Тайна Моники Джонс [Кэтрин Блэк] (fb2) читать онлайн

Кэтрин Блэк Тайна Моники Джонс

И познаете вы истину, и истина сведет вас с ума.

Олдос Хаксли

Как утверждал один незаурядный писатель, заканчивать истории трудно, ведь все должно свестись к чему-то одному, и именно поэтому концовки невыносимы. Мне же тяжело рассказать о случившемся, так как я толком не знаю, с чего все началось. Когда появилась та точка отсчета, которая втянула меня в порочный круговорот секретов городка Эмброуз. А потом я осознала, что для меня в любом случае история началась с нее, с Моники. Всегда и везде была она.

«От меня пахнет дешевым виски, а от нее проблемами. Я делаю ей двойной сухой мартини, не снимая плаща и шляпы. Играет саксофон, и под стоны блюза начинается косой дождь. Девушка не доживет до утра и будет убита на рассвете – слишком много знает, видела лишнее. Влиятельный любовник, чье имя не произносят в номерах обшарпанных мотелей, просто не сможет оставить ее в живых и прострелит красотке голову лично. Дело свалят на меня, но, когда я выйду, Чикаго окрасится в алый цвет. Гнилые полицейские, продажные свиньи судьи и просто каждый причастный к этому ублюдок – все получат свое. Черно-белый город… а пока я буду наслаждаться изгибами ее идеального тела, моля, чтобы виниловая пластинка не умолкала…»

– Он что, только что заспойлерил весь фильм? Почему в главной роли не Том Харди? Актриса так себе. И что, два часа фильма будут идти под его комментарии?

Смотреть кино в компании Эмбер всегда было невыносимо. И я не понимаю, почему в тот вечер мы решили, что будет иначе. Кажется, единственный фильм, к которому у нее не было претензий, – «Титаник».

– Это жанр нуар, – возвела глаза к потолку Кэтрин, – черно-белые тона, циничный главный герой-детектив, красотка, которую нужно спасать, перестрелки в темных подворотнях…

– Ага, – небрежно отмахнулась Эмбер, и, вскочив на ноги, встала напротив нас, закрывая обзор плазмы. – Знаете, так дальше не пойдет! – Она уперла руки в бока, и ее понесло. – Наступила последняя неделя лета, мы вот-вот окажемся в старших классах. А за три месяца ничего существенно не поменялось: нас не пустили на фест Лоллапалуза, мы не попали в тематический лагерь «Хрустальное озеро», а самое отвратительное – никто из нас не лишился девственности. Это фиаско.

– И что ты предлагаешь? – с подозрением спросила Анна.

– Вечеринку! – блестя глазами, как змея-искусительница, Эмбер показала нам свой мобильный, где социальные сети пестрели свежими постами и публикациями.

– Там собралась почти вся школа, – дрожащими от возбуждения пальцами Эмбер только и успевала листать новостную ленту, забитую отчасти провокационными фотографиями.

А там и впрямь оказалась вся тусовка старших классов. Девушки в откровенных нарядах, некоторые просто в купальниках у бассейна, кое-кто уже топлес (вот уж кого потом наверняка переведут на домашнее обучение). Парни в школьных красно-белых регби с пивом в руках или косячками между зубов. Большинство уже пьяные, и все без исключения веселые.

– Я так понимаю, это вечеринка Брайана О'Нила?

– Да. Она началась час-полтора назад, но народ уже так разошелся, что все может закончиться в любую минуту, – ныла Эмбер, остервенело что-то печатая в своем телефоне.

Мы с девочками молча переглянулись. О вечеринках Брайана О'Нила слагали легенды, попасть туда – лучшее, что может случиться перед новым учебным годом с теми, кто расстался со средней школой.

Разумеется, вечеринка у Брайана была намного ярче, нежели наш пятничный девичник с фильмом сороковых годов и распиванием запасов домашнего вина за летними сплетнями. Но родители Кэтрин, у которой мы ночевали, уехали в другой город по делам и вернуться должны под утро, а звонить спрашивать у наших смысла не было – слишком поздно.

Увидев, что мы колеблемся, Эмбер не поверила своим глазам.

– Девчонки, это же вечеринка Брайана О'Нила… считай, лето провели впустую, а дальше нас что ждет? Танцы в честь Хэллоуина в школьном спортзале и Рождество дома в свитерах с оленями?

Тут Эмбер была права. Она переехала в Эмброуз два года назад, и хоть город сразу затянул ее в свой туманный омут с запахом холодного дождя, иногда она как будто пробуждалась и доказывала нам, что посиделки в «Бетти Буп» – не единственное, чем можно себя развеселить.

Тут стоит объяснить, что собой представляет Эмброуз. Мой любимый город сиреневых закатов, за пределами которого, как иногда кажется, больше ничего не существует. А может, так оно и есть.

Эмброуз – тихий маленький городок, куда вы можете попасть, проехав Изумрудный лес на севере Сиэтла. В данном месте есть все, свойственное типичной американской глубинке: эмброузовская школа с баскетбольной командой «Адские псы» и группой поддержки «Ласки». Музыкальная школа, она каждый год находится под угрозой закрытия, и только благотворительные взносы любителя блюза и поклонника Роберта Джонсона мистера Вульфа да выпускницы данной школы мисс Блэк дают возможность держаться всему на плаву. Школьники коротают свободное время в закусочной «Бетти Буп», чьи неоновые вывески розового и синего цвета освещают мрачную заправку мистера Тони напротив, непостижимым образом делая ее еще более зловещей на вид. Ночной бар «Безумный Роджер» под покровительством все той же мисс Блэк открывает двери в полночь. Там поют под аккомпанементы рояля девушки, приезжающие в поисках лучшей судьбы. Городская библиотека, полицейский участок да больница – на этом достопримечательности Эмброуза по большому счету заканчиваются. Школьные вечеринки в честь Дня города и Рождества – вот и все культурные программы.

Зимой ученики Эмброуза катаются на санках вдоль главной аллеи, летом загорают возле Лунного озера, купаться в котором категорически запрещено: сильное течение хрустальных вод считается слишком опасным.

Было время, когда скромный городок жил за счет работы шахт в самом сердце Изумрудного леса, но теперь они заброшены и забыты. Основной доход Эмброуз получает от вишневых садов. Их продукция дает возможность производить исключительный вишневый ликер, он имеет великолепный спрос в больших городах и столицах.

Всех нас с самого раннего возраста учат тому, что ходить в вишневые сады запрещено. Любоваться с горы Влюбленных – да. Ходить меж рядов вишневых деревьев – ни в коем случае.

Много кто в юности мечтает покинуть город и отправиться в студгородок. Вот только проблема в том, что Эмброуз мало кого отпускает. Он охотнее принимает чужаков, что редки, но быстро пускают здесь корни. Все друг друга знают. Все соседи.

Утром и вечером вне зависимости от времен года город окутывает плотный молочный туман, а по ночам ярко светит луна. То и дело льют неприветливые дожди.

Эмброуз оказался идеальным местом для мрачных убийств, сомнительных несчастных случаев и таинственных исчезновений. Правда, мне только предстояло об этом узнать.

– …туда уже даже клуб «французов» явился, – простонала Эмбер, пожирая глазами экран телефона.

А вот это уже был весомый аргумент для нарушения правил.

Мы тут же дружно придвинулись к подруге поближе, чтобы убедиться в сказанном ею воочию. И в самом деле, четверо ребят улыбались с множества фото, но только один будоражил мое воображение, и поэтому все рядом с ним казались расплывчатыми пятнами. Алекс Картер – эмброузовский краш, будущая причина моих бесконечных слез, как бы приторно это ни звучало.

Я навсегда запомнила тот день, когда впервые его заметила. В те редкие апрельские дни, когда погода Эмброуза не столь капризна, город устраивает ярмарки. В воздухе витает запах жареного попкорна, дети запускают воздушных змеев и едят яблоки в карамели; взрослые, с недоверием косясь на кривляющихся клоунов, покупают билеты на аттракционы. Я как обычно пила вишневую колу, стоя с Моникой в очереди в комнату страха, мои пальцы были липкие от розовой сладкой ваты, когда я обратила внимание на светловолосую девчонку в белом платьице – ей безумно понравился большой плюшевый медведь с глазами-пуговицами. Она завороженно смотрела, как один парень, с легкостью попав из автомата по всем мишеням, забирает мягкий трофей. Алекс уже собирался уходить, когда заметил детский взгляд, обращенный на игрушку. Секунда-другая – и он с улыбкой протягивает медведя девочке. Радостно подпрыгнув, она схватила подарок, и, поблагодарив своего новоявленного героя, побежала к родителям хвастаться.

Алекс, сунув руки в карманы, довольно смотрел вслед девочке, словно был ее старшим братом. Та улыбка отпечаталась у меня в памяти навсегда.

Воспоминание вихрем пронеслось у меня в голове, даря предвкушение возможной скорой встречи. Теперь сама мысль о том, чтобы остаться дома, казалась уголовным преступлением особой тяжести.

– А как же фильм? – возмущенно воскликнула Кэтрин. – Мы что, зря его выбирали?

– Это ты его выбрала, Кэтрин, – поправила ее Анна, – знаете, а ведь там в любом случае будет Кимберли… ну, вы поняли, которая сейчас главный редактор школьной газеты. Она такого шанса не упустит – быть в самой гуще событий и сплетен…

В следующем году Кимберли выпускалась (что будет счастливым событием сродни изгнанию дьявола). Анна же грезила о месте главного редактора школы класса с пятого. По крайней мере, это была официальная версия ее неприязни к Кимберли.

– Вы же так хотели посмотреть фильм…

– Кэтрин, ты просто не оставила нам выбора, – легонько постучала по ее плечу Моника и, оценив выражение моего лица, сказала:

– Собираемся.

– Я знаю, как дойти до Брайана коротким путем, – засияв, сказала Эмбер, начав атаку на косметичку Кэтрин.

– Никто ни с кем не фотографируется. Сейчас тяжело сохранить приватность, но это в наших же интересах, – важно предупредила Анна.

– Кэтрин, найди мне что-нибудь не такое пижамистое, – попросила я, оглядывая штаны с фламинго, которые она мне выдала, так как на свою юбку я пролила вино, и теперь она, постиранная, висела на люстре. Почему-то. Но ведь это комната Кэтрин…

Пока она рассказывала о том, что О’Нилы разводят дома павлинов-альбиносов, а девочки передавали друг другу хайлайтер и чихали от французских духов мамы Кэтрин, я скептически оглядывала вещи подруги. Имея милейшую внешность, она одевалась соответственно, но если Кэтрин в бледно-розовом платье выглядела ангелом, то я напоминала жертву нападения «My Little Pony».

…Мы собрались и вышли из дома в рекордные сроки. Ветер пах ночью, скошенной еще днем травой и желанием повеселиться. Мерцающее звездами небо неумолимо затягивалось облаками. Пытаясь идти на каблуках настолько быстро, насколько это возможно, мы выдвигали догадки, не ушли ли уже «французы» с вечеринки и почему с ними нет вечной подпевалы Лили.

Клуб «французов» – группа из четверых бравых ребят, Алекса, Фреда, Питера, Дэвида, и их верной боевой подружки Лили. Старшеклассников свела любовь к руфингу – кипящий в крови адреналин, будоражащий тело и освобождающий душу, был для них смыслом жизни. Когда ребята покорили практически все возможные высоты Эмброуза, они решили не просто поднять планку, а дать миру знать о себе, и прошлым летом, полетев на каникулы во Францию, взобрались на вершину Эйфелевой башни. Когда приехал сонный парижский патруль, вызванный не верящий своим глазам дежурным, «французов» уже, как говорится, и след простыл. «France 24 the News» истерил еще на протяжении долгого времени, но так как ребята были в масках, они остались инкогнито. И только жители Эмброуза узнали своих героев: красные маски «Адских псов» выдали их.

Школьники пришли в неописуемый восторг с оттенком благоговения, прозвав отчаянную пятерку «французами», а мнения старших разделились. Небезызвестный любитель блюза мистер Вульф, он же директор школы Эмброуза, провел некое подобие воспитательной беседы, но, как позже признался Фред, это походило скорее на дружеский разговор с намеком на инструктаж по безопасности.

Родители ребят отнеслись ко всему спокойно, чего не смогла понять даже моя мама, а она возмущалась по поводу этой ситуации, когда подливала мне вино за ужином. «Французов» любили все – веселые, задорные и харизматичные, они были теми, с кем хочется дружить. Другое дело – Лили. Но, как любила повторять Моника, в семье не без урода.

Открытая и милая со своими парнями, Лили с другими не церемонилась. Питер объяснял это защитной реакцией на любые попытки дружеского сближения. Своих друзей она любила искренне, ведь никто из девчонок ее страсти к руфингу не разделял, предпочитая днями напролет сидеть в Инстаграме.

С нами «французы» при редких встречах проявляли нечто подобное дружелюбию, ведь мы тоже небезызвестные заводилы школьных и внеклассных мероприятий. Правда, как и они сами, к себе в компанию никого не пускали – исключением стала разве что Эмбер. Но такие, как она, исключение во всем и всегда.

…Благодаря тому, что Эмбер знала короткий путь, мы дошли до Брайана за пятнадцать минут, хотя музыку услышали задолго до этого.

Жилище О’Нилов скорее походило на особняк, нежели на обычный дом, в похожих обычно живут главные злодеи в фильмах или книгах. И если бы не Канье Уэст, чей голос разносился из добротных колонок во дворе, возможно, я бы так и подумала, ведь ходят слухи, что родители Брайана работают на правительство.

Двухэтажное здание возвышалось над липовыми деревьями, справа от него расположился шикарный бассейн. Тропинка начиналась от величественных черных ворот и вела к центральному входу. Минимализм, отстраненность от внешнего мира немного озадачивали, однако на тот момент все изменилось из-за бунтующих под алкоголем школьников Эмброуза. В бассейне на надувном матрасе играли в карты на раздевание, какой-то парень, находящийся прямо в воде, был одет во множество свитеров, куртку, джинсы и три шапки. Он пытался сфокусировать взгляд на картах и не проиграть. Старшеклассницы танцевали возле бассейна, распивая текилу, многие сидели в беседке, играя в «Правда или действие». Тут и там валялись синие и красные пластиковые стаканчики, какая-то компания обливалась пивом. Судя по звукам, сердце вечеринки находилось внутри дома, и мне было даже сложно вообразить, что устроили там.

– Так, давайте не разделяться и не делать глупостей, – нравоучительно изрекла я, и уже минуты через три мы сделали то и другое.

Первой откололась от компании, как ни странно, Кэтрин. Разглядев что-то у бассейна, она сделала ручкой, пообещав скоро нас догнать. Мы вошли в дом и чуть не оглохли от музыки и шума – вечеринка была в самом разгаре. Половина школы танцевала в зале под хрустальной люстрой. У крутой лестницы на второй этаж, возле столика с антиквариатом, толпились парни и девушки постарше: не обделили Брайана вниманием выпускники школы прошлых лет. В интерьере дома преобладали бордовый и белый цвета, при других обстоятельствах это наверняка угнетало, но под пьяные веселые крики казалось более или менее сносным. Хотя, может, тогда меня посетило что-то вроде предчувствия.

Моника поправила платье, верхние пуговицы угрожающе затрещали, зато бюст, которому многие могли позавидовать, стал намного лучше виден. Пролепетав что-то насчет пива, она направилась в сторону лестницы на второй этаж, где я не без удивления обнаружила одного из прошлогодних выпускников нашей школы, а теперь гордого студента того медколледжа, куда отбыли на летний семинар для первокурсников родители Кэтрин. Значит, он его решил пропустить. Эмбер, толком ничего не объясняя, но тоже пообещав скоро вернуться, была такова. Я видела еще пару раз, как она пробегала по залу и кухне, а потом, как и Анна, куда-то пропала.

Я же не знала, куда себя деть. Без девочек чувствовался дискомфорт. Его усилил внезапный удар в плечо. Обернувшись, я увидела Джона Новака, он врезался в меня, и чутье мне подсказывало, что не случайно. Но Новак, буркнув «прости», побуравил меня взглядом пару секунд и слился с толпой танцующих.

– Чего и следовало ожидать, – хохотнул кто-то сбоку.

Я по инерции повернулась на голос, и сердце пропустило пару ударов. Передо мной стоял не кто иной, как Алекс Картер.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, и мои губы невольно растянулись в улыбке.

– Как только вы вошли пару минут назад, Джон не сводил с тебя глаз, а потом не придумал ничего лучше, чем привлечь внимание, чуть не сломав тебе ключицу, – весело пояснил Алекс. – Глупо, конечно, зато его действия заинтересовали прекрасного принца. Меня.

Мои брови в наигранном удивлении поползли вверх.

– А что же прекрасный принц не заступился за девушку?

