась информация о противнике, о целях для нанесения артиллерийских и авиационных ударов, а сверху присылались данные о вылетах немецкой авиации, о перемещении танковых колонн и общие данные, на основании которых командиры были в состоянии принимать более взвешенные и объективные решения. Командующие армий могли устраивать видеоконференции с командованием фронта, в которых частенько принимали участие и Сталин, и Жуков, быстро понявшие всю пользу таких вот систем общения. Нам пришлось помучиться, организуя вдоль линии фронта систему ретрансляционных станций, которая как некий аналог нашей мобильной связи накрывала всю площадь будущего сражения беспроводной цифровой сетью. Пропускная способность была не очень, слишком много абонентов, а при запуске видеоконференций вообще почти ложилась, но для этого времени это было поистине революционное нововведение в области оперативного управления войсками.

Все последнее время мне пришлось мотаться между мирами: то в нашем времени на командном пункте согласовывал точки выхода и порядок транспортировки войск, то отправлял Дегтярева на Дальний Восток, принимал два новых борта из Сибири и оговаривал списки необходимого снаряжения для следующей поставки. Дел было много, и как всегда мы все не успели сделать, но и в этом варианте немцев ожидал большой сюрприз и после получения сигнала, что руководство СССР приняло наконец-то решение наступать, мы глубоко и облегченно вздохнули. Поплевав на руки и, образно говоря, взявшись за дубину, так же, как зимой 1812 года, русский народ просто забивал дубинами полузамерзших грабителей, "принесших на штыках свет цивилизации в варварскую страну", мы с нашими героическими предками стали просто давить всю эту европейскую мерзость. Уже всем было понятно, что так же, как и в 1812-м, против нас воюет весь европейский сброд, и в немецких войсках немало тех же бельгийцев, австрийцев, голландцев, чехов и представителей других национальностей, кто вполне добровольно поплелся грабить Советский Союз.

Ночью перед началом наступления состоялась еще одна встреча с полковником Семеновым относительно нашего участия в грандиозном событии в прошлом. Вообще-то изначально он был инициатором встречи, с учетом того, что тут под боком появились их коллеги из ФСБ, да и внешние друзья развили дикую активность, поэтому необходимо было обсудить перспективы дальнейшего развития ситуации.

Мы снова с ним сидели на том же самом опорном пункте в нашем времени и под кофе неспешно разговаривали.

— Сергей Иванович, мы получили переданную вами информацию, и уже есть первые результаты работы наших аналитиков.

— Что-то интересное?

Он усмехнулся.

— У нас, скажем так, имеется в наличии более полная и реальная информация о событиях зимы сорок первого года. Поэтому, учитывая, что и вы существенно сумели подкорректировать историю, нашу техническую помощь и наличие подпространственной системы переброски войск, у Сталина есть возможность нанести немцам серьезное поражение, намного более эффективное, чем в нашей истории.

— Допустим, мы так же думаем, хотя вы прекрасно знаете результаты. Армия еще не готова к глобальным операциям и понадобится Сталинград и Курская дуга, чтобы генералы научились воевать и на первые роли реально вышли талантливые военачальники. Тем более у Советского Союза нет еще такого производства, чтоб обеспечивать наступательные операции в полном объеме. У вас, конечно, есть какие-то производственные мощности, но, думаю, доставка продукции в Крым в необходимых для Красной Армии объемах будет очень дорого обходиться. Поэтому война, даже с нашим участием, будет продолжаться минимум до сорок третьего года, и то это с учетом того, что Гитлер не пойдет на сепаратные переговоры с Западом.

— Да, тут вы правы, мы пришли к тем же выводам. Поэтому прежде чем ввязываться в эту мясорубку в полную силу, хотелось бы от вас получить дополнительные объяснения, Сергей Иванович.

— Звучит как ультиматум.

— Нисколько. Считайте это уточнением взаимных позиций.

— Хорошо. Что вас интересует?

— Проблема прохода в другие миры, где нет такой напряженности, как в мире сорок первого года, решается?

— Первые наметки есть, но сказывается дефицит времени.

Полковник невесело усмехнулся.

— В свете будущих неприятностей в виде плана возмездия "Тень-2" и ограничения по времени считаю, что вам надо как-то все это ускорить. Может, привлечь наших специалистов?

— Вы же знаете ответ.

— Да, знаю. Монополию на путешествия во времени вы не хотите терять. Но сами подумайте, что в мире победившего Сталина нам будет не очень комфортно, да и в случае глобальной войны с Западом судьба СССР под большим вопросом.

— Согласен. Но пока иного выхода нет, и нам надо хоть как-то стабилизировать ситуацию в нашу пользу…

Я выдержал паузу, мне пришла в голову интересная и весьма парадоксальная мысль.

— Вы знаете, есть определенные причины, по которым я бы рассматривал вариант с СССР приоритетным для переселения, несмотря на перспективу получения глобального ядерного конфликта.

— Поясните.

— Сейчас кризисный момент, и мы, если можно это так сказать, вмешиваемся в нужном месте в нужное время. К тому же подборка нашего персонала как нельзя лучше соответствует моменту — профессиональные военные, ученые, инженеры, как раз отобранные для лучшего выживания в экстремальных условиях глобальной войны. Наша ценность максимальна в нынешних условиях, и, по мере того как СССР будет выкарабкиваться из ямы сорок первого года, наши позиции будут ослабляться. Но заметьте, именно в этом случае мы практически безболезненно интегрируемся в этот мир, со всеми нашими переселенцами, запросами, потребностями и привычками.

Увидев в его глазах одобрение, я продолжил:

— Допустим, нам удалось найти проход в другой мир или другое время, и мы будем выступать как новая сила в тамошних политических раскладах. К чему это приведет? А я скажу. Любая мировая политическая арена это система сбалансированных сил, которая сразу и достаточно агрессивно среагирует на появление нового игрока. И вы, и я в курсе, как ваши коллеги из ФСБ хотели интегрироваться в тот мир. Это бы закончилось войной, ну может, не масштабной, но шпионские сражения продолжались бы очень долго, а в условиях дефицита времени и людских ресурсов мы так или иначе проиграли бы или стали все равно сателлитом одной из этих сил. Пресечь утечку информации о нашем появлении все равно не получилось бы. Теперь подумайте, что было бы с нами, попади в более раннее время — наши запасы оружия, боеприпасов, высокотехнологического оборудования ограничены и невосполнимы, и что нужно сделать, чтобы начать их производство на тех мощностях? Заново устраивать научно-техническую революцию? Не надорвемся? Это при условии обязательного противодействия мировых игроков, начиная со спецслужб, масонов, частных лиц и кончая финансово-экономическими конгломератами. Это не считая того, что будет существовать громадная культурно-политическая преграда для переселенцев. Десять-двадцать профессиональных подготовленных разведчиков смогут вписаться в чуждый мир, а вот все остальные? Так что я считаю, что СССР сорок первого года не самый худший вариант — нам, на почве общего мировоззрения, будет проще найти общий язык с людьми из сороковых годов, чем с, допустим, гражданами Российской империи начала века. К тому же в СССР полным ходом идет индустриализация, развитие производства, появляются новые образцы военной техники, в обиход вводятся новые технологии, и, главное, под рукой будут огромные производственные мощности, основательно обновленные перед самой войной.

Семенов озабоченно опустил голову и во время моего монолога посматривал себе в чашку. Когда я закончил, он ответил:

— Вы забыли упомянуть, Сергей Иванович, что на начальном этапе войны в СССР была выявлена полная неготовность системы власти, и поэтому был организован ГКО, что соответственно повлекло за собой серьезные изменения в правящей элите, и у нас есть возможность занять определенные позиции. В других вариантах, допустим с Российской империей, мы обязательно столкнемся с проблемой конфликта с этой самой элитой, которая столетиями сидит во власти, и это даже в случае, если наша помощь будет жизненно необходимой.

Он сделал паузу, отхлебнув кофе, и устало продолжил:

— Вы абсолютно правы, Сергей Иванович. Вы чуть ли не слово в слово повторили доклад наших аналитиков. Но есть еще политические решения, и в моем руководстве существует мнение, что из-за неразвитости спецслужб позапрошлого века у нас будет много возможностей для плодотворного внедрения.

Тут уже я невесело усмехнулся:

— Я так и думал. И целого мира мало?

В ответ улыбка.

— Этот подход не лишен логики, поэтому операция по легализации в мире СССР сорок первого года в любом случае считается приоритетной, и в свете нынешних событий хотелось бы обсудить вопрос перемещения более габаритных грузов в прошлое.

— Это насчет того, что я указывал в списке запрошенного?

— Не только. Вертолеты, фронтовые штурмовики, зенитно-ракетные комплексы, радиолокационные и радиорелейные станции, компьютеризация — это все хорошо. Но вы же понимаете, необходимо стратегическое воздействие, и в тот мир придется переправить стратегические бомбардировщики, пусковые для межконтинентальных ракет, для вывода спутников…

— Решили по-серьезному взяться?

— Да, пока других возможностей нет… благодаря вам.

— Хорошо, я вас понял. Кстати, что будем делать с вашими коллегами? Они как-то странно себя ведут, и скорее всего в ближайшее время от них стоит ожидать каких-то неожиданных ходов.

— Как я понял, на самих верхах у нас идут консультации и, скорее всего, будет выработана общая стратегия выживания в свете вашего существования.

— По ядерному оружию?

— Без Президента мы не можем принимать никакие решения по этому вопросу…

Мы расстались после того, как Семенов обрадовал, что в ближайшее время новые друзья должны были переправить в распоряжение ограниченного контингента наших войск в 41-м году четыре бронированных дозвуковых штурмовика Су-25 и множество боеприпасов. Учитывая, что и это оговаривалось, то еще несколько месяцев назад в специальное хозяйственно-экономическое управление ГУГБ НКВД были переданы СНиП (строительные нормы и правила) по строительству аэродромов для базирования стратегической и фронтовой реактивной авиации.

Пока все это было в процессе доставки и строительства, мы включились в начавшуюся битву под Москвой.

Ночами перед наступлением линию фронта регулярно пересекали ночные бомбардировщики, вслед которым пыталась тщетно тявкать немецкая малокалиберная зенитная артиллерия и тут же огребала, учитывая, что именно на этот участок фронта выдвигался "Зоопарк" и отслеживал любую активность противника.

Мы прекрасно понимали, что в нашу задачу не входит участие в линейных сражениях с противником, поэтому основной тактикой специальных отрядов из будущего считались ночные точечные удары. На первом этапе ночным охотникам ставилась задача уничтожения фронтовой немецкой авиации прямо на аэродромах, места расположения которых с большой тщательностью вычислялись, уточнялись и перепроверялись, чтоб нанести один, но точный и максимально эффективный удар. Вторыми по приоритету целями, учитывая, что практически вся радиосвязь противника должна была быть подавлена, были телефонные и телеграфные коммутаторы, узлы связи, являющиеся основой проводной связи Вермахта. Тут разведка расстаралась и на это дело бросили огромные силы: работала и агентурная разведка, и радиоэлектронная, и армейская, все рыли землю, как бешеные кроты, но результат был, и к началу наступления мы имели достаточно достоверные данные по немецкой авиации и структуре проводной связи групп армий "Центр" и "Север".

Мы разбили имеющиеся в наличии вертолеты на две группы по одному МИ-28Н, являющемуся главной ударной силой, и двумя МИ-24 в качестве средств огневой поддержки. Для усиления ударных вертолетных групп были выделены два специальных ночных бомбардировочных полка, укомплектованных оборудованными радиостанциями и приборами ночного видения, самолетами, и несколько обычных бомбардировочных авиационных полков, куда свели лучшие экипажи и самые надежные машины. Все понимали, что удар должен быть неожиданным и максимально эффективным, и надо было так дать по зубам, чтоб фашисты кровью умылись и надолго запомнили, а пуганых и битых потом будет проще добивать.

Когда начались сумерки, линию фронта пересекли ударные вертолетные группы и направились к своим целям, несколько раз имитируя посадки в тылу противника и высадку разведгрупп, чтоб ввести в заблуждение немецких наблюдателей. Подойдя на бреющем полете к указанному рубежу, вперед выдвигался ночной охотник МИ-28Н и, чуть приподнявшись над кромкой леса, как в тире, с дистанции около километра, расстреливал короткими очередями из пушек зенитные батареи, прикрывающие стоянки немецких самолетов. Потом к веселью присоединялась уже пара МИ-24 с их пушками, НАРами и канистрами с напалмом на подвесках. Пара минут кружения над аэродромом трех винтокрылых мясников — и все вокруг горит и взрывается, а тут как раз подходят бомбардировщики первой волны и как на учениях вываливают на подсвеченный пожарами аэродром сотни авиабомб, превращая стоящие самолеты с крестами в огромные костры, перерывая взлетно-посадочную полосу множеством воронок. Двадцать минут, и вертолеты уходят к следующей цели, куда должна была подойти следующая, вторая волна наших бомбардировщиков. Оставив после себя море огня, самолеты первой волны, освободив бомбовые отсеки и подвески от смертельного груза, возвращались на свои аэродромы для дозаправки и загрузки авиабомб и канистр с напалмом.

За ночь на аэродромах противника было уничтожено более двухсот самолетов, к тому же сожжены склады горючего, боеприпасов и, главное, нанесены серьезные потери среди высококвалифицированного персонала аэродромов и элитного летного состава, который немецкое командование собрало со всех фронтов для генерального наступления. Уничтожение немецких специалистов было не менее важной задачей, нежели расстрел самолетов на стоянках, и это было четко вбито в головы летчиков, поэтому лесные массивы, где по данным разведки располагались жилые помещения немцев, методично обрабатывались бомбами объемного взрыва, от которых не защищали даже блиндажи в несколько накатов. Адские боеприпасы оставляли после себя большие выжженные проплешины, в которых погибал цвет немецкой авиации.

Поднятые в воздух бомбардировщики, переделанные в высотные постановщики помех, полностью задавили радиосвязь в районах действия вертолетных ударных групп, а заранее выброшенные группы ОСНАЗа и армейской разведки по возможности вывели из строя большую часть проводной связи противника. Наутро, когда по всему фронту заговорила советская артиллерия, в тылу немцев уже царила настоящая паника: волны краснозвездных штурмовиков практически безнаказанно засыпали застывшие в снегу колонны немецкой техники тысячами ПТАБ, уничтожая средства ПВО и давая возможность после себя отрабатывать по целям более тихоходным бомбардировщикам СБ и ТБ-3, которые уже как последний аргумент добивали оглушенные и деморализованные части тяжелыми бомбами, оставляющими после себя огромные воронки и кучи искорёженного и обгоревшего железа. Что происходит, никто понять не мог — связи даже с соседями не было, в радиоприемниках слышны помехи, и немецкие командиры оказались сейчас в таком же катастрофическом положении, как части Красной Армии несколько месяцев назад.

Полковник Лукичев, как дирижер-виртуоз в тени Судоплатова, официально являющегося руководителем операции по дезинформации и разведывательно-диверсионным действиям во время зимнего контрнаступления под Москвой, разыгрывал одну из крупнейших спецопераций Великой Отечественной войны, которая потом вошла в учебники и пособия как пример четкой организации, многоуровневого планирования и, главное, мастерского исполнения. Синхронность действий разведывательно-диверсионных групп, уничтожающих тыловые подразделения, склады боеприпасов, и наводимой авиации, которая громила крупные железнодорожные узлы, базы снабжения и особо упорные узлы обороны, заслуживала особого внимания и без повальной радиофикации достигнута не могла быть. Для обеспечения системы связи на больших высотах в сопровождении истребителей охраны висели тяжелые бомбардировщики, переделанные в воздушные командные пункты, также выполняющие функции радиоретрансляторов. Но нанесенные удары по тылам противника силами ОСНАЗа НКВД и армейской разведки, поддерживаемой авиацией, были только началом большего глобального плана, и на фоне бардака и паники в тылу противника началось общее наступление Калининского, Западного, Брянского фронтов.

Переброшенные по воздуху группы ОСНАЗа, вооруженные гранатометами, перекрывали дороги и проводили чуть ли не глобальное минирование путей отступления подвижных соединений противника. Опираясь на маяк, расположенный в Вяземском котле, к началу наступления туда были переброшены десять свежих дивизий, целые составы боеприпасов, продуктов, горючего, была проведена ротация личного состава. По особому распоряжению с залитого кровью советских воинов пятачка были вывезены практически все раненые и мирное население. На 16 декабря 1941 года Вяземская группировка представляла внушительную силу, способную решать стратегические задачи в тылу противника. Получив сигнал, основные части совершили рывок и перекрыли Смоленское шоссе, тем самым нарушив систему снабжения наступающих под Москвой немецких войск. При этом по тылам противника были нанесены несколько рейдовых ударов, в которых основной упор делался на две конно-механизированные группы. Они совершили прорыв из лесов и перекрыли Смоленскую трассу и, дождавшись подхода линейных частей, двинулись дальше в рейд по тылам противника с целью освобождения концентрационных лагерей, где содержались тысячи пленных советских граждан.

Закончив переброску войск под Вязьму, вертолетная группа перенесла маяк севернее, в район Ржева. Группы ОСНАЗа НКВД заранее уже были переправлены в тот район для подготовки плацдарма, и переброшенные им в помощь два батальона 214-й воздушно-десантной бригады позволили закрепиться и, запустив маяк, начать переброску войск через нашу систему. Всего за сутки в район Ржева было отправлено четыре полнокровные сибирские дивизии, и уже к утру, когда началось основное наступление, импровизированный десант нанес серию весьма ощутимых ударов по тыловым коммуникациям противника и попытался с ходу взять Ржев, где располагался штаб 9-й полевой армии. На улицах города завязались тяжелые уличные бои. Учитывая, что нашим дивизиям в основном противостояли с трудом собранные тыловые подразделения и части, обеспечивающие порядок на оккупированных территориях, в течение двух суток рейдовая ударная группа сумела нанести противнику существенный урон и полностью нарушить систему снабжения 9-й полевой армии Вермахта, но город освобожден не был. Поэтому Ставка приняла решение не втягиваться окончательно в уличные бои, и часть переброшенной через портал группы вышла из города и двинулась в сторону Мологино на соединение с частями 22-й армии. В условиях мощного удара со стороны Калининского фронта появление в тылу армии мобильной и боеспособной группировки русских ввело немецкое командование в ступор и привело к частичной потере управления войсками. Тылы превратились в невообразимую кашу из разных частей, которые со временем под непрерывными бомбежками советской авиации стали откатываться в сторону Ржева, где немецкое командование попыталось организовать устойчивую оборону.

Для нас всех начались тяжелые дни. Через огромный ангар, который мы построили перед порталом, чтоб расширить транспортные возможности нашей системы, в день проходили десятки тысяч людей, множество техники, орудий, повозок, и все это нужно было за полчаса работы установки затолкать, разместить, выждать полчаса, пока пройдет релаксация системы, и потом снова настроиться на нужную точку выхода и все это выпихнуть в прошлое. При этом уже был строго отработанный порядок: в часть, которую было принято решение переправить с помощью системы, прибывали сотрудники НКВД, проводили определенную беседу с командным составом, а затем за дело принимались наши специалисты, которых мы называли "трамбовщики". Они должны были разбить воинскую часть на партии, определить и разъяснить порядок перехода, все это согнать к точке, при этом соблюдая маскировку, чтоб не дай бог не попасть под раздачу немецкой авиации, затем загнать в наше время. Потом уже другие люди выводили бойцов и технику где-то под Волоколамском или Ржевом, где по диспозиции было определено место воинской части. Все это было отработано настолько, что за двое суток наступательной операции в тыл противника было переправлено более ста тысяч человек.

Мне настоятельно рекомендовали лично не вмешиваться в боевые действия, и как руководителю серьезной организации, от которой зависят судьбы многих людей и даже стран, пришлось сидеть на базе, контролируя весь процесс, программируя сменные картриджи для маяков. Для понимания ситуации к нам на мониторы выводилась вся информация о ходе наступления из Ставки Верховного Главнокомандующего, и мы были в курсе всех событий. Наблюдая на карте, как в глубоком немецком тылу появляются и расширяются красные зоны, которыми отмечались освобожденные участки, я просто диву давался. На ум пришла аналогия, что это все похоже на распространение вируса: сначала маленькая точка, которая постепенно расширяется, потом на карте появлялись другие точки, потом постепенно расширяются и со временем красные зоны соединяются, образуя одно захваченное пространство. Так и здесь — к началу третьих суток в тылу противника образовался настоящий второй фронт, протянувшийся от Ржева, через Гжатск до Вязьмы. Таким образом, над остатками 9-й армии Вермахта и 3-й танковой группой нависла угроза окружения. Немцы поспешно стали снимать с Ленинградского направления все имеющиеся в наличии войска и формировать ударный кулак для разгрома так называемой Вяземско-Ржевской группировки русских. В условиях низких температур и нарушенной транспортной системы быстро это сделать не удавалось, а на фоне тяжелых боев на Волховском фронте много войск выделить не получалось, и в свете сложившейся обстановки окружение двух крупнейших воинских соединений Вермахта становилось вполне реальным. При благоприятном стечении обстоятельств в котел могла попасть и 4-я танковая группа, в тылу которой как раз и находилась Вяземская группировка. Начавшееся специально позже на четыре дня наступление Северо-Западного фронта резко затормозило переброску немецких войск и внесло дополнительную неразбериху и позволило нашей авиации основательно пощипать немецкие части, скопившиеся на станциях и возле разрушенных диверсантами переправ.

За четыре дня непрерывных боев немецкое командование отошло от шока и кое-как приноровилось к новой тактике советских войск. Сейчас они столкнулись с другими русскими, хитрыми, агрессивными, хорошо организованными и абсолютно уверенными в победе. Сложилась парадоксальная ситуация — днем немецким войскам, отступая, хоть как-то удавалось сдерживать удары советских войск, неся при этом большие потери, но ночью они становились беззащитными. Днем происходили яростные сражения в воздухе, причем и с той и с другой стороны в битву втягивались все новые и новые авиационные части. Как в другой истории, в Сталинграде, немцы считали, что достаточно перебросить еще полк, еще эскадрилью, чтобы переломить ситуацию, и бросали в огонь лучшие кадры Люфтваффе. Днем они сражались, а ночью прятались, сжимая от бессилия кулаки. Но и тут в битве, которая впоследствии получила название "Битва за московское небо", они несли огромные невосполнимые потери. Использование радиолокационных станций позволило полностью контролировать воздушное пространство, и любые вылеты немецкой авиации практически сразу фиксировались, отражаясь на интерактивной карте в объединенном штабе ВВС и ПВО, и всегда парировались превосходящими по численности силами ВВС РККА. Тем самым удалось полностью изменить не только тактический, но и стратегический ход сражения, доведя уровень потерь среди советских летчиков не то чтобы до равного уровня с фашистами, но паритет уже был достигнут — все-таки сказывалось превосходство немецкой авиации, как в техническом плане, так и более высокая профессиональная подготовка летчиков Люфтваффе. А ночью мы их давили как тараканов, действуя по принципу, что лучшая и самая эффективная ПВО это наши танки на ВПП противника, поэтому конно-танковые группы попутно еще охотились за немецкими аэродромами, и получалось у них это весьма и весьма с огоньком, и в прямом и в переносном смысле.

Находясь безвылазно в нашем времени, я все равно поражался грандиозности сражения, в котором нам, хоть и в несколько экзотической форме, приходилось участвовать. В боях с обеих сторон на огромном пространстве были задействованы миллионы солдат, тысячи танков, самолетов, десятки тысяч пушек и минометов. Будучи в курсе реального положения в стране, расстановки сил, я только мог гордиться своими предками, их героизмом, и было очень жалко, что в нашей истории задачи, ставившиеся перед РККА в зимнем наступлением 1941–1942 годов окончательно не были выполнены, но и то, что удалось достичь, заставляло меня,потомка, задуматься о ценности наших успехов.

Глава 16

Из динамиков, расположенных под потолком в большом, освещенном лампами дневного света зале, раздался переливчатый сигнал, извещающий о пятиминутной готовности перед установлением соединения с другим миром, о чем тут же подтвердил приятный женский голос: "Внимание, пятиминутная готовность". По команде взревели двигатели машин, и все застыли в ожидании открытия портала и команды на выдвижение.

Обычно, по заведенному порядку, сотни людей, ожидающих переброски, находящихся в шоке от смены обстановки, перед включением установки, чтобы отвлечься, снова проверяли оружие, снаряжение, боевую технику, чтоб ничто не помешало, когда они будут покидать этот зал через огромное кольцо. Командиры подразделений, накрученные до шокового состояния специально прикомандированными сотрудниками НКВД, ждали только отмашки, чтобы покинуть это странное помещение, куда их вместе с техникой, артиллерией и обозом, как сельди в бочке утрамбовали обладатели васильковых фуражек. Количество бойцов, машин, телег было строго отмерено, и любая задержка при выходе могла осложнить положение, учитывая ограничение на время работы установки, поэтому к вопросу организации переброски крупных воинских соединений подпространственной системой подошли максимально ответственно.

Несколько дней назад, как только система начала работать в максимальном режиме, через десять минут, из-за большой скученности, становилось трудно дышать, и работающая техника, которую тут же разворачивали и откатывали в сторону, чтоб освободить место, наполняла и так спертый воздух ядовитыми выхлопными газами. Все это время под потолком гудели электродвигатели, стараясь нагнать побольше чистого воздуха, но они с трудом справлялись, учитывая, сколько двигателей внутреннего сгорания работало в зале. Часто возникала паника, и было зафиксировано несколько случаев приступов клаустрофобии.

Но несмотря на напряженность работы, на огромное количество войск и колоссальные объемы грузов, переброшенные с помощью системы, со временем и эти проблемы были решены: модернизирована система вентиляции, само помещение расширено за счет использования соседних залов и постройки дополнительной шлюзовой камеры, но и без этого подпространственная переброска оставляла неизгладимое впечатление на людей, прошедших через порталы. Ушлая "гебня" мудро подошла к решению проблемы психологического шока, и в среде солдат целенаправленно распространялись слухи, что проход через порталы улучшает здоровье и существенно помогает в лечении инфекционных и воспалительных заболеваний. И самое интересное, что в этом была большая доля правды — статистика динамики выздоровления раненых из Севастополя и с Бориспольского котла, эвакуированных через подпространственную систему, однозначно подтверждала этот факт.

Но в этот раз перед огромным кольцом установки перемещения во времени застыла в ожидании переброски не совсем обычная воинская часть, которых за последнее время через этот зал прошло огромное множество. Это была сравнительно небольшая группа, в которой основную ударную силу составляли четыре установки залпового огня "Град", шесть пусковых направляющих БМ-13, установленных на грузовики из будущего. Для усиления и охраны были задействованы двенадцать новейших Т-34М в сопровождении специального мотострелкового батальона НКВД, и в качестве главного аргумента три отремонтированных украинских Т-64, две самоходные артиллерийские установки "Гвоздика" и две "Тунгуски".

С недавних пор капитан войск НКВД Сергей Павлов, который в определенных кругах был известен больше по кличке "Мозг", спокойно сидел в штабном бронетранспортере и в который раз на экране небольшого ноутбука просматривал план операции, развединформацию и выкладки по выбору позиций для его сводной ракетно-артиллерийской ударной группы. Это была первая операция, где он командовал серьезными силами, и перед ним лично была поставлена столь интересная и серьезная задача, удачное выполнение которой повлечет за собой появления новой тактики применения артиллерии, так сказать, на стратегическом уровне. К реализации плана Сергей подошел со всей тщательностью, опираясь на опыт того же Оргулова и его соратников, среди которых было много весьма квалифицированных спецов военной разведки. Поэтому в его распоряжении имелись карты района, множество цифровых фотографий, сделанных как разведчиками, так и с самолетов.

В зале снова пиликнул вызов, и приятный женский голос оповестил: "Минутная готовность". Павлов поднял голову и рывком закрыл ноутбук. Тут же в наушнике радиостанции, закрепленной в разгрузке, раздался вызов:

— Мозг, это База.

— На связи.

— Готовы?

Сергей узнал голос Оргулова. Подполковник, предложивший план этой операции, с большим вниманием следил за событиями и в данный момент решил сам проконтролировать выход группы.

— Так точно, Феникс. Готовы.

— Удачи, Мозг.

Пол привычно завибрировал, и через некоторое время через динамики было передано сообщение: "Соединение установлено". В портал выдвинулась штанга с видеокамерой и антенной, и спустя минуту красный фонарь над установкой погас и загорелся зеленый, что говорило о том, что можно выдвигаться.

Взревели двигатели и по пандусу в портал двинулись танки Т-34М с десантом, за ними пошли бронетранспортеры с мотострелками НКВД, две "Тунгуски", а, получив сигнал, что все чисто, уже пошли установки залпового огня.

Все происходило спокойно, без ажиотажа, как будто люди, идущие сквозь время, всю свою сознательную жизнь мотались по разным мирам. Психологический барьер уже давно был пройден, и Павлов тоже, как само собой разумеющееся, на БТРе преодолел портал, отъехал от точки выхода на сто метров и остановился возле группы разведчиков, которые доставили именно в эту точку пространственно-временной маяк.

Павлов прекрасно знал, что маяк перевозится группой боевых вертолетов из будущего, но рассмотреть летающие машины он не смог: скорее всего, сбросили группу и приземлились где-то невдалеке, чтоб в случае чего нанести неожиданный удар по противнику или эвакуировать группу разведчиков.

Как обычно, большинство спецопераций с применением техники из будущего проводились по ночам, где благодаря приборам ночного видения советские воины имели неоспоримое преимущество. Даже танки Т-34М приданной для усиления роты, под командованием старого знакомого из группы Оргулова капитана Шестакова, были специально укомплектованы всем необходимым для ночного боя, вплоть до тепловизоров. Поэтому у него, как у командира группы, имелась жесткая установка — ничего, что имеет электронику из будущего, в руки немцев попасть не должно.

В темноте, спрыгнув с брони, Павлов подбежал и поздоровался с командиром группы разведчиков, майором Фроловым, которого еще во время боев с бандитами в Симферополе будущего прикомандировали для усиления в распоряжение Оргулова. Поэтому представляться не было смысла. Горя от нетерпения, Мозг дождался, когда к ним присоединятся командиры танковой роты и мотострелкового батальона НКВД, который частично передвигался в качестве танкового десанта, а в основном на бронетранспортерах из будущего, и поинтересовался:

— Где наше точное местоположение?

Фролов, пообтесавшийся в будущем и приученный к различным электронным устройствам, облегчающим жизнь, достал из-за пазухи планшет, включил его, мазнул пальцем и, выбрав карту, указал местоположение.

— Мы вот здесь, — он ткнул пальцем в точке на карте, — необходимые позиции южнее на четыре километра, ближе незаметно высадиться бы не получилось, там постоянно патрули шастают. Поэтому и попросили с вашим дивизионом прислать серьезное прикрытие.

— Понятно. Выдвигаемся.

Больше ничего объяснять не было смысла: все и так не раз оговорено перед операцией, а действующие лица были профессионалами и прекрасно знали, что им делать.

Заурчав двигателями, вперед выдвинулись бронетранспортеры передовой разведки, выкрашенные в зимний камуфляж, где бойцы для конспирации были в немецкой форме и вооружены трофейным оружием. После того как они удалились на двести метров, пошла колонна из танков и бронетранспортеров, а уж за ними двинулись и остальные машины отряда.

Портал закрылся, и Фролов вместе со своей группой загрузил маяк в один из грузовиков, где везли боеприпасы для установок залпового огня, и присоединился к отряду, чтоб активировать установку и вызвать помощь в случае экстренной ситуации, хотя тут у Павлова было свое мнение.

Судя по некоторым недомолвкам и намекам, у Оргулова наконец-то появились тактические ядерные боеприпасы, про которые Павлов очень много читал в будущем, и, в случае попытки захвата их группы фашистами, возможно использование этого оружия. Страшно, конечно, неприятно, но пожив в том мире, Мозг понимал, что может произойти в случае, если технологии и оружие из будущего попадут в руки немцев.

Неприятные мысли об опасности попасть в руки к фашистам мягко перетекли просто на опасности последних месяцев, и перед глазами прошла вся короткая жизнь бывшего лейтенанта-артиллериста до той памятной встречи в лесу под Рославлем, когда Павлов в первый раз встретился с тогда еще майором госбезопасности Оргуловым. Выход из окружения, бои, потом расставание и новая встреча уже под Москвой, потом опять фронт и тяжелые бои под Нежиным, где снова появился Сергей Иванович, и путешествие в мир будущего. Нет, Павлов нисколько не жалел. Молодой пытливый ум только радовался тому, что он приобщился к тайне вселенского уровня, что все остальное до этого только меркло. Кто бы мог подумать, что Сережка Павлов станет путешественником во времени, прямо как у английского писателя Уэллса. Сейчас он чуть ли не главный специалист-практик СССР по артиллерийскому вооружению будущего и жалел только об одном — что из-за особого запрета нельзя пользоваться высокоточным оружием типа самонаводящихся бомб, ракет и снарядов. Умом он понимал правильность, а вот душой хотел, надеялся и желал ударить по фашистам и их приспешникам всей мощью оружия, которое потомки дали ему в руки.

Вон Шестаков, со временем ставший другом, тоже мается, что нельзя все время воевать на Т-64 или на Т-72, которые у него, как говорят потомки, подорванного танкиста, вызывали восторг и просто непонятную нежность. Танкист постоянно рвется в бой, и, когда ему дали возможность покомандовать конструкторами и укомплектовать особую роту новыми танками, так рьяно взялся за дело, что его лично вызывал товарищ Сталин и долго беседовал о его идеях. Но сейчас война, и чтоб не выдумывать что-то новое, так, чтоб могла освоить советская промышленность, за основу взяли Т-34, внесли множество изменений на основе имеющихся в наличии Т-34-85 и укомплектовали новыми прицелами, приборами ночного видения, тепловизорами, лазерными дальномерами, цифровыми радиостанциями и в особо важных местах даже поставили динамическую защиту. Стрелка-радиста в экипаже не было, так же как и пулемета — оставили только спаренный с пушкой, а на освободившееся место установили дополнительные стеллажи для снарядов. Семидесятишестимиллиметровые пушки не стали менять, считая, что пока у немцев не появятся "Тигры", и этого хватит, правда увеличили номенклатуру боеприпасов, введя в боекомплект экспериментальные подкалиберные и кумулятивные снаряды. Можно сказать, что это были танки ручной работы, тщательно вылизанные и доработанные в мастерских будущего, где над ними уже потрудились мастера, прекрасно знающие, как должны работать дизельные двигатели.

Мысли вернулись к его увлечению — артиллерии. Изучив множество систем, и даже пощупав, и постреляв из некоторых, Павлов еще больше уверился в правильности своего выбора: артиллерия — бог войны. Теперь у него под руководством мощный ударный кулак из десяти установок залпового огня и двух самоходных артиллерийских установок. Как он жалел, что всего этого у него не было, когда немцы раскатывали их дивизию под Рославлем, когда он от бессилия сжимал кулаки, оставляя позади себя разбитые во время авианалета гаубицы его батареи. Теперь он отомстит, ой как отомстит. Все это время, когда Сергей был рядом с Оргуловым, он терзался муками совести, что его друзья, подчиненные и сослуживцы остались там, в полях, а он выжил и сейчас как какой-то божок мотается по разным мирам.

Его состояние не увидел, а почувствовал Сергей Иванович и, как-то оставшись наедине, узнав, в чем проблема, просто сказал:

— Тезка, ты не о том думаешь и зря сжигаешь нервные клетки. Думаешь, я не помню, сколько своих друзей и соратников потерял? Помню. И они часто снятся…

Сделав паузу, Оргулов продолжил:

— Мы все люди, вот только не нужно рефлексировать, это сильно мешает нашему делу. Я тебе не предлагаю забыть, помни, обязательно помни, но волею случая или каких-то высших сил нам, в том числе и тебе, дан шанс отомстить, наказать, наплевав на всякое человеколюбие, толерантность и всякую остальную лабуду, что отравили людей в нашем времени. Ты артиллерист, вот и готовься, скоро твои знания и способности всем нам понадобятся, и в первую очередь твой Родине.

То ли разговор так повлиял, то ли действительно Сергей так увлекся, но жизнь продолжалась, и он действительно готовился и ждал того момента, когда сможет реально отомстить фашистам, и по нарастающему напряжению чувствовалось, что этот момент приближается. Начитавшись про системы залпового огня и особенно испробовав в боевых условиях "Град", Павлов с энтузиазмом взялся за модернизацию имеющихся в наличии у современников систем БМ-13, поставив их на шасси машин из будущего, и особенно принялся дорабатывать реактивные снаряды. Чуть ли не в кустарных условиях сумел поменять на некоторых ракетах боевую часть на заряд объемного взрыва и, испытав, к своему удовольствию, получил вполне приемлемый результат…

Под Москвой шли тяжелые бои, и немецким войскам удалось основательно продвинуться севернее столицы, но не так далеко, как это было в истории мира Оргулова, и город Клин взят не был: фашистские танки, хотя и с большим трудом, но окончательно остановили на его подступах. Сейчас, после начала крупного контрнаступления, в районе Клина шли тяжелые бои, и советские войска столкнулись с ожесточенным сопротивлением частей 3-й и 4-й танковых групп Вермахта, перешедших к обороне, являющихся одной из главных ударных сил германских сухопутных войск. Восточнее практически стертого с лица земли Волоколамска прямо в поле была построена импровизированная железнодорожная станция, через которую проходило до восьмидесяти процентов грузов, предназначенных для снабжения 3-й и 4-й танковых групп. Учитывая, что основная дорога на Смоленск перекрыта Вяземской группировкой генерала Лукина, важность этой станции для обеспечения боеспособности немецких войск была огромна.

Прекрасно понимая тяжесть сложившейся обстановки, немецкое командование, в полной мере уже ощутившее на своей шкуре прелесть ночных налетов советской авиации, максимально озаботилось защитой крупного транспортного узла. Значительно уменьшившееся количество автомобильной техники и падеж среди неприспособленных к русским холодам немецких лошадей не позволяли своевременно вывозить из-под Волоколамска военные грузы, и на станции скопилось огромное количество боеприпасов, продуктов, горючего и боевой техники.

Учитывая очень плотную систему ПВО, нанести серьезный вред советской авиации не удавалось, даже в ночное время. Бомбардировка с больших высот, где немецкие зенитные орудия не могли нанести существенного урона, должного эффекта не принесла, и командование ВВС Западного фронта, после того как при очередной штурмовке станции потеряли более десятка самолетов, отстучало в Ставку ВГК о возникшей проблеме. Оттуда уже сбросили задание Оргулову, и ввиду особой важности сложившейся ситуации и заодно, чтоб опробовать новую тактику точечного стратегического воздействия, решили использовать дивизион капитана Павлова.

Пройдя через поле, колонна вышла на наезженную дорогу и двинулась чуть быстрее, оставив позади себя два танка в качестве арьергарда, которые должны были задержать всех, кто попытается подойти с тыла. До определенных для стрельбы позиций осталось не более двух километров, и напряжение все нарастало. Павлов нервно ерзал на своем сиденье, вслушиваясь в переговоры бойцов группы сопровождения.

На связь вышел передовой дозор:

— Мозг, это Верба.

— На связи, Верба.

— Навстречу идет колонна грузовиков.

— Сколько?

— Восемь штук.

— Охрана?

— Бронетранспортер.

Павлов панически соображал, что бы в данной ситуации сделал Оргулов. В передовом дозоре было несколько человек в форме противника, великолепно владеющих немецким языком, и, учитывая какой у противника тут творится бардак, в темноте можно сойти за своих. Тем более в Вермахте множество различной техники, собранной со всей Европы, и соответственно можно попробовать по-тихому вырезать немцев.

— Верба, их нужно тихо сработать. Раньше времени себя не демаскировать. Попробуйте себя выдать за немецкий патруль.

— Вас понял, Мозг.

Надо было подстраховаться, и Сергей вызвал авиагруппу, которая затаилась где-то недалеко в качестве средства усиления.

— Стрекоза, на связь.

— На связи, Мозг.

— У нас проблемы, будьте готовы вмешаться.

— Слышали. Готовы.

Павлов стал ожидать развития событий, открыв люк бронетранспортера, высунулся по пояс и стал разглядывать через прибор ночного видения дорогу. Колонна машин с системами залпового огня остановилась, а вперед, навстречу немецким грузовикам выдвинулись танки и бронетранспортеры охраны.

Время шло. Сжав кулаки, Мозг с удивлением увидел, как от прилива адреналина трясутся руки. Впереди по направлению движения грохнул взрыв и затрещали пулеметы и автоматы, и в приборе ночного видения явственно было видно, как что-то ярко вспыхнуло и стало разгораться. Прошло не более десяти секунд, и стрельба прекратилась так же внезапно, как и вспыхнула. Долгожданно ожила радиостанция.

— Мозг, на связь.

— На связи, Верба.

— Путь свободен.

— Трудности?

— Охрана опознала "тридцатьчетверки". Пришлось применить крайние меры.

— Потери?

— Один раненый.

— Что горит?

— Немецкий бронетранспортер с охраной.

— Потушите, не привлекайте внимание.

— Понял, выполняем.

— Что грузовики?

— Водители ликвидированы. Если получится, на обратном пути прихватим. Машины загружены.

— Дело. Но надо двигаться.

— Вас понял.

Опустившись и закрыв люк, Павлов скомандовал мехводу БТРа:

— Вперед.

И, снова высунувшись из люка, отжав кнопку тангенты радиостанции, циркулярно по колонне дал команду на выдвижение.

Бронетранспортер дернулся и, гудя двигателем, перемалывая большими колесами утрамбованный на дороге снег, двинулся вперед, объезжая дымящийся немецкий "Ганномаг", вокруг которого бегали трое бойцов специального батальона НКВД с огнетушителями из будущего и сбивали огонь, чтоб не привлекать внимания. Еще четверо деловито оттягивали и выкидывали за проезжую часть тела немецких водителей и присыпали их снегом.

Снова дорога. Мощные машины без единого огонька шли в кромешной темноте, ревели двигателями, преодолевая снежные заносы. Несмотря на нервозность обстановки, Павлов почему-то был уверен в успешном выполнении задания и, плюнув на волнение, с нетерпением дождался выхода колонны на заранее определенную позицию — поле, которое как нельзя лучше подходило для стрельбы дивизиона реактивных установок залпового огня.

Пока сопутствовала удача. Мотострелки и машины танковой роты охраны выдвинулись вперед, беря на прицел возможные пути подхода немцев. Время пошло на минуты.

Как только был получен сигнал, что подходы к позициям перекрыты, Сергей дал команду на выдвижение дивизиона. Места для всех установок были определены еще перед выходом, и все было проведено быстро и без накладок. Обученные расчеты быстро приготовили орудия, получив от Павлова данные для стрельбы.

Включив мощную радиостанцию, установленную на БТРе, Мозг вызвал бомбардировочный полк, который после массированного обстрела системами залпового огня и подавления ПВО должен был нанести заключительный удар.

— Кондор, это Мозг.

Молчание.

— Кондор, это Мозг. Ответьте.

Опять молчание. Павлов не выдержал:

— Кондор, вашу мать, ответьте!

Шипение и веселый голос ответил:

— И тебе не хворать, Мозг.

Капитан, несмотря на искажение голоса системой кодирования, узнал голос Коли Кафтайкина, который был откомандирован куда-то в распоряжение Судоплатова, и его присутствие у летчиков вообще было чем-то необычным.

— Хм. Кондор, у нас минутная готовность.

— Вас понял, начинайте. Мы идем на круг с трехминутным временем подлета.

— Начинаю отсчет.

Отключившись, Павлов снова включил тактическую радиосвязь и скомандовал:

— Всем. По фашистским захватчикам… Огонь!

Мгновение и все вокруг заревело и небо раскрасилось многочисленными огненными стрелами, уходящими в темное небо. Поднятый реактивными струями снег огромными облаками накрыл стоящие установки и как в каком-то фантастическом фильме из белых облаков вылетали ракеты и, оставив за собой дымный след, удалялись к горизонту, чтоб обрушиться на головы фашистов.

Это было непередаваемое чувство силы и мощи, которой ты управляешь и применяешь на благое дело. Все завороженно смотрели на это зрелище и наверняка чувствовали то же самое. Там, куда улетели ракеты, уже грохотали взрывы и начало разгораться зарево. Несколько мгновений и ночь осветилась ярчайшей вспышкой: высоко в небо поднялось огромное пламя. Чуть позже основательно тряхнуло ударной волной, но она воспринималась как весенний теплый ветерок, несущий прохладу и очищение…

Но боекомплект не резиновый, и, выпустив все ракеты, машины взревели двигателями и по инструкции стали сразу покидать позиции.

Во время удара в воздухе уже висели вертолеты, чтобы прикрыть отход дивизиона реактивных установок и в некоторой степени с высоты могли оценить результаты стрельбы. Уже в отъезжающем бронетранспортере Павлов связался с вертолетчиками.

— Стрекоза, на связь.

— На связи, Мозг.

— Как отстрелялись?

— Трудно рассмотреть. Там все горит и взрывается. Даже не знаю, стоит ли бомберам присоединяться.

— Есть приказ.

— Понятно. Сам их обрадуй.

— Второй залп нужен?

— Не вижу смысла.

— Вас понял. Отхожу к точке эвакуации.

Снова включив дальнобойную радиостанцию, связался с бомбардировщиками:

— Кондор…

Его сразу перебил Кафтайкин:

— Да видели все. Тут даже слепой увидит.

— Мы уходим, дело сделано.

— Молодцы. Удачи.

Колонна уходила обратно, прикрываемая сзади четверкой танков, которые в случае чего должны были задержать противника. Но немцы, деморализованные неожиданным ударом, даже не поняли, что по ним нанесли удар реактивные минометы, поэтому колонне удалось спокойно улизнуть и даже прихватить за собой восемь грузовиков, забитых военными грузами. Где-то сзади в небо постреливали редкие зенитки, в надежде зацепить хоть что-то летающее с красными звездами.

Не достигнув двухсот метров до поворота в поле, где была точка выхода, передовая группа была извещена вертолетчиками о подходе механизированной колонны из трех танков, двух бронетранспортеров и пяти грузовиков. Да мы и сами их увидели — немцы подсвечивали себе дорогу фарами со светофильтрами и были видны в ПНВ как новогодние елки. Нам оставалось только занять позицию и дождаться подхода противника на дистанцию кинжального огня.

В ночном бое с практически слепым противником нет ничего красивого и романтичного: вспышки выстрелов, трассеры бронебойных снарядов и разгорающаяся техника. Поняв, что они попали под обстрел, немцы стали разбегаться, как тараканы, и танки и бронетранспортеры попытались выехать в поле, но рванувшие в атаку "тридцатьчетверки" Шестакова с короткими остановками, как в тире расстреливали противника. С фланга налетели вертушки и из скорострельных пушек расстреляли грузовики с пехотой. Насмотревшийся много чего на своем веку Павлов все равно содрогнулся от такого показательного и безнаказанного расстрела противника. Но сам себя одернул — сколько видел, что эти гады вытворяют, и теперь пожалел. А хрен им, так и надо с ними. Этих уродов сюда никто не звал, и они пришли нас уничтожать.

От неприятных, можно сказать, либералистических мыслей его оторвал сигнал ударной группы, что путь свободен, и колонна, получив отмашку, двинулась к точке эвакуации. Дальше все было просто: развернули маяк, запуск, открытие портала и машины поднимаются по выдвинувшемуся прямо из воздуха пандусу и поочередно исчезают из этого мира.

Павлов, убедившись, что все установки дивизиона перешли, вылез из бронетранспортера, встал возле установки перемещения во времени и встречал каждую въезжающую в зал машину из группы усиления, и, когда зашли последние бронетранспортеры мотострелков НКВД и танки роты Шестакова, он облегченно вздохнул: все, вернулись без потерь, с победой.

— Молодец, Серега. Хорошо справился. Я тебе на почту сбросил новую задачу…

Павлов резко повернулся и встретился взглядом с Оргуловым, который неслышно подошел и стоял рядом.

— Так я всего лишь навел и выстрелил…

— Не прибедняйся. А кто с развединформацией работал, а кто позиции подбирал? В общем, так, Сергей, пару часов на отдых, организуй обслуживание техники и вперед.

Мозг, почувствовав прилив сил и гордости от такой незамысловатой похвалы, с улыбкой спросил:

— Что на этот раз?

— Штаб третьей танковой группы, задолбали скоты, намеков не понимают.

Уже привыкнув к словечкам потомков, как-то радостно и легко рассмеялся — дело двигается, и может, скоро будем на Гитлера охотиться.

* * *

Вот вернулась группа Павлова. Я немного волновался, вдруг нарвутся, огребут и что-то попадет в руки немцев, но эта операция тщательно готовилась, и помимо первой вертолетной группы их страховала и вторая группа, и целый бомбардировочный авиаполк. Хотя учитывая, какие силы были отправлены в качестве усиления, то нужно было нарваться на целую дивизию, чтоб в тылу противника ночью понести значительные потери. Но именно случайности часто меняли не только ход сражений, но и ход войн и даже судьбы государств, поэтому приходилось страховаться.

А вообще у нас пока все шло весьма неплохо, особенно на немцах отрывались вертолетчики. Вот где была настоящая пиратская вольница. Эти ночные хулиганы по результативности были, наверно, самыми лучшими истребителями танков на планете, это учитывая, что ПТУРами пользоваться они не могли и несколько раз даже с МИ-28Н умудрялись сбивать артиллерийским огнем самолеты.

Из-за того что танковая и автомобильная техника противника была не приспособлена к русским морозам, большая часть аккумуляторов давно вышла из строя, и завести утром замерзшие машины не было никакой возможности, поэтому немецким водителям приходилось оставлять технику на ночь с работающими двигателями. Это существенно облегчало нам работу и увеличивало и так гигантский расход дефицитного топлива. Противник плохо представлял, что работающая техника на экранах тепловизоров светилась, как полукиловаттные лампы, и была великолепной мишенью для специально оборудованных ночных бомбардировщиков, а ночные охотники МИ-28Н были вообще королями неба. У немцев выработалась настоящая боязнь темноты, и они, как кроты, зарывались ночью поглубже, опасаясь "ночных мясников", которые, подавив зенитную артиллерию, достаточно вольготно чувствовали себя в небе и частенько, как в тире, отстреливали только бронированную технику и бензовозы. Уже на четвертый день дивизионные запасы горючего у немцев были либо израсходованы, либо уничтожены в результате диверсий и бомбардировок, и дороги, по которым они отступали, оказались завалены брошенной замерзшей техникой, а мимо нее на запад шли ровными колоннами наступающие советские части.

Но радовало не только это. Имея достаточно полную и достоверную информацию об обстановке на фронтах, о состоянии производства в СССР, об организации эвакуации заводов на восток и вообще регулярно получая общие аналитические справки, я мог судить об адекватности руководства страны, и мне, честно сказать, нравилась позиция и подход.

Как оказалось, с началом войны вся система власти в СССР, с многоуровневым коллегиальным принятием решений, с многочисленными комитетами, с принципами противовесов, показала свою полную непригодность, и можно даже сказать, что первые несколько дней после 22 июня 1941 года характеризуются чуть ли не глобальной потерей управления в стране. Знаменателен случай, когда Сталин приехал в Генштаб и потребовал точной и достоверной информации о ходе боевых действий, а Жуков не смог ответить и что-то блеял про потерю связи с фронтами. Будущий Верховный Главнокомандующий в первый раз повысил голос и закричал на начальника Генштаба, и красный как рак, обиженный Жуков выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью. Именно тогда и появилась идея создания Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным, который должен был взять на себя всю полноту власти в СССР. Вот колесики и завертелись, и уже через несколько месяцев в стране был наведен управленческий порядок и в этих условиях удалось совершить невероятное — за несколько месяцев практически полностью перевезти большую часть промышленных предприятий из европейской части страны за Уральский хребет.

Поэтому недавно я с особым интересом послал запрос по ситуации в Ленинграде, который так же, как и у нас, уже был в кольце, но там ситуация обстояла немного иначе. Заранее были созданы стратегические запасы продовольствия так, чтоб население смогло пережить самую трудную зиму и особенно ноябрь и декабрь 1941 года, когда положение было просто катастрофическим. Еще в конце сентября начали прокладку по дну Ладоги нескольких трубопроводов для переправки в осажденный город топлива. И главное, провели тотальную эвакуацию детей глубоко в тыл, а не распихивали их по Ленинградской области, после чего 175 тысяч человек вернулись в город и стали жертвами голода. Вот после этого я реально зауважал Виссарионовича. В войсках, обороняющих город, проводилась разъяснительная работа, основной тезис которой заключался в нескольких простых постулатах: "Город — колыбель революции не сдадим, даже если он будет в кольце. Идет глобальная эвакуация женщин и детей, и пока большую часть не вывезут, отступать нельзя". И ведь держались и дрались с диким безумием. В самом городе был увеличена численность частей НКВД, которые в первую очередь занялись отловом многочисленных немецких агентов, которые вместе с беженцами проникали в город, и, главное, взяли под усиленную охрану склады с продовольствием. Показательный пример — 10 сентября горели ПУСТЫЕ Бодаевские склады, с таким трудом и, главное, потерями уничтоженные немецкой авиацией. Зато при этом успели подловить нескольких наводчиков, которые потом несколько недель подряд заставляли немцев бомбить специально построенные ложные цели.

Во время моего последнего посещения Москвы со Сталиным как раз обсуждался вопрос о размещении в Ленинграде одного из маяков и снабжении города через нашу систему. Естественно, я сразу согласился, и четвертый маяк обязательно будет быстро доделан и переправлен в окруженный город — удачный пример Севастополя был у всех посвященных перед глазами.

Глава 17

Но сюрпризы не прекращались. Олег Дегтярев как раз долетел до Читы, когда от него пришел сигнал бедствия. Руководствуясь специальной инструкцией, согласованной с руководством СССР, я приостановил транспортные операции и перенастроил систему на маяк Дегтярева. Выдвинув штангу с камерой и антенной, я связался с Дегтяревым:

— Папа, это Феникс, что у тебя?

— Да какая-то хрень творится. Нас тормознули, самолет оцепили и никого не подпускают и ничего не говорят. Связаться с Москвой нет возможности. Чего-то ждут, вокруг войск нагнали. Местная "гебня" попыталась права качать, но я их тут шуганул, показав, что все заминировано, вот и боятся сунуться.

— Войска развернуты в боевые порядки?

— Нет. Находятся в походных колоннах. Тут или попытка переворота, или их собираются под Москву перебросить, только нас в известность не поставили. Так что, Феникс, ты там выясняй, что творится.

— Непосредственная угроза есть?

— Да вроде как нет, но кто его знает.

— Понял, сейчас займусь, а ты там будь повнимательнее. Поменяй картридж на маяке. Я на всякий случай готовлю ударную группу, чтоб навести шороха.

Через полчаса, необходимых установке для релаксации заряда, я снова подключился, выйдя на наш поселок под Оренбургом, сразу связался с Москвой, нагло игнорируя вызывные сигналы маяков из-под Вязьмы и Загорска, где проходила концентрация войск, отправляемых через нашу систему.

Весь наш комплекс и так находился в режиме повышенной боевой готовности, но я активировал полную защиту. В бункерах, в убежищах, на боевых постах зазвучали сирены, бронированные двери закрывались и блокировались, люди спешно вооружались, надевали на себя бронежилеты и готовились отразить любую атаку. Дождавшись подтверждения, что все мероприятия выполнены, запустил коммуникационную программу, точную копию скайпа, и стал вызывать Ставку Верховного Главнокомандующего в Москве 41-го года.

Характерный звук вызова пиликал всего десять секунд, и на экране появилось лицо Вождя физкультурников и библиотекарей, который как раз раскуривал трубку и хитро посматривал в веб-камеру.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Что у вас случилось? Мне уже доложили, что начались проблемы с переброской войск.

"Быстро они, наверно, регулярно контролирует каждый сеанс транспортировки".

— От группы Дегтярева получен сигнал бедствия. Самолет задержан при дозаправке. Согласно нашим договоренностям грузы категории "А" охраняются по высшему приоритету. Наша база приведена в состояние максимальной боевой готовности. Дегтярев и наша дежурная группа ждут команды на прорыв и эвакуацию груза.

Сталин изменился в лице и заговорил с сильным акцентом, что говорило об определенном волнении. Я его понимал: во время одной из серьезнейших операций войны, когда решалась судьба столицы и всей страны, происходят события, которые кроме как саботаж расценить нельзя. Очень было похоже на еще одну попытку, как в Севастополе, столкнуть лбами нас и нынешнее руководство СССР, с которым мы вплотную работали.

— Сергей Иванович, я уверен, что это недоразумение. Давайте свяжемся через полчаса, и, я думаю, проблема будет решена, главное — не делать поспешных выводов.

— Я тоже так думаю, товарищ Сталин. Надеюсь, это не будет продолжением Севастопольской эпопеи, когда некие силы хотели нас столкнуть друг с другом и поссорить. Но на всякий случай мы ввели режим максимальной безопасности и, несмотря на тяжелое положение на фронте, пока ситуация не прояснится, максимально ограничиваем контакты с вашим миром.

— Это хорошо, что вы понимаете, Сергей Иванович. Вы все сделали правильно: если ваша система попадет в руки людей, враждебно настроенных к советской власти, вреда будет намного больше.

Он резко дернул рукой и отключился, а мне оставалось только гадать, что там произошло.

Полчаса пролетели незаметно, особенно когда есть чем заняться. К удивлению, я не волновался и не нервничал. За последнее время у меня выработалось что-то вроде интуиции или чуйки, которая предупреждала о возможных неприятностях. Сейчас я почему-то знал, что все будет нормально, и в данной ситуации нет злого умысла со стороны Сталина, а всего лишь какая-то несостыковка, которая в ближайшее время будет разрешена. И пока было время, я засел за доделку четвертого модифицированного маяка, который должен был полететь в Южную Америку. Тут приходилось стараться по возможности уменьшить массогабаритные характеристики конструкции и закамуфлировать ее под какую-то железяку, чтоб ни у кого не вызвать нездоровый интерес. Помимо этого, пришлось прописывать новые протоколы и дополнительно настраивать маяк на вторую установку в Молодежном, чтоб в случае чего у нас была возможность для маневра.

Через полчаса, запустив систему, авторизовавшись в сети нашего поселка под Оренбургом, связался со Ставкой Верховного Главнокомандующего, но ответил мне не Сталин, а Шапошников.

Я рассматривал его лицо на экране ноутбука и просто поражался сложившейся ситуации: спокойно и даже обыденно разговариваю с человеком, который уже вроде как давно умер, но при этом не испытываю никакого благоговейного восторга. Теперь для нас это суровая реальность, а важность и срочность решаемых вопросов не оставляла времени для рефлексии.

— Добрый день, Сергей Иванович, — первым поздоровался Шапошников.

— Добрый день, Борис Михайлович. Не будем терять время, что там по нашему вопросу?

— Сергей Иванович, товарищ Сталин занят, поэтому отвечать придется мне.

Нечто подобное я и ожидал.

— Что-то серьезное?

— Да. С ним захотели срочно пообщаться послы САСШ и Великобритании. Судя по всему, все встревожены положением под Москвой и пытаются получить гарантии, что поставки по ленд-лизу будут оплачены. Точнее, они хотят убедиться, стоит ли в нас дальше вкладывать деньги.

— Может, они хотят прощупать почву относительно новой тактики и получили информацию о наших возможностях?

— Пока точно сказать сложно. Беседа идет за закрытыми дверями, думаю, товарищ Сталин потом сам сообщит.

Он сделал паузу и продолжил:

— По поводу событий на Дальнем Востоке. Получилась небольшая несостыковка, Сергей Иванович. Вы, наверно, знаете, что на фронте сложилась не совсем благоприятная ситуация. Мы наступаем и наносим ощутимые удары противнику. На стратегических направлениях практически достигнуто господство в воздухе, но германские войска отступают в полном порядке, и решающего успеха пока достигнуть не удается. Мы теряем темп, несмотря на вашу помощь и великолепную организацию управления войсками. Нужен дополнительный рывок…

Несмотря на раздражение, я сразу понял, куда клонит Шапошников.

— Вы дождались Перл-Харбора, когда японцы втянулись в морскую войну с США, может, что-то им подбросили интересного и решили использовать дополнительные войска с Дальнего Востока в Московском сражении?

— Да. Именно так. А тут как раз третий маяк группа Дегтярева повезла в ту сторону.

— Так в чем тогда проблема?

— Перед ними туда полетела специальная группа для подготовки и организации переправки войск, она и должна была встретить самолет с маяком. Но самолет с группой в назначенный срок не прибыл, а у местного начальства была инструкция принять самолет и организовать закрытую зону вокруг него и без особого распоряжения никого не впускать и не выпускать, что они и сделали.

— Что с вашими людьми, есть информация?

— Нет данных. Скорее всего авария, ведутся поиски.

— Почему нас не поставили в известность?

— Почему? Вариант переброски дополнительных сил рассматривался, но как второстепенный, и был предложен именно вами. Сейчас, после подтверждения ненападения Японии и прибытия маяка на Дальний Восток, мы решили начать операцию "Прыжок тигра". Вся информация должна была быть доведена до вас после подтверждения, что обе группы прибыли в назначенное место, так что не обижайтесь, сами понимаете, секретность высшего уровня.

Я задумался. Да, точно, было такое. Рассматривался вариант более эффективного использования войск, расположенных на востоке страны, и, применив нашу транспортную систему, организовать порядок полной ротации воинских соединений. По плану к середине 42-го года, если, конечно, мы выживем, абсолютно все части РККА уже побывают в сражениях, и драгоценный боевой опыт будет передаваться молодому пополнению в полном объеме.

— Хорошо, Борис Михайлович. Я вас услышал. Вы гарантируете безопасность маяка и моей группы?

— Однозначно. Мы уже подготовили резервную группу и готовы ее переправить через вашу систему.

— Где они? На какой точке?

— В Загорске.

— Хорошо, я даю команду на открытие точки в Загорске для принятия группы. От вас потребуется план перемещения войск, с учетом введения в транспортную структуру третьего маяка.

— План уже готов. Сейчас отправлю электронной почтой…

Я усмехнулся тому, как Шапошников освоился с компьютерной техникой, и такие понятия, как "файл", "скайп", "электронная почта", у него не вызывали отторжения и вошли в его словарный запас.

* * *

На морозе противно скрипели колеса реквизированной в русской деревне, грубо сколоченной примитивной телеги. Старая лошадь, уже два дня не видевшая корма, с трудом тащила свой груз, выпуская через ноздри густые клубы пара. Солдаты батальона понуро плелись по зимней дороге, оставляя позади себя замершие в сугробах машины, окоченевшие трупы лошадей, обходя воронки, которые часто встречались на пути. Несколько дней назад еще хоронили погибших, умерших и просто замерзших солдат, но сейчас, когда отступление превратилось в бегство, уже никто не обращал внимания на застывшие, припорошенные снегом тела в немецких шинелях.

Они отступали по старой Смоленской дороге в сторону Вязьмы, где шли кровопролитные бои — часть войск, снятых с Московского направления, пыталась сбить русский заслон, перекрывающий стратегическую трассу. Но после трехдневных кровопролитных боев для всех стало понятно, что это никакой не заслон, устроенный кучкой вышедших из леса большевиков, а мощная эшелонированная оборона крупной группировки русских, которая перекрыла шоссе и уже несколько дней умело отбивала все попытки прорваться частям в сторону Смоленска. Толстый слой снега, покрывающий все вокруг, сильно мешал быстрому передвижению немецких войск и попытки атаковать с флангов или устроить обходные маневры, как правило, быстро парировались русскими и не приносили серьезных результатов. Как только начинался рассвет, в воздухе вспыхивали кровавые схватки между немецкой и русской авиацией за господство в воздухе и, судя по тому, что в последнее время на головы немецких солдат даже днем безнаказанно сыпалось все больше и больше бомб, и буквально по головам ходили штурмовики с красными звездами,становилось понятно — Люфтваффе проигрывает эту битву. В первую очередь русские выбивали лошадей и бензовозы, что сразу сказывалось на всеобщей боеготовности. Большинство техники пришлось бросить из-за отсутствия горючего, сливая все остатки в танки и бронетранспортеры, чтоб хоть как-то сохранить боеспособность. Нередки случаи, когда отступающие немецкие части, не имея возможности эвакуировать, оставляли госпиталя на съедение большевистским дикарям, прекрасно понимая, что после того как немецкие солдаты уничтожали русских раненых, пощады им ждать не придется.

Это была не та война, к которой они готовились. Холод. Холод и голод, вот что они увидели на российских просторах, а не блистательные победы германского оружия. Пьер Лефлер уже давно не чувствовал пальцев ног и просто механически шагал вперед в колонне таких же измученных холодом и усталостью людей, которых с каждым привалом становилось все меньше и меньше. Два часа назад сдался Жерар, старина Жерар, с которым они дружили с самого детства и вместе пошли служить в "Легион французских добровольцев против большевизма". Он, сильно хромая, отошел в сторону, сел на станину лежащей на боку искореженной немецкой пушки, обнял винтовку, закрыл глаза и замер. Именно таким Пьер его запомнил — спокойным и умиротворенным, несмотря на обмороженные щеки и потрескавшиеся губы. Сил подойти к другу и растормошить его уже не было и, опустив голову, Пьер Лефлер поплелся дальше, оставив друга умирать. На ум ему пришли читанные в детстве книги про поход великой армии Наполеона Бонапарта в Россию в 1812 году и воспоминания выживших. Там описывалось, как цвет французской нации, несущий в эту дикую страну свет просвещения, воевал, погибал и, после взятия Москвы, отступал по опустошенной Смоленской дороге, замерзая на лютом морозе и с трудом отбиваясь от диких варваров, не щадивших ни раненых, ни замерзших, которых просто забивали палками. Так же, как и больше чем сто лет назад, они, потеряв большую часть полка, с трудом оторвавшись от русских, снялись со своих позиций и влились в колонну отступающих немецких войск.

А как все красиво начиналось…

Поражение Франции в мае 1940 года стало национальной трагедией для большинства французов. При прямом содействии маршала Петэна, призывающего сотрудничать с немецким оккупационным режимом, подняли голову и набрали серьезный политический вес партии националистического пронемецкого толка, склонные к экстремизму. Список их был немалым: "Движение франсистов", "Народная французская партия", "Социальное революционное движение", "Французская партия национального единства", "Французская лига". С началом войны против СССР их лидеры с помощью немецкого посла в Париже, Отто Абеца, добились санкции на создание воинского формирования для борьбы против СССР на Восточном фронте, комплектуемого французскими добровольцами. На фоне общего уныния у молодежи, самой активной части населения, при соответствующей агитации стали проявляться тенденции присоединиться к армии-победительнице, покорившей в короткий срок всю Европу. Мощнейшая пропагандистская кампания, развернувшаяся во французских газетах, дала результаты, и на открывшихся сборных пунктах не было отбоя в добровольцах. "Легион французских добровольцев против большевизма" стал настолько популярен, что более тринадцати тысяч человек изъявили желание воевать с большевизмом на стороне немецкой армии.

Но немцы отнеслись максимально жестко к отбору кандидатов, и в Легион попали действительно самые лучшие: отсеивали даже за отсутствие одного зуба, не говоря о более серьезных дефектах здоровья. Когда было набрано необходимое число добровольцев, их из казарм в Борни-Деборд в сентябре 1941-го отправили в учебный лагерь в польском городе Дебица, где ими уже всерьез занялись немецкие инструкторы, готовя к будущим боям в России. Теперь они числились солдатами 638-го пехотного полка — такое название получил Легион в составе Вермахта.

Проходя обучение, они слушали о головокружительных победах Вермахта над большевиками и ждали того момента, когда их отправят на фронт. Время пролетело незаметно, хотя было трудно, очень трудно. Среди них было очень мало военных — немцы предпочитали не брать бывших солдат и офицеров разгромленной французской армии, поэтому им все преподавали с самого начала.

Наступила зима и на Восточном фронте началось генеральное наступление на русскую столицу, на Москву. Судя по скупым сводкам, бои шли тяжелые, и большевики фанатично оборонялись, пытаясь остановить движение германской военной машины. В ноябре два батальона полка были отправлены на Восточный фронт.

Как только они пересекли границу России, сразу увидели следы прошедших здесь боев: разрушенные станции, восстановленные мосты, множество уничтоженной техники и, главное, санитарные эшелоны, которые увозили на запад тысячи раненых солдат Вермахта. До не нюхавших пороху добровольцев стало доходить, какая грандиозная война здесь идет: из Франции все выглядело совсем по-другому. Увеселительная поездка с последующим парадом на Красной площади, доступными русскими женщинами и множеством привилегий теперь представлялась нереальной.

Два батальона полка сначала перебросили по железной дороге до Смоленска, а оттуда уже маршем до передовой — русские, отступая, как могли уничтожали железнодорожные коммуникации, осложняя немецкой армии переброску и снабжение войск. Поэтому, выгрузившись в разгромленном городе, французы были вынуждены своим ходом двигаться на восток.

В это время года в России стояли жуткие холода, и теплолюбивые французы, которых не обеспечили теплыми вещами, стали испытывать весьма серьезные трудности и лишения. Пока двигались к фронту, два батальона потеряли заболевшими и обмороженными более четырехсот человек, при общей численности около двух с половиной тысячи. Такие небоевые потери были весьма ощутимыми и сильно повлияли на воинский дух солдат полка. Но была еще русская авиация, которая предпочитала действовать по ночам и бомбить расположившиеся на ночлег воинские части. Легкие фанерные самолеты неслышно подбирались и засыпали места ночевок множеством мелких бомб, которые наносили серьезные потери личному составу. Их почти не задело, а вот германский пехотный батальон, ночующий по соседству, потерял более пятидесяти человек после такого налета, что тоже подействовало весьма отрезвляюще на многие горячие головы.

К счастью, днем в воздухе господствовала немецкая авиация и не позволяла безнаказанно бомбить движущиеся по дорогам части, но по мере приближения к фронту французы все чаще и чаще наблюдали схватки прославленных асов Люфтваффе и русских летчиков, которые не всегда заканчивались победами немцев. Но все равно они давали присягу и упорно двигались на восток, ощущая себя частью той огромной силы, которую германская армия собрала для штурма русской столицы.

Под Можайском, куда они прибыли к началу декабря, их бросили на острие удара, на то самое Бородинское поле, где они должны были повторить подвиг своих славных предков, но, еще не вступив в огневой контакт с большевиками, французы попали под сосредоточенный удар русской артиллерии. Тут они ощутили на себе, что такое "сталинские органы". Оглушенные, обожженные и сходящие с ума французы, не сделав ни одного выстрела в сторону русских позиций, понеся значительные потери, спешно отступили, оставив на обстрелянной позиции больше трети личного состава.

Вечером их все же использовали во втором эшелоне наступающих германских частей, они даже пару раз ходили в атаку, но, нарвавшись на плотный пулеметный огонь, залегли, начали отступать, и только появление немецких танков спасло французов от полного уничтожения.

Два поредевших батальона были переформированы в один, где все руководящие должности, вплоть до командиров отделений, отдали чистокровным немцам, которые начали свое руководство с наказаний. Во время вечернего построения в сторону вывели русских эмигрантов-добровольцев и алжирцев, среди которых были даже несколько негров, и показательно расстреляли, обвинив в трусости и в том, что они подают плохой пример французским союзникам. Эта расправа сразу показала, кто здесь хозяин, и после доукомплектования новая часть была снова брошена в мясорубку. Через две недели боев от первоначального состава полка в строю осталось не более четырехсот человек, но это уже были обстрелянные солдаты, представляющие собой боевую силу.

Наступление на Москву пробуксовывало, и бросаемые в бой все новые и новые части таяли, как весенний снег, оставляя после себя целые поля, заваленные замерзшими трупами. В праздничный парад на Красной площади и теплые квартиры в Москве уже никто не верил, слишком дорого давался каждый шаг к русской столице.

Эти недели непрерывных атак, отходов, маршей, обстрелов, криков немецких офицеров слились в один долгий, кровавый день, который все не заканчивался. Гражданская жизнь в теплой прекрасной Франции казалась чем-то нереальным и настолько далеким, что люди начали потихоньку терять надежду дожить до окончания контракта.

Где-то впереди грохотала канонада, навевая неприятные чувства, что скоро придется снова идти в бой, а сил и желания остается все меньше и меньше. Где же такая теплая, такая прекрасная Франция… Только здесь, в этих полях, покрытых снегом и телами солдат великой армии, они начали понимать ценность свой родины…

Мимо в сторону Вязьмы прошла колонна немецких танков, на броне которых вольготно разместились солдаты войск СС, в белых маскировочных костюмах. Увидев шевроны с французским флагом на шинелях солдат 683-го полка, эсэсовцы начали кричать что-то обидное, но из-за рева танков мало что удалось услышать.

Они шли так еще час, когда спереди послышалась быстро нарастающая перестрелка, сопровождаемая взрывами. Что-то громко взорвалось, и вверх стал подниматься черно-красный шар нефтяного пламени. Кто-то особо глазастый закричал: "Воздух!", и уже наученые горьким опытом солдаты, позабыв про усталость, побросав все, начали разбегаться от дороги, которая в первую очередь должна попасть под бомбежку. Но, к счастью, их не тронули: с ревом над головами пролетела тройка русских самолетов, причем один из них, оставляя за собой черный, чадящий след, начал сильно забирать вверх, стараясь набрать высоту, но сил не хватило, и летающая машина с красными звездами завалилась набок, перевернулась и стала падать.

Лежа в снегу, Пьер поднял голову, несмотря на снег, запорошивший все лицо, и напряженно смотрел на русский самолет, который, ускоряясь, падал, оставляя за собой дымный след. Пилот выпрыгнул из кабины, пролетел несколько секунд темной точкой и чуть позже в воздухе появился белый купол. Только сейчас Пьер начал слышать, что вокруг хлопают винтовки и со стороны дороги, где остановились грузовики немецкого пехотного батальона, долбили малокалиберные зенитные пушки и надрывались пулеметы, установленные на станки для стрельбы по воздушным целям. Скорее уже по привычке, Пьер подтянул винтовку, поднял ее в сторону парашюта, снял с предохранителя и попытался поймать черную точку русского летчика в прицеле. Но не выстрелил — к парашютисту потянулись трассеры зенитных снарядов, и Пьер даже с такого расстояния явственно видел, как один из них попал, и тело русского пилота, вспыхнув красным облаком, резко уменьшилось в размерах, а к земле полетели какие-то темные точки. Парашют как живое существо, оставшись без груза, начал складываться.

Два русских самолета, вроде как улетевшие, внезапно снова возникли над головами и загрохотали пулеметами, расстреливая колонну, мстя за погибшего товарища. Видимо, у них или на исходе было топливо, или закончились патроны, но они сделали всего один заход, но и этого хватило, чтобы машина, на которой стояла зенитная пушка, вспыхнула как свечка, разбрасывая вокруг огненные брызги. Развернувшись и еще раз пройдясь над колонной, они улетели куда-то на восток, оставив после себя множество трупов и искореженной техники.

Вроде все, опасность миновала и даже одного русского сбили. Пьер поднялся на ноги и, поставив карабин снова на предохранитель, высоко поднимая ноги в глубоком снегу, поплелся к дороге, где стояли телеги их батальона. В пятидесяти метрах впереди стояли грузовики, галдели солдаты вокруг изуродованного тела русского летчика, которого притащили по приказу франтоватого оберлейтенанта. Пьер стоял в стороне и смотрел, как озверевшие немцы, мстя за свои страхи, тыкали штыками то, что осталось от пилота.

Но время шло, и войскам требовалось двигаться вперед, и никто не хотел снова попасть под бомбежку. Оставив позади себя застывшие трупы и все еще горящие машины, сводная колонна немецкого и французского батальонов двинулась дальше. Пройдя не более километра, Пьер увидел то, что недавно так хорошо взрывалось и горело. Это точно была основная цель русских бомбардировщиков — перед солдатами раскрылась картина множества горящих бронированных машин — все, что осталось от танковой колонны, которая их обогнала перед самым налетом.

В войсках знали, что большевики придумали новую тактику — скоростные бронированные бомбардировщики летели на бреющем полете над колонной и засыпали ее множеством мелких бомб, которые с легкостью прожигали броню танков, разносили в клочья машины, повозки, а от людей вообще оставались обгорелые куски мяса.

Вот высокомерные эсэсовцы и попали под такой налет: двенадцать горящих танков, пять бронетранспортеров и множество тел, теперь уже не в белых, а грязно-красных изорванных маскхалатах, по которым еще можно было сказать, что раньше это были солдаты войск СС. Жуткая картина, но проходящие мимо немцы, французы, голландцы, поляки, бельгийцы спокойно переступали через трупы и шли дальше — грань между жизнью и смертью стиралась на этой дороге.

Ближе к вечеру со стороны небольшой деревеньки по колонне ударили минометы. Сначала думали, что одуревшие от холода немецкие артиллеристы приняли их за русских и в сторону домов, из-за которых велся огонь, прямо через поле, отправились десяток солдат во главе с оберлейтенантом. Но, подпустив их метров на сто, прямо из домов ударили пулеметы, и десять тел так и остались лежать в снегу, а минометы пристрелялись по колонне, и пришлось солдатам падать в снег и прятаться от губительного огня, изредка постреливая по домам из винтовок и пулеметов.

Артиллеристы развернули две пушки и несколько раз выстрелили, разнеся тот дом, из которого били пулеметы, потом перенесли огонь куда-то за дома, и вскоре обстрел прекратился. Никто не хотел идти узнавать, что там стало с русскими, и солдаты снова двинулись в сторону Вязьмы. Ночевали возле небольшой деревеньки, в которой от сгоревших домов остались только кирпичные печи. В трофейной полевой кухне повара разогрели воду, и солдаты смогли попить горячий кофе, который казался вкуснейшим напитком на земле. О ночной маскировке никто уже не думал — все настолько устали и вымотались, что уже даже не думали о ночных мясниках и других смертельных вещах, которые придумали кровожадные русские варвары. Было только одно желание — заснуть и не просыпаться, и не видеть этого кошмара.

Утром снова марш, и ближе к обеду им навстречу выехал бронетранспортер "Ганномаг", с которого соскочил генерал и начал что-то выговаривать офицеру, со вчерашнего вечера командующему сводным батальоном после смерти оберлейтенанта. Даже с расстояния в пятьдесят метров солдаты слышали крик генерала, который поносил всех трусов, из-за которых Великая Германия не может победить жалких варваров.

После того как он угомонился, по-деловому достал карту и стал что-то показывать офицерам, давая указания. Когда "Ганномаг" с генералом поехал дальше, прибежал фельдфебель Хаген, командующий взводом, в котором служил Пьер, и коротко обрисовал ситуацию: в пяти километрах дорога перерезана русским отрядом, и генерал, начальник штаба корпуса, собирает все части, чтоб прорвать заслон и вырваться из окружения и уйти на помощь частям, которые штурмуют Вязьму.

Колонна начала перестраиваться, машины и повозки с вещами оставили на обочине, а солдатам раздали продукты и боеприпасы и приказали спешно выдвигаться на исходный рубеж атаки, где уже ждут пехотное сопровождение остатки танкового полка СС, который вчера понес серьезные потери во время авианалета русских бомбардировщиков.

Впереди уже шел бой: хлопали пушки, отчетливо были слышны взрывы, вовсю заливались пулеметы и, главное, к небу поднимались многочисленные дымы от горящей техники, и почему-то Пьер знал, что большинство этих дымов принадлежат подбитым немецким танкам.

Они уже бежали, стараясь успеть к месту прорыва. Осталось еще около километра, повернуть, взобраться на холм и…

На холме появились танки, в привычной белой окраске, немного постояли и двинулись вперед, набирая скорость, навстречу бегущим немецким солдатам, которые по команде офицеров стали разворачиваться в цепи.

Когда танки приблизились и их можно было рассмотреть невооруженным взглядом, Пьер, как и все остальные, понял, что это не немецкие машины — им навстречу шли русские. Чуть позже на холме появились всадники, которых становилось все больше и больше, и вскоре перед немецкими солдатами, которые все замедляли и замедляли бег и, в конце концов, просто остановились, раскрылась жуткая картина. По полю неслось около десятка русских танков, на броне которых примостились пулеметчики, а за ними, густо рассыпавшись по полю, шла в атаку настоящая кавалерия, и в свете яркого зимнего солнца поблескивали шашки, которыми размахивали всадники.

Это был тяжелый бой. Немецкие солдаты, может быть самые лучшие в Европе, показали свою выучку и, благодаря меткому огню противотанковой батареи, сумели поджечь четыре танка, а пулеметчики и стрелки оставили очень многих лошадей без седоков, но когда вся эта лавина обезумевших от крови русских добралась до залегших солдат Вермахта, началась резня.

Пьер стрелял и стрелял, не чувствуя холода, радостно отмечая падающих солдат врага. И когда возле него возник всадник, он не задумываясь застрелил его и, стоя на одном колене, попытался защититься карабином от второго, замахнувшегося на него саблей. Но тот ловко изменил направление движения клинка, и последнее, что Пьер Лефлер видел в своей жизни, это как из разрубленного горла на снег бьет фонтан алой артериальной крови, и он, теряя силы, падает на снег и пытается зажать слабеющими руками страшную рану…

Глава 18

Блудный сын вернулся на базу. Иначе никак нельзя было описать картину возвращения Дегтярева, который вместе с очередной группой войск из Забайкальского военного округа, перебрасываемой с помощью портала под Москву, проник обратно в бункер, разыскал меня и устроил настоящее шоу. Он при людях лез обниматься, показательно рыдал и все приговаривал, как долго он нас не видел. В общем, военно-морская клоунада была устроена по высшему разряду, и соответственно после всего этого я ожидал очень серьезного разговора с Олегом. Такие концерты он устраивал, только когда был сильно раздражен и готовился к большой пакости. После того как мы уединились, он начал без предисловий:

— Серега, что за хрень? Нас что тут вообще втемную играют?

— Почти. Я Сталина не оправдываю, но у них сложилась действительно тяжелая ситуация и пришлось пойти на этот шаг. Проблема в том, что сама операция проводится в условиях строгой секретности и группа обеспечения просто не долетела.

— Я это знаю и без тебя, но тебе не кажется, что все это попахивает…

— Кажется. Но тут, скорее всего, просто стечение обстоятельств, не более того.

— Сам себя успокаиваешь? Ты понимаешь, что будет, если мы в Антарктиду опоздаем?

— Понимаю, и Сталин понимает, и Берия. Следующий маяк, который должен был использоваться для снабжения блокадного Ленинграда, уже почти готов, и Сталин сознательно пошел на это.

Олег не то чтобы успокоился, но изменил тон и сварливо спросил:

— Что, на фронте проблемы?

— Не сказал бы — все идет пока по плану, даже более того. Применили новую тактику — точечная заброска ударной группы. Смешанный дивизион "градов" и "катюш" перебросили с помощью маяка под Волоколамск, где у немцев была перевалочная база снабжения.

— Судя по твоему спокойному тону, Павлов безнаказанно отстрелялся и свалил обратно, а вот немцы гадают, кто их так приголубил.

— Да нет, не гадают. Уже знают, что их сначала "катюши" отработали, а потом бомберы раскатали, но они долго потом рыскали по лесам и искали мобильную группу. В высшем руководстве у немцев уже давно знают, что тут происходит, но стараются еще чего-то добиться.

— Это все хорошо, Сергей, но что будем мы делать? Меня такой подход начинает напрягать.

— А мы сейчас можем лезть в конфронтацию?

— Если сейчас смолчим, то потом нам на голову сядут.

— Ты прав, Олег. Я рассматривал вариант, что Сталин послал свою экспедицию в Антарктиду и тянет время.

— Серега, я тоже так думаю…

— Но если проанализировать всю ситуацию на фронтах, то действия правительства СССР вполне логичны. В принципе все соответствует истине и Сталину, точнее Жукову, а устроить такую секретную переброску войск это его идея, действительно нужно перебросить пару дополнительных армий для полного окружения частей 9-й армии и 3-й и 4-й танковых групп Вермахта. Представляешь эффект Сталинграда в конце сорок первого года?

— Да понимаю, вот только что нам делать и как там с нашим планом?

— А все идет, как нужно. Завтра заканчиваю очередной немного модифицированный маяк, и ты, как договаривались, летишь дальше. Потом на подходе еще один, и я устраиваю небольшой взрыв на второй установке и ставлю ее на ремонт, а реально начинаем поиск других миров.

— Когда это будет?

— Думаю, через три-четыре дня можно будет начать программу предварительных поисков.

— Хм. А ты меня в Антарктиду отправляешь?

— А кого? Вдруг они там что-то интересное построили и сами рванули в другое время, используя мир сорок первого года как транзитный, вот ты там и должен быть первым.

— Хорошо, Серега. Но как по мне, так что-то в последнее время становится совсем неуютно.

— Понимаю…

Мне самому не нравилась эта ситуация, но предпринимать какие-либо серьезные шаги в нынешней обстановке тоже не было смысла — мы были слишком зависимы от поставок горючего и продуктов из прошлого. Это был наш основной козырь, благодаря которому могли вполне гарантированно доминировать в регионе. Хотя в последнее время я себя чувствовал как-то не у дел — работа системы налажена, войска и грузы перемещаются по установленному плану и мое вмешательство в процесс минимально: проверить перечень и дать добро на включение установки. В этом было мое главное преимущество — право заблокировать любое включение системы и, в случае если что-то не понравится, просто вывести из строя весь комплекс перемещения во времени.

Поэтому, снова отправив через портал Дегтярева на Дальний Восток, откуда шла глобальная переброска войск, я занялся доведением до работоспособного состояния двух уже практически готовых пространственно-временных маяков. Здесь не было ничего такого сверхсложного — технология отлажена, сервисные программы для настройки резонансных частот уже давно выверены и оставалось только просто повозиться с тестированием электроники и, залив прошивки, проверить полную работоспособность системы.

Отвлекаясь каждый час на разблокирование портала, к вечеру уже смог спокойно закончить оба маяка и подготовить их для испытаний. Все прошло штатно — выход под Оренбургом, который в том мире называется Чкалов, вывоз устройств на 20 километров от базы и тестовая проверка. Все, можно облагораживать жгуты проводов, покрывать лаком и паковать для отправки установки Олегу Дегтяреву для операции "Пингвин", как мы называли путешествие в Антарктиду.

На следующее утро, несмотря на все проблемы и некоторое усложнение обстановки на фронте, Дегтярев со своей группой все-таки вылетел в сторону Аляски, где на небольшом аэродроме его ждали люди Судоплатова и самолет частной американской компании. Я сильно опасался проблем с той стороны, учитывая, что нападение на Перл-Харбор состоялось, и Америка собиралась мускулами, чтоб адекватно ответить японцам. Сталин же подстраховался и через третьи руки аккуратно известил японцев о реальном местоположении авианосцев, которые успели покинуть Гавайи, и, после нескольких недель взаимных ударов, флот Императорской Японии под командованием адмирала Ямомото сумел здесь напакостить янки намного больше, нежели в нашей истории. Поэтому определенное ужесточение режима безопасности можно было ожидать от пока еще непуганых американцев, но Судоплатов успокоил меня: наши ребята летели под легендой русских эмигрантов, граждан Парагвая, которые хотели только одного — побыстрее вернуться на свою новую родину в Южной Америке, пока в Северном полушарии полыхала Вторая мировая война. Получив по спецсвязи уверения Судоплатова, что все будет хорошо, я пожал плечами и принялся дальше реализовывать свой план.

Сейчас все шло установленным порядком — регулярно раз в три дня прилетали два тяжелых военно-транспортных самолета и привозили кучу снаряжения и техники, которые частично нами приватизировались и вводились в систему обороны наших бункеров, а большей частью боеприпасы, запчасти и расходные материалы к вертолетам отправлялись в прошлое. Это все, конечно, делалось вроде как прозрачно и честно, но регулярно Артемьевы утягивали часть снаряжения для наших личных планов, предполагая, что это лишним не будет.

Система охраны района и так была весьма неплохо отработана, но наши новые партнеры решили обезопаситься, и под Симферополем появились несколько опорных пунктов, состоящих в основном из будущих переселенцев, носящих погоны, в задачу которых входило вроде как пресечение всякого нездорового интереса к нашим персонам. Естественно, всем было понятно, что по мере наращивания этой группировки, нашей свободе перемещения придет конец и рано или поздно мы будем поставлены перед фактом о необходимости передачи управления, системой путешествий во времени нашим новым товарищам.

С такими грустными мыслями я забрался в БТР и в сопровождении охраны повез второй маяк в мой старый бункер в Молодежном, где все еще функционировала установка, настроенная на перемещение под Севастополь 41-го года. Там все было так же, только стало чуть тише и спокойнее — основная нагрузка перешла на бункер внутряков, переделанный в чуть ли не галактическую перевалочную базу.

Подготовив маяк к отправке, я решил сам сходить в Севастополь, тем более там в Крыму ситуация опять была тяжелой: немцы, оправившись после практически полного разгрома 11-й армии и гибели ее командующего Эриха фон Манштейна, собрали силы и основательно вломили частям 51-й армии, которые вышли к Перекопу и даже пошли в контрнаступление. На перешейке опять начались тяжелые бои, но противник умело постепенно отжимал советские войска в Крыму обратно, но в районе Джанкоя отступление временно остановилось, и на данный момент там шли тяжелые позиционные бои. Немцам не хватало сил окончательно прорвать оборону, с учетом того что со стороны Керчи постоянно подходили подкрепления, снимаемые с Иранского фронта. А переброска к Симферополю маяка позволила бы и здесь разыграть дальневосточную карту.

К тому же в рамках плана будущего стратегического воздействия на противника было принято решение о строительстве в Крыму аэродрома для обслуживания реактивной авиационной техники из будущего.

Поэтому в данный момент, загрузив оборудование в БТР, подготовленный для передвижения на той стороне, я сидел в центре управления и наблюдал, как на экране компьютера бегут цифры, отсчитывающие время до включения портала, вертя в руках брелок дистанционного управления маяком. На экране монитора системы безопасности был виден зал с установкой, в котором друг за другом стояли два БТР-80, готовые к переброске в прошлое, и я, как много раз до этого, с некоторой дрожью ожидал включения установки. Тут же сидела жена, которая сегодня дежурила на центральном посту в бункере и, учитывая, что я был рядом, прихватила сына, чтобы Славка мог хоть немного пообщаться с отцом. Посадив сына на колени, начал с ним дурачиться, при этом краем глаза поглядывая на монитор, где отражались данные работы системы.

Пиликнул сигнал, что соединение установлено, подтвержденный голосовым сообщением, и по заведенному порядку в кольцо портала выдвинулась штанга.

Минута, и Светка спокойно прокомментировала:

— Все нормально, можно выдвигаться.

Сняв с колен сына, взъерошив ему волосы, я глубоко вздохнул — так не хотелось идти, здесь, в присутствии жены и сына, в тепле было уютно и комфортно. Этот бункер уже пару лет воспринимался мною как самый настоящий дом, и я уже не мог представить, что когда-то раньше была своя квартира в Севастополе и в Симферополе. Как это все было давно — в совершенно другом мире.

Светка, быстро поняв мое состояние, позвала сына:

— Славушка, иди ко мне, папе по работе нужно идти.

Сыну это не очень понравилось, но он остался стоять рядом, обхватив меня за ногу, и, когда я взял автомат и аккуратно, чтоб не задеть ему по голове стволом, повесил на плечо, он взял со стола брелок дистанционного управления маяком.

До меня вдруг дошло, что он может сейчас натворить, и я закричал:

— Славка, нет!

Но маленький детский пальчик уже нажал кнопочку.

Свет сразу погас, и нас так тряхнуло, что я не удержался на ногах и упал на бок, обхватив ребенка руками и прижав к себе, стараясь его прикрыть собой. Первое ощущение, что по бункеру был нанесен удар бетонобойными боеприпасами, и, лежа на полу, все ждал характерного скрежета ломающегося бетона и падения кусков камня на голову. Но, к моему удивлению, ничего подобного не было: выли энергонезависимые сирены тревоги, пищали источники бесперебойного питания, и спустя несколько мгновений сначала загорелось аварийное освещение, и чуть позже восстановилась общая подача электроэнергии.

Забыв, что держу в руках ребенка, я заливисто выругался, панически пытаясь сообразить, что такое могло произойти. Рефлексы, вбитые войной на подсознательный уровень, тянули меня ухватить жену, ребенка и покинуть проблемное место, так сказать, покинуть зону обстрела. Но уже здравый рассудок подсказывал, что это помещение чуть ли не одно из самых защищенных в комплексе, да и по прошествии времени непосредственной угрозы что-то не наблюдается. Все прижимая к себе ребенка левой рукой, выхватив из набедренной кобуры "Глок-17", был готов к отражению любого нападения, но интуиция молчала, и, к своему удивлению, я не чувствовал никакой угрозы.

Светка, убедившись, что с сыном и мужем ничего не произошло, уже сидела за компьютером, который после перезагрузки снова показывал состояние системы охраны бункера. Я коротко бросил:

— Что с бункером?

Жена, щелкая мышкой, перескакивая с окна на окно, буркнула:

— Вроде все в норме. Двери заблокированы, попыток проникновения не зафиксировано…

И повернув голову, набросилась на меня:

— И не смей материться при ребенке. Сам же знаешь, что эти гадости они лучше всего воспринимают и запоминают.

Выхватив из маленькой ручонки сына пульт, спрятал его в карман разгрузки, посадил ребенка на стул, а сам стал за спиной жены и с интересом стал смотреть на экран системы видеонаблюдения: там действительно было на что посмотреть. По коридорам неслись обитатели бункера, на ходу одевающие бронежилеты, противогазы, щелкающие затворами автоматов, занимая позиции по боевому расписанию. На пульте управления запиликал вызов с большого бункера — там зафиксировали сработку сигнализации и пытались получить хоть какие-то сведения о происходящем. Системы обоих бункеров снова соединились и обменялись информацией, и Светка уже ворковала с Артемьевой, дежурившей в большом бункере. Там тоже народ забегал — согласно особому протоколу был введен режим максимальной боевой готовности, и вся наша небольшая колония уже превратилась в один большой укрепрайон, где каждый человек, каждая единица боевой техники находилась на своем, строго определенном месте. С некоторых пор в районе Симферополя нашего времени контролировалось даже воздушное пространство.

А я тупо уставился на изображение, передаваемое двумя камерами, находящимися в зале с установкой. Это смотрелось дико и в то же время интересно. Светка тоже уставилась на экран монитора, повернула голову и спросила:

— Сережа, это что такое?

А мне потихоньку уже становилось понятно, и я коротко скомандовал жене:

— Систему видеонаблюдения заблокировать, особенно те две камеры, что в аппаратном зале. Пароли на видеосервере и сервере системы перемещения сменить и никого к ним не подпускать.

— Даже наших?

— И наших тоже, пока я во всем не разберусь.

Еще раз взглянув на изображение аппаратного зала, жена, блеснув глазками, улыбнулась, хитро так.

— Что, Сережа, натворил делов сынок? Весь в папашу.

И сменив тон с игривого на деловой, продолжила:

— Так все серьезно?

— Очень.

Я еще раз глянул на экран, где до взрыва перед установкой стояли два БТРа, а теперь лежала точно обрезанная половина того бронетранспортера, где лежал злополучный маяк, а второй, с охраной, просто испарился.

В течение получаса мне пришлось отвечать на множество вызовов со стороны командиров разных подразделений, объясняя, что на первой установке произошел несанкционированный выброс энергии, что на ближайшее время вывело из строя всю систему и я сейчас в экстренном порядке пытаюсь все восстановить. В принципе версия была достаточно правдоподобная, и, учитывая мой авторитет в этой области, мало кто пытался лезть поглубже — проблем и так хватало.

А мы действовали по отработанному протоколу: сначала анализ воздуха в помещении, замеры радиации, и уже потом я, в сопровождении Саньки Артемьева, специально вызванного по такому случаю, осматривали остов бронетранспортера.

Это была впечатляющая картина: на потолке и в полу как гигантским скребком были вырезаны конические углубления, как будто в помещении в горизонтальной плоскости крутилось огромное веретено, направленное с сужением от установки к БТРу, где был расположен маяк. Непонятная стихия еще экзотичнее расправилась с бронетранспортером — в зале осталось задняя часть с десантным отделением, где находился маяк, а вот все остальное, где сидел водитель, ровненько, отрезанное как бритвой, просто исчезло, оставив нашему взору красочные внутренности бронетранспортера.

Санька ходил вокруг этой груды бронированного железа, цокал языком и все приговаривал:

— Командир, ты молодец, такую вещь изобрел. Это ж теперь сколько тещ вот так вот безболезненно можно отправить к черту на кулички в сокращенном виде.

Я не выдержал:

— Санька, вот тебе чего жаловаться? Ты-то свою тещу в глаза не видел, и она не успела нагадить в вашей молодой, перспективной семье.

— Так мне за всех мужиков обидно.

— Ладно, борец за мужское счастье, думай, как эту железку вывезти отсюда, чтоб не привлекать внимание, а я займусь перенастройкой системы, чтоб узнать, куда делись вторая часть нашего бронетранспортера и вторая машина с охраной. Надеюсь, их перебросило по тем же пространственно-временным координатам, так же, как и ожидалось.

— Так что получается, Командир, ты тут на пару с сыном мгновенную телепортацию изобрел?

— Сообразил?

— Ну не дурак же, понял. Это значит, в прошлое можно любую большую штуку переправить.

— Вот если понял, собираешь ударную группу в человек пятнадцать, из самых доверенных, и все тут перекрываешь, минируешь, чтоб ни одна мышь не проскочила. Режим максимальной секретности. В качестве прикрытия намеками рассказываешь всем вокруг, что была проведена диверсия.

Санька кивнул и без промедления убежал в пост управления, чтоб связаться с большим бункером и вызвать самых доверенных людей.

К моему удивлению, установка не сильно пострадала — выжгло несколько накопителей, в силовом щитке пара пакетников не успела сработать и просто расплавилась, ну и сбилась фокусировка волновой линзы, но это были мелочи, которые устранялись в течение нескольких часов.

Проблема исчезновения людей меня сильно напрягала и заставляла побыстрее наладить установку и сделать пробой в прошлое, в район Севастополя, и попытаться там поискать их следы, пока информация о новом открытии не получила широкого распространения.

На связь вышел полковник Семенов, люди которого, конечно, не могли не заметить мощного электромагнитного выброса и зафиксировали выход нашей боевой техники на исходные позиции.

— Сергей Иванович, что у вас случилось?

— На второй базе был несанкционированный выброс энергии.

— Самопроизвольный?

— Нет. Очень похоже на диверсию, такую же, что произошла у ваших смежников.

Он настороженно поинтересовался:

— Попытка захвата?

— Нет, только технический выброс.

— Серьезные повреждения?

— Нет. Сработала система сброса лишней энергии…

А про себя подумал: "Боже, что за околонаучную чушь я несу".

— Кстати, хотел спросить, что у вас там со смежниками?

— Представитель высшего руководства прилетит через три дня нашим бортом. Кстати, и наши тоже будут.

— А тот полковник, что на АПЛ добрался? Он не правомочен?

— Наше руководство решило само посмотреть и принять решение.

— Со Сталиным хотят встретиться? Ну-ну. Интересно будет взглянуть со стороны.

— И с ним тоже, но больше с вами, Сергей Иванович.

— О как, даже интересно. Хорошо, подождем.

Странные дела творятся в королевстве датском, интересно будет встретиться, хотя пятой точкой чувствую, что начинаются очень нервные деньки, и наши новые друзья из северных бункеров приготовили какую-то пакость, обернутую в красивую упаковку дружелюбия. Я был уверен, что все, кто хоть как-то в курсе наличия у нас установки перемещения во времени, будут рассматривать ситуацию сначала с точки зрения силового захвата, потом, оценив обстановку, попытаются договориться о совместном использовании. И чуть позже отжать, расставив на ключевых постах своих людей, поэтому не строил никаких иллюзий относительно нашего будущего и направленности мышления новых друзей.

"Значит, у меня три дня, до предъявления ультиматума со стороны российских силовиков", — грустно подумал я, закрывая дверь коммутационного шкафа. Вроде все.

Артемьев, находящийся рядом, для ускорения процесса активно помогал восстанавливать систему, и когда все было сделано, спросил:

— Вроде все, Командир?

— Почти. Осталось прописать настройки контуров, но тут уже все отлажено и настройки сохранены на сервере. Еще полчаса и будет запускаться. Готовь группу.

Учитывая то, что вместе с кусками стены стихия слизнула еще и выдвижную штангу с антеннами и видеокамерами, и выдвижной пандус для тяжелой техники, четверо человек из ударной группы, кто дружил с руками, прихватили пару инверторных сварочных аппаратов и на скорую руку варили заменители исчезнувших узлов.

Все настройки проходили быстро и буднично, уж очень часто за последнее время я этим занимался, и если раньше при этой работе ощущал какую-то дрожь перед великим свершением, то теперь путешествия во времени и в пространстве стали чем-то будничным и привычным.

Проверка, коррекция настроек, снова проверка, пробный прогон накопителей, снова проверка и тестовое включение на несколько миллисекунд. Выключение, снова проверка и уже боевое включение на пару секунд.

Запустив установку и дождавшись выхода на рабочий режим, вручную выдвинули импровизированную штангу с камерой и, осмотрев пространство вокруг точки выхода, я поводил джойстиком, управляющим камерой-роботом, и радостно вскрикнул:

— Вот оно!

Приблизив изображение, можно было явственно рассмотреть половинку БТРа, которая исчезла из нашего мира. Чуть в стороне стоял наш второй бронетранспортер, и, к моему удовлетворению, возле него стояли и курили четверо моих бойцов в зимних камуфляжах и о чем-то переговаривались с людьми в форме войск НКВД.

Судя по ракурсу и общему виду, точка выхода сместилась метров на сто и группе придется спускаться с высоты более пяти метров, но это было не той проблемой. Главное, исчезнувших нашли, и ради такого случая я лично прошел через портал и по тросу спустился к земле.

Наше появление не осталось незамеченным, и командир группы, которая меня должна была сопровождать, Егор Карев радостно подбежал и стал заваливать меня кучей вопросов.

— Товарищ подполковник, а что случилось? Вспышка, в глазах потемнело, и мы грохнулись на землю.

— Правильно сделали, что стали ждать. По команде сообщили?

Карев обернулся на сопровождающих сотрудников НКВД.

— Пока нет.

— Ну и не надо, не будем спешить с выводами.

На лице лейтенанта мелькнула хитрая улыбка, он так же, как и Санька, быстро просек ситуацию. То, что в технологии перемещения во времени появились новые подвижки, для него тоже было хорошей новостью — парень все надеялся, что мы сможем помочь ему попасть в 1916 год и встретиться с отцом, и спасти его от гибели.

К нам подошел Артемьев, который как овчарка быстро пробежался кругом по участку, чуть ли не обнюхивая все следы, стараясь вникнуть в ситуацию.

— Что будем делать, Командир?

— Готовьтесь к эвакуации. Надо будет разобраться с тем, что произошло, пока Севастопольский канал законсервируем.

— Понятно.

Мои люди вернулись в бункер, а я занялся техническими вопросами, пытаясь по-быстрому закрыть проблему портала в Севастополь. Тут резко осложнилась ситуация, и советскому командованию срочно нужно было организовать экстренную переброску войск в Крым. Поэтому, вернувшись, я взялся за злополучный маяк, с помощью которого мой сынулька отправил в прошлое по частям целых полтора бронетранспортера, пытаясь его срочно восстановить и отправить в Севастополь, а заодно определить, чем же он так повлиял на работу моей установки перемещения во времени.

В принципе тут не было ничего сложного: конструкция маяка была изначально модульного типа, поэтому, быстро продиагностировав вышедшие из строя узлы, пока везли из большого бункера замену, я занялся составлением примерной математической модели произошедшего события. Естественно, тут моих научных знаний не хватало, и пришлось разбить задачу на несколькоотдельных кусков и решение каждого из них поручить разным специалистам из группы профессора Старостенко, которые в данный момент были в нашем мире.

Но у меня были проблемы со временем, поэтому пока люди науки вяло копошились в дифференциальных уравнениях, мучая меня запросами по электронной почте уточнениями задач, я решил пойти параллельно и заняться изучением явления с практической точки зрения.

Вызвав Саньку, я остался с ним наедине.

— Санька, есть дело.

— Говори, Командир.

— Попытался разобраться в том, что случилось, но не хватает ни времени, ни научных знаний, поэтому придется, как говорил дедушка Ленин, идти другим путем. Догадываешься?

— Пробовать будем?

— Здесь?

— Да. В основном буду здесь, но в бункере в Перевальном у нас есть законсервированная резервная установка. Расконсервируешь ее и аккуратно перебросишь туда охрану. Пора подготавливать резервную площадку.

— А мобильная установка?

— Чуть позже. Надо разобраться с тем, что мы тут такое нащупали. Если это то, что я думаю, то у нас появилась возможность перебрасывать в прошлое крупногабаритные объекты.

Доделав маяк и протестировав, воспользовавшись восстановленной установкой, перебросил его в Севастополь, а сам занялся решением научных задач.

Прекрасно понимая, в каком временном цейтноте нахожусь, сразу стал искать простые способы изучения случайно открытого явления. Понятно, что в результате внештатной активации маяка произошло формирование некоего пробоя в пространстве и времени, судя по характеру повреждений в зале, имеющего веретенообразный вид.

Осталось провести исследования по зависимости мощности, требуемой для организации мгновенного пробоя, от параметров установки, маяка, их взаимного расположения и геометрических характеристик. Задача достаточно интересная, важная и при ее реализации открываются огромные перспективы.

В первую очередь я сел и проанализировал, что вышло из строя при такого рода переносе, и постарался везде, где только можно, понаставить предохранителей и регуляторов мощности и заодно увеличил емкость стартовых накопителей. То же самое было сделано на новом маяке, который я хотел задействовать для опытов.

Параллельно пришлось отвлекаться, чтобы настроить еще один маяк, который по договоренности с руководством СССР должен был быть отправлен в окруженный Ленинград, где, несмотря на заранее принятые меры, уже начались серьезные перебои с продуктами. Обычно крупные города типа Ленинграда живут с колес и действующего запаса продуктов, и горючего, как правило, хватало на пять-десять дней, но тут успели подсуетиться, и октябрь и ноябрь в осажденном городе прошли относительно терпимо, но в декабре пришлось существенно урезать нормы выдачи. Конечно, ситуации глобального голода, как было в нашем варианте истории, никто не допустит, но существенные проблемы уже явственно ощущались, и из Москвы 41-го уже поступило напоминание по поводу организации прямого канала для снабжения блокадного Ленинграда. Поэтому отвлечься и сработать маяк для этой цели я посчитал святым делом и потратил пять лишних часов такого дорогого времени, но маяк был готов, настроен на основной портал и при очередном переходе, отправлен в Москву, откуда с комплектом картриджей на двадцать включений был переправлен самолетом в осажденный город…

Для начала испытаний маяк поставил там же, где и в прошлый раз, а само помещение под самый потолок было уставлено глыбами льда, чтоб можно было делать выводы о характере возникающего поля.

Для контроля, так сказать, выхода, ненадолго включив портал, переправил на ту сторону двух наблюдателей, которые должны были отмечать и фиксировать мгновенное перемещение льда и то, как он появляется в том мире.

Опыты начались с включения установки и поэтапного включения маяка, сначала на самой минимальной мощности, фиксируя незначительные изменения в работе портала. По мере увеличения мощности маяка установка начала работать нестабильно и пошли импульсные скачки мощности в контурах, чем-то напоминая процесс самовозбуждения усилителя при наличии положительной обратной связи.

По мере увеличения амплитуды колебаний генератора маяка, срывы работы портала увеличивались, и когда мощность достигла определенного порога, произошел сильный всплеск потребления накопителей, но на этот раз предохранители сработали штатно, и система, отправив в прошлое несколько сотен килограммов льда, вышла из строя, заодно мощным электромагнитным импульсом снова на время нарушив работу внутренних электронных устройств бункера.

А я радовался — первая в мире управляемая пространственно-временная телепортация состоялась, и теперь перед нами открылись новые горизонты, тем более что, когда генератор маяка работал на минимальной мощности до начала срыва, я заметил, что структура волновой линзы, сердца установки, изменилась и на анализаторе спектра сигнала с контуров появились засветки нескольких дополнительных каналов.

Глава 19

Тихо гудела система вентиляции, наполняя воздух помещения из специальных распылителей запахами летнего леса. На огромной жидкокристаллической панели, закрывающей большую стену, выводился вид зеленого луга, к которому примыкал величественный сосновый бор. Высокие деревья на экране качались от сильного ветра и через дорогущие динамики аудиосистемы передавались звуки шумящего леса.

Тусклое, специально подобранное неяркое освещение, исходящее из искусно спрятанных светильников, создавало в помещении особо уютную, можно сказать, даже интимную атмосферу.

В комнате, вокруг небольшого столика с изящными кофейными чашками, стояли четыре кресла, в которых расположились люди, от которых за версту несло властью и неограниченными возможностями.

Для непосвященных эти люди являлись главами самых мощных группировок на территории России. Директор ФСБ, генерал-полковник Сипягин со своим заместителем, знаменитым Сфинксом генералом Мартовым представляли одну из крупнейших группировок, то, во что переродилась после всемирного коллапса Федеральная Служба Безопасности РФ с ее бункерами, подземными заводами, секретными лабораториями и огромными запасами продуктов, горючего и вооружений. Вторую по силе группировку, включающую в себя остатки вооруженных сил России, в большей степени сохранивших свои силы и имеющих множество бункеров, убежищ, складов и, главное, немаленькие запасы ядерного оружия, представлял бывший начальник Генерального Штаба Министерства обороны РФ, а ныне выбранный главой объединенного совета штабов генерал-полковник Ростовцев. Четвертый человек в этой комнате представлял некое достаточно аморфное, но тем не менее имеющее вес, объединение из остатков МВД и МЧС РФ, Семен Михайлович Терещенко, единственный представитель нынешней власти, не носящий генеральские погоны, но этот факт абсолютно не мешал ему удерживать в своих руках власть, лихо расправляясь с конкурентами, желающими перехватить бразды правления комплексом бункеров и убежищ, относящихся к системе МЧС и МВД.

Никто на остатках нынешней Руси и не догадывался, что именно эти четыре человека на данный момент являются легендарной Администрацией Президента. Гибель Президента во время войны не удалось скрыть, но чтоб не допустить в стране анархию и сохранить хоть какую-то видимость действующей власти и была придумана виртуальная Администрация Президента, от лица которой часто проходили непопулярные среди людей решения, что давало возможность реальным хозяевам в некоторой степени избегать бунтов и неповиновения. Некоторые преемники настоящего Президента пытались предъявить свои права, так сказать, на трон России, но эта четверка, успевшая подмять под себя все силовые структуры, быстро расправлялась с проходимцами, желающими захватить власть, все еще не понимающих, что нет продажных ни судов, ни адвокатов, ни журналистов. Все направлено на выживание, и любые попытки раскачать лодку будут жестко караться, и уже через год даже самым глупым представителям довоенной "элиты", привыкшим плевать на всех и на все, стало понятно, что пытаться пролезть к телу нового Президента это особо экзотический способ покончить с собой.

Как тот же Ростовцев улыбался в душе, когда к нему подкатывали умники с генеральскими лампасами и предлагали различные планы бунтов и восстаний против ненавистной Администрации Президента, которая не давала им возможности в полной мере почувствовать себя настоящими феодалами с чуть ли не узаконенным правом первой ночи. Такие же умники, но рангом пониже, на первых порах появлялись в бункерах Сипягина и Терещенко, но всегда появлялся спецназ из другого клана, который по "личному приказу Президента" быстро и безжалостно карал отступников. Тот же директор ФСБ показательно обреченно пожимал плечами и говорил: "А что я могу? Это приказ Президента", когда бойцы спецназа ГРУ и МВД врывались в бункер какого-нибудь местного царька, возомнившего себя наместником Господа Бога на земле, и быстро уничтожали его и его подельников. То же самое происходило в бункерах Министерства обороны, где чистками занимался уже спецназ ФСБ и МВД, причем, как правило, уничтожались лица, так или иначе оспаривающие власть нынешних руководителей. Вроде как парадоксальная и нелогичная система власти работала как отлаженный механизм, не давая при этом особых сбоев.

Глава МВД, сделав глоток великолепнейшего кофе, причмокнув от удовольствия и демонстративно медленно поставив чашечку на столик, откинулся в кожаном кресле и спокойно, очень спокойно, что говорило о крайне степени раздражения, спросил:

— И почему вы именно сейчас решили рассказать об этом? Ну делали бы, как и раньше, все втихую, перебрались в другой мир, организовали там мощный плацдарм и уже потом предложили бы мне, в качестве пассажира, ну в крайнем случае младшего партнера, переселиться вслед за вами. Вы же так хотели?

Генерал Ростовцев усмехнулся.

— Сема, я тут вообще не при делах. Мои ребята сами были в шоке, когда случайно нарыли информацию, что в бункере, где занимаются чем-то сверхсекретным еще с довоенных времен, ушлые ребятишки под носом у Мартова сумели спеться с кем-то из окружения Гитлера и готовились слить им технологическую информацию, но что-то пошло не так, и все как всегда закончилось большим взрывом. Сначала подумали, что народ что-то курит или обсуждают очередной пьяный бред каких-то случайно выживших в дальнем бункере алкоголиков, выдающих себя за писателей-фантастов, но совершенно по другому ведомству прошла информация о появлении в Крыму СВЕЖИХ продуктов и даже натурального меда и молока. Естественно, мы этим заинтересовались, и оказалось, что многие продукты имеют на упаковке немецкую символику времен Второй мировой войны. Ну а дальше дело техники — глобальный поиск, сравнительный анализ и отправка людей для наведения контактов.

Мартов, спокойно слушавший главу клана военных, тихо спросил:

— Максим Петрович, вы уверены про контакт с кем-то из окружения Гитлера?

Ростовцев усмехнулся и не мог не подпустить шпильку:

— А вы не в курсе?

Мартов никак не отреагировал.

— У нас нет доказательств — основные фигуранты погибли, и все на уровне предположений, поэтому хотелось бы узнать ваши источники информации. Мы вам будем очень благодарны.

Ростовцев оглядел Мартова и его товарища Сипягина, который согласно кивнул головой, подтверждая, что он тоже будет благодарен, а такие вещи точно не забываются.

— Хорошо. Я дам команду и всю информацию по этому делу вам передадут, раз мы все так глубоко увязли в этом деле.

Но Терещенко не смог сдержаться и чуть повысил голос, привлекая к себе внимание:

— Ребята, а вы не охренели ли, часом? Мы все стараемся найти решение проблемы отсроченного удара по плану "Тень-2", строим новые бункеры, разворачиваем дополнительные системы противоракетной и противокосмической обороны, а вы втихую готовитесь улизнуть в другой мир? Вам не кажется, что это полное нарушение наших договоренностей?

Сипягин глубоко вздохнул.

— Сема, успокойся. Никто не думал тебя кидать. Проекты такого уровня до самого последнего момента держатся в глубокой тайне с многоуровневым легендированием…

— Ага, это не помешало какому-то капитану-морпеху построить свою установку и, заблокировав всю работу вам, шастать в прошлое, переселять туда людей и водить дружбу со Сталиным и Берией. А подписание им договора о дружбе и сотрудничестве? Это же натуральное признание организации вашего Оргулова в качестве субъекта государственного уровня, даже можно сказать, планетарного уровня, а мы тогда кто?

Слово взял Мартов.

— Как мне казалось, мы собрались, чтоб выработать план совместных действий, учитывая сложившиеся обстоятельства. Предъявлять претензии и на этой почве раздувать конфликт — контрпродуктивно…

Тут же снова вмешался Сипягин:

— Сема, давай без драматических сцен. Я тебе говорю, что никто тебя кидать не собирался. Мне ты веришь?

Ответом было молчание. В комнате наступила гнетущая тишина. Все присутствующие в комнате понимали, что от ответа Терещенко зависело многое. Если он пойдет на обострение отношений, то начнется гражданская война, и это будет концом всей налаженной системы власти. Глава МВД прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул и медленно начал говорить:

— Допустим, я готов закрыть глаза на многие несуразности и недоговоренности вокруг этого дела. Я готов пока не поднимать тему того, что ученые нашли проход в прошлое, и с санкции Леши Сипягина начала проводиться операция по инфильтрации только силами ФСБ. Я готов помалкивать о том, что Максим раскопал, что в Крыму группа пловцов в полосатых купальниках самым возмутительным образом вышли на контакт со Сталиным, вовсю вмешиваются в ход Великой Отечественной войны, где у меня погибли оба прадеда и дед по материнской линии, вместо того чтобы нас поставить в известность, кто-то примазался, и его люди уже больше месяца воюют под Москвой в декабре 1941 года. Тут вопрос один, дорогие товарищи, — что мне за это будет?

В комнате снова наступила тишина, которую через десять секунд нарушил Мартов, понявший, о чем намекает глава МВД.

— И давно ты знаешь?

Терещенко усмехнулся.

— Не только у вас на Украине есть связи и особенно информаторы. И про твои полеты в Крым, Максим, я тоже знаю, просто не мог до конца понять, чего ты туда столько техники гонишь, так что, товарищи, я в доле.

И пока собеседники переваривали столь виртуозный наезд, хитрый политик перехватил инициативу в разговоре:

— Как я понял, у нас сейчас четыре основные проблемы. Первая: антарктическое поселение в сорок первом году, про судьбу которого пока ничего не известно, и, естественно, при неблагоприятном стечении обстоятельств люди могут попасть в руки к потенциальному противнику, и мы столкнемся с системным сопротивлением. Как обстоят дела?

— По данным из Крыма, в Аргентину вылетела специальная экспедиция. В течение двух недель будет результат.

— Хорошо. Дальше: контакт кое-кого из Лешиного ведомства с кем-то из окружения Гитлера…

Опять ответил Мартов:

— Информации нет — все фигуранты погибли.

— Это достоверная информация?

— Вполне. Но вопрос на контроле, в этом заинтересованы не только мы.

— Допустим, но что-то не сильно верится, но пусть это будет у вас на совести. Теперь главный вопрос — наша политика по отношению к Оргулову. Силовой вариант исключается?

За Мартова ответил Ростовцев, люди которого уже несколько недель сидели в Крыму и досконально изучили систему обороны бункеров, где находились установки перемещения во времени.

— Однозначно — да. В окружении Оргулова множество людей с боевым опытом и немало бойцов специальных подразделений МО и МВД Украины. Система обороны продумана и выполнена с высоким уровнем избыточности, и при любой попытке силового варианта решения проблемы мы в лучшем случае получим развалины, а в худшем — огромную оплавленную воронку вследствие аварийного схлопывания портала. Крымчане дали понять, что готовы к силовому варианту захвата и в этом случае никто ничего не получит. Это при условии того, что с той стороны не вмешаются войска НКВД, которые руководство СССР по первому зову готово перебросить в помощь, что, кстати, недавно было продемонстрировано, когда на Оргулова попыталась наехать крупная татарская банда. Тем более на данный момент подполковник Оргулов является практически единственным действующим специалистом по межвременным переходам.

— Подполковник?

— Да, уже подполковник, Герой Советского Союза и так далее — Сталин ценит и правильно делает.

— Так, значит, только договариваться?

— Да. Есть, конечно, вариант.

— Какой?

— В том мире побывал мой человек, полковник Семенов, и имел приватный разговор со Сталиным.

Терещенко присвистнул.

— Ого, и вы молчали? И что?

— Сталину нужно ядерное оружие. Оргулов инфильтровался не совсем хорошо и информация о появлении пришельцев на стороне СССР уже циркулирует и в североамериканских финансовых кругах и в руководстве Рейха. Велика вероятность сепаратных переговоров и создание единого фронта против Советского Союза. Ядерная программа в США максимально заторможена, и Сталин хочет иметь аргумент в виде ядерного оружия на случай, если политическая ситуация в мире пойдет по самому неблагоприятному сценарию.

— Ну, допустим, мы передадим ему парочку тактических ядерных зарядов, что мы с этого будем иметь?

Ростовцев невесело усмехнулся.

— Благодарность всего советского народа.

— И все?

— Ну, определенные льготы при переселении и гарантии неприменения к нам 58-й статьи. Они там прекрасно осведомлены о плане "Тень-2".

— И что нам делать?

— Был разговор с Оргуловым, и, судя по множеству данных, он сам ведет активный поиск прохода в более ранние времена, где наши технические возможности дадут неоспоримые преимущества.

— Насколько это реально?

— Только сегодня у Оргулова на установке произошел сильнейший выброс энергии, чего до этого не замечалось, что говорит о проведении масштабных исследований. Тем более специалисты не исключают возможностей использования этих технологий для межпланетных перемещений. Представьте, выводить на орбиту спутники без всяких ракет.

— Хм, интересно. Может, попытаться Оргулова подвинуть и обставить нашими людьми?

— Не забывайте, что он боевой офицер, а не какой-нибудь яйцеголовый инфантильный очкарик. Это тоже у них продумано. Крымчане однозначно дали понять: у нас только один вариант — дружить на их условиях.

Терещенко постучал пальцами по подлокотнику кресла.

— Н-да. Надо лететь и общаться с этим тельняшечным умником.

Слово взял генерал Сипягин.

— Пока это единственная возможность. Макс правильно делает, что снабжает их техникой, оружием и боеприпасами. Крымчане и руководство СССР уже привыкли к изобилию боеприпасов, и в определенный момент это можно будет использовать как некоторый элемент давления.

— Тогда надо лететь. Попробуем на месте разобраться — слишком много вопросов. Кого отправим?

Мартов подал голос:

— Формально Оргулов до сих пор является офицером Министерства обороны Российской Федерации, и я считаю, лететь нужно Максиму. Тем более их ведомство имеет режим наибольшего благоприятствования со стороны крымчан.

Возражений на это предложение не последовало.

* * *

Прошло три дня, наполненных интересной работой, исследованиями и, главное, встречами. Естественно, про мои опыты стало известно многим, и мощные электромагнитные выбросы при телепортации не могли остаться незамеченными для наблюдателей, которые регулярно крутились вокруг наших охраняемых зон. Особо настырных, не имеющих специального разрешения, даже пришлось отгонять сначала пулеметным огнем, а особо непонятливых даже шуганули из танковой пушки. Кто там был такой любопытный, особо разбираться не стали — желания копаться во внутренностях развороченного взрывом джипа ни у кого не было, а новые друзья никаких претензий выдвигать не стали. Может быть, это и не их люди, а кто-то из залетных, решивших прощупать нашу оборону.

Как всегда обрадовал Семенов, сообщив, что вот-вот должен прилететь лично председатель объединенного совета штабов, генерал-полковник Ростовцев, особый представитель Администрации Президента, то есть высшей власти на территории Российской Федерации. Ох, я и радовался, аж ночами не спал и ждал этого визита. Ежу понятно, что они там наверху договорились и решили увеличить свое присутствие в нашем регионе, соответственно заручившись нашей поддержкой. Быстро они — украинские властители из Киева что-то выжидают, хотя по доходящей до нас информации там идут неслабые разборки и в них, как ни странно, побеждают представители западноукраинских регионов, которые намного меньше пострадали от бомбардировок в последней войне. Основной удар был нанесен по промышленным центрам и красе и гордости Восточной Украины. Гиганты, типа Днепропетровска, Донецка, Кременчуга, превратились в оплавленные развалины. Поэтому, несмотря на показательно-дружеские отношения представителей и ВВ МВД, и СБУ Херсонской, Николаевской, Одесской областей, среди которых дозированно была распространена информация о реальном положении вещей, к нам собирались направить карательные отряды, которые должны были восстановить баланс сил и "взять под охрану" неучтенные запасы продовольствия и горючего, однозначно принадлежащие властям Украины и абсолютно незаконно используемые представителями чуждого государства.

Об этом мне сообщили приезжие делегаты с Херсонской области, которые, так же как и полковник Щедрый, потихоньку готовились переселиться в прошлое. Несколько недель назад троих представителей, предварительно проверенных, мы сводили в прошлое и наглядно продемонстрировали, что можем предложить за лояльность в нашем времени, и, естественно, получили достаточно серьезные доказательства дружеских намерений. Уже неделю как у нас в карантине находились более ста пятидесяти человек, членов семей руководства бункеров юга-востока Украины, которые потихоньку перебирались в городок под Оренбургом и готовились к вывозу в Сибирь в спешно строившийся город для переселенцев из будущего.

Поэтому о спешном реформировании отдельной бригады специального назначения под знаковым названием "Галичина", нам стало известно еще до того, как в Крым выдвинулись группы глубинной разведки. Эта весьма прославившаяся бригада была создана на базе частей Западного Оперативного командования и добровольцев еще во время гражданской войны и отличилась в карательных операциях не меньше, чем ее прототип времен Второй мировой войны. Поэтому от появления в Крыму карательного отряда не ожидалось ничего хорошего. К тому же в бункерах наших сторонников появились команды бойцов с особыми полномочиями.

В приказном порядке освобождались места для приема большого количества живой силы и техники, обеспечения их продуктами, горючим и боеприпасами. В качестве обеспечения лояльности местных обитателей под благовидным предлогом в заложники были взяты члены семей и вывезены в центральные районы Украины. По недавно полученной информации среди бойцов, которые перебрасываются к Армянску и Красноперекопску, являющимися пунктами сосредоточения, очень много людей, говорящих на польском, венгерском, немецком языках, и немало командиров, родным языком которых является английский, хотя боевая техника в большинстве своем стандартная для нашей страны: БТР-80, танки Т-72, Т-64 различных модификаций, установки залпового огня "Град" и большое количество боеприпасов, причем на ящиках явственно видна китайская, чешская, польская маркировка.

Уже сейчас можно было судить о том, что вся эта затея не является в полной мере инициативой украинских властей, а больше напоминает карательную операцию, проведенную под вывеской нашей армии, но силами специально привлеченных наемников и инструкторов, для вида разбавленных местными лояльными кадрами. Для нашего времени это была весьма и весьма серьезная сила, и, по косвенным данным, ожидалась даже воздушная поддержка.

В нынешних условиях собрать такую силу, снарядить соответствующим образом, прокормить и перебросить к месту боевых действий в условиях сверхнизких температур, дело не одной недели, и, по имеющимся данным, у меня было не меньше четырех недель, когда произойдет полная переброска и сосредоточение сил противника. На этот случай уже была достигнута договоренность через Семенова о совместных действиях, и если уж сильно прижмет, то возможно применение тактического ядерного оружия по неуемным любителям поживиться чужим имуществом. Но в качестве основного аргумента были уже не придуманные, чтоб попугать бандитов, а реальные и ожидающие команды пара стратегических бомбардировщиков, готовых вывалить на головы супостатов тонны смертоносного груза.

Самое интересное, что моя чуйка в этом вопросе молчала и не предвещала ничего плохого, и вся собираемая противником техника в некоторой степени уже воспринималась как своя. Странные мысли, но подтвержденные соответствующими сигналами из Киева, что многие уважаемые люди абсолютно не понимают такого поведения, но в сложившихся обстоятельствах не в состоянии пойти против уж очень осмелевших "ястребов", поддержанных западными "друзьями".

Но и у меня и у российских спецслужб складывалось мнение, что вся это возня с бригадой "Галичина" — отвлекающий маневр, а реального удара следовало ожидать с другой стороны, поэтому два рейса военно-транспортных самолетов были отданы на переброску в Симферополь зенитно-ракетных комплексов и дополнительного вооружения для укрепления обороны города.

К нашему удовольствию, в районах передвижения частей злополучной бригады активизировались "бандиты", которые хотели поживиться перевозимыми грузами и весьма изобретательно нападали на караваны, постепенно выбивая технику и личный состав нашего противника, а особенно захватывая отставшие от караванов машины. Да и настоящие бандиты, у которых подходили к концу ресурсы, от отчаяния не брезговали нападать на столь серьезного противника, потихоньку отщипывая свои кусочки от такого вкусного пирога.

Все это напоминало отару, целенаправленно движущуюся к обрыву, от которой кружащие вокруг волки отбивали отдельных баранов и сразу же их утаскивали в свое логово. Среди "волков" была распространена информация, что за целые танки, бронетранспортеры, "Грады" и другую технику мы готовы платить большую цену, и это еще больше подстегивало нападения. Ведь все эти боевые машины по сравнению с гражданским транспортом просто чудовищно расходовали горючее, и в условиях острого дефицита энергоносителей бронированные монстры были никому не нужны, и предложенные нами условия оказывались более чем выгодными, и что главное — платили мы честно.

Но это были внешние, весьма неприятные события, а вот в том, что касалось настройки системы телепортации, я с Артемьевым достиг серьезных успехов. За три дня было осуществлено более шестидесяти пусков установки в различных режимах, что позволило хоть в первом приближении определить энергетические и геометрические параметры возникающего поля. С одним маяком поле выглядело как эллипс вращения, но чуть позже я додумался проводить активацию сначала с помощью двух, а позже и трех синхронизированных генераторов, используемых в пространственно-временных маяках, что позволило получить поле в виде достаточно широкого, чуть приплюснутого цилиндра, диаметр которого зависел от взаимного расположения генераторов и установки.

Но это было не все. Благодаря такой конфигурации системы, которая обеспечивала на порядок лучшую селективность, я нащупал несколько неизвестных каналов. Проанализировав параметры, сумел настроить установку на самый близкий и мощный, но рабочий пуск пока провести не успел. Пришлось экстренно перенастраивать установку на маяк, перевозимый группой Дегтярева, от которого поступил сигнал бедствия. Сейчас Олег должен был быть где-то на Аляске, на перевалочной базе, где их ожидал нанятый самолет частной авиакомпании, для перелета через Канаду и США до небольшого аэродрома возле мексиканской границы. Оттуда уже самолетом другой частной авиакомпании им предстояло перелететь в Южную Америку. Сколько Судоплатов привлек людей и какие задействовал средства, я не знал, но работа была проведена колоссальная, и нашей группе предоставлялась чуть ли не зеленая дорога вплоть до Аргентины. Поэтому срочный вызов Олега меня застал врасплох, и пришлось срочно бросать все дела и впрягаться в решение новой проблемы.

Установка в большом бункере беспрерывно обеспечивала оперативную переброску войск, с помощью которой Жуков, как некий дирижер, используя два маяка, умудрялся так размещать дивизии, что немцам не было продыха. Помимо этого, благодаря ночным шалостям вертолетчиков и тщательно налаженной системе управления авиацией, на главных направлениях было достигнуто чуть ли не абсолютное господство в воздухе. В данный момент решалась судьба стратегического окружения 9-й армии и 3-й и 4-й танковых групп группы армий "Центр", поэтому отвлечь большую установку на Дегтярева, не нарушая систему, не было возможности, и прекрасно понимая, что поставлено на карту, пришлось экстренно бросить опыты и заняться спасением своего друга. Это не заняло много времени, и в течение часа, выведя систему в рабочий режим, мы выдвинули через включенный портал штангу с видеокамерой.

Глава 20

Честно говоря, меня начинало бесить такое положение вещей: обнаружен новый канал, и я уже жил в предвкушении судьбоносных открытий, буквально поминутно отсчитывая время до начала исследований, а тут опять проблемы. Но и на этот случай у нас была отработана схема действий: специально выделенная группа, переодевшись в форму американской армии и вооруженная соответствующим автоматическим оружием, уже была наготове. Я сам, переодевшись в форму капитана пиндосовской морской пехоты, прихватил свой ПП-2000, снаряженный трофейными патронами, хотя основным оружием был автомат Томпсона с коробчатым магазином, сидел в зале и ждал данных разведки. Чуть позже к нам присоединились четверо бойцов ОСНАЗа НКВД во главе с Судоплатовым, который, получив информацию, что на маршруте движения секретной экспедиции возникли серьезные проблемы, бросил все и во время очередной переброски войск из-под Москвы перебрался в большой бункер, а оттуда уже на БТРе добрался до Молодежного. Так складывались обстоятельства, что на этот раз практически было выполнено мое желание поговорить с Судоплатовым наедине — я не сильно хотел афишировать открытие телепортации среди своих современников. А вот довести эту информацию до руководства СССР 41-го года было жизненно важно, это существенно повышало нашу ценность на фоне будущего визита нынешнего министра обороны РФ, которого все равно придется переправить в сорок первый для переговоров. И куда заведет кривая политической целесообразности, я не знал, и подсознательно, опираясь на выработанные стереотипы начала XXI века о наших политиках, однозначно ждал подлянку с той и другой стороны. Это Николай II старался быть честным рыцарем, исполняя даже в невыгодных для государства условиях обязательства и договоренности перед всякой европейской швалью, и чем это закончилось? Подвалом Ипатьевского дома и смертью всей его семьи. Я этого не хотел и свою семью любил, да и ответственность за тех, кто мне доверился, лежала на моих плечах нелегким грузом, от которого так просто избавиться не получилось бы. Поэтому, выйдя на высокий государственный уровень, стал не то чтобы законченным параноиком, но старался верить делам, а не словам и обещаниям, и всегда страховался, если была такая возможность. Это политика и тут совершенно другие правила и законы, и главный из них — сильный всегда поедает слабого. Появление технологии телепортации повышало наш рейтинг, но и соответственно увеличивало соблазн всяких умников получить все вкусности путешествий во времени, просто применив силу.

Я долго думал, может, сохранить это в тайне и держать как некий туз в рукаве, который в критической ситуации может сыграть определенную роль, но, взвесив все аргументы "за" и "против", пришел к выводу, что нужно будет поделиться этой информацией с Судоплатовым, а тот, в свою очередь, естественно, доложит Сталину. И как пример демонстрации моих возросших возможностей я хотел устроить весьма и весьма показательный эксперимент, благодаря которому, во всяком случае, на данный момент, стану неприкасаемым для новых партнеров, это касается и Сталина, и представителей нынешнего руководства России, и, естественно, местных товарищей. Правда была некоторая вероятность, что кто-то решится просто нас уничтожить, чтоб разработки не достались никому, но как по мне, так уже было поздно — джинн выпущен из бутылки…

Штангу вытащили через портал совсем чуть-чуть, чтоб не засветиться и при этом иметь возможность осмотреть окружающую обстановку. Там как раз была ночь, и, включив дорогой инфракрасный прожектор, работа светодиодов которого не фиксировалась обычным человеческим глазом, сумели рассмотреть заснеженное летное поле, стоящий наш самолет и трех часовых, которые, несмотря на холод, прохаживались невдалеке. Судя по форме и оружию, это были пиндосовские вояки времен Второй мировой войны, и их присутствие явно не понравилось Судоплатову, который стоял рядом и так же, как и я, наблюдал на экране монитора картинку, передаваемую роботизированной камерой. Вдалеке на фоне ночного неба просматривался горный массив, на окраине аэродрома стояли два вместительных ангара, подсвеченных фонарями, чуть дальше расположились двухэтажный дом и башня управления полетами.

Пространственно-временной маяк явно находился в самолете нетронутым, а вот судьба и местоположение нашей группы были пока неизвестны, поэтому пришлось немного повозиться и задействовать систему поиска.

Перед отправкой каждому из членов группы в обувь вмонтировали небольшие запросные маячки, по которым с расстояния в километр можно было определить местоположение объекта. Через пять минут я уже знал, что трое находятся в одном из ангаров, один в небольшом двухэтажном доме на краю летного поля, а маяк Дегтярева вообще не отвечал на запрашивающий сигнал. Пилоты самолета, сотрудники специального авиаотряда НКВД СССР, скорее всего, были с остальными членами группы.

Вообще полученная картина наводила на неприятные размышления: когда разделяют командира группы и ее членов, это говорит о многом, поэтому надо срочно принимать какое-то решение.

— Павел Анатольевич, не знаю, как вы, а мы будем действовать.

— Как вы себе это представляете?

— Это ж Аляска, места не сильно заселенные, поэтому попытаемся по-тихому освободить наших, и заодно поспрашиваем, с чего к нам такое внимание.

То, что американцы — союзники, никого в этой комнате не смущало, мы прекрасно знали, какие они "союзники", и с ними церемониться никто не собирался. С молчаливого согласия Судоплатова я начал раздавать указания.

— Павел Анатольевич, срочно снимайте с фронта одну из вертолетных групп. При очередном сеансе их нужно перевести в бункер и быть готовыми действовать в другом полушарии.

Судоплатов, чуть скривившись, не стал возражать, прекрасно понимая, что мобильность и ударная мощь нам в данный момент понадобится как никогда.

Дальше пришлось действовать быстро, жестко, без всяких мук совести. Одетые в зимние камуфляжи трое бойцов, вооруженных немецкими пистолетами с глушителями, повыпрыгивали через портал на ту сторону и быстро ликвидировали часовых, которых, быстро обвязав веревками, утянули через портал в наше время, заодно собрав лопатками снег, пропитавшийся кровью. Утром уже никто не найдет никаких следов…

Самолет был затемнен, поэтому наши действия остались незамеченными еще четырьмя часовыми, охраняющими аэродром. Несколько штурмовых групп, вооруженных бесшумным оружием и приборами ночного видения, рассредоточились по полю и стали блокировать ангары, здание и башню управления полетами. Тихие хлопки снайперских винтовок ВСС — и вместо американцев уже наши люди, в мундирах американской армии, пошитых в специальном ателье НКВД в Москве, заняли места часовых на случай смены постов или визита каких-нибудь нежданных посетителей.

Время работы портала уже подошло к критической точке, поэтому и я, и Судоплатов, экипировавшись соответствующим образом, перешли на аэродром, где задержали группу Дегтярева, в сопровождении более двух десятков бойцов, в срочном порядке собранных для проведения спецоперации.

Мы остановились возле самолета, руководя операцией. По сигналу одна из групп забралась в башню управления полетами и тихо пристрелила двух дежурных и прихватила американского сержанта, который зашел погреться и послушать музыку из радиоприемника. Практически синхронно действовали другие группы, и тут начались сюрпризы: в одном из ангаров стояли армейский грузовик и джип, на которых, видимо, на аэродром приехали солдаты, и большая часть прибывших там же обосновалась даже с некоторым комфортом. Врывающиеся в освещенное тусклыми лампами помещение боевики в грязно-белых маскировочных костюмах вызвали недоумение, и разомлевшие от безделья янки не успели оказать никакого сопротивления.

Короткие очереди, искаженные глушителями, напоминающие громкое кашлянье, вскрики, топот, звук падающих тел и щелчки пуль по металлической обшивке ангара. Все закончилось быстро, и в наушнике радиостанции я услышал доклад:

— Феникс, это Бычок.

Санька не то чтобы закатил истерику, но довел до меня, что очень обидится, если он пропустит возможность накостылять пиндосам по жесткому сценарию. Зачем мешать человеку исполнять мечту?

— На связи.

— Второй ангар чист.

— Результат?

— Остывают восемь. Взято два "языка" и трое гражданских. У нас порядок.

— Заложники?

— Норма. Часть группы и наши летуны.

— Понял. Работайте по плану.

Домик, в котором держали еще одного нашего человека, был блокирован, все окна под прицелом держали снайпера, и, убедившись, что нет опасности, мы с Судоплатовым подошли ближе к месту событий и через бинокли стали рассматривали дом. Занавесок тут и не предполагалось, поэтому через окно было прекрасно видно, как в густых клубах сигарного дыма привязанного к стулу человека пытаются допрашивать двое в гражданских костюмах и один звероподобный негр-монстр в форме сержанта морской пехоты. Видимо, допрашивали достаточно интенсивно, и наш боец, один из людей Дегтярева еще по группе спецназа ВМСУ, еле поднимал окровавленную голову и что-то пытался сказать разбитыми губами.

Рядом с входом в дом притаились бойцы во главе с Санькой, сжимающим в руках автомат с глушителем. Тихим шепотом он спросил:

— Феникс, что делать?

— Белоснежку на тушенку, вот этих двоих живьем, поспрашиваем их, остальных, если получится живьем, то берите. Нет, так зачищайте.

— Понял.

Наши перемещения на улице не остались незамеченными, и в комнату влетело еще тело в военной форме и что-то начало вякать, показывая в сторону окна. Поняв, что случилось, я закричал в микрофон:

— Работаем, засветились!

Щелк. Стекло звякнуло, и доносчик реально стал бездыханным телом с дыркой во лбу и упал на пол, как кукла. Щелк. Черный сержант-мордоворот, быстро среагировавший на опасность, все же получил пулю в плечо и исчез из поля зрения. Кто-то дюже умный додумался стулом сбить лампочку, мешая нашим снайперам целиться. Но это они так думали, а вот тепловизоры и приборы ночного видения не давали ушлым ребятишкам шансов. Негр уже с большим пистолетом в руке поднялся и попытался стать возле двери. Щелк. Опять получив пулю, он уже окончательно и бесповоротно исчез из поля зрения. Тут же стекло не просто щелкнуло от попадания пули, а зазвенело и разбилось от удара светошумовой гранаты, которая, покатившись по полу, ярко вспыхнула и оглушила всех в комнате.

В доме несколько раз хлопнули выстрелы, и на этом все закончилось. Обученые бойцы с пуленепробиваемыми щитами нарвались еще на одного солдата, который умудрился пару раз пальнуть из знаменитого "кольта" 45-го калибра, но получив короткую очередь в грудь, отлетел к стене и съехал по ней, широко расставив ноги, оставив на обоях кровавую дорожку. К нашему удивлению, остальные обитатели дома, даже имея оружие, не оказали никакого сопротивления и быстро подняли свои лапки. Вояки, блин.

Захваченных после оперативной обработки быстро допросили, оказалось, ничего интересного: после Перл-Харбора все на военном положении в ожидании нападения японцев на тихоокеанские порты США. Прибывшие в часть три агента ФБР предъявили какие-то серьезные бумаги, что им выделили целый взвод на трех машинах, и они срочно выехали к находящемуся в ста километрах аэродрому, вроде как арестовывать японских диверсантов. Наш самолет уже стоял, и Дегтярева и его людей просто арестовали, развели и стали трамбовать. На вопрос, куда делся руководитель группы "русских археологов", вояки после затрещин и пинков рассказали, что его на втором джипе в сопровождении капитана Адамса, фэбээровца и двух солдат отправили куда-то по дороге в сторону военной базы за час до нашего появления. Очумелый от количества вооруженных бойцов, которые лихо положили практически целый взвод, капрал-водитель подробно объяснил, по какой дороге ушел джип, и прикидочно рассказал о средней скорости, и мы могли хоть как-то рассчитывать о предполагаемом местоположении Дегтярева.

Захваченные ухари, что пытали нашего бойца, все еще были в шоке после применения светошумовой гранаты, поэтому получить внятную информацию относительно того, с какой такой радости они прицепились к нашим ребятам, не было возможности. Единственным светлым пятном было то, что в процессе захвата аэродрома прихватили двух местных механиков и пилота именно того частного самолета, который должен был перебросить нашу группу к мексиканской границе. Пилота и механиков под охраной заперли в ангаре, где стоял самолет, заранее проплаченный и зарезервированный под нас, причем за немаленькие деньги. После особых внушений механики согласились подготовить технику к вылету в максимально короткие сроки, а пилот, тот вообще был рад свалить отсюда подальше, учитывая развернувшуюся перед нимбойню, подкрепленную солидной денежной премией, обещанной до этого советским разведчиком. А вот всех остальных, пленных солдат и сотрудников ФБР, с завязанными глазами, и трупы погрузили в грузовик и отправили через портал в СССР, пусть там следователи НКВД разбираются, откуда у пиндосов такая своеобразная и, главное, оперативная информация относительно нашей экспедиции. Свободные бойцы тщательно, как только можно в таких условиях, стали собирать гильзы, выковыривать пули и убирать следы крови, чтоб максимально осложнить работу специалистам ФБР, которые однозначно будут пытаться определить, что же здесь произошло. Естественно, здесь не должно быть никакого русского следа — все-таки ленд-лиз сильно помог СССР и от него никто отказываться не собирался. На крайний случай сейчас спешно решался вопрос, чтоб подбросить тела немецких солдат и офицеров, для правдоподобности массового применения тут штатного оружия Вермахта. Пусть потом ломают голову, как здесь, на Аляске, оказались немецкие диверсанты.

Пошептавшись с Санькой, я дал ему кое-какое задание, а сам, активировав маяк, стал ждать включения портала и переброски вертолетной группы, срочно снятой с Московского фронта. Тут уже все было отработано и через полчаса на американском аэродроме, на другом конце света, уже стояли три винтокрылые машины из будущего, раскрашенные в зимний камуфляж, разогревали двигатели и готовились к вылету.

Все происходило в какой-то суматохе, решения принимались на ходу, но тем не менее контроль над ситуацией мы не потеряли. Поэтому, чтоб не терять время, два МИ-24 с десантом, на одном из которых была установлена аппаратура для поиска радиомаяка Дегтярева, и МИ-28Н взлетели и пошли вдоль дороги, стараясь обнаружить одиночную машину. В одном из вертолетов находился пространственно-временной маяк, на случай если придется вызывать дополнительное подкрепление.

Мы с Судоплатовым, разместившись в бронированном отсеке "крокодила", отслеживали показания аппаратуры и через тепловизоры осматривали проносящуюся внизу землю. Это было завораживающее зрелище: горы, лес, замерзшие речушки, и все это покрыто снегом, благодаря которому в свете луны создавалась просто фантастическая картина. Но времени любоваться не было, и все, кто мог, прильнули к иллюминаторам со всевозможными средствами наблюдения и старались рассмотреть хоть какие-то следы исчезнувшей машины.

Мы так летели больше получаса, пока на связь не вышел пилот МИ-28Н и не доложил, что его более чувствительные приборы зафиксировали свет фар автомобиля, и в подтверждение его слов пиликнула система радиопоиска, подтверждая, что поблизости находится маяк Дегтярева. Я нажал кнопку, подавая особый сигнал, по которому в каблуке у Олега вмонтированное устройство начало вибрировать, используя те же узлы, что и виброзвонок от простого мобильного телефона, показывая, что мы рядом.

Я, сверившись с картой района, отжал тангенту радиостанции.

— Всем, кроме Сокола-Три, это Феникс. Идем по соседнему ущелью, обгоняем машину, высаживаем группу и устраиваем засаду. Понятно?

Дождавшись подтверждения, связался с пилотом МИ-28Н:

— Сокол-Три!

— На связи.

— Работаете самостоятельно. Ваша задача сопровождать цель, не теряя ее из виду с максимального расстояния.

— Вас понял, Феникс.

Все три винтокрылые машины резко рванули в стороны, и два МИ-24, набрав высоту, перелетели через достаточно немаленький холм и понеслись по ущелью, параллельно дороге, обгоняя найденную машину. Пролетев так минут двадцать, предположительно обогнав цель километров на восемь, мы снова вернулись на дорогу. Найдя подходящую площадку, вертолеты, поочередно зависнув, выбросив на веревках десантников, резко ушли в сторону, набирая высоту.

Бег по глубокому снегу не такая уж легкая и приятная вещь, тем более при двадцатиградусном морозе. Из-за того что подходящее место было чуть в стороне, нам пришлось пробежаться так метров двести по пересеченной местности. Тяжело дыша, я примостился возле огромного дерева невдалеке от дороги, приготовив свой ПП-2000 с глушителем. Рядом с немецким МП-40 пристроился Судоплатов, который, несмотря на строгий приказ Сталина не рисковать жизнями и особенно не позволять мне напрасно лезть под пули, решил лично поучаствовать в операции, увидев мою ослиную непробиваемость, тем более мне его удалось заинтриговать, намекнув, что есть веская причина кое-что по-тихому обсудить. В ПНВ я хорошо видел, как бойцы занимают позиции, зарываясь в снег и тщательно убирая следы нашего присутствия.

Размышляя о сложившейся ситуации, я прекрасно понимал, что, в принципе, нам и не нужно было сюда лезть, но тут остро возникла необходимость решить быстро и эффективно возникшую проблему, показав тем самым тому же Судоплатову нашу хватку и возможности. Поэтому, как грамотные командиры, мы заняли позиции чуть выше по склону горы, с которого великолепно просматривалась дорога, на расстоянии чуть больше тридцати метров от линии наших бойцов. По дороге в обе стороны выдвинулись наблюдатели с ПНВ и тепловизорами, а основную ударную силу составляли три снайпера с ВСС и четверо штурмовиков.

Поворочавшись и выбрав более-менее удобное положение, я расслабился и наконец-то смог нормально оглядеться и прочувствовать всю красоту дикой природы Аляски. Вдохнув полной грудью чистый морозный воздух, я в который раз поразился тем сюрпризам, которые преподносит нынешняя жизнь. Вроде только недавно под Симферополем будущего решал вопросы, а вот теперь в Северной Америке 41-го года охочусь на американских контрразведчиков, которые самым наглым образом вмешались в нашу игру и соответственно должны быть наказаны. Молчание нарушил Судоплатов.

— Что, Сергей Иванович, думаете о превратностях судьбы?

— С чего вы взяли, Павел Анатольевич?

— Сам об этом думаю. Ведь четыре часа назад был в Москве, а теперь у черта на куличках — на Аляску забрался.

— Да, вы правы. Пути Господни неисповедимы.

Он не стал делать паузу и спросил:

— Вы о чем-то хотели поговорить без лишних ушей?

— Да, но прежде чем начинать этот разговор, хотел спросить: у вас есть мысли, откуда янки так пристально заинтересовались этой экспедицией?

Он замолчал, пытаясь подобрать ответ.

— Я пока ничего не могу сказать определенного.

— Вот и я про то. Просто у меня есть весьма и весьма интересные новости, но в свете последних событий…

— Я понимаю. Мы найдем, откуда произошла утечка информации.

— Надеюсь. Учитывая множество вот таких несуразностей за последнее время, у меня появилось стойкое чувство, что у вас, Павел Анатольевич, ну точнее не у вас лично, а в СССР есть неплохо законспирированная сеть, способная влиять на события на стратегическом уровне.

Судоплатов не смутился.

— Мы тоже такого мнения. Просто есть много моментов, которые касаются и разгрома Красной Армии лета-осени этого года, и нападения на вас, и вроде как мелких ошибок следственных органов, поспешно расстрелявших тех или иных товарищей, но, в общем, все это вело к тяжелым последствиям для советского народа. Особенно это видно, если весьма вдумчиво проанализировать нынешнее положение и сравнить с переданной вами информацией. Мы ищем, и есть определенные наработки, что наши внутренние враги не заинтересованы в полном проигрыше в этой войне. Скорее всего, они хотели устроить разгром РККА и, используя это как предлог, сместить высшее руководство страны и захватить власть. У них не получилось. Про вас они точно знают и пытаются хоть как-то помешать. Мы работаем, Сергей Иванович. Поверьте, никто не уйдет от возмездия.

— Хорошо. Хотя нынешнее положение вещей мне очень не нравится, но мы в одной лодке. Хотя…

— Договаривайте, раз начали.

— На меня давят, чтоб начать поиск в более ранние времена. Полное переселение в этот мир многим нашим владетелям не нравится, ведь здесь они все равно будут на вторых ролях под жестким контролем.

— Мы это знали, Сергей Иванович. Точнее предполагали с высокой вероятностью. Но в данный момент пока вы не нашли прохода в другие миры, у ваших друзей просто нет другого выхода. И как, вы нашли?

Последний вопрос был задан с напряжением в голосе.

— Нет, — соврал я, — сделано открытие, но немного в другой области.

— Какое? — судя по тону, он очень заинтересовался.

— Телепортация громоздких объектов. Теперь переброска кораблей, зданий или даже целых заводов становится возможным делом.

— Ого, так вот над чем вы трудились в последнее время и отправляли под Севастополь куски льда?

— Да. И в качестве проверки есть предложение устроить переброску атомной подводной лодки, на которой прибыл представитель ФСБ РФ.

Судоплатов неопределенно хмыкнул, обдумывая мое предложение.

— Если это удастся, то…

— Вы получите мощный океанский рейдер, способный решать стратегические задачи. Он со своими поисковыми системами в прямом смысле слова способен устроить настоящую резню любому флоту мира. Естественно, при умелом управлении…

Судоплатов уже спокойным тоном, можно даже сказать, деловым, спросил:

— Что для этого нужно?

— Капитан корабля сейчас в Усадьбе консультирует Кузнецова по перспективам развития подводного флота и флота вообще. Надо бы с ним плотно поработать на предмет перехода служить Советскому Союзу. Судя по возрасту, он учился и, может даже, начинал служить еще при Союзе, а значит, давал присягу СССР.

— Сколько у нас времени?

— Чем быстрее, тем лучше. Завтра должен прилететь министр обороны, видимо для серьезных переговоров, а как после этого повернется ситуация, я не могу спрогнозировать. Не исключаю даже враждебных действий, начиная с попытки силового захвата до прямого ядерного удара, в случае если им удалось восстановить свою программу путешествий во времени.

— Я не знал.

— Политика. У нас…

Я не успел закончить. В наушниках пиликнул сигнал вызова от наблюдателя:

— Вижу машину. Пять человек. Два впереди и три сзади. Заложник, скорее всего, сзади зажат охранниками.

Отжав тангенту, ответил:

— Вас понял. Пропускаете машину, следите за дорогой.

— Всем. Снайпера — водитель и пассажир впереди. Если есть возможность, пассажира ранить. Штурмовой группе — захват. Постарайтесь работать аккуратно, нужны "языки". Вряд ли пиндосы за оружие схватятся, они тут непуганые…

Вот теперь начинается самое интересное. Все напряглись, ожидая машины. Опять медленно текли секунды, пока лес не осветился светом фар и до нас донесся звук натужно работающего двигателя. Еще несколько секунд и среди деревьев показалась долгожданная машина, похожая на "Виллис" времен войны, только чуть длиннее, с брезентовым тентом.

Я не слышал выстрелов снайперов, только машина вильнула в сторону и ткнулась бампером в сугроб и, урча двигателем, замерла. Тут же прямо из снега на обочине дороги повыскакивали белые фигуры и быстро подбежали, почти синхронно открыли двери, и как котят по-выхватывали пассажиров из салона, нанося резкие точные удары. Несколько секунд, сопровождаемых тихими вскриками пинаемых тяжелыми армейскими ботинками американцев, и они, со стянутыми обычными для нашего времени пластиковыми стяжками руками, уже стояли на коленях, с ужасом смотря на бойцов в зимнем камуфляже, с необычными приборами на головах.

Мы с Судоплатовым подбежали, когда все было кончено и один из моих людей рылся в карманах фэбээровца, в поисках ключа от наручников, которыми сковали Дегтярева. Этот военно-морской ухарь украинского розлива как ни в чем не бывало спокойно стоял возле машины и на английском языке пояснял в привычной для него манере:

— Ну вот и надо было оно вам? Я жеж говорил, пожалеете, так нет же, по морозу поперлись.

Дальше все было по плану: пленных загрузили в машину и проехали по дороге вперед около километра, где было хорошее место для посадки вертолета с маяком. А нам пришлось немного пробежаться. После активации установки по выпущенному пандусу загнали машину в бункер, а вертолеты, сделав пару кругов, поднялись повыше и направились в сторону аэродрома…

В ночном небе скрылись два самолета. Один частной американской авиакомпании, увозящий Олега Дегтярева и его группу, уменьшившуюся на одного человека, которого из-за побоев пришлось на время отстранить от задания. А второй, наш, возвращающийся в воздушное пространство Советского Союза. Где-то над морем пилоты из специального авиаотряда НКВД должны выйти в эфир и чуть ли не открытым текстом сообщить, что в Штатах на них напали немецкие диверсанты, и они успели взлететь на поврежденном самолете, и до берега не дотянут и, скорее всего, упадут в точке с координатами… взятыми с потолка.

В этот раз мы более основательно подошли к решению проблемы оперативного прикрытия и предусмотрительно приняли меры. Хитрый и изобретательный Артемьев, по моему приказу, несколько раз смотавшись в бункер, соорудил два натуральных пояса шахида с системой неизвлекаемости и дистанционным подрывом. Один из них надел на летчика, а второй демонстративно подорвал, показывая, что может случиться, если кое-кто полетит не туда и завезет людей не в Мексику, а, допустим, на прием лично к товарищу Гуверу, директору ФБР. Но при этом был и пряник в виде солидной стопки долларов, которую американский летун получил в качестве успокоительного лекарства.

Как по заказу резко начала портиться погода, и нам пришлось уже при сильном ветре и снегопаде так искусно спрятать в лесу три трупа немецких диверсантов в родной форме, маскхалатах и с натуральным оружием, чтоб потом их с некоторым трудом, но нашли. Тут ни к чему не подкопаешься — немцы были самыми натуральными. Это были солдаты разведывательно-диверсионной группы Абвера, которая в районе Клина попыталась напасть на штаб стрелковой дивизии, но была блокирована и частично уничтожена. Командир и три бойца попали в плен. Особой надобности в них уже не было, после того как гауптману вкололи сыворотку правды и он запел соловьем, поэтому немцев провели через порталы на этот аэродром и пристрелили из трофейного американского оружия, создавая определенную видимость боя. Вот пусть янки и думают, как фашисты оказались у них на Аляске, как вырезали взвод пиндосовской солдатни и куда делись тела, машины, самолеты, с учетом того, что все, что могло гореть — уже горело. Пока они будут искать агентов ФБР и капитана Адамса с его оловянными солдатиками, наш самолет успеет благополучно пересечь территорию США и, как сотни преступников, скрыться в Мексике.

Не испытывая никакого сожаления, оставив после себя горящие дома, мы возвращались обратно. Бойцы, прикрывая отход, дождались, когда мы переправили вертолеты, потом сами вернулись в бункер и, уже глянув последний раз на заснеженные горы и пылающие строения, заскочили по пандусу, который тут же был затянут. Все. Пиликнул сигнал и установка отключилась. Наша небольшая экспедиция на Аляску закончилась, и все, кто в ней участвовал, чуть позже обязательно дали подписки о неразглашении сего факта, уж очень невыгодно было правительству СССР, чтобы выплыла информация, что это русский спецназ столь вольготно погулял на американской территории.

Глава 21

Странная штука время, вроде бывает тянется немилосердно долго и нудно, а то несется, как дикие лошади, все сметая на своем пути. Последние недели слились для меня в непрерывное мелькание разных времен и миров, постоянные разъезды в машинах, бронетранспортерах, самолетах, вертолетах и постоянное непроходящее чувство усталости. Хотя столько всего произошло, что я сам не могу поверить.

С момента нашего вояжа на Аляску прошло полторы недели, хотя казалось, что это произошло в прошлом веке. Сразу по возвращению в бункер мы отправили вертолетную группу обратно, уменьшать поголовье немцев под Москвой, точнее под Вязьмой и Гжатском, где шли тяжелые кровопролитные бои. Жукову, благодаря постоянной переброске войск с Дальнего Востока, удалось все-таки окружить войска 9-й полевой армии, 3-й и 4-й танковых групп Вермахта. Как и в нашей истории, частям Северо-Западного фронта удалось пробить оборону и, не давая противнику опомниться, за пару недель дойти и освободить Великие Луки, что отвлекло немецкие войска группы армий "Север" от участия в деблокаде окруженных под Москвой частей. Немецкому командованию пришлось ослабить давление на Брянском фронте и повернуть часть войск 2-й танковой группы Гудериана на север, причем все это происходило на фоне мощного наступления свежих советских дивизий.

Жуков скрепя сердце сошелся с Шапошниковым и, используя нашу транспортную систему, устроил еще один стратегический десант в районе Мценска, перебросив туда за три дня целых две армии, благодаря чему сумели рассечь войска 2-й танковой группы и синхронными ударами частей Брянского фронта окружить 48-й и 24-й механизированные корпуса. Перед самым Новым годом Гудериану удалось прорвать кольцо на юге и с остатками окруженных корпусов вырваться к Верховью, соединившись с частями 2-й армии и тут же попасть под удар войск Юго-Западного фронта.

Бои были тяжелыми, но благодаря тщательной подготовке, улучшенной системе управления войсками, совершенными средствами связи, мощной РЭБ, разведке и службе дешифровки, удалось практически полностью нивелировать все преимущества немецкой армии, и теперь две крупнейшие армии мира дрались на равных. Учитывая численный перевес советских войск на стратегических направлениях, огромные потери немецкой авиации, частичное нарушение системы управления и снабжения, ситуация на фронте вселяла оптимизм. Однозначно можно сказать, что руководство страны максимально реализовало эффект послезнания. Вообще я был приятно удивлен тем, как они это все разыграли, при этом постаравшись максимально уменьшить потери.

При анализе ситуации и так ясно, что переданная мной информация ценна до первого реагирования на нее на стратегическом уровне, и после этого, естественно, все пойдет по другому пути. Немцы не настолько косные и педантичные люди, привыкшие работать только по строго определенному плану. Вся их военная машина настроена на получение оперативной информации о противнике, нахождении слабых мест и соответственно нанесение молниеносных ударов — это основа военного искусства. Поэтому если, допустим, Сталин решился бы не позволить Гудериану произвести свой знаменитый поворот на юг в августе 41-го, направленного на разгром Юго-Западного фронта, то вся операция "Тайфун" шла бы по совершенно иному сценарию. В таком случае пришлось бы на ходу импровизировать, а так Шапошников знал почти точно расположение войска противника и сумел разработать блестящую оборонительную операцию с последующим переходом в наступление.

Если честно, то, думая над этой проблемой, у меня складывалась некая аналогия: на крупного и сильного, но не сильно обученного человека нападает мастер фехтования и начинает ловко колоть в болевые места. Да, у человека за поясом в закрытой кобуре лежит пистолет или, круче того — бластер, но вот времени выхватить его нет, потому что фехтовальщик не дает возможности и постоянно нападает. Да, человек знает, что его будут колоть в плечо, в руку, в живот, но он не успевает реагировать и только защищается и уклоняется. Нужна небольшая передышка, секунды, чтоб воспользоваться своим оружием, а времени нет, со всех сторон сыплются удары, льется кровь, и человек, вооруженный современнейшим оружием, теряет силы и отступает. Но он знает, что противник захочет закончить бой одним, последним ударом, для которого нужно приостановиться и набрать силы, и это дает ему шанс. Тот чуть притормаживает, вздыхает, улыбнувшись, заносит шпагу, делая красочные пируэты, и в итоге видит перед собой ствол пистолета, и через мгновение вспышка, грохот, и шпага выпадает из ослабевшей руки, а из простреленной груди удивленного противника льется кровь.

Так же и Красная Армия. Да, у них есть послезнание, есть силы, но не хватает опыта и скорости реакции, ведь механизированные корпуса, основа подвижных соединений РККА, были разгромлены еще в приграничных сражениях. Да, немцы, бьют, наступая, но настала передышка, и вот тут руководство СССР сумело достать свое оружие и нанести сокрушающий удар именно в самый благоприятный момент, когда немецкая техника просто отказывается работать в условиях сверхнизких температур, а потери от обморожений среди личного состава сопоставимы с боевыми потерями. Когда начались перебои с поставками продуктов, горючего, боеприпасов, когда коммуникации растянулись на сотни километров, и везде действуют партизаны, диверсанты и хозяйничает по ночам бомбардировочная авиация.

К чему это? А к тому, что послезнание хорошо, когда есть силы, средства и, главное, время на подготовку к реализации полученной информации. Поэтому я не задавал вопросов и все ждал этого решающего удара, и он последовал.

У нас же все шло по плану: установка работала непрерывно, перебрасывая с места на место людей, технику, грузы. Из Ленинграда эвакуировали людей, не задействованных на предприятиях и в системе обороны города. Дети, в первую очередь вывезенные в Сибирь, не умирали от голода, и это меня несказанно радовало.

Визит министра обороны РФ прошел примерно так, как я и ожидал. Вроде как к нам благоволят, но четыре раза напомнили, что я и мои люди давали присягу и обязаны беспрекословно подчиняться правопреемникам моего бывшего до ядерной войны руководства. Естественно, как они и ожидали, я съехал с темы и мягко напомнил, что я обещал защищать и спасать людей, чем в нынешний момент и занимаюсь. В общем, это было примерно то же самое, чем недавно пытался оперировать полковник Семенов, но в более жесткой форме из уст высшего руководства.

Видимо получив ожидаемый ответ, генерал Ростовцев перевел разговор на мою просьбу получить в мое личное распоряжение три однотипных тактических ядерных заряда. Естественно, это ему очень не понравилось, но я определил это как гарантию от захвата системы перемещения во времени третьими лицами. Он тогда удивленно спросил:

— А зачем три?

— Две установки, два заряда, а один, выбранный наугад, будет испытан, когда к нам в гости пожалуют каратели из бригады "Галичина". Не взорвется, значит, вы нас обманули…

Конечно, с его точки зрения, мои запросы выглядели весьма и весьма нагло, но у меня просто не было выхода и приходилось ставить условия, чтоб хоть в какой-то мере отстоять свою самостоятельность.

Были вопросы и про каналы в другие времена, но тут я отделался общими фразами, которые, естественно, его не убедили. Не узнав для себя почти ничего нового, генерал Ростовцев, получив соответствующее разрешение, был отправлен в Москву на переговоры, результатом которых была доставка в течение следующей недели восьми фронтовых штурмовиков Су-25 с экипажами, запчастями и боеприпасами, что существенно повлияло на обстановку на фронте — реактивные самолеты, за которыми не мог угнаться ни один из истребителей противника, оказались настоящим супероружием. Естественно, чтоб раньше времени не раскрывать секреты, штурмовики тоже работали по ночам, громя технику, склады, железнодорожные станции, внося еще больше сумятицы в ряды противника. Особо они отличились, когда под Верховье пошли на прорыв части 24-го и 48-го механизированных корпусов 2-й танковой группы Гудериана: штурмовики устроили натуральную резню немецким танкистам. Жалкие ошметки, вышедшие из окружения, уже никак не могли называться знаменитой 2-й танковой группой, а сам Гейнц Гудериан сгорел в бронетранспортере, куда угодила канистра с напалмом, сброшенная легким ночным бомбардировщиком, пилотируемым девушкой…

После памятного разговора с Судоплатовым и еще нескольких удачных испытаний системы мгновенной телепортации во времени, когда в прошлое перебросили с десяток автомобилей, клетки с животными и пару добровольцев, было решено начать отправку по-настоящему полезных предкам вещей. Мне пришлось воспользоваться мобильной установкой, сделанной Санькой в рамках нашей секретной операции, и, выехав подальше в горы, при соответствующей охране устроить несколько показательных перебросок, подбирая данные и настройки. Пришлось помучиться, согласовывая географические координаты точек отправки и приемки, особенно это касалось вертикальной составляющей, а то получилось несколько казусов, когда те же машины появлялись на высоте более пяти метров и с грохотом обрушивались на землю, разбивая корпуса, подвески и превращаясь в кучу искореженного негодного железа. Доработка маяка позволила решить эту проблему, и было принято решение с соблюдением всех мер секретности начать переброску крупногабаритных образцов вооружения из будущего. Судоплатов по этому поводу устроил целую операцию по дезинформации, извещая всех, что я в данный момент на переговорах со Сталиным, а реально, замаскировавшись под группу поисковиков, через Перевал перебрались на ЮБК (южный берег Крыма) и добрались до окрестностей Алушты, где еще во время войны турецкой подводной лодкой противокорабельной ракетой "Гарпун" был поврежден и выбросился на берег корвет "Луцк" военно-морских сил Украины. Вот этот кораблик, покрытый льдом, мы и вознамерились отправить в прошлое предкам, для изучения, все равно будет поинтереснее, чем их эскадренные миноносцы или крейсера, заложенные еще во времена Российской империи. Но перед этим была проведена весьма серьезная подготовительная работа. Капитан 1-го ранга Григорьев, командир атомной многоцелевой подводной лодки "Гепард", был почти в прямом смысле зацелован советским руководством как настоящий специалист в области подводного флота будущего и ему были обещаны огромные бонусы за переселение в прошлое. Капраз не долго колебался, особенно когда ему подтвердили согласие на переселение всего его экипажа с семьями и домашними животными, пообещав особые условия проживания. И тут дело было даже не в присяге, как настоящий командир он заботился о своих людях и их семьях, и, пожив пару недель в том мире, мотаясь с помощью нашей системы по СССР 41-го года, без колебаний принял соответствующее решение. Ему пришлось побывать в прифронтовой Москве, в окруженном Ленинграде и Севастополе, на Каспии, куда предполагалось отправить часть кораблей из будущего для ознакомления. После давящих на психику постоянных и неизменных пространств подводной лодки и бункеров на севере, где жили семьи, чистый воздух, солнце, свежие продукты произвели просто фантастическое впечатление. Чтоб подкрепить эффект, мы уговорили Григорьева, особо не афишируя, вызвать с лодки еще троих доверенных людей, являющихся, так сказать, активистами экипажа, "для помощи предкам", а реально для обработки и проведения переговоров. Я ожидал какого-то неадеквата, но народ вообще-то меня поразил: они быстро сориентировались и дали согласие, поинтересовавшись, а не можем ли мы перебросить их "Гепард" в прошлое. АПЛ требует высокого уровня подготовки личного состава, и народ подобрался образованный и устойчивый, другие просто не выжили бы, покончив жизнь самоубийством. Чуть позже стала понятна такая быстрая сговорчивость моряков-подводников: на лодке, в обход запретов высшего руководства, присутствовали семьи некоторых членов экипажа. И когда появилась возможность их вытащить из железной подводной клетки на чистый воздух, где дети могут бегать под солнцем, играть в снежки без ОЗК и противогазов, есть чистые продукты, пить свежее молоко с медом, есть фрукты и овощи, моряки не выдержали и сами выставили чуть ли не ультиматум Григорьеву, вернувшемуся на лодку для зондирования настроения экипажа на предмет переселения в прошлое. Единственной проблемой оказалась доставка семей остальных членов экипажа, которые находились в нескольких уцелевших после ядерной бомбардировки бункерах в Гаджиево, Видяево и Полярном. Но и тут удалось найти решение: между бункерами до сих пор работала электронная связь, и достаточно было только отправить сообщение командиру АПЛ "Леопард", с которым у Григорьева были дружеские отношения, но для этого нужен определенный доступ к средствам связи. Напрямую сообщить никак не получится — спутниковая группировка давно уничтожена, да и перехватить в принципе могут, поэтому пришлось пойти на крайние меры.

Если спецы ГРУ и ФСБ активно, но весьма осторожно, пытались завербовать людей из моего окружения и переселенцев, то люди Судоплатова тоже не сидели без дела, пытаясь оградить меня от внешнего влияния и создавая свою сеть агентов в будущем. Все прекрасно понимали, что на данном этапе жизненно нужны друг другу, но ситуация может измениться, и есть вероятность того, что рано или поздно придется вцепиться друг другу в горло. Поэтому среди летчиков, которые регулярно мотались в Крым, привозя технику, боеприпасы, велась активная работа, и сотрудникам НКВД СССР удалось достигнуть особых успехов. Пара пилотов сумели передать в Гаджиево сообщение о ситуации в Симферополе, привезли полученный ответ, на который Григорьев снова ответил, прислав фотографии и видеофайлы, и вроде как договоренность была достигнута: командир АПЛ "Леопард" только ждал сигнала, чтоб по-тихому прихватить семьи экипажа Григорьева и заодно свои, и сымитировав аварию и гибель подлодки, уйти в Черное море.

Поэтому с некоторых пор Григорьев стал нашим большим другом, и его лодке предстояло занять весьма важное место в моих планах по организации телепортации морских судов в прошлое. Само собой я никому из новоявленных друзей не доверял, прекрасно понимая, каким лакомым кусочком является моя система, поэтому как мог, оберегал всех вокруг от соблазна решить проблему силовым путем. Все всегда было заминировано и зашифровано несколькими разными алгоритмами, и в своей среде были распространены слухи, что ГРУшники передали нам три ядерных тактических боеприпаса, которые будут подорваны при любой попытке захвата. Думаю, на ближайшее время это остудит горячие головы, пока будет собираться дополнительная достоверная информация и проверяться сам факт наличия у нас ядерного оружия. После подтверждения существования путешествий во времени, такая мелочевка, как спецзаряды в руках чуть ли не частных лиц, уже никого не удивит.

Сначала думали поэкспериментировать над турецким фрегатом, поврежденным украинской авиацией и выбросившимся на мелководье в Евпаторийском заливе, но туда из-за малых глубин не мог подойти "Гепард", поэтому решили сразу заняться отправкой "Луцка".

Ночью во время пурги три бронетранспортера и около трех десятков бойцов заняли позиции, охраняя район, а я на берегу поставил мобильную установку и разнес дополнительные генераторы, для формирования нужного размера поля, чтоб оно полностью захватило весь остов гордости ВМС Украины, подбитого турецкой подводной лодкой. Саму установку пришлось ставить в обычную армейскую палатку, потому что на холоде начались проблемы с неравномерным прогревом контуров, да и самому на ветре и морозе настраивать волновую линзу, где было много тонкой работы, оказалось уж слишком экстремально.

В качестве энергоисточника использовали реактор "Гепарда", и, настроив волновую линзу и окончательно проверив настройки установки, я начал обратный отсчет. Учитывая, что объект был немаленький и уровень накачки энергии в разы отличался от того, чем я оперировал в бункере, принимались всевозможные меры предосторожности. С помощью подрывных зарядов удалось сделать достаточно глубокий окоп, куда загнали БТР, в который впихнули сервер и контроллеры управления, и, естественно, все делалось дистанционно.

Пять минут до пуска. Три. Две. Одна. Сорок секунд. Тридцать секунд. Десять. Пять. Пуск. Я почувствовал, как от напряженности поля начали чуть ли не шевелиться волосы на голове и стала ощущаться легкая дрожь земли. На экране защищенного ноутбука бежали строки данных, демонстрирующих пиковые энерговсплески на разных сегментах контуров, их фазовое соответствие, и когда фазы всех шести совпали, пошел резкий рост напряженности, генераторы маяков синхронно подняли мощность и начался срыв волновой линзы, предшествующий возникновению пробоя телепортации.

Встряхнуло основательно, как будто невдалеке рванула авиационная бомба, и сразу погасли видеокамеры, наблюдающие за многострадальным корветом "Луцк". Через пять минут, когда вроде как все успокоилось и датчики показывали, что никакого радиационного фона нет, я и Санька Артемьев, отвечающий за мою безопасность, вылезли из БТРа и вышли на берег, с интересом осматривая идеально коническую выемку в земле, заполнившуюся водой, на месте, где раньше стояла громада украинского корвета.

Через противогаз и вой ветра я не слышал радостных криков Саньки и бойцов охранения, моряков с "Гепарда", который, чтоб не пострадать от ударной волны, отошел подальше и погрузился достаточно глубоко. После телепортации лодка всплыла и, осторожно пробираясь через ледяную крошку, подходила к берегу, и высыпавшие на палубу матросы и офицеры с интересом наблюдали за местом, где только недавно стояла замерзшая громада подбитого корвета.

На берег выбрался Григорьев в сопровождении трех матросов-охранников, и мы уже вместе с ним залезли в БТР, сняли противогазы и смогли поговорить.

— Ну что, Сергей Иванович, вроде получилось?

— Осталось снова подключиться и проверить, как прошел перенос.

— Много времени надо?

— Час, чтоб поставить палатку, потом прогреть ее, дальше часа два настройка, и можно подключаться, кстати, заодно ваших людей сводите на ту сторону на экскурсию. Подберите человек пять адекватных и пользующихся авторитетом.

— Понятно. Что дальше? Как договаривались, "Бора" возле мыса Аю-Даг?

— Да. А после уже займемся вами.

Продолжать не стал, обоим было понятно, о чем я. Телепортация в прошлое "Гепарда" была чуть ли не мечтой Григорьева, после того как он побывал и на фронте и в осажденном Ленинграде. Тут не трудно его понять: человек, имеющий в руках совершенное оружие, способное кардинально изменить положение на море, умудрился на Невском попасть под бомбежку. С помощью двух приставленных охранников из флотской контрразведки помогал оказывать первую помощь пострадавшим при налете, и вот, с запачканными чужой кровью руками, его застали сотрудники НКВД, которым была дана команда срочно разыскать капитана 1-го ранга Григорьева и обеспечить его безопасность любой ценой. У человека появился пунктик, на который так рассчитывал и я и Судоплатов, опираясь на мой личный опыт: попасть в прошлое и давить гадов, давить, без всякой пощады…

У Григорьева пиликнула радиостанция. Он выслушал ответ, коротко ответил: "Сейчас буду" и повернулся ко мне:

— У нас гости.

— Кто?

— Акустики пару раз слышали шумы винтов подводной лодки, по характерным показателям дизельная лодка типа "Атылай". Сейчас она двигаются в нашу сторону, видимо, турки хотят посмотреть, что же здесь произошло.

— Будете топить?

— А есть варианты? Хотите захватить и предкам сбагрить?

— Было бы неплохо.

— Нет, Сергей Иванович, не тот случай, я не буду рисковать своим кораблем.

— Хорошо. Сколько времени у нас есть?

— Пока не знаю, но лучше вам уйти.

— Понятно, мы тогда уходим к мысу Аю-Даг искать "Бора".

На сборы ушло немногим более часа, и наша колонная отправилась по трассе Алушта — Ялта. На развилке, где до сих пор сохранилась красочная надпись "Артек", повернули к морю, забазировались в небольшом коттеджном поселке, выстроенном на территории, отжатой в свое время у детского пионерлагеря ушлыми киевлянами. Разведчики разбежались по берегу в поисках корабля, на котором я со своей группой из Новороссийска эвакуировал секретный груз, впоследствии оказавшийся комплектом документации по установкам перемещения во времени. Тогда мы попали под мощный ЭМИ ядерного взрыва, обездвиженный корабль выбросило на берег, и я, оставив моряков, стал пробираться в Симферополь. Их судьба для меня так и осталась неизвестной, но место, где сел на мель малый ракетный корабль "Бора", по многим параметрам уникальный в своем классе, я прекрасно помнил, и сейчас, находясь в БТРе, ждал информацию от разведчиков о ходе поисков.

Потребовалось не более двух часов, чтобы найти судно, и еще два часа, чтоб возле него смонтировать установку и разместить накопители, мощный дизель-генератор и обеспечить охрану. Санька как всегда расстарался, устанавливая на возможных путях подхода противника разные минные ловушки. Иногда изучая его конструкции, я, вроде как технически грамотный человек, поражался его изобретательности. Мне иногда приходило на ум определение этого улыбчивого, бесшабашного и, главное, в душе стеснительного парня, до безумия любящего свою жену и ребенка, — иезуит минного дела. Сколько боевиков лишились конечностей и жизней от его взрывающихся штучек, а так ведь если со стороны глянуть, обалдуй еще тот. Сейчас его фирменная ловушка это мина нажимного действия, где подрывной заряд имеет характерную кумулятивную выемку и вражина получит в ногу струю расплавленных газов, способную прожечь броневой лист. Я недавно видел результат его экспериментов — турецкие спецы попытались прощупать систему обороны в Перевальном, и Артемьев умудрился вычислить их маршруты выдвижения и поставил там пару ловушек, так, для намека, что здесь лучше не лазить. Вот обугленный и впоследствии замерзший труп одного такого непонятливого и нашли наши патрули…

В большой армейской палатке, установленной возле замерзшего корабля, так же как несколько часов назад возле корвета "Луцк", я опять настраивал систему, фокусировал волновую линзу. Через четыре часа работы, запустив установку, проверил ее и стал ждать условленного времени, когда там, на берегу Каспийского моря, куда мы по договоренности с Судоплатовым вроде как отправляли наши посылки, должны были каждые два часа активировать маяк, для более точной наводки.

Все происходило привычно и обыденно, не считая, конечно, холода и хлопающей от сильного ветра большой палатки. Включение, поиск сигнала от маяка, настройка, пуск и установление стабильного канала. Десять минут общения, подтверждение, что корвет уже там, на Каспии, и его уже осматривают специалисты РККФ. Маяк сдвинули и готовы принимать второй образец техники из будущего.

Выключив установку, я проверил состояние системы и стал готовиться к новой переброске. От "Гепарда" не было никаких известий, поэтому пришлось работать в автономном режиме, выставив на берегу дополнительные посты, вооруженные ПТУРами, на случай нежданных визитеров со стороны моря. На этот раз все прошло тоже штатно, и никаких особенных проблем не было. МРК "Бора" отправился на 70 лет в прошлое, при этом имея в своих ТПК три неиспользованные сверхзвуковые противокорабельные ракеты "Москит". Думаю, предкам будет интересно покопаться в их внутренностях.

Не дождавшись новостей от "Гепарда", который, наверно, сейчас играл в кошки-мышки с турецкой дизельной подводной лодкой, я дал команду на сбор и возвращение в Симферополь.

Мы двигались осторожно, тщательно изучая дорогу и приборами ночного видения и тепловизорами, выслав вперед дозорную группу. Но ЮБК был мертвым. Люди отсюда давно ушли: война разорила все города и поселки на побережье, а недостаток пресной воды, продуктов и топлива вынудил последних оставшихся в живых, после бомбежек, обстрелов и тяжелых боев, покинуть эти места. Даже немногочисленные бункера и убежища были разоренными и большей частью уничтоженными уходящими турками.

Мы добрались до перевала всего за пять часов, что было неплохим результатом в нынешних условиях, хотя и нервов забрала эта дорога немало. Тут, по договоренности с Григорьевым, мы установили ретранслятор для связи с АПЛ "Гепард", которая по предварительной договоренности должна была "погибнуть" в ближайшее время. Спрятавшись от начавшегося сильнейшего бурана в бункере в Перевальном, я смог спокойно вздохнуть: одна из деталей моего грандиозного плана была выполнена.

В этом бункере в запечатанном зале стояла еще одна стационарная установка, которую Артемьев подготовил пару месяцев назад для наших личных целей. Тут же были сервера, энергостанция и, главное, в охране находились исключительно наши люди, которых благодаря негласной ротации нам удалось сконцентрировать в этом бункере, который мы не без основания считали нашим вторым опорным пунктом. Мало кто про это знал, да и мы, как могли, старались занижать роль этого объекта, выставляя его как некий второстепенный форпост на Алуштинской трассе, куда ссылали нерадивых и не совсем лояльных людей. Даже ремонтную базу бронетехники отсюда перенесли в город, чтоб держать здесь поменьше лишних, несмотря на то что были неплохие ангары и площади. Вот тут и разместили резервную, достаточно крупную установку для путешествий во времени, с которой намечались путешествия в более ранние времена. Можно было, конечно, использовать комплекс в Молодежном, но слишком близко находились наблюдатели российских партнеров, и дополнительные, незадекларированные путешествия будет не так легко скрыть, а пока для Москвы 41-го я был на побережье, готовился отправлять в прошлое образцы боевой техники. Для всех остальных непосвященных я сейчас находился в гостях у Сталина, обсуждая наши дальнейшие перспективы и, как бы между строк поясняя, что в тайне готовил там постройку установки для попыток более глубокого прорыва. В общем, выплескивалось много противоречащей информации, на проверку которой всем фигурантам нужно потратить дополнительное время, стараясь не засветить свои агентурные возможности, что для меня сейчас было жизненно важно.

Я не стал терять время и, несмотря на дикий недосып, сразу занялся формированием и настройкой волновой линзы. Мысль о том, что до путешествия в другое время остался один шаг, не давала мне заснуть и заставляла, накачиваясь кофе, работать как заведенному.

Через десять часов, настроив систему и протестировав контуры, накопители, волновую линзу и дополнительные генераторы маяков, которые существенно увеличивали селективность установки, я просто отключился, сидя за ноутбуком.

Пришел в себя в небольшой комнатушке, в которой обычно отдыхали дежурные по бункеру, на диване, укрытый одеялом. Как только я рывком поднялся и подо мной жалобно скрипнули пружины, дверь тут же открылась и на пороге появился Санька Артемьев.

— Привет, Командир, ты как?

— Санька, сколько я спал?

— Десять часов.

— От Григорьева есть информация?

— Да. Кодовый сигнал, что проблема решена.

— И все?

— Просил определить следующиеобъекты.

— Пусть подождет. Что по нашим делам?

— Все готово. Охрана выставлена, во внутреннем периметре никого кроме нас нет.

— Катерина?

— Здесь.

— Хорошо. Завтракаем, готовимся и начинаем поиск. У нас в запасе не более двух суток, пока народ не начнет дергаться, куда это мы все одновременно подевались.

— Понятно, Командир.

Я снова сел за компьютер, прогнал все тесты и, убедившись, что все работает в штатном режиме, запустил установку и занялся селекцией новых каналов. Наш основной, в 41-й год, был самым мощным и сильным, и мне даже удалось отследить по характерному всплеску момент включения второй установки и, чтоб не забыть, сделал пометку в ежедневнике о возникшей идее по пеленгации подобного рода установок. Благодаря изменившейся структуре поля генераторов маяков, я нащупал второй, альтернативный канал, правда чуть слабее, но немного помучившись, смог на него настроиться и, перезапустив установку с новыми настройками, совершить испытательный пробой на доли секунды.

Санька, стоящий над душой, прекрасно понимая, что сейчас происходит, только глубоко дышал и, когда я удовлетворенно откинулся на спинку кресла, хриплым голосом спросил:

— Командир, ну что?

— Есть! Есть пробой. Сейчас еще пару включений и попытаемся уже проникнуть в стандартном режиме.

— Скорей бы уж…

— Имей терпение. Тут, понимаешь, событие космического масштаба и спешить не стоит.

Думал, все будет быстро, но пришлось провозиться еще больше часа, окончательно настраивая систему, доводя синхронизацию контуров практически до идеального состояния. Но вот он долгожданный миг. Включение, выход на рабочий режим и пробой. Все привычно, но тем не менее волнующе, что там нас ждет? Новый мир, в котором мы найдем спасение, или новые проблемы?

В портал выдвинулась штанга с антенной и роботизированной камерой. Хм. Лес. Обычный, привычный нам летний лес, хотя характер растительности несколько отличался. Пока я снимал окружающий пейзаж, писал звуки и брал пробы воздуха, Санька сидел за соседним компьютером и занимался анализом радиоэфира.

— Ну что?

— Командир, есть сигналы. На длинных волнах морзянкой работают.

— Пишешь?

— Конечно. Сейчас несколько сеансов зафиксирую, и можно будет заняться анализом.

Через положенных полчаса мы отключили установку. Я уже собирался отправить образцы воздуха с посыльным Маринке, чтоб она его проанализировала в лабораторных условиях, когда услышал свист и возглас Артемьева, который что-то нарыл, после чего долго копался в базах данных.

— Командир, скажи, а других каналов нет?

— А в чем дело?

— Вот, смотри.

На экране ноутбука были выведены тексты морзянки, которую передавали во вновь открытом мире.

"Начальнику VI армейского корпуса, генералу от инфантерии Благовещенскому А. А. Приказываю…"

Я быстро пробежал глазами текст, где указывалось направление выдвижения войск, отмечая названия немецких городов, но взгляд в первую очередь зацепился за подпись, и главное, дату: "Командующий 2-й армией генерал Самсонов. 21.08.1914".

Вот это действительно весело, и, не сдержавшись, сам громко выругался, а добрый Артемьев прокомментировал:

— Вот-вот, Командир, и я про то. Снова мясорубка и снова ее начало. Только вот что делать-то будем?

Этот вопрос волновал и меня. Вся надежда быстро найти тихий мир, куда мы сможем переселиться, в одночасье рухнула, и снова перед нами проблема выбора: или остаться в стороне, или опять лезть в самое пекло, но с мыслью, что спасаем Родину.

Глава 22

Учитывая новую информацию, мне пришлось официально "вернуться" в наше время и провести расширенное совещание. Тут было слишком много всяких нюансов, и единолично принимать решение я не хотел, хотя определенный план набросал, и как минимум чета Артемьевых однозначно была со мной, а вот во всем остальном нужна была дополнительная организация. Пригласили даже тех, кто был в дальних командировках. И сейчас благодаря порталу даже неугомонный Дегтярев сидел рядом. Его экспедиция застряла на небольшом аэродроме в Эквадоре, где как по закону подлости не оказалось нужного количества горючего для перелета в Аргентину. Поэтому, пока им два дня придется куковать в обшарпанной гостинице в соседнем городишке, Олег изъявил желание повидаться с родными.

Объяснив всем, чего мы сумели добиться, я поставил вопрос, кто хочет со мной участвовать в освоении нового мира.

— Давайте думать.

Олег сразу взял быка за рога:

— Серега, в каком качестве ты думаешь переселяться в тот мир и насколько вообще стабильна связь?

— Как со Сталиным здесь не получится, слишком много всяких великосветских умников, живущих над законом, и особенно персон влияния западного капитала. Поэтому придется работать автономно, маскируясь под какую-нибудь финансово-олигархическую структуру. Учитывая наши технические возможности, военный потенциал, уровень коррупции в Российской империи вполне возможно со временем на ключевых позициях поставить своих людей.

— То есть ты хочешь вытворить то же самое, что ФСБшники хотели в сорок первом? Править миром?

— Нет, Олег. У России огромный потенциал, великолепный генофонд, гигантские природные богатства. При правильном управлении можно достигнуть многого, учитывая наши с вами возможности, вплоть до начала космической программы к концу двадцатых годов.

— Как ты себе это представляешь? Ведь и в то время достаточно эффективно работала контрразведка, и нас со временем начнут вскрывать как еще одну разведсеть противника. Налаженная система политических и финансовых противовесов и там есть, и если мы влезем и начнем раскачивать лодку, то можем огрести соответственно. Это в сорок первом у нас самая крутая крыша в мире в виде товарища Сталина и всего аппарата НКВД, а тут, как я понял, ты собираешься работать под глубоким легендированием? Спалимся, ой спалимся. Ты посмотри, как мы выделяемся во вроде бы как дружественной среде Советского Союза сорок первого, а там? И язык, и нравы, и местные реалии совершенно отличаются. Не то, Серега, не то.

Тут ответила молчащая до этого Светлана:

— Ну почему же? У нас есть другой вариант…

Все повернулись к ней.

— Не забывайте, что до войны были популярны всяческие оккультные науки, тайные сообщества, которые лучше всего знали, как оно будет в будущем, ну и естественно, всезнающие масоны. Причем, насколько я читала, везде было очень много иностранцев с непонятным гражданством и происхождением. Правда в тот момент времени на начальном этапе войны в стране наблюдался всеобщий патриотический подъем, но думаю, если мы, допустим, организуем свой орден типа масонского, и в качестве посвящения привозим человека в будущее и показываем ему мертвые города — это точно произведет впечатление на людей, начавших верить в научно-технический прогресс.

— Ты предлагаешь таким образом добраться до окружения Николая?

— Не только. Почему вы думаете, что вокруг того же кайзера нет нужных и интересных нам людей? Если немцам подкинуть кость в виде информации из будущего с достоверными доказательствами, то и они задергаются и попробуют установить контакт. Вспомните про запретный плод.

— Ага, и у нас опять начнутся догонялки с местными олигархами. Такая информация при тогдашней системе хранения секретов и повсеместного проникновения масонов долго не будет в секрете. Тоже не вариант.

Я слушал и сам в душе радовался — процесс пошел и народ загорелся новой игрушкой. Но голос подал Вадик Васильев, который в последнее время много времени проводил в прошлом, готовя и оснащая новые танковые части РККА, исходя из известной ему тактики, и на фронте уже действовало три отдельных ударных танковых батальона, подготовленных по новым методикам. Детища Васильева воевали весьма результативно, с огоньком, и, по данным радиоперехвата, немцы активно отслеживали перемещения по фронтам этих подразделений. И учитывая, что Жуков, оседлав нашу транспортную систему, в прямом смысле слова измывался над противником, создавая на необходимых ему направлениях чуть ли не десятикратное превосходство, немецкий план "Тайфун" давно накрылся медным тазом. Как много лет назад, в 1812 году, великая армия превратилась в спешно откатывающиеся на запад толпы людей в форме. Любые попытки организовать хоть какую-то стабильную линию обороны заканчивались высадкой крупного десанта в тылу противника, мощного удара, нарушения системы управления, последующего окружения и уничтожения немецких войск. Поэтому отрывать Васильева от такого веселья было делом весьма рискованным — он вроде как нашел себя, но Вадик был изначально наш, и делать что-то у него за спиной было бы предательством.

— Сергей, а что будем делать с СССР конца 1941 года? Знаешь, бросать людей, после того как мы там накрутили, будет не очень красиво и правильно.

— Вадик, никто никого бросать не будет. Проект переселения в СССР сорок первого остается приоритетным, и первая установка будет работать над его обеспечением. Но как альтернативный вариант, я считаю, что разработка мира 1914-го вполне приемлема. Во время войн и катаклизмов такие люди, как мы, будут более востребованными, нежели в мирной обстановке. Поэтому у нас есть шанс нормально инфильтроваться.

Васильев откинулся на стуле, сделал паузу.

— Хорошо, Командир, я с тобой. Интересно будет и там на танках повеселиться.

Тут я усмехнулся.

— Любишь играть в поддавки? Там ведь противотанкового оружия и в помине нет, ну разве что из гаубицы зарядят.

— И это тоже… Ну так что, Командир, ты ведь уже что-то придумал и собрал нас не просто так, а чтоб распределить задания?

— Да. В принципе, есть общий план, и то, что до этого говорилось, вполне в него вписывается как дополнительные элементы.

Дегтярев хитро поглядывал на меня.

— Ну? Серега, не томи, колись, что там надумал.

— Значит, так, в первую очередь нам понадобятся "языки" с той стороны, как немцы, так и наши русские, причем обязательно офицеры, не молодняк, а постарше, кадровые, а не мобилизованные. Уточняем дату и местоположение. Если то, что мы получили путем перехвата, правда, то в ближайшее время будут разгромлены первая армия Ренненкампфа и вторая армия Самсонова. Я бы хотел вмешаться и немного подправить ситуацию.

— Будем как обычно вмешиваться?

— Только точечно.

— В какой форме?

— Пока не знаю. Можно нанести ночной ракетно-бомбовый удар по штабу восьмой немецкой армии и завалить Гинденбурга и Людендорфа, которые реально и устроили этот разгром русских войск в Восточной Пруссии. Ну, это так, по максимуму, а пока начинаем сбор информации. От себя предлагаю привлечь Егора Карева, у него там пунктик по поводу отца, который погиб в 1916-м, и я ему обещал при случае решить этот вопрос, тем более он великолепно знает немецкий язык, что сейчас будет немаловажно.

Васильев с интересом все это слушал.

— Командир, а что мне делать?

— Надо помаленьку собирать бронетехнику. Даже БТ и Т-34 ранних выпусков будут в 1914-м супероружием, но в разумных пределах, негоже обкрадывать предков. Самый оптимальный вариант разведать, где у немцев в 41-м году сборные пункты нашей трофейной техники и вооружений. Вот их и будем грабить. Весело так будет — немцы из 41-го будут обеспечивать войну против немцев из 14-го года.

— А наши танки и бронетранспортеры?

— Тоже готовь, их все равно никто не считает кроме нас и в свете последних событий надо заняться глобальной организацией безопасности бункера в Перевальном. Но главное, надо привлечь для наших дел минимум два вертолета с экипажами и по возможности заняться сбором поврежденных самолетов на полях сражений в сорок первом, может, что восстановим и сможем использовать во втором мире.

Через несколько часов мы пригнали в Перевальное "на ремонт" две установки "Град", два бронетранспортера и Т-64 в качестве последнего аргумента в случае нештатного развития ситуации. А в это время разведгруппа с Санькой Артемьевым во главе прошла через портал, обосновалась в лесу и стала изучать подступы к точке выхода и проводить скрытое наблюдение за окружающей обстановкой. Пока была включена система, Санька комментировал:

— Феникс, явственно слышу артиллерийскую канонаду, вплоть до отдельных взрывов снарядов крупного калибра.

— Вас понял, Бычок. Занимайтесь изучением территории. Если это Восточная Пруссия, то тут для нас самые лучшие условия. Болота, густые леса. Работайте. До следующего сеанса.

— Вас понял…

* * *

Прошло два дня с памятного собрания по поводу открытия нового мира и выхода разведгруппы. Мы периодически открывали портал и производили радиоперехват всех сообщений и передавали в эфир на частотах штабов корпусов и 1-й и 2-й армии Российской империи сообщение голосом и морзянкой: "Говорит Альдебаран-6. Не передавайте открытым текстом! Идиоты, вас слушает противник! Не передавайте открытым текстом, вас слушает противник!" Я не знаю, получали ли они наше сообщение, но на следующий день нешифрованная переписка между штабами армий и штабами корпусов вообще прекратилась, что не могло не радовать. Известий от штабс-капитана Мещерского никаких не было, поэтому нам оставалось только слушать и наблюдать, да и лезть в эту кашу из русских и немецких войск особого желания не было. Мы сделали что могли — передали информацию о планах германского командования 8-й армией по разгрому русский армий Самсонова и Ренненкампфа, и если они не идиоты, то примут меры. Если не послушают, то наше непосредственное вмешательство с применением авиации, артиллерии, в том числе систем залпового огня и бронетанковой техники не сильно-то и поможет, просто получится еще одна гонка за "Наследием потомков" со шпионскими играми и нашими головами в качестве главного приза. Сейчас на повестке стояла инфильтрация в этот мир с соблюдением максимальных мер конспирации, поэтому самым оптимальным вариантом было изготовление соответствующего маяка и переброска его в Центральную Россию, а после этого неплохо было бы перебраться куда-нибудь в Южную Америку и САСШ для проведения закупок необходимых для нас ресурсов. Кстати, именно такой план нами разрабатывался как сопутствующий в мире 41-го года, учитывая нынешние возможности по сбору и использованию золота, которое в нашем времени потеряло свою значимость, во всяком случае на данном этапе.

Поэтому сейчас особенно осторожно прорабатывали вопрос использования вертолетов и сверхлегких летательных аппаратов в том времени. Нам нужна мобильность, и приходилось в рабочем порядке решать вновь возникшие проблемы.

А скучно нам не было. Группа Дегтярева с приключениями наконец-то добралась до Аргентины. Конечно, все было поспокойнее, нежели основательная зачистка на Аляске, но в Мексике пришлось надавать по мордасам ушлым чиновникам, да в Колумбии группа товарищей попыталась вообще приватизировать самолет для своих нужд, и опять пришлось через портал перебрасывать спецназ, чтобы убеждать нас не трогать. Группу Дегтярева в Аргентине на небольшом аэродроме встретил агент советских спецслужб, в срочном порядке перебравшийся в эту страну из САСШ для оперативного обеспечения секретной операции 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Поэтому на время пришлось заморозить работы по миру 1914 года и снова перенести второй фокусирующий цилиндр в бункер в Молодежном и вплотную заняться проблемой антарктического поселения.

Когда было получено сообщение об удачном прибытии группы в Аргентину, из Москвы в бункер переправили более двух десятков человек, с характерной внешностью южан, прекрасно говорящих на испанском языке, при этом явно имеющих и боевые навыки, и опыт оперативной работы. Как пояснил Судоплатов, это старые проверенные кадры НКВД, оставшиеся после чисток, принимавшие участие в боях в Испании, работавших по линии Коминтерна, и сотрудники внешней разведки, имеющие опыт работы в испаноязычных странах и особенно в странах Латинской Америки. Попытки связаться с поселением в Антарктиде по указанным Ненашевым каналам не увенчались успехом, поэтому было решено проводить поиск по двум направлениям. Первый — это организация экспедиции в район предполагаемого нахождения поселения, для чего на юг были направлены несколько групп с задачей найти приемлемые места для размещения аэродрома на одном из островов Огненной Земли. Там же и думали организовать временную базу для пары сторожевых кораблей и двух подводных лодок Балтийского флота, уже выделенных Кузнецовым для наших нужд. Второе направление это поиск следов возможной инфильтрации наших современников в Аргентине и Чили.

Пока Дегтярев перевозил свои пожитки в окрестности Буэнос-Айреса, агенты Судоплатова по случаю прикупили большую загородную виллу с большим куском земли, как раз неплохо подходящую в качестве временной базы для скрытого размещения маяка и постройки частного аэродрома. Конечно, это было временное решение и предполагалось перенести основную операционную базу намного южнее, но пока решили остановиться здесь — уж очень оказалось удачное место. Привлеченные к операции специалисты, получив задание на оперативный поиск, разъехались по стране, и нам пришлось ненадолго затаиться в ожидании известий.

Размеры приложенных сил и средств был настолько впечатляющи, что уже на вторые сутки из центрального департамента полиции, чуть ли не лично от неплохо подогретого министра внутренних дел пошла оперативная информация об общей ситуации в стране и всяких непонятных событиях. На вторые сутки мы уже знали о наличии в стране достаточно мощной и разветвленной немецкой разведывательной сети и стали ее разрабатывать по весьма жесткому варианту. Аргентина страна немаленькая, поэтому, чтобы оперативно реагировать на появившуюся информацию, пришлось организовать переброску четырех самолетов Р-5 и в качестве силового обеспечения одного МИ-24, только что прошедшего ремонт, с нашим украинским экипажем, ну и конечно, наготове всегда была штурмовая группа боевиков и не меньше роты войск НКВД.

На третий день пошла оперативная информация, что у берегов Аргентины не раз видели немецкие подводные лодки и корабли, по описанию похожие на эсминцы, что не могло не настораживать. Мы-то знали, что фашисты после разгрома в 45-м толпами будут перебираться в Южную Америку, но в 41-м отрабатывать этот сценарий точно еще рановато, поэтому логично было предположить, что у них появился еще интерес в этой части мира, и это не могло не настораживать.

Чуть позже одна из групп вышла на связь и сообщила, что в провинции Санта-Круз зафиксировано несколько стычек с применением автоматического оружия между неизвестными группами, предположительно являющимися европейцами. Местные силы правопорядка попытались вмешаться, но понесли серьезные потери и вынуждены были запросить помощь у военных. Что там дальше было — непонятно, но идут поиски и подробности будут в течение суток. Из Буэнос-Айреса организована телеграмма, чтоб нашим людям оказывали помощь, правда, стоило это…

По каналам местной организованной преступности стало известно, что некие люди на юге за золото скупали горючее и продукты и вывозили товар на побережье, где перегружали на корабли. Кто, откуда — неизвестно, но местные гопники попытались пощупать на предмет психологической устойчивости и потеряли в перестрелке с неизвестными, которые, какие мерзавцы, все поголовно вооружены автоматическим оружием, восемь человек. Больше никто не решался лезть на верную смерть, местные бандюки старались честно вести дела, тем более люди платили хорошо и добросовестно.

Это очень было похоже на наших современников: показали зубы, достаточно жестко подавили противника, а потом предложили приемлемые условия, силу везде уважают. Сориентировав остальные группы, мы ждали дополнительной информации, чтобы можно было начинать планировать и соответственно действовать.

Кстати, тут был еще один момент, но не тактический, а организационный. В процессе войны и решения вселенских проблем мы упустили из внимания, что в России была зима, и достаточно холодная, а тут, в окрестностях Буэнос-Айреса, стояло настоящее субтропическое лето. Рядом в двухстах километрах теплый Атлантический океан. Красота, зелень, свежие фрукты, пампасы, река Рио-де-ла-Плата и, главное, никакой радиации, никакой ядерной зимы и никакой войны. Настоящий курорт, и в данных условиях наличие у нас крупного поместья с пространственно-временным маяком оказалось весьма и весьма своевременным приобретением. Пока шли поиски, поместье укреплялось, усиливалась система обороны, строилась взлетно-посадочная полоса, подходящая для приема самолетов, вплоть до бомбардировщиков. Искусно маскировались огневые точки, строились дзоты и укрытия на случай артобстрела и авианалета. Даже если аргентинская армия, потеряв нюх, попробует нас взять штурмом, их будет ожидать много неприятных сюрпризов, а уж мелким ударно-штурмовых группам, это на случай если мы основательно схлестнемся с немцами или с американцами, тут вообще ничего не светило. Приборы ночного видения, тепловизоры, радиолокационная станция, радиоуправляемые фугасы, средства пассивной защиты — в общем, люди с истерзанной войнами психикой оттянулись на полную катушку. Наверно потому, что нам, выходцам из умирающего, промерзшего мира, тут очень понравилось, поэтому, исходя из нашего извращенного понятия о безопасности, старались мы на славу. На крышу усадьбы вытащили две немецкие трофейные автоматические зенитные пушки Flak 30. Судоплатов по моей просьбе выделил около десятка человек, которые должны были в усадьбе играть роль обслуги, при этом выполняя функции внутренней охраны. Уже на второй день, после того как тут более-менее привели в порядок помещения, здесь появились новые постояльцы, которые в первое время гуляли по красивому саду, поражаясь всему, что было потеряно в нашем мире. Двум сотрудникам было поручено сначала разведать, а потом организовать поездку членов семей сотрудников на море.

Одним из первых посетителей был капитан Ненашев с маленькой девочкой Таей, которую он вынес с оккупированной территории и теперь носился с ней как с родной дочкой. Он все еще был очень слаб, но его участие в этой операции было ключевым, поэтому капитана и перевели долечиваться в теплую Аргентину.

На фоне такой радужной развлекухи для наших родственников поиски развивались несколько по иному сценарию. Трое мелких немецких агентов, которых прихватили наши ребята, обколотые сывороткой правды, рассказали много интересного, и особенно про несколько стычек с неизвестными людьми, предположительно русскими, активно использовавшими нестандартное автоматическое огнестрельное оружие и сумевшими нанести серьезные потери. Они попали в поле зрения немецкой разведки после того, как начали активно скупать за золото продукты, горючее и сумели наказать одну из банд, попытавшуюся силой отобрать золото. Немцы, у которых в этой стране были свои стратегические дела, естественно, заинтересовались и организовали несколько попыток прощупать нового противника и, разумеется, нарвались. Неизвестные, постреляв несколько боевиков-наемников, сумели скрыться на небольшом кораблике, который был в море торпедирован немецкой подводной лодкой, потом подобравшей трех человек: двух мужчин и молодую женщину.

После пыток и интенсивных допросов немцам стало известно о секретной базе русских на побережье Антарктиды, и неделю назад туда отправились два недавно присланных эсминца в сопровождении подводной лодки и вспомогательного крейсера с ротой десанта, которые до этого должны были нанести удар по военно-морской базе англичан на Фолклендских островах.

Где-то на одном из островов Огненной Земли есть немецкая временная база и небольшой аэродром, откуда производились наблюдения за перемещениями кораблей стран антигитлеровской коалиции из Атлантического в Тихий океан. При благоприятных обстоятельствах некоторые из них топились или захватывались и груз использовался для собственных нужд.

В общем, ситуация складывалась достаточно сложная, и нам пришлось с ходу принимать решения. С Большой Земли через портал перебросили дополнительную технику, да и тут кое-что взяли в аренду и наняли множество местных работников, чтоб максимально быстро подготовить взлетно-посадочную полосу и отправить в сторону поселения дальний разведчик ДБ-1 с десантником и маяком, чтоб перенести центр воздействия в Антарктиду. Одновременно начали глобальный поиск тех трех пленников, которых немецкие подводники подобрали с потопленного корабля…

Это был прекрасный день. Я взял с собой жену и сына, и мы смогли провести хоть немного времени вместе, переодевшись в обычную легкую гражданскую одежду. Несколько часов, как мы сюда перебрались, а я часто ловил себя на мысли, что с трудом ощущаю себя без камуфляжа, разгрузки и привычной кобуры с пистолетом на бедре, такое впечатление, что сломали какую-то раковину, в которой прятался все последнее время. Но правила есть правила, и пистолет был, правда в оперативной кобуре, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, всегда лежал ПП-2000.

После легкого утреннего завтрака я сидел на веранде за плетеным столом, развалившись в кресле, развернув ноутбук, просматривал последние оперативные сводки и информационную подборку по Аргентине. К сожалению, здесь с телефонизацией были еще определенные трудности, но телеграфная связь со всеми провинциями работала исправно, и наш человек регулярно торчал в столице и, получив телеграммы от наших агентов, по радиосвязи уже переправлял в усадьбу. Именно таким образом мы узнали про клан местного преступного авторитета дона Махеро, который не брезговал ничем, вплоть до торговли людьми, наркотиками, проституцией, рэкетом, торговлей оружием, в том числе и немецким, но, получив отлуп от наших современников, стал добросовестным деловым партнером. Наши ребята умудрились по-тихому взять и разговорить пару его людей и сумели выбить достоверные данные о том, что тут действительно засветились наши современники: у одного из бандитов в качестве сувенира была обнаружена обычная гильза от АК-74. Полученная информация была только на уровне слухов, и все так или иначе упиралось в темные делишки местного бандоса дона Махеро. По косвенным данным, именно он, в отместку за гибель своих людей, слил немцам данные о необычных людях, покупающих продукты и горючее за золото и приплывающих на небольшом корабле…

Откинувшись на спинку кресла, я смотрел на буйную южноамериканскую растительность, и пока не наступил полуденный зной, когда все работы замирают, вдыхал полной грудью это великолепие запахов. Внизу на зеленой лужайке играли дети наших бойцов, которых переправили сюда на отдых и климатолечение, и с новым открытием портала ожидалась еще партия в два десятка маленьких курортников. Вон мой Славка, набегавшись, уселся прямо на траву, прихватив с блюда, стоящего на небольшом столике, огромное яблоко, и с огромным аппетитом грызет его. Посмотрев на эту картину, я сам не удержался и взял со стола такое же яблоко и впился зубами в сочную сладкую мякоть, вкус которой мне часто снился во время жизни в бункере.

Рядом в кресло плюхнулся Дегтярев, успевший за время путешествия загореть, и теперь он выглядел в своей легкой рубашке и светлых брюках как курортный гуляка, но эту картину портила оперативная кобура с пистолетом, подсумок с магазинами на ремне и автомат Калашникова с подствольным гранатометом на плече. Он тоже прихватил яблочко и, откусив кусок, смачно захрустел.

— Ну что, Серега, кайф ловишь?

А сам косится на другую сторону двора, где его Татьяна с еще тремя женщинами командуют пятью грузчиками, которые сгружали с местных арендованных грузовичков ящики с фруктами и овощами и перекладывали на специальные транспортные поддоны с колесиками, предусмотренными для транспортировки грузов через нашу систему порталов. Уже вечером продукты будут распределяться среди жителей бункеров, в качестве дополнительного пайка для детей и особо полезных специалистов. Это уже была отработанная практика, правда часть пайков через некоторое время появлялась на черном рынке, что повлекло за собой интересные последствия: к нам пришла целая делегация крымских татар из нейтральных, которые во время войны, как правило, не влезали в боевые действия, с предложением установить добрососедские отношения, построенные на взаимной выгоде. А то им надоело после каждой стычки любых татар или просто бандитов с нашими поисковыми группами получать на свою голову ракетно-артиллерийские удары, а недавно после того как был уничтожен целый конвой, мы задействовали стратегический Ту-160, который играючи показательно разнес несколько укрепрайонов, тем самым показав нашу силу и возможности. Поэтому до самых тугодумов из непримиримых дошло, что тут лучше дружить и появится возможность получать чистые продукты и воду. А после того как на черном рынке появились свежие овощи, фрукты, мед, молоко, в Крыму началась настоящая лихорадка, и всякие посланцы уже обивали пороги с намерением приобщиться к источникам такого богатства. Мы пошли навстречу, установив жесткие правила и установив демилитаризованные зоны, где проходила приемка различной боевой техники, станков, медицинского оборудования и тут же проводилась оплата продуктами…

— Серега!

Хм. Опять задумался. Видимо, устал и в последнее время трудно сконцентрироваться на задаче.

— Извини, Олег, задумался.

— Я думаю. Тут от одного воздуха уже петь хочется…

И тут же добродушная улыбка сошла с его лица.

— Серега, тут пришла информация, где этот дон Махеро обитает. Там чуть ли не крепость.

— Когда это нас останавливало?

— Хм. Прав. Говорят, вроде как у него даже какие-то заложники есть.

— Ты серьезно предлагаешь его асьенду взять штурмом? Разведку на местности проводили?

— Ребята там уже работают.

— Охрана?

— По предварительным данным, человек пятьдесят, вооруженных магазинными винтовками. Ну, может, три-четыре автомата Томпсона и вроде как есть пара пулеметов. Народ непуганый. Думаю, особых проблем не будет, если по-тихому сработаем.

Увидев, как я скривился, резко спросил:

— Что-то случилось?

— Олег, нас уже пасет местная госбезопасность. Пока ты там собирал информацию по этому дону Педрильо…

— Махеро…

— Не важно, суть одна, вокруг нас уже начали крутиться всякие интересные личности и даже вести наружное наблюдение. Здесь же не дикари живут, тоже все видят и слышат, и появление из ниоткуда кучи людей наводит на размышление. Тем более кое-что почитал, так это именно аргентинские ребята отметились, когда Че Гевару уничтожили. Пренебрегать ими не стоит, могут устроить множество неприятных сюрпризов, а нам именно сейчас не нужно, чтоб кто-то под ногами путался.

— И что делать? Играть по правилам?

— Берем еще один маяк, грузим на вертушку и вперед. Далеко тут лететь?

— Километров четыреста.

— Вот так и сделаем. А здесь увеличим охрану и на момент отлета вертушки нейтрализуем всех глазастиков. Нечего им видеть то, что не положено.

— Понятно, а что там с аэродромом на Огненной Земле?

— Нашли вроде как подходящее место, но на территории Чили. Там сейчас наши работают, подкупают местных чиновников. Завтра уже должно быть принято решение. Вот как раз после штурма дома этого местного дона Карлеоне маяк перебросим в Чили. Но, возможно, придется и отсюда взлетать, по идее, дальности должно хватить. Что по немцам и заложникам с потопленного корабля?

— Пока тихо. Немцам про нас кто-то капнул, и они экстренно сменили несколько явочных квартир. На последнюю мы опоздали буквально на пару часов…

Глава 23

Недалеко, по меркам Южной Америки, от Буэнос-Айреса, в провинции Кордова, находилась асьенда дона Хулио Педрильо Махеро. Подсвеченная множеством электрических ламп, в темноте южноамериканской ночи она была видна издалека — войны происходили где-то далеко от этого мирного края скотоводов, и никто здесь и не задумывался о таких вещах, как светомаскировка. Небольшая, живописная долина, через которую протекает река Рио-Дульсе, в центре огромных владений, идеально подходила для большого дома, достойного настоящего идальго. На многие километры вокруг простирались земли, принадлежащие хозяину асьенды, где издавна паслись несметные стада, являющиеся символом достатка и благосостояния. Благодаря многочисленным поселкам, в которых проживали наемные работники, незаметно проникнуть в святая святых клана дона Махеро было практически невозможно, поэтому хозяин этих мест не опасался нежданных гостей, хотя в последнее время он себя чувствовал достаточно неуютно. Чувство тревоги не оставляло его с того момента, когда появились те непонятные русские, приплывающие на корабле откуда-то с юга.

С русскими он работал, хотя считал их сумасшедшими — в Аргентине существовала весьма большая русская диаспора со своими школами, церквями и даже судами, которые решали внутренние проблемы. А эти совершенно иные, непонятные и опасные, хотя никак не связанные с аргентинскими русскими, да блеск золота затмил ему разум, и дон Педрильо дал команду при очередной сделке попытаться захватить и заложников и золото. Принимая это рискованное решение, он и его правая рука Рахито Милес предположили, что новоявленные покупатели сумели где-то на островах либо найти золотоносные жилы, либо поднять сокровища с какого-нибудь утонувшего корабля. В любом случае такое положение вещей не могло устраивать столь важного и уважаемого даже в Буэнос-Айресе человека. Как умный человек, он выяснил, что эти пришельцы никак не связаны с аргентинскими русскими, поэтому в любом случае за них никто не вступится, что и толкнуло его на определенные поступки.

Русских было всего восемь человек, включая моряков, поэтому два десятка лихих гаучо, вооруженных новенькими немецкими винтовками "Маузер" и револьверами, должны были без особых проблем захватить и корабль и всех людей на борту. Но русские сумели жестко отбить нападения, перебив практически всех нападавших, а двух оставшихся в живых, с переломанными руками отправили обратно, как знак своих возможностей. Но это было только начало. Через несколько дней дон Махеро, проснувшись, увидел, что рядом на подушке лежит отрезанная голова лучшего коня из его конюшни и вся его постель в крови, а "надежная" охрана перебита из огнестрельного оружия, причем никто не слышал выстрелов. В качестве подписи визитеров на письменном столике лежал золотой слиток, которым расплачивались русские. Педрильо был далеко не глупым человеком, поэтому намек понял и в качестве жеста доброй воли отправил намного больше продуктов и горючего, не потребовав оплаты. Все пошло по-прежнему, но Махеро затаил злобу и, когда узнал, что русские по случаю прикупили еще один корабль и, загрузив, отправили куда-то на юг, решился на еще одну акцию.

Как любой дальновидный деловой человек, у него были различные связи, и среди них были знакомства среди немецких агентов, которые уже давно крутились в стране, собирая информацию о деятельности англичан и американцев в этом регионе. Через них Махеро закупал оружие и, учитывая ошеломительные успехи немецких войск в Европе, помогал как мог, конечно, с соблюдением всех мер конспирации, подбрасывая информацию о проходе кораблей англичан. Чуть позже он узнал, что некоторые из этих кораблей бесследно пропадают, поэтому сделал вывод о наличии где-то на островах секретной базы немецких кораблей и подводных лодок, после чего предложил свои услуги по доставке топлива и запасных частей. Это был всего лишь бизнес, поэтому и англичане узнали о немецких кораблях, и все платили за информацию ему, дону Хулио Педрильо Махеро.

Поэтому слив немцам информацию о русских моряках, предложив уничтожить небольшой кораблик, на котором приходили за продуктами боевики, Махеро захватил второй, недавно купленный корабль с несколькими людьми, которые рассказали ему очень много интересного о затерянном среди льдов Антарктиды поселении.

Германцы не обманули ожиданий, и, получив кодовый сигнал от людей Махеро, подводная лодка подловила кораблик недалеко от аргентинского побережья и торпедировала его. По словам немецких друзей, никто не спасся, поэтому Педрильо, радостно потирая руки, принялся разрабатывать планы наведаться в Антарктиду за оставшимися у поселенцев запасами золота, считая, что теперь это только его тайна.

Но вот уже неделю ему не спалось: какая-то тревога не давала покоя, и все выработанное многими годами бизнеса звериное чутье подсказывало, что ему грозит нешуточная угроза. Что же такое происходит?

Только позавчера он получил информацию, что по стране рыщут некие непонятные личности и наводят справки по необычным русским, и, судя по всему, им удалось напасть на след. Кто это такие, выяснить не получалось, и действовали они очень быстро, не считаясь с затратами. Очень скоро они должны попытаться наведаться в гости к нему, дону Махеро, и это уже не вызывало сомнений. Учитывая осложнившуюся обстановку, пришлось просить помощи у германцев, пояснив, что появились странные личности, и мобилизовать всех преданных пастухов-гаучо, вооружив их и расставив вокруг асьенды, так чтоб никакие гости не прошли незамеченными. Германцы тоже что-то знали, поэтому тайно передали Махеро несколько пулеметов, чтоб отразить возможное нападение, хотя и сами были чем-то встревожены.

Все было предусмотрено, но неприятные предчувствия не давали покоя дону Педрильо. Он долго ворочался в кровати, но потом рывком сел и посмотрел на лежащего рядом обнаженного Родриго Ивако, пятнадцатилетнего красавчика с умопомрачительными глазами и божественным телом. Махеро не смог удержаться и прижался щекой к бедру своего любовника, такого милого и желанного Родриго, вдыхая запах страсти и поражаясь шелковистости его кожи, и, нежно поцеловав, кряхтя слез с кровати. Стараясь не потревожить сон юноши, шлепая босыми ногами по мозаичному полу, подошел к столику, где прислуга поставила графин с лимонным напитком, и сделал несколько больших глотков. О его тайном пороке, любви к молодым мальчикам, догадывались многие из окружения, но молчали, прекрасно зная, как Махеро может карать за длинный язык, и доказательством тому были несколько пропавших человек из обслуги, растерзанные койотами тела которых потом находили в долине.

Как состоятельный и уважаемый человек, Педрильо, согласно статусу, должен был иметь красавицу жену, обязательно из высшего общества, и наследника, поэтому несколько лет назад, пересилив отвращение, он женился на дочке делового партнера, тем самым упрочив связи с семейством Саратега. Катарина-Мария, по мнению высшего света, была ослепительно красива, но ее внешность оставила равнодушным Педрильо, и он всего лишь пару раз наведался к ней в спальню, чтобы, морщась от омерзения, сделать наследника, но не более того. Все остальное время его жена была предоставлена себе и, главное, ребенку. Преданные Махеро люди зорко следили за ее поведением, и после нескольких попыток хоть как-то изменить статус богатой пленницы, закончившихся синяками от кулаков Педрильо, она смирилась и старалась не попадаться на глаза своему порочному супругу, прекрасно зная, кто и как ему согревает по ночам постель.

Махеро подошел к окну, вдыхая запахи аргентинской ночи, но ему казалось, что откуда-то из темноты идет опасность. Он скрывался в темноте комнаты, стараясь не мелькать в окне и не стать мишенью для воображаемого стрелка. Взгляд остановился на охранниках, которые, вооруженные винтовками, прогуливались на стенах и террасах. Где-то наверху, на чердаке дома примостились пулеметчики, готовые в любой момент отразить нападение, но звериное чутье подсказывало, что этого мало, даже несмотря на более чем сотню бойцов, ночующих в хозяйственных постройках, переоборудованных под казармы.

"Верные люди говорили, что прошлой ночью в небе слышали шум мотора. Интересно, что здесь да еще ночью понадобилось самолету?"

Сквозь пение ночных насекомых и далекий вой койотов Педрильо услышал тихий хлопок, и с удивлением увидел, как один из охранников, выпустив из рук винтовку, упал как подкошенный. Затем тихие хлопки стали слышаться один за одним, и дон Махеро с ужасом наблюдал падающие тела бойцов его охраны. Вот оно. Тревожный крик застыл в его горле, но, пересилив себя, владелец асьенды сделал два шага назад, к постели и из-под подушки достал немецкий пистолет "Маузер К96" и приготовился дорого продать свою жизнь. После гибели большинства часовых над забором появились какие-то лохматые фигуры и ловко стали разбегаться по огромному двору поместья. Не выдержав, Махеро вытянул руки с пистолетом и несколько раз выстрелил, крича во все горло: "Alarma! Alarma!"^*["3]

Тут же с крыши раздались тревожные крики, и мгновением позже застучал пулемет. Махеро инстинктивно отскочил от окна, и тут же комнату наполнил вой пуль и звон разбитого стекла. На кровати, закутавшись в шелковую простыню, от ужаса тонко кричал божественный Родриго: "Que pasa?"^*["4] Педрильо готов был голову отдать на отсечение, что слышал какую-то команду, и дождь пуль, кромсающих его спальню, прекратился, но, к сожалению, тут же замолчал и пулемет на крыше, яростно обстреливающий нападавших. Молчал и Родриго Ивако, которого в минуты нежности Педрильо называл Зеленый, за его страстную любовь к крокодилам и зеленым бумажкам с изображением американских президентов.

Резко повернув голову, Махеро с содроганием увидел в свете луны своего возлюбленного, лежащего на кровати, вокруг головы которого постель окрашивалась чем-то темным.

"Твари, грязные койоты!"

Педрильо снова выглянул и с удовольствием увидел, как из казармы выскакивают его верные гаучо с винтовками и, щелкая затворами, стреляют в нападающих. На крыше снова загрохотал пулемет, причем ему вторил еще один со стороны конюшни. В темноте красочно разлетались трассирующие пули, расцвечивая ночь сотнями огоньков: некоторые уносились в пампу, исчезая из поля зрения, другие, срикошетив, теряли скорость, взлетали в небо маленькими светлячками. Где-то вдалеке взревели моторы, что-то вспыхнуло вдалеке в темноте, дом основательно тряхнуло от взрыва, с крыши посыпались обломки, и оба пулемета сразу замолчали.

Гаучо, напуганные взрывом, стали прятаться, тем более лохматые фигуры уже прекратили скрываться и открыли огонь из автоматов, нанося огромные потери охранникам асьенды,которые, оставляя неподвижные тела на выложенном плиткой внутреннем дворе усадьбы, отступали к дому и к казарме. Со стороны забора сорвалась огненная стрела, влетела в дверь казармы, которая с сильным грохотом буквально вспухла от мощного внутреннего взрыва, выплеснув через окна и двери языки пламени.

Лохматых появлялось все больше и больше, они ловко прятались, стреляли, закидывали обороняющихся ручными гранатами и продвигались вперед. Тут с веранды дома ударил пулемет обороняющихся, и агрессоры вынуждены были попрятаться, постреливая наугад. Прошло несколько мгновений и центральные ворота асьенды слетели с петель, во двор влетела странная многоколесная боевая машина с небольшой башенкой, из которой загрохотал крупнокалиберный пулемет, разнося все вокруг. За машиной во двор, лязгая гусеницами, въехал самый настоящий танк, поводил пушкой, в поиске цели, и выплеснул сноп огня, ярко осветивший двор. Последовавший за этим взрыв снова тряхнул здание, и на этом какая-либо организованная оборона прекратилась. Для дона Хулио Педрильо Махеро все превратилось в какой-то калейдоскоп картинок: он стреляет в мелькающие в коридоре фигуры, напоминающие своими доспехами и шлемами древних рыцарей, граната, катящаяся ему под ноги, ступор, попытка убежать, яркая вспышка, звон в ушах, страшные люди в высоких ботинках, удар в живот. Вот его уже двое крепких бойцов волокут по лестнице на первый этаж и привязывают к креслу. Затуманенным взглядом он видит, что все они в одинаковой форме, и тут же бронемашина и настоящий танк, и до Педрильо наконец-то доходит, что они воевали не с грабителями и бандитами, а с регулярной армией, что вызвало приступ страха. Кому же он перебежал дорогу в Буэнос-Айресе, что против него бросили военных, в чьи дела он влез?

Через пару минут перед ним стояли два, несомненно, командира в пятнистой форме и в странной амуниции, со множеством карманов на груди. Педрильо затрясся от страха, он точно знал, что в аргентинской армии нет такой формы, а вот на его пленниках с захваченного корабля была очень похожая, правда другой расцветки с бело-серыми пятнами, но однозначно понятно — это было возмездие. И когда начальник заговорил на русском, отдавая команды своим бойцам, дон Хулио Педрильо Махеро попытался завыть от безысходности, но один из стоящих рядом закованных в броню людей коротко ударил его ногой в объемный живот, и сказал фразу, не понятную привязанному к стулу хозяину асьенды:

— Тебе, пи…ор, вякать никто не разрешал.

* * *

За сутки до проведения операции, в провинцию Кордова, где находилась усадьба местного преступного авторитета, на котором сходились многие ниточки наших поисков, вылетел вертолет с группой разведчиков и вторым маяком, чтоб сразу перебросить штурмовую группу. Практически в это же время пришла информация от агентов, что наконец-то удалось выяснить точное местоположение немцев, которые должны знать, где содержатся люди с потопленного корабля. Поэтому пришлось разделяться и распределять задачи. Я с Артемьевым направился к усадьбе дона Хулио Педрильо Махеро, а Олег со своими орлами поехал бить морды фашистам.

В Кордове все шло обыденно, ну разве что огромные пространства несколько напрягали, учитывая необходимость скрытой переброски крупных сил. Поэтому пришлось перебросить легкий грузовичок, погрузить на него маяк и, дождавшись, когда штурмовые группы максимально близко подберутся к асьенде, проехать по дороге и активировать систему для переброски групп усиления, бронетранспортеров и четырех Т-34 из группы Васильева.

Все шло по плану: бойцы в маскировочных костюмах сумели незамеченными подобраться к забору и из бесшумного оружия положили пятерых часовых, когда какой-то идиот со второго этажа открыл огонь из пистолета. Его тут же обстреляли, но руководящий операцией капитан Ковальчук успел закричать, чтоб прекратили огонь — стреляли из спальни Махеро, причем, скорее всего, лупил сам толстопузый хозяин асьенды, который нам нужен был для допроса живым и здоровым.

Группа усиления на танках и бронетранспортерах приблизилась к усадьбе, когда ситуация резко изменилась: с крыши ударили пулеметы, судя по звуку — немецкие MG-34, прижав наших людей. Сразу появились раненые. Несмотря на резкое изменение обстановки, Ковальчук спокойно вышел на связь.

— Коробочки, осколочный по крыше дома.

Пять секунд, грохот танковой пушки и на крыше дома вспыхнул взрыв. Пулеметы тут же замолкли. Кто-то из бойцов выстрелил из РПО в дверь казармы, откуда вела огонь оказавшаяся до безобразия многочисленной охрана асьенды. Снова вспышка, осветившая все вокруг. Бойцы уже не стеснялись и вели огонь из автоматов и подствольников, резко изменив звук боя. Рывок, и до дома осталось совсем немного, но оттуда снова ударил пулемет. Наш бронетранспортер, разогнавшись, снес ворота и выскочил во внутренний просторный двор, и стрелок открыл огонь из КПВТ. Тут же следом въехал Т-34 и грохнул пушкой. Дальше в бой пошли штурмовики, быстро и профессионально зачищающие помещения. Через пять минут около десятка женщин, в том числе и жену хозяина, собрали во дворике, а сами расположились в развороченной взрывом гостиной, где нашли целый стул, к которому привязали главного бандоса. Он там что-то пытался вякать, но один из штурмовиков влепил ему берцаком в пузо.

— Отставить!

На лице боевика, покрытом тактической краской, появилась улыбка.

— Так это пи…р самый натуральный. У него там в постельке мальчик молоденький в качестве грелки во весь рост присутствует. У этого козла жена-красавица, а он по мальчикам…

— Неважно.

Повернул голову к Артемьеву:

— Санька, давай.

Тот, не разговаривая, достал приготовленный шприц с сывороткой правды и, не заботясь о санитарии, просто уколол дергающегося от страха дона Хулио Педрильо Махеро.

Пока препарат не начал действовать, мы вышли на улицу, где с треском пылала казарма, и пленные гаучо, у кого хватило ума подальше отбросить винтовки и лечь на землю и закрыть руками голову, под присмотром бойцов таскали к стене тела своих погибших товарищей. Отойдя подальше, мы остановились возле пленных женщин, которые, сбившись в небольшую кучку, сидели на земле, ожидая решения своей участи.

Мой взгляд уцепился за молодую красивую девушку, прижимающую к себе маленького мальчика лет трех. Я невольно вспомнил своего Славку, который в нескольких сотнях километров наслаждается чистым воздухом и с удовольствием трескает свежие фрукты и овощи. Там же под присмотром моей супруги находился и маленький сын Артемьева — Катерина не могла сама присутствовать здесь, на базе были определенные дела, требующие ее личного участия. Санька тоже рассматривал красотку и, грустно вздохнув, сказал:

— Вот не понимаю этих гомиков. У него такая жена красивая, которую только на руках носить нужно, а эта скотина по мальчикам скакал, как стрекозел.

— Ага, тебе еще жаловаться. У самого жена-красавица, что вся база слюни пускает, а он все вздыхает. Вот расскажу Катьке, как ты тут аргентинским сеньорам глазки строишь, так она устроит тебе головомойку.

Он сделал паузу и уже другим голосом спросил:

— Командир, а что с этими делать будем? — показывая на женщин.

— Не понял? Что за вопрос. Сейчас этот козел блудливый расскажет, где наши ребята, и мы уходим. А эти пусть идут куда хотят, мы что, звери, чтоб тут всех зачищать. Ладно, пошли, вроде как этот Педрильо уже дошел до кондиции.

Мы повернулись и двинулись к дому, когда сзади кто-то закричал:

— Господин! Господин полковник!

Я резко повернулся. Отдав ребенка, видимо служанке, на ноги встала та самая красавица, жена хозяина асьенды.

— Господин полковник!

Но не только это нас удивило. Она говорила на чистом русском языке.

— Вы ищете своих людей, которых… — она запнулась, — захватил мой супруг?

— Откуда вы знаете русский язык? Судя по вашему произношению, это ваш родной язык.

— Моя мама русская, урожденная графиня Смирнитская, перебралась в Аргентину сразу после революции.

— А…

— Она вышла замуж за местного идальго…

— Понятно. Так что там насчет наших людей?

— Вы даете слово, что не причините вред женщинам и детям?

При свете горящей казармы я рассматривал ее лицо и видел, что девушка дрожит от страха, но храбрится, как может.

— Да. Нам нет нужды воевать с мирными жителями. Мы воины, а не бандиты, и сейчас проходит войсковая операция по освобождению заложников. Этого достаточно?

— Да… — Она замолчала.

— Где?

— Вверх по течению Рио-Дульсе есть большая ферма, там и держат ваших друзей.

— Расстояние?

— Километров десять.

— Хорошо, мы проверим.

Я повернулся и двинулся в сторону дома, где человек Судоплатова допрашивал дона Махеро, который после укола сыворотки правды пел как соловушка, раскрывая сокровенные тайны. Но вслед снова закричали:

— Господин полковник! Господин полковник?

Я удивленно обернулся. Опять звала все та же девушка.

— Что-то еще, госпожа Махеро?

При свете горящей казармы она смело смотрела мне в глаза, а я, если честно, любовался стройной фигурой и действительно ослепительной внешностью. Русские гены дали ей женственность и красоту, а аргентинские наделили южной страстью и сильным характером. Странно, что такая девушка была замужем за таким уродом. Она, гордо, чуть откинув голову, оценила мой интерес и, слегка изобразив улыбку, показывая свою открытость спросила:

— Что будет с моим супругом?

И судя по тому, что она на пару мгновений задержала дыхание, этот вопрос ее интересовал очень сильно.

— Из-за него погибли наши люди. Он будет наказан.

Хм. А вот ответ ее успокоил. Она даже не стала упрашивать и умолять пощадить муженька, видимо, достал ее этот похотливый павиан. Следующий вопрос вообще удивил меня.

— Вы же из большевистской России, ТОВАРИЩ полковник?

— Да. Это так важно?

— Для меня — да. Мама очень много рассказывала про Россию, но я ее никогда не видела, но всегда хотела побывать там.

— Вы хотите что-то предложить?

Она опустила голову, собираясь с силами, и, как будто ныряя в холодную воду, резко задрала подбородок и глянула прямо мне в глаза.

— Господин полковник, не скрою, что этот брак был выгоден моему отцу и моему мужу, а я всего лишь была разменной монетой. Моя семья меня не примет обратно, я там никому не нужна — все давно поделено между детьми отца от первого брака. А здесь, когда вы уйдете, появится многочисленная родня мужа, начнут делить наследство, и ни я, ни ребенок долго не проживем. Мы никому не нужны живыми.

А ведь она не врет. Тут, наверно, и не такие мексиканские сериальчики происходят. Я вызвал по радиостанции Судоплатова, тот, решив, что произошло нечто особенное, быстро прибежал. Выслушав мои объяснения, он с интересом поглядывал то на девушку, то на меня.

— Так вы предлагаете…

— Ага. Окружим девушку вниманием, поставим здесь своих людей для охраны, и пусть попробуют сунуться. Тем более девчонка-то не врет, реально ее кончат, когда начнется дележка наследства.

— Идея хорошая…

Я видел, как хозяйка асьенды чуть расслабилась и в глазах загорелся огонек надежды…

После того, как мы оговорили порядок передачи управления хозяйством дона Махеро людям Судоплатова и создания в этой усадьбе центра операций советской разведки, мы отошли в сторону. Естественно, просто так мы доверять не собирались, и девушку в ближайшее время ожидала тщательная проверка на детекторе лжи.

— Что по нашим людям?

— Информация от жены подтвердилась. Ферма вверх по течению реки.

— По охране есть информация?

— Человек десять, обычные местные бандиты-гаучо.

— Понятно, бандитов зачистить. Вертушку брать не будем, ее для своей операции зарезервировал Дегтярев, пойдем на броне, вроде как туда идет хорошая дорога.

— Это не все, товарищ подполковник.

— Что?

— Я бы рекомендовал дона Хулио Педрильо Махеро оставить в живых, во всяком случае на ближайшее время.

— Обоснуйте.

— Обширные связи на континенте, в Европе и в Северной Америке. Ему принадлежат рудники и несколько нефтяных месторождений. Я рекомендовал бы все это взять под контроль.

— Хм. Если ваше руководство займется этим, я не против…

В усадьбе остался небольшой отряд для охраны усадьбы и пленных, чтоб раньше времени о нашем присутствии не узнали, а мы на двух БТРах и четырех Т-34 в темноте рванули по грунтовой дороге вверх по течению реки. В целях маскировки шли без света фар, только по приборам ночного видения, освещая дорогу инфракрасными прожекторами. В передовой дозор выдвинулся джип с пулеметом, у которого тише всего работал двигатель. Мы так шли с полчаса, трясясь на разбитой каменной дороге, пока с джипа не вышел на связь Санька Артемьев.

— Феникс, на связь!

— Слушаю, Бычок.

— Впереди слышен звук сильной ружейно-пулеметной стрельбы. Фиксирую отдельные взрывы, похожие на применение ручных гранат. Там, видимо, кто-то за нашими знакомыми пораньше заявился.

— Хорошо, двигайтесь вперед. Максимальное внимание, попытайтесь уточнить, кто там и кому морды бьет.

— Вас понял, Феникс.

Джип взобрался на холм и исчез из поля зрения, чуть позже и мы достигли вершины и смогли рассмотреть ферму, на которой ярко пылало два здания и вокруг вспыхивали огоньки выстрелов.

— Феникс!

— На связи, Бычок.

— С той и другой стороны человек по двадцать. Атакующие вроде как местные, понесли серьезные потери. Отсюда вижу в небольшом леске троих раненых, которым пытаются оказать медицинскую помощь.

— Взять по-тихому можешь и расспросить?

— Легко!

— Действуй, а мы пока перекроем пути отхода.

Сильно увлекшись боем, энергичные участники не особенно смотрели и прислушивались, что у них творится за спиной, поэтому нам легко удалось полукругом окружить злополучную ферму и, рассматривая через приборы ночного видения, наблюдать за разворачивающейся картиной. Я не выдержал и вызвал Артемьева:

— Бычок, ну что у вас там?

— Феникс, не поверишь, это офицеры парагвайской армии и почти все говорят на русском. Командует ими какой-то генерал Беляев.

— Что они тут делают?

— Говорят, спасают каких-то друзей генерала.

— Значит, так, Бычок, говоришь людям, что сейчас пойдут танки, и если кто-то, кто не носит нашу форму, не бросит оружие и попытается оказать сопротивление, будет убит. А ты гони обратно к джипу переводчика, будем маски-шоу по-аргентински устраивать.

Дальше все больше напоминало цирк, нежели боевую спецоперацию по освобождению заложников. К горящей ферме сжимающимся полукругом подходили танки и бронетранспортеры, включив все фары и прожекторы, а судоплатовский "испанец" вовсю надрывался в мегафон с криками: "Говорит капитан Хулио Иглесиас! Прекратить огонь! Вы окружены бронетанковой бригадой вооруженных сил Аргентины! Всем бросить оружие! Кто окажет сопротивление, будет уничтожен!" В качестве подтверждения все бронемашины открыли плотный пулеметный огонь и над головами горячих южноамериканских парней протянулись снопы трассирующих пуль, а когда еще показательно грохнули пушки, сопротивление гаучо резко прекратилось. Танки ворвались на территорию фермы, снеся заборы, и, раскидав светошумовые гранаты, наши бойцы, закованные в броню, быстро подавили всякое сопротивление и согнали всех оставшихся в живых в одно место. В единственном каменном здании, откуда почти до самого последнего момента бил пулемет, нашли пятерых пленных: троих мужчин, женщину и парнишку, лет так четырнадцати. Когда их вывели на свет и они увидели современное снаряжение, автоматы Калашникова, бронежилеты и шлемы, женщина расплакалась, а мужчины начали задавать вопросы, но на случай такой встречи у всех была одна инструкция: никаких контактов, только сопроводить к руководству.

Паша Ненашев, бывший с нами, узнав, что мы наконец-то кого-то нашли, не выдержал и, сильно хромая, добежал до дома и стал пристально рассматривать людей, которых выводили наши штурмовики. Бой давно прекратился, и во дворе фермы уже высилась немаленькая горка из трофейного оружия, а оставшиеся в живых представители обеих сторон со страхом смотрели на бронированные машины и на нас, так спокойно и быстро захвативших ферму. Один из освобожденных пленников, с разбитым лицом и перевязанной рукой, увидев на улице два БТРа, несмотря на охрану, подошел к одному из них и, не веря своим глазам, гладил броню здоровой рукой. Второй, молодой парень лет двадцати, только удивленно присвистнул:

— Ни хрена себе, Т-34 с динамической защитой, это что-то. Вроде как таких в природе не существовало…

Но все это было прервано причитаниями женщины, которая повисла на шее у Ненашева.

— Паша, вы вернулись! Почему так долго, где вы были?

Он ее почти не слушал и почти кричал, чтоб достучаться до собеседницы:

— Света, как там мои? Что с ними?

Я не стал вслушиваться, подошел к остальным освобожденным, среди которых выделялся старший, пристально рассматривающий бойцов и делающий свои выводы. Он быстро выделил меня как старшего и осторожно, чтоб не делать лишних движений, сделал пару шагов навстречу. Я кивнул охранникам и те не стали препятствовать ему.

— Вы старший? — сразу спросил он.

— Да. Подполковник Оргулов. Морская пехота, Черноморский флот.

— Капитан Синтовский, ФСБ. Кто вы? Что произошло? Почему не было связи? Откуда здесь, в Аргентине советские Т-34, причем с динамической защитой?

— Слишком много вопросов. Вон капитан Ненашев, его вы знаете? Он вам все и расскажет. Паша, в некоторой степени, представитель вашего руководства.

Эта оговорка ему не понравилась.

— Вы же из министерства обороны, почему именно вас прислали?

— Нет. Мы вообще третья сторона, которая на данный момент единственная, кто обладает технологией перемещения во времени.

— А наши?

— А ваши умудрились что-то напортачить, нарвались на немцев под Киевом сорок первого года, те атаковали установку, и в результате аварийного схлопывания вся ваша система накрылась медным тазом. Все погибли. Поэтому нас ПОПРОСИЛИ разыскать вас и организовать эвакуацию. Нравится вам это или нет, но мы союзники, и я бы не хотел, чтобы вы совершали необдуманные поступки. Мы вас не арестовываем, а спасаем, теперь давайте рассказывайте, что здесь делают парагвайские военные и как вы вообще докатились до такой жизни…

Наш разговор был прерван сигналом одного из охранников, к которому обратился пожилой дедушка, судя по всему, тот самый генерал парагвайской армии Беляев.

— Феникс.

— Слушаю.

— Тут с вами поговорить хотят о путешествиях во времени.

— Твою мать!

Ой как мне это не понравилось. Ну откуда они все про это узнают?

Я поднял взгляд на Синтовского.

— Капитан, какого тут делают парагвайцы и откуда они знают о путешествиях во времени? Уж точно не от нас.

— Портал не работал. Продукты и горючее подходили к концу. У нас был большой запас золота, поэтому было принято решение провести неофициальную закупку в Аргентине и Чили. Но золота тоже надолго не хватило бы, поэтому, не дождавшись открытия портала, мы готовились переселяться в Южную Америку. Иначе мы погибли бы. Аргентина, из-за мощной немецкой разведсети, нам не подходила, поэтому остановили свой выбор на Парагвае, где очень сильно уважают русских, которые в прямом смысле слова спасли страну во время Чакской войны 1932–1935 годов. Генерал Беляев, легендарная фигура, пользующийся огромным авторитетом, основатель русских поселений и идейный вдохновитель развития русской диаспоры в этой южноамериканской стране. Майор Воскобойников, начальник службы безопасности поселения, лично вышел с ним на контакт и обрисовал ситуацию. Убедившись в нашем происхождении, Беляев обещал всячески способствовать переселению людей в Парагвай, где русским предоставлялись огромные преференции. Учитывая, какую пользу могут принести переселенцы, высшее руководство страны ухватилось за возможность развить в стране высокотехнологическое производство по технологиям будущего. Естественно, все это делалось в режиме строгой секретности. Парагвайская военная разведка помогла нам через третьи руки приобрести корабль для перевозки людей и грузов, но что-то просочилось, и нас взяли люди дона Хулио Педрильо Махеро. Мы ждали когда появятся ребята с "Решительного", но время шло…

— Не появятся.

Он пристально на меня взглянул с немым вопросом. Я пояснил:

— Педрильо дружен с немцами, у которых на островах где-то база с подводными лодками для перехвата кораблей антигитлеровской коалиции, идущих с Атлантики в Тихий океан. Он слил информацию, и корабль торпедировала подводная лодка. Вроде кого-то они подобрали, вторая группа только пару часов назад сумела напасть на след и несется отбивать, так же, как и мы вас…

— Вот сука. Может, сделаем крюк и мы его…

Я понял, про что он.

— Капитан, в усадьбе мы уже побывали. Как думаете, откуда у нас столько информации. Педрильо, обколотый скополамином, много чего интересного рассказал.

Он усмехнулся.

— Молодцы ребята.

— Хорошо. Вон Ненашев, можете общаться и прояснить дополнительные вопросы. Готовьтесь эвакуироваться, а я пока с вашим генералом Беляевым пообщаюсь.

Наблюдая за тем, как раненым, в первую очередь парагвайцам, оказывалась медицинская помощь, мы с генералом Беляевым, шестидесятилетним пожилым человеком, одетым в некоторое подобие военной формы с револьверной кобурой на ремне, отошли в сторону. Я с интересом рассматривал этого человека, который, несмотря на свою службу у Врангеля, во время Великой Отечественной войны однозначно поддерживал СССР. Сейчас он напоминал побитого жизнью профессора какого-нибудь провинциального университета, но вот задорный блеск в глазах и забинтованная голова придавали ему воинственный вид.

Он был старше по званию, поэтому я представился первым:

— Подполковник Оргулов, Сергей Иванович, разведка морской пехоты Черноморского флота.

— Генерал-майор артиллерии в отставке Беляев Иван Тимофеевич.

— Приятно познакомиться, господин генерал. Я много читал про вас и особенно про ваше участие в Первой мировой войне, в Гражданской, в Чакской. Вы русский боевой генерал, и этим все сказано.

— Для меня очень лестно, что потомки помнят про нас. Мы много разговаривали с майором Воскобойниковым про то, к чему пришел ваш мир, и это очень страшно знать, куда скатилась наша страна, наш народ. Вы ведь прибыли, чтобы спасти своих и эвакуировать товарищей?

"А ведь он разочарован. Если мы пришли, значит, парагвайцы пролетают с вкусностями из будущего".

— Да вы правы… в общем. В нашу задачу входит эвакуация пришельцев из будущего и устранение любых возможностей утечки информации и технологий из будущего. Вы сами прекрасно понимаете, к чему это может привести.

— Да, вы правы, господин подполковник. Но поймите нас правильно — соотечественники из будущего обратились к нам за помощью…

— Конечно, я вас понимаю. Это будет оценено. Нам все равно придется в той или иной мере обосноваться в Южной Америке, и, допустим, Парагвай, где правящая элита максимально лояльна к русским, будет весьма неплохим местом. Вы же знаете, что у нас произошло с миром, поэтому вопрос переселения — это вопрос времени и организации. Тем более ваша новая родина сельскохозяйственная страна, а мы нуждаемся в продуктах и готовы оплачивать поставки в любой выгодной для вас форме. К тому же мы готовы заключить договор о военной помощи, в случае возникновения угрозы вашей стране.

— Хм. Майор Воскобойников такие темы не поднимал…

— Там ситуация непростая. Организация майора вела поиск, и, случайно столкнулись с немцами в вашем времени, и в итоге тяжелого боя вся их аппаратура была уничтожена. Мы, скажем так, немного другая организация с большими возможностями, и нас попросили позаботиться о потерянных колонистах.

— Вот даже как. А чем вы отличаетесь?

— Мы в вашем мире где-то с июня месяца и с самого начала активно вмешиваемся в события на советско-германском фронте. Сейчас наши самолеты, танки, вертолеты и самолеты воюют под Москвой, громя немецкие войска. Я лично участвовал в боях за Могилев, Киев, Севастополь, был ранен и удостоен правительственных наград, в том числе звания Герой Советского Союза. Итак, чтоб между нами не было недоговоренностей, я являюсь подполковником Главного Управления государственной безопасности НКВД СССР и лично знаком со Сталиным. Вот эти танки…

Я показал на четыре Т-34, урчащие двигателями.

— …мы сняли с фронта из-под Москвы и перебросили сюда, для усиления, и половина бойцов штурмовых групп солдаты батальона специального назначения войск НКВД СССР.

Генерал смотрел на меня пристальным долгим взглядом.

— Вот даже как. У вас есть такие возможности по переброске?

Я усмехнулся.

— Да. Сейчас под Москвой немцы получают в хвост и в гриву. Только вчера вечером окончательно были уничтожены окруженные немецкие девятая полевая армия и третья и четвертая танковые группы. Вторая танковая группа потрепана так, что уже практически небоеспособна. Надеюсь, данной информацией вы не будете ни с кем делиться.

Он молчал, обдумывая ситуацию, а я решил продолжить:

— Господин генерал, я видел, как немцы расстреливают гражданских беженцев, как загоняют детишек в сараи в захваченных деревнях и поливают из огнеметов. Настоящий русский офицер не может остаться в стороне, несмотря на государственный строй. Мне все равно, кто на троне — царь или генеральный секретарь коммунистической партии, это не может мне помешать уничтожать врага, пришедшего на мою Родину, в любом времени. Это моя позиция и позиция моих соратников, надеюсь, я найду у вас понимание.

— Это похвально, господин подполковник. Вы достаточно понятно обрисовали свою позицию. Если все, что вы говорите, правда, то я приложу все свои силы, чтобы помочь вам…

— Кстати, Сталин в сорок третьем году вернет в армию погоны и звание "офицер".

— Мне говорили об этом.

— Вот и хорошо, так что давайте уедем отсюда, обговорим порядок связи и чуть позже мы выйдем с вами на контакт и начнем работать.

— Хорошо. А что делать с доном Махеро? Вы накажете его?

— Час назад мы взяли штурмом его асьенду. Махеро уже наш пленник и дает показания, как он слил немцам, у которых на островах Огненной Земли есть секретная база подводных лодок, информацию о наших колонистах, и те торпедировали корабль. Вроде как кого-то подобрали.

Генерал снова пристально уставился на меня.

— Это правда?

— К сожалению — да. Сейчас мы боимся, что немцы отправили экспедицию в Антарктиду, и надо срочно принимать меры.

— Мы можем чем-то помочь?

— Пока нет. Забирайте ваших раненых и ждите контакта. Я даю слово офицера, что мы скоро с вами встретимся.

— Хорошо, господин подполковник. Честно говорю, вы приятно поразили меня.

— Взаимно, господин генерал.

Глава 24

В начинающем темнеть южноамериканском небе исчезал крылатый силуэт дальнего советского разведчика ДБ-1, переделки знаменитого туполевского АНТ-25, на котором в 30-х годах советские летчики совершали свои знаменитые перелеты. На самолете в качестве груза присутствовали: пространственно-временной маяк — 1 штука, геройский подполковник Дегтярев в зимнем камуфляже — 1 штука, парашюты для выброски в районе расположения поселения груза — 2 штуки.

Я в компании Судоплатова и жены Дегтярева стояли на взлетном поле и провожали самолет в Антарктиду. Учитывая полученную информацию, у нас совершенно не оставалось времени, и самолет переправили на нашу базу под Буэнос-Айресом, уже здесь его снова собрав, проверив и заправив, отправили в дальний и весьма рискованный полет, втайне молясь, чтоб ребят не постигла судьба Леваневского и его экипажа.

Поисковая операция в Аргентине, проведенная за несколько дней и принесшая столько новостей, наверно, в будущем будет считаться примером того, как могут действовать профессионалы, которых никак не сдерживают ни местные законы и приказы некомпетентных руководителей. Главное, это настрой на результат и знание того, что в случае чего товарищи поддержат и выручат. До аргентинских похождений у НКВД и так была весьма зловещая репутация, но после нынешних похождений, внешняя разведка приобрела такую же славу, как в наше время МОССАД, который без зазрения совести мочит террористов в любой точке мира, не считаясь ни с кем.

Пока мы в провинции Кордова громили клан местного преступного авторитета дона Хулио Педрильо Махеро, Дегтярев как по проспекту шел по немецкой разведсети, оставляя за собой трупы охранников, мелких агентов, продажных полицейских, которые пытались стать у него на пути. В результате чего была получена информация о небольшом поселении немцев на берегу Атлантического океана в провинции Чубут, недалеко от местного административного центра Росон. В обстрелянной с вертолета и взятой штурмом укрепленной усадьбе бойцы освободили двух измученых пытками мужчин, бойцов спецназа ФСБ и одну молодую женщину, специалиста по Латинской Америке — всех, кто выжил после уничтожения корабля колонистов немецкой подводной лодкой.

Немцы, естественно, их распотрошили и узнали про русское научное поселение в Антарктиде, правда про путешествия во времени они не знали, но и этого было достаточно, чтоб они захотели туда наведаться и посмотреть, чем же русские там занимаются. Один из спасенных, связист, не выдержал пыток и полностью слил немцам всю возможную информацию.

Естественно, и Дегтярев не стеснялся в средствах и узнал, что два эсминца, вспомогательный крейсер и подводная лодка недавно ушли на юг, к поселению в Антарктиде, взяв в качестве проводника того самого сломавшегося связиста, поэтому мы и решили рискнуть, отправив дальний разведчик.

Потянулось томительное время. На фоне таких успехов нам, поджав хвост, пришлось частично эвакуироваться из Аргентины, все-таки наши похождения не остались незамеченными у местной госбезопасности и, естественно, вызвали сильную негативную реакцию у местных властей. Поэтому, когда на нашу базу в сопровождении батальона пехоты и двух бронетранспортеров прибыли местные полицейские, заряженные немецкими агентами влияния, там они застали всего пятерых человек, которые ничего не знали и ничего не слышали о нашей деятельности. Эти люди являлись штатными представителями Торгпредства Советского Союза, но не более того, и никакого оружия, средств связи здесь найдено не было, несмотря на то что за усадьбой непрерывно велось наблюдение. Разгром клана дона Махеро нам никто прощать не собирался — слишком у него было много деловых партнеров, и это был ответ на то, что люди Судоплатова, прикрываясь женой бандита, начали прибирать к рукам многие активы преступной группировки. Начиналась обычная бандитская война за наследство, в которой применялось все из привычного нам, выходцам из будущего, арсенала, начиная с простого отстрела конкурентов до административного ресурса с привлечением полиции, армии и судебной системы. Но тут против бандитов, живущих по понятиям, работала одна из самых сильных спецслужб мира, причем ведущая тяжелую войну, поэтому агенты ИНО НКВД СССР действовали весьма жестко, безжалостно и, главное, эффективно. Уже потом, через несколько месяцев этих "новых русских", которые вроде как бежали от войны из Европы, боялись трогать, считая их отмороженными на всю голову, даже не предполагая, что это работают агенты внешней разведки СССР.

Пока аргентинские власти пытались добиться правды, мы переехали в другую усадьбу, ближе к морю, купленную через третьи руки на подставное имя, и также отдыхали и ждали результата "Полета кондора", как у нас называлась операция по доставке маяка в антарктическое поселение.

Эти часы были очень тяжелыми, и только короткие шифрованные передачи с борта летящего самолета доказывали, что все пока идет по плану. Прошло больше двадцати часов, прежде чем дальний разведчик достиг расчетного района и начал нарезать круги, в поиске поселка, все время выдавая кодовые сигналы, сообщенные Ненашевым, но эфир молчал.

Мы все собрались в центре связи и ждали новостей из Антарктиды. Специально ради этого в воздухе висел самолет с радиостанцией, который ретранслировал для нас сигналы.

Прошло более часа, прежде чем пришло сообщение от Дегтярева.

"Получил сигнал бедствия. На открытой волне морзянкой передают, что атакованы немцами. Просят помощи. Ответил, что скоро помощь будет".

Прошло еще десять минут.

"Вижу черный дым. Сделали проход. Обстреляны зенитной артиллерией с немецких кораблей. Самолет поврежден, высаживаемся. Самолет идет на вынужденную посадку. Ждите сигнала маяка".

Все, теперь осталось только действовать. В нашем бункере уже была собрана вся возможная боевая техника, оба вертолета МИ-28Н и сотня бойцов, экипированных для ведения боевых действий в условиях низких температур. Кто-то попытался вякнуть, чтоб я не совался, но я в сердцах послал заботливого далеко и надолго, потому что тоже был солдатом, а там немцы в привычной им манере расстреливали беззащитных колонистов.

Тягостно, как всегда, перед боем тянулись минуты. Я примостился на броне БТРа и через радиостанцию общался с Катериной, которая сидела в пункте управления и ждала появления сигнала от маяка.

Минута. Еще минута, и еще. Как долго, как тягостно долго…

В наушнике зашипело и чуть искаженный голос Артемьевой доложил:

— Есть сигнал по всем сигнатурам. Делаю наводку. Минутная готовность. Начинаю отсчет.

Я переключился на общую волну:

— Всем коробочкам. Минутная готовность, начался отсчет.

В подтверждение моих слов загорелся сигнал системы оповещения, задрожал пол — установка выходила на рабочий режим.

— Есть контакт. Есть включение. Выдвигаю штангу. Пандус… Пусть свободен. Удачи, ребята!

Двигатели ревели и вентиляция в большом ангаре с установкой с трудом справлялась с очисткой воздуха от выхлопных газов. Но как только получили разрешение, по пандусу в прошлое рванул БТР с десантниками на броне, за ним еще один и еще, три БМП, а за ними еще три танка. Потом будут переправлять вертолеты, для воздушной поддержки.

На выходе мы подхватили Дегтярева, который с самым наглым выражением лица сидел на камушке возле маяка, положив автомат на колени. Увидев появляющиеся из воздуха бронетранспортеры и танки, он побежал навстречу и лихо на ходу запрыгнул на броню.

— Здорово, Серега, тоже решил проветриться?

— Да. Ты как?

— Да нормально. Хорошо, погода не сильно ветреная, а то разбился бы нахрен при посадке.

— Что с летунами?

— Пошли на вынужденную. Я им скомандовал, чтоб прыгали, так не послушали.

— Хорошо, потом поищем.

Бронетехника неслась по покрытым снегом каменным насыпям, в сторону густых клубов дыма, поднимающихся над горящими зданиями колонии. Там что-то грохотало, даже отсюда мы слышали хлопки выстрелов винтовок, треск пулеметов и взрывы, взрывы, взрывы.

Перед выходом Ненашев накидал схему размещения поселка и возможные подходы, поэтому мы сильно не плутали и через пять минут выскочили в небольшую долину, спускающуюся к морю, где были размещены домики поселенцев. В Южном полушарии стояло лето, здесь держалась хорошая погода, и благодаря безветрию, удалось в воздух сразу запустить два самолета-разведчика с видеокамерами. До того как мы приблизились к месту боя, уже знали, что возле берега на боку лежит один из эсминцев с развороченным противокорабельной ракетой бортом. Со второго эсминца и с вспомогательного крейсера вела огонь артиллерия, причем эфир был наполнен немецкой речью — шла активная корректировка огня. Судя по множеству лодок на берегу, десант уже высажен и вокруг домов шел бой.

Но приход немцев не остался незамеченным, и защитники поселка успели эвакуировать людей за холмы, но там их попытались перехватить заранее высадившиеся и обошедшие по берегу немецкие десантники, и бой распался на два очага.

Эпизодически станции перехвата фиксировали короткие кодированные передачи тактической связи, это точно переговаривались бойцы охраны. Мощная радиостанция, которая передавала сигнал бедствия, уже молчала, разнесенная снарядом с эсминца. Я подозвал Ненашева, который сидел рядом на броне с автоматом и нетерпеливо смотрел вперед.

— Паша, выйди на открытой волне, тебя-то они наверняка знают.

— Пытаюсь. Пока ничего.

— Понятно.

Нам пришлось разделиться, и танки в сопровождении двух БМП двинулись к поселку, а основная часть нашей группы повернула в сторону и рванула к блокированным в ущелье жителям поселка. Ненашев закричал:

— Есть связь… Восьмой открытый канал.

И уже в микрофон закричал:

— Мишка, это Ненашев, держитесь, мы идем на броне.

Я переключился и стал слушать.

— Пашка, чертяка, что ж вы так долго? Это ваш самолет над нами летал, и немцы его сбили?

— Да, дальний разведчик. Не поверишь, сколько пришлось пережить. Много там немцев?

— Человек сорок, основательно обложили.

— Вижу. Ждите.

Мы с ходу выскочили на площадку, где пятеро бойцов с трудом отстреливались от наседавших немцев.

Я привычно спрыгнул с брони, пробежал несколько метров, упал и, приложив автомат к плечу, стал ловить в коллиматорном прицеле точки немецких матросов. АКС-74 привычно дергался в руках, отправляя короткие очереди. Рядом трещали автоматы наших бойцов и тут же неторопливо загрохотали крупнокалиберные пулеметы бронетранспортеров.

Задавив огнем противника, мы короткими перебежками приближались к линии немецких десантников, которые пытались вжаться в землю, спасаясь от плотного огня.

Появление на поле боя бронированных машин, облепленных десантниками, вызвало шок у нападающих. Мало того что такой техники они не видели и впали в ступор, но обозленные и накрученые перед выездом наши бойцы без команды открыли такой плотный огонь, подкрепленный басовитым перестуком КПВТ бронетранспортеров, что как-то пленных нам взять и не получилось. К слову, никто сильно и не огорчился.

На обнимание, поздравления и слезы радости у нас не было времени и, оставив охрану, медиков и продукты, теплые термические одеяла, мы развернулись и двинулись к побережью, где наши танкисты уже устроили настоящую артиллерийскую дуэль с немецкими кораблями. Три танковые 125-миллиметровые пушки, оснащенные лазерными дальномерами, баллистическими вычислителями и мощными бронебойными снарядами, кромсающими немецкие корабли, которые имели неосторожность подойти максимально близко к берегу на два-три кабельтовых. Для современных танковых орудий это была не дистанция, и разработанные для борьбы с композитной броней оперенные снаряды с легкостью кромсали борта и надстройки немецких кораблей. Дистанция была настолько маленькой, что танкисты мастерски расстреляли капитанские мостики, радиорубки, а потом вывели из строя артиллерию. Противник, конечно, пытался огрызаться в ответ, но юркие, постоянно маневрирующие бронированные машины оказались не по зубам немецким комендорам. Как заключительный штрих трагедии были два боевых вертолета, которые прошлись скорострельными пушками и НАРами по горящим кораблям, после чего эсминец, как и его собрат, лег на бок, и, на несколько мгновений показав днище, ушел под воду. Вспомогательный крейсер попытался удрать, но сильный пожар и пара фугасных снарядов, разнесших капитанский мостик, сделали его неуправляемым, и он медленно пошел на циркуляцию, подставляя борт нашим танкистам.

Бой охранников поселка с частью десанта стал затихать сам собой: расстрел кораблей, кружащие над головами вертолеты, короткими очередями расстреливающие нападавших и подходящая колонна бронетехники произвели соответствующее впечатление. Немцы поднимали руки и, побросав винтовки и автоматы, стали выходить из-за домов, со страхом смотря на наших бойцов, бронетранспортеры и боевые машины пехоты, которые окружили поселок. С десяток попытались отступить к лодкам, отчаянно отстреливаясь, но вертолеты безжалостно расстреляли бегущих, и через десять минут стрельба прекратилась вообще. Оставшийся на плаву горящий немецкий вспомогательный крейсер, видимо, частично восстановивший управление, после очередной циркуляции со страшным скрежетом выбросился на мелководье.

С самого начала боя радиосвязь у противника была подавлена, и мы опасались только какой-нибудь каверзы от подводной лодки, которая должна была крутиться где-то рядом. Для этого вертолеты нарезали круги вдоль побережья, выискивая любые следы субмарины противника или на крайний случай разглядеть перископ. Отпускать ее было бы весьма неразумно — уж слишком тут много чего произошло, о чем нежелательно знать всему остальному миру и особенно немецкому командованию.

Мы стояли на берегу и смотрели, как немецкие матросы спускали лодку с горящего корабля и, резво работая веслами, двигались к берегу, стараясь подобрать по дороге барахтавшиеся в воде остатки команды эсминца. Кружащие над головами боевые вертолеты и тяжелые, с длинными пушками, танки на берегу однозначно заставляли немцев не поступать необдуманно. Вскоре лодки с чумазыми и понурыми моряками пристали к берегу, где их наши бойцы быстро обыскивали и строили в колонну и отводили к горящим домикам, где у нас намечался сборный пункт. Для срочной эвакуации людей, после того как мы убедились, что ситуация полностью под контролем, на бронетранспортере к поселку перевезли маяк. В это же самое время из ущелья начали подвозить людей. Через час разгромленный поселок уже представлял собой большой табор, где все галдели, кто-то плакал, качал права, раздавал распоряжения и, главное, все готовились к эвакуации. Тут же присутствовал Судоплатов, со взводом охраны, тщательно сортируя пленных немцев, сразу отделяя офицеров от матросов и проводя прямо на месте экспресс-допросы, выясняя все, что можно, относительно немецкого присутствия в этом регионе.

