Война миров стихает в час расплаты [Андрей Леонидович Зеленин] (fb2) читать онлайн

Андрей Зеленин Война миров стихает в час расплаты

Об авторе издания

Зеленин Андрей Леонидович – профессиональный журналист и подполковник милиции в отставке. По специальности начал работать в 1984 году в качестве корреспондента воронежской заводской многотиражной газеты. В 1988 году окончил факультет журналистики ВГУ. С 1990 по 1994 год занимался издательской и рекламно-информационной деятельностью, сотрудничал со многими воронежскими СМИ, являлся корреспондентом газеты «Вестник Администрации Воронежской области».

В 1994 году А.Л. Зеленин был принят на службу в УВД Воронежской области сотрудником отделения информации и общественных связей. В 1999 году переведён в УИН Минюста России по Воронежской области редактором ведомственной газеты «Преступление и наказание», а с 2000 по 2010 год работал в должности специального и собственного корреспондента по ЦФО Объединённой редакции МВД России.

Помимо воронежских и милицейских СМИ, публиковался в центральных газетах «Труд» и «Совершенно секретно», в зарубежных изданиях русской эмиграции. На основе его публикаций были подготовлены сюжеты для программ 1-го канала России «Пусть говорят» и «Человек и закон». С 2013 по 2021 год работал редактором газеты «Тревожный сигнал» ГУ МЧС России по Воронежской области.

В 1996 году за серию публикаций о работе воронежской милиции стал Лауреатом премии МВД России, в 2005 году – победителем в городском конкурсе в области журналистики в номинации «Расследование», в 2009 году – Лауреатом всероссийского конкурса МВД РФ «Щит и перо», а в 2016 году в номинации «За объективность и открытость при освещении в СМИ» – Лауреатом федеральной премии Общественной палаты Российской Федерации «Офицеры России».

Является автором-составителем и литературным редактором серии книг об истории воронежской милиции и полиции, пожарной охраны и службы спасения.

Охота на Минотавра, или Забытая соната для скрипача

Имя Давида Ойстраха известно многим. Известно, что этот гениальный человек являлся одним из основателей советской скрипичной школы, профессором Московской консерватории и великим музыкантом современности, исполнительское мастерство которого в своё время покорило весь мир. Но немногие знают, что в 1968-ом году в его московской квартире, расположенной в доме по улице Чкалова, была совершена очень крупная кража, и что основные организаторы и инициаторы этой кражи, которыми были братья по фамилии Никоновы, жили в городе Воронеже.

Именно в Воронеже, в частном секторе разместился дом тётушки братьев-квартирников. В доме, расположенном по улице Гора Металлистов, был прописан и совершал сюда наезды из Москвы старший брат – Борис. Тут же после жил и его младший брат – Сергей, некоторое время работавший в нашем городе наладчиком оборудования на заводе электровакуумных приборов и рабочим сцены Воронежского театра оперы и балета.

Другой дом Никоновых находился в Москве на улице Яблочкова. Там стояла прописка Сергея и, имея её, он ощущал себя столичным человеком. В московской квартире проживали родители братьев. Вполне добропорядочные граждане (как их поначалу можно было характеризовать) вели нормальный, степенный образ жизни, который никак не соизмерялся с выбранным сыновьями кредо…

И, безусловно, недоморощенные принципы братьев Никоновых явно противоречили той философии, какую нёс в себе и в своём творчестве Давид Фёдорович Ойстрах. Вот почему кража из его квартиры, участниками коей они были, имела большой общественный резонанс. Вот почему она вошла в историю отечественной милиции и заставила взяться за перо Аркадия и Георгия Вайнеров, которые написали целый роман и сценарий к телефильму под названием «Визит к Минотавру».

Да-да, как раз та самая кража, совершённая в октябре 68-го, когда Ойстраху едва исполнилось шестьдесят лет, и явилась поводом для написания вайнеровского романа. Детектива, получившего признание его многочисленных читателей и зрителей.

Но «Визит к Минотавру» лишь художественное произведение. Я же хочу Вас познакомить с документальными материалами настоящего уголовного дела, свидетельствами людей, имевших отношение к его расследованию, и рассказами лиц, как-то соприкасавшихся с тем воровским миром, к которому принадлежали Никоновы.

А была ли скрипка?

Как вы помните, в романе и фильме по сценарию Вайнеров из квартиры скрипача, какому авторы присвоили простую фамилию Поляков, украли скрипку Страдивари. Главным образом из-за этого уникального музыкального инструмента, по описанию Вайнеров, и была совершена кража. И вокруг этой скрипки и её гениального создателя – Антонио Страдивари – и развивались все события.

Как ярко преподнесено в романе, на той скрипке были изображены мальтийский крест – символ духовно-рыцарского ордена, к которому принадлежал Страдивари, и дата – «1722-й год». Однако, увы, реально такой скрипки, какую авторы именовали «Санта-Мария», у Давида Фёдоровича не было, да и само существование подобного инструмента у кого-то и где-либо можно подвергнуть сомнению. Так почему же кражу именно скрипки взяли за основу братья Вайнеры? Что же в действительности было украдено у Давида Ойстраха?..

В самом деле, две скрипки Антонио Страдивари и альт Андреа Гварнери, а отнюдь не «Санта-Мария», «Вильом» и безымянная скрипка итальянской работы, как описывали Вайнеры, хранились тогда дома у заслуженного музыканта. Первую, малоизвестную скрипку работы Страдивари, ему передали в пользование из госколлекции, а вторую – знаменитый «Марсик» – Ойстрах приобрёл сам в Париже в обмен на ранее купленную там же скрипку «Фонтана». Но ни один из этих коллекционных инструментов в ту октябрьскую неделю 1968-го года, когда воры посещали квартиру Давида Фёдоровича, в действительности похищен не был.

Нет, не на даче, как по роману, а на гастролях в Италии находился тогда скрипичный мэтр. Поэтому рассказывать о том, что было украдено в квартире, прибывшим на место преступления розыскникам сначала пришлось не ему, а его сыну – Игорю. Тот же, войдя в отцовские апартаменты, сразу ринулся к стоявшему в кабинете шкафу, открыв который, с облегчением воскликнул: «Считайте, кражи не произошло – скрипка на месте!»

И правда, одна из скрипок Страдивари, которая в отсутствии Давида Ойстраха находилась в шкафу на специально предназначенной для неё подставке, тогда спокойно лежала на своём излюбленном месте…

Однако… Сделаю многоточие. Ибо факт, что какая-то скрипка у Ойстраха могла быть когда-то похищена, полностью отрицать нельзя. Не претендуя на истину, вполне можно допустить, что его просто не разглашали, чтобы не возник международный скандал и чтобы ни в коем случае не упасть в глазах у иностранцев. Недаром ведь среди квартирных воров ходила, такая легенда.

– У Ойстраха и членов его семьи была не одна квартира, – рассказывал мне один из бывших воронежских «домушников». – И собственно говоря, все их «бомбанули». Почему? Да потому что в преступный мир проникла информация о том, что он имеет. А когда речь идёт о деньгах, фамилии ничего не значат. Была хата, куда доставлялись редкие краденые ценности. Это то, что увозится за рубеж без проблем. То есть выписывается и увозится. Туда-то и попала ойстраховская скрипка ещё задолго до 68-го года. А вывезли её в Англию…

В то же время доподлинно известно, что одна из скрипок работы Страдивариуса 1671 года, какую Ойстраху подарила королева Бельгии Елизавета, была похищена в 1996 году. Только украли эту миниатюрную скрипку, на которой великий музыкант играл всего два раза, не из его квартиры.

Её вынесли из Московского государственного музея музыкальных инструментов имени Глинки, куда она была передана в дар семьёй Давида Фёдоровича уже после его смерти в 1974 году. Причём кража была совершена лишь по прошествии 9-ти лет с момента выхода на экраны телесериала «Визит к Минотавру», где снимали именно этом музыкальный инструмент. Правда, через полтора года оперативникам удалось найти уникальную скрипку и вернуть в музей, которому один из двух задержанных в Сочи преступников ранее собирался продать раритет за миллион долларов.

Украденные ценности

Что же касается краж других скрипок Ойстраха, о чём поведал мне тот рецидивист, то так это было или нет – история умалчивает. Но «откровения» квартирного вора не лишены основания: ценности, которые принадлежали Давиду Фёдоровичу или находились у него на хранении, стоили больших денег. На них-то более полувека назад и позарились «домушники», умышленно или по незнанию не прихватив с собой лишь антикварные скрипки, да кое-что ещё особо ценное.

Но и из того, что взяли воры, можно было извлечь довольно солидный куш, обеспечив и себе, и своим потомкам безбедное существование. И хотя говорить, о том, что похищенные ценности и вещи были равнозначны шедевру Страдивариуса, безусловно, нельзя, всё же общая их стоимость и сумма унесённых из ойстраховской квартиры денег оказались весьма внушительными для того, чтобы в то время на самом высоком уровне вести речь об этой краже.

К примеру, золотой портсигар, инкрустированный мелкими алмазами – один из трёх, похищенных у Ойстраха драгоценных портсигаров, который был преподнесён ему в дар в знак восхищения искусством его игры президентом Турции Ататюрком. А раритетные запонки, усыпанные великолепными, неповторимой огранки, бриллиантами, опять-таки подарила искренняя почитательница таланта Давида Фёдоровича – бельгийская королева Елизавета. Именно о её, застеклённой в строгую рамку, фотографии, упавшей со стены квартиры Полякова, и вели речь братья Вайнеры.

По их роману, на обратной стороне разбитого портрета королевы стояла переведённая с французского вымышленным инспектором Лавровой короткая надпись философского содержания: «Гениям поклоняются дамы и монархи, ибо десница их осенена господом».

И действительно, в числе украденных подарков был золотой ключ от ворот города Иерусалима, символизирующий то, что Давиду Фёдоровичу всегда был открыт путь в обитель господа. У Вайнеров же он значился как ключ от города Страсбурга. Не менее символичным был и другой, вынесенный из квартиры подарок – эксклюзивной работы шахматы, доска которых выполнена из полудрагоценных камней, а фигурки отлиты из чистого белого и жёлтого золота. Игрой только для царственных особ, каким считали Давида Фёдоровича, можно было назвать эти шахматы.

О том, какое положение занимал русский скрипач среди мировой элиты, говорила и целая коллекция мужских и женских часов, похищенная тогда у него. 27 часов в золотых и серебряных корпусах, большинство из которых настоящие произведения ювелирного искусства лучших часовых мастеров планеты, бережно хранил он у себя.

Помимо же этих уникальных изделий украли у Ойстраха и редкой ювелирной работы женские украшения: броши, кулоны, браслеты, серьги и колье. Любая женщина из высшего света посчитала бы за счастье носить их. Особую ценность представляли награды скрипача, каких удостаивался он за различные заслуги. Два ордена Ленина, Лауреатские значки, медали, содержание драгметаллов в которых довольно весомо, прибрали воры к своим рукам. Не меньше, а может быть даже больше, грела руки домушников и похищенная валюта. Сумма её в рублёвом выражении составляла по тогдашнему курсу около двадцати пяти тысяч.

Исколесивший почти весь земной шар, какой только иностранной валюты не имел Давид Фёдорович! И американские доллары, и немецкие марки, и австрийские шиллинги, и английские фунты стерлингов, и французские франки, и датские кроны, и голландские гульдены хранились у него дома. И всё это унесли имевшие отношение к совсем иным гастрольным поездкам люди.

Да, их стремление к личному обогащению тогда, видимо, достигло пиковой отметки. Неслучайно прихватили они с собой и всю фото-, теле-, радио – и звукозаписывающую аппаратуру, купить которую, кстати, в то время мог себе позволить далеко не каждый прилично зарабатывающий человек. Тем более что большую часть дорогой аппаратуры представляли самые последние достижения мировой техники. Но, если, забрав эту технику, «домушники» рассчитывали очень легко её сбыть, то, прихватив с собой весьма привычные в обиходе вещи, они явно действовали наобум, рассчитывая просто утолить собственную жадность. А жадность, как говорят, «фраера сгубила». И для квартирников, обокравших Ойстраха, всё вышло согласно данной пословице.

Выпавший эспандер

Во вместительном чемодане, принадлежащем семье Никоновых, было перенесено значительное количество вещей, которые находились в квартире Давида Фёдоровича. Однако не только полезную, но и медвежью услугу оказал он ворам. Как выяснилось, из чемодана, который принёс с собой на дело восемнадцатилетний Сергей Никонов, в какой-то момент вывалился лежавший там обычный кистевой эспандер.

Из жёлтого металла был сделан он, а хозяином его являлся отец братьев – Дмитрий Андреевич. И, возможно, никто бы не узнал об этом и кража была бы нераскрыта, если бы на утерянном эспандере не стояли вполне определённые знаки отличия. Изображение штанги и фамилия «Никонов» оказались нацарапаны на нём. Вот с выяснения того, кто мог быть обладателем этой фамилии и был способен совершить эту кражу, и начали вести свою работу сотрудники милиции.

Как было им сначала известно, первой заметила кражу соседка Давида Фёдоровича – Валентина Ивановна Косарева. Именно она утром 27 октября обратила, внимание на приоткрытую дверь его квартиры, войдя в которую и увидев стоявший кругом кавардак, тут же вызвала милицию.

Загадочная надпись на обнаруженном на полу физкультурном минитренажёре озадачила многих сотрудников, в том числе и уголовного розыска Управления внутренних дел Воронежской области. Вечером следующего дня его начальник Александр Николаевич Рогов, как обычно, в своём кабинете зачитывал суточные ориентировки о самых значительных преступлениях, совершённых по стране. И после сообщения о московской краже с найденным кистевым эспандером вдруг среди присутствовавших на планёрке прозвучала реплика о воронежском квартирнике – Никонове, который когда-то воровал у артистов.

Автором реплики оказался заместитель начальника розыска воронежского УВД Иван Яковлевич Пирожков. В 1960 году этот опытный с хорошо развитым профессиональным чутьём оперативник раскрыл три, совершённых идентичным почерком, квартирных кражи. В числе потерпевших от этих краж был один ответственный работник обкома партии и артистка воронежского театра Оперы и балета Зоя Ильинична Привалова.

Вором же, как тогда установили, являлся тот самый старший брат Сергея Никонова – Борис, которому в то время было 29 лет. Важную улику – подписную газету со своим адресом – забыл он тогда у артистки. Вот и в октябре 68-го оставленный у Ойстраха эспандер невзначай натолкнул Пирожкова на мысль о Борисе, какой вполне мог совершить новую оплошность.

– Когда я узнал о краже у Давида Ойстраха, то сразу предположил, что по почерку сложные замки в той квартире мог вскрыть он, – рассказывал бывший заместитель начальника ОУР УВД Воронежской области Иван Яковлевич Пирожков. – Сообщил об этом в Москву. А там по картотеке посмотрели и ответили: такого не может быть, Борис Никонов сидит в тюрьме. Тогда я посылаю другую бумагу, на основании которой прошу проверить уже его брата – Сергея. Но вместо сведений о Сергее получаю ответ: «Вышла ошибка. Борис освобождён».

Влиятельная тётушка

Действительно, уроженец Воронежа Борис Никонов на момент поступления запроса уже вышел на свободу. Отсидев всего 15 месяцев, он на удивление московской милиции, благополучно покинул ростовскую колонию, где по решению суда Ленинградского района Москвы должен был отбывать наказание аж целых 15 лет! Получил же Борис этот самый большой по тем временам срок за серию крупных разностатейных преступлений, в числе которых было и вооружённое нападение на московского милиционера.

Однако, как выяснилось, согласно поданной Никоновым апелляции, Верховный суд пересмотрел его дело, заменив статью о вооружённом разбое статьёй, где речь шла о простой краже. Плюс ко всему тот суд зачёл ещё Борису и четыре с небольшим года, на которые раньше направляли его лечиться в психиатрическую клинику и откуда он, кстати, сбежал. Таким образом, вместо максимального для уголовника срока, провёл он в заключении лишь чисто символические месяцы. А сведения о нём, поступившие из Москвы в Воронеж, оказались ложными не по вине информцентра МВД. Ведь причиной тому была справка из колонии, которая не пришла туда вовремя.

Ещё в августе 68-го получил старший Никонов вольную. По сведениям компетентных лиц, «отмазала» вора от длительной «отсидки» его очень влиятельная тётушка, которая занимала высокий дипломатический пост в одной из скандинавских стран. Имея определённый вес в столице, она могла либо «скостить» сроки, вынесенные приговором, либо заменить тюремное заключение лечением в психушке. Хотя в том, чтобы попасть в последнюю, Никонов и сам чувствовал себя достаточно поднаторевшим.

Начав отсчёт своим судимостям с 1947-го года, с 16 лет, Борис Дмитриевич Никонов, как Вы уже поняли, в местах заключения долго не задерживался. Будучи прописанным и проживающим в Москве, в ней он и оттачивал своё воровское мастерство. Но в конце пятидесятых, имея уже серьёзные судимости, он, согласно тогдашним законам, был вынужден временно выехать из столицы и переселиться к своим родственникам в Воронеж. Здесь Борис активно ворует и здесь, наконец, о нём узнают. Его задерживают, судят и, признав невменяемым, направляют на лечение в психбольницу «Орловка», откуда Никонов практически сразу совершает побег.

Бежит он и из ленинградской клиники, куда его определили, объявив сумасшедшим после активной преступной деятельности в городе на Неве. И вот, снова столица, снова дерзкие, но уже вышедшие за обычные рамки преступления, и снова хорошо разыгранная симуляция душевнобольного, увещевания и «отмазка». И всё-таки то обстоятельство, что Борис Никонов ещё с августа 68-го разгуливал по Москве, отнюдь не означало, что именно он должен быть причастен к краже у Давида Ойстраха.

Таинственные отпечатки

По словам бывшего заместителя начальника следственного отдела УВД Воронежской области Михаила Юрьевича Глускина, версию о причастности Бориса к краже у Ойстраха требовалось тщательнейшим образом проверить, чтобы или отбросить или подтвердить. А основывалась проработка этой версии на обнаруженных в квартире скрипача отпечатках чьих-то рук – пальцев на грампластинке и ребра ладони на чёрной женской сумочке.

Чтобы узнать: кому принадлежали таинственные следы, сотрудники МУРа сначала дактилоскопировали самого Давида Фёдоровича и его жену… Редчайшая возможность представилась им – заиметь отпечатки рук человека мирового имени и славы, пленившего божественной игрой на скрипке миллионы людей планеты. Но следы оставленные, на пластинке и сумочке, были далеки от отпечатков гения и его супруги. А значит, предстояла большая кропотливая проверка на соответствие этих следов людям, проживающим в Москве под фамилией «Никонов».

Тысячи оттисков рук исследовали москвичи, сверяя каждую линию, каждый папиллярный узел. Но ни один из московских Никоновых, чьи «ручные факсимиле» попадали на сверку, и близко не напоминали субъектов, орудовавших в ойстраховской квартире. Тогда-то и решили сравнить отпечатки воронежского Никонова.

К сожалению, дактилокарта, имевшаяся на Бориса, была не совсем чёткой и полной. Поэтому требовалось получить новые, свежие оттиски. Сделать это совершенно незаметно, чтобы подозреваемый даже не догадался, что у него их взяли, выпало на долю воронежских оперативников.

Обнаружив Бориса в Воронеже, оперативники застали его в одном из местных кафе. И вот, когда Никонов взял стакан кофе и, оставив его на столике, подошёл к буфетчице за заказанным бутербродом, они потихоньку заменили стакан своим, куда был перелит кофе. Пустую же посуду один из оперативников спрятал в свой карман, и, быстро выполнив эту операцию, они моментально ушли.

Отпечаток ребра ладони, снятый с этого предмета, и след на сумочке полностью совпали. И, стало быть, появились доказательства, что в квартире Давида Ойстраха побывал именно воронежский Никонов.

Итак, как станет известно, навязчивое желание обворовать знаменитого скрипача у Бориса Никонова появилось давно. Однажды на допросе по предыдущему делу, отнекиваясь от какого-то эпизода, Борис с возмущением вымолвил: «Вы мне, может, ещё припишете и кражу из квартиры Ойстраха?» Видимо, отпетый вор не раз «прицеливался», ждал удобного момента и, наконец, дождался…

Как украсть миллион?!

Свой юбилей, как, впрочем, и предыдущий день рождения Давид Фёдорович не праздновал, потому что был занят подготовкой к очередным гастролям. И вот, спустя три недели после очень скромного чествования юбиляра в консерватории (а исполнилось ему тогда 60 лет), в доме, где он жил, сложились вполне устраивающие Никонова условия.

Во-первых, квартира Ойстраха пустовала, так как он отбыл в длительную гастрольную поездку. Во-вторых, соседям, жившим своими осенними заботами, особо недосуг было присматривать за ней. Тем более что на лестничной площадке у скрипача других квартир просто не существовало. В-третьих, во всём доме шёл капитальный ремонт. Он-то и позволил преодолеть многие препятствия для проникновения, как в само здание, так и в квартиру.

Помните старый американский фильм с Питером О’Тулом «Как украсть миллион»? Так вот. Для того, чтобы беспрепятственно вскрыть квартиру, Борис Никонов решил воспользоваться тем же экранизированным приёмом: заставить несколько раз сработать охранную сигнализацию. Пара вечеров, и замученная ложными выездами ночная милиция, вопреки правилам, берёт и отключает сигнализацию на пульте. А тем временем «наш герой», поднявшись на пятый этаж, орудует отмычками, открывает ими два сложных французских замка и весьма аккуратно, чтобы не оставить следов дверного взлома, сбивает третий.

Аналогии с романом

Согласно материалам следствия, 17 октября, в день проникновения в квартиру Ойстраха, Борис поручил своему младшему брату – Сергею купить гвоздодёр, не поставив того в известность, для чего он ему требуется. Гвоздодёр потом так и не нашли, но, вероятно, именно им Борис и оторвал последний замок.

Если проводить аналогию с вайнеровским романом, то вместо гвоздодёра там был другой инструмент взлома – воронёная воровская фомка с вдавленным на ней знаком в виде двух коротких молний. По сюжету этого произведения, сотрудники милиции обнаружили её в проёме между сиденьем и спинкой стула, куда она завалилась совершенно случайно. Случайно выпал из чемодана и подлинный никоновский эспандер. Хотя что там реальные и придуманные улики! Отнюдь неспроста ведь ввели в свой роман братья Вайнеры такой персонаж, как Яков Крест, он же – Данила Спиридонович Никодимов.

Напомню, по роману Крест заказал кражу скрипки, узнав о ней от сокамерника Юрия Лопакова, с каким они совершали побег из колонии. Лопаков же, который во время побега утонул в Енисее, был другом детства Григория Белаша, работавшего настройщиком музыкальных инструментов и частенько захаживавшего к Полякову (в фильме Лопаков и Крест объединены в один персонаж).

Так вот, судя по всему, Борис Никонов и являлся прототипом Якова Креста, как Ойстрах – Полякова. Разница лишь в том, что Борис не был заказчиком кражи, а сам её совершал, не посвящая в это ни людей из своей среды, ни каких-то посторонних лиц. А, кроме того, в художественном повествовании Вайнеров просматривается несколько небольших отличий Бориса Никонова от Данилы Никодимова по кличке Крест и несовпадений в том: как и когда была совершена кража у скрипача.

К примеру, Крест у Вайнеров был 21-го года рождения. Борис же родился в 31-ом. Квартиру Полякова вскрывали в ночь с 15-го на 16-е октября 70-го года. А Никонов это сделал в ночь с 17-го на 18-е октября 68-го. Бориса, как Креста, никогда не судили Ленинградским военным трибуналом. Проживал он в большом городе, а не где-то в дальнем Подмосковье. Не исполнял Никонов и роль водопроводчика, который по роману за две недели до обнаружения кражи ремонтировал у скрипача дверной замок и в это время снял дубликаты ключей. Однако кое-что связывало его и с вымышленным водопроводчиком.

Дело в том, что в качестве водопроводчика у Вайнеров выступил некий персонаж по фамилии Мельник (в сериале его сыграл Михаил Пуговкин), который был мастером воровского инструмента и жил на станции Голицино. Именно он, согласно сюжету, изготовил фомку, открыл квартиру, а впоследствии, когда Григорий Белаш (в фильме эту роль исполнил Александр Филиппенко) похитил скрипку, передав её Кресту, совершил кражу остальных ценностей, принадлежащих Полякову. Причём перечень ценностей, приведённый Вайнерами, частично совпадает с украденным у Ойстраха.

Более того, вдаваясь в детали их произведения, можно увидеть, что Мельник прослыл в округе местным умельцем и имел кличку «Часовщик». Борис же Никонов до своих судимостей тоже был мастеровым парнем, работая часовщиком в одной из московских мастерских. Там, видимо, он и освоил ремесло изготовления ключей и отмычек…

Кражи после кражи

Итак, в ночь с 17-го на 18 октября Никонов-старший входит в огромную пустующую квартиру и, включив свет в просторной прихожей, начинает рыскать по кабинету, шикарному музыкальному залу, спальне и остальным комнатам в поисках ценных вещей и денег.

Погрузив набранное в свой портфель, Борис спокойно покидает квартиру. А днём 18-го он, не вдаваясь в подробности, рассказывает о краже Сергею, и называет адрес. Цель, которую преследовал Борис, оповестив брата, предельно проста: убедиться, погасил ли он в свет в квартире и прикрыл ли за собой дверь. Проявлять же родственную заботу о благосостоянии Сергея не было в его правилах. Ведь краденым Борис никогда не делился и делать исключения ни для кого не желал. «Хата свободна и в твоём распоряжении», – сказав так брату, он вроде бы производит тем широкий жест. А чтобы раззадорить юношу, ещё добавляет: «Если из квартиры вынести всё, то хватит на всю жизнь».

После, попав под арест, Борис, наверное, не раз пожалел об этом. Но а пока окрылённый Сергей, которому было всего 18, старается оправдать оказанное ему доверие.

В тот же день, созвонившись со своим 19-летним приятелем, Николаем Лавровым, он встречается с ним, предлагая прокатиться на такси. Там-то, в машине, рассказывает ему об «одной квартире, хозяин какой в отъезде и где есть чем поживиться». Предложение соблазнительно, и два ещё несудимых друга отправляются на улицу Чкалова, находят дом и под видом жэковских ремонтников становятся его временными «опекунами».

Уже поздний вечер, обитая чёрным дерматином дверь слегка приоткрыта, свет выключен. Чиркнув спичкой, Сергей видит стоящий на трюмо телефон, а рядом с ним записную книжку. Недолго думая, он вырывает из неё листы (эксперты насчитали всего 13) и по одному жжёт их, освещая помещение в поиске вещей и денег. Кстати, о жжёных листах из записной книжки шла речь и у Вайнеров, как и о сувенирных свечах, какими затем пользовались воры. Не присутствовал в романе лишь фонарик, который они также нашли в квартире.

Не знавший, что квартиру потрошил брат Сергея, и, поняв, что сам Сергей тут впервые, Николай Лавров сначала удивился царившему в ней беспорядку. Но вскоре, когда у него появились деньги, его охватило полнейшее безразличие к этому. Причём не исчезло оно даже тогда, когда Николай увидел стоявшую на комоде фотографию Ойстраха и догадался, где он находится.

Как установит следствие, Сергей Никонов и Николай Лавров побывали в гостях у Давида Фёдоровича аж пять (!) раз, а в первую ночь даже дважды. То есть, как говорят оперативники, они буквально «доили» квартиру, приходя туда с пустыми, а уходя с полными чемоданами и сумками.

Скорее по неопытности, а, может, из-за спешки не заметили они, как упал посторонний предмет – эспандер. Однако в остальных своих действиях начинающие квартирники могли дать фору многим профессиональным ворам.

«Джентльмены удачи»

Как-то раз ребята приехали на такси и, остановив автомобиль прямо напротив ойстраховского дома, велели шофёру ждать. Когда же они с пожитками вышли и направились к «Волге», их остановили охранявшие здание милиционеры. Стражи порядка поинтересовались – откуда вещи. Но Сергей быстро сообразил и без дрожи в голосе ответил: «Да, понимаете, ремонт тут затянулся надолго, а нас попросили кое-что перевести из квартиры Ойстраха…»

Каких только курьёзов не бывает в жизни. Курьёз этой истории состоял в том, что, приняв его слова «за чистую монету», милиционеры выразили им сочувствие и даже помогли погрузить вещи в машину.

Грандиозный успех операции ребята отметили ещё в квартире Ойстраха, распив прямо там принесённую с собой бутылку водки «Праздничная» и оставив её на столе. Кстати, в романе есть похожий эпизод, когда сосед Полякова – алкоголик Обольников открыл изготовленными заранее дубликатами дверь его квартиры, и, войдя в неё, полез в бар, где нашёл и осушил бутылку портвейна.

Разумеется, выпить приятелям было за что. Большую россыпь облигаций госзайма, иностранной валюты и советских денег взяли они помимо носильных вещей и аппаратуры. Но в отличие от опытного и расчётливого Бориса, который постарался краденное спрятать, Сергей с Николаем сразу принимаются за растранжиривание солидных пачек.

Из 25-ти тысяч украденных ими рублей – в нашей и иностранной валюте, – немало удалось им истратить на друзей, в ресторанах и в магазине «Берёзка». Часть валюты Сергей отдал Борису по его требованию, а оставшиеся деньги они спрятали дома или доверили родственникам. Сначала почти вся валюта хранилась у Лаврова. Хотя при обыске у него обнаружили только шесть с половиной тысяч долларов и 600 рублей. Некоторое время, приличная сумма американских долларов, а также 10 нумизматных золотых монет находились у его отчима. А две пачки долларов и 2 тысячи рублей зашила в свой пояс мать Николая, хранившая их затем у себя на работе – в помещении московского стадиона «Труд».

Что же касается вещей, то большинство из них Лавров и Никонов-младший продали, подарили, или опять-таки передали на хранение своим знакомым и близким. Как свидетельствуют следственные материалы, кое-что было обнаружено у их общего случайного знакомого в Москве. У него оказались проданные ему швейцарские мужские часы, карманный приёмник «Sony», мужская кофта и два махеровых шарфа.

Два плаща изъяли у родственника Лаврова в городе Кизеле Пермской области, а часы «Revue» и магнитофон «Grundig» – у двух его московских дружков, которым он захотел сделать столь дорогие подарки. Но большая часть суперсовременной аппаратуры Давида Ойстраха пылилась на чердаке лавровского дома. И лишь потом львиную долю этой техники Николай попросил сохранить ещё одного своего знакомого, и отвёз её вместе с ним к его тётке в город Павловский Пасад.

Понимая, что милиция может напасть на их след, Николай Лавров и Сергей Никонов боялись быть пойманными с поличным и при малейшем подозрении в слежке старались от него избавиться. Однажды Сергей, поехав на электричке на дачу к своему приятелю, вдруг увидел идущих по вагону милиционеров и подумал, что его преследуют. А поэтому, не мешкая, чтобы избежать лишних неприятностей, решил выбросить из окна поезда всю имевшуюся у него валюту. Произошло это на станции «Чепелево». Милиция же, как оказалось, всего лишь проверяла билеты у пассажиров.

Ещё задолго до своего ареста Сергей с Николаем стали избавляться от некоторых улик, избрав для совершения этой процедуры московские водоёмы. Так один из похищенных японских магнитофонов, предварительно разобрав его на детали, Сергей выкинул в Москву-реку. Другой магнитофон марки «UHER» был брошен в пруд на территории парка ЦДСА. А в Антроповском пруду, расположенном по 2-му Щемиловскому переулку, они утопили два портфеля Давида Фёдоровича и свою сумку с крадеными часами, облигациями и другими вещами. Причём в портфелях находились важные бумаги на имя Ойстраха, среди которых были и паспорта на принадлежащие ему скрипки…

Грампластинки из золота

Да, нельзя не отдать должное Вайнерам в том, что их роман и теле фильм «Визит к Минотавру» интригует читателя и зрителя, как самой кражей уникальной скрипки, так и расписанными до мелочей этапами её расследования. Однако, если бы они оттолкнулись от истинных обстоятельств преступления, интрига могла быть гораздо большей.

Дело в том, что в материалах дела фигурировала грампластинка, на которой были оставлены лавровские пальчики. Ну и что? – скажете Вы, и ошибётесь. Ведь оказалась она сделанной из настоящего золота, а под нею лежали ещё 29 (!) таких же золотых, лишь покрытых чёрным напылением дисков, специально выпущенных для великого музыканта.

Естественно, не зная этого, их воры не взяли. И хотя о цене этих пластинок говорить трудно, есть предположение, что она превышала стоимость всего украденного. И всё-таки, как в порыве откровения признался брату Борис Никонов, из квартиры Давида Фёдоровича им было вынесено ни много – ни мало, а целых 4 (!) килограмма золота. Безусловно, состояние крупное, и расскажи об этом тогда, кража стала бы мировой сенсацией. Хотя в узких кругах она и так была таковой.

Воронежская операция

Если в Москве за ходом расследования следил сам Леонид Ильич, то после того, как дело стало вестись в Воронеже, оно автоматически попало под контроль первого секретаря Воронежского обкома партии. А официально все следственные действия Управления внутренних дел Воронежской области по этой краже велись по поручению следственного управления Москвы.

Бывший заместитель начальника следственного отдела воронежского УВД Михаил Юрьевич Глускин, который возглавлял нашу следственную бригаду, вспоминал:

– В декабре 68-го в Воронеж прибыла группа работников МУРа, и руководство УВД вместе со мной договорилось с ними о проведении общих оперативно-следственных мероприятий. В Воронеже ими руководил начальник УВД, комиссар милиции III ранга Борис Алексеевич Жуков. Не только об этом, но и о других актуальных делах: он знал не по докладу подчинённых. Являясь весьма контактным человеком и хорошим психологом, Борис Алексеевич часто сам участвовал в допросах свидетелей, подозреваемых и обвиняемых, и его участие нередко приводило к положительным результатам.

Обо всех деталях совместной с МУРом операции знали лишь единицы. До её начала оперативники воронежского УВД установили связи Бориса Никонова в Воронеже, узнали о его местонахождении, а впоследствии получили санкции прокурора области Александра Михайловича Рекункова, ставшего потом Генеральным прокурором Союза, на ряд обысков в домах родственников подозреваемого.