Напустив во взгляд тумана, Алекс поник и сказал:

– У меня неважное состояние после финала «Игры престолов»… – И, улыбнувшись, добавил: – И это пару дней назад я был прекрасным принцем. Сейчас просто злой и обаятельный.

Я засмеялась, а он, подойдя поближе, сказал:

– Старшие классы, да? Я тоже впервые попал на вечеринку в конце средней школы. Меня откачивали два дня, – в его голосе звучала деланная гордость, но я не понимала, шутит он или говорит серьезно.

– Ээм… да… Мы с девочками на пороге новых открытий, как говорит Эмбер.

– Эмбер?

– Ага. Из ее уст звучит довольно подозрительно.

– Это ты с Питером мало общалась. Вот из чьих уст все звучит не только подозрительно, но и зловеще. Особенно когда он говорит не пропускать уроки и готовиться к экзаменам.

Я вновь улыбнулась, так как мне было известно, что учится Алекс очень хорошо. Возможно, не круглый отличник, как Питер или Лили, но двери университета для него открыты.

Алекс отхлебнул свое пиво. Вторую руку он держал в кармане, плечом опирался о дверной косяк. Белая футболка выгодно подчеркивала смуглую кожу, растрепанные волосы только добавляли обаяния. Я сдержала тяжелый вздох.

– А ты уже решила, куда поступать после выпуска?

– Нет. Сама идея покидать Эмброуз мне не по душе. Я бы осталась здесь.

Рука Алекса с недопитым пивом застыла на полпути к губам. Склонив голову набок, он что-то произнес, но из-за басов ASAP Rocky я ничего не услышала. Нам пришлось отойти в сторону, так как возле Алекса никого не было, а за мной на кухне пьяный выпускник разговаривал с пиццей.

– Ты первая девушка, которая не рвется из Эмброуза, – повторил он. – С твоими-то оценками надо в Вашингтонский университет… Что же ты тут собираешься делать?

Я ловила каждое его слово и удивлялась тому, насколько он красивее вблизи. Какой у него низкий, мягкий голос и такой пронзительный взгляд, когда он говорит серьезно…

– Может, буду учиться заочно. Не хочу покидать город. Конечно, мне не с чем сравнивать, я дальше Изумрудного леса нигде не была, даже моря не видела, но здесь мой дом, и лучше его места нет. Что-то здесь держит меня.

Алекс усмехнулся, и глядя на меня еще более внимательно, поставил пустую бутылку на стол и сказал:

– Прекрасно тебя понимаю.

Я сомневалась, но тут он продолжил:

– У меня такое же чувство. Не хочу уезжать из Эмброуза. Таких мест больше нет. Уж можешь мне поверить, папа по работе возил меня по всем штатам. Каждый город уникален по-своему, но, черт возьми, Эмброуз… Он словно создает атмосферу тайны, которой нет. Никто не может объяснить природу Эмброуза. Нет, я не хочу его покидать, – тут Алекс нахмурился, – уезжать, чтобы покорять новые вершины руфинга или помогать папе в бизнесе с вишневым ликером – да. Но покидать ради карьеры – нет.

Он словно озвучил мои мысли. Только красивее. Как художник рассказывал бы о любимой картине.

– Как твои родители к этому относятся?

Мотнув головой, как будто стряхивая наваждение, навеянное рассказом о городе, Алекс через мгновение пожал плечами.

– Мама однозначно хочет для меня большего. Переубеждать или настаивать на другом не станет, но для нее это важно, я же вижу. Говорит, нужно было рожать второго сына, чтобы хоть кому-то портить жизнь.

Мы засмеялись, и он спросил:

– А твоя мама что думает по поводу твоего будущего?

– Она в общих чертах знает, что я не особо рвусь из города, но мы пока не затрагивали эту тему основательно. Другое дело…

– …Моника! – подхватил Алекс.

Я в удивлении выгнула бровь.

– Вы с самого детства не разлей вода, – пожал он плечами, – а она, как я слышал, давно уже хочет уехать отсюда.

Моника и впрямь чуть ли не одержима идеей уехать из Эмброуза. Она хочет убежать то ли от равнодушных родителей, то ли от самой себя, и с каждым годом ее мечта покинуть родной город все крепнет.

– Понимаешь, – начала я с полуулыбкой, – это нас с Моникой не разлучит…

Внезапно появился Фред: душа компании клуба «французов» навалился на нас со спины. Он нацепил на себя фирменный бомбер футбольной команды «Адских псов», серые глаза смотрели мутно, но задорно, в каждой руке парень держал стаканчики с чем-то покрепче пива.

– Воркуем, голубки? – подмигнул он и, освободив нас от объятий, глотнул из каждого стакана, после чего облокотился о столешницу, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Фред, ты что, пьян? – наивно спросила я.

– От твоей красоты, – прижав правую руку к груди, гаркнул он и облил себя чем-то смутно похожим на коньяк.

– Фред, господи, сколько ты уже выпил? – покачал головой Алекс.

– А сколько ты НЕ выпил? – грозно поинтересовался в ответ тот и, повернувшись ко мне, начал сканировать взглядом.

– Что ж, Элисон, ты выросла в симпатичную четырнадцатилетнюю девушку.

– Мне пятнадцать.

– Но! – тут Фред поднял вверх указательный палец. – Должен признать, тут без обид, твоя мама все еще самая горячая штучка из всех, кого я видел.

– Да, и она просила передать, еще раз сунешься в бар с поддельными документами, она тебя, сам знаешь, какими тряпками гнать будет аж до участка.

Не особо впечатлившись, Фред поднял стаканы, видимо, показывая, что пьет в нашу честь, и своеобразной танцевальной походкой направился в гостиную.

В ту же секунду к нам подошел высокий и худощавый парень в очках в модной оправе. Питер выглядел старше всех собравшихся, но я знала, что ему едва исполнилось восемнадцать. Он был необычайно серьезным и немного нервным. Наклонившись к уху Алекса, он негромко, – но я, сама того не желая, услышала, – сказал:

– Алекс, иди поговори с ним, это уже ни в какие ворота не лезет. Может, он хоть тебя послушает.

Тут его взгляд упал на меня, он, спохватившись, выпрямился и дружелюбно махнул рукой.

– Привет, Элисон.

– Привет, Питер.

То, что теперь разговор не сложится, я поняла сразу. Алекс после слов друга нахмурился, с мрачным видом огляделся в поисках кого-то. Наткнувшись на мой взгляд, все-таки улыбнулся и расстроенно сказал:

– Что ж, Элисон, прости, нам нужно отлучиться…

Я попыталась сохранить спокойное выражение лица, хотя на меня тут же накатила грусть – я столько еще хотела у него спросить… да и рассказать тоже.

Уловив перепад моего настроения, Алекс мягко сказал:

– Нам еще есть о чем поговорить… так что до скорого.

И, подмигнув на прощание, пошел через гостиную на второй этаж.

– Веди себя хорошо, – улыбнулся мне Питер и поспешил за другом.

Я выдохнула, поражаясь тому, как уравновешенно себя вела, учитывая, какие эмоции бушевали внутри меня. Скажи мне кто сегодня утром, что вечером я как ни в чем не бывало буду разговаривать с Алексом Картером на вечеринке, я бы подумала, что у него помутнение разума.

Не успела я прийти в себя, как рядом оказалась Моника, по лицу которой сложно было что-то понять.

– Спросить или лучше промолчать?

Моника открыла запотевшую бутылку пива и в два глотка опустошила ее наполовину – в доме было слишком душно.

– Пока я пробиралась куда надо, его и след простыл. Это будущее медицины забыло, что у него сегодня был первый семинар. Ну, тот, который родители Кэтрин проводили. И чтобы не заметили, что он не просто прогулял, а вообще уехал, его друг в срочном порядке повезет назад в студгородок. Но я успела кое-что пробить через его друзей. Помнишь Эбби, Дебби или как ее там? Он еще встречался с ней полгода, а летом они то ли расстались, то ли взяли перерыв?

Девушку звали Сьюзен, но я кивнула.

– Так вот, – продолжила Моника, сделав еще один глоток пива, – они расстались. Говорят, он переживает, впечатлительный такой…

Тут она попыталась изобразить сочувствие, но выглядела для этого слишком удовлетворенной.

– Он приедет через две недели, вот тут-то мы и…

Что нам предстояло сделать, я так и не узнала, в тот момент появилась Кэтрин, и мы с Моникой одновременно ахнули.

Минут за сорок с ней произошли разительные перемены. Ноги еле держали бренное тело, руки неуверенно жестикулировали, а глаза буквально смотрели в разных направлениях.

Она была так пьяна, что нам пришлось раза четыре переспрашивать, где она была.

– Текила! – размахивая руками перед нашими носами, пьяно промямлила она. – Меня научили пить текилу, а теперь я пришла учить вас. Где Эмбер и та, пятая… Эльза, Анна или как ее там…

И она начала шарить руками под столом. Мы с Моникой переглянулись и поняли, что нам срочно нужно домой.

– Лучше забрать ее отсюда, – пробормотала Моника, подхватив стоящую уже из последних сил подружку под локоть, – вот только в самом деле, где Эмбер и Анна?

– Попробую им дозвониться, – сказала я и не успела вытащить телефон, как к нам подошла Анна.

– Что случилось? Я слышала, Кэтрин надралась текилой… о господи!

Другой реакции мы не ожидали, Кэтрин начало уверенно клонить в правую сторону, да и весь ее вид красноречиво говорил сам за себя.

– Да-да, давай не сейчас, нужно найти Эмбер и…

Тут Моника, в подозрении сощурив глаза, выдернула у Анны что-то из переднего кармана джинсов. Серый конверт из плотной бумаги, с каким-то знаком в правом нижнем углу.

– Ты с ума сошла? – рявкнула Моника.

Анна с недостаточно, на мой взгляд, виноватым лицом выхватила конверт обратно.

– Давай не сейчас.

– Анна, – предостерегающе сказала Моника, – родители Брайана слишком серьезные люди не только в Эмброузе, чтобы воровать их почту. А вдруг там, – тут она понизила голос так, что мы еле услышали ее за музыкой в гостиной, – а вдруг там компромат – фото голого президента или ганстерский список тех, чьи тела причалят к берегу на следующей неделе?

– Если бы! – взахлеб обрадовалась Анна, но тут же принялась успокаивать Монику, – да брось ты, не держали бы они что-то сверхважное у всех на виду.

– Они ведь и не предполагали, что Брайан устроит вот это, – рукой, свободной от Кэтрин, Моника обвела дом.

Кэтрин, очнувшись и приоткрыв один глаз, заявила:

– Налейте еще текилы.

– Я, конечно, могу положить на место…

– Мы можем нормально отдохнуть или нет?

– На нас уже смотрят…

– С вами только ходить куда-то гулять.

– Где моя текила?!

Все оборвалось в единый миг. И все последующие события сплелись воедино, не давая разуму сразу осознать, что произошло.

Какой-то ужасный грохот из гостиной, крики, вопли, а потом музыка стихла и само время как будто остановилось. В доме наступила тишина, она казалась оглушительной. Так звучит мир, когда происходит необратимое.

Тревога сдавила грудь, от страшного предчувствия бросило в холодный пот. Я смотрела из кухни в гостиную, где все застыли, словно ледяные фигуры. Когда ядовитый страх достиг апогея, я решительно двинулась вперед, школьники расступались передо мной, навевая этим чувство ужаса, от которого ноги становились ватными. Я подошла к подножию лестницы, и, когда пространство передо мной освободилось, увидела у самих ступенек Эмбер, лежащую на спине с неестественно вывернутой правой ногой. Ее зелено-голубые глаза были широко открыты и смотрели в никуда.

Кажется, я так стояла над ней целую вечность, пока со второго этажа не примчались Алекс с Питером. Первый непослушными от шока пальцами деликатно обследовал Эмбер и, подняв свое лицо, напоминающее застывшую маску, сказал слова, которые, несмотря на десятки присутствующих, предназначались именно мне:

– Она мертва. Свернула шею.

Затем гробовая тишина сменилась криками, превратившись в неописуемый шум.

Мужские и женские голоса раздавались отовсюду, то становясь громче, то затихая, а для меня слышимость была такой, словно я находилась под водой. В чувство привело то, что Кэтрин внезапно стошнило на небезопасном расстоянии от ног Эмбер.

«Поломанная кукла», – в ужасе подумала я, глядя на неподвижную подругу.

– Элисон, помоги, – простонала Моника, еле удерживая Кэтрин, которая, согнувшись, держалась за живот и никак не могла прийти в себя.

Я подбежала к ним и, встретившись взглядом с Моникой, в ее огромных карих глазах увидела свое отражение.

Странное было чувство.

Вдалеке слышались сирены мчащихся к дому Брайана машин. Значит, кто-то успел вызвать полицию и скорую.

– Что случилось? Как такое произошло?

– Оступилась, вроде…

– А может, кто-то случайно столкнул?

– С ума сошли?

– Да пьяная скатилась…

Разговоры, которые я слышала, пока мы пытались привести Кэтрин в порядок, сводили с ума. Никто не мог понять, в чем дело, что привело ко всему этому, и волнение дошло до предела. У Анны пошла носом кровь, я помогала ей, пока Моника возилась с Кэтрин.

Вскоре особняк Брайана заполнили полицейские. Медики «Скорой», осмотрев Эмбер, погрузили ее тело в машину и увезли. Я пыталась не смотреть в ту сторону, пока к нам не подошли шериф Хоук и мистер Роуз, отец Эмбер. Он, казалось, постарел лет на десять с момента нашей последней встречи. Кто позвонил ему, мне до сих пор неизвестно.

– Мистер Роуз, – Кэтрин каким-то чудом сделалась трезвее всех остальных, она непроизвольно начала всхлипывать, и слезы потекли по ее бледным щекам.

Отец Эмбер поднял правую ладонь, призывая ее к спокойствию, но прежде, чем он успел что-либо сказать, к нам подошел еще один шериф, прибывший в тот день из Сиэтла по делам Эмброуза.

– Ничего необычного. Мы осмотрели тело, это просто прискорбный несчастный случай. У нас в Сиэтле такое происходит каждый уикенд. Вечеринка, алкоголь… Подростки, что с них взять. И так к ночи еле стоят на ногах, а тут даже если кто-то и зацепил… ничего не докажешь. Но я бы всех отвез в участок, задал бы пару вопросов. Для профилактики.

И был таков.

Шериф Хоук с опаской посмотрел на мистера Роуза. Тот прикрыл глаза, постоял так пару секунд и сказал:

– Вы его слышали. Девочек Эмбер я сам отвезу. И на всякий случай: я представляю их интересы.

После чего мы сели в его «Рандж Ровер» и поехали за патрульными машинами, куда рассадили всех остальных школьников.

* * *

Неизвестный автор сказал: «Со временем ты поймешь, что времени нет, но на это понадобится время».

Именно это пришло мне на ум, когда я осознала, что не помню тот промежуток времени, когда мы ехали от Брайана в участок. Вот мистер Роуз забирает нас к себе в машину, я держу белую как мел Кэтрин за руку, Моника обнимает Анну, и тут – как так? – мы уже в участке.

А там создавалось невыносимое на тот момент ощущение, будто место вечеринки просто перенесли – гвалт стоял неимоверный. Каждый что-то кому-то доказывал, все пытались друг друга перекричать. Меня терзало желание оказаться с самой собой наедине, но в то же время я боялась этого больше всего.

Шериф Хоук вызвал нас с девочками первыми. В горле стоял ком, я мысленно повторяла себе: «Оставим истерику на потом, оставим истерику на потом». Я повторяла эту фразу, словно мантру, пока мне наперерез не выскочил Алекс, позади которого маячили Питер и Фред.

– Элисон, – Алекс мягко взял меня за локоть, в его глазах читалась растерянность.

Шериф в ту же секунду окликнул нас, и я, бросив на Алекса рассеянный взгляд, поспешила за девочками.

Разговор с шерифом был сродни фиаско. Ничего не видели, не слышали, не знаем. Описание всего предшествующего событию заняло от сил минут пять. Ко всем терзающим меня эмоциям прибавилось чувство бесполезности.

Все это время мистер Роуз, скрестив руки, пустыми глазами смотрел в одну точку. Он не пропустил ни единого слова, сказанного нами, так как сам время от времени задавал наводящие вопросы, но в целом в диалоге не участвовал. Отстраненный, собранный – так он выглядел со стороны, вот только кто его знает, как он себя поведет за закрытой дверью в своем теперь пустом доме.

Когда разговор с шерифом подошел к концу, мистер Роуз закрыл лицо руками и замер так на целую минуту, явно пытаясь прийти в себя. Мы молчали, не поднимая друг на друга глаз. Наконец он встал, застегнул верхнюю пуговицу пиджака и повел нас в другой кабинет, где нам предстояло ждать родителей.