Маяк мы установили чуть в стороне, и первая партия немцев прямым потоком ушла сначала в бункер, а уж потом в Подмосковье, где ими уже серьезно займутся следственные органы НКВД.

Кстати, Паша нашел свою семью и, несмотря на ранение, был весьма бодр и весел и всем своим видом демонстрировал самую высшую степень счастья. Я его понимал, столько всего пришлось пережить, прежде чем вернулся в эту долину к своей семье.

А я пытался найти того самого профессора Кульчицкого, про которого столько слышал от Ненашева. Но, увидев работу нашего портала, профессор сам нашелся и, каквосторженный мальчик, прыгал вокруг маяка, пытаясь расспросить о его функционале и конструкции, на что, естественно, был послан пешим сексуальным маршрутом, а я извещен, что какой-то дедок лезет к особо секретной аппаратуре.

Если честно, то я давно не получал такого удовольствия от общения со столь грамотным и образованным человеком. Просто уже много времени я не мог ни с кем нормально обсуждать проблемы путешествий во времени, а тут сам автор теории, на основании которой я построил свою установку.

Он сначала налетел на меня, весь в диком возбуждении от виденной картины работающего портала, при этом держа подмышкой ноутбук, на котором, скорее всего, лежат все его секреты и научные труды.

— Это вы подполковник Оргулов?

— Да. В чем дело?

Я как раз обсуждал с Дегтяревым, как можно в наших условиях отловить эту немецкую подводную лодку.

Не смутившись от моего недружелюбного ответа, Кульчицкий продолжил:

— Мне сказали, что за все, что касается путешествий во времени, лично отвечаете вы.

— А вы кто, собственно, будете?

— Простите. Профессор Кульчицкий.

— А-а. Легендарная личность.

Кивнул Олегу, что поговорим позже.

— Да, профессор. Вас, наверно, заинтересовал маяк?

— Конечно. Все до элементарного просто и ведь, главное, работает. Как вам удалось, и кто у вас занимается разработкой этих устройств?

Пришлось вкратце рассказать ему про вывезенный из Новороссийска груз и про свои разработки в этой области. Про блокировку их канала нашими установками и про уничтожение его установки немцами. Он не верил и поинтересовался, откуда вояка так лихо разобрался в тензорном исчислении. Пришлось рассказать про физфак Симферопольского госуниверситета, на что он скептически ухмыльнулся, но промолчал. В процессе разговора он получал вполне исчерпывающие ответы и все больше и больше погружался в свои мысли, и теперь между вопросами он делал паузу.

Получив информацию для размышления, профессор шел рядом, смотря на носки своих ботинок.

— Все, что вы рассказали, очень интересно, Сергей Иванович, и главное — я вам верю. Так получается, что мое руководство обратилось к вам, как к единственному человеку, у которого есть реально работающая установка, с просьбой заняться спасением нашего поселения. Наверно, на мой счет были особые договоренности.

— Да. Не буду скрывать, так оно и есть. Мы немного слукавили и не стали с собой брать никого, кто связан с вашим руководством, уж слишком они у вас там все хитрые.

— А Ненашев?

— Паша со мной из окружения под Киевом выходил, и я его на себе раненого тащил. Он теперь скорее наш.

— Хм. В принципе понимаю. Вам есть что предложить людям.

— Абсолютно правильно. Ради вас устроили операционную базу в Аргентине. Здесь лето, фрукты, чистый воздух…

— Да, умеете вы. Прямо как торгаш какой-то.

— Вы не правы. Я не продаю и не заставляю предавать Родину.

Он сморщился.

— Ну допустим, все, кого здесь спасли, вы таким же образом перетянете в свой лагерь, а что мне можете предложить?

— Вам?

Я замолчал. Мужик ставил весьма и весьма прямые и неприятные вопросы, глядя в корень проблемы.

— Насчет вас у меня отдельная договоренность. Тут без вариантов. Но, как мне кажется, ваше руководство должно было собрать новый состав и попробовать восстановить установку.

— Допустим. Вы меня вернете?

— Да. Но могу сказать, что вы всегда сможете вернуться, и вам будем интереснее и плодотворнее находиться с нами.

— Не сомневаюсь. Несмотря на то что вы просто плаваете в проблеме, и все ваши наработки основаны не на теории, а на простом, но весьма удачном тыкании пальцем в небо, у вас жизнь бурлит.

— Это не все.

— Еще что-то?

— Есть еще разработки, но это уже потом, когда вы определитесь, чего вы хотите. Сами понимаете, в некоторых вопросах лучше сильно не распространяться.

Ему ответ не понравился, но я больше ничего говорить не стал. Дядька все еще в шоке от множества событий, и еще больше сюрпризов его ожидает в ближайшее время, поэтому, отправив его к остальным освобожденным, опять уединился с Дегтяревым, который с ходу начал наезжать.

— Серега, а ты не сильно разоткровенничался с этим умником?

Я усмехнулся.

— Нет, Олег, все как раз очень хорошо.

— Но ведь его придется вернуть фээсбэшникам, а ты тут ему душу изливаешь.

— Олег, ну я что на законченного идиота похож? Нет. Я определил его уровень в этой области и показал свой. Но при этом втюхал ему общие положения о нашей старой технологии, к которой они только-только начали подбираться, а мы уже сейчас используем системы, которые на две ступеньки опережают наших российских коллег. Реально на данный момент мы опередили их лет на пять, это я тебе точно говорю. А учитывая, что работу их порталов я смогу достаточно легко заблокировать, то они нам не конкуренты. А маяки и всю внешнюю атрибутику новые друзья давно срисовали. Вот так вот, Олежек. Реально ничего нового я им не сообщил, а вот время на анализ этой информации они потратят.

— Стратег вы, батенька, однако. Вот только что будем с немецкой подводной лодкой делать?

— Только держать в воздухе самолеты и разбомбить ночью, когда они всплывут чтоб батареи подзарядить.

— Ну, это понятно, только мы вертушки не сможем столько держать в воздухе. Да и противокорабельных ракет у нас нет.

— Тогда я предлагаю сюда "Гепард" перебросить. Вот пусть и охотится за этой немецкой жестянкой.

— Ты серьезно?

— Конечно. Технологию телепортации габаритных предметов опробовали, чего тянуть-то. Вон и Судоплатов идет, сейчас с ним согласуем и в бой…

Естественно, Судоплатов был не против, если мы перебросим в их время атомную подводную лодку — такой козырь, точнее фактор влияния стратегического уровня мог существенно изменить геополитическую ситуацию в мире. Мы все уже прекрасно понимали, что в ближайшее время произойдут глобальные изменения в мировой расстановке сил, и одним из главных факторов было вступление США в войну против СССР на стороне Англии и Германии, которые уже по многочисленным данным ведут сепаратные переговоры. Но США находятся на другом континенте и для вступления в войну вынуждены будут морским путем перебрасывать большие массы войск и грузов, и тут как раз и пригодится подводный океанский рейдер "Гепард", который по задумке Сталина должен будет устроить настоящую резню в Атлантическом океане. Капитан 1-го ранга Григорьев это все прекрасно знал и был готов помочь предкам в случае появления возможности переброски лодки в прошлое, и, видимо, сейчас настал тот момент.

Освобожденных колонистов небольшими группами перебросили в наше поселение под Оренбургом, а здесь осталась только охрана и представители РККФ, которые осматривали захваченные немецкие корабли и ждали переброски АПЛ "Гепард". Для усиления в холмах припрятали пару танков, да вертолеты улетели в глубь континента в поиске севшего на вынужденную посадку дальнего разведчика ДБ-1. Образно говоря, все были заняты, а мне пришлось возвращаться в наше время, демонтировать фокусирующий цилиндр и заняться подготовкой переброски атомной подводной лодки в прошлое.

Теперь все происходило привычно и буднично. Колонна бронетехники в нашем времени пересекла Перевал и спустилась к Алуште, где нас ожидала АПЛ "Гепард". Во время короткого сеанса связи Григорьев подтвердил уничтожение турецкой подводной лодки и теперь ждал выполнения обещания о переброске корабля в прошлое. Конечно, пришлось помучиться, устанавливая и настраивая установку, при этом все делалось на берегу моря, под грохот волн и пронзительный вой ветра. Палатку нещадно трепало, и ее пришлось дополнительно укреплять, чтоб не унесло. Особенную трудность вызвало размещение генераторов, для создания соответствующей формы поля, чтоб оно захватило огромную тушу субмарины, погруженную в воду. Ох и намучились мы, выставляя, закрепляя и настраивая, к тому же на пронзительном холоде. К концу суток я был готов плюнуть на все и просто уехать отогреваться в Аргентину, где сейчас отдыхали наши семьи и проходили реабилитацию раненые. Ненадолго вздремнув в джипе, в багажнике которого были расположены сервера системы управления, чтоб они не замерзли, периодически запускали двигатели, так получилось, что это было самое теплое место, ну разве что за исключением внутренностей подводной лодки. Я видел красочные сны, где гулял с женой и сыном на пляже, где снова сидел под теплым солнцем и ел экзотические фрукты. Пробуждение было диким и неприятным — вся нынешняя действительность опять ворвалась в мое сознание. Как оно мне все надоело.

Снова палатка, сервера, разъемы, контакты, промерзшие катушки контуров. Но работа шла, и через сутки система была отлажена и запущена. Проведя пару тестовых запусков, без выхода на рабочий режим, я с некоторым содроганием дал команду на зарядку накопителей.

Когда подошло время, в Антарктиде 41-го года запустили маяк, специально выдвинутый на плотике далеко в море и, настроив систему, поставил таймер и сам рванул куда подальше, спасаться от ударной волны схлопывания пространства. Все равно мало отбежал — дало так, что и меня и моих охранников потом долго качало от всех этих приключений. Импульс энергии для переброски установки был настолько сильным, что установка практически полностью расплавилась, и я с трудом нашел в этих остатках главную ценность — фокусирующий цилиндр. Теперь осталось вернуться в Симферополь и узнать, как прошла переброска…

Поднявшийся ветер раскрасил море белыми барашками волн. Я, Дегтярев, Артемьев, Судоплатов и срочно прибывший по такому случаю адмирал Кузнецов, провожали в первый боевой поход в этом мире атомную подводную лодку из будущего. Отойдя от берега на двадцать кабельтовых, "Гепард" начал погружаться и уже через пару минут ничто не могло сказать, что здесь недавно прошел атомный подводный крейсер. Это было знаменательное событие, и не только для нас, обеспечивших наконец-то переброску не простого стрелкового оружия и бронетехники, а именно оружия стратегического уровня, способного изменить полностью расстановку сил на морском театре боевых действий. Конечно, не все так прошло гладко и АПЛ при переброске тряхнуло основательно, многие из моряков понабивали себе шишек, но результат того стоил.

После двух дней адаптации и мелкого ремонта было принято решение выходить на охоту, а поселок использовать как временную базу и раньше времени не светить такое оружие перед "союзниками". На лодке ушли двое офицеров-моряков, особо доверенных людей Кузнецова, и, конечно, сотрудник НКВД, который должен был смотреть, чтоб корабль не ушел к противникам СССР.

"Гепард" скрылся под водой, вышел на охоту на немецкую подводную лодку, так же, как недавно он утопил турецкую дизельную ПЛ в нашем времени в Черном море: не смогли турки удрать от скоростного подводного убийцы.

Мы стояли и смотрели на море, где кроме остовов немецких кораблей, в которых копались специалисты РККФ, изучая возможность их восстановления, ничего не было. Вроде как все сделали правильно, добились серьезных результатов, отметились на Аляске, в Мексике, Парагвае, Аргентине, вон даже до Антарктиды добрались и навели шороху, разгромив рейдовую немецкую группу, а на душе было пусто, как будто лишился чего-то важного и дорогого. Я в последний раз себя так чувствовал, когда в университете сдавал тяжелый экзамен и через час-два отходил от напряжения и испытывал усталость и пустоту. Может, действительно устал? Хотя всем нутром чувствовал большие и не факт что хорошие изменения в жизни. Большая победа под Москвой 41-го года может обернуться еще большей войной со всем миром, это даже не предположение, а факт, причем понятный всем основным мировым игрокам. Помимо этого спасение колонии переселенцев в Антарктиде однозначно дало понять, что мы обладаем весьма серьезными возможностями, да и переправку кораблей и АПЛ "Гепард" мы скрывать долго не сможем, и это только подстегнет и друзей и недругов к действию.

— Что, Командир, тоже на душе муторно? — Артемьев четко чувствовал мое настроение.

— Да, Санька, ой чувствую, в ближайшее время нас много чего интересного ожидает.

— Думаешь, будут затаптывать?

— Уверен. Слишком мы везде отметились. Не простят нам это.

— Что делать-то будем?

— Делать то, что делали, Санька, главное, не останавливаться, иначе догонят.

Я не обращал внимания, что рядом стоят Кузнецов и Судоплатов и слушают наш разговор. Уж слишком устал, и напала какая-то апатия.

— Феникс, ответьте Базе!

Хм. Портал включился, и хотят опять обрадовать новыми пакостями. Я вздохнул.

— На связи. Что случилось?

— Проблемы под Москвой.

— И?

— Немцы сбили Су-25.

— Твою мать, и что?

— Он упал на территории, занятой немцами. Попробовали отбить и эвакуировать вертолетами, но немцы успели подтянуть зенитную артиллерию. Один МИ-24 сбит, второй сильно поврежден и еле дотянул до базы.

— Что с пилотами?

— Пилоты со штурмовика катапультировались и сейчас пытаются оторваться от немцев. Про экипаж вертолета — информации нет.

— На каком из них был маяк?

— На том, что сбили.

— Зашибись!

Судоплатов стоял рядом и, слушая мои переговоры с базой, медленно бледнел. А я начинал звереть. Судя по времени, машины были сбиты ДНЕМ, что было совершенно невероятно, потому что однозначно оговаривалось ночное применение боевой техники из будущего. Я отключил гарнитуру, и переговоры были слышны через динамики радиостанции.

— По чьему распоряжению действовала наша авиация?

— Заявка за личным кодом генерала армии Жукова.

— Понятно. Конец связи. Мы возвращаемся.

Я повернулся к Судоплатову.

— Павел Анатольевич, вот интересно, это как называется? Глупость, преступная халатность или предательство, в результате которых секретная боевая техника оказалась в руках противника?

Но тот промолчал и осторожно спросил:

— Интересно, а отдавал в реальности такой приказ Жуков?

— Придется разбираться, нам всем вместе и спасать пилотов и отбивать у противника технику.

Мы быстрым шагом двинулись к маяку, где должен был открыться портал, а я вслух озвучил свою гипотезу:

— Ой, чувствую, что это наши внутренние друзья очередную каверзу устроили, и не удивлюсь, если немцы были извещены о месте и времени налета.

Судоплатов, сощурив глаза, прокомментировал:

— Мы с вами, Сергей Иванович, в последнее время часто даже думаем одинаково. К сожалению, вы правы, и мне кажется, что это как раз и есть наиболее вероятный вариант…

И тут как бы не в тему вмешался Артемьев:

— Товарищи, а ведь час назад Новый год был по московскому времени.

Пауза. Все стоящие на берегу пытались осознать сказанное, а Артемьев продолжил:

— С новым тысяча девятьсот сорок вторым годом, товарищи!

И грязно выругался. Все прекрасно знали пословицу: "Как Новый год встретишь, так его и проведешь". Чувствуется, что 1942-й будет очень непростым годом…

Эпилог

На северо-западе еще была слышна яростная стрельба, но с каждым шагом она становилась все тише и глуше, но тем не менее можно было различать громкие взрывы немецких тяжелых гаубичных снарядов и более глухие хлопки легких полевых орудий. Всем членам небольшого отряда, состоявшего из остатков разбитого при попытке прорыва из окружения Невского пехотного полка, было понятно, что там происходит. От собственного бессилия офицеры и нижние чины скрипели зубами, но ничего поделать не могли.

Окруженные и оставшиеся без боеприпасов, связи, поддержки части 2-й армии попытались пойти на прорыв, но немецкие генералы успели перебросить дополнительные силы и, расчленив обескровленные русские корпуса, теперь добивали отчаянно сопротивляющиеся полки. Как воинское соединение армия Самсонова прекратила свое существование, но тем не менее при отходе русские сумели разгромить несколько полков лендвера, но это уже не могло изменить ситуацию. Попытка вырваться из района Комусинского леса, где были окружены больше пяти дивизий, организованная генералом Клюевым, взявшим на себя командование, после того как генерал Самсонов застрелился, ни к чему не привела. Две из трех ударных колонн, на которые были разделены остатки армии, оказались разгромлены, и, учитывая серьезные потери, полное отсутствие боеприпасов и продуктов, генерал Клюев отдал приказ капитулировать.

Невский полк шел во второй колонне, но, попав под фланговый удар частей 1-го резервного корпуса Белова, был разгромлен, а командир полка, полковник Первушин во время ожесточенной рукопашной схватки получил штыковое ранение.

Их осталось восемнадцать человек, тех, кто сумел в темноте вырваться из кольца, подхватив троих раненых, в том числе и командира полка. К рассвету колонна изнуренных боями и тяжелым поражением людей углубилась далеко в лес, но звуки сражения все еще явственно слышались всеми. Далекий грохот тяжелых орудий однозначно создавали немецкие пушки, потому что у русских давно закончились боеприпасы, да и не было в избиваемой русской армии тяжелых орудий, основной парк составляла только полевая артиллерия.

Изнуренные люди шли все медленнее и медленнее, часто спотыкались, и лежащий на импровизированных носилках полковник Первушин слабым голосом вынужден был отдать приказ остановиться для отдыха. К нему тут же подошла Анечка Россохацкая, которая по стечению обстоятельств оказалась в зоне боевых действий и вынуждена была присоединиться к отступающим русским частям, взяв на себя обязанности сестры милосердия. Стройная, невысокая девушка не попадала под современные стандарты красоты, где ценились пышные, фигуристые женщины. Но тем не менее ее спортивная фигура, доброжелательное выражение лица, с пикантным, чуть задранным носиком и пышные русые волосы создавали совершенно необычную притягательную картину. Через несколько дней девушка стала чем-то вроде талисмана и общей любимицей.

Сначала она с трудом переносила кровь, раны и боль, но, несмотря на принадлежность к высшему петербургскому свету и великолепное образование, смогла пересилить себя и помогала полковому доктору делать операции и перевязывать раненых.

Когда объявили привал, она подошла к полковнику и проверила его повязки. Тот через силу улыбнулся, смотря на ее милое, но осунувшееся от усталости лицо, на потрепанное платье, на котором были видны брызги крови — девушка ночью как могла оказывала помощь раненым.

— Как вы, Михаил Григорьевич?

— Спасибо, мадемуазель. У вас легкая рука, и благодаря этому я скоро пойду на поправку. Это не только я так считаю, но и все наши офицеры и солдаты.

Это была дружеская лесть, но тем не менее девушке было приятно от такого признания ее заслуг. У Первушина была дочь примерно такого же возраста, оставшаяся в Смоленске, и он испытывал нечто вроде отеческих чувств по отношению к этой девушке.

Она чуть дрогнувшим голосом спросила:

— Михаил Григорьевич, что нас ждет в будущем?

— Будущее?

Он задумался и с трудом повернул голову к сидящему на поломанном дереве штабс-капитану Мещерскому, который баюкал раненую руку и изредка мычал от головных болей — результат контузии от разорвавшегося рядом немецкого снаряда. Первушин уже не раз смотрел на него и вспоминал тот памятный разговор и сам боялся поверить в произошедшее.

Несколько дней назад, до начала генерального сражения, штабс-капитан, прибывший с остатками пополнения, по секрету рассказал странную историю про неких людей, передавших секретную информацию, и начал рассказывать дикие вещи про разгром армии, про окружение, про смерть Самсонова и штыковое ранение его, Первушина. Тогда командир Невского полка накричал на штабс-капитана и приказал его посадить под арест, отложив решение этого вопроса на будущее, прекрасно зная, что часто во время боев люди сходят с ума и начинают нести околесицу. Но тут все, о чем предупреждал Мещерский, произошло один к одному. Как такое может быть? Мистика какая-то. Тогда полковник приказал штабс-капитану молчать и не портить боевой дух своими "предсказаниями", но все равно информация просочилась, хотя и вызывала у офицеров улыбки. А потом, когда все начало происходить так, как было предсказано Мещерским, группа офицеров полка попыталась его разговорить, но не вовремя взорвавшийся снаряд, отправил штабс-капитана в бессознательное состояние. Но с этого момента его оберегали как некую реликвию, и Первушин, прекрасно видя, как исполняются одно за другим пророчества, закрывал на это глаза. Во время ночного боя Мещерского, пришедшего в себя, но все еще не имеющего сил идти, двое дюжих солдат несли на себе.

Сейчас на привале штабс-капитан вроде как пришел в себя и, узнав, что произошло, сначала рыдал, что не смог помочь товарищам выжить и победить, а потом, опустив голову, сидел и скрипел зубами. Многие выжившие офицеры их маленького отряда смотрели то на Мещерского, то на полковника, ожидая развития ситуации. Первушин догадывался, что, может, именно из-за этого новоявленного пророка люди пошли на прорыв, а не стали сдаваться, как остальные, потеряв веру в победу.

Сейчас, на этой небольшой полянке, где расположились все люди отряда, установилась тишина, и все смотрели на полковника и на Мещерского, в ожидании решения своей участи.

Первушин это тоже понимал, поэтому приказал фельдфебелю Удовину привести к нему штабс-капитана Мещерского, который только и ждал вызова.

— Господин штабс-капитан, я никогда не верил во всю эту мистику, но то, о чем вы говорили несколько дней назад, произошло. Я бы хотел узнать, откуда вам все это известно? Вы что, стали пророком и видите будущее? Что нас дальше ожидает? Мы окружены германцами, и шансов выбраться из этой ситуации у нас практически нет, и я готов ухватиться за любую соломинку.

Этот монолог забрал много сил у полковника, и он закрыл глаза от резко накатившей слабости. Прошло несколько мгновений, и Первушин снова смотрел на штабс-капитана, который с грустью смотрел на своего командира.

— Первого сентября, получив несколько ранений, вы должны были бы попасть в плен, а второго января 1915 года вас признали бы пропавшим без вести и исключили бы из списков части. В 1916-м во время обмена раненых и больных вы вернетесь в Россию и в мае получите чин генерал-майора. В 1917-м по состоянию здоровья уйдете в отставку и умрете в 1920-м.

Люди, ждавшие чего-то подобного, завороженно смотрели и слушали, стараясь не перебивать пророка.

— В плен обязательно сдаваться?

— Не знаю.

— Может, что-то скажешь про остальных?

— Про остальных ничего.

— И это все?

Мещерский заскрипел зубами, у него опять начался приступ головной боли.

— Война будет идти тяжело, и союзники сделают все, чтобы обескровить и Германию и Россию. Ситуация ухудшится настолько, что в феврале семнадцатого царь отречется от престола под давлением Думы и генералов. Временное правительство будет проливать на фронтах русскую кровь в угоду англичанам, французам и американцам. Армия разложится под действием коммунистов и социалистов, работающих на немецкую и английскую разведки. В октябре 1917-го к власти придут большевики, и в стране начнется гражданская война. К тому моменту армия прекратит свое существование, начнется повальное дезертирство. Солдаты будут поднимать на штыки и расстреливать офицеров. В 1918 году в Екатеринбурге большевиками будет зверски убита семья отрекшегося императора. В стране начнется террор и безвластие. В 1921 году победят большевики, походя вырезав все дворянство, духовенство и полностью офицерский корпус. По самым скромным подсчетам, в стране в гражданской войне погибнет не меньше двадцати миллионов, причем все это будет делаться при прямом содействии наших союзников — англичан, французов, американцев, которые введут в страну свои экспедиционные корпуса и начнут в открытую заниматься грабежом. Пострадают все: и дворяне, и крестьяне, и рабочие. Голод, болезни, страшная гражданская война, когда брат идет на брата…

Анечка Россохацкая сидела рядом бледная, зажав кулачками рот, слушая исповедь этого человека, про которого в последнее время рассказывали много интересного. Она, несмотря на невероятность всего сказанного, поверила, потому что чувствовала, что этот человек несет на себе огромный груз тайного знания будущего.

Полковник, пораженный сказанным, как и все окружающие, не смог сразу что-то сказать, слишком все звучало дико и при этом достаточно правдоподобно. Страна катилась в бездну, и это многие чувствовали, а Мещерский продолжал:

— …К власти придут беспринципные люди и начнут истреблять людей по классовому признаку, и кровавая французская революция на этом фоне будет выглядеть нежной детской прогулкой. В начале тридцатых они доведут страну до кризиса, и на Поволжье, в Украине будет жуткий голод и люди дойдут до каннибализма.

Штабс-капитан глубоко вздохнул, поднял голову и пристально взглянул в глаза полковника.

— Вот теперь и вы несете этот груз, прикоснувшись к тайне.

И невесело усмехнулся, встал, качаясь, отошел в сторону, прислонился спиной к дереву и схватился за голову и опять замычал от боли.

К полковнику подошли офицеры отряда и начали тихо обсуждать сложившуюся ситуацию. Через двадцать минут они снова подозвали Мещерского. На него смотрели по-разному. Кто с надеждой, кто с ненавистью, кто с интересом, но равнодушных взглядов не было. Слово взял капитан Марченко, старый знакомый.

— Паша, я тебя давно знаю, и никогда за тобой такого дара предвидения не наблюдалось. Ты человек чести, и лично я не считаю, что ты сошел с ума. Скажи, откуда ты это все знаешь, и если это страшное будущее, которое ты предсказал нашей стране, правда, что мы должны делать? Ты действительно стал пророком?

Мещерский оглядел всех собравшихся на поляне и принял решение:

— Нет, Алекс, я не провидец. Я обычный человек, как и все остальные. Когда я двигался на фронт с пополнением со сборного мобилизационного пункта, на нас наткнулись германцы…

Он рассказал про бой, про людей из будущего и их желание изменить историю, сохранив многие миллионы жизней русских людей. Поверили ему или нет, но у людей не было выхода, и через час небольшой отряд снова двинулся по лесу в сторону заветной поляны. Именно там с Мещерским разговаривал загадочный подполковник морской пехоты из будущего Оргулов, и там он должен был оставить сообщение, если получится как-то повлиять на судьбу русских армий, не привлекая внимания.

Они шли двое суток, стараясь держаться подальше от германцев, которые заполонили все дороги, продвигаясь вперед, начав наступление, после разгрома двух русских армий, но уставшие люди потеряли бдительность и лицом к лицу умудрились столкнуться с тремя немецкими солдатами, которые тянули через лес телефонную линию.

Кто-то схватился за винтовку, в которой не было патронов, кто-то из офицеров за наган, но на появление немецких солдат раздалось всего два выстрела, и тот же фельдфебель Удовин, хекнув, воткнул германскому связисту в брюхо штык. Но третий, заверещав, бросил катушку с проводом и убежал в лес. Голодные и уставшие люди не смогли преследовать беглеца, а обыскав убитых и забрав плитку шоколада, две германские винтовки и три десятка патронов, постарались побыстрее покинуть место стычки.

Они шли и шли, страдая от голода и усталости. На следующее утро, обходя по дуге большое болото, они случайно узнали, что их преследует немецкий отряд человек в тридцать, видимо оставшийся в живых солдат сообщил командованию, и то начало поиски гуляющих у них по тылам русских. Это был конец: уйти от здоровых и откормленных бюргеров шансов не было. Как бы то ни было, в людей из будущего мало кто верил — инертность мышления вещь тяжелая, поэтому отряд двигался уже из последних сил, когда штабс-капитан Мещерский коротко не сказал:

— Это та самая поляна, на которой я разговаривал с пришельцами.

Люди смотрели на Мещерского и ждали какого-то чуда, но ничего не происходило. Минута, вторая, десятая, но ничего не происходило. Разочарование и усталость, вот что чувствовали эти люди. Трофейные винтовки с оставшимися патронами взяли самые лучшие стрелки отряда и выдвинулись чуть вперед, навстречу идущим по следам германцам, а все остальные повалились на землю и просто стали ждать своей участи.

Штабс-капитан смотрел на братьев по оружию, на измученную марш-броском мадемуазель Россохацкую и жалел, что здесь нет тех людей, которые несколько дней назад так лихо уничтожили германский полуэскадрон.

В лесу раздался первый выстрел, за ним второй, третий, четвертый и потом лес наполнился грохотом взрывов ручных гранат. У русских воинов гранат уже давно не было, поэтому было понятно, почему после взрывов затихла перестрелка. Два смельчака погибли, всего лишь на несколько минут остановив наступление противника. Сил и желания сопротивляться ни у кого не было, и когда германцы высыпали на поляну, то они увидели всего лишь группу усталых и потерявших надежду людей. Их разоружили, пинками и ударами прикладов согнали в центр поляны, и два германских офицера стали обсуждать, что делать с этими русскими, при этом с интересом поглядывая на молодую девушку. Но они решили, что русская слишком грязна и замотана и может быть годна для употребления только солдатам.

Многие из русских знали немецкий язык и понимали, что обсуждают два напыщенных немецких офицера. Марченко попробовал высказать свой протест, но как только он открыл рот и сделал шаг вперед, один из солдат ударил его прикладом по почкам, и русский офицер с криком упал на землю.

— Herrn Offiziere! Herrn Offiziere!^*["5]

Все обернулись на нежный голосок, который раздался из глубины леса. За оружие никто не схватился, а некоторые даже его опустили, когда на поляну вышла обворожительная девушка, в странном пятнистом костюме, который выгодно подчеркивал стройность ее фигуры и высокую грудь. Длинные светлые волосы и бледное, чуть надменное лицо, самую малость украшенное косметикой, притягивало взгляды всех мужчин на поляне. Девушка грациозно шла навстречу немецким солдатам и приветливо улыбалась.

— Herrn Offiziere nicht berühren dieser unglücklichen, Sie gleichen die Soldaten des großen Reiches.^*["6]

От ее чарующего голоса и нежной улыбки германские солдаты и офицеры не то чтобы впали в ступор, но поумерили свой пыл в избиении пленных. Красавица подошла ближе, метров на пять, и в это же мгновение ее взгляд изменился, глаза прищурились, и такое нежное и прекрасное лицо, только недавно светившееся доброжелательностью, теперь стало спокойным и бесстрастным, как маска смерти.

Девушка из-за спины выхватила два пистолета с толстыми, длинными стволами и начала быстро стрелять. Выстрелов как таковых не было — только хлопки, похожие на звук откупоривания бутылок шампанского. Оба немецких офицера, получив по пуле в голову, первыми упали на землю, и спустя мгновение лес наполнился тихими хлопками со всех сторон поляны, и германские солдаты начали погибать один за другим…

Конец шестой книги.

Станислав Сергеев Враги дедов Книга седьмая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею "Мозгу" Павлову, если бы не его нравоучения и потрясающая эрудиция, то, наверное, и первая книга не появилась на свет.

Отдельная благодарность Олегу Дегтяреву, старому другу, Игорю Вадимовичу Мамчуру и всем товарищам-единомышленникам с интернет-форумов "Черное Солнце" и "Самиздат".

Мир после Третьей мировой войны. Ядерная зима, люди живут в бункерах и убежищах, воюя за остатки чистой пищи и горючего. Здесь рабовладение это правило, и главный закон — это право сильного. В таком мире выжившие офицеры и солдаты российской армии, оставшись людьми, сумели найти путь в прошлое, в 1942 год. Там тоже идет война, и нашим современникам, получившим глоток свежего воздуха из прошлого, пришлось снова браться за оружие и плечом к плечу с предками воевать за свободу своей Родины. Но развивая технологию путешествия во времени, люди получают доступ в 1914 год и снова видят войну, гибель русских людей. Что им делать и чью сторону принять? Ведь остаться в стороне они уже не смогут.

Пролог

Лейтенант 10-й флотилии МАС итальянского ВМФ Джакомо Виринделли уже час находился под водой на глубине около четырех метров, слегка работая ногами, обутыми в ласты, чтобы компенсировать силу подводного течения, так и норовящего оттянуть подальше от занимаемой позиции. Поглядывая наверх, где на фоне светлеющего неба четко выделялись контуры прогулочной яхты, на которой проходила секретная и весьма важная встреча, он видел оговоренный сигнал, что все пока нормально — в днище корабля горел небольшой фонарь. Если свет пропадет, то лейтенанту, входящему в состав специальной группы из восьми человек, так же как и его соратникам, придется экстренно всплывать и, высвободив из специальных непромокаемых чехлов пистолеты и автоматы, уничтожать всех на борту яхты, кроме их непосредственного командира, князя Валерио Боргезе и Бенито Муссолини, дуче Италии.

Совсем недавно их подняли по тревоге и со всем снаряжением, с соблюдением жестких мер секретности, в сопровождении командира капитан-лейтенанта Боргезе, погрузили на крейсер "Раймондо Монтекукколи". Расположив их на нижних палубах, им было запрещено в любой форме общаться с экипажем и приказано ждать дополнительных распоряжений. Так прошло два дня — в ожидании неизвестно чего или кого. Но, к всеобщей радости, поздно вечером таинственный гость наконец-то прибыл на корабль, и крейсер, тихо отойдя от пирса, с соблюдением всех возможных мер светомаскировки, ушел в море.

Судно шло несколько долгих часов; когда корабль застопорил ход, всех бойцов подразделения собрали в отдельном помещении, и капитан-лейтенант Боргезе провел инструктаж. Да, это было точно необычное задание: быть дополнительной охраной на секретной встрече дуче с какой-то шишкой из стана противников. Значит, боятся они итальянской мощи, раз пытаются договариваться…

Крейсер тянул на буксире прогулочную яхту, на которой должна была состояться встреча, и, пока была возможность, ее немного "доработали". К днищу прикрепили специальные поручни, за которые могли держаться боевые пловцы, и вывели световую систему сигнализации для извещения бойцов о начале операции. Вторая группа на специальной управляемой торпеде должна была скрытно подойти к кораблю противника и, в случае попытки захвата дуче, подорвать заряд. Все было тщательно продумано и выверено.

Вот он волнующий момент: они в оговоренной точке, и напротив итальянского крейсера "Раймондо Монтекукколи" в пяти кабельтовых замер английский легкий крейсер типа "Манчестер", но с такого расстояния его название разобрать было пока нельзя. Непримиримые враги спокойно дрейфовали чуть ли не в центре Средиземного моря и с интересом наблюдали с обоих кораблей, как, отдав буксировочный трос, небольшая, но весьма изящная прогулочная яхта, заработав двигателем, прошла два кабельтова и замерла между кораблями. Как бы ожидая именно этого события, со стороны английского крейсера к яхте понесся катер, с которого на нее перебрались три морских офицера. Они подчеркнуто уважительно поздоровались с находящимся на борту капитан-лейтенантом Боргезе и, осмотрев яхту на предмет всевозможных сюрпризов, оставили на ней одного из офицеров, снова погрузились на катер и быстро рванули в сторону своего корабля.

Шло время, и спустя пятнадцать минут тот же катер доставил с английского крейсера на яхту некое весьма важное лицо в гражданском костюме. Чуть позже, уже со стороны итальянского крейсера в таком же порядке на борт яхты доставили дуче, который энергично проследовал в салон для переговоров. Английский офицер и капитан-лейтенант Боргезе вышли на палубу и демонстративно дружелюбно вели разговор. Именно в это время командир отряда боевых пловцов, стоя на палубе яхты, осторожно, чтобы не привлекать внимания, ногой держал одну из кнопок, которая включала лампу под днищем корабля.

Пока шли протокольные мероприятия, с другого борта итальянского крейсера, невидимого англичанам, были спущены боевые пловцы и подводный аппарат, на котором двое бойцов-смертников должны были подвести мощный заряд под днище английского легкого крейсера. Все проходило привычно и штатно, и когда дуче перепрыгивал на палубу яхты, под ее днищем уже затаились восемь бойцов элитного итальянского отряда, в задачу которых входило, не щадя своих жизней, отбить Муссолини при любой попытке его захвата.

О чем шли переговоры наверху, лейтенанта Джакомо Виринделли не интересовало и, поглядывая по сторонам, он, к своему удивлению, в подсвеченных начинающимся рассветом водах Средиземного моря увидел несколько теней, напоминающих таких же пловцов, как и он. Замахав рукой, привлекая внимание бойцов группы, он, выхватив нож, специально предусмотренный для таких случаев, двинулся навстречу нежданным гостям и краем глаза удовлетворенно заметил, что Джованни Лацларони, Эмилио Бьянки и еще двое бойцов энергично двинулись за ним, приготовив подводные ножи для схватки. Но нападающие повели себя грамотно: разделившись на две группы по два человека, они стали обходить по флангам итальянских пловцов, как бы окружая, при этом явно избегая схватки. Джакомо рванулся вперед, стараясь сократить дистанцию и настигнуть одного из противников, которые были оснащены весьма необычно, но краем глаза заметил, как один из них направил странное ружье и открыл огонь, пуская в итальянских пловцов подводные стрелы, оставляющие за собой видимый, прямолинейный, как трассер, след. Это невероятно — под водой стреляет автомат, и при этом весьма эффективно: плывущий рядом Джованни Лацларони, получив в грудь несколько таких стрел, дернулся, замер и, густо окрасив воду вокруг себя кровью, стал опускаться вниз. Сделав рывок, последний в своей жизни, пытаясь достать одного из нападающих, лейтенант Джакомо Виринделли жалел, что не может сообщить о коварстве противника наверх. И когда его грудь пробили две длинные стальные стрелы, он только успел заскрипеть зубами, теряя из пробитых легких последний воздух. Он даже не слышал, как стрелок, нажимая спусковой крючок подводного автомата, про себя проговаривал: "Вы мне, суки, еще за Севастополь и за "Новороссийск" ответите!"

Нападающие уже не церемонились: грамотно окружив передовую группу итальянцев, перекрестным огнем быстро их всех уничтожили и резво двинулись к кораблю, где еще четверо оставшихся пловцов легендарной 10-й флотилии МАС готовились подороже продать свои жизни коварным англичанам. Почему англичанам, они сами объяснить не могли, просто в этом не сомневались; обнажив ножи, смело бросились в атаку, не увидев, как снизу к ним наперехват уже всплывают еще двое пловцов с необычными дыхательными приборами и смертоносным подводным оружием в руках. Снова водную толщу пересекают линии выстрелов, дергающиеся и замирающие тела, и если бы не слабое освещение, люди на палубе яхты поразились бы тому, как у бортов покраснела вода. Вытянутые, как спицы, пули подводного оружия настигают последних охранников итальянского лидера Бенито Муссолини, и, обменявшись знаками, шестеро пловцов, заменив только что уничтоженных людей, замирают под самым днищем. Старший из них что-то показывает жестами, и, дождавшись команды, они резко выныривают на поверхность. Синхронно закинув крюки и откинув тяжелые вне водной среды дыхательные приборы, заскакивают на палубу, снося с ног двоих офицеров, стоящих на палубе, и врываются в салон. Именно в этот момент легкий английский крейсер, имевший название "Ливерпуль", получив в борт две торпеды, вспыхивает огромным шаром огня, видимо детонировали боеприпасы. Волны Средиземного моря быстро сомкнулись над истерзанными обломками, скрывая очередную тайну Второй мировой войны.

На итальянском крейсере ревет сирена, но никто пока ничего не понимает. Все только видели, как на борт яхты заскочили боевые пловцы, а в свете наступающего рассвета с такого расстояния трудно было определить свои это или чужие, тем более подрыв английского крейсера и был задуман на случай попытки захвата дуче.

"Раймондо Монтекукколи" стал набирать ход, забирая вправо, стараясь максимально быстро приблизиться к яхте. На это понадобилось несколько томительных минут. К всеобщему удивлению и радости экипажа, на палубе появился сам дуче в сопровождении двух пловцов и замахал рукой, показывая, чтобы итальянский крейсер оставался на должной дистанции.

Стоящий рядом с диктатором боевик на корявом итальянском языке прокомментировал происходящее:

— Вы правильно сделали, господин Муссолини.

Тот проскрежетал зубами, но сдержался и только коротко бросил:

— А у меня и моей страны есть выбор, господин пришелец?

— Выбор есть всегда, вопрос в другом: насколько он верен? Только это вы будете обсуждать уже с другими людьми, в нашу задачу входило просто организовать вашу встречу.

— У вас это неплохо получилось.

Подполковник Дегтярев одобрительно поглядывал на своих бойцов, только что быстро и профессионально расправившихся с итальянскими боевыми пловцами и захвативших яхту с итальянским диктатором и специальным посланником Уинстона Черчилля. Судя по захваченным документам, англичанин как раз и должен был настучать Муссолини, что русские получают помощь из будущего, и этому нужно сообща помешать.

Олег Дегтярев обратился к стоящему на коленях с заведенными руками за голову Боргезе и коротко дал ему команду:

— Передайте на крейсер, чтобы зачехлили орудия и отошли на сорок кабельтовых и сохраняли спокойствие, сейчас должен появиться чрезвычайный и полномочный представитель правительства СССР. В противном случае корабль будет сразу уничтожен.

После того как на итальянский корабль было передано сообщение, подполковник убедился, что все требования исполнены, он достал радиостанцию и, отжав тангенту, коротко проговорил:

— Этап первый выполнен.

Никто ему не ответил, но буквально через несколько секунд в десяти кабельтовых от яхты море вспучилось и на поверхность вылетела невероятная по своим размерам субмарина, поразившая всех своим видом, включая Бенито Муссолини. Не успели люди опомниться, как тут же над головами раздался страшный рев и на высоте примерно метров в двести над моремпролетел огромный белый самолет, поражая своими размерами, скоростью, мощью и грацией. Итальянский диктатор навсегда запомнил этот момент, а особенно красные звезды на крыльях и на хвосте этого летающего исполина, который нельзя было никак сравнивать с имеющейся в мире авиацией. Это было бы то же самое, если сравнивать грязных ослов с красивым, грациозным и породистым арабским скакуном. Он сразу понял, что сейчас ему продемонстрировали русские…

Дуче завороженно смотрел на эту картину, повернув голову и взглянув на своего конвоира — командира боевых пловцов, только уловил в его глазах насмешку. Ему удалось сдержать свой темперамент — перед глазами до сих пор стояли фотографии, сделанные в 1945 году, где он и его любовница, изуродованные до неузнавания, висят, подвешенные за ноги, в Милане, и главное — мощь этих исполинов, которые уже стали хозяевами обоих океанов: морского и воздушного. Он только спросил, кивнув в небо:

— Это тот, кто уничтожил немецкий Рейхстаг?

Его не поняли, но командир головорезов, услышав знакомое слово "Рейхстаг", опять усмехнулся и кивнул: "Си!"

Глава 1

Пока мы мчались из Антарктиды в Москву, там, после потери фронтового штурмовика СУ-25 и боевого вертолета МИ-24 с пространственно-временным маяком, которые попали в руки к немцам, пытались организовать операцию по спасению летчиков и секретной боевой техники. Судя по плотности зенитной артиллерии в районе падения штурмовика, противник был извещен о предстоящем налете, но столь удачного стечения обстоятельств немцы предугадать не могли, поэтому потратили много драгоценного времени на вызов специалистов и попытку вывезти летательные аппараты из будущего из зоны боевых действий. К нашему счастью, Су-25 упал в труднодоступном лесном массиве, и пилот, успев катапультироваться, некоторое время играл в догонялки с рядовыми немецкими ПВОшниками, которых мобилизовали для отлова летчика из будущего. А вот вертушку, севшую на авторотации, противник получил в относительно целом состоянии, если можно так назвать истерзанный автоматическими зенитными пушками и пулеметами остов, лежащий на боку со сломанными лопастями. По иронии судьбы МИ-24 был в основном поврежден трофейными советскими крупнокалиберными пулеметами ДШК, причем точно так же, как в другом мире и другом времени, в Афганистане, душманы сбивали из точно таких же пулеметов точно такие же вертолеты.

Когда я прибыл в наш бункер, то получил более подробную информацию о положении вещей и проводимых мероприятиях. Обязательное оборудование любой техники, используемой нами в прошлом, радиомаяками дало определенные результаты, и Лукичев, который возглавил операцию, мог отслеживать перемещения сбитых объектов. Штурмовик все так же находился в лесу, и после того, как в небе появилась пятерка СУ-25, прикрываемая ИАПом, ПВО противника была существенно прорежена, благодаря чему на уцелевших вертолетах удалось перебросить в район падения самолета несколько разведывательно-диверсионных групп. Над лесным массивом развернулось самое настоящее воздушное побоище. Немцы прекрасно понимали, что к ним попало в руки, и старались хотя бы частично заполучить военные технологии из будущего, но тут они столкнулись, если это можно так назвать, с фокусом приложения всех военных технологий из будущего. Перебрасываемые в этот район немецкие авиационно-истребительные части пытались хоть как-то завоевать локальное господство в воздухе, но столкнулись с ожесточенным сопротивлением. Советское командование успело сюда спешно перебросить состоящие в ПВО столицы высотные артиллерийские платформы — так мы называли модернизированные бомбардировщики СБ, несущие на себе пару автоматических пушек, снабженных электронными системами наведения, которые существенно изменили расстановку сил.

Когда я прибыл в район Ржева, где после тяжелых наступательных боев измотанные части 22-й армии перешли к временной обороне. Именно в полосе действия этой армии немцы пытались нанести контрудар, чтобы хоть как-то приостановить наступление советских войск. Поэтому командование фронта и подало заявку на нанесение авиационных ударов, а выбор целей и время операции уже определяли в штабе операции. И вот там сейчас вовсю рыла контрразведка, выясняя, с какого такого перепугу пошла заявка на ДНЕВНОЕ использование секретной техники, и кто реально наметил для удара именно тот район, который по сути дела являлся ловушкой, насыщенной зенитной артиллерией.

Я, как только появилась такая возможность, перебрался в 42-й год и на одном из работоспособных МИ-24 с маяком на борту добрался к Лукичеву, который обосновался в небольшом селе подо Ржевом, в уцелевшем после боев деревянном доме. Вертолет замаскировали в небольшой рощице, а я, запустив маяк, вытянул на эту сторону "Тунгуску" для защиты от непрошеных крылатых гостей и пару бронетранспортеров с охраной, хотя у Лукичева тут и были свои люди, но решил подстраховаться.

На улице звонко пыхтел бензогенератор, обеспечивая нашу аппаратуру электроэнергией, и только наметанный глаз сразу зацепился за проволочную параболическую антенну цифровой высокочастотной связи и мачту коротковолновой радиостанции. Еще раз внимательно оглядев окрестности на предмет охраны, с трудом смог рассмотреть пару замаскированных огневых точек с СПГ-9 и БМД-2, мастерски спрятанных в сарае. Меня встретили и проводили в дом, где посеревший от усталости Лукичев, с мешками под глазами, что-то с матом доказывал невидимому абоненту, держа манипулятор радиостанции в руке.

— Сокол-три! Сокол-три! Квадрат 38–42, группа Бобра просит поддержку.

В ответ радиостанция что-то прошуршала.

— Понятно. Конец связи.

Пока Леонидович вправлял кому-то мозги, я оглядел комнату, в которой он обосновался. Обычный деревянный дом из почерневших от времени бревен, основой которого была большая, все еще несущая на себе следы побелки русская печь. Гостеприимные хозяева ее неплохо растопили, и в одной большой комнате стоял умопомрачительный запах горящих дров и поспевающего хлеба. Доброе, мягкое тепло, идущее от печи, напоминало о недавнем путешествии в летнюю Аргентину, где мы смогли позволить себе пару дней отдыха. Картину русского дома дополняли многочисленные черно-белые фотографии на стенах, где на передний план были выложены снимки людей в форме РККА. Даже часы с кукушкой и характерными гирьками и те тикали. Как в насмешку над стариной, на столе лежал ноутбук, а рядом с ним примостились котелок с отваренной картошкой в мундирах и грубо вскрытая штык-ножом банка с немецкой консервированной колбасой.

Увидев меня, Лукичев рывком поднялся и сделал пару шагов навстречу.

— Здравствуй, Сергей.

Я пожал руку.

— Здравия желаю, Владимир Леонидович. Как у нас тут?

Он невесело усмехнулся.

— А то не знаешь. Да и ты, я слышал, тоже отличился и на Аляске, и в Аргентине, и в Антарктиде. Даже АПЛ умудрился в прошлое отправить. Молодец, честно говорю, молодец, лихо ты все организовал. Работал на опережение?

— По-другому никак, и так полный цейтнот и приходится только реагировать на возникающие проблемы.

— Не прибедняйся. Тут Берия недавно по скайпу выходил — очень тебя хвалил. Судя по его намекам, ты теперь очень важная персона, и за тебя руководство СССР любого порвет на британский флаг.

Я сам поразился парадоксальности или даже дикости фразы про скайп и Берию, но самое интересное, что руководство СССР как-то очень быстро освоилось в использовании информационных технологий будущего, теперь телеконференции стали для них обыденностью.

— Это, конечно, хорошо, но что там по сбитой технике?

— Су-25 немцы распотрошить особенно и не успели. Смогли только найти в лесу обломки, выставили охранение и вызвали инженеров. Мы отбомбились по месту падения и высадили в окрестностях несколько штурмовых групп. Обломки самолета у нас под контролем. Сейчас все что можно режут болгарками, подрывают направленными взрывами и по частям вывозят вертолетом. Спецназ уже вступил в огневой контакт с противником, но пока ничего серьезного. Одна из групп только что запрашивала поддержку авиации по колонне на лесной дороге.

— Пилоты?

— Пилота с "сушки" наши отбили в самый последний момент…

— А вертолет? Что с экипажем и десантом?

— Тут сложнее. Информации меньше. Вертушка упала в расположении немецкой части. Они сразу его попытались эвакуировать, собрав в районе всю имеющуюся зенитную артиллерию. Сейчас "сушки" взламывают оборону. Пришлось использовать даже две штатные бомбы объемного взрыва.

— На вертолете же маяк есть, его не успели активировать?

— Видимо, не успели.

— Что планируете делать?

— Вариант один. Десант. Штурмовики бомбят дороги, переправы, аэродромы, чтобы ничего вывезти не успели, и ждут только дополнительный маяк.

— Ну, маяк я привез, только…

Мою заминку Лукичев заметил.

— Говори.

— В маяке же есть возможность активации по радиосигналу, и у вас коды есть. Почему не попробовали запустить маяк с упавшего вертолета? Там же конструкция достаточно жесткая, и противоударная, обшитая бронеплитами установка должна была, по идее, падение выдержать.

— Пытались активировать по радиосигналу, но ничего не получилось. Видимо, приемник поврежден или немцы быстро среагировали и приняли меры. Вот поэтому и хотел спросить: Сергей, может, у тебя там еще какие-то дополнительные возможности заложены? Ты же еще тот темнила, должен что-то такое предусмотреть.

— Есть возможность подключиться по Wi-Fi, но это нужно находиться с ноутбуком в непосредственной близости, ну максимум приблизиться метров на сто, и то не факт, что удастся законнектиться. Есть такая возможность подобраться?

— Сейчас — нет. Немцы столько войск нагнали, что там сесть негде. Можно перебросить маяк и высадить десант километрах в двадцати, но это будет настоящая войсковая операция, придется прорываться, потеряем время, людей, технику. Противник сюда перекидывает дополнительные силы, и наши потери могут возрасти. Поэтому я тебя и выдернул из Антарктиды, может, что придумаешь, исходя из возможностей твоих систем?

— Штурмовики работают на пределе дальности?

— Практически.

Я опустил голову, рассматривая истоптанный деревянный пол.

— Что с экипажем вертушки?

Лукичев, глубоко вздохнув, открыл на экране ноутбука фотографию, на которой был изображен лежащий на боку остов вертолета, на корпусе которого явственно были видны многочисленные отверстия от пуль и снарядов.

— Думаешь, здесь мог кто-то уцелеть? Мои ребята прихватили "языка", так тот рассказал, что даже по упавшему вертолету немцы долбили из крупняков.

— Поэтому там вы бомбили без особой осторожности для потерянного оборудования?

— Да, Сергей, сам понимаешь, что стоит на кону. Но до вечера мы должны что-то решить. В эту сторону идут несколько колонн бронетехники, и мы потом вообще ничего добиться не сможем. И так уже потеряли несколько местных штурмовиков. Я говорил с Берией, он был бы не против применения особо мощного оружия.

— Намек на ядерное оружие?

— Да.

— У нас его нет, а вот его аналог почему бы и не применить?

— Что ты придумал? Россияне тебе большую бомбу объемного взрыва передали?

— Нет. Есть другие варианты…

Решение принято. Всё пришлось делать на ходу и, несмотря на критическую ситуацию, мне никто не позволил приблизиться к месту боя, где решалась наша судьба.

Я летел в МИ-24, с пространственно-временным маяком под боком, и ждал результата вылета нашей авиации в район падения вертолета. У меня на коленях лежал раскрытый ноутбук, подключенный к беспроводной точке доступа с антенной, направленной в район проведения операции. С точно таким же оборудованием над районом проведения операции должен будет кружить Су-25, сопровождаемый еще четырьмя такими же фронтовыми штурмовиками для огневой поддержки. Причем один из них нес вместо бомбы защищенный бронепластинами маяк, который в случае моей неудачи нужно было скинуть в район аварийной посадки нашего вертолета. Всё было выверено и оговорено, и теперь оставалось только ждать.

Слушая переговоры на общей волне, я мог судить о том, что происходит в пятнадцати километрах от нашей позиции, где вертолет нарезал круги.

— …Подходим к зоне.

— …Есть подавление радиосвязи у противника.

— …Видим заградительный огонь.

— …Пошел сброс канистр с напалмом.

Но меня интересовало только сообщение "Кречета-4", который должен был определить наличие беспроводной сети, создаваемой вмонтированной в маяк точкой доступа.

— Феникс!

О, это уже меня.

— Есть сигнал!

Я отжал тангенту на манипуляторе радиостанции.

— Кречет-четыре! Какое название сети?

— Название сети "Маяк-8".

— Все точно. Сбрасывайте ретранслятор.

— Вас понял.

Теперь я мог только представить, что там происходило. Все штурмовики, до этого обстреливающие с дальних дистанций позиции немецкой ПВО, порвали круг, и на головы противника, который пытался что-то сделать со сбитой боевой машиной из будущего, посыпались канистры с напалмом и тяжелые бомбы. На фоне такой массированной бомбардировки, поддержанной целым ИАП, который сцепился с немецкими истребителями, заостренный стальной цилиндр с вмонтированным репитером Wi-Fi, сорвался с бомбовой подвески Су-25 с позывным "Кречет-четыре" и воткнулся в замерзшую землю. Устройство должно было проработать всего пятнадцать минут, достаточных, чтобы я успел перепрограммировать маяк на включение и последующую самоликвидацию.

Теперь время пошло на секунды. Контакт с ретранслятором на штурмовике был постоянный, а после сброса цилиндра я запустил пингование точки доступа маяка.

Штурмовик, чтобы зря не рисковать, нарезал круги, стараясь быть невдалеке от района, выполняя роль ретранслятора, при этом сильно рискуя, учитывая, что его пытались сбить и истребители противника, и всякая стреляющая гадина с земли. Шум работы двигателей моего вертолета изменился, и боевая машина начала набирать высоту, чтобы улучшить качество приема сигнала.

Секунды бежали, а на экране ноутбука все появлялись строки: "Превышен интервал ожидания для запроса".

— Ну давай же. Давай!

Я ждал, молясь, чтобы всё получилось.

— Есть! — я не выдержал и закричал, когда увидел ответ от маяка.

Быстро закрываю окно пингования, открываю новое, в котором запускаю консоль и подключаюсь к программе тестирования, и, получив приемлемые цифры, запускаю таймер самостоятельного включения пространственно-временного маяка. Всё, таймер пошел. Время.

Закрыл ноутбук и схватил манипулятор радиостанции.

— Кречет-четыре, уходите, дело сделано.

— Вас понял, Феникс, вовремя, а то меня уже зацепили.

— Серьезно?

— Не знаю, долечу ли до аэродрома.

— Если будут проблемы, катапультируйтесь.

Летчик хмыкнул.

— Посмотрим, Феникс. Удачи вам.

— И вам!

Переключившись, я связался с пилотом вертолета:

— Миша, срочно вниз. Надо присесть, запустить маяк и мне перейти в бункер. Будем давить гадов.

— Понял, командир. Сейчас сделаю…

Ворвавшись в бункер, я сразу бросился в центр управления и начал выгонять оттуда народ. Процедуру эвакуации мы оговорили еще во время проработки плана, поэтому, настроив систему, еще раз проверил всё, что можно, и в сопровождении охраны выехал в резервный центр управления установкой в Молодежном. Теперь оставалось только ждать запрограммированное включение маяка, навести на него установку, ну и произвести определенные манипуляции, которые смогут доставить немцам максимум неприятностей.

Я с женой и Катей Артемьевой сидели в максимально защищенном пункте управления в моем старом бункере, где всё начиналось, и смотрели на часы на стене. Время отсчитывало последние мгновения, и мы понимали, что сейчас начинается новый виток в использовании систем путешествия во времени — установка сознательно будет использоваться в качестве оружия.

Всё — время. На экране компьютера появились данные о запуске системы и о работе накопителей. Стоящая за спиной Светка тоже заметно волновалась.

— Ну что, Сережа?

— Пока сигнала нет. Ждем. Зазор по времени около пяти минут.

Мы сидели и ждали. Трудно. Ждать всегда трудно, особенно если от ожидаемого события зависит чуть ли не судьба мира.

В окне, отображающем спектральную картину пространственно-временных сигналов по выделенному каналу, появился характерный пик работы генератора маяка. Несколько мгновений — и система идентифицировала сигнал по цифровой подписи.

— Есть!

Светка положила мне руки на плечи.

— Сережа, ты уверен?

— Да.

Быстро запустив соответствующее приложение, введя несколько паролей, дал команду на пробой. Несколько секунд, писк динамика — есть подключение. Я не удержался и выдвинул через портал антенну с видеокамерой и с некоторым злорадством разглядел обалдевшие от удивления лица немецких инженеров, копающихся во внутренностях вертолета. Появлявшаяся из воздуха металлическая конструкция с роботизированной камерой всегда удивляла непосвященных. Хм. Время. Вот она кнопка аварийного отключения портала. Вдох. Щелчок и всё. Вроде как что-то мигнуло, данные о состоянии накопителей резко изменили показания — накопленная для пробоя энергия была экстренно выброшена в портал, а оттуда через не успевший схлопнуться выход в прошлое выплеснулась океаном энергии. Мгновение — и обнулились все показания о состоянии пробоя в прошлое — волновая линза расфокусировалась.

Что происходило в прошлом, я мог только догадываться. Чтобы прояснить результат своих манипуляций, попытался запустить малую установку в Молодежном. А вот тут меня ждал конкретный облом: пространственно-временной канал в 42-й год основательно лихорадило, и установка не могла стабильно сделать захват и пробить портал. В прошлые разы, когда происходило аварийное закрытие порталов, канал долго штормило, чем-то напоминая круги на воде после падения камня, но со временем всё приходило в норму. Поэтому пришлось снова садиться в БТР и нестись в город, в бункер "внутряков", где находилась большая установка, работоспособность которой нужно было срочно восстанавливать. Здесь, за счет размеров, была выше селективность, и соответственно можно было попытаться добиться лучших результатов по пробою в прошлое.

Через три часа возни с железом и электроникой ко мне потоком пошли вызовы от полковника Семенова, от которого не ускользнула повальная эвакуация народа из большого бункера, и он начал не то чтобы требовать, но объяснения непонятных телодвижений его очень интересовали. К чему бы это практически весь персонал и охрана бункера как тараканы начали разбегаться кто куда?

Пришлось отделаться общими фразами, объясняя всё техническими проблемами, и поэтому я вынужден был принять определенные меры по блокировке портала. Мероприятия по операции в Антарктиде мы вообще держали в секрете. Людей из отбитого у немцев поселка временно переправили в наш городок под Оренбургом, предварительно изолировав их от остальных переселенцев. А также всех, кто имел хоть какое-то отношение к проекту путешествия во времени: профессор Кульчицкий с двумя аспирантами были перемещены в наш бункер в Перевальном под отдельную охрану до особого моего распоряжения. В том быстром разговоре в Антарктиде я отметил для себя пару интересных моментов в теории путешествий во времени и хотел немного прояснить ситуацию, если бы, конечно, не эта засада, когда сбили наш штурмовик и вертолет.

Я как раз положил трубку внутреннего телефона после краткого разговора с Семеновым и стал заканчивать доводку волновой линзы, когда в помещении нарисовались Артемьев с Дегтяревым, о чем-то оживленно переговаривающиеся.

— Серега, мы тут с Санькой спорим, сколько килотонн в прошлом рвануло. Ты как думаешь? — с ходу спросил Олег.

— А кто его знает? Тут как в анекдоте: рассчитывали на пятьдесят килотонн, а оно как рванет! Я сам недавно прикидывал по мощности, и получились определенные несоответствия. Вот смотри, когда под Севастополем рвануло, энергии из накопителей было явно недостаточно для взрыва такой мощности. Вопрос, откуда столько энергии?

— Хм…

Неумолкающий Дегтярев, который обычно не лез за словом в карман, уже набрал воздуха в легкие, как я сам, усмехнувшись, успел его перебить:

— Олежек, если это просто вопрос, чтобы потрындеть, тогда в сад, если реально интересует, то постарайся конкретизировать.

Опа, его глазки заблестели, и в них появилась хитринка. Я не выдержал и засмеялся.

— А серьезно, Серега?

— Серьезно? Знаешь, Олег, мы же изначально пользуемся готовым пробитым каналом, и с каждым пробоем он накачивается дополнительной энергией. Почему есть особый протокол выключения установки? Окно не сразу закрывается, а постепенно, чтобы не было такого рода выбросов. При этом синхронно закрываются оба окна. А что получается, если мы закроем штатно одно из них, а другое будет некоторое время само по себе открыто? К примеру: наше закрыто, а в прошлое, пока не схлопнется окно, за микросекунды выплескивается огромная энергия. После этого канал сразу становится нестабильным, и мне приходится вводить специальные поправочные коэффициенты. Точно так же было после взрыва установки Кульчицкого. Сколько я тогда намучился. Все равно система работала нестабильно, правда со временем мы своими переходами снова накачали канал энергией, и, по данным телеметрии, настройка становилась все проще и проще. Я даже не исключаю возможности, что при определенном соотношении времени и энергии существует возможность создания постоянного, незакрываемого канала. Во как.

— Ну, загнул, Серега. Так получается, что могли канал в сорок второй год загубить?

— Однозначно. Только надо было немчуру припугнуть.

— Это получается, авантюрист хренов, ты тут с мирозданием экспериментировал?

— А то…

— Вот за что я тебя обожаю, Серега, так это за твой скрытый авантюризм. Со стороны посмотришь, ну телок упертый, тихий, можно сказать подкаблучник, а если копнуть, так тот еще Индиана Джонс. В холодильнике от ядерного взрыва прятаться будет.

— Ага… и от лучевой болезни слабительным лечиться. Хватит зубоскалить, чего приперся-то?

— Серега, мы тут с Санькой подумали, что каналы есть в самые важные и трагические точки для России. Не задумывался, к чему бы это? Может, тут какой-то высший смысл?

Я отложил маленькую минусовую отвертку, которой закручивал клеммники, и задумался, но тут голос подал Артемьев:

— Знаешь, Командир, а товарищ подполковник прав. Если бы мы делали что-то плохое, то, наверное, из будущего уже вмешались бы и надавали по голове. Какой-нибудь патруль времени…

Дегтярев возмутился:

— Санька, наедине я для тебя Олег, все в одной лодке. Запомнил? То-то же.

И уже обратился ко мне:

— Серега, устами младенца глаголит истина. Наверное, нам специально эти пространственно-временные каналы подсунули, чтобы подкорректировали историю России, которая, исходя из обычного анализа, будущем будет рулить.

— Это всё, что ты хотел уточнить? Типа пофилософствовать?

— Не совсем. Сколько портал работать не будет?

— Ну, судя по прошлому разу, когда был мощный выброс, неделю точно, пока амплитуда колебаний в канале не спадет.

Олег прищурился.

— А в канале, который в девятьсот четырнадцатый выходит, колебания есть?

Ого, а я об этом и не подумал. Вот что значит свежие мозги.

— Вы хотите прогуляться в Первую мировую войну?

Олег небрежно усмехнулся.

— Было бы интересно. Вы-то там уже погуляли. Вон на складе раритетные парабеллумы и маузеры появились.

— Завидуешь? Не навоевался еще?

— Хочется разнообразия.

Я, установив на место плату контроллера с подключенными проводами, прокомментировал:

— Я не против. Идея неплохая. Действительно, надо бы отработать резервный мир и наладить поставку продуктов, боеприпасов и горючего, хотя с тамошними объемами производства…

— Нам, думаю, хватит. Так что, Серега?

— Работаем, только я предупрежу Семенова, чтобы не начал носом рыть, а то уже прошла информация, что некоторые наши люди очень уж сильно захотели вырваться на рынок или в патруль, наверное, на встречу с кураторами торопятся. Наши друзья перепугались и решили прошерстить всю свою агентуру.

— Пусть. Мы под шумок в Перевальное сгоняем, так сказать, сходим на ту сторону, на пикник, и отдохнем.

Я не выдержал и усмехнулся.

— Только такие извращенцы, как мы, расценивают путешествие во времена Первой мировой войны в качестве воскресной прогулки…

Глава 2

Перед новой экспедицией в 1914 год решил поумерить пыл полковника Семенова, который не удовлетворился моими объяснениями и занялся своим расследованием. Мы, как обычно, встретились на том самом опорном пункте, где до этого проводились встречи со всякого рода гостями. Правда, был он не один, а с полковником Северовым, представителем ФСБ, который обитал тут же, представляя интересы своей организации в Крыму.

У нас уже традиция: за разговором пить хороший кофе, только сейчас кофе был вообще невероятный, учитывая, что я его привез из Южной Америки 1941 года, и он был абсолютно натуральным, что мои гости сразу почувствовали и соответственно оценили.

Северов, много чего повидавший на своем веку, даже камуфляж с разгрузкой не могли скрыть его великосветский лоск, смаковал поданный напиток и, слегка усмехнувшись, посмотрел на меня.

— Сергей Иванович, чувствуется, что родина этого божественного напитка Южная Америка. Настоящий кофе, который можно попробовать только там. Вряд ли это трофей, значит, вы все-таки добрались в те места, и у вас есть что сообщить по нашему вопросу.

Семенов, пробуя кофе, с интересом слушал своего коллегу, но пока не перебивал.

— Давайте начнем с больших проблем, из-за которых вы, господа полковники, уже пару дней кошмарите всю свою агентуру.

Семенов, поставив чашечку на стол, спокойно прокомментировал мое заявление:

— Вы бы, Сергей Иванович, нормально нас проинформировали, тогда бы не было ничего, а так ваши объяснения похожи на оправдания нашкодившего ребенка. Давайте прекратим этот детсад и займемся серьезными вещами.

Вот ведь достали. Придется показывать зубы.

— Ну, начнем с того, что мы не обязаны ни перед кем отчитываться. Мы самостоятельная организация. Так что не будем рассматривать наши с вами добрососедские отношения в свете того, что по каждому вашему звонку я должен становиться по стойке смирно и бодро обо всем рапортовать. Давайте спустимся с неба на землю и расставим точки над "i". Это не ультиматум…

В комнате повисла напряженная тишина. Визитеры пристально смотрели на меня, пытаясь просчитать ситуацию. Конфронтация была никому не нужна, но и терять иллюзорный контроль надо мной и моей организацией они не хотели. Семенов, осторожно подбирая слова, проговорил:

— Сергей Иванович, мы прекрасно осведомлены о том, что примерно батальон войск НКВД за последнее время размещен в опорных пунктах вокруг ваших бункеров, а также о том, что система безопасности существенно модернизирована, можно даже сказать, избыточно. Мы уважаем вашу позицию и готовы исполнять все наши договоренности, но сейчас именно от вас лично зависят судьбы многих людей. В вас и в ваш проект уже вложены немалые средства, и мы вправе в некоторой степени требовать отчет. И соответственно нас интересует безопасность вложенных средств. Поэтому не считайте это за попытку давить на вас, но хотелось бы знать, что происходит, чтобы со своей стороны мы могли принять соответствующие меры. И хотелось бы напомнить, что и вы тоже взяли на себя определенные обязательства, и будьте добры их выполнять, а то как-то некрасиво выглядит со стороны.

В принципе Семенов прав, и качественная отповедь дошла и до меня.

— Да, вы правы.

— Это хорошо, Сергей Иванович, что вы прекрасно всё понимаете. Так что там у вас случилось? Я слышал, возникли определенные трудности?

— Да. Ситуация там сложилась непростая, и пришлось принимать жесткие меры. Кстати, из-за вас.

На лицах недоумение. Семенов осторожно поинтересовался:

— Поясните.

— Хорошо, начну издалека. Когда мы начали плотно сотрудничать, вашим ведомствам был дан запрос об отработке скрытой оппозиции Сталину и ее содействии в разгроме Красной Армии в летне-осенней кампании сорок первого года. Но реальной помощи в этом мы не получили, наверное, у вас решили, что это блажь. Хотя уже было несколько покушений, и периодически нас пытаются столкнуть лбами с нынешней властью СССР. Вы, наверное, решили, что это мы так шутим, и ваши аналитики подсунули какие-то выкладки на основании открытых источников. У нас это есть, а вот неотработанная угроза принесла свои плоды: эта пресловутая оппозиция сумела подделать приказ за подписью Жукова и ДНЕМ направить Су-25 на штурмовку второстепенного объекта, который по сути дела являлся ловушкой. Штурмовик сбили, прикрывающий его вертолет с маяком тоже. Причем всё это упало на территории, контролируемой немцами.

Оба моих гостя прекрасно поняли, что произошло и чем это может грозить, им ничего объяснять не надо было. Северов, побарабанив пальцами по столу, спросил:

— Как сейчас обстоят дела? Вы же что-то уже предприняли?

— Да. Там поблизости был полковник Лукичев, он принял на себя руководство операцией. Су-25 упал в труднодоступном лесном массиве. Немцы ничего растащить не успели. Группы спецназа при поддержке авиации там все вычистили и разрезали болгарками самолет и по частям его утянули. Пилота спасли. А вот вертушка с маяком упала прямо в расположение немецкой части.

Я не стал раскрывать всю картину и выдал ранее оговоренную нами версию событий, которая впоследствии должна стать официальной в узких кругах.

— Район падения бомбили, вплоть до боеприпасов объемного взрыва, но немцы кого-то захватили в плен и сумели включить маяк. Мы вроде как отреагировали и запустили установку по указанному маркеру, но я пошел на риск и сделал одностороннее аварийное схлопывание. На ту сторону пошел весь заряд из накопителей. В общем, на месте падения вертолета произошел взрыв, по мощности сопоставимый с подрывом тактического ядерного заряда. И свидетели и оборудование гарантированно уничтожены. Правда, результаты мы сможем узнать не раньше чем через неделю или две.

Немного успокоившийся Семенов пытался прояснить для себя сложившуюся ситуацию:

— Почему?

— Аварийное схлопывание дестабилизирующе действует на пространственно-временной канал, и по нему идут мощные колебания, похожие на волны на поверхности воды после падения камня. В прошлый раз, когда аварийно схлопнулся ваш портал… — я кивнул головой в сторону полковника Северова, — мы две недели не могли настроить связь. Но потом вроде всё успокоилось. Сейчас наблюдается та же картина. По предварительной информации, канал минимум неделю не будет стабильно функционировать.

Слово взял Северов:

— Хорошо, допустим, то, что вы сказали, объясняет много непонятного за последнее время, но, судя по кофе, вы до Аргентины добрались. Что мне доложить руководству по экспедиции в Антарктиду?

Я устало потер глаза. Как мне все это надоело, но и тут придется выдавать скорректированную версию событий.

— Хорошо. Группа добралась до Южной Америки. На сигналы на оговоренных частотах ответа не было. Пока готовили аэродром для вылета самолета-разведчика, начали проводить оперативные мероприятия по поиску следов ваших людей…

Пришлось сделать театральную паузу, и Северов не выдержал:

— И?!

— Они засветились и перед местным криминалом, и перед немецкой разведсетью в Аргентине. Мы там прихватили парочку немецких агентов, и они под сывороткой правды рассказали, что получена команда на поиск русского поселения на побережье Антарктиды из штаба Кригсмарине. Как такое могло быть, пока непонятно, но, по нашим данным, немцы захватили "языков" и отправили к поселку группу из трех кораблей и подводной лодки. Мы успели и отбили поселок. Именно в этот момент меня вызвали по поводу сбитых штурмовика и вертолета. Люди из антарктического поселения спасены, но по техническим причинам эвакуированы быть не могут.

— А профессор Кульчицкий?

— Профессор с аспирантами изолирован от всех остальных. При первой же возможности будет вам передан. Судя по разговору, нам ничего нового о технологии перемещения во времени он не скажет.

Последнее замечание вызвало пронзительный взгляд Семенова и немного самодовольный Северова. ГРУшник, по моим данным, уже знал про исчезновение "Гепарда" и о странных энергетических всплесках на побережье. Но вот его коллега пока считал, что они нас опередили в исследовании пространственно-временных переходов, а мы всего лишь используем их более ранние разработки. Пусть.

Получив информацию к размышлению, полковники не стали долго меня задерживать и быстро свернули разговор, хотя буквально через час Семенов снова напросился на встречу и, судя по всему, для очень серьезного разговора. Как раз за это время один из двух оставшихся в рабочем состоянии спутников связи прошел над нами, значит, Семенов успел пообщаться со своим руководством.

— Сергей Иванович, тут произошли определенные события, и мое руководство хотело бы кое-что для себя прояснить… — не стал ходить кругами полковник.

— Конечно.

— Вы в курсе, что "Гепард" уже давно не выходит на связь.

— Да. У меня была информация, что Григорьев пошел к Ялте отлавливать турецкую подводную лодку.

Ой не верит. По глазам вижу, что не верит.

— Ну, допустим. А вы пока не знаете, что три оставшихся на Северном флоте АПЛ "Леопард", "Пантера" и "Волк" загрузили семьи экипажей, максимум продуктов и ушли в неизвестном направлении?

А вот это сюрприз. Видимо, я не сумел сдержать себя, и обалдевшее выражение лица сказало полковнику всё, что он хотел услышать.

— Ого, как оно у вас там все запущено. Честно говоря, в первый раз слышу.

— Верю, вот только они прихватили и семьи моряков с "Гепарда", значит, тут имеется сговор. Может, все-таки поясните, куда делся "Гепард"? Сергей Иванович, это очень важно. Мы однозначно зафиксировали сильные энергетические всплески в районе Ялты и Алушты, сопровождающиеся слабыми сейсмическими толчками.

— И что это дает?

— Ну, если учесть, что с побережья странным образом исчезли украинский корвет "Луцк" и МРК "Бора", а вместо них остались странные конические выемки, то это наводит на определенные мысли.

Я-то понял, куда он клонит. Семенов мужик умный и сделал для себя выводы, а сейчас хочет что-то выяснить.

— К чему вы это? — продолжал я валять ваньку.

— Я тут вспомнил оговорку, что технологии профессора Кульчицкого вам неинтересны, и соответственно сделал выводы. Вы продвинулись далеко и, скорее всего, освоили мгновенную переброску во времени крупногабаритных объектов без нарушения их структуры. Потренировались здесь, потом отправили пару поврежденных кораблей, а когда все выверили, уже отработали "Гепард". Не просто так же Григорьев в Москве неделю торчал, наверное, ему там качественно мозги промыли, и он со своим экипажем, скорее всего, был даже рад отправиться в прошлое. И ведь весточку своим в Гаджиево передал, чтобы те семьи прихватили.

— Допустим, вы правы. Что это меняет?

Полковник устало потер глаза и посмотрел на свои руки.

— Чего вы добиваетесь, Сергей Иванович? Вы же понимаете, с какими силами играете?

— А вы думаете, я за какую-нибудь висюльку на грудь корячусь, или о лампасах на штанах мечтаю, или хочу большую хату, шлюх сговорчивых немерено и счет в банке? Или кайф испытываю от того, что рулю тут всем и решаю, кому жить, а кому в нашем мире остаться и загнуться? Только не надо думать, что я идеалист.

— Нет. Я так не думаю и аналитики тоже. Вот и хочу узнать, что вы задумали?

— Не поверите — ничего не задумал.

— Так чего добиваетесь?

— Я? Хочу просто жить, нормально жить, растить детей и видеть, как живут мои друзья. Всё. Мне не нужна власть.

— Понятно. Но что мне делать? Вы же переманили ЧЕТЫРЕ атомные подводные лодки, на которых есть ядерное оружие. И мое руководство вам этого не простит. Это не переманить десяток летунов с семьями, тут другой уровень, и соответственно ответ придется держать.

Он прав. Это уже я заигрался, и такое точно не простят, хотя и не предполагал такой реакции, а тут фактически прямое неподчинение. Как оно будет развиваться, не знаю, но скорее всего пока будут молчать и готовить какую-нибудь каверзу, параллельно отрабатывая свой проект. Но когда убедятся, что у них ничего не получается так лихо, как у нас, попытаются силой всё захватить. А я им однозначно не позволю — устройство для блокировки канала делается весьма легко.

Я уже собирался ответить в привычной манере, но тут зацепился за фразу "Что МНЕ делать?". Семенов-то про себя лично спрашивает. Интересно, это его инициатива, или очередная разработка? В принципе, работает по отработанному протоколу — осознал, понял, проникся и присоединился, занял соответствующий пост возле моей персоны, расставил своих людей и в нужный момент открыл калитку для штурмовиков-захватчиков.

А что ответить? Так про наличие у нас технологии телепортации я сам собирался рассказать, когда буду у них клянчить стратегические бомбардировщики и какие-нибудь ракетные стратегические комплексы, чтобы пугать пиндосов, на случай глобальной войны. Ну ладно.

— Да, вы правы. У нас есть технология мгновенного перемещения крупных объектов в прошлое, поэтому наши операционные возможности сразу возросли, ну и соответственно ценность для руководства СССР. А насчет вас лично…

Я задумался. Приближать такого волчару будет огромной глупостью. И так тех же Лукичева и Щедрого, стариков-разбойников, с трудом удалось загрузить, чтобы не лезли в руководство нашей системы, а от этого будет еще труднее избавиться. Нет уж, спасибо.

— Делайте то, что лучше всего умеете делать — защищайте Родину. Я переправляю людей в тот мир без всякой платы, главное, чтобы там хотели принять. Может, вашему руководству не нравится, что это делается БЕСПЛАТНО и идет мимо их кармана. Ну ушли моряки с семьями, переправлю их в прошлое, пусть люди живут, воюют, зарабатывая себе право жить в том мире. Что в этом плохого? Да, есть определенные критерии подбора переселенцев, но тут не моя вина. Так что, товарищ полковник, вам не о чем волноваться. А вы ждали, что мы так просто ляжем перед вами, а в итоге, чуть позже, после того как нас используют, просто ликвидируют как секретоносителей. Вот этого я допустить не могу и буду сопротивляться до последнего. Хотите переселяться — договаривайтесь со Сталиным, я, кажется, в этом вопросе вам не мешаю. Так в чем проблема-то? Жаба давит?

Меня, несмотря на сдержанность, понесло, и я, кажется, сболтнул лишнего, но Семенов всё прекрасно понял и спокойно меня рассматривал.

— Я понял вашу позицию, Сергей Иванович, и постараюсь ее с соответствующими пояснениями довести до моего руководства.

— А вы не думали свою семью переправить в тот мир, а, полковник? — задал я неожиданный вопрос.

— Вы же там были. А хотите, после того как восстановится работа канала, я вас в Аргентину свожу. Там сейчас лето. Красота. Мы там с семьями два дня отдыхали, пока спецы Судоплатова страну ставили на уши и вскрывали немецкую разведсеть. После этого вы не захотите сюда возвращаться, уж поверьте. Теплое море, фрукты, чистый воздух и никаких ламп дневного света, кондиционеров, имитаторов запахов со сменными картриджами и замкнутых пространств. Найдете себе работу по специальности. Люди вашего уровня подготовки и, главное, опыта ой как нужны…

Я глубоко вздохнул: утомил меня этот разговор, а судя по лицу полковника, он непробиваем. Ладно.

— А по поводу лодок… Раз ваше руководство в одностороннем порядке пытается договариваться со Сталиным, минуя нас, то и мы считаем, что некоторые вопросы по переселению людей можно не согласовывать с вами. А для себя лично, для своей совести задайте вопрос.

— Какой?

— А как там в бункерах на севере народ живет? Подумайте, с чего моряки, всё побросав, бросились сюда. Наверняка уже запасы заканчиваются, дети болеют, эпидемия самоубийств. А тут Григорьев прислал видеофайл о своем путешествии в прошлое, с намеком, что всем места хватит. Это при том, что я к этому не имею никакого отношения. Даю слово офицера.

Ой как ему это не понравилось. И он, и я понимали, что до этого мы были в некоторой степени соратниками, а теперь становились партнерами, которые рано или поздно должны будут вцепиться друг другу в глотку. Он надолго задумался, пытаясь принять решение. Я смотрел на его застывшее усталое лицо и пытался понять, о чем он думает. Хотя вряд ли смогу его просчитать. Будем судить по поступкам.

— Хорошо, Сергей Иванович, я вас понял.

На этом мы и расстались, но когда Семенов уходил, он бросил короткую фразу, которая в принципе немного меня успокоила.

— Может, вы и правы, Сергей Иванович. Наверное, нужно взять семьи и в Аргентину, чтобы понять, что для нас лучше. Что-то подустал я…

Странно было слышать от такого железного человека, как полковник Семенов, такие слова.

Когда я вернулся в бункер, меня встретили мои соратники, которых весьма насторожил повторный визит Семенова.

Дегтярев, прослушав запись беседы, прокомментировал:

— Лихо ты его. В принципе правильно, вот только морячки, конечно, выкинули фортель. Такого никто не ожидал. Наверное, народ реально приперло, что бросили всё и пошли неизвестно куда.

— Я тоже так думаю. Но если ситуация будет так развиваться, нас скоро начнут жестко прессовать.

— А что насчет Семенова? Тебе не показалось, что под конец он был весьма искренен.

— Может быть, но он профессиональный разведчик, имитировать разные схемы поведения его специальность. Сейчас получился очень серьезный расклад, и от него лично тоже много что зависит. Поэтому этим телепостановкам я бы сильно не верил.

— А что ты говорил относительно их технологий?

— За последние полгода параметры канала изменились, и мне приходилось постоянно перенастраивать установку. В итоге я разработал несколько дополнительных систем, что позволило устанавливать стабильные пробои, соответственно есть идея, как другим пробить эту возможность.

— Ты можешь отслеживать, если кто-то пользуется каналом?

— Сейчас — да. И при желании поставлю блокиратор — пусть мучаются.

— Да, Серега,умеешь ты людям пакости делать.

— Почему пакости? Мы — монополисты, по закону жанра должны эту марку поддерживать, иначе сметут.

— Это понятно, а что насчет запланированной экспедиции в девятьсот четырнадцатый?

— Всё в силе. Так что по одному, осторожно, переезжаем в Перевальное, пока я там настрою систему.

Через четыре часа, демонтировав в Молодежном фокусирующий цилиндр, я перебрался в бункер в Перевальное и занялся привычным делом — настройкой системы переброски в 1914 год.

Рядом как всегда находились Санька и Егор Карев, которые то меняясь, то вместе обеспечивали мою безопасность. Артемьев осторожно завел очередной душещипательный разговор, при этом я был абсолютно уверен, что это одно из заданий нашего маленького женсовета — моей супруги, Катьки Артемьевой, жены Олега, Татьяны, и наших медиков — Маринки и Оли, у которой в последнее время происходили весьма непонятные конфликты со Строговым.

— Командир… — начал Санька, подавая рожковый ключ на тринадцать, — тебе не кажется, что мы превращаемся в какие-то автоматы, которые мотаются по разным временам, воюют, бьют морды, захватывают продукты, горючее и решают какие-то глобальные проблемы…

Я вздохнул.

— Санек, давай без этих заходов. Сразу говори, что там наш женсовет через твою Катьку осторожно хочет до меня донести. Ты ж меня знаешь, не люблю, когда пытаются на подкорку всякую левую инфу закидывать.

Вот стервец, даже не запнулся и, ухмыльнувшись, продолжил:

— Командир, женщины возмущаются, что мы заигрались с перемещениями во времени, с войнами и совершенно забыли, ради чего это изначально было затеяно. Реально какими-то автоматами стали. Ни секса, ни любви, только автоматы, танки, стрельба и спецоперации.

— Понятно, значит, женщины подняли вой, что мы мало уделяем им времени?

— Да, Командир. Пока дело до ультиматума не дошло, но выходные и отпуска надо предусмотреть. Но главное, что в таком режиме люди или ломаются, или, чтобы спустить пар, бросаются на всё, что двигается, или подсаживаются на наркоту. Мы и так за тобой в последнее время относительно этого присматриваем, Командир.

А то я не видел. Вот ведь темнилы. Жена каждый раз вроде как незаметно роется в разгрузке в поисках шприцов и чуть ли не обнюхивает на предмет левых теток.

— Интересно, а недавно в Аргентине что было?

— Говорят, что мало!

— Ох какие они. Хотя правы. Реально заигрались, надо как-то отдохнуть, а то сам чувствую, что уже на грани. Еще чуть-чуть и сорвусь.

Глава 3

Как хорошо! Снова лето, лес, тепло, птички поют, где-то в вышине шумит ветерок, раскачивая верхушки деревьев. Запахи буквально сводят с ума, и мы по-настоящему испытываем удовольствие от этого выхода. Вот что интересно, в той же Аргентине тоже было великолепно и чарующе, но то была экзотика, которой быстро пресыщаешься, а тут, если можно так сказать, своя среда обитания, привычная для наших организмов. Еще до войны со мной служил полковник Мешков, который долгое время по службе находился на Кубе, в совершенно непривычном для нас климате, что существенно сказалось на его здоровье, несмотря на вроде как райские условия проживания. Поэтому, если будет возможность выбирать, то я лучше поживу здесь, а не в Аргентине, и мои соратники, как ни странно, разделяли мои взгляды. Субтропические болезни, паразиты, насекомые — многие с трудом адаптируются к другому климату.

Мы снова шли по густому лесу Восточной Пруссии, прислушиваясь к окружающей обстановке, но канонады не было слышно, что говорило о том, что война ушла из этих мест. Судя по тому, что глобальный радиоперехват давал только распечатки немецкой переписки, мои послания не дошли ни до Самсонова, ни до Реннекампфа, и 1-я, и 2-я русские армии были разгромлены, как и в нашей истории, хотя я нечто подобное и предполагал. Даже Сталину, при более совершенной и гибкой системе государственной безопасности, пару месяцев пришлось проверять и перепроверять наш статус, а тут институт власти настолько закостенел, что я просто терялся в догадках, как мы в нее незаметно интегрируемся.

Обойдя точку выхода по спирали и выяснив, что никакой непосредственной угрозы нет, мы забазировались, расставили сигналки, несколько радиоуправляемых мин, стали обсуждать дальнейшие действия. Дегтярев, загоревший во время своего путешествия в Аргентину, как коренной идальго, присев возле большого раскидистого дерева, с интересом поглядывал на меня, ожидая продолжения.

— Ну что, Серега, будем делать дальше?

Я-то уже всё продумал, поэтому, наблюдая за Санькой Артемьевым, возящимся возле поваленного дерева, которое могло бы стать для гипотетических нападающих хорошим укрытием, и по этому случаю устанавливающему там какую-то взрывоопасную штуку, проговорил:

— Ищем следы штабс-капитана Мещерского. Судя по моему знанию истории, его Невский полк должен был как раз прорываться недалеко от этого леса, значит, если он выжил, то рано или поздно здесь появится.

— А если нет?

— Тогда будем искать другие контакты. Тут немцы много пленных собрали, можно попытаться освободить и обработать офицеров по нашему выбору. Хотя самый оптимальный вариант — привлечь летательный аппарат и отвезти маяк куда-нибудь в Центральную Россию, а еще лучше в Сибирь.

— А как же твой план выйти на окружение кайзера?

— Сначала надо кайзеру навешать люлей, а уж потом идти на переговоры, иначе уважать не будут и не поверят без соответствующих доказательств. В политике все так же, как у "правильных пацанов", — уважают только силу.

Мы просидели несколько часов, выкинув дополнительную антенну, прослушивая радиотелеграфные переговоры немцев, и ради интереса пытались их раскодировать с помощью ноутбука. Что-то взламывалось, что-то нет, в зависимости от усердности немецких шифровальщиков, но пока приходилось прохлаждаться, ожидая появления штабс-капитана.

В таком подобии отдыха прошли сутки, при этом здесь поочередно побывали и наши жены, и Маринка с детьми. Почти курорт, с учетом того, что рядом разворачивались грандиозные сражения, полностью меняющие политическую картину мира. Я вспомнил, как всего несколько месяцев назад мы вот так выгуливали детей под Могилевом 41-го года, в окрестностях которого шли тяжелые бои, а здесь вроде всё спокойнее. Мировая война еще не достигла того уровня ожесточения, как в привычных нам сражениях. Первое время еще будут пытаться соблюдать рыцарские правила и не уничтожать пленных, но чуть позже пойдут в работу танки, отравляющие газы и массированные авианалеты и концлагеря.

Отправив в передовой дозор обоих Артемьевых, незаметно для себя, разморенный на теплом солнышке, я задремал. И меня никто не трогал, наверное, решили дать выспаться, и, если честно, давно так хорошо не спал. Но всему хорошему приходит конец.

Я проснулся от того, что меня осторожно тряс Егор Карев:

— Товарищ подполковник, товарищ подполковник.

Открыв глаза, я увидел довольное лицо Дегтярева, который недавно смотался в бункер, а теперь хлебал из котелка свежий наваристый борщ, приготовленный для всей нашей группы его Татьяной.

— Что случилось, Егор?

— Артемьев вышел на связь. В нашу сторону движется отряд человек двадцать в русской форме.

— Понятно.

Я включил радиостанцию.

— Бычок, это Феникс, что у вас?

— Группа русских солдат и офицеров. Восемнадцать человек. Много раненых, троих несут на носилках. Одна женщина, точнее девушка. Идут медленно — видно, что устали.

— Наш знакомый?

— Да, вижу. Голова перевязана, его поддерживают под руки, очень похоже на контузию. Идут в нашу сторону.

— Понятно. Мещерский решил спасти людей и, как Моисей, повел их к нам.

— Это не все, за ними тут взвод фрицев увязался.

— Спецы из ягдкоманды?

И ухмыльнулся, какие в это время зондеркоманды и эсэсовцы, вот что значит долго в сорок первом прожить. Санька не понял моей оговорки и серьезно ответил:

— Да нет, по виду мобилизованные. Какая-то часть второго эшелона чистит тылы и отлавливает выходящие из окружения остатки русских частей.

— Как думаешь, быстро нагонят? Мы успеем вмешаться?

— Мы с Белкой — да, вы нет.

— Хорошо, Бычок, мы выходим. Без нас не вмешивайтесь. Ведите наблюдение.

— Вас понял, Феникс.

Присутствующие на поляне люди смотрели на меня в ожидании распоряжений. Дегтярев, слышавший разговор, деловито отложил котелок, облизал ложку и спрятал ее в кармашек разгрузки и стал проверять автомат.

— Ну что, Серега, идем?

— Да, выходим.

Сидевшая рядом Марина Кузьмина, по случаю одетая в камуфляж, с затаенной тоской смотрела на меня, прекрасно понимая, что выдавшиеся несколько часов отдыха закончены.

— Марина, будь готова. К нам идет отряд, там много раненых. Их преследуют немцы. Там наш контакт, поэтому придется вмешаться.

Она озабоченно кивнула и прокомментировала мое распоряжение:

— Наверняка придется делать операции, а ни здесь, ни в бункере никаких условий. Тяжелых повезем в Молодежное.

— Тебе решать, Мариша, но от этого будет многое зависеть, начинается большая игра, и от того, как в нее вступим, многое решится…

Мы чуть-чуть опоздали. Немцы легко сбили заслон из двух отчаянных офицеров, элементарно закидав их гранатами, и быстро нагнали и окружили измученных и фактически безоружных людей. Судя по тому, что никто и не думал сопротивляться, ни сил, ни боеприпасов у них уже не осталось.

Спрятавшись за деревом, на расстоянии метров пятидесяти, мы наблюдали за поляной, на которой кайзеровские солдаты быстро разоружили русских и решали, что с ними делать. Судя по высокомерным физиономиям двух немецких офицеров, сейчас должно было произойти нечто весьма неприятное. Особое внимание немцев привлекла девушка, невысокая и стройная, даже в своем испачканном и изорванном платье выглядевшая вполне привлекательно, хотя кому как. Насколько помню, в те времена были другие стандарты красоты и ценились крупные, мясистые, можно сказать, целлюлитные тетки, а тут типично славянский фенотип. Наши девушки всегда считались самыми красивыми и привлекательными, это же не Европа, где всех красивых сожгли еще во времена инквизиции.

Санька с женой прятались с другой стороны поляны и ждали команды.

— Феникс, это Бычок. Жду команды.

Я рассматривал немцев через бинокль и всё больше убеждался, что Санька был прав. Мобилизованные взрослые дядьки, неторопливые и степенные. Такие бюргеры спокойно и добротно будут строить дома, пахать землю, растить детей и праздновать католическое Рождество, но и так же спокойно будут резать головы пленным, вешать и расстреливать мирное население, считая это работой, которую тоже нужно делать основательно и правильно. Это не молодняк с горящими глазами, самоотверженно и с энтузиазмом бросающийся в атаку, это работяги войны, которых нужно уничтожать в первую очередь, потому что как раз они и являются носителями основной культуры и народной мудрости. Жестоко, цинично, но уж таковы мы, дети информационного века, нас так приучили думать заокеанские "друзья".

— Бычок, надо мягко отвлечь этих бюргеров, а то все стволы направлены на пленных, сдуру начнут в них стрелять, а нам этого не надо.

В разговор вмешалась Артемьева:

— Феникс, это Белка, я отвлеку.

— Что, опять будешь в неглиже расточать улыбки?

Смешок.

— Ну не то чтобы, но нечто подобное.

— Белка, на твое усмотрение, а точнее на усмотрение твоего мужа. Но сильно не рискуй.

— Вас поняла, Феникс.

— Всем. Бычок и Егор работают штатным оружием, а мы с Папой бесшумками с коротких дистанций…

Ну а потом был настоящий концерт, точнее представление: "явление Снежной Королевы в адаптированном варианте". Катька сняла разгрузку, осталась в камуфляже, в легких, специально для нее пошитых берцах, и, распустив роскошные светлые волосы, подправила макияж и, открыто улыбаясь, грациозной походкой пантеры направилась к немецким офицерам, которые от такой картины впали в ступор. Ну тут я их понимал: Катя девочка умная и, когда хочет, может производить на мужчин просто убойное впечатление, сравнимое со взрывом снаряда крупнокалиберной гаубицы в закрытой комнате.

Я как раз примостился на фланге со своим любимым ПП-2000 с накрученным глушителем и через коллиматорный прицел рассматривал моих нынешних противников, которые сделали великолепный подарок: всех пленных согнали в центр поляны и заставили сесть, тем самым выставив себя в качестве прекрасных мишеней.

А Катя все подходила и что-то кричала на немецком, при этом мило улыбаясь. Ну ни дать ни взять, лесная мавка с пистолетом за спиной. Когда она дошла до большого дерева, которое было неплохим прикрытием, я шепнул в радиостанцию: "Всем приготовиться". Катя сделала всё как надо, правда в самый последний момент не смогла себя сдержать, и ее лицо изменилось, стало какое-то холодно-отрешенное, как обычно бывает перед стрельбой. Выхватив из-за спины два ПМа с глушителями, открыла беглый огонь с обеих рук. Вот чертовка. Я себе таких понтов не позволяю, потому что считаю ненужной бравадой. Но вот так в лоб, как в ковбойском фильме — это, конечно, точно отвлечет внимание в полной мере. Самое смешное, ведь попала! Оба немецких офицерчика, получив по пуле в голову, сразу упали, как кегли, и только дрыгали ногами. А вот дальше подключились все мы. Я, наведя маркер коллиматорного прицела на широкую немецкую спину цвета фельдграу, плавно отжал спусковой крючок, и ПП-2000 закашлял короткими очередями, дергаясь в руках.

Тут же с другой стороны захлопал АКС-74 Артемьева, и к нему сразу присоединился ПКМ Карева, и поляна заполнилась криками, стонами и паникой. Имеющие первичную подготовку орлы лендвера, у которых был выработан один, но достаточно сильный рефлекс: откуда стреляют, оттуда и опасность, попытались рассредоточиться. Но плотный автоматно-пулеметный огонь уже успел нанести серьезные потери, и все, кто находился на этой поляне, просто попадали на землю и прятались за деревьями от неизвестно откуда взявшихся пулеметов.

Трое немцев не выдержали столь показательного и беспощадного расстрела и, побросав винтовки, попытались убежать, причем неслись как кабаны-секачи прямо на меня.

Обезумевшие от страха и паники лица, открытые в крике рты и короткие кашляющие очереди автомата — и катящиеся по листве тела в изорванных пулями мундирах. Невдалеке так же экономно хлопал "стечкин" с глушителем Дегтярева, отстреливая всех в немецкой форме, кто хоть как-то пытался оказывать сопротивление.

Прошло всего несколько минут после появления ослепительной Артемьевой, а ситуация резко изменилась: на поляне вповалку лежали люди и испуганно озирались по сторонам. Карев, вставив новую ленту в ПКМ, изредка короткими очередями бил над головами лежащих, чтобы никто не поднимался, а Санька во все горло кричал:

— Всем лежать! Голову не поднимать! Всем лежать!

И тут же дублировал фразу на немецком:

— Alle liegen! Den Kopf nicht heben! Alle Liegen!

Убедившись, что никто особенно сопротивляться уже и не собирается, мы под прикрытием пулемета стали выбираться из своих укрытий. Я громко крикнул:

— Штабс-капитан Мещерский!

Человек с перевязанной бинтом головой чуть приподнялся и поднял руку:

— Я, господин полковник.

— Выползайте оттуда, остальным лежать.

Невдалеке стоял Дегтярев с АКС-74 в руках и контролировал все пространство вокруг. Один из немцев, увидев, что нас так мало, попытался вскинуть винтовку, но тут же со стороны Артемьевой, которая уже успела облачиться в свою разгрузку, раздался хлопок ВСС, и ретивый немец захрипел, схватившись за простреленную грудь. Катя спокойно прокомментировала:

— Если еще будут желающие, быстро оформим пропуск в небесную канцелярию.

И продублировала это на немецком. Я, честно сказать, сильно удивился, где она этого набралась. Такое впечатление, что постоянно ходит с автопереводчиком в кармане.

Мещерский, с трудом переступая через тела, подошел ко мне и слабым голосом, в котором одновременно чувствовались и радость, и усталость, проговорил:

— Рад вас видеть, господин полковник.

— Судя по вашему виду, Павел Христофорович, получилось так, как я говорил. Армии разгромлены и войска отступают.

Мещерский опустил голову, принимая упрек на свой счет. Я его понял, поэтому попытался подсластить пилюлю:

— Не стоит принимать это на свой счет. Инертность мышления людей очень трудно преодолеть… Так, теперь к делу. Что это за люди, которых вы привели? Если не ошибаюсь, остатки вашего Невского полка?

— Так точно, господин полковник.

— Понятно.

Несмотря на приказ, на нас смотрели почти все люди, оставшиеся в живых на этой поляне, и прислушивались к разговору. Я понимал, как это выглядит со стороны — солдаты и офицеры в незнакомой форме, в маскхалатах, делающих нас похожими на леших, и главное необычное, но очень эффективное оружие.

— Вы, я вижу, пока не в форме. Есть люди, за которых вы готовы абсолютно поручиться? Сами понимаете, что тут происходит.

— Капитан Марченко… А если серьезно, то все, кто мог, уже давно сдались, и тут остались самые лучшие.

— Резонно. Хорошо.

Повернувшись к лежащим людям, крикнул:

— Капитан Марченко!

Тот сразу отозвался:

— Я.

— Поднимитесь и подойдите сюда.

Дегтярев стоял чуть в стороне, контролируя людей, и на лице его застыла ухмылка.

Невысокий плотный человек в потрепанном мундире поднялся и, осторожно переступая через людей, подошел к нам, пристально разглядывая, представился:

— Капитан Марченко Алексей Николаевич.

— Подполковник Оргулов. Вот что, Алексей Николаевич, Мещерский вам, наверное, обрисовал, кто мы такие?

Он осторожно ответил:

— В общих чертах.

— Понятно. Значит, так, капитан, мы вам не враги, а совсем наоборот, но предупреждаю, что любые необдуманные действия могут привести к очень неприятным последствиям. Вам это, надеюсь, понятно? Хорошо. Здоровых солдат вооружить трофейными винтовками, выставить боевое охранение. Пленных допросить, на предмет, что за часть и что они тут делают, и ликвидировать. Свидетели нам не нужны. Тела и все следы произошедших здесь событий убрать.

— А как же пленные… Это же бесчестно.

Ему не понравился такой подход, явно еще не хлебнул войны. Чистоплюй. Такой может дел наворотить, и нужно с него глаз не спускать.

— А с вами они что хотели сделать? Как мне показалось, вас обратно тащить у них желания не было. Вот что, капитан, эти ребята после того, как не смогли взять Осовец штурмом, пустили отравляющие газы, от которых умерло несколько тысяч солдат и офицеров. Люди умирали в страшных муках, выплевывая свои легкие. Вы еще не поняли, что это война на уничтожение. Видели бы вы, что их детишки с сорок первого по сорок четвертый в России творили. А если кто-то раньше времени узнает о нашем появлении в этом мире, то за нами и за теми, кто с нами контактировал, начнется охота. Но подумайте, что они смогут рассказать? Люди в необычной форме с очень эффективным автоматическим оружием, причем в тылу у немецкой армии. Что тут потом начнется? Раз вы пошли с Мещерским, значит, он вам что-то успел рассказать…

Я повернул голову к штабс-капитану.

— Что вы рассказали?

— Почти всё. Про войну, про голод, про отречение императора, про революцию и гражданскую войну.

— Думаю, этого достаточно, чтобы сделать выводы и определиться со своей позицией.

А вот теперь нужно делать решительный ход.

— Капитан, вы хотите изменить судьбу вашей Родины?

— Конечно.

— Так прекращайте рефлексировать, как восторженная курсистка, и займитесь делом. Если не можете, то… Ну в общем, найдем другое решение и других людей. Тем более у нас мало времени и нужно оказать помощь раненым. Выполняйте приказ. Они бы вас не пощадили.

Он немного помялся.

— Осмелюсь доложить, господин полковник, люди уже трое суток не ели.

— Понятно. Сейчас организуем…

Всегда совместный труд и особенно прием пищи быстро сближали людей. Хотя, конечно, еще быстрее общий язык находили курильщики, которые, как члены какой-то секты, где все пользовались тайными знаками, сразу устанавливали контакт, преодолевая психологический барьер первичного знакомства.

В данной ситуации у нас получилось вообще комбинированное воздействие: сначала вместе собирали трупы немцев, потом, пока от портала тащили продукты, устроили совместное раскуривание немецких же трофейных сигарет образца 1941 года. Но все равно шок от встречи с потомками не проходил, и спасенные люди с опаской поглядывали на пришельцев из будущего в необычной пятнистой форме. Санька заливался соловьем, показывая свою широкую военно-морскую душу, даже Дегтярев и тот, быстро распределив солдат, кого на уборку, а кого в боевое охранение, пытался хохмить, но пока особых успехов не достиг. Я, как командир, наблюдая все это со стороны, пока старался не делать выводов — люди были просто вымотаны, голодны и испытали сильный шок, и что-то решать можно будет после небольшой психологической передышки.

Все это время Маринка с донельзя серьезным видом оказывала медицинскую помощь раненым, виртуозно делая уколы, используя одноразовые шприцы из медицинского пластика. Я прекрасно видел, что она, несмотря на все свое самомнение и привычный для медиков и, особенно для хирургов, апломб, смущается под пристальным вниманием предков. Но тем не менее она лихо разрезала грязные бинты, приговаривая что-то ласковое, успокаивая стонущих людей, и ловко обрабатывала раны. Молодая девушка, которая, как я понял, в отряде предков выполняла функции сестры милосердия, сидела рядом и широко раскрытыми глазами наблюдала за манипуляциями женщины-доктора из будущего. Тут я ее понимал: человечество за один век сделало огромный рывок в области производства оружия для уничтожения себе подобных, но и медицина тоже не стояла на месте. Тем более женщин-врачей в этом времени было не так уж и много, а точнее их практически вообще не было, и тут наша Маринка выступает в роли ангела-спасителя. Люди, смотря на ее уверенные движения, начали понимать, что им оказывается действительно квалифицированная помощь. Если честно, то я сам залюбовался. Несмотря на рождение ребенка, она сохранила стройную фигуру, которую не скрывал, а только подчеркивал тщательно ушитый и отглаженный камуфляж. Густые каштановые волосы, удерживаемые заколкой, открывали шею и маленькие ушки с красными капельками скромных сережек, и от этого она выглядела как-то необыкновенно женственно.

Почувствовав взгляд, она обернулась и, как всегда необъяснимым образом поняв мои мысли, улыбнулась, непроизвольно поправила челку, выбившуюся из-под форменной кепки, рукой в резиновой перчатке. Странно, тягостные мысли от всей сложившейся ситуации, не дающие мне покоя, как-то сразу улетучились, и я реально почувствовал исходящее от Маринки доброе тепло, которое нежным покрывалом на мгновения окутало меня, отгородив от грязи и страданий. Несколько секунд сидел, наслаждаясь этим состоянием, но прагматичный разум, бесстрастно анализирующий всё вокруг, подал сигнал, что это слишком все необычно. Странно, таких ощущений никогда не испытывал, но мне кажется, что или я научился воспринимать эмоции людей, направленные на меня, либо Маринка в результате наших бешеных прыжков по разным мирам приобрела определенные качества. Но через несколько секунд всё исчезло, как не бывало, хотя настроение поднялось, и я, сделав пару шагов к импровизированному госпиталю, поинтересовался у нашего милого доктора:

— Мариша, ну что тут?

Местная девушка, Анна Россохацкая, которая как могла помогала Кузьминой, стрельнула глазками и вернулась к работе, но ее ушки покраснели, что говорило о смущении. Маринка в этот момент поднялась, подозвала одного из солдат Мещерского и попросила его примкнуть штык и воткнуть винтовку в землю. Тот удивленно пожал плечами, но перечить не стал, и через пару мгновений девушка прикрепляла к прикладу вертикально стоявшей винтовки пластиковые емкости, распаковала систему и поставила капельницу полковнику, что вызвало большой интерес окружающих.

Настроив систему, она повернула голову:

— Трое тяжелых, включая полковника. Требуется срочное хирургическое вмешательство. Остальные полегче. Много загноений. Хотя тут проблем не вижу, сам знаешь, как антибиотики действуют на предков.

— Хорошо. Ждали только тебя. Тогда готовься к переходу к точке выхода и организуй транспортировку тяжелых.

Она кивнула головой в знак согласия и вернулась к простреленному плечу молодого солдата, который после укола обезболивающего с восхищением и благодарностью смотрел на женщину-доктора в пятнистой форме, умело обрабатывающую начавшую гноиться рану.

Глава 4

Снова сижу и снова наблюдаю за нашими новыми знакомыми. Лето, тепло, птички поют, а вот невеселые мысли меня опять одолевают в предчувствии больших, если можно так сказать, жирных неприятностей. Это даже не чуйка, а реально проведенный анализ ситуации, но тем не менее самолюбие не позволяло признаться кому-либо, даже самому себе, о допущенных просчетах.

Наше пребывание в 1914-м идет по отработанному сценарию. Приведя вчера людей к точке выхода и организовав лагерь, мы, используя все имеющиеся в наличии возможности, изучали пришедших к нам людей. После совместного перехода и эвакуации трех тяжелораненых в наше время, где Маринка их вывезла в бункер в Молодежном, в свое великолепно оборудованное медицинское логово, и провела серию экстренных операций, отчуждения и недоверия при общении с пришельцами из будущего уже не ощущалось. Даже самые завзятые скептики были поражены появляющимся прямо из воздуха людям, выносившим коробки с продуктами и походным снаряжением. Впечатление, которое нам удалось произвести на предков, вызвало, конечно, неоднозначную реакцию, но все поголовно старались демонстрировать свое дружелюбие и признательность за спасение, тем более оказанная Маринкой медицинская помощь на фоне местной медицины оказалась весьма эффективной.

По прошествии суток, несмотря на всё, основным препятствием в общении были скорее различия в разговорном языке и определенные культурные несоответствия. Все-таки за сто лет многое поменялось, и наш красивый и могучий русский язык наполнился множеством жаргонизмов и словами, позаимствованными из английского языка, что, по мнению тех же господ офицеров, первое время сильно их напрягало. К тому же определенные выражения и словосочетания, к нашему удивлению, вообще кардинально поменяли свой смысл, да и постановка фраз, расстановка ударений и скорость передачи информации сильно мешали в установлении контакта. Но время шло, мы, если учесть наше желание незаметно инфильтроваться в этот мир, старательно изучали манеру общения предков, так сказать на бытовом уровне. К вечеру второго дня, когда вымотанные люди немного отъелись и отоспались, под руководством Артемьева, который с нашего согласия стал опекать предков, были установлены палатки, оборудованы полевая кухня, отхожее место и разъяснены основные принципы формирования минных полей. Санька в красках с особым рвением объяснил, чем чревато для незнающих беглецов, имеющих информацию стратегического характера, покинуть наш лагерь, не зная проходов в минных полях. Все это время мы старательно избегали каких-либо разговоров по поводу будущего вообще и наших новых знакомых в частности, хотя попытки были, но мы их мягко пресекали. Общая напряженность нарастала, чего собственно мы и добивались. Реально шла серьезная кропотливая работа по изучению пришедших к нам людей и разделение их на группы по степени опасности для нас, по уровню лояльности к России, к русскому народу, к императору, составлялись индивидуальные индексы политической активности. На каждого человека открывалось личное дело, скрупулезно собиралась и анализировалась информация о происхождении, о родственниках, о возможных связях со всякого рода деструктивными организациями, составлялись вопросы для проработки на детекторе лжи, через который будут обязаны пройти все без исключения.

Примерно часов в пять по местному времени, когда жара начала спадать, я дал команду на общий сбор. На небольшой полянке собрались практически все люди, кто, после разгрома Невского полка армии генерала Самсонова, искал спасения в лесу. Наши бойцы вроде как обеспечивали безопасность и заняли свои места в секретах, но они были готовы вмешаться, если беседа пойдет не по разработанному плану и кто-то начнет себя вести неадекватно. Я уже давно и, главное, не безосновательно считал, что лишние меры для обеспечения безопасности никогда не помешают, поэтому сам сидел на поваленном дереве, которое в случае чего могло сыграть роль защиты. Рассевшиеся передо мной люди и не подозревали, что находятся в секторах поражения трех МОНок, которые Санька заблаговременно еще ночью скрытно разместил на месте будущего собрания личного состава.

Рассматривая лица людей, я старался понять, что ими движет и чего от них можно ожидать. Будут ли драться за будущее России, или же после первых неудач опустят лапки и начнут топить боль от знания грядущей катастрофы страны в водке, или замкнутся в себе, приговаривая: "Моя хата с краю" и при первой же возможности предадут и станут на сторону заведомо известного победителя. Нам, уже имеющим опыт внедрения в прошлое, нужно было в первую очередь отсеять малодушных, и впоследствии их просто нейтрализовать или, используя технологии манипуляции сознания, потратив больше времени, использовать в своих дальнейших планах. В качестве крайней меры уже был вчерне отработан план по провоцированию на побег для самых опасных, естественно, он должен закончиться подрывом на минном поле со стопроцентной смертностью. Конечно, ни мне, ни моим соратникам очень не хотелось доводить ситуацию до такого результата, но стопроцентной лояльности никто не мог обеспечить, и мы хотели обезопасить себя на первое время от любого рода утечки информации о нашем появлении в этом мире. При этом, естественно, ставилась задача по организации своей разведывательной сети, с помощью которой можно будет с соблюдением всех мер конспирации увеличивать свое присутствие в этом мире.

Убедившись, что именно на мне сконцентрировалось все внимание, я хлопнул руками по коленям и кивнул Саньке, который двадцать минут назад притащил на полянку большой плоский жидкокристаллический телевизор, запитанный от тесловского инвертора, подключенного к автомобильному аккумулятору. С ноутбука на экран телевизора выводилась картинка современного для нас мегаполиса, вызывавшая неподдельный интерес собравшихся на поляне людей, уже прекрасно представляющих, что такое фильмы. Перед началом тщательно проработанной презентации, где использовались все самые действенные наработки по манипулированию общественным мнением, я поднялся и взял слово.

— Господа… — сделал паузу, внимательно посматривая на лица собравшихся людей, при этом стараясь отметить реакцию на мои слова. Я-то знал, что на деревьях разместили несколько IP-камер с пятимегапиксельными матрицами, и это впоследствии позволит тщательно отслеживать изменение поведения слушателей на различные блоки передаваемой информации.

— Товарищи… — Опять пауза.

Не удержался и хмыкнул курьезности ситуации — вроде как зарождается самая что ни на есть натуральная и реакционная контрреволюционная организация, а обращение "товарищи" тоже применяется.

— Все вы здесь знаете, кто мы и откуда, хотя и без подробностей, что вызывает у вас множество вопросов. Всем вам дали возможность привести себя в порядок, выспаться, отъесться и набраться сил. От себя могу однозначно сказать, что с того момента, когда вы услышали рассказ штабс-капитана Мещерского, поверили ему и пошли в лес, ваша жизнь изменилась и больше не будет такой, как раньше. Знание будущего очень тяжелая ноша, тем более такого трагического, какое ожидает вашу и нашу Родину. Как только до властьимущих дойдет информация о нашем появлении и о вас, так сказать, посвященных в тайны будущего, за нами всеми начнется настоящая охота, как у нас это называется по опыту путешествия в другое время, за наследием потомков. Кто-то захочет с нами встретиться и подружиться, кто-то, из тех, кто является врагом нашей Родины, попытается уничтожить, а кто-то попытается, используя нас и наши возможности, получить безграничную власть. Пока мы не раскрыли перед вами серьезные тайны будущего, пока вы не стали носителями секретов высшего государственного уровня, у вас есть пять минут, чтобы отказаться от этой роли и просто уйти. Даю слово офицера, что мы не будем вас наказывать и уничтожать. Вас просто на время изолируют и впоследствии, стерев память, выпустят. У вас есть пять минут, потому что после этого уже никто не сможет просто так отказаться. Иного выхода, кроме как смерть, у вас не будет: в случае предательства мы сможем найти и покарать, возможности у нас есть. Поэтому у вас всех вместе и у каждого в отдельности есть пять минут на обдумывание. От себя дополню — будущие события затронут ВСЕХ без исключения. Думайте. Это решение каждого и формулировка "все пошли, и я пошел" не подходит…

Сказав последнюю фразу, я отвернулся, сделал несколько шагов назад к Саньке Артемьеву, который демонстративно из термоса налил в чашку горячего кофе и протянул мне. Отойдя метров на десять, так чтобы казалось, что мы ничего не слышим, присели возле дерева и стали издалека наблюдать за нашими подопечными, прекрасно зная, что чуть позже в цвете и со звуком будем досконально изучать, кто и как провел эти важные и для них, и для нас пять минут.

— Ну что, Командир, думаешь? Как пройдет наш спектакль?

Я, отхлебнув кофе, прислонился спиной к дереву невесело усмехнулся.

— Да нормально всё будет.

— Уверен?

— Почти. К нам вышли те, кто не пожелал сдаваться и пер из последних сил по лесу, стараясь выйти из окружения. Вспомни, сколько таких было в сорок первом? Кто-то лапки кверху, типа немцы "культурная нация", потом, попробовав в концлагере баланду, расстреливали своих и становились "хиви" в немецких дивизиях или шли в полицаи. Эти не из тех. Народ еще не испорчен антигосударственной пропагандой, в армии и в стране наблюдается мощнейший патриотический подъем, кадровая армия и особенно офицерский корпус еще не полегли, и нам есть на кого опереться. Вот сейчас и посмотрим, как отреагируют господа офицеры, унтер-офицеры и нижние чины, а там уже будем делать выводы. Люди, верящие в свое дело, получили по голове, выжили, дрались до последнего патрона и узнали, что в будущем будет еще хуже. Какого решения от них можно ожидать? Знаешь, Санька, как мне кажется, основной задачей Первой и Второй мировой войн было как раз уничтожение нашего самого лучшего генофонда. Хотя…

Я на мгновение задумался.

— Может быть, проблема в том, что сильно различаются менталитет и кругозор разных слоев населения, на чем в свое время и сыграли революционеры, наобещав всем всё и, в конце концов, всех кинув. Поэтому мы так хорошо и прорабатывали наши информационные материалы с учетом такого кардинального различия в целевых аудиториях.

— В этом есть смысл, Командир. Хотя, сколько с тобой служу, всегда убеждался, что редко ошибаешься.

— Было, Санька, было. Тогда, перед бомбардировкой, когда всю нашу группу положили и я пошел на прорыв, оставив и тебя и Катерину ранеными.

— Да ладно, Командир, все правильно сделал, сам же инструктировал, что делать, если попадем в засаду…

Наш разговор был прерван раньше, чем прошли отведенные на размышления пять минут, подошедшим штабс-капитаном Мещерским, который на правах старого знакомого взял на себя роль делегата и руководителя группы спасшихся солдат русской армии. Я резко поднялся навстречу офицеру.

— Господин полковник, — обратился ко мне штабс-капитан. — Если все, что вы говорите, — правда, то мы готовы положить все свои силы и жизни для спасения Родины.

— Я предупреждал, что это будет для каждого самостоятельное решение. А вы…

— Вы не поняли меня, Сергей Иванович, мы так решили. Мы давали присягу…

Я еще раз его внимательно осмотрел и кивнул головой.

— Хорошо. Это единогласное решение?

— Да.

Я невесело усмехнулся. Все шло, как и предполагалось.

— Ну, тогда продолжим.

Мы уже втроем вернулись обратно. Люди все так же сидели на своих местах, и в их взглядах я видел какую-то обреченную решимость, как у солдат, идущих в атаку. Что ж, нас разделяет сотня лет, но все равно это были русские люди, привыкшие на удар отвечать ударом. Я бы в такой ситуации трижды подумал, а тут упорная решимость, хотя некоторые из них казались равнодушными. Это неприятно кольнуло, и я, поставив на будущее для памяти галочку, продолжил:

— Господа, я рад, что все приняли единодушное решение. Как я понял, сейчас для вас главное это доказательства правоты вашего выбора.

Легкий шум подтвердил правильность моих слов.

— Хорошо. Сейчас мы вам продемонстрируем, что ВАС и ВАШИХ детей ожидает в ближайшее время.

Санька, примостившийся невдалеке, положил себе на колени ноутбук, который был подключен к жидкокристаллическому телевизору. Дождавшись моего кивка, запустил специально смонтированный видеофильм, в котором рассказывалась судьба России до декабря 1941 года с демонстрацией кинохроники.

Фильм был длинный, и люди, не видевшие ничего лучше черно-белых низкокачественных немых фильмов начала двадцатого века, смотрели в цвете, с закадровым голосом, который в нужных местах интонацией выделял особо важную информацию, где специально подобранная музыка усиливала впечатление и запоминание. Над фильмом работали специалисты, которым четко была поставлена задача по различным группам зрителей, и практически к каждому был подобран свой ключик. Офицерам раскрывались страшные перспективы быть насаженными на солдатские штыки разложенной агитаторами армии, безнадежное дело Белого движения, запятнавшего себя кровавым террором, и в итоге разгром, эмиграция и бесславная смерть на чужбине. Нижним чинам, в подавляющем числе простым крестьянам, предлагалась немного подредактированная версия о продразверстках, о всеобщей коллективизации и раскулачивании, о многочисленных крестьянских бунтах и о жестоком их подавлении. Расчет был прост — кому захочется воевать за революцию, когда все равно кинут, обманут, заставят идти брата на брата. Стимулы достаточно серьезные, и надежда, что информационные технологии двадцать первого века сделают свое дело, имела под собой реальные шансы на успех.

Мы с Санькой сидели и наблюдали за людьми. Самое интересное, что мы ведь их не обманывали — как могли правдиво, без конъюнктурного очернения и обеления выдавали всю известную нам историю краха Российской империи. Отдельно в фильме много рассказывалось о роли Англии, которая столетиями гадила всем конкурентам, и особенно ее роли в смерти многих российских монархов, видных политических деятелей, ученых, военачальников. Особенно тщательно раскрывались причины начала Первой мировой войны, ее ход и роль союзников по Антанте в развале Российской империи и их действия после революции и во время гражданской войны. Для людей, собравшихся здесь, многие вещи были откровениями, которые то замалчивались цензурой, то толковались совершенно по-иному, но общая направленность нашего повествования была понятна всем — Россию цинично и подло постоянно били в спину. Революция и последующая гражданская война, которую в простонародье по привычке называли Смутой, были настоящей трагедией русского народа, в которой погибли миллионы людей, цвет, совесть, будущее нашей нации. Ведь в бой всегда шли лучшие, и соответственно они погибали в первую очередь, а в итоге у руля остались те, кто профессионально прятался за спинами и чужой кровью обмывал каждую ступеньку своей карьерной лестницы.

Фильм был очень тяжелый. Даже нам, детям информационного века, трудно осознать, как можно было бросить такую огромную страну, державу, империю в пучину братоубийственной войны, а что говорить о наших предках? Многие с суровыми почерневшими лицами с силой сжимали оружие, девушка Аня Россохацкая тихо плакала. Даже на лице Мещерского, который в общем-то был посвящен во многие тайны будущего, были видны слезы. Страшно знать, что всё, что ты ценишь, любишь, будет уничтожено, растоптано, оболгано. Когда фильм закончился, мы с Санькой не стали ничего говорить, отошли опять в сторону. Людям нужно переварить полученную информацию, сформировать ОБДУМАННУЮ позицию, и уже потом мы сможем основательно с ними работать. Практика использовать втемную, конечно, иногда дает великолепные результаты, но нам нужны были не фанатики, не марионетки, а настоящие соратники, на которых можно будет опереться в критической ситуации.

Санька, прекрасно все видевший, присел рядом, по привычке положив автомат на колени, спросил:

— Ну как думаешь, Командир, их проняло?

— А сам как думаешь? Спецы фильм делали, и вряд ли люди из начала двадцатого века смогут противостоять самым эффективным методикам скрытой рекламы.

— Думаю, не переборщили ли мы с фильмом?

— Нет, Санька, люди сильные, побывали в бою и не потеряли головы. Нет, не сломаются, а вот нашей идеей проникнутся. Надо только немного их подтолкнуть в нужном направлении.

— А что им предлагать будем? Николашку спихнуть и посадить своего?

— Нет, Санька. Нам еще не хватало влезть в их придворные дрязги. Там сместителей и без нас хватает. Устроим ту же смуту, но в более серьезных масштабах, оно нам надо?

— Так что будем делать?

— Мысль есть, но давай сначала с людьми поговорим. Надо тщательно изучить контингент, а потом уж приниматься за работу. Я пока окончательно не принял решения.

Мы снова вернулись к аудитории. Мещерский, опять в качестве делегата и руководителя, странным голосом спросил:

— Господин полковник, насколько это правда?

— Всё, от начала и до конца…

Люди зароптали, а Анечка Россохацкая чуть ли не выкрикнула:

— Это же чудовищно! Я не верю! Это не может быть правдой!

Странная постановка вопроса. Хотя, с другой стороны, я их понимаю. Я бы на их месте более тщательно проанализировал полученную информацию и, естественно, на веру бы ничего не принимал, но тут был другой случай. Люди реально понимали или даже чувствовали, что мы говорили правду, тем более слишком многое было показано с подробностями, да и проверить полученную информацию можно в самое ближайшее время.

Фельдфебель Удовин, плотный, кряжистый дядька, чем-то напоминающий старшинуВяткина, все время смотрел на нас исподлобья, но воздерживался от высказываний, а тут решил подать голос, причем, как мне показалось, даже со скрытой издевкой:

— Ваше благородие, господин полковник, скажите, а вам что с этого? Вы вон какие…

Я усмехнулся. Честно сказать, как-то все это представление вызывало у меня тоску, нужно было встряхнуться. А фельдфебель ведь выражал мнение многих людей, которые, несмотря на впечатление, произведенное нами и нашим фильмом, все еще сомневались, слишком уж нынешняя ситуация выглядела дико.

— Фельдфебель Удовин, если не ошибаюсь?

Оскалившись, Удовин согласно кивнул головой.

— Да, вашбродь.

Ну, это точно открытое хамство. Мое офицерское естество не выдержало.

— А ну встать! Смирно! Руки по швам! Звание, фамилия, полк!

Я даже на мгновение себя почувствовал тем самым генералом в исполнении Булдакова из фильма "Особенности национальной охоты". Вот что с людьми выработанные годами службы рефлексы делают: борзый фельдфебель подскочил и вытянулся и начал почти кричать про фельдфебеля Удовина, про пулеметную команду, про Невский полк.

— Вольно. Садитесь.

Еще раз осмотрев людей, наконец-то высказался:

— Значит, так, господа и товарищи. От вас никто и ничего не будет ни просить, ни требовать. Скоро канал между нашими мирами закроется, и мы просто уйдем. Вы — солдаты Первой мировой войны, которая для России закончится кровавой кашей гражданской войны — Великой Смуты. Страна, потеряв миллионы здоровых мужчин и женщин в угоду заморским банкирам, все равно встала с колен, но ее снова втянули в новую войну. Германцы 22 июня 1941 года напали снова и дошли до Москвы и до Кавказа…

Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Как-то все пошло не по плану, да и мне, если честно, это всё не очень нравилось.

— Мы, остатки войск специального назначения, те, кто пережил Третью мировую войну, которая закончилась гибелью всего мира. После применения страшного оружия миллиарды людей и все живое погибли, на Земле установилась зима, которая будет длиться столетиями. Нас мало и мы живем в подземных убежищах, доедая последние запасы продуктов и сжигая последнее топливо. Так получилось, что у нас появилась возможность попасть в прошлое и попытаться всё изменить. Сначала мы попали в 1941 год, когда Германия напала на Советский Союз и, разгромив всю кадровую армию, захватила практически европейскую часть страны. Мы вмешались и помогли предкам, изменив ход истории, уменьшив чудовищные потери среди войск и, главное, среди мирного населения. Но, как оказалось, процесс уничтожения России, который и привел к гибели всего мира, был запущен намного раньше. В том мире армию восстановили, много людей пошло в ополчение, добровольцами, и под Москвой германцам было нанесено тяжелейшее поражение, но скорее всего в ближайшее время все страны, вроде как союзники — так же, как и в этом мире, Англия, САСШ, Франция, объединятся с Германией, наплевав на имеющиеся противоречия, нападут на Россию…

— Даже в вашем мире, в вашем времени уже поздно корректировать историю, процесс развала запущен намного раньше. Странные смерти императоров, как правило, очень выгодные англичанам, грабительские кредиты. Это внешние воздействия, но есть и накопившиеся внутренние проблемы, и главное, что все, от простого крестьянина до ближнего императорского круга, недовольны властью. Достаточно бросить спичку и всё вспыхнет. В общем, много чего. Думайте. Мы уходим на два дня. Продуктов передали вам с запасом, их хватит на неделю, а если экономить, то и на две, боеприпасы у вас есть, а нам есть чем заняться. Как раз ваши раненые уже будут прооперированы и готовы к транспортировке.

Повернувшись к Артемьеву, сказал:

— Санька, собираемся.

Отжав тангенту радиостанции, коротко бросил в микрофон:

— Всем. Уходим. Сдать посты местным.

Сборы были недолгими. Никто ничего больше не говорил, молча, сопровождаемые умоляющими, а где и угрюмыми взглядами, быстро собрались, прихватили всю иновременную технику, за исключением скрытых видеокамер. Артемьев снял мины, и по спустившемуся прямо из воздуха пандусу мы вернулись в свое время.

Когда выключилась установка, Санька задал интересующий всех вопрос:

— Командир, а что дальше?

— А что? Вспоминай, чем мы раньше занимались, когда еще маяков не было?

— Ну…

— Эх ты. Установки имели минимум четыре точки выхода, вот мы и будем искать их, а ты думал просто так там, в лесу, радиомаяк прятал?

— Это понятно, а вот что насчет людей? Как-то все сумбурно и странно прошло.

— Да все нормально. Пусть переварят, обсудят, передерутся, выявят, так сказать, возмутителей и при необходимости сами их и грохнут. Большинство и так уже с нами.

— Как-то… ну, в общем, не очень красиво все смотрится.

— Санька, мы не няньки, а они русские солдаты, которые давали присягу. Им разъяснили, что Родине угрожает страшная опасность, а большинство начало рефлексировать, хотя, как мне кажется, это последствия футуршока. Пусть примут осознанное решение, потом мы их проверим.

— А дальше?

Я усмехнулся.

— Дальше посмотрим, кто там останется.

Поняв, что я пока не хочу раскрывать свой план, Артемьев от меня отстал, а я направился в пункт связи, откуда вызвал Маринку, которая почти сразу ответила, видимо ждала моего звонка.

— Привет, Мариша. Как ты там?

— Как всегда. Много работы. Привезли новую партию раненых. Опять одна из поисковых групп нарвалась на засаду, пришлось ехать в большой бункер. Надо принимать меры, бандиты опять начали наглеть. Васильев тебе сам расскажет, он вроде там кого-то уже отловил и наказал.

— Понятно. Я разберусь. А что наши подопечные?

— Там все в порядке. Первушин уже транспортабельный, двое остальных, как ты просил, в течение двух дней могут быть отправлены обратно без особого вреда.

— Хорошо, Мариша. Я скоро заеду.

— Будь осторожен, Сережа. Ты многим рискуешь, а все завязано на тебя.

— Ты волнуешься за меня как за командира и руководителя проекта? — я не удержался и чуть поддел ее.

Она устало ответила, но я почувствовал, как она улыбнулась.

— Сережа, не вредничай, ты знаешь, о чем я.

Я не стал развивать дальше эту тему, понимая, что если переступить определенную грань, то потом трудно будет снова налаживать отношения.

— Спасибо, Мариша. — И положил трубку.

Глава 5

Богато убранная коврами комната освещалась двумя маломощными лампами-экономками, и на пределе слышимости где-то вдалеке тарахтел бензиновый генератор. Из соседнего помещения, где разместилась охрана, тянуло запахом свежезаваренного кофе и такого привычного бензинового примуса, который стал нормой жизни для людей в бункерах и убежищах. Как в каком-то дешевом боевике, на возвышении лежали два бородатых крепыша, затянутых в натовские камуфляжи и, высокомерно поглядывая на стоящего перед ними на коленях Михаила Бокова, потягивали кальян и громко переговаривались. Мандалай, вдыхая душистый запах, униженно с тоской смотрел на своих нынешних хозяев, которым он регулярно поставлял информацию о событиях и циркулирующих в группировке Оргулова слухах.

После того, как вояки во главе с Оргуловым захватили власть и скинули в бункере научников, тогдашнее руководство, которое паразитировало на остальных обитателях, Боков лишился теплого местечка и двух, почти узаконенных рабов, которые работали лично на него. Он, конечно, попытался влезть и в новое руководство, но вояки прогнали всех через детектор лжи и быстро отсеяли настоящих, стоящих ученых от болтунов и паразитов, и Мандалай остался не у дел. Как он понял, местная служба безопасности догадывалась о его связях с боевиками и темных делишках с наркотиками, и, учитывая тесную связь со старым руководством научников, которые частью были расстреляны при попытке саботажа, а частью отправлены в трудовой батальон, его держали вдалеке от всякого рода тайн и материальных ценностей. Но обида была даже не в этом — его открыто презирали, за словоблудие, за то, что он всех вокруг считал плебеями, за желание паразитировать на окружающих и, главное, за обычную техническую безграмотность и нежелание это признать. Боков нутром ощущал это презрение и со стороны коллег-научников и со стороны военных, которые чурались его как прокаженного, и ему не оставалось ничего другого, как тихо ненавидеть всех вокруг. Спасение от всесжигающей ненависти он находил в спиртном и в наркотиках, которые стали его основными спутниками в этой жизни. Наркота — недешевое удовольствие, и просто так никто ничего давать не собирался, поэтому Мандалаю приходилось расплачиваться самым дорогим товаром — информацией о группировке Оргулова, мощь, авторитет и влияние в регионе которой стремительно росли. Он так привык предавать своих соотечественников, что почти потерял связь с реальностью и стал действовать неосмотрительно, только случайность недавно спасла его от провала — служба безопасности группировки сумела отыскать других агентов, локализовать место базирования турецких разведчиков, которые выдавали себя за татарских боевиков, и провести войсковую операцию. Бои были тяжелыми, но те, кто был в курсе о роли Бокова в функционировании турецкой разведсети, погибли в перестрелке, и на время предатель затаился, со страхом ожидая, когда за ним придут костоломы Оргулова. Но шли недели, а ничего не происходило, и постепенно Мандалай успокоился, и, страдая от отсутствия наркотиков, пытался нащупать новые каналы продажи информации, так сказать, ища новых хозяев. Ему повезло — через три недели на Рынке с ним вышли на контакт, и снова Миша Боков стал сливать информацию о своих ненавидимых товарищах турецким разведчикам.

За прошедшее время многие узнали, что у Оргулова есть машина времени, и он напрямую общается с предками из 41-го года. Именно оттуда шли продукты, боеприпасы, горючее, туда эвакуировались многие нужные и полезные люди и, по слухам, уже занимали высокие ответственные посты в Советском Союзе, внедряя технологии из будущего. Такую тайну было уже трудно утаить, когда через установку путешествия во времени прошли тысячи людей. Появление украинских десантников, русского спецназа, переброска тяжелыми военно-транспортными самолетами множества грузов, усиление системы безопасности, оборудование новых мощных укрепрайонов, размещение комплексов ПВО для воздушного прикрытия Симферополя произвели на всех впечатление — чувствовалась огромная сила за теми, кто держит у себя в руках установку путешествий во времени. Вот именно с этой силой у Мандалая и ассоциировался Оргулов — местный, выскочка, везунчик, которому просто повезло. Чем Боков хуже? Еще больше его коробило то, что в прошлое отправлялись группы программистов и администраторов компьютерных комплексов, на базе которых разворачивались авиационные и танковые симуляторы для обучения личного состава Красной Армии. Боков пытался туда пролезть, понимая, что ему только надо попасть в прошлое, а там уж он сумеет себя показать и зарекомендовать, возвыситься, но ничего не происходило. Практически все, с кем он начинал работать на Оргулова, сканируя книги и документацию из библиотек вузов Крыма, уже получили должности и звания сотрудников НКВД и отправились в прошлое, а он так и остался не у дел. Как особой издевкой было поручение сканировать учебники средней школы, начиная с букваря, что вызвало у него новую вспышку ненависти. Он, такой умный, заслуженный, всеми уважаемый, и остался не у дел. Приняв очередную дозу наркоты, он осознал для себя страшную истину — в прошлое его никто не возьмет, он там никому не нужен. Ненависть и желание отомстить, жестоко отомстить, вот что его направляло в последнее время и не позволяло упасть в пучину отчаяния. Поэтому Михаил Боков уже сознательно стал сотрудничать с офицерами турецкой военной разведки, которые тоже прекрасно были осведомлены относительно наличия у Оргулова установки путешествия во времени.

Сейчас его, как в тот раз, вытянули для личной встречи с высокопоставленным турецким офицером, лично прибывшим для уточнения обстановки на месте. После двухчасового допроса Боков стоял на коленях и слушал двух турков, которые полулежа, потягивая кальян, вальяжно и нагло обсуждали сложившуюся обстановку, свысока поглядывая на него…

— Что вы думаете, уважаемый Мустафа?

— Кямрян, ты уверен, что эта русская собака нас не понимает?

— Да, эфенди. Мы его не раз проверяли. Но он не русский. Судя по его продажности, у него явно преобладают не русские, а более южные корни.

Оба понимающе усмехнулись.

— Насколько ему можно доверять?

— Он ненавидит своих соотечественников. Этот законченный наркоман все еще хочет занять высокий пост и считает себя несправедливо обделенным. Это гремучая смесь. Он уже сейчас готов нести взрывное устройство в бункер с установкой, хотя его туда никто не пустит — там уже пару месяцев назад максимально усилена охрана.

Задумавшись, посланец правительства Турции закрыл глаза и приложился к кальяну, выпустив ароматный дым. Он молчал пару минут, раздумывая над ситуацией.

— Кямрян, твоя мать, моя сестра, просила о тебе позаботиться, поэтому я буду говорить как есть. Мы умираем, в тех убежищах, где спаслись остатки нашего народа, уже нечего есть и начался настоящий голод. Русским, тем, что за Уралом, проще: Сибирь большая, и множество убежищ еще до войны были заполнены продуктами, а теперь они сумели найти проход во времени и помогают своим предкам, вывозя из нашего проклятого мира инженеров, военных, демонтируя и отправляя в прошлое целые заводы. Что нам остается делать? Недавно была потеряна связь с последней уцелевшей подводной лодкой "Атылай", которую, судя по докладу, уничтожила русская атомная субмарина, каким-то чудом пробравшаяся в Черное море. Мы проиграли окончательно, и у нас нет будущего.

То, что гость вспомнил про их родство, позволило молодому офицеру назвать гостя дядей в официальном разговоре.

— Дядя, вы говорите страшные вещи.

— Ты сам знаешь, что я прав.

Опять затянувшись и пыхнув дымом, гость продолжил:

— Когда мы, благодаря тебе и другим источникам, убедились, что путешествия во времени это реальность, были предложения захватить силой, но пока собирались, пока обсуждали, упустили время, и этот Оргулов весьма набрал силу. У нас не будет столько солдат, чтобы захватить бункер с установкой путешествия во времени. У нас нет авиации, у нас нет горючего для танков и бронетранспортеров, все, что смогли наскрести, это четыре сотни солдат на двадцати танках и сорока бронетранспортерах, у которых почти не осталось ни боеприпасов, ни топлива.

— Этого недостаточно. Для войсковой операции нужно минимум в десять раз больше…

— Ты считаешь, что тихо захватить бункер не получится?

— Уверен. Я потерял уже три группы. Их просто и без всякого предупреждения расстреливают русские снайпера. Двоих взял в плен их спецназ, поэтому они наверняка знают о нашем интересе.

— Это понятно. Что можешь нового сказать о наших татарских единоверцах? — последнее слово он выговорил, скривившись, вспоминая, какие они вояки.

— Этот фактор можно не учитывать в наших планах. Настоящих бойцов там не осталось, все мужское население занято тем, что рыскает и собирает по Крыму и в его окрестностях нужное в прошлом промышленное оборудование, подбитую технику и обменивают на продукты и горючее. Причем русские расплачиваются честно и дают хорошие цены. Крымские татары не будут за нас воевать, им это невыгодно. Даже было пару случаев, когда они сами сдавали наших людей боевикам Оргулова.

Опять пауза.

— Кямрян, ты тут долго находишься и собрал много информации, как думаешь, можно договориться с Оргуловым, чтобы и наших переправить в прошлое?

— Оргулов? Вы же знаете про него всё. Русский морской пехотинец, воевал с нами. Нет, мы для него враги.

— А мирное население?

Молодой турок задумался, подбирая выражения и видя тоску в глазах родного дяди.

— Нет. Даже если Оргулов будет не против, то Сталин, с которым у него чуть ли не дружеские отношения, не согласится пропустить наших людей. Они не допустят, чтобы технологии из будущего ушли в чужие руки.

— А если в другие времена?

— Не знаю, это надо с Оргуловым говорить, но судя по некоторым данным, у них канал работает только в конец сорок первого года.

— Понятно. Но я не могу вернуться с пустыми руками, Кямрян, нам нужна помощь.

— Силой мы ничего сейчас не добьемся. Среди русских ходят слухи, что установка заминирована ядерным зарядом и в случае попытки захвата всё будет взорвано.

— Это правда?

— Скорее всего да. Русские в последнее время очень усилили свою группировку, а появление русской атомной субмарины в Черном море говорит о многом. Тут нужна спецоперация, но нам не хватает сил и данных.

— Ты в курсе, что с Западной Украины в Крым направили целую бригаду для "наведения порядка"? Оргулов в курсе?

— Конечно. Ее ждут. Я думаю, они тут обломают зубы.

— Кямрян, это дымовая завеса. Пока это пушечное мясо будет отвлекать внимание, наши европейские друзья готовят свою операцию.

— Так они в курсе?

— Конечно. Вопрос в том, чью сторону нам принять, в свете сообщенной тобой информации. Или помочь Оргулову, при условии, что остатки нашего народа будут спасены, или присоединиться к войскам НАТО, которые попытаются захватить установку своими силами быстрого реагирования.

— Когда это произойдет?

— Пока неизвестно. Но точно знаем, что они еще не готовы…

— Именно поэтому эта бригада продвигается так медленно.

Гость только кивнул в знак согласия, но молодой решил спросить, проясняя ситуацию в мире.

— А наши арабские друзья?

— Они погрязли в междоусобицах за нефтяные месторождения, которые не были уничтожены во время войны. Они нам не помощники.

— Но ведь путешествия во времени…

— Они считают это происками сошедших с ума неверных.

— Понятно. Тогда что будем делать, дядя?

— Надо договариваться с русскими. Если они так хорошо торгуют с крымскими татарами, то и мы им сможем поставлять русскую битую технику, в Новороссийске ее много осталось. Хоть какая-то польза будет.

— А что с этой собакой будем делать? — Кямрян указал в угол, где до сих пор стоял на коленях Боков. Предателей нигде не любят, поэтому, как они ни старались, но презрительное отношение к агенту в группировке русских скрыть не сумели, и Мандалай это ощутил.

— Пусть будет. Вдруг не договоримся, а нашим американским и европейским друзьям, к которым мы, может быть, присоединимся, наверняка понадобится свой человек в бункерах русских.

— Вы думаете, у них там нет своих?

— При том уровне безопасности — не уверен…

Мандалай терпеливо слушал неторопливый разговор двух турков и много раз отмечал знакомое слово "Оргулов", и в его душе закипала ненависть и к этим бородатым напыщенным воякам. Каким-то шестым или десятым чувством он понял, что турки пока не собираются воевать, а хотят договариваться и даже торговать с Оргуловым. И тут его предали, но ничего, он сможет дождаться того момента, когда можно будет выстрелить в спину этим подонкам и предателям, которые не оценили его, Бокова, организаторский гений и величие его интеллекта. Не только эти бородатые уроды нуждаются в боковском гении, и он все равно займет достойное место в этом и другом мире, где нужны умные, достойные люди вроде него.

У него был козырь, который Мандалай решил придержать на особый случай, и как он понял, эти бородатые ублюдки не достойны такого снисхождения с его стороны.

Еще до того как профессора Старостенко, у которого Боков еще до войны был аспирантом, отправили с группой специалистов в прошлое налаживать производство полупроводниковой техники, Мандалай, стараясь попасть в группу избранных, подвязался помогать ученым решать уравнения, которые Оргулов скидывал научному сектору. Естественно, хитрый Боков пролетел мимо, но он как мог делал копии всего, что так или иначе имело отношение к путешествиям во времени. На заветной флешке хранились подборки схем, фотографий отдельных электронных блоков, изготовляемых для военных, и, главное, математические выкладки, которые Оргулов использовал в своих системах.

Мандалай не был идиотом и прекрасно отдавал себе отчет, что именно тут в Крыму, в Симферополе, разработки по теме путешествий во времени продвинулись максимально далеко, и огромный интерес со стороны российских силовиков подтверждал это. Да, собранной информации не хватило бы для постройки установки путешествия во времени, но Боков не сомневался, что и в других местах ведутся разработки в этом направлении, и за его информацию серьезные люди будут готовы дать хорошую цену. Тем более тайна концепции использования пространственно-временных маяков для позиционирования точек выхода в прошлом не осталась скрытой, и черновики чертежей и схем оказались в руках предателя…

С трудом подавив кривую усмешку, он опустил голову под презрительные смешки его новых хозяев. Он прекрасно знал, что когда сильно волнуется, его лицо сразу краснеет и он становится сразу похожим на перезрелый помидор, что вызывает улыбки у окружающих. Несмотря на слабое освещение, турецкие офицеры заметили его состояние и нагло, не стесняясь, загоготали.

Значит, недостойны, значит, Боков придержит свой козырь для более серьезных и понимающих хозяев, которые, а он в этом не сомневался, появятся в ближайшее время. Ну не может этому выскочке Оргулову так везти, и рано или поздно его должны будут серьезные люди поставить на место.

* * *

Вот это облом, вот это я попал. Ну кто мог такое предположить, что система генераторов, с помощью которых я меняю конфигурацию волновой линзы, чтобы попасть в более ранние времена, кардинально изменит всю систему, и теперь я имею только одну географическую точку выхода в прошлое в указанном времени. Надеюсь, что там хотя бы пространственно-временные маяки будут работать, чтобы иметь хоть какие-то возможности для маневра. Поломав голову и сделав несколько неудачных попыток, я плюнул на всё, и, свернув работы на сутки, в бронетранспортере с охраной вернулся в основной бункер в Симферополе, где стояла большая установка. Вроде как пришло время еще раз продиагностировать состояние канала в 1942 год, хотя, по расчетам, до более или менее стабильной работы у меня есть пара дней, но тут лучше подстраховаться и самому все перепроверить, да и от полковника Семенова уже давно лежит запрос о личной встрече. Наверное, опять очередную страшилку про внешних врагов придумал, а то я не понимаю, что тут скоро начнется кровавое веселье. И турки знают, чем мы занимаемся, значит, пиндосы и их европейские комнатные собачонки тоже в курсе, а это ребята, давно живущие по законам простых парней: понравилось, достал кольт и попытался забрать. А вот если в ответ получит по мордасам, то тогда начинает возмущенно от праведного гнева повизгивать относительно демократии, толерантности и призывать мировое сообщество в помощь.

Пробное включение установки в большом бункере почти подтвердило мои ожидания, ну разве что стабильная работа портала по точке в нашем лагере под Оренбургом 42-го года продолжалась двенадцать секунд, за которые я успел связаться с дежурной сменой на той стороне. Мы только и смогли обменяться позывными и пожелать друг другу удачи, и портал закрылся, ровненько отрезав штангу с антенной.

С хорошим настроением, вызванным прогнозируемым поведением пространственно-временного портала в 1942 год, я вызвал руководителей направлений для проведения собрания, а сам стал прикидывать, что можно сделать и как еще помочь Советскому Союзу. В свете недавно открытой технологии переброски крупногабаритных грузов, в первую очередь нам необходимо было укрепить СССР хотя бы парочкой стратегических бомбардировщиков, которые могли бы беспрепятственно, точнее безнаказанно бомбить любые объекты в глубоком тылу противника, и не только нынешнего, но и потенциального. Еще одним направлением развития было бы начало космической программы. Да, именно так. Начать космическую программу. Для этого на первое время вполне достаточно забросить на орбиту пространственно-временной маяк и с помощью него выводить на орбиту спутники любого назначения. Тогда космос в сорок втором становится настолько дешевым, что можно очень быстро нарастить группировку навигационных, связных и разведывательных спутников, тем самым получив неоспоримое стратегическое преимущество, правда для этого требовалась отдельная инфраструктура из центра управления и наблюдательных станций. Вряд ли СССР потянет, точнее не потянет долгосрочную программу, но для получения временного преимущества можно что-то придумать, вот пусть спецы из космических войск РФ размышляют, рассчитывают и предлагают, если хотят переселиться в чистый мир…

Собрание прошло буднично, и те, кто был в курсе относительно наших похождений в 1914 году, помалкивали, стараясь не показывать свое нетерпение. Мое возвращение говорило об определенных подвижках, но я не спешил распространяться о дальнейших планах, боясь сглазить…

Здесь, пока меня не было, всё шло установленным порядком: по всему Крыму собирались станки, бензогенераторы, демонтировались линии электропередач, стаскивалась любая автомобильная техника, при этом предпочтение отдавалось грузовикам, бульдозерам, экскаваторам, автокранам. Всему тому, что может помочь в народном хозяйстве и, главное, военной промышленности, уделялось огромное внимание. Группа инженеров из прошлого, при согласовании с херсонскими военными, уже две недели сидела на Херсонском нефтеперерабатывающем заводе, рассматривая вопрос его демонтажа и переправки в сорок второй. На такого рода экспедиции требовалось выделять ресурсы, охрану, горючее и подмазывать местных полевых командиров, даже если они носят погоны с большими звездами и лампасы. Но тем не менее процесс сбора ценностей уже был поставлен, если можно так сказать, на поток и всем вокруг от этого было хорошо, ну кроме, конечно, всякой бандитской нечисти, которую совместными усилиями быстро отлавливали и множили на ноль.

По результатам совещания было понятно, что процесс разграбления нашего мира идет полным ходом, и руководители направлений, как и ожидалось, только требовали дополнительные ресурсы, так сказать, для увеличения мощности. Информация о будущих глобальных неприятностях в виде протокола "Тень-2" уже для многих не была тайной, и люди прекрасно осознавали, что наши деньки в этом мире подходят к концу, поэтому желание побольше подгрести под себя всяких высокотехнологических вещей и утащить с собой в другой мир было вполне объяснимо. Я как мог это поощрял, подбрасывая поисковикам горючее, продукты, боеприпасы и сверх того, чтобы они имели возможность в случае чего выменивать у местных необходимое для нас оборудование. Целые фуры, забитые бытовой и медицинской техникой, станками, приборами и различной мелочевкой, потоками по специально расчищенным дорогам двигались в сторону Симферополя на специальные разгрузочные терминалы. Для обслуживания такого потока грузов вокруг бункера в кратчайшие сроки был создан целый комплекс дополнительных герметичных ангаров, соединенных друг с другом широкими проходами, по которым сновали автопогрузчики. По сути дела, прямо на глазах вырастал настоящий город, чем-то напоминающий футуристическое поселение будущего на Марсе в виде герметичных куполов, соединенных переходами. Люди, привлекаемые для строительства, быстро и целенаправленно мотались по городу и окрестностям, особенно по промзонам, выискивая необходимые металлоконструкции, быстро их разбирали, перевозили к бункеру и возводили новые утепленные герметичные и, главное, просторные ангары, где уже можно было ходить без средств защиты органов дыхания, что существенно ускорило нашу деятельность. По возможности все эти постройки старались искусно вписывать в комплекс разваленных домов, чтобы уменьшить нагрузку от ветра и маскируя наши новостройки от возможных противников в случае начала боевых действий. Но слух о масштабном строительстве, о детском саде, о медицинской клинике, об открытой школе и, главное, о высоких зарплатах, если так можно назвать усиленные пайки для бойцов строительных батальонов, которых у нас вследствие все увеличивающегося потока добровольцев было уже три, распространился по всему юго-востоку Украины. Нам пришлось организовывать систему блокпостов и точек отстоя и отдыха на основных транспортных магистралях для контроля и охраны все увеличивающегося потока беженцев, которые, бросив всё, пытались найти шанс на выживание в Крыму. Но мы тоже не были альтруистами, и служба безопасности, усиленная сотрудниками НКВД и специалистами СБУ, ФСБ, МВД Украины, тщательно фильтровала приезжающих, выискивая агентов и просто информаторов возможного противника, отсеивая психически нестабильных, просто сломавшихся, наркоманов и неизлечимо больных. Мы не демократическое общество, и не можем позволить себе кормить толпы нахлебников и вскармливать возможных потенциальных конкурентов.

В мире вокруг нас происходили не менее интересные события. После того, как во время войны, к всеобщему "удивлению", прилетело несколько боеголовок, причем парочка из них были рассчитаны на уничтожение защищенных бункеров, и в прямом смысле слова выжгли Ватикан со всеми его оберегаемыми секретами, папой и иерархами, по всему миру началась ожесточенная и кровавая война за власть внутри католической церкви. Вся эта вакханалия продолжалась до нынешнего момента с разной степенью интенсивности. Из-за огромного расхода горючего и боеприпасов во время конфликтов разных группировок борьба переросла в плоскость привычных интриг, и нормальным явлением стали скоропостижные смерти одиозных фигур — все-таки многовековой опыт применения ядов и сталкивания лбами конкурентов не был до конца утерян. Но новоявленные обладатели кардинальских красных шапочек не забывали о своих материальных благах и с вожделением посматривали по сторонам, выискивая, где что плохо лежит, поэтому необычное изобилие продуктов в Крыму, естественно, вызвало их интерес, хотя как обычно действовать они начали чужими руками…

На Украине из-за проблемы практически закончившихся запасов продуктов и топлива, несмотря на декларируемую вертикаль власти, начался процесс распада и полной анархии. Существующее положение вещей характеризовалось одной фразой: "каждый выживает, как может". В зависимости от размера и количества звезд на погонах, от громких довоенных регалий и, главное, от количества имеющихся в наличии преданных боевиков, руководители разных уровней пытались найти, у кого бы подхарчиться. Кто-то пытался договариваться с Россией, но там европейская часть была разорена и разрушена, поэтому перспективы выживания в этой ситуации были весьма и весьма призрачными — самим не хватало и брать незалежных нахлебников на содержание никто не хотел. Кто-то по привычке с криком "Заграница нам поможет!" пытался найти помощь в Европе, но там тоже было все печально, и, изредка подкидывая крохи, европеоиды направляли карательные отряды, по сути дела являющиеся толпами мародеров и заставляли грабить убежища на юго-востоке Украины. Но результаты были плачевны — большая часть захваченных ресурсов под охраной европейских "помощников" вывозилась на запад, а проводникам интересов евроинтеграции доставались крохи, точнее объедки, и отводилась роль пушечного мяса в боях с сородичами. Ничего не изменилось, но кровь была пролита, и обратного пути уже не было. После получения информации о необычно огромных запасах продуктов в Крыму, умные ребята срочно реорганизовали карательную бригаду "Галичина", укомплектовали ее почти на шестьдесят процентов европейскими наемниками. Отправка боевиков в Крым была очередным и ожидаемым шагом мирового сообщества по "справедливому перераспределению несправедливо захваченных ресурсов" — красивые фразы, прикрывающие обычный грабеж. У нас к забугорным грабителям отношение всегда было однозначное — дубиной по голове. По имеющейся информации, передовой батальон бригады "Галичина", продвигающийся по Николаевской области, попытался в привычной манере пополнить свои запасы горючего и продуктов в многочисленных убежищах в районе Первомайска-на-Буге. Там еще в советские времена были расположены несколько позиционных районов 43-й ракетной армии РВСН СССР и подземные пусковые установки со всей прилегающей инфраструктурой, так до конца и не уничтоженной американскими консультантами, после соответствующего восстановления они стали великолепными убежищами для большого количества народа. В районе Первомайска развернулось настоящее побоище, когда западные грабители, размахивая какими-то бумагами от имени высшего руководства Украины, вроде как дающими им право выгребать всё, что посчитают нужным, попытались в привычной манере не только пополнить запасы горючего, продуктов и боеприпасов, но и без всякого зазрения совести попользоваться местным женским контингентом. В итоге после четырнадцатичасового боя батальон карателей был уничтожен, но и защитники бункеров понесли тяжелые потери. Люди прекрасно осознавали, что уничтожение регулярных узаконенных бандитов им никто не простит, и сразу заслали послов к нам, с просьбой хотя бы позаботиться о мирном населении. Естественно, мы не стали кривиться и раз в неделю в Симферополь приходили караваны на сорок-шестьдесят машин, забитые женщинами, детьми и материальными ценностями. Они, по мнению наших николаевских друзей, должны будут понадобиться при жизни в другом времени — руководство системы бункеров в ограниченном составе было в курсе, куда и как будет проводиться переселение.

Поток новых людей с каждым днем всё увеличивался, что повлекло за собой появление банд, которые подвизались на ограблении переселенцев. Поэтому чуть позже система блокпостов модернизировалась, и на въезде в Крым в Армянске и на Чонгаре были созданы два укрепрайона, ставшие базами для наших рейдовых групп, которые теперь занимались сопровождением караванов, отловом и уничтожением банд.

Количество пришедших к нам людей уже перевалило за несколько тысяч, можно сказать, что Симферополь в некоторой степени стал оживать. Восстанавливались дома, заново прокладывалась система отопления, уже функционировала система телефонной связи и работала общая компьютерная сеть. На расчищенных бульдозерами улицах постоянно мелькали машины, разъезжали патрули и, как ни странно, даже такое подобие цивилизации, так сказать суррогатный вариант, вселял в людей оптимизм. Признаком возрождения жизни были несколько футбольных матчей, прошедших в одном из самых больших ангаров, откуда на время выкатили всю технику, чтобы освободить место.

Но с прибытием большого количества нового народа возникали и дополнительные проблемы. Показательным был случай, когда сначала на меня вышли представители руководства страны с просьбой принять к себе серьезного человека, и, после получения ворчливого согласия, двумя неделями позже во главе длиннющего каравана прибыл один из довоенных олигархов со своим выводком, кучей дворни и ротой боевиков. Его лицо частенько до войны мелькало на экранах, и он не создавал впечатления человека, чего-либо ожидающего от жизни, он привык брать всё, что ему нужно и нравится. Александр Приходько до последнего момента отсиживался в благоустроенном бункере, но, узнав по своим каналам об интересных делах, происходящих в Крыму, а чуть позже о реальном положении вещей и, скорее всего, о "Тени-2", быстро собрался и рванул к нам, заручившись рекомендациями "серьезных людей". Я его прекрасно понимал — именно в такой ситуации можно было половить рыбку в мутной водичке и даже попытаться перехватить власть. Ушлые ребятки с ходу влились в наше, так сказать, сообщество, при этом претендуя на ключевые должности, считая, что там, где начинается циркуляция ценностей, простым воякам делать нечего, и только они, настоящие хозяева жизни, вправе решать вопросы такого уровня. Не прошло и недели, как этот ухарь, уже сформировав из местного населения чуть ли не политическую партию, быстренько переизбрал гражданское руководство и выкатил предъяву, что только они, всенародно выбранный орган, вправе распределять материальные блага и решать вопросы поставок грузов в прошлое. При этом его ставленники, опираясь на боевиков и телохранителей олигарха, сумели весьма ловко парализовать работу гражданского сектора, тем самым саботируя поставки. Почувствовав свою силу, они решили, что должны определять номенклатуру грузов, назначать оплату, и вообще многое должен решать этот самопроизвольно выбранный орган. Чуть позже, заручившись поддержкой нескольких руководителей, они выставили требование, что для обсуждения этих вопросов мы обязаны пропустить их делегацию в прошлое для дополнительных переговоров с руководством СССР, и, по данным моей службы безопасности, с представителями ФСБ и СБУ проводились консультации по организации совместного управления установками путешествия во времени. В этом раскладе нам отводилась роль технического персонала, который под "руководством" избранного комитета должен был обеспечивать бесперебойную работу системы перемещения во времени. Мило, конечно, но, видимо, люди все еще мыслят довоенными категориями, хотя сил вокруг себя они собрали немало.

Но ведь и мы без дела не сидели. Пока вроде как все наши устремления были направлены в прошлое, где развивалась грандиозная битва под Москвой, олигарх потихоньку прибирал к рукам гражданскую власть, причем это проходило при прямом содействии некоторых сотрудников нашей службы безопасности и, как ожидалось, где-то за их спинами маячили длинные ушки и киевских и российских генералов. Хотя россияне в данной ситуации занимали более пассивную позицию наблюдателей, но чуть позже при личной встрече полковник Семенов мне намекнул, что не стоит делать скоропалительные выводы и стричь всех под одну гребенку: "Умные, дальновидные и информированные люди прекрасно понимают, на ком и на чем держится проект, и в смене партнеров в самый критический момент не видят смысла". Он тогда чуть заметно усмехнулся и добавил: "Я не думаю, что товарищ Сталин захочет менять правила игры".

Видимо, время пришло. Как раз с того момента, когда мы аварийно закрыли портал, чтобы вызвать на той стороне взрыв, и я занялся проработкой канала в 1914 год, план наших оппонентов перешел в активную фазу. Мы проводили совещание, а в гражданском секторе начались волнения и митинги, сопровождаемые созданием так называемых отрядов гражданской полиции, где во главе становились боевики Приходько. Но они действовали мудро, не устраивая насилия, и, убедившись, что я в бункере, заслали представителей, чтобы передать требования, больше похожие на ультиматум. Скорее всего, они ждали моего появления, поддавшись на нашу уловку, что я убыл куда-то на секретные переговоры, и при этом, по их данным, установка путешествия во времени временно заблокирована, что вызвало у людей определенное опасение, что поток продуктов и горючего, идущий из прошлого, прекратится. Но это был только повод…

В разгар совещания зазвонил телефон, и, подняв трубку, я услышал короткую фразу Дегтярева:

— Серега, они начали…

Глава 6

Несмотря на звукоизоляцию, через толстую металлическую дверь камеры были слышны дикие крики и какое-то приглушенное бормотание. Пробыв в заключении последние тридцать часов, адмирал Канарис уже привык к этим звукам, наверное, являющихся неотъемлемой чертой внутренней тюрьмы Главного управления имперской безопасности рейха.

Стены были выкрашены в безличный серый цвет, и из-за отсутствия окна камера освещалась только тусклой электрической лампочкой, закрытой прочной решеткой. Только качественный матрас и чистое постельное белье отличали это помещение от других в этом подвале, где содержались особо важные узники СД. Гиммлер решил пойти на этот риск и упрятать Канариса в своей внутренней тюрьме, опасаясь держать столь высокопоставленного генерала на какой-нибудь конспиративной квартире, которую в принципе при особом желании смогут найти оперативники Абвера и соответственно попытаются отбить своего шефа.

Адмирал резко встал, не обращая внимания на жалобно скрипнувшую кровать, и стал прохаживаться по камере, в который раз анализируя сложившуюся обстановку и свое нынешнее незавидное положение…

В начале января 1942 года внешне казалось, что все идет установленным порядком и берлинские газеты продолжали рассказывать о героических солдатах рейха, которые добивали остатки коммунистических фанатиков, с остервенением защищающих свою столицу. Но уже до многих стало доходить, что еще в конце осени громогласно объявленной рейхсминистром народного просвещения и пропаганды Германии Геббельсом скорой победы, до которой остался один шаг, не предвидится, и доказательством тому были многочисленные некрологи на страницах правительственных газет. В декабре всем казалось, что вот-вот, день, два, неделя и конец войне. Германские солдаты уже видят в полевые бинокли звезды Кремля, но время шло, бои под Москвой продолжались, большевики оказались не настолько слабыми и деморализованными, как об этом сообщала германская пропаганда. Начало крупного контрнаступления под русской столицей стало громом среди ясного неба, и теперь вести с Восточного фронта приходили с задержкой и отражались в газетах сухими строками: "Под Клином доблестные войска Вермахта отбили все атаки варварских полчищ. Для выпрямления линии фронта части 4-й танковой группы отошли к Волоколамску…" Но с некоторых пор и эта информация стала пропадать из газет, хотя количество некрологов всё увеличивалось. Всем становилось понятно, что на востоке происходит нечто грандиозное и однозначно трагическое для германской армии. Прибывающие раненые рассказывали о тяжелых боях, о русских десантах, о сотнях танков и коннице на внутренних коммуникациях, о панике, о морозе и тысячах замерзших. Но для большинства граждан рейха всё это казалось нереальным и далеким, и даже гибель родных воспринималась как тяжелая необходимость ради своей страны, ради своего народа. Некоторые, кто так или иначе критично воспринимал действительность и имел дополнительные источники информации, стали задумываться о новых веяниях в высшем руководстве. Тон центральных газет относительно войны с Англией за последнее время стал меняться в сторону утверждения мнения обошибочности войны на этом направлении. Много говорилось о задачах и роли европейской цивилизации, которая должна сплотиться в противодействии варварскому нашествию с востока. При этом полеты немецкой бомбардировочной авиации через Ла-Манш свелись к минимуму и больше напоминали разведывательные экспедиции, а не тотальное уничтожение оборонительных объектов, и что характерно, английская истребительная авиация в последнее время старалась не ввязываться в ожесточенные схватки и просто сопровождала немецкие самолеты на удалении. Складывалось впечатление, что снова вернулись времена так называемой "Странной войны". Волчьи стаи адмирала Дёница тоже поумерили свой пыл и только демонстрировали свое присутствие на трассах поставок военных грузов из Америки в Великобританию, и за последние две недели ни один из капитанов субмарин не мог похвастаться потопленным кораблем. Зато конвой с военными грузами, за которые правительство Сталина заплатило золотом, идущий в русский порт Мурманск, подвергся массированному удару и был практически полностью уничтожен, несмотря на отчаянное сопротивление моряков Северного флота. Создавалось такое впечатление, что немцы точно знали, где и как пройдут корабли, и стянули в этот район свои лучшие силы.

Но в высших эшелонах власти рейха царила настоящая паника: катастрофический разгром группы армий "Центр", в которую были собраны лучшие силы для окончательного рывка на русскую столицу, вызвал шок. Попытки остановить контрнаступление Красной Армии заканчивались новыми большими потерями, и хваленая германская машина начала откатываться на запад, оставляя за собой тысячи замерзших трупов и груды техники. Можно было сказать, что фронт рухнул, и руководство Вермахта из последних сил пыталось хоть как-то стабилизировать ситуацию, но как только появлялась устойчивая линия обороны и русские начинали нести потери, то в тылу немецких войск неизвестно откуда появлялись танки противника в сопровождении кавалерии и наносили смертельные удары. Уже всем было понятно, что большевики каким-то дьявольским способом научились почти мгновенно перебрасывать войска, и на фоне появления на фронте новых образцов боевой техники шансов у германских войск было не так уж и много.

Сложность и опасность сложившейся ситуации понимали многие, кто имел достоверную информацию с фронта: высокопоставленные генералы Вермахта, руководство СС и СД, Абвера, чиновники Риббентропа и представители финансовых и корпоративных кругов Германии. Все осознавали, что нужно принимать срочные меры, и в начале января 1942 года в небольшом особняке в пригороде Потсдама прошла тайная встреча, на которой обсуждали сложившееся положение.

Здесь не было громких споров и высокопарных фраз, здесь никто не вел стенограмм и не велась запись разговоров. Уровень обсуждаемых проблем и соответственно принимаемых решений предполагал драконовские меры по сохранению всего происходящего в тайне.

Информация о вмешательстве пришельцев из будущего уже была доведена до узкого круга посвященных, и, исходя из событий на Восточном фронте и приведенных доказательств, никто не ставил под сомнение этот факт. Промышленники и военные, конечно, были заинтересованы в получении технологий из будущего, но в данной ситуации вопрос стоял о выживании нынешней германской элиты, которая сделала ставку на Адольфа Гитлера. Единого мнения по этому вопросу не было. Кто-то предлагал начать сепаратные переговоры с русскими, чтобы впоследствии, учитывая безалаберность и разгильдяйство противника, приобщиться к новинкам из будущего. Но в это мало кто верил — стальную хватку Сталина все знали и не строили иллюзий. Этот горец, когда наберет силу, сумеет наказать всех за вероломное нападение на СССР. Поэтому большинство, в том числе и глава СС и представители финансово-промышленного союза Германии, где уже давно преобладали проамериканские настроения, учитывая сколько граждан САСШ являлись крупными, а часто и основными акционерами германских предприятий ВПК, склонялись к тесному общению с деловыми кругами Великобритании и САСШ. Все понимали, что впоследствии такая позиция должна привести к заключению сепаратного мира и организации нового союза, направленного против набирающей вес и силу России.

Но оставался мощный и весьма неоднозначный фактор в виде пришельцев, которые все больше и больше наращивали присутствие в этом мире, и, судя по всему, свое место и союзников в этом мире они уже однозначно определили. Только это и останавливало собравшихся, чтобы принять окончательное решение о начале сепаратных переговоров с Англией и САСШ.

Как подтверждение этих настроений и новым фактором, дестабилизирующим обстановку, был мощнейший взрыв в районе Ржева, уничтоживший крупный узел обороны и заодно захваченные у противника образцы техники из будущего. Это был не просто сигнал — это была демонстрация силы и возможностей, навязывание новых правил игры. В таких условиях нужно было принимать соответствующие взвешенные решения…

…Адмирал Канарис, откинувшись на спинку роскошного кожаного кресла, внимательно слушал Риббентропа и рассматривал собравшихся — высшее руководство, держащее в своих руках практически всю власть в стране.

Глава СС Гиммлер, как всегда подтянутый и спокойный, в сопровождении своего верного Гейдриха, который только недавно вернулся с Восточного фронта. Покрасневшие от обморожения щеки говорили, что начальнику Главного управления имперской безопасности пришлось много что пережить. Плотный, сильно погрузневший за последнее время Фриц Тодт, рейхсминистр вооружения и боеприпасов, человек, занимающий одновременно посты трех министров. По сути дела, Тодт, имея в руках серьезные рычаги влияния и пользуясь неограниченным доверием фюрера, создал некое министерство по делам техники. В партии он возглавлял главный отдел техники и одновременно председательствовал в головном объединении всех технических объединений и союзов, поэтому проблема технического превосходства пришельцев касалась его в первую очередь. Во время всего разговора он внимательно рассматривал папки с документами, которые перед совещанием были доставлены в особняк особым курьером в сопровождении усиленной охраны. Данные, собранные следователями СС и Абвера, его не сильно удивили, видимо, у Тодта были свои источники информации, и многие вещи он знал и так, хотя, судя по его состоянию, до смелых, точнее фантастических выводов относительно существования пришельцев он еще не дошел. Фриц Тодт еще в октябре 1941 года, когда стало понятно, что все планы генерального наступления на Москву сорваны, и Вермахт просто не успевает провести необходимую концентрацию войск, первый поднял вопрос о необходимости прекращения войны против Советского Союза. За это он приобрел множество недругов среди высокопоставленных промышленников и банкиров, имеющих колоссальные прибыли на военных заказах. Сейчас он реально получил подтверждение своим опасениям, но сдержанно молчал и изредка посматривал на Альфреда Круппа, который тоже присутствовал на этом собрании в качестве представителя некого консорциума промышленников. Риббентроп, умевший держать руку на пульсе, собственными силами сумел получить информацию о пришельцах, и, быстро сориентировавшись, сам вышел на Гиммлера, несмотря на то что у него были весьма и весьма непростые отношения, и предложил свои услуги. Это говорило о том, что в свете последних событий возможно появление невероятных альянсов, невозможных в обычной обстановке.

В качестве представителей Вермахта здесь находились генерал-фельдмаршал Кейтель и сам адмирал Канарис. По молчаливому согласию, несмотря на серьезность ситуации, Геринга приглашать не стали, прекрасно зная его властные аппетиты и резонно предполагая, что именно он попытается использовать ситуацию для личного возвышения и по глупости просто погубит заговорщиков, не обращая внимания на судьбу Германии.

Это была странная компания, но тем не менее именно здесь и сейчас должна была решиться судьба рейха, именно эти люди понимали, на краю какой пропасти в данный момент стоит Германия.

— …в последнее время мы стали получать множество обнадеживающих сигналов через нейтральные страны от американцев и англичан. Все пока на уровне предварительных переговоров, но поднимаемые вопросы говорят о серьезной, проработанной кампании. Однозначно можно сказать, что и англичане и американцы обладают данными о пришельцах, но уровень их информированности пока до конца не ясен. Судя по всему, они до конца еще не разобрались в ситуации, хотя, скорее всего, имеют высокопоставленных информаторов из высшего руководства Советов, — степенно рассказывал Риббентроп.

Фриц Тодт, молчавший до этого и тщательно изучавший предоставленные Гиммлером и Канарисом доказательства, прервал Риббентропа и спросил:

— Это все понятно. Англичане задергались, узнав, что что-то в этом мире происходит без их участия. Вопрос в другом: я по своим каналам получил информацию о появлении у русских множества новой и весьма эффективной боевой техники, что вызвало удивление, но теперь многое проясняется. Но меня интересует — все ли возможности пришельцев нам известны? Судя по докладам о катастрофическом положении на фронте, мы уже сейчас ничего не можем противопоставить русским. Они перебрасывают огромные массы людей и техники на любые расстояния чуть ли не в мгновение ока, тем самым полностью меняя всю доктрину ведения войны. Я, конечно, не военный, но могу точно сказать, что на данном этапе — война проиграна. Только то, что Сталин собирается с силами и спешно восстанавливает потерянный во время летней кампании военный потенциал, задерживает его от вторжения в Германию. Армия, которая в состоянии всегда наносить удары в самых слабых местах противника и при этом уходить из-под контрударов, непобедима на данном этапе. Сейчас мы ничего не можем противопоставить. Это не считая того, что у русских появились новейшие самолеты, которые в состоянии преодолевать любую систему ПВО, и, как мне кажется, это не всё, что пришельцы продемонстрировали. МОИ специалисты тоже изучали все эти несуразности на фронте и сделали свои выводы и заметили некоторые закономерности, — он выразительно посмотрел на Канариса, — которые ваши специалисты, адмирал, пропустили.

Тодт сделал паузу, из-под опущенных век наблюдая за своими собеседниками, которые старались сохранить невозмутимость, но создавшаяся в этой комнате нервная атмосфера не сильно способствовала этому.

Адмирал Канарис показательно спокойно спросил:

— И что же?

— Вот смотрите, у вас указано, что под Фастовом пришельцы применили зенитный реактивный снаряд, который, судя по траектории полета, имел автономную систему самонаведения без использования оператора. Вы, адмирал, кажется, сами были свидетелем.

— Да, тут я с вами согласен. Но к чему это?

— Аналогичные системы были использованы русскими при обороне Севастополя, только они устанавливали эти реактивные снаряды на фанерных самолетах и с легкостью сбивали наших асов.

Канарис усмехнулся.

— Да, я в курсе, но, по нашим данным, больше ничего подобного не применялось, вероятно, у пришельцев закончились запасы.

Голос подал молчавший до этого Крупп:

— Вы хоть один образец получили?

— Нет, самонаводящиеся реактивные снаряды всегда применялись над территорией, контролируемой русскими, и всегда обломки тщательно собирались сотрудниками НКВД.

Тодт усмехнулся, краем глаза наблюдая за Круппом, с которым у него в последнее время складывались весьма непростые отношения.

— А вы еще встречались с похожими системами автоматизации в вооружении пришельцев?

Канарис, который с некоторых пор резко изменил свое мнение об альянсе с Англией и САСШ, особенно после нападения Японии на американскую базу Тихоокеанского флота на Гавайях, сумел до совещания в тайне организовать несколько приватных бесед с Тодтом, старался держаться нейтрально. Но адмирал, ловко оперируя фактами, пытался, как мог, продавить решение о начале сепаратных переговоров со Сталиным. Главе Абвера это решение далось тяжело, учитывая его взгляды, но последние события на фронте подтвердили, что иного выхода, нежели идти на поклон к русским, у них нет.

— Да. Скорострельные зенитные установки, которые используют малогабаритные радары и, судя по всему, имеют систему автоматизации наведения и стрельбы, русские их называют "Шилками"…

— А вы про "Зоопарк" слышали?

Канарис кивнул головой.

— Секретная станция корректировки артиллерийского огня.

— В вашем докладе о ней упоминается только мельком и то на основании показаний пленных и мнений наших артиллеристов.

— Мы не смогли больше ничего узнать, но на фронте зафиксировано появление всего двух таких установок.

— Вы правы. И русские и их друзья стараются сделать всё, чтобы ничего из технологий будущего не попало к нам в руки, и в первую очередь это касается систем связи, электроники и, главное, комплексов автоматического наведения и управления. Но мои специалисты тщательно изучили все достоверные факты применения техники из будущего. Именно этот "Зоопарк" меня заинтересовал больше всего.

Обсуждение новинок из будущего начало утомлять многих присутствующих, но здесь собрались люди, к словам которых привыкли прислушиваться. Гейдрих, слышавший про эту систему и перед встречей еще раз проштудировавший собранные следователями СС документы, с интересом спросил:

— И что же вас так заинтересовало? Ну модернизированная система для контрбатарейной борьбы. У нас сейчас ведутся активные разработки в этом направлении…

Тодт усмехнулся. Прищурив глаза, он глянул на Гейдриха и покачал головой.

— Не согласен с вами. Мы используем звукометрическую разведку, а вот русские из будущего используют радиолокационные станции.

Пауза. Видимо, никто, кроме Канариса, не понял, что имеет в виду Тодт.

— Сейчас радиолокационные станции с трудом определяют летящий бомбардировщик, а у русских система видит летящий над полем боя снаряд, сразу вычисляет, откуда он вылетел, и, судя по рассказу одного пленного, указывает, какой тип оружия произвел выстрел: пушка, гаубица, миномет. Представьте себе, снаряд, который в воздухе летит считанные секунды, опознается и по его характеристикам сразу выявляется позиция стрелявшего орудия. Но ведь огонь ведут сотни стволов, и в воздухе одновременно находится тьма снарядов, но система русских все отслеживает и выдает четкие данные о структуре расположения нашей артиллерии, которая потом и уничтожается, при этом та же система проводит корректирование своего огня. Вы не специалисты и не понимаете, какую запредельную точность показывает русский радар и насколько мощная вычислительная машина находится у него на борту, чтобы быстро и, главное, точно обрабатывать информацию о находящихся в воздухе снарядах. Наша артиллерия становится просто бессильной. Это больше похоже на бой слепого дряхлого старика с молодым, хорошо подготовленным и, главное, зрячим безжалостным боксером.

Но его несколько эмоциональная речь не была воспринята должным образом. Слово взял Крупп.

— Танки, самолеты, пушки — это все хорошо, но как показал сравнительный анализ — превосходство не подавляющее. Ну броня толще и лучше, двигатели совершеннее и надежнее. Но снаряды и пули остались почти такими же, и десятью танками и самолетами войну не выиграть. Тем более в докладе указывалось, что с большой вероятностью в мире будущего прошла глобальная война и нам противостоят остатки разгромленной армии, причем не самые лучшие. Судя по всему, Зимин всего лишь капитан, и это о чем-то говорит, несмотря на то что Сталин дотянул его до полковника. Они больше напоминают шайку бандитов, которым в руки попала уникальная техника. Да, пришельцы могут передать русским технологии из будущего, но их еще нужно адаптировать под местное производство, которое у коммунистов не самое современное, и самое главное — на это нужно время. А разгромленный мир мало чем может помочь. Еще раз повторюсь — десятком танков и самолетов войну не выиграть, поэтому нужно как можно быстрее давить коммунистов, пока они реально не начали у себя массово производить оружие из будущего.

И Крупп победно осмотрел собеседников, решив, что привел убойный довод. Канарис попробовал возразить:

— Но ведь они перебрасывают войска…

Кашлянув, прочищая горло, в разговор вмешался молчавший до этого генерал-фельдмаршал Кейтель:

— Господа, мы тщательно изучили систему такой быстрой переброски войск и пришли к определенным выводам.

Он сделал театральную паузу.

— Положение тяжелое, но не настолько безнадежное. Да, русские научились перебрасывать крупные массы войск, но это не имеет такого глобального масштаба. Как и у любой транспортной системы, здесь есть ограничения. По данным, полученным от пленных, их заводили в некий большой зал, где одновременно помещалось около пяти-восьми тысяч человек или сорок единиц техники, и через полчаса выпускали уже в новом месте. Можно сделать вывод, что так называемые "окна" работают не более получаса, и им необходимо тоже около получаса для настройки или накопления заряда, это не суть важно. Главное, что за час русские в состоянии перебросить не более дивизии, а реально, по данным, полученным от тех же пленных, полнокровная стрелковая дивизия противника со всеми обозами перебрасывается самое малое в три приема, то есть за три-пять сеансов. Соответственно переброска той же общевойсковой армии со всеми тыловыми службами будет происходить в течение трех-четырех суток. Мы тщательно расспрашивали пленных, и все они описывали один и тот же зал с характерными признаками, что говорит о том, что данная транспортная система у русских одна и работает в экстренном режиме. Соответственно можно ожидать поломок, сбоев и других технических моментов. Со своей стороны мог бы порекомендовать специалистам Абвера организовать пару-тройку фанатиков, которые, проникнув в перебрасываемые части, подорвут себя при проходе через "окна", и мы на продолжительный срок выведем данную систему из строя.

Все взоры обратились на Канариса, ведь последнюю фразу Кейтеля можно было расценить как пощечину главе Абвера. Но тот отреагировал вполне спокойно.

— Не стоит приписывать моей службе непрофессионализм. Мы пытались, но нам противостоят профессионалы, и при переброске войск соблюдаются очень серьезные меры безопасности. Части выбираются по секретному плану, и держать везде своих специально подготовленных агентов мы не в состоянии, но работа в этом направлении ведется…

— Это всё, фельдмаршал? — спросил Гиммлер.

— Нет. Мы проанализировали мобилизационные возможности русских, мощности по производству оружия и боеприпасов, наши возможности в случае присоединения Англии, Франции, Италии, САСШ к нам. Несмотря на наличие установки переброски войск, мы сможем перебороть русских, при условии, что они не будут массово использовать столь мощные боеприпасы, как недавно примененный под Ржевом, или какой-то другой. Русские просто не смогут быть сильными везде, войска будут нести потери, станут утомляться, техника будет выходить из строя, боеприпасов и горючего не будет хватать, и в результате мы все равно сможем их уничтожить. Еще хотел бы напомнить о колониальных мобилизационных возможностях Англии и САСШ. Используя ресурсы всего мира, мы в состоянии переломить ситуацию в свою пользу. Все соображения и расчеты вот в этой папке, — подытожил свою речь генерал-фельдмаршал Кейтель, положив на стол коричневую кожаную папку с золотым тиснением в виде германского орла.

Тодт переглянулся с Канарисом, они такого развития ситуации не предполагали — видно, что их оппоненты по активным действиям против России хорошо подготовились. Но Канарис решил все же додавить.

— Как мне кажется, в будущем основной рывок развития пошел в области электроники и систем управления, увеличения надежности, миниатюризации и уменьшения энергопотребления. Мои специалисты считают, что русские используют твердотельные электронные компоненты, а это совершенно новое направление, в котором мы делаем пока только первые шаги. У пришельцев каждый солдат имеет индивидуальную радиостанцию, и командиры могут очень оперативно управлять ситуацией в бою…

Крупп нетерпеливо его перебил:

— Адмирал, мы все это и так знаем из вашего доклада. Может, вы сообщите что-то новое?

Канарис решил привести последний довод:

— Их мир уничтожен, это значит, что есть оружие, позволяющее наносить удары по целям на других континентах. Пришельцы демонстративно не применяют вооружения из будущего, оснащенные системами автоматического наведения и сверхмощное оружие.

Гейдрих спокойно возразил:

— Скорее всего, их просто не осталось.

— Не думаю. Образцы техники из будущего, которые появились в последнее время на фронтах, НОВЫЕ и не несут на себе следы длительной эксплуатации и боевых повреждений. Подумайте, если Зимин, как вы говорите, всего лишь глава небольшой шайки выживших, которые сумели получить возможность путешествия во времени и используют отремонтированную технику с мест боев, то откуда у них мощные новые боевые геликоптеры и реактивные самолеты. Мои специалисты говорят, что эта техника требует специального ухода и квалифицированного обслуживающего персонала. Причем это не простые самолеты, а весьма живучие бронированные штурмовики, специально разработанные для нанесения ударов по наземным целям. Я хочу обратить ваше внимание на то, что против нас сейчас воюет не Зимин с кучкой выживших, а государство, у которого есть самолеты, танки, четкая организация и что-то помощнее, учитывая удар, нанесенный под Ржевом.

— Но их все равно очень мало.

— А нужно больше? Армады? — Канарис невесело усмехнулся.

— А вы не думаете, что пришельцы работают по строго определенному плану и соответственно привлекают силы?

Ответом ему было молчание, а глава Абвера, спокойно отхлебнув из маленькой изящной чашечки кофе, продолжил:

— Зимин появился в середине июля, когда Красная Армия уже понесла серьезные потери. Плюс время, пока вышли на контакт со Сталиным, пока там убедились и поверили — начало августа. Поставьте себя на место русских генералов. Они знают, что будет, но у них нет времени и сил адекватно реагировать на полученную информацию. Какой выход? Минимизировать потери и дождаться главного сражения и нанести удар в известных и подготовленных условиях, что мы сейчас и видим. Пришельцы вмешивались только в те моменты, когда Красная Армия могла понести колоссальные потери. Пример — их появление под Киевом и запланированное окружение и разгром войск Юго-Западного фронта не удался. Севастополь — база Черноморского флота и точка, откуда можно наносить удары по нефтедобывающей промышленности в Румынии. Там все висело на волоске, чуть-чуть и Манштейн разгромил бы окруженные войска и взял бы город, но они вмешались, и 11-я армия была разгромлена. Окружение русских войск под Вязьмой. Сейчас доподлинно известно, что в местах, где оказались окруженные войска, заранее были организованы многочисленные склады оружия, боеприпасов, продуктов, горючего и зимнего обмундирования. Как все удачно получилось, правда? Русские и пришельцы позволили нам дойти до Москвы, прекрасно зная, что именно эта зима будет аномально холодной, а наши войска никак к ней не подготовлены. Они в таких условиях сконцентрировали огромную массу войск и нанесли удар, прекрасно зная, что, несмотря на наши усилия, Япония не вступит в войну против СССР, а нападет на САСШ на Перл-Харбор. К вашему сведению, русские через третьих лиц по неофициальным каналам за день до начала Гавайской операции сообщили японцам, что американских авианосцев "Энтерпрайз" и "Лексингтон" в гавани нет и передали их точные координаты на момент утра седьмого декабря. От себя добавили, что после двух ударов и начавшейся паники не стоит останавливаться и надо обязательно уничтожить запасы горючего и склады боеприпасов Тихоокеанского флота. Итог вам известен: "Энтерпрайз" и "Лексингтон" потоплены, Перл-Харбор превращен в руины, запасы горючего и боеприпасов уничтожены, а авианосная группа адмирала Нагумо, потеряв восемьдесят процентов палубной авиации, практически уничтожила всю ударную военно-морскую группировку американцев в Тихом океане. Японцы тоже что-то знали о пришельцах, поэтому максимально внимательно отнеслись к советам из Москвы и достигли серьезного результата.

Гиммлер, не знавший этих нюансов, вскинулся и рассерженно засопел, но сдержался и, взяв себя в руки, спросил:

— Допустим, так оно и есть, и что это нам дает?

— Русские действуют по определенному плану, и то, что они в декабре умышленно, правда чужими руками, нанесли серьезный ущерб своим союзникам, говорит о том, что вариант сепаратного мира и открытие объединенного фронта против СССР ими просчитан заранее. Они знают персоналии всех руководителей, наверняка тщательно изучили наши же мемуары и знают, кто как будет поступать.

Канарис невесело усмехнулся, изящно взял со стола чашечку с недопитым кофе и сделал глоток. Гиммлер, который и был инициатором и главным организатором этого собрания, чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

— Вы считаете, что у пришельцев есть что-то еще, но они предпочитают не демонстрировать раньше времени?

Глава Абвера, почувствовав, что его позиция достаточно устойчива, решил добить Гиммлера, у которого, по данным Канариса, недавно прошли переговоры с представителями американских и британских финансовых кругов.

— Уверен. Возможно, что они одновременно проводят операции в разных мирах, и Зимин был просто разведчиком, который определял, стоит им вмешиваться или нет. Но с определенного момента, когда был налажен плотный контакт со Сталиным, на арену вышли настоящие правители, отсюда и появились новые самолеты, танки, средства связи и сверхмощные боеприпасы, которых уж никак не должно быть в арсенале простого капитана. Они применяют технику, исходя из задач и учитывая возможность сохранения технологий. Из самолетов они переправили в наш мир только фронтовые штурмовики, но ведь есть бомбардировщики и истребители, почему их нет? А потому, что Красная Армия при соответствующей реорганизации сама в состоянии выиграть войну.

В качестве последнего слова, чтобы усилить впечатление, выступил Тодт.

— Русские войска насыщены противотанковыми гранатометами, что мешает добавить систему наведения, как на зенитных ракетах, и с огромной точностью уничтожать наши танки? Идея проста, и я не думаю, что в будущем нет такого оружия, но пришельцы не спешат его нам демонстрировать. Я уверен, если начнется глобальная война на уничтожение Советов, все эти игрушки появятся у русских…

То совещание закончилось ничем, и общее решение не было принято, поэтому каждый остался при своем мнении. Но конфликтовать в такой обстановке никто не собирался, поэтому было решено еще раз собраться через месяц для выработки конкретного плана.

Глава 7

Канарис отвлекся от воспоминаний и тяжело вздохнул. Всей своей интуицией профессионального разведчика он понимал, что именно в этот момент происходит нечто страшное и трагическое, что навсегда изменит судьбу Германии. Его не зря так срочно изолировали, но тем не менее условия содержания таковы, что ему явно намекают, что пока адмирала не расценивают в качестве противника. Однозначно за этим всем стоит руководство СС, и Гиммлеру нужны его связи с англичанами и с американцами, и вряд ли такие действия прошли без ведома фюрера.

От грустных мыслей Канариса отвлек шум возле дверей его камеры, и щелканье замка подтвердило предположение, что наконец-то к нему посетитель — для обеда вроде как еще рано. Адмирал оказался прав. Скрипнула дверь и на пороге появился тот человек, которого и ожидал шеф Абвера.

Гейдрих был как всегда подтянут, форма тщательно выглажена, на носках вычищенных офицерских сапог отражался свет тусклой лампочки, и только красные от недосыпа глаза выдавали, что ему пришлось перенести за последнее время. Канарис, как старший по возрасту не стал вставать и с интересом смотрел на своего врага-союзника и пытался понять, зачем у посетителя в руках толстая пачка газет, причем некоторые из них явно на английском языке.

— Здравствуйте, Рейнхард, вам не кажется, что я злоупотребляю вашим гостеприимством?

— Нисколько, адмирал. Сейчас вы один из самых дорогих и желанных моих гостей.

— И чем же я обязан такому отношению?

— Вот посмотрите и, возможно, сделаете выводы.

И Гейдрих протянул Канарису стопку газет, но выходить не стал, а, присев на привинченный к полу стул, стал терпеливо наблюдать за главой Абвера.

Руки у адмирала не задрожали, волосы не встали дыбом, но лоб покрылся испариной, и он, вчитываясь в заголовки и тексты статей, старался сохранять спокойствие. Но он понял, что то, что произошло за последнее время, навсегда изменило судьбу Германии. Такого шага от сторонников глобальной войны с СССР он не мог ожидать, и обратного хода уже не было. Одной тщательно подготовленной и исполненной операцией рейху отрезали все пути к спасению.

Несмотря на усилия, которые прилагал Канарис, чтобы держать себя в руках, нервное движение, чтобы стереть со лба испарину, не укрылось от Гейдриха, но тот не стал показывать, что заметил. Он сам был в похожем состоянии, а перед глазами адмирала мелькали строки газетных статей, описывающих страшную трагедию, задевшую практически всю Европу.

В польском городе Краков было организовано грандиозное общественное мероприятие, ставившее своей целью сплотить народы нового, так быстро разросшегося рейха. Со всей Европы в древний город съезжались детские делегации и тщательно размещались в лучших домах и гостиницах, уровень обслуживания, питания, проживания был выше всяких похвал. Немецкие, французские, польские, голландские, австрийские, итальянские, болгарские, венгерские дети чувствовали себя действительно членами огромной семьи, где все улыбаются друг другу и всегда готовы прийти на помощь. Охрана, состоящая из войск СС, старалась не мозолить глаза, и количество людей в мундирах было минимальным. Когда на специально подготовленном поле на окраине города состоялось общее собрание, на трибуну поднялся Адольф Гитлер, и все, несмотря на национальность, плача от гордости, радостно кричали "Хайль Гитлер". Стояла безветренная погода, и каждое слово вождя всей объединенной Европы, усиленное многочисленными динамиками разносилось над толпами замерших людей.

Фюрер долго и эмоционально говорил о европейской цивилизации, о будущем поколении, о задачах новой поросли рейха, перед которой открыты все дороги. Это была тщательно подготовленная акция, и она дала бы свои плоды, если бы прямо с неба, ревя двигателями, прямо на трибуну с Адольфом Гитлером не упал русский тяжелый бомбардировщик с ярко видимыми красными звездами на крыльях. Сильнейший взрыв разнес высшее руководство рейха и нанес просто ужасающие потери среди приехавших на мероприятие детей. Началась паника, с места падения русского самолета начали расходиться густые клубы дыма, вдохнув который, люди начинали задыхаться, падать и корчиться в судорогах. Это был отравляющий газ.

Тысячи приехавших на встречу с фюрером детей остались на этом поле, и от такого вероломного преступления просвещенная Европа содрогнулась. Никто не вспоминал про концентрационные лагеря, где тех же детей тысячами сжигали в печах, расстреливали, морили голодом и травили газами.

Чуть позже стало известно, что русских самолетов-детоубийц было два, и второй не долетел и из-за технических трудностей сел на вынужденную посадку в районе Люблина, из-за повреждения канистр с отравляющими веществами погибли и сами летчики, и все жители близлежащего польского села.

Поразительно быстро все эти новости распространились по всей Европе и во всех странах начали клеймить русских-детоубийц, применивших против мирного населения химическое оружие, и с задержкой в несколько часов этими же новостями стали пестреть английские и американские газеты. От такого чудовищного злодеяния всколыхнулся весь мир, и чувствовалась необычная синхронность и согласованность всех происходящих событий.

Проведенное расследование совместной комиссией, в которую входили представители многих стран, в том числе и нейтралов, установило, что оба самолета принадлежали одному бомбардировочному полку ВВС Советского Союза, а все контейнеры для перевозки химического оружия имеют русскую маркировку.

Германия всколыхнулась, и гибель фюрера и его верных соратников, в том числе Мартина Бормана и Йозефа Геббельса, повергла в шок граждан рейха. В концлагерях начались повальные расстрелы русских военнопленных и интернированных граждан. Повсеместно началась настоящая вакханалия мести, умело подогреваемая средствами массовой информации. Это была настоящая Варфоломеевская ночь европейского масштаба, направленная против русских.

Знамя победы, оброненное фюрером, подхватил его верный соратник рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, единодушно выбранный на срочном собрании партии.

Люфтваффе, пропустившее русские бомбардировщики к Кракову, подверглось нападкам и критике, на волне поисков предателей Герман Геринг был снят с должности и лишен всех званий и наград и заключен в тюрьму Шпандау, ожидая окончательного приговора. Под шумок был снят с должности Ганс Франк, гауляйтер Польши, с которым у Гиммлера еще с начала сорок первого шла непримиримая война.

Канарис, прочитав статьи и отбросив газеты, на несколько минут погрузился в размышления, не обращая внимания на терпеливо сидящего напротив него Гейдриха.

— Рейнхард, вы к этому причастны?

И пристально уставился в глаза своему бывшему подчиненному, а ныне непримиримому врагу.

Гейдрих не стал опускать голову и вполне спокойно проговорил:

— Нет. Мы осуществляли только оперативное прикрытие, а вот разрабатывали и проводили операцию ваши люди, адмирал.

Опять пауза. Канарис с издевкой спросил:

— Что с Тодтом? Вроде его некролога я не видел в газетах.

— Завтра будет. Самолет разбился при заходе на посадку, никто не выжил.

Адмирал опять задумался.

Да, всё чисто и профессионально сделано, не подкопаешься. Государственный переворот, одобренный деловыми кругами и поддержанный ключевыми фигурами армии, флота и СС. Гиммлер стал новым фюрером на волне борьбы с пришельцами, вот только почему они оставили главу Абвера в живых, ведь его позиция прямо противоположна, хотя и Канарис тоже считал, что в нынешней ситуации Гитлера нужно убирать. Объяснение лежало на поверхности.

— Вам нужны мои связи на Острове?

— Не только. Просочилась информация, что еще в ноябре вы проводили консультации с представителями британских спецслужб по проблеме пришельцев. Адмирал, почему вы изменили свое мнение? Они как-то сумели на вас воздействовать?

Канарис опять невесело усмехнулся. Его сейчас пытаются топорно и весьма примитивно завербовать, ведь глава Абвера, несмотря на всё, все-таки фигура знаковая.

— Рейнхард, мы с тобой не идеалисты, но служим рейху, служим Германии. Ты не думал, чем это всё закончится?

— У нас нет выбора, только добивать Россию, иначе эти варвары с миром такое сделают…

— Рейнхард, вы так и не поняли. После такого просто не останется ничего в нашем понимании, и голод и разруха после Великой войны нам покажутся раем. Пришельцы из умирающего мира принесли нам свою заразу, и скорее всего она уже начала распространяться у нас. Это безумие, поглотившее их мир, уже буйствует, и скоро мы ощутим на себе его последствия.

— Звучит красиво, но все же?

— Вам нужны факты, Рейнхард?

— Конечно.

— Могу ли я рассчитывать, что разговор останется между нами?

— Это покажет время, но…

— Хорошо, вам решать.

Гейдрих сам усмехнулся в душе. Старый Лис Канарис и здесь пытается перевернуть ситуацию в нужном ему направлении. Но щемящее чувство опасности и надвигающегося чего-то страшного и грандиозного не давало руководителю Имперской безопасности рейха покоя последнее время, и он хотел либо рассеять свои страхи, либо получить дополнительную информацию. Ну не мог Канарис что-то не оставить про запас. Было что-то такое, что его, настроенного весьма и весьма однозначно в сторону плотных контактов с британцами, заставило резко изменить свою позицию.

— Так все же, адмирал?

— Скажите, Рейнхард, до вас доходила информация о том, что по всей России активно строятся бункеры и убежища, причем защищающие не только от бомбардировок, но и от химического и другого оружия массового поражения?

— Нет.

— А у нас проходила такая информация — русские активно готовятся к этому, значит, и в свою очередь готовы применить нечто подобное.

— Допустим. Коммунисты будут драться до конца…

— Это не всё, по моим данным, в России начато секретное строительство по особому проекту нескольких взлетно-посадочных полос длиной более трех-пяти километров для обслуживания тяжелых самолетов с посадочной скоростью триста — триста пятьдесят километров в час. Места строительства, естественно, засекречены, но данные характеристики заставляют задуматься. Подумайте, Рейнхард, это не максимальная или крейсерская скорость самолета, это посадочная, а сколько тогда должна быть крейсерская или максимальная?

— Невероятно…

— Мои специалисты в один голос говорят, что, возможно, это площадки для размещения дальних тяжелых сверхскоростных стратегических бомбардировщиков из будущего. Пришельцы передают Сталину средства доставки любого оружия, и, судя по нашему анализу, в зоне их досягаемости окажется не только Европа, но и другие континенты, при этом они будут абсолютно недосягаемы для наших средств ПВО. Мы будем практически безоружными, даже если будем строить подземные заводы, у пришельцев, скорее всего, на это уже есть средства — там, где много бункеров и убежищ, должны быть и средства их уничтожения.

— Почему вы этого не сказали на собрании?

— А вы хотели слушать? Мне показалось, что Гиммлер уже сговорился с промышленниками и принял решение.

Гейдрих ненадолго задумался, опустив голову.

— Допустим, вы правы, но по большому счету это ничего не меняет. Самолеты летают, ломаются, падают, одним или двумя самолетами войну не выиграть.

— Это смотря какие боеприпасы они сбрасывают на головы противника.

Опять пауза.

— Это всё?

— Нет. Вы, наверное, не знаете, что наши дешифровальщики вскрыли коды японского посольства?

— Нет.

— Так вот, японцы срочно сменили все шифры.

— И что тут такого?

— По своим каналам я узнал, что какие-то доброжелатели довели до сведения наших узкоглазых союзников, что не только мы, но и американцы читают их дипломатическую и военную секретную переписку. Догадываетесь, откуда информация?

— Пришельцы?

— Конечно. От себя они добавили, что желательно тщательнее шифровать планы перелетов адмирала Ямамото, а то ведь так и недолго потерять талантливого адмирала, сбитого каким-нибудь американским лейтенантом Рексом Т. Барбером на Р-38 "Лайтинге". Вы понимаете, что это значит?

— Невероятно, и японцы поверили?

— После Перл-Харбора и найденных по наводке русских двух американских авианосцев они очень внимательно относятся к получаемой информации. До конца, конечно, не верят, но как могут проверяют. Они даже умудрились использовать взрыв под Ржевом в своих целях.

— Как?

— Показали японскому военному атташе запись взрыва и фотографии его последствий и пояснили, что в случае военного конфликта Японии с СССР, так как высаживать десанты русские не собираются, серия подобных ударов будет нанесена по всем крупным городам островов, а учитывая, что все строения деревянные, японцев будет ждать очень большой долгогорящий сюрприз.

— И они так всё просто вам рассказали?

— Там до сих пор идет вражда между армией и флотом, и из-за того, что основные действия идут на море, многие армейские военачальники оказались отодвинуты в сторону, и, естественно, это вызвало массу недовольства, на чем мой резидент и смог сыграть, получив столь важную информацию.

— Что ответили японцы?

— Они усомнились и задали вопрос, почему мы до сих пор это оружие не использовали против Германии и допустили противника к самой столице. На что получили ответ, что после взрыва остается смертельное излучение, называемое радиацией, вызывающей страшную лучевую болезнь, поэтому заражать свои земли и земли, которые они вскоре захватят, русское руководство считает опасным. А вот японские острова их совсем не интересуют, поэтому они и готовы там массово использовать столь смертоносное оружие, да и по территории Китая тоже не исключаются аналогичные удары.

— Да. Жаль я не знал этого раньше.

— И что бы это изменило, Рейнхард? Вас бы постигла судьба Тодта, вот и всё. Гиммлер еще до Рождества сговорился с промышленниками и принял решение захватить власть.

— Адмирал, вы что-то мне предлагаете?

— Нет, Рейнхард, в свете последних событий я почти труп.

— Я бы не делал столь скоропалительных выводов, как я понял, вашу кандидатуру в будущем руководстве рейха хотят видеть англичане.

Канарис невесело усмехнулся.

— Понятно. Знаете, Рейнхард, чем больше я думаю над всем этим, тем тоскливее мне становится. Как бы ни сложилась ситуация, но точка невозврата поражения рейха уже пройдена, и даже в союзе с западными державами мы проиграем.

— Почему?

— Англия ослаблена, и вы сами знаете, какие они вояки. Джентльмены привыкли воевать всегда чужими солдатами, бить в спину, снимая сливки, американцы точно так же, тем более у них армия не настолько сильна, да и русские сделали всё, чтобы Япония ввязалась в войну с САСШ на Тихом океане, оттянув на себя максимальное количество ресурсов. Наши войска на русской территории, прямо под боком, и когда начнется глобальная война с СССР, мы первыми подвергнемся массированному удару возмездия, и чем это закончится, одному Богу известно. Англичане под шумок начнут захватывать земли на Ближнем Востоке, попытаются за нашей спиной отхватить Каспий с его нефтеносными районами, а вся тяжесть войны, так или иначе, ляжет на наши плечи. Подумайте, Рейнхард, во что мы ввязались.

И тут Канарис увидел в глазах собеседника нечто такое, что заставило его замолчать. Вот, ради чего пришелГейдрих, именно сейчас он озвучит главный вопрос.

— У вас есть возможность связаться с пришельцами? Ведь не зря вы им отправили русского генерала Карбышева?

— Хотите все-таки попытаться с ними договориться?

— А вы?

— Я как раз и пытался это сделать, но русская контрразведка умеет работать. Но, раз пошел такой доверительный разговор, сообщение пришельцы мне переправили, правда, в весьма оригинальной форме.

Гейдрих впился взглядом в Старого Лиса, который, как Шахерезада, уже несколько часов держал своего тюремщика в немыслимом напряжении. Канарис, видя, что тщательно подготовленный и продуманный им разговор с главой Имперской безопасности идет по плану, постарался скрыть победную улыбку.

— Вы же знаете, что перед тем как русские взорвали свой сверхмощный заряд подо Ржевом, уничтожив сбитый геликоптер, они не давали нам осмотреть сбитый штурмовик, там в лесу отметились боевики из будущего, которые попортили много крови нашим егерям. После одного из таких боев, где русские перебили диверсионную группу, пришелец передал нашему раненому офицеру одну вещь, с просьбой передать адмиралу Канарису за генерала Карбышева…

— И что это за вещь?

— Пистолет. Простой новенький пистолет "Маузер К96" в деревянной кобуре.

— И в чем состоял смысл этого послания?

— Мы тоже думали, пока не сделали запрос по номеру этого оружия и выяснили, что пистолет был произведен в 1912 году и принадлежал прусскому офицеру, который отличился в 1914 году в битве при Танненберге. Проведенное расследование показало, что пистолет перешел по наследству к его сыну, который в данный момент служит в одной их частей Вермахта во Франции. Мы нашли пистолет с таким же номером, аккуратно его изъяли и сравнили с переданным нам пришельцами. Результат просто ошеломил.

Канарис все-таки не удержался и усмехнулся, глядя на Гейдриха.

— Пистолеты абсолютно одинаковые. Только один прошел Великую войну и дожил до наших времен, а второй абсолютно новый, как будто время для него остановилось, и он лежал на складе в промасленной бумаге. Характерные общие особенности ствола, царапины, полученные на производстве, пара небольших дефектов — все это говорит, что эти два пистолета практически одно и то же.

Гейдрих устало вздохнул — слишком много информации свалилось на его голову.

— И что это значит, адмирал?

— Вы так и не поняли? Наш мир или наше время не единственное, где отметились пришельцы. По моим прикидкам, они сумели протиснуться куда-то в самое начало Великой войны.

— И что это нам дает?

— Эх, Рейнхард, Зимин, минуя Сталина, нам открытым текстом говорит, что у них есть и другие миры, и в случае начала войны у них в распоряжении есть людские и промышленные ресурсы другого мира, технически почти близкого нам. Подумайте! Не будет ленд-лиза, так они смогут закупать продукты и нужное сырье у той же Российской империи или у САСШ начала века, а при желании вербовать людей, размещать заказы или просто уничтожат нас с вами, когда мы были простыми, никому не известными офицерами флота.

— Боже, почему вы раньше не сказали?

— Рейнхард, спросите у самого себя, разве это что-то бы изменило? Мне кажется, что за последнее время единственное правильное, что мы сделали на пути спасения Германии, это переправили к русским генерала Карбышева.

Гейдрих резко встал и сделал два шага к двери камеры и несколько раз в нее стукнул. Заскрипел замок и, не дожидаясь, когда рослый тюремщик полностью откроет дверь, он ее толкнул и вышел в коридор, где все находящиеся люди по стойке смирно замерли перед руководителем Главного управления имперской безопасности.

Простояв так минуту и приняв для себя какое-то решение, Гейдрих быстро пошел к небольшой комнате в конце коридора, где находилась техническая служба, занимающаяся прослушиванием и записью разговоров в камерах.

Два человека, увидевшие заходящее к ним большое начальство, вскочили и застыли по стойке смирно. Гейдрих, хмуро глядя на них, коротко бросил:

— Все записи по камере 169, немедленно.

Технари засуетились, и через минуту перед ним на столе лежала бобина с рыжей магнитной пленкой.

— Это всё? Копий нет?

Старший технической смены, чуть полноватый, но подтянутый оберштурмфюрер с усталыми глазами, отрапортовал:

— Никак нет, герр обергруппенфюрер. Согласно вашему распоряжению, запись велась только на один аппарат.

— Хорошо.

Гейдрих повернулся боком, так, чтобы люди, находящиеся в комнате, не видели, как он достает из кобуры свой табельный "вальтер". Быстро передернув затвор, вытянул руку с пистолетом и выстрелил в голову сначала оберштурмфюреру, который просто не успел удивиться и отлетел к стене, забрызгав кровью стоящий сзади аппарат, и тут же навел оружие на его помощника. Выстрелы в закрытом помещении оглушили его, но Гейдрих все делал автоматически, следуя разработанному плану.

Сделав еще два контрольных выстрела, он обернулся, когда резко открылась дверь и на пороге застыли два роттенфюрера из его личной охраны с автоматами и гауптштурмфюрер Мольтке, его новый порученец. Гейдрих коротко кивнул в сторону лежащих на полу тел и, поставив пистолет на предохранитель, спрятал его в кобуру, подхватил бобину с пленкой и коротко бросил:

— Мольтке, уберите здесь.

Пройдя мимо посторонившихся бойцов СС, Гейдрих быстрым шагом двинулся к лестнице, уже забыв, как он только что лично ликвидировал двух свидетелей его разговора с Канарисом. Он старательно вспоминал все факты, все нюансы, которые сообщил ему адмирал, и пытался набросать план срочной проверки полученной информации, ведь если всё это правда, то рейх со скоростью пикирующего бомбардировщика несется в пропасть.

Глава 8

Уже давно светомаскировка по ночам стала обыденностью для жителей Москвы, но с конца декабря 1941 года, когда началось грандиозное контрнаступление, налеты немецкой авиации практически прекратились, и уже редко ревели сирены, оповещая жителей советской столицы о приближении очередной группы бомбардировщиков противника. Москвичи больше по привычке срывались с постелей и прятались в бомбоубежищах и вместительных залах московского метрополитена, хотя все прекрасно знали, что система ПВО работает настолько эффективно, что за последний месяц ни один фашистский бомбардировщик не смог прорваться в воздушное пространство столицы. Как правило, армады самолетов с крестами перехватывались на дальних подступах, и заснеженные поля Подмосковья, где совсем недавно шли кровопролитные бои, украшались дополнительными памятниками славе советских воинов в виде обгоревших остовов бомбардировщиков Люфтваффе.

После многочисленных точечных комбинированных ночных ударов боевых вертолетов и штурмовиков из будущего по прифронтовым аэродромам Люфтваффе активность авиации с черными крестами на фюзеляжах резко упала, благодаря чему две недели назад вообще прекратились попытки немцев хоть как-то прорваться к Москве. Судя по данным разведки, всю бомбардировочную и военно-транспортную авиацию, оставшуюся в наличии у группы армий "Центр", бросили на обеспечение снабжения окруженных немецких армий. Учитывая эффективность системы воздушной разведки и возросшее мастерство советских летчиков-истребителей, Люфтваффе несло серьезные потери, да и из-за стремительности продвижения войск Красной Армии большинство сбрасываемых немцами грузов просто не попадало к адресатам. Это, так сказать, становилось дополнительной и очень приятной добавкой к солдатским рационам, которые из-за отставания тыловых служб были весьма скудными. Эти добавки армейские остряки с подачи кого-то из фронтовых корреспондентов окрестили "братской помощью германского народа".

Одним из показателей улучшения обстановки и, если можно так сказать, гарантированной защиты неба столицы в этот раз заседание Государственного Комитета Обороны СССР проходило в Кремле, а не в тщательно охраняемом бомбоубежище, которое в последнее время вызывало у Сталина стойкое раздражение.

На собрании присутствовали люди, посвященные в полной мере в тайну пришельцев из будущего. Как умный и расчетливый руководитель, Сталин в такой форме повязал всех общей тайной планетарного масштаба, образовав на базе ГКО еще более серьезную и властную структуру, в которой все без исключения, без всякой системы и периодичности проходили обязательную проверку на детекторе лжи, так любезно предоставленном пришельцами.

На экране ноутбука, который уже несколько месяцев как стал бессменным спутником вождя, высвечивались оперативные сводки, регулярно перебрасываемые Поскребышевым, прошедшим ускоренный курс компьютерной грамотности. Сталин, слушая доклады присутствующих, при необходимости несколькими щелчками мышки мог получить дополнительную информацию по интересующему вопросу или послать запрос аналитикам, которые днем и ночью обрабатывали данные из будущего и могли в кратчайшие сроки подготовить аналитическую справку. Сейчас, в связи со сложившейся обстановкой и получением новой информации, отчитывался Молотов.

— …После недавних событий в Польше мы получили совместную ноту протеста со стороны правительств САСШ и Великобритании о недопустимости массового применения химического оружия против мирного населения. Такая скорость реакции и, главное, единодушие говорят о давно согласованных позициях. На основании дополнительной информации, полученной от НАШЕЙ агентуры, можно однозначно ожидать, что наши нынешние союзники займут достаточно жесткую позицию, вплоть до полного прекращения оговоренных и даже проплаченных поставок стратегических материалов, оружия, горючего и боеприпасов. Учитывая, что эта провокация от начала до конца инспирирована германскими спецслужбами, то позиция стран антигитлеровской коалиции наводит на выводы о начале активных сепаратных переговоров и, главное, о плотном контакте минимум на уровне спецслужб. Учитывая полученную от потомков информацию о персоналиях и реальной роли многих ключевых фигур ФРС САСШ, крупных корпораций и их связи с германскими промышленниками, в последнее время мы стали фиксировать все увеличивающуюся активность, постоянные консультации и переговоры за закрытыми дверями с политическими деятелями стран антигитлеровской коалиции. Однозначно можно сделать вывод, что на президента САСШ Рузвельта производится колоссальное давление, и он вынужден будет, правда не сразу, дать свое согласие на изменение вектора движения страны. Но крупный капитал уже начал массированную подготовку, и, по моим данным, некоторые крупные производства переориентированы на выпуск боеприпасов и запасных частей для немецкой армии и уже не меньше месяца работают в экстренном темпе, наращивая производство. Идут активные консультации по унификации немецкого и американского вооружения…

Сталин, на последней фразе сумевший раскурить потухшую трубку, задумчиво спросил:

— Мы можем как-то помешать, используя официальные дипломатические каналы и сочувствующих Советскому Союзу людей из элиты этих стран?

— Товарищ Сталин, мы делаем всё возможное, чтобы притормозить процесс заключения нового военно-политического союза, направленного против нашей страны, но, судя по недоговоренностям и определенным намекам весьма высокопоставленных лиц, те силы, которые стоят за большинством знаковых и влиятельных фигур, однозначное решение приняли. Технически их сдерживает только общественное мнение и возникшие проблемы с действующим законодательством в подконтрольных странах. К счастью, в свое время так испугались вышедшего из-под контроля Гитлера, что провели мощнейшую антигерманскую пропагандистскую кампанию, поэтому придется потратить много сил и средств и, главное, времени, чтобы убедить простых людей в обратном. Но фактически они до конца не разобрались в наших возможностях и, главное, в возможностях пришельцев, которые однозначно приняли нашу сторону, поэтому стараются собрать максимальное количество информации, чтобы принимать решение. Можно сделать вывод, что мы наблюдаем один из этапов общего плана, так сказать демонстрационно-силовой вариант развития ситуации, причем все это происходит на фоне многочисленных попыток намекнуть нам, что мировая элита, как они себя называют, хочет напрямую разговаривать с нашими новыми союзниками, а технологии из будущего являются общим достоянием.

Сталин задумчиво рассматривал Молотова, пуская клубы дыма.

— Вячеслав, сколько у нас времени, по твоему мнению по самому худшему сценарию, если мы не пойдем на диалог?

Молотов запнулся, но, смело глянув в глаза хозяину кабинета, спокойно ответил:

— По самому худшему сценарию не менее полугода. За меньшее время они просто не успеют переориентироваться, разработать законные механизмы блокирования и захвата наших иностранных активов, свертывания своих программ помощи, отзыва делегаций и специалистов. При этом перед ними возникает проблема более основательного сбора информации о состоянии нашей экономики, а особенно о новинках в области вооружений. Наши нынешние оппоненты попали в ту же ловушку, что и мы — знаем про пришельцев, но не можем довести эту информацию до широких слоев населения, чтобы окончательно не дестабилизировать ситуацию. Куда в таком случае качнется общественное мнение, предугадать нельзя, и тот же религиозный фанатизм, к которому склонны жители Англии и САСШ, может сыграть с нашими противниками злую шутку, особенно если обоснованно и с доказательствами обнародовать, куда завела земную цивилизацию западная капиталистическая система. Я бы рассмотрел вопрос об организации при определенных условиях дозированной утечки информации о пришельцах, причем в нашей интерпретации, и в такой ситуации особого внимания заслуживает руководитель Италии Бенито Муссолини. Вот на него я бы сделал ставку, чтобы внести раскол и в антигитлеровскую коалицию, и, при определенном везении, в антисоветскую коалицию.

Сталин снова выпустил клубы дыма и поднял взгляд на Берию, который, поблескивая стеклами пенсне, смотрел за реакцией Хозяина на доклад Молотова. Но он обратился к Шапошникову, который тоже присутствовал на этом собрании.

— Борис Михайлович, что вы скажете? Вы ведь прорабатывали возможное развитие ситуации с военной точки зрения и, насколько я знаю, для анализа ситуации привлекали даже потомков.

Шапошников встал, поправив форменный китель, открыл красную папку, где на белой мелованной бумаге из будущего были отпечатаны тезисы его доклада. Он единственный из всех членов ГКО, в полной мере допущенных к тайне пришельцев, почти не использовал приборы из будущего и носил доклады по старинке в папке, правда распечатывались они уже на лазерном принтере. Это было связано с тем, что Шапошников часто носился по стране, а охрана его состояла из армейских офицеров, которых, из-за интриг Судоплатова и Берии, старались не подпускать к пришельцам.

— Товарищ Сталин, товарищи члены Государственного Комитета Обороны. Возможность объединения стран Европы, Азии и Америки в единый антисоветский блок рассматривалась давно, практически с самого момента образования Советского государства. В свете имеющейся информации о будущем вероятность такого образования весьма высока, особенно в нынешних условиях. Мы с санкции высшего руководства страны обратились к новым союзникам из будущего с просьбой провести анализ сложившейся ситуации и, получив ответ, сами проработали имеющиеся материалы. Выводы неутешительны…

— Говорите, Борис Михайлович, тут собрались проверенные товарищи, наделенные доверием партии и народа.

— Если вывести за скобки военно-техническую и экономическую помощь потомков, то ситуация складывается не самым лучшим образом. На фоне временного прекращения работы установки мгновенной переброски войск такой анализ будет весьма необходимым, и мы должны рассматривать ситуацию, что с пришельцами из будущего будет окончательно потерян контакт…

Шапошников сделал паузу, бросив взгляд на лежащую перед ним распечатку.

— В случае если Англия и САСШ сумеют заключить военно-политический договор с Германией, то можно ожидать переброски на советско-германский фронт дополнительно от тридцати до шестидесяти немецких дивизий. Это включает в себя часть войск, расположенных в оккупированных странах, где благодаря влиянию Англии, а может даже при прямой помощи, будет прекращена деятельность движения сопротивления. Суммарные мобилизационные возможности Германии при условии достижения лояльности населения на оккупированных территориях Европы будут сравнимы с нашими мобресурсами. Уже есть информация о начале создания Польского, Французского, Бельгийского Добровольческих корпусов, что происходит при молчаливом одобрении Англии, и, что характерно, польское правительство в изгнании в этой ситуации просто хранит молчание и закрывает глаза на вступление боевиков из "Союза вооруженной борьбы" и других вооруженных националистических организаций в подконтрольные немцам военные формирования. Всё это позволит противнику в течение пяти-шести месяцев не только восстановить численность Вермахта, но и добиться повсеместного минимум трех-четырехкратного превосходства на всех направлениях.

Сталин, внимательно слушавший Шапошникова, бросил быстрый взгляд на Берию, который спокойно слушал докладчика. "Значит, в курсе Лаврентий, даже не шелохнулся". Открыв на экране ноутбука представленный доклад, хозяин кабинета спросил:

— Я смотрю, Борис Михайлович, в вашем докладе рассматривается два варианта развития ситуации.

— Да, товарищ Сталин. Первый вариант наиболее вероятный, и он состоит в следующем: на первом этапе мы предполагаем, что из-за недостатка достоверной информации о военно-техническом потенциале пришельцев, наши противники начнут создавать видимость наращивания силы и попытаются договориться. При этом боевые действия на советско-германском фронте должны будут активизироваться, чтобы отвлечь на себя максимальное количество сил и ресурсов, измотать обе стороны и, доведя Советский Союз до критического положения, выявить реальный военно-технический потенциал пришельцев, которые наверняка станут корректировать ситуацию в пользу своего союзника. Первый этап будет сопровождаться скрытой помощью Запада через третьи страны, то же самое, что произошло в известной нам истории в 1943 году, и будет выражаться в быстром перевооружении немецкой армии и полном переводе промышленности Германии на обеспечение нужд фронта, задавив социальный сектор. Учитывая, что большинство немецких оборонных предприятий имеют американских акционеров, в основном тех, кто реально стоит за спиной большинства наших противников, то ожесточение войны, что соответственно увеличит военные заказы им выгодно в любом случае. Второй этап начнется, когда после попыток повлиять на мнение пришельцев и заставить нас сдать добровольно свои позиции демонстрацией силы и дипломатическими способами, включая организацию возможных попыток государственного переворота и началом массовой диверсионно-подрывной деятельности, антисоветский союз перейдет к активным действиям.

Шапошников на мгновение замолк, давая находящимся в кабинете людям переварить полученную информацию.

— Мы учли, что в Японии среди ястребов одержали верх сторонники флота, и после столь эффективного, не без нашей помощи, нападения на Перл-Харбор, САСШ полностью втянуты в войну на Тихом океане. В такой ситуации на данный момент основной вектор усилий приложен в сторону развития флота и корпуса морской пехоты, а не сухопутных сил, численность которых пока недостаточна для ведения масштабных боевых действий против Советского Союза. Поэтому изначально со стороны САСШ возможна только материально-техническая и финансовая помощь и, в крайнем случае, переброска ограниченного авиационного корпуса и незначительного числа добровольцев, вряд ли они смогут навербовать столько людей для войны на стороне фашистской Германии после проведенной мощной антигитлеровской кампании в средствах массовой информации. Англия и так истощена морской блокадой и битвой за британское небо, поэтому они тоже будут не в состоянии вести активные боевые действия, и пауза в три-пять месяцев, на проведение переговоров, им жизненно необходима.

— Хорошо, это понятно, Борис Михайлович, что они будут делать?

— В первую очередь это усиление британскими войсками финско-германской группировки, начало наступления и оккупация Карелии, прорыв объединенной эскадры в Кольский залив и захват Североморска и Мурманска, с уничтожением Северного флота. Одновременно начало боевых действий в Иране, с целью уничтожения советской группировки и прорыв к каспийским нефтяным месторождениям. Проход Объединенной Средиземноморской эскадры в Черное море, разгром Севастополя, высадка десантов в Новороссийске, Геленджике, Поти, прорыв в Азовское море, соединение с немецкими войсками в районе Ростова-на-Дону и совместный удар на Сталинград, отсечение и оккупация кавказских нефтеносных районов.

Сталин, посматривая на карту страны, висящую на стене, коротко спросил:

— Что по Дальнему Востоку? Возможно ли там вторжение?

— Вторжение возможно, но там всего несколько танкопроходимых путей, которые весьма легко перекрываются. Если вторжение с той стороны и будет, то оно будет носить скорее отвлекающий характер.

В кабинете повисла тишина.

— Конечный прогноз?

— Потеря всей европейской части Советского Союза, Кавказа, части Среднеазиатских территорий.

— Это потомки так просчитали?

— Да.

Сталин опять замолчал, потом снова долго раскуривал трубку, смотря при этом на экран ноутбука.

— Насколько точный прогноз?

— Вероятность семьдесят-восемьдесят процентов, но еще раз оговорюсь, что это если не учитывать военно-техническую помощь из будущего. В такой ситуации слишком много неизвестных величин, и дать точный прогноз нет возможности.

— Борис Михайлович, вы говорили еще о другом плане развития?

— Да, рассматривался вариант быстрого заключения союза между Германией, Англией и САСШ и немедленные действия по всем фронтам, но в такой ситуации удары наших нынешних союзников будут не настолько подготовленными, соответственно менее скоординированными. По мнению многих специалистов, допущенных до информации о пришельцах, это будет менее вероятным. По моему личному мнению, первый вариант самый вероятный. Что англичане, что американцы всегда любили воевать чужими руками, изматывая все воюющие стороны и потом получая максимальную прибыль. В нашем случае они пойдут по привычному плану, который был реализован во время Первой мировой войны — измотать СССР и Германию, оставаясь пассивными наблюдателями, и вмешаться в самый благоприятный момент.

— Хорошо, ваша позиция понятна. Ну а навскидку, какие прогнозы, если пришельцы и дальше нам будут помогать?

— Товарищ Сталин, возможности потомков, как я понял, им самим до конца неизвестны. Их аппаратура постоянно совершенствуется, и на данный момент они уже сумели перебросить крупногабаритные объекты, в том числе атомную подводную лодку, что при начале анализа ситуации даже и не предполагалось ни нами, ни потомками. Но от себя могу добавить следующее: появление атомных подводных лодок в Атлантике сразу ставит под вопрос любые переброски войск и военных грузов из Америки в Европу, что существенно меняет расстановку сил и частично блокирует участие САСШ в антисоветском союзе. При наличии еще одной такой лодки и ее отправки на Тихоокеанский театр военных действий мы сможем, если можно так сказать, обезопасить Дальний Восток и при необходимости повлиять на ход боевых действий между Японией и САСШ, нанося существенные удары то по одной то по другой стороне, добиваясь максимальной эскалации конфликта. Наличие системы мгновенной переброски войск меняет всю военную доктрину, и у нас есть возможность нанести противнику серьезные потери, нанося удары до того, как его подразделения будут развернуты в боевые порядки. Ночное использование только одной эскадрильи штурмовиков из будущего, которые по своим скоростным характеристикам превосходят имеющиеся у противника истребители, существенно повлияло на ход боевых действий. По обещанию потомков, в ближайшее время возможна переброска эскадрильи истребителей и пары стратегических бомбардировщиков, что позволит нам при необходимости на определенных участках фронта захватывать полное господство в воздухе и уничтожать стратегические объекты в глубине территории противника, несмотря на противодействие весьма мощной, по нашему времени, системы ПВО. Далее, средства связи, средства радиоэлектронной борьбы и разведки при массовом и грамотном применении дают нам неоспоримые преимущества в управлении войсками и нарушении этого управления у противника.

Сталин усмехнулся.

— Ваши выводы?

— При наращивании помощи из будущего и выполнении уже заявленных обязательств у нас есть возможность нанести противнику потери, достаточные для деморализации войск, что сейчас наблюдается в германских войсках, и добиться заключения мира на наших условиях без доведения ситуации до необходимости применения ядерного оружия.

— Ну, Борис Михайлович, напустили вы тумана. Начали за упокой, а закончили за здравие. — Сталин заливисто засмеялся.

— Помощь от потомков будет, — и повернул голову к Берии, который все это время молчал и не подавал никаких признаков волнения и даже заинтересованности. Было понятно, что глава НКВД, благодаря некоторым новинкам из будущего, не упускал из виду никого, кто хоть как-то имел отношение к проблеме пришельцев из будущего, и скорее всего был осведомлен не хуже всех предыдущих докладчиков.

— Что скажешь, Лаврентий?

Берия на мгновение переглянулся с Судоплатовым, который, как признанный куратор направления работы с пришельцами, тоже был с недавних пор введен в ГКО, кашлянул и мазнул пальцем по экрану планшета, где в текстовом файле были заранее подготовлены основные тезисы доклада.

Сталин, наблюдая, как Берия немного замешкался, убирая скринсейвер, слегка усмехнулся. Всякие полезные новинки из будущего быстро завоевывали популярность у всех допущенных к этой информации. Но в этом была и своя польза — информация, содержащаяся на всех этих штуках из будущего, обязательно шифровалась, и просмотреть ее, в отличие от простых бумаг, мог только человек, знающий несколько паролей. Да и с некоторых пор носители стратегических знаний о пришельцах охранялись с особенной тщательностью, и это дало свои плоды — были выявлены многочисленные попытки что-либо узнать, разведать, заполучить образцы со стороны различных партийных, военных и гражданских деятелей. Все выявленные личности в разной степени имели отношение к скрытой оппозиции в стране или работали по заданию иностранных разведок, деятельность которых резко активизировалась в последнее время. Агенты противника или просто темные личности, как мотыльки на лампу, летели на любое проявление деятельности пришельцев и попадали в сети контрразведки, но "союзники", несмотря на потери и разгромы разведывательных сетей, все слали и слали своих людей на верную смерть, стараясь получить хоть какие-то крохи информации о реальном положении вещей. Были даже попытки выйти напрямую на пришельцев, и Судоплатов, оправдывая свое назначение членом ГКО и репутацию весьма изворотливого и изобретательного заместителя наркома НКВД, организовал несколько доступных и фальшивых пришельцев, на которых вышли представители германской и британской разведок, после чего начались радиоигры и вброс противоречивой дезинформации, чтобы хоть как-то потянуть время.

— Не всё так плохо, товарищ Сталин. Во всех этих планах считается, что немцы будут действовать как подконтрольное западным финансовым институтам пушечное мясо. У меня есть достоверная информация, что всё не совсем так. Несмотря на государственный переворот, замаскированный под гибель Гитлера от рук "большевицких мясников", и жесткий контроль над многими ключевыми предприятиями американским капиталом, там к власти пришли достаточно прагматичные люди, прекрасно понимающие расстановку сил. Да, в заговоре отметились немецкие промышленники, но к власти пришла СС во главе с Гиммлером, и, несмотря на обстоятельства гибели Гитлера, уже начали приходить сигналы по разным каналам, что германская сторона готова приступить к обсуждению условий о разрешении сложившейся ситуации.

— Кто первый пошел на контакт?

— Как ни странно, первым сигнал был получен по каналам Абвера в рамках операции "Золотой осел".

— Это по тому эмиссару Канариса, которого Оргулов сводил в будущее?

— Да. Общение продолжается, и мы наладили контакт.

— Насколько можно доверять Канарису, ведь, по данным потомков, он был явным англофилом?

Берия усмехнулся.

— Он немец, и в первую очередь его заботит судьба Германии. В той ситуации, после провала блицкрига, он видел выход в союзе с Англией, но появление пришельцев и утечка определенной информации с их стороны несколько изменили его взгляды. Поэтому я не считаю, что адмирал Канарис креатура англичан, он достаточно самостоятельная фигура.

— Но я слышал, что он арестован.

— Временно изолирован по какому-то надуманному поводу, но не более того. В Германии в узких кругах Канарис считается одним из лучших специалистов по пришельцам с налаженными контактами, и уничтожать такого информированного человека в нынешних условиях Гиммлер не станет.

— Кроме Канариса еще кто изъявил желание пообщаться с нами?

— Осторожные сигналы идут из ведомства Риббентропа, и, судя по определенным намекам, все идет с санкции Гиммлера.

— В чем суть этих сигналов?

— Рассмотрение вопроса заключения перемирия и при этом обязательное участие в переговорах третьей стороны — это они намекают на пришельцев.

— Твое мнение?

— Пока всё укладывается в изложенный Борисом Михайловичем план — затягивание времени и попытка остановить наше наступление, для восстановления сил Вермахта, но, скорее всего, Гиммлер, пришедший к власти при содействии промышленников и части армейского прозападного генералитета, пытается, не обостряя внутренние противоречия, действовать по нескольким направлениям, чтобы сохранить и укрепить власть. И согласно анализу его как личности, укрепившись на троне, он попытается уничтожить тех, кто привел его к власти и впоследствии начнет свою игру. Немцы прагматики, и быть снова пушечным мясом для англичан, которых почти поставили на колени, в качестве инструмента ослабления Советского Союза, как это было по отношению к Российской империи в Первую мировую войну, они не будут, и экономические рычаги заокеанских банкиров особого влияния в данной ситуации уже не смогут оказывать. Их представителей и персон влияния просто начнут уничтожать и, в крайнем случае, будет обнародована информация, что тотальное уничтожение евреев в Европе заказ их заокеанских единородцев, которые до дрожи в коленях боятся притока в Америку такого количества беженцев-евреев.

— Лаврентий, ты считаешь, что мы сможем договориться с Гиммлером?

— Не исключаю такого варианта, но есть серьезные препятствия.

Сталину не нужно было объяснять, всё это и так было понятно.

— План "Ост" и зверства на оккупированных территориях войск СС. Такое прощать нельзя.

— Да, товарищ Сталин, и, как мне кажется, Оргулов, несмотря на то что это все-таки наше дело, однозначно негативно отнесется к союзу с руководством СС.

— Вы с ним разговаривали?

— Нет, это анализ его личности.

Молчавший до этого Судоплатов возразил:

— Я думаю, Оргулов, наоборот, поддержит это решение.

Сталин усмехнулся и повернул голову к Судоплатову.

— С чего вы так решили, Павел Анатольевич?

— Оргулов вполне вменяемый человек. Основной террор эсэсовцев по отношению к мирному населению на оккупированных территориях начался с сорок второго года, поэтому если есть возможность хоть таким образом оградить наших людей, то, думаю, нам никто ничего не скажет, а за совершенные преступления, чуть позже, но мы заставим фашистов заплатить.

Берия, поглядывая на своего подчиненного, с трудом сдержался, но промолчал, а Сталин, наблюдая за ними, хитро улыбнулся, опять затянулся и выпустил клубы дыма. И, медленно выговаривая слова, прокомментировал высказывание Судоплатова:

— Я думаю, что товарищ Судоплатов прав, подняв этот вопрос, и если у нас есть возможность спасти советских людей от террора, заключив какие-то временные соглашения, то мы должны на это пойти.

Ой не понравилась Берии эта ситуация. Он давно чувствовал, что потомки в самом начале контакта сумели что-то про него сообщить Хозяину, но тот помалкивал. Получить дополнительную информацию у него не получилось, и сейчас он почувствовал, что Судоплатов для него, грозного главы НКВД, перед которым трепещут наркомы, генералы и всякие секретари горкомов, становится реально опасным. Да, он сумел подружиться с Оргуловым и практически подмял под себя всю систему контактов с пришельцами, и это ставило его по уровню влияния на одну ступень с Берией. Надо что-то делать и срочно набирать перед Сталиным очки, и он постарался сделать так, чтобы последнее слово было за ним.

— Я бы еще раз хотел обратить внимание на позицию адмирала Канариса.

Сталин и остальные присутствующие удивленно уставились на Берию.

— Что тебя настораживает, Лаврентий?

— Логично было предположить, что позиция большинства немецких руководителей, кто реально в курсе, что сейчас происходит на фронтах, должна была окончательно определиться после памятного управляемого взрыва под Ржевом. Но касаемо адмирала Канариса удивляет тот факт, что его взгляды и начало активных попыток установить контакт начались еще до этого события.

— Что тут удивительного, я сам на его месте не мог бы спать спокойно в такой ситуации, — усмехнувшись, прокомментировал Сталин.

Блеснув стеклами пенсне, Берия бросил взгляд на Хозяина. Убедившись, что смог его заинтриговать, сохраняя невозмутимость, продолжил:

— Всё не совсем так. Я повторюсь, Канарис в узких кругах считается самым лучшим специалистом по пришельцам, учитывая, что он в свое время сумел внедрить своего агента и выходил на прямой контакт с Зиминым, и это признают все, включая Гейдриха и Гиммлера. Должные выводы он сделал сразу и соответственно давно осторожно прощупывает нашу позицию и возможности наших иновременных союзников. Мы считали, что Канарис отрабатывает резервный вариант на случай резкого ухудшения обстановки, чтобы у него была возможность первым пойти с нами на плотный контакт по надежному каналу. Но с недавних пор тон этих вялотекущих переговоров резко изменился и, если можно так сказать, его позиция изменилась, и изменились вопросы и отношение. Причем это произошло до взрыва под Ржевом, сначала мы связывали это с грандиозной операцией в Аргентине и Антарктиде, но задав пару наводящих вопросов, стало понятно, что события в Южной Америке не имеют к этому никакого отношения. Скорее всего, по мнению моих специалистов, Странник передал лично адмиралу Канарису или артефакт, или информацию, которые сумели произвести неизгладимое впечатление.

О, а вот это Сталину очень не понравилось. Он тихо, почти нежно и вроде как между прочим спросил, но от этого вопроса в теплом, протопленном кабинете температура опустилась сразу на несколько десятков градусов:

— Лаврентий, ты уверен, что именно Странник мимо нас вышел на контакт с руководством Германии и что-то передал или предложил?

Берия в первый раз опустил голову, понимая, на какую зыбкую почву он встал.

— Нет. Это на уровне предположений.

Сталин прекрасно всё это видел и сразу понял, что сейчас пытается сделать нарком НКВД, поэтому нужно было срочно его поставить на место.

— Если есть реальный факт передачи информации, то выясни и представь обоснованные и, главное, реальные доказательства, а не выбитые показания. Портить отношения со Странником именно в этот момент для нас смерти подобно, и я не исключаю возможности, что это сделали новые друзья из будущего, чтобы дискредитировать Оргулова и впоследствии оправдать попытку захвата установки.

Сталин порывисто встал, и, держа в руке трубку, стал расхаживать по кабинету.

— Вы сами докладывали, что в будущем вокруг Оргулова крутится множество всякого отребья, и в ближайшее время там возможно начало крупномасштабных боевых действий в попытке захвата установки. На фоне таких новостей дискредитация нашего главного союзника выглядит вполне логично.

Берия понял, что он, пытаясь как-то оправдаться перед Хозяином, попал в глупую ситуацию, не проверив и не проведя глубокого расследования по очень серьезному вопросу. Сталин, прекрасно всё видя и контролируя ситуацию, решил добить подчиненного:

— Разочаровал ты меня, Лаврентий. Неделю даю тебе, чтобы выяснить все обстоятельства…

Сталина прервал негромкий переливчатый сигнал на планшете Судоплатова, который быстро, уверенными движениями открыл нужное приложение и стал вчитываться в полученный текст.

— Что-то случилось, Павел Анатольевич? — участливо спросил хозяин кабинета, наблюдая за тем, как изменилось лицо Судоплатова. А такой сигнал мог означать только какие-то новости относительно пришельцев из будущего.

— Да, товарищ Сталин. Десять минут назад состоялось включение установки, и она стабильно проработала двадцать пять секунд. От Оргулова пришло короткое сообщение. Операция "Коловрат" перешла в активную фазу.

Сталин на мгновение задумался, внимательно рассматривая Судоплатова.

— Что за операция, можете проинформировать членов Государственного Комитета Обороны?

Судоплатов встал, расправив несуществующие складки на форме.

— Конечно, товарищ Сталин.

Судоплатов глянул на Берию, лицо которого после выволочки сначала побледнело, но теперь стало приобретать естественный цвет, продолжил:

— Следуя вашим указаниям, товарищ Сталин, мы давно озаботились сохранением контроля над установкой путешествия во времени. Однозначно полностью захватить систему у нас нет возможности, Оргулов предусмотрел этот вариант и тщательно подготовился к любой попытке вторжения. Слишком много ловушек, взрывчатки и систем кодирования. Тем более без Сергея Ивановича эта система просто куча железа — он ключевой элемент этого проекта. Поэтому было принято решение максимально близко сойтись со Странником. Такая тактика оправдала себя, мы с Оргуловым, если можно так сказать, подружились, тем более он оказался достаточно порядочным человеком и со своей стороны старается максимально ответственно выполнять принятые на себя обязательства. Повода усомниться в его лояльности нет. — Сказав эту фразу, Судоплатов бросил извиняющийся взгляд на Берию, но тот сохранял невозмутимость.

— Поэтому было принято решение оставить любые попытки вмешательства. Но с увеличением населения в Симферополе будущего и появления новых сил в окружении Странника мы стали отслеживать всех новых людей и их степень опасности для интересов СССР в нашем времени и в будущем. Информация о имеющихся в наличии у Оргулова запасах горючего, продуктов и чистой воды быстро распространилась по региону, и в Симферополе собралось множество людей, из которых постоянно идет отбор специалистов. Но соответственно рядом с такого рода ценностями для того мира собралось множество всякого отребья. Они, поняв, чем владеет Оргулов, естественно, попытаются организоваться и осуществить захват. Совсем недавно прошла информация, что в Крым движется бригада карателей, собранная из всякой швали: украинские националисты, всегда готовые пограбить, европейские наемники. По косвенным данным, это отвлекающий маневр, а основная операция будет проведена силами войск специального назначения иностранных государств, поддержанная некой группой внутри города. Вот и была совместно со Странником и его начальником службы безопасности разработана операция по выявлению людей из ближнего и дальнего окружения, способных на предательство. При этом по плану должны обязательно возникнуть определенные волнения среди вновь прибывшего населения, и мы сможем отсеять тех, кто не готов подчиняться, то есть потенциальных бунтовщиков.

Судоплатов смотрел на Сталина и старался понять его реакцию, но тот только кивнул.

— Продолжайте, Павел Анатольевич.

— На Странника осуществляется давление со всех сторон, чтобы он впустил хотя бы в дальний круг некоторых "уважаемых" людей. Изучив обстановку, мы решили, что местный богатей, как у них называется — олигарх, который появился сразу, когда запахло большим количеством продуктов, горючего, боеприпасов, подходит на роль фигуры, вокруг которой соберутся явные и скрытые противники. Осталось только ждать, наблюдать и готовиться к открытому противостоянию.

Сталин, внимательно слушавший доклад Судоплатова, удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Хорошо, Павел Анатольевич, очень хорошо, что вы держите ситуацию под контролем, а то в последнее время у меня сложилось впечатление, что вы немного забросили ситуацию в будущем.

— Никак нет, товарищ Сталин. Просто там появились наши коллеги из будущего и с ними очень трудно конкурировать из-за подавляющего технического превосходства, но работа ведется…

Глава 9

Вот оно и началось. Мы, конечно, готовились к этому и ожидали, но все равно было горько осознавать, что время относительно спокойной жизни в нашем времени подходит к концу — начинается свара за дележ ресурсов из прошлого и за то, кто будет управлять установкой перемещения во времени. И то, что тут торчат ушки европейской шелупони — тоже знали, недаром где-то в районе румынской границы постоянно болтался натовский АВАКС. А горючки, которая нынче в дефиците, он сжигает немерено, а учитывая обычную жадность наших западных "друзей", это наводило на неприятные размышления. Во всяком случае, в поддержку, так сказать, "здоровых демократических сил" мы ждали минимум бомбардировок и обстрелов крылатыми ракетами, поэтому и наши российские друзья тут подсуетились и приготовили кое-какие сюрпризы в виде усиленной системы ПВО и постоянно дежуривших двух стратегических бомбардировщиков.

К нынешнему моменту население города, выжившее в скотских условиях подвалов и бункеров, с каких-то трехсот-пятисот человеквыросло за последние два месяца больше чем в десять раз. Можно сказать, что Симферополь стал оживать, несмотря на обгоревшие и полуразрушенные дома и на заснеженные, забитые ржавеющими остовами машин проспекты. Некоторые особо важные улицы уже освещались по ночам. На крупных высотках с характерным гулом крутились лопасти многочисленных ветрогенераторов, которые существенно облегчали энергообеспечение убежищ и специально оборудованных боевых постов.

Но на огонек всегда слетается множество всякой швали, любителей всё захапать, применив силу и разводя демагогию, абсолютно плюя на всех остальных, и нас эта чаша не миновала. В увеличившемся населении города появлялись лидеры, которые собирали вокруг себя людей по интересам, но, как правило, это были обычные бандиты, решившие погреть руки и сесть на поток распределения продуктов и горючего. Эти мелкие главари, которых быстро отлавливала наша служба безопасности, не представляли особой опасности, и было достаточно как следует гаркнуть и отправить группу закаленного в боях спецназа, чтобы быстро навести порядок, и в наших условиях самым страшным наказанием было безвозвратное изгнание из города. Таким образом, мы поддерживали порядок, но волнение постепенно нарастало, несмотря на наши успехи и резкое улучшение условий жизни, но ведь человек такая скотина, что ему всегда мало…

Проникнувшись неизбежностью нарастающей проблемы, мы с Судоплатовым разработали план операции и стали ждать появления подходящей кандидатуры на роль предводителя "недовольных и обделенных". И такой быстро появился: из небытия прошлого возникнул мелькавший до войны на экранах телевизора и на просторах Интернета известный олигарх и весьма властный, амбициозный человек, который великолепно подходил на роль возмутителя спокойствия.

Александр Приходько еще до войны был знаковой фигурой на украинском Олимпе власти и частенько появлялся на экранах телевизоров. То он на Майдане с оранжевым шарфиком кричит "Ганьба!", чуть позже под флагом бело-голубых уже яростно борется с наследием Ющенко, при котором удвоил свой капитал, то он пламенный сторонник евроинтеграции и с радостной улыбкой в Брюсселе перед камерами пожимает руки натовским чиновникам, то он за вековую дружбу с Россией, и в газетах появляются его кремлевские снимки. Человек остро чувствовал, куда дует ветер, и всегда был с теми, кто мог в той или иной степени помочь ему приумножить свой капитал, при этом не гнушался подкупом, предательством. Такая вещь, как закон, была для него просто очередным инструментом достижения поставленных целей, и он с легкостью его переступал, когда того требовала обстановка. В общем, типичный олигарх нашего времени со связями, многочисленными предприятиями, либо купленными за копейки, либо отжатыми рейдерскими методами, со своей маленькой армией, полицией и огромным личным кладбищем.

К войне он тщательно подготовился и успел выкупить и переоборудовать несколько бомбоубежищ и основательно их загрузил продуктами. Но время шло, мир безвозвратно изменился, и вся его власть, все его активы обесценились, а он стал очередным полевым командиром, который обеспечен чуть лучше остальных и имеет чуть лучше подготовленную и экипированную охрану. По самым оптимистическим прогнозам его запасов хватило бы еще на пять-шесть месяцев, и тогда его власть и авторитет стали бы просто виртуальными величинами, поэтому бывший олигарх озаботился своим будущим и, используя оставшиеся связи, стал искать пути выхода из создавшейся ситуации.

Когда он узнал про нас, то стал спешно собирать информацию и присылать эмиссаров. Но и мы, естественно, без дела не сидели. Информация о путешествиях во времени уже циркулировала среди выживших, и хитрый олигарх, убедившись в правдивости слухов, быстро сориентировался и начал подбирать соответствующий способ протиснуться поближе к новой кормушке. Он поступил не просто хитро, он поступил очень мудро и нашел, чем нас можно заинтересовать, и, главное, стать нужным для руководства СССР из 42-го года. Тут всё было просто — пользуясь своими связями и оставшимся авторитетом, Приходько и его эмиссары буквально рыскали по всем местам, где остались люди, и отлавливали специалистов по современным технологиям, и особое внимание уделялось ученым и инженерам в самолетостроении, в космонавтике. Демонтировались заводы, техника свозилась в специальные ангары, ожидая продажи предкам. Можно сказать, что Приходько неплохо подготовился, и его инфильтрация в общество Симферополя с нашего молчаливого согласия прошла достаточно гладко.

Приходько потихоньку подминал под себя гражданскую власть, но приблизиться к границам бункеров, где функционировали установки путешествия во времени, у него никак не получалось. Любые попытки подкупить кого-то из персонала комплекса или запугать быстро пресекались и заканчивались уничтожением агрессоров. Олигарх в первый раз столкнулся с такой жесткой и бескомпромиссной позицией вояк, которые в его понимании были все насквозь продажные. К нашему удовлетворению, он наконец-то пришел к выводу о необходимости силового захвата установки и центра управления комплексом.

Силенок самому провернуть такую аферу у него не было, да и время поджимало, поэтому делец начал активно искать союзников, и по некоторым данным возня среди украинских националистов, которые чуть позже в срочном порядке сформировали целую бригаду карателей, началась с его подачи, и возглавила ее не кто иная, как печально знаменитая Ганна Фларион. Тетка себя проявила еще до войны ярой антирусской активисткой, мастерски изобретая все новые возможности и пути для унижения русскоговорящего населения Украины. Их организация "Вольность", проявившая себя особой ненавистью к России, культивировала националистические лозунги и как могла травила всех, кто пытался иметь свое, отличное от них мнение. Агрессивные акции протеста, избиения и унижение неугодных, осквернение советских памятников — это перед самой войной стало обыденностью и ассоциировалось именно с этой политической силой. Видимо, "Вольность" подразумевала их единоличную свободу от морали, нравственности и закона по отношению ко всем, кого они не считали "правильными украинцами", и молодчики, поддерживаемые милицией, закрывающие свои лица, громко кричащие "Ганьба", палками и кулаками учили всех, как надо правильно любить Украину. Когда началась война, сил для поддержания порядка стало не хватать, и именно на базе этого движения появились отряды самообороны, которые массовыми расстрелами инакомыслящих поддерживали закон и порядок в их понимании в центральной и юго-восточной Украине. Эти ребятишки очень активно отметились в Крыму на стороне татар, всячески пытаясь осложнить нам работу по спасению мирного населения. Поэтому при любой возможности мы их уничтожали любыми доступными средствами, так как знали, что попавшие к ним в плен наши бойцы, а особенно морпехи умирали страшной смертью. Поэтому все с нетерпением ждали появления в Крыму "дорогих" гостей, к которым накопилось множество претензий.

Кого еще олигарх дополнительно привлек к своим планам, мы так и не узнали. К нашему удивлению, на связь вышли представители совета старейшин крымских татар и от своего лица и от лица неких турецких товарищей сообщили, что ничего не имеют общего с будущими наездами на нас, потому что им хочется только дружить и торговать, а воевать не в их интересах.

На попытки добиться от них большего началось цветистое восточное словоблудие, и нам мало чего удалось добиться, только узнали, что Приходько и там отметился.

Мы, как могли, отслеживали внешние контакты олигарха и старались держать руку на пульсе. Когда пришло сообщение, что начался сбор и выдвижение сил, не сильно перепугались и стали ждать развития ситуации.

То, что мы были готовы к силовому развитию ситуации, знали не только люди Приходько. Все это время мы просчитывали возможные варианты, какие наши оппоненты смогут доставить проблемы и как этого избежать. В первую очередь проверили и опечатали вентиляцию, питьевую воду разлили по бутылкам и отмаркировали, чтобы не перепутать. То же касалось и еды…

Заговорщики обычно действуют по одному плану и, в общем-то, не сильно-то и стараются изобрести что-то новое. Наши оппоненты здесь не были оригинальными и сразу стали действовать по стандартным направлениям: нарушение работы системы связи и управления боевыми подразделениями, уничтожение или захват командных пунктов, блокирование или уничтожение самых боеспособных воинских формирований, захват систем энерго- и водообеспечения. Они дождались начала очередного снежного бурана, который, подняв огромные облака серого снега, благодаря нулевой видимости, исключил любые перемещения по поверхности.

За десяток минут до начала активных действий заговорщиков, по получении сигнала от агентов, мы запустили свой механизм противодействия. На блокпосты руководству оборонительных районов пошли кодовые сигналы, и все боевые подразделения выводились на позиции.

Через три минуты после отправки сигнала тревоги, что, видимо, не осталось незамеченным, у нас полностью пропала связь, как радио, так и проводная. Исчезла картинка с системы контроля воздушного пространства и отключились несколько камер с системы внешнего видеонаблюдения, по сути дела, учитывая снежный буран на поверхности, мы остались слепыми и глухими. В командном пункте наступила гнетущая тишина, и все смотрели на меня в ожидании чуда.

Я, сохраняя невозмутимое выражение лица, стал отдавать команды:

— Мы знали, что так будет, поэтому работаем по плану. Систему безопасности…

Договорить не успел. Моргнул свет, запищали бесперебойники и где-то вдалеке на пределе слышимости затарахтел резервный генератор.

Светка криво усмехнулась и, бросив взгляд на экран монитора, прокомментировала:

— Главный генератор остановился.

Но система безопасности и управления всеми системами бункера, имеющая обязательное резервирование питания, функционировала и показывала, что в ангаре с энергоустановкой все тихо и никого не было. Мы в свое время предусмотрели вариант попытки проникновения и демонстрации охране статичной картинки. Поэтому во всех важных помещениях обязательным атрибутом были настенные светящиеся часы, показывающие дату, время и имеющие дополнительную подсветку инфракрасными светодиодами, которые в зависимости от времени суток, дня недели и особого алгоритма выдавали разную комбинацию свечения. Быстро просмотрев записи и сверив коды, было установлено, что никто лишний в помещение с дизелями не заходил, но тем не менее нужно было подстраховаться. Помимо этого, было еще несколько неафишируемых автономных систем, которые позволяли дополнительно контролировать обстановку на охраняемых объектах, и если общий комплекс безопасности был завязан на мощную вычислительную сеть, то эти системы работали только по отдельным линиям. Мы даже умудрились во всех галереях и на входах разместить датчики веса, по которым можно было идентифицировать не только сам факт проникновения, но и определить количество людей. Всё это обязательно было оборудовано контролем антисаботажа, поэтому мы не сильно опасались неожиданных гостей. Да и сюрпризов изобретательный Санька натыкал где только можно и, особенно, где нельзя. Даже сами по себе двери являлись мощными фугасами, в которых было заложено несколько килограммов взрывчатки — это на случай если кто попробует взорвать или выжечь автогеном…

Я повернул голову к Дегтяреву.

— Олег, разберись. Скорее всего, там никого не было — вывели из строя дистанционно, но возможна засада или минная ловушка. Ну не дураки же они взрывать всё, раз им нужна работающая установка, а вот основательно уменьшить количество наших бойцов им как раз выгодно.

Дегтярев кивнул головой, прихватил автомат и быстро вышел из комнаты.

В это же время заверещала система сигнализации, показывая, что на нас извне была совершена сетевая атака. В серверной штатный компьютерщик лихорадочно в коммутационном шкафу отключал ап-линки, приходящие извне, и подключал пачкордами к пачпанели медиаконвертеры со старой оптикой, которые до этого были отключены. Эти оптические трассы были проведены давно, с использованием уже проложенных до войны магистралей Укртелекома и различных городских провайдеров, и представляли мешанину из многочисленных линков, преобразователей и сварных соединений. Это была наша первая проба создать общую сеть, и она работала, но крайне нестабильно, и тогда было принято решение о прокладке новых магистралей, которые теперь и обрубили наши противники. Мы тогда эту систему законсервировали и даже создали видимость, что ее уничтожили, — несколько бойцов демонстративно резали ненужные провода и вытаскивали их из колодцев на виду у всех заинтересованных лиц, а Санька расставлял там всевозможные взрывоопасные ловушки и элементы сигнализации, если у кого появится желание проверить качество нашей работы. Но тем не менее, сильно не афишируя, и эту систему отладили, но применять не стали и заморозили на крайний случай. Вот теперь понадобилась и резервная система связи, правда заработала в ограниченном формате, забрасывая нас многочисленными текстовыми сообщениями от оставшихся на поверхности агентов.

Артемьева, быстро пролистав полученную информацию, подняла голову, ища мой взгляд, давая понять, что готова выдать первый анализ ситуации.

— Катя, ну что у нас?

Она, не вставая из-за монитора компьютера, стала докладывать.

— Внешние линии связи заблокированы. Задействовали резервные. Радиосвязь подавлена — работают две мощные установки РЭБ. Места определены, но бойцам их будет трудно уничтожить — сильные заслоны и нулевая видимость из-за бурана. Дальше, все подходы к бункеру блокированы — большинство внешних видеокамер системы безопасности выведены из строя. Судя по косвенным данным, часть минных полей деактивирована, и противник на путях возможных контратак произвел свое минирование. По данным агентуры, на всех высотках вокруг бункера разместились снайпера и гранатометчики. Наши блокпосты в радиусе двух километров в большинстве своем блокированы либо захвачены без боя — предатели. На маршрутах возможного выдвижения техники созданы искусственные завалы и проведено минирование. Тактически противник нас переиграл, лишил средств связи и вывел из строя основную энергоустановку для питания комплекса путешествия во времени. В Молодежном та же картина, но лезть напролом не решаются — слишком у нас и там и здесь все нашпиговано минами, а у них не так много подготовленных бойцов. Они прекрасно понимают, что в случае лобового штурма, учитывая россиян под боком, потеряют всё, поэтому попытаются договориться.

— Что по внешнему воздействию, есть информация о карателях либо о неизвестных вооруженных группах?

— Пока тихо. Бандеровские каратели пока сидят в районе Чаплинки, но сведения не совсем свежие. Подозрительных пролетов самолетов не было.

— По коллегам из России есть доклады?

— Наш сигнал они получили, как мы договаривались, засели на блокпостах и ждут дальнейшего развития ситуации, система ПВО развернута, и любое летательное средство над Симферополем и в его окрестностях будет сбито. Но это они так докладывают, а вот в том, чью сторону примут, мы пока до конца не уверены.

— Понятно, вот заодно и проверим.

Катерина усмехнулась, наверняка знает, что у меня как всегда что-то припасено на крайний случай.

На связь вышел Дегтярев, который со своей группой уже дошел до ангара, где в качестве силовой установки всего комплекса использовался дизельный двигатель маневрового тепловоза.

— База!

Я взял манипулятор радиостанции и отжал тангенту.

— На связи, Папа.

— Как ты и говорил — тут тишина, никого нет и не было.

— Так в чем проблема?

— Наш дизелист говорит — какую-то гадость добавили в топливо и вывели из строя полностью топливную систему.

— И как оно так вовремя вышло из строя?

— Да сам гадаю. Как-то нереально. Скорее всего, в емкости с топливом сбросили радиоуправляемый пакет с какой-то гадостью. Не взорвалось, но испортило горючку.

— Сколько времени и что нужно, чтобы восстановить энергоподачу?

— По словам специалиста, два-три дня минимум, нужны запчасти, которых у нас в бункере нет, и полностью заменить топливо.

— Понятно. Дизелиста под стражу и на полиграф всех, кто за последние два дня заходил в этот ангар, тоже проверь.

— Понял, выполняю.

Катя, слышавшая разговор, прокомментировала:

— В Молодежном та же история…

— Передай им те же распоряжения.

Она кивнула, опустила голову и быстро застучала по клавиатуре, отправляя сообщение.

Светка, сидящая за другим монитором, просматривала изображения с камер системы видеонаблюдения и, почувствовав паузу, встревоженно вклинилась в разговор:

— Сережа, и что, мы так будем сидеть и ждать?

Я усмехнулся.

— Теоретически они прекрасно осознают, что в наших интересах тянуть время, тем более в условиях снежного бурана. Восстановив работу энергоустановки, мы откроем портал, и тогда тут чуть ли не вся Красная Армия за нас подпишется. Поэтому они попытаются действовать быстро, настойчиво, но при этом сначала будут осторожничать, иначе получат обугленные обломки установки и серверов. Скорее всего, у них есть какой-то козырь в руках и они на него очень сильно надеются. Я бы на их месте попытался всё захватить одним ударом, но они не пошли на это…

Я повернул голову к Артемьеву.

— Санька, проверь всю систему вентиляции на всякий случай, может, все же всунули туда что-то?

Санька кивнул головой, встал, прихватив лежащий на коленях автомат.

— Командир, я проверял, все мои маркеры и ловушки на месте.

— Ну на всякий случай.

— Сделаю.

Санька еще не вышел из комнаты управления, как запиликал фирменный системный телефон Panasonic, на панели которого замигал красный светодиод, показывая внешний вызов. Артемьева демонстративно усмехнулась и прокомментировала:

— Первая часть марлезонского балета, Командир?

— Да, сначала попытаются договориться, но…

Я скривился, как-то не верилось, что Приходько и компания хотят договориться. Скорее всего, у них есть какой-то козырь в рукаве и им нужно нас уболтать, иначе бы штурмовые группы уже взрывали бронированные двери.

— Катя, возьми трубку и поиграй в глупую секретаршу. Потрепись с ними, а потом брось трубку, пусть перезвонят.

Артемьева улыбнулась. Несмотря на свой опыт и огромный счет уничтоженных боевиков, Катерина в душе все еще оставалась девчонкой, и иногда эта проказливая и такая притягательная сущность нашей боевой подруги выходила наружу, и мы наслаждались ее выходками.

— Алёу-у-у-у! — заворковала она в трубку, закинув ногу на ногу, как заправская пустоголовая секретарша.

— Да-а-а-а-а, слушаю, — с придыханием мастера секса по телефону продолжила, полируя воображаемой пилочкой свои ногти. — Оргулова? — И удивленно округлила глаза. — Не могу, шеф занят… Нет, действительно занят, ну я ему доложу, вы оставьте свой телефон, и он обязательно свяжется с вами, когда освободится. Да? Фу, какой вы вульгарный. Перезвоните через двадцать минут.

Улыбнувшись, она изящно положила трубку, и тут же игривое выражение на ее лице исчезло, и перед нами снова сидела опытный снайпер с позывным Белка.

— Это не Приходько.

— Кто?

— Логинович. Помнишь, тот педофил, который у яйцеголовых рулил, а после нашего прихода его чуть не прибили за то, что детей за еду к себе тягал. Самое интересное, ведь он из обиженных местных ученых. Больше всего возмущался, что его, "признанного ученого", законопатили в стройбат и заставили копать траншеи для систем канализации.

— Хм. Наш олигарх решил сам не светиться и вместо себя подставляет "шестерку". И что хотел?

— Тебя, Командир. Такой вальяжный и самоуверенный, как интеллигент, за спиной которого стоит громила, готовый по первому сигналу бить морды.

— Ну а что, сейчас всё иначе? Этим интеллигентным ребяткам дай волю, так они под благовидными предлогами зальют страну кровью и не поморщатся. Ну хорошо, ждем…

Был еще звонок, и еще, а я ждал, когда Марина и Санька дадут достоверную информацию. Через двадцать минут Артемьев вышел на связь и с забористым матом доложил, что была закладка с отравляющим газом в общей вентиляционной системе, но так как командный пункт имел замкнутый цикл, то сильно нам это помешать не могло. Чуть позже доложила Марина, которая уже несколько часов изучала нашу питьевую воду и продукты на предмет сюрпризов, и с такой же ненавистью, правда в более приемлемых выражениях, сообщила, что питьевая вода, даже в опечатанных бутылках и часть продуктов в сухих пайках отравлена снотворным. Причем препарат действовал не сразу, а через несколько часов, когда уже всё растворилось бы в организме, и никакими промываниями желудка ничего было сделать нельзя. В принципе, мы нечто подобного и ожидали, поэтому особый запас на крайний случай у нас всегда был. Вроде как все основные сюрпризы мы изучили, и пока была возможность, Дегтярев гонял всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение на детекторе лжи. На поверхности все так же гасился любой радиосигнал, и до начала заранее определенных действий по деблокаде бункеров осталось около двух часов, поэтому мы как могли тянули время.

Ага, дали нам возможность развернуться: опять зазвонил телефон, и Катя взяла трубку.

— Алёу-у-у-у! Оргулова? — И бросила на меня взгляд. Я согласно кивнул головой. Она быстро перевела звонок на другой телефон и, услышав сигнал, я поднял трубку.

— Да.

В трубке раздался самодовольный голос:

— Говорит Анатолий Исаакович Логинович. Я представляю руководство Объединенного Комитета спасения и мне поручено провести с вами переговоры, Сергей Иванович…

— И что ты хочешь?

— Мы хотим обсудить вопрос более справедливого управления установками путешествия во времени и перераспределения получаемых из прошлого ресурсов.

— С какого такого перепугу я буду с вами всё это обсуждать?

— Вы, наверное, заметили, что мы взяли под контроль средства связи и основные хранилища горючего и продуктов, все входы и выходы охраняются бойцами наших отрядов самообороны. Ваши энергоустановки для питания системы путешествия во времени вышли из строя, и система безопасности бункера сейчас питается от резервных генераторов, запасов горючего которых хватит на двенадцать часов. Бронетехника в вашем бункере тоже выведена из строя, и прорваться вы все равно не сможете — у нас хватит сил остановить вас и тех, кто попытается извне деблокировать бункер.

Я явственно слышал в его голосе торжество и превосходство.

— У вас нет выхода, кроме переговоров с нами…

В комнату заскочил Дегтярев, но резко остановился, увидев меня с телефонной трубкой в руке.

— Допустим, что вы хотите?

По той театральной паузе и придыханию в трубке я понял, что сейчас он выдаст речь, которую долго готовил.

— Мы все люди, и все хотим жить. Нам надоело, что какие-то недалекие вояки будут решать, кому из нас заниматься наукой и двигать прогресс, а кому копать траншеи, кому переселяться в другой мир, а кому умирать и замерзать. Нас не устраивает, что вы самолично, без учета мнения и интересов всех слоев населения, устанавливаете контакты на высшем политическом уровне в прошлом и решаете судьбы целых народов. Поэтому мы не предлагаем, а требуем, чтобы представителям нашего комитета были переданы бразды правления колонией, и мы принимали участие в управлении работой системы путешествия во времени. И главное, чтобы НАШИ ученые получили доступ к аппаратуре и смогли модернизировать ее. Мы хотим попытаться пробить каналы в другие миры, где не будет таких трудностей, с которыми мы столкнулись по вашей милости.

— А не много ли вы на себя берете?

— Это вы много на себе берете!

Видимо, он сорвался, все больше распаляясь от моего равнодушия и ярко выраженного презрения, и последнюю фразу буквально выкрикнул, но тут же взял себя в руки.