И в Москве, и в Воронеже операция должна была начинаться одновременно. Ведь, чтобы не утекла информация и не ушли ворованные вещи, ставилась задача задержать преступников в один день и час…

О том, что Борис Никонов – очень опасный и коварный человек, знали и догадывались многие. Агрессивен, носит с собой нож, прикидывается сумасшедшим, старается держать язык за зубами и ни с кем особо не откровенничает. Но немногие знали о его родственных связях, любовных взаимоотношениях, былых способностях. И первыми владели этой информацией оперативные сотрудники воронежского УВД.

Из руководства о чисто оперативных мероприятиях, проводившихся по Борису Никонову, было известно лишь начальнику УВД. А выполнялись они с применением всех самых передовых, существовавших тогда, технических средств.

Почти каждый шаг Бориса фиксируют воронежские оперативники, подстраиваясь под его стиль поведения. И увёртливый и осторожный Никонов-старший постепенно начинает терять свои оборонительные позиции, которых у него было вполне достаточно.

Одетый с иголочки, с апломбом франта, – так он всегда ходил по улицам и ездил в общественном транспорте. А ещё любил шоколад «Алёнка», часто покупая который и срывая с него обёртку, обязательно бросал её мимо урны, чтобы наклониться, поднять и осмотреться при этом по сторонам под своей рукой. Но оглядываться уже было поздно…

В одном из двух частных домов, расположенных недалеко от реки Воронеж, где жили тётки Никоновых по материнской линии и где чаще обитал Борис, оперативники установили прослушивающую аппаратуру. Проделали с чердака дырочку, вставили туда микрофончик, и хотя немного перестарались, – на потолке чуть-чуть отпала и повисла штукатурка, – эта операция прошла успешно.

Вскоре под предлогом проверки соблюдения паспортного режима Никонова заставляют устроиться на работу. Трудится он в часовой мастерской, и туда оперативники внедряют своего человека. Именно от него они получают сведения о том, что ценности, вынесенные Борисом из квартиры Ойстраха, находятся не где-нибудь, а в Воронеже.

Долгожданное раскрытие

В середине января 69-го года все лица, причастные к громкой московской краже были задержаны. Доставленный в воронежский ИВС Борис Дмитриевич Никонов категорически отказывается давать показания и заявляет, что в обвинениях его МУРом учинена провокация и он ни в чём не виновен. Из допросов же его родственников было очевидно, что они что-то скрывают, особенно тётки, у которых он жил. Их-то и надо было «раскрутить».

На очередном допросе, проводившемся при участии начальника воронежского УВД, Борис Алексеевич Жуков убеждает одну из тёток дать правдивые показания. Однако, рассказав о краденых вещах и согласившись их выдать, тётка ставит ультиматум, что отдаст всё только лично в руки Жукову и без понятых.

Другого выхода не было, и поэтому, пойдя на нарушение процессуальных норм, поздним январским вечером Жуков сел в служебную машину и поехал вместе с этой, совсем незнакомой ему женщиной к родителям её мужа. Там в сарае из-под половиц и вытащили они вещевой мешок, в котором находился рюкзак с ворованными ценностями и валютой.

Примерно через час после отъезда Борис Алексеевич прибыл в УВД, где в его кабинете следственно-оперативная группа уже с понятыми описывала всю ночь содержимое этого рюкзака. А на следующий день утром сам Жуков передал всё, находившееся в нём несметное богатство, в руки московского генерала, который поблагодарил его и в сопровождении оперативников МУРа отбыл на самолёте в Москву. Сразу с собой они забрали и Бориса Никонова, прощанию которого с Воронежем предшествовал очередной акт агрессии.

По словам бывшего заместителя начальника ОУР УВД Воронежской области Ивана Яковлевича Пирожкова, как-то в адрес присутствовавшего на допросе Жукова Борис зло выпалил: «Я с Вами ещё встречусь!» «Где же и когда?» – спросил, недоумевая, комиссар. «Как где – на квартире», – просветил Борис непонятливого генерала. «Так ты у меня в квартире ничего, кроме френча, не возьмёшь», – ухмыльнулся Жуков. «А мне он и не нужен, – сказал Никонов, – у Вас холодильник есть – есть, так возьму его. И вы здесь все, как мухи, передохните!..»

Но обрушенный на комиссара гнев ни сам Борис, ни постоянно выгораживавший его Сергей так и не облачили в действие. А теперь, когда «иных уж нет, а те далече», тем более мстить бессмысленно.

Братья по ненависти

Существует ли воровская дружба? Кто-то скажет «да», а я в этом, например, сомневаюсь. Ведь дружба только тогда прекрасное состояние души, когда она не зиждется на деньгах и корысти и не замешана на совместных криминальных делах. Поэтому братья Никоновы фактически между собой не дружили, хоть и имели одних родителей, хоть и соприкасались порой на воровской почве. Ибо каждый, особенно во время последовавших за ойстраховской кражами, жил сам по себе и отвечал только за своё.

Хотя… материалы этого уголовного дела отмечают, что 16 мая 1969 года, когда Москва вела следствие, Сергей Никонов вдруг основную вину взял на себя. Мол, его брат в квартире не был, и идея совершения кражи принадлежит лично ему. Мол, с августа 1968 года он постоянно наблюдал за квартирой, адрес которой увидел в телефонной книжке своего отца. Мол, в отсутствии Ойстраха снял слепки ключей входной двери, по каким самостоятельно изготовил дубликаты. Мол, придя с крадеными вещами домой, он передал их своему, находившемуся в Москве, брату, которого и попросил увезти похищенное в Воронеж и там спрятать.

Однако те показания были по-юношески наивны и безосновательны. Видимо, отнюдь не любовь к брату рождала их, а скорее боязнь расправы его стороны. (Да оно и понятно: и мать, и отец, и тётки боялись Бориса.) А значит, очевидно, что в период оперативной работы, проводившейся в отношении Бориса, он постоянно курсировал между Москвой и Воронежем далеко не с целью руководства преступными действиями Сергея и помощи ему советами, как резюмировало московское следствие, а для оказания на него психологического, а то и физического давления.

Еще в 59-м Борис, как уже оформившийся уголовник, старался подчинить своей воле пока несмышлёного девятилетнего Сергея. Тогда он, вскрыв квартиру одного воронежского генерала, заставил младшего брата выносить с ним тяжёлые персидские ковры. И хотя возбуждённое тогда дело из-за недостатка улик закрыли, столь домостроевский способ приобщения к воровскому ремеслу оперативникам запомнился надолго.

Воровская наука, которой своим примером учил его Борис, шла ему «впрок». Так, в 60-ом году Никонов-старший, попав в воронежский следственный изолятор за совершение трёх квартирных краж, вполне правдоподобно играет роль ненормального, почему и оказывается в «Орловке». А спустя 16 лет, уже зрелый Сергей повторяет «спектакль» своего брата на скамье подсудимых народного суда Советского района Воронежа (туда он попал в 1976 году за 16 эпизодов квартирных краж в Воронеже и Смоленске). Правда, роль в этом спектакле оказалась неудачной – психиатрическая экспертиза подтвердила, что Сергей – симулянт.

Вообще, симулировать невменяемость пробуют многие уголовники. Но у Никоновых это получалось особенно красочно. «Вы – кровопийцы! Вам моя кровь нужна… Не получите!», – твердил постоянно Борис на следствии как по делу о краже из квартиры Ойстраха (в кабинете Б. А. Жукова), так и по другим делам. «Меня преследуют менты. Я пробовал пить свою кровь, но она оказалась отравленной», – заявлял Сергей, пытаясь «косить под дурачка». А в итоге каждого, в зависимости от актерскихспособностей, психофизического состояния (Сергей употреблял наркотики) и родственных симпатий тётушки, судьи оценивали по-разному.

Если матёрый уголовник Борис отбыл в местах заключения только десять лет, то Сергей, который моложе своего брата аж на 19, отсидел почти вдвое больше, да ещё был признан особо опасным рецидивистом. Если к старшему относились со снисхождением из-за того, что его дядька состоял на учёте в психдиспансере, то оправдывать душевными болезнями родственников преступления младшего почему-то никто не хотел.

Только ненависть и больше ничего испытывали к милиции братья Никоновы. Борис, пожалуй, за лишение ею добытых им богатств, а Сергей, скорее всего, из-за отнятой у него тюрьмой свободы.

Признательность скрипача

Если же проводить параллель с мифом о Минотавре, то здесь всё предельно ясно. Минотавра в обличии братьев Никоновых просто не могли не победить Тезей с Ариадной в лице московских и воронежских сыщиков, сделав это, несомненно, очень грамотно и профессионально. Досадно лишь одно: слишком уж возгордились москвичи своей победой, которую почему-то на равных не пожелали разделить с воронежцами…

Ветераны воронежской милиции вспоминали о том, что в то время Москва придавала большое значение успешному раскрытию ойстраховской кражи. Но министерское начальство постоянно говорило о заслугах МУРа и почти не упоминало о наших оперативниках.

И всё-таки, несмотря нехватавшую объективность, воронежцы на москвичей не в обиде. Ведь практически все основные участники этой операции получили от МВД памятные подарки. А знаменитый скрипач Давид Ойстрах во многом благодаря воронежским сотрудникам до конца своих дней каждый год выступал на кремлёвских концертах, посвящённых Дню милиции. Выступал, выражая тем свою великую признательность всем стражам порядка.

Обратная связь

ЧП в Юдино

Объехавший почти весь Россошанский район начальник воронежского уголовного розыска Александр Андреевич Колесниченко едва переступил порог райотдела, умылся, вошёл в кабинет и только разложил на столе домашнюю неприхотливую снедь, которую заботливо собрала ему жена, как вдруг раздался пронзительный телефонный звонок. Ещё не успев передохнуть от дневной «гонки», Александр Андреевич опрометью ринулся к телефону, словно предчувствуя важность этого звонка.

И в самом деле, он был очень важным. Звонил его зам – Геннадий Яковлевич Шапорев, – обстоятельный, деловой человек, который никогда не стал бы беспокоить по пустякам.

– …Александр Андреевич, приветствую Вас, – прозвучал в трубке зычный бас коллеги Колесниченко. – Извините, что звоню уже в конце дня…

– Не тяни, говори, что случилось, – буркнул не терпящий многословия начальник.

– Да… ЧП в Юдино. – вымолвил Шапорев. – Там в доме нашли мужика с женой убитыми. Как всё было – не знаю. Но, вроде, говорят, что они промеж собой плохо жили… Какое будем принимать решение?

– Ладно, коли так – пусть меня ждут, – ответил Колесниченко. – Сейчас выезжаю…

Разные версии

Дорога от Россоши до Подгорного (а именно с этом районе Воронежской области находится село Юдино) имеет протяженность всего двадцать пять километров. Но дело было ранней весной, когда ещё не сошёл снег, и местами засыпанная им трасса не давала машине хорошего разгона. Возможно поэтому и Колесниченко, по своей широкой натуре любивший быструю езду (как всякий разухабистый казак с Кубани, где он родился и вырос), впал в ещё большее уныние от такой и без того малоприятной поездки.

Но прежде в это уныние вверг начальника розыска сам вызов, нарушивший его планы в Россоши по проведению крупномасштабной операции, которая была связана с раскрытием серии краж из магазинов. Среди тех, кого он задействовал в ней, были и увэдэшные оперативники, и руководитель местного розыска, один из лучших сыщиков области Анатолий Иванович Маликов, и заместитель начальника Калачеевского РОВД Виктор Ильич Тройнин, ставший потом начальником УВД.

Тогда, а именно 7 марта 1980 года, узнав о двойном убийстве в Юдино, подгоренцы, конечно, ждали главного из УВД. Однако поначалу возлагать на него какие-то особые надежды они не стали. А послужила тому одна простая причина.

Приехавшему в Подгоренский отдел Александру Андреевичу доложили, что опергруппа на месте преступления ещё работает. Но, отправившись туда, по пути он неожиданно столкнулся со своим давнишним знакомым, который жил в Юдино.

В 75-ом году этот молодой человек по имени Паша вывел его на единственную свидетельницу по нашумевшему тогда делу о хищении колхозного сейфа с деньгами. На момент той громкой кражи ему исполнилось всего пятнадцать. И вот спустя пять лет, уже повзрослев, на что не преминул обратить внимание Александр Андреевич, Паша снова становится на пути маститого сыщика. Каково было удивление Колесниченко, когда в разговоре со своим бывшим и неофициальным информатором он вдруг услышал, что тот – родственник убитого мужчины. А сам мужчина, как выяснилось, бывший муж свидетельницы по делу о краже сейфа, с которой Паша был в самом тесном родстве.

Оказалось, что далеко немолодая женщина Мария Николаевна (так звали свидетельницу) развелась со своим мужем уже давно. А он, сойдясь с другой, которую в селе прозвали «гусыней» (за сросшиеся на руках пальцы), частенько с ней попивал, и они нередко устраивали семейные драки.

Дело шло к тому, чтобы констатировать самоубийство. В этом были убеждены все: и Паша со своим отцом, возвращавшиеся из морга районной больницы, куда они отвезли убитых, и члены следственно-оперативной бригады, которые держали путь обратно – в Подгорное.

В тот день машина начальника воронежского УГРО, куда он пригласил сесть Пашу с отцом, была уже на полдороги от Юдино – в селе Сагуны. Там то поздним вечером и произошла его стыковка с опергрупной, и уже после первых их фраз во время короткого обмена мнениями ему стало ясно: все считают, что на убийство, совершенное посторонним лицом, это не похоже.

Но, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и Александр Андреевич решил во всем убедиться сам. А в помощь себе он попросил следователя прокуратуры, которая любезно согласилась поехать с ним.

Было это как раз на выходной и женский праздник. День выдался ветреным, но солнечным, и, приехав на место опытная следовательша, на пальцах рисуя картину происшествия, заставила Колесниченко встать на её сторону.

А говорила она вполне логично: «Не волнуйтесь, тут двери и окна целы, трупы лежали в коридоре, причём так, что двери не откроешь ни оттуда, ни отсюда, а значит посторонний, по крайней мере, не смог бы выйти…»

И верно, всё так и было: лежавшие поперек трупы преграждали проход в комнату, рядом валялся окровавленный топор, а зримые следы насилия были видны лишь на груди и лице у каждой из жертв.

Но сомнения по-прежнему продолжали терзать душу. Какое-то внутреннее чутье подсказывало Александру Андреевичу, что как-то не клеится бытовая почва к этому убийству, что больше тут попахивает откровенным криминалом. Да и для сомнений были основания, ведь вскрытие ещё не производили, а внешний осмотр трупов делал вовсе не зональный медик-криминалист, за которым просто некогда было ехать.

Удивительно, но миссия эксперта выпала на обыкновенного сотрудника медвытрезвителя, имевшего среднее медицинское образование и даже не удосужившегося перевернуть трупы. А посему окончательный вердикт этому преступлению должна была вынести лишь официальная судебная экспертиза.

Однако у начальника областного УГРО были другие дела, и поэтому, решив не ждать заключения, он уехал в Воронеж. Но уже в понедельник вечером ему позвонил начальник Подгоренского райотдела и как можно лаконичнее сообщил, что вскрытие состоялось, а вывод, который можно сделать согласно заключению, однозначен: убийство совершили все-таки посторонние люди, так как на спинах убитых были обнаружены колотые раны, нанесённые каким-то острым предметом.

«Ах, не надо было уезжать», – подумал вслух Александр Андреевич, ругая себя за нетерпеливость, и, тут же схватив телефонную трубку, стал накручивать диск. А набирал он номер начальника бюро областной судмедэкспертизы Владимира Григорьевича Донцова. К счастью, тот был на месте, и, обрисовав ему ситуацию, Колесниченко спросил: «Может, мы завтра съездим туда с вами?» «Да ради Бога, хоть прямо сейчас, была бы машина», – ответил главный эксперт, и уже через двадцать минут они выехали.

Но стоявшая на дворе погода и сама природа словно сопротивлялись их движению в подгоренском направлении. Мало того, что пошла мелкая, противная пурга, по дороге они ещё и поломались – прокололи колесо, и это невезение вызвало у них дополнительную тревогу.

Уже было за полночь, когда они добрались до Острогожска, где перебортировали шину. А в два часа ночи были в Подгорном, и там, не став беспокоить местное начальство, переночевали в пожарной части, примостившись на жёстких казённых топчанах…

Похищение сейфа

Для настоящего сыщика ничто, по сравнению с естественными командировочными неудобствами, то напряжение ума, неподдельный энтузиазм и азарт, которые испытывает он, расследуя интересное дело. А ведь именно с таким делом довелось Александру Андреевичу столкнуться в Юдино ещё задолго до того, как там было совершено странное двойное убийство.

Информация о краже сорока трёх тысяч рублей вместе с сейфом из юдинской колхозной кассы поступило в дежурную часть УВД 15 октября 1975 года. Сначала туда выехала группа из Подгоренского отдела в составе начальника Николая Суконцева, его зама – Ивана Каменева, оперуполномоченного Владимира Костюченко, участкового Владимира Журавлёва и следователя прокуратуры. А затем уже прибыла бригада из управления, куда вошли замначальника УВД Николай Лютиков, сам Колесниченко, который был тогда замом руководителя ОУР, и целая дюжина лучших розыскников.

Действительно, по тем временам эта кража относилась к разряду наиболее крупных. Столько денег из бухгалтерий колхозных правлений тогда ещё не воровали. И в юдинском колхозе «Победа» произошёл первый такой случай, о котором сразу же доложили шифротелеграммой в Москву и который тут же был взят на контроль обкома и облисполкома.

В одноэтажное здание правления оперативники УВД вошли где-то около двенадцати. День только начинался, опьяняя томными осенними лучами солнца, и милицейская работа пока не сдвигалась с мёртвой точки.

После предварительного осмотра места преступления стало понятно, что наружная дверь правления не закрывалась, а вторая, ведущая в бухгалтерию, где стоял сейф, была заперта, но открыть её не составляло труда даже ребёнку (настолько уж замок был хлипким).

Как позже выяснилось, войдя в одну комнату бухгалтерии, воры подняли сейф. Перенеся его в соседний кабинет, они сняли оконную раму, которая была слегка прихвачена тоненькими гвоздиками, и через этот проем вытащили тяжёлый металлический ящик, а потом же поставили на место раму и закрыли дверь.

Никаких улик их визита, кроме царапин на подоконнике, обнаружить не удалось. Налицо было лишь полнейшее отсутствие охраны этих денег, предписания о необходимости усиления которой не раз рассылались во все отделы области.

Не в состоянии сохранить – раздай деньги людям. Таково золотое правило, к которому отнеслись скептически. Не надеешься на сторожей – установи охранную сигнализацию, железные двери и решётки на окнах. Но этого там и в помине не было. Да и обнаружили кражу случайно.

Часам к семи утра пришли в правление бухгалтер и зоотехник, которые, не ведая ни о чем, занимались своей работой, передавая сведения в район. А спустя где-то час пришла уборщица, ставшая добросовестно убирать все помещения. Войдя в бухгалтерию и начав стирать пыль с мебели, она занесла было тряпку над сейфом, да так и остолбенела – вместо привычного для неё предмета обстановки там стояла лишь одна пустующая тумба. «Це, дивись, а удэ ж касса?!» – по-хохлацки чудаковато и удивлённо воскликнула она. И только тогда специалисты правления оторвались от своих привычных дел, и, увидев, что сейф пропал, вызвали милицию.

Маня-Муня

Первыми, с кем беседовали оперативники, естественно, и были работники колхозной конторы. Оказалось, сторож как таковой, у них значился, но ночью он спал, находясь в гостинице для механизаторов, стоящей рядом с конторой.

По словам сторожа, о колхозных деньгах он знал, однако никто ему не говорил о том, чтобы постоянно дежурить возле правления. Да и спрашивать за такую безалаберность было не с кого.

Председатель лечился в санатории, главный инженер и без того находился в шоке, ожидая суда над собой за ДТП со смертельным исходом. В общем, держались по принципу: моя хата с краю, я ничего не знаю.

С не меньшей безучастностью столкнулась милиция и при общении с другими селянами. Народу Юдино населяло не много – около пятисот человек, но большинство из них оказались замкнутыми и боязливыми людьми. А раз так, то и определяться нужно было самим.

По примерно обозначенному кругу лиц, среди которых были и связанные с конторой, и своекорыстные, и в прошлом судимые люди, выдвинули розыскники целый ряд версий. И вот, как-то поступила к ним одна, довольно интригующая, информация.

Дело в том, что очень заинтересовались они некой пожилой женщиной по имени Мария Семеновна, а по прозвищу Маня-Муня. О ней в селе ходили настоящие легенды. Как рассказывали, однажды в 47-ом году, который считался самым голодным послевоенным годом, упала она в обморок. Произошло это с ней на улице рядом с колхозным правлением. Все думали, что Маня-Муня умерла, стали созывать народ, но через несколько минут та встала и как ни в чем не бывало пошла.

Вокруг этого события создали тогда ореол святости, который с годами не только не пропал, но и разросся до небывалых размеров. Так, один из рассказчиков, – бывший председатель сельпо, – вспомнил, что примерно в 49–50-ом году командировали его в Бутурлиновку за лесом, и совершенно случайно попал он на местный святой источник. То ли там отмечался какой-то религиозный праздник, то ли это было приурочено к чему-то ещё, но вокруг источника совершался крестный ход. И в этом шествии заметил вдруг он двух своих односельчан. Интересно, что один из них оказался братом той самой Мани-Муни. Но самое удивительное состояло в том, что несли они скромную рукописную иконку, на которой была изображена вылитая Мария Семёновна.

«Ну и что?» – подумаете Вы. Так поначалу думали и розыскники, пока не узнали следующее. А именно то, что, спустя некоторое время после обретения лика святой, Мария Семёновна стала получать посылки с деньгами, отправители которых были неизвестны.

В самом деле, для тех лет обстоятельство более чем странное. А тем паче, виделось нечто подозрительное в присущей ей, как никому другому, необъяснимой щедрости.

Как-то раз пришла она в сельский магазин и говорит заведующему: «Ты можешь прикрыть свой магазин минут на двадцать?» «Разумеется», – отвечает он, и закрывает его вместе с покупателями. «Бабы, выбирайте себе, что вам нравится! – кричит тут она, – А ты, Иван Егорович, считай. Сейчас у меня с собой денег нет, но я их принесу и за всех заплачу». И все женщины, которых в магазине было человек двадцать, тогда отоварились за её счёт.

Откуда водились у Марии Семёновны деньги – никто не знал. Знали только, что каждому из двух своих племянников она купила по «Жигулёнку». И ещё подарила «Москвич» одному совершенно чужому человеку, который в Сагунах задобрил её лишь вкусной колбаской, привозимой им в качестве гостинца с мясокомбината.

Вот и решили тогда сыщики познакомиться поближе с Маней-Муней, дабы узнать о происхождении её капитала. Однако, когда они пришли к ней в дом, то выяснилось, что старушки и след простыл.

«Хорош фрукт эта бабуля», – подумали оперативники, и объявили розыск. А где следует искать Марию Семёновну, подсказали им соседи, по мнению которых она могла жить у своего племянника в Павловске. «Ну что ж, раз так – надо проверить», – решили сыщики. И туда срочно выехали три члена опергруппы.

Стучать в ту павловскую хату долго не пришлось, открыла жена племянника (самого его дома не оказалось). Но на вопрос о том, где Мария Семёновна, она ответила: «Не знаю», хотя своих родственных отношений с ней отрицать не стала.

Почувствовав, что молодая особа темнит, снова сделали опрос соседей, и те откровенно поведали: «Они прячут её в сарае».

Октябрь выдался на редкость теплый, хоть и земля была уже покрыта толстым лиственным ковром. И в сарае, действительно, нашли эту бабушку, которая, то ли от далеко не жаркой осенней погоды, то ли от вселившегося в неё страха, забилась в дальний угол и вся дрожала мелкой, неприятной дрожью.

Доставив старушку в Юдино и с трудом разговорив её, сыщики узнают, что в тот сарай она заточила себя сама, действительно, в связи с кражей сейфа, но вовсе не потому, что она имеет к ней какое-то отношение.

«Товарищ начальник, я здесь боюсь находиться, Вы меня лучше посадите, пожалуйста, в тюрьму», – сказала на допросе она Колесниченко, стараясь всем своим поведением продемонстрировать ему насколько серьёзны её намерения. И в самом деле, неряшливый вид, всклоченные волосы и круглые испуганные глаза Мани-Муни как бы исподволь говорили о том, что эта женщина ужасно боялась отнюдь не милиции. Как на иголках сидела она в юдинском кабинете Александра Андреевича, который располагался в колхозной конторе, то постоянно ерзая на скромном колхозном стуле, то потирая больную тромбофлебитом ногу.

Но вот, в какое-то мгновение её словно осенило, и Мария Семёновна, видимо, проникшаяся симпатией к собеседнику, начала свой, полный загадок, рассказ:

– …Не знаю, кто это мог быть, но этим летом мне разбили окно, бросив в него записку, в которой на машинке были напечатаны такие слова: «Маня-Муня, Шеф приказал тебя убить. Но мы этого не сделаем, коль скоро ты 10 тысяч рублей под день Ивана Купалы принесёшь и положишь их у сруба колодца напротив указанного нами дома». Меня всю так и передернуло. Разволновавшись до боли в руках и ногах, я взяла записку и понесла её в сельсовет. Там же надо мною только посмеялись, говорят мол, ребячество, шутка, заулыбался и наш участковый. Так записочка эта и утерялась.

Но шутка то шуткой, а время то шло, и под святой праздник я связалась со своим знакомым из Сагунов, сообщив ему про эту записку и попросив его переночевать со мной в этот день. «Приезжай, а то, не дай бог, смерть моя придёт», – сказала ему я. Он тоже посмеялся, однако сразу после работы все же ко мне приехал. Поставил он свой «Москвич» у меня во дворе, поел, выпил и лёг в сенях. Спим мы себе, спим, и вдруг проснулась я среди ночи от страшных звона и грохота, раздавшихся в моей комнате. Разбили два окна, выходившие на улицу и во двор. И сразу после этого прогремели выстрелы. (Скорее всего, стреляли холостыми, потому что следов дроби или картечи не нашли).

От выстрелов на платяном шкафчике загорелась матерчатая подвеска. Казалось, огонь вот-вот перекинется на весь дом, однако мой спаситель не растерялся: схватил ведро с водой и залил пламя. Стрелявшие же (а было их, видимо, не меньше двух) убежали, и наступила гробовая тишина. Вот почему после кражи в правлении мне стало ещё страшнее, и я решила уйти в подполье.

«Эх, бабка, не уж то сельские бандюги позарились на твою кубышку?» Так рассуждал главный сыщик, думая как подступиться к поискам муниных обидчиков, пока не ошарашили его ещё одной новостью. Прозвучала она из уст всё того же подгоренского начальника Николая Суконцева, которому её передали по возвращению из Юдино в отдел. А рассказали ему буквально следующее.

Поздно ночью в доме председателя райпотребсоюза, в прошлом руководителя колхоза «Победа», раздался анонимный звонок. Звонили из Юдино и вкрадчивым женским голосом произнесли: «Ты слыхал, небось – у нас тут кассу украли…»

«Да, – говорит он, – слышал». «Так слушай дальше, – доносится из телефона. – Тут у нас разговор идёт, что кассу ту спрятали в огороде Ивана Сероштана…» Председатель попытался, было, узнать, кто звонит, но в трубке уже пошли прерывистые гудки.

Колесниченко казалось, что гудки пошли и в его голове – настолько он был огорошен этим известием. Но надо было принимать решение, и он решил ехать к председателю. И вот, переговорив с ним, Александр Андреевич собирает людей и отправляется на поиски названного огорода.

Любопытный помощник

Пустая усадьба Сероштана не манила к себе даже вечно кочующих ворон. Старичок давно умер, и его совершенно бесхозный огородик никому был не нужен, и поэтому найти его не составило особого труда.

Почти неподвижные ржавые петли двери старого сараюшки еле поддались рукам новых посетителей. И сразу стало понятно: надежда на то, что тут могли спрятать деньги, вряд ли сбудется.

Другое дело сам участок. Но и на нём, тщательно прощупав его по всему периметру, не удалось найти ничего, что говорило бы о краже из колхозного правления. А, стало быть, требовалась дополнительная или совсем свежая информация.

К счастью, долго ходить за ней сыщикам не пришлось. Ведь вскоре у них появился один активный помощник, о полезном для дела любопытстве которого им поведали селяне.

Это был шустрый парнишка по имени Паша. Он стал ежедневно рассказывать оперативникам о последних сельских новостях. И вот, как-то раз Паша пришёл в правление с особым таинственным блеском в глазах.

Это было в день обследования огорода Сероштана, в семь часов вечера. Происходил очередной ежедневный «разбор полётов», и шли к завершению и так очень насыщенные событиями оперативные сутки.

Зайдя на порог кабинета колхозного правления, Паша, пришедший со своим отцом, вызвал в коридор Колесниченко, и говорит ему: «Знакомьтесь, это мой батька. Мы с ним пришли, чтобы посоветоваться».

Как говорится, в ногах правды нет, и Александр Андреевич пригласил гостей пройти в отдельные апартаменты парторга, где их усадил и, с интересом посмотрев им в глаза, сказал: «Я весь – внимание».

Отец и сын переглянулись между собой, и Паша, наклонившись в сторону начальника, который сел прямо напротив него, тихо и с нескрываемым волнением заговорил:

– Понимаете, у нас есть родственница, моя тётка – Мария Николаевна. Она мне крестная и поэтому во всём доверяет. Так вот, сегодня тётка мне рассказала, что в ту ночь, когда была совершена кража, она не спала. У неё разболелся палец, и она от этой боли всю ночь проходила по комнате. И вот, после того, как часы пробили полночь, Мария Николаевна услышала тарахтенье проезжающей мимо машины и, посмотрев в окно, увидела при свете уличного фонаря колхозный молоковоз. Машина остановилась, но мотор её продолжал работать. Постояв так минут пять, она поехала в обратную сторону по той же улице…

И правда, в рассказе Паши чувствовалась изюминка, ведь Мария Николаевна жила всего в трехстах метрах от колхозной конторы, да и водители молоковоза оказались известны. Поэтому за детальную проработку этих показаний просто нельзя было не уцепиться.

Как ещё раньше знали сыщики, на молоковозе работали два сменных шофёра, – обычные сельские мужики, каким едва перевалило за тридцатник, одного из них звали Михаил, а другого – Иван. Знали о том, что они приворовывали, торгуя дармовым обратом. Что, привозя молоко на приёмный пункт в Сагуны, каждый день забирали по 3–4 фляги этого обрата, и его по три рубля за флягу загоняли селянам для откормки поросят. Информация же на этих людей поступила в процессе проверок всех колхозных машин, с водителями которых беседовали просто так, на всякий случай, – может быть, кто-то что-то видел.

Для начала розыскники капитально поработали с Мишей, потому как в день кражи была именно его смена. Но, судя по словам этого Миши, оказывалось, что в одиннадцать вечера он уже вернулся из Сагунов и поставил молоковоз. Стояла машина, как обычно, под навесом, на ферме. А за сторожей дежурили в ту ночь два скотника. И как часто водится, были они тогда поддатые: один спал в совершенном отрубе, а второй, вроде бодрствовал, но ничего не помнил. В общем, дело выглядело весьма запутанным. Поэтому, посоветовавшись с коллегой Заритовским и следователем, дабы не подставлять Марию Николаевну, которая всего боялась не меньше своей набожной тёзки, Колесниченко решил больше никому о молоковозе не рассказывать…

Доказать кражу обрата каждому из двух шофёров было элементарно. Пара негласных проверок – и дело сделано. Ловить же на крупном часто значительно труднее. Но попытка – не пытка, и поэтому испробовали вторично потеребить скотника.

Вызвали его вечером в контору, в узком кругу поговорили с ним, намекнув: «Ты, мол, не всё, брат сказал». И, представьте себе, уломали. Долго он молчал, мялся, но, наконец, вымолвил: «Да, машина уезжала, да – около двенадцати ночи. Кто брал – я не видел. Слышу – насвистывает кто-то, ну свой человек значит. По свисту, кажись, похоже было на Шефа».

«Кто такой Шеф?» – спрашивают у него тогда. «Как кто! Иван Колесников, – отвечает скотник. – Просто кличка у него такая».

«Ага, всё понятно», – прикидывает про себя Александр Андреевич, и, отпустив скотника после часовой с ним беседы, уже в девять вечера решает: немедленно брать Ивана «тепленьким» дома и сразу делать у него обыск.

Водитель молоковоза

Согласовав всё с УВД и прокуратурой, замначальника областного розыска быстро собирает людей и отправляется с ними к Ивану Колесникову. Зайдя к нему в дом и застав его там почти сонного, они надевают ему наручники и, ничего конкретно не говоря, везут в контору.

А тем временем в хате Ивана (а жил он у родителей с молодой женой) ведётся обыск: просматривается и простукивается каждый закуток, перетряхивается каждая «тряпка» и бумажка. Но поиски тщетны: находятся и изымаются только 600 рублей, которые вполне могли сойти за семейную получку.

Казалось бы, положение полутупиковое, так как закрадывались сомнения относительно показаний скотника – может, он ошибся. Но тот тоже боялся, и это вселяло надежду, что он не ошибается.

«Ради бога, Вы меня никуда не выставляйте!» – умолял скотник оперов, и они решили перед Колесниковым не оглашать всё как есть. И это отчасти было Ивану на руку. Не случайно ведь на первых допросах факт того, что Колесников брал машину, им полностью отрицался.

Однако сотрудники розыска, зачастую, тем и обыгрывают преступника, что не позволяет с ним церемониться. Потому, заточив Ивана в подгоренский КПЗ, сыщики и стали предпринимать всё возможное, чтобы собрать доказательства.

«К краже денег я не причастен», – продолжая так говорить, Иван вдруг признаётся, что машину брал действительно он. Но, признав это, дальше начинает уже фантазировать.

«На работе у нас есть кладовая, там хранятся подсолнечные семечки, – увещевал Иван. – В тот день я прихватил с собой мешки и, набрав мешка три семечек, сел в машину, отвёз их домой и сгрузил во дворе…» Всем было понятно, что Колесников врёт, подыскивая удобную себе лазейку. И потому, постоянно поддакивая Ивану, розыскники методично склоняют его к продолжению разговора.

«Хорошо, молодец, – говорят ему, – а дальше то что?»