– Никуда отсюда не уходите и ни с кем не говорите, за вами скоро приедут. Элисон, твоя мама задержится дольше всех – ей нужно распорядиться касательно бара. А я еще должен присутствовать при разговоре шерифа с Дэвидом… и его друзьями. Увидимся завтра.

Он поспешно покинул кабинет. Бледные, с потекшей тушью, мы обессиленно рухнули на стулья.

Жалюзи в кабинете не были закрыты, мы могли лицезреть школьников Эмброуза в приемной участка. Они звонили родителям, держали в дрожащих руках стаканчики с кофе и, разбившись на группки, уже молча ждали своей очереди. Время для обсуждений и сплетен еще наступит, сейчас же в участок царил шок, он окутывал всех страхом с головы до ног, отбирая желание разговаривать.

– Откуда мистер Роуз знает Дэвида? – не сумела я промолчать. Тишина усиливала тревогу, которая грозилась перерасти в паническую атаку.

– Кажется, он хорошо общается с его папой… – неуверенно сказала Анна.

– А она что здесь делает? – спросила Моника, обратив наше внимание на приемную.

Туда уверенным шагом зашла Лили, высокая, фигуристая и черноволосая, она, грозно размахивая сумочкой, направилась к близняшкам Мейбл.

– Заехала за «французами», – сказала Анна, глядя, как Лили, не дослушав девочек, села на стул под доской с объявлениями и, скрестив руки на груди, угрюмо уставилась на дверь, за которой находились ее друзья. – Стань мы свидетелями… такого, ты бы тоже примчалась на помощь. Ее ведь не было на самой вечеринке.

То, что Лили не было с парнями, меня озадачило: когда это они отдельно куда-то ходили? Но не успела я развить эту мысль, как приехали родители девочек.

Неожиданно стало только хуже.

Они поначалу со слезами на глазах обнимали нас, видно, подсознательно понимая, что на месте Эмбер могла оказаться любая. Вскоре их испуг и страх переродились в негодование и злость – ослушавшись, мы, по их словам, взяли вину за случившееся на себя. И мы не могли с ними не согласиться.

Я же больше всего боялась прихода своей мамы. И не зря. Она вошла в комнату, высокая, красивая, с идеальной осанкой, в черном платье-карандаш, обвела нас тяжелым грустным взглядом и, нахмурившись, сказала:

– С тем, что случилось, вам жить всю жизнь.

Я обернулась на девочек и увидела, как Моника беззвучно плачет. От этой картины у меня перехватило дыхание, но сама я попыталась подавить слезы. Всего лишь захотела подойти к ней, но мама уже взяла меня за руку и повела к выходу. Я еще успела услышать, как родители Моники сказали, что она под домашним арестом на всю оставшуюся жизнь.

С девочками мы толком не попрощались. Анна, понурив голову, плелась за мрачной матерью, Кэтрин продолжали отчитывать с двойным рвением, узнав, что она была безобразно пьяна. Вот так мы и расстались.

Нас стало четверо.

Всю дорогу домой мы с мамой молчали. Чувство чего-то ужасного парализовало меня, не давая возможности даже попросить прощения за то, что я нарушила данное ей обещание тихо и смирно сидеть у Кэтрин дома. Мама молчала тоже.

Когда мы подъехали к дому и она заглушила мотор, я повернулась к ней:

– Мама… если ты меня накажешь, я и слова против не скажу…

Она только погладила меня по голове:

– Ты все-таки потеряла подругу.

Уже в доме, поднимаясь на второй этаж, я обернулась посмотреть на свою мать, одиноко стоящую посередине гостиной. В ее глазах я увидела столько сожаления, что после часто поневоле задавалась вопросом: что же так терзало ее в ту ночь?

Я сходила в душ, попыталась смыть с себя весь страх минувших часов. Легла в постель и дала волю чувствам. Спустя минут десять ко мне пришла мама, легла рядом, подставляя плечо для моих слез.

Та ночь была длиною в жизнь.

* * *

Проснувшись на следующее утро, я не питала робких надежд, будто все произошедшее накануне не более чем страшный сон. Осознание мрачным грузом давило в районе груди. Мамы уже рядом не было, и я чувствовала себя разбитой физически и сломленной морально. Глаза пекло от ночных слез, лицо опухло и заалело, как раскаленное железо. Тучи плыли над Эмброузом, серые, вязкие, а я лежала, смотрела в окно, думая о мертвой подруге и пытаясь предугадать, что будет дальше.

Неужели это произошло с Эмбер? Я вспомнила ее лежащей у моих ног, ее стеклянные зелено-голубые глаза, широко распахнутые и скорее всего видящие то, что живые не могут. У меня начался озноб. И в этом виноват несчастный случай? Глупое падение с лестницы? Или то, что она с подругами пришла на вечеринку, где ее не должно было быть?

Подавив стон, я потерла глаза и услышала стук. Через пару секунд дверь открылась, мама неуверенно заглянула внутрь. Я вспомнила ее слова «вам с этим еще жить» и, хоть понимала, что она абсолютна права, отвернулась, не в силах смотреть ей в глаза.

– Малыш, там Моника пришла.

Меня это не так удивило, как разволновало.

– Что-то случилось?

Мама как-то странно дернула плечами, что насторожило меня еще больше, и сказала:

– Она хочет объяснить сама.

Моника уверенно зашла в мою комнату – черная водолазка, темные джинсы с завышенной талией, мамины домашние бирюзовые тапочки с помпонами – выглядела она сносно, хотя я знала наверняка, что эту ночь она провела так же, как и я – ворочаясь в слезах и уснув лишь под утро. Моника села на кровать и взяла в руки мою ладонь.

– Кхм… пойду, сделаю вам чаю. Нет, лучше кофе. С молоком.

– Спасибо, но не стоит, мисс Блэк. Сейчас подойдет Кэтрин, а минут через десять за нами заедет мистер Роуз.

Как только за мамой закрылась дверь, я сразу же насела на Монику с вопросами:

– Что случилось? Куда мы едем? Почему с мистером Роузом?

– Пока мы спали, кое-что произошло, – Моника набрала в грудь побольше воздуха, а я почувствовала, что еще чуть-чуть и сойду с ума. – Видишь ли, касательно Эмбер… Это убийство, а не несчастный случай.

Вот так вот, с места в карьер. Моника выдохнула, словно эти слова были для нее слишком тяжелой ношей, чтобы начинать с предисловия. Но я бы наверняка испугалась еще больше, зайди она издалека.

Я неосознанно отодвинулась в сторону, глядя на нее так, будто она помешалась. Сердце забилось быстрее, а по позвоночнику прошелся холодок.

– Нет-нет-нет… это же несчастный случай… она была подвыпившей и упала с крутой лестницы… там было столько народу, свет был приглушенный… оступилась.

Моника мотала головой в такт моим словам.

– Это убийство, и через минут десять за нами заедет мистер Роуз, чтобы отвезти в участок на допрос.

Страх от сказанного Моникой пробрался до самых костей, заставив дрожать под одеялом.

– С чего взяли, что это убийство? – спросила я, чувствуя, как теряю контроль над своими эмоциями.

– Эмбер… Ее привезли в морг, и стало ясно, никакой это не несчастный случай. Подробней расскажет Кэтрин – об этом сообщили друзья ее родителей, сама она придет с минуты на минуту, а пока я должна с тобой серьезно поговорить.

Слова Моники молотком отбивались у меня в голове.

Мою подругу Эмбер Роуз убили. Еще вчера мы с ней болтали по телефону, а сейчас она чья-то жертва.

Волна паники начала подниматься из глубин сознания, заставляя тело мелко дрожать.

– Элисон… Элисон, посмотри на меня, – Моника осторожно коснулась рукой моей щеки, привлекая к себе внимание.

С трудом фокусируясь на ее красивом лице, я спросила:

– Что же происходит… Моника… они кого-то подозревают? – Внезапно ужасная, но не лишенная логики мысль пронзила меня, как стрела, пропитанная ядом: – Нас, например.

Моника, вновь взяв меня за руку, уверенно замотала головой:

– Так сложилось, что у нас железное алиби. У каждой из нас. Кэтрин пила текилу у бассейна, и камеры, которые есть на улице, хотя их почему-то нет в доме, показывают, как она, изрядно набравшись в кратчайшие сроки, на негнущихся ногах поковыляла на кухню. Там мы ее сразу и встретили. Алкоголя в ее крови оказалось столько, что она даже не поднялась бы на второй этаж. Меня запомнили студенты, с которыми я провела практически все время, расспрашивая о том красавчике. Анне приглянулся тот глупый конверт, поэтому она не отходила от стола, где он лежал. Там по очереди выпивала вся школа. Ты же произвела фурор своим общением с Алексом, – Моника зло фыркнула. – Некоторых это интересует больше, чем смерть Эмбер…

– Откуда ты все это знаешь?

Она чуть ли не с жалостью на меня посмотрела.

– Мои родители работают в мэрии Эмброуза уже десять лет, ты что, забыла? Достать такую информацию для них – раз плюнуть. Хоть они и зарекаются так больше не делать. Но, Элисон, есть кое-что, о чем я хотела поговорить, пока нет Кэтрин… Несмотря на то, что ты, по словам самого же мистера Роуза, вне подозрения, да и ваше милое общение с Алексом не давало никому спускать с вас глаз ни на секунду, есть свидетели, утверждающие, что именно ты позвала Эмбер на второй этаж за незначительное время до убийства.

Меня как будто наотмашь ударили.

– Что? Моника, я ничего не… – слова застряли в горле, но я нашла силы справиться с собой. – Кто, кто сказал, что я ее туда звала?

– Эмбер и сказала, – Моника трясущимися руками провела по своим волосам, – там были девчонки, помогавшие подружке, которую тошнило в уборной на втором этаже. Они рассказали, что увидели Эмбер и спросили, кого она ищет. Ответом было твое имя. Мол, ты ее туда позвала. И Элисон, я уверена, они не врут.

Я обессиленно рухнула на кровать, испытывая что-то вроде отчаяния.

– Я не звала ее туда, Моника.

– Я знаю, я верю. Сдается мне, Эмбер сама все придумала, не зная, чем это может для тебя обернуться. Для нее тоже… вот и сказала, что первое в голову пришло.

– Зачем она вообще туда пошла? – всплеснула я руками. – Кого она там искала, если уж верить их словам?

– Над этим мы еще подумаем. А теперь, – тут Моника дернулась в сторону входной двери, услышав голоса, – видно, Кэтрин уже пришла. – Снова повернулась ко мне, глядя в глаза, уверенно произнесла: – Когда шериф спросит, зачем ты звала Эмбер, скажи, что это я тебя попросила.

Сердце уже колотилось в истерике, не давая спокойно выдохнуть.

– Зачем?

– Твоя мама на хорошем счету в Эмброузе, не спорю, вот только мои родители работают в мэрии. В случае чего вопросов ко мне будет минимальное количество. К тому же… да ты только посмотри на себя! Пошла красными пятнами, нервничаешь так, что можно подумать, ты действительно в чем-то виновна. Нервы у тебя всегда были ни к черту.

– Что ты скажешь шерифу?

– На втором этаже пил пиво тот самый парень, который мне нравится. Эмбер его знает… знала. Хотелапопросить познакомить нас. А что бы сказала ты?

Я тут же вспыхнула, однако твердо ответила:

– Что никуда не звала ее.

Моника удрученно скривилась.

– То же самое, если бы ты сказала, что твою домашнюю работу съела собака.

– Не нравится мне все это…

– Сама не в восторге.

– Почему ты не захотела разговаривать при Кэтрин?

Моника неопределенно покачала головой, глядя в окно, где капли дождя, разбиваясь о гладь стекла, катились вниз извилистыми дорожками.

– Она ничего не помнит. Совершенно. И кто знает, какие фальшивые воспоминания может подкинуть ей память. Вспомни твой день рождения. Она как обычно напилась и до сих пор уверена, что к ней цеплялся Энди Хопкинсон. На самом же деле его с нами даже не было, а Кэтрин просто упала на вешалку.

Тут появилась сама Кэтрин.

– Привет. – Она походила на привидение: платиновые влажные волосы прилипли к бледному лицу, темные тени залегли под глазами.

За ней проследовала моя мама с подносом, на котором дымились три чашки с кофе.

– Я решила, без кофеина вам сегодня не обойтись, – ставя поднос на туалетный столик, сказала она.

– Но мы ведь скоро уходим…

– Пусть тогда они арестуют меня за то, что вы вышли на две минуты позже, – и, раздраженно дернув плечами, мама вышла из комнаты и громко закрыла за собой дверь.

– Оу, – пролепетала Моника, глядя ей вслед. В таком настроении девочки видели мою маму впервые.

– Почему ты еще не начала собираться? – спросила Кэтрин, бесстрастно глядя на стену напротив.

– Моника вводила меня в курс дела, и я немного…

– Поражена неограниченностью абсурда?

– Ммм… да, – я начала ерзать на кровати. – Касаемо того, что это убийство…

Кэтрин перевела на меня свои зеленые, пугающие пустотой глаза, после чего пустилась в монотонное объяснение, не соответствующе ее обычному темпераменту:

– О том, что к ним везут Эмбер, мистер и миссис Питерсон знали заранее – мистер Роуз хотел, чтобы похороны проходили уже на следующий день, поэтому им позвонил шериф. Но при повторном осмотре, перед тем как начать заполнять необходимые для всего бумажки… они заметили, что на теле Эмбер появились странные… – тут Кэтрин отвела взгляд в сторону и, замявшись, продолжила: – …трупные следы. Мистер и миссис Питерсон осмотрели тело и позвонили шерифу. В том, что это убийство, у них не осталось ни малейших сомнений. В районе солнечного сплетения у Эмбер появился огромный синяк: ее явно толкнули, сильно ударив в грудь. Более того, на правой руке образовались гематомы – как будто ее куда-то тащили против воли. Возможно, к той же самой лестнице.

Слушать разъяснения было мерзко. Картины одна отвратней другой рисовались у меня в голове. Вот безликий убийца тащит Эмбер за руку к лестнице, а потом, с наслаждением ударив ее в грудь, смотрит, как она падает с лестницы.

– Сила удара была настолько велика, что свернутая при неудачном падении шея Эмбер представляется единственно возможным результатом.

Я лихорадочно поднимала из архивов своего сознания то, что знала из сериалов про криминалистику.

– А ДНК… у Эмбер под ногтями что-то нашли? Если она отбивалась, царапая его… или ее… то должно было что-то остаться, верно?

Кэтрин грустно улыбнулась.

– Ничего. Ее туда приволокли, толкнули, и она, упав, свернула шею. Не обращайся убийца с Эмбер так грубо, все бы так и подумали – случайно оступилась.

– И что, никто ничего не видел? – казалось, Моника уже начала закипать.

– Свет был только от диско-шара, толкучка невероятная, трезвых не наблюдалось, музыка гремела на целый квартал… Вы сами-то много на что обратили внимание? Например, на то, что одетый пьяный парень в бассейне был сам Брайан О'Нил? Или на то, что близняшки Мейбл подрались? Все были заняты только собой. Все всегда заняты только собой.

Кэтрин пожала плечами и отвернулась к окну.

– Мистер Роуз приехал, – многозначительно посмотрев на нас, сказала мама, заглянувшая в комнату.

Кэтрин ойкнула и тут же вышла из комнаты, обернувшись на пороге, чтобы взглядом поторопить Монику.

– Ждем тебя внизу, – кивнула Моника, – не зевай, нам еще Анну по дороге забирать.

Я прошла в ванную, умылась, сделала хвостик, посмотрела в зеркало и грустно усмехнулась, представив, что сказала бы Эмбер, увидев, в каком виде я собираюсь на улицу.

Поездка получилась безмолвной: молчал мистер Роуз, ни слова не проронили и мы. Я ехала с непреодолимым желанием быть как можно незаметнее.

Забрав по пути хмурую Анну, мы через пять минут парковались возле участка.

Поутру там было непривычно тихо. Обрывки телефонных разговоров, работающая кофеварка, печатающий ксерокс – каждый занят своим делом, ни у кого к нам нет особого интереса. Девочек оставили в приемной, меня мистер Роуз сразу повел в кабинет к шерифу. После предупреждения Моники это показалось мне немного подозрительным. Но в тот момент меня больше волновало состояние мистера Роуза – выглядел он как человек, потерявший единственную дочь, однако его осунувшееся лицо все равно вызывало сильную тревогу. Мы с девочками есть друг у друга, а кто остался у него?

Допрос длился недолго, и, как мне показалось, это были самые бесполезные десять минут в жизни шерифа. Я повторяла то, что проговорила перед этим с девочками. Как бы ни старалась, ничего нового, стоящего внимания вспомнить не могла. В конце концов шериф, переглянувшись с мистером Роузом, задал вопрос, который вчера не озвучивался:

– Элисон, – тут он прокашлялся, – есть свидетели, настаивающие на том, что Эмбер говорила, будто это ты ее попросила подняться на второй этаж незадолго до того, как мисс Роуз толкнули. Так ли это было на самом деле?