— У вас просто нет другого выбора. В противном случае, по истечении двенадцати часов, условия нашего сотрудничества будут изменены, и мы с вами будем разговаривать, как с военными преступниками, а, учитывая военное время, народный трибунал вряд ли сможет к вам отнестись снисходительно.

— А что со взводом НКВД? Все-таки не наши люди, и Сталин может обидеться.

— Они на время нейтрализованы, и мы сами будем отвечать перед руководством СССР…

И с некоторым злорадством добавил:

— На вмешательство на вашей стороне россиян можете не рассчитывать, они вами тоже недовольны, да и у нас есть зенитные комплексы…

— Хм. Веселые вы ребята. Ладно, я вас услышал. Перезвоню…

— Я…

Что хотел вякнуть в ответ этот урод, я уже не услышал.

Как ни в чем не бывало повернулся к Дегтяреву:

— Олег, ну что? Накопал?

Он мрачно кивнул.

— Эти козлы у дизелиста и двух его слесарей родных выманили и взяли в заложники. Вот и заставили…

— Н-да, господа офицеры, вроде всё продумали, а такую элементарщину и профукали.

Артемьева подала голос:

— Нет, Командир, мы до самого последнего момента отслеживали состояние родственников, допущенных в зеленую зону. Тут наши противники сработали оперативно.

— Хорошо, Катюша. Что у нас по докладам агентов на земле?

— Ну, дела не так уж и плохи, как выглядят. Гражданские затихли, боятся дернуться, но общий настрой к нынешним событиям весьма негативный: Логиновича с его дружбанами-гомиками все знают, поэтому иллюзий никто не питает. Если бы не боевики Приходько, уже бы давно всех порвали, но те народ разделили, мужчин мобилизовали и, по сути дела, взяли в заложники членов семей — женщин и детей, которых вроде как для безопасности собрали в дальнем ангаре.

— Хорошо, в принципе почти всё ясно. Осталось только получить сигнал, что бандеровцы рванули через Красноперекопск для поддержки Приходько.

— Серега, — подал голос молчавший Дегтярев, — ты думаешь, Приходько будет делиться с бандеровцами? Да он удавится, а никого не подпустит. Как мне кажется, вся эта комедия с карателями как раз для отвода глаз. Они, наверное, все еще ждут, что мы потравимся, и они возьмут нас тепленькими.

— Знаешь, Олежек, чего-то тут мы не знаем, чего-то не хватает. Ну ладно, будем действовать по плану, ты же вариант "Бульдоги под ковром" организовал?

— Конечно. Всё готово. Народ ждет только зеленого свистка…

Светка, просматривающая на экране данные с видеокамер системы безопасности, поморщившись и показывая в сторону батареи, проговорила:

— Сережа, а тебе не кажется, что как-то жарко становится?

— В смысле?

— Ну просто жарко, батареи что-то сильно греют.

— Твою мать! Быстро всё отключить, они в системе управления подправили данные, и теперь у нас топливо в резервных генераторах быстрее вырабатывается, и по идее, мы из-за жары должны зараженной воды больше пить.

Пока Светка копалась в системе в поиске соответствующих опций системы управления коммуникациями бункера, я проигрывал в голове варианты.

— Катюша, Логинович с какого номера звонил? Вроде как 224, нашей внутренней сетки?

— Да.

— Этот номер вроде бы у нас в гостинице "Артека" установлен. Хм, совсем близко, там у нас наблюдательный пункт, вот его они в первую очередь и захватили. Разумно…

Я встал, подошел к карте Симферополя, прикрепленной на стене, рассматривая ее.

— Катя, что там Семенов?

— Сигнал, подтверждающий выполнение плана, был получен пять минут назад.

— Хорошо, с нами он или нет, уже не важно, начинаем действовать. Олег!

— Да.

— Сигнал "Бульдогам" цель номер один — гостиница "Артек". Цели номер два и три — аппаратура подавления радиосвязи.

— Понял. Заложники?

— Вряд ли они там, их скорее всего удалили. Ладно, удар по моему сигналу.

Он только кивнул.

Подняв трубку, я набрал номер, с которого звонил Логинович.

— Да, я слушаю вас, Сергей Иванович, — ответил вальяжный голос.

— Включите громкую связь.

Он высокомерно проговорил:

— Нас и так слышат те, кому это положено.

— Приходько там?

— Это не важно, вы разговариваете со мной, а я уполномочен всем гражданским населением вести эти переговоры.

Я презрительно и грубо ответил:

— Слышь, шестерка, мне глубоко плевать на ваш комитет в общем и на тебя лично. Ты и твои дружки по комитету, когда принимались на службу и получали аттестаты на довольствие, подписывали документы, в которых давали клятву выполнять устав внутренней службы, беспрекословно подчиняться военным властям и не вступать ни в какие организованные группы без согласия военных властей. Вы нарушили взятые на себя обязательства, хотя паек исправно получали и жрали в три горла, хотя по вашим же словам множество людей умирали от голода. Поэтому для вас у меня только один вариант развития событий — вы подлежите уничтожению.

Пауза. Логинович, все еще не веря и считая себя неприкасаемым, заверещал, перейдя на "ты":

— А ты что, сам не нарушил присягу? Ты украинский офицер, а перебежал к клятым москалям. И кто ты после этого?

Я усмехнулся. Спорить с этим отбросом было, мягко говоря, противно, но вопрос повис в воздухе.

— Да, я давал присягу защищать украинский народ, чем я и занимался. Даже таких утырков, как ты, защищал. Людям, которых я и моя группа вытаскивали из зинданов, освобождали от рабства и вывозили в Севастополь, было откровенно наплевать, что у меня на шевроне украинский трезубец или российский триколор. Но знай, урод, лично тебе и твоим околонаучным прихлебателям я обещаю, что при любом раскладе, даже если мы пойдем на договор с теми, кто за вами стоит, то в любом случае одним из основных и главных условий будут твоя голова и головы твоих дружков-извращенцев, наколотые на ограду центрального парка. И это не метафора, это мое обещание, и ты, тварь, знаешь, что я привык исполнять свои обещания.

Я не выдержал и хохотнул:

— Еще раз спрашиваю, Приходько там?

Опять пауза. И через некоторое время в трубке раздался другой, явно напряженный голос.

— Слушаю, полковник.

Глава 10

— Привет, олигарх. Неужели ты думаешь, что тебе всё просто так сойдет с рук?

А сам махнул рукой Дегтяреву и, прикрыв трубку рукой, показал один палец — цель номер один приоритетная — и прошептал: "Ждать команды".

В этот самый момент в спальном районе Симферополя, называемого "На семи ветрах" или "Маршала Жукова", в простонародье "Жучка", в гаражах автотранспортного предприятия открылись створки ворот и, ревя двигателями, на исходную позицию стали выдвигаться три САУ "Гвоздика", два Т-64 и четыре трофейные немецкие гаубицы. Место было выбрано великолепно. Именно отсюда, с господствующей над городом высоты, почти как со смотровой площадки, можно было легко рассмотреть, а соответственно и обстрелять любую цель. До вокзала и соответственно до места событий расстояние оказалось смехотворным, поэтому у опытных артиллеристов, специально привлеченных для этой операции, были по сути дела полигонные условия, и можно было ожидать попаданий не только в здание, но и в указанные окна на нужном этаже. Правда из-за бурана ничего рассмотреть нельзя было, но цели давно были выверены и пристреляны.

Мысленно прикинув необходимое для самоходок время на выдвижение на исходные позиции, ориентацию на местности, распределение целей, я глянул на часы и приготовился ездить по ушам Приходько и его подручным…

В трубке послышался смешок.

— Ты меня пугать вздумал, полковник?

Но тут же замолчал, проигрывая ситуацию. Он был далеко не дурак, в отличие от придурковатого демагога Логиновича, иной бы в нашем бизнесе не выжил, и сразу попытался просчитать, что стоит за моими словами.

Пауза затягивалась. Наконец-то он выдал:

— И давно ты знаешь?

— Задолго до того, как ты об этом начал думать.

— Я тебя не понимаю.

— Мы тебя выбрали на эту роль и позволили сделать то, что ты сейчас сделал. Уж не думаешь ли ты, что вас просто так допустили в город и дали возможность развернуться, распихать везде своих людей. Не держите нас за таких идиотов, мы вроде как повода не давали.

Нервный смешок в трубке и характерное фоновое шипение, которое сопровождается громкой связью, исчезло — теперь Приходько слушал мои ответы только сам.

— Ты блефуешь, полковник.

— Нисколько. Ваши закладки в системе вентиляции уже давно нейтрализованы, продукты и воду с долгоиграющим снотворным никто использовать не будет, даже систему обогрева мы отключили, хотя это сильно ничего не изменит.

— У вас все равно не так много времени, скоро запас горючего в аварийных генераторах закончится, и вся ваша система безопасности прекратит работать.

— Это вы так думаете. Мы в любой момент сможем уйти в прошлое. В системе предусмотрены аварийные накопители, которые обеспечивают бесперебойную работу канала в течение пяти минут — время, достаточное, чтобы всем обитателям уйти в прошлое. При этом тут вам останется активированный тактический ядерный заряд, так сказать в подарок.

— Чушь, нет у вас ядерного оружия.

— Это тебе россияне сказали? Фр-р-р-р.

Я не удержался и фыркнул.

— Так они первые поставили условие в качестве гарантии, что установки не попадут в левые руки, должны быть заминированы ядерными боеприпасами. Причем могут подорвать заряды при необходимости в любой момент дистанционно, правда при условии, что я в состоянии отменить их команду. Именно на таких условиях нам начали оказывать материальную и военную помощь, они не альтруисты и романтики. Чистый прагматизм.

Опять пауза. Мой собеседник анализировал полученную информацию и, видимо, стал догадываться.

— Хорошо, допустим, вы знали. Зачем тогда дали возможность действовать?

— Ты точно хочешь знать?

В трубке послышался презрительный смешок:

— Полковник, мне кажется, ты время тянешь…

— Не проблема, давай созвонимся через десять минут, думаю, будет что обсудить…

— Ну-ну, сказочник, — только и успел ответить наш оппонент.

Я положил трубку.

— Олег, цели два и три уничтожить, только быстрее.

Время тянулось очень медленно, и я с диким напряжением смотрел на бегущую секундную стрелку на больших часах, висевших на стене. Хотя внешне старался ничем не показывать свое состояние, но все в этой комнате прекрасно понимали, что сейчас поставлено на кон.

В бункере нельзя было ощутить, как били пушки и гаубицы, разнося небольшой кирпичный дом, за которым спрятали машину, набитую электроникой для подавления радиосвязи. Изведя кучу снарядов, с трудом нащупали вторую установку, но там оказались не дураки и, быстро обесточив систему, просто дали деру. Но мы, находясь под землей, под многометровой защитой бетона, узнали об этом по радостному вскрику Катерины:

— Командир, есть радиосвязь.

Я до последнего момента не верил, что удастся по данным радиопеленгаторов засечь эти машины и уничтожить — точность была небольшая, и артиллеристам приходилось бить фактически по площадям. Но они, уничтожив первую установку и сильно потрепав группу прикрытия, сумели полностью переломить ситуацию.

В комнате зазвенела сирена одной из резервных систем безопасности, подключенной к простой охранной ППК (прибор приемно-контрольный), указывающей на попытку проникновения в бункер. Светка тут же начала быстро комментировать:

— Одновременная попытка проникновения по двум запасным выходам. Странно — общая система безопасности ничего не показывает.

— Значит, ее обезвредили. Всё управление переводи на автономные контроллеры. Сервера временно отключить, скорее всего, гады вирусню запустили.

Она тут же нажала кнопку общей тревоги, по галереям и комнатам заревели сирены, и через микрофон звукового оповещения проговорила:

— Тревожным группам. Попытка проникновения в бункер через второй и третий резервные выходы.

По камерам внутренней системы видеонаблюдения было видно, как по галереям к указанным точкам бегут обвешанные оружием наши штурмовики.

Тут же бункер несколько раз ощутимо тряхнуло.

— Сработали Санькины ловушки. Во втором туннеле попытались прожечь шлюзовую дверь. Она рванула и кого-то точно приложила. Но датчики показывают, что все-таки прошли в галерею. Дверь в эту галерею заблокирована…

На экранах системы видеонаблюдения мы видели бойцов Приходько, в стандартных защитных костюмах, в бронежилетах и с привычными нам автоматами Калашникова, которые, прорвавшись в галерею и столкнувшись с еще одной бронированной дверью, быстро обвешивали ее брусками с взрывчаткой. Работали ребятки весьма и весьма грамотно и явно имели диверсионно-штурмовую подготовку, а по нашим данным, у Приходько в охране таких хлопцев, да еще в таком количестве быть не должно.

Светка повернула ко мне голову в ожидании приказа.

— Действуй, все и так не раз оговаривалось.

Супруга уже не раздумывая задвигала мышкой, пару раз нажала кнопку и быстро ввела код, повторила его и нажала кнопку "ОК". Изображение со скрытой камеры сразу пропало, и бункер снова тряхнуло. Все мы, находящиеся в этой комнате, представляли, что там сейчас происходит: несколько канистр с напалмом, спрятанные в искусственных нишах, были разнесены специальными зарядами и залили огнем всё пространство, выжигая незваных гостей. Какие бы ни были на них костюмы и средства защиты дыхания, но от такого они вряд ли уберегут. Видимо, кто-то был в шлюзе и успел понять, что происходит, потому что сразу после активации огненной ловушки бойцы второй группы, все еще возящиеся со шлюзом, быстро прекратили свое подлое дело и, резво побросав инструменты, бросились наружу. Вроде как на этом штурм был закончен. Послушать, о чем они там переговаривались, мы не могли — они, как и мы, пользовались шифрованными цифровыми станциями, но интенсивность общения резко увеличилась и, по данным перехвата, источники медленно, но расползались от бункера, что в условиях нулевой видимости при сильнейшем снежном буране было большим достижением.

— Связь с "бульдогами"!

Достучавшись до капитана Павлова, который командовал всей артиллерийской группой, я скороговоркой отдал приказ:

— Мозг, от бункера медленно отступают нападавшие уроды. Дай малой артиллерией огонь по нам, и лучше даже "градами". Бункеру ничего, а этих хитросделанных скотов накроем, да и по гостинице из тяжелых дай, пусть ощутят на себе все прелести нашей благодарности.

Ждать пришлось недолго, и земля под ногами ощутимо задрожала. Взрывов мы, конечно, не слышали, но то, что Павлов оттянулся по полной программе, все ощутили. Боеприпасов было не так уж и много, учитывая возможное нашествие бандеровцев, поэтому все веселье длилось не более десяти минут, и потом наступила тишина. Все-таки не зря артиллерию называют богом войны, в очередной раз прочувствовали эту прописную истину. Если нам в бункере под защитой многометрового слоя армированного бетона было неуютно, то, что ощущали наши, так сказать, оппоненты?

Через пять минут раздался звонок. Убедившись, что звонит все тот же абонент, я поднял трубку и спокойно сказал:

— Ты что творишь, идиот? Знал же, что людей на смерть посылаешь!

— Я не отдавал такой команды!

— Так чего они тогда полезли?

— Я не знаю, кто полез, мои люди все на исходных позициях!

— А кто тогда к нам полез? Кто шлюзы взрывал?

Приходько молчал, и эта пауза меня навела на определенные мысли, поэтому решил додавить его:

— Ну что, будем дальше говорить? Или еще кого пошлешь?

Приходько задержался с ответом. Но теперь он говорил осторожно и выверял каждую фразу: чувствовалось, что олигарх старается не упустить контроль над ситуацией.

— Хорошо, допустим, ты подготовился. Штурмовали не мои люди, и скорее всего меня использовали втемную. Я ничего не знал, если хотите, можете проверить меня на детекторе лжи или даже химией. Только ответь, зачем тебе нужен был этот спектакль, раз ты знал всё с самого начала.

— Это совместная операция нашей службы безопасности и особого управления НКВД. Если в двух словах — в наших условиях выжило слишком много "крыс", а нормальных людей и специалистов, к сожалению, катастрофически не хватает. Так получилось, что за последнее время в Симферополе собралось слишком много всякого отребья, и у нас просто нет ни времени, ни ресурсов проводить селекцию и заниматься отловом всяких ухарей, которые, попав в прошлое, могут переметнуться к врагу. Вот нам и понадобился такой вот умник, который сумеет организоваться и в первом приближении соберет вокруг себя всяких болтунов и извращенцев типа Логиновича и любителей легкой поживы, что вы и сделали. И чтобы сомневающиеся приняли "правильное" решение, мы дали вам возможность развернуться полностью.

Наступила пауза. Я буквально чувствовал, как олигарх прорабатывает в голове множество вариантов развития ситуации. Он попытался торговаться.

— У нас заложники.

— Не факт. Пока вы искали предателей в нашей среде, мы вербовали сторонников среди твоих людей, и особенно среди бойцов твоей личной охраны. Они же у вас поголовно семейные. Именно поэтому мы не разнесли до основания гостиницу, хотя в случае чего и артиллерия и пара комплексов "Точка", которые уже давно развернуты, быстро решат вашу проблему. Не забывайте, что на нас работают лучшие специалисты ФСБ и НКВД. Олигарх, вы попытались играть не в своей весовой категории, и, как мне кажется, вас просто использовали, чтобы отвлечь наше внимание. Поэтому думайте, господин Приходько, чем вы можете быть нам полезным, пока не будет принято решение о вашей ликвидации. Только быстро думайте.

Я постарался медленно и спокойно положить трубку, хотя самого колотило и руки начинали дрожать от прилива адреналина. Я прекрасно знал, что при блефе самое главное самому верить в то, что говоришь, и я как мог пытался держать себя в таком состоянии.

Все находящиеся в этот момент в комнате молча сидели и очень внимательно слушали мой разговор с Приходько. Первой не выдержала Светка.

— Ну что?

— Вроде я его зацепил…

— Командир! — привлекая мое внимание, подала голос Артемьева.

— Говори.

— Сигнал бедствия с блокпоста в Красноперекопске.

— Бандеровцы?

— Не совсем. Оба усиленных блокпоста были уничтожены крылатыми ракетами. Все погибли, за исключением небольшой группы, которые сидели в секрете на другой стороне города. Они и послали сигнал бедствия.

— Так я не понял, бандеровцыпрорвались?

— Да, прорвались. Оставшиеся в живых, естественно, не смогли ничего сделать и, из-за отсутствия связи и невозможности вызвать подкрепление, отошли в развалины.

— Твою мать. Откуда там крылатые ракеты? Они точно уверены?

— Уверены. Они потом, после того как колонна прошла, успели в развалинах покопаться в поисках выживших и нашли фрагменты ракеты.

— Понятно. Количество, состав, средства усиления? Информация есть?

— Да. Около пятнадцати танков, тридцать бронетранспортеров и боевых машин пехоты и более пятидесяти машин, джипов.

— Хм. По нашим временам это сила. Когда их ждать в окрестностях города?

— Информации нет. Колонна прошла через перешеек, соблюдая режим радиомолчания, и ушла в степь.

— Хм, при практически нулевой видимости и при отсутствии GPS-навигации… Рискованно.

Дегтярев решил вставить свои пять копеек.

— Как все у них складно получилось — и буран вовремя начался, и они так лихо перешеек проскочили, и ракеты прилетели.

— Ты на что намекаешь?

— А у кого у нас остались метеорологические спутники, чтобы можно было спрогнозировать настоящий буран? Откуда тут появилась эта неизвестная группа и прилетели ракеты? Я, несмотря на все, склонен Приходько верить. Его точно втемную сработали.

— Пиндосы?

— Ну а кто еще? Не зря у них АВАКС поблизости болтается. Тогда получается, что бандеровская шваль тоже будет внимание отвлекать от чего-то более глобального и серьезного. И это серьезное и была эта группа, которая нас хотела пощупать…

Снова зазвонил телефон, и я, взяв трубку, спокойным голосом ответил:

— Да.

Это был Приходько.

— Полковник, если всё получилось, то зачем я теперь вам?

— Чтобы уничтожать крыс, нужна крыса-убийца. Про головы Логиновича и его прикормышей я выражался не фигурально.

— Хм. Я так и понял.

Он помолчал немного и, набравшись смелости, спросил:

— Что нас ожидает?

— А ты как думаешь?

— Может, договоримся?

— Может. Отловишь тех, кто на нас нападал, и сдашь всю гопоту, которую собрал возле себя, тогда будем нормально говорить, а сейчас извини. Вы свое дело сделали, и ваша возня была только прикрытием. Все это, похоже, затеяли пиндосы, и прорыв "Галичины" в Крым тоже должен отвлечь наши силы. Ну не доверят же они захват такого оборудования вам или мясникам-националистам. Так что для тех, кто тебя сюда направил, ты уже отработанный материал.

— Допустим. Какие гарантии?

— А никаких. Хочешь жить, выполняй требования, а по поводу Логиновича я не шутил…

И положил трубку, учитывая, что Светка махала рукой, привлекая внимание, показывая на радиостанцию, по которой со мной хотел связаться Семенов. Голос его был взволнован.

— Сергей Иванович, что у вас там? Вижу, артиллерия вовсю работает. Неужели всё так плохо?

— Да это так, разгоняли особо назойливых. По ходу дела звезднополосатые спецы под шумок наведались, и все эти танцы с олигархом и националистами просто отвлечение внимания.

— Кого-то взяли?

— Тех, кто полезли, положили, а играть в догонялки по бурану — сами понимаете.

— Понятно. В общем, у вас все под контролем.

— Фактически да. У вас что там? Вроде как были пуски зенитных ракет?

Он устало вздохнул.

— Ага. Восемь томагавков сшибли. Да наши летуны над Румынией АВАКС сбили, а то светил тут всё: ничего сделать нельзя было без их присмотра.

— Я смотрю, у вас там целое воздушное побоище.

— Можно сказать и так.

— Откуда ракеты-то пускали?

— Мы зафиксировали семь пусков с поверхности, откуда-то с побережья Румынии, и еще пять с бомбардировщика.

Тут не нужно быть математиком, чтобы понять, что количество сбитых и выпущенных не сходится.

— А где остальные?

— Две ракеты были пущены по Красноперекопску, и, судя по всему, попали, раз каратели так просто прорвались в Крым. Восемь сбили. Одна не долетела, а вот вторая… натворила бед.

— Серьезно?

— Второго ангара нет.

— Твою мать. Много людей погибло?

— Да нет, успели попрятаться, но все равно…

— Понятно. Надеюсь, это всё, на что они способны? Как думаете, в ближайшее время возможны сюрпризы?

— Думаю, что нет. Вроде как ради такой операции повытаскивали из загашников все, что было. Так что, Сергей Иванович, вроде еще легко отделались.

— Надеюсь, но как-то все криво и топорно, вам не кажется?

— Это вам там из бункера так кажется, а у нас тут жарко было, да и не забывайте, что где-то в степи целая бригада карателей по нашу душу. Учитывая как их поддержали, скорее всего, у них есть прямая связь с натовцами.

— Все равно как-то просто.

— Вы им карты спутали, что подавители радиосвязи из пушек расстреляли, поэтому штурмовикам, которые под шумок пробрались к бункеру, и пришлось действовать раньше времени.

— Я тоже так думаю. А по всему остальному, те же "Томагавки" и в лучшие времена стоили до хрена, и количество было ограниченным, и вряд ли у наших оппонентов после интенсивной войны осталось много такого рода игрушек, да еще в работоспособном состоянии…

— Мы того же мнения, но исключать такое развитие событий не стоит, поэтому будем однозначно усиливать систему ПВО региона.

— Так я не против, давно надо было. Что будем делать с бандеровцами?

— Ждать. Вряд ли они полезут, пока буран не закончится.

— У меня есть предложение, как с ними разобраться, пока буран всё разносит.

— Интересно.

— Сейчас в зашифрованном файле по резервному каналу скину свои предложения.

— Хорошо. Будет интересно глянуть. Что по установке, канал будет?

Я невесело усмехнулся.

— Эти уроды умудрились горючку испортить и у главного генератора загнулась вся топливная система, поэтому ничего пока не могу ответить.

— А вторая?

— Там то же самое, да и добраться по такой погоде я бы не рисковал, сами знаете, чем чревато.

— Понятно, значит, сидим и ждем?

— Фактически да, но мы будем работать, в течение двух-трех дней горючку перельем, да и дизелисты клянутся, что все отремонтируют и запустят. У обоих семьи в заложники взяли…

— Что наш олигарх?

— Понял, что пиндосы и нацики его вставили и сработали втемную, а после обстрела гаубицами гостиницы, где он устроил штаб-квартиру, чуть не обгадился. Сейчас вроде под контролем, но это может быть ловушка, хотя я ему условие поставил.

— Какое?

— Казнить главарей тех, кто к нему присоединился из нашего населения, давших подписку. Если сделает, так после этого за ним мало кто пойдет, не сделает — значит, враг.

В динамике раздался усталый смех.

— Научились вы людьми манипулировать, Сергей Иванович, но ваш замысел мне нравится. Ну ладно, — вздохнул он, хотя мне показалось, что у него накопилось много вопросов, — конец связи.

И он, и я понимали, что многие вещи даже по шифрованному каналу обсуждать нельзя. И в данный момент Семенов просматривал мои предложения по решению проблемы с прорвавшимися в Крым карателями.

Через десять минут после получения файла на связь снова вышел Семенов.

— Сергей Иванович, вы уверены?

— А у нас есть выход? Потом гоняйся за ними по всему Крыму и…

— …у них куча работоспособной техники, — закончил за меня Семенов.

— Я связался с руководством — они дали добро.

— Когда?

— Через пять часов.

— Хорошо, мы приготовимся.

Пауза. Индикатор показывал, что абонент не отключился от линии. Видимо, Семенов хотел что-то спросить и поэтому не отключался. Я почему-то знал, о чем он хотел знать. Поэтому предвосхитив его вопрос, ответил, хотя не должен был:

— Да… полковник.

Это хотел знать не старший офицер разведки и великолепно подготовленный воин, а уставший отец и дед, который сегодня чуть не потерял жену, невестку и двух внуков. И я это прекрасно понимал, мы все сейчас были на краю бездны и усиленно искали способ выжить.

— И куда?

— Четырнадцатый, прошлого…

Больше говорить не нужно было, он и так понял и горько прокомментировал:

— Опять война…

— Так уж у нас на роду написано.

Я сам до конца так и не понял, почему позволил себе пусть и на защищенном канале рассказать Семенову одну из наших главных тайн, но моя интуиция, которая частенько помогала, просто кричала, что мы вышли на совершенно иной уровень и сегодня просто чудом избежали захвата. Скорее всего, в следующий раз возможна высадка внушительного десанта вплоть до применения ядерного оружия.

Пока было время, мы сидели в бункере и ждали, когда Приходько выполнит свое обещание, а наши специалисты восстанавливали работу энергоустановки комплекса. Но реально только некоторые знали, что должно произойти в ближайшее время…

Через пару часов, когда от Приходько пришло сообщение, что он согласен на наши условия и первый пункт относительно педофила Логиновича выполнен, ко мне подошел Дегтярев.

— Серега, ты уверен, что правильно сделал, что открылся Семенову?

По наступившей тишине в комнате я понял, что этот вопрос волновал всех, даже мою жену, которая, посматривая на мою усталую физиономию, все же не решалась в этой ситуации влезать в такие стратегические вопросы и пытаться осторожно вынести мозг. Поэтому, как я понял, они всей компанией делегировали Олега для выяснения моих замыслов. В принципе, это была моя команда и играть с ними втемную было не совсем красиво — все были проверены не раз и не два, это были люди, которым я, не задумываясь, мог доверить свою спину.

После просмотра сводок я устало откинулся на спинку кресла и глянул на всех находящихся в этой комнате, можно даже сказать родных людей.

— Мы вышли на другой уровень, и теперь нас будут топить или пытаться захватить, используя любые ресурсы нашего мира. Поэтому Семенов со своими людьми и своими связями нам нужен и мы нужны ему. Да, его нам подставляют и навязывают в качестве друга, но у нас нет выбора и нужно помахать у них перед носом сладкой морковкой в виде нового мира, чтобы дальше получать оружие. Не "бэушное", как у нас было изначально, и не десяток собранных на коленке танков, а новье и, главное, высокотехнологическую боевую технику в виде тех же ударных вертолетов, атомных подводных лодок и стратегических бомбардировщиков. По большому счету нас переиграли, и это было только вопросом времени. Как мы подсадили Сталина на информационную иглу, так теперь эти ребятишки пересадили его на более серьезный наркотик — суперсовременная техника с подготовленным персоналом, которая даже в малых количествах позволит резко поменять соотношение сил на фронте. Причем все это на фоне уже почти состоявшейся антисоветской коалиции, и от этих поставок реально зависит судьба СССР. Мы в данной ситуации только перевозчики, и не более того, и если попытаемся что-то вякнуть про монополию, нас раздавят.

— Ну это понятно, а Семенов?

— А Семенов прекрасно осознает сложившуюся ситуацию и просто устал, как многие люди в нашем мире, от этого всего и, так же как и мы, не сильно хочет переселяться в мир, где в ближайшие десять-пятнадцать лет может начаться глобальная ядерная война. Нам нужен настоящий союзник, а не задекларированный, вот и весь расчет. А то, что мы открыли канал в другое время, он и так уже просек или просечет в ближайшее время. Тут достаточно даже просто проанализировать потребление горючего в бункере в Перевальном, это при условии, что не будет рассматриваться изменение электромагнитного фона в том районе. Через пару месяцев это и так станет секретом полишинеля, так пусть Семенов немного со своей стороны попридержит самых ретивых разведчиков, а в лучше перевербует.

— Ну, повторяется история. Со временем мы опять станем просто ребятами, которые предоставляют транспортные услуги, и не более того.

— Ну со стороны оно так и выглядит, но посмотри на проблему с другой стороны.

— С какой?

— Мы спаянная команда, проверенная водой, огнем и медными трубами, имеющая огромный боевой опыт, и главное…

Я сделал театральную паузу.

— Мы единственные в нашем мире, кто имеет удачный опыт по пробою каналов в другие миры, умеет инфильтроваться и получать соответствующий статус. Кто может похвастаться такими успехами? Кто может послать команду и быть на сто процентов уверенным, что его люди будут выполнять поставленную задачу, а не начнут свою игру, причем не из-за того, что их родственники в заложниках, а потому, что они настоящие профессионалы? В мире только мы это можем и умеем, а это тот товар, который сейчас востребован, и Семенов это прекрасно понимает. Теперь он в курсе, что есть еще один мир и уже идет активное его освоение. Естественно, он захочет запрыгнуть в этот поезд на ходу, наплевав на свое руководство. Вот и весь расклад.

— Хм. Рисково.

— А у нас выхода нет. Когда начнем активно вмешиваться в девятьсот четырнадцатый, все равно понадобится куча всякой техники, специалисты, которые будут ее эксплуатировать и ремонтировать. И никак, кроме плотного контакта с Семеновым, с его связями и возможностями мухлевать, мы это не получим, так пусть человек знает, ради чего ему придется химичить.

— Ну, смотри, Серега, — мрачно прокомментировал Олег, было видно, что ему это всё не нравится, — мы на тебя поставили.

Я не выдержал и усмехнулся.

— Олег, ты до сих пор не можешь понять одной простой вещи и мыслишь, как спецназер, тактически прямолинейно в рамках поставленной задачи. Нет, — я поднял руку, — не обижайся, это не оскорбление.

— Поясни.

— Дело в том, что наши установки, даже с фокусирующими цилиндрами, без нас, без нашей команды, всего лишь груда металла. За несколько месяцев опытным путем, а не проработкой теории, мы продвинулись настолько далеко вперед, что теперь нас знающие люди будут беречь и лелеять. А учитывая наши зубки, которые мы нарастили во время борьбы за место под солнцем, взять нас под контроль не так уж и легко. Кусаемся, однако.

Все равно он был со мной не согласен, но открыто проявлять недовольство он не стал, слишком уважал меня, да и прекрасно понимал, что в такой ситуации устраивать внутренние разборки самая большая глупость, какую можно представить.

— Хорошо, Серега, я тебя услышал, возможно, тебе виднее, хотя…

Я устало вздохнул.

— Олежек, жизнь покажет. Все равно нужно двигаться вперед и развиваться, иначе начнем тонуть.

От тяжелого разговора отвлек звонок Приходько. Он опять прощупывал почву и пытался выторговать себе максимально приемлемые условия для проведения переговоров и заключения договора.

— …да, всё возможно. Это хорошо, что вы во время своих действий не убили никого из моих людей. Давайте… — я глянул на часы, — через три часа обсудим этот вопрос.

— А что через три часа? — насторожился олигарх.

— Увидите.

Хотя времени оставалось совсем мало, ну не дурак же я выдавать точное время проведения операции.

Время шло, и стрелки часов неумолимо приближались к контрольному времени, когда наши российские партнеры должны будут организовать большую гадость бандеровским карателям, прорвавшихся в Крым. Что там и как происходит, я пока не знал, все замыкалось на Семенова, но за полчаса до нанесения удара он вышел на связь.

— Сергей Иванович, всё готово.

— Вы нашли?

— Да. Они забазировались недалеко от Войково. Оттуда пару раз пытались связаться через спутник.

— Хорошо. Я своим даю отсчет.

— Что там Приходько?

— Пока затих. По сообщениям агентов, у них там свои разборки идут. Теперь делят порядок в очереди, кто будет первый извиняться, а кто будет расстреливать Логиновича и его дружков-педофилов.

— Понятно. Опять ваши штучки. Как только бомбардировщик выйдет на дистанцию пуска, я вас извещу.

"Ага, знаю я вас". Я, повернувшись к Светке, которая, сменив Артемьеву, сидела за компьютером, дал команду:

— Всем подразделениям. Секретно. Опасность ядерного удара.

— Делаю.

И не удержавшись, спросила:

— Это по нам или по нацикам?

— По ним, чтобы другим неповадно было. Пусть знают, что на любую попытку силового воздействия сразу отхватят ядерный удар.

Получив сигнал от Семенова о пуске крылатой ракеты с ядерной начинкой, по нашим подразделениям прошел сигнал о полной готовности, и мы затаились в ожидании взрыва. Но всё прошло как-то буднично: мы фактически ничего не почувствовали. Где-то в ста километрах от города бухнул тактический заряд, причем из-за удаленности и мощного бурана до нас дошел сильно ослабленный электромагнитный импульс, на время частично выведший из строя радиосвязь, и всё, а вот как досталось карателям, мы могли определить только после того как утихнет ветер. Можно сказать, всё прошло в штатном режиме, и сейчас, после представления, спокойно, в деловой обстановке мы опрашивали все службы и подразделения о состоянии после нанесения по противнику ядерного удара, пока с пятого раза не дозвонился Приходько и панически не закричал:

— Полковник, что это было?

Я не удержался и хмыкнул.

— А вы как думаете?

— Ты меня что, за дурака держишь? Это же ядерный взрыв был.

— Но не у нас же. Вас не задело?

— Ты еще издеваешься?

Я изменил игривый и немного презрительный тон на жесткую отповедь:

— А вы думали просто так захватить и воспользоваться? Я, кажется, предупреждал, что вас использовали в качестве дымовой завесы, и кто-то в вашем окружении работает на натовцев, а точнее на пиндосов. Как так получилось, что под шумок неизвестная штурмовая группа попыталась к нам проникнуть? А массированный налет крылатыми ракетами, который с трудом удалось отбить? А уничтоженные этими же ракетами два наших бункера в Красноперекопске? Теперь мы посовещались с российскими партнерами и приняли решение не сильно церемониться с агрессорами. Вот вам адекватный ответ. Еще какие-то вопросы? Будете дальше играть в большого босса или наконец-то спуститесь с небес?

Приходько несколько мгновений молчал.

— Я тебя понял, полковник…

Он хохотнул в трубку:

— Дурак был, что не послушал кое-кого.

Я заинтересовался:

— И?

— Умные люди говорили, что я тебя недооцениваю.

— Ну вам виднее…

— Хорошо, полковник, я тебя понял. И намеки твои — тоже. Что дальше?

Я глянул на часы. До окончательного тщательно просчитанного и выверенного времени работы наших систем от резервных источников питания оставалось всего несколько часов, поэтому надо было спешить, иначе действительно останемся без света, а судя по докладу Дегтярева, до момента запуска основных дизель-генераторов еще не менее десяти-пятнадцати часов. Поэтому особо остро стоял вопрос о необходимости запитаться от внешних систем гражданского сектора.

— Как договаривались — всех заложников освободить, арестовать наших местных, кто поддался на ваши уговоры, и осторожно сложить оружие и передать контроль над системами моим людям. В противном случае, честно говорю, огребете. Точнее, не говорю, а обещаю.

Глава 11

Прошло двенадцать часов с момента нанесения ядерного удара по месту вероятного расположения остатков карательной бригады "Галичина". По сведениям российских метеорологов, которые все еще в своем распоряжении имели несколько спутников, буран должен был продлиться еще не менее недели, поэтому проанализировать результаты точечного ядерного удара мы не могли. Во всяком случае, служба радиоперехвата уже давно не слышала с той стороны даже писков тактической радиосвязи, поэтому с той стороны мы уже не ждали ничего плохого, только блокпосты да дальние секреты все еще были ориентированы на возможность появления отдельных групп враждебно настроенных боевиков.

Несмотря на погодные условия, Семенов за восемь часов, осторожно пробираясь по заранее известному маршруту, ориентируясь по радиометкам и специализированным маякам, сумел на бронетранспортере добраться до нашего бункера для личной встречи. Что у него зудело в одном месте, было понятно не только мне. Только не посвященные в наши эксперименты в Перевальном считали, что это связано с американской штурмовой группой, которая под шумок хотела овладеть главным бункером. А вот я не удивился, когда мы остались наедине, и уставший, с покрасневшими от недосыпа глазами полковник сразу завел разговор о новом мирю, куда мы умудрились пробить канал.

Мы уединились в небольшой комнатке и, попивая свежезаваренный кофе, обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Сергей Иванович, скажите, это правда насчет четырнадцатого года, или это была уловка, чтобы мы были на вашей стороне?

— "Мы" — это ваше руководство или некая группа единомышленников?

Семенов не выдержал и усмехнулся.

— Ну и жук вы, Сергей Иванович, всё вербуете и подгребаете под себя?

Я не стал играть в непонимание и корчить из себя невинную овечку.

— Вы думаете, мне это надо для личной власти и обогащения?

— Если бы так думал, то мы давно бы уже попытались захватить вашу установку. Но вы, Сергей Иванович, авантюрист еще тот. И главное, удачливый и вдумчивый авантюрист, со своей прочной, сработавшейся командой единомышленников, в которой нет дураков, фанатиков и восторженных идиотов — все профессионалы. Это о многом говорит, да и все ваши нынешние достижения подтверждают сказанное.

— Хм. Это именно то, что я недавно говорил некоторым своим людям. Вам ведь нужны не столько установки, сколько мы, правильно?

— Да, — не стал юлить разведчик, — именно вы. Фотографии ваших установок, часть программного обеспечения по управлению системой мы уже давно заполучили, но и так понятно, что именно без вас программа застопорится. Раскрою маленький секрет…

Он сделал театральную паузу, но я был настолько уставший, что он не стал меня мурыжить.

— Вас среди наших ученых, которые после памятного взрыва и уничтожения нашей установки, называют Бешеным Максом. Даже получив информацию о ваших наработках, они находятся в ступоре и не понимают, как это всё может работать.

Я усмехнулся.

— Я сам иногда этому удивляюсь.

— Вот-вот. Тут как у многих компьютерщиков, которые, не зная многих вещей, интуитивно ремонтируют незнакомую аппаратуру. В общем, я могу вам сказать, что после анализа ситуации у нас в руководстве и по согласованию с некоторыми украинскими и даже белорусскими определенными лицами, имеющими власть и ресурсы, было принято решение не производить захвата вашей установки и лично вас оберегать от посягательств третьих лиц.

— Хм. Можете раскрыть вопрос, так сказать, поподробнее пояснить?

— Вы же знаете, что у нас нет единого руководства, а есть некий совет при Президенте?

— Ну допустим, хотя там у вас не все так просто, но что есть устоявшаяся клановая система, в которой спорные вопросы решаются на совете, я в курсе.

— Ну примерно так. Многим людям не очень понравилось, что в ФСБ вели такой проект и не известили других.

— Понятно, при удаче они бы получили такие преимущества, что остальным…

— Прекрасно, что всё понимаете. Так вот, на расширенном совете с участием некоторых представителей силовиков с Украины и Белоруссии принято решение взять вас под особую опеку, но при этом не мешать работать. У вас будет особый статус, скажем так, независимого перевозчика, но при определенных условиях.

— Каких? И что этот особый статус будет собой представлять?

— Условия просты. Так как вы и ваша организация по сути дела на данный момент являетесь официально признанной стороной, имея при этом полную поддержку руководством СССР из сорок второго года, и при этом, вне всяких сомнений, являетесь действующим офицером Вооруженных сил Российской Федерации, будучи гражданином Украины. Поэтому мы считаем, что в сложившейся ситуации вы должны представлять интересы не только некой группы доверившихся вам людей, но и Объединенного Совета.

— Это, можно сказать, что-то типа политического признания и предложения войти в ваш Совет?

— Да. Это сообщение я получил буквально несколько часов назад, и меня делегировали сообщить вам эту новость и узнать ваше решение.

Я невесело усмехнулся.

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Какие еще условия?

— Совет признает ваше право контролировать установку перемещения во времени, при условии, что никто, без ведома Совета, не сможет пользоваться этой системой.

— Это значит, что у меня над головой будет стоять кто-то, кто будет определять, кого можно пускать в прошлое, а кого нет?

— Вы не совсем правильно выразились. Совет хочет контролировать именно поток постоянных переселенцев, их условия размещения, содержания и, главное, чтобы в прошлое не пробрались люди нелояльные, так сказать, к нашей общей Родине. Ведь согласитесь, у нас больше возможностей по контролю этого процесса. Ваши же потуги с использованием простых детекторов лжи чуть не привели к непоправимым последствиям.

Я встрепенулся.

— Это как?

— Националисты сумели внедрить к беженцам двух человек, в задачу которых входило проникновение в прошлое и выход на связь с националистами прошлого для дальнейшей помощи и сотрудничества.

— Они что, с ума сошли? А почему я не знаю?

— Ну скажем так, нас просветили коллеги из СБУ, и мы сумели обезвредить агентов еще до того, как они начали активные действия по проникновению в прошлое. Но могу сказать, что они были проверены вашей службой безопасности и уже официально состояли в списках на безусловное переселение. Даже специалисты из НКВД ничего не заподозрили.

— Н-да. Знаете, что мы не можем быть сильными везде.

Я задумался.

— А как к этому отнесется руководство СССР, вы не думали?

— У меня был разговор на эту тему со Сталиным. Он не против, если вы будете представлять не только лично себя и некую группу людей, а весь Объединенный Совет, со всеми его возможностями и ресурсами.

"Ого. Простая торговля, и всем всё выгодно. Хотя тут Сталина понять можно, мы свои возможности исчерпали, а тут такое поле для деятельности".

— Допустим, я согласен, хотя, как мне кажется, выбора вы мне не оставили и обложили со всех сторон, да подсадили на военно-промышленную иглу, если можно так сказать. Всегда приятно работать с новой техникой и оружием.

— Это только один из больших плюсов нашего сотрудничества.

Я вздохнул.

— А как же тогда разруливать ситуацию с новыми каналами? Вы ведь понимаете, что просто так к этому мы никого не допустим?

И тут Семенов меня удивил. Он просто заржал как лошадь и долго смеялся, вытирая выступившие слезы из уголков глаз. Все это время я спокойно смотрел на него и ждал продолжения концерта. Отсмеявшись, он весело глянул на меня и извинился:

— Извините, Сергей Иванович, это нервное.

— Ничего, понимаю. Так что вас так развеселило?

— Дело в том, что после того, как вы освободили профессора Кульчицкого и отправили к нам, он, проведя исследования в прошлом, написал докладную. Там он много чего описал, но всем стало ясно, что и он, и вы уверены, что в природе существует только один пространственно-временной канал в сорок второй год, и конструкция наших систем не предполагает возможности путешествия в другие миры. Поэтому он рекомендовал направить его к вам в помощь, а Совет после детального изучения доклада как раз и принял такое решение. Вот и представьте мою реакцию, когда вы сообщаете, что, несмотря на наших корифеев науки и их выводы, уже свободно шастаете в девятьсот четырнадцатый год, несмотря на невозможность такого факта.

— Вы поэтому лично и прибыли сюда, чтобы уточнить этот факт?

— Да. Именно поэтому.

— Понятно…

А вот теперь я пошел ва-банк.

— Это важно знать лично вам или вашему руководству? — И пристально уставился на него, тщательно контролируя его реакцию на вопрос.

Ох, как у него загорелись глаза, понял, что начался новый раунд серьезных переговоров. Но дядька ой как непрост, сразу перешел в атаку.

— Это зависит от того, Сергей Иванович, какие цели вы ставите перед собой. Вы, как я понял, хотите предложить мне в некоторой степени перейти на вашу сторону, так же как и многим другим, мотивируя доступом в новый чистый мир? Это заманчиво, но хотелось бы прояснить некоторые моменты.

— Например?

— Чего вы добиваетесь?

— Честно?

— Сейчас именно тот случай, Сергей Иванович.

— Хорошо.

Я собрался с мыслями и, может быть, впервые за последние несколько месяцев смог нормально и внятно сформулировать, что мной двигает последнее время.

— Знаете, полковник, помотавшись по разным мирам, я пришел к выводу, что, да, мы можем переселиться и что-то там сделать, можем изменить тот мир и время под себя, но это всё будет не то. Мы должны поднимать и восстанавливать свой мир, раз его загадили. Возможно, если получится вычислить историческую закономерность, подкорректировать процессы и не допустить глобальной войны у нас — это будет лучшим вариантом. Я буду искать и изучать, пока не погибну, и пока не опустятся руки. С другой стороны, нельзя нашу грязь, наше видение мирового порядка, наши морально-нравственные установки, подкорректированные средствами масс-медиа, экспортировать как какой-то высококачественный товар, чем мы сейчас, кстати, в некоторой степени и занимаемся.

Семенов несколько удивленно уставился на меня, не ожидал он от прожженного материалиста и прагматика Оргулова таких слов.

— Не ожидал от вас такого. Думал…

Он не стал продолжать, но я понял.

— Думали, хочу стать новым мессией? Нет, не будет этого, оно мне и даром не нужно. С точки зрения прагматика, есть еще одна причина для такого рода выводов и убеждений.

— Какая? Вы меня удивили, честно сказать.

— Куда бы мы ни пришли, везде уже есть своя сложившаяся система мировой расстановки сил, и при любом раскладе мы рано или поздно начнем с ней конфликтовать, что потянет за собой огромные ресурсы и, главное, человеческие жизни. Образно говоря, мы везде будем чужими. Но вот пользоваться ресурсами миров для восстановления нашего нам никто не запрещает.

Семенов задумчиво смотрел на меня, потом опустил голову.

— Я подумаю над вашими словами. Вроде и всё объяснили, но количество вопросов не уменьшилось.

Я усмехнулся.

— Не поверите, сам до конца не понимаю, куда точно нужно двигаться, но стоять и ждать для нас окончится уничтожением.

— В новом мире вы далеко продвинулись? К царю на контакт еще не пошли?

Вроде и с некоторой иронией задавался вопрос, но, как мне показалось, Семенова эта тема серьезно волновала.

— Нет, конечно, и вы прекрасно понимаете, что Николай Второй не та фигура, с которой можно решать серьезные стратегические вопросы, но у нас есть конкретно проработанный план, в результате выполнения которого будем иметь очень интересные выгоды.

— Даже не сомневаюсь, Сергей Иванович. Я пока не решил, что делать, но с вами всегда будет интересно.

— Вы свое руководство известили о нашем, так сказать, прорыве.

— Нет, конечно. Они до сих пор в шоке, как вы в прошлое атомную подводную лодку отправили. Поэтому и поспешили вас принять в Совет, даже белорусского Батьку подключили. Тот тоже как-то узнал и решил поучаствовать в развлекухе, тем более у него очень большие счеты к гитлеровцам. Несмотря на войну, в Белоруссии осталось много бункеров и убежищ, и, по нашим данным, там сейчас собирают добровольцев, чтобы помогать белорусским партизанам в сорок втором году. Представляете, какой скоро цирк начнется?

Я улыбнулся.

— Хорошо, я думаю, вы примете правильное решение. Кстати, а насчет нашего нового проекта вы свое руководство еще не извещали?

— Нет, Сергей Иванович. У меня нет доказательств, а волновать руководство НЕПРОВЕРЕННОЙ информацией не очень хочется. Сдается мне, что в Совете скоро начнутся интриги и обязательный передел власти, и кто его знает, может, придется с вами бежать в другой мир.

Я решил слегка надавить на него.

— Значит, фактически решение вы уже приняли и будете с нами?

Он вперил в меня настороженный взгляд, несколько мгновений колебался, принимая какое-то решение.

— В первом приближении — да. За последнее время у вас было много возможностей обмануть и просто кинуть доверившихся вам людей, но этого не произошло. Я вам доверяю, поэтому — я с вами. Те условия, которые вы предлагаете всем присоединившимся, вполне устраивают, но поймите меня правильно, у меня есть свое руководство и очень бы не хотелось вызвать его недовольство. Сами понимаете, чем это чревато.

— Понимаю. Но что-то мне говорит, что в ближайшее время вас попытаются заменить на нового куратора.

— Вы что-то знаете?

— Нет. Всё на уровне интуиции. Если у меня и у всей нашей группы поменялся статус, то соответственно и куратор должен иметь и другое звание и другие полномочия, согласны?

— Да, в ваших словах есть смысл.

— Вот поэтому я вам и предлагаю, а со своей стороны буду продавливать вашу кандидатуру как представителя если не Совета, то наблюдателя вашего непосредственного руководства при установке путешествия во времени, и соответственно могу обещать такую же позицию со стороны руководства СССР.

— Хм. Быстро вы освоились в этих играх. С другой стороны, может, это и хорошо, значит, эти акулы безнаказанно не схарчат вас.

Он сделал паузу.

— Хорошо, чем я сейчас могу вам помочь? И когда вы планируете ближайший выход? С какого портала ходите? С Перевального? Вроде как вы там какие-то работы вели, но что, никто так и не узнал.

"Блин! Вот она конспирация". Нет смысла в такой ситуации крутить носом и врать, когда пошла серьезная игра.

— Ага. У нас экспериментальная установка, настроенная на другой канал, только в Перевальном. Здесь что-либо крутить и перенастраивать — будет куча вопросов, поэтому придется маскироваться. На данный момент основная проблема это Приходько и буран.

— А что Приходько? Вроде после ядерного взрыва они там все в штаны наделали.

— Да, наделали, только эти идиоты изначально умудрились нам вывести из строя главные дизель-генераторы, чтобы мы не смогли в прошлое удрать и вызвать оттуда помощь. Вот сейчас и восстанавливаем, как можем.

— Диверсия?

— Фактически да. Какую-то дрянь в танки с горючим добавили и вывели из строя топливную систему, взяли в заложники семьи наших дизелистов. Вот только недавно всё разрулили, а ремонт идет, и, по прикидкам, в лучшем случае еще пять-шесть часов нужно.

— Чем могу помочь?

— Нужны мощные электростанции, а лучше парочку, чтобы можно было в Перевальном поэкспериментировать, может, еще куда смогу канал пробить.

— Организую. Этот вопрос, кстати, уже обсуждался. Что еще? Думаю, то, что касается вооружений, вы и так, как дикие хомяки, натаскали на несколько лет вперед.

— В принципе, тут правы, а вот в другом вопросе — сможете помочь.

— Слушаю.

— Нам нужны легкие многоцелевые вертолеты под стандартное горючее типа АИ-92. Что-то типа американского А600 Talon или российского аналога, главное, чтобы летали и не падали.

— Хм. Поищем, вроде что-то было. Еще что-то?

— Не привлекая внимания, по вашим архивам собрать всю информацию по всем ключевым фигурам предреволюционной России. Главное, не засветиться.

— Попробую, но основная информация у смежников, поэтому придется попотеть.

— Ну, вот и посмотрим, насколько и как вы готовы потеть…

Фраза получилась двусмысленной, поэтому я постарался смягчить впечатление.

— Ничего, что противоречит указаниям вашего руководства, мы требовать, точнее, просить не будем.

— Хорошо, Сергей Иванович, я вас услышал, — задумчиво закончил разговор Семенов.

Он долго у нас не задержался и, уточнив некоторые детали, снова сел в свой оборудованный специальной системой бронетранспортер и, осторожно пробираясь через буран, отправился к аэропорту, где у них в здании гостиницы была оборудована своя постоянная база.

Когда я, измотанный всеми этими телодвижениями и задушевными разговорами, плюнул на кофе и принялся за ужин, в дверях комнаты нарисовался Дегтярев.

— Ну что, поговорили? — он сразу перешел к делу.

Я с сожалением положил ложку, понимая, что сейчас опять будут капать на мозги.

— Поговорили.

— И?

— Да там вообще черт знает что творится.

— А поподробнее?

И я кратко пересказал ему наш разговор, про решение Объединенного Совета и про наши личные договоренности. Итогом рассказа стал задумчивый вопрос Олега:

— Думаешь, Семенов будет играть на нашей стороне?

— Во всяком случае, против нас пока играть не будет, и минимум сделает вид, что лег под нас, и мы с этого поимеем кучу всяких интересных вещей.

— Например?

— Например? Я ему заказал легкие двухместные вертолеты типа А600 Talon. Они, как правило, идут в разобранном виде, поэтому и доставить их будет не так сложно. А представь, как мы в том мире сможем с их помощью развернуться.

— Тоже дело…

— Что там с дизелями?

— Топливную перебрали, сейчас будут делать тестовый запуск. Думаю, если всё нормально пойдет, через час-два будем пробовать твою систему тестировать.

— Надеюсь, а то пора начинать серьезную работу. Что-то мы засиделись, играя тут в войнушки.

— Согласен.

Но только через пять часов удалось нормально запустить дизельную электростанцию и, подключив к питанию аппаратуру, заняться настройкой и диагностикой большого портала. Особенно это было интересно в свете недавнего применения в опасной близости ядерного боеприпаса. Но как показали исследования, ничего особенного не произошло. Последствия более чем недельного аварийного отключения портала уже не сильно влияли на стабильность работы канала. До этого разработанная система корректировки уже вполне справлялась с неучтенными колебаниями энергии, и мы смогли установить вполне стабильный канал в прошлое, в наш поселок под Оренбургом, а точнее под Чкаловым, как он проходил по картам того времени.

Там нас встретили с распростертыми объятиями, и в Москву сразу по нескольким каналам пошел сигнал, что мы появились. Буквально через десять минут по закрытому каналу на связь вышел Судоплатов.

— Здравствуйте, Сергей Иванович.

Вроде и голос радостный, но в нем слышна усталость и настороженность.

— Добрый день, Павел Анатольевич. Как у вас тут?

— Ну, неплохо, но могло быть и лучше. События вроде как развиваются не по самому худшему сценарию…

Больше он говорить не стал, но было понятно, что ему хочется пообщаться лично.

— Как у вас прошло, были осложнения?

— Были, и весьма серьезные. Пришлось кое-что применить по особо резвым.

— Понятно. Вы когда будете в наших краях?

— Через час могу быть в Усадьбе.

— Хорошо, Сергей Иванович, там встретимся и поговорим.

Через час, настроившись на маяк, который был расположен в Усадьбе, открыл портал и в сопровождении охраны перешел в 1942 год, где меня встречал Судоплатов.

Мы уединились в дальней, специально оборудованной для переговоров комнате и смогли наконец-то нормально пообщаться. Новости были не очень обнадеживающими, но не настолько отчаянными. Война идет, и, несмотря на временное отсутствие системы под пространственной переброски войск, разгром частей группы армий "Центр" продолжается, хотя не так победоносно. Красная Армия на глазах набирается опыта, хотя и неся значительные и часто необоснованные потери, продвигается вперед. Две самостоятельно проведенные наступательные операции показали большой потенциал советских войск, и даже несмотря на грубые просчеты генералов, наступление продолжалось, и пока не потеряло свой темп, как это было в другой истории. Благодаря мощнейшему контрнаступлению и разгрому отборной группировки войск, немцы вынуждены спешно снимать с других фронтов и направлений дополнительные силы и пытаться создать хоть какое-то подобие устойчивого фронта, тем самым давление на советские части на Юго-Западном фронте, в Крыму и в Заполярье резко уменьшилось. Благодаря этому и учитывая ошибки операций по деблокированию Ленинграда в другой истории, в условиях строгой тайны началось наступление, в котором активно использовались новые системы залпового огня, снаряженные боеприпасами объемного взрыва, некие упрощенные аналоги наших комплексов "Буратино", помогающие взламывать оборону нацистов. Всё это проходило на фоне полного доминирования советской авиации в воздухе, достигнутого за счет обнаружения немецких аэродромов и уничтожения практически всей авиации на данном участке фронта "Грачами" из будущего.

Новостей от "Гепарда" пока не было, поэтому Судоплатов хотел бы побывать и в Аргентине, на главной нашей операционной базе, и в Антарктиде, где все еще оставался небольшой отряд. Судоплатов по секрету поделился, что советские спецслужбы, используя информационные технологии, технику и знания по многим ключевым фигурам, хотят провернуть весьма и весьма смелую и оригинальную стратегическую спецоперацию в Южной Америке, и это как-то соотносится с будущим прекращением поставок стратегического сырья от нынешних союзников. Аналитики в черновом варианте разработали план, который потихоньку уже начал осуществляться, и ставка была на генерала Беляева, который был в курсе относительно пришельцев из будущего и был готов идти на сотрудничество именно с нами. Суть была в следующем: несколько подконтрольных геолого-разведывательных фирм находят на стыке Боливии, Парагвая и Аргентины воображаемое месторождение нефти, и, благодаря взяткам чиновникам и местным военным, подкупленной прессе, будет нарастать общая напряженность. Все три страны сразу начнут вкладывать средства в модернизацию армии и закупку в США и Канаде нового вооружения и сырья для его производства. Естественно, всё это будет проводиться через специально организованные фирмы, на средства, передаваемые СССР, и девяносто процентов всех поставок будут уходить через портал на другой континент. Для вида даже начнутся какие-то боевые действия, под это будет списано огромное количество оружия и боеприпасов, и "дельцы от НКВД" все это с нашей помощью переправят в СССР.

Честно сказать, я удивился такой масштабности и, главное, авантюрности проекта, но почему-то был уверен, что всё обязательно выгорит, уж слишком у Судоплатова горели глаза, когда он рассказывал о своей задумке. Это значит, что руководство СССР в принципе было готово выделить серьезные ресурсы для усиления своего влияния в том регионе. С другой стороны, там преобладает аграрная и скотоводческая отрасль, что может решить проблемы снабжения продовольствием населения, которое весьма и весьма плачевно, так как Украина и европейская часть СССР, главные производители продуктов, находятся под оккупацией. Под эту марку Судоплатов начал прощупывать почву относительно еще двух маяков, которые нужнобыло разместить в Боливии и Парагвае, но предварительно было бы неплохо переговорить с генералом Беляевым и через него договориться с президентом Парагвая, которого решено было посвятить в основную суть операции.

— Что по немцам и, главное, по союзничкам? Ведь уже дергаются и пытаются создать глобальную антисоветскую коалицию?

Судоплатов побарабанил пальцами по столу, и лицо его стало сосредоточенным.

— Не всё так плохо и не всё так просто, — философски начал он.

— И?

— Гиммлер хочет мира, и по многим каналам, которые достоверно контролируются только его людьми, неоднократно проходили призывы о начале предварительных переговоров, но при условии присутствия на них представителей пришельцев из будущего.

— Так прямо и говорят?

— Нет, конечно. Говорят про наших новых союзников, так активно вмешавшихся в войну на нашей стороне.

— Чего еще хотят?

— Пока общаться и обсуждать. На Гиммлера через промышленников и финансистов, имеющих прямые связи с американским капиталом, оказывается серьезное давление с упором на продолжение войны. После гибели Гитлера расстановка сил в руководстве Германии резко изменилась, и, хотя СС и СД получили почти полную власть, они серьезно ограничены в принятии решений. Несмотря на то что в Вермахте тоже много генералов считают нападение на СССР ошибкой, сильное проанглийское лобби в высшем руководстве армии выступает за продолжение войны. Ситуация настолько серьезна, что наши заокеанские союзники, точнее те, кто там реально управляет и принимает решения, наплевали на конспирацию и засветили свои контакты с немецкими промышленниками, ради такого воздействия, тем самым практически полностью раскрыв карты о реальных получателях прибыли от этой войны. После того как Япония фактически подтвердила свое желание не связываться с нами, началось активное формирование коалиции. В английской и американской прессе начали появляться антисоветские статейки, которые постепенно перекочевывают на страницы центральных изданий, и это всё является частью тщательно продуманного плана по изменению вектора общественного мнения. Истерии пока нет, но, думаю, со временем и до этого дойдет, у этих англосаксов опыта в таких делах хоть отбавляй.

— Понятно. Немцы в изменившихся условиях хотят отмазаться от роли пушечного мяса, но на них давят, как могут, и Гиммлер пытается как-то выкрутиться. Вы случаем ему ничего из информации из будущего не слили? — задал я неожиданно вопрос и, увидев озорную улыбку на лице Судоплатова, понял, что угадал на все сто процентов.

— Фотографию его трупа, после того как он в сорок пятом отравился, попав в руки к американцам, и информацию про то, что в вашем мире в Германии творили мусульманские эмигранты. Думаю, это произвело на него впечатление.

— Но тем не менее он все равно ограничен в свободе выбора. Интересно, во что это выльется?

— А уже есть результаты. По данным, полученным от пленных, особенно в войсках СС ужесточили наказания за преступления против советских пленных и местного населения. Чуть ли не открыто распространяются слухи об ошибочности войны с СССР и во всем винят продавшихся американским евреям генералов, которые, как и двадцать лет назад, втянули Германию в новую мясорубку, где гибнет цвет нации.

— Гиммлер начал свою информационную войну?

— По-видимому, да, и ему нужна стопроцентная поддержка с нашей стороны, иначе немецкие ястребы, несмотря на весь аппарат СС и СД, его просто съедят.

— Понятно, тут я ничего не могу советовать, вы и без меня все хорошо понимаете. И, как мне кажется, Гиммлер сумеет удержаться у власти. Что там с Канарисом?

— Он изолирован, но не арестован. Больше данных у нас нет, скорее всего, еще не решили, что с ним делать, и ведомство Гиммлера хочет воспользоваться его налаженными каналами, которыми мы пользовались в последнее время.

— Но вы же не думаете, что наши американские и английские оппоненты просто так откажутся от продолжения европейской бойни. Как думаете, какие шаги, кроме попытки еще одного переворота в Германии, они могут попробовать устроить?

А сам подумал, что в данный момент ситуация в Германии чем-то отдаленно напоминает обстановку в России в 1917 году, когда те же союзнички тасовали выгодных ей правителей, чтобы те продолжали гнать на убой русских людей ради интересов английских и американских банкиров.

— Вы правы. Началась активная возня у сателлитов Германии, особенно англичане пытаются что-то сделать в Италии. У нас есть свои выходы на Муссолини, и его известили, что если итальянские войска будут не сильно усердствовать на Восточном фронте, то со временем, когда немцы будут разгромлены, им дадут свободно вернуться на родину.

— И как?

Судоплатов усмехнулся.

— Итальянцы и до этого не сильно усердствовали…

Дальше продолжать не надо было, и так понятно.

— На Муссолини уже пробуют воздействовать, и если он не будет поддерживать военную линию в Европе, его могут сместить раньше времени по более радикальному варианту.

— Н-да, веселые дела в королевстве датском…

Судоплатов вопросительно глянул на меня.

— У вас как там прошло?

— Тоже не менее интересно…

И в течение нескольких минут я дал ему расклад по недавним событиям в нашем мире, особенно уделив внимание ядерному удару по колонне карателей-националистов. Это впечатлило Судоплатова, и он со знанием дела начал выпытывать подробности, а прояснив для себя всю картину, успокоился, поняв, что ситуация под контролем, но вот появление так называемого Объединенного Совета его насторожило намного больше, нежели массированный налет крылатых ракет на Симферополь. Он понял главное — в игре появились новые фигуры, которые в той или иной мере попытаются изменить налаженную систему взаимоотношений между предками и потомками.

После таких новостей мы обговорили рабочие моменты, новый порядок использования транспортной системы, расширения сети пространственно-временных маяков и выделение определенного количества золота, которое в нашем мире основательно обесценилось, для обеспечения южноамериканской аферы.

У обоих собеседников появилась информация для размышления и анализа, и, быстро попрощавшись, каждый отправился по своим дела: я в свое время, утрясать проблемы с Приходько, Семеновым, а Судоплатов, видимо, на доклад к Берии, с новостями о новой расстановке сил в нашем времени, хотя, по некоторым оговоркам, возможно что и прямо к Сталину. У них там тоже интересные процессы происходят.

Глава 12

Для нас возобновление работы портала ознаменовалось "штатной ротацией" специального подразделения войск НКВД, которое занималось отбором и охраной людей, готовящихся к переселению в 42-й год, но реально после последних событий это было ничем не прикрытое увеличение силовой группировки наших предков. Теперь в Симферополе было расквартировано не менее двух рот бойцов из прошлого, которые все это время не просто сидели, а активно изучали условия ведения боевых действий в экстремальных условиях под руководством наших инструкторов, ну и соответственно экипировались и вооружались нашими силами. Таким образом руководство НКВД получало в свое распоряжение подразделения, обученные по методикам спецназа будущего и обкатанные в боевых условиях. Судоплатову, конечно, не очень понравилось, что его люди никак не проявили себя в недавних событиях, и это могло создать видимость, что Павел Анатольевич не контролирует ситуацию в нашем мире, но так у нас было запланировано, поэтому ротация бойцов была одобрена и быстро проведена.

Самое интересное, что, несмотря на напряжение недавних событий с попыткой мятежа, всё как-то быстро развеялось и перешло в рабочее русло, и все без исключения стали делать вид, что ничего не произошло. Приходько со своими ближайшими людьми, поняв, что всё очень серьезно, постарался выполнить взятые наши, точнее мои условия. Девятнадцать пособников типа Логиновича, которые, наплевав на подписанные перед нами обязательства, добровольно переметнулись на его сторону, были расстреляны, и их окоченевшие трупы навсегда застыли в развалинах одного из домов. Никто не испытывал угрызений совести, в том числе и я — мы избавились от скверны. Для усиления эффекта через сеть осведомителей распустили слух, что Приходько все время действовал под нашим контролем, и все это нужно было для того, чтобы привлечь под ядерный удар бригаду карателей-националистов и выделить из среды работающих на нас людей предателей и потенциальных перебежчиков. Уж теперь-то не было сомнений, что пришедшие под наши знамена люди трижды подумают, прежде чем участвовать в любом заговоре или слушать залетных агитаторов за "самостийность". Где гарантия, что и следующий заговор не будет очередной проверкой сверхбдительных энкавэдэшников, которых побаивались и старались не трогать — все-таки потом жить в их мире? И как завершающий этап — те, кто оказал сопротивление и даже под угрозой расправы отказался помогать заговорщикам, были вне очереди вместе с семьями переправлены на перевалочную базу под Чкаловым в 1942 году. Оттуда после более тщательной проверки должны будут отправиться вглубь Советского Союза на постоянное место жительства.

После того как окончательно наладили дизель-генераторы, установка заработала в штатном режиме, и снова началась переброска войск по заявкам Ставки ВГК, отправка агентуры в Южную Америку по плану увеличения нашего там присутствия и обратная транспортировка закупленных продуктов, горючего и стратегических материалов. В принципе, учитывая тамошние цены, получалось очень даже неплохо и выгодно, фактически за бесценок. Правда, чтобы не засветиться, по договоренности с Судоплатовым, мы старались без ведома местной резидентуры НКВД ничего такого не предпринимать. Поэтому закупка в Аргентине больших партий свежих фруктов и овощей, горючего и других мелких вещей, которые пользовались колоссальным спросом в нашем времени, осуществлялись через несколько подставных фирм, которые в той или иной степени входили в преступную организацию дона Педрильо Махеро, которой уже несколько недель управляли специалисты внешней разведки НКВД. Этот урод уже пару недель сидел в подвале на Лубянке и вспоминал все новые и новые подробности своего бизнеса, прямо аргентинская Шахерезада, прекрасно понимающая, что рано или поздно он станет ненужным, и после этого его тихо удавят безжалостные русские. Через криминальные каналы Махеро на данный момент прогнали сотни тысяч рублей золотом, и в СССР уже пошли первые партии грузов. Под управлением специалистов ФСБ было проведено несколько рейдерских захватов небольших промышленных предприятий, в основном имеющих отношение к переработке полезных ископаемых в Аргентине и Боливии. Правда, тут эта отрасль не сильно была развита, и в регионе в основном в этом направлении паслись американские корпорации, с которыми уже начались проблемы. Пиндосы, считающие все чуть ли не своей собственностью, пытались возмущаться, но у коммунистов огромный опыт в организации забастовок, и в Аргентине появилось какое-то движение то ли индейцев, то ли метисов, то ли инков за свободу и социальное равенство. На предприятиях, которые стали активно мешать деятельности советской разведки, начались проблемы в виде взрывов, забастовок и организованных беспорядков, когда выводилось из строя дорогостоящее оборудование. Тотальное использование средств прослушки из будущего позволило советским разведчикам вовремя блокировать связи в правительстве страны, что существенно повлияло на результаты столкновения. Началась обычная корпоративная война, где у нас были более серьезные позиции, несмотря на купленное амерами правительство Аргентины. После первых стычек, получив по носу, пиндосы начали носом рыть и собирать полную информацию, но теряя в ночных перестрелках на безлюдных ночных улицах оперативников и просто доверенных людей, звездополосатые оппоненты впали в ступор, не понимая, откуда такая прыть у простых босоногих революционеров. Хотя, собравшись с силами и при поддержке местной полиции, подогретой зелеными бумажками с мертвыми американскими президентами, пиндосы сумели потеснить наших. Основная причина — из-за отсутствия портала возникли определенные кадровые и финансовые проблемы, поэтому Судоплатов настаивал, чтобы мы немедля подключились к работе в Южной Америке.

Буран не прекратился, но сильно ослаб, поэтому, даже не имея такой совершенной навигационной системы, которой пользовался Семенов, мы смогли наконец-то смотаться в Перевальное, прихватив с собой парочку готовых пространственно-временных маяков новой модификации. Они имели существенно меньший вес, и при наличии носилок одно устройство могло бы переноситься четырьмя людьми без особого напряжения. Реально мы и так потеряли много времени, и я даже боялся представить, что стало с теми людьми, которые ждали нашего возвращения в забытом богом углу посередине прусских болот в далеком 1914 году.

За нашим бронетранспортером шли две грузовые машины, забитые специальным оборудованием, в том числе там лежали два комплекта для сборки легких американских вертолетов А600 Talon. Оказывается, Семенов давно уже просчитал необходимость таких легких двухместных вертолетов в прошлом, и четыре комплекта для самостоятельной сборки дожидались своего часа в поселке Комсомольском, где была организована усиленная перевалочная база для хранения доставляемых из России грузов и размещения переселенцев. Естественно, нам дали специалиста, который был доверенным лицом Семенова, для помощи в сборке и обкатке сего летающего аппарата, поэтому в ближайшее время нас ожидало множество дел в 1914 году по инфильтрации и усилению своих позиций. Сейчас мы уже работали сплоченной и проверенной командой, и таких грубых просчетов, как при проникновении в 41-й год, не ожидалось.

Евгений Евсеенко, старший лейтенант ФСБ, специально приданный нам для обеспечения функционирования так называемой легкой маневренной вертолетной группы, пилотом по специальности не был. От Семенова я узнал, что он много служил в горячих точках, но в непосредственных рейдах и боестолкновениях не принимал участия, а занимался обеспечением связи и радиоэлектронной разведкой, и тем более не был вертолетчиком. Как полковник ГРУ ГШ умудрился перетянуть к себе спеца из ФСБ, оставалось загадкой, но он меня заверил, что старлей является его личной креатурой, и никакого долгосрочного внедрения со стороны смежников тут нет и быть не может.

Первой моей реакцией было недоумение: зачем нам нужен еще один связист и рэбовец? Но оказалось, что парень был фанатичным любителем легкой и сверхлегкой авиации и до войны в аэроклубе летал на всем, что хоть как-то может подняться в воздух, а А600 Talon был его любимым аппаратом. Американский вертолет, который поставлялся в разобранном виде, он мог собрать и подготовить к полету чуть ли не с закрытыми глазами. Помимо этого, старлей вполне мог бы выступить инструктором и обучить нескольких наших людей управлению легкими вертолетами, тем более опыт в этом нелегком деле у него был весьма и весьма неслабый. Только переварив полученную информацию, я понял, какой по сути дела королевский подарок в нынешней ситуации мне преподнес Семенов: ведь это реально решало многие проблемы и с технической стороны, да и теперь не было необходимости по-тихому искать пилотов и потом их долго и тщательно проверять. Полковник-то сам заинтересован, чтобы у нас всё было хорошо, поэтому вряд ли на первых порах будет подкладывать большую и жирную свинью. Вот потом, когда мы чего-то добьемся, надо будет дергаться и ждать подвоха. А сейчас старлей ехал со мной в БТРе и в свете тусклой светодиодной лампочки с интересом посматривал на меня. Как оказалось, он, как и многие другие специалисты, до самого последнего момента и не предполагал, почему и по каким критериям их отобрали и в приказном порядке погрузили вместе с семьями в военно-транспортные самолеты и отправили из теплого бункера в далекий заснеженный и разгромленный Крым. Тут они попали под раздачу американских "Томагавков" и испытали море отрицательных эмоций. Про переселение в 1942 год и про план "Тень-2" они узнавали уже тут, когда проходили последнее собеседование с сотрудниками НКВД, и сейчас старлей пытался понять, почему его откомандировали в мое распоряжение и жестко приказали во всем беспрекословно подчиняться прямо как отцу родному.

Его вместе с семьей в наш большой бункер привез Семенов, когда по намекам понял, что мы едем в Перевальное. Перед самым нашим отъездом за границы города, супруги Евсеенко случайно стали свидетелями дикой, можно сказать, нереальной по нынешним временам картины. Естественно, в ангар с установкой их не пустили, поэтому, нахохлившись и теряясь в догадках относительного дальнейшего развития ситуации, старлей Евсеенко с женой и двумя детьми сидел в большой комнате отдыха и ждал моего появления. Семенов его просто привез в комплекте с двумя контейнерами с разобранными вертолетами, передал мне из рук в руки и удрал обратно в аэропорт. В это время как раз пришла большая партия груза из Южной Америки 42-го года, и все свободные от дежурства люди разгружали предназначавшиеся нам контейнеры со свежими фруктами и овощами и тут же расфасовывали по коробкам, формируя пайки, которые потому будут раздаваться людям. Естественно, всё это так пахло, что только ленивый не вышел в коридор, который быстро заполнялся ящиками, обалденно пахнущими летом и чем-то забытым в этих вонючих, промозглых коридорах бункера. Бледная от долгого нахождения под землей жена Евсеенко и два маленьких галчонка с широко открытыми глазами смотрели на загорелых и довольных людей, раскладывающих незнакомые плоды по картонным коробкам, которые тоже были сделаны в Буэнос-Айресе на заказ. Увидев такое изобилие, жена Евсеенко со все большим волнением посматривала на отца своих детей и мужа, ожидая каких-то пояснений, но тот сам ничего не знал и с достойным уважения спокойствием ждал моих пояснений.

Маринка, проинструктированная мной заранее относительно семьи эфэсбэшника, нарисовалась в кают-компании и, нахватав из ящиков множество всяких вкусностей, сложила в пакет, тут же помыла под краном и подошла к семейству Евсеенко. Улыбнувшись самой своей добродушной улыбкой, она поздоровалась:

— Добрый день. Меня зовут Марина Кузьмина. Я возглавляю медицинскую службу всего комплекса.

Евсеенко кивнул головой, а взгляд его не отрывался от заветного пакета с вкусностями. Это, естественно, не укрылось от внимательного взгляда Маринки. Она снова улыбнулась и протянула пакет старлею.

— Это вам.

Евсеенко недоверчиво покивал головой.

— Что с нас?

— Ничего. Вы же теперь один из нас, значит, и питание и медицинское обслуживание, ну и… — сделала многозначительную паузу, — всё остальное тоже будете получать в первую очередь. Это касается не только вас, но и членов вашей семьи.

Я наблюдал за всей беседой через установленную в комнате цифровую видеокамеру системы видеонаблюдения, которая позволяла видеть и слышать многие нюансы этого разговора. Видно было, что старлей не смог долго бороться с собой и осторожно, как великую ценность, взял из протянутой руки Маринки пакет с фруктами и передал своей жене, которая дрожащими руками достала по сочному банану и, очистив, дала своим дочерям.

Дав гостям полчаса насладиться новизной впечатлений и вкусом свежих фруктов, я послал Карева за старлеем для приватной беседы.

Он не был сильно удивлен существованию установки путешествия во времени — наличие свежих тропических продуктов Евсеенко быстро просчитал, и как один из вариантов — путешествие во времени он рассматривал. Поэтому он вполне спокойно выслушал историю наших приключений и, как мне показалось, даже чуть расслабился, прекрасно понимая, для чего его вытянули.

— Значит, вы готовите переселение в прошлое?

— В принципе да. Процесс запущен, работа идет, и люди из нашего времени уже несколько месяцев помогают Советскому Союзу воевать с фашистской Германией.

— Я вам нужен как специалист по легкой вертолетной технике? Вряд ли вам нужны связисты, — догадался он.

— Да. Тут вы правы. Подчиняетесь вы только мне лично и будете входить в состав особой группы. Никому, кроме сотрудников особой группы, вы не можете рассказывать о получаемых заданиях и обстоятельствах, их сопровождающих. Даже Семенову. Работать будете в основном на выезде. Ваша семья останется здесь на особом положении, и по программе оздоровления будет периодически направляться вместе с нашими семьями в Аргентину сорок второго года, где на данный момент организована сеть домов отдыха с усиленным питанием и жестким медицинским контролем.

Он невесело усмехнулся.

— Заложники?

Я не стал юлить.

— Можете думать и так. Только у ваших детей уже явно заметны первые признаки тяжелого авитаминоза, дистрофии и проблем с ростом. Мы же с этим поможем. Как офицеру особого подразделения, вам и вашей семье будут предоставлены любые условия для нормального проживания. Вы же понимаете, какие у нас возможности?

— Хм. Да. Теперь понятно, почему Семенов перед вами так стелется.

— Правильно. Так что вас сейчас разместят, нормально покормят, проверят на детекторе лжи, — у него удивленно поднялись брови, — и через три часа мы выезжаем заниматься вашими, точнее нашими вертолетами. Только еще раз предостерегаю, много не болтайте. Сами видели, что амеры тут устроили.

— Понимаю. Ради такого, я думаю, да в наших условиях, кто угодно сюда готов будет полезть поживиться.

— Вот и ладушки. Можете идти — через три часа выезд…

Естественно, мы выехали немного позже — даже трех часов не хватило, чтобы порешать все вопросы. Но тем не менее, несмотря на буран и плохую видимость, небольшая колонна вышла из бункера и ушла в сторону аэропорта, потом, свернув на объездную, пошли по большому кругу и через три часа блужданий через замерзшие развалины вышли на Алуштинскую трассу и осторожно двинулись в сторону Перевального.

Мне понадобилось всего несколько часов, чтобы запустить систему, а в это время в соседнем боксе ничего еще не знающий про имеющуюся тут установку путешествия во времени Евсеенко собирал первый вертолет. Проверка, пуск, снова проверка. И так несколько раз. Всё настолько привычно и буднично, но Евсеенко, почувствовав странные звуки и характерную вибрацию, бросил всё и присоединился к остальным, наблюдавшим за пробным включением установки.

Когда все основные действия были проведены, я наконец-то запустил все разнесенные генераторы, меняющие конфигурацию волновой линзы, и запустил систему, подключившись к каналу, идущему в конец лета 1914 года.

Никакой помпезности, никаких хлопаний в ладоши и радостных криков, на командном пункте и в зале с установкой была обычная деловая обстановка и каждый прекрасно знал, что он должен делать.

Получив подтверждение, что портал работает стабильно, я на пульте нажал несколько кнопок, и по специально закрепленному под потолком рельсу начала выдвигаться штанга с прикрепленной к ней роботизированной видеокамерой и антеннами радиосвязи и анализа радиоэфира в точке выхода. Примерно как мы и ожидали, на той стороне стояла ночь, поэтому, рассмотрев тусклый огонек костра и пару фигур, сидящих на поваленном дереве, мы решились выпустить разведгруппу.

Евсеенко не смог усидеть в соседнем боксе и, бросив полусобранный вертолет, пристроился позади нас и тихо, но с все возрастающим интересом стал наблюдать за нашими манипуляциями. Его понять можно: фактически первый раз видит, как люди путешествуют во времени. Как по мне, так парень вроде как созрел для серьезного разговора, и еще чуть-чуть и он сам попробует первым заговорить и расставить точки над "i". Но пока Евгений молчал и, стараясь не обращать на него внимания, я контролировал выход разведгруппы во главе с Дегтяревым.

— Папа, ну что там? — не давал я покоя Олегу.

— Чего кричишь, Феникс. Да всё нормально. Возле костерка сидит твой Мещерский с этим борзоватым Удовиным и о чем-то шепчутся.

Ну я-то был еще тем перестраховщиком.

— Сделайте круг, пощупайте воздух. Вдруг сюрпризы какие, нас ведь неделю тут не было.

— Понял.

Прошло полчаса, которые установка могла нормально работать, и настало время отключаться. Я опять вызвал Дегтярева:

— Папа, ну что там?

— Не дергайся, Феникс, всё нормально, сюрпризов нет.

— Хорошо, Папа, время вышло, мы отключаемся. Ты там пообщайся с народом, и если что, дай офлайн сигнал бедствия. Мы подключимся через час.

— Вас понял.

Затянув обратно штангу с антенной и роботизированной видеокамерой, отключил установку, я повернулся к стоящему в уголке Евсеенко. Артемьева, правильно истолковав мой взгляд, бочком-бочком тихо удалилась из комнаты, оставив нас со старлеем наедине.

— Ну что, Женя, можно тебя так называть?

Он согласно кивнул.

— Вполне, товарищ полковник.

— Сергей Иванович или просто Командир.

— Хорошо, Сергей Иванович.

— У тебя накопились вопросы, и я теперь готов ответить на многие из них, и от результата этого разговора многое зависит.

Было видно, что парень не напуган, но старается тщательно подбирать слова и на ходу строит стратегию разговора. Я поднял руку и жестом его остановил.

— Женя, давай по-простому, без всяких левых заходов. Мы занимаемся очень серьезными вещами, поэтому недосказанность, обида и вообще любые непонятой могут привести не только к смерти, но, что еще страшнее, к провалу миссии. Ты, в первом приближении, с нами, и, как потом поймешь, обратного хода нет. Нет, — усмехнулся я, увидев, как изменилось его лицо, — не потому что твоя семья у нас в заложниках. Не думай о нас так плохо. Все дело в том, что, один раз окунувшись в путешествия во времени, во встречи с известными людьми, принимая участие в исторических событиях, ты сам изменишься и потом просто не захочешь возвращаться к старой жизни. Всё просто.

Мой собеседник слегка усмехнулся.

— Это ведь секретный проект и даже среди ваших людей мало кто про него знает?

— Ты прав. Это, скажем так, секретная экспедиция, и ее проведение мы держим в большой тайне.

— Семенов в курсе? — Мне показалось, что он не спрашивал, а утверждал, и я согласно кивнул головой.

— Понятно, опять шпионские игры. Куда эта установка вас доставляет? Вроде как есть портал только в одно время…

И тут же его глаза расширились — он понял, чем мы здесь занимаемся.

— Так вы…

— Да. Сейчас мы пробили портал в другое время. Там сейчас Пруссия, девятьсот четырнадцатый год. Только-только немцы разгромили армии Самсонова и Реннекампфа. С нами на контакте несколько офицеров и солдат, которые остались в лесу в окружении и избежали плена. Так сказать, готовим пятую колонну.

Я с насмешкой наблюдал, как он недоверчиво пытается разглядеть на моем лице признаки вранья.

— Женя, расслабься. Несмотря на то что признанный в определенных кругах как специалист по теории перемещения во времени профессор Кульчицкий и теоретически и экспериментально доказал, что канал может быть только один и только в сорок второй год, мы в этом направлении продвинулись немного дальше. Нам удалось освоить мгновенную переброску крупногабаритных грузов и, как пример — отправили в прошлое АПЛ "Гепард". Ну и, в качестве подтверждения теории Кульчицкого, пробили туннель в девятьсот четырнадцатый год, — не сумев сдержать усмешку, прокомментировал я.

— Теперь думаете туда переселяться? А СССР сорок второго года? — кивнув головой в сторону установки, спросил Евсеенко.

— Не совсем, Женя. Мы работаем по плану глобального многоуровневого проекта. Вот я и хотел с тобой поговорить, чтобы ты понимал, что и зачем мы делаем. СССР никто бросать не собирается, тем более мы там таких делов наворотили. Реально переселяться туда будет весьма и весьма опасно — налицо перспектива, что все капстраны объединятся с фашистской Германией и откроют единый антисоветский фронт по всем границам, и только применение ядерного оружия может хоть как-то изменить ситуацию. Там, по нашему совету, советские спецслужбы притормозили как могли ядерные программы во всех остальных странах, но так или иначе появление и соответственно применение этого вида оружия вопрос времени. Вот и стоит вопрос — стоит ли переселяться в мир, где рано или поздно должна будет вспыхнуть ядерная война.

— Поэтому вы и ищете другие миры?

— Да. Понятно, но все равно как-то бросать наших…

— И мы это понимаем, тем более большинство проблем, возникших в сорок втором году, из-за нашей некомпетентности и неумелой инфильтрации. Поэтому мы и отрабатываем новый мир, но так, чтобы можно было помочь Советскому Союзу, которому ленд-лизовских поставок точно уже не видать. А в нашем мире запустить любое производство, сам понимаешь, проблематично.

— И как вы себе это представляете?

— Давай я лучше перечислю задачи, которые мы ставим перед собой. Первый уровень: инфильтрация в мир четырнадцатого года, установление частных контактов для скрытых закупок необходимых нам товаров, продуктов и горючего. Второй уровень: подготовка условий для переселения в тот мир с установлением контактов с околоправительственными структурами. Третий уровень: прекращение участия Российской империи в Первой мировой войне, предотвращение революции и соответственно Гражданской войны. Использование освободившихся производственных мощностей для размещения заказов Советского Союза сорок второго года, не афишируя, кто, зачем и для чего делает, но благодаря этому должно будет произойти перевооружение Русской армии оружием, используемым во Второй мировой войне. Образно говоря, мы размещаем заказ на, допустим, производство той же грабинской ЗИС-3 и тех же ППС-43, и, естественно, часть выпущенной продукции осядет в Русской армии. Четвертый уровень и самый главный: мы проводим сильные изменения в обоих доступных нам мирах и смотрим, как это все повлияет на наш мир. В общем, единой теории перемещения во времени нет, и можно только опытным путем пытаться установить тип связи между нашими мирами.

— Так вы хотите, корректируя историю в прошлом, попытаться спасти наш мир?

— Это самая глобальная и значимая задача, но мы сейчас поставлены в такие рамки, что времени не хватает, и приходится только реагировать на внешние угрозы. Поэтому привлечение того же полковника Семенова в некоторой степени развязало нам руки.

— Хм. Да, как у вас все закручено, но если честно, то очень интересно.

— Почувствовал себя причастным к чему-то эпохальному?

— Если честно, то да.

— Вот и я так себя чувствовал, когда тащил пакет с данными по ядерному оружию в Могилев лета сорок первого, перед тем как его осадили немцы.

— Я слышал, что вы там воевали.

— Было дело. Знаешь, сколько хороших людей там полегло? Вот, может быть, только поэтому я и не собираюсь бросать на произвол судьбы СССР. Так что, Женя, психологически адаптируйся, выполняй свои обязанности, и скоро мы с тобой будем заниматься очень интересными вещами.

— Неужели думаете всех революционеров повылавливать и предотвратить Гражданскую войну?

— А ты как думаешь?

— Если правильно организовать всё, тем более мы знаем про ключевые фигуры, да перекрыть источники финансирования, можно будет основательно ослабить.

Я вздохнул.

— И ничего это не изменит. Мы уже анализировали такие варианты. Ничего хорошего это не даст. В России идет дикий черный пиар в отношении императора, и всё это поддерживается высшей знатью, олигархами, медиамагнатами, средним бизнесом. В общем — все недовольны императором, всем он мешает жить и не в наших силах и в правилах того мира быстро изменить ситуацию. Это при том, что идет постоянное давление из-за границы.

— И что тогда делать?

Я хитро усмехнулся.

— Поступим, как англичане — поменяем правила.

— Как?

— Увидишь. Мне самому интересно. План в черновом варианте готов, и тебе там отводится весьма и весьма важная роль.

Несмотря на какую-то скомканность разговора, я явственно видел, что мне удалось как минимум заинтриговать старлея. А если удастся сделать то, что мы наметили, то, думаю, парнишка после соответствующей обкатки и проверки рано или поздно войдет в нашу команду.

Глава 13

Через полчаса положенного времени мы снова запустили установку. Выдвинув штангу, я связался с Дегтяревым.

— Папа, на связь!

— На связи, Феникс.

— Что у вас там?

— Да все нормалек, только люди сильно изголодались, нас долго не было. Обещали два дня, а исчезли считай почти на неделю.

— Н-да, об этом я и не подумал. Ну что там, народ на почве продовольственных проблем не разбежался?

— Двое попытались, но свои их и кончили, как дезертиров, у них тут это все просто.

— Ладно, это не наши проблемы. Организуй там народ для получения продуктов, и мы переходим на вашу сторону. Пора начинать действовать. Что-то мне надоело сидеть и ждать удара.

Пока изголодавшиеся люди, у которых хватило терпения нас дождаться, я вместе с Евсеенко, который, облачившись в камуфляж и нацепив разгрузку, забитую магазинами, гранатами и выстрелами для подствольного гранатомета, присел в сторонке и, подозвав Мещерского и Марченко, начал ненавязчивый опрос, для уточнения имеющейся информации. Но сначала выслушал море упреков относительно задержки, правда облеченных в культурную форму.

— Вы задержались, господин полковник. Мы уж и не знали, что думать, — начал капитан Марченко, хотя по его лицу было видно, что он несказанно рад нашему появлению.

— Алексей Николаевич, поверьте, не по злому умыслу, у нас там хороший привет от американцев в виде обстрела крылатыми ракетами с черноморского побережья Румынии прилетел. Еле отбились, да местные бандиты решили под шумок восстание поднять.

Оба офицера удивленно смотрели на меня, думая, что я шучу, но убедившись в серьезности моего рассказа, Мещерский прокомментировал:

— У вас, я смотрю, тоже неспокойно.

— Уж поверьте, Павел Христофорович, очень неспокойно. Вы даже не представляете насколько.

— Это что за крылатые ракеты, — удивленно воскликнул артиллерист Марченко.

— Что такое ракеты, вы знаете? А вот представьте самонаводящийся снаряд с зарядом в килограммов так триста сверхмощного взрывчатого вещества, который выпускается или с самолета, то есть аэроплана, или с борта корабля или субмарины, или просто с автомобильной пусковой установки с расстояния в две тысячи километров и попадающий в указанную цель с точностью в пять-десять метров.

— Ого! — не выдержал капитан, пытающийся представить такое оружие. — Это только у американцев такое?

— Да нет, и у нас есть, только его мало осталось, и оно очень дорого…

Немного помолчав, дав обоим офицерам переварить сказанное, продолжил, переведя разговор на нужную мне тему.

— Павел Христофорович, Алексей Николаевич, напрягитесь и вспомните, есть ли у вас знакомые, сослуживцы в Восьмой армии, а еще лучше в двенадцатом гусарском Ахтырском полку. Это очень важно.

Мещерский, несмотря на контузию, быстро понял ход моей мысли.

— Хотите, Сергей Иванович, выйти на великую княгиню Ольгу Александровну?

— Да. Для нашего плана это один из основных этапов.

Две пары настороженных глаз. Марченко, прищурившись, медленно спросил:

— Сергей Иванович, может, поделитесь своими планами? Мы в общем-то не сомневаемся в вашей порядочности, но хотелось бы знать, в чем мы будем принимать участие. Знаете, Россия на своем веку видела множество всяких благодетелей, которые тоже бескорыстно хотели спасти ее от бед.

— Я понимаю вас и ваш скепсис. Да, мы не просто так хотим вмешаться в ход истории, и у нас есть своя выгода. Но она лежит немного в другой плоскости, чем вам кажется. Скажу сразу, власти не ищем, нам ее просто не дадут, и любой мир, куда бы мы ни пришли, начинает противодействовать нашему вмешательству…

Мне пришлось кратко пересказать адаптированный вариант того, что только недавно рассказывал Евсеенко. Многое рассказал про мир СССР 42-го года и на планшете показывал подборку видеофильмов, снятых на фронте, и про перспективы новой мировой войны.

— Так вы хотите остановить нашу войну и начать производить оружие и боеприпасы для коммунистической России, которая тоже воюет с германцами? — он как-то неприятно выделил слово "коммунистическая Россия", и я это прекрасно заметил.

— Вас это задевает? Да, там правят коммунисты, но так же как у вас, германцы идут всех превращать в бессловесных рабов и потом уничтожать всё русское, как в нашем будущем, когда в той же уже независимой Украине пришедшие к власти националисты со звериной ненавистью рушили, втаптывали в грязь, предавали забвению все, что было так или иначе связано с Россией.

— Это как такое возможно?

— Пока было какое-то подобие государства, они просто избивали и калечили неугодных, а потом, когда началась Третья мировая, эти уроды, разглагольствуя о любви к Украине, стали вешать, расстреливать или просто забивать насмерть палками или молотками всех, кто имел неосторожность говорить на русском языке. И, кстати, это началось именно в ваше время, с Петлюры, Директории, Грушевского, как раз сразу после отречения императора от престола.

Дал им с десяток секунд переварить сказанное. Времени мало, поэтому решил додавить для получения должного эффекта, поглядывая на Дегтярева и Артемьева, которые присели невдалеке и прислушивались к нашему разговору.

— Там, так же как и у вас, на полях сражений погибают Иваны, Федоры, Степаны с теми же трехлинейками и с теми же криками "Ура" бросаются на германские пулеметы. Так же горят деревни, и захватчики не щадят ни женщин ни детей. Загоняют в амбары, запирают и сжигают из огнеметов. Просто так получилось, что из-за нашего вмешательства все так называемые союзники, Англия и САСШ, хотят напасть на ослабленную войной с Германией Россию. Мы не можем это так оставить. Поэтому, как мы считаем, сотрудничество будет взаимовыгодным. Во-первых, мы сделаем все, чтобы прекратить эту ненужную у вас в России войну и соответственно не допустить отречения императора и целой череды событий, приведших к гражданской войне и последующему террору, что унесло в общей сложности более двадцати миллионов жизней простых русских людей. За золото заказываем всё, что можно сделать в вашем времени, необходимое для войны с германцами в другом мире, что, так или иначе, потребует модернизации производства, ознакомление с технологиями из будущего и освоение выпуска многих эффективных образцов оружия, что, естественно, позволит получить такое оружие Российской армии. Это в первом приближении. Всё, что вам говорил, я могу подтвердить в любой момент. Так как вы уже входите в группу доверенных людей, то сможете часто бывать в нашем мире и, думаю, поймете многие вещи. Я был откровенен, господа офицеры. Надеюсь на вашу помощь в данном вопросе, иначе…

— Не стоит, господин полковник, — остановил меня Мещерский, — вы доступно и, главное, вполне аргументированно всё объяснили. Как мне кажется, у нас будет возможность проверить правдивость ваших слов, хотя я вам верю. Просто верю, потому что хочу верить, что хоть кто-то может помочь избежать России новой смуты и большой крови.

Марченко согласно кивал головой.

— Ну, раз определенный уровень доверия достигнут, давайте думать, как нам выйти на великую княгиню Ольгу Александровну, не привлекая особого внимания.

— А почему именно с нее начинать?

— У нас говорят, что ночная кукушка всегда перекукует дневную. Поэтому, хочешь воздействовать на мужчину, воздействуй на его женщину. И как показывает практика, женщины более восприимчивы, когда дело касается трагической судьбы их детей и внуков, у них эти инстинкты более развиты. Тем более, всех членов императорской фамилии ожидает весьма грустная судьба, вот пусть и начинают воздействовать на своих мужей, отцов и дедов в нужную для нас сторону.

— Но почему именно Ольга?

Я вздохнул, посмотрел себе под ноги и берцем начал ковырять землю. Подняв голову, продолжил объяснения:

— По нашим данным, из императорской фамилии она одна из самых адекватных, и через нее можно будет выйти на вдовствующую императрицу. Ольга несчастлива в браке, детей нет из-за некоторых особых пристрастий ее нынешнего мужа. У нее уже пять лет продолжается роман с одним из офицеров лейб-гвардии, который специально ради нее перевелся в Ахтырский гусарский полк, входящий в состав Восьмой армии генерала Брусилова. Они оба ждут развод, который Ольга получит в 1916 году.

— Что от нас требуется, господин полковник? — уже по-деловому спросил Марченко.

— Ольга Александровна сейчас работает в военном госпитале в Ровно в качестве сестры милосердия. Нужно найти возможность выйти с ней на контакт.

У обоих офицеров знакомых в Ахтырском гусарском полку не оказалось, но были контакты в других частях 8-й армии. Единственное, что Мещерский попытался возразить:

— Но мы же в Восточной Пруссии, а Ровно…

Я опять усмехнулся.

— Это вопрос технический, мы его решим в ближайшее время.

После очередного включения установки мы вытащили оба заготовленных пространственно-временных маяка и в течение трех часов, проведя тестирование, разослали группы разведчиков для поиска подходящей поляны, на которой можно будет устроить импровизированную вертолетную площадку. Евсеенко, когда понял, чего от него ожидают и что ему предстоит выполнить в ближайшее время, проникся моментом и скрепя сердце вернулся из летнего мира 1914-го в бункер собирать вертолеты и доводить их до работоспособного состояния. Единственное, чего я боялся, так это что наш лагерь обнаружат немецкие патрули, которые по идее должны заниматься прочесыванием этих лесов на предмет ловли русских окруженцев, но нет — всё было тихо. По словам наших новых знакомых, они выставляли посты на дальних подступах к лагерю, но за все время, пока нас не было, не видели ни одной живой души. Странно — вроде как центр Европы, хотя тут недалеко такое творится, что у немцев каждый человек, каждый солдат на счету. Им проще выставить посты в поселках и городах и отлавливать изголодавшихся русских, которые сами со временем будут выползать из лесов за продуктами.

Поэтому я, предположив, что испытания вертолетов и шум работы двигателя могут так или иначе привлечь внимание противника, дал команду сворачивать лагерь и, главное, ликвидировать любые следы нашего тутприсутствия. Обертки от сухпаев, консервные банки, мешки, бытовые отходы — все это тщательно собиралось и упаковывалось в пластиковые мешки, чтобы потом утилизировать в нашем времени, хотя, конечно, было проще все утопить в болоте, но решили перестраховаться.

Место для вертолетной площадки было выбрано метрах в четырехстах от лагеря, правда там пришлось немного поработать бензопилами, срезая лишние деревья, но приемлемая площадка размером двадцать на двадцать метров была получена. И мы, перетащив туда один из маяков и заново организовав охрану, открыли портал и на специальной платформе по пандусу скатили первый собранный вертолет. Для использования в этом времени его решили немного доработать, на что ушло немало времени. В первую очередь перекрасили в защитный цвет, а то ярко-синий, как он был выпущен на заводе, сильно бросался в глаза, под днищем установили специальное крепление для пространственно-временного маяка, установили дополнительные баки. По бортам подвесили пару мощных инфракрасных прожекторов, чтобы пилот даже в ночных условиях и с приборами ночного видения не сильно мучился в поисках подходящей площадки для посадки.

Время летело незаметно, и вот уже на третьи сутки ночью Евсеенко, облетав оба вертолета, коротко доложил: "У меня всё готово". Одну из винтокрылых машин снова поставили на платформу и закатили в бункер, где она заняла свое законное место рядом с БТРом и БМП-2. Это у нас были средства усиления, полностью заправленные и укомплектованные боеприпасами, на случай нештатной ситуации, когда придется просто отбиваться от напавших супостатов. Тут же стояли несколько самодельных зарядов объемного взрыва, как раз именно для такого случая, и их с легкостью можно было подцепить выносной штангой и отправить на ту сторону, для зачистки территории вокруг точки выхода.

Дав Евсеенко время до вечера на отдых, мы продолжали работать. Дегтярев ушел с двумя бойцами через лес, для установки радиомаяка — ведь надо было пилоту хоть как-то ориентироваться в воздухе. Пользуясь опытом наших прошлых выходов, мы решили установить два маяка, на максимально большом расстоянии друг от друга, чтобы автономная пассивная система на вертолете с большой точностью могла определять местоположение. Пока было время, убедившись, что на поверхности буран уже основательно поутих, я решил по-быстрому смотаться в наш основной бункер, узнать, как идут дела, и прихватить дополнительное спецоборудование, необходимое в проводимой операции. В сопровождении охраны на бронетранспортере мы выехали в сторону Симферополя.

Еще одной причиной для поездки было привлечение дополнительных людей для проведения операции — обычного состава нашей банды было явно недостаточно. Отбор бойцов и оперативников из нашего времени требовал определенного времени на многочисленные проверки, а я хотел попытаться привлечь старых друзей. С одним из них, соратником еще по боям в Могилеве 1941 года, я встретился до того, как мы, после восстановления канала, отправились на вторую экспедицию в 1914 год…

Старшина Вяткин командовал взводом охраны на перевалочной базе возле Чкалова-Оренбурга. Было видно, что служба его тяготит, но старый солдат терпел, и в таком состоянии я его нашел и вытащил на приватный разговор.

— Здравствуй, Фрол Степанович, давно тебя не видел.

— И вам, товарищ подполковник, доброго утречка.

— Обижаешься, что забыл?

— С чего бы это, я всего лишь простой старшина, товарищ подполковник.

— Фрол Степанович, мне было нужно, чтобы тебя оставили в покое и не сильно со мной связывали. А своих я не забываю, и ты это прекрасно знаешь.

Вяткин ухмыльнулся и постарался скрыть улыбку в усах, но это не ускользнуло от меня.

— Это правда, Командир.

— Я вот что хотел спросить, не как командир, а как потомок.

Было видно, что он озадачен — мы вышли из привычной психологической модели поведения командир-подчиненный. Вяткин вопросительно уставился на меня.

— Ты, Фрол Степанович, знаешь, что у нас тоже была гражданская война, и сам воевал в империалистическую и в гражданскую. Каково оно было?

— Хм, вопросы ты задаешь, Командир.

Вяткин опустил голову. Я же прекрасно знал, что есть официальная правда, а есть та, что помнят реальные участники.

— Знаешь, Командир, страшно было, так же как у тебя в мире, когда все рушится и брат на брата идет. Такое впечатление, что мир взбесился и все ненавидят друг друга.

— А как в Красную Армию попал?

— По мобилизации призвали, выбора не было. Сначала белые, потом в плен попал и стал красным… Многие так из армии в армию, мало кто воевать хотел.

— Понятно.

Я замолчал, изредка поглядывая на старого боевого товарища, который опустил голову, как бы снова переживая давние события. Я решил задать самый важный вопрос.

— Скажи, Фрол Степанович, а если бы была возможность всего этого избежать, но чтобы царь остался на месте и не было революции.

— Это как? — старшина непонимающе на меня уставился, но взгляд его сразу стал очень настороженным.

— Предотвратить империалистическую войну, не допустить революции и соответственно гражданской войны. В общем, спасти около двадцати миллионов русских людей, никакого красного и белого террора, никаких ГУЛАГов и продразверсток, никаких эпидемий тифа, испанок, разрухи.

— Вот ты о чем, Командир.

Он опять замолчал. То, что Вяткин быстро сложил два плюс два, было понятно, он сидел и что-то обдумывал, потом, опустив голову, глухо заговорил:

— Нас в семье было семь братьев и две сестры. Трое на империалистической сгинули, двоих, Матвея с Петькой, бандиты на дороге убили, когда в город хлеб на продажу повезли в августе семнадцатого, Семка, младший, пошел добровольцем к большевикам, пока я на фронте был, и сгинул где-то под Царицыным. Сестры, да тятенька с маменькой в девятнадцатом умерли от тифа, один я остался из Вяткиных.

Он поднял голову, и я впервые на лице этого пожилого, повидавшего многое на своем веку мужчины увидел слезы.

— Я же слышал, как Санька Артемьев обещал Егору Кареву его батьку, погибшего в шестнадцатом царского офицера, найти. Ведь еще тогда поверил и подумал, что сам бы хотел своих родителей да братьев с сестрами увидеть да уберечь от смерти. Значит, получилось в другое время? А, Командир?

— Да, Фрол Степанович. Август четырнадцатого. Но сам понимаешь, это тайна, и если здесь узнают, — я чуть крутанул головой, — нам руки начнут выкручивать.

— Да понимаю, Сергей Иванович. Что от меня требуется? Ведь не зря же пришел.

— Мне нужны люди, наши, проверенные, кто готов работать в царской России и не бросится сразу воевать за свободу мирового пролетариата. Вон этот пролетариат почти до Москвы дошел и сколько безвинного народа положил. Просто мы, с нашим языком и манерой поведения, будем разительно выделяться и светиться как новогодние елки, а ты там жил и знаешь, что и как.

Вяткин кивнул, прекрасно понимая, про что я.

— Много людей нужно?

— Нет. Ты мне прощупай Маркова и Малого. Молодых не трогай, они неизвестно как себя поведут, долго проверять, времени нет. А вот Злой и Кукушка явно пострадали от советской власти, и этим надо воспользоваться.

— Понятно, Командир. Поговорю.

— Только так, чтобы не знали, куда и зачем их будут вызывать. Про девятьсот четырнадцатый сам им сообщу…

На этом наш разговор был закончен, но я не сомневался, что Вяткин всё выполнит в лучшем виде — я его знал, и старшина никогда не подводил.

Появившись на базе, я сходил в прошлое в Москву, пересекся с Судоплатовым, обсудил накопившиеся вопросы, потом сгонял на базу в Аргентине и проконтролировал отправку маяков в Парагвай, к генералу Белову, и в Боливию, где советская разведка начала активную работу по подкупу местных чиновников и организации мощной резидентуры. Насчет генерала Белова у меня были свои планы, но я их решил не раскрывать раньше времени. Под самый конец уже появился на основной базе под Чкаловым, где меня ждали три боевых товарища: Вяткин, Марков и Малой, которых своей властью я практически в приказном порядке забрал под свое руководство. По их горящим глазам я видел, что Вяткин намеками все же выдал друзьям основную причину того, что я их выдернул снова к себе, поэтому они без всяких вопросов проследовали за мной и, уже привычно расположились в БТРе, на котором мы должны были выехать в Перевальное. Перед самым выходом связался с Семеновым и коротко сообщил, что операция переходит в активную фазу, и в ближайшее время понадобится минимум два МИ-24 с лояльными экипажами. Васильев, который отвечал за безопасность всего комплекса в наше отсутствие, с нетерпением ждал возможности переговорить наедине. Его очень интересовало состояние дел по нашему новому проекту. Получив подробный рассказ, он заметно приободрился и доложил, что согласно моему приказу идет скрытая вербовка среди бойцов нашего первого потока, которые еще при полковнике Черненко перешли на нашу сторону. Вот из них мы и начали потихоньку формировать так называемую армию вторжения. Под это дело выделялась боевая техника, накапливались запасы горючего, продуктов, боеприпасов, средств связи и другого необходимого оборудования.

— В общем, так, Вадим, операция перешла в активную фазу. В ближайшее время возможна переброска в то время крупных партий боевой техники, для, так сказать, проявления нашего присутствия…

— Твой план?

— Да. Сейчас проводим подготовительные мероприятия, но на всякий случай готовь доверенных людей и собирай их на базе. Повод — есть подозрение, что не все бандеровцы подохли, и возможно новое нападение. Подготавливай Молодежное — будем в основном оттуда под шумок перемещаться. В Перевальном много не наработаешь, как начнем таскать технику — привлечем внимание.

Решив все дела и забрав у своей супруги, которая нашла и припрягла работать нескольких женщин, умеющих шить, упаковки с офицерской формой образца 1914 года, с чистой совестью отправился обратно в Перевальное. В принципе все стало работать как часы. Отлаженная система переброски войск и грузов уже не давала сбоев, и снова огромный ангар с установкой периодически заполнялся людьми, техникой, которую перебрасывали с места на место, организуя в тылу противника новый фронт и нарушая всю систему обороны немцев.

По местному времени в мире 1914 года к вечеру всё было готово для вылета. Проведя последнюю проверку, Женя, присев на дорожку по русскому обычаю, хлопнул себя по коленям, порывисто встал и пошел к замершему посередине площадки американскому вертолету, с которого начиналось изменение истории Российской империи.

Его отлет наблюдали ну практически все люди, кто не был задействован в охране района. Здесь аэропланы были экзотикой и редкостью, а миниатюрная винтокрылая машина, набитая электроникой, выглядела по-настоящему техническим чудом. До сумерек оставалось не более получаса, когда, натужно гудя двигателем, А600 Talon, что в переводе "коготь", поднялся в воздух и взял курс на Украину к городу Ровно. Запасов топлива с дополнительными баками хватало на три часа полета, и при поддержке на всем пути крейсерской скорости этого хватало где-то на триста-четыреста километров.

После того как вертолет скрылся в темнеющем небе, мы начали сворачивать лагерь и переводить людей в бункер, где для их временного проживания были выделены отдельные комнаты, естественно, со скрытыми камерами и микрофонами. Но намучившиеся офицеры и солдаты были рады и таким условиям, когда не нужно ждать прихода немецких солдат, вылавливающих в лесах русских окруженцев. Анечке Россохацкой выделили отдельную комнату, где она впервые за пару недель смогла привести себя в порядок.

Пока Вяткин, взвалив на себя обязанности старшины, с интересом занимался размещением прибывших и устройством их быта, освободив меня от решения этих проблем, мы с группой силовой поддержки сидели на пульте и ждали сигнала маяка о необходимости дозаправки вертолета.

Прошло три томительных часа, когда на экране ноутбука, с которого осуществлялось управление установкой, загорелся сигнал, что получен сигнал маяка из прошлого с определенной сигнатурой сигнала и кодовым позывным.

Быстро настроив установку, запустил систему и через минуту после установления пробоя связался со старшим лейтенантом Евсеенко.

— Женя, ну что?

— Всё нормально. Место тихое. Я сделал круг и все в радиусе трех километров осмотрел через тепловизор. Людей нет.

— Понял тебя. Выпускаю группу охраны.

Получив команду, на ту сторону стали выпрыгивать бойцы, экипированные по штурмовому варианту: бронежилеты, каски, приборы ночного видения, тяжелое вооружение, дополненное двумя крупнокалиберными "Кордами", разбегаясь подальше от точки выхода и занимая позиции. После подтверждения об отсутствии опасности в точке выхода мы вышли сами и вытащили с собой длинный резиновый шланг для заправки вертолета.

Евсеенко нашел неплохое место в виде обширной поляны недалеко от густого лесочка на неубранном поле, и чтобы не привлекать внимание, как было до этого, отработанно быстро заправили вертолет. Женя вышел, чтобы размяться и, вооружившись светодиодным фонариком, открывая различные лючки в обшивке, проверял состояние летающей машины перед следующим трехчасовым полетом.

— Ну что? Как прошел полет?

— Незабываемо, — пошутил старлей, — видел войска на марше. Четкой линии обороны нет, в общем, благодаря отсутствию нормальной системы ПВО, да тем более ночью, когда никто летать и не думает, мне ничего не грозит.

— Понятно. Хорошо, Женя. Проверяй, заправляйся и до следующей посадки. Ищи нормальное место для дневки. Вообще, лучше всего будет оставить маяк под охраной двух наших ребят, вертолет обратно в бункер, на техобслуживание, а ты отсыпаться.

— Неплохо было бы. Вроде как линию непосредственного соприкосновения войск я пролетел с час назад, дальше проще будет.

— Хорошо, — глянув на часы и увидев, что время работы портала заканчивается и вертолет заправлен, пожал руку пилоту, — всё, давай, время.

Тот кивнул головой, уселся в кресле пилота, закрепил ремни и запустил двигатель. Дождавшись, когда вертолет оторвется от земли и, набрав скорость и высоту, уменьшится до размеров точки и исчезнет в черном небе, я дал команду сворачиваться. Спустя пару минут уже ничто не могло сказать о недавнем пребывании в этом месте пришельцев из будущего.

Глава 14

К нашему, можно сказать, приятному удивлению, перелет из Восточной Пруссии в район города Ровно прошел без эксцессов, благодаря мастерству и знаниям нового члена команды, через трое суток мы свернули радиомаяки и убрали все следы пребывания группы. Здесь должен был проходить очередной этап нашей операции. Забазировавшись в леске, недалеко от городка, где располагался нужный нам госпиталь, мы затянули обратно в портал вертолет и выпустили несколько разведгрупп для наблюдения за обстановкой.

Изучив архивы, мы прекрасно знали, что великая княгиня Ольга Александровна работает сестрой милосердия в госпитале Евгеньевской общины Красного Креста, поэтому разведгруппы старались отслеживать передвижение в этом направлении всех групп раненых без вождения в сам город. Вообще визуально Ровно выглядел натуральным прифронтовым городом, с многочисленными военными, спешащими по своим делам, беженцами, ищущими защиты и помощи, и многочисленными тыловиками, которые всегда выделялись на фоне остальных людей, носящих форму. Я такое не раз видел в своей жизни, и в данной ситуации нас интересовало, насколько эффективно в такой среде будет работать русская контрразведка.

Наша деятельность в некоторой степени осложнялась многочисленными казачьими разъездами, которые охраняли подступы к Ровно, где сейчас находился штаб Юго-Западного фронта Русской армии. Учитывая насыщенность города военными подразделениями и наличие крупной железнодорожной станции с соответствующей охраной, открытые боевые действия с погонями и перестрелками в наши планы не входили, поэтому пришлось на ходу корректировать планы. Хотя охрана и патрули, как по нашему разумению, имели больше декоративные функции и от нападения хорошо подготовленной разведывательно-диверсионной группы защитить не смогли бы. Даже пара пулеметов на крыше штаба фронта для нас не были помехой. Огромное количество новых людей, появившихся в городе, существенно упрощало нашу работу, поэтому переходя к активным действиям, мы направили в Ровно Катерину. Артемьева, переодевшись в платье зажиточной крестьянки, в сопровождении Вяткина, до обеда умудрилась проникнуть в сам город и, свободно гуляя по местному рынку, накупила всяких вкусностей и сумела достаточно подробно снять схему города. Причем все это сопровождалось аудио-видеосъемкой, и мы к концу дня прекрасно представляли порядок прохождения патрулей и общую концепцию системы безопасности. Ну точно, страна непуганых идиотов. Солдаты, стоящие по стойке смирно с винтовками с примкнутыми штыками на входе в штаб фронта, наверное, должны были показать всю серьезность ситуации, но это вызвало только усмешку и презрительный комментарий нашей Снежной Королевы. Так же просто удалось найти искомый госпиталь и провести его фотосъемку. Катька все время была на связи и уже ближе к вечеру удивленно прошептала в микрофон:

— Феникс, не поверишь, а ведь не мы одни пасем госпиталь.

— Уверена?

— Не до конца, но вряд ли ошибаюсь. Девка, причем весьма и весьма симпатичная, к раненым из этого госпиталя цепляется, и ее страхуют минимум два человека.

Я от радости чуть не захлопал в ладоши.

— Прицепи к ней незаметно "жучка" и поводи по городу. Послушаем, о чем будут говорить.

— Поняла, — и от себя добавила: — Хорошо, что у них тут комендантского часа нет, хотя город вроде как прифронтовой, но тут столько беженцев, что любой разведке есть возможность развернуться. В общем, Феникс, работаю.

— Понял, Белка, поосторожнее там…

Вечером, после получения более подробной информации, собрались на военный совет, пригласив на него обоих офицеров Марченко и Мещерского. Я сразу взял слово.

— Как мне кажется, похищать и устраивать догонялки нам не стоит. Все-таки лицо императорской фамилии, и с их точки зрения это будет оскорблением. Поэтому силовой вариант разрабатываем, но на крайний случай.

— Что тогда делать?

Я опять усмехнулся — мы уже всё обсудили с Дегтяревым. Маринка, которая изначально курировала этот проект в качестве начальника медслужбы, ощутив на себе мой взгляд, улыбнулась и спросила:

— Что, Сергей Иванович, хотите меня использовать?

— Да, Мариша. Дело в том, что великая княгиня увлекается медициной, и нам проще будет подкатить к ней в качестве представителей Красного Креста. Ну допустим, выходцев из новозеландской русской диаспоры, которые собрали средства и закупили оборудование и медикаменты и хотят прогнуться перед великой Княгиней, которая не гнушается работать обычной сестрой милосердия.

— И как ты себе это представляешь?

— Проще простого. Возьмем какой-нибудь немецкий "Опель-блиц", установим на него мобильный рентгеновский аппарат, аппарат УЗИ, ну еще что-то, сама придумаешь, на второй грузовик поставим дизель-генератор, наберем стерильных бинтов, шприцов, лекарств, список сама подберешь, и в сопровождении настоящих господ офицеров и солдат, которые должны будут помогать все это разгружать, — кивнул на Марченко и Мещерского. — Едем туда не скрываясь и начинаем показывать чудеса медицинской науки. Как думаете, привлечет это внимание великой княгини?

По улыбкам и ухмылкам собравшихся я понял, что план в принципе народ одобряет, а то как-то ночью похищать объект, при этом нарвавшись на пулю предков, в которых по определению стрелять не хотелось, никого не прельщало.

— Но остается вопрос, кто ведет наблюдение за госпиталем, где работает великая княгиня? — подал голос Дегтярев.

— Вариантов много. Это может быть и местная контрразведка, профилактику, так сказать, проводит и немцы, и революционеры. Завтра утром будет что анализировать, Белка сейчас на прослушке. Но машины все равно придется готовить. Штурмовой группе быть наготове. А вам, — я обратился к офицерам царской армии, — изучайте автоматы ППС-43. Как раз нам партию доставили, возможно, что в ближайшее время придется использовать.

Ночью, по времени суток 1914 года на связь снова вышла Артемьева.

— Феникс, я их послушала и записала, но, честно сказать, польского я не знаю, будете сами эти пшекающую белиберду разбирать. Хотя там сильно ругались и в разговоре упоминалось имя великой княгини.

— Запись сделала?

— Конечно.

— Оставайся на месте, отправь Вяткина утром с коммуникатором и ретранслятором, пусть по Wi-Fi скинет запись, да и снимки тоже, я тут буду искать того, кто польский знает. Самому интересно, что пшеки задумали…

Но все оказалось проще: на фоне тяжелейшей Галицкой битвы, которая в данный момент разворачивалась на фронте протяженностью более четырехсот километров, группа из пяти человек, входящих в какую-то польскую экстремистскую организацию, должна были провести серию терактов в штабе Юго-Западного фронта и, главное, в госпитале, где работала великая княгиня Ольга Александровна, тем самым на время нарушив управление войсками и вызвав в частях панику и волнения. В принципе план был неплохой и у поляков были все шансы на успех, но ведь мы, сколько ни рылись в архивах, никогда не слышали о такого рода акциях, значит, они где-то в нашей истории прокололись, вот этим и нужно было воспользоваться, а образно говоря, сдать их местной контрразведке и, тем самым завоевав доверие, приблизиться к великой княгине. План был неплохой, многоуровневый и с широкой возможностью вариаций при изменении обстановки. Осталось только отработать детали передачи информации и получения возможности пробиться к госпиталю с нашими медикаментами.

Просматривая полученные очень качественные фотографии штаба фронта на экране большого жидкокристаллического телевизора, услышал удивленный возглас капитана Марченко, который сидел в сторонке, стараясь не вмешиваться в наши планы. Как мне казалось, он еще не совсем проникся к нам доверием, и довольно сильный скептицизм все еще владел им.

— А вот этого человека я, кажется, знаю!

На него уставились пять пар глаз.

— Ну-ка, Алексей Николаевич, давайте повнимательнее.

Марченко встал и подошел к экрану и показал на снимке на одного из офицеров, стоящих возле штаба. Я укрупнил изображение, Марченко всего несколько секунд рассматривал его и, посмотрев следующий снимок, удовлетворенно констатировал:

— Ну точно он.

— Может, поясните, Алексей Николаевич?

— Извините, господин полковник. Это Игорешка. Точнее Игорь Матвеевич Шапенбах. Мы вместе учились в Михайловском училище. Друзьями не были, но и не враждовали.

— Что за человек?

— Да как все. Карьерист, но не подлый.

— А ведь это как раз то, что нужно! — я почти закричал от радости. И повернув голову к Марченко, дал команду: — Вот что, Алексей Николаевич, приводите свою форму в порядок и подготовьте список документов, с которыми раненый офицер с другого фронта может приехать в прифронтовой город, чтобы искать в госпитале своего раненого брата.

— Но у меня нет брата!

— Двоюродного. Допустим, любимая тетушка слезно просила об этом племянника, который, получив ранение, чудом вышел из окружения в Восточной Пруссии и отправился в отпуск в поисках родственника в Ровно.

После моего монолога все в комнате улыбались, посматривая с интересом на Марченко, которому в ближайшее время предстоит играть в супершпиона, как любят выражаться потомки…

* * *

Капитан Марченко стоял в подворотне и наблюдал за входом в штаб фронта и ждал появления Игоря Шапенбаха. Странно, он совершенно не нервничал и чувствовал себя легко и свободно, как когда-то, сдав все экзамены в Михайловском училище и понимая, что все страшное уже позади. Несмотря на всю убедительность фактов, которые привел и показал подполковник Оргулов, он разумом понимал, а душой все не мог поверить, что скоро Россию ждут такие страшные потрясения и реки крови. Но сейчас, ожидая своего бывшего однокашника по военному училищу, он наконец-то осознал, что причастен к чему-то большому, великому, когда от него потребуются все силы, знания и умения и, возможно даже, жизнь и честь. Как ни странно, Алексей Марченко готов был пойти на эти жертвы, прекрасно понимая, какую цель ставят перед собой пришельцы из будущего. И он им верил, точнее поверил, так же, как и штабс-капитан Мещерский, все еще воющий по ночам от головных болей, результата контузии. Да, это именно то дело, ради которого стоит всем рискнуть.

Марченко наконец-то увидел знакомый профиль и, выкинув сигарету, быстрым шагом вышел из подворотни и направился в сторону группки офицеров, которые рассаживались по автомобилям. Решив привлечь внимание, он громко вскрикнул:

— Игорешка! Игорь Шапенбах!

Его бывший однокашник, услышав свою фамилию, резко повернув голову, встретился с ним глазами и изумленно замер, практически сразу узнав и вспомнив кричащего офицера, с забинтованной головой, рукой на перевязи и с большой деревянной кобурой немецкого автоматического пистолета Маузера на боку.

— Леша! Леша Марченко! Какими судьбами? Откуда?

Все-таки дружба и сплоченность михайловцев была не пустым звуком, и капитан Шапенбах подвел своего однокашника к остановившимся возле машины офицерам, среди которых старшим был импозантный полноватый полковник, который, прищурив глаза, наблюдал за этой встречей.

— Господа. Господин полковник, позвольте вам представить моего друга и однокашника по Михайловскому училищу, капитана Марченко Алексея Николаевича.

Отдав честь и пожав руки, Марченко все еще стоял по стойке смирно в окружении старших офицеров. Полковник, пробежавшись взглядом по измученному и исцарапанному лицу капитана, по забинтованной голове, руке на перевязи, особенно долго разглядывал деревянную кобуру с пистолетом Маузера, коротко спросил:

— Где были ранены, капитан?

— Восточная Пруссия, во Второй армии генерала Самсонова. Воевал в первой артиллерийской бригаде 1-й пехотной дивизии 13-го армейского корпуса.

Всем присутствующим была известна судьба армии Самсонова, и на капитана стали смотреть по-другому. Эти повидавшие жизнь офицеры поняли, сколько пришлось перенести этому побитому жизнью капитану.

— Оттуда трофей? — полковник кивнул на висящий на боку пистолет.

— Так точно, ваше превосходительство!

— Как здесь оказались?

— Во время прорыва из окружения был ранен, но вышел к своим, и по ранению и контузии получил двухнедельный отпуск. В данный момент ищу своего двоюродного брата, который после ранения должен был быть переправлен в Ровно в военный госпиталь.

Полковник со знаками различия артиллерии и с почти незаметным на фоне остальных наград знаком отличия Михайловского артиллерийского училища кивнул головой.

— Плох тот михайловец, что не готов уделить время боевому другу Игорь Матвеевич, — обратился он к Шапенбаху, — вы нам пока не нужны, можете уделить немного времени своему другу.

— Спасибо, ваше превосходительство!

Через полчаса они сидели в ресторане в отдельном кабинете и отмечали встречу. Марченко чувствовал себя немного неуютно, зная, что среди бинтов на руке у него находится миниатюрный радиопередатчик, и находящиеся недалеко люди Оргулова его слышат и подстраховывают. Но увлекшись разговором, они поведали друг другу о военной карьере, вспомнили и перемыли косточки всем знакомым. Марченко рассказал краткую историю своих боевых похождений в Восточной Пруссии, что произвело впечатление на его сокурсника.

— Да, Леха, — воскликнул захмелевший Шапенбах, — пришлось тебе хлебнуть лиха.

Марченко мрачно опустил глаза в тарелку и ответил:

— Все хлебнем.

Шапенбах, сразу протрезвев, с интересом глядел на своего друга.

— Не стоит, Леха, мы отомстим.

— Надеюсь.

— Ты, кстати, где остановился? — попытался перевести разговор со щекотливой темы Шапенбах.

— Да тут недалеко… — И, выдержав паузу, начал тот основной разговор, ради которого была затеяна эта вся встреча.

— Слушай, Игорь, мне нужен твой совет, может быть даже помощь.

Его собеседник чуть подобрался.

— Для друга все что угодно.

— Игорь, все не так просто. Я не знаю, к кому идти с моей проблемой, вот может, ты что посоветуешь? Дело государственной важности.

— Говори! — сразу насторожился Шапенбах.

— Не знаю, с чего начать… Ну в общем, есть у меня дальняя родственница по линии матери. Они еще в середине прошлого века эмигрировали в Австралию, и там занимаются медикаментами. До начала войны она приехала в Россию, налаживать деловые связи. Екатерина, так ее зовут, уже неделю в городе и хочет пожертвовать госпиталю, где работает ее императорской высочество великая княгиня Ольга Александровна, две машины, полные лекарств и перевязочных материалов, ну сам понимаешь, чтобы устроить рекламу, а потом уже за деньги начать поставки. И лекарства у нее очень даже неплохие, у нас таких не делают. Но она не знает, как подступиться, все-таки лицо императорской фамилии.

— Ну, — фыркнул Шапенбах, — это дело поправимо. Правда, нужно будет… — он не стал продолжать, но Марченко понял, что это намек на взятку.

— Игорь, это присказка, а сказка будет дальше.

Тот ухмыльнулся, мол, продолжай, а Марченко в душе обиделся — вот что значит штабной офицер.

— Она в городе неделю и случайно услышала странный разговор двух приезжих поляков, которые думали, что она австралийка, и поэтому сильно не скрывались. И в этом разговоре мелькали слова бомба, княгиня, штаб фронта.

За столом повисла пауза. Шапенбах понял, куда клонит его сокурсник, и подался вперед.

— Ты же знаешь, я немного польский знаю, и Катя мне показала этих людей, и три последних дня я и мой денщик за ними следили, чтобы было с чем идти.

— И что?

— Ну в общем, их пять человек, это те, кого я смог зафиксировать. Они члены какой-то польской бомбистской террористической организации и собираются обвешаться бомбами и взорвать штаб фронта, телеграфную станцию и, главное, госпиталь, где сейчас работает великая княгиня Ольга Александровна. Я вот думаю, как с таким материалом идти к жандармам?

Шапенбах вскочил и стал мерить кабинет быстрыми шагами, продумывая ситуацию. То, что он ему поверил, — сомнений не было. С некоторой грустью Марченко получил подтверждение словам Оргулова: "Сразу ухватится, чтобы устроить цирк с клоунами и раскрыть заговор. Карьерист есть карьерист".

— Ты уверен? Ты их опознать сможешь?

— Конечно! — уверенно ответил Марченко. Он фотографии и кинофильмы бомбистов, присланные прапорщиком Артемьевой, изучал особо тщательно и ошибиться не мог.

— Хорошо, Леша, когда ты говоришь, они должны выступить?

— Завтра.

— Пойдем.

Шапенбах бросил на стол деньги, а на попытку соратника что-то возразить, он только отмахнулся. "Раньше за ним такой расточительности не замечалось", — прокомментировал про себя Марченко.

Через час, когда на улице уже начало смеркаться, они стояли по стойке смирно перед непосредственным начальником Шапенбаха, тем самым полковником Заболотным, который, внимательно выслушав доклад своего подчиненного и его друга, некоторое время с особой дотошностью, больше достойной матерого жандарма, выяснял подробности. Но тут Марченко был подготовлен основательно — Оргулов тщательно проработал весь план и нюансы легенды. Судя по тому, как изменилось лицо полковника, он поверил рассказу от начала и до конца. Резко поднявшись, приказал офицерам дожидаться его возвращения, вышел из кабинета.

Прошло не меньше часа, когда он вернулся в сопровождении жандармского ротмистра, видимо из контрразведывательного отдела, который снова стал долго выпытывать, что и как знал Марченко, въедливо ловя на мелочах. Заодно на всякий случай проверил отпускные документы, но тут все было нормально — полиграфическая техника потомков оказалась на высоте. Убедившись в точности и верности рассказа, тоже кивнул головой.

— Вроде говорит правду.

Марченко поднялся со своего места.

— Да как вы смеете?

Безымянный ротмистр поднял руку.

— Капитан, вы сами должны понять, то, что сообщили, весьма важно, и это нужно проверить.

В разговор вмешался молчавший до этого Шапенбах:

— Господин ротмистр, вам не кажется, что мы теряем время и рискуем жизнью лица императорской фамилии. Может, будем действовать?

Жандарму не совсем понравилось такое отношение, но видимо, ему были даны соответствующие указания, и через двадцать минут Марченко с двумя жандармскими чинами ехал в машине по указанному адресу, где, по данным Артемьевой, должны были храниться заготовки для взрывных устройств. Его в бой не пустили, раненая рука все-таки мешает, да и как свидетель он заслуживал особого отношения, а в дом ворвались казачки и несколько жандармов. Раздался стук, звон разбитого стекла, дикий женский крик и серия выстрелов.

"Вот оно началось…" — подумал Марченко и увидел, как с крыши спрыгнул человек и побежал по улице.

* * *

Я через ретранслятор внимательно слушал все разговоры Марченко, и когда началось выдвижение групп захвата к фигурантам, связался с Катериной и Малым, который держали под контролем дом, где засел глава, а точнее куратор этой компании.

— Белка, Кукушка, пошло выдвижение, будьте готовы.

— Усегда готова! — вякнула Артемьева, подражая Папанову. Что-то она стала слишком игривой.

— Готов, — подтвердил Малой, вышедший на позицию.

Перед отправкой Марченко в город план пришлось немного подкорректировать, учитывая какой анализ ситуации буквально через несколько часов после передачи всей накопленной информации по странной группе пришел от Семенова. Он даже сам вышел на связь по закрытому каналу.

— Сергей Иванович, во что вы там опять вляпались?

— Думал, вы мне расскажете.

— Аналитики проанализировали переданную вами информацию и схватились за голову, такого никто ожидать не мог.

— А можно поподробнее?

— Подробнее? Группа действительно состоит из поляков, но руководит ею этнический австриец. Мы его пробили по архивам того времени, но имеются только косвенные данные, что это офицер австро-венгерского генштаба, который потом будет заниматься разработкой Пилсудского и курировать организацию вооруженных сил и спецслужб независимой Польши. В общем, матерый разведчик, и такого должны брать спецы, иначе постреляет народ. Что-то вроде австрийского Сиднея Рейли. О покушении, которое вы нарыли, никто ничего не знает, видимо, они погорели еще на этапе планирования. Если получится взять этого резидента, уже сильно подкорректируете реальность.

— Вас понял, постараемся чисто сработать. Если местные не возьмут, то просто завалим его.

— Каким образом?

— А на него маяк повесили.

Семенов хохотнул.

— Ну и затейник вы, Сергей Иванович…

После получения этой информации и решили подстраховать местных. Единственное, что меня волновало, как бы местные контрразведчики не додумались послать запрос относительно реальной судьбы Марченко, а то получат ответ: "пропал без вести в районе Мазурских озер в Восточной Пруссии". Но, прослушивая разговоры, я понял, что жандармы не стали заморачиваться и решили сразу реализовать полученную информацию.

Как мы и предполагали, австрийский Рейли просто так не сдался и, завалив двоих жандармов и одного казака, с заместителем лихо вырвался из дома через чердак, отстреливаясь. И он бы удрал от преследователей, если бы не Катерина с ВСС с ночным прицелом.

— Феникс, вижу две цели. Завалили двух жандармов. Вот лохи, ну кто же так штурмует дом…

— Белка, видишь их?

— Да, в секторе стрельбы.

— Обоих подстрели, но так, чтобы живьем достались местным безопасникам.

— Вас поняла.

Я представил эту картину, как бесшумная снайперская винтовка несколько раз кашлянула, и резидент упал на землю с простреленным плечом и ногой, выронив пистолет, а его заместитель катается по земле и воет, держась за раздробленную пулей стопу.

— Феникс.

— На связи.

— Готово. Обоих спеленали.

— Понятно, уходи. Завтра начинаем второй этап операции. А я пока буду Марченко слушать, сейчас там начнут слонов раздавать.

Судя по переполоху, который поднялся в городе, такую перестрелку услышали все заинтересованные люди, и, по данным Артемьевой и Вяткина, по городу как ужаленные носились патрули, оцепляя район. Подключившись к прослушке, размещенной в перевязанной руке Марченко, я с интересом узнал, что благодаря нам действительно накрыли штаб-квартиру террористов со стандартным набором в виде стрелкового оружия, взрывчатки и несколькими готовыми к применению взрывными устройствами. Экспресс-допрос, проведенный по горячим следам в весьма жесткой форме, подтвердил все слова Марченко, и особенно это касалось уничтожения женщиной-смертницей госпиталя с работающей там великой княгиней. Утром город гудел как растревоженный улей, а на Марченко, как главного виновника, посыпались благодарности, и расчувствовавшийся командующий фронта лично прицепил ему на грудь какую-то награду, прекрасно понимая, от какой напасти его спас наблюдательный капитан.

После такого дебюта в Ровно просьба геройского капитана, раскрывшего коварный замысел врага, о допуске его родственницы-австралийки, желающей пожертвовать на нужды Красного Креста лекарства и медицинские приборы, была сразу одобрена.

"Вот теперь будет наш выход", — я радостно потер руки.

Глава 15

Два немецких "Опель-блица", захваченных нами в качестве трофеев еще в 1941 году, рыча двигателями, медленно пробирались по разбитой войсками дороге к Ровно. В этих двух машинах простой болгаркой были удалены все возможные метки относительно фирмы изготовителя автотранспорта и особенно года производства. По сути дела это были обезличенные аппараты, которые тем не менее вызывали большой интерес у всех, кто видел это чудо немецкого автопрома. Для придания дополнительной правдоподобности на тентах машин были нанесены большие красные кресты, что должно было убедить всех встречных, куда и зачем направляются грузовые автомобили столь необычного вида.

В головной машине, вместе с Вяткиным, который сидел за рулем, ехал Марченко в качестве сопровождающего и паре встреченным патрулям показал имеющийся пропуск. Во второй за рулем сидел я, а рядом примостилась Марина Кузьмина, которая должна была проводить презентацию новых препаратов и оборудования. Из-за отсутствия места Санька Артемьев ехал в кузове, но по этому поводу сильно не горевал, вольготно развалившись на мягких тюках с перевязочным материалом. В общем, через пару часов непринужденной поездки мы подъехали к городу, где на въезде у нас еще раз проверили документы. Прекрасно зная, где расположена цель нашего визита, целенаправленно поехали в нужном направлении, трясясь по выложенным брусчаткой центральным улицам, провожаемые заинтересованными взглядами — все-таки машины выглядели достаточно необычно. Интересно, что было бы, если бы последовали совету Дегтярева и не стали бы заморачиваться и приехали в город на наших армейских "Уралах" или ЗИЛах, вот где была бы потеха.

Мы припарковали машины вдоль улицы возле длинного деревянного здания, в котором разместился военный госпиталь Красного Креста. Тут же были припаркованы еще несколько грузовиков, из которых на носилках сгружали раненых, только недавно доставленных с фронта санитарным поездом. Мы не стали сильно наглеть и мешать процессу, тем более тут же сразу нарисовалась Артемьева, уже переодевшаяся во вполне приличное и даже элегантное платье. Для создания имиджа она держала в руке изящный кожаный портфельчик для бумаг, и, судя по змейке — явно из нашего времени. Хотя на фоне всего остального это уже не выглядело перебором, все равно сегодня день иновременных сюрпризов.

Когда мы вылезли из машин, подошла Артемьева и коротко доложила:

— Охрана усилена, на улице двое новых наблюдателей. Ничего серьезного, обычные топтуны, не боевики.

— С главврачом говорила?

— Пока нет, ждала капитана Марченко. Он тут герой, лучше с ним идти, а то на всех левых женщин, что пытаются сюда пройти, и так косо смотрят.

— Понятно. Работайте по плану, мы на подстраховке.

Артемьева, мило улыбнувшись, кивнула Марченко в сторону крыльца, где уже стояли несколько человек и с интересом рассматривали наши машины. Подойдя к часовому, капитан коротко представился, и по тому, как подтянулся солдат, стало понятно, что про него тут уже слышали. Поэтому он и Катерина беспрепятственно прошли в здание госпиталя, а мы остались стоять с Маринкой ждать развития ситуации. Тут же рядом нарисовался Санька, в такой же простой солдатской гимнастерке, как и я, с погонами рядового, правда отличали нас от остальных солдат не только наше происхождение, но и бронежилеты скрытого ношения, и малогабаритные радиостанции. Сев снова за руль, я воткнул в ухо наушник приемника и стал слушать, что там происходит у Катерины с Марченко. Но все обстояло самым лучшим образом, и дородный дядька, узнав, что пришла партия заграничных препаратов и новейший портативный медицинский рентгеновский аппарат в комплекте с генератором, сразу задергался и изъявил желание ознакомиться со всем списком вкусностей.

К сожалению, великой княгини на горизонте не было, и пришлось играть свою роль дальше, но вот двух переодетых жандармов Катя срисовала сразу. Они подвизались помогать в разгрузке, но мы такое предусматривали, поэтому сильно и не сопротивлялись. Но вот монтаж и настройку рентгеновской установки мы, естественно, не могли доверить никому.

Но все прошло нормально: несмотря на большую загрузку госпиталя, нам выделили специальное помещение для рентгеновской установки, и мы под присмотром одного якобы "санитара" прокладывали силовые кабеля в ПЛАСТИКОВОЙ изоляции, ставили привычные для человека двадцать первого века силовые щитки и пакетные выключатели. Конечно, с точки зрения сохранения секретности все выглядело дико и непрофессионально, но тут все было тщательно продумано, да и в это время преклонение перед заграничным гением было обычным явлением.

Смотря на нашу работу, приставленный жандарм немного расслабился, поняв, что мы действительно неплохие специалисты в своем деле. А куда денешься, когда столько было сделаноработы по благоустройству бункеров и их систем безопасности, поэтому работа спорилась, и уже через пару часов установка была смонтирована, провода проложены. Мы приступили к запуску бензинового генератора, с которым тоже пришлось повозиться, срезая шильдики и стирая всякие надписи. Но все равно качество исполнения и новые материалы произвели впечатление на окружающих, и к нам уже стали относиться с меньшей настороженностью.

Катя, как представитель "австралийской фирмы", отправила общаться с начальством Марину Кузьмину, которая быстро нашла общий язык с главврачом, жутко удивившимся женщине, имеющей огромный опыт хирургических операций, причем военно-полевого характера. Сначала он попытался крутить носом и устроил Маринке настоящий экзамен, но не на ту напал. Наше медицинское светило после всех перипетий Третьей мировой войны сумело заткнуть за пояс принимающую сторону и, установив статус-кво, перешло к описанию привезенных подарков. Комплекты хирургических инструментов, которые мы захватили в сорок первом в немецких госпиталях, перевязочные материалы и множество новых лекарств, в том числе привычный стрептоцид, который по своим свойствам для этого времени был настоящим открытием. Хм, наивные люди, это мы им еще пенициллин не вывалили.

Работая с Санькой, мы переговаривались, шутили и смеялись, изображая беспечных простых монтажников, хотя жандарм, видимо, что-то чувствовал и не терял бдительности. Тем более вид перфоратора и других электроинструментов, которые лихо дырявили стены, произвел впечатление, и на нас уже посматривали с уважением, мол, вот что значит заграница. Через час заглянула Артемьева в сопровождении какого-то армейского хлыща с аксельбантами, который вился вокруг нашей Снежной Королевы, как Луна вокруг Земли. Ну, его понять-то можно было — ухоженная и чуть бледноватая Катерина с мастерски наложенным невызывающим макияжем смотрелась уж очень выгодно на фоне сестер милосердия, школьниц, которые помогали раненым, и других местных женщин, которые крутились в госпитале. Да и Марина, та тоже выглядела на все сто, наши девушки перед выходом очень долго сидели за компьютерами и изучали моду этой эпохи. Привнеся некоторые новшества, пошили себе платья. Заглянув к нам с главврачом, она коротко поинтересовалась степенью готовности установки и, стрельнув в меня глазками, напомнила, что установку будет принимать сама великая княгиня Ольга Александровна. Я кивнул головой в знак согласия.

— Все сделаем, Марина Арнольдовна, осталось не больше получаса и можно запускать установку.

— Хорошо. Как сделаете, доложите.

Главврач, увидевший скорость и качество нашей работы, просто умилился:

— Как с вашей стороны великодушно, Марина Арнольдовна, что вы так все предусмотрели, даже в мелочах. Рентгеновская установка в наших условиях будет просто настоящим кладом и спасет немало жизней русских солдат.

Через десять минут на связь вышла Катя.

— Всем, у Маринки контакт с Объектом.

Я незаметно нажал кнопку манипулятора радиостанции.

— Что именно?

— Ездит по ушам, расхваливает вашу установку и рекламирует стрептоцид. Заканчивайте, скоро будет показуха, и надо будет сработать. И так левого народа и охранников больше крыши.

— Понял.

Повернувшись к Саньке, который слышал наш разговор, коротко бросил:

— Надо заканчивать. Сейчас работу будет великая княгиня принимать.

Мы быстро запустили генератор, прогнали установку и сделали первый пробный снимок. Естественно, все прошло нормально, и качество фотографии приданного нам доктора просто привело в восторг. Конечно — ведь не только сам аппарат, но и расходники были из будущего.

Для проформы мы еще извратились и обклеили входную дверь фольгой, чтобы типа не облучать людей в коридоре, и стали ждать визита высочайшей особы, а на входе вывели красную световую панель с надписью "Не входить! Работает установка!"

После того как я доложился и получил сигнал, что нас идут инспектировать, помимо нашего постоянного соглядатая в кабинет зашел еще один, постарше чином, всё быстренько осмотрел, подивился пластиковым клипсам и стяжкам, которыми мы крепили кабели. Задав пару вопросов и убедившись, что мы прекрасно все сделали, и, получив доклад от доктора, в восторженных выражениях охарактеризовавшего установку, жандарм кивнул и ушел, видимо давать добро на посещение.

И вот оно свершилось. Мы с Санькой стояли по стойке смирно возле металлической ширмы, за которой был спрятан пульт управления, и рассматривали княгиню Ольгу. Вместе с ней зашел главврач госпиталя, в глазах которого светился азарт, двое жандармов, Марина, Катя, капитан Марченко и его местный контакт капитан Шапенбах, который на волне популярности и своей причастности к спасению великой княгини набирал себе баллов для карьерного взлета.

Я вышел вперед и, пытаясь выдавить из себя хоть каплю подобострастия, начал рассказывать про возможности установки, про порядок работы и меры безопасности и свойства рентгеновских лучей. Показал снимок поврежденной ноги солдата, которого только что приносили для испытания установки. Мой грамотный и обстоятельный доклад произвел впечатление на всех находящихся, поэтому на мое предложение показать установку в работе Ольга Александровна отреагировала вполне доброжелательно. Закрыли дверь и зажгли световую панель, запрещающую вход в помещение, и за стеной громко заработал генератор, у которого мы специально демонтировали глушитель, и он ревел не хуже гоночного мотоцикла. После сигнала все находящиеся в комнате, кроме нас, ломанулись к металлической ширме, помня поучительную лекцию о вреде рентгеновского излучения, и тут мы начали действовать.

Старший жандарм успел только дернуться, когда Катя приложила ему к шее безыгольный инъектор, который обычно используется в ветеринарии, и вогнала мощную дозу транквилизатора, отчего тот сразу поплыл, покачнувшись, привалился к стене и, съехав, сразу отключился. Второй охранник, получив в ухо от Саньки смачный удар, опрокинулся на пол, и тут же Катя, резво перескочив через ноги заснувшего старшего охранника, сделала шаг и оприходовала второго инъектором. Главврач попытался заголосить:

— Что здесь происходит? Вы понимаете, что делаете… — Но тут же заткнулся, уставившись, как кролик на удава, на пистолет с глушителем, который достала и направила на него Марина. Тут же раздался характерный щелчок инъектора, и врач тоже ушел в страну грез. Остался последний — капитан Шапенбах, который широко раскрытыми глазами смотрел, как быстро нейтрализовали охрану, и даже не попытался дернуться. Он только повернул голову к Марченко и ошарашенно и растерянно спросил, не веря в происходящее:

— Леша, это что?

Тот спокойно и открыто посмотрел ему в глаза:

— Извини, Игорь, так надо. Если нужно будет, ее высочество сама тебе расскажет.

Шапенбах даже не попытался защититься, когда к нему сделала шаг Артемьева и щелкнула инъектором, отправляя в сон.

Княгиня Ольга испуганно смотрела на всё происходящее, и когда все, неугодные нам люди были нейтрализованы, взяла себя в руки и, демонстративно задрав голову, вот что значит царская кровь, проговорила:

— Наверное, мне не стоит кричать, господа убийцы?

Артемьева улыбнулась самой чарующей улыбкой.

— Нисколько, ваше высочество. Они спят, это не оружие, а прибор для подкожных инъекций. Мы им ввели сильное снотворное, чтобы они не мешали нам поговорить с вами.

Но та не сдавалась и повернула голову к капитану Марченко, который единственный в этой комнате выглядел настоящим офицером.

— Господин капитан, может, вы мне все объясните, что происходит? Вы тоже предатель? — последние слова она как бы выплюнула. Хм. А ведь все ее считают хорошей и доброй.

Марченко, смутившись, пожал плечами.

— Нет, ваше высочество. Мы не предатели. Просто выслушайте этих людей и, главное, поверьте, как поверил я, и тогда всё поймете. — Он опустил голову и пояснил: — Это очень тяжелый груз, но вам придется его принять.

— Вы про что?

Я сделал шаг вперед.

— Катя, папку.

Артемьева достала из портфельчика специальную папку, где была собрана полная информация по Ольге Александровне вплоть до ее смерти. Фотографии, воспоминания современников, архивные справки — всё было подобрано, рассортировано достаточно умело, чтобы произвести впечатление. В качестве бонуса было несколько листов со снимками ее акварельных работ, которые она должна будет нарисовать в будущем, и даже фотокопии страниц ее дневника — это уже Семенов постарался.

Она осторожно взяла папку, открыла и стоя начала читать, а мы наблюдали за ее реакцией. Да, видно, ее начало цеплять — все-таки женское чутье не могло ошибиться, и она прекрасно понимала, что такое придумать нельзя, хотя определенная доля скепсиса присутствовала.

Ольга несколько раз поднимала голову и смотрела на нас, потом, не выдержав, спросила:

— Откуда это? И что за язык такой?

Я опять ответил:

— Ну а вы как думаете?

— Я не знаю, что и сказать, — растерянно ответила она, — это похоже на мистификацию. Я не могу поверить. Кто вы такие?

— Успокойтесь, Ольга Александровна. Мы не причиним вам вреда, а наоборот, пришли, чтобы помочь.

— Кто вы? — еще раз она задала вопрос, и как мне показалась, вполне взяла себя в руки.

— Давайте рассуждать здраво. Если принять во внимание, что переданная вам информация достоверна, то мы, обладая столь точной и детальной информацией о будущем, в той или иной мере должны иметь отношение к перемещениям во времени, правильно? Провидцы, шарлатаны и даже ваш хваленый Распутин такого выдать не смогут.

Она недоверчиво кивнула.

— Распутин не мой… — буркнула она.

— Извините. Давайте я представлюсь по полной форме: подполковник Оргулов, военная разведка. Мои подчиненные, — кивнув в сторону своих спутников, — лейтенант Артемьев…

Санька склонил голову и щелкнул каблуками. Вот шут гороховый, но получилось вполне красочно.

— Прапорщик Екатерина Артемьева. Капитан медицинской службы Марина Кузьмина.

И кивнув в сторону Марченко, представил:

— Капитан Марченко. Официально он пропал в районе Мазурских болот при разгроме Второй армии Самсонова. Но реально его и группу солдат мы сумели спасти и отбить от окруживших их германцев, и в данной ситуации он выступает гарантом вашей безопасности.

Она как-то странно встряхнула головой и воскликнула:

— Я ничего не понимаю.

— Все просто, Ольга Александровна. Мы — офицеры Российской армии, но из будущего, из две тысячи четырнадцатого года. В ближайшее время Россию ждут тяжелые потрясения, новая кровавая Смута, унесшая миллионы жизней, и мы, имея возможность путешествия во времени, решили не допустить такого развития истории. Вот так вот.

Великая княгиня, все еще не веря, поочередно смотрела на каждого из нас, но видела только твердые уверенные взгляды.

— Я не верю, — все, что смогла сказать она.

— Мы от вас другого и не ожидали. Но давайте мы ознакомим вас с ближайшим будущим и потом тихо уйдем, а вам дадим время подумать. Еще раз повторяю — вам ничего не угрожает, даю слово офицера.

За стеной громко стучал бензиновый генератор, заглушая все звуки. Ситуация была явно идиотская, но было видно, что Ольга заинтригована и, глянув еще раз в папку, она чуть заметно улыбнулась, видимо, прочитала про свой развод с нынешним мужем и свадьбу с любимым человеком.

— Допустим, я вам поверю. Что вы от меня хотите?

— Катя.

Артемьева достала все из той же папочки планшет, воткнула в него наушники, мазнула по экрану пальцем и передала в руки великой княгине.

— Это воткните в ухо и слушайте — весьма познавательно.

На экране начался несколько сокращенный фильм, который мы недавно показывали капитану Марченко, штабс-капитану Мещерскому и их людям. Пока Ольга, присев на стул, смотрела и слушала презентацию о ближайшем будущем России, мы перетащили людей к стене так, чтобы их не было видно из открытой двери.

Прошло пять минут, и в дверь начали стучать. Я глянул на Ольгу и ужаснулся. По ее щекам текли слезы, и она с трудом сдерживала рыдания. Катя шагнула к ней, опять мазнула пальцем по экрану, поставив на паузу. Я, приготовив свой автомат ПП-2000 с глушителем для боя, попросил ее:

— Ваше высочество, попросите, чтобы нам не мешали. Вы посмотрите фильм, и мы уйдем, никому не причинив вреда. Если нет, то придется прорываться. Но поверьте, мы это с легкостью сделаем и уйдем, но погибнет много народа, и это поломает нам все планы и осложнит работу.

Она только сказала "хорошо" и пошла к двери, которую открыла рывком и громко и властно заговорила:

— Со мной все в порядке. Еще раз повторяю, со мной все в порядке, и будьте добры не тревожить нас еще полчаса.

Какой-то хлыщ с аксельбантами пытался что-то блеять, но тут всегда доброжелательная и спокойная Ольга вскинулась:

— Я сказала полчаса, что вам непонятно, штабс-капитан? И обеспечьте, чтобы нас не тревожили. Извольте выполнять приказ лица императорской фамилии!

Повернувшись спиной, она закрыла дверь и, сделав пару нетвердых шагов к стулу, на котором сидела, вернулась к просмотру фильма, уверенным движением воткнув наушник в ухо, отогнув край сестринской косынки…

Осеннее солнце спряталось за горизонтом, и настало то приятное время, когда все в природе потихоньку начинает готовиться ко сну. Постепенно осень захватывала свои позиции, и вечером уже было холодновато. Где-то на западе грохотала знаменитая Галицийская битва, в которой сцепились сотни тысяч солдат русской и австро-венгерской армии. Все это ощущалось по огромному количеству раненых, которых привозили в Ровно санитарными поездами и размещали в спешно организуемых госпиталях. Несмотря на казачьи разъезды, мы вполне вольготно расположились в небольшом леске недалеко от грунтовой дороги, возле того места, где была оговорена встреча с великой княгиней Ольгой. Выставленные посты тщательно контролировали ситуацию на случай неприятных сюрпризов, и в бункере своего часа ждали БТР-80 и БМП-2 в качестве средств усиления. Но все вроде было тихо и ничего не предвещало неприятностей.

После нашего представления, мягко говоря, не самого лучшего, мы расстались с великой княгиней, договорившись встретиться через день в оговоренном месте.

Я постарался успокоить ее, мотивировав это тем, что мы, с нашими возможностями, могли бы выкрасть ее или легко ликвидировать, но это никак не входит в наши задачи. Поэтому, чтобы удостовериться в правдивости моих слов, она может совершить путешествие в будущее и должна будет сама для себя определить свою позицию. При этом своим словом однозначно гарантировал неприкосновенность и безопасность, и если будет нужно, готов был лично остаться в заложниках у ее доверенных лиц. Конечно, все это звучало как-то криво и двусмысленно, но женщина прекрасно поняла, что я хотел до нее донести. Она, задумчиво глядя на меня, как бы через силу проговорила:

— Не стоит, полковник. Я вам верю и верю в вашу порядочность…

После такого разговора в ее сопровождении мы спокойно вышли и погрузились в наши "Опель-блицы" и уехали к точке, где находился маяк. То, что главврач и охранники остались спать, мы объяснили тем, что эти идиоты полезли к сосуду с эфирным составом и, нанюхавшись, просто уснули, а народ сделал вид, что поверил. Но все равно мы уезжали под пристальные взгляды охраны и разного рода добровольных помощников — они видели заплаканные глаза великой княгини, которая имела огромный авторитет. О чем-то говорили, несмотря на ее заверения. В принципе информационная интервенция была проведена фактически в полном объеме, и осталось только ждать результатов.

Была мысль оставить Марченко в городе, но уж слишком пристально и на него поглядывали, поэтому он уехал с нами, от греха подальше. И скорее всего, в местное управление кадров, или как оно тут называется, пошел запрос по его душу, и если придет ответ, возникнет множество интересных вопросов.

Для контроля ситуации в городе остались Вяткин и Малой, которые исполняли роль наружного наблюдения и докладывали о всех телодвижениях объекта.

Поэтому мы почти сразу узнали, что на второй день утром, княгиня Ольга бросила все дела и поехала к квартировавшим в городе кавалеристам 12-го Ахтырского гусарского полка, шефом которого она являлась. После обеда от нашей импровизированной наружки пришло сообщение, что за ней заехала коляска, в которой восседал высокий статный военный. В сопровождении четырех всадников, принадлежащих 12-му Ахтырскому гусарскому полку, она поехала в сторону места встречи.

Ну что, дело двинулось, хотя такое количество охраны и сопровождающих немного насторожило. Но коляска с охраной двигалась к месту встречи, и наши наблюдатели на всем пути контролировали ее перемещение. Остановившись в оговоренном месте, княгиня вышла и, осторожно ступая по траве, пошла в сторону леса, из которого ей навстречу вышел Марченко. Сейчас она была одета не в форменное платье сестры милосердия, а в какой-то дорожный костюм, но выглядела тем не менее весьма элегантно.

— Здравствуйте, ваше высочество! — поздоровался с ней капитан, на которого с большим подозрением смотрели спешившиеся гусарские офицеры, у которых были демонстративно расстегнуты кобуры, и в руках они держали наизготовку кавалерийские карабины.

— Добрый день, господин капитан. Где ваши знакомые?

— Они здесь. Просто попросили ваших сопровождающих опустить оружие и не делать резких движений. Они… — он немного запнулся, подбирая слова, — пришли с очень кровавой и страшной войны. Намного страшнее, чем наша. Я видел, как они играючи уничтожили отряд германцев, поэтому пусть господа офицеры не нервничают, а то… Если полковник Оргулов дал слово, так оно и будет, поверьте. Через двенадцать часов вы вернетесь.

— Хорошо.

Она повернулась, подошла к коляске и сказала пару слов сопровождающим, и те, правда нехотя, опустили оружие, но все равно недобро посматривали на капитана, отчего он чувствовал себя неуютно.

После этого мы с Катькой в привычной нам форме вышли на поляну и медленно, чтобы не спровоцировать сразу задергавшихся гусаров, пошли к коляске.

Вид нашей формы, амуниции, оружия произвел впечатление. А особенно охранники великой княгини пялились на Катьку, которая как раз и должна была отвлечь этих конных стрелков от всяких глупостей.

— Добрый день, ваше высочество, — обратился я к ней.

Она с интересом рассматривала нас, все-таки всю жизнь провела среди военных и прекрасно понимала, что такое форма и оружие.

— Добрый день, господин полковник.

— Мою соратницу вы уже видели, правда, в другом амплуа. Но представлю еще раз — прапорщик Артемьева, Екатерина Анатольевна. Боец элитного подразделения военной разведки Российской армии.

Женщины обменялись оценивающими взглядами.

Сделав паузу, я повернулся к сопровождающим княгиню офицерам.

— Господа, вы меня очень обяжете, если не будете делать необдуманных поступков, способных привести к конфронтации. Вы сейчас являетесь участниками эпохального события, которое, возможно, повлияет на судьбу России. Ваш шеф, великая княгиня Ольга Александровна, в курсе всего и сознательно идет на этот шаг. Мы ей гарантируем безопасность. Один из вас, кто реально достоин доверия и готов полностью изменить свою жизнь, может ее сопровождать…

Глава 16

Киев осени 1914 года сильно отличался от того Киева, который я помнил по нашим довоенным временам, когда ездил туда сначала по службе, а потом по работе в главный офис банка. Сейчас, несмотря на всю его величественность, он больше напоминал какой-то провинциальный город, не лишенный шарма, и я волей-неволей крутил головой и старался рассмотреть в толпе знаменитого Голохвастого и Проню Прокоповну, героев фильма "За двумя зайцами". Но вот избыточное количество людей в военной форме все же говорило о том, что где-то недалеко идет война и гибнут люди. Прибыв в город на поезде, на который мы с Катериной сели за один перегон до Киева. Я, одетый в форму пехотного штабс-капитана, полностью скопированной с формы Мещерского, и она, облаченная в весьма элегантный дорожный туалет, осторожно вышли на перрон и стали осматриваться. Подхватив кожаный дипломат, в котором лежал планшет с фотовидеоматериалами, которые мне придется демонстрировать одной высокопоставленной особе, пошел по перрону к выходу. На ходу, уже по привычке отдавая честь проходящим военным, я вместе с Артемьевой, которая должна была изображать мою красавицу жену, хотя на нее и так все пялились, постарался быстрее нанять извозчика и выехать на оговоренный адрес.

Бомбил, как и в наше время, возле вокзала была куча, поэтому мог позволить себе выбирать что-то поприличнее и менее кавказообразное, хотя тут такого не наблюдалось. Поэтому уже через пять минут мы с Катей тряслись в несильно пошарпанной коляске и с трудом сдерживались, чтобы не крутить от удивления головами. Это был совершенно другой город, какого мы не знали…

После нашего визита в Ровно прошло вроде не так много времени, но вот событий произошло ой как немало. В первую очередь мы очень успешно сумели провести экскурсию великой княгини Ольги Александровны в наше время и основательно убедить ее в реальности и достоверности нашего происхождения. Взяв в качестве сопровождающего ротмистра Найденова, до входа в портал корчившего из себя крутого недоверчивого парня, она с таким диким интересом прошла по выдвинутому прямо из воздуха пандусу в наше время, что я чуть не рассмеялся. На той стороне ее ждал сюрприз в виде построившихся для торжественной встречи отдохнувших и отъевшихся солдат и офицеров Невского полка, выживших в Мазурских озерах Восточной Пруссии. Мещерский, как старший по званию, отрапортовал и представился по всем правилам этикета, за что был удостоен благодарственных слов особы императорской фамилии. Потом были долгие разговоры и предложение на время переодеться в нашу камуфлированную форму для весьма и весьма познавательного путешествия, что, к моему удивлению, не вызвало никаких возражений.

Поездка через умерший и холодный мир произвела на гостей тягостное впечатление, подтверждая все мои ранее сказанные слова. Пока мы добирались до основного бункера, они с удивлением смотрели сквозь небольшие застекленные бойницы в бортах БТРа и внимательно слушали мой рассказ, задавая множество вопросов, на которые я как мог отвечал. Потом, попетляв по улицам замерзшего мертвого города, добрались до нашего главного бункера, где гости стали свидетелями переправки крупного воинского соединения Красной Армии. Люди в форме, пушки, пулеметы, бронемашины — все это произвело на них впечатление, — чувствовались мощь, сила и, главное, уверенность в людях, идущих в бой. Дождавшись нашей очереди, я дал команду на подключение к маяку, расположенному в Парагвае 1942 года, где у нас была назначена неофициальная встреча с генералом Беляевым. Он, конечно, не знал, о чем я хочу с ним поговорить, но намек, что все очень серьезно, пожилой генерал воспринял правильно. Беляев нас встретил возле в специально купленной советской разведкой усадьбы, где находился маяк. Несмотря на пятнистую форму из будущего, тут же узнал гостью, отчего побледнел и как-то странно начал смотреть на меня. Ольга и ротмистр Найденов из моего рассказа примерно знали, кто такой генерал Беляев, поэтому к такой встрече отнеслись максимально сдержанно, насколько это было возможно в нынешних условиях перемещений во времени. Я всех предупредил, что разговоры чуть позже, после чего сели в машину и поехали в гости к генералу, который все суетился и не знал, как себя вести. Когда все немного освоились с обстановкой и смогли нормально поговорить в отдельной комнате, генерал наконец-то спросил меня:

— Сергей Иванович, откуда?

— Конец сентября четырнадцатого. Будем спасать Россию.

Это слышала и Ольга, и она, так же как и я, увидела слезы на глазах пожилого генерала, который подскочил и, став по стойке смирно передо мной, подполковником, коротко сказал:

— Можете располагать мной и моей жизнью.

Я потом долго вспоминал эти слезы и этот порыв. Ну куда девались такие люди в наше время? Почему они если и были, уходили из армии сломленными и спивающимися капитанами и майорами?

Генерал несколько часов рассказывал великой княгине из прошлого о войне, о развале армии, об отречении императора, о Гражданской войне и Белом движении, о предательстве союзников, о тяжелой судьбе русского офицерства на чужбине. Это был тяжелый рассказ, рассказ очевидца, который всё это пережил, прошел и остался человеком, а не зверем, умеющим только убивать. Он доставал и показывал фотоальбомы, газетные вырезки, письма. Все это, конечно, произвело впечатление на гостей, и когда пришло время прощаться, Беляев со взглядом потерянного щенка смотрел на нас, готовых снова исчезнуть из этого мира, и впервые просто попросил:

— Сергей Иванович, если будет такая необходимость, не забудьте, дайте второй шанс увидеть молодость. Я догадываюсь, что все это тайна, даже от ваших советских друзей, но именно ВЫ можете на меня рассчитывать.

Я мельком глянул на Ольгу, которая внимательно наблюдала за всей этой сценой и чувствовала, что все, что говорит русский генерал, герой Парагвайской республики, исходит из глубины души. Я решил его приободрить.

— Иван Тимофеевич, думаю, в ближайшее время нам понадобятся в качестве консультантов люди, знающие, что такое Великая Смута, и готовые ее предотвратить. Мы вас не забудем, ждите приглашения.

И я улыбнулся, потому что сам верил в то, что говорю.

В положенное время мы вернулись в мир 1914 года. Снова переодевшаяся в свое дорожное платье княгиня Ольга Александровна выглядела задумчивой и часто посматривала на меня, все еще не веря в происходящее. Под мышкой она держала подаренный мной томик мемуаров Деникина "Очерки русской смуты". Ее охранник, ротмистр Ахтырского гусарского полка, тоже помалкивал, но когда появилась возможность, попросил сказать пару слов наедине.

— Господин полковник, я хотел извиниться за свое поведение.

— Ничего, ротмистр. Я вас прекрасно понимаю.

— Скажите, а что мне делать? Вы ведь тогда не просто так сказали, что моя жизнь изменится.

— Теперь вы верите.

— Только дурак в такое не поверит. Я понимаю, что вы хотите сделать, и готов всемерно помогать и даже умереть за такое святое дело.

— Хорошо, ротмистр. Теперь вы носитель тайны, будьте телохранителем великой княгини, особенно когда она поедет в Киев к своей матушке, вдовствующей императрице, чтобы ее тоже оповестить о будущих несчастьях.

— А почему именно они, а не…?

— Мы так просчитали, что через женщин царской семьи будет проще воздействовать. Они матери, сестры и бабушки, они постараются сделать все, чтобы их родственники не были жестоко убиты в горниле революции. Все остальные, мужчины, а тем более тот же император, будут воспринимать информацию немного в другом ключе и натворят дел. Это просчитано на специальных вычислительных машинах. Поэтому, если вы решили быть с нами, сохраните жизнь Ольге Александровне и дайте ей встретиться с матерью. Чуть позже, когда мы начнем активно действовать и вмешиваться в политику, их попытаются устранить как враждебных фигур влияния — союзнички ни перед чем не остановятся, вот тогда-то и понадобятся ваши друзья, ваши умения и жизнь.

Он коротко кивнул, отдал честь и вернулся к своим сослуживцам, которые с интересом наблюдали наше возвращение. На следующий день великая княгиня Ольга Александровна покинула госпиталь и в сопровождении личного охранника срочно выехала в Киев к своей матери.

После таких событий мы свернули маяк. С помощью Евсеенко, который вполне освоился с путешествиями во времени, с помощью все того же вертолета перевезли маяк под Киев в район небольшой станции и стали ожидать телеграммы от Найденова, в которой он должен был передать сигнал, что нас ждут в Мариинском дворце. Именно там до самого отречения императора проживала вдовствующая императрица Мария Федоровна.

Пока Марченко, поселившийся в деревеньке возле станции, периодически бегал на телеграф в ожидании сигнала из Киева, я вынужден был вернуться в основной бункер и решать накопившиеся вопросы. Главным событием было появление "Гепарда", который втихаря, стараясь никого не трогать, пробрался через Атлантику и объявился возле побережья Испании и на оговоренных частотах запрашивал дальнейших указаний, куда ему следовать. Естественно, нарком ВМС Кузнецов, который до самого последнего момента не верил в такое счастье, задергался как ошпаренный, и с группой товарищей из специального финансово-экономического управления НКВД вылетел на север для встречи и организации базы для стоянки атомной подводной лодки из будущего.

После возобновления работы пространственно-временной транспортной системы у немцев опять начались веселые денечки, и в течение недели, пока я налаживал контакты с княгиней Ольгой, распоясавшийся Жуков устроил им очередное контрнаступление в глубоком тылу, только уже на Юго-Западном фронте, полностью развалив управление группой армий "Юг". На данный момент Крым был окончательно отбит, и ожесточенные бои на Чонгаре и на Перекопе сами собой затихли: немцы, оставив заслоны, отвели части для локализации возникших из ниоткуда подвижных соединений Красной Армии, которые громили стратегические тылы южной группировки немцев. С восстановленного аэродрома на Каче под Севастополем опять начались регулярные ночные бомбардировки румынских нефтяных месторождений. Но возникла другая напасть — серьезной проблемой были подходящие к концу ресурсы и в скором времени Красной Армии, возможно, нечем будет воевать, а ленд-лиза не предвидится, в связи с все усложняющейся внешнеполитической обстановкой. Запущенные за Уралом предприятия все еще не могли в полном объеме обеспечить все нужды Красной Армии. Во время очередного разговора с Судоплатовым я ему тонко намекнул, что возможно в ближайшее время часть вопросов, касающихся обеспечения войск боеприпасами и определенными видами вооружения, будут решены. Он, конечно, попытался разведать, но я его культурно отшил, сославшись на незавершенность операции, чем немало его озадачил. Пусть теперь дергается, но обнадежить получилось, значит, в случае чего, при определенных условиях возможна поддержка со стороны НКВД, учитывая все усложняющуюся обстановку в мире.

Но все, включая допущенных до тайны пришельцев генералов, ждали появления стратегических бомбардировщиков из будущего, чтобы порезвиться в самой Германии и пощипать тамошние заводы ВПК. Поэтому меня начали дергать заказами, но, к моему счастью, в нашем мире все еще продолжался буран, совсем не подходящий для перелета самолетов откуда-то из-за Урала в Симферополь. Вот на такой ноте мне пришло сообщение из Перевального, что получена нужная телеграмма и нас ждут в Киеве 1914 года…

Мы ехали на пролетке с Артемьевой и наслаждались моментом. Она, играя роль моей жены, восторженно проговорила:

— Сережа, все-таки какой красивый город Киев, несмотря на некоторую провинциальность, в нем все дышит историей… — и добавила: — И главное, что нет козлов на джипах, которые сбивают людей и потом выпускаются под залог…

"Хм. К чему бы это, видно, у Катерины есть еще пунктик по поводу безбашенных джиперов, надо будет ее муженька расспросить, может, в курсе", — сделал в памяти зарубку на будущее.

В городе уже пару дней находились Санька, Вяткин, Егор Карев и Малой, которые готовили пути отхода и в случае опасности должны были устроить серию терактов и обеспечить нам свободную эвакуацию. Подъезжая к Мариинскому дворцу, где в данный момент находилась вдовствующая императрица, я нажал потайную кнопку на радиостанции, давая понять, что мы на исходных, на что сразу получил ответ — значит, люди на позициях.

На КПП нас встретил усиленный патруль. Показав документы, я коротко доложил:

— Передайте ее высочеству великой княгине Ольге Александровне, что по ее приглашению прибыл штабс-капитан Оргулов с супругой Екатериной, она нас ждет.

Начкар, уловив во мне некоторые несоответствия с образом типичного императорского офицера, с каким-то подозрением уставился на меня, но своевольничать не стал и вызвал по телефону ротмистра Найденова, который в данный момент был вроде мальчика на побегушках у великой княгини. Тот появился через десять минут, встретившись со мной взглядом, обрадованно улыбнулся и, поцеловав руку Кате и пожав мне руку, коротко бросил подозрительному начкару:

— Прапорщик, оформляйте. Именно этих людей ждет ее высочество.

— Вы уверены?

— Да.

После некоторых формальностей и демонстративного ворчания прапора мы наконец-то попали во дворец, где на входе охрана тщательно изучила наш груз, особенно это касалось электронного планшета, который вызвал недоумение, и папки с документами. Тут мне пришлось расстаться с обычным офицерским наганом с самовзводом, который, согласно местному уставу, лежал в кобуре и являлся подарком штабс-капитана Мещерского. Пройдя проверку местной службы безопасности, мы долго шли по шикарно отделанным коридорам, провожаемые удивленными взглядами местной обслуги, пока наконец-то не приземлились в личных покоях княгини Ольги, которая появилась почти сразу после нашего прихода. Выглядела она как-то устало, видимо, работа в госпитале ее выматывала, но скорее всего ее тяготили полученные от нас знания.

— Я говорила с mama, — на французский манер произнесла слово "мама", — она так до конца и не поверила, хотя очень испугалась. Это ведь не смутные предсказания Распутина и разных шарлатанов, все четко изложено. Она до сих пор читает книгу, которую подарили, написанную генералом Деникиным. Как и предполагали, лучшее доказательство это личная встреча, поэтому mama вас ждет в любое время.

"О как, в любое время, и не надо ждать аудиенции, значит, все-таки проняло, и хочет убедиться, что все это правда. Ведь прекрасно понимает, что Николай ведет страну в пропасть. Тем более для нее это другие политические расклады и возможность занять новые позиции на политическом Олимпе России, потеснив "Гессенскую Муху"". Мы переглянулись с Катей, и та чуть улыбнулась глазами, показывая, что все прекрасно поняла.

Через двадцать минут мы, после того как привели себя в надлежащий вид, в сопровождении Ольги и ее телохранителя шествовали по коридорам Мариинского дворца к покоям вдовствующей императрицы, которая после сообщения о нашем прибытии, для порядка сделав паузу, пригласила на личную встречу.

Хм, давно так не волновался, хотя вроде как совсем недавно так же шел на встречу к грозному наркому внутренних дел Берии и к Сталину, но тут был немного другой случай. Если советские вожди выдвинулись на свои руководящие посты благодаря личным качествам, выжив в кровавой междоусобной войне, уничтожив себе подобных, то вдовствующая императрица Мария Федоровна относилась совершенно к другому типу правителей — они столетиями учились управлять, контролировать свои слова и вкладывать дополнительный смысл во многие фразы. Они не вошли в политику, выскочив на волне смуты и гражданской войны, они в ней родились и жили до самого последнего вздоха, понимая, какая ответственность лежит на их плечах. Правда, и это стало отходить на второй план, и тому пример великие князья, погрязшие в распутстве и безделье, что повлекло за собой кризис правящей власти в России, который привел к безумию революции. Поэтому сейчас мне предстоял достаточно серьезный экзамен не только как руководителю военизированной организации, имеющей большие возможности, но и как человеку, перед которым стоит задача в решении серьезных политических вопросов.

Я шел чуть сзади княгини Ольги, которая не то чтобы спешила, но быстро шла к покоям своей матери. После стука двери открылись, и мы вошли в красиво убранную комнату, с покрытым скатертью столом, за которым сидела Мария Федоровна. По стоящим на столе чашкам чая из дорогого сервиза было видно, что она только что с кем-то чаевничала, но быстро избавилась от собеседника — в паре чашек еще оставался недопитый чай. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в холодную воду, сделал шаг вперед и встал по стойке смирно, показывая тем самым свое уважение.

Мария Федоровна, как гостеприимная хозяйка, вышла из-за стола и, сделав пару шагов, остановилась, соблюдая меры приличия. Ольга, пройдя немного, зашла за спину императрицы, как бы спрятавшись за матерью. Хм, интересная расстановка. Хозяйка несколько мгновений с интересом рассматривала меня и мою спутницу.

— Вот вы какие, господин полковник. Ольга много про вас рассказывала. В это трудно поверить, но в том, что вы постарались донести до нас, слишком много подробностей, которые можно будет проверить в ближайшее время, чтобы как минимум относиться к вам с достойным уважением.

"Да. Тетка весьма и весьма интересная. Сразу дала понять, что шарлатанами нас не считает, но хотела бы проверить наше происхождение и получить какие-либо ощутимые доказательства наших, так сказать, предсказаний".

— Ваше императорское величество…

— Не стоит себя мучить, Сергей Иванович, — она мягко перебила меня, — вы же не мой подданный и, как я знаю, не привыкли к титулам, поэтому и вы, и ваша спутница в неофициальной обстановке можете называть меня просто по имени-отчеству. Представьте вашу милую спутницу. Если не ошибаюсь, это ваша соратница, прапорщик Екатерина Артемьева?

— Так точно. Прапорщик Артемьева Екатерина Анатольевна.

Женщины есть женщины — они обменялись оценивающими взглядами, и я чуть не усмехнулся. Уж слишком у Кати в глазах было мало почтения — ну настоящая смертоносная тигрица. Хозяйка это заметила, но сделала вид, что ничего не произошло.

— Как мило. Наверное, у вас там много женщин служит, может, в этом что-то есть. Присаживайтесь, вы же не против выпить с дороги немного чаю.

Когда мы расселись, она снова попыталась прощупать Катю, как бы между прочим спросив:

— И как вы, Екатерина Анатольевна, попали в армию?

Вопрос был с подтекстом. Но она не на ту напала.

— Я работала на военном коммутаторе телефонисткой, когда убили моего жениха. До войны занималась стрелковым спортом и поэтому сумела попасть в разведроту бригады морской пехоты Черноморского флота в Севастополе, а чуть позже оттуда перевелась в спецотряд, тогда еще капитана Оргулова, — и кивнула в мою сторону, — на должность снайпера.

— Вы, наверное, замужем?

Получив утвердительный кивок, вложив в голос как можно больше участия, продолжила допрос.

— Как же служба сочетается с семейной жизнью?

— Нормально. Сын с нянечкой на базе, муж воюет со мной.

Хозяйка намек поняла, но улыбнулась чему-то своему и, сделав маленький глоток чаю, поставила чашечку на блюдце и мягко ответила:

— Ольга мне говорила, что вы весьма интересная девушка, воин, настоящая валькирия. Я вижу, что она не ошибалась…

Она сделала паузу и перевела взор на меня.

— Сергей Иванович, все, что мне сообщила дочка, звучит страшно, неужели всё так и будет? Николая вместе с семьей убьют?

— Это революция. Вспомните Францию, как там массово уничтожили всю знать. Только в России все будет еще страшнее — совершенно другой масштаб. И я не пугаю, это объективная реальность, если, конечно, не предпринять каких-то шагов.

На холеном лице вдовствующей императрицы отразилась некая тень недоверия, но она слишком хорошо умела владеть собой, поэтому мне пришлось сделать решительный шаг.

— Давайте сделаем проще. У нас есть несколько фильмов на эту тему, где в доступной форме все изложено, и после просмотра я готов ответить на любые вопросы, прежде чем мы перейдем к обсуждению перспектив изменения ситуации.

Я повернул голову.

— Катя.

Та открыла дипломат и достала из него планшет, подключила к нему наушники и быстро проинструктировала Марию Федоровну о назначении каждого девайса и, мазнув пальцем по экрану, запустила один из фильмов. Та, видимо, по рассказам дочери примерно представляла наши возможности, поэтому спокойно воткнула наушник в ухо и внимательно стала слушать и смотреть откровения из будущего. Я даже ухмыльнулся: в этом времени нам приходится быть чуть ли не настоящими сетевыми продавцами, которые продают информацию из будущего.

Пока вдовствующая императрица, нахмурившись и побледнев, смотрела фильм, Ольга посчитала своим долгом нас немного развлечь. Поэтому мы отошли в сторону, чтобы не мешать, и попытались поговорить, но разговор не клеился. Она заметно нервничала, а я не мог понять причины такого поведения.

— Ольга Александровна, скажите, почему вы так нервничаете?

Она немного смутилась, я слишком прямолинейно и, можно сказать, неподобающе задал вопрос, но она не обиделась.

— После нашей встречи и путешествия в другой мир я не могу нормально спать. Мне снятся кошмары. Миллионы людей, и все из-за нас, из-за нашей беспечности, но чем мы можем помочь? Я ведь как могу помогаю людям…

— Это не ваша вина. Мы же с вами это обсуждали. Тут виноват мощный системный кризис власти, подкрепленный постоянной разрушительной работой иностранных разведок и персон влияния. Да, Россия уже катится к пропасти, и нужно срочно принимать меры.

— Какие?

— Давайте дадим вашей матушке ознакомиться со всеми материалами, а потом подумаем, что можно предпринять в нынешней обстановке. У нас есть определенные предложения, и думаю, что ситуация не настолько безвыходная.

— Спасибо, Сергей Иванович, мне почему-то кажется, что не все потеряно.

— Я тоже так думаю, поэтому давайте не будем нервничать и попробуем настроиться на позитивный результат.

Прошли долгие три часа, за которые Мария Федоровна смотрела фильмы и тщательно перечитывала архивные справки и выдержки из мемуаров различных политических и военных деятелей этой эпохи. Особенно ее заинтересовал свежесмонтированный фильм, в котором ее дочка в камуфляже, пребывая в гостях у генерала Беляева, внимательно слушает воспоминания очевидца о Великой войне, о Гражданской войне и тяготах эмиграции. Изучив все материалы, Мария Федоровна с трудом поднялась, сняла наушники и как могла мягко проговорила с едва слышным акцентом, что выдавало ее волнение:

— Сергей Иванович, после всего увиденного и услышанного мне нужно побыть одной и помолиться. Я понимаю, что у вас мало времени, и вы решаете проблемы мирового масштаба, но давайте наш разговор перенесем на завтра…

"Блин. Она просит, недоводит до нашего сведения, а просит. Ой как ее проняло, значит, наш план действует".

— Конечно, ваше императорское величество.

Мы с Катей покинули покои вдовствующей императрицы, и, сопровождаемые местным охранником, были препровождены этажом ниже в гостевые покои. Показывая, что прекрасно все понимают, меня и Артемьеву, несмотря на легенду, что мы муж и жена, разместили в разных комнатах, и это меня немного напрягло. Но тем не менее Катя расположилась в соседних апартаментах, а я, обосновавшись в небольшой, неплохо обставленной комнатке, разделся, повесив форму в шкаф и даже не умываясь, улегся на кровать, укрылся одеялом и незаметно воткнул в ухо наушник радиоприемника и стал слушать, что происходит в покоях Марии Федоровны, где Катя успела разместить парочку подслушивающих устройств. Может, это и подло, но в такой ситуации было бы неплохо подстраховаться. Тут же на связь вышла Артемьева, и мне пришлось вставлять второй наушник.

— Командир, ты их слушаешь?

— Да.

— Всё и так идет по ретрансляции к нашим, поэтому потом можно будет в записи изучить.

— Хорошо. Но я послушаю в онлайне. Думаю, завтра с ними будет интересный разговор и надо будет подготовиться.

— Хорошо, Командир, если что, я на подхвате.

— Понял.

После этого я несколько часов слушал разговор матери и дочки, которые пытались определить для себя какую-то позицию.

— …Мама, я им верю. Я была в том мире и видела солдат коммунистической России, которых с помощью пришельцев из будущего перебрасывали на фронт. Я видела умирающий мир — это страшно.

— Это может быть какое-то внушение или театральная постановка.

— Я тоже так думала, поэтому, где бы мы ни были, брала какие-нибудь маленькие предметы. В подземном хранилище небольшой камушек, в бронированном авто болтик, в Парагвае сорок второго года, где мы беседовали с генералом Беляевым, сорвала с дерева листок и спрятала в кармане косточку от фрукта, которым нас угощали. Все эти вещи остались при мне.

"О как, а этого я не заметил. Вот что значит царская кровь".

— Ну, они могли…

— Мама, ты сама прекрасно понимаешь, что они говорят правду, и Николай ведет Россию к новой Смуте.

— Да это не только я вижу, но вот сделать что-то у меня нет уже возможностей. Аликс как могла отколола от меня большинство сторонников, которые считали, что Николай слишком мягок, чтобы быть императором.

— И что делать?

— Этот головорез из будущего хочет что-то предложить, может, ты в курсе? — осторожно спросила Мария Федоровна.

— Почему головорез, мама?

— А ты видела его глаза?

— А что в них?

— Ты еще молода и не научилась чувствовать людей. У этого человека слишком много крови на руках, так же как и у его помощницы.

— Они убийцы?

— О нет, дочка, они воины, а не убийцы, которые прошли определенный предел и остались людьми, и лишней крови лить не будут, но ради какой-то цели, которую они считают правильной, ничего не испугаются. Я не сомневаюсь, что если здесь что-то пойдет не так, они зальют дворец кровью и беспрепятственно уйдут.

— Ты думаешь, что они…

— Нет, Оля. Они те, кто они есть — офицеры элитного отряда военной разведки. Опытные, подготовленные, смертоносные, но при этом верные и целеустремленные. Таких хорошо иметь в союзниках и очень опасно во врагах. И на мошенников они не похожи, не те люди, слишком серьезные.

— Я тебя не понимаю, мама. То ты в них сомневаешься, то хвалишь. Ты поверила им?

— Да, поверила. Все слишком реалистично, и уже давно многие чувствуют, что надвигается что-то страшное. Но все равно придется их проверить и постоянно контролировать.

— С их возможностями? Я не удивлюсь, если они сейчас нас слышат и видят…

Я даже вздрогнул от такой проницательности.

— Ну не настолько они всесильные. Вот что делать, куда нас позовут эти люди, я не знаю. Мы с тобой заглянули в бездну, и теперь придется измениться. Давай дождемся утра и послушаем, что они хотят предложить…

Последние фразы Мария Федоровна говорила как-то через силу. Видимо, она тоже сильно устала. В принципе правильно — утро вечера мудренее. Я отключил приемник, чтобы не посадить аккумулятор. Откинув одеяло, быстро провел вечерние процедуры и заснул, пользуясь возможностью нормально отдохнуть.

Глава 17

Проснулся я от настойчивого стука в дверь. Выспался нормально, несмотря на прослушивание допоздна разговоров в покоях вдовствующей императрицы. Оказывается, меня домогался какой-то местный хмырь, что-то типа помощника управляющего дворцом, который пришел известить, что Мария Федоровна ожидает меня через час на совместный завтрак. При этом он с таким интересом пялился на меня, что у меня возникла мысль о гомосячьих поползновениях, и желание тут же отработать серию ударов в голову и в печень сразу отразилось на моем лице. Хмырь все сразу понял и как-то бочком-бочком отвалил и направился к покоям, где квартировала Артемьева, тоже передать приглашение хозяйки дворца.

Я уже умывался и чистил зубы, когда на связь вышла Катерина:

— Командир, к тебе эта гомосятина тоже заходила?

— Ага. Чуть в морду не дал, козлу.

В эфире раздался хохот, и в разговор вмешался Дегтярев, который тоже проник в город и обитал где-то поблизости на чердаке, обеспечивая наше прикрытие.

— Феникс, а я смотрю, вы там сексуальную революцию начали раньше времени. Тебе броневичок, обшитый розовым мехом, для произнесения пламенных речей "а-ля Дулин" не подготовить? Думаю, будешь очень гламурненько смотреться.

— Папа, не засоряй эфир, а то следующей твоей легендой будет безногий бомж-гомосексуалист, живущий в канализации.

— Ой-ой. — Но тем не менее замолчал.

Катя, выслушав нашу перепалку, продолжила:

— Ну так что там было в эфире? К чему готовиться?

— Да все идет по плану. Вброс информации прошел нормально, осталось только сделать нормальное взвешенное предложение и дать им время подумать. В переданном им материале есть полные статистические выкладки по потерям, копии докладных и сканы воспоминаний. Они всё это проверят, и в первом приближении согласятся с нашей позицией.

— Понятно. Ну, тогда работаем, и через час на гульки к императрице…

Мы снова сидели за тем же столом и пили чай с какими-то печенюшками. Неторопливый и показательно культурный разговор ни о чем продолжался еще полчаса, пока хозяйка не выдержала и заговорила об интересующей ее теме, причем переход был весьма необычным. Только что они с Артемьевой обсуждали моду и нравы будущего, и тут же она спросила меня в лоб:

— Сергей Иванович, скажите, вы ведь не просто так хотите вмешаться в происходящие события?

Я не стал корчить из себя показательного патриота России.

— Конечно, вы ведь прекрасно видите, что мы не похожи на альтруистов.

Хозяйка чуть улыбнулась, показывая, что оценила мою откровенность.

— В нашем мире прошла война, уничтожившая всю цивилизацию. Мы умираем, и нас осталось очень мало. Есть четыре пути выживания. Первый — уйти глубже под землю и адаптироваться для жизни без солнца и в скором времени стать теми же самыми пещерными людьми, которых будет ожидать деградация. Второй путь — улететь к звездам и там искать новые миры, где можно будет воссоздать нашу цивилизацию, учитывая допущенные ранее ошибки…

Ох как она и ее дочь посмотрели на меня, прямо как на волшебника, и глазки заблестели.

— Но это невозможно. Наших технологий и имеющихся ресурсов не достаточно для реализации этого проекта. Третий… — продолжил я не останавливаясь, — используя имеющуюся у нас установку перемещений во времени, переселиться в более раннее время, но тут есть много препятствий. В первую очередь — это разница в техническом развитии, и в любой ситуации в другом мире переселенцы будут в меньшинстве и станут так или иначе объектом для попыток получить оружие и технологии из будущего, из-за чего может разразиться очередная мировая война. У нас есть яркий пример: 1942 год. Вторая мировая, Россия снова воюет с Германией, и войска противника стоят под Москвой. Мы вмешались на стороне России и неосторожно проявили себя. После этого так называемые союзники, все те же Англия, САСШ, Франция, предпочитающие завоевывать победу русской кровью, в очередной раз создают антирусскую коалицию. Россия, — я умышленно говорил "Россия", а не "Советский Союз", — потеряла практически все европейские территории и с трудом остановила немецкие войска под Москвой, но начала крупное контрнаступление, отбросив врага на сотни верст. Но производственная база разрушена, и за Уралом только создаются новые заводы, армия обескровлена, и именно в этот момент со всех сторон хотят ударить союзнички. Но главное, уже тогда достижений науки было достаточно для создания того самого оружия, что уничтожило наш мир. Мы как могли оттянули этот момент, но рано или поздно оно все равно будет изобретено, и мир будет снова на грани глобальной войны. И это результат нашего появления. В другой истории союзники поддерживали Россию до самой победы и взятия Берлина в 1945 году, и только после этого начали интриговать и разваливать Россию и умалять ее победы. Это так, вкратце, поэтому вопрос переселения в другое время из нашего умирающего мира весьма и весьма спорен. Или нам придется интегрироваться и становиться постоянными потенциальными объектами для захвата разного рода правителей, или воевать со всем миром, что весьма неприемлемо, учитывая нашу невеликую численность, несмотря на то что в основном выжили бойцы элитных спецподразделений армии, флота и службы безопасности. Надеюсь, вы оцените мою откровенность.

Мария Федоровна чуть кивнула головой, давая понять, что все сказанное услышано и оценено.

— А четвертый? — как бы между прочим и вполне нейтрально спросила она.

— Четвертый? Да. Есть и четвертый, но самый трудный и кропотливый.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Мы можем изучить связь наших миров и, воздействуя на вашу реальность, изменить нашу и не допустить войны, уничтожившей наш мир. Но мы пока только в начале пути, поэтому это можно расценить как первые шаги. Главная идея — если будет сильная Россия, то никто не попытается ввязаться в войну с ней, или результат войны будет совершенно иным. Вот по этому плану мы и работаем. В принципе, все сказанное мной рано или поздно будет подтверждено делами.

Наступила пауза. Княгиня Ольга не вмешивалась в разговор, но при этом внимательно слушала и не перебивала, а вот ее мать, вдовствующая императрица, буквально буравила меня глазами, выискивая следы лжи или лукавства, ведь за свою жизнь она насмотрелась и на льстецов и на пустобрехов. А сейчас от того, как она воспримет информацию, очень многое зависело. Жизни ее детей и внуков, державы, миллионов людей, ну и как последний уровень воздействия — возвращение в большую политику, откуда ее вытеснила нынешняя императрица, которая не смогла дать империи здорового наследника, а сейчас оказывается, что у нее действительно дурная кровь, и это подтверждают люди из будущего на основании науки. Это все открывало огромные перспективы для возможных шагов по воздействию на ситуацию.

По ее лицу почти ничего не было видно, но я не сомневался, что она, как супермощный компьютер, быстро просчитала перспективы, возможные риски и согласно кивнула головой, давая понять, что все поняла и оценила.

— Сергей Иванович, я и моя дочь всего лишь слабые женщины, что мы можем сделать в данной ситуации? Я уже давно не у власти, и фактически мои возможности влиять на политическую обстановку ограничены.

Ой лукавит. Ну она же прекрасно понимает, что я не просто так к ней сунулся, да и к ее мнению многие прислушиваются. Ведь она олицетворяет своего супруга императора Александра III и все, что с ним связывает, а тот был не в пример Николаю II более жестким и последовательным человеком. Но я решил идти в лоб, ломая ее обычную систему общения с людьми.

— Мария Федоровна, вы прекрасно понимаете, что реально дела обстоят не так, и вы весьма и весьма яркая звезда на политическом небосклоне не только России, но и всего мира. Мы обратились к вам, потому что считаем самой вменяемой и адекватной фигурой, обладающей достаточной властью, чтобы повлиять на судьбу России. При этом вы любящая мать и заботливая бабушка, которая не допустит смерти своих детей и внуков. Я вас нисколько не шантажирую, а просто предлагаю перейти от взаимных реверансов в конструктивное русло и решить, что в этой ситуации можно предпринять.

Она победно улыбнулась, мол, не выдержал и сам перешел к делам.

— Сергей Иванович, все, что вы сказали, интересно и познавательно, а какой ваш личный интерес?

— Не поверите — помочь и ВАШЕЙ России и спасти Россию сорок второго года.

— Но там ведь правят социалисты…

— Там гибнут русские люди, и германцы снова пришли уничтожать все русское, захватывать и превращать в рабов. То, что там правят коммунисты, для меня ничего ровным счетом не значит. Они тоже не вечны…

— Хорошо. Но вы возложили на свои плечи огромную задачу, пытаясь и нас приобщить к этому делу.

— Большое начинается с малого.

— Хорошо, полковник, если это, конечно, ваше настоящее звание.

Точно прощупывает.

— Какие ваши предложения?

— На официальном уровне мы предлагаем взаимовыгодные отношения, вплоть до заключения договора о дружбе, торговле и военной взаимопомощи. Фактически — мы хотим централизованно закупать у России, именно у России, продукты питания, боеприпасы и энергоносители. Естественно, в нынешнем состоянии Российская империя не в состоянии обеспечить не только нас, но и свои потребности, поэтому мы кровно заинтересованы в выходе России из войны, модернизации производства и выпуска продукции, необходимой для нашего выживания и выполнения наших планов. Естественно, это будет продукция, произведенная по более развитым технологиям, которые мы будем готовы внедрить в вашем времени. Это предполагает и выпуск более современного оружия, опробованного и проверенного, так необходимого Русской армии. Таким образом, Россия, несмотря на любые блокады и эмбарго, получит колоссальный рынок сбыта, огромные денежные вливания и технологии. Если этот процесс будет продолжаться минимум два-три года, то империя в своем техническом развитии обгонит все вместе взятые страны мира, и ее уже никто не сможет безнаказанно тронуть.

— Хорошо. Звучит интересно. Но как это всё осуществить?

— Вы готовы слушать и слышать?

— Вы у меня в гостях… — она так это сказала, что можно было понять как "я же вас пустила, значит, уже приняла решение".

— Хорошо. Начнем с небольшого отступления. Прошу не обижаться, если буду говорить банальности. Итак, после появления объединенной Германии, которая стала быстро развиваться и выкинула на рынок более качественные и дешевые товары, Англия начала терпеть убытки, и соответственно отсчет времени перед началом Большой войны начался. Естественно, чопорным островитянам не хочется воевать самим, и они выбрали на роль пушечного мяса Россию, предварительно опутав ее множеством договоров, кредитов и поставив на ключевые позиции своих людей. По большому счету вся эта война направлена на решения трех основных задач: первая — устранение нового, сильного и агрессивного конкурента в лице новой Германии. По сути дела, извечная борьба за рынки сбыта. Вторая: получение сверхприбылей на военных заказах. Свержение или максимальное ослабление трех основных монархий, которые только одним фактом своего существования мешают большому капиталу распоряжаться в Европе, Российской, Германской и Австро-Венгерским империям. Насаждение так называемой продажной демократии, с приведением к власти подконтрольных политиков, и соответственно поглощение всех активов и ресурсов западными монополиями. Третье: установление нового мирового порядка, где будут править балом крупные финансовые капиталы. Первые две задачи были почти выполнены, а вот третья выполнялась в наше время и закончилась войной, уничтожившей цивилизацию.

— Понятно. Что вы предлагаете? — тон резко изменился. Теперь передо мной была не мягкая, немного уставшая женщина, а императрица, способная на серьезные поступки.

— В нынешней мировой системе распределения сил и правил политической игры у России почти нет выхода — только воевать, но появление на арене нового, сильного, непредсказуемого игрока из другого мира, который будет готов закупать огромные партии товаров, всё резко изменит. Игрок заключит с Россией договор о торговле, дружбе и военно-техническом сотрудничестве, а вот всех остальных будет игнорировать, можно даже так сказать, посылать далеко и надолго, несмотря на более выгодные предложения, и только российский император будет вправе решать, чьи товары будут идти на продажу. За это ему для представительства выделят какой-нибудь кусок земли за Уралом, где построят городок, в котором будут обучать инженеров, медиков, ученых новым знаниям. А вот любые поползновения на право русского императора контролировать поток и цены на товары со стороны всяких там европейских и заокеанских торгашей новый игрок будет воспринимать весьма и весьма критично, вплоть до нанесения точечных ракетно-бомбовых ударов…

Последний термин хозяйке был не сильно известен, но ее познаний хватило, чтобы понять основной смысл фразы.

— Естественно, чтобы зарабатывать деньги и развивать свою промышленность, России придется наплевать на договора и обязательства и выйти из войны, заключив сепаратный договор с Германией, которая после исчезновения Восточного фронта запросто расправится и с Францией и с Англией. В нашей истории они это практически сделали, причем даже при условии, что кайзеру приходилось держать большое количество войск на русско-германском фронте. А представьте, что будет, если эти войска освободятся и обрушатся на англо-французские части? Меньше чем через год и долги никому отдавать не придется, да и самих кредиторов уже не будет.

Мария Федоровна немцев не очень жаловала, поэтому задала резонный вопрос:

— Почему вы думаете, что кайзер пойдет на переговоры?

— А потому что согласно подписанному договору войска нового игрока локально вмешаются в боевые действия и помогут русской армии разгромить в пух и прах для примера несколько германских дивизий, полевую армию, будут уничтожать артиллерию, аэродромы, помогать прорывать позиции. Наши военные знания и навыки далеко опередили ваше время. Демонстративно устроят бомбардировку Берлина и без особых трудов потопят на Балтике пару крейсеров, ну так, чтобы не сильно ослабить германский флот, ему же еще с англичанами воевать. Потом просто вызовем на переговоры кайзера и ему в частном порядке объясним, кто мы и откуда, почему помогаем русским, и ознакомим его с текстом того же Версальского договора и последующим будущим Германии. Если кайзер не дурак, он намек поймет, и если будет дружить с Россией, то получит неплохой кусок заказов с нашей стороны — промышленность-то у них развита неплохо. Это будет весьма комично смотреться, если Германия четырнадцатого года будет помогать в войне против Германии сорок второго года.

— Да, звучит достаточно оптимистично. — Императрица задумалась на пару минут, потом встала и стала быстро мерить комнату шагами, сжимая платок. Потом остановилась и, повернув ко мне голову, высказалась: — Николай на это не пойдет, да и не дадут ему это сделать.

Я усмехнулся.

— Более того, как только вы, Мария Федоровна, попытаетесь заикнуться о прекращении войны и сепаратном мире, вас отправят куда подальше, в газетах обольют грязью, а может, и вообще ликвидируют. Сами прекрасно знаете, что когда кто-то начинает им мешать, то происходят дворцовые перевороты, апокалиптические удары табакеркой по голове, внезапные отравления и смерти или, самое простое — нападение террористов-революционеров, которые сидят на зарплате, кто у немцев, кто у англичан, кто у французов. Это не считая того, что половина правительства и государственной думы являются масонами разных мастей.

Ольга, внимательно слушающая нас, побледнела после такого монолога, вспомнив историю и расправы над царственными особами, а вот ее маман, та, наоборот, как-то с воинственным вызовом глянула мне в глаза. Было видно, что мы ее просчитали правильно. Она деятельная натура, но из Петрограда удалена и отодвинута от власти, и главное, понимает, что те люди, кто ее предал или считает отработанным материалом, довели государство до краха. Перед ней появилась цель, а мы, то есть пришельцы, будем тем средством, которое ей поможет изменить ситуацию.

— Вы правы, Сергей Иванович, ой как правы, но как мне кажется, у вас есть готовое решение?

— Конечно. — И я проделал тот же фокус, что в свое время с Берией. Положил на стол диктофон, на который вчера параллельно писались разговоры в этой комнате, и включил его на проигрывание. Зазвучали голоса Марии Федоровны и великой княгини Ольги, обсуждающих сложившуюся ситуацию и возможные перспективы на будущее. Дав обеим женщинам узнать свои голоса, нажал кнопку "Стоп" и самым спокойным взглядом ответил на их возмущенные вскрики.

— Мария Федоровна, Ольга Александровна. Извините нас за такого рода конфуз, но мы должны были быть уверены, что вы не отдадите команду на наш захват или ликвидацию. Вы же прекрасно представляете, какие ставки на кону?

Выдержав паузу, продолжил:

— Все нынешние методики спецслужб исходят из огромного опыта иезуитских орденов, но так же как развивалась военная наука, еще быстрее развивались методы и техническое оснащение спецслужб, в том числе нашей военной разведки и Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации. Если англичане, французы, западные финансисты, масоны не брезгуют грязными приемами, то нам есть чем их остановить и очень удивить. Более чем столетний опыт противостояния спецслужб мира и самая страшная война в истории человечества нас много чему научили.

Мария Федоровна не выдержала и рассмеялась.

— Вы меня убедили, полковник. С чего предлагаете начать и какую лично роль вы себе отводите?

— В руководство страной и в основные процессы мы вмешиваться не собираемся, это ваш мир и ваши проблемы, на нас будет демонстративное бряцанье оружием и техническая и информационная поддержка. Наши люди будут в качестве инструкторов обучать ваших сотрудников государственной безопасности и обеспечивать информационную помощь. То есть любая доступная информация по любым людям, на которых в архивах есть данные. Вы будете иметь неоспоримое преимущество, ведь у вас знания не только о прошлом, но и о будущем, о том, как они себя вели и насколько преданы императору. К тому же у нас есть такое очень веселое устройство, называется детектор лжи или полиграф. В особых условиях можно безболезненно проводить допросы и достоверно знать, когда врут и когда говорят правду. Для любого правителя это по сути дела гигантское превосходство.

— Если все, что вы говорите — правда, я уже начинаю верить в наше дело.

— Хорошо. А начнем мы с того, что вы, Мария Федоровна, станете главой новой масонской ложи, только исключительно русской и ставящей задачей спасение России. Остальные масоны и другие общества только декларируют нечто подобное, оперируя какими-то сакральными знаниями, но все это, конечно, сгущение красок и пустая болтовня. А у вас будет организация, которая действительно будет иметь исключительные возможности и опираться на действительные знания из будущего, и всех вступающих в этом просто будет убедить — потому что это объективная реальность. Отбирать в эту организацию вы будете достойных людей, типа того же генерала Федора Артуровича Келлера, который до последнего был верен даже уже отрекшемуся императору, и был подло убит украинскими националистами. Чуть позже мы подготовим для вас подборку такого рода людей и их дальнейшим судьбам.

Мария Федоровна задумчиво отпила маленький глоток остывшего чая и проговорила нейтрально, что говорило об активном мыслительном процессе:

— Мудрое решение. Вы считаете, что эти люди должны быть возле меня?

— Нет, Мария Федоровна, это вы будете решать, кто достоин, а про кого надо навеки забыть. Еще раз повторю — мы обеспечиваем информационную и техническую поддержку.

— Хорошо. Но, как я поняла, Николай Второй в роли императора вас не устраивает.

Я как мог осторожно и мягко проговорил, стараясь пощадить ее материнские чувства:

— Это ваши слова. Но так оно и есть. Человек, который довел страну до Смуты и сам в ней сгинул вместе с семьей страшной смертью, как-то не заслуживает особого уважения.

Ей не понравились мои слова, но она сдержалась, прекрасно понимая, что в моих словах есть смысл. Был уже почти полдень, но из-за нашего разговора и бессонной ночи она выглядела уставшей и вымотанной. Учитывая ее возраст, было видно, что ей тяжело.

— Вы что-то говорили про болезнь наследника. Ее можно вылечить?

— Нет. В наше время раскрыли механизм передачи наследственной информации, но болезнь наследника генетическая и неизлечима и будет передаваться всему потомству. Можно только устранять последствия этой болезни и поддерживать его, но благодаря Алисе вы ввели в семью гнилую кровь. Из-за этого, можно сказать, что ветвь Николая Александровича тупиковая.

— Но девочки ведь здоровы…

— Девочки являются носителями, а болеют и умирают мужчины.

— Да, да, я понимаю, но я думала…

Было видно, как эта пожилая женщина, которая сегодня держалась из последних сил, сникла. Она действительно переживала за своих внуков и прекрасно понимала, какая жизнь их ожидает, если они все же избегут подвала дома купца Ипатьева. Да и Ольга, которая обожала детей, поникла, и ее глаза подозрительно заблестели. Надо срочно их отвлечь.

— Мария Федоровна, это не всё.

Она резко подняла голову.

— Что еще?

— Очень важным фактором является победа в информационной войне.

Она поморщилась, собираясь с мыслями.

— Я не понимаю, объясните.

— В вашем случае необходимо полностью взять под контроль средства массовой информации. Это газеты, журналы, книжные издания, патефонные пластинки, театры, афиши. В общем, все то, откуда простые люди получают информацию об окружающем мире и особенно о действиях власти. Уже давно, несмотря на демонстративную цензуру, в средствах массовой информации идет очернение власти и особенно правящей династии. Большинство периодических изданий находятся по контролем, так сказать, лиц не русской национальности, а потом эти лица нерусской национальности на девяносто процентов стали вождями революции и подписывали расстрельные списки русского дворянства. Они же стали костяком Чрезвычайной комиссии, которая тысячами уничтожала простых людей по всей территории уже бывшей Российской империи. Поэтому, естественно, стоит задача поломать эту порочную систему.

— Как вы себе это представляете? Только одного тронешь, и они такой вой поднимут, и за границей их поддержат.

— Ничего. Мы их переиграем. В первую очередь организуем повсеместное голосовое радиовещание и откроем новые газеты и журналы на нашем оборудовании, что соответственно скажется на качестве и покупательской способности. Ну а тех, кто будет плохо понимать, будем корректировать их поведение. Их не так уж и много.

— И когда же вы, как некая новая сторона, будущий союзник России, появитесь на арене?

— Хоть завтра, но в наших интересах необходимо максимально быстро провести подготовительные работы, которые мы только что оговорили. Коррекцию историю нужно провести не позднее весны пятнадцатого года, когда русская армия понесла серию серьезных поражений из-за колоссального дефицита боеприпасов. В самые худшие дни войска были обеспечены только на десять процентов от минимально необходимого количества, что повлекло огромные потери и соответственно изменение общественного мнения в сторону недовольства правящим режимом. Именно в это время активизируются разного рода революционные организации. Поэтому наше торжественное появление нужно устроить месяца через два-три, но лучше раньше, но до этого нужно обработать Николая и, главное, Алису. Думаю, Алисе можно открыть часть тайны, пусть понервничает и будет действовать в нужном нам русле. Главное, вывести Россию из этой глупой и ненужной войны, но предварительно нанести серию ударов по Германии и начать обработку кайзера…

Я видел, что вдовствующая императрица снова перегружена информацией, и сам предложил сделать перерыв. Она охотно согласилась, и вот я снова в своей комнатке, забросил ноги, обутые в вычищенные до зеркального блеска сапоги, на спинку кровати и просто лежал с закрытыми глазами, стараясь от всего отключиться. Для меня утренний разговор тоже не прошел без последствий — чувствовал себя совершенно разбитым. Катьке проще, она больше отмалчивалась и, будучи живым ретранслятором, отправляла в онлайне наши переговоры группе усиления.

Я так лежал полчаса, пока на связь не вышел Дегтярев.

— Феникс, ну что там у тебя?

— Да вроде все нормально, сам же, наверное, слышал.

— Слышал. Молодец, неплохо говорил. Как они отреагировали?

— Ну как. Так или иначе, шок есть, и им нужно время, чтобы выработать жизненную позицию. В общем, думаю, после обеда обговорим порядок связи и доверенных лиц, и пора сваливать. Надо этому тесту дать время настояться.

В общем, я оказался прав, и мое пребывание в этом дворце было вроде как нежелательно, тем более учитывая начало активных оперативных мероприятий в ближайшее время. Теперь необходимо будет соблюдать жесткие меры конспирации.

К вечеру мы с Катей спокойно вышли из ворот Мариинского дворца в Киеве, резиденции вдовствующей императрицы, и, словив пролетку, поехали в сторону вокзала. Вроде как второй этап нашей инфильтрации в этот мир был выполнен. Оставалось начать нашу внешнеэкономическую деятельность, открыть несколько фирм, которые будут заниматься оптовой закупкой продуктов для нужд нашей группировки.

Глава 18

Вот и кончились каникулы, и спокойная жизнь весело помахала ручкой. Конечно, если случившиеся до этого беготня, стрельба, выяснение отношений, поиск предателей можно называть отдыхом. А по сравнению с тем, что сейчас началось, это действительно было отдыхом, и я вздыхал, вспоминая времена, когда выход в составе танковой группы в 41-й год считался большой военной операцией. На меня, как на руководителя всего комплекса, навалилось множество административных проблем, и одной из них был недостаток подготовленных кадров.

После нашей операции в 1914 году и весьма плодотворного контакта с вдовствующей императрицей мы на время прекратили путешествия в мир 1914 года, и я отправился в Симферополь для решения накопившихся вопросов. Узнав о моем появлении, сразу прискакал Семенов для конфиденциального разговора, а если проще, то узнать последние новости по нашим делам в 1914 году.

Я не обманул его ожиданий и выставил на стол настоящий дореволюционный шустовский коньяк, который по моей просьбе для хорошего человека достал ротмистр Найденов, окончательно одобренный в качестве офицера связи с вдовствующей императрицей. К коньячку была приложена тарелочка с аккуратно нарезанным лимоном, плитка с шоколадом, купленная в Киеве 1914 года. Мы с Семеновым засели надолго, и он схватился за голову, когда узнал, что мне требуются специалисты по нефтедобыче и оборудование для добычи и переработки нефти в крупных объемах. Но его волновал главный вопрос:

— Так вы что, договорились?

— Вполне. Сейчас в том мире в ближайшее время будут проведены определенные подготовительные мероприятия, чтобы мы могли выйти на сцену, а потом выберем себе участочек на хорошем месторождении и займемся добычей и переработкой нефтепродуктов. Там и будем строить свой плацдарм.

И я ему разложил по полочкам весь мой план.

— Да, Сергей Иванович, давно я таких авантюристов не встречал. И людей себе подобрал таких же подорванных. Ну это же придумать надо…

— А что тут такого? Герберт Уэллс уже написал свой роман "Война миров", и почему мы не можем появиться? Новая сила, новый действующий игрок на мировой арене с невыясненными до конца возможностями. Какой это переполох произведет, да и в такой ситуации можно использовать действующее информационное пространство для своих нужд. Ну не упустят тамошние медиамагнаты такое событие и волей-неволей окажут нам качественную рекламу.

— Сергей… Можно на "ты"? А то уже устал выкать…

— Конечно, Алексей Иванович. Только раз пошла такая жара, скажи, кто из вашего руководства в курсе наших, так сказать, перемещений в четырнадцатый год?

Он немного замялся.

— Кое-кто знает…

— Во что это выльется в Совете?

— А никак, — и он усмехнулся, — думаешь, Сергей, все довольны этими феодальными штучками? Нет. С того момента, когда военная организация начала превращаться в феодальный отряд, появились люди, которые считают, что есть более серьезные цели, нежели беспрекословно служить своему сюзерену.

— Понятно — внутренняя оппозиция тех, кто не полностью контролирует кормушку и хочет большего…

— Сергей, а тебе не надоело мерить вот так людей? Почему ты думаешь, что только ты такой правильный и готов заботиться о людях? А мы что, все поголовно стремимся к власти, к халявной жрачке и покорным девкам? Я, между прочим, такой же боевой офицер, как и ты. У меня семья, у меня дети, соратники, за каждого из которых я буду глотки рвать, семьи погибших друзей, о которых обязан заботиться. Мы тоже хотим жить нормально и не бояться, что кто-то снова ради своих личных шкурных интересов пошлет нас под пули или спишет как ненужный товар, а наши семьи… Ну в общем, сам понимаешь.

— Понимаю. Это можно расценивать как предложение дружбы со стороны, скажем так, некой организации офицеров спецслужб?

— Можно, точнее нужно.

— Вы готовите переворот?

— Нет. Смысл бултыхаться в этой яме с навозом и пытаться вылезти на какую-то ступеньку выше, встав на плечи таких же, как и я, и что в результате? Мы хотим просто жить и честно служить, вот и всё. Твое изобретение дает нам надежду…

— Дальше можешь не продолжать. Дай догадаюсь. На всей цепочке снабжения нашего проекта стоят ваши люди и создают полную видимость управляемости процесса для высшего руководства, а реально вы сможете творить все, что угодно. И, наверное, на переселение вы пропихиваете семьи своих сторонников…

На каждую мою фразу в Семенов подтверждение спокойно кивал головой.

— Судоплатов в курсе?

— Догадывается. Мы ему намекнули.

— И что?

— Он посоветовал согласовать этот вопрос с тобой. Сказал, что Оргулов нормальный мужик, свой, вот только авантюрист, но удачливый авантюрист, и делать что-то за твоей спиной не стоит. Узнаешь, мстить, конечно, не будешь, но обидишься, и все равно рано или поздно это выйдет для нас боком. Наверное, так оно и есть, в общем, Иваныч, слово за тобой.

"Вот ведь жучара. И Судоплатова в лобик чмокнул, и себя по головке погладил, и мне приятностей наговорил".

— Допустим, но что мы с этого будем иметь?

— Хм. Вот правильная постановка вопроса. То же, что и раньше, только с меньшими прогибами и лучшего качества, и в достаточном количестве без долгих согласований.

— То есть можно прямо сейчас заказывать?

— Сергей, но ты же не в супермаркете и не в интернет-магазине.

— Но все же.

— Хорошо. В принципе мы обсуждали, как тебе помочь, и думаем, что можно пойти на многие отступления.

— Алексей, ну давай без этих вот заходов. Если ты в теме, то, как оно говорилось в колхозах: "с каждого по способности, каждому по труду". Можешь — скажи, нет так нет, и всё.

— Хорошо. Что примерно надо?

— Смотри, по моему плану у нас там в самом начале нужно будет побряцать оружием и локально набить морды самым борзым, а потом свое присутствие будем только обозначать. Поэтому нужно в первую очередь два МИ-24, два МИ-8 или их более свежие модификации, подойдут экспортный вариант типа МИ-17, пара МИ-28Н или КА-52, в перспективе три-пять "Грачей". Дальше нужно будет похулиганить на Балтике и в Черном море, демонстративно потопив парочку немецких крейсеров. Поэтому в ближайшее время рассмотреть вопрос передачи чего-то противокорабельного типа Х35 или "Оникса". В общем, отрабатываете технические возможности, если где надо построить аэродромы подскока, то говорите, будем договариваться с местными.

— Понятно. Хочешь англов попугать?

— Их, родимых, пусть намеки сразу понимают, но сначала придется устроить сухопутную операцию. Вот тут понадобятся дополнительные силы и средства. Можно будет даже попробовать кое-что умыкнуть у немцев в сорок втором, в принципе даже те же Т-34, которые фрицы захватили в качестве трофеев, будут настоящими вундервафлями, а если их поддержать нашими Т-72 и БТРами, то думаю, будет весело.

— Смело, что еще?

— Два "Зоопарка", несколько САУ "Гвоздика", ну тут сколько дашь, простенькие артиллерийские средства ПВО, типа пары "Шилок", но и от "Тунгусок" не откажусь, и, конечно, системы залпового огня. Неплохо бы автомобильную спецтехнику поиметь. Например, десяток "Тигров"…

— Ты воевать там вздумал?

— Вот как раз нет. Один раз поможем фронт прорвать, даже не предоставляя услуги транспортной системы, покажем всем, на что способны, утопим пару корабликов — в общем, создадим имидж конченых отморозков, которых лучше не трогать, и начнем свою торгово-подрывную деятельность в России. Там уже будут нужны больше спецы по антитеррору.

— Естественно, все тебе с лояльными подготовленными экипажами и побыстрее. А пехоту?

— А вот пехоту как раз и не надо. Мы же будем прорывать и пробивать коридоры, ну а дальше… вон сколько у них кавалерийских корпусов. Введем практику конно-механизированных групп. Нам смысла нет лезть под пули, там и своих умников хватит. Разве что наши спецы будут работать, как в сорок втором, громить штабы, взрывать мосты и железнодорожные станции. Но тут много не нужно, главное — паника и создание устойчивого имиджа.

— Понятно, с таким размахом в Перевальном будет трудно прятаться.

— Конечно, поэтому сейчас мы запустим систему маяков в том времени и перебазируемся в Молодежное.

Семенов усмехнулся, прищурив глаза.

— Как будешь все это от Судоплатова прятать? У него тут своих ушей и глаз много, его ребятишки уже агентурную сеть наладили.

— Прятаться не будем, а сами всё расскажем, продемонстрировав первые поставки продовольствия, нефтепродуктов и боеприпасов советских стандартов. Не в их положении сейчас крутить носом — они на грани кризиса, да и ссориться с ними не хочется, все-таки они ближе нам по духу, нежели Российская империя.

— Тут согласен. Когда думаешь приступать к реализации основного плана?

— По большому счету приступать можно прямо сейчас, но пока ты доставишь вертушки, пока перенастрою портал в Молодежном — в общем неделя.

— В принципе нормально. Вертолеты успеем доставить, а танки, БМП и БТРы на первое время у тебя у самого есть.

— Не забудь про нефтяников.

— Не забуду. По секрету скажу, у нас с топливом тоже не все так хорошо, несмотря на несколько действующих месторождений под боком. Поэтому мы будем только приветствовать начало добычи в других мирах.

— Хорошо, ну тогда договорились.

Допив остатки шустовского коньяка и одарив полковника еще парочкой бутылок на дорогу, я решил мотнуться в мир 42-го года, откуда от Судоплатова несколько раз приходили просьбы немедленно встретиться.

Пересеклись мы с Павлом Анатольевичем опять в Усадьбе, где он с нетерпением ожидал меня.

— Добрый вечер, Сергей Иванович, что-то в последнее время вы мало нам времени уделяете, — осторожно попытался наехать на меня Судоплатов, унюхав запах коньяка.

Я устало улыбнулся.

— Павел Анатольевич, извините, очень устал, давайте по существу.

— Хорошо. Вы в курсе, что Гиммлер вышел на руководство СССР с предложением начать сепаратные переговоры.

— О как. — Я сразу протрезвел. Такого точно не ожидал. Вот ведь изворотливый какой, просчитал ситуацию и нашел самый оптимальный вариант.

— И прозападные ястребы ему это позволят? Тем более учитывая ситуацию с химической атакой в Польше?

— Не поверите, он предложил все списать на поляков, действующих по наводке из Лондона.

— Что-то не состыковывается. Ему же по сути дела не оставили выхода, только война. Очевидно, что это сделали люди, неплохо просчитавшие ситуацию. У меня мелькнула шальная мысль, что они руководствовались нашими знаниями. Павел Анатольевич, тут что-то не то. Такие решения могут быть приняты только на основании имеющейся информации из будущего, в любой другой ситуации он бы ни за что на такое не пошел.

— Мы так тоже подумали, поэтому хотели бы узнать — от вас не могла пойти утечка?

— Исключено. Всех людей, кто работает в вашем времени, именно вы, Павел Анатольевич, контролируете. Мы и с Канарисом не работали, смысла нет, все отдали вам на откуп. Ваш мир, ваши планы, мы и так натворили дел, поэтому сейчас лезть без вас…

— Хорошо, что понимаете. Но все же ваши соображения?

— Знаете… — Я задумался, что-то мне не давало покоя.

— Ну, смелее, Сергей Иванович, вы ведь всегда славились нестандартными выходками.

— Возможно, что когда наши новые друзья пробили портал, все же произошла утечка стратегической информации, но данные до поры до времени никуда не ушли. Может, это были протоколы допроса пришельца, может, стенограмма добровольного рассказа, и Гиммлер только сейчас их получил, когда начал глобальную чистку, вот и задергался. Кому охота так подохнуть и быть оплёванным? Эти уроды, кто тысячами других обрекают на смерть, очень любят жизнь, как ни странно.

— Допустим. Звучит вполне правдоподобно, особенно на фоне того, что группа армий "Юг" рассечена на несколько частей и сейчас постепенно уничтожается. Они прекрасно понимают, что войну уже проиграли.

— Конечно, и даже в ситуации, когда за них вступятся Англия и САСШ, они будут все равно в проигрыше. Им сейчас максимально выгодно, пока мы не уничтожили их армию, отойти на довоенную границу и запросить мира, предложив какую-либо контрибуцию. Ну, допустим, разделив сферы влияния на Востоке и предложив взять под контроль нефтеносные районы. И Запад пусть утрется.

— Интересно, и что англы, знают?

— Знают. Так задергались… Вот поэтому вас и вызвал, что наши возможности в этой ситуации ограничены, а надо срочно что-то предпринять.

— Слушаю вас, Павел Анатольевич.

— Англичанам, чтобы срочно освободить войска длявойны с нами, нужно срочно замириться на Средиземном море, и они вышли напрямую на Муссолини с предложением провести переговоры. По нашим данным, Италии будет предложен Египет и Ливия в обмен на то, что она просто уйдет в нейтралитет и позволит задавить корпус Роммеля, и чуть позже, при начале войны с СССР, примет в ней участие.

— Нехило они развернулись. И что я могу сделать? Завалить дуче? В принципе можно. Узнать, где засел, и крылатой ракетой с самолета запустить, если подсветить лазером цель. Ничего сложного.

— Да, тут я уверен, что вы это можете, а вот, не уничтожая дуче, провернуть такой же фокус, как с японцами. Надо так напугать, чтобы пикнуть боялись.

Я задумался. Ну точно спецоперация в стиле Скорцени, даже фигурант тот же.

— Это вы про операцию Отто Скорцени в сорок третьем? Слишком много подготовительной работы.

— Все несколько проще. Муссолини дал свое согласие на встречу с высокопоставленным посланником Форин-офиса, и это будет где-то в Средиземном море. Два крейсера и маленький катерок, на котором пройдет встреча.

— Откуда у вас такая точная информация?

Судоплатов довольно усмехнулся. Все-таки получение даже такой информации было реальным успехом советской разведки.

— Ваше оборудование помогло, но вот место и время встречи узнать не удалось.

— Хоть примерно? Что за корабль будет?

— Информации нет.

— Тогда что вы предлагаете?

— Хотел спросить, может, вы сможете чем-то помочь?

— В принципе можно, конечно, сюда перебросить самолёт дальнего радиолокационного обнаружения типа А-50, но к нему нужна целая система поддержки, типа самолета-заправщика, и он должен постоянно висеть где-то над Турцией и сканировать Средиземное море на предмет "случайной" встречи двух скоростных кораблей типа крейсер. Но это нереально. Нужно соответствующую ВПП в Крыму строить, завозить топливо, расходку, иметь обслуживающий персонал, плюс учитывать погодные условия.

— Это всё?

— Ну не совсем. Насколько помню, в Атлантике сейчас "Гепард" находится, можно его сориентировать и отправить в Средиземку, пусть послушает и понаблюдает, а мы пока подумаем, как к нему наших боевых пловцов перебросить. Если повезет, поприсутствуем на этих переговорах.

— Сергей Иванович, их нужно сорвать.

— Да понял я. Просто вслух думаю. У нас ведь еще остались эти дальнобойные разведчики типа ДБ-1?

— Ну один вроде оставался, да и второй подбитый в Антарктиде лежит, но мне докладывали, что можно восстановить.

— Хорошо. Проверяйте, готовьте, отправим его ночью в Средиземное море, чтобы сбросил маяк на "Гепард". Туда мы перебросим группу боевых пловцов во главе с подполковником Дегтяревым, это его стихия, ну а дальше дело техники и везения.

Вот и очередная головная боль обрушилась на меня с новой силой, но что делать, надо работать. Под Севастополем, в Каче и на Бельбеке и так аэродромы приводили в порядок для размещения реактивной авиации, поэтому вопрос с местом старта дальнего разведчика был решен практически сразу. На "Гепард" пошли несколько радиограмм, в которых им было предложено, а не приказано перейти в Средиземное море для выполнения секретного задания правительства Советского Союза. Ребята не долго сомневались, и в течение часа был получен ответ, что задача понята и лодка меняет курс.

В принципе осталось только подготовить к отправке очередной маяк и вызвать Дегтярева, который остался в Киеве 1914 года и занимался тем, что искал подходы к местному криминалу, через который можно будет подготовить несколько легенд внедрения наших людей на уровне местной гопоты. Основное наше появление в этом мире ожидалось через две-три недели, но кушать-то хотелось сейчас, поэтому для обеспечения наших оперативных потребностей и организации оптовых закупок продовольственных товаров пришлось воспользоваться давно хранящимся золотом. Еще до окончания 41-го года во время проведения спецопераций при обеспечении наступления под Москвой группа Дегтярева умудрилась выловить разгромить немецкую зондеркоманду, которая занималась планомерным и системным грабежом на оккупированной территории СССР. Из расстрелянных дымящихся машин вытащили несколько ящиков, набитых антиквариатом и золотом. Эвакуировать или просто вынести груз у диверсантов не было возможности, поэтому ценности разделили и спрятали в лесу, наставив минных ловушек. Немцы привлекли лучших поисковиков и потом по следам все же нашли почти всё, но вывезти тоже не сумели, и в итоге специальный самолет, вывозивший ценности, был сбит и обследован отрядом НКВД, отслеживающим действия такого рода зондеркоманд. Но два ящика с золотом немцы не нашли, и Дегтярев, вспомнив про ту историю, ради интереса смотался туда в лес и вывез остатки груза. В принципе около полутонны золота было неплохим подспорьем, и потом я в частной беседе рассказал Судоплатову, что у нас есть такой груз, но он, подумав, предложил забыть об этом, а то будет много разговоров, и о нас особенно. Поэтому никому не нужное золото в нашем мире лежало и ждало своего часа, вот Дегтяреву и пришлось его использовать для закупок в мире 1914 года.

Приехав в Киев, я добрался до меблированных комнат, где расположился Дегтярев, изображающий оптового заготовителя зерна и продуктов. Бойцы его группы, которую он снова собрал и привлек для работы по проекту 1914 года, обитали тут же, под легендой его агентов и приказчиков. Женя Евсеенко обеспечивал техническую часть проекта. На некоторые окна Мариинского дворца, кабинета руководства киевского жандармского управления и приемной киевского полицмейстера были направлены лазерные лучи, с помощью которых мы слушали очень занимательные разговоры.

Самое интересное, что для обеспечения достоверности легенды попаданцы действительно скупали продукты, зерно, мед, молоко, мыло и все то, что было в цене в нашем мире. На окраине Киева были арендованы склады и велись активные работы по прокладке электричества. Криминогенная обстановка в городе была очень тяжелой, и наехавшие до войны переселенцы из юго-восточных регионов, как правило с темным прошлым, обычно селились на окраинах. Поэтому уже было несколько попыток наехать на нанятую охрану складов.

Пока я возился на базе и в мире 42-го года, согласовывая планы операции в Средиземном море, Дегтярев успел дать задание нашим поисковикам, и те, подогретые щедрыми обещаниями и большим грузом свежих продуктов, успели прокатиться по нескольким заброшенным мини-пекарням и фермерским хозяйствам. Уже на третий день они набрали нужное оборудование и готовы были запустить процесс заготовки и переработки продуктов. В общем, наполеоновские планы по интенсификации заготовок свежих и, главное, генетически чистых и натуральных продуктов становились вполне реальными.

Придя к нему в номер, я развалился в кресле и посматривал на своего друга. Дегтярев на ноутбуке в Excel составлял таблицы с ценами, подсчитывал рентабельность и возможный выход продукта на проектируемом маленьком предприятии.

— Привет, морда морская, — культурно и вежливо поздоровался я, совершенно недоумевая, с чего такой отъявленный головорез увлекся коммерцией.

Он, не отрываясь от экрана, только кивнул.

— И тебе привет, диктатор и тиран, гроза всех олигархов и олигофренов. Чего приперся? Не видишь, я тут над златом чахну.

— Я смотрю, за несколько дней ты тут успел конкретно развернуться. Не перебарщиваешь?

— Да нет, Сергей. Честно сказать, подустал я от всей этой беготни и стрельбы. Надо было передышку сделать, вот и отвел душу, вроде как в "Монополию" поиграл.

— А-а-а-а. Понятно, а то я подумал…

— Да знаю, что подумал. Что старый друг с дистанции сходит и хочет поиметь где-нибудь домик с маленьким садиком и встречать рассветы в кресле-качалке? Не дождешься.

Отсмеявшись, он спросил:

— Как там? — намекнул он на мой визит в бункер, встречу с Семеновым и беседу с Судоплатовым.

Я достаточно подробно ему пересказал предложение Семенова, сложившуюся ситуацию в 42-м году и необходимость снова вмешаться. Внимательно выслушав, он прокомментировал:

— Ну как мы и ожидали, Семенов, используя дружеские отношения с нами, начал свою игру и привлекает людей, минуя структуры Совета. Все правильно, пусть дергается, нам так проще будет. Что там по этому Совету, еще не дергали тебя?

— Вроде погода улучшилась и должен прибыть борт и привезти специальное оборудование для защищенных видеоконференций через спутник. Вот тогда и посмотрим.

— Понятно. А нам, значит, готовиться к действиям в зимнем Средиземном море?

— Да. Будете с "Гепарда" работать. Зато с самим дуче поручкаешься.

— Да на хрен он мне нужен. Сто лет не видел и не страдал.

— Сам понимаешь…

— Понимаю.

— Ладно, что тут наша Просто Мария? Начала что-то предпринимать?

— Да она молодец. Сразу определила круг, кого можно допустить, уже придумала название и проработала всю систему званий внутри новой тайной организации. Особенно было интересно слушать, как они с Ольгой разрабатывали протоколы и различные ритуалы посвящения. По-моему, Мария Федоровна весьма умная женщина, и она просто засиделась на периферии, а тут такой шанс и возможность поучаствовать в спасении России и, главное, в спасении своих детей.

— Понятно, значит, процесс пошел. Что местная госбезопасность и разведки союзников? Ну не должны они оставить без надзора такую политическую фигуру.

— Надзор есть. Уже и нами интересовались, но так, вскользь, но Найденова и Ольгу пасут плотно.

— Разобрались кто?

— И охранка, и жандармы, и даже контрразведывательный отдел штаба гарнизона.

— Трудно будет в такой ситуации работать.

— Согласен.

— Олежек, может, попробуем операцию "Питерский гопник" начать раньше времени и в Киеве? А то ведь не дадут нормально работать.

Смысл в том, что мы, пользуясь нашими возможностями, хотели провернуть, скажем так, некую коррупционную схему с расстановкой своих людей на постах в системе внутренних дел и государственной безопасности. Одна из таких схем была перенята у наших любимых товарищей большевиков и легендарной истории про Леньку Пантелеева, только немного доработанная. В городе появляется неуловимый преступник, и только наш человек торжественно его ловит и уничтожает, что соответственно освещается в средствах массовой информации, и, при поддержке той же Марии Федоровны, он ставится на нужное место, а предыдущий полицмейстер или обер-полицмейстер коленкой под зад.

— Не меньше недели на подготовку, чтобы отработать фигурантов и составить хотя бы черновой вариант плана. Тем более убрать-то мы сможем, а вот кого поставить на освободившиеся должности? У нас здесь совершенно нет никакого лояльного кадрового резерва, пока организация Марии Федоровны стабильно не заработает, собирая вокруг себя интересных для нас людей.

— Понятно, что думаешь делать?

— Мы тут погуляли, послушали. Реально нужно с местным криминалом договариваться, а то, как только мы начали заниматься скупкой продуктов, уже стали наезжать. Похоже, местные оптовики, кто реально держит рынок, решили нас в зародыше задавить.

— Ты думаешь, уже в четырнадцатом искусственно начали задирать цены для создания социальной напряженности?

— Уверен. Ты посмотри, кто контролирует этот бизнес, а газеты кто держит? А кто в революционерах руководил?

— Намекаешь на израильских друзей, которые так системно работают?

— Почему бы и нет. Даже копаясь в имеющейся информации, такое трудно отследить, тем более большевики после революции много чего, что касается дореволюционной деятельности, подчистили и уничтожили. А здесь, пообщавшись с людьми, можно с ходу сделать выводы, что имеется система по занижению закупочных цен у производителей и перепродажа в городах по неоправданно завышенным ценам. Это не бизнес, это делается специально. Вспомни, как в Питере в семнадцатом создали революционную ситуацию, прекратив поставку продуктов и взвинтив цены.

— Понятно. Решил под крышей криминала пощипать и устроить "ночь длинных ножей"?

— Хочу посмотреть, как будет работать их система безопасности и какие силы они будут привлекать. Главное, отследить их связи и ключевые фигуры.

— Олег, это пока несвоевременно.

— Я только чуть-чуть, так сказать, чтобы почувствовать землю под ногами.

— Я чего-то не знаю? Говори, что случилось?

Он нехотя процедил, видно, что тема ему неприятна.

— Когда сдавали золото, видимо, спалились, и нас уже пасут.

— Ого. Так быстро? Олег, ты что, квалификацию теряешь?

— Да нет. Скорее всего, тот еврейчик, которому золото сдавали, слил информацию знакомым бандюкам и решил получить всё и так. В общем, всё просто.

— Кто пасет?

— Да местная шпана. Взяли двоих и расспросили.

Я не смог не усмехнуться, прекрасно понимая, как спецы могут расспрашивать, по сути дела в полевых условиях.

— И что?

— Отслеживают всех неместных с деньгами и по возможности потрошат.

— Кто-то за ними стоит? Вряд ли такие делишки без центрального руководства обходятся. Признавайся, ведь копнул поглубже?

— Ага. Эти дятлы много чего рассказали.

— И?

— Стоит за ними некто Мэтр, вроде как в авторитете. И по имеющейся информации его кто-то из местных ментов крышует. В общем, все старо и привычно.

— Семенову запрос посылал?

— Посылал. Ничего существенного. Ну был до революции такой бандюк и всё…

— Ну, допустим. Но в наши планы конфронтация с местным криминалитетом пока не входит. Что с топтунами сделал?

Олег хитро усмехнулся и пожал плечами.

— Они сменили место жительства. Много видели. Один сразу поплыл, а вот второй, старший, тот понты кидать начал, вот и пришлось его кольнуть сывороткой. Много чего рассказал.

— И ты их ликвидировал?

— Вариантов не было. У старшего сердце отказало во время допроса. Вот и пришлось второго на ноль множить, все равно с местными уже цапнулись.

Я устало откинулся на спинку кресла.

— Олег, ну что ты как ребенок.

Дегтярев виновато пожал плечами.

— Ну хоть следов-то не оставили?

— Хрен там. Нас уже выпасли и предъяву выкатили на отступные за "потерянных кормильцев".

Я лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию, прикидывая различные варианты. Исчезнуть-то можно, но все равно эту проблему придется решать. Тем более наше воздействие на Россию предполагало и улучшение криминогенной обстановки, поэтому я коротко кивнул.

— А в рот им не плюнуть жеваной морковкой?

— И я так думаю, так что вечером будет небольшая резня. Надо по ушам дать, чтобы зауважали. Поучаствуешь?

— Конечно. Ты место отработал?

— Пока нет. Они будут место сами назначать, поэтому придется работать в оперативном режиме.

— Они именно тебя вызвали?

— Вызвали старшего, когда поняли, что я не один и со мной команда бойцов.

Дегтярев уставился на меня хитрым, понимающим взглядом.

— Серый, даже не думай. Еще тебя тут не хватало. Я пойду и всё. Обижайся, не обижайся, но тут моя вина, а ты у нас теперь персона важная, особа, приближенная к императору. В общем, подполковник, в обеспечение.

Я спорить не стал, тем более бандюки уж точно физиономию Дегтярева срисовали и отправить вместо себя кого-то из бойцов вряд ли получится.

— Когда встреча и где?

— Сегодня, где-то в Куреневке.

— На фиг. Переноси на завтра.

— А смысл? Что, не справимся?

— Олег, рисковать не будем. Сделаем по-другому. Притащим второй маяк и установим на машину. В бункере уже давно маются Мещерский с Марченко и взводом солдат, которые неделю упражняются с немецкими МР-40. Вот пусть и поработают командой зачистки. Дам им сутки на подготовку и Саньку в качестве инструктора, а мы с тобой отработаем весь план операции. Если этот, как его…

— Мэтр…

— Имеет такой авторитет в преступном мире, то придется его брать под жесткий контроль. Нам будут нужны его связи.

— А я про что?

Обговорив с Олегом детали операции, пришлось немного поиграть в шпионов, чтобы уйти из дома, за которым уже явно велась слежка.

При очередном сеансе связи с бункером я передал задание и, добравшись до железнодорожного вокзала, выехал до нужной станции, где меня должен был ждать Марченко, исполняющий роль связного.

Глава 19

Ночной пригород Киева — Куреневка, конечно, не впечатлял и больше походил на деревню с одноэтажными домами, многие из которых имели соломенную крышу. Ну прямо натуральное украинское село в черте Киева. Я сначала сомневался, что этот Мэтр, который, по слухам, был достаточно хитрым и изворотливым мерзавцем, будет устраивать стрелку именно в этом районе — ну не его стиль. По нашим данным, этот местный преступный авторитет слыл весьма и весьма жестоким и подлым человеком, с очень развитой звериной чуйкой. Может поэтому, он так спокойно гулял по городу и постоянно уходил от киевской полиции. Хотя, имея нынешний опыт и знания, я весьма критично относился к таким легендам о невероятно хитрых и неуловимых бандитах. Как правило, все это было дутое и сильно преувеличенное, и такая удачливость объяснялась скорее всего тесными связями фигуранта с местными органами правопорядка или госбезопасности. Был, конечно, вариант, что бандючок-то непростой и под него работает тот же немецкий резидент, и мы не исключали такой вариант, поэтому хотели предпринять определенные меры.

А вот выбор места встречи был весьма и весьма мудрым. Частный сектор, куча свободного пространства и в каждом дворе по собаке. В общем, неслышно не подберешься, да и в огородах можно незаметно разместить кучу наблюдателей.

Местоположение главаря банды узнали в самый последний момент, и то благодаря нашему техническому обеспечению. Не обнаружив должного рвения с нашей стороны и движения к указанному месту, местный дон Карлеоне отправил пару "шестерок" наблюдать за нами. Вот одного мы и прихватили, и, навешав фонарей, облепили электроникой и пинком под зад отправили к главарю с сообщением, что когда надо будет, тогда Ленька Пантелеев и придет в гости, а до этого чтобы пассивный мужеложец Мэтр и не смел тревожить серьезных людей.

Естественно, после таких новостей плюгавый мужичок с весьма веселым именем Кулька, штатная "шестерка" Мэтра, спотыкаясь и не веря своему счастью, что остался жив, освещая навешанными мозолистыми кулаками Дегтярева "фонарями" улицу, чухнул почти через весь город, мастерски проверяясь на наличие слежки. Но тут он был не в курсе, что по параллельным улицам за ним идут наши люди, ориентируясь по радиосигналу маяка, спрятанного в поношенном и грязном сюртуке, который заменял Кульке верхнюю одежду. Мы так водили его два часа, пока он не привел нас к большому, явно зажиточному дому в Куреневке.

Мы сидели в той же комнате и через динамики слушали, как Мэтру и двум его подручным вещал Кулька о встрече с нами. Мощности передатчика, вшитого в ремень мелкого бандита, явно не хватало, поэтому в двухстах метрах от дома, где квартировал преступный авторитет, сидел наш человек с радиоретранслятором.

Выслушав жуликоватого Кульку, Мэтр задал ожидаемый вопрос своему помощнику.

— Аспид, ты смотрел, может эти залетные пустили кого за Кулькой?

Аспид, это была кличка весьма и весьма серьезного подручного Мэтра, по слухам, бывшего полицейского откуда-то то ли из Самары, то ли из Саратова. Но больше он прославился своим чутьем на агентов полиции и умением остро отточенным шилом мгновенно отправлять на тот свет неугодных.

— Мы Кульку два часа водили, когда его выпустили из меблированных комнат Либерзона. За ним точно никто не шел. Не связывался бы ты с этими залетными, не по зубам они нам.

— С чего ты взял?

— Чую. Кровь чую. Не наши они, не деловые.

— Легавые?

— Нет. Точно не из полиции, и не из жандармов.

— Так кто?

— Они больше на военных похожи. Причем не из тех, кто на парадах марширует, а тех, кто по ночам часовых режет.

Раздался смешок.

— И тебе, Кулька, они не такими простыми показались?

Я мог только представить эту картину. К сожалению, видеокамеру мы не смогли подсунуть, поэтому приходилось довольствоваться прослушкой.

— Да, Мэтр. Душегубы еще те, не связывался бы ты с ними.

— Они специально меня разозлили!

Подал голос Аспид.

— А ты подумай — зачем? Ведь не дураки же они, и прекрасно понимают, что ты такого не простишь.

Пауза. В динамике только было слышно шипение, прерываемое потрескиванием эфира, и снова раздался голос Мэтра, который все больше и больше становился мне интересным… в качестве пособия по анатомии.

— Я не могу такого спустить, фартовые люди меня не поймут.

— Ну смотри, хозяин — барин, но ой выйдет нам это боком.

— Аспид, я тебя услышал. Но про них серьезные люди просили.

— Да знаю я твоих серьезных людей. Это те, кто у крестьян хлеб за копейки скупают и не дают им самим торговать на рынках, а потом втридорога продают городским, делая свой гешефт? Ох, подведут они тебя, Мэтр, под виселицу, твои пейсатые партнеры.

— Аспид, ты следи за своим языком.

— Это твои дела, Мэтр, но я предупредил. Наблюдал я за этими людьми, ой не простые…

— Не пугай, пуганые.

Видимо, они поняли, что обсуждают стратегические вопросы при Кульке, и его просто вытолкали подальше, но мы все равно качественно запеленговали место, где обитает Мэтр.

Уже под вечер мы начали операцию. На нанятую телегу местного жителя погрузили маяк, и в сопровождении Саньки Артемьева они выдвинулись к дому, где обитал главарь бандюков. Не доезжая ста метров, Санька тормознул телегу и вколол вознице снотворного и активировал маяк.

Это была уже опробованная методика, и практически в полной темноте прямо из воздуха стали появляться люди, одетые в местную одежду, под которой обязательно находились бронежилеты. Вооруженные бесшумным оружием, с приборами ночного видения, они стали занимать позиции, беря под контроль улицу. Чтобы исключить фактор собак, которые по идее должны были нас демаскировать, еще с самых сумерек мы устроили настоящий собачий концерт, и те не умолкали уже несколько часов, нарушая тишину и скрывая все наши передвижения.

Несмотря на яростный собачий лай, улицы были пустынны, и видно было, что никто не решался ночью выходить без особой надобности. Девиз "мой дом — моя крепость" и "моя хата с краю" и тяжелая криминогенная обстановка в районе не способствовали появлению лишних глаз.

Вот мы этим и воспользовались. К двум часам ночи дом, где должен был обитать Мэтр, был блокирован на дальних подступах, и снайперы срисовали даже двух часовых, которые, несмотря на бандитскую вольницу, не спали и внимательно наблюдали за обстановкой на улице.

Меня в бой не пускали, а Дегтярев доходчиво высказался по этому поводу: "Не царское это дело с автоматом бегать, ты котелком работай". Поэтому я с Мещерским остались за два квартала возле небольшого пустыря и, разместившись в кустах, слушали доклады наблюдателей и снайперов. Операцией руководил Дегтярев, и мне вмешиваться не было никакого резона: Олег хороший профессионал.

— Папа, вижу наблюдателя, за поленницей. Готова работать, — докладывала Артемьева.

— Понял, Белка, ждите Кукушку, — искаженный шифратором голос Дегтярева был спокоен и не выражал никаких эмоций.

Тут же отозвался Малой.

— Папа, я на позиции. Вижу вторую цель и собаку, готов работать.

— Понял. Все, Кукушки, работаете по готовности. Всем, выдвигаемся к дому.

Тихих щелчков ВСС я не слышал, тем более с такого расстояния, и то, что одна из собак выбыла из общего концерта, тоже трудно было заметить на фоне многоголосого лая.

На общей частоте слышались доклады.

— Внешний периметр чист…

— Дом блокирован.

— Сарай блокирован.

— Входите в дом, но по-тихому.

Мы со штабс-капитаном Мещерским, фельдфебелем Удовиным и двумя солдатами, вооруженными немецкими МР-40, двинулись к дому, посчитав, что ситуация под контролем.

По-тихому взять дом не получилось: даже здесь мы слышали пару глухих выстрелов, и как хлопнула светошумовая граната. Но на этом все и закончилось.

Когда мы быстрым шагом подошли к дому, там уже на входе стояла фигура, на лице которой выделялся уродливый нарост прибора ночного видения, и любого другого, кроме нас, это бы страшно напугало. Но и у нас были такие же, поэтому, кивнув друг другу, я, переступив через труп охранника с простреленной головой, вошел в дом. В пороге просторной комнаты, уставленной с некоторой претензией на богатство, лежал крупный детина, в голове и на груди которого виднелись все еще кровоточащие пулевые отверстия. Переступив и через него, в свете керосиновой лампы я с интересом рассматривал лежащие вповалку тела охранников. Все было сделано быстро и профессионально: каждый получил минимум по две пули, и в дополнение еще одну контрольную в голову.

В соседней комнате, где по идее обитал сам Мэтр, уже толпились наши ребята и кого-то сноровисто вязали. Увидев меня, посторонились.

— Что за стрельба?

— Да заместитель этого урода быстро среагировал и успел сигануть в окно и даже разок пальнуть. Эти тоже задергались, — кивнул на тихо скулящую женщину с растрепанными волосами и лежащего на животе мужчину, которому сноровисто надели наручники на руки, — вот и пришлось светошумовой.

— Бегунка зачистили?

— Да, там за окном валяется.

Олег так же спокойно, как и командовал операцией, тихо спросил.

— Что с ним делать?

— Бабе кольните что-нибудь, чтобы долго спала, а этого урода с нами, пусть споет соло. Может, что интересное расскажет…

Так же слаженно и быстро на подогнанную телегу загрузили трупы, штурмовые группы и снайпера снялись с позиций и, прикрывая друг друга, ушли к маяку, где снова сделали вызов и, дождавшись появления прямо из воздуха погрузочного пандуса, ушли в бункер, забрав с собой тела убитых бандитов. Телега с маяком, управляемая невозмутимым Артемьевым, после ухода последнего бойца, также медленно покатилась по улице, и через полчаса на месте проведения спецоперации уже не было никаких следов присутствия пришельцев из будущего, только трупы бандитов.

Через час Мэтр пел как соловушка, рассказывая про свои делишки, сливая контакты, партнеров, поставщиков информации, то есть наводчиков и покровителей в киевской полиции, а главное — куратора в жандармском управлении города. В общем, он давно и, главное, системно работал на жандармов, и в Киев его вывели специально, для проведения каких-то темных делишек, причем несколько раз он и его люди использовались в каких-то странных мероприятиях по передаче денег революционерам и каким-то украинским националистам.

Мэтр оказался живучим, очень понятливым, и когда оказался в отдельной камере в нашем бункере, быстро смекнул, что попал в очень неприятную историю. Уж очень вид захвативших его бойцов отличался от привычных здоровых бородачей полицейских. Оружие, форма и, главное, поведение. Отнявший не одну жизнь Мэтр почувствовал в окружающих его людях безжалостных убийц, и всякое желание требовать справедливого суда у него пропало. Теперь он как мог вымаливал свою жизнь и старался быть как можно более полезным, поэтому фонтанировал интересной информацией, из которой многое становилось ясным. Это, конечно, при нашем знании будущего многое и так было понятно, но вот нюансы и организация процесса развала России однозначно не была раскрыта.

Сидя с Дегтяревым и с другими офицерами за чашкой кофе, мы обсуждали полученную информацию.

— Ну тут ясно видно, что Мэтр глубокая разработка местной гэбни. И поставили его не только революционерам бабло сливать, но и собирать информацию о бизнес-кругах и при необходимости выполнять всякие деликатные поручения. Но вот то, что они и украинских нациков ведут, и того же Петлюру вытягивают, заставляет задуматься.

— Джунковский? — задал вопрос Мещерский, который все свободное время штудировал имеющуюся информацию о революции и причинах ее породивших.

— Его ж убрали, когда вроде как на Распутина бочку начал катить.

— Не знаю, это больше на повод, чем на причину похоже.

— Все равно, факт остается фактом — в подготовке смены власти в стране участвовали определенные структуры госбезопасности, имеющие тесную связку с некими заинтересованными лицами в аристократических кругах и особенно с местными заводчиками-олигархами, типа того же Саввы Морозова. Тут столько всего накручено, что разрешить вопрос можно только революцией и соответственно большой кровью или нашим появлением в роли спасителей или союзников, на которых, как на нового царя, будут возлагать большие надежды.

Я продолжил:

— Вот, представляете, с кем придется бодаться. И как только с нашей стороны начнутся определенные поползновения, сразу столкнемся с мощнейшим многоуровневым противодействием. Правильно грушные аналитики говорили, что слишком поздно вмешались.

— И что? Сидеть ничего не делать, опять переехать в Южную Америку только в четырнадцатом и оттуда вывозить все, что нам нужно?

Вопрос повис в воздухе. Все находящиеся в этой комнате прекрасно понимали, что никто не откажется, хотя у каждого для этого были свои причины. Глянув в глаза каждому, я подытожил общее мнение:

— Значит, все согласны, что дело бросать не стоит, поэтому приступим к общему планированию и постановке задач каждому в отдельности…

* * *

В отделанном мореным дубом кабинете, где, благодаря дорогой мебели и множеству уникальных картин и произведений искусства, которыми любил себя окружать хозяин, в воздухе буквально витал запах больших денег. Зашторенные тяжелыми портьерами окна и приглушенный свет, разбавляемый неяркими языками пламени в камине, создавали некую, можно сказать, интимную обстановку, в которой два уважаемых не только в Киеве, но и во всей России человека могли позволить себе расслабиться и поговорить о важных вещах, не опасаясь, что их подслушают.

— Матвей, что произошло в Киеве, что ты меня так срочно вызвал? Неужели вдовствующая императрица готовится вернуть себе власть? — в голосе упитанного весельчака, в котором только острый безжалостный взгляд выдавал прожжённого дельца, послышалось ленивое недовольство.

— Митенька, ты прекрасно знаешь, что в наших делах не бывает мелочей. Ты просил присмотреть за твоими хлебными делами на Украине, вот и появились первые проблемы, решение которых уже не подразумевает прямых действий вроде применения силы или натравливания нашего карманного обер-полицмейстера. — Хозяин кабинета, высокий жилистый мужчина, с уже проступившей сединой на висках, неторопливо окунул кончик сигары в бокал с коньяком. Грубый шрам на шее и рассеченная бровь говорили о том, что человек в своей жизни не только сидел в кабинете и отдавал команды, но и прекрасно знает, с какого конца браться за винтовку.

— И что там за проблемы? — с легким нетерпением поинтересовался гость.

— Митенька, ты же знаешь, что я тебя не буду дергать по мелочам?

— Знаю, поэтому и бросил всё, в том числе отказался от обеда у губернатора, и выехал к тебе. Так что там случилось?

— Внешне ничего, а реально началось что-то непонятное…

Убедившись, что гость его внимательно слушает и не прерывает, продолжил:

— До недавнего момента все шло нормально. Подконтрольные нам фирмы, занимающиеся скупкой хлеба, держали заниженную цену, но появился новый игрок, с деньгами, причем деньги они получали тоже через нашего человека, которому сдавали золото, много золота. Вот наш человечек и пожадничал, захотел узнать, откуда столько золотишка, и натравил на этих людей Мэтра.

— И что? — без особого интереса поинтересовался гость. Его не сильно впечатлил рассказ, но он старался не выказывать своего разочарования.

— А нет ни Мэтра, ни его людей, ни скупщика золота. Все исчезли в течение одного дня. Вот были люди и всё, их нет. Как корова языком слизала.

— Хм.

Гость, до этого вальяжно развалившийся в кресле, быстро подобрался, изменил лозу и уже более внимательно стал слушать своего компаньона.

— И никаких следов?

— Я начал наводить справки и послал пару своих людей. Результаты интересны. Мэтр прятался на окраине Киева, и именно той ночью там была слышна стрельба и суетились какие-то люди. Немного побегав, мои люди нашли Аспида…

— Человека, которого ты к Мэтру приставил. Полицейский из Самары. Акимушкин, кажется, его зовут, он еще на допросе насильника и убийцу гимназистки до смерти забил, а тот оказался байстрюком местного предводителя дворянства.

— Да, я всегда поражался твоей памяти. Всё верно. Вот Аспид выжил, получив две пули в спину, сумел притвориться мертвым и сбежал, спрятавшись у соседей. Много интересного рассказал.

— Ну-ка, ну-ка. Неужели Джунковский свою игру начал?

— В том-то и дело, что нет. Это не жандармы, не охранное отделение и даже не полиция. Аспид грешит на военных, но говорит, что какие-то они неправильные, хотя железная дисциплина. По ухваткам похожи на пластунов, но не они. Уж слишком у них все лихо получилось. Без шума уничтожили всю охрану Мэтра, выкрали из города всех, кто имел хоть какое-то отношение к этой истории. А фирма, которая скупает хлеб и другие продукты, все продолжает работать, загружать склады, которые потом невообразимым способом пустеют. И люди, которых я посылал проследить, просто бесследно исчезают. Чертовщина какая-то.

— Может, немцы?

— Нет. Аспид говорит, что наши, русаки, немчурой и не пахнет, но какие-то странные.

— Ну и что? Как это повлияет на наши планы? Ну появились новые дельцы. Рано или поздно им все равно с нами придется договариваться, когда узнают, кто стоит за этим идиотом Мэтром.

— Хм. Вот тут я тоже сомневаюсь, уж очень они непростые.

— Ты, Матвей, стареть начал, раз боишься простых душегубов. Что, в первый раз с любителями дармовщинки встречаемся?

— Ты знаешь, что меня напугать трудно, особенно после Аляски и Южной Африки. Но вот чувствовать опасность я научился, а тут всё кричит об этом.

Пухлый гость на пару мгновений задумчиво посмотрел на своего компаньона, просчитывая в уме возможные варианты.

— Ну ладно. Ты меня убедил, да и раньше ты труса не праздновал, и все твои опасения всегда были оправданными. Но что ты от меня хочешь?

— Надо подключать НАШИХ жандармов. Как мне кажется, полиции это не по зубам.

— А наших сил не хватит?

— Мои люди вчера обнаружили слежку за мной и моим домом. Когда попробовали взять соглядатая, то потеряли двух человек. Их нашли на следующий день на дворе одного из домов, заложенных дровами. У каждого во лбу по пуле, а выстрелов никто не слышал. Доктор, который осматривал тела, сказал, что им перед смертью что-то кололи — на руках видны следы уколов. Так что, Митенька, это точно не бандиты, я бы даже подумал на жандармов, но уж слишком жестко и прямолинейно они работают, при этом оставаясь в тени.

Опять пауза.

— Знаешь, Матвей, все это наводит на размышления…

— Это как-то связано с возней вокруг вдовствующей императрицы?

— С чего ты взял?

— Да ты сам сказал, да и у меня промелькнули кое-какие слухи. Может, расскажешь?

— Ключевое слово "необычные" люди. Дело в том, что в окружении Марии Федоровны появились пара людей, про которых никто никогда раньше ничего не знал, и к ним тоже подходит определение "необычные люди".

— В чем это выражается?

— Да в том же самом, что ты описывал. Военные, привыкли к дисциплине, никому не подчиняются, Мария Федоровна на людях ими командует, а когда думает, что никто не замечает, общается с ними достаточно уважительно. В течение недели из ее круга удалили всех, я повторяю, всех наших людей и набрали новых, при этом тех, кто был нам неинтересен и не являлся агентом, не тронули.

— Как они смогли так? У нас кто-то разболтал?

— А вот и нет. Все в один голос утверждают, что на них надевали какие-то странные пояса, на пальцы какие-то штуки с проводами, и все это подключалось к прибору размером с книгу. Им в темной комнате задавали вопросы про то, рассказывают ли они кому-либо о жизни Марии Федоровны и множество других.

— Это что же получается, они по прибору смогли определить, врет человек или нет?

— Получается, так. Всех выявили, понимаешь, всех! Это не всё. Мария Федоровна и ее дочь великая княгиня Ольга Александровна, которая до этого сидела в Ровно в госпитале, недалеко от своего возлюбленного, как-то активизировались и стали разъезжать по фронтам, проводя множество бесед с простыми офицерами. После чего почти вся охрана столь высокопоставленных особ была заменена исключительно на офицеров-фронтовиков.

— Да, дела.

— И в свете того, что ты мне рассказал, поводов для беспокойства у нас прибавилось.

— Неужели янки вмешались? У нас же с ними договоренность, что они и так получат концессии за Уралом.

— А вот не знаю, вроде как не совсем похоже на них. Тут кто-то другой действует, и ему совершенно плевать на то, кто мы и откуда, крови они не боятся.

— И это не революционеры.

— Хм. Эти только деньги клянчить умеют на великое дело, а сами в Швейцарии водку жрать горазды да местных баб щупать. Это кто-то другой.

— Ну не можем же мы ликвидировать вдовствующую императрицу раньше времени? Может, у британцев помощи попросить?

— Этих только пусти, потом сам будешь не рад. Пока сил хватит, будем сами разбираться. На крайний случай подключим все свои связи при императоре, а особенно при императрице, она и так в последнее время слишком впечатлительной стала, это нам на руку.

— Тогда что будем делать?

— Попробуй выйти на этих людей, представившись представителем хлеботорговцев, и поговорить, выяснить, чего они хотят, а я буду прощупывать реальную позицию Марии Федоровны, уж слишком она активной стала.

Глава 20

В беготне, когда занят и нет возможности просто поднять голову и оглядеться по сторонам, время летит незаметно. Вот только был понедельник, а, глянув на календарь, понимаешь, что пора срывать листок с надписью "пятница". Пролетело больше недели в постоянной беготне, согласованиях, переговорах, выставлении ультиматумов.

В мире 1914 года наша фирма по оптовым закупкам продуктов питания набирала обороты, и уже благодаря ценам того времени и нашим золотовалютным резервам вся колония уже питалась исключительно продуктами, получаемыми из этого мира, полностью прекратив поставки из мира 1942 года.

Мария Федоровна, вдовствующая императрица, с дочкой действительно развернули бурную деятельность, мотаясь по фронтам и встречаясь с сотнями офицеров, маскируя за этими телодвижениями вербовку выбранных людей. Келлер, Корнилов, Маннергейм и множество других военачальников, которые после революции придерживались промонархических позиций. От нее, через Ольгу, поступила просьба поучаствовать в ближайшее время в церемонии посвящения новых членов военного ордена Российской империи, организованного с подачи вдовствующей императрицы. По идущим данным из Мариинского дворца в Киеве множество выбранных офицеров, ознакомившись с демонстрационными фильмами о ближайшем будущем России, однозначно давали свое согласие на вступление в орден, как его стали называть. Я их прекрасно понимал: и Мария Федоровна и ее дочь Ольга Александровна пользовались огромным и, главное, искренним уважением. Поэтому достоверность выдаваемой информации о будущем ни у кого не вызывала сомнения, что добавляло им авторитета. По моему совету абсолютно весь персонал дворца и охрана были проверены на детекторе лжи и сразу выявили несколько агентов и жандармов, и вообще каких-то левых ребят, которых сразу взяли в разработку, хотя реально людей не хватало, поэтому мы ограничились только защитными мероприятиями. Поэтому с фронта от завербованных генералов были присланы несколько офицеров-фронтовиков, которые и занялись обеспечением непосредственной охраны столь высокопоставленных особ.

Естественно, наши изыскания и появление новых продуктов не укрылись от внимания Судоплатова, который при очередной встрече поднял вопрос моей прошлой оговорки, что мы в ближайшее время решим проблему поставки стратегического сырья. Я как мог выкручивался, но он все же сумел додавить меня, уже догадываясь, что мы получили доступ в другой мир.

— Сергей Иванович, может, хватит вам мяться, как маленькому мальчику?

Ну я ему и выложил сокращенный вариант, но и этого ему хватило, чтобы впасть в ступор. Он не кричал, не ругался, просто спросил:

— Почему? Почему решили помогать царю?

Я медленно, выделяя каждый слог, ответил:

— Никто такого царя, который профукал свою страну и довел свою семью до подвала ипатьевского дома, защищать не собирается. К нему нет никакого уважения.

Я замолчал, давая возможность Судоплатову переварить услышанное.

— Павел Анатольевич, мы с вами уже сколько знакомы? Ко мне были претензии в плане предательства и неискренности? Или глупости? Нет?

Дождавшись его кивка, я продолжил:

— Вы прошли Гражданскую войну, скажите, это нормально, когда брат убивает брата, и русские убивают друг друга в угоду западным банкирам? Я не прошу дискуссии относительно политики, я говорю просто про сохранение русского генофонда, ведь на фронт, на войну всегда шли самые лучшие, самый цвет нации, а в тылу отсиживались всякие махерсоны, которые делали на русской крови деньги. И ведь то, что много достойнейших погибло на фронтах Первой мировой, Гражданской, Великой Отечественной, это ведь сказалось на нашем мире. Да, там есть дворяне, беляки, офицерье, но ведь сколько Россия потеряла? Сколько примеров? Например, тот же Сикорский, который по сути дела поднял всю авиапромышленность США, он ведь наш, русский. А теперь положите на одну чашу весов ваши политические воззрения, а на другую миллионы жизней простых русских людей, плюс к тому, что из того мира можно будет получать необходимые ресурсы, без которых СССР может проиграть войну. Ваш выбор? Тем более уже проверено, что ваши миры никак не связаны — это уже отдельная историческая линия…

Он был озадачен моим напором. В принципе, как мне показалось, если не убедил, то заставил задуматься.

— Я вас понял, Сергей Иванович, но с другой стороны…

— Никакого взаимодействия между мирами не будет. Я даю слово, тем более мы там собираемся просто добывать полезные ископаемые и закупать нужные ресурсы, при этом если будут размещаться оборонные заказы, то одним из условий будет изменение отношения к пролетариату. Вот и всё. Вам же сейчас нужны патроны, винтовки, снаряды к тем же трехдюймовым пушкам? При прекращении войны заводы России да и Германии четырнадцатого года будут всостоянии обеспечить большинство потребностей Советского Союза. Как вам каламбурчик — кайзеровская Германия будет помогать в войне с фашистской Германией?

Судоплатов, несмотря на недовольное выражение лица, все же усмехнулся.

— И что по срокам?

— Два-три месяца, и война будет закончена, и за это время мы уже начнем добычу нефти и ее переработку. Это покроет не только все наши нужды, но и позволит начать поставки нефтепродуктов Советскому Союзу. Это касается и продуктов. Проливы перекрыты, и Россия не может продавать зерно, поэтому скопились огромные запасы, которые могут просто сгнить, а мы все это выкупим по бросовым ценам. Таким образом, потеря сельскохозяйственных районов СССР и потеря урожая сорок первого года могут быть компенсированы таким образом. У вас есть вся доступная информация, поэтому я бы разработал план заказов для заводов Российской империи четырнадцатого года, учитывая имеющиеся тогда мощности и состояние промышленного парка. И что можно закупать в САСШ и в Южной Америке.

О, а вот это ему уже понравилось. Настоящий деловой разговор.

— Я должен все это обсудить с товарищем Сталиным.

— Естественно. Но мы уже начали закупки продовольствия и готовы часть, что сверх наших потребностей, отгружать на нужды Советского Союза…

За это время мне пришлось еще три раза воспользоваться системой мгновенной переброски крупногабаритных предметов. Опять пришлось с соблюдением всех мер секретности смотаться на побережье в район мыса Аю-Даг, и в 1942 год отправилась еще одна атомная подводная лодка, которая теперь плескалась где-то в водах Баренцева моря, которую спецы ВМФ СССР теперь почти в прямом смысле облизывали и носились как с дорогой невестой. Для нее и для болтающегося в Средиземке "Гепарда" уже была оборудована секретная база. И особой изюминкой в наших авантюрах с перемещением во времени были наконец-то с особой тщательностью и бережностью переправленные два стратегических бомбардировщика Ту-160 и Ту-95, которые руководство полковника Семенова от щедрот своих выделило для укрепления дружбы и сотрудничества. Два огромных красавца из будущего сейчас находились на секретном аэродроме, где-то за Москвой, который уже несколько месяцев готовили как раз для такого рода техники из будущего.