– А дальше…, – сделав длинную паузу, отвечает он, – дальше выхожу я на улицу, направляюсь к машине, гляжу, стоят двое: один с бородой – с автоматом, другой без бороды с ножом в руке. Они подходят ко мне и приказывают, мол, садись в машину, поехали с нами. Сажусь я тогда, против силы то не попрёшь, и доезжаю до того места, где они указывают (Иван описал место, схожее с тем, которое просматривалось из окна Марии Николаевны). Там стоял сейф, и, вытолкнув меня из кабины, бандиты потребовали, чтобы я поднял его и забросил на машину.

Потом сел я и спрашиваю: «Куда едем?» «На Сагуны», – отвечают мне. Не доезжая Сагунов километров 12, сворачиваем мы налево и движемся через поле по грунтовке, затем дорога идёт немного вниз, а там пруд колхозный. Вот туда у берега мы и бросили этот сейф.

После я этих мужиков повёз в Сагуны на станцию и, выходя, они мне пригрозили, чтобы я молчал, и дали пачку денег. Было в пачке 800 с лишним рублей, а спрятал я их в Юдино, недалеко от МТФ, в одном из лежавших там телеграфных столбов…

Да, наплетенного Иваном было более чем достаточно. И для срочного выезда в Подгоренский район Колесниченко вновь собирает всех своих людей, а с собой берёт другую группу, оснащенную видеоаппаратурой. Входили в неё инспектор техотдела УВД, ставший впоследствии начальником этого подразделения, Николай Тимохин, эксперт ЭКО Александр Манущев и ещё один младший инспектор-конвоир. Всех их, вместе с Иваном, Александр Андреевич посадил в свой автомобиль и повёз в Юдино.

Тогда видеотехника в милиции только начала появляться, и поэтому этот выезд с ней на юг области был чуть ли не самым первым. В диковинку для Ивана было то, что все показания и выходы на места записываются на видео, и именно видеозапись позже помогла в закреплении за ним этого преступления.

Как оказалось, арестованный водитель молоковоза, который прирабатывал ещё и на председательском уазике, развозя специалистов колхоза, врал лишь выборочно. Ибо спрятанные им деньги нашли, и нашли как раз там, где он указал. Хоть и с трудом, но нашёлся и сам сейф.

Часа полтора кружили в его поисках по пруду около Сагунов на взятой у рыбаков резиновой лодке. А обнаружили металлический ящик, истыкав почти всё дно длинным пожарным багром, в двух метрах от берега. Когда же вытащили, подтвердилась ещё одна, названная Иваном, деталь: с задней стороны ящика, были высверлены пять больших круглых дыр.

Было ясно, что сейф пуст, только размокшие рубли плавали внутри. Но кто его опустошил и кто рассверливал отверстия – ещё предстояло установить.

Погрузив стокилограммовый несгораемый шкаф на грузовик, приехавший вместе с оперативной бригадой, все направились в Юдино, и уже на подъезде к селу Александр Андреевич решил зарулить в сельский клуб.

Убранство кабинета заведующего клубом, куда зашли они вместе с Иваном, скорее располагало к лирическому настроению и непринужденной беседе, нежели к ещё одному допросу, который затеял Колесниченко. Но получилось что-то между строгим милицейским допросом и теплой непринужденной беседой.

Как-то по-домашнему и по-отечески ласково проходил этот разговор. «Знаешь, Ванюш, всё правильно, конечно, ты рассказал, – начал его Александр Андреевич. – Но, как молвят люди, сказал «а» – говори и дальше по алфавиту. Ты же понимаешь, мы будем эксперимент делать, ты же сейф один не вытащишь. Ты же знаешь, как на самом деле была совершена кража».

А Иван по-прежнему отрицал, говоря: откуда мне знать. Но глаза-то не спрячешь, а по ним было видно, что он серьёзно колеблется, и стоит сделать один маленький толчок – и его ничто не удержит.

«Да не так это всё было, ты сам понимаешь!..» – не выдержав бесполезного упорства Ивана, сорвался зам шефа угрозыска.

«Понимаю…» – как бы про себя и невнятно промямлил Колесников, и тут же осекся, но было уже поздно.

«Ладно, я скажу вам правду, но вы мне всё равно не поверите, – вдруг прервал короткую паузу он, и, чуть помолчав, продолжил, – мы были вдвоем…»

«С кем же?!» – сгорая от нетерпения, произнёс главный сыщик.

«С Иваном Козыревым», – вымолвил почти потухшим тоном подследственный…

Два Ивана

Действительно, поверить в то, что Иван Козырев – сообщник Ивана Колесникова было трудно. Ведь Козырев был сотрудником милиции, и более того – милиционером, которого привлекали к работе по этому делу.

Как опытный сыщик, Александр Андреевич Колесниченко на этот счёт выработал собственную, безотказно служившую ему тактику: приезжая в командировку в любую местность, особенно туда, где народ не очень словоохотливый, он, по обыкновению, искал среди коренных жителей своих людей – бывших или действующих сотрудников. Вот через участкового Журавлёва он и узнал, что вырос и жил в Юдино некто Козырев, года полтора работавший в Каменском райотделе инспектором детской комнаты милиции. Что в этом селе живут его родители, а сам он снимает квартиру в Каменке.

Для взаимодействия по этому преступлению работал как раз с оперативниками начальник Каменского райотдела Николай Рябоконев. К нему-то и обратился Колесниченко.

«Я знаю у тебя в детской комнате есть Козырев Иван Васильевич, – сказал по телефону он Рябоконеву. – Что это за человек, как работает?» Вопрос был неожиданным, но каменский начальник быстро сориентировался о ком идёт речь, и ответил сразу: «Да вроде ничего, хоть и недавно. Кажется, старательный, непьющий парень».

«Так пришли его к нам в Юдино, – обратился к коллеге Александр Андреевич, – человек он здешний, пускай пообщается со своими односельчанами…»

Но прошли уже сутки, а Козырев всё не является. В ожидании объяснений Колесниченко перезванивает Рябоконеву и, узнав, что тот передал ему его распоряжение, просит сделать это повторно.

Лишь на третий день после кражи объявился Козырев. Чувствовалось, что этот обычный, немногословный, но несколько тушующийся перед начальством молодой сотрудник, которому не было еще и тридцати, очень хотел бы отвертеться, но такой возможности ему не предоставили. А поручили Козыреву собирать информацию от родственников Ивана Колесникова.

Родственники – не родственники, но, походив совсем чуть-чуть по селу, Иван Васильевич быстро спёкся. Рассказав Колесниченко лишь об известной Мане-Муне, он стал едва ли не слёзно умолять его: «Отпустите меня, я больше не могу работать по этому делу!» «Почему?» – спросил тот у Козырева, на что последний ответил: «Да Вы знаете, у нас народ какой, могут и «петуха» пустить, и что я буду делать, коли подожгут родительский дом?..»

Но Александра Андреевича умолить трудно, ведь аргументы у него были всегда подходящие, и на этот раз бывалый сыщик держал их наготове. «А что ты собственно переживаешь, – успокаивал Ивана Козырева его временный начальник, – нового ты нам ничего не принёс, а с остальной твоей информацией мы уже давно знакомы». В общем, не нашлись контраргументы у каменского милиционера, и ничего не оставалось ему, как снова идти на своё задание. Однако через два дня он пришёл в контору и говорит: «Все, я исчерпал себя, дополнить мне больше нечего». А значит оставалось лишь, не солоно нахлебавшись, с ним расстаться.

Многим сотрудникам на вопрос «как дела?» Козырев часто отвечал, что хреново, что живет он в бедности, на частной квартире, жена – молодая, не работает. В основном был молчалив, но, если говорил с кем-то, то, как правило, о деньгах или отдыхе на югах. Так неужели не с целью подставить честного человека назвал его имя другой Иван? Неужели хоть каким-то боком он мог быть причастен к краже сейфа? С этими сомнениями столкнулись оперативники, читая свежие, довольно неожиданные показания Колесникова:

– Росли мы с Иваном вместе, дома были рядом, но так близко столкнулись с ним недавно, – рассказывал Колесников для протокола. – В последнее время Козырев мне постоянно жаловался на отсутствие денег, и идея с кражей кассы пришла ему в голову тогда, когда безденежье совсем припёрло.

Иной раз я по команде председателя колхоза ездил вместе с бухгалтером в Подгорное получать деньги в банке. Об этом знал Козырев, который и сагитировал меня на эту кражу.

С ним мы договорились: как будут большие деньги поступать в колхозную кассу, то я позвоню ему. Я так и сделал. Из колхозной конторы позвонил Козыреву в Каменку. Его на месте, правда, не оказалось, но я просил передать ему, что «картошку для него подготовили, и пускай он приезжает за ней».

Вечером 14 октября мы встретились, обсудили куда и на чём вести, как вытащить и вскрыть сейф. Сделали ручные носилки и, добравшись до фермы, стали следить за тем, когда проедет молоковоз…

И молоковоз, о чём уже знали члены следственно-оперативной группы, проехал, остановился, и как только вышедший из кабины Михаил скрылся – в неё сел Колесников. А что было дальше – оперативники уже могли предполагать.

Вытащив сейф на носилках из конторы, похитители донесли его до того места, где жила свидетельница, и, забросив на машину, повезли туда, где бы он спокойно мог быть вскрыт. По словам Колесникова, для этого они выбрали пустующий дом в соседнем селе Костомарове. Там им с помощью электродрели и удалось рассверлить заднюю стенку сейфа, сделав в ней пять дырок, через которые вытащили деньги. И после очистки сейфа – отвести его в сагуновский пруд.

Как поведал Иван, в конце операции он доставил Козырева в Каменку. Вот и решили сыщики: а чем чёрт не шутит, может слова Колесникова и не пустой звук и стоит поискать денежки у милиционера.

Неприятная «работёнка»

Оперативники нагрянули к нему рано утром, когда он только встал с кровати и начал собираться на службу. Больно уж неприятная «работёнка» досталась им тогда: смотреть в большие и ещё заспанные глаза молоденькой супруги Козырева, которая, не понимая, что происходит, металась по комнате; слушать надрывный плач далёкого от всего этого грудного ребёнка, которому и вовсе было невдомек, откуда тут столько усатых и безусых дядь…

Вид недоумевающего человека приобрёл и сам Козырев. Он то и дело причмокивал губами, почёсывал в затылке, присаживался на кровать и снова вставал с неё. Когда Иван уже надел милицейский китель, ему предложили его снять и одеться в гражданский костюм. И арестованный, сам понимая, как глупо выглядит милиционер в наручниках, послушался своих конвоиров.

Посадив Козырева в машину, Колесниченко поехал с ним в Каменский райотдел, а часть сотрудников осталась делать обыск. Но сердце-то у Александра Андреевича не железное, и поэтому он, находясь рядом с милицейским арестантом, всю дорогу до райотдела переживал: «а вдруг я оговорил работника милиции, вдруг он не виновен».

Тяжело ему было сообщать о задержании Козырева Рябоконеву. Однако тот, внимательно выслушав коллегу, принял все как есть и не стал возражать. Возражал же в душе лишь сам Колесниченко, который привык до последнего верить своим.

«Александр Андреевич, вы что, считаете меня преступником?» – спросил его в машине немного пришедший в себя Иван Козырев. «Ты ж должен понимать, что здесь не все так просто», – прозвучал короткий ответ мудрого сыщика, продолжавшего взвешивать в голове все «за» и «против». И уже к концу дня «против» у него получилось, к сожалению, больше.

Если бы не последний поступок Ивана Колесникова, то Александру Андреевичу, может быть, было ещё неприятнее смотреть в глаза Козырева. А состоял он в том, что Шеф, как называла Ивана шоферня, решил выдать большую часть взятых из сейфа денег. Произошло это поздно вечером. 22 тысячи рублей в целлофановом пакете были зарыты в поле на метровой глубине.

«Значит, верно – Козырев тут замешан», – посчитали розыскники, уповая на то, что крупные деньги преступники обычно не отдают.

Но возвратившиеся с обыска сотрудники у Козырева денег не нашли. Зато изъяли они у него полторы тысячи малокалиберных патронов и шестнадцать – к пистолету Макарова. А так как иметь табельное оружие ему не полагалось, то это уже само по себе тянуло на преступление, за которое можно зацепиться и преспокойно держать человека.

Откуда у Козырева патроны догадаться было нетрудно, ведь раньше он работал в рамонском ДОСААФе, имея доступ к оружию и боеприпасам. Труднее оказалось понять: как этот милиционер мог жить двойной жизнью и этого никто не замечал – ни совершенно безобидные домочадцы, верившие ему и покрывавшие его во многом, ни сослуживцы, отличавшиеся безразличием к тому, что происходит вне службы.

Прийти же к пониманию сущности Козырева оперативникам нужно было во что бы то ни стало. И поэтому, продолжив с ним работу, они снова пробуют потеребить Колесникова.

И вот, к недоумению сыщиков, Шеф неожиданно оживился и без всякого давления на него стал называть места, куда бы мог спрятать деньги его соучастник. «Иван говорил, что в Каменке есть маленькая станция, и, может быть, спрячет их в камере хранения, – начал, было, Колесников. – А возможно, – тут же продолжил он, – мог закопать в Юдино, в саду своего отца…» Туда-то сразу и отправились с обыском.

Сначала, тщательно и не спеша, стали проверять родительский дом, а затем, уже попутно, сад, для обследования которого использовали специальные штыри. Но, прощупав ими землю вокруг всех плодовых деревьев, так ничего и не нашли.

Казалось бы «пора сливать воду», признав, что кража из сейфа – не дело рук Козырева. Однако, будто невзначай, Шеф вспоминает, что тот собирался спрятать деньги ещё и в мастерской, и опять поиск продолжился.

В неуклюжем отцовском деревянном сарайчике, приспособленном под столярную мастерскую, сыщики уже искали, но обследовали не все досконально. Здесь было неимоверно тесно, и целые гирлянды разных пил, ножовочных полотен, рубанков, стамесок и топоров, висевших вдоль ветхих стен и под покрытым паутиной потолком, вполне могли поранить голову или неосторожно занесенную руку. Но – делать нечего, и, раздвигая инструменты, вытаскивая ящики верстаков, они стали проводить повторный осмотр.

Долго или коротко длился он, но времени не замечали, и тут кто-то обратил внимание, что доски пола в сарайчике сбиты не плотно, а некоторые из них под тяжестью прогибаются. Начали простукивать, и, обнаружив пустоту в одном месте, подняли половицу. Какова же была радость, когда под ней увидели они солидное (примерно, на полметра в длину и столько же в высоту) углубление, в котором стояла пузатая, коричневая балетка.

Этот полубанный, полуакушерский сундучок был закрыт на замок. Поковырявшись в замке, вскрыли, а там, в зияющей пасти сундучка находился свёрток. Вытащили, развернули (это был плакат УВД, выпущенный в честь передового работника милиции, начальника детской комнаты Центрального района), а в нём полиэтиленовый пакет с деньгами.

Двадцать тысяч с копейками лежало там, а, стало быть, преступление было почти доказано, и возбужденным сотрудникам, которые две недели ждали этого момента, впору отмечать раскрытие. Но раскрытие можно считать полным тогда, когда преступник признается сам. И поэтому стали ждать.

Разместив двух Иванов по разным, но соседним камерам подгоренского КПЗ, организовали усиленный контроль за ними, и вскоре услышали требовательные и эмоциональные крики Колесникова, повторявшиеся в разной последовательности: «Вань! Слышишь ты меня?! Ты, давай там… твою мать, колись! Ишь ты, на меня решил всё свалить!..»

После этого уже через сутки Козырев дал показания, сознавшись вовсём, ещё не ведая, что деньги у него изъяли, и даже не догадываясь о том, что его уличение в краже было определено судьбой.

Да, именно его судьба-злодейка была поставлена на карту ещё до того, как о нём рассказал Колесников. Причём на карту не в абстрактном понимании, а самую настоящую – игральную.

А дело в том, что дней за пять до раскрытия, когда ещё ни Колесников, ни Козырев не оформились как подозреваемые, к утомлённым и грустным оттого, что у них ничего не получалось, розыскникам подошёл местный участковый и сказал: «У моей жены есть подруга, которая хорошо гадает на картах. К ней многие обращаются, может, и мы попробуем?»…

И действительно, пошёл участковый к вещунье, а на следующий день сообщает результат гадания. «Найдёт милиция преступников, – сказала ему та женщина, – будет их трое (ошиблась лишь в количестве), и один из них из казенного дома».

Так оно и вышло: поймали горе-медвежатников, осудили, приговорив Колесникова к десяти, а Козырева к двенадцати годам лишения свободы, и, надеясь, что отсиженные ими сроки пойдут им на пользу. Но…

Заказное убийство

Но нары двух Иванов, видимо, были намного жестче топчанов, на которых спали весной 80-го Колесниченко с Донцовым, и особенно – для Ивана Колесникова. Иначе как объяснить то, что спустя неделю плотной работы по юдинскому убийству, информация поступила именно на него.

А оказалось всё, что тогда не укладывалось в голове, достаточно просто.

Отбывшего всего четыре года в Россошанской колонии усиленного режима, Шефа за примерное поведение расконвоировали, назначив ему работу по уходу за свиньями в подсобном хозяйстве. Работёнка не мудрёная, да и почти на вольных хлебах. А тут ещё и дружки появились.

Информация о дружках поступила от людей, которые видели, как к отцу Колесникова заходили какие-то ребята, а встречавшая их его жена угощала домашним салом. Правда, сей факт и отец, и жена отрицали, но это ещё больше насторожило и заставило действовать.

Тень на себя Иван бросил сам, когда для разговора с ним в Россошь послали одного сыщика и следователя прокуратуры. Там Шеф им и поведал, что недавно был у него отец. Однако о том, какие-такие глобальные проблемы он решал с ним, так и умолчал. Зато пожелали рассказать о них другие.

Через восемь дней после убийства звонят они начальнику воронежской «уголовки» и называют тех, кто его совершил. А оказались это два «химика»-земляка, которые находились в бегах и, как принято говорить на зоне, разбередили больную душу Ивана.

Была же больна его душа той неудачей, за какую ему пришлось сидеть, и, догадываясь, кто в этом виновник, он терзал себя навязчивой идеей отомстить. Самому исполнить акт мщения не хватало смелости. А случайно подвернувшиеся «химики» как раз подходили для такого мероприятия.

Разговорившись с ними о житье-бытье, о том, кто и за что сидел, он выплеснул им давно сверлящие голову мысли. И, сопровождая рассказ отборным матом и злым блеском карих глаз, назвал имя своей «тюремщицы» – Мария Николаевна.

Ненависть к ней раздирала Ивана на части, долей её прониклись и новые знакомые, которые за определенную мзду почти сразу же согласились выполнить его «ответственное поручение».

Сам изготовив заточки, Иван передает их исполнителям и наставляет тех на путь «праведный». Но они, прибыв в Юдино и откушав там местного самогона в доме отца Колесникова, по иронии судьбы, узнают совсем не о том, где живет Мария Николаевна, а о том, где находится хата её бывшего мужа и его новой жены. Как выяснилось, несчастная женщина носила ту же фамилию, что и Мария Николаевна. Не зная в лицо жертву «химики» убивают ни в чем неповинную «гусыню», а за одно и мужа.

Убийц поймали быстро, и в процессе работы с ними они рассказали ещё об убийстве одного старика, который уже полгода значился без вести пропавшим. Его труп подельники утопили в пруду, а потом, чтобы не скучно было, украли из клуба магнитофон.

Вот такая дикая история, которую по праву можно считать одним из первых заказных убийств.

Заслуженный не для всех

Усталые глаза ветерана, полковника милиции в отставке Василия Тимофеевича Томилина, которому летом 2018 года исполнилось 90 лет и которого в 2020 году, к сожалению, не стало, много пережили и повидали на своём веку. Для честных и добрых людей они были всегда искренни, а для иных – неприветливы и хитры. Такой уж у него был характер, на который наложила отпечаток выбранная им профессия.

Образцовый оперативник и руководитель ОБХСС – таким запомнился он многим, кто работал в милиции в 60–70-е годы прошлого века. Таким его знали и в 2000-х, кто был наслышан о нём от своих старших коллег и наставников. Однако для Василия Тимофеевича оперативная работа – лишь часть его богатой биографии, хотя и самая красивая, большая и важная. Ведь любые дела, за которые он брался, выполнял только на совесть и только на «отлично». Не случайно, за годы своей службы в органах внутренних дел Томилин был удостоен практически всех милицейских наград. Но, как, к сожалению, бывает в нашей пёстрой жизни, далеко не всем это нравилось. Может быть, поэтому звание «Заслуженный работник МВД СССР» он получил в обход местного руководства.

Такая награда пришла к нему в конце 70-х после раскрутки серии уголовных дел, начало которым положила оперативная работа, проведённая им в Курской и Воронежской областях. Толчком к этому послужили махинации с обыкновенными вениками, о которых Томилин узнал в 1976 году после совещания руководителей ОБХСС в Курске. Информация о миллионах рублей, шедших от воронежских поставщиков через заготовительные конторы Курской области, заставила его направиться туда, и там вместе с оперативником он обнаружил огромные списки – кому 50, кому 100, а кому и 150 тысяч рублей получать за партии этих веников. Длинную цепочку фигурантов стали раскручивать они. И таким образом, за два года сформировалось около трёхсот уголовных дел.

Узнав об этом, министр МВД вызвал к себе начальника главка Павла Филипповича Перевозника, и спросил у него: «Кто это всё даёт?» «Да, Томилин из Воронежа», – сказал он. И министр заставил его написать представление о присвоении Томилину высокого звания. Впрочем, негласных званий хорошего, исполнительного и обязательного человека Василий Тимофеевич удостаивался ещё с детства, начиная с тяжёлых военных лет.

Он родился в селе Солдатское Старооскольского района Белгородской области. В 1935 году переехал в Москву, куда направили отца для работы в ВЦСПС. Там пошёл в первый класс. А когда началась война и фашисты подобрались к столице, вся его семья вновь вернулась на родину, где потом попала в оккупацию.

Однажды Василий с ребятами пошёл в лес за орехами. Они далеко углубились и обнаружили попавших в окружение 300 красноармейцев, в том числе раненых. На их просьбу – принести воды и что-то поесть – мальчишки откликнулись сразу. И каждый день в течение всего лета и осени, пока немцы ни двинулись к Сталинграду, они носили солдатам воду в брезентовых вёдрах, копали колхозную картошку, забивали для них поросят и помогали вести партизанскую войну против захватчиков. Юные партизаны тащили мины и боеприпасы, которые собирали отовсюду и прятали в церкви, приносили им сведения о том, в каком селе и сколько фашистов располагается, какое у них вооружение и техника.

Во время войны отец Василия погиб. После эвакуации их московскую квартиру заняли. А потом секретарь председателя ВЦСПС Николая Михайловича Шверника написала Томилиным письмо, чтобы они приехали вселяться в новую квартиру.

И вот молодой паренёк направился получать квартиру, и заехал в Воронеж к своему другу Мише Батищеву, который учился здесь в фабрично-заводском училище. Нашёл его. В это время был страшный голод, а в ФЗУ кормили. Василия оставили ночевать в изоляторе, и тут пришли комсомольцы, которые там хотели рисовать плакаты. А он в своей школе очень хорошо их писал, и сказал им: «Я вам за ночь всё напишу, а вы уходите». Они оставили ему бумагу, краску, и он до 5-ти часов утра рисовал эти плакаты.

Утром пришёл Миша, и они пошли завтракать в столовую. Оттуда выходят, а к ним идёт секретарь парторганизации и спрашивает: «Батищев, это кто плакаты писал?» Он отвечает: «Да вот, товарищ ко мне заехал». Парторг говорит Томилину: «Пойдём к директору училища». Зашли к нему, а тот спрашивает: «Как Вы оказались в нашем училище?». Василий объясняет, а директор ему говорит: «Отец погиб, ты приедешь в Москву. Кому ты там нужен? Оставайся у нас…». И парень даёт согласие.

Его сразу назначили старшиной группы, в которой было 30 ребят-слесарей. Так он остался в воронежском ФЗУ, а потом к нему приехали сестра и брат, и оба устроились на завод.

Окончив 3-е ФЗУ, Томилин был направлен слесарем на завод Машмет. А так как учился на «отлично» и успешно сдал экзамен по специальности, то ему единственному присвоили 5-й разряд. Шёл 1947 год. В то время везли станки из Германии, и Василий, которому было всего 19 лет, эти станки проверял, потом ремонтировал и устанавливал. А когда в нашей стране была принята атомная доктрина, он вместе со всеми начал изготавливать машины для выработки урановой руды. Тогда его вызвал к себе главный инженер и говорит: «Василий Тимофеевич, давайте организовывайте бригаду, вы будете заниматься освоением этой машины». Он собрал 16 слесарей, и они начали осваивать. В 49-ом году его назначили мастером, и он вступил в партию.

Кроме того, ещё работая слесарем, Василий Томилин учился в воронежском аэроклубе. Проучился там год, а затем начал летать, сделав 8 самостоятельных полётов. Тогда ему очень нравилась лётная работа. И вдруг его вызывают в райком партии, и предлагают служить в милиции.

– Я говорю, что не желал бы там работать, а лучше пошёл бы в разведку, вспоминал ветеран. – А в Сталинском райкоме на Левом берегу, как раз сидели полковник милиции и полковник КГБ. И полковник КГБ мне тогда говорит: «Ну, раз Вы желаете, то приезжайте к нам».

Он приехал на Володарского, 39, вошёл в здание УКГБ, и его направили на медкомиссию. Но, когда у него на теле обнаружили наколки, то сказали: «У Вас особые приметы, а нам надо работать за кордоном, поэтому для разведки Вы не годитесь». Василий Тимофеевич пришёл домой, но через два дня его опять вызвали в райком с тем, чтобы направить в милицию. Так в начале 1951 года он стал участковым уполномоченным в селе Шаталовка, которое в то время было центром Шаталовского района Воронежской области, а потом вошло в состав Старооскольского района Белгородской области.

Сразу после его назначения к нему в Шаталовку приехала уже беременная жена, на которой он женился в 50-ом ещё работая на заводе. А затем из совхоза Томилина перевели в райцентр, где он обслуживал 8 сёл.

Однажды летней ночью 1953 года в селе Городище, расположенном в 18-ти километрах от райцентра, произошло убийство участкового уполномоченного Николая Шаталова. Убийство честного и справедливого сельского милиционера вызвало огромный резонанс в округе. Николай был сирота, воспитывался в детдоме, не имел никаких родственников. С величайшим трудом ему удалось разыскать своего брата. И вот, когда ночью они вдвоём сидели в доме за столом, выстрелом через окно участковый был смертельно ранен.

Найти и изобличить убийцу было поручено коллеге погибшего – Василию Томилину. В то время сельский райотдел не имел в своём штате оперативников, и в помощники ему был выделен милиционер Шупшалов. Василий Тимофеевич с присущей ему энергией принялся за дело. В первую очередь, он установил, что выстрел был произведён из винтовочного обреза. Затем определил круг недоброжелателей погибшего участкового: кому он мешал или кого собирался разоблачить, привлечь к ответственности?

Далее Томилин принялся за изучение рабочих дневников Шаталова, которые содержали скупые записи, в виде намёков. В одном месте были подчёркнуты такие слова: «Заготовитель кож – злоупотребление…». По этой записи Василий Тимофеевич вышел на сельского специалиста по закупкам шкур домашних животных Кузьму Торопузова, выяснив, что он – мужик крутого нрава и с тёмным прошлым.

Он установил за ним наблюдение, а потом проконсультировался в райцентре о том, какие могут быть злоупотребления по работе у заготовителя. И вскоре Томилин и его помощник отправились в гости к Торопузову, визит к которому был «подан» как общение со всезнающим человеком.

В доме заготовителя была богатая обстановка: в комнатах – красивая по тому времени мебель, на полу – ковры. Хозяин встретил милиционеров с наигранной весёлостью. Василий Тимофеевич поинтересовался, как идут у него дела, не видел ли он что-либо подозрительного в ту памятную ночь и о чём говорят в селе.

Кузьма выдавал заученные ответы. Потом предложил гостям выпить. Милиционеры, естественно, отказались. Тогда хозяин, видимо, радуясь, что всё для него складывается благополучно, сам пропустил стаканчик за здоровье гостей. А Томилин тем временем размышлял о том, что ему предстоит доказать факты злоупотребления и угрозы разоблачения, а также установить их причинно-следственную связь с местью.

Гости уже собирались уходить, стали обуваться. И тут рядом с обувью на полке шаталовский участковый заметил оригинальную щётку. Сделана была она из куска гладкого дерева, который с одной стороны был обит шкурой, а с другой имел металлическую пластинку, покрашенную краской. «Где я мог видеть такую пластинку?», – стал мучительно размышлять Василий Тимофеевич. И вдруг вспомнил: «Это же затыльник от приклада винтовки!». С быстротой молнии в голове заскакали мысли: «Жлобы, позарились на кусок гладкого дерева! Не избавились от улики!.. Замазали краской!..». Преодолевая радостное волнение, он сказал хозяину: «Здорово придумано!» Хозяин, находясь в радужном настроении, выпалил: «Это сына Виталика работа!..» Но тут же, спохватившись, осекся…

Томилин взял в руки щётку. В это время на пороге появился сын хозяина. Участковый преобразился. Он схватил младшего Торопузова под руку и со словами: «Вот кто лёгок на помине!», увлёк его во двор.

«Как делал обрез и где он сейчас?», – с убийственным спокойствием спросил Томилин, показывая щётку. Парень ошарашено молчал, ничего не зная о разговоре отца с милиционерами.

– Найду обрез – хуже будет! За участкового – расстрел! Ты арестован, пошли с нами! – зловеще проговорил Томилин в лицо сыну заготовителя.

– Обрез в реке. Отец его туда бросил… Он стрелял… – залепетал вконец перепуганный Виталик.

…Через полчаса сельская ребятня нашла в реке орудие убийства участкового. И заготовитель стал давать правдивые показания. Кузьма Торопузов получил 25 лет тюремного заключения за своё злодеяние. Он и умер в тюрьме.

Так знание жизни, логика мышления и находчивость в сложившейся ситуации помогли Томилину раскрыть тяжкое преступление.

Но каждый день в милицейской работе требовались не только смекалка и опыт, но и новые знания. Поэтому, решив учиться дальше, Василий поступил в вечернюю школу, по окончании которой направил документы сначала в Одесскую, а потом в Саратовскую школу милиции.

Он вспоминал, что, едва начал работать в милиции, как ему на глаза попалась брошюрка «Осмотр места происшествия». Молодой милиционер внимательно её проштудировал и всё запомнил. Не случайно, когда первый раз приехал на кражу в село Владимировка Шаталовского района и начальник милиции спросил: «Кто осмотр будет делать?», он смело вызвался произвести его. «Как же ты его сделаешь, ты ж ещё молодой?..» – задал ему вопрос начальник. «А я знаю», – ответил начинающий страж порядка. После, когда он сделал осмотр, прокурор спросил Томилина: «Что ты оканчивал?» Тот же ему ответил: «Да ничего». «Я не верю, – сказал прокурор, – ты протокол составил по всем юридическим нормам…» И Василий Тимофеевич тогда понял, что надо учиться. Нельзя, чтобы у начальника милиции, у которого он начинал работать, было всего четыре класса образования, а у начальника розыска – только два.

В Саратовской школе милиции, куда он благополучно поступил, его назначили командиром взвода. И томилинский взвод из 26-ти взводов школы всё время занимал первое место. Через два года, когда Василий Тимофеевич отучился в этой школе (а это был первый её выпуск), начальник УВД Белгородской области Кондратьев лично прислал ему письмо, в котором предложил вернуться в Белгород на должность начальника милиции города Старый Оскол. Он же ему ответил, что отказывается от этой должности, предварительно позвонив из Саратова в Воронеж начальнику Управления милиции полковнику Смирнову, который согласился взять его к себе на работу.

У тёщи Томилина был большой дом в Землянске, туда переехала и жена с ребёнком. Поэтому он стал просить Смирнова направить его работать в Землянск. А в те годы как раз ввели институт следователей, их дали всего 6 единиц на всю область. Но Томилин всё же смог выпросить одну из них для себя. Так он стал старшим следователем Землянского РОМ.

Работал он хорошо, у него было много поощрений. И вот как-то звонит начальник отдела кадров УВД Ковалёв, и говорит: «Приезжай в Воронеж, надо с тобою перетолковать». Он приехал, подходит к кабинету Ковалёва, а тот из него вышел, и сразу, здороваясь, берёт его за рукав, и, не объясняя ничего, говорит: «Пойдём к генералу». Они входят в кабинет к Николаю Михайловичу Баранову, а генерал спрашивает: «Это кто?» Ковалёв ему отвечает: «Это старший следователь из Землянска – Томилин Василий Тимофеевич». Тогда Баранов говорит: «Ну что, 100 процентов раскрываемости будешь давать?!» Томилин ему: «Я Вас не понимаю, товарищ генерал». «А что тут понимать, мы Вас направляем начальником милиции в Абрамовский район, поэтому повторяю свой вопрос: «100 процентов раскрываемости будешь давать?!»» Василий Тимофеевич говорит: «Не знаю, как будет получаться». Тогда генерал бросает Ковалёву: «А чего ты мне его привёл, идите на хрен отсюда!..»

Через месяц Томилина опять вызывают. Он заходит в кабинет к Баранову. Тот встаёт из-за стола, подходит к нему, подает ему руку и говорит: «Товарищ лейтенант, извини меня, я неправильно поступил в прошлый раз. Я изучил Ваше личное дело, Вы вполне подходите быть начальником милиции. Я Вас прошу согласиться с должностью начальника Поворинского отдела». Томилин отвечает ему: «Это очень ответственная должность, хотя, работая участковым, опером и следователем, эту работу я немного знаю, но руководить я ещё не желал бы». Но генерал стал упрашивать. «Я Вас очень прошу, – сказал он Василию Тимофеевичу. – А если не будет получаться, мы Вам поможем…»

Томилин с Ковалёвым выходят из кабинета, идут по коридору, а навстречу им идёт замначальника уголовного розыска Иван Метёлкин. «Вась, куда тебя?», – спросил он Томилина на ходу. Тот говорит: «Да в Поворино». «А чего ты в Карачан не попросился, там же место свободное?» – парировал Метёлкин. «Не знаю, мне сказали, что на это место уже назначили Ивана Коровина…»

В 3 часа дня Василия Тимофеевича вместе с Коровиным и Ковалёвым вызвали в обком партии к заведующему административным отделом Николаю Николаевичу Калинину. А до этого Томилин разговаривал с Коровиным, и, спросив его, откуда тот родом, узнал, что приехал он из Хмельницкой области Украины, и что там 6 лет работал начальником райотдела.