Вот тогда я и пожалела, что так легко согласилась с Моникой. Настояла бы на том, что такого не было… А теперь втягивать Монику… я почувствовала себя бесхарактерной, но назад пути не было – времени предупредить подругу о смене решения нет.

Пытаясь обуздать лавину чувств внутри себя, я сказала:

– Не совсем так. Увидеться с Эмбер на втором этаже хотела Моника, я просто передала ее просьбу. Там был парень, с которым она хотела познакомиться, а Эмбер знают все.

Шериф, слушая меня и попутно заполняя какие-то бумаги, понимающе кивнул, после чего попросил позвать следующего.

Я в неловкой растерянности посмотрела на мистера Роуза, он в задумчивости хмурил брови, но, почувствовав мой взгляд, попытался как можно более ободряюще улыбнуться.

Я была уже возле двери, когда не удержалась и обернулась к шерифу:

– Мистер Хоук… у вас есть подозреваемые? Хоть что-то, способное помочь найти виновного?

Шериф грустно улыбнулся. Я, как и остальные школьники Эмброуза, знала его с детства – сколько себя помню, он ходил со сверкающим значком шерифа на груди и в шляпе, лихо сдвинутой на лоб. Всегда готовый прийти на помощь, знающий, кто виноват в той или иной шалости. Но ведь то, что случилось сегодня ночью, перевернуло жизнь в спокойном Эмброузе с ног на голову, и теперь уже ничто не будет как прежде. Кто его знает, как шериф себя проявит.

– Элисон, я не имею права ничего тебе говорить. – А потом мистер Хоук, пристально глядя мне в глаза, добавил: – Поэтому, даже имея хоть какую-то зацепку, я бы не сказал.

Уже в коридоре я задалась вопросом, не стоит ли все взять в свои руки – кажется, никто не узнает правду, если дело будет продвигаться таким образом.

«Никто не узнает правду» – впоследствии я настолько часто слышала эту фразу, что возненавидела ее, при этом желание докопаться до истины стало чем-то вроде одержимости.

В приемной участка возле девочек стояли «французы» в полном сборе. Я почувствовала нечто вроде вины, увидев Алекса, потому что мои коленки начали нервно подрагивать. «Когда твою подругу убили, это ненормально», – с отвращением к самой себе и своим чувствам подумала я.

– Привет, – недружно поздоровались парни.

Лили, отвернувшись, промолчала.

– Как прошло? – с волнением оглядывая мое лицо, спросила Моника. – Выглядишь усталой.

– Нормально… Кто пойдет следующей? Шериф и мистер Роуз ждут.

– Я пойду, – сказала Кэтрин и, ни на кого не глядя, направилась по коридору в кабинет.

Я печально смотрела ей вслед. Когда было что-то не так, милая странноватая Кэтрин впадала в апатию. Эмбер относилась к ней по-особенному, в отличие от нас, всегда с должным вниманием и интересом слушала ее сны про пчелорусалок, в то время как мы с девочками просто неуверенно переглядывались. Я боялась, что теперь мы можем в некотором роде потерять и Кэтрин.

– …не удивительно, да, Элисон? Элисон?

Я удивленно посмотрела на ребят и поняла, что бессовестно прослушала все ими сказанное.

– Простите, голова разболелась, – сказала я, усаживаясь на стул между Анной и Моникой.

– Это от волнения, – уверенно сказал Алекс, с тревогой меня оглядывая. Или мне только так показалось? Его красивые карие глаза потемнели и стали черными, что делало их еще больше.

Как оказалось, «французов» тоже созвали для допроса. Скоро должны были прийти все остальные, кто присутствовал на роковой вечеринке.

– А теперь скажите мне, – взлохматив рукой волосы и хмуро обведя нас взглядом, проговорил Фред, – что-то известно, кроме того, что это убийство?

– Сегодня проведут вскрытие, – нервно сглотнув, сказала Анна, – а завтра будут похороны. Так Кэтрин родители сказали, когда звонили у нее уточнить, во сколько она освободится, – ответила на мой немой вопрос о таких познаниях Анна.

После Кэтрин пошла Моника. Все продвигалось быстро и безрезультатно.

Фред нервно постукивал ногой, поглядывая на кабинет, где находилась Моника. Когда она вышла, с облегчением выдохнул, всмотревшись в ее лицо и не увидев там ничего такого, из-за чего можно было бы переживать.

– Ты как, Моника? – спросил он, завороженно глядя, как она поправляет волосы.

Моника оставила вопрос без ответа, только мрачно поглядела из-под пушистых черных ресниц. Я бы тоже не нашлась, что на такое ответить.

Лили, повернувшись и наблюдая за всем этим с каменным лицом, не сводила с Фреда и Моники пристального взгляда. И только сжатые скулы выдавали то, что ее спокойствие явно фальшивит. Но уже через мгновенье Лили задрала нос до потолка и вновь отвернулась в сторону.

После Моники забрали Анну, и, закончив с нами, мистер Роуз велел подождать, пока приедет миссис Ньютон и развезет нас по домам. «Французы» ждали рядом, когда начнут вызывать их. Это напоминало очередь на экзамен абсурда.

– Девчонки, как там… с родителями? – спросил Питер, поправив очки указательным пальцем.

– Не радужно, – хмыкнула Моника.

Ее и впрямь посадили под домашний арест. Теперь даже о выпускном вечере она может только мечтать. Музыкальная школа, страсть Моники, тоже под запретом. Никакого вокала и рояля. Только школа – дом – уроки.

– Знали бы вы, как досталось Брайану, – Фред поежился. – Родители чуть живьем с него шкуру не содрали.

– Они знали про все его предыдущие вечеринки, могли бы предположить, что рано или поздно что-то да произойдет, – пожала плечами Моника, – а тут такое… они и так слегка нелюдимые, вон какой особняк отгрохали подальше от центра, но теперь их дом будет купаться в лучах сомнительной славы, уж простите.

– Вот здесь немного мимо, – Фред скривился, будто ему самому было неприятно об этом говорить. – Переживать они не будут. Мы с утра заходили за Брайаном, думали вместе поехать в участок, нам ведь по пути, а ему как хозяину дома уж точно не отвертеться от интервью с шерифом. Слышали бы вы, как на него орала мать… как сирена из Сайлент-Хилл. И если честно, судя по тому, как она его отчитывала, смерть Эмбер и то, что убийство произошло в их доме, ее впечатляет меньше всего.

– За что же она орала на него? – нахмурилась Кэтрин.

– Мы можем ошибаться, но, кажется, вывело ее то, что Брайан позвал всех именно в пятницу, – развел руками Питер. – Видели бы вы мистера и миссис О’Нил, когда они кричали на сына. Посинели прям, я даже не знал, что кожа может от крика приобрести такой оттенок.

– То есть они ругали Брайана только за то, что он позвал нас в пятницу? – с отвращением переспросила Моника.

– Это то, что мы слышали, – поднял ладони вверх Алекс, – потом они увидели нас и зашли в дом, Брайан же сказал, что его отец отвезет немного позже. Они вообще-то неплохие вроде, только со странностями.

– Ничего себе странности! В их доме произошло убийство, а они волнуются из-за того, что малютка Брайан созвал одноклассников не в тот день.

– Ну, мы же не знаем, что у них творится в доме на самом деле, – сказал Дэвид. Выглядел он хуже обычного – и без того тощий, в тот день он казался прозрачным.

Мы все замолчали. Безусловно, у каждой семьи свои скелеты в шкафу, чужие причуды всегда выглядят разве что не дикими, но именно случай с родителями Брайана казался мне почти аморальным. Молодую девушку убили у них дома, а они переживают, что сын устроил вечеринку в пятницу, а не в субботу. Я была уверена, за этим стоит что-то большее, и была готова озвучить свои сомнения, но присутствие угрюмой Лили отбивало малейшее желание открывать рот.

– Моника, если хочешь, я поговорю с твоими родителями, скажу, это я настоял на том, чтобы ты пришла… у тебя не было выбора… все-таки передо мной тяжело устоять, они наверняка поймут.

То, с какой непосредственной уверенностью Фред говорил это, умиляло до слез. Алекс и Питер, переглянувшись, слабо улыбнулись. Я сама непроизвольно усмехнулась, но увидела взгляд Лили, полный огненной ненависти, направленный на Монику, и даже немного испугалась. Моника же, ничего не заметив, погладила Фреда по плечу со словами:

– Ты говоришь это здесь, а моя мама перезаряжает ружье дома.

Лили, с грохотом встав со стула, ушла со словами «Мне нужен кофе». Фред с ребятами и девочками искренне не понимали, что произошло, и только Алекс проводил подружку недовольным взглядом.

Никто и словом не успел обмолвиться, как за «французами» вышел мистер Роуз. Он помахал рукой, зазывая в кабинет к шерифу сразу всю компанию.

– Что ж… увидимся, – сказал Питер, вставая.

Парни пошли за ним. Выглядели они угрюмыми, но спокойными.

– До встречи, – сказал Алекс, встретившись со мной взглядом.

Я неуверенно улыбнулась.

Мы остались сидеть возле одного из столов в приемной участка, ожидая маму Анны.

– Значит, похороны уже завтра? – спросила я, не веря, что задаю этот вопрос.

– Да, – кивнула Кэтрин, – сегодня еще будет вскрытие… странно, конечно, что его вчера не провели… но знаете что, если со мной что-то случится, я хочу, чтобы мое вскрытие проводила миссис Питерсон. Она очень хороший специалист, рекомендую. – Тут она неожиданно жалобно всхлипнула и произнесла: – Когда я вчера вернулась домой, то увидела сообщение от Эмбер, она отправила мне его перед тем, как вы пришли. Просила уговорить вас пересмотреть «Титаник»…

Моника с Анной начали ее обнимать и успокаивать, хотя сами были на грани. Я только собиралась подсесть к ним поближе, но неожиданно услышала над собой голос Лили:

– Первая вечеринка пошла не по плану?

Все обернулись к ней, Кэтрин перестала всхлипывать, но слезы не останавливались и текли по ее веснушкам, пока мы ждали продолжения.

– Вот так бывает, когда дети не слушаются родителей. – Лили посмотрела на Монику и зло добавила: – Ты в углу до конца учебного года стоять теперь будешь?

Моника закатила глаза, всем своим видом показывая незаинтересованность. Ее нежелание вступать в конфликт с явно агрессивно настроенной Лили разозлило последнюю еще больше, но, ко всеобщему удивлению, она резко повернулась ко мне:

– О, и как славненько, что на месте Эмбер была не ты, малышка Элисон, – предвкушая гадость, которую она собиралась сказать, Лили улыбнулась. – А то как бы было обидно, сверни ты себе шею, так и не успев подержать Алекса за ручку.

Анна и Кэтрин лишь тихо ахнули, а я, взяв руку Моники и легонько сжав ее, чувствуя, что она готова к бою, постаралась сказать как можно спокойнее:

– Зачем ты так?

– Скажу лишь, что пока не за что, – туманно ответила Лили.

– Да? – переспросила Моника, которую начало трясти от ярости. – А сама ты где, страшно спросить, была? На тот момент, когда Эмбер сталкивали с лестницы?

Лили лениво перевела взгляд на Монику.

– Не смогла прийти, дел было по горло.

– Оо, так бы и сказала, что была на свидании.

Кэтрин с Анной прыснули, пытаясь выдать это за кашель. Лицо Лили вытянулось, когда она поняла, что Моника имеет в виду. Она покраснела от гнева и зашипела, словно рассерженная гусыня:

– Считаешь себя самой умной, не такой, как все?

– Скорее просто все не такие, как я.

Лили посмотрела на меня и, вернув себе прежнее высокомерное выражение, произнесла:

– Учись уже сама за себя отвечать. Моника не всегда будет рядом, чтобы тебя защитить.

И, смерив нас презрительным взглядом, удалилась, лихо виляя бедрами.

– Почему она так взъелась на тебя? – удивленно повернулась ко мне Кэтрин.

– Я могу ошибаться, но, кажется, Лили это сделала, чтобы вывести Монику из себя.

– Как-то запутанно…

– Наоборот, – покачала головой Анна, – Монике плевать, что эта… вертихвостка говорит ей. Но зацепи она кого-то из нас, особенно Элисон, и Моника молчать не станет. И, кажется, я знаю, почему Лили так старательно срывала злость на Монике, все-таки втянув ее в конфликт, – переглянувшись со мной, сказала Анна.

Я кивнула.

– Я думала, парни для Лили как братья, но что касается Фреда, тут в таком случае…

– Попахивает инцестом. А Фред в свою очередь не сводит глаз с Моники.

– Казалось, еще чуть-чуть – и Лили разорвало бы от ревности.

– Меня Фред не интересует, – устало сказала Моника.

– Почему? – повернулась к ней Анна. – Красивый, высокий выпускник, с отличным чувством юмора, занимается руфингом… видно, что неравнодушен к тебе…

– А потому, что меня больше интересует, кто и за что убил Эмбер, – голосом, не терпящим возражений, отчеканила Моника.

– И мы это просто так не оставим, – уверенно сказала Анна, а потом обратилась ко мне: – А вот тебе, Элисон, я думаю, стоит открыть глаза Алексу на то, какую змею они пригрели на груди.

– Не собираюсь лезть в их отношения, – я поправила кофту, сползающую с плеч. – «Французам» Лили ничего плохого не делала, а то, что у нее от ревности крыша едет, ее проблемы. Так что жаловаться к Алексу я не побегу. Да и кто мы друг другу…

Тут к нам подошли близняшки Мейбл. Участок постепенно заполнялся школьниками Эмброуза, которых созвали на уже полноценный допрос.

Что касается Мейбл, насколько известно, родственницами они, как бы нелепо это ни звучало, не являются. Немного похожи внешне, любят одинаковую одежду, да и красятся, не сговариваясь, идентично. Повадки, манера разговора – Мейбл перенимали друг у друга все, и со временем границы их личностей размылись, девушек стало не различить. К тому же так уж вышло, что они однофамильцы – из-за ряда этих причин высоких, смуглых и темноволосых Мейбл прозвали близняшками.

Если честно, видеть их именно сейчас, в участке, при таких обстоятельствах, к тому же после выпада Лили, хотелось меньше всего. Всем было известно, что близняшки Мейбл могут заговорить кого угодно до помешательства.

Вот и сейчас, сменяя друг друга, они пустились во все тяжкие:

– Привет. Какой ужас, да? Никто и подумать не мог, что такое случится здесь, с нами, в Эмброузе. Конечно, всякое бывало, вспомните Адама Никсона, как он умер. Вернее, был убит. Не убит, а ранен. Но тогда столько крови было, после того как он порезал палец в столовой. И исчез куда-то. Вот тогда мы тоже переполошились. Кровь есть, а Адам где? А он в уборной был…

– Или как с Энди Хопкинсом получилось. Упал, лежит, не дышит. Свалился с подоконника, он на первом этаже живет. Мы подумали, все, был парень, нет парня. А он как очнется, да как начнет орать, что у него рука сломана. Глаза таращит, по земле катается, ни подойти, ни подпрыгнуть… Мы давай скорую помощь вызывать…

– Стой, это тоже с Адамом Никсоном случилось. А вот с Эндрю произошло другое…

– Подождем миссис Ньютон на улице, – процедила сквозь зубы Моника, и мы, кивнув, пошли за ней.

Близняшки Мейбл, споря, что кого настигло, уже не обращали на нас внимания.

Но тут наперерез к нам вышла гроза школьной газеты Кимберли Палвин. Возвышаясь над нами на своих каблуках стриптизерши (утверждение Анны, а не мое), в телесном бархатном платье, она, поправив красиво уложенные волосы цвета «темный блонд» (стоит произносить ее томным низким голосом), ни к кому точно не обращаясь, сказала:

– Не могу поверить, что Эмбер убили. Она была хорошей девушкой. И красивой. Достаточно красивой для того, чтобы нажить себе врагов. Я хочу написать разоблачающую статью, и вы обязаны мне помочь. Сочтите за честь.

– Наконец-то, миссис Ньютон, – пробормотала Моника и, взяв под руки меня и Кэтрин, направилась к выходу.

– Потом еще обсудим это… наверное, – успела сказать Анна Ким, но я схватила ее за локоть и потащила за нами.

Не сговариваясь, разъехались по домам – мы устали, были обессилены тем, что случилось меньше чем за сутки. На завтра были назначены похороны, и, хотя у нас было что сказать друг другу, мы решили поберечь себя для финала.