Несколько дней ушло на техническое обслуживание, ведь недостаточно просто перебросить самолеты, особенно такие технически сложные. Для нормального функционирования любого современного самолета нужны инженеры и специальная техника, расходные материалы и запасные части, которые требуются постоянно. Поэтому вместе с бомбардировщиками пришлось перебрасывать и команды аэродромного обеспечения, заправщики и кучу другой техники, без которой эти красавцы не смогут подняться в небо.

Но вот все подготовительные работы были выполнены, и Сталин, получив эту информацию, дал команду на боевое применение обоих, по местным меркам, исполинов. Цели долго и тщательно выбирались, в итоге решили немцам основательно утереть нос. Тем более для бомберов привезли много чего интересного и взрывоопасного, но так, чтобы особенно не толкать научный прогресс у противника.

Оно ведь всегда интересно и приятно вдарить по супостату мощной дубинкой так, чтобы мозги во все стороны, а вот стратегические бомбардировщики из будущего и были такой дубинкой, чисто по-нашему, по-русски, от души. И ведь никто это не считал поддавками иди какой-то бесчеловечностью, особенно после того, что насмотрелись на оккупированных территориях…

Ради такого цирка я бросил все дела и на время умотал в центр специальных операций, который был недавно организован при Ставке Верховного главнокомандующего. Мы там все упаковали большими плоскими телевизорами, новыми средствами связи и, конечно, компьютерами, на которых отображалась текущая информация на фронтах. Несколько программистов из нашего времени в срочном порядке адаптировали программное обеспечение, и Сталин или тот же Жуков мог в любой момент времени со своего компьютера получить оперативную обстановку по любому участку фронта.

Ту-95, стартовав в начинающихся сумерках, поднялся в воздух и, быстро набрав высоту и скорость, ушел в сторону Германии. Через полчаса в небо ушел Ту-160, догоняя более тихоходного собрата.

С бомбардировщиков постоянно передавалась оперативная информация. Мы в реальном времени могли наблюдать, как оба самолета, не отвлекаясь на немецкую ПВО, достигли знаменитого Пенемюнде и стали его разрыхлять и равнять, уничтожая подземные лаборатории бетонобойными бомбами из будущего. Вывалив практически весь свой груз, Ту-95 повернул назад, а Ту-160 сделал легкий крюк в сторону Берлина, перейдя на сверхзвук.

Столица Германии ужаснулась от такого хамства, несмотря на плотную и продуманную систему ПВО. Небольшая фугасная управляемая бомба, эдак с тонну весом, пробила купол Рейхстага и взорвалась внутри, нанеся огромный урон. Что там было дальше, летчики из будущего посмотреть не могли, но радостный гогот и забористый мат в эфире говорили о том, какое удовольствие получают наши люди, участвуя в исторических событиях. Если честно, я и сам получал удовольствие от такого действа. Надоели эти побегушки с автоматами по полям, надоела гибель летчиков, танкистов и простых пехотинцев, отбивающих очередную станцию или населенный пункт, надоели расстрелы на оккупированных территориях. Пора бить и давить, и главное, заканчивать побыстрее эту войну. Надо так дать по зубам, чтобы надолго зареклись к нам соваться, поэтому бомбы объемного взрыва, напалм, шариковые и кассетные боеприпасы я не считал ничем таким неприемлемым.

Вот и сейчас, сидя в кресле в центре специальных операций, я смотрел и слушал, попивая кофе, и, так же как и все остальные тут присутствующие, испытывал удовольствие от происходящего. А ведь здесь были и местные, сотрудники Генштаба, разведки, спецвойск НКВД, которые готовились по методикам будущего, и мои современники, уже давно вписавшиеся в процесс и ставшие неотъемлемой частью этого мира, этой войны. Странная, гротескная, но тем не менее такая уже привычная и, если можно сказать, с точки зрения прыгуна по разным временам, гармоничная…

Вот уже почти неделя прошла с того памятного разговора с Судоплатовым, а тему выхода в 1914 год никто больше не поднимал. Хотя только вчера пришли зашифрованные документы из хозяйственно-экономического управления НКВД, которое возглавлял Павел Судоплатов, под его личным кодом, в котором давался подробный расклад по заводам Российской империи и что Советский Союз хотел бы там закупать.

Как я понял, Сталин обдумал, покривился, но когда надо было, он всегда мог пойти на приемлемый компромисс ради высокой цели. А целью было спасение страны, над которой нависла огромная опасность тотального уничтожения.

Но все шло своим чередом, и в один прекрасный момент пришло сообщение, что в ближайшие три дня должна состояться встреча Бенито Муссолини и английского посланника, причем встреча намечалась где-то в море и точных координат никто не знал. Когда мы стали готовить ДБ-1 к вылету, и уже с Дегтяревым, вызванным из мира 1914 года вместе с его группой, установили на самолет маяк, меня на связь срочно вызвал Судоплатов. Я в этот момент бы в Каче под Севастополем, где заканчивались последние приготовления, поэтому пришлось всё бросать и, ломая планы переброски войск через нашу систему, активировав маяк, перейти сначала в наш бункер, а потом в Москву.

Причину столь срочного вызова никто сообщать не стал, не доверили даже нашей шифрованной системе связи, поэтому я терялся в догадках, предполагая что-то грандиозное.

Уже в Усадьбе меня с нетерпением ждал Судоплатов, и, уведя меня в отдельную комнату, закрыв дверь, с ходу проговорил:

— Немцы запросили мира и на переговорах требуют, чтобы вы, именно вы, Сергей Иванович, были третьей стороной и гарантировали и нашу и их безопасность.

— Типа реверанса в мою сторону?

— Ну вроде как да.

— Кто будет присутствовать?

— Состав пока согласовывается, но предварительный список требований мы им переслали и получили их предложения.

— Что хотят?

— Хотят вернуться к довоенным позициям на 21 июня 1941 года. Возвращение всех пленных, интернированных, и соответственно с нашей стороны ожидают такой же шаг.

— Что по их военным преступникам и нашим перебежчикам? Они же, гады, натворили делов…

— Согласны организовать совместную следственную комиссию и разбирать каждый факт преступлений в отдельности. Со своей стороны обещают не препятствовать правосудию и оказывать всемерную поддержку. По нашим предателям готовы передать всех со всеми сопроводительными документами, подтверждающими факты предательства.

— Ого! — я не верил своим ушам.

— А ущерб, а разрушенные города?

— Это тоже готовы обсуждать.

— С чего такая покладистость?

— А мы им слили немного информации о будущем Германии, если она проиграет войну и к чему ее приведет следование в фарватере западной цивилизации. Каким арийцам захочется, чтобы их потомки считались людьми второго сорта, а правили балом распоясавшиеся исламские эмигранты, которые буквально заполонили страну. И главное, что это результат чудовищных потерь в мужском населении в Первой мировой и во Второй мировой войнах. Все это им объяснили весьма доступно и аргументированно. Они, конечно, не испугались, не поверили до конца, но приняли к сведению.

— Только это? Или регулярные налеты стратегических бомбардировщиков?

Судоплатов довольно улыбнулся. По большому счету все это было и его заслугой: наметившийся полный разгром Вермахта, точечные бомбовые удары, нанесенные двумя стратегическими бомбардировщиками, неуловимыми для немецкой авиации, с легкостью вскрывающих ПВО любого объекта, и многое другое, что с собой принесли пришельцы из будущего.

— Да, после того, как каждую ночь летчики "Белого лебедя", — Судоплатов с удовольствием проговорил название самолета, — с высокой точностью укладывают по тонной бомбе в развалины Рейхстага, они прозрели и поняли, что их хваленая ПВО ни хрена не значит.

— Так что в первую очередь, немцы или дуче?

Мой собеседник без паузы ответил:

— По немцам идет согласование, поэтому занимайтесь обеспечением операции в Италии. Как обстоят дела?

— Сегодня ночью, по вашему времени можем произвести вылет ДБ-1, хотя можно рассмотреть и вариант использования наших стратегов. Наши-то точно летают, а вот с ДБ-1 постоянно какие-то неполадки. Предлагаю задействовать один из стратегических бомбардировщиков.

Судоплатов задумчиво опустил голову, обдумывая мои слова. Странно, что они до сих пор не додумались использовать стратегические бомбардировщики для таких целей, но с другой стороны, у самолетов ресурс был не безграничным, поэтому каждый налет, каждая скинутая бомба согласовывалась с высшим руководством страны. И это давало свои результаты — уже многие немецкие предприятия ВПК только за одну неделю были превращены в руины сверхмощными и сверхточными авиабомбами.

— Хорошо. Думаю, отправлять маяк на борту тихоходного и технически ненадежного самолета будет действительно неразумно. Сегодня вечером я решу этот вопрос в Ставке Главнокомандующего.

Вот так и получилось, что маяк был упакован в виде авиабомбы, у которой был предусмотрен высотомер и парашют, открывающийся на определенной высоте. Поэтому пришлось немного помучиться, но ночью, получив измененное полетное задание, "Белый лебедь" снова исчез в черном ночном небе зимы 1942 года и взял курс на Италию. Дальше было делом техники. Сверхзвуковой бомбардировщик поднялся на высоту около пятнадцати километров и, наплевав на ПВО всех лежащих под его крылом стран, тихо и мирно долетел до заданного района и пошел на снижение. При подходе к намеченной точке, ненадолго были включены радары и получен сигнал от подводной лодки "Гепард", которая уже почти неделю паслась в указанном районе, в ожидании переброски группы боевых пловцов. Сигнал согласования, прицеливание, сброс — и бомбардировщик изменил курс, совершая разворот. На обратном пути он, чуть довернув, прошелся над нефтяными месторождениями в Румынии, разбрасывая кассетные бомбы, которые густым ковром взрывов накрыли нефтеперегонные заводы, вышки, трубопроводы. Запылали многочисленные хранилища, и заревом огромного пожара наши летчики любовались еще долго, покидая очередную точку нанесения стратегического удара по противнику.

Я не мог себе найти места — подводники долго не докладывали, что выловили маяк, и только через томительных полчаса пришла шифрованная радиограмма, что груз получен, и в ближайшее время они активируют систему, предварительно спешно покинув район выхода в эфир.

Я, бросив все дела, сел в закрепленную за мной в сорок втором машину и выехал в Усадьбу, где находился один из маяков, и, перейдя в наше время, стал готовиться к переброске группы Дегтярева на "Гепард". В том числе в качестве бонуса мы подготовили несколько сотен килограммов свежих овощей и фруктов, доставленных из Аргентины, специально для экипажа субмарины.

Сигнал маяка был получен, система стабилизирована и установлен устойчивый канал в прошлое. Первое наведение на неподвижный маяк прошло вполне спокойно, хотя пришлось повозиться с настройкой.

Выдвинув наблюдательную штангу, немного помучившись, мы установили радиосвязь на тактических частотах, обменялись паролями и наконец-то смогли, подсвечивая инфракрасными прожекторами, увидеть друг друга. А затем стали сбрасывать груз с прикрепленными накачанными покрышками от старых грузовых машин. После отправки пяти контейнеров с грузом через портал прямо в зимнее Средиземное море шагнул подполковник Дегтярев со своими бойцами и с двумя представителями Ставки Верховного Главнокомандующего, облаченными в гидрокостюмы. За ними мы осторожно, используя выдвинутую штангу как стрелку крана, переправили надувную лодку с мощными японскими моторами. Выполнив свои обязанности, мы стали простыми зрителями, поэтому оставшееся до закрытия портала время с интересом наблюдали за манипуляциями подводников. Они, спустив две надувные лодки на воду, вместе с Олегом и его бойцами, ловко брали качающиеся на волнах герметично запакованные контейнеры с грузами, привязанные друг к другу длинными тросами, на буксир и осторожно тащили к темнеющей в ночи громаде всплывшей подводной лодки.

Включение двух человек в группу, которая будет работать по Муссолини, было не то чтобы спонтанным решением, но и меня, и Дегтярева об этом известили в последнюю очередь. Как я понял, это были личные порученцы Сталина, наделенные немалыми полномочиями для проведения переговоров с главой Италии в случае успешного проведения операции. Кто они, я не знал, но скорее всего они имели непосредственное отношение к Коминтерну и внешней разведке и специализировались по Италии. Это были простые логические построения, подтвержденные внешним видом этих людей — типичные южане, хотя не настолько подвижные и энергичные, как это распространено у коренных этнических итальянцев. Чувствовались профессиональные разведчики, по определенному лоску, который не смогла скрыть простая гимнастерка без знаков различия. Видно, что ребятам приходилось не только бегать с автоматом в руках, но и ходить в дорогих смокингах и танцевать вальс, такого не скроешь. Видно, Сталин решил воспользоваться одним из козырей для воздействия на Муссолини, подкрепив его нашими возможностями.

Что было дальше, я знал из докладов, приходивших в центр специальных операций при Ставке ВГК. Параллельно с проводимой в Средиземном море сверхсекретной операцией, тут проходила интенсивная подготовка к советско-германским переговорам, в которых я должен был принимать самое непосредственное участие. Поэтому я о делах Дегтярева имел самое общее представление.

Лодка, взяв на борт весь переброшенный груз, быстро погрузилась, на максимальной скорости покинула район и перешла в патрулирование и, осторожно пробираясь в глубинах моря, слушала все вокруг, пытаясь выявить искомый крейсер, на котором дуче должен был отправиться на встречу с представителем английского правительства. Мы тоже были не всесильны, поэтому основная ставка была на агентурную сеть, которая должна была сообщить хотя бы примерное время и место выхода корабля, а уж "Гепард" с его начинкой точно не упустит цель.

Для дополнительного обеспечения этой операции было принято решение снова подключить вездесущий Ту-160, оснастив его несколькими противокорабельными ракетами, а для отражения нападения самолетов любых стран его оснастили еще несколькими ракетами класса "воздух-воздух". Все это было в полной боевой готовности, и люди ждали только сигнала для начала действий.

На фоне продолжающегося на фронте бардака, называемого войной, когда в глубоких тылах противника из ниоткуда появлялись целые укрепрайоны и подвижные соединения, поддерживаемые мощной авиационной группировкой, немецкое командование потихоньку теряло контроль над ситуацией. А, учитывая, что все крупные железнодорожные и автомобильные магистрали давно были перерезаны, то хаотическая переброска войск для устранения прорывов советских подвижных соединений уже напоминала собой картину лета 41-го года, только наоборот, теперь германские части были в роли избиваемых и беспомощных, потерявших единую систему управления, когда в воздухе господствовала советская авиация.

Переправленные из будущего десять истребителей перехватчиков МиГ-29 и Су-27 применялись только в группе и быстро подавляли на выделенном участке фронта любую попытку Люфтваффе хоть как-то перехватить инициативу. Ракетное оружие старались не использовать, но вот артиллерия работала постоянно, и немецкие асы ничего не могли противопоставить русским самолетам.

На фоне такой обстановки советская сторона стала потихоньку затягивать начало переговоров, стараясь сначала получить результат от операции в Средиземном море. Вот мы и ждали, во что это всё выльется.

Через несколько часов утомительного ожидания пришел сигнал из Италии, и мы, дождавшись его дешифровки, срочно информировали командира "Гепарда". Теперь счет времени пошел на минуты.

Что там происходило, мы могли только догадываться, ведь все участники этой знаменательной встречи соблюдали режим радиомолчания, но были еще возможности нашего маяка, который был оборудован тревожной кнопкой. Из Усадьбы пришел сигнал.

— На связь вышла база, получен тревожный сигнал от маяка № 12 по форме два.

А вот в центре мало кто знал, что у нас есть такие возможности, поэтому присутствующие тут чины разведки, допущенные до информации о пришельцах из будущего, стали вопросительно смотреть на меня. Не желая нагнетать обстановку, пришлось пояснить.

— Это значит, что первая фаза операции закончена, контакт установлен, идет сопровождение двух целей. Итальянского крейсера и неизвестного крейсера, видимо английского. Всё идет по плану.

К утру пришел второй сигнал: цели приближаются, встреча состоится в ближайшие два часа. По получении сигнала в воздух сразу был поднят Ту-160 и, ревя двигателями, сразу взял курс на Средиземное море, пренебрегая всякими границами и системами ПВО.

А вот с него уже пошла полная телеметрия с данными об обстановке. Через два часа пришел долгожданный сигнал от "Гепарда", уже обычным кодированным радиосигналом: "Английский корабль уничтожен. Объект захвачен, готовы к переходу".

Мы уже были готовы к этому и, запустив еще один маяк, вместе с представительной делегацией во главе с Молотовым, отправились в бункер, ожидая перехода Муссолини в наше время. Тут уже все подготовили для переговоров. Тщательно продуманное убранство, огромные телевизоры, компьютеры, кофейные аппараты, бойцы охраны в новенькой форме, в шлемах с противоосколочными забралами и многое другое, что должно было произвести впечатление на бунтаря-итальянца.

Опять томительно тянулось время, и вот он сигнал. Мы выдвигаем штангу, убедившись, что на той стороне все спокойно, выдвигаем пандус, по которому сначала поднимаются оба посланца Сталина, затем наши ребята во главе с Дегтяревым, которые на ходу тихо комментировали, как отомстили за "Новороссийск". А уже за нашими ребятами в зале появился Бенито Муссолини в сопровождении двух старших офицеров итальянского флота…

Глава 21

Бенито Муссолини с трудом дождался, когда с борта огромной подводной лодки моряки в необычных оранжевых жилетах доставят на яхту двух людей в явно не морской форме. Когда они поднялись на борт, то дуче не смог не улыбнуться, вспоминая те приятные дни, когда они не воевали с Советами, и этот человек, которого можно было принять за чистокровного выходца с Сицилии, поражал его своими знаниями, эрудицией и умом. Именно тогда было заключено множество контрактов с Советской Россией, принесшей столько прибыли и позволившей обеспечить многих итальянцев рабочими местами. Да, сейчас он на другой стороне и на нем форма офицера Красной Армии и множество орденов, но все равно его открытая обезоруживающая улыбка заставляла верить, что в этот раз ему, Бенито Муссолини, ничего не угрожает. Поэтому он первый поздоровался:

— Здравствуйте, Паоло, — так звался этот человек, когда работал в качестве торгового представителя Советов, — может, не стоило убивать моих людей, а просто попросить о встрече? Вы же прекрасно знаете, что именно вы всегда у меня желанный гость.

Муссолини внимательно наблюдал за своим старым знакомым и, как мощная вычислительная машина, просчитывал ситуацию. Русские его не уничтожили, даже наоборот, хотя с легкостью поубивали всех англичан и перебили команду боевых пловцов. Они настроены весьма серьезно, и уничтожить итальянский крейсер, который по размерам был меньше этой подводной лодки, для них особых трудностей не составляло, даже вон продемонстрировали огромный самолет, который действительно все последнее время терроризировал всю Германию, каждую ночь играючи уничтожая заводы, склады, военные базы, при этом пока не трогая итальянские вооруженные силы. По слухам, он летал откуда-то из-за Урала, и раз он здесь появился, то уничтожение любых объектов в Италии для него тоже не проблема.

Вообще в последнее время в мире происходило много непонятных вещей, и итальянская разведка сбилась с ног, собирая крохи информации для руководства страны, чтобы можно было хоть как-то прогнозировать ситуацию. Немцы что-то скрывали, на Восточном фронте дела у них шли все хуже и хуже, бродили какие-то загадочные слухи про новое оружие русских, про новые танки, новые самолеты, против которых у немцев нет никакой защиты. Но началось грандиозное наступление на Москву и вроде вот-вот, еще немного, и режим Сталина падет, и можно будет оговаривать свою долю в русском пироге. Но прошел декабрь, а Москва не взята, и как снег на голову началось не менее грандиозное контрнаступление русских, и Восточный фронт рухнул. Это в бравых речах Геббельса все выглядело хорошо, но из итальянских частей, переброшенных на Восточный фронт, приходили панические телеграммы, рассказывающие об огромных потерях, о русских диверсантах и авиации, о диком холоде, об огромных по численности рейдовых отрядах, которые неизвестно как появлялись в тылу. Все это выглядело нерадужно. А после весьма загадочной и неправдоподобной гибели Гитлера, место которого занял мясник Гиммлер, Муссолини вообще начал жалеть, что ввязался в эту войну. Тем более от немцев шла противоречивая информация, а вот на него через многочисленные политические и коммерческие каналы, даже через доверенных людей мафии, стали выходить представители Англии и САСШ. Они предлагали провести обсуждение сложившейся в мире ситуации, и особенно это касалось России, которая буквально на глазах набирала силу и громила хваленые немецкие дивизии, которые с легкостью захватили всю Европу. Об этом в секретно доставленном письме просил лично премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, с которым у него давно сложились неплохие отношения. Это все обсуждалось в условиях строгой секретности, и наконец-то все было оговорено, ему гарантировали беспрецедентные меры безопасности, и даже демонстративно прекратили полеты в определенном секторе Средиземного моря. И русские тут же подсуетились. Да, эта история с пришельцами из будущего, которая циркулировала в определенных кругах, оказывается, чистая правда, и ему это только что доказали. Что ж, глупо будет отказываться от возможности все узнать из первых рук, тем более ему и так гарантировали безопасность. Вот…

Муссолини на мгновение замер, и его озарила догадка. Он снова посмотрел на русского и с нескрываемой усмешкой спросил:

— Паоло, — так он всегда переделывал на свой лад русское имя Павел, — скажите, ведь такой фокус вы и с японцами провернули? Ведь не просто так они себя ведут подобным образом по отношению к вам?

Его собеседник улыбнулся, давая понять, что дуче не ошибся.

— Сеньор Муссолини, мы им просто и обоснованно объяснили, что ждет их страну, когда они капитулируют в сорок пятом году, и доступно объяснили, что будет, когда мы примемся за них в новых условиях. Они недолго думали и попросили подтверждений, мы им объяснили некоторые ошибки, которые они должны будут совершить при нападении на Перл-Харбор, результаты вы знаете. Вот и всё. Теперь дело за вами.

— И что вы мне хотите предложить?

— Почти то же самое. Так, для информации — Восточный фронт рухнул практически полностью, и в течение месяца германские войска будут с огромными потерями выбиты за территориальные границы Советского Союза, ну а дальше… Дальше мы будем карать всех, кто запятнал свои руки кровью советских граждан. И вы прекрасно видите, что мы в состоянии осуществить все сказанное. Вот поэтому германское руководство и запросило о проведении переговоров и заключении сепаратного мира.

Эта новость произвела на Муссолини неприятное впечатление, опять боши за спиной что-то творят.

— Хорошо, допустим, я верю. Что дальше?

— А дальше все просто. Вы возвращаетесь на ваш корабль, берете с собой двух старших офицеров, которым готовы полностью доверять, и оставляете там одного или двух наших людей в качестве заложников до вашего возвращения. Мы, используя технику из будущего, перенесемся в некое помещение, где под гарантией наших потомков, пройдут переговоры, и вам будут объяснены некоторые факты и сделаны некоторые предложения высшего руководства Советского Союза. После чего целым и невредимым вернетесь на свой корабль.

Русский надувной катер с мощными моторами взял на борт Муссолини и трех человек, подпрыгивая на волнах, понесся к итальянскому крейсеру, на котором все оптические приборы были направлены на яхту, где происходило что-то непонятное с дуче, и на огромную субмарину, вынырнувшую невдалеке. Но после пролета огромного белого самолета с красными звездами и поднятого на флагштоке советского военно-морского флага, всем стало понятно — русские появились.

Дуче был на крейсере недолго, переговорив с двумя старшими офицерами и оставив на крейсере двух русских, отправился обратно и, минуя яхту, приблизился к огромной подводной лодке, где с помощью все тех же матросов в ярко-оранжевых спасательных жилетах перебрался на борт со своими сопровождающими и стал ждать.

Пока было время и возможность, он наконец-то смог кратко обрисовать своим спутникам, во что они ввязались, и те, не веря своим ушам, с интересом рассматривали и людей, и оружие, и сам невиданный корабль. И когда к ним подошел все тот же доброжелательный Паоло, по знакам различия он был вроде как полковник, его забросали вопросами, хотя это было явно похоже на мастерский допрос — сразу стало понятно, что оба сопровождающих дуче офицера имеют непосредственное отношение к разведке. Но Паоло улыбался, иногда уходил от прямых ответов, а иногда поражал гостей откровениями.

— Скажите, синьор Паоло, а ведь в будущем должны быть тепловые лучи смерти, как описывал английский писатель Герберт Уэллс, ведь машину времени он описал?

Советский разведчик усмехнулся, ведь этот вопрос был ожидаем, и соответственно ответ был подготовлен заранее.

— Да, изобретены, но не все так просто, как кажется. У наших потомков есть такие аппараты, но как боевое оружие они применяются редко. Очень громоздки, требуют много энергии и весьма неэффективны в обычном бою. Чтобы поразить цель, этот луч надо на ней держать несколько секунд, прежде чем она загорится и будет уничтожена, и достаточно легкого дыма, чтобы сильно ослабить мощность теплового луча. Но такие установки есть, и они как раз применяются для защиты крупных стратегических объектов от тех огромных самолетов, что вы видели. Допустим, в ясную погоду такой дальний стратегический бомбардировщик можно уничтожить с расстояния не менее ста километров. А вообще эти лучи используют во многих других областях, вот допустим — простая указка.

И Паоло достал из нагрудного кармана обычную лазерную указку и продемонстрировал ошарашенным слушателям ее возможности. А сам про себя думал: "Пусть занимаются лазерами и ничего не думают про зенитные самонаводящиеся ракеты, чем позже поймут, тем лучше для нас".

Но все же Муссолини решил оставить последнее слово за собой.

— Скажите, синьор Паоло, а зачем тогда нужно было убивать наших пловцов? Вам не кажется, что для начала переговоров это не самый лучший жест?

Паоло опять улыбнулся.

— Уж простите наших гостей из будущего, — обернулся к стоящим невдалеке боевым пловцам группы подполковника Дегтярева, — просто у них с вашими пловцами свои счеты.

— Это какие?

— В их истории, после того как Италия вместе с Германией проиграли во Второй мировой войне, в качестве репараций Советскому Союзу достался ваш линкор "Джулио Чезаре", переименованный потом в линкор "Новороссийск". Потом, после войны ваши пловцы, уже когда у наших стран снова установились добрососедские отношения, проникли в Севастополь и подло его взорвали. Погибло более тысячи советских моряков. Подло не на войне убивать. Вот у двоих из них погибли деды на том линкоре. Так что эта расправа маленькая месть за своих дедов, вы как настоящий итальянец должны понимать, что такое кровная месть…

— Это не у нас, это на Сицилии…

— Все равно, синьор Муссолини.

Дуче решил изменить тему разговора и спросил:

— А почему из будущего пришли только ваши соотечественники?

— Хм. Хороший вопрос. Там прошла Третья мировая война между Советским Союзом, Западным миром и исламским Халифатом. Целым и сохранившим некоторую часть мощи, получив возможность путешествовать в прошлое, оказался Советский Союз. САСШ, Великобритания, Европа, Азия — все лежат в руинах, а вот наши потомки выжили и сохранили свою мощь. Не находите это символическим предзнаменованием?

На этом разговор прекратился — всем гостям была предоставлена пища для размышления. Да и в воздухе недалеко от борта субмарины появилась странная металлическая конструкция, и лодка, маневрируя, подошла к ней. Через несколько мгновений прямо из воздуха опустился широкий металлический трап, и по нему смело прошел синьор Паоло и тут же растаял в воздухе, за ним тем же путем исчезли пловцы-головорезы, и, набравшись смелости, сделал несколько шагов Муссолини, а за ним пошли и его офицеры.

Огромное закрытое помещение, залитое ярким, белым, неестественным светом, поражало каким-то запустением и тяжелым воздухом. Придя сюда прямо с борта корабля, находящегося в Средиземном море, дышалось в первое время трудно, и все эти стены, несмотря на свет, давили на сознание. Пройдя за солдатами охраны в странных, но явно предельно функциональных защитных доспехах, в форме пятнистого цвета, они попали в просторную комнату, где их ждала русская делегация. Муссолини сразу узнал Молотова, министра иностранных дел Советского Союза, и сразу с ним поздоровался, выказывая свое уважение. Тут же ему был представлен некий полковник Оргулов, представитель военного руководства из будущего, так сказать принимающая сторона, являющаяся гарантом безопасности советской и итальянской делегаций.

Усевшись в мягкое кресло, обшитое дорогой кожей, дуче внимательно оглядел комнату, вдохнул запахи, изучая обстановку. Странные плоские панели на стенах показывали какую-то техническую информацию, на других демонстрировались виды какого-то заснеженного и разрушенного города, и везде были все те же пресловутые лампы, дающие яркий белый свет.

Чуть позже им был продемонстрирован фильм, рассказывающий, во что превратилась европейская цивилизация после Второй мировой войны и чем это все закончилось. Как и ожидала принимающая сторона, мертвые города и картина всеобщего запустения были забыты, когда стали демонстрироваться более подробные предвоенные кадры, когда озверевшие эмигранты, распоясавшиеся от безнаказанности, жгли, разбивали, уничтожали, насиловали и убивали. Убедившись, что нужное впечатление достигнуто, начались обычные переговоры, и тут Молотов показал себя настоящим политиком. Ловко жонглируя фактами, он давил, выбивал, заставлял Муссолини воспринимать полученную информацию в нужном свете. И ведь всё получалось. Главное, что эти фильмы, монолог Молотова, были разработаны специалистами ФСБ и ГРУ по информационным войнам, поэтому по большому счету результат был гарантирован. После трех часов тяжелого общения глава Италии в сопровождении двух доверенных офицеров был возвращен на лодку, а оттуда катером на крейсер. Отпустив находившихся на борту заложников, итальянцы быстро развернулись и дали деру куда-то на север, в сторону одной из военно-морских баз ВМС Италии.

Такого успешного завершения операции столь высокого стратегического уровня как-то не ожидалось, поэтому не то чтобы устроили грандиозную пьянку, но гулянка была знатная. На огонек с очередным "окном", как у нас теперь назывались проколы пространства-времени, заскочил Судоплатов и принял посильное участие, и когда народ начал после первого захода рассасываться на первый перекур, оказалось, что мы с Судоплатовым остались вдвоем. Даже Семенов, тоже присутствующий на мероприятии, понятливо куда-то умотал, пару раз как-то странно посмотрев на нас. Видно, что его любопытство заедает, и он чувствует, что сейчас начинается что-то новое в наших отношениях с руководством СССР.

— Сергей Иванович, я еще раз хотел поблагодарить вас за организацию и осуществление операции. Честно скажу, такого я еще не видел на своем веку и готов сообщить, что партия и правительство Советского Союза по достоинству оценило ваши достижения. Завтра, в восемь вечера по нашему московскому времени с вами хотел бы встретиться товарищ Сталин.

— Это по второму "окну"?

— Не знаю, скорее всего да. Я его известил о вашем, так сказать, открытии, но он только сейчас принял какое-то решение.

— И он как настроен?

Судоплатов был немного в подпитии, но держал себя в руках, поэтому чуть усмехнулся.

— Он доволен. После того как в "Правде" появилась большая и качественная фотография разрушенного в Берлине Рейхстага с подписью "Это вам за наши разрушенные города", немцы чуть ли не настойчиво просят начать переговоры, он доволен, очень доволен. А после операции с Муссолини все участники, в том числе и вы, представлены к правительственным наградам. Группа подполковника Дегтярева вся представлена к медали "Золотая Звезда" и званию Герой Советского Союза. Вас ожидают генеральские знаки различия.

— О как, — не выдержал я от удивления.

— Не скромничайте, Сергей Иванович. Хоть вы и не бегали, как обычно любите, с автоматом, не лезли под пули, но работали головой и организовывали людей. Все прошло великолепно, и уже получен сигнал из Рима, о том, что Муссолини готов идти на переговоры в компании с немцами. Это победа, Сергей Иванович, настоящая победа. Да мы не взяли Берлин, но мы, как вы и хотели, сохранили миллионы жизней советских людей. Уже сейчас, по нашим данным, в концлагерях резко улучшены условия содержания советских граждан, прекращены расстрелы и захват заложников. Немцы отступают по всем фронтам.

Я опустил голову. Странно, я так этого добивался, но внутри меня чувствовалась какая-то пустота. Ну не может же быть все так просто. Ох Судоплатов и темнила, быстро просек мое настроение.

— Кажется, что слишком легкая победа?

— Да.

— Согласен с вами. Это только начало. Нам не дадут так просто выиграть войну, отбив нападение фашистской Германии. Вот, наверное, об этом и хотел поговорить товарищ Сталин.

— Хорошо. Когда выезжаем?

— Вы отдохните, а завтра я жду вас в Усадьбе.

— Хорошо.

Когда Судоплатов умотал обратно в свое время при очередном внеплановом "окне" в Усадьбу, ко мне подкатили Семенов с Дегтяревым с расспросами.

Мы остались наедине, комната не раз проверялась на прослушку, поэтому можно было открыто говорить.

— Ну что, Серега, там Судоплатов пел? Он же не просто так на пьянку прискакал?

— Завтра надо к Сталину явиться, будем обсуждать перспективы освоения мира четырнадцатого года, заодно пряники получать за Муссолини. Мне вон генеральские погоны навесить обещают.

— Ого, быстро ты, Серега, от капитана до генерала проскакал. Думаешь, подкупают?

— Задабривают, однозначно, но у нас вариантов нет, надо дружить, как оно говорится, семьями.

— Все равно нужно принять меры предосторожности, а то попытаются что-то свое навязать.

Несмотря на количество выпитого, мозги у всех работали вполне нормально, и на завтра был разработан план приведения всех наших сил в состояние повышенной боевой готовности на случай неблагоприятного развития ситуации, вероятность которого была весьма и весьма высока.

Обговорив сложившуюся ситуацию, я решил на время забыть про всё и отдохнуть. Поэтому, приняв на грудь еще пару сотен граммов живительного сорокаградусного напитка под неплохую закуску, ушел к себе в бокс. Впервые за несколько дней смог нормально поспать с супругой и ребенком, которые были рады, что блудный отец и муж хотя бы на ночь остался с ними.

К встрече со Сталиным мы готовились очень тщательно, пытаясь просчитать возможные сценарии развития ситуации. Во все наши подразделения, находящиеся в 1942 году, пошло сообщение "Тайфун-2", которое предполагало возможность захвата установки путешествия во времени силами спецвойск Советского Союза. Вся боевая техника из будущего скрытно готовилась к эвакуации, если рядом были маяки и возможность открытия "окна", либо также скрытно запускался предварительный протокол к уничтожению. Оба стратегических бомбардировщика временно встали на прикол — необходимо было провести техническое обслуживание ветеранов, так потрудившихся в этом времени, но и они готовились к подрыву. Не знаю, получил ли об этом информацию Судоплатов, который четко держал руку на пульсе, но когда мы выехали из Усадьбы, то все было как обычно. Разве что теперь мы здесь перемещались не в навороченных и насквозь простреливаемых джипах, не в громоздких, промерзаемых БТРах, а в личном "Тигре", который мне торжественно презентовал Семенов, когда мы отправили за Урал и в Сибирь два полных самолета свежих фруктов и овощей. Это было оценено, хотя, если честно, мы и не надеялись на такую отдачу, все делалось от чистого сердца. Все-таки портал в Аргентину 42-го года работал бесперебойно, и с помощью него мы были обеспечены свежими продуктами, и опасность цинги нам не грозила. Самое интересное, что теперь по бункерам всего юго-запада Украины начали гулять пластиковые контейнеры со свежезамороженными фруктами и овощами. Они стали своего рода валютой, на которую можно было много чего выменять, а слухи о портале в другой мир, находящийся в Крыму, окрепли и получили в такой форме некоторое подтверждение. Все больше и больше переселенцев шло через пропускные пункты на Чонгаре и в Красноперекопске в сторону Симферополя в надежде спастись от медленной голодной смерти.

Перед моим переходом в мир 42-го года, для визита к Сталину, вышли на связь разведгруппы, которые после улучшения погоды носились по степному Крыму в поисках остатков карательной бригады "Галичина". Их наконец-то нашли.

Практически на открытом месте стояла замершая колонна танков, бронетранспортеров и машин. Ударная волна ядерного взрыва не причинила особого вреда, и пострадавшей техники почти не было, но вот мощнейший ЭМИ сжег всю электронику, и машины за доли секунды стали просто железными гробами.

Люди пробовали что-то восстановить и запустить, но большая часть техники осталась неподвижной. Поисковики насчитали пару сотен замерзших трупов. Можно было сказать, что с националистами-карателями было покончено, и только опасность, что кто-то смог выжить и прячется в развалинах близлежащих поселков, заставляла продолжать поиски, тем более, по свидетельствам разведчиков, у многих машин было слито горючее, а у замерзших в большинстве своем изъяты все боеприпасы к стрелковому оружию. Учитывая, сколько боевиков прорвалось через Красноперекопск, можно было оценивать примерное количество ушедших от возмездия в двадцать-тридцать человек, что в наших условиях и в наши времена все равно было большой головной болью. Такой отряд, напичканный оружием, мог доставить много неприятностей.

Наша колонна вышла из Усадьбы и на приличной скорости, насколько это возможно на местных дорогах, двинулась в сторону Москвы, проезжая и отмечаясь в нескольких контрольных точках. На всякий случай, в сложившейся ситуации мы заранее, аргументировав это необходимостью в проведении технического ремонта, перебросили под Москву Ми-28Н и Ми-24. Ой, чуяло мое сердце, что не все так просто, и наши недруги попытаются воспользоваться последней возможностью изменить ситуацию. Это понимал не только я, но и Судоплатов, который усилил наш конвой двумя новенькими бронетранспортерами, которые только начали выпускать в СССР для нужд РККА и войск НКВД. Эти машины очень походили на ранние советские БТР-40. Наблюдая за ними через окно, я с интересом разглядывал, как из кузовов выглядывали каски бойцов конвоя, поголовно вооруженных ППСами. Пагубный опыт перевозки бойцов в открытых полуторках, которые запросто расстреливались из любого стрелкового оружия, был учтен, и теперь люди были защищены от пуль хоть и не толстой, но все же броней.

Судоплатов ехал со мной в "Тигре", и мы вполголоса обсуждали сложившуюся обстановку. Уже кортеж продвигался по предместью Москвы, по заснеженным улицам, мимо деревянных домиков, которые своим видом наводили жуткую тоску. Витала над этим домостроемкакая-то обреченность и тягучая паутина бедности и порока. Я такое видел и чувствовал, когда устраивали проверку документов в одной из общаг по улице Николая Музыки в Севастополе во время гражданской войны. Такое же щемящее чувство безнадежности и обреченности.

Странно, дома проскочили, а чувство тоски осталось. Я похлопал по ноге бойца, который, высунувшись через верхний люк, приник к крупнокалиберному "Корду", установленному на подвижный станок. Тот опустил голову, и я увидел его раскрасневшееся на морозе лицо, защищенное тактическими противоосколочными очками.

— Да, товарищ полковник.

— Миша, ты там посматривай, а то что-то на душе неспокойно.

— Понял.

У нас к таким вещам относились весьма серьезно, да и Судоплатов, услышав мою фразу, как-то подобрался.

Прошло еще десять минут, но ничего не происходило. Уже по краям дороги мелькали каменные двухэтажные здания и изредка навстречу стали попадаться машины и повозки, который сразу сторонились, пропуская столь внушительный кортеж.

С идущей впереди метрах в двухстах "эмки", с сотрудниками НКВД, передали сигнал о возникновении проблемы. И тут же была дана команда о полной боевой готовности. Машины, ощетинившиеся стволами, стали осторожно приближаться к месту затора, где из-за перевернувшейся телеги с дровами был перекрыт путь.

Прошло долгих пятнадцать минут, пока криками, матом и пинками люди в васильковых фуражках разбирали импровизированный завал, но вот путь снова свободен и колонна двинулась дальше.

— Фух… — общий вздох облегчения раздался фактически по всем машинам.

Мы проехали не более ста метров, когда по правой стороне дороги потянулся длинный каменный забор какого-то большого завода. Именно в этот момент неожиданно басовито и так знакомо откуда-то сбоку загрохотал ДШК, и я явственно увидел, как тяжелые пулеметные пули прошивают насквозь борта бронетранспортера охраны и над ним поднимается красное облако из брызг крови бойцов. Такое нечасто увидишь…

Над головой застучал "Корд" моего охранника, и по бронированному корпусу "Тигра" посыпались тяжелые стреляные гильзы. Дорога впереди была заблокирована горящим бронетранспортером, а сзади пытался маневрировать наш БТР, чтобы хоть как-то освободить дорогу и вырваться из ловушки. Десант уже давно покинул машину и, укрываясь за броней, отстреливался от многочисленного противника, который, прячась в окнах домов, на чердаках и в специально подготовленных укрытиях, расстреливал нашу колонну. Судя по звуку, тут работало только советское оружие…

Раздался сильный хлопок выстрела гранатомета, и тут же наш БТР, который своим корпусом пытался нас прикрыть, вспыхнул, разбрасывая вокруг огненные капли.

— Покинуть маши… — Голос сорвался, но всем было понятно, что нужно делать.

Руки сами подхватили автомат, передернули затвор и, открыв дверь, выходящую к забору завода, я вывалился из машины прямо в снег. Корпус машины зазвенел от попаданий пуль, и в бортовых стеклах появились белые пятна раскрошенных верхних слоев пуленепробиваемого стекла. Судоплатов, сидевший рядом, выхватил из кобуры ТТ, поднимался с корточек и стрелял в сторону нападавших и сразу прятался.

Звук стрельбы ДШК исчез из рисунка боя, но затих наш и "Корд". Подняв голову, я увидел откинувшегося на спину охранника, лицо которого было залито кровью.

Плотность огня была настолько высокой, что голову невозможно было поднять. Но и мы, как могли, огрызались. Пришедшие в себя остатки охраны активно отстреливались, и слева несколько раз хлопнули подствольники, и в окнах первого и второго этажей близлежащего дома, откуда долбили пулеметы, вспыхнули взрывы, и на несколько мгновений плотность огня нападающих уменьшилась, что дало возможность перегруппироваться.

Почти в то же мгновение один из бойцов, положив на плечо толстую трубу "Шмеля", приподнялся и выпустил в палисадник дома, откуда до этого долбил ДШК, заряд. Он со страшным грохотом разметал выбежавших из дома людей в форме Красной Армии, вооруженных винтовками и автоматами ППШ с характерными дисковыми магазинами. Взрыв был такой силы, что и меня основательно оглушило. Противник на время вообще прекратил обстрел, и мы уже сами активно стали давить огневые точки и обстреливать окна, откуда велся огонь. Какой-то идиот, несмотря на опасность спалить спину, прямо из комнаты долбанул из гранатомета, и "Тигр", в котором мы сюда приехали, разлетелся на куски. Что-то тяжелое меня ударило по голове, и свет померк…

После этого все происходящее сменялось какими-то рваными картинками, оставшимися в памяти. Вот я лежу на спине и шарю руками вокруг в поисках потерянного при падении автомата, а лицо заливается чем-то красным и теплым…

Вот меня тащат, ухватив за шиворот, а я как могу брыкаюсь. Извернувшись, я увидел широкую спину в гимнастерке, которая могла принадлежать только Судоплатову, и на ней расплывается красное пятно…

Вот рядом, как в замедленном кино, медленно вспыхивает взрыв, и Судоплатов, держащий в руках АК-74 убитого бойца охраны, сделав пару шагов, замирает, его ноги подгибаются, и он сначала опускается на колени, а потом заваливается на бок и так и застывает…

Вот прямо над моей головой все небо закрывает огромная винтокрылая машина, с которой бьют огненные струи, и дом, из которого велся по нам огонь, пухнет изнутри, раскидывая вокруг бревна и всякую горящую мелочь. И опять темнота.

Сознание вернулось рывком, и я явственно увидел над собой две озабоченные физиономии полковника Семенова и Олега Дегтярева. Вокруг все гремело, дикой болью отдаваясь в голове, и пол у меня под спиной вибрировал. Чуть позже пришло понимание, что мы летим на вертолете. Опять темнота.

Я пришел в себя уже в Усадьбе, где вокруг меня хлопотала Марина и что-то приговаривала. Увидев, что я открыл глаза, она осторожно спросила:

— Сережа, ты как себя чувствуешь?

— Терпимо.

— У тебя сотрясение…

— Не сомневаюсь… Марина, что с Судоплатовым? — едва выговорил я.

— В коме. Тяжелое ранение, он у нас.

— Позови Олега.

Через пару минут нарисовался Дегтярев, собранный, с колючим взглядом, натянутый как струна. Такое состояние у него бывает, только когда он очень сильно злится.

— Олег, как обстановка?

— Херово. Вашу группу всю положили. Практически всех. Подобрали пятерых тяжелых, включая тебя и Судоплатова.

— Нападавшие?

— Двоих взяли.

— Надо сообщить…

— Хер там. В стране творится неизвестно что. Мы отрезаны.

— Что случилось?

— На подмосковную резиденцию Сталина, когда он там ждал тебя, упал набитый взрывчаткой самолет, управляемый пилотом-смертником. Больше информации никакой. Усадьба отрезана от всех линий связи, мы приняли решение, пока обстановка не прояснится, уходить…

— Нельзя всё бросать.

— Сережа, нас сделают крайними. И сейчас, когда ни Сталина, ни Берии, ни Судоплатова нет, мы беззащитны перед теми, кто придет к власти. А придут уроды, которые опять сольют страну западным заморышам.

— Я понял. Нас переиграли. Они пошли ва-банк и в самый подходящий момент ударили, именно тогда, когда мы стоим на пороге победы. У них просто не было другого выхода, поэтому пришлось пойти на такой шаг.

Голова закружилась, и я уже ничего не мог говорить. Тяжесть случившегося меня давила как никогда. В этот мир вложено столько сил и средств, переселено столько народа, и сейчас все это придется бросать.

— Олег, установи связь со штабами фронтов и армий, где есть наши дешифровальные отделы. Передай сигнал "Охота-250" и ключ "Терновник". Это на крайний случай…

Эпилог

Начало октября 1914 года в Российской империи ознаменовалось разгромом австро-венгерских войск в грандиозном Галицийском сражении и выходом русских частей к Карпатам. Немецкое командование было вынуждено снять с Западного фронта часть сил и начать генеральное наступление в Польше, чтобы спасти союзника от полного разгрома. К 12 октября немцам удалось занять весь левый берег Вислы до самой Варшавы, но тут они столкнулись с ожесточенным сопротивлением, и наступление приостановилось.

В Ставке Главнокомандующего в Барановичах проходили постоянные совещания, на которых вырабатывались планы по противодействию германскому наступлению в Польше. К всеобщему удивлению, проездом в Ставку прибыл император, сопровождающий свою мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну, и сестру, великую княгиню Ольгу Александровну. С ними прибыл первенствующий член Святейшего Синода митрополит Владимир.

Мало кто заметил, как при выходе из поезда на перрон Мария Федоровна незаметно переглянулась с генералами Ставки. Но всеми было отмечено, как она тепло поздоровалась с генералом графом Келлером, которого вызвали в Ставку для награждения за храбрость, проявленную при командовании 10-й кавалерийской дивизией на Юго-Западном фронте. Там же в группе встречающих были генерал-майор Маннергейм, генерал-майор Корнилов, которые тоже были приглашены для награждения высочайшими особами.

Многие видели, что Мария Федоровна заметно волнуется, и ничем это объяснить было нельзя. Офицеры Ставки и расположенных вокруг Барановичей воинских частей поспешили выразить свои верноподданнические чувства прибывшим монаршим особам, которые принимались с особой добротой и пониманием. Фактически каждому у Марии Федоровны и ее дочери нашлись добрые слова.

После обеда, когда в зале совещаний высшего командного состава империи наступил перерыв, многие генералы вышли на улицу, где остановился автомобильный кортеж с Марией Федоровной, которая объезжала госпитали и воинские части. Во многих из них она отнеслась очень внимательно к вопросам питания и медицинского обслуживания нижних чинов. В некоторых частях вдовствующая императрица устроила настоящую выволочку, доведя до бледной синевы нескольких высокопоставленных чиновников, которые посмели красть у своих солдат, что было тут же растрезвонено по всей стране газетчиками, коих тут набралось до неприличия много. Причем двоих из провинившихся арестовали по прямому указанию монаршей особы, вышедшей из себя, увидев всю степень падения и подлости этих людей.

К обеду они прибыла в Ставку для встречи с главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем.

Как только кортеж подъехал к ступеням большого деревянного дома, в котором располагалась Ставка Верховного Главнокомандующего, где-то в небе раздалось странное и басовитое гудение, которое все нарастало. Превратившись в настоящий рев, над людьми, собравшимися, чтобы встретить вдовствующую императрицу, пронеслись три грохочущие пятнистые летающие машины неизвестной конструкции.

Так как все боялись налетов германских аэропланов, в народе началась паника, но Мария Федоровна, резко прикрикивая на советчиков, предлагающих укрыться, осталась гордо стоять возле авто, спокойно и даже с некоторой улыбкой глядя в небо. К всеобщему удивлению, рядом с ней встал митрополит Владимир, который, подняв крест с распятием и направив его в сторону неизвестных машин, что-то декламировал, но тоже оставался спокоен. Устыдившись всеобщей паники, возле вдовствующей императрицы, как бы закрывая ее телами, встали граф Келлер, генералы Корнилов и Маннергейм, тем самым подав пример всем остальным, кто еще в страхе не успел убежать.

Корнилов, с присущей ему усмешкой в азиатски раскосых глазах, спокойно пояснил:

— На этих машинах нет германских знаков различия, да и нет у германцев такой техники. Они не нападают, подождем и посмотрим, чего они хотят.

Его поддержали другие офицеры, стоящие вокруг монаршей особы. Увидев, что странные машины, у которых блестящие диски крутящихся винтов были сверху, а не по направлению движения, как у привычных аэропланов, зависли и не делают никаких попыток к атаке, люди начали успокаиваться.

Тут же появился император в сопровождении охраны, которая при первой угрозе его быстро утащила подальше в парк. Убедившись, что нет прямой угрозы, он наконец-то соизволил проявить волю и закатил скандал, что хотел бы знать, где его мать, вдовствующая императрица, и в итоге чуть позже, что было потом отмечено в газетах, он тоже появился у здания Ставки.

Одна из пятнистых летающих машин двинулась вперед в направлении собравшихся людей, и ее наконец-то смогли рассмотреть внимательнее. Это была однозначно боевая машина из металла, у которой на маленьких крылышках было подвешено что-то, несомненно напоминающее оружие, и никто из собравшихся не хотел бы на себе испытать его действие. Представители союзных государств с изумлением рассматривали эту картину, не понимая, что происходит. Но всем явно бросился в глаза трезубец, изображенный на борту летающей машины, которая, приблизившись метров на сто к стоящим людям, медленно повернулась боком, и, выпустив из корпуса маленькие надувные колесики, начал спускаться.

Когда колеса коснулись земли, в его борту открылась дверца, оттуда выпрыгнули три человека и, развернув небольшой белый флаг, направились в сторону застывших в недоумении людей, у которых уже было приготовлено все имеющееся в наличии оружие для отпора.

Летающая машина взревела двигателем, быстро набрала высоту и присоединилась к двум висящим в воздухе собратьям.

Мария Федоровна, перекрикивая грохот двигателей неизвестных машин, коротко проговорила:

— Господа, эти люди идут с миром, у них на воздушных кораблях трезубец, символ Троицы, давайте не будем совершать необдуманных поступков и спрячем оружие, тем более что к нам направляется женщина.

В толпе офицеров ойкнули, увидев, что действительно впереди, в странного вида пятнистой форме, поверх которой был надет доспех со множеством карманов, с пистолетом в набедренной кобуре, шла девушка с красивыми белыми волосами.

— Действительно баба! — кто-то не выдержал и прокомментировал увиденное, но на него тут же зашикали, и он заткнулся.

У нее на голове была пятнистая кепи с какой-то кокардой, а на ногах высокие черные ботинки. Но главное, что бросилось в глаза, это грация и уверенность, с которой она приближалась к собравшимся людям. Когда она приблизилась, то можно было рассмотреть сопровождавших, оказавшихся ее охранниками, в такой же пятнистой форме, только на головах у них были шлемы с прозрачными забралами и в руках они держали странное одинаковое оружие, со множеством непонятных, но явно функциональных деталей, сразу бросившихся в глаза профессиональным военным, которые присутствовали в этот момент на этом знаменательном событии.

Она подошла, остановилась, спокойно глядя на людей голубыми, как горные озера, глазами и остановила свой взгляд на императоре Николае II. Наступила пауза. Все с восхищением смотрели на нее, на ослепительную красавицу в военном мундире, который только подчеркивал ее притягательность.

Она чуть кивнула головой, и охранники остались на месте. Девушка, сделав несколько шагов к императору, окруженному напрягшейся охраной, остановилась перед ним, со всем соблюдением воинских ритуалов отдала честь и с легким акцентом, странно выговаривая слова, проговорила:

— Лейтенант Артемьева Екатерина Анатольевна. Руководитель центра общественных связей Новоросского Экспедиционного корпуса. Мое руководство, являющееся командованием Новоросского Экспедиционного корпуса, предлагает владетелю славной Российской империи установить дипломатические отношения.

Император Николай II явно впал в ступор, не понимая, кто это такие, но ему на помощь пришла вдовствующая императрица Мария Федоровна.

— Мы никогда не слышали про Новороссию, тем более про Новоросский Экспедиционный корпус. В нашем мире такой организации нет.

Девушка-парламентер завораживающе улыбнулась.

— Конечно, ведь мы из другого мира. И в нашем мире есть русские люди, и в нашем мире есть Бог.

Вперед выступил митрополит Владимир.

— Не посланники ли вы Сатаны?

На что девушка подняла руку и вытащила из-за отворота на цепочке серебряный православный крестик, поцеловала его, чуть опустила голову и несколько раз перекрестилась и начала читать молитву…

Это произвело впечатление. Митрополит улыбнулся в бороду и хорошо поставленным голосом проговорил:

— Это радует, что и в других мирах чтут Творца нашего и Святую Богородицу. Что же у вас за мир?

Девушка подняла голову и снова улыбнулась.

— Батюшка, я не вправе рассказывать обо всем и тратить время. У вас в Великой войне гибнут русские люди, они и наши соплеменники, и мы готовы помочь. Поэтому пусть наш командующий, генерал Оргулов, сам обо всем поведает на переговорах с властителем земли Русской императором Всероссийским Николаем Вторым Александровичем.

Николай наконец-то пришел в себя, уже понимая, что происходит нечто грандиозное, поэтому он просто спросил, услышав о помощи:

— Когда и где можно провести эти переговоры, госпожа лейтенант?

— В любое удобное для вас время. Если не против, то не стоит затягивать, и, если на то будет ваше желание, то в течение двух часов командующий будет здесь, это при условии, что вы лично гарантируете его безопасность.

Николай кивнул головой.

— Я гарантирую. Даю слово.

Она опять улыбнулась, приложила руку к странной черной коробочке, прикрепленной к ее амуниции, что-то там нажала и проговорила:

— Феникс, вариант ноль.

К всеобщему удивлению, коробочка ответила:

— Вас понял, Белка, вариант ноль подтверждаю. Готовность два часа.

Это произвело эффект разорвавшейся бомбы, и Николай смог только спросить:

— А что это такое, госпожа лейтенант?

— Это тактический радиопередатчик, с помощью которого я поддерживаю радиосвязь с базой. Если бы вы попробовали мне причинить вред, то в течение двадцати секунд здесь бы осталось выжженное пятно радиусом в несколько километров.

Она опять улыбнулась, но на этот раз ее улыбка напоминала оскал. И все поняли, что она не шутит.

— В таком случае я остаюсь в качестве офицера связи до начала переговоров. Потом по результатам мой статус будет изменен.

Наступила пауза, и все с удивлением увидели, как зависшие невдалеке летающие машины повернули и улетели куда-то на юго-восток.

Артемьеву пригласили в здание Ставки, где в срочном порядке стали все готовить для проведения переговоров, а ее забросали вопросами, на некоторые она, мило улыбаясь, отвечала, некоторые оставляла без комментариев, но больше всех поразила ее реакция, когда вопросы попытались задать представители союзнических государств. Ее прекрасное лицо сразу приняло брезгливо-ненавидящее выражение, и, явно с трудом сдерживая себя, посланница другого мира ответила:

— Я скажу один раз и больше повторяться не буду. У меня нет приказа и, главное, желания общаться с каким бы то ни было представителями варварских стран, которые нам абсолютно неинтересны и с которыми мы ни при какой ситуации не будем устанавливать дипломатические отношения. Только Россия, только исконно и истинно православная страна, вот кто нас интересует и кому мы готовы помогать. И впредь я бы попросила бы оградить меня и моих людей от контактов с этими людьми, естественно, их присутствие на переговорах крайне нежелательно.

Это поставило всех в неудобное положение, а вот журналисты, присутствовавшие при этом монологе, быстро что-то чиркали карандашами в своих блокнотах, фиксируя очередную сенсацию.

Николай даже опешил, не зная как себя вести, но тут ее поддержала вдовствующая императрица:

— В вашем мире, наверное, все по-другому? Вы так не любите англичан и французов?

— Да, у нас немного по-другому. У нас говорят, что у Новороссии есть только четыре союзника: армия, флот, войска быстрого реагирования и военно-космические войска. Как мне кажется, у вас это звучало как-то похоже.

Вмешалась молчавшая до этого Ольга Александровна:

— Это сказал мой отец, Александр Третий.

— У великого человека и мысли великие.

Посланница снова очаровательно улыбнулась, обращаясь к явно нервничающему Николаю.

— Ваше императорское величество, не беспокойтесь, в ваши отношения с союзниками мы влезать не собираемся, и противопоставлять нашу помощь взятым вами на себя обязательствам мы не будем. Все при встрече объяснит генерал Оргулов.

Прошло два часа, за которые все было приведено в порядок, район оцеплен еще дополнительно вызванными частями и, главное, представители стран-союзников были мягко, но настойчиво, несмотря на их возмущение, удалены за оцепление. Все происходящее напоминало какую-то фантасмагорию, и никто ничего не понимал, что за пришельцы из другого мира и что за такая Новороссия.

И вот пришло время прибытия делегации новороссов. Снова в небе раздался грохот, снова над головами прошли боевые летающие пятнистые машины, но теперь никто не убегал, имея полученные инструкции. Снова одна из машин медленно опустилась, открылась дверь и на поле выпрыгнули четыре человека, в которых явно чувствовались люди, привыкшие отдавать команды. Но, к всеобщему изумлению, приземлившаяся машина улетать не стала, а заглушила двигатели, и огромные лопасти винтов сверху и маленькие в хвосте начали замедлять свой бег и вскоре остановились. Из нутра летающего монстра выскочили еще четверо человек, в такой же пятнистой форме, в шлемах с прозрачными забралами и с необычным оружием, разошлись в разные стороны метров на десять и демонстративно встали на охрану, показывая, что приближаться нежелательно…

Но основное внимание было обращено на прибывшую делегацию. Впереди шел высокий крепкий человек в пятнистой форме, но без амуниции. Это был генерал Оргулов, которого сейчас ждали. В отличие от остальных бойцов, у него была только кобура с пистолетом на бедре. Но вот все остальное вызвало интерес: черный берет с кокардой, на груди виднелась черная тельняшка, что говорило о морском происхождении генерала. Вперед вышла лейтенант Артемьева, по всем правилам отдала честь и отрапортовала о выполнении задания. Всем резануло обращение "товарищ генерал", но люди терпеливо молчали, ожидая развязки.

Генерал Оргулов, выслушав доклад, коротко бросил "вольно" и подошел к стоящему невдалеке императору Николаю И, который во все глаза наблюдал за этим необычным человеком. То, что он необычный, сразу бросалось в глаза. Настоящий головорез с генеральскими погонами, не боящийся ни Бога, ни черта. Человек действия. Вон на лице свежий шрам, голова заклеена каким-то бинтом и бледность — видно, что человек был недавно ранен, но решимость и целеустремленность в его глазах поразили императора.

Они постояли друг напротив друга, обменявшись несколькими фразами, пошли вместе в сторону здания Ставки. Интересное это было зрелище — низкорослый император и высокий, почти на голову выше, плотный и подтянутый генерал из другого мира. Они, спокойно переговариваясь, проследовали в специально подготовленную комнату, туда же за ними зашли митрополит Владимир, вдовствующая императрица и офицер связи — лейтенант Артемьева. К всеобщему удивлению, не пустили больше никого, что вызвало ажиотаж и желание получить хоть какую-то информацию, но возле окон и дверей стояли совместные караулы из местных офицеров и бойцов новороссов, которые посматривали друг на друга с профессиональным интересом.

Все, кто в тот момент присутствовал в Ставке Верховного Главнокомандующего, прекрасно понимали, что с визитом этих пришельцев из другого мира в России обязательно произойдут какие-то изменения. Во всяком случае, эти пятнистые головорезы не стеснялись и не боялись выказать свое презрение нынешним союзникам России, и их в этом тайно поддерживали многие офицеры, а это обнадеживало…

Конец седьмой книги.

Станислав Сергеев Вторая попытка Книга восьмая

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику Сергею "Мозгу" Павлову. Если б не его нравоучения и потрясающая эрудиция, то, наверно, и первая книга не появилась бы на свет.

Отдельная благодарность Олегу Дегтяреву, с которым дружба, несмотря на последние события, была проверена временем и только окрепла; Игорю Вадимовичу Мамчуру и всем товарищам-единомышленникам с интернет-форумов "Черное Солнце" и "Самиздат".

Мир ближайшего будущего. Отгремела Третья мировая война, и планета погрузилась в кошмар ядерной зимы. Остатки людей тихо умирают от радиации, болезней и голода в разного рода бункерах и укрытиях, яростно враждуя между собой за остатки продуктов и горючего. В Крыму офицер российской морской пехоты сумел воспользоваться разработками секретного института, пробить туннель в прошлое и вмешаться в ход истории. Контрнаступление под Москвой 1941–1942 гг. в этой реальности при поддержке пришельцев из будущего привело к полному разгрому группы армий «Центр», и после гибели Гитлера Германия начала переговоры о выводе войск с оккупированных территорий СССР, но главный герой не останавливается на достигнутом и пробивает туннель в мир 1914 года, где тоже идет война и тысячами погибают русские люди…

Пролог

Октябрь 1914 года

 История о появлении пришельцев из другого мира всколыхнула империю. Во время прилета неизвестных боевых винтокрылых машин в Ставку Верховного главнокомандования в Барановичах присутствовало несколько журналистов, которые сумели по телеграфу первыми передать новости в центральные газеты с описанием прибытия делегации во главе с командующим Экспедиционного корпуса Новороссии генералом Оргуловым. Некоторые газеты, которым особенно повезло, сумели выкупить за баснословные деньги вроде как у настоящих свидетелей этого события фотографии висевших в небе боевых винтокрылых машин и стоящих неподалеку охранников в странной, фантастической боевой экипировке. Эти снимки печатали крупным планом, что существенно сказывалось на тиражах газет, успевших таким образом вложить средства. За несколько дней после данного события мирового масштаба, в средствах массовой информации высказывалось огромное количество гипотез, одна другой фантастичнее, и все ждали официальных новостей от правительства. Фраза женщины-воительницы из другого мира о варварах англичанах и французах, с которыми пришельцы не хотят иметь дела, разделила общество. Кто-то кричал, что это провокация германцев, чтоб развалить Антанту, кто-то тихо посмеивался, в душе надеясь, что пришельцы реально есть и смогут помочь в войне с подлыми тевтонами — утрут нос наглым лимонникам и лягушатникам.

Волна, поднятая в центральных газетах Российской империи, разнеслась по стране, достигла границ и выплеснулась наружу, достигнув и берегов Туманного Альбиона, и Америки, а также живо обсуждалась в небольших уличных кафе Парижа. В основном присутствовал скептицизм, и многие смеялись, говоря о русских простофилях, попавшихся на удочку ушлых мошенников. Но те, кто реально принимает решения и контролирует ситуацию в мире, затихли в ожидании развития ситуации, прекрасно зная, что реально были боевые летающие железные машины, были пришельцы и были переговоры за закрытыми дверями между главой Новоросского экспедиционного корпуса генералом Оргуловым и императором Всероссийским Николаем II, что как раз настораживало больше всего. О результатах можно было только гадать, хотя точно известно, что после получения определенных новостей русская императрица Александра Федоровна слегла от серьезного нервного потрясения.

Это были не шутки, и большая политика не прощала пренебрежения мелочами. Но никто пока не мог ничего сказать, и сильные мира сего, пытаясь понять, что за новые игроки появились на политической арене мира, пока выжидали. Многие склонялись к мысли, что это некий капитан Немо или главный герой из книги Жюля Верна "Робур-завоеватель", сумевший покорить небо, пытается так о себе заявить, но информации было слишком мало, чтобы делать какие-либо выводы.

Когда страсти накалились до предела, в центральных российских газетах вышла информация, что под Санкт-Петербургом, переименованным после начала войны с Германией в Петроград, выделено поле, на котором через два дня, 14 октября, в двенадцать часов пополудни будет происходить прибытие и временное размещение официального посольства Экспедиционного корпуса Новороссии.

Эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Если до этого кто-то сомневался в реальности пришельцев из другого мира, то сейчас русские власти сами подтвердили это. Фантастика. Толпы простых зрителей, журналистов, фотографов, кинооператоров, представителей культуры и духовенства приезжали и вливались в общий поток, равномерно двигающийся к знаменательному полю, чтобы заранее занять места в надежде стать свидетелями эпохального события.

Чтобы не допустить трагедии, подобной произошедшему на Ходынском поле во время коронации нынешнего императора, и полиция и воинские части, привлеченные для поддержания порядка и охраны посольства Новороссии, четко разделили все подходы на сектора и сразу фильтровали людской поток, распределяя его на свободные места, а само поле было оцеплено несколькими шеренгами солдат гвардейских полков. Для комфорта, по распоряжению графа генерала Келлера, которому была поручена охрана посольства пришельцев, смастерили из досок трибуны для особо важных гостей и специальную ложу для императорской четы.

Несмотря на войну, на все ухудшающееся положение на фронтах, народ тянулся к положительным новостям, поэтому все, кто мог, двинулись на встречу с невероятным. Прибывающие надеялись на чудо, способное спасти Россию подобно явлению Святой Богородицы.

Тысячи людей прекрасно видели наведенный порядок, приготовления и особенно серьезные меры по поддержанию безопасности, и понимали, что тут затевается нечто грандиозное, и, несмотря на многие неудобства, терпеливо ждали заветного часа.

Время подходило к заветной отметке, и огромная толпа, собравшаяся за оцеплением, начала гудеть, уже с нетерпением ожидая обещанных чудес.

Когда до означенного часа оставалось двадцать минут, по толпе прошел вздох: "Император едет!"

По специально выделенному коридору пронеслась целая вереница автомобилей, в которых находился император с супругой, наследником и дочерями, великими княжнами, вдовствующая императрица с дочерью, великой княжной Ольгой, генералы и члены правительства. Весь цвет русской аристократии собрался на этом поле в ожидании явления братьев по вере из другого мира.

И тут по толпе снова пронеслось: "Вот они!"

Из предпоследней машины вылезла стройная, ослепительно красивая девушка с длинными белыми волосами, в необычной пятнистой форме. На голове у нее была такая же пятнистая кепи с длинным козырьком, поверх формы надета странная амуниция со множеством карманов. Всё это выглядело весьма экзотично и загадочно. Воинственный вид девушки из другого мира подчеркивала набедренная кобура, из которой торчала рукоятка пистолета.

За ней вышли два бойца в такой же форме и амуниции, но их головы были закрыты шлемами с прозрачными забралами, в руках они держали достаточно необычное оружие. Чувствовалось, что это опытные бойцы, готовые порвать любого, кто покусится на охраняемую персону.

Девушка подошла к ложе, где расположился император, отдала честь, что-то спросила, быстро глянув на наручные часы, кивнула, повернулась и спокойно пошла по полю в сопровождении своей охраны мимо сразу расступившихся гвардейцев из оцепления. Пройдя метров сто, она остановилась, что-то сказала одному из бойцов, который достал из рюкзака какое-то устройство. Повозившись там пару минут, она отошла в сторону, и народ ахнул: в поле замелькали огоньки разных цветов, и их мелькание ускорялось, а яркость усиливалась.

Мигание достигло апогея и внезапно прекратилось, и всё. Прошло несколько мгновений, и те, кто был вооружен биноклями и подзорными трубами, смогли увидеть как бы подвисший в воздухе наполовину белый, а наполовину черный предмет, напоминающий формой большое яйцо. Прошло еще десять секунд, и прямо в воздухе появилась какая-то металлическая конструкция, которая все увеличивалась и увеличивалась, пока не коснулась земли. Прошло несколько мгновений, и оттуда появились два бойца в пятнистой экипировке и таких же шлемах с забралами и странным оружием в руках, как и у охранников девушки-воительницы из другого мира. Они медленно спустились по этой конструкции, отошли в сторону и присели, занимая позиции для отражения любой попытки агрессии.

Опять несколько секунд — и бойцы из другого мира стали появляться один за другим, быстро разбегались в разные стороны от металлической конструкции, которая оказалась чем-то вроде спускного пандуса, и занимали позиции для обороны, держа оружие наготове. Всё происходило быстро и слаженно. Собравшиеся на этом поле военные с одобрением и с некоторой ревностью наблюдали за воинами из другого мира, за их движениями, выучкой и спокойствием. Кто-то из зрителей не выдержал и стал комментировать: "Сразу рассредоточились, чтоб не попасть под артиллерийский огонь, ученые…" Десяток секунд — и точка выхода уже окружена цепочкой бойцов в зеленой пятнистой форме, готовых при любой опасности открыть огонь, и это вселяло уважение — люди явно не простые и точно шуток не любят.

Еще пара мгновений, и толпа вздохнула от изумления: по пандусу прямо из воздуха спустилась приземистая многоколесная машина, имеющая пятнистую камуфлированную окраску с характерным белым изображением трезубца на борту. Из небольшой башенки наверху торчало что-то вроде малокалиберной пушки, и это говорило о том, что перед зрителями предстала бронированная боевая машина из другого мира.

Бронемашина отъехала на пятьдесят метров и замерла, не заглушая двигателя, при этом для приличия немного поводила стволом башенной пушки, чтоб показать, что и здесь готовы отражать нападение. А потом по металлическому пандусу спустились еще пять таких машин и, как на параде, разъехались в разные стороны, окружив место выхода настоящей броневой защитой. Но это было еще не все. Урча двигателями, из воздуха появились четыре другие приземистые боевые машины, но на гусеничном ходу. Они резво прокатились по полю, описав дугу вокруг выстроившихся колесных бронемашин, и заняли свои места, усилив и так неслабую оборону.

Все происходило под гул толпы и отдельные выкрики. Никто пока не мог ничего понять, но то, что это не фальсификация, и что на их глазах действительно происходит нечто необычное, понимали все.

Снова глубокий изумленный вздох и на свет появилась тоже выкрашенная в защитный цвет несомненно боевая машина на гусеничном ходу, с трубами и вроде как пушками на борту, с постоянно крутящейся штукой наверху странного вида надстройки. Она тоже проехалась по полю и замерла. Все передвижения пришельцев были точны и выверены, а боевая техника поражала явной мощью и практичностью и выглядела чужеродно на фоне стоящих невдалеке авто, на которых приехали император с семьей и остальные высокопоставленные чиновники.

Видимо, добившись полной безопасности точки выхода, по пандусу съехали три широких приземистых автомобиля. Они ненадолго остановились, и в один из них села та самая девушка-воительница, которая приехала на это поле в кортеже императора и терпеливо ждала в стороне.

Эта машина, быстро набирая скорость, двинулась в сторону трибуны, где за действом наблюдал император. Две другие пристроились по бокам, как бы защищая и оберегая. Не доехав метров двадцать до оцепления, автомобили лихо остановились, и из них высыпали такие же бойцы в пятнистой форме, с оружием наизготовку, но остались стоять на месте, видимо, имея на этот случай особые распоряжения, хотя было видно, как напряглась охрана императора.

Теперь собравшиеся люди, понимая, что начинается самая ответственная часть представления, с замиранием сердца ждали дальнейшего развития ситуации. Пауза затягивалась, и вот наконец-то двери первой машины раскрылись, и на землю спрыгнул высокий, чуть седоватый человек, опять же в пятнистой форме, вот только снаряжения со множеством карманов и шлема на нем не было, как на остальных людях из другого мира. Его голову украшал черный берет с кокардой, где на синем фоне был изображен морской якорь, в ухо, как и у всех пришельцев, было вставлено устройство, от которого шел тонкий черный проводок к небольшой черной коробке, висящей на поясе. Общую картину боевого генерала завершала тельняшка, видная в разрезе кителя, шеврон на рукаве с большим трезубцем, рукоятка пистолета, выглядывающая из набедренной кобуры, и высокие шнурованные ботинки, как у всех пришельцев.

Да, это был именно тот, кого ждали император и все встречающие лица. Тот самый легендарный и таинственный генерал Оргулов, глава Новоросского экспедиционного корпуса.

Он спокойно, твердым шагом уверенного в себе и своих силах человека, двинулся в сторону ложи с императором, который в сопровождении супруги, императрицы Александры Федоровны, наследника, цесаревича Алексея, охраны и группы видных сановников уже спустился с трибуны и вышел навстречу высокопоставленному гостю.

Генерал Оргулов сделал несколько шагов навстречу императору Всероссийскому Николаю II, остановился, чуть махнул рукой, и его охрана из четверых закованных в броню бойцов и девушка, которая до этого включала установку со множеством огней, отошли назад, давая возможность гостю и главе одной из величайших стран этого мира спокойно поговорить. То же сделала охрана императора, оттеснив достаточно большую и разношерстную группу сановников, которые попыталась прорваться поближе и послушать разговор.

Гость и Николай II отдали друг другу честь, как положено военным, и по-мужски пожали руки, как добрые друзья, что было явным нарушением действующего этикета, но ситуация была сама по себе фантастическая, и можно было пренебречь некоторыми условностями. Но генерал Оргулов оказался не таким уж деревянным воякой и, высказав комплимент, поцеловал руку императрице и как-то бесшабашно и добро улыбнувшись, пожал руку наследнику с фразой: "Здрав буде, воин!"

В сопровождении императора генерал-новоросс поднялся на трибуну, где поприветствовал вдовствующую императрицу и великих княжон, после чего спустился и в сопровождении императора, императрицы и цесаревича проследовал к автомобилям из другого мира. Вообще-то это нарушало всевозможные правила, нормы этикета, дипломатические протоколы и просто здравый смысл, но глава государства — император с супругой и наследником — при минимальной охране из двух офицеров вышли на поле и остановились, о чем-то беседуя, на глазах многотысячной толпы.

Николай II, сделав вид, что заинтересовался необычной машиной, на которой приехал Оргулов, изъявил желание посмотреть на очередную диковинку из другого мира и, пока шли к авто, он сказал гостю:

— Мы рассмотрели ваше предложение, господин генерал. В правительстве много недовольных, кто просто вам не верит, но предполагаемая выгода и влияние моей матушки, которой вы явно понравились, сделали свое дело. Установление дипломатических отношений, текст торгового договора, который был вами предложен и согласован с министерством иностранных дел, ваши пожелания об обязательном ограждении от навязчивого внимания представителей нелюбимых вами стран, одобрены. Вы слишком подробно и весьма искусно все прописали, так что самые грозные скептики не смогли ничего возразить и найти формальных поводов отказать. Выгоды очевидны, если все, что вы говорили и обещали, правда. Как мы и договаривались, военные аспекты мы не стали рассматривать, отложив этот вопрос на будущее.

— Хорошо, ваше императорское величество. Если вы не против, то давайте подпишем договор и приступим к работе. Нам нужно продовольствие, а вам нужно золото, чтобы оплачивать расходы на войну.

Император с интересом посмотрел на своего гостя и потом перевел взгляд на Александру Федоровну, которая вместе с цесаревичем, под присмотром двух охранников, выслушивая пояснения от лейтенанта Артемьевой, осматривала такую большую и явно мощную машину пришельцев, на которой приехал генерал Оргулов.

— …машина высокой проходимости "Тигр", разработанная специально для нужд армии, полиции и частей быстрого реагирования…

Цесаревич под присмотром матери забрался на водительское сиденье, с огромным интересом рассматривал множество неизвестных приборов и задавал весьма толковые вопросы.

Император еще раз обежал взглядом замершие в поле боевые машины пришельцев, посмотрел на улыбающегося сына, который, осмотрев машину, получил в подарок плоскую дощечку, которую новороссы называли планшетами. Лейтенант Артемьева быстро его обучила премудростям обращения со столь необычной вещью, в которую были заложены функции и кинокамеры, и фотоаппарата, и бог знает еще чего. Но этого хватило, и Алексей, научившись делать снимки и их просматривать, с огромным интересом фотографировал людей, машину из другого мира, папу, беседующего с генералом-новороссом, и тут же смотрел цветные фотографии поразительного качества на экране и демонстрировал матери, Александре Федоровне.

Николай вспомнил, как совсем недавно, после того как лейтенант Артемьева прибыла в Царское Село, где Аликс с дочерями, получив телеграмму о невероятных событиях в Барановичах, с нетерпением ждала подробностей. В узком кругу при закрытых дверях была изложена история мира новороссов. Они молча слушали известия о том, как в другом мире Александр III правил до 1911 года, как в 1923-м, из-за нежелания участвовать в мировой войне, в заговоре, организованном англичанами, был убит Николай и его брат Михаил. Как саму Александру Федоровну новый регент масон Гучков отправил в тюрьму за якобы предательство интересов страны, и вовлек страну в конце 1923-го в войну на стороне Англии и Франции, как произошла революция, и дочерей и несовершеннолетнего императора казнили социалисты, про террор, про Белое движение, про голод и болезни. Все это звучало дико и страшно, и Аликс, сначала не веря, но увидев множество кинофильмов, фотографий, подтверждающих сказанное, не выдержала потрясений и слегла с нервной лихорадкой, хотя лекарства, предложенные Екатериной Анатольевной, оказали благоприятное воздействие и очень помогли императрице. Все это время Мария Федоровна и сестра Оля были рядом и раз за разом убеждали, пытаясь успокоить, что это другой мир и у нас все будет по-другому, надо только подумать о последствиях.

Придя в себя и вернувшись кобсуждению ситуации, Аликс, как бешеная фурия, набросилась на мужа, убеждая того нейтрализовать возможных заговорщиков и особенно ненавидимого ей Гучкова, за то, что тот посмел критиковать ее в отношении Распутина. А вот теперь какой появился повод — в другом мире Гучков и его друзья-масоны вообще были предателями и довели страну до кровавой смуты! Император с трудом и сам сдерживался, чтобы не разрядить револьвер в ненавистные рожи предателей.

Новости об истории другого мира, по договоренности с Артемьевой, не вышли за покои императорской семьи, а Государственному совету были доведены лишь торговые предложения генерала Оргулова и продемонстрирован проект договора, в котором четко прописывались возможные ситуации, причем однозначно запрещалось пришельцам без какого-либо приглашения и разрешения вмешиваться в жизнь империи и распространять информацию без согласования с органами, занимающимися цензурой в средствах массовой информации.

Проанглийское и профранцузское лобби пытались ставить палки в колеса, но договор всё равно удалось продавить, и вот теперь в папке личного адъютанта лежал текст, который надо было подписать в торжественной обстановке. Но у Николая на душе было неспокойно, как бы то ни было, он не верил этому генералу, у которого часто в глазах проскакивала насмешка и хорошо скрываемое презрение.

— Да, мы готовы…

Оргулов кивнул и ответил:

— Хорошо, ваше императорское величество.

Бойцы генерала быстро вынесли раскладной металлический столик, стулья и накрыли какой-то блестящей полупрозрачной тканью. Сев на предложенные стулья, и император, и генерал Оргулов поставили свои подписи в предложенных им экземплярах договора, после чего встали и, обменявшись папками, пожали друг другу руки. Затихшая до этого многотысячная толпа разразилась радостным ревом.

На следующий день в газетах был опубликован текст заключенного договора, который люди читали и горячо обсуждали: "…ни Новороссия, ни Российская империя не имеют друг к другу территориальных претензий… строить добрососедские отношения… торговые договоренности… обязательная закупка только товаров российского производства… гарантия целостности и сохранности граждан Новороссии…"

Но многие люди, кто был на том поле, где сейчас срочно оборудовался укрепленный лагерь посольства Новороссии, и видел боевую технику пришельцев, недоумевали, почему в договоре нет ни строчки о военной помощи, учитывая какую тяжелую войну сейчас ведет Россия, и вмешательство такого могущественного союзника сильно бы изменило расстановку сил на фронтах. Всё это недоумение выплеснулось на страницы газет и муссировалась несколько дней, пока не был напечатан ответ самого генерала Оргулова, которого ушлые журналисты подловили при выходе из Зимнего дворца, где он присутствовал на каком-то совещании: "Мы не будем оказывать военную помощь стране, которая необдуманно и глупо проливает кровь своих граждан за интересы наших извечных врагов. Поэтому в договоре нет ни строчки о военной помощи, нас интересует только торговля и закупки продовольствия и определенных товаров. Никакого военного участия в этой мясорубке за интересы английских, американских и французских банкиров мы принимать не будем. Но если кто-то попытается экспортировать в Россию революцию, дестабилизировать обстановку, искусственно обостряя внутреннюю социальную напряженность, финансируя разного рода террористические и деструктивно-подрывные организации, толкая страну к новой кровавой смуте, то мы будем готовы оказать посильную поддержку. И уж поверьте, у нас хватит возможностей это сделать".

Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы — могущественные пришельцы показали зубы и указали, кто есть кто для них, при этом демонстративно и весьма грубо отклонили весьма выгодные предложения от многочисленных заграничных торговцев, предлагающих свой товар и свои услуги в оптовых поставках продовольствия. Торговля только с Россией, и будут покупаться только товары российского производства — вот их условие. Но правительство Российской империи промолчало на такой выпад — ведь только днем раньше, в счет оплаты аренды земли и первых поставок заказанных товаров, пришельцами были переданы первые две тонны золота.

И многие дальновидные люди поняли, что пришла новая сила, и возможно, скоро весь мировой порядок будет изменен.

Глава 1

В который раз я лежу на носилках и размышляю о смысле жизни и о перипетиях моей судьбы. Дико болит все тело, и любой шум отзывается в висках стальными иглами, входящими в мозг. Пока "окно" не открылось, меня перенесли в дом, где все ключевые посты и позиции были заняты нашими людьми. Из портала выкатились два дежурных танка, три БМП и только что доставленная россиянами "Тунгуска". Вся боевая техника быстренько выдвинулась к границам Усадьбы и заняла оборону, усиливая и так избыточную охрану секретного объекта.

Непростая ситуация, сложившаяся в этом мире, меня сейчас как-то не трогала, и все неприятности отошли на второй план. Хотелось только лечь, свернуться калачиком и забыться хоть летаргическим сном, и главное, чтоб никто не кантовал и не пробовал нагрузить общемировыми проблемами. Моей воли хватило настоять, чтоб меня перенесли в здание, в отдельный кабинет и на время отложили эвакуацию в бункер. Народ, конечно, повозмущался, говоря о бомбардировщиках, падающих на особо важные объекты, но "Тунгуска", выкрашенная в белую камуфлированную раскраску, ставшая на боевое дежурство, вселяла уверенность в невозможности всякого рода сюрпризов со стороны авиации супостата или заговорщиков.

Меня осторожно на носилках перенесли в спальню и переложили на скрипнувшую кровать, прямо поверх одеяла. Марина, которая, узнав о моем очередном ранении, принеслась оказывать медицинскую помощь, тревожно осмотрела, не обращая внимания на скрежет зубов и мычание от боли, обработала рану и наложила повязку на голову. Она как никогда осторожно и нежно касалась меня, при этом окутывая дурманящим ароматом каких-то особых духов, смешанным с запахом ее тела. Но все это перебивалось дикими, острыми, можно сказать вульгарными запахами резиновых перчаток и каких-то антисептиков.

— Что, Сережа, опять? — нежно вполголоса спросила Марина, и я, несмотря на головную боль, увидел, как у нее увлажнились глаза.

— Да, Мариша, но я не виноват…

— Как обычно, Сережа. Не надоело?

Она отвернула голову и достала упаковку с одноразовым шприцем, набрала какой-то препарат из ампулы и сделала мне укол.

— Сейчас лучше станет. Отдохни.

— Да нельзя, тут такие дела начинаются.

— Я понимаю, но это не значит, что нужно пренебрегать здоровьем. Тебе надо томографию сделать, да и кардиограмму не помешало бы. Такие нагрузки без последствий не проходят.

— Всё сделаем, Мариша, только тут опять какая-то чертовщина творится. Надо разобраться. Ты скажи, что там с Судоплатовым?

— В коме. Хорошо ему досталось.

— Выкарабкается?

— Не уверена. Много крови потерял. Операцию Оля сделала, но…

— Я понял…

Собравшись с силами, я попросил:

— Мариша, сделай что-нибудь. Стимулятор, может, какой есть. Сейчас нужно срочно взять ситуацию под контроль и не упустить время, иначе много людей пострадает.

— Я понимаю, — она замолчала, борясь с эмоциями, — но, Сережа, это просто так не пройдет.

— Знаю, но выхода нет, а то сейчас натворим дел, потом придется долго расхлебывать, да и люди в нас разочаруются.

— Хорошо.

Марина вздохнула, порылась в своем чемоданчике и, достав с самого дна упаковку с ампулами, быстро подготовила инъекцию. Опять легкий укол, и спокойный комментарий:

— Через пять минут почувствуешь прилив сил.

— Спасибо, Марина. Пригласи ко мне Дегтярева и Семенова.

Несмотря на слова Марины, облегчение пришло намного раньше, и я почувствовал, как в голове утих шум, и сдавливающая виски боль отошла на второй план, позволив нормально мыслить и анализировать обстановку.

Сил самому встать не было, поэтому просто остался лежать на кровати. В прояснившейся голове автоматически уже анализировались факты, которые были известны, и картина складывалась какая-то нелогичная. Одновременно два нападения — логично бить в нескольких болевых точках, но осуществить это весьма и весьма трудно, слишком много допущений и временных нестыковок, для устранения которых нужно привлекать все больше и больше людей и ресурсов, что повлечет за собой однозначную утечку информации. Да и на Сталина сбросить бомбардировщик, забитый взрывчаткой, не так уж и просто. ПВО Москвы и Московской области сейчас как бы не одно из самых лучших в мире, и благодаря нескольким радарам из будущего, отслеживает даже низколетящие цели. Поэтому вряд ли неведомые супостаты могли просто так незаметно пролететь и атаковать усадьбу, где должен быть Сталин. Что-то тут не так…

Отвлекшись от тягостных мыслей, я стал осматривать комнату. Несмотря на явно дореволюционную постройку Усадьбы и некую претензию на определенный стиль и элегантность, за двадцать лет хозяйствования большевиков внутри помещения приобрели стандартный, можно сказать, рабоче-крестьянский вид. Деревянные рамы окон, наверно, в двадцатый раз красились белой густой масляной краской, без обязательного ошкуривания и снятия ранних слоев. Стены давили типовым зеленым цветом, на фоне которого картина — летний натюрморт с яблоками, плетеной корзиной и снопами спелой пшеницы — выглядела, как никогда, реалистично и притягательно.

Через несколько минут подошел Олег в сопровождении озабоченного Семенова. Вошедшие посетителя расхватали стулья и разместились возле кровати.

— Как ты, Серега?

Олег был озабочен, исчезла даже обычная улыбка, которая делала его лицо доброжелательным и открытым. Сейчас он был мрачнее тучи.

— Нормально, бывало и хуже. Как обстановка?

— В Чкалове всё нормально, меры безопасности усилены. С армейских штабов, где есть наши люди, пришли сигналы, что всё в норме, но особые меры предосторожности приняты.

— А что с убийством Сталина?

— А вот тут не всё понятно. Наша сетка работает, ретрансляторы пашут в штатном режиме. Кремлевский роутер пингуется. Но оперативной информации кот наплакал, даже про уничтожение кортежа ни слова, хотя такие вещи сразу в оперативку попадают.

— А в средствах массовой информации?

— Уже было сообщение Левитана о покушении, но ни слова о гибели Сталина. Типа "подлый план заговорщиков" и так далее.

— Связаться пытались?

— Пытались. В ГУГБ НКВД никто ничего не знает, дежурные даже на вызовы с Усадьбы не отвечают. В общем, Серега, надо сваливать, и побыстрее, а то, если власть сменилась, нас накроют.

Семенов, опустив глаза, о чем-то сосредоточенно думал. Подняв голову, он, чуть скривившись, посмотрел на меня.

— Сергей, тоже видишь нелогичность во всем происходящем?

— Конечно. Ну не мог штаб ПВО пропустить какой-то бомбардировщик к резиденции Сталина. Районы столицы еще с тридцатых перекрыты для любых полетов. Саботаж в войсках ПВО? Но там же, в оперативном штабе в первую очередь, всех подряд проверяли на детекторах лжи, когда новое оборудование ставили. А, считай, в черте города устроить побоище? Вообще чистый идиотизм. Если это Сталина рук дело, то они бы по-тихому повязали бы, и всё. Зачем шум-то такой устраивать?

— И я вот про это думаю. Надо со штабом ПВО связаться и с главным управлением НКВД, может, что и выясним. Но уж очень похоже на последний писк оппозиции…

— Вот-вот. Это всё притянуто за уши, как наш бомбардировщик, набитый химическим оружием, упавший на Гитлера в окружении детишек. Все шито белыми нитками. Будет хохма, если тут на Сталина грохнулся немецкий бомбер, в котором совершенно случайно найдут неповрежденные карты с пометками Жукова и с большим красным жирным крестом: "Падать сюда", — и полной подборкой переписки половины нашего генералитета с германским генштабом.

Меня перебил Дегтярев, который по радиостанции слушал чей-то доклад, и воскликнул:

— Хм, это интересно!

— Что?

— Да тут наши айтишники нашли в сети по мас-адресу ноут Сталина и пропинговали. Он в данный момент нормально работает и находится в подземном укрытии, где-то под Кремлем, и с него качают информацию с нашего сервера. Планшет Берии, кстати, рядом и тоже вполне неплохо себя чувствует. Ребята дистанционно запустили встроенные веб-камеры и убедились, что и комрад Сталин и папа Берия живы и здоровы. Сталин сейчас информацию по Савченко качает. Это тот гэбэшник, которого за собой Хрущев с Украины притащил. Даже видеозапись их разговора сделали…

В дверь настойчиво постучали, и, не дожидаясь разрешения, в комнату вломился комендант Усадьбы и, тяжело дыша, напрямую обратился ко мне. В его глазах плескался самый настоящий страх, и мне стало неуютно от этого.

— Товарищ подполковник, — с трудом выдохнул он. Видимо, бежал из последних сил. — Вот…

Он протянул мне обычную DECTовскую телефонную трубку Panasonic. С нынешним оборудованием никто наш разговор прослушать не мог — в Усадьбе стояла мини-АТС из будущего, в которой стоял модуль VoIP, связанный по нашим вычислительным сетям с аналогичными коммутаторами на других важных объектах. Такие стояли на нашей базе в Чкалове, в Кремле и еще в паре других мест, где трудились люди из будущего, либо принимались серьезные решения, касающиеся нас. Соответственно, перехватить и послушать цифровой зашифрованный сигнал вряд ли мог, поэтому в данной ситуации можно было свободно говорить.

Я взял, приложил к уху:

— Да, слушаю.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, — с характерным акцентом поздоровался Берия.

— Здравствуйте, товарищ Иванов. И передайте мой привет и пожелание долгих лет жизни товарищу Максимову. Это тот, который сейчас рядом с вами на своем ноутбуке материалы по Савченко просматривает.

В трубке повисла пауза, и я услышал, как Берия что-то спросил у Сталина и, получив ответ, уже открыто усмехнулся в трубку:

— Вы можете смотреть, чем мы сейчас занимаемся?

Я решил слукавить:

— Нет. В нашей системе безопасности идет фиксация, кто, когда и к каким материалам обращается. Мы так и узнали, что вы живы, несмотря на сообщение товарища Левитана.

— Это хорошо, Сергей Иванович, что вы живы и даже шутите. Значит, с вами всё в порядке, и руку держите на пульсе.

— Тем не менее, товарищ Иванов, погибли люди, много людей.

— Я знаю. Те, кто так долго не давал и нам и вам покоя, наконец-то понесли заслуженную кару.

Я уже хотел продолжить наезжать, но вспомнил, с кем говорю, поэтому заткнулся и осторожно спросил:

— Нельзя было обойтись без жертв?

— Сергей Иванович, мы не рассчитывали, что наши противники пойдут на такой отчаянный шаг. Ваша ценность для нас и для нашего дела — огромны. Это не преувеличение. И сознательно рисковать вашей жизнью и жизнью Судоплатова мы бы не стали. Гниль и предательство залезли слишком высоко.

Он на мгновение замолчал.

— Очень жалко Павла Анатольевича, на него многое было завязано, поэтому мы надеемся на вашу медицину.

— Хорошо, я понял. И как обстановка?

— Не по телефону. Хотелось бы встретиться лично и обсудить многие накопившиеся вопросы.

— Я пока не в состоянии.

— Я в курсе, но ситуация того требует, поэтому штаб ПВО получил команду пропустить к Кремлю один вертолет, на котором вас к нам доставят.

— Я в плохом состоянии.

Берия не нервничал и как-то мягко ответил:

— Я знаю, Сергей Иванович, но обстоятельства того требуют. Когда прилетите — узнаете. Это не приказ, это просьба.

Вот это меня удивило: значит, конкретно приперло. Ведь те, кто служил, прекрасно знают, что просьба начальника имеет более весомое значение, нежели простой приказ.

— Хорошо, я подумаю.

Все-таки последнее слово оставил за собой. Семенов, всё это время слушавший разговор, спросил:

— Операция по выявлению скрытой оппозиции?

— Однозначно, вот только наш эпизод скорее форс-мажор. Просит срочно прибыть в гости. Очень просит.

— А ты?

— Лететь надо. Они даже коридор к Кремлю откроют.

Олег, хмуро смотря на свои берцы, поднял голову.

— Может, очередная ловушка?

— А у нас есть выход? Надо ситуацию ни в коем случае не выпускать из-под контроля. Поэтому придется лететь.

— А если захватят?

— Вы закроете портал навсегда. А без фокусирующих цилиндров и без нашей элементной базы я им тут долго буду что-то строить и делать. Замучаются ждать.

Голос подал Семенов:

— В сложившейся ситуации, когда на носу начало мировой войны против СССР, Сталин не будет с нами ругаться — он же не идиот? А вот со стороны оппозиции, грохнуть Сергея и столкнуть лбами руководство СССР и нас, пришельцев из будущего — как раз логично и продуктивно, если удастся. Даже на время устроить общий тарарам и вызвать атмосферу недоверия и подозрительности, заблокировать работу порталов — это уже будет большим достижением. А может, под шумок попытаются кого и внедрить глубоко, так сказать на дальнюю перспективу.

Олег попробовал возмущаться, но и я, и Семенов его начали переубеждать. В итоге Олег, в сердцах плюнув и выдав многоярусную военно-морскую конструкцию нецензурного содержания, пошел готовить вертушку к вылету. Он сам собрался лететь со мной в качестве охраны, прихватив за компанию своих спецназеров. Семенов тоже был не прочь слетать в Кремль, но разумно сдержался и, обговорив порядок связи, засобирался к площадке с маяком, куда обычно выходило окно портала.

Уже когда мы все-таки связались со штабом ПВО и согласовывали маршрут полета и возможность нашего сопровождения истребителями, на связь снова вышел Берия, и опять трубка у меня.

— Сергей Иванович, учитывая ваше состояние… — Я не смог не улыбнуться. Только минут пять назад приходил местный врач и осматривал меня. Видимо, уже доложился, что меня тащить на вертушке не стоит. — …Решили немного пересмотреть свои планы.

— В чем это заключается?

— Я и еще один гость прибудем к вам.

— На машинах?

— Можно, но в свете последних событий в столице приняты особые меры безопасности, и чтоб не терять времени, желательно воспользоваться вашей техникой.

"Ага. Я так и поверил. Только что Олег сообщил, что перехватили разговоры командиров специальных мотострелковых батальонов НКВД, которые в городе ведут уличные бои. Сто пудов, сами спровоцировали оппозиционеров, а сейчас долавливают очаги сопротивления".

— Прислать за вами вертолет?

— Да. В штабе ПВО вам уже выписано разрешение на пролет.

— Я понял, сейчас организуем.

Нажав красную кнопочку прекращения связи, вызвал по радиостанции Олега, который тут же отозвался:

— Чего тебе, болезный наш, стукнутый на всю голову? Всё еще хочешь лететь? Не налетался еще?

— Вижу, настроение улучшается. Я никуда не лечу. Только что Берия звонил, просил сгонять на вертушке к Кремлю и забрать его и какого-то гостя.

— Да неужели? И что за гость?

— Да вот терзают сомнения, что день сюрпризов еще не окончен.

— Плохие предчувствия?

— Как раз нет. Наоборот, чувствую, что большое веселье нас ожидает.

— Ну, надеюсь. Мне лететь?

— А есть варианты?

— Тоже дело. Ну ладно, я тогда сам всё организую. А ты, пока есть время, сгоняй в бункер. Там Маринка хай подняла, что тебя нужно срочно на обследование. В общем, Серега, реально, сгоняй, проверься на томографе.

— Хорошо, да если честно, я себя и чувствовать как-то лучше стал.

— Всё равно. Это уже народ требует.

— Хорошо, будет по-твоему. Надо действительно провериться.

Отлет Дегтярева я не смог увидеть, так как окно в наше время открылось раньше, и на носилках меня отнесли в святая святых Маришки, где за меня принялись с самыми серьезными намерениями. Кардиограмма, томограф, рентген, анализы и куча других страшных медицинских пыток растянулись не меньше чем на полтора часа, и после капельницы я, несмотря на головокружение и тошноту, уже смог сам подняться на ноги и пройтись к установке.

Опять из-за чрезвычайной ситуации мы прекратили войсковые переброски и ждали разрешения сложившейся ситуации. Из моей личной охраны в этой стычке погибло пять человек и восемь получили тяжелые ранения. Все они, также как и Судоплатов и семеро бойцов НКВД из группы сопровождения, были переправлены в наш, оборудованный по последнему слову техники, госпиталь, и теперь там был настоящий аншлаг со стонами, криками и писком дефибриллятора.

Получив очередную порцию стимуляторов, поддерживаемый прибежавшей до неприличия взволнованной Светкой, доковылял до установки и, дождавшись ее включения на маяк в Усадьбе, в сопровождении телохранителей перешел в прошлое.

Там под присмотром местной охраны прямо на морозе пританцовывал и ждал моего появления комендант, а, увидев мою бледную и побитую физиономию, чуть не нарвался на автоматную очередь — так радостно кинулся ко мне.

— Товарищ полковник, там вас ждут… — и кивнул в сторону Усадьбы.

Судя по его тону, по протоптанной дорожке, куче окурков и тому, как он вытанцовывает на месте, ждет долго. Дядька весьма серьезный, и такое поведение для него вообще нехарактерно, и это сначала позабавило, а потом насторожило, как прапорщик-кладовщик, бегущий по плацу с мешком на плече. Включив радиостанцию, вызвал Дегтярева:

— Папа, это Феникс, что тут за херня творится? Местный управдом чечетку возле портала выделывает.

— А ты иди в гости. Увидишь — сам охренеешь.

— А коротко?

— Не могу. Придешь — посмотришь.

— Что, так всё плохо?

— Обхохочешься.

— Понял.

Шкандыбать в моем состоянии до здания было не так уж просто, поэтому меня запихнули в армейский джип "Тигр", собрат которого накануне был сожжен в предместье Москвы, и, проехав всего несколько минут, поддерживаемый одним из охранников, поднялся на крыльцо и вошел в большое фойе. Тут сидел дежурный сотрудник НКВД, который сразу подскочил при моем появлении и впился глазами в сопровождающих, положив руку на висящий на плече ППС. Чуть в сторонке на диванчике вольготно расположились два наших бойца из группы Дегтярева, в бронежилетах, касках, с автоматами наготове. Они тоже поднялись, но более спокойно и плавно, сканируя при это вошедших на предмет возможной угрозы. Узнав меня и сопровождающих, они снова опустили свои зады на диванчик и сделали вид, что всё нормально, но я-то знал, что в случае любой угрозы они тут же всё тут разнесут по бревнышку.

Но наблюдать за внутренней жизнью Усадьбы и взаимоотношениями охраны из разных времен мне долго не позволили. Комендант, показывая в сторону гостиной, чуть ли не подпрыгивая на месте, всё приговаривал:

— Вас ждут, товарищ полковник.

Тут же выйдя из коридорчика, нарисовался Дегтярев.

— Серега, ты как?

— На стимуляторах.

— Выглядишь чуть лучше. Маришка молодец, — и, ухмыльнувшись задорной улыбкой, продолжил: — Ну что, запасся валидольчиком?

— Ты про что?

— А вот зайдешь и понадобится. Я сам подохренел, когда увидел, кого товарищ Берия в Усадьбу приволок.

Я был несказанно заинтригован.

— Может, намекнешь? Неужели сам Гиммлер в гости заехал?

— Вот какой проницательный, как тебе сюрпризы делать? На день рождения, кроме банки тушенки, ничего больше не получишь.

Комендант, с трудом слушая наш великосветский треп, буквально взмолился:

— Ну, товарищ полковник, вас там ждут.

Олег, раздразнив мое любопытство, опять усмехнулся, осторожно хлопнул по плечу и высказался:

— Ну, удачи. Главное, на винты не намотай.

В сердцах плюнув на военно-морского хохмача, которого просто распирало от имеющейся информации, я сделал несколько шагов и постучал в дверь. Ответили сразу, причем утвердительно. Открыв дверь, я шагнул в гостиную, где в креслах сидели два человека в великолепно сшитой форме старших руководителей НКВД и пристально смотрели на меня. Эта комната была специально оборудована для такого рода переговоров, поэтому мебель подбиралась с особой тщательностью и часть была из будущего. Тяжелые шторы, массивные шкафы с подборкой книг на разных языках, дорогие, обтянутые натуральной кожей кресла, маленький столик с двумя небольшими кофейными чашечками и множество других мелочей, даже камин, в котором потрескивал огонь, придавали особый шарм и уют. У меня сразу появилось желание свалиться в третье, свободное кресло, которое точно приготовили для меня, но я стоял и рассматривал встречающих меня людей.

Ну, Лаврентия Павловича я узнал сразу, тут уж трудно ошибиться — такую фигуру нельзя ни с кем перепутать. А вот второй посетитель вызвал у меня интерес, переходящий в изумление. Невысокий, пожилой и худощавый человек, с короткими седыми волосами, в великолепно сшитой советской форме без знаков различия. Я его узнал, но всё еще не мог поверить, что он здесь, в Усадьбе. На тех фотографиях, где я его мог видеть, он был либо в гражданских костюмах европейского покроя, либо в адмиральской форме кригсмарине — адмирал Канарис. Это, конечно, дико выглядит: главы двух мощнейших спецслужб мира, Берия и Канарис, мирно беседуют, попивая кофе на одном из суперсекретных объектов СССР. Куда мир катится.

Канарис поднялся, сделал шаг навстречу и с сильным акцентом проговорил:

— Здравствуйте, полковник, ну вот мы и встретились.

Глава 2

Сентябрь, 1914 год

Мерно стучали колеса поезда, и под этот звук очень хорошо засыпалось, но Мария Федоровна, вдовствующая императрица, уже давно не могла спокойно спать — ее мучали кошмары. Это продолжалось с самого появления в ее жизни этих странных людей, которые принесли просто ужасные новости из будущего. Она до последнего момента старалась отыскать хоть какие-то причины им не верить, ловила их на вранье, но увы… У нее перед глазами стояли кадры удивительного цветного синематографа, который ей показывали люди из будущего, где очень реалистично было показано, как в 1918-м бунтовщики безжалостно, с каким-то зверским удовольствием расстреляют ее сына Николая, нынешнего императора, и всю его семью. В памяти навсегда запомнился маленький Алеша, лежащий на полу с простреленной грудью. Детское тело не хотело умирать, и из его рта слышались стоны и хрипы. Один из убийц подошел и хладнокровно выстрелил ему в голову из большого пистолета. До сих пор в ушах стоял дикий крик ее внучек, прикрывающихся от убийц подушками, в которых прятали свои драгоценности. Пули кромсали белые наволочки, раскидывали вокруг перья и, натыкаясь на кольца и браслеты, не наносили смертельных ран. Это страшно. Она тогда смотрела в глаза полковника Оргулова, стараясь отыскать хоть маленький намек, что это вранье, театр, и ее разыгрывают, но безжалостный взгляд головореза из будущего не оставлял шансов. Это всё будет, это всё случится, и погибнет не только Николай, но и Мишенька, и много других близких людей. Великая смута зальет Россию реками крови, и она хотела сделать всё, чтобы этого не допустить.

Пока было время до начала второго этапа плана, Мария Федоровна посещала многие части на фронте, поочередно встречалась с людьми, которые проявили себя ярыми монархистами и до последнего поддерживали императора в известной ей истории. Сейчас формировался некий костяк верных соратников, который впоследствии должен будет стать опорой в изменении и внешней, и внутренней политики государства.

Она общалась с военачальниками, гражданскими деятелями, и с трудом сдерживалась, зная, что тот же мерзавец генерал Рузский, командующий Юго-западного фронта, будет угрозами заставлять отречься Николая от престола. Она мать, которая должна защищать своих отпрысков, но при этом она, может, и вдовствующая, но всё же императрица огромной России, а значит, тоже в ответе за то, что должно произойти в ближайшее время.

Уже было три часа ночи, но пожилая невысокая женщина не могла заснуть и старалась читать книгу, чтобы отвлечься. Завтра специальный поезд прибывал на Юго-западный фронт, и у нее была запланирована встреча с командованием 3-й армии, но реально ее интересовал только генерал-майор граф Келлер, ради которого была организована эта поездка.

Дочь, великая княгиня Ольга, только недавно ее покинула и с такой же поездкой направилась в штаб 8-й армии, чтобы попытаться перетянуть на свою сторону Корнилова и Деникина, кандидатуры которых были одобрены в самом начале при предварительном планировании.

Именно тогда, смотря в глаза полковнику Оргулову, она для себя решила жестко и без сантиментов: если мужчины не в состоянии защитить свою державу, то этим займутся хрупкие женщины, которые не могут остаться в стороне.

По мере того, как количество посвященных увеличивалось, она частенько вспоминала слова Оргулова: "И в стране и за ее границами действуют организованные деструктивные силы, и я не могу спрогнозировать, когда они почувствуют угрозу, исходящую от вас, и когда это выльется сначала в поливание грязью в газетах, а потом попытках просто ликвидировать. Эти люди никогда не церемонились, и экспортирование революций у них поставлено весьма неплохо".

Да, в свете новых знаний даже о более ранней истории России, которые стали откровениями даже для нее, на многие вещи она теперь смотрела совершенно по-иному. Миллионы жизней русских людей, забитых как скот на бойне Великой войны и Великой Смуты — это вызывало дрожь, отвращение и не проходящую тоску перед неизбежностью, когда она начинала осознавать, за какое дело взялась.

"Хватит думать о плохом. Кто предупрежден, тот вооружен. Тем более Оргулов предложил весьма и весьма остроумный план, который должен на продолжительный срок снять напряженность в обществе, что даст возможность провести реформы и избежать революции".

Уговаривая себя, что есть шанс, повторяя это как молитву, она сумела заснуть, но спала беспокойным сном и, как утром говорили горничные, сильно стонала и плакала. Это тяжелая ноша — знать будущее…

Мария Федоровна в армии пользовалась уважением, и ее встречали с особой помпой, и множество офицеров желали выразить свои верноподданнические чувства. Приходилось принимать, улыбаться, разговаривать. Но везде, где она бывала, принимались жесткие меры безопасности, и на ее попытку посетить 10-ю кавалерийскую дивизию начальник личного конвоя устроил настоящую истерику, и дело чуть не дошло до телеграммы на Высочайшее имя. Поэтому пришлось действовать тайно, и этим же вечером в штаб 10-й кавалерийской дивизии, чтоб не привлекать внимания, отправился капитан Марченко, который с некоторых пор был включен в личный конвой вдовствующей императрицы, но фактически исполнял обязанности личного посланника в весьма щекотливых делах, касающихся пришельцев из будущего. Тем более он дольше всех общался с полковником Оргуловым и несколько дней жил в будущем, и Мария Федоровна частенько расспрашивала его об этих необычных людях, так перевернувших ее жизнь.

Марченко не терял времени даром, и как только появилась возможность тихо скрыться, в сопровождении двух казаков верхом отправился в гости к генералу Келлеру. Прославленного кавалериста капитан с большим трудом нашел только к вечеру следующего дня в небольшой молдавской деревеньке, где располагался штаб одного из полков 10-й кавдивизии.

Генерал кричал во весь голос на какого-то ротмистра, распекая на чем свет стоит. Благодаря своему высоченному росту, он возвышался над провинившимся почти на целую голову, и со стороны эта показательная выволочка выглядела очень комично. Но так думал только приехавший Марченко, а вот остальные офицеры, собравшиеся на месте экзекуции, так не думали. И невольная усмешка капитана вызвала множество неприязненных взглядов.

Келлер остановился и, повернув голову, с ног до головы осмотрел насмешника:

— А это что за хлыщ? — спросил своего денщика, звероватого вида горца. — Кого это нелегкая принесла?

Марченко сделал несколько шагов навстречу генералу, стал по стойке смирно и, приложив руку к запыленной фуражке, представился:

— Капитан Марченко, посыльный из штаба фронта.

Генерал, хлопнув себя нагайкой по сапогу, еще раз осмотрел капитана, скривился и пристально уставился ему в глаза, читая как открытую книгу. Распекаемый ротмистр свободно вздохнул и бросил благодарный взгляд на появившегося офицера — гроза миновала.

— Что-то не похож ты на штабного. Откуда такой будешь? Где хлебнуть успел? — проницательно определил фронтового офицера.

— Невский полк, ваше превосходительство. Восточная Пруссия.

— Как здесь оказался?

— Вышел из окружения с остатками полка, направили на Юго-западный фронт.

Генерал еще раз пристально посмотрел на Марченко и на двух сопровождающих казаков. Что-то ему не нравилось, что-то он такое чувствовал, что не мог воспринимать этого побитого жизнью капитана как простого штабного хлыща.

— Хорошо. Ну что там у тебя? Давай, — и протянул руку. Но, к его удивлению, капитан даже не потянулся к папке, в которой, скорее всего, лежал пакет.

— Наедине, господин генерал.

— Даже так?

— Так точно. Насчет этого пакета у меня особые инструкции.

Граф Келлер не удержался и усмехнулся, от чего задергались кончики его роскошных усов.

— Пошли в хату, — повернулся и пошел к бедноватому дому, покрытому камышовой крышей. На входе он повернулся к своему денщику. — Ахмет, организуй поесть, что ли.

Из-за высокого роста он не смог ровно пройти в дверь, и ему пришлось наклониться, чтобы сделать шаг внутрь дома. Марченко, поняв, что все собравшиеся офицеры и нижние чины наблюдают за ним, и большинство достаточно враждебно, взял себя в руки и, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг, прошел за генералом в дом.

Тот уже сидел на длинной лавке и раскуривал трубку.

— Ну, показывай, что там привез.

Капитан почти строевым шагом подошел к генералу, раскрыл портфель и, немного повозившись, освобождая конверт от каких-то плоских пластин с проводами, протянул его адресату, который, увидев вензели на печатях, сразу подобрался и более внимательно посмотрел на Марченко, но ничего не сказал. Быстро вскрыв конверт, граф Келлер углубился в чтение, и на лице его застыло выражение изумления.

"Уважаемый Фёдор Артурович,

Человек, доставивший Вам это письмо, является моим доверенным лицом и обязан проконтролировать, чтобы сие послание не попало в чужие руки. Я сейчас нахожусь с визитом в штабе 3-й армии, но очень бы хотела с Вами встретиться в ближайшее время, не особо при этом афишируя мой интерес.

Е.И.В. Мария Федоровна".

Перечитав короткое письмо еще несколько раз и внимательно рассмотрев короткую и емкую подпись, Келлер поднял голову и уставился на стоящего перед ним артиллерийского капитана.

— Когда нам надо быть?

— Вчера.

Генерал резко вскочил на ноги и, увидев входящего в дом денщика Ахмета, несущего какие-то тарелки, крикнул:

— Ахмет, бросай всё, по коням!

Раздался звон — денщик выполнил команду буквально и, переступая через лежащую на пороге отварную курицу, выскочил наружу. Там раздались крики команд, посвист. Марченко, спокойно наблюдающий за этой картиной, весомо сказал:

— Ваше превосходительство, письмо и конверт.

Генерал удивленно поднял брови и протянул капитану и конверт, и само письмо. Капитан их скомкал, из какой-то бутылочки полил бензином и, достав спички, устроил небольшой костерчик, терпеливо дожидаясь, когда надушенная бумага превратится в черные лохмотья. Марченко смахнул пепел на пол и тщательно его растер на мелкие частицы. Генерал с интересом наблюдал за этими манипуляциями, но молчал, прекрасно понимая причины происходящего…

Когда Келлер в сопровождении идущего за ним Марченко вышел на улицу, там уже его дожидался денщик, держащий под уздцы коня генерала, а чуть в стороне гарцевали несколько кавалеристов охраны и казаки, приехавшие с капитаном.

Через пять минут двор опустел, а небольшая кавалькада, набрав скорость, уже неслась по дороге, оставляя за собой клубы пыли.

Дорога была трудной, изматывающей, но генерал как заведенный гнал отряд. Он каким-то невероятным образом чувствовал, что его впереди ждет нечто необыкновенное, если уж вдовствующая императрица ради него устроила эту поездку в штаб 3-й армии. Такой чести мало кто удостаивался, и если его, верного слугу государя, просит лично императрица-мать, то он бросил всё и, не щадя ни себя, ни коня мчал всю ночь, но к утру уже был в намеченном месте, куда, получив сигнал, должна была прибыть Мария Федоровна для какого-то конфиденциального дела.

Генерал-майор Келлер дураком не был и прекрасно понимал, что такой шанс влезть в политику бывает раз в жизни и, несмотря на почти юношескую кавалерийскую лихость, не был чужд карьеризма и обладал весьма и весьма болезненным самолюбием. В детстве он зачитывался произведениями господина Дюма и не раз в мыслях примерял плащ мушкетеров и, напрягая все силы, гнал в Англию, спасая честь королевы. И вот те, юношеские чувства сейчас снова вспыхнули, и генерал, несмотря на усталость, с горящими глазами смотрел, как измученный капитан Марченко покидает его, чтобы известить императрицу о его приезде.

Прошли томительные несколько часов, и Келлер, завернувшись в бурку, даже задремал — он не мальчик, и ночная дикая поездка верхом уже не так легко переносилась. Но беспокойный сон был недолог. Кажется, только-только закрыл глаза, а уже верный денщик Ахмет осторожно трясет, приговаривая:

— Господин генерал, едут.

Келлер рывком распахнул бурку и, как резиновый мячик, подскочил и стал себя приводить в порядок. Услужливый Ахмет подал ему тряпицу, которой генерал стал наводить блеск на сапогах — эту работу Фёдор Артурович не доверял никому еще с кадетских времен. Ему просто очень нравилось видеть, как под его руками носки сапог начинают блестеть на солнце…

Кортеж из нескольких легковых авто и конвой из казаков ехал мимо леса, где на дневку остановился отряд Келлера, и уже почти скрылся из виду, когда одна из машин вывалилась из колонны и свернула как раз к тому месту, где находился генерал со своей охраной.

Машина остановилась недалеко от леска, и из нее вышла невысокая, уже в годах женщина в сопровождении неизменного капитана Марченко, который в руках держал странное короткое оружие с кривой ручкой впереди. Эта удивительная пара прошла к расположившимся на полянке кавалеристам, которые по стойке смирно встречали вдовствующую императрицу. Она остановилась, обвела взглядом собравшихся мужчин и коротко, даже можно сказать нежно, поздоровалась:

— Здравствуйте, господа, я очень рада вас видеть.

И протянула руку для поцелуя стоящему впереди генералу. Возвышавшийся почти на полторы головы Келлер, ловко встав на колено, приложился к ручке императрицы.

— Матушка императрица, для нас это великая честь, говорите, что мы должны сделать, и мы умрем, но выполним вашу волю.

Маленькая женщина как-то по-матерински улыбнулась. В другой истории именно этот человек, наплевав на все, снял с фронта части и пошел спасать ее Николая, когда того предали остальные генералы.

— Люди, к мнению которых я прислушиваюсь в последнее время, очень хорошо о вас отзывались…

Этой фразой было многое сказано, и генерал сразу понял, что сейчас начнется очень серьезный разговор. Он бросил взгляд на стоящего неподалеку Марченко со странным оружием в руках, которое стволом вроде как смотрело в землю, но Келлер не сомневался, что в случае чего эта машинка с большим изогнутым магазином сможет уничтожить его людей в мгновение ока. Странный холщовый подсумок на ремне капитана, откуда выглядывали еще несколько похожих изогнутых магазинов, говорил о том, что в руках капитана находится нечто похожее на ручной пулемет, которые стали настоящим бичом для современной кавалерии.

Императрица повернула голову к капитану и коротко сказала:

— Алексей Николаевич!

Марченко быстро достал из висящего на боку офицерского планшета папку и протянул вдовствующей императрице. Та, осторожно ее приняв, кивнула капитану.

— Спасибо, Алексей Николаевич.

Марченко сразу понял намек и осторожно отошел в сторону, при этом четко контролируя обстановку вокруг. Сейчас это был не тот уставший и немного робеющий перед генералом посланник, сейчас это был боец, готовый до последнего вздоха защищать свою императрицу. Эта разительная перемена с вроде как бледненьким на фоне лихих кавалеристов капитаном не осталась незамеченной ни генералом, ни его сопровождающими, и у Келлера мелькнула мысль, что если сейчас что-то пойдет не так, то этот головорез с холодными глазами быстро уничтожит и его, и сопровождающих. Звероподобный Ахмет тоже почувствовал нарастающее напряжение и непроизвольно положил руку на рукоять кинжала.

Императрица, казалось, ничего этого не заметила и, стараясь не задевать высокую, уже начавшую желтеть траву, медленно пошла в сторону леса, и генерал, соблюдая правила этикета, пошел за ней. Мария Федоровна начала издалека, спокойным, чуть усталым голосом:

— Фёдор Артурович, недавно у меня появились новые, очень необычные знакомые, и один из них, когда начинал подобный разговор, сказал: "То, что вы сейчас узнаете, услышите и увидите, навсегда перевернет вашу жизнь, и вы никогда не сможете спокойно спать, зная, что ничего не смогли и не захотели сделать". Я узнала многое, за что те же масоны, всякие сектанты, шарлатаны и фальшивые провидцы душу отдадут, и вот уже несколько недель не могу спокойно спать. Это тяжелая ноша, очень тяжелая для простой слабой женщины, поэтому я бы хотела, чтобы часть этого груза перешла на ваши крепкие плечи.

Они шли медленно, и все сопровождающие их люди специально отстали, чтобы дать возможность поговорить столь высокопоставленных особам.

Генерал промолчал, поняв, что это начало и сейчас последует продолжение. Но императрица взяла паузу и всё шла, держа в руках заветную папку. Видимо, она все-таки не была уверена в своем решении, поэтому ей понадобилось секунд тридцать, прежде чем она остановилась и повернулась к генералу и протянула ему папку.

— Вот здесь, Фёдор Артурович, ваши бессонные ночи, ваш приговор и ваше отчаяние. Возможно, вам придется поступиться своей честью и преступить закон.

Они стояли друг напротив друга. Комичная картина: он — высокий, крепкий, поджарый кавалерист, а она — невысокая, уставшая от жизни и интриг женщина, протягивающая ему папку. Но при этом генерал, несмотря на свой рост, смотрел на нее как-то снизу вверх. Невероятно. Келлер оправдал возложенные на него надежды. Нисекунды не колеблясь, он взял папку и, получив молчаливый кивок вдовствующей императрицы, открыл и начал чтение текста и просмотр очень качественных фотографий, сделанных вроде как типографским способом на белоснежных плотных листах мелованной бумаги.

Вчитываясь в первые строки текста, написанного с грубейшими орфографическими ошибками, он тем не менее сразу уловил суть и поднял глаза, удивленно уставившись на императрицу и ища в ее взгляде признаки того, что это шутка. Но грустный взгляд маленькой женщины говорил, что это не так. Подобными вещами не шутят.

Генерал сначала долго читал свою биографию, вчитывался, рассматривал, перечитывал и грустнел. Великая Смута и реки крови — вот что их ожидало. Причем тут были не просто пророчества — это были жесткие факты, с датами, именами, числами.

Сейчас русская армия побеждала, но Келлер очень внимательно перечитывал о предательстве Рузского, который буквально сдал победу во время Лодзинской операции, и многие другие моменты, на которые он, как профессиональный военный, обратил свое внимание. Нет, эта информация, переданная государыней, поражала своей полнотой, качеством изложения и просто дьявольской правдоподобностью. На белых мелованных листах перед глазами генерала разворачивалась картина развала русского государства, предательства, подлости, вылившихся в кровавые реки, в гражданскую войну и эмиграцию огромного числа русских людей. Всё было настолько правдоподобно, что его, лихого рубаку, не раз смотревшего смерти в лицо, пробила дрожь, и лоб покрылся испариной. Всё это время Мария Федоровна внимательно за ним наблюдала и делала свои выводы.

Изучив полученную информацию, генерал наконец-то закрыл папку и посмотрел в глаза вдовствующей императрицы, в которых появилась влага. Он понял, какую тяжесть на него хочет взвалить эта маленькая женщина. Сейчас уже было неважно, как его подло убили заговорщики в 1918-м, главное было в другом — это безумие надо остановить.

Граф Келлер, не надеясь на положительный ответ, всё же спросил осипшим голосом:

— Может, это неправда?

— Правда, Фёдор Артурович, чистая правда. Всё, о чем они предупреждали до этого, свершилось точь в точь с этими предсказаниями.

— Кто эти люди?

— Они пришли из грядущего, из 2014 года. Они русские воины и хотят изменить историю и не допустить в нашем государстве кровавой революции и гражданской войны. Я им верю. Великая княгиня Ольга, моя дочь, была в их мире. Всё, что здесь говорится — правда от начала до конца.

— Но что делать? — чуть не в отчаянье воскликнул генерал. — Надо же сообщить…

Императрица его перебила:

— Они пытались в Восточной Пруссии сообщить Самсонову, что он идет в ловушку, но их не послушали. Капитан Марченко, — она кивнула в сторону замершего невдалеке с автоматом наизготовку посланца, — был спасен посланцами из грядущего, он всё это видел, и он уже давно с нами…

Последнее слово она выделила, давая понять, что в тайну посвящено немало доверенных людей, и генерал прекрасно понял намек. Но Мария Федоровна сделала то, что боевой генерал совершенно не ожидал от нее: она не стала приказывать, не стала требовать, она просто попросила:

— Фёдор Артурович, помогите спасти Россию от кровавого безумия смуты. Помогите мне спасти моих детей и внуков. Я всего лишь слабая женщина…

Ноги генерал-майора графа Келлера, который никогда не кланялся ни пулям, ни начальству, подогнулись, и он упал перед маленькой женщиной на колени, и теперь он был ниже нее и смотрел снизу вверх на ее влажные от слез глаза. Он твердо ответил окрепшим голосом:

— Матушка государыня, располагайте мной и моей жизнью. Теперь это и мой крест…

Мария Федоровна положила ему руку на плечо и сказала:

— Спасибо, Фёдор Артурович. Раз есть еще такие преданные люди, как вы, то у нас есть шанс. А теперь встаньте, не стоит привлекать внимание ваших людей.

Встав, генерал сразу перешел на деловой тон:

— Что я должен буду делать?

— Подбирать среди ваших боевых товарищей и подчиненных людей чести, на которых вы сможете опереться. Списки и ваше мнение об этих людях вы будете передавать через моих посланцев. Пришельцы из будущего проверят их по своим архивам, как они себя должны будут проявить, на кого можно опереться и довериться, а на кого нет. Вот вам пример — генерал Рузский: герой Галицийского сражения, но в ноябре из-за его глупости будет проиграно сражение, а в 1917-м он будет одним из заговорщиков и силой заставит императора отречься от престола. У нас есть страшное оружие — знание будущего.

— Я вас понял, ваше императорское величество.

— Это не всё. Через некоторое время вами будет получен вызов в Ставку Верховного Главнокомандующего. Вы выедете с доверенными людьми и будете участвовать в неких эпохальных событиях.

— Переворот?

Она усмехнулась.

— Как раз нет. Я не заговорщик, я всего лишь мать, которая хочет уберечь своих детей от гибели. Поэтому даю слово, что вам не придется нарушать данную престолу присягу и жертвовать своей честью.

Келлер только кивнул, давай понять, что всё понял.

На прощанье она порекомендовала:

— Пока есть время, Фёдор Артурович, подумайте на досуге, что бы вы могли предложить, как избежать смуты, зная о роли наших союзничков, — она с презрением выделила это слово, — в будущих событиях. Только не опускайтесь до прямых мер вроде арестов и расстрелов будущих заговорщиков. Как только мы начнем так действовать, нас самих, несмотря на звания, посты и происхождение, обольют грязью, заклеймят предателями или просто дадут команду продажным социалистам, которые за тридцать сребреников готовы убивать русских людей, уничтожить, как это сделали с моим свекром.

Келлер кивнул, но всё же высказал свое сомнение:

— Я до конца не уверен…

Но императрица не дала ему закончить:

— Я вас понимаю, Фёдор Артурович. В ближайшее время у вас появится возможность проверить достоверность полученной от посланников грядущего информации. Я вам это обещаю. Меня они убедили.

Келлер еще раз опустил голову в знак согласия…

Машина с вдовствующей императрицей уже скрылась за поворотом, а он всё еще смотрел вслед, так до конца и не поверив в случившееся. Слишком невероятно, но с другой стороны, всем здравомыслящим людям было понятно, что эта война не нужна России, и сейчас русские люди проливают свою кровь за интересы англичан и французов, известных своим коварством и подлостью. Да и то, что в государстве что-то назревает, уже все чувствовали, поэтому, отбросив всякие сомнения, генерал привычно хлопнул себя ногайкой по сапогу и быстрым шагом подошел к своему коню, которого под уздцы держал верный Ахмет.

Через пять минут небольшая кавалькада всадников быстро покинула лесок, и уже ничто не говорило о том, что здесь только недавно произошло одно из эпохальных событий, которые впоследствии изменили весь ход российской истории.

Глава 3

Я сидел в мягком кресле и мирно, насколько это возможно в таких условиях, беседовал с Берией и Канарисом. Из-за высококачественных стимуляторов и, может быть, определенной доли адреналина, никаких болей после ранения не чувствовал и мог контролировать ситуацию вполне адекватно. Именно в этот момент понял, что испытываю по-настоящему огромное удовольствие от такого рода общения, ведь мои собеседники были крайне незаурядными людьми. Я даже не воспринимал, что именно сейчас в этой комнатке решается судьба всего мира, всего мирового порядка.

Само присутствие здесь адмирала Канариса уже превращало встречу в натуральный аттракцион. Видимо, и советская, и германская стороны наконец-то пришли к каким-то договоренностям, и в них фигурирует и мое мнение, поэтому Берия и притащил главу абвера на сверхсекретный объект. Обидно было, что мы с Лаврентием Павловичем просто не согласовали свои позиции, я считал это серьезной недоработкой, поэтому приходилось импровизировать на ходу. Но чуть позже, поняв общую мысль всех переговоров, наконец-то смог рассмотреть весь замысел советского руководства.

После гибели Гитлера, так хорошо инспирированной англичанами и кем-то из высшего руководства СС, в Германии начались разброд и шатание — к кому примкнуть. Особенно эти метания с паническими завываниями стали проявляться на фоне натуральной военной катастрофы на Восточном фронте. В данный момент всё подвисло в каком-то неустойчивом положении.

Несмотря на имеющуюся в наличии у советских войск систему подпространственной переброски, темп наступления начал спадать. Сказывались огромная протяженность фронта, общая усталость войск, элементарный снарядно-патронный голод и дикий дефицит бронетанковой техники, что существенно снижало эффективность ударов Красной Армии, да и немцы стали пугаными и выработали определенную тактику, которая не помогала победить, но нашим войскам существенно осложняла жизнь. Сейчас, когда у них в тылу появлялись крупные мобильные соединения русских, немцы устраивали настоящие укрепрайоны и, как могли, стягивали на себя максимальное количество войск, а при случае наносили и контрудары, и тут как раз наши системы не сильно-то и помогали, потому что именно противник диктовал, где и как будем воевать. Получалось, что на участке наступления целого фронта возникало пятнадцать-двадцать укрепрайонов, на блокирование и последующее уничтожение которых нужно было привлекать весьма серьезные силы. Отвлекалась ударная авиация, дробились средства усиления в виде тяжелых танковых и артиллерийских полков, которые, как ужаленные, метались от одного очага сопротивления к другому, тратя драгоценное время и моторесурс.

Формально фронт был прорван и представлял собой мешанину из наступающих и окруженных частей, но скорой победы всё еще не предвиделось. Заводы, вывезенные за Урал, начали только-только давать продукцию, и ее катастрофически не хватало для полного обеспечения нужд фронта. Получалась парадоксальная ситуация: возможность разгромить противника была, а вот сил уже не хватало, даже при привлечении войсковых формирований из Сибири и Забайкалья. Немцы прекрасно это понимали и тянули время, оставляя на убой отдельные части вермахта, которые должны были умирать в укрепрайонах, задерживая глобальное зимнее наступление Красной Армии. И в такой ситуации мы ничем в этом плане помочь не могли — наш мир был разрушен, и запустить в производство хоть какую-то необходимую для СССР продукцию мы не имели возможности.

Но тем не менее мы осуществляли не столько военную, сколько разведывательно-информационную поддержку РККА, благодаря чему своевременно обнаруживались аэродромы базирования немецкой истребительной и штурмовой авиации, склады ГСМ, железнодорожные узлы и сопутствующие им склады, и всё это планомерно, без особой суеты, методично уничтожалось, и вся система логистики немцев на Восточном фронте рушилась.

Сложилась парадоксальная ситуация — противник дрался, потому что не мог отступить, и, несмотря на отсутствие снабжения, сдаваться не собирался.

Третьего февраля 1942 года советские войска вышли к окраинам Смоленска, и там развернулась грандиозная битва за город, чем-то напоминавшая Сталинград нашего мира.

В городе образовалась сборная солянка из множества частей немецкой группы армий "Центр", и нашелся умный генерал, который всё это организовал и превратил старинный русский город-крепость в действительно настоящую крепость, которую не только с наскока, но и планомерным штурмом пока взять не удавалось. С помощью портала была переброшена крупная группировка под Могилев, и в течение трех дней ожесточенных боев город был взят, что привело к серьезным предпосылкам для окружения смоленской группировки противника.

На юге наши войска двигались на Киев в районе Борисполя, и недалеко от того района, где был наш плацдарм, столкнулись с ожесточенным сопротивлением, и там тоже требовалось проведение ротации войск. Судя по тому, чем при перебросках заполнялся большой транспортный зал с установкой, сейчас основной упор делался на ускоренную переброску грузов, а не войск — разрушенная во время зимнего контрнаступления железнодорожная инфраструктура не позволяла качественно и в полной мере снабжать наши войска, и это тоже сказывалось на темпе наступления.

Но, несмотря на все трудности, Красная Армия наступала и била врага, и настороженная, угрюмая безысходность и страх в народе сменились уверенностью в скорой победе. Самое интересное, что со временем роль порталов как транспортной системы стала уменьшаться — советские командиры быстро учились воевать, и достигнутое господство в воздухе и глобальная радиофикация войск позволили уже самостоятельно бить врага и продвигаться на запад.

Всем хоть немного разбирающимся в военном деле было ясно, что блицкриг провалился и сейчас стоит вопрос о том, как быстро Красная Армия выйдет к довоенным границам и куда потом она двинется в первую очередь.

В немецком генштабе это понимали лучше всех, и разговоры о желательном заключении перемирия на фоне возрастающей паники и возни за высшую власть в Рейхе возникали всё чаще. И всем было ясно, что на Олимпе власти в Германии больший вес будет иметь тот, кто либо уговорит и остановит разбушевавшегося русского медведя, который уже встал на задние лапы и, раскрыв клыкастую пасть, нацелился на Европу.

Несмотря на явный англофильский настрой генералитета, в широких кругах немецкого офицерского корпуса, особенно среди тех, кому удалось побывать на Восточном фронте и вернуться оттуда живым, бытовало мнение, что лучше замириться с этими восточными варварами. Но существовала очень серьезная проблема, ради разрешения которой и были направлены несколько дипломатических миссий. И эта проблема состояла в плане "Ост" и в том, что германские оккупационные власти уже успели натворить на захваченных территориях, и как немцы обращались с советскими военнопленными, которые тысячами умирали в концлагерях от голода, холода и побоев. На прощение таких преступлений никто не рассчитывал, а основные виновники, высокопоставленные функционеры партии и СС, как раз сейчас занимали высшие посты в Рейхе.

Надежды на союз с англичанами и американцами никто не питал — как они умеют воевать чужими руками, все прекрасно знали и расценивали заключение такого альянса как весьма невыгодный для Германии шаг. Однозначно, в таком случае основные сражения также развернутся в европейской части СССР, и, соответственно, вся тяжесть войны всё равно падет на вермахт, а всю прибыль снова заберут себе островитяне, которые для вида пришлют несколько дивизий, чтобы обозначить свое присутствие.

Поэтому сейчас началась тихая вражда в верхних эшелонах власти и, несмотря на англофильские настроения генералов, уже многие склонялись к заключению сепаратного мира с Советами, особенно это проявилось, когда стало известно об активных контактах дуче и микадо с советским правительством.

Но как раз именно в этот момент основным препятствием стала проблема геноцида советских граждан, и в качестве козла отпущения командование вермахта решило выставить СС с Гиммлером во главе.

Естественно, это не укрылось от всевидящего ока Гейдриха, и в Берлине, по которому регулярно гадила тяжелыми бомбами летающая сверхзвуковая зверюшка русских под названием "Белый лебедь", нарастала напряженность. И СС, и руководство вермахта стягивали в столицу верные части. Даже кригсмарине отметилось, но Редер, прекрасно осознающий, что по большому счету именно его ведомство никак не отметилось перед русскими в уничтожении мирного населения, просто выжидал.

Канарис, несмотря на свое англофильство, как самый информированный по пришельцам из будущего, сделал ожидаемый выбор и пошел на самый близкий контакт: как в нашей истории в 1942–1943 годах напрямую договаривался с руководителями английских и американских спецслужб о сепаратных переговорах и совместной деятельности против СССР. Но тут мы сумели показать настолько мощное воздействие, что ему хватило ума понять, куда всё движется, и Германия огребет по-любому. Учитывая налаженные контакты, совет высших генералов вермахта направил Канариса для ведения переговоров, и между ними и руководством СССР была заключена договоренность о прекращении огня и выводе всех немецких войск с территории Советского Союза. Причем условия были достаточно жесткими — выводятся войска, но вся автомобильная, бронетанковая техника, артиллерия и другие материальные ценности остаются на местах и передаются Красной Армии. Выводится только личный состав с личным оружием, и всё. При этом были прописаны новые принципы разделения Европы и Азии между Германией и СССР, и тут Советский Союз основательно нарезал себе дополнительных территорий, даже больше, чем в нашей истории. Та же Финляндия попадала в зону протектората СССР с последующей аннексией, большая часть Польши… Ну, и многое другого, что как-то приводило страну к границам Российской империи на 1914 год.

Выслушав всё это, я действительно зауважал Сталина и Берию, которые сумели так перевернуть ситуацию в свою пользу. Но главным было то, что в данной ситуации спасались миллионы людей, которые должны были погибнуть в сорок втором — сорок пятом годах в оккупации, угнанные на работы в Германию и при освобождении этой чертовой Европы, которая ничего этого помнить не хотела и считала советских воинов-освободителей оккупантами. Неблагодарные твари. Пусть теперь будут постоянно жить под каблуком прусского сапога и воспевать свою счастливую долю — без очереди проходить в душегубные камеры концлагерей и рабами пахать на благо Рейха. Но всё это будет, если власть в стране захватят определенные силы, которые считают экспансию на русский восток огромной ошибкой.

Всё это мне спокойно, под молчаливое одобрение Канариса, рассказывал Берия. Я слушал и не мог понять, зачем же все-таки сюда привезли Канариса. Разные мысли быстро проносились у меня в голове. Я начал делать выводы. Раз адмирал здесь, значит, решение принято и есть однозначная договоренность, но есть вопросы.

— Господин адмирал, у нас проходила информация, что вы были некоторое время изолированы во внутренней тюрьме главного управления имперской безопасности, так сказать, стали именным гостем Гейдриха. Но вас выпустили, и наверно, не просто так. Какие договоренности у вас с СС? Вы же прекрасно знаете, что у нас к Гиммлеру и всем этим специалистам по концлагерям особое отношение.

Берия блеснул стеклами пенсне и чуть-чуть подался вперед. Его этот вопрос тоже заинтересовал.

Канарис изменил позу, но всё также оставался спокоен, и положение рук, ног, туловища однозначно показывало, что адмирал честен, как никогда. Сразу видно человека, умеющего качественно врать на языке невербального общения.

— Да, господин полковник, мы уже давно совместно работаем с ведомством Гейдриха по вам и вашим соратникам, и он информирован не меньше, чем я. Мой визит и мои полномочия санкционированы не только советом генералов, но и некоторыми высшими руководителями партии, в том числе и являющимися офицерами СС.

— Но при этом вы знаете наше отношение к СС и ко всему, что связано с геноцидом русского народа.

— Я прекрасно вас понимаю и осведомлен о ваших пожеланиях. Но с другой стороны, германские войска не успели нанести такой вред, как в вашем мире, из-за которого вы с такой ненавистью относитесь к нам.

— Это ничего не меняет. Дайте догадаюсь: вас отпустили для проведения переговоров относительно судьбы высокопоставленных офицеров СС, и, наверно, и Гиммлер, и Гейдрих тут не последние.

Канарис согласно кивнул, сохраняя полное самообладание.

— Зато вы изменили историю, и те потери вашей страны в этой войне, которых вы хотели избежать, не случатся. Немецкие войска покинут территорию России, освободят всех заключенных и военнопленных. К вашему сведению, по моему личному приказу, условия содержания советских граждан существенно изменились и соответствуют всем нормам Красного Креста. Господин полковник, всё, чего вы хотели, вы добились.

Я не выдержал и невесело усмехнулся: понятно, в чем дело. Сталин и немцы уже договорились — это факт. Теперь, учитывая, что мы являемся формально третьей стороной, немцы должны оправдаться перед нами, учитывая наш негатив к фашистскому режиму.

— Допустим, такой вариант и нас устраивает. Война всем надоела. И как показывает практика новейшей истории, чем глобальнее и кровопролитнее война, тем меньше позитивных результатов для любых стран-участниц она приносит. Это неоспоримый факт. Но что делать с вашими ястребами, которые желают объединиться с англичанами и американцами и начать совместное наступление на СССР?

— Германии не выгоден этот альянс, и вы сами прекрасно знаете, что восточный вектор устремлений фюрера был, так сказать, навязанным.

Он замолчал, давая возможность переварить эти слова. А я сделал вид, что согласился и совершенно забыл про все наскоки тевтонов и их потомков на Русь.

— Сергей Иванович, — он в первый раз меня назвал на русский манер по имени-отчеству, — вы должны понять, что к власти в Германии пришли прагматики, и мы прекрасно понимаем, что дальнейшая конфронтация с СССР приведет Германию к катастрофе.

— А может, вы тянете время?

— Мне кажется, тянуть время выгоднее вам. Ведь тогда больше технических новинок из будущего будет воспроизведено на местной технологической базе, что, несомненно, существенно скажется на боеготовности Красной Армии. Ваше присутствие в нашем мире тоже возрастает. Мы совершенно случайно узнали про огромную субмарину из будущего, которая побывала в Средиземном море, а сейчас ушла куда-то в Атлантику. Не буду лукавить, кажется, так у вас, русских, говорится…

Он замолчал, потянулся к столику и изящно взял маленькую чашечку с кофе, бросив мимолетный взгляд на дорогущий кофейный аппарат, своим стальным блеском выделяющийся на фоне антикварной обстановки в комнате. Сделав маленький глоток, он поставил чашечку обратно.

— Какой необычный вкус.

Посмотрев на меня и Берию, адмирал, убедившись, что мы оба ждем продолжения, заговорил:

— Для нас не секрет, Сергей Иванович, что вы освоили энергию атома, и та же огромная субмарина, которая сумела при встрече с английским крейсером под водой развить скорость больше тридцати узлов и легко уйти от преследования, питается от этого источника энергии.

— И что это меняет? — я был неприятно поражен, что немцы знают про появление "Гепарда".

— Такой подводный крейсер способен существенно изменить расстановку сил на море, и если Соединенные Штаты попытаются влезть в войну в Европе против вас, то, по нашим соображениям, их ожидает настоящая резня на морских коммуникациях. И волчьи стаи Дёница могут только мечтать о таких возможностях. Мы оценили наличие у вас самонаводящихся зенитных реактивных снарядов и торпед и, естественно, очень не хотим с вами воевать — это будет одной из форм самоубийства. Вы ведь не просто так с огромной точностью с высоты в десять километров каждую ночь бомбили Рейхстаг. Считайте, намек понят.

— Вы хотите нас убедить, что со стороны Германии Советскому Союзу больше ничего не угрожает?

— Да. Именно это мне и поручили донести до вас.

— И договориться о непреследовании функционеров СС?

Канарис вздохнул, давая понять, что эта миссия ему самому неприятна.

— Чтобы избежать больших потерь и дальнейшего продолжения войны, вы должны согласиться.

— А почему вы меня просите?

— Это ключевой момент, на который упирал господин Сталин. Нам открытым текстом сказали, что план "Ост" никто прощать не собирается. Но еще раз повторюсь — если вы будете держаться жесткой позиции, война будет продолжаться, и нынешнее руководство рейха, на которое оказывается огромное давление со стороны промышленно-финансовой группы, связанной с американским капиталом, будет вынуждено выступить на стороне антисоветского альянса.

О как, вот и маленький ультиматум. Играют на нашем желании существенно уменьшить людские потери в этой войне.

— Допустим, вы правильно установили наши слабые точки и сейчас на них искусно воздействуете. Тогда что делать с Англией, которая ни в коем случае не позволит нам заключить сепаратный договор, чему недавнее нападение на мой кортеж — прямое доказательство.

Канарис спокойно, правда с сильным акцентом, проговорил, пристально смотря мне в глаза:

— Если мы с вами договоримся, Сергей Иванович, то судьба Англии будет решена.

Вот она, сладкая морковка, которой теперь у нас будут махать перед носом. Я повернул голову к Берии, тот правильно понял мой взгляд и согласно кивнул — решение принято, и руководство СССР согласно с такими условиями.

Я опустил голову, обдумывая ситуацию. Тут разыгрывался какой-то непонятный сценарий, и мне, и моей организации в нем отводилась весьма и весьма важная роль. Берия, видя мои колебания, решил вмешаться:

— Сергей Иванович, то, что касается военных преступлений, будет разбираться особой комиссией, и все виновные в расстрелах мирного населения понесут заслуженное наказание.

— Допустим, такое развитие ситуации меня устраивает. Что требуется от нас?

— Поддержка при вторжении и минимизация общих потерь.

Я не удержался и усмехнулся.

— Лаврентий Павлович, а наши войска тоже будут Англию штурмовать?

Берия снова блеснул пенсне в свете электрической лампочки.

— Конечно, Сергей Иванович. Джентльмены давно нам покою не дают и всегда готовы ударить в спину. Не стоит их жалеть.

Я всё еще не мог понять, куда они клонят, пока меня не озарило. Сразу после ранения был послан сигнал бедствия по всем нашим подразделениям, и видимо, это произвело впечатление на руководство СССР. Все отряды одновременно начали выходить из боев, самолеты, не слушаясь команд, уходили на аэродромы и так далее. Портал прекратил обслуживать нужды РККА, и множество войск и грузов ждали своей очереди. Может, и подло, но мы не должны позволять на себя безнаказанно нападать. А ведь им нужна безоговорочная победа, и причем быстро, а без нас и нашей техники это может растянуться надолго.

— Хорошо. Вашу позицию я понял. Мое мнение вы знаете. В таком случае у меня есть ряд условий.

Мои собеседники переглянулись. Видимо, мое мнение и выдвижение моих условий в их планы не входило. Но Канарис с интересом уставился на меня.

— Я вас слушаю, господин полковник…

Берия не удержался и поправил его:

— Генерал-майор, адмирал. Сегодня утром подписан приказ о присвоении полковнику Оргулову внеочередного воинского звания генерал-майор.

Канарис оценил такой шаг.

— Поздравляю, Сергей Иванович.

Видимо, адмирал только недавно начал экстренно учить русский язык, и часто я его понимал через слово, но вот фразы он строил правильно, и говорило это о том, что речь ему ставил этнический русский.

— Спасибо.

— Так мы слушаем ваши условия.

— Мы заинтересованы в стабильном существовании этого мира, и чтобы не произошло самоуничтожение действующей цивилизации. Как это произойдет, мы прекрасно знаем, поэтому и выставляем свои жесткие требования в случае заключения подобного альянса. В первую очередь, это мораторий на пятьдесят лет на разработку и производство оружия массового поражения, основанного на делении атома. Следующее: запрет на разработку бактериологического, бинарного, генно-ориентированного оружия и других видов оружия массового поражения, а те, что есть, должны быть учтены. Установка жесткого контроля за различного рода сектами и масонскими организациями, недопущение их представителей на любые уровни управления, и главное — предотвращение глобальной экспансии радикального ислама. Ограничение роли Ватикана на мировой арене, вплоть до ареста части финансовых активов. Это же касается финансово-олигархических наднациональных структур. Ужесточение иммиграционного законодательства.

Я смотрел на лица собеседников, но те оставались спокойными — мои требования для них были понятны. Ладно, продолжим, сейчас вам еще веселее будет.

— Полеты любых летательных аппаратов и их груз на высоту свыше ста километров должны обязательно согласовываться с нашей службой воздушно-космического контроля, в противном случае любой нарушитель будет сбит.

О, а вот это их зацепило. Я обратился к Канарису:

— А вы думаете, адмирал, мы просто так в первую очередь ваш Пенемюнде разгромили?

Берия пристально смотрел на меня непонимающим взглядом. Всё, что я высказал, мягко говоря, противоречило нашим основным договоренностям, но он разумно промолчал, предполагая впоследствии получить разъяснения.

Канарис, выслушав мои требования, опустил голову, анализируя услышанное.

— Я до конца не понял некоторые моменты и однозначного ответа дать не смогу. Мне нужно всё это обсудить с моим руководством. Вы ведь предоставите ваши требования в письменном виде?

— Конечно.

— Хорошо. Еще что-то?

— Нет, этого вполне достаточно, и по каждому пункту я готов дать свои пояснения.

— Вы очень обяжете, Сергей Иванович.

Сейчас, несмотря на его спокойствие и расслабленность, он был крайне напряжен. И он, и Берия прекрасно понимали, что это фактически ультиматум, и нужно срочно исправлять ситуацию.

— Все вышеперечисленные факторы привели к краху нашей цивилизации. Если вы не хотите повторения такого сценария, то вы примете меры и согласитесь на мои условия.

Сделав паузу, я продолжил:

— Господин адмирал, я нисколько не питаю иллюзий относительно и Германии, и Советского Союза, а о САСШ и Англии, где за так называемой демократией стоят крупные финансовые группировки, имеющие многовековую историю, и говорить нечего. Поэтому война в явной и скрытой фазе будет продолжаться постоянно, взаимная подрывная деятельность, финансирование оппозиции и возникновение так называемых локальных конфликтов логично и ожидаемо. Главное — не позволить всему этому перерасти в глобальный конфликт с массовым применением оружия массового поражения. Помимо этого есть так называемая ползущая экспансия.

— Я примерно представляю…

— Нет, господин адмирал, вы плохо это представляете. Вот, например, ваша Германия конца этого века и начала следующего… Из-за так называемой толерантности и веротерпимости и слабо проработанного иммиграционного законодательства страну заполонили турецкие иммигранты, и Берлин, Гамбург и другие города превратились в мусульманские анклавы, где простым немцам нет места. Причем все приезжие живут на социальное пособие, ничего не хотят делать и только требуют всё больших льгот и подачек. Получается, немецкое меньшинство вынуждено кормить огромную толпу нахлебников, которая не признает никаких законов, и при любой попытке это изменить начинаются волнения, переходящие в столкновения со слабенькой полицией, которой разрешено только арестовывать, а чтоб стрелять на поражение — это запрещено. Вот и смотрите: на момент начала Третьей мировой войны Германия на семьдесят процентов уже не принадлежала немцам и становилась радикальным исламским государством. То же самое Франция, Англия, где разнузданные негры избивают белых и кричат, что это их земля.

Канарис с интересом смотрел мне в глаза, но не показывал никаких признаков волнения или возмущения. Но я знал, я чувствовал, что его задело.

— Ядерное оружие — понятно. А чем вам помешали полеты выше ста километров?

— Боеприпасы массового поражения и средства их доставки к цели.

Больше объяснять не надо было.

— Я вас понял.

После таких ультиматумов разговор уже не клеился, и когда начали собираться, Канарис как-то странно посмотрел на Берию, и тот согласно кивнул.

"Опа, а это что такое?"

Но всё оказалось проще: у Берии с Канарисом была договоренность, что тот может со мной поговорить наедине.

Мы оделись и вышли на улицу, и стали прохаживаться с адмиралом по расчищенной дорожке. Он вроде как даже и не интересовался стоящим на площадке МИ-24, выкрашенным в зимний камуфляж, но я не сомневался, что профессиональный разведчик ничего не оставил без внимания.

— Вы хотели что-то спросить, господин адмирал?

— Да. Но сначала хотел уточнить насчет ваших условий.

— Что именно вас смущает?

— Мне интересно, Сергей Иванович, чего вы добиваетесь? Доминирования России в мире? Но сами понимаете, что это нереально.

— Конечно.

— Так что же тогда?

— Мы изменяем исторические линии и отслеживаем влияние этих изменений на наш мир.

Пауза. Адмирал задумался над моими словами, прекрасно понимая, что тут заложен более глубокий смысл.

— Вы пытаетесь спасти свой мир.

— Да. Только и всего. Просто не будь таких катастрофических потерь у России в Первую мировую войну, во время революции и огромных потерь во Второй мировой, то не было бы и Третьей.

— Тогда это многое объясняет. А какая роль отводится в ваших планах Германии?

— Ну, уж точно не мальчика для битья. Мы проанализировали все войны, которые были в Европе за последние несколько веков, и везде торчали ушки британских, а потом и американских банкиров. Вы правильно оценили, что и Англия, и САСШ уже упустили время, и любая попытка нападения, даже совместного, закончится для них плачевно. На себе вы это ощутили и сделали правильные выводы. По сути дела, Германии не оставили выбора: или воевать с нами до последнего солдата и в любом случае потерять всю свою промышленную базу и весь флот, или вовремя остановиться. Вы же понимаете, что вас мы ни в коем случае не допустим до технологий из будущего?

— Да, мы это понимаем.

— И любые попытки договориться с нами в обход руководства СССР изначально обречены на неудачу.

— Это мы тоже понимаем.

— Так в чем дело?

— Я бы хотел узнать, насколько вы ненавидите немцев? За что, спрашивать не буду. Распространение информации о плане "Ост" дает сразу всё понять. Но всё же, что можно исправить?

— Знаете, адмирал, после войны, в 1945 году Германия была разделена на два государства: ФРГ и ГДР. ФРГ, Федеративная Республика Германия — это образование на месте территорий Германии, попавших в англо-американскую зону оккупации. ГДР — соответственно, советская. После этого немцы были всегда хорошими и добрыми союзниками, в отличие от тех же поляков, чехов и остальных типа славян. Но для этого понадобилось разбить немецкие войска и дойти до Берлина, где на развалинах Рейхстага советские солдаты оставляли свои подписи. Поэтому дружеских отношений не ждите, но если будет достигнуто долгосрочное соглашение, мы со своей стороны готовы до последней буквы исполнять взятые обязательства. Но при нарушении вашей стороной пунктов договора реакция будет быстрой, незамедлительной и жесткой. Жалости и политического словоблудия не будет.

— Это именно то, что я хотел услышать, господин генерал-майор.

Мы молча прошли метров пятьдесят, когда Канарис задал волнующий его вопрос:

— Скажите, то, что вы говорили про будущее Германии, про толпы негров на улицах Берлина…

— Это всё правда — слово офицера. К началу Третьей мировой войны Европа прогнила до основания. Если хотите, вам подготовят аналитику. Насчет достоверности — можете только гадать, но нам нет смысла врать.

— Хорошо. Вы очень обяжете, генерал.

Я промолчал. Мы прошли еще метров тридцать, когда адмирал задал, наверно, тот самый вопрос, ради которого он и устроил эту встречу.

— Я получил ваше послание.

— Пистолет?

— Да.

— И что?

— Как я понял, вы намекнули, что имеете возможность путешествовать в другие миры.

— Да. Так оно и есть. Мы открыли проход в другое время.

— Великая война?

— Угадали.

— Зачем вы это раскрыли?

— А чтобы знали, что в любом случае у нас в распоряжении есть ресурсы еще одного мира.

— Я так и понял. Вы собираетесь уничтожить Германию?

— Как раз нет. Я собираюсь сохранить Россию.

Он усмехнулся.

— А как же революцию и коммунистические идеалы?

— Я не коммунист, и вы мою позицию знаете. Чтобы ослабить два народа, их в течение века дважды стравливали в глобальной войне, что повлекло за собой колоссальные последствия, вплоть до потери национальной идеи. Мы этого не дадим сделать.

— Поможете царю победить?

— Нет. Мы поможем царю, а если он не захочет — другому царю выйти из войны, и России — избежать революции.

— А Германия?

— А Германия, если хочет, пусть дальше воюет. У нее сил хватит, чтоб на континенте задавить и французов, и англичан. Главное, чтоб в Россию не лезла.

— Я понял вашу позицию.

— Надеюсь, вы сделаете правильные выводы.

Адмирал опять помолчал.

— А вы, Сергей Иванович, меня опять удивили.

— Чем именно?

— Я вас представлял простым офицером-боевиком, но вы оказались другим.

— Ответственность и уровень решаемых задач. Приходится меняться.

— Я теперь понимаю, почему Сталин за вас держится и не пытается заменить на кого-то более сговорчивого.

Я сделал вид, что не понял, и не стал расспрашивать Канариса, который, видимо, что-то мне хотел сообщить под большим секретом. Нет, хватит.

На такой вот немного двусмысленной ноте мы закончили свой разговор, и вертушка, взяв на борт двух высокопоставленных гостей, опять улетела в сторону Москвы. Я вернулся в Усадьбу и, наплевав на всё, просто завалился спать, зная, что скоро должен заявиться Берия, чтобы получить разъяснения.

Засыпая, я улыбался, потому что знал, что самую главную задачу в этом мире выполнил.

Глава 4

Как хорошо нормально выспаться! Не знаю, что и как произошло, но меня не трогали несколько часов, и проснулся я от громких криков и хлопанья автомобильных дверей, но сигнала бедствия не слышал. На всякий случай вытащил из кобуры Глок-17, загнал патрон в патронник и стал ждать. Но ничего особого не произошло. Раздался осторожный стук в дверь, и появилась голова Саньки Артемьева.

— Командир, ты как? Спишь?

— И что, я на такой вопрос когда-то отвечал положительно?

— Ну, а вдруг, всегда что-то происходит в первый раз.

— Ладно, заходи. Что там за шум?

— Да Берия приехал, твоего молодого тела хочет.

— Очень хочет?

— Аж зудит.

— Ну ладно, пускай его, сейчас будет мозг выносить.

— А что случилось?

— Да голова раскалывалась, и в политику полез, вот буду люлей от Павловича огребать.

— Помочь?

— Да нет, тут мозгами работать надо. Они мне пряник тут подбросили, значит, скоро и кнут появится.

— А что за пряник?

— Не поверишь — генеральские погоны.

— Ого, командир, а ты молоток! Считай, за сколько? За восемь месяцев от капитана до генерал-майора дослужился.

— А вспомни, сколько у Сталина таких молодых да ранних потом по этапу пошли?

— Тоже верно. Так что делаем?

— Сидим, ждем гадостей. По возможности эвакуируем всех наших.

— Плохие предчувствия?

— Да нет. Просто нас играть начали, причем весьма грубо. Надо это прекращать, а то пройдет еще полгода, и будем по стойке смирно стоять. Надо работать над своим статусом.

— Понятно, командир. Так что делать?

— Так зови Лаврентия Павловича и дерни местных девчонок, пусть кофе сделают.

— Хорошо. Может, кого оставить — на всякий случай, вдруг Остапа понесет?

— Да нет. Они сейчас с меня пылинки сдувать будут.

— Надеюсь, командир, тебе виднее, но я всё равно подстрахуюсь.

Санька вышел, а я встал, проковылял к умывальнику и, спустив воду, умылся, почувствовав некоторое облегчение. Дверь скрипнула, и на пороге появился сам грозный нарком. Он с сомнением оглядел мой помятый камуфляж, повязку на голове и бледное лицо.

— Добрый день, Сергей Иванович.

— Добрый день, Лаврентий Павлович.

Берия, скрипя надраенными до блеска сапогами, подошел к столу, сел на свободный стул и уставился на меня.

— Как вы себя чувствуете, Сергей Иванович?

— Не очень, но поговорить о серьезных вещах в состоянии.

— Это хорошо.

Берия опустил голову, и я удивленно посмотрел на него. И он, и я прекрасно понимали, что разгром нашей колонны — это недоработка его ведомства.

— Я хотел извиниться за инцидент с вашей колонной.

— Да, получилось весьма и весьма неприятно.

— Мы такое и не предполагали.

— Дайте догадаюсь. История с бомбардировщиком — или ваша провокация, или проводилась под вашим контролем?

— Правильно догадались. Как прошла информация, что начались сепаратные переговоры с немцами, они задергались. Но то, что посмеют напасть на вашу колонну, никто не предполагал.

— Так кто замешан был?

— Из крупных — Литвинов, Каганович, Хрущев, и в самый последний момент выяснилось, что замешан Абакумов. Это его люди напали на кортеж.

— А ему-то чего не хватало?

Берия не выдержал и выругался. Выглядел он неважно, видно, что давно не спал и еле держится на ногах.

— Они не на вас, они на Судоплатова нацелились, а списали бы всё на армейских. У него был свой человек в группе, которая с самого начала вела оперативное сопровождение контактов с вами, и благодаря этому была мощная утечка информации. Узнав про свою судьбу, Абакумов, оставаясь в тени, известил заинтересованных людей — Кагановича, Литвинова, Хрущева и многих других, кто участвовал в будущем в борьбе с культом личности Сталина, и соответственно их сориентировал. Хрущев задействовал своего человека в наших рядах — Савченко. Вот он и занимался силовыми акциями. Отвлекая внимание, таким образом Абакумов пытался внедрить нескольких своих людей в новое управление, возглавляемое Судоплатовым, пропихнуть поближе к новинкам, но Павел Анатольевич весьма ревностно относился к такого рода вещам. Мы этим заинтересовались, когда проверяли кандидатов на детекторе лжи.

— А как же связь с Западом?

— Литвинов и свел. В деле с самолетом, который упал в Польше на Гитлера, и наши отметились, предоставив для достоверности соответствующие доказательства.

— А что за история с упавшим самолетом на дачу товарища Сталина?

— Тоже они, но мы это уже контролировали, и естественно, на даче никого не было. Пока стоял шум, Абакумов решил избавиться от Судоплатова и свалить это всё на заговорщиков, а в той колонне были вы, и нападающие совсем не ожидали ни боевых вертолетов, ни спецназа из будущего.

Я опустил голову. Всё так просто, а сколько людей погибло…

— Как там Павел Анатольевич?

Вроде и заботится о здоровье своего подчиненного, но мне в его голосе послышалась фальшь, или, может, действительно послышалась? Хотя Судоплатов становился ему прямым конкурентом. Ладно,потом разберемся, хотя зная Берию, даже если он и замешан, то все хвосты подчищены и свидетелей уже точно нет.

— Пока в коме, а так время покажет. Теперь, что по Германии и, особенно, по Канарису?

— Ну, основное вам сообщили, но вот о некоторых вещах товарищ Сталин хотел лично пообщаться. Вы в состоянии сейчас отправиться в Кремль?

— Да. Надеюсь, будет без приключений?

— Конечно. Всю гниль мы подчистили.

Возразить было нечего, да и действительно накопилось много вопросов, которые нужно было решать с высшим руководством СССР. Я не стал кочевряжиться и, быстро приведя себя в порядок, сел в машину Берии, и мы, в сопровождении усиленной охраны, выехали в Москву. На этот раз колонну сопровождали пара истребителей, видимо задействованных наркомом, и Дегтярев со своей стороны привлек МИ-24 со штурмовой группой и МИ-28Н для усиления.

Это было впечатляющее зрелище: в вышине крутились две пары истребителей, а чуть ниже нарезали круги боевые вертолеты, которые одним только своим видом внушали уважение и страх. Когда эти грохочущие летающие танки пролетали над головами, чувствовалась сила и мощь, которые вселяли уверенность в своей безопасности.

Несмотря на все внешние шумы, покачивание машины и явно ощущаемую напряженность охраны и сопровождающих лиц, я самым бесстыдным образом умудрился задремать, подняв ворот пятнистого бушлата. Но всему хорошему приходит конец, и я, как по команде, раскрыл глаза, когда машины уже приближались к Кремлю. Всё, время. Только Берия хотел меня разбудить, как я спокойно сказал:

— Лаврентий Павлович, я не сплю.

— Странно, мне показалось, что вы хорошо отключились.

— Биологические часы. Привычка. Я ж сколько времени в рейдах на захваченной противником территории провел, это уже вырабатывается на подсознательном уровне.

Берия уважительно прокомментировал:

— Хорошая привычка, Сергей Иванович. Мы уже приехали.

— Хорошо.

Процедура прохождения нескольких уровней охраны фактически не изменилась, за исключением того, что пришлось пройти через парочку арочных металлодетекторов, помыть руки и выложить из карманов всякую мелочь в специальную картонную коробку. Но, учитывая мой особый статус, нас с Берией нигде не тормозили больше положенного, и вскоре мы вошли в приемную, где сидел неизменный Поскребышев.

Секретарь Сталина спокойно глянул на мой камуфляж, встал, сделал несколько шагов от своего стола до двери кабинета Сталина, открыл ее и коротко сказал:

— Вас ждут.

Ломанувшемуся за мной Берии он чуть преградил путь и таким же спокойно-нейтральным голосом прокомментировал свои действия:

— Товарищ народный комиссар, вас просили подождать.

Берия взял себя в руки, но всё равно слишком громко и недовольно фыркнул, и это не осталось незамеченным. Он повернулся спиной и вернулся к стульям, уселся на один из них и всем своим видом показал, что готов терпеливо ждать до скончания века.

Я мельком видел эту картину, когда сделал заветные несколько шагов, и за моей спиной Поскребышев закрыл дверь, хотя мало кто удостаивался подобной чести.

Сталин, как всегда, сидел за своим столом и просматривал какие-то бумаги, делая пометки на полях шариковой ручкой. Рядом с архаичными пресс-папье, письменными принадлежностями и известной по многим фотографиям настольной лампе с зеленым абажуром, стоял самый обычный ноутбук, возле которого лежала обычная лазерная мышка, и чуть в сторонке стоял малогабаритный лазерный принтер. Картина, конечно, специфическая, так сказать, связь времен, но тем не менее всё сочеталось и выглядело вполне стильно. Хозяин кабинета уже не ощущал такого диссонанса между вещами из разных времен, и отработанным движением мазнул мышкой по экрану и несколькими щелчками вызвал какую-то информацию.

Но это было всего несколько мгновений и, увидев меня на входе, Сталин встал и, как радушный хозяин, сделал положенные несколько шагов навстречу, и мы пожали друг другу руки.

— Здравствуйте, Сергей Иванович.

— Добрый вечер, товарищ Сталин.

Тот улыбнулся в усы.

— Что-то в последнее время нам не получается нормально встретиться.

— Да, весьма серьезные и неожиданные препятствия.

Сталин рукой показал в сторону стола и направился на свое место. Я уже привычно отодвинул тяжелый стул и, присев, с не проходящим интересом наблюдал, как хозяин кабинета закрыл ноутбук и уставился на меня, тщательно изучая и повязку на голове, и синяк на скуле, и бледное лицо.

— Вам сильно досталось, Сергей Иванович. Надеюсь, вы не держите вину на товарища Сталина за гибель ваших людей?

— Нет. Это война, товарищ Сталин, и на ней гибнут люди. Но вот уничтожение кортежа в столице такого государства, на тщательно охраняемой дороге — это показатель.

Я не удержался и скривился, и это не укрылось от Сталина, но он воспринял с должным спокойствием мой наезд.

— Да, Сергей Иванович, это показатель…

Вроде как и смущен, и озабочен происшедшим, хотя мне кажется, что ему всё равно, что погибли люди. Человек живет и мыслит совершенно другими категориями…

Скрипнула дверь, и неслышно нарисовался Поскребышев и поставил передо мной чашечку кофе, однозначно приготовленного на нашем кофейном аппарате, а вот перед Сталиным поставил обычный стакан с чаем. Еще несколько уверенных и осторожных движений, тихо скрипнула дверь — и мы снова остались с хозяином кабинета наедине.

Сталин, помешивая чай, бросал на меня хитрые взгляды, не начиная разговор, но я так же спокойно попивал кофе в ожидании, когда он заговорит.

— За последнее время много чего произошло, Сергей Иванович, и во многом благодаря вам.

Я промолчал, понимая, что это только начало. Сталин улыбнулся в усы, наблюдая за мной, сделал глоток чая, смакуя его вкус, и через несколько мгновений продолжил:

— Нам удалось добиться огромных успехов.

Он сделал паузу, чтоб произвести особенный эффект.

— Одна из самых сильных армий мира запросила пощады. Если в ближайшее время будет заключено перемирие и германские войска покинут территорию Советского Союза, то, по сравнению с вашей исторической линией, будет спасено не менее семнадцати-двадцати миллионов советских граждан, которые должны были погибнуть под оккупацией, в боях, от голода и рабского труда. Это результат вашего вмешательства и однозначно ваша заслуга, Сергей Иванович. Поэтому генеральское звание вы однозначно заслужили, и…

Он прервался, опять взял чашку и сделал большой глоток.

— …это малая доля того, что мы вам должны.

Сталин внимательно за мной наблюдал. За внешней расслабленностью чувствовалось дикое напряжение, которое обычно наступает в переломный момент. Чего-то от меня ждут, каких-то действий или решений, и то, что хозяин кабинета мне тут поет дифирамбы и накачивает кофе, только предварительная подготовка, так сказать создание нужного психологического фона. И ведь он этого не знает, действует по наитию, интуитивно и используя только личный опыт.

Видя, что я даже не изменил выражения лица, Сталин решил все-таки начать серьезный разговор, ради которого меня сюда вытащили, чуть ли не с больничной койки.

— С того самого момента, как вы вышли с нами на контакт, Сергей Иванович, о вас и о ваших людях собиралась и анализировалась всевозможная информация. Каждое ваше приключение в тылу противника изучалось, проверялось и перепроверялось — мы хотели знать, кто вы и какие вы, наши потомки. Потом у нас появилась возможность пообщаться с другими вашими людьми, и стало понятно, что всем нам повезло, что такая вещь, как машина времени, попала именно в ваши руки, Сергей Иванович. Не скрою, ваши новые друзья обращались к нам с заманчивыми предложениями, и оговаривался вопрос перехвата управления установками путешествия во времени.

Опять пауза. Дает возможность проанализировать полученную информацию.

— Мы вас хорошо знаем. И за время нашего знакомства вы ни разу не предали, хотя, по соображениям определенных наших товарищей, у вас для этого были все возможности. Большинство людей слабы и готовы при первой возможности поддаться соблазнам легкой наживы. Вы не такой, Сергей Иванович, вы не стремитесь к власти. Я долго пытался понять, что вами движет, ради чего вы постоянно лезете во всякие авантюры.

Он опять замолчал и сделал небольшой глоток уже остывшего чая.

— И каковы ваши выводы, товарищ Сталин? — не удержался я.

— Вы хороший, умный, грамотный, изобретательный командир, который выполняет боевую задачу по спасению людей, при этом не бросаясь в крайности, спасая всех, не ставя под угрозу судьбу остальных. У вас есть совесть, и исходя из этого и вытекают ваши поступки. Мы прекрасно знаем о вашем безрассудном выходе к германцам, которые под Могилевом готовы были сжечь мирных жителей. С точки зрения командира, безрассудный шаг, с точки зрения политика — глупый, с точки зрения ваших современников — идиотский. Но вы всегда и везде поступали как настоящий советский человек, заботясь о доверившихся вам людях. Поэтому после получения весьма интересного и заманчивого предложения от ваших новых союзников в будущем, мы сделали ставку на вас и заключили договор о дружбе и сотрудничестве именно с вами.

Но тут Сталин отодвинул от себя стакан, взял в руку потухшую трубку, встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету.

— Мы знаем, какое у вас в будущем сложилось мнение о товарище Сталине, о товарище Берии и о советском государстве. Даже вы, человек, воевавший за нашу страну, в прямом смысле слова проливавший кровь, до сих пор относитесь с опаской и недоверием.

— Для этого есть причины.

— Согласен, есть причины. Но несмотря на отрицательное отношение потомков к советскому государству, несмотря на внешнее противодействие, мы будем продолжать сотрудничество, — он остановился и повернулся ко мне. — Вы же прекрасно понимаете, что возвышение Советского Союза в нынешних условиях никто не потерпит, и нас ожидает новая, более кровавая война фактически со всем капиталистическим миром. Поэтому и от вас, Сергей Иванович, зависит судьба нашей страны. Я надеюсь, что последние события не изменят вашу позицию.

— Товарищ Сталин, вы же знаете, что мы всегда будем готовы защищать нашу общую Родину.

— Это хорошо, Сергей Иванович, что вы не держите зла и осознаете серьезность ситуации. Наши враги еще не раз будут пробовать дискредитировать друг перед другом. Поэтому вам присвоено внеочередное звание, хотя с точки зрения вашего законодательства мы не имеем на это никакого права.

— Спасибо, товарищ Сталин. Честно сказать, я себя чувствую, как какой-нибудь царек из банановой республики, который сам себе присваивает маршальские звания.

— Не стоит, Сергей Иванович. Вы заслужили это.

Напряжение в кабинете нарастало, и я всё не мог понять, к чему он клонит.

— Нам стало известно, Сергей Иванович, о некоем Совете в вашем времени, в который вас приняли без вашего ведома и предварительного согласия. Насколько это повлияет на наши дальнейшие взаимоотношения и не может ли участие в этом Совете препятствовать добрососедским отношениям с Советским Союзом?

— Не совсем так. Мне предложили поучаствовать, и, проанализировав ситуацию, я предварительно дал согласие. Реально это позволит использовать в наших планах помощи Советскому Союзу более широкий спектр ресурсов, в том числе в этот Совет входит руководство Белоруссии.

— Да, мне говорили, что Белоруссия и ее руководство до самого последнего момента боролась с наступлением империализма. Я читал про массовое партизанское движение…

— Там леса, болота, бункеры и убежища, оставшиеся с этой войны. По моим данным, множество добровольцев, специалистов, офицеров белорусского КГБ готовы оказать помощь Советскому Союзу.

— Это правильное решение.

Сталин немного успокоился.

— Но что от вас могут потребовать остальные члены Совета?

— Пока требование одно — не допустить в прошлое враждебных России людей, способных стать носителями стратегической и технологической информации, перешедших на сторону идеологических противников России. Да, я не оговорился, не Советскому Союзу, а именно России.

Хозяин кабинета вернулся на свое место и, чтоб успокоиться, открыл початую пачку знаменитой "Герцеговины Флор", разломал папиросу и набил трубку. За этим процессом он продолжил разговор.

— Это понятно, но мы тоже немного уже ориентируемся в мире будущего, и ваше участие в этом Совете нас настораживает. Что они еще могут потребовать от вас?

— Потребовали.

Теперь я выдержал паузу, добившись пристального взгляда Сталина.

— Обязательное минирование ядерными зарядами наших установок на случай попытки захвата противником. И это условие уже выполнено. Второе — это упорядочение с нашей стороны иммиграционной политики и прекращение подпольного сманивания специалистов.

Сталин, наконец-то набив трубку, чиркнул спичкой, прикурил и, пустив клубы ароматного дыма, усмехнулся.

— Им не нравится, что специалисты бесплатно уходят от них и от этого ничего не получают. Как это всё будет выглядеть?

— Создаются картотеки специалистов, и мы с вами будем выбирать, кого брать в первую очередь, кого во вторую, а кто вообще не нужен в светлом прошлом. А они там будут решать, что хотят получить за такую дружескую помощь Советскому Союзу.

Сталин не выдержал и опять хмыкнул.

— Торгаши, — но тут же его лицо изменилось, и он сразу перешел к другой теме: — Сергей Иванович, а что у вас за новые условия, которые вы огласили адмиралу Канарису, необходимые для заключения трехстороннего договора?

— Лаврентий Павлович вам озвучил?

— Да. Вам не кажется, что немцы получили хорошую пищу для размышления и уже будут знать, в каком направлении работать?

— Пусть, это ничего не меняет. Если б я с ходу согласился, то они решили бы, что я — ваша марионетка, и, соответственно, со временем решили бы переиграть соглашение. Но в данной ситуации я выступил как самостоятельное лицо, и рано или поздно они попробуют выйти на меня, минуя вас, и попытаться договориться, что дает неплохой простор для политического маневра и, главное, время. Второе — я им однозначно дал понять, что любые попытки выхода в космос без нашего ведома и разработка ядерного оружия будут жестко караться, а наши возможности по определению такого рода нарушений они пока не представляют. Пусть боятся, пусть думают…

— Но это накладывает и определенные ограничения и на нас.

— Нет. Большинство технологических решений касаемо космоса и ядерного оружия, для которых нужны годы экспериментов, сотни пробных запусков и, главное, огромные ресурсы — у вас будут. К тому же для испытаний у вас есть наш мир, да и есть мысли, как использовать нашу установку для переброски грузов на орбиту. Если это получится, то мы получим возможность наносить удары по любой точке мира и создать постоянную ударную орбитальную группировку…

Дальше продолжать смысла не было. Судя по нашим логам на серверах, Сталин частенько скачивал информацию по истории, теории и техническим решениям при освоении космоса и тому, что это дает в гражданской и, особенно, в военной областях.

Но тут я решил его добить.

— А в договоре это прописано не будет. Тем более…

Я сделал паузу, пристально глядя в глаза задумавшегося Сталина. Он сразу напрягся. Выговаривая тщательно каждое слово, я проговорил:

— Любые договоры с фашистами будут действовать до тех пор, пока они не выполнят за нас грязную работу по уничтожению Англии и САСШ. Потом лично меня ничто не остановит нарушить договоренности и ударить по тварям так, чтоб от них остались только могильные холмики. Лучшие гарантии будущего мира в Европе — это советские танки на улицах Берлина, Вены, Парижа, Сан-Тропе и наши бойцы, стирающие портянки в Атлантическом океане. А с фашистами я дружить никогда не буду: нам, наверно и вам, товарищ Сталин, с этими тварями в этом мире слишком будет тесно.

Ого, а Сталин улыбнулся и расслабился. Он еще раз, но уже спокойно посмотрел мне в глаза и ответил на мою речь:

— Это хорошо, Сергей Иванович, что вы правильно понимаете всю гнилую сущность фашизма. Мы можем заключать временные союзы, но фашистская Германия всё равно останется нашим врагом. И очень хорошо… — он опять сделал театральную паузу, — что вы не страдаете идеализмом, как некоторые наши товарищи. Мы сделали правильный выбор, поддержав вас в трудную минуту.

"Хм, вот жучара. Ну ладно, первый раунд отыграли".

— Сергей Иванович, недавно Павел Анатольевич сообщил, что вы проводите эксперименты с поиском выходов в другие миры и добились определенных успехов.

Он не спрашивал, он утверждал. А я не стал лукавить, тем более у меня были определенные планы относительно участия СССР в моем проекте в Российской империи 1914 года.

— Да, товарищ Сталин. Мы сумели пробить канал в 1914 год.

Опять пристальный взгляд и немного напряженный голос:

— И каковы ваши планы?

А я не стал выпендриваться и просто сказал:

— Выведение России из мировой войны до начала весенней кампании 1915 года, заключение сепаратного мира с Германией. Размещение на оборонных предприятиях и России, и Германии заказов для СССР 1942 года. В вашем мире промышленная база вывезена за Урал и еще не может обеспечивать армию нужным количеством продукции, да и продуктов не хватает. Вот и можно будет всё это закупать в другом мире.

— Но ведь тогда не будет революции.

— Да, одной из задач стоит недопущение революции и, соответственно, гражданской войны. Главным там будет захват информационного пространства, уничтожение всяких неправительственных организаций типа масонов и проведение бескровной цветной революции.

— А как же Ленин? Почему не допустить революцию? Как же коммунизм?

Вроде и сказал резко, а глаза внимательные и спокойные, как у экзаменатора.

— Как вы правильно сказали, я не хочу допустить огромных потерь русского народа, и та бойня, свидетелем которой вы были, товарищ Сталин, не пошла ему на пользу. Огромное государство с многовековой историей развалилось, и только благодаря вам и ценой огромных усилий его удалось восстановить. Вот мы и хотим попытаться всё сделать немного по-иному, без крови. А насчет коммунизма — попробуем построить социализм, главное, чтоб не лилась русская кровь.

Сталин попытался затянуться потухшей трубкой, но его мысли гуляли где-то далеко. Но следующий вопрос меня поразил:

— Насколько изменения в том мире повлияют на наш и на ваш мир? Не будет ли последствий, как в рассказе американского писателя Рея Бредбери "И грянул гром" — эффекта бабочки?

— Нет, товарищ Сталин. Мы в вашем мире столько внесли изменений, даже специально скалу взорвали под Симферополем, но в нашем мире ничего от этого не изменилось. У нас с вами разные миры, также как и мир 1914. Там уже проведены определенные изменения, но в вашем мире никакой реакции это не вызвало. По моему мнению, это параллельные миры…

Сталин задумался и через минуту спросил:

— Когда можно будет размещать заказы?

Вот ведь прагматик. Я облегченно вздохнул, и это не укрылось от него. Всё обдумал и просчитал.

— По моим подсчетам, в течение двух-трех месяцев.

Сталин опять замолчал, откинувшись на спинку кресла. Пауза затягивалась. Приняв решение, он заговорил:

— Это много времени. Надо ускорить процесс.

— Мы постараемся, но…

Я не стал продолжать, а Сталин продолжил:

— Пора вам выходить из тени. Легенду вам придумаем.

— Это к чему?

— Я хочу вам предложить стать членом Государственного комитета обороны Советского Союза.

Вот тут я не выдержал и хмыкнул. Усатый хитрец умудрился найти самое нестандартное решение, чтобы держать меня в узде.

— Вы уверены?

— Абсолютно, Сергей Иванович. Мне нравится ваша энергия, целеустремленность. Вы не стремитесь к власти и воспринимаете ее как тягло, а не как самоцель. Это хорошо. И главное, вы очень удачливы — большинство ваших проектов приносят пользу вашим друзьям и большие неприятности вашим врагам. Грех будет такие качества не пустить на пользу нашей стране.

И он улыбнулся, как удав, готовый съесть бедного кролика.

А я лихорадочно обдумывал это предложение. Неплохая комбинация получается. Пусть теперь в будущем попробуют на голову сесть. Член ГКО — это статус, причем немаленький. Было еще масса плюсов, поэтому я коротко кивнул:

— Я согласен, но есть определенные условия, которые я озвучу после того, как немного приду в себя после ранения.

— Конечно, Сергей Иванович.

Голос у вождя всех народов и физкультурников напоминал патоку. Умеет ведь, когда хочет.

Глава 5

После ухода Оргулова в кабинет Сталина вошел Берия, который долго дожидался вызова. Изображая скрытую обиду, нарком остался стоять на пороге, но хозяин кабинета, кажется, не заметил его небольшого демарша и просто махнул рукой в сторону стула, где только недавно сидел посетитель из будущего.

— Присаживайся. Мне нужно знать твое мнение.

Удивленный Берия занял указанное ему место и стал терпеливо ждать. Сталин достал небольшой цифровой диктофон с выносным микрофоном и включил его на воспроизведение. Пока Берия слушал запись разговора хозяина кабинета с Оргуловым, Сталин снова раскурил трубку и некоторое время пускал клубы дыма и смотрел перед собой, заново переживая обстоятельства столь короткой, но весьма судьбоносной встречи.

Трубка погасла, а в кабинете всё еще слышалась речь Оргулова, записанная с некоторыми искажениями на цифровой диктофон. Но всему приходит конец: дождавшись последних слов, Сталин нажал кнопку "стоп" и поглядел на Берию.

— Ну, что скажешь, Лаврентий?

Нарком опустил глаза и посмотрел на свои руки, которые за время прослушивания записи разговора мертвой хваткой вцепились в папку с документами. Он до конца не мог понять настроение Хозяина и поэтому старался быть осторожным в высказываниях.

— Странник сильно изменился за последнее время. Если раньше это был удачливый командир небольшой группы осназа, в большей степени идеалист, то теперь это уверенный в себе политик, прекрасно знающий, что он хочет и как этого достичь. Опасный противник.

— Ты считаешь, что он наш враг?

Вопрос был с подтекстом и задан таким тоном, что Берия вздрогнул и понял, куда клонит Хозяин. Он догадывался, что Сталин хочет верить, что Странник не враг, и сейчас любая попытка его переубедить может стоить и головы — уж слишком многое завязано на этом головорезе из будущего.

— Он пока не дал повода так считать. Все его действия, вся политика были направлены на помощь Советскому Союзу.

— Ну, он ведь тебе не нравится, правда, Лаврентий?

Сталин хитро наблюдал за своим протеже.

— Иосиф Виссарионович, он что, девушка, чтобы нравиться или нет? Это политика, и тут важно знать, выгоден он нам или нет, предаст или нет.

— А ты что думаешь?

— Ну, то, что выгоден, это однозначно, то, что не предаст, это точно.

— А чем же он тебе не нравится?

Берия замялся, пытаясь помягче сформулировать свою скрытую неприязнь к Оргулову, и это не укрылось от Сталина.

— Он не любит нас, коммунистов.

Это было всё, что можно было сказать, так чтоб в открытую не выдать постоянно вертевшуюся на языке привычную формулировку "идеологический враг".

Сталин опять усмехнулся. Он прекрасно всё понимал и видел. Новинками из будущего для прослушивания разговоров пользовались не только люди Берии. Особенно это не афишируя, часть специального оборудования была передана в руки личных порученцев Сталина, которые отчитывались только перед ним, и благодаря этому многие подробности деятельности того же наркома внутренних дел и многих других представителей высшего руководства страны не оставалась без присмотра. Поэтому сейчас своего собеседника глава страны читал как раскрытую книгу, прекрасно понимая его мотивы. Как раз совсем недавно Сталин прослушал весьма интересный разговор Берии с одним из своих замов, где тот требовал более жесткого контроля над Судоплатовым и традиционного сбора компрометирующих фактов, так сказать на перспективу. На фоне весьма и весьма удачного покушения на Странника и Судоплатова всё это выглядело достаточно подозрительно, но в этом отношении, кроме халатности, к Берии не было никаких претензий. Обеспечением безопасности всех передвижений Оргулова занималось управление Судоплатова, поэтому и тут Лаврентий был вроде как в стороне.

Сталин пристально наблюдал за Берией, прекрасно всё осознавая, но именно сейчас от Оргулова, которому, несмотря на все нестыковки последнего времени, он верил. Причем верил, несмотря на многочисленные сигналы и из будущего, от новых лиц, пытающихся заскочить на подножку несущегося поезда, да и здесь среди посвященных было немало недоброжелателей. Всем казалось, что нужно чуть-чуть поднажать, захватить, взять под контроль — и всё, можно вершить великие дела, попутно разграбляя умирающий мир будущего. Вот только Сталин этого не хотел, даже боялся, и делал всё, чтобы не допустить подобного сценария, эпизодически остужая горячие, головы и даже пару раз со смертельным исходом.

В данный момент всё висело на волоске, и только от прочности дружеских отношений с пришельцами во многом зависела судьба советского государства. Если только появится информация, что у Сталина возникли разногласия с руководителем проекта путешествий во времени Оргуловым, то немцы сразу изменят свою позицию и побегут на поклон к англосаксам или даже еще раз попробуют выиграть войну.

А эти англосаксы, союзнички, чтоб им пусто было, тоже активно договариваются, чем и как будут громить и потом делить Советский Союз. Естественно, капиталисты не привыкли воевать своими руками и активно ищут подходящее пушечное мясо, а сами до дрожи в коленках боятся всё набирающей мощь советской державы, которую поддерживают пришельцы из будущего.

Сталин прекрасно знал, сколько ему отмерено лет жизни, и сердце постоянно саднило от одной мысли, что его дело было уничтожено, а имя оболгано и забыто. Страна, которая собиралась по крупинкам, потом и кровью, в итоге досталась в руки дельцам с партбилетами и была фактически продана заокеанским банкирам. Этого он допустить не мог и не хотел — как коммунист, как глава величайшей державы на планете. Именно этот посыл, эту тоску по загубленной Родине, по потерянным достижениям и возможностям многих миллионов советских людей Сталин услышал в Оргулове. О человеке лучше всего говорят его дела, а не слова и обещания. Тут как раз Странник не раз подтверждал свою позицию.

Поэтому Сталин негласно дал распоряжение насчет этого капитана, потом майора долго и тщательно проверяли, собирали любые крупинки информации и анализировали. Особый интерес вызывало окружение Странника, и это тоже говорило в его пользу — честный и грамотный командир и такой же надежный союзник. Сделав ставку, при этом прекрасно осознавал, что, несмотря на весь свой патриотизм, Оргулов всё равно отравлен антисоветской пропагандой будущего. Сталин сильно рисковал, хотя интуиция и факты подсказывали, что это правильный выбор. По личному делу Странника становилось понятно, что в душе это всё равно удачливый и талантливый авантюрист. Именно такие делали революцию и беззаветно дрались с беляками, сидели в тюрьмах и потом восстанавливали страну. Не те, кто примазался и набивал свои карманы, считая, что революция всё спишет. И именно таких потом в первую очередь коснулись чистки… Да, с чистками перегнули и, чтобы не потерять время, уже несколько месяцев, как и в другой истории, активно работает комиссия по реабилитации, в которой задействованы несколько профессиональных психологов из будущего. Ошибок допущено много, и их последствия известны, но не всем нравится такая деятельность товарища Сталина, поэтому когда в недрах НКВД было создано новое специальное финансово-экономическое управление во главе с Павлом Судоплатовым, Иосиф Виссарионович, осторожно подбирая людей, создал свою маленькую спецслужбу, в которую входили и технические специалисты из будущего, и специально подобранные и проверенные люди, в основном командиры из внешней и фронтовой разведки, обязательно имеющие боевой опыт.

Они ему были нужны для того, чтобы выполнить План. Да именно План — с большой буквы. И судя по многим возникающим в последнее время неприятностям внутри страны, и особенно снаружи, ему начали активно противодействовать весьма серьезные силы. Вот и Лаврентий, завидующий и пугающийся мнимого могущества Оргулова, уже потихоньку строит козни, чтобы хоть как-то получить частичку безграничной власти. И в переговоры с некоторыми персонажами из будущего осторожно вступил, наивно думая, что он один им интересен. Поэтому Сталин с улыбкой смотрел на наркома внутренних дел, а мозг, как мощная вычислительная машина из будущего, просчитывал варианты развития ситуации.

— А за что ему любить коммунистов, Лаврентий? В их времени именно коммунисты развалили страну и продали ее по частям Западу.

— Он хочет предотвратить революцию в другом мире. И вы оправдываете его контрреволюционные взгляды?

Сталин опустил голову, собираясь с мыслями.

— Лаврентий, ты так и не понял главного: они другие, и в большинстве своем отравлены заразой капитализма.

— Тем более надо за ним присматривать.

Сталин невесело усмехнулся. Берия его всё больше и больше разочаровывал. Надо его ставить на место.

— Я знаю, что ты ведешь переговоры не только со Странником, но и с некоторыми другими фигурами.

Берия замер и начал бледнеть. Деловые и, главное, политические контакты с пришельцами из будущего были прерогативой Судоплатова, и тут получается, Лаврентий Павлович пошел на серьезное нарушение, которое ему может стоить головы.

— Я…

— Не оправдывайся, не хочу слушать твою ложь.

Наблюдая за посеревшим от страха наркомом, Сталин, сохраняя на лице маску доброжелательности, снова набил трубку и долго ее раскуривал, пуская густые клубы ароматного табачного дыма.

— Ты, Лаврентий, до сих пор не можешь понять одной простой вещи…

Начав такую многообещающую фразу, Сталин снова затянулся, весьма профессионально поддерживая состояние страха и обреченности у своего собеседника.

— Люди из будущего в большинстве своем торгаши, и привыкли всё продавать. Нам очень повезло, что руководителем проекта путешествий во времени стал Оргулов. Да, он не любит коммунистов, но он не испытывает ненависти, и для него главное — это судьба его Родины. Поэтому он не хочет торговаться и иметь какие-либо дела с кем-то иным кроме нас. А вспомни непонятную историю контактов других путешественников во времени с нацистами? Пока ничего не доказано, но явно там что-то нечисто, и сам факт переговоров можно считать подтвержденным. Теперь понимаешь, насколько ценен Оргулов с точки зрения лояльности, и это не учитывая того, что только он продвинулся дальше всех в усовершенствовании технологии путешествия во времени. И его слова относительно захвата космоса, я считаю, не пустое бахвальство. А ты всё ищешь врагов…

Берия попытался ухватиться за последнюю ниточку:

— Но ведь он хочет предотвратить революцию…

— Да, но ты плохо слушал. Он хочет сохранить жизни и без крови провести государственный переворот. Может, с точки зрения марксизма и ленинизма это предательство, но благодаря этому он сможет помочь нам в борьбе со всем капиталистическим миром, и именно это так напугало Канариса. Глава абвера испугался того, что Германия будет воевать с Советским Союзом, в распоряжении которого огромные ресурсы нескольких миров. Сейчас вопрос стоит ребром: или мы закрываем глаза на некоторые отступления от нашей идеологии, но при этом спасаем наше государство, или будем до последнего следовать догмам, и в итоге зальем страну кровью и всё потеряем.

Берия, у которого от страха пересохло горло, отчетливо представил картину того, что он мог совершить, и к чему это привело бы.

— Я… Я понял, товарищ Сталин.

— Ни хрена ты, сучонок, не понял! — закричал хозяин кабинета, бросив на стол трубку, из которой просыпался пепел на разложенные бумаги.

Это было действительно страшно. Редко кто слышал, чтоб сам Сталин так ругался, и чтоб довести его до такого состояния, нужно было очень постараться. Берия, видя такое развитие ситуации, сжался, как маленький испуганный мальчик, и, поблескивая стеклами пенсне, уставился на хозяина кабинета немигающим взглядом загипнотизированного кролика.

— Ты, Лаврентий, заигрался, смотря на Странника и мечтая о его фантастических возможностях. Неужели ты не понял, что Оргулов — самая лучшая кандидатура на роль Хранителя системы путешествия во времени?

Берия молчал, испуганно уставившись на Сталина, который слегка ухмыльнулся, добившись нужной реакции от осмелевшего и переступившего черту, но всё еще нужного подчиненного.

— Тот мир будущего прогнил под властью торгашей, и нам просто повезло, что именно Оргулов оказался во главе этого проекта. Несмотря на его строптивость и авантюризм, он для нас намного лучшая кандидатура, нежели любой другой представитель так называемой власти того времени. Они там все научились торговать Родиной, и эта продажность стала привычной для мира будущего. Ты дашь гарантию, что тот, кто заменит Странника на его посту, по определению будет работать только с нами, а не с теми, кто даст лучшую цену? А вот Оргулов однозначно не предаст, у нас была возможность это проверить и убедиться в его лояльности.

Берия наконец-то понял, что задумал Хозяин, и хриплым голосом ответил:

— Поэтому вы, товарищ Сталин, присвоили ему генеральское звание и ввели в Государственный комитет обороны?

— Да… — Сталин самодовольно усмехнулся. — Ничего так не сближает людей, как совместный прием пищи и совместная работа по спасению Родины. Странник согласился, и он не предаст. Это значит, он теперь полностью наш человек, несмотря на все новоявленные Советы в будущем, где на него попытаются воздействовать.

— Я не мог подумать, товарищ Сталин…

Но Сталин махнул рукой и спокойным, даже ласковым голосом проговорил:

— Лаврентий, ты немного заигрался в последнее время, и если ты имеешь какое-либо отношение к покушению на Судоплатова, и особенно на Странника, пеняй на себя.

Берия закрутил головой, давая понять, что это совсем не так, но в глазах Хозяина он видел недоверие.

— Сейчас ты пройдешь с моими людьми, и они тебе зададут некоторые вопросы, на которые придется ответить максимально откровенно. Сам понимаешь, это в наших интересах.

Нарком внутренних дел буквально посерел, когда скрипнула дверь и на входе появились четыре командира в общевойсковой форме, но вооруженные компактными автоматами из будущего с прикрученными цилиндрами глушителей. Ноги Берии стали ватными и совершенно отказывались слушаться.

— Иди, Лаврентий, надеюсь, ты меня не разочаруешь, — напутствовал уходящего под конвоем бойцов специального подразделения охраны наркома внутренних дел, который несколько раз поворачивал голову и пытался ловить взгляд хозяина кабинета, но тот, казалось, забыл про посетителя и углубился в чтение какой-то бумаги.

Взяв себя в руки, Берия выпрямил спину и, стараясь унять дрожь, пошел с конвоирами куда-то в подвальные помещения Кремля.

* * *

После такого интересного и весьма информативного разговора со Сталиным я вполне спокойно добрался до Усадьбы и при очередном включении "окна" прошел в наш бункер, где уже меня встречала весьма представительная делегация. От поездки к Сталину многие ожидали изменений, вот только в лучшую или худшую сторону, никто пока не знал. То, что в мире 1942 начинается что-то новое и грандиозное, понимали все, и естественно, любопытство не давало людям покоя. А вот наших безопасников и представителей членов новоявленного Совета волновало нечто иное. Там прекрасно понимали, что началась какая-то новая игра, и авторитет Сталина тут имел немаловажное значение, заставляя дергаться и искать пути получения дополнительной информации.

Я-то знал от Судоплатова, что некоторые умники пытались выходить и на Сталина, и с Берией какие-то телодвижения были, поэтому состоявшаяся через два часа общая видеоконференция с членами Совета получилась очень трудной, хотя прямых наездов не было, но мелкие шпильки и попытки неявно обвинить в некомпетентности присутствовали. Тут как раз и ощутил на себе контраст между деловой обстановкой в кабинете Сталина и нездоровой атмосферой в этом интересном таком Совете. Ну, разве что белорусы, недавно допущенные до секрета самого факта путешествия в прошлое, старались всячески отметиться, поднимая вполне объективные вопросы. В отличие от всех остальных, они были готовы сразу направить делегацию для изучения условий проживания переселенных людей и определения перечня необходимых специалистов и оборудования.

В общем, два часа говорильни закончились чуть ли не нервным срывом — явно не моя весовая категория, и действовал на грани своих возможностей. Но душу грела мысль, что помимо этого показательного Совета существовали еще многочисленные личные договоренности практически со всеми членами, и там взаимоотношения существенно отличались от атмосферы взаимного недоверия, которая буквально давила на психику во время видеоконференции.

Через час после окончания этого совещания в бункер примчался Семенов и сразу потребовал провести встречу с глазу на глаз, хотя и мне, и всем остальным, кто слышал обсуждение вопросов на видеоконференции, было понятно, что полковник приехал оговаривать реальные вещи, которые остались за кадром.

Действие стимуляторов давно закончилось, и меня снова повело. Было только одно желание: снова где-нибудь прилечь и забыться долгим сном, чего, кстати, наш медик Марина Кузьмина стала требовать на повышенных тонах, призвав в помощь присутствующего тут же Дегтярева, и чуть позже ей на поддержку прибежала моя взбешенная супруга. Светка, когда ее соответственно завести, начинает походить на разбушевавшийся торнадо и способна снести все препятствия на своем пути ради, по ее мнению, справедливой цели. Правда, цели она не всегда ставит правильные, но ее энтузиазм просто поражает, поэтому когда она подключилась к защите моего спокойствия, то вопрос был решен однозначно.

Сквозь снова появившийся в голове шум я слышал эти препирательства и с удовлетворением отметил последнюю тираду своей супруги, где она открытым текстом послала всех посетителей и просителей дальним пешим сексуальным маршрутом. Когда я, раздетый и напичканный обезболивающим, уже лежал под одеялом в своем боксе, с некоторым удовольствием почувствовал в темноте какое-то движение, шуршание снимаемой одежды, как тяжело стукнула по тумбочке тяжелая кобура с табельным ПМ-ом. Обдав легким запахом каких-то экзотических духов, которые наши девчонки понакупали в Аргентине, и таким родным — женского тела, ко мне под одеяло юркнула жена. Видимо, она специально сменилась, так как ей еще оставалось дежурить несколько часов, и решила хоть в такой форме провести время с любимым, но уже неуловимым супругом. Я привычно лег на бок и притянул ее к себе. Светка свернулась калачиком, поудобнее укладываясь со мной. Ее волосы защекотали мне лицо, поэтому привычным жестом чуть сместил голову, а рука уже отработанным движением обняла жену, притягивая к себе, ощущая в ладони мягкость и теплоту ее груди. Моя благоверная как-то по-особенному вздохнула и тихо засопела, и я понял, что она тихо плачет. Сквозь накатывающую слабость я спросил, поцеловав ее в плечо:

— Малыш, ну ты чего, ведь всё нормально закончилось?

Сквозь всхлипы я услышал:

— Сереженька, ну когда это закончится? Я каждый раз жду очередного подвоха, когда ты уходишь в другие миры. Ты и так случайно выжил, и рано или поздно твое везение закончится. Что потом будет со всеми нами? Эти ж твари никого не пощадят, когда будут захватывать систему. Сейчас они боятся тебя, но рано или поздно снова осмелеют…

— Ничего, Малыш, перетопчутся. Ты же видишь, что частые путешествия во времени как-то стимулируют иммунитет и процессы регенерации в организме. Не беспокойся, прорвемся…

Последняя фраза мне далась с трудом, и я, обнимая любимую жену, я провалился в объятия Морфея.

Глава 6

И на следующее утро меня никто не трогал и дали нормально отдохнуть. Маленький Славка, узнав, что у папы есть свободное время, бросил своих друзей по детским играм и все четыре часа, которые после пробуждения и медицинского осмотра я смог выделить семье, провел со мной. Он мне с весьма серьезным видом пересказывал детскую книгу, которую самостоятельно нашел и скачал из нашей внутренней сети, а я, слушая тонкий детский голосок, перебирал в руках его светлые кудряшки и наслаждался моментом спокойствия и умиротворения. Светка, хлопотавшая по поводу позднего завтрака или раннего обеда на общей кухне, ввалилась в наш бокс, неся в руках судки со свежеприготовленным обедом, и, быстро отправив нас со Славкой мыть руки, стала ловко накрывать на стол. Это так напомнило мне нашу довоенную и, можно так сказать, беззаботную жизнь, что я чуть не прослезился, пеняя на свою долю. Жена, видимо, что-то почувствовала и, расставив тарелки, подошла и привычным движением подлезла под руку и прижалась ко мне, наблюдая, как малолетний любитель поплескаться третий раз усердно моет руки, при этом что-то напевая. Но я, честно сказать, офонарел, когда смог разобрать, что исполняет мое чадо. Виктор Цой в его исполнении звучал как-то дико. Но, не замечая моего взгляда, ребенок, мурлыкая: "Мама — анархия, папа — стакан портвейна…" — деловито проследовал к столу, забрался на высокий стул, взял ложку и вопросительно уставился на нас, мол, чего тормозите, давайте кушать. Светка гордо посмотрела на сына и прокомментировала эту картину:

— А ребенок подрос, пока папа миры спасает.

Тут возразить было нечего, поэтому, довольно крякнув, я принялся за свежий наваристый борщ, который моя супруга как раз с утра и приготовила, зная мои пристрастия. За таким тихим семейным обедом моя благоверная только единожды напомнила о делах и о политике, правда в ей одной привычной форме:

— Это правда, что тебе генерал-майора присвоили?

А у меня как раз из-за крепкой горчицы выступили слезы и перехватило дыхание, и мог только кивнуть в знак согласия и прохрипеть:

— Сталин расстарался.

— А при чем тут Сталин? Семенов говорил, что его руководство присвоило тебе вчера генеральское звание за, так сказать, великие заслугиперед Отечеством.

Продышавшись после ядреной горчицы, я не удержался и хмыкнул:

— Вот ухари, ведь знают, что Сталин мне звание раньше присвоил и в ГКО засватал, так решили по-своему воздействовать. Даже не знаю, радоваться или смеяться…

Светка промолчала и взяла на заметку, и некоторое время задумчиво работала ложкой, тоже потребляя наваристый борщ, правда из существенно меньшей посуды, нежели у нас, у мужчин в этой комнате — что поделаешь, женщина есть женщина и должна заботиться о своей фигуре.

Но всему хорошему приходит конец, и отведенное для семьи время закончилось, и как приговор зазвонил внутренний телефон. Жена, недовольно ворча, слезла с кровати, где мы втроем уместились и по большому телевизору смотрели детский фильм, так понравившийся Славке.

— Сережа, тебя… — Светка протянула мне трубку DECTовского телефона.

— Да, слушаю.

Ответил Васильев, который сегодня дежурил по бункеру:

— Серега, извини, что отвлекаю, но тут пэвэошники вой подняли: появились два борта и по закрытому каналу уверяют, что с Белоруссии и с тобой всё оговорено. Мы их шуганули, так они над Чонгаром круги нарезают, тебя зовут.

— Блин, совсем забыл. Всё верно, была такая договоренность. Запроси связку код — пароль. Я данные на серваке оставил в папке "Гости", и в ней есть папка "Белорусы".

— Понял. Куда их сажать?

— А что, есть варианты? Давай в аэропорт к Семенову. Его, кстати, известили?

— Ага. Он сам первый примчался, ждет твоего решения.

— Ну, тогда работаем по стандартному протоколу. Борты на дальнюю стоянку, карантин, и старшего ко мне. Там, по идее, должен быть генерал белорусского КГБ Мартынов.

— Понял.

Отключившись, я увидел напряженный взгляд супруги.

— Ну что, Сережа, отдых закончен?

Я виновато пожал плечами.

— Ну, типа того. Белорусская делегация прилетела. Надо встречать. Посмотрим, кого прислали, хотя, как мне кажется, с посланцем проблем не будет.

Выпив очередную дозу обезболивающих, я натянул на себя чистый камуфляж, поцеловал расстроенную жену и сына, и постарался побыстрее свалить, чтоб не видеть их взглядов. Добравшись до своего импровизированного кабинета, уселся в навороченное кожаное кресло и включил ноутбук. Не прошло и пяти минут, в дверь постучались, и на пороге нарисовался Санька с двумя большими сиротскими чашками, распространяющими вокруг одурманивающий запах натурального свежезаваренного кофе.

— Здорово, командир. Бахнем кофеинчика?

— Привет, Санька. Знаешь ведь, чем обрадовать старика.

Артемьев ухмыльнулся.

— Ага. Типа старик… Наговариваете на себя, товарищ генерал-майор.

— А ты поостри, поостри. Вот присвою твоей Катерине звание повыше твоего, посмотрим, как запрыгаешь.

Санька усмехнулся, но лицо чуть изменилось. Видно, что начал проигрывать в уме подобную ситуацию, и это ему не совсем нравилось.

Отпив несколько глотков и посматривая на меня, Санька решил сменить тему и спросил:

— Командир, ты вообще как?

— Не очень, но работать надо. Давай, что у нас по плану? Вроде как сегодня собирались с железнодорожниками пообщаться.

— Позвать? Они в кают-компании уже ждут.

— Кто еще ждет?

— Да много народу. Все принеслись, когда узнали, что ты вернулся.

— Семенов с белорусами не появлялся?

— Еще нет, но сообщение, что транспортники из Белоруссии нормально посадили и отправили в карантин, пришло. Там всё прошло чисто, без сюрпризов.

— Хорошо. Что в Молодежном?

— Всё идет, как договаривались. Увеличенный транспортный портал, который мы использовали при выходах на плацдарм под Борисполем, проверен, и генераторы для изменения конфигурации поля по твоим схемам уже установлены — сам возился. Теперь дело за тобой, командир: настроить и запустить систему.

— Нормально. Давай сейчас разберусь с текучкой, и займемся новым крупным проектом, а то мы как-то всё пустили на самотек.

— Не спорю. Решение за тобой…

— Понятно, приглашай железнодорожников, будем творить великие дела.

Это была наша давнишняя идея — восстановить железнодорожное движение в Крыму. И первым этапом ставилась задача подготовки путей от симферопольского вокзала до поселка Молодежное, где у нас находился второй бункер, который мы хотели переориентировать для путешествий в 1914 год. Там шла добротная двухколейка, по которой до войны регулярно проходили составы в Симферополь и Севастополь со всего СНГ. Поэтому наш стройбат расчищал пути, а собранные откуда только можно инженеры готовили подвижной состав и в первую очередь строили настоящий бронепоезд на базе рельсоукладчика.

В плане обучения предков новым технологиям в новоорганизованное управление железнодорожных войск были откомандированы инженеры из Советского Союза, которые с ходу включились в процесс и на данный момент оказывали существенную помощь.

Совещание было недолгим: глава управления, бывший подполковник железнодорожных войск России, седой, но весьма крепкий и принципиальный дядька взялся рьяно за дело и по прошествии недели уже докладывал о серьезных достижениях, что не могло не радовать. В сопровождении усиленной охраны была проведена разведка путей вплоть до Чонгара. Хотя в некоторых местах полотно умудрились разобрать и растащить рельсы и шпалы, но это было не смертельно и могло быть восстановлено в течение нескольких недель при наличии соответствующих условий, которые мы были в состоянии обеспечить. Убедившись, что по этому направлению всё идет нормально, вызвал следующего посетителя, и уже через пару минут углубился в проблемы психологической поддержки прибывающих переселенцев и организации системы инклюзивного образования.

Отдельно и без свидетелей принимал нашего импровизированного министра финансов, Колю Кафтайкина, у которого оказалась тяга к собирательству ценностей и организации их хранения, причем всё это делалось в режиме строгой тайны. А так как Коля до этого служил у внутряков и занимался курированием Рынка в переходе на Москольце, то у него очень неплохо получалось продавать как бы на черном рынке из-под полы продукты и горючее за золото, серебро и предметы роскоши, которые бы ценились в прошлом. Нам страшно были нужны оборотные средства, за которые в той же царской России или Аргентине 1942 можно было бы закупать продукты, простые медикаменты и, при необходимости, размещать частные заказы на производство и доставку нужных нам вещей. Коля уже давно стал закулисным дирижёром нашего черного рынка и частенько даже выезжал на закупки в неконтролируемые нами районы Крыма. Этот невысокий жилистый прапорщик с добродушной улыбкой, которого поначалу многие принимали за простого лоха и пытались обуть, сумел развернуться на полную катушку. Несколько раз он попадал в переплеты на стрелках со всякими отмороженными копателями, и нам приходилось экстренно привлекать серьезные средства, вплоть до тяжелой артиллерии и установок залпового огня. А после того как одну из банд просто раскатали таким образом, хитрый прапорюга оставшимся в живых выставил бешеный штраф за якобы потраченные средства на незаконное и секретное применение оружия — якобы пришлось башлять друзьям из личной охраны самого Оргулова. После этого у него появилась дополнительная статья дохода — платное нанесение ракетно-бомбовых ударов по указанным целям в указанное время, причем конфиденциальность гарантировалась. Через некоторое время, во время разборок за территорию, где можно собирать ценности для продажи военным, один из полевых командиров не растерялся и, быстро связавшись с Кафтайкиным, обговорил цену, калибры, количество боеприпасов и время нанесения удара, и с особым удовольствием наблюдал, как тяжелые гаубичные снаряды превращали в щебенку укрытия незадачливого конкурента. Естественно, всё это делалось под строжайшим контролем нашей службы безопасности, тем более Коля был ее тайным сотрудником и давно уже имел звание старшего лейтенанта. А бандиты друг перед другом хвастались личным знакомством с ним и возможностью в случае чего за определенную мзду выйти на того же Васильева и толкнуть ему найденный где-то в развалинах подбитый танк, или даже на саму Артемьеву, если появлялась интересная информация о залетных гастролерах.

Но помимо такого рода бизнеса Кафтайкин курировал один особо секретный проект, напрямую связанный с нашим путешествием в 1914 год. Да, именно так. Он сумел собрать несколько одаренных программистов, художников, граверов и занялся самым невинным делом — подделывал деньги вероятного противника в том времени: английские фунты, немецкие марки и американские доллары, образцы которых мы привезли в изрядном количестве, документы, купчие, закладные — и многое другое. Наша полиграфическая техника была на высоте, и на момент начала второй фазы операции задел по золотовалютным резервам впечатлял и позволял проворачивать весьма и весьма серьезные операции.

Потом была Ирина, руководитель службы воздействия на общественное мнение в подконтрольных мирах. Высокая рыжеволосая красавица до войны работала простым психологом-методистом в джанкойском отделе образования, не сильно афишируя, что до этого трудилась в PR-агентстве в Москве и провела несколько серьезных избирательных кампаний на очень высоком уровне. Из-за болезни матери она была вынуждена перед войной вернуться домой, в Крым, и тут оказалась в кровавом тумане гражданской войны, но сумела вовремя сориентироваться и выжила в одном из бункеров Херсонской области. Когда я ее стал пробивать через Семенова, он сначала махнул рукой, но уже через несколько дней вывалил мне целое досье, где Ирину характеризовали очень высоко в профессиональном плане, и оказывается, до отъезда на родину она проходила по спискам возможных кандидатов для привлечения на постоянную работу в ФСБ, чуть ли не в отдел общественных связей. Хотя, как по мне, ее, скорее всего, после соответствующей доподготовки направили бы заниматься информационными войнами. Вот такой кадр нам случайно достался. Но девушка оказалась вполне вменяемой и быстро влилась в коллектив, и после множества разноплановых проверок была допущена к тайне путешествий в 1914 год и озадачена проблемой захвата информационного пространства сначала в Российской империи, а в перспективе и в Европе.

Вот с ней мы долго совещались, причем я пригласил Артемьевых, Дегтярева, Васильева для коррекции и обсуждения плана мероприятий. В свете имеющейся информации всё выглядело логично, легенда нашего эффектного появления в том мире тщательно проработана, и с этого момента был начат отсчет времени до нашего официального проникновения в 1914 год.

Чуть позже приехал Семенов с кэгэбэшным белорусским генералом. В отличие от видеоконференции, на этот раз разговор получился весьма интересный и, главное, не особо затруднительный. У братьев проблемы: горючего нет, продукты заканчиваются, повальные болезни, зато горы накопленного оружия. Слово "торговля" принципиально не воспринималось, не те люди, а вот "взаимная помощь" — это устраивало всех. Поэтому со своей стороны эти люди были готовы помогать в святом деле борьбы с немецко-фашистскими захватчиками всеми силами, ну и ждали от нас помощи в спасении выжившего на территории Белоруссии населения. В качестве акта доброй воли оба не сильно больших самолета привезли двадцать добровольцев и множество ящиков с ПЗРК "Игла".

Груз порадовал, людей разместили в специально восстановленной гостинице в аэропорту и договорились проверять добровольцев по нашим методикам и передавать специальной службе НКВД, которой командовал уже подполковник госбезопасности Строгов, на собеседования для определения полезности Советскому Союзу. Это всех устроило, и после подтверждения соответствующих договоренностей оба самолета были загружены продуктами и контейнерами со свежими фруктами и овощами, только доставленными из Парагвая и Аргентины 1942 года, заправлены и отправлены обратно. Чуть позже стало известно, что такая оперативность и ценность привезенного груза произвели соответствующее впечатление на нынешнее белорусское руководство, что впоследствии сыграло немаловажную роль, когда на Совете была предпринята попытка переиграть расстановку сил…

Пока оба самолета заправлялись, загружались и готовились к обратному перелету, я решил добить гостя и через систему сводил его в наш небольшой секретный городок, который стараниями его коменданта Борисыча быстро отстроился и непрерывно разрастался где-то за Уралом в 1942 году…

* * *

Странно, но присутствующие в огромном зале, где была расположена легендарная установка, чем-то напоминающая инопланетную штуку из фильма "Звездные врата", не испытывали никакого благоговения и воспринимали путешествия во времени как обыденность. Когда под потолком засверкали оранжевые мигалки, ожили динамики, сообщая об открытии портала в поселок "Надежда", стоящие колонной, нагруженные под самую маковку грузовики взревели двигателями. Где-то в стороне заурчала система очистки воздуха, вытягивая выхлопные газы. Чуть в стороне стояли три длинных микроавтобуса "Мерседес", из окон которых выглядывали женщины и дети, с интересом и нетерпением поглядывающие за развивающимися событиями в огромном зале с установкой путешествия во времени. Вокруг техники спокойно прохаживались облаченные в шлемы и бронежилеты охранники, которые пресекали любые попытки выйти из машин и устроить пешие прогулки. В целях сохранения секретов свет в ангаре был приглушен, поэтому в полумраке было трудно рассмотреть детали установки и системы безопасности, но наметанный взгляд сумел выделить две корабельные скорострельные артиллерийские установки АК-630 по углам зала. Это впечатляло и говорило о том, что командуют тут люди весьма серьезные, осторожные и предусмотрительные. Четыре тысячи 30-миллиметровых снарядов в минуту с двух сторон — мощный аргумент против любой попытки захватить бункер, и не было сомнения, что это всего лишь внешняя демонстрация силы. Однозначно в различных замаскированных нишах и бойницах расположены другие стреляющие и взрывающиеся сюрпризы, и на крайний случай где-то здесь был размещен ядерный заряд.

Но на данный момент самое интересное происходило возле установки путешествия во времени, притягивающей взгляды всех новичков, для которых проводилась экскурсия в прошлое. Заурчали электродвигатели, и прямо в кольцо портала выдвинулась штанга с антенной и видеокамерой и стала уменьшаться в размерах — часть конструкции отправлялась в другое время в качестве зонда-манипулятора. Убедившись, что всё нормально, выдвинулась сложная металлическая конструкция, предусмотренная для спуска транспорта по ту сторону портала. Всё происходило как-то обыденно и привычно: тут всё буквально дышало спокойствием, деловитостью и, главное, основательностью. Казалось, люди, которые обслуживают этот комплекс, не понимают, в каком эпохальном событии они принимают участие…

Генерал-майор Комитета государственной безопасности Республики Беларусь Мартынов Павел Петрович стоял в стороне со своим помощником, капитаном Киреевым, и с интересом наблюдал за работой комплекса перемещения во времени и ждал, когда пройдет колонна с грузом и наступит их очередь идти через портал. Рядом с двумя бойцами стоял подполковник Дегтярев, которого новоявленный генерал Оргулов выделил в качестве охранника, конвоира и сопровождающего. Они не старались развлекать пустой болтовней и рассказами о своих героических похождениях, просто стояли в сторонке и ждали, давая членам белорусской делегации насладиться моментом. Генерал, сам немало помотавшийся по свету, прекрасно распознал спецов в своих сопровождающих. Буквально перед самым началом движения колонны грузовиков, в зал вбежал полковник Семенов, который тоже хотел побывать в поселке, и присоединился к группе. Он уже был почти своим, но Мартынов, усмехаясь в душе, видел, что его держат на дистанции и в свой круг, так сказать, матерых путешественников во времени пока не пускают.

Семенова генерал знал давно, еще с Афгана. Правда, там он носил другую фамилию и был намного моложе, но уже тогда умел договариваться и виртуозно, с минимальными потерями и затратами решать поставленные задачи, и неудивительно, что руководство послало именно его в Крым, чтобы подружиться с владельцами системы путешествий во времени.

Раздался звуковой сигнал, призывающий ко вниманию, над большим кольцом установки загорелись зеленые огни, и, взревев двигателями, грузовики один за другим стали заезжать на металлическую конструкцию и исчезать в кольце, перемещаясь во времени. Когда через портал прошли микроавтобусы с женщинами и детьми, Дегтярев кивнул в сторону установки и проговорил:

— Ну, теперь мы. Пойдемте, прогуляемся.

Несколько шагов, стук подошв тяжелых армейских ботинок по металлу — и они возле самого кольца. Один шаг, всё на время замирает, и в глаза бьет яркий свет морозного дня в другом времени и в другом месте. Непроизвольно генерал вдохнул полной грудью чистый, холодный воздух, наполненный какой-то невероятной свежестью и запахом леса. Вот теперь он наконец-то поверил, что путешествия в другие миры и другие времена — это настоящая реальность, и у умирающих в бункерах людей появился шанс выжить…

Как и многие другие государства, война не застала Белоруссию врасплох, и, в отличие от остальных бывших стран некогда могущественного Советского Союза, здесь систему гражданской обороны никто не разрушал, а многие бункеры, наоборот, расширяли и достраивали, поэтому на момент начала взаимного обмена ядерными ударами большая часть населения была укрыта в убежищах. Но никто не ожидал такого глобального конфликта, и в ход с обеих сторон пошло не только ядерное, но и химическое и бактериологическое оружие. В первый год, из-за недостатка продуктов, эпидемии самоубийств и всё ухудшающейся медико-санитарной обстановки, погибло много народу, и в последнее время всем стало ясно, что жизнь в бункерах подошла к критической точке, и, по сведениям разведчиков, и в Польше, и в странах Балтии, и в России ситуация была схожей. Началась тяжелая затяжная и вялотекущая война за оставшиеся ресурсы, и дело неоднократно доходило до голодных бунтов. В условиях жесточайшего кризиса по каналам разведки была получена информация о договоренности высшего руководства России с некоей организацией в Крыму, благодаря чему в бункерах появились свежие продукты, чистая вода и, главное, натуральные фрукты и овощи, которые никак нельзя было вырастить в тепличных условиях. Чуть позже появилась невероятная информация о том, что там ребята сумели построить машину времени и вовсю шастают в прошлый век — в 1942 год — помогают Советскому Союзу воевать с фашистами и таскают оттуда чистые продукты. Но это было не всё: начала работать серьезная программа по переселению оставшихся в живых в другое время. По слухам, там создаются соответствующие условия и строится что-то типа закрытого научного городка, где будут работать над проблемами адаптации современных технологий для нужд воюющего Советского Союза. Звучало невероятно, просто фантастично, но на руководство Республики Беларусь вышли представители российских вооруженных сил и предложили поучаствовать, предоставив в качестве доказательства фото- и видеоматериалы и небольшой, но такой ценный контейнер со свежими фруктами и целый бидон настоящего меда.

Потом был Совет и памятная видеоконференция, от которой остался неприятный осадок, и благодаря деятельности полковника Семенова, в частном порядке вышедшего на нынешнее руководство Белоруссии, из последних сил была срочно собрана и отправлена делегация во главе с ним, с генералом Мартыновым, которого лично рекомендовал Семенов.

Мартынов, в распоряжении которого осталось несколько неповрежденных во время массовых бомбардировок противника военно-транспортных самолетов, даже не жил, а существовал в своем бункере, скрипя зубами наблюдая, как сокращается количество продуктов, горючего, как умирают люди, в том числе его молодая жена. Страшно это видеть и понимать, что ничего нельзя изменить. А тут как раз его срочно вызвали на связь и приказали готовить два самолета к вылету в Крым! Звучало дико, но вскоре, прорвавшись сквозь сугробы, прибыл караван, доставивший двадцать человек так называемых добровольцев и большой груз ПЗРК. Вот тогда-то ему и объяснили, что происходит, и намекнули, что есть шанс спасти и жену, и детей, и вообще всех, главное — долететь и подружиться со строптивыми крымчанами.

Уже в полете генерал до рези в глазах изучал всю имеющуюся информацию, переданную российскими коллегами, и просто не верил в происходящее. Ну, не может такого быть, но было видеофайлы с мест боев, где современные танки сталкивались в лобовую с немецкими, о ночном применении боевых вертолетов и уничтожении Манштейна в Крыму 1941 года. Дико такое слышать, но у него, у которого в ту войну воевали отец и дед, разгоралась надежда помочь своим родственникам. Пообщавшись с бойцами, которых отправляли в Крым, Мартынов понял, что тут подобрались такие же по взглядам люди, и в основном неплохие специалисты по организации партизанского движения в тылу противника.

Но долетев до места назначения и сидя в карантине, генерал встретился с Семеновым и получил немного иную информацию, нежели то, чем его напичкали до вылета. Это была настоящая фантастика: договор со Сталиным, покушение на Оргулова, начало сепаратных переговоров с немцами и отвод войск вермахта к границам СССР на 22 июня 1941 года. Звучало невероятно, но тут это уже воспринималось спокойно, как само собой разумеющееся.

Потом было знакомство с самим новоявленным генералом Оргуловым, про которого среди знающих людей на постсоветском пространстве уже ходили легенды…

Приняли их весьма неплохо, конечно, учитывая весьма жесткие и оправданные меры безопасности, включающие не только разоружение, но и обязательный карантин и медицинское обследование. Всё предельно практично и тщательно продумано, но было видно, что тут люди весьма в себе уверены и контролируют обстановку. Гостиница аэропорта, утепленная и специально доработанная для проживания людей в условиях ядерной зимы, произвела впечатление чистотой, порядком и, главное, ярким освещением. В их бункерах, в целях экономии дефицитного топлива, активно пользовались и ветрогенераторами, и топили выносные печи дровами, но всё равно энергии не хватало и поэтому в убежищах поддерживалось тусклое освещение, обогревались только жилые комнаты, и вопросы личной гигиены из-за отсутствия чистой воды стояли весьма остро. А тут душевые комнаты, где есть горячая вода, везде — и в коридорах, и в номерах — с идеально чистым бельем, светло и тепло. Чувствовалось, что здесь ревностно следят за порядком, и использование пылесосов, про которые из-за экономии энергии забыли у них в бункерах, здесь было обычным и даже обязательным делом. Но больше всего поразила столовая, которая на морской манер называлась кают-компанией, где была собрана первоклассная мебель и аксессуары. Выбор блюд просто поражал своим разнообразием, и главное, что просто добило гостей, — это большие подносы с разложенными свежими фруктами, которые источали просто одурманивающий запах лета и надежды. Не удержавшись, Мартынов, свежий и чистый после душа, взял с подноса большое сочное яблоко и вгрызся в него зубами, не веря новизне впечатлений. Да, это не сон. Сладкий, чуть кисловатый вкус подтвердил, что это не муляж и не мистификация, и Мартынов на время выпал из мира, наслаждаясь воспоминаниями о прошлой жизни, где не было вечной зимы, смерти, ненависти и тоски.

Генерал очнулся от непередаваемых чувств и огляделся вокруг. Рядом стояли его люди и с таким же вожделением хрустели свежими плодами. А вокруг собрался местный обслуживающий персонал и охрана и с добрыми улыбками наблюдали за новичками. Вся эта ситуация немного насторожила генерала, и он пристально начал вглядываться в лица людей, ища следы злобных насмешек или презрения, но они как-то по-доброму смотрели и улыбались, поэтому Мартынов успокоился, но заметку в памяти сделал — узнать подоплеку этого представления.

Потом всё прояснилось, и оказалось нисколько не обидно — это был просто тест, и все, кто в первый раз появлялись здесь, поступали именно так.

Через пару часов снова появился Семенов и оповестил, что Оргулов готов принять делегацию из Белоруссии. Прихватив своего помощника, в большом ангаре погрузился в джип и в сопровождении бронетранспортера охраны выехал в город. Наблюдая в защищенные металлической сеткой окна за расстилающимся пейзажем, генерал поражался тому, как следы гражданской войны, ядерной зимы и общего запустения сочетаются с активной работой по восстановлению нормальной жизни. Евпаторийское шоссе, отрезок которого от аэропорта "Симферополь" международного класса до столицы Крыма до войны считалось президентской дорогой, было тщательно расчищено от препятствий и нанесенного снега. Навстречу несколько раз проносились одиночные бронетранспортеры патрулей и целые колонны грузовиков. Всё было настолько естественно, что генерал просто диву давался, как тут люди сумели продвинуться и наладить быт и жизнь.

Всю дорогу до города, постоянно на связь выходили какие-то абоненты, и водитель спокойно отвечал, что за машина, какой номер дорожной декларации, причем это повторялось не раз и не два, что говорило о прохождении неких контрольных точек, в которых при попытке просто прорваться машину-нарушитель ожидали большие неприятности.

Въехав в город, где центральные улицы тоже были тщательно расчищены, генерал охнул от удивления. Лампы городских фонарей горели и освещали заснеженные улицы. Проехав кольцо, джип повернул направо и через километр подъехал к бывшему железнодорожному вокзалу, где стояло несколько огромных металлических ангаров, соединенных друг с другом многочисленными переходами. Чем-то это напоминало проекты строений для проживания на других планетах, и только привычные здания, где в восстановленных, герметизированных и утепленных помещениях жили люди, говорило, что действие происходит на Земле.

Потом был ангар, чистка машины мощными струями теплой воды в специальном помещении, обмен паролями и проверка приехавших местной службой безопасности, бойцы которой весьма ревностно относились к своим обязанностям.

После соответствующих проверок и похода по многочисленным проходам, подземным переходам, где на каждом шагу приходилось проходить проверки, они очутились в сердце всего комплекса. В сопровождении бойцов охраны их провели в кабинет Оргулова, где тот проводил какое-то совещание. Подождав около получаса в небольшой уютной кают-компании, Мартынов с Семеновым наконец-то попали к главе проекта путешествий во времени.

Генерал Оргулов оказался коротко стриженным, темноволосым, с сединой на висках, уставшим от постоянной войны, бледным после недавнего ранения во время покушения в мире 1942 года мужчиной около тридцати пяти — сорока лет, выше среднего роста. Правильные черты волевого лица располагали к доверительному разговору, а внимательные глаза разведчика отмечали мельчайшие детали, ничего не упуская. В общем, руководитель проекта путешествий во времени производил хорошее впечатление. Настоящий человек, без излишней торопливости, дешевого апломба и высокомерия. Если он реально такой и не играет, то с ним стоит иметь дело.

Нарисованный в голове типовой образ ученого, который смог организовать людей и достигнуть определенных результатов, распался, и Мартынов вспомнил, что Оргулов — кадровый офицер морской пехоты, работавший после увольнения в службе безопасности банка, и много провоевавший в разведке морской пехоты ЧФ, гоняя по Крыму бандитов, работорговцев и прочую бандеровскую шваль. Серьезный послужной список, и если из того, что про его похождения в прошлом рассказывал Семенов, хоть часть правда, то Оргулов как солдат заслуживает уважения. Ведь не зря Сталин ему присвоил генерала, и это решение члены Совета спешно одобрили. Политика — вещь грязная, особенно если на кону стоит допуск к фантастической кормушке в умирающем мире.

Говорили не долго, но плодотворно. Быстро и без лишней суматохи договорились о поставках свежих продуктов и горючего в бункеры Белоруссии, и в ответ передали списки требуемых специалистов, оборудования, вооружений и научно-технологической информации. Особенно уделили внимание скорой второй волне глобальной ядерной войны в виде плана "Тень-2" и, соответственно, обговорили усиление ПВО Крыма, и чем белорусы смогут в этом помочь. Чисто деловой разговор, и в качестве сюрприза, так сказать для более полного понимания, с кем они начинают работать, Оргулов предложил устроить экскурсию в одно из поселений для беженцев в 1942 году, на что, естественно, не последовало отказа…

После того как наконец-то сумели надышаться чистым морозным воздухом и в полной мере ощутить реальность происходящего, делегацию белорусов настойчиво попросили пройти в большой ангар, куда уже загнали всю прошедшую через портал технику. Идти было недалеко — всего около ста метров по ровной площади, которая, наверно, как раз и использовалась для приема грузов из будущего.

Пока шли по импровизированному плацу, поскрипывая снегом под рифлеными подошвами берц, смогли разглядеть ровно расположенные несколько десятков типовых двухэтажных деревянных домиков со стеклопакетами в окнах. Расчищенные дорожки, детские площадки, где на горках с визгом, слышным даже здесь, катались детишки в сопровождении нескольких взрослых — всё говорило о том, что и здесь поддерживается железный порядок. Идиллическую картину типового мирного поселка разбавляли множество вооруженных людей в шинелях, свойственных этому времени, и в зимних бушлатах будущего, и это всё больше навевало ассоциации с обычным военным городком. В том числе — несколько наблюдательных вышек, в которых, в защищенных от ветра и холода стеклопакетами площадках, находились вооруженные охранники, видневшаяся вдали укрытая маскировочными сетями боевая техника, выведенная на позиции, и характерный силуэт ЗРК "Тор", стоящего на боевом дежурстве.

После проверки и обеда в общей столовой, в сопровождении местного коменданта, близкого и давнего друга генерала Оргулова, Панкова Юрия Борисовича, которого все просто звали Борисыч, они долго ходили по поселку. Борисыч с гордостью показывал семейные дома, общежития, школу, детский сад и второй, строящийся, большущий функционирующий медицинский комплекс, куда завезли множество современного оборудования. И главное — несколько столовых, где люди могли нормально питаться, правда по специальным электронным карточкам, которые заменяли талоны, но и здесь всё было организовано по уму, добротно и надежно.

Экскурсия в поселок для переселенцев из будущего произвела впечатление на генерала. Если некоторое время назад он всё же сомневался и ожидал подвоха, то увидев лица людей, своих современников, с которых сошла маска обреченности и апатии, румяные лица детишек, которые, радостно галдя, выбегали из школы и играли в снежки, он только жалел об одном, что так поздно узнал про крымчан и их возможности помочь людям.

Вернувшись в свое время, загрузив самолеты продуктами и топливом, генерал-майор КГБ Республики Беларусь во время полета всё время вспоминал тот поселок и детский сад с довольными лицами детей, которые ежедневно пили свежее молоко и если свежие фрукты. Обиды на крымчан не было: они занимались правильным делом, показав при этом всем заинтересованным зубы, и спокойно диктовали свои условия, и многие, кто были не согласны и пытались пролезть, надавить или силой решить вопрос, безжалостно уничтожались и изгонялись, что в данной ситуации было более страшным наказанием. Как пошутил Семенов: "Когда растает снег вечной зимы, взойдет столько подснежников из тех, кто пытался силой потягаться с Оргуловым!"

Генерал боялся загадывать, но он чувствовал, что теперь есть шанс, и у него впереди много работы, но в первую очередь — в небольшом пластиковом контейнере он вез три больших сочных яблока для жены и двух меленьких детей. Поздний брак и поздние, но такие желанные отпрыски, и ради их счастья и здоровья он был готов разбиться в лепешку.

Перед вылетом у него состоялся приватный разговор с Семеновым, который улыбнулся, увидев, как Мартынов прячет пластиковый контейнер.

— Паша, на пару слов.

— Слушаю.

— Ты, как прилетишь, естественно, будешь вызван на ковер.

— Однозначно.

— Я знаю в вашей системе несколько вменяемых людей, кто — ты и сам прекрасно знаешь. Вот, передай им совет на будущее…

Тон не совсем понравился Мартынову, но он прекрасно видел, что Семенов тут почти свой человек и имеет немалый вес, поэтому смолчал и стал ждать продолжения.

— Сейчас в Совете идет возня, заключаются всякие подковерные альянсы, народ интригует, и так далее. Пусть ваши не лезут, а напрямую работают с Оргуловым — больше пользы будет. И главное — не пытаться его играть втемную. Рано или поздно крымчане узнают и обидятся, и сам понимаешь, чем это чревато.

— Будут воевать?

— Нет. Они не воюют, в основном защищаются. Подумай, они реально спасают людей. А Серега Оргулов хоть и дикий отмороженный морпех, но с головой дружит, и очень даже. Он просто договорится напрямую с твоими людьми, а точнее, они сами от безнадеги на него выйдут и договорятся, и тогда ты всё потеряешь.

— Он способен на такую пакость?

— Это не пакость. Простая и эффективная отработанная тактика. Ты обратил внимание, как тут работают люди? Вот… Здесь принцип такой: работай как можешь, помогай людям, а если не хочешь, иди вон. И всё. Людям создаются условия, дается надежда, и заметь, никакого рабовладения, четко построенная система управления, поощрений и наказаний. Он дает людям второй шанс и не обманывает. Сам он не Наполеон и к власти не рвется, хотя авантюрист еще тот… — Семенов улыбнулся чему-то своему. — …но очень удачливый. Столько покушений, а всё еще жив. Несмотря на строптивость, хотя это просто его четко просчитанная и сбалансированная позиция, в чести у Сталина, и, по моей информации, Берия, имевший какое-то отношение к недавнему покушению, арестован и под нашей химией что-то там поет. Понимаешь, какой это уровень, и кто за Оргулова подписывается? И в нашем мире у него много уже сторонников, учитывая его твердую и вменяемую позицию.

— Я не понял, ты что, меня вербуешь?

— Зачем, ты и так уже наш. Ты будешь делать всё как надо и соблюдать достигнутые договоренности с Оргуловым, лишь бы твоя семья и твои люди выжили и переехали в тот городок.

— А ты?

— Мои уже там живут.

И Семенов улыбнулся.

— Так ты…

— Давно, но я давал присягу, поэтому выполняю приказы своего руководства так, чтобы не вызвать конфликт с Оргуловым, вот и всё, и тебе так советую поступать. Поверь, от честности и даже особой щепетильности в выполнении взятых обязательств многое зависит. Главное, что эти крымчане не кинут, они свое слово держат. А вот уверен ли ты в своих генералах?

Мартынов на некоторое время задумался, сопоставляя факты, и, подняв голову, глянул в глаза старому знакомому.

— Значит, это ты рекомендовал меня направить сюда?

Кивок.

— И рано или поздно предложишь мне вступить в некую организацию…

Кивка не было, но глаза Семенова дали ответ на вопрос.

Самолет забрался повыше, чтоб избежать очередного штормового фронта, а генерал, задумчиво смотря в иллюминатор, с нетерпением ждал, когда доберется до своего бункера и даст жене и детям свежие яблоки.

То, на что ему намекал Семенов, было и так ясно. Некая группа офицеров спецслужб решила взять на себя контроль над процессом спасения славянского этноса, и любая попытка какого-либо высшего руководства поиграть во власть или воспользоваться возможностью и попытаться захватить установку путешествия во времени и, соответственно, получить обугленные развалины, будет пресечена самым жестким способом. Что ж, может, это и есть первый и один из самых дальних рубежей обороны Крыма, и генерал Мартынов почему-то был совершенно не против со стороны Белоруссии поддержать это дело.

Глава 7

Ну что ж, здравствуй, новый день, и привет, новые проблемы и задачи. Мое трехдневное сидение в главном бункере породило целую волну посетителей, просителей и вообще заинтересованных людей, которые хотели бы изменить свой статус и материальное положение. Чтобы держать марку, пришлось их выслушивать и принимать волевые решения. Это учитывая то, что большую часть отсеяла служба безопасности, но тем не менее пришлось попотеть, и я ощутил на своей шкуре, что такое быть большим начальником, вершащим судьбы людей. Зачем оно мне надо? Насколько проще быть простым командиром группы отмороженных головорезов — вот свои, вот враги, и всё…

Мы уже давно были не теми наивными вояками, только-только получившими возможность путешествовать во времени и таскать из прошлого всякие дефицитные вещи. Идея всех подряд спасти и осчастливить считалась глупой и весьма порочной. Произошедшие недавние события наложили свой отпечаток на наше мировоззрение, и в некотором роде пришлось вынужденно стать жесткими прагматиками и циниками. Поэтому возникла необходимость основательно озаботиться созданием некоего подобия государственного аппарата и виртуальной электронной валюты. После многочисленных попыток и экспериментов удалось наладить некую устойчивую систему взаимоотношений в обществе, благодаря чему заработала вахтовая система труда, организованы штрафные трудовые батальоны для провинившихся и наказанных. Насильно здесь никого не держали: не нравится — валите за пределы Крыма, получив навсегда волчий билет и потеряв перспективу переселиться в другой, чистый мир. Мощный стимул, но благодаря такой вкусной сладкой морковке, висящей перед носом, люди стали выходить из предсмертной апатии и совершать настоящие трудовые подвиги. Расчищенные и постоянно убираемые центральные дороги, как на дрожжах растущие ангары для обеспечения работы портала, восстанавливаемые жилые здания, с функционирующими системами фильтрации воздуха, централизованным отоплением и всеми средствами для обеспечения личной гигиены. Постоянно улучшающиеся условия жизни, гарантированные отпуска в прошлое, где особо отличившиеся люди могли провести несколько дней в Аргентине или Парагвае 1942 года, сплачивали людей, давая им реальную цель в жизни. Уровень ответственности и лояльности становился настолько высоким, что любые попытки как-то сориентировать персонал на изменение существующей ситуации внутри комплекса сразу становились известны службе безопасности, и доходило до того, что возмутителей спокойствия с разбитыми носами и переломанными ребрами просто доставляли к сотрудникам, ответственным за режим и безопасность. Если смотреть со стороны, то люди, наевшиеся до войны так называемой демократии, когда не действуют никакие законы, кроме абсолютного права больших денег, и хлебнувшие безвластия и ощутившие на себе дыхание подходящего голодного безумия и смерти, попав к нам, быстро приходили в себя, отъедались, и через некоторое время, убедившись, что тут никто не кидает, не пробует сесть на голову и поработить и не лелеет мечту стать новым феодалом, становились самыми ревностными поборниками правды и справедливости, цепляясь за порядок, организованность и спокойную деловитость руководства как за некую новую религию, которая дает реальную надежду на будущее. Звучит заумно и серьезно, но тут поработали несколько профессиональных психологов, помогая выстраивать нам оптимальную систему мотивации, организации и управления пришедшими под наше крылышко людей.

Благодаря такой ситуации среди персонала, многие серьезные задачи решались намного быстрее и эффективнее. Поэтому когда было принято решение об использовании законсервированной установки в Молодежном для путешествий в мир 1914 года, нескольким строительным батальонам была поставлена срочная задача на монтаж ангаров и защитных сооружений. Всё организовывалось по аналогии с тем, как на большом бункере в Симферополе для обеспечения бесперебойной транспортной работы.

На третий день, пока я решал кучу накопившихся вопросов, на морозе, в противогазах и защитных костюмах, стройбатовцы уже собрали каркас большого ангара и начали его обшивать листовым железом…

Поставив точку в административных вопросах, мы с Санькой выехали в Молодежное, где мне пришлось еще потратить больше суток на наладку системы волновых линз и настройку на канал 1914 года. Мы начинали вторую фазу операции по внедрению в тот мир, поэтому перед нами стояло много задач по материально-техническому обеспечению.

Пока Семенов с пеной у рта организовывал доставку заказанного оборудования, снаряжения и боевой техники, мы тоже не сидели сложа руки, но по времени не укладывались, поэтому пришлось снять со многих объектов людей и бросить на достройку ангара вокруг установки в Молодежном.

На улице снова бушевал сильнейший буран, и монтажники почти при нулевой видимости заканчивали обшивать каркас ангара. Потом начались уже отделочные работы: изнутри всё герметизировалось и обшивалось несколькими слоями термоизоляции, потом последовала установка систем фильтрации, очистки и обогрева воздуха. Одновременно бульдозерами сносились любые постройки внутри ангара, снимались слои грунта, который был заражен и имел определенный радиоактивный фон, и чуть позже всё заливалось бетоном, привезенным из прошлого. Скорость, масштабность и уровень охраны произвели впечатление и вызвали много слухов и домыслов. Но жесткие, можно сказать, драконовские меры безопасности делали свое дело, и народ, получив усиленные пайки после недели стахановского труда, старался не сильно распространяться о новых и весьма интересных событиях в первом оборонительном районе в поселке Молодежное под Симферополем.

Еще через пару дней во вновь отстроенном ангаре, где еще заканчивались отделочные работы, в дальнем углу ровными рядами стояла новенькая свежеокрашенная боевая техника, укрытая брезентовыми чехлами. Часовые безжалостно гоняли всех любопытных, чтоб они не увидели нанесенные на броню украинские трезубцы. Бойцы и специалисты, задействованные в нашей новой афере, спешно нашивали на новую форму, которую имели право надевать только в этом ангаре и только при отсутствии лишних глаз, специально вышитые шевроны, пуговицы и кокарды с трезубцами, которые искаликак натуральные раритеты.

Еще через пару дней после того, как вся системы была проверена и перепроверена на предмет закладок, подслушивающих и подглядывающих устройств, я наконец-то запустил установку перемещения во времени и уже с наработанной сноровкой нашел канал, идущий в мир 1914 года, и стал искать сигнал от нашего маяка, расположенного в пригороде Киева.

Тут пришлось снова повозиться с настройкой и ориентацией точки выхода, но через пару часов экспериментов мы сумели выйти в большом сарае, который специально для таких целей снимали наши новые знакомые штабс-капитан Мещерский и капитан Марченко.

Когда я там появился в сопровождении Дегтярева и Артемьева, нас чуть не на руках начали качать, уж слишком давно не были, хотя пара недель не такой уж и большой срок, учитывая то, что произошло с нами и в нашем мире, и в мире 1942 года.

Мещерский, посматривая на мою перевязанную голову, на правах старшего по званию стал докладывать:

— Господин полковник…

Дегтярев усмехнулся.

— Господин полковник уже генералом стал, так что цените, господа офицеры, оказанную вам честь.

Немая пауза, потом пошли поздравления, переросшие в импровизированное совещание.

Штабс-капитан Мещерский, который уже давно отошел от последствий сильной контузии, буквально бурлил энтузиазмом. Легализовавшись после своего исчезновения в Восточной Пруссии во время разгрома армии генерала Самсонова, штабс-капитан с новыми документами мотался по стране, занимаясь координацией деятельности новой секретной организации.

Если в свите той же великой княжны Ольги Александровны из-за ее сравнительно невысокого политического веса не обязательно пока было иметь наших агентов, то вдовствующая императрица была фигурой мощной, знаковой, и ее всегда держали под пристальным надзором. Поэтому с ней в качестве доверенного лица для особых поручений мотался капитан Марченко, имеющий для прикрытия какую-то совсем смешную должность, что-то типа младшего помощника старшего дворника при дворе ее величества вдовствующей императрицы. Он старался не светиться и в некотором роде занимался политическим сводничеством, организуя приватные встречи Марии Федоровны с выбранными для вербовки людьми. И у него это неплохо получалось. Ну кто среди блеска генеральских погон и адъютантских аксельбантов будет обращать внимание на помятого, ничего из себя не представляющего артиллерийского капитана, который при любом удобном случае старался оставаться на заднем плане или вообще куда-то уезжал по скучным поручениям вдовствующей императрицы?

Для обмена информацией Марченко с Мещерским даже не встречался — в этом не было необходимости. Многие случаи, в которых в то время палились разведчики, в нашей ситуации решала техника. Они по телеграфу оговаривали примерное время, проходили на расстоянии сотни метров друг от друга и расходились. Ведь никто не знал, что есть такие вещи, как устройства с WiFi, которые позволяют обмениваться накопленной информацией на значительном расстоянии. Для подстраховки, с Мещерским в форме вольноопределяющегося мотался сам Паша Ненашев, которого я вытянул из центра по подготовке осназа НКВД и привлек в свою команду на постоянной основе.

Если честно, то Ненашев просто начал скучать от рутинной беготни и пинания усердных курсантов в 1942 году, и ему явно не хватало того драйва и приключений, которые он недавно испытал, находясь возле меня. Поэтому он с радостью согласился поменять свое место службы и с удовольствием привлек пару людей из своей старой команды и поучаствовал в уничтожении банды Мэтра в Киеве 1914 года.

Пока мы были заняты в нашем времени и занимались стратегической подготовкой для внедрения, ребята там развернулись на полную катушку, обеспечивая оперативное сопровождение новой секретной организации. Параллельно развивалась наша оптово-закупочная корпорация, и ушлые ребята уже успели забить арендованные склады продуктами питания в ожидании открытия портала.

Но не все было так просто и солнечно в нынешней ситуации. Как оказалось, у того же Паши Ненашева, несмотря на то что он был простым боевиком, было больше опыта и специальных навыков в оперативной работе, нежели у строевых армейских офицеров, которые только имели общее представление и черпали знания из дешевых боевиков и шпионских романов. Поэтому выслушав Мещерского и Марченко о проведенной работе и о произошедших контактах, он высказал свое мнение:

— Я считаю, что использовать Ольгу Александровну для такого рода переговоров не стоит. Не тот у нее авторитет, чтоб вербовать генералов на таком уровне. Обе вербовки прошли со спорным результатом, и только вмешательство вдовствующей императрицы помогло удержать ситуацию под контролем. Да, ее уважают, но слушать и, соответственно, верить рассказам об откровениях из будущего взрослые дяди не спешат.

— А что Мария Федоровна?

Ненашев усмехнулся.

— Это танк, который, имея цель, проламывает все стены. По моему мнению, выбор ее в качестве основного союзника однозначно очень удачен. Лучше кандидатуры не придумаешь. Она напрямую не связана с нынешней властью и не подверглась основному напору антирекламы против царской семьи. Пользуется огромным авторитетом среди генералитета. Но в последнее время за ней стали внимательно приглядывать, и этот интерес начал проявляться, когда удалили из ее окружения всех информаторов, оставив только верных и проверенных людей и поменяв охрану.

— Кто активизировался?

— Киевская охранка, пара человек из военной контрразведки, даже англичане пытались своего человечка внедрить.

— Откуда такой интерес? Вы же выявили основных фигурантов и навешали на них прослушки?

— Конечно. В основном заказы на присмотр идут со стороны одного весьма влиятельного местного олигарха, а дядька не простой. По данным архивов ФСБ, один из высокопоставленных агентов влияния западного капитала и, по неподтвержденным данным, имеет высокий статус у масонов.

Я не удержался и выругался. Не успели начать работать, а уже волна пошла и вызвала раньше времени неприятное шевеление.

— Его на прослушку поставили?

— Нет. Даже в дом просто так не попадешь. Все переговоры он ведет в своем кабинете, и туда вообще никого не пускают.

— Лазерные сканеры — ведь через окна можно прослушать.

— Ага. Они нашу наружку на раз вычислили, и пришлось завалить пару их особо резвых ребятишек, чтоб самим не попасться.

— В общем, Паша, уже наследили. И что думаешь делать с этим хмырем? Ликвидировать?

При последнем слове и Мещерский, и Марченко напряглись, но промолчали.

— Рано, поднимем большую волну.

— Я тоже так думаю. Хорошо. Сделаем так: надо срочно выводить Ольгу Александровну из операции, а то подставится по наивности, и ее просто ликвидируют. Это будет серьезным провалом. Где сейчас Мария Федоровна?

За Ненашева ответил Марченко, который постоянно был при императрице:

— Мы только вчера вечером вернулись из поездки, ориентируясь на предположительное время включения портала. Мария Федоровна ждет вас, господин генерал, для согласования планов. Она полностью готова к началу второй фазы операции, но у нее есть определенные предложения.

— Я вас услышал, Алексей Николаевич. Тогда на вас организация встречи, а на тебе, Паша, — обернулся к Ненашеву, — обеспечение непосредственной безопасности. Можешь привлечь Олега с его людьми. В общем, господа офицеры, жду от вас информацию о времени и месте проведения встречи. А я возвращаюсь в наш мир, там еще есть дела.

Офицеры закивали в знак согласия. Оставив людей для обсуждения операции, я отправился к точке выхода, где уже была подготовлена очередная партия продуктов для транспортировки в наше время.

Включился портал, прямо из воздуха появилась штанга с видеокамерой, и оператор с той стороны, увидев в зале целого генерала Оргулова в сопровождении Карева и Артемьева, обменялся с нами паролями, и через минуту из воздуха появился металлический пандус. Несколько автокаров-погрузчиков спустились вниз и, урча электродвигателями, стали поднимать упакованные на деревянные платформы грузы и вывозить через портал в наше время.

Я вернулся, прошел в командный центр и вызвал Семенова по защищенному каналу.

— Слушаю, Сергей.

— Что там с вертолетами?

— Готовы, загружены. Ждем улучшения погоды.

— Прогнозы?

— Дня три-четыре, может быть пять. Метеоспутников почти не осталось, и точность прогнозирования — ниже среднего.

— Хорошо. Жду.

— У вас всё готово?

— Практически. Нужны вертушки для эффектного появления перед предками.

— Очень интересно, Сергей, что ты там задумал.

— Если хотите, дам возможность поучаствовать.

— С меня поляна.

— Естественно.

Пока было время, я снова занялся подборкой личного состава для крупномасштабной акции в 1914 году. Тут нужны были адекватные, проверенные и понятливые люди, в которых нельзя усомниться, при этом они должны выглядеть молодыми и здоровыми. Так сказать, гордость нации, чуть ли не истинные арийцы с плаката — в русском исполнении. Три десятка проверенных бойцов, в которых любой мало-мальски разбирающийся в военном деле сразу определит профессионалов, у нас уже были, но мое предприятие подразумевало массовое вмешательство, поэтому минимум требовалось еще четыре-пять десятков человек. По большому счету нам нужна была усиленная линейная рота — для создания впечатления нашей массовости и организованности. И руководить этим подразделением я выбрал капитана Левченко, который перешел ко мне еще в первом потоке из отряда внутряков полковника Черненко. Он был ранен в боях под Борисполем, не раз проверялся в деле и имел советующую подготовку. Помимо этого, он был семейным, и после раскрытия тайны путешествия в 1914 год Юрка с энтузиазмом отнесся к идее переселения в другой мир, где создание ядерного оружия не предвидится в ближайшее время.

Соответственно, за выбранных людей в первую очередь он будет нести ответственность, поэтому на собеседованиях он присутствовал в качестве главного заказчика-покупателя, а я наблюдал, смотрел, анализировал и выдавал свой веский ответ "да" или "нет". Естественно, тут еще работали психологи, и после получения положительного ответа и от них, кандидата прогоняли на детекторе лжи.

Пять часов в беготне, переговорах и согласованиях пролетели практически незаметно. Глянув на часы, глубоко вздохнув, я отправился к порталу, который должны были включить через десять минут.

На той стороне меня уже ждали с хорошими новостями. Встреча состоится через пару часов, и Мария Федоровна сама прибудет в нужное место — во дворце мне ни в коем случае светиться уже нельзя было, да и ей афишировать непонятные встречи тоже не было смысла.

Олег, с присущей ему изобретательностью, нашел одну из киевских гимназий, там просто усыпили сторожа, пожилого дядьку, задобрив его водочкой, и взяли под контроль все близлежащие улицы. Учитывая, что уже было темно, наблюдатели с приборами ночного видения всё прекрасно видели и сразу отследили весьма профессиональный хвост, который за собой привели императрица, сопровождающий ее капитан Марченко и один из бойцов Ненашева.

Естественно, вдовствующую императрицу пешком никто гонять по городу не стал, и к одному из проходных дворов ее довезли на нанятой пролетке, а вот уже потом пешком, еще одна пролетка — и снова пешком, всё время проверяя хвосты.

Мы как раз в полной темноте разместились в одном из классов и через окно наблюдали за улицей, когда на связь вышел боец Дегтярева, невысокий плотный прапорщик, штатный подрывник и весьма изобретательный маскировщик, хотя и имел смешной позывной.

— Феникс, это Бобер.

— На связи, Бобер.

— За объектами хвост.

— Это могут быть люди Ненашева.

— Их я вижу. Эти двое не наши, идут за объектами грамотно.

— Вас понял, Бобер.

Сразу вызвал Ненашева.

— Паша, слышал?

Тот только буркнул:

— Слышал, Феникс. Вроде чисто шли. Что делать?

— Идти мимо гимназии.

— Вас понял.

Стоящий рядом Олег прокомментировал ситуацию:

— Валить их нельзя, иначе такой крик поднимут, и сразу поймут, что те, к кому бегала ночью императрица, серьезные люди, и тогда нас в такую разработку возьмут, что не продохнем. У противников по определению людей больше.

— Согласен.

Я на пару секунд задумался, просчитывая варианты.

— Олег.

Дегтярев, ждущий моего решения, замер, чем-то напомнив мне готового к прыжку тигра. Его глаза блеснули в свете горящего на улице фонаря.

— Этих хренов усыпляете пневматикой — и в бункер. Там допросите по полной программе химией, но так, с выдумкой, чтоб когда очнутся, считали, что это пьяный бред. Ну, там, в белые тряпки нарядитесь и крылья прицепите, или с рогами и хвостами бегайте в черных шмотках. К утру зальете им водки и бросите на улице, пусть их начальство думает, что агенты просто на задании упились. И пока время будет, навесьте на них маячки и прослушки: посмотрим, кому и о чем они будут отчитываться, и кто их будет за ночную пьянку ставить в позу удивленного тушканчика.

— Хм, умеешь ты, Серега, найти самый подлый вариант.

— Ну а что, валить их?

— Да прав. Ух, как мы там…

Договаривать он не стал, но я понял, что буйная фантазия моего старого друга уже начала свою непристойную работу.

Дегтярев быстро распределил задачи между своими людьми и спустился вниз. Ненашев, слышавший переговоры, сам вышел на связь.

— Феникс, наши действия?

— Как Паша снимет хвост, возвращаетесь обратно.

— Вас понял.

Потянулись томительные минуты. Вот на улице появились вроде как гуляющие двое мужиков, прошли мимо гимназии. Хлопков пневматических пистолетов, стреляющих ампулами со снотворным, я не слышал, но прекрасно видел, как оба шпика сначала попытались что-то сделать, но быстро завалились и застыли на мостовой. Мелькнули тени бойцов Олега, несколько секунд — и тела исчезли за оградой гимназии, в холле которой стоял мобильный пространственно-временной маяк, на случай экстренной эвакуации или вызова группы усиления. Там, в другом времени, наготове сидели и ждали сигнала десять бойцов в тяжелой экипировке, готовые по первому сигналу броситься в бой и разнести любого противника.

— Бобер, есть еще хвосты?

— Всё чисто, Феникс.

— Вас понял.

Теперь Ненашеву.

— Паша, возвращайтесь. Ситуация под контролем.

Пока Ненашев с бойцами вели императрицу обратно к гимназии, я активировал маяк, передав сигнал экстренного включения, и, увидев пандус, дал команду на выход ударной группы и пропуск подполковника Дегтярева с бойцами и двумя "языками" для экстренного допроса.

Когда в холл гимназии вошла вдовствующая императрица в сопровождении капитана Ненашева и капитана Марченко, то ее встретил чуть ли не торжественный караул в виде шести бойцов в камуфляже, бронежилетах, шлемах с пуленепробиваемыми забралами и кучей оружия. Маленькая пожилая женщина при слабом свете с плохо скрываемым интересом смотрела на рослых бойцов в странной, просто фантастической экипировке и, главное, ни капельки не боялась. Со стороны она смотрелась весьма комично, при ее росте, в компании с высоченными спецназовцами. Но при этом от нее исходила какая-то сила и властность, которую не могла даже скрыть простая, дешевая одежда, в которую она нарядилась, чтобы беспрепятственно улизнуть из Мариинского дворца и неузнанной прийти на встречу с людьми из будущего.

Оглядев бойцов, которые, не сговариваясь, подтянулись и стали по стойке смирно, как перед министром обороны, Мария Федоровна тихо, но властно проговорила:

— Какие у вас грозные воины, генерал. С такими вам точно по плечу спасти Россию от поругания.

Сказано просто, но между строк много было вложено смысла. И про генерала уже знает, и сразу определила, кто есть кто. Умный и весьма опасный союзник.

Мы отошли в сторону, где уже стояли два стула, которые я заранее принес в холл, и присели.

— Я бы хотела вас поздравить с генеральскими погонами, Сергей Иванович. Слышала, они вам очень тяжело достались, и даже недавно вы чуть не погибли.

— Да, ваше императорское величество…

— Мария Федоровна, — она мягко меня перебила, — у нас ведь неофициальная встреча, и вы не мой подданный.

— Хорошо.

Она не стала терять времени и сразу перешла к делу.

— Наверно, вы в курсе, что за время вашего отсутствия многое сделано.

— Да, в курсе. Очень много сделано, но вы своей активностью уже привлекли внимание многих людей.

— Это я и хотела выяснить — кто посмел?

— Мы отследили несколько цепочек, но они пока в оперативной разработке. Но у меня предложение вывести из активной работы Ольгу Александровну.

Гостья пристально уставилась на меня.

— Вам что-то известно?

— Не больше, чем вам. Но она сильно рискует, и в случае чего ее могут попытаться нейтрализовать, тем самым нанеся урон вам. Сейчас это слабое место в нашем плане.

Мария Федоровна кивнула.

— Это разумно. Я сама об этом задумывалась. Допустим, вы правы, тогда, чтобы избежать таких эксцессов, стоит перейти к следующей фазе.

— Конечно.

— Вы готовы?

— Фактически — да. Осталось три-пять дней на вывод наших подразделений на исходные позиции. Это достаточно, чтобы вы и нужные нам фигуры прибыли в Ставку?

— Да, вполне.

— Тогда давайте через шесть дней вы организовываете прибытие в Ставку императора, а мы там как раз и появимся во всей красе. Через пять дней мы выйдем на исходные позиции, и соответственно, будем ориентироваться на вас.

— Хорошо, генерал.

Она сделала паузу.

— Что вы сделаете с теми людьми, что за нами следили?

— Их усыпили, чуть позже вколют специальное вещество, которое у нас называется сывороткой правды, опросят, и под утро обольют водкой и оставят на улице. Они ничего помнить не будут.

— Надеюсь, вы проинформируете меня о результатах… этого опроса.

— Конечно, Мария Федоровна.

Обсудив нюансы, мы проводили высокопоставленную гостью, и она, в сопровождении охраны из бойцов Ненашева, поехала обратно, а мы, снова активировав портал, убрались в наш мир, полностью ликвидировав следы своего пребывания в этом времени и особенно в этой гимназии.

Глава 8

Общий сбор всего личного состава отдельной моторизованной роты был назначен через полчаса. Были предприняты беспрецедентные меры безопасности и сохранения режима секретности. Все лишние были как бы случайно удалены из комплекса и направлены по каким-либо делам. Место проведения сбора в новом ангаре среди подготовленной боевой техники тщательно проверялось на наличие всяких подслушивающих и подглядывающих устройств. К моему удовлетворению, среди стоящих ровными рядами танков, самоходных артиллерийских установок, бэтээров, транспортных "Уралов" находились четыре "Тигра" и только-только доставленные Семеновым два Ми-24 и один Ми-28Н. Вся техника была доведена до ума, отремонтирована, заново покрашена, заправлена и готова к немедленному выходу. В качестве дополнительных средств усиления, так сказать, чтоб разнообразить наш бронетанковый парк, в общем строю стояли четыре Т-34, два БТ-7 и четыре немецких T-III. Эту технику мы сумели умыкнуть с немецкой централизованной базы по сбору трофеев, восстановили, доработали, оснастив нормальными средствами связи, лазерными дальномерами и приборами ночного видения, и ввели в строй. Для начала прошлого века даже эти машины были чудо-оружием, способным доставить множество неприятностей немецкой армии. Командовал этой сборной солянкой всё тот же, правда, уже капитан Шестаков, которого я тоже выдернул для наших дел и с легкостью завербовал, а он сильно и не противился, тоже привык мыслить категориями путешествий во времени и заразился нашим духом авантюризма.

В общем, всё было готово, оставалось только дождаться нужного момента и дать соответствующую команду.

Сейчас здесь собрались специально отобранные бойцы роты, экипажи боевых машин и вертолетов, и ждали моей речи, так как никто из них не знал, ради чего их собрали, и по данным моих информаторов, народ строил многочисленные версии происходящего. Но в большинстве своем склонялись к мысли, что готовится генеральная высадка в Южную Америку, где мы уже вполне неплохо обосновались.

Чтоб создать не совсем формальную обстановку, людям разрешили разместиться на броне танков, на подножках машин или самим притащить из бункера скамейки и стулья. Когда я подошел и командующий здесь Левченко крикнул: "Смирно!" — ровного строя не было, но множество глаз наблюдали за мной в ожидании очередного фантастического приключения. Если честно, я был рад, что не разочарую людей и сейчас. За последние несколько месяцев на фоне наших гуляний по времени и постоянных стычек то с бандеровскими бандитами в нашем времени, то с немцами и предателями в прошлом, у людей, которые были со мной почти с самого начала, выработался какой-то необыкновенный дух авантюризма.

Со мной пришли пара человек, в том числе Ирина Борищук, психолог, которая принимала непосредственное участие в детальном планировании нашего массового внедрения в мир 1914-го. С собой мы притащили несколько опечатанных чемоданов, набитых свежими книгами под названием "Курс новейшей истории Новороссии" с грифом "секретно".

— Вольно, — скомандовал я, подойдя к бойцам и офицерам. Левченко продублировал приказ, и люди расслабились.

— Значит, так, можете рассаживаться, разговор будет долгим и интересным, особенно учитывая, как вы в курилках до хрипоты, наверно, обсуждаете, ради чего вас тут всех таких красивых собрали.

Нестройный гул подтвердил, что есть такое дело, но в открытую никто не высказывался, люди подобрались серьезные, и что такое дисциплина, прекрасно понимали. Прохаживаясь перед бойцами, я начал спокойно рассказывать так, чтоб слышали все:

— Не секрет, что в 1942 году дела и для нас, и для СССР складываются не самым лучшим образом. Да, Германия запросила пощады, Гитлер сдох, и немецкие войска в ближайшее время будут выведены с оккупированных территорий, уже вовсю возвращают военнопленных. К тому же товарищ Сталин лично мне обещал, что такой ситуации, как в нашем времени, когда, возвращаясь из немецких концлагерей, советские люди прямиком шли уже в наши лагеря и там загибались, не будет. Они там тоже озаботились имиджем партии и недопущением развала страны и реставрации капитализма под контролем западных банкиров. Это плюсы. Теперь минусы.

Сделав паузу, я прошелся взглядом по лицам собравшихся: все смотрели и слушали очень внимательно. Нечасто я устраивал такие посиделки.

— СССР обескровлен и, несмотря на нашу помощь, держится из последних сил, учитывая, что вся промышленность, расположенная в европейской части, на колесах и только-только начала работать в эвакуации. О нашем вмешательстве уже известно всем, и, соответственно, основные мировые игроки уже сейчас рассматривают варианты нападения на СССР, чтобы не дать возможности воспользоваться информацией и технологиями из будущего. Да, у нас есть танки, вертолеты, самолеты, но их мало, и их запасы невосполнимы. Ремонтировать нечем, и, к примеру, тот же "Белый лебедь" снова встал — проблемы с изношенными двигателями. Плюс к тому и Штаты, и Англия уже активно восстанавливают ядерную программу. Близится новая война между западным миром и СССР, и тут до конца не ясно, на чьей стороне будет Германия. Вроде как обещают плотно заняться Англией, но там после смерти Гитлера идет борьба за власть и не известно, кто победит. Может, соберутся силами, устроят диверсии у нас в тылу, попытаются с помощью смертников вывести из строя установку и снова полезут всем скопом со всех сторон в обнимку с пиндосами и англами. Естественно, в такой ситуации никакого ленд-лиза ждать не приходится, и в таких условиях над СССР, а соответственно и над нашими поселениями нависла реальная опасность.

Я внимательно наблюдал за лицами бойцов и видел, что многие вещи, которые я озвучивал, люди и так знали. Но, несмотря на всё, они верили мне и верили в наши возможности. Тут собрались по-настоящему уверенные в своих силах люди, способные свернуть горы, и я, убедившись в правильности их реакции, продолжил:

— Естественно, такое положение вещей нас не устраивало, и в условиях особой секретности пару месяцев назад начались серьезные работы по поиску путей проникновения в другие времена.