«Я тогда говорю Калинину, – рассказывал наш герой: «Несправедливо как-то получается, что генерал предложил мне стать начальником милиции в Поворино. Это узловая станция, город. А Коровина с его опытом назначили в Карачанский район, где всего 8 сельсоветов и преступность маленькая. Что Вы решили меня сразу в пекло бросить?..»» «И действительно, – говорит Калинин, обращаясь к Коровину, – Томилин правильно рассуждает, ему в должности начальника только начинать, а Вы уже шесть лет работали, может, Вы возьмёте Поворино?» «А мне без разницы», – отвечает Коровин. Тогда Калинин говорит Ковалёву: «Ну, в таком случае переделывайте кадровую расстановку…» Так Коровин поехал в Поворино, а Томилин в Карачан Терновского района Воронежской области, который с 1954 по 1957 год входил в Балашовскую область.

Томилин приехал в Карачан в декабре 57-го года. В это время ему как раз присвоили звание старшего лейтенанта милиции, и в свои 29 лет он был самым молодым начальником. Но в первый же год его работы по раскрываемости и по дисциплине райотдел занял 1 место.

В Карачане он проработал 5 лет, всё это время отдел занимал только первые места, и нераскрытых преступлений там не было. А по окончании высшей школы МВД СССР, в которую Томилин поступил, ещё работая в Землянске, его направили в Борисоглебск заместителем начальника горотдела.

В Борисоглебске он проработал три года. Там ему дали квартиру. Сначала без удобств, а потом председатель горсовета пришёл к нему и говорит: «У меня освободилась квартира рядом со мной на этаже, я тебя прошу – переходи туда».

Однажды, в период отпуска начальника горотдела Котенко, Томилин исполнял его обязанности. В это время поступило письмо от директора школы о том, что воруют пшеницу в Губарях, и что в кражах замешаны участковый и два старших опера. Томилин поговорил с этим директором, потом вызвал участкового и оперов, но последние не признавались, говорили, что такого не было. Но директор школы зашёл к прокурору, прокурор вызвал упомянутого им участкового, и тот «раскололся».

Вороватых милиционеров арестовали. Котенко приехал из отпуска, и говорит Томилину: «Что ты натворил, как ты мог их арестовать!» А тот в ответ: «Да я их не арестовывал, это сделал прокурор, я просто вызвал для объяснения». В итоге же оказалось, что они принимали непосредственное участие в краже пшеницы. Как признался участковый, 4 машины зерна он завёз отцу в село Пески Поворинского района. У него и оперов эту пшеницу нашли и изъяли. А затем приехала комиссия из Москвы, прокурор области Жгутов и начальник УВД Борис Алексеевич Жуков. И после этого бюро райкома решило освободить от занимаемой должности Котенко. Таким образом, Котенко стал начальником тюрьмы, а Василий Тимофеевич начал исполнять обязанности начальника горотдела.

Вот после этого и прилетел замначальника УВД по кадрам Лапин, который сказал Томилину: «Ты хорошо поработал. Принимай отдел». Но, несмотря на все его уговоры, тот не дал согласия. А через полгода в Борисоглебск из Рамони приехал следователь Николай Васильевич Борисов, который и принял горотдел. Однако уже спустя несколько дней его поведение вызвало в Томилине бурю негодования…

Василий Тимофеевич часто работал допоздна. В один из таких поздних вечеров он проходил мимо театра. Там тогда вместо спектаклей по вечерам устраивали танцы. Услышал музыку и шум, решил посмотреть. Заходит он и видит: стоит директор театра. Томилин поздоровался с ним и спросил: «Как дела?», а он ему в ответ: «Смотри, танцует наш начальник милиции». Действительно, в центре круга этой дискотеки вместе со всеми, в том числе и с криминальными элементами, отплясывал Борисов…

В 1965 году Василий Тимофеевич отдыхал в кисловодском санатории МВД «Эльбрус», и с ним в одной палате жил замначальника по кадрам УВД Харьковской области. Однажды он ему говорит: «Василий Тимофеевич, завтра в 5 утра приезжает первый секретарь Харьковского обкома, поедем со мной его встретим». Он позвонил своему другу, тот дал «Волгу», и они поехали встречать секретаря. После же сблизились с ним, и в течение двух недель одной компанией ходили в театр и на всякие вылазки.

Как-то в разговоре секретарь харьковского обкома спросил у заместителя начальника УВД: «А у тебя укомплектована должность начальника уголовного розыска?» Он отвечает: «Нет». «Так давай мы Василия Тимофеевича заберём к себе, – говорит секретарь, – мне он нравится». И они договорились забрать Томилина в Харьков. Василий Тимофеевич написал рапорт, отдал в кадры. А дней через десять ему звонит Лапин, и говорит: «Приезжай сюда, из Харькова затребовали твоё дело, генерал тебя вызывает». Он приезжает, заходит к Жукову, а тот спрашивает: «Что это ты в Харьков собрался ехать?» Томилин стал оправдываться перед генералом. Да и к тому же это его решение было вызвано тем, что у него в отделе начались уже трения с начальником.

«Да ты что, с ума сошёл!», – кричал Жуков, снимая трубку и начиная звонить первому секретарю Воронежского обкома Хитрову. «Степан Дмитриевич, – говорит он ему, – у меня тут Томилин сидит с Борисоглебского отдела, в Харьков собирается переводиться…» «Какой Харьков? – отвечает Хитров. – Давай его ко мне…». Жуков сажает Томилина в машину и везёт к Хитрову. «Василий, что я тебе плохого сделал!?», – недоумевает Хитров. А тот ему: «Степан Дмитриевич, ничего, только хорошее». «Так куда ты и зачем собрался?.. Я тебя не пущу», – говорит Томилину первый секретарь. «Что будем делать?» – обратился Хитров к Жукову. «Да он у меня давно просился перевести его в Воронеж», – отрапортовал комиссар милиции. «Хорошо, – ответил на это Степан Дмитриевич, – мы тебя возьмём в Воронеж, только не уезжай». Жуков говорит: «У меня освободились два места в Семилуках – начальника и его зама». Хитров кивает головой и восклицает: «Давай его на Семилуки!..»

Семилукский райотдел Василий Тимофеевич принял в январе 66-го года. Милиция располагалась в тесных неудобных помещениях двухэтажного дома, все 6 следователей сидели в одном кабинете, опера – тоже, а у отделения ГАИ стол располагался возле туалета. Видя столь плачевное состояние милиции, Томилин пошёл к секретарю райкома Юшину, и говорит: «Иван Фёдорович, так работать нельзя, отдайте нам второй подъезд…» А он ему: «Куда же я выселю 4 квартиры…» «Ну что делать тогда?» – спрашивает начальник РОВД. «Думай, а не спрашивай, если нельзя работать, строй…», – отвечает он.

«На что строить, у меня всего 5 тысяч рублей на ремонт здания?», – говорит Томилин. Тогда Юшин снимает трубку, набирает номер директора завода огнеупорного кирпича, и обращается к нему: «Анатолий Павлович, у меня сейчас находится начальник милиции, он к тебе подъедет, и Вы подумайте вместе с ним как построить новое здание райотдела». И действительно, тот директор стал помогать, фундамент и всю столярку взял на себя. А потом Томилин поехал к директору Придонского силикатного завода и тоже попросил его помочь с кирпичом.

Василий Тимофеевич начал стройку как заправский прораб. Он выписал из Ленинграда проект райотдела, нанял двух каменщиков, которые по его заданию клали два ряда в день, а мелкие хулиганы – пятнадцатисуточники подносили кирпич и выполняли другую подсобную работу. Когда был возведён первый этаж, работа остановилась из-за отсутствия перекрытий. Но тогда он решил поехать к председателю облисполкома Мирошниченко, которого знал ещё по Карачану. И тот откликнулся, вызвал начальника финотдела, и распорядился, чтобы Томилину дали 25 тысяч рублей. Таким образом, он закупил эти плиты, и за 11 месяцев райотдел был полностью возведён. Кроме того, там построили 11 гаражей, здание медвытрезвителя и посадили деревья.

Василий Тимофеевич позвонил тогда Жукову и пригласил его на открытие нового райотдела. Приехал он, его заместитель Солохненко, который потом был начальником УВД, и зам по кадрам Фролов. Жуков как увидел райотдел, так и обомлел. «Я думал ты какую-то курню построил, а тут просто шикарное здание», – произнёс комиссар милиции. Его поразило то, что у каждой службы и каждого руководителя был свой кабинет: отдельно следователи, оперативники, дежурная часть, КПЗ, ГАИ, паспортный отдел… И Жуков тогда воскликнул: «Василий Тимофеевич, ты – молодец! Что тебе за это дать?..» А Томилин, не будь промах, говорит: «Дайте мне новую служебную машину», на что Борис Алексеевич сказал: «Получай «Волгу». И вскоре он послал шофера в Горький, и тот пригнал ему новую «Волгу»…

В 1969 году Томилин попросил перевести его в Центральный РОВД города Воронежа на освободившееся место заместителя начальника. В этой должности он прослужил три года. Как раз тогда на смену рассудительному Жукову пришёл нетерпеливый генерал Николай Нестерович Любых.

Как-то в начале 70-х годов Василий Тимофеевич, находясь в отпуске, взял две путёвки в Сочи. Уже собрался ехать с женой на вокзал, но тут – телефонный звонок. Сам генерал Любых сообщил ему, что на территории района зарезали парня, причём его труп был брошен к воротам тюрьмы. Это был вызов милиции, поэтому, вместо вокзала, Томилин поехал в морг.

В морге он увидел весь исколотый ножом труп. Череп у него был разбит, лица не видно. Поэтому Томилин попросил работающих в морге женщин вымыть у погибшего лицо. Затем его фотографируют, и с этой фотографией Василий Тимофеевич едет на телевидение. Там он просит показать снимок в эфире, убеждая в этом телевизионщиков, категорически не желавших травмировать души зрителей. И уже вскоре в новостях показывают обезображенный труп.

Двое суток телефон молчал. На третий день позвонила девушка и сообщила, что на экране был показан труп слесаря из их строительной организации. Как узнали сыщики, этот парень проживал в общежитии и не так давно получил зарплату за три месяца. А вскоре нашёлся свидетель, который видел, как двое молодых мужчин выпивали у кинотеатра «Пролетарий». Один из них был похож на потерпевшего, другой – высокий, чернявый, крепкого телосложения…

Вместе со старшим оперуполномоченным угрозыска Михаилом Говердовским Томилин поехал в общежитие. В общежитии они узнали, что там проживал друг погибшего – высокий чернявый Михаил Манаков, но за день до их визита парень рассчитался с работы и уехал в Белгородскую область. В отделе кадров этой организации им удалось выяснить, что Манаков родом из Нового Оскола. Туда Томилин с Говердовским сразу и поехали.

В доме родителей Михаила они нашли его окровавленную одежду. Родители сообщили, что их сын собрался ехать в Донбасс, к родственникам, проживающим на станции Светлодарская. Розыскники направились к поезду «Москва-Дебальцево». На вокзале узнали у кассира, что высокий брюнет спрашивал билет до станции Светлодарская. Поэтому они моментально ринулись к поезду, в котором, обойдя все вагоны и осмотрев даже их крыши, не обнаружили Михаила. Тогда в Волоконовке Томилин решил заглянуть в почтовый вагон, в котором ему приходилось ездить по молодости, когда в кассе не было билетов.

«Есть ли кто из посторонних в купе вашего вагона?», – спросил Томилин у почтового работника, показывая служебное удостоверение. И тот, помявшись, признался, что один безбилетный парень очень уж просил подвезти его до Валуек… Томилин с товарищем нырнули в вагон, в котором мимо них попытался проскользнуть подпольный пассажир. Но не тут-то было – разыскиваемый был схвачен. В Воронеже преступник дал показания о том, что убил товарища из-за нескольких сотен рублей.

На другой день генерал Любых помог Василию Тимофеевичу отправиться по путёвке в Сочи. Однако по приезде из курортного города Томилин сразу же включился в расследование нового дела об убийстве. А фабула его была такова.

Шофёр из Запорожья со своим напарником привёз на воронежский Щепной рынок машину яблок. После утомительного пути они зашли в ресторанчик, там выпили, закусили, а, когда подошло время расчёта, вспомнили, что деньги оставили в машине. Шофёр отправился за ними и не вернулся. Вскоре недалеко от машины его нашли мёртвым.

Приехав на место происшествия, Томилин стал беседовать с водителями проходящего мимо общественного транспорта и опрашивать жильцов ближних домов, надеясь узнать полезную информацию. Опрос был тщательным и длительным, но результатов всё не было. И вдруг нашёлся один водитель, который рассказал, что видел, как недалеко от места убийства какой-то милиционер тащил за руку девушку. Она упиралась, не хотела идти…

Тогда маститый сыщик предположил, что это, наверное, работник вневедомственной охраны, дежуривший в 4-ом универмаге. Его разыскали, но в разговоре с ним «страж порядка» стал «темнить». Тогда замначальника райотдела пригрозил ему, что он его сейчас же арестует, и этот милиционер признался, что вёл за руку свою знакомую.

Как выяснилось, она проживала в заводском общежитии, расположенном в Коминтерновском районе. Отправившись туда, Томилин нашёл эту девушку, и та рассказала, что не так давно незнакомый милиционер её… изнасиловал.

Оказалось, дело было так. За несколько минут до убийства девушка шла со своим женихом мимо рынка. С другой стороны с ней рядом находился приятель жениха. Вдруг жених набросился с кулаками на своего товарища, обвиняя его в том, что тот на ходу обнимает его девушку. Завязалась драка, дерущихся пытался разнять прохожий. Но жених со всей силы ударил подошедшего мужчину по голове, и тот свалился замертво. Видя такой оборот дела, жених и его товарищ бросились бежать. Девушка застыла в оцепенении.

Милиционер со своего поста следил за этой сценой. Он вышел из укрытия, подбежал к девушке и потащил её в укромное место, заявляя, что если она будет сопротивляться, то он привлечёт её к ответственности как соучастницу преступления. Овладев девушкой, а затем бросив свой пост, «страж порядка» повёл провожать её до общежития. Расставаясь, они твёрдо обещали друг другу, что будут молчать: милиционер – об убийстве, а девушка – об изнасиловании.

После Томилин узнал от девушки, что зовут её жениха Максим Митрохин, работает он слесарем на заводе имени Коминтерна, а проживает тоже в заводском общежитии…

При виде милиционеров Митрохин выпрыгнул из окна третьего этажа и убежал. Вскоре его заметили у кинотеатра «Спартак». Обнаружив слежку за собой, он подобрал у стены дома кусок проволоки, забежал за кинотеатр и пропал. Милиция осмотрела весь сквер, заглянула в мужское отделение подземного туалета, но Митрохин как в воду канул. Тогда Томилин спросил у женщины, вышедшей из женского отделения туалета: «Нет ли там мужчины?»

«Ненормальный какой-то! Влетел, как скаженный! Приспичило ему бачок чинить», – возмущенно ответила женщина. Там Митрохина и взяли…

В январе 1972 года, вернувшись из очередного отпуска, Томилин вновь был вызван начальником УВД. Но теперь не в связи с громкими убийствами, раскрывать которые генерал поручал ему. На сей раз одному из лучших розыскников области Любых сделал предложение перейти на должность начальника ОБХСС УВД. Томилин сказал ему тогда: «Я не рвусь к власти, мне не нужны эти посты…» Но он его опять уговорил, и тот дал согласие.

По словам Василия Тимофеевича, на этой должности у него была цель – работать по крупным делам. На это он настраивал всех начальников райотделов, да и сам стал заниматься разработкой таких дел, которые, как правило, начинались с сущих мелочей.

Так, в Центральном РОВД работал начальником уголовного розыска Дмитрий Петрович Бабешко. Он отдавал дочь замуж и хотел купить в подарок ковёр. Зашёл к директору ЦУМа Иванову попросить подобрать ему подарок, а тот буквально выгнал его из кабинета. Рассказ Бабешко об этом так «задел» Томилина, что он сразу направился к Иванову и сказал ему: «Как же Вы могли начальника розыска выгнать?», а директор в ответ, мол, кому ковёр нужен – пусть в очередь становится. «Да Бабешко день и ночь работает, когда ему становиться», – сказал Томилин директору, а Иванов стал вилять и отнекиваться. Томилина это «зацепило», он вызвал начальника ОБХСС Центрального РОВД Левыкина, и предложил ему заняться проверкой работы ЦУМа.

Эта работа велась целый год и дала ощутимые результаты. Сначала были арестованы все заведующие отделами и четыре заместителя Иванова, которые перепродавали «налево» холодильники, ковры, меха и другие дефицитные тогда товары, а также списали, как подпорченную, большую партию шведских пальто. В общем, совершали хищения и взяточничества в особо крупных размерах. Около полутора миллионов рублей составила сумма этих хищений и около миллиона – общий размер взяток.

Последним штрихом в этой операции было задержание Иванова. Часть сотрудников милиции направилась брать его прямо в квартире, двух человек Томилин оставил в аэропорту, ещё двух – в ЦУМе.

– Директор поехал в ЦУМ, – вспоминал Василий Тимофеевич, – и я говорю своим людям: «Предложите, чтобы он ко мне приехал», а они мне отвечают: «Он не собирается ехать, твердит, что на самолёт опаздывает». «Дайте ему трубку», – прошу я. Они дают трубку, и я говорю Иванову: «Александр Георгиевич, ты никуда не поедешь, пока у меня не побудешь». И он приехал…

Много подобных дел было в жизни нашего героя. Но, когда его милицейская выслуга составила 25 лет, Николай Нестерович Любых вызвал и говорит: «Пора на пенсию». Томилин стал ему возражать: «Мне 45 лет, а я – полковник…» Но генерал упрямо стоял на своём. В итоге Василию Тимофеевичу ничего другого не оставалось, как прийти в свой кабинет и позвонить в Москву.

Вскоре он приехал в столицу, зашёл к начальнику ОБХСС МВД, и сказал ему: «Павел Филиппович, я больше не буду в ОБХСС работать, я столько нажил себе врагов!.. Поэтому хочу поработать в розыске, насколько мне это удастся». Перевозник позвонил тогда начальнику розыска МВД, тот приехал и сделал несколько предложений Томилину, из которых он выбрал должность начальника уголовного розыска Липецкой области.

Так в 1977 году он переехал в Липецк, где проработал 5 лет. А за это время ему предлагали должность министра МВД Северной Осетии, просили возглавить абхазскую милицию или стать заместителем начальника УВД Тюменской области. Но от всех этих предложений он отказался. А потом, когда Любых освободили, генерал Солохненко стал приглашать Томилина на должность своего зама, однако это предложение так и осталось нереализованным. Поэтому в ноябре 1983 года Василий Тимофеевич решил уйти в отставку.

Но отставка для него была просто формальным делом, ведь до преклонного возраста он продолжал трудиться. После ухода на пенсию Томилин три года работал на стадионе «Динамо», потом ушёл в Управление сельского хозяйства, в течение 15-ти лет руководя там садоводческими товариществами. А затем устроился начальником службы безопасности в Воронежскую лесотехническую академию, ставшую в 2015 году лесотехническим университетом, где проработал до 80-ти с лишним лет.

Долгое время, помимо основной работы, он проводил занятия с молодыми специалистами в городском УВД и помогал воронежскому розыску раскрывать преступления, в том числе и громкие, резонансные. А, когда в ВГЛТУ набирали новых студентов, Василий Тимофеевич тоже принимал участие в проведении собраний с ними, рассказывая им о том, какой должен быть порядок в стенах вуза, как студенты должны себя вести.

Действительно, молодёжи было чему у него учиться и подражать. Потому что Томилин – на самом деле Заслуженный работник МВД, и был им до конца своих дней. Правда, не для всех, а только для тех, кто жил честно, открыто и не нарушал Закон. И он был очень рад тому, что праведные милицейские дела, которые когда-то вершил, теперь будут продолжать его внуки.

Внучка и внук Василия Тимофеевича окончили милицейский вуз, и продолжили службу в уголовном розыске областного управления. Другая внучка тоже – офицер полиции, 5 лет работала следователем, а теперь преподаёт теорию государства и права в Воронежском институте МВД России.

Да и вообще у Томилина большая милицейская династия, которой он всегда гордился. В её составе были и его племянник – Павел Алексеевич Томилин, который от участкового дорос до заместителя начальника УВД по тылу, и двоюродный брат Михаил Максимович Малахов, какой по окончании юрфака ВГУ долго работал следователем, и дети племянницы Алексей и Александр Подкопаевы, тоже выбравшие милицейскую стезю, и дочь двоюродной сестры, нашедшая своё призвание в разрешительной системе УВД, и другие родственники.

А это значит, что жизнь Василий Тимофеевич прожил не напрасно. Он смог передать собственную увлечённость милицейской профессией своим близким. Они его не подвели, и, можно надеяться, подводить не будут.

Непревзойдённая богиня

Эту внешне спокойную миловидную женщину многие бывшие её коллеги называют сыщиком от Бога. Обычно такое определение редко дают женщинам. Но для бывшего начальника ОБЭП Ленинского РОВД Воронежа подполковника милиции в отставке Валентины Николаевны Ивановой, которая завершила службу в милиции в июне 2000 года, такой эпитет вполне закономерен. Ведь она была непревзойдённым оперативником, каким гордился весь райотдел. Женщиной-сотрудником, которая могла дать фору многим мужчинам. Которая была настолько смелой, что могла одна вступить в схватку с преступником и задержать его.

Непреодолимое желание работать в милиции и самой раскрывать преступления возникло у Валентины ещё в юности, в рязанской средней школе, где она училась. Однажды на обложке любимого журнала «Огонёк» она увидела фотографию девушки в милицейской форме, и сразу сказала себе: «Я хочу быть такой же».

Валя всегда была очень самостоятельной и напористой девушкой. Поэтому запретить осуществлению её отнюдь не девичьей мечты не мог никто – ни родители, которые всю жизнь проработали шкиперами в речном пароходстве, ни подруги, ни, тем более, учителя. Вот и решила действовать по собственной и никем неконтролируемой инициативе.

В 1970 году, сразу после вручения аттестата зрелости, Валя собралась поступать в Калининградскую среднюю школу милиции. Но, когда узнала, что туда не берут женщин, сильно разочаровалась. И все же не отказалась от своей мечты. Поэтому, стремясь получить милицейское образование и работать в милиции, пусть для начала даже писарем, она направилась в Рязанское управление внутренних дел.

В отделе кадров УВД ей снова предложили Калининградскую милицейскую школу да ещё спросили: не боится ли она туда ехать, чтобы учиться. Но об этом её не надо было спрашивать, ведь учиться там Валентина считала огромным счастьем. И потому, опять окрылённая, она всеми силами уцепилась за это предложение, и бросилась навстречу своему счастью.

Получив путёвку в райкоме комсомола, девушка поехала в Прибалтику. Сдала все экзамены на «отлично», но, когда предстала перед приёмной комиссией, то заместитель начальника школы выступил против её зачисления, мол, она несовершеннолетняя, пусть приезжает на следующий год. И в самом деле, перед членами комиссии тогда стоялая маленькая хрупкая девчонка, которой ещё не было восемнадцати. Однако начальник Калининградской школы Василий Акимович Чепрасов возразил своему заместителю, сказав, что эту абитуриентку можно принять, так как 18 лет ей исполнится уже через два месяца. Так Валентина была зачислена на первый курс.

Два года проучилась она в этом милицейском учебном заведении, а на втором курсе вышла замуж за своего однокурсника Виталия Иванова. С ним-то она и поехала в Воронеж (потому что муж здесь родился и жил), и они вместеустроились на работу в Ленинский РОВД. Виталия взяли участковым, а Валентину направили в спецчасть по работе с «поднадзорниками» – ранее судимыми людьми. Там она отслужила год, а потом была переведена инспектором в детскую комнату милиции и до декабря 1976 года вела работу с трудными подростками.

Как говорила сама Валентина Николаевна, любая работа в милиции ей была по душе. И всё-таки больше она тяготела к розыску и БХСС. Вот и решилась после четырёх лет службы в Ленинском РОВД пойти в отдел кадров УВД.

Начальником отдела кадров в то время был Пётр Николаевич Пучнин, и он тогда ей сказал: «Ни в уголовный розыск, ни в БХСС мы женщин не берём, слишком сложная и ответственная для них работа». Но настойчивости Валентине Николаевне было не занимать. Поэтому однажды она записалась на приём к генералу Николаю Нестеровичу Любых. «Я всю жизнь мечтала об оперативной работе, и с удовольствием бы пошла в розыск или БХСС…», – стала говорить она начальнику УВД, и довольно проникновенный тон этого её обращения ему понравился. «Ждите. Как что-нибудь будет для Вас подходящее, Вам обязательно сообщат», – кратко ответил генерал. И получилось так, что ожидание Ивановой длилось не очень долго.

В декабре 1976 года Валентину Николаевну пригласили в УВД и предложили должность инспектора ОБХСС Ленинского РОВД. Естественно, она дала согласие, и таким образом почти 24 года посвятила этой службе. 8 лет она была там инспектором, 6 – старшим оперуполномоченным, 2 года – замом начальника отделения и 8 лет – начальником ОБЭП. И все время трудилась в окружении одних мужчин и руководила ими.

По словам Ивановой, отделению приходилось работать в постоянном напряжении. Сама она иногда по трое суток не появлялась дома. Благо, была свекровь, которая растила её сына. Ведь муж Виталий из участковых тоже вскоре перешёл на оперативную работу и также был вечно занят.

Вспоминая о своём отделении, в котором в 70–80 годы работали по 12–14 человек, Валентина Николаевна отмечала, что почти постоянно оно занимало первые места, и не было ни одного сотрудника, какой бы с прохладцей относился к обязанностям. А среди криминальных происшествий, происходящих в Ленинском районе тогда, как правило, преобладали преступления по линии БХСС: хищения в крупных размерах, взятки и спекуляция, к выявлению которой относились в те времена очень серьёзно.

«Один раз, – рассказывала Иванова, – разбираться со случаями спекуляции мне пришлось даже на праздник «8-е марта». Для этого я одна отправилась в Москву, куда успела слетать за сутки аж три раза! Да ещё привезла оттуда с собой женщину, задержанную с большой партией импортной одежды. Так что подвиги в мирное время тогда были, можно сказать, обыденным явлением».

В тот период в Ленинском районе чаще всего торговали платками, кальсонами да колготками, которые делали в Доме Быта из двух пар чулок. Ими спекулировали, их и расхищали. Но было много и других хищений.

Работая инспектором и старшим оперуполномоченным ОБХСС, Валентина Николаевна главным образом обслуживала трикотажную фабрику, гормолзавод, завод «Электроприбор» и мясокомбинат. В основном, хищения там совершались ночью. Ситуации были разные. И, хотя, как говорила Иванова, панического страха у неё не было никогда, ей приходилось проявлять особую бдительность. Так как расхитители могли пойти на всё, вплоть до убийства. Не случайно однажды ими был зарезан начальник охраны мясокомбината. То есть шло повальное и невообразимое воровство.

В 70–80 годы особенно оно процветало на Воронежском мясокомбинате, откуда через заборы перебрасывали целые туши. Тогда там заборы стояли лишь в некоторых местах. Поэтому нередко начальник БХСС Евгений Ламзин и вместе с оперуполномоченным Виктором Гончаровым выставляли по периметру мясокомбината ночную засаду. Она выжидала, пока кто-нибудь перебросит через забор свёрток с мясом и перелезет сам, отлавливая, таким образом, злоумышленников на месте совершения преступлений. Но даже больше Ламзина с его засадами боялись расхитители старшего оперуполномоченного БХСС Валентину Иванову, уже тогда прослывшую в районе довольно смелой, бескомпромиссной женщиной.

Однажды в дежурную часть поступило сообщение о крупной краже со взломом на трикотажной фабрике. Однако, занимаясь распутыванием этого преступления, Валентина Николаевна выяснила, что взлом был липовый, и что на протяжении длительного времени хищениями рулонов дорогостоящей трикотажной ткани занималась одна работница этой фабрики. Но приходилось раскрывать Ивановой и преступления чисто по линии уголовного розыска. В том числе, квартирные кражи.

Как-то зимним днём в начале 80-х годов вместе с секретарём канцелярии Тамарой Васильевой она, будучи ещё молодым инспектором ОБХСС, пошла пообедать в кафе «Океан». И вдруг обращает внимание, что в кафе вошёл мужчина лет 35-ти в чёрной искусственной шубе и шапке, а в руке держит большой чемодан. Иванова слышит и видит, что этот посетитель быстро подзывает официанта и, раскрыв чемодан, начинает предлагать ему всевозможные вещи.

Заподозрив в нём человека, который явно пытается сбыть что-то краденное, она тотчас встает из-за столика и направляется к незнакомцу. «Что Вы тут продаете?», – смело спрашивает она его. А тот ей отвечает: «Да золотишко есть, разные вещички, шапочка норковая…» «Ну, покажи…», – ещё больше осмелев, говорит молодая сыщица. И таинственный коммивояжёр принимается показывать ей содержимое чемодана: золотые перстни, колечки и прочие дорогие украшения. Глядя на них, Валентина ещё сильнее понимает, что перед нею квартирный вор.

Но в какой-то момент, хотя она старается держаться непринужденно, незваный посетитель, видимо, тоже начинает догадываться, что с ним разговаривает не обычная женщина. Поэтому, когда Иванова, размышляя о том, как задержать сбытчика, попросила его присесть, чтобы внимательнее рассмотреть товар, он сразу сообразил сказать: «Ладно, ладно, сейчас всё достану и покажу, только на минуту выйду на улицу, меня там ждёт клиент…»

Вот тогда-то наша героиня и убедилась окончательно, что надо действовать незамедлительно. Она цепко ухватила его за рукав и принялась тащить в зал, где собралось немало людей. «Помогите задержать преступника! Он квартирный вор! Я инспектор милиции…», – стала кричать молодая сотрудница, которой не было ещё и тридцати, обращаясь к сидящим за столиками ребятам. Но усилия Валентины найти поддержку со стороны граждан оказались тщетными. «Это Ваши проблемы, Вы с ними и разбирайтесь…» – ответили ей из зала. И тут домушник вырывается из рук Ивановой, и швыряет её на пол, выложенный керамической плиткой.

Падая, Валентина разбивает в кровь колени. Однако в этот миг ей делается больно не только от падения, но и от обиды за то, что она не смогла удержать преступника. Ей становится стыдно за свою беспомощность, как сотрудника милиции. И поэтому она, превозмогая боль и не обращая внимания на окровавленные колени, поднимается с пола, и устремляется вслед за злодеем.

Настигнув беглеца уже у входной двери, Иванова опять одна бросилась на него, и, ухватившись руками за концы висевшего на его шее длинного шарфа, перехлестнула их (чтобы он не вывернулся и не выскочил), и стала тянуть на себя. Эта её уловка подействовала. И таким образом она смогла быстро затащить преступника в кафе, куда уже вскоре прибыли находившиеся поблизости сотрудники милиции, которых по телефону вызвала Тамара Васильева. Как выяснилось потом, этот домушник совершил несколько квартирных краж и находился в розыске.

Вообще Валентина Николаевна – такой человек, который никогда не пройдёт мимо происходящей на глазах драки, хулиганства, а тем более уж серьёзного преступления. На преступников же у неё было просто чутьё. По повадкам, манере одеваться, говорить, прятать глаза она могла вычислить их в любой толпе.

Очень хорошо своим намётанным взглядом вычисляла она расхитителей на мясокомбинате. Бывало, стоит на проходной, притаившись (ведь многие рабочие были наслышаны о ней и, узнав о том, что дежурит Иванова, моментально избавлялись от ворованной продукции), и сразу видит, кто несёт, а кто выходит пустым. Был даже случай, когда Валентина Николаевна одна задержала 16 человек, и ей потом говорили: мол, она работает, как Кашпировский, гипнотизируя людей взглядом, после чего те тот час вытаскивают всё, что они могли спрятать.

И, правда, в этом случае, Валентина Иванова, которая не обладала способностями Кашпировкого, действовала просто как хороший психолог. «Присядьте, – говорила она работницам убойного цеха, – пусть каждая положит на стол свой пропуск и похищенную продукцию. У кого её будет всего 3 килограмма, того я сразу отпущу без составления протокола. Так что давайте, начинайте, и выходите по порядку…» После этих слов в цехе воцарилась гробовая тишина, и каждая работница по очереди стала доставать похищенную продукцию. И у каждой при взвешивании её оказалось по 15, 16, 18, 20 и более килограммов…

Большое количество продукции постоянно пропадало на заводе резиновых изделий. Поэтому и здесь Ивановой, хорошо знавшей психологию поведения злоумышленников, нередко пригождались смекалка и интуиция, чтобы задержать их с поличным. Вместе с другими оперативниками ночью она перелезала через высокие заборы, забиралась на крыши цехов, через которые проникала внутрь, и там участвовала в засадах.

Буквально все начальники райотдела, с которыми за 28 лет службы успела поработать Валентина Николаевна, испытывали уважение к ней и гордились ею. Поэтому, если вдруг над нею начинали «сгущаться тучи», они сразу разводили их, никому не давая её в обиду. Она была и осталась любимицей большинства сотрудников РОВД того времени, и многие, обращаясь к ней, называли её просто и ласково – «Валя Николаевна». Потому что сама по себе она была искренним, отзывчивым, и в тоже время прямым человеком, никогда ни перед кем не юлила и никогда никого не подводила.

Где-то в середине 80-х приезжавший в Воронеж один из заместителей министра внутренних дел решил проверить работу Ленинского РОВД по линии уголовного розыска, а за одно запросить дела сотрудников ОБХСС. И так уж получилось, что к его прибытию в райотдел никого из руководства не оказалось. Поэтому бразды правления пришлось взять на себя Валентине Ивановой, которая в то время была обыкновенным рядовым сотрудником. Не испугавшись высокого начальника, она обо всём ему обстоятельно рассказала, разложив всё по полочкам. Так что потом этот замминистра целый месяц ставил её в пример, говоря: «Вот учитесь у женщин как надо оперативникам работать».