Оказавшись у себя в комнате, единственное, чего я желала, – забыться сном, таким крепким, чтобы воспоминания о прошлой ночи не вызвали новую волну страха и паники. Я укуталась в одеяло и постаралась как можно быстрее провалиться в сон.

– Прежде чем начнешь сопеть, расскажи, как все прошло. – Мама бесшумно зашла в комнату, села на край кровати. Мягкими ладонями она гладила мои щеки, черные волосы падали на смуглое лицо, пухлые губы были поджаты в немом вопросе. Как же я жалела в тот момент, что не похожа на свою мать!

Пересказав весь свой недолгий разговор с шерифом Хоуком и мистером Роузом, я спросила:

– Ты пойдешь со мной завтра на похороны?

Мама утвердительно кивнула, и мне почему-то показалось, что она еле сдерживает слезы.

– Конечно. Я нашла, кого завтра оставить вместо себя в баре. И, малыш… Эмбер была хорошей девушкой. Даже если кто-то будет пытаться убедить тебя в обратном, помни, она была твоей подругой, обладающей редким, но таким важным для друзей качеством – верностью. Не давай никому и ничему опорочить память о ней.

Я прикрыла глаза, чтобы справиться с отчаянным желанием разреветься. Успокоившись, спросила, с надеждой глядя на маму:

– Как ты думаешь, убийцу найдут?

– Надеюсь. А теперь спи и ничего не бойся.

Дождь в Эмброузе не прекращался целый день. Мелкий, прохладный, он робко стучал по крыше дома, однако мой сон был слишком глубок, чтобы насладиться его атмосферой.

* * *

Следующий день, уже как обычно, начался с плохих новостей. Родители Моники не пустили ее на похороны Эмбер.

«Она наказана. Пусть скажет спасибо, что будет ходить в школу и хоть там видеться с друзьями, а не сидеть еще два года на домашнем обучении», – так сказала ее мама. Они забрали телефон Моники и даже не позволили с ней поговорить.

– Ушам своим не верю! – рявкнула я, бросившись к выходу, готовая вызволять подругу хоть на летающем форде «Англия».

– Тихо-тихо, – придержала меня мама. – Не горячись, а то сделаешь еще хуже. Ты же знаешь ее родителей. Заедем к Монике после похорон…

– Вряд ли до этого момента что-то изменится…

Кипя праведным гневом, я собирала свои непослушные густые волосы в пучок, с болью в сердце представляя, как сейчас чувствует себя Моника, одна, в четырех стенах, в то время как мы идем прощаться с Эмбер. Она не любила одиночество, а я ненавидела оставлять ее одну. Для нас обеих эти чувства удвоились, обостряясь под грузом скорби предстоящих похорон. Ко всему прочему, озадачивало поведение мамы. Обычно невозмутимая, тем утром она выглядела по-детски растерянной, на вопросы отвечала невпопад, пугая невнимательностью за рулем. Но я молчала. Со страхом смотрела перед собой, с ужасом начиная осознавать: Эмбер на самом деле мертва…

На улице мягко светило солнце, играя лучами вдоль центральной аллеи, завлекая, дразня. Такая погода в Эмброузе – исключение, даже летом. Мне показалось, это неспроста: Эмбер жила пару лет в Калифорнии и такую погоду очень любила.

На похороны пришло полгорода – как я говорила, у нас все друг друга знают, все соседи. Мистер Роуз позвал нас с мамой поближе к священнику, где уже стояли Анна с Кэтрин, и все они неотрывно смотрели на гроб. Как во сне, сделав с десяток шагов вперед, я оказалась возле мирно лежащей Эмбер. Ветер исчез, солнце замерло над кладбищем, и все люди безмолвно слушали панихиду.

Я смотрела на Эмбер, лежащую в белом платье, вспоминая картину, висевшую в комнате Кэтрин, где было написано: «Цель танатокосметолога заключается в том, чтобы на своей последней вечеринке труп по возможности выглядел как можно красивее». Позже родители, увидев сей шедевр, заставили его выкинуть. Будучи врачами, они, как выразилась Кэтрин, понимали не весь медицинский юмор. Я же, глядя сейчас на Эмбер, осознавала, что хотел сказать этим автор, и шуткой фразу не воспринимала. Для меня на своей последней вечеринке Эмбер выглядела исключительно красиво. Как восковая фигура. Такими фигурами славится музей мадам Тюссо, и, будь Эмбер одной из ее работ, она наверняка стала бы самым идеальным экспонатом.

«Что за чушь лезет мне в голову?» – жмурясь от жгучих слез, подумала я.

Все закончилось очень быстро. Была брошена последняя горстка земли на крышку гроба, после чего поднялся слабый ветер, от которого у меня пошли мурашки по телу.

Посмотрев друг на друга, мы с Анной и Кэтрин обнялись. Они не спрашивали про Монику, лишь только хмуро кивнули, когда я сказала, что ее не хватает. Слезы не думали заканчиваться, но я быстро вытерла глаза, когда мистер Роуз подошел к нам, – оставшиеся люди выразили сожаление и, положив цветы у гроба, начинали расходиться. Я краем глаза заметила маму, она выглядела непривычно уязвимой, стоя у могилы Эмбер. Выражение ее лица было скрыто шляпой с широкими полями, но я явственно чувствовала боль, исходящую от каждого, даже самого мимолетного ее движения.

– Спасибо, что пришли, – привлекая к себе внимание, сказал мистер Роуз, и я повернулась к нему. – У меня не так много времени, поэтому перейду сразу к делу. Элисон, Анна, Кэтрин… Эмбер вас безумно любила. И Монику, разумеется, тоже. Я вам безмерно благодарен, что в свое время вы приняли ее в свою компанию. Собираюсь поговорить с родителями Моники по поводу наказания. Это нелепо, учитывая обстоятельства, – тут он тяжело вздохнул и, засунув руки в карманы, продолжил: – Более того, что бы вы ни говорили о том, что решили пойти на вечеринку сообща, я знаю, кому принадлежала идея. Эмбер пошла в мать – и яркой красотой, и привычкой искушать судьбу, которая в важный момент отвернулась от нее. Я не уберег дочь от злого рока.

Мне стало дурно, но следующие слова мистера Роуза отрезвили молниеносно:

– Я переезжаю из Эмброуза. Просто не смогу здесь находиться. Вы знаете мой номер, и для вас, и ваших родителей я всегда буду в открытом доступе.

– Мистер Роуз… как же так? – ошарашенно глядя на него, пролепетала Анна. – Ведь следствие только началось, как оно будет происходить без вас…

– Дело закрыто, – резко сказал отец Эмбер, крепко сжав челюсти.

– То есть как, убийцу нашли? – излишне громко спросила Кэтрин, и Анне пришлось на нее шикнуть.

– Нет, – не глядя нам в глаза, ответил мистер Роуз. – Это все… это все несчастный случай…

– Но как же…

– Я хочу, чтобы моя дочь покоилась с миром.

– Как же она будет покоиться с миром, если убийца на свободе?

Он грустно усмехнулся.

– «Ты всегда знаешь, кто виновен, но не хочешь в это верить». Не уследив за Эмбер, я практически убийцей и являюсь.

– Мистер Роуз! – укоризненно произнесли мы с Анной одновременно.

Но он, пожав каждой из нас руку, сказал:

– Надеюсь, еще встретимся. – И, кажется, не желая дальше объясняться с нами, он ушел, но я успела увидеть слезы, которые блеснули у него в глазах.

Спустя время, узнав правду, я перестала винить его за принятое решение. Для меня мистер Роуз остался сильным человеком, который привел в мою жизнь хорошего друга и ушел из нее, когда Эмбер не стало.

К его одинокой фигуре подошла моя мама, вытирая по пути глаза платком. Как же они похожи – успешные, еще молодые и красивые, оба воспитывали детей в одиночку, я знала о собственном отце не больше, чем Эмбер о своей матери. Вот только глаза мистера Роуза выдавали то, что для него смысл жизни утерян навсегда.

– Мм… я сейчас подойду, – тихо сказала Анна и направилась вглубь кладбища.

Я знала, куда она идет, но пока решила оставить ее в покое и дать побыть в одиночестве.

Кэтрин легонько пнула меня в бок, кивнув на Алекса, – тот стоял поодаль, глядя в нашу сторону.

– Подойди, – она аккуратно подтолкнула меня к нему.

Я медленно двинулась ему навстречу.

– Здравствуй, – без тени улыбки поприветствовал меня он.

– Привет. Где остальные?

– Ждут в машине, Дэвиду нездоровится. Я хотел сначала переговорить с тобой.

Я робко улыбнулась, сдерживая слезы.

– Эй, – Алекс тут же заключил меня в свои крепкие объятия. От него приятно пахло чем-то едва уловимым и знакомым, что сейчас в воспоминаниях вызывало горечь, – ты плачь, не стесняйся своих эмоций, от этого немного, да станет лучше.

Когда я отстранилась, чтобы выдохнуть и кое-как привести чувства в порядок, он сказал:

– Есть события, ход которых мы не можем ни предугадать, ни изменить. И, разумеется, есть те люди, которых не заменить. Но, Элисон, зная Эмбер, она не хотела, чтобы ты опускала руки, виня себя в чем-то или не отпуская ее. Поэтому дай себе время. Поговорка говорит, это лучшее лекарство.

Посигналила машина, заставив нас вздрогнуть. За рулем сидела Лили, по ее лицу сложно было что-то понять, только болезненно бледный Дэвид махнул рукой.

– Иди. И спасибо тебе.

– Не прощаемся, – Алекс уже знакомым движением дотронулся до моего локтя и быстрым шагом направился к машине.

Я тут же почувствовала приступ болезненного одиночества и взглядом стала искать девочек. Те редкие люди, которые еще не ушли, не имели ко мне ни малейшего отношения, поэтому я решила немного пройтись.

В пятидесяти метрах от высокого старого дуба, где похоронили Эмбер, стояла Анна, кутаясь в шаль матери. Я тихонько подошла, молча встав около нее.

– Не думала, что мы относительно скоро вновь будем здесь кого-то хоронить, – грустно сказала Анна, не поворачивая головы.

Мы стояли возле могилы ее отца, мистера Ньютона, похороненного два года назад. Рак крови убивал его медленно, как будто человек, вершивший свою месть. Я помню его проницательный взгляд, когда он, уже передвигаясь в инвалидной коляске, укрывшись клетчатым пледом кофейного цвета, рассказывал о параллельных мирах, загадках космоса и парадоксах будущего времени. Он был писателем – все его книги о квантовой физике стали бестселлерами. Только одну он не успевал выпустить, как сам уточнял, самую важную из его работ. Именно мистер Роуз помог справиться миссис Ньютон с вопросом наследства, и она получила возможность управлять им, не ожидая полгода, что поправило их тогда не очень стабильное финансовое положение. Сейчас редактированием последней рукописи отца занималась практически одна Анна, желая издать книгу ко дню папиного рождения – пятого октября. Для нее смерть папы стала слишком большим потрясением, хотя она понимала, к чему все идет, ухаживая за отцом в последние месяцы. Но что-то в день его смерти умерло и в Анне. Что-то умирает внутри каждого из нас, когда мы теряем близких.

Для меня это тоже оказалось тяжелой потерей – я росла без отца, и мистер Ньютон всегда был ко мне особенно добр и внимателен. Его умные голубые глаза, которые унаследовала от него Анна, всегда смотрели на нас так, будто все знали наперед.

– Жаль, Эмбер не успела с ним познакомиться, – сказала Анна охрипшим голосом.

– Да… знаешь, мне кажется, твой папа понял бы намного больше касаемо ее смерти. Как он говорил? Иногда на много разных вопросов бывает один и тот же ответ. – Немного задумавшись, я спросила: – Не хочешь заехать ко мне домой? Заберем Монику, поговорим. Нам есть что обсудить.

Анна отрицательно покачала головой.

– Встретимся немного позже. Мне нужно поспать, прости, я совсем не соображаю…

Такова была специфика организма Анны, из-за стресса она могла уснуть где угодно, как угодно и на сколько угодно. Иногда я завидовала такой ее особенности.

– Погоди, а где Кэтрин? – я завертела головой, обратив внимание, что пока еще еле заметный туман начинает опускаться на город.

Каркнула ворона, мы поежились.

– Ее забрали родители. Она и пискнуть не успела.

– Что-то случилось?

– Не знаю. Выглядели они воинственно. Я ее набирала, телефон отключен.

Почему-то мне это не понравилось. Казалось бы, ничего сверхъестественного, но под ложечкой неприятно засосало. Или это уже я придаю всему слишком большое значение, подозревая везде подвох?

Взявшись под руки, мы пошли через кладбище к дороге. К полудню погода в Эмброузе часто портилась, но в тот день время, казалось, остановилось, не давая осознать, когда закончилось утро и начался день. Разговаривать не хотелось, слез не осталось. Распрощавшись, мы с Анной разъехались в разные стороны. Я кинула последний взгляд на могилу Эмбер.

Встретимся во сне.

* * *

Я села на переднее сиденье машины и поцеловала маму в щеку. Она улыбнулась краешками губ и, отъехав на приличное расстояние от кладбища, сказала:

– А у меня приятная новость. Кажется, речь мистера Роуза в разговоре с мистером и миссис Джонс заставила сменить их гнев на милость. Моника больше не под домашним арестом. Сейчас завезу тебя к ней.

– Лучше бы они осознали, что перегибают палку, немного раньше и пустили ее на похороны Эмбер, – пробурчала я, хотя сама с облегчением вздохнула, так как знала, что родители Моники, говоря о наказании, слов на ветер не бросают.

– Они бы ни в каком случае не отпустили ее сегодня. Это своего рода воспитание. Жесткое, но действенное, по их мнению.

– Чушь собачья! – выпалила я.

Мама кинула на меня быстрый взгляд и на удивление сговорчиво сказала:

– Согласна.

Я смотрела в окно, думая, с чего начинать разговор с Моникой. Знает ли она о переезде мистера Роуза и о том, что дело закрыто?

Тут мои мысли плавно перетекли назад на кладбище, где под сырой черной землей лежала Эмбер.

Она мечтала стать чирлидером, а после начать карьеру модели. Банальные мечты красивой девушки пятнадцати лет, но почему-то никто никогда не сомневался, что так и сложится ее судьба. Ведь у нее было то, чем могла похвастаться не каждая девушка, – харизма. А теперь об Эмбер будет напоминать смерть. Но ведь тот, кто убит, по-настоящему никогда не умирает, ведь его жизнь украдена раньше времени, верно? И стоит ли так зацикливаться на ее призрачном образе… или лучше отпустить в попытке не представлять, как бы Эмбер собиралась с нами на выпускной, как бы радовалась, став королевой школы? Как студенткой приезжала бы в гости и всегда находила время для того, чтобы быть рядом, когда в ней нуждались?

Калейдоскоп из разных возможных сценариев жизни Эмбер, которым не суждено теперь сбыться, крутился у меня в голове, пока со мной не заговорила мама:

– На похороны пришло много людей…

– Эмбер была популярной девушкой.

– Мм… а тот парень, который подходил к тебе? Алекс Картер, кажется.

Я почувствовала себя неловко и, поерзав на сиденье, просто неопределенно кивнула головой.

– Вы с ним дружите?

Я промычала что-то неразборчивое.

– Я знаю его родителей, это хорошая семья. Правда, как по мне, слишком легкомысленно позволяют ему заниматься рискованным спортом. Ему только исполнилось восемнадцать лет.

– Они поддерживают его страсть, разве это плохо? – нахмурилась я.

– Возможно, ты права, но чаще всего, запрещая что-то своему ребенку, даже если он это любит, ты делаешь это ему во благо.

Впервые в своей жизни мне очень захотелось, чтобы разговор с мамой сошел на нет. Обычно мы могли обсуждать любые темы, часто наши мнения расходились, но в этот раз я чувствовала что-то вроде неприязни к тому, что она говорила.

– Этот Алекс… он ведь тебе симпатичен, да?

Я, широко раскрыв глаза от удивления, посмотрела на маму. Ей всегда хватало такта не озвучивать очевидные вещи, способные меня смутить, чтобы и так дать хороший совет, когда я спрошу, но тут она как будто спешила высказаться и поскорее перевести тему.

Я вновь повернулась к окну, пожав плечами. Рано или поздно я бы сама рассказала об Алексе, сейчас же просто не знала, куда себя деть.

– Кхм, так вот, – продолжила она, – скоро начнется школа, ты перешла в старшие классы. Я не знаю, к чему ведет ваше общение, но тебе не кажется, что сейчас лучше сконцентрироваться на учебе? Понимаю, тебе пятнадцать, самое время влюбиться в первый раз, но ведь стоит помнить, Алекс выпускник, и наверняка следующим летом он уедет в университет, ты только обречешь себя на слезы. Более того, он же любимчик Эмброуза, от таких ничего хорошего ждать не приходится. Он вроде милый парень, но… Элисон?