Предвосхищая вопросы, я сразу изменил тон:

— Не стоит это рассматривать как кидок Советского Союза. В наши планы входил именно поиск ресурсов для помощи нашей Родине в 1942 году. Так сказать, новая степень свободы. И нам это удалось.

Опять пауза.

— Мы сумели пробить портал в осень 1914 года. Там сейчас только началась Первая мировая война. Мы, естественно, решили вмешаться, но немного по-иному, нежели в 1941-м, и основными целями ставим вывод России из войны, предотвращение революции, гражданской войны и, главное, не допустить огромных потерь. Но это общие задачи, а нас интересует переориентация и развитие ВПК Российской империи на выпуск продукции, необходимой для Советского Союза в 1942-м. Поэтому была разработана многоходовая операция по нашему внедрению в тот мир и соответствующей легализации. Уже удалось выйти на определенные политические фигуры и заключить с ними некоторые договоренности…

Не знаю, как каждый из вас относится к тому же Николаю Второму и политике государства того времени, но у нас есть цель, есть средства и возможности спасти миллионы русских людей. Политика тут не играет никакой роли, мы, так сказать, остаемся над ней, не помогая белым, красным, зеленым и тем более националистам. Будем разруливать конфликты и бить по головам тех, кто попытается с помощью русской крови реализовать свои политические амбиции, ну и, соответственно, иметь с этого приварок. Главное — не допустить массовой гибели русских людей и не довести ситуацию до всякого рода терроров.

Теперь о нюансах. Мы там появимся как пришельцы из другого, параллельного мира, и будем называться Экспедиционным корпусом суверенного государства Новороссия, которое образовалось в нашем мире после революции, развала страны и экспансии против великой православной России орд новых крестоносцев-католиков. Трезубец в том времени как символ еще не осквернен Петлюрой, Скоропадским и остальной националистической мразью, поэтому мы его и решили взять в качестве герба, тем более что легко найти в наших условиях фурнитуру на форму, а не заново всё производить.

Поэтому, чтобы максимально соответствовать образу и легенде, каждый из вас сейчас под подпись получит так называемый "Краткий курс новейшей истории Новороссии" и будет изучать и изучать. Потом Ирина Владимировна, — кивнул в сторону замершего психолога, — вместе с вашим командиром капитаном Левченко примут самый настоящий экзамен. Сами понимаете, как только мы там появимся, всякие ухари сразу попытаются получить побольше информации и, соответственно, попробовать на твердость, вот и нужно будет дать соответствующий отпор.

Помимо этого, у кого нет, обязательно обзаведитесь православными крестиками и выучите несколько молитв и доведите умение креститься до автоматизма. В той России народ религиозный, и чем больше у нас с ними будет точек соприкосновения, тем лучше для дела и установления нашего авторитета.

На всё про всё у вас два дня, потом вводится боевая готовность "Повышенная", и ждем сигнала от нашей группы на той стороне, что нас готовы принять. Вопросы?

Вопросы были.

— А как к этому отнесется Сталин в 1942-м, и что будете делать с коммунистами в том времени, ведь они попытаются на нас воздействовать силой?

— Сталин в курсе. У него нет другого выхода, нежели использовать ресурсы других миров. А насчет коммунистов… Посмотрим. Будут борзеть и стрелять в людей — будем их гнобить, а нет — так и трогать нет смысла. Еще раз повторюсь. Мы в том времени — ни за белых, ни за красных. Мы за Россию…

Ответив на кучу каверзных, но не злобных вопросов, я передал бразды правления этой камуфлированной бандой ее непосредственному командиру капитану Левченко и, кивнув рыжеволосой и стройной психологу, которая, раскрыв журнал, стала выдавать бойцам и офицерам под подпись "Краткие курсы новейшей истории…", отправился в свой кабинет в бункере.

Два дня пролетели незаметно. Мотался в большой бункер в Симферополе и несколько раз ходил в 1942 год и даже снова побывал в Кремле на очередном заседании Государственного комитета обороны, на котором был торжественно представлен. Многочисленные косые и изучающие взгляды, множество обсуждаемых проблем, причем мое мнение выслушивали с большим интересом и вниманием. Так сказать, взгляд со стороны.

Одно могу сказать: люди там подобрались серьезные, и все реально работали на износ. Заседание было непростое, пришлось попотеть, взять на себя определенные обязанности и, после окончания, со мной наедине снова захотел пообщаться Сталин.

Разговор вышел короткий и напряженный. Глава Советского Союза интересовался положением в нашем мире, и на каком этапе находится наша операция по внедрению в мир 1914 года. Судя по некоторой недосказанности на заседании ГКО, дела на Западе шли не самым лучшим образом, и немцы, в связи прекращением полетов "Белого лебедя" из-за технических проблем, существенно замедлили вывод своих войск с территории СССР, мотивируя техническими трудностями. При этом было достоверно известно, что у Гиммлера начались серьезные переговоры с представителями западных держав на предмет совместной войны против Советского Союза, и кое-какие договоренности уже были приняты. А нам снова начинать наступательные операции в связи с имеющимися соглашениями о прекращении огня было пока невыгодно. В общем, двойственная ситуация. При этом Канарис по своим каналам спустил информацию, что вроде как всё в силе, а это временное явление, чтобы потянуть время.

Сталин поинтересовался моим мнением и, услышав предложение отправить Канарису от моего имени сообщение, что мы такие шутки не понимаем и второго 22 июня не будет, а будет раннее 9 мая со всеми вытекающими последствиями, оживился и спросил:

— Сергей Иванович, стратегический бомбардировщик "Белый лебедь" показал себя с наилучшей стороны, он сейчас очень нужен в небе Германии, приложите все силы.

— Сделаю, товарищ Сталин.

Когда все вопросы утрясли и я уже собирался уходить, хозяин кабинета как бы между прочим спросил, хотя в голосе его слышалось сильное напряжение:

— Сергей Иванович, скажите, что вы будете делать с товарищем Сталиным в 1914-м и с некоторыми другими товарищами?

Я замер, хотя и ожидал этого вопроса.

— Я попробую с ним поговорить. Если хотите, могу привезти его для личного разговора с вами. Нам бы очень не хотелось видеть Иосифа Джугашвили в списке своих врагов в том времени.

— И что вы хотите, чтоб он делал?

— А то же, что он, только старше, делает в другом мире — строит великую русскую державу, которую бы уважали во всем мире. Просто есть разные методы, а когда за тобой стоят потомки, которые однозначно могут дать оценку тому или иному человеку, то это придает дополнительный вес и дает большие возможности не совершать некоторые роковые ошибки. Кстати, хотел спросить… — я перевел разговор на другую тему: — Что там с Лаврентием Павловичем? Очень бы не хотелось лишаться такого талантливого руководителя.

Сталин всё понял, но ответ его удовлетворил, поэтому уже с привычной усмешкой он ответил:

— Лаврентий Павлович заболел, но скоро вернется к выполнению своих обязанностей.

— Звездная болезнь?

— Да, небольшой приступ, пришлось срочно оказывать медицинскую помощь…

Вернувшись в бункер, я вызвал на связь Семенова, у которого возникли какие-то проблемы в аэропорту.

— Привет, Сергей, что случилось? — сразу перешел полковник к делу.

— Здорово. Был у Сталина на приеме. В общем, там всё очень весело. Немцы начали тянуть время, а сами с пиндосами да англами договариваются. Нужно срочно восстановить "Белый лебедь", очень срочно.

— Я понимаю, у нас запчасти в плане стоят на следующей неделе.

— Ты не понял, это нужно срочно сделать, чтоб бомбер днем над Берлином звуковой барьер взял, иначе можем ситуацию упустить.

— Понял. Всё так серьезно?

— Еще как. Там даже писков не было про второй мир и про идеологию. Все в ГКО чувствуют, что скоро весело будет, поэтому дергаются и будут рады любой помощи.

— Я попробую изменить графики поставки. Ты ж сам всё попортил срочным заказом с этим вертолетами.

— Понимаю, но тут уже высокая политика. Так что напрягись, очень прошу.

— Хорошо, сделаю.

— Вот и спасибо. С меня навороченный коньяк.

— Оттуда? — он сразу понял, откуда. — Кстати, как там дела?

— Завтра-послезавтра ждем сигнала и начинаем, у нас всё готово.

— Понятно. Ну, удачи вам…

Всё, вроде основные вопросы решены, горящие проблемы закрыты, и как перед дальней дорогой, я поцеловал жену и сына, провел с ними пару часов, присел по русскому обычаю на дорожку. Несколько мгновений, когда просишь высшие силы помочь и не оставить без покровительства, — и, глубоко вздохнув, резко встал и не оборачиваясь направился к выходу, где меня ждал бронетранспортер с охраной. На улице опять начался буран, и БТР, ревя двигателем, осторожно пробирался через снежные заносы, ориентируясь по специальным дорожным отметкам, и через сорок минут доставил меня до укрепрайона в Молодежном.

Здесь всё шло установленным порядком. Бойцы учили свои легенды, еще раз проверяли оружие и снаряжение, а возле самого портала на специальной тележке стоял легкий вертолет А600 Talon. Второй прошлой ночью, управляемый Женей Евсеенко, вылетел поближе к Барановичам для поиска приемлемой площадки и переброски пространственно-временного маяка. Именно там в 1914 году находилась Ставка Верховного Главнокомандующего, и там же были запланированы основные мероприятия по нашему торжественному появлению в этом мире с участием Николая II и вдовствующей императрицы.

Зайдя в центр управления, я застал там полусонного Дегтярева, который, потирая глаза, запускал кофейный аппарат, чтобы опять нахлебаться кофе и хоть немного взбодриться.

— Здорово, Олег. Что на той стороне? Давно портал включали?

— Всё путем, Серега. Полчаса назад Марченко сообщил, что поезд с императором, вдовствующей императрицей и великой княжной Ольгой Александровной сегодня вечером отправляется в Барановичи, типа Николай, по настоянию матери, хочет посетить Ставку.

— Там который час?

— Около четырех.

— Понятно. Что там Женя налетал?

— Нашли приемлемую площадку. Маяк уже там, запустили, проверили, высадили группу охраны.

— А что вертолет обратно не затянули?

— Да хочу его ночью послать с наблюдателем по кругу полетать, пусть полную разведку с тепловизором проведут, чтоб завтра никаких сюрпризов не было.

— Дело. Ну, тогда всем полная готовность, ночью перебрасываем большие вертушки, готовим к полету и, как получим сигнал от Марченко, вылетаем. Кстати, что там с митрополитом Владимиром? Как прошло?

Олег скривился.

— Ну, вроде как и поверил, но не до конца, ему другие доказательства нужны, более серьезные. Для священника уж слишком он прагматичный материалист. Если хочешь, могу скинуть запись разговора. Мария Федоровна по нашей просьбе даже видео засняла, дядька весьма непростой.

— Скинь, конечно. Будет время, посмотрю.

Прошло еще несколько часов, мы открыли портал в Киев и получили подтверждение, что поезд с императором и вдовствующей императрицей ушел в Барановичи по расписанию. Через час уже открыли портал по маяку под Барановичами и, предварительно выпустив дополнительную охрану, которая выдвинулась на несколько сотен метров в разные стороны, начали выгрузку вертолетов.

К рассвету винтокрылые машины, накрытые маскировочными сетями, уже стояли на расчищенных площадках. Экипажи, десантники, да и мы, заметно нервничая, ждали сигнала от Марченко, что народ готов к встрече с будущим.

По местному времени уже было около часа дня, когда Дегтярев, возившийся возле приемника, вскрикнул:

— Серега, есть сигнал!

— Код?

— Соответствует. Это Марченко подтверждает, что всё идет по плану. Нас ждут.

— Понял.

Поднявшись, крикнул во весь голос:

— Внимание! Всем, работаем.

Народ забегал, занимая свои места. Через пару минут загудели двигатели вертолетов, раскручивая лопасти винтов, а я смотрел на пятнистые боевые машины и любовался их хищной грацией. Рядом стояла Катя Артемьева, которой отводилась весьма важная роль в предстоящем представлении. Я повернул голову, еще раз глянув на ее идеальный макияж и задорно блестящие глаза, и сквозь гул работы двигателей крикнул:

— Ну что, Катюша, готова?

Она мило улыбнулась.

— Конечно, командир, будет весьма интересно.

Это незабываемое чувство, когда несешься над землей в рычащем боевом вертолете! Именно здесь ощущаешь мощь и силу этого летающего танка. Я сидел на скамеечке, смотрел через иллюминатор на проносящиеся внизу деревья, болота, дороги, деревеньки и вспоминал, как совсем недавно вот так вот неслись над заснеженными полями Подмосковья и случайно увидели, как немцы вешали пленных комсомольцев. Тогда так же ревели машины, десантники с особым азартом шли в бой, да и летчики оттянулись по полной программе, расстреляв из пушек машины с зенитными пулеметами и гоняясь за отдельными целями. В общем, тогда погуляли хорошо, с азартом, хотя девушку еле-еле спасли. Маринка над ней долго колдовала в госпитале и с большим трудом поставила на ноги, при этом приходилось пациентке рассказывать, что она находится в секретном медицинском центре НКВД и ее лечат на самом передовом оборудовании. Перед выпиской девушку просто усыпили, вывезли через портал и отправили в один из столичных военных госпиталей, где ее приняли как национального героя. Благодаря средствам массовой информации и особой манере изложения материала, имя этой девушки уже было известно всей стране, как в нашем мире была известна Зоя Космодемьянская, и в ее лице прославлялись все комсомольцы, погибшие ради освобождения своей Родины…

От размышлений меня отвлек голос пилота, раздавшийся в наушнике:

— Товарищ генерал, подлетаем.

— Как действовать, помните?

— Конечно.

— Работайте по плану, если что, уходим на большой круг.

— Вас понял.

Вперед выдвинулся Ми-28Н, а наши два Ми-24 чуть отстали и шли парой за ним.

Я переключился на тактическую радиостанцию.

— Паша, что там на земле?

— Марченко сообщил, что нас ждут и всё под контролем.

— Хорошо. Работаем по плану.

Прошло еще несколько минут тряски на воздушных ямах, и наконец-то вертушки на солидной скорости прошли над Барановичами, где о приличной ПВО или о системе оповещения никто и не задумывался, о чем сообщил экипаж идущего впереди Ми-28Н. Сделав круг, с удовольствием наблюдал за разбегающимися людьми, но в бинокль успел разглядеть небольшую группку спокойно стоящих, в которой центральной фигурой была маленькая женщина с гордо поднятой головой. В восьмикратную просветленную оптику прекрасно была видна Мария Федоровна в окружении митрополита Владимира, генерала Келлера, Маннергейма, Корнилова и еще нескольких офицеров, среди которых на заднем плане удалось разглядеть ликующее лицо капитана Марченко.

В микрофон радиостанции даю команду:

— Всем птицам, отходим в сторону и зависаем.

Подтвердив получение приказа, пилоты отвели вертолеты в сторону подальше от построек, где могли спрятать какие-либо неприятные сюрпризы, и зависли на высоте метров шестидесяти. В это же время Дегтярев слушал эфир, где Марченко, незаметно щелкая радиостанцией, давал понять, что ситуация под контролем.

— Феникс, есть подтверждение. Вроде как Николай вернулся…

— Понял. А, точно! Вон его в бинокль вижу, — не удержался и крикнул я, разглядев в оптику императора Николая II. И обратился к экипажу второго Ми-24, где находилась Артемьева: — Белка, как договаривались, подходите поближе и высаживаетесь. Дальше дело за тобой, мы на связи.

— Вас поняла, Феникс.

Второй Ми-24 показательно медленно выдвинулся в сторону замерших от необычного зрелища людей, ревя двигателями, приблизился метров на сто и стал осторожно снижаться, выпустив шасси. Крутящиеся лопасти несущего винта вертолета создавали настоящий ураган возле земли, поднимая целые облака пыли и листьев. Всё это разлеталось во все стороны, создавая дополнительный эффект, и со стороны выглядело величественно и основательно, и я мог только предполагать, какое впечатление на местных производит зрелище боевых бронированных машин из будущего.

Пока всё проходило по оговоренному с Марией Федоровной плану, и никаких серьезных поползновений выстрелить в нашу сторону не было, ну разве что похватали табельное офицерское оружие для самоуспокоения. Поэтому Ми-24, получив еще одно подтверждение, спокойно сел, и в борту открылась дверь, на землю спрыгнули два охранника в полной штурмовой экипировке и Катя Артемьева, которой в данной ситуации отводилась большая роль: так сказать, сгладить первое впечатление.

Высадив группу парламентеров, вертушка, взревев двигателями и снова подняв облака пыли и листьев, оторвалась от земли и вернулась к нам. Всё, теперь началось основное представление.

Развернув белый флаг, символ мирных намерений, Артемьева своей элегантной кошачьей походкой двинулась к собравшимся возле допотопных автомобилей императору Николаю II, Марии Федоровне и множеству высокопоставленных военных. Теперь я слушал и смотрел через видеокамеры, закрепленные на шлемах охраны и в Катиной разгрузке. В рюкзаке Саньки, который вызвался быть телохранителем свой супруги и изображал крутого боевика, лежал многоканальный ретранслятор, позволяющий передавать аудио-, видеосигнал на несколько километров.

Катя спокойно подошла к группе военных, по всем правилам воинского приветствия отдала честь и представилась:

— Лейтенант Артемьева Екатерина Анатольевна. Руководитель центра общественных связей Новоросского экспедиционного корпуса. Мое руководство, являющееся командованием Новоросского экспедиционного корпуса, предлагает владетелю славной Российской империи установить дипломатические отношения.

Через видеокамеры я внимательно наблюдал за лицами Николая II, его матери и некоторых высокопоставленных сановников и генералов, с которыми в ближайшее время придется так или иначе выяснять отношения, и старалсяпрочитать их как можно точнее. Но то, что император просто впал в некоторый ступор, было понятно сразу, уж очень всё выглядело дико и невероятно. Хотя вот посланник, вот в небе висят и ревут невероятные боевые машины из железа, а тут ему предлагают еще дипломатические отношения начать. Что непонятного? Футуршок, наверно.

На помощь пришла Мария Федоровна, которая тоже играла роль в этом спектакле, где было достаточно много лиц, знающих, что реально происходит.

— Мы никогда не слышали про Новороссию и тем более ни про какой Новоросский экспедиционный корпус. В нашем мире такой организации нет.

Вот. Начался диалог, а не заговорили пушки, значит, дальше пойдет легче. Артемьевой и подсказывать ничего не надо, Катюша прекрасно знает свою роль.

— Конечно, ведь мы из другого мира. И в нашем мире есть русские люди, и в нашем мире есть истинный Бог.

И Катя, несколько раз перекрестившись, вытащила на свет православный золотой крестик и демонстративно его поцеловала. После таких слов и действий вперед вышел митрополит Владимир. Глубоким, великолепно поставленным голосом, привычным звучать под сводами церкви, пробасил:

— Это радует, что и в других мирах чтут Творца нашего и Святую Богородицу. Что же у вас за мир?

А вот это уже выходило за рамки плана первого контакта. Я отжал тангенту радиостанции и быстро скомандовал:

— Белка, уводи разговор, а то они тебе пресс-конференцию живо в допрос переквалифицируют.

Быстро сориентировавшись, Катя, мило улыбнувшись, отшила митрополита:

— Батюшка, не в моих обязанностях тратить время на рассказы. У вас в Великой войне гибнут русские люди, они и наши тоже соплеменники, и мы готовы помочь. Поэтому пусть наш Командующий, генерал Оргулов, сам всё поведает на переговорах с властителем земли Русской императором Всероссийским Николаем II Александровичем.

Я не удержался и хмыкнул и прокомментировал в радиоэфире:

— Умница, Белка. Лихо ты, давай дальше…

А ситуация стала развиваться уже как надо. Николай, услышав такой расклад и особенно реверанс в свою сторону, проснулся и вступил в разговор:

— Когда и где можно провести эти переговоры, госпожа лейтенант?

Хм. Сразу деловой тон. Интересно, кто там небылицы рассказывал про слабовольность императора? Мужик сразу в тему въехал и решил прояснить ситуацию.

В наушниках тут же услышал ответ Артемьевой:

— В любое удобное для вас время. Если не против, то не стоит затягивать, и, если на то будет ваше желание, то в течение двух часов командующий будет здесь. Это при условии, что вы лично гарантируете его безопасность.

Я максимально внимательно наблюдал за выражением его лица, отмечая любые проявления эмоций. Да, видно, что немного страшно, но старается держать себя в руках, с другой стороны, ему жутко интересно, и висящие неподалеку летающие боевые железные машины наводят на мысль, что это не шутки и люди прилетели весьма не простые.

Немного обдумав, он еще раз глянул на вертолеты и коротко, но твердо ответил:

— Я гарантирую. Даю слово.

Всё, дело сделано. Артемьева демонстративно отжала тангенту своей тактической радиостанции и проговорила:

— Феникс, вариант "Ноль".

Ухмыльнувшись, я переключил радиостанцию на общую волну и ответил:

— Вас понял, Белка, вариант "Ноль" подтверждаю. Готовность два часа.

После чего переключился на другую волну и скомандовал:

— Всем! Уходим обратно на дозаправку, возвращаемся через два часа.

Подтвердив прием, пилоты вертолетов плавно развернули машины, и мы снова понеслись над деревьями, дорогами, домами, чтобы два часа переждать в лесу и потом уже мне со всей помпой вернуться.

В пути я слышал, как Катька отшила англичанина, который нагло попытался влезть и что-то выспросить, прекрасно понимая, что у него на глазах происходит нечто грандиозное, способное перевернуть весь мир…

Глава 9

Два часа пролетели незаметно, и вот снова мы пролетаем над Барановичами, где расположена Ставка Верховного Главнокомандования. Получив подтверждающие сигналы и от Артемьевой, и от охраны, и от Марченко, что всё идет по плану, я дал команду на высадку.

Вертолет сел, десант быстро покинул машину и рассредоточился, занимая позицию на случай нападения. Получив подтверждение, что непосредственной опасности нет, я выпрыгнул через открытую дверь десантного отсека Ми-24 на землю и, в сопровождении охраны, которая мне уже положена по статусу, двинулся в сторону встречающих меня людей.

Вторая пара Ми-24 и Ми-28, нарезав несколько кругов по поселку, получив команду, снова ушли на восток к точке выхода портала.

Пройдя сто метров, я подошел к группе людей, где центральными фигурами были император, вдовствующая императрица Мария Федоровна и наша краса ненаглядная Катя Артемьева, которая, привычно купаясь в лучах внимания офицеров, мило улыбалась дежурной улыбкой Снежной королевы. Когда я подошел на приемлемое расстояние, к всеобщему удивлению, Артемьева сделала три строевых шага, отдала честь и стала рапортовать:

— Товарищ генерал-майор, ваше приказание выполнено. Контакт с руководством Российской империи установлен.

— Вольно.

Катя, как на плацу, сделал шаг вперед и стала слева, чуть сзади меня.

Вообще, всё, что сейчас происходило, было грубейшим нарушением всех дипломатических протоколов, особенно то, что глава огромнейшей державы вышел лично встречать какого-то генерала, но как показывала прослушка, на этом, надавив всем своим авторитетом, настояла Мария Федоровна, которая осталась ждать нас в доме, выделенном для переговоров. Наш план этого не предусматривал, но вдовствующая императрица просто налетела на своего сына, и я, честно говоря, просто впал в ступор, выслушивая ее тираду. Обычно она была более выдержанна.

— Ники, выйди и встреть этого генерала из другого мира, прояви дальновидность и мудрость.

— Но, матушка, как я могу быть уверен, что это не мошенники или не наши враги скрытые?

— И что? Французские и английские представители в Ставке держатся как у себя дома. А тут в кои-то веки у нас могут появиться настоящие союзники, которые готовы что-то дать и помочь. Настоящие православные воины, а не те, кто хотят за счет русской крови набить свои кошельки и удовлетворить свои политические амбиции.

— Я не могу в это поверить…

Николай нервно стал тереть руки.

— И что тебе не верится?

— Это может быть дьявольская мистификация.

Вдовствующая императрица, которая с недавних пор стала весьма критично относиться к своему старшему сыну, чуть ли не презрительно усмехнулась:

— Боевые летающие машины из железа, радио, которым обеспечены все солдаты. Ты, Николя, как всегда, не можешь увидеть очевидное, — и тут ее голос смягчился: — Послушай мать хоть раз.

Николай поднял голову и как-то странно спросил:

— Матушка, вы что-то знаете?

— Я чувствую. Чувствую как вдовствующая императрица, чувствую как мать, чувствую как женщина. Тебе этого мало?

— Хорошо. Но как-то всё странно…

Вот так вот и получилось, что скромного новоиспеченного генерал-майора встречал целый император.

Я подошел ближе и остановился напротив императора, спокойно, как равный, смотря ему в глаза. Хм, да, это не Сталин. От того и от Берии буквально веет какой-то внутренней силой и уверенностью диких зверей, которые порвут любого, кто попытается у них умыкнуть власть, а стоящий передо мной человек… В общем, в некотором приближении его можно было назвать овцой, если б не ум и весьма неслабый интеллект, которые светились в его глазах. Несмотря на мундир, он больше всего напоминал сельского учителя — так, кажется, его кто-то описывал.

Хотя нет, точно не овца. У него глаза не жертвы, но вот силы, уверенности и наглости, которые так нужны настоящему хозяину целой страны, в них не наблюдалось. Он больше всего мне напоминал "пиджака". Да, именно "пиджака". Так раньше, в советские времена, называли тех, кто отучился на военной кафедре в каком-либо институте и шел в армию служить в офицерских погонах. Да, были среди них эдакие интеллигенты в форме, над которыми потешались и ни во что не ставили солдаты, и мне казалось, что стоящий передо мной человек из этой оперы. Образованный, умный, но до потери сознания интеллигентный, и на почве этого сильно комплексующий на фоне профессиональных военных, которые его окружали с детства. Именно поэтому он постоянно, где только мог, таскал военные мундиры, стараясь хоть так, мимикрируя под настоящих вояк, стать своим и выглядеть более грозно и авторитетно. Хотя прекрасно понимал: чтобы стать настоящим офицером, надо минимум пять лет безвылазно сидеть в военном училище и потом несколько лет побегать простым ванькой-взводным, когда уходишь домой после одиннадцати, когда дембеля уже угомонились и сопят на своих койках и не трамбуют молодняк, и приходить к полшестому, к подъему. И такое житие-бытие будет продолжаться, пока не получишь третью звездочку на погон… Хм, что-то на философию меня потянуло. Хотя, кажется, я его правильно просчитал. Вон как на мою экипировку пялится и особенно на пистолет в открытой набедренной кобуре, как смотрит на шрамы. И лейкопластырь, появившийся после недавнего покушения, тоже произвел впечатление. Почувствовал во мне волчару, ну и ладно, тогда будем доминировать.

Представив, что я безжалостный волк-убийца, смотрел ему в глаза и проговаривал про себя: "Я волк, я вожак, я убью любого, кто станет у меня на пути".

Да, его глаза дернулись, почувствовал мой посыл, но скалиться я не стал и просто сказал, прекращая психологические эксперименты:

— Добрый день, ваше императорское величество. Я хотел бы извиниться за возможные в будущем неточности и ошибки в титуловании, у нас это всё совершенно иначе, поэтому прошу не расценивать как оскорбление.

Николай, чуть успокоившись, ответил:

— Ваш офицер по общественным связям, — он как-то слишком тщательно проговорил должность Артемьевой, — нам всё объяснила, поэтому можете не извиняться.

— Хорошо. Надеюсь, это не создаст лишней напряженности в наших отношениях.

— Я тоже надеюсь.

Тем не менее он пригласил меня в дом, где всё было готово для предварительных переговоров. Там нас встретили Мария Федоровна и Ольга Александровна, которые, естественно, сделали вид, что в первый раз меня видят. К моему удовлетворению, Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича не позвали — значит, сейчас начнется запланированная трамбовка Николая II под наши задачи с продавливанием нужных предварительных соглашений.

Находившихся в помещении женщин мне представили со всей помпой, и, после учтивых целований рук и пары комплиментов, мы наконец-то расселись по местам. С нашей стороны кроме меня присутствовала Катя, а прилетевший со мной Дегтярев совместно с начальником охраны императора занимался обеспечением безопасности нашей встречи и сохранностью стоящего на открытом пространстве вертолета. Кто его знает, кто может прилететь в гости, поэтому парочка наших бойцов, положив на плечи трубы ПЗРК, заняли позиции, контролируя воздушное пространство. Со стороны принимающих к Барановичам в спешном порядке перебросили пехотный батальон, солдаты которого оцепили и вертолет, и место проведения переговоров. При этом, несмотря на приказ, и нижние чины, и офицеры прибывших частей с огромным интересом смотрели, точнее, пялились на необычных бойцов в пятнистой форме, в шлемах с прозрачными забралами и с необычным, но видимо, весьма эффективным оружием.

Прошло не больше часа, а тот же Дегтярев, побегав по объекту, отсвечивая своей морпеховской тельняшкой, уже разговорился с двумя строевыми офицерами из пригнанного батальона и, раздавая сигареты из 1942 года, вливал в уши потенциального союзника нужную нам информацию про другие параллельные миры и то, как у нас там навешали англам и французам, про которых уже пару лет никто ничего не слышал. А ведь Олежек-то не врал, реально про них никто ничего не слышал, и очень давно.

Разговор с императором был тяжелый, все-таки он не был доверчивым мальчиком, да и я сливать всю реальную информацию, как это сделал с Марией Федоровной, не стал — на этом настояла сама вдовствующая императрица. Видимо, она решила разыграть какие-то политические комбинации, и такой мощный козырь, как реальная правда о пришельцах, приберегла на будущее для упрочнения позиций своей новой организации.

Мы расположились за большим, покрытым скатертью столом, на котором стояло несколько бутылок с местной минеральной водой. Несмотря на какой-то казарменный дух, державшийся в этой комнате, где до этого был зал для совещаний высшего командования, чувствовалось, что когда-то здесь обитали любящие жизнь люди, предпочитающие светлые тона обоев и изящные, не бросающиеся в глаза, украшения на стенах. Несколько натюрмортов в позолоченных рамках и фикус в большой кадке, стоящий в углу, но так, чтоб из окна он получал свою порцию солнечного света, разнообразили картину и смягчали дух военно-деловой атмосферы, установившийся тут с недавних пор. Выбрав место за столом напротив императора, я как-то явно представил, что раньше здесь лежали карты боевых действий и вокруг них частенько собирались высшие военачальники империи. Видимо, ради такого случая, как переговоры с пришельцами из другого мира, всё убрали и постарались хоть немного облагородить обстановку, а я прекрасно знал, что та же Артемьева, которая с умным видом осматривала все углы на предмет взрывоопасных штучек, натыкала тут прослушек на пару лет вперед…

— Вы говорите, что из другого мира? Как это может быть? — начал разговор император, пытаясь сохранить на лице невозмутимость, хотя было видно, что он основательно нервничает.

Расположившись напротив него, я чуть откинулся на спинку стула и начал терпеливо и доходчиво объяснять концепцию параллельных миров и параллельных линий развития истории, которую закончил фразой:

— Наши исторические линии разделились в октябре 1888 года…

Раскрыв планшет и повернув его к Николаю, запустил демонстрационный фильм, над которым долго и искусно трудились лучшие специалисты по анимации ФСБ и ГРУ, фабрикуя фото- и видеоматериалы. А я, в качестве комментатора, продолжил:

— Террористический акт на императорском поезде не состоялся благодаря умелым действиям двух жандармов, которые, несмотря на запрет, продолжили разработку террористической организации и вышли на непосредственных исполнителей. Соответственно, никто не пострадал, и в нашей реальности ваш батюшка правил Россией вплоть до 1911 года.

После этого были усилены органы государственной безопасности и в войсках введены должности офицеров, которые занимались контрразведкой. Это стало началом зарождения органов военной контрразведки, традиции которых сохранились и до нашего времени. Русско-японская война состоялась, но началась чуть позже, в 1905-м, и уничтожения броненосца "Петропавловск" социалистическими диверсантами, как это было у вас…

"О, как дернулся-то император Всероссийский, даже побледнел", — улыбнулся я про себя.

— …не произошло, и адмирал Макаров не погиб и сумел нанести японцам огромный урон и переломить ситуацию в пользу России. После прибытия Второй Тихоокеанской эскадры расстановка сил в регионе настолько сильно изменилась, что в конфликт на стороне Японии вмешалась Англия. Это повлекло за собой несколько морских сражений, повлекших за собой огромные потери с обеих сторон. Впоследствии был заключен мир, и тот же Сахалин остался полностью во власти России.

Из-за резкого ухудшения отношений с Англией, Антанта в известном вам виде не была создана, и после смерти вашего отца, императора Александра Третьего, и вашего восшествия на престол, политические игры и попытки втянуть в будущую Первую мировую войну, продолжались вплоть до 1921 года. Именно тогда Германия настолько окрепла, что, заключив с Россией договор о ненападении, объявила войну Англо-американо-французскому союзу. Война в Европе была очень тяжелой, и Германия методично начала громить противника. Когда все попытки втянуть Россию в войну не увенчались успехом, английские спецслужбы устроили государственный переворот. Вы, ваше императорское величество, в нашей реальности были убиты в 1923 году вместе с братом Михаилом. Ваш сын, цесаревич Александр, родившийся в 1908 году и названный в честь великого деда, был еще несовершеннолетним, и регентом стал Гучков, отстранив Александру Федоровну и сфабриковав политическое дело о ее связях с германским правительством. Впоследствии было сформировано Временное правительство, практически полностью состоявшее из масонов. Взяв власть в свои руки, новое правительство сразу разорвало договор о ненападении и объявило войну Германии…

Ну, и дальше я начал излагать историю Февральской революции, репрессий в русской армии, когда Временное правительство чистило ее от монархически настроенных офицеров. Много рассказал о Гражданской войне, конечно, применительно к смещению дат и общей канве повествования. Потом — как к власти пришли коммунисты, про красный террор и Вторую мировую войну, про лагеря смерти и план "Ост". Добравшись до Третьей мировой войны, я объяснил, откуда появилась Новороссия, и закончил свое повествование фразой:

— В принципе, если вам интересно, я могу передать материалы по нашей истории, хотя вряд ли они вам особенно помогут. С тех времен осталось мало кино- и фотоматериалов — социалисты как могли вычищали историю, но кое-что осталось.

Шли последние кадры фильма, где показывались реальные сражения последней войны в нашем времени: горящие и разрушенные дома, стреляющие танки, штурмующие вертолеты, огромные ядерные взрывы и изображение ядерной зимы. Всё это произвело неизгладимое впечатление на присутствующих в этой комнате. Даже меня зацепило, хотя фильм смотрел не в первый раз. Несмотря на то что и Мария Федоровна, и Ольга Александровна знали настоящую правду, их тоже задело, и дорожки слез говорили о том, что они снова переживали сильные эмоции. Ну, точно спецы Семенова что-то в фильм вмонтировали из арсенала запрещенных технологий подсознательного воздействия, иначе почему мне так на душе тоскливо и выть хочется? Вернусь, точно спрошу…

На Николая было страшно смотреть. Он посерел и опустил голову. Руки, которые лежали на столе, явственно дрожали. Его можно было понять. Мария Федоровна, сочувствуя сыну, спросила:

— Господин генерал, вы ведь сказали, это другая историческая линия?

— Конечно. Это история нашего мира, а в вашем ничего еще не предопределено. Хотя я вас прекрасно понимаю.

Видя, что император всё еще в ступоре, Мария Федоровна начала переговоры, чтоб сменить тему разговора. Она спокойным голосом, как будто ничего не произошло, спросила:

— Хорошо. Допустим, мы вам в некоторой степени верим, генерал, и представленные доказательства заслуживают самого пристального изучения. И впоследствии у нас будет возможность убедиться в вашей искренности, но хотелось бы знать, какие цели вы ставите перед собой, проникнув в наш мир и придя на территорию Российской империи?

— Спасибо за вопрос, ваше императорское величество, — я чуть кивнул головой, давая понять, что преклоняюсь перед ее мудростью.

— Я хочу сразу определить наши приоритеты. Мы — православная страна, правопреемник России, которая была уничтожена во время Третьей мировой войны. Мы понесли огромные потери, и у нас существуют большие проблемы с продовольствием и с некоторыми товарами народного потребления. Соответственно, мы никоим образом не ставим перед собой никаких задач по вторжению в ваш мир. У нас просто не хватит на это сил, да и по большому счету у нас есть свой мир, и его нужно приводить в порядок.

Помимо всего прочего, часть нашей производственной базы уничтожена, и мы готовы разместить определенные заказы оборонного характера на предприятиях российского военно-промышленного комплекса, естественно, принимая участие в его модернизации и передавая некоторые технологии, которые появятся в вашем мире в лучшем случае через двадцать-тридцать лет.

Образно говоря, мы предлагаем установить добрососедские отношения, поскольку не имеем друг к другу никаких территориальных претензий. При этом российским товарам предлагается огромный рынок сбыта, причем по весьма и весьма приличным ценам, отличным от тех, что выставляют у вас люди, контролирующие мировой рынок. Таким образом, тут не будет никакого демпинга и диктата западных торгашей, и мы готовы платить на ваш выбор или золотом, или высокотехнологическими продуктами, или даже некоторыми технологиями, которые можно будет адаптировать к вашей производственной базе.

Подумайте, ваше императорское величество, из-за чего началась в вашем мире глобальная война? Англия и Германия не могли поделить рынки сбыта своей продукции, и возникли претензии по колониальным вопросам. А тут получается, что перед Россией открываются очень серьезные перспективы по развитию и сельского хозяйства, и промышленности, при этом я вам даю слово, что мы готовы торговать только с вами, и никто, никакие англии, франции и остальные штаты не будут допущены к этой, по сути дела, колоссальной кормушке. Им всем, кто захочет урвать крохи, придется идти к вам на поклон, потому что мы принципиально не будем с ними работать, только с вами. Будут закупаться только русские товары или товары с клеймом "Сделано в России". Теперь представьте, что произойдет, когда эти островные торгаши и их собратья из-за океана почувствуют, как мимо них проходят огромные прибыли? И силу они применить не смогут, потому что сразу получат от нас в полной мере, ну, если, конечно, мы с вами заключим договор о взаимной военной помощи. Они быстренько выстроятся в очередь к вам на прием, умоляя купить у них что-то такое, что можно будет перепродать пришельцам, то есть нам.

У меня, как у большинства наших бойцов, были закреплены гарнитуры в ушах, и тут же я услышал комментарий Дегтярева, который был на связи и слушал наш разговор:

— Молоток, Остап Ибрагимович, классно ты им про Новые Васюки втираешь, так держать…

Я с трудом удержался, чтоб не заржать, и видимо, Катька, услышав Олега, тоже держалась из последних сил.

Николай заметно успокоился и внимательно слушал мои рассуждения. Теперь передо мной сидел умный, начитанный и весьма осторожный политик, который чувствовал какой-то подвох, но ничего пока понять не мог. Поэтому он стал осторожно прощупывать детали моего предложения.

— Англия и Франция — наши союзники, и сейчас мы ведем войну с Тройственным союзом… Как я понял, вы испытываете к нашим нынешним союзникам весьма отрицательные эмоции. Как это может соотноситься с нашим возможным договором?

— На первом этапе я предлагаю заключить договор о торговле и о ненападении. Нам нужно продовольствие, причем готовы платить золотом по установленной вами цене и рассчитываем на большие объемы. При этом в договоре будет прописано то, что мы обязуемся не вмешиваться во внутреннюю жизнь Российской империи без прямой просьбы императора. Это предполагает обучение ваших органов государственной безопасности и помощь в случае необходимости, это же касается и помощи в военной области. Если вы попросите — допустим, в случае тяжелой обстановки на фронте — мы как истинно православная страна готовы оказать помощь своим братьям и нанести точечные удары по любому указанному вами противнику в любой точке планеты, вплоть до уничтожения военного объекта, города, региона противника.

В комнате наступила тишина. Николай удивленно смотрел на меня, не веря своим ушам, и Мария Федоровна и ее дочь тоже смотрели удивленно. Наши союзницы в этой комнате не предполагали у нас наличие таких возможностей. Николай осторожно переспросил:

— Я не ослышался?

— Ваше императорское величество, мы не красуемся. Я, кажется, обращал ваше внимание, что в нашем мире уже 2014 год, и практически весь век люди непрерывно воевали на фоне громадного скачка в науке, которая в первую очередь развивается на ниве совершенствования оружия. У нас прошла война, и весь состав Новоросского экспедиционного корпуса состоит из профессиональных военных, имеющих боевой опыт.

И я замолчал, смотря на императора и на его реакцию. А он ничего не мог понять и не знал, как себя вести в такой ситуации. Видя, что разговор не клеится, Мария Федоровна решила взять бразды правления в свои руки. Спокойным голосом она, блеснув глазами, мягко произнесла:

— Хорошо, господин генерал, допустим, России нужны новые рынки сбыта, и из-за войны и закрытия проливов в стране встала торговля, и ваше предложение будет весьма кстати. Давайте пока на этом остановимся, и не будем заключать никаких стратегических договоров. Мы вас не знаем и, прошу не обижаться, есть некоторый фактор недоверия, поэтому было бы неплохо изучить друг друга. Я бы хотела спросить, как вы видите ваше появление, так сказать, для широких масс народа, чтобы не вызвать ненужного ажиотажа.

Хм. Ну, наконец-то начался деловой разговор.

— Мы готовы выкупить любое здание в Санкт-Петербурге для открытия официального посольства, а для всенародного появления было бы неплохо заранее выделить некую площадку в окрестностях северной столицы или Москвы, где мы сможем демонстративно появиться и выпустить официальную делегацию для ведения переговоров, а на месте организовать временный перевалочный лагерь. Причем хотелось бы переговоры вести на самом высоком уровне, а то ваши, скажем так, политические деятели в большей части либо связаны с масонами, либо с английскими и французскими спецслужбами, — я на мгновение задумался и продолжил: — Было бы неплохо лагерь организовать где-то в окрестностях Санкт-Петербурга. Это будет выгодно вам.

Николай как-то задумчиво смотрел на меня и спросил:

— Чем же?

— В случае нападения на город или прорыва на фронте, мы будем готовы, используя нашу тактическую авиацию, поддержать ваши войска, а в случае неприятностей со стороны ваших союзников, которые так или иначе попытаются нас с вами рассорить и сами напрямую всунуться в торговые отношения, дать достойный отпор.

— Хорошо, я вас понял, мы обсудим этот вопрос.

Он замер на мгновение, а я сам заговорил:

— Вы хотите спросить, лечится ли в нашем мире гемофилия?

Николай вздрогнул и уж очень пытливо, с некоторой надеждой в глазах уставился на меня.

— Нет, к сожалению, не лечится, но жизнь человека, больного этой болезнью, с помощью специальных процедур и препаратов можно продлить на достаточно большой срок. Когда мы откроем посольство, я направлю к вам своего начальника медицинской службы, и она проведет нормальную качественную диагностику. Насколько я знаю, там есть несколько разных типов такой болезни и, соответственно, имеется несколько различных методик профилактики.

Николай кивнул:

— Хорошо…

А я решил его немного утешить. Как отец я его прекрасно понимал.

— Хотя перед самой войной вроде как что-то такое нашли и, если немного поднапрячься, возможно, и поможем вашей проблеме на генетическом уровне.

Император оставался внешне спокойным, но я увидел, как у него блеснули глаза — он действительно обожал свою семью, и мы давно решили на этом немного сыграть. Краем глаза я заметил, как просветлело лицо великой княжны Ольги, которая искренне любила племянников и племянниц, и как настоящая чистая душа сочувствовала горю своего брата.

Мария Федоровна положила руки на стол ладонями вниз и сказала:

— Господин генерал, вы дали много пищи для размышления. Если вы не против, то нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию.

— Конечно, ваше императорское величество, да и меня дела зовут. Как и прежде, я оставлю Екатерину Анатольевну в качестве офицера связи, а сам вернусь в наш мир. Там тоже накопилось много дел.

На этом встреча была закончена, и, дав команду на взлет, я, проинструктировав Артемьеву, за судьбу которой абсолютно не опасался, направился к вертолету, который уже для прогрева запустил движки.

Через десять минут мы снова неслись над землей, а я всё проигрывал в голове состоявшийся разговор, прекрасно понимая, что как-то скомканно получилось, и Николай не такой уж простачок, чтоб, рассказывая ему сказочки, втереться в доверие. Одна надежда была на Марию Федоровну, которая с каким-то наслаждением ввязалась в эту историю и начала плести новые политические интриги, просчитывая, как на волне появления пришельцев из другого мира упрочить свои позиции в высших эшелонах власти империи.

Глава 10

Уже час, как, грохоча мощными двигателями, улетела боевая машина, которую пришельцы называли вертолетом, унося на борту генерала Оргулова, а император Всероссийский всё не мог успокоиться. Его трясло от той судьбы, которая была предписана ему и его семейству в другой истории, и на ум приходили передающиеся от отца к сыну слова монаха-предсказателя Авеля. Война, терновый венец, смерть семьи и море крови.

Чтобы прервать неприятный разговор, император дал команду накрыть на стол, и около часа ушло на поздний обед, во время которого по молчаливому согласию никто не обсуждал происшедшие события. Даже присутствующий за столом великий князь Николай Николаевич, пытливо поглядывающий на императора, вдовствующую императрицу и великую княжну Ольгу, помалкивал, хотя было видно, что он, профессиональный военный, сгорает от нетерпения узнать, что же такого здесь произошло.

Дождавшись, когда молчаливые денщики уберут со стола и приглашенные на обед гости покинут комнату, они снова вернулись к обсуждению сложившейся ситуации, прекрасно понимая, что сегодняшнее событие перевернет весь мир и вызовет такую бурю, что нужно основательно подготовиться и четко определить свою позицию…

Во время разговора с генералом из другого мира император внимательно наблюдал за этим головорезом в пятнистой форме. Чувствовалось, что тот что-то недоговаривает, но когда он стал описывать смерть императора, захват власти Гучковым, гражданскую войну и террор, то Николай видел по его глазам, что это правда, и от этого становилось еще страшнее…

Отправив гостей и дав команду достойно разместить женщину — офицера связи новороссов, император остался в той самой комнате, где недавно проходил тяжелый разговор, чтобы еще раз поговорить с матерью и сестрой. Не в силах держать всё это в себе, он поделился своими страхами с родными людьми и жалел о том, что рядом нет милой Аликс, но к его удивлению, Мария Федоровна, его матушка, спокойно на всё отреагировала.

— Николя, ты сгущаешь краски. Давай посмотрим на ситуацию с разных сторон.

В разговор вмешалась сестра:

— Николя, ты слишком всё драматизируешь, послушай маму, даже я вижу очевидные вещи.

— Какие же, поясни?

Сестра улыбнулась, так нежно и успокаивающе.

— Как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Даже если предположить, что часть того, что сообщил этот генерал — правда, то это дает информацию для размышления.

— Ты про эту войну и то, что нас в нее настойчиво втянули? Я это понимаю, но у нас есть обязательства…

Тут ответила Мария Федоровна:

— А скажи, дорогой сын, а часто ли наши союзники соблюдали взятые на себя обязательства? Зачем нам эта война? Ради чего мы воюем?

Николай раздраженно хлопнул ладонью по столу.

— Мама, и ты тоже? Я же говорил, что я дал слово, и у нас договоры с союзниками, и мы не можем предать.

И тут Оля, такая добрая и такая нежная, которая никогда не лезла в политику, с озлобленностью ответила, поразив императора напором и решимостью. Он не знал, что после путешествия в будущее и разговора с генералом Беляевым, который долго, с грустью и тоской в голосе, рассказывал, как из-за внутренних дрязг, ожесточенности и предательства союзников пала империя, она на многое стала смотреть по-другому.

— Николя, а что нам дают эти договоры? За что русские люди проливают свою кровь? За навязанные и разворованные французские кредиты? Опять за английские интересы? Опомнись, Николя, куда ты идешь! Куда ты ведешь державу?

Даже Мария Федоровна с удивлением смотрела на свою обычно тихую и спокойную дочь, не ожидая от нее такого демарша. А больше всего ее поразили слезы в глазах той.

— Дети, не ссорьтесь.

Ее спокойный и уверенный голос разрядил ситуацию.

— Николя, никто нам не мешает проверить этих пришельцев, а уж потом им доверять. Они хотят одного — покупать продукты, и готовы платить золотом по тем ценам, которые установим мы. Вот и давай пока на этом и остановимся. Кто и когда позволял России спокойно торговать, не вставляя палки в колеса?

— Я сам не могу принять такое решение.

— Можешь! Ты император Всероссийский, прояви характер. Может, они реально помогут Алеше, ты же видел, насколько они продвинулись в естественных науках.

С последним доводом Николаю было трудно спорить, сына он обожал и готов был пойти на всё, лишь бы тому помочь в его недуге.

— Всё равно я им не верю.

Это звучало как-то по-детски и вызвало улыбку на лице вдовствующей императрицы.

— А никто и не предлагает верить им. У меня этот генерал тоже вызывает сомнения, только подумай, ведь они не от хорошей жизни готовы закупать продукты. Значит, у них действительно голод. А теперь представь, что они обиделись и появились в той же Англии или Североамериканских штатах и предложили покупать много и всего, что тогда будет? Как отреагируют торгаши?

Последнее слово она буквально выплюнула с омерзением. В комнате наступила пауза. Аргумент был весьма серьезный, а Мария Федоровна добила Николая последним словом.

— Может быть, это посылка дьявола, а может быть, Божий промысел, который дает России шанс избежать новой кровавой смуты и, несмотря на старания союзничков, возвыситься и занять положенное место в мире как одной из величайших держав.

А вот это был сильный шаг, удар по больному самолюбию императора, которому так не хватало признания и народной любви, но вдовствующая императрица, прекрасно знающая реальное положение вещей, не смогла не оставить последнее слово за собой.

— Было бы интересно узнать, как в том мире вели себя по отношению к императорской семье наши многочисленные родственники. Кто из них предал, а кто до последнего момента поддерживал трон.

Николай, прищурив глаза, смотрел на свою мать. С такой точки зрения он не рассматривал помощь со стороны пришельцев, а ведь это действительно будет интересно — узнать, как тот или иной человек себя вел в другом мире и что реально от него можно ожидать.

* * *

Пока мы летели к точке выхода, где уже готовили вертолеты к эвакуации в наш мир, я внимательно слушал, о чем говорили в той комнате. По молчаливому согласию, и император, и его сестра с матерью не допустили к обсуждению еще кого бы то ни было, решив придержать такую стратегическую информацию для себя, хотя тот же великий князь Николай Николаевич пытался сесть на хвост и получить свой кусок мудрости пришельцев.

Разговор у императора с матерью был весьма непростой, и было видно, что он чувствует какой-то подтекст, какую-то неправильность, но ничего доказать и возразить не в состоянии, а Мария Федоровна, почувствовав критичность ситуации, начала давить своим авторитетом, пользуясь тем, что рядом нет невестки, вредной и амбициозной императрицы Александры Федоровны.

Мы уже утянули вертолеты в портал, когда разведка доложила, что вокруг района сосредоточения появились конные разъезды казаков, которые обозначили себя, но не приближаются, сохраняя дистанцию, и внимательно наблюдают за происходящим. Видимо, про нас уже знали и дали команду особо не тревожить, давая возможность просто уйти.

Дослушав последние фразы разговора императора с матерью, я, махнув рукой, зашагал по пандусу, выдвинувшемуся из портала за последним вертолетом, эвакуированным в наш мир, а за мной уже забежали последние бойцы охраны.

После нашего ухода казаки, получив команду, смело доскакали до места, где недавно копошились странные люди и садились железные боевые машины, и с интересом рассматривали истоптанную площадку, а приехавшие с ними несколько жандармов, полицейских и сотрудников военной контрразведки собирали оставшийся после нас мусор. Их добычей стали многочисленные окурки, обертки от сухих пайков и многое другое, что обычно за собой оставляют туристы. Но им повезло, и на видном месте нашли две одинаковые не распакованные странные зеленые картонные коробки с надписью "Индивидуальный рацион питания".

Осторожно вскрыв одну из них, с удивлением рассматривали содержимое. Один из офицеров, взяв белый листок, где на странном, но явно русском языке, со множеством грамматических ошибок типографским способом были распечатан список содержимого и небольшая памятка, как этим пользоваться, воскликнул:

— Изрядно, господа. Как всё продумано и собрано! Может, попробуем?

— Поручик, это может быть отравлено.

— Господа, зачем им нас травить? Как мне кажется, это просто маленький презент за наше терпение.

И молодцеватый поручик с гладко выбритым лицом демонстративно разорвал упаковку с печеньем и с удовольствием захрустел.

— Изрядно, господа, мы как раз проголодались, и со стороны пришельцев этот презент весьма кстати.

Прошло несколько секунд, и собравшиеся офицеры уже хрустели галетами, запечатанными в прозрачный материал, вскрывали консервы с мясом, с овощами, отдавая должное мастерству пришельцев и их изобретательности в части организации питания в полевых условиях…

Вернувшись в бункер, мы расставили технику на свои места, инженерный состав приступил к обслуживанию, проверке и заправке, а я, в сопровождении Дегтярева, отправился в кают-компанию для обсуждения итогов нашего выхода. Семенов еще пару дней назад улетел к своему руководству отчитываться по проделанной работе и выбивать новые движки для Ту-160, который стоял в специально собранном ангаре под Москвой в ожидании ремонта. Судя по оговоркам полковника, его деятельностью были недовольны, и была вероятность того, что он не вернется и вместо него прибудет новый руководитель проекта со стороны МО РФ. Судя по некоторым данным, там начались серьезные дрязги и передел власти, связанные с новыми возможностями и распределением поступающих продуктов, и одна из внутренних группировок хотела поставить своего человека, намереваясь разыграть свою партию в вопросе контроля над установками путешествия во времени.

Мне этот расклад очень не понравился, поэтому пришлось срочно предпринимать кое-какие шаги, и, посовещавшись с со своими соратниками, я принял решение выходить на членов Совета и давать понять, что полковник Семенов очень нас устраивает, и его замена будет воспринята весьма негативно, вплоть до разрыва отношений и смены стратегических партнеров. Через два часа после моего возвращения из 1914 года в срочном порядке был собран Совет, и я высказал свое мнение о такого рода перестановках, и к моему удивлению, меня поддержали многие члены, что говорило о том, что где-то там плетутся нешуточные интриги, и Семенов не только в наших раскладах является ключевой фигурой.

Когда мне предложили войти в данный Совет, мы долго обсуждали перспективы, возможности и отрицательные стороны этого шага, и была выработана тактика, сходная с основным постулатом Людовика XIV, чтобы интриговали не против него, а за место возле него, и сейчас сложилась именно такая ситуация, и я этим не преминул воспользоваться.

Угроза смены главного стратегического партнера, через которого шли основные объемы продуктов длительного хранения, свежих фруктов и других, так необходимых для выживания товаров, была нешуточная: в Совете было слишком много желающих, обладающих реальной силой и властью, пододвинуться поближе к другим мирам. Обнародованная в узком кругу информация о проходе в мир 1914 года произвела сенсацию, хотя некоторые члены Совета, а именно руководство Семенова, которое уже точно было в курсе, промолчало, но на их лицах читалось недовольство моим шагом. Скорее всего, в окружении Семенова кто-то скрыто контролировал его и сливал данные о наших контактах, и они уже строили планы, как обратить ситуацию в свою пользу, поэтому обстановка становилась напряженной. Но когда всем членам Совета стало известно о канале в новый мир и моей встрече с Николаем II в 1914 году и о заключении торгового договора, то настроения резко поменялись, а видеокадры того, как мы встречаемся в Барановичах и идем в дом для переговоров, вызвали неподдельный интерес.

Посыпались вопросы, завуалированные предложения и не менее скрытые угрозы, но всем стало понятно, что в вопросе путешествий во времени наступил принципиально новый виток, и теперь всё будет зависеть от того, как между собой договорятся члены Совета. Главное, чтоб у них не возникало желаний попытаться захватить всё силой и взять управление комплексом в свои руки.

Мне, конечно, были выставлены претензии, что я без ведома Совета устанавливаю дипломатические отношения, но тут всё легко отбивалось: наша группировка вошла в Совет на добровольных началах, предполагая, что основная задача этого органа — совместное выживание и спасение оставшегося населения, что мы и делам, тягая из других миров необходимые ресурсы. Вон, благодаря нам, в паре бункеров, принадлежащих ФСБ, уже заработали медицинские заводы, производящие из поставляемого нами сырья высокотехнологические медикаменты, которые тоже распределялись Советом. Объемы поставок продуктов, в которых наблюдается огромный дефицит абсолютно во всех бункерах, всё увеличиваются, и за последний месяц составили двадцать процентов от необходимого количества, по сравнению с пятью процентами месяц назад. При реализации проекта в мире 1914 года объемы поставок составят не менее восьмидесяти-ста процентов, и при продолжении программы переселения, возможно, удастся создать стратегические запасы.

Ситуация явно складывалась неординарная, и из-за новой информации большинством членов Совета было принято решение перенести обсуждение сложившейся ситуации на завтра.

Я вызвал на связь генерала Мартынова, который при недавнем улучшении погоды вернулся в Белоруссию и, после соответствующей обработки Семеновым, стал нашим ярым сторонником. Он сориентировал свое руководство, объяснив настоящие реалии, продемонстрировал фото-, видеодокументы, подтверждающие наши позиции в мире 1942 года, и передал мои предложения по поводу усиления системы ПВО Симферополя.

Соответственно, получив мой вызов по уже функционирующей системе видеосвязи, они сразу откликнулись.

На экранегенерал Мартынов вроде был один, но явно на заднем плане во время разговора присутствовало еще несколько людей из высшего руководства Белоруссии.

— Добрый вечер, Сергей Иванович. Ну и заварили вы кашу.

— А что делать? Сидеть на месте не приучены, тем более сейчас кто остановится, будет съеден.

— Разумно. Ваше выступление с информацией о проходе в другой мир было весьма и весьма впечатляющим.

— На это было и рассчитано, а то в последнее время наши нынешние союзники начали достаточно жестко пытаться взять нас под полный контроль…

Всего за пару недель нашего участия в Совете начали проявляться весьма настораживающие тенденции в виде появления новых лиц с якобы абсолютными полномочиями от Совета, их методичной работы по организации агентурных сетей среди населения, и особенно — среди личного состава подразделений, задействованных в системе безопасности бункеров с установками путешествия во времени. Мы, как могли тихо, боролись с этим, но пару раз устраивали небольшие скандалы, и двое особо настырных субъектов замерзли в буране во внезапно сломавшейся машине, которую никто не смог найти, несмотря на показательную поисковую операцию. Умные сразу поняли намек. Зубы мы показали, но давление со стороны группировки военных росло и стало выражаться во всё увеличивающихся требованиях по поставкам продовольствия, безоговорочной и внеочередной переправке в мир 1942 года указанных ими людей, несмотря на установленные квоты, перечни необходимых специальностей и обязательные проверки в нашей службе безопасности и специальном отделе НКВД. Мы, конечно, противодействовали и лязгали зубами в ответ, и в итоге начались конкретные перебои с поставками вооружений, боеприпасов и, главное, запасных частей к боевой технике, которая принимала непосредственное участие в боевых действиях в 1942 году, что существенно начало сказываться на интенсивности ее применения. Один из примеров — "Белый лебедь" Ту-160, который, порезвившись над Европой, стал на прикол из-за выхода из строя некоторых узлов двигателей. Ту-95 еще совершает единичные полеты, но и его ресурс на исходе, и в течение месяца вся военная помощь потомков могла сойти на нет. Вот таким образом нас начали аккуратно шантажировать, ссылаясь на отсутствие нужных деталей, нелетную погоду и другие трудности.

На фоне этого — появление на Совете множества других людей, которые представляли силы и группировки, разбросанные от Украины до Тихого океана, причем многие из них вошли только потому, что имели неуничтоженные комплексы ПВО, и когда начались полеты транспортных самолетов, пригрозили сбивать всех, если с ними не поделятся. Но тут поступили мудро: с каждого региона — отдельный представитель, кто в состоянии держать свою зону ответственности в руках и обеспечить безопасность пролета. Но реально тут был более глубокий смысл: готовилась грандиозная программа по восстановлению железнодорожного сообщения для перевозки грузов не воздухом, а по земле, и такие работы уже начались. Специально собранные инженеры изучали состояние железнодорожных путей, разрабатывали планы размещения складов с горючим, пунктов базирования и ремонта подвижного состава и главное — обеспечение безопасности проекта. Поэтому в Совет и взяли всех адекватных руководителей по возможному пути переброски грузов, кто был в состоянии, а если не был, но показывал свою лояльность, то ему светила неслабая военная помощь. Дела завязывались очень серьезные, всё зависело от наших поставок продовольствия и топлива, необходимых для простого выживания на местах, а вот кто будет всё возглавлять, сейчас решалось в кулуарах. По оперативной информации, я был для многих весьма неудобной фигурой, учитывая большой авторитет, фантастические возможности и наработанные связи в мирах, куда мы нашли выходы. Поэтому в таких условиях нужно было срочно набирать союзников и организовывать свою группировку в Совете, иначе тяжеловесы с ядерным оружием, стратегическими бомбардировщиками и подводными лодками могут меня переиграть. Еще немного, и они найдут в моем окружении брешь, подберут замену и тихо ликвидируют, тем самым перехватив бразды правления комплексом…

— Это и понятно. Чем мы можем вам помочь, и что вы готовы предложить за поддержку на Совете? — сразу перешел к делу генерал Мартынов.

Я улыбнулся, давая понять, что оценил практичность белорусского генерала.

— Мои условия вы знаете. Просто надоели эти подковерные игры. Если вы хотите нормально работать, то мы готовы установить более плотные отношения.

— Вас интересуют поставки вооружений?

— Да, в первую очередь укрепить ПВО Симферополя, ну а всё остальное пойдет для проведения операций в других мирах.

Мартынов усмехнулся.

— Вы собираетесь устроить вторжение в мир 1914 года?

— Нет, конечно. Всё будет проще и изящнее, но вопрос в другом. Нужно оружие, техника, запчасти и специалисты для Советского Союза.

— Ну, вам и так много чего поставляется…

— Не всё так просто. А вы знаете, что я недавно официально введен в состав Государственного комитета обороны СССР в качестве постоянного члена? — я решил немного его встряхнуть, и, видимо, это получилось.

Мартынов усмехнулся:

— В первый раз слышу.

— Вот-вот, и в экспедиции в 1914 год заинтересованы не только члены нашего Совета, но и лично Сталин, который, правда, скрепя сердце согласился закрыть глаза на наш план выведения России из Первой мировой войны, предотвращения революции и загрузке ее мощностей заказами для нас и для Советского Союза. Ведь в этой реальности у СССР точно не будет ленд-лиза, и промышленных мощностей вряд ли хватит, чтоб бороться с германо-англо-американским блоком.

Мартынов задумался, поднял голову, видимо смотря на кого-то за экраном монитора.

— Я смотрю, вы вышли на такой геополитический уровень, Сергей Иванович…

— Да, поэтому эти дрязги на Совете, скажем так, просто утомляют, но это так, частности. Возня возле кормушки будет всегда, но проблема весьма и весьма серьезная немного в другом плане.

— В чем же? — спокойно спросил Мартынов, всё еще не понимая, куда я клоню.

— Вы слышали, что в мире 1942 года был убит Гитлер и к власти пришел Гиммлер, который после определенных колебаний и конкретного разгрома на фронте и нашего явного вмешательства пошел на сепаратные переговоры со Сталиным, и недавно была достигнута договоренность о выводе германских войск с территории Советского Союза?

— Да. Мне это рассказывали.

— Так вот, вывод начался, и до определенного момента всё шло по строго определенному графику, вплоть до того, что немцы передавали тяжелое вооружение, артиллерию, танки, боеприпасы представителям Красной Армии, и им обеспечивались коридоры для беспрепятственного выхода. В Москву лично приезжал адмирал Канарис утрясать частности, и его даже привезли ко мне на встречу. Вроде всё шло нормально, но с некоторых пор немцы стали нарушать договоренность о прекращении огня, обстреливая советские части, и график вывода оккупационных войск начал резко срываться по вине германской стороны. Странно. Им, конечно, образцово-показательно начали давать по физиономии, но затихшие бои стали снова разгораться, и противник за время перемирия успел перегруппироваться и основательно закрепиться на удобных для обороны рубежах.

Вот и возник вопрос, с чего бы это, ведь опять огребут? А тут начала выходить из строя техника из будущего. Где что-то сгорело, где не хватает запасных частей, хотя раньше этого добра было много, да и основная ударная сила, стратегический бомбардировщик Ту-160, стоит в ангаре и ждет запчастей. А поставки срочно необходимого оборудования со стороны руководства Семенова как-то странно тоже стали затягиваться, хотя самолеты прилетают по распорядку, привозят горы вроде как нужного снаряжения и исправно увозят продукты. Очень похоже на саботаж. Но это не всё. Буквально час назад при очередном сеансе связи с миром 1942 года пришло сообщение лично от Сталина. В нем четко указано, что по данным советской разведки, немецкое правительство получило гарантии того, что в ближайшее время вся авиационная техника из будущего останется без запасных частей и специализированных боеприпасов, а подпространственная транспортная будет на несколько месяцев выведена из строя. Причем эти обещания пришли от кого-то с нашей стороны, и мне сегодня ночью нужно будет ехать на срочное совещание ГКО, становиться в позу удивленного тушканчика и выслушивать, кто и как может обещать такие вещи, учитывая, что "Белый лебедь" уже неделю стоит на приколе и половина "Грачей" и два Ми-24 тоже не способны выполнять боевые задания. Вот и смотрите, что получается: там слив информации, тут явный саботаж, причем это началось не вчера — и всё получается как-то синхронно, и прослеживается система.

Мартынов внимательно слушал мой рассказ, понимая, что сейчас он вовлекается в очень серьезную игру с большими ставками.

— Я понял вас, Сергей Иванович. Почему именно мы, ведь достаточно и других членов Совета?

— Во-первых, вы появились практически последними и однозначно к этому не имеете никакого отношения, потому что всё это началось задолго до вашего появления. При этом вы обладаете кое-каким нерастраченным военным потенциалом, что сейчас весьма немаловажно. Ну, и с моей стороны простой расчет на то, что последний пришедший хочет всегда продвинуться в очереди вперед…

На экране компьютера было видно, как Мартынов усмехнулся.

— Спасибо за откровенность, Сергей Иванович…

Он опять глянул куда-то за экран, чуть помедлив с ответом, но, видимо получив одобрение, продолжил:

— Всё сказанное вами весьма интересно, и приведенные доводы нас заинтересовали. Что мы можем сделать?

— Во-первых, поднять на Совете вопрос о полковнике Семенове. Я, по определенным причинам, не могу первым это высказать, но вас послушают, а мы поддержим. Во-вторых, необходимо ускорить укрепление ПВО Симферополя независимыми от других членов Совета комплексами С-300, если будет такая возможность, срочно подтянуть хоть дивизион установок залпового огня, ну и до роты бойцов, которые должны будут занять часть блокпостов внешнего периметра, разбавив людей, непосредственно подчиняющихся руководству Семенова. Возможно, что в ближайшее время нас могут ожидать неприятные сюрпризы.

— Это серьезные задачи, требующие больших затрат.

— Вы же знаете, что стоит на кону? Тем более, если вы становитесь, так сказать, нашими близкими союзниками, то соответственно получаете приоритетный доступ к распределению ресурсов из других миров.

— Вы нас пытаетесь подкупить?

— Нет. Я вас пытаюсь заинтересовать перспективой. Если вас купить, то рано или поздно кто-нибудь перекупит, а это очень опасно. Поэтому я предлагаю стать не нашими наемниками, а соратниками и друзьями, а как я держусь за друзей, вы должны знать.

— Да. Семенов говорил, что с вами нужно дружить и вести себя максимально честно.

— Вот поэтому я сейчас буду долбить всех, чтоб с головы Семенова и волос не упал. Мы своих не бросаем.

Наступила пауза, и через некоторое время Мартынов, прищурив левый глаз, спросил:

— Ну, ведь я не один, кого вы озадачили относительно и полковника Семенова, и усиления охраны Крыма?

— Конечно. Если что-то делать, то делать основательно, не ставя на одну лошадку.

— Спасибо за откровенность.

— Не за что. В наших условиях ставки весьма высоки, и приходится рисковать, зная, что стоит на кону.

— Я вас понял, Сергей Иванович, спасибо за доверие. Надеюсь, вы не пожалеете…

— Генерал, если я пожалею, то жалеть будем все, потому что опять из-за очередных хитросделанных комбинаторов профукаем возможность помочь людям.

— Я понимаю вас.

Когда сеанс связи закончился, я еще минуту сидел перед экраном монитора, приходя в себя после тяжелого и напряженного разговора, собирая силы и мысленно готовясь к такому же разговору с очередным членом Совета, который еще не определился со своей стратегической позицией.

Глава 11

Визит в Кремль на заседание ГКО прошел вроде как буднично, и серьезных претензий мне не предъявляли, но некоторая недосказанность осталась. К моему удивлению, на заседании присутствовал Лаврентий Павлович Берия, который выглядел слишком бледно, хотя никаких следов побоев, которые я инстинктивно стал искать на его лице, не наблюдалось. Да и сам факт его присутствия на заседании говорил о том, что он еще в команде и проверен, прощен и выпущен за хорошее поведение. На заседании все делали вид, что ничего не произошло, хотя я не сомневался, что после ареста Берии уже начались интриги по тому, кто займет его место и будет руководить всесильными органами государственной безопасности СССР и, соответственно, курировать направление по работе с пришельцами.

На совещании обсуждались вопросы поставок и с нашей стороны, и со стороны СССР, анализировались возможности промышленности Южной Америки, которая уже в некоторой степени, сама не зная того, работала над оборонными заказами СССР. В общем, ситуация по развитию промышленности и обеспечению Красной Армии и Флота была не настолько тяжелой, с учетом того что положение на фронте резко стабилизировалось и интенсивность боев спала, что существенно сказалось на обеспечении войск и позволило заняться накоплением не только тактических, но и стратегических запасов.

Также на совет был вызван профессор Старостенко, который уже несколько месяцев как бешеный носился на личном самолете с гербовой бумагой особого представителя ГКО, организуя полупроводниковое производство в СССР хотя бы на уровне простых транзисторов, не говоря о микросхемах высокой степени интеграции. Да и тут дела шли не самым худшим образом: часть оборудования и станков удалось завезти из нашего мира, и самые большие проблемы возникли в вопросах добычи сырья. А пока специально организованные лаборатории и цеха, укомплектованные специалистами из будущего, начали выпуск радиостанций, радаров, систем радиоэлектронной борьбы, шифрованной связи на элементной базе, завезенной вместе с оборудованием из нашего мира. Сюда же со всего Союза везли на обучение радиолюбителей, инженеров-радиотехников, научных работников, прошедших обязательную проверку органов государственной безопасности. Круглосуточно функционировали курсы повышения квалификации, где фактически на износ работал преподавательский состав Симферопольского государственного университета — самые передовые научные знания передавались, и таким образом готовились кадры для новой научно-технической революции в стране.

Получив список того, что крайне необходимо для дальнейшего развития высокотехнологического производства в СССР, и обсудив возможные сроки поставок, я сделал для себя несколько пометок и начал прикидывать, где это всё достать и кого нагнуть, чтоб побыстрее выполнить заказ предков. Когда заседание подходило к концу и я уже собирался свинтить обратно в наш мир, Сталин в стиле незабвенного папаши Мюллера сказал: "А вас, товарищ Оргулов, я попросил бы остаться", — и, главное, так хитро усмехнулся. Хотя точно, он ведь недавно с сервера смотрел весь сериал "Семнадцать мгновений весны", и тот ему очень понравился. Поэтому я прекрасно знал, что режиссера Татьяну Лиознову нашли, позаботились о ее безопасности и практически в прямом смысле зарезервировали для нее место во ВГИКе на режиссёрском факультете.

Мы с ним остались наедине в его кабинете, и, раскурив трубку, Сталин спросил:

— Сергей Иванович, что же все-таки происходит в вашем мире?

— Идет скрытая подготовка по смене тех, кто будет контролировать установку перемещения во времени. Сначала начались активные поставки оружия, техники и боеприпасов, сейчас всё это почти в открытую саботируется в надежде вызвать ваше недовольство и заставить самих начать искать союзников, имеющих большие возможности и запасы.

Сталин озабоченно курил, пуская клубы дыма.

— Мы тоже так думаем, Сергей Иванович, и скажу сразу, что вы в роли хранителя системы путешествия во времени нас устраиваете больше всего.

— Спасибо, товарищ Сталин. Вы должны понимать, что те люди, кто стоит и за сливом информации немцам, и за саботированием поставок, готовы довести ситуацию до критической черты и, видимо, считают, что в состоянии потом всё исправить своими силами.

Сталин кивнул головой, соглашаясь с моим мнением.

— Что вы думаете предпринять?

— Разделяй и властвуй. В Совете много новых членов, которые обладают заметно меньшими военно-экономическими ресурсами, нежели основные игроки. Но, при определенных условиях, они готовы ради выживания поддержать тех, кто им окажет помощь.

— Вы собираетесь их купить?

— Не совсем так. У нас изъяли полковника Семенова, который представлял некую организацию, ставящую целью борьбу как раз с такими проявлениями. Или это была фикция для получения доступа к нам, или организацию раскрыли и таким образом нанесли ответный удар. Но, по нашим данным, известие о портале в прошлое распространилось достаточно широко, и если мы просто прекратим поставки продуктов, мотивируя это угрозой захвата и последующего уничтожения системы путешествия во времени со стороны высшего руководства наших оппонентов, то возможны бунты и начало глобального передела власти.

— Вы уверены в этом, Сергей Иванович?

— Абсолютной гарантии никто дать не сможет, но мне пришлось обнародовать факт открытия портала в 1914 год и то, что операция по использованию ресурсов того мира перешла в активную фазу. Это вызвало определенный ажиотаж.

Сталин удивленно поднял глаза и уставился на меня.

— Вы пошли на то, чтобы раскрыть столь секретную информацию?

— Рано или поздно утечка всё равно бы произошла, а так в Совете много колеблющихся, но заглядывающих в рот крупным игрокам. Вот я и помахал морковкой, показывая, что у нас возможностей больше, нежели предполагалось. И это дало свои результаты.

— Какие?

— Количество сторонников прибавилось, и в ближайшее время ждем переброски бойцов и нескольких зенитно-ракетных комплексов от белорусов, да и другие готовы присоединиться…

Сталин усмехнулся и перевел разговор на другую тему:

— Вы не говорили, что в царской России начали какие-то активные действия. И на каком этапе вы находитесь?

— Через пару дней открываем официальное посольство и начинаем закупку нужных нам товаров, но по военным заказам пока тяжело, сами знаете, каково было в империи состояние производственной базы. Да и с продуктами будут проблемы: миллионы крестьян, реальных производителей зерна, на фронте, что существенно влияет на объемы производства — просто некому будет сеять и убирать хлеб. Это еще одна причина вывести Россию из войны.

Сталин начал ходить по кабинету. Мне пришлось встать, но он махнул рукой, мол, сиди на месте. Но через пару мгновений он снова повернулся ко мне:

— Вы не отказались от идеи предотвратить революцию?

— Товарищ Сталин, — я встал, — я не отказался от идеи предотвратить многомиллионные потери и в вашем мире, и в мире 1914 года. Политические аспекты вторичны, но после стабилизации обстановки, мы, захватив информационное пространство и используя наш опыт "цветных" революций, просто сформируем такой строй, какой нам будет выгоден без излишнего кровопролития.

Мои слова его немного успокоили, или он сделал вид, что проникся. Но я решил не останавливаться на достигнутом и подбросить еще информацию для размышления, которая должна была убедить Сталина, что мы самые лучшие партнеры.

— Это не всё, товарищ Сталин.

Он удивленно уставился на меня.

— Говорите, Сергей Иванович.

— Скорее всего, все нынешние проблемы связаны с тем, что нашим оппонентам удалось восстановить свою установку путешествия во времени. Они последние несколько дней пытаются нащупать канал между моим и вашим мирами, и тем самым вносят определенные помехи.

— Это может серьезно помешать? — Сталин аж напрягся, а я открыто улыбнулся.

— Как раз нет. За последнее время наши установки, как и алгоритмы работы и энергетика, были существенно усовершенствованы, а новички используют нашу старую, самую первую схему подключения к каналу. Мне понадобилось достаточно много времени, чтоб в этом разобраться, а у них его нет — судя по напряженности ситуации и у нас, и в вашем мире с немцами, кульминация должна произойти в ближайшие две-три недели. Вот мне и пришлось собрать небольшую установку — поставщик помех, как те, что возникали после аварийных схлопываний портала, и они по той старой схеме хоть до нового пришествия пусть пытаются что-то сделать. Сегодня, за час до очередного собрания Совета, я включу подавитель и посмотрю, кто и как будет себя вести.

Сталин задумался, анализируя сказанное. Я видел, как он методично переваривает полученную информацию и делает выводы, результатом чего был резонный вопрос:

— Но вам же удалось технически решить эту проблему?

— Да, удалось, но с большим трудом и при условии, что помехи в канале имели природное происхождение, и конечно, помучившись, удалось отыскать закономерность. А мой генератор будет создавать помехи по случайному алгоритму, пусть теперь они мучаются.

Сталин покачал головой и задал не совсем приятный вопрос, который, впрочем, я ждал:

— А можно такой постановщик помех установить в нашем мире?

Естественно, ему интересно тоже контролировать перемещения во времени.

— К сожалению, пока нет. Причина — генератор работает в мире с исходной частью канала. Я уже пробовал его запускать в вашем мире, но он просто не работает.

Сталин сделал вид, что поверил.

— Жаль.

Обговорив еще некоторые уже не столь важные и принципиальные вопросы, я выехал обратно в Усадьбу, где ожидалось очередное открытие окна.

Вернувшись в бункер, опять окунулся в кучу текущих дел, просто дубея от того объема информации, который нужно было перелопатить. Как в подтверждение постулата, что беда не приходит одна, поступил сигнал от одной из поисковых групп, работающих на побережье в районе Алушты. На них по радиосвязи вышли некие ребята, представившиеся друзьями капитана 1-го ранга Григорьева, которого очень ищут. Понятно, или провокация, или наконец-то в Черное море прибыли беглецы с Северного флота: АПЛ "Леопард", "Пантера" и "Волк", которые, судя по имеющейся информации, просто удрали из ППД (пункта постоянной дислокации) из-за голода и всё ухудшающихся условий жизни — прихватив семьи.

Пришлось давать команду бросать всё и отправлять усиленную группу, чтобы вывезти делегатов в Симферополь для личного знакомства и обязательной проверки.

Потом пришла информация, что в поселке Гвардейское, где до войны был российский военный аэродром, пропали две поисковые группы, не входящие в наш основной состав, но, так сказать, работающие по контракту. Что-то найти в развалинах поселка, засыпанных серым снегом, было нереально, хотя во время недавнего бурана, когда радиосвязь работала с перебоями, служба радиоперехвата вроде как записала отрывок искаженного сигнала бедствия. Но высылать поисковую группу в условиях практически нулевой видимости тем более на сигнал нерегулярного подразделения посчитали необязательным. Но случай попал в оперативную сводку, и служба безопасности поставила в план его изучение. Когда улучшилась погода, в Гвардейское были направлены две усиленные поисковые группы, которые нашли только обглоданные крысами-мутантами трупы и пару остовов обгоревших автомобилей. Судя по характеру ранений и повреждению машин, поисковики попали в грамотно организованную ловушку, и по ним работали профессионалы. В рапорте было указано, что случайно удалось найти фрагменты гранатометного выстрела, по которым сделали вывод, что оружие и боеприпасы, использованные при нападении на поисковые группы, из той же серии, что и оружие, захваченное после гибели карательной бригады "Галичина". Если говорить простым языком, по окрестностям Симферополя шныряют озверевшие бандеровские недобитки и режут наших поисковиков. Пришлось тоже организовывать операцию по локализации и уничтожению банды…

Пока было время, довел до ума постановщик помех в пространственно-временном канале и, протестировав его, запустил в рабочем режиме, полностью блокируя любые попытки кого бы то ни было попасть в мир 1942 года без нашего ведома.

На следующий день опять состоялось заседание Совета в режиме видеоконференции, при том что из восьми членов три уже были однозначно на моей стороне. Это были белорусы, которые уже вечером готовы были отправить сводную роту сил специальных операций Республики Беларусь для защиты комплекса перемещения во времени. Так как тяжелых военно-транспортных самолетов у них не было, вполне серьезно рассматривалась возможность формирования целого каравана, и мне тонко намекали об обеспечении горючим и продуктами. Согласие было получено, только при условии, что и горючее, и продукты они сами будут вывозить. Поэтому в течение двух недель нас ожидало прибытие большого количества боевой техники, укомплектованной специалистами.

Помимо этого, зашевелились и так активные представители уже единого конгломерата выживших в юго-восточной Украине, который тоже был представлен на Совете одним голосом, который я, конечно, перетянул на себя. Тут всё было просто: мы рядом, сроки доставки продуктов небольшие, тем более активно шли работы по восстановлению железнодорожной ветки Симферополь — Мелитополь, и уже даже в работу были запущены ремонтный поезд и несколько дрезин, которые использовали для разведки и быстрой переброски людей, и один снегоуборочный локомотив. Поэтому в условиях начала реализации такого рода стратегических проектов, устраивать дрязги и разборки на Совете было невыгодно тем, кто находился от нас в непосредственной близости. Они уже вовсю за хорошую мзду отправляли по разнарядкам в накопительные центры на въездах в Крым людей, желающих эвакуироваться из умирающего мира, обменивали необходимые товары на продукты и горючее на очень хороших и выгодных условиях. Поэтому нарушать такой прибыльный бизнес никому не хотелось, несмотря на то что где-то далеко в комфортабельных бункерах лелеялись планы о полном пересмотре сложившейся системы власти. Естественно, и здесь рассматривались возможности по захвату бункеров с установками перемещения во времени, но недавние события сразу расставили всё по местам и, как оказалось, дружить было выгоднее, чем пробовать забирать. Вон, за Оргулова уже и Сталин подписался и готов в любой момент предоставить хоть десять тысяч бойцов, а в нынешнее время численный перевес и техническое оснащение были главными критериями силы. И когда Оргулов тихо попросил в частном порядке выделить людей, очень многие откликнулись, стараясь набрать баллы и просто влиться в крымскую группировку, которая буквально по часам набирала силу и значимость. По бункерам Украины про достаток и порядок у крымчан ходили легенды, как в свое время о золотой стране Эльдорадо, и получить специальный вызов, который давался на основании разнарядки, наличия реального диплома и выполнения определенного теста, подтверждающего квалификацию, считалось вытягиванием счастливого билета.

Недавние новости о попытке захвата бункеров, о ракетном ударе со стороны европейской шелупони, о прорыве карательной бригады, всколыхнули людей, и известие, что все нападающие огребли, а бандеровцев просто сожгли ядерным ударом, вызвало радостные чувства и уверенность в своих силах. Такого давно не было у потерявших надежду людей, готовящихся к медленной смерти от голода и болезней. Вот так у нас появилось множество тихих сторонников, которые, услышав, что я собираю силы для обороны Крыма, потянулись многочисленными караванами, в основном состоящими из боевой техники.

Учитывая недавний опыт с попыткой захвата власти пришлыми неконтролируемыми варягами, подальше от Симферополя, в Джанкое, на базе армейских складов ГСМ, которые стали использовать по прямому назначению, устроили настоящую военную базу, где в экстренном порядке строили ангары для обслуживания техники, восстанавливали дома для проживания и строили убежища на случай ядерного удара. Здесь же проходили отбор прибывшие солдаты и офицеры, желающие войти в состав вооруженных подразделений или получить направление в мир 1942 года, если их кандидатуры будут одобрены специальной комиссией НКВД. И отбоя от желающих не было, потому что все знали, что военнослужащие получали огромный, по местным меркам, паек, а их семьи — возможность проходить лечение в функционирующих медицинских клиниках и даже путевки на временное проживание в мире 1942 года в специально созданном санаторно-курортном центре где-то в Сибири. Звучало совершенно фантастично, но фотографии, видеоматериалы и довольные и сытые физиономии вернувшихся подтверждали правдивость обещаний руководства крымской группировки. А в последнее время для особо отличившихся был организован отдых на выбор либо в Аргентине, где можно было реально купаться и загорать на настоящих пляжах атлантического побережья, либо в Парагвае, где лояльные к русским власти позволили выкупить огромную плантацию, и там уже достраивался настоящий санаторно-курортный центр, оснащенный по самым передовым технологиям. Ради этого поисковики в нашем времени разграбили все санатории на южном берегу Крыма и все СПА-центры и салоны, собирая нужное оборудование. Естественно, ради такой жизни тысячи выживших готовы были порвать кого угодно, лишь бы им дали хоть немного испробовать того, что они потеряли в своем мире.

После экстренного восстановления железнодорожной ветки Симферополь — Джанкой, на вокзал в Джанкой перегнали бронепоезд, обеспечивающий доставку продуктов и горючего, и специальный состав, в котором жили строители и перевозили строительную технику и расходные материалы.

Благодаря такому потоку добровольцев, которые, зная наши требования и пожелания, старались, помимо себя и своих семей — однозначного балласта, — привозить боевую технику, транспортный парк постоянно увеличивался. Это позволяло уже выборочно восстанавливать нужные образцы, исходя из технического состояния, а не так, как это было раньше — пуская в бой всё ездящее и стреляющее барахло и молясь, чтоб оно не сломалось в последний момент и не досталось противнику в качестве трофея. Таким образом, мы стали обладателями еще одной относительно работоспособной "Тунгуски" и фактически целого дивизиона "Бук-М1", правда, всю эту технику нужно было доводить до ума, искать запчасти и выкручиваться, но система обороны Симферополя и особенно ПВО постепенно усиливалась, позволяя расширять зону полного контроля за границы города.

На фоне таких грандиозных преобразований и свершений проходило очередное собрание Совета, где поднимались вопросы восстановления железнодорожных путей и подвижного состава, обеспечение безопасности и совместное уничтожение несговорчивых царьков, которые отказывались пропускать через свою территорию транспорт и грузы, принадлежащие членам Совета.

Как и договаривались, белорусы подняли вопрос об отзыве полковника Семенова, а я, сразу включившись, выкатил предъяву относительно саботирования поставок запчастей и боеприпасов для участвующей в боевых действиях в 1942 году техники.

Внимательно наблюдая за главными представителями Совета, я пытался хоть как-то спрогнозировать их реакцию и выяснить, кто же из них реально замешан в попытке пробоя в прошлое. Ведь было понятно, что эти прощупывания пространственно-временного канала и слив информации немцам в 1942 году — звенья одной цепи, часть одного более грандиозного и многоходового плана. Поэтому было просто необходимо обязательно помешать или на начальном этапе, пока нет полной и достоверной информации, осложнить реализацию планов противника и заставить его перейти к более открытым действиям.

По идее, за поставки необходимых грузов отвечает генерал Ростовцев, нынешний глава группировки, вышедшей из Министерства обороны РФ, а вот по поводу пространственно-временных пробоев — тут, скорее всего, торчат ушки генерала Сипягина, главы ФСБ или даже, скорее всего, его зама, знаменитого Сфинкса, генерала Мартова. Получается, что они в связке? Надо бы как-то это провентилировать, и интересно знать, глава МВД и МЧС Терещенко в теме, или так, для массовки позван, хотя, как про него говорят, дядька весьма серьезный и зубастый и на раз рвет всех конкурентов. Этот триумвират МО, ФСБ, МВД с МЧС, в дань традициям, называется администрацией президента, и что там происходит внутри, пока до конца не понятно, несмотря на то что и у них в рядах появились сочувствующие нашему делу люди, которые по возможности и сообщают интересные новости.

Ростовцев сразу и достаточно резко отреагировал на мой наезд.

— Сергей Иванович, мне не совсем понятны ваши претензии. Мы тоже не супермаркет, где на полках всегда в изобилии хранятся нужные вам товары. Есть объективные причины, такие как погодные условия и элементарное отсутствие этих запчастей. Мы отправили вам почти всю имеющуюся в наличии исправную технику и продолжаем выполнять поставки, несмотря на огромные расходы. С горючим для нашей авиации у вас ведь пока не очень хорошо?

Его поддержали и другие члены Совета, но я начал давить.

— Да, со стороны это выглядит так, но сегодня я был на заседании ГКО в Москве и получил очень интересные новости, а в комплекте со всеми иными интересными событиями картина вырисовывается очень неприглядная для Совета. С большой долей вероятности можно говорить о прямом предательстве…

Произнеся последнюю фразу, я нажал на столе небольшую кнопку, и все наши подразделения, приведенные в полную боевую готовность, начали выдвигаться на исходные позиции согласно секретному плану, разработанному на случай конфликта с членами Совета, что как раз сейчас и намечалось.

После моих слов наступила пауза, и лица многих людей, участвующих в видеоконференции, показывали смесь эмоций — от недоверия и агрессии до неподдельного интереса и изумления — хотя практически все умели себя контролировать и только чуть-чуть показали свою реакцию, но и этого было достаточно.

Лицо Ростовцева окаменело — он, видимо, принял последнее обвинение на свой счет, но сдержался и только показательно спокойно спросил, хотя было видно, что в душе у него бушевал огонь:

— И что же такое еще произошло, что вы смеете меня, товарищ генерал, обвинять в предательстве?

— Да, было бы неплохо прояснить ситуацию, — поддержал Ростовцева глава ФСБ генерал Сипягин. Он глянул куда-то в сторону, получая какую-то информацию. — А то звучит как-то голословно, тем более ваши люди уже начали блокировать места дислокации наших подразделений.

Быстро они узнали, точно отслеживают, ну ладно, продолжим.

— Это всего лишь мера предосторожности, ставки слишком высоки…

Ростовцев повторил свое требование:

— Господин генерал, хотелось бы услышать ваши пояснения, мы не дети, чтобы кидаться голословно такого рода обвинениями.

— Хорошо. Начнем с того, что однозначно существует явно выраженный саботаж по поставкам запчастей только для воюющей техники в 1942 году, и особенно это относится к стратегическим бомбардировщикам…

— Мы это уже обсуждали, — буркнул Ростовцев, но я продолжил:

— Помимо этого, несмотря на заключенное перемирие и договор о выводе немецких войск с территории СССР, начались затягивания, надуманные проблемы, и возобновились боевые столкновения. Противник стал элементарно окапываться, оборудуя долговременные, прекрасно укрепленные позиции.

— И о чем это говорит? — уже почти в прямом смысле набычился Ростовцев, а глава ФСБ заметно усмехнулся.

— По данным советской разведки, немцы больше недели назад получили информацию, что поставки запчастей, высокоточных боеприпасов, специализированных горюче-смазочных материалов для действующей на фронтах техники из будущего уже неделю как приостановлены. При этом они получили гарантии, что в течение одной-двух недель система подпространственной переброски войск будет выведена из строя, поэтому-то немцы стали стабилизировать оборону и затягивать вывод войск с территории СССР, — видя, что Ростовцев хочет что-то возразить, и предполагая, что, я не дал ему высказаться и сам продолжил: — Может показаться, что это может быть провокация или советских, или немецких, или западных спецслужб, но информация о приостановке снабжения техники из будущего была передана тогда, когда мы не знали, не было собрано еще тогда такой статистики ни у нас, ни в специальном правлении НКВД, куда сводится вся информация. А оттуда точно утечки не было, там такие драконовские меры безопасности, что нам стоит поучиться. Поэтому можно точно сказать, что утечка была со стороны, и сделали это люди, точно знающие о факте системного саботажа. Но это еще не всё…

Я внимательно наблюдал за лицами этой тройки и видел, что их это сильно заинтересовало, неподдельно заинтересовало, и они не собирались тыкать меня носом, убеждая, что это всё плод моего воображения. Здесь собрались серьезные люди, не один год двигавшиеся по карьерной лестнице и знающие цену такого рода заявлениям на таком уровне. Было понятно, что сообщаемая информация не раз проверялась и перепроверялась и всё очень серьезно. Поэтому они молчали, ожидая продолжения моих слов.

— Нашей системой слежения за последнюю пару недель зафиксированы многочисленные случаи включения неустановленной установки перемещения во времени и подключения к пространственно-временному каналу, ведущему в 1942 год. Судя по параметрам, установка соответствует той, что была построена и, до известного взрыва полгода назад, использовалась в ведомстве генерала Сипягина под руководством профессора Кульчицкого, ну, правда, чуть-чуть доработанная, — я слегка скривился. — Чуть доработанная, второе поколение…

Ростовцев, поняв, куда я клоню, спросил:

— А у вас какое поколение?

— Уже четвертое. И уж поверьте, в этом вопросе я неплохо разбираюсь.

Сделав театральную паузу, я вбил последний гвоздь:

— И после этого ваш контакт, полковник Семенов, который вылетел, чтобы на месте разобраться с системным саботажем, был ликвидирован, а нам подсунули нового человечка, который с ходу начал качать права. Вот теперь точно всё, и я жду объяснений, откуда у немцев такая информация, и кто и как собирается вывести из строя наши установки.

Я, конечно, не стал говорить, что никто, кроме меня, путешествовать не мог благодаря постановщику случайных помех, да и наша новая установка четко реагировала на все колебания и возмущения в канале, выявляя любые попытки как-нибудь к нему подключиться.

Но сказанного вполне хватило, чтобы в Совете началась буря, и в первую очередь подняли вой белорусы, которые были изначально информированы о проблеме. Их сразу же поддержал глава союза выживших юго-восточной Украины, генерал-майор внутренний войск Баталенко, с которым мы в последнее время неплохо сработались.

Пошли взаимные упреки. Мелкие царьки, которые находились вне границ Украины и изначально были креатурой президентской группы, больше помалкивали, пытаясь понять, с кем им будет выгодней — с нами, при условии реальности поставок топлива и продовольствия, или с мощными кланами МО, ФСБ и МВД России, которые вроде как тоже добились прохода в прошлое, и Оргулову это как раз и не понравилось. А вот сами Сипягин, Ростовцев и помалкивающий до этого Терещенко не спешили скандалить и устраивать разборки, вопрос и предъявленные претензии были слишком серьезными.

Когда крики и ругань немного поутихли, слово взял Сфинкс, генерал ФСБ Мартов, который тоже помалкивал, внимательно слушал и анализировал обстановку.

— Сергей Иванович, мы знаем вас как настоящего офицера, которого уважают и подчиненные, и союзники — и я в том числе. Высказанные вами факты заслуживают самого пристального изучения и анализа, поэтому ваши действия по интернированию наших боевых отрядов в вашей зоне ответственности мы воспринимаем не как акт предательства и агрессии, а как логичный шаг по усилению мер безопасности. Поэтому, прежде чем принимать определенные решения, которые в той или иной степени могут затронуть вопросы выживания всех, чьи представители сейчас входят в Совет, я бы хотел получить от вас всю информацию, что вам известна, и провести свое собственное расследование. Думаю, конфликт и разборки никому здесь не нужны…

Спокойный, но твердый голос Сфинкса произвел впечатление, и ворчание сошло на нет, слишком у него был серьезный авторитет, и никто по большому счету не хотел с ним враждовать. Он сразу взял ситуацию под контроль, и меня это, с одной стороны, устраивало — хоть тише стало, но с другой стороны, нужно было продавить нужные мне решения.

— Согласен. Всю информацию о сложившейся ситуации я вам передам, но при этом ваши боевые подразделения будут разоружены и изолированы при соблюдении норм питания и условий содержания. И скорое решение вопроса с восстановлением работоспособности Ту-160 я считаю первоочередным — это личное пожелание Сталина.

Мартов замер, глядя на меня с экрана монитора и быстро анализируя обстановку, но смолчал и кивнул в знак согласия.

— Я думаю, условия генерала Оргулова вполне приемлемы… на данный момент, пока не разберемся в сложившейся ситуации. Надеюсь, всё разрешится, и у нас больше не будет причин для взаимного недоверия.

Сказано было веско, многообещающе, а я пытался понять, либо они тянут время и они в этой игре, либо Сфинкс решил реально разобраться и в ближайшее время ожидаются интересные разборки.

Но на этом видеоконференция завершилась, и я мог хоть немного отдохнуть, прекрасно понимая, что сейчас началась очень серьезная игра и надо не пропустить одиночного, точечного удара противника, который пока себя не сильно проявил.

Глава 12

Пока я тут выяснял, кто строит козни и пытается нарушить монополию на путешествия во времени, в мире 1914 года всё шло по плану. После нашего отлета Николай, под давлением матери, быстро собрал вещи и вместе с Артемьевой, которая осталась в качестве офицера связи, на личном поезде срочно отправился в Царское Село, где на тот момент проживала его супруга, императрица Александра Федоровна, с дочерями. Скорее всего, ему нужна была моральная поддержка жены, с которой он делился многими проблемами, а тут вопрос был очень не простой.

Учитывая серьезность момента, в Царское Село были вызваныпремьер-министр и члены правительства для обсуждения проекта торгового договора, который был предложен со стороны новороссов. Пока они прибыли, Катя успела провести еще одно выступление по новейшей истории Новороссии относительно событий развала Российской империи и предшествующих им событий. Мастерски смонтированный фильм с элементами подсознательного воздействия и там сделал свое дело, и Александра Федоровна просто ушла в аут, и только успокаивающие препараты из будущего и методичное и продуманное воздействие свекрови помогли ее быстро восстановить и поставить на ноги. После того как Ольга Александровна с почти детской непосредственностью высказала свое мнение, что информация — великая сила, а у них появилась уникальная возможность знать, кто из военных и сановников на что способен, и кому можно доверять, а кто болтун и подлец, глаза императрицы загорелись. Переварив сказанное, она налетела на мужа, требуя от того разобраться с Гучковым, который и в этом мире ей насолил, а в том и вообще отправил на плаху. Николай, сам прекрасно понимающий, что им попало в руки, только кивал и мямлил, что не может просто так вот арестовать и казнить человека, но было видно, что у него самого руки чешутся взять револьвер и пострелять некоторых из своего окружения.

Девушку-офицера из другого мира поселили в отдельных покоях, сильно не ограничивая в свободе, но строго запретили общаться с кем бы то ни было, кроме начальника охраны и членов императорской фамилии. После показательного фильма и многочисленных вопросов и пояснений Артемьеву ненадолго оставили в покое, отдав на попечение старших дочерей Николая II, великих княжон Ольги и Татьяны, и великой княжны Ольги Александровны, которые с большим интересом общались с девушкой из другого мира, тем более такой ослепительно красивой.

Ольга и Татьяна, как самые старшие, по совету бабушки, Марии Федоровны, присутствовали на показе фильма. Они узнали о своей участи в другом мире, в другой исторической линии, и тоже были в шоке, и чтобы развеяться, пытались установить дружеские отношения с Екатериной Анатольевной, лейтенантом Артемьевой, которая поражала их своей красотой, выдержкой, военной выправкой и, самое интересное, необычной женственностью, от которой буквально млела специально выделенная охрана. Необычная пятнистая форма, не скрывающая, а только подчеркивающая совершенство ее фигуры, явно сшитые на заказ высокие шнурованные ботинки на толстой рифленой подошве, пистолет в набедренной кобуре и тельняшка, видневшаяся в отвороте кителя — всё это интриговало, и через некоторое время забывшие про недавний тяжелый разговор дочери императора набросились на гостью со множеством вопросов: о моде, о нравах, об истории, как Екатерина Анатольевна стала офицером.

Ее рассказ о том, как жениха жестоко убили взбунтовавшиеся крымские татары, как она пошла простым стрелком в морскую пехоту Черноморского флота, как воевала в специальной разведывательной группе еще тогда капитана Оргулова, произвел впечатление и на принцесс, и на Ольгу Александровну, которая до этого, в общем-то, не много общалась с Артемьевой и не знала таких подробностей.

На наивный вопрос: "А вы убивали людей?" — лицо гостьи стало спокойным и каким-то отрешенным, но те, кто с ней воевал, знали, что с таким выражением она обычно держит в прицеле цель, жить которой осталось считанные мгновения. Артемьева опомнилась и ответила:

— Я людей не убиваю, а уничтожаю противника.

Девушки замолчали, переваривая сказанное. Женская интуиция подсказывала, что эта загадочная воительница не врет, но и разговаривать дальше на эту тему не хочет, но вот о своем мире она рассказывала многое. Фотографии, фильмы о невероятных городах и о жизни того мира, которые посланница демонстрировала на своем диковинном планшете, производили впечатление. А мастерски снятые, да еще в цвете и с голосом, кинофильмы про любовь вызывали живой интерес девушек, даже Ольги Александровны, которая, несмотря на контакты с пришельцами, как-то упустила из виду это направление творчества людей из будущего.

В таких беседах прошли два дня, пока Николай II мотался в Петроград и обсуждал в Государственном совете договоры, которые хотели бы подписать новороссы. По общему молчаливому согласию, историю мира пришельцев, особенно то, что касалось войны, смерти императора и его семьи, революции и последующей гражданской войны, старались при чужих людях не обсуждать, и это стало чем-то вроде семейного секрета. Хотя император несколько раз беседовал с Артемьевой за закрытыми дверьми, пытаясь получить дополнительную информацию о тех или иных людях.

Генерал граф Келлер, которого хорошо охарактеризовали как ярого монархиста и человека, до последнего вздоха остававшегося верным трону, вызвали в Царское Село и поставили во главе спешно формируемой части, которая будет заниматься охраной пришельцев. Вопрос об их присутствии, о начале дипломатических отношений и о заключении торговых договоров был решен, хотя императору тут пришлось приложить много сил, так как после выходки Артемьевой, назвавшей нынешних союзников варварами, у пришельцев появилось много недоброжелателей. Но явная выгода возможной торговли и то, что новороссы были безоговорочно приняты и обласканы православной церковью, сыграло свое дело, и Государственный совет стал на сторону императора. Теперь дело осталось за техническими деталями.

Под Петроградом было выбрано обширное поле, недалеко от железной дороги, где предполагалось указать точку появления и разместить временный лагерь пришельцев, а для более официальных визитов в самом городе спешно искалось здание для дипломатической миссии Новоросского экспедиционного корпуса.

Пока император, накрученный супругой и получивший колоссальный заряд уверенности в своих действиях, пробивал нужные нам решения, в Царском Селе начиналась одна из самых важных операций. Ради этого здесь осталась вдовствующая императрица, которая даже пустила на самотек принятие нужных решений на Государственном совете. Учитывая ее ярко выраженную неприязнь к Алисе, это можно было расценивать как серьезную заинтересованность Марии Федоровны в конечном результате, и мы еще раз порадовались правильному выбору центральной фигуры для организации сети агентов влияния.

После отъезда Николая в Петроград Алиса, получив до этого дикую дозу адреналина, стала скучать и всё чаще присоединялась к дочкам, которые проводили время с лейтенантом Артемьевой, которая своим спокойствием, уверенностью в своих силах и, главное, мудростью умудренного жизнью воина, интриговала и притягивала к себе. Императрица, вспомнив, что Катерина является носителем очень важной и интересной информации, всё чаще и чаще стала с ней уединяться, как и Николай в свое время, и расспрашивать об интересующих персонах из высшего политического бомонда Российской империи. Разговоры были провокационные, и Алису интересовало буквально всё, вплоть до слухов или мельчайшего компромата на интересующую ее личность. Особенно много интересовалась Гучковым, стараясь понять, как, пользуясь этой информацией, можно отомстить ненавистному врагу, который не только ее опозорил в этом времени, но и уничтожил в другом мире. Несмотря на природную истеричность, инстинкт самосохранения у нее присутствовал, и она как мать пыталась найти выход, как уберечь свою семью.

На третий день, когда уже стало известно из очередной телеграммы из Петрограда, что все предложения генерала Оргулова одобрены, несмотря на писк и вопли иностранных послов, именно Мария Федоровна приняла решение додавить Алису и сделать из нее союзницу и подконтрольную персону влияния непосредственно возле императора.

Дело было после обеда, когда Артемьева, в сопровождении Александры Федоровны, прогуливалась по парку, обсуждая без свидетелей очередного политического деятеля. Осень полностью завладела Царским Селом, и листья уже практически полностью опали, покрыв ровным слоем весь парк. Садовники каждый день с остервенением собирали и вывозили листву, но всё равно дорожка, по которой в этот день прогуливались лейтенант морской пехоты из будущего и императрица Российской империи, хрустела при каждом шаге. На большом удалении маячили охранники, но, согласно жесткому приказу, они не подходили и не нарушали покой обсуждающих глобальные государственные вопросы женщин.

Пройдя почти к концу аллеи, где была красивая беседка, к огромному неудовольствию Александры Федоровны, они столкнулись с медленно идущей им навстречу вдовствующей императрицей, которая смотрела на них с легкой усмешкой. Согласно правилам этикета они поздоровались, и Алиса уже собиралась свинтить, утащив с собой гостью из другого мира, но невысокая Мария Федоровна, чуть улыбнувшись и качнув надетой на голову большой шляпой, нежно и дружески спросила Артемьеву, от чего императрица вздрогнула, как от пощечины:

— Катенька, ты уже рассказывала Александре Федоровне про ее настоящую участь, сколько ей еще осталось жить, или всё еще бережешь ее нервы?

Алиса, не веря своим ушам, повернула голову к Екатерине Анатольевне, или госпоже лейтенанту, как она ее называла и никак иначе, чтобы увидеть ее реакцию, но "Катенька" стояла спокойно и, глядя на вдовствующую императрицу, чуть пожала плечами.

— Мария Федоровна, вы сами настояли на том, чтобы реальная информация о судьбе императорской семьи была передана тогда и в тех условиях, когда вы укажете. Поэтому я жду команду, вам решать.

— Катенька, — всё так же ласково ответила Мария Федоровна, — я думаю, Александре Федоровне стоит узнать, куда и как она своими истериками довела страну и чем это лично для нее и для ее детей, моих внуков закончилось.

— Как скажете, Мария Федоровна.

Алиса пристально смотрела на пришелицу и пыталась понять, что происходит. Явно она близко знакома с вдовствующей императрицей, откуда может еще появиться такая фамильярность? Мозг лихорадочно работал в поисках приемлемого решения этой задачи. Мистификация! Вот оно что, мистификация, чтоб обмануть ее, императора и многих других людей. Надо бежать и известить Николя, пусть знает, что это интриги его неугомонной мамаши!

По тому, как менялось лицо императрицы, можно было точно сказать, что она думает, и Мария Федоровна, чувствуя свое превосходство, презрительно усмехнулась:

— Не стоит, Александра, делать поспешных выводов, да и охрана сейчас полностью заменена на моих людей.

Алиса смотрела на эту маленькую пожилую женщину, которую просто ненавидела за то, что ее все считали истинной императрицей, а ее за глаза презирали, за то, что она знала, что никогда не получит такого авторитета и народной любви, как Мария Федоровна, и сейчас ее как-то пытаются обмануть с непонятной целью. Она хотела крикнуть или побежать в дом, но маячившая охрана ничего не будет делать, это было понятно, но ведь не будут же ее убивать здесь, в Царском Селе, ее вотчине? И повернув голову к Артемьевой, она увидела взгляд — спокойный взгляд убийцы, который в мгновение, даже несмотря на то что пистолет, с которым пришелица приехала, был сдан, всё равно с легкостью убьет сотней разных способов. Если раньше принадлежность Екатерины Анатольевны к военному сословию была чем-то экзотичным и воспринималась как некая пикантная деталь, то теперь Алиса поняла, что такое настоящая женщина-воин, амазонка, которая несет смерть, и Алиса задрожала, поняв, что выхода у нее нет, и вся эта прогулка к беседке от начала и до конца подстроена Марией Федоровной, которая хочет что-то с ней, с нынешней русской императрицей, сотворить.

Александра Федоровна, увидев, как по губам вдовствующей императрицы скользнула победная улыбка, продемонстрировавшая, что ее состояние и мысли читаются и она для обеих женщин как открытая книга, просто опустила голову и глухо спросила:

— Что вы от меня хотите?

— Поговорить, и от результата этого разговора будет решаться твоя судьба. Ты либо спасешь своих детей и себя и Коленьку от лютой смерти, либо… мы тебя уберем с дороги и сами будем спасать Россию, императора и моих детей и внуков, — и указала рукой в сторону беседки, где они втроем присели на удобные кресла, которые заранее были сюда принесены. "Точно приготовились", — горько подумала Алиса, но через страх, через нервы она умом понимала, что ей не будут делать ничего плохого, но вот слова о ее гибели, гибели детей и мужа произвели впечатление и позволили взять себя в руки.

После того как они расселись, Алиса всё же спросила:

— Это всё мистификация?

Ответила Мария Федоровна, которая на себя взяла весь разговор по вербовке в свои сторонники действующей императрицы:

— Нисколько. Пришельцы настоящие.

— Так что же тогда…

— Они просто в нашем мире несколько дольше, чем ты думаешь, и первыми вышли на меня, так сказать, чтоб предварительно заручиться поддержкой.

— А всё остальное? Что значит лютая смерть для моих детей, мужа и меня?

Мария Федоровна отметила про себя, что в первую очередь Алиса беспокоится о детях — хороший знак.

— Они пришельцы, только не из другого мира.

— А откуда? — всё еще не понимая, спросила Алиса.

— Они из нашего будущего. Да, из нашего грядущего, и мне недавно предоставили все доказательства этого, и я прекрасно осведомлена, куда катится империя и чем это закончится лично для тебя, детей, Николя и других членов нашей фамилии.

— Но ведь у них Александр Третий жил до 1911 года…

— Это неправда. Это я их попросила написать историю, где мой ныне покойный, но горячо любимый супруг жил дольше…

— А всё остальное? Гибель Николая и Михаила, заговор, война, революция?

— Всё будет, только намного раньше и страшнее. Я решила сделать так, чтоб Николя не знал всей правды, иначе он не сможет с собой совладать и начнет творить глупости, виня себя в будущей Великой смуте. А оно так и есть: и ты, и Николай виноваты в будущем кровавом безумстве, что поглотит страну.

Настала пауза. Алиса обдумывала слова своей свекрови. Ради простой мистификации та не стала бы прибегать к таким уловкам, и значит, ситуация очень серьезная, а дурой Александра Федоровна не была, и ей хватило ума хотя бы выслушать то, что ей хотят рассказать. Видимо, ее сейчас ждет очень большое потрясение, и как перед прыжком в холодную воду, она смело сказала:

— Я готова.

Мария Федоровна чуть усмехнулась, показывая, что она полностью контролирует ситуацию, и кивнула Артемьевой.

— Катенька, можете показать настоящую нашу историю.

— Хорошо, Мария Федоровна.

То, что пришелица называла вдовствующую императрицу так привычно и просто по имени-отчеству, о многом говорило, но начавшийся фильм на планшете Артемьевой отвлек внимание Алисы, и она полностью погрузилась в восприятие своего ближайшего будущего.

Война, потери, падение авторитета императорской семьи, кровавые неподготовленные наступления в угоду западным союзникам, спровоцированный голод и недовольство, заговор генералов и отречение Николая, Временное правительство и новая революция. Тобольск, Екатеринбург, дом купца Ипатьева, ночь с 16 на 17 июля 1918 года. На закуску был показан фрагмент фильма из будущего о расстреле царской семьи, и Алиса, не выдержав впечатлений и, главное, реалистичности снятых сцен, упала в обморок. Вот тут пригодилась походная аптечка Артемьевой, нашатырь — великая вещь. Прошло еще полчаса, пока императрица пришла в себя и смогла адекватно оценивать действительность. Она плакала, да не плакала, а рыдала, но Мария Федоровна не собиралась ее щадить.

— Может, тебе будет приятно услышать, что потом в конце века ваши останки все-таки нашли и опознали. Гордись, наша церковь вас канонизировала за мученическую смерть…

Последняя фраза звучала настолько презрительно, как пощечина, что Алиса замерла и мокрыми от слез глазами рассматривала свою рассвирепевшую свекровь, которую она никогда такой не видела.

Александра Федоровна в последней отчаянной попытке попыталась ухватиться за соломинку и умоляющим голосом спросила:

— А может, это неправда?

— Правда. Я там была и всё видела. Убили и тебя, и детишек твоих, и Николая, и Михаила, а я доживала свои дни в Англии…

Через некоторое время Алиса пришла в себя, приняв протянутый Артемьевой очередной успокаивающий препарат, и уже по-деловому поинтересовалась:

— Что же я могу сделать? Как отвернуть судьбу?

— Делай, что я скажу, и не падет Россия, и твои девочки выживут, выйдут замуж, и будешь ты нянчить внуков, а я правнуков. Мы уже работаем над этим…

Алиса еще раз внимательно посмотрела на свекровь, прекрасно понимая, что у нее сейчас забирают власть и делают простой марионеткой в политических раскладах вдовствующей императрицы и этих страшных пришельцев. Но Мария Федоровна ее и здесь просчитала и не смолчала:

— Не бойся, никто у тебя корону забирать не собирается. Главное, надо убедить Николая выйти из этой проклятой войны, всё из-за нее.

— Но как я смогу это сделать? Меня же сразу предателем заклеймят.

— В России говорят, ночная кукушка дневную всегда перекукует, вот и действуй. Да, и сделай так, чтобы никто и никогда больше не связывал богомерзкого Распутина с нашей семьей. Мы для его талантов найдем другое применение. А теперь, если хочешь, можешь у Екатерины Анатольевны спросить про реальные деяния людей. Тебе про них говорили… ну, почти правду, а сейчас можешь узнать больше. И если захочешь пооткровенничать со своим дневником или с кем-то из особо доверенных друзей, знай, что нам и так многое не простят, и если начнем спасать Россию, сразу появится много недругов, как внешних, так и внутренних.

Сказав последнюю фразу, Мария Федоровна спокойно встала и пригвоздила свирепым взглядом свою невестку, прекрасно понимая, что сломала ее и фактически сделала очередным агентом влияния в своей тайной, но набирающей власть организации. Если до появления пришельцев в Барановичах ее слушали, верили или делали вид, что верят, то сейчас в ее подчинении были люди, по-настоящему уверенные в правоте и целях вдовствующей императрицы. Ощущение тайной власти пьянило и наполняло жизнь стареющей вдовствующей императрицы новым смыслом, новыми целями и задачами. Такое впечатление, что весь мир снова стал красочным, и на душе желание что-то делать, творить, продвигаться вперед…

Когда Мария Федоровна исчезла за поворотом аллеи, Алиса, провожавшая ее взглядом, повернула голову и встретилась взглядом с этой страшной, хитрой и такой безжалостной амазонкой из будущего.

Артемьева была всё такой же невозмутимой и спокойной.

— Ваше императорское величество, ничего личного. Мы спасаем миллионы людей, и, как оно говорится, цель оправдывает средства. С другой стороны, те, кто потом придут к власти, никого жалеть не будут.

— Я вас поняла, Екатерина Анатольевна. Скажите… а вы давно с моей свекровью общаетесь?

— Достаточно. Мы появились здесь в августе и попытались помочь армиям Самсонова и Реннекампфа, информировали их о движении германцев, но никто не послушал, и армии попали в ловушку, поэтому было принято решение выходить на самые верхние уровни власти. Задача — попытаться предотвратить колоссальные потери русского народ в мировой войне, в революции и в последующей гражданской войне. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но мы считаем это серьезной задачей, и так получилось, что ваша жизнь и жизни вашего мужа и детей связаны с судьбой России. Дальше нужно продолжать?

Алиса уже взяла себя в руки, но распухший нос и красные глаза говорили, что она плакала, да и общий вид указывал, что ей пришлось пережить сильное потрясение.

— Нет, не стоит. Я поняла вас. Что вы дальше думаете предпринять?

— Откроем портал, установим дипломатические отношения, будем покупать продукты и товары заводов по завышенным ценам, что стимулирует экономику. Выкупим несколько заводов, организуем для рабочих хорошие условия труда, и такую практику, с вашей помощью, распространим на все производства страны, а кто будет противиться и саботировать, просто исчезнет.

В ее словах звучало столько силы, уверенности, что Алиса почему-то ощутила, что эти люди пришли серьезно работать и снесут любого со своего пути, но и тут ее просчитали.

— Нет, мы не хотим захватить власть, нет у нас такого желания, нам бы свой мир восстановить…

— Я не думала…

— Думали.

— Вы что, мысли умеете читать?

Артемьева усмехнулась, и ее искренняя улыбка была настолько светлая и задорная, что Алиса поняла, что перед ней сейчас сидит не опытная разведчица и убийца, а молодая и красивая девушка, у которой, судя по рассказам, есть и муж, тоже офицер Экспедиционного корпуса, и маленький ребенок.

— Нет, может, к счастью. Просто вы, как у нас говорят, слишком громко думаете…

Александра Федоровна никак не отреагировала на такую фамильярность, но поняла, что с этой амазонкой можно и подружиться, главное — быть искренней и не переходить определенные границы. А Артемьева, опять усмехнувшись, спросила:

— Как вы отнесетесь к тому, что господин Гучков с позором уйдет из политической жизни?

Алиса встрепенулась, хотя идея ей очень понравилась:

— Вы его убьете?

— Зачем? Человек просто сойдет с ума и натворит бед. Кто с таким потом будет иметь дело, и место ему только в психиатрической лечебнице.

— И как вы это сделаете?

— Да есть возможности… — неопределенно протянула амазонка, но Алиса поняла, что Гучков приговорен, и согласно кивнула. Процесс изменения истории начался.

Глава 13

Через несколько часов после памятного заседания Совета, где раскрылись весьма интересные подробности, произошел еще один важный и судьбоносный разговор. Для конфиденциального общения снова использовалась аппаратура для видеоконференций, но в ней участвовало только два человека, и для обеспечения максимального уровня секретности использовали несколько уровней шифрования видеопотоков.

Глава ФСБ генерал-полковник Сипягин немного на нервах не то чтобы набросился, но с некоторым вызовом спросил старого знакомого, генерала Ростовцева, главу объединенного совета начальников штабов остатков частей МО РФ:

— Максим, что вообще за херня творится?

Ростовцев тоже был на взводе.

— Игорь, я хотел спросить то же самое. Что творится, ты можешь объяснить?

Оба зло смотрели друг на друга, но прекрасно понимали, что ситуацию нужно быстро и спокойно разрулить и принять какие-то решения.

— Максим, давай по порядку. Скажи, Оргулов прав насчет саботажа поставок? Как мне кажется, он не тот человек, что будет вот так открыто без реальных доказательств устраивать столь жесткий наезд.

Ростовцев невесело хмыкнул.

— Да прав, и еще как прав. У меня подряд четыре каравана, которые везли к аэродрому нужные грузы, были просто уничтожены. То есть их не грабили, а именно уничтожали, вот в чем дело.

— Так чего молчал и мне ничего не сказал?

Пауза. Сипягин нехорошо усмехнулся.

— Или на меня подумал?

Ростовцев пожал плечами, и главе ФСБ всё сразу стало понятно без особых объяснений.

— Н-да, веселые дела. Почему же тогда эти происшествия в сводки не попали? Мои же аналитики эти происшествия сразу бы подвязали к каким-нибудь другим событиям, чтоб выявить закономерность.

— Да я хотел сначала сам разобраться. У меня там спецназ всё прочесывает и выискивает, кто сработал караваны.

— И каковы результаты?

— Да ничего особенного. Стандартное армейское оружие, гранатометы, мины. Привязаться не к чему. Там даже тела убитых нападавших убрали и пролитую кровь какой-то дрянью облили, чтоб ДНК не взяли.

— Хм. Если прятали ДНК, значит, исполнители могут быть в наших картотеках.

— Вот и я так подумал.

— Зря не сказал, видно, что очень хорошие спецы работали, а так время потеряли.

— А что мне оставалось делать? Сам понимаешь, мои аналитики как раз в твою сторону и кивать начали. Вот ждал, когда что-то определенное нароют, прежде чем жаловаться или предъяву делать. А теперь рассказывай, что это за приколы с неустановленной установкой перемещения во времени? Реально технология только у тебя была.

— Да, была. Но продвижения почти никакого, ученые работают по архивным данным первого эксперимента и с теми крохами, что удалось у Оргулова выведать. Хотя учитывая, как он уже научился каналы и в другие миры отлавливать, то ясно, что догнать в нынешних условиях его почти не получится. Мне мои ученые в один голос тонко намекают, что было бы неплохо и опытом обменяться со столь продвинутыми специалистами, и наотрез отказываются верить, что теорию так вперед двинул простой отмороженный на всю голову капитан-морпех.

— Это что, твой знаменитый Кульчицкий лапки вверх поднял?

— Хрен там. Профессор Кульчицкий и трое человек из его команды убиты больше двух недель назад.

— Как так?

— А вот так. Тоже ехала колонна и попала в засаду. Всех перебили и свалили. Я как раз на тебя думать стал или на твоего Семенова, который с Оргуловым снюхался. Думал, по заказу крымчан нашу программу остановить захотели.

— Да нет, я бы знал. Не тот случай. Но Сталин держится за Оргулова не просто так и прекрасно осознает, что тот весьма вменяемый и без особой необходимости не разобравшись на подлянки не идет.

— Да не скажи. У него в наших рядах уже образовалась достаточно разветвленная сеть информаторов и просто сочувствующих, и сформировано чуть ли не боевое крыло, которое будет готово вмешаться, если мы, руководство, начнем играть в свои игры.

— Да, конечно, знаю, устроили там тайную масонскую организацию, типа думают, что мы ничего не видим и не слышим. Даже у тебя кого-то завербовали.

— И ты терпел?

— А смысл войну устраивать? И так стоящих людей, кто не опустился и не превратился в быдло, мало осталось, и многих Семенов увлек. Вот я решил, что пусть ребятишки в свое удовольствие с огоньком делают нужное всем дело, играют в шпионов, а я это всё проконтролирую. Сам знаешь: если не можешь предотвратить, то нужно возглавить. Я у них в организации что-то типа темного, никому не известного пахана, который находится где-то возле генерала Ростовцева, и у него, у такого простофили, пробивает нужные им решения.

Сипягин усмехнулся, оценив изворотливость и юмор коллеги.

— Лихо ты всё обставил. И как тогда быть с нашими баранами, я ведь думал, что это твои заговорщики по заданию Оргулова всё устроили, чтоб он нас кинул, а те поднимут восстание и изберут других руководителей, выгодных крымчанам.

— Нет, однозначно нет. Они сами как кроты роют, ищут концы, и сейчас, по моим сведениям, считают, что это прямой заговор администрации президента, направленный на захват или уничтожение крымской установки путешествий во времени. Тем более сейчас, когда те нашли выход в другое время, мои заговорщики буквально с ума сошли, чуть ли не прыгают от радости.

— Хорошо, Максим, что ты об этом думаешь? И вопрос этот нужно разрешить в ближайшее время. К Оргулову выстроилась уже целая очередь возможных союзников, и не исключаю, что через некоторое время в наших услугах просто прекратят нуждаться, и какие будут последствия, ты можешь сам представить.

— Представляю, только мне кажется, что Оргулов пойдет на этот шаг в самом крайнем случае, все-таки у нас есть, чем его удивить.

— И что это тебе даст? Вон, американская "Дельта" пыталась его прощупать — и огребла. А ты что можешь сделать? Раскатать Симферополь ядерным ударом — так это будет не так уж и просто, они там снюхались с белорусами и стягивают в Крым всё, что можно, формируя мощную ПВО, которую уже сейчас будет очень трудно взломать.

— Половина комплексов наша, и мы можем в любой момент их вывести из строя.

— Твои же люди тебя не поймут, и те же летчики откажутся бомбить. Ты что, не отслеживаешь состояние своих людей?

— Да отслеживаю, и правду ты, Игорь, говоришь. Но что нам сейчас делать? Оргулов выставил по сути дела ультиматум, и нам нельзя просто так это спускать.

— Да согласен, но по большому счету он в своем праве. На фоне слива информации немцам в 1942-м вся эта история выглядит очень гаденько.

— Мы так ни к чему и не пришли. Что будем делать?

— С Оргуловым ссориться нельзя. Нас не поймут свои же. После того как летуны стали привозить в бункеры свежие фрукты и овощи, началось настоящее сумасшествие. Люди собирают книги, восстанавливают знания, изучают вспомогательные специальности и отправляют свои резюме в Крым, в надежде получить оттуда вызов, и ведь получают, и контрабандой летят на транспортных самолетах всеми семьями.

— Это понятно. Добрый царь Оргулов, который продает надежду. Что дальше?

— Давай по пунктам. Ты готовишь полный отчет о разгроме колонн, я — по смерти Кульчицкого и о состоянии нашего проекта путешествия во времени. Всё это отправляем в Крым, пусть тоже репу чешут.

— Согласен.

— Что там с Семеновым?

— Тяжело ранен. Он начал копать по этим колоннам, и его попытались ликвидировать, естественно, это всё было сразу засекречено.

— Понятно. Это тоже в отчет. Что думаешь по утечке информации к немцам?

— Если всё так, как говорит Оргулов, и кто-то мотается в прошлое, то отследить может только он — у него есть такие технологии, и утечка пошла тогда этим путем. Но пока нет других возможностей, будем искать обычными оперативно-розыскными методами.

— Согласен. Я своих подключу. Завтра создадим единую следственную комиссию и обязательно потребуем включения в нее кого-то из приближенных Оргулова.

— Думаешь, стоит?

— Еще как стоит. Сам эту бучу поднял, вот пусть и берет на себя часть головной боли. А вот что делать по поводу угрозы вывода из строя установок крымчан? Есть мысли?

— Варианта два: диверсия или авиаудар. Думаю, оба варианта они предусмотрели, но не исключаю применение малогабаритного ядерного фугаса. Учитывая очень высокий радиационный фон, отследить такое устройство будет невозможно, тут только организационные меры помогут и обязательная проверка всех приезжающих. Но это уже проблемы Оргулова.

— Нет, это уже давно и наши проблемы, раз мы поставили на этого морпеха.

— Как тогда отнесемся к его прорыву в другое время? Как я понял, он и там чудить начал, и по моим данным, уже вовсю контактирует с членами императорской семьи, реализуя какой-то свой стратегический план.

— Мешать не будет, даже поможем, поднимая все архивы.

— Семенов и так ему помогал как мог, используя наши ресурсы. Объем запросов в архивы по Первой мировой войне, революции и Гражданской войне увеличился в разы, что сразу привлекло внимание моих аналитиков.

— Тогда, если не можем помешать, надо возглавить. Мир 1914 года для переселения более интересен, чем мир 1942-го, где, возможно, скоро начнется глобальное противостояние с применением ОМП.

— Согласен.

Они помолчали, и Ростовцев, чуть прищурившись, спросил:

— Игорь, а как ты сам думаешь, кто нас так вставил?

Сипягин скептически улыбнулся.

— Ты знаешь, я перед нашим разговором прочитал последний доклад из научного центра, где занимаются работами по проблеме путешествий во времени.

— И что?

— Неудачи заключаются в том, что после аварийных схлопываний, что устраивал наш общий знакомый, и постоянной работы установки в Крыму, канал становится настолько зашумленным и нестабильным, что нашим ученым просто не удается настроиться. Но, по их словам, буквально пару суток назад в канале появились мощные и, главное, случайные помехи, которые не дают возможности вообще настроиться на канал. По характеру этих помех они сделали вывод об их искусственном происхождении, и значит, кто-то принудительно закрывает канал.

— Но ведь Оргулов продолжает шататься в прошлое, как к себе в туалет.

— Вот и я про то. Оказывается, если знать порядок и амплитуду появления помех, то настройка на канал становится не такой уж сложной.

— Значит, наш общий крымский знакомый сам решил подстраховаться и просто осложнил жизнь возможному противнику.

— Вот и я про то. Оргулов, как всегда, на высоте.

— Игорь, а ты не думал, что это твои там шатаются втихаря?

— Нет. Там очень жесткий многоуровневый контроль, это исключено.

— Тогда можно сделать хоть какие-то выводы?

— А ты сам как думаешь?

— В нападениях участвовали люди, которые, вероятно, должны быть в наших картотеках, иначе бы не уничтожали так тщательно все следы. К тому же понятно, что пользовались явно ворованной у Оргулова технологией, и он где-то рядом, чтоб оперативно реагировать и зачищать ненужные хвосты.

— Может, кто-то из среднего командного звена?

— Может, но там шерстят в первую очередь. Мне представляется другой вариант, но это бездоказательно, и если это правда, то хвостов не будет — только трупы. Как сам думаешь?

И Сипягин пристально посмотрел на Ростовцева.

— Наверно, так, как и ты. Терещенко, сучара, он всегда всё знает, но остается в тени.

— И я так думаю, но…

Ростовцев как-то странно поглядел на коллегу и спросил:

— А чего ты Мартова не позвал? — и тут же осекся: — Думаешь, он в теме?

— Нет, Максим, он не в теме, — но от того, как это было бодро и веско сказано, Ростовцев понял, что, скорее всего, давний друг и соратник главы ФСБ переметнулся на другую сторону. Жизнь, бывает, преподносит и более неприятные сюрпризы. Наверно, именно поэтому сейчас за спиной Сипягина был не отделанный дорогими сортами дерева кабинет, в котором сам Ростовцев не раз был, а какая-то комната с голыми бетонными стенами и стандартным освещением дешевыми лампами-экономками. Значит, глава ФСБ пользуется совершенно секретными резервными средствами связи, и это только подтвердило подозрения генерала в том, что большая игра за прорыв к предкам уже идет вовсю, и они пока проигрывают. Ну, даже если не проигрывают, то отстают от противника на несколько ходов.

Ростовцев, помолчав несколько секунд, подал голос:

— Тогда надо кому-то из нас обязательно лететь в Симферополь, обговаривать все эти вопросы.

— Наверно, тебе надо лететь, заодно повезешь запчасти к "Белому лебедю". Я как почитал в докладах, что летчики вытворяли в небе над Германией, и особенно как днем прямо над Берлином взяли звуковой барьер, то понял, почему Сталин больше всего обижается за простой этого бомбардировщика.

— Да уж. Тут ты прав, придется и мне вспомнить молодость и поработать экспедитором.

* * *

За сутки, что прошли после памятного заседания Совета, ничего серьезного не произошло, ну разве что пришлось в мире 1942 года отправить радиограмму на "Гепард", что появились их знакомые, и запросить всю информацию по личному составу, чтобы можно было идентифицировать прибывших делегатов. Несмотря на ухудшение погоды, караван успел пересечь перевал, и пока мы точно не разобрались, пятерых моряков на время изолировали в бункере в Перевальном.

Благо на "Гепарде" на всякий случай был оставлен маяк с энергокартриджами на три включения, и капитан 1-го ранга Григорьев смог перейти к нам в бункер для прояснения ситуации. Осталось в ближайшее время организовать сам переход — лодка уже была в Северной Атлантике, и с учетом мощного шторма это было не так просто сделать.

Пока всё это происходило, система наблюдения зафиксировала несколько попыток подключиться к каналу, но постановщик помех самым наглым образом мешал неким неизвестным личностям пользоваться протоптанной нами дорожкой в прошлое. То, что это были не орлы Кульчицкого, я и так знал — у их установки были немного другого принципа, и робкие и безрезультатные попытки подключиться к каналу уже давно фиксировались. А вот те, другие, точно работали с украденной у меня информацией, поэтому за двое суток на базе заготовок для маяков были смонтированы еще три постановщика помех, налажены и запущены в работу, чтоб неведомому противнику жизнь медом не казалась.

Каждый из постановщиков помех был оборудован своим генератором и вывезен за границы города и тщательно спрятан. Для экономии топлива и поддержания общей работоспособности системы контроля за пространственно-временным порталом, постановщики помех работали поочередно, и всё было настроено так, что одновременно работали две установки. Оставленных запасов топлива должно было хватить месяца на полтора работы такой автономной системы, и, в принципе, можно было вздохнуть спокойно.

Одновременно несколько раз переходил в мир 1914 года, где события развивались установленным порядком. Благодаря деятельности штабс-капитана Мещерского и капитана Марченко и солдат из их группы, которых мы в свое время спасли в Восточной Пруссии, в окрестностях Петрограда сняли склад, где разместили маяк. Там стоял в полной готовности один из легких вертолетов А600 "Коготь" с подвешенным маяком, чтоб вывезти в нужное место для организации высадки штурмовой группы, на случай если кто-либо попытается захватить нашу делегацию.

Но, по информации самой Кати, которая регулярно сбрасывала видеофайлы и сообщения о проделанной работе, и по докладам капитана Марченко, постоянно находящегося при вдовствующей императрице, всё пока шло по плану, и даже совсем удачно прошла вербовка Александры Федоровны. Узнав реальное положение вещей и кто мы на самом деле, та впала в ступор и закатила настоящую истерику, но Мария Федоровна всё держала на контроле и достаточно жестко обошлась с невесткой, вроде как вправив ей на время мозги, хотя куда Алису заведет ее буйная истеричная фантазия, одному богу было известно.

Но, несмотря на всё, узнав много нового, Алиса вполне благосклонно отнеслась к нашему предложению в качестве компенсационного подарка выполнить одно из ее пожеланий — убрать с политического небосвода Российской империи Гучкова. Получив отмашку, я сильно-то и не колебался и дал команду Олегу Дегтяреву, который всегда был рад устроить пакость какому-нибудь зажравшемуся коту, проработать операцию.

Но тем не менее главной проблемой сейчас была организация нашего эффектного появления в том мире. Чем это лучше получится, чем больше мы смутим умы простых обывателей, тем будет проще потом сначала набрать абсолютный авторитет, а потом манипулировать общественным мнением. Но подумав, решили сильно не усердствовать и ограничиться образом профессиональных военных, которые многое умеют и обладают немыслимыми возможностями настучать по голове любому, кто не любит Россию. Учитывая держащийся пока в империи патриотический дух, это было неплохо, но вот потом нужно будет менять всё это, чтобы вытянуть страну из пропасти, куда она скатывается.

Для организации нашего безопасного появления, командовать всем по протекции вдовствующей императрицы, которую, к всеобщему удивлению, поддержала и действующая — Александра Федоровна, отрядили простого кавалерийского офицера, генерала графа Келлера, который был известен как лихой рубака, а вот в придворных делах был не силен. Но тем не менее он со всей энергией взялся за дело, продумал и нашел прекрасное поле под Петроградом, где неплохо будет пришельцам организовать свой лагерь, и принялся оборудовать места для зрителей и расчищать будущую зону безопасности.

Узнав, где точно будет представление, штабс-капитан Мещерский в сопровождении Паши Ненашева отвез на то самое поле и хорошо замаскировал пространственно-временной маяк. Теперь дело осталось за малым — выйти, показаться, помахать ручкой и подписать с Николаем парочку договоров.

Когда всё было почти готово и мы передали соответствующее сообщение вдовствующей императрице, меня самым наглым образом оторвали от подготовки к шоу в 1914 году. На видеоконференц-связь напросились генерал-полковник Ростовцев и его коллега, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин, причем вдвоем, что не то чтобы не радовало, но наводило на определенные мысли.

Для выяснения отношений времени прошло достаточно, и они вполне могли обменяться информацией и выработать какую-то определенную общую стратегию поведения в нынешней ситуации.

К моему удивлению, разговор был короткий, и всё сводилось к нескольким тезисам: "Мы не виноваты, готовы сотрудничать, лицо, как и власть, терять не хотим, давай дружить и договариваться — Земля круглая, еще пригодимся друг другу". Больше ничего существенного не сказали, разве что вопрос восстановления Ту-160 и тоже ставшего на прикол Ту-95 решен, и лично сам Ростовцев прилетит, чтоб на месте обговорить сложившуюся ситуацию.

Вот почему не присутствовал генерал Мартов да их третий олигарх, Терещенко, вызывало вопросы, но раньше времени дергаться я не стал: судя по тону разговора и общей обстановке, биг-боссы с лампасами — весьма и весьма мудрые мужики и просчитали ситуацию. Намек про постановщик помех я понял, значит, и это они вычислили и, проанализировав ситуацию, решили дружить. Окончательных выводов я раньше времени делать не стал и, посоветовавшись с Дегтяревым и Васильевым, решил подождать до прилета Ростовцева, тем более что он ожидался завтра днем, как раз перед самым нашим торжественным выходом в 1914 год.

А работы было много: подготовили боевую технику и личный состав, изучили план местности, фотоснимки и видеозаписи, сделанные капитаном Ненашевым. Но помимо этого пришлось заниматься заготовкой бетонных блоков для организации блокпостов, мотков колючей проволоки "егоза", надувных эмчеэсовских палаток, искать и приводить в порядок полевую кухню, мощный дизельный генератор и, главное, грузовики для перевозки всего этого. На закуску в ангар загнали автокран и тоже стали красить, белить и натирать, чтоб всё блестело и производило впечатление новизны и основательности техники из будущего.

Помимо этого встал острый вопрос разведывательной работы в том мире, а с учетом и совершенно другой моды и манеры поведения и разговора, пришлось заниматься тем, что организовывать настоящую пошивочную мастерскую. Женщин сюда отбирали, как всегда, очень тщательно, с учетом соблюдения режима секретности. Стаскивали, откуда только можно, швейные машинки, оверлоки, расходные материалы, а в том мире осмелевший и освоившийся Ненашев, помимо выполнения некоторых оперативных заданий, мотался по лавкам и скупал ткани для пошива костюмов и платьев. При этом тщательно фотографировали людей разных сословий, чтобы примерно знать, кто как выглядит и ведет себя.

Но время шло и подходило к отметке, когда нам нужно будет выйти на люди во всей красе. Портал регулярно включался, и мы несколько раз в гражданской одежде выходили на ту сторону, осматривали место нашего будущего лагеря, потом выезжали в Киев и в Петроград и гуляли, изучая на местности возможные места будущихсобытий.

В один из таких выходов, благодаря жуткому прессингу, я взял с собой супругу с сыном, да и Дегтярев наконец-то решил отвлечься от спецопераций и прихватил свою Татьяну с сыном Серегой. Наши предприимчивые жены, оказывается, уже давно готовились к такого рода выходу и, пользуясь тем, что являются членами семей высшего командного состава колонии, уже напрягли женщин из швейного цеха и подготовили несколько комплектов платья и на себя, и на детей. Результат — после совещания перед выходом, где обсуждали последние новости, плюнув на всё, переоделись и через портал на складе, где хранился вертолет, вышли в этот мир. Наняв извозчика, мы тихо, по меркам нашего мира, мирно поехали в центр города с намерением погулять и подышать свежим воздухом с Балтики. Сзади на некотором расстоянии гулял Паша Ненашев и его двое бойцов, которые вроде как занимались своим делом и рассматривали витрины, облака на небе и девушек в необычных для нашего времени закрытых платьях, хотя они не в первый раз уже выходили в этот мир и работали под местных. Но тем не менее они четко отслеживали наше окружение, да и мы не просто так надели броники скрытого ношения, и подмышками висели пистолеты и короткоствольные автоматы, любой супостат сразу огребет, если попробует кому-либо причинить вред.

Нашу компанию попробовали повести какие-то местные гопники, но быстро отстали, сразу определив в нас весьма и весьма опасных людей, которые при первой возможности готовы пустить кровь. Бандюки, которые сами не чураются пограбить с тяжкими телесными повреждениями, как зубастые крысы сразу почувствовали хищников пострашнее и, не привлекая внимания, тихо растворились в толпе, не зная, что их физиономии были засняты нашей наружной и забиты в архив для будущего УБОПа.

Прогулкой все остались довольны. Чувствовалась какая-то основательность в этом городе, но со своей размеренностью жизни, он сильно отличался от Питера будущего, где мне не раз приходилось бывать. Тут всё было другое.

Если ехать по Невскому проспекту Питера нашего времени, то в череде исторических домов видны свободные места, занятые кафешками или какими-то нестандартными для общего стиля строениями. Это во время блокады Ленинграда немецкие бомбы и снаряды разрушали дома, и после войны их не стали восстанавливать. А тут всё было настоящее, делавшееся по особым проектам, чтоб не нарушать общие правила застройки проспекта, но так, чтоб у каждого строения было свое лицо и какие-то уникальные, но весьма изящные отличия. Этот город еще не прошел через революцию, где всё, что было связано с прошлой жизнью, крушилось и разбивалось; не испытал на себе удары немецкой артиллерии и авиации; не перенес бум типовых застроек поствоенных времен и дикую постсоветскую капиталистическую истерию, отличавшуюся гигантскими роскошными зданиями в стиле хайтек, блистающими стеклом огромных окон и металлом силовых конструкций. Действительно, после глухих казематов и галерей бункеров здесь всё завораживало и вызывало желание еще раз сюда вернуться и пройтись по этим чистым улицам, где каждый камень буквально дышит историей.

Одним словом, мы хорошо провели время, выгуляв заскучавших жен и детей, что избавило нас с Олегом от домашних лесопилок и выноса мозга на пару недель.

Поэтому к началу второй фазы операции по официальному внедрению в мир 1914 года мы были отдохнувшими и полными сил, и даже визит генерал-полковника Ростовцева и постоянные попытки неизвестной установки подключиться к каналу не могли испортить нам настроение.

Глава 14

В маленькой комнатке, в глубине большого, благоустроенного бункера, которую часто использовали в качестве камеры для заключенных и откуда иногда доносились крики и стоны допрашиваемых, на привинченных к полу стульях сидели два человека и вроде как мирно беседовали. Но напряженная обстановка, подбитая бровь и разорванная одежда одного из них говорили, кто из них узник, а кто контролирует обстановку.

Голые бетонные стены, грубая металлическая дверь и скрытая за толстым противоударным стеклом тусклая осветительная лампа дополняли атмосферу безысходности для любого, кто сюда попадал помимо своей воли.

Избитый человек сидел на стуле, положив руки, закованные в наручники, на стол, где они были зафиксированы специальным зажимом, чтоб преступник или просто неугодный хозяину бункера арестант не смог просто так броситься. Если раньше много раз в качестве хозяина положения здесь выступал генерал ФСБ Мартов, то теперь он был в качестве заключенного, а допрашивал его старый друг и начальник, глава ФСБ генерал-полковник Сипягин.

Мартова взяли во время встречи с его контактом в одном из бункеров, принадлежащих клану Терещенко. Оперативники Сипягина сумели запечатлеть, как заместитель главы ФСБ передавал флэшку с секретной информацией одному из доверенных лиц главы клана МВД, и вовремя пресечь этот канал утечки данных. Операция была засекречена, и столь высокопоставленного преступника быстро привезли в бункер главы ФСБ и запрятали в одной из дальних и одиночных камер. Теперь с Мартовым лично хотел поговорить Сипягин и прояснить для себя, почему давний и верный друг его предал.

Они сидели при слабом свете и смотрели друг на друга, хотя, несмотря на положение, Сфинкс был, как всегда, спокоен, и только лицо иногда искажалось от боли в поломанных ребрах.

— Сережа, скажи, почему? Почему предал? Мы ведь столько знакомы, с самого училища. Ты крестил моих детей, ты меня тогда вынес на себе в Сербии. Нас же столько связывает, я же мог положиться только на тебя. Почему, объясни мне!

Последнюю фразу Сипягин выкрикнул, вскочил с места и отвернулся к стене, чтобы бывший друг не видел его слез. Мужских слез обиды и отчаяния, что самый верный друг его предал, и из-за этого рушился весь мир. Но Мартов молчал.

Успокоившись, Сипягин опять повернулся к всё так же спокойно сидящему Мартову и спросил:

— Сергей, ты мне ничего не хочешь сказать?

Но Мартов молчал. В свете тусклой лампы его синяки и круги под глазами выглядели зловеще, и казалось, что лицо генерала превратилось в какую-то фантасмагорическую маску.

— Я понимаю, погибла Алла с твоими детьми. Ты их безумно любил. Поздний брак, желанные дети, но ведь не сломался после этого. Почему же предал?

Глава ФСБ пристально смотрел в глаза своего друга, и когда тот говорил о молодой погибшей жене, которую Мартов любил до потери сознания, у того вроде как потеплели глаза, но в них не было пустоты и отчаяния, и страшная догадка пришла Сипягину на ум:

— Они ведь не погибли, так, Сергей?

Мартов чуть дернул разбитой бровью, и этого было достаточно, чтоб подтвердить предположение главы ФСБ.

— Они у него, правда?

Несмотря на свою репутацию, на многие смертные приговоры и кровь, которая была у него на руках, Сипягин всё еще оставался тем молодым романтиком, который верил в дружбу и в любовь, хотя всю жизнь прятал это от других, и только Мартов знал его по-настоящему. Он так хотел оправдать своего друга, что сам ответил за него:

— Точно, они у него, и тебе пришлось… Но почему ты ничего не сказал мне, я ведь твой друг. Мы всю жизнь прикрывали друг другу спину, и я мог только тебе доверять. Сергей, почему ты ничего мне не сказал? Почему ты меня предал и стал работать на этого упыря Терещенко?

Он не сдержался и фамилию недруга просто крикнул. И тут впервые у Мартова брови полезли наверх, и он, как бы очнувшись, удивленно спросил:

— А при чем тут Терещенко?

Тут уж удивился Сипягин.

— Так ты что, не на Терещенко работаешь?

— Нет, конечно. Я что, идиот? Он так или иначе всех своих агентов поочередно сливает, не заботясь о последствиях. Смысл мне с этим мясником связываться?

Сипягин, поняв, что… точнее, поняв, что он пока ничего не понимает, удивленно сел на привинченный к полу стул, как раз напротив Мартова, и спросил:

— Подожди, теперь я не понял. А на кого ты работаешь?

— А ты что, так и не понял?

— Вот уже час жду от тебя объяснений.

Мартов усмехнулся, оглядел камеру по кругу и спросил:

— Тут ничего не пишется?

Сипягин кивнул головой. Все посты, где могло вестись аудио- и визуальное наблюдение за этой камерой, заняли его люди и отключили всю аппаратуру.

— Уверен.

Мартов устало вздохнул.

— Ты уверен, что хочешь услышать всю правду?

— А ты думаешь, я тут просто так вокруг тебя танцы с бубном устраиваю?

— Игорь, поверь, многия знания…

— …многия печали. Плавали, знаем. Давай говори.

Мартов вздохнул и начал:

— Хорошо, сам напросился, но чтоб потом не кричал на меня, что спать по ночам не можешь.

Сипягин повеселевшим голосом прикрикнул, понимая, что тут нечто иное, чем простое предательство его друга, и замешана какая-то большая игра:

— Ты мне баки не забивай, говори.

— Хорошо. Давай с самого начала. Я тебя не предавал, только работаю в данный момент на Оргулова.

Сипягин примерно нечто подобное ожидал услышать, но вот от формы изложения чуть не впал в ступор.

— Сергей, поясни.

— Я продолжаю. Во-первых, по Алле и моим детям. Ты знаешь, что Оргулов уже несколько месяцев гоняет новую установку, которая вообще не зависит от фокусирующих цилиндров.

— Вчера узнал.

— Так вот. Новые принципы и по секретной статистике у Оргулова, минимум десять проходов туда-сюда через портал практически полностью восстанавливают иммунную систему у взрослого человека, а что говорить о детях? Ты видел физиономии Оргулова и его приближенных? А Семенова? Они же чуть не лопаются от здоровья. У Оргулова куча тяжелых ранений, от которых он давно бы уже должен быть прикован к инвалидному креслу и ходить под себя, а он всё шатается по мирам и заводит нужные знакомства…

Сипягин задумчиво опустил взгляд на закованные в наручники руки друга.

— А у тебя Алла болела, а малой Мишка, несмотря на лучших докторов, был при смерти. А теперь?

— Они под легендой живут в поселке Надежда в 1942 году и неплохо себя чувствуют.

— Семенов помог?

— Да.

— Он твой человек?

— Нет, просто хорошие знакомые, соратники. Ростовцев думает, что полностью контролирует всю так называемую организацию молодых офицеров, но весьма сильно ошибается. Он даже не представляет масштабов происходящего, и если он попробует хоть рыпнуться на Оргулова, его тут же свои порвут. У него в личной охране пара человек из этой организации.

Сипягин начал что-то понимать.

— Так я не понял, ты что, на Оргулова работаешь?

— Нет. Я работаю в его интересах, но реально тебя не предавал. Просто наши задачи и наши обязанности я вижу в несколько более расширенном виде.

— И в чем же ты видишь наши обязанности?

— Так же, как и у Оргулова — спасать людей.

Сипягин усмехнулся.

— Слишком просто, на тебя, любителя всяких хитрых многоходовок, не похоже.

— Ну, это первый уровень. Ты статистику читал? Наше молодое поколение умирает, и из детей в лучшем случае выживет каждый пятый, а следующее поколение будет еще слабее. По прикидочным расчетам, через двадцать-тридцать лет человек как биологический вид просто вымрет.

— Да читал я это всё. И поэтому идти на поклон к Оргулову?

— Почему на поклон? Хотя реально он авантюрист еще тот, и я, прекрасно зная о стартовых условиях и о реальном положении вещей, просто удивляюсь его успехам. Просто он везучий, и в нашей ситуации именно за такого нужно держаться. Ты же знаешь, что по всем бункерам, кто имеет доступ в общую информационную сеть или имеет хоть какую-то связь, уже ходят легенды о Крыме и о генерале Оргулове, который по совести переправляет людей в другой мир, где можно жить и работать.

— Знаю, слышал. Я ведь не слепой. Даже моя Машка частенько мозг выносит.

— Вот-вот. Вместо того чтобы просчитывать, как бы его подвинуть и занять главенствующее место и в мире 1942 года, и во вновь открывшемся мире 1914 года, стали бы просто работать с ним! Ну, пошли бы к нему в подчинение. Он ведь не всемогущий и не вездесущий, и везде одновременно быть не может, значит, ты имел бы свое поле для деятельности.

— Вот оно что.

— Да, а ты как думал? Просто ваша возня в Совете, как всегда, приведет к ухудшению отношений и потере времени, и ко многим смертям людей, которых можно было бы спасти. И Оргулов уже думает, как всё это прекратить, и в частном порядке будет сманивать у нас специалистов. А что за операцию он начал в 1914-м? Я сам бы до такой наглости не додумался, а он влез в авантюру, и ведь получится у него.

— А ты что, в курсе?

— Немного.

— Поделись новостями.

— Они вышли на вдовствующую императрицу и устроили самый настоящий заговор. Сейчас они представляются Экспедиционным корпусом Новороссии, и даже на всей технике нарисовали трезубцы — типа знак Рюриковичей.

— А ты откуда знаешь?

Мартов усмехнулся и нехотя прокомментировал:

— Так, чтоб никуда не ушло, — и дождавшись кивка Сипягина, сказал: — В близком окружении Оргулова есть мой человек.

Вот это удивило главу ФСБ.

— И ты молчал, что завербовал информатора в окружении Оргулова?

— Нет. Возле Оргулова находится мой хорошо подготовленный полевой агент, с еще довоенной легендой.

— Ни хрена себе. И такое может быть?

— Выходит, может. Сам удивился, когда начал прорабатывать Оргулова и его команду.

— Твой агент имеет доступ к установке?

— Имеет.

— Так в чем же дело?

— Агент уже давно вышел из-под контроля и приказам просто не подчиняется. По старой памяти сообщает информацию, но так, чтоб не навредить Оргулову. По сути дела, это уже давно не мой человек, а просто союзник, который не хочет нашей конфронтации.

— Но он ведь офицер ФСБ.

— Да, причем неплохо подготовленный и залегендированный. Но…

Сипягин понял, куда клонит Мартов. Но и этого было достаточно, чтобы глубоко заинтересовать главу ФСБ.

— И что это нам дает? Почему раньше молчал?

— А что бы это изменило? Ты попытался бы его вовлечь в свои расклады против Оргулова, засветил его, но добился бы противоположного результата.

— Это как?

— А вот так. Оргулов своим верит полностью, а нам нет. Даже если вывалить перед ним на стол дело моего сотрудника, то он только усмехнется, бросит папку в печку, рассмеется и скажет, что свои люди — это свои, а мнение чужих ему до одного места. И все про это знают. Обидите человека, а он может еще пригодиться.

Сделав паузу, Мартов продолжил:

— Игорь, ну ты же видел фотографии Симферополя, где всё восстанавливают, строят ангары, дороги, поезд пустили аж до Джанкоя, и там восстанавливают станцию и делают перевалочную базу. Люди поэтому в Крым сейчас толпами и валят. Отъедаются и готовы работать, лишь бы стать своими.

— И ты захотел?

— Да, захотел.

— А твою Аллу с детьми твой человек помог в 1942 год отправить?

— Конечно.

— И ты о нас всех заботишься?

— Да. И, между прочим, мы работаем, и ребята Северова уже три покушения на Оргулова предотвратили.

Сипягин устало потер виски.

— Ну, в принципе, твою позицию я понял. Но что с этим молодцом, референтом одного из замов Терещенко?

— Это мой агент.

— Что ты там ему передавал?

— На флэшке были инструкции о том, что мне надо. Код: "Апокалипсис-112", можешь посмотреть.

— Посмотрю. Кстати, чем ты его зацепил?

— Парнишка неплохой, высококлассный компьютерщик и хочет со своей семьей подальше свалить от Терещенко в Крым к Оргулову. Вот это я ему и гарантировал. У них там тоже голод, и про Крым многие уже знают.

Сипягин задумчиво смотрел на друга.

— Ты что-то говорил о том, что мало времени. Это ты о плане "Тень-2"?

— Ну, и о нем, хотя, если честно, то этого как раз и не сильно боюсь.

— Ну-ка, ну-ка. Ведь не зря ты встречался и с остатками руководства РВСН, и с ВКО.

— Удар будет слабеньким, и по старым, еще до войны разведанным целям, не более того. Но вот я боюсь кое-чего другого, более опасного, что может возникнуть в любую минуту.

Сипягин прекрасно знал друга и понимал, что он не будет на пустом месте устраивать панику.

— Ты, случаем, не про инопланетян говоришь?

Мартов как-то хитро усмехнулся, и Сипягин насторожился очень сильно. Глава ФСБ прекрасно знал своего друга и почувствовал, что ситуация весьма и весьма непростая, поэтому он обреченно на него посмотрел и коротко скомандовал:

— Говори.

— Ну смотри, сам захотел. Помнишь, перед войной проходила информация о неких непонятках на МКС?

Сипягин кивнул.

— Ну, что-то было.

— Вот-вот. Всё засекретили, но там, на орбите, чуть война не началась.

— Даже так?

— Да вот так. В двух словах: наши космонавты случайно увидели на орбите какой-то объект явно искусственного происхождения, и при этом его не могли отследить ни ВКО, ни астрономы, ну и, само собой, американский NORAD. Только визуально и прикидочно определили его характеристики и параметры орбиты.

Сипягин внимательно слушал и тут же прокомментировал:

— Н-да, понимаю, что потом началось. Система радиолокационной невидимости ну и другие технологии.

— Да, совершенно правильно. На орбиту срочно направили что-то вроде небольшого катера, чтоб подойти к объекту, и наши космонавты даже его зацепили и спрятали в грузовой отсек. Пиндосы узнали и задергались, и отправили на орбиту срочно шаттл с группой захвата. Ну, в общем, целая история была. Нашим пришлось срочно сбросить груз и потом играть в догонялки с американцами по нашей тайге в поисках спускаемого аппарата.

— И кто выиграл?

— Мы, конечно. Вот работами над этими технологиями мы и занимались.

— А я думал, что после Второй чеченской тебя на административную работу законопатили.

— А ты вспомни, кому за административную работу генеральские звездочки дают?

— Понятно. И каковы результаты?

— Это оказался всего лишь маяк, исполняющий функции ретранслятора какой-то неземной человекообразной расы. Систему радиолокационной невидимости так и не смогли разобрать, а вот с передатчиком получилось интереснее.

Сипягин удивленно присвистнул.

— Так вот откуда пошел весь этот проект?

— Ага. Только вот результатов таких никто не предполагал. Это только нашим дай мясорубку, а они с помощью напильника из нее пулемет Гатлинга сделают. Вот и получилось, что вместо субпространственного передатчика мы умудрились получить машину времени.

— А почему инопланетяне про это ничего не знают?

— До войны ученые говорили, что наша планета находится в какой-то особой энергетической зоне, но не суть важно.

— Еще что-то? Ведь было продолжение.

— Не поверишь. Это ж был ретранслятор, и он обеспечивал связь с некой разведывательной группой, которая нелегально работала на Земле. Мы начали копать, и оказалось, что эти ребятки успели засветиться и по ним работают немцы, американцы и израильтяне.

— Чем инопланетяне занимались?

— Исследовательская экспедиция, не более того. Просто занимались сбором информации, а мы их вели. Причем две группы работали на постсоветском пространстве. Когда начались все эти непонятки с нарастанием напряженности в мире, инопланетяне срочно собрали манатки и просто чухнули, а вот одна группа, которая была в Крыму, не успела, и мы всё время искали ее следы. Состав — три мужчины и молодая девушка, причем девушка явно из высшего общества, ну, в общем, имела высокий статус, а остальные при ней что-то вроде охраны. Когда в Крыму начались боевые действия, мы потеряли их след, но чуть позже кое-что накопали. И оказалось, что группу просто уничтожили местные бандиты. Вот и всё.

— А при чем тут Оргулов и твой человек в его окружении?

— Мой человек входил в одну из спецгрупп, которые занимались поиском инопланетян. А Оргулов просто был командиром мобильной разведывательно-диверсионной группы, которая, как и многие другие, моталась по Крыму. Только мы их работали втемную, скрупулезно выискивая малейшую интересную информацию, при этом соблюдая высокий уровень секретности, хотя армейцы знали, что мы что-то ищем. Вот на этой почве мой сотрудник с Оргуловым и общался.

— И как, что-то удалось узнать?

— Не поверишь, это не конец истории. Чуть позже, перед самым началом ядерных бомбардировок, девочку нашли, и знаешь где? На одном из блокпостов под Севастополем, где она жила со своим возлюбленным старлеем из 76-й украинской дивизии ПВО, Максимом Мельниковым. Представляешь? Оказывается, у девочки еще до войны был роман с этим старлеем. Потом, когда возникла необходимость эвакуации, она от него удрала, но охрану перебили, и бандюки инопланетянку в рабстве держали, а группа Оргулова ее освободила. Мне потом рассказывали про эту сцену встречи.

Просто мы слишком поздно узнали про это всё, и когда примчались на блокпост, то ее уже там не было. Вроде как девочку похитили, а старлей за ней отправился, набрав кучу оружия. По нашим данным, был бой и экстренный взлет космического корабля, который американцы приняли за старт баллистической ракеты и, соответственно, сами нанесли удар по тому району. Ну, дальше ты знаешь…

Сипягин переваривал полученную информацию.

— Так ты считаешь, что Оргулов как-то связан?

— Да никак. Просто выполнял свою работу.

— Допустим. А чего же ты тогда так боишься?

Мартов ухмыльнулся.

— Ну, а ты представь картину: сидишь, разговариваешь по мобильнику или даже фильм скачиваешь, а под окном какой-то идиот сделал искровой радиопередатчик огромной мощности и забивает весь эфир и мешает наслаждаться благами цивилизации. Твои действия? Пошел бы и по голове настучал, да так, чтоб и другим неповадно было…

— Поэтому ты и хочешь быть поближе к Оргулову, чтоб при случае чего успеть удрать в другое время.

— Почти правильно. Я просто подготавливал условия, чтоб мы всё это могли сделать, и тут возможность одна — стать частью команды Оргулова, а не корчить из себя барина, как это любит Максим Ростовцев, и пинать неугодных в рыло сапогами.

— Умеешь ты иногда обрисовать ситуацию. И только поэтому встал на сторону крымчан?

— Не только. Моя группа перед уничтожением, которая почти успела на место боя того самого старшего лейтенанта Максима Мельникова с неизвестным противником, стала свидетелем того, как и его, и еще кого-то эвакуировала спасательная команда явно военного назначения. А теперь представь, что будет, если сюда нагрянут инопланетяне, и возможно, в их составе будет та самая девушка, которую зовут Карина, и старлей Максим Мельников. С ними обоими лично знаком Сергей Оргулов: одну он спас из рабства, а другому был хорошим другом, о чем многие свидетельствовали.

Сипягин не выдержал и захохотал. Он смеялся долго, аж до слез, причем смех принес ему облегчение от того гнета и тоски, которые у него были на душе после получения информации о предательстве Мартова.

— Да, Серега, опять ты меня удивил. Умудрился в своих раскладах даже появление инопланетян просчитать, и даже там подготовить возможные контакты.

Успокоившись, Сипягин демонстративно снял с Мартова наручники и спросил:

— Сергей, по твоему мнению, что нам нужно делать?

— Сейчас Ростовцев как слон в посудной лавке. Натворит делов, а ты на этом фоне сделаешь Оргулову очень интересное предложение и посмотришь, во что это всё выльется.

— Уверен? Твой человек в окружении Оргулова поможет?

— Игорь, я же говорил, это давно не мой человек, и он уже всецело предан Оргулову. Просто он хороший наш друг, в память, что служил в нашем ведомстве, вот и всё.

— Но это же предательство…

— Я тебя умоляю, — не выдержал Мартов, потирая руки после наручников. — Игорь, ты в какое время живешь?

Единственное, о чем Мартов умолчал, что злополучный спутник всё еще хранится в одном из бункеров, и только совсем недавно пришли сообщения, что ретранслятор на инопланетном устройстве пару раз принимал и передавал какие-то сигналы…

Глава 15

Берлин, 12 февраля 1942 года

Это был тяжелый день. Многочисленные встречи, распоряжения, выслушивание докладчиков, порученцев и просителей, изучение материалов — и всё это стоит под непременным грифом "Сверхсрочно". Даже спать и есть приходилось урывками, при этом надо обязательно поддерживать внешний вид, соответствующий статусу столь высокопоставленного чиновника Германии.

Рейнхард Гейдрих с хрустом в позвонках потянулся, давая отдых глазам и спине, отложил в сторону папку с документами. По старой привычке закрыл ее и спрятал в ящик стола, чтоб даже случайный взгляд посетителя не увидел ничего лишнего. Встав и отодвинув большое, обитое черной кожей кресло, он прошелся по кабинету, разминая ноги, и подошел к окну, от которого, несмотря на утепление, несло холодом. Вид погружающегося во тьму ночи зимнего Берлина успокаивал и настраивал на деловой тон. Несмотря на ночное время, улицы были наполнены шумом транспорта. Как раз подходил к концу рабочий день, и многочисленные чиновники рейха разъезжались по домам. А вот ему, фактически второму человеку в рейхе, нужно было работать и готовиться к обязательному визиту к нынешнему фюреру Германии Генриху Гиммлеру.

За время после знаменательной гибели Адольфа Гитлера в стране прошли серьезные изменения, которые пока не сильно ощущались на уровне простого обывателя, но те, кто так или иначе имел отношение к высшей власти рейха, просто застыли в ожидании потрясений. Приведшая Гиммлера к власти группировка, в которую входили и представители крупного бизнеса, и финансисты, имеющие множество своих людей в вооруженных силах, пока держали его на коротком поводке, но постепенно всё больше и больше людей, имеющих отношение к СС, получали назначения на ключевые посты, опутывая страну новой сетью. Но всё это делалось весьма и весьма осторожно, учитывая очень напряженную внутреннюю обстановку в рейхе.

Это только с точки зрения стороннего неискушенного наблюдателя могло показаться, что Германия — это единый, хорошо выверенный механизм, который идет от победы к победе. Но реально было совершенно не так. Множество группировок разного толка — генералы, политики, финансисты, представители западного капитала, — которые принимали непосредственное участие в приводе Гитлера к власти, действовали в своих интересах, воевали, когда эти интересы сталкивались, считали себя неприкасаемыми и как хотели трактовали указания высшей власти. Генералитет демонстративно саботировал и даже, можно сказать, игнорировал указания фюрера, и только нечеловеческая воля и умение продавливать нужные решения позволяли Гитлеру двигать страну в нужном направлении.

После гибели фюрера многие группировки попытались поучаствовать в переформатировании власти, и только благодаря гибкости и настойчивости Гейдриха удалось избежать жестокой гражданской войны, и на вершину Олимпа рейха был вынесен его шеф — Генрих Гиммлер, в качестве компромиссной фигуры, несмотря на противодействие генералитета, просто презирающего СС в общем и Гиммлера в частности. Но тут как раз сыграло огромную роль сближение с Канарисом, считающимся ярым англофилом и одним из самых информированных и знающих специалистов по пришельцам и по ситуации в России. Несколько тщательно отобранных высокопоставленных генералов вермахта и адмиралов кригсмарине были целенаправленно посвящены в проблему технического превосходства пришельцев из будущего, тем самым за счет общей тайны перетащив их на свою сторону, удалось хоть как-то погасить волну недовольства. Поэтому со временем партия Гиммлера приобрела не то чтобы подавляющие, но весьма устойчивые позиции в вооруженных силах, где СС не пользовалась особой популярностью. В министерстве иностранных дел и в военно-промышленном секторе дела шли не так хорошо, но постепенно СС, на этот раз поддерживаемая абвером, и здесь запускала щупальца, ставя под контроль, выискивая всех недовольных. На открытое противостояние с проанглийским и проамериканским лобби, которые фактически были основными кредиторами рейха, пока побаивались идти, и приходилось терпеть ненавязчивый, но довольно жесткий диктат, который, как черт из табакерки, вышел из тени и стал диктовать свои условия. Именно с этой стороны принуждали начать сепаратные переговоры о прекращении войны с Англией и САСШ и приступить к обсуждению вопросов о совместных операциях против набирающего силу Советского Союза.

Любой неосторожный шаг может привести к глобальному конфликту и развалить всё, что создавалось в последние годы, и снова отбросит Германию в пучину гражданской войны и в ранг третьеразрядных стран, где снова будут хозяйничать еврейские банкиры. Этого допустить нельзя было, поэтому приходилось прикладывать все силы.

После возвращения с Восточного фронта, где в прямом смысле слова Гейдрих ощутил на себе всю силу и мощь пришельцев, он на многие вещи стал смотреть по-другому. Да, русские — враги, природные враги, но сейчас бороться против них — это равносильно смерти. Вермахт понес страшное поражение и вынужден отступать под ударами Красной Армии, которая, благодаря транспортной системе пришельцев, по мановению руки всегда била в самом слабом месте и наносила огромные потери немецкой армии. Это всё равно, что воевать с ветром. Ты вроде его бьешь, а в итоге просто машешь руками в воздухе без всякого смысла.

От горестных мыслей его отвлек стук, и на пороге осторожно открытой двери появился его новый адъютант и доложил, что машина с охраной готовы и пора ехать на совещание у фюрера.

Кивнув в знак согласия, Гейдрих вышел в комнату отдыха, быстро поменял форменную рубашку на свежую, и, глянув на себя в зеркало, вышел из кабинета. В приемной к нему тут же присоединились трое охранников, которые должны были его сопровождать прямо до машины, что уже стояла во внутреннем дворике и прогревала двигатель.

Дорога до резиденции Гиммлера была недолгой, и, пройдя сквозь несколько постов охраны, Гейдрих вошел в кабинет и коротко поздоровался с уже находящимися там людьми, ожидающими только его прибытия. Мало кто знал, что Гиммлер был склонен попадать под влияние со стороны сильной личности, и именно таким человеком стал Гейдрих, которого все знающие люди уже давно считали серым кардиналом СС. Начальник главного управления имперской безопасности зорко отслеживал всех, кто хоть в какой-то мере мог потеснить его возле главы СС и быстро и тщательно удалял таких умников, пока даже самому последнему клерку не стало ясно, что с Гейдрихом лучше не спорить и не сталкиваться, когда дело касается распределения власти в высших эшелонах СС, а теперь и всего рейха. Поэтому начинать столь серьезное совещание без "серого кардинала Гейдриха" присутствующие считали не лучшим вариантом, и в его ожидании ограничивались лишь обсуждением общих вопросов.

В той, другой истории после гибели Гейдриха Гиммлер, прекрасно осознававший то влияние, которое на него оказывал его подчиненный, специально назначил на его место Кальтенбруннера, человека, весьма ограниченного и исполнительного и не пытавшегося хоть как-то повлиять на стратегические процессы как внутри СС, так и внутри рейха без ведома высшего руководства. И только ближе к концу войны на передний план вышел молодой интеллектуал Вальтер Шелленберг, сумевший занять место за спиной Гиммлера, которое пустовало со дня гибели Гитлера. Все эти интересные, можно сказать пикантные, новости привез с собой адмирал Канарис после своего секретного, но весьма плодотворного визита в Москву и личного общения и со Сталиным, и, что особенно важно, с генералом Оргуловым, который по всем оперативным документам до сих пор проходил как капитан Зимин.

В кабинете в глубоких, обтянутых дорогой черной кожей креслах, как старые знакомые, расположились сам Гиммлер, который в этот момент держал в руке небольшую чашечку с кофе и, сделав маленький глоток, повернул голову к вошедшему Гейдриху, кивнул на пустующее место напротив. На диване примостился невысокий и худощавый Канарис, с интересом наблюдающий за собравшимися, но при этом не участвующий в разговоре и делающий вид, что пальма в большом горшке в углу кабинета его интересует больше, нежели происходящее. Чуть в стороне сидел Фриц Тодт, которого все уже давно похоронили, но он, ко всеобщему удивлению, умудрился выжить в "совершенно случайной" авиакатастрофе, просто не сев в самолет, и пару недель отсиживался в одном из загородных штабов своего министерства в окружении верных и, как оказалось, неплохо подготовленных и многочисленных охранников. По косвенным данным, русские, прекрасно знающие о советах Тодта Гитлеру прекратить войну с Советским Союзом еще в конце 1941-го, исходя из финансово-экономического состояния рейха, сумели найти к министру свой подход и чуть-чуть приоткрыли ему будущее, или просто сдали сфабрикованный материал. Но тем не менее Тодт остался жив, несмотря на катастрофу его личного самолета, и соответственно, все предупреждения русских оказались правдивыми, что еще раз убедило рейхсминистра в его позиции о прекращении войны с Россией.

Парад генеральских мундиров от вермахта представляли присутствующие Кейтель и фон Бок, позиции которых при Гитлере очень пошатнулись после колоссального разгрома под Москвой, и неофициально получив от Гейдриха истинную информацию о пришельцах и имея данные о положениях на фронтах, они прекрасно осознавали, чем грозит Германии продолжение войны с СССР в условиях фактически мгновенной переброски войск на любой участок фронта без необходимости прорыва глубоко эшелонированных линий обороны, что полностью изменило военную доктрину на Восточном фронте.

После ареста и предания суду Геринга его место в руководстве люфтваффе временно занял генерал авиации Роберт фон Грейм, который, после определенной комплексной и последовательной обработки Гейдрихом и Канарисом, принял сторону новой власти. Хотя, скорее всего, он просто занял выжидательную позицию, но события на Восточном фронте отрезвили очень многие горячие головы. Сейчас он тоже был приглашен на это собрание, и, по некоторым намекам главы абвера, Грейму удалось узнать и даже заполучить что-то интересное. Вообще, после ареста Геринга все ожидали, что главой люфтваффе станет весьма честолюбивый Эрхард Мильх, который давно зарился на это место, чему были причины. Мильх в тридцатых годах в результате жесткой борьбы, интриг и реального уничтожения конкурентов по карьерной лестнице пробрался в высшее руководство германской авиакомпании "Люфтганза", которую вывел из кризиса и сделал одной из самых передовых и перспективных в мире. Приступив к работе в качестве заместителя Геринга, сумел превратить люфтваффе в мощную силу, с которой необходимо было считаться. Но Гиммлер, прекрасно осведомленный о еврейском происхождении Мильха, не спешил его назначать на столь важную должность, и в этом была немалая заслуга Гейдриха, не желающего получить в окружении нового фюрера столь искушенного в интригах человека. Поэтому боевой офицер и посредственный управленец генерал авиации фон Грейм устраивал новое руководство рейха больше, чем еврей и интриган Мильх, которого не увольняли и не уничтожали, учитывая его деловые качества, но держали на коротком поводке, еще не решив, что с ним делать в будущем.

В качестве представителей кригсмарине присутствовали гросс-адмирал Редер вместе со специально приглашенным мастером масштабной подводной войны Карлом Дёницем — в связи с тем, что появилось несколько фактов, подтверждающих переброску пришельцами из будущего гигантской субмарины с фантастическими боевыми характеристиками.

К немалому удовлетворению Гейдриха, на этом совещании, где именно сегодня предстояло принять весьма и весьма серьезные решения, от которых зависела судьба Германии, не было высокопоставленных представителей финансово-экономических кругов рейха, через которых западный капитал пытался воздействовать на ситуацию в стране. Начальник главного управления имперской безопасности едва заметно усмехнулся — он сам только недавно докладывал Гиммлеру о многочисленных контактах некоторых высокопоставленных граждан рейха с иностранными коммерческими структурами. Списки были достаточно внушительными, но пока было принято решение не устраивать репрессии, а перехватить денежные потоки, взять контакты на контроль и расставить везде своих людей.

Гиммлер окинув взглядом собравшихся, осторожно поставил на столик маленькую чашечку с ароматным кофе и заговорил:

— Ну что, господа, вроде все собрались, и можно теперь в узком кругу обсудить сложившееся положение и выработать четкую стратегию.

Он показательно сидел не за своим рабочим столом, а вместе со всеми, в одном из кресел за небольшим столиком, создавая таким образом некое подобие демократичной и, можно сказать, дружеской атмосферы. Ведь каждый из приглашенных на это совещание имел за своей спиной определенную силу, и в случае, если не удастся договориться, в состоянии существенно осложнить жизнь Гиммлеру, который взлетел на самый верх Олимпа власти Германии благодаря поддержке прозападно настроенной элиты, имеющей тесные деловые связи и за Ла-Маншем, и за Атлантическим океаном. Но новоиспеченный фюрер, кресло под которым настолько сильно шаталось, что вот-вот должно было опрокинуться, пытался сбросить с себя это ярмо и править единолично без дикого диктата финансово-промышленных кругов, и тут ему могли помочь только генералы и адмиралы, за спиной у которых были многомиллионные армии. И Гиммлер, и, конечно, Гейдрих прекрасно отдавали себе отчет в том, что сил СС однозначно не хватит для удержания обстановки в стране под контролем. Поэтому одной из стратегий было образование некоего подобия объединенного штаба из особо доверенных офицеров, пользующихся авторитетом в вермахте, кригсмарине, люфтваффе на волне спасения Германии от "прорусски настроенных пришельцев из будущего" и недопущения нового унижения страны, как это было после Великой войны. В принципе план сработал, тем более многие трезво мыслящие военачальники прекрасно видели, или предполагали, причины того, что творится на Восточном фронте. Поэтому получив ответы на вопросы, высокопоставленные офицеры серьезно озаботились не победой в войне с большевистской Россией, а элементарным спасением рейха, в небе которого уже хозяйничали неуязвимые и смертоносные стратегические бомбардировщики пришельцев.

— Каждый из вас посвящен в основную причину нынешних неприятностей рейха в той мере, как он по роду службы сталкивался с проявлениями вмешательства пришельцев из будущего в нашу историческую линию. Поэтому хотелось бы собрать воедино все имеющиеся факты, прежде чем что-то предпринимать. Давайте дадим слово самым информированным людям Германии.

Посмотрев и на якобы скучающего Канариса и спокойного Гейдриха, Гиммлер замолчал, давая слово своему серому кардиналу. Начальник главного управления имперской безопасности спокойно открыл кожаную папку и, неторопливо выкладывая на столик листы и фотографии, стал излагать всю имеющуюся информацию о пришельцах.

— Первые непонятные события, которые привлекли внимание и нашей службы, и специалистов абвера, начались в июле прошлого года, когда войска второй танковой группы Гудериана прорывались к Могилеву…

Вроде как информации было не так уж и много, но повествование заняло не меньше двух часов и сопровождалось многочисленными вопросами присутствующих. Полнота, системность и стиль изложения произвели определенный эффект и должны были показать, что СС во главе с Гиммлером были с самого начала извещены о надвигающейся угрозе, и только недальновидность Гитлера и его приближенных привели к столь плачевным результатам. Многие из присутствующих прекрасно знали, что Канарис и тут обскакал СС, но адмирал помалкивал и оставался невозмутимым и с легким интересом слушал, делал свои выводы, показывая тем самым свою полную лояльность нынешней власти.

Когда Гейдрих закончил, в кабинете наступила тягостная тишина. Генералы и адмиралы знали, что ситуация критическая, но глубина пропасти, над которой балансирует Германия, ужасала. Гиммлер не смог удержаться и победно усмехнулся, увидев произведенный эффект — именно то, чего он добивался. Обычная практика поиска внешнего врага себя оправдала и в этот раз. Поэтому играя роль фюрера и главы этого собрания, он подал голос:

— Может, адмирал Канарис дополнит обергруппенфюрера Гейдриха?

Но Канарис неопределенно пожал плечами.

— У меня, конечно, есть что сказать, но хотелось бы услышать сначала всех присутствующих.

Такой ответ Гиммлеру не очень понравился, и он это показал легкой гримасой, но больше ничем не выдал свое раздражение и, блеснув линзами очков в свете электрических ламп, продолжил:

— Хорошо. Пусть будет так. Что нам готовы сообщить представители люфтваффе?

Генерал фон Грейм коротко кивнул и заговорил чуть простуженным голосом — во время перелета в Берлин на совещание его сильно продуло, и он изо всех сил старался, несмотря на высокую температуру, выглядеть бодрым и работоспособным.

Рассказ о том, что немецкой авиации на Восточном фронте почти не осталось, уже никого не удивил. Русские, благодаря техническому превосходству пришельцев в сверхточных средствах разведки, сумели быстро вычислить расположение всех аэродромов и методично их уничтожить. Тактика проста и действенна: с боевых вертолетов высаживается разведгруппа, изучает систему обороны аэродрома, через портал ночью вызываются несколько дивизионов "сталинских органов", которые просто смешивают всё с землей. Потом через те же порталы при поддержке танков и "ночных мясников" подходит карательная группа и добивает всех оставшихся. Особое внимание уделяется обязательному уничтожению технического и летного персонала, поэтому с недавних пор у нас дикий дефицит специалистов и подготовленных пилотов.

Подобный сценарий осуществлялся повсеместно и касался не только люфтваффе, но и других родов войск, поэтому остальные присутствующие в этой комнате спокойно слушали, ничем не выражая свои эмоции. Но вот информация о новой организации действий русской авиации уже вызвала неподдельный интерес.

Высокоточные радиолокационные станции наземного базирования позволяли полностью контролировать воздушное пространство на участке фронта в несколько сотен километров. Специальные русские бомбардировщики, переделанные под летающие радиолокационные станции, постоянно висевшие в воздухе, позволяли обнаруживать даже низколетящие самолеты люфтваффе и сразу же передавать информацию в командный центр. На нужном участке фронта полностью глушилась радиосвязь, темсамым парализуя любые попытки управления сражением со стороны немецкого командования. Русские же, благодаря имеющейся точной информации о положении в воздухе, создавали многократное численное преимущество над любой немецкой авиационной группой, что, естественно, приводило к огромным потерям среди германских летчиков.

Гиммлер, выслушав генерала авиации, коротко спросил:

— Вы вроде говорили о каких-то новых данных о технике пришельцев?

— Да, мой фюрер, нам удалось получить кое-какие образцы техники, особенно это касается зенитных снарядов с радиовзрывателем, и они переданы на изучение в ведомство обергруппенфюрера Тодта.

Гиммлер удивленно поднял бровь и взглянул на Гейдриха, который чуть-чуть даже побледнел. Его люди пропустили странное сближение нынешнего главы люфтваффе с такой знаковой и влиятельной фигурой, как Фриц Тодт.

— Хорошо, генерал, вам еще есть что сказать?

— Нет, мой фюрер, всё изложено в секретном докладе, который вам был представлен перед этим совещанием.

— Да, я читал… Вы считаете наше положение катастрофическим?

— Абсолютно. На данный момент нам нечего противопоставить русским. Наша система ПВО бессильна против скоростных стратегических бомбардировщиков пришельцев. А вы прекрасно осведомлены, что они системно уничтожают все основные предприятия военно-промышленного комплекса. Производство самолетов всех классов, по сравнению с декабрем 1941 года, упало в двадцать раз, при том что уровень потерь на Восточном фронте возрос в сорок раз. Простой математический подсчет показывает, что в течение двух месяцев мы полностью лишимся всей авиации.

В комнате повисла пауза. Гиммлер озабоченно пошелестел разложенными перед ним бумагами и поднял голову:

— Что нам скажут представители вермахта о положении сухопутных войск?

Кейтель слегка кашлянул, выпрямился и без каких-либо бумаг и подсказок заговорил, смотря перед собой и не интересуясь реакцией собеседников. Со стороны могло показаться, что человек уже опустил руки и приготовился к проигрышу, но это только казалось. Фельдмаршал переваривал полученную от Гейдриха информацию и пытался на ходу ее осмыслить.

— Положение на Восточном фронте катастрофическое. Возможность перебрасывать боеспособные и укомплектованные подразделения в любую точку планеты дает большевикам неоспоримые преимущества. Как указывал обергруппенфюрер Гейдрих, пришельцы делают упор не столько на силовую поддержку, снабжая русских техникой из будущего, сколько на модернизацию системы управления войсками, инструментальную разведку, дешифровку нашей переписки. Сейчас война напоминает поединок слепого калеки со зрячим боксером. Противник, используя свое техническое превосходство, блокирует радиосвязь, потом точечными ударами уничтожает проводные узлы связи и выводит из строя всю систему управления войсками, а затем уже подключаются регулярные части красных, которые завершают разгром.

Наша тактика создания укрепленных узлов обороны, где высадка войск непосредственно из порталов сильно осложнена и, соответственно, невозможны удары в тыл, на первом этапе сыграли свою роль — русские понесли существенные потери, но чуть позже они просто прекратили с ходу взламывать оборону, оставляли часть сил для блокирования наших войск и шли дальше. Затем подтягивались так называемые части прорыва, которые комплектуются по смешанному принципу из лучших и подготовленных частей войск НКВД, самой современной техники, которая в последнее время стала всё больше поступать на вооружение Красной Армии, и при необходимости происходит поддержка точечными ударами пришельцев. Как правило, привлекаются системы радиолокационной разведки, которые по документам проходят под названием "Зоопарк", с их помощью уничтожается вся крупнокалиберная артиллерия. Выявляются пункты управления, которые сразу же выводятся из строя, а затем методично нейтрализуются все средства усиления и долговременные огневые точки. Особенно русские любят использовать так называемые боеприпасы объемного взрыва, от которых не защищают даже глубокие блиндажи.

Попытка использовать захват заложников из местного населения и членов семей командного состава Красной Армии привела к плачевным результатам, и мы все об этом знаем…

Кейтель глянул в сторону Гейдриха, люди которого как раз и отличились в той ситуации. Начальник главного управления имперской безопасности сделал вид, что это его не касается, но в его душе закипал гнев: он очень не любил, когда его, как нашкодившего щенка, тыкают лицом в лужу.

Тогда под Смоленском была окружена крупная группировка немецких войск, представляющая сборную солянку из разных подразделений, входящих в состав почти разгромленных 4-й полевой, 3-й и 4-й танковых армий группы армий "Центр". За несколько дней упорных боев большевикам удалось вклиниться между двумя крупными узлами обороны, нарушить общее управление и начать системное уничтожение раздробленных немецких войск при полном господстве русской авиации в воздухе.

После почти полного уничтожения северной группы, командир южной группировки, командир 78-й пехотной дивизии генерал Пауль Фёлькерс, как старший по званию принявший на себя руководство, под давлением своего вновь назначенного заместителя, офицера СС, додумался взять в заложники несколько сотен узников концентрационного лагеря для перемещенных членов семей командиров Красной Армии и выставил их на переднем крае в виде живого щита прямо на мороз.

Интенсивность обстрелов тяжелой артиллерией, системами залпового огня и особенно боеприпасами объемного взрыва резко упала, авианалеты на время прекратились. Командование группировки начало подумывать, как выбраться за спинами заложников из этого котла, но через двое суток появился парламентер и предложил отправить в штаб к русским своего доверенного офицера для переговоров. Вроде русские пошли на попятную… но вернувшийся оберлейтенант имел бледный вид, и руки, сжимающие стопку неестественно качественных цветных фотографий, у него тряслись.

Когда с этими снимками и с требованиями русских, переданных через парламентера, ознакомились старшие офицеры, то в руководстве окруженной группировки началась настоящая паника. На фотоснимках были жены, дети, матери немецких офицеров окруженной группировки. Эти люди в данный момент должны были находиться на территории Германии, кто в Берлине, кто в Гамбурге, кто вообще в Дрездене, но, к всеобщему удивлению, их странным способом свезли под Смоленск. Как это могло получиться, уже никто не знал, но факт остается фактом — на той стороне в руках у большевиков в заложниках были семьи офицеров немецкой армии, и это подтверждал парламентер, лично с ними переговоривший. Для усиления эффекта были предоставлены свежие, тоже цветные аэрофотоснимки домов других офицеров, с пометками, что на следующий день, если не освободят русских женщин и детей, эти дома будут уничтожены в первую очередь со всеми жителями.

Через оптические прицелы, бинокли они рассматривали своих родственников, которых, так же как двумя днями ранее узников концлагеря, членов семей командиров Красной Армии, русские выгнали в поле прямо в снег под германские пулеметы. Но никто не стрелял. Окруженные, обмороженные и голодные немцы не верили своим глазам и снова послали парламентера удостовериться, что это действительно члены семей окруженных немецких офицеров.

По радио русские связывались с командирами низовых подразделений и рассказывали, где живут их родственники, как их зовут, и в подробностях — что с ними будут делать, когда Красная Армия вступит в Германию, если не отпустят заложников…

О чем были дальнейшие переговоры, немецкому руководству, связь с которым потом была потеряна, было не известно, но позже дошла информация, что внутри развалин между солдатами вермахта и солдатами СС начались настоящие уличные бои за жизни русских заложников. Генерал Пауль Фёлькерс застрелился после того, как на обгоревших деревьях в зоне видимости большевики развесили его жену и двух сыновей, дав предварительно пообщаться с генералом по радио, в ответ на показательный расстрел двух десятков заложников. Офицер СС, отдавший приказ расстрелять, был просто поднят на штыки немецкими солдатами и вывешен на фасаде одного из домов, в знак примирения.

Эта история стала известна по всем фронтам благодаря поразительно качественным цветным листовкам, распространяемым повсеместно. Там четко указывалось, что за любые преступления против мирного населения и военнопленных будут обязательно отвечать виновники и члены их семей. На южном фронте была еще одна попытка использовать заложников, и их даже уничтожили в назидание большевикам, но всё подразделение, участвовавшее в показательной казни, было полностью и демонстративно уничтожено — залито на марше огненной смесью ночными мясниками. Члены семей в Германии, как то и обещалось, в большинстве своем погибли или при авианалетах, где бомбы попадали с поразительной точностью, или жестоко убиты неустановленными личностями. Русские сумели продемонстрировать свою мощь, силу и, главное, умение достойно и жестко наказывать за преступления против своих граждан в любой точке мира, и это, конечно, произвело впечатление. Немецкие спецслужбы и, в особенности СД и гестапо, просто проморгали столь массовую и мастерски исполненную акцию устрашения, что еще раз убедило многих в ошибочности вообще всей войны против СССР.

Проведенное расследование показало, что во время бомбардировок с русского стратегического бомбардировщика, который хозяйничал в небе Германии, были сброшены несколько планирующих бомб, которые упали в лесные массивы неподалеку от крупных городов. Это как раз и были те самые пресловутые маяки, благодаря которым пришельцы могли появляться в любой точке мира. Таким образом, в самом центре Германии безнаказанно работали несколько маневренных групп великолепно подготовленных русских диверсантов, которые в течение одной ночи, под видом арестов сотрудниками СД, и произвели изъятие семей окруженных под Смоленском немецких офицеров. Это был не просто плевок в сторону Гейдриха, это было настоящее ведро помоев…

— …Только благодаря достигнутой с русскими договоренности о прекращении огня и отводе наших войск с оставлением на местах боевой техники, мы смогли хоть как-то спасти остатки личного состава частей группы армий "Центр", которая фактически как воинское соединение прекратила свое существование.

Группы армий "Юг" и "Север" в меньшей степени подверглись разгрому, но и их положение было критическим. Система снабжения фактически полностью прекратила работу.

— Ваши выводы, господин фельдмаршал? — строго и чуть устало спросил Гиммлер, мельком глянув на Гейдриха.

— Срочное заключение мира и отвод войск на позиции 22 июня 1941 года считаю вполне приемлемыми, даже за счет оставления русским нашей техники, находящейся на территории СССР, возвращения всех военнопленных и интернированных и расследования всех случаев военных преступлений с обязательным наказанием виновных. Главное — вывести из-под удара уцелевших солдат и попытаться воссоздать армию…

Последние слова Кейтеля были прерваны осторожным стуком, и в открывшейся двери появился взволнованный адъютант нового фюрера. Увидев разрешающий кивок, он протянул листок с текстом срочной телеграммы, которую Гиммлер быстро пробежал глазами, прекрасно понимая, что адъютант не стал бы так просто врываться на столь важно совещание.

Все сидящие в этом кабинете, даже Гейдрих и Канарис, замерли, предчувствуя большие неприятности.

Гиммлер порывисто встал, швырнул листок с текстом телеграммы на стол и грязно выругался. Немного походив по комнате, он, повернувшись к ожидающим генералам, коротко бросил:

— Этот грязный пожиратель спагетти нас предал, господа. Италия официально выходит из войны с Россией, отводит свои войска и сейчас находится в процессе подписания двустороннего мирного соглашения.

Первые крысы побежали с тонущего корабля Германии.

Глава 16

Мне очень не хотелось ехать на аэродром встречать генерала Ростовцева, но протокол того требовал, и после нашей прогулки по Петрограду осени 1914 года я с великолепным настроением в сопровождении охраны выехал по Евпаторийскому шоссе в аэропорт "Симферополь". На поверхности был несильный буран, но видимость всё же упала, и мы осторожно крались на скорости не более двадцати километров в час, и это при условии, что трассу минимум раз в день обрабатывали снегоуборочные машины и у нас работала система инфракрасной подсветки специальными прожекторами вдоль дороги.

Видимо, ситуация действительно была серьезная, раз Ростовцев, накрутив хвосты своим снабженцам и пилотам, вылетел в такую погоду. Запчасти для боевой техники быстро разгрузили, проверили номенклатуру и отправили под усиленной охраной к центральному бункеру в Симферополь, где каждые полчаса включался портал в 1942 год, и туда отправлялись грузы, перебрасывались войска из точки в точку. Во время одного из таких сеансов, специально введенных вне очереди с нарушением графика, прибывшие запчасти ушли в Усадьбу, где были учтены, проверены и отправлены по назначению.

Пока было время, прямо в одной из комнат оборонного комплекса аэродрома, где по определению не должно было быть прослушек и видеокамер, мы уединились с генералом Ростовцевым, чтоб нормально пообщаться на предмет последних событий, которые вызвали неприятные разборки на недавнем заседании Совета.

К моему удивлению, сейчас это был не надменный боров, который прилетал чуть больше месяца назад, чтобы построить и попробовать подмять под себя строптивого капитана-морпеха, а зверь, взбешенный тем, что на его территорию забрался чужой хищник, и он скалился и рычал, в поиске, кому бы вцепиться в горло. Именно такое ощущение сейчас он у меня вызывал, и я вспомнил, что Ростовцев был не простым генералом, который заработал лампасы строя дачи и продавая противнику оружие и информацию. Молодым лейтенантом-десантником попал в Афган, потом обе Чеченские кампании, причем реально воевал, поэтому еще тогда я удивился, что дядька разыгрывал из себя генерала ну прямо по Салтыкову-Щедрину. Сейчас он был похож на самого себя, и я в душе радовался, что не стал до конца гнуть палку и идти на прямой конфликт с таким человеком. Ну кто я реально? Как был простым капитаном, так и остался, несмотря на звезду Героя и генеральские погоны, что являлось чистой политикой, а тут был настоящий боевой генерал, у которого и опыта, и знаний, и мудрости на двоих таких, как я, хватит. Поэтому, как мог, сгладил возможные шероховатости и постарался перевести разговор в конструктивную плоскость, не усугубляя конфликта, чем вызвал очень внимательный взгляд гостя.

Как правило, в наших условиях любые помещения для жизни и укрытия делались в подвалах домов — привычка, появившаяся еще с войны. Так было проще рыть подземные ходы между различными бункерами и развивать общую сеть коммуникаций, и только сейчас, наладив мощную ПВО и систему обороны, мы могли позволить себе уже, забив окна, жить в многоэтажках. Но с точки зрения сохранения тепла восстанавливали максимум первый-второй этажи, а выше всё пространство забивали различного рода утеплителями и гидроизоляцией, хотя во многих домах на верхних этажах размещались постоянные боевые посты для наблюдения за окружающей местностью. Естественно, люди не могли долго сидеть на морозе в неотапливаемых помещениях, в противогазах и костюмах химической защиты, поэтому пришлось делать типовой вариант, когда изолировались две-три комнаты, в которые проводилось электричество и создавались приемлемые условия для дежурной смены.

Мы же с генералом Ростовцевым разместились в дальнем подвальном помещении, которое благодаря своему угловому расположению было превращено в долговременную огневую точку, через которую прекрасно просматривались, а соответственно и простреливались подходы к аэропорту. Сейчас для нас здесь всё убрали, вычистили и поставили столик, накрыв его белой скатертью. Картину дополняли термос со свежим борщом, горячий кофейник, бутылка дорогого и очень качественного коньяка, настоящий "Шустов" и литровая бутылка "Смирнов", которые я только недавно купил в Петрограде в мире 1914 года. Притягательность вроде как роскошно, для нашего времени, накрытого стола дополняли порезанные дольками лимоны и апельсины, что действительно считалось высшим классом, хотя для нас уже стало обыденностью…

На фоне не совсем качественно обшитых вагонкой стен подвального помещения, прикрывающих несколько слоев утеплителя, многочисленных ящиков с боеприпасами и снаряжением, всё это великолепие выглядело несколько дико, но такова жизнь, и человек — такое существо, что быстро адаптируется к любым условиям. Распространенные по всем бункерам лампы-экономки и лампы на светодиодах давали немного тяжеловатый свет, что еще усиливало нереальность обстановки. Но ничего, мы общались с Ростовцевым, и достаточно продуктивно и интересно.

После действительно классно приготовленного борща, настоящей сметаны, горчицы и свежеприготовленного хлеба генерал явно подобрел, и взгляд из настороженного стал просто заинтересованным, особенно после того, как и я сам с холода и голодухи сделал пару подходов к термосу с борщом. Что ни говори, а совместный прием пищи сближает людей, поэтому болтая ни о чем, мы неплохо перекусили и, отполировав водочкой вкуснятину, заранее приготовленную моей женой, перешли к делу, ради которого Ростовцев действительно рисковал, вылетая в Крым по такой погоде.

Насытившись и выпив великолепного кофе, как-то разом немного подобрели, да и водочка под борщик пошла хорошо, поэтому разговор о делах потек гладко и весьма дружелюбно.

Ростовцев, достав планшет, быстро обрисовал мне реальное положение вещей и изредка придирчиво поглядывал на меня во время просмотра видеоматериалов по разгромленным караванам и убийству профессора Кульчицкого вместе с его ассистентами. Особое внимание было уделено обстоятельствам ранения полковника Семенова и его нынешнему состоянию.

Ситуация складывалась "веселая", но, как я понял, и Сипягин и Ростовцев были свято уверены, что технология путешествий во времени утекла в третьи руки и ее вовсю используют тайные враги, и только я один знал, что это не так. Немцам информация прошла по обычным каналам, через кого-то, кто регулярно ходит в прошлое и имеет доступ к средствам связи. Это знали и контрразведчики НКВД, и наша СБ, поэтому опера землю рыли очень основательно, и результаты должны были поступить в ближайшее время.

Выслушав все доводы за и против Ростовцева, который в данный момент говорил и от лица генерала ФСБ Сипягина, я удовлетворенно хмыкнул, когда он уже открытым текстом сказал, что знает про мои постановки помех в пространственно-временном канале, но сильно на это не обижается, прекрасно понимая сложившиеся обстоятельства.

После этого уже я корректно изложил свое видение ситуации и, несмотря на самообладание генерала, его лицо немного перекосило, когда он узнал, что без моего ведома никто в прошлое не ходит и канал жестко контролируется. А неведомые супостаты всё стучатся, как барашки, пытаясь подобрать корректирующую функцию, чтоб хоть как-то набрать нужную энергетику и войти в канал.

Лицо Ростовцева покраснело, он напряженно смотрел на меня, но после короткого рассказа не выдержал: рассмеялся и махнул рукой.

— Вот что, Сергей… Можно, я буду так тебя называть?

— Конечно, Максим Петрович, вы все-таки старше и по возрасту, и по званию, а мои генеральские погоны — это… так сказать, политика. Ведь по сути дела я как был простым морпеховским капитаном, так и остался.

— Ну, не скажи, Сережа. Ты уже столько всего наворотил, что мало кто сможет сделать. Реально от себя могу сказать — молодец. Честно. Это не так чтоб пустая похвальба, чтоб забить баки. Реально. Я когда вылетал, забились с Игорем, что ты всё равно что-то такое придумал, чтоб удержать ситуацию под контролем. И ведь выиграл.

— Вы всё равно думаете, что это дело рук Терещенко?

— Прямых доказательств нет, косвенных практически тоже, практически всё идеально чисто. Вот только знаешь, тут просто чутье. Когда про тебя узнали, все втроем возмущались, но он меньше всего, да и сейчас участвует так, для проформы, чтоб не вызывать подозрений, хотя комбинатор еще тот, а до выгоды и до власти ох как жаден. Любого порвет, хотя у него в бункерах с питанием и горючим ситуация похуже, чем у нас, будет, но продукты, которые от тебя получаем, при себе держит. А сколько специалистов от него по твоим заявкам отправлено?

Я задумался. Такая статистика велась, и действительно от Терещенко по запросам специалистов мало присылали. В основном специалисты были так, второго сорта, обслуживающий персонал, а вот ученых и первоклассных инженеров, технологов не было вообще, он их для себя придерживал. Да и нам слал мало чего интересного, в основном поставки шли со складов министерства обороны и частей госбезопасности, а эти ребята жмотничали. Значит, для себя придерживает.

— Выводы логичны и вполне обоснованы, хотя всё чисто умозрительно, вот только как-то нужно будет противника спровоцировать вылезти наружу, засветив всю свою агентуру… — не удержался я и высказал свои мысли вслух.

Ростовцев, снова приняв серьезный вид, кивнул, соглашаясь с моими доводами.

— Но всё же, Сергей, а ты не исключаешь варианта, что все-таки Терещенко смог запустить свою установку и наладить контакт с немцами?

Странно, раньше это и в голову не приходило. В принципе, я ж не всё знаю про путешествия во времени, и возможно, есть какие-то еще варианты, и почивать на лаврах и надуваться от самомнения не самое благодарное занятие. Поэтому откидывать возможность, что неведомые противники сумели у меня увести определенные наработки, не исключалась, да и многие нестыковки последнего времени наводили на размышления. Все-таки вокруг люди, а сейчас время такое — время крыс и волков, и предательство стало нормой жизни.

— Максим Петрович, допустим, есть такая возможность, я все-таки не настолько большой специалист в этой области, — задумчиво проговорил я, — но тогда от вас понадобится кое-что…

— Всё, что в наших силах.

— Меня интересует технология производства фокусирующих цилиндров и минимум три образца в работоспособном состоянии.

— Хм. Я не уполномочен давать такие обещания. Это… ну, не совсем то, что мы ждали от вас.

— Вопрос в другом. Фокусирующий цилиндр — это сердце установки первого и второго поколения, как раз то, что используют наши оппоненты.

— А у вас?

— У меня уже четвертое поколение, и фокусирующие цилиндры уже не нужны. Без них обходимся…

Продолжать не было смысла, генерал сам понял, куда клоню.

— Хочешь сказать, что они или украли, или сами сделали?

— Да, это без вариантов. Так что у вас есть куда копать. А вот мне нужны цилиндры для сборки аппаратуры пеленгации.

Вот тут я немного приврал, хотя, как всегда, нечто подобное вертелось в мозгах, и страсть как хотелось поискать таких умных и изворотливых супостатов.

Глаза генерала сузились, и он так уперся в меня взглядом, что стало неуютно.

— Ну, вы можете дать нам чертежи, у нас все-таки возможностей больше…

— Максим Петрович, мы же договорились говорить откровенно и без этих дальних заходов и интриг, иначе всё запорем. Поэтому стоит отдавать себе отчет, что мне просто не интересно открывать хоть какие-то крохи информации по технологии путешествия во времени, да и объяснять вашим ученым как-то ни времени нет, ни желания. Уж позвольте мне самому этим заниматься. И с точки зрения эффективности и сохранения секретности это будет наилучшим решением.

— Ну, у вас была утечка…

— Не факт. Основная утечка была больше полугода назад, когда люди Сипягина мотались в прошлое. Значит, вам у себя нужно глубоко копать, поэтому… Ну, в общем, решать вам, но это моя рекомендация. А по всему остальному в принципе согласен насчет Терещенко — всё указывает на него, и скорость реакции и качество уничтожения конвоев говорят о том, что противник недалеко.

— Мы тоже так думаем. Но и у нас есть пожелание.

— Какое?

— И в случае, если противник путешествовал в прошлое, и в случае, если даже такой возможности не было, он попытается так или иначе вывести из строя ваш постановщик помех, поэтому хотелось бы быть уверенными, что это не удастся. Как видите, мы готовы идти даже на прекращение своего проекта.

— Я вижу и ценю, но тут можете не беспокоиться, система постановки помех многократно дублируется, и вывести ее из строя очень трудно. Скажем так, смертельно трудно, и поверьте, об этом я позаботился в первую очередь.

Генерал хмыкнул, поняв, что тут у меня, как всегда, заготовлено что-то нестандартное.

— А по остальному: меры безопасности усилены, введены дополнительные протоколы, ну и так по мелочам.

— Я не сомневался. Но всё же, Сергей, мы на вас делаем ставку, и хотелось бы иметь определенные гарантии.

— В вашем понимании, это рота спецназа, которая охраняет все подступы к установкам и контролирует все наши перемещения?

— Ну, не совсем так, но какой-то компромиссный вариант хотелось бы предусмотреть.

— Не получится. Тут вам придется понадеяться на мое слово и мои способности.

— Хорошо, — как-то особенно легко согласился Ростовцев, — но тогда мы бы хотели участвовать в вашем новом проекте. Он нам кажется более перспективным.

Я усмехнулся. Ребята хотят прекратить поставки в 1942 год и с новой силой броситься в мир 1914 года и начинать там шпионские игры. Нет, не пойдет так.

— Только консультативно.

— Вы хотите, пользуясь нашими ресурсами, запустить еще один проект, Сергей. Но вы же понимаете, что нас это не устраивает.

— А вы понимаете, что по большому счету в ваших ресурсах мы уже не нуждаемся? В 1914 году вполне спокойно можем обойтись техникой из 1942-го, которой у нас с избытком заготовлено, и она там будет давать неоспоримое преимущество.

Генерал тоже спокойно отнесся к моему ответу, видимо, это они заранее отрабатывали и уже примерно представляли мои ответы.

— Допустим, но вы же не можете так просто от нас отказаться?

— Не могу и не хочу. Несмотря на принятое в ваших кругах правило грызть слабого, я не привык бросать своих. Только не сочтите это за некий идеализм. Простой расчет, что вместе будет проще выжить, чем поодиночке. Правда это правило относительно вас будет действовать до момента, когда вы решите предать или сыграть нас втемную. Это мои принципы.

— Понимаю и уважаю. Но не думаешь же ты, что мы пойдем тебе в подчинение?

— Уверен, что не пойдете, у нас с вами слишком разные статусы и весовые категории.

— Не ерничай, Сергей.

— Я серьезно. Реально в данной ситуации выступаю, как разжиревший полевой командир, и всё, а вы — профессиональные специалисты, имеющие опыт, силы, средства и мощную информационную базу. Поэтому никаких иллюзий не строю.

— Хорошо, что ты это понимаешь, но в каком качестве ты видишь и меня, и Сипягина в наших будущих отношениях? Я не считаю всяких мелких царьков.

Я задумался и опустил голову. Вопрос сложный и весьма злободневный. Крупные паханы решили расставить все точки над i и заслали переговорщика. А что я скажу? Что они мне по большому счету со своими амбициями вообще не в тему, и не знаю, как от них отделаться? Так не поймут и начнут мелко пакостить, а потом вообще ликвидируют и поставят своего человека. То, что Ростовцев сейчас со мной жрет водку, еще ничего не значит, и его добродушная улыбка в любой момент может превратиться в оскал безжалостного зверя, готового вцепиться мне в глотку. Поэтому именно в этом вопросе надо было быть очень осторожным.

— Мы компаньоны по выживанию, и у каждого из нас свои функции. Вы вкладываете силы и ресурсы для спасения людей и при этом получаете весьма и весьма неплохие дивиденды.

— Ну, ты, Сергей, авторитет, власть, не только в нашем мире, но и в других. У Сталина уже засветился, в мире 1914 года уже вышел на контакт с царской семьей, и скорее всего, там тоже добьешься какого-либо особого статуса.

— Да, и не скрываю этого. Но вы же составляли мой психопрофиль и знаете, что мне эта роль не сильно нравится.

— Люди меняются, особенно когда почувствуют власть. Ты тоже стал меняться. Хотя по профилю — больше хорошо взвешенный авантюрист.

— Ну, вам со стороны, наверно, виднее. Хорошо, как вы видите свое участие в этом проекте? Я дал вам прямой выход на Сталина, договаривайтесь об условиях.

— Ты-то там уже отметился и устраиваешь его больше всех.

— Поэтому вы хотите влезть в мир 1914 года, где у вас будет больше возможности лично для себя повлиять на ситуацию?

— Да, этого мы и хотим.

Я замолчал — это война. Они поставили ультиматум, и у меня только два варианта действий: либо полностью согласиться, либо идти на конфронтацию. А Ростовцев, видя мое замешательство, подлил бензинчика в огонь:

— Если вы рассчитываете на некую организацию, которую вам представлял Семенов, то не стоит. Мы, зная твою методику перетягивать к себе исполнителей, сразу взяли его под контроль и начали отслеживать возникающие всякие мелкие нестыковки, заминочки, случаи, когда к вам ушло чуть больше груза, чем обозначено в документах. Поэтому не стоит полагаться на наши внутренние противоречия…

Намек более чем прозрачный. Понятно, значит, всё просчитали.

— Хорошо, Максим Петрович, я понял вашу позицию и приму ее к сведению.

— И что ответишь? — Ростовцев сидел вальяжно и расслабившись, как будто мы обсуждали, какое пиво сейчас пить, но глаза выдавали его напряжение. Ну и ладно, я тоже умею мозг выносить, и временное решение я нашел.

— Максим Александрович, я знаю, что вылет у вас назначен на послезавтра.

— На что вы намекаете?

— Ну, во-первых, я должен со своими посоветоваться, сами понимаете, короля делает свита, а у меня с моими боевыми товарищами особые отношения.

— Понимаю, — и тут же усмехнулся: — Король, значит.

— Я же иносказательно.

— Конечно. И долго думать и совещаться будешь?

О как, а это уже почти наезд, и дядя по-барски считает, что опустил меня ниже плинтуса и может уже требовать отчета. Хм, придется его огорчить. Я весело и бесшабашно ответил:

— Давайте сделаем так. У меня тут часов через пять будет встреча с одним человеком, ну а вы поприсутствуете, а после поговорим.

Ростовцеву не очень понравилась моя реакция на скрытый наезд, и он озадаченно смотрел на меня, ища ответы. Он не мог понять, в чем же ошибся, и где четко выстроенная линия поведения, стратегически просчитанная психологами тактика разговора дала сбой, но вариантов не было, и пришлось согласиться, гадая, что же такое умудрился опять придумать изворотливый Оргулов.

Глава 17

Вроде всё готово. Пора выступать. В означенное время включили установку и настроили по второму, уже активированному маяку, который заранее капитан Марченко вместе с Ненашевым зарыли на том самом поле, где нашего появления уже ждут десятки тысяч людей…

Генерал Ростовцев, который с двумя охранниками был допущен в этот ангар, с интересом ходил вокруг свежевыкрашенной техники с тщательно выведенными большими буквами и цифрами номерами и трезубцами на бортах. Само строение, тщательно поддерживаемый порядок, мощная вентиляция, весьма приличные условия для личного состава, техника — всё это произвело на него впечатление, но не то, какое мне хотелось. Ему это всё не нравилось, очень не нравилось, и в глазах проскакивала хорошо скрываемая зависть. Странно, к чему бы это? Неужели я не так его просчитал и нажил себе могущественного врага? Хотя эта мысль не сильно меня тревожила. Точнее, тревожила, но не настолько, чтобы мучиться угрызениями совести и не спать по ночам. Тем более у меня была более серьезная тема для размышлений, нежели недовольное ворчание Ростовцева, который всё же пытался меня подмять под себя и, как мог, давил авторитетом и генеральскими лампасами, подкалывая, что типа генерал-то я не настоящий.

Проблема была в другом: за три часа до начала операции по официальному внедрению в мир 1914 года на связь срочно вышел полковник Северов, личный представитель главы ФСБ, и срочно, правда мягко и максимально корректно, потребовал личной встречи. В отличие от того же Семенова, Северов в друзья не навязывался и всегда был незаметен, хотя мы, как могли, за ним присматривали. И именно его группа целых три раза обнаружила и уничтожила неплохо подготовленные засады на меня любимого. Так что пренебрегать встречей с таким человеком было как-то некрасиво, поэтому, вздохнув и обреченно посмотрев на часы, я согласился, не сказав ничего Ростовцеву — перетопчется.

Северова пропустили в один из опорных пунктов, которых вокруг бункера в Молодежном было развернуто очень много для усиления системы обороны всего района. Как совсем недавно мы встречались с Семеновым, так теперь с Северовым сидели за столом и пили свежезаваренный эспрессо из дорогущего кофейного аппарата, который бойцы нашли в какой-то квартире, вычистили и притащили на опорный пункт.

Так же, как и Семенов, Северов мог прекрасно оставаться не только незаметным, но и наоборот — быть душой компании, обаятельным и весьма интересным собеседником. Что не отнимешь, видна прекрасная школа КГБ и огромный опыт, меня даже некоторая зависть взяла.

Посмаковав кофе, полковник кивнул, давая понять, что оценил вкус натурального и весьма дорогого сорта, который мы прикупили в Аргентине, и, откинувшись на спинку стула, мягко заговорил:

— Сергей Иванович, как вы обратили внимание, в отличие от моего коллеги из ГРУ, я не старался к вам лезть в друзья и вообще быть навязчивым, поэтому надеюсь получить определенную долю внимания и уважения.

— Как же иначе, товарищ полковник. Три покушения предотвратили. Это показатель.

— Ну, в последнее время в наших услугах не так уж есть необходимость, ваша служба безопасности, после массового притока специалистов, работает весьма эффективно. Мы не раз в этом убеждались.

— Хорошо.

Я глянул на него и решил форсировать разговор, учитывая, что у меня там в ангаре целый бесхозный генерал-полковник расхаживает и сует нос, куда не нужно.

— Извините, у меня мало времени…

— Я знаю, у вас сейчас в гостях Ростовцев, и вы решили ему устроить некую экскурсию. Хотя, как по мне, я бы не стал с этим спешить.

— Вы что-то знаете и хотите мне сообщить?

— Не совсем. Это всего лишь мои предположения.

— Так в чем тогда проблема? Из-за чего так срочно меня вытянули?

Северов спокойно смотрел на меня, фиксируя мимику, положение рук, тела и делал какие-то свои выводы. Плавали, знаем, сам так люблю читать людей.

Видимо, решив, что выдержал нужную паузу, он вывалил то, ради чего приехал со мной на встречу:

— Сергей Иванович, я уполномочен попросить вас…

Я подобрался. Хм, занятная постановка фразы: именно слово "попросить" сильно насторожило, особенно из уст столь серьезного и опытного собеседника.

— …принять во вновь организованный Новоросский экспедиционный корпус нашу организацию. Мое руководство надеется, что его заслуги, знания, навыки и связи будут оценены, и если в прошлом были какие-либо недоразумения, то они не послужат причиной для репрессий и кардинальных кадровых решений.

Я озадаченно смотрел на сидящего передо мной полковника и прекрасно понимал, что это не шутки. Такие вещи долго и тщательно продумываются, учитывая возможные риски, плюсы и минусы. И в данной ситуации это был действительно шаг, которого я не ожидал.

Но вот лихорадить меня не стало, и мозг уже спокойно анализировал сложившуюся ситуацию. Информированность российских коллег заслуживает уважения, и то, что они знают про легенду для 1914 года, говорит о том, что недалеко от меня есть мощная утечка информации. А вот чего они так задергались? Неужели перспектива второй волны ядерных ударов их так напугала, или так перевозбудились от перспективы выхода еще в один мир, где наше техническое превосходство более весомое, нежели в мире 1942 года? Интуиция подсказывала одно — есть что-то такое, чего я пока не знаю, но оно очень сильно напугало руководство ФСБ, заставив искать нестандартные шаги выхода из сложившейся ситуации.

Северов внимательно наблюдал за мной, пытаясь просчитать ход моих мыслей. Наверняка ведь он изначально построил план ведения разговора и ждет моих шагов, значит, придется ломать его построенную схему. Я не на шутку загорелся, но постарался не показывать появившийся азарт своему собеседнику, но это был не тот случай, и меня с ходу просчитали. Поэтому сразу ринулся в бой, заставляя собеседника менять всю тактику разговора.

— Давайте так. Вы же, естественно, проработали наш разговор, и на многие вопросы готовы дать вполне определенные ответы?

Северов кивнул в знак согласия.

— Тогда не будем терять время. Вы рассказываете, а я внимательно слушаю.

— Хм, — усмехнулся полковник, немного удивленный моим напором. Он на пару секунд задумался и, чуть улыбнувшись, кивнул, давая понять, что оценил мою изобретательность.

— Хорошо. В принципе, вы имеете право. Я думаю, первая мысль, которая у вас должна была возникнуть, это то, что мы попытаемся провести некий рейдерский захват. Сначала войдем на правах младших партнеров или подчиненных, расставим на ключевых постах своих людей, и впоследствии перехватим власть.

Я согласно кивнул.

— В тактическом плане это вполне обоснованно, но только не в нашем случае. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что именно вы, Сергей Иванович, являетесь ключевой фигурой во многих проектах, поэтому ваше смещение или устранение не принесет тех положительных результатов, которые мы однозначно достигнем, если будем работать с вами в одной команде. Воспринимайте это как данность. Для подтверждения своей позиции мы согласны предоставить любые гарантии, которые вы потребуете, вплоть до предоставления заложников из членов семей высшего руководящего состава.

— Допустим. Но в перспективе всё равно в любом случае стоит проблема моего смещения или ликвидации.

— Нет. Еще раз повторюсь: любые возможные гарантии. Вы уже знаковая фигура в нескольких мирах, тем более, как я понял, еще до ядерной войны проходили по каким-то особым спискам в нашей системе.

"Ого. Они что, пошли ва-банк?"

— Я чего-то не знаю?

Северов пожал плечами.

— Тут я не обладаю информацией, хотя у меня приказ полностью вам содействовать и отвечать на любые вопросы.

Я не выдержал и хмыкнул.

— Вы мне сольете вашего агента в моем окружении?

— Если б знал, то слил бы. Можете проверять любыми способами. Знаю только, что это человек Мартова еще с довоенных времен.

Я замолчал, обдумывая ситуацию. Пауза затягивалась, поэтому пришлось продолжить:

— Странно, ведь стратегические решения такого уровня на пустом месте не принимаются. Или это огромный и весьма привлекательный сыр в мышеловке, или есть какая-то очень серьезная угроза, которая заставила ваше руководство пойти на этот шаг.

— Тут я знаю не больше вашего, и сам был удивлен решением моего руководства. Думаю, в ближайшее время генерал Мартов сам вас просветит, но поверьте, по отношению к вам никакой агрессии. Во всяком случае, согласно полученному распоряжению, для меня вы теперь имеете статус охраняемой особы наивысшего уровня. Поэтому смело можете использовать мое подразделение в своих целях.

— Н-да. Очень необычно. Да и то, что Сфинкс решил лично появиться в наших краях, уже наводит на размышления.

— Да, причем это произойдет в ближайшее время.

— Странно. Я слышал, у него возникли некоторые разногласия с председателем, которые закончились арестом…

Северов чуть наклонил голову, давая понять, что оценил мою информированность, и его глаза на мгновение полыхнули, показывая, что он очень заинтересовался моими каналами получения информации. А я продолжил:

— Тогда к чему прилетел генерал Ростовцев? Он же демонстративно ведет себя вызывающе, и это явно какая-то игра. Неужели ваше руководство решило сыграть на психологическом контрасте?

Вот что значит устал. Последнюю фразу я выдал вслух, хотя по большому счету это были просто личные рассуждения. Но Северов или сделал вид, или реально принял мои неосторожные слова за продолжение разговора.

— Возможно. Но думаю, тут нечто более серьезное, и, наверно, стоит подождать визита генерала Мартова. Мое руководство хотело бы услышать ваше принципиальное согласие хотя бы на проведение переговоров.

— Хорошо. Предложение весьма интересное и неожиданное. Но всё равно остались вопросы, и принимать такое стратегическое решение с ходу, без соответствующего анализа я не буду.

— Я к вашим услугам. Любые вопросы…

— Не сейчас, — и я демонстративно посмотрел на командирские часы на левой руке, давая понять, что у меня есть и другие дела.

— Конечно, Сергей Иванович, главное, что ваше принципиальное согласие на переговоры получено. У вас сейчас серьезное мероприятие, и наверно, нам стоит продолжить этот разговор после вашего возвращения из мира 1914 года.

Недосказанность и определенная интрига не давали покоя, когда я возвращался в большой, вновь выстроенный бункер, где ожидали меня люди и стояла подготовленная для выхода в прошлое техника.

Прибыв на базу, я на время выкинул из головы все эти политические и шпионские игрища, хотя мысли частенько возвращались к фээсбэшному информатору в моем окружении, к странному предложению со стороны российских коллег и к намекам о неких весьма важных обстоятельствах.

Время неумолимо приближалось к контрольной точке, и до запуска установки оставались считаные минуты. В который раз проверена техника, люди построены и проинструктированы, и даже грузовики загружены тщательно вымытыми бетонными блоками, из которых будут строиться оборонительные сооружения на той стороне во временном лагере.

Проведя последнее совещание, на несколько минут включили установку по второму маяку и связались с группой прикрытия капитана Ненашева, которая с той стороны контролировала обстановку и вела активную видеосъемку всех прибывающих для будущей идентификации возможных агентов. Особенное внимание уделялось людям с фотоаппаратами и кинокамерами, так как никто не сомневался, что в этот раз всё заснимут и задокументируют с максимальным рвением и достоверностью. И будет передана вся этаинформация в экстренном порядке дипломатической почтой почти по всему миру. Поэтому в наших интересах было максимально надуть щеки и показать свою неимоверную крутость, чтоб нас сразу зауважали или хотя бы не пытались с ходу устраивать подлянки и провокации, пока мы основательно не закрепимся в этом мире.

Время! Большие светодиодные часы, ведущие обратный отсчет, обнулились, и установка задрожала, выходя на рабочий режим. Всё прошло штатно, и, выдвинув штангу с камерой, мы увидели Артемьеву с нашим имитатором маяка, который должен был создавать световые эффекты для большей реалистичности.

С помощью роботизированной видеокамеры мы осмотрели пространство вокруг точки выхода, да и от бойцов Ненашева, которые заняли позиции в толпе зрителей, пошел поток видеоинформации. Всё это выводилось на несколько больших плоских жидкокристаллических телевизоров, поэтому в режиме реального времени можно было оценивать обстановку и принимать решения.

— База! — вышел на связь Ненашев.

— На связи.

— У нас всё по плану.

— Вас понял. Начинаем представление…

Дальше спустили выдвижной пандус, затем высадилась разведгруппа и быстро оцепила место выхода. Затем потоком пошли бронетранспортеры, бээмпэшки, "Тунгуска", и когда был получен сигнал, что всё нормально, мы загрузились в "Тигры", причем Ростовцев захотел вживую наблюдать за происходящим, поэтому, оставив охрану и показательно поворчав, он в качестве пассажира залез в третий джип и с интересом ждал нашего выезда.

Вот пиликнул сигнал, что территория выхода полностью взята под контроль и никаких неприятных сюрпризов не намечается. Разместившись в бронированных джипах, мы проехали по пандусу и спустились на землю уже в 1914 году. Подхватив Артемьеву, набрали скорость и пронеслись почти к самым трибунам, где находился император Николай II почти со всем своим выводком. Я повернулся к Катерине.

— Ну что, Катюша?

— Всё по плану, командир, вроде как народ еще не решил, что с нами делать, но экономические предложения весьма и весьма их заинтересовали.

— Еще бы! Почти неисчерпаемые рынки сбыта. Что еще? Было противодействие?

— Ничего особо серьезного. Так, только общее недоверие, ворчание и попытки прощупать наши позиции по многим вопросам. Я включала дурочку, и от меня быстро отстали.

— Что еще? Как там союзнички?

— Та же самая история. Ждут развития ситуации и не спешат с выводами, несмотря на мое заявление о варварах. Как мы и ожидали, не зная наших реальных возможностей, они не будут делать поспешных шагов. Но, видимо, информация о наших экономических предложениях уже достигла Лондона и Парижа, и там уже задергались, полностью задействовав свое лобби при дворе русского императора, когда поняли, какой кусок пирога проходит мимо них.

— Откуда такая информация?

— Марию Федоровну уже сестричка задергала вопросами…

— Понятно…

Бронированные джипы лихо затормозили и, выждав положенные несколько мгновений, я открыл дверь и спрыгнул на землю. Четко ступая по ней толстыми рифлёными подошвами начищенных до зеркального блеска берц, двинулся в сторону трибуны. Рассматривая собравшихся людей, я в душе пытался удивиться происходящему, но всё воспринималось само собой разумеющимся. Психика человека — вещь весьма гибкая и в нынешних условиях уже настолько адаптировалась к скачкам по всякого рода реальностям, что встреча с последним русским императором, его родными, множеством видных политических деятелей, которые скоро должны привести страну к краху, воспринималась вполне обыденно и даже рутинно.

Император с супругой и наследником, цесаревичем Алексеем, показательно спокойно спустились мне навстречу, хотя было видно, что после увиденного они явно нервничают. За царственной четой попыталась ломануться толпа всяких приближенных, но охрана и оцепление сработали четко и, несмотря на возмущение высокопоставленных царедворцев, их тормознули возле трибун. Я старался не встречаться взглядом с вдовствующей императрицей и великой княжной Ольгой Александровной, чтоб не выдать нас — ведь сейчас за мной наблюдали тысячи людей и впитывали каждое движение, каждый шаг.

Мы сошлись с императором на небольшом удалении от трибун и отдали друг другу честь. Как старые знакомые поздоровались, и уже зная из прошлой встречи о простоте наших нравов, Николай вполне спокойно отреагировал на протянутую для рукопожатия руку и несильно и осторожно ответил. Он представил меня своей супруге, и мне пришлось, мобилизовав все знания о галантности, поцеловать руку и выдать пару подготовленных комплиментов. А вот с наследником всё было проще. Хлопнув по выставленной ладошке парнишку, который восторженно смотрел на мою пятнистую форму — черный морпеховский берет и пистолет в набедренной кобуре, я коротко произнес:

— Здрав буде, воин!

Цесаревич восторженно смотрел и на меня, в непривычной форме, на наши джипы и на стоящую невдалеке боевую технику, которая на фоне примеров продукции местного автопрома выглядела весьма эффектно.

Обменявшись несколькими приличествующими моменту фразами, мы прошли к оцеплению и беспрепятственно поднялись на трибуну, где я выказал свое уважение вдовствующей императрице, ее дочери, тут же был представлен дочерям Николая. Многочисленная охрана отсекла остальных желающих поучаствовать в процессе общения с пришельцами. Если Марию Федоровну и ее дочь, великую княжну Ольгу Александровну, я уже знал лично, то дочки императора произвели весьма и весьма неплохое впечатление. В душе я, конечно, знал, что они носительницы гена гемофилии, который им передался от королевы Виктории, но всё равно они привлекали внимание своей молодостью, шармом. Было видно, что девушки в роскошных, но показательно скромных платьях, росли в обстановке любви и нежности, которая царила у них в семье, и это, конечно, придавало определенный отпечаток доброжелательности.

Выполнив долг вежливости, я снова спустился с трибуны и, в сопровождении Николая, за которым увязалась Алиса с цесаревичем, двинулся в сторону стоящих джипов, которые вызвали живой интерес не только у наследника, но у самого императора. Мы небольшой группой, в сопровождении двух молчаливых охранников, подошли к машинам, где Артемьева на правах старой знакомой принялась рассказывать и показывать Алексею достижения автомобильной мысли будущего.

Катя быстро научила цесаревича пользоваться камерой, встроенной в планшет, и сделала несколько снимков. Поняв вопросительный взгляд, открыла дверь джипа и, ссадив водителя, позволила Алексею даже сесть за руль, отвечая на многие вопросы. Александра Федоровна, как могла, всем своим видом демонстрировала благожелательность. Еще бы. Она уже прекрасно знает, что есть некая могущественная организация, где верховодит нелюбимая ею вдовствующая императрица, за спиной которой стоят пришельцы из будущего. Мы сознательно ее проинформировали относительно нашего реального статуса и чуть приоткрыли тайну ее судьбы, и этого хватило, чтоб напугать Александру Федоровну до поросячьего визга и принудить стать нашей креатурой. Хотя, судя по докладу Кати, она быстро пришла в норму и попыталась сыграть ситуацию под себя, и если б не присутствие Марии Федоровны, то с ней бы было в два раза труднее. Но на данный момент она была нашим добровольным союзником и осознавала: чтоб выжить, нужно работать, во всяком случае пока непосредственная опасность не миновала, в одной упряжке с Марией Федоровной, которая буквально на глазах набирала политический вес, собирая вокруг себя действительно верных трону незаурядных людей.

Но это пока она до конца не разобралась в сложившейся ситуации. Был, конечно, момент, что официальная версия нашего мира существенно отличается от того, что было представлено при содействии вдовствующей императрицы, которая фактически была гарантом достоверности информации про события 1917 года и особенно про подвал дома купца Ипатьева. Поэтому она нам просто полностью не доверяла, но с выводами не спешила, несмотря на шок. Все-таки Мария Федоровна не слыла легковерной, а она с нами явно дружила. Поэтому нынешняя императрица решила повременить со стратегическими самостоятельными телодвижениями и точно и качественно играла выделенную ей роль, что нам, в конце концов, и было нужно, чтобы нормально, без особых эксцессов, инфильтроваться в этот мир при явном благоволении местного руководства.

Николай с каким-то грустным интересом смотрел за всем происходящим, он явно чувствовал себя не в своей тарелке и не спешил начинать разговор. Вообще, в его понимании, всё происходило с диким нарушением всех возможных дипломатических протоколов, но тем не менее он пока молчал и рассматривал мой джип и две другие машины, в которых в верхних люках находились экипированные в бронежилеты и глухие шлемы бойцы с пулеметами. Охрана императора косилась на них, но пока вроде бы ничто не предвещало плохого.

Император, проведя рукой по бронированному борту "Тигра", наконец-то проговорил:

— Впечатляющая машина. И вы говорите, что это сделано в России?

— Да, это дело рук русских мастеров.

Николай покосился на стоящие в стороне бронетранспортеры.

— А это что за машина? — он кивнул в сторону "Тунгуски".

Глянув на выкрашенную в свежий камуфляж боевую машину, я ответил:

— Ракетно-артиллерийская зенитная автоматическая самоходная система "Тунгуска". Собьет любой летательный аппарат в радиусе десяти километров. Вы же понимаете теперь роль аэропланов в военном деле, вот у нас уже от этого разработана защита.

Николай кивнул, давая понять, что оценил, но у меня сложилось впечатление, что его мысли были где-то далеко.

Послушав несколько минут Артемьеву и посмотрев сделанные фотографии на планшете, он повернулся ко мне и начал разговор, ради которого всё это и было затеяно.

— Мы рассмотрели ваше предложение, господин генерал. В правительстве много недовольных, кто просто вам не верит, но предполагаемая выгода и влияние моей матушки, которой вы явно понравились, сделали свое дело. Установление дипломатических отношений, текст торгового договора, который был вами предложен и согласован с министерством иностранных дел, ваши пожелания об обязательном ограждении от навязчивого внимания представителей нелюбимых вами стран, одобрены. Вы слишком подробно и весьма искусно всё прописали, что самые грозные скептики не смогли ничего возразить и найти формальных поводов отказать. Выгоды очевидны, если всё, что вы говорили и обещали, правда. Как мы и договаривались, военные аспекты мы не стали рассматривать, отложив этот вопрос на будущее.

Но вот тон его и голос казались безжизненными. Что-то его тяготило, и меня это тоже начинало напрягать.

— Хорошо, ваше императорское величество. Если вы не против, то давайте подпишем договор и приступим к работе. Нам нужно продовольствие, а вам нужно золото, чтобы оплачивать расходы на войну.

Николай кивнул, повернулся к трибунам и махнул рукой. От трибуны отделился высокий офицер с адъютантскими аксельбантами и, свободно пройдя сквозь оцепление, почти строевым шагом направился в нашу сторону, держа в руках папки с каким-то позолоченным тиснением. Он казался спокойным, но это было не совсем так. Приближающийся офицер сопровождался многочисленными стрелками, и как любой человек, он это чувствовал, но выучка заставляла его не показывать виду.

В это же время мои бойцы, получив команду, быстро достали туристический сборный столик и стулья и быстро, прямо в поле устроили импровизированный стол переговоров, накрытый чистой скатертью.

Толпа, собравшаяся вокруг поля и до этого не молчавшая, загудела, создавая особый неповторимый фон бушующего моря. Многочисленные сановники и политические деятели, придерживаемые солдатами, подались вперед, пытаясь понять, что же такое реально происходит на поле. Многие знали, что с таинственными и весьма могущественными пришельцами Россия спешно заключает какие-то особые договоры, но их содержание держалось в строжайшем секрете. Военные втайне надеялись, что новороссы станут союзниками в войне и благодаря своему техническому превосходству помогут изменить положение на фронтах. Но точно никто ничего не знал, и тут, после такой демонстрации, когда прямо из воздуха появились люди, техника и сам глава Новоросского экспедиционного корпуса, стало понятно, что перед всеми действительно происходит нечто грандиозное и эпохальное. Хотя были и скептики и разного рода пророки. Тот же Гришка Распутин почему-то помалкивал, но пару раз в пьяном угаре не удержался и пригрозил кому-то неведомому крупным жилистым кулаком и крикнул: "Ну вот вы нешто получите отлуп!!!"

Николай как-то горестно вздохнул, посмотрел на свою жену, которая теперь пристально наблюдала за ним. Аликс, оставив Алексея, который залез на место пулеметчика, с Артемьевой, подошла ближе и чуть заметно кивнула и ободряюще улыбнулась, давая понять, что всецело одобряет решение мужа. Николай, хмурый как туча, так как понимал, что происходит что-то такое, в чем он простая марионетка, сел на простенький стул, взял позолоченное перо, проигнорировав лежащую тут же шариковую ручку, обмакнул его в чернильницу и расписался в тексте договора, который был перед ним услужливо открыт. Я сидел рядом, с интересом наблюдая за происходящим. После императора я размашисто поставил свою роспись во втором экземпляре. Как положено, мы обменялись копиями…

Всё как-то происходило буднично, но Николай чувствовал себя всё равно неловко. Было видно, что это он делает через силу и пытается держать себя в руках. Мне, если честно, стало жаль его, чисто по-человечески, поэтому, когда мы встали и обменялись приличествующими для такого момента любезностями, я не смог удержаться и добавил от себя:

— Ваше императорское величество, я вижу, вас тяготит принятое решение, но поверьте мне, вы только что спасли миллионы жизней простых русских людей.

Николай, как я понял давно, сильно отличался от тех образов, которые рисовали его заангажированные современники и в последующие годы большевики, был не таким уж простым и доверчивым человеком. Он на мгновение пристально уставился на меня, пронзив стальным взглядом, но взял себя в руки и уже спокойно уточнил:

— Миллионы русских жизней в вашем мире, генерал?

— Нет, в вашем…

Николай грустно исподлобья посмотрел на меня и усталым голосом спросил:

— Генерал, а когда вы говорили правду?

Хм. С чего бы это. Я глянул на Артемьеву, которая своими изящными ушками, как маленькими локаторами, улавливала любые звуки вокруг и старалась держать обстановку под контролем, и естественно, не пропустила фразу императора. Но она едва заметно пожала плечами, давая понять, что не в курсе. Быстрый взгляд на Алису. Ну точно, что-то сказала мужу, а может быть, и всё слила. Ладно, будем импровизировать.

— Ваше императорское величество, а вы действительно хотите знать правду?

Он пристально смотрел на меня, при этом стараясь держать себя в руках, хотя было видно, что он на взводе.

Мы находились на поле, среди огромного моря народа, который наблюдал за нами, и я не сомневался, что нас снимают, и в толпе с оптикой есть люди — специалисты читать по губам, поэтому тут открыто разглагольствовать не было смысла.

Николай невесело усмехнулся.

— Значит, то, что мне сообщила мама, — правда?

Мария Федоровна все-таки построила неразумного сыночка. Хотя, скорее всего, Алиса слила часть информации, и Николай как джейран побежал к мамочке за разъяснениями и огреб по полной программе за всё хорошее. Вот вопрос в том, просто так Александра Федоровна всё рассказала мужу или попыталась провести перераспределение полномочий возле пришельцев. Интересные расклады. Но Николай явно подавлен и прессуем с нескольких сторон, поэтому согласился подписывать договор в таких вот непрезентабельных, можно сказать экзотических условиях. Мне это чем-то напоминало историю, когда император Александр на середине реки на плотике встречался с Наполеоном…

— Я не знаю, что вам сообщила вдовствующая императрица, но это не та тема, которую хотелось бы обсуждать при таком скоплении народа. Наверняка среди зрителей есть люди, умеющие читать по губам, и есть вещи, из-за которых могут начаться войны намного более глобальные и смертоносные, нежели та, что сейчас идет в Европе. Уж поверьте, мы это на себе уже ощутили… в другом мире.

Он понял намек, кивнул в знак согласия. Видно, что ему выдали полную версию, и, несмотря на великолепный интеллект и жесткость характера, силу воли, вдовствующая императрица не удержалась и уже по отработанной схеме умудрилась включить в свой план и сына в качестве подчиненного.

— Меня интересует подвал дома купца Ипатьева.

Хм. Его неплохо зарядили, и основной информационный посыл дошел до него фактически в нужной интерпретации. А ведь на планшет у великой княжны Ольги мы в свое время закачивали фильмы о реальной судьбе императора и его семьи, и, видимо, без нашего ведома было произведено определенное воздействие, хотя мы этого и не исключали, даже предполагали. Вон как его корежит.

Опять внимательный взгляд императора и изредка бросаемые настороженные взгляды Алисы, которая, несмотря на статус императрицы, выглядела как нашкодившая кошка. Вон как усиленно делает вид, что абсолютно заинтересована рассказом Артемьевой о характеристиках машины из будущего, хотя, как может, контролирует наше общение, пытаясь ничего не пропустить.

Честно сказать, сама ситуация и антураж такого рода встречи был настолько нелогичен и нехарактерен ни для этого времени, ни для действующих лиц, что я испытывал какое-то чувство нереальности от происходящего. Император одного из самых больших государств мира подписывает буквально на коленке договор планетарного масштаба, при этом рассматривая машину из будущего и беседуя с пришельцем, как старый знакомый.

— Если вы знаете про этот подвал, значит, вам рассказали правду.

Николай опустил голову и буквально постарел на глазах, но, взяв себя в руки, через несколько мгновений поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза:

— Это можно как-то изменить?

— Да. Изменить ход истории вполне реально. У нас уже есть опыт.

Николай опять кивнул, что-то пробормотал про монаха Авеля. Но разговор как-то не клеился, и мое общество явно тяготило императора. Поэтому я просто спросил:

— Ваше императорское величество, мы можем, согласно подписанным договоренностям, на этом поле организовать временный лагерь?

— Да. Вполне.

Время перенастройки портала уже закончилось, поэтому можно было давать отмашку на новое подключение и выход грузовых машин с бетонными блоками и плитами, автокранов и начало работ по обустройству и укреплению лагеря. Тем более вон как из третьей машины Ростовцев на нас с Николаем поглядывает, и на его лице явно не наблюдаются следы добродушия и положительных эмоций.

Воспользовавшись радиостанцией, я дал команду на начало постройки лагеря, и спустя несколько минут прямо из воздуха выдвинулись тяжелые грузовики и панелевозы с железобетонными блоками и панелями, три автокрана, два гусеничных бульдозера, два экскаватора и два десятка строителей в оранжевых жилетах и таких же строительных касках. По заранее обозначенному плану, деловито сразу стали строить укрепленные огневые точки, защищенные позиции для бронетехники, устанавливать большие надувные эмчээсовские и армейские палатки.

Пока на поле ревела строительная техника и буквально на глазах из ниоткуда вырастал целый укрепленный поселок, я отправил джип с Ростовцевым обратно в наше время, и, сопровождая императора, его супругу и цесаревича, вернулся к трибунам.

День выдался на удивление солнечный и теплый, что создавало дополнительную атмосферу чего-то доброго и хорошего. Странное чувство, но я ощущал себя как студент, сдавший на отлично трудный экзамен, к которому готовился долго и упорно. Какой-то душевный подъем и предчувствие положительных изменений в будущей жизни. Но, видимо, ни Николай, ни его супруга таких чувств не испытывали и сохраняли поистине королевское спокойствие.

Прошли к трибуне, где собрались многие представители высшей власти и аристократии империи. Среди них мелькали лица иностранных послов, которые, чтоб не раздражать пришельцев, обрядились в гражданские костюмы и старались не светиться. Тут же было несколько именитых журналистов, и можно было только гадать, сколько и чего им стоило присутствовать именно в этот момент в этом месте. Мы прошли сквозь оцепление, и Николай, выйдя к гостям, выступил с небольшой речью:

— Господа! Только что между Российской империей и командованием Новоросского экспедиционного корпуса было подписано соглашение о дружбе и взаимном сотрудничестве. Заключенный договор никак не противоречит взятым обязательствам перед союзниками и носит в основном экономическо-торговый характер.

Как в нашем мире на пресс-конференциях, никто не посмел императору задавать множество вопросов и особенно каверзных и оскорбительных, поэтому его выслушали и взяли на заметку, пытаясь читать между строк. Что скажешь — политика! При этом все стояли и ждали чего-то, и, увидев немного удивленный взгляд Николая, я, к своему стыду, понял, что теперь и мне надо что-то проблеять.

— Господа! — начал я, пытаясь собраться с мыслями. — Сегодня знаменательный день для обоих миров.

Сделав паузу, чтобы дать людям ощутить торжественность момента — все-таки не гопники в гости приехали, а представители из другого мира — продолжил:

— Действительно, подписано соглашение о дружбе и сотрудничестве. Мы не собираемся вмешиваться в ход истории вашего мира и не будем принимать ни одну из сторон в Мировой войне, которая сейчас развернулась в Европе. Нам это не надо, нам это не интересно, нас это не касается. В данной ситуации в зону наших интересов входит только взаимовыгодное сотрудничество и торговля с Российской империей. Но в случае геноцида и попытки тотального уничтожения мирного населения Российской империи или применения против граждан Российской империи, в военной форме они или в гражданской одежде, оружия массового поражения, такого, например, как отравляющие газы, при непосредственном обращении императора, мы готовы будем вмешаться. Но это на самый крайний случай. Еще раз повторю — вмешиваться в дела вашего мира мы не намерены, нас интересует только взаимовыгодная торговля и только с Российской империей.

Сделав паузу, чтоб до всех дошло сказанное. Надо додавить и полностью выдать основной посыл, который пойдет в ближайшее время в средства массовой информации.

— Да, мы из другого мира, но мы такие же православные русские, как и большинство граждан Российской империи.

И, осмотрев слушающих нас людей, закончил свою, в общем-то, импровизированную речь, которая, в принципе, соответствовала моему имиджу простого вояки:

— Все остальные вопросы и разъяснения будут сообщены через пресс-службу Новоросского экспедиционного корпуса. Всё, господа, спасибо за внимание…

Глава 18

Берлин, 12 февраля 1942 года

После получения извещения о выходе Италии из войны с Советским Союзом в кабинете, где проходило совещание, на время наступила тишина. Все прекрасно понимали, что это начало развала рейха. Даже Канарис, и тот выглядел несказанно озадаченным. По его только недавно невозмутимому лицу можно было прочитать: "С чего бы это?"

Гиммлер тоже злился, но от того, что весь тщательно продуманный план проведения этого совещания и продавливания нужного решения был нарушен, и теперь приходилось импровизировать. Глядя на глав спецслужб Германии, он не выдержал и сорвал свое раздражение и на Гейдрихе, и на Канарисе:

— Как это понимать, господа разведчики? Как Муссолини мог за нашей спиной сговориться с русскими? Что скажете, Канарис?

Глава абвера как-то сразу подобрался и буквально на глазах преобразился из добродушного щупленького человека в натурального хищника, чувствующего кровь и готового к драке. Но заговорил он спокойно и даже как-то лениво, показывая тем самым, что ситуация под контролем.

— У нас была информация, что когда началось давление на наших финансистов, англичане нашли подходы к Муссолини и вроде как договорились о предварительных переговорах. Но там что-то не сложилось, и английский крейсер, на котором в Средиземное море была отправлена весьма представительная делегация, был уничтожен, и, соответственно, переговоры сорвались. По непроверенным данным, во время боя с англичанами, которые попытались захватить дуче, подразделение боевых пловцов князя Боргезе понесло существенные потери. Исходя из этой информации, мои аналитики сделали вывод, что переговоры англичан по выводу Италии из войны и переориентированию ее политического пути сорвались. Всё это было соответственно доложено и по линии имперской безопасности, и лично вам, мой фюрер, в специальной докладной.

Гиммлер замер — точно, проходила такая информация, но на фоне трагических событий на Восточном фронте и внутренней грызни за власть, этой стычке не придали особого значения.

— Ваша информация точная?

Канарис чуть усмехнулся, хотя было видно, что он лихорадочно работает головой, продумывая различные варианты.

— Теперь не уверен. Именно в то время был зафиксирован пролет русского скоростного стратегического бомбардировщика в том направлении, а недалеко от Гибралтара испанские рыбаки видели огромную подводную лодку неизвестной принадлежности. Если сложить все эти факты и нынешнее решение дуче, то можно с высокой степенью вероятности предположить, что там отметились пришельцы, полностью изменив ситуацию в нужном для них направлении. Возможно, и британский крейсер пришельцы уничтожили.

Гиммлер, в упор смотря на Канариса, прекрасно понимал, что время уже упущено, и спросил:

— Почему такие выводы не были раньше сделаны?

— Реальные обстоятельства событий в Средиземном море были засекречены и итальянцами, и англичанами, ну и конечно русскими. Возможности нашей агентуры даже в Италии не безграничны.

Гиммлеру ничего не оставалось, как съесть горькую пилюлю очередного провала и, взяв себя в руки, как ни в чем не бывало проводить совещание дальше.

— Хорошо. Ситуацию с Италией мы обсудим чуть позже. Сейчас на повестке дня стоит проблема Восточного фронта, и как мы будем спасать рейх и выкручиваться из сложившейся ситуации. Хотелось бы услышать мнение руководство военно-морских сил Германии. Вам слово, господин гросс-адмирал.

Редер, подозрительно наблюдающий за всем происходящим, критически посматривал на нового фюрера, прекрасно понимая, что Гиммлер на фоне погибшего Гитлера выглядит весьма и весьма бледненько и явно не соответствует занимаемому посту. Но вслух этого говорить и не думал — серый кардинал Гейдрих быстро устроит ему "несчастный случай" и подберет более лояльного командующего кригсмарине. Тут лучше выждать, посмотреть, куда качнется маятник, и уже тогда принимать решение, а пока надо служить Германии. Он бросил взгляд на Канариса, с которым у него недавно состоялся весьма серьезный разговор о неких событиях в южном полушарии и обстоятельствах уничтожения немецкой секретной рейдовой группы кригсмарине, используемой в операции "Остров сирен".

Служба наблюдения группы, которая занималась разведкой движения американских и британских кораблей в районе Огненной земли, а при необходимости и тихо топила их, сумела перехватить непонятные радиосигналы, и после тщательного расследования и долгой слежки вышли на группу непонятных русскоговорящих людей, обладающих уникальной техникой. Получив санкцию от руководства абвера, провели захват нескольких человек и даже сумели найти их секретную базу на побережье Антарктиды.

Попавшие в руки вещи, приборы, оружие поразили германских моряков и вызвали множество вопросов. Экспресс-допрос захваченных пришельцев дал серьезные данные, которые раскрывали многие причины происходящего, и только часть из них, благодаря предусмотрительности одного из офицеров Канариса, была доставлена окружным путем в Германию. Потом ситуация вышла из-под контроля, и за короткий срок людьми генерала Оргулова при поддержке специальных сил НКВД была уничтожена вся резидентура в Аргентине, где происходили основные события, а пара эсминцев, подводная лодка и корабль снабжения предположительно были уничтожены.

Все эти происшествия были строго засекречены, и практически все, кто имел хоть какое-то отношение к тем событиям и мог выдать излишнюю информированность Редера и Канариса, были ликвидированы. Но именно отсюда командующий кригсмарине узнал про судьбу рейха, про май 1945-го, про русские танки на улицах Берлина, хотя и не мог до конца в это поверить. Но после долгого разговора с адмиралом Канарисом и краткого рассказа про помощь пришельцев русским, сам того не ожидая, стал частью большого плана, который вынашивал глава абвера.

Редер вздохнул, вспомнив договоренность с Канарисом, и заговорил:

— Влияние пришельцев в военно-морских вопросах минимально. Пока ничего экстраординарного и катастрофического, что бы выходило за пределы нашей действительности — не замечено. Суда по всему, русские решили основной упор сделать на сухопутном фронте, и учитывая недавнее положение на фронтах — это вполне логично. Далее. По нашим данным, описываемая огромная субмарина нигде не появлялась. С другой стороны, учитывая техническое превосходство пришельцев, неудивительно, что они в состоянии оставаться невидимыми и избегать контакта с нашими противолодочными средствами. Хотя служба наблюдения сумела перехватить и дешифровать несколько сообщений, в которых косвенно упоминается о срочном строительстве некоего объекта где-то на арктическом побережье Советов. Возможно, если слухи о переброске субмарины из будущего правдивы, это будет некая база для ее стоянки. У меня всё.

Гиммлер смотрел сквозь стекла очков и чувствовал, что Редер врет. Ну вот не покидало его это чувство, и всё. С другой стороны, сказанное подтверждалось многочисленными докладами аналитиков и агентов Гейдриха, хотя благодаря Гитлеру и твердой позиции гросс-адмирала, гестапо вообще никак не допускалось до работы среди офицеров и матросов кригсмарине, и там была вотчина Канариса, поэтому о реальной обстановке можно было только гадать. Да и были определенные слухи о потеплении отношений Редера и Канариса в последнее время, вот это как раз и настораживало. Несмотря на тотальный контроль СД и замыкании всех партийных рычагов влияния на себя, Гиммлер все больше и больше убеждался, что Канарис ведет какую-то свою игру, но прямых доказательств этому не было, хотя после временного ареста главы абвера все его дела и контакты изучались с особой тщательностью.

Где бы ни сталкивались специалисты Гейдриха со следами людей адмирала Канариса, работающих по пришельцам, всегда была какая-то недосказанность, и явно прослеживалась утайка части информации. Но шеф абвера в последнее время работал очень осторожно, и все его ходы имели многоуровневое легендирование и обоснование, поэтому многочисленные проверки со стороны СД ничего не давали, что несказанно нервировало Гиммлера. Это состояние передалось его серому кардиналу Гейдриху, который тоже пытался подловить Канариса на двойной игре или на лжи, но более серьезных и грубых шагов не предпринимал, прекрасно понимая, что в нынешней ситуации даже такой неустойчивый и противоречивый альянс лучше прямой конфронтации. Нынешняя политика приносила свои плоды, и многие в Германии видели, что спецслужбы рейха работают в одной упряжке, и это вселяло некую надежду на стабильность, учитывая какой реальный бардак и грызня происходили в высших эшелонах власти государства.

Гиммлер сделал несколько записей в раскрытой записной книге и, нехотя оторвав взгляд от гросс-адмирала, спросил Дёница:

— Господин адмирал, может, вам есть что сказать?

Командующий подводного флота рейха, невысокий сухощавый человек, фигурой и манерой двигаться чем-то напоминающий адмирала Канариса, кивнул, показав тем, что услышал обращение, и, осторожно поставив на стол чашечку, из которой он попивал кофе маленькими глотками, ответил:

— Про гигантскую подводную лодку слухи ходят уже несколько недель, но реальных фактов и свидетелей ее существования нет. Но…

Дёниц сделал небольшую театральную паузу, осмотрев спокойным взглядом всех сидящих в кабинете.

— …но есть несколько необъяснимых фактов уничтожения наших подводных лодок в Норвежском и Баренцевом морях. За последние две недели мы потеряли контакт с восемью субмаринами. Две из них успели передать, что подверглись внезапной атаке противника. Поразительно высокая эффективность русских противолодочных средств настораживает, но, как сказал господин гросс-адмирал, не выходит за границы технических возможностей нашего мира. Поэтому особых причин для волнения я не вижу.

— Понятно, — задумчиво проговорил Гиммлер, но увидев напряженный взгляд Гейдриха, кивнул тому: — Вы что-то хотите сказать?

— Да, мой фюрер.

Увидев еще один утвердительный кивок, Гейдрих, пристально глядя на Дёница, спросил:

— Адмирал, если принять наличие гигантской субмарины из будущего в руках у большевиков как данность и попытаться спрогнозировать ее возможности, чем нам это грозит и как это может повлиять на геополитическую картину мира?

Наметанным взглядом Гейдрих видел, что Дёница тяготит этот разговор, и он с большим трудом скрывает свою неприязнь к новому руководству Германии и в особенности лично к Гиммлеру. Но вопрос был задан, и достаточно важный, и по тому, как незаметно подтянулись представители и вермахта, и люфтваффе, было понятно, что Гейдрих не просто так поднял эту тему. Дёниц чуть скривился, изменил позу и заговорил спокойно, даже, можно сказать, чуть задумчиво, хотя Гейдрих не сомневался, что уж что-что, а этот вопрос в ведомстве командующего подводного флота Германии прорабатывался достаточно тщательно. Об этом лично Гейдриху поведал один из доверенных старших офицеров штаба Дёница, которого совсем недавно подловили на пагубной страсти к молоденьким мальчикам. Теперь в СС в первом приближении знали, что творится в руководстве у подводников, да и про присутствие субмарины из будущего там прекрасно знали, и исходя из этого строили планы. И про некие события в Аргентине Гейдрих тоже узнал недавно и, задействовав все возможности, срочно собирал информацию — наконец-то почувствовал некий след тайной операции Канариса, связанной с пришельцами. Вот оно и начало проявляться наконец-то второе дно. Только сегодня вечером начальник главного управления имперской безопасности читал копию доклада по этой теме, и ему было просто интересно узнать, скажет ли Дёниц правду или начнет юлить, как Канарис. Но тот несказанно удивил Гейдриха. Адмирал все-таки был подводником от бога, и всё, что касалось дела всей его жизни, вызывало у него особое отношение.

— Хорошо, допустим, у русских есть такая субмарина и, учитывая элементарный закон подлости, скорее всего оно и так есть, учитывая фантастичность всех последний событий. Такие большие габариты предполагают, что это как минимум океанский рейдер, а значит, предполагается большой запас хода и мощные двигатели для обеспечения соответствующей маневренности. Такие технические характеристики, соответственно, не могут быть обеспечены двигателями внутреннего сгорания. Скорее всего, в субмарине из будущего используется энергия атома, которую освоили пришельцы. За это говорит тот факт, что их стратегические бомбардировщики в первую очередь уничтожили все лаборатории и заводы, задействованные в наших ядерных проектах. Как я знаю, аналогичную работу они проделали и в других странах, стараясь замедлить или остановить развитие этой темы у всех других стран. Поэтому скоростные характеристики подводного крейсера могут давать ему существенное превосходство не только над нашими субмаринами, но и, возможно, над надводными кораблями типа эсминцев. Далее…

Дёниц сделал небольшой глоток кофе, чуть посмаковал вкус и поставил чашечку обратно на стол. Гейдрих не смог сдержать эмоций и искоса недовольно глянул на вроде как невозмутимого Канариса, который, как оказалось, тоже был озадачен тем, что Дёниц имел информацию и о ядерном проекте рейха, и об аналогичных разработках в САСШ. Сделав в уме заметку — разобраться о столь большой информированности Дёница, — Гейдрих всё же с интересом слушал аса подводной войны и с нетерпением ждал его выводов, хотя вроде как и не было причин для удивления. Но интуиция подсказывала, что маленький, щуплый адмирал сумеет произвести впечатление на собравшихся высокопоставленных чиновников рейха.

— …Анализируя боевую технику и общее направление развития техники у пришельцев, можно сделать вывод, что они очень далеко продвинулись во всем, что касается электротехники: средства связи, конструирование малогабаритных вычислительных машин, средства обнаружения, средства радиоэлектронной борьбы. Естественно, все новинки будут в первую очередь использоваться в военной области. И если предположить, что океанская субмарина-рейдер обеспечена всеми новинками, то она однозначно обладает наилучшими средствами наблюдения и обнаружения, и значит, в состоянии намного раньше услышать наши корабли и подводные лодки, и соответственно, либо отклониться от контакта, либо атаковать с запредельных для нас дистанций при стопроцентной вероятности поражения. Самонаводящиеся торпеды мы и сами пытаемся давно сконструировать, и наверняка в будущем этот вопрос уже решен в самом эффективном исполнении, особенно учитывая достижения пришельцев в области зенитных самонаводящихся ракет.

Дёниц сделал паузу, собираясь с мыслями, а Гейдрих про себя удивленно хмыкнул: адмирал говорил фактически то, что было представлено в секретном докладе военно-морской разведки, и даже более того. Это было знаком вполне обоснованной обеспокоенности командующего подводного флота рейха. Поэтому серый кардинал Гиммлера решил направить или даже подтолкнуть разговор в нужное русло, учитывая то, что Дёниц явно не хотел говорить дальше:

— Адмирал, так можно сделать вывод, что недавняя необъяснимая гибель нескольких наших подводных лодок — следствие деятельности океанского подводного рейдера русских?

— Я не исключаю такой возможности, уж слишком эффективно русские перетопили наши субмарины.

— Тогда, при нынешней ситуации, чем это нам грозит?

— При нынешней — уничтожением всего подводного и надводного флотов. Вопрос в том, насколько у русских из будущего хватит боеприпасов, но учитывая постоянный контакт и наличие так называемых маяков, по которым открывают порталы, это всё решается быстро, — предвосхищая вопрос Гейдриха, Дёниц продолжил: — Если предположить наше участие во вторжении в Россию в составе коалиции всех западных стран, наши военно-морские силы будут уничтожены в первую очередь, учитывая, что большинство наших баз выдвинуты ближе всего к границам Советского Союза. Ну, а затем русские примутся за пресечение поставок стратегического сырья на Остров и уничтожение переправляемых войск САСШ на европейский театр боевых действий. И… — Дёниц опять сделал паузу… — …если я не ошибаюсь в пришельцах, такая субмарина будет у них не одна, что существенно расширит географию воздействия. Более конкретно не могу давать прогнозы из-за элементарного отсутствия достоверной информации.

Гейдрих удовлетворенно кивнул. Дёниц почти полностью пересказал основные выводы секретного доклада, и значит, хотя бы в этом придерживается нужного направления. Обменявшись взглядами с Гиммлером, он спокойно откинулся в кресле и стал ждать продолжения совещания, которое, несмотря на плохие известия об Италии, проходило в нужном русле.

Гиммлер согласно кивнул и обратил свой взор на невозмутимо молчавшего до этого Тодта.

— Вам слово, господин рейхсминистр.

Тодт чуть изменил позу, усмехнулся, давая понять, что он считает себя важным гостем, но никак не подчиненным, который должен по команде подскакивать при каждом обращении. Он заговорил чуть устало, с проскакивающими нотками снисходительности, которые так раньше бесили Гиммлера, но сейчас была другая ситуация, и новый фюрер был вынужден свои чувства, и особенно негативные эмоции, держать при себе, прекрасно осознавая, что в данный момент стоит на кону.

— Да, мы тоже отслеживаем все новинки, которые появляются на фронтах, и особенно это касается техники пришельцев, чтоб урвать хоть какие-то крохи технологий из будущего, хотя сами понимаете, что это мало нам поможет. Насколько мне известно, уже работают целые научные центры, где преподаватели из будущего просто начитывают лекции русским ученым. Проблема дефицита инженерных и научных кадров всегда стояла в мире, а поиск талантливых и результативных вообще одна из основных и самых острых. В нормальном, привычном для нас училище или университете на сто человек в лучшем случае будут пять-десять талантливых инженеров и один ученый, способный делать открытия мирового уровня, и то это при условии, что эти избранные будут работать в тепличных условиях, которые им необходимо обеспечить. И сколько таких гениев умирают в нищете, непризнанными, или дают результат уже на старости лет, когда только удалось наработать авторитет, и при этом теряют в интригах много времени? А теперь представьте другую систему, когда высшая власть реально знает, со стопроцентной уверенностью, кого стоит привлекать к обучению, кто действительно талантлив и продуктивен, кому нужно создать те самые благоприятные условия для работы, ограждая от неприятностей, при необходимости подсунув нужную женщину или убрав ту, которая в перспективе может осложнить жизнь. И при этом власть осведомлена, кто пустышка, и на кого вообще не стоит тратить время и ресурсы. Осознали?

Тодт, по примеру Дёница, сделал театральную паузу, но при этом он чуть покровительственно посматривал на собравшихся в комнате, понимая, что никто не рассматривал проблему пришельцев с этой точки зрения.

— Это фабрика по производству гениев. Вот. А если на всё это наложить информацию по революционному развитию науки за будущие шестьдесят лет, то мы получаем на выходе гигантский скачок научной мысли и поистине фантастические результаты, про которые мы узнаем в ближайшее время по факту появления у русских нового оружия.

Это одна грань проблемы. Другая— в том, что русские прекрасно осведомлены про таких вот научных гениев в других странах, и сейчас методично либо их перевербовывают, либо уничтожают, о чем у меня есть достоверная информация. Уж слишком много за последнее время в разных странах случайно погибли, покончили жизнь самоубийством или просто пропали подающие надежды студенты и инженеры, вроде как еще не замеченные в серьезных проектах и не имеющие научных достижений. Мы с вами до определенного момента мыслили категориями войны за территории, за ресурсы, а тут всё намного глубже, господа генералы. Сейчас идет война за научно-техническое будущее, и русские тут нас фактически опередили на столетие. Через третьи руки русские передали нам информацию о Блетчли-Парке, где располагалось главное шифровальное подразделение Великобритании, и сколько понадобилось сил и средств и, главное, хитрости, чтоб всё здание вместе с обитателями, лучшими математиками Острова, сровнять с землей! А теперь подумайте, зачем русские нам это сообщили? Причем, по некоторым данным, замок со всеми специалистами взорвался от попадания сверхтяжелой бомбы за несколько минут до начала нашей бомбардировки, когда никто еще не успел эвакуироваться в бомбоубежище.

Всё это великолепно укладывается в картину уничтожения интеллектуальных кадров у вероятного противника, и на примере Блетчли-Парка нас использовали в качестве ширмы и козла отпущения. Ну, а по делам в рейхе и говорить не хочется — сверхскоростной реактивный стратегический бомбардировщик, как они его называют, "Белый лебедь" в первое время целенаправленно уничтожал только конструкторские бюро, университеты и школы, где готовили высококлассных специалистов для армии и флота, а уж потом принялся ровнять с землей заводы и фабрики военно-промышленного комплекса Германии.

Еще один-два года такой практики, и будет ситуация, как у испанцев-конкистадоров и инков. Те с огнестрельным оружием и стальными мечами, а дикари с каменными топорами, вот так вот.

Дав всем переварить полученную информацию, Тодт как танк пошел дальше, давя и наматывая на гусеницы эмоции своих собеседников, что не могло не вызвать зависть Гиммлера. Чуть позже он насторожился, всей кожей ощущая, что Тодт такими темпами может попробовать оспорить его лидерство и стать претендентом на пост главы государства, учитывая его авторитет и связи — и в бизнесе, и среди финансистов, и среди военных. А сейчас, видимо, у него появились устойчивые связи в спецслужбах — откуда-то же он получает информацию о многих делах в России, причем даже Гейдрих был не в курсе о некоторых нюансах. Значит, и тут снова появился исчезающий след Канариса. Гиммлер переглянулся с Гейдрихом, и обоим стало немного неуютно — прямо на глазах формировалась новая коалиция, и нужно было что-то предпринять, чтобы не потерять власть. Поэтому новый фюрер Германии перевел разговор.

— Вам вроде как из люфтваффе — вашему ведомству — были переданы некие образцы новой техники русских? Не поделитесь новостями?

Тодт скривился, как от зубной боли, но перечить не стал — не тот момент и не то общество, хотя было прекрасно видно, что у него скопилось много претензий к Гиммлеру и его команде, и он еле сдерживается.

— Да. Сейчас все технические новинки, которые появляются на фронте, мы делим на два типа. Первый — это произведенные в другом мире, в другом времени на производственной базе пришельцев. Их, как правило, немного, и используются точечно, чтобы получить абсолютное превосходство на отдельных участках фронта. Это подтверждает информацию, что в будущем запасы высокотехнологического вооружения ограничены, и его стараются экономить. То, что нам попадает в руки, как правило, требует огромных вложений, времени и, главное — фундаментальных исследований, что должно дать неплохие результаты, но в долгосрочной перспективе. Второй тип — это адаптированные и произведенные в нашем времени приборы, оружие и специальные боеприпасы. Естественно, в краткосрочной перспективе второй тип нам более интересен — в том плане, что, учитывая наше превосходство по качеству и культуре сборки и, главное, по мощности производства над русскими, мы можем их быстро скопировать и использовать для нужд рейха. Первый тип почти не проникает к нам — пришельцы и НКВД ревностно смотрят за этим, а вот второй тип в последнее время начал всё чаще и чаще попадаться, и мы с интересом изучаем полученные образцы. Один из них нам был передан по линии люфтваффе. Это высотные зенитные снаряды с системой самоподрыва на заданной высоте. Не буду вдаваться в вопросы тактики — вы сами прекрасно знаете, что тактическую авиацию, особенно ту, которая базируется недалеко от линии фронта и работает на малых и средних высотах, большевики мастерски уничтожили. У нас остается только стратегическая авиация, с помощью которой мы можем совершать исключительно ночные бомбардировки важных объектов на территории СССР с больших высот. Да и там потери огромные: русские сумели, используя небольшое количество прицелов ночного видения из будущего, установленных на специально переоборудованных истребителях, существенно осложнить нам жизнь, но благодаря налетам, нам удавалось хоть как-то наносить вред стратегическим объектам противника. Такой техники у большевиков не много, и она преимущественно использовалась при охране Москвы. Но появление высотных зенитных снарядов с системой дистанционного подрыва в большом количестве, по подсчетам экспертов, должно увеличить наши потери не менее чем в шесть-восемь раз.

Гейдрих, к его удивлению, никак не проинформированный о такого рода находках, показательно весело спросил:

— И откуда такие подарки?

— Видимо, русские слишком спешно запустили их в производство, и они не всегда срабатывают. Вот парочку таких нам и доставили, причем один из невзорвавшихся образцов вытащили из крыла бомбардировщика.

— Это единственная новинка, которая попала к вам в руки?

— Не только.

— И насколько это уже сейчас можно использовать?

— Аналогичную систему мы уже начали конструировать, но, как и ожидалось, она будет эффективна против низкоскоростных бомбардировщиков из нашего времени, но против самолетов из будущего помочь не сможет. Обратите внимание, что пришельцы активно используют ракеты с системой самонаведения — видимо, это единственное лекарство против сверхскоростных самолетов.

— И в чем же проблема?

Гейдрих не унимался, его немного задевал менторский тон Тодта, который явно старался быть в оппозиции к нынешнему руководству рейха.