Исполняя уже обязанности начальника ОБЭП, Иванова умела постоять за себя и за свою службу. Неспроста бывший начальник криминальной милиции Ленинского РОВД Василий Григорьевич Савин, которого она знала ещё рядовым оперативником, постоянно брал её на все совещания в УВД, где заслушивали уголовный розыск и БЭП. Так как понимал, что она полностью владеет всей информацией по своему направлению работы, всегда может с достоинством отчитаться, и сказать о недостатках других прямо им в глаза, а не за спиной.

Вместе с тем, многие сотрудники райотдела, от рядового до начальника, приходили к Валентине Николаевне как к духовному пастырю. Шли со всеми своими бедами и проблемами, и каждому, чем могла, она помогала.

О том, что эта обязательная женщина выходила на службу по велению сердца, как, впрочем, и некоторые её коллеги (взять, скажем, прежнего начальника ОБХСС Виктора Семёновича Гончарова, сутками дежурившего на работе), можно рассказывать часами. Она часто приезжала вечером в отдел вовсе не по вызову или по тревоге, а потому что просто переживала о том, как идут дела в отделении, не требуется ли её помощь. Поэтому, даже уезжая в отпуск на свою родину, всё время дергалась и рвалась на работу, стараясь под любыми предлогами выйти из него как можно раньше.

Сегодня Валентина Николаевна до сих пор испытывает бесконечную тоску по своей прежней работе и говорит, что вся её жизнь в милиции была насыщенной и безумно интересной. Даже при том, что зарплата у неё была небольшой, что все крупные вещи она покупала только в кредит, и что в денежных вопросах ей еле-еле удавалось сводить концы с концами. Даже при всей опасности своей службы и при всех её непредсказуемых моментах.

Да оно и понятно. Ибо работа в милиции для неё была всем: и вторым домом, и второй семьей, где проводилась большая часть времени, а главное – сбывшейся мечтой, которую она сама придумала в детстве.

Наверное, это было предначертано ей судьбой. И, видимо, недаром она родилась 9 ноября – накануне милицейского праздника. Ведь именно в этот день Валентина Николаевна принимает поздравления тех, кому она была близка по духу. И, разумеется, не случайно за годы своей милицейской службы в Ленинском РОВД она заработала свыше 140 поощрений, была удостоена чести сфотографироваться у развернутого Знамени УВД, и получила несколько ведомственных и правительственных наград, одна из которых медаль ордена «За заслуги перед Отечеством II степени».

Опер с гуманитарным уклоном

Разные языки страшнее всех пистолетов. Примерно так, перефразируя крылатое выражение Грибоедова, мог бы сказать каждый, кто, пообщавшись с этим человеком, хоть на полчаса заглянул в его внутренний мир. И это не ради «красного словца», ведь бывший начальник криминальной милиции Юго-Восточного УВД на транспорте полковник милиции в отставке Владимир Павлович Долбилов в совершенстве владеет не только оперативным языком, но и может поговорить с вами на языках Уильяма Шекспира и Виктора Гюго, на терминологии библиофилов, собирателей ножей и нумизматов. А в молодости он ещё хорошо бегал и метко стрелял из любого вида оружия.

Однажды, когда нужно было допросить одного высокопоставленного немца по фамилии Крюгер, у которого в поезде «Воронеж-Москва» украли крупную сумму денег, следователю Газаряну и руководителю розыска Казбекову не потребовалось приглашать переводчика. Его свободно заменил первый замначальника УВДт, нашедший общий, а точнее английский, язык с секретарём господина Крюгера. Этот разговор на иностранном языке был единственным в розыскной практике Владимира Павловича, хотя вообще роль переводчика ему приходилось исполнять не один раз, и каждый раз он с честью выдерживал этот экзамен…

Лучший многоборец

Для Владимира Долбилова, посвятившего свыше тридцати лет оперативной работе, жизнь с самого начала не была лёгкой. Ему не сравнялось и пятнадцати, когда умер отец, и он остался с младшей сестрой и больной матерью. Мать получала всего 48 рублей пенсии. Поэтому, ещё учась в школе, Володе пришлось подрабатывать.

Однако у парнишки, имевшего склонность к гуманитарным предметам, была своя мечта. Он хотел связать жизнь с изучением иностранных языков и работой в КГБ или в разведке. А побуждали его к этому фронтовые рассказы отца и занятия спортом.

Живя на самой окраине Железнодорожного района Воронежа, которая получила название Отрожка, он постоянно ходил на стадион «Локомотив». Там зимой катался на коньках, лыжах и играл в хоккей, а летом занимался лёгкой атлетикой. Впрочем, увлекаться этим видом спорта вскоре тогдашний школьник стал круглогодично, посещая детскую спортивную школу. И особенно ему понравилось десятиборье.

Бег на короткие и длинные дистанции, толкание ядра, метание диска и копья, прыжки в высоту и длину – все это вызывало необычайный внутренний подъём у Володи, заставляя его хорошо учиться. В 1966 году на спартакиаде по десятиборью он получил первый разряд и вошёл в пятёрку лучших многоборцев области. Поэтому по окончании школы стал выбирать пути для реализации своей детской мечты.

Филолог с навыком стрелка

Сначала Владимир хотел поступать в погранучилище, куда мог пройти без экзаменов. Но его не отпустила мать, и он подал документы на иняз воронежского пединститута. Не добрав в институт два балла из-за огромного конкурса, Долбилов устроился столяром на вагоноремонтный завод. А потом неожиданно увидел в газете объявление, в котором говорилось, что в связи двойным выпуском (10-х и 11-х классов) производится дополнительный набор на факультет романо-германской филологии ВГУ. Туда-то он и направился.

После сдачи экзаменов Володя решил, что ему снова не хватило баллов. Возвратился на завод, а там для военкомата потребовался аттестат. Но, когда прибежал за ним в деканат университета, вдруг услышал: «Ты почему не ходишь на занятия, тебя ведь зачислили?»

Учиться Владимир опять стал параллельно с работой, благодаря которой мог жить и кормить маму с сестрой. Но труднее всего оказалось в Чехословакии, куда в 1972 году попал служить после университета.

Армейскую службу он проходил в горнопехотном полку Центральной группы войск, где после ввода советских танков в Чехословакию обстановка продолжала оставаться напряжённой. Здесь его назначили командиром пулемётного отделения, после чего он быстро вернул свою спортивную форму. Сначала из-за того, что постоянно таскал 12-килограммовый пулемёт и автомат за отстающими солдатами, а потом потому, что добивался самых высоких результатов в стометровке, метании гранаты, преодолении полосы препятствий и стрельбе.

На армейских учениях «Щит» он был признан одним из лучших стрелков из пулемёта, а через семь лет, уже получив закалку в милиции, спокойно выбивал пистолетом «Макарова» 90 очков из ста возможных.

Безусловно, такая серьёзная спортивная подготовка Владимира Павловича и повлияла на его окончательный выбор, хотя в принципе он мог бы остаться в армии, преподавать физкультуру, историю и иностранные языки в сельской школе, куда его поначалу приглашали. Приход же в транспортную милицию был для него с одной стороны случайностью, а с другой – закономерным явлением. Потому что он привык к дисциплине, к тяжёлому физическому труду, каким является служба опера, и вместе с тем здесь пригодилась его специальность педагога-переводчика.

Сыщик-педагог

В то время, а было это в 1973 году, в транспортной милиции не хватало грамотных оперативных сотрудников, работающих по делам несовершеннолетних. Вот и, провожая на работу свою будущую жену Таню (она трудилась на машинно-счётной станции в здании УВДт) Долбилов зашёл в отдел кадров, и вскоре, сдав документы и пройдя комиссию, был назначен оперуполномоченным уголовного розыска по этой линии.

В 70-е годы, как отмечал Владимир Павлович, большое значение в милицейской практике играл институт общественных организаций. То есть тогда были и совет профилактики на дороге, и отдел учебных заведений в Управлении ЮВЖД, и отдел по организации работы с несовершеннолетними при Дорпрофсоже. А, кроме того, действовали оперативные комсомольские дружины (ОКОДы), отряды юных друзей милиции (ЮДМ), детские комнаты милиции на общественных началах и другие организации, предназначенные для предупреждения подростковой преступности.

«К сожалению, сегодня, – сетовал Долбилов, – этих организаций больше нет, а в результате, как и после войны, вновь встала проблема детской беспризорности и правовой безграмотности». Неспроста, говоря о былом, он вспоминал об отрядах ЮДМ, которые существовали в каждом районе и в каждой железнодорожной школе, а ещё о школьных музеях и клубах правовых знаний, в которых рассказывалось о милицейской профессии и давались юридические навыки.

Из этих отрядов, по словам Владимира Павловича, как раз и вышло немало ребят, попавших в транспортную милицию. Например, выпускником школы села Тресвятское Воронежской области, где всегда прививалось уважение к стражам порядка, в своё время был бывший начальник Юго-Восточного УВД на транспорте Владимир Иванович Краснов. В ней учились братья Ивановы, один которых руководил уголовным розыском, а другой возглавлял службу тыла, в ней познали первые милицейские азы бывший начальник ЛОВД на станции «Придача» Владимир Воронюк и бывший замначальника ОУР Сергей Паринов.

По-своему подкованным в правовом плане оказался и выпускник отроженской средней школы Владимир Долбилов. Ведь собственно глубокие знания и умение находить контакт с людьми, главным образом, двигали его по карьерной лестнице транспортной милиции. И именно там однажды особенно пригодилось полученное им гуманитарное образование.

Олимпийский переводчик

В 1978 году Владимира Павловича, как сотрудника, владеющего двумя иностранными языками, направили в Москву кандидатом для работы в службе безопасности Олимпийских игр.

Подготовка к Олимпиаде в то время была очень серьёзной. От МВД руководить ею поручили первому заместителю министра по кадрам Юрию Чурбанову, по команде которого был произведён тщательный отбор сотрудников. Этот отбор заключался в сдаче норм по физической, служебной и боевой подготовке, куда, разумеется, входила и стрельба из пистолета, где Долбилову не оказалось равных.

По его рассказу, как раз перед Олимпиадой впервые в органах проводилось психологическое тестирование, которое теперь обязательно при прохождении медкомиссии. А языковая подготовка занимала большую часть всего учебного процесса.

Целых полгода учился он языковой специфике в Академии МВД, куда его командировали в 79-ом году. Милицейских переводчиков готовили тогда по болгарскому методу, который предусматривал общение и чтение всех лекций лишь на иностранном языке. Кроме того, слушатели изучали достопримечательности Москвы и олимпийские объекты, правила этикета и оформления милицейских документов.

Однако на долю Владимира Долбилова и тех, кому предстояло работать с ним в службе безопасности Московской Олимпиады, выпала ещё одна важная задача – детальная подготовка к предупреждению и предотвращению возможных террористических акций и захвата заложников. На это тратилось много сил и времени, причём предъявлялись такие требования, которых не было за всю историю Олимпийских игр.

Поводом для такой основательной подготовки послужили трагические события 72-го года на XX Олимпиаде в Мюнхене. На ней террористы организации «Черный сентябрь» захватили в качестве заложников нескольких членов делегации Израиля, а в ответ на запоздалые и непродуманные действия баварской полиции открыли огонь и убили 11 заложников. Не случайно именно тогда в нашей стране начали создаваться отряды особого назначения, которыми были предотвращены несколько попыток захвата самолётов преступниками.

Три месяца пробыл Владимир Павлович на самой Олимпиаде-80. Он находился в олимпийской деревне, где проверял аккредитацию, вёл досмотр и работал в качестве переводчика. Там-то, как говорит сам, и познал практику общения и совершенствовал своё знание языков.

Однажды пришлось ему общаться на смеси испанского и французского языков. Дело в том, что у одного корреспондента иностранной газеты, который договорился об интервью со спортсменкой, опоздал переводчик испанского. Вот и решил Долбилов помочь журналисту, и на удивление, о чём он узнал, прочитав публикацию в этой газете, беседа получилась весьма удачной…

Оперативное чутьё

Ещё до Олимпиады Владимир Павлович начал глубоко постигать розыскное дело. Сначала сам, а потом на полугодичных курсах «Выстрел» в Кишиневской высшей школе милиции и на юридическом факультете ВГУ, куда поступил в 1977 году. После же игр его приглашали остаться в Академии МВД, однако в связи с рождением дочери он не смог там учиться, а продолжил свою оперативную деятельность на воронежской земле.

Сначала работу с несовершеннолетними Долбилов сменил на должность старшего опера по борьбе с кражами личного имущества, потом возглавил отделение уголовного розыска и был замом начальника по оперативной работе ЛОВД на станции Воронеж-1, затем девять лет руководил ОУР и, наконец, в 1993 году стал первым заместителем начальника Юго-Восточного УВД на транспорте.

Самым первым успешно раскрытым делом Владимира Павловича была кража электрогитары из агитпоезда обкома партии. Отличился же он тем, что, прибыв в посёлок Анна Воронежской области, где останавливался этот поезд, за десять дней облазил всю округу, прошерстил все дискотеки и танцплощадки, и нашёл паренька, который признался в краже и вернул гитару.

А в 86-ом, когда он вёл оперативную работу в линейном отделе, ему пришлось потратить целых четыре месяца на поиски убийцы двух задушенных новорожденных детей, трупы которых нашли проводники экспресса «Москва-Тамбов». В Тамбовской, Рязанской и Московской областях – по пути следования состава – искал он преступника, и нашёл благодаря своему упорству. Им оказалась московская стрелочница – женщина лёгкого поведения, которая до этого уже успела совершить аналогичное убийство, закопав собственного ребёнка.

Нельзя не вспомнить здесь и громкое дело серийного убийцы – маньяка Сергея Кашинцева, в задержании которого Владимир Павлович принимал личное участие. Было это в апреле 1987 года, когда Долбилов, являясь уже начальником розыска УВДт, находился в командировке в посёлке Богоявленск Тамбовской области. Получив там информацию о мёртвой женщине в лесополосе, которая могла быть травмированной на перегоне, он, не раздумывая, сел вместе с другими оперативниками в локомотив, спрыгнул с него у границы Московской области, и сам стал осматривать обнаруженный путейцами труп.

Оказалось, что на шее этой женщины был затянут ремень, а все её тело кем-то искусано. Поэтому у опытного сыщика сразу возникло предположение: скорее всего здесь орудовал маньяк, тем более путейцы видели в лесополосе хроменького мужичка, и далеко уйти он не мог. За ним-то по команде начальника розыскники и пошли следом.

Чудом задержали они пьяного мужичка, который уже остановил машину и хотел уехать. И хотя тот от всего отнекивался, оперативное чутьё не подвело Долбилова. Ведь позже было доказано, что именно хромой, называвший себя на следствии чистильщиком, зверски убил не только эту освободившуюся из колонии женщину, но и, по меньшей мере, ещё тридцать! таких же несчастных и убогих представительниц слабого пола.

Командировочная жизнь

Наверное, половину своей милицейской жизни наш герой провёл в командировках. Как он говорил, у него были даже такие годы, на которые приходилось по 200 суток командировок. Да оно и понятно, ведь территория обслуживания Юго-Восточного УВД на транспорте охватывала 12 областей, и в каждую из них необходимо было выезжать для оказания помощи, проверки состояния работы и осуществления оперативных мероприятий. Были у Владимира Долбилова и командировки во время проведения контртеррористической операции на Северном Кавказе.

Значительная часть командировок Владимира Павловича выпадала в линейный отдел на станции Мичуринск. Потому что там один из главных железнодорожных узлов, через который осуществляется проход на Москву, и крупнейшая в Европе грузовая сортировочная станция Кочетовка, имеющая в своём распоряжении пять парков.

В советское время здесь каждые пять минут проходил грузовой состав, а охрана тогда была очень слабой. Особенно это ощущалось на полевых стациях, где стояло много так называемых брошенных поездов, которые ждали своей очереди на сортировку. А значит, были все условия для массовых краж перевозимых грузов.

Самое большое количество хищений наблюдалось летом, когда перевозились дефицитные импортные вещи, сельскохозяйственная техника, поспевали овощи, фрукты, арбузы и дыни. К вскрытым вагонам не только приходили с мешками, сумками и тележками, но и подъезжали на лошадях и машинах. Поэтому Владимиру Павловичу часто приходилось выставлять засады, руководить патрулированием и иногда задерживать хорошо организованные преступные группы, в которые входили станционные служащие, путейцы и машинисты.

Более того. В посёлке Кочетовка, где находится железнодорожный узел, почти в каждой семье были судимые люди, которые не могли жить без преступного промысла. И это заставляло сотрудников повышать свою бдительность и месяцами находиться в командировках.

Вообще, по мнению Владимира Павловича, борьба с преступными посягательствами на грузы была самой сложной в милицейской практике. Ведь здесь надо было знать особенность работы железнодорожного транспорта, разбираться в документации, владеть основами товароведения и бухгалтерии. А раз так, то волей-неволей ему приходилось становиться профессионалом в этой области и общаться на специфическом грузотоварном языке.

Чтобы не давил груз работы

Как говорил Владимир Долбилов, для опера, которому постоянно приходится сталкиваться с человеческой трагедией, важно не только сосредотачиваться на своей работе, но и уметь расслабляться. Причём не обязательно так, как часто показывают в сериалах про работу милиции и полиции, хотя и это бывает. Однако, работая в транспортной милиции, Владимир Павлович старался находить другие способы для расслабления.

Например, шёл в кинотеатр, чтобы посмотреть хороший фильм, или проводил время за чтением интересной книги, которую покупал и брал с собой в командировку.

Из книг он всегда предпочитал детективы Сименона, Конан Дойла и Чейза, с большой любовью относился к французской классике – Стендалю, Мериме и Франсу. А иногда коллегам под настроение читал наизусть стихи Виктора Гюго, чьё творчество воспринимает с особенным трепетом.

Увлечение детективами, которые он начал собирать с самого своего прихода в милицию, по его словам, во многом помогало ему в работе. Из них он в какой-то степени набирался опыта, преломляя для себя описанную в книгах методику сыска и проведения оперативных мероприятий.

Вместе с тем, они учили его лучше распознавать тех, кто только устраивался в уголовный розыск или уже работал там. «Иной раз опер, который хорошо поднатаскался теории в вузе, может вовсе не обладать оперативным чутьём и бывает гораздо менее способным, чем просто имеющий среднее образование, – размышлял бывший начальник криминальной милиции УВДт. – В нём подчас чувствуется брезгливость, и поэтому в ситуациях, когда приходится работать с бродягами, рецидивистами или выезжать на совершенно дикие убийства, этот человек нередко воротит нос и от его изначального внешнего лоска сразу ничего не остается».

И действительно, сперва книги, а потом практика учили Долбилова разбираться в людях, вникая не только в психологию сотрудников, но и преступников. Недаром, несмотря на физическое и интеллектуальное преимущество, он никогда не бравировал своей крутизной перед теми, кто переступил нормы закона, а, как правило, находил к ним подходы, располагал к себе, хотя к некоторым и требовались жёсткие меры.

Не ради забавы, а для лучшего понимания преступников, знания особенностей зон, где они отбывают наказания, занялся Владимир Павлович ещё одним коллекционированием. Объектом его интереса стали всевозможные ножи, которые выпускают разные фирмы и изготавливают зеки в колониях. «Своей коллекцией я хотел помочь лучше разбираться в холодном оружии сотрудникам ЭКО, где много лет работал и мой сын Алексей, окончивший экспертно-криминалистический факультет Саратовского института МВД России, – объяснял полковник милиции в отставке. С этими ножами он проводил занятия для оперативников и криминалистов, рассказывая о технике их изготовления, о материалах, из которых они делаются, и элементах украшений.

Увлечённый человек

И всё-таки, пожалуй, больше всего стресс оперативных будней снимало у Долбилова увлечение нумизматикой. Начало этому увлечению положила Московская Олимпиада, где он впервые познакомился с юбилейными монетами и медалями спортивной тематики. Они ему настолько понравились, что в память о знаменательных событиях в жизни своей страны наш герой стал их собирать, жертвуя нередко последними командировочными деньгами.

Да и иначе, наверное, быть не могло, ведь его страсть, как правило, стоит недёшево. Потому что монеты часто бывают из серебра, потому что встречаются и выпускаются в единичном количестве. Например, в его собрании есть редкая юбилейная монета, выпущенная в Чехословакии к 70-летию Сталина, или набор рублей, отчеканенных в 1920 году, не говоря уже о серебряных монетах с изображением городов, видов спорта и разных Олимпиад.

«Не сиди, сложа руки, так и не будет скуки», – гласит народная мудрость. И, как видно, Владимир Долбилов следовал ей на службе в милиции и продолжает следовать сейчас на все сто процентов. Таким уж он был и остаётся увлечённым человеком, а в прошлом – умелым оперативником и удивительным гуманитарием в милицейской форме.

* * *

На заслуженный отдых Владимир Павлович ушёл в 2005 году с чувством выполненного долга и удовлетворением от огромного объёма работы, выполненного за долгие годы службы. Он воспитал и обучил не одно поколение сотрудников органов внутренних дел. Многие его ученики стали настоящими профессионалами своего дела, уважаемыми, честными и порядочными людьми.

Легендарный сыщик

Василий Григорьевич Савин. Его фамилия чаще всего произносится в воспоминаниях сотрудников 80–90-х годов. И на то есть веские основания. Бывший заместитель начальника 2-го («убойного») отдела Управления уголовного розыска ГУВД Воронежской области полковник милиции в отставке являлся одним из самых маститых воронежских сыщиков. Тот, кто не раз, ещё работая опером уголовного розыска Ленинского райотдела Воронежа, признавался лучшим розыскником области. Тот, кого, минуя должность начальника ОУР, руководство нашло целесообразным назначить сразу начальником криминальной милиции РОВД.

Но, прежде чем добиться этого, Василию Григорьевичу предстояло начинать всё с нуля. Потому что из родственников в милиции у него никого не было. А стало быть, шёл он в неё совершенно непроторенными путями.

Родившийся в 1954 году в городе Боброве Воронежской области, в 62-ом Василий Савин был принят в Бобровскую среднюю школу. Будучи шустрым и любознательным мальчишкой, он, как и многие его сверстники, любил играть в войну, представляя себя защитником границ Родины, смотреть фильмы про разведчиков и сыщиков, внимательно следя за ходом их витиеватых расследований. И вот, где-то уже ближе к старшим классам у Василия и ещё у двух его школьных товарищей, среди которых оказался и будущий (а теперь уже бывший) сотрудник Юго-Восточного УВД на транспорте Виктор Иванович Недосейкин, появилась неудержимая мечта работать в милиции.

Неразлучная троица была буквально охвачена этой мечтой. Однако у каждого из ребят, помимо неё, были и свои интересы. Например, Васе очень нравилась математика. Не случайно в 72-ом году, сразу после школы, он стал поступать в Воронежский университет на прикладную математику и механику, но, провалившись на втором экзамене, принял решение – идти в армию. «Честно говоря, мне хотелось пойти служить, – вспоминал Василий Григорьевич, – да и попал я как раз туда, куда хотел, – в пограничные войска».

Прослужив два года на Китайской границе, Савин многому научился. И школа, пройденная там, в дальнейшем пригодилась ему на оперативной работе. Как говорит сам, к выбору милицейской профессии погранвойска подстегнули его ещё больше. Ведь именно на Китайской границе он впервые узнал: что такое риск, служебный долг и ответственность.

И все же, демобилизовавшись в 1974 году, в милицию он попал не сразу. Сначала, желая материально помочь матери, которая без мужа (отец Василия умер, когда ему было 13 лет) растила троих сыновей, просто решил заработать денег. Устроился слесарем трудоёмких процессов на Бобровскую птицефабрику «Большевик», где трудилась его мать, и, только проработав там некоторое время, стал строить планы насчёт милицейской службы.

А подтолкнула Савина к их осуществлению одна внимательная женщина, которая работала третьим секретарём Бобровского райкома комсомола. Однажды, когда происходил обмен комсомольских билетов, Василий зашёл к ней в кабинет и получил от неё такой совет: «Вижу, парень ты способный, и из тебя может выйти толк. Поэтому я бы тебе порекомендовала поступить в пединститут. Я сама его окончила и поняла, что педагогическое образование везде требуется».

Уже на следующий день, воодушевленный словами этого райкомовского работника, Савин направился в отдел кадров местного РОВД. «Я хочу работать у Вас в уголовном розыске», – стал говорить Василий тамошнему замполиту. «А высшее образование у тебя имеется?» – спросил его он. «Нет. Только среднее, но в аттестате у меня одни хорошие оценки», – начал оправдываться наш герой, на что тот ему ответил: «Тогда могу предложить только должность постового милиционера».

Разумеется, мечтающего о совсем другой работе парня такой ответ не устраивал. Поэтому он сказал замполиту: «Ладно, подожду. Вот поступлю в пединститут, и тогда приду к Вам работать. «Ну, что ж, посмотрим», – с иронией в интонации произнёс кадровик. Однако после этого разговора Савин всерьёз стал готовиться к экзаменам и в 1975 году поступил на дневное отделение Воронежского педагогического института.

Поначалу, понимая, что матери одной будет тяжело содержать семью, Василий хотел перевестись на заочное отделение. Но та сказала ему: «Зачем? Если поступил на дневное, учись. Уйдёшь на заочное, потом в милицию. Когда тебе учиться?» И сын её послушался.

На четвёртом курсе пединститута он женился. Его супруга, уже получив к тому времени диплом, работала в так называемом «Пентагоне» (войсковая часть № 33872). А когда пришло время выпускаться Василию, то встал вопрос о распределении. Естественно, он хотел в милицию, и получилось так, что возможность туда попасть ему, наконец, представилась.

По существующему тогда положению, высшее образование жены давало право на свободное распределение. И, обратившись за помощью к своему тестю, который имел контакты с УВД, Савин получил туда официальное направление.

«Я пришел в отдел кадров УВД, со мною беседуют и направляют работать в Каширу, – рассказывал Василий Григорьевич. – Но у меня-то жена в Воронеже, которая в то время уже сдала кандидатский минимум и работала. Как я уеду в Каширу? Мне говорят: «Мы оттуда Вас заберём», а знакомые советуют: «Если ты уедешь в Каширу, то так там и останешься, и будешь работать участковым».

В растерянных чувствах Савин не знал что делать. Но непреодолимое желание работать в уголовном розыске всё-таки возымело действие. Поэтому он пошёл в управления розыска, где встретился с начальником одного из отделов Александром Григорьевичем Гуртовым. Он-то вместе с тогдашним начальником ИДН УВД и посоветовал: «Иди в ИДН. А потом, как себя зарекомендуешь, в розыск».

Так в августе 1980 года Василий Григорьевич попал в инспекцию по делам несовершеннолетних Ленинского РОВД, сразу был направлен в Тулу на переподготовку, и, вернувшись оттуда в конце декабря, получил первичное звание – старшина милиции.

Месяца через три упорной и плодотворной работы Савина в должности участкового инспектора ИДН на него обратил внимание начальник уголовного розыска. И уже вскоре пригласил его перейти в это подразделение, которое считалось одним из самых передовых в райотделе.

В розыск тогда попасть было очень трудно. Работало в нём всего семь человек, и никакой текучки не наблюдалось. Коллектив был стабильный, поэтому некоторые там чуть ли не до пенсии дорабатывали.

В течение десяти лет, с 81-го по 91-й год, Савин был сначала инспектором оперативно-розыскного отделения, а затем – опером и старшим оперуполномоченным по делам несовершеннолетних. Начав работать под руководством заместителя начальника розыска Алексея Куркина, он учился у таких ассов сыска, как Михаил Алексеевич Никулин и Евгений Николаевич Табаринцев. И эта их школа была для него самой полезной.

В тот же период Василий Григорьевич часто общался с бывшими заместителями начальника ГУВД Воронежской области Вячеславам Васильевичем Безбородовым и Александром Васильевичем Медведевым, которые при нём руководили в райотделе ОБХСС и следствием. А с бывшим начальником УУР ГУВД Юрием Николаевичем Савенковым, под руководством которого потом работал в управлении, он вообще сидел в одном кабинете.

О том, сколько всего преступлений было раскрыто при личном участии Савина за всё время его службы в Ленинском РОВД, сегодня, наверное, не скажет никто. Потому что их было невообразимое количество. Но о том, что он умело там работал с агентурой и иногда мог предугадать совершение какого-то преступления, знают многие. А чтобы подтвердить это, достаточно привести один случай, какой никак не отнесёшь к разряду криминальных.

В середине восьмидесятых годов на День комсомола пригласили молодых сотрудников милиции в райком ВЛКСМ: одного – со службы участковых, второго – с инспекции по делам несовершеннолетних, а третьего – из уголовного розыска. Третьим-то и был Василий Григорьевич Савин.

На этом мероприятии, которое вёл секретарь райкома, вдруг прозвучал вопрос, адресованный к молодым представителям ленинской милиции: «Чем хороша ваша служба?» И вот после ответа первых двух сотрудников дошла очередь до Савина. Он встал и говорит: «Наша служба отличается от вашей тем, что я пришёл к Вам на совещание и знаю, что после него нам дадут две ручки и записную книжку». Секретарь удивился и спросил сыщика: «Откуда Вы это знаете?». Савин же прямо не ответил ему, хотя на самом деле ему сказал об этом его институтский товарищ, который работал в райкоме. Он просто улыбнулся и произнес: «Вот тем розыск и отличается от других служб: преступник только что-то задумал, а мы уже работаем на опережение».

И действительно, работать на опережение Василий Григорьевич всегда старался. К примеру, занимаясь тогда раскрытием серии нашумевших квартирных краж, он наперёд собрал львиную долю информации о бригаде, которая их совершает. Причём Савин стал её разрабатывать, даже ни разу не видев в глаза фигурантов. Поэтому, обладая только одной этой информацией, оперативники смогли задержать их с поличным.

Помимо же умения работать с агентурой пользовался Василий Григорьевич и своим неоспоримым авторитетом в уголовной среде. Взять хотя бы такой пример. В своё время кражи лобовых стекол совершала одна устойчивая преступная группа, в которую входили особо опасный рецидивист Шмаков, его сожительница Лариса и её сын Андрей. Так вот, когда в конце 80-х их задержали и привели для допроса, то они сразу стали требовать пригласить к ним Куркина или Никулина. Ибо задержанные желали давать показания только самым опытным сыщикам. Но эти сыщики уже не работали в Ленинском райотделе.

«О чём я могу с тобойговорить?» – сказал рецидивист Шмаков, когда его принялся допрашивать один молодой опер. «Тебе сколько лет?» – спросил его он. «29», – ответил розыскник, на что тут же последовало: «А я уже 32 отсидел. Поэтому нам с тобой не о чем разговаривать, дайте мне лучше Савина». И этому оперу ничего другого не оставалось, как позвонить Василию Григорьевичу. Его срочно привезли, и вышло так, что Савин проговорил со Шмаковым с шести и до десяти утра, и в ходе их разговора выяснилось, что эта группа совершила по городу в общей сложности около 30 преступлений.

Вместе с авторитетом среди криминального мира пригождались нашему герою и его смекалка, технические знания, умение слушать собеседника и способность заставить преступника самому сознаться в преступлении, говоря с ним совершенно на отвлечённые темы. В этом Василию Григорьевичу помогали многие вещи, в том числе и собственная дипломная работа на тему «Психология поведения преступника». Ведь в розыске самое трудное не задержать преступника, а обосновать его причастность к совершению преступления.

Используя разные оперативные методы, Савину удавалось раскрывать многие преступления. В том числе и серийные кражи автомототранспорта, всегда считавшиеся наиболее сложными в раскрытии. Так, в паре с Табаринцевым он разоблачил преступную группу, которая специализировалась на кражах мотоциклов «Ява», и с целью продажи занималась перебивкой номеров на их рамах и двигателях.

С самого начала своей розыскной деятельности Савин старался изучить всех лиц, которые находились под надзором милиции, и уж тем более несовершеннолетних, состоявших на учёте в детской комнате. Поэтому позже, уйдя на повышение, всегда чувствовался себя «не в своей тарелке», если не знал кого-нибудь из подопечных. «Бывали моменты, – вспоминал Василий Григорьевич, – когда мне, уже в качестве заместителя начальника РОВД, вместе с оперативниками приходилось выезжать по малолеткам на разные улицы Ленинского района Воронежа, но, в основном, на Острогожскую, Матросова и Чапаева, и, встретив группу подростков из 4–5 человек, вдруг оказывалось, что я не знаю их. И мне тогда было стыдно за это свое незнание».

Столь очевидная повышенная требовательность к себе, разумеется, подстегивала Савина и не давала ему расслабляться. А при раскрытии сложного преступления, если кто-то произносил слово «везёт», он обычно отвечал: «Везёт тому, кто что-нибудь делает». Делал же он всегда столько, сколько не могли подчас сделать два или три оперативника. Недаром ведь его признавали лучшим опером области. Неспроста, как одного из лучших сотрудников советской милиции, приглашали в Москву на мероприятие, посвящённое 45-летию Великой Победы. А за успехи в раскрытии наиболее резонансных преступлений, в числе которых в конце 80-х было, например, убийство преступного авторитета Брыча, его награждали даже министры внутренних дел нашей страны. Виталий Васильевич Федорчук и Вадим Викторович Бакатин лично вручали ему именные часы.

Никак не назовёшь случайностью и тот факт, что в 92-ом году тогдашний начальник Ленинского райотдела Александр Николаевич Соинов перед своим уходом на повышение назначил Василия Григорьевича начальником криминальной милиции, минуя должность руководителя розыска. Более того, это было решением человека, который прослыл довольно жёстким начальником, был резким в своих действиях, и которому при первом знакомстве с Савиным поначалу не понравилась линия его поведения.

– В конце 89-го, когда Соинова только назначили начальником милиции, – рассказывал наш герой, – в райотделе проходило подведение итогов, на которое прибыл замначальника управления розыска Николай Андреевич Чмелев.

Первым, как всегда, с анализом оперативной обстановки выступил начальник уголовного розыска, а вторым его заместитель, который отчитался об агентурной работе. После их выступлений Соинов предложил ввести в РОВД свой распорядок дня: чтобы в 8 утра и в 8 вечера весь уголовный розыск собирался у него в кабинете, и каждый опер отчитывался о проделанной работе. А затем, выслушав мнения других сотрудников, произнёс: «Мне тут многое рассказывали о Савине, пускай теперь он выступит».

Я встал и говорю: «Наша работа зависит от наших помощников. Ты можешь приходить в 6 утра и уходить в 22.00. Не выпивать, не курить, хорошо вести себя. Но, если ты не силён в этой работе, то можешь быть хорошим следователем или участковым. Хотя в розыске говорят: “Хороший человек” – такой профессии нет. Ты должен разговаривать с людьми, расположить их к себе, чтобы получить информацию. Да мы можем вообще из дома никуда не выходить, лишь бы к нам стекалась эта информация…».