Мама удосужилась оторваться на секунду от дороги, увидела выражение моего лица и сейчас в удивлении хмурилась. Еще никогда я не смотрела на нее чуть ли не враждебно. Она всегда была очень лояльной, разрешала мне больше остальных родителей, а сейчас тот же человек, увидевший, что я всего лишь разговаривала с парнем, говорит, будто это не то, что мне сейчас нужно?

– Мама, он подошел сказать слова в поддержку Эмбер, а ты уже себе придумала бог его знает что…

– Я старше и знаю, как это все начинается. Просто сейчас…

– Вот именно, просто сейчас, – начала закипать я, – просто сейчас очень вовремя поучать меня, когда о нем я думала меньше всего!

– Элисон, ты юная девушка, которая…

– …которая едет с похорон одной из лучших подруг. Мне было бы достаточно посидеть в мирной тишине, услышать, что все образуется, или просто помолчать, приберечь этот разговор на другое время, как считаешь?

Мама смотрела на меня, я на нее, в глазах обеих читалось недовольство. Меня неприятно удивило, как быстро она забыла, что Эмбер убили, мы ведь только простились с ней. Мама же была шокирована моим тоном: ранее разговаривать с ней в такой манере я себе не позволяла. Но ведь раньше и причин для такого не было.

– Останови машину. Дальше сама пойду, тут к Монике недалеко.

Мне казалось – еще момент и она откажет, но, тяжело вздохнув, мама припарковалась у тротуара. Я вышла и, даже не попрощавшись, быстрым шагом пошла вперед.

– Элисон, если хочешь, позови Монику на ночевку! – крикнула мама вслед, выглядывая из бокового стекла.

Подозревая, что таким способом она объявляет мировую, я только махнула рукой.

Что-то где-то и в самом деле пошло не так, если уже в который раз за последние два дня привычный мне мир рушится на глазах.

* * *

Моника жила буквально в пяти минутах ходьбы от моего дома. Я шла, лениво пиная камень перед собой. Мой маленький рюкзачок мешался под ногами, я пару раз чуть не запнулась, но даже толком этого не замечала, продолжая думать о своем.

Говорят, когда свежая земля похоронила человека, наступает что-то вроде умиротворения. Я же чувствовала только смятение и еще страх, мое подсознание намекало на то, что самое ужасное впереди. Предчувствие беды не отпускало ни на секунду. Ссора с мамой лишь обнажила то, насколько, оказывается, я была напряжена.

Нужно срочно обсудить все с девочками. Я уверена, каждой из нас есть что сказать. Самое время выразить словами то, что происходит у каждой из нас внутри.

Я увидела Монику еще до того, как она заметила меня, – положив подбородок на коленки и обняв сама себя, она сидела на ступеньках у крыльца, грустно глядя куда-то перед собой. Сердце защемило от этой картины, и я, ускорив шаг, уже через пару секунд приблизилась к лужайке ее дома. Моника подняла голову, и ее красивое лицо озарилось мягкой улыбкой. Вскочив, она подбежала ко мне и, преодолев в два прыжка расстояние между нами, нырнула в мои объятия. Но тут же отстранилась, тревожно вглядываясь мне в глаза:

– Как прошло? Как ты?

– Нормально… а ты?

– И я…

И мы разрыдались, цепляясь друг за друга, словно за спасательный круг. Она вытирала мне слезы, они вновь бурным потоком лились из глаз, я перебирала ее черные длинные волосы, пока она не перестала всхлипывать. Родной, считай, сестринский запах Моники вскоре подействовал как глоток из волшебной чаши успокоения.

– Мне так жаль, что тебя не пустили, Моника!

– Мне тоже, – усаживая меня рядом возле себя на ступеньки, ответила она. – Где девочки?

– Анна поехала домой спать. Договорились созвониться после обеда. Кэтрин забрали родители, я даже глазом моргнуть не успела…

– Что-то случилось? – казалось, нервы Моники были на пределе.

– Не знаю… на звонки она не отвечает, попробую набрать еще позже.

– А как все… ну, как прошли сами похороны?

– Все прошло… спокойно… мистер Роуз пообещал позвонить твоим родителям насчет наказания. Посчитал его несправедливым. Нас он не винит, – тихо добавила я, но почему-то после этих слов почувствовала себя еще более виноватой, чем прежде.

Моника принялась нервно дергать шнурки своих конверсов.

– Не знаю, что он сказал маме, но это впервые в жизни подействовало, и наказание снято раньше времени. Вспомни предыдущие разы: ни родители Кэтрин, ни твоя мама, которую мои всегда выделяют, ни даже мистер Ньютон со своим авторитетом не могли переубедить родителей, если я уже была за что-то наказана… а тут один звонок от мистера Роуза, и все.

Я быстро облизнула пересохшие губы.

– Но ведь не это самое странное. Ты знаешь о том, что он закрыл дело об убийства Эмбер?

– Да, черт возьми, и знаешь что…

Тут входная дверь за нашими спинами медленно отворилась и показалась мама Моники с подносом, на котором стояли два прозрачных стакана, наверняка с ее фирменным имбирным соком.

– Здравствуй, Элисон, – сохраняя безупречную осанку, она передала поднос Монике, – как ты?

Повинуясь какому-то отчаянному порыву, я ответила, глядя прямо в ее глаза, они были бы отражением Моники, не будь в них столько холода:

– Как подруга девушки, которую не пустили на похороны лучшей подруги.

Сказав это, я тут же прикусила язык. Но на удивление миссис Джонс только широко улыбнулась.

– Что ж, я всегда говорила – вы с Моникой чем-то похожи. Твоя дерзость напоминает мне дочь, в такие моменты я понимаю, что вы похожи больше, чем на первый взгляд, не зря дружите с пяти лет.

Моника откинула волосы назад, явно довольная сравнением. Я же в который раз в своей жизни попыталась понять, нравится мне ее мать или нет. Ей было уже за пятьдесят – Моника единственный и поздний ребенок в семье. Выглядела миссис Джонс роскошно – в дорогом черном платье немного ниже колен, с бусами из жемчуга на шее и элегантно уложенным каре она походила на истинную железную леди, и стоит признать, работа в сфере политики на протяжениидвадцати лет ее такой и сделала. А вот мистер Джонс выходил из дома редко, предпочитая пить ромашковый чай и разгадывать кроссворды. Он работал вместе с женой, на его характере это отразилось не так категорично, вот только к Монике отношение у них было одинаковое – излишне строгое и крайне прохладное. Монику это уже не так задевало, как раньше, она лишь неопределенно пожимала плечами, когда что-то касалось ее родителей. Меня же это сильно озадачивало, я росла в нескончаемой материнской любви, и такое равнодушие к своим детям меня поражало.

– Я пойду в дом… или Элисон хочет еще раз мне нагрубить? – улыбнулась миссис Джонс.

Я не чувствовала за собой особой вины, но предательский румянец все-таки появился на моих щеках.

– Эм… простите… можно, Моника переночует у нас? Не хочу сегодня оставаться одна, да, думаю, и она тоже…

Миссис Джонс внимательно посмотрела на меня, а после сказала:

– Да.

Больше ничего не добавив, она зашла в дом. Моника облегченно вздохнула и побежала наверх, чтобы захватить кое-какие вещи, я же осталась на крыльце допивать имбирный сок.

Мы успели прийти ко мне домой прежде, чем в Эмброузе начал моросить дождь. Тучи повисли над городом, создавалось впечатление, будто уже начало темнеть. Мрачные сиреневые тени создавали дымку безысходности – солнцу, казалось, уже не бывать.

– Здравствуйте, мисс Блэк.

– Здравствуй! – кивнула мама и скрылась на кухне.

Моника, переминаясь с ноги на ногу, неуверенно смотрела туда, где она только что стояла.

– Элисон, а твоя мама не против?..

– Она сама предложила тебя позвать, – тоном, не терпящим возражений, ответила я, и мы поднялись в мою комнату.

Я еще пару раз позвонила Кэтрин – безрезультатно.

Кинув рюкзак на кровать, Моника подошла к окну и, обняв себя за плечи, сказала:

– Твоя мама очень хорошая, правда.

– И именно поэтому она недовольна моим общением с Алексом, – хмыкнула я, садясь на один из пуфиков у окна.

Моника обернулась, моргнула один раз, второй и, усевшись напротив меня, с подозрением спросила:

– Это ты сейчас о чем?

Вздохнув, я в двух словах рассказала о ссоре.

– …что очень обидно, несправедливо с ее стороны так делать, тот же самый Алекс подошел сказать слова поддержки, а она нашла время меня поучать…

В этот самый момент мама зашла в комнату и поставила на подоконник возле нас чашки с кофе.

– Благодарю, мисс Блэк, – сказала Моника, сразу взяв одну и отхлебнув. Ее глаза тут же в удивлении расширились.

– Капелька вишневого ликера Эмброуза еще никому не причиняла вред, – подмигнула нам мама, выходя из комнаты.

Я с улыбкой закивала головой и, взяв чашку, принялась греть ею свои ладони.

Моника продолжала еще некоторое время смотреть на дверь, за которую вышла моя мама, потом неуверенно спросила:

– Может, она просто переживает, чтобы у тебя не сложилось так, как у нее? Мисс Блэк замечательная, независимая ни от кого женщина, но ведь поначалу ей наверняка пришлось несладко…

– Да, с шестнадцати лет она жила сама, а в семнадцать уже родила меня, притом работая в баре…

– …зато потом стала администратором «Безумного Роджера» и подняла его с колен, попутно самостоятельно воспитывая дочь, которая сейчас одна из лучших учениц… Это под силу не каждой. Просто она опасается, чтобы тебя не постигла та же участь – преждевременная беременность, побег незадачливого отца. Да, в отличие от мамы, ты получишь поддержку, но ей едва ли от этого лучше.

Я задумалась, как часто наши родители опасаются, чтобы мы не повторили их ошибок, путая свою жизнь с нашей.

– Поговори с ней, найди время и объясни, что грустная история не обязательно повторяется дважды. К тому же это будет не зря – кажется, ты и в самом деле нравишься Алексу.

Я посмотрела на Монику – черные блестящие волосы струились по ее плечам, а большие карие глаза выражали искреннее сопереживание. Завести с этой хулиганкой дружбу на детской площадке десять лет назад было моим самым верным решением в жизни.

– Я найду время и слова, чтобы объясниться с ней.

– Так-то лучше! – подмигнула Моника, отхлебнув еще горячий кофе.

Внезапно ожил мой телефон.

– Кэтрин! – воскликнула я, радуясь, что подружка наконец-то дала о себе знать.

Разговор получился коротким, она сразу перешла к тому, что предложила встретиться где-то около семи в «Бетти Буп».

Голос у нее был уставший, а на расспросы, куда она делась с похорон, Кэтрин не пожелала ответить, сославшись на то, что объяснит вечером.

Моника пожала плечами, мол, чего гадать, вечером Кэтрин сама расскажет.

– Элисон, ты мне скажи, мистер Роуз уточнял, когда он собирается переезжать?

– Нет. Его переезд, отказ от расследования… Что творится в его голове, страшно и представить.

– Касаемо переезда, тут логично – здесь все повсюду будет напоминать ему об Эмбер, не спрятаться, не скрыться. Я бы на его месте сделала так же. Но вот то, что он собственноручно закрыл дело… Мне всегда казалось, что мистер Роуз поймает и обезвредит всех негодяев, потому что иногда он мне больше напоминал не адвоката, а бравого детектива, только плаща да шляпы не хватало… А тут он спускает на тормозах расследование убийства собственной дочери.

– Лично меня еще интересует, КАК он это сделал…

– О, малышка Элисон, – глядя на меня, как на дитя малое, покачала головой Моника, – мистер Роуз отличный адвокат, о нем часто пишут в газетах, да и по телевизору показывать не забывают. Он дружит с прокурором Нью-Йорка, а главный судья Сиэтла – его друг еще со школы. Наш мэр – какой-то очень дальний его родственник, возможно, поэтому в свое время они с Эмбер сюда и переехали. Да и сам мистер Роуз не последний человек в своих кругах. Когда у тебя есть деньги, связи и влияние, то мало что невозможно. У мистера Роуза есть это все – закрыть дело спустя день с начала безрезультатного расследования для него проще простого.

– Хорошо, – не стала я спорить, – тогда зачем?

– А это уже совершенно другой разговор. Но что-то мне подсказывает, спроси мы его об этом прямо в лоб, он не ответит.

Мысленно согласившись, я, чувствуя неловкость, спросила:

– Моника… а шериф тебя спрашивал… про второй этаж?

– Да. Я ответила, как и договаривались. Больше вопросов он не задавал. Сомневаюсь, что ты отделалась бы так же легко. Если мистер Роуз доверяет нам в одинаковой мере, то остальные едва ли. Спасибо маме с папой, впервые не жалею, что я их дочь.

– И все-таки зря мы перевели стрелки на тебя, – заламывая пальцы, простонала я.

– Правильно сделали! – отрезала Моника. – Чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Эмбер упомянула тебя, потому что ты первая, кто пришел ей в голову. А учитывая твое признание, что ты фактически была последней, кто видел Эмбер живой, прежде чем она растворилась на вечеринке, это был лучший выход для отвода подозрения. Ко мне до сих пор никаких вопросов нет, так что забудь об этом.

Очень жаль, что уверенность Моники не передавалась мне, но менять что-либо было поздно.

Мы молча уставились на пейзаж за окном. Подул ветер, сорвав с ближайшего дерева пару листьев и, закрутив их, понес ввысь. Приближается осень.

– Ты думала над тем, кто это мог быть? Кто столкнул Эмбер с лестницы? – спросила меня Моника.

Воспоминания о той ночи вызвали дрожь, во рту пересохло. Я неуверенно начала:

– Видишь ли… на втором этаже было достаточно людей. Не знаю, заметила ты или нет, но, когда мы были на допросе в участке, мы уже ушли, а «французы» все еще были у шерифа… их допрос длился значительно дольше нашего.

Я стыдливо поерзала на пуфике и продолжила:

– Не могу сказать, что подозреваю кого-то из них… просто выглядит это и в самом деле подозрительно.

Моника почему-то перешла на шепот:

– Несмотря на данное родителями обещание больше не пользоваться служебным положением, они очень активно интересовались, как продвигается расследование… когда оно еще было. Так вот, «французы», по словам девочек, с которыми ранее говорила Эмбер, утверждают, что парни сидели на втором этаже в комнате Брайана. Как только стало ясно, что в гостиной произошло что-то из ряда вон выходящее, Алекс и Питер выбежали узнать, что случилось.

– А Дэвид? Он разве был не с ними?

– Был, но они с Фредом остались в комнате. Девочки утверждают, что «французы» спорили с ним о чем-то.

Я лихорадочно начала вспоминать детали вчерашнего вечера.

– Я разговаривала с Алексом, потом его забрал Питер, и они пошли на второй этаж… выглядел Питер недовольным, попросил Алекса поговорить с кем-то. Может быть, с Дэвидом? И выглядел Алекс после этого хмурым…

– Не думаю, что это как-то связано… Хотя в таких ситуациях важна каждая мелочь.

– Истина – в деталях. Мы, как уже справедливо заметила Кэтрин, мало на что обращаем внимание, особенно если это касается не нас.

– Хорошо, – кивнула Моника, – а что скажешь насчет Лили?

Я укоризненно посмотрела на нее, поняв, куда она клонит.

– Ну а что! – возмутилась подруга. – А то все такие святые, подозревать прям некого! И тут еще Лили: «А я вся такая невиновная, ничего вообще не знаю».

– Моника, ее на вечеринке вообще не было. И ты сама прекрасно понимаешь, такую яркую личность, как Лили, там уж точно заметили бы.

Моника фыркнула:

– Хорошо, но со счетов ее не сбрасываем. Знаешь, а ведь мотив так же важен, как и убийца. То есть Эмбер ни явно, ни скрытно ни с кем не конфликтовала. Она вообще, кроме нас, ни с кем особо не общалась.

– Но убийцу наверняка знала… – от наступающего страха меня начало знобить, – …и мы тоже должны его знать – на вечеринке незнакомых не было.

– В Эмброузе незнакомых друг другу вообще нет. Давай зайдем с другой стороны. Можем ли мы сказать, что Эмбер изменилась в последнее время? Я имею в виду ее поведение?

Я закусила губу, проматывая в голове наше лето и не вспоминая ничего странного или из ряда вон выходящего. В поведении Эмбер не было ничего, указывающего на переживание или страх. Ничего такого, что заставило бы юную девушку переживать, что ее могут убить. Она вела себя как ни в чем не бывало – весело и задорно, как и надлежит пятнадцатилетней девушке на летних каникулах. Плохой загар – единственная проблема, приближающаяся школа – то самое, что портит настроение.