— А проблема всё в том же. Русские в первую очередь начали уничтожать лаборатории, где как раз и могли бы в полной мере работать над копированием образцов из будущего в области связи, электротехники и, главное, систем наведения. Мы, по сути дела, ничем не защищены. И вам, господин обергруппенфюрер, должно быть известно, каково оно — воевать с противником, для которого фактически нет секретов.

— Ваше мнение.

— Это, так сказать, абсолютная разведка — еще один фактор, благодаря которому войну с Россией я считаю огромной ошибкой. Если проанализировать условия, которые озвучил генерал Оргулов…

Гиммлер удивленно поднял брови и недовольно посмотрел на главу абвера. Про условия Оргулова он знал и уже имел аналитическую справку, но то, что Тодт был извещен, доказывало, что у него с Канарисом идет постоянный обмен информацией, а это говорило о том, что у нынешнего фюрера рейха за спиной идет какая-то неприятная возня, и опять тут замешан Старый Лис.

Гиммлер пристально уставился на Канариса, прожигая его взглядом, буквально сгорая от ненависти. Сам факт визита главы абвера в Москву вообще является совершенно секретным, а тут, оказывается, вовсю идет обсуждение. Но Канарис даже виду не подал, что смущен.

— Условия Оргулова в основе имеют множество технических нюансов, вот и была необходимость перед совещанием их всесторонне проработать, не только силами моих специалистов. Там очень многое завязано на… Доклад с фактически полным всесторонним анализом был недавно вам передан, и вы, мой фюрер, прекрасно понимаете, что там заложено. Теперь, я думаю, можно мне взять слово, учитывая, что все присутствующие в этой комнате высказали свое мнение.

После такого монолога главы абвера Гиммлер еле сдержался, но глянув на спокойно молчавшего Гейдриха, успокоился и коротко кивнул.

— В этом есть, конечно, смысл, тем более вы меня ставили в известность, что будете привлекать, по согласованию с управлением имперской безопасности, независимых экспертов.

Канарис кивнул, давая понять, что оценил политическую дальновидность Гиммлера и заговорил:

— С самого начала мы и главное управление имперской безопасности занимались проблемой пришельцев. Были недоразумения, стычки, вплоть до прямой конфронтации, но с определенного момента, учитывая серьезность ситуации, мы работаем совместно, полностью согласовывая все шаги.

Это было декларативное заявление, специально показывающее нынешнее положение в среде германских спецслужб. Те, кому нужно, намек поняли, а те, кто что-то знали, сделали вид, что для них это самая свежая новость.

— Всё, что говорил обергруппенфюрер Гейдрих, полностью соответствует действительности. Еще в августе нам удалось внедрить своего человека в отряд к тогда еще капитану Зимину, и когда возникла опасность провала, он, по нашему плану, раскрыл себя и предложил начать переговоры. Естественно, ничего из этого не вышло, и нашего человека переправили в Москву, но первую важную информацию мы получили. К тому же на территории СССР уже давно действовала скрытая оппозиция, которая при поддержке спецслужб Великобритании попыталась просто ликвидировать Зимина со всем его окружением. И судя по многим нюансам — гибель Адольфа Гитлера, недавние нападения на Сталина и на генерала Оргулова, в результате чего тот получил очередное тяжелое ранение — можно сделать вывод, что это звенья одной цепочки, ведущей за океан к неким господам-банкирам, которые имеют свои финансовые интересы во многих крупных предприятиях рейха.

В связи с этим, после достижения временного перемирия с большевиками, по согласованию с фюрером, я совершил поездку в Москву для обсуждения условий долгосрочного мира и выхода из сложившейся ситуации. Русские прекрасно извещены про попытки стран Запада сформировать антибольшевистскую коалицию и уничтожить СССР, пока Сталин сполна не воспользовался оружием из будущего. Учитывая понесенные огромные потери Красной Армии на начальном этапе войны, продолжение боевых действий в нынешних условиях ни нам, ни русским не выгодно. Поэтому удалось достигнуть определенных договоренностей о прекращении огня и выводе войск с территории СССР. Одним из условий заключения перемирия было принципиальное согласие пришельцев, и соответственно в рамках переговоров состоялась моя личная встреча с генералом Оргуловым, которого мы знаем под именем капитана Зимина. Русские пошли на этот шаг, хотя Сталин и Берия были очень недовольны, и у нас с представителем пришельцев состоялся вполне интересный разговор. Он выдвинул ряд требований, которые после соответствующего анализа были признаны приемлемыми.

Для многих присутствующих в этой комнате слова Канариса были настоящим откровением. Тут обсуждаются вопросы противодействия большевикам и поддерживающим их пришельцам, а ушлый глава абвера уже вовсю с ними общается и договаривается. Настороженная атмосфера совещания как-то сразу стала исчезать: если общаются, значит, договариваются, а значит, есть шанс выкрутиться или просто откупиться.

— Я не буду вдаваться в обсуждение нюансов катастрофического положения на фронте, в экономике, обсуждения технических новинок. Примем как должное следующие факты: пришельцы имеют подавляющее техническое превосходство, включающее не только сверхскоростные бомбардировщики и возможность переброски войск в любую точку планеты. Особого интереса заслуживает то, что помимо всего прочего в России используется совершенно новая система тактической подготовки низового и среднего командного звена с привлечением так называемых имитаторов, которые дают поразительную по своей достоверности иллюзию настоящего боя. За несколько дней таких тренировок летчики, командиры танков, артиллеристы получают огромный опыт, который в обычных условиях нарабатывается месяцами непрерывных и дорогостоящих тренировок. Это существенно сказалось на общем уровне боеспособности русских офицеров, и мы уже сейчас видим, как Красная Армия преобразовывается в мощного и весьма опасного противника. Я думаю, что через несколько месяцев даже без военной помощи пришельцев они были бы в состоянии разбить нас своим немодернизированным оружием.

Далее. Зимин и его люди однозначно находятся на стороне большевистской России и нас ненавидят. Да, нас ненавидят за то, что мы практиковали массовые казни советского мирного населения и военнопленных, и память об этом сохранилась на семьдесят лет. Это данность и результат пропаганды, учитывая, что в мире будущего русские танки были на улицах Берлина уже в апреле 1945 года. Мне открытым текстом дали понять, что пришельцев интересует минимизация потерь в этой войне, и они со своей стороны сделают всё, чтобы не допустить геноцида русского народа, вплоть до применения оружия массового поражения по любому противнику. И я им верю — они вполне способны на это, имея при этом все возможности оградить себя от ответного удара, но их останавливает одно… — Канарис сделал паузу, давая присутствующим оценить и его информированность и глубину проработки сложившейся ситуации. — Они не хотят, чтобы в нашем мире прошла глобальная война с применением оружия массового поражения, как в их мире, поэтому предпочитают более эффективную и действенную тактику точечных ударов по ключевым точкам. Как сказал рейхсминистр Тодт, у них абсолютная разведка, и я с этим согласен, здесь мы бессильны. Поэтому желание пришельцев идти на переговоры обусловлено только стремлением абсолютно минимизировать свои потери — но не наши, учитывая их паталогическую ненависть к нынешнему германскому режиму. Для чего им это нужно? Патриотизм, альтруизм, человеколюбие… Я очень сильно сомневаюсь, чтобы люди, которые после глобальной войны, уничтожившей всю цивилизацию, живущие в бункерах и подъедающие последние крохи продуктов, страдали такими вещами. Тут нечто иное. Однозначно они хотят переселиться в наше время, и обязательное условие безопасного проживания в этом мире — их военно-техническое превосходство, залог того, что никогда не воспользуются оружием массового поражения, не допустят Третьей мировой войны, страх перед повторением того, что было в их мире. Большинство условий генерала Оргулова как раз и лежат в этой плоскости и направлены на долгосрочное недопущение глобального ядерного конфликта. Если честно, тут я его поддерживаю.

Канарис сделал паузу и пригубил остывший кофе.

— Это только первый уровень проблемы, так сказать, выжить остаткам цивилизации и сохранить знания, но, как мне кажется, за всем этим стоит более глобальная задача.

— Какая же? — не выдержал Гиммлер.

Канарис мельком глянул на Гейдриха, с которым у него были определенные договоренности, и именно в эту минуту предполагалось провести взброс некой стратегической информации в рамках сверхсекретной операции, которую уже больше месяца совместно проводили Канарис и Гейдрих, и вот сейчас она перешла в активную фазу. Про существование второго мира 1914 года, где вовсю уже резвится Оргулов, решили не упоминать, оставили это в качестве туза в рукаве.

— Мы тщательно и всесторонне проанализировали большинство требований Оргулова. Всё подводит к тому, что они в ближайшее время возьмут под контроль околоземное пространство, и с искусственных спутников Земли, на которых будет размещено оружие, смогут полностью контролировать всю земную поверхность.

Эта новость повергла в шок даже Гиммлера, учитывая то, что ничего из сказанного не было вообще изложено в докладе.

— Вы уверены, адмирал?

— Абсолютно. Поэтому-то пришельцы в первую очередь уничтожили Пенемюнде и все наши заводы и лаборатории по разработке и производству ракетного оружия. Фактически они нам закрывают дорогу в космос, и в этом есть определенный глубинный смысл.

Тодт, уже бывший в курсе всего, решил подыграть и сам спросил:

— И в чем этот смысл, если они в состоянии разгромить любую армию?

— При этом всё равно будут нести невосполнимые потери. А использование оружия массового поражения для них возможно, но только в самом крайнем случае. Я сомневаюсь, что у них осталось много этих зарядов, с учетом того, что вся промышленность фактически разрушена в их мире. А теперь представьте, что у нас есть один или два таких заряда — и как мы можем их применить с максимальной эффективностью? А никак. По развернутым в поле войскам? Это всё равно, что молотком по таракану бить — много грохота с минимальной пользой. Такие средства используются только для уничтожения стратегических объектов. Сбросить как обычную бомбу с бомбардировщика? Так у пришельцев сейчас самая эффективная система ПВО, и я не удивлюсь, что изначально она разрабатывалась как раз для противодействия средствам доставки зарядов на основании деления ядер. Самолеты тихоходны, и скорее всего, вместо них используются самонаводящиеся ракеты, правда намного более совершенные, нежели те, что мы пытались испытывать в Пенемюнде. Сам факт уничтожения научного центра говорит, что наши ученые двигались в правильном направлении. А если предположить, что в будущем война велась между САСШ и Россией, то применение ракет, летящих по баллистической траектории для достижения других континентов, вполне логично. По нашим расчетам, в таких условиях вылет ракет на высоты более ста километров просто необходим для достижения столь удаленных целей, что как раз и входит в один из запретов пришельцев. При этом возможно, что пришельцы ставят перед собой цели в далекой перспективе по освоению внеземных объектов. Например, организация поселений на Луне, Марсе или других планетах Солнечной системы, где однозначно должны быть полезные ископаемые. Мы же не знаем до конца все возможности так называемой пространственно-временной транспортной системы. Они вполне в силах доставить маяк в космос или на другую планету. Если им это удастся, то в долгосрочной перспективе русские получат поистине подавляющее превосходство и смогут диктовать условия любому государству или военному блоку, оставаясь при этом фактически неприкасаемыми, так как все основные производства и командные центры будут выведены в космос.

Тут не выдержал Гиммлер и вклинился в разговор:

— Чем это нам грозит?

— Нам не столь сильно, сколько это направлено против САСШ, которых защищает океан. По многим оговоркам и по тому, что пришельцы знают английский язык, а немецкий у них не популярен, основными противниками в будущем у них были англосаксы и их сателлиты. Если русским удастся отбиться от объединенного вторжения, пришельцы в течение двух-трех лет смогут разместить ударную группировку на орбите Земли, против которой мы ничего не сможем сделать. И скорее всего, в мире будущего это всё реализовано, и Оргулову предстоит только восстановить эту систему в нашем времени, дав тем самым Сталину мощный инструмент для управления миром.

В кабинете наступила гнетущая тишина. Перспектива стратегического проигрыша такого уровня всех просто повергла в шок. Гиммлер задал вопрос, который волновал всех в этой комнате:

— И что, мы ничего не сможем сделать?

— Сейчас нет. И Сталин это прекрасно понимает и вовсю способствует этому плану: недавно Оргулов стал генералом и был принят в члены Государственного комитета обороны СССР. Вы сами понимаете, что это значит. Наш неуловимый капитан Зимин будет для Сталина осваивать космос.

Тодт, который сам до конца был не в курсе всей ситуации, заинтересованно спросил:

— Значит, фактический запрет на производство баллистических ракет предполагает запрет на средства противодействий орбитальным бомбардировщикам?

— Однозначно. Сейчас русские будут тянуть время, играть в политику, несколько раз ощутимо дадут по носу и нам, и англичанам с американцами, а сами начнут запускать в космос боевые корабли.

Гиммлер решил резюмировать всё сказанное:

— Можно сказать, что любое перемирие в ближайшее время будет только оттягиванием нашего полного уничтожения в будущем?

— Учитывая плохо скрываемую ненависть к нынешнему режиму в Германии — однозначно да. И чем больше пройдет времени, тем больше русские наберут силы для максимально эффективного удара с минимальными потерями.

Опять пауза. Канарис с интересом рассматривал собеседников. Для него уже давно шла Большая Игра по спасению Германии, и он ясно понял намек, даже не намек, а прямое указание пути, единственно правильного пути спасения, полученное во время личной беседы с генералом Оргуловым и потом подтвержденное главой НКВД Берией. Они в один голос уважительно отзывались о послевоенной ГДР и о немцах, как хороших и надежных союзниках, когда у тех из голов выбили идиотские мысли о расовом превосходстве и фактически уничтожили национал-социалистическую партию. Это был тот выход, о котором ему фактически сказали, и Канарис, плотно работая среди военных и промышленников, потихоньку подводил страну к решительному шагу по смене идеологии, и проигрыш в войне на востоке был очередным из этапов протрезвления немецкого народа.

Гиммлер подозрительно посматривал на адмирала Канариса и пытался понять, к чему клонит этот сухощавый невысокий человек, который так мастерски манипулирует настроением всех присутствующих.

— Хорошо, адмирал, ваши рекомендации по сложившейся ситуации?

Канарис сжал губы, глянул как бы виновато на Гейдриха и заговорил:

— Я согласен со всеми в этой комнате: нам как можно быстрее необходимо вывести войска из России, заключить мирный договор и любой ценой сохранить армию, даже оставив русским всю нашу технику и средства усиления.

Естественно, ни в какой антирусской коалиции нам нельзя участвовать — мы находимся ближе всего и, учитывая сколько к нам накопилось претензий у Сталина, первый удар возмездия или даже последний, с использованием зарядов на основе деления ядер, будет по нам. И уж поверьте, что пришельцы сделают так, чтоб никто из тех, кто сейчас находится в этой комнате, не остался в живых.

— Так в чем выход? — не выдержал Дёниц, которого очень сильно волновал вопрос возможности обнаружения подводных лодок с орбитальных спутников пришельцев.

Канарис невесело усмехнулся.

— Выход один. Необходимо обязательно спровоцировать войну между Россией и антирусской коалицией, при этом оставаясь в стороне. Чем больше они ослабят друг друга, тем нам выгоднее, при этом придерживаться абсолютного нейтралитета. И главное, надо сделать так, чтобы именно пришельцам было не выгодно нас уничтожать. Чтобы потребность в нас была намного сильнее, нежели желание нас уничтожить.

— Как вы себе это представляете Канарис? — с подозрением спросил Гиммлер.

— Очень просто. Мы размещаем на своих предприятиях русские оборонные заказы в качестве компенсации за нанесенный вред. Например, несколько наших заводов готовы выпускать русские дизельные двигатели В-2-34, которые они ставят на свои модернизированные по информации пришельцев танки Т-34. Это касается и множества других товаров, и при этом мы вполне можем договориться и совместно наконец-то провести операцию "Морской лев" и поделить на зоны влияния страны Скандинавии, отдав русским на растерзание Финляндию.

У русских давно накопилось много претензий к Великобритании — еще со времен царя Ивана Грозного, поэтому, как мне намекнул Сталин, они готовы обсуждать такого рода совместные действия в случае нападения на Россию англо-американских сил.

Гиммлер удовлетворенно откинулся на спинку кресла и, довольно усмехнувшись, спросил:

— Ну а что мы будем говорить западным банкирам, которые настаивают на нашем участии в совместной войне против России?

— Скажем правду: понесли потери, потеряли технику, и срочно нужно всё восстанавливать, необходимо время и, конечно же, нужны деньги, деньги, деньги. Через подставные компании возьмем кредиты и… вместе с русскими сначала разгромим Англию, а потом посмотрим, как янки получат по зубам на Дальнем Востоке и от большевиков, и от наших хитрых узкоглазых союзников-самураев. Ну, а долги… кто ж побежденным отдает долги…

— Но потом мы, по сути дела, останемся один на один с русскими?

— Я надеюсь, к тому времени мы настолько интегрируем в систему снабжения СССР и в другие области, что им не будет смысла нас уничтожать. Зачем им с нами воевать, если полки в их магазинах будут заставлены высококачественными германскими товарами, их женщины будут одеты в лучшие германские платья, а мужчины будут ездить на лучших германских машинах? Как говорится, "если хочешь победить врага — сделай его своим другом".

На лицах генералов и адмиралов появились довольные ухмылки — путь движения для выхода из кризиса был выбран.

Глава 19

Фух, ну наконец-то закончился официоз, и я смог, просто помахав ручкой, удрать в свое время подальше от всех этих расфуфыренных царедворцев, представителей дворянства и других высокопоставленных умников, кому удалось пролезть поближе к трибунам, где происходило основное действо. Прибытие пришельцев из другого мира и подписание договора о мире и торговле с Российской империей было событием планетарного масштаба и собрало огромную по этим временам аудиторию. Наверно, намного большую, чем во время демонстрации полетов на простеньких и примитивных аэропланах.

Император, весь погруженный в нерадостные раздумья, несмотря на ободряющие слова супруги и радостный галдеж толпы, вернулся на трибуну. Несколько минут наблюдал за тем, как наши автокраны быстренько сгружают с грузовиков бетонные блоки и прямо на глазах у зрителей в чистом поле вырастает настоящая укрепленная крепость. Надолго его не хватило, и уже через полчаса кортеж автомобилей через специально выделенный коридор в толпе выехал с поля и направился в Царское Село. Там у нас на следующее утро была назначена официальная встреча с Николаем II и членами правительства для обсуждения порядка выполнения договоренностей, способов оплаты и многое другое, что обычно остается за закрытыми дверями и не становится достоянием публики.

После отъезда императора ко мне подошел генерал Келлер, вроде как поинтересоваться дальнейшими планами по благоустройству нашего поселения и по выкупу какого-нибудь приличного особняка или дома в Петрограде для размещения официальной резиденции посла Новоросского экспедиционного корпуса. Но реально, и это было видно по глазам знаменитого генерала-кавалериста, ему хотелось пообщаться с потомками и вблизи увидеть нашу легендарную технику и вооружение.

Мы с ним поздоровались и прошли в сторону строящегося по всем правилам военного фортификационного искусства, укрепленного КПП на въезде в наш импровизированный городок. Сопровождающие Келлера два офицера демонстративно отстали, и мы смогли переброситься парой слов, фактически без свидетелей. Вроде как простой разговор двух боевых генералов, знающих себе цену и заочно уважающих друг друга, но между строк читалось слишком много вопросов и желание элементарно прояснить ситуацию. Но открыто говорить и о наших планах и особенно о тайной организации, где генерал граф Келлер занимал уже немалое положение, было просто глупо и даже опасно. Мы зашли в уже готовый блокпост, который только-только был перекрыт бетонной плитой и где бойцы деловито раскладывали вещи, расставляли ящики с боеприпасами и сухпайками. Генерал сначала подозрительно, а через некоторое время одобрительно смотрел на всю деловую суету, на отсутствие какого-либо крика, и с какой-то особой пристальностью всматривался в лица наших бойцов и офицеров, прислушивался к разговорам, шуткам, всё больше и больше убеждаясь, что перед ним настоящие этнические русские, правда говорящие немного на другом языке.

Когда с его лица исчезли последние следы подозрительности, я коротко сказал:

— Господин генерал, для меня и моих людей большая честь, что именно вас назначили для обеспечения нашей безопасности. В трудную минуту именно такие люди чести, как вы, нужны, чтобы избавить страну от кровавой смуты.

Он пристально смотрел мне в глаза, потом чуть кивнул и коротко спросил:

— Значит, это всё правда?

— Да, и намного страшнее. Крови будет очень много. Чуть позже, когда обеспечим полный режим безопасности, а это будет дня через два, я вас познакомлю с теми, кто пережил всё это и может лично рассказать и поделиться воспоминаниями. Ее величество вдовствующая императрица и великая княжна Ольга Александровна с ними общались.

— Кто же это?

— Это русские эмигранты, которые выжили в Гражданской войне и вынуждены были искать спасение в Южной Америке.

На мгновение на его лице отразилось непонимание. Может, у Салтыкова-Щедрина царские генералы и тупые, только граф Келлер явно таким не был, и быстро в уме посчитал даты — и на его лице выразилось недоумение, которое я сразу попытался развеять:

— Это люди из 1942 года. Я понимаю, что звучит для вас несколько дико, но, пообщавшись с нами, вы привыкнете.

— Хорошо. Если от этого зависит судьба монархии и миллионы жизней русских людей…

Я его перебил:

— Вот поэтому мы вас и порекомендовали в первую очередь как человека чести и по-настоящему преданного России.

Генерал подобрался, и в глазах его заплясали чертики.

— Для меня это честь.

— Хорошо. Лично для вас, господин генерал, я Сергей Иванович. Теперь о деле. Вы отобрали дома или особняки для представительства Новоросского корпуса?

Высоченный детина, которому приходилось чуть опускать голову, чтоб не чиркать по потолку блокпоста, кивнул.

— Так точно, Сергей Иванович. Один из моих офицеров поездил по городу, подобрал несколько вариантов и даже сфотографировал, чтоб вы смогли сразу ознакомиться.

— Великолепно.

Я быстро вызвал на блокпост обоих Артемьевых, Дегтярева и Левченко для выбора здания. Офицер, сопровождавший Келлера, выложил на импровизированный стол из ящиков папку с планами и фотографиями. Косясь на нашу Снежную королеву, стал обстоятельно докладывать по каждому из вариантов.

Конечно, больше всего поразил бывший дворец Меншикова, так называемый дом Лавалей. На данный момент он находился в собственности государства и, в принципе, за соответствующую сумму мог бы быть выделен нам для посольства. Вот только из соображений безопасности и размещения вертолетной площадки он нас не сильно устраивал, поэтому скрепя сердце пришлось отложить этот вариант. Больше всего для наших нужд подошло бы какое-нибудь поместье в пригороде Петрограда — так, чтоб можно было разместить автопарк, вертолетную площадку и, естественно, средства усиления обороны и ПВО.

Просматривая наши карты, результаты аэрофотосъемки и предложенные варианты, остановились на трех крупных поместьях на окраинах города, которые великолепно подходили для наших нужд.

После часа общения, обсуждения множества военных вопросов — главным образом это касалось моего видения роли кавалерии в будущих войнах, и особенно тактики конно-механизированных групп — я тепло попрощался с генералом Келлером, которому было жаль расставаться со столь интересным и информированным собеседником, и отправился через только что открытое окно в наше время. Там меня с нетерпением дожидался генерал Ростовцев, которому, видимо, было что сказать после наблюдения за нашим столь эффектным появлением в мире 1914 года.

Я, как мог, оттягивал этот разговор, который по определению должен был стать очень непростым, — скорее всего, глава военного ведомства выдвинет мне скрытый ультиматум. Хотя на фоне странного предложения Сипягина всё это выглядело весьма и весьма странно. Судя по всему, наши хитромудрые друзья из ФСБ что-то знают, и поэтому пошли ва-банк, и Ростовцева тут выставляют как некую страшилку, на фоне которой они будут выглядеть весьма презентабельно, учитывая широкий перечень услуг и грузов, имеющихся у них в прайсе. Ну-ну, как оно говорится, будем посмотреть.

Вернувшись в наш мир, я, к своему удивлению, увидел, что Ростовцев находится в большом ангаре, а не в утепленном помещении для гостей, ходит вокруг свежевыкрашенных немецких трофейных танков и курит сигарету за сигаретой. Я честно впал в ступор и стоял с полминуты, наблюдая за совершенно не характерным для генерала поведением.

Увидев меня, он затушил сигарету и пошел навстречу, махнув охранникам, чтоб не мешали общаться, и те, как дрессированные собаки, остановились и замерли на приличном расстоянии, но так, чтобы территория вокруг охраняемого объекта оставалась под контролем.

— Максим Петрович, что-то случилось?

Он невесело усмехнулся.

— Умеешь ты удивлять, Сережа. Даже не знаю, что мне, старику, дальше делать.

— Так в чем проблема?

— Я слышал, там тебе предложение сделали интересное?

— Да, было такое.

Он опустил голову, скривился, смотря себе под ноги, и заговорил:

— Поразил ты меня сегодня, Сережа. Жаль, что такой кадр в свободное плавание ушел. Как жить-то дальше будем?

Он поднял голову и уставился мне в глаза. Его охранники ощутимо напряглись, и только многочисленные огоньки лазерных целеуказателей, которые появились и на груди генерала, и у его людей, немного разрядили ситуацию. Ростовцев невесело усмехнулся.

— Да брось ты, ничего я тебе делать не буду. Тебя теперь на руках носить надо и пылинки сдувать. Так вот чохом решить сложнейшую задачу, над которой мы бьемся несколько месяцев, с того момента как узнали про твои похождения в 1941 году!

Я заинтересовался.

— А что за проблема?

— Да тут больше идеология. Не многие хотят переселяться в мир, где руководят Сталин и Берия. Что ни говори, а гулаговские лагеря-то были, и сколько народа по этапу эти суки пустили, вот народ носом и крутил, на чью сторону стать. Вроде как Родине служить надо, но на Сталина горбатиться мало кто хочет…

— А тут появился вариант влезть в мир, где еще нет ни Сталина, ни репрессий, и Россия еще не прошла через Гражданскую войну и люди еще не озлобились. То есть не произошло расслоения общества, переросшего в кровавую кашу. Везет тебе, Сережа. И решение по инфильтрации нашел самое оригинальное и наглое. Сейчас тебя и твоих людей, пока вы плотно там не сядете, никто трогать не будет, так как не знают вашего боевого потенциала. Да и как торговый партнер ты просто уникален — это же придумать такое, открыто закупать всё, что надо, и при этом устроить чуть ли не тендер. Да с такого покупателя самые борзые банкиры будут пылинки сдувать. Интересно, Сипягин знал про твои планы?

— Знал.

— Верю. Вот жучара, чего же он меня тогда отправил?

— Может, все-таки из-за истории с полковником Семеновым до конца не доверяет?

— Да нет, тут мы разобрались…

Он замолчал, что-то обдумывая. Таким сосредоточенным я его не видел. Человек явно вышел из разыгрываемого образа этакого типичного генерала-барина, борзого сибарита. Я пару мгновений рассматривал генерала, пытаясь понять, что стоит за столь радикальной сменой настроения, а потом в душе махнул рукой — была не была.

— В чем дело, Максим Петрович?

— Да видел, с какой миной Николай Второй подписывал договор с вами, и как его к этому Алиса подталкивала. Здорово вы там всё отработали. Но императрица же не центральная фигура, на кого вы ставку сделали?

Он с усмешкой уставился на меня.

— Вдовствующую императрицу на свою сторону перетащили? Показали, как детей и внуков во время революции уничтожают?

Я не стал юлить и спокойно подтвердил его предположение.

— Вполне действенный сценарий и сработал на все сто.

— Согласен. И форма инфильтрации вообще выше всяких похвал. Нагло, самоуверенно, и главное, ведь получилось сразу в высшую лигу влезть с сотней боевиков, — и сразу перешел на интересующую его тему: — Ну так что тебе Сипягин предложил?

Момент истины.

— Он предложил переформатировать Совет и хочет стать моим сотрудником, фактически младшим партнером, и его вкладом в уставной капитал будет полностью организация, которой он руководит. Судя по многим оговоркам его человека…

— Северова…

Я кивнул, подтверждая слова генерала.

— Он в курсе всех моих дел, даже знает о создании виртуального Новоросского экспедиционного корпуса, что говорит о том, что в моем близком окружении есть его информатор. Только он предложил эту мифическую организацию, придуманную для проникновения в 1914 год, сделать реальной, и уже с этих позиций строить свою дальнейшую политику по проникновению в другие миры.

Ростовцев невесело усмехнулся и задумался на несколько мгновений. Явственно чувствовалось, как его неслабый интеллект обрабатывает полученную информацию и пытается построить стратегию дальнейшего разговора. Я не выдержал и выдал свое мнение, рассчитывая сыграть на контрасте и в какой-то мере получить ответы на интересующие меня вопросы:

— Не думаю, что Сипягин начал свою игру в условиях, когда нас всех сталкивает лбами товарищ Терещенко. Мы тут не мальчики и не в песочнице играем, чтоб экспериментировать с простыми, примитивными подставами. Скорее всего, что-то случилось во время вашей поездки, нечто такое важное, что заставило главу ФСБ пойти на столь серьезные кардинальные шаги, и это как-то связано с арестом Мартова. Мне самому очень интересно, что же это было, и если вы, Максим Петрович, хоть немного просветите меня, буду очень вам благодарен. А вы знаете, я не жлоб, и с хорошими людьми всегда поддерживаю дружеские отношения, насколько это возможно в сложившихся условиях.

Ростовцев проницательно глянув на меня, усмехнулся.

— Хочешь получить дополнительную информацию, так сказать, из первых рук?

— Да, — честно ответил я, — чтоб предпринять какие-то меры или принять решение, мне просто катастрофически не хватает ни времени, ни информации. Если вы дальше будете строить из себя генерала-дуболома а-ля Салтыков-Щедрин, то можете сильно не спешить, но если вас действительно интересует развитие процесса сотрудничества, то придется немного поднапрячься. Вы в этих интригах варитесь давно, я — нет, поэтому у меня нет никакой возможности вас переиграть. Остается действовать напрямик, минуя правила и условия интриг, принятых в вашей генеральской среде. Извините, может, неточно выразился, но смысл…

— Ты всё правильно сказал, Сергей. Надо бы… — он опять задумался на несколько мгновений. — Хм. Всё логично.

— Будете связываться с Сипягиным?

— Тут без вариантов, нужно получить разъяснения, но знаешь, я вот что подумал… — Ростовцев сделал несколько театральную паузу и, уже с каким-то показным весельем отца, гордящегося своим сыном, рассматривая меня, проговорил: — А ведь понятно, почему Сталин за тебя ухватился и Берии показательно по голове надавал, что тот тебя подсидеть хотел.

Я удивленно на него уставился — такую интерпретацию недавних кадровых перестановок в высшем руководстве СССР я как-то не рассматривал. Но Ростовцев не стал развивать эту тему и сразу перешел в наступление:

— Идея Сипягина о развертывании реальной организации Новоросского экспедиционного корпуса и присоединении к нему, вполне интересна и даже перспективна. Большинство людей уже объелось всякого рода советами, администрациями, секретариатами. Если я подпишусь под это дело на таких же условиях, ты примешь?

— Сразу не скажу.

— Думаешь, что Семенов с его организацией офицеров тебе всё передадут на тарелочке с голубой каемочкой?

— Нет, конечно. Это однозначно внутренний конфликт, чистки, очередной парад суверенитетов, ультиматумов. Смысл? На всех ключевых постах ваши люди, и не всегда самые худшие. Многие в той или иной мере пользуются заслуженным авторитетом. А вот как дублирующую контролирующую систему — вполне можно использовать ребят Семенова.

— Разумно. Так что ты думаешь насчет нашей совместной работы?

Я опустил голову, раздумывая над предложением.

— И каков будет у меня статус?

— Сережа, ты уже легенда, ну какой у тебя будет статус? Я, конечно, держу семеновских бойцов под контролем, даже опосредованно являюсь тайным членом их организации, но если попробую тебя устранить, то долго не проживу. Тут лучше подходит принцип: если не можешь запретить, возглавь.

— Хорошо. Согласен, в этом есть смысл. Таким образом вы на продолжительный срок нейтрализуете в вашей организации скрытую оппозицию, но вот что будет, если я попробую на ключевые посты поставить своих людей?

Ростовцев усмехнулся.

— У тебя на это будет время? И где гарантия, что твои люди элементарно не завалят весь налаженный механизм работы моей организации. Но я не против, если найдешь достойных людей, которые реально смогут что-то улучшить — пожалуйста.

— Тоже верно. Но как я могу быть уверен в вашей лояльности?

— Терещенко.

— Ну, эта проблема решаема.

— Не так просто, он же с чего-то стал таким борзым, значит, из-за бугра снова кто-то чужими руками пакостит. Пока в этом разберешься и задавишь гниду, потеряешь много времени, сил и средств. В наших условиях это дикое расточительство. Нужно какое-то нестандартное решение.

— Хм. С такой точки зрения я не рассматривал эту проблему.

— Ну так?

— А у меня есть выход? Как я Сталина подсадил на информационную иглу, так вы нас подсадили на свои запасы современного оружия и техники. А как же насчет ядерного оружия?

Ростовцев усмехнулся.

— Тебе как, всё отдать, или по частям?

— Но всё же?

— Не проблема. Проводим инвентаризацию, скрывать ничего не буду. Дальше тебе решать, что с ними делать, не мальчик вроде, по каждому чиху применять не будешь. В данной ситуации честность — лучшая политика.

Теперь я усмехнулся.

— Тогда, товарищ генерал, сразу ловите распоряжение.

Ростовцев деловито кивнул. Ни обиды, никаких отрицательных эмоций — теперь это был собранный и подтянутый офицер, готовый сворачивать горы.

— Слушаю, Сергей Иванович.

— Можно просто Сергей.

— Нет, Сережа, только Сергей Иванович — у тебя уже не тот статус. Говори, что за распоряжение.

— Полная инвентаризация, и в первую очередь — ракетно-космической техники. Доработкадвух-трех оставшихся на дежурстве межконтинентальных баллистических ракет для вывода на орбиту в 1942 году спутника с нашим пространственно-временным маяком. Проработка космической программы в этом мире. Поиск места расположения станций наблюдения, сопровождения, с учетом того, что в ближайшее время начнется массовое вторжение в СССР англо-американских войск. Ну, естественно, подготовка к быстрому развертыванию спутниковой разведывательно-ударной группировки.

Ростовцев усмехнулся.

— Молодец, правильно решил. Со Сталиным договорено? Он поэтому тебя в ГКО ввел?

— Ну, не только из-за космической программы, но это тоже решено сделать как можно быстро. Так что, Максим Петрович, ставьте в позу удивленного тушканчика всех, кто имеет хоть какое-то отношение к космонавтике, и будем работать.

— Если с маяком получится, то у нас сразу отпадет основная проблема в средствах доставки.

— Вот именно.

— Хорошо, Сергей Иванович, я понял. Сейчас загружу своих, ну и заодно узнаю, чего Сипягин так задергался.

После того как Ростовцев в сопровождении охраны уехал в аэропорт, где у военных был развернут центр спутниковой связи, ко мне подошел Дегтярев, который всё это время с группой штурмовиков контролировал обстановку и только ждал повода начать стрелять во вредных гостей.

— Ну что, Серега, о чем договорились?

— Ростовцев теперь на правах вассала входит в нашу организацию.

— Так же, как и Сипягин?

— Да.

— Не боишься таких змей рядом держать?

— Боюсь. Но реально почти ничего не изменится. Поменяются статусы, поменяется время реакции на наши запросы, и главное — у нас будет настоящая легитимная организация с идеологией, четкой иерархией.

— Ты в это веришь?

— Главное, чтоб люди верили, тогда многое можно сделать, а когда всем на всё наплевать, то вот тогда действительно конец.

— Что-то, Серега, тебя на философию потянуло.

— И это тоже, вот только посмотри на всё это несколько глубже.

— В каком плане?

— До этого мы оперировали старыми понятиями типа советов, президентских администраций, полевых командиров и тому подобного — в общем, социальных формаций нашего старого, можно сказать потерянного мира. А сейчас, даже если все эти телодвижения Ростовцева и Сипягина — это стратегическая операция по нашему уничтожению, формируется новая организация, которая как нельзя лучше подходит для нынешних условий. И всё это сразу просчитали аналитики ФСБ. Представь, взяли нашу мифическую организацию и ее идеологическое обоснование, покрутили со всех сторон и поняли, что сейчас в нынешних условиях это будет неплохим решением.

Даже если меня грохнут, то всё равно пошел процесс организации и консолидации, который, по моему разумению, уже не остановишь.

— Ну, всё равно…

— Олег, посмотрим, загадывать пока не стоит, но и на месте топтаться нельзя. По большому счету мы достигли технологического предела нашей организации, и так или иначе придется всё менять: систему централизованного управления, военного управления, социальный сектор, идеологию. Это будет делаться либо в условиях дикого цейтнота времени и беспрецедентного давления, либо всё будет сделано при тщательном просчете. Вот и всё.

— Понятно. Стараешься подальше заглянуть. А что дальше?

— Дальше?

Я устало вздохнул.

— Дальше нам надо искать специалистов по Первой мировой войне, по Белому движению и, естественно, полностью перечитывать материалы по истории КПСС. Как обстоят дела по подготовке к операции "Вышиванка со свастикой"?

— Всё готово, жду только твоей отмашки.

Я опустил голову.

— Тогда сделаем так. Сейчас летим в Симферополь, в центральный бункер, и мотанемся в 1942 год в Парагвай к генералу Беляеву, надо его кое о чем спросить, завтра утром у меня встреча с Николаем Вторым, и заодно пересекусь с вдовствующей императрицей и постараюсь получить добро на проведение "Вышиванки со свастикой".

— А чего так? Боишься без санкции действовать?

— Договоренность есть договоренность, и очень бы не хотелось на начальном этапе обманывать наших главных союзников. Думаю, в случае получения положительного ответа к этому можно будет пристегнуть парочку офицеров российской контрразведки, чтобы в случае чего скрыть наше участие.

— Тоже дело. Ну так что, поехали? Я сейчас ребят дерну, чтоб быстренько мотанулись трассу проверили.

— Хорошо, давай. Только побыстрее, нужно часа за два-три обернуться.

Глава 20

Визит в Парагвай 1942 года прошел вполне приятно и без эксцессов. Генерал Беляев, извещенный о моем желании переговорить, встретил со всем возможным радушием, хотя во взгляде его читалось волнение — не каждый день пришельцы из будущего просят помощи. Великолепный кофе, красочная природа Южной Америки, одурманивающий чистый воздух и неторопливый разговор.

Только по тому, как у Беляева дрожали руки при просмотре на планшете фильма о подписании договора в 1914 году между НЭК (Новоросским экспедиционным корпусом) и Российской империей, было понятно, как он волнуется. Генерал понял, что перед ним разворачивается эпохальное событие, и после просмотра уставился на меня с немым вопросом.

— Иван Тимофеевич, вы хотите спросить, зачем я вам это всё показываю?

— Да. Вы же прекрасно понимаете, это моя молодость, и я не могу спокойно к этому относиться. Вы творите историю и, как мне кажется, хотите предложить в этом поучаствовать.

— Абсолютно правильно. У нас сейчас предстоит много работы с русским генералитетом, и нужен человек, который разбирается во всех внутренних взаимоотношениях и способен дать адекватную оценку каждому. Мы не раз сталкивались с тем, что имеющиеся у нас в распоряжении источники — мемуары, архивные справки — откровенно врут и не дают необходимой картины, и это приводило несколько раз к возникновению серьезных проблем. Если командный состав Советского Союза в 1942 году нам близок и по идеологии, и по менталитету, то между нами и царскими офицерами лежит огромная пропасть. Поэтому нам просто необходим человек из этой среды, имеющий возможность быть объективным.

— Я вам всегда готов помочь. Визит великой княжны Ольги и беседа с ней…

— Это была предварительная и самая простая работа. А так я вам предлагаю войти в команду в качестве равноправного члена. Нам нужна сильная Россия, и вы один из тех, кто пережил войну, развал, унижение и эмиграцию. Я предлагаю вам снова поработать в полную силу, вывести государство из войны, не допустить возникновения революционной ситуации, и главное — сделать всё, чтобы не было великой кровавой смуты. Вы как?

Генерал как-то странно смотрел на меня, не веря своим ушам.

— Вы представляете, что вы мне предлагаете?

Еще бы. Для человека чести, прошедшего через Первую мировую и Гражданскую войны, участвовавшего в Брусиловском прорыве, видевшего предательство союзников, познавшего отчаянье и лишение эмиграции, такое предложение — это новый смысл жизни. Судя по его реакции, генерала я просчитал правильно, и у нас появится мощный и преданный консультант. В принципе, команда для работы в мире 1914 года формируется вполне неплохая.

— Конечно. Уж поверьте, такие вещи я не так часто говорю и не так часто предлагаю. Да, я даю вам возможность вместе с нами исправить эту трагедию в истории России.

Генерал быстро просчитал ситуацию.

— Я могу кого-нибудь привлечь?

— Только консультативно, не ставя в известность об истинной сущности ваших действий.

— Я понял. С чего начинать?

— Завтра за вами заедет мой человек. Ничего с собой не берите, на месте вы получите всё новое…

После посещения Парагвая образца 1942 года я сгонял в Москву того же времени пообщаться со Сталиным, который вызвал меня на сокращенное заседание ГКО, где пришлось участвовать в обсуждении вопроса о заключении сепаратного мира с Германией.

Это посещение Москвы мне запомнилось надолго. Несмотря на некую настороженную обстановку перед неминуемой войной с Западом, члены Государственного комитета обороны улыбались и громко разговаривали после получения предложений с германской стороны. Уже было достоверно известно, что немцы начали планомерный вывод войск с территории СССР, предложили разместить на своих заводах заказы для РККА в качестве компенсации. Ну и, в качестве вишенки на торте, был предоставлен план реализации операции "Морской лев" по вторжению в Великобританию с участием вооруженных сил Советского Союза и Германии.

Основные причины столь серьезного изменения политики были понятны — германское руководство слишком хорошо просчитало наши возможности и решило максимально прогнуться, набирая баллы перед новым мировым лидером. А гарантированно убрать с мировой шахматной доски извечного врага России — Великобританию — было весьма интересным предложением и заслуживало самого пристального внимания.

Обсуждение длилось несколько часов, и было принято решение принять предложение немцев, но при множестве условий, выполнение которых гарантировало нам устранение опасности от нового удара в спину.

Основные сроки развертывания сил и средств для операции "Морской лев" были связаны с началом развертывания англо-американских войск для нападения на Советский Союз, и все предпосылки для этого были. В условиях строгой секретности между САСШ и императорской Японией был заключен беспрецедентный мир, по которому Стране восходящего солнца по сути дела списывались многие грешки и давались колоссальные преференции минимум за нейтралитет в будущей войне, а максимум за участие в совместном с американскими войсками захвате Дальнего Востока. Но японцам хватило ума проконсультироваться со своими нынешними союзниками немцами, согласовать позиции, выяснить реальное положение дел и сделать определенные выводы. Поэтому в определенный момент до Москвы по неофициальным каналам была доведена информация от руководства Японии о заключении перемирия на тихоокеанском театре боевых действий и начале скрытой переброски крупных сил САСШ, Австралии, Новой Зеландии и колониальных войск Великобритании к советским границам. Японцы фактически открыто дали понять, что на первом этапе вмешиваться не будут, но если Советский Союз будет проигрывать, то им будет весьма неприятно упустить свой шанс и не поучаствовать в разделе советского Дальнего Востока и Сибири. Но если СССР будет готова поделиться чем-то из будущего, то истинные воины, самураи, будут готовы ударить американцам в спину.

Мы отреагировали: с ними поделились… кадрами и фотоснимками Хиросимы и Нагасаки после применения ядерного оружия, и качественно, в красках, со всем усердием рассказали, как действие остаточной радиации отразилось на следующих поколениях японцев. С той стороны просто передали, что приняли к сведению полученную информацию и сделают соответствующие выводы.

Такие же неприятные сигналы шли и из Средней Азии, и при взгляде на карту становилось понятно, что СССР окружают со всех сторон, и чтобы отбиться, придется заплатить очень дорогую цену. Вот именно поэтому на меня на совещании бросали многочисленные взгляды, в которых читались надежда и ожидание некоего чуда.

Слушая все эти расклады, умом я понимал важность множества ходов, но вся эта большая политика больше напоминала разборки драчливой и хитрой шпаны, где все друг друга предавали и временно заключали краткосрочные союзы на основании сиюминутной выгоды.

Судя по многим источникам информации, по тем же перехватам и расшифровке переписки, времени у нас было не больше месяца — до того момента, как на границах СССР будет сконцентрирована огромная, по мировым меркам, армия вторжения.

Выложив всю информацию и проанализировав сложившуюся информацию, Сталин наконец-то обратился ко мне:

— Что скажете, Сергей Иванович? Теперь многое зависит от вас.

В этом ограниченном кругу все уже были в курсе появления прохода в мир 1914 года, и насколько я знал, мои потуги о выведении России из Первой мировой войны вызвали неоднозначную реакцию. Но грозный рык Сталина, наплевавшего на идеологические проблемы, прекрасно понимающего все перспективы таких решений в данный момент, быстро навел порядок в рядах соратников, и теперь меня слушали с огромным вниманием, не перебивая и не критикуя. Я коротко пересказал последние события в нашем мире, о предложении создания в реале Новоросского экспедиционного корпуса и о вхождении в его состав остатков министерства обороны Российской Федерации и ФСБ в качестве отдельных структур, перешел к своему видению ситуации и предпринятым мерам.

— …по моим данным, в нашем мире еще до глобальной войны была разработана секретная программа "Прометей" по частичному восстановлению спутниковой группировки после ее полного уничтожения в результате ведения боевых действий в воздушно-космическом секторе. Причем, что самое интересное, программа предполагает фактическую автономную работу без большого числа наземных станций слежения, которые по определению должны быть уничтожены во время войны. При возникновении проекта путешествия во времени, эта программа не была реализована в нашем мире, и ее готовились применить в прошлом, чтобы получить максимальное преимущество перед любым противником.

Даже Сталин не выдержал и уставился на меня удивленно, не говоря о Берии, который тут же присутствовал, и остальных членах ГКО.

— Законсервированные мобильные средства проекта "Прометей" в течение пяти-восьми дней после соответствующих манипуляций будут готовы к применению. Генерал Ростовцев об этом помалкивает, но некоторые его люди уже давно работают на нас и передали полную информацию. На крайний случай в краткосрочной перспективе возможно использование баллистических ракет для вывода пространственно-временного маяка на орбиту, и уже с его помощью создания военно-космической группировки на орбите планеты в мире 1942 года. По моим данным, на консервации есть парочка орбитальных бомбардировщиков, которые позволят наносить удары фактически безнаказанно по любой точке мира. Для этого не обязательно даже использовать ядерные боеприпасы, можно просто кидаться с орбиты камнями, и их энергетики будет хватать для нанесения огромного вреда противнику.

— Это очень хорошо, Сергей Иванович. Что там по поводу еще трех атомных подводных лодок, которые должны были пройти в Черное море?

— Пока информации нет. Надеюсь, они нормально дойдут, и мы их перебросим в ваш мир.

— Хорошо, что вам еще нужно для максимально быстрого развития космической программы?

— Пока всё есть и идет установленным порядком. Процесс запущен, и осталось только контролировать его ход…

Сталин прищурился и задал тот вопрос, которого я больше всего ожидал:

— Сергей Иванович, насколько вы уверены в ваших новых подчиненных?

— Абсолютно не уверен. Им пока выгодно быть со мной, и это главный стимул их лояльности на короткий срок, что будет потом, я не знаю, но не в наших условиях крутить носом. Одно могу сказать: свободный доступ к системе путешествий во времени они однозначно не получат. А всё остальное — частности. Тем более у них у самих есть мощная скрытая оппозиция, которая смотрит в нашу сторону. Поэтому, я считаю, в ближайшие два-три месяца с этой стороны мы не получим больших неприятностей, ну а выгода уже очевидна…

За пуленепробиваемыми стеклами "Тигра" мелькали пейзажи русской природы и, несмотря на хорошо сбалансированную подвеску, нас всё равно ощутимо трясло на кочках и ямах, неизбежных спутниках российских дорог. Впереди, следом за примитивным автомобилем местных сопровождающих, пылил наш бронетранспортер с бойцами охраны, которые привычно разместились на броне и, ощетинившись стволами автоматов и пулеметов, пристально наблюдали за окружающей обстановкой. Сейчас наш путь лежал в Петербург, где в здании Зимнего дворца была назначена встреча с императором Всероссийским и членами правительства — относительно порядка нашего дальнейшего общения и уже более полного обсуждения торговых договоренностей. Меня сейчас больше интересовал вопрос покупки нескольких участков на Поволжье, на одном из которых мы предполагали разместить крупную военную базу и нефтеперерабатывающий завод.

Чтобы не привлекать внимания, мы запросили десять участков, но один нас интересовал больше всего, и за него было отдельно договорено с вдовствующей императрицей. Это был крупный участок в степи на Поволжье на территории российского Татарстана, недалеко от маленького поселка, который в будущем должен стать городом Альметьевском. В семидесяти километрах от этого города в 1948 году было открыто Ромашкинское месторождение — одно из крупнейших в мире. Вот мы и решили на него наложить свою загребущую лапу, и, по договоренности с Семеновым, в одном из бункеров на низком старте сидела целая команда специалистов в нефтедобывающей отрасли. Только неделю назад получив отмашку, люди поняли, что от них требуется, и с огромным энтузиазмом собирали, где только можно, буровое и нефтедобывающее оборудование, паковали его для перевозки самолетами в Крым.

Самое интересное, что аналогичная команда спецов, правда в несколько урезанном составе, уже работала в СССР с местными инженерами, и то же Ромашкинское месторождение активно готовилось к освоению в 1942 году.

От изучения очередной аналитической справки на экране планшета меня отвлек звуковой сигнал. Подняв голову, я увидел, что мы уже двигаемся по улицам Петрограда, и наши машины сопровождаются сотнями удивленно-восторженных взглядов — уж слишком и форма, и особенно техника отличались от местной. Мы специально пока решили не использовать вертолеты для ежедневных перелетов, чтоб не давать вероятному противнику дополнительной технической информации для анализа и не раскрывать все козыри раньше времени, хотя по негласной договоренности и личному распоряжению вдовствующей императрицы, недалеко от путей будущих прорывов германской армии готовились полевые аэродромы — якобы для размещения аэропланов, но реально предполагалось разместить фронтовую авиацию НЭК. Здесь мы решили не использовать реактивные самолеты — просто не было смысла — и как могли собирали по фронтам в 1942 году немецкие и советские самолеты, восстанавливали их и готовили летчиков. По нашему разумению, даже простые И-16 или даже И-153 были натуральными королями неба по сравнению с этажерками первых годов Великой войны, а для Су-27 и МиГ-29 здесь просто не было соответствующих целей и противников…

— Командир, Мария Федоровна, — от мыслей меня отвлекла Артемьева, протягивая трубку радиостанции.

Когда операция вышла на завершающую стадию, капитану Маркову была передана мощная радиостанция, с помощью которой он мог в любой момент теперь связаться с нашей базой под Петроградом или обеспечить оперативную связь для вдовствующей императрицы, которая, вернувшись в северную столицу, развила бурную деятельность. Вот сейчас направляясь на первое совещание с правительством Российской империи, где присутствовало много персон влияния западного капитала, мне нужно было уточнить некоторые весьма важные вопросы.

— Добрый день, ваше императорское величество.

В трубке раздался легкий смешок.

— Сергей Иванович, мы же с вами договаривались… — с легкими искажениями в шифрованном канале ее голос всё равно был полон величия и некоторой снисходительности. Сказывались многие поколения королевских кровей, привыкшие повелевать тысячами людей.

— Хорошо, Мария Федоровна, но я офицер и просто мужчина.

— Всё равно, вам позволено.

— Хорошо. Не буду тратить ваше время, у меня через двадцать минут встреча с императором и всем правительством. Естественно, ничего хорошего от этого не жду, но хотелось бы узнать ваше мнение и ваши прогнозы. Уж слишком там много персон влияния со стороны Англии.

Я мог говорить открыто — вряд ли кто-то в этом времени мог перехватить дуплексную шифрованную радиосвязь.

— Вы правы, Сергей Иванович. Там всё непросто, и влияние со стороны очень серьезное. С трудом удалось продавить подписание договора.

— Я в курсе. Может, пока есть возможность, отработать по персоналиям? У нас для этого много возможностей, учитывая убойный компромат. Думаю, и император после ознакомления с реальной информацией настроен не самым лучшим образом.

— Давайте пока посмотрим, чем сегодня заседание закончится, и не будем делать скоропалительных выводов. Но, как мне кажется, мое участие здесь уже не секрет для многих мыслящих людей. Некоторые сумели сопоставить ваш визит в госпиталь, где работала Ольга Александровна, и рассчитать предварительную расстановку сил.

— Это опасно?

— Пока опасности я не вижу. Даже если для противников будет ясна наша прямая связь, и они выявят наши реальные цели, никто не пойдет на прямую конфронтацию, не зная до конца ваших возможностей.

— Мы тоже так думаем. Поэтому на ближайшие два-три месяца, при определенной осторожности, у нас полностью развязаны руки. Главное — задавить административный ресурс.

В трубке я снова услышал легкий мелодичный смешок.

— Административный ресурс? Это вы так называете наших чиновников?

— Это мы так их культурно называем, чтоб не опускаться до нецензурных выражений…

Небольшая пауза, и вдовствующая императрица перевела разговор на другую тему:

— Кстати, вам особая благодарность от Александры Федоровны.

Дальше продолжать не было смысла. И я, и она понимали, что подразумевается недавнее происшествие с извечным врагом императорской семьи — Александром Ивановичем Гучковым, который по большому счету был одним из главных вдохновителей развала Российской империи, так сказать одним из спусковых механизмов. Вот мы его аккуратненько и устранили. Известный политик, непримиримый оппонент императорской семьи, получив основательную дозу ЛСД, подкрепленную энергостимуляторами, конкретно съехал с катушек и устроил стрельбу по вызывающим страх розовым слоникам у себя в квартире, которые у него на стенах появлялись благодаря обычным проекторам из будущего. Для усиления эффекта там имелись динамики, излучающие в диапазоне инфразвука, что позволило добиться поразительного результата.

Потом депутат Государственной думы устроил забег по улицам Петрограда в одних подштанниках с револьвером в руке, и был принят каретой "скорой помощи", помещен в психиатрическую лечебницу, где тихо скончался от сердечного приступа, естественно не без нашей помощи. Учитывая, что столь умный и, главное — мстительный противник состоял в неком тайном обществе, направленном на кардинальное изменение общественного строя России, оставлять его в живых не было смысла.

— Это наше общее дело. В свете произошедшего, как вы относитесь к тому, чтобы продолжить выполнение плана?

— Это привлечет внимание, может не стоит?

Вопрос о грехе смертоубийства даже не поднимался. Мать, знающая и видевшая смерть своих детей и внуков, была как-то не сильно настроена щадить будущих убийц.

— Мы пока отработаем вопрос с Украиной. У нас, поверьте, есть тоже за что поквитаться.

Пауза. Потом глубокий вздох.

— Ну, если вы так считаете…

— Это так, легкая превентивная мера. Нам не нужно устраивать геноцид и этнические чистки. А вот на определенном этапе прижечь нарыв будет весьма разумно. Тем более мы устраним проблемы, которые проявят себя через много лет. Просто именно сейчас закладывается несколько серьезных мин, которые в будущем приведут к большой крови.

— Вам виднее, Сергей Иванович, но постарайтесь…

Она договаривать не стала, но и мне и ей было понятно, что это тяжелое решение, во всяком случае для вдовствующей императрицы.

Мы уже подъехали к Зимнему дворцу, где нас остановила охрана и только моего "Тигра" пропустили во внутренний двор, а все остальные машины и БТР остались снаружи.

Эти четыре часа переговоров я запомню надолго. Честно сказать, работа со сталинскими министрами, точнее народными комиссарами, больше располагала к вырабатыванию взаимовыгодных решений и, главное, к скорости и качеству принятия решения. Но тут, с царскими министрами я намучился, и жалел об одном — что не в состоянии расстрелять гадов без суда и следствия. Неудивительно, что Россия была на грани развала — с такой системой управления. С трудом сдерживая раздражение через первые двадцать минут общения, я ощутил, что действительно плоховаты дела в королевстве датском, и только огромный кредит доверия народа да колоссальный запас прочности позволяет этому прогнившему кораблю еще двигаться вперед. Видные сановники с впечатляющей родословной всё время искали в наших предложениях какой-то подтекст или негатив и как могли тормозили процесс заключения договоров.

Внешне со стороны всё выглядело достаточно комично — огромная роскошно отделанная комната, монументальная мебель, которая должна утверждать незыблемость государства, и с одной из сторон сидят люди в камуфляжах, с раскрытыми ноутбуками и планшетами, а напротив — вальяжные, знающие себе цену государственные мужи. Скорость передачи информации и обсуждения вопросов сильно отличалась — ой как сказывалось, что мы, пришельцы, дети информационного века!

Но всё получилось. Удалось продавить большинство наших условий, подписать меморандум об организации государственной корпорации по закупке продуктов и промышленных товаров, зафиксировать цены, выторговать под наши нужды несколько участков, где, по нашим данным, гарантированно были полезные ископаемые. Естественно, это не афишировалось. Нам официально были нужны просто участки для построения определенных промышленных объектов и, согласно договору, всё, что найдем в земле, принадлежало нам, хотя за этот пункт пришлось бодаться больше всего. Придворные интриганы чувствовали подвох, и первую десятку участков, которые мы захотели выкупить, естественно, сразу отсеяли, надеясь там покопаться и что-то найти. Флаг в руки, это были обычные пустышки. Месторождение в районе Альметьевска мы вообще вставили как якобы резервный вариант, и то на случай строительства отдельного поселка, чтоб быть подальше от крупных городов. И ведь купились: благодаря такой тактике, мы сумели выкупить фактически по бросовой цене пять участков с поистине огромными запасами нефти и газа.

Зато военные договоренности мы отметали сразу — воевать за интересы варварских стран типа Англии и Франции мы абсолютно не намерены, и вмешаемся только в случае применения противником оружия массового поражения против мирного населения. Было видно, что некоторым товарищам с роскошными окладистыми бородами как раз очень хотелось бы, чтоб мы поучаствовали в законной бойне под названием Первая мировая война, и они явно отрабатывали полученные распоряжения, но к их сожалению, мы были сами с усами.

Переговоры были долгими и неприятными, но главного мы достигли. Глубоко вздохнув и обменявшись понимающими взглядами с императором, я покинул зал заседаний и в сопровождении молодцеватого офицера отправился к своей машине — надо было возвращаться домой и готовиться к третьей фазе операции по внедрению в этот мир. Мои заместители остались утрясать формальности и оговаривать тексты дополнительных соглашений, а я, вдыхая свежий воздух Финского залива, двинулся через площадь к своей машине и, к своему удивлению, увидел множество зевак и журналистов, собравшихся возле нашей боевой техники, если можно так сказать, припаркованной возле Зимнего дворца.

"Тигр", на котором я приехал, стоял недалеко, но мне почему-то захотелось пройтись по знаменитой площади. Появление на улицах города техники из другого мира вызвало нездоровый ажиотаж, и за оцеплением собралась огромная толпа посмотреть на пришельцев.

Оставив позади караул у входа во дворец, я спиной чувствовал взгляд, пока шел по площади. Когда мы в свое время работали против бандитов в лесу, в "зеленке", очень внимательно относились к чувству, когда на тебя смотрят, особенно через прицел с желанием выстрелить. Холодная ненависть, ледяное спокойствие — всё это вроде как передавалось и воспринималось, особенно когда все чувства обострены во время рейда. Вот и сейчас нечто подобное чувствовал, хотя это была не ненависть, не холодная решимость, а нечто иное, и главное, я почему-то знал, что через щель в шторах на меня внимательно смотрит император Николай II, который так же, как и я, покинул зал переговоров, оставив там обговаривать технические детали своих министров.

Вышедший из машины облаченный в полную экипировку Дегтярев, который сейчас отвечал за мою безопасность, о чем-то спорил с плотным гвардейским полковником, но подойдя ближе, я понял, что Олег, как всегда, нашел свободные уши, на которые профессионально накручивал собственные военно-морские байки. Чуть в стороне тем же самым занимался Санька Артемьев, только выбрав не одного собеседника, а целую группу гвардейских офицеров чином пониже, с которыми делился опытом о том, как сподручнее резать немцев. Увидев меня, Дегтярев кивнул гвардейцу как старому другу и быстрым шагом направился ко мне, за ним тут же увязался Артемьев, на лице которого застыло всё такое же привычное выражение безмятежности. Что этот открытый и веселый парень способен в мгновение ока покрошить толпу народа, выдавал только цепкий и напряженный взгляд профессионального диверсанта.

— Ну что, Серега, как прошло? — подал голос военно-морской балагур Дегтярев.

Он говорил не так уж тихо, и подобная фамильярность по отношению к генералу, главе целой организации, не осталась незамеченной и явно отразилась на лице гвардейского полковника. Но у него хватило ума отдать честь и сделать вид, что его это не касается.

Я не стал кичиться, и уже больше на автомате в привычной манере ответил:

— Да вроде всё нормально прошло, хотя некоторые козлы явно на пиндосов и наглов работают — пытались всё время какую-то хрень про мировое сообщество нести и интересы союзников. Император молодец — проявил волю и умудрился некоторым, особенно рьяным, пасти позакрывать.

Санька, уже шедший рядом, спросил:

— Ну так что, командир, куда дальше?

Я усмехнулся.

— Ну, а теперь вброс противоречивой информации — так сказать, сигнал для заинтересованных лиц, пусть головы ломают и думают, к чему бы это. Я так думаю.

Со стороны могло показаться, что дальнейшие события были чистой воды случайностью, но, как говаривал один очень известный человек искусства: "Самая лучшая импровизация — это тщательно подготовленная импровизация". Вот и мы так. Паша Ненашев, затесавшийся в толпу зрителей, изображал из себя журналиста. Сначала он переругивался с солдатами гвардейского полка, а потом максимально нагло окликнул меня:

— Генерал, не хотите поговорить с народом? Дайте ответы, не томите!

Ну, я типа сначала не услышал, потом остановился, сделал вид, что обдумываю, а через некоторое время нехотя согласился и вышел к людям, акцентировав свое внимание на Ненашеве. Краем глаза отметил в толпе несколько наших людей, которые четко фиксировали всех и готовы были нейтрализовать любого, кто попробует хотя бы потянуться за оружием.

— Что вас интересует, господа? — спокойным голосом я поинтересовался, глядя на Пашу.

— Скажите, вы поможете русским людям победить ненавистных тевтонов? Вы же столько можете, у вас такая грозная боевая техника!

Толпа, услышав вопрос Ненашева, одобрительно загудела, видимо, этот вопрос интересовал многих, и несколько журналистов, которые просто не успели вякнуть, начали что-то быстро писать в блокнотах.

Я усмехнулся и заговорил, выдавая заготовленную заранее речь:

— Мы не будем оказывать военную помощь стране, которая необдуманно и глупо проливает кровь своих граждан за интересы наших извечных врагов. Поэтому в заключенном договоре нет ни строчки о военной помощи. Нас интересует только торговля, закупка продовольствия и определенных товаров. Никакого военного участия в этой мясорубке, которая, по нашим прогнозам, унесет миллионы жизней без особых успехов с той или другой стороны и за интересы английских, американских и французских банкиров, мы принимать не будем. Единственные, кто выиграют от таких рек крови, это заокеанские банкиры. Результатом этой войны будет обезлюдевшая Европа, которой понадобится минимум тридцать-сорок лет, чтобы восстановить катастрофические людские потери. Результатом этой войны станут улицы Парижа, Берлина, Лондона, Вены, заполненные неграми и восточными босяками, которые будут в самой наглой форме требовать пособий и каких-то прав со стороны малочисленного коренного населения. Вы можете смеяться и не воспринимать мои слова, но наш мир прошел больший путь и имеет опыт мировых войн. Сейчас все государства, участвующие в войне, примерно равны по силам и техническому оснащению, и любая победа, даже ничтожная, будет сопровождаться огромными людскими и материальными потерями. Вот посмотрите в течение года-двух и решите — правы мы или нет. Но мы жестко и беспощадно накажем любого, кто попытается устроить массовые убийства русских людей, особенно с использованием оружия массового поражения типа отравляющих газов или специально выведенных болезней. Если англичане, французы, немцы, американцы захотят травить друг друга, резать и устраивать тотальные чистки — нас это не касается, это их личные варварские дела, нам до этого нет никакого дела, но если хоть кто-то попытается устраивать массовые расстрелы русских людей, то уж поверьте, никто не уйдет от расплаты.

Отдельно хочу предупредить, что если кто-то попытается экспортировать в Россию революцию, дестабилизировать обстановку, специально обостряя внутреннюю социальную напряженность, устраивая искусственный голод и недовольство народа, финансируя разного рода террористические и деструктивно-подрывные организации, толкая страну к новой кровавой смуте, то мы будем готовы оказать посильную поддержку действующей власти. Мы знаем, чем это может закончиться, и хотим обратить внимание на историю и напомнить, к чему привела Французская революция и как сократилось население этой страны. И уж поверьте, у нас хватит возможностей это сделать, и кровавую смуту в России мы не допустим.

Все пораженно молчали. Такого от меня точно никто не ожидал, и, воспользовавшись молчаливой паузой и недовольным ворчанием некоторых людей, я заскочил в подъехавший "Тигр". По очищенному коридору наша группа проехала сквозь толпу и направилась через растревоженный, как улей, Петроград к нашей временной базе.

В машине пристроившийся рядом Дегтярев задумчиво поглядывал на проносившиеся мимо улицы и через некоторое время спросил:

— Серега, а ты не слишком круто начал? Ведь реально всех западных банкиров на уши поставишь, и тебе этого явно не простят. На нас охоту объявят, и всякие Савинковы будут только рады пульнуть в нас или кинуть бомбу.

— А без этого никак. Нас по-любому попробуют проверить на вшивость, так как не знают наших реальных возможностей, и только от скорости реакции и эффективности нашей службы безопасности будет зависеть, оставят они нас в покое или нет. Мы новые стратегические игроки на мировой арене и должны по-любому показать зубы и занять свое место. Здесь как и у бандюков — понты превыше всего. Вот и сыграем. То есть первый выстрел или провокация — маски-шоу, показательные штурмы, высадка десанта на крыши домов с вертолетов, спецназ, спускающийся по стенам, и застреленные террористы, лежащие в рядок. Это всё на тебе.

— Понял. Ты их решил раньше времени спровоцировать?

— И это тоже. Но главное — это сигнал немцам, чтоб задумались и сами пошли на контакт. Не поймут — ну, значит, придется их немного принудить, правда чуть позже, когда развернем полевые аэродромы и подготовим сводную ударную бригаду и помножим на ноль парочку их дивизий на русском фронте.

— Дела. Так вы, батенька, стратег! А сейчас чем заниматься?

— Вернется Паша Ненашев, начинайте операцию "Вшивая вышиванка".

— Понял.

Я откинулся на сиденье и закрыл глаза, пытаясь спустить напряжение последних часов. Олег что-то бубнил в микрофон радиостанции, а я вспоминал, как совсем недавно, сидя в бункере, считал единственной проблемой утрясание конфликтов между Светкой и Маринкой, а сейчас по сути дела решаю судьбы мира. Как я устал — и когда это всё закончится?

"Вернусь в бункер и напьюсь", — это была последняя мысль, когда начал отключаться от усталости и проваливаться в царство Морфея.

Эпилог

Берлин. Октябрь 1914 года

В германском генштабе сначала восприняли весьма скептически информацию о появлении пришельцев, больше уделяя внимание боевым действиям, но ажиотаж в мировой прессе всё же заставил отнестись более серьезно к этой проблеме. А когда под Петроградом произошло чудо, настоящий приход пришельцев из другого мира, еще одна торжественная встреча главы Новоросского экспедиционного корпуса и русского императора Николая II и подписание торговых договоров, германское командование и сам кайзер весьма озаботились этой проблемой. Даже любому недалекому крестьянину было понятно, что наступают новые времена, и появление неведомых пришельцев из другого мира, которых, как ни странно, Русская Православная Церковь восприняла весьма благожелательно, что говорило о многом, предвещает большие потрясения и изменение глобальной расстановки сил. По личному распоряжению кайзера, под Петроградом в толпе, наблюдающей за прибытием новороссов, было несколько личных агентов полковника Николаи, которые вели тщательную фото- и киносъемку. Буквально через два дня материалы, вывезенные с большим риском специально посланным аэропланом с территории Польши, уже изучались офицерами германской разведки. Надежды не оправдались, и выводы были неутешительны: это действительно было появление неизвестных вооруженных сил, имеющих одинаковую пятнистую форму, сложную, весьма продуманную и многофункциональную амуницию, вооруженных автоматическим оружием. Боевая техника не имела аналогов в мире и представляла большой интерес для технических специалистов. Все в один голос утверждали, что применение боевых бронированных машин на стороне русской армии могло сильно изменить положение на Восточном фронте…

Кайзер, устало развалившись в кресле, рассматривал передаваемые ему полковником Вальтером Николаи фотографии бойцов и боевой техники пришельцев, сделанные германскими агентами при знаменитом появлении на поле, которое теперь называлось Новоросским.

— Да, эта техника выглядит впечатляюще. Что нам теперь ждать от появления этих новороссов? — мрачно спросил кайзер начальника военной разведки Германии.

Стоящий по стойке смирно офицер открыл папку и стал комментировать:

— Договоры, подписанные между Новороссией и Российской империей, носят только торговый характер, и генерал Оргулов, глава Новоросского экспедиционного корпуса, однозначно указал, что не собирается вмешиваться в войну, которую он считает глупой и ненужной для России, тем самым открыто подвергнул критике сам факт участия Российской империи в Антанте. При этом во время первого своего появления в Барановичах… — Николаи опустил взгляд и процитировал: — "Лейтенант Артемьева Екатерина Анатольевна, руководитель центра общественных связей Новоросского экспедиционного корпуса открыто и откровенно заявила, что просит ее оградить от общения с варварами из Англии, Франции и САСШ…" — закрыв папку, полковник продолжил: — При этом нигде ни разу из уст пришельцев-новороссов не выказывалось никакого отрицательного отношения к Германии. Глава миссии, генерал Оргулов, и его люди однозначно дали понять, что считают Францию, Англию и САСШ главными врагами России и соответственно вмешиваться в войну не собираются.

— Что это нам дает, господин полковник? — кайзер пытливо смотрел на начальника военной разведки Германии.

— Это говорит о том, что новороссы не совсем те, за кого себя выдают, но при этом они имеют четкие цели и задачи. Императорской семье была передана какая-то секретная информация, после чего Александра Федоровна, русская императрица, слегла от нервного потрясения, но после лечения препаратами пришельцев быстро встала на ноги и стала принимать активное участие в политической жизни, насколько это ей было дозволено.

— Насколько это ухудшит наше положение?

Николаи в первый раз за всё время доклада позволил себе улыбнуться:

— Я думаю, не сильно.

Кайзер встрепенулся и уставился на полковника, а тот, твердо глядя в глаза, продолжил:

— Можно с большой вероятностью сказать, что у нас появился мощный и весьма необычный союзник, который тоже желает вывести Россию из войны. Правда, нам открыто дали понять, что любое финансирование революционных организаций будет жестоко караться, и как мне стало известно, в ближайшее время ожидается начало консультаций специалистов службы безопасности Новоросского экспедиционного корпуса и Жандармского управления Российской империи.

— Зачем им это нужно, Вальтер? — кайзер в первый раз назвал полковника по имени.

— Им нужны продукты и какие-то промышленные товары. В воюющей стране это трудно получить в больших объемах, а покупать у других они принципиально не хотят, поэтому им нужна Россия со всем своим производством, не перегруженным военными заказами.

Кайзер встал, подошел к окну и стал смотреть на улицу, но по привычке повернувшись так, чтоб собеседник не видел его усыхающую руку.

— Что вы о них думаете, Вальтер?

Николаи немного помолчал и, решившись, сказал:

— Они русские, но на форме носят трезубцы, древний символ Рюриковичей, однозначно исповедуют православие. В техническом и военном плане более развитые. По нашим наблюдениям, каждый солдат новороссов оснащен маленьким, но весьма мощным радиопередатчиком, что позволяет их командирам весьма эффективно управлять войсками, вплоть до отдельных солдат. Я не ошибусь, если скажу, что это армия будущего. Вот и представьте: русские воины пришли из будущего и под большим секретом что-то такое сообщили русскому императору и его жене, что те безропотно подписали торговые договоры и простили генералу Оргулову выходку с всенародным комментарием об участии России в войне…

— Хм. А этот генерал несдержан, — прокомментировал слова начальника разведки Вильгельм II.

— Я бы так не стал говорить. До этого генерал Оргулов был сдержан, и ничего из стратегической информации о его мире, о государственном строе Новороссии, о вооруженных силах, обистории не просочилось, а тут такой демарш.

— Ваше мнение?

— Это подготовленный и искусно произведенный вброс в средства массовой информации, и я надеюсь, что это был сигнал для нас.

Кайзер удивленно уставился на полковника.

— Вы так думаете?

— Да, ваше императорское величество, и чем больше думаю, тем больше убеждаюсь. Он сказал про войну, он сказал про революцию и кровавую смуту, то есть гражданскую войну. Я осмелюсь предположить, что именно это в будущем ожидает Россию, и эти новороссы прибыли, чтобы изменить ход истории, а торговые договоры — только прикрытие.

Кайзер опустил голову, лихорадочно обдумывая и анализируя представленную ему информацию. А Николаи продолжил:

— А ведь поставки продуктов начались, и пришельцы добросовестно уже оплатили первую партию. В срочном порядке им для посольства выделен дом в Петрограде и ведутся переговоры о покупке нескольких участков земли на берегах Волги для постройки центров сбора и обработки закупаемых товаров.

— Вы неплохо информированы, Вальтер.

— Это всё печатается в русских газетах, которые соревнуются в том, кто больше узнает интересного о новороссах.

— Что вы еще интересного узнали в газетах? — иронично спросил кайзер.

— В Петрограде странным образом сошел с ума бывший председатель Третьей Государственной думы Гучков, личный враг Александры Федоровны за историю с поддельными письмами якобы от нее к Распутину. Он заперт в больнице, после того как выбросился из окна, но выжил и пытался голый нападать на прохожих. По последним данным, он тихо скончался от сердечного приступа.

— И чем вас это так заинтересовало?

— Как-то всё странно в этом деле. Хотя доказательств нет, но ставлю тысячу марок и мой родовой замок, что это дело рук спецслужб новороссов. Я однозначно уверен, что Гучков как ярый ненавистник царя и весьма уважаемый и значимый политик, возможно, в будущем принимал какое-то участие в развале России и, скорее всего, уничтожении царской семьи.

— Вам не кажется, Вальтер, что вы увлеклись? — одернул начальника разведки кайзер, который, получив много новой и важной информации, уже порядком устал и, если можно так сказать, пресытился и хотел наедине ее обдумать.

— Виноват, ваше императорское величество, это только мои соображения.

— Я вас понял. Можете идти.

Когда полковник Николаи подошел к дверям, кайзер негромко сказал:

— Спасибо, полковник, за великолепную работу.

Начальник военной разведки Германии резко остановился, кивнул и щелкнул каблуками:

— Рад стараться, ваше императорское величество.

Дождавшись разрешающего кивка кайзера, полковник вышел из кабинета, осторожно, чтоб не хлопнуть, закрыл за собой дверь, оставив кайзера Германии Вильгельма II наедине с фотографиями и другими материалами по пришельцам из другого мира.

* * *

Пролетка остановилась возле высокого пятиэтажного дома, и из нее неторопливо вылез высокий представительный чиновник в цивильном платье в сопровождении плотного штабс-капитана с адъютантскими аксельбантами. Собравшаяся возле подъезда толпа зевак, которую сдерживал дюжий дворник, свидетельствовала о том, что здесь что-то произошло, но никто ничего не мог сказать кроме того, что повесился один из жильцов, какой-то киевский профессор Грушевский. Становой надзиратель, увидев, кто приехал, рванул с места в карьер к пролетке, подобострастно глядя на прибывших и всем видом выказывая усердие и уважение.

— Аристарх Петрович, заждались!

Чиновник, являющийся следователем киевского районного охранного отделения, недовольно поморщился. Его разыскал посыльный прямо в ресторане, где он со старым другом, служившим в Ставке Верховного Главнокомандующего и лично наблюдавшего прибытие пришельцев, обсуждали эту животрепещущую тему и особенно слова главы Новоросского экспедиционного корпуса генерала Оргулова, растиражированные газетами, — относительно войны и всякого рода революционных организаций, действующих на территории России. Все, кто хоть как-то мог анализировать ситуацию, понимали, что мир, откуда пришли новороссы, имеет большой опыт, и генерал Оргулов прекрасно знал, о чем говорил, и открыто предостерегал русских людей от большой крови. Вот именно в момент обсуждения столь животрепещущего вопроса — и для офицера русской армии, и для его друга детства, сыщика охранного отделения, — с личной просьбой околоточного надзирателя Серогозова прибыть на место преступления его и нашел посыльный. Друг, штабс-капитан Архангельский, уже изрядно приняв беленькой, тоже изъявил желание поприсутствовать на месте преступления, на что и получил немедленное согласие…

Поднявшись на третий этаж в сопровождении околоточного надзирателя, Аристарх Петрович Керн прошел сквозь небольшую группу соседей, столпившихся на лестничной клетке, и вошел в квартиру, охраняемую дюжим городовым, который сразу отдал честь и отступил, увидев перед собой таких важных господ.

— Ну, показывай, что тут у тебя случилось, — отдуваясь после плотного обеда и подъема по крутой лестнице, недовольно проговорил сыщик охранного отделения.

Околоточный надзиратель целенаправленно прошел в одну из комнат, где под потолком на веревке висел грузный бородатый человек с вывалившимся языком и посиневшим от асфиксии лицом. В помещении отчетливо мерзко пахло мочой, несмотря на широко открытые окна. Вошедшие поморщились от вони, а офицер достал надушенный платок с вышитой монограммой и приложил к носу. Керн недовольно повернулся к околоточному надзирателю.

— И чего вы меня вытянули на банальное самоубийство, любезный?

— Аристарх Петрович, человек интересный и проходит по вашему ведомству. И не всё так просто с этим самоубийством.

Керн с интересом всмотрелся в лицо повешенного. Ну точно, он его знал, и этот человек не раз попадал в поле зрения охранного отделения. Михаил Сергеевич Грушевский, ученый, известный своими реакционными взглядами на историю Малороссии. После переезда из Львова, где он преподавал в университете, в Киев, за ним был организован плотный надзор, с учетом непроверенных данных о работе этого человека на Австро-Венгерский генштаб. Список контактов в Киеве у этого человека был обширен, и в нем преобладали весьма интересные для охранного отделения люди. И вот такой конец. Странно. Насколько знал Керн, по Грушевскому в последнее время плотно работала вновь созданная военная контрразведка, накопала нечто компрометирующее, и арест профессора был не за горами, особенно с учетом ухудшающегося положения на фронтах. И только исходя из этого на смерть столь известного человека стоило обратить особое внимание.

По тому, как изменилось лицо сыщика из охранного отделения, околоточный надзиратель понял, что правильно угадал и вызвал нужного человека. Теперь на лице Керна вместо барской брезгливости застыло выражение крайней заинтересованности.

— Обыск проводили?

— Как же без вас, Аристарх Петрович! Мы ж понимаем-с.

— Молодец. Хвалю, и если что найдем интересное, о тебе не забуду.

— Буду рад!

Через полчаса интенсивных поисков наметанный взгляд сыщика обнаружил чуть выступающую дощечку в паркете, на которой были видны следы ножа или отвертки. Привыкший к обыскам в квартирах революционеров, Керн быстро вскрыл тайник, и на свет появились многочисленные письма, рукописи и даже несколько зашифрованных сообщений, ключи к которым были тут же. Это была поистине удачная находка.

Дрожа от нетерпения, сыщик быстро пролистывал содержимое тайника, всё больше и больше осознавая, что попало ему в руки. Такое бывает только один раз в жизни, и Аристарх Петрович Керн решил не упустить свой шанс подняться по карьерной лестнице.

Тут были рекомендации Австро-Венгерского генштаба по постепенной украинизации Малороссии с последующим подведением к антироссийскому восстанию. Рукописи, где подводилась теоретическая база различия малороссов и русских народностей с описанием многочисленных причин и примеров для взаимной вражды, были выполнены рукой покойного профессора Грушевского. Тут же лежали письма многих известных ему личностей, которые в той или иной мере попадали в поле зрения охранного отделения как ярые активисты украинизации и считались заядлыми русофобами. Особенно заинтересовали записки некоего Симона Петлюры из Москвы, в которых он описывал свое видение развала Российской империи и использования украинских реакционно настроенных радикалов в формировании вооруженных отрядов Свободной Украины с обязательным привлечением ресурсов Ватикана.

Стоящий рядом штабс-капитан Архангельский тоже увлекся чтением, и постепенно на холеном лице выступали красные пятна жуткого раздражения.

— Это ж измена! — только и смог выговорить офицер.

Керн не спешил с выводами. Уж слишком это попахивало провокацией, и сами обстоятельства смерти профессора наводили на размышления. Он подозвал стоявшего в стороне Серогозова.

— Ну что, милейший, хвалю, правильно сделал, что вызвал. Тут всё очень непросто.

— Рад стараться, Аристарх Петрович! Может, вы замолвите словечко…

— Непременно. Но скажи, что тебя насторожило здесь?

Сыскарь помялся.

— Ну, говори.

— Всё вроде чисто и красиво, вот только знаю я, что вчера вечером у него девочка гулящая была, которую он постоянно к себе приглашает. Девочка самый сок. После такой, да в петлю? Да не в жизнь не поверю, и видели тут вчера ночью странных субъектов. Никто ничего точно сказать не может, лица прятали и скрылись быстро. Но вот только Алешка Ивашкин, морфинист, тот, который раньше в банде Мэтра был, вчера на гоп-стоп пытался кого-то в соседнем квартале взять, так и нашли его в подворотне со свернутой шеей. Фартовые говорят, на серьезных людей налетел.

Керн смотрел на пожилого сыскаря, которому из-за пятерых детей постоянно не хватало на жизнь, и быстро анализировал ситуацию. Явно Грушевского в петлю не просто так засунули и представили такие убойные материалы, по которым можно хоть сейчас проводить массовые аресты. Но вот кому и зачем это надо? Явно работали очень серьезные люди. Неужели контрразведка начала свои чистки?

Степка Архангельский тоже это слышал и с интересом смотрел на своего друга детства, прекрасно понимая, что стал свидетелем какой-то необычной истории.

От раздумий Керна отвлек шум — в дверях комнаты появился плотный, среднего роста артиллерийский капитан, при виде которого у Степки Архангельского на лице застыло выражение дикого изумления. Капитан быстро сориентировался, Архангельскому козырнул и, повернувшись к Керну, просто сказал:

— Господин Керн Аристарх Петрович?

— Да. С кем имею честь?

Но капитан не стал отвечать и просто протянул письмо в запечатанном сургучом конверте. Увидев печати, Керн изумленно еще раз глянул на капитана, перевел взгляд на своего друга, штабс-капитана Архангельского, который тоже видел печати. Тот коротко кивнул, давая понять, что фактически подтверждает личность посланца от столь высокопоставленной особы.

Трясущимися руками Керн осторожно вскрыл письмо и начал читать:

"Уважаемый Аристарх Петрович. Мне Вас рекомендовали как человека кристальной честности и высокого ума. К Вам в руки попали материалы, которые доказывают, что против нашей Родины готовилась очередная подлость — руками людей, которые готовы пролить реки крови ради выгоды своих хозяев. Я очень надеюсь, что в столь трудный час для нашей Родины Вы в полной мере воспользуетесь попавшими в Ваши руки материалами и пресечете деятельность людей, готовившихся расколоть наш народ. Я буду пристально наблюдать за Вашими свершениями, и если возникнут определенные трудности, с которыми Вы будете не в состоянии справиться лично, постараюсь негласно Вам помочь, поддержать. Дело за Вами.

ЕИВ Мария Федоровна".

"P.S. Я не буду против, если часть полученных вами материалов просочится в газеты. Всё равно будет необходимо раскрыть глаза людям на гнусные замыслы наших врагов, внешних и внутренних".

Керн несколько раз перечитал текст письма и удивленно уставился на протянутую руку капитана-посланца. Наконец-то поняв, что от него хотят, он вернул письмо и стал ждать разъяснений. Но капитан устало улыбнулся и просто сказал:

— Удачи вам, Аристарх Петрович. Делайте свое дело по совести со всем старанием. Если будут проблемы, позвоните на телефонный коммутатор Мариинского дворца, назовитесь — и вас всегда готовы выслушать, но… это при условии, что вы будете качественно и профессионально относиться к своим обязанностям, как это делали до этого.

Отдав честь, капитан исчез так же стремительно, как и появился.

Керн повернул голову к другу, штабс-капитану Архангельскому.

— Ты его знаешь?

— Он из свиты вдовствующей императрицы. Всегда в тени, но его стараются не трогать, — и чуть помедлив, осторожно сказал: — У нас считают, что он связан с пришельцами.

— С чего так думаешь?

— Несколько раз видели у него в руках непонятные штучки, вроде как из арсенала пришельцев…

И тут же замолчал, обернувшись на тихо стоящего в углу комнаты старого околоточного надзирателя Серогозова, но тот делал вид, что ничего не видел и не слышал.

"Ладно, потом поговорю с ним. Серогозов не дурак, и понимает, во что может вляпаться. Надо будет выписать ему премию за усердие".

Возвращаясь на службу с опечатанным кофром, где лежали все бумаги, найденные в квартире повесившегося Грушевского, Керн спокойно и методично просчитывал ситуацию. Личное внимание со стороны вдовствующей императрицы его сильно удивило, даже поразило, и заставило сердце биться быстрее в предвкушении карьерных успехов, но вот всё остальное… Степка Архангельский после визита капитана больше отмалчивался и вскоре под каким-то предлогом покинул общество друга детства. А вот Аристарх Петрович быстро сложил в уме все элементы мозаики и примерно понял, что происходит.

Его взяли в большую игру, где ставка — судьба империи, и сейчас ему предложили быть на стороне вдовствующей императрицы, скорей всего императора и, конечно же, новороссов. Их глава генерал Оргулов предупреждал относительно подрывных элементов внутри страны, и это, видимо, начало деятельности новороссов. Керн не сомневался в достоверности найденных документов, а значит, у него, при прямом содействии столь серьезных союзников, просто развязаны руки. Надо только всё сделать правильно, любой ценой, — именно этого от него ждут. Что ж вперед!

С почти дьявольской улыбкой сыщик охранного отделения Киева с кофром, полным убойного материала на националистов, зашел в здание, а неприметный человек, в одежде разносчика молока, поднял руку и, нажав кнопку на манипуляторе радиостанции, тихо проговорил:

— Это Тур. Объект с грузом "А" зашел в охранное отделение. Жучка к нему подсадили.

В наушнике раздался ответ:

— Вас понял, Тур, продолжайте контроль.

Павел Ненашев, сидя в роскошном номере одной из киевских гостиниц, откинулся в кресле и улыбнулся. Операция "Вшивая вышиванка" перешла в активную фазу.

Конец восьмой книги.

Станислав Сергеев Всегда война 9 Книга девятая

Продолжение серии Всегда война Часть 9

Начал писать после длительного перерыва, надеюсь будет не хуже

От автора

Так получилось, что по определенным причинам работа над этой серией была заброшена на целых семь лет. Тут многое наложилось: и памятные события 2014-го года, особенно то, что происходило в Крыму, в которых принимал самое активное участие, и семейные дела, да и просто пришлось меняться, с учетом происходящего вокруг. Ушел тот юношеский романтизм, который побудил начать писать этот цикл, ну а на смену пришел прагматизм и в некоторой степени цинизм человека, который работает в сфере безопасности и сталкивается со множеством нестандартных ситуаций.

На фоне изменений в личной жизни, за эти семь лет мы стали свидетелями поистине исторических процессов, которые происходят у нас на глазах. Братский народ, если так можно сказать, хотя меня всегда коробило от такого вот определения, превратился в одного из страшнейших врагов, отринув все морально-нравственные маркеры, которые фактически и делают народ народом. Забыли кровавую историю и заветы предков, которые пережили одну из страшнейших войн новейшей истории, разрушили памятники, и водрузили на пьедесталы самых омерзительных личностей, палачей в угоду западу и под контролем кучки генетически ущербных националистов. Это ладно, но под этим флагом была пролита кровь, много крови и это прощать и забывать не стоит. Но так получилось что люди, которых мы всегда считали своими, вдруг изменились, как зомби и вместо добродушных лиц, мы видим звериные оскалы. И они пошли проливать кровь, невинную кровь. Это очень страшно, это страшно смотреть через прицел на недавних друзей, родственников, с которыми ты рос, растил детей, чьих детей крестил. Очень трудно снимать автомат с предохранителя, но еще труднее потом будет остановиться, потому что и с той и с другой стороны будут потери. Те, кто все это устроил, западные банкиры, канадские недобитки, схронные сидельцы, это все прекрасно понимали и сознательно все вели к тому, чтобы повязать когда-то нормальных людей кровью.

Наши отцы и деды не смогли окончательно закрыть, решить этот вопрос, наверно это предстоит нам. Мне очень не хочется оставлять такой мир своим детям.

В последней книге Оргулов решил сделать одним из символов Новоросского Экспедиционного корпуса трезубец, который сейчас стал символом фашисткой Украины, символом зверей, которые убивали людей. Тогда, когда писалась книга, это было не так критично, но сейчас абсолютно неприемлемо.

Очень жаль, что старинный герб Рюриковичей, Падающий сокол, как и символ свастики, один из древнейших символов человечества были осквернены и стали символами человеконенавистнических идеологий. Причем, что в начале века, в Первую Мировую войну, что в середине, во Вторую мировую, что сейчас, все это происходило в угоду «старым деньгам», то есть старым банкирским домам. Нацики, пиндосы-амеры, немцы — это все инструменты, пешки, офицеры, лошади, но всегда не самые главные фигуры. Главные, то далеко, за океаном. Они будут выращивать свое потомство на закрытых территориях с многочисленной охраной, с чистым воздухом, и обучать с детства как править миром, играя на человеческих слабостях и пороках.

В следующей части трезубец уже не будет фигурировать как знак Новоросского Экспедиционного Корпуса, придумаем нечто иное, более подходящее нынешнему моменту. А то как-то омерзительно навешивать на героев этой книги символ исторического генетического предательства и фашизма.

Да, за эти семь лет многое поменялось и в военной области, с учетом того, что активно начали применять на тактическом уровне средства радиоэлектронной борьбы, ну и конечно всеми любимые и растиражированные беспилотные летательные аппараты. Тут уж придется следовать течению времени и уже в своей книге описывать такие нововведения. Прошу не судить строго на столь серьезные отступления.

С уважением Станислав Сергеев.

ПРОЛОГ

Станислав Сергеев

Всегда война

(Достойны ли мы отцов и дедов)

Книга девятая

Все события цикла вымышлены. Любые совпадения, аналогии, сходства являются случайными и не несут никакого злого умысла.

ПРОЛОГ

Раздался протяжный гудок паровоза, извещающий что поезд наконец-то пришел на станцию. Многочисленные военные эшелоны с войсками, оружием, боеприпасами, продуктами шли в одну сторону и обратно нескончаемым потоком санитарные поезда увозили в сторону Германии огромное количество раненных. Учитывая пропускную способность местных железнодорожных линий и то время, которое было затрачено литерным поездом, чтобы добраться до станции Торн, где располагался штаб 9-й армии, можно считать рекордным.

Пауль фон Гинденбург мрачно смотрел в окно, наблюдая за тем как поезд медленно подходит к перрону, который военные патрули спешно освобождали от беженцев, военных и раненных, ожидающих отправки в тыл. Как кадровый офицер, немало послуживший в войсках, командующий Восточным фронтом четко ощущал общую растерянность и уныние буквально пропитавшие все это место. Это были признаки поражения. Даже если на фронтах звучали пушки, славные солдаты кайзера шли в наступление, здесь, в тылу, прямо возле штаба армии все чувствовали неминуемое поражение.

Видя и чувствуя это, он стискивал зубы, стараясь не зарычать раненным зверем.

Прошло всего несколько дней, а всем посвященным и знающим стало понятно, что план Шлиффена посыпался окончательно и бесповоротно. Страшная бойня, устроенная проклятыми пришельцами, в самый неподходящий момент поддержавших русскую армию в Польше, не просто спутала все карты. Возникшие ниоткуда новороссы, сразу ярко и четко продемонстрировавшие свое техническое превосходство до определенного момента дистанцировались от войны, всячески критикую Россию за участие в ней и активно закупали продукты, причем по таким ценам, что все торговцы в мире вздрогнули, примерно просчитав какие барыши получил царь Николай, только в течении первого года, а там контракт был подписан на пять лет минимум. Насколько Гинденбург знал на многих уровнях уже прорабатывались вопросы о возможности заключения сепаратного мира с Россией и началом торговли с НЭК, но тут все попытки хоть как-то договориться наталкивались на принципиальную и оскорбительную позицию генерала Оргулова: «Мы с дикарями дела не ведем, даже через посредников. Покупаем только то, что произведено в России».

Со стороны проанглийской партии были предложения договориться с королем Георгом и уже вместе наказать наглых московитов и поставить генерала Оргулова перед фактом, с кем они могут свободно торговать в этом мире, но за спиной русских дивизий пугающей тенью застыли закованные в броню воины-новороссы, однозначно показавшие, что с ними надо считаться. И что самое главное, реальные боевые возможности НЭК, его численный состав, количество бронированных и летающих боевых машин никто не знал и соответственно Генштаб просто не мог провести хоть какой-то анализ результатов возможного вооруженного противостояния.

Да и якобы оговорки про то что концлагеря и зверское отношение к русским военнопленным не останется безнаказанным никто не забыл, но некоторые идиоты продолжали творить беззаконие. Как результат — один из лагерей, куда собирали русский офицерский состав был тихо разгромлен, а весь персонал, вплоть до каптенармуса образцово-показательно казнены и развешены по деревьям, и столбам. Тогда расследование сразу засекретили, но все равно пошли слухи, что это было предупреждение от пришельцев, которые не привыкли бросать слова на ветер.

Потом в русской столице состоялось знаковое представление, когда узники концлагеря перед толпами журналистов рассказывали о творимых солдатами кайзера зверствах, причем все было обставлено очень умно, мудро, качественно и дало огромный эффект, что только подтверждало участие пришельцев.

Такие мелкие уколы продолжались уже последние несколько месяцев. То взорвется состав с боеприпасами в самый неподходящий момент, когда рядом проходит состав с войсками, то неизвестный стрелок с запредельной дистанции застрелит боевого генерала, то на крупном оборонном химическом предприятии произойдет авария такого масштаба, что последствия устраняют до сих пор. От полковника Николаи тоже идут не то что бы тревожные, а панические доклады, что разведывательная сеть в России уничтожается жестко и бескомпромиссно. Тут и дураку стало понятно, что на стороне русских пока, стараясь сильно не афишировать свое участие, выступил очень опасный противник, который, по личному мнению, Гинденбурга, пока только намекал, чтоб отстали от России. Но, насколько он знал Кайзер и сам не против заключить союз. Перед войной изначально британцы во всеуслышание заявляли о своем нейтралитете, но на деле это было большой ловушкой. А Россия со своими пятью миллионами солдат представляет огромную угрозу и просто так ее вывести из войны не получится, а сейчас и тем более, только договариваться, но вот на каких условиях, и позволят ли им это сделать французы и англичане, которые для русских с самого начала выбрали роль пушечного мяса, чтоб измотать и обескровить войска Кайзера.

Поезд подошел к перрону и остановился. Гинденбург, наблюдая в окно прекрасно видел, как к вагону сразу побежали несколько офицеров и солдат, и через некоторое время поезд был надежно окружен живой цепью, не подпускающей никого лишних к литерному поезду.

Пару минут и в просторный вагон, используемый командующим фронтом как передвижной штаб быстрой энергичной походкой зашли командующий 9-й армией генерал Макензен и его начальник штаба.

У Гинденбурга времени было мало, поэтому все главные вопросы нужно было решать на ходу, тем более уже давно стало понятно, что пришельцы достаточно легко вскрывают шифры германского генштаба и с легкостью читают практически всю переписку, хотя сейчас и начали вводить более серьезные системы шифрования, но воспитанный в старых традициях германский генерал решил не доверять средствам связи и решить вопросы на месте.

Генерал Макензен докладывал быстро четко и в его изложении ситуация выглядела еще более плачевной. Пришельцы как всегда по-умному делали ставку на дальнобойные высокоточные артиллерийские системы, и особенно на скоростную авиацию, которая полностью хозяйничала в небе и ей практически ничего нельзя было противопоставить. Некоторые аэропланы, которые в русских войсках уже называли «штурмовиками», а в перехваченных донесениях как самолеты непосредственной огневой поддержки войск, имели даже бронирование, о чем есть много фактов подтверждающих попадания из стрелкового оружия, не нанесшего никакого урона, но при этом данные аэропланы несут множество мелких бомб, которыми буквально засыпают укрепления и, что особенно прискорбно, войска на марше. Есть случаи, когда за один проход, два таких вот штурмовика вывели из строя целый маршевый батальон.

У пришельцев великолепно поставлена разведка и есть множество свидетельств, что перед ударами артиллерии и аэропланов над позициями видели какие-то мелкие летающие объекты, явно искусственного происхождения, которые, вероятнее всего просто подглядывают и через радио передают фотографии в штаб.

Во всяком случае такие объяснения давали немногочисленные русские пленные, которые в боевой обстановке сталкивались с пришельцами-новороссами и это наводило на неприятные мысли.

В конце своего доклада генерал Макензен в сердцах бросил:

— Такое чувство, что мы слепые котята, воюем со зрячим волкодавом, который пока с нами только играет. И… вы слышали, что произошло в Константинопле?

Гинденбург помрачнел. Новости пришедшие из Османской империи тоже вызвали много вопросов. Там тоже обозначились пришельцы в своем стиле — предупреждение, потом подзатыльник и, если их не услышали, удар дубиной по голове, так чтоб мозги разлетелись во все стороны и, чтоб потом к их предупреждениям относились более серьезно и внимательно.

И так оно и было. Османские корабли под управлением германских офицеров захотели провести рейд по русским городам Черного моря, но везде получили жесткий отпор, явно подстроенный новороссами. Махмед V получил ультиматум отдать русским в качестве компенсации поврежденный линкор «Гебен», который еле дошел до Константинополя. Их не услышали. Через два часа один аэроплан неизвестной конструкции не использующий воздушные винты, прилетел из Севастополя, за пятьсот километров и просто уничтожил спорный корабль прямо у пирса, сбросив на него с высоты в несколько километров огромную бомбу, которая, по словам свидетелей, несколько раз сама по себе корректировала полет. А потом, так же безнаказанно уничтожил казармы султанской гвардии и одну из батарей. Страшное оружие, от которого просто нет защиты, и нам его явно продемонстрировали, используя султана как мальчика для битья.

— Слышал. И мне кажется уничтожение этого линкора, это очередной сигнал для нас, что реально у пришельцев руки намного длиннее.

— Тогда получается почему, тщательно уничтожив штабы корпусов и дивизий, они не нанесли удар по штабу армии? — как бы в воздух произнес Лидендорф.

Генералы, собравшиеся в поезде, переглянулись и спустя время им всем в голову пришла одна и та же мысль.

— Это ловушка!

И как бы в подтверждение его слов невдалеке раздался сильный взрыв и в вагоне задрожали стекла. Потом взрывы следовали один за другим, а с неба был слышен мощный многочисленный рев двигателей аэропланов пришельцев.

Громкий взрыв раздался совсем рядом и из здания вокзала полетели стекла и пыль. Солдаты оцепления начали спешно разбегаться, в панике ища укрытия, и тут же последовал еще один взрыв, где-то в хвосте поезда.

Генералы, столкнувшиеся с опасностью, еще приходили в себя, когда в вагон в сопровождении двух потрепанных солдат ворвался окровавленный обер-лейтенант, который оттолкнул начальника охраны поезда и чуть запинаясь закричал, что рядом на путях горит эшелон с боеприпасами и господам генералам нужно срочно убирать поезд его превосходительства со станции. Как бы в подтверждение его слов все вокруг стало заволакивать густыми клубами дыма и это вызвало дополнительную нервозность и даже панику, которую подпитывали все новые и новые взрывы и проклятый рев двигателей в небе.

Найдя на ком вызвериться, Гинденбург наскочила на бедного обер-лейтенанта:

— Так почему не дали команду уводить поезд?

— Пытался, но машинист отказывается подчиняться, говорит, что ваш поезд литерный и он исполняет распоряжения только начальника поезда….

Бум! Раздавшийся рядом взрыв так качнул поезд, что Гинденбург не выдержал и закричал на начальника охраны:

— Пауль быстро уводи поезд из этой ловушки пока нас тут всех не похоронили!

Майор Хенке выскочил на перрон, чтобы дать команду, но видимо машинист литерного поезда и сам понял, что сейчас всем станет жарко и стал уводить состав со станции.

Начальник охраны, на ходу запрыгнул в вагон и тяжело дыша остался так стоять перед взбешенным Гинденбургом. Даже обер-лейтенант, который под огнем специально прибежал чтобы спасти командующего как бы сжался и попытался стать незаметнее.

Прошло пять минут и поезд вырвался из окутанной огнем и дымом станции и медленно полз вперед, почему-то притормаживая и по прошествии еще пары минут вообще остановился.

— Что случилось? — опять с раздражением спросил командующий вперив раздраженный взгляд в начальника охраны.

— Сейчас выясню, — и майор Хенке, кивнув одному из подчиненных, молодому хлыщеватому лейтенанту, чтоб присмотрел, повернулся к выходу. В этот же самый момент обер-лейтенант, заскочивший в поезд на станции переглянулся со своими солдатами, и, почти незаметным движением выхватил странный пистолет с очень толстым стволом и с тихим хлопком, похожим на звук открываемой бутылки шампанского, выстрелил в затылок майору, который сразу кулем упал на пол. Мгновение и ствол смотрит в лоб лейтенантику с адъютантскими аксельбантами. Хлоп-с-с-с. На стене вагона за головой очередной жертвы лже-обер-лейтенанта появляется красное пятно, а лейтенант просто падает на пол.

Солдаты, сопровождающие нападающего, тоже выхватили из походных ранцев короткое оружие тоже с толстыми стволами, пинками и затрещинами положили на пол генералов, предварительно изъяв у них личное оружие и когда ситуация была под контролем один из них метнулся к двери к соседнему вагону, где была походная радиотелеграфная станция. При открытой двери Гинденбург отчетливо слышал, как так же тихо захлопало, как будто взрывались одна за другой бутылки шампанского, раздались крики телеграфистов, но быстро затихли. Прошло несколько мгновений и еще раздалось несколько хлопков, которые следовали один за другим и все в комнате поняли, что головорез методично добивает раненных, чтобы не оставить свидетелей. Кто это были, уже ни у кого не было сомнений — наглость, слаженность, информированность и главное, исполнение. Такой уровень могли показать только пришельцы-новороссы.

Его предположение получило подтверждение через несколько секунд, когда снаружи раздалось несколько пулеметных очередей, взрыв и в вагон ввалились люди в известной уже всему миру пятнистой форме, закованные в броню.

Видимо старший из них, спокойно подошел, безразлично переступил через труп несчастного Вальтера и присев на корточки возле Гинденбурга спокойно, так хотя и в голосе была слышна издевка, с сильным акцентом, произнес:

— Генерал Гинденбург, вас в гости приглашают генерал Оргулов и его Императорское Величество Николай II. Не стоит тут лежать, когда такие люди вас вызывают…

Глава 1

За последнее время слишком многое поменялось в нашей жизни. И это касалось не только материально-продуктового благосостояния, залога нашего выживания, уровня решаемых вопросов, часто эпического уровня и контактов с историческими личностями, такими как Сталин, Берия, Николай II. Время, вот что поменялось в первую очередь, течение личного времени. Оно буквально улетало и в принципе стало самым дорогостоящим ресурсом. Я не успел моргнуть, решая кучу сопутствующих проблем, а в том же мире 1914-го года как раз подступил один из тех ключевых моментов, когда я хотел вмешаться, не как политик и руководитель Новоросского Экспедиционного Корпуса, а как русский военный моряк.

В нашей истории были моменты, вспоминая которые, от злости сжимаются кулаки и возникает непреодолимое желание отомстить, а в нашей ситуации, при наличии возможности перемещения во времени, и просто переиграть. Так, мы, выходцы из СССР всегда помнили вероломное нападение 22 июня 1941года и те огромнейшие потери, что наш народ понес впоследствии. Но были моменты, которые уже почти выветрились из народной памяти и об этом помнили только специалисты-историки, но вот я то помнил и хорошо помнил. В мире 1914-го года местное течение времени приближалось к концу октября по новому стилю, и как раз в войну должна была вступить Османская империя. Причем, как всегда турки все сделали в своем кровавом подленьком стиле, без объявления войны, напав сразу на Одессу, Севастополь, Феодосию, Новороссийск и заминировали Керченский пролив, где почти сразу подорвались несколько гражданских кораблей. Причем везде они сумели нанести серьезный урон, в Одессе прямо на рейде перетопили несколько кораблей, а Феодосию и Новороссийск просто расстреляли как в тире. Линкор «Геббен» в это время, нагло подойдя к Севастополю, тоже неплохо отстрелялся. Результатом этого рейда было, по сути, триумфальное вступление Османской империи в Первую Мировую войну, существенный материальный урон и колоссальный удар по репутации не только Черноморского, но и всего русского флота. Причем, что интересно, не смотря на то, что нападение было устроено под турецкими флагами, практически везде командовали германские офицеры. В истории эта операция германо-османского флота сохранилась под названием «Севастопольская побудка».

Изначально, на стратегическом уровне у нас, конечно, был четко проработанный план по вмешательству в ход Первой Мировой войны, для вывода Российской империи из этой мясорубки, но все основные подготовительные мероприятия еще не были завершены, да и явно вмешиваться пока мы не могли и по политическим, и по экономическим причинам. На данный момент просто элементарно не было подготовленных сил для проведения масштабного вмешательства, а вытаскивать общевойсковые формирования из мира 1942-го года было неразумно: неизвестно, как не проверенные и специально не отобранные люди себя поведут в новой временной реальности. Пока Дегтярев со своей командой по-тихому вырезал всяких одиозных участников и финансистов революционного движения, которое сразу же стало к нам в оппозицию и начало достаточно ощутимо гадить. Было несколько попыток сорвать поставки продуктов и пару раз даже пытались поставить отравленное зерно. Естественно, реакция была мгновенная и жесткая. А так как все революционеры минимум финансово были завязаны на иностранные спецслужбы, то мы также осторожно отрабатывали и это направление, вскрывали агентуру и особенно опасных, типа того же Рейли, просто устраняли неявными способами. Здесь, под прикрытием, фактически нелегально, уже работала группа фсб-шников под руководством Паши Ненашева, официальной миссией «для стабилизации оперативной обстановки». А под эту марку можно было много чего приписать. Они зашли через киевский портал, там же инфильтровались и использовав связи преступного авторитета, Мэтра, которого мы недавно грохнули, когда он полез в наши дела, сделали документы и перебрались в столицу.

Поэтому, после всестороннего анализа обстановки в этой временной реальности, вариант был только один — спецоперация на основании послезнания, причем все надо обставить так, что наше участие пока останется за кадром.

В первую очередь нужен был человек-танк, человек-бульдозер, который начнет ломиться, прошибая своим авторитетом любые препятствия, устроит возню и отвлечет на себя основное внимание, «случайно» оказавшись в нужном месте в нужное время, ну а мы в его тени и сможем устроить германо-туркам множество неприятных сюрпризов. И на роль такого человека очень неплохо подходил генерал Келлер, который имел несомненный авторитет в войсках и в данный момент считался креатурой вдовствующей императрицы, вроде как имеющей самые тесные связи с пришельцами. Поэтому на роль возмутителя спокойствия он подходил просто идеально.

Тем более, на данный момент, Келлер, и привлеченные им доверенные солдаты и офицеры из 10-й кавалерийской дивизии, как раз занимались обеспечением безопасности нашей основной перевалочной базы под Петроградом. Ну а реально генерал, полностью посвященный в истинную сущность пришельцев, тщательно штудировал опыт и Первой Мировой войны и Великой Отечественной, особенно практику применения конно-механизированных соединений и готовил личный состав к новым видам боевых действий — сроки уже поджимали. Скоро начнется Лодзинская операция, где мы намеревались практически открыто вмешаться и сводному кавалерийскому полку Келлера, усиленному отдельной танковой ротой, отводилась весьма важная роль по «наведению беспорядка» в тылах германской группировки. Прямо у нас на базе в порядке ротации, унтера и офицеры изучали пистолеты-пулеметы ППС и ППШ, которыми будут вооружать простых бойцов, и ручные пулеметы ДП-27 (Дегтярева пехотный) под стандартный русский винтовочный патрон, в качестве качественного усиления по две-три штуки на каждый сабельный взвод. При поддержке танков и хорошо налаженной связи с артиллерийскими подразделениями, это будем мощная сила.

Келлер, сам по себе имеющий огромный боевой опыт и пытливый ум, полностью осознав, что ему дают в руки, просто дневал и ночевал, подготавливая сводный кавалерийский полк к скорому дебюту на фронте.

Он частенько, по делам, мотался к вдовствующей императрице, поэтому его поездка с нашей просьбой будет вполне буднична и не вызовет уж такого сверхъестественного интереса. Поэтому мне пришлось самому с ним, лично встретиться и обрисовать ситуацию, как генерал с генералом. Тут мог возникнуть неприятный момент — нам придется лезть в дела моряков, а это особая обособленная каста, которая очень ревностно относится к любым попыткам вмешательства со стороны.

Я заранее договорился, чтоб Келлер дождался меня на базе, и в оговоренное время прошел через портал и на выходе сразу увидел генерала, который с интересом и терпеливо наблюдал, как работает установка перемещения во времени. Мы поздоровались как равные и после нескольких обязательных протокольных фраз, вышли из ангара с пространственно-временным маяком и прошли в штабной домик, где для нас освободили специально подготовленную и проверенную комнату для переговоров с особыми гостями.

Кабинет был специально обшит светлыми лакированными деревянными панелями, дополненными тщательно подобранным освещением. За панелями был спрятана специальная климатическая станция с четко выверенной температурой и специальными картриджами с ароматическими добавками. Из колонок под потолком в фоновом режиме шла едва различимая звуковая подборка летнего леса. Все это в комплекте создавало особую атмосферу легкости и расслабленности, что очень располагало к доверительным разговорам.

Разместившись в удобных кожаных креслах, мы несколько минут смаковали великолепный кофе, и я с большим интересом выслушав фактически отчет генерала о подготовке к глубокому рейду по германским тылам, наконец-то начал тот разговор, ради которого запросил встречу с этим легендарным и реально очень симпатичным мне военачальником.

Когда я ему выложил предысторию и всю нашу задумку, генерал немного скептически отреагировал на его роль в данной операции.

— Сергей Иванович… — погладив усы, он откинулся на спинку кресла, осторожно поставив чашечку с недопитым кофе на столик, — все это очень лихо, интересно и захватывающе, но может, все же подыщите кого-нибудь из морского ведомства, кто себя не запятнал в будущем и достоин внимания?

И сделав паузу, чуть с укором в хитрых глазах, дополнил.

— Вы же, насколько я слышал, сами из моряков?

Тут я усмехнулся.

— Да есть такое, но по факту нас, морскую пехоту, всегда называли земноводными, поэтому классическим моряком меня назвать трудно. Теперь по вашему предложению о привлечении новых лиц. Попади мы в ваш мир хотя-бы на полгода раньше, проблем не было бы, тщательно отработали бы, и нашли на кого сделать ставку среди моряков. Но как получилось, так получилось. Но именно сейчас, на начальном этапе войны, закладываются условия и системные ошибки, как мы их называем, которые повлекли за собой серию тяжелых поражений, которые практически выкосили всю кадровую армию. Поэтому мы и хотим до начала 1915-го года вывести Россию из этой абсолютно не нужной мясорубки, и времени у нас осталось очень мало. А вы сами непонаслышке знаете, какое давление в направлении продолжении войны идет на высшее руководство Империи со стороны «союзничков». Поэтому и пришлосьделать ставку на ярких, известных людей, которые до последнего сохраняли верность трону, и один из первых, кто пришел на ум это вы, Федор Артурович. Тщательно изучив историю падения династии и Великой Смуты, Мария Федоровна, однозначно одобрила наш выбор.

Келлер, не смотря на всю его мужественность и стальной характер, тоже был немного падок на лесть, и у него явно перед глазами стояла та сцена в лесу, когда вдовствующая императрица просила его о помощи, открыв тайну пришельцев из будущего.

Поэтому услышав мое объяснение, он чуть опустил голову, в знак согласия и благодарности, а я продолжил.

— В этой войне основные события шли на континентальной части суши, и русский флот не сильно то и отметился, поэтому мы и не рассматривали на первом этапе влезать в дела моряков. Тут сказывается и недостаток сил с нашей стороны, и времени, поэтому мы изначально делали ставку на замораживание конфликта на сухопутном театре боевых действий. Сейчас же, проведя более глубокий анализ, особенно припомнив севастопольский рейд «Геббена», пришли к выводу, что если Османская империя еще до объявления войны получит по зубам, может и не влезет так явно в войну и не будет такой нагрузки на Кавказский фронт. Хотя они уже прямо сейчас получают огромный заем от правительства Кайзера и их вступление неминуемо, но все же попробовать стоит. Сейчас дадим на море по носу и Кайзеру, и султану, потом под Лодзью уже более серьезно покажем зубы, ну и если уж таких намеков не поймут, дальше только личные санкции.

— Личные санкции?

Я хищно улыбнулся.

— Вы же знаете, что у нас длинные руки и нанести отрезвляющий удар тяжелыми авиационными бомбами по дворцу султана или по резиденции Кайзера технически вполне реально, причем так, что там останется только одна большая воронка и выживших не будет. Ну а решать, будут ли находиться на месте в момент удара непонимающие намеков властители, или нет, будем мы все вместе коллегиально, включая вас, Марию Федоровну и остальных доверенных людей, кто не запятнал себя грехом предательства.

Генерал был, конечно, человек чести, но к нашим заходам уже привык и чуть усмехнувшись, проговорил.

— Так вы хотите малыми силами, как будто случайно, предотвратить нападение, причем мне отводится роль как-бы героя, который быстро сориентировался и сумел защитить Одессу?

Я кивнул головой, чуть прикрыв глаза.

— Да, там придется хорошо пострелять из пушек. И вы поднимаете, таким образом, статус и авторитет и так известного боевого генерала, который…

— …который является членом партии вдовствующей императрицы, а по слухам в эту партию вы практически уже втянули и Императрицу, которая имеет огромное влияние на Императора. Получается, что со временем, таким образом, вы поднимаете авторитет царской семьи.

— Именно.

— И пока я в Одессе воюю с обнаглевшими турецкими миноносцами, вы, под эту марку тихонько так, чтоб было непонятно чьих рук дело, топите корабли противника, выставляя мины на путях их следования.

— Ну, если простыми словами, то — да. Остальное технические детали. Применять что-то мощное из нашего арсенала раньше времени мы не будем.

— А вы не думаете, что мы, таким образом окончательно рассоримся с моряками?

— Ну а вот тут и включается в игру авторитет Марии Федоровны, — я опять усмехнулся, и продолжил:

— Она лично попросит и начальника Главного морского штаба вице-адмирала Русина, и командующего Черноморским флотом вице-адмирала Эбергарда безоговорочно содействовать вам в секретной операции, в которую для массовки включим того же Колчака.

— Колчака?

— Ну вы же изучали историю Гражданской войны. Он сейчас просто старший офицер на Балтийском флоте, потом дослужится до командующего Черноморским флотом и, так же как и вы, резко отрицательно воспримет отречение Императора.

Представьте фотографию: вы возле пушки и Колчак с окровавленной повязкой на голове подает вам снаряды. Но это так, фантазия, Колчак, как один из лучших минеров российского флота понадобится в другом месте. А чуть позже, в случае успеха, все это будет выдано как удачная операция военной разведки Российской империи, в том числе и флотской. А если руководство Германии не поймет намеков, то в прессе будет выдана информация, что кое-кто из близких родственников Кайзера слил детали операции, используя родственные связи, прямо вдовствующей императрице, которая быстро сориентировалась и силами только верных офицеров, так как вокруг много предателей и казнокрадов, организовала отпор. И как турки отнесутся к такому «предательству», особенно если они потеряют боевые корабли?

Келлер несколько секунд с прищуром смотрел на меня, потом не выдержал и засмеялся. Смеялся долго и заразительно.

— Да, Сергей Иванович, вы настоящий правитель. И не смотря на ваш возраст, теперь понимаю, почему именно вы стали главой вашего Новоросского корпуса.

— Ну, жизнь заставила.

— Хорошо. Ваша задумка интересна. Если все сложится, то таким образом мы записываем в нашу партию и Колчака, и Эбергарда, ну и начальника Главного морского штаба, думаю, он не посмеет отказать Марии Федоровне в некой протекции.

— Уверен. Но…

Я замер на мгновение, обдумывая пришедшую мысль.

— Да, Сергей Иванович?

— Хм. А это будет очень весело. Вот что, Федор Артурович, будьте добры, срочно подберите команду охотников из проверенных и имеющих боевой опыт и, обязательно, прошедших у нас подготовку, человек так в двадцать — двадцать пять. Можно включить унтеров и офицеров.

Келлер с интересом смотрел на меня, с легкой усмешкой.

— Что-то задумали?

— Да. Было бы интересно в Одессе один из турецких миноносцев взять штурмом. Оба турка сразу обездвижим из пушек стоящей на входе нашей канонерской лодки «Донец» и подготовим к бою вторую канонерку, «Кубанец». Там вроде есть наши миноносцы. На один из них заранее посадим штурмовую группу, поставим крупнокалиберные пулеметы, чтоб подавить любое сопротивление на палубах, ну а дальше дело техники. Работать будут ваши люди с автоматами, их немного подготовят инструкторы полковника Дегтярева по работе внутри кораблей, и для массовки привлечем военных моряков, чтоб объяснили, где и что.

Келлер на несколько мгновений задумался.

— На кораблях узкие коридоры, можем потерять много людей.

Тут я снова усмехнулся.

— У нас есть специальные гранаты со слезоточивым газом. Наши бойцы будут в противогазах, ну а турки…пусть поплачут.

* * *

Капитан 1-го ранга Колчак был одновременно раздосадован и заинтригован. Ночью его поднял вестовой, с вызовом срочно прибыть в штаб флота к командующему, вице-адмиралу Эссену, что уже было очень настораживающим. Но там он тоже натолкнулся на стену удивления и непонимания — час назад пришел приказ из Главного морского штаба: капитану 1-го ранга Колчаку предписывалось максимально быстро прибыть в Петроград на прием к вице-адмиралу Русину. И все. Главное — срочно.

Поэтому еще ночью один из самых скоростных дежурных миноносцев Балтийского флота, приняв на борт Колчака, направился в Петроград.

Все это интриговало и настораживало. Александр Васильевич Колчак, несмотря на непогоду, периодически выходил на продуваемый мостик и выкуривал сигарету за сигаретой, пытаясь вспомнить какие грешки за ним водились, учитывая его неуемный характер и множество недоброжелателей, набранных на этой почве, и гадая ради чего его так срочно вызвали.

Бессонная ночь, Петроград, пересадка в авто, лично присланное вице-адмиралом Русиным (что не могло не радовать, ради наказания лично авто не присылают). Его не держали в приемной, и услужливый адъютант, явно заранее предупрежденный, быстро провел в кабинет и плотно закрыл за собой обе двери, оставив Колчака один на один с хозяином кабинета. И вот он немного помятый, с красными от недосыпа глазами стоит напротив руководителя Главного морского штаба. Дальше включаются рефлексы. Став по стойке смирно, Колчак заговорил:

— Ваше превосходительство, согласно вашего распоряжения…

Русин, до этого что-то писавший, поднял голову и взглянул на Колчака такими же красными от недосыпа и усталости глазами.

— Полно те, Александр Васильевич. Не до официоза нынче. Дело, по которому я вас вызвал, очень серьезно, неотлагательно и…. секретно. Поэтому просто присаживайтесь. Сейчас адъютант принесет кофе, ночь у вас выдалась холодная и бессонная…

Раздался стук в дверь и адъютант на маленьком подносе занес две исходящие паром чашечки с кофе, которое пахло просто умопомрачительно.

Они переместились за большой совещательный стол, сев друг напротив друга, где адъютант быстро расставив чашки, тут же испарился, опять плотно закрыв за собой двойные двери.

Пока они смаковали кофе, Колчак вообще не мог собрать мысли, просто не понимая, что вообще происходит и откуда такая доброжелательность по отношению лично к нему.

Русин все это быстро прочитал по лицу лихого и неуемного капраза.

— Гадаете, ради чего вас сюда вызвали, так срочно, Александр Васильевич? Поэтому чувствуете себя настолько неуютно?

— Ну, ваше превосходительство…

— Без чинов, для вас здесь и сейчас — Александр Иванович. Мы с вами в некотором роде тезки.

Сделав небольшой глоток, посмаковав напиток, Русин невесело усмехнулся, смотря на посетителя и заговорил.

— Все, что вы сейчас услышите, имеет самый высокий уровень секретности. Я только краешком, как-то совсем незначительно, посвящен в некие, совсем незначительные детали и то, предупрежден, что в случае утечки информации просто исчезну без суда и следствия. Так мне намекнули.

Глаза Колчака сами невольно широко расширились и брови полезли вверх — Русин был высокопоставленным адмиралом и мало кто мог с ним так разговаривать.

— Но это так к слову, чтобы вы прониклись моментом. Предварительно могу заверить ни вашей, ни моей чести ничего не угрожает, а если все получится, то…

Пауза.

— … то всем будет хорошо, так мне сказали. Вам, мне, России.

— Вот как? — наконец подал голос Колчак.

— Именно. Теперь, когда вы, Александр Васильевич, осознали с разрешения неких высокопоставленных персон я раскрою вам свою часть секретов, а вы дальше сами делайте выводы.

— Я вас, Александр Иванович, слушаю очень внимательно, и вся эта история начинает излишне интриговать, — в голосе капитана первого ранга послышался азарт воина, охотника, который шестым чувством ощутил нечто грандиозное и интересное.

Русин это понял и усмехнулся, но так по-доброму, наверно вспоминая себя в молодости.

— Хорошо. Вчера я был вызван к адмиралу Григоровичу, но по дороге меня перехватили и мягко сопроводили в другое место, убедив, что морской министр передумал со мной разговаривать, да и повод был, как оказывается, несущественный.

— Все было специально разыграно?

— Именно. И знаете, куда меня привезли, и от кого было приглашение?

— Наверно от тех персон, которые могут себе позволить безнаказанно угрожать адмиралам внесудебной расправой?

— Почти угадали. Привезли в Аничков дворец, провели через черный ход, причем так, чтоб никто не видел меня. Хотя, как оказалось, таким экзотическим способом был удостоен Высочайшей аудиенции…

— Ее Императорское Величество вдовствующая императрица Мария Федоровна? — еле выдохнул Колчак.

— Да. Там была она, и… ее Императорское Величество Императрица Всероссийская Александра Федоровна.

Капитан замер, прокручивая в голове полученную информацию — даже до них доходили слухи и про пришельцев и про то, что на этой почве нынешняя и прошлая императрицы как-то подружились и стали действовать единым фронтом, постепенно набирая силу. Про это много сплетничали, было много недовольных, но по его данным пока от этого ничего плохого не происходило — Их Императорские Величества крепко взялись за медицину, за снабжение, ну и кое-кому уже придавили хвосты. Вроде как говорили, что на них уже было несколько покушений со стороны революционеров.

— Они вас попросили именно за меня? — спросил, с трудом скрывая напряжение в голосе.

— Да, Александр Васильевич. Разговор был именно о вас. Как я понял, намечается какая-то очень секретная операция на Черном море. Уровень секретности вы уже представляете. Но… все будет проводиться силами приближенных людей вдовствующей императрицы, почему, сказали, что есть множество шпионов, как врагов, так и союзников. И мне объяснили, что и этого более чем достаточно мне знать. Поэтому от меня лично попросили три вещи, в которых я никак не мог отказать. Первое — вы уже слышали. Держать язык за зубами, причем намек более чем прозрачный. В других условиях я бы не потерпел бы такого отношения, и, если бы потребовалось, дошел бы до самого Государя Императора, но чуть позже вы и сами поймете, что сейчас лучше промолчать.

Русин замолчал, делая очередной глоток кофе.

— Это первое. А дальше? — с заметным нетерпением в голосе проговорил Колчак.

— Дальше… Дальше меня попросили написать письмо командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Эбергарду, в котором я прошу оказать любую помощь предъявителю. Я попытался воспротивиться, но, как мне сказала Мария Федоровна, у предъявителя помимо письма от главы Главного морского штаба, будут аналогичные письма от нее и от нынешней Императрицы и если понадобится, будет письмо за личной подписью Императора.

— Написали? — с легкой усмешкой спросил капраз.

— Написал. Вот оно, — и Русин протянул запечатанный конверт Колчаку, тот взяв в руки на несколько мгновений замер.

— Предъявитель буду я?

— Один из. Как я понял, вы будете конечно не один.

— Ого. Александр Иванович, во что же мы с вами вляпались?

— Слушайте дальше. Теперь относительно вас. Третья просьба — срочно вызвать капитана 1-го ранга Колчака и откомандировать в распоряжение генерала Келлера.

— Келлера? Кавалериста?

— Именно. Кавалериста, ярого монархиста, вхожего в Анечков дворец и наделенного беспрецедентным доверием монарших особ и готового по первому зову со своими абреками вырезать всех, кто посмеет косо глянуть на императорскую семью. И что, самое главное, плотно контактирующего с пришельцами. И, как мне показалось, про вас, Александр Васильевич, обе императрицы знали ну уж очень много и главное в положительном ключе. А теперь, делайте выводы. Вы человек талантливый, очень неглупый.

И с интересом уставился на своего собеседника.

Колчак поставил на стол пустую чашку и сжал губы, прокручивая все в голове и придя к определенным выводам, заговорил.

— В последнее время в распоряжении штаба Балтийского флота стало появляться много перехваченных и расшифрованных сообщений и германского и британского флотов. Ходят слухи, что это так нам помогают пришельцы, у которых есть мощные вычислительные машины, которые щелкают как орехи любые шифры.

Русин улыбнулся, чуть кивнув головой, как-бы соглашаясь.

— Меня минера, отправляют на Черноморский флот, с максимально возможными полномочиями получать любую помощь.

Он опять замолчал.

— Ожидается какая-то операция противника, скорее всего с использованием линкора «Геббен», имеющая не только военное, но и серьезное политическое значение. Информацию, скорее всего очень подробную, раз вызвали меня, минера, предоставили пришельцы, но они по каким-то своим причинам опять не хотят открыто вмешиваться. Мария Федоровна хочет все сделать руками своих сторонников, доверенных людей в армии, чтоб в случае удачи поднять престиж императорской фамилии, а в случае неудачи…

Русин опять улыбнулся, откинувшись на спинку стула с видом победителя.

— Вы очень талантливый и умный человек, Александр Васильевич и у вас большое будущее, раз лично за вас просили обе императрицы. Я наслышан про ваши конфликты, но и прекрасно понимаю, почему Эссен вам все прощает. Как ни странно я пришел к таким же выводам. Поэтому, от себя подготовил несколько дополнительных действий, чтоб и вас прикрыть и в случае неудачи не поставить под удар их Императорских Величеств. Так что с сегодняшнего дня официально вы находитесь в некоторой опале, в которую попали из-за ваших постоянных конфликтов с контр-адмиралом Кербером и отправляетесь в командировку в Мурман на время официального разбирательства.

Колчаку это не понравилось, и он скривился.

— Александр Васильевич, не волнуйтесь. Ваша честь и репутация не пострадают. По возвращению я лично вас помирю с контр-адмиралом Кербером и скажу, что все это было инспирировано общими недоброжелателями. Ну а вы, действуйте. Там в приемной вас уже ждет человек генерала Келлера, который организует ваш незаметный переезд на базу пришельцев — мне так кажется.

И сделав паузу, слишком долгую и многозначительную, он, как бы смотря в никуда, проговорил:

— Думаю, в ближайшее время, я вас буду поздравлять с адмиральскими погонами, Александр Васильевич.

И Русин усмехнулся, протягивая руку капитану 1-го ранга Колчаку, прекрасно понимая, что возможно этот неугомонный сорвиголова скоро взлетит так высоко, что дружбой с ним можно будет только гордиться, а он, уже, мягко говоря, староват для всех этих политических игрищ.

Все что происходило позже, Колчак воспринимал как невольный пассивный зритель — дальше его буквально вели, как на поводке, какие-то серые, неприметные люди, переодевали в гражданскую одежду и пересаживали с авто на авто. В результате множества таких немного напрягающих и раздражающих манипуляций, он до конечного пункта путешествия уже добирался в кузове мощного грузовика, явно принадлежащего пришельцам, спрятавшись среди каких-то ящиков и мешков. В любой другой ситуации, Александр Васильевич, имеющий очень пытливый ум, заинтересовался б техническим гением другого мира, но сейчас он был слишком на взводе. Единственное, что он отметил, еще во время посадки, это высоту, большие размеры и когда машина тронулась, мощный, стабильный, если можно так сказать, деловитый, рык двигателя. Но сейчас Колчак был далек от подобных мыслей. Его, несмотря на все самообладание, буквально трясло от нетерпения, прекрасно осознавая, что такие меры безопасности и секретности неспроста, и в самое ближайшее время будет допущен до ТАЙНЫ, которой владеют только избранные в этом мире.

Натужный рев двигателя изменился, и машина явно стала сбрасывать скорость. Несколько раз подпрыгнув на ямах она остановилась и за бортом послышались команды, хлопанье дверями и какое-то монотонное гудение, сопровождаемое скрипом, вроде как открываемых ворот.

Машина опять рыкнула двигателем, проехала метров двадцать и снова замерла, и сзади опять послышалось гудение и скрип. Когда, как ему показалось, ворота закрылись, в кузов кто-то залез и крикнул:

— Господин капитан первого ранга, можете выходить.

Колчак долго не заставил себя ждать, и с некоторым трудом выбрался из плена мешков и ящиков, тут же ловко, все-таки военный моряк и привык бегать по трапам в сильную качку, спрыгнул вниз, прямо к ногам встречающих его людей.

Их было двое, но при этом они разительно отличались. Первый, обычный сухопутный капитан со знаками различия артиллерии, из кадровых, типичный русак, сразу же представившийся капитаном Марченко. Судя по шраму, легкой хромоте и особому взгляду воина, только вышедшего из боя, который, сам повоевавший в Порт-Артуре Колчак, ни с чем не мог спутать. Капитан явно только с фронта и точно успел хлебнуть немало.

А вот его напарник… Тут без вариантов пришелец. Необычная пятнистая форма со множеством карманов, состоящая из свободных брюк, заправленных в высокие шнурованные ботинки, куртка, тоже явно не сковывающая движений, широкий ремень защитного цвета, на котором и открытая кобура, как у ковбоев, закрепленная на бедре. Как опытный воин Колчак сразу стал искать знаки различия и на пятнистых хлястиках, которые, видимо, заменявшим пришельцам погоны, с трудом рассмотрел три большие, закрашенные зеленой краской, в тон форме, звезды, которые указывали, что перед ним стоит старший офицер. На голове у головореза был надет черный берет с кокардой, лихо сдвинутый набок и картину завершала тельняшка с черными полосами. Причем, судя по тому, как были тщательно отглажены отвороты куртки для демонстрирования тельняшки, точно так, как это делалось на флоте, говорило о том, что второй встречающий имеет непосредственное отношение к морякам. Но обычный цвет полос тельняшки синий, а у него полосы черные.

Пришелец тоже с нескрываемым интересом рассматривал Колчака и что-то осознав, усмехнулся и тихо так пробормотал что-то вроде: «Ну, Серега, блин, удружил, он что, все Белое движение будет подтягивать?». И тут же проследив, как гость рассматривает его и особенно его тельняшку, тут же прокомментировал:

— Черная тельняшка — это морская пехота.

Опять открытая улыбка, хотя Колчак сразу ощутил в этом крепком офицере еще того волчару. Тот не теряя времени, сразу представился, чтобы оставаться в рамках приличия.

— Полковник Дегтеряв, начальник отдела специальных операций разведуправления Новоросского Экспедиционного корпуса, ну а кто вы, Александр Васильевич, представлять не надо. Вы у нас легенда…

Последняя фраза Колчака насторожила и обескуражила, но уточнить ему не позволили. Как-то быстро скомкав разговор, его вывели из специальной площадки, где такие же пятнистые воины с необычными карабинами, досматривали машину с помощью специальных зеркал, закрепленных на палки, и провели в небольшой гостевой домик, где позволили привести себя в порядок. Все, что он здесь видел, было чуждо, но при этом функционально, но так без особых чудес: электрический свет, водопровод, ватерклозет. Конечно, все выполнено из неизвестных материалов и имело необычный вид, да и общая композиция приборов и отделка помещения буквально кричали о другом культурном уровне. Затем, после того как он переоделся в свою форму и освежился, его снова провели, но уже в другой домик, в просторную комнату с несколькими глубокими кожаными креслами, и невысоким журнальным столиком, на котором в вазочках лежало печенье и рядом стоящим блюдцем с тонко нарезанным лимоном.

Сидевший в одном их кресел, видный пожилой генерал с густыми седыми усами, озабоченно изучал какие-то бумаги и тут же делал пометки карандашом. Когда в комнату зашли люди, он поднял голову и, рассмотрев входящих, очень легко, несмотря на возраст и габариты вскочил на ноги и сделал шаг навстречу. Колчак, сразу же узнавший легендарного генерала Келлера, сам уже автоматически щелкнул каблуками, приняв строевой вид, и начал что-то говорить, что положено в такой обстановке перед старшим по званию, но тот только усмехнулся и несказанно удивил капраза:

— Ну что вы, Александр Васильевич, не стоит, без чинов, тем более нам с вами бок о бок многое предстоит сделать для сохранения нашей родины, да и наши друзья из другого мира к такому ярко выраженному демонстративному чинопочитанию относятся намного проще.

И повернулся к полковнику Дегтяреву, который как по волшебству беззвучно появился сбоку от Колчака. Генерал с легкой усмешкой посмотрел на него, как бы вопрошая о причинах такого святотатства, но тот нисколько не стушевался, и опять, выдав свою фирменную улыбку, ответил.

— Точность и дальность нарезного ручного огнестрельного оружия будет только возрастать. О чем, кстати, говорят результаты англо-бурской войны, где буры с высокой точностью отстреливали пачками англичан в красных, видных издали мундирах. Поэтому они со временем и стали переодеваться в полевую форму цвета хаки, чтоб труднее было обнаружить и прицелиться. Потом появится класс высокоточных стрелков «снайперы», которые со специально оборудованными оптическими прицелами винтовками будут прятаться на нейтральной полосе, поближе к позициям противника и отстреливать пулеметчиков, артиллеристов и, что главное, офицеров, без которых солдаты становятся всего лишь вооруженной толпой. В окопах, со временем, офицеры прекратят носить красочные погоны, фуражки, портупеи, все, что может помочь снайперу опознать старшего среди нижних чинов. Ну и последнее, что будет выдавать, это отдание чести, вытягивание по стойке смирно и так далее. Поэтому жить захочешь, избавишься от много привычного вам в обычной жизни.

Колчак на мгновение замер, оглядев еще раз Дегтярева, вспомнив, чем же он отличается от тех же бойцов, что охраняют территорию и досматривали машину, и теперь ему стало понятно, почему пришельцы носят такую свободную одинаковую и для старших офицеров и для нижних чинов форму. Опыт, мудрость.

Дегтярев сделал несколько шагов к большому черному плоскому прямоугольнику, который стоял на тумбочке так, чтоб его было видно со всех кресел.

Достал из кармана что-то вроде маленько свистка, куда-то вставил, взял со стола вытянутый черный пенал со множеством кнопок и направив в сторону черного прямоугольника нажал кнопку и тот сразу же засветился, как экран синематографа.

Пока там проходили какие-то действия, полковник-пришелец кивнул в сторону большого черного квадратного устройства, стоящего на отдельной тумбочке:

— Федор Артурович, вы уже знаете, как пользоваться кофейным аппаратом.

Генерал кивнул, с интересом наблюдая за Дегтяревым и, как понял Колчак, этот экран для него не был новинкой.

— Поможете Александру Васильевичу освоиться в этом деле. Он всю ночь не спал, Русин его выдернул прямо с кровати и хороший кофе ему не помешает.

Сделав паузу, Дегтярев продолжил, и к удивлению и Келлера и Колчака это уже был не тот улыбчивый простоватый рубаха-парень, роль которого он играл до этого момента, теперь он говорил жестко, коротко, четко демонстрируя, что погоны полковника морской пехоты он носит абсолютно заслуженно.

— Так получилось, что генерал Оргулов задерживается часа на два. У вас, как раз будет время и пообщаться, раз дальше вам работать вместе, ну и посмотреть один фильм, который, я уверен, будет интересен и вам, Федор Артурович, ну и особенно вам, Александр Васильевич. Надеюсь, он откроет глаза, даст пояснения и ответы на многие вопросы, которые, несомненно, вам не дают покоя последние несколько часов. Господин генерал посвящен практически во все, а вам… ну скажем так, долго объяснять, времени мало, а в такой форме будет весьма доступно все разъяснено. И…

Полковник сделал пару шагов к небольшому шкафчику, открыв дверцу, достал оттуда бутылку коньяка и несколько рюмок, все это поставил на журнальный столик и, глянув в глаза Колчаку, который уже начал о многом догадываться, продолжил:

— Думаю, коньяк вам понадобится. Мы воины, а не девицы, чтоб успокаиваться таблетками и не нижние чины, чтоб хлестать водку.

Он нажал на пульте несколько кнопок, передал его Колчаку.

— Если захотите выйти, можно просмотр поставить на паузу, вот так вот, направив вот эту стекляшку на экран и нажав вот эту кнопку. Чтоб запустить снова, нажмете кнопку повторно.

Нажав кнопку, запуская фильм, Дегтярев передал пульт Колчаку и вышел. А оставшиеся в комнате люди с интересом смотрели, как на экране появилось название картины: «Адмирал».

* * *

Я вышел из портала на нашей базе в мире 1914-го года, специально спрятанном от лишних глаз в большом ангаре, где сразу попал в дружеские объятья Дегтярева. Этот ухарь не то что бы от скуки, а так, для отдыха, взялся окучивать генерала Келлера и обрабатывать пока еще капраза Колчака, которого мы, как одного из лучших морских минеров России, решили привлечь к операции на Черном море. Ну, и, конечно, как матерого монархиста было бы вообще неплохо его привлечь к нашим махинациям на постоянной основе. Дядька резкий, волевой, рассусоливать не будет, а после нашей обработки, думаю, станет максимально мотивированным для дальнейшей плодотворной совместной деятельности. В тандеме с Келлером они будут весьма мощной и колоритной ударной силой.

Поэтому бодро поздоровавшись и выслушав весь перечень военно-морского юмора относительно скороспелых генералов и их личных гаремов, мы вышли из ангара и присели в отдельной беседке, которая тут играла роль курилки. Один из бойцов Дегтярев стал невдалеке, давая понять всем проходящим, что серьезным дядям надо пошептаться.

— Ну что, как героям Гражданской войны фильм заходит?

То, что Олежек будет наблюдать за этой парочкой, ни секунды не сомневался, тем более в переговорной комнате была установлена скрытая камера с микрофоном.

— Ну как, коньяк на чувствах уже весь выдули, я им с камбуза туда мясной нарезки послал, чтоб подзакусили и совсем не окосели, но дядьки матерые им одна бутыль на двоих, что минералка на жаре.

— Еще за бутылкой посылали?

— Нет. Фильм очень интересный. Келлер то все больше по документам, отчетам и воспоминаниям и Первую мировую и Гражданскую изучал, а тут так красочно, доступно, в цвете и так реалистично, вот он еще больше проникся.

— А диктатор?

— Его колбасит жестко. Несколько раз ставил на паузу, выбегал на улицу, стоял, курил. Он то сразу понял про кого фильм. И по времени, с Тимериевой еще даже и не встречался, а тут ему такую историю любви выкатили на фоне развала Империи. В общем, чуть поддавить, подкинуть еще подтверждающих документов и мужик наш с потрохами. После всего увиденного, как проспится, думаю, порвет турок и германцев, как тузик грелку, имея на руках полный расклад по «Севастопольской побудке». Ему нужно будет отвлечься…

— Ага, а тут еще вы, бравые морпехи, боевые пловцы со спецоборудованием. Он же уцепится, поняв какие перед ним открываются перспективы. Ага, а мы из него тут героя раньше времени слепим, будет старперов под шпицем гонять под присмотром Марии Федоровны.

— Ну а что. Персонаж вполне неплохой. Такие как раз и нужны в переходные периоды и во время всяких смут.

— Ну что, они фильм досмотрели?

— Минут пять назад, сидят грустные, обсуждают.

— Не окосели от спиртного?

— Нет, так, легкая эйфория, да под кофе. Как раз то самое состояние, когда можно серьезно, но без надломов договариваться.

— Ну, дадим еще минут десять и пойдем додавливать. У нас тоже времени не много. Кстати, что там с подготовкой абордажной команды? Мы с тобой лоханулись, надо было раньше на морячков выходить и из них формировать отряды, чтоб боролись с агитаторами на кораблях.

— Да нормально все идет. Люди все с опытом, вооружили ППСами, РГД-шками ну и на закуску обучаем пользоваться светошумовыми и слезоточивыми гранатами. Противогазами оснастили. Пусть там турок и немцев в узких коридорах погоняют.

— Что по твоему основному направлению? Твоим людям придется подрывать турецкие корабли в Феодосии и в Новороссийске. Оборудование, средства доставки подготовили?

Олег мгновенно поменялся и сразу стал напоминать готового к прыжку кошака.

— То что касается работы в воде, все готово, по протоколу доставки на место, тут нам с тобой мозговать придется. Как-бы на каждый объект не пришлось бы по маяку ставить, чтоб сразу в портал уйти.

— Сам понимаешь, не получится. Я поэтому страшную бумагу для Эбергарда беру, чтоб он под ваши нужды скоростные миноносцы выделил, а ты, покопайся, что в Севастополе сейчас есть и кого можно привлечь. Может какую-нибудь гражданскую посудину привлечь, чтоб не привлекать внимание, а команды просто на переодетых матросов с ЧФ поменяем. Станете в сторонке, с нее спустите оборудование, взорвете супостата, ну и так же обратно.

— Да уже сам пришел к таким выводам. Но это на в Севастополе нужно будет решать с местной разведкой и сам понимаешь, как оно будет все выглядеть.

— Понимаю. Но и ты не мальчик из песочницы и если надо всех там нагнешь.

Дегтярев усмехнулся.

— Нагну.

— Ну вот и ладушки, пошли договариваться с народом и будем уже действовать. Времени и так мало, еще не хватало над Черным морем вертушки гонять, тогда точно раньше времени спалимся.

Глава 2

Глава 2 (новая)

Дав людям посидеть еще десять минут, мы с Олегом Дегтяревым постучавшись, вошли в комнату для переговоров, где застали интересную, красочную картину, которую не передаст никакая видеокамера. Мрачный Колчак, с застывшим на лице выражением жесткости и одновременно растерянности, отрешенно выслушивал монолог Келлера, у которого от волнения и скорее всего от выпитого раскраснелось лицо. Пустые чашки из-под кофе на журнальном столике, соседствовали с пустой бутылкой коньяка, рюмками и опустошенными тарелками.

Разговор явно был серьезный и эмоциональный — воинам нужно было спустить пар и выработать объективную картину мира, на основании только что полученной информации. Это, конечно, в основном касалось только Колчака, Келлер то давно уже был в теме и в данной ситуации для нас выполнял функцию авторитетного проводника-посредника в тайну мира будущего, как мы в свое время по отношению к нему использовали вдовствующую императрицу Марию Федоровну, а по отношению к ней, Великую княгиню Ольгу.

На экране жидкокристаллического телевизора замер последний кадр фильма с титрами, но это было как бы последним штришком, завершающим картинку гнетущей атмосферы в этой комнате.

Я сделал шаг вперед и сразу поприветствовалКеллера, как самого старшего из присутствующих.

— Здравствуйте, Федор Артурович.

Генерал-кавалерист не смотря ни на возраст, ни на внушительные габариты, ловко вскочил и сделал энергичный шаг навстречу и мы, как старые друзья, что почти было правдой, пожали друг другу руки.

Я тут же повернулся к так же вскочившему Колчаку, который прекрасно понял, кто пришел и готовился к серьезному разговору, с интересом разглядывая мои знаки различия и особенно зеленые генеральские звезды у меня на погонах.

— Здравствуйте, Александр Васильевич. Позвольте представиться. Генерал-майор Оргулов, Сергей Иванович, командующий Новоросским Экспедиционным Корпусом.

Колчак еще больше вытянулся, и жестко смотря мне в глаза, вполне серьезно и с достоинством ответил.

— Рад вас видеть, Ваше превосходительство, для меня большая честь быть вам представленным.

— Спасибо, Александр Васильевич. Давайте по имени-отчеству, без чинов, как говорят у вас. А про наши более простые нравы, вы наверно уже наслышаны.

Он кивнул в знак согласия, а я продолжил.

— Давайте присядем и обговорим, скажем так, дальнейшие перспективы нашего с вами сотрудничества.

Быстро и чинно рассевшись по креслам, два которых немного сдвинули, чтоб сидеть как бы друг против друга, и я снова заговорил, как самый главный в этой комнате.

— Александр Васильевич, у вас накопились вопросы и, учитывая ваш пытливый ум, вы уже для себя наверняка сделали какие-то выводы. Было бы интересно выслушать ваши соображения.

Колчак горько усмехнулся.

— Нет никакого другого мира. Вы из будущего, наши потомки. Правильно?

— Абсолютно верно — мы ваши прямые потомки. Такие же русские офицеры, как и вы. Только из двадцать первого века, нас с вами разделяет чуть больше чем сто лет.

— А зачем тогда эти истории про другой мир?

— Ну а вы подумайте? Для любого человека из вашего времени мы как оракулы, ходячие, доступные. Задергают вопросами о будущем, о потомках, о судьбе, начнут охотиться на наших людей, похищать, интересоваться, допустим, где зарыты клады, как будут вести себя акции на биржах. Это так, самое простое, что приходит на ум. А в стратегическом плане наши с вами извечные противники, которые сейчас называются «союзниками», будут действовать несколько иначе, зная, что на нашей стороне присутствует эффект послезнания. И это особенно, учитывая, какие события происходят сейчас и тем более в ближайшие несколько лет. Вы как человек с техническим складом ума и, что главное, боевой офицер, должны понимать это как ни кто другой.

Я краем глаза наблюдал за Келлером. С ним было намного проще — сказали про будущее, про предательство и Большую Смуту, поглотившую Россию и дали направление движения. Он, не раздумывая, пошел, четко примериваясь кому и как, в каком порядке открутить голову. А вот Колчак был иной, тут нужно быть осторожным, не зря же он, в свое время, получил адмиральские погоны раньше времени, перескочив сразу две ступеньки ну и, конечно, умудрился стать диктатором, тут нужно обладать и зачатками политика. И Александр Васильевич меня не разочаровал. Он кивнул в знак согласия.

— Да, вполне, логично.

— Теперь по вам лично. Догадываетесь, почему привлекли именно вас?

Он смотрел очень пристально мне в глаза, сейчас для него, после всего произошедшего за последние сутки. И он, и я понимали, что сейчас будет задан очень важный для него вопрос, очень важный.

— Этот фильм… Это ведь про меня, про мою судьбу?

— Совершенно верно. Кое-что подправлено, конечно, так сказать, для литературного сюжета, но, в общем, это однозначно про вас, ну и параллельно показана трагедия России. Первая мировая война, как она значится у нас в истории, падение династии, развал государственности, две революции, Гражданская война. Теперь, надеюсь, вы сами ответите, почему мы привлекли вас, Федора Артуровича, вдовствующую и действующих императриц.

Колчак опустил голову, скривился.

— Судя по тому, что писалось в газетах, про ваши резкие и откровенные высказывания, вы хотите вывести Россию из войны и тем самым предотвратить Смуту.

— Если просто, то да. Если более развернуто, и если быть по-настоящему честным и откровенным, то скажем так: я и мои соратники испытываем не просто пренебрежение, а просто презрение к нынешнему императору.

«Опа!». Колчак сразу поднял голову, и на лице выразилось удивление, да и Келлер замер. Ну а я продолжил давить.

— Нынешнему императору не хватило силы воли ни биться до конца за свою страну, ни, тем более, за свою семью. Он довел процветающую империю, доставшуюся от отца до революции, позволив втянуть Россию в абсолютно ненужную ей кровопролитную войну за абсолютно чужие интересы. И все закончилось казнью его, его жены и детей в подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге, куда они пошли как ягнята на бойню, даже не попытавшись что-то предпринять. А сколько людей полегло на полях сражений? А сколько от эпидемий умерло, а сколько полегло во время Гражданской войны, когда в прямом смысле шли брат на брата?

Коллективный запад, как у нас называется все это шакалье, что постоянно кусает Россию, отрывает от государства куски и тут же их превращая в антирусские анклавы. Простой пример: Польша и Финляндия станут отдельными государствами, где по факту сразу вырежут все русское население, и эти страну всегда будут участвовать во всех антироссийских союзах. Вы ради интереса ознакомьтесь, что стало с семьями русских офицеров в Гельсинфорсе, после того как оттуда ушел Балтийский флот. В этом веке мы воевали и с Польшей и с Финляндией, причем кроваво, жестко, с большими потерями. И то, что они творили с нашими пленными и с захваченным мирным населением заслуживает отдельного разговора. И поверьте, МЫ это не забыли и чуть позже постараемся, скажем так, кардинально и, главное, навсегда устранить эту головную боль для России.

Келлер был немного удивлен от прямоты моих слов, но не шокирован. Мы с ним частенько говорили на эти темы, и он прекрасно знал мою позицию. Да он и сам, уже давно проштудировав причины развала Российской Империи, пришел к подобным выводам, только как генерал старой закалки, все держал при себе ни словом, ни делом не дискредитируя правящую династию.

— А сколько светлых голов покинуло Россию в иммиграцию и разбрелось по миру после начала Смуты? Например, тот же Сикорский. Он сейчас изобретает аэропланы, а после революции иммигрировал в Североамериканские Штаты и фактически поднял у них авиапромышленность и первые вертолеты американцам сделал именно русский иммигрант. Это только один пример. Кстати, если хотите, в окружении Марии Федоровны появился некий человек, генерал Беляев. Так вот, это человек из будущего, из 1942-го года. Он прошел всю эту войну, потом Гражданскую, иммигрировал в Южную Америку, осел в Парагвае, собрал там множество таких же потерявших родину русских людей. Имея большой боевой опыт, фактически с нуля организовал там армию, которая сумела отразить мощное нападение со стороны соседей, у которых, кстати, командовали германские офицеры. У парагвайцев Беляев легендарная личность, вот его, уже старого, но как прямого свидетеля всех перечисленных событий и реально желающего предотвратить Смуту, мы переместили в ваш мир. Поговорите с ним. Вон, Федор Артурович с ним столько времени провел, выясняя подробности и неприглядные роли многих генералов и политиков…

Колчак горько усмехнулся, хотя в глазах уже горел огонек хищника, который готовится к бою, увидев жертву.

— Ваши выводы, Александр Васильевич?

— Ну, судя по случайной оговорке Олега Владимировича, или неслучайной…

Он усмехнулся, уже более спокойно и даже иронично, глянув на Дегтярева, который состроил демонстративно невинное лицо, что вызвало смешки и разрядило атмосферу в комнате.

— … про лидеров Белого движения, вы собираете вокруг себя ярых монархистов, лидеров, способных повести за собой людей. Если б на вашей стороне не было бы их Императорских Величеств Марии Федоровны и, что удивительно, Александры Федоровны, я бы подумал, что готовится государственный переворот со сменой императора. А так…

— Ну-ну, интересны ваши выводы, — тут уже и я улыбался.

— Вы в первую очередь обратились к ним как к женщинам, и, скорее всего, показали, что ждет их, и что особенно их детей и единственный вариант спасти жизнь и удержать трон, это предотвратить Смуту, а для этого нужно выйти из войны. Умно, очень умно. Но ответьте на самый главный вопрос, зачем вам, потомков победивших революционеров все это нужно? Не похожи вы на добрых самаритян.

— Зачем? Ну что ж, этот вопрос нам задают часто. Как вы, господа, насчет того, чтобы посмотреть мир будущего?

* * *

Хм, все повторяется и опять немного в каком-то гротескном виде. Мы снова въезжаем так знакомый и так любимый Севастополь. Вот только сейчас это не выжженный прямым ядерным ударом город из моего мира, не израненный осадой, многочисленными бомбежками и артиллерийскими обстрелами город 1941-го года. Нет, это Севастополь образца 1914-го года. Вот как. Я тут учился, служил, и все равно каждый раз получал неописуемое удовольствие, возвращаясь в него после долгого отсутствия…

У нас оставалось в запасе еще четыре дня, до операции «Севастопольская побудка» и, чтоб не терять время начали действовать. Естественно пользоваться местным железнодорожным транспортом мы не стали. Тут было слишком много неприятныхмоментов: и нерегулярность, из-за постоянного прохождения на фронт военных эшелонов, а соответственно с заменами паровозов в дороге могли бы возникнуть проблемы. Генерал Келлер конечно фигура знаковая, известная, но не настолько, чтоб ему везде безоговорочно давали зеленый свет. Хотя можно было бы помахать серьезными бумагами-бегунками с подписью Николая II. Императора все-таки Александра Федоровна додавила и он, ознакомившись с тем, какой сюрприз ожидает Черноморский флот в ближайшее время, просто махнул рукой, когда узнал, что все давно распланировано и проработано и всю операцию по противодействию будут проводить личные головорезы-келлеровцы Марии Федоровны в контакте с избранными моряками.

Но светиться, размахивая такими бумагами на каждой станции, ну это вообще не наш метод, операция то строго секретная, пусть такой и остается. Мы пошли своим обычным путем.

ФСБ-шный вертолетчик, старлей Жепня Евсеенко, после полетов в мире 1914-го года бил копытом от нетерпения, от желания продолжить свои полеты. А после того как наши вояки откуда-то достали работоспособный российский К-226, когда-то купленный для нужд Министерства обороны РФ, Женя на время, необходимое для приведения машины в надлежащий вид, затих, а сейчас был готов к великим свершениям. Для выполнения задания вертолет оснастили дополнительными баками и загрузили в него резервный пространственно-временной маяк, по которому мы должны были переместиться в Крым 1914-го года.

Маяк, который обслуживал наш продуктовый поток в Киеве, погрузили в неприметный грузовичок, вывезли подальше от города и поздно вечером установили на пустоши, подальше от всех населенных пунктов. В темноте, открыв по маяку портал, на специальной платформе выкатили вертолет в мир 1914-го года. Женя Евсеенко еще раз осмотрел все узлы, запустил движки, прогрел систему, раскрутил лопасти, и, аккуратно подняв машину над землей, скрылся в темном небе, взяв курс на Севастополь.

За отведенное время пока Евсеенко возился с вертолетом и летел в Крым, мы показывали Келлеру и Колчаку мир будущего. Поездка по замороженному и мертвому городу будущего, конечно, произвела гнетущее впечатление на гостей. Многоэтажные здания с пустыми оконными проемами, многочисленные остовы сгоревших машин и главное, черный снег. Жуткое зрелище.

Для закрепления эффекта, переодев гостей, мы их сводили в мир 1942-го года. Ну, там менее красочно, чем в нашем мире, но все равно тоже пробирало. Они побывали в Ленинграде, где все еще оставался один из маяков, с помощью которого мы настроили портал и снабжали город продуктами и вывозили люде. Город, с которого только-только сняли блокаду, тоже производил неизгладимое впечатление. И Келлер и Колчак только недавно покинули Петроград 1914-го года и могли вполне объективно сравнивать. Посмотрев на последствия, они прониклись, реально прониклись, ощущая всю историческую трагедию нашей Родины.

Ну и пока было время, до выхода в мир 1914-го года в Крым, выделил им отдельное помещение в специальном ангаре, нагрузил их фильмами, историческими материалами, выписками из различного рода картотек и по участникам, как Белого, так и Красного движения. Особый акцент делался предательство «союзников» и на откровенную политику двойных стандартов.

Ну, сутки они провели очень плодотворно. Келлер как и раньше прорабатывал опыт армейских операций по глубоким прорывам и рейдам по тылам противника конно-механизированных соединений, а чуть позже переключился и на десантные операции и в частности использование вертолетов для тактических десантов. Это был его стиль — волевые скоростные маневры, удары, налеты. Натиск, скорость, неожиданность, и тут наши технические возможности давали ему широкое поле деятельности.

А вот Колчак, конечно, помимо военно-политической истории России и Советского Союза, интенсивно впитывал все, что можно было накопать по военно-морским силам. История кораблей и вооружения, практика применения, сильные, слабые стороны, операции, командный состав, развитие, новые средства и то, что мы можем ему предоставить для использования в мире 1914-го года. Особенно его интересовали его операции на Балтике, где он раскрылся как высококлассный специалист по минному делу. Но сейчас для него был первый экзамен, на право работать в нашей команде — полное изменение результатов операции «Севастопольская побудка», и Александр Васильевич это прекрасно понимал. Поэтому все возможные нюансы операции он прорабатывал очень тщательно и тут они с Дегтяревым, который тоже увлекся процессом, спелись как два брата близнеца. Я так, фактически через плечо заглядывал в их наработки и тихо посмеивался. Мне тоже хотелось поучаствовать, но тут практически все встали на дыбы, и пришлось согласиться с ролью руководителя операции, но не более того. Даже пальнуть из ПТУРа во вражеский миноносец мне не позволяли, вот где обида, но ничего придется соответствовать образу бравого генерала-победителя.

А Колчак, получив полный карт-бланш, естественно при условии соблюдения условий операции прикрытия, разошелся не на шутку. По совету нашего неуемного земноводного полковника Колчак запросил и средства связи, для оперативного управления миноносцами, подводными лодками и артиллерией, и вполне доступные гражданские радары для яхт и катеров, которые в этом времени будут прямо чудом чудесным для разведки. Поставив те же килловатные «Гармины» или «Реймарины», можно заглядывать за горизонт миль на сорок, что для местного технического уровня реально запредельные расстояния для обнаружения надводных объектов.

Когда Женя Евсеенко долетел до Крыма, мы уже были готовы. Он приземлился еще в темноте, пользуясь прибором ночного видения, недалеко от проселочной дороги, в районе Бахчисарая, по которой можно было спуститься на автомобилях на наезженный тракт, и потом уже вполне спокойно доехать до Севастополя. На ту сторону сразу вышла группа охраны, как это у нас принято при первом открытии портала на незнакомой местности, и убедившись что все спокойно, запустили пару беспилотников с тепловизорами, осматривать прилегающую территорию. И уже после того как от них было получено добро, уже пошли и мы выход.

То, что касается местного автотранспорта, мы уже давно неплохо подготовились. Еще в Петрограде ребята Дегтярева увели новенький легковой Benz, принадлежащий какому-то еврею-банкиру, попавшему в наше поле зрения в связи с попытками саботажа поставок хлеба НЭК. С банкиром то разобрались, нарисовав во лбу третий глаз люгеровского калибра, чтоб другим неповадно было, и машину отдавать не стали, заранее озаботившись созданием местного автопарка, не все же время раскатывать на бронированных «Тиграх» и на бронетранспортерах.

Чудо немецкого автопрома разобрали, перемерили, и сделали две точные копии уже на нашей технологической базе. Мощная рама, с укрепленным передним бампером, способным при необходимости в некоторой степени сносить препятствия, новый мощный движок из нашего времени, ну и вся внешняя декорированная оснастка была из пуленепробиваемых броневых листов. В общем, в случае огневого контакта с использованием только местного стрелкового оружия, эти машины по факту защиты ничем не отличались от разрабатываемых броневиков, только это было большим секретом. Ну а в качестве грузовиков мы использовали два трофейных немецких Opel Blitz, которые еще в памятном 1941-году тогда еще целый капитан НКВД Зимин поназахватывал у немцев и как хомяк утянул в свое время. Вот мы парочку так же переработали и решили использовать — все равно в этом времени столько различных производителей, что среднестатистический человек просто не сможетопределить чуждость этого транспорта этому временному периоду.

Раним утром, недалеко от Бахчисарая по проселочной дороге медленно продвигалась весьма примечательная автомобильная колонна. Впереди ехали два легковых германских автомобиля Benz, с опущенными крышами, причем было видно, что и за рулем и в салоне находятся какие-то военные. За ними двигались два грузовика, тоже явно германской конструкции, но нигде до этого не виданные.

Да, грузовики тоже были нужны — с собой мы взяли десяток уже прошедших нашу подготовку головорезов Келлера, ну и присутствовали наши бойцы, который, в принципе занимались и моей личной охраной и присматривали за пространственно-временным маяком, который был погружен в один из кузовов. Говорить не стоит, что все были одеты в местные гимнастерки, со знаками различия и простых рядовых и унтер-офицеров и вооружены местными короткими карабинами Мосина, хотя у всех в ногах, просто прикрытые вещами лежали автоматы, пулеметы и гранатометы, на случай непредвиденной ситуации.

Причем четверо бойцов из нашей группы были подчиненными Дегтярева, который, кстати, ехал во втором Benz-е и изображал из себя какого-то морского инженера, нацепив интеллигентскую бородку и водрузив на нос пенсне в стиле аля-Чехов. Естественно образ дополнял саквояж, а вот его содержимое было очень интересным — автомат, запасные магазины, гранаты. С ним же в машине находился генерал Келлер, по нашему плану одетый в гражданский костюм, чтоб хоть раньше времени не привлекать внимание.

Я тоже не сильно старался выделяться, и был наряжен в обычную военно-морскую форму с красными погонами с привычным одним просветом и двумя маленькими звездочками — «летеха». Хотя, здесь в таком виде это называлось подпоручик по адмиралтейству, что у кадровых моряков, у самой белой кости в штабе Эбергарда, должно вызвать пренебрежение и полное отсутствие интереса.

И пока мы спокойно и размеренно двигались, высоко в небе, так чтоб не привлекать особого внимания, висел беспилотник с тепловизором, который не только разведывал дорогу, но и присматривал на предмет засад и вообще ненужных встреч. Тем более по каналам местной контрразведки не раз проходила информация, что с началом войны, подзуживаемые османами, у крымских татар опять начались волнения, и нападение на одинокого путника или даже машину, вполне возможно. И, кстати, сделали это не зря, двух наблюдателей срисовали на высоком холме, но пока не было прямой угрозы, выпадать из образа мы не стали. Рано еще, а придет время, и тут порядок наведем — подготовка местных кадров по контрпартизанской тактике тоже входила в наши планы.

Уже на подъезде к городу Benz с Келлером и грузовик с его охраной на время остановились в перелеске, в ожидании радиосигнала, чтоб потом торжественно въехать в город, ну а мы на второй легковушке и грузовике с пространственно-временным маяком двинулись дальше.

Ближе к обеду мы добрались до окрестностей Севастополя и, как ни странно без особых проблем и формальностей въехали в город. Ну реально, город стратегического значения, причем во время войны, а уровень охраны вообще никакой. Только простенький стационарный пост из пары матросов и мичмана, которые, увидев машины и «капразовские» погоны Колчака, сразу пропустили без разговоров, еще по моей просьбе и объяснили водителю, как проехать к штабу Черноморского флота.

Пока ехали по Севастополю, я с огромным интересом крутил головой, пытаясь узнать знакомые места, и чаще всего мог делать привязку только по ландшафту, а не стоящим зданиям. Город был фактически полностью перестроен после Великой Отечественной войны, когда во время осады и его последующего освобождения в 1944-году весь жилой фонд был полностью уничтожен.

Подъехав к штабу флота, где наши машины вызвали некий ажиотаж, мы выстроились колонной, выставив часовых возле грузовика. После короткого совещания мы, втроем, я, Колчак и Санька Артемьев, отвечающий за мою личную безопасность, одетый в форму морского мичмана по адмиралтейству, по широким ступеням двинулись в само здание, где на входе стоял матрос вооруженный обычной с винтовкой с примкнутым штыком.

И тут нас долго не мурыжили, хотя мы удосужились многих подозрительных взглядов, хотя Колчак, в привычной ему манере, быстро выловил в коридоре какого-то штабника и заставил провести в приемную командующего флота. Ну а вот там сразу начались неприятности с адъютантом.

Колчак сразу представился, да и мы с Санькой тоже, я подпоручиком по адмиралтейству Зиминым, а Артемьев мичманом по адмиралтейству, за что сразу удостоились только беглого взгляда с неприкрытым презрением и попытки жестко построить нас за неправильное ношение формы. Но тут уж Колчак вызверился и начал отчитывать штабного хлыща, который не захотел прерывать какую-то встречу командующего и сообщать о нашем прибытии.

И тут начался разговор на повышенных тонах, на который из коридора заглянула парочка офицеров, и, кстати, остались в дверях, с явным намерением вмешаться, если начнется рукоприкладство, до которого остался один шаг. Хотя, как ни странно, как только узнали Колчака, который с одним из замерших в дверях капитаном первого ранга обменялся кивками, я просто всей кожей ощутил, как градус сочувствия или участия резко поменялся и теперь невольные зрители были всецело на нашей стороне. Ох не любят у нас и в армии и во флоте всех этих зазнавшихся офисных вояк, приближенных к телу высоких начальников.

И тут к нашему облегчению, наконец-то скрипнула дверь, и на пороге появился до крайности недовольный командующий Черноморским флотом вице-адмирал Эбергард Андрей Августович.

— Что здесь происходит! — выдал он жестким недовольным голосом, на повышенных тонах, а в глазах у него буквально плескалось бешенство. Видно было, что прервали очень важный разговор, и это вызвало крайнее недовольство командующего.

Он раздраженно осмотрел весь столпившийся в приемной народ, и взгляд его остановился на Колчаке. Разница и в возрасте и в званиях между командующим и Колчаком была ощутима, но, видимо сыграло то, что военные моряки в Российской империи были отдельной почти закрытой кастой, но Эбергард узнал гостя, возможно, что они даже встречались.

Адъютант что-то начал лепетать про наглых посетителей, но командующий заставил его замолчать просто взмахнув рукой, и глядя на Колчака, удивленно проговорил.

— Александр Васильевич?

Все вытянулись, даже мы с Артемьевым, а вот Колчак сделал шаг вперед, с достоинством проговорил.

— Так точно, Ваше превосходительство. Прошу прощения, за то, что вас побеспокоили и только сильный недостаток времени заставил прибегнуть к столь необычным действиям.

— Хм. Вот вас здесь я никак не ожидал. Мы наслышаны, как вы там воюете под прикрытием адмирала Эссена, поэтому ваше появление…

Странно, Эбергард почти оправдывался и Колчак это тоже заметил.

— Вас должны были предупредить о моем визите и у меня лично для вас несколько писем.

В глазах командующего появилось понимание, он чуть прищурился, как-бы заново изучая Колчака.

— Что ж… минуту.

Он вернулся в кабинет, и быстро спровадил посетителя, крупного, толстого морского инженера и сразу пригласил Колчака к себе, ОДНОГО. Ну тут уже я подключился.

— Санька, дверь, — Артемьев все сразу понял. Пропустив нас, он прикрыл двери, как я понял, чуть ли не подпер своей спиной, и параллельно занялся любимым делом — кошмарить штабных зазнаек.

Колчак уже присел на посетительское место за привычным Т-образным начальственным столом, а я перед тем как сел рядом уже краем уха слышал как Артемьев включил свою привычную тему.

— А ну, военный сел на место! Карандаш в руку и быстро пишешь «чистуху» о том, с каких пор работаешь на германскую разведку и системно мешаешь нашему государству бороться с коварным врагом.

— Да как вы смеете! — это последнее что я услышал, но был уверен, что адъютант, когда мы будем выходить отсюда, уже будет выдрессирован и по первой команде с преданным взглядом будет готов прыгать с тумбы на тумбу, приветливо повизгивая и махая хвостиком.

Командующий это все видел и отмечал малейшие нюансы и несоответствия в форме и, особенно, в поведении, и быстро понял, что сопровождающий Колчака поручик по адмиралтейству не тот, кем пытаюсь казаться, поэтому вполне лояльно отнесся к тому, я без спроса уселся на соседний стул.

Длинных разговоров не было.

— Господин вице-адмирал, вам сообщили о прибытии посланника?

— Да, Александр Васильевич, и вы должны мне передать некое письмо.

Колчак протянул первый конверт, который послание Эбергарду от адмирала Русина из Главного морского штаба.

Прочитав раз, потом еще раз перечитав, командующий чуть скривившись, спросил.

— Тут просят оказать вам всемерную и что главное безоговорочную помощь. Но, как понятно из этого письма, контр-адмирал Русин и сам не в курсе того, чем я могу вам помочь.

Колчак сразу ответил.

— Я понимаю некоторый скепсис, поэтому вот еще одно письмо, — и протянул конверт, где Эбергарда уже настоятельно просила оказать помощь уже вдовствующая императрица.

Осмотрев какими печатями был опечатан конверт, и подпись, кому он адресован, Эбергард уже в некотором волнении вскрыл его, с уважением прочитал, перечитал, останавливаясь взглядом на подписи, прекрасно понимая, что Колчак не стал бы к нему заявлять с такими фальшивыми документами.

— Однако, Александр Васильевич, однако. Я смотрю все очень серьезно.

Но мы переглянулись с Колчаком, чуть улыбнулись, синхронно и он молча протянул следующий конверт, с посланием уже от действующей российской императрицы.

Когда командующий дочитал, и поднял изумленный взгляд, ему протянули последний конверт, где все ранее изложенные пожелания уже высказывал император Николай II.

— Что ж, Александр Васильевич, я понимаю, что все очень серьезно, раз в деле задействованы столь высокопоставленные особы и у вас столь значимая личная охрана, — и он кивнул на меня, давно срисовав во мне кадрового высокопоставленного офицера.

И тут подключился я, раз мой статус в глазах Эбергарда изменился.

— Ваше превосходительство, мы рады, что вы в полной мере оцениваете весь уровень важности и ответственности той задачи, ради которой мы сюда прибыли.

Эбергард кивнул головой в знак согласия, про себя отметив, что у меня ни в голосе, ни в жестах не наблюдалось некой то ли дрожи, то ли заторможенности, кода младший по званию разговаривает со старшим. А вот легкую скрытую снисходительность он тоже заметил, поэтому чуть напрягся. Я достал из кожаной папки лист бумаги формата А4, с отпечатанной на принтере обычной подпиской о неразглашении, правда там были указаны жесткие санкции в случае нарушения — его внесудебная ликвидация, а его семью выселение и лишение всех льгот и прав. Протянул ему бумагу, я с огромным интересом наблюдал за его реакцией.

— Ознакомьтесь и подпишите.

Он удивленно принял лист бумаги и, вчитавшись, поднял на меня изумленный и даже возмущенный взгляд. Но увидев нашу твердость и спокойствие, Эбергард на секунду замер, как бы бросаясь в холодную воду махнул рукой и размашисто подписал полученную бумагу, которую я, после того как подсохли чернила, тут же спрятал обратно в папку.

— И что теперь, что дальше? — с ироничной ухмылкой спросил командующий Черноморским флотом.

Снова я взял слово.

— Теперь давайте я наконец-то представлюсь.

— Сделайте милость.

— Генерал-майор Оргулов Сергей Иванович, командующий Новоросским Экспедиционным корпусом.

О как лицо то поменялось

— Пришельцы? Как же, как же наслышаны, — нейтрально и показательно спокойно и добродушно он все свое недовольство спустил на тормозах.

— Рад слышать, что вы понимаете, теперь почему такой уровень секретности. Чуть позже мы тут у вас еще парочку германских и несколько английских агентов отловим, а пока просто нет времени. Поэтому, чтоб не быть голословным, ознакомьтесь вот с этой информацией.

И я протянул ему распечатки всей собранной и обработанной аналитиками информации по «Севастопольской побудке».

Читая про то что произойдет в ближайшее время во вверенном ему хозяйстве, Эбергард побелел, прекрасно понимая, что такая точность изложения и детализация не могут быть просто плодом воображения и мистификацией, а наличие у него в кабинете главного «пришельца» с убойными бумагами от высшего руководства империи, говорило о том, что нет никакого сомнения в подлинности этих знаний.

Прочитав несколько раз, он поднял глаза в которых плескалась тоска и надежда.

— Вы правильно думаете, Андрей Августович, что мы сюда прибыли переиграть ситуацию самым жестким способом и для германцев и для вероломных турок.

— У вас уже есть готовый план, раз вы взяли с собой столь талантливого человека как Александр Васильевич.

— Да, план в наличии. Основное правило — наличие следов прямого участия нас, то есть пришельцев здесь не должно быть. Все будет выглядеть как внезапное нападение, натолкнувшееся на хорошо поставленную защиту, ну и кое-где, вроде как туркам просто не повезло. При этом в Одессе мы намереваемся захватить один или оба эсминца, причем в отражении нападения, наравне с моряками, будет участвовать, как бы случайно там оказавшийсягенерал Келлер со своими головорезами.

— Хм. А они смогут?

— Они сейчас проходят подготовку под руководством инструкторов элитных десантно-штурмовых подразделений морской пехоты из нашего мира, которые на захватах кораблей собаку съели.

— Изрядно, — только и смог сказать командующий.

После чего мы углубились в уточнение общего плана, необходимых средств и сил, и главное, как все организовать так, чтоб все выглядело бы как просто случайность, а не подготовленная операция противодействия. Посыпались вопросы.

— Почему вы не хотите выставить многополосные минные поля по фронту движения «Геббена»?

— В нашем плане этот линкор должен получить повреждение, но живым удрать от нас и стать на ремонт в Стамбуле. Пусть они выделяют портовые средства, устраивают хороводы, тратят деньги, вызывают германских инженеров. Максимум через три недели мы открыто вмешаемся в события, и линкор все равно будет уничтожен, для нас это не представляет особых трудностей. И если до этого султан все же начнет войну с Россией, то за компанию мы сровняем с землей и весь комплекс правительственных зданий в Стамбуле, в том числе дворец. С султаном, гаремом, янычарами…

Я сказал это равнодушно, спокойно и Эбергард просто ощутил все то могущество что стоит за нашей спиной и вспомнил недавно подписанную бумагу и чуть поежился, наконец-то осознав всю серьезность и необычность ситуации.

Когда все детали плана были утверждены, пошли уже готовиться проекты распоряжений.

Мы дали сигнал по радио и легковой автомобиль, в сопровождении второго грузовика, где находились головорезы генерала Келлера, который уже заранее переоделся в свою форму, въехал в город, а потом торжественно подъехал к штабу, где был встречен и проведен в кабинет командующего. Они для вида поговорили, вызвали несколько каких-то начальников и потом генерал несколько часов шатался по частям гарнизона, наводя шороху и исполняя роль раздраженного проверяющего. Потом он вернулся в штаб и на повышенных тонах, так чтоб его слышали многие, потребовал предоставить ему и его команде миноносец и срочно отправить в Евпаторию.

Они еще препирались, причем все это я видел ислышал в прямом эфире, сидя в машине и ухохатываясь от спектакля. Кстати, на всякий случай в кабинете Эбергарда ушлый Артемьев поставил прослушку, вдруг вице-адмирал захочет разыграть свою партию, но тут все было ровно и чисто.

Впоследствии и я, и Колчак развили определенную деятельность, причем стараясь все скрыть за рутинными проверочными мероприятиями. В наше полное распоряжение Эбергард выделил шесть лучших эсминцев, которые были на ходу и имели нормальных командиров.

На корабли в режиме строгой секретности на время операции были установлены радары, мощные радиостанции и лазерные дальномеры. Для усиления огневой мощи на каждый эсминец доставили по спаренной зенитной ЗУ-шке и по ПТУРу, так на всякий случай. Тем более для функционирования всей электроники и координации операции со штабом на каждый корабль были направлен специалист из нашего времени.

Колчак сразу же приступил к изменению истории, и тот же многострадальный минный заградитель «Прут», который был потоплен «Гебенном» в нашей придержали в Севастополе. Капитан корабля капитан 2-го ранга Быков терпеливо ждал команду на выход на дополнительные минные постановки.

27 октября генерал Келлер, окончательно на людях демонстративно разругавшийся с Эбергадром, погрузился со своими бойцами на два специально выделенных ему эсминца, из тех, шести, что мы с трудом успели переоборудовать для наших нужд и демонстративно отправился в Евпаторию, хотя чуть позже корабли изменят курс и пойдут в Одессу.

Примерно в это же время ушли остальные четыре наших эсминца, чтоб в районе Феодосии разделиться. Один, высадив группу боевых пловцов с оборудованием, уйдет мористее и будет дрейфовать, отслеживая с помощью радара приход турецких кораблей, один с такой же миссией уйдет в Новороссийск. Ну а два оставшихся будут ждать сигнала, чтобы поставить минные заграждения в Керченском проливе, где в другом мире накидал мин легкий крейсер «Бреслау» и потом на них позже подорвались гражданские суда «Казбек» и «Ялта».

Ну и мы, тоже подготовились. На Радиогорке, на Северной стороне Севастополя установили один из самых мощных радаров и наладили радиоканал передачи информации в штаб, где в защищенном подвале нам было выделено отдельное помещение. Тут уже и я не мог ничего сделать — тот же Артемьев набрался наглости, подкатил к Эбергарду и объяснил, что в его задачи входит защита генерала Оргулова, который имеет привычку лезть в самое пекло, получать тяжелые ранения, самым чудесным образом выживать, а потом долго лежать в госпитале. И, по его мнению, очередной аналогичный отдых его начальника никак не входит ни в планы высшего руководства Новоросского Экспедиционного Корпуса, ни тем более членов императорской фамилии в этом мире. Адмирал выслушал, при случае выловил меня и высказал свое мнение. Поэтому я и сидел с чашкой кофе за мониторами в мощном каземате одного из равелинов и выслушивал доклады по радио от командиров эсминцев, которые, судя по радиопеленгации, как раз выходили в зону своей ответственности и занимали оговоренные планом позиции. Ознакомившись с тем, как мы тут все организовали, и какие объемы информации идут по нашим каналам, Эбергард только завистливо вздохнул, и еще вечером приказал провести сюда прямую телефонную линию для связи с ним лично, но это не понадобилось. Колчак пожелал остаться с вице-адмиралом и после ночной постановки мин на «Пруте» по известному курсу движения «Геббена», вооружившись нашей мощной радиостанцией безвылазно засел в штабе, куда мы, скрипя сердцем, поставили монитор, на который выводилась картинка с радара, установленного на Радиогорке.

Наступила ночь 29 октября.

Дегтярев с частью своих головорезов притаился в прибрежной зоне Феодосии, притопив подводный транспортер, на котором они должны будут подбираться к турецкому кораблю.

Такая же группа засела в Новороссийске, а эсминцы ушли в море, стали в дрейф и ждали появления на экранах радаров кораблей противника.

Была бы хорошая погода, мы бы и беспилотники подняли, но сильный ветерок и туман, сильно мешали, и вероятность безвозвратно потерять дорогостоящее оборудование сильно возросла.

В три часа ночи из Одессы пришел сигнал о контакте с кораблями противника — их срисовал радар одного из эсминцев. Тут же по эскадре была объявлена тревога и тяжелые корабли стали выдвигаться поближе к выходу из бухты, готовясь отражать нападение противника.

Расстояние было большое, по прямой около трехсот километров, поэтом без ретрансляторов видеосигнал мы получать не смогли, только голосовые доклады и тут я мог только представлять, что там происходит…

Добравшись до Одессы, Келлер зашел в порт, начал пинать местное начальство и к вечеру доведя всех до белого каления, добрался до канонерки «Донец», которая стояла как раз на входе возле волнолома. Построив командира, он начал в принципе по делу гонять народ, и в отличие от предыдущего хода истории, вечером 28 октября на канонерской лодке был весь экипаж. Командир «Донца» доведенный то крайности через портовый радиопередатчик послал «телегу» в Севастополь, что тут генерал-кавалерист всех задергал, но в ответ получил только короткий приказ «выполнять требования генерала». В городе уже прошел слух, что командир «Донца» чем-то прогневил генерала-самодура и тот не успокоится, пока того не доведет до самоубийства.

Ровно в час ночи генерал снова прибыл на канонерку, но уже в сопровождении многочисленной охраны и вызвал капитана для приватного разговора. Тот, предчувствуя очередные нравоучения и оскорбления, с потерянным видом поплелся в кают-компанию, которую быстро освободили для приватного разговора. Но тот его удивил, несказанно удивил.

— Вот что, вы извините меня, за те неудобства, что доставил вам. Вот прочтите.

И протянул командиру «Донца» конверт с указанием за подписью вице-адмирала Эбергарда, в котором он делегировал генералу Келлеру особые полномочия для проведения специальной секретной операции. Эта информация вызвала недоумение у капитана корабля.

— Около трех часов город будет атакован турецкими эсминцами. Мне нужно было отыграть роль генерала-самодура, чтобы за этой ширмой прикрыть подготовительные мероприятия. Сейчас все будет очень серьезно. Тихо, без шума и крика поднимайте экипаж по тревоге, чтоб комендоры заняли позиции.

Подготовьте матросов для абордажной команды. Сначала пойдут мои штурмовики, но их мало, поэтому после них, будут высажены ваши люди, погасить пожары, остановить машины. Отправьте вестового на «Кубанца», с такими же распоряжениями. По туркам старайтесь работать только малым калибром, нам очень нужно их захватить, а не потопить. И чтоб не попали в минные аппараты. Ночью к нам присоединяться те два эсминца, что нас сюда доставили, все это время они не уходили, а были недалеко от Одессы в патрулировании…

Около двух часов ночи в гавань вернулись два эсминца, на которых до этого прибыл генерал и отключив ходовые огни тихо разошлись по гавани, причем так, чтоб взять под прицел вход, причем один из них спрятался в тени канонерской лодки. С него на канонерку перелез человек и с ним передали какое-то тяжелое оборудование в виде небольшой треноги и несколько труб. Треногу он установил на баке, прикрыв парусиной, и стал ждать, периодически посматривая на море в тепловизор.

— Идут!

Келлер кивнул стоящему рядом капитану и взяв небольшую коробочку со штырьком, нажал кнопку и коротко проговорил:

— Идут. Всем готовность.

Человек Келлера, быстро снял парусину с прибора, поставил на него трубу и крикнул, чтоб сзади никто не стоял, а то сожжет, и тут же приник к странному прицелу.

Время замерло, и все моряки, и бойцы штурмовых команд смотрели, как в гавань нагло при полном освещении заходят два турецких эсминца «Гайрет» и «Муавенет».

«Гайрет» шел впереди, ему позволили зайти на рейди и как только «Муавенет» прошел мол, человек у странной треноги закричал «ВЫСТРЕЛ!».

Тут же что-то пискнуло, шикнуло, хлопнуло и в снопе искр, к концевому кораблю понесся странный огонек, который все время как бы рыскал в полете. Несколько секунд и в центральный мостик турецкого эсминца, где гордо стояли морские янычары султана в предвкушении расстреласпящих гяуров, влетела ракета ПТУРа «Корнет» с термобарической боевой частью. Тремя секундами позже такой же заряд попал в командный мостик «Гайрета» — стреляли со второго нашего эсминца, который спрятался с другой стороны в тени крупного купца.

И тут со всех сторон загрохотали малокалиберные пушки и пулеметы. Вражеские корабли тут же были освещены прожекторами и с «Донца» и с «Кубанца», чтоб облегчить прицеливание комендорам.

Наши эсминцы на всех парах рванули на перерез к фактически неуправляемым туркам, не прекращая расстреливать палубы, где метались матросы из пулеметов и малокалиберных пушек. С бака ближайшего эсминца короткими очередями загрохотала двуствольная зенитная ЗУ-шка, осыпая палубы кораблей противника, роем осколочно-фугасных снарядов.

Главное, что всем было сказано и это касалось комендоров в первую очередь, не попасть в минные аппараты, а то если рванет, то пострадают многие.

И когда наши эсминцы нагнали быстро теряющих ход турков, по палубам обоих русских канонерских лодок пошла команда «Дробь!». Стрельба прекратилась, но моряки остались на боевых постах, готовые снова открыть огонь.

Русские эсминцы высадили абордажные команды и тут же отошли, что в случае взрыва не пострадать. Несколько минут и на них уже пересаживаются команды вооруженных винтовками матросов с «Донца» и «Кубанца», чтобы отправиться второй волной на турецкие корабли.

В 3.36 пришел сигнал, что оба турецких эсминца остановлены и захвачены. Что очень хорошо отработали ПТУРы в самом начале боя, засадив термобарические заряды в командные мостики, полностью лишив корабли управления.

Это я тут же передал в штаб Эбергарда, уточнив, что наши эсминцы с штурмовыми командами вышли отлавливать третий турецкий корабль — эсминец «Самсун», который должен был нагадить, накидав мин на очень оживленном маршруте Севастополь-Одесса.

Через час пришел еще доклад, что с помощью радара, турка обнаружили и теперь аккуратненько так окружают.

Ну что ж, первый раунд за нами.

Глава 3

Раннее утро 29 октября (по новому стилю) 1914-го года в Севастополе началось с тревоги, поднятой на боевых кораблях и оборонительных батареях. Погода очень не радовала — мерзкий промозглый холодный ветер с моря поднял волну за молом, а низкие тучи существенно ухудшали видимость. Но, тем не менее, еще с вечера по всем подразделениям гарнизона и кораблям эскадры был зачитан приказ, о возможном нападении на город германского линкора «Гебен», который по агентурным данным с кораблями сопровождения вышел в море и его якобы видел какой-то купец, успевший отстучать по радио столь неприятное известие. Поэтому с вечера на кораблях эскадры был полностью запрещен сход на берег, в котлах поднято давление и принята трехчасовая готовность к выходу. Крепостные батареи переведены в повышенную боевую готовность и им была дана команда, при появлении неизвестных кораблей незамедлительно открывать огонь.

В четыре утра, с Одессы пришло официальное сообщение, которое поставило на уши все командование флотом. На порт было совершено нападение двумя турецкими эсминцами типа «Муавенет-и Миллие», которые в результате короткого боя были обездвижены и взяты на абордаж моряками наших эсминцев и находящимися там головорезами генерала Келлера, который сам принимал непосредственное участие в отражении атаки. По полученным от пленных данным, третий эсминец, не стал участвовать в нападении на порт Одессы, а отделился для минных постановок на самом активном маршруте движения гражданских судов Севастополь-Одесса. Русские эсминцы, в сопровождении канонерской лодки «Донец» вышли в море для проведения поисковой операции.

Полученная информация была немедленно отправлена в Петроград. Спустя полчаса известие о нападении турецких эсминцев на Одессу было доведено до экипажей кораблей эскадры и солдат и матросов гарнизона, а также передано во все важные города Черноморского побережья. Петроград на удивление быстро и оперативно отреагировал на новость и тут же прислал распоряжение, на основании которого командующий флотом вице-адмирал Эбергард довел до всех, что с четырех часов утра 29 октября Российская Империя находится в состоянии войны с Османской империей. Об объявлении войны и о возможности нападения турецких боевых кораблей на русские порты Черного моря срочно было доведено до соответствующих руководителей, уже опираясь на распоряжение Петрограда, а не как до этого, часом ранее, местная самодеятельность командующего Черноморским флотом.

Пока не рассвело, гарнизон погрузился в состояние томительного ожидания, и все ждали известий от распределенных по берегу постов наблюдения и выведенных в море миноносцев и эсминцев для патрулирования дальних подступов к морской базе. Но при такой видимости, подход «Гебена» к Севастополю еще около пяти утра смог зафиксировать только радар пришельцев, искусно расположенный на Радиогорке и для увеличения обзора поднятый на отдельной мачте, укрепленной четырьмя растяжками. Информация о появлении вражеского линкора на радаре сразу была доведена до командующего флотом, причем, судя по отметкам, состав был примерно тот же, что и в нашей истории — крупный линкор в сопровождении двух эсминцев в качестве загонных собак. В принципе нормальный состав для крейсерского рейда во вражеские воды, для уничтожения гражданских кораблей, при условии, что можно столкнуться с боевыми кораблями-защитниками, которые могут попытаться дать отпор, и тут как раз «Гебен» с его скоростью и пушками и вступит в игру.

Навигационный компьютер, анализирующий данные с радара, четко строил курс движения вражеского отряда. Тут же были отмечены места минных полей, которые поздно ночью тоже, кстати, по радару, были выставлены с минного заградителя «Прут» под непосредственным руководством Колчака.

Командующий, извещенный пришельцами о приближении противника, согласно нашей договоренности, продолжал играть свою роль ничего не знающего и дал вполне логичное в таких условиях распоряжения постам наблюдения на северной стороне Севастополя усилить наблюдение, что через полчаса дало результат. Как и в нашей истории, штурманы «Гебена» при прокладке курса сделали серьезную ошибку, и линкор вышел к Севастополю слишком близко, нежели предполагалось, и почти сразу попал в зону поражения береговых батарей.

Около шести утра на связь вышел Дегтярев, коротко доложился, что радар на эсминце обнаружил групповую цель, идущую со стороны Босфора на восток и по параметрам движения, идентифицировал как наших турецких гостей. Чуть позже пришел доклад, то что корабли разделились и один из гостей направляется к Феодосии. В общем, все идет по плану. Я Дегтяреву рассказал про ситуацию с линкором и с тем, как в Одессе Келлер с морячками штурмом взяли два вражеских эсминца и в сопровождении канонерской лодки «Донец», пошли отлавливать третий турецкий эсминец, который должен был провести минную постановку на одном из оживленных маршрутов где-то в районе острова Змеиный.

В 6.10 вражеские корабли уже были взяты в прицелы и в 6.20 береговые батареи наконец-то открыли огонь. «Гебен» тут же в ответ ударил главным калибром по Константиновскому форту и стал маневрировать, пытаясь уклониться от усиливающегося огня русской крепостной артиллерии.

Артемьев, который в последнее время ну уж очень ревностно относился к вопросам моей безопасности, чуть ли не телом закрывал выход, не давая мне даже выглянуть наружу. В принципе, я его понимал — погибнуть от шального снаряда, при решении второстепенной задачи, еще та глупость. Поэтому, по общему согласованию нам выделили каземат на Северной стороне, где я безвылазно и сидел и о морском бое мог судить только по нескольким навороченным роботизированным камерам с очень хорошей оптикой, установленным тут же на Радиогорке. Так же общую картину дополняли показания радара и изображение с дорогущего тепловизора, который в свое время МЧС ставило в горах и использовало для оперативного поиска возгораний в лесах Крыма.

Помещение, которое нам выделили для размещения пункта наблюдения, было спрятано достаточно глубоко в скале и нам пришлось потрудиться, прокладывая кабели к камерам, к радару, к антеннам радиопередатчиков. Так как тут с электричеством было все не так хорошо, особенно с параметрами и стабильностью, пришлось в кузове грузовика, припаркованного у самого входа в штольню, установить полноценный дизель-генератор, который исправно тарахтел, снабжая всю нашу систему электроэнергией.

Мы, как могли, разместились с максимальным комфортом, насколько это возможно сделать в заброшенном каземате. И это выглядело достаточно гротескно. Старые обшарпанные стены, кое-где покрытые плесенью, несколько старых столов, натасканных местными матросиками, и все залитое ярким светом от светодиодных светильников. Картину дополняли мягкие стулья, термосы с кофе и главное, несколько фантастически выглядевших на этих грубо обструганных столах несколько широкоформатных мониторов и блоков радиостанций, и большие толстые жгуты проводов, уходящие по коридору наружу.

Да и сами мы, не смотря на желание выглядеть не слишком уж вызывающими, все же облачились в бронежилеты поверх местной формы, которую мы изначально надели.

Ну и конечно привычная нам, обитателям бомбоубежищ и бункеров, подземная холодина, которая сначала почти не замечается, зато потом прибирает до костей. Поэтому и кофе в термосах было с коньяком — как большой начальник мог себе позволить, и парочка ИК обогревателей, которые обычно используются в уличных кафе, пытались хоть как-то улучшить условия пребывания в этом каземате.

Рассвет только-только забрезжил и на фоне низкого, тяжелого, пасмурного неба вспышки выстрелов береговых батарей и ответные вспышки артиллерии линкора далеко на уровне горизонта выглядели просто эпохально. Я хоть по образованию и военный моряк, но по натуре земноводный, морпех, и такой вот яростный морской бой с применением главных калибров слышал и видел впервые. Сила. Даже в глубоком защищенном толщей скалы каземате ощущалась вся мощь, высвобождаемая в стволах орудий. Роботизированная камера со стократным оптическим увеличением показывала, к сожалению, очень низкую точность и чаще всего недолеты.

Пока шли пристрелочные выстрелы и артиллерия, и наша, и противника нащупывали друг друга, да еще к выходу из бухты на огонек стали подтягиваться русские броненосцы, которые своим главным калибром должны были помочь отогнать германо-турецкого пакостника, у нас, на каналах связи с командующим происходили не менее драматические события.

Когда, в свое время прорабатывали операцию и особенно ее севастопольскую часть, был поднят интересный момент, почему «Гебен», заскочивший на дистанционно включаемое крепостное минное поле, гулял по нему, чуть ли не пару часов и не подорвался. По нашим документам, все было отключено, потому что якобы Эбергард ждал возвращения минного заградителя «Прут», который «Гебен», ушедший от Севастополя, перехватил в районе Фороса и просто расстрелял, походя существенно попинав русские миноносцы, которые,пойдя в убийственную атаку, попытались защитить фактически беззащитный корабль.

Сейчас же я наблюдал ту же картину — судя по тактическому компьютеру, линкор уже залез на крепостное минное поле и ничего не случилось. Да и первый ряд наших мин, ночью выставленный Колчаком на «Пруте», он обошел чуть мористее, видимо сказывалась неточность тех карт и схем, что дошли до нашего времени. Единственное, что было хорошо — мы в принципе изначально предусмотрели этот вариант, поэтому и было выставлено три группы мин.

При этом изначально предполагались либо саботаж, либо диверсия, поэтому пункт управления крепостным минным полем был взят под особое наблюдение. При проведении инспекции на этом объекте установили даже автономную видеокамеру. Все это изначально выглядело ну уж слишком странно — отключение такого важного оборонительного рубежа в самый неподходящий момент, поэтому и вызывало особо пристальное внимание. В принципе, отключение минного поля было не так уж и критично — минные постановки Колчака должны были решить поставленную задачу, а вот вскрыть местную германскую агентурную сеть было бы очень интересно, так как все так или иначе в будущем будет связано с диверсией на русском линкоре «Императрица Мария». «Гебен» мы то и так достанем, он приговорен, а вот провести оперативные мероприятия и вычистить гарнизон от германских агентов, ну это более серьезно.

Тем более по воспоминаниям старших офицеров турецкого флота, германский адмирал Вильгельм Сушон, что, разрабатывая рейд «Гебена» к русским берегам, был абсолютно уверен, что крепостное минное поле в нужный момент работать не будет. Это изначально было доведено в первую очередь и до Эбергарда и, тем более, до Колчака, которые клятвенно божились, что все проверят и накладок не будет. Ну-ну. Я вижу.

Вот, по факту и получилось, что основной рубеж обороны, несмотря на наши усилия и предупреждения все равно деактивирован, и как на зло, первый ряд мин, что ночью выставил Колчак оказался тоже пройден без последствий и до следующего линкору оставалось идти около мили. Был и третий ряд, выставленный, так на всякий случай, если «Гебену» все же повезет, и он пойдет по своему историческому курсу, покидая зону обстрела Севастополя, получив несколько несерьезных повреждений от крепостной артиллерии.

Санька Артемьев, вольготно сидевший рядом на стульчике, попивая кофе с коньяком из моего термоса и закинув ногу на ногу, с интересом посматривал на монитор, и когда до него дошло происходящее, поставил чашку на стол и повернулся ко мне лицом.

— Что, Командир, хреновы дела в королевстве датском?

— Ага, Саня, как-то не верится, что это все просто так. Бери людей, двигай туда, вы же там автономную камеру поставили. Глянешь что и как.

— А ты?

— А я, что? Без тебя подгузники не сменю? Не дергайся, здесь посижу. Оставь пару человек и будет достаточно, — с нажимом ответил на его ехидный вопрос.

Взяв в руку тангенту стационарной цифровой радиостанции, через которую держал связь со штабом Черноморского флота, сразу его вызвал Колчака. Слышать тут нас никто не мог по опредедению, тем более цифровой поток и так шифровался, поэтому в некоторой степени можно было позволить себе определенные вольности в нарушении правил радиообмена.

— Александр Васильевич что происходит с крепостным минным полем? Вам не кажется, что история повторяется?

И в ответ услышал недовольный и немного смущенный голос.

— Андрей Августович отправил людей разобраться.

— Я своих тоже отправлю. Очень похоже на диверсию, как мы и предполагали. Возьмите на контроль и, будьте так любезны, отправить посыльного и предупредить, что будут работать еще люди из специальной контрразведывательной команды из Петрограда. Пусть не расслабляются. Если это то, что я думаю, для вас, в некотором роде, это будет делом личным.

Пауза. Колчак задумался, пытаясь понять смысл моего посыла и тут до него дошло.

— Вы думаете это те же что взорвали «Императрицу…».

Историю с взрывом линкора «Императрица Мария» Колчак в свое время штудировал очень тщательно, и как я понял, для него это было не менее важно, нежели предательство тех же союзников и его смерть в Сибири, поэтому от тут же уцепился за мою мысль.

— Уверен. Давайте вернемся к нашим баранам, точнее линкорам. По радару «Гебен» начал маневрировать и походит ко второй линии.

— Да, ваш уникальный прибор это все показывает. Поразительно, как будто смотришь сверху.

— Если все сложится как мы задумали, то такими приборами чуть позже оснастим все боевые корабли. А сейчас, будем надеяться, что наши с вами сюрпризы окажутся более действенными, чем местные заготовки.

Прошло еще несколько томительных минут и вот наконец-то под одним из эсминцев, идущих чуть впереди и сопровождающих «Гебен», взлетел высокий столб воды. Вроде как похоже на попадание артиллерийского снаряда, но я-то знал, что крепостная артиллерия все никак не могла пристреляться, а именно в том месте как раз находилось выставленное ночью Колчаком второе минное поле. Корабль вспыхнул, раскидывая вокруг куски обшивки, и тут же разломившись на две части, быстро ушел под воду. На линкоре тоже сразу что-то поняли, поэтому начали сбрасывать скорость.

Я тут же взял в руку тангенту радиостанции:

— Эсминец наскочил на мину, это не артиллерия, но лучше, потом, приписать им.

Ответил Эбергад, быстро наловчившийся пользоваться радиостанцией

— Вы уверены Сергей Иванович?

— Чем меньше будет неясных и непонятных нюансов, тем лучше для дела.

— Понимаю, вас. Хорошо.

Опять потянулись томительные минуты ожидания, сопровождаемые грохотом артиллерии.

Я периодически вертел роботизированной камерой, посматривая с высоты Радиогорки, что творится в бухте. В принципе ничего серьезного. Два броненосца севастопольской эскадры уже выползли за волнорез и, приняв левее, стали выстраиваться в колонну так, что б все могли одновременно вести огонь по вражескому линкору.

«Ну, наконец-то!» — не выдержал я, когда под «Гебеном» встал фонтан подрыва морской мины в районе первой трубы. Правда для такого мастодонта это была не настолько сильный удар, и казалось, что линкор почти не ощутил удара и идет все так же целеустремленно вперед, ведя огонь по выходящим из бухты русским кораблям, считая их более опасными целями.

Башенные орудия линкора, повернутые в сторону Севастополя, дают очередной красочный залп и спустя мгновение возле борта германского линкора поднялся еще один столб воды, но в районе второй трубы и тут же вспышка и огненный шар вырывается из-под четвертой башни главного калибра. Несколько секунд и линкор, еще больше сбавив ход, резко вывернул вправо, уходя в море. Когда дым рассеялся я через длиннофокусный объектив видеокамеры смог рассмотреть, что поврежденную башню сильно перекосило и из-под нее вырываются фонтаны огня, сгорающего пороха, да и сам линкор стал заметно крениться на правый борт. Это очень напоминало, когда в танк попадает ракета с ПТУРа и у него не происходит детонация БК, но начинают сгорать пороховые заряды.

— Александр Васильевич, поздравляю вас. Как по мне так великолепный результат.

Они там видели то же что и я, трансляция видеосигнала шла в штаб флота, поэтому Колчак сразу ответил.

— Спасибо, Сергей Иванович, но без вас ничего бы не получилось.

— Скромничать не буду, главное, чтоб подранок добрался до Константинополя, ну а там мы его чуть позже благополучно разберем на запчасти, нечего воды перед Севастополем загрязнять всяким железом. И выразите мою благодарность Андрею Августовичу и его артиллеристам, которые сумели так мастерски повредить вражеский линкор.

Колчак, сразу понял мой намек и все же замялся, как военный моряк, он пока был далек от политики и предпочитал догнать и утопить линкор противника.

— Ну, тут вам виднее, Сергей Иванович, спорить не буду.

— Хорошо. Я не хочу лезть не в свое дело, но думаю наши броненосцы можно и тормознуть, а то начнут гулять по минному полю. И по старому, и по новому.

— Да, Андрей Августович уже дал команду.

— Великолепно. Тогда остается узнать, как сработают наши команды в Феодосии и Новороссийске, и не мешало бы разобраться с вопросом, почему крепостное минное поле так и не начало работать. Мои люди отправились туда, жду от них доклад.

— Мы тоже ждем…

— Вот что, Александр Васильевич, раз непосредственная опасность исчезла, давайте-ка вместе отправимся в пункт управления минными полями. Вместе разберемся. Сдается мне, что тут диверсией попахивает.

— Вы знаете кто?

— Могу только предполагать — в это время в Севастополе на германскую разведку работала группа некого Визера, который организационно подчиняется инженеру Верману с завода «Наваль» в Николаеве. А уж там вообще целый рассадник…

* * *

Время — шесть утра. Полковник Дегтярев, одетый в простой матросский бушлат примостился на телеге, стоящей возле въезда на феодосийский волнорез. Перед рассветом поднялся сильный ветер, который гнал с моря большие волны и чтоб окончательно не замерзнуть на пронизывающем ветру, он завернулся в парусину и спрятался от ветра за камни. Здесь как раз на въезде на волнорез была насыпана куча массивных гранитных исполинов, которые должны были быть использованы для укрепления защиты порта от волн, а в данный момент великолепно подходили для маскировки позиции ПТУР «Корнет», который должен был поддержать операцию по обезвреживанию турецкого крейсера. Этот бронепалубный гад, который в другой истории раскатал феодосийский порт, железнодорожный узел и практически в упор безнаказанно расстрелял город, уже засветился на радарах и его вели несколько постов наблюдения.

Русский эсминец «Лейтенант Шестаков» из Севастополя, который лично Эбергардом был выделен в полное распоряжение Дегтярева, специально оборудовали мощным радаром из будущего и радиофицировали. Корабль еще в темноте заранее отошел подальше в море, притушив топку до минимума, чтоб не демаскировать себя угольным дымом, стал дрейфовать, отслеживая с помощью прибора из будущего приближение группы турецких кораблей. Естественно местные кадры столь серьезным оборудованием управлять не могли, поэтому на русском боевом корабле помимо абордажной команды в тридцать матросов, вооруженных гранатами, короткими карабинами и револьверами, находился морпех-связист, подчиненный Дегтярева. И как раз ровно десять минут назад он четко проинформировал о том, что групповая цель, которую он вел около часа, разделилась. Два корабля, легкий крейсер «Бреслау» и минный крейсер «Берк-и Сатвет» продолжили двигаться на восток, а вот третья точка, которая по идее является бронепалубным крейсером «Гамидие», как раз отделилась и взяла курс на Феодосию.

Олег, услышав доклад, ухмыльнулся, наблюдая как жандармский ротмистр из Севастополя, прикомандированный к ним для решения любых вопросов с местными властями, удивленно поднял брови, а унтер-офицер из той же организации, чуть хмыкнул, в злобной усмешке, показывая, что готов порвать турок, с которыми у него, судя по всему учитывая его вроде как греческую фамилию, были свои счеты.

Как раз полчаса назад от Сереги Оргулова, которого, как вождя и вообще всеобщее знамя спасителя из народа, из соображений безопасности, посадили в каком-то каземате и не давали высунуться, пришла радиограмма, что два турецких эсминца, как и планировалось полезли в Одессу, где сходу отгребли, получив в открытые ходовые мостики по ракете из ПТУРов с фугасно-осколочной боевой частью. Потеряв управление корабли противника были взяты на абордаж — ну кто ж лезет под крупнокалиберные пулеметы и особенно под ракеты ПТУР с открытыми командными мостиками. Чуть позже пришло новое сообщение о появлении «Гебена» у Севастополя и вот теперь и их очередь. Жандармы, внимательно слушали переговоры — Олег специально и не скрывался, давая возможность контрразведчикам стать реальными соратниками в этой операции. Узнав последние новости, они подобрались, и спокойно смотрели на Дегтярева в ожидании приказов, хотя весь план операции был несколько раз проработан еще на эсминце, когда они шли из Севастополя в Феодосию.

Проинформировав Оргулова о положении дел в Феодосии, Дегтярев начал действовать. Повернувшись к ротмистру, он коротко отчеканил.

— Ротмистр, мы все обговаривали. На вас взять под управление местных начальников, чтоб отработали в рамках своих обязанностей, а то вдруг додумаются дать деру. Далее, арест парламентеров, ну и конечно, организация стихийных абордажных команд. На крейсере две мачты, так вот на одной из них флаг должны поднять местные.

Тот, проникнувшись моментом, коротко кивнул и тут же развернувшись исчез в предрассветных сумерках, направляясь прямо к градоначальнику. А унтер остался с Дегтяревым имея однозначный приказ, подохнуть, но сохранить жизнь полковнику-новороссу.

Достав портативную радиостанцию из подсумка разгрузки надетой прямо поверх бушлата, нажав кнопку передачи коротко сказал:

— Тритон, это Папа. «Гандон» на подходе (это они так обозначили для себя крейсер «Гамидие»). Время прибытия около двадцати минут.

Пара мгновений, четкое шипение отключения шумоподавителя радиостанции и услышал ответ.

— Папа, вас понял, уходим на глубину.

Недалеко от кромки волнореза со стороны Карантинного пирса еще с ночи на якоре болтался рыбачий баркас, где на дне, прикрытые от лишних глаз большим куском брезента, лежали три человека, одетые в черные, обтягивающие костюмы. Четвертый человек, мичман, прикомандированный к группе боевых пловцов, накинув на себя непромокаемый рыбацкий плащ, практически не прятался, но тоже старался особенно не светиться раньше времени, изображал рыбака, вынужденного остаться на баркасе на ночь. Можно конечно было уходить и с берега, но шанс засветиться был немалый, да и заходить в море с тяжелыми дыхательными аппаратами по камням во время сильной болтанки, не самый лучший вариант, поэтому и решили уходить в воду с какой-нибудь лодки.

Получив команду, бойцы Дегтярева, быстро надев дыхательные аппараты, прихватив мешки с оружием, без суеты, сползли за борт, повернутый к морю, и еще раз проверив оборудование, тихо ушли под воду, вызвав завистливый вздох мичмана, которого, как потом оказалось, специально вызвали с одной из подводных лодок, для ознакомления с работой боевых пловцов из будущего. Его друга и сослуживца по непростой службе в подплаве, так же вызвали, и он в точно такой же ситуации в данный момент находился недалеко от Новороссийска, где так же ждали прибытие незваного турецкого гостя.

Вчера вечером, когда выделенный для нужд группы Дегтярева эсминец заходил в Феодосию, недалеко от волнореза был почти незаметно спущен в воду и затоплен некий длинный и тяжелый предмет, к которому как раз и направились подводные диверсанты.

В тот момент, когда турецкий крейсер при свете зарождающегося утра, смачно дымя трубами, подошел к Феодосии, возле мола, под водой на глубине четырех метров, на специальном подводном носителе, чем-то напоминающем большую торпеду с сиденьями и защитными козырьками, в ожидании замерли трое боевых пловцов. Командир группы выпустил на поверхность небольшой поплавок с тросиком антенны, в ожидании новых вводных от полковника Дегтярева. Пока турецкий крейсер не станет на якорь, подходить к нему на тихоходной, так называемой, мокрой подводной лодке, не было смысла — просто походя порубит винтами.

Не доходя до входа в порт около полукилометра, турецкий крейсер встал на якорь и оповестил весь город о своем прибытии хлестким холостым выстрелом из 120мм орудия.

Как только крейсер заякорился, Дегтярев с помощью карты, компаса и лазерного дальномера определил точное положение судна и связался с командиром группы боевых пловцов, который мог только слушать, дал ему наводку на место стоянки по курсу и расстоянию, и подводный носитель, включив электродвигатель, медленно двинулся к застывшему на рейде турецкому кораблю.

Приход боевого корабля под турецким флагом, и выстрел пушки, однозначно показывающие агрессивные намерения пришельца, всполошили население города. Хотя и градоначальник, и военный комендант Феодосии, были извещены еще с вечера особым приказом командующего Черноморским флота о возможном нападении турецких кораблей, не спали, прорабатывая план мероприятий, и дошедшее около пяти утра известие о нападении на Одессу и о фактическом объявлении войны Турции добавило нервозности.

Они знали, что вчера ненадолго в порт заходил эсминец из Черноморской эскадры, выгрузил несколько рабочих и матросов, и так же быстро ушел дальше, что сейчас вызывало лишь сожаление — останься корабль в Феодосии, была бы хоть какая-то защита, а так город фактически безоружен.

Поэтому появление жандармского ротмистра из контрразведывательного отдела штаба флота вызвало оторопь и некоторое облегчение. Но вот чуть позже, когда до градоначальника дошло известие о приходе к городу турецкого бронепалубного крейсера с самыми враждебными намерениями, фактически началась самая настоящая паника. Жандарму, предъявившему письмо за личной подписью командующего Черноморским флотом и дающем ему достаточно большие полномочия, пришлось прикрикнуть, наводя порядок и раздавая четкие распоряжения согласно оговоренного с новороссом планом, он всем своим видом демонстрировал спокойствие и непоколебимую уверенность в победе.

В итоге, когда вражеский крейсер произвел холостой выстрел, город уже не спал, вестовые носились по улицам, и жители, кто как мог, спешно покидали районы, примыкающие к порту, которые, по идее должны были в первую очередь подвергнуться обстрелу.

Под руководством ротмистра Пичугина, градоначальник своей волей сформировал два отряда по пятьдесят человек, которые должны были в случае высадки десанта, оказать ему сопротивление, дав жителям города дополнительное время на эвакуацию.

Когда уже рассвело, Дегтярев все так же сидел на камнях на волнорезе возле прикрытого мешковиной ПТУРа, с интересом рассматривая через цифровой бинокль и турецкий крейсер и, что самое интересное, Феодосию образца 1914-го года, так разительно отличающуюся от того города, в котором полковник до Третьей Мировой войны частенько бывал и по службе, и особенно в качестве отдыхающего.

Тут его внимание привлекли равномерные вспышки на поверхности моря: подводная группа для коррекции движения, чуть притормозила и подняла на поверхность небольшой инфракрасный проблесковый маяк, свет которого мог видеть только Дегтярев в свой цифровой бинокль. Олег, тут же используя лазерный дальномер, встроенный в бинокль, вычислил ошибку и дал коррекцию.

Было бы это в нашем мире и в нашем времени, где все оснащены приборами ночного видения, такие штучки бы не прошли, но здесь, в стране непуганных идиотов сам Бог велел…

— Тритон, отклонились… Возьми южнее…

Когда на крейсере заканчивали на талях спускать шлюпку, чтоб отправить в город парламентеров передать ультиматум, подводный аппарат наконец-то достиг корабля и пловцы начали размешать по днищу четыре мощных радиоуправляемых заряда на магнитных держателях. Выполнив работу, командир группы, отойдя от крейсера метров на сто, снова поднял поплавок с антенной, нажал на герметичной коробке радиопередатчика кнопку и подал короткий тон-сигнал, говорящий о выполнении задания. Дегтярев тут же отреагировал.

— Тритон, уходите за волнорез в сторону Карантинного пирса.

Два ответных тон-сигнала, подтвердили принятие распоряжения.

Олег, положив в подсумок простую портативную радиостанцию, с помощью которой держал связь с группой диверсантов, снова взял более мощную и тяжелую, вызвал эсминец, который осторожно, не дымя, подошел к Феодосии и прятался за линией горизонта, в ожидании команды.

— «Лейтенант Шестаков», на связь!

Несколько секунд шипение «шумодава» и пришел ответ.

— На связи, Папа.

— Тритоны отработали. Турки отправили парламентеров в город, можете атаковать. Ориентируемся на вас.

Повернулся к жандармскому унтеру, который все время был рядом и с уважением очень уж внимательно наблюдал за работой пришельца-новоросса.

— Ну что, Иван Игнатьич, надо двигать. Срочно двигать, помоги аппарат в телегу загрузить.

Тот без вопросов помог полковнику погрузить треногу ПТУРа на телегу и прикрыть мешковиной от лишних глаз.

— Что-то случилось, вашбродь?

— Да корабль стал к нам кормой, не вижу командный мостик, где обычно капитан крейсера находится, надо по набережной проскочить в сторону набережной, оттуда вроде как лучше видно…

Вот и начались гонки на бедной смирной лошадке, впряженной в телегу. Одно хорошо — в городе, не смотря на попытки военных и полиции хоть как-то все держать на контроле, началась паника и несущаяся на всей максимальной скорости, гремящая и скрипящая телега, не привлекла особого внимания.

Олег четко отслеживал положение корабля и обзор и когда его удовлетворили условия, закричал:

— Стой!

— Тпру-у-у-у-у! — тут же закричал унтер, осаживая разошедшуюся лошадку.

Несколько мгновений и тренога ПТУРа стояла на каменной скамейке, выглядывая прицелом и трубой ТПК над каменным парапетом набережной.

Дегтярев, буквально наслаждаясь моментом, быстро включил прибор, все проверил и навел маркер целеуказателя на капитанский мостик турецкого крейсера, где в данный момент горделиво стояли несколько офицеров, наслаждаясь моментом триумфа над гяурами.

Теперь оставалось только ждать подхода эсминца.

На всякий случай он снова связался с Тритоном, уточнив, далеко ли тот ушел, чтоб в случае подрыва, парням не досталось бы от гидроудара. Но те еще не вышли из зоны поражения, поэтому нужно было подождать еще пять минут.

Снова накинув на ПТУР мешковину, чтоб не привлекать внимание бликами оптики прицела, Олег достал электронный бинокль и стал наблюдать за турецким кораблем чуть приподнявшись над каменным ограждением.

Турецкие офицеры, выстроившиеся на мостике, рядом с капитаном, представляли настолько лакомую мишень, что Дегтярев, с трудом сдерживая зуд выстрелить, не выдержал и вызвал по рации русский эсминец.

— «Лейтенант Шестаков», на связь!

— На связи, Папа!

— Вы где?

— На подходе. По радару, осталось пять километров. Они нас уже должны заметить.

Олег усмехнулся, увидев, как на крейсере поднялась суматоха и турецкие офицеры, до этого наслаждающиеся видом панически разбегающихся жителей Феодосии, быстро повернулись в противоположную сторону, куда указывал наблюдатель и стали рассматривать в бинокли приближающийся русский эсминец.

Тут же заиграл какой-то сигнал, матросы, до этого праздно толпившиеся н палубе, начали снова разбегаться по боевым постам.

Бум-м-м-м! Бум-м-м-м! Грохнули две пушки по правому борту, отправляя в сторону приближающегося корабля 120-мм снаряды. Естественно точности никакой, это была всего лишь пристрелка, в надежде напугать маленький кораблик, который, по их мнению, несся в бессмысленную атаку на бронепалубный крейсер.

Прошло несколько минут, из труб крейсера повалил густой черный дым, было видно, как начали выбирать якоря, готовясь начать маневр ухода, чтоб не попасть под удар самоходных мин.

Дегтярев усмехнулся, повернулся к унтеру и проговорил:

— А теперь наш выход.

Достав радиостанцию, с помощью которой недавно связывался с подводными диверсантами переключился на шестнадцатый канал, нажал кнопку передачи.

На этом канале заранее были запрограммированы суб-тоны, по которым идет селекция абонентов группы, но как раз эти сигналы и являлись командой на подрыв зарядов.

Секунда и крейсер буквально подпрыгнул, чуть приподнявшись над водой на четырех одновременно возникших по бортам невысоких столбах воды. Со стороны это выглядело не столь эффектно, но те, кто ставил заряды знали свое дело, и вся мощь взрывов пошла не на поднятие на высоту тонн воды по бокам корабля, а на проламывание не защищенного броней днища. Как только крейсер опустился обратно, он сразу как-то просел и начал давать все увеличивающийся дифферент на корму. Тут же раздался мощный хлопок и всю кормовую часть заволокло большим белым облаком прорвавшегося пара — видимо подводный взрыв полностью разбил паровые котлы. Крики обожженных матросов были слышны даже на таком расстоянии.

Но турки, оставшиеся в живых, решили показать, что они что-то стоят и в сторону приблизившегося на полтора километра русского эсминца выстрелила пушка, затем вторая, да и в город полетела пара снарядов от разъяренных османов.

Олег не стал терять время. Сорвав мешковину с «Корнета», он прильнул к прицелу, подведя маркер на капитанский мостик, где испуганный командир корабля что-то яростно кричал и размахивал руками, быстро глянув назад, чтоб никого не задело струей, нажал на спуск.

Писк, хлопок и светлячок реактивного двигателя ракеты быстро понесся к турецкому крейсеру.

Держа маркер точно на мостике, Олег оскалился, видя, как турецкий капитан, увидев несущийся прямо на него реактивный снаряд, на мгновение замер, потом что-то закричал и… Взрыв осколочно-фугасной боевой части ракеты на несколько мгновений поглотил капитанский мостик, а когда дым рассеялся, там уже никого не было. Только погнутые и вывороченные перила и куски мяса. Крейсер остался без управления.

Радость была недолгой — пуск ракеты не остался незамеченным и одна из еще живых пушек перенесла огонь на набережную, где стояла пусковая установка ПТУР.

Первый выстрел ушел далеко вправо — сказывался сильный дифферент на корму, основательно просевшего крейсера, да еще добавился явный крен на правый борт.

Быстро сменив отстрелянный пусковой контейнер, на целый, с кумулятивной боевой частью, Дегтярев прицелился в работающую пушку по левому борту и снова нажал на спуск.

Огонек понесся к умирающему кораблю. Быстрый росчерк и стрела впивается в бронезащиту бортового орудия. Вспышка и тут же над кораблем поднимается огненный шар — кумулятивная боевая часть ракеты, заточенная прожигать десятки сантиметров высококлассной танковой брони из будущего, с легкостью прошла простенькую защиту артиллерийского расчета, разметала комендоров и подожгла разложенные на палубе заряды. Видимо, из-за того, что корабль потерял энергию, снаряды и заряды к ним, вручную натаскали на палубу, тем самым подписав себе смертный приговор.

В это время заранее подготовленные и проинструктированные ротмистром вооруженные солдаты и матросы феодосийского гарнизона начали быстро грузиться на свободные лодки и баркасы, и получив команду, понеслись к дымящемуся турецкому кораблю. Увидев, что крейсер получил повреждения и начал крениться, а с другого направления к нему приблизился эсминец и вовсю причесывает палубу из малокалиберных орудий и крупнокалиберного пулемета Владимирова, который был установлен для усиления огневой мощи, гребцы ускорились, пытаясь быстро сократить дистанцию и не попасть под огонь все еще эпизодически постреливающих пушек турка.

Получив несколько попаданий от артиллерии эсминца, к этому еще и КПВ с такой дистанции бронебойно-зажигательными пулями лихо вскрывал защиту артиллерийских орудий, крейсер наконец-то затих. Когда к нему подошел эсминец и стал высаживать абордажу команду, то почти не было оказано никакого сопротивления: палубы были просто завалены изувеченными телами турецких матросов. Несколько минут и с левого борта на кренящийся крейсер уже полезли разъяренные феодосийцы…

На седьмой час утра 29 октября (по новому стилю) 1914 года с обеих мачт сильно просевшего и дымящегося турецкого бронепалубного крейсера «Хамидие» были спущены турецкие флаги и на их месте на холодном осеннем ветру затрепетали Андреевские стяги.

Собравшаяся на набережной почти вся Феодосия, отошедшая от испуга, встретила это событие радостным ревом и криками. Агрессор, который пришел убивать и грабить, повержен и захвачен доблестными русскими моряками. О чем сразу в штаб Черноморского флота и в Петроград ушли реляции за подписью градоначальника Феодосии. К ним же был приложен текст ультиматума, который был передан градоначальнику турецким и германским офицерами, которые в качестве парламентеров отправились в город и после подрыва крейсера были немедленно арестованы.

А пока пострадавший окончательно не потонул, его окружили портовыми буксирами и осторожно потянули на мелководье. В это же время Дегтярев, успевший спрятать пусковую установку «Корнета» на телеге и быстро покинувший набережную, вернулся на волнорез, где, аккуратненько прикрывшись тем же самым баркасом, вытащил из воды диверсантов. Прошло несколько часов томительного ожидания и наконец-то члены диверсионной группы из будущего погрузились на эсминец и подняли из воды на палубу завернутый в несколько слоев парусины подводный транспортер. Все это время, человек Дегтярева, в сопровождении жандармского ротмистра, облазил практически всю палубу крейсера, разыскивая и тщательно собирая любые детали от противотанковых ракет.

После обеда, ближе часам к трем, эсминец «Лейтенант Шестаков» покинул Феодосию и взял курс на Севастополь, оставив на захваченном крейсере призовую команду.

* * *

Вот и закончился такой длинный день 29 октября 1914 года. После обстрела с германского линкора в городе еще наводили порядок, но повреждения были настолько незначительными, что люди ко всему относились с пониманием и иронией. А я еще успел сделать стоп-кадр в момент взрыва четвертой башни на «Гебене», и, дополнив текстовку информацией о событиях в Одессе, Феодосии, Новороссийске и в Керченском проливе, привычно на ноутбуке сверстал листовку, которую быстро размножив на наших ксероксах, стали распространять по городу, ну и через портал передали в Петроград, где она также пошла нарасхват.

А сейчас под вечер, пока мои люди демонтируют всю технику и аппаратуру из будущего, мы, втроем, я, Эбергард и Колчак сидели в кабинете командующего Черноморского флота и смаковали коньяк с лимонами, привезенными из Южной Америки 1942-го года. К сожалению, Келлер, после всего произошедшего будет только к утру. Они там устроили догонялки с третьим турецким эсминцем в районе острова Змеиный, но тот оказался слишком резвый, и когда столкнулся с двумя русскими эсминцами, быстро ушел в отрыв, пользуясь небольшим преимуществом в скорости. Тут даже и радары из будущего не сильно помогли.

А в данный момент, нам действительно было что праздновать, хотя жаль, что Дегтярев не успевает.

А сейчас подводили итог и смаковали подробности. В Одессе блестяще отбились, в Севастополе один эсминец потопили и сильно повредили линкор, который минимум полгода будет на ремонте. В Феодосии Дегтярев провел вообще мастерскую операцию и про захват турецкого бронепалубного крейсера трубят не только в Феодосии, Севастополе и Петрограде, новости уже появились во всех газетах Европы, причем везде намекают, что сработали люди, которым лично благоволит русская императорская семья.

В Новороссийске все прошло не совсем гладко, хотя более показательно и жестко.

Как и в Феодосии, в Новороссийске турецкий минный крейсер в наглую подошел к порту и отправил шлюпку с парламентером и ультиматумом. Причем корабль был под русским флагом, за что мы их собирались наказать и опустить более показательно.

Пока русские власти, заранее извещенные, препирались и тянули время, наша группа так же подползла под водой к турецкому кораблю и тихонько так заминировала.

Когда пришло время, тройка пловцов уже отошла подальше. В это же время русский эсминец «Капитан Сакен», который как его систер-шип воюющий в Феодосии, получив сигнал о минировании турецкого корабля и возвращении на борт парламентера, пошел в атаку.

Османы, как раз на минном крейсере спустили русский флаг и подняли турецкий, решили немного пострелять и тут заметили несущегося на всех парах «Капитана Сакена». Опять артиллерийская стрельба, пристрелка, маневры нашего корабля и тут, руководитель операции с нашей стороны, «каплей», подчиненный Дегтярева, дает команду на подрыв зарядов…

В общем — наши перестарались. Если для бронепалубного крейсера этих зарядов было достаточно чтоб надежно обездвижить, то для турецкого «Берк-и Сатвета» это было перебором. Тут же детонировавшие и артиллерийские погреба, и запасы мин, которыми они собирались закидать подходы к порту, разорвали на куски крейсер, который имел наглость прикрыться Андреевским флагом. В итоге, в Новороссийске народ тоже в радости, чествуют капитана и экипаж русского эсминца «Капитан Сакен», у которых якобы получился «золотой выстрел», отправивший на дно заведомо более сильный корабль.

Легкий же крейсер «Бреслау», который должен был провести минные постановки в Керченском проливе, тоже не ушел от возмездия. Два наших эсминца, извещенные за несколько часов о приближении вражеских кораблей, сами провели минную постановку в строго указанном месте.

В нашем мире «Бреслау» выставил шестьдесят мин, на которых подорвались сразу два русских парохода «Казбек» и «Ялта». Места затопления были нам известны и именно там наши эсминцы выставили свои мины и отошли подальше в сторону Азовского моря, спрятавшись за изгибом берега.

В районе семи часов утра, легкий крейсер «Бреслау», начавший постановку мин в Керченском проливе налетел на нашу, предусмотрительно поставленную мину. Если для более тяжелых кораблей это было еще терпимо, то легкий крейсер получил серьезные повреждения. Все увеличивающийся сильный деферент на нос не оставлял возможности хоть как-то уйти своим ходом, а вызвать на помощь тот-же «Берк-и Сатвет», ушедший к Новороссийску не получалось, эфир как-то уж слишком внезапно и не вовремя был забит серьезными помехами явно искусственного происхождения.

Во время взрыва капитан корабля фрегаттен-капитан Пауль Кеттер не удержался на ногах, и раскроив себе череп о поручни, будучи без сознания передал командование старшему помощнику. Ну и в завершение всех неприятностей для германотурков со стороны Азовского моря приближались два русских эсминца с явно враждебными намерениями. Старший помощник капитана «Бреслау», догадавшийся на чью мину они налетели и откуда в это местности так мастерски подавлена радиосвязь, понял, что это была тщательно подготовленная ловушка и принял единственно правильное решение — выброситься на песчаную отмель на кавказском берегу Керченского пролива. В итоге к восьми часам утра, на полузатопленном «Бреслау» был спущен турецкий флаг и поднят Андреевский.

Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что русскому флоту, особенно после недавнего позорного поражения в Русско-японской войне, наконец-то стала сопутствовать удача — чего мы собственно и добивались. Это потом, когда мы, пришельцы-новороссы начнем активнее и более явно вмешиваться, пустим слух и выложим документальные доказательства, что пришельцы уже давно оберегают Россию и без лишней помпы и громких заявлений дают по рукам всем любителям пролить русскую кровь.

И вот все это, под лимончик и коньячок мы обсуждали, выверяли официальную версию, чтоб максимально выделить героические действия моряков Черноморского флота и максимально скрыть участие пришельцев. Тут как раз почти одновременно в штаб флота прибыли генерал Келлер и полковник Дегтярев, эсминцы которых после успешного выполнения боевой задачи торжественно вернулись в Севастопольскую бухту.

С прибытием новых лиц, наши посиделки приобрели новый формат, и адъютант командующего флотом замучался носиться и таскать нам коньяк и чуть позже пришлось посылать в ресторан вестового, чтоб тот принес что-то более существенное на закусь, нежели простой лимончик.

И Келлеру, и Дегтяреву было что рассказать, так сказать из первых рук, плюс у каждого из них были кое-какие видеозаписи самых интересных моментов, которые мы с интересом просматривали тут же на ноутбуке. В общем вечер становился очень интересным и продуктивным. Мы с Дегтяревым несколько раз переглянулись — обоим было понятно, что теперь помимо генерала Келлера, и Колчак, и Эбергадр стали нашими с потрохами и теперь мы на Черном море в рамках нашего основного плана можем творить все что хотим.

Незадолго до прибытия наших героев, меня ненадолго в коридор вызвал Санька Артемьев, который после того как построил местного адъютанта, пользовался полной свободой прохода в кабинет командующего. Он быстро прошептал просьбу, получил положительный ответ, усмехнулся и ушел раздавать команды.

После всего этого, я периодически посматривал на часы, нетерпеливо ожидая приезда еще одного гостя, важного гостя, но для присутствующих тут офицеров это был сюрприз. Даже хитросделанный и прекрасно знающий меня Дегтярев терялся в догадках.

Колчак, проведший со мной много времени тоже заметил мои телодвижения и просто спросил:

— Сергей Иванович, вы куда-то спешите, что так часто смотрите на часы?

— Нет. Просто жду одного человека…

Эбергад поднял брови в невольном вопросе, но я не успел ответить, когда радиостанция у меня в кармане прошипела: «Мы подходим».

Гость, извещенный о результатах операции еще до обеда, сам изъявил желание побывать в центре событий, но так чтоб его приезд нигде не был зафиксирован, инкогнито. Но это очень нужно, чтобы более плотно связать нашу новую команду в этом мире.

Все в комнате услышали и с вопросом посмотрели на меня. Я усмехнулся, кивком показал на дверь и дождался, когда в нее постучат. Но это было больше дань культуре, нежели просьба получить позволение войти. Дверь открылась и в кабинет шагнула невысокая пожилая женщина, при виде которой мы все вскочили со своих мест.

Мария Федоровна, вдовствующая императрица, улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Это был миг и ее триумфа, ведь она поверила, прониклась, где надо заставила, где надо убедила и ее принципиальное согласие было последним словом, давшим отмашку на проведение операции.

Поэтому, когда в обед в Петроград дошли новости с Черного моря о блистательной победе, о той огромной оплеухе, полученной немцами и османами, ей пришла в голову идея посетить Севастополь и лично поблагодарить и организаторов, и непосредственных исполнителей. Поэтому выйдя на связь с нашей петроградской базой, она быстро договорилась переправить ее через наши порталы в Севастополь, но так, без лишней шумихи и так же вернуть обратно.

— Здравствуйте господа. Извините, что я без приглашения, но сейчас МЫ празднуем победу в большой и тайной войне. Первую, но очень важную победу. И, как мне кажется, я тоже имею небольшое право посидеть с вами в этом кабинете и принять участие в праздновании.

Я улыбнулся и тут же быстро освободил ей свое почетное место, а сам переместился на стул.

— Конечно, Ваше Императорское Величество.

— Ах, Сергей Иванович, для вас и для присутствующих в этой комнате я Мария Федоровна.

Она сделал паузу.

— Налейте и мне.

Но пить она не стала, просто чуть пригубила за компанию.

— Слишком нервный день и нервная ночь. Мы много поставили на сегодняшнюю победу. Это хороший щелчок по носу Вилли и особенно по репутации султана. За один день потерять шесть боевых кораблей…

Она откинулась на спинку кресла, и я увидел у нее в глазах, такую же усталость, как и у меня, как и у всех в этой комнате. Это действительно был длинный день, знаковый для всех.

Но Мария Федоровна, как истинная императрица никогда ничего просто так не делала и ее тайный визит в Севастополь должен был закрепить полученный результат. Келлер, который, не смотря на свою маску солдафона, только что слезшего с седла, в последнее время в своем кругу единомышленников показывался в истинном свете — умный, начитанный, образованный, целеустремленный, и как все кавалеристы не боящийся пролить кровь. Такие в смутные времена всегда становятся верной опорой. И главное его качество — верность трону. Очень жаль, что в мирное время таким нет места, но на ближайшие несколько лет генерал Келлер будет очень нужен. Колчак — да, тут без вариантов свой человек, амбициозный, жесткий, жестокий, но замотивированный на бой, на сражение, на победу. Таран, даже не таран, а клинок, направленный в цель. Как он мечтал в свое время о проливах и ему это не дали сделать, а тут все в его руках, да при такой поддержке. По большому счету нынешняя операция была для него некоторой проверкой, которую он выдержал. Сейчас на нем будет не просто решение военно-морских задач, а решение спец-задач, связанных с нестандартным применением сил и средств — шумные мясорубки линкоров, которые долбят друг друга главными калибрами, это не для нас. Красиво, сильно, но, если линкор за один залп выстреливает такую сумму, в рублевом эквиваленте, что можно кормить тот же севастопольский гарнизон несколько дней. Нам это не подходит. Вон, Олег подсел Колчаку на ухо и под коньячок читает ему расширенную лекцию по тактике работы боевых пловцов. Всем, ну наверно пока кроме Эбергарда, понятно, что наш основной противник не германцы, а англичане, с их флотом, с которыми драться линкор на линкор нам просто не интересно. И тут возникает вопрос о новых методах ведения войны на море, а Колчак с его идеями минной войны и целеустремленностью и мотивированностью великолепно подходит.

Чуть позже, после нашего главного бенефиса под Лодзью, когда мы немного перетрясем местный генералитет, Колчак помимо минной войны займется организацией первого секретного подразделения боевых пловцов в составе Российского Императорского Флота. Естественно под патронатом Марии Федоровны.

Ну а Эбергард… ему будет приоткрыта немного дверь, чтоб понял примерно, что и почему и выполнял все наши просьбы и пожелания и тогда может не умрет от голода и болезней всеми забытый в Петрограде 1919 года.

А так будет нам помогать на Черном море, о чем ему Мария Федоровна сказала практически открыто. Да он и сам прекрасно понял, как бы он получил бы по голове если б мы не вмешались — Одесса, Севастополь, Феодосия, Керченский пролив, Новороссийск. Везде были бы потери, плюс к этому несколько походя потопленных турками гражданских судов.

Когда Мария Федоровна решила, что ее миссия выполнена, она мило улыбнулась и попросила ее простить, сославшись на дела и со всеми тепло попрощавшись, двинулась к выходу, коротко бросив:

— Сергей Иванович, вы же меня проводите до выхода?

Намек более чем прозрачный.

Офицеры в комнате все встали при ее уходе и мы медленно пошли по длинному коридору штабаЧерноморского флота, где почти на каждом шагу стояли либо наши бойцы из будущего, в местной одежде, но в брониках, разгрузках с автоматами, либо люди Келлера, причем тоже в разгрузках, но практически все с ППС-ами (пистолет-пулемет Судаева), который им очень даже понравился.

— Сергей Иванович, я очень довольна. Все, кому нужно прекрасно осведомлены чьи люди и по чьей воле отметились в Севастополе. Наши с вами позиции в Петрограде существенно усилились. Теперь за вами следующий шаг. У вас все готово?

— Подготовительные мероприятия находятся в завершающей фазе. Если ничего сверхординарного не произойдет, то мы уложимся в срок. Но…

Она чуть притормозила, подняв на меня голову с выраженным удивлением на лице.

— Говорите.

— В данный момент вы, ваша дочь и ваша невестка слабые звенья.

— В каком смысле, — с ноткой обиды спросила она.

— В плане вашей безопасности. Наши с вами истинные противники прекрасно уже просчитали нашу с вами связку и попытаются, как всегда, ударить, так сказать, по ключевым фигурам. Если с вами что-то случится нам придется либо уходить из этого мира, либо переходить на нелегальное положение, что, естественно не приемлемо.

Она опустила глаза, глубоко вздохнула и с грустью в голосе проговорила.

— Да, я прекрасно понимаю, о чем вы. Тем более вы прислали своих специалистов.

— На данный момент этого мало. Надо максимально усилить меры безопасности.

— Я не буду безвылазно сидеть дома и ждать расправы! — гордо вскинув голову сказала императрица.

— Никто и не предлагает. Надо усилить меры и продержаться еще две недели, потом будет чуть легче.

— Хорошо, Сергей Иванович, я полагаюсь на вас. Пока у меня не было повода усомниться в вашей порядочности, искренности, ну и, конечно, в тех задачах, которые вы перед ставите перед СОБОЙ.

Я ее довел до машины, все до той же бронированной копии BENZ. Она изящно села на заднее сидение и в сопровождении еще двух машин с охраной поехала к специально выделенному нам складу, где временно был установлен пространственно-временной маяк.

Глава 4

Так получилось, что на фоне экстремальных событий последнего времени у меня нарисовалась небольшая пауза, так сказать затишье, перед очередной волной проблем и неприятностей. И появилось желание на несколько мгновений остановиться и просто осмыслить, обдумать сложившуюся ситуацию и конечно наметить пути дальнейшего стратегического развития.

Что ни говори, а мир 1914-го года мне как-то больше нравился, во всяком случае, пока. Наверно потому что тут было и проще работать, учитывая наше техническое превосходство, да и не успели мы так фатально и неумно наследить, как это произошло в мире 1942-го года.

В мир царской России мы вошли с помпой, с более-менее проработанной легендой и с мощной военно-технической поддержкой нашего мира. В нашем распоряжении, по численности личного состава, уже была фактически мотострелковая бригада с большим количеством средств усиления. К тому же присутствовали боевые вертолеты, самолеты, ну и конечно технология переброски больших масс пехоты и грузов с использованием пространственно-временного маяка.

Операция по инфильтрации, тоже тщательно проработанная, позволила сразу выйти на высшие эшелоны власти с соответствующим статусом и поддержкой у определенной части местных элит. В общем — работай, зарабатывай, бей морды, сохраняй жизни, строй свое маленькое государство, да и перспективы развития вырисовывались очень неплохие. Точнее это пока за нас не взялась временно парализованная после появления новых и могущественных игроков мировая финансовая закулиса, как этих многовековых потомственных паразитов называют в нашем времени. Но и тут у нас есть большое преимущество. Да ФРС (Федеральная Резервная Система) только начала функционировать, но не в полную мощность, и преимущество послезнания в борьбе со столь сильным и изворотливым противником открывало перед нами неплохие перспективы.

Но был и мир 1942-го года. Там мы нагадили и конечно засветились знатно, вывернув наизнанку фактически весь известный нам ход Второй Мировой войны ну и конечно Великой Отечественной. До высшего руководства Рейха быстро дошло, что после массированного использования систем переброски огромных масс войск через порталы, Германия на восточном фронте фактически разгромлена. Ну а после образцово-показательной порки с помощью двух стратегических бомбардировщиков из будущего и точно разнесенных Рейхстага и Рейхсканцелярии, никто из тех, кто дружил с головой, был не против пойти на сепаратные переговоры с Советским Союзом. Тут и желание элементарно выжить, и надежды приобщиться к знаниям и технологиям из будущего, ну и возможность на волне общего сумасшествия скакнуть выше по социальной лестнице. Гитлера, который был в этой ситуации недоговороспособным, они сами быстренько грохнули, все спихнув на англичан. Можно сказать, что для нас, в том виде, в каком помним мы, выходцы из будущего, Великая Отечественная война с фашисткой Германией в первом приближении закончилась.

Немцы, правда, со скрипом и скрытым саботажем на уровне низового звена, и особенно это касалось частей СС, но уже потихоньку стали выводить все свои войска, передавая на местах представителям Красной Армии, согласно договоренностей, все средства усиления, автомобильную и бронетанковую технику. По оговоренным коридорам советские воинские формирования в некоторых районах уже вышли на государственную границу СССР на 22 июня 1941 и стали занимать позиции и воссоздавать укрепрайоны.

Все это мы еще тогда предварительно оговорили во время знакового разговора с адмиралом Канарисом, которого Берия притащил в Усадьбу. Разговор был интересный, нелегкий, но весьма продуктивный и с большими перспективами на будущее.

Они, то есть руководство Абвера и особенно их аналитики, неплохо подготовились, проработав и мой психологический портрет и особенно побудительные мотивы, вскрыв нашу яркую, можно сказать максимально агрессивную антипатию к немецко-фашисткой Германии из-за того же плана «Ост» и неприемлемому отношению ко всем военным преступлениям на территории Советского Союза. Всякие Польши, Франции, Бельгии и остальные Нидерланды нас абсолютно не интересовали, и что там творили немецкие администрации — это не наше дело. Хотят их всех переработать в сумочки, мыло и абажуры, ну флаг в руки. Это Еврорейх, Евросоюз, это их внутренние дела, и нам, как выходцам из циничного 21-го века, по сути дела, это не интересно. Но эти суки пришли и начали убивать славян, русских, белорусов, украинцев, и за это они должны ответить. И Канарис это все прекрасно понимал, поэтому и морально был готов к моим условиям, но все равно, даже Берия несколько раз пытался меня урезонить, когда я выкатил свои претензии, причем в большинстве это все было импровизация.

Ну и конечно одним из условий было обязательное и неотвратимое наказание всех, без исключения, кто был замешан в военных преступлениях против граждан Советского Союза. Немцев прижали в этом плане очень жестко и практически все воинские части Вермахта должны были проходить через фильтры НКВД на границе СССР. Как альтернатива — мы были прекрасно осведомлены кто, где и когда, на основании информации из будущего и в случае отказа выдавать виновных, альтернативой было полное уничтожение немецких воинских соединений, ну и конечно родные и близкие в самой Германии тоже были в ответе и тоже бы подверглись, так сказать санкциям. Тут никто церемониться не собирался.

Канарис, старый лис, давно поняв и осознав, откуда дует ветер, еще в начале осени потихоньку утихомирил все айнзацкоманды, которые проходили по его ведомству, и сориентировал их на пассивный саботаж репрессий по отношению к мирному населению и к пленным. Ну, тут на волне общей эйфории уж птенцы гнезда Гиммлера отметились на всю катушку и как он, будучи шефом войск СС и нынешним главой Германии будет выкручиваться, мне было очень интересно. Я то Канарису открытым текстом сказал, что в нашем времени мы имеем полный доступ к большинству немецких архивов, доставшихся советским спецслужбам после Победы и многочисленные результаты расследований актов геноцида немецких войск против мирного населения СССР. Поэтому замалчивание или выгораживание военных преступников вещь в данной ситуации глупая и контрпродуктивная. То, что глава Абвера все это пресек на корню в своем ведомстве, мы знаем, поэтому сейчас и разговариваем, на что он только кивнул головой в знак согласия.

В общем, этот вопрос прорабатывался отдельно и никто на тормозах спускать не собирался, и за все эти концлагеря, Бабий Яр, Уманьскую яму, кто-то должен был ответить.

Ну а остальные условия — то, что мы принципиально будем давить любые попытки произвести ядерное оружие и, то что мы закрываем доступ в космос и стратосферу, то есть блокируем все потенциальные дальнобойные средства доставки оружия массового поражения, вызвали у Канариса недовольство, но он понял зачем и почему мы это делам. Я ему пояснил, чтоб не было двояких толкований: мы просто не хотим, чтоб этот мир быстро превратился в радиоактивную помойку, как тот наш мир будущего. Нам же здесь жить!

От тягостных мыслей меня отвлек долгожданный приезд на нашу основную базу в Симферополе. Там я заскочил ненадолго к жене, и насколько было возможно, просто посидел и поговорил с сыном, который очень тяжело переносил мои постоянные отлучки и недостаток внимания отца. Светка как раз была на дежурстве по подпространственному переходу, поэтому ребенок был в импровизированном детском саду, и я его оттуда прихватил на время обеда.

В нашем жилом блоке в холодильнике конечно было что-то приготовлено, поэтому быстро все это разогрев, мы с Малым с большим аппетитом подкрепились. Потом, после того как посуду загрузил в посудомоечную машину, я его посадил к себе на колено, так чтоб он был лицом ко мне и мы долго-долго разговаривали. Умный не по годам мальчишка, который видел и смерть, и гибель мира, и был фактически с самого начала непосредственным участником путешествий во времени, задавал вполне мудрые вопросы, при этом с интересом ощупывая Звезду Героя Советского Союза у меня на груди. Ну и поглядывал на вышитые зелеными нитками генеральские звезды на накладных погонах моего новенького чистого выглаженного камуфляжа. Я его внимательно слушал, о его маленьких проблемах, о детских мечтах, радостях, обидах и разочарованиях и он, почувствовав, что вечно занятый войной и спасением миров отец, его слушает, заливался соловушкой, стараясь насладиться вниманием близкого и родного человека. Эмоционально он был похож на маленького замерзшего воробушка, который стремительно отогревался в тепле отцовских рук, и старался наверстать то, чего он был лишен последние несколько месяцев. Его глаза буквально светились и в полутемной комнате нашего жилого блока, где всегда из-за экономии электроэнергии было слабое освещение, это выглядело поразительно. Как маленькое солнышко, ради которого я готов был порвать любого, кто посмеет даже косо взглянуть на мою кровиночку.

Я так увлек, наслаждаясь каждой секундой общения со своим ребенком, что реально потерялся во времени. И тут пискнули смарт-часы, показывая, что время закончилось. Ох как плохо, ох как мерзко на душе. Через час мне нужно ехать на срочное собрание ГКО в Москве 1942-го года и вопросы там будут очень неприятные — назревает очень серьезный кризис.

Я его снял с колен и, взяв за руку, отвел в широкий зал, где у нас был организован импровизированный детский сад и с сожалением вернул сына воспитательнице, при этом стараясь сделать вид, что не вижу детских слез, хотя самому было так муторно на душе.

Через час, все на том же «Тигре», в котором раскатывал в 1914-м году я теперь ехал по заснеженным улицам Москвы 1942-го года и эта ситуация уже не вызывала ни ажиотажа, ни даже душевных терзаний. Новенький БТР-82А, с сидящими на броне штурмовиками, с автоматической пушкой, вместо привычного пулемета Владимирова как на БТР-80, шел впереди, в качестве охраны, за ним шел местный бронеавтомобиль. Дальше мы, ну и за моим «Тигром» шли еще две М-ки с бойцами специального охранного взвода ГУГБ НКВД. По нынешним временам охрана более чем солидная, особенно если учесть, что на аэродроме возле Усадьбы наготове стоит ударный Ми-28Н. И это не блажь и не перестраховка — на фоне нескольких нападений на мою тушку прямо в Москве и ее окрестностях, такие меры предосторожности были не лишними. Тем более, после того как коллективный запад принял решение сообща добить измотанный войной с Германией Советский Союза, то потоком пошла информация о резкой активизации разведсетей уже фактически бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Ну тут наши возможности сыграли очень большую роль — средства радиоперехвата и системы дешифрования, позволяли оперативно реагировать на утечки информации. А после того как глава остатков Федеральной Службы Безопасности России вошел, так сказать, на правах младшего партнера в наше сообщество, то, как оказалось, они уже давно заблаговременно подняли все архивы, касательно действующих и спящих агентов на территории СССР в 40-х и 50-х годах 20-го века. Провели систематизацию, выборку и все это богатство было срочно передано в ведомство незабвенного Лаврентия Павловича, где в очередной раз схватились за голову и быстро начали вычищать тылы от вражеской агентуры.

Пока была возможность, сидя на заднем сидении «Тигра», я бегло просматривал сводки на ударостойком и защищенном электронном планшете. Разговор на ГКО (государственном комитете обороны) должен быть непростым, поэтому нужно заранее как следует подготовиться, тем более там будет несколько неприятных моментов, относительно нашего сотрудничество с царским правительством в мире 1914-го года. И тут большую роль играла именно идеологическая составляющая, учитывая, кто был членами ГКО их роль в революции и в Гражданской войне.

Но время, самый дорогой и невосполнимый ресурс, пролетело быстро, и вот моя охрана осталась снаружи, а «Тигр» заскочил на охраняемую территорию Кремля, где меня быстренько взяли в «коробочку» люди Власика и отвели в приемную Сталина, где уже сидели в ожидании остальные члены ГКО.

Видимо ждали только меня, поэтому как, только я зашел в приемную и даже не успел со всеми поздороваться, как Поскребышев поднял трубку, что-то тихо буркнул и, выслушав короткий ответ, встал и проговорил, уже обращаясь ко всем находящимся в приемной:

— Товарищ Сталин ждет, проходите.

После того, как расселись в том самом знаменитом кабинете, Сталин с прищуром осмотрел всех, остановив взгляд на мне, на новеньком камуфляже и Звезде Героя Советского Союза на груди. Погоны, которые пока так раздражали всех вокруг, я предусмотрительно еще снял на базе, хотя и это была временная мера — уже был готов проект приказа о введении погон в Красной Армии. Ну и конечно были включены все сопутствующие идеологические изменения, направленные на то, что Красная Армия является преемницей Русской Армии со всей историей побед и поражений. Сейчас, на фоне того, что Вермахт в ускоренном темпе покидал территорию Советского Союза, такие изменения могли бы вполне спокойно пройти — мы победили, враг бежит. Именно сейчас многое примут и простят некоторые отклонения.

Пока по экономическим вопросам докладывали Маленков и Каганович, я немного отстранился и думал о своем, но стараясь не терять нить повествования. Все-таки это не школьные посиделки, где после часа словоблудия будут собирать деньги на новые шторы.

Да, в стране было очень тяжело и налицо мощнейший экономический кризис, дополненный пока еще скрытыми и неявными, но так знакомыми по нашему времени санкциями новой Антанты. У Советского Союза были золотовалютные резервы, но когда на них нельзя ничего купить, это напрягало. Приходилось проводить закупки через третьи страны, что существенно увеличивало и логистическое плечо, время ну и конечно фактическую стоимость. Но тут была палочка-выручалочка в виде пространственно-временных порталов, с помощью которых мы уже несколько месяцев гнали большие объемы товаров и из Аргентины, и из Парагвая, где генерал Белов, после визита Великой княгини Ольги из 1914-го года развил бурную деятельность в наших интересах, собрав вокруг себя практически всю русскую диаспору.

Мы все понимали, что рано или поздно эту лавочку попытаются прикрыть, но после того как в Аргентине русские танки принимали участие в штурме асьенды местного преступного авторитета, который посмел влезть в наши дела, даже местные органы власти относились к нам с большим почтением. Буэнос-Айрес далеко, а русский ОСНАЗ с танками рядом, да и местные русские иммигранты к нам относились, что удивляло, очень лояльно, особенно после того, как стало известно, что Вермахт, поджав хвост, драпает из Советского Союза.

Потом выступал Ворошилов, курирующий военный блок, но и тут я не услышал ничего нового. Мои ребята, на правах дешифровальщиков были практически во всех штабах и мониторили и военные вопросы и выдавали аналитику даже чуть раньше, чем местный Генштаб, наработками и выводами которого пользовался Ворошилов. Так или иначе, но нашим основным коньком были в первую очередь информационные технологии, ну а ударные средства, те же стратегические бомбардировщики — это уже вторично.

Во время доклада, когда я делал вид, что внимательно слушаю, несколько раз ловил на себе хитрый взгляд Сталина, да и Берия нет-нет, да скользнет взглядом. Мне все кажется, что я для них «черный ящик» и никогда нельзя точно предугадать, что я выкину в очередной раз. Я их понимал, и как мог, в последнее время, старался сгладить все шероховатости последнего времени, но как говорится «ложечки нашлись, а осадочек то остался». В докладе Ворошилова меня заинтересовал момент, что вывод Вермахта с территории СССР, низовым звеном тормозится не просто из-за страха перед ответственностью за военные преступления, а наблюдаются определенные признаки, что это организованная акция некой группы военной оппозиции. И как-то все приурочено к созданию Новой Антанты, что не может не настораживать.

Затем слово взял Молотов и вот тут я слушал с большим интересом, потому что особых источников информации нет, и приходилось довольствоваться именно докладом. У Берии, конечно, были свои источники, и он со своей стороны все держал на контроле, но и я сильно не дергался, своих проблем хватало, и он не спешил меня посвящать во всю эту политическую помойку.

Молотов, мужик очень умный, но его манера подачи информации немного раздражала, поэтому приходилось напрягаться, чтобы следить за ходом мысли, но как я видел, все остальные члены ГКО вполне спокойно это воспринимали. Если в двух словах, то на фоне переформатирования новой Антанты и переброски войск к границам СССР, активным сепаратным переговорам США с Японией, о заключении мира и освобождении крупной войсковой группировки, по всем дипломатическим канал шли неприкрытые ультиматумы об обязательном привлечении Запада к контактам с пришельцами из будущего. Причем передача технологий и их внедрение в 1942-м году, передача образцов техники должны происходить при жестком контроле представителей Новой Антанты. Только так, а не иначе, причем наше мнение, то есть мнение пришельцев из будущего, никого не интересовало. Для нас была небольшая сноска: «Запад может обеспечить лучшие условия торговли, больший ассортимент товаров, нежели это в возможностях обескровленного войной Советского Союза», причем наше мнение их абсолютно не интересовало, а зря. Упоротые англосаксы были в своем репертуаре, поэтому, видимо, и потеряли берега. А Сталин смотрел на меня, за моей реакцией и после того, как я нехорошо усмехнулся, он бесцеремонно перебил Молотова фразой:

— Сергей Иванович, наверно пока еще рано.

Я поднял голову:

— Товарищ Сталин?

Они переглянулись с Берией — ну точно еще до совещания просчитали мою реакцию, ну и ладно, подыграю им, пусть думают, что я более прогнозируемый, а значит неопасный и в некоторой степени контролируемый.

— Вы, Сергей Иванович, наверно думаете, как нанести ядерные удары по Лондону и Вашингтону?

В кабинете повисла тишина. Я, встал и чуть усмехнулся.

— Была такая мысль, но самые простые и очевидные решения, как правило, не самые правильные. Тем более, без согласования с Верховным Главнокомандующим, то есть с вами, товарищ Сталин, любые силовые действия в этом мире будут нарушением всех договоренностей. Ну и конечно — потерей взаимного доверия, что в корне неприемлемо. Но ряд ударов, по силе воздействия, сопоставимых с ядерным оружием, мы уже подготовили и готовы применить, при принятии такого решения государственным комитетом обороны.

— Даже так? — Сталин чуть удивленно еще раз посмотрел на меня, взял паузу, раскуривая знаменитую трубку и выпустив клуб дыма, наконец-то принял решение.

— Это очень интересно, Сергей Иванович, надеюсь, ваши новые предложения мы услышим в ВАШЕМ докладе.

Я все еще стоял и поэту чуть ли не щелкнул каблуками и ответил.

— Конечно, товарищ Сталин, думаю, стоит до конца дослушать доклад Вячеслава Михайловича и выслушать Лаврентия Павловича. Мне много чего есть доложить.

— Конечно, садитесь.

Я опять сел, хотя немного подергивало от прилива адреналина. Это была очередная проверка на вшивость от Сталина, которую, я, видимо, прошел, судя по его довольному взгляду.

В общем, доклад Молотова оставил гнетущее впечатление — нас давили жестко, бесцеремонно, отбросив всякие приличия и принципы международной дипломатии. Налицо весь оскал запада, когда эти шакалы убирают свои благообразные улыбки и демонстрирую пасть полную клыков. Ох, как это знакомо по нашему времени и тут они, видимо здорово перепугавшись, сняли маски.

Такая информированность уже бывших союзников объясняется ожидаемым предательством товарища Литвинова, который слил все, что успел накопать про наше появление. Он как-то узнал, что на него есть куча компрометирующего материала и решил напоследок хлопнуть дверью, прежде чем попытается уйти на нелегальное положение и удрать за границу. Ну, уйти то он, конечно, попытался, но его взяли и уже несколько недель допрашивали специалисты НКВД, вытаскивая все новые и новые интересные подробности. И подробности были очень неприятные — по этому каналу утекло очень много стратегической информации, да и круг «друзей» Литвинова, оказался очень широким. И это они тогда несколько раз устраивали покушение на меня, да и немцам пару раз сливали информацию по моим перемещениям. И тут такие фамилии звучали, что и я хватался за голову, а уж про Берию и говорить не стоит — у него под носом был заговор. За такие проколы обычно дарят «Орден хрена лысого» с закруткой на спине, и Лаврентий Павлович это понимал, поэтому и рвал жилы, пытаясь хоть как-то реабилитироваться. Ну, а Иосиф Виссарионович, видимо, решил действовать по принципу «коней на переправе не меняют», да и на место Берии у него пока никого не было, поэтому и был дан последний шанс наркому внутренних дел.

После доклада Молотова слово взял Берия и вполне прилично отчитался о проделанной работе, об оперативной обстановке внутри страны, и о данных иностранного отдела НКВД, относительно происходящего в мире. В принципе и по каналам внешней разведки шли те же самые требования — минимум поделиться «наследием потомков», а максимум полностью передать все контакты «мировому сообществу». Зафиксированы контакты нескольких крупных функционеров Германии с английскими и американскими представителями и возможно, что Гиммлер работает на несколько направлений и задержки с выводом Вермахта и частей СС с территории СССР это непосредственная инициатива с самых верхов власти в нынешней Германии.

— Лаврентий, можем ли мы считать, что Гиммлер и его окружение ведут двойную игру?

— Стопроцентной гарантии нет, но вероятность очень велика. Им нужно время и они его тянут, таким вот медленным выводом и не исключаю возможности, что они будут отводить войска на определенные рубежи, где будет проведено довооружение и доукомплектование. В Англии, в данный момент, идет активная погрузка на многочисленные зафрактованные транспортные корабли именно вооружения и боеприпасов, то же самое наблюдается и в США. Войска — да, тоже идут, но еще больше идет грузов, да и перечень интересный. Очень много боеприпасов немецкой номенклатуры, что заставляет задуматься.

— Да уж, — Сталин резко поднялся и стал немного нервно вышагивать по кабинету, держа в руке погасшую трубку. Явно сказывалась горячая кавказская кровь, и он с трудом сдерживал свои эмоции под контролем, что происходило не так уж и часто, и для него совсем нехарактерно. Чуть успокоившись, он уже повернулся ко мне.

— Сергей Иванович, а что вы скажете?

Я встал, уже по привычке расправив несуществующие складки на форме и заговорил:

— Товарищ Сталин, товарищи члены Государственного комитета обороны.

Выдержав небольшую театральную паузу, дождавшись, когда Сталин сядет на свое место и возьмет в руку привычный карандаш, которым он частенько делал пометки, я продолжил.

— Складывающаяся обстановка очень тревожная и в стратегической перспективе ведет к очень тяжелым потерям. Но есть несколько моментов, на которых я бы хотел выделить внимание и что может существенно повлиять на нынешнюю ситуацию.

«Опа», у Сталина, как у Берии синхронно поднялись брови, в знак удивления моим заходом.

— Говорите, Сергей Иванович, — приободрил Сталин, хотя в его голосе явно чувствовался акцент, что говорило о высокой степени напряжения.

— Первое, на чем я хочу акцентировать внимание, это то, что договариваться с коллективным западом, как это говорится у меня во времени — нет смысла. Я, может, скажу прописные истины, но их иногда стоит повторить, чтоб не забывались. И все, присутствующие в этой комнате, это прекрасно понимают меня. Если копнуть поглубже, то это последствия экспансии англосаксонской идеологии абсолютно превосходства. Как бы это кощунственно не звучало, но англосаксы еще больше фашисты, чем германские фашисты и крови у них на руках не меньше. Поэтому, если стоит вопрос об оспаривании их доминирования в мире, их права контролировать любые финансовые потоки и снимать свои проценты, они пойдут на любые шаги и на любые жертвы. Даже если под действием непреодолимых обстоятельств мы будет рассматриваться вопрос частичной передачи им технологий из будущего, это проблему не решит, и воевать с ними все равно придется. Как говорится — все равно кинут и ударят в спину в любом случае.

Сталин молчал, прекрасно понимая, что это присказка, а сказка будет потом, ну а все остальные члены ГКО тоже старались отмолчаться, так как, ну кроме Берии, до конца не понимали, что от меня ожидать. Это было мое первое участие в этом комитете, поэтому никто пока не составил свое мнение, хотя все прекрасно знали кто я и откуда.

— Далее. Хочу обратить внимание, что никто о нас, то есть о пришельцах из будущего, не имеет никакой подробной информации. Ни о техническом уровне, ни о реальной эффективности нашего вооружения, ни, тем более, об информационных технологиях. Даже те же немцы, собирали информацию по крупицам, и больше всего в курсе адмирал Канарис, и то, он ведет свою игру, о чем несколько раз нас проинформировал. У англосаксов есть только не совсем качественные пересказы и крохи информации, которые они смогли получить оперативным путем через свою агентуру в Германии, ну и через тех же адептов Литвинова.

Образно говоря, они о нас ничего не знают, и при принятии нынешних решений о начале глобальной агрессии, опираются на несколько не совсем верных выводов, которые в корне ошибочны, что дает нам определенный шанс. Они изначально считают, что мы попали в зависимость от нынешнего руководства СССР, допустим принявшего наши семьи в виде заложников, и думают, что эту зависимость они смогут переключить на себя. Все нынешние успехи Советского Союза они рассматривают через призму использования знаний и оружия из будущего, которые мы, из благодарности за продукты, беспрекословно предоставили.

— Хм, — не выдержал Сталин, — вы думаете, Сергей Иванович, что они расценивают вас как некоторого джина. Кто потер лампу, тот и хозяин?

— Очень точное сравнение, товарищ Сталин. Сверхзвуковые самолеты, оружие, новые лекарства — это все плюшки, которые Советский Союз получил благодаря обладанию джином. Вот они и хотят получить лампу, чтобы заполучить власть над джином. Ну и впоследствии получать плюшки не для того, что бы спасть людей, а чтобы сохранить свое доминирование в мире и на этом зарабатывать деньги, то есть продолжать многовековое паразитирование.

— Это пока общие фразы, Сергей Иванович, давайте более конкретно, — снова меня легонько пнул Сталин.

— Конечно, товарищ Сталин, но это, так сказать, преамбула выработанной общей стратегии противодействия которую разработали МОИ аналитики. И если принять вышеизложенное и некоторые факты, то напрашиваются некоторые весьма интересные и перспективные выводы.

— Ну тогда, Сергей Иванович, слушаем вас и не перебиваем. У вас необычная и весьма интересная манера подачи информации. Надеюсь, вы нас не разочаруете.

Я не стал комментировать его спич и продолжил.

— Первое, что сразу обратило на себя внимание — это скорость принятия решения и скорость изменения политического курса всего англосаксонского анклава. От воспевания Советского Союза как борца с фашизмом, до сепаратных переговоров с Германией и Японией, с проведением мощной подготовительной компании в прессе, для соответствующего изменения общественного мнения. Если зафиксировать время, когда на запад ушла достоверная информация о присутствии пришельцев из другого времени в СССР, ее подтверждения по другим каналам, то англосаксы как то уж слишком оперативно сработали и начали менять военно-политические векторы своего движения. Великобритания, Североамериканские штаты, Австралия, Канада, часть Франции. Я могу только представить, какие механизмы влияния были задействованы, чтобы развернуть тот же Конгресс США и особенно администрацию президента Рузвельта. Да и в остальных странах изменения прошли практически синхронно. По самым скромным подсчетам все это было проведено в течение двух месяцев, и, учитывая нынешние системы связи и скорость прохождения информации, можно сделать вывод о наличии единого центра противодействия, который характеризуется разветвленной сетью агентов влияния, преимущественно представленных в финансовой и политической сфере.

Сталин молчал, молчали и остальные члены ГКО, тем самым давая возможность продолжить мою мысль.

— В нашей истории такого не было, поэтому возникшее объединение является четкой реакцией финансово-промышленных кругов запада на появление пришельцев из будущего. Они, видимо, сумели преодолеть многочисленные и очень серьезные внутренние противоречия и провести внутреннюю мобилизацию.

— Что это нам дает, Сергей Иванович?

— Персональные данные всех закулисных манипуляторов, кто обладает достаточным влиянием, нам известны. Думаю, тут глубоко копать нет особой необходимости и в первую очередь взять в оперативную разработку основных спонсоров избирательной компании нынешнего президента САСШ, и тех, кто является основным бенефициаром Второй Мировой войны. Эти списки во многих пунктах совпадают. Поэтому необходимо дать задание внешней разведке проанализировать встречи данных фигурантов и особо выделить, когда они собирались основным составом.

— Вы, Сергей Иванович, предлагаете выделить штаб наших противников?