Начальник побагровел, выгнал всех из кабинета. Ну, думаю, всё, мне больше здесь не работать. Я в то время был старшим опером. А на следующий день он меня вызвал и наедине говорит мне: «Ты что мелешь?! Здесь же молодые опера были, а ты при них говорил, что можно дома сидеть, звонки получать…». Но, высказав мне это, он успокоился, и больше к этой теме мы не возвращались.

В Ленинском РОВД Савин прослужил до мая 2000 года, занимаясь организацией работы по раскрытию разного рода преступлений. Самым же последним и наиболее существенным в период его службы в райотделе было раскрытие убийства военнослужащего одной из частей 20-ой армии подполковника Шведова, совершённого в конце апреля 2000 года.

Как выяснили сыщики, у имевшего двоих детей подполковника всегда были перебои с деньгами. Поэтому он занимался частным извозом. И в один из апрельских вечеров на перекрестке улиц Чапаева и Грамши к нему в машину сели молодые ребята, попросив отвезти их в Семилуки. Труп Шведова был обнаружен на второй день в районе улицы Острогожская, где находится автозаправочная станция, а ещё через два дня на границе Рамонского и Семилукского районов был найден автомобиль убитого.

Возглавив оперативно-следственную группу, состоявшую из числа участковых и сотрудников уголовного розыска, Савин понимал, что основная сложность раскрытия этого преступления заключается в том, что убитый и его автомобиль обнаружены в разных местах. Сложность состояла и в том, что машина была брошена между двух дачных кооперативов, находящих на территории Рамонского и Семилукского районов. Поэтому оперативникам пришлось запросить списки всех членов этих кооперативов и обойти каждую из нескольких сотен дач. Вот тогда-то они и узнали, что дачники видели подъехавшую «шестёрку» без номеров и четырёх молодых ребят.

В селе, находящемся рядом с дачами, розыскники установили очевидца, которому эти ребята продали запасное колесо. Он описал их приметы, и по ним сыщикам удалось выяснить, что у родителей одного из преступников в районе, где был брошен угнанный автомобиль, находится дача, что сам он – уроженец Воронежа, проживающий по улице Чапаева. Про остальных же им стало известно, что все трое – жители Семилук, где они учились и познакомились с четвёртым своим подельником. А уже когда подозреваемые были задержаны, выяснились обстоятельства совершения этого убийства.

В тот день эти ребята устроили пьянку в доме у своего воронежского товарища на улице Чапаева. И во время возлияний неожиданно им пришла в голову мысль о том, что, дескать, «вот люди ездят на машинах, а у нас её нет, так давайте мы кого-нибудь “завалим” и отберём у него “тачку”».

Из этой квартиры новоявленные бандиты взяли с собой нож, молоток и что-то типа тесёмки для удушения человека. Направившись в сторону улицы Матросова, первым, кого они остановили, оказался ехавший за рулём иномарки капитан милиции. Они сели к нему в машину, однако, смекнув, что будет очень много шума, если им придётся убить работника милиции, решили не делать этого, и тогда, повернув с ним в обратную сторону, доехали до Чапаева и вышли из автомобиля. В это время мимо них проезжал Шведов, который и стал их жертвой.

За оперативное раскрытие этого преступления (в течение 10-ти дней), которое стояло на контроле у начальника ГУВД, Василию Савину и каждому члену его оперативной группы были вручены часы и благодарственные письма. Таким образом, наш герой ещё раз доказал, что ленинская милиция умеет работать, а если потребуется, способна мобилизовать все свои силы.

И, наверное, так бы там он и продолжал работать, если бы не злополучная кража двух пистолетов из дежурной части, произошедшая в то время, когда он исполнял обязанности начальника милиции. Если бы ни жёсткие меры, которые были предприняты руководством ГУВД в связи с этим, в результате чего пострадали многие сотрудники райотдела и сменился его начальник.

По стечению обстоятельств в мае 2000-го Василий Григорьевич перешёл в УУР ГУВД Воронежской области на место оперуполномоченного отделения по особо важным делам отдела по раскрытию убийств и других преступлений против личности. А уже в августе он был назначен на должность заместителя начальника этого отдела и начальника отделения. Несколько лет в Управлении уголовного розыска Савин отвечал за направление работы, связанное с раскрытием убийств и причинений тяжкого вреда здоровью со смертельным исходом.

Среди нашумевших преступлений, в раскрытии которых Василий Григорьевич принимал деятельное участия, когда стал работать на новом поприще, были жестокие убийства артистов ТЮЗа и иностранца, совершённые в Ленинском и Центральном районах Воронежа. Много хлопот доставила ему работа по убийствам двух девочек-школьниц в Новохопёрске, где опергруппа прожила около полугода, а также по тщательно спланированному покушению на главу администрации города Борисоглебска, которое было раскрыто всего за две недели.

Немало своих способностей, навыков и знаний, приобретённых за годы службы в райотделе, Савину пришлось применить и работая в бригаде по раскрытию громкого убийства судьи Левобережного районного суда Галины Зуевич, совершённому в ноябре 2003 года на улице Артамонова.

Практически сразу, учитывая то, что жертвой преступления оказалась сотрудница правоохранительных органов и государственное лицо, оперативниками была выдвинута версия о том, что кто-то из её бывших подопечных остался недоволен принятым ею решением. Поэтому они подняли все дела Зуевич за последние пять лет, и составили досье на каждого, кого она судила.

Затем Василий Григорьевич вместе с другими сыщиками скрупулезно отработал её маршрут из здания суда до дома. Как стало им известно, согласно этому маршруту, судья после работы заходила в продуктовый магазин. Поэтому, опрашивая его продавцов, оперативная группа решила очертить примерный круг лиц, которые периодически наведывались туда в вечернее время. А затем, сделав поквартирный обход ближайших домов, розыскники выяснили, что в магазине появлялся некий ранее судимый гражданин по фамилии Алтухов, который в октябре освободился из колонии по амнистии.

Сначала они вышли не на него, а на однофамильца, тоже проживавшего в Отрожке. Однако, спустя некоторое время, путём частного сыска и получения информации настоящий убийца был вычислен. Проведя в его доме обыск, оперативники нашли там нож-бабочку, который по заключению экспертов и был орудием убийства, так как на нём оказались следы крови судьи. И Савин, поработав с подозреваемым, уже вскоре получил от него признательные показания.

Как он сказал Василию Григорьевичу, поводом для убийства послужило то, что Галина Зуевич вынесла ему несправедливый приговор. Алтухов утверждал, что все смертельные ножевые ранения он нанёс ей случайно, и, если бы её тогда не встретил, убийство бы не произошло. Но и Савин, и все члены оперативно-следственной группы, конечно же, понимали, что при совершении столь дикого преступления не могло быть случайностей. Ведь убитая им женщина-судья судила его уже во второй раз, и не за какую-то мелочь, а за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Понял это и суд, который приговорил Романа Алтухова к пожизненному заключению.

Одно из последних и, пожалуй, самых резонансных дел, которым занимался Савин, было связано со зверскими убийствами двух несовершеннолетних девушек в городе Россошь, а также женщины и девочки в Левобережном районе Воронежа. Вместе с другими сотрудниками работая по раскрытию этих зверств, Василий Григорьевич всякий раз считал своим прямым долгом как можно быстрее найти мерзавца, чтобы хоть как-то облегчить тяжесть горя родителей невинных жертв, чтобы снять психологическое напряжение с местных жителей, которые боялись отпускать детей на улицу, провожали и встречали из школы девочек-подростков.

Преступления этого маньяка начались 24 января 2005 года в 60-тысячном городе Россошь. Там, в своей квартире на улице 9 Января, была изнасилована и убита 17-летняя школьница. Затем преступник затаился до лета. 17 августа 2005 года уже в Левобережном районе Воронеже он совершил убийство на сексуальной почве 38-летней женщины-врача гарнизонного госпиталя, которую принял за несовершеннолетнюю девушку. 25 января 2006 года, спустя год после первого преступления, в квартире того же Левобережного района несчастный отец, вернувшийся с работы, обнаружил растерзанное тело своей хрупкой и очаровательной 15-летней дочери. А 6 марта очередной четвертой жертвой маньяка стала 13-летняя россошанка, которую, обезображенную и обнажённую, увидели на кровати возвратившиеся из деревни родители.

К тому времени у Савина уже не было сомнения в том, что все эти злодеяния совершены одним и тем же лицом. Члены возглавляемой им группы из УУР ГУВД, совместно с сотрудниками россошанской милиции четыре раза обошли свыше тысячи квартир и частных домовладений, и опросили всех их жильцов. Но только в последний раз те им сказали, что видели парня, который живёт в подъезде и ведёт себя странно. В итоге был составлен фоторобот, по которому люди опознали маньяка.

Где только не искал его Василий Григорьевич, объездив ради этого пол-России. Он же, почуяв слежку, попытался найти убежище на родине, но не успел уйти – ровно через месяц после совершения последнего преступления – 6 апреля 2006 года его задержали в Курганской области на российско-казахстанской границе.

Оказалось, что маньяком, который душил девочек, резал их ножом и разбивал им головы, а для отвода глаз грабил квартиры, был 36-летний Сергей Осипенко. В 1999 году он приехал в Россошь из Казахстана к своим родственникам. Там жил вместе с женой и маленькой дочкой, зарабатывая на жизнь тем, что разносил чай и кофе на местном рынке. Никто не мог и предположить, что у него две жизни. В первой – он примерный муж и хороший отец, работящий и непьющий человек. А во второй – хладнокровный насильник, который убивает своих совершенно невинных жертв как ненужных свидетелей.

Но разоблачение Осипенко всё-таки наступило, и во многом благодаря Василию Григорьевичу Савину. Благодаря старейшему розыскнику, которого за его профессионализм и лучшие человеческие качества уважали многие сотрудники, и которого по праву можно называть легендарным сыщиком.

Война миров стихает в час расплаты

Дело воронежской банды Матроса, как его окрестили журналисты, сотрудники милиции и прокуратуры, было, пожалуй, самым громким и скандальным за всю историю существования правоохранительных органов Центрального Черноземья. И не только потому, что банда совершала очень дерзкие и неимоверно жестокие преступления, устраняя в борьбе за власть своих конкурентов, убивая и грабя состоятельных людей, в том числе и депутатов Воронежской областной Думы. Главная особенность этого дела состояла в том, что все правоохранители региона, включая представителей милиции, прокуратуры и суда, зачастую работавшие только во благо своих ведомств, наконец-то смогли сплотиться и одержать настоящую совместную победу над криминалом.

15 обвиняемых, 10 из которых были осуждены в составе банды, предстали перед Воронежским областным судом. Первое его заседание началось в конце 2005 года, и только 20 марта 2008-го был вынесен окончательный вердикт. 11 убийств, свыше 15 разбойных нападений и 15 грабежей, плюс кражи, угоны автомобилей, повреждение чужого имущества. А всего на счету банды Матроса: просто астрономический по тем временам материальный ущерб, составивший около 90 миллионов рублей, более 70 потерпевших и 80 преступлений, 43 эпизода из которых были доказаны. Поэтому и вылилось это дело в целых 67 томов по 250 листов в каждом. Поэтому свыше полутора лет подряд, без выходных и отпусков, по членам банды работали следователи областной прокуратуры и два с половиной года областной судья вместе с присяжными заседателями.

Поэтому, прежде чем задержать бандитов, воронежские сыщики в течение 10 лет вели по ним детальные оперативные разработки, позволившие, хотя и с большими препонами, собрать необходимые доказательства.

Незваные гости

Формирование нашумевшей банды началось с того, что в 1998 году Александр Бражников по кличке Матрос освободился из мест заключения и стал искать «место под солнцем». Рассчитывая «поиметь свой кусок», он пришёл на воронежский Речной рынок, на котором до отсидки промышлял тёмными делами, но там были уже другие люди. Это-то и послужило толчком к развитию конфликта Матроса с бывшим воронежским вором в законе Олегом Плотниковым по кличке Плотник. Конфликта, который вылился в жестокую борьбу за власть и передел собственности, чего бандит из Репьёвки решил добиваться любыми путями.

Но прежде чем появилась банда, которую он возглавил, противовес криминальным порядкам, пытался создать другой «бригадир». Им был будущий его сподвижник Александр Некрасов по кличке Некрас, так же, как и многие когда-то, промышлявший угонами машин из стран ближней Европы. С ним Матрос сошёлся не только общими взглядами, но и обидами.

– В 1994 году, – рассказывал бывший заместитель начальника УУР ГУВД по Воронежской области полковник милиции в отставке Олег Никитин, прослуживший в уголовном розыске свыше 30 лет, – со мной пошёл на контакт один человек, который боялся, что его могут убить. Он-то мне и поведал о том, что в Воронеже существует преступная группа, которая совершает особо дерзкие преступления, возможно, убийства, и владеет большим количеством огнестрельного оружия.

В связи с оружием слова осведомителя подтвердились, и с 94-го года сыщики начали оперативное наблюдение за этой группой. Через некоторое время они узнают о том, что, помимо уже найденного арсенала, в квартире у одного из сообщников припрятан ещё обрез и взрывное устройство. И хотя обнаружить их им удаётся, привязать к уголовному делу не получается. Потому что тот, в квартире которого нашли это оружие, был только её съёмщиком, а не хозяином.

По следу хитрого опера

Этим человеком оказался бывший сослуживец Олега Никитина – Эдуард Серов. Как отмечал Олег Петрович, он был очень умным опером Центрального РОВД Воронежа, с отличием окончившим Омскую высшую школу милиции. К тому времени Серов уже отсидел, получив 1 год и 9 месяцев за кражу аккумулятора из машины. Причём садился чуть ли не добровольно, бегая с этим аккумулятором и крича: «А где же милиция? Что же меня не задержит никто?» В итоге его задержали, уволили и дали срок. То есть сделали то, чего он добивался.

Уже вскоре выясняется, что в квартире Михаила Чистякова, который, как и Некрасов с Серовым, входил в эту группу и впоследствии подорвался на гранате, спрятан автомат. Оказалось, что это автомат «Борс», который имеет большой глушитель и совершенно бесшумно стреляет патронами от ПМ. И, изъяв редкий ствол, а потом, объявив владельца в розыск, сыщики решили пойти на маленькую уловку. В воронежской газете «Моё» они поместили фотографию автомата и небольшую полушутливую подпись, в которой просили откликнуться его хозяина. А затем эту газету передали в ту группу, которую подозревали в совершении ряда серьёзных преступлений.

– Реакция была неадекватная, нас это тоже ошарашило, – вспоминал Олег Никитин. – Номер газеты бандиты повесили на дерево и расстреляли из автомата. Нам же их действия оказались на руку. Гильзы и пули мы собрали, провели экспертизу, и у нас появился первый отзвук автомата «5,45», который ещё не стрелял по людям, а палил только по газете.

Став вести наблюдение за тем человеком, который стрелял, розыскники вышли на Александра Бражникова. Сложность наблюдения за ним состояла в том, что он к себе никого не подпускал. Однако у них уже был бывший сотрудник Эдуард Серов, которого они вроде бы привлекли и в тоже время не привлекли к уголовной ответственности…

Волк и овцы

По словам подполковника милиции в отставке Ивана Голоденко, который, работая в должности старшего оперуполномоченного УБОП при ГУВД по Воронежской области, занимался розыском и задержанием бандитов, характерной особенностью банды Матроса была неукоснительная дисциплина внутри неё. Никто не мог перечить главарю. То есть, если кто-то из членов банды не подчинялся ему, то тут же следовало жесточайшее наказание. Одним из последних примеров тому мог бы послужить их маленький лесной пикник на берегу реки в Старооскольском районе Белгородской области, где они решили пожарить шашлычок. Точнее этот пикник был только предлогом, так как Бражников уже вынес свой «приговор». «Приговорённым» оказался его односельчанин Алексей Требунских, с которым он вместе с другим бандитом Сергеем Фроловым когда-то ходили в одну школу.

Причина была банальна. Требунских, принимавший участие в совершении ряда кровавых преступлений и несколько лет находившийся в розыске за убийство, накануне стал много пить и кутить, чем вызвал опасение у Матроса в своей «благонадёжности». Поэтому главарь с помощью подельников, затащив провинившегося на это, специально подготовленное им, мероприятие, не долго думая, достал самопальный револьвер и на глазах остальных членов банды застрелил его в затылок. А те просто труп прикопали там же, где они шашлык жарили.

– Я с каждым из них общался, и могу смело сказать, что все они боялись Матроса, – вспоминал бывший заместитель начальника УБОП, а ныне – заместитель начальника полиции по охране общественного порядка ГУ МВД России по Воронежской области полковник полиции Сергей Постовалов. – Ведь Бражников возомнил себя каким-то мессией на земле. Причём он никогда не был наркоманом и спиртное крайне редко употреблял. Занимался спортом, постоянно следил за собой и периодически вывозил своих «бойцов» в лес, где проводил с ними стрелковые занятия.

Более того, рассказывают, что ещё до своих судимостей Бражников служил в Забайкалье в десантно-штурмовой бригаде. А после армии даже пытался устроиться в воронежский ОМОН.

Другое дело Александр Некрасов. Этот бандит по натуре очень слабохарактерный, который никогда и ни в чем не прекословил Матросу, хотя, как отмечали многие, трусом не был. Потому что надо иметь смелость, чтобы одному пойти на убийство. Но стоило ему почувствовать силу против себя, как сразу раскисал. А когда он сам ударил, выстрелил, и человек поник, то ощущал себя героем и суперменом.

Выгодная позиция, или кто виноват?

Говоря шахматным языком, Александр Бражников в банде исполнял роль короля и строил всю её партию путём многочисленных рокировок. А чтобы самому занять выгодную позицию, в качестве ладьи использовал не только Некрасова и других бандитов, но и посторонние фигуры.

В октябре 2000 года Матроса доставили в ИВС за «нанесение побоев средней тяжести», которое он совершил в августе. Тогда ему не понравилось, как в автомастерской выполнили ремонт его «Мерседеса», и по этой причине он сильно избил и скинул в смотровую яму мастера. Тот после полученного увечья написал заявление в УБОП. И хотя результатов по нему потерпевший добился лишь спустя два года, когда виновного осудили и приговорили к полутора годам заключения, оказалось, что реально сидеть этот срок бандитский лидер и не собирался.

Из зала суда Матрос скрылся. Его объявили в федеральный розыск. Но, когда только в конце марта 2003 года сотрудники УБОП обнаружат в его автомобиле обрез и самурайский меч кустарного производства, и вновь доставят в ИВС, возникнут непредвиденные препятствия.

Во-первых, областная прокуратура откажет в аресте Бражникова. А во-вторых, через свои столичные связи он выйдет на бывшего председателя Консервативной партии России, ныне покойного Льва Убожко. Известный москвич прибудет в Воронеж и направится к тогдашнему председателю областного суда Борису Петину. В кабинет к этому человеку Убожко войдет сразу, минуя очереди людей, которые месяцами не могли пробиться к нему. И после его визита появится вердикт, который заменит «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» на «Причинение… по неосторожности», а полтора года лишения свободы – на штраф. Таким образом, Матроса отпустят, и уже вскоре им будут чиниться новые страшные злодеяния.

Руками «отморозков»

Летом 2003 года милиция задерживает двух членов банды – Николая Русина и Алексея Черных. В начале марта вместе с Александром Бражниковым, Александром Некрасовым и Евгением Струковым они принимали участие в дерзком разбойном нападении на семью главы администрации села Новосолдатка Репьевского района Воронежской области Леонида Черникова. Тогда бандиты действовали по уже отработанному сценарию. Надев на головы маски с прорезями для глаз, изготовленные из вязаных шапок и чулок, они ворвались в дом, избили хозяина, приставили к виску пистолет, требуя выдать им долг, а затем, забрав деньги, связали его, жену и малолетнего сына скотчем, и бросили в подвал, на крышку которого поставили холодильник. Однако об участниках нападения станет известно лишь через год. Летом же 2003-го Русина и Черных задержали, и впоследствии осудили, за совсем другое преступление – совершение вымогательства с применением жестоких пыток.

По словам потерпевшего коммерсанта, который написал заявление в УБОП, бандиты выкрали его, привезли в безлюдное место и, потребовав 150 тысяч долларов, стали пилить ему ножовкой ногу! Когда он обратился в милицию, оперативники сначала не поверили, что у него такая травма, но, посмотрев на неё собственными глазами, ужаснулись увиденному. Нога у бедняги распухла, вся стала синей, и ему едва удалось избежать гангрены.

Как потом выяснилось, Николай Русин – настоящий отморозок, который, помимо пиления ног, проявил себя и в других садистских наклонностях, а также в желании показать себя в качестве стрелка, в каком бы людном месте «мишень» не находилась. Достаточно вспомнить расстрел в кафе «Ностальжи», совершённый поздним вечером 28 марта 2003 года.

Тогда Александр Некрасов, вооружившись автоматом, стал методично объезжать с подельниками развлекательные заведения города в поисках потенциальной «авторитетной» жертвы, и, узнав, что в этом кафе гуляет ближайший сподвижник Плотника по кличке Голова, поручил стрелять через витрину Николаю Русину прямо из окна автомобиля. Спокойно взяв в руки автомат, Николай 9 раз выстрелил в направлении столика, где сидел Голова. Полетели осколки, раздались крики. И хотя сам «смотрящий» от пуль не пострадал, у сидевшей за его столиком девушки было сильно обезображено лицо, и она потеряла глаз.

Более того, Николай Русин не только отличился сам, но и привёл в банду своего младшего брата Сергея. Это он угонял машины, выезжавшие на отстрелы «авторитетов» и неугодных людей, убийства предпринимателей, разбойные нападения и другие преступления. Это он по заданию Матроса совершал вояжи к владельцу частной бани Олегу Чернышову, ежемесячно забирая (вымогая) у него сначала по 4, а в конце по 6 тысяч рублей. Часть этих денег Сергей оставлял себе, а остальные тратил на покупку продуктов для своего брата и Алексея Черных, находившихся в СИЗО за совершение тяжких преступлений.

Но есть и неизвестные следствию и суду детали. Дело в том, что в июле 2003 года Сергей Русин, находясь за рулём автомобиля «Мазда-626» (одной из машин, участвовавших в разбойных нападениях), стал виновником ДТП. По случайному совпадению потерпевшим в нём тогда оказался я, автор этого материала, находившийся за рулём своей служебной машины.

В результате полученной мной тяжёлой травмы тазобедренного сустава в отношении Сергея было возбуждено уголовное дело. Правда, в конце 2003 года из-за изменений в законодательстве оно было прекращено. Но, какого было моё удивление, когда, спустя год после аварии, во время слушания уже гражданского дела, я узнал, что Русин-младший вдруг «загремел» в следственный изолятор.

Оказалось, что попал он туда вовсе не по мелочи, а как подозреваемый в организации взрыва дома матери воронежского вора в законе Олега Плотника, который произошёл за 10 дней до моей аварии. И хотя вскоре Сергея Русина выпустили из СИЗО под подписку о невыезде и причастность его взрыву не была доказана, сам по себе этот случай говорит о том, что «уроки» старшего брата для него не прошли даром.

Что же касается Алексея Черных, то одно время он был особенно близок с Матросом. С ним он познакомился в местах лишения свободы. Этим можно объяснить факт, что третий раз его задерживали (он был судим уже трижды) в «Мерседесе» Матроса, в салоне которого обнаружили уже известные вам обрез и самурайский меч.

Но охотнее всего использовался главарём на «грязной» работе его земляк – деревенский парень из Репьёвского района Воронежской области Александр Клевцов, который не служил в армии и, как говорят оперативники, был «отморозком на полную голову». Это он 14 апреля 2004 года стрелял в человека из окружения Плотника – Геннадия Литвина, за которым бандиты охотились больше двух недель. Клевцов произвёл в него пять хладнокровных выстрелов из автомата на перекрестке Московского проспекта и проспекта Труда, где автомобилю Литвина бандиты перекрыли дорогу. Геннадию повезло. На частной машине его быстро доставили в Больницу скорой медицинской помощи и спасли. Повезло тогда и прохожим, и пассажирам проезжавших мимо машин, которые лишь чудом остались живы.

За этот свой промах деревенский парень, стрелявший всего с полутора-двух метров, потом «получил» от Матроса. Но кулачная взбучка «шефа» была для него обыденным явлением. Главарь лупил его раз в неделю просто для поддержания тонуса. И, возможно, начисто отбитые мозги заставляли «отморозка» идти без страха на что угодно и куда угодно.

Так, возле кафе «Регата» он по ошибке убил хоккейного тренера Вторникова, когда целился в севшего в автомобиль «авторитета» Паршина. А в начале февраля 2004 года Клевцов из «Калашникова» расстрелял Алавердяна по кличке Сеник, который был ближайшим человеком Плотника, связывающим его с армянской диаспорой. За Сеника Матрос ему дал всего 500 рублей, купил кроссовки, спортивный костюм и красивую модную куртку, поселил его в общежитие, налил стакан водки и привёз проститутку. И Клевцов был рад такому, более чем скромному гонорару, ощущая себя вполне крутым и счастливым.

«Чудеса в решете»

Цепь событий, которые привели банду к войне с окружением действующего в то время вора в законе, с состоятельными людьми и теми, кто ей мешал в реализации её планов, выстроилась, пожалуй, лишь к сентябрю 2004 года. Именно тогда прокуратурой Воронежской области были соединены 7 уголовных дел с участием членов банды Матроса. Но прежде чем обозначить эти события, вернёмся к началу 2003 года, когда главарём была определена конечная цель её бесчинств.

В это время Бражников вместе с Некрасовым выехали в столицу на сходку воров. Там они задали вопрос: «Почему в Москве и Санкт-Петербурге по несколько воров в законе, а в Воронеже только один?». Но в Москве их быстро поставили на место. Причём ставил знакомый одного из бандитов по имени Теймураз Эрадзе (у Матроса были налажены связи с грузинскими «авторитетами»), который в конце апреля 2004 года участвовал с ними в совершении последнего преступления. Этот знакомый им и сказал, что пока жив Плотник, не следует лезть в его вотчину.

Некрасов схватился тогда за голову и говорит: «Вот мы идиоты, зачем полезли туда, куда не нужно!..» А Бражников ему ответил: «Нет, ты ничего не понял, ведь нам сказали – пока жив Плотник. То есть нам дали понять, что, пока он жив, мы никто. А если мы его уберем, то будем кто…». И они восприняли это как руководство к действию, начав творить в Воронеже «чудеса», похожие на кошмары.

Однако первое их кошмарное «чудо» произошло ещё задолго до московского разговора. Им было разбойное нападение на директора фирмы «Керамика» Николая Черникова, которое они совершили в конце ноября 2000 года. Бандиты встретили предпринимателя, когда он возвращался на своём джипе домой. Один из преступников – Андрей Чибряков, переодетый милиционером, «тормознул» его и попросил проследовать в «автомашину ГАИ». Как только ничего не подозревавшая жертва оказалась в машине, на Черникова сразу набросили удавку, стали душить и бить.

Вывезя его в лесной массив у окружной дороги, бандиты объявили ему цену его жизни – 650 тысяч рублей, и для пущей убедительности под дулом автомата заставили копать себе могилу. Черникову тогда удалось откупиться. Его родственники быстро собрали 500 тысяч рублей и доставили деньги в назначенное бандитами место и время. Но близкие ещё не знали, что автором идеи этого разбойного нападения явился уже знакомый вам Эдуард Серов, который когда-то работал в офисе Николая и с которым они вместе с его семьей выезжали за границу на отдых.

С весны 2001 года начался отстрел «авторитетов». Первым в этот список попал держатель воронежского воровского общака и сподвижник Плотника Сергей Джегерной по кличке Джигит. С ним Некрасов решил поквитаться за отобранный у него в середине 90-х «бизнес» (он брал дань с ларёчников) и побои, которые тогда Джигит нанёс ему в лесу. Затем выбор пал на «авторитета» Андреища, которого в сентябре 2001 года главарь банды хладнокровно застрелил на лестничной площадке его дома. По мнению известного воронежского детектива Виктора Кусова, руководившего в своё время одним из отделов Центрально-Черноземного РУОПа (в июне 2016 года он погиб при неординарных и весьма загадочных обстоятельствах), тогда-то и обозначилось лицо банды. Ведь Андреища устранили за то, что он контролировал организацию поставок водки и спирта в селе Новая Усмань, где у него была своя фирма.

Через год после Андреища происходит очередное (уже четвёртое) покушение на самого Виктора Кусова, который слишком много знал о «спиртовых делах» Матроса и был для него словно бельмо на глазу. Это случилось днём 22 октября 2002 года. Машину Виктора Петровича встретили неподалёку от его строившегося дома Александр Бражников, Александр Некрасов и Евгений Струков, управлявший автомобилем «Ауди-80».

Как только Кусов тронулся, ему перекрыли движение. Открыв заднюю дверь, из «Ауди» выскочил мужчина, на голове которого была чёрная вязаная шапка с прорезями для глаз, а в руках, облачённых в перчатки, – автомат.

Когда бандит начал стрелять, Кусов пригнулся за сиденье. По стечению обстоятельств, в этот момент в его машине находились жена и дочь, а также трое рабочих со стройки. К счастью, никто из них не пострадал. В самого же бывшего руоповца попало 5 пуль из 27-ми выпущенных. Одним из выстрелов бандиту удалось травмировать кисть его руки, однако жизненно важных органов тогда пули не задели.

24 февраля 2003 года следующей жертвой из «списка Матроса» станет «авторитет» Владимир Пшеницын, занявший место убитого Джигита. Говорят, что именно ему воронежский вор в законе поручил «следствие» по делу об убийстве своего друга. Неспроста как раз в то время, когда он на своём автомобиле отъехал от дома Плотника и, направившись в сторону цирка, остановился на красный свет светофора, из проезжавшей синей «восьмёрки» раздалась автоматная очередь.

Ради денег и власти

Вообще, как считал Кусов, да и не только он, завладение спиртовой монополией на воронежском рынке было одной из основных задач Матроса. Не случайно в июле 2002 года Бражников организует разбойное нападение на своего бывшего сокамерника, бизнесмена Александра Голева, занимавшего третье место в системе организации сбыта спирта на территории Воронежской области. Добыча от этого нападения составила полмиллиона рублей, а закончилось оно жестоким убийством предпринимателя вместе с его гражданской женой.

Бандиты подстроили столкновение с иномаркой, в которой ехала эта пара. Выйдя из «Нива», они ударили по голове Голева, быстро завернули ему руки за спину, на которых защёлкнули наручники, и его тут же запихнули обратно в машину. Всё произошло столь мгновенно, что ни он сам, ни его гражданская супруга Елена не поняли даже в чём дело. Напавшие заскочили в машину, и она устремилась в лес. Следом шла «Нива».

Когда спустя много месяцев члены банды начнут давать показания об этом преступлении, даже видавшие виды оперативники будут поражаться жестокости, с которой допрашивались мужчина и женщина. Поначалу Голев пытался схитрить и сказал, что все деньги вложил в покупку спирта. Тогда его стали бить по голове рукояткой пистолета и колоть ножами. Ему пришлось признаться, что деньги в доме есть. Он назвал место, где был тайник, думая, что теперь отпустят, но его стали бить снова. Текущая по лицу кровь словно пьянила палачей.

Входивший в банду дагестанец Эйваз Магомедов выволок из машины Елену, надел на неё наручники, ударил несколько раз по лицу и поставил на колени. Александр бросился, было, на защиту любимой женщины, но пистолетный выстрел в живот скосил его. От боли он стал биться и громко кричать, и тогда Магомедов поднял голову Голева за волосы и резко полоснул ножом по шее. Фонтан крови обдал руки и рубашку убийцы. Эйваз протянул нож своему знакомому Виктору Стороженко, которого он привёл в банду, и выкрикнул: «Убей её!» Тот стал отказываться, говоря, что не знает, как это делать.

«Это надо делать вот так», – в бешенстве заорал Магомедов, накинул тонкую верёвку на шею женщины и стал её душить. Потом принялся бить ножом в спину. Тело несчастной обмякло и перестало биться в судорогах. Кавказец поднял за волосы её поникшую голову и вновь резко взмахнул ножом. С убитых сняли все золотые украшения. Трупы бросили в машину, облили её бензином и подожгли.

По мнению Кусова, который сам не раз побывал в шкуре потерпевшего, большинство преступлений банды было связано с громадными деньгами их жертв, в той или иной степени причастных к спиртовой монополии. Поэтому, когда в июле, сентябре и октябре 2003 года члены банды Матроса взорвали во дворе гранату и стреляли из гранатомёта по частным домам, это было не просто преступлениями из хулиганских побуждений, а акциями запугивания тех, кто, участвуя в спиртовом дележе, не хотел отдавать свою долю. Ибо пострадавшими от этих акций оказались крупные спиртоводочные дельцы, среди которых был и главный инженер воронежского спиртуправления.

Скорее всего, опять-таки со спиртовыми деньгами был связан и вояж банды на воронежскую улицу Ипподромная, где 25 марта 2004 года было совершено разбойное нападение на семью тогдашнего депутата областной Думы и гендиректора домостроительного комбината, а ныне – члена Совета Федерации Сергея Лукина. Ведь рядом с домом депутата жил известный спиртовой магнат, и Бражников хотел «бомбануть» именно его. Но то ли бандиты ошиблись домами, то ли Лукин был запасным вариантом (по версии следствия наводку на него за 200 тысяч рублей дал один из предпринимателей, имевший какие-то совместные дела с ДСК), так или иначе, им пришлось грабить строителя. И они не пожалели, потому что вооружённое вторжение к нему с поистине фашистским избиением всех многочисленных членов семьи (в том числе и беременной невестки), в конечном итоге, привело их к солидному кушу, который вместе с деньгами и ценностями составил свыше пяти миллионов рублей.

И всё-таки главное, для чего Матрос и затеял всю эту войну, заключалось либо в устранении, либо в постепенном смещении действующего вора в законе. Поэтому, разумеется, лидер банды не мог упустить шанс «пощекотать нервы» самому Плотнику, совершив на него два покушения.