– Может, Эмбер узнала то, что не должна была знать? Но не придала этому особого значения?

– Ты имеешь в виду работу мистера Роуза?

– Предположим. И кстати, – уверенно продолжила Моника – это могло вызвать у него чувство вины.

– Даже не знаю. Эмбер никогда не выглядела заинтересованной работой отца. Разве что случайно стала свидетелем чего-то…

За окном незаметно садилось солнце. Где-то ухнула сова, дождь почти перестал моросить.

– Не могу поверить, что это случилось с Эмбер… что это происходит с нами, – Моника напряженно смотрела на вид за окном, будто приближающейся вечер знал некую тайну.

– Если не хотим опоздать, давай собираться, – нехотя вставая с теплого места, сказала я, – думаю, у девочек тоже есть свои мысли касаемо происходящего. Да и Кэтрин наверняка есть что рассказать.

Неоновые вывески «Бетти Буп» окрашивали молочный туман в ярко-розовый цвет. Внутри все было в вишнево-красных тонах, маленький телевизор круглосуточно крутил короткометражки 30-х годов о мультипликационном секс-символе времен Великой депрессии. Параллельно старое радио пело голосами Chordettes «Lollipop», и создавалось впечатление, что вы попали в девяностые. Как ни странно, за такую атмосферу школьники Эмброуза и любили эту закусочную.

Кэтрин и Анна уже сидели там, неспешно попивая фирменные клубничные коктейли за самым дальним столиком.

– Я заказала вам по карамельному шейку, – не отрываясь от трубочки, сказала Анна.

– Благодарим, – кивнула Моника.

Я села рядом с ней, напротив девочек, и мой взгляд тут же невольно привлек вид за окном: там располагалась заправка мистера Тони. Вывеска перед магазинчиком неуверенно мигала надписью «Открыто», а луна на небосводе, окутанная кровавой дымкой, мрачно висела над старым зданием. Я поежилась, удивляясь тому, как это место еще не закрыли.

– Моника, как там с родителями?

– Добби свободен, – хмыкнула она.

Несмотря на ее непринужденный тон, как-то сразу стало ясно, что данную тему развивать ей не хочется, поэтому Анна тактично повернулась к Кэтрин.

– А ты куда исчезла сегодня утром?

– Когда вы разбежались, внезапно появились мои родители и чуть не за шкирку потащили меня в машину, ничего не объясняя. Это скорее было похоже на похищение, по правде говоря.

– И куда тебя повезли?

– К гинекологу, – затем как ни в чем не бывало Кэтрин занялась своим молочно-клубничным коктейлем.

– К… к гинекологу?

– Ага.

Мы с девочками в недоумении переглянулись.

– И как это было? – спросила я.

– Больно, неприятно и унизительно.

– Стойте-стойте… – замахала руками Моника, останавливая наш диалог. – Кэтрин, тебя забрали прямо с похорон Эмбер, чтобы отвезти к гинекологу. Скажи зачем, не ходи вокруг да около.

– Хорошо. Не буду. У Эмбер был любовник.

Моника подпрыгнула на диванчике, Анна охнула и пролила на себя остатки коктейля. Наблюдая, как густая розовая жидкость растекается по столу, я, открыв рот в немом шоке, пролепетала:

– Ладно, Кэтрин, давай-ка поподробнее.

Моника помогала вытереть стол, руки ее дрожали, а Анна, даже не замечая, что розовые вязкие капли падают ей на штаны, чуть не накинулась на Кэтрин:

– Что? Ты хотя бы понимаешь, что говоришь? С чего ты взяла?

– Это я уже поняла, когда окончили осмотр, – Кэтрин в омерзении поерзала. – Меня туда привезли и, ничего не объясняя, просто посадили на кресло. Родители ждали в коридоре, поэтому, когда врач сказала, что можно одеваться, я спешно влезла в свою одежду и хотела выйти за ней в коридор, но услышала от мамы имя Эмбер и решила не спешить.

– Ты подслушала? – коварно блеснув глазами, спросила Анна.

– Я бы сказала «решила разобраться на месте», – гордо вскинув голову, ответила Кэтрин. Мы вяло улыбнулись, а она продолжила: – Врач сказала, что у меня все на месте, не стоит переживать. Добавила, что, если у Эмбер были интимные связи, вовсе не обязательно, что у меня они тоже есть. Скажи она это им раньше… Хотя, зная, какие мои родители паникеры, неудивительно, что они решили проверить, не вкусила ли я запретного плода.

– У Эмбер был любовник… А нам она все лето ныла о том, как ей хочется расстаться с девственностью… – мой голос дрогнул, и я замолчала, не зная, что меня поразило больше: то, что Эмбер с кем-то спала, или то, что она нам об этом не рассказала.

– А ведь это совершенно меняет дело! – стукнула Моника ладонью по столу.

Некоторые из посетителей недовольно повернулись в нашу сторону, и, понизив голос, Моника продолжила:

– Наличие у Эмбер тайной половой жизни дает нам и убийцу, и мотив.

– И объяснение того, почему мистер Роуз не захотел дальше вести дело! – подхватила я.

– Ну, конечно! – воодушевилась Анна. – Не думаю, что Эмбер скрывала отношения просто так. Наверняка из-за нежелания озвучивать имя того, с кем спала. Может, это кто-то значительно старше нас? Наигрался и решил расстаться с ней? Произошла ссора, что привело к убийству. Нет девушки, нет проблемы. Или она порвала с ним? Вот на почве ревности Эмбер и столкнули с лестницы. Вопрос в том, почему она не доверилась хотя бы нам? Мы бы в жизни ее не выдали… Кэтрин, может, тебе Эмбер хоть что-то говорила? Думаю, самое время рассказать. Как видишь, ее тайна ни к чему хорошему не привела.

– Ничего она мне не говорила, – с тенью обиды в голосе пробормотала Кэтрин. – Только накануне упоминала, что у Брайана может быть вечеринка и ей очень нужно туда попасть.

Я свела брови у переносицы, вспоминая, как Эмбер в тот вечер так и мелькала у меня перед глазами по всему дому, пока не исчезла на втором этаже.

– Она кого-то искала… Наверняка пришла ради него, подбив нас идти вместе с ней. Была уверена – он придет на вечеринку.

– Ты думаешь, ее любовником был кто-то из школы? – с отвращением спросила Моника. – Тогда версию с разницей в возрасте можно смело откинуть, у Брайана в гостях самые зрелые – прошлогодние выпускники, они еще тупее наших с вами одноклассников.

– Смотрите, тогда все совпадает, – Анна лихорадочно начала загибать пальцы на руке. – У Эмбер был любовник, возможно, кто-то из школы, с кем они по какой-то причине не афишировали отношения. Произошел конфликт, Эмбер хотела помириться, поэтому, зная, что он по-любому будет на вечеринке, отправилась туда и, конечно же, потащила нас за собой – меньше вопросов и подозрений для всех остальных. По прибытию кинулась его искать, а как нашла, уединилась с ним на втором этаже, но помириться не получилось, может быть, стало настолько хуже, что он в порыве ненависти столкнул Эмбер с лестницы – кто там, среди пьяных обезьян, может что-то заметить.

– А может, он ее просто с кем-то увидел и приревновал? – предположила Кэтрин. – Ну, знаете, ревновать – убивать.

– Возможно. Скажи, из подслушанного разговора получилось еще что-то понять?

– Только то, что при вскрытии тело Эмбер осмотрели вдоль и поперек, пытаясь во всем разобраться. Но, как видите, вслух нам признались только в том, что у нее синяк на солнечном сплетении и гематомы на правой руке. Может, и вправду убийство на почве ревности? Ведь не зря говорят: ревность и любовь можно смешивать, но лучше не взбалтывать.

– Согласна, но, черт возьми, а что еще они могут скрывать? – глаза Моники недобро блеснули. – Зато теперь ясно, почему мистер Роуз так оперативно закрыл дело. Узнал то, что ему нужно было. Да и наверняка не хотел, чтобы город об этом сплетничал. Пусть для нас она остается соседской девушкой с американской мечтой. Вот только кто этот таинственный любовник?

– Потенциальный убийца, – откинув белокурые волосы назад, сказала Кэтрин. – И, если мистер Роуз уже знает его имя, скоро его руки будут по локоть в кровавой мести.

– Кэтрин, побойся Бога, мистер Роуз не Дон Корлеоне!

– Это может быть кто угодно. Эмбер была девушкой веселой, умной, исключительной красоты. Сомневаюсь, что кто-то устоял бы при ее желании познакомиться поближе. А вы же ее знаете… Знали. Флирт был ее стилем общения.

– Ума не приложу, кто это может быть, – устало рассуждала Анна. – Да, она могла закрутить интрижку с кем угодно, и да, не говорить об этом нам тоже имела право. Но ведь Эмбер не казалась кем-то заинтересованной. Такое ведь тяжело скрыть в кругу подруг, ведь вот как бы Элисон ни пыталась, а видно, что она влюбилась в Алекса…

– Эй!..

– А вот то, что она занималась сексом, скрыть ей удалось! – отрезала Моника. – Значит, и симпатию вполне могла искусно при нас подавлять.

Немного поразмыслив, я грустно добавила:

– Если прокрутить кое-какие моменты, то отдельные детали поведения Эмбер не кажутся такими уж и непримечательными. Вот, например, сколько раз у нее находились дела, когда мы собирались куда-то идти, хотя до этого она сама и являлась инициатором идеи: предлагала пойти позагорать, а в последний момент вспоминала, что ее очередь готовить ужин…

– Или в тот раз, когда мы шли на пикник на гору Влюбленных, а она не явилась, потому что папа попросил привезти ему кое-какие бумаги в офис…

– Однажды мы должны были пойти за покупками, но в последнюю секунду у Эмбер заболел живот… а она и с температурой под сорок не пропускала шопинг.

Я покачала головой.

– Люди и впрямь совершенно невнимательны к тому, что происходит вокруг. И к чему это приводит? К убийству у всех под носом.

– Может закончиться тем, – тяжело вздохнула Кэтрин, – что кого-то из нас до смерти забьют битой, а рядом поставят туфлю с поломанным каблуком и скажут, что это несчастный случай. Только на этот раз все поверят. И знаете, как-то даже не укладывается в голове, что Эмбер скрывала от нас происходящее в ее в жизни.

– Доверяя человеку свои секреты, ты даешь ему оружие против себя, – мудро изрекла Моника, подняв вверх указательный палец.

– Значит, ты тоже не до конца правдива с нами? – приподняла правую бровь Анна.

– К сожалению… или тут уже к счастью… моя личная жизнь не бурлит, как у Эмбер. Сбившийся цикл в два дня – вот и все мои приключения. Но… – она обвела нас всех взглядом, – может, кто-то другой хочет признаться в своих любовных похождениях, так, на всякий случай. Нет? – Моника побарабанила пальцами по столу.

– Интересно, как на это отреагировал мистер Роуз? – робко спросила я. – На такие подробности личной жизни Эмбер?

– Разве сегодня утром был не ответ как? Свернул дело, как будто и не было ничего.

– Думаю, это не единственная причина, – справедливо заметила Кэтрин, – но никто из нас не узнает всей правды. Документы передадут шерифу в письменном виде, и дело будет сдано в архив.

Анна резко повернулась к Кэтрин.

– Ты имеешь в виду заключение патологоанатома?

– Да. Когда в следующий раз мистер и миссис Питерсон выйдут в смену, они передадут необходимые бумаги шерифу Хоуку – раз дело закрыто, спешить некуда.

– А мистер Роуз не может настоять на изъятии этих бумаг?

– Нет смысла, определенный круг людей и так все знает, а решение закрыть дело уже официально подтверждено. Это просто формальности, – все еще не понимая, куда клонит Анна, ответила Кэтрин.

– Когда в следующий раз мистер и миссис Питерсон выходят в смену?

– Послезавтра, а что?

Анна в нетерпении взяла Кэтрин за плечи.

– А перед этим мы можем как-то взглянуть на эти бумаги? Прочитать полное заключение судмедэкспертизы?

Зеленые глаза Кэтрин широко раскрылись, она медленно произнесла:

– А ведь можем! У моей мамы тоже смена послезавтра. Они с миссис Питерсон всегда обедают вместе. Ключи от кабинета и ящиками с документами на одной связке, я смогу как-то их стащить. У нас будет целых полчаса, пока они вернутся с перерыва.

– А вдруг кто-то вернется раньше? Что-то забудет, например?

Кэтрин снисходительно посмотрела на нас.

– В больнице будет обед, и пусть хоть Кеннеди воскреснет, моля о помощи, они с места не сдвинутся. Но мне нужен кто-то, кто покараулит двери, пока я буду искать то, что нам нужно. Все не пойдем – привлечем слишком много внимания.

– Я пойду.

– И я могу.

– Элисон, ты уже забрала освобождение от физкультуры? – спросила меня Кэтрин.

Каждый год мама Кэтрин делает мне справку, благодаря которой я еще жива – спорт явно не для меня.

– Нет, я даже не знала, что она уже готова.

– Тогда пойдем вместе, это будет нашим предлогом.

– Что ж, тогда решено. Нужно брать все в свои руки. Про Эмбер мы знаем больше полиции, мы ведь были лучшими подругами, у нас преимущество, она нам как-никак доверяла…

– Как оказалось, недостаточно, – глядя куда-то перед собой, пробормотала Моника.

– Ты что такое надумала, Кэтрин?!

Мы в унисон посмотрели на подругу – опешив. Она пожала плечами и выпила какую-то янтарную жидкость из маленькой бутылочки без этикетки.

– Расслабляю нервы и вам советую.

Моника выхватила пузырек у нее из рук, понюхала, скривилась и принялась махать им перед лицом Кэтрин.

– Ты совсем обалдела? Пить виски, как воду, в «Бетти Буп»?

– Я же сказала, это для того, чтобы успокоить расшатанные нервы, с самого утра сплошной стресс.

Я кинула на нее укоризненный взгляд.

– Думала, после вечеринки Брайана ты еще не скоро притронешься к алкоголю.

Неожиданно Кэтрин вспылила, выдернув у Моники назад свой виски.

– Знаете что, я вам даже больше скажу, еще одни похороны или поход к гинекологу – и я уйду в запой!

– Ты хоть понимаешь, что тебе грозит, если твои родители услышат запах алкоголя?

– Они спят после ночной смены, я тоже приду и сразу в кровать. Не драматизируйте, прошу.

Казалось, спорить с Кэтрин в тот момент было бесполезно. Оставалось надеяться, что это не войдет у нее в привычку.

– Оу, думаю, нам пора, – сказала я, увидев, который час.

– Тоже родительский контроль? Но мы еще не все обсудили…

– Завтра увидимся. Не думаю, что каждый из нас высказался в полной мере, но уже голова мало соображает.

Когда мы расходились, крепко обнялись, не веря, что пережили этот день. Старшеклассницы, для которых ужас наяву только начинался.

* * *

В понедельник утром небо было заряжено приближающимися грозами. Город, казалось, застыл в ожидании чего-то. Я изо всех сил старалась не показывать свою душевную маету, и пока у меня получалось не так уж плохо.

Мы с Моникой до четырех утра строили теории и догадки о том, кто был любовником Эмбер, за что ее убили и что еще она могла скрывать. Ближе к утру к нам по фейс-тайму присоединились девочки, споры продолжились с новой силой, порой грозя перерасти в грандиозные баталии. Мнения о правоте мистера Роуза разделились. Мы с Моникой категорически отказывались понимать, как он мог закрыть дело, не посадив убийцу за решетку, и о памяти ли Эмбер он переживал, или о своей репутации? Анна и Кэтрин не были столь категоричны, в конце концов, мистер Роуз наверняка знал больше нашего и у него имелись свои причины и мотивы для определенного рода действий. Более того, кто знает, какую игру они будут вести с шерифом до отъезда мистера Роуза? Мы продолжали выдвигать разнообразные идеи касательно развития событий, все громче перебивая друг друга, пока сонная мама не пришла отобрать мой телефон, добавив пару незлобных, но многообещающих слов, которые Моника тут же приняла к сведению, после чего достаточно быстро засопела рядом. Я же еще некоторое время всматривалась в окно, где сквозь шторы просачивался лунный серебряный свет, боясь того, что может принести предстоящий день.

В «Бетти Буп» поутру было людно – многие завтракают здесь перед рабочим днем. Мы тоже не удержались, и каждая заказала по большой порции вафель с вишневым сиропом.

– От тебя несет перегаром, – нахмурилась Моника, сев около слегка помятой Кэтрин.

– Ага, и тебе с добрым утром.

Я отрешенно постукивала вилкой о тарелку, переживая, что произойдет, если завтра нас поймают на горячем. Прочитать отчет судмедэксперта, связанный с убийством, предназначенный шерифу, считается нарушением закона?