— Да. И при переходе ситуации в горячую фазу провести физическую ликвидацию, образцово показательно, вплоть до внучатых племянников, дальних родственников, любимых собак, горничных и садовников. Надо раз и навсегда дать понять им, что теперь нет неприкасаемых, и на этой планете мы в состоянии достать любого и в любой точке этого мира вне зависимости от титулов, от счета в банке и от связей в Конгрессе САСШ.

Сталин ухмыльнулся, ему нравился такой жесткий подход. Берия блеснув стеклами очков, откинулся на спинку стула, прокручивая в уме возможный план операции, но я его понимал — таких фигурантов сработать очень трудно. Их будет защищать все те государства, которые они подмяли под себя. Все полиции, все спецслужбы, все армии, поэтому тут слишком много моментов, которые требовали уточнений.

Ну а вот Молотов заволновался.

— Нам этого не простят, да и технически я не могу представить, как это все реализовать. Но мы однозначно тогда получим абсолютную изоляцию на политическом поле.

— А сейчас что, они в гости на чай с пирогами напрашиваются? — не выдержал Сталин, зло выплюнув фразу.

Ну а я, переключив внимание на Молотова ответил:

— Вячеслав Михайлович, есть возможность сработать более тонко. Наша задача в первую очередь уничтожить «старые деньги», то есть Рокфеллеров, Ротшильдов, Морганов. Вы же осведомлены, что Великая Депрессия их детище и была направлена на поглощение «молодых состояний» возникших после Первой Мировой войны и передела колониальной картины мира на волне послевоенного научно-технического рывка. Осталось слишком много недовольных, так сказать финансистов среднего и низового звена. Если нам удастся физически уничтожить эти семьи и прервать многовековую цепочку управления миром, на трупы этих монстров сразу набежит толпа голодных, жадных, прожорливых шакалов. К тому же политики САСШ, оставшись без покровителей, будут тоже парализованы, без, так сказать, указаний и денежных вливаний. На языке спецслужб это называется разобщение преступного сообщества. Мы убираем главарей, и банда теряет силы и время в междоусобной войне за власть. И пока они будут делить наследство «старых денег», мы покажем всему миру военную силу, уничтожив основные армейские формирования, направленные на нападение на СССР.

К тому же, мы может представить эту акцию не как операцию советских спецслужб, а как самостоятельный, обособленный, глубоко мотивированный удар пришельцев из будущего, так сказать за все хорошее, что эти семьи вытворят в будущем. Это даст возможность минимизировать претензии к Советскому Союзу, показать этим заокеанским уродам, что пришельцы из будущего фактически самостоятельный игрок, но при этом абсолютный союзник Советского Союза, с которым нужно договариваться отдельно и все эти перемещения войск, ультиматумы, приведут к дополнительной конфронтации, вплоть до уничтожения правительств стран участников вторжения.

Сталин, давно уловивший смысл моего посыла, немного прищурил глаза и рассматривал меня с чуть ли неприкрытым подозрением. На что я, усмехнувшись, четко сразу пояснил.

— При этом, пришельцы, полностью делегируют право переговоров с западом руководству Советского Союза, как своим законным представителям. Но это они узнают чуть позже, когда получат по голове и попытаются договориться. И вот тогда, Вячеслав Михайлович, вы их поставите на четыре кости и будете иметь в особо извращенной форме любыми подручными средствами, вплоть до черенка от лопаты.

Сталин не выдержал и фыркнул, представив, что я имею в виду.

Берия, не разделяя общего веселья, спокойно и как-то буднично поинтересовался.

— Как мы будем это реализовывать, Сергей Иванович?

Я сделал паузу и к всеобщему удивление устало потер глаза, реально устал и Сталин это быстро просек.

— Присаживайтесь, Сергей Иванович, докладывать можете сидя.

— Спасибо, товарищ Сталин.

Присев, я продолжил.

— Теперь технические вопросы, так сказать, уже тактическая часть.

Первое. Перенос и реализация проекта «Прометей» в мир 1942 года…

Сталин был в курсе, а вот остальные нет, поэтому он сразу уточнил:

— Поясните.

Я достал папку с распечатками и передал по экземпляру все членам ГКО.

— На случай глобального уничтожения орбитальной группировки и центров управления в нашем мире, помимо системы «мертвой руки», то есть системы неотвратимого ответного удара, была разработана система «Прометей». Она предназначена для вывода на низкие орбиты планеты системы спутников, которые должны провести доразведку обстановки и скорректировать вторую волну удара системы «мертвой руки». Так как предполагается, что при активации системы «Прометей» основные центры управления космическими объектами уничтожены, то у спутников есть возможность самим проводить коррекцию орбит в течение трех месяцев без команд с поверхности. Все элементы этой системы, а это пять ракетных носителей, каждый из которых оснащен тремя спутниками, в данный момент демонтируются и готовятся для переброски в мир 1942-го года.

Сталин, тщательно рассматривая распечатки, только спросил.

— Это очень хорошо. Что это нам даст и как быстро это может быть реализовано?

— Реализация в течении двух недель. Что даст? В зависимости от погодной обстановки и облачности мы в режиме реального времени с высоты примерно сто шестьдесят километров будет наблюдать за всей обстановкой в стране и за ее границами. Образно говоря, генштаб говорит — мы хотим посмотреть, какие корабли стоят в американском Норфолке и в течение нескольких минут они получают высококачественный снимок. На протяжении трех месяцев это будет наше незримое око практически по всему миру. Погода, облачность, циклоны, антициклоны, транспортные узлы и их загруженность, составы с техникой, караваны судов с войсками, танковые колонны — мы все это будем видеть. Не будет надобности отправлять самолеты разведчики в самоубийственные полеты. Одним щелчком мышки на вычислительной машине вы получите эту информацию. Это конечно не волшебная тарелка с яблоком, но наши возможности существенно расширят.

Сталин, Ворошилов, Берия и остальные члены ГКО прониклись. Это было очень серьезно. Но хозяйственный Микоян быстро нашел узкое место.

— Вы, Сергей Иванович, сказали про три месяца, а что потом?

— Я сказал три месяца, если они автономно летают и сами проводят коррекцию. Но, думаю, к этому времени, мы успеем развернуть несколько пунктов объективного контроля и уже с земли сможем корректировать орбиты спутников. Если это получится, то срок жизни этой системы мы сможем увеличить до пяти-десяти лет.

Микоян удовлетворенно крякнул.

— Исчерпывающий ответ.

— Это не все, Сергей Иванович? — подал голос Берия, прекрасно осведомленный о наших возможностях.

— Нет, Лаврентий Павлович. После определенных консультаций с силовиками в нашем мире, мы добились того, что запасные части к стратегическим бомбардировщикам будут доставлены в течении недели. Так что, наша длинная карающая рука снова заработает. Помимо этого есть неплохой шанс получить еще три функционирующих бомбардировщика и более десятка в разной степени разукомплектации. Далее, атомная подводная лодка «Гепард», переброшенная в мир 1942-го года уже прошла Норвегию и в ближайшее время придет на подготовленную для нее северную базу. В нашем времени мы ожидаем прибытие еще двух аналогичных атомоходов в Черное море и по возможности осуществим переброску в мир 1942-го года. При введении в строй хотя бы двух лодок и оснащении ихупрощенными копиями ракетно-торпедного вооружения, мы сможем быстро парализовать трансокеанские коммуникации противника.

Далее. У нас есть уникальная система переброски войск, и мы можем бить противника на наших условиях, в отличие от немцев они еще не прониклись моментом в этой степени. И судя по перемещениям войск, генералы Новой Антанты, пока мало предполагают, с чем они тут столкнутся.

Ну и главное…

Я сделал опять театральную паузу, что вызвало хитрую улыбку Сталина, который был чуть-чуть в курсе, но предполагал, что самое интересное я оставил на конец.

— В комплекте с ракетоносителями комплекса «Прометей», нам передадут один мобильный ракетный комплекс «Ярс», оснащенный ядерным спецзарядом и еще одну ракету комплекса «Тополь-М», без заряда, уже подготовленную для вывода на низкую орбиту любого устройства весом не более полутора тонн. К тому же если получится перебросить все ожидаемые подводные лодки, у нас будут в распоряжении двенадцать крылатых ракет «Калибр» и еще три ядерных заряда к ним. При необходимости мы можем выжечь все центры принятия решений противника.

В кабинете повисла гнетущая тишина. Что такое ядерное оружие, уже все прекрасно понимали, когда их допустили к полной информации по миру будущего. И сам факт передачи его в руки Советского Союза был знаковым событием, и это была огромная ответственность.

— Единственное… — опять подал я голос.

Сталин, пристально смотревший на меня во время всего монолога о ядерном оружии, кивнул в знак согласия.

— У меня есть условие по ядерному оружию.

— Говорите, Сергей Иванович, — опять с явно выраженным акцентом в голосе, что говорило о серьезном волнении, проговорил хозяин кабинета.

— Ядерное оружие передается Советскому Союзу при условии, что решение о любом его применении будет приниматься Государственным комитетом обороны при абсолютном согласии всех нынешних членов. Это огромная ответственность и применение такого оружия должно иметь очень веские обстоятельства. Для обеспечения этого режима и исключения использования оружия третьими лицами будут проведены специальные технические действия. Условия, при экстренной необходимости и отсутствии определенных членов ГКО мы обсудим позже, но уровень ответственности, я думаю, поняли все.

— Да, Сергей Иванович, вы предельно ясно выразили свои опасения, и мы их полностью разделяем. И отнесемся с максимальной ответственностью, правильно, товарищи? — Сталин достаточно пристально посмотрел на каждого члена ГКО, кто присутствовал на этом эпохальном заседании.

— Это все, Сергей Иванович?

Тут уж я позволил себе улыбнуться.

— Почти…

Сталин хохотнул, тем самым разряжая обстановку в кабинете.

— Давайте, удивляйте, Сергей Иванович, напряжения в голосе почти не ощущается. Он получил нужные ответы на важные вопросы.

— Хорошо, товарищ Сталин. Как я говорил, нам передают одну ракету для вывода устройств на орбиту. Так вот это сделано по моей просьбе. Мы выведем на орбиту спутник с нашим пространственно-временным маяком.

Несколько недоуменных взглядов и я пояснил.

— Без дорогостоящей космической программы, как это было в нашем мире, мы сможем выводить на орбиту различные устройства. Над одним уже идет работа. Это — орбитальный бомбардировщик.

Опятьнепонимающие взгляды.

— Находясь на орбите, мы даже можем не пускать ракеты, а просто кидать камни, которые как тяжелые метеориты будут падать туда, куда нам нужно, траекторию рассчитать не так уж и сложно.

Опять непонимание.

— А представьте камушек весом в тонну, который упадет на дом Ротшильда или Рокфеллера с высоты в сто шестьдесят километров. Как, весело им будет?

Восторженные взгляды легендарных людей, которые в нашем мире отстояли Родину, были лучшей наградой и я, наконец-то, ощутил единение с ними. Мы стали единой командой и это дорого стоило.

И тут Берия, переглянувшись со Сталиным, выдал фразу, чем меня несказанно удивил.

— Добро пожаловать на борт, товарищ генерал-майор.

А Сталин добавил.

— А об остальном, поговорим позже, — это он намекал про мир 1914-го года.

Глава 5

После заседания ГКО, когда были обсуждены множество рабочих вопросов и приняты соответствующие решения, Маленков, Ворошилов, Микоян, Молотов покинули кабинет, и мы остались так сказать, в усеченном составе. Я, Сталин и Берия и должны мы были обговорить более серьезные и глобальные вопросы, которые даже не выносились на ГКО, таков их был уровень важности и секретности.

Дождавшись, когда Поскребышев занесет приготовленный чай, и, сделав пару глотков, Сталин чуть наклонил голову и заговорил.

— Сергей Иванович, как обстоят дела с ВАШИМ проектом по проникновению в 1914-й год и какие у вас там планы? Насколько я понял, действия перешли в активную фазу.

Берия отмалчивался, но очень внимательно наблюдал за мной. Если на заседании ГКО я всеми силами изображал щенячью радость, что меня допустили в столь представительный орган государственной власти СССР и навешали генеральские звезды, то теперь я резко сменил схему поведения, что мои собеседники сразу и почувствовали. Теперь я представлял интересы крупной и вполне могущественной организации, на плечи которой легла забота о множестве жизней, которая обладала уникальными возможностями. И сейчас перед Сталиным сидел не подчиненный, который заглядывает ему в рот, ловля каждое слово, как откровение, а союзник. Мощный союзник, верность и честность, которого не раз подвергалась проверке в последнее время. Но, при этом у союзника были свои цели и задачи, это не стоило ему забывать. Поэтому я вполне по-деловому, нейтрально стал докладывать свое видение ситуации.

— Инфильтрация прошла вполне успешно. Ставку сделали на вдовствующую императрицу Марию Федоровну и ее дочку, Великую княгиню Ольгу. Через них мы провели дозированный вброс информации соответственно разработанной легенды относительно альтернативного развития истории фигурантам, которые по нашим данным были ярыми монархистами и сохранили верность династии даже в условиях развала империи.

Хм, ой, как им это не понравилось. Все коммунисты со стажем, бывшие реальными свидетелями и участниками тогдашних событий и тут, к их неудовольствию, ставка мощнейшей силы делается на их идеологических противников. Поэтому я так тщательно и готовился к этому разговору, так как в случае самого негативного сценария развития, я могу получить кучу неприятностей. Но и они были не дураками, и я им как-то еще, несколько дней назад, закинул информацию к размышлению, как нам максимально быстро получить пользу от обладания порталом в 1914-й год. Да и Сталин 1942-го года, поварившийся в государственных интригах, ощутивший всю тяжесть шапки Мономаха, уже совершенно по-иному смотрел на многие вопросы, нежели революционер Коба, из 1914-го года. Он уже мыслил совершенно иными категориями и именно на это был мой расчет. Сейчас я разговаривал с правителем, а не с революционером, для которого строки песни «Весь мир насилья мы разрушим» были планом действия. Поэтому Сталин вполне спокойно, хотя в его голосе чуть-чуть, самую малость послышались отголоски кавказского акцента, что говорило об определенном волнении.

— Вы делаете ставку на сохранение Российской Империи?

Я кивнул, понимая, что Сталин не закончил, поэтому дал ему выговориться.

— Вам не кажется, Сергей Иванович, что для нас, коммунистов, ну и для вас, потомков коммунистов, это все звучит несколько необычно.

Последнее слово он немного выделил, давая понять, что мог применить выражение и похуже. Но то, что тут собрались люди не простые и все решения стратегического уровня принимаются после тщательного анализа, предполагало обязательно выслушать побудительные мотивы, прежде чем в открытую выказывать недовольство. Политика, однако.

— Согласен, Иосиф Виссарионович, в первом приближении все это выглядит достаточно неприглядно, и даже провокационно. Да и нам, прежде чем принять такое решение о конечном выборе направления проведения операции, выборе фигур на которых будем делать ставку, конечно пришлось основательно поломать голову, оценивая риски и потенциальные перспективы. Слишком много вариантов, и, как правило, выбирать приходится из плохого и очень плохого.

Сталин, видя, что я не иду на прямую конфронтацию и вполне склонен к откровенному диалогу, чуть успокоился и откинулся на спинку кресла, давая понять, что готов слушать, не перебивая.

— Хорошо, Сергей Иванович, мы вас внимательно слушаем.

Он сделал паузу, при этом тщательно отслеживая мою реакцию. Этим оценивающим взглядом чем-то напомнил старого матерого волка, который думает либо задрать, либо принять в стаю.

— За все время знакомства с вами, мы успели убедиться в вашей честности, порядочности и настоящем, а не показном патриотизме. Поэтому, чтобы не делать скоропалительных выводов, хотелось бы вас внимательно выслушать.

— Спасибо, Иосиф Виссарионович. Тогда начну с главного — основные угрозы и проблемы мы обсудили на ГКО и способы их преодоления с помощью местных ресурсов, ну и конечно учитывая наличие нас, то есть ваших союзников из мира будущего. Но если учитывать что противники хотя бы частично в курсе наших возможностей и состояния нашего мира, то победа может достаться дорогой ценой. Вплоть до применения оружия массового поражения, что для нас очень нежелательно, потому что рано или поздно наши противники постараются догнать нас в военно-техническом плане. И возникновение глобального ядерного конфликта будет лишь вопросом времени.

Сталин внимательно слушавший, тут же задал уточняющий вопрос.

— Вы не хотите переселяться в мир, где в ближайшее время может произойти ядерная война?

— Вот именно, Иосиф Виссарионович.

Он тут же блеснул глазами, в которых уже плескались злоба и раздражение. Поэтому я сразу решил подкорректировать ситуацию, но он все же меня опередил.

— И вы хотите использовать мир 1914-го года как резервный для переселения, если здесь не сможете удержать ситуацию под контролем?

Последние слова он ну не то чтобы выплюнул, но тон был не очень оптимистическим. И тут же он продолжил с некоторой горечью в голосе.

— В том мире ваше техническое превосходство будет подавляющим, и тех ошибок, что вы умудрились допустить в нашем мире, вы уже не совершите.

Наступила неловкая пауза, да и сопение Берии, который не решался вмешиваться в наш разговор, добавляло дополнительного колорита. Но я показательно спокойно заговорил.

— Со стороны это может показаться именно так, но, Иосиф Виссарионович, есть несколько ключевых моментов, которые вы не учли, делая столь поспешные выводы, которые в некоторой степени и вызвали у вас сомнения в нашей лояльности, и главное — вы неправильно оценили цель всего этого проекта.

Легкий «хмык» и раздраженное ворчание, но Сталин взял себя в руки и проговорил:

— Внимательно слушаю вас, Сергей Иванович. Да мне действительно интересно, какова цель всего этого? Вы так и не объяснили, почему там выступили на стороне монархии.

— Цель пока одна и неизменна: на первом этапе используя доступные ресурсы того мира, ослабить давление на экономику и производство Советского Союза, компенсировать отмену ленд-лиза в этом мире. В общем, усилить позиции. Ведь с той стороны, в смысле у наших с вами противников в этом мире, скорее всего, просчитали и мощности по производству боевой техники, оружия и боеприпасов, производства горюче-смазочных материалов, продуктов, прикинули людские ресурсы и мобилизационные возможности, особенно после войны с фашисткой Германией, ну и погнали войска. Думаю, они в курсе и относительно наших возможностей, поэтому будут спешить. И это касается того, что практически все главные промышленные и хлебные районы СССР попали в зону боевых действий и находятся в плачевном состоянии.

— Допустим. Мы тоже пришли к таким выводам, и ваше обоснование лежит на поверхности. И что за причины, которые вас оправдывают, о которых вы говорили?

— Первое и основное, и это я могу подтвердить из своей практики перемещения по разным временным отрезкам — мы с вами более психологически совместимы, нежели с людьми из 1914-го года. Я родился и вырос в Советском Союзе, я был в школе пионером и комсомольцем. Да, в нашем времени коммунистические идеалы осквернены, оплеваны и забыты, но все равно, где-то в глубине мы помним ту страну и часто вспоминаем и сравниваем ту жизнь и то, куда нас завел пресловутый капитализм. Это потом мы поняли, что все те рассказы о мерзостях и гадостях капитализма, от которых нас защищал Железный занавес и о которых предупреждали не совсем умелые и не профессиональные коммунистические агитаторы, оказались сильно приуменьшенной правдой.

Я это говорю к тому, что мы с вами, хоть и разделены большим промежутком времени, но можем быстро адаптироваться друг к другу. А вот в 1914-м году такого не будет, по себе помню, как там было трудно работать. Тут и сказывается научно-технический прогресс, который за двадцатый век сделал колоссальный скачек, что обязательно повлекло за собой перестройку человеческого мышления, и несоответствие на бытовом уровне, ну и конечно идеологическая пропасть, которая нас разделяет. Плюс Первая мировая война и то, что Российская Империя находится в тяжелейшем положении, на грани краха из-за мощнейшего кризиса управления.

В этом мире вы наши природные, безоговорочные союзники, на сторону которых мы стали сразу, без раздумий, а вот то, что происходит там, это уже как-то все более размыто.

Я с удовлетворением заметил, как Сталин расслабился, уже спокойно воспринимая мои слова.

— Если провести аналогию, то, допустим, вы попали во времена раздробленной Руси, и кому вы бы стали помогать? Мстиславу Удатному или Константину Рязанскому? Или другим князькам? Да, они вроде как наши предки, русские, но все же? Нашли бы с ними общий язык? Не уверен. Максимум что бы вас заинтересовало это ресурсы. И конечно пришлось еще защищаться от воинственных предков, которые просто бы не восприняли концепцию перемещения во времени и взаимоотношений предки-потомки. И что им там, махровым отмороженным феодалам можно было бы объяснять про коммунизм, капитализм и различные экономические теории?

Легкий смешок Сталина, и такой же смешок со стороны Берии, дали понять, что моя аналогия пришлась по душе.

— Ну а теперь относительно 1914-го года. Что нас связывает кроме общей истории страны и этноса? Фактически ничего. Голодные бесправные крестьяне, ремесленники, рабочие, реальная дикая эксплуатация, антисанитария, маленькая длительность жизни, засилье западного капитала. Большинство стратегически важных месторождений отданы в концессии иностранцам. Производство, по нашим меркам, примитивно и большинство наших потребностей просто физически не сможет удовлетворить. Качество горючего никакое. Боеприпасы совершенно не подходят: другие допуски по размерам, низкое качество материалов, иные пороха, никак не подходящие для нашего автоматического оружия. Только продукты. Дальше. Высший свет? Хуст французской булки? Ряженные шлюхи и наркоманы-аристократы?

Опять одобрительное фырканье. Разговор шел очень серьезный, и мои собеседники могли себе позволить такую реакцию, тем более я был вполне искренен и они это понимали.

— …Армия, где избиение подчиненных нормальная практика? А теперь мы. Каждый боец, даже простой стрелок имеет фактически по два-три высших образования и несколько смежных специальностей. Все прошли Третью мировую войну, выжили в бункерах и войнах за ресурсы. Это все штучный, очень дорогой, уникальный товар. И представьте, как я им буду морды бить за то, что не так отдали честь? Пропасть просто огромная. Да и послезнание тоже дает о себе знать, особенно как эти, наши предки профукали страну и спустили ее в кровавую кашу сначала Первой мировой, а потом Гражданской войны.

Я сделал паузу, с интересом наблюдая, как Сталин набивает знаменитую трубку, и потом ее тщательно раскуривает.

— Продолжайте, Сергей Иванович, вы достаточно и интересно раскрыли свою мотивацию.

И я продолжил.

— Я не за монархию, я против огромных человеческих и материальных потерь, которые будут сопутствовать при смене государственного строя. Причем большинство этих потерь будут инсценированы из-за границы, когда англосаксы будут поочередно то усиливать, то ослаблять каждую из стороны. Думаю, я достаточно подробно и обоснованно обозначил свою позицию и мотивы принятия некоторых не совсем популярных решений.

Долгий испытывающий взгляд, опять легкое хмыканье. Сталин опять переглянулся с Берией, который согласно кивнул головой — видимо аналитики НКВД проработали эти вопросы, и пришли к схожим выводам, а меня, скорее всего, просто экзаменовали в очередной раз. Да я и не обижался, тут такие ставки на кону, что даже тень недоверия будет иметь огромную цену. Поэтому продолжил свое повествование.

— Ну и по нашим основным делам — наличие мира 1914-го года в данной ситуации становится дополнительным мощнейшим козырем. Но и тут в краткосрочной перспективе наши преференции весьма и весьма невелики. Что мы оттуда можем получить для этого мира? Как я уже говорил, продукты и то в ограниченном объеме. Россия воюет и проигрывает, куча народа на фронтах. Про боеприпасы я тоже говорил — их не хватает и производственная база не самая лучшая, но если что, то боеприпасы Российской императорской армии вполне подойдут для РККА — в основной массе номенклатура совпадает. А вот полуфабрикаты для производств, то же железо, сталь, медь, продукты перегонки нефти, химия взрывчатых веществ — все это вполне можно получить, но так же при условии, если Россия выйдет из войны и все ее производственные мощности перевести для нужд нашего мира.

Конечно, можно проводить закупки через третьих лиц, организовав в той же Латинской Америке или США подставные компании, но те объемы, которые нас интересуют, обязательно вызовут нездоровый интерес у оппонентов в том мире. В принципе это произойдет не сразу и у нас есть время, чтобы разместить заказы, оплатить первые партии и получить их, и при необходимости на первых порах просто уничтожить ненужных наблюдателей. Партии грузов можно дробить, чтоб уменьшить заметность, но там идет мировая война и любые закупки стратегических товаров и боеприпасов у третьих стран все равно вызовут интерес у главных игроков. Поэтому любая отгрузка, отправка будет выливаться в войсковую операцию, где мы все равно, так или иначе, проколемся. Поэтому как временную меру на первых порах это можно и нужно рассматривать и тут как раз необходимо будет задействовать кадры иностранного отдела НКВД, но потом все равно придется выходить на официальный уровень и использовать производственные мощности Российской и Германских империй.

Дальше, еще один важный вопрос — это людские ресурсы. Не уверен, что что-то путное выйдет: опять та же пресловутая идеологическая пропасть, причем между мирами 1942-го года и 1914-го. Все-таки в Советском Союзе за двадцать лет существования сумели кардинально поменять менталитет населения, да и программа всеобщей грамотности сыграла немаловажную роль. В этом плане, кроме огромных проблем, ничего не получим, если разве только не изымать детей и их уже воспитывать в советской культурной среде.

Да в том мире, наш основной противник, мировой капитал, то есть те самые пресловутые «старые деньги» пока притихли. В первое время они будут пытаться выяснить, что за новый игрок появился, его возможности, степень опасности и договороспособность. Когда они все выяснят, начнут проверять на устойчивость сначала мелкими уколами и провокациями и потом все сильнее и сильнее.

— Поэтому вы там появились с такой помпой?

— Именно. Сразу продемонстрировали технологический разрыв и военную силу. Пусть гадают, собирают по крохам информацию. Мы и сами им будем подкидывать кучу противоречивых данных, пусть осторожничают и теряют время.

— Хорошо, Сергей Иванович. Вы достаточно доступно и аргументированно пояснили свою позицию. Хотя мне все это очень не нравится.

Он чуть сморщился, показывая, что ему не совсем приятно это говорить.

— …В нынешней сложившейся ситуации в нашем мире, это может стать огромной помощью в борьбе с мировым империализмом. Но вопрос — если в том мире произойдут настолько глобальные изменения после вашего вмешательства, не отразится ли все это на нашем?

Вопрос был действительно серьезный.

— Все изменения в вашем мире никак не повлияли на наш мир будущего. Мы даже специально в Симферополе взорвали скалу, так сказать для эксперимента, и это не имело никаких последствий. Это разные временные линии, фактически параллельные миры.

Сталин опять задумался и стал набивать трубку, и слово наконец-то взял Берия, который до этого отмалчивался.

— Это все понятно. Как вы будете все реализовывать?

— В краткосрочной перспективе — вывод России из Первой мировой войны, недопущение революции, расстановка на руководящих постах своих людей, ну и соответственно использование всех мощностей Империи для наших нужд. Продукты, боеприпасы, как я уже отмечал, номенклатура которых у царской армии и у РККА почти полностью совпадают, тот же металлопрокат, ГСМ, низкотехнологические узлы боевой техники, заказы на которые можно будет разместить в том мире. Если получится, то было бы неплохо установить торговые связи с Кайзеровской Германией и с нее тоже что-нибудь поиметь, учитывая их технологические и производственные мощности, продавая им устаревшее оружие для войны с Англией, Британией и помочь форсировать Атлантический океан и схватиться в смертельной схватке с США.

Сталин четко зацепился за одно слово и чуть позже, когда я выложил все основные пункты своего плана, он с такой хитринкой в глазах, спросил, опять, как всегда, затянувшись трубкой.

— Очень интересный план. Кстати, вы сказали «в краткосрочной перспективе». А какие у вас планы в долгосрочной перспективе относительно того мира?

Я замер на несколько мгновений, формулируя ответ.

— Иосиф Виссарионович. Начну издалека, так сказать с основных побудительных мотивов, на основании каких соображений принималась долгосрочная программа. Вы не против?

Многозначительная пауза, Сталин переглянулся с Берией и опять чуть усмехнувшись, кивнул головой в знак согласия.

— В наше время ради интереса подсчитали, какой бы была численность населения России, в случае если б не было демографических провалов Первой Мировой войны, Гражданской, голодоморов, ну и конечно Великой Отечественной войны. Так вот, если б не было этих потерь, и, учитывая динамику развития двадцатого века, то к началу двадцать первого века численность населения была бы больше на двести-двести двадцать миллионов. Представляете? Сколько жизней уничтожили эти уроды, постоянно натравливая на Россию то Кайзера, то Гитлера, втягивая во всякие ненужные альянсы и войны. И ведь в сражениях, как правило, гибнут лучшие, элита, основа народа, главный генофонд, а вот в тылах остаются, как правило, не самые лучшие. Вот вам и путь вырождения народа в долгосрочной перспективе. Думаю, это может быть одна из причин развала Советского Союза в нашей реальности.

Сталин, прекрасно понял, куда я клоню. Встал, медленно прошелся по кабинету и, остановившись, повернулся ко мне и, наконец, проговорил.

— Замысел грандиозный, Сергей Иванович, очень грандиозный и достойный. Как я понял, выводя Россию из войны, вы хотите избежать больших потерь, Гражданской войны, и Великой отечественной. Очень неплохо, но в ваших планах нет места коммунизму, и так получается, что вы будете защищать царизм, как скрепляющую силу государства, да и идея мировой революции в вашем плане вообще никак не фигурирует.

— Начну с конца. Мировая революция, как вы и сами понимаете, не произошла и не произойдет. Технологический скачек второй половины двадцатого века позволил сформировать на западе средний класс, а за счет финансовой колониальной системы и принятия доллара США как основной резервной валюты удалось обеспечить этому среднему классу вполне комфортные условия жизни, где о революции уже никто не задумывался, кроме асоциальных элементов.

Все остальные попытки перехода к социализму проводились в третьих странах, как правило, с очень низким уровнем развития, что всегда приводило к плачевным результатам, учитывая экономическое давление запада, который воевал не просто с коммунизмом, он воевал с другой, альтернативной экономической системой. Фактически Советский Союз просто надорвался в этой войне.

— Вы решили попытаться вытянуть Российскую Империю, используя ваши знания, умения и опыт?

— Только на самом первом этапе, чтобы избежать войны и взять под контроль основные ресурсы. Я, так же как и вы все равно считаю социализм намного лучшей системой, чем тот капитализм, который нам навязывает англо-саксонское сборище. Вопрос в другом — революция, в моем понимании, не самый лучший способ смены государственной формации. Слишком много крови, разрушений, потерь, что все, так или иначе, идет плюсом в копилку наших противников. И еще что плохо — нет проработанной модели мирного многопланового перехода от сословного общества империи, с монархом во главе, к социалистическому государству. Но у нас в истории были такие примеры, где был формальный монарх, а экономическая система имела все признаки социалистической. Правда это касалось небольших скандинавских государств, но опыт есть.

И у нас есть одно большое преимущество — знание информационных технологий работы с общественным мнением ну и конечно послезнание.

Мы, то есть Новоросский Экспедиционный корпус открыто не лезем в политику, прикупим по России несколько десятков земельных участков с неизвестными в том мире месторождениями и для размещения военных баз с обязательными аэродромами, таким образом, прикрыв всю территорию своими средствами ПВО и фронтовой авиацией. Основную базу организуем где-нибудь в труднодоступной области, куда проще добраться будет только по воздуху, и тихо будем сидеть, торговать, развивать космическую программу.

Это конечно работа на десятилетия, но наличие нас, пришельцев из другого мира, как гаранта безопасности России, позволит вытянуть экономику, уменьшить оборонный бюджет, направив его в основном в область разработки новых вооружений. Мы постепенно захватываем власть, используя повальную коррупцию и наше техническое и силовое превосходство, расставляя везде во властных структурах доверенных людей, продвигая своих специально подготовленных и выращенных олигархов, банкиров, заводчиков, владельцев газет и других информационных ресурсов и при необходимости жестко уничтожая любую конкуренцию. Ну и постепенно перестраивая общественное мнение в нужную для нас сторону. Скажем так, будем некой раковой опухолью, только наоборот, которая не пожирает организм, а постепенно преобразует его в нечто более высокоорганизованное, близкое к коммунистическим идеалам. Главное — сохранить людей, которые как раз и являются главной ценностью. При этом, мы будем развивать технологии полученные из будущего и когда новая Россия будет готова, мы постепенно передадим все это ей. И когда западный мир будет даться за куски мяса, копошиться в земле, воевать за нефть, мы уже давно будем обладать мирным атомом, сможем развивать космическую программу, строить орбитальные станции и осваивать Луну, ну и планеты Солнечной системы.

Тут подал голос Берия.

— Вы надеетесь без большой крови сделать такой рывок? А как же дворянство, духовенство? Что вы с ними думаете делать, они привыкли и просто так власть и привилегии не отдадут.

Я показательно усмехнулся, и, глянув Сталину в глаза, спокойно ответил:

— А вот это мы с вами и будем думать, вопрос слишком серьезный, что бы его решать с наскока с позиции силы. Это тоже людской ресурс и мы должны рассмотреть все способы его использования во благо России. Там много образованных и умных людей, их надо просто направить в нужную сторону и мы, выходцы из века информационных технологий постараемся это сделать. Тем более все наши проекты сталкиваются с одной большой проблемой — недостаток кадров. Тут нужны будут и просто бойцы, и агенты нелегалы, которых придется инфильтровать на ту сторону и много других специалистов. У нас банально для этого нет людей, здесь же, в мире 1942-го года мы сумели существенно снизить потери Советского Союза, в живых осталось много достойных людей, причем прошедших войну, плен, концлагеря. Это же огромный проверочный конвейер, где кто-то вел себя достойно, а кто-то сломался и не заслуживает внимания. У нас есть данные из архивов нашего мира, здесь есть множество информации и свидетельских показаний и реальных характеристик.

При этом люди будут иметь жесткую мотивировку — мы сейчас возвращаем территории, где хозяйничали фашисты и по мере нашего продвижения вскрывается множество фактов геноцида, расправ над пленными и мирным населением. После такого, при соответствующей подаче информации, любить западный мир, вскормивший Гитлера в качестве парового катка, который должен был раздавить Советский Союз, никто не будет. У нас в распоряжении окажутся тысячи великолепно мотивированных людей, готовых сделать все, чтобы не допустить это снова и в другом мире в частности.

Опять смешок.

— А вы, я смотрю, мечтатель, Сергей Иванович. Вы уж слишком красочно описали ваши планы и это конечно все хорошо, но нас, в первую очередь интересуют и долгосрочные перспективы и нашего мира.

— Мы с вами и это в частностях не раз обсуждали, но если все это обобщить, то войну мы выиграем и с небольшими потерями, даже без использования мира 1914-го года. Космическая программа, использующая пространственно-временные каналы даст нам возможность с минимальными затратами сформировать и нарастить спутниковую группировку. Никто нам не мешает часть стратегических производств вывести на орбиту, и при необходимости перебросить маяк к Луне и там организовать поселения. В принципе, нашего нынешнего технологического уровня для этого вполне достаточно, основная проблема всегда была средствах доставки, а тут это все решается простыми порталами.

Я же не зря тогда адмиралу Канарису выдвинул условия, про запрет ядерного оружия у любых структур на Земле и блокировка любых потуг развить космическую программу и соответственно разработать межконтинентальные средства доставки любого оружия массового поражения.

Под орбитальным зонтиком мы сможем резко уменьшить затраты на оборону и заняться работой над улучшением благосостояния народа. А при вливании ресурсов из космических производств и из другого мира, мы, в принципе, думаю в течении десяти-пятнадцати лет сможем поднять так уровень жизни, что многие страны сами задумаются, а с кем им выгоднее дружить и какая экономическая система эффективнее.

Учтите один важный фактор, для запада эта война не только война на уничтожение, это огромная махинация по финансовому переделу мира и конечно возможность заработать. Ну а если они проиграют, вложив огромные суммы в оборону, причем вытянув эти деньги из социального сектора? А тут, как символ, под боком Советский Союз, который победил в войне и вышел к звездам. Какая будет реакция и мирового капитала и как те же колонии отреагируют?

Я ухмыльнулся.

— Новая Великая депрессия, разлад глобальной финансовой закулисы, ну и мы, конечно, не будем сидеть без дела, попинаем по-тихому, накажем за все их прегрешения, мы ж много про них знаем. Да и островитян надо будет опустить до плинтуса и заставить вернуть все, что они награбили в России со времен Ивана Грозного и пусть уроды вернут украшения Романовых советскому народы, который является правопреемником Российской Империи. А то совсем охамели, в нашем времени на монетах их королева изображалась с ворованной короной Романовых.

Той же Индии давно пора независимость возвращать, но не просто так, а пусть нас упрашивают и платят. Как показывает практика нашего времени, никто из тех, кому Россия даровала независимость, не помнил добра и всегда бил в спину. Те же болгары-братушки, всю известную историю после их освобождения в Русско-Турецкой войне, всегда воевали на стороне противников России. Финляндия — тут вам и говорить не надо, сами прекрасно все знаете. Поэтому все, что Советский Союз кому-то будет давать, должно быть оплачено, с немаленькой наценкой.

К концу моего монолога Сталин уже успокоился и сидел улыбался в усы и в его глазах светился азарт, но он себя сдерживал и в конце концов повернул голову к Берии и спросил.

— Ну а ты Лаврентий что скажешь?

Грозный нарком, прекрасно понимая, что сейчас происходит в этом кабинете, а реально давался старт колоссальной по важности стратегической операции, осторожно ответил.

— Все это очень грандиозно и выглядит как сказка для взрослых. Был бы кто другой, а не Сергей Иванович, мой бы вывод был однозначным, но товарищ Оргулов сумел слишком много сделать и для людей своего мира и Советского Союза, поэтому к его словам нужно отнестись максимально уважительно и внимательно. Все сыро и схематично, но по всем этим направлениям уже ведутся реальные работы, и есть реальные результаты. Я считаю, что нужно поддержать Сергея Ивановича, и все, что он высказал о НАШИХ планах, после соответственного уточнения и проработки принять как план к действию. Есть, конечно, много недочетов, но как по мне, по-коммунистически смело и в стиле Сергея Ивановича. Теперь, надо найти и обеспечить его людьми и, главное, удержать от личного участия во всяких боевых операциях…

Сталин кивнул головой.

— Тут я согласен с Лаврентием, товарищ Оргулов, вы сейчас генерал, а не капитан-головорез из морской пехоты. Поэтому постарайтесь не пренебрегать мерами предосторожности, на вас слишком много завязано. После того что вы тут озвучили и взяли на себя ответственность, ВЫ СЕБЕ БОЛЬШЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТЕ. Запомните это.

После того как мне удалось мотивированно убедить Сталина и назревающий конфликт был безболезненно пройден, мы еще четыре часа обсуждали все нюансы этого плана. Размах, наглость и гигантские перспективы в случае реализации, заставили проникнуться всех.

После окончания столь важного и знакового совещания, я снова ехал в своем «Тигре» в сопровождении еще более усиленной охраны и в голове прокручивал все детали разговора. Да, так или иначе, частично пришлось лечь под нынешнее руководство СССР, ну тут и так было без вариантов. В нашем мире намечалась окончательная разборка, и в ближайшее время необходимо было срочно переносить оттуда все важные органы управления.

Поэтому прибыв в Усадьбу, где на плацу было подготовлено ровное место для открытия портала, я остался сидеть в машине, а не пошел в дом, и ждал прибытия Судоплатова, с которым должен был обсудить еще одну важную операцию. До открытия окна в наш мир было еще полтора часа, поэтому я, после сильнейшего нервного напряжения последних часов, позволил себе чуть задремать и открыл глаза, только когда хлопнула дверь, впустив в салон холод, и на соседнее сидение примостился Павел Анатольевич.

Мы пожали друг другу руки, и Судоплатов, чуть прищурив глаза, проговорил:

— Ну что, Сергей Иванович, вас можно поздравить? Как я понял, ваше выступление на ГКО прошло выше всяких похвал.

Я поднял брови в немом вопросе, а он усмехнулся, так по-доброму.

— Я когда уже сюда ехал, со мной связался Лаврентий Павлович и дал команду усилить вашу максимально охрану. Это показатель. Всех подробностей даже по защищенному каналу он не стал раскрывать подробности, но то, что вы сумели произвести впечатление это точно.

— А, понятно, а то я тут уже весь в догадках.

На что Судоплатов отреагировал понимающей усмешкой.

— Хорошо, Павел Анатольевич, что у нас по операции «Укропитек»?

Опять смешок.

— Откуда вы словечки то такие берете?

— Это не я, а наука.

— Да, конечно, — показательно согласился со мной Судоплатов, — Канарис и Гейдрих согласились и, как я понял, они сами давно это хотели сделать, только вот как-то руки не доходили.

— И когда?

— Через неделю все будет подготовлено и ждут вас в гости, хотя вот именно это мне больше всего не нравится. И, я думаю, это не понравится товарищу Сталину.

— Павел Анатольевич, вы же понимаете…

— Понимаю. Этот вопрос максимально полно надо закрыть именно сейчас. То, во что оно вылилось в вашем мире, конечно впечатлило. Поэтому я и согласился с вашей идеей.

— Тогда держите все на контроле, и я жду от вас отмашки по реальной дате, чтобы освободить время.

Глава 6

Подготовка и проработка стратегии поведения на весьма серьезном и судьбоносном заседание ГКО, где на меня снова попытались наехать, забрала слишком много времени, нервов и ресурсов. Но оно того стоило, все-таки, мы действительно считали мир 1942-го года к нам максимально близким и по менталитету и по мировоззрению, поэтому и старались не лезть в прямую конфронтацию, когда вождь физкультурников пытался ну уж слишком основательно закрутить гайки. Поэтому все вложенные силы и средства мы считали абсолютно обоснованными, но вот оставлять проект мира 1914-го года без присмотра было верхом неразумности. Да, если честно сказать, после серьезных баталий на ГКО со Сталиным и Берией, которые ранее хоть как-то согласились с нашей позицией, а сейчас что-то начали крутить носом, хотелось просто элементарно развеяться. Тем более, что все что нужно было сделать — сделано и все теперь упиралось просто в контроль исполнителей, а там замотивированность была на таком уровне, что люди работали фактически без отдыха. Особенно это касалось космической программы — тут народ вообще как с цепи сорвался.

Поэтому после короткого рабочего совещания в центральном бункере в Симферополе по накопившейся текучке, выдвинулся в специально построенный и выделенный под программу работы в 1914-м году ангар в Молодежном. Фактически это был новодел, уже разработанный под нынешние условия ядерной зимы, с большим пространством для техники перед окном портала, где наготове всегда стояла пара единиц бронетехники. Стены ангара были двойными и специально герметизированы и конечно тщательно утеплены, что позволяло во всех помещениях базы поддерживать комфортную атмосферу.

В боковых ответвлениях, которые уходили в цокольный этаж, имеющий несколько уровней бетонных перекрытий на случай артиллерийского обстрела или ракетного удара, находились комнаты для охраны, персонала, специальная переговорная комната для особых гостей и проведения инструктажей, ну и конечно помещения для отдыха, оборудованные кухней, душевыми и небольшой прачечной.

Естественно, учитывая оперативную обстановку, с точки зрения безопасности тут изначально все было проработано весьма тщательно и последовательно, особенно если вспомнить многочисленные попытки захватов установок и у нас и у коллег генерала Мартова. На такой случай под потолком и в основном зале, и в огромной шлюзовой камере, висели несколько больших емкостей с напалмом, так сказать большой сюрприз для незваных гостей.

Весь комплекс аппаратуры управления порталом, энергомодуль и накопители, были вообще спрятаны глубоко под землю и чуть в стороне, в специально укрепленном бункере, куда доступ вообще имели единицы. Тут по идее даже прямое попадание ядерного заряда можно было бы пережить.

Сейчас этот проект начал приносить реальную пользу: поставки продуктов и из Киева 1914-го года и с основной базы под Петроградом стали вполне регулярными и фактически уже перекрывали на сто процентов потребности всего крымского анклава в нашем времени и позволяли формировать стратегические запасы и проводить продуктовую экспансию на неохваченные нашим вниманием территории вне полуострова. Естественно, учитывая отдачу и все вкусности, что мы уже поимели с этого направления, встал вопрос об увеличении поставок, поэтому у нас по этому проекту и начиналась четвертая фаза, под которую в зал загнали несколько бульдозеров, самосвалов, топливозаправщиков, и в комнате отдыха снова сидели геодезисты и строители, ожидая своего часа.

Ну, я тут долго не задержался, через открытое по расписанию окно вышел в мир 14-го года, на нашу постоянную базу, где стоял уже постоянно размещенный маяк.

За небольшой промежуток времени, пока я тут не появлялся, база разительно изменилась и разрослась. Как ни странно здесь рулить изъявил желание полковник Черненко, который еле-еле выкарабкался после тяжелого ранения и что-то не очень горел желанием переселяться в мир 42-го года. Зато тут он развернулся на всю катушку, демонстрируя, выдающиеся организаторские способности, что как раз и не удивило, мы то его хорошо знали по Симферополю и в этой области ему равных просто не было.

Изначально, в первые дни официального проникновения в этот мир, по углам отведенного участка из бетонных блоков установили четыре мощных опорных пункта с защищенными бетонными плитами огневыми точками для крупнокалиберных пулеметов и АГСов. В центре участка, как основной элемент обороны, сразу был построен более мощный «опорник», но уже двухэтажный со множеством бойниц, и с позициями на крыше для двух автоматических минометов «Василек» и одного СПГ-9 «Копье». Чуть в стороне, так сказать для полной картины защищенности, так же в окружении бетонных ограждений развернули для стрельбы две гаубицы Д-30 и соорудили бетонные капониры для боеприпасов. И это не считая нескольких бронетранспортеров, БМП-шек и двух танков, которые также были рассредоточены по базе, таким образом, чтоб своими секторами обстрела усилить степень защищенности базы.

Сейчас же строители за отведенное время сумели из тех же бетонных блоков сформировать полностью законченный и защищенный периметр в виде стены высотой более трех метров, с колючей проволокой, с защищенными позициями для стрелков, с ночными прожекторами и роботизированными камерами. Для контактов с внешним миром поставили двойные откатные ворота, между которыми, в импровизированном тамбуре, где помещалась только одна большая машина, установили противотаранное устройство «Книжка».

Внутри, на территории базы, все так же тщательно облагораживали. Пока еще стояли палатки, но и тут все быстро приходило в надлежащий вид — все-таки технологии сборно-щитовых домиков позволяли быстро обеспечить гарнизон качественным жильем. Дорожки, где посыпанные гравием, где уложенная плитка, а где и вообще залили бетоном. К домикам от собственной скважины уже провели воду, и канализация отводилась к системе септиков. Чуть в стороне, на специально открытом и расчищенном пространстве, залили бетоном вертолетную площадку, хотя отдельный ангар для двух боевых винтокрылых машин все еще был в процессе стройки, но и тут все продвигалось очень быстро.

Черненко тут явно оторвался по полной, учитывая, что его хотелки по материалам и специалистам отрабатывались практически без задержек и в максимально возможном объеме.

Для выполнения основного задания, на базу сплошным потоком с близлежащей железнодорожной станции нашими грузовиками-тяжеловесами, которые шокировали местных своей мощью, регулярно таскали и зерно, и другие продукты. Все это закупалось по эксклюзивным контрактам исключительно у спешно организованной государственной торгово-промышленной корпорации, которую конечно лично курировала вдовствующая императрица Мария Федоровна, набравшая неслабый такой штат аудиторов и проверяющих, которые в большинстве своем имели звания по жандармскому ведомству, хотя это особо не афишировалось. Но на попытки поставки некачественных продуктов и открытого мошенничества следовала немедленная жесткая реакция, как правило, имеющая летальный финал. А учитывая мощнейшее еврейское лобби, живущее на контроле хлебного рынка и сопутствующих финансовых потоков, в этом направлении уже начались неприятные подвижки.

Пока контрразведывательным прикрытием и оперативным сопровождением занимался Паша Ненашев и его группа специалистов, для поддержки которых всегда на низком старте находился комендантский взвод ну и конечно головорезы генерала Келлера, который тут частенько появлялся. И судя по тому, что пока не было ни одной диверсии и заслуживающего факта саботажа, его работу можно было признать отличной.

Черненко, извещенный о прибытии, быстренько вышел навстречу, и не смотря на нашу разницу в возрасте, перед всеми подчеркнул, что очень серьезно и уважительно относится к моему генеральскому званию. Он четко отрапортовал о происходящем и после быстрого официоза, мы прошли в здание штаба в его кабинет, где могли нормально поговорить. Не стоит и упоминать, что тут все было защищено от «прослушки», а лишние люди, тем более местные сюда просто не допускались.

Мы присели не за основной стандартный Т-образный стол, который грозный полковник использовал для совещаний, а расположились в креслах рядом с небольшим журнальным столиком, стоящим чуть в стороне. Тут же появились рюмки с коньяком, кофе, лимоны — в общем, стандартный перекус для серьезных мужиков, обсуждающих мировые проблемы.

Пока готовился мой личный «Тигр», БТР с охраной и согласовывался маршрут и вопросы с командиром пехотного полка, охраняющего прилегающую территорию к базе, мы наконец-то смогли переговорить с Черненко с глазу на глаз, и он быстро обрисовал оперативную обстановку.

Естественно, что в этом мире прямо сейчас помимо группы Ненашева развлекается Олег Дегтярев, он не знал, но прекрасно догадывался из анализа местной прессы. Тут не надо быть супер аналитиком и просто понять, что работают спецы из нашего времени, тщательно прореживая пятую колонну. Он протянул мне газеты с обведенными статьями, усмехнулся, пошутил по поводу «распоясавшегося Олега», ну и продолжил о своем.

— … казачки Келлера лихо отлавливают всяких «грибников». Только за последнюю неделю восьмерых взяли, и это не считая просто идиотов, которые хотят посмотреть на чудеса пришельцев.

— А эти, кого взяли?

— Англичане, французы, немцы, пиндосы. Была пара уродов с дипломатическими паспортами.

— Надеюсь не стали играть в толерантность?

— Обижаешь, Сережа. С казачками и жандармами под жесткой химией допросили, распотрошили и зачистили, чтоб другим неповадно было. Вроде все уроды наверху намеки поняли, но начали пинать того же Келлера через Генштаб и через Николая на официальном уровне, ссылаясь на союзнический договор, требуя возможность инспекции военных объектов пришельцев. Пока посылаем открыто «нахрен», но тут же пошли перебои с поставками продуктов по контрактам. Хорошо, что твои подставные фирмы в Киеве работают исправно, но и их начали прощупывать на принадлежность к нашей организации, слишком уж там большие объемы крутятся.

— Ого. Интересно, а меня чего не известили?

— Ну, в сводку все это еще не включали. Только-только «союзнички» и местные финансисты волну подняли, да и в прессе начали воду мутить. Обычная тактика. Мы смотрим, слушаем, фиксируем, пару особо активных журналюг выкрали и допросили. В общем, пока наш противник действуют через самое дешевое, низовое звено, но так без перегибов. Можно сказать — пока обнюхиваем друг друга. Где-то так, ну а дальше ты сам решай. Тут уже начинается стратегический уровень. Кстати, что со своим «женсоветом» делать будешь?

— Каким «женсоветом»?

Черненко усмехнулся и начал перечислять.

— Вдовствующая императрица, Великая княгиня Ольга, ну и нынешняя императрица, Алиса, которая, судя по всему, до «усрачки» перепугалась от перспективы побывать в подвале купца Ипатьева, поэтому и готова рвать всех, кто хоть как-то замешан в будущей смуте. Об их странном союзе, особенно после общения с пришельцами, только идиот не говорит. До всех давно дошло, что мы им сообщили что-то очень важное, раз общебабские разборки отошли на второй план, и они всей толпой наехали на Николая, заставив подписать договор с нами. Ну и приближение к себе ярых монархистов не осталось незамеченным. В общем, Сережа, вы засветились конкретно, и это я сделал вывод, просто читая газеты. А теперь представь, что будут думать люди, которые контролируют финансовые потоки и реально принимают решение и не в России, а подальше. Те же староверы уже не скрывают негативного отношения к нам. Раз в прессу все это просочилось, значит, они все поняли, проанализировали и запустили маховик противодействия. Пока все идет на пассивном уровне, но сам же понимаешь, это только начало, пока они не определились с нашими красными линиями. Пока тактика жестких зачисток мелких исполнителей заставляет их не сильно борзеть, они сами не знают насколько у нас длинные руки. Тут все правильно продумано. Но, как мне кажется, «женсовет» совсем берега потерял. Они лезут во все дыры, как могут пытаются тасовать генералитет и финансистов, лезут в хлебные вопросы, где все давно поделено и еврейское лобби такие штучки никому не простит.

— Думаешь, их начнут зачищать?

Черненко фыркнул.

— Тут и думать нечего. Пока финансовые потери небольшие, я думаю, они подкатят и попытаются договориться. Не получится, вот тогда начнет литься кровь. Сам понимаешь, такое никто терпеть не будет. А ты прикинь вариант — Марию Федоровну с Ольгой и Алисой грохнут, на нас все это повесят. Отправят бойцов для ареста, естественно мы всех положим, ну а дальше обложат войсками. К Николаю обговорить все просто не подпустят, обставив его персонами влияния, которых и так навалом. И все. Останется сваливать и работать дальше на нелегальном положении через третьи руки.

— Келлер в курсе?

Черненко сморщился.

— Да говорил с ним я и не раз, и так, и под коньячек. Ну что он может сделать? Он не политик, а чистый боевик с уклоном в армейскую специфику. Ну, усилил охрану доверенными казачками и что? До «женсовета» вроде донесли мое мнение, но они только тебя воспринимают, как оказалось.

— Вот поэтому и приехал. Мария Федоровна, в Аничковом дворце?

— Да, устроила там что-то вроде штаба, вроде как даже намекнула, что готова дворец предоставить в качестве основной резиденции Новоросского Экспедиционного Корпуса.

— Понятно, значит, вовремя я появился, тут я смотрю, подвижки тоже начались интересные.

Черненко усмехнулся и с показным сочувствием в голосе проговорил, показываю свою осведомленность и житейскую мудрость:

— Что, генерал, товарищ Сталин нагибает?

Я невесело усмехнулся и глубоко вздохнул:

— Не то слово. Там, в 42-м, вообще жестяк творится, разруливать придется по серьезному варианту. Антанта-2 в полном составе. Сейчас запустим космическую программу, вроде по расчетам легче станет, немного пообломаем рога тамошним кукловодам, но чтоб там их прищучить и здесь нужно копнуть, чтоб общую картину и персоналии выяснить. А то морганы, рокфеллеры, ротшильды и остальные типа финансисты, это ж больше аватары.

Поэтому и пытаемся не свалиться к варианту использования ядерного оружия в том мире.

— Ну, дай Бог, дай Бог, Сережа. Ну что едешь? Машина и сопровождение готовы. Я, на всякий случай, отправил в патруль наших людей в местном прикиде, они до Питера будут у тебя в авангарде беспилотники с «тепляками» пускать, да и вертушка всегда на низком старте.

— Думаешь, будет засада?

— То, что наблюдатели на постоянной основе сидят, это факт. И на дорогах мелькают и на станции сидят практически открыто. Периодически ловим, узнаем, от кого они. Здесь ведь течет на каждом шагу, а известить Аничков дворец, что ты едешь, по любому придется. Телефонную линию на коммутатор с девочками нам прокинули, но мы по этому каналу обычно всякую фигню сливаем, а все важное по нашим радиостанциям в цифре, с криптозащитой.

— Хорошо. Давай организовывай выезд и поеду, и так времени мало, тут много чего нужно сделать.

— Хорошо, сейчас дам команду.

Черненко вытащил из разгрузки радиостанцию и тут же связался с начальником штаба, и пока было время, решил кое-что прояснить для себя и тут я его прекрасно понимал — сидеть за забором и постоянно ждать удара не самое лучшее, тем более, почти открытые провокации уже начались.

Как я понял и из его рассказа и из доклада Ненашева, по всем западным традициям уже некоторый пул специально заряженных журналистов сидит на постоянной основе, в ожидании любого повода для открытой дискредитации пришельцев.

— Что дальше, Сережа, сам понимаешь, сидеть тут и ждать удара, как-то неприятно.

— Понимаю. Поэтому и приехал, чтоб начать следующий этап. Ты людей с маяками отправил?

— Как и договаривались. Одна группа, под руководством Мещерского под легендой поступления в авиашколу уже сидит в Севастополе на Каче, маяк идет простой почтой, чтоб не привлекать внимание. В Радом тоже отправили группу, но под легендой роты радиосвязи, тут Марченко в руководстве и с ним фельдфебель Удовин для солидности, чтоб отвлечь от «косяков» наших ребят. Две платформы с машинами и теплушка для личного состава прицепили к армейскому эшелону.

— Что за машины?

— Да взяли наши, движки, рамы оставили, причесали под местный стиль, чтоб в глаза не бросались, обшили легкой броней от стрелковки, да автоподкачку колес сделали.

— Оружие?

— Тоже не стали сильно выпендриваться. Так, на виду, у всех «мосинки», карабины, как положено, а так для усиления ребята поголовно взяли ППШ, решили навороченными «калашами» лучше не светить.

— Правильно. А пулеметы — «дегтяри»?

— Думали, но в итоге взяли в качестве «станкачей» Максимы из 42-го года, они там более доработанные, ну и прихватили немецкие MG-34, которые ты еще в 41-м натаскал на склады. Машинка тоже мощная, жесткая, по немцам и полякам в самый раз будет. Да и на один из грузовиков ЗУ-шку поставили, так вообще на крайний случай, вдруг попытаются с аэропланов атаковать. На такое барахло тратить «иглы» глупо, да может и головка наведения эти тарахтелки просто и не захватит.

Я задумался, прокручивая в голове полученную информацию.

— Ну, вполне трезвое решение…

Черненко усмехнулся. И уже доверительно спросил.

— Все-таки решили открыто вмешаться, Сережа?

Я чуть скривился.

— Пора зубы показать, а то, я смотрю, нас начали на прочность пробовать. Вот надо подкинуть им новые данные, чтоб затихли, переосмысливая действительность, и дали нам время двигаться дальше.

— И что будете делать?

— Ну, Кайзеру приглашение пообщаться в частном порядке Мария Федоровна передала, но он что-то начал носом крутить, видимо утекло и проамериканское лобби вылезло. Вот мы точечно и вломим тевтонам, чтоб знали на кого можно фыркать, а к кому надо радостно повизгивая нестись со всех лап, если позвали.

— Судя по географии разброса маяков, замысел у вас глобальный.

— Ну так и мы не хухры-мухры, а серьезная организация.

Черненко усмехнулся и сразу как-то помолодел.

— Сережа, я тут немного засиделся…

— И?

— Когда влымывать будешь, позови меня, старика.

— Развеяться хочется?

— И это тоже, но как-то серьезные эпохальные дела мимо проходят.

— Договорились. Тем более мы тут чуть ли не войсковую операцию устроим бригадного или даже дивизионного уровня планируем, поэтому тут вам и Лукичеву, как армейцам, придется порулить.

— Ну, смотри, ловлю на слове.

— Ну вы ж знаете меня…

— Знаю. И…

Зашипел шумодав радиостанции. Выслушав доклад, Черненко прокомментировал.

— Все готово, патрули выслали, вовсю уже изучают пути движения.

Я посмотрел на часы.

— Буквально еще десять минут, ждем включения портала, с той стороны должны сюда консультанта по Первой Мировой и по Гражданским войнам прислать.

— Ой, как интересно, и кого это ты привлек?

— Генерал Беляев из Парагвая. Слышали про такого?

— Слышал конечно, серьезный и правильный мужик… был.

— Вот-вот. Ему и так недолго осталось, а так вторую молодость получит. Будет при Марии Федоровне как консультант и как человек, который на себе испытал и предательство «союзничков» и в Первую Мировую и в Гражданскую, и про большинство генералов знает много чего, то пусть будет рядом. Как показывает практика, наши базы данных и мемуары современников не всегда объективны. Думаю, человек с его стержнем, зубами вцепится, но сделает все, чтоб не допустить Смуту. Пусть с месяц здесь покрутится, а потом подберет у себя в Парагвае два-три десятка детей эмигрантов, готовых повоевать за свою родину и из них будем здесь формировать костяк чистильщиков.

— Это ты на случай если сюда все же пролезут ребята Берии?

— Да. Нужно им создать потенциальный идеологический противовес, ну а мы, в случае чего, будем над схваткой.

Опять смешок.

— Да уж, Сережа, теперь понятно, как ты в «биг-боссы» пролез, мозги у тебя работают. Теперь понятно, что это не случайность.

Все дальнейшие события прошли вполне буднично. Опять открылся портал, оттуда выгрузили несколько габаритных платформ с грузом для базы, обратно же отправили очередную, главное проверенную и расфасованную партию продуктов. И почти совсем незаметно в сопровождении одного из бойцов охраны в этот мир по пандусу спустился невысокий пожилой, седой мужчина с усами в скромном чистеньком черном костюме, с саквояжем, в котором, видимо, лежал минимальный дорожный набор и, главное, о чем мы его попросили, альбомы с личными фотографиями.

Как бы он ни пытался сохранить невозмутимость, даже невооруженным взглядом было видно, как он волнуется. Так как время уже поджимало, я сам подошел к нему.

— Добрый день, Иван Тимофеевич, добро пожаловать в 1914-й год.

Он как-то несмело улыбнулся, все еще находясь в шоке от необычности всего происходящего вокруг.

— Хорошо, поговорим в дороге. Нас с вами уже ждут в Аничковом дворце, давайте размещайтесь в «Тигре». Это, вот эта бронированная машина…

Потом была монотонная дорога. Колонна, на сравнительно небольшой скорости, ну как для нас выходцев из двадцать первого века, продвигалась к Петрограду, проходя контрольные точки. Сидящий впереди Санька Артемьев, который уже фактически жестко был назначен ко мне начальником личной охраны, без своих обычных хохмочек, напряженным голосом вел радиопереговоры с патрулями и передовыми группами. Один раз даже пришлось остановиться и срочно менять направление движения — выявили неизвестную группу на пути следования колонны.

Уже когда въехали в Питер, и подъезжали к Аничкову дворцу, Черненко доложился, что казачки Келлера четко сработали и взяли очень интересную группу «грибников». Даже пострелять пришлось и одного из казаков отправили в реанимацию в наше время, уж слишком серьезно его зацепило, но взяли одного из боевиков, напрямую замыкающегося на Савинкова. Да он был не один: прихватил для массовки молодое мясо, несколько вооруженных солдатскими наганами студентов, которых сразу бросил на убой, под казачьи шашки, когда понял, что их обнаружили. Да и сам он стрелял весьма неплохо, и только получив пулю в плечо от нашего снайпера из группы захвата, был взят и обезврежен.

Вот на такой вот не совсем позитивной волне мы заехали на территорию Аничкова дворца, и в сопровождении уже местной усиленной охраны пройдя через центральный вход, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где размещались рабочие апартаменты вдовствующей императрицы.

По дороге встретились несколько неизвестных людей, явно простых посетителей, которые сразу отходили в сторону, пропуская нашу процессию, с огромным интересом наблюдая за гостями хозяйки дворца. Они прекрасно понимали, что видят перед собой легендарного главу Новороского Экспедиционного Корпуса. Пара встречных военных даже отдали честь, на что я на автомате ответил, привычно вскинув ладонь к виску, благо черный морпеховский берет был все еще на мне.

Зайдя без задержки в просторный кабинет через предупредительно открытые секретарем двери, я мельком отметил двух казаков охраны, которые чинно сидели в приемной и мы наконец-то оказались в обществе нужных нам людей.

В комнате помимо вдовствующей императрицы находилась и Великая Княгиня Ольга, а вот Александра Федоровна, нынешняя императрица российская задерживалась. Мой приезд и примерное время прибытия заранее оговаривалось, правда это до последнего момента была секретная информация, но мы все так подгадали, чтоб именно в этот момент оказаться в этой комнате.

Я четко отдал честь и поздоровался с присутствующими дамами и, дождавшись аналогичного приветствия, сделал шаг чуть назад.

— Позвольте представить вам человека, который всей своей жизнью доказал право называться человеком чести. Генерал-майор Беляев Иван Тимофеевич. Вы…

Я повернулся к княгине Ольге:

— Ольга Александровна недавно были у него в гостях, в Парагвае в 1942-м году.

Ольга улыбнувшись, видимо вспомнив умопомрачительные запахи и вкус свежих, экзотических фруктов.

— Конечно, как же я могла бы забыть такого гостеприимного хозяина, про которого даже потомки, через десятки лет помнят и считают очень достойным человеком. Добрый день, Иван Тимофеевич, я очень рада, что вы согласились прибыть в наш мир и присоединиться к нашему делу.

Ольга сделал шаг к генералу, и протянула руку. Чуть ли не дрожащий от напряжения и от нахлынувших чувств Беляев сделал шаг навстречу, осторожно наклонившись и коснувшись губами руки русской принцессы, поднял голову и в его глазах все присутствующие увидели слезы. Это смотрелось очень серьезно, если можно так сказать. Боевой генерал плакал.

— Ва..а..ше императорское высочество… Ваше императорское величество…

Он говорил с трудом, видно, что горло сдавил спазм, но все понимали из-за чего и молчали, осознавая, что сейчас они принимают в свою организацию одного из самых преданных членов.

— … для меня огромная честь быть здесь. Это очень трудно объяснить, но я счастлив, что смогу попробовать помочь избежать кровавую катастрофу, что ждет нашу Родину. Все эти годы… мы все, кто не опустился, живем только памятью о потерянной Родине и тут такой шанс. Если будет необходимость, только бросьте клич, и сотни тех, кто прошел Великую Войну и выжил в Гражданской, кто пережил лишения и унижения эмиграции, будут готовы отдать свою жизнь за святое дело. Мы знаем, что за кромкой, и какова цена предательства.

Мария Федоровна изначально была готова к этой всей ситуации, даже немного мне подыграла — все это мы давно подготовили, тем более привлечение Беляева мы давно оговорили, главное было все это обставить нужным образом.

Теперь вдовствующая императрица, сделав шаг вперед, и чуть улыбнувшись, по-доброму, заговорила:

— Спасибо, Иван Тимофеевич. Дочка мне много про вас рассказывала, да и наши с вами потомки тоже. Добро пожаловать.

После того как эмоциональный взрыв был сглажен и все немного успокоились, мы переместились в столовую за стол и стали просто пить чай в ожидании прибытия Алисы, которая пару раз телефонировала, подтверждая свой скорый приезд. Несмотря на всю полученную от нас информацию о будущем, она все еще в душе искала лазейки для собственного самооправдания, что это все неправда, и с нетерпением ждала прибытия генерала Беляева, который, как непосредственный участник и свидетель, должен был дать е окончательные пояснения. Как я понял, когда ей описали персоналии консультанта, кто он, откуда, через что прошел, она решила подстраховаться и как-то хитро, через третьи руки вытянула в Петроград ПОЛКОВНИКА артиллерии Беляева из 1914-го года. Причем, скорее всего, тут она явно подключила Николая и как мне шепнула Мария Федоровна, с местным Беляевым уже встречалась, расспрашивала его о жизни, акцентировав внимание на мелочах, которые, видимо, будет проверять у нашего Беляева, чтоб удостовериться в его аутентичности, если можно так выразиться.

Через час чинного чаепития под печенюшки и какую-то суперсвежую выпечку, зашел секретарь и предупредил о прибытии императрицы и ИМПЕРАТОРА. Мы переглянулись с Марией Федоровной: все стало понятно — Алиса, видимо в процессе семейных разборок слила Николаю весь реальный расклад и по пришельцам, и по подвалу купца Ипатьева. Если честно, то мы предполагали, что такое случится рано или поздно, поэтому особого шока или неловкости не было. Вдовствующая императрица сумеет вправить мозги своему упертому сыну в этой ситуации.

Все опять прошло буднично и без особой помпы. Императорская чета зашла в столовую, все поздоровались и после десяти минут ничего не значащего разговора, в процессе которого даже самому толстокожемустало понятно как Николай и Алиса трясутся в жесточайшем нервном потрясении.

Потом, извинившись, они пригласили генерала Беляева в отдельную комнату и часа три с ним приватно беседовали. Причем наш парагвайский гость привез с собой несколько альбомов с фотографиями и газетными вырезками — явно готовился к подобному разговору и мы, что самое главное, даже не лезли, не старались проконтролировать информацию, что он им выдал. Если что, потом послушаем в записи, прослушку в этом здании еще никто не отменял.

Пока они там впитывали всю правду о своем скором будущем, мы успели обсудить множество накопившихся вопросов. Поэтому, когда за стол вернулись поникшие и посеревшие Алиса с Николаем, мы долго их не задерживали, хотя договорились через пару дней пообщаться с Николаем на нашей базе, без лишних ушей и советников.

После того как все успокоились я поднял весьма актуальный вопрос о личной безопасности всех находящихся тут людей и особенно членов «женсовета», напомнив им, как англосаксы ударом табакерки лихо умеют кардинально менять политику страны. А с учетом того понимания, что любые попытки как-то выйти из процесса массовой утилизации русского этноса на полях Первой Мировой войны сразу встретят жесткое противодействие «союзников» вплоть до смены династии, они прониклись моментом и сильно и не перечили. Судьбы Столыпина, Плеве и других высокопоставленных российских деятелей, убитых террористами по наводке заокеанских хозяев, были у всех перед глазами. Поэтому без особых пререканий мы быстро получили согласие на то, что часть Аничкова дворца будет передана Новоросскому Экспедиционному Корпусу в качестве штаб-квартиры. Здесь мы расквартируем дополнительный комендантский взвод, который так же будет охранять и вдовствующую императрицу и Великую княгиню Ольгу, и под эту марку здесь же будем готовить спецподразделения службы охраны по методикам ФСО (федеральная служба охраны) нашего времени.

Так же предполагалось размещение вертолетной площадки, нескольких бронемашин ну и, о чем Николаю говорить не стали, чуть позже разместим один из пространственно-временных маяков.

И тут император, как-бы между прочим, но с явно выраженным недовольством в голосе проговорил, обращаясь ко мне:

— Господин генерал, до меня дошли слухи… — и он с недовольством посмотрел на свою мать, — что вы ищите контакты с Кайзером и в ближайшее время, без согласования, хотите провести некие действия…

— Ваше Императорское Величество…

— Достаточно будет Николай Александрович, раз мы перешли на такой уровень общения.

— Хорошо, Николай Александрович. Через средства массовой информации Кайзеру было передано сообщение об оружии массового поражения, то есть об отравляющих газах. Что это такое, генерал Беляев, надеюсь, вам сообщил.

Беляев коротко кивнул в знак согласия, тем более мы его в свое время попросили просветить Николая об этих фактах максимально полно и красочно.

— Плюс был посыл относительно отношения к русскому и к русскоязычному населению в зоне боевых действий. Нас не услышали. Теперь стоит вопрос о том, чтоб им прочистить уши так, чтоб они прекрасно слышалилюбой шепот из Петрограда и относились к нему максимально внимательно.

— Слышали ВАС? — он выделил последнее слово с некоторой ревностью в голосе.

— Нет, Николай Александрович. Чтоб они слышали ВАС и в следующий раз трижды бы подумали, что будет стоить любому и человеку и правителю любая попытка ставить ультиматумы России. И пусть знают, что если они попытаются применить газ против русских людей, мы их в любой момент как тараканов растопчем. Вопрос в желании, а не в возможностях.

Пауза. Николай обдумывал мои слова. Алиса замерла и не лезла в разговор, что совсем нехарактерно для нее. А Мария Федоровна всем своим видом показывала удовольствие от всей этой ситуации.

— Но это ВЫ растопчете…

— Опять ошибка, Николай Александрович. МЫ. Мы ваши потомки, внуки и правнуки. Представьте ситуацию, что вашу матушку обижают простые бандиты-грабители, именно так мы с позиции будущего видим сущность всей западной и особенно англо-саксонской цивилизации. Вы будете сидеть сложа руки? Не достанете револьвер и не начнете стрелять в мерзавцев?

Он приосанился. Хоть в такой форме лесть ему была приятна.

— Вы правы, колебаться не буду.

— Так почему вы нас, ваших потомков, упрекаете в таком святом желании, причем оно направлено на спасение миллионов русских жизней, в общем, и ваших жизней, Ваше Императорское величество и жизней ваших дочерей, в частности?

Император постучал пальцами по столу. Было видно, что все происходящее ему не нравится, но выхода у него не было, слишком уж много всего на него вывалили с высоким уровнем достоверности.

— Хорошо. Допустим я вам верю, слишком все серьезно. Не просветите, что вы предполагаете делать?

— Прямо сейчас под Севастополем наши специалисты должны начать строительство особо укрепленной и длинной бетонной взлетно-посадочной полосы для сверхскоростных дальних бомбардировщиков. Нужно лишь ваше личное одобрение. А то в Черном море появились два кораблика, которые уже доставляют много неприятностей и, как мы знаем, англосаксы их специально пропустили, чтоб сдержать Российский Черноморский флот.

Оп-па, а в глазах то появился огонек жгучего интереса.

— «Геббен» и «Бреслау»? — выдохнул император

— Они родимые… да и султану пальчиком погрозить не мешало бы, а то тоже что-то нюх терять начал, хочет армян всех вырезать.

* * *

— Привал!

Долгожданная команда раздалась над колонной медленно бредущих солдат и вызвала довольный гомон. Строй тут же рассыпался, люди привычно сошли с дороги в поле, подбирая себе место для отдыха.

Капитан Дорошев лихо спрыгнул на землю, а денщик быстро подхватил коня под узцы и потянул в сторону поля, где еще оставалась нескошенная трава.

Степенно подошедший фельдфебель Карпов, усатый крепыш с пудовыми кулаками, жестко поддерживающий в маршевой роте порядок, вскинул руку к виску и четко рапортовал с усмешкой.

— Вашбродь, утомились люди. Привыкли в поезде бока отлеживать вот и выдохлись на марше с непривычки.

— Да вижу, — сморщился Дорошев, оглядывая свое воинство, набранное в основном из мобилизованных мужиков.

— Ты дерни своих унтеров, пусть присмотрят, чтоб ноги не посбивали на марше. Еще не хватало дойти до фронта в кровавых мозолях.

Прислушавшись к уже не прекращающейся канонаде, которая приближалась весь день и усиливалась по мере продвижения роты к фронту, капитан все же решил подстраховаться.

— И еще, Петр Евсеевич, тут вроде как не фронт, но что-то на душе муторно. Ты выставь вот на той кочке пулемет и часовых раскидай из бывалых. Да и место не очень нравится, открытое все. Ка-бы аэропланы германские не прилетели на огонек.

Фельдфебель, прошедший вместе с капитаном русско-японскую войну и прекрасно знающий, что тот не будет просто так труса праздновать, максимально внимательно отнесся к распоряжению.

Прошло несколько минут и унтера стали гонять солдат, контролируя состояние ног, и тут же раздавались крики и отборный, сопровождаемые легким рукоприкладством: распекали нерадивых, кто не смог сохранить ноги на марше.

А чуть в стороне сам фельдфебель выкатил единственный пулемет на небольшой пригорок, зарядил его, вставив холщовую ленту с патронами, устроив что-то вроде импровизированного защитного бруствера.

Капитан, расположившись на расстеленной денщиком попоне, задумчиво жевал чуть подсохший бутерброд, купленный еще на вокзале в Варшаве, запивал его холодным чаем, и с какой-то грустью смотрел на доверенных ему солдат, которых он, согласно предписания, должен был довести до фронта в качестве пополнения.

Так получилось, что когда его сослуживцы схлестнулись с германцами в сражении в Восточной Пруссии, он из-за сильной простуды вынужден был остаться в госпитале, наверно это может и спасло ему жизнь. Его родной Невский полк был практически полностью разбит в Мазурских болотах и только, по слухам, единицы вышли из окружения.

Дорошев очень страдал от того, что оставил в трудный час своих соратников и, поэтому, как только позволило здоровье, он, закидав начальство рапортами, добился, что его назначили командиром маршевой роты и направили сопровождать пополнение в действующую армию.

Он пару недель провел в военном лагере, куда свозили мобилизованных из близлежащих населенных пунктов, формируя из них сначала учебные команды, а потом по мере обучения уже маршевые роты. Их переодевали и давали какие-то первичные знания об уставе, об оружии, о дисциплине. Привычной в мирное время шагистики не было, пара марш-бросков, несколько выпущенных патронов из расшатанных учебных винтовок и зачаточные навыки по работе штыком.

После разгрома в Восточной Пруссии двух армий Самсонова и Ренненкампфа программу подготовки мобилизованных резко урезали, пытаясь быстро насытить потрепанные войска пополнением.

Только-только отгремела Галицийская битва и центр внимания сместился в район Лодзи, где шло кровопролитное сражение. Вот именно туда капитан и направлялся со своей маршевой ротой.

До фронта пополнение спешно было отправлено воинским эшелоном и в течении нескольких дней уже добрались до Варшавы, где к составу добавили две платформы с какими-то автомобилями, укрытыми брезентом, и теплушку для личного состава искровой роты, что так же была направлена распоряжение штаба 2-й армии генерала Шейдемана.

Учитывая тяжелое положение на фронте, эшелон с пополнением, как и многие другие составы военного назначения, скопившиеся на станции, без задержки был спешно отправлен из Варшавы в сторону Лодзи и Дорошев даже не успел зайти к связистам и просто познакомиться.

Состав дошел только до Ловича, где скопилось так же огромное количество поездов из-за того, что летучие отряды германцев, поддерживаемые местными польскими инсургентами, сумели взорвать несколько мостов и вывести из строя большой участок железной дороги, что существенно осложнило доставку подкреплений и боеприпасов 2-й армии.

Чтоб освободить пути, глубокой ночью при свете фонарей пришлось высаживаться фактически в чистом поле, на руках спуская ротный обоз, и как только расцвело, отправляться в сторону Лодзи, где находился штаб 2-й армии.

Связисты со своими тяжелыми и неповоротливыми авто замешкались и вынуждены были спешно строить грузовой пандус из подручных материалов и тут Дорошев был им не помощник. Еще в Варшаве он, связавшись со штабом, получил жесткий приказ не задерживаться в пути и с максимальной поспешностью следовать к фронту.

Единственное, что его удивило, это какие-то странные пилы с моторчиком, которыми связисты уж очень ловко резали бревна и доски, но на фоне общей нервозности и прямой опасности налета германских аэропланов, которые в последнее время просто повадились небольшими бомбами атаковать скопления поездов, на это не обратили особого внимания.

Рота спешно шла почти всю ночь и часть утра, и к полудню люди были просто вымотаны и капитан был вынужден дать им отдых, хотя место ему откровенно не нравилось.

Пока было время, мысли капитана перешли на последние новости с фронтов, на ошибки генералитета, которые выливались в большие потери. Тут же на ум пришли последние новости про пришельцев, про которыхговорили все и обсуждали малейшие крупицы информации, хотя домыслов, откровенных сказок и неправды была масса. В армии уже давно ходили слухи что когда армия Самсонова лезла в ловушку неизвестный абонент по радио открытым текстом им вещал, что германцы их слушают и они лезут в ловушку. А в последних сообщениях неизвестный отправитель, а теперь это точно известно, что это были новороссы, отборным матом поливали Самсонова за то, что по дурости гонит людей на убой.

Слухи о необычной форме, о летающих бронированных машинах, которые могут зависать на месте, о словах генерала Оргулова, главы Корпуса о том, что эта война не нужна России, и ее специально развязали, чтоб столкнуть лбами двух последних императоров Европы и пролить максимальное количество крови и немцев и русских.

Сказал бы кто другой, ему бы не поверили, и стали бы травить. Но новороссы не те люди, мнением которых стоит пренебрегать. Все знают, что уже подписан какой-то договор с Государем Императором, что вдовствующая императрица, как оказывается, уже давно контактирует с новороссами и поддерживает с ними дружеские отношения. И главное, это все очень не нравится наглым союзникам, которых как грязных босяков новороссы даже на порог не пускают. И фраза генерала Оргулова подхваченная кем-то из писак и растиражированная по всем газетам: «не вам, европейским дикарям, которые только научились мыть руки и прекратили открыто гадить на улицах, учить русских людей, для которых личная и душевная чистота и регулярные походы в баню привиты с молоком матери. Основной показатель, что в средние века чума, это бич грязи и нечистот, опустошила Европу, а в Россию то и не дошла».

Среди русского офицерства много про них говорят: мудрые, сильные, но лезть в эту мясорубку не хотят. Они здесь гости у них есть свой мир…

Внимание капитана привлек новый звук и он увидел как со стороны станции, по той самой дороге, по которой шла его маршевая рота, их нагоняют те самые авто искровой роты. Четыре крепких, массивных грузовика, на необычно больших скатах. Да и звук двигателей отличался от того, что он раньше слышал. Более глубокий, утробный, если можно так сказать, деловой.

На двоих из них кузов, как на кибитках, на специальных дугах был натянут брезент, а вот на остальных авто в кузовах сидели солдаты, ощетинившиеся карабинами, и внимательно наблюдающие по сторонам. Судя по форме, обычные солдаты и пара вольноопределяющихся при одном прапорщике. Атак, странные связисты, онобратил на них внимание еще там.

Не инженеры, не бывшие студенты, спешно призванные в армию, нет. Они больше повадками напоминали матерых вояк, и вот это заставило напрячься капитана, которые не очень любил такие шарады, тем более в зоне боевых действий. Ой, как все не просто с этой искровой ротой.

Когда передовая машина поравнялась с ним и он встретился взглядом с капитаном, который сидел рядом с водителем, глаза его волей ни волей полезли на лоб, так же, кстати как и у сидящего в авто офицера. Он его сразу узнал. Алексей Марченко, капитан его теска и старый знакомый по Невскому пехотному полку.

Марченко тоже удивился, бросил пару слов водителю, и машина стала притормаживать, а он не дожидаясь остановки, открыл дверь и выпрыгнул навстречу вскочившему на ноги Дорошеву.

— Лешка!

Они обнялись, хлопая друг друга по спине.

И когда прошли первые эмоции радости от встречи, Дорошев вспомнил, что ходили слухи, что несколько офицеров Невского полка вышли из окружения при помощи новороссов и со временем они стали мелькать и в окружении генерала Оргулова и что самое важное в свите вдовствующей императрицы. И, как он слышал, Леша Марченко, был один из них.

Вот дела творятся. Но Дорошев не успел задать интересующие его вопросы, когда над полем раздался истерический испуганные крик, поддержанный некоторыми солдатами, которые стали вскакивать на ноги:

— Германцы!

Повернувшись на крик, капитан привычно поднес к глазам бинокль и стал наблюдать, как из-за лощины начали появляться всадники в характерной форме цвета фельдграу. До них было метров восемьсот и сначала показалось, что это конный разъезд, но и там быстро оценили противника, приняли решение, и на поле стала выходить плотная колонна всадников, которая по мере продвижения по полю стала разворачиваться в типовую кавалерийскую атакующую лаву. И по мере того как новые всадники все выходили и выходили на поле, сердце капитана замирало от безысходности. Слишком много для роты мобилизованных и полуобученных солдат, у которых сейчас по десять патронов на винтовку.

Отступать — некуда, сзади поле, нагонят и порубят в капусту. Единственное решение выстроиться в каре, примкнуть штыки и попытаться хоть так отбиться, хотя имеющий боевой опыт капитан прекрасно понимал, что шансов почти нет.

Все это у него в голове пронеслось за несколько мгновений, и он уже собрался отдавать команды, когда обнаружил, что к нему и Марченко подбежал тот самый непонятный прапорщик и в нарушение всех правил заговорил твердым голосом, деловито раздавая команды.

— Капитан машины бортами, опустить броню. Четверку задом, в ней «зушка». Солдатам укрыться за машинами и быть достреливать тех, кто прорвется. Мы переодеваемся.

И все в мгновение ока закрутилось.

Авто взревев двигателями развернулись и стали цепочкой развернувшись бортами к наступающему противнику, оставив между машинами промежутки около двадцати метров. Все стекла тут же были закрыты защитными листами из стали, превратив замершие исполины, в настоящие крепости.

Высыпавшие солдаты по-деловому накинули на себя странные жилеты-кирассы пятнистой раскраски, которые имели явно защитные функции. На головы они одели шлемы такой же раскраски и картину необычности происходящего дополнили очки с желтыми стеклами, которые они почти все на себя нацепили. Карабины, которыми они были вооружены, были отброшены в сторону, и у них в руках появилось новое оружие. В кузовах двух первых машин на специальных станках появились пулеметы Максима, с щитками и уже вставленными лентами. В третей на треноге тоже был какой-то пулемет с лентой, но вот патроны имели больший калибр, нежели привычный трехлинейный патрон. А вот четвертая машина стала задом к наступающим и после того как на ней откинули брезент, обнаружилось, что там тоже стоит какое-то орудие, на котором на двух креслицах уже разместились солдаты, готовые открыть огонь.

Германские кавалеристы не оставили без внимания приготовления к обороне и с максимальной дистанции, прямо на скаку открыли огонь из карабинов. Действенности никакой, но вот напугать необстрелянных солдат маршевой роты у них получилось. Но выслушав четкие команды, подгоняемые пинками унтеров, бойцы Дорошева все же успели спрятаться за машинами и даже изобразили какое-то подобие построения позводно.

Со стороны холмика затрещал пулемет фельдфебеля, выдав длинную очередь поперек движения конной лавы. Но прицел был взят неверно, явно занизил, и пылевая дорожка прошла прямо перед копытами несущихся галопом лошадей, не причинив особого вреда.

И расстояние еще было метров четыреста, поэтому пулемет еще успел дать очередь, только уже скорректировав прицел и первые жертвы, покатились по полю, добиваемые и втаптываемый идущими следом всадниками.

Несколько хлопков и пулемет заглох. Судя по мату фельдфебеля, опять заклинило ленту — пулемет им выдали еще в учебном лагере, причем раздолбанный и кое-как отремонтированный из старых запасов. Вот оно и вылезло.

Дорошев, прикрываясь закрытым броневыми листами капотом автомобиля, вытянул руку с зажатым в ней наганом в сторону приближающихся германцев и замер от того, что его нагло оттолкнул один из людей Марченко, пристраивая на капот черный длинный пулемет с дырчатым кожухом ствола, чем-то отдаленно напоминающий ружье Мадсена с ленточным питанием.

Еще взгляд в сторону и Дорошев на мгновение замер. Чуть в стороне стоял Марченко, облаченный в такую же кирасу и шлем, в очках, держащий в руках короткий карабин с деревянным прикладом, так же с дырячатым стволом и с дисковым магазином для патронов.

Причем все бойцы Марченко спокойно замерли, не стреляли, ожидая, когда противники все вылезут на поле и приблизится на расстояние не более ста пятидесяти — двухсот метров. Ну и нервы у них.

Бежали томительные секунды — пулемет фельдфебеля снова выдал длинную очередь собрав свою жатву из двух десятков покатившихся по земле всадников. По бронелистам машин все чаще защелкали пули и солдаты Дорошева начали нервничать, не понимая, почему столько пулеметов молчат. И тут прапорщик закричал во все горло с каким-то задором в голосе:

— Гаси козлов!

Слух сразу пропал, так вокруг все загрохотало. Пулеметы Максима с машин, ручные пулеметы с капотов и спрятавшихся за колесами стрелков в необычно бешенном темпе стали просто выкашивать несущихся на машины германских кавалеристов. Видимо каждый второй или третий патрон в пулеметах был трассирующий и Дорошев несколько секунд завороженно смотрел как по рядам германских кавалеристов хлестают огненные плети. Он такого никогда не видел, такая плотность огня была для него за гранью понимания. Точнее он с ней еще не сталкивался.

Стоящий рядом Марченко тоже не отставал и из своего необычного карабина тоже лупил длинными очередями и что-то радостно кричал, видимо получая удовольствие от процесса.

Солдаты, прятавшиеся за машинами, как будто получили заряд бодрости, выскочили на открытое место, выстроились строем, и яростно передергивая затворы винтовок, выпускали пулю за пулей в сторону быстро таявшей на глазах кавалерийской лавы.

Слева басовито грохотал крупнокалиберный пулемет и ему втория автоматическая спаренная пушка. Капитан прекрасно видел, как тяжелые пули и снаряды просто разносили на куски всадников вместе с лошадями, выкашивая целые просеки в наступающих порядках.

Весь грохот стоял всего три-четыре минуты, учитывая скорострельность оружия орлов Марченко, а казалось, что прошла целая вечность.

— Прекратить огонь! — опять скомандовал прапорщик, и еще немного постреляв, все затихли. Он повернул голову к Дорошеву:

— Капитан, людей в цепь, штыками все доделать. Если что, вооружитесь трофейным оружием. С патронами, как я понял у вас тяжко. Если есть какие-то сомнения или душевные терзания, подумайте, что они бы вас уже в капусту бы порубили.

Капитан Дорошев и так прекрасно все понимавший, хищно оскалился, отдал честь, уже сообразивший, с кем его свела судьба, не стал кочевряжиться. Тем более, бросив заклинивший пулемет, к нему подбежал фельдфебель, по лицу которого стекала струйка крови, но это были так, мелочи, надо было доделать дело.

— Штыки примкнуть! В цепь! Вперед! Дави супостата!

Цепь успела сделать не более десяти шагов, как послышалось тарахтение и прямо над леском, откуда выскакивали германские кавалеристы, показался характерный силуэт.

— Аэроплан! — опять раздался крик.

Самолет летел достаточно низко, до максимума сбросив скорость, чтоб наблюдатель мог просто понять, что тут случилось, и когда, воняя касторкой, он прошел над головами все явственно увидели тевтонские кресты на крыльях.

Дорошев с легкой усмешкой посмотрел на Марченко и стоящего рядом с ним «лже-прапорщика» новоросса, предвкушая очередное незабываемое зрелище. По тому, что они не сильно то и волнуются, не смотря на буквально ходящий по головам германский «Таубе», было понятно, что для новороссов и это тоже не особая проблема.

Пока солдаты Дорошева строились, и, под руководством унтеров в предвкушении пошарить по сдельным сумкам, выдвигались добивать кавалеристов, «лже-прапорщик» достал термос и, нисколько не нервничая, разлил кофе по стаканчикам, пригласив жестом и Дорошева, который, отдав последние команды, с радостью присоединился.

Новоросс демонстративно поморщился, якобы от мешающего тарахтенья германского аэроплана, хотя в его насмешливых глазах сверкали веселые искорки. Он закричал, когда аэроплан развернулся и пошел на второй заход, явно пытаясь или обстрелять или что-то сбросить на головы.

— Филя!

— Да, Юрчик!

— Сбей нахрен эту тарахтелку, она меня нервируют! Кофе не дают попить с хорошим человеком. А «иглу» тратить жаба давит!

— Щас! — отозвался такой же веселый и чуть нагловатый собеседник.

И тут Дорошев понял, что двуствольная автоматическая пушка в крайней задней машине как раз и была предусмотрена для борьбы с летающими этажерками.

Дд-д-д-д-д-д! — загрохотала пушка, отправляя сноп трассирующихогоньков навстречу с уже развернувшимся для атаки тихоходным «Таубе». Огоньки снарядов долетели до аэроплана, что говорило об определенной сноровке артиллеристов по борьбе с летающими целями, и небесная тарахтелка превратилась в огненный шар, который быстро погас и в виде горящих лоскутов ткани посыпалась на землю.

Через час, после того как на поле вылетел взмыленный кавалерийский эскадрон, явно посланный, чтобы перехватить германский отряд, отправленный в рейд по тылам, здесь уже все было почти закончено. Раненным помощь оказана, тем более со стороны железной дороги подошли еще две маршевые роты, и уже большой колонной двинулись в сторону Лодзи, где не просто грохотало, а отчетливо были слышные отдельные взрывы и хлопки выстрелов тяжелых пушек.

Таинственная искровая рота давно уехала далеко вперед по своим срочным делам.

Дорошев шел пешком, привязав своего коня к телеге, на которой везли ротное имущество. Рядом с ним шествовал фельдфебель, которому давно перевязали голову и он возвратился к выполнению своих обязанностей.

Разговор волей ни волей вернулся к недавним событиям и, особенно к личностям спасителей.

— Серьезные люди, у таких лучше на дороге не становится. Вы, ваше благородие, вроде как знаете одного из них. Вроде командир, а в бою командовал прапорщик.

— Петр Евсеевич, а ты так и не понял, с кем или точнее с чем мы столкнулись?

Фельдфебель повернул голову к задумчиво идущему рядом капитану. Он тоже был не дурак, и давно понял, что тут дело не чисто.

— Новороссы? Которых пришельцами называют?

— Они самые.

— Серьезные люди. Вон походя сколько германца накрошили.

— Вот-вот. А мой знакомый, Леша Марченко, должен был погибнуть в Мазурских болотах, а вон как бегает и с ручным пулеметом германцев косит.

— Завидуете?

— Нет. Думаю. Про новороссов много гадостей рассказывают, и в основном торгаши, кто на хлебе деньги делал, крестьян обкрадывая, и кто сейчас на русской крови зарабатывает. Но и ты, и я видели, что нас спасли, не убежали, хотя на этих авто запросто могли, и раненных наших не бросили, вон как перевязали, не каждый доктор так сделает.

— Дело говорите, ваше благородие. Да и люди все видели и поняли. Так к чему вы так?

— Да вот думаю, не зря они тут появились, в самый трудный момент. Ждет германцев кровавая мясорубка, похлеще той, что мы видели.

— Все равно нехорошо это, не по христиански.

— Да, а нам не оставили выбор. Но генерал-новоросс о чем говорил? Не нужна нам эта война. И прежде чем с германцами договариваться, надо им зубы пересчитать, чтоб уважали и слушали, и в следующий раз побоялись даже косо смотреть.

— Вы, вроде как социалист, говорите. Не боитесь?

— Чего, Петр Евсеевич? Я не социалист, я просто хочу, чтобы русские люди жили хорошо, богато и долго. Что в этом плохого?

— Ну, так дело нужное.

— А вот как раз новороссы этим и занимаются. Главное чтоб революции не было, то есть смуты, тогда всем будет плохо. Я Лешке шепнул, что если надо будет, пусть обращается.

Фельдфебель понимающе хмыкнул, кивнул головой в знак согласия.

— Если так и меня берите с собой.

— Учту Петр Евсеевич.

Глава 7

После серьезного и весьма знакового, можно сказать, эпического и судьбоносного заседания ГКО в мире 1942-го года, передо мной теперь стояла задача, так сказать, провести разъяснение и сформулировать первоочередные задачи перед своей группой единомышленников. Поэтому я по закрытым каналам заранее известил всех заинтересованных лиц и были проведены подготовительные работы по организации расширенного совещания. Тут пришлось озаботиться и соответствующим помещением, и конечно организацией безопасности, ну конечно и исключить прослушку, уж слишком важные вопросы будут обсуждаться. Всем заинтересованным лицам были сброшены вопросы, которые они должны были проработать в рамках своих возможностей и функциональных обязанностей. Причем всем было понятно, что после моего визита в 1942-й год и участия там в ГКО, произойдут определенные изменения в общей стратегии развития всего нашего анклава, вот соответствующие разъяснения люди и хотели получить, да и нужно было срочно прорабатывать материально-техническую базу для реализации моих «наполеоновских» планов.

Я вновь готовился озвучивать свои идеи и планы, как на ГКО и на личной встрече со Сталиным, но с некоторыми обязательными уточнениями и дополнениями, которые существенно расширяли картину того, что я до этого рассказывал нашим союзникам.

Такова уж и политика, и тем более, разведдеятельность, где каждое решение, каждое действие несло несколько функциональных нагрузок. Одноуровневые операции это удел школьников и бизнесменов от ларька, а с нашим нынешним статусом и с тем перечнем задач, которые необходимо решить, чтоб обеспечить выживание человеческого анклава на умирающей планете, приходилось прорабатывать решения минимум на трех-четырех уровнях. Вот третий, но не самый последний, мы должны будем сегодня обсудить на расширенном собрании. Сюда были приглашены и руководители ФСБ и Министерства обороны Российской Федерации, которые, с некоторых пор, совершенно добровольно, перешли под наше руководство, а формально, так сказать, на равных правах вошли в высший совет.

С легкой руки того же Саньки Артемьева, всецело поддержанного Дегтяревым и остальными активными членами «Банды Оргулова», так или иначе, принимавшими участие в проекте проникновения в 1914-й год, наше сообщество уже фактически однозначно называлось «Новоросский Экспедиционный Корпус». Сначала это конечно было все в шутку, когда готовили форму, символику, шевроны, бланки документов, при планировании операции в Царской России, а потом как-то даже сами в это верить стали, прижилось то название. Все-таки основной костяк всего анклава составляют профессиональные военные и выстраивание вертикали власти по привычным нам, армейским, проверенным временем лекалам, стало лишь вопросом времени, а теперь возникла необходимость все это формализовать и выразить в виде законченного, юридически грамотно построенного решения. А в такое время, когда человеческий вид на планете находится на грани вымирания, решения принимаются не тупыми выборами, а просто подтверждаются силой, которая способна удержать эту самую власть, обеспечить выживание и стабильность. Поэтому данное собрание силовиков и должно было поставить большую и жирную точку в формировании Новоросского Экспедиционного Корпуса, как политической силы не только в мире 1914-го года, но и в нашем, умирающем мире, и в мире 1942-го года.

Перед собранием, я заранее выехал на объект, выбранный и подготовленный на окраине Симферополя, где имелся подходящий конференц-зал. Там, пока было время, разместился в небольшой комнатке, примыкающей залу, и при свете светодиодного аккумуляторного светильника просматривал распечатки и предварительные расчеты по космической программе, основанной на использовании нашей системы пространственно-временных порталов. Из-за того, что помещение выбирали в первую очередь исходя из мер безопасности и соблюдения режима секретности, много внимания уделили герметизации и очистке, но вот с отоплением были проблемы, поэтому мне пришлось сидеть в застегнутом бушлате и шапке. К тому же здесь не было вообще никаких источников ни электроэнергии, ни тепла, чтобы никто слишком умный не смог поставить стационарные устройства аудио-видео записи, которым как раз и нужна постоянная подпитка. А низкая температура в помещении резко уменьшала срок жизни элементов питания любых автономных подслушивающе-подглядывающих устройств, если кто-то все же сумеет что-то такое установить. Паранойя в таких вопросах была вполне объективным и нужным фактором. Ну а то, что люди принесут на себе, то будут на входе жестко контролировать бойцы охраны.

Через несколько минут тишины и тихогошелестенья бумаги и беззвучных мазков пальцем по экрану электронного планшета, в помещение как вихрь ворвался Дегтярев. Он со своей фирменной ухмылочкой прошествовал ко мне и плюхнулся на рядом стоящий стул, и с самым невинным видом, даже не спросив разрешения, набулькал себе из моего термоса заваренный Светкой кофе. Сделав пару глотков, это военно-морское головорезное чудо показательно закатило глаза, показывая весь спектр удовольствия при вкушении божественного напитка и хмыкнуло, демонстрируя свою показную зависть. Но это был мой старый, проверенный друг и только я его знал как облупленного и понимал, чего ему только стоила вот это показная бесшабашность и постоянный позитив по отношению ко всему происходящему вокруг. Складки в уголках глаз, пристальный взгляд, постоянное состояние повышенной боевой готовности, что выражалось всегда в таких позах, что в любой момент времени, он мог отпрыгнуть, уйти с линии огня и защитить ближних. А ведь это все на постоянном адреналине, и дружище Олег, каждую минуту просто безвозвратно сжигал сотни тысяч нервных клеток.

— Ну что, Серега, тяжела Шапка Мономаха? — с легкой подколки начал он разговор, так сказать, с дальнего захода, хотя ведь что-то задумал, ухарь.

Я поднял голову и с иронией посмотрел на него.

— Олежек, ты по делу, или так, цыганочку с выходом исполнить?

Ага, смутишь его таким примитивным обломом, не на того напал и конечно Дегтярев меня не разочаровал.

— Оргул, ты ж у нас целый ученый, вон по параллельным мирам шатаешься, как по женской общаге медучилища, и хочу я с научной точки зрения узнать твое мнение…

Ох и заход. Сейчас что-то сказанет, так что мозги начнут кипеть в попытке все это расшифровать, выведя собеседника из зоны комфорта, а сам начнет под эту марку задавать серьезные вопросы, в надежде получить реальные ответы. Просто, по отношению к чужому человеку — это завуалированный допрос, по отношению к своему — это не совсем этично и совсем не красиво, так конопатить мозги. Ну а в нашем с ним случае это давняя мозгодробительнаяигра, начавшаяся еще с тех времен, когда мы были два молоденьких курсанта. Тогда, в первый раз, это, кажется было еще на первом курсе, мы сдавали экзамены в Севастопольской Нахимке, и вот таким вот экзотическим способом сумели переключить измученные зубрежкой мозги от серьезных изнурительных задач. Скажем так, для нас с ним это была своеобразная расслабляющая гимнастика для ума. И, судя по состоянию друга, ему тоже это было необходимо, учитывая, что вопрос организации и безопасности судьбоносного совещания лежал на его плечах.

— Вот расскажи мне, товарищ генерал, о влиянии лунного света на рост телеграфных столбов, — с самым серьезным видом попросил он.

— Товарищ полковник, а вы подняли нужную тему, — сразу в тон подыграл ему, — как раз мы тут закончили серьезные исследования на тему влияния того самого пресловутого лунного света на половую жизнь кузнечиков. И если провести корреляцию, то можно вывести настоящую математическую связь между половой жизнью кузнечиков и ростом телеграфных столбов в прекрасную лунную ночь.

Оба усмехнулись, прекрасно понимая, что подобную пургу можем гнать целыми часами. Ну, ритуал выполнен, теперь начинается по-настоящему серьезный разговор.

— Что, Олежек, тоже на нервах?

Наконец-то Дегтярев чуть позволил себе расслабиться и развалиться на стуле.

— Ага, есть такое. Ты ж сам понимаем, что мы сейчас начинаем и какие ставки на кону.

Он сделал паузу, а я его не подгонял, понимая, что человеку надо выговориться. Через пару мгновений, он, сформулировав один из важных вопросов, наконец-то выдал.

— Скажи, Серега, сейчас у нас положение аховое, и полный цейтнот по времени, поэтому к тебе в подчиненные напросились и армейцы и «фейсы» с дальнего континента, с сибирских руд. И ты, принял решение их принять. Насколько ты им доверяешь?

— Олег, вопрос, поставлен некорректно. Тема доверия-недоверия в нашем случае это как-то по-детски. Тут стоит вопрос взаимной выгоды и то, как все стороны смогут контролировать друг друга, чтоб не произошло перекосов по власти. А перекос, это значит, что кто-то, рано или поздно, попытается с позиции силы подмять под себя остальных.

— Так ты им не доверяешь?

— Ни на грамм. Я ж говорю, вопрос взаимной выгоды и вынужденного объединения для выживания. На своем уровне, в своих бункерах, они еще могли бы еще как-то протянуть, просто процесс вымирания ну растянулся бы лет на двадцать и все. Плюс система отсроченного удара, которую все тут боимся. Мы им предоставили новую степень свободы. Судя по всему, у них и до нас начала сыпаться вся вертикаль власти, раз народ так резво начал перебегать к нам. Поэтому их переход под наше управление это извечный прием: «не можешь запретить, возглавь». Чем они рискуют? Да ничем. Мы что можем у них на все руководящие места расставить своих людей? Где мы их столько возьмем и где найдем столько времени? Они это прекрасно понимают, поэтому фактически ничем не рискуют, приблизившись к нам таким способом.

— А захватить силой?

— Они друг за другом будут присматривать больше чем за нами. Особенно после того как они у себя профукали аналогичный проект, где третья сила у них под носом попыталась выйти на контакт с фашистами. В данной ситуации мы должны стать гарантом стабильности функционирования всей системы перемещений, при условии, что никто другой не сможет ее подмять под себя. Будем действовать как тот же Людовик XIV, который так всех выдрессировал, что реально он оставался над схваткой, в качестве приемлемого для всех арбитра, а все остальные ступенькой ниже бодаются за право стоять возле короля.

— О как ты загнул. В короли метишь?

— Оно мне надо? Тут главное, что они за это нам предоставляют свои ресурсы, которые мы никогда не найдем в развалинах.

Олег усмехнулся.

— Насколько я знаю, они у нас за спиной попытались установить контакт со Сталиным, но их послали.

— И еще как, и сразу после этого, как ответ и намек мне присвоили генерала и ввели в ГКО. Иосиф Виссарионович умеет ставить на место зарвавшихся генералов.

Олег усмехнулся и уже продолжил за мной, видимо эту тему он с кем-то из наших уже обсуждал.

— Да, согласен. Они для Сталина темные лошадки из капиталистического будущего, а ты свой, проверенный, перепроверенный, и, главное, прозрачный, но, при этом ведущий, а не ведомый, и не позволишь кому-бы то ни было перехватить управление над всей системой перемещений во времени. Сталин как раз таких всегда и двигал — инициативных, жестких организаторов, умеющих отстоять свою точку зрения и отвечающих делами за свои слова. По этим показателям ты фактически свой, а вот они нет. Поэтому нашему генералитету чтобы работать в мире 1942-го года и пользоваться его ресурсами, нужна ширма вроде тебя, Серега. И они это просчитали.

— Да, я тоже так думаю.

— И как это все будет функционировать в таких границах?

— В первом приближении устойчивость ситуации с нашим главенством в Новоросском Корпусе будет сохраняться до окончательногоанализа разрушений, полученных в результате отсроченного ядерного удара в нашем мире и переоценке количества сохранившихся ресурсов.

— Ну или, до того момента, как ты опять что-то такое откроешь и выкинешь, что внимание будет опять отвлечено на очередной фантастический фортель Оргулова. Например, твоя космическая программа в тех мирах.

— Именно так, но тогда наши позиции еще больше укрепятся. И есть еще кое-что.

— Ты опять что-то придумал?

— Ага. Космическая программа будет, но не в двух мирах, а в трех.

Немая пауза.

— Ты что еще один мир открыл?

— Нет, зачем? У нашего мира огромный технологический потенциал, который мы можем десятилетиями выбирать. Смысл терять такой мир?

Я сидел и с легкой улыбкой смотрел на него, ожидая, когда он все поймет.

— Ты хочешь в нашем мире вывести на орбиту портал и с него работать?

— Ну, это в перспективе, но если получится, будет очень неплохо. А то постоянно отбиваться от всякой гопоты и тратить на это ресурсы, как-то уже надоело. Хотя, если уж смотреть максимально объективно, пока точно не знаем, как поведут себя пространственно-временные каналы при работе из точек с разной гравитацией и разной скоростью. Мы пока работаем по варианту «поверхность-поверхность». Нужны исследования, нужно время.

— Н-да, я смотрю планы у тебя грандиозные. Опять будешь под что-то маскироваться?

— Конечно. Оперативное сопровождение и операции прикрытия обязательны в нашем деле. Тем более мы сможем скрытно использовать часть ресурсов официально выделяемых на космическую программу в 1914-м году. По большому счету нам там это и не нужно, ну разве что показать свою крутизну. При нашем развитии авиации, еще лет десять-пятнадцать, у нас будет подавляющее превосходство над любой страной, пожелавшей оспорить наши лидирующие позиции. В первое время там будет достаточно боевой техники 1941-го года, никакой альтернативы нет, настоящая «вундервафля». Смысл там гонять реактивные истребители, или мы, перебросив туда пару эскадрилий тех же И-16 или И-153, и так завоюем абсолютное господство в воздухе. На земле Т-34 и БТ-7, немецкие трофейные танки, и главное, это тактика применения всего этого. А, к тому времени, как нам смогут хоть как-то что-то противопоставить, мы настолько интегрируемся в Россию, что, опираясь на ее ресурсы, станем вообще неприкасаемыми. Поэтому космическая программа в мире 1914-го года будет неким прикрытием, на которое мы будем списывать необходимые нам ресурсы.

Ну а если логически поразмыслить, вынос части наших портальных установок на орбиту в нашем мире вполне оправдан, вплоть до освоения той же Луны. Вряд-ли у кого-то найдутся законсервированные ресурсы, чтоб нас там достать. А вот что-то противоспутниковое может и найдут. Поэтому я и не рассматриваю в долгосрочной перспективе оставаться в нашем мире в бункере, на земле, и на орбите.

Олег, чтоб взять паузу на обдумывание ситуации, опять налил себе из термоса кофе и сделав несколько глотков парящего на холодном воздухе напитка, снова заговорил.

— Серьезные заделы. Но ты же понимаешь что это грандиозные затраты. И космические корабли на коленке не делаются и не восстанавливаются как наши танки, в гараже у Петровича. Даже если ты и решил проблему доставки и транспортировки на орбиту, но есть еще множество вопросов. Это касается и энергоустановок, и систем жизнеобеспечения, и защиты от той же радиации. Это было тяжело еще до войны, когда на полную мощность работала вся технологическая цепочка предприятий, научных центров. А сейчас ничего этого нет.

Я откинулся на спинку стула.

— Нет. В наличии остатки былой мощи, но, допустим, есть люди, которые почувствовали, скажем так, вкус свершений. Сейчас они на полном энтузиазме уже конструируют и типовую орбитальную станцию-крепость, и космический тягач. Это, в основном, народ из ВКС и к ним, по мере проверки, присоединяем гражданских, у которых есть необходимые навыки и знания.

— Ты, Оргул, не на митинге, а я не революционный матрос.

— А причем тут митинг?

— Ты, похоже, и меня тут агитировать начал?

— Зачем, Олежек? Вот тебе типичный пример одного такого умника, который вылез за границы и творит черт знает что.

— Это кто?

— Ты.

— В смысле?

— А кто недавно уже в бункере подыхал? Кто в депрессии был? А теперь шастает по разным мирам, как у себя в огороде, и светит своей тельняшкой перед царем-батюшкой, Николаем Вторым, хозяином земли русской. Ты в зеркало давно смотрелся?

Он прекрасно понял, про что я, но все же решил, доиграть партию.

— И что я там увижу?

— Наглого военно-морского энтузиаста, трындуна-задушевника. Короче, кончай мне баки забивать, ты и так все понял.

Он опять хмыкнул и перевел разговор.

— Как я понял, на счет космической программы в нашем мире, это твой личный четвертый уровень планирования?

Я кивнул головой.

— Но ведь есть еще что-то то?

— Есть. Я тебе как-то сказал, что когда настраивался на мир 1914-го года, нащупал еще несколько каналов, но они слабее и чтоб их разрабатывать надо больше время и хоть какое-то чувство безопасности.

— Понятно, это задел на будущее. А на совещании ты раскроешь третий уровень, так сказать программа максимум и минимум для всех, в которые будет незаметно интегрирована твоя программа переноса порталов.

— Не моя, а наша, и это на уровне концепции. Ты меня знаешь…

— Знаю и не удивлен, чтоб Серега Оргулов да не оставил какую-нибудь карту в рукаве на экстренный случай. А ты вон что задумал, на Луне укрытие сделать. Реально со стороны все выглядит конченным, конкретным бредом. В нашей ситуации, когда подкрадывается большой п. ць, ты тут такие планы задвигаешь.

Я усмехнулся, понимая, куда он клонит.

— Ну а если присмотреться?

Он глубоко и устало вздохнул.

— Если присмотреться, то мне кажется, что кто-то только что мне предложил стать командующим космодесантными войсками.

А морда то хитрая. Я хмыкнул и кивнул в знак согласия.

— Это все? Или самое важное ты напоследок приберег?

— Да, Серега, — тон поменялся и стал деловым и чуть напряженным, — есть кое-что, что надо бы обсудить с тобой до совещания.

— Что-то серьезное?

— Достаточно, но тебе решать.

Я подобрался — Дегтярев уж слишком стал серьезным, новости действительно должны быть интересными.

— Хорошо, внимательно слушаю тебя.

— Сереж, у тебя в близком окружении работает «крот».

Это очень, очень, очень серьезно. Тут и меня проняло, Дегтярев бы не стал шутить такими вещами.

— Насколько информированный и как давно работает? И как много он успел слить стратегически важной информации? На кого работает?

— А вот тут начинается самое интересное.

И сделал паузу.

— Не томи, это же не шутки.

— Хорошо. Его мы вычислили по наводке полковника Лукичева. Работает по некоторым нюансам, на «фейсов» и судя по всему, именно на основании информации, полученной от «крота», они и пошли на столь беспрецедентный шаг, как попросились под твое крыло.

— Даже так. Интересно. А теперь давай полный расклад: как засветился, как передает информацию, предположения, кто это может быть. Судя по твоему тону, там не все так жестко и ты сильно не горишь желанием брать «крота» и колоть его.

— Да, Серега, есть нюансы. Было несколько перехватов шифрованных сообщений через спутник связи, который и «фейсы» и российские армейцы используют для своих нужд. Короткие файлики закрытые winrar-ом при 128-ти битном шифровании. Причем в файле в определенном порядке произведены изменения и простым перебором паролей не вскроешь. Запустили анализ — оказалось, что такие вот сообщения по тому же каналу посылались еще во время нашей большой войны. Ты понимаешь, что это значит?

— Агент здесь сидит еще с тех времен?

— Вот именно. И это не просто «крот», это «консерва», причем, судя по расшифровке, что очень удивительно, весьма и весьма информированный человек из твоего ближнего круга. Его сообщения есть в архиве перехвата, но самое раннее сообщение, датируется временем, когда Крым взяли на особый контроль в связи с появлением из небытия некого капитана Оргулова. Но судя по текстам агент в Крыму давно работает, еще до атомной бомбардировки.

— В общем старые кадры…

Я задумался. Ой как мне это все не нравилось, хотя сейчас все настолько поменялось, что пока не стоит делать поспешные выводы. Поэтому я решил уточнить интересные моменты и несостыковки.

— И как получилось расшифровать? Что-то мне не очень верится, что у фсб-шников могут быть проблемы с криптозащитой каналов связи с агентурой.

— И это тоже, странно: нам анонимно слили систему шифрования, и мы смогли прочесть все сообщения.

— В двух словах направление информации?

— Агент вышел на связь, доложил, что жив, что по основному заданию глухо. Что полностью осел в Крыму. Ну а потом пошли запросы, про тебя и твою деятельность, а агент как мог, извращался и отвечал общими размытыми фразами. И судя по времени ответов, он дозированно сливал информацию, которая через некоторое время становилась общедоступной. Да и подача данных такая, что ты серьезный человек и с тобой лучше дружить. Фактически сливов и предательства не было. Мое мнение — это кто-то из твоих близких друзей, из старых, возможно даже довоенных, типа меня, Артемьевых, Борисыча, Кузьминой. Думай, ищи.

Я задумался, прокручивая информацию.

— Получается «крот» просто играл в отписку. Хм, а может это как раз он сам и слил систему шифрования, чтоб мы почитали архивы и убедились в его полной лояльности?

— Я тоже так думаю.

— А это говорит о том, что скоро «крот» либо сам засветится или даже придет с какой-то важной информацией, либо его попытаются слить, чтоб нас пошантажировать.

— Ну вроде того. Мы тут посмотрели, прикинули и решили, что реального то ущерба нет, фигурирует какое-то основное задание, и оно никак не связано ни с тобой, ни с нами, ни даже с твоими порталами. Поэтому устраивать охоту на ведьм в такой момент — как-то не нужно. Но на заметку надо взять.

— Хорошо, я тебя услышал. Пока сильно копать не будем, но вопрос на контроле держи. Еще что-то?

— Да. По нашим каналам из 1942-го года из Южной Америки пришла информация о желании русской диаспоры серьезно пообщаться. По ходу твой генерал Беляев что-то наболтал и старички впали в экстаз.

— О как. Беляев уже у вдовствующей императрицы Марии Федоровны личным консультантом по истории Первой Мировой войны и Белого движения трудоустроен. Недавно имел долгий разговор с императорской четой, причем им много чего наговорил, Николай и Алиса после этого зеленые ходили.

— Развлекаешься?

— Ну, скажем так, провожу информационное воздействие. Хорошо, а вот запрос от Южно-американских старичков чисто по нашим каналам пришел или задействована советская агентура?

— Вот в чем и удивительно, они вышли именно по нашему каналу, ну тому, что ты оставил на всякий случай, в знак благодарности после визита к ним в Парагвай с Великой княгиней Ольгой. Я там от твоего имени попросил уточнить повестку дня и, как мне кажется, они там немного перевозбудились от перспектив переиграть Первую Мировую войну и недопустить революцию и готовы идти чуть ли не добровольцами в наш Новоросский Корпус, прихватит своих детишек. Горек хлеб чужбины.

— Вполне-вполне интересное развитие ситуации, да и генерал Беляев очень яркая личность. А, как я понял, он там уже давно в частном порядке потихоньку начал подтягивать пенсионеров-единомышленников. Какой-никакой, но кадровый резерв, с помощью которого можно будет вполне сносно инфильтроваться в тот мир. Психологически они ближе к тем реалиям, чем даже подготовленные нелегалы Берии.

Дегтярев кивнул в знак согласия.

— Это все?

— Практически да, дальше только технические вопросы.

— Когда основные гости прибывают?

— Они все уже здесь, только рассредоточились по небольшим укрытиям, про которые даже мы не в курсе до времени «Ч» и ждут указания на точку встречи.

— Хорошо, труби сбор. Я готов.

Я уже не вмешивался во все эти телодвижения по обеспечению безопасности, реально не было ни времени, ни сил заниматься еще и этим. Есть специальные люди, которые за это получают усиленный паек, пусть прорабатывают весь протокол.

Глянул на часы — в запасе было еще около двух часов, поэтому по фронтовой привычке, завернувшись в спальник, позволил себе подремать на раскладном кресле-кровати. В это время на исходные позиции за городом выдвигались дополнительные комплексы ПВО, усиливая и так не слабую оборону. С-400 разместится в районе Маршала Жукова, с которого открывался великолепный вид на город и окрестности и соответственно основательно увеличивался радиогоризонт. Так же выдвигались несколько комплексов «Бук» и пять штук Панцирей, тем самым создавая глубокоэшелонированную систему ПВО, которая полностью прикрывала сам город Симферополь, пригороды, гражданский аэропорт «Симферополь» и военный аэродром в Гвардейском. По городу в срочном порядке рассредоточивались все боевые подразделения, занимая позиции на случай нападения. Все это выдавалось за масштабные учения, которыми они фактически и были, правда, максимально приближенными к боевым. По заснеженным улицам носились военные джипы, грузовики, бронетранспортеры развозя личный состав на позиции, выдвигались танки и САУ и во всей этой беготне под шумок в таких же БТР-ах, джипах к нужному месту встречи, не привлекая внимания, были доставлены важные персоны, которые были задействованы в новом амбициозном проекте «Новоросский Экспедиционный Корпус».

Я, ну может в нарушение субординации, лично встречал приехавших, после того как они прошли проверку у охраны. Когда в специально подготовленном зале все свободные места были заняты гостями, я вышел вперед и толкнул доклад аж на три часа, обрисовав всю нынешнюю оперативную информацию о положении в нашем мире, о положении в мире 1942-го года и, что для многих было сюрпризом, об проекте по проникновению в мир 1914-го года.

На большом жидкокристаллическом телевизоре выводились фотографии, видеофайлы, графики, схемы, таблицы.

Собравшиеся, многие из которых специально прилетели в Симферополь из дальних бункеров, с огромным интересом слушали и впитывали всю информацию и привыкали к обстановке. Тут были только доверенные люди, которые согласились двигаться, воевать плечом к плечу с нами, поэтому при формировании НЭК (Новоросского Экспедиционного Корпуса) предполагалось, что на старте людям обрисуют диспозицию, ну а потом им дадут слово, кто, как и чем сможет помочь, поучаствовать.

Здесь же присутствовали и глава ФСБ со своим замом и несколькими особо доверенными персонами, практически в полном составе присутствовало все руководство Вооруженных Сил РФ и что особенно важно, было много офицеров и специалистов ВКС, так или иначе, связанных с космическими технологиями.

Летуны уже давно по нашей заявке на своем уровнесвязались с «космонавтами», обрисовали задачи и после многодневных инициативных работ на уровне простых специалистов уже представили нам предварительные проекты боевых орбитальных станций, буксиров, спускаемых аппаратов на Землю и спускаемых аппаратов для высадки на Луну. Все это рассматривалось применительно к нашим нынешним условиям и к практически полностью разрушенной производственной базе.

Были и гражданские, которые отвечали и за научный сектор, медики, биологи, экономисты. Все они должны были быть задействованы в нашем глобальном проекте.

Мой доклад слушали молча, внимательно, очень внимательно, с большим интересом просматривая те же кадры схваток наших Т-72 с немецкими танками, видео нашего триумфального появления под Петроградом и встречей с Николаем II. Ну а высококачественные видеозаписи тех же Сталина, Берии произвели неизгладимое впечатление. После основного доклада, я произнес:

— Сейчас мы обрисовали основной костяк проблем и наших возможностей и путей дальнейшего движения. Все здесь собравшиеся, относятся к руководящему звену и представляют отдельные отряды, подразделения, анклавы, которые в той или иной форме уже дали согласие идти вместе с нами, поэтому мы решили провести такое вот расширенное совещание, начав именно с доклада. Давайте пока прервемся на небольшой перекус, да и многим здесь присутствующим необходимо время, на полное восприятие полученной информации. Я попрошу сформировать перечень вопросов, которые у вас возникли или возникнут и передать администраторам, перечень ваших потребностей, что можно решить сейчас и что можно сделать в длительной перспективе. Особое внимание прошу уделить составлению и систематизации списков людей, которым требуется срочное лечение и в первую очередь детей. Как вы видели, в наших возможностях это реальная организация настоящего санаторно-курортного лечения в Южной Америке 1942-го года. И если получится, такие же самые возможности будут и в 1914-м.

Прошу обратить внимание, что именно сегодня мы принимаем судьбоносное решение. Для НАС, — я специально выделил это слово, — уже все решено и мы идем по этому пути. Теперь вы, те, кто принимает окончательное решение за своих людей, должны для себя окончательно определиться. Ситуация очень серьезная, времени мало. На выяснение отношений, определение старшинства и на другие вопросы, разборки, интриги просто нет времени. Либо вы вступаете и идете с нами, либо идете лесом.

Я сделал паузу, чтоб до всех дошел мой посыл.

— Совсем недавно я был простым капитаном морской пехоты и совершенно не собирался вешать себе на шею такой ворох ответственности. И власть в том виде, как мы привыкли в нашем мире, меня никогда не привлекала. Но так получилось, что очень много людей мне доверили свои жизни и я просто не могу их предать. Того мира нет, тех законов нет. Осталась только нечто иное. То, что выходит из нас во время великих потрясений. Либо это сила, совесть и желание жить и оставаться людьми, либо лезет звериное начало, которое рано или поздно всех вокруг пожрет. И это не красивые слова — вспомните мертвые бункера, где люди теряли надежду и человеческое лицо и превращались в зверей, убивая друг друга, хотя часто ресурсов должно было хватить на продолжительный срок. Мы из этого сумели вырваться, найдя дополнительный путь. Так что думайте, предлагайте, спрашивайте. Потому что, завтра с вас уже начнут спрашивать, строго, жестко и по существу. Сейчас стоит вопрос не сколько в гегемонии в мирах, а в направлении нашего движения.

Народ здесь собрался не простой, у всех за плечами непростая жизнь. Поэтому шумно никто не возмущался — информацию приняли. Люди, негромко переговариваясь, прошли в соседний зал, где был накрыт большущий шведский стол с едой, которую натягали с разных миров и с разных климатических зон. Тут были и термосы с горячим кофе, чаем — мы принципиально не завезли сюда те же кофейные аппараты, не зачем привлекать лишнее внимание, да и тянуть дополнительные электролинии не было смысла.

Через час времени, снова собрались в зале и разговор уже пошел серьезный. Нет, ни агрессии, ни интриг не было, только вопросы по делу, по организации, по будущим перспективам.

Все люди, которые собрались здесь, изначально были проверены и перепроверены и прошли обязательное одобрения и у нас и со стороны новых компаньонов.

Теперь обсуждение разбили на несколько частей: военная составляющая, вопросы выживания и обеспечения, демографическая часть, молодое поколение и дети, сохранение и развитие научно-технологического сектора.

В течении еще шести часов обговорили основные организационные вопросы, за многими присутствующими были закреплены функции и нарезаны задачи, которые они должны выполнить и конечно подать список необходимых ресурсов.

Никто наше лидерство не оспаривал и сам факт возникновения НЭК как юридически обоснованного военно-гражданского формирования всеми был воспринят вполне благожелательно. Движение началось.

Уже поздно вечером, всех участников расширенного совещания снова вывезли и распределили по убежищам, а часть высокопоставленных гостей, уже сумела улететь военно-транспортными самолетами, которые доставили новые партии оборудования и запчастей, а увозили продукты, контейнеры со свежими овощами и фруктами.

Мы сидели с Олегом за тем же самым столиком и просто смаковали обалденный коньяк и тихо отходили от жесточайшего нервного напряжения и обменивались впечатлением о прошедшем дне.

— Да, Оргул, ты молодчага. Все разрисовал и выдал по высшему разряду. Учитывая нынешнюю ситуацию, все кто здесь побывал, будут жилы рвать, но впишутся в наш НЭК. Ты ясно дал понять, что фактически процесс активно идет, и их пригласили из уважения и экономии ресурсов, чтоб не тратить время не заниматься переманиванием специалистов окружными путями. Они оценили.

Я прокомментировал.

— Да согласен. Тот эффект, на который мы рассчитывали, полностью реализован. Проблемы с внутренней возней, интригами, разборками, будут конечно, но намного позже, когда большой белый полярный зверек пройдет мимо.

— Однозначно. Давай наливай…

Глава 8

По результатам совещания ГКО и так было понятно, что в условиях нынешнего весьма и весьма непростого положения, жизненно необходим серьезный технологический прорыв. На нынешний момент выходцев из нашего времени уже достаточно много переселилось в мир 42-го года, ну и конечно все они, так или иначе, оставили свой след. Информация о реальном положении в нашем мире все же утекла по многим каналам, и противники, по крупицам собрав все что можно, проанализировали и решили, что не все так плохо и можно попытаться нас поставить в стойло и задавить просто числом. На фоне зарождающегося конфликта СССР со всем остальным капиталистическим миром, вопрос регулярных поставок продуктов в наше время, уже был под вопросом. Могло самим не хватить, а быть одной из причин глобального голода в Советском Союзе 1942-го года очень не хотелось, хотя с нашими, то мизерными потребностями, как мне кажется, это не настолько критично, хотя и неприятно.

Поэтому после внутреннего совещания мы, забросив все основные дела, бросили основные силы на окончательную реализацию подготовительных мероприятий по запуску космической программы в мире 1942-го года.

Но и оставлять без внимания мир 1914-го года тоже было неразумно. Фактически это был одним из главных активов, которым не стоило пренебрегать, тем более и там ситуация складывалась не самым лучшим образом. После нашего вмешательства и отправки туда генерала Беляева в качестве консультанта по истории Первой Мировой и Гражданским войнам, сразу же начались активные официальные поставки продуктов из Российской Империи 1914-го года в рамках подписанного договора. К тому же уже больше месяца шли и неофициальные, фактически контрабандные поставки через сеть наших подставных фирм на Украине, тем более окружным путем через Дальний Восток мы отправили две группы с разобранными частями пространственно-временного маяка в Южную Америку 1914-го года. Мы и там хотели по-тихому закрепиться — целый континент, ориентированный на производство сельхозпродукции, это же какие возможности развернуться.

Можно было сказать, что, в первом приближении вопрос выживания, в плане обеспечения продуктами питания, в нашем мире был решен только за счет ресурсов мира 1914-го года.

Ну, тут же повылазило много сопутствующих проблем, которые надо было срочно решать, отвлекаясь от космической тематики, что несказанно нервировало. Да и после моего визита в мир 1914-го года поток доставляемых продуктов увеличился, но теперь возникли проблемы по золоту, которым мы расплачивались и, что самое удивительное, по складированию и распределению всего этого богатства в нашем мире. Крысы-мутанты, которые расплодились, пробирались везде и методично уничтожали любые незащищенные запасы продуктов. В последнее время, на фоне резко увеличившегося населения города, это стало настоящим бичем нашего мира. Поэтому зерно приходилось дополнительно обрабатывать и распределять по стальным бочкам и в таком виде отправлять конечным потребителям.

Вообще по миру 1914-го года мы готовили мощное комплексное воздействие, чтоб, пока не поздно, стабилизировать ситуацию и взять ее под полный контроль. Несмотря на мощный информационный вброс о мире будущего и о фигурантах, учувствовавших в свержении Романовых, и соответственно, уже системное давление женсовета, Николай II как всегда попытался спрятать голову в песок, оправдываясь какими-то идиотскими благоглупостями и потихоньку поддавался давлению со стороны местных явных и тайных противников пришельцев. К российскому императору толпами повалили просители и убеждатели, и, в первую очередь пошли представители союзников, на уровне послов и особенно военных атташе, которые чуть ли не ногами открывали двери в Зимнем. Старые европейские интриганы почувствовали, что русское пушечное мясо, которому отводилась почетная роль вымотать и отвлечь германские войска, могут и отказаться, не смотря на все договора и мощнейшее политическое давление, учитывая наличие за спиной могущественных и пока хорошо не изученных пришельцев. То, что там все очень серьезно, стало понятно, когда все заинтересованные стороны сумели ознакомиться с содержанием договоров и, особенно с условиями торговых взаимоотношений. Колоссальные законтрактованные объемы, цены, номенклатура товаров: все это впечатляло и вызвало нездоровый ажиотаж у прожженных торгашей, когда стало понятно, какие рынки сбыта открылись и главное, остаются неподконтрольными, а значит, огромные барыши, которые можно снять на посредничестве, проходят мимо. Ведь одной из причин начавшейся войны и был конфликт за перераспределение мировых рынков сбыта, а тут такое финансовое Эльдорадо, целый мир, готовый что-то и много покупать, и все это великолепие пролетает мимо обнаглевших англосаксов и еврейских торговых и банковских домов, которые, уже, расставив своих людей по местам, готовятся слопать Россию.

Было множество попыток выйти напрямую на нас, минуя руководство Российской Империи, с разными «выгодными» предложениями, были попытки подкатить к Марии Федоровне, вдовствующей императрице. Но везде был облом — любые торговые отношения только согласно договора заключенного между НЭК и Российской Империей, в котором четко прописывались жесткие санкции относительно посредников с пейсами и с американскими и британскими паспортами.

С другой стороны, местные финансовые круги, кровно заинтересованные в военных заказах, всем звериным чутьем ощущающие изменение расстановки сил вокруг императора, тоже задергались — быстрое прекращение войны, о необходимости чего откровенно, бесстрашно и нагло заявили пришельцы, ломало все планы. Генералитет тоже был недоволен. Война, это, прежде всего возможность намного быстрее, чем в мирное время, продвинуться по карьерной лестнице. Огромные, главное легко списываемые потоки финансовых и материальных ценностей, продуктов, амуниции, инженерных средств, и построенная на этом устойчивая пищевая цепочка, объединяющая огромное количество людей единым правилом — нажива на войне. Кто ж от такой кормушки добровольно то откажется.

И помимо всего этого, это неконтролируемые частные пожертвования и, что особенно важно, «благодарности» от представителей союзников, которые сидели в штабах всех армий. Когда им было нужно, где-то наступление русских армий притормаживалось, и если командиры на местах не понимали «намеков», то сразу начинались задержки с поставками боеприпасов, пополнения, продуктов. Ну иесли русские офицеры уже и таких намеков не понимали, то соседние дивизии, как-то внезапно уходили, оставляя оголенные фланги, куда сразу же наносили удары «странно информированные» германские части. Ну а командиров дивизий, понесших огромные потери, потом просто отдавали под суд, строгий и «объективный».

И вся эта братия, от избытка чувств находили вхожих к императору персон влияния, и основательно заинтересовав, отправляли убеждать, упрашивать, раскрывать глаза, угрожать, шантажировать. Наплыв просителей был таков, что Николай, устав отбиваться, уже сидел на седативных препаратах, а Алису стали ненавидеть еще больше из-за ее истерик, когда она чуть ли не в прямом смысле слова пинками вышвыривала очередного «просителя» из кабинета мужа, спуская с лестницы. Тут ей на помощь пришла вдовствующая императрица, и они на пару уже системно организовали дежурство возле Николая, на которого был направлен дичайший прессинг.

Серьезные события, произошедшие на Черном море, на некоторое время отвлекли Европу своей необычностью и парадоксальностью. И пока ситуация окончательно не прояснилась «просители» и «требователи» оставили на время Николая II в покое, чего как раз и добивалась Мария Федоровна, как один из результатов проведенной операции.

Нелепая попытка Османской империи, получив огромный кредит от Германии, современный линкор в придачу и легкий крейсер, причем оба с обученными экипажами, торжественно под грохот взрывающихся русских кораблей влезть в войну по сути дела обернулась пшиком. Потеря сразу шести боевых кораблей, четыре из которых русские играючи захватили и уже вовсю строят планы по их ремонту и вводу в строй уже под Андреевскими флагами, существенно подорвала не только авторитет султана на мировой арене, но основательно снизила оценки военного флота Османской империи как боевой единицы. Помимо этого, очень сильно испортились отношения с Германией. Никто, конечно вслух не говорил, но любому хоть немного сведущему в военном деле было ясно, что информация о рейде турецкого флота у русской разведки была заранее, причем с очень высокой точностью и детализацией. И что характерно, командование Черноморского флота, раньше не отличавшееся особой резвостью и смелостью, организовало и провело блестящую операцию по противодействию османским кораблям. Причем все было сделано настолько тонко и элегантно, что во всех случаях прямых столкновений, русское командование давало возможность турецким военным продемонстрировать свои агрессивные намерения, выставить ультиматумы, а уж потом начинались смертельные неприятности. Россия со всех стороны выглядела как жертва, которая абсолютно правомерно, жестко ответила агрессору.

В отдельности каждый эпизод выглядел вроде как цепь случайностей, которые привели к победе русских, но если рассмотреть все в комплексе, то всем заинтересованным лицам становится не по себе от системности и слаженности произошедшего.

Отряд лучших головорезов генерала Келлера «случайно» оказывается в Одессе и принимает непосредственное участие в абордаже турецких эсминцев, с легкостью перебив османов за любую попутку оказать сопротивление. «Гебен» попадает на ниоткуда появившееся минное поле, в результате, потеряв один эсминец, и еле дошел до Константинополя и по мнению инженеров, будет там стоять на ремонте не меньше полугода, тем самым полностью развязав руки Черноморскому флоту русских. И это при том, что крепостное минное поле было отключено в результате диверсии германскими агентами и сейчас на юге России идет следствие и много прикормленных чиновников и военных лишилось постов.

А случаи в Феодосии, Новороссийске, в Керченском проливе? Тоже вроде случайность, но корабли как-то странно взрываются, попадают на мины. Естественно все обстоятельства случившегося стали интересны разведкам не только Германии и Османской империи, но и «союзников», которые пользуясь своим статусом и авторитетом покровителей, пытались лезть во все дыры. Но, к всеобщему удивлению, на любые попытки приезжих «журналистов», не получивших аккредитацию в штабе Черноморского флота, более глубоко все узнать, сразу появляются сотрудники недавно реформированной русской контрразведки и очень жестко начинают расспрашивать о причинах такого интереса.

Но по прошествии недели детали произошедшего, не смотря на контрразведывательные мероприятия, потихоньку просочились ко всем заинтересованным людям. И вот тут началась если не паника, то некая оторопь среди различных высокопоставленных лиц, которые в той или иной мере влияли на ход и войны и вообще мировой политики.

Было ясно одно — за спиной русских стояли пришельцы. И все что произошло на Черном море проводилось при прямом одобрении и даже участии вдовствующей императрицы Марии Федоровны и, как оказывается, ее доброго друга, командующего Новоросским Экспедиционным Корпусом генерала Оргулова. Стало известно о неких секретных приборах, позволяющих и обнаруживать вражеские корабли намного раньше, чем они появятся из-за горизонта. Мощные и качественные радиостанции, позволяющие общаться голосом и передавать изображения на огромные дистанции. И везде фигурировали неизвестные люди, которые ставили на кораблях приборы, обслуживали их, давали указания, поддерживали связь. А странные небольшие ракеты с огромной разрушительной силой и ювелирной точностью, которыми были поражены в большинстве случаев легкие турецкие корабли, после чего они становились легкой добычей русских абордажников. Пришельцы!

Но, что важно, нигде и никто не смог найти прямых доказательств, все на уровне слухов и росказней полупьяных матросов в кабаках. Но те, кому надо, выводы сделали. И уже пришельцев стали учитывать, как полноценного игрока европейской политики. Жесткого, сильного, волевого и непредсказуемого.

Но время шло, больше ничего такого сверхординарного не происходило и на фоне кровавых сражений на европейском театре боевых действий про Черное море начали забывать. Всем стало понятно, что Османская империя ввязалась в активную дипломатическую переписку с Россией обсуждая сложившиеся обстоятельства и ее вход в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии пока откладывался. Что, в принципе, русским было только на руку.

При очередном включении портала, мне через общий сервер, на почту перебросили сообщение от Марии Федоровны, в котором она жаловалась, что до этого сама не могла представить всю глубину развала и предательства, когда видит очередного «просителя», и на основании информации из будущего, и особенно системного анализа, прекрасно знает, кто на кого работает и чьи реальные интересы он представляет.

Как спала эйфория после «Севастопольской побудки», как назвали события на Черном море с ее легкой руки, просители опять пошли чередой.

Если прочитать это сообщение между строк, то вдовствующая императрица не то что бы напоминала, а так мягко укоряла, что пора бы пришельцам, ее союзникам показать зубы, а не ограничиваться заявлениями в прессе и тихими ликвидациями самых одиозных фигур. Благодаря влиянию подконтрольных нашим противникам средств массовой информации, Новоросский Экспедиционный Корпус стал выглядеть эдакой экзотической, но не сильно то и опасной зверюшкой, не смотря на все наши технические диковинки. И, эти оборзевшие товарищи пошли ва-банк, чуть ли не открытым текстом доводя и через газеты, и в салонах, на разных раутах, что некоторые члены императорской семьи, кто сделал ставку на сотрудничество с пришельцами, скажем так, по их мнению, сильно ошиблись, за что позже будут наказаны. Такой вот почти неприкрытый ультиматум.

Тем более по времени как раз началось сражение в районе польского города Лодзь и в ближайшее время, согласно задолго до всех этих событий проработанного плана, ожидалось наше новое вмешательство в события 1914-го года.

Мы, конечно, уже приступили, но на фоне такой нервозности в высшем руководстве Империи, пришло известие, что основательно вляпалась группа капитана Левченко, которая под видом связистов в сопровождении капитана Марченко везла маяк в сторону Лодзи 1914-го года. На данный момент в этом районе русские войска схлестнулись с германцами, и наша группа ряженных под местных связистов лоб в лоб столкнулась чуть ли не с немецким кавалерийским полком, который «благодарные» поляки четко провели в тыл 2-й армии, чтоб перерезать снабжение крупной группировки русских войск и навести шороху.

События завертелись и в принципе пришло время переходить к основной фазе операции.

Ну что ж, пора, значит пора. Тем более, очень важно было перед началом космической эпопеи в мире 1942-го года, обезопасить тылы. Поэтому перед переходом к активной фазе в мире 1914-го, пришлось провести соответствующее совещание в нашем времени.

Собрались все свои, так сказать проверенные временем, и медными трубами, ну и конечно бочками с печеньем и вареньем. Основная роль отводилась полковнику Лукичеву, который уже больше месяца формировал сводную бригаду НЭК, ориентируемую на работу в мире 1914-го года. Сюда же на усиление подтянули майора Васильева, который отвечал за бронетанковую составляющую бригады, капитана Павлова, ведущего артиллерийскую тематику. Но были еще два человека, которые, в принципе, в рамках своих функциональных обязанностей должны были придать формируемой бригаде еще более качественное усиление. Даня Великий и Степаныч.

Ну, Даня — это Даня — спецура помноженная на практически маниакальное увлечение вычислительной и радиотехникой. Тут он нашел себе достойное применение, тем более он раньше служил у Лукичева и тот его неплохо знал. Помимо того, что Великий занимался организацией связи бригады, он взялся еще за командование взводом специальной технической разведки. Звучит громко, а реальность еще круче: у него на попечении оказались тактические комплексы РЭБ (радиоэлектронной борьбы) и РЭР (радиоэлектронной разведки) на базе внедорожников и, что главное, целый набор беспилотников с обученными операторами, такими же фанатиками, как и он сам.

На этом поприще, особенно когда им объяснили, где и против кого они будут работать, молодые дарования развернулись на всю катушку. Ну помимо десятка различных стандартных тактических мультироторных беспилотников, в отдельном «Урале» у Дани были подготовлены для использования два «Орлана-10», что в случае столкновения с кайзеровскими войсками давало неоспоримые преимущества и в глубине и, тем более, в качестве разведки. И плюс к тому они там ваяли что-то совсем фантастическое способное нести бомбовую нагрузку.

А вот Степаныч, оказался еще тем кадром. Скажем так, если кратко, то тот же Даня Великий, только битый жизнью казак родом с Усть-Лабинска, маниакально привязавшийся к своей новой семье, пятидесятилетний немногословный крепыш, с едким прищуренным взглядом. Он к нам пришел давно, сам, с Краснодарского края, поэтому изначально достаточно долго был «темной лошадкой». Хороший технарь, больше с упором в двигатели, неплохой боец, на уровне продвинутого пехотинца, но вперед не лез. Он с самого начала, как только появился и попал на фильтрацию, заявил, что хочет спасти семью и готов отработать эту возможность. Честно и прямо. Может быть простым бойцом, если нет других вариантов, а так готов крутить движки, ремонтировать автопарк.

Ну его на «фильтре» прогнали по упрощенной схеме и направили к Васильеву восстанавливать бронетехнику, где он трудился вполне достойно и заслужил определенную репутацию. Это уже потом, после того как мы начали расширяться и стали прорабатывать проверенный персонал на возможность продвижения на руководящие должности, Светкины девчонки в рамках оперативной проверки, разговорили его жену. Очень неплохая, спокойная и добродушная женщина-казачка, работала в соцслужбе и вполне осознанно пошла на контакт, прекрасно осознав для чего с ней разговаривают. Тут и оказалось, что Степаныч, еще тот жук, дослужился до старшего прапорщика, и, как оказалось, до переезда в Краснодарский край, отслужил на Дальнем Востоке в батальонах аэродромно-технического обеспечения, чуть ли ни тридцать «календарей» с льготными. И опыта в обслуживании боевой авиационной техники у него как у дурака махорки. Так помимо этого, он еще, паразит эдакий, увлекался историей авиации и имел неслабый налет часов в аэроклубах на спортивных «пилотажках» и даже числился инструктором.

Я потом в записи слушал, как его Дегтярев крыл матом, за то, что молчал, а тот искусно отругивался.

— А что вы хотели? Со стороны ваши все телодвижения чистый мутняк. На что людей подписываете, вроде на витрине все красиво, а в реале? Но жить то надо. Вот честно отрабатывал хлеб и кров, помогал, но по совести, как мог, но никуда не лез, старался не светиться, хотел на вас посмотреть. А то там, в бункерах вне Крыма, кто-то про вас гадости рассказывает, что вы чуть ли не межвременную работорговлю устроили…

В итоге, после кучи проверок и перепроверок Степаныч, получив отдельным приказом сразу звание капитана, возглавил специальную авиаслужбу.

Мы, когда начали проработку проникновения в 1914-й год, еще тогда задумались об активной авиационной поддержке, но гнать современную боевую реактивную авиацию просто не было смысла. ПВО как такового просто нет, авиация есть, но настолько несовершенная, что вопрос локального завоевания господства в воздухе можно было решить с использованием самолетов из 1941-го года, чем мы и занялись, разрешив Степанычу копаться в специальных ангарах.

Сюда мы по мере возможности и конечно по согласованию с властями СССР натаскали с мест боев и советские самолеты, которые имели хоть какую-то техническую ценность и автомобильную и бронетанковую технику. Одна из причин — отработка возможностей модернизации, имеющейся в строю советской техники на базе технологий нашего мира.

А так, восстанавливали, обкатывали и совсем удачные образцы передавали в мир 1942-го года на изучение, при этом кое-что оставляя себе. Но учитывая сколько СССР потерял техники в 41-м вполне законно натаскали очень много всего интересного, причем основным местом получения образцов были многочисленные базы хранения трофейной техники Вермахта, которые мы периодически находили и потрошили.

В итоге, Степаныч, а точнее уже капитан Архипов, тут уже я включил свои диктаторские полномочия, присвоил ему звание, развернулся на всю катушку и, набрал среди все увеличивающегося населения Крыма таких же, как и он подорванных энтузиастов. Они, получив полный карт-бланш, сумели поставить на крыло и существенно модернизировать несколько самолетов. Здесь их облетывать было негде, а вот в Аргентине 1942-го года, в нашем поместье, мы развернули полевой аэродром и все собранные самолеты обкатали и признали годными к выполнению боевых задач. Там же проходила и обкатка пилотов, которых отбирали еще более тщательно, чтоб не удрали по воздуху к потенциальным противникам.

В итоге, к моменту перехода операции в 1914-м в активную фазу у Архипова в наличии было два Ме-109, к которым он испытывал просто нечеловеческую тягу, четыре И-16, три Як-1, шесть Ил-2 в первой модификации без бортового стрелка и два Пе-2. Причем Степанычу изначально ставилась задача на организацию смешанного боевого авиационного подразделения для работы против армий, основных участников Первой Мировой войны образца 1914-го года. Поэтому, ну и по моей просьбе, и был сделан перекос в сторону увеличения количества фронтовых штурмовиков.

Все машины были тщательно ухожены, переоборудованы, тяжелая стальная броня, защищающая жизненно важные узлы, заменена на титановую. Двигатели, основное больное места большинства наших самолетов начала войны, на основании послезнания существенно модернизированы. Так же самолеты оснастили современными средствами связи и навигации. Доработали, конечно, и вооружение, добавив аппаратуру для сброса легких бомб, на подобии ПТАБ-2,5 и на крайний случай, при модернизации взрывателей, чтоб в качестве массовых авиабомб можно было использовать обычные мины для 82-мм минометов. Даже рассматривались варианты использования подвесных артиллерийских систем типа УПК-23/250, представляющей из себя гондолу со встроенной в нее двухствольной 23мм скорострельной пушкой ГШ-23 или тех же подвесных блоков НУРС (неуправляемых реактивных снарядов), которые в наше время активно вешают на боевые вертолеты.

Пе-2 тоже не избежали модернизации авиаманьяками. «Пе-шки» должны были отрабатывать по более серьезным и удаленным целям и соответственно рассматривались нами разные варианты по типу и мощности бомбовой нагрузки.

В принципе все шло по плану: помимо прямого вмешательства в сражение при Лодзи, так сказать, демонстративного щелчка кайзера по носу в Польше, мы собирались еще раз, но более открыто отметиться на Черном море.

Тут все было не так радужно. Несмотря на основательную оплеуху и предостережение, переданное по неофициальным каналам, султан уперся рогом и хотел хоть как-то подправить свое реноме, подпорченное 29 октября. Да и полученные деньги от немцев он уже успел раздать родственникам, поэтому вариантов отсидеться у него не было — только война.

В это же самое время Россия по каналам министерства иностранных дел пыталась, как могла, отсрочить выступление Османской империи на стороне Германии и увещеваниями, и наездами, и попытками договориться полюбовно, то есть за деньги.

Что интересно, по данным разведки и англичане начали вмешиваться в ситуацию, через третьи руки подталкивая Турцию к вступлению в войну на стороне Германии. Видимо захват проливов русскими стал как никогда реальным, и они решили именно в рамках боевых действий помешать России продвинуться в этом направлении и самим попытаться под шумок прихватить проливы. Но мы то знаем, как они в нашем мире отгребли и месяцами сидели на тонкой полоске берега.

Поэтому было принято долгожданное решение сделать султану последнее китайское предупреждение. Практически сразу после реализации нашего варианта «Севастопольской побудки», в Севастополь была отправлена группа во главе с капитаном Мещерским.

Вице-адмирал Эбергард, который получил множество плюшек и благодарностей за умелое управление флотом, и так прекрасно понимал кому и чем он обязан, и естественно уже был извещен, что это наши люди, поэтому прибывшие, с его стороны встретили самый радушный прием. На Каче выделенные командующим матросы и мастеровые быстренько возвели ангар, в котором установили пространственно-временной маяк. И вот уже две недели под руководством наших инженеров, используя несколько бульдозеров, самосвалов, бетономешалок, асфальтоукладчиков, срочно доделывали взлетно-посадочную полосу для реактивных самолетов. Погода пока держалась относительно теплая и, судя по докладам, через пару дней можно будет провести обработку ВПП и заняться переброской наземной группы для обслуживания авиатехники.

Естественно, после соответствующего окрика из Петрограда в Севастополе все же задергались контрразведчики, которые до этого, мягко говоря работали слабо, и Кача была окружена тройным кольцом оцепления, да и в самом городе и в окрестностях по переданной нами информации проводились активные оперативные мероприятия по уничтожению разведывательных сетей, как противников, так и нынешних союзников Российской империи. Учитывая наше знание истории, особенно судьбу линкора «Императрица Мария» работы было очень много. Поэтому особым приказом все средства передачи информации из Крыма, телеграфы, телефоны, простая почта, были взяты под строгий контроль, и любая передача информации проводилась только при наличии личной подписью начальника контрразведки

Когда основные работы были окончены, с нашего Тихоокеанского флота в Качу 1914-го года был переброшен снятый с консервации и приведенный в порядок противокорабельный ракетный комплекс «Рубеж». Для нас конечно и старичок, но для мира 1914-го года это было мощнейшее оружие.

А сколько это стоило нервов при переговорах, организация транспортировки, формирование расчетов и поиск специалистов, кто все это будет на месте настраивать и обслуживать. Плюс постоянные контрразведывательные мероприятия забирали много ресурсов. К тому же, наши предки из 42-го года были в курсе таких телодвижение и встали в позу, что и они хотят такие установки, поэтому в рамках подготовки основной операции в 1914-м году пришлось выгрызать противокорабельные комплексы для адмирала Кузнецова, который получив в свои загребущие руки атомную подводную лодку, почувствовал вкус обладания всякими мощными игрушками из будущего.

Группа капитана Левченко, жестко засветившись, 12 ноября поздно вечером наконец-то прибыла в район Плоцка. Пользуясь мощными документами-вездеходами, немного поскандалив, сумели переправиться через Вислу, где одна единственная переправа на десятки километров была забита идущими в сторону фронта войсками, боеприпасами, продуктами, а обратно нескончаемым потоком шли телеги с раненными. Западнее Плоцка шли тяжелые бои, где 5-й Сибирский корпус генерала Сидорина, пытаясь хоть как-то остановить и вымотать наступление превосходящего противника, пятился, жестко огрызаясь. Именно сегодня продвижение германской 9-й армии приостановится и до вечера 13 ноября у русских войск получится передышка.

Мы же за Вислой, которая в это время не будет форсирована немцами, нашли неплохое место для организации полевого аэродрома. И как только Левченко со своим обозом прибыл на место и активировал пространственно-временной маяк, из нашего мира вышла на БМП-шках группа охраны, быстро взяв прилегающее пространство под контроль. Ну а дальше уже пошли Архипов с инженерами, которые должны были заняться организацией полноценного полевого аэродрома.

Под Варшавой уже две недели отсиживался сводный кавалерийский полк, который специально сформировал Келлер из своих доверенных бойцов, и получив сигнал, что наша группа вышла, сразу же направился в эти места. Недавний сеанс связи подтвердил это и командир полка, обозначил время прибытие около десяти-одиннадцати часов утра 13 ноября.

Пока кавалерия была на марше, через портал вышел первый мотострелковый батальон сводной бригады, выставил оцепление вокруг строящегося аэродрома.

Через час сторонний наблюдатель не смог бы узнать местность, так разительно она изменилась. При свете мощных прожекторов бульдозеры из другого мира выравнивали землю, а катки разравнивали и трамбовали. По периметру экскаваторы рыли окопы и котлованы под блиндажи, землянки, складские помещения. Техники было нагнано столько что к утру основные работы по формировании двух периметров обороны были выполнены и, в первом из них уже разместились бойцы. За ненадобностью часть техники пришлось возвратить обратно в наш мир, а вот работа над ВПП (взлетно-посадочной полосой) еще продолжались, тут нужно было подойти к вопросу серьезно и качественно, хотя, как показывает опыт Великой Отечественной войны в нашем мире, советская поршневая авиатехника, которую мы собирались задействовать, прекрасно взлетала и с грунтовых аэродромов.

Здесь же мы разместили и штаб, так, сказать руководством нашей операции. Я, как командующий НЭК естественно не мог остаться в стороне, приняв на себя руководство. Поэтому, так же активно шло строительство нескольких просторных блиндажей с бетонными плитами перекрытиями, в которых будет размещен и штаб, связисты, разведчики, ну и комендантский взвод. Для особых нужд уже в поле выкатили два вертолета и подготовили их для немедленного вылета. А для полноты картины оборону базы обеспечивали не только наши бойцы со «стрелковкой» и со штатными средствами усиления мотострелков, но и развернули целую батарею гаубиц Д-30 и выдвинули два танка Т-72.

Даня Великий, тоже перебрался в этот мир со всей своей командой и получив «добро» на работу, вовсю начал пользоваться преимущества высоких технологий.

Ближе к утру нашу все разрастающуюся базу по периметру уже патрулировали постоянно сменяющиеся минимум два дрона, помимо этого они для пробы запустили один «Орлан-10» и отправили на разведку сначала в сторону Плоцка, потом по маршруту до Гостынина, и дальше направили на северо-запад, где на вечер 13 ноября будет сформирована новая линия обороны из вышедших из боя частей 5 Сибирского корпуса.

И, что немаловажно, работа пошла. Наблюдая за перемещениями войск и дополняя интерактивную карту ТВД все новой информацией, мы уже потирали руки в предвкушении. Реально время непуганных идиотов и с нашей, и с германской стороны: никто еще в полной мере не ощутил на себе что такое боевая и особенно фронтовая авиация, поэтому колоны двигающихся войск «Орлан» срисовывал на «ура», особенно с помощью тепловизора. Чуть позже, уже вполне освоившись, подняли в небо второй «Орлан» и направили присматривать за линией фронта в район Кутно и Лодзи.

А пока, генерал Келлер, который также пришел с нами в сопровождении своего элитного полуэскадрона, оставив часть людей на аэродроме, ускакал в штаб 1-й армии, которой на данный момент командовал генерал Ренненкапмф. Перед ним стояла задача, воспользовавшись особыми полномочиями, которыми его наделили так же, как и во время операции на Черном море, установить контакт с командованием 1-й и 2-й армий, которые и приняли на себя главный удар 9-й германской армии, и, соответственно, в полосе действия которых мы и собирались продемонстрировать новые принципы ведения боевых действий.

Причем, что было немаловажным и на что наши аналитики сразу обратили внимание, что командующий 1-й армией генерал Ренненкапмф, что командующий 2-й армией Шейдеман были кавалеристами и Келлер их прекрасно знал лично.

С командующим 1-й армией он смог встретиться только в обед. В штабе творился бедлам, постоянно прибегали вестовые, носились связисты, прибывали с докладами офицеры, поэтому на прибывшего генерала в сопровождении двух крытых грузовиков и пятидесяти вооруженных необычным оружием кавалеристов, мало кто обратил внимание, ну разве что кроме охраны, которая после многочисленных фактов стрельбы в спину со стороны местного польского населения, была начеку.

Поэтому к командующему армией пустили только генерала Келлера, которому, найдя Ренненкапмфа проводящего очередное совещание со штабными офицерами, пришлось потратить минут двадцать драгоценного времени на ожидание, пока он самым наглым образом не обратил на себя внимание громким покашливанием.

Ренненкапмф с красными от недосыпа глазами с удивлением уставился на стоящего в сторонке его старого знакомого и в данный момент весьма легендарного человека, который по слухам прыгнул очень высоко. И его появление в данное время в данном месте было вдвойне необычно, что наводило на размышления. Поэтому Ренненкапмф быстренько объявил перерыв и закрылся с Келлером в отдельном кабинете.

Разговор предстоял очень серьезный и информативный.

— Здравствуй Федор Артурович, вот кого-кого, а тебя здесь не ожидал увидеть. Ты вон, говорят, больше по кораблям стал специалистом.

Келлер усмехнулся.

— Жизнь заставила. Павел Карлович, как вы поняли, я здесь не просто так и чтоб не терять драгоценное время, сначала прочтите это…

И он протянул Ренненкапмфу письмо от вдовствующей императрицы.

«Уважаемый Павел Карлович. Насколько я осведомлена, сейчас у вашей армии сложилась очень тяжелая ситуация. Поэтому я прислала к Вам своего доверенного человека и попросила вмешаться своих хороших знакомых, которые, в отличии от наших нынешних «союзников», уже несколько раз делом доказали свою мощь и порядочность и, главное, веру и желание защищать Россию. От себя, вас могу просто попросить отнестись максимально внимательно и, главное с пониманием, к просьбам и пожеланиям, а иногда и к требованиям Федора Артуровича. Поверьте, для этого есть веские основания. Недавно, один высокопоставленный адмирал, на юге, принял верное решение, получив аналогичную просьбу. Надеюсь на ваше понимание и благоразумие. Мария Федоровна Романова».

Ренненкапмф откинулся на спинку кресла, еще несколько раз внимательно перечитал письмо и аккуратно его положил на стол.

На несколько минут он замолчал, обдумывая и прочитанное и обстоятельства появления здесь генерала Келлера. Генералами люди просто так не становятся и чтоб достичь таких высот надо однозначно обладать определенным уровнем интеллекта, а дураком Ренненкапмф никогда не был. И после прочтения письма он сразу понял, про что говорилось в этом письме.

Адмирал на юге, это однозначно командующий Черноморским флотом вице-адмирал Эбергард, имя которого сейчас на слуху. То, что там, на Черном море, не все чисто было понятно всем — корабли взрывались как-бы сами по себе. Ну а в определенных кругах ходили слухи что перед появлением турецких кораблей, на юг были срочно отправлены Келлер, как уже всем понятно, личный порученец вдовствующей императрицы и лицо, непосредственно контактирующее с пришельцами, и один из лучших минеров Балтийского флота, капитан первого ранга Колчак. Причем оба офицера были направлены по личной просьбе вдовствующей императрицы, которая, как всем уже точно известно, сумела подмять под себя и нынешнюю императрицу и императора, Николая II. По сути дела, Мария Федоровна стала серым кардиналом российской политики, за спиной которой, пока в тени, стоят грозные пришельцы, возможности и желания которых никому до конца не понятны.

Теперь то всем было понятно, что на Черноморском флоте победила именно Мария Федоровна в связке с пришельцами и ее команда, показав, что она в состоянии при необходимости жестко влиять на обстановку. Теперь вот Келлер сидит перед ним, с рекомендацией от вдовствующей императрицы причем в один из труднейших моментов, когда войска его армии, неся огромные потери, отступают под ударами превосходящих по количеству германцев.

— Федор Артурович, вы хотите здесь так же, как и на Черном море вмешаться?

Келлер, который тоже не спал уже несколько ночей, невесело усмехнулся.

— Не совсем. Вмешаться — да, но не так как на юге, а демонстративно, с битьем морд и демонстративным разгромом 9-й германской армии Макензена.

Ренненкапмф поджал губы и постучал пальцами по столу. Ему все это очень не нравилось. И он, зная Келлера как человека чести, да и время поджимало, решил говорить в открытую.

— Федор Артурович, я прекрасно осознаю, что все, что вы предлагаете, идет на благо России. Но и, я и вы понимаете, что за всем этим так или иначе стоят пришельцы. И даже не смотря на то что и я и многие другие офицеры безмерно уважаем вдовствующую императрицу, все знают, что она, скажем так, ну уж очень плотно с ними сотрудничает, что наводит на размышления о возможном пагубном влиянии.

И стал внимательно наблюдать за реакцией Келлера. Он, в принципе, не был подвержен многим веяньям, распространяемым исподволь представителями союзников, и с высоты своего возраста и большого жизненного опыта прекрасно понимал, что та же вдовствующая императрица вряд ли станет чьей-то марионеткой, но ему просто нужны были ответы, раз его втягивают в большую политику.

Ну и Келлер его не разочаровал. Усмехнулся, быстро поняв куда клонит его собеседник и, пригубив из рюмки коньяк, который несколько минут назад перед ними расставил молчаливый денщик, ответил.

— Понятно, Павел Карлович, не хочешь, чтоб тебя использовали как пешку? Верное решение. Если б ты не поднял этот вопрос, я бы в тебе разочаровался. Тебя, как и многих интересуют пришельцы и что от них можно ждать. Ну что ж, такой вариант развития разговора предполагался, и Мария Федоровна дала «добро» посвятить тебя в некоторые подробности. Только вот, подпиши сначала эту бумагу…

И протянул Ренненкапмфу стандартный бланк подписки о неразглашении, точно такой же, как две недели назад был подписан вице-адмиралом Эбергардом. Только санкции за разглашение были вписаны абсолютно летальные.

Вчитавшись, он не испугался, только крякнув «Однако, драконовские меры», и тут же подписал, показав этим свою кавалерийскую лихость. Келлер смотрящий на это с улыбкой, спрятал бланк подписки о неразглашении в кожаную папку, посмотрел на Ренненкапмфа, который с нетерпение ожидал ответа.

— Хорошо. Начнем с главного. Нет никаких пришельцев.

Ренненкапмф опешил от такого заявления.

— Как же так, а эти, которые на летающих машинах…

— Да, Новоросский Экспедиционный Корпус присутствует и это не фикция. Только они не пришельцы, а наши потомки.

— Потомки? Это как может быть?

— Да именно наши потомки. Они из будущего, из начала двадцать первого века. Причем русские, реально русские, готовые уничтожать любых наших врагов. Нас с ними разделяет практически сто лет.

— Вот оно как, а зачем же тогда вся эта история с другим миром?

— Ну а представь, что все будут знать про их реальное происхождение. Каждого из них будут воспринимать как провидца, который минимум что-то знает про свое прошлое, являющееся нашим будущим. Какая тогда охота за ними начнется?

Келлер сделал паузу, давая собеседнику осознать полученную информацию, и продолжил.

— Охота за ними сейчас идет, но, такая, осторожная, потому что никто до конца не понимает кто они и откуда и какой реальной мощью обладают.

— Что ж. Мудро. Тогда получается, что они знают наперед, что будет?

— Почти. С того момента, как они стали вмешиваться, в нашем мире история начала идти уже по другому пути, и чем сильнее они будут вмешиваться, тем их знания о нашем будущем будут больше обесцениваться. Как доказательство, почитай вот это…

Келлер протянул распечатку о реальных событиях «Севастопольской побудки», которые произошли в нашем мире.

Несколько раз перечитав текст, усмехнувшись и поправив усы, Ренненкапмф с определенным весельем во взгляде уже смотрел на своего собеседника.

— Адмирал Эбергард в курсе от чего вы его спасли, от какого позорища?

— Конечно. Прежде чем начать действовать он ознакомился с этой информацией, проникся, ну и далее стал помогать как мог, что он, кстати, делал очень неплохо. Результат тебе известен.

— Значит у тебя в папочке лежит такой же вот документ, рассказывающий, что ждет в ближайшее время мою армию?

— Не только твою, но и Шейдемана. В истории это сохранилось как сражение при Лодзи. Вот, читай.

И Келлер, достав из папки еще стопочку распечатанных на белой мелованной бумаге документов, передал их Ренненкапмфу. Тут он читал дольше, вдумчивее, вглядывался в схемы, карты, направления ударов, просматривая пояснительные записки.

Прошло не менее десяти минут, когда, полностью изучив документы, Ренненкапмф, с очень озабоченным видом вернул все страницы обратно и посмотрел на терпеливо сидящего перед ним генерала Келлера.

— Все очень, очень, очень похоже. Слишком точно, системно, чтобы быть неправдой.

Опять несколько мгновений размышлений и Ренненкапмф опять заговорил.

— Федор Артурович, я уже понял, что вы все собираетесь переиграть и недопустить таких огромных потерь. А как же Рузский? Он же не позволит вам так открыто вмешаться.

Келлер как фокусник невозмутимо достал распечатку по Рузскому, где подробно расписывались его художества и, конечно упоминалось его участие в отстранении от командования армиями генералов Ренненкапмфа и Шейдемана. Когда он дошел до описания участия Рузского в отречении русского императора Николая II, то растерянно поднял глаза на Келлера, и разглядев в них просто спокойную уверенную в своих силах решимость, уже с трудом удерживая чуть дрожащими руками листы продолжил читать.

— Революция, отречение, гражданская война… А Рузский то каков мерзавец! — в шоке проговаривал боевой генерал, у которого на глазах рушилась веками построенная система ценностей. Потом он снова посмотрел на Келлера.

— И что будет дальше?

— С некоторых пор генерал Рузский личный враг императорской семьи и в России у него нет будущего. Чтоб он нам здесь не мешал, скоро он просто легко отравится несвежей пищей и не сможет выполнять свои обязанности, ну а там дальше… время покажет. Лишать без суда и следствия жизни его никто не будет.

Ренненкапмф кивнул, удовлетворенный ответом, но потом все же не выдержал и спросил:

— А я?

— Павел Карлович, вы действительно хотите знать, как, где и при каких обстоятельствах пришедшие к власти революционеры вас вывезли за город и казнили за отказ нарушить присягу и воевать на их стороне? И вас потом при эксгумации с трудом опознала ваша супруга, вы это хотите знать? Павел Карлович, это очень тяжелая ноша, очень тяжелая…

— Боже, Федор Артурович! Боже!

Боевой генерал отвернулся, чтоб никто не видел его слез. Через некоторое время успокоившись и быстро выпив рюмку коньяку, он показательно спокойным голосом спросил.

— А вас?

— Меня… Меня заговорщики застрелили в спину, когда я поднял дивизию и пытался прорваться в Царское Село, чтобы освободить императора и аннулировать вырванное у него Рузским, Гучковым, Алексеевым отречение.

Опять пауза. Ренненкапмф пытался осмыслить все что он только что услышал, насколько это было страшно, и мерзко, и обидно.

— Мария Федоровна в курсе?

— Пришельцы, лучше так их называть, а то можно оговориться и выдать всю их суть, как только сумели пробиться в наш мир, сразу вышли на контакт с ней. Теперь вы понимаете, почему она так себя ведет и вмешивается.

Ренненкапмф сжав губы, опустил глаза и как-бы сам себе сказал, констатируя факт.

— Революционеры ведь и императорскую семью не пощадили?

— Верно. Практически всех вырезали. Из детей императора Александра III выжили только дочки, великие княгини Ксения и Ольга. Теперь подумайте, на что готова пойти любящая мать и бабушка, чтобы спасти своих детей и внуков. Мотив очень мощный. А без спасения империи свою семью она не спасет.

Еще пара мгновений молчания и Ренненкапмф наконец-то сказал.

— Вы правы Федор Артурович, это очень тяжелая ноша. Это многое объясняет. Смута, русский бунт страшный и безумный. Теперь понятно, почему вдовствующая императрица начала активно к себе подтягивать ярых монархистов. Тем более, она теперь прекрасно знает кто реально готов умереть за Веру, Царя и Отечество, а кто просто болтун. Это тоже великое знание для правителя. Как же все это произошло, как мы это допустили Смуту?

Келлер усмехнулся, глубоко вздохнул и выдал облегченную версию причины объективных и субъективных. Внимательно все выслушав, Ренненкапмф, решил для себя сделать как-бы зарубки на память.

— Значит после Лодзинского сражения русская армия потеряла стратегическую инициативу?

— Практически. «Союзнички» затихли и дали возможность германцам снять с западного фронта несколько крупных соединений и использовать их в наступательных операциях 1915-го года. Судя по тем материалам, что я изучил у пришельцев, кадровая армия была уже практически выбита к середине 1915-го года и, тем более мы много отступали и потери были огромными. К тому же в тылу активно работали наши недоброжелатели всеми силами раскачивая финансовый кризис, искусственно поднимая цены, желая вызвать недовольство народа.

— Ну, тогда становятся очень понятны слова этого генерала Оргулова, командующего Новоросским Корпусом о глупости войны и объясняет его отношение к нашим союзникам. Но ведь у них такое совершенное оружие, они же могут нам помочь победить Германию.

— А зачем?

— Что значит зачем?

— Зачем нам побеждать Германию? Нам оно зачем? Нам просто нужно лет двадцать спокойствия, чтоб мы могли освоить знания из будущего, провести реформы, вытащить народ из нищеты, и сделать многое другое, что сделает Россию реально великим государством. Нужно сделать так, чтоб к нам просто не лезли, вот и все. Да и новороссы воевать так глобально не могут — думаете они от хорошей жизни так активно у нас продукты скупают?

— Хм. Даже не задумывался об этом, а почему так?

— Наша война в их истории будет помниться как Первая Мировая, а в их веке пройдет уже Третья Мировая война, причем применяемое с разных сторон оружие будет настолько мощным и смертоносным, что мир будет фактически уничтожен.

— Какие вы страсти рассказываете, что реально так?

— Я у них там некоторое время жил, изучал историю и новинки в военной области, общался с людьми. Да, страшное место. Представьте вечная зима, замерзшие развалины городов покрыты черным снегом, низкие тучи и отсутствие солнца. А люди живут в глубоких подземных убежищах. Закупить у нас продукты, для них это просто вопрос выживания.

— Тогда кто эти люди, кто называют себя новороссами?

— Это остатки русской армии того времени. Как ни странно, выжившие — солдаты и офицеры элитных воинских частей, имеющие огромный боевой опыт. Представьте себе армию, где даже простой солдат имеет фактически университетское образование, настолько у них серьезное и сложное оружие.

— Да, вы мне раскрыли глаза на многое, Федор Артурович, но последний вопрос, что хотят пришельцы, помимо просто торговли и чего они добиваются, принимая участие в планах Марии Федоровны?

— Я же сказал, для них продукты, это вопрос выживания. Нет солнца, нет земли, соответственно урожаи не собираются и скотина вся давно либо съедена, либо передохла. Вот и получается, что с другими странами кроме России они торговать не намерены — тут вопрос принципа. Но наше государство воюет, миллионы мужиков забрали с сел и отправили на убой, соответственно некому сеять и собирать хлеб. Вопрос голода, в нашем мире, это вопрос времени, тут все очень прагматично. Помимо этого, любую войну сопровождают не только голод, но и болезни. В ближайшее время, в течении трех-четырех лет по Европе прокатится страшная эпидемия, которая заберет народа не меньше, нежели было убито на полях сражений. Страшная картина, не находите? Поэтому генерал Оргулов открыто и сказал, что эта война нам не нужна. А если смотреть между строк, то он, потерявший во время своей войны миллионы, хочет просто сберечь русских людей.

— Ну тогда если убедить императора…

— Да он и так все знает. Точнее сначала узнала императрица, а потом и император, но вы, Павел Карлович, не представляете какое давление оказывается на Николая II со стороны союзников, банкиров, промышленников и генералитета. Все с этой войны имеют прибыль. Вот тут и встает вопрос, чтоб пришельцы продемонстрировали свои истинные силы, мощь и могущество, и прикрыли бы императора и всю его семью, и от внешних, и от внутренних «друзей», когда начнутся переговоры с Кайзером о заключении перемирия.

— Хм. Интересно. Знаете, Федор Артурович, я тут намедни общался снесколькими пленными германскими офицерами, и они там очень опасаются, что новоросы могут выступить на стороне России, даже не опасаются, а просто напуганы. Думаю, в такой ситуации с Кайзером можно было бы давно договориться, и как мне кажется, он тоже бы смог что-то предложить пришельцам на продажу с превеликим удовольствием.

Келлер хмыкнул.

— Кайзер уже несколько раз пытался выйти и на императора, и на Марию Федоровну, и на новороссов с предложениями переговоров, только мы пока медлим.

— Зачем?

— В нынешних условиях мы разговаривали бы как равный с равным, но нас это абсолютно не устраивает. Сначала дали подзатыльник, чтоб он и султан знали свое место, что как раз и сделали на Черном море, ну а сейчас пересчитаем германцам все зубы, разгромив 9-ю армию и потрепав и части лендвера и австрияков. Еще и до Берлина достанем, чтоб знал, что у нас длинные руки. Ну а потом, когда он ототрется от кровавой юшки и перестанет дрожать от страха, можно будет и поговорить о мире. Чуть позже даже поможем советами, оружием, боеприпасами, сырьем, когда Германия будет продолжать воевать с Францией и Англией, и наконец-то высадит десант на проклятый Остров. Как раз может в дело вступят и СаСШ, и тогда поможем, но сами воевать — нет. Хватит лить кровь русского мужика за интересы банкиров из Сити.

Келлер сделал паузу и произнес главную мыслю всего этого монолога.

— Нам нужна Германия, которая будет воевать с нашими извечными врагами за свои интересы. Ну а в перспективе, когда Германия надорвется, может и ее присоединим к Российской Империи.

— Это очень интересный и грандиозный план. В любой другой ситуации я бы посмеялся, но не сейчас. Что ж, Федор Артурович, хочу сказать одно — можете всецело располагать мной. С чего мы начнем?

— Вот это хорошо, уже деловой разговор. Пусть позовут капитана Марченко, он там на улице с моими бойцами ждет.

И когда денщик побежал звать капитана, Келлер пояснил.

— Этот капитан из Невского полка, там же был в Восточной Пруссии. Пришельцы его вытащили и обучили. Теперь, на время операции, он будет возле тебя обеспечивать связь с пришельцами, ну и решать другие вопросы по организации взаимодействия. Ты на погоны его не смотри, его там, в мире будущего очень неплохо обучили.

— Приму к сведению.

— И еще, работа уже идет и под Плоцком, за Вислой пришельцы уже построили большое летное поле, перебросили туда множество боевых самолетов и вокруг развернули целую полевую крепость, для защиты от местных инсургентов. Они уже начали проводить активную воздушную разведку и, учитывая сроки, начать наносить удары по противнику мы планируем уже сегодня ночью…

Зашедший в кабинет Марченко, не дал Ренненкапмфу выразить свои эмоции. Капитан быстро вникнул в ситуацию и сразу стал докладывать перечень необходимых мероприятий.

— Работа по сбору разведывательных данных уже идет, выявлены позиции германской артиллерии, места расположения основных и промежуточных складов боеприпасов. Федор Артурович, наверно уже сказал вам, господин генерал, что мы предполагаем начать НАШУ операцию в ночь с 13-го на 14-е ноября.

Для организации многоуровневой системы связи мы собираемся развернуть многофункциональные узлы связи в штабах 1-й и 2-й армий. Так же необходимо срочно подготовить сопроводительные документы для специалистов связи, из числа специально обученных и отобранных людей генерала Келлера, которые будут направлены в штабы каждой дивизии и каждого полка. Они там на месте будут собирать разведывательную информацию и сразу передавать на центральный терминал. Тем самым будет сформирована максимально быстрая и информативная система связи, целеуказания и принятия решений. Со мной прибыло два грузовика. В них специальное оборудование связи, один из комплектов закреплен для штаба вашей армии.

Нужно выделить помещение, серьезную охрану, и двух доверенных офицеров, кто будет общаться со специалистами по связи.

— Связи? — Ренненкапмф от количества новой информации начал подвисать и тому же Келлеру пришлось вмешаться, чтобы уж так резко не опускать авторитет пожилого генерала.

— Да там очень мощная и очень сложная система, с помощью которой любая добытая разведкой информация в течении секунды уже будет отображена на большом экране.

— Очень любопытно.

— Кстати, твои офицеры пусть будут готовы, что их проверят на детекторах лжи. К сожалению, очень часто происходит утечка информации из-за предательства, а чаще всего из-за длинных языков…

Время до вечера пролетело незаметно. Штаб армии и так до этого стоявший на ушах, еще больше превратился в дом умалишенных.

Новые приказы, новые вводные, усиленная охрана, высокая антенна связи, развернутая возле штаба, и просторная комната с расставленным секретным оборудованием, вход куда охраняли два бойца генерала Келлера со странными карабинами и два бойца из комендантского взвода штаба армии.

Зайдя туда, в секретную комнату, Ренненкапмф, с интересом рассматривал большой плоский экран, на котором светилась подробная карта места боевых действий и на ней постоянно появлялись все новые и новые значки, красные — обозначающие места расположения позиций русской армии, синие — германцев.

Один из молодых парней, операторов в необычной пятнистой форме, с надетыми на голову наушниками четко проговаривал:

— Триста пятнадцатый полк, слышу вас. Есть авторизация, пошел поток данных. Вижу, хорошо поработали. Над вами час назад работал «Орлан», есть обработанная схема артиллерии противника. Подключайтесь, смотрите. Есть тяжелые орудия. По готовности можете наносить удар. Объективный контроль только через два часа, как раз «Орлан» будет проходить, либо у соседей, в триста шестнадцатом, работают «Шмели», освободятся через час. Могут дать корректировку…

Пауза, видимо выслушивал ответ, а Ренненкапмф с удивлением наблюдал, как на экране появился значок расположения триста пятнадцатого пехотного полка из состава 79-й дивизии. Тут же появились схемы расположения германских войск, с подписями о примерной численности и дополнительными характеристиками.

В част ночи, состоялось еще одно чудо — видеоконференция между командующими 1-й, 2-й армиями, генералом Келлером, который возглавлял какую-то секретную отдельную конно-механизированную группу и руководителем всей операции генералом Оргуловым, который находился на базе пришельцев под Плоцком.

Когда закончились восторги от созерцания других абонентов на экранах в небольших рамочках и большой карты с нанесенной на ней оперативной обстановки, слово взял человек в пятнистой форме с волевым и уставшим лицом.

— Господа офицеры, рад видеть вас и рад что у нас получилось реализовать первую часть плана — сформировать единую информационную систему. Чтоб не было недосказанности и обид, сразу предупреждаю, что к этой системе в режиме наблюдения подключены и Их Императорское величество Николай II, и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Поэтому давайте оставим личные обиды, амбиции, недоговоренности за бортом и займемся тем, к чему нас долго и упорно готовили — защищать Родину.

Все, закивали головами и нестройными голосами подтвердили согласие.

— Тогда начнем. В данный момент основной центр приложения сил мы видим в полосе 5-го Сибирского корпуса, который понес большие потери и отошел на позиции северо-западнее Гостынина. Как показывает разведка, именно в том направлении немецкое командование на протяжении всего дня 13-го ноября пытается пополнить потрепанные войска свежими частями и боеприпасами. Многие подразделения численностью от роты до полка в данный момент еще не дошли до фронта и остановились для ночевки в большинстве своем в полях, поэтому первый удар штурмовой авиации предлагаю нанести именно по подходящим резервам…

Глава 9

Ну что, теперь придется реально попробовать себя в роли полководца и от этого становилось немного не по себе. Все-таки скачок от капитана войсковой разведки до генерала, руководящего операцией фронтового уровня, это очень серьезно. Тут на кону сотни тысяч жизней, и по большому счету, я бы делегировал бы эти права кому-то более сведущему, имеющему за спиной академию, но тут случился казус — генерал командующий экспедиционным корпусом должен лично принять участие в наступлении, продемонстрировав местным генералам новые принципы управления войсками.

То, что все наши переговоры будут прослушивать допущенные до секретной информации члены императорской семьи в онлайне — я немного приукрасил. Без спутников связи, без ретрансляторов и оптоволоконных линий установить высокоскоростной канал связи с Петроградом, по которому можно гнать видеопоток, я не мог физически. Поэтому, прямая радиосвязь была — да, работали низкоскоростные килобитные радиомодемы для передачи секретных текстовых данных, а вот видеоинформацию о ходе проведения войсковой операции я передавал в архивированном виде, во время открытия портала сначала нам на сервер, а уже оттуда все скидывалось в Аничков дворец при очередном сеансе связи и уже там просто просматривали видеоотчет с задержкой ну максимум час-полтора от реального времени. Причем, как я понял, Николай II там тоже находился, правда стараясь не привлекать особого внимания, ведь наша операция в Польше как всегда проводилась минуя Ставку и множество ступеней согласования и управления, которые и так существенно тормозили военную машину Российской Империи. И еще одним фактором, влияющим на наше решение все провести таким вот способом, это наличие практически во всех штабах, начиная с армии и выше представителей командования союзников.

В штабе у Ренненкапмфа особо не мудрствовали — капитан-англичан просто упал с лестницы в гостинице, где снимал номер, естественно при помощи двух дюжих унтеров генерала Келлера, и когда стало понятно, что он всего лишь сломал ногу, ему немного посодействовали в приобретении перелома основания черепа, ну а тут уже местная медицина оказалась просто бессильна. У Шейдемана было все проще — француз попал под «шальной» снаряд, который размазал по дороге и его, и его русского денщика, которого он купил с потрохами, и машину на которой он ехал. Ну а вот в штабе фронта, там, где «отравившийся» генерал Рузский в прямом смысле слова не вылазил из туалета, с представителем союзников уже работали петроградские контрразведчики, заранее присланные по просьбе вдовствующей императрицы. Они весьма профессионально разыграли нападение со стрельбой оскорбленного купца, жену которого якобы соблазнил французский офицер…

По прошествии времени и особенно после личного знакомства, я стал очень симпатизировать Марии Федоровне, как человеку, как женщине ну и, конечно, как политику. Умная, волевая, прекрасно воспитанная и, если честно, я по своему уровню с ней рядом и не стоял, и как мне кажется, в нашем мире Российская Империя сильно потеряла, когда Николай II позволил третьим лицам выдавить свою мать из политики, оставив ей только представительские функции. Недавно, перед началом операции, когда мы с ней прогуливались в парке и обговаривали последние нюансы предстоящих событий, я имел смелость или наглость высказать свои мысли Марии Федоровне, на что она усмехнулась и сказала, что уже старовата для этого и участвует в наших авантюрах ради спасения жизней детей, внуков и вообще всех русских людей, но я по глазам тогда понял — ей приятна моя оценка. Оценка потомков, ну и конечно оценка как мужчины. В конце разговора она поблагодарила, что с ней работает такая замечательная девушка как Катя Артемьева и организовывает ее безопасность, но она бы с удовольствие встретилась бы и с моей супругой, которая, как она слышала, тоже офицер, и пригласила, так сказать с семейным визитом всю мою семью. Очень интересно мне тогда стало. Я ведь, если честно говорить, не аристократ, так сказать генерал от сохи и всякими бреднями о хрусте французской булки не страдаю. Война, особенно когда глаза в глаза, в грязи, в крови, быстро лишает всяких сословных предрассудков, и я этого хлебнул сполна. А тут такой заход с намеком, на дружбу домами, подъездами, семьями, попахивает политикой, хотя интуиция подсказывала что тут больше фигурирует просто человеческий фактор. Хотя, на их уровне такие намеки просто так не делаются, тут аристократия с многовековыми корнями.

Тем же вечером Дегтярев, активно принимающий участие в проработке операции, еще бы, такой мордобой пройдет мимо него, усмехнулся и буквально слово в слово высказал те же соображения что приходили и мне на ум.

— Серега, ну а что ты хотел? Особенно после того как Катька ей слила инфу про наследственную гемофилию Алисы. Она вроде как с ней сошлась, но ненавидеть ее она стала на несколько порядков больше и при первой возможности сольет и не поморщится. И теперь стоит вопрос, кому дальше рулить империей. Мы то войну оттянем, что можем — поможем, но не все же время быть няньками и держимордами. И ведь фактически, мы ж вроде как потомки коммунистов и, если смотреть на дальнюю перспективу, союзники ситуативные.

А тут стоит вопрос, кто будет на троне, потому что все пустить на самотек нельзя — пример наш мир. Николай — не факт, Алиса своими генами и своими истериками весь его потенциал и хоть какой-то авторитет слила в гальюн. Все. Михаил? Слабоват, сожрут его. Сажать на трон мужей Ксении или Ольги? А, после всего того что она узнала из наших источников про своих родственников, передать трон представителям других ветвей Романовых она не позволит, вплоть то ликвидации, женщина она серьезная и решила биться до конца. Помнишь, как ты ей показывал фотографию, как она одинокая и грустная на палубе британского линкора «Мальборо» возле Ялты, навсегда уплывает из России? Она прочувствовала все и второй раз не даст этому повториться и наше решение в качестве основного союзника выбрать Марию Федоровну оказалось наилучшим и с тактической и со стратегических точек зрения.

Вот тут и получается, что мы ей нужны и как силовая поддержка, и на крайний случай как источник достоверных фактов ненадежности остальных представителей Романовых, тем более про генетику Алисы пока знает только она и это очень мощная бомба под всю европейскую политику…

И вот после таких разговоров решить проблему с Рузским и с представителем союзников в штабе фронта Мария Федоровна взялась сама, и как я понял, она испытывала огромное удовольствие от самого процесса. Осталось за кадром как она сумела продавить под себя контрразведчиков, что они столь качественно, изобретательно и жестко выполнили ее задание. И как вишенка на торте стала массированная акция в подконтрольных нам средствах массовой информации, где с разной степенью тональности смаковалась история обнаглевшего от безнаказанности, глубоко безнравственного французского офицера и несчастного купца, пожертвовавшего огромные суммы на нужды фронта, обезумевшего от предательства близкого человека. Тут же, как бы между прочим стала вбрасываться информация, что французы, не смотря на просьбы нашей Ставки, переходят к пассивной обороне, что позволяет германцам снимать с западного фронта крупные соединения и перебрасывать их на восток, против русских армий. И всем становилось понятно, что союзники, то и не союзники вовсе, тут наших женщин портят, на фронте помогают германцам лить русскую кровь, и исподволь стала мелькать мысль, а за кого мы собственно то воюем? На средства массовой информации, где были проведены таки информационные вбросы было несколько попыток наездов на самых разных уровнях, но отпор был жесткий. Где был задействован админресурс, пришел окрик с самого верха, а где пришли просто бить морды и калечить персонал изданий и самих журналистов, авторов материалов, неизвестные защитники не церемонились, валили наглухо и заваленные трупами морги стали очень хорошей демонстрацией серьезности намерений. Ну а главное — дела по убитым нападавшим на журналистов закрывались с издевательской формулировкой «самоубийство», и только самый тупой не понимал, что замешана большая политика и одна из сторон церемониться не будет. А кто эта сторона, прилетевшая на боевой летающей машине и в открытую говорящая о неправильности вступления России в войну, знали многие, только вслух не говорили, учитывая к кому этот кто-то постоянно ездил в Аничков дворец, как к себе домой.

Ох Мария Федоровна, как же они с Катькой Артемьевой то спелись, и та ей чуть ли не по учебнику диктует правила ведения информационных войн.

А ведь уже, через подставных лиц, открыты акционерные общества по изданию модного женского журнала с очень высоким качеством полиграфии, и, что самое необычное для этого времени, полным ходом шла организация гражданского радиовещания. Деньги выделены и под руководством все того же инженера Шухова началось строительство ажурной цельнометаллической 160-ти метровой башни, которая и в нашем мире потом получила название Шуховской.

Ну а мы готовились воевать. Еще днем для улучшения логистики и уменьшения времени на переброску войск, пришлось задействовать второй резервный пространственно-временной маяк и под охраной его перевезти поближе к зоне боевых действий. Точку выбрали между Гостыней и Кутно, куда сразу через портал перебросили группу Великого под охраной целого эскадрона из кавалерийского полка Келлера. Технари из отдельного взвода технической разведки, стараясь не привлекать внимания своими немного нестандартными немецкими грузовиками образца 1939-го года, рассредоточились и сразу начали пассивно сканировать эфир, нанося на электронные карты любые техногенные источники радиоизлучения в выделенной зоне ответственности, а когда чуть стемнело в воздух подняли уже мультироторные и обычные легкие беспилотники и стали активно работать непосредственно по линии фронта и близким тылам противника. Здесь же приземлили оба «Орлана», которые еще с утра с одной дозаправкой нарезали круги и над нашими позициями, и уходили вглубь захваченной германцами территории, выявляя позиции артиллерии, путей доставки, мест выгрузки и складирования боеприпасов, точек дислокации штабов и площадок приема пиши.

К ночи во все полки передней линии 1-й и 2-й русских армий были направлены делегаты с мощными цифровыми радиостанциями и с совмещенными с ними электронными планшетами для приема и передачи видео и фото информации.

Даня Великий развернулся на всю катушку, и согласовав со штабом, разделил свое подразделение на шесть мобильных отрядов. Первые четыре — на грузовиках в сопровождении келлеровских кавалеристов выдвинулись к переднему краю в основном в полосе 2-й армии генерала Шейдемана и южного фланга 1-й армии Реннекампфа, где 14 ноября как раз ожидался основной удар в стык между частями 2-го и 5-го Сибирских корпусов. В основной состав четырех групп Великого входили операторы мультироторных и легких дронов, и в задачу входила тактическая разведка и корректировка огня артиллерии по заявкам с нашего штаба, со штаба армии и от связных делегатов в штабах дивизий и полков. Пятый отряд — операторы «Орланов» — тут конечно и артиллерийская корректировка, но больше, конечно, оперативно-тактическая разведка на глубину до ста-ста пятидесяти километров. Был у них еще один беспилотник, ударный, несущий неплохую бомбовую нагрузку, но ему нужны была качественная бетонная ВПП для взлета, а не как «Орлан», запускаемый с «резинки», поэтому было принято волевое решение — нам и штурмовиков Ил-2 и Пе-2 капитана Архипова за глаза хватит.

Шестая группа, это собственно типичная радиоразведка и средства подавления радиосвязи у противника, организованная на двух машинах с разнесенными антеннами, чтоб можно было определять точное местоположение источников сигнала. Для нас сейчас это было очень важно. Германия, которая перед Первой Мировой войной, в принципе сидела уже в режиме санкций, в первую очередь была ограничена в меди, которая использовалась и в производстве латунных гильз, и в проводах телефонной и телеграфной связи, поэтому мудрые немцы, предвидя все это, разумно сделали ставку на радиотелеграфные системы, и такие аппараты у них стояли на уровне штаба дивизии и выше, а в некоторых случаях радиосвязью обеспечивались и кавалерийские части, и даже отдельные полки. Им хорошо, а нам еще лучше. В условиях наступления, активного маневрирования и постоянного обмена донесениями, благодаря радиоразведке, мы обладали картой, на которой с высокой точностью были нанесены все германские штабы от дивизии и выше, причем их расположение, с привязкой к местности дополнительно уточнялось визуальным осмотром с помощью «Орланов».

Когда стемнело, включили портал по маяку в машине Дани Великого и в мир 1914-го года стала с пандуса спускаться длинна вереница грузовых автомобилей, тянущих за собой зачехленные гаубицы. За ними шли многочисленные машины с боеприпасами, а так как стрелять предполагалось много, очень много, то через полчаса еще раз открыв портал, по пандусу просто спустили огромное количество грузовых прицепов и платформ до верха забитые ящиками со снарядами.

Длинная колонна грузовиков отойдя от точки выхода, начала разделяться на шесть батарей, каждая из которых в сопровождении своих проводников и охраны, стала выдвигаться на прописанные планом позиции. Тут мы тоже решили не жадничать и вытащили все основные запасы. В свое время с баз хранения трофейного вооружения Вермахта в 1942-м году мы умыкнули крупную партию артиллерии, причем там как раз хозяйственные немцы собрали именно гаубицы М-30, одни из самых удачных и надежных артиллерийских систем Второй Мировой войны. Там же разжились огромным количеством боеприпасов. Часть конечно отдали Советскому Союзу, так сказать главному владельцу, а вот шестнадцать пушек и внушительный боекомплект оставили для своих нужд. Вот сейчас эти шестнадцать М-30 разделенные на четыре четырехорудийные батареи распределялись по фронту, чтоб своими снарядами помочь русским частям отбить завтрашнее наступление германских войск. Еще две батареи — это уже вообще наш, так сказать, стратегический резерв. Необычные и мощные, для этого времени, грузовики «Уралы» тянули на прицепе четыре Д-30 и четыре Д-20. Эти орудия со своими длинными стволами, должны будут в случае необходимости с дальних дистанций, скажем так, корректировать оперативную обстановку.

Когда наконец-то вся аппаратура была налажена, централизованная система управления боем запущена и протестирована, введена в строй система наземных опорных маяков, для более точного позиционирования на местности, около часа ночи наконец-то состоялась та знаковая видеоконференция.

На интерактивную карту уже было нанесено много информации, тут и данные полученные из архивов из нашего времени, и информация из штабов армий и дивизий, которую наши представители заносили через планшеты на местах и отправляли централизовано на сервера. Плюс было много информации, которую за день насобирали ребята из технической разведки и, ее, после соответствующей обработки тоже занесли в базу.

В итоге всем, допущенным к информации было понятно, что, учитывая плотность германской артиллерии, количество подходящих резервов и объемы боеприпасов, подвозимых в ближайшие тылы развернутых для наступления дивизий 9-й армии генерала Макензена, завтра русские части ожидал очень тяжелый день и нынешняя ночь для качественного удара была оптимальной. Но переброску и ввод в бой мотострелковых и танковых подразделений решили перенести пока на сутки, это же касалось и конно-механизированной группы генерала Келлера, которую мы, используя заброшенный на вертолете пространственно-временной маяк глубоко в тыл к германцам, хотели использовать для проведения глубокого рейда по оперативным тылам 9-й германской армии. Плотность германских войск была достаточно высокой и необходимо было выбить в первую очередь все средства усиления, которые хоть как-то могли навредить нашей бронетехнике.

Решение на ввод ударных подразделений сводной бригады из будущего будет принято примерно в обед 14-го ноября, после анализа результатов работы смешанной авиационной группы и подразделений артиллерийского усиления. Мы все-таки решили сделать ставку на нанесение максимального огневого поражения артиллерии и тыловым коммуникациям противника, разрушение системы военного управления и уже потом использовать танки и бронетранспортеры для нанесения контрудара.

Генералы Ренненкапмф и Шейдеман очень внимательно слушали, каждый из них прекрасно понимал, участниками чего они стали и какие перспективы перед ними раскрываются, поэтому распоряжения МОЕГО штаба выслушивали как— будто получали руководство к действию со стороны штаба фронта. Мы потратили еще двадцать минут на уточнение тактики действия русской артиллерии при централизованном управлении и особо обратили внимание на порядок поражения целей. В час сорок все вопросы были согласованы. Все, началось!

* * *

В два часа утра 14 ноября 1914-го года в радиусе двухсот километров от города Кутно у немцев легла вся радиосвязь, причем подавлен был в основном только их сектор, у русских частей таких проблем не наблюдалось. В это же время с полевого аэродрома под Плоцком впервые в этом мире по подсвеченной прожекторами ВПП в небо поднялись новые, намного более совершенные боевые летающие машины с нарисованными Андреевскими флагами в виде опознавательных знаков. Опираясь на заранее установленные радиомаяки, смешанная эскадрилья, построившись в боевой порядок в ночном ноябрьском небе, взяла курс на линию боевого соприкосновения русских и германских частей. Самолеты шли в хорошем перегрузе, прихватив максимально возможное количество бомбовой нагрузки, поэтому взлет был трудноватый, да и скорости были невысокие, двигатели ревели от натуги, но тянули. Все понимали, что сегодняшняя ночь и завтрашний день будут решающими и используя стратегическую внезапность нужно нанести противнику максимальный урон.

На аэродроме в полной боевой готовности остались вертолеты Ми-8 с командой поисково-спасательной службы и два ударно-штурмовых Ми-24 для огневой поддержки. Генерал Оргулов пока решил активно не использовать ни спецназ и ни вертолеты, разумно считая все это штучным дорогим инструментом. Всему свое время, а пока, как Командующий сказал в напутствии летному составу «началось время больших пушек, надо так напугать Кайзера, чтоб он на восток даже косо взглянуть боялся». Дельные и доходчивые слова.

Шестерка штурмовиков ИЛ-2 шла фронтом, разбившись на пары, за ними чуть выше шли две Пе-шки и еще выше летели три истребителя прикрытия. Хотя все прекрасно знали, что местные «Таубе» — голуби никакой угрозы не представляют, но указание было жестким — максимально обеспечить безопасность работы штурмовикам и бомбардировщикам. Все, кто хоть когда-то воевал, прекрасно знают, что война очень любит преподносить неприятные, смертельные сюрпризы и лучше перестраховаться даже в такой мелочи.

Капитан Архипов летел чуть выше строя на своем основательно доработанном истребителе ЯК-1, оснащенном несколькими мощными камерами и тепловизорами, в режиме он-лайн отправляющими через мощную бортовую радиостанцию видепотоки прямо на сервера, где все будут просматривать штабные аналитики, делать выводы и выводить результаты на интерактивную карту. Тем более на нем, как на руководителе авиационной группы лежала задача проводить объективный контроль результатов штурмовок и бомбовых ударов.

Ночное черное осеннее небо. Внизу проносятся дороги, обработанные поля, какие-то постройки хуторов и польских деревень. Десяток самолетов с нанесенными изображениями Андреевских флагов ревя двигателями и до смерти пугая забитых польских крестьян, шли как на параде, четко держа строй на километровой высоте.

Архипов бросив короткий взгляд на тактический планшет, усмехнулся. Действительно — однозначно тепличные условия. ПВО еще нет как класса, радиосвязь — тут тоже все неплохо, ну разве что все эти искровые передатчики просто гадят в эфире в широком диапазоне частот, но помехозащищенные протоколы двадцать первого века полностью нивелируют такие вот неприятные моменты. Тепловизоры и приборы ночного видения, средства связи и интерактивная система боевого управления дают колоссальные преимущества. Да, чтобы про Командующего, генерала Оргулова не говорили недоброжелатели, он прекрасно знает куда двигаться и как сберечь жизни людей. А это люди ценят, прекрасно понимая, чего стоит такая забота и предусмотрительность на том уровне, куда залез бывший капитан морской пехоты и при этом не оскотинился, как многие, кто надел генеральские лампасы.

Под крыльями самолетов в темноте стали ясно наблюдаться яркие вспышки залпов артиллерийских выстрелов. По навигационной системе здесь как раз находилась позиция одной из батарей М-30 и наши по идее, уже около получаса в полной темноте долбили боевые порядки германских наступающих дивизий, особенно позиции полевой артиллерии. Тем более, вон на карте два значка, обозначающих тактические дроны, которые как раз кружили над позициями противника, позволяя точно корректировать огонь.

Увидев на земле очередной залп, Архипов услышал, как пиликнул тактический планшет, информируя о пришедшем сообщении.

Сняв руку с штурвала, мазнул пальцем по экрану и усмехнулся — снизу, кто-то из артиллеристов, юморист, услышал гул двигателей самолетов, а так шуметь кроме своих тут никто не мог, циркулярно по подразделению «Орлы» отправил сообщение с пожеланием чистого неба и дохлых «фрицев». Набирать ответ возможности не было, ответил только «лайком» и снова положил руку на штурвал, чуть наклонив самолет набок, глянул вниз.

Линия фронта выделялась целой цепочкой пожаров и вспышками все новых и новых взрывов. Вот, видимо, детонировал склад боеприпасов, и яркая высотой в пару сотен метров стена огня разогнала тьму в радиусе нескольких километров, а на планшете спустя несколько мгновений метка крупного артиллерийского склада боеприпасов сменила цвет с ярко синей, на серую — «цель поражена». Серый цвет приобрели еще несколько значков, обозначающих позиции германских 105-миллиметровых гаубиц, помимо складов и штабов, являющихся тоже приоритетными целями. Уменьшив масштаб карты, Архипов опять усмехнулся — за прошедшие полчаса с начала огневого воздействия, много значков на интерактивной карте по всей линии фронта приобрели серый цвет, а это значит цель поразили и беспилотники подтвердили факт уничтожения объекта.

Как ни странно, капитан был уверен, что и остальные пилоты сейчас занимаются тем, же поэтому перейдя на вторую резервную волну, специально для общения между разными отрядами, услышал, как «штурмовики», в нарушение всех инструкций, обсуждают последние новости с кем-то с земли и обмениваются впечатлениями.

Послушав пару минут восторженные возгласы, о том, как наша артиллерия методично распахивает открыто стоящие, чуть ли не колесо в колесо, германские батареи, он уже собирался подать голос и наехать на говорливых собеседников, как в канал вошел, судя по манере разговаривать, полковник Дегтярев, и в свойственной ему весело-хамской манере урезонил всех, заставив соблюдать правила радиообмена, в доступных выражениях объяснив, что даже если враг не может прослушивать зашифрованный канал связи, это не значит что нарушители правил имеют иммунитет от острого приступа инфекционного геморроя.

Вставляемые между фразами непечатные слова подтвердили серьезность намерений отмороженного на всю голову военно-морского головореза, близкого другана Командующего, поэтому общение не по делу быстро затихло.

Еще пара минут полета и пиликнул сигнал. Разделение на цели: первая двойка Ил-ов отделилась и повернула на юг, направляясь на штурмовку сначала штаба 37-й пехотной дивизии, а затем по выполнению задачи и наличию боекомплекта, должны были отработать пушками по складам боеприпасов и горючего. Потом отделилась так же вторая двойка — пошли тоже самое творить с 41-й дивизией, и оставшаяся двойка уже шла на боевой заход — под крыльями как раз пролегали позиции очередной жертвы — 49-й дивизии. Пе-шки пошли дальше — они должны были отработать по штабу 1-го резервного корпуса, в который как раз и входили свежие дивизии, обрабатываемые штурмовиками. Именно эти части уже утром должны будут обрушиться на русские полки 2-й армии Шейдемана.

Прошло еще несколько минут. Архипов спокойно выслушивал доклады штурмовиков, отвечал и давал распоряжения:

— Архип, это Медведь. По штабу отбомбились. Прошлись пушками на втором заходе для надежности. Ударили по узлу связи. Там вроде склад с горючкой оказался. Утром нужен будет контроль, там все горит — тепляки ничего не видят, засвечиваются. Выходим на резервную цель.

— Медведь, это Архип. Принял. Работайте.

И такие доклады посыпались один за другим.

Сегодня ночью у пилотов отдельной авиационной группы было одно негласное правило — с боекомплектом на аэродром не возвращаться, целей было слишком много. Поэтому, когда пришло время и ему двигать домой, Архипов быстро нашел на карте остановившийся на ночевку германский пехотный батальон, вышел на боевой курс и как на полигоне прошелся пушками и пулеметами по немцам, проснувшимися от близкого грохота артиллерийской канонады и странного гула моторов в небе.

Сделав ровно три захода, расстреляв все до донышка, и высыпав из специального пластикового подвесного контейнера десять доработанных 82-мм мин, капитан Архипов с каким-то затаенным удовольствием наблюдал, как пули крупнокалиберных пулеметов и снаряды авиационных пушек поражают разбегающиеся светящиеся в тепловизионном прицеле фигурки немецких солдат.

— Ну как-то так, — довольно крякнул капитан, дав немного газа, поднимая самолет примерно до тысячи метров и беря курс на аэродром. И тут ему пришла парадоксальная мысль. «А ведь именно в этот момент, когда колеса его истребителя оторвались от ВПП, начал жил, жить по-настоящему, так как не жил никогда до этого». Это непередаваемое чувство полета, причем полета боевого летчика он не забудет никогда и именно сейчас до него дошло, что же ему подарил генерал Оргулов — смысл жизни.

* * *

Рассвет наступил как-то незаметно, так мы все были заняты любимым мужским делом — войной. Вроде была на улице темнота, а выскочили на небольшой перерыв попить кофе и покурить, кто у нас был подвержен этому пагубному пороку и все, светло и ясно. В бетонном блиндаже на нашей новой авиабазе под Плоцком весь мир сузился до нескольких больших мониторов отображающих оперативную обстановку, ноутбуках, откуда операторы вводили в базу новую информацию и мощных цифровых радиостанций, для более оперативной связи с подразделениями.

Авиагруппа успела сделать за темное время суток три ходки, и вот только-только загрузившись снова натужно ревя двигателями штурмовики пошли на взлет. Чуть позже так же тяжело взлетели две Пе-шки, ну и последними стартанули истребители сопровождения. Истосковавшиеся по небу в затхлых бункерах нашего мира, люди просто получали ни с чем не сравнимое удовольствие от самого процесса. И это я видел лично, когда вышел к только-что севшему Архипову, который как раз, довольный как кот, обожравшийся сметаной, выползал из своего тюнингованного Як-а. Глаза. Горящие глаза человека о всем сказали. Рапорт, краткий рассказ, пояснения на интерактивной карте, беглый просмотр роликов, это все было нужно, но я и так понял, что мужик на своем месте и теперь за работу авиагруппы волноваться не стоило.

Наши гаубичные батареи навели жуткого шороху в германских порядках, а точность, мощность снарядов и смертоносность, на контрасте со слабенькими зарядами от «трехдюймовок», которые составляли основной парк артиллерии русской армии, вызвали панику, к тому же, расход снарядов был просто огромный, но ожидаемый, тут мы все качественно просчитали.

К утру к избиению изготовившихся к наступлению германских дивизий присоединились и русские артиллеристы, все активнее и активнее запрашивающие через делегатов связи воздушную корректировку. И я их тут прекрасно понимал: с нашей аппаратурой, работая с закрытых позиций по также спрятавшимся германцам, они чувствовали себя зрячими королями в мире слепых. Единственная проблема — беспилотников и операторов катастрофически не хватало. Заявки на воздушную разведку и корректировку, поступали практически со всех участков боевого соприкосновения и тут пришлось выносить этот вопрос на обсуждения с командующими армиями во время очередной видеоконференции, хоть как-то выбирая приоритетные направления.

Дане Великому пришлось распотрошить свои отряды, вплоть до того, что на отдельные участки отправлялся всего один оператор с дроном и с запасом заряженных аккумуляторов, естественно в сопровождении усиленной охраны.

К обеду ситуация стала проясняться. В поддавки с нами никто играть не собирался, и немцы и в этом времени подтверждали свою репутацию стойких и опасных вояк и как могли жестко огрызались и даже пытались на нескольких участках пойти в наступление.

Методичные бомбардировки неизвестными, но очень эффективными и очень быстрыми самолетами с андреевскими флагами, тоже делали свое дело. Опираясь на опыт многих войн, стараясь находиться как можно меньше в зоне поражения гипотетической ПВО, штурмовики заходили на цели на бреющем полете и либо высыпали из контейнеров десятки 82-мм мин, либо лупили со всех стволов, нанося жуткие потери и тут же скрывались. А верх мастерства, когда один из германских офицеров решил бросить целый кавалерийский полк в убийственную атаку, резонно предположив, что эти неуязвимые дьяволы по своим бомбить не будем, то пока они выходили, готовились, строились, штурмовики им устроили стандартную карусель, попеременно заходя с разных направлений выкашивая целые ряды кайзеровских кентавров.

Наш связист, который и подал панический сигнал о наступлении германской кавалерии на потрепанный пехотный полк, который вот-вот побежит, все это заснял и потом видеозапись в высоком качестве отправил на сервер. Что характерно, через полтора часа эту запись уже просмотрели в Петрограде, Катька Артемьева постаралась, и члены императорской семьи так прониклись увиденным, что к двум часам дня капитана Архипова за его художества в небе уже ждал какой-то сверхпочетный орден.

На участке фронта, где оборонялась наша 50-я пехотная дивизия, командир германского корпуса, резонно предположил, что все наши средства поражения дистанционные и мощные, поэтому лучшая защита, это сократить дистанцию с русскими войсками и дал команду атаковать, как можно быстро и массово, ну немцы поперли, как лемминги. Причем острие удара пришлось на весьма потрепанный в недавних боях 199-й пехотный полк. Дошло до того, что тамошний делегат связи чуть ли не затребовал вызов огня на себя, хорошо, на соседнем участке работал «Орлан» и успели глянуть более подробно, подключили артиллерию и авиацию, и когда стало понятно, что в этом месте готовится реальный мощный прорыв, который немцы готовили еще до этого, дал команду Пе-шкам сбросить парочку ОБДАБ-500 (бомбы объемного взрыва) из стратегического запаса, уж больно немцы лезли как наскипидаренные.

Результат — крупная, активная группировка немцев, способная нам доставить кучу неприятностей была помножена на ноль и можно было сказать, что фронт в этом месте стабилизировался.

К этому же времени стало известно, что на отбитой немцами у русских несколько дней назад железнодорожной станции Влоцлавск скопилось несколько эшелонов с войсками и боеприпасами, поэтому туда пришлось опять отправить оба Пе-2 с грузом фугасных авиабомб, которые они вполне удачно вывалили — взрыв был такой силы, что его было слышно за много километров, даже у нас, в окрестностях Плоцка, что, судя по перехваченным сообщениям из штаба 9-й армии командующему фронтом вызвало настоящую панику. Очень весело было читать как Макензен и Гинденбург истерили и пытались выработать хоть какую-то стратегию, ведь уже к обеду всем было понятно что в игру открыто вступили пришельцы, методично уничтожающие всю цепочку управления германских войск на этом участке фронта.

Сидящий все это время чуть в сторонке полковник Лукичев скучал и завидовал летунам черной завистью, но держался, прекрасно зная, что придет и его час. Поэтому на перенесенном с обеда на два часа дня совещании с командующими армиями, было принято решение нанести отвлекающий контрудар силами 50-й пехотной дивизии, как раз получившей свежее пополнение, усиленной танковой ротой и мотострелковым взводом из состава сводной бригады Экспедиционного корпуса. Основная задача, разгром заслонов из остатков 36 резервной дивизии, продвижение на северо-запад, освобождение небольшого городка Коваль и выход на железную дорогу, с последующим продвижением на Влоцлав.

При этом для усиления сводной механизированной группе, которую должен будет возглавить майор Васильев, в поддержку выделяется дежурное звено штурмовиков и одна из буксируемых автотранспортом гаубичных батарей М-30 из будущего. Ну плюс к этому остается еще вся штатная артиллерийская бригада 50-й дивизии, в которой после интенсивных боев осталось не меньше тридцати штатных трехдюймовых пушек.

Единственная проблема, очень схожая с той же русско-японской войной — для легендарной трехдюймовки практически не было фугасных снарядов, в основном осколочные и шрапнель. Начало операции было назначено на пять часов вечера — времени как раз достаточно для переброски частей НЭК на исходные рубежи и проведения более точной и детальной разведки. Поэтому с трех часов дня один из «Орланов» нарезал круги по всему пути будущего маршрута.

После начала наступления 50-й дивизии, прямо за ней, в образовавшийся разрыв в обороне немцев заходила конно-механизированная группа генерала Келлера и углубившись на пятнадцать-двадцать километров должна была развернуться на юг и пройти по тылам германских частей, полностью нарушая всю систему снабжения и управления. В это же самое время, основные подразделения отдельной бригады НЭК, под командованием полковника Лукичева, подкрепленные двумя полками 26-й пехотной дивизии наносят удар со стороны города Ходов в сторону Ходеи, навстречу конно-механизированной группе генерала Келлера, тем самым осуществив окружение семи германских дивизий, ну а дальше начинается операция «Дихлофос».

Прошло несколько томительных часов подготовки к операции, выдвижению частей к рубежам атаки, проработкоймаршрутов, анализа результатов воздушной разведки, и организации материально-технического обеспечения всего процесса.

И тут как снег на голову, это пришедший на сервер видеофайл с записанным видеообращением Императора Николая II к офицерам и солдатам 1-й и 2-й армий Северо-Западного фронта. Вот ведь неуемная Артемьева, ну точно за чашкой чая поделилась такими инновациями с женсоветом и в Петрограде загорелись таким образом пропиарить императора. После просмотра, я понял, что изначально идея, в принципе, и не очень-то и плохая, а под руководством Катерины и Марии Федоровны, получилось очень неплохо. Но вот то что вдовствующая императрица как-то уж слишком увлеклась информационными технологиями нашего мира, и это немного начинало напрягать, так как на этом поле, в будущем, мы хотели сработать сами.

Николай на экране было хорош. Он, простом мундире, но со всеми наградами, находился в окружении детей, рядом сидели императрица и вдовствующая императрица, тем самым показывая единение, и то что его слова, его эмоции поддерживают все члены императорской семьи.

Качественная съемка, великолепный студийный звук, все это наводило на мысль, что было использовано профессиональное оборудование, да и текст прописан очень неплохо, даже меня пробрало. Император хвалил героев, жалел раненных, скорбел о погибших, и с грустью очень явно намекал на нечистоплотность союзников, которые, как всегда, свои военные поражения старались отыграть кровью русского солдата.

Ой как сильно, молодец, раз решил вот так рискнуть, значит женсовет его все-таки додавил, ну и наверно сказались видеозаписи боев, особенно того ролика, где после применения ОБДАБов озверевшие пехотинцы 199-го полка пошли в штыковую атаку и перебили остатки наступающей 36-й резервной дивизии.

Посовещавшись с Дегтяревым и Лукичевым мы, все-таки сбросили файл в штабы армий. После просмотра ролика Ренненкапмфом и Шейдеманом, ну другими допущенными офицерами, мы уже не сомневались, что в этот мир, благодаря нам, зашло мощнейшее оружие, оружие пропаганды.

Штабные офицеры прониклись, просматривая видеоролик на больших мониторах. И я представлял, как оно все выглядело — мониторы 4К и видеофайл с таким же потоком, была видна каждая черточка, каждая волосинка, морщинка на лице императора и это создавало ощущение, что Николай II вроде как разговаривает с каждым в отдельности находясь рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Командующие армиями выпросили разрешение показать это обращение всем штабным офицерам и ради этого мониторы вынесли в большую комнату и несколько раз уже для большей аудитории прокрутили видеообращение. Опять мощнейший эффект, в итоге, видеообращение было сброшено на тактические планшеты всем делегатам связи в частях обеих армий с рекомендацией показать, как можно большему числу офицеров и солдат.

В определенное время 50-я дивизия к наступлению полностью подготовиться не успела, Васильев пытался довести офицеров 199-го полка основные правила взаимодействия пехоты и танков. Поэтому атака была отложена на час, но зато потом с нескольких камер мы могли наблюдать как десятка Т-34 с бегущими за ними, как положено по уставу, на расстоянии ста-ста пятидесяти метров пехотинцами, рванули в сторону германских укреплений.

Трансляция шла и в штабы армий и там тоже оценили эффективность танков с противоснарядной броней, на широких гусеницах, с трехдюймовой пушкой на борту. Германцы реально ничего не смогли противопоставить. Несколько пушек, спешно открыто выставленные на прямую наводку, попытались пострелять по активно маневрирующим мишеням и сделав максимум по два-три выстрела, быстро были уничтожены.

Танки Васильева, с коротких остановок подавив все пулеметы, не дойдя метров сорока до окопов и укреплений противника, чтоб не могли докинуть гранаты, начали методично из пушек и бортовых пулеметов давить любое сопротивление, позволив русской пехоте без потерь догнать машины и прикрываясь их броней, подобраться максимально близко и приготовиться к основному рывку.

Несколько секунд, и почти синхронно в окопы полетели гранаты и, после того как германские укрепления заволокло дымом взрывов, солдаты, яростно крича, стреляя из винтовок во все что двигается, ворвались на первую линию обороны. Короткая яростная схватка, и просто переколов всех выживших немцев штыками, двинулись дальше. Из командирской башенки Т-34 майор Васильев с интересом наблюдал, как папахи русских пехотинцев стали заполнять германские окопы, быстро растекаясь по ходам сообщений.

Глава 10

Осеннее неласковое солнце уже село и сразу резко стала падать температура и холодный влажный воздух пронизывал до костей. С тыла, из-за небольшой рощицы, нарастал странный низкий, утробный гул, многочисленных работающих двигателей, сопровождаемый каким-то металлическим лязгом. К ним приближалось нечто механическое, мощное, тяжелое и создавалось такое впечатление, что земля под ногами немного начинается подрагивать. С учетом всех странностей последних суток, солдаты уже не дергались, как ночью или утром, а весело и уже без обреченности, как это было вчера, подшучивали друг над другом и вопросительно поглядывали на недавно назначенного командира роты, капитана Дорошева, который неплохо отметился в недавнем бою.

Почему-то Алексей не сомневался, что это очередное проявление вмешательства пришельцев, которые наконец-то проявили свою силу и мощь, слишком уж в последнее время новороссы наворотили дел…

После того памятного случая на дороге, когда выдающие себя за радиотелеграфистов пришельцы играючи перебили целый кавалерийский полк, Дорошев вполне осознанно ожидал в ближайшее время каких-то неожиданностей, связанных с таинственными и могущественными новороссами.

Да и Алексей Марченко, его сослуживец по Невскому пехотному полку, пропавший без вести в болотах Восточной Пруссии и внезапно появившийся возле пришельцев тоже вызывал живой интерес. В армии давно ходили истории, что тогда, на радиотелеграфы армии Самсонова приходили телеграммы от неизвестного абонента, с предупреждениями что вся переписка читается германской разведкой. Теперь то понятно, что это новороссы так пытались вмешаться, но кто ж их тогда бы стал слушать, но сейчас все по-другому. И убедило его, что стоит скоро ждать неожиданностей новость, от одного приятеля, что Лешку Марченко видели в штабе 1-й армии, прямо возле Ренненпкамфа, где он чувствовал себя вполне вольготно, что никак не вязалось с его капитанскими погонами.

Как профессиональный военный у кого в роду практически все мужчины носили офицерские погоны, он прекрасно понимал, что сейчас, на этих польских землях развернется очередное кровавое сражение этой войны, а с учетом того, что у него в роте большинство солдат были в основном мобилизованные из свежего пополнения, капитан немного скептически рассматривал свое будущее. 199-й Кронштадтский пехотный полк, куда вместе с привезенными солдатами попал Дорошев, входил в состав 50-й пехотной дивизии и в недавних боях в районе Влоцлавска понес серьезные потери, хотя и отступил в полном порядке, поэтому после прибытия пополнения многие офицеры, прибывшие для закрытия появившихся вакансий, были в основном новичками, не нюхавшими порох, и естественно еще плохо знали друг друга.

Но все изменилось вчера вечером, когда, германцы перед наступлением дали русским войскам чуть ли не сутки на укрепление позиций, пока сами подтягивали резервы и концентрировали силы. Его, как и остальных офицеров вызвали в штаб полка на какое-то расширенное совещание. Оставив вместо себя командира первого взвода, Дорошев почти не опоздав прибыл в командирскую палатку и сел в сторонке, рядом с командиром своего батальона.

Он шепотом спросил в чем дело, но и тот терялся в догадках, что немного нервировало и это касалось состояния всего офицерского состава полка.

Прошло несколько томительным минут и в палатку ворвался вихрем командир полка, полковник Христиани Александр Григорьевич, как запомнил Дорошев.

— Господа офицеры! — подал команду начальник штаба полка, как самый старший офицер среди собравшихся. Все вскочили, но командир полка, видимо был в смятении поэтому просто махнул рукой, мол «вольно».

— Вольно! — вновь подал команду начальник штаба и все снова расселись по своим местам.

Из-за спешки при отступлении и формировании новой линии обороны, полковник Христиани еще не успел хорошо познакомиться с вновь прибывшими офицерами, но то, что Дорошев имел боевой опыт и успел повоевать в Восточной Пруссии несколько выделяло его из общей массы пришедших для пополнения офицеров.

(От автора. В реальности на момент событий командир 199-го Кронштадтского полка Александр Григорьевич Христиани уже был мертв, погиб в бою, как настоящий русский офицер. Именно в этом сражении 1 ноября 1914 будучи раненным при артиллерийском обстреле, полковник Христиани поднял солдат в штыковую атаку и был смертельно ранен во время рукопашной схватки. Волею автора просто хочу ему дать новую жизнь, как в более ранних книгах дал жизнь генералу Карбышеву, такой уж он авторский произвол).

Полковник Христиани явно нервничал и пройдясь перед сидящими офицерами, наконец-то остановился и заговорил.

— Господа, случилось невероятное событие. На фоне тяжелых боев и нашего отступления, это может быть тем известием, что поднимет настроение всем присутствующим.

Он сделал паузу.

— Только что стало известно, что на нашей стороне в войну вступает Новоросский Экспедиционный Корпус, причем это происходит здесь и сейчас. Как я понял со слов адъютанта командира дивизии, с которым только что имел возможность лично беседовать, боевые части новороссов уже прибыли на фронт и начали разворачиваться в непосредственной близости от нашей позиции, чтоб помочь отбиться от завтрашнего наступления германцев.

Офицеры полка, услышав такую новость удивленно, кто восторженно, кто скептически загомонили, а кто-то вроде того же капитана Дорошева, который знал чуть больше чем остальные, старались отмалчиваться.

Но, тем не менее, что-то Алексея дернуло, и он решил задать вопрос.

— Господин полковник, разрешите обратиться, капитан Дорошев.

Тот несколько удивленно, смотрел на вставшего офицера, но, вспомнив, что видит перед собой фронтовика, кивнул головой.

— Конечно, капитан, спрашивайте.

— В какой форме будет происходить эта помощь, ведь, насколько я слышал Командующий этим корпусом во всеуслышание утверждал, что не приемлет эту войну и не позволит его экспедиционный корпус втянуть в боевые действия.

— Хм, хороший вопрос. Я думаю, на него лучше ответит представитель новороссов, делегат для поддержания связи, старший сержант Новожилов.

Как только он это сказал, полог палатки откинулся и в нее вошел человек в необычной пятнистой одежде, четко подтверждающей его чуждое происхождение.

Пятнистые брюки, высокие шнурованные черные ботинки на толстой ребристой резиновой подошве, темно-зеленые накладки на коленях, видимо для защиты их при падении, такой же расцветки пятнистая куртка поверх которой была надета необычная кираса, обтянутая той же пятнистой тканью со множеством подсумков, в которых находились явно необходимые для боя вещи. Сейчас он был в черном берете, но на левом боку у него находился ловко пристегнутый шлем, обтянутый пятнистой тканью, а справа, стволом вниз, висел необычной формы карабин, с изогнутым магазином.

Полог палатки еще раз откинулся и за спиной новоросса, уже привычно стали два кавалериста, и судя по вензелям у них на погонах, относились они к кавалерийской дивизии генерала Келлера, которая с некоторых пол считалась очень особенной, так как все, кто там служил проходили какое-то обучение у пришельцев.

Зашедший новоросс, представленный старшим сержантом, стоял спокойно, оглядывая сидящих перед ним офицеров и чтоб начать разговор, чуть кивнул головой в знак приветствия и проговорил:

— Господа офицеры, рад познакомиться с вами…

Долго рассусоливать новоросс не стал. Не смотря на вроде как скромное звание старшего сержанта, то есть унтер-офицера, судя по разговору он себя чувствовал вполне вольготно со всеми офицерами, да и по постановке фраз и по словарному запасу казался очень образованным и культурным человеком, единственное, что резало слух, что он командира полка несколько раз назвал «товарищ полковник» и в его речи присутствовало очень много англицизмов.

По поводу «товарища полковника», он попросил прощения и объяснил, что в их мире они все так обращаются друг к другу, даже к генералам, и ничего плохого в этом не видит, но попытается себя контролировать и не давать повода соратникам из Русской Императорской Армии для недовольства.

Затем начался инструктаж и опрос. Он вызывал командиров рот и батальонов, тщательно расспрашивал, где находятся их подразделения, что знают про позиции германцев и все услышанное быстро зарисовывал схемами в необычном устройстве, напоминающем собой книгу.

Особенно много времени он посвятил артиллеристам, из приданной полку батареи из состава 50-й артиллерийской бригады. Долго и тщательно обговаривал порядок связи, взаимодействия, объяснял, что у них есть технические средства, которые позволят стрелять с закрытых позиций и получать быструю и качественную корректировку. Потом, до самой темноты ходил по позициям, привлекая всеобщее внимание своим внешним видом, периодически прикладывая к глазу какой-то предмет, оказавшийся очень точным дальномером и занося данные в свою необычную книгу.

На этом все вроде закончилось, ну разве что ночью в небе кто-то слышал странное жужжание, но около двух часов ночи прибежал вестовой с известием от командира батальона, что сейчас начнется артиллерийский удар новороссов по германским позициям.

И действительно загрохотало, еще как загрохотало. Откуда-то сзади стреляли тяжелые пушки и звук разительно отличался от сравнительно легких хлопков привычных для русской армии «трехдюймовок».

И тут же со стороны германских позиций послышались ослабленные расстоянием глухие звуки разрывов, сопровождаемые заревом начинающихся пожаров. Вдруг над лесом, за позициями противника, где от русских наблюдателей скрывался полковой обоз поднялся огромный огненный шар — взорвался склад боеприпасов. Чуть позже к общей артиллерийской стрельбе присоединилась и батарея, приданная для усиления 199-го полка, правда стреляла нечасто, но как-то деловито, вглубь обороны противника, что говорило о том, что пришельцы дают четкие указания куда и по кому стрелять, сильно не растрачивая снаряды. Но, конечно, их тяжелые орудия производили впечатления, а чуть позже в высоте послышался громкий рев летательных машин, и на германские укрепления полились огненные струи похожие на стрельбу из пулеметов зажигательными или целеуказательными пулями, но намного громче и смертоноснее, по району, где как раз скапливалась германская пехота, готовящаяся рано утром атаковать русских.

Рассвет солдаты и офицеры встретили абсолютно не выспавшимися в окопах, вглядываясь в отступающую тьму, которая постепенно открывала огромную картину жуткого разгрома германских частей. Было видно, как с той стороны до самого горизонта в небо поднимаются многочисленные дымы, говорящие о большом количестве пожаров, что являлось явно результатом ночного удара новороссов.

Но грохот канонады не прекращался и уже ближе к обеду русские офицеры и солдаты увидели сглаженные силуэты аэропланов пришельцев. На большой скорости они подлетели к какой-то цели, отдаленной километров на пять от линии боевого соприкосновения, и стремительно атаковали. Сделав несколько заходов и оставив после себя новый столб дыма, развернулись и, сделав круг над их окопами, продемонстрировав нарисованные андреевские флаги, покачав крыльями под радостные крики солдат, улетели куда-то на север. Дорошев, как и все образованные люди увлекающийся авиацией и перед войной писавший рапорт о переводе в воздухоплавательный отряд, с грустью вздохнул. То, что он только что видел в воздухе так отличалось от привычных аэропланов, как крестьянская телега от дорого германского авто.

Вот теперь, после такой демонстрации мощи, настроение у всех резко поднялось. И даже попытка германской пехоты при какой-то жалкой поддержке, выжившей после ночного разгрома артиллерии, показалась несерьезной — постреляв и оставив в поле человек двадцать убитыми немцы отступили.

Сержант Новожилов, которого теперь в окопах встречали радостными возгласами, как раз находился в окопе, примостив на спине вещевой мешок, из которого выглядывал длинный штырь антенны переносного радиотелеграфного аппарата, с помощью которого, как оказалось, он мог в любой момент связаться и с артиллерией, и с боевыми аэропланами и запросить помощь.

Но, как оказалось, попытка германцев атаковать, была всего лишь разведкой боем и вот теперь началось настоящее наступление.

Треск винтовочных выстрелов и стрекот пулеметов с флангов наполнили русские укрепления, появились первые раненные и звук боя дополнился стонами и криками.

За спиной почти беспрерывно захлопали «трехдюймовки» и перед идущей в несколько рядов немецкой пехотой начали вспухать белые облачка вышибных зарядов шрапнели.

Падающие десятками на землю солдаты не смутили германское командование и немцы с открытыми ртами, что-то бешено крича, перешли на бег и ринулись к русским укреплениями и было их очень уж много.

Пулеметы захлебывались и замолкали один за другим, солдаты Дорошева, яростно передергивая затворы винтовок, стреляли с максимальной скоростью, прекрасно понимая, что стоит на кону. Но все новые и новые колонны германской пехоты выходили на поле и присоединялись к бегу.

Новоросс, наблюдая за этой картиной, что-то уже буквально кричал в небольшую коробочку с кнопкой, прикрепленной свернутым пружинкой проводом к переносному радиотелеграфу у него за спиной и тыкая пальцем в свою необычную книгу.

Несколько мгновений и среди бегущих немцев начали вставать исполинский земляные столбы взрывов тяжелых гаубичных снарядов явно корпусной артиллерии, но и это не останавливало немцев, которые уже наверно перешли ту грань, отличающую живого от мертвого и без разбора, по трупам своих же соратников как тараканы лезли вперед, постепенно теряя все человеческое. И к ним все так же присоединялись все новые и новы цепи пехоты, и казалось, что этот поток будет бесконечным.

Новоросс, явно не теряя самообладания, продолжал смотреть на все это, продолжал что-то докладывать своему руководству. Прошло несколько томительных, наполненных взрывами, криками и трескотней винтовок, минут и над полем снова раздался рев четверки аэропланов пришельцев, которые прямо сходу открыли плотный огонь из автоматических пушек и пулеметов, пройдя так два раза, выкашивая целые просеки, но и этого оказалось было недостаточно. Аэропланы сделав круг, резко отвернули в сторону и стали набирать высоту, как-бы освобождая место чему-то более серьезному и смертоносному и догадка капитана немедленно подтвердилась.

Над полем, на высоте чуть больше полукилометра, появился аэроплан, размером чуть побольше и уже двухмоторный, но такой же обтекаемый и прекрасный в своем совершенстве, как и все остальные летающие машины пришельцев, и что-то сбросил. Стоящий невдалеке новоросс во все горло заорал:

— Прячься! «ОБДАБ» летит!

И побежал вдоль окопа, хватая за воротники солдат и скидывая их с бруствера. Дорошев быстро понял, что сбросили что-то мощное и смертоносное и стал делать то же самое, хватать за воротники и скидывать с бруствера стреляющих солдат, краем глаза наблюдая за падающим снарядом.

Предмет, по форме чем-то напоминающий каплю, устремился к земле, но недалеко от поверхности у него открылся маленький парашют, и падение превратилось в быстрое планирование. Но и в таком виде авиационный снаряд преодолел за несколько мгновений расстояние до земли.

Яркая вспышка и практически в центре людской массы атакующих немцев на мгновение вспыхивает огромный огненный шар, сильнейший грохот и мощная плотная ударная волна, поднявшая пыль, даже на таком расстоянии скинула солдат в окопы.

Дорошев, ноги которого сами подогнулись и сидел на дне окопа и тряс головой пытаясь хоть как-то прийти в себя, хотя на ум ему пришла парадоксальная мысль, а что там с германцами, попавшими в самый центр взрыва. Поднявшись на ноги и выглянув из-за бруствера, он ошарашенно смотрел как над полем поднимается огромный огненный гриб.

Капитан повернул голову, почувствовав движение рядом и с удивление увидел стоящего рядом новоросса, который радостно скалился и от избытка чувств закричал во всю глотку:

— Вот вам, козлы! Знай наших!

Прошло несколько мгновений и опять раздался грохот и такой же огромный гриб поднимался уже чуть дальше от линии окопов, где, по идее должны были концентрироваться части второго эшелона, вводимые при прорыве обороны.

Новоросс что-то придумав, скинул рюкзак со своим грузом почти прямо на руки подбежавшему к нему охраннику и закричал Дорошеву прямо в ухо.

— Круто пожгли тевтонов! Капитан, пока «фрицы» не очухались, давай поднимай людей в штыковую атаку, бегом! Сейчас им, сукам, и за концлагеря, и за Танненберг вломим! Вперед!

И выхватив из одного из подсумков нож, начал его в качестве штыка крепить на ствол своего карабина.

Дорошев несколько мгновений смотрел, как новоросс взбирается на бруствер, сам полез за ним, схватив винтовку убитого солдата, с примкнутым штыком, крикнув, «Вперед! В атаку!», побежал за пятнистым пришельцем, который видимо сам, почувствовал кураж и бесстрашно бежал навстречу врагу.

Прошло несколько мгновений, и капитан услышал рядом топот солдатских сапог, повернув голову, увидел, как на всем протяжении русских окопов выскакивают солдаты и офицеры, и с яростным криком бегут в штыковую атаку.

Оглушенные и деморализованные немцы, кто хоть как-то был в состоянии, поднимали руки, но большинство врагов озверевшие солдаты походя перекололи штыками и ворвались на позицию германцев, где сцепились с последним резервом, который частично пострадал от авиационного удара.

Драка была яростная. Мельком капитан видел, как два дюжих охранника-кавалериста просто тащат на себе новоросса, который упирается и пытается снова броситься в бой, но что было дальше, он помнил плохо. Рев, удары прикладом, блоки, уколы, короткие, длинные, с проворотом, выворачивая кишки, и снова удары…

Дорошев пришел в себя сидящим на станине, лежащей на боку германской гаубицы. Рядом лежала окровавленная винтовка, а сам он пытался дрожащими руками как-то раскурить помятую папиросу.

Рядом стоял полковник Христиани, без фуражки, прижимая какую-то тряпку к окровавленной голове, но к его чести, он не терял силы воли и уверенным голосом кричал и раздавал команды.

Солдаты, быстро отошли от горячки боя и уже тащили со стороны немецких окопов станковый пулемет MG-08 на треноге и коробки с патронными лентами, готовясь отразить контратаку противника, если она конечно последует. Чуть позже подтянулись солдаты из русской пулеметной команды, занимая новые позиции.

К двум часам дня все вроде как успокоились и после сортировки раненных, команды из нестроевых начали разбирать трупы германцев, отдельно складируя трофейное оружие. Дорошев, проверяя новые позиции роты столкнулся опять с новороссом, который, поставив свой вещмешок с переносным радиотелеграфом на стол, видимо имел неприятный разговор со своим начальством и с несчастным выражением на лице явно выслушивал неприятные для себя вещи.

— … так точно, товарищ полковник… никак нет, товарищ полковник… есть драить гальюны в расположении, товарищ полковник…есть натянуть глаза на ж…пу под песни Бузовой.

Капитан невольно усмехнулся, прекрасно понимая мотивировку неизвестного и невидимого, но явно очень изобретательного полковника-новоросса, мастерски песочившего слишком уж увлекающегося сержанта, который бросив секретную аппаратуру побежал драться врукопашную с германцами, хотя сам, по сути дела, являлся чуть-ли не ангелом хранителем всего полка, которого нужно беречь как зеницу ока.

После четырех часов вечера полковник Христиани снова собрал весь офицерский состав от командиров рот и выше, и все прекрасно понимали, что будет новая вводная в свете произошедших недавно событий. Уже все прекрасно знали, что приезжал сам командир дивизии генерал-лейтенант Бердяев и имел весьма продолжительный разговор с командиром 199-го пехотного полка.

Полковник выглядел по-боевому, с перевязанной свежим бинтом головой и все его жесты, движения, даже постановка фраз, говорили о его желании воевать дальше, такой уж заряд бодрости от недавней победы он получил, впрочем, как и все офицеры и солдаты полка. Что интересно, новоросса не было, он куда-то спешно ушел в сопровождении охранников.

— Господа офицеры, сегодня был важный день. Полк показал себя с наилучшей стороны. Но все мы прекрасно понимаем, что выжили только благодаря техническому превосходству новороссов и их, не хочу лукавить, очень эффективного оружия.

Все вы в курсе, что я только что имел продолжительный разговор с командиром дивизии. Как оказалось, и вчерашний, и сегодняшний дни были насыщены событиями, информацию о которых мне разрешено довести до всего офицерского состава. Причем генерал-лейтенант Бердяев сделал акцент, что в большинстве своем либо секретная информация, либо очень достоверные слухи, но… мне, вроде как неформально предписано вас с этим всем ознакомить, чтобы лучше понимать логику нынешних событий. Вот такой вот конфуз… буду вам передавать сплетни.

Он замер на несколько мгновений и подняв брови, эмоционально чуть ли не вскрикнул.

— Прошу прощения, я пропустил самое важное, о чем должен был сказать в самом начале. Вы все сегодня видели, что особенно бросается в глаза у новороссов, это система управления войсками. Только возникает угроза, вот-вот германцы прорвут оборону, но тут же по заказу приданного нашему полку делегата связи, с высокой точностью наносится удар тяжелой артиллерией, корпусного калибра, либо прилетают аэропланы.

Могло бы показаться, что это только нас так опекали, но генерал Бердяев, точно узнал в штабах соседних дивизий, что везде, во всех частях была такая же ситуация, просто наш полк, как оказывается, по германскому плану находился на самом острие удар. Противник ставил перед собой задачу прорвать фронт и выйти к Гостынину поэтому на наст наступала фактически в полном составе 36 резервная дивизия, которая сегодня фактически прекратила свое существование. На соседнем участке так же попытались прорваться передовые части 1-го кавалерийского корпуса и так же были разгромлены с помощью бомбардировки артиллерии и аэропланов.

Как вы заметили, у новороссов их приборы связи позволяют не только разговаривать, но и, вы не поверите, записывать и сразу же отправлять киноленты, как в синематографе, только в цвете и со звуком.

«Невероятно», — громко кто-то вскрикнул среди офицеров.

Полковник Христиани, невесело усмехнулся, давая понять, что понимает состояние офицеров, но хочет продолжить.

— Невероятно — да, но еще более невероятно, что запись недавнего боя, применения новороссами сверхмощных бомб и нашей штыковой атаки уже через час просматривал лично Государь Император в Петрограде…

Это сообщение вызвало смятение. Вот так просто, не прошло еще несколько часов, а Император в курсе. А полковник, хитро усмехнувшись, решил добить своих подчиненных.

— Государь Император и члены его семьи были настолько поражены увиденным, что час назад всему составу нашего полка объявлена благодарность. Денежные премии, награды — генерал-лейтенант Бердяев присутствовал в штабе армии, и лично видел, и слышал, они это называют «видеообращение». Это как синематограф, но снятый крупным планом. Государь Император с экрана поздравил всех, особенно выделив наш полк. Невероятные возможности.

Опять гул голосов, но после того что сегодня видели, такие мелочи, которые раньше считались на грани фантастики, теперь уже не вызывают особого удивления.

— Кстати, наши авиаторы очень обижены, вчера вечером они получили строгий приказ не взлетать и не мешаться под ногами. Пришельцы тут высказались весьма однозначно и жестко — на время операции в полосе 1-й и 2-й армий все что летает без их ведома автоматически считается вражеским и сбивается без разговоров. Насколько я знаю, командир нашего армейского воздухоплавательного отряда выезжал в войска и с зависть наблюдал, как воюют аэропланы новороссов, даже пытался привязаться к делегату связи, но там келлеровцы быстро отшили. А четыре германских аэроплана, которых выслали для разведки, новороссы смахнули на землю, так походя, пролетая мимо на очередную бомбежку.

Среди офицеров полка послышались смешки. Авиаторов в простой пехоте не очень любили считали зазнайками и любой легкий щелчок по носу рассматривался как нечто веселое и презабавное.

Дав время офицерам посмеяться, полковник, лицо которого приобрело жесткое выражение продолжил, но теперь совершенно другим, более деловым голосом.

— Ну, в общем это была присказка, а сейчас начинается настоящая сказка, ради которой, собственно генерал Бердяев и приезжал лично.

Ситуация очень серьезная и новороссы влезли не просто так именно сейчас в такой форме. Прямо у нас на глазах разыгрывается большая политическая игра. К вашему сведению, Ставка и штаб фронта вообще не в курсе происходящего у нас, все это делается на уровне командующих армий и по большому счету является самодеятельностью, правда одобренной на самом верху, чем однозначно подтверждает личное обращение Государя Императора.

Штаб фронта сознательно отстранен от управления операцией и все указания по нанесению ударов, идут от специально сформированного штаба, под прямым руководством генерала Оргулова.

Как у них это получается, вы все видели, нам всем был преподан хороший урок того, как надо управлять войсками, и, могу сказать только от себя, что под таким управлением я бы воевал бы с удовольствием, но это только МОЕ ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ.

Последние слова полковник Христианы специально выделил.

— Но… — командир полка не выдержал и хихикнул, — Так получилось, что на данный момент, командующий фронтом генерал Рузский не в состоянии выполнять свои обязанности в связи с сильной болезнью живота…

Боевые офицеры не выдержали и тоже заржали, как кони, позволив себе в такой форме спустить накопившиеся эмоции. Отсмеявшись, полковник продолжил.

— Там наверху, что-то случилось и генерал Рузский попал в немилость, в серьезную немилость лично к императору, императрице и, что очень интересно, к вдовствующей императрице. Как он это умудрился сделать, остается загадкой, но сегодня в обед генерал Рузский личным приказом Государя Императора, минуя Ставку, что само по себе невероятно, отстранен от командования фронтом. И так, чтоб было лучше понятно, все это сопровождалось фразой, которая разошлась уже по войскам: «Этому штабному засранцу нечего делать на фронте».

Опять смешки, но уже осторожные. Все понимали, если вроде как культурный и выдержанный Император пошел на такое, значит причина должна быть очень веской, чтобы так, с позором выгнать «героя Львова», и почему-то ни у кого не было желания дальше копаться в этом деле.

— Дальше. Это передано на словах и нигде не зафиксировано документально, но тем не менее нужно отнестись максимально внимательно.

Любой интерес со стороны наших европейских союзников должен немедленно пресекаться. Журналистов, или тех, кто под них рядится, наблюдателей союзных армий, военных атташе попавших в зону боевых действий, немедленно арестовывать и передавать в контрразведку, при этом обязательно извещать о подобных фактах новоросского делегата связи.

Офицерский состав полка замер от таких новостей, все это было очень серьезно. Здесь дураков не было и многие уже начали связывать несчастные случае с наблюдателями союзников в штабах армий, но разумно посчитали, что такие соображения нужно держать при себе.

— Теперь самое главное. Так как противостоящая нам 36-й резервная дивизия практически полностью уничтожена, у нас по фронту в заслоне стоят в основном тыловые подразделения, укрепленные снятыми с соседних участков частями. Поэтому штабом принято решение наступать именно на нашем участке фронта. Но и тут все непросто — на убой нас никто бросать не будет, тем более стоит весьма серьезная задача — прорвать оборону, взять Коваль и перерезать железную дорогу. Нам для усиления придаются еще две батареи из дивизионной артиллерийской бригады и батарея дальнобойных тяжелых гаубиц новороссов. А в качестве основного ударного кулака нам придают бронетанковую роту и взвод мобильной пехоты, как они называются у них — «мотострелки». Что это, я пока плохо представляю, но, как мне сказали эти силы уже на подходе, не зря наш делегат связи куда-то пропал, скорее всего отправился встречать. Старший там — майор Васильев, с которым мы и будем решать все основные вопросы. На подготовку и начало наступления выделено очень мало времени, поэтому господа офицеры, прошу вас отправиться в свои подразделения и готовиться к выступлению. Что-том не подсказывает, нас в ближайшем будущем ожидают великие дела.

Но офицеры не успели разойтись, когда послышался рев двигателей и какой-то металлический лязг. Не прошло и пяти минут, когда в поле зрения появилась длинная колонна очень странных механизмов, явно военного назначения.

Когда они приблизились со всех сторон собрался народ с огромным интересом рассматривая диковинные машины, у которых на бортах были нарисованы такие же андреевские флаги, как и на боевых аэропланах.

Первые десять машин на гусеничном ходу выглядели очень грозно. То, что они бронированные было понятно сразу и при этом чувствовалось, что броня толстая, литая, явно способная противостоять снарядам, не то что пулям из винтовок и пулеметов. Ну и вооружение: такая же крутящаяся бронированная башня, как на боевых кораблях, внушала уважение. Теперь понятно, что подразумевалось под словосочетанием бронетанковая рота — ровно десять этих бронированных монстров. За ними в колонне шли грузовики, на прицепе которых были зачехленные орудия, явно те самые крупнокалиберные гаубицы, ну и замыкали колонну немного отличая боевые гусеничные машины, но более приземистые с башенками поменьше размером, и на них вповалку, вольготно расположились бойцы в такой же экипировке, как и известный теперь всему полку делегат связи новороссов.

Передний монстр на гусеницах остановился, не доезжая метров двадцати до штабной палатки и заглушил двигатель, что почти синхронно сделали и остальные машины, и из башни вылез и ловко спрыгнул на землю крепенький мужчина одетый в черный комбинезон, в необычном, но явно защищающем голову от ударов шлеме. Подойдя к полковнику Христиани он привычно четко отдал честь, приложив ладонь к виску и представился.

— Здравия желаю, господин полковник. Майор Васильев, командир сводной механизированной группы. Будем вместе воевать и бить германцев.

Ну и так улыбнулся, оскалом зверя, хищника, явно в предвкушении скорого боя.

«Эти новороссы кажется все какие-то ненормальные, помешанные на войне, хотя, как говорил генерал Бердяев, у них там в мире вроде прошла большая война и Новоросский корпус это остатки выживших солдат и офицеров элитных боевых частей, что ж очень похоже, очень» — про себя подумал полковник Христиани, делая шаг навстречу и протягивая руку для пожатия, ведь он видел перед собой настоящего солдата, по духу, по призванию и хотел это показать и продемонстрировать сразу, чтоб установить нормальные, если получится даже дружеские отношения с этим майором.

Дорошев стоял недалеко и внимательно, как все присутствующие офицеры полка, наблюдал за происходящим, особенно за этим майором. Все, как он это сказал, как отдавал честь и подходил к вроде как старшему по званию, как контролировал вокруг территорию, говорило о том, что перед ними настоящий боевой офицер. Как по мановению руки у него за спиной появился такой же военный в черном комбинезоне, с коротким карабином, с изогнутым магазином. О демонстративно, взяв оружие на изготовку, всем своим видом показывая, что не позволит случится любым казусам. И еще чуть позже, пройдя всю колонну, к ним подошли воины уже в пятнистой форме, в шлемах и кирасах, представившись командиром мотострелкового взвода, лейтенантом Мамонтовым и его заместителем прапорщиком Костроевым, и смотря на них со стороны было видно, что это бывалые воины и таким на дороге лучше не становится, а вот дружить с такими не просто полезно, а нужно и почетно. Причем, что интересно, они знали, какое впечатление производят на окружающих, ни в их поведении не было никакого высокомерия и зазнайства свойственного многим офицерам-дворянам, особенно из старейших гвардейских полков. Дорошеву на ум пришла мысль, от которой он весело ухмыльнулся, вызвав несколько удивленных взглядов у стоящих рядом офицеров полка.

«Интересно было бы посмотреть, как аристократики попробовали бы покрутить носом перед этими головорезами, эти точно терпеть не будут, сразу покалечат».

Ну и чтоб его не считали ненормальным и будто бы он смеялся над новороссами, он поделился мыслью со стоящим рядом командиром батальона, подполковником Симаковым, который несколько секунд обдумывал, переваривая сказанное и тоже наконец-то усмехнулся и это не укрылось от новороссов.

Четко определив источник веселья, майор Васильев повернулся, сделал шаг навстречу и подняв правую брось с кривой ничего не предвещающей хорошего усмешкой, спросил:

— Я сказал что-то веселое, капитан?

Дорошев не стушевался и спокойно смотря в глаза этому новоросскому головорезу, ответил:

— Нисколько, господин майор. Наоборот. Я просто невольно сравнил вас и расфуфыренных штабных с аксельбантами, у которых может хватить глупости вами покомандовать и попытаться указать ваше место…

Васильев удивленно поднял брови, хмыкнул и не выдержал, засмеялся.

— Капитан…

— Капитан Дорошев Алексей Иванович.

— Вы очень прозорливы, Алексей Иванович. Только вот недавно один такой из штаба генерала Шейдемана решил поиграть в большого начальника.

— И как?

— Отправился командовать взводом в сорок третью дивизию.

— Ну, значит есть справедливость под этим солнцем…

— Не всегда, но бывает, особенно если этой справедливости помогать…Кстати…

Васильев на мгновение задумался.

— А не вы ли тот Дорошев, что служил в Невском полку?

«Ого, какой интересный разговор начался»

— Именно так, господин майор, — ответил капитан, подобравшись, понимая, что начинается что-то очень интересное.

— О вас очень хорошо отзывался капитан Марченко, ваш сослуживец по Невскому полку. Он сейчас делегат связи при штабе 1-й армии и советовал, что при необходимости на вас можно всецело положиться.

— Мне лестно слышать эти слова, — ответил Дорошев, но дальше продолжать не стал, и Васильев это понял, поэтому повернулся к полковнику Христиани, который с огромным интересом наблюдал за всем происходящим.

— Господин полковник, как, по вашему мнению себя проявился вчера и сегодня капитан Дорошев?

— Выше всяких похвал.

— Хорошо. Нам нужно срочно провести инструктаж и обучение личного состава вплоть до нижних чинов и думаю привлечь к этому роту капитана Дорошева. Я вас попрошу снять их с обороны и в полном составе привести сюда.

Полковник несколько мгновений смотрел на майора-новоросса, но не став противиться быстро дал соответствующие указания.

Пока побежали вестовые, Васильев как-бы между прочим спросил, а видели ли они обращение Государя Императора к офицерам и солдатам 1-й и 2-й армий Северо-Западного фронта.

— Слышали, но не видели, — ответил за всех полковник Христиани.

— Надо посмотреть, всем, обязательно… — даже не спрашивая, а констатируя факт, проговорил майор, и обернувшись дал указание своим людям, которые вроде как стояли в сторонке, но никто не сомневался, что при любой попытке агрессии по отношению к их командиру, в живых не оставят никого.

Несколько минут и подошли человек пять новороссов с такими-же устройствами-книгами, как и у Новожилова, которые между собой называли электронными планшетами и разбив офицеров на группы по пять шесть человек, стали показывать запись обращения Государя Императора.

Дорошев сам с восхищением смотрел на небольшой экранчик размеров около десяти дюймов, на котором в цвете, при всех орденах, Государь Император Николай II, рядом с которым находились его близкие родственники, хвалил солдат и офицеров за храбрость, стойкость находчивость. Говорил много хорошего и приятного, явно намекнул о том, что он прекрасно знает о нечистоплотности союзников и, к всеобщему изумлению выделил несколько частей, которые отличились здесь, на фронте, и в частности выразил благодарность офицерам и солдатам 199-го Кронштадтского полка и его командиру полковнику Христиани. Это было невероятно. Прошло несколько часов, а Император знает, в курсе и все делает как должен поступать истинный правитель великой страны.

По просьбе офицеров, видеообращение было повторено несколько раз и только прибытие солдат роты капитана Дорошева, прервало уже в который раз просмотр невероятной по содержанию и качеству записи.

Потом был инструктаж. Васильев в это время общался с полковником Христиани, обсуждая все основные нюансы наступательных действий, а офицеры новороссы, рассказывали, что такое танки, как они воюют, от чего защищают и как должны взаимодействовать с пехотой, причем так, что помогать и прикрывать друг друга. Интересно рассказывали про так называемый танковый десант, и, взяв шестерых солдат и поручика, рассадили их на броне, причем указав как держаться за специальные приваренные скобы несколько раз отрепетировали, как быстро забираться, как стучать по броне, привлекая внимание, как спрыгивать, то есть десантироваться, если по танку стреляют пулеметы и пушки или если нужно вступить в бой. Особое внимание уделяли боевым порядкам и штурму окопов и тут как раз потребовали, чтоб со всей дивизии собрали все имеющиеся в наличии ручные гранаты. И тут же, силами своих мотострелков, на полуразрушенном германском окопе, показали, как надо идти за танками, как штурмовать, какзакидывать окопы гранатами.

При этом было поставлено жесткое условие — кидать гранаты должны самые опытные и подготовленные солдаты, которых должны будут отобрать командиры взводов, аргументируя тем, что неопытный солдат легко может подорвать и себя и товарищей.

Еще одной очень необычной рекомендацией было дополнительно вооружить солдат и офицеров, кто будет штурмовать окопы и укрепления саперными лопатками, топорами и на крайний случай, трофейными германскими штыками. Пояснение — в узких окопах и комнатах трудно драться длинными винтовками с еще пристегнутыми штуками, солдат становится неповоротливым и вот тут как раз очень пригодятся лопатки, топоры, трофейные штыки.

Рассказывали, показывали, поясняли, потом брали солдат и уже их гоняли, причем все делалось спокойно, вдумчиво и, если можно так сказать, системно. И все, и офицеры, унтер-офицеры, простые солдаты слушали очень внимательно, осознавая, что за всей этой наукой стоит огромный боевой опыт новороссов, и все что сейчас поясняли, выглядело как божественное откровение. Но откровение, направленное на победу и, что главное, на спасение в бою жизней русских воинов.

Основное аргумент, который воспринимали все, без разбора, был простой, но очень эффективный. Вперед снова вышел Васильев и четко, громко, с жесткостью в голосе вещал.

— Либо вы воюете с танками, как мы сказали и побеждаете, либо претесь голой грудью ровным строем на пулеметы и к германским окопам живыми в лучшем случае дойдут только один из десяти. Ну а там вас тевтоны просто на штыки поднимут и все. Весь полк будет лежать в поле, сами сегодня видели, как немцев пулеметы косили. Учитесь думать головой, включайте смекалку. Вы ж хотите домой живыми вернуться к вашим жинкам?

Потом, отойдя в поле, используя два танка, провели еще репетицию, ну и приучали солдат к броне, перекатав практически всех в роли десанта.

Дорошев как кадровый офицер был просто поражен тщательностью проработки тактики, впрочем, в таком же состоянии были и остальные офицеры полка, стоящие рядом и впитывающие боевой опыт новороссов. И фраза «вернуться живыми домой к женам» прочно засела у всех в голове.

Но всему хорошему и интересному приходит конец — нужно было наступать. Но и тут новороссы отличились. Перед выступлением на рубеж атаки, снова построили роту капитана Дорошева и заставили всех снять шинели.

После чего из подъехавшего грузовика стали сгружать стальные зеленые шлемы и жилетки, чем-то напоминающие те кирасы, что носят все пятнистые солдаты-новороссы.

В реальности это были советские шлемы СШ-40 и простые бронежилеты 2-го и 3-го класса, которые в мире будущего использовали ЧОПовцы, дополнительно укомплектованы КАПами.

И тут пояснение было короткое, опять громким голосом.

— Стальная каска-шлем. Защитит от ударов по голове и от шрапнели, которая в основном и прилетает в голову. Далее, легкие бронежилеты. Конечно от винтовочной и пулеметной пули не защитят, но штыком не проткнешь, пуля из пистолета ударит больно, но не пробьет, и главное, защитит от осколков снарядов. Какая-никакая, но защита. Надеюсь это многим из вас спасет жизнь.

Как все это надевать, Васильев тут же продемонстрировал на командире роты, капитане Дорошеве.

Мотострелки и танкисты новороссов быстро распределились по солдатам и уже помогали им подгонять снаряжение. Прошло не более двадцати минут, а рота разительно изменилась, превратившись в какую-то былинную дружину витязей.

Капитан Дорошев, после общего построения, стоял напротив шеренги своих солдат и с какой-то затаенной гордостью осматривал свое воинство из-под тяжеленькой каски, которая заменила привычную офицерскую фуражку.

Ловя на себе взгляды остальных офицеров, он дождался кивка от полковника Христиани, дал команду и строй обновленных русских воинов двинулся к рубежу атаки.

Полковник шел с ними, причем пользуясь своим положением, немного подсуетился и тоже был облачен в новоросский бронежилет и стальную каску.

Наступление началось на час позже, чем рассчитывало командование НЭК, и майор Васильев имел на этот счет неприятный разговор с генералом Оргуловым, но танкист все четко объяснил, аргументируя необходимостью хоть как-то потренировать штурмовиков взаимодействию с танками.

Подразделения вышли на исходные позиции около шести часов и до начала сумерек оставалось совсем немного времени да похолодало основательно. Германцы явно услышали шум танковых двигателей и очень сильно заволновались, прекрасно понимая, что им это ничем хорошим не светит.

Началась артиллерийская подготовка, но в основном дивизионными легкими пушками, и над окопами противника периодически стали появлялись облачка выстрелов шрапнели и вспышки взрывов немногочисленных осколочных снарядов. Прошло несколько минут и в ответ начали огрызаться германские пушки и тут, разведав все позиции с какого-то летающего устройства, которое новороссы называют беспилотник, наконец-то открыла огонь гаубичная батарея, быстро и жестко подавившая всю германскую артиллерию на этом участке фронта.

Взревев двигателями танки, почти синхронно двинулись вперед сначала на небольшой скорости, но все больше и больше набирая темп, стараясь проскочить участок поля, который могли простреливать пушки немцев.

Рота Дорошева, как было договорено, бежала следом, поддерживая дистанцию около ста метров. Танки периодически останавливались и громко грохали своими пушками, уничтожая германские пулеметы, самую главную опасность для русской пехоты. Вокруг танков начали вставать огромные султаны взрывов крупного калибра, но продолжалось недолго, быстро найдя ожившую батарею, новороссы ее оперативно подавили и продолжили свою работу по подавлению первой линии обороны.

Дорошев с солдатами догнали бронированные машины, пробежав все поле, когда те, не дойдя до немецких окопов, стали маневрировать, поливая из пулеметов брустверы, не давая германцам хоть как-то вылезти и оказать сопротивление. Спрятавшись от огня противника за танками, солдаты Дорошева, уже давно разбитые на группы, как учили, стали закидывать окопы гранатами и когда там все заволокло дымом с криками ринулись в атаку.

Дальше все опять слилось в какой-то калейдоскоп событий. Вот они дерутся в окопах с полуоглушенными немцами, вот какой-то офицер стреляет в него и получит мощный удар в грудь капитан падает, но тут же поднимается и наблюдает, как немца его солдаты поднимают на штыки. Вот они прорвались на вторую линию обороны, но наткнулись на несколько пулеметов, которые лупили так, что любое продвижение без потерь не было бы возможно, тут же в воздух взлетают две ракеты — красная и синяя, призывая в помощь танки Васильва. Несколько минут и бронированные монстры, преодолев окопы заходят с фланга и методично расстреливают немцев из пушек, снова открывая путь.

Капитан Дорошев наконец-то пришел в себя, когда вся оборона была прорвана и танки замерли недалеко от небольшого польского хутора, где хозяйский дом был разрушен прямым попаданием танкового снаряда — немцам хватило ума на чердаке поставить пулемет и там же засел их артиллерийский корректировщик, доставивший немало проблем. Как раз из-за него два танка были повреждены. У одного сбили гусеницу и к утру уже отремонтировать, но вот второй загорелся, и танкисты с трудом успели вытащить раненного товарища, прежде чем взорвался боекомплект.

За спиной у них осталось несколько линий обороны, разгромленный штаб дивизии и захваченный обоз. Как оказалось, германцы быстро сориентировались и для укрепления практически прорванного фронта перебросили чуть ли не из-под Бреста 1-ю резервную дивизию. Правда на марше ее очень сильно потрепали аэропланы новороссов, но то что дошло до фронта, тоже представляло серьезную силу, причем с соседних участков сюда перебрасывали чуть ли не отдельные роты, стараясь хоть как-то удержать ситуацию под контролем.

Наступила глубокая ночь и несмотря на дикую усталость, Дорошев должен был позаботиться о своих людях и подвести итоги боя.

Тут как раз подошел усталый полковник Христиани, который вел части второго эшелона, окончательно захватывая позиции и додавливая оставшиеся точки сопротивления.

Сев рядом на бревно, на котором уже несколько минут сидел Дорошев, полковник снял каску, положив ее рядом с собой на землю, тяжело вздохну.

— Ну как вы, Алексей Модестович?

Дорошев повернул голову и в свете догорающего сарая, посмотрел на полковника и усмехнулся.

— Тяжелый день, господин полковник, никогда так не воевал и никогда так не уставал.

— Да тут вы правы. Молодцы и вы, и мы, ну и огромное спасибо новороссам за их поддержку и знания. Вот смотрите…

Он поднял свою каску и показал глубокую вмятину.

— Крупный осколок. Так дал, что голова до сих пор гудит, а не было бы этого шлема, не мог бы я тогда с вами тут беседовать.

— Да, тут вы правы. И что самое интересное, все их советы, все рекомендации имели смысл. Мы это изначально понимали, а теперь ощутили на себе. Вы понимаете, через какой бой прошла моя рота и какие потери должны были бы быть действуй мы по старинке без новоросских танков?

А так всего двенадцать убитых и тридцать шесть раненных из них тринадцать тяжело. При таком бое такие потери — это просто фантастика. Причем убитые в основном молодняк, чаще всего по глупости. Нам бы пару недель так потренироваться да с поддержкой новороссов мы б такую армию получили бы. Эти каски, бронежилеты. Даже саперные лопатки себя оправдали, когда там возле фольварка в рукопашную с баварцами сошлись.

— Да, на пришельцев нам остается только молиться.

Мысль, которая уже не давала покоя, наконец сформировалась и наверно из-за того, что сильно устал Дорошев сказал.

— Да никакие они не пришельцы.

Полковник Христиани просто опешил от такого заявления.

— Как так?

Дорошев понял, что сказал лишнее, но и отступать уже не было возможности.

— Скажите, господин полковник, вы же много разговаривали с этим сержантом Новожиловым.

— Достаточно. А вас что собственно интересует.

— А что он говорил или намекал про возможное развитие ситуации.

— Ну тут он был очень пессимистично настроен. Что вроде война будет высасывать соки, в полях погибнет очень много мужского населения, будут все предпосылки для голода. На деньги союзников всякие революционеры как в 1905-м раскачают ситуацию и возможно устроят Большую Смуту.

— И я это слышал, только в другом изложении, но очень похоже.

— И как это объясняет ваше заявление про то что они совсем не пришельцы?

— Хорошо. Ну вот смотрите, чисто гипотетически, что мы с британцем в одном строю воюем против француза. Гипотетически. Скажите, британец будет идти в атаку на француза с криком «За сожженную Москву!»?

— Никогда. Плевать они хотели.

— Вот. А теперь представьте, что когда мы утром пошли в атаку, этот сержант Новожилов закричал «За концлагеря и за Танненберг!» и бросив все просто с дикой ненавистью пошел на германцев в атаку и пока его не вытащили келлеровцы, он многих пострелял из своего карабина.

— Ничего не понимая. Ну мы — понятно. Отомстить за Танненберг дело чести, но новороссам… А концлагеря?

— В газетах появились публикации что немцы очень плохо обращаются с нашими пленными, держат их в концлагерях и подвергают пыткам, унижению и казням.

— Да, серьезно. Но вы говорите для новоросса это было как будто личное дело?

— Именно.

— И какой вывод вы сделали, а то у меня, после того как за день два раза ударило по голове, что-то мысли путаются.

— Хорошо. Они не пришельцы, они наши потомки. Потомки из будущего.

— Вот как, — удивленно вскинулся полковник, — очень интересная гипотеза.

— Ну а вы подумайте, сложите факты и если предположить, что они действительно из будущего и естественно знают будущее, то все эти разговоры про проигрыш в войне, голод, Великую Смуту про настоятельные рекомендации выйти из войны, все это наставления потомков, которые прекрасно знают, что где и когда произойдет. Разве нынешнее сражение вас не убедило? Какие силы были собраны только против нашего полка? Выдержали бы? Нет. А тут приходят новороссы, как бы случайно, а реально в самый нужный момент наносят такой удар, что тевтоны в страхе разбегаются. А представьте, что нет новороссов, что тогда? Прорыв фронта, отход, еще одно возможное окружение, как тогда в Восточной Пруссии. Они вмешались ровно тогда, когда нужно было, ни раньше, ни позже.

— Впечатляет, впечатляет. А вы знаете, очень похоже на правду и тогда многие оговорки и недосказанности новороссов становятся понятными. И вот еще…

Полковник поднял свой помятый шлем и при свете огня показал Дорошеву небольшую надпись внутри шлема.

— Так бы не заметил, но видите теснение «Произведено 1940год».

— Вот как. Еще одно доказательство. А вы же слышали, что на Черном море произошло?

— Турки полезли и получили по сопатке?

— Ну официально — да, а так я интересовался более подробно и получается, везде, где турки приплывали к фактически беззащитным городам их как бы случайно везде ждали и давали так, что они до сих пор не могут кровь оттереть. Представьте — случайно в Феодосию заходит бронепалубный крейсер, высылает парламентеров с ультиматумом, что сейчас начнут уничтожать город и тут крейсер сам по себе взрывается, к нему подскакивает маленький эсминец, высаживает абордажную команду и все, на корабле андреевские флаги. И так везде. Одесса, там Келлер со своими головорезами, Севастополь, там появляется капитан первого ранга Колчак, один из лучших минером Балтийского флота, Феодосия, Новороссийск, Керченский пролив. Везде все случайно, но Османская империя сразу теряет шесть кораблей, а у нас вообще без потерь, вам ничего не напоминает?

— Ну, допустим убедили. Что дальше?

И тут из-за спины раздался голос, принадлежащий майору Васильеву, который незаметно подошел несколько минут слушал. Теперь он вышел из тени, без разрешения сел рядом на то же бревно и устало вздохнул.

Дорошев усмехнулся.

— Ну что ТОВАРИЩ майор, что дальше?

— Будем воевать, бить немца. Сейчас разгромим всю 9-ю армию, потом слетаем в Берлин и сбросим пару бомб прямо в огород кайзера, ну и назначим ему переговоры на наших условиях.

— И каковы условия? Это так просто интерес.