Первое было произведено в июне 2003 года, когда Бражников провёл минирование дома матери Плотникова на улице Бетховена (как я уже говорил, в причастности к нему поначалу подозревался Сергей Русин). В качестве самодельного взрывного устройства там был использован 105-миллиметровый артиллерийский снаряд с детонатором и дистанционным взрывателем, какой бандиты «приспособили» под покровом ночи у стены дома, возле окна. Когда проводную «машинку» привели в действие, рванул только детонатор, а сам снаряд «не завёлся». И, тем не менее, дому был причинён материальный ущерб на сумму свыше 10-ти тысяч рублей. Однако самого Плотника в тот момент в доме не оказалось. Но по-настоящему воронежскому вору в законе повезло в другой раз.

11 января 2004 года можно считать началом второй серии отстрела воронежских «криминальных авторитетов». И первым в их списке оказался как раз Плотник. В тот день в ночном клубе «100 ручьев» он отдыхал в большой компании своих друзей. Веселье закончилось уже под утро, и десять человек на двух авто дружно направились к нему в гости, среди них были и женщины.

Как только люди стали выходить из машины, поблизости разорвалась граната, и на них обрушился град пуль из двух автоматных стволов, которые держали Бражников и Некрасов. Со стороны вора в законе в ответ стал отстреливаться также убитый потом «авторитет» Сеник. И только по воле случая никто, кроме охранника Плотника, не пострадал: в том месте, где стрелки сидели в засаде, обнаружили 61 стреляную гильзу…

Конец банды матроса

В декабре 2003 года в поле зрения сотрудников УУР ГУВД по Воронежской области попадает некий предприниматель, который совершал преступления путём мошенничества и потом за это отбывал наказание. Они узнают, что Эдуард Серов был женат на женщине, имевшей с ним родственные отношения. И, развивая дальше полученную информацию, приходят не к предположению, а к конкретному выводу, что именно бывший опер и является постоянным членом давно набившей всем оскомину банды.

Тогда же уже другие источники информируют сыщиков о готовящемся большом бандитском нападении на один из домов села Рогачевка Новоусманского района Воронежской области. О том, что бандиты заинтересовались деньгами того самого коммерсанта-мошенника и готовы на всё, чтобы их у него отобрать.

– Мы приехали к нему, объяснили ситуацию, – рассказывал Олег Никитин, – а он нам говорит: такого не может быть. Мол, да, я должен деньги, но не такие большие, и у меня сейчас их просто нет…

А дальше началась настоящая оперативная игра. Розыскникам говорят дату и время разбойного нападения. Но напрямую они неидут к возможным жертвам. Потому что не только боятся спугнуть бандитов, но и допустить новых зверств с их стороны. Вот они и затаились, ждали подходящего момента. Однако в конечном итоге многое пошло не по их сценарию.

Ночью 29 апреля 2004 года оперативники Управления уголовного розыска ГУВД по Воронежской области прибыли в село Рогачёвка и находились в засаде. И тут неожиданно приезжает замначальника Масловского отделения милиции майор милиции Николай Самохин, который к моменту вынесения приговора по банде стал начальником ОУР Новоусманского РОВД. Сотрудник, чьё появление не входило в их планы воронежских розыскников, но который в данной ситуации проявил себя как истинный герой и первоклассный сыщик.

– В эту ночь я заступил на дежурство вместе нарядом в составе инспектора ПДН и сотрудника ППС, – вспоминал Николай Самохин. – Проезжая по Рогачёвке, мы сразу заметили пустой «Мерседес». Освятили фонариком: он стоял на обочине, стекла тонированные, но через лобовое стекло было видно, что в салоне никого нет, а на всех сиденьях лежат пакеты… Поехав обратно, притормаживаем у обочины, где находился «Мерседес», и в свете фар видим идущего к нему человека в куртке, с вязанной спортивной шапочкой в скатку на голове (как у спецназа), а в руке у него нечто похожее на автомат.

Я на середине трассы бросаю автомобиль и выбегаю за ним. Он шмыг в кусты. Думаю, здесь что-то неладное, поэтому решил выкрутить золотник заднего левого колеса «Мерседеса». И пока из него выходил воздух, сажусь в машину и делаю вид, что мы отъезжаем и покидаем это место. А между тем я ставлю свой наряд возле заправки «Юкос» в районе Рогачёвки, а сам бегу с автоматом…

Когда мы их перехватили, то одного взяли сразу. Надевая ему наручники, тогда я провел по его лицу ладонью, и тут же понял, что он ещё не успел снять маску, которая была приспущена на глаза. А второй в это время начал убегать. Поэтому первого бандита я оставил на своих сотрудников и помчался за вторым. Я увидел, что он метнулся в сторону сливной трубы, которая проходит под трассой. Из этой трубы при выходе мне его и удалось вытащить, защелкнув на руках «браслеты»…

Где-то часа полтора я ждал опергруппу, и в это время видел ещё одного – третьего, который пытался подойти. Как выяснилось, эти двое были в форме сотрудников милиции, но уже успели переодеться (вот почему на сиденьях машины лежали пакеты, в них была рабочая одежда). Тогда у бандитов изъяли колоши, то есть они «косили» под крестьян. Через день, примерно за триста метров от места задержания мы нашли милицейский бушлат, трое наручников, резиновые перчатки, нарезной пистолет-револьвер под патроны от ПМ, выполненный из воронёного железа (специально для киллеров).

Когда мы прибыли на место преступления, то весь дом был в крови. Там сразу нашли скотч, которым связывали потерпевших, и палец. Ведь преступники пытали хозяина и отрезали ему мизинец на левой руке! У них же в машине были обнаружены бита, металлическая труба и патроны от автомата «5,45», а у водителя автомобиля нашли подробную схему этого дома.

Разумеется, оперативники знали, что у коммерсанта-мошенника, жившего в Воронеже, в Рогачёвке находится родительский дом, который и станет объектом нападения. Знали они и то, что там у него имеется своя крупорушка, что он закупал гречку и, являясь менеджером, совершал махинации. Знали, что по фактам присвоения и растраты около шести миллионов рублей в отношении него было возбуждено уголовное дело. Однако того, что к этому разбою бандиты подойдут с особой, подлинно садисткой жестокостью сыщики не ожидали.

Требуя выдачи денег, бандиты нанесли отцу коммерсанта не менее 20 ударов по разным частям тела, и десятки порезов охотничьим ножом. Потом этим ножом один из них отрезал ему по мизинец левой руки, приговаривая при этом: «Я не таких колол и не с таких деньги выбивал». Уже в процессе следствия выяснится, что навёл на этого человека отчим супруги сына, который и составил подробную схему их дома. Кроме этого, злодеи пытали хозяина ещё паяльником. Запасной паяльник, который был куплен за 2–3 дня до совершения преступления, также нашли в их машине. Этот инструмент пыток они включали в розетку, а затем водили им по лбу и засовывали в задний проход мужчины. В доме они избили и жену потерпевшего, а после, замотав их вместе скотчем, бросили в подвал. Сама же хозяйка кое-как вылезла, позвонила в скорую, и уже от приехавших медиков поступило сообщение в милицию.

И всё-таки, несмотря на неожиданный для розыскников поворот событий, их действия оказались правильными. Ибо давно было ясно, что членов этой неординарной банды необходимо брать только во время совершения ими какого-то преступления. Просто так, без улик, взять их было невозможно. Ведь они могли придумать себе любое алиби. Недаром даже в Рогачевке оба задержанных бандита сначала стали сочинять байки про какого-то друга в Анне, к которому они ехали за каким-то маслом, а на вопрос Николая Самохина: «Зачем тогда ты маску надел?» один ответил: «Да я работаю слесарем, часто лазаю под машины, и мне была нужна эта маска, чтобы грязь не летела…»

Задержание

Начиная с 29 апреля 2004 года, сотрудники УУР, УБОП и областной прокуратуры работали почти в круглосуточном режиме.

– Сложность задержания состояла в том, что Некрасов уехал в Норвегию, а Бражников оставался в Воронеже, – вспоминал бывший заместитель начальника УУР Олег Никитин. – Нам же нужно было задерживать сразу двоих. Поэтому мы проводим оперативную комбинацию: через своего человека звоним Некрасу, объясняем ему, что ты неправильно сделал, «бабки» не вернул, хотя должен был. А в конце говорим, что, если ты деньги не отдашь, то будут предприняты адекватные меры к твоей семье.

О долге Некраса оперативники узнали из его же среды. Сыграв на тёплых чувствах к семье, они преследовали одну цель: чтобы он вернулся в Россию. Поэтому сразу после его возвращения наметили операцию по задержанию всех основных членов банды.

Задержание было назначено на 2 июня 2004 года. А первым, кого удается обезвредить, оказывается сам главарь банды. Сотрудники УБОП под руководством и при непосредственном участии Сергея Постовалова и Ивана Голоденко задержали его как раз в тот момент, когда он вёл наблюдение за домом детектива Виктора Кусова, на которого готовился совершить новое покушение. Вместе Матросом, не оказавшего при аресте никакого сопротивления, взяли тогда и другого бандита, который прикидывал: откуда может появиться намеченная ими жертва. И, слава Богу, что преступники были схвачены именно в этот день, ведь осуществить убийство они планировали уже вечером.

С захватом Некраса, которому оперативники УУР организовали левую встречу в кафе «Регата», пришлось несколько сложнее. Причина состояла в том, что напротив этого кафе, расположенного на улице Комиссаржевской – в самом центре Воронежа, находилось много гражданских людей. А значит, хотя с сотрудниками Управления уголовного розыска работали специалисты из УБОП и СОБРа, которые были в камуфляже, бронежилетах и с автоматами, требовалась особая осторожность.

– Нам говорят: «Бейте посуду!», – отмечал Олег Никитин. – Но из-за большого количества народа мы на это не пошли. Мы знали, что они вооружены автоматами, гранатами и пистолетами. Поэтому решили брать их при выходе, проведя без применения оружия нормальное силовое задержание.

При обыске у Некрасова нашли маски, форму сотрудников милиции, а стоило его привезти в ГУВД, как сразу стало видно, что психология их разбита. А, когда розыскники пошли по связям Матроса, были изъяты автомат «7,62», три пистолета, гранаты и очень много боеприпасов. Так что главарь был даже поражен тем, как на этот арсенал смогли выйти.

Потом была поездка в село, где жил Матрос. Там задержали репьёвского наемного убийцу Александра Клевцова, и тот представил новые доказательства. Он показал место, где хранилась машина для произведения взрывов, которой бандиты подрывали дом Плотника, рассказал, как они расстреливали его из двух автоматов, и кто это делал.

И после этого в течение недели были задержаны остальные члены банды. Их же руководители перестали молчать или «нести околесицу», а постепенно начали говорить всё по существу, называя адреса домов и гаражей, в которых пряталось различное оружие, милицейская форма, маски и прочее бандитское снаряжение. В частности, среди обнаруженного арсенала оказались 4 автомата Калашникова, гранатомёты «Муха», пистолеты, револьверы и глушители к ним.

Судебный вердикт

Все два с половиной года судебных заседаний, проходивших с участием присяжных заседателей, председательствовал на них один из самых опытных юристов Воронежского областного суда, судья 1 класса Михаил Алексеевич Авдеев, а государственное обвинение поддерживали аж три представителя областной прокуратуры.

Таким образом их кропотливый труд, как и труд многих следователей, работавших по этому делу, львиная доля которого была возложена на следователей по особо важным делам прокуратуры Воронежской области Михаила Мокшина (ныне он возглавляет Следственное управление СК РФ по Ханты-Мансийскому АО) и Мурата Цуроева, лёг в основу приговора.

Шесть часов, стоя, зал внимал судейскому вердикту, который состоял из 140 листов. Обвиняемые, находившиеся в огромной клетке, вывесили на сетку развернутые газеты и скрывали за ними свои лица. Некоторые пробивали в бумаге дырки, и через них подглядывали за происходящим в зале. Другие демонстративно стояли спинами. Главари не только повернулись спинами, но и во время чтения приговора сидели, показывая тем самым презрение к происходящему.

Кроме того, перед оглашением судебного вердикта, когда судья Авдеев пояснял процедуру чтения, его слова были прерваны истерическими криками из клетки. «Мы не хотим ничего слушать, и требуем вывести нас отсюда», – орали Алексей Черных и Николай Русин. На предложение судьи успокоиться и выслушать приговор, они стали бить ногами по железному низу клетки. Грохот заглушил все слова. Охрана не знала, что предпринять, но у судьи ни один мускул не дрогнул. Михаил Алексеевич спокойно поправил очки, и когда грохот на секунду смолк, приказал приставам вывести их из зала.

Через шесть часов изнурительного стояния было озвучено решение. Согласно ему, 43-летнему Александру Бражникову и 41-летнему Александру Некрасову было назначено пожизненное лишение свободы в колонии особого режима. А их подельникам определено отбывать разные сроки в колонии строгого режима: Александру Клевцову – 23 года, Евгению Струкову – 22, Эдуарду Серову – 21, Сергею Фролову – 20, Андрею Чибрякову – 17, Николаю Русину и Алексею Черных – по 16, Виктору Стороженко – 9 лет.

Не обошли наказанием и ещё пятерых преступников (в их число вошёл и виновник ДТП с моим участием Сергей Русин), которые исполняли роли подручных в банде Матроса и тоже сидели на скамье подсудимых, хотя и не в клетке. Правда, это наказание оказалось ниже низшего предела, то есть не связанным лишением свободы. Однако было видно, что, находясь в зале суда, все пятеро тряслись от страха в ожидании приговора.

Более чем по 20 статьям уголовного кодекса квалифицированы действия всех членов этой преступной группы. Наиболее тяжкие из них: ст. 105 ч. 2 п. «а, д, ж, з» (убийство двух или более лиц; совершённое с особой жестокостью, совершённое организованной группой, из корыстных побуждений, сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом, с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение); 209 ч. 1 (создание устойчивой вооружённой группы (банды) в целях нападения на граждан или организации, а равно руководство такой группой (бандой)); 162 ч. 4 п. «а, б, в» (разбой, совершённый организованной группой, в целях завладения имуществом в особо крупном размере, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего).

Но перед Воронежским областным судом предстали не все. Один из бандитов – Теймураз Эрадзе – был объявлен в международный розыск. Как тогда предполагалось, он скрывался в Грузии. Ещё в 2004 году Эрадзе предлагал воронежским оперативникам за то, чтобы его не искали, сначала – 1 миллион долларов, а потом – полтора миллиона евро!

Не дожил до суда Эйваз Магомедов. В начале 2003 года его за вооружённый разбой задержали на территории Украины. На заседании суда он взял в заложники милиционера, отобрал пистолет и выпрыгнул в окно. Там выкинул из патрульной машины ещё одного стража порядка и ударился в бега. Погоня закончилась тем, что украинские правоохранители загнали дерзкого преступника в тупик. Он решил не сдаваться и пустил в себя пулю.

Покончить с собой в СИЗО пытался и Александр Бражников. Несколько раз Матроса вытаскивали из петли, которую он вязал из собственной одежды. Но самого кровавого воронежского бандита последних десятилетий смерть всё-таки настигла. По информации из открытых источников, он скончался в феврале 2020 года в колонии для пожизненно заключённых «Чёрный Дельфин» Оренбургской области.

Поистине война миров стихает в час расплаты, и этот час наконец наступил.

Мастер неудобных дел

Александр Семёнович Дементьев. Вроде бы, ещё совсем недавно этот несгибаемый ни перед чем человек был бодр и полон жизненной энергии. Для большинства людей, а не только друзей, он был бойцом, способным сражаться с любым злом, в какое бы оно не рядилось обличие. Только вот такое зло, как болезнь, он не смог побороть. Видимо, слишком коварно и внезапно пришла она к нему. А, может быть, Семёныч, как называли близкие генерала, просто устал от бесконечной борьбы, и потому 2 ноября 2018 года, накануне Дня сотрудника органов внутренних дел, перестало биться его сердце.

Бывший начальник ГУВД Воронежской области генерал-лейтенант милиции в отставке Александр Дементьев большую часть службы в органах посвятил борьбе с экономическими преступлениями и крупными криминальными структурами, растущими за счёт них. Начав складываться в середине 80-х годов, эти структуры имели свою систему обороны, основанную на коррупции в государственном аппарате и террористических методах вторжения в экономику. Поэтому бороться с ними и побеждать их было особенно тяжело.

Но, как упрямый человек, умеющий добиваться поставленной цели, Александр Семёнович старался доводить любое уголовное дело, связанное с таким непростым криминалом, до логического завершения, если, конечно, не тормозили на самом верху. И по этой причине его вполне можно назвать Мастером неудобных дел. Человеком, который дорожил каждой собранной уликой и отрабатывал каждую, казалось бы, тупиковую версию, чтобы добиться результата. А результат для него, в каких бы должностях он ни работал, всегда был один: наказать преступника и сделать всё возможное, чтобы другим было неповадно совершать такие преступления.

Столь принципиальная позиция начала формироваться у него ещё в детстве, когда и появилась мечта работать в милиции. О том, как она осуществлялась, с какими преградами он столкнулся и чего достиг, и пойдёт речь в этом очерке.

Дедовский пример

Как и у большинства детей, появившихся на свет в трудные послевоенные годы, детство Саши Дементьева не было счастливым и безоблачным. Тем более что ещё совсем маленьким он остался без отца, который ушёл в другую семью, и воспитывать его пришлось одной матери – простой колхознице. Поэтому достатка в их доме было мало, однако жизнь скрашивали материнское тепло и помощь бабушки с дедом.

Все школьные годы Александра прошли в селе Шаталовка Старооскольского района Белгородской области, которое до 1962 года входило в состав Воронежской области. Судя по его рассказу, учился он средне, пятёрок было мало, четвёрок тоже. Но самым любимым предметом была история, к которой всегда относился трепетно и старательно её учил. Примером же во всём для него был не какой-то исторический или литературный персонаж, а собственный дедушка. Им он всегда гордился, считая одним из честнейших людей на земле.

И действительно, дед Александра Семёновича был весьма достойным и уважаемым среди селян человеком. Он прошёл две войны, работал председателем колхоза, да к тому же был настоящим идейным коммунистом, словно сошедшим с экрана старой советской кинокартины. Недаром после школы, когда Александр тоже решил вступить в партию, его дед с удовольствием дал ему рекомендацию, что считалось тогда очень почётным и означало передачу эстафеты старшего поколения молодому.

Вот и в реальности получилось так, что эта эстафета оказалась вовсе не пафосным идеологическим лозунгом, а подлинным событием, которое прошло через всю трудовую жизнь нашего героя. Через его армейскую службу, отношение к милицейской профессии и людям, какие его окружали и, в конце концов, через «любовь к отеческим гробам», которую он отдавал, приезжая каждый год в Шаталовку на могилу своих деда и бабушки, приобщив к этой традиции сначала детей, а потом внуков.

Разные обстоятельства

В 1967 году Александр Дементьев был призван в армию. В армии он считался связистом, хотя носил форму морской пехоты, охраняя секретную базу Дунайской флотилии, в которую входили бронекатера с танковыми башнями, моторные лодки и многое другое. Эта база дислоцировалась в посёлке Ратно Волынской области Украины, где после войны было много бандеровцев. Однако, как рассказывал Александр Семёнович, он вспоминал годы армейской службы с небольшой грустью. Ведь, когда служил, люди в этом посёлке были дружелюбные, спокойные, добрые, а вокруг красивые леса, озёра и живописная река Припять. Неспроста, наверное, в этих дивных местах познакомился со своей супругой. Там он и женился.

Ещё во время армейской службы по окончании харьковской учебки, которая готовила артиллеристов-разведчиков, Дементьев получил специальность радиста первого класса. В его обязанности входило координировать огонь артиллерии, для чего необходимо было хорошо знать алгебру и высчитывать координаты по логарифмической линейке. Поэтому после армии, так как ехать в Воронеж, чтобы поступать в вуз, было не на что, он год трудился монтёром в Шаталовке на узле радиосвязи. Но работать в милиции Александр хотел с ранних лет. Только осуществиться этой мечте суждено было отнюдь не сразу.

На юридическом факультете ВГУ, куда он благополучно поступил в 1970 году, учился хорошо, был членом партии, что тогда являлось важным для карьерного роста. Были также и другие обстоятельства, которые сыграли роль в дальнейшей судьбе.

В 1975 году перед защитой диплома его направили на практику в отделение уголовного розыска Старооскольского РОВД. А там оказалось, что ни руководители, ни сотрудники этого райотдела не имеют высшего юридического образования, которое почти получил он. Начальник отдела милиции только учился на первом курсе юрфака ВГУ, начальник розыска окончил среднюю школу ГАИ, у остальных было лишь среднее или среднее специальное образование.

И вдруг туда приехал первый секретарь Старооскольского горкома партии, который, изучив анкетные данные личного состава райотдела, вызвал его и сказал: «Ты знаешь, куда попал. Там никого нет с таким образованием, как у тебя. А значит, работать под их началом будет тяжело. Поэтому предлагаю тебе поработать судьёй».

Судейская закалка

Посоветовавшись с женой, Александр Дементьев согласился с таким предложением. Тем более резон был, ведь, как сотрудник, только принятый в милицию, он имел бы зарплату всего 92 рубля, а в суде ему сразу полагался оклад в 170 рублей. И его взяли на работу судьёй с пятого курса юрфака, разрешив свободное посещение. Когда же Александр пришёл в суд, то оказалось, что он мало чего знает. Он знал уголовное право, статьи закона, а практики у него не было. Но молодой судья очень старался, и у него стало получаться.

Два с половиной года отработал Дементьев в Старооскольском народном суде. И тут приезжает председатель областного суда, который совершенно неожиданно предлагает ему работу в вышестоящей инстанции и обещает дать квартиру. Таким образом он, сам того не предполагая, уехал в Белгород работать в областном суде.

«Здесь работа была особенно ответственная, – вспоминал Александр Семёнович. – Ведь приговор писать неимоверно сложно. В нём надо было не только предлагать доказательства, но и правильно их расположить и обосновать. В Белгородском областном суде я отработал с 1977 по 1981 год, то есть почти пять лет. И за это время вынес пять смертных приговоров. По-моему, более «кровожадных» судей, чем я, в Белгороде никого не было».

Как у члена коллегии по уголовным делам областного суда, у Дементьева была зарплата 240 рублей. Но, несмотря на такой приличный заработок, работать в милиции он по-прежнему хотел. Тем более звание мастера спорта по борьбе, которой стал заниматься ещё в армии, было более созвучно с милицейской работой, чем с судейской.

И вот однажды, когда проходили очередные выборы и назначения судей на сессии областного совета, увидев на его груди значок «Мастер спорта», к нему подошёл начальник областной милиции Николай Иванович Перемышленников. Главный милиционер спросил его: «Ты депутат?» «Нет», – ответил Дементьев. «Тогда что ты тут стоишь?» – произнёс начальник УВД. «Да вот меня назначают областным судьёй», – сказал он. «Впервые?» – поинтересовался Перемышленников. «Нет, я уже пять лет отработал», – вымолвил наш герой. «Да ты что, твоим лбом можно башни ломать, а ты устроился в суде бумажки писать. Приходи ко мне в милицию работать», – парировал Николай Иванович.

Правдивая шутка

Дементьев подумал, что милицейский начальник пошутил и не придал этому значения, а потом его слова и вовсе выпали из головы. Но через некоторое время, когда в областном суде проходило совещание, Перемышленников пришёл к нему в кабинет и говорит: «Я ничего не забыл. Значит так. Завтра пойдёшь в обком партии, и скажешь, что у тебя уже 8 лет судейского стажа, и что ты хочешь работать в милиции. А обком тебе всё объяснит…»

«Пришёл я тогда в обком, – рассказывал Александр Семёнович. – Секретарь меня не принял, а принял заведующий административным отделом. Я ему объяснил ситуацию, а он мне твердит своё. Говорит, что ему нужен инструктор, что для меня очень важно, чтобы я поработал в обкоме хотя бы год или два, чтобы эти годы были засчитаны в мой трудовой стаж. И по его совету я пошёл работать в обком. Признаюсь, более спокойной работы, чем там, у меня никогда не было. Два выходных были всегда обязательными. Продуктовый паёк был хороший, которого я раньше никогда не видел и не пробовал. Я отработал в обкоме полтора года, как вдруг умирает Николай Иванович Перемышленников и назначают нового начальника милиции Владимира Александровича Шевченко, которого я вообще не знал».

И тут звонят Дементьеву из приёмной обкома и говорят, что первый секретарь уезжает в Москву, а ему нужно подойти к шестому вагону поезда, где у нового начальника УВД будет с ним разговор. Он подошёл, а там в присутствии главы области Шевченко ему говорит: «Иди работать ко мне заместителем, будешь возглавлять следствие и городскую милицию…»

В одной связке

Так в 1982 году Александр Дементьев пришёл на работу в УВД Белгородской области сразу на руководящую должность без всякого блата или протекции. Пришёл, на практике ещё ничего не зная о принципах милицейской работы. Хотя уже набил руку на судейском поприще, которое считалось более ответственным, чем милицейское.

Однако после перехода в УВД на столь значимый пост у него сложилось впечатление, что из милиции он никуда и не уходил. И уже вскоре Дементьев не просто освоился, но и его дела пошли в гору. Тем более, возглавив следствие, он уже хорошо знал, что такое уголовное дело, как его доказывать и довести до суда.

«По многим делам мы работали в одной связке с бывшим заместителем министра МВД России по кадрам Виталием Борисовичем Турбинным, который тогда возглавлял ОБХСС Белгородской области, – вспоминал Александр Семёнович. – Сперва мы поймали на взятке заведующего отделом по распределению жилья райисполкома. Началось всё с того, что мы попросили его отдать для сотрудников милиции один заброшенный дом, строительство которого было приостановлено. Он нам отказал, сказав, что, мол, это неправильно и не по закону. А мы уже знали, что этот человек «нечист на руку», и поэтому решили провести в отношении него спецоперацию».

С помощью подставных лиц оперативники дали исполкомовскому работнику 500 рублей, которые тогда считались довольно большими деньгами (на них можно было купить новый мотоцикл) и стали уличать его во взятке. Но, когда приступили к оперативным действиям по изъятию у него денег, то, к удивлению сыщиков, найти их сразу не получилось. Тогда они пошли к нему домой, сделали обыск и вновь ничего не нашли. А, когда уже почти «опустили руки», вдруг их взгляд пал на чехол от карабина, который находился под столом. Там-то они и обнаружили эти деньги.

«И вот мы с Турбинным его арестовали, отвезли в районный центр, о чём никто не знал, и стали «колоть», – рассказывал Дементьев. – А самое интересное, что меня тут же вызвал к себе председатель горисполкома. Когда я пришёл к нему в кабинет, он сидел в кресле с опущенными плечами. «Зачем вы это сделали, – начал говорить он, – ведь я же вам не враг. Ладно, берите дом…» Но с этим предложением председатель уже опоздал, да и не пошли бы мы никогда на такой обмен».

Пулемёт Дегтярёва

Потом подобных дел было много. Дошло до того, что подчинённые Дементьева арестовали сына первого секретаря горкома партии – Путильцева. Тогда Путильцев был привлечён к ответственности по делу о незаконном предпринимательстве и хищении двух километров труб, предназначенных для отопления школы. Однако получил срок сын партийного босса не только за это, но и за незаконное хранение оружия. Ведь, когда оперативники стали делать обыск у него в гараже, то обнаружили там пулемёт Дегтярёва и патроны к нему!

«После этого в два часа ночи мне позвонил его отец, – вспоминал Александр Семёнович. – А представился он так: «Алло! Тебе звонит первый секретарь горкома и член бюро обкома партии, фронтовик, орденоносец…» «Да Вы не так представляетесь», – бесцеремонно прервал его я. «А как ещё нужно представиться», – недоумевал он. Я же ему в ответ: «Вы должны сказать: простите меня за то, что я плохо воспитал сына, за то, что он стал вором и бандитом…»»

На следующее утро Дементьева вызвал к себе заведующий орготделом обкома партии и говорит: «Я вообще не понимаю, как ты попал в милицию, кто тебя взял туда?! Ты хоть осознаёшь, что ты делаешь?!» «Да, понимаю, – подтвердил начальник городской милиции, – я добросовестно выполняю решения пленума ЦК КПСС. Вот, пожалуйста, даже выписки сделал». «Ты что, дурак?!» – возмутился партийный работник. «Нет, не дурак, – возразил Дементьев. – Ладно, если бы он только школьникам не провёл отопление, но зачем пулемёт у себя держать?» «Какой пулемёт? – удивился зав орготделом. «Простой – Дегтярёва», – сказал наш герой, и после этого тот развёл руками.

Выход на «первых лиц»

К середине 80-х годов вокруг Александра Дементьева сплотился весь коллектив. Он даже сам не ожидал такого. Но начальник УВД Шевченко на него обиделся, хотя обижаться, как выяснилось, ему не стоило вовсе.

А дело обстояло так. Владимир Александрович был довольно опытный руководитель-штабист. Только однажды его «бес попутал». В один из рабочих дней к нему пришёл председатель Белгородского райисполкома Дрыгин. Он принёс явку с повинной о том, что у него есть похищенные ценности и незарегистрированное оружие, которые находятся под Ериковской фермой, и подробно описал, откуда это взялось.

Шевченко изъял все эти вещи и два месяца хранил их у себя. А потом вызвал Дементьева и сказал: «Слушай, ты задним числом зарегистрируй изъятые ценности». Дементьев, разумеется, спросил: «А где они?», и получил ответ: «Да вот я поручил заниматься этим своему заму, наверное, он забрал…»

Александр Семёнович пошёл к этому заму, держа в руках лишь листок с перечнем изъятых у Дрыгина ценностей. «Я не знаю, что мне с этим делать?», – сказал он, протягивая листок. А зам с ехидной улыбкой на лице говорит ему, мол, не тушуйся, ты молодой, тебе ничего не будет, разве что выговор объявят. Это и дало толчок дальнейшему развитию событий.

Вышло же следующим образом. В 80-е годы начальником уголовного розыска УВД Белгородской области был Виктор Иванович Скрынник. По словам Дементьева, этот умудренный опытом человек годился ему в отцы и был невероятным умницей. Он помог начальнику городской милиции завести агентурное дело на одного частного предпринимателя, который оказался настоящим проходимцем, практически подмявшим под себя всю Белгородскую область.

Когда Александр Семёнович внимательно изучил это дело, то выяснилось, что выход по нему шёл на председателя облисполкома, его заместителей и начальника управления торговли. Причём на то были прямые доказательства. А тут ещё подключилось КГБ, сотрудники которого прослушивали их переговоры, из каких стало известно, что они продавали легковые машины с большими наценками и личным наваром. Короче говоря, Дементьев сидел с этим делом и не знал, как ему поступить. Тогда-то он и осмелился позвонить заместителю министра и начальнику ГУБХСС МВД СССР Николаю Ивановичу Демидову.

«Здравия желаю, майор милиции из Белгорода Дементьев беспокоит Вас», – сказал он в телефонную трубку. «Кто?..» – переспросил Демидов. «Майор Дементьев, – снова повторил Александр Семёнович и продолжил. – Товарищ замминистра, да вот по ошибке завёл дело, а тут такие выходы, что я не знаю, что с ним делать». «А какие выходы?», – спросил Николай Иванович. «На первых лиц области», – ответил Дементьев. «Да ты что! Ну, это серьёзно», – произнёс замминистра.

Опасное давление

Между тем Дементьев знал, что его собеседник – очень порядочный человек, который до прихода в министерство работал первым секретарём обкома в Татарстане. Поэтому после телефонного разговора Демидов вызвал его в Москву, чтобы он привёз это дело. Но встал вопрос: как его везти, ведь по закону брать с собой такие дела, тем более без ведома начальника УВД, нельзя? Однако Александр Семёнович на свой страх и риск всё-таки взял его, завернул в бумагу и поехал в ночь, постоянно держа портфель с делом при себе.

Когда Дементьев приехал в Москву, то его сразу направили к Виктору Фёдоровичу Ерину, который в то время был начальником криминальной милиции МВД СССР, и заму Ерина – Михаилу Константиновичу Егорову. Они взяли дело, стали его листать, а потом говорят: «Давай так договоримся. Мы сейчас это дело у тебя формально истребуем, ты нам как бы его пришлёшь, а на самом деле оно останется здесь». И он оставил им его, заставив написать ему расписку.

Александр Семёнович возвратился в Белгород, а там уже откуда-то узнали, зачем он ездил в Москву. Подходит тогда к нему председатель облисполкома и предлагает: «Давай, встретимся в саду, поговорим с тобой». «О чём говорить?..», – отвечает ему наш герой, предупреждая, что больше никакого разговора не состоится. И после этого на него начали «давить» всеми способами.

В это время из Москвы приехал работник БХСС Даниленко. Даниленко был цепкий, по-деловому злой человек, который в это дело «вцепился мёртвой хваткой», так что давление на Дементьева со стороны фигурантов продолжилось с новой силой. Дошло до того, что после обысков, которые проводились с помощью его агентуры под руководством Даниленко, стали исчезать свидетели. Так, в гараже застрелился председатель райисполкома в Губкине, четверо основных свидетелей упали с моста на железную дорогу, разбившись насмерть, и у него даже появился страх перед таким злым роком. Но для себя он решил: пусть будет, что будет, всё равно дело нужно довести до конца.

А конец был такой. Арестовали председателя облисполкома. Однако за него заступился очень высокий чин в Москве, и его отпустили. Затем арестовали двух его замов, один из которых умер в тюрьме, а потом – руководителя управления торговли. Тогда-то начальник городской милиции и понял главное, что такие дела просто так не «всплывают».

«На ковре» коллегии

После этого дела Александра Дементьева, в то время ещё майора, вызывают на коллегию МВД СССР. Тогда министром МВД был Александр Владимирович Власов – в прошлом партийный работник, который в 70–80-е годы был первым секретарём Чечено-Ингушского и Ростовского обкомов КПСС, а после ухода из милиции работал председателем Совета министров РСФСР и заведующим социально-экономическим отделом ЦК КПСС. И вот выходит Дементьев на трибуну, а Власов говорит: «Ну, рассказывайте…» «Товарищ, министр, – докладывает он, – мы завели оперативное дело, в чём отличились сотрудник ОБХСС. Они до конца его вели, работая, в основном, с министерским аппаратом, потому что мы не могли так квалифицированно работать…» «Я не об этом, – перебил его Власов. – Ты зачем заступался за начальника УВД?..»