– Если ты боишься, я могу пойти вместо тебя, – сказала Моника. Иногда мне казалось, мы читаем мысли друг друга.

– Нет, что ты, – смутилась я. Слова Лили, брошенные в участке, были неприятной истиной: Моника не всегда будет рядом, пора учиться проявлять характер. Да и чего я боюсь? Со мной будет Кэтрин, она знает больницу как свои пять пальцев, более того, ей там известен любой и каждый, с ней уж точно не пропадешь.

– Завтра встречаемся у центрального входа больницы в час дня, – намазывая дополнительно заказанные тосты арахисовым маслом, сказала Кэтрин. – Увидим маму и миссис Питерсон где-то там – они обедают в кафе неподалеку.

– А потом? – спросила я, неуверенно переглядываясь с девочками, когда ожидание продолжения явно затянулось.

– А потом? – удивленно переспросила Кэтрин, после чего беспечно пожала плечами: – Будем импровизировать!

– Кэтрин, – Моника попыталась обратиться к ее благоразумию, – тебе не кажется, что импровизация не лучший выбор в таком деле?

– Взять ключи, незаметно пробраться в кабинет, сделать фотографии результатов вскрытия Эмбер… все и так продумано. Доверьтесь мне.

Довериться человеку, который сегодня перед завтраком подписался на рассылку газет про НЛО, казалось в тот момент не самым лучшим решением. Но прежде Кэтрин никогда нас не подводила, поэтому вопрос был снят с повестки дня.

– Мы будем ждать вас у меня дома, не стоит привлекать лишнее внимание, – тяжело вздохнув, подытожила Анна.

– Ты как? – спросила я у нее, когда Моника и Кэтрин отошли заказать колы.

– Не лучше и не хуже вас.

– Да, но ведь только ты из всех нас относительно недавно похоронила отца. Я знаю, ты сильная и тому подобное, просто хочу, чтобы ты помнила, мы всегда рядом, чтобы подставить тебе плечо.

Анна склонила голову набок.

– Ох, Элисон, я знаю. Просто сейчас параллельно со всем этим занимаюсь редактированием последней рукописи отца, а это забирает много энергии.

– Что-то не так?

Анна нахмурилась, как будто сама впервые задалась этим вопросом.

– Я бы не сказала… квантовая физика, тем более с точки зрения моего отца, всегда была хоть и сложной, но действительно интересной. Правда, в последней книге он больше уделяет внимание легендам, нежели фактам, что ему совершенно не свойственно.

Я поджала губы, не решаясь озвучить свои мысли: человек умер от рака, скорее всего, это повлияло на изложение его мыслей, ведь мистера Ньютона даже нашли мертвым за столом – последние минуты жизни он посвятил написанию окончания книги.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – перебила ход моих мыслей Анна, – но ведь бывает прав один человек, которому никто не хочет верить. Поэтому я не спешу доказывать, что написанное папой – бред сумасшедшего. Больного раком.

– Сюда идут «французы», – плюхнувшись рядом со мной, успела прошептать Кэтрин, прежде чем звякнул колокольчик и в дверном проеме показалась знакомая компания.

Я, все еще находясь под каким-то странным впечатлением от разговора с Анной, лишь растерянно помахала Алексу в ответ, когда он подошел к владельцу «Бетти Буп» мистеру Робинсону делать заказ. Все остальные направились к нам, и, к нашему разочарованию, Лили была вместе с ними. На ее лице играла улыбка Моны Лизы, и я внезапно ощутила прилив необратимого раздражения от одного ее присутствия.

– Здорово! – махнул ручищей Фред.

– Привет, – вразнобой поздоровались мы.

– Надеемся, вы не против, если мы к вам присоединимся? – широко улыбнувшись, спросил Фред, попутно усаживаясь возле меня.

Разговор завязался сразу, только Лили, сидя с краю возле Питера, молча и без какого-либо выражения на лице смотрела на старенький черно-белый телевизор над барной стойкой. Фред же, казалось, пользуясь тем, что все заняты разговорами, прокашлялся, обращаясь ко мне, но так, чтобы никто не услышал:

– Элисон, наверное, не стоит и спрашивать, как дела у тебя и у всех вас?

Я в некотором замешательстве лишь пожала плечами: казалось, Фред может общаться, только находясь в центре всеобщего внимания, сейчас же он будто даже пытался стать меньше, что с его огромным ростом и широкими плечами выглядело почти комично.

– Ты в порядке? – спросила я у него, готовая уточнить, если он ответит положительно.

Фред тяжело вздохнул, кинул пару лихорадочных взглядов туда, где с мистером Робинсом расплачивались за заказ Алекс и Моника.

– Понимаешь, я хочу позвать куда-то Монику. Но боюсь, что сейчас не совсем подходящее время, она… вы потеряли подругу… или, наоборот, подходящее? Я имею в виду, что мог бы помочь ей отвлечься, прийти в себя, преодолеть это тяжелое время… Моника хоть раз говорила что-то обо мне?

С каждым словом Фреда мои глаза округлялись все больше, грозя вылезти из орбит. Я впервые видела, чтобы эта душа компании, рубаха-парень так себя вел. И была рада, что нас никто не слышит, – кто его знает, что выкинула бы Лили, став свидетелем разговора. А вот что ответить, не находила. Моника упоминала о нем раз, в участке, когда говорила, что он ее не интересует. И почему это мы так часто обсуждаем нас с Алексом, а личную жизнь Моники обходим стороной? Кто его знает, как все сложится, если она и в самом деле обратит на Фреда внимание…

– Элисон? – неуверенно повторил он, глядя на меня с немым вопросом, а я смутилась: в который раз, погрузившись в свои мысли, я забыла, что веду разговор в реальной жизни.

– Фред, почему бы тебе просто не позвать ее куда-то? Если Моника не готова, она так и скажет. Не сиди и не гадай, не ты, так кто-то другой рано или поздно это сделает.

Фред понимающе закивал головой, взъерошивая свои русые волосы рукой.

– Ты права. Знаешь, она такая красивая, я еще красивее, почему мы просто не можем быть вместе? – Фред в недоумении озвучил мысли вслух, а я прыснула.

– Мистер Роуз уже переехал или еще в Эмброузе? – спросил, ни к кому точно не обращаясь, Питер.

– Он заезжал вчера вечером к моему отцу, сказал, уедет на днях – для начала хочет установить памятник для Эмбер, – играя ингалятором в руке, ответил Дэвид.

– Мистер Роуз и твой папа дружат? – вспомнив слова Анны, спросила я.

– Да… – и как-то поникнув, Дэвид продолжил: – Где-то полгода назад у моего отца появились крупные проблемы в бизнесе: его подставили, и он в один час потерял и делового партнера, и лучшего друга. Мистер Роуз появился как ангел-спаситель, он помог отцу выбраться из финансовой ямы, куда его так вдохновленно пытался закопать некогда лучший друг. И сделал это безвозмездно. После он часто приходил к нам в гости – на чай, кофе или виски. Они играли в шахматы, спорили о политике… а когда мистер Роуз пришел вчера, я, по правде говоря, его даже не узнал. Он поседел, осунулся. Я задался вопросом: почему хороший человек обречен на страдания?

Ответом ему была тишина. О том, что мистер Роуз еще до похорон закрыл дело об убийстве дочери, никто не упомянул.

– Есть хоть какие-то новости? – спросил Питер. – Весь интернет и заголовки газет только и кричат об убийстве. Люди задаются вопросом: что же произошло на самом деле?

– Об этом знает только никто, – впиваясь ногтями в ладони, ответила Кэтрин.

Моника разжала ее кулак и взяла ладошку подруги в свою руку.

Стало видно, что парням не по себе.

Я посмотрела на Фреда, взглядом пытаясь сподвигнуть его на какое-то действие: атмосфера становилась едва выносимой. И какое было мое удивление, когда я заметила, что Алекс напротив делает то же самое – забавно играя бровями, он явно намекал на что-то другу. Мне вдруг истерично захотелось рассмеяться. Алекс, перехватив мой взгляд, состроил смешную рожицу. Фред, недоуменно посмотрев на нас, решил, что мы не стоим его внимания, поэтому, тряхнув головой, обратился к ребятам:

– Через два дня в школу…

– А ты можешь разрядить обстановку, – не без яда улыбнулся Алекс.

Не обращая на друга внимания, Фред продолжил:

– Послезавтра мои родители уезжают из города по делам, которые меня совершенно не волнуют. Дом свободен. Так как в свете последних событий вечеринку устраивать… эмм… – тут он замешкался, подбирая подходящее слово, – …не ко времени, я на самом деле решил послушать родителей и вести себя хорошо. Но у меня есть литры отменного грузинского вина, поэтому не хотите ли вы присоединиться к нам на тихое прощание с летом?

Я представила, как бы на такое предложение отреагировала Эмбер, и только грустно улыбнулась.

– Идея неплохая, – сказала Моника, хотя ее голос не пылал особым энтузиазмом.

Фред не придал этому должного значения.

– Тогда договорились. Точное время я еще сообщу, – тут он позволил себе хмыкнуть, – уж мои родители в случае чего не открутят мне голову за пропажу почты.

В любой другой день я бы не обратила на это замечание никакого внимания, но почему-то тогда это показалось чем-то важным, и я спросила, на ходу переписывая нашу с девочками судьбу:

– Ты сейчас о чем?

– По дороге сюда мы встретили Брайана, – пустился в объяснения Фред, – бедняжка выглядит так, будто живет во флешбэках Вьетнама.

– Ради бога, я думал, у меня родители с причудами, но до О'Нилов им еще очень далеко, – усмехнулся Питер, играя с зубочисткой во рту.

– В чем дело?

– Как оказалось, его судьба пошла наперекосяк потому, что он созвал всех на вечеринку в пятницу, когда приходит почта.

– Почта приходит по воскресеньям, – недоверчиво уточнила Кэтрин.

– Так мы говорим не о среднестатистической семье, а про О’Нилов, – чуть ли не снисходительно пояснил Питер, – понимаете, им в пятницу принесли какую-то важную почту. Конверт все время валялся на столе вместе с прочей лабудой типа ключей от гаража и тому подобного. Но после вечеринки пропал. Сотня долларов так и лежит под вазой, а конверта как и не бывало.

Кэтрин и Анна ойкнули, Моника как можно незаметнее толкнула в плечо сначала одну, потом вторую, буркнув:

– Кошмар…

– Брайан теперь под домашним арестом и, кажется, на некоторое время в качестве домработницы.

– Из-за конверта? – уточнила, сглотнув, Анна.

– Ага. Брайан сказал, родители его ждали где-то несколько месяцев, а когда получили, были очень рады, прочитав, что внутри. А тут его стащили у них из-под носа! Сам Брайан в это время после поражения в карты на раздевание плавал голышом в бассейне среди своих зимних вещей.

– Но, если им столь важен этот конверт, почему они не объявили о его пропаже, не заявили в полицию? Это же О’Нилы, ради них тут все перевернули бы вверх дном.

– А это, малышка Моника, самое интересное, – прикоснувшись кончиком пальца к ее носу, пропел Фред, – они не хотят афишировать пропажу конверта. И зная, какой репутацией обладают мистер и миссис О’Нил, их работу и связь с правительством, остается только гадать, что же там было внутри.

– И Брайан просто взял и вывалил вам это? – не веря своим ушам, спросила Анна.

– Видишь ли, несмотря на высокие баллы для поступления в лучшие университеты страны, он не всегда говорит, что надо и кому надо, – улыбнулся Алекс, демонстрируя милые ямочки на щеках.

В то время как Анна устроила форменный допрос «французам», пытаясь узнать что-то стоящее, у нас с Моникой была немая борьба – знание о судьбе злополучного конверта, забытого за чередой мрачных событий, не давало покоя.

Где-то вдалеке прогремели раскаты грома, после которых Лили сладким голосом обратилась к «французам»:

– Не пора ли нам уже? Если мы хотим сделать сегодня то, что планировали.

Парни замешкались, после чего решительно начали собираться.

– Нам и вправду надо идти, есть кое-какие дела, – напустив загадочности, сказал Фред.

– Секреты? – мило улыбнулась Кэтрин.

– Если дела пойдут по плану, вы все узнаете уже послезавтра, – примирительно подмигивая, ответил Алекс, – а насчет встречи мы еще точно договоримся.

Мы закивали, безуспешно пытаясь скрыть нервные поглядывания на Лили – вряд ли провести с нами последний вечер лета было пределом ее мечтаний, да и нам самим ее общество было в тягость.

Заметив такой настрой, Лили засмеялась:

– Приходите, я по средам не кусаюсь.

Мы распрощались, Алекс пожал мне руку, лукаво глядя в глаза, и ребята вышли на улицу, где играл теплый ветер.

– Ага, не кусается она, а как же, собака сутулая, – недовольно проворчала Моника, с неприязнью глядя на удаляющуюся с парнями Лили.

Я же, не в силах больше сдерживать эмоции, повернулась к Анне.

– Прошу, скажи, что конверт все еще у тебя.

Анна беспокойно сцепила пальцы перед собой, быстро перебирая ими, лихорадочно шарила глазами по столу.

– Да, должен быть. После той ночи я не вспомнила о конверте ни разу. Убийство Эмбер напрочь вынесло его из моей головы…

– Мне не нравится твой неуверенный тон, – всматриваясь в подругу, сказала Моника.

– Если мама не устраивала субботней стирки и не добралась до джинсов… то конверт должен лежать в переднем кармане. Но я сомневаюсь, что в тот день она занималась делами по дому.

– Чего гадать, нужно пойти и найти его, – уже вставая, сказала Кэтрин, когда я приостановила девчонок:

– Стойте… если он на месте… не лучше бы его вернуть мистеру и миссис О'Нил?

Девочки сели назад на свои места, явно засомневавшись в моем здравом уме.

– Я лишь хотела сказать, Анна украла важную вещь у серьезных людей, не лучше ли вернуть ее, пока не поздно?

– Уже поздно, – удивляясь тому, что приходится объяснять простые вещи, сказала Моника, – мы же не пойдем к ним с фразой а-ля «Анна тут кое-что у вас взяла, но мы забыли об этом и теперь хотим вернуть»? Или, как в детективах, попытаемся подкинуть конверт назад? О, или, может, сказать, что мы случайно, прогуливаясь, нашли конверт в «Бетти Буп»?

Я попыталась как можно спокойнее донести свою мысль:

– То, насколько конверт, оказывается, важен им, совершенно меняет дело. А вдруг… а вдруг он как-то связан с убийством Эмбер?

– Тогда на ее месте должна быть я, ведь не Эмбер его стащила! – резко оборвала меня Анна, и я, испугавшись, что все выглядит так, будто я пытаюсь в чем-то ее обвинить, вздохнула:

– Девочки, у меня создается впечатление, что о той ночи мы знаем меньше всех. А варианты того, как оно было на самом деле, бесконечны. О’Нилы переживали за кражу конверта больше, чем за убийство в их доме…

– Я бы с тобой согласилась, правда, есть одно «но», которое все перечеркивает, – и, оглянувшись на нас, Анна продолжила: – При их возможностях они бы за два дня уже вычислили, куда делся конверт с вечеринки.

– Это не означает, что нам ничего не грозит.

– Элисон, О’Нилы не гангстеры из Чикаго.

– В любом случае дело уже сделано, – примирительно заключила Кэтрин, – конверт у Анны… надеемся, что у нее. Давайте глянем, а потом решим, что с ним делать.

– Неужели тебе не интересно, почему так переполошились О’Нилы? – коварно улыбнувшись, как совсем недавно делала Эмбер, спросила Анна.

– Интересно, но если это и впрямь как-то связано с Эмбер…

– Так это нам только на руку! – заявила Моника. – Ты что, забыла? Мы ради хоть какой-то информации в отчетах для шерифа копаться будем.

Крыть данный козырь было нечем. Поблагодарив мистера Робинса, мы покинули «Бетти Буп» и уже через пятнадцать минут были у дома Анны.

Небо сверкало молниями, грозясь расколоться от грома, а ветер был уже не столь теплым, как час назад. Туман еще клубился по улицам Эмброуза, но скоро ему на смену придут осенние дожди.

Пальцы Анны дрожали так, что она трижды уронила ключи, и тогда Кэтрин по-хозяйски отобрала их, открыв дверь за долю секунды. Мы побежали на второй этаж в комнату Анны – ее мамы дома не было, и мы, нескромно выражаясь, поторапливали друг друга.

– Должно быть где-то здесь, – бормотала Анна, копаясь в шкафу и вываливая одежду наружу.

Мы сидели на кровати, затаив дыхание.

– На месте! – победно гаркнула Анна, вскинув руку с добычей.

Прежде чем открыть конверт, мы как следует оглядели его: плотная бумага сероватого цвета, без указания адресата и получателя. Только маленькое изображение красно-белого маяка в нижнем правом углу отличало его