— Условия? Пусть оставит Россию в покое, вывезет всех проплаченных революционеров, пусть воюет с французами, потом переправляется через Ла-Манш и уничтожает британцев, мы даже поможем, но на любой косой жадный взгляд на восток он будет получать по морде без разговоров.

Полковник аж крякнул от удовольствия, а Дорошев согласно кивнул головой.

— Ну а то что мы обсуждали про будущее?

— Еще хуже. Французская революция с ее чистками и казнями покажется детской игрой по сравнение с тем, что будет происходить в России. Гражданская война, приход к власти революционеров, которые сразу забудут про свои обещания народу и сначала вырежут дворянство, потом духовенство, потом средний класс и затем начнут резать друг друга, параллельно обдирая крестьян — жрать то что-то надо. Ну а крестьянские бунты будут подавляться танками, самолетами, пушками.

И тут Дорошев задал тот вопрос, который его волновал больше всего.

— А царская семья?

— Вырезали. В восемнадцатом году в подвале купца Ипатьева в Екатеринбурге. Император с женой, сыном и со всеми дочками.

Все замолчали, переваривая полученную информацию, а Васильев делал то, что от него требовал штаб — занимался вербовкой сторонников среди среднего офицерского звена, именно то, что любили в нашем времени делать пиндосы. Генералов не трогали, а вот полковников скупали тоннами, а когда генералы ушли и на их места сели бывшие полковники, на которых были горы компромата, пиндосы получали абсолютную власть.

Дорошев опять спросил.

— Император знает?

— Первая узнала Мария Федоровна. Генерал Келлер — монархист. Он до последнего момента дрался на царя, даже когда генералы и политики заставили его отречься. Сейчас знает и император, и императрица.

Теперь голос подал полковник Христиани.

— А Рузский чем не угодил что его так вот… «штабной засранец». Он все-таки боевой офицер.

— Рузский один из тех генералов, кто, угрожая расправой с семьей, заставил в семнадцатом Николая II отречься от престола, что потом и послужило спусковым механизмом для начала смуты.

На этом разговор был закончен, и Васильев порывисто встал.

— Господа, завтра трудный день и, надеюсь на вашу честность и порядочность, что нынешний разговор останется между нами. Все-таки на кону стоит судьба нашей с вами родины и миллионы жизней русских людей.

После того как Васильев ушел, они долго молчали, пока Христиани не спросил.

— Вы ему верите?

— Главное они в этом абсолютно уверены, причем все, поголовно. И они уничтожат любого, кто встанет у них на пути. А хотят они вытащить Россию из кровавой мясорубки чужой войны и спасти много невинных жизней. Вам не кажется, господин полковник, что спасать жизни и служить Родине это именно то, что мы обещали, когда давали присягу.

— И я так думаю, господин капитан. Как я понял посыл этого майора, нам предлагают делать то что мы делаем. Я думаю, пока нас не заставят предать и поступиться честью нам с новороссами по дороге. И пока, в отличии от тех же союзников, их слова не расходятся с их делом, а это главное. И если они реальные потомки, как можно идти против своих детей, а детям против родителей?

Глава 11

Глава 4

19 февраля 1942 года

«Реальность 2»

После тяжелого насыщенного встречами, совещаниями и выслушиванием докладов дня, Сталин, в сопровождении усиленной охраны отправился на свою Ближнюю дачу в Кунцево, где на ужин ожидался приезд Берии, начальника Генерального Штаба Шапошникова и Молотова. Сейчас любые его передвижения вне охраняемых объектов сопровождались не только усиленной охраной, но и дежурным ударным вертолетом потомков. Да и висящие в воздухе несколько истребителей и готовое к вылету звено штурмовиков ИЛ-2, дополняли картину. Сейчас, именно в пиковый момент существования Советского государства уничтожение высшего руководства было одним и самых логичных и обоснованных шагов противника. Обычно после такой акции начинается поиск преемника, дележка власти ну и конечно перманентный внутренний конфликт, на разжигании которого англосаксы набили руку за многие века.

Сегодняшний поздний вечер Сталин хотел посвятить обсуждению военных вопросов в свете резко изменившейся обстановки на фронтах, и подготовке практически всего западного мира к глобальному вторжению в СССР. После недавнего памятного заседания ГКО, где впервые в своем истинном обличье, если можно так выразиться, участвовал Странник, он же новоиспеченный генерал-майор Оргулов, прошло два дня. За это время специалисты СССР и привлеченные специалисты из будущего по ракетной технике, астрономы, баллистики, ученые ВВС прорабатывали вопросы применения орбитальных бомбардировок против крупных масс войск противника. Играли большую роль вопросы точности, эффективности поражающих факторов, ну и конечно возможные способы противодействия такого рода ударам со стороны ПВО противника. Все это он в сокращенной форме и так уже слышал от Оргулова на совещании ГКО, но Сталину все еще не хватало информации, чтобы принять окончательное решение.

Ставки в Большой Игре и так были очень высоки даже до появления Странника, а сейчас и вовсе подскочили до небес. Из-за постоянных утечек информации уже фактически главы всех крупных держав были в той или иной степени информированы о том, кто играет на стороне Сталина. И, что немаловажно, были в курсе, что в мире будущего прошла глобальная война, в которой фактически, выжили только русские, причем на контакт с правительством СССР вышли именно профессиональные военные, не склонные к политическим дискуссиям. Тот мир разрушен, ресурсов для ведения полномасштабной войны и для помощи Советскому Союзу нет, но точечные ощутимые удары потомки коммунистов могут наносить вполне умело и эффективно. И, сейчас, началась новая гонка за, так называемым, «наследием потомков» и главная интрига состояла в том, кто это наследие первый сумеет использовать максимально эффективно в общемировой бойне, под названием Вторая Мировая война. Пока тут СССР был вне конкуренции, и это разозлило практически всех мировых игроков. Запросики, запросы, просьбы поделиться шли огромным потоком как по дипломатическим, так и по каналам военной разведки. Характер взаимоотношений руководства Советского Союза с пришельцами из будущего для многих оставался тайной за семью печатями. Но после того как символ фашисткой Германии, Рейхстаг был образцово-показательно уничтожен стратегическими бомбардировщиками из будущего, причем после по развалинам, где копошились спасатели и пожарные, был нанесен еще один демонстративно-контрольный бомбовый удар, всем стало понятно, что новая сила вышла из тени и открыто ввязалась в конфликт на стороне СССР.

Теперь перед Сталиным стоял вопрос в том: либо принять меры и смягчить первичный удар, начав переговоры и передачу «вроде как» союзникам каких-то крох технологий из будущего, тянуть время во всякого рода переговорах, согласованиях и в наблюдении попыток через его голову пролезть к Страннику, либо идти на прямую конфронтацию без переговоров. Решение о переговорах значило, что Оргулова придется выводить на первый план, и он, бывший простой капитан, станет одной из сторон мировой политики. Западу очень выгодно разделить СССР и пришельцев из будущего даже на таком, юридическом уровне и работать с каждым в отдельности, мастерски играя на противоречиях. А как поведет себя Странник, который, как простой боевик, склонен к прямолинейным силовым решениям, при контакте с мировой дипломатической элитой, можно только гадать. Для работы с пришельцами из будущего точно будут задействованы лучшие ресурсы запада. Да и в окружении Странника Сталин не был до конца уверен, слишком уж там собралась разношерстная компания. Многие потомки как то не сильно пылают любовью к советской власти, сказываются многие годы дискредитации памяти Советского Союза и активное переписывание истории предателями в угоду западу. И, к сожалению, были зафиксированы попытки некоторых лиц выйти на контакт и с американцами и с англичанами и даже с немцами.

При этом уже слишком много выходцев из будущего засветились и в тылу и на фронте. И тут совершенно невозможно спрогнозировать какие знания, какие технологии могут утечь к противнику и что уже утекло. Но этими знаниями нужно еще суметь воспользоваться, так сказать, реализовать данные, а это время и много кропотливой работы и главное затрат. А все основные игроки, так или иначе, уже ввязались в Большую Войну и несут колоссальные убытки.

Во втором случае, с немедленным силовым противостоянием, можно раз и навсегда показать всему миру, что с СССР не стоит даже пытаться разговаривать с позиции силы. Да и первый вариант с переговорами тоже рано или поздно все равно выльется в глобальный конфликт, ведь все прекрасно понимают, что стратегические технологии Сталин потенциальным противникам передавать не собирается. Поэтому вариант глобального конфликта, к сожалению, был наиболее вероятен, различались только сроки, соотношение сил, и готовность к войне противоборствующих сторон. За немедленный конфликт говорило то, что ни США, ни Англия не были совершенно готовы к глобальному конфликту с СССР, учитывая то, что крупные войсковые соединения «союзников» просто увязли на Тихом океане в конфликте с Японией, да и в Африке тоже было задействовано немало сил. И Япония после информационных вбросов со стороны СССР выходить из войны не собиралась. Особенно после того, как по подсказке русских они не упустили из ловушки Перл-Харбора американские авианосцы. Ну и кинохроника, показанная японской делегации, тайно доставленной в Москву, уничтожения Хиросимы и Нагасаки ядерным оружием, пожара в Токио в марте 1945 года, так сказать повтор бомбардировки Дрездена, произвели неизгладимое впечатление. А вскользь брошенная фраза, что мы это можем вытворить в любой момент и даже более того, но не будем делать, пока нас не загонят в угол, была услышана, зафиксирована и принята к сведению.

Еще один момент — промышленное производство и в Англии, и в США в процессе перехода на военные рельсы и еще не показывает таких темпов и таких объемов, как это было в 1944-45-х годах в мире Странника. Но и Советский Союз обескровлен громадными потерями начального этапа войны, промышленность либо разрушена, либо в процессе эвакуации за Урал.

Еще один фактор — в армиях новой Антанты еще не произошло того качественного перевооружения, прошедшего после осмысления и переработки опыта массовых боевых столкновений первого периода Второй Мировой войны. Бронетанковая техника, стрелковое вооружение, противотанковые средства, авиация и тактика применения всего этого — все было на начальном уровне. Тех обученных, укомплектованных армий, имеющих боевой опыт, которые громили потрепанный Вермахт и японцев, не существовало и в помине. Сейчас это были заготовки, где офицерский состав мирного времени еще не был выбит и на руководящие должности не были выдвинуты выжившие в кровавых сражениях, опытные инициативные командиры. Они не шли ни в какое сравнение с нынешней Красной Армией, которая уже очистилась от наносов мирного времени, получила огромные опыт в боевых действиях против Вермахта и активно проходила переобучение и перевооружение на основании данных из будущего. Генералитет перетасован, лучшие и талантливые выдвинуты на командные должности, болтуны, мясники, карьеристы убраны подальше. Еще год и у СССР будет такая армия, что никто даже пикнуть не сможет. Ну а с техникой и знаниями потомков это будет непобедимая сила.

Капиталисты это просчитали и вынуждены были начать экспансию в таких невыгодных для них условиях.

Анализ ситуации, на основании которого он пришел к таким выводам, ему был предоставлен и специалистами Генштаба РККА, внешней разведки НКВД, ну конечно постарались и потомки, предоставив более развернутый и точный доклад.

Да, по данным разведки, сепаратные переговоры с Германией практически завершены и фактически по всем фронтам установилось затишье — все ждут, разъяснения, куда повернуть оружие и команды атаковать.

Он пока колебался, и не мог принять окончательное решение, и это не давало ему покоя. Слишком много нюансов, которые было необходимо учесть. Ну и конечно нужно было учесть то, что еще могут предоставить потомки.

Поэтому на завтра, на вечер он пригласил к себе снова Странника, и именно сегодня для себя хотел уточнить некоторые технические нюансы. Что бы с ним окончательно обсудить принятое решение и уже планировать основные мероприятия. Да и сам факт развития космической программы в его мире, очень интриговал, слишком много новых возможностей открывал такой прорыв.

Теперь ему нужны были цифры, трезвые расчеты специалистов. Гадать, надеяться на «авось», принимать решения на основании эмоций, поставив все на карту, как это в свое время сделал Гитлер, решившись напасть на СССР — это не для него.

После сытного очень позднего ужина в Большой столовой собравшиеся, сложив пустые тарелки на отдельный столик (прислуги на даче не было), перешли в рабочую комнату Сталина, соседствующую с его кабинетом.

Привычно отделанные дубовыми панелями стены, создавали определенную теплую атмосферу, и чуть приглушенный свет, добавляли к общей обстановке некий элемент домашнего уюта, в некоторой степени настраивающего на доверительную беседу.

«Тайная вечеря», — как-то отстраненно и недобро усмехнулся про себя хозяин кабинета, имеющий духовно-семинарское образование, и тут же сердце неприятно кольнула предательская мысль: «интересно, а кто подходит на роль Иуды?». Но здесь собрались люди, которые были проверены и перепроверены и лично им и, что немаловажно, историей. Но эту усмешку увидели все гости, привыкшие влет ловить настроение Хозяина и это не добавило положительных эмоций.

Рассевшись за покрытым белой скатертью столом, ждали некоторое время, пока Хозяин раскурит трубку, что говорило об определенной степени его волнения. Да и сам ужин прошел как-то скомкано, без обычно привычных каверзных вопросов, сейчас все больше отмалчивались, прекрасно понимая всю степень важности и ответственности данной вечерней встречи.

Сделав несколько затяжек и выпустив клубы дыма, Сталин наконец-то прервал молчание, обращаясь к Молотову

— Вячеслав… сиди-сиди, нам предстоит серьезный разговор и сейчас не до чинопочитания. Ты в последнее время активно общаешься с дипломатами по теме Странника. Я знаю, что многие начали требовать ознакомить их с «наследием потомков» и требуют встречи со Странником. Меня интересует твое личное мнение об их реальном настроении, насколько они серьезно настроены и что сообщают по линии НКИДа по этим вопросам твои доверенные люди.

— Да, Иосиф Виссарионович. Практически по всем дипломатическим каналам началось беспрецедентное давление. Все говорит о спланированной и хорошо скоординированной акции. Где-то сильнее и агрессивнее, где-то мягче и спокойнее.

— Кто сильнее всего давит?

— Англичане и американцы. В один голос требуют их допустить к переговорам с пришельцами из будущего. Они предлагаютсоздание международной комиссии под эгидой Лиги Наций, отражающей все мировое сообщество, которая будет жестко контролировать вброс технологий и информации из будущего и вести торговлю на пропорциональной основе. Как я понял по докладу моего сотрудника из Вашингтона, имевшего неофициальный контакт с человеком из администрации Рузвельта, на них оказывается беспрецедентное давление со стороны финансово-промышленного лобби. Такая же картина и по Великобритании. Им нужна война, они слишком много вложили в военное производство. Появление нового игрока с новыми технологиями всем поломало планы. Те люди, кто стоит за Рузвельтом, требуют допустить их представителей к переговорам с пришельцами из будущего и конечно в комиссию пораспределению технологий. Они в курсе, что мир будущего разрушен, и Странник, представляющий интересы маленькой кучки выживших, не в состоянии предоставить достаточные ресурсы, чтобы помочь победить СССР в глобальном конфликте против всего мира. Почему-то предполагается, что оружие на основании делении ядер практически полностью израсходовано и естественно не может быть использовано, так как пришельцы начали глобальное переселение и не заинтересованы в уничтожении и этого мира.

Да, еще, они в курсе, что у нас был секретная встреча с японской делегацией, на которой были переданы некоторые данные, которые существенно помогли Японии в войне на Тихом океане, и это расценивает как враждебный акт по отношению к союзнику по антигитлеровской коалиции.

Сталин зло усмехнулся и прокомментировал услышанное:

— Война Германии и Советского Союза слишком быстро закончилась, при этом немцы фактически сохранили весь военный свой потенциал. Как мне кажется, на западе остро стоит вопрос, в необходимости продолжения войны, но тогда бить будут не русских, как было задумано изначально, а могут развернуться и обрушиться на англосаксов, что им не сильно то и нравится. Они думали, что будут сидеть за Атлантической Лужей и зарабатывать деньги, продавая оружие, горючее, снаряжение обоим сторонам, а тут вмешались потомки.

Сталин выдержал небольшую паузу, сделал пометку карандашом в небольшой записной книжке и продолжил, спросив с определенной долей подозрения.

— И кто у нас, получается, более хитрый и более мягкий?

Сидящий рядом Берия не выдержал и хмыкнул, подав голос:

— Со стороны, Коба, выглядит как злой и добрый полицейский. Такое впечатление, что нас усиленно подталкивают к мягкому варианту переговоров.

Молотов закивал головой.

— Очень похоже, очень. И у меня создалось такое мнение. Фактически нас с разных сторон осторожно подталкивают к более мягкому варианту, и на дипломатическом поле для этого задействованы очень серьезные силы. Запад прекрасно осознает, что после того как мы сумели отбить Германское наступление, и, пока даже в ограниченном объеме, получили военно-техническую помощь из будущего, давить на нас с позиции силы просто неразумно. Они решили реализовать долгосрочный сценарий, но и крайний, силовой я бы не сбрасывал со счетов.

— И куда нас мягко подталкивают?

— Ватикан.

Берия, который по роду службы и тоже был в курсе, даже бровью не повел, а вот Сталин опять невесело усмехнулся.

— Они фактически предлагают, чтоб под эгидой Ватикана, как организации имеющей многовековую историю и определенный авторитет в мире, создать комиссию по контактам с пришельцами из будущего, сам факт появления которых, является нечто большим, чем просто техническим прорывом. Поэтому тут и лезут церковники, за спинами которых маячат иезуиты.

— Твое мнение, Вячеслав?

— Они очень боятся, что некие тайны, хранящиеся веками в подвалах Собора Святого Петра, известны потомкам и могут всплыть в нашем мире, что существенно подорвет авторитет римско-католической церкви. Видимо к ним что-то такое просочилось от потомков, вот они и задергались, пытаясь подстраховаться. Хотя и это тоже похоже на дымовую завесу, так сказать на очередной уровень прикрытия.

Сталин хмыкнул. Как любой правитель с нормально развитым чувством самосохранения он в той или иной мере пытался разглядеть заговоры, а тут фактически открытым текстом было сказано про глобальный заговор.

— И кто за всем этим стоит, выяснить не удалось, Вячеслав, по твоим каналам?

— У меня не так много возможностей, но на различных уровнях, где нам хоть что-то удалось узнать, видны следы финансово-промышленного лобби действующего в связке с церковниками.

Молотов замолчал, давая возможность хозяину кабинета осмыслить сказанное и после небольшой паузы, все-таки осмелился выдать свое мнение.

— Вроде как все ясно и понятно. Есть явные враги, есть кукловоды, есть причины, есть следствия, но на фоне того что до нас довел Странник, как-то ощущается какая-то неполнота картины. Все, что удалось узнать, основные факты, аналитические выводы в представленном докладе.

И Молотов осторожно положил перед Сталиным папку. Хозяин кабинета опять хмыкнул, прекрасно понимая, куда клонит Молотов в своих выводах, повернул голову к Берии.

— Ну а ты что скажешь, Лаврентий?

Берия наконец-то позволил себе чуть-чуть усмехнуться, так сказать показать какие-либо эмоции. Как бы то ни было, но проект «Странник» изначально находился под контролем НКВД и все потоки информации из будущего проходили через его руки. Поэтому уровень информированности и соответственно способность делать более полные всеобъемлющие выводы, были, в данный момент, были прерогативой Берии, в отличие от Молотова, который в данной ситуации, мог опираться только на то, что ему позволил знать Хозяин.

Берия чуть кашлянул и заговорил спокойным голосом.

— По нашим основным каналам идет аналогичная информация, подтверждающая ту картину, что представил Вячеслав. Почти один в один, за мелкими различиями, связанными с информированностью источников и искажением данных при их классификации и анализе. По другим каналам, альтернативным, либо ничего, либо идет противоречивая информация с низким уровнем достоверности. Если предположить, согласно анализа Странника, наличие некого мощного влиятельного кукловода, который стоит и за Ватиканом и за финансово-промышленными кругами запада, то можно сделать вывод что большинство наших каналов получения информации и по линии НКИД и по линии разведки, находятся под полным или под частичным контролем противника. И мы видим именно ту картинку, которую нам хотят показать…

Сталин с прищуром смотрел на Берию, прекрасно понимая, куда тот клонит.

— И учитывая глобальность, масштабность, скоординированность операции, проводимой на нескольких уровнях и в различных регионах, можно судить о беспрецедентном трансгосударственном уровне влияния наших противников.

— Ты думаешь, Лаврентий, это те самые «старые деньги» про которые говорил Странник?

— Очень похоже. Если знаешь что искать, то можно при определенном желании и везении найти, — и в первый раз в голосе Берии послышались нотки азарта и это услышали все в этой комнате.

— Ты что-то накопал?

— Да. С техническими возможностями потомков нам все-таки удалось кое-что найти. Короткий разговор между представителями двух крупных банкирских домов, где они полунамеками обсуждали распоряжения, полученные от некоторых «координаторов». Судя по нюансам, тону и недосказанностям, им вообще запрещено в какой-либо форме обсуждать, упоминать данных «координаторов». Уровень стратегической секретности — высочайший. Если предположить реальность наличия данных «координаторов», которые имеют настоящую власть над финансовыми потоками по всему миру, то их основное оружие это секретность. Про них никто ничего не знает, все следы в исторических документах подчищены. Они прямо не действуют, у них для этого есть различного рода инструменты, в виде тех же банкирских династий, которых в случае провала можно и выдать за «настоящих кукловодов». Даже в мире Странника наличие таких глобальных кукловодов было на уровне слухов и предположений и то исходя из высокого уровня развития информационных технологий, где возможность анализировать любую информацию, даже разрозненную, существенно проще. Но тут, исходя из необычности ситуации, они прокололись, и вынуждены были непосредственно вмешаться в ход исторического процесса.

— Ты думаешь, эти самые «координаторы» и есть наши истинные противники?

— Думаю, что нет. Скорее всего, это очередная защитная прослойка, очередные слуги, управленцы, только рангом повыше. А настоящие властители… помните как у Ильфа и Петрова, секретный миллионер Корейка сидел и пил дешевое пиво. Так же и здесь — это может быть кто угодно. Простой дедушка, кормящий голубей в парке и воспитывающий внуков, которого ничего не связывает с мощнейшими финансистами. Ну а реально в руках этого дедушки божьего одуванчика находятся настоящие рычаги управления Западным миром.

— Почему именно западного?

— Как ни странно, но по мнению как наших аналитиков, так и специалистов из будущего, позиции «кукловодов» на Востоке и тем более в той же Японии существенно слабее. Поэтому и был сделан вывод что «кукловодам» более близок западный вектор развития человеческой цивилизации.

— Какие-то предположения об истинной сущности этих кукловодов есть?

— Ну есть несколько версий. Такой уровень власти на пустом месте не появляется, а, как правило, связан с крупным многовековым капиталом, который преумножался. Менялись только вывески и лица слуг, кто вращался от имени кукловодом на финансово-политическом поле. Совместно с потомками, мы начали анализировать историю в первую очередь церковных орденов и там везде есть интересные обстоятельства, говорящие о том, что все это не самоорганизация, а некая инициатива сверху. Подбор людей, финансирование, идеологическая накачка — и вот в Европе появляется некая сила, которая может в своей нише воздействовать на исторические процессы. Те же тамплиеры. Уровень власти, богатства просто был запредельным для того времени и потом в течении короткого срока проект был свернул, активы выведены, как любят говорить потомки. Возможно, если учитывать, как активно задергался Ватикан, и христианство появилось на свет не без участия этих «кукловодов», а это значит, история наших оппонентов уходит минимум во времена Римской империи. Но тут все на уровне предположение и ответы мы сможем получить, только когда непосредственно столкнемся с «кукловодами» лично.

Сталин глубоко вздохнул.

— Твои соображения о наших дальнейших действия?

— Идти на переговоры, тянуть время, используя техническое превосходство потомков, выявлять каналы связи и выйти хотя бы на представителей «координаторов» и попытаться уже разговаривать с ними. Ну и как вариант по наработанной нами информации по персоналиям «координаторов» попробовать работать через Странника в мире 1914-го года по «кукловодам». Думаю если активно копать и там и здесь, эффективность будет выше и мы сможем вскрыть всю их систему прикрытия. Но это если…

Берия сделал паузу.

— Говори Лаврентий.

— Это если «кукловоды» сами не являются представителями высокоразвитой цивилизации. Ведь смогли же они столько веков спокойно скрываться от любого внимания. Или это, допустим, такие же пришельцы, как наш Странник, только в более ранние времена. Вариантов много…

Сталин неодобрительно посмотрел на грозного наркома и, скривившись, проговорил:

— Тебя, Лаврентий, куда-то понесло не туда. Пошел не в ту сторону, под влиянием наших потомков, больших любителей всяких околонаучных небылиц. Видел я их фантастические фильмы — красиво, но все равно сказки для взрослых.

Берия прищурился, порывисто встал, скрипнув отодвигаемым стулом, и вытянувшись по стойке «смирно», поджав губы, заговорил:

— Товарищ Сталин. Я поставлен на свой пост партией и правительством, чтобы защищать советское государство от внутренних и внешних врагов. И в сложившейся непростой обстановке я обязан рассмотреть все варианты, даже самые маловероятные. Уверен, что после того как на контакт с нами вышел Странник, то даже самое невероятное и фантастическое не стоит сбрасывать со счетов.

Берия после такой тирады пристально наблюдал за выражением лица Сталина, пытаясь уловить его реакцию на небольшой и хорошо подготовленный взрыв эмоций. Это прекрасно понимал и хозяин кабинета, быстро просчитавший игру своего протеже.

— Хорошо, Лаврентий, продолжай. Ты все делаешь правильно и в твоих словах есть смысл.

Выдержав небольшую паузу, Берия продолжил.

— В свете нынешней ситуации было сформировано несколько независимых групп ученых-историков, которые получили задание обнаружить в исторических документах, летописях все возможные случаи использования технологий и оружия не соответствующего времени и общему уровню развития науки мира. Проводился поиск следов «кукловодов» и возможных случаев корректировки истории или специального изменения исторических документов. К данным работам привлекались и специалисты из мира Странника, где большие объемы информациидавно переведены в электронную форму и могут анализироваться с помощью вычислительных машин. У них там есть даже целая наука о палеоконтактах — истории о представителях внеземных высокоразвитых цивилизаций, которые возможно посещали нашу планету в глубокой древности.

— Интересно, Лаврентий, что сумели найти ученые, при такой постановке вопроса.

Берия чуть заметно усмехнулся, открыл папку и стал зачитывать выводы специальной комиссии:

— Проанализировав факты о якобы имевшихся в древности контактах с высокоразвитыми цивилизациями, исторические летописи, состояние космического пространства вокруг нашей планеты, геологические данные, совместная комиссия пришла к следующим выводам:

Первое. Все имеющиеся факты контактов с высокоразвитыми цивилизациями в прошлом имеют низкий уровень достоверности и носят характер легенд. Прямых материальных доказательств нет.

Второе. За известную историю не было зафиксировано глобальных вопиющих фактов применения технологий и оружия не соответствующих временному отрезку. Исключение это древнеиндийские ведические летописи, но там будет дополнительно проводиться работа.

Третье. Состояние околоземного пространства, проверенного и в мире Странника, и в нашем мире с помощью радиолокационных средств и средств радиоперехвата показывает полное отсутствие любых инородных объектов, имеющих отношение к «кукловодам».

Четвертое. Беря за основу техническое направление развития цивилизации, можно сделать однозначный вывод об отсутствии на Земле следов промышленных разработок редкоземельных материалов необходимых для развития электроники и полупроводниковой техники. Отсутствуют так же следы добычи урана и других материалов, используемых в атомной энергетике.

Пятое. Основным признаком высокоразвитой цивилизации являются средства передачи информации. Комиссия не нашла никаких фактов существования альтернативных систем передачи данных, нежели те, что соответствуют историческому уровню.

Шестое. Одним из важнейших фактов является то, что «кукловоды» не смогли предотвратить уничтожение человеческой цивилизации в мире Странника. Это говорит о том, что их возможности существенно ограничены и они потеряли контроль над ситуацией.

Основной вывод: «кукловоды» не обладают техническими средствами, существенно обгоняющими общий уровень мирового развития, а опираются только на имеющиеся в наличии средства. Возможно, что они используют другие физические принципы, но прямых доказательств этого нет, либо, может быть, они ограничены какими-то правилами, законами, нормами. Но это все на уровне предположений и бездоказательно.

На основании всего изложенного комиссия пришла к выводу, что, скорее всего, «кукловоды» это некая финансово-религиозная структура закрытого типа, имеющая многовековые корни и большие финансовые возможности, через третьих лиц ограниченно влияющая на ход исторических процессов. По мере развития человеческой цивилизации, ускорения глобалистических процессов и централизации светской и религиозной власти, данная группа получила возможность более эффективно влиять на все процессы планетарного масштаба. Но, в своих действиях они ограничены тем, что могут вмешиваться только через немногочисленных третьих лиц, сохраняя в тайне свое существование. Все их операции тщательно готовятся и финансируются и носят долговременный характер. Но такая системасущественно уменьшает скорость реакции на резкое незапланированное изменение обстановки. Как пример — задержка реакции на вмешательство Странника.

Кстати есть обоснованное предположение, что возникновение Советского государства, как альтернативного коммунистического проекта развития цивилизации, для «кукловодов» стало неожиданностью, так сказать незапланированным побочным эффектом долговременной игры по перекраиванию государственно-политической карты Европы. Эту свою ошибку, в виде Советского Союза, они и пытались исправить на протяжении нескольких десятилетий.

Берия замолчал, давая всем присутствующим осмыслить услышанное.

— То есть, Лаврентий, ты хочешь сказать, что «кукловоды» это наша местная проблема? Есть какие-либо предположения по персоналиям?

Берия чуть заметно усмехнулся, давая понять, что ответ и так лежит на поверхности, да и Сталин все прекрасно понял и немного подыграл.

— Евреи?

— Да, Коба, евреи. Они подходят по всем параметрам. Глубокая интеграция в банковскую сферу, контроль огромных финансовых потоков и захват большинства ключевых средств массовой информации. Многовековая история, сохранение национальной идентичности, религиозное обоснование движения к абсолютному доминированию. Только есть один нюанс, который позволяет усомниться что это «кукловоды»…

— Какой? — не выдержал Молотов, все время внимательно слушавший как откровение сверху весь доклад Берии. У него жена была чистокровной еврейкой и его этот вопрос задевал за живое. Да и как народный комиссар иностранных дел он понимал, что такое вступить в прямую конфронтацию с еврейским финансовым лобби.

Опять усмешка.

— Слишком уж все явно и просто. «Кукловоды» веками искусно скрываются и действуют только чужими руками, и так вот прямо афишироваться точно не будут. С нашей точки зрения, очень похоже, что основные религиозные течения еще в библейские времена были целенаправленно развиты в нужную сторону и поставлены под контроль. Специалисты очень тщательно изучают всю историю возникновения основных нынешних религий в поисках точек коррекции и, главное, в попытке отследить тех, кто это делал. Как показывает практика следы остаются всегда, надо только внимательно присмотреться.

Сталин, четыре года проучившийся в Тифлисской духовной семинарии и обладающий очень хорошей памятью задумался на несколько мгновений, вспоминая история возникновения христианства, прикидывая, где и когда там могли отметиться «кукловоды».

— Ты, думаешь, Лаврентий, что и иудеи и Ватикан работают на «кукловодов»?

— Скорее всего, не напрямую. Судя по имеющимся предположениям между «кукловодами» и прямыми исполнителями есть прослойка так называемых «координаторов». Возможно, в Ватикане есть какой-нибудь неприметный кардинал, обладающий много большим влиянием, нежели ему положено по занимаемой должности, который и является проводником интересов «кукловодов». Мы сейчас осторожно ведем поиск таких людей…

Берия положил перед Сталиным толстую папку сраспечатанным на цветном лазерном принтере объемным докладом, результатом работы совместной комиссии. Хозяин кабинета несколько минут с интересом листал былые мелованные листы с четким текстом, красочными диаграммами и иллюстрациями. Вникнув в содержимое, он с сожалением закрыл папку, отложил ее на угол стола, мол «посмотрю позже».

— Твои выводы, кратко?

— Если «кукловоды» есть, то они, так или иначе, довели цивилизацию до гибели. Договариваться они не будут и все затеянные переговоры направлены на то, чтобы добраться до Странника и его уничтожить.

— Почему ты так думаешь?

— Если они имеют многовековую историю закулисного управления, то Странник для них в связке с Советским Союзом, к которому он абсолютно лоялен, прямая угроза. Угроза своим послезнанием того, что «кукловоды» несостоятельны как лидеры цивилизации и даже являются прямой угрозой, что повлечет за собой обязательную прямую конфронтацию, направленную на полное уничтожение. Либо мы их, либо они нас.

Сталин встал и стал прохаживаться по комнате, обдумывая услышанное. Все присутствующие в этом кабинете знали, что в такие моменты его нежелательно трогать и надо дать немного времени.

— Что ж, Лаврентий, вы провели большую работу, и она явно не закончена. А что если нет никаких «кукловодов» и мы просто дуем на воду?

И на этот вопрос у Берии был подготовлен ответ.

— Разницы никакой. Если нет «кукловодов» как единого центра управления, то это всего лишь несколько немного упрощает задачу. Мы просто будем конфликтовать с группой финансовых и религиозных противников с огромным историческим опытом и влиянием, которых объединяет общая цель — остановить развитие Советского Союза, поддерживаемого Странником, как альтернативный центр силы. Поэтому я рекомендую оградить Оргулова, как ключевую фигуру, от переговорного процесса, подсунув вместо него какого-нибудь представителя из их мира.

— Даже так? Ну что ж, в твоих словах есть смысл. И ты предлагаешь полностью оградить Странника от контактов и обеспечить ему абсолютный режим безопасности.

— Так точно, Коба. Если они доберутся до Странника и закроют портал, то потом пойдут на любые жертвы для устранения тех изменений, что наши потомки уже оказали на ход исторического процесса.

— Понятно…

Сделав паузу, Сталин все же спросил.

— А ты как думаешь, есть ли эти «кукловоды»?

Берия замер.

— Моя чуйка говорит что есть. Уж слишком все идет последовательно и организовано, что говорит о наличии единого центра управления общемирового масштаба. При этом, насколько нам известно, все основные игроки не собирались и не принимали решения о проведении единой стратегии сдерживания Советского Союза. Этому вопросу иностранный отдел НКВД по моему распоряжению заранее уделил особое внимание. Ну и по линии военной разведки тоже присматривали, результат тот же.

Глубоко вздохнув, Сталин сел снова на свое место, легко похлопал ладонью по столу и повернул голову к молчавшему до этого Шапошникову, который с огромным интересом тихо слушал, вникал и анализировал.

— Борис Михайлович, теперь слово вам. Прежде чем принимать окончательное решение о наших дальнейших действия нас интересует военная составляющая конфликта. Сколько войск, как быстро смогут собрать противник, в случае если они сумеют преодолеть внутренние противоречия, каково будет качество этих соединений. Насколько быстро их смогут перебросить на предполагаемые театры боевых действий, сложности в снабжении и наши возможности противостоять новому нашествию. Интересует нынешний уровень, без использования возможностей потомков, с использованием существующих транспортных систем и вооружений и возможности в перспективе, если у Странника получится реализовать космическую программу.

Шапошников встал, чуть прочистил горло и спокойно, как он привык, заговорил:

— Товарищ Сталин, товарищи члены Государственного Комитета Обороны. По заданию высшего руководства Советского Союза, — легкий кивок в сторону Сталина, — был проведен анализ военно-политической обстановки с учетом вновь сложившихся обстоятельств с прекращением боевых действий против фашисткой Германии, и формировании нового военно-политического блока из наших бывших союзников.

Для анализа использовалась вся имеющаяся информация Генерального Штаба РККА, данные о противнике полученные по линии военной разведки, так же нам были передана вся имеющаяся информация по линии иностранного отдела Народного Комиссариата Внутренних Дел.

Опять легкий кивок, но уже в сторону Берии, таким образом, показывая, что в данной ситуации идет вполне конструктивный диалог между армейцами и государственной безопасностью.

— Благодаря сотрудничеству с военными специалистами из будущего и использованию вычислительных машин потомков мы смогли достаточно точно смоделировать варианты развития событий при различных стартовых условиях…

«Шапошников умница», думал про себя Сталин, слушая основательный, великолепно подготовленный и проработанный доклад Начальника Генерального Штаба РККА. Решение подключить военных спецов-генштабистов из будущего с их специализированными программными комплексами моделирования боевых операций и компаний к анализу ситуации оказалось разумным и плодотворным. Шапошников и так был в восторге от открывшихся перспектив послезнания, а получив еще такой мощный инструмент моделирования военных операций, сумел полностью проявить свой талант военного стратега. И сейчас он в который раз подтверждал восторженные характеристики, как современников, так и потомков, которые жалели, что маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников не дожил сорок четыре дня до Победы и умер от туберкулеза.

И, к всеобщему удивлению, в военном плане все складывалось не так уж и плохо. Основной постулат, что если США не успеет заключить сепаратный мир с Японией, то победить Советский Союз у Англо-Американских войск в нынешней ситуации нет шансов. А Япония после открытия им некоторых моментов их судьбы из будущего как-то не сильно стремились замириться с американцами, которые как раз сами их и спровоцировали на начало боевых действий.

Преимущество у новой Антанты только в военно-морских силах и это только в том случае если Германия уйдет в тень, а если нет? Плюс растянутые коммуникации, не самое лучшее по качеству вооружение, слабый командный состав и много других нюансов, которые сводили на нет любые шансы победы над Советским Союзом на сухопутном фронте. РККА спешно перевооружалась и переобучалась по новым наставлениям с использованием самых современных, даже для мира Странника, методик. Авиационные, танковые, пехотные симуляторы, позволяли готовить быстрее, больше и лучше командиров среднего и низового звена, которые всегда являлись костяком любой армии. А с учетом использования системы подпространственной переброски войск и наличие стратегических бомбардировщиков, которые в состоянии преодолеть любую ПВО любого противника, шансов у них не было. Наличие в этом времени атомной подводной лодки «Гепард», которая, незаметно пройдя Атлантику, уже скрытно дошла до секретной базы в Баренцевом море и спешно готовилась устроить резню на морских коммуникациях вероятного противника, вообще уменьшало вероятность поражения Советского Союза до минимума. Это если не рассматривать наличие ядерных боеприпасов и перспективы развития космической программы.

Хотя после всестороннего анализа перспективы орбитальных бомбардировок на первых порах вызывали определенный скепсис, слишком много было нюансов. Простой расчет, что сброшенный с орбиты килограммовый кусок железа будет иметь энергетику как взрыв двухсоткилограммовой бомбы, разваливался после всестороннего анализа. Расчетная точность была невысокой, большая часть этой энергии переходила в тепловую. Да и сам снаряд мог просто не долететь до поверхности и сгореть в плотных слоях атмосферы. Поэтому неуправляемые снаряды нужно было предварительно помещать в специальный теплоизолированный керамический кокон, либо прорабатывать возможность управляемого спуска, что даже для пришельцев из будущего при их уничтоженной промышленной базе было труднейшей задачей. Поэтому на первых порах предлагалось провести бомбардировку большими, массивными снарядами по крупным стратегическим объектам, а саму космическую программу в основном использовать для орбитальной разведки, организации надежной связи и выноса некоторых производств в безвоздушное пространство.

— Хорошо, Борис Михайлович. Вы великолепно справились с поставленной задачей, — резюмировал доклад Начальника Генерального Штаба Сталин, после того как тот так же как и Берия и Молотов положил ему на стол доклад в печатной форме со всеми числами и аргументацией.

После короткого обсуждения и небольшого количества уточняющих вопросов, гости, явно расслабившись, покинули хозяина кабинета и каждый в сопровождении личной охраны отправились по своим делам, а Сталин, в свете лампы с зеленым абажуром еще долго листал, просматривал предоставленные ему доклады, делая пометки в блокноте.

Завтра, по времени мира Странника, должен быть произведен пуск ракеты, которая должна была вывести на орбиту подпространственный маяк. В случае успеха, уже был готов космический модуль, который потомки собирались перебросить на орбиту, тем самым начав космическую программу в мире 1942 года.

Глава 12

Сегодня был поистине знаковый день. Если все, что задумали получится, то наше военно-бандитское формирование перейдет на качественно иной уровень и откроются фантастические перспективы. Начало космической программы в мире 1942-го года — это очень серьезный шаг. Даже не шаг, а волевой скачок, который позволит оставить глубоко позади любых преследователей, которые рано или поздно сумеют собрать крохи технологической информации и совершить рывок до определенного уровня, когда смогли бы хоть как-то с нами конкурировать с позиции силы. А свой космос, в который мы никого просто так не пустим, это совершенно иной уровень. Установим полетную зону километров так двадцать в высоту и начнем сбивать все, что хоть как-то выше поднимется и эти меры в первую очередь будут направлены против межконтинентальных баллистических ракет. В качестве носителей оружия массового поражения в перспективе останутся только крылатые ракеты и атмосферные ракетоносцы, до разработки и тем более введения в строй, которых еще много времени, да и мы противнику просто не позволим добраться.

Неделю назад практически вся материальная часть проекта была готова, и ждали только доработки серийной ракеты комплекса «Тополь-М» на подвижном шасси для вывода спутника с пространственно-временным маяком на орбиту. Точнее спутников-маяков было подготовлено два, тут решили подстраховаться — после глобальной ядерной войны все участники практически полностью расстреляли свои запасы межконтинентальных ракет, оставив небольшой запас для отложенного удара, который мы все ждем. Поэтому устраивать повторные запуски, в случае неудачи, как-то не хотелось, слишком уж данные ресурсы были ограничены и даже невосполнимы. Сам комплекс «Тополь-М», который выделили для нас, на момент конфликта был на регламентном обслуживании, поэтому и не был отстрелян в момент «Ч». Да и выбор именно твёрдотопливной ракеты такого класса был обусловлен особенностью подготовки к старту и тем, что комплекс транспортировался в ТПК (транспортно-пусковой контейнер). А вот в случае работы с жидкотопливной ракетой получали кучу головной боли: на месте мы никак не сможем найти или синтезировать необходимое топливо, а гонять технику еще и за ракетным топливом было, мягко говоря, и опасно и неразумно.

Для переброски в Крым ракетного комплекса устроили целую спецоперацию, задействовав фактически последний на Земле военно-транспортный АН-124, который в сопровождении сменяющихся истребителей сопровождения с несколькими посадками, пережидая мощнейшие бури, все-таки добрался до Симферополя.

А вообще история становления нашей космической программы была очень интересной. Еще несколько месяцев назад, когда российские военные только-только начали нам централизованно военно-транспортными бортами гонять всякие военные «вкусности», мы естественно стали налаживать личные контакты с летунами минимум из элементарных соображений безопасности. Добрые дружеские взаимоотношения были просто необходимы, чтоб хотя бы предупредили в случае неприятных сюрпризов, ну и конечно с помощью свежих продуктов и перспектив выживания мы пытались перетащить на свою сторону максимальное количество высококлассных специалистов вместе с семьями.

После того как вроде неплохо взаимовыгодно подружились и даже на пробу жену с больными детишками штурмана военно-транспортного гиганта отправили на лечение в Аргентину 1942 года, у меня появилась возможность вполне доверительно лично пообщаться с командиром экипажа, целым подполковником ВКС РФ.

Мужик крученый, непростой, видевший много чего и явно наделенный властью, несколько больше, чем штатный командир экипажа. Тут было понятно, что тогда с нами на контакт выходили представители некой общности армейских офицеров, причем мимо официальных каналов связи с высшим руководством остатков министерства обороны РФ.

Мы тогда много чего обговорили, так сказать, неофициально, но достаточно откровенно. В принципе и так было понятно, что это был один из контролируемых кем-то из руководства МО РФ способов установления контакта и этот подполковник был доверенным лицом, осуществляющим первичный контакт.

Но и так все получилось очень неплохо. Мы начали вывозить семьи военных в чистый мир, поставлять полезные и очень редкие продукты, а летуны, так сказать, контрабандой, стали привозить всякие интересные вещи, которые пока официально нам не соглашались поставлять, пытаясь надавить на нас в надежде сделать посговорчивей.

Вот, после парочки проведенных удачных поставок, в процессе одного из разговоров о необходимых нам вещах, я и попросил за любые вкусности привезти к нам на встречу настоящего «космонавта», в смысле старшего офицера, задействованного не просто в воздушно-космической обороне, а именно непосредственно имеющего отношения к космическим полетам.

На удивленный уточняющий вопрос посланца: «Вы что хотите еще космическую программу запустить?», я коротко, чуть улыбнувшись, ответил:

— Управляемое падение крупного астероида на Берлин, думаю вполне интересная идея. И, как ни странно, для технической реализации данного желания есть вполне неплохие перспективы, нужны лишь настоящие специалисты по космической технике и по орбитальным полетам.

В ответ я услышал только недоверчивую усмешку и тихое «Ну-ну». Пожав плечами и опять чуть улыбнувшись, я ответил: «Сейчас интересное время сказок и легенд».

Прошла неделя и с очередным рейсом, когда один из уцелевших метеоспутников показал в снежных буранах наличие «окна», к нам доставили незадекларированного пассажира. Человека с соблюдением всех мер предосторожности, доставили на окраину Симферополя на один из укрепленных блокпостов, оборудованного для долгого, вполне комфортного проживания гарнизона. Именно вот такие укрепленные точки на окраинах населенных пунктов мы частенько использовали для встреч с информаторами и переговоров с интересными гостями, присутствие которых как раз и старались не афишировать.

Летуны реально расстарались, прониклись идеей, и привезли именно того человека, который был нужен. И фамилия у него была знаковая, как раз именно для космической тематики — полковник Илья Максимович Хруничев.

Высокий, крепкий, с короткой армейской прической, волевым лицом, цепким взглядом прирожденного лидера и командира, он сразу располагал к себе.

На незаданный вопрос: «А не родственник ли он…?» полковник с пониманием усмехнулся. Нет, не родственник знаменитому Михаилу Васильевичу Хруничеву, однофамилиц, но вот такое совпадение тоже частенько помогает делу — примерно в таком виде он донес до меня ответ, на вопрос, который наверно не раз ему задавали сведущие люди.

Я, грешным делом, уже давно испорченный играми разведок, подставами и предательствами, уж было насторожился, какого интересного дядьку мне подсунули, но после часа разговора, остался доволен сложившейся ситуацией. Я не специалист в ракетно-космической технике, но имею классическое академическое физико-математическое образование, и когда прорабатывал базовые концепции развития военно-космической программы в мире 1942-го года, перелопатил кучу информации из открытых источников, но тут реально передо мной находился специалист очень высокого уровня. Причем помимо того что в последнее время он занимал исключительно командно-административные должности, человек сделал карьеру по технической линии и имел очень глубокие познания в необходимом направлении и имел опыт организации, проведения, контроля и, что особенно важно, долговременной эксплуатации космических орбитальных программ военного назначения.

Мы тогда с ним на старте около получаса тщательно «обнюхивали» друг друга, и время «веселое», и обстоятельства ну уж очень необычные. Но быстро пришло понимание, что видишь перед собой брата по крови, такого же фаната технического прогресса и любителя заглядывать за горизонты.

Я ему вкратце, насколько это позволял режим секретности, пояснил основные принципы пространственно-временных порталов и мою идею по реализации космической программы в мире 1942 года. Потом был краткий экскурс в то, что мы там натворили и как двинули в сторону историю, и это ему очень понравилось. Полковник, видимо уже просто засидевшийся в бункере, сразу воспылал надеждой и начал задавать вопросы, от которых все и зависело. Ну, тут я был готов и вывалил ему сходу весь список, чем еще дальше подогрел его энтузиазм: ограничений по массе перебрасываемого на орбиту оборудования и материалов фактически нет. Есть только ограничения по габаритным размерам — не более круга диаметром пять метров и все, а уж по длине, тут как получится.

По всему остальному ситуация не хуже: у вероятного противника нет и в помине никаких средств воздушно-космической обороны, космос чист от любого мусора — фактически условия для создания военно-космической программы в СССР 1942 года лабораторные. Твори историю, защищай Родину.

После такого вступления и мелких уточнений по срокам и возможностям, уже заговорили другим языком и тут уж пошли в ход стандартные мелованные листы формата А4, которые быстро черкались пояснениями, накиданными от руки схемами, графиками и предварительными расчетами.

Что вызывало серьезную озабоченность — мы пока знали, как будут вести себя пространственно-временные переходы, открытые на существенной высоте, по маяку, движущемуся на большой скорости, отличной от скорости вращения планеты вокруг своей оси. Было высказано несколько гипотез, но все так или иначе, упиралось в проведение опыта, и тут я должен был провести весь перечень мероприятий.

В итоге, обговорив основные вопросы, тут же, почти на коленке стали разрабатывать предварительный проект боевой модульной орбитальной станции. Ну и чтоб не терять время сразу начали согласовыватьпорядок сроков на детальную разработку и производство прототипов и базового оборудования на основании имеющихся в наличии у «космонавтов» заделов советской и российской космической техники. Ну и конечно обсудили перечень техники для организации наземных средств управления и контроля орбитальной группировки и места их размещения.

В мире 1942-го года мы как раз начали работу по прокладке оптоволоконных магистралей, для организации высокоскоростной связи между основными центрами принятия решений. Сюда в первую очередь попали Москва, Чкалов, в районе которого была построена наша крупнейшая перевалочная база, ну и несколько ключевых промышленных центров, задействованных в крупномасштабном внедрении технологий из будущего. Вот, так сказать, заранее решили в общую схему подключения ввести точки расположения средств контроля космического пространства.

Для подтверждения серьезности наших планов и намерений, ну и конечно из элементарного желания произвести благостное впечатление, сводил полковника на ту сторону, в наше поместье в Аргентине 1942 года и в знак установления взаимовыгодных и интересных отношений под свежие фрукты накатили по рюмашке местного элитного пойла.

Потом были месяцы согласований, подтверждений, скрытой и уже чуть позже, явной переброски специалистов, техники и оборудования. В техническом плане было сделано очень много и в нашем мире, и в мире 1942-го года и что характерно оптоволокна уходило огромное количество. Мы, как могли, его и по Крыму собирали, демонтируя магистрали интернет провайдеров, и с удовольствием принимали остатки складских запасов от наших, так сказать, почитателей из дружественных вооруженных формирований, естественно отдариваясь всякими редкими товарами.

Выбрав день, я провел несколько опытов, как договаривались с Хруничевым, для выяснения особенностей поведения пространственно-временных порталов. Тут пришлось поломать голову и опять вернуться к математике и пересчитыванию математической модели. Так или иначе, работа портала была основана на привязке к гравитационному узлу, а маяк создавал корректирующее воздействие в пределах имеющейся гравитационной ямы.

Для начала я выпросил у специального летного отряда НКВД СССР тяжелый бомбардировщик ТБ-3 и, разместив у него на борту пространственно-временной маяк, отправил его по маршруту из Усадьбы на нашу базу в Чкалове. Два включения устройства по мере полета самолета, кстати, не зафиксированных экипажем, показали интересную картину. Портал можно было установить и пользоваться им, но связь с маяком сразу терялась и стабилизация канала длилась некоторое время, от двух до пяти секунд, в зависимости от скорости относительно земли. Получалось, что окно висело в воздухе, в точке открытия и любые предметы, которые мы выкидывали на ту сторону, просто падали вниз, причем место положения портала было четко привязано к земным координатам. Кстати интересный вариант применения — открыть портал над противником и на голову им сбрасывать взрывающиеся сюрпризы, или высаживать десант, если нет возможности установить портал на земле.

На этом я не остановился и решил чуть поменять условия, но удостовериться в полученных результатах. Умудрился задействовать имеющийся в наличии в мире 1942-го года Ту-160 и разместили у него в бомбовом отсеке маяк и заставили немного полетать на больших высотах, ну и реально получили абсолютно тот же результат, с учетом разницы по высоте открытия окна. По тому, что предметы начинали падать вертикально вниз, можно было сказать, что при выходе из портала они приобретали ту же угловую скорость, по отношению к оси вращения планеты, что и точка Земли, к которой была привязана точка выхода. После получения этих данных, я связался с полковником Хруничевым, и мы скорректировали космическую программу.

Организационно для централизации всего комплекса мероприятий по космической тематике, чуть в стороне от основного транспортного портала в Молодежном, был возведен массивный герметичный защищенный от внешней среды, отапливаемый ангар. Сюда свозилось все оборудование, связанное с космосом, обеспечивалась отдельная охрана, ну и конечно все это уже находилось под плотным зонтиком глубоко эшелонированной системы ПВО, которую в последнее время существенно усилили за счет разворачивания дополнительных комплексов спешно доставленных с континента. Для доставки габаритных грузов из нового секретного ангара к главному порталу уже проложили отдельную железнодорожную ветку.

И вот наконец настал тот самый день.

Орлы полковника Хруничева, явно такие же подорванные на космосе энтузиасты, сумели много чего наворотить за отведенное время. В первую очередь они сделали две орбитальные маневренные платформы, на которых мы установили автоматические пространственно-временные маяки. Там были определенные ограничения и на размеры, связанные с особенностями ракетоносителя.

Тут все было вполне объяснимо: на орбиту то маяк выбросим, и даже откроем окно, но как показывает практика окно то привязано не к маяку, а к гравитационному центру, то есть к Земле и значит велика вероятность того, что после открытия портала маяк унесется дальше и в зависимости от высоты орбиты вернется обратно в лучшем случае часа через полтора, совершив полный облет планеты. Поэтому и решили, чтоб потом не отлавливать их в космосе и не устраивать догонялки, посадить маяки в некоторое подобие космического беспилотника и потом по необходимости подогнать уже к выведенной полноценной орбитальной станции для дозаправки и эвакуации. Но в данной ситуации мы с Хруничевым, на основании выкладок математиков и баллистиков, приняли решение выводить маяк на геостационарную орбиту. Там любой объект, выпущенный через портал, автоматически получает нормальную орбитальную скорость, не падая вниз. Правда вот высота в тридцать шесть тысяч километров была немаленькой, но по расчетам ракетчиков вроде как если максимально уменьшить массу груза и скорректировать работу ступеней так, чтоб тянули до полной выработки топлива, по идее можно закинуть небольшой спутник до геостационарной орбиты. И если впоследствии понадобиться коррекция орбиты, то будет минимальной.

В общем, все было продумано тщательно, но так как времени почти не было, приходилось реально надеяться на «авось» при реализации столь грандиозного проекта, в автоматике часто отказываясь от дублирующих схем, что в долгосрочной перспективе и, особенно, под воздействием космической радиации должно было серьезно отрицательно повлиять на надежность систем. Но в данной ситуации время было основным фактором, но, тем не менее, к реализации систем касающихся жизнеобеспечения экипажа все же старались относиться более ответственно — подыхать в космосе от того что отказал какой-нибудь клапан или сдохла система контроля кислорода, никому не хотелось. А при условии отсутствия ограничения массы оборудования, выводимого на орбиту, это уже было более реалистично.

Сам базовый блок боевой орбитальной станции «Заря» представлял собой цилиндр длиной двадцать метров и диаметром четыре с половиной, как раз, чтоб мог вполне свободно пройти через кольцо портала. Из-за отсутствия ограничений по массе, «космонавты» умудрились сваять в качестве основы мощный силовой каркас, обшить его неким подобием брони, разбить внутренне пространство, как на подводной лодке, на отсеки, и запихнуть туда мощный жидкостный маршевый двигатель, для коррекции установили несколько маневровых двигателей, ну и оборудовали утепленный аккумуляторный отсек. Несколько стыковочных узлов предполагали возможность доработки станции дополнительными модулями, как это было на МКС. С энергетической системой не стали выдумывать, предполагая установить на борту мощные поля солнечных батарей, а чуть позже, по мере развития всей отрасли, на обшивке смонтировать фермы и вынести наружу, подальше от основного модуля, отсеки с кислородно-водородными энергетическими элементами, а если повезет, может получится раздобыть мощный ядерный реактор. Но это было так, на далекую перспективу, так как с обычными термоэлектрическими реакторами типа «Топаз» в нынешних условиях никто даже заморачиваться не захотели.

Не поскупились разработчики на отработку жилого пространства и предусмотрели несколько изолированных кают для дежурной смены, что было весьма актуально для психологического состояния экипажа при длительном пребывании на станции. Тут сказывался и многолетний опыт полетов, множество научных работ и медицинских исследований, ну и конечно это результат сидения в бункерах последние несколько лет. А тут такая возможность разыграться фантазии и сделать для себя любимых лучшие условия. Впоследствии, при увеличении численности экипажа, предполагалось пристыковать вообще отдельный жилой модуль повышенного комфорта, но все это в будущем, хотя реально, планы были грандиозные и народ ухватился за возможность покорить космос ну с очень большим энтузиазмом.

Ну, вот и началось.

После доставки транспортно-пускового контейнера с ракетой в ангар, специально привлеченные к работе специалисты, весьма осторожно приступили к главному действу. Отделив переднюю часть ТПК, получив доступ, сразу демонтировали головной обтекатель и стали монтировать вместо отсутствующей боеголовки космическую маневренную платформу с пространственно-временным маяком. Параллельно программировались полетные данные и порядок работы и отделения ступеней ракетоносителя.

Из-за того, что ракета, если можно так сказать, «ремонтная», то все ее узлы заново тщательно тестировались и проверялись — все прекрасно понимали важность и судьбоносность намечающегося пуска.

Мне, в принципе, не было смыла вмешиваться, ведь в этом и состоит основной принцип руководства — организовать процесс, расставить на нужных местах профессионалов и не мешать, при этом четко все контролируя. Поэтому, по договоренности со Сталиным, после того как ТПК с «Тополь-М» со спутником вместо боеголовки, перебросили на базу в Чкалове 1942-го года, вывезли глубоко в степь и подготовили к старту, я переместился в Усадьбу. Пока шли подготовительные работы благодаря оптоволоконным магистралям мы установили видеоконференцсвязь с заранее развернутой радиолокационной станцией контроля космического пространства, пусковой установкой и Усадьбой и стали ждать времени «Ч». Через двадцать минут в Усадьбу, в сопровождении внушительной охраны прибыли Сталин, Берия, Шапошников и Молотов. Последние два в той или иной мере, но чуть позже будут вовсю пользоваться преимуществами наличия у нас боевой орбитальной станции, поэтому скрывать от них процесс запуска было как-то непродуктивно, можно сказать даже глупо. А вот дать поучаствовать в процессе, стать соучастниками эпохального события для планеты было вполне серьезным актом доверия, что они прекрасно ощущали и осознавали, и даже чуть волновались.

Мы разместились в просторной комнате, рассевшись по удобным креслам перед большим плоским телевизором, установленным на простой стол, используемым в качестве монитора, который по HDMI был подключен к ноутбуку. Клиентская часть программы видеоконференцсвязи уже была запущена, сервер мы еще месяц назад установили в Чкалове, и удачно все опробовали и в режиме реального времени наблюдали, как в далекой оренбургской степи готовили к запуску ракету из будущего.

Там все было сделано по правилам: бункер, наблюдатели, видеокамера и комментатор за кадром, который сначала объявил пятиминутную готовность, что обычно не делается, но чтоб успели разбежаться всякие недисциплинированные личности, а я краем глаза наблюдал за Сталиным, который, не смотря на всю напряженность момента, с трудом прятал довольную улыбку. Для него это был тоже серьезный рывок в будущее, на новую ступень бытия, а вот все остальные гости четко замерли, наблюдая через объектив высококачественной цифровой видеокамеры с мощным оптическим зумом с расстояния нескольких сот метров за монументально стоящим в заснеженной оренбургской степи транспортно-пусковым контейнером с межконтинентальной баллистической ракетой подготовленным к пуску.

Прошел пятиминутный отсчет. Вроде и наши бойцы и бойцы отдельного полка НКВД всех лишних зрителей разогнали из потенциально опасной зоны, но все же решили подстраховаться и по кругу над импровизированным местом будущего старта пролетел вертолет, оснащенные тепловизором. Тут был и просто смысл уберечь жизни, и отыскать ненужных наблюдателей, да и в свое время заинтересованным людям была доведена история гибели на Байконуре маршала артиллерии Неделина, так сказать в превентивных мерах, чтоб дядьки в больших чинах сильно не борзели.

Прошел доклад, что все тесты оборудования отработали штатно, еще тридцать секунд и был запущена автоматическая система старта.

Я сам несколько раз смотрел ролики запуска подобных ракет, но в этот раз наблюдал фактически вживую и тоже был поражен величием и мощью сотворенного чуда.

У «Тополя» был так называемый минометный старт — огромная многотонная сигара ракеты из ТПК была вытолкнута мощным вышибным зарядом. На мгновение она величественно зависла в воздухе, и тут же включились главные маршевые двигатели, выпустив вниз хищные струи раскаленных газов, подняв огромное облако дыма, пыли и пара.

Ракета, как бы получив огромную порцию бодрости, тут же понеслась вверх, стремительно набирая скорость. А комментатор за кадром, судя по голосу, сам полковник Хруничев довольно громко высказал:

— Пошла родимая, не посрами, дорогуша, нас перед предками!

Некий филиал ЦУПа (центра управления полетами) временно был развернут в Чкалове, а в Усадьбу, помимо видеопотока с пусковой площадки, еще и дублировались все данные телеметрии и информация с радиолокационной станции, которая четко отслеживала полет ракеты.

На соседних столах чуть в стороне от главного экрана, стояли несколько мониторов поменьше, также подключенные к ноутбукам, а на полу валялись наскоро скоммутированная и обваренная в минифоб оптоволоконная линия, медиаконвертер, гигабитный коммутатор, к которому были подключены все ноутбуки в этой комнате.

Ну а мы, молча наблюдали, как на экране камера пытается удержать уносящуюся вверх ракету, которую еще было видно только по факелу реактивной струи.

— Отделение первой ступени! Полная выработка топлива! — прервал молчание голос комментатора, а на соседнем мониторе это было продублировано крупным текстовым сообщением.

Еще несколько томительных минут, и уже отработала вторая ступень, ну отделилась чуть раньше рассчитанного, но расхождение было не столь критичным, о чем сразу доложил комментатор.

Теперь все зависело от третей ступени, на какую высоту она сможет закинуть груз. Пока тянула, как могла, но и тут произошла накладка. Третья ступень тоже отработала не до конца, и произошло отделение. Но все равно, достигнутая высота была просто ошеломляющая.

И все в этой комнате поняли, что это значит. Даже сейчас мы, в этом мире, уже вышли в космос.

Даже я, старающийся держать эмоции под контролем, не выдержал, сжал кулаки, и от излишнего волнения, стукнул по креслу, на котором сидел:

— Твою мать! Сделали! Сделали!

И повернулся к Сталину, который откинулся в кресле и громким «хмыком» привлек мое внимание, с усмешкой наблюдая за мной.

— Что, Сергей Иванович, приятно, когда ваше детище дает результат?

— Да, Иосиф Виссарионович, мы к этому долго шли.

— Поздравляю. Это огромная победа…

Его слова были прерваны опять голосом комментатора.

— Доклад по «Маяк-1», двигатели второй и третьей ступени отработали меньше расчетного времени. Определенная заданием орбита не достигнута. Ориентация по звездным картам прошла штатно, выпущены солнечные батареи. Задание — выполнено не в полном объеме.

Тут я не выдержал, порывисто встал к стоящему на столе микрофону и нажал клавишу. Загорелся красный светодиод, показывающий включение устройства.

— ЦУП, это Усадьба. Какое отклонение орбиты «Маяка-1» от расчетной?

Пауза. Ответил Хруничев.

— Судя по показаниям радиолокационной станции, сейчас опорная орбита получилась около восьмисот километров, недопрыгнули до расчётной больше сотни километров.

— ЦУП, ну, мы же и так рассчитывали, что для заброски на геостационарную орбиту все равно придется задействовать разгонный блок.

— Так и есть Усадьба, но придется срочно пересчитывать математику.

— Хорошо. Принято. Тогда стабилизируйте «Маяк-1» и ждем пересчета данных для отправки «Маяк-2» с разгонным блоком. Готовьтесь через «Маяк-1» отправить «Молнию». Через сколько времени вы сможете дать точную информацию об орбитах ивремени продолжения операции?

— Нам нужно хотя бы два витка, чтоб зафиксироваться все параметры орбиты. С одной РЛС быстрее не получится.

— Принято. Ждем два витка, получаем уточненные данные орбиты «Маяка-1» и готовимся к отправке «Маяка-2» и «Молнии» по «Маяку-1».

— Принято, — по-деловому ответил Хруничев и отключился.

Ну, про низкоорбитальный спутник «Молния-1» я как-то «позабыл» известить руководство СССР. Скажем так, это была тщательно подготовленная импровизация. То, что наши все телодвижения с космосом будут под жестким контролем, никто не сомневался, но немного показать характер — стоило. Поэтому и был реализован наш проект «Молния» — семейство короткоживущих спутников, подготовленных для низких орбит, оснащенных мощными средствами разведки поверхности планеты. Тут мы умудрились воткнуть и видеокамеры с максимально высоким разрешением и качественной оптикой, для работы в видимом спектре, и тепловизор, чтоб с орбиты можно было хоть как-то наблюдать за работающей техникой. В перспективе готовились оснастить «Молнии» и магнитометрами и радиолокационными станциями. Все это было настроено, синхронизировано и при штатном запуске, спутник комплектовался мощным маневренным блоком, чтоб можно было корректировать орбиту, при необходимости тщательно рассмотреть определенный район.

Именно это я кратко и рассказал высокопоставленным гостям Усадьбы, пояснив, что боевую орбитальную станцию с экипажем «Заря» мы запустим чуть позже, когда наиграемся с «Молнией» и получим все данные и хоть какой-то опыт по работе в космосе с пространственно-временными маяками, уж слишком много неизвестных параметров и вариантов.

Стартовый экипаж «Зари» состоял из двух космонавтов из нашего времени и двух тщательно отобранных летчиков из специального летного отряда НКВД, которые прошли дополнительную проверку и на интеллект, и на лояльность, ну конечно обкатку на детекторе лжи. Случайных людей к космической программе ни мы, ни органы государственной безопасности СССР 1942-го года не хотели, поэтому проверочные мероприятия были на грани многоуровневой паранойи.

Ждать двух полных оборотов спутников вокруг Земли нужно было часа так три, поэтому чтобы скоротать время, мы переместились в столовую, где уже был накрыт стол, но все равно даже во время еды, разговор шел вокруг космической программы и особенно тех возможностей, что она даст Советскому Союзу. Таким образом, обычный обед плавно перешел в такое вот импровизированное заседание Государственного Комитета обороны СССР, да и вопрос то был очень серьезный. Но тут я, особенно благодаря своему первому физико-математическому образованию, ну и конечно увлечению космосом в детстве, смог ответить на большинство поставленных вопросов. Тем более, если все сложится как надо, то уже сегодня мы получим одну из самых совершенных в этом мире систем разведки, так сказать, всевидящее око Сталина.

Во время длительного монолога, я так и завершил свою речь.

— … если таким образом мы нарастим группировку спутников-разведчиков до четырех-пяти, то можно организовать систему так, что каждые десять-пятнадцать минут над нужным районом или объектом будет пролетать спутник. Ну а если нужна будет менее частая выборка, то благодаря такой группировке можно организовать полное патрулирование не территории Советского Союза, но и всех сопредельных государств. Но ведь есть и облачность которая может закрывать нужные районы, поэтому спутники можно оснащать не только оптическими приборами, но и радиолокационными станциями, для обнаружения летящих самолетов, и магнитометрами, чтобы выявлять крупные массы металла, например танковые колонны. Так сказать «Всевидящее око СССР». А в комплекте с системой мгновенной переброски войск с помощью пространственно-временных порталов, это нам даст абсолютное превосходство над любой армией.

В столовой наступила тишина. Все присутствующие переваривали мой спич, и было понятно, что в данной ситуации я никак не тяну на Остапа Бендера, который ораторствовал в деревне Васюки, вешая лапшу на уши слушателям. Тут все было реально, очень реально и конечно, все было очень серьезно.

Сталин тоже задавал вопросы, больше организационного плана, ведь по космической программе мы с ним не раз все это обсуждали, но он, наконец, задал тот самый важный, который я ждал и к которому готовился.

— Сергей Иванович, скажите, а, учитывая ваше знание тенденций развития оружия в будущем, что наши противники могут предпринять, когда мы сумеем их поставить на место?

Я сделал паузу, формулируя ответ.

— В краткосрочной перспективе — ничего, сила продолжительное время будет на нашей стороне. А вот в долгосрочной, тут вариантов много. В первую очередь оружие массового поражения. Ядерное и термоядерное мы им не дадим сделать, тем более там нужны средства доставки. Химическое вообще потеряет актуальность, но есть биологическое — специально выведенные или видоизмененные болезни. Тут защититься будет трудно, нужно будет работать на опережение, создавая вакцины, а это слишком длительная и дорогая гонка. Тут можно проиграть Западу, который будет пользоваться ресурсами, награбленными в колониях по всему миру.

— Понятно, тут вы тоже можете предоставить много информации, но мне интересно как в данной ситуации сможет помочь ваша космическая программа?

— Перенос центров принятия решений на орбиту. Можно и подальше, на ту же Луну, куда они точно не достанут в ближайшие несколько столетий. И любая попытка удара в любой форме будет все равно не эффективна до конца и последует ответный удар возмездия. Чуть позже нужно будет кого-нибудь выбрать на роль мальчика для битья и образцово-показательно наказать, чтоб другим неповадно было.

Дальше я снова и уже развернуто рассказывал про технологии информационной войны, про то, как в том же Советском Союзе нашего мира среди «золотой молодежи» навязывалось восхваление западного мира, проводил параллели с той же Российской Империей, как там такими же способами развратили элиту.

Все это присутствующие прекрасно и так знали из секретных докладов об истории нашего мира, но вот так вот разжевано, на доступном уровне им не рассказывали, да и случая такого не было, а теперь пока ждали данных об орбитах спутников, появилась возможность вот так вот пооткровенничать.

Я тут же вспомнил хрущевский запрет органам государственной безопасности проводить оперативные разработки над партийными чиновниками, что стало, в своем роде, спусковым механизмом начала развала СССР.

Так вот, под легкое винцо и хорошую закуску, кофе из навороченного кофейного аппарата, мы проговорили три часа, когда на связь вышел Хруничев и доложил, что все орбитальные характеристики спутников зафиксированы и можно начинать следующий этап. Так как в надежности «Маяка-1» были определенные сомнения, в первую очередь решили отправить второй маяк.

После подтверждения общей готовности, была дана команда на отправку по «Маяку-1» второго, намного более тяжелого спутника «Маяк-2» с разгонным блоком, модернизированной версией «Фрегата» и пространственно-временным маяком. После того как начнется подъем второго маяка на геостационарную орбиту, где мы наметили на первое время размещение нашей боевой станции, мы снова создав пространственно-временной портал через «Маяк-1» выведем на опорную орбиту экспериментальный разведывательный спутник «Молния-1».

Тут все было более прозаично — мы такое отрабатывали не раз. Команда на запуск маяка, открытие портала, и выброска спутника, который некоторое время крутился, потом стабилизировался, сориентировавшись по звездной карте, выпустил солнечные батареи и полетел по своей орбите.

Понадобилось еще полтора часа, чтоб определить теперь орбитальные параметры «Маяка-2» и была запущена программа с помощью нескольких выверенных корректирующих импульсов реактивных двигателей разгонного блока поднять за несколько дней на геостационарную орбиту второй пространственно-временной маяк. Тут была куча проблем — первая и основная в средствах контроля. В Советском Союзе этому уделялось большое внимание, и по маршруту движения спутников было множество средств наблюдения, даже специальный корабль отправляли в Тихий океан. И мы тут старались что-то определить простым радаром, что давало существенно низкую точность измерений. Причем маяк нужно было вывести на геостационарную орбиту так, чтоб он, а впоследствии и боевая станция «Заря» висели четко над центром СССР. Поэтому тут нужно было подгадать и силу импульса корректировки, время и момент. Задача, мягко говоря, нетривиальная в наших условиях.

Прошло еще несколько часов томительного ожидания, и убедившись что в первом приближении «Маяк-2» после нескольких корректирующих импульсов разгонного блока начал подниматься, мы дали команду на выпуск разведывательного спутника «Молния-1». Тут теперь задача была совершенно противоположной — спутник был выпущен тоже на опорную орбиту в восемьсот километров, и сразу возникла необходимость его опустить в низкоорбитальную зону, чтоб с большей эффективностью задействовать средство оптико-электронной разведки. Поэтому и тут, после получения данных по орбитальным параметрам, начали осторожный спуск спутника на низкую орбиту. Но и уже тут, с такой высоты можно было получить вполне неплохие снимки Земли и при достаточном увеличении и поверхности. Тем более та же конфигурация облачности была неплохим подспорьем для метеослужб различных ведомств СССР.

Еще час и на наш внутренний почтовый ящик из ЦУПа пришло письмо со множеством вложенных фотографий планеты Земля с высоты в восемьсот километров.

Это конечно было очень незабываемо. Качественные цветные фотографии сразу выводили на большой экран и присутствующие тут люди, ведущие члены Государственного Комитета Обороны СССР сумели по достоинству оценить то, что им попало в руки, какой мощнейший инструмент они получили.

Теперь, чтоб продолжить космическую программу, нужно было время. «Молния» опускалась на низкие орбиты, «Маяк-2» поднимался повыше. Когда я наконец-то озвучил последние данные, после короткого совещания, уже порядком уставшие от насыщенного дня Сталин, Берия, Шапошников и Молотом, тепло попрощавшись, в сопровождении охраны, покинули Усадьбу.

При этом у меня состоялась договоренность со Сталиным, что такую коммуникационную систему оптоволокном мы проведем и в Москву, чтоб и высшее руководство уже могло вовсю быть в курсе и даже участвовать в космической программе. В общем нас мягко попросили не выпендриваться, а оставаться на длинном, мягком поводке и вариантов отказаться не было. Просьба-требование высшего руководства СССР была вполне обоснована.

Прошло несколько дней. ЦУП все больше обзаводился всякого рода мониторами и боевыми постами для дежурных, прямо по ходу дела происходило обучение местных кадров и включение их в дежурные смены. Так как оптоволоконная линия в Москву уже давно была проложена, то довести ее до Кремля и ввести в специально защищенное помещение оказалось не таким трудным делом, особенно при полном содействии органов госбезопасности. И к тому моменту когда «Молния» опустился на необходимую орбиту, в Москве был тоже оборудовано рабочее место, с которого Сталин мог в режиме реального времени контролировать состояние космической программы.

Но именно сейчас, когда «Молния» должна была заработать в полную мощность и показать реальный результат, мы снова, как и несколько дней назад, собрались в Усадьбе.

После того как были получены высококачественные снимки Москвы, Ленинграда, и от нас, с Усадьбы, последовал заказ сделать спутниковую фотографию Берлина. Качество и детализация, конечно, были выше всяких похвал. В этом времени, чтоб получить такие снимки, нужно было отправлять самолеты-разведчики, которые частенько просто не возвращались, а тут не выходя их кабинета, просто нажатием нескольких кнопок, руководство СССР имело вот такой вот инструмент контроля.

Еще прошел час и на наш внутренний почтовый ящик из ЦУПа пришло письмо со множеством вложенных фотографий интересующего района, а именно Берлина. Как раз облачности никакой не было и снимки получились ну уж очень неплохими. Краем глаза я наблюдал, как Сталин с Берией внимательно с огромным интересом рассматривают полученные фотографии, а вот интерес Шапошникова лежал немного в другой области и он попросил сделать снимки, по возможности немецких военно-морских баз. Его интересовали места стоянок крупных боевых кораблей Германии, потому что проскакивала информация, что немцы в рамках сепаратных переговоров могут переподчинить свои военно-морские силы Грант-Флиту, что было очень неприемлемо, ну или руководство германских ВМС откажется подчиняться Берлину и уйдет в Британию. Вариантов много и вот посмотреть, что и как не мешало, тем более в свете появившихся возможностей.

Я быстро вышел в чат и настучал задание новоявленной службе космической разведки. Они в ответ попросили несколько часов, чтоб скорректировать орбиту спутника, на что я естественно согласился.

Гости не спешили уезжать и остались до позднего вечера, когда на почту снова посыпались фотографии интересующих нас объектов. По просьбе Шапошникова я все это распечатал, через наш РСО (режимно-секретный орган) засекретил и передал при Сталине под подпись лично начальнику Генерального штаба РККА — порядок есть порядок. Но вот такая оперативность и качество полученной развединформации, причем просто не выходя из кабинета впечатлило гостей.

Когда я их, после долгого, напряженного и наполненного событиями для, провожал, стоя на крыльце Усадьбы, Сталин обернулся и сказал странную фразу:

— Любят вас, Сергей Иванович, высшие силы…

И все. Сказал, сел в свой Паккард и в сопровождении охраны уехал, заставив задуматься «К чему бы это».

Берия, Шапошников и Молотов тоже задерживаться не стали. Тем более мы договорились сделать и отправить на орбиту еще минимум две «Молнии» и только уже потом, получив полные данные об использовании порталов в космической программе, и поднятии «Маяка-2» на геостационарную орбиту, отправлять боевую орбитальную станцию «Заря». Для нее уже неугомонные специалисты полковника Хруничева начали клепать и жилой модуль, и дорабатывать обычные жидкостные ракеты, которые как раз и должны были разогнавшись, падать на головы супостатов, а может, при необходимости и нести боеголовки спецзарядов.

Глава 13

Глава 13 (новая)

Вот наконец-то и произошло у нас эпохальное событие — запустили в работу космическую программу в мире 1942-го года. Самому не верится. Ради этого мне пришлось покинуть мир 1914-го года и передать бразды правления над операцией по усмирению Кайзера полковнику Лукичеву, который некоторое время ну уж очень демонстративно крутил носом от недовольства. Он так же, как и Васильев и Келлер хотел быть в боевых порядках и непосредственно руководить боем на месте, наверно тоже засиделся в бункере и душа рвалась лично попинать тевтонов.

Ну а мне, как руководителю, который сам в тайне разделял желания и устремления соратников лично бить морды, пришлось на время оставить операцию в мире 1914-го года, и быть на месте, показывая Сталину и всем членам ГКО уверенность, что все, что касается космической программы, идет по плану. В принципе, таких уж фатальных проколов на первом этапе не было и все прошло очень даже неплохо. Запустили спутники, проверили орбиты, телеметрия идет, управление функционирует. Живи, наслаждайся и строй козни фашистам и остальным англосаксонским любителям лить русскую кровь.

Да и мне здесь пришлось попотеть — война, тем более такая интенсивная, проглатывала ресурсы с огромной скоростью. Поэтому вопрос поставок особенно артиллерийский боеприпасов стоял очень актуально и его необходимо решать в самые кратчайшие сроки. Частично пришлось идти на поклон к Сталину, частично шарить у нас по закромам. Одно было неприятно, что мы решили не использовать в том мире системы залпового огня, незачем раньше времени светить перспективные виды вооружений, хотя именно там, где еще многие командиры придерживались тактики наступления толпами на пулеметы, РСЗО было вне конкуренции.

В мире 1942-го года, пока идет ориентация спутников и подготовка различных экспериментальных средств для орбитальной бомбардировки, ну и конечно готовят полигоны и всю соответствующую инфраструктуру для проведения качественных наблюдений, у меня образовался некоторый зазор по времени, суток так на двое-трое, которые просто необходимо посвятить миру 1914-го года, где события вышли на финишную прямую и некоторые демонстративные шаги должен осуществлять лично командующий Новоросским Экспедиционным Корпусом. Тут уже начиналась большая политика.

Да я по-настоящему и не оставлял без присмотра наступательную операцию в Польше 1914-го года, ведь практически все что там происходило, тщательно документировалось и при любых сеансах связи сбрасывалось к нам на сервера. Поэтому ту же полную интерактивную карту зоны боевых действий, правда с небольшой задержкой, максимум в полчаса, я просматривал регулярно и при необходимости отправлял сообщения с распоряжениями или рекомендациями и конечно в таком же режиме общался с Марией Федоровной, которая со своей стороны так же развила бурную деятельность.

Вдовствующая императрица резвилась вовсю, дозированно распространяя в высшем свете один слух удивительнее другого. То, что на фронте появились войска новороссов уже никак скрыть не получалось и, как круги на воде, по стране и особенно среди генералитета пошли слухи один невероятнее другого. Предательство генералов в 1917-м, активно участвовавших в принуждении к отречению Николая II, Мария Федоровна принципиально никому прощать не собиралась. Опираясь на наши возможности, знания и опыт, она готовила себе, а точнее своему сыну преторианцев или опричников, именно те силы, которые бы просто вырезали тех шакалов, в момент слабости окруживших императора и заставивших отречься. Были бы у Николая были в наличии реально преданные боеспособные части, наверно такого б не произошло. Поэтому, хотя об этом мало кто догадывался, на Западном фронте, сейчас проходили обкатку новые части, прообраз спецназа, и первой ласточкой была та самая рота капитана Дорошева. Как оказалось, у капитана то папа в своей среде, военных инженеров очень даже известный человек, и как тот же генерал Кондратенко, погибший при обороне Порт-Артура, начинал с низов, несколько раз (образно) был бит за порядочность в тех делах, где другие крутили гешефты. Дослужился до больших чинов, но на периферии и в столицу его просто не пустили — не тот типаж, но сына воспитал правильного, тем более тот же Марченко за него поручился и как мог пытался продвинуть в нашу команду, давно смекнув каких людей мы собираем и для чего.

Тут мы не стали выдумывать и сначала дали азы штурмовой тактики, которую начали использовать в германской армии к концу войны для прорыва укрепрайонов, немного переработав под местные реалии. Но все равно, получилось убойное подразделение, которое при поддержке танков, артиллерии, кавалерии и авиации, громили немцев не играючи, конечно, но очень эффективно. И всем заинтересованным лицам стала понятна огромная роль тактической связи.

В качестве очередного мощнейшего удара в тщательно проработанной и многоэтапной информационной компании, в Петрограде появился специально распечатанный на оборудовании пришельцев особый листок, тираж которого исчислялся десятками тысяч и при этом даже этого количества оказалось недостаточно. Уж слишком было высокое и качество, и информационное наполнение. В нем были обнародованы ЦВЕТНЫЕ фотографии с высоким разрешением с мест боев, схемы ударов, места расположения германских частей и главное подробные данные об уничтоженных дивизиях и, что особенно вызвало интерес, перечень окруженных частей. Особенно круто смотрелись наряженные в бронежилеты и шлемы бойцы отдельной штурмовой роты капитана Дорошева, так она стала называться. Снимки идущих в штыковую атаку солдат и офицеров 199-го полка тоже вызывали восхищение, а изображение полковника Христиани, держащего в правой руке шашку и прижимающего левой рукой к окровавленной голове какую-то тряпку и бодро раздающего приказы, вообще вызвало фурор среди общественности. Это была настоящая война, в цвете, без ретуши. В текстовой части, которую тоже отрабатывали наши люди, шел текст обращения Николая II к офицерам и солдатам 1-й и 2-й армиям и это вызвало сенсацию. Все, кто хоть что-то понимал и разбирался в политических раскладах, был поражен. И Петроградский бомонд стал с интересом ждать развязки, наконец-то осознав, что Николай, поддерживаемый женсоветом и новороссами начал какую-то свою игру, явно направленную в пику союзникам, хамство и высокомерие которых уже многих начало раздражать.

Еще одна тема, которая волновала и высший свет, и офицерский корпус была неожиданная опала генерала Рузского, которого многие недоброжелатели уже вполне официально за глаза называли «штабным засранцем». Из-за чего Государь, а скорее всего Мария Федоровна, взъелись на командующего Северо-Западным фронтом, оставалось загадкой, но для того чтобы так образцово-показательно унизить и поломать карьеру боевому заслуженному генералу, нужны очень веские основания. Хотя у Рузского и так было много недоброжелателей, которые в тайне радовались такому развитию событий. Дурная, мерзкая привычка генерала во всех своих просчетах винить своих подчиненных, таким образом выгораживая себя, была известна всем, но до поры до времени на это закрывали глаза, но видимо задели кого-то кого не стоило задевать, хотя предполагали, что и тут растут уши новороссов. Уж слишком вовремя «генерала-засранца» отстранили от командования фронтом, когда там вовсю развернулась ударная группировка Новоросского Экспедиционного Корпуса, которая по слухам просто играючи перемалывает германские дивизии, одну за одной. Что немаловажно новороссы при этом мудро передают лавры победителей офицерам и солдатам русской армии, и это было отмечено и шло в плюс к репутации пришельцев, и, что немаловажной, к репутации императорской семьи, на которую за последние несколько лет было вылито много помоев.

Ну и явно бросалось в глаза, что везде где только можно старательно прятались изображения боевой техники новороссов и любые попытки сделать или добыть эти фотографии жестко пресекались, а излишне любопытные просто исчезали.

На фоне всего происходящего и все увеличивающегося влияния Аничкого дворца на высший свет, начались волнения в верхних эшелонах власти. Такие мощные и ответственные ходы, как вступление третей силы в войну, обычно обсуждались на Государственном совете, подтягивались именитые генералы и давали свое заключение, спрашивали, конечно, мнение союзников, и уже потом продавливали решение у императора, а тут раз и все крутится, работает и никто с этого не получает никакой выгоды. А как были союзники недовольны, что началось такое наступление без прямого согласования с ними, ну и конечно к императору на прием немедленно напросился Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич, который как ошпаренный в сопровождении французского военного атташе примчался из Барановичей.

Ну их понять можно. После первых новостей об изменении оперативной обстановке в районе Лодзи, сразу же начались попытки что-то выяснить в штабе фронта, но тут, в принципе никто ничего особенного то и не знал. Получили указание из Петрограда не лезть в дела 1-й и 2-й армий, ну а остальное по своему плану. Естественно это вызвало недоумение и из ставки срочно были посланы проверяющие в указанные штабы армий.

Чуть позже, используя телеграф, сразу стали сыпаться жалобы, что при попытке сунуться в штабы 1-й и 2-й армий проверяющие сразу наткнулись на стойкое противодействие смешанных караулов местных «комендачей» и наших мотострелков. К тому же настолько явное и наглое устранение представителей союзников вызвало несколько официальных нот, с требованием допустить представителей государств членов Антанты и до следствия, по убийствам и, что особенно, в рамках союзного договора, до наблюдения за боевыми действиями в районе польского города Лодзь.

Естественно про все эти телодвижения мы были в курсе. Мало кто знал, что главная задача операции, что проводится в этом мире, это не только скупка продуктов, это не только ликвидация предателей и революционеров, это не только разгром германской армии. Да, это все нужно, обязательно нужно, но все эти телодвижения при определенном желании с трудом, но вскрываются оперативными методами местными спецслужбами. А вот главная работа проводилась тихо, неспешно и, что главное, незаметно. И в этой работе были задействованы лучшие оперативные кадры ФСБ, СВР и военной разведки, которые мы смогли найти и подрядить для этой работы. Причем работа началась давно, а со стороны выглядело как будто в Петрограде и в Москве появились новые ОПГ, правда действующие очень нагло и на любые попытки наехать или выяснить отношения, отвечающие быстро и жестко, оставляя после себя многочисленные трупы паханов и их шестерок. Так как в материальном плане ограничений не было — в нашем умирающем мире золото, бриллианты ничего не значили, то шла системная работа по подкупу и вербовке агентов влияния пока в низовом звене полиции, но это только пока. Но развернулись основательно и результаты уже были, причем великолепные, учитывая какое оборудование было у них в распоряжении. Никто даже предположить не мог, что посольства Англии и Франции, квартиры послов, военных атташе, любовниц, телефонные и телеграфные линии, все было на круглосуточной «прослушке» с использованием самых современных средств. А где надо, были установлены и скрытые камеры, как например над рабочим столом британского посла Бьюкенена. В специально выкупленных на подставных лиц домах стояли целые серверные стойки, куда стекалась вся информация, проводилось распознавание, перевод в тексты и каждый вечер аналитики готовили специальные справки, которые после проверки и, если надо, корректуры, ложились на стол к Марии Федоровне. Вдовствующая императрица сначала немного криво смотрела на всю эту работу, но чуть позже вошла в раж и уже начала ощущать себя всевидящей и всезнающей — очень мощная информационная игла, на которую мы ее искусно посадили.

Нам пришлось сработать на опережение, прекрасно понимая, что наше активное вмешательство вызовет негатив со стороны основных игроков Антанты и их агентов влияния. Одним из главных и системных координаторов был британский посол Джордж Бьюкенен, поэтому против него сработали очень хитро — заразили одним из штаммов сифилиса с небольшим инкубационным периодом. В принципе, при определенной сноровке ничего сложного — обработать предметы личной гигиены, столовые приборы, мундштук курительной трубки. Как раз на момент начала наших активных действий в Польше у него появились первые внешние проявления болезни. Один к одному, что мы и ждали.

В это же время, не привлекая внимания в нашем мире побывал еще один человек, посвящение которого мы тоже согласовали с Марией Федоровной, но к ней его подводить не стали, чтоб раньше времени не светить перед недоброжелателями, которые начали уже обкладывать Аничков дворец.

Борис Владимирович Штюрмер. Видный политик, юрист, один из соратников убитого террористами министра внутренних дел Плеве. В нашем мире Николай II используя свое влияние продавил кандидатуру Штюрмера на должность председателя Совета Министров, одновременно с этим, министра внутренних дел и министром иностранных дел. Он так сумел поставить работу и так стал выкручивать руки «союзничкам», что одним из условий продолжения сотрудничества и поставок оружия и боеприпасов было увольнение Штюрмера. Даже Керенский в свое время побоялся выпускать этого сановника из тюрьмы после Февральской революции, боясь его знаний и авторитета, ну и конечно опять по требованию союзников.

Все это Штюрмер узнал в нашем мире и пообщавшись с Марией Федоровной по видеосвязи проникся моментом и после согласования кое-каких нюансов был согласен поучаствовать в нашем небольшом спектакле.

На третий день армейской операции в Польше совместной группировки войск НЭК и частей 1-й и 2-й армий, военные атташе и послы Франции Морис Палеолог и Англии Джордж Бьюкенен, в сопровождении министра иностранных дел Сазонова и Великого Князя Николая Николаевича, занимающего должность Верховного Главнокомандующего, и еще нескольких генералов и сановников, членов Государственного Совета, с жесткой предъявой настоятельно и безотлагательно напрашиваются на прием к русскому императору Николаю II. Это очень мощный сигнал, значит уже все обговорили, осудили и выработали список требований и текст ультиматума. Естественно все это уже было известно, техническая служба наблюдения у нас все больше набирала мощность, а такие сборища, особенно с участием французского и британского послов слушались и писались в первую очередь.

По моей просьбе эта встреча была перенесена на день, как раз на сегодня, чтоб я мог быть и рядом, и вмешаться в случае развития ситуации в ненужном направлении. Ну а реально для Николая II это был первый настоящий бой за его будущее, будущее Империи и жизни его супруги и дочерей, и он это понимал. Единственная проблема, никому из женсовета при этой встрече присутствовать нельзя было, мне и кому-нибудь из новороссов — тем более.

Ну мы, конечно отслеживали состояние Бьюкенена и вчера вечером он все же показался врачу, после чего имел бледный вид, симптоматика уж слишком была явной, но, естественно, никому ничего не сказал, а явился, скотина такая, на прием к русскому императору.

Естественно, Николая об этом известили заранее, и он как человек очень чистоплотный смотрел на вошедших демонстративно спокойно, хотя в душе его бушевала ненависть и что еще важнее, брезгливость к этим человечишкам.

Помимо психологической накачки женсоветом, Император и сам был далеко не безвольным дураком. Когда раскрылась истинная сущность пришельцев он сначала взбесился, но чуть позже остыл и начал собирать всю имеющуюся информацию о новороссах, в поисках не состыковок и фактов злонамеренного введения в заблуждение. Но чем он больше общался с той же Артемьевой, которая организовывала охрану сначала его матери, а чуть позже к ней под крылышко подсадили и Императрицу, и дочерей Николая, уж слишком все было сделано на высшем уровне.

Император и сам частенько бывал в Аничковом дворце и разговаривал с простыми бойцами, которые охотно шли на контакт, изучал исторические документы, что по первому пожеланию предоставляли потомки, читал мемуары. Даже пересмотрел фотокопии своего дневника из будущего и сравнил с тем, что есть у него. Здравый смысл кричал что где-то есть подвох, а факты говорили о противоположном. Нигде еще пришельцы не обманули. Да, было много неточностей, с датами, с людьми, с мелкими фактами, но это всего лишь исторические ошибки, которые накапливаются по прошествии времени.

И в один прекрасный момент, Николай окончательно поверил и после просмотра художественного фильма о своей казни просто взбесился, кричал, рыдал, бил посуду, и только выпустив пар смог мыслить более рационально. Он тогда подошел к матери, но без Алекс, и долго разговаривал. Это был тяжелый вечер и еще более тяжелая ночь. Он узнал про проклятие Алекс, что у него не будет от нее здоровых детей мужского пола. Это было тяжело, очень тяжело. И ему нужно было сделать выбор. Вариантов не было, как сказала Мама, сохранив империю он сохранит и свою жизнь, и жизнь своих детей. Сейчас в нем бушевала холодная ярость и Император готов был драться за будущее…

Они расположились в большом кабинете, друг напротив друга, в глубоких дорогих кожаных креслах и начался неприятный разговор. Все было тщательно рассчитано и подготовлено с использованием рекомендаций профессиональных психологов. В центре просторной комнаты стоял небольшой стол и за ним сел Николай II. Гостевые места были выставлены в два ряда как бы полукругом, так чтоб стол императора находился бы в фокусе. Когда гости зашли и расселись по местам, только единицы с задних рядов смекнули что количество кресел четко соответствует количеству пришедших, а это мягко намекало о том, что их тут ждали и прекрасно были осведомлены кто и зачем придет. Чуть позже, в комнату демонстративно занесли еще три кресла, в которых расположились известные журналисты, присутствие которых очень не понравилось многим. Очень было похоже на подготовку к мощному скандалу, которых за последнее время происходило что-то слишком много, причем все организовывалось очень ловки и последовательно.

Император сидел на стуле, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок, давая понять, что ему очень скучно и неприятно, но он готов терпеть происходящее. И что еще было отмечено — Николай II ни с кем не поздоровался и не подал руку, тем самым сразу обозначив свое негативное отношение к посетителям и это было не только нарушением норм приличия, а в некотором роде даже вполне прозрачным намеком на объявление войны.

За плечом императора замер офицер-секретарь, который помимо обычных функций исполнял задачи личного телохранителя, в демонстративно надетой поверх мундира защитной кирасе явно новоросского производства и с автоматическим пистолетом в набедренной кобуре, что говорило о том, что Николай II не воспринимает пришедших как добрых гостей.

Сначала слово взял Великий Князь Николай Николаевич и с сожалением в голосе жаловался и на поведение пришельцев и на то, что Николай им беспрекословно потакает, не согласовывая действия со Ставкой, тем самым полностью разрушая общие планы и штаба русских войск и союзников.

Потом слово взял Бьюкенен, за ним долго и витиевато изгалялся французский посол хамовитый Палеолог, потом слово взял министр иностранных дел Сазонов.

Они говорили долго, витиевато, красиво, стараясь избегать острых углов, быстро смекнув, что Николай II настроен очень отрицательно, но, через десять минут всем стало понятно, что император скучает и ему откровенно плевать на всю представительную делегацию.

И в довершении всего этого фарса император в лучших традициях французского посла очень естественно зевнул, прикрыв рот, чем вызвал паузу в монологе Сазонова.

— Извините господа, допоздна читал презанятную книгу, поэтому просто не выспался, продолжайте Сергей Дмитриевич…

Министр иностранных дел с удивлением смотрел на императора, уже догадавшись, что разыгрывается какой-то спектакль, но на таком уровне такие вот представления всегда имеют глубокий смысл и он, как прожженный политик панически пытался его понять, чтоб ненароком не попасть в ту партию, которая проиграет и очень было вероятно, что Сазонов именно прибился к партии проигравших, во всяком случае Николай II для себя это уже решил.

И в подтверждение его слов скрипнула вторая дверь и в комнате появилось новое действующее лицо. Сазонов все понял и его стала пробирать дрожь.

Появление в комнате Бориса Владимировича Штюрмера, такого же члена Государственного Совета, как и многих из пришедших, вызвало недоуменное шептание и неловкую паузу.

Николай II никак на это не отреагировал, даже голову не повернул, а дождался, когда Штюрмер подойдет к нему, раскроет папку с какими-то бумагами и положит прямо пред императором.

Мельком глянув на документы, Николай II повернув голову к подошедшему, мягко так, с явно выраженной доброжелательностью в голосе проговорил:

— Спасибо, Борис Владимирович, не уходите, вы мне еще понадобитесь.

— Да, конечно, Ваше Императорской Величество, — и сделал шаг назад, замерев рядом с охранником.

Николай демонстративно углубился в чтение бумаг, быстро пробежал глазами и невесело усмехнувшись поднял наконец-то глаза на Сазонова.

— Сергей Дмитриевич, у вас все? Или еще что-то хотите добавить? — голос демонстративно доброжелательный, в который была добавлена толика участия, но всем в этой комнате стало понятно, что Император играет с ними как кошка с мышкой, а они рассчитывали, что пришли ставить завуалированный ультиматум. Сазонов это все ощутил поэтому замер на полуслове и отрицательно кивнул и сделал легкое движение с намеком что хочет сесть на место.

— Ну хорошо, Сергей Дмитриевич. В принципе, господа то, что вы хотели до меня довести, я услышал, но звучит все как-то неубедительно. Что вас не устраивает: войска воюют, противник несет потери и еще чуть-чуть будет разгромлен, во всяком случае та же 9-я армия Макензена полностью потеряет весь боевой потенциал. Но это так к слову. А вот…

Он повернул голову к замершему Бьюкенену, который уже догадывался, что они все попали в искусно расставленную ловушку, которая захлопнулась и сейчас с ними будут делать что-то неприятное.

— …скажите сэр Джорж, а что у вас, в Англии делают с человеком, который сознательно подвергает опасности жизнь монарха?

В комнате настала мертвая тишина. Это было невероятно, тем более слышать такое от всегда культурного и обходительного русского императора. Бьюкенен вроде стал догадываться куда клонит Николай II, но просто боялся в это поверить, поэтому постарался придать голосу твердость и уверенность.

— Человек, сознательно подвергший жизнь монарха опасности, подлежит строгому суду и казни.

— Так объясните мне, мой дорогой сэр Джордж как можно расценить то, что вы, зная, что болеете одной из опасных и заразных разновидностей сифилиса приперлись ко мне во дворец? Вы, как тифозная Мэри, хотите здесь всех заразить это гадостью? Меня, мою семью, моих соратников и боевых генералов?

Было сказано вроде тихим, задумчивым голосом, но все почувствовали скрытую, незамутненную ненависть в словах Императора и это было просто пугающе.

В комнате и так была тишина, а тут, казалось, что все одновременно просто прекратили дышать, от той новости что только озвучил Император. Это был жесткий, мощный, обезоруживающий удар, тем более то, что исходил от главы одного из самых больших государств мира, был в тысячу раз опаснее и позорнее.

Бьюкенен побледнев встал и собрав в кулак последние крохи самообладания, произнес.

— Это ложь, Ваше Императорское Величество!

— Да? — Николая откинулся на спинку стула с презрительной ухмылкой рассматривая наглого британца.

— Характерные пятна уже видны и на вашем лице, и на ваших руках. Тем более, вчера вы были на приеме в клинике вашей супруги и вас осматривал доктор Гордон. Он и поставил диагноз, но тем не менее, вы имели наглость, будучи больным постыдной болезнью прийти ко мне в гости?

— Доктор Гордон…

— Доктор Гордон арестован, как ваш сообщник, так как знал, что вы сегодня пойдете на прием к Императору и промолчал. К сожалению, у вас есть дипломатический иммунитет и я не могу дать команду на ваш арест.

— Это бессовестная и подлая ложь! — не выдержал Бьюкенен.

— Ну почему? Вот протокол допроса, а вот фотокопия книги приема посетителей, где доктор Гордон лично своей рукой прописал ваш постыдный диагноз. Поэтому, мой дорогой и словоохотливый сэр Джордж, будьте добры максимально быстро покинуть пределы Российской империи, а вашего государя я лично попрошу прислать человека, более внимательно следящего за своей личной гигиеной. Кстати…

Он повернул голову к французскому послу.

— Месье Жорж, вы так, в последнее время, много времени проводили в беседах с сэром Бьюкененом, совместные трапезы, прогулки, что есть опасность что и вы могли поневоле подхватить эту гадость. Я слышал во Франции далеко продвинулись в лечении этой болезни, думаю вам стоит срочно съездить и провериться и, если подтвердиться, приложить все силы к сохранению своего здоровья. Вы, в отличии от сэра Бьюкенена, весьма перспективный политик и нам было бы очень прискорбно если б из-за определенных ошибок пакостных пристрастий одного, пострадали многие.

Англичанин, которой уже не мог сдержаться и его стало колотить от сдерживаемого гнева, не выдержал и заговорил:

— Вы, забываете, Ваше Императорское Величество, что за моей спиной вся мощь Британской Империи и ее союзников, и такое отношение к ее посланнику не останется безнаказанным!

Николай поджал губы, смотря на разбушевавшегося британца.

— Это можно считать объявлением войны?

Бьюкенен понял, что переборщил и дал задний ход.

— Нет, нисколько, но о вашем поведении я буду вынужден буду доложить своему правительству.

— Это ваше право. Так что, господа, я вас не задерживаю.

Когда комнату покинули представители и послы союзников, Николай II с интересом стал рассматривать притихших сановников и генералов, которые после всего произошедшего выглядели как нашкодившие кошки.

— Теперь по вам. Я тут в окно видел, как вы там жали друг другу руки. К вашему сведению, этот штамм сифилиса может передаваться и через рукопожатие, поэтому для вас всех объявляется шестинедельный карантин. Пока мой личный врач не подтвердит, что вы здоровы остаетесь дома и никуда не выходите. Еще мне эпидемии не хватало. Дожили. Посол-сифилитик, генерал-засранец. Может проклял кто…

— Но это же чудовищно, — не выдержал Сазонов, прекрасно осознав, что только что произошло. Болезнь Бьюкенена можно было бы как-то прикрыть, этим в высшем свете многие болеют, но чтоб вот так открыто, растоптать, унизить как мужчину, как человека, как семьянина, как политика, это было чудовищно, мерзко и подло. И смотря на стоящего возле императора Штюрмера, Сазонов понял, кому он будет сейчас сдавать дела и это означало кардинальную смену политики. А на фоне успехов на фронте, точнее жуткой мясорубки, что пришельцы устроили германцам, все выглядело как определенные части глобального плана. Наверно сейчас последует еще пара ощутимых ударов по Германии и потом предложение заключить сепаратный мир на очень выгодных для России условиях. С пришельцами за спиной, с их огромным рынком сбыта, и, тем более с их огромной военной мощью, Россия могла себя чувствовать вполне спокойно вне зависимости от мировых войн.

Решив все текущие вопросы, отправив сломленных визитеров по домам, Николай II попросил остаться Великого Князя Николая Николаевича, который все еще являлся Верховным Главнокомандующим. Он, в принципе, и сам хотел побеседовать с императором, но так, уже без свидетелей и по-родственному. Слишком много вопросов накопилось, и Великий Князь хотел получитьхоть какие-то ответы.

Вернувшись в тот же самый кабинет, Николай Николаевич с интересом наблюдал как слуги в гуттаперчевых перчатках выносят кресла на улицу и тут же демонстративно бросают в огонь. Еще одно показательное унижение. Хм, а Никки сегодня всех поразил.

Зайдя в комнату, он стал свидетелем, как Никки достал небольшую черную коробочку со штырьком, нажал кнопку и сказал:

— Мама, все видела?

Коробочка зашипела и вполне узнаваемым голосом Марии Федоровны, ответила:

— Да, сынок, и видела, и слышала. Ты был просто бесподобен. Отец гордился бы тобой.

— Мне страшно, мама…

У Николая Николаевича полезли вверх брови. Несколько минут назад Никки вытирал ноги об этих обнаглевших союзников, а теперь его реально трясет, как обычно трясет новобранца после первого кровавого боя.

— Все нормального. Генерал Оргулов должен быть где-то рядом.

— Я так до конца и не понял вопрос со Штюрмером…

— Оргулов его сводил в свой мир.

— Не посоветовавшись с нами?

— Он поставил меня в известность о своем желании, и я не препятствовала. Ты сам знаешь, что это все большая импровизация и нам срочно нужна была замена Сазонову, а Штюрмер ему хорошая замена, особенно перед переговорами с Вилли. Он, кстати очень напуган и опять передавал предложение пообщаться. Видимо, как посчитал, что новороссы будут теперь тоже лупить его войска, впал в уныние.

— На меня тоже пару раз выходили. Думаю, устранение Бьюкенена и Палеолога будет хорошим сигналом.

— Да, но надо закончить военную составляющую, чтоб и Вилли, и, хотя бы, его дети зареклись косо смотреть в сторону России и даже не помышляли о любых ультиматумах, а то ишь моду взяли.

— Само собой. Как мне доложили, «Утенок» уже в воздухе и главный удар будет нанесем минут через двадцать.

— Что там дядя Николай?

— В шоке, стоит слушает.

— Хм, передавай ему привет. Я тоже подключусь ко второму оперативному каналу и присоединюсь к просмотру, по нему как раз идет трансляция из Севастополя…

Я все это тоже видел и слышал. Николай, как мне показалось, при наблюдении через две высококачественные камеры со звуком, отработал на пять с плюсом.

Но, то что было сделано, фактически являлось чуть ли не объявлением войны и в ближайшее время нужно было ждать привычных для англичан действий — ликвидация руками заговорщиков высших лиц империи, и переход власти к более лояльной ветви императорской семьи.

Ну и для массовки — бунт в гвардейских полках. Но у бриттов была одна большая проблема, поднять войска против Николая II сейчас было нереально — императора который побеждает войска не свергают. Тем более им нужна была вся пятимиллионная русская армия, пока Германия сохраняла свой военный потенциал.

Поэтому устраивать смуту они не хотели. Единственный вариант — ограниченный внутренний переворот, поэтому все наши силы были подняты по тревоге.

Местные уголовники, наши штатные разведорганы, работающие на нелегальном положении, мобильные и стационарные группы технического наблюдения, дворцовая полиция, местная контрразведка и жандармерия, все было направлено на жесткое противодействие любых попыток покушений на русского императора и членов его семьи. И все это стекалось в единый кризисный центр, расположение которого не знал даже я.

Ну и именно сейчас мы должны были наконец-то нанести один из самых ярких и запоминающихся ударов, чтоб у всех пропала иллюзия в собственной неприкасаемости.

Утром, когда к Николаю II на прием заходила толпа «требователей», османскому султану Мехмеду V по линии министерства иностранных дел передали ноту, что стоящий у него на ремонте линкор «Гебен», ну насквозь незаконный и поэтому подлежит аресту и передаче в состав Черноморского флота в виде компенсации на неприятную провокацию. В случае отказа, российская сторона оставляла за собой право для принятия мер, по недопущению впредь подобных провокаций.

Вся Европа и, тем более в той же Османской империи точно были в курсе, что под Севастополем пришельцы что-то строят, причем это что-то, по мнению вполне вменяемых ученых и военных экспертов, особенно после начала массированных ударов нашей авиации в Польше, было очень похоже на взлетно-посадочную полосу для скоростных летательных аппаратов с высокой взлетной и посадочными скоростями. И это вызывало нездоровый ажиотаж, особенно после того, как стало известно, какие меры по охране объекта были приняты. Только дурак не понимал, что тут затевается что-то против Османской империи, причем явно с участием пришельцев. Вероятность сильно отгрести, особенно после глупой попытки без объявления войны напасть на русские порты на побережье Черного моря, была очень высокая. Тем более, после выведения из строя германского линкора и части турецкого флота, Черноморский флот получал неоспоримое преимущество, чем и начал пользоваться. Русские линкоры и броненосцы уже как неделю гуляли в море, накручивая круги недалеко от Босфора, видимо в ожидании какой-то команды.

Султан и его генеральный штаб наблюдали за происходящим и с интересом следили за событиями в Польше и старались хоть как-то просчитать возможные последствия. Поэтому после получения фактического ультиматума султан завис, не зная, что делать и что ожидать, ведь пойти на уступки он не мог, слишком много денег он получил от Германии.

Поэтому, когда прошло контрольное время, а султан никак не отреагировал, мы начали операцию возмездия.

В Крыму за операцию снова отвечал капитан 1-го ранга Колчак, который после недавних событий был готов вписаться в любую драку. Поэтому именно он при штабе Эбергарда собирал всю возможную информацию и готовил данные для бомбардировки. В нашем времени своего часа ждал специально выделенный под особые задачи Су-34 и несколько корректируемых авиабомб высокой мощности.

В итоге на момент бомбардировки русское посольство в Османской империи было свернуто и в момент неполучения ответа на ультиматум, последний представитель МИДа сел на зафрактованную рыбачью шхуну и вышел в море, где его вскоре подобрал русский эсминец.

Ну а потом наступило время «Ч». Су-34 с подвешенными одной КАБ-1500 и двумя КАБ-500 взлетел на аэродроме в Каче и набрав высоту взял курс на Константинополь.

Момент старта красавца Су-34 был специально заснят и передан на центральный сервер и там разошелся по всем заинтересованным лицам.

Поэтому после того как Николай II отбрил наезд со стороны союзников, в Зимнем уже был подготовлен отдельный кабинет, где установили большой телевизор и подключенный к нему компьютер, соединенный с общей сетью. Подключившись к каналу на экран вывели всю получаемую информацию. Великий Князь Николай Николаевич как Верховный Главнокомандующий увидев меня в кабинете, чуть поморщился, прекрасно понимая откуда дует ветер новых перемен, и откуда такая смелось у Никки, но смолчал, уселся на предложенный стул и стал с интересом наблюдать за происходящим, понимая, что его приобщают к большим тайным играм.

«Утенок» при свете дня как раз уже подлетал к Босфору и с высоты в семь километров передавал виды с мощной цифровой камеры. И выглядело оно великолепно и величественно.

Подлетая к Константинополю, он стал снижаться, как раз к месту, где стоял на приколе многострадальный «Гебен», обнаружив и зафиксировав цель, пилот, с позывным «Таран» запросил подтверждение на сброс.

Я вопросительно посмотрел на Николая и тот чуть взволнованно кивнул головой в знак согласия. Я кликнул мышкой на значке микрофона, и коротко проговорил:

— Таран, это Феникс. Подтверждаю. Цель уничтожить.

— Вас понял, Феникс. Работаю.

На экране было видно, как длинная сигара КАБ-1500 отделилась от самолета и полетела вниз, автоматически выпуская аэродинамические рули. Включилась система наведения и оператор стал подсвечивать линкор лазером, указывая бомбе точку удара.

Время шло медленно и все затаили дыхание в ожидании результата. В углу экрана появилась еще одна картинка — Колчак заранее отправил агента из греков, который с нашей цифровой камерой наблюдал как будет падать бомба и все это тоже в режиме он-лайн через радиопередатчик бомбардировщика на сервер.

Еще мгновение, мелькнул продолговатый предмет, пробивший верхнюю палубу линкора, и с небольшой задержкой нос корабля вспучился, из его недр вырвался огненный шар, раскидывая над проливом огромные куски обшивки. Во время взрыва линкор чуть подпрыгнул и, оседая, переломился пополам объятый пламенем стал стремительно погружаться.

Глубина там была небольшая и погрузившись по самую рубку возле стенки, мощнейший линкор османского флота нашел свою стоянку на долгие годы. Все это в высоком качестве мы видели со стороны и результат удара превзошел всякие ожидания. Образцово-показательно мощнейший корабль мира был отправлен на дно в порту, под защитой целой системы батарей.

— Феникс, цель поражена. Дальнейшие действия? — подал голос пилот.

— Таран, отрабатываете по плану, Цели Один и Два уничтожить.

— Вас понял Феникс, работаем.

Еще через несколько минут «Утенок» сбросил менее мощную, по сравнению с «полторашкой» КАБ-500 на казармы султанской гвардии, оставив там после себя огромный кратер и возвращаясь засадил последнюю бомбу в одну из береговых батарей, где после детонации боеприпасов тоже остался огромный кратер.

По моей просьбе, «Утенок» снизился и с ревом пролетел над султанским дворцом, свечкой ушел вверх и с грохотом взяв звуковой барьер ушел в сторону Севастополя.

В комнате стояла тишина. Я повернул голову к Николаю, который все еще завороженно смотрел, как камера самолета с высоты десять километров показывает море.

— Ну как вам? Думаю, «Гебен» больше никого не побеспокоит.

— Эффектно. Ну что, Сергей Иванович, теперь дело за вами, надо сделать последний шаг.

— Конечно, Николай Александрович, а вам, я думаю надо более детально поговорить с родственником.

Я покинул их, хотя разговор слушался и писался, и император про это прекрасно знал. Чуть позже всю аппаратуру свернут и уберут, а мне нужно было отправляться опять в Польшу, там как раз начиналась финальная сцена нашей операции.

Переход на базу под Плоцком прошел как всегда буднично: включение контура, проверка обстановки с помощью выдвижной штанги и пошли и люди, пешком и грузовики, забитые под завязку боеприпасами.

Меня встретили — были конечно предупреждены, и проводили в уже знакомую бетонную землянку, где фактически располагался центр управления операцией.

Все наши, прекрасно знали, чем я занимался во время отлучки, а вот несколько человек из этого мира, специально привлеченных для того, чтобы хоть как-то показать, что операция совместная. Войдя в просторное помещение, где уже в нашем стиле были установлены столы, мониторы, рабочие места операторов, кофемашины и складированы бутерброды, я с удивлением уставился на нового генерала, ранее здесь не появлявшегося.

Причем совместно с Лукичевым и поддакивающим ему Дегтяревым, они активно работали с одним из больших сенсорных экранов, рассматривая карту, открывая ролики сделанные разведывательными беспилотниками и что-то спрашивали друг у друга, уточняя нюансы. Боевой генерал, а это точно были он, настолько был поглощен работой с техникой пришельцев, дающей огромные возможности, что, просто элементарно, пропустил мое появление.

Но когда офицеры стали вскакивать, все наконец-то повернули головы, и Лукичев привычно скомандовал:

— Товарищи офицеры!

— Вольно!

— Вольно!

Я подошел к новому действующему лицу, вглядываясь ему в лицо, тщательно рассматривая азиатский разрез глаз, прекрасно понимая кого я вижу перед собой — Лавр Георгиевич Корнилов. Умный, волевой, деятельный, именно генерал войны. Потом узнаю, как он оказался у нас в штабе, я абсолютно не против, что его сюда затащили.

Корнилов от работы нашей системы явно получал удовольствие, с присущей профессиональному военному проницательностью, понимая, какое преимущество мы получаем по отношению к противнику.

Мы отдали честь друг другу и пожали руки. Ритуал соблюден. Тут влез Дегтярев, который не выдержал — его переполняли эмоции.

— Серега, ну вы там с императором дали. Мы тут краем уха слушали трансляцию, жестко вы там союзничков опустили, особенно Бьюкенена. Сейчас, наверно, Мария Федоровна прорабатывает передовицы газет?

— Ага. Удивительная женщина и чем-то мне напоминает Екатерину Великую своим государственным подходом.

Дегтярев хмыкнул. А я краем глаза наблюдал как Корнилов наблюдал за таким нарушением субординации, что полковник по имени при посторонних разговаривает с командующим. На что я сразу отреагировал.

— Лавр Георгиевич, не удивляйтесь. У нас в армии несколько проще относятся к таким вещам, тем более с полковником Дегтяревым нас объединяет долгая дружба. В военном училище, где мы все начинали, учились вместе и в казарме наши кровати стояли рядом и сейчас воюем плечом к плечу, и то что погоны немного различаются, это не беда. Олегу, как и всем собравшимся здесь офицерам Корпуса, я доверяю на двести процентов.

— Да, со стороны заметная некоторая вольность в обращении, немного шокирующая, но как я понял, это даже помогает в процессе.

— Именно. Кстати, видели, как в Константинополе добили «Гебена»?

Корнилов усмехнулся.

— Это было впечатляюще. С такой высоты так точно попасть очень трудно.

— У нас для таких целей есть специальные высокоточные боеприпасы в которых реализована система самонаведения. Поэтому линкор был обречен изначально. Ну и султану мы так жирно намекнули.

Тут Корнилов покачал головой.

— Если он согласится с вашими требованиями, его могут посчитать трусом и просто свергнут.

— Ну значит прилетит еще одна бомба. У нас руки длинные и как по мне, так лучше выбомбить там все, чет лить кровь русских солдат.

— Согласен с вами, Сергей Иванович.

— Ну что, теперь вернемся к нашей операции. Владимир Леонидович, — обратился я к Лукичеву, — вкратце обрисуйте ситуацию.

В принципе я и так был в курсе, постоянно читая оперативные сводки, но мнение Лукичева, его видение ситуации были намного ценнее. Бывают нюансы, которые в сводки не попадают, но очень интересно освещают оперативную обстановку.

Я слушал Владимира Леонидовича с огромным интересом. По большому счету на счет стратегической внезапности и полному отсутствию ПВО у противника, мы им устроили фактически лето 41-го наоборот. Удали мобильными механизированными отрядами в разных местах создавали неразбериху, для парирования прорывов германское командование гоняло оперативные резервы по всей линии фронта, а мы их методично множили на ноль прямо на марше. И обычная маскировка веточками им не помогала — тепловизоры прекрасно все видели.

Как мы и планировали то моего отъезда, группа майора Васильева с частями 50-й пехотной дивизии, за два дня прорвали фронт и с боями дошли до остатков Влоцлавска, где закрепились и отбили несколько серьезных контрударов противника. Потери были серьезные и в людях, и в технике. Из десяти танков на ходу осталось всего четыре, но к безвозвратным потерям можно было списать всего три единицы, остальные спешно ремонтировали в полевых условиях. Погорельцев конечно утащили в наш мир через портал по мобильно доставленному вертолетом пространственно-временному маяку.

Введенная в прорыв за 50-й дивизией и повернувшая на юг конно-механизированная группа генерала Келлера, на вооружении которой стояли десять модернизированных Т-34 и столько же собранных по полям БТ-7 и БТ-7М навела жуткого шороху в тылах германских дивизий. Приданная группе буксируемая гаубичная батарея М-30 тоже существенно помогла. В итоге, пройдя пятьдесят километров по рыхлым тылам противника и уничтожая любые воинские соединения на своем пути, группа вышла к нужной точке, соединившись с основными силами сводной механизированной бригады НЭК и приданной ей частями 26-й пехотной дивизии, которые, так же прорвав фронт продвинулись не меньше чем на двадцать километров.

Окруженные семь германских дивизий как могли огрызались, но под постоянными авиационными бомбардировками, особенно ночными, что было для них шокирующим и обстрелами тяжелых орудий без снабжения и связи быстро теряли боевой потенциал. Качественная авиаразведка позволяла более эффективно тратить боеприпасы, что существенно сказывалось на продвижении наших замыслов.

Хотя было понятно, что сводная авиагруппа капитана Архипова не справляется с поставленными задачами ввиду малочисленности и усталости летного состава. Те же ночные бомбардировки окруженных германцев очень выматывают людей. Поэтому было принято решение сформировать резервную бомбардировочную группу из состава приданных 1-й и 2-й армиям авиаотрядов. Естественно их никто сажать на тюнингованные штурмовики и истребители сажать не собирался. Тут мы, опять используя опыт Великой Отечественной Войны, собирались использовать шесть имеющихся в наличии У-2, которые спешно поднимали на крыло и переделывали в ночные бомбардировщики, хотя я что-то сильно сомневался, что мы что-то успеем сделать и обучить людей, тем более ночные полеты очень трудная вещь.

Но процесс запустили, а дальше как получится.

И вот я как раз вернулся в тот момент, когда командующий 9-й армией Макензен, бросил на деблокаду окруженных дивизий спешно собранные резервы и переброшенные Гинденбургом части из стратегического резерва фронта.

У нас там, кроме окопавшейся 50-й дивизии в районе Влацловска не было, а районы, через которые прошла орда Келлера просто являлись серой зоной. Войска, чтобы сформировать единую линию обороны внешнего кольца окружения, еще не успели выйти подойти на указанные новым планом рубежи. Поэтому было принято решение перейти к тактике мобильной обороны батальонно-тактическими группами.

Входящие штурмовыми колоннами германские части попадали на систему укрепленных районов, прикрываемых и штурмовой авиацией и артиллерией. При постоянно висящих в небе беспилотниках любые попытки германских войск выйти даже на рубежи атаки, заканчивались большими потерями без вступления в непосредственный огневой контакт с русскими войсками. Ну а короткие яростные атаки при поддержке танков доставляли еще больше хлопот.

Можно было сделать вывод что за четыре дня активных боевых действий в германских войсках уже стала вырабатываться вполне устойчивые танко и самолето боязнь. Плюс к этому очень четко работали Пе-2. Вываливая по десять осколочно-фугасных бомб, что помешались в бомболюках, на двигающиеся в походном порядке германские части, особенно по ночам, они в прямом смысле выкашивали элиту противника. Пять дивизий просто не дошли до фронта, потеряв от наших бомбардировок до семидесяти процентов личного состава, утратив при этом всякую боеспособность.

И опять все происходило по аналогии с нашим 41-м годом только наоборот. Мы наступаем, а немцы по частям вводя резервы в бой, при нашем подавляющем преимуществе в воздухе, пытаются что-то сделать, но при этом несут колоссальные потери.

В обед следующего дня мы получили известие от линии агентурной военной разведки — то, что мы ждали началось. В Торн, где находился штаб 9-й армии и который мы демонстративно не трогали, выехал Гинденбург и Лидендорф, для проведения экстренного совещания по ситуации в полосе действия 9-й армии.

То же самое проскочило в нескольких расшифрованных перехватах, причем прибытие личного поезда командующего флотом ожидалось около шести вечера. Туда сразу же направили оба «Орлана», приглядывать за обстановкой и исключить возможность ловушки со стороны немцев, они тоже дураками не были.

Я повернулся к Дегтяреву, который с легким оскалом смотрел на меня.

— Ну что, Олежек, теперь твой выход, с переодеванием, зачистками и с танцами с бубном.

— Сделаем, Серега, а то я что-то засиделся здесь в штабе…

Глава 14

Большая стратегическая игра в космическую империю настолько увлекла и меня, и мое окружение, и конечно «кремлевских тяжеловесов», что на короткий срок все остальные вопросы были отодвинуты в фоновый режим. Что-то решалось, что-то управлялось, но так, без особого рвения и прорывов — сейчас космос был на первом месте. Как говорится: «У больших мальчиков большие игрушки».

Все заинтересованные лица прекрасно были осведомлены, что в таких серьезных вопросах спешка смерти подобна, поэтому все мероприятия, что касались орбитальных спутников, проводились с максимальным уровнем качества и показательно добротно. Как я понял, Сталин всем своим звериным чутьем прекрасно осознавал какую игрушку мы ему подогнали и какие перспективы открылись перед ним. Манхетенский проект и рядом не стоял по важности и по стратегическому уровню важности. Теперь перед ним, как перед политиком мирового уровня, главой Великой державы, стояла задача дождаться первого более-менее серьезного результата, ну, допустим, разбомбить из космоса какую-нибудь базу, и, опираясь на такое событие, начать аккуратно давить оппонентов, но так чтоб окончательно не перепугать, ну и по частям разваливать недавно возникшую Антанту-2.

Пока мы только могли показать летающие по орбитам неопасные куски металла, ну и красочные фотографии Земли из космоса, но не более того. Необходимо было немного потерпеть. Поэтому, особо не спеша, экономя дорогостоящее топливо, «Молния», под чутким руководством импровизированного ЦУПа, расположенного под Чкаловым, на нашей центральной перевалочной базе в мире 1942-го года, аккуратно опускалась на низкую орбиту, чтоб максимально эффективно заняться своим прямым назначением — разведкой, а «Маяк-2» подтягивался на геостационарную. А сейчас, пока был небольшой задел по времени, проводились множество дополнительных мероприятий, чтоб из собранных на коленке и отправленных в космос аппаратов, сформировать настоящий, мощный и, главное, надежный инструмент для защиты Советского Союза.

Когда народ, а особенно тот же полковник Хруничев, убедились в том, что заброска объектов на орбиту Земли в 1942-м году без существенных ограничений по массе вполне реальна, то работа пошла более энергично. Люди, давно сидевшие по бункерам, получили не просто возможность перебраться с семьями в новый чистый мир, но и с огромной форой начать космическую программу. А так как цепочка принятия решений была очень короткой и просто избавлена от множества тормозящих факторов в виде чиновников и карьеристов, которых при первом же подозрении в саботаже просто удаляли далеко и надолго, то процесс шел просто семимильными шагами. Люди жили на рабочих местах, но выдавали поистине невероятные результаты.

В первую очередь инженеры постарались решить проблему более точного позиционирования спутников — из нашего времени тащили вторую радиолокационную станцию космического контроля, которую предполагалось установить на Дальнем Востоке. В доступных ключевых точках на поверхности планеты предполагалось разместить радиомаяки. Активно «допиливали» базовую боевую станцию «Заря», по которой постоянно возникали все новые и новые предложения, которые подорванные на всю голову энтузиасты спешили реализовать, ну и спешно доделывали «Молнию-2» и «Молнию-3» с более расширенными разведывательными возможностями.

Но основная работа шла по разработке, реализации и совершенствованию средств поражения класса «космос-поверхность». Тут было множество технических нюансов, которые стоило проработать, прежде чем хвалиться и перед предками, и, тем более, перед потенциальными противниками. Конечно, боеголовка со спецзарядом была бы очень крутым аргументом, но мы как-то по умолчанию договорились оттянуть до последнего появление в этом мире ядерного оружия. Поэтому рассматривались варианты или просто кидаться камнями и многотонными болванка с орбиты, или бить ракетами, которые помимо боевой части с простой химической взрывчаткой, несли сами по себе огромную кинетическую энергию.

Вот тут как раз и шли самые напряженные работы по конструированию и самой ракеты и теплоизоляции боевой части, чтоб взрывчатка просто не расплавилась в процессе прохода атмосферы. Поэтому, для испытаний мы готовили несколько принципиально разных вариантов ударных средств, в том числе и огромную чугунную болванку, покрытую теплозащитной керамикой с маршевым и маневровыми двигателями. Из этой же оперы был почти аналогичный вариант, только в виде эдакой космической картечи — вместо чугунной болванки в метало-керамический корпус набили обычные чугунные шары, каждый весом килограмм по пятьдесят-сто. При подходе к цели, по идее оболочка должна была сгореть и шарики, как обычная картечь, рассыпались облаком и накрывали некую площадь, если это не произойдет, то надо бы рассмотреть вопрос принудительного раскрытия оболочки каким-нибудь пиропатроном. Причем расчеты показывали достаточно большой разброс по параметрам накрытия цели в зависимости от углов вхождения в атмосферу и времени раскрытия контейнера, поэтому и решено было просто все проверить опытным способом. Так же прорабатывался аналогичный снаряд, только вместо шаров металлическую капсулу просто набивали обычными камнями, и тут играла немаловажную роль стоимость боеприпасов и конечно трудозатраты по производству.

В Сибири мира 1942-го года экстренно расчищался полигон, перебрасывались люди, техника, готовились защищенные наблюдательные посты, а сама операция по испытанию космического ударного неядерного оружия для внутренних документов была названа с присущим нам изобретательством и сарказмом «Тунгусский конфуз».

Так же, чтоб уже получить первые практические результаты от космической программы даже на таком начальном уровне, активно создавался специальный отдел в Гидрометеослужбе СССР, которая с начала войны была переведена в состав Красной Армии. Тут из нашего времени перебросили специалистов с мощной вычислительной техникой, ну и для поддержки и увеличения точности прогнозирования стали потихоньку, с особыми мерами секретности им передавать панорамные спутниковые снимки с высоких орбит, пока «Молния-1» все еще опускалась на низкие орбиты. Чуть позже предполагалось, что будут задействованы несколько старых военных метеоспутников, которые были найдены у «космонавтов» в дальнем хранилище на консервации, и сейчас шла их адаптация для использования в условиях мира 1942-го года.

Со временем стало казаться, что как-то все в последнее время уж легко идет и получается, как будто идет какая-то игра в «поддавки». Быстро находились нужные материалы, устройства, специалисты, и почти сразу без особых проблем передавались в наши руки. Тут конечно чувствовались и руки российских спецслужб, которые были кровно заинтересованы в развитии ситуации и помогали, как могли, но общая удачливость наших последних проектов выходила за рамки обыкновенной статистики.

Если честно, то это меня начало немного напрягать и возникло некоторое чувство, что мной играют. Вроде как ведут по определенному маршруту, как игрушку в квесте. А учитывая важность решаемых межмировых вопросов, все это заставляло задуматься о моей роли во всех этих событиях.

Во время таких вот тяжких дум, как раз подозрительно вовремя и нарисовался Дегтярев, который в мире 1914-го года активно продолжал операцию «Вшивая вышиванка». Он там по-тихому вырезал всех известных нам активных изобретателей и поборников польского и украинского национализма. Насколько я знаю из оперативной сводки, он недавно даже умудрился в Кракове, ну слишком уж избыточным количеством взрывчатки, образцово-показательно, чтоб всем информированным было понятно, от кого прилетел подарок, разнес штаб «Польских легионов», когда туда на совещание собралось все руководство во главе с Пилсудским. Чуть раньше, так, походя, еще грохнул и Петлюру. Причем, как мне передали люди, которые в профилактических целях, чтоб не занесло, присматривали за военно-морским головорезом, это он устроил со словами: «Читал в юности «Белую гвардию» Булгакова, давно Петлюре по голове надавать хотел».

И как венец его изобретательности на ниве организации спецопераций против укрофашистов будущего была ликвидация Степана Бандеры и всего его поганого семейства. Тут он в частном порядке привлек несколько офицеров русской военной разведки, прекрасно владеющих немецким языком, и с помощью вертолета в условиях особой секретности перебросил их на территорию Австро-Венгрии. Потом в забытом богом галицком селе Старый Угринов долго вспоминали, как местный греко-католический священник Андрей Бандера, батюшка печально известного в нашем времени Степашки, был сожжен в своем доме вместе со всей семьей пьяными германскими солдатами, которых он отказался ночью принять на постой. Но это событие просто затерялось на фоне более глобальных и кровавых потрясений, которые происходили в это время на полях сражений Европы.

В общем, Олег разбушевался и оттягивался на полную катушку, мстя за старые оскорбления и обиды.

Но вернувшись в наш мир, он ясно дал понять, что, так или иначе, тоже держал руку на пульсе и через некоторое время напросился на обед лично со мной. Обычно такие заходы говорили о диком желании посекретничать, и это в некоторой степени интриговало — мой старый друган по мелочам не будет устраивать такие танцы с бубном. А за то, что все очень серьезно, говорило, что обедали мы в его личном боксе, по легенде свежим украинским борщом, приготовленным его супругой Татьяной. Хотя я был уверен, что все тут было несколько раз проверено и перепроверено на наличие всяких подслушивающе-подглядывающих устройств. Да и находящиеся в коридорах якобы случайно гуляющие бойцы Дегтярева и моей охраны, чтоб никто не потревожил, наводили на размышление. Понятно было одно — Олежек в клювике принес что-то очень серьезное, горячее, прямо стратегического уровня, что обязательно нужно обсудить наедине, без лишних ушей, раз были приняты столь неординарные меры безопасности.

Отведав действительно вкусного, наваристого борща, накатив по рюмашке, ну как без этого, мы, наконец, начали медленно обсуждать текущие дела, но так, без надрыва и спешки. Сейчас в тишине и покое, реально наслаждались моментом и оба прекрасно это понимали, что это, так сказать, прелюдия к серьезному разговору. Олег вполне четко и последовательно рассказал про свои шалости в мире 1914-го года, про которые я знал, ну и раскрыл некоторые нюансы, которые не попали в доклад о его деятельности. Я же поделился успехами космической программы в мире 1942-го года и результатами моих визитов в Москву и участия в деятельности Государственного Комитета Обороны СССР. Через полчаса, уговорив по большой тарелке борща и по порции картошки-пюре с котлетами, мы смаковали кофе из навороченного кофейного аппарата. И вот после взаимный расшаркиваний и пошел тот действительно важный и серьезный разговор. После многозначительной паузы, Олег наконец-то переключился на деловую волну и заговорил, вроде как игривым тоном, но вот чувствовалась во всем этом тревога. Немного все это напрягало.

— Серега, тут твоя Светка моей Татьяне намекнула и не раз, что ты в последнее время как-то неестественно напряжен, больше, чем того требует сложившаяся оперативная обстановка. Чуть ли на грани нервного срыва.

Я хмыкнул.

— Ну, понятно. Типа жене не скажу, а поделюсь с лучшим другом, который под рюмочку все выведает и по возможности мозги вправит.

— Ну, вроде того. Так что давай, диктатор крымского разлива, кайся, что тебя там гложет. Тут даже не нужно быть мозговым проктологом, чтоб заметить, что ты немного на взводе, хотя, тут тебя трудно упрекнуть, марку держишь.

— Так заметно?

— Не для всех. Это заметно только особо близким к тебе людям, в присутствии которых ты расслабляешься и снимаешь маску «бигбосса». Так что, Серега, давай, колись, что тебя гложет, хотя я и так немного догадываюсь.

— Хм, может, сначала давай расскажешь что ты там в клювике принес? Ведь не просто так ты тут устроил тайное вече с гейшами на подстраховке.

Он хохотнул.

— Нет, давай сначала ты. По моим данным, на твоем уровне все идет вполне ровно и неплохо, и если начал дергаться, значит, что-то учуял, тут тебе нет равных. По косвенным и неявным признакам ты, душонка банковская, часто видишь то, что пока никто и предположить не может. А сейчас очень похоже, вроде как что-то надвигается, а ты пока не можешь сформулировать, что именно, поэтому и дергаешься. Вот и хочу, так сказать, тебе помочь, разложить все по полочкам.

Я несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, пытаясь сформулировать причины или даже предпосылки к возникшему дискомфорту, и наконец, заговорил, выдавая все то, что мне не дает покоя в последнее время.

Олег не перебивал и очень внимательно слушал мой рассказ и после того как я в принципе все изложил несколько секунд молчал, при этом кивая головой и наконец выдал вполне интересную вещь, над которой стоило чуть попозже поразмыслить:

— Серега. В общем, сейчас не парься, все нормально, — медленно и расстановкой произнес он, — Было бы намного хуже, если б ты уверовал в свою непогрешимость, как Папа Римский, и пошел бы творить направо и налево великие свершения. Вот тут пришлось бы останавливать, а так, у тебя включился инстинкт самосохранения. Кстати, вполне нормальная вещь у людей, кто тянет лямку власти по необходимости. Ты же не из тех, кто получает от этого кайф, и для кого власть потом становится наркотиком и самоцелью. В общем, как друг мог бы сказать — окончательно «забей», но есть одно «НО» и это причина моего желания с тобой посекретничать, так сказать в тишине. И это в некоторой степени, если можно сказать, подтверждает твои опасения.

— Ой, как интересно. Давай колись, я в нетерпении аж пританцовывать начинаю. Неужели все так серьезно?

— Давай сначала разберемся с твоим первым вопросом, с самокопанием. В принципе, ничего серьезного, обычная усталость. И я, как командир и начальник, тебя прекрасно понимаю. У тебя от всех напрягов и, особенно, от этой высокой политики просто взгляд замылился.

— В какой форме? Я что начал на людей поплевывать? — я немного опешил от такого заявления.

— Фу… Серега, ты чего? Еще этого не хватало. Я не про то.

— Так объясни, чудо военно-морское.

— Нет. Ты не так понял. Просто с некоторых пор, как взял на себя полную ответственность за всех тех, кто тебе доверился, несешься как локомотив вперед…

— Но я же о людях забочусь…

— Серега, народ вокруг все прекрасно видит и понимает. И то, как ты урывками спишь у себя в кабинете, и как питаешься бутербродами и как самое больше счастье для тебя, это просто провести время с семьей. Никаких пьянок с элитным пойлом, икрой и шлюхами, и другим из своей команды не позволяешь барствовать. Ты думаешь, на это не обращают внимание? И Светка твоя тоже марку держит, не корчит из себя первую леди, вкалывает как все и поблажек не требует. Видно что, что реально пашешь на износ, поэтому и народ идет за тобой и работает на совесть, прекрасно понимая, что нужен результат, а не бравурные и показушные доклады. Люди ради дела включают соображалку на всю катушку, и тут же начинают вспоминать о всех заначках и отложенных на черный день нужных и ненужных железках, которые достают и пускают в работу. Поэтому многое и получается. Энергетика и общий настрой, помнишь, как молодые коммунисты-энтузиасты сразу после революции.

— Ну, это понятно…

— И это не все. Мы тут просто привыкли к такому ритму жизни, а вот если посмотреть с точки зрения простого довоенного обывателя, то работаем в весьма экстремальном режиме и достаточно длительный срок. Как профессиональные кризисные менеджеры. Но биологию не обманешь, и так сколько все фактически на адреналине живем. Поэтому чтоб не перегореть, надо либо остановиться, либо полностью менять мировозрение, адаптировавшись под новые реалии на постоянной основе.

— Ты к чему ведешь, философ головорезный?

Подозрительно посмотрел ему прямо в глаза, спросил:

— Опять все на какую-нибудь пошлую шутку сведешь?

Олег явно был настроен очень серьезно, видимо разговор долго готовился и до меня должны довести что-то очень важное.

— Да нет, Серега. Сейчас все по-другому. Дело мы с тобой замутили ну уж очень непростое, и ты, и я это прекрасно понимаем. Сначала миры прошлого, а теперь вон на космическую программу замахнулись. Без презентаций, брызг шампанского и разрезания ленточек. Надо — сделали. И все. Дело и, главное, результат — основные показатели. Вот народ и подтягивается к тебе.

— Это ты уже говорил. Ты что мне тут вообще втереть хочешь? Чего-то я не могу понять, куда клонишь.

— Ладно. Тут все просто: в поселениях, даже в самых навороченных бункерах по прошествии двух лет стали скатываться к феодальному строю. Количество ресурсов ограничено, какие огромные запасы бы ни были. Чтоб поддерживать хоть какой-то порядок, нужна военизированная система власти и полное обесценивание низового труда. Так сказать заставить работать всех, кто не феодал и его дружина, так сказать за еду. Вершину пищевой цепочки занимает самый сильный вожак, потом идет его стая, ну и дальше все остальные. Это естественный процесс и без этого никуда, просто закон выживания в экстремальной ситуации. Все это видят, все это понимают, гуманизм там, всякие человеческие отношения, справедливость это все осталось в том мире.

— И тут появляемся мы.

— Да. Именно. И тут появляется Серега Оргулов, который сказку сделал былью. И мир другой нашел, и продукты достает, и людей переправляет, без мзды и рабских условий. Да еще и космическую программу замутил. Вождь одним словом, только бородки, кепки и броневичка не хватает.

— Понятно. Поэтому и армейцы и «фэйсы» так резво пошли на союз. Они все равно не смогли бы сдержать инициативу снизу и получили бы элементарный бунт, кровавый и беспощадный. Не можешь предотвратить, возглавь. В принципе это и так было ясно, картина вполне типовая, но я как понял, ты можешь ее раскрасить чем-то новым и интересным. Настолько интересным, что устроил эту тайную вечерю.

Олег кивнул головой в знак согласия.

— Это как-то связано с тем самым «НО», что ты упомянул? И это как-то относится к моим подозрениям?

— Да, Серега. Так оно и есть. В первом приближении твоя удачливость объясняется твоими личными качествами, тут и спорить не стоит. Ну и в дополнение конечно идет образование, опыт и фантастическая интуиция, тут тебе просто нет равных, я это еще в училище заметил. В общем, все вместе на первом этапе позволяет получить тот результат, что мы имеем.

— Вот-вот. «На первом этапе» — интересное дополнение. А дальше? Чем глубже ныряем, тем и задачи сложнее становятся, и вариантов развития ситуации множество, но все до нынешнего момента пока развивается по благоприятному пути. И моя чуйка, что нас кто-то курирует и помогает, вполне обоснована?

— Не настолько, как ты думаешь, хотя и тут есть определенное место потустороннему.

— О как. Олежек давай колись, что накопал то.

Он опять усмехнулся, с некоторой покровительственной ноткой в голосе продолжил.

— Твоя невероятная удачливость имеет место и это у тебя не отнять. Тут без вариантов, что есть, то есть. Но к удачливости нужно еще и верная команда и конечно соответствующее материально-техническое обеспечение.

— Значит все же кто-то стоит за спиной и с тобой как с посредником вышли на контакт, так сказать, выставив счет, требуя свою бочку меда и печенье? — ткнул пальцем в небо, хотя именно такая мысль у меня закралась, когда Дегтярев стал петь дифирамбы.

Он опять кивнул в знак согласия, а я на несколько секунд задумывался, прокручивая в голове варианты. Кто это у нас тут такие умные, хотя вариантов то было не много.

— Понятно, — процедил я, — ты в последнее время слишком долго с Максимом Ненашевым вместе в 14-м развлекался, зачищая будущих бандеровцев. В принципе, Максим раньше как раз был задействован в охране спецобъекта и через него могли выйти на тебя, так сказать поговорить по душам. Верно?

Дегтярев опять кивнул головой, в знак согласия.

— Странно все это. У нас контакт есть и на уровне высшего руководства и на недавнем совещании по космической программе они были, а тут такой вот заход со стороны. Попахивает хитрым заговором или даже оперативной комбинацией. Может глубокая проработка для разобщения нашей группы?

— Думал я об этом, крутил и так и этак, да и Максим Ненашев не будет подставлять, не тот он человек. Ты ж с ним сколько по немецким тылам то гулял.

— Не такой, а где гарантия, что его втемную не используют? С той стороны не мальчики, а генералы, которые звезды не в штабах заработали, и начинали с низов, операми на земле. Они нам всем вместе взятым могут фору дать.

— Ну, ты то себя и нас не принижай, да и тут не просто так крутятся ребята Берии. Уж они-то тебя тоже плотно опекают после всех приключений и подстав в их мире.

— Хорошо. Давай вернемся к персоналиям. Кто с нами вышел на контакт? Хотя, дай отгадаю, генерал Мартов, Сфинкс. Правильно? Ведь он как раз и курировал все вопросы, связанные с технологиями перемещения во времени. А Ненашев был у него фактически в прямом подчинении.

Олег опять согласно кивнул, давая понять, что я в своих рассуждениях двигаюсь по правильному пути.

— Ну, ты же понимаешь, они фактически сами по себе слили свой проект по всем направлениям и даже если где-то нас поддержали, то это так, на уровне облегчения и курирования доставки нам материалов, техники, специалистов. В принципе мы все это и так бы получили, но может чуть позже и не в тех количествах, и то не факт, что не договорились бы с низовым звеном. И вот за это пускать их на нашу кухню… А не будет слишком жирно им?

Дегтярев хохотнул.

— Я, прекрасно зная тебя, так же ответил.

— И что Максим?

— И вот тут, как раз, и начинается самое интересное.

— О как, заинтриговал.

— Вот-вот. Они вполне точно просчитали нашу реакцию, поэтому и не то, что давить не стали, даже попыток примазаться не делают, так сказать, все оставляя на наше усмотрение и оставаясь на нынешних позициях.

— Типа мы делаем, помогаем, а вы там про нас не забудьте?

— Почти. Просто нас попросили быть предельно осторожными.

Я нахмурился.

— Генерал Мартов не тот человек, что будет на пустом месте устраивать ненужную суету и к его словам и предупреждениям нужно отнестись максимально внимательно. Если до этого он оставался в тени, то сейчас напрямую вышел на нас. Для этого есть основания?

Олег кивнул головой и по егососредоточенному взгляду, я понял, что все очень серьезно. Хотя в том, что мы творим в последнее время несерьезного уже нет по определению.

— Да есть.

— Максима наделили такими полномочиями вести переговоры и передавать какие-то озабоченности и страшилки?

— Именно так.

— Нас решили или напугать или подкупить какой-то сверхсекретной информацией?

— Серега, может, ты тогда сам расскажешь за меня? — уже не выдержал Дегтярев и, судя по всему, он был на взводе, так же как и я.

— Ладно-ладно, извини. Давай рассказывай.

— Ну наконец-то, соизволил, а то не умолкал совсем. В общем так, все намного сложнее, чем нам казалось.

— Многозначительное начало.

— Серега, а в глаз?

— Нельзя бить генералов просто так, — я ухмыльнулся, пытаясь разрядить обстановку.

— Ну, вот я и начну, а то зазвездился. Ну так будешь слушать?

— Я весь во внимании.

— Хорошо. В общем, то, что ты кулибин крымского разлива сотворил, явилось побочным эффектом одной очень серьезной и многоуровневой операции, которую с самого начала вело специальное подразделение Мартова.

— Ты имеешь в виду фокусирующие цилиндры?

— Да. Их происхождение.

— Ну вроде как это часть какой-то разработки в области климатического оружия. Хотя, очень похоже, что изначально все это была липа, прикрытие.

— Так оно и есть. Цилиндры являются частью инопланетного устройства. Вроде как маяка или ретранслятора, который болтался на орбите Земли.

Я скептически усмехнулся.

— Не сходится. Получается, этот маяк болтался на орбите Земли хрен знает сколько веков и его только сейчас увидели? Типа «Черного принца»? Или это его как раз наши и распотрошили?

— Да нет. Маяк был свежий, очень свежий.

— Да ну! Что пришельцы объявились?

— Вот именно. Как я понял, исследовательская группа неизвестной принадлежности колесила по всему миру и ее наши срисовали и стали вести. След затерялся в Крыму, в то время как, тут начался бардак. Вот их как раз и искали Мартов со своей командой. Потом выяснилось, что группа уничтожена в какой-то перестрелке с местными бандитами и от нее остался всего один человек, которого очень долго и систематически искали.

— Звучит, мягко сказать не очень. А доказательства? Всякие фото и видео материалы, доклады как-то не очень впечатлят, такое подделать при желании вполне по силам ребятам Мартова.

— Да и я это отметил. Но Ненашев сказал, что ты сам, в свое время, участвовал в этих поисковых мероприятиях, когда со своей группой колесил по Крыму. Только, естественно, все это имело несколько уровней прикрытия, чтоб не светить истинную цель поисков. Вспоминай те времена.

Я опять задумался.

— А ведь было что-то такое. И поиски мы вели в серой зоне, но тогда получается, нас должны были сориентировать на объект с какими-то приметами, но ничего этого не было. Просто искали выживших гражданских, отбивали у бандитов, вывозили в зеленую зону. И все. Никаких ориентировок то не было. Как искать то? В принципе все приезжающие и так попадали на фильтр, вот там и могли проводить поисковые мероприятия. Но все равно, как-то не совсем верится. А если мы, допустим, случайно найдем объект поисков, а там аппаратура инопланетного происхождения или что-то подобное, как правильно отреагировать при этом?

— На этот случай в такие поисковые группы как твоя, были введены представители «конторы».

— Ну, Олег, ну не было с нами на постоянной основе никого из «фэйсов».

— А мне сказали, что в твоей группе, которая умудрялась глубже всего залезать в серую зону, был их человек, оперативник и, что характерно, на постоянной основе. И этот человек до сих пор находится в твоем окружении.

Я замер, обдумывая услышанное. Это было не просто интересно, а очень интересно и неприятно. Поэтому осторожно спросил.

— Кто?

— Сказали, сам догадаешься. Но уточнили, что человек давно вышел из подчинения. И если делится информацией, то только так, чтоб не навредить ни всему нашему анклаву, ни, в особенности, тебе и твоим близким.

— Да уж, задачка. Хотя, в принципе, я уже представляю, кто это может быть. Очень даже похоже, и многие непонятки объясняет.

— Артемьева? — сразу понял, куда ушли мои мысли, уточнил Дегтярев.

— Да. Снежная Королева, уж слишком она спокойная всегда была, чувствовалось что-то на заднем плане, какая-то подготовка. Хотя тогда на другое смотрели. Воюет, не подводит, можно не опасаться удара в спину. А вот теперь и думается, а если б мы нашли объект и характерные артефакты, не зачистила бы она нас?

Тут отвечать никто не стал. Все давно служили и прекрасно понимали, что такое приказ и беспрекословное выполнение боевой задачи. Такое неприятное послевкусие от всего этого осталось.

Олег все же решил меня добить.

— И, кстати, именно ваша группа нашла и освободила инопланетянина, точнее инопланетянку.

— Как так? — тут я несказанно удивился.

— У нее, а это была молодая девчонка, оказалась неплохая легенда, ну и помог случай. До Большого Бардака у объекта был роман с одним офицером в Севастополе, и он как раз сидел на блокпосту, когда вы ее привезли и благодаря ему она прошла мимо фильтра.

Я задумался.

— Хм. А я помню эту историю. Молодая девчонка, такая симпатяга, правда напуганная, у бандюков на кухне работала и офицера этого помню. Максим Мельников, из ПВО-шников, нормальный, кстати, парень. Даже не думал что там все так закручено. Нас же потом в Новороссийск перебросили вывозить эти долбанные цилиндры, и что там дальше происходило уже не в курсе.

— За девочкой пришла спасательная команда, и она ушла с блокпоста то ли добровольно, то ли по принуждению. Мельников ушел за ней следом в погоню. В коттеджном поселке был бой с неустановленным противником, и чуть позже зафиксировали старт неизвестного космического аппарата. Ну а потом начался обмен ядерными ударами, причем один из первых был как раз в том самый поселок, где происходил огневой контакт с неизвестным противником. Вот где-то так.

— Хорошо, Олег, понятно, что там все закручено и даже очень интересно, если это конечно не деза. Но что они от нас хотят то? Чтоб мы сдали свои позиции, подняли лапки и впустили их на руководящие посты? Так этого не будет, ты сам прекрасно знаешь и меня поддержишь.

— А вот тут и начинается самое интересное. Они этого не хотят и даже намекают, что готовы всеми силами дать по голове любому, кто попытается сесть нам на шею и будет нам мешать, при этом они полностью поддерживают все наши нынешние начинания и готовы и дальше способствовать максимально быстрому выполнению наших запросов.

— Хм, с чего такая доброта то?

Олег хохотнул.

— А ты знаешь, что они тебя некоторое время вообще держали за инопланетянина. И как могли, собирали твои биоматериалы для анализа, у сына взяли генетику, у жены и, накопали всю возможную информацию о твоей жизни вообще и о военной карьере в частности.

Теперь уже я усмехался.

— И как? Чего там накопали? Даже как-то интересно стало. Глистов не нашли?

— Типа признан своим, — в ответ оскалился Дегтярев.

— А с чего вообще такие заходы про инопланетянина?

— Вот тут и всплывает твоя удачливость последнего времени, то, что тебе все удается. Они это давно заметили, вот и задумались, а потом и заволновались, что ты так быстро и эффективно сумел освоить запредельные технологии перемещения в пространстве и во времени. А когда вполне удачно запустил еще и космическую программу, решили уже поговорить открыто.

— И какие у них выводы?

— Ну, по биологии ты землянин, тут без вариантов, и твоя прошлая жизнь, рассмотренная под микроскопом, это подтвердила. Но вот удачливость… хотя в истории были очень удачливые люди. Они все это прогнали через систему искусственного интеллекта с многоуровневым анализом неявных и несвязанных данных, и пришли к интересным выводам.

Меня уже все это забавляло.

— И к чему пришли?

— По их мнению, сейчас получилось, что фантастически удачливый человек, с достаточно серьезной мотивировкой и высокими морально-нравственными принципами, но при этом не боящийся взять ответственность и замарать руки, сидит на одной из главных должностей. Для спасения цивилизации это один из лучших вариантов.

— Звучит не очень серьезно. Прямо мессия какой-то, вокруг которого формируется чуть ли не культ преклонения. Ты понимаешь, что это ненормально? Даже смешно.

— Может быть и смешно, но тот же Сталин интуитивно давно это понял, поэтому и быстренько тебя дотянул до генерала и впихнул в ГКО, так сказать, надев красивый ошейник, привязав к своему миру. А после того как ты реализовал первый этап космической программы он тебя уже не отпустит, вот наши генералы и задергались. Теперь самая большая ценность не инопланетные железки, не порталы, а ты, тот, кто этим всем может оперировать и решать широкий спектр задач. Для сравнения у яйцеголовых, которые все это начали исследования намного раньше, и на старте имевших огромную материально-техническую базу нихрена не получилось. Все обгадили. Вот и думай, что сейчас вокруг тебя начнется. К твоему сведению только мы на дальних подходах тормознули троих смазливых девочек, заряженных на сближение с тобой. Тут уж твоя Светлана бдит.

Я откинулся на спинку стула и, не смотря на легкое опьянение, больше сказавшееся на моторике движений, напряжение не отпускало, и выброс в кровь адреналина только давал дополнительный импульс для мобилизации всех способностей для анализа полученной информации.

Ох как все непросто и даже гаденько складывается. Про инопланетян — возможно и правда, с потолка такие технологии не падают. И раз раскрыли сверхсекретные обстоятельства появления фокусирующих цилиндров, значит, есть какие-то причины. Либо хозяева появились, либо есть предпосылки к этому, вот нас так информируют.

— Они ждут другую экспедицию в ближайшее время?

— Как я понял, такой вариант не исключен. Вроде какое-то инопланетное устройство то ли замигало огоньками, то ли еще что-то. В общем, нас предупреждают, что могут быть гости.

— Час от часу не легче. Еще этого геморроя не хватало. И что будем делать?

— То, что и раньше: проводить плановое переселение и конечно быть готовыми к экстренному уходу в другой мир.

Я вздохнул.

— Да уж. Тогда работаем, как и раньше и усиливаем контроль за новыми людьми, которые будут крутиться рядом с установками. Думаю, они так или иначе попытаются собрать информацию, прежде чем что-то делать. Накрыть Симферополь с орбиты они всегда смогут, и тут мы ничего не в силах противопоставить, слишком большой технологический отрыв. А вот если они начнут запускать разведывательные группы, тут можно и поиграться, потянуть время, может о чем-нибудь и договоримся…

Потом уже был разговор так, ни о чем. Неприятное послевкусие всех этих новостей давало о себе знать. Поэтому я быстро все свернул и, распрощавшись с другом, отправился к себе в кабинет, чтоб как положено все это обдумать, разложить по полочкам и принять какие-то решения.

Вообще, по большому счету, ничего не изменилось и в наших условиях это все выльется только в усиление моей охраны и разворачивания дополнительных комплексов воздушно-космической обороны. Да, нашлись и такие, причем живые и вполне работоспособные и Мартов пообещал, что их в ближайшее время срочно перебросят в Крым.

Вот интуиция просто кричала, что времени остается все меньше и меньше, а еще в мире 1942-го года англосаксы почти сформировали Антанту-2, и переброска войск для вторжения в Советский Союз шла в ускоренном темпе. Тут, кстати, неплохо себя проявила «Молния-1», которая опустилась на достаточно низкую орбиту и уже стала передавать вполне сносные снимки, по которым уже можно было судить об интенсивности морских перевозок.

В итоге я двинулся в ангар к космонавтам, проконтролировать как происходит подготовка к показательным испытаниям ударного комплекса «космос-поверхность».

У «Маяка-1» было в запасе еще около десятка подключений, после использования, которых он станет просто куском крутящегося по орбите металла, поэтому процесс удара по поверхности был предусмотрен максимум на два подключения, не более того.

Вот в ангаре с космонавтами я и обсуждал эти нюансы, особенно методы наведения на цель и конечно среднее время поражения с момента пуска. Тут все было проработано на высшем уровне и промоделировано на мощных компьютерах — забивай данные цели, время и место пуска и все, дальше в автоматическом режиме. Ребята готовились системно, предполагая, что со временем удары по наземным целям из космоса будут очень востребованы и поэтому сразу готовили технологические цепочки для серийного производства средств поражения.

Тот самый момент, когда было принято решение обиспытании нашего оружия, наступил ровно через три дня, после моего визита в секретный ангар. Как раз в мире 1942-го года подготовили площадки под удары, перебросили туда местную авиацию и наши вертолеты для наблюдателей, сформировали систему опорных защищенных пунктов. При этом мы подгадали время так, что в момент запуска ракет, кусок пространства, где будет точка выхода портала, был в поле зрения нескольких астрономических телескопов, и траектория полета отслеживалась не только с Земли с помощью радаров, но и с помощью оптических средств наблюдения спутника-шпиона «Молния-1».

Событие было конечно знаковое, мощное и пропустить его никто не хотел. Опять я, Сталин, Берия, Молотов, Шапошников, так сказать, мини-ГКО собрались в Усадьбе. Филиал ЦУПа, с последнего посещения, тут был более «облагорожен» и за последнее время его функционал расширили. Большие жидкокристаллические мониторы уже не стояли на столах, а были на кронштейнах развешены на стенах, количество их увеличилось, а провода аккуратно, где можно, уложили в короба, а где нет, стянули стяжками.

Отдельно висел огромный телевизор, куда местный дежурный по ЦУПу, сидящий в углу за мощным персональным компьютером, мог по требованию гостей выводить любую информацию или видеопоток который гости хотели бы посмотреть в максимальном качестве.

Кресла, диваны, столики с бутербродами и печеньем, кофе-машина и электрочайник, чуть затемненный свет светодиодных ламп, все это сейчас для высокопоставленных гостей создавало непередаваемую атмосферу высокотехнологического чуда.

Мы чинно расселись по креслам и тихо переговаривались в ожидании того самого момента.

Дежурный, лейтенант в камуфляже с шевроном «НКВД СССР» щелкнул несколько раз мышкой и из динамиков послышался напряженный голос полковника Хруничева, который сегодня был старшим в главном ЦУПе:

— «Маяк-1» подходит к контрольной точке. Время, пять минут…

— «Молния-1» в зоне. Авторизация прошла штатно. Управление получено. Видеопоток получен, начинаю трансляцию. Проводитсяпереориентация камеры.

На большом экране появилась панорама Земли с высоты двухсот километров, что вызвало возгласы гостей, восхищенных и видом и качеством изображения. Видимо спутник начал медленное движение вокруг оси и через некоторое время поверхность планеты исчезла из поля зрения, и экран заполнился черным, заполненным звездами небом.

— «Молния-1», переориентация проведена, начинаю поиск «Маяка-1».

Вращение спутника закончилось, а камера начала чуть двигаться по звездному небу, меняя фокус и угол обзора.

— Не могу увидеть. Далеко. Подать команду на «Маяк-1» включить световой маркер.

— Выполнено.

Камера еще дернулась несколько раз и вот в объективе появилась слабо мерцающая точка, которая тут же начала увеличиваться в размерах — включился трансфокатор и система удержания объекта в зоне наблюдения.

— Есть, нашли!

Несколько мгновений, и точка постепенно увеличивается на экране: «Молния-1» идет на более низкой орбите и ее скорость по определению выше, и было заметно, как она неторопливо догоняет «Маяк-1».

— Есть портал! Связь. Есть связь.

«Маяк-1» начал уменьшаться в объективе — изменялся сектор захвата, чтоб не пропустить выход ракет из портала.

— Есть световой маркер портала. Захват камерой!

На экране заморгал более мощный источник излучения — фонарь, специально смонтированный на выдвижном манипуляторе.

— Сброс!

На экране, на пределе чувствительности появилась новая светящаяся точка, которая сначала начала вроде как падать, но у нее на хвосте появился еле видимый голубой факел реактивной струи маршевого двигателя.

— «Объект-1» есть контакт. Коррекция траектории…

И аналогичные доклады посыпались один за другим.

— …Сброс…Коррекция…Сброс…Коррекция…

Всего было сброшено четыре ракеты. Портал закрылся и пока «Молния» была в районе, ее быстро переориентировали и мы с высоты двухсот километров наблюдали как к Земле, правда с разной скоростью устремились четыре уменьшающиеся в размерах точки, за которыми, при входе в разреженные слои атмосферы потянулись пока едва заметные шлейфы сгорающей обшивки. Постепенно падение стало неуправляемым, и мы, пока была такая возможность, с интересом наблюдали, как к поверхности потянулись четыре длинных шлейфа несущихся на огромной скорости снарядов.

Я сам с трудом оторвал взгляд от большого экрана и мельком глянул на Сталина, который ровно, с прямой спиной сел в кресле, схватившись обеими руками за подлокотники и со странным выражением лица, что-то шептал вроде на грузинском, но, прислушавшись я понял, что он читает молитву.

Глава 15

Это было фантастическое зрелище. Когда-то, в юности, молодой Коба впервые попал в синематограф и тот поход, те незабываемые впечатления привили ему любовь к фильмам на всю оставшуюся жизнь. Поэтому он частенько устраивал частные просмотры для себя и для доверенных лиц и в Кремле, и на даче в Кунцево, в специально оборудованных для этих целей небольших залах с кинопроекторами. Там часто, намного раньше официальных премьер, показывали и советские новинки, и, иногда и заграничные фильмы. Но то, что он сейчас наблюдал, кардинально отличалось от всего ранее виденного до этого памятного момента.

Огромный цветной экран с красочным изображением панорамы планеты, передаваемой спутником, висящим над Землей на высоте около двухсот километров, выглядел как волшебное окно в другой, сказочный мир. На какое-то мгновение показалось, что изображение приблизилось, рамки пропали, и появилось такое чувство, что он сам парит над миром, рассматривая узнаваемые контуры морей, океанов, нитки рек, побережья материков и, главное, невероятный восход Солнца над Землей, который из космоса, без искажения атмосферой, выглядел просто изумительно.

Сталин был не в первый раз в этой комнате и прекрасно видел, как тут все поменялось со времени последнего посещения, так сказать, приобрело законченный деловой стиль. Экраны уже висели на стенах, провода упрятаны, чуть затемненное освещение, дежурный лейтенант из будущего, который по их запросу спокойно и неторопливо выводил на экраны текущую информацию и при необходимости что-то пояснял голосом, все это создавало непередаваемую атмосферу серьезности, деловитости, основательности всего происходящего. У кого другого могло бы сложиться впечатление, что потомки пускают пыль в глаза, бахвалясь своими возможностями, но перед тем как окунуться в эту космическую эпопею, Сталин на своем личном ноутбуке тщательно проштудировал горы информации об истории космической программы СССР и Российской Федерации, просмотрел несколько документальных и художественных фильмов. Тут не было показухи, не было игры на публику, уж он бы это почувствовал. Просто они так привыкли жить и работать, с комфортом, при этом стараясь получать максимум разносторонней информации. Он давно заметил, что потомки живут в несколько ином ритме, говорят чуть быстрее, мыслят совершенно по-иному и, что не говори, для них одна из страшных пыток, это информационный голод. В этом их сила и в этом их слабость.

Сталин несколько раз искоса бросал взгляды на других членов ГКО, кто сейчас присутствовал в этой комнате. Тут были только доверенные люди, проверенные лично им и, если можно так сказать, историей, против присутствия которых потомки не были против.

Лаврентий тоже был увлечен видом Земли из космоса, но при этом изредка посматривал на Сталина, как верный пес, стараясь отслеживать настроение хозяина, ну и конечно пытался незаметно контролировать Странника, причем, не смотря на осторожность и сдержанность, в его взгляде нередко проскакивала зависть и раздражение. Оргулов мастерски и очень быстро набирал очки, потихоньку отодвигая Берию, что вызывало у Сталина только хитрую усмешку.

Молотов тоже был очень увлечен видами из космоса, но как прожженный политик старался сохранять спокойствие и конечно не спешил с выводами. А вот Шапошников, уже несколько дней активно пользующийся средствами космической разведки, и на этой почве контактирующий с потомками, пока было время, завел разговор со Странником о перспективах развития военной составляющей космической программы, об особенностях и нюансах применения вооружения, ну и конечно о том, что противник сможет противопоставить.

Сталин в свое время все это внимательно изучил в секретном докладе, который лично для него составили потомки. Там все это было настолько последовательно и наглядно изложено с использованием схем, графиков, фотографий, что даже не сведущий в узкоспециальных вопросах человек, быстро понимал суть и проникался реальной грандиозностью всей программы и тем возможностями, что она предоставляла Советскому Союзу. Да и несколько приватных разговоров со Странником на эту тему позволили лучше разбираться в этой тематике, но и ему было понятно, что данное оружие является средством стратегического воздействия и в тактическом плане малоэффективно. Но вот разнести в щепки крупный транспортный узел или промышленный центр, вывести из строя места добычи металлов, угля, нефти, сжечь топливоперерабатывающие предприятия — это именно то, что можно будет делать быстро, просто и фактически безнаказанно. Тем более и, по мнению Странника и специалистов из его мира, вряд ли в ближайшее время противники Советского Союза смогут разработать и тем более поставить на боевое дежурство хоть какие-то средства защиты против спутниковых бомбардировок. Ведь даже в мире будущего эту проблему решили только частично, ценой огромных затрат и десятилетий научных поисков.

После того как через портал были выпущены четыре ракеты, которые, включив двигатели, уверенно понеслись к Земле, Сталин затаив дыхание наблюдал за эпохальным событием. А когда они стали заходить в атмосферу и за ними потянулись почти видимые огненные шлейфы, он помимо воли зашептал молитву, память о которой осталась с тех времен, когда еще молодой Коба учился в духовной семинарии. Эти четыре космических снаряда чем-то ему напомнили четырех всадников апокалипсиса, которых он впустил в этот мир. Если раньше на фоне трагических событий 1941–1942 годов в его мире, когда, неся огромные потери, Красная Армия отступала вглубь страны, он как-то отстраненно воспринимал историю мира Странника. То, что там произошло, особенно массовое применение ядерного оружия, да было важно, интересно, познавательно, но, так или иначе, откладывалось на второй план, на будущее, а так как и без этого хватало проблем. А тут страшное, мощное оружие, от которого, фактически, никто не имеет защиты и, как оказывается, в практически руках потомков, а он на этом празднике жизни всего лишь зритель.

Здесь, в Усадьбе, Сталин, не смотря на то, что тут все контролируется ведомством Лаврентия, он руководитель огромной страны, реально чувствовал себя гостем. Дорогим, уважаемым, но гостем. Потомки как раковая опухоль заходили и все меняли под себя, подкупая невероятными по качеству и возможностям техническими штучками из будущего. Нет, они не делали это специально, просто это у них такой стиль, такой смысл жизни. И переселяясь в мир 1942-го года, они практически все поголовно хотели занять ведущие, руководящие должности, как они думают, соответствующие их статусу пришельцев из будущего. Даже тот же Странник, проверенный и перепроверенный делом и несколькими тонкими провокациями, был таким же.

Да, специалисты из его мира, которых Оргулов принципиально активно привлекал к своим проектам, старались демонстративно максимально полно делиться информацией и опытом, тем самым демонстрируя вроде бы как абсолютную лояльность в важнейших и стратегических вопросах, это фиксировалось и ценилось. Но что будет потом, когда будет завершена основная волна переселения и Советский Союз даст по зубам всем желающим откусить свой кусочек?

И еще это непроходящее тягучее и весьма неприятное ощущение гостя в Усадьбе, которое его сильно нервировало в последнее время. Умный Странник, прекрасно все понимающий, несколько раз заявлял, что управление космической программой будет под полным контролем Сталина, но всем было и так понятно, что без Оргулова, без его порталов, все остановится и станет просто катастрофически дорогим и сложным. И чтоб дальше пользоваться космической системой, без учета возможностей мира будущего, придется спешно в полуразрушенной войной стране, строить с нуля целую новую отрасль. А это заводы, институты, опытные центры, и, главное научные кадры, которые еще нужно обучить, проверить и мотивировать. Тут потомки весьма подробно расписали весь перечень проблем и уровень затрат, которые необходимо преодолеть при реализации космической программы без помощи порталов.

В ближайшее время, на фоне предстоящей схватки практически со всем капиталистическим миром, это просто не реально. И тут история с открытием портала в мир 1914-го года, где команда Странника, вообще потеряв берега, занимает не совсем подобающую, в плане коммунистической идеологии, позицию. Да, после его пояснений, выкладок и отчетов все выглядело логично, практично и выверено, но все равно неприятный осадок остался от всей этой жесткой прагматичности и холодного расчета. Очень неприятный осадок. И так было понятно, что Странник со своей компанией единомышленников готовит резервный вариант на случай ухудшений отношений со Сталиным. Если у них раньше не было даже вопроса, куда переселяться из своего умирающего мира, и они должны были так или иначе интегрироваться в мир 1942 года, идя в полное подчинение к руководству СССР, со временем передавая и узды управление системой путешествий во времени, то теперь все это под большим вопросом. Да, они не предадут, тут к Оргулову никаких претензий, но он четко дает понять, что не отдаст просто так управление установкой Сталину, а будет сам как-то крутиться, исходя из своего понимания пути выживания доверившихся ему людей всеми руками держась за свою самостоятельность, реально добытую в бою.

Внимание от тяжких дум снова переключилось на изображение уносящихся к поверхности планеты набирающих скорость снарядов. Судя по всему, именно сейчас начинался финальный этап испытания столь грозного оружия, и Сталин не хотел пропустить ничего из происходящего у него на глазах, впитывая мельчайшие детали и подробности.

Весь процесс падения ракет на цели четко контролировался различными радарами, которые потомки натягали для систем контроля воздушного пространства и тут, сняв с боевого дежурства, задействовали для испытаний средств космической бомбардировки.

Судя по спокойному поведению и Оргулова, и его лейтенанта-связиста и по голосам руководства ЦУПа в Чкалове, которые транслировались в Усадьбу, все пока шло штатно. Да и над местом вероятного падения снарядов на разном удалении висело несколько десятков самолетов оборудованных видеокамерами, чтоб можно было практически сразу получить картинку с места падения.

Четыре метеора, летящих почти параллельно, оставляя за собой длинный огненный шлейф, за несколько секунд пронеслись до поверхности планеты, упав в четко отведенных для них районах. Сбоев не было. Вспышки взрывов транслировались и со спутника и с самолетов наблюдения. Четко, красочно, серьезно, эпично, грозно. На одном из экранов пошел отчет на основании данных радиолокационных станций о траекториях полета снарядов, отклонениях от расчетных параметров. Как ни странно и тут все погрешности были в пределах нормы.

Прошло несколько минут и пошли доклады от наземных и воздушных команд наблюдателей. На экранах замелькали кадры горящей тайги в зонах падения снарядов. Транслировались эмоциональные доклады воздушных наблюдателей, первыми оказавшимися над местами падения снарядов.

Конечно, все выглядело не так серьезно, если б использовались ядерные заряды, но все равно впечатляло, особенно если представить что в местах падения ракет находились бы столицы или промышленные и военные объекты Германии, Англии, США.

Для более тщательного и быстрого исследования результатов ударов задействовали несколько вертолетов из будущего и даже пять экспериментальных моделей простеньких двухместных вертолетом местного производства, которые пока носили скромное название «Объект 410», между своих назывались «Шершнями». Как раз появилась возможность и их погонять в суровых условиях сибирской зимней тайги.

Прошло еще около часа, докладов десантников, высаженных в места падения, и замеряющих параметры поражения целей, согласований, обсуждений, выводов, демонстраций и стала складываться определенная картина.

Снаряд, представляющий из себя чугунную болванку, покрытую керамическим теплоизолятором, попал в назначенный район, с точностью около ста метров и нанес урон сопоставимый с взрывом пятитонной фугасной авиабомбы. Чуть получше отработал аналогичный боеприпас только усиленный мощным зарядом взрывчатого вещества. В принципе ничего такого плохого, как говорят потомки «неточность снаряда компенсируется мощностью взрыва», но, по общему мнению, было решено провести доработку средства наведения одиночных снарядов, тем более, по словам Хруничева, все и так делалось в спешке и как они говорят «на коленке», поэтому перспективы увеличения точности были весьма интересными.

А вот картечные, более тяжелые варианты снарядов, показали, конечно, жуткую картину по своему воздействую на импровизированные мишени. Контейнеры с чугунными шарами и с камнями открывались за пару секунд до падения, и этим временем можно было регулировать размер зоны накрытия. При таких настройках, зона поражения представляла из себя вытянутый в сторону направления падения эллипс площадью примерно полтора-два квадратных километра. Ну и впечатление от удара было весьма и весьма серьезным — при высокой плотности чугунных шаров кусок тайги оказывался полностью перепаханным, так, что после затухания пожара, достаточно было перебросить несколько бульдозеров, разровнять землю и получить в итоге ровный участок поверхности.

Ну и удар снарядом, начиненным гранитными булыжниками был не менее эффективен, чем чугунными болванками, что даже в таком виде удешевляло стоимость данного вида боеприпасов.

Сталин содрогнулся, прекрасно понимая, чему он стал свидетелем и что теперь у него почти в руках. Понял это и Берия, понял Шапошников, понял Молотов. Это было знаменательное событие, но ему не давало покоя это «почти», относительно контроля нового оружия.

Да, Странник показал делом, как он готов защищать Советский Союз и как готов совместно с предками громить захватчиков, но контроль он не отдаст, никогда не отдаст, и это было понятно всем в этой комнате, что вызвало определенную неловкость, которую все, при разговорах, старались не упоминать и не касаться.

После первичного анализа полученных результатов и их осмысления присутствующими, состоялось стихийное, незапланированное совещание сокращенного состава ГКО, в котором по видеоконференцсвязи еще поучаствовал полковник Хруничев, находящийся в ЦУПе в Чкалове.

Недовольство сложившейся ситуацией с Оргуловым у Сталина отступило на задний план, и, на волне энтузиазма, охватившего всех присутствующих, после удачных испытаний, у него проснулся азарт охотника, загоняющего опасного хищника в ловушку. Примерно такие же чувства испытывали и другие, поэтому разговор сразу же пошел в деловом русле.

Шапошников, в принципе, как профессиональный военный и к тому же еще и как военный теоретик, еще до начала испытаний в первом приближении был в курсе возможностей орбитальных бомбардировок. Поэтому на данный момент сумел, предвидя такое вот совещание уже подготовить доклад, какие примерно силы и средства задействовал противник для глобального нападения на Советский Союз, точки сбора, каналы переброски и, что самое важное, он прекрасно был осведомлен о ключевых логистических точках. Учитывая то, что нам в основном противостояли колониальные морские державы, то их основная сила была во флотах, а значит, привязана к военно-морским базам и основная переброска войск, снаряжения, техники шла тоже морским путем. Поэтому в первую очередь нанесение первых упреждающих орбитальных ударов к всеобщему одобрению предполагалось нанести по крупным портам и окружающим их производственной и обслуживающей инфраструктуре. Стоянки кораблей, верфи, склады и запасы горючего, доки, жилые поселки моряков, докеров и рабочих — все это должно быть уничтожено в первую очередь, ну конечно после маленькой демонстрации силы и если коллективный Запад не поймет намека, мы должны нанести максимально мощный и обезоруживающий удар.

Но все равно было принято решение провести еще один контрольный удар двумя картечными ракетами по двум заброшенным городкам, один в Сибири, а второй в степях Казахстана. Теперь нужно было четко проверить точность наведения и реальность поражения.

Быстро накидали план следующих испытаний, сроки подготовки, ответственных и после такого, насыщенными событиями дня решили прерваться, и так накопилось множество дел.

Поэтому Сталин, искусно ведущий все это импровизированное совещание, окончательно убедившись в ошеломительных результатах испытания оружия, получив ответы на то, как быстро будут готовы уже серийные образцы, готовые для применения, после чашки кофе и позднего ужина отправился на свою дачу в Кунцево на отдых. Ну конечно нужно было все окончательно обдумать, разложить по полочкам и принять определенные решения после всего увиденного.

Сталин отмахнулся от Берии, который хотел поехать с ним в машине и что-то обсудить по дороге, хотелось побыть в тишине и в одиночестве после тяжелого дня. И уже отъехав километров десять от Усадьбы он пришел к выводу, что жесткого принципиального Оргулова надо все же заменить на кого-то из его окружения, того кто более управляем и в состоянии некоторое время руководить всем комплексом, пока на ключевых местах не окажутся нужные люди. И портить отношения с потомками он конечно не хотел, это было бы глупо, тут нужно действовать тонко и в случае провала или недовольства пришельцев из будущего действиями руководства СССР, подставить под удар того же Лаврентия. Он уже не раз замечал, что Берия на волне послезнания и бесконтрольного доступа к информации из будущего, стал себя ставить достаточно высоко и, судя по некоторым докладам, начал какую-то свою игру. Скорее всего, он себя метит в преемники Сталина, так сказать, учтя ошибки другой исторической линии, по-новому строит линию поведения и с потомками и руководящей верхушкой СССР. Кому такое понравится?

Когда машина въезжала в ворота дачи в Кунцево, у него уже созрел черновой вариант плана, как осторожно столкнуть лбами Оргулова и Берию, сыграв на неприкрытой зависти последнего, и пока будет продолжаться эта возня подготовить своего человека в окружении Странника.

Сталин был полностью уверен, что Лаврентий не потянет роль его приемника, а вот кого оставить после себя, он все еще не мог ответить. Слишком как-то все было туманно, да и Странник, по большому счету был ему симпатичен, хотя и вызывал в последнее время некоторое раздражение, хотя это было, может быть, обусловлено, скорее всего, идеологической позицией потомков, которые с трудом скрывали свое презрение к коммунистам.

Но он прекрасно понимал, что это больше относилось к тем, из будущего, перерожденцам, кто продал завоевания Советского Союза, поддавшись на посылы капиталистов, возжелавших дорогих машин, вилл на побережье, шлюх и, главное безнаказанности. Но все равно, потомки, как они любят говорить, подсознательно «транслировали» свое презрение на местных, хотя и понимали, что именно они, сталинские коммунисты выиграли войну, переломав хребет Гитлеру и все фашисткой Германии.

«Хотя…» — раскурив трубку, он несколько раз прошелся по кабинету, освещенному только настольной лампой, и, подойдя к окну, стал смотреть, как на улице медленно и величаво падает снег. Крупные, мохнатые снежинки быстро покрыли толстым слоем тщательно расчищенный днем двор, добавив работы утренней смене. А вот думы хозяина кабинета были далеко: мысль, которую он гнал от себя, не давала ему покоя. Кого же он оставит после себя?

Как его в будущем называют, «Красный Император». С одной стороны оскорбительно, а с другой почетно — «Император», если с большой буквы, это властитель, собиратель, освободитель. Николашка никак не подходил под это определение, поэтому и сгинул со всей семьей. А он… странная аналогия с Петром I, как-то высказанная Странником в какой-то беседе записанная людьми Берии и проигранная ему в качестве компромата, его не возмутила. Тем более в контексте того, что как и Петр, так и он, собирали Великую Державу из обломков и головешек, оставленных вороватыми продажными дворянами-боярами и грабителями-иноземцами. Только вот после того как собрали, отбили, наладили и начиналась возня с преемниками. Там век дворцовых переворотов, тут подковерные игры в ЦК.

Василий слаб и никак не подходит на роль преемника, сожрут его гады. Так кто? И тут на ум пришли недавние события с попыткой переворота в мире будущего, как Странник со своей компанией головорезов быстро и жестко все решил. Опыт, целеустремленность, решимость.

«Хотя…».

А ведь из генерала Оргулова получился бы очень неплохой приемник. И в политике отметился, и в военном деле, и в экономике, ну и конечно в науке. Но все же, почему лично ему не нравится Странник? Почему раздражает так в последнее время? Зависть что достиг таких успехов, реально сделал сказку былью почти в прямом смысле слова? Нет, наоборот, тут уважение и благодарность. Так почему же так раздражает?

Все же это связано с его политикой в мире Николашки и его плотными контактами с бывшей Императрицей Марией Федоровной. Ведь получается, что в том мире Странник становится прямым противником большевиков.

Вот оно! Сталин наконец-то понял, в чем причина его негативного отношения. Он просто представил как Оргулов с его головорезами, и с его знаниями о будущем, будет быстро и радикально решать вопрос с предотвращением революции. И ему так стало неуютно, что даже поежился, как будто стоял в одном нательном белье на зимнем холодном ветру, представив, что к тому Кобе, из 14-го года придет этот оргуловский головорез, Дегтярев, и что сделает, хотя у них и была договоренность, что не сильно будут чистить ряды большевиков. Одно то, как они там быстро и без сантиментов вырезали лидеров и идейных вдохновителей, финансистов зарождающихся националистических движений Польши и Украины, говорит о многом — потомки шутить не будут и к своему плану использования того мира идут вполне целеустремленно.

Вот оно что: по отношению к тому миру Оргулов фактически враг Сталина, и это не давало ему покоя.

«Враг» — он попробовал несколько раз сказать это слово, но как-то не ложилось по отношению к Страннику. Тогда что?

С другой стороны, что они хотят добиться в том мире, кроме предотвращения революции? И тут он вспомнил объяснения Оргулова. Помимо использования ресурсов того мира, он хочет вывести Россию из войны, предотвратить революцию, тем самым минимизировать потери в том числе и людские. После глобальной войны в мире будущего для потомков главный ресурс — это люди. Вот в чем дело. И вся деятельность Странника была построена на сохранении людей. Вот. А дальше? А дальше, показав зубы тамошним капиталистам и начав торговать, они, взяв под свое крылышко Россию во главе с Николаем II, выкупят много земли и начнут на ней строить что-то вроде военно-коммунистического государства, примерно по тому лекалу, что у них сейчас сформировалось в будущем. А потом, пользуясь подавляющим превосходством во всех отраслях и набрав вес, перехватив управление, они захватят власть и сделают ту же самую революцию только без открытой гражданской войны. Хм! Получается они сами по себе, по делам и устремлениям самые настоящие коммунисты, хотя наверно сами себе в этом боятся признаться.

Результаты, в принципе, будут видны нескоро, лет десять, не меньше, но если ему, Сталину отмерено жить до 53-го года, то есть он еще успеет увидеть, что там происходит. Ну не верит он, что Странник, прошедший страшную войну, развязанную капиталистами, родившийся и выросший в Советском Союзе, у которого отец и мать были членами партии, пойдет в другую сторону.

И что делать сейчас? Ведь он так и не дал Лаврентию карт-бланш на обработку окружения Странника и подготовку его приемника, хотя тот вроде как, решив предвосхитить желание Хозяина, начал сам что-то там крутить и кого-то уже завербовал. Ну а с другой стороны, посмотрим, кто кого переиграет, всегда можно вмешаться в игру и, поменяв правила, помочь кому-то. Поэтому решение такое: пока смотреть, не вмешиваться. И если в мире 14-го года все пойдет, как обещает Странник, через третьи руки до него довести информацию, что Лаврентий по своей личной инициативе проводит работу по подготовке преемника и устранению Оргулова, без санкции Сталина, а если точнее при его запрете на подобные действия. Все-таки преемник владеющий временем и мирами, ценящий людей, для СССР будет, наверно лучше, чем мясник-кукурузник.

* * *

После того знаменательного дня, когда наши снаряды с орбиты вполне так себе уверенно поразили цели прошло несколько дней. Повторные испытания, когда двумя каменными картечными снарядами ударили по заброшенным поселкам в Сибири и в степи Казахстана прошли с меньшей помпой, но с большей отдачей. И снаряды были потяжелее, соответственно удар был более эффективнее, и с точностью поработали, разместив на поверхности несколько опорных маяков, чтоб системам наведения было проще работать.

Если говорить прямо — всем понравилось. Перепаханная на два-три метра в глубину промерзшая земля, выжженные проплешины,это все что осталось от поселков, оказались весьма впечатляющим результатом, поэтому было принято решение не выдумывать и снаряды в том виде, в котором они сейчас есть. Быстро ставить на поток, и в течение месяца подготовить не менее трех десятков заготовок для использования по наземным целям.

К этому времени «Молния-1» уже вовсю работала, передавая в ЦУП высококачественные для этого времени цифровые снимки и видеозаписитех районов, которые интересовали Генштаб РККА. К делу уже подключили «Молнию-2» и «Молнию-3», которые все еще медленно опускались на низкие орбиты, экономя дорогое топливо и ресурсы, но при этом тоже давали море информации. На обработку таких потоков данных Шапошников выбил компьютеры и специалистов, которые были сведены в специальный отдел ГРУ ГШ РККА, это при том, что новые спутники не просто фотографировали поверхность, но и как могли, слушали эфир, ну точнее то, что пробивалось в космос. Все это передавали на Землю в отдел дешифровки, тоже укомплектованный техникой из будущего. Ну и на закуску на «Молнии-2» умельцы поставили не только обычные длиннофокусные камеры высокого разрешения, но и камеры, работающие в инфракрасном диапазоне, что существенно расширяло разведывательные возможности. А на «Молнию-3» вообще умудрились поставить систему активной радиолокационной разведки, заточенной на поиск крупных кораблей и военно-морских соединений, ну и по возможности проводить контроль скоростных целей, типа бомбардировщиков. Но тут был нюанс — вся эта система была очень прожорлива относительно энергии и солнечные батареи не сильно помогали, поэтому срок жизни «Молнии-3» был не сильно большим, и ее предполагалось использовать только на короткое время, когда нужно было срочно просветить какие-либо районы.

Когда все это хоть как-то заработало, было принято решение провести очередную воспитательную акцию по отношению к Германии, которая по надуманным причинам резко приостановила вывод своих войск с оккупированной территории Советского Союза, видимо в ожидании вступления в войну сил Антанты-2.

Действовать нужно было быстро и жестко.

* * *

Глава немецкой военной разведки, Абвер, адмирал Вильгельм Канарис в последнее время не находил себе места. Он ждал, он с ужасом ждал возмездия и для этого у него были основания.

В последнее время новое руководство Рейха во главе с Гиммлером резко поменяло свои политические устремления, и достигнутые за последнее время договоренности с русскими, образно говоря, были порваны, хотя и создавалась определенная видимость их выполнения. Но вывод войск с оккупированных территорий Советского Союза резко прекратился по надуманным предлогам, а, по данным адмирала, резко возросло количество контактов высшего руководства Рейха через финансово-промышленные круги Германии с аналогичными структурами в Великобритании и в США, которые фактически выступали посредниками в заключении сепаратного мира и перенаправлении агрессии всего Западного мира против СССР. Германии тут отводилась тоже определенная роль и сейчас стороны договаривались, кто и как будет делить Россию.

Канарис пытался хоть как-то донести до Гиммлера глупость подобных действий, учитывая наличие пришельцев из будущего с их техникой, но, такое впечатление, что практически все в правительстве, с кем он разговаривал, отключили мозг и работали как арифметические машинки по глупой программе. И адмирал знал, возмездие близко, Сталин такое не простит и теперь ход за ним и за его союзниками.

У него был канал связи с пришельцами, но с некоторых пор люди Гиммлера взяли все это под свой контроль, и возможности адмирала влиять на ситуацию резко уменьшились.

Недавно на его имя, через флотскую систему связи, работающую на шифро-машинах «Энигма» пришло короткое сообщение:

«И как это понимать?».

Он сразу понял от кого это. То, что пришельцы, а с их помощью и все руководство русских читает большую часть зашифрованных сообщений, он давно догадывался. Но тут так нагло, просто и настойчиво — это тот знак, которого он ждал.

Канарис отправил пространное сообщение о проблемах с транспортом и кризисе в руководстве, но ответ пришел быстро, причем весьма странный, для его времени.

«Понятно. Все куры передохли, пришлите новый телескоп».

Но Канарис шутку Райкина из будущего не оценил, а вот его специалист-психолог по России грустно пояснил этот вроде как набор слов:

— Они поняли, что вы тянете время и тоже показали, что умеют это делать. Как у них говорят «валяете ваньку».

Адмирал, сидя у себя в кабинете и слушая пояснения специалиста который очень долго прожил в России и точно разбирался в вопросе, с грустью думал, что будет потом. Сталин с пришельцами не простят, теперь ход за ними.

Прошло двое суток, и к нему в гости срочно приехал Гейдрих с папкой в руках.

— Вот прочтите. Это вчера пришло по официальному каналу от русских.

Канарис отложив в сторону чашечку с недопитым кофе, взял папку, открыл и прочитал короткое сообщение, явно составленное генералом Оргуловым, его стиль:

«На войне приемлемы все хитрости, это война. Но заключив соглашение соблюдай. Тем, кто не соблюдает, на голову может упасть камень. Просто камень. В двенадцать часов».

— И что думаете об этом? Пришельцы опять нас будут бомбить? Мы срочно вывезли Фюрера из Берлина… Вы же лучше всех знаете этих пришельцев и их возможности.

Канарис встал, подошел к окну, сжав скулы в неприятном предчувствии надвигающейся катастрофы. Напольные часы в кабинете как раз начали отбивать двенадцать дня, когда раздался страшный свист, переходящий в грохот, от которого задрожали стекла, а над Берлином протянулся огненный шлейф огромного падающего метеорита. Мгновение, он ушел куда-то в южную сторону, и чуть позже там что-то ярко вспыхнуло, и через долгих полторы минуты дошел чуть приглушенный расстоянием звук мощного взрыва.

— Километров тридцать, — спокойно констатировал адмирал, повернувшись к замершему и бледному Гейдриху.

— Это что было…

— Двенадцать часов. Вот и камень. Не удивлюсь, если он упал куда-то в очень важное место, — устало проговорил Канарис, возвращаясь на свое кресло.

Как бы в подтверждение его слов на столе зазвонил один из телефонов. Подняв трубку и выслушав доклад, он невесело усмехнулся и проговорил как бы в пустоту, не смотря на гостя.

— Огромный метеорит упал на полигон в Куммерсдорфе…

Потом были сборы, поездка в сопровождении охраны. Доклады пожарных, местного военного начальства, но и так было понятно, что это тот самый знак, про который намекнули русские и, причем более серьезный, нежели все, что до этого было.

Как оказалось, в это время на полигоне в условиях повышенной секретности шло обучение новой танковой дивизии СС, частично оснащенной переданными американцами танками «Шерман», с новой длинноствольной пушкой. Причем на полигоне в этот момент присутствовала команда инструкторов и техников из Соединенных Штатов. Все это сгорело в один миг. В случайное падение метеорита в руководстве Рейха никто не верил, и так намек от русских был очень прозрачным, а после того, как затушили пожар и специально вызванные ученые-астрономы нашли фрагмент метеорита, ни у кого не осталось сомнений в новом уровне могущества проклятых русских.

Вместо привычного оплавленного метеоритного камня с вкраплениями металла, на один из центральных полигонов Германии из космоса упала огромная многотонная бетонная болванка усиленная металлической арматурой. Вот небольшой кусок этого импровизированного снаряда, явно испытавшего воздействие огромных температур, никак несравнимых с теми, что возникают простых на пожарах, и нашли немецкие ученые.

Естественно все это сразу засекретили, но те, кому положено было знать все и так поняли: с Москвой шутить не стоит.

А все астрономы Германии, а чуть позже, после того как прошла утечка информации, и Англии, США и других стран начали активно изучать звездное небо. К всеобщему удивлению оказалось, что у планеты Земля появилось несколько новых спутников, летающих на очень низких орбитах и в темную ночь, если присмотреться их можно увидеть даже невооруженным взглядом.

Один из них даже удалось сфотографировать через большой телескоп. Впоследствии на передовицах многих газет и журналов замелькала фотография странного цилиндрического объекта с необычными крыльями. Но больше всего шокировала контрастная надпись «Военно-космические силы СССР. Молния-2». Весь мир вздохнул от шока и на время все передвижения войск для нападения на Россию, в рамках организации Антанта-2, были резко заморожены, ан время интенсивных консультаций на самых высоких уровнях с привлечением многочисленных ученых и специалистов, чтоб хоть как-то оценить возникшие угрозы от нового оружия русских.

Чуть позже дипломатической почтой пришел пакет, адресованный Канарису. Естественно его вскрыли люди Гейдриха и после изучения содержимого, состоялось экстренное заседание правительства, на которое пригласили главу Абвера, как оказалось, самого объективного и прозорливого знатока современной Советской России.

На столе перед собравшимися лежала скромная папочка, где на русском языке было написано: «Операция «Укол парасольки» (парасолька — зонтик укр.), ну и для непонятливых перевод на немецкий.

После ознакомления с посланием генерала Оргулова, явно согласованного со Сталиным, Канарис невесело усмехнулся.

— Я знал, что русские с их советчиками из другого мира придумают для нас нечто эдакое, с изюминкой. И возможностей отказаться, у нас конечно в нынешних условиях — нет. Но вот такое. Да уж, это …

Глава 16

Невысокий, худощавый, седой мужчина в скромной черной форме адмирала Кригсмарине, задумчиво стоял перед покрытым инеем окном, держа в руке почти остывшую чашечку со свежезаваренным кофе. Его нынешний адъютант, зная пристрастия своего начальника, со временем и с определенным упорством, достойным уважения, научился варить очень вкусный и насыщенный кофе, чем частенько и неизменно радовал своего патрона. Но сейчас адмирал не чувствовал вкуса и просто стоял перед окном, ощущая идущий от стекла холод.

Старый элитный отель «Жорж» в Лемберге (Львов, нем.) который за свою долгую жизнь видел много известных личностей, как всегда предоставлял наилучшие условия проживания для своих высокопоставленных посетителей. Эти стены видели и Оноре де Бальзака, и Рихарда Штрауса, Ференца Листа и даже самого Франца Иосифа I. Конечно, в старушке Европе встречались отели намного старше и повыше классом этого, но все равно антураж старого исторического центра Лемберга оставил свой отпечаток и на зданиях, и, если так можно сказать, даже на воздухе. Не зря этому городу сразу после вхождения в него победоносных германских войск было возвращено его историческое название.

В отеле же еще тогда весь персонал жестко перешерстило Гестапо, четко выявив и удалив всех неблагонадежных, поэтому важные гости останавливались именно здесь, вполне обоснованно рассчитывая на истинно немецкое качество обслуживания и конечно на высокий уровень безопасности.

Но сейчас, ради весьма и весьма высокопоставленных гостей всех постояльцев, не смотря на ранг, заслуги и тем более на состояние кошелька, просто выселили, а учитывая какие мероприятия ожидаются в центре Лемберга, то выселяли подальше, предупредив не болтать языком попусту. Персонал гостиницы почти на девяносто процентов заменили на привезенных из Германии людей, здание вдоль и поперек изучили специалисты из ведомства Гейдриха, который совсем недавно получил вожделенное звание рейхсфюрера СС, после того как его патрон, Генрих Гиммлер, сделав стремительный рывок, занял высшую ступень власти в Рейхе. Ну конечно отметились со своим независимым осмотром и специалисты Абвера, которые собаку съели на организации диверсий.

Канарис невесело усмехнулся, когда его мысли перешли на личность Гиммлера. Этот мясник и агроном вскочил на верхушку власти, но он не понимает, что никто из западных лидеров с ним дела вести не будет, уж слишком много у него на руках крови. Тем более, когда еще до настолько явного и наглого вмешательства пришельцев из будущего в ход событий, он обсуждал с главой британской МИ-6 Мензисом возможные точки соприкосновения, было однозначно указано и договорено, что Гиммлер и все его воинство будет обвинено во всех военных преступлениях. Настоящая элита Германии, генералы Вермахта, промышленники, которые вообще были и так завязаны на почве совместных дел с банкирами Сити, политические деятели, как-бы останутся в стороне, и станут тем костяком, вокруг которого и будет формироваться новый Рейх, более плотно интегрированный в формируемое евро-атлантическое сообщество цивилизованных стран.

А сейчас так получилось, что группа мясников, которые должны были идти на заклание и после всего взять на себя всю ответственность за преступления, захватила власть и со звериной интуицией пытается удержаться на вершине и выжить, тщательно избегая прописанной им участи.

И на фоне происходящего в России все стратегические и долгосрочные планы, все годами наработанные договоренности, рушились как карточный домик. Единственное, что радовало, что и у русских не все так было хорошо. Пришельцы из умирающего мира будущего как могли, помогали, но их возможности были сильно ограничены, хотя и весьма впечатляли. Сейчас был именно тот момент, когда техническая помощь пришельцев резко уменьшилась, а освоить технологии из будущего отсталая промышленность Советского Союза еще не успела. Но еще год-два и Советы, обладая огромными залежами полезных ископаемых, места расположения которых, им любезно преподнесли потомки, вырвутся вперед и станут смертельно опасными для всей западной цивилизации.

Именно такие сделали выводы аналитики англо-саксов, прежде чем начитать эту общемировую возню с Антантой-2 и началом наступления на Советы — у них просто не будет другого шанса, и вопрос потерь даже не стоит. На кону стоит просто не просто доминирование, а именно физическое выживание, особенно после того как стало понятно истинное отношение русских потомков к западным институтам власти и явным, и скрытым.

Началось планомерное движение войск, пошли дополнительные военные заказы, запустили в работу мобилизационные мероприятия. Все шло с размахом, показывающим реальную силу и возможности всего англо-саксонского западного мира. Стоял только вопрос времени, пока в странах антигитлеровской коалиции с помощью средств массовой информации шла обработка общественного мнения в сторону выставления Советского Союза главным виновником войны в Европе. Столь резкий переход от показной дружбы и помощи, к облику главного и страшного врага был ну уж как-то совсем необычен и вызывал бы множество вопросов на всех уровнях…

От невеселых мыслей его отвлек тихий стук, скрип открывающейся двери и замерший по стойке смирно его новый адъютант гауптман Ренке, только недавно переведенный к нему. Он замер, ожидая, когда глава Абвера обратит на него внимание.

Канарис оторвался от созерцания площади возле отеля через полузамерзшее окно и повернулся к Ренке.

— Слушаю.

— Рейхсфюрер Гейдрих, — коротко прокомментировал он, — все готовы к выезду.

Канарис невесело усмехнулся, сделал пару шагов в сторону двери, оставив чашку с недопитым кофе на подоконнике. Он знал, что в эту комнату уже никогда не вернется — история делает новый поворот.

Адъютант ловко подал ему форменную шинель и после того как были соблюдены все формальности с личной охраной, он в спустился в холл, где столкнулся с идущим в том же направлении Гейдрихом.

Несколько секунд, пара ничего не значащих фраз и они вместе, даже могло бы так показаться, дружески локоть в локоть, двинулись в сторону шикарных дверей, выходящих на улицу.

Гейдрих как всегда был одет в щегольский тщательно выглаженный бледно-серый мундир со знаками различия рейхсфюрера СС, поверх которого был надет черный кожаный форменный плащ, и дополняли вид высокие начищенные до зеркально блеска сапоги. Охрана, сопровождающая высшего руководителя СС, внешним видом подчеркивала статус своего начальника, двигалась так же четко, эффектно. Бойцы Гейдриха существенно отличались от охранников Канариса, которые в большинстве своем предпочитали либо неприметные гражданские костюмы, либо примелькавшуюся форму офицеров Вермахта. Хотя Канарис прекрасно знал, что помимо внешней, эффектной составляющей охраны, присутствовали многочисленные оперативники Главного управления Имперской безопасности в гражданском, которые уже давно взяли под контроль все возможные пути подступа к фактически второму лицу в Рейхе. И если раньше Гейдрих как мог бравировал своей смелостью и отказывался от охраны, то теперь у него не было такой возможности — статус и уровень ответственности резко увеличились.

Они спускались вместе по широкой лестнице, почти локоть в локоть, при этом рейхсфюрер энергично цокал каблуки сапог, подбитыми металлическими набойками. Так получилось, что сейчас они были вынужденными союзниками, но как главы мощнейших спецслужб Рейха, они, просто чтобы выжить, были вынуждены интриговать друг против друга.

Выход на улицу, распределение по машинам и старт к месту проведения мероприятия не заняли много времени. Да и ехать было не далеко, но статус обязывал, не ходить пешком, да и меры безопасности были приняты беспрецедентные.

Пока они ехали Канарис опять задумчиво смотрел на улицы города, перебирая в голове последние события и то, что заставило его и Гейдриха оказаться в этом городе.

Несмотря на легкий морозец, центральные улицы Лемберга, тщательно расчищенные от снега и украшенные какими-то плакатами и гирляндами светильников, были забиты празднично одетыми, оживленными людьми. Нарядные парубки в немецкой полевой форме с желто-синими повязками и трезубцами на шевронах, нынешние герои западно-украинских националистических формирований, гордо расхаживали среди весело гомонящей толпы и с еле скрываемым превосходством посматривали на гражданских. Сегодня был их день, день ради которого они столько сделали, день, когда их мечты наконец-то должны воплотиться в реальности. То, что они попытались сделать около полугода назад, когда город был освобожден от коммунистической заразы, объявив «о создании нового украинского государства на материнских украинских землях», было жестко пресечено немецкой администрацией, сейчас же это стало долгожданной реальностью.

Мало кто вспоминал, как меньше года назад, 30 июня 1941-го года, когда советские войска, под давлением стремительно наступающего Вермахта, покинули город, именно эти самые парубки, почувствовав, что пришло их время, зашли на эти самые улицы как хозяева. Они, под презрительным вниманием своих немецких хозяев, профессионально забивали палками, расстреливали, резали не успевших покинуть город евреев, коммунистов, раненных красноармейцев и членов их семей, залив улицы кровью в прямом смысле слова. Львовская резня 1941-го года по своим масштабам недаром вошла в список «великих подвигов» украинских националистов по количеству убийств мирного населения.

Еще тогда они опьяненные насилием, под предводительством глав Организации Украинских Националистов на волне звериного энтузиазма попытались объявить о формировании нового государства, независимой Украины под протекторатом Германии, но немецкое командование быстро и четко сработало, сразу поняв, что происходит.

Несколько зачинщиков просто расстреляли, некоторых, особенно непонятливых, арестовали и отправили в лагеря, чтоб другим неповадно было без воли Фюрера совершать какие-либо серьезные шаги и делать публичные заявления. Хотя именно, глава Абвера адмирал Канарис как раз и поддерживал идею создания марионеточного государства под полным протекторатом Германии, но тогда вмешались промышленные и политические круги, у которых были свои планы на Галицию, через Мартина Бормана, своего человека в окружении Гитлера. Любые попытки хоть какой-то самостийности для украинских националистов тогда, во времена ярких побед Вермахта на Восточном фронте, вызывали немедленную и жесткую реакцию, поэтому уже в августе 1941-го года Западная Украина вошла в состав Генерал-губернаторства как пятый округ — Дискрит Галиция с центром в городе Лемберг.

Тогда и лидеры и члены ОУН(б) после неудачных консультаций в Берлине в некоторой степени подверглись гонениям со стороны немецкой администрации, особенно после фактического несанкционированного уничтожения большинства лидеров своих же бывших соратников, мельниковцев, которые были больше склонны к полному подчинению Германии и это очень тогда не понравилось Рейнхарду Гедриху, который и принял волевое решение немного их проучить. Бандеровцы даже вынуждены были сделать вид, что ушли в подполье, хотя и продолжали сотрудничать и принимали активное участие в карательных акциях против евреев, коммунистов, русскоязычных жителей и вообще всех тех, кого они, ну и конечно их хозяева из Берлина, считали лишними. Они методично поставляли кадры для айнзацкоманд, для охраны концлагерей, формировали специальные части, которые занимались тем же самым, но уже на территории Белоруссии.

Прошло время, Германия стала явно пробуксовывать на Восточном фронте, а потом, после того как Вермахт уже почти подошел к Москве, произошло несколько серьезных сражений и хваленые немецкие части начали откатываться обратно на запад, неся огромные потери. Красная Армия как-то ну уж очень быстро набирала силу и приобретала боевой опыт, и это уже волновало всех, особенно после гибели Гитлера и начала странных переговоров нового фюрера Гиммлера и Сталина. Слухи о появлении у коммунистов новой боевой техники, мощных танков, скоростных самолетов и, главное, стратегических бомбардировщиков, безнаказанно бомбящих Берлин, натолкнули руководство ОУН снова обратиться к новому Фюреру с предложением разрешить объявление о создании независимого западно-украинского государства. Официально признать его правительством Германии, в обмен на полную лояльность и участие походных отрядов ОУН в боях против коммунистов. Бандера, Стецько, Шухевич, Ярый прекрасно понимали, что после того, что они вытворяли в Галиции, на Украине и в Белоруссии против мирного населения, против советских военнопленных, против евреев ждать какой-то возможности договориться со Сталиным у них не будет.

Сейчас в Лемберге, когда прошла информация о том, что немцы наконец-то решили признать государственность Западной Украины, а за ними это сделают и остальные страны Запада, побросав все дела сюда сбежался, точнее ринулся фактически весь актив ОУН(б), ее лидеры и многочисленные региональные командиры, прекрасно понимая, что именно в этом месте и в этом время начнется вожделенная дележка власти, должностей, земель, ценностей, и, что главное, назначение героев. Причем все праздничные мероприятия проводились за счет немецкой стороны, поэтому получив возможность как обычно гульнуть за чужой счет, вся эта банда селюков с трезубцами, прихватили жен, детей, любовниц, что добавило определенного колорита празднику. Центральные улицы древнего Лемберга сразу наполнились малопонятным местечковым гуцульским говором и сразу стали напоминать какой-нибудь занюханный карпатский рынок, где жители из соседних сел с трудом понимали даже друг друга.

Высшее руководство ОУН(б) конечно было извещено, что немецкие части, согласно договора с СССР будут отходить до границ 22 июня 1941 года, но это так на время, пока на Советский Союз не обрушится вся сила западного мира, новой Антанты-2. В таких условиях западно-украинские националистыне могли упустить момент, так сказать не получить мировое признание, хотя прекрасно понимали, что немцы в данной ситуации поступают как англосаксы — если откуда-то уходят то обязательно оставляют после себя источник долгосрочной напряженности, который должен вызывать у победившей стороны долголетнюю головную боль, забирать ресурсы, вытягивать силы. Все еще считали, что СССР держится из последних сил, и отпор, который был дан Германии, стоил огромных усилий, которые надорвали экономику Советского Союза, поэтому руководство ОУН(б) и резонно решило что у новоявленного государства есть шанс на выживание.

Из-за сложной ситуации на фронтах к вопросам безопасности немецкая администрация города отнеслась максимально жестко и в исторический центр, особенно в район ратуши и прилегающие улицы были допущены только самые достойные и проверенные, причем с семьями, что, как ни странно приветствовалось и списки долго и тщательно согласовывались с лидерами ОУН(б). Из прилегающих домов на время выселили хозяев, квартиры опечатали, подъездные двери забили. Общий периметр безопасности был четко перегорожен танками, бронетранспортерами и грузовыми машинами с символикой войск СС, но в этот день это никого не волновало. Надо так надо. Тем более все было организовано с привычной для немцев педантичностью и порядком: пускали строго по пропускам и четко контролировали пронос оружия — только статусное, или холодное, или, если огнестрельное то без патронов.

Но все равно допущенных гостей было очень много, очень, и центр города был фактически забит празднично настроенным и весело гомонящим народом.

Обеспечивающие порядок на улицах специальные команды западно-украинских националистов в форме Вермахта со специальными сине-желтыминарукавными повязками быстро организовали оцепление и живой коридор для проезда важных гостей. Длинный кортеж со вторым лицом Германии рейхсфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом толпа встретила радостными криками и чуть позже практически все в радостном порыве выкинули руки в ритуальном нацистском приветствии, неистово скандируя «Зиг Хайль!».

Оцепление с трудом сдерживало перевозбужденные массы народа, ведь все хотели так или иначе что-то увидеть и подсознательно ломились вперед.

Машины подъехали к широкой площадке, где выстроился почетный караул из лучших бойцов-националистов все в той же полевой форме Вермахта и чуть отдельно, на специальной деревянной трибуне в ожидании, так сказать, представительства одной из сильнейших стран Европы, собрались руководители ОУН, которые уже мнили себя безраздельными хозяевами этой земли.

Выскочивший с переднего сидения адъютант ловко открыл дверь и замер, дожидаясь пока Гейдрих величественно вылез из машины. Сделав пару шагов к встречающей его делегации, новоявленный рейхсфюрер привычно поднял руку в нацистском приветствии. Но сделал он это так, чуть вяленько, дав понять некоторым, наблюдательным и понимающим свое негативно-презрительное отношение ко всему происходящему.

Канарис сам был кадровым военно-морским офицером, как и Гейдрих, который когда-то служил у него в подчинении на учебном крейсере «Берлин» и тоже был, так сказать, не от сохи, и наметанный взгляд повидавшего на своем веку адмирала четко отслеживал такие нюансы поведения и невербальные сигналы.

Главе Абвера не было особого смысла светиться на этом мероприятии, но в некоторой степени западно-украинские националисты изначально проходили по его ведомству, и как агентурные ресурсы и как кадровый резерв для подготовки диверсионных команд для работы в тылу Красной Армии. Это потом их начали активно использовать в карательных акциях и в охранах концлагерей, где они показали невиданное рвение, энтузиазм и даже, если можно так сказать, талант в уничтожении себе подобных.

Как глава военной разведки Канарис к этому контингенту относился вполне нейтрально, специфика службы изначально предполагала работу со сякого рода отбросами и отребъем, а вот Гейдрих их просто презирал, что сейчас он как раз с трудом и скрывал.

Стоя чуть в сторонке от напыщенных и показательно одухотворенных лидеров западно-украинских националистов, которых практически всех знал в лицо: Стецько, Бандера, Шухевич, Ярый, Лебедь, Канарис как-то отрешенно вспоминал аналитические материалы, которые читал давным-давно, еще в прошлом году, когда прорабатывались планы разведывательно-диверсионной деятельности перед началом крупномасштабного вторжения в Советский Союз. Он слишком много про них всех знал, да и пришельцы из будущего как-то пару раз неосторожно, или может быть специально, с ними никогда ничего не понятно, открыли кусочек будущего и то, что в нем творили эти самые гуцульские «герои».

Так получилось, что ОУН попала в поле зрения Абвера практически сразу после основания и почти сразу сначала подпитываться как определенный механизм дестабилизации в Польше, которая как всегда не в меру бряцала шашкой, и посматривала по сторонам, назначая объект для грабежа. Паны были как всегда в своем репертуаре и не знали меры…

Канарис глубоко вздохнул. С одной стороны, кажется, что вроде недавно, а такое ощущение, что как будто в прошлой жизни, когда еще не было этих проклятых пришельцев, огромных просторов России, в буквальном смысле слова заваленных сгоревшей немецкой и русской техникой. Еще не было неисчислимых могил, непрерывных некрологов в германских газетах, и что самое страшное, еще никто не мог даже представить, что в этих нескончаемых просторах будет похоронена последняя возможность возрождения Рейха.

Адмирал поежился на холодном ветру, но в теплом пальто это скорее было нервное…

Он обвел взглядом толпу и попытался больше укутаться в пальто, но это мало помогало, и уже порядком замерзнув, он начал с нетерпением ждать, когда все это представление подойдет к концу.

Разнесенные по улицам мощные динамики разносили даже в удаленные закаулки исторического центра Лемберга, торжественно даже с некоторым надрывом, читаемый текст:

— … Украинская Национальная Революционная Армия, которая создаётся на украинской земле, будет бороться дальше с СОЮЗНОЙ НЕМЕЦКОЙ АРМИЕЙ против московской оккупации за Суверенное Соборное Государство и новый порядок во всём мире.

Да здравствует Суверенное Соборное Украинское Государство! Да здравствует Организация Украинских Националистов! Да здравствует руководитель Организации Украинских националистов и Украинского Народа СТЕПАН БАНДЕРА! Да здравствует Великая Германия! Да здравствует фюрер Генрих Гиммлер!

Последние слова потонули в многоголосом вое толпы, которая радостно приветствовала вроде как свершившееся событие. Многочисленные транспаранты, портреты «вождей», какие-то религиозные символы — все задрожало в яром экстазе толпы.

Канарис криво усмехнулся: бывшие необразованные селяне, которых польские паны даже не пускали в центры городов, ущемляли в правах, унижали, решили, что могут творить историю. Даже русские, когда заняли эти места в 39-м и стали их брать в Красную Армию, просто ужаснулись от качества призывного состава…

Адмирал бросил взгляд на Гейдриха, который стоял рядом и не смог удержать довольной ухмылки: на лице рейхсфюрера СС было написано почти то же самое, что чувствовал и глава Абвера.

Прошло несколько минут, радости и чествования. И тут через оцепление быстро прошел один из людей Гейдриха, минуя его охрану, приблизился к рейхсфюреру и что-то взволнованно зашептал на ухо пару раз, на эмоциях, махнув рукой докладывая начальству что-то сверхважное. Это конечно не укрылось от остальных почетных гостей на трибуне, и они уже взволнованно стали посматривать на главу СС. Даже католический священник, затесавшийся в эти ряды, ну куда ж без них, приблизился и стал внимательно слушать короткий монолог Гейдриха.

Канарис стоящий чуть в стороне услышал несколько ключевых слов: «русские… прорыв… срочное сообщение…», после чего Гейдрих, кивнув главе Абвера, с взволнованным лицом, энергично в сопровождении охранников и чуть приотставшего адъютанта, двинулся в сторону от ратуши, где в перекрытом переулкебыла развернула мощная передвижная радиостанция. Там же стояли грузовики с бойцами охраны из отдельного полка СС и еще два бронетранспортера как средства усиления.

Еще раз приветственно помахав собравшемуся народу, и что-то крикнув в микрофон, руководство ОУН как-то уж очень нервно двинулось вслед за Гейдрихом, оставив на трибуне священника и нескольких гостей, прихватив за собой только четырех разрешенных охранников, скорее больше для статуса, а не для безопасности, и прошли за оцепление из солдат СС к кунгу с радиостанцией, где Гейдрих уже общался с офицером-связистом прямо на улице.

Когда они приблизились, рейхсфюрер уже внимательно читал бумагу с вроде как расшифрованным сообщением, и глубокомысленно что-то спрашивал у своего заместителя. Стоящий в стороне адмирал Канарис с трудом сдерживал улыбку: Гейдрих молодец, все делает как надо, но чуть-чуть переигрывает.

А дальше, рейхсфюрер повернулся к стоящим руководителям ОУН, и его вытянутое холеное лицо изменилось, и улыбка превратилась в оскал:

— Извините, господа, все меняется.

И повернув голову к начальнику охраны, коротко бросил:

— Курт, действуйте.

Тот кивнул головой, бросил несколько команд, и тут же почти статичная картина заснеженного переулка со стоящими машинами и замершими людьми резко поменялась.

В воздух взлетели две ракеты и сзади раздались тихие хлопки. «Гости» рейхсфюрера резко ошарашено обернулись и в ужасе замерли — четыре охранника лежали тут же в снегу, и над ними стояли два бойца из охраны Гейдриха держащие в руках пистолеты с накрученными длинными глушителями. Еще несколько тихих хлопков, новые отверстия в головах охранников и свежий утренний снежок окрасился красным цветом.

Из грузовиков посыпались солдаты СС, но не в парадной, как тут все были одеты, а в полевой форме, в касках с винтовками и автоматами, и быстро, деловито похватали «гостей», пинками и ударами прикладов поставили их лицом к стене, заставив держать руки на затылках. Профессиональный обыск и все под стволами винтовок «гости» так остались стоять в ожидании команды на любые действия.

Но на улице и площади это уже никого не интересовало. Как только в небо взвились ракеты, и по радио был передан кодовый сигнал, из окон вроде как опечатанных домов, с крыш, из подворотен по волнующейся толпе ударили пулеметы.

Судя по грохоту и плотности огня, ловушка, была подготовлена весьма тщательно и то, что происходило с лидерами ОУН в этом проулке, уже никого не интересовало. Крики, стоны, вопли, перекрываемые длинными, на прогар стволов, очередями пулеметов, все это слилось в один шумовой фон.

Солдаты охраны СС стоящие вроде как в оцеплении, и прикрывающие этот проулок, так же не стояли без дела и даже как-то лениво передергивали затворы карабинов, неспешно постреливая в мечущуюся толпу. Главное показать, что отсюда стреляют и убивают, и чтоб сюда никто не бежал, не мешал своими криками и стонами серьезным людям решать серьезные вопросы.

Опять кивок и дюжие эсэсовцы грубо посрывали с «гостей» верхнюю одежду, оставив только в военных френчах и гражданских костюмах, и развернули их к Гейдриху и Канарису, которые уже стояли рядом и с некоторым интересом наблюдали, как на лицах этого отребья стало проявляться понимание и осознание всего происходящего.

На улицах Лемберга и на площади перед ратушей немного поменялась обстановка: пулеметы уже почти замолкли, но звук четких щелчков винтовочных и пистолетных выстрелов, слившихся почти в непрерывный шум, медленно приближался, и это дополняло картину отчаянных криков, воя и стонов и топота мечущихся в панике людей. То, что все сторонники ОУН до этого были обезоружены, говорило о том, что стрельбу ведут только загонщики, и они медленно и методично приближаются, сгоняя толпу к площади перед центральной ратушей Лемберга.

Опять кивок, гортанная команда и хлопнулапассажирская дверь второго грузовика, и к Гейдриху высокий широкоплечий эсэсовец из личной охраны подвел среднего роста пожилого мужчину, с умными глазами, в глубине которых прятался животный страх. Его выделял волевой подбородок и особая посадка головы, которая сразу выдавала старшего офицера, даже в мундире простого обер-лейтенанта Вермахта. Мазнув взглядом по стоящим с закинутыми за голову руками «гостями», и быстро оценив обстановку, он стал по стойке «смирно», отдал воинскую честь, как это было принято в Австро-Венгерской, где он во время Великой войны командовал сотней сечевых стрельцов.

На холеном лице Гейдриха промелькнула легкая, чуть презрительная улыбка и он повернулся к Канарису, который был лично знаком с пришедшим, чтоб тот продолжил разговор.

— Здравствуйте, герр Мельник.

— Здравствуйте герр адмирал, — щелкнув каблуками и чуть наклонив голову, ответил на немецком Андрей Афанасьевич Мельник, руководитель Провода ОУН (М), по общему счету уже существенно проигрывающий войну своему идейному противнику по движению украинских националистов, по-звериному хитрому, жесткому и беспринципному Степану Бандере.

— Герр Мельник, мы выполнили свою часть договоренности и собрали здесь практически всех ваших идейных противников, тем более списки «приглашенных»…

Адмирал сделал небольшую паузу, чтоб слушающие «гости» прониклись моментом.

— … согласовывались лично с вами и с вашими доверенными людьми.

— Да, герр адмирал.

— Ну, тогда, заканчивайте работу, а наши гости…

Он кивнул в сторону стоящих на коленях, держащих руки за головой, уже фактически бывших руководителей ОУН(б).

— …побудут зрителями. Думаю, им будет очень интересно посмотреть, чем все закончится.

Опять гортанная команда и из кузова второго грузовика стали выпрыгивать разношерстно одетые люди, отличительной чертой которых были ярко синие повязки на руках. Ну и с оружием все было не так уж и просто. У нескольких были револьверы в кобурах, но те было четко предупреждены, что даже за попытку прикоснуться к огнестрельному оружию в присутствии высокопоставленных охраняемых лиц, последует немедленная ликвидация. Остальные, кстати одетые как простые селяне, были в основном вооружены палками с шипами, оббитые железом дубинки, молотки на длинных ручках. И никто тут даже не строил иллюзий, для чего будут использоваться эти инструменты. По мере того как они высаживались из второго грузовика, охрана Гейдриха быстро выстроилась строем, как-бы прикрывая начальника от новых людей, причем они умудрились создать что-то вроде эстафеты и пинками и подзатыльниками быстро погнали по одному собравшийся сброд в сторону улицы. Опять все деловито и продумано.

— За мной! — коротко и жестко скомандовал Мельник с превосходством посмотрев на стоящих на коленях идейных врагов, остановив свой взгляд на Бандере и особенно на Лебеде, главе службы безопасности, человеке который устроил настоящую охоту за Мельником и его сподвижниками. Чуть заметно хмыкнув, позволив себе такую маленькую месть, он и его люди торопливо, стараясь не смотреть в глаза немецким охранникам, быстро просочились через внешнее оцепление. Рядовые бойцы, специально подобранные для этой акции тут же, позабыв все человеческое, включились в общую мясорубку, убивая безоружных и через пару минут рыча как звери, заляпанные кровью, они даже не вспоминали про недавние унижения.

У наблюдавшего за происходящим Гейдриха опять проскочила презрительная улыбка на породистом лице. Стараясь перекричать шум выстрелов, крики, вой умирающих, раздающиеся с улицы, рейхсфюрер философски констатировал, обратившись к Канарису:

— Вы были правы, адмирал, это отребье…

Все так же стоящие с руками на затылке, Бандера, Шухевич, Стецько, Лебедь, все они были так или иначе замазаны в крови, не раз участвовали в массовых расправах, поэтому были не очень то сильно впечатлены происходящим на площади. Но все равно вид того как политические оппоненты уничтожают их самых активных членов, которых коварные немцы как истинные селекционеры собрали в одном месте, вызывал у них в глазах тягучую тоску. Убиваемых людей, по большому, им было не жалко — это инструмент власти, надо будет по карпатским селам еще наберут. А вот понимание, что после полной зачистки актива они будут следующими, им не давало покоя. Бывалым зверям, которыми они фактически и являлись, было ясно, что их пока оставляют в живых для чего-то более неприятного, чем показательная массовая бойня и истребление всего руководства ОУН особенно в центре Лемберга. Все это читалось у них на лицах и один из организаторов «Ночи длинных ножей», когда в Германии за одну ночь была полностью истреблена вся оппозиция тогдашнего фюрера Гитлера, Рейнхард Гейдрих просто наслаждался моментом.

Наконец снова подал голос Канарис.

— Вроде как все заняты и можно наконец-то позвать наших ГОСТЕЙ.

Лицо рейхсфюрера на мгновение окаменело и на несколько секунд превратилось в маску ненависти, которую он с трудом, но смог убрать — все-таки вращение в высших эшелонах власти предполагает умение держать себя в руках, иначе долго просто не проживешь.

И повернув голову к стоящему рядом боевику в пятнистом камуфляже, коротко скомандовал:

— Курт…

Пара мгновений и хлопнули дверцы бронетранспортера, который все это время тихо урчал двигателем на холостых оборотах, не давая замерзнуть находящимся внутри людям.

К Канарису с Гейдрихом в сопровождении нескольких бойцов охраны направилась странная, если можно так сказать в нынешних условиях, группа людей. Их здесь не должно было быть, но вот они…

Высокий крепкий мужчина с пронзительным взглядом волкодава в типичной форме старшего начальника советской тайной полиции НКВД: не смотря на зиму, легкая шинель, фуражка василькового цвета и шеврон «НКВД СССР». Они с Канарисом точно знали друг друга, поэтому обменялись приветственными кивками, но и только, и вот что характерно воинских приветствий и тем более пожатий рук не было. Враги, и этим все сказано.

Но вот второй еще больше выпадал из картины, хотя тут и адмирал Канарис и рейхсфюрер Гейдрих прекрасно знали, кто перед ними. Непривычная пятнистая форма, обтянутая таким же материалом пуленепробиваемая кираса, поверх которой было закреплено множество подсумков. Широкий пояс, на котором тоже были распределены какие-то подсумки, причем на одном из них был вышит красный крест, что говорило о том, что это переносная аптечка. Набедренная кобура пистолетом, оружие неизвестной марки со множеством каких-то дополнительных деталей, явно тактического назначения. Ну и шлем, по виду относительно легкий, обтянутый тканью той же камуфляжной расцветки, что и остальная форма и снаряжение. Судяпо наличию оптических линз, на странном шлеме было закреплено что-то вроде миниатюрной кинокамеры, но Канарис не сомневался, что все, что сейчас происходит, исправно передается в Москву и там тоже с интересом наблюдают за происходящим и в случае угрозы посланцам немедленно готовы принять меры. Ну завершала образ жесткого пришельца, была чуть наглая, не сходящая лица улыбка.

Полковник Дегтярев, близкий друг и соратник Зимина, он же генерал-майор Оргулов, недавно срочно введенный Сталиным в состав Государственного Комитета обороны СССР.

Но никто из стоящих тут и бойцов СС, Абвера, офицеров не обольщался на счет этой улыбочки. Все заинтересованные лица были извещены, какой хищник со стороны пришельцев из будущего будет контролировать выполнение операции «Укол парасолькой». Одно только то, что люди этого полковника сумели перебить отряд итальянских боевых пловцов графа Боргезе в Средиземном море, когда Дуче надумал о чем-то договориться с англичанами, вселяло уважение. А сколько было операций и на восточном фронте, причем все прекрасно знали, что эсэсовцев пришельцы принципиально в плен не берут и, особенно на этом поприще отличались бойцы этого самого полковника.

Как подтверждение его силы и полномочий у него за спиной замерли двое так же экипированных бойцов, лица которых были закрыты тканевыми масками, оставив только прорези для глаз.

По бокам замерли пара десятков бойцов из охраны Гейдриха, в полевых камуфляжах, касках, вооруженных исключительно автоматическими МП-40, и тут же чуть в стороне стояли шесть человек из группы прикрытия Канариса — егеря из специальной контрпартизанской команды, вооружение они имели примерно такое же как и бойцы СС, но по сравнению с ними полковник Дегтярев и его люди выглядели весьма внушительно.

С новыми действующими лицами заговорил глава Абвера на английском, чтоб его мог понимать Гейдрих, не знавший русского языка.

— Добрый день полковник, как видите, все идет по плану. И мы решили, что вам самому лично лучше убедиться в этом.

— Все верно, герр адмирал.

Профессиональный взгляд пробежался по улице, где пара десятков бойцов-бандеровцев сумели как-то организоваться и подручными средствами пока отбивались от наседавших на них мельниковцев. Оценил он и оцепление и охрану ну и конечно заинтересовался стоящими на коленях «гостями».

Сделал пару шагов и остановился напротив Степана Бандеры в маленьких глазенках которого застыл животный страх.

Слухи, что москалям помогают пришельцы из будущего, уже давно гуляли среди информированных людей, да и жесткие допросы попавшим в руки к оуновцам командиров Красной Армии и сотрудников НКВД давно подтверждали, что на стороне Советов воюют выскоподготовленные профессионалы. Чуть позже с ними столкнулись и западно-украинские националисты, когда попытались провести ряд диверсий в тылу Красной Армии. Москали и особенно эти, пятнистые, работали быстро, четко, жестко. Раскрыли несколько крупных агентурных сетей, практически полностью парализовав работу в тылу противника. Причем из многих источников приходила информация, что именно пятнистые ведут активные поиски всего руководящего состава ОУН(б), они прекрасно осведомлены и, как показывают столкновения, если и оставляют кого-то в живых, то очень редко и по очень большой необходимости, а так просто, уничтожают, как диких зверей. Естественно со стороны ОУН шла планомерная работа по сбору информации…

И вот теперь один из главных головорезов пятнистых, предполагаемый пришелец из будущего стоял перед Бандерой и с брезгливым интересом рассматривал его и в его взгляде ничего кроме приговора он не видел.

— Вот ты какой агент «Консул-2», Штефан Поппель. Реально, сопля и есть сопля. Фу…

Дегтярев опустил взгляд на штаны стоящего перед ним на коленях низкорослого Бандеры, который от страха обмочился.

— Да ты еще и ссыкун… — причем он эту фразу повторил на английском и на немецком, чтоб всем было понятно, что он имеет в виду.

Потеряв интерес, он повернулся к Канарису.

— Фото.

Тот кивнул.

Перепуганных оуновцев жестко подняли на ноги, подвели к Канарису, Гейдриху, тут же рядом стали и офицер НКВД и полковник Дегтярев и тут же защелкали фотоаппараты, ну и конечно цифровые камеры пришельцев. После того как все закончилось, Дегтярев прокомментировал странной фразой над которой потом бились аналитики.

— Придется потом мелкому засранцу штаны фотошопить…

Гейдрих, немного выпав из управления ситуацией, решил показать свой статус и на английском проговорил:

— Давайте досмотрим этот спектакль до конца.

Никто спорить не стал, видимо все и так было расписано, и через несколько секунд в первых рядах, прямо перед солдатами оцепления уже фактически бывшие руководители ОУН(б) стояли на коленях, с руками на затылке, лицом к центральной площади Лемберга, перед ратушей и смотрели за разворачивающимся действом.

Мельниковцы, которых на удивление удалось собрать достаточно много, дополненные местными уголовниками, сформировав несколько отрядов, гнали со всех концов заранее подготовленного и оцепленного участка города, отрезанных от путей бегства людей в сторону ратуши. Благодаря тому, что немцами заранее вроде как в целях безопасности все подъезды подворотни были заблокированы, расстреливаемый и избиваемый народ, помеченный желто-голубыми повязками, отходил в строго определенном планом направлении. Оружия, чтоб оказать сопротивление не было, поэтому они бежали, как могли, но все равно настигающие загонщики по мере планомерного продвижения оставляли за собой улицы заваленные трупами.

Понадобилось больше часа, пока всех оставшихся в живых выдавили на площадь к ратуше, где началось генеральное избиение. Окровавленные, облепленные волосами палки, биты, молотки методично работали, оставляя за собой в прямом смысле слова залитые кровью камни. Живых не оставалось — озверевшие от крови загонщики добивали всех. Бандеровцы еще как-то пробовали оказать какое-то сопротивление, но после того как командиры были застрелены, а остальные забиты, оставшийся народ рванул в ратушу, как к последней защите, где на удивление не были заблокированы двери и окна. Там хоть как-то удалось забаррикадироваться и приостановить наступление одуревших от крови мельниковцев, да и драться битами и палками в ограниченном пространстве коридоров ратуши не так уж и легко.

Но тут же в дверь и в окна первого этажа полетели бутылки с зажигательной смесью, крики ужаса, густой черный дым, заполнивший здание и толпы беснующихся зверей заревели в предвкушении, ожидая, что добыча сама должна выпрыгивать из дымящегося здания. Туда же летели бутылки с какой-то химией, от чего дым становился не просто тяжелым, но и очень едким. На верхних этажах ратуши открылись окна, в которые выглядывали испуганные, полузадохнувшиеся люди, кто-то не выдерживал и прыгал и его тут же забивали прямо на земле беснующиеся молодчики, кто-то получив пулю, заваливался обратно. Смерть собирала обильный урожай.

Несколько минут и в самом здании стал нарастать не просто крик, а яростный вой — на верхних этажах уже давно ждала своего часагруппа особо доверенных мельниковцев, которых немцы в тайне туда провели еще вечером прошлого дня и они до этого момента сидели тихо, стараясь не привлекать внимания. Получив условный сигнал, они, надев противогазы, которые не очень то защищали от дыма, рванули вниз, растекаясь по зданию, добивая оставшихся в живых полузадохнувшихся людей.

Прошло еще минут десять и эти загонщики, выполнив свое дело, покинули здание ратуши, в котором уже абсолютно из всех окон шел тяжелый черный дым. Они так же выпрыгивали на площадь, кашляя и задыхаясь — обычные армейские фильтрующие противогазы от дыма пожара не сильно помогают.

И тут к всеобщему удивлению наступила тишина — всех, кого можно было перебили и мельниковцы, уголовники и примкнувшие к ним любители полить кровь, стали успокаиваться, с удивлением рассматривая заваленную трупами и залитую кровью площадь — дело своих рук.

Холодный резкий ветер нагонял легкий снежок, который быстро растворялся в лужах еще неостывшей крови.

Тут же появились команды немцев, которые где пинками, где, особо не церемонясь, просто расстреливая непонятливых, еще не пришедших в себя зверей, стали организовывать команды, загонять подготовленные грузовики и грузить в них изуродованные трупы, пока все это не замерзло и не превратилось в один большой кусок льда.

Все это наблюдали и прекрасно видели стоящие в стороне прикрытие цепочкой эсэсовцев люди. Кто-то просто стоял молча и наблюдал, а кто-то стоял на коленях, трясясь за свою жизнь.

Гейдрих, повернулся к пришельцу из будущего и проговорил на английском.

— Прекрасный план, полковник.

Молчавший до этого полковник Дегтярев, с лица которого давно сошла улыбка, повернулся к рейхсфюреру.

— Это не мы. Это придумали потомки этих… — презрительный кивок в стороны стоящих на коленях Бандеру, Шухевича и остальных, — и…евреи, когда убивали безоружных русских в Одессе.

Лицо Гейдриха изменилось и на нем отразилась целая гамма чувств, даже Канарис, который вроде как знал чуть больше и даже побывал в будущем, навострил уши, стараясь не пропустить стратегическую информацию.

— Занятно, там у вас в будущем, занятно. Кто бы мог подумать.

Сделав паузу, он неожиданно спросил:

— А с этими что делать? — кивок в сторону дрожащих от холода, стоящих на коленях заложников.

— Это ваше дерьмо, вы его взрастили вам его и убирать.

Гейдриху это не понравилось, хотя в этом и был глубокий смысл.

— Один совет, — не удержался Дегтярев.

— Слушаю, — нехотя ответил Гейдрих.

— Дайте им палки в руки, сфотографируйте на фоне трупов в компании с Мельником, ему это пригодиться. Пусть в будущем об этих уродах помнят только как об очень изворотливых крысоловах, которые собрали толпы крыс и добровольно привели их на убой.

Пауза после его слов стала затягиваться, когда все до этого слышавший Шухевич не выдержал и с воем, оттолкнув охранника, попытался выхватить у у другого стоящего рядом эсэсовца винтовку, но замерзшие руки и ноги его подвели, и тут же последовала расплата в виде серии жестких ударов и в завершении контрольный выстрел.

Канарис смотрел на это все и только прокомментировал, но на русском:

— Вы неплохо отомстили, полковник.

— Это не месть, адмирал, это ТРИЗНА. По тем невинно погибшим, ТРИЗНА.

Причем сказал таким голосом, что дальше не было вообще никакого желания что-либо уточнять.

«Тут что-то очень личное»— быстро сделал вывод глава Абвера.

Гейдрих не знавший русского услышав этот диалог и по удивленному лицу Канариса понявший, что было сказано что-то серьезное, обернулсяк одному из охранников, который был специально выбран из-за его знания русского языка.

Тот, поняв все, быстро зашептал на ухо рейхсфюреру перевод. Услышав и осмыслив, он опять усмехнулся — с этими пришельцами всегда нужно быть готовым к неожиданностям…

Прошло несколько часов. Русских вывезли из города в бронетранспортере подальше от города, где их подобрал бронированный геликоптер и в сопровождении приличного истребительного прикрытия улетел в сторону линии фронта…

Кортеж рейхсфюрера покинув Лемберг, двигался к аэродрому, где уже давно ждал личный самолет, на котором и он и адмирал Канарис должны были вернуться в Берлин на доклад о проведенной операции лично к Гиммлеру.

Сейчас они ехали в одной машине: была необходимость пообщаться, но после всего происшедшего как-то особого желания не было, разговор не клеился.

Канарис грустно думал, что многолетний труд по организации разведывательных сетей Абвера в этом регионе пошел прахом, а Мельник изначально был креатурой гестапо, да и вообще вся ситуация была неприятная. ИХ ЗАСТАВИЛИ это сделать, тем самым дав понять западу, что русские в состоянии управлять событиями на запредельно высоком уровне. И камни с неба, неуловимые бомбардировщики, мощнейшее оружие на основе энергии деления ядер, это всего лишь инструменты…

Гейдрих, видимо, раздумывающий в этом же направлении, проговорил в слух.

— Когда с неба падают камни, и разрушают заводы, когда тебе показывают цветные фотографии тебя в детстве, твоих молодых родителей, твоего дома, с намеком, что в любой момент могут тебя просто стереть из истории, любой задумается.

— Да это так… — поддержал его Канарис, в кармане у которого лежали цветные снимки еще молодого Вильгельма Канариса, во время его службы на легком крейсере «Дрезден».

— Дело в другом, Рейнхард.

— В чем же?

— Я все еще уверен, что у русских и у пришельцев нет ресурсов, чтоб воевать с нашим западным миром… Пока нет. Но вот этим своим шагом они нас из игроков мировой шахматной игры перевели в фигуру, которую будут двигать по очереди и они, и банкиры из Сити, а мы будем только терять. И это не все. Ты видел взгляд этого русского головореза, близкого друга Зимина?

— Конечно. Несмотря на охрану, мне было неуютно. Теперь я верю, что они смогли увести Дуче у англичан.

— Вот-вот. И я понял одно.

— Что именно?

— Как бы не сложилась ситуация, мы у них в списке на их ТРИЗНУ, на месть. Несмотря на все выгоды, на преимущества, прибыль они нас все равно уничтожат. Просто потому, что они с кровью матери впитали ненависть к Рейху, а как они мстят — ты сегодня видел.

— И никаких вариантов?

— Есть кое-что. Они считают, что наш Рейх был специально взращен западом как таран против России, как в свое время использовали Германию Кайзера для ослабления Российской Империи.

— И чем же это нам поможет?

— Надо попробовать из разряда врагов перейти в разряд инструмента.

— В каком плане? Я что-то вас не понимаю, адмирал.

— Виновники те, кто нас натравил на Советский Союз, а мы всего лишь винтовка, которую направили и нажали спусковой крючок. Какие претензии к винтовке?

Гейдрих усмехнулся.

— Хотите им подставить наших промышленников, которые изначально всегда были в сговоре с финансово-промышленными кругами запада?

— Да, только так.

— Надо подумать.

— Надо, Рейнхард, надо.

Он промолчал, что как бы не повернулась судьба, русские все равно не пощадят ни Гиммлера, ни Гейдриха, слишком уже те активно и изобретательно усердствовали убивая русских. Такое никто не забудет и не простит.

ЭПИЛОГ

Мир 1914-го года

17 ноября

Окрестности Берлина

Высокий грузный человек в расстегнутой генеральской шинели стоял на обочине дороги и смотрел как в лесу среди деревьев с уже опавшей листвой скрывается его провожатый, экипированный в непривычную здесь пятнистую форму, шлем и пуленепробиваемую кирасу, уже легендарный полковник Дегтярев, лучший друг и правая рука генерала Оргулова. Неслышно, как призраки, скрылись и его бойцы, так же экипированные молчаливые головорезы, прикрывающие своего командира и способные за несколько секунд уничтожить целый взвод германских солдат. Страшный враг. Спокойный, уверенный в своих силах, наделенный огромной мощью и, что немаловажно, звериной тягой к жизни, если можно так сказать про элитных воинов, имеющих огромный опыт войн в разных мирах мироздания. Они будут из последних сил цепляться за жизнь, но даже умирая, постараются нанести своему противнику максимальный урон. Сейчас же это одни из самых опасных противников Германии, но есть шанс, маленький шанс и он находится в папке, которую он генерал Пауль фон Гинденбург должен донести и представить Кайзеру.

Уже была глубокая осень и холод основательно пробирал даже через подбитую мехом генеральскую шинель. Низкие серые тучи, скорее всего предвестники снега, навивали тоску и неприятные мысли о будущем. Генерал глубоко вздохнул и неспешно пошел по дороге, с удовольствием вдыхая чистый свежий морозный утренний воздух. Он так шел около часа, даже немного запыхался, пока не поравнялся с первыми домиками пригорода Берлина и явственно почувствовал тот характерный запах, когда при наступлении холодов начинают топить печи и углем, и дровами. Идущие рано утром на работу люди с интересом рассматривали невиданное зрелище — целый генерал шел просто пешком, всем своим видом показывая нечеловеческое раздражение от такой вот ситуации.

Мимо него проскочило авто с обозначением такси и, обдав выхлопом, скрылось за поворотом, а Гинденбург про себя возмущался, что водитель не соизволил остановиться возле высокопоставленного генерала и помочь ему быстрее выполнить его миссию.

Но не прошло и минуты, а на улице опять послышался шум двигателя и возле Гинденбурга затормозило все то же такси, привычный и надежный BENZ, и услужливый водитель, выскочивший как пробка из бутылки, подбежал и став по стойке смирно, затараторил с сильным баварским акцентом, что наконец-то нашел кого искал, и что ему заплатили очень крупную сумму, чтобы он встретил здесь генерала, очень похожего на генерала Гинденбурга и отвез его к королевскому дворцу на острове Шпрееинзель. Поедая глазами такого известного человек, юркий пройдоха, с показательной грустью разглагольствовал о том, как долго он колесил по району, выискивая человека в генеральском мундире, а сам и предположить не мог что будет везти такого большого и важного человека.

Генерал невесело усмехнулся, пришельцы и здесь не теряют контроль над ситуацией и направляют все происходящее в нужное им русло, да и просто показывают, что даже в сердце Германии — Берлине, делают что хотят. Гинденбург про себя подумал, что не удивился бы, если б за ним незримо шли бы бойцы тайной службы Новороссии и охраняли от случайных прохожих с дурными намерениями или любителей легкой наживы, хотя именное оружие ему вернули.

Он кряхтя залез в машину, через услужливо открытую водителем дверь и до самого королевского дворца молчал, рассматривая виды такого родного Берлина, прокручивая в голове историю последних событий и план будущего разговора с кайзером. Именно сейчас на нем, на генерале Гинденбурге лежит огромная ответственность — спасти Германию.

Когда такси достигло конечного пункта и дальше проезд был перекрыт стационарным постом охраны, генерал, вылез в опять услужливо открытую баварцем-таксистом дверь и полез в карман, где у него была какая-то денежная мелочь. Но к его удивлению таксист отрицательно замахал головой и уже на чистом немецком, с ярко выраженным берлинским произношением и легкой улыбкой на лице проговорил:

— Не стоит, гер генерал, за все заплачено, вы главное, выполните свою миссию, ради которой вас оставили в живых. Я думаю, когда его Императорское величество кайзер Вильгельм будет вам рассказывать свежие новости, вы узнаете, как ваши подчиненные отличились и как были за это наказаны, — под конец фразы в голосе таксиста, который, как оказывается все это время мастерски играл свою роль, прорезались стальные нотки. Генерал очень внимательно посмотрел ему в глаза и увидел такого же безжалостного хищника, как и те, что ходят в пятнистой форме. И это здесь, в центре Берлина прямо возле королевского дворца!

Гинденбургу ничего не оставалось, как просто кивнуть и ничего не говоря, прихватив заветную папку, пойти к караульным, которые узнав одного из видных генералов Германии встали по стойке смирно, а старший караула подбежал и начал представляться.

Повернув голову, генерал с грустью смотрел как отъезжает такси и скрывается за большим домом. Можно было бы поднять шум, но сейчас на кону не мелкая месть, а нечто большее.

Его опознали, видимо сразу известили кайзера и наверно поэтому без всяких проволочек провели к в кабинет, где кайзер предпочитал вести личные разговоры тет-а-тет, хотя папку изъяли и не изучая документы, тщательно проверили, причем руки у всех были в гуттаперчевых перчатках. Гинденбург удивленно поднял кустистые седые брови — какое-то странное нововведение.

И вот он сидит перед кайзером, и они внимательно смотрят друг на друга. Пауза продлилась больше чем надо и наконец кайзер проговорил, хотя в голосе явно были слышны нотки напряжения и растерянности.

— Пауль я очень рад вас видеть живым, но здесь, сейчас, в Берлине, когда буквально все газеты Европы трубят про захват русскими в плен командования Восточного фронта и 9-й армии. Это просто невероятно. Дайте отгадаю — опять пришельцы?

Гинденбург грустно вздохнул и ответил.

— Они.

— Я примерно в курсе, что с вами произошло, было проведено тщательное расследование, но в общих чертах. Может проясните ситуацию? Вы добрались до станции Торн, началась бомбардировка и ваш поезд успел выскочить, перед тем как станция была окончательно уничтожена.

Генерал пожал плечами.

— Это была ловушка. Они специально не бомбили Торн и штаб 9-й армии и ждали, когда кто-то из высшего руководства туда прибудет с инспекцией. Мы то считали, что их аэропланы просто не могут по дальности долететь, а реально они нас просто опять перехитрили.

— Но вы же вырвались с горящей станции, чудом спаслись.

— Спектакль. Их аэропланы специально бомбили так, чтоб вызвать панику, создать видимость опасности и не повредить мой поезд. Во время очередного взрыва в поезд прибежали вроде как офицер и солдаты из комендантской роты, но реально это были переодетые новороссы. Они помогли вывести поезд с горящей станции, потом хладнокровно перестреляли адъютантов, охранников, телеграфистов из необычного тихого оружия. Потом появились головорезы в пятнистом. Нас посадили в летающие машины, надели на головы мешки и отвезли на их базу под Плоцком.

— Да. Мне так и доложили. Поезд, где не было ни одного живого свидетеля и даже раненные были добиты выстрелами в голову, был найден чуть ли не в открытом поле. Надеюсь рано или поздно они заплатят за это зверство.

— Не стоит, экселенц. Поверьте, с новороссами это не пройдет, и они потом снова наведаются в гости и тогда жертв будет еще больше.

Он сделал паузу, глядя на изумленное лицо кайзера и опять глубокого вздохнув, продолжил:

— Я сам потом спросил об этом генерала Оргулова, когда появилась возможность пообщаться лично, да и сам видел, как это все происходило. Новороссы не звери, не упиваются убийствами, это всего лишь солдаты, хорошо обученные, с огромным боевым опытом воины. Все происходящее больше походило на работу механизмов: они должны были уничтожить охрану поезда, поэтому, по их логике, оставить кого-то в живых и получить выстрел в спину — не разумно. Просто они, так же, как и мы, немцы, слишком рациональны, чем, не смотря на то что мы враги, сильно импонируют.

— Хм. В первый раз слышу такую оценку. Я думаю, в свете последних событий, в ваших словах есть смысл. Хорошо, Пауль, что было дальше? По подробнее, а то уже ходят какие-то не совсем хорошие слухи, и ваши недоброжелатели пытаются вас обвинить чуть ли не в открытом предательстве.

— Хм, — возмущенно фыркнул генерал, но быстро взял себя в руки, осознавая перед кем он сидит, и что такое поведение неприемлемо.

— Извините, экселенц. Последние дни были очень нервными.

— Я вас понимаю, но жду подробностей и, конечно ваши выводы и впечатления о пришельцах.

Гинденбург опять вздохнул.

— Нам нет смысла с ними воевать.

— Почему?

— Мы однозначно проиграем.

Кайзер откинулся на спинку стула, не то что бы с неприязнью смотря на одного из самых талантливых генералов Германии, но толика разочарования была в его взгляде, и генерал это ощутил, но никак не отреагировал, сейчас роль кайзера, казалась не настолько важной в свете открывшихся фактов.

— Я был у них в штабе, под Плоцком, только меня одного туда пустили и дали некоторое время понаблюдать, как они работают. Чуть позже, но я все же понял, что именно до меня хотели довести.

— И что же?

— Они воюют совершенно на другом уровне. Их сила не столько в мощи оружия и обученности солдат, а в том, как они ими управляют. Мне передавали результаты допроса пленных, перед тем как я выехал в Торн. Пришельцы в первую очередь направили во все штабы, начиная с полка и выше своих делегатов связи со специальными приборами связи. Все что происходило на фронте, даже на уровне батальонов и рот, тут же фиксировалось и мгновенно отправлялось в штаб. Я видел огромный светящийся экран, на котором отображалась оперативная обстановка, может с запозданием в одну-две минуты. Представляете, ваше превосходительство, одна-две минуты и командующий фронта уже все знает, как знают и в штабах армий, корпусов, дивизий и так же быстро уходит распоряжение, допустим, на артиллерийскую поддержку. К тому же, и это тоже подтверждают свидетели, у них в наличии какие-то маленькие летающие аппараты, чем-то напоминающие больших стрекоз, и они были чем-то вроде глаз пришельцев. Как только эти бестии появлялись над головами, причем достаточно высоко, чтоб их не сбили ружейным огнем, сразу начинался фантастически точный артиллерийский обстрел. Очень много фактов, подтверждающих сказанное, очень. Они сразу уничтожают штабы и артиллерию, и уже потом, методично и спокойно выбивают пехоту, как тараканов. Русским солдатам оставалось просто пройти вперед подавить остатки сопротивления и собирать трофеи.

— Вы думаете, вам специально все это показали?

— Уверен. И еще один момент, привлекший мое внимание. Когда мы вышли из бетонного подземного штаба и наблюдали как в небо поднимаются боевые бронированные аэропланы, они их называют штурмовиками, я заметил, что это очень серьезное и опасное оружием. Но генерал Оргулов только рассмеялся. Я его спросил, что его так развеселило и он признался, что все то необычное и очень эффективное оружие, которое они используют против нас, старый и давно списанный хлам.

Кайзер аж подпрыгнул.

— Как такое может быть?

— По вооружению они нас очень сильно обогнали, а те аэропланы, бронированные машины на гусеницах, у них уже лет как восемьдесят сняты с вооружения. Он пояснил, чтобы нас стереть в порошок и этого хватит, и даже если нам повезет что-то захватить, и мы это попытаемся изучить и повторить на наших заводах, то будем копировать примитивное и давно устаревшее оружием. Хотя новороссы уже активно обучают русские войска пользоваться этой техникой. И что немаловажно потом за нужные им товары и продовольствие с удовольствием сплавят весь этот старый хлам, валяющийся на складах мобилизационного резерва.

— А настоящее оружие они показали в Константинополе?

— Да, именно так — настоящую мощь, они показали в Константинополе и это был всего лишь ОДИН фронтовой бомбардировщик, который может преодолеть любую систему противовоздушной обороны и сбросить с недостижимой высоты высокоточную самонаводящуюся бомбу огромной мощности на любую цель. Это был намек нам и султану.

Кайзер, в раздражении скривился, но сдержал себя и ненадолго задумался и, по прошествии минуты, опять спросил.

— Что было дальше? Что они хотят? — хотя в голосе его явственно слышались паника и недоумение.

— Меня и остальных генералов посадили в кузов большого грузовика и куда-то везли, причем недолго, но через два часа мы все уже были в Санкт-Петербурге, где имели честь общаться не только с генералом Оргуловым, но и с его Императорским Величеством Николаем II. Сразу скажу, относились к нам, соответственно нашего статуса, не унижали.

— Хорошо. По вам видно, что с вами хорошо обращались. Вы беседовали с генералом Оргуловым и моим кузеном Николаем. Ведь не просто так они вас выкрали, придумав столь хитроумный план. Что же они хотят?

Гинденбург спокойно посмотрел в глаза паникующего кайзера, понимая, что тот ему никогда не простит, что генерал стал свидетелем минуты его душевной слабости.

— Вот тут все просто и одновременно сложно. Они хотят выйти из войны, вернуться к первоначальным границам, настаивают, чтоб прекратили уничтожать сербов, и чтоб французами и британцами мы занимались сами. Ну и конечно русские потребуют какие-то там денежные компенсации, которые будут обсуждаться дополнительно, но именно русские, новороссам на нас откровенно плевать. Они все прекрасно в курсе сколько мы заплатили султану, чтоб он вступил в войну. Поэтому царь Николай и его новый министр иностранных дел считают, что лучше платить им, за то, что они готовы и в состоянии выполнить, чем платить, тем же османам за то, что они не смогут выполнить никогда, хотя деньги возьмут и разворуют.

Кайзер тут же задал резонный вопрос, на который у Гинденбурга был ответ.

— Мы это могли обсудить и договориться с кузеном Никки без вмешательства новороссов, только его мама, вдовствующая императрица ну уж очень отрицательно настроена по отношению к нам, немцам.

— Я их спросил об этом, и они прекрасно знали, что такой вопрос будет задан и были готовы.

— И каков ответ?

— Ответ… Прежде чем отвечу, скажите, Ваше Императорское величество, а что такое произошло, что сегодня, перед тем как меня отпустили к вам, намекнули, что с трудом сохранили жизнь.

Кайзер опять глубоко вздохнул.

— Об этом уже пишут во всех газетах, даже наших и что скрывать, все очень плохо. Артиллеристы из 35-й дивизии сумели подбить две легких бронированных гусеничных машины, которые так эффективно поддерживают кавалеристов генерала Келлера. Их хотели захватить, но русские подтянули дополнительные силы и пошли в атаку чтобы отбить технику. Наши солдаты ничего лучшего не придумали как переколоть штыками раненных механиков, это оказались русские, а не новороссы, и ваши слова, что техника уже передается, подтверждена фактами. И видя, что не успевают ничего забрать, солдаты сожгли двух раненных русских офицеров вместе с техникой.

— И новороссы такое не оставили без ответа.

— Да. Вечер, ночь и утро на части 35-й дивизии с неба лился огненный дождь из какой-то смеси керосина, газолина… что-то вроде греческого огня, который нельзя потушить водой. Горело все и к утру, кроме двух десятков обгоревших и сошедших с ума солдат от дивизии не осталось никого. А потом по всему фронту рассыпали качественные листовки с цветными изображения и с пояснениями за что и почему это сделали. В обед снова был нанесен мощнейший удар артиллерией и аэропланами, и опять листовки, но с текстом что второй раз ударили, чтобы лучше запомнили. В войсках паника и после вашего исчезновения, фронт начал рассыпаться.

— Понятно. Я что-то подобное и предполагал. С нами обращаются как с собакой, обучая и перевоспитывая с помощью палки.

— Я удовлетворил ваше любопытство, Пауль? Так что же ответил кузен Никки?

— За него ответил генерал Оргулов. Он сказал, что слишком много раз наши предки вторгались и нападали на русские земли, или пропускали другие войска, для того же. Просто Оргулов пообещал, что следующая война России и Германии закончится полным, тотальным уничтожением Германии как государства и германский народ, как этнос, просто прекратит свое существование. У русских на западе интересов нет, захватывать ничего не планируют, но постоянно ждать удара с нашей стороны они больше не намерены.

Кайзер вскочил и разразился длинной ругательной фразой, видимо подчерпнутой от общения с моряками.

Выругавшись и спустив пар, он пару минут расхаживал по кабинету и наткнувшись ногой на свободный стул одним ударом ноги его отшвырнул в угол. Потом вернувшись вытащил газету и дал Гинденбургу:

— Почитайте, как кузен Никки обошелся с британцами и французами. Возможно это хороший сигнал.

Генерал с интересом читал, правда в искаженной журналистом подаче информации, как Русский Император Николай II при встрече с британским и французским послами и сановниками, симпатизирующими союзническим договорам Росси с Антантой, ловко обвинил Бьюкенена в то, что тот имел наглость быть зараженным сифилисом, прийти в дворец к императору. В итоге и британский и французские послы были просто высланы из страны, «лечиться от постыдной болезни», а все бывшие на том приеме сидят под домашним арестом, названным карантином, в страхе, что сами заразились, когда пожимали руку британскому послу. После их ухода, дворец демонстративно был вымыт и вычищен, а дорогие кресла, на которых сидели посетители — сожжены на глазах многочисленных зрителей.

Гинденбург не выдержал и громогласно засмеялся, и долго-долго хохотал до слез в глазах. Отсмеявшись, он снова посмотрел на кайзера, у которого в глазах наконец-то появилась надежда.

— Да, Ваше Императорское Величество, ваш кузен очень ловко поставил на место своих союзников. Хотя и вы, и я понимаем, что без пришельцев за спиной он на такое никогда не решился бы. Для такого шага должны быть веские причины. И это дает нам шанс. И, возможно, удар по Константинополю был предостерегающим сигналом не только для нас, но и для Парижа, и для Лондона, а может быть, в перспективе и для Вашингтона, и для Токио.

— Да, Пауль, такие мысли и мне пришли на ум. Кстати, ты принес папку с пакетом. Охрана, перепуганная новороссами после вашего похищения, теперь работает очень рьяно. Папку осмотрели, даже разрезали, вдруг там какие-нибудь устройства пришельцев, но ничего.

— Да, Ваше Императорской Величество, там вам пакет от вашего царственного кузена, но он почему-то просил, что бы я сначала все рассказал, а потом дал почитать его содержимое. Теперь, наверно, я думаю, то что там изложено, должно будет дополнить картину и принудить нас к определенным действиям.

— Что ж давайте посмотрим.

Кайзер нетерпеливо вскрыл конверт, раскрыл письмо, написанное ровным почерком рукой его русского кузена. Он читал долго, держа письмо здоровой рукой, скрипел зубами и читал, перечитывал и снова скрипел зубами. В итоге после прочтения он вскочил, а на столе помимо письма от Николая II, осталась лежать фотокарточка пожилого мужчины с женщиной девочкой и собакой.

На карточке был он, уже старый низвергнутый и всеми забытый, со второй женой и дочкой.

Кайзер стоял лицом к окну, а спиной к все еще сидящему в кресле Гинденбургу, и тихо плакал, глотая слезы. Все, о чем он мечтал, ради чего воевал, договаривался, упрашивал, пошло прахом. Вот этот последний удар от пришельцев руками Никки был самым мощным и тяжелым. Сообщить человеку его будущее.

Гинденбург прекрасно видящий состояние кайзера сидел тихо и ждал, когда тот успокоится.

Через несколько минут тишины, кайзер наконец-то проговорил:

— Пауль, можете прочитать, теперь и вы во все это замазаны.

Гинденбург осторожно взял письмо русского царя и стал его внимательно читать.

Да, удар по самолюбию кайзера был нанесен мощный, от такого долго приходят в себя. Но все перечисленное в этом письме было невероятно и пугающе правдоподобно, четко объясняющее все происходящее и саму природу пришельцев, а точнее потомков, русских из будущего, пришедших в их мир менять историю…

Ни кайзер и Гинденбург даже не могли предполагать, что весь их разговор слушают одновременно в трех разных местах: в штабе операции под Плоцком, в Аничковом дворце и конечно в Зимнем.

Все мы, я, Мария Федоровна, Николай II и новый министр иностранных дел Штюрмер, с огромным интересом в режиме реального времени слушали как Гинденбург и кайзер обсуждают, что им делать дальше.

Да, папку они изрезали в поисках подслушивающего устройства, а вот в стоячий шитый золотом воротник генерала никто не додумался глянуть, а там как раз и был спрятан наш «жучек». Мощность была слабенькая, поэтому, когда еще было темного, группа технарей, заброшенная в Берлин, аккуратно и незаметно посадила беспилотник с ретранслятором на крышу дворца, ну а в двух километрах, в парке гуляла молодая пара, в детской коляске у которых был спрятан мощный передатчик, который и отправлял сигнал достаточно далеко, за пределы города. Можно было бы конечно все это в машине разместить, но в Германии сейчас, впрочем, как и в России, шла компания по добровольной передаче любого автотранспорта для нужд армии, и стоящая частная машина просто бы привлекла ненужное внимание.

— Так значит они русские из будущего? — слышался в динамике голос генерала Гинденбурга.

— Никки так пишет. По словам потомков, вся эта война в Европе затеяна чтобы помочь Соединенным Штатам, после организации Федеральной Резервной Системы подмять под себя большую часть финансовых потоков и убрать с политической арены трех основных игроков, мешающих банкирам получить полную власть.

— Убрать три империи. Нашу, Российскую и Османскую.

— Именно. Результатом войны будет падение всех династий. Я буду низвергнут и отправлен в Голландию доживать свой век. Никки… вы читали. Никки, так же, как и я, будет предан и со всей семьей будет жестоко убит в подвале какого-то купеческого дома где-то за Уралом, вот почему он так жестко ко всему настроен.

— Это очень многое объясняет. И то, что потом будет еще одна война Росси и Германии, опять устроенная англосаксами и потери, будут просто колоссальные. Как там Никки пишет: «У наших потомков есть тридцать миллионов причин, чтоб стереть Германию с лица земли, раз и навсегда, полностью устранив угрозу для России с этой стороны, и только одна причина чтоб этого не делать — это твое благоразумие Вилли…».

— Да серьезно сказано. Тридцать миллионов, это наверно количество потерь русских в той, следующей большой войне. Теперь понятно, почему они так агрессивно относятся к Германии. И что мы будем делать, Ваше Императорское величество?

— Надо, как указанно, прекращать огонь, отводить войска, а мне ехать, лететь к Никки. Он нам дал всего два дня…

— Да уж. «По прошествии двух дней если решение не будет принято, по твоему дворцу будет нанесен такой же удар как по Константинополю, и огромная воронка, заполненная водами Шпрее, станет хорошим примером, что нужно спешить, когда в гости зовет Русский Император». А ведь этот абзац написан другим почерком… причем почерк то женский. Не удивлюсь если это уже послание от вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которая всегда к нам, немцам относилась не очень лояльно.

— Очень похоже… И похоже, что ее в этом желании всецело поддерживают новороссы. Как вы думаете Пауль, вы же с ними общались?

Гинденбург опять вздохнул.

— Не сомневаюсь, что они пойдут на этот шаг. Если все, что написано в письме правда, я удивляюсь, что и вас, Ваше Императорское Величество, как и меня не привезли в Санкт-Петербург в наручниках с мешком на голове, учитывая, как эти новороссы спокойно разгуливают по Берлину.

Раздался удивленный возглас кайзера.

— Это как может быть?

— Меня, неизвестным образом доставили в окрестности Берлина и до дворца довез новоросский офицер, который себя выдавал за таксиста.

Кайзер не выдержал и разразился площадной бранью, изредка вставляя сетования, что почему не к нему на помощь не пришли пришельцы из будущего…

После того как прослушивание всей информации по Берлину закончилось, я просто спросил:

— Мария Федоровна, вы довольны? Дальше опускать Вилли не было смыла, мог бы еще больше обидеться и пойти на принцип.

На что был ответ — легкий мелодичный смех.

— Сергей Иванович, вы и ваши люди, просто неподражаемы. Давно я не жила так активно и не испытывала такого удовольствия.

И тут же обратилась к сыну, который молча слушал теперь наши переговоры.

— Никки, сынок!

— Да, мама.

— Тебе не кажется, что и Сергей Иванович, и большинство его офицеров минимум достойны высших орденов, за то, что они сделали для спасения России.

Николай II на мгновение замолчал и уже уверенным голосом настоящего правителя ответил.

— Я с тобой полностью согласен, мама. Думаю, награждение провести через два дня, когда мы с Вилли и Сергеем Ивановичем обговорим все детали заключаемого перемирия.

* * *

Москва

Мир 1942-го года

После того, как прошла информация, что кайзер Вильгельм с несколькими сопровождающими на автомобилях пересек линию фронта в договоренном месте и уже на специальном литерном поезде несся в Петроград, я вынужден был бросить все дела и переместиться в мир 1942-го года на срочное совещание Государственного Комитета Обороны.

Что ж, новости были невеселые. После нашей показательной акции с падением армированного бетонного астероида на один из немецких полигонов и тотальным уничтожением западно-украинского националистического актива, Антанта-2 перешла к активным действиям.

От предусмотрительных японцев пришла информация, что в тайне они заключили сепаратное перемирие с Соединенными Штатами и Великобританией и весь тихоокеанский флот США, и все воинские формирования в азиатском регионе переориентированы на войну с Советским Союзом на Дальнем Востоке, и началось выдвижение к советской границе крупного воинского соединения через Китай и Монголию, где произойдет замена японских частей на американо-британо-китайские войска. Причем численность группировки измеряется сотнями тысяч.

В Иране начались боевые столкновения советской группировки с британцами, ну и главное — крупная британская морская группа из лучших линкоров Гранд-Флита вышла из пунктов постоянной дислокации, собралась в походный ордер и взяла курс на Мурманск, причем с немцами у них договоренность что никто никого не трогает.

Немцы, в данной ситуации, решили отсидеться чуть в стороне — существенно ускорили отвод войск с территории СССР на линию границ 22 июня 1941-го года. А с учетом того, что Вермахт, войска СС и куча всякой союзной шушеры, типа венгров, румын, итальянцев, были потрепаны, но в большинстве своем все же сохранили боевой потенциал, то их новое наступление, когда на нас навалятся англосаксы, было всего лишь вопросом времени.

Только вчера я общался с Николаем II, а сейчас уже сижу в Кремле на экстренном заседании ГКО, и Вячеслав Михайлович Молотов зачитывал ультиматум, два часа назад переданный ему послами СаСШ и Великобритании.

Я сидел, опустив голову, внимательно слушая и делая пометки в блокноте, и думал, что все те танцы с бубнами, что мы устроили в мире 1914-го года по сравнению с тем, что творится здесь и сейчас, выглядят просто играми детишек в песочнице и именно сейчас нам предстоит серьезная драка с вконец обозревшими англосаксами.

 Конец девятой книги.

Продолжение следует.....

1

Украинская Народная Республика.

(обратно)

2

Ночные мясники (нем.).

(обратно)

3

Тревога (исп).

(обратно)

4

Что происходит?(исп.).

(обратно)

5

Господа офицеры (нем).

(обратно)

6

Господа офицеры, не трогайте этих несчастных, вы же солдаты великого Рейха (нем.).

(обратно) Понравилась книга?

Присоединяйтесь к каналу

Книжная полка дозора

Книги для Вас!

(обратно)

Оглавление

Станислав Сергеев Всегда война Книга первая.

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

Станислав Сергеев Война сквозь время Книга вторая

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Эпилог

Станислав Сергеев Пепел войны Книга третья

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Эпилог

Станислав Сергеев Памяти не предав Книга четвертая

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

Станислав Сергеев И снова война Книга пятая

От автора

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог

Станислав Сергеев Время войны Книга шестая

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Эпилог

Станислав Сергеев Враги дедов Книга седьмая

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Эпилог

Станислав Сергеев Вторая попытка Книга восьмая

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Эпилог

Станислав Сергеев Всегда война 9 Книга девятая

  От автора

  ПРОЛОГ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  ЭПИЛОГ

*** Примечания ***