Действительно, эта реплика министра была не случайной. Тогда Шевченко вызвали в партком и предлагали исключить из партии. А Дементьев выступил там и сказал: «Он написал рапорт и собирается уходить. Ну зачем его ещё исключать из партии?!». И всё-таки Шевченко тогда исключили. Поэтому Власов, как бывший партийный работник, на коллегии решил прилюдно выразить возмущение поступком Дементьева. «Это что за подход, это партийный подход?!», – негодовал министр. «Шевченко – грамотный человек, я у него многому учился, он ещё пользу может приносить, поэтому считаю, что Вы неправильно его исключили из партии», – стал возражать Александр Семёнович, на что министр резко ответил: «Да, я смотрю ты хам». А потом он дальше стал «полоскать» его со всех сторон.

«Товарищ министр, послушайте, – говорю я Власову, – рассказывал Александр Семёнович. – Если бы я знал, что это дело никому не нужно, то и не стал бы с ним связываться…» «Ну что ж, всё понятно. Как будем наказывать Дементьева?», – сказал министр, обратившись к залу. «А за что меня наказывать?» – про себя думаю я. Я переживал страшно.

И тут с места встал первый замминистра Василий Петрович Трушин. «Товарищ министр, – произнёс он, – давайте его на поруки возьмём. Дементьев – хороший парень, добросовестный, но молодой, ветер ещё в голове. Хотел, наверное, прославиться, но были, конечно, перегибы с его стороны…» (Хотя, какие перегибы, когда следствие вела Генеральная прокуратура?) А ещё один заместитель министра (по кадрам) Анатолий Аникеев был вообще против меня категорически. Так ругали меня, «долбили», пока ни отстали, а министр произнёс: «Ладно, идите и больше так не делайте…» Но я так и не понял, что должен не делать…»

Приказ «Хамелеона»

После коллегии в коридоре министерства Дементьев встретил своего напарника, с которым они вместе работали по этому делу и который, как выяснилось, и сдал его на растерзание министру. Он зашёл к нему в кабинет, и там тот ответил на вопрос, для чего сдал его. Напарник тогда сказал, что ничего не мог сделать, так как с него требовали «подштопать» это неприглядное дело…

Была уже середина дня, когда раздался звонок из приёмной министра. Дементьева пригласили зайти. В приёмной дежурный сообщил ему, что его вызывают в комитет партийного контроля при ЦК КПСС к начальнику отдела Иванову. «Я не знаю, как туда ехать», – говорит Дементьев. «Вас ожидает машина», – отвечает дежурный.

Приезжает он в комитет партийного контроля, думая, что после коллегии МВД его милицейская судьба уже предрешена. А Иванов ему сообщает, что сейчас его примет первый заместитель Соломенцева (председателя комитета) Иван Степанович Густов.

Примерно час ожидал Александр Семёнович в приёмной комитета. Но стоило ему только зайти к Густову и поздороваться, как тот прямо с порога спросил: «Ну, какие дела?..» «Всё хорошо, – сказал Дементьев. – Спасибо министру…» «Да какое там «спасибо»», – возмутился Иван Степанович, – он вообще с ума сошёл. Вот сейчас мне доложили ситуацию. Поэтому пойдём к Соломенцеву».

Михаил Сергеевич Соломенцев принял его сразу. Пригласил сесть. «Я всё понял, выводы для себя сделал…», – начал было говорить ему Дементьев. «Подожди…», – перебил визитёра Михаил Сергеевич. Он нажал кнопку спецкоммутатора, потребовав соединить его с министром МВД. Соломенцева соединили с ним тут же. «Александр Владимирович, ты чем там занимаешься?..» – спросил он Власова. «Работаю, поручение ЦК выполняю, чищу кадры, – ответил министр. – Только сейчас коллегию провёл, там мы выгнали двух руководителей, и третьего надо было гнать…»

«А третий это кто?», – поинтересовался председатель КПК. «Дементьев», – произнёс Власов. «Дементьев у меня сейчас сидит…», – сказал Соломенцев, и после короткой паузы продолжил: «Слушай, ты что творишь! Ты знаешь, что эта операция проводилась под нашим началом?» «Да, так точно», – подтвердил министр. «Так что же ты цепляешь нормальных людей?! – взревел Михаил Сергеевич. – Ты вёл коллегию, и создалось такое впечатление, что ты стоишь на стороне оппортунистов…»

Можно было только себе представить, как Соломенцев «чистил» Власова, причём много и вызывающе. И после этой «чистки» министра будто подменили, стало понятно, что он испугался.

«Да нет, Дементьев – прекрасный парень, мы в него тут просто влюбились…», – стал оправдываться министр перед Соломенцевым, словно чеховский «Хамелеон». «Так вот, я сейчас отпускаю Дементьева, но имейте в виду, что о Ваших поступках будет доложено Горбачёву», – сказал председатель партконтроля.

Уже через день Александра Семёновича вызвали к министру. Заходит он в приёмную, а ему говорят: «Сегодня министр принимать не будет, иди к начальнику управления кадров». То есть направили к тому самому заместителю министра, который больше всех его ненавидел. Он тоже долго его ждал, а, войдя в кабинет, вдруг услышал: «Дементьев, ты своего добился… Приказ подписан, я пошлю зама, а тебя назначили начальником областного управления».

Таким образом в 1987 году, совсем не ожидая и не предполагая, Александр Дементьев стал начальником УВД Белгородской области. Только потом он узнал, что в комитет партийного контроля его пригласили по просьбе первого секретаря Белгородского обкома Алексея Филипповича Пономарёва.

Уникальные кадры

Когда он приехал в Белгород, то его никто не встречал, кроме жены. Она безумно удивилась, узнав, что мужа назначили начальником УВД. Но, стоило об этом узнать в управлении, как сразу к нему все прибежали. А на второй день из министерства приехал человек, который представил Дементьева личному составу.

Стол начальника УВД, за который сел Александр Семёнович, был совершенно пустой. Людей, занимавших в управлении руководящие посты, он хорошо знал. Поэтому перед ним стояла только дилемма: кого из них оставить, а кого поменять. И хорошо подумав, он принял единственно правильное для себя решение: оставил всех, кроме тех, которых уволило МВД.

«В период моего руководства белгородским управлением нашими сотрудниками было раскрыто немало тяжких и жестоких преступлений, – говорил Александр Дементьев. – Но среди них я бы отметил два необычных дела, вызвавших широкий общественный резонанс. Первое было таким.

В квартире нашли убитую женщину, которая лежала в луже крови, а у кровати стоял её маленький сын. Никто не слышал никакого крика, не видели и подозрительных людей, входивших в квартиру. Поэтому, чтобы обозначить круг подозреваемых, белгородской милиции пришлось работать сутками, в том числе и мне.

Спустя месяц, мы уцепились за версию, которую предложил начальник розыска Николай Фёдорович Лактионов, ставший впоследствии первым заместителем начальника УВД, и она оказалась верной. По своим каналам Николай Фёдорович вышел на одного наркомана, мы его задержали, и неожиданно для нас он «раскололся». Выяснилось, что к этому делу причастна любовница мужа этой женщины, которая работала медсестрой и делала уколы онкобольным, списывая наркотические лекарства и часть оставляя себе. Она-то и заказала это убийство наркоману в обмен на три ампулы морфина.

Второе неординарное дело было связано с пропажей двух мальчиков – учеников первого и второго класса, заплаканные родители которых прибежали в милицию. У этих мальчиков были ключи от квартиры. Мы приехали туда вместе с начальником Свердловского РОВД, установили там дежурство. И вдруг какой-то негодяй в окровавленном пиджаке стал открывать её ключами. Он тут же был задержан, а начальник райотдела сразу понял, кто это такой, и принялся вытягивать из него информацию. Из неё выяснилось, что у задержанного был сообщник, которого вскоре тоже удалось задержать. А потом его повели на речку, где на берегу и обнаружили прикопанными трупы ребятишек, которых эти мерзавцы зверски изнасиловали и убили…

Я до сих пор помню о том, какие уникальные, высокопрофессиональные кадры были в белгородской милиции, – рассказывал Александр Семёнович. – И этими людьми я всегда гордился».

Происки губернатора

В должности начальника УВД Белгородской области Дементьеву довелось прослужить семь лет, и, наверное, он ещё долго мог там работать, если бы в конце 1993 года на пост губернатора не выбрали Евгения Степановича Савченко.

Его знакомство с ним произошло следующим образом. Савченко сам позвонил ему, попросив встретить в аэропорту. Он поехал на эту встречу вместе с первым замом главы областной администрации Михаилом Яковлевичем Гойхбаргом. Дементьев давно знал его как хорошего, решительного, смелого и волевого человека. И вот, спустя несколько месяцев после прихода Савченко, когда начальник УВД находился в командировке в Тамбове, ему позвонил Михаил Яковлевич и сообщил, что его уволили, о чём губернатор сказал по местному телевидению.

«Я прилетаю в Москву, захожу в министерство и там узнаю интересную вещь, – вспоминал генерал, – Когда Савченко объявил о таком своём решении, то все партийные организации райотделов, пожарных частей и колоний провели собрания, на которых решили поддержать меня и выразить недоверие действующему губернатору. Потом мне позвонил Михаил Константинович Егоров, который после августовского путча и развала Союза стал первым заместителем министра внутренних дел и одновременно начальником Главного управления по организованной преступности МВД России. Он сообщил о поступивших в министерство письмах от руководителей белгородских оперативных служб в мою поддержку, о том, что в них они выразили протест Савченко, который «цепляет» меня из-закаких-то моих к нему претензий».

10 ноября 1993 года Александр Семёнович пришёл на торжественное мероприятие и концерт, посвящённые Дню милиции, которые проходили в Белгородском драматическом театре. Вместе с ним пришли начальник УФСБ Николай Яковлевич Шатохин, военком и начальник местного гарнизона. Но из руководства администрации города и области не было никого. Не зная, как будут реагировать люди на отсутствие областного начальства, они вошли в зал театра. И тут весь зал встаёт, и ни с того, ни с сего приветствует их овациями.

А до этого жене Дементьева позвонил сам министр Ерин, и сказал ей: «Валя, не волнуйся. Мы быстрей Савченко уберём, чем твоего мужа». Хотя в тот же день, 10 ноября, до концерта к нему, как ни в чём не бывало, пришёл губернатор, вручив в честь праздника часы. Однако работать с ним он уже не мог. Поэтому в конце 1994 года уехал в Москву, и там ему предложили должность заместителя начальника Главного управления по организованной преступности, который одновременно являлся замом первого заместителя министра.

Дверь в никуда

«Власть у меня была немереной, – рассказывал Александр Семёнович. – Министр и его замы относились ко мне великолепно. Они прекрасно знали меня, ведь познакомились мы с ними ещё по делу о крупных хищениях, совершённых первыми лицами Белгородской области, а стало быть, доверие ко мне у них было полное».

Среди уголовных дел, которые поручили вести заместителю начальника ГУОПа, были и очень громкие. Одним из них оказалось убийство известного тележурналиста, генерального директора ОРТ Владислава Листьева, совершённое 1 марта 1995 года. И, несмотря на то, что официально убийство Листьева так и не было раскрыто, ему в нём сразу стало всё понятно, хотя никаких выводов по этому преступлению он делать не мог.

Так получилось, что Дементьева направили на место происшествия, которое было недалеко от Останкинской телебашни. Он поехал вместе с заместителем начальника уголовного розыска, и уже тогда, после опроса людей, близко окружавших убитого журналиста, им стало почти ясно, что причиной для устранения Листьева послужило его решение о временном моратории на рекламу на канале ОРТ, которое могло привести к потере миллионных прибылей финансовыми магнатами. Поэтому для себя они пришли к выводу, что в первую очередь в этом преступлении заинтересован Березовский, у которого за день до убийства был Владислав.

«Мы поехали к Березовскому, вошли к нему в кабинет, и уже только по одному его внешнему виду и манере поведения могли определить, какой это гадкий и одиозный тип, – вспоминал генерал. – Строя из себя слишком важного, занятого и неприступного человека, он явно не хотел с нами беседовать, и при этом вёл разговоры сразу по нескольким телефонам, непрерывно снимая по очереди телефонные трубки. Вскоре одну из этих трубок Березовский протянул мне.

«Вы что там делаете?! Вы что, совсем с ума посходили!..», – раздался свирепый голос из трубки. И на этом наш визит закончился. А, когда мы зашли в приёмную, то его секретарша на вопрос: «Приходил ли к Березовскому Листьев?», ответила весьма определённо: «Да, был. С ним шеф где-то час разговаривал, а потом Листьев вышел от него какой-то странный, так что перепутал входную дверь с дверцей шкафа…»

Другие отношения

Через некоторое время своей работы в ГУОП Дементьев был направлен в командировку в Чечню в качестве руководителя оперативной группировки МВД России. Как сам признаётся, он благодарен за то, что его туда послали. Ведь там были совсем другие отношения, другие люди, и в этой командировке он сам стал другим.

В Чечне он тесно общался и взаимодействовал с бойцами СОБРа, с бывшим командующим воздушно-десантными войсками Владимиром Шамановым, который там командовал оперативной группой 7-ой гвардейской воздушно-десантной дивизии, а потом возглавлял группировку войск Минобороны России, а также с другими сотрудниками и командирами.

Почти четыре месяца пробыл в «горячей точке» Александр Семёнович. Однако, так как один день пребывания на войне считался за три, можно сказать, что прослужил он там около года. За самоотверженные и слаженные действия сотрудников подчинённых ему подразделений, которые захватили четыре танка и около двадцати пленных бандитов, умелое руководство этими подразделениями и личное мужество Александр Дементьев был награждён орденом Мужества и именным боевым оружием – пистолетом Макарова. Причём не обычным пистолетом, а с серебряной рукояткой, позолоченной сусальным золотом, которым награждались лишь единицы.

Против «серых личностей»

В июле 1995 года по приказу министра 47-летний генерал был переведён на должность начальника Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД России. Эта работа для него оказалась особенно интересной, к тому же творческой, где надо было не просто действовать, а, главным образом, думать и анализировать. Тем более что с таким лицемерием власти, которая тогда стояла у руля, он ещё никогда не сталкивался.

В то время хаос в стране был жуткий. От него многим было просто тошно. Не мог смириться с этим и он. Поэтому лично подготовил представление правительству о том, что грабительская приватизация, проводимая Чубайсом, приведёт к разрухе и обогащению «серых личностей». Тогда министр Анатолий Сергеевич Куликов принял решение направить это представление не президенту, а сразу премьер-министру. Но в результате дня через три оно вернулось назад в министерство даже незарегистрированным в аппарате правительства.

Потом, когда Дементьев защищал кандидатскую диссертацию, профессора-старички на него буквально ополчились. Резюмируя изложенное им в диссертации, они возмущались: «Как Вы могли допустить такую приватизацию?!» И соискателю пришлось им доказывать, что вся приватизация у нас проводилась не по закону, а по указу, что этот вопрос должен был решать Конституционный суд, а не он или кто иной.

Довольно громким и противоречивым тогда стало дело Анатолия Собчака, в разработке которого Александр Семёнович, как руководитель ГУБЭП, принимал непосредственное участие. Это дело в отношении бывшего мэра Санкт-Петербурга возбудила Генеральная прокуратура по статьям Уголовного кодекса «получение взятки» и «злоупотребление служебным положением».

Оперативниками ГУБЭП и следователями Генпрокуратуры были выявлены факты дачи взяток в виде квартир ряду крупных городских чиновников. Дементьев сам просил санкцию на арест Собчака у Генерального прокурора. Его задержали, посадили в изолятор, но тот позвонил своей жене, и она под предлогом тяжёлого сердечного заболевания мужа вскоре его оттуда вытащила.

«Вот так и проходила моя сумбурная жизнь в Москве, – говорил наш герой, – пока в 1997 году я не решил сменить место работы, и сам напросился в Воронеж. Во-первых, потому что здесь мы жили с женой и дочерью на частной квартире, когда я учился в университете. А во-вторых, понял, что мне надо уходить из ГУБЭПа, так как людей, которые работали по Собчаку, стали выводить за штат МВД».

Вопреки ожиданиям

Но с переездом в Воронеж тоже возникли сложности. У губернатора Ивана Шабанова был свой кандидат. На должность начальника УВД Воронежской области тогда он прочил руководителя Юго-Восточного УВД на транспорте Владимира Краснова, за которого «бился» изо всех сил. Вместе с тем министр предупредил Дементьева о недовольстве президента работой министерства. Ельцин считал, что отдельные руководители МВД третируют демократов первой волны, а это не прощается.

«Я жду своей участи, – вспоминал Александр Дементьев, – и вдруг вызывает меня министр и говорит: «Сейчас ко мне идут губернатор Шабанов и председатель Воронежской областной думы Голиусов. Они просили за Краснова, но я уже согласовал с президентом и назначу тебя».

Утром уезжаю я из Москвы в аэропорт, а там холодина звериный, ветер, снег. Пришёл министр, а у него в аэропорту свой приёмный кабинет, куда он пригласил меня на чашечку кофе и поздравил с защитой диссертации. Там Анатолий Сергеевич произнёс тёплые слова в мой адрес и попросил, чтобы я не обижался. А что мне было обижаться, ведь в то время на наше управление «давили» отовсюду, о чём министр даже не знал».

Вместе с Куликовым Дементьев сел на борт и полетел в Воронеж, где министр представил его руководству. Анатолий Сергеевич вышел на трибуну, дал характеристику своему подчинённому и сказал, что всем надо привыкнуть к характеру Дементьева и помогать ему. Но тут встал Иван Михайлович Шабанов и вымолвил: «А зачем вообще ему было приезжать сюда? У нас получше есть кадры…» За этой репликой последовало молчание. И только в ресторане, куда повели руководителей после представления, министр высказал ему всё, о чём думал.

Когда Дементьев пришёл в свой кабинет, то там Куликов посоветовал, что ему необходимо убрать всех прежних замов, не оставив никого. Он же поступил по-своему, собрал заместителей и сказал им: «Я не буду пока никого убирать, давайте год поработаем. Будут результаты – значит, будем работать дальше. Не будут – я вас уберу». То есть он не послушал министра, несмотря на то, что у него были свои люди. И это оказалось правильным решением, потому что все его замы работали хорошо, и все значимые преступления в области раскрывались.

– После я подружился здесь с Владимиром Ивановичем Красновым, который оказался очень порядочным человеком, – рассказывал Александр Семёнович. – Да и с Иваном Михайловичем Шабановым мы наладили отношения. Правда, он на меня сильно обиделся, когда трёх его замов мы привлекли к уголовной ответственности, хотя их осудили, а потом освободили, практически беспочвенно отменив обвинительный приговор. Причём из всех губернаторов, которых я знал, Иван Михайлович был самым честным. В то время как, например, Кулаков, с которым мне тоже довелось работать, оказался его прямой противоположностью.

Вспоминая об Александре Семёновиче, его первый заместитель генерал-майор милиции в отставке Николай Васильевич Попов отмечал:

– В области он позиционировал себя независимым, жёстким и принципиальным руководителем. Естественно, это далеко не всем из воронежского бомонда нравилось, особенно, когда касалось привлечения к уголовной ответственности высокопоставленных чиновников. А некоторые структуры, в том числе и правоохранительные, пытались оказывать на него всяческое противодействие. В то же время вскоре Александр Семёнович приобрёл среди общественности и большей части населения высочайший авторитет и уважение, а также признавался средствами массовой информации человеком года.

Предатели и наглецы

Конечно, среди окружения начальника УВД встречались разные люди, в том числе и предатели, которые подрывали его репутацию и репутацию милицейского ведомства. Но от них он сразу избавлялся. Например, в их числе был заместитель начальника управления ГАИ. Он написал Шабанову рапорт с просьбой продлить ему на три года срок службы в МВД, а тот, не ведая ни о чём, отписал Дементьеву, чтобы он срочно решил этот вопрос и доложил ему. Поэтому за такую «шутку» генерал уволил этого горе-руководителя.

Были и другие предатели, за которых кое-кто стоял горой. И всех их ждала та же участь, ведь Дементьев чётко всем сказал: «Если вы будете поступать наперекор моим требованиям, никого не пожалею». В итоге, благодаря порядку, который он навёл в УВД, и нещадной борьбе с преступностью, Воронеж, по его словам, превратился в «ментовский» город. Хотя за это начальника упрекали и пытались изменить его позицию.

Отличные от него мысли и настроения оказались тогда у прокурора Воронежской области Александра Фролова, с которым он плодотворно взаимодействовал раньше.

До прихода в Воронежскую областную прокуратуру Фролов работал в подчинении Дементьева, возглавляя отдел особых операций (10-й отдел) ГУБОП МВД России и являясь весьма грамотным специалистом. В своё время Александр Семёнович помог ему устроиться на должность помощника губернатора при прокуратуре Московской области, попросив об этом самого губернатора, а потом он стал прокурором Воронежской области. Но это назначение, как оказалось, не принесло ему ничего хорошего, кроме наживы.

«Однажды мы арестовали две фуры с фальшивой водкой, – говорил генерал. – А ночью Фролов приехал, распорядившись сломать замки на этих фурах и отпустить их. То есть он настолько обнаглел, что ему было дозволено всё, когда перед ним «маячили» большие деньги».

По-своему отличился и следующий областной прокурор – Анатолий Бояркин, тоже толковый юрист, но слабый в человеческом плане. Находясь в нетрезвом состоянии, он избил одного сотрудника ДПС, а у второго – сорвал погоны, отобрал и порвал служебное удостоверение. А сделал он это только за то, что милиционеры остановили автомобиль его сына, который изрядно «принял на грудь», и, пытаясь оторваться от преследования, загнал свою машину на газоны. Тогда Дементьев прочитал Бояркину «хорошую нотацию», но, видимо, она не возымела действия, потому что в другой раз он нанёс побои уже своему первому заместителю. Однако к его отстранению привела иная причина.

Он написал заявление Генеральному прокурору о том, что в его кабинете милиция якобы установила прослушивающие устройства, хотя это были всего лишь простые датчики, которые снимают перепады напряжения. Этим-то Бояркин и подписал себе «приговор». И вскоре его с треском уволили.

«Криминал мы “давили”, как могли»

«В период моего руководства ГУВД Воронежской области, получившей этот статус в мае 2000 года, наша милиция была в авторитете, – отмечал Александр Семёнович. – Многие знали это, потому что криминал мы «давили», как могли. Например, едет машина, нарушает правила, а следом за нею мчится автомобиль ДПС. И вдруг из этой машины выскакивает один бандит и целится из револьвера в сотрудника ГАИ Евгения Ситникова. Ситников достаёт пистолет и стреляет прямо в шею бандита, а затем ранит второго преступника. Как потом выяснилось, за этой бандой числилось шестнадцать тяжких преступлений».

За храбрость и отвагу, проявленные при задержании этих преступников, старший прапорщик милиции Евгений Алексеевич Ситников был представлен Дементьевым к награде – ордену Мужества. А, кроме того, ему впервые среди младшего начальствующего состава милиции было вручено именное оружие. И подобных героических поступков и задержаний воронежскими сотрудниками было совершено немало. С бандитами они не церемонились, а боролись с ними очень успешно.

Как считал Александр Дементьев, особенно успешной была работа милиционеров Госавтоинспекции. Так, на богучарском посту они задержали «Мерседес», который числился в угоне. Внимательно осмотрев его, сотрудник заметил внутри багажника подозрительный шурупчик, решил открутить его, а там под обивкой находился целый арсенал оружия – новые автоматы, пулемёты, патроны, гранаты и тротил. Этот автомобиль направлялся в Москву, а его водитель вместе с пассажиром стали уговаривать гаишника, чтобы он их отпустил, предлагая в обмен 500 тысяч рублей и машину. Но страж порядка не поддался на их уговоры, и в результате было раскрыто крупное преступление. Поэтому Дементьев всегда держался за таких сотрудников и всячески их защищал.

Большую и кропотливую работу проделывали тогда оперативники уголовного розыска. Например, очень много им пришлось перелопатить версий и улик, прежде чем выйти на след ужасающих маньяков, которые орудовали в конце 1990-х – начале 2000-х годов на территории Воронежской области.

Одним из самых мерзких был воронежский маньяк Андрей Ролдугин, совершивший в 2001–2002 годах серию изнасилований и зверских убийств девочек школьного возраста на сексуальной почве.

«Я сам выезжал на одно из мест происшествий в район посёлка Рыбачий, где эта тварь изнасиловала и убила 10-летнюю школьницу, – вспоминал генерал. – Это была страшная картина: на земле лежало крохотное голое, покрытое запекшейся кровью тело девочки с ножевыми ранами на спине и шее, а рядом валялись её дневник и ранец. И чтобы быстро раскрыть эти дикие убийства нашим розыскникам пришлось очень напряжённо поработать, опросив около тысячи человек и выявив десятки свидетелей, которые видели этих девочек рядом с подозрительным молодым незнакомцем…»

Немало людей удалось опросить воронежским сыщикам и при проведении оперативно-розыскных мероприятий по россошанскому маньяку, совершившему в 2005–2006 годах изнасилования и убийства трёх несовершеннолетних девушек в Россоши и одной женщины в Воронеже.

Свои преступления маньяк совершал на верхних этажах пятиэтажных домов, заходя в квартиры выбранных жертв, которых насиловал, избивал, садистски убивал, срывал с них золотые украшения и забирал деньги. А вышли сыщики на него благодаря своему гениальному чутью. Они узнали, что убийца, которым оказался Сергей Осипенко, переехавший в Россошь с женой из Казахстана, работал на местном рынке и, помимо продуктов, продавал украшения, снятые с убитых.

В числе громких уголовных дел, которые раскрывались и расследовались при Дементьеве, можно назвать дела по бандам Борисова и Бражникова (Матроса). Это были самые жестокие и дерзкие из десяти разоблачённых в то время банд. И по каждой из них начальник ГУВД утверждал оперативные дела и просчитывал варианты их ликвидации.

«Край непуганых жуликов»

«Делать это было совсем непросто, ведь, когда я только приехал в Воронежскую область, здесь был настоящий край непуганых жуликов, – говорил Александр Дементьев. – Первыми, за кого мы активно «взялись», были руководители Россошанского химкомбината. Этим некогда крупнейшим в Европе предприятием управляли натуральные бандиты, которые приватизировали его себе внаглую, отобрав собственность у области».

Тогда сотрудники ГУВД под руководством Дементьева возбудили уголовное дело в отношении директора комбината Жилина. Но он ушёл от ответственности, сбежав во Францию. А дальше пошли новые «палки в колёса». Когда оперативники поехали на изъятие документов, то сразу в кабинете начальника Главного управления раздались звонки из администрации области и Генеральной прокуратуры, чьи представители были обеспокоены тем, как комбинат будет работать без документов. И эта тенденция продолжилась при возбуждении и расследовании других уголовных дел, связанных с незаконной приватизацией крупных градообразующих предприятий.

Вторым таким делом стало уголовное дело, возбуждённое в отношении Генерального директора ОАО «Павловскгранит» Переверзева. Его арестовали, посадили. Но областная администрация даже не предприняла никаких шагов, чтобы побороться за право владения акциями этого предприятия.

Много хлопот доставил воронежским сыщикам и директор Центрального рынка Колесников. Но вмешательством в его махинации дементьевская команда напугала всех, кто так или иначе помогал ему.

Неоценимый опыт

В июле 2006 года Александр Семёнович Дементьев ушёл в отпуск, который вскоре плавно перетёк в отставку. Это решение он принял сам, во-первых, понимая, что его возраст уже подходит к предельному, во-вторых, осознавая, что «уходить надо вовремя». А рассуждал наш герой так: «Хватит с меня того, чего добился. Я поднял свой вес, нового уже не принесу, а становиться обузой не хочу».

«И вдруг приезжаю я домой, открываю газету, – вспоминал генерал, – а там губернатор даёт интервью, в котором говорит: «Наша милиция полностью прогнила, надо её почистить. Мы верим, что новый начальник наведёт порядок, и я считаю, что Дементьеву давно надо было уйти!» Да, думаю я про себя, Владимир Григорьевич знает, что говорит. Он знает систему коррупции изнутри, потому что сам её возглавляет…»

После отставки Дементьев устроился на работу в охранную структуру, попав туда чисто случайно. Сначала работал в ЧОП «Волк», а потом его пригласили в Центр безопасности бизнеса «БМ-холдинг».

«Эта работа совсем не такая, как работа в милиции, тем более в должности начальника ГУВД, где нельзя было расслабиться, где я находился в постоянном напряжении, – рассказывал он. – Здесь, во-первых, всё просто и ничего нового для меня нет. А, во-вторых, тут нет никакой показушности и попыток цепляться за мои действия, ища в них противоречие чему-либо. Моя же функция заключена в том, чтобы я мог дать человеку дельный совет».

По словам Александра Семёновича, в Центре безопасности бизнеса работы хватает. В нём занимаются установкой пожарной и видеосигнализации, охранными мероприятиями и разными техническими работами. Но, главное, тут, как отмечал генерал, превосходный коллектив, состоящий из настоящих профессионалов своего дела. И среди них большинство пришло из силовых ведомств, в том числе из милиции, опыт работы в которой всегда неоценим.

Близкие люди

Примечательно, что все свои победы над криминалом и благие дела Александр Семёнович совершал отнюдь не для отчётов перед московским начальством, а ради рядовых сотрудников. Он не терпел подхалимов и никогда не занимался очковтирательством, а просто относился к руководимому им управлению, как к собственному дому, в котором и проводил значительную часть своей жизни.

При нём получила новое помещение поликлиника ГУВД, стал строиться новый лечебный корпус госпиталя и в новое здание переселилось Управление ГИБДД. При нём строились райотделы и частично были решены проблемы с жильём для сотрудников. И именно при нём шесть воронежских милиционеров были удостоены звания «Герой России» (такого числа Героев среди сотрудников милиции больше не было ни в одном регионе страны!).

Но, как бы ни старался Александр Дементьев приумножить славу ГУВД Воронежской области, без преданных и близких ему людей этого он не смог бы сделать. Как не смог бы, наверное, достичь больших высот на милицейском поприще без поддержки и любви жены, дочери и сына, который тоже служил в милиции. Как не смог бы быть лучшим дедом для своих дорогих внуков.

На работе же самыми близкими людьми он считал своих первых замов – Николая Васильевича Попова и Вячеслава Васильевича Безбородова. К Попову всегда относился, как к наиболее грамотному в розыскном деле, а к Безбородову – как к оперу от Бога. Например, Николай Васильевич так отзывался о своём шефе:

– Замечательной чертой Александра Семёновича являлось то, что он умел при возникновении принципиальных вопросов и, в первую очередь, в правоприменительной практике защитить, отстоять своих подчинённых. Он, как говорится, никогда и никого не подставлял. При этом большинству своих заместителей представлял полную самостоятельность в выполнении служебных обязанностей и не создавал излишней опеки. Никогда он не скупился и на поощрительные меры за достигнутые подчинёнными успехи, тем более за раскрытие особо тяжких преступлений. В силу этих, да и ещё многих обстоятельств, нам работалось с ним легко и слаженно.

Золотым человеком и великолепным сыщиком называл Александр Дементьев и бывшего начальника уголовного розыска Юрия Николаевича Савенкова, который теперь возглавляет Управление МВД России по Орловской области. А своего заместителя по кадрам Василия Степановича Прохонова – самым сильным кадровиком.

Со многими из своих милицейских коллег, обладающими лучшими человеческими и профессиональными качествами, Александр Семёнович не терял связи и продолжал общаться. Это и бывший начальник криминальной милиции Главного управления Владимир Болдырев, и легендарный сыщик, бывший заместитель начальника УУР Михаил Сидоров, и ветераны СОБРа, и талантливый оперативник и руководитель Сергей Постовалов, который при Дементьеве был замом начальника УБОП, а сейчас занимает пост заместителя начальника полиции по охране общественного порядка воронежского главка, и другие бывшие и нынешние руководители и сотрудники.

– Вообще-то кадры у меня были все неплохие, – отмечал он, – и некоторые из милицейских начальников могли бы работать в других регионах на вышестоящих должностях. Но я не отпускал их, потому что привыкал к ним и знал, что они меня никогда не подведут. Да и менять людей не было в моём стиле. В этом смысле, пожалуй, я эгоист, потому что старался удерживать настоящих профессионалов и близких мне по духу руководителей, когда их звали на повышение в соседние области. Поэтому коллектив в ГУВД Воронежской области был очень сильный.

К примеру, по его мнению, блестящим организатором был бывший начальник УГИБДД области Владимир Александрович Верзилин, который умел найти подход к подчинённым и правильно настроить их на работу. Неслучайно большинство сотрудников Госавтоинспекции, работавших «на земле» в то время, были достойными людьми. И неспроста одного из них, Евгения Ситникова, того самого, кто геройски отразил нападение бандитов и задержал их, он забрал в управление личным водителем, а после, когда Евгения не стало, взял вместо него его сына, который тоже был хорошим милиционером.

Но близкими для Дементьева людьми были не только его непосредственные подчинённые в ГУВД. Он дружил и постоянно общался с бывшим начальником УФСБ по Воронежской области Александром Борисовичем Андреевым, бывшим первым заместителем министра внутренних дел России Михаилом Константиновичем Егоровым и бывшим замминистра МВД СССР и начальником Академии МВД России Николаем Ивановичем Демидовым. То есть с теми людьми, которые его всегда поддерживали и помогали ему вести нещадную борьбу с криминалом.

* * *

Сегодня, когда Александра Семёновича уже нет с нами, многие его сослуживцы и товарищи вспоминают о нём, как о верном друге, прекрасном собеседнике, неутомимом труженике и справедливом человеке. О человеке, который никогда не прятался за спины других, а при любых невзгодах подставлял только свою грудь. О руководителе, который терпеть не мог предателей, а тех, кто «не жалел живота своего» ради борьбы с криминалом, постоянно поощрял. О начальнике ГУВД, который видел в подчинённых не бездумных исполнителей, а преданных делу людей, поэтому, зачастую, им не приказывал, а обращался к ним с просьбой. О Генерале и Человеке, действительно, с большой буквы, который был чуток к чужому горю и воспринимал его как собственное. О специалисте в своей области, в которой был настоящим Мастером неудобных дел, не смотрящим на чины и звания, независимым от мнения и амбиций местных властей.

Вечная ему память!

Оглавление

Об авторе издания

Охота на Минотавра, или Забытая соната для скрипача

Обратная связь

Заслуженный не для всех

Непревзойдённая богиня

Опер с гуманитарным уклоном

Легендарный сыщик

Война миров стихает в час расплаты

Мастер неудобных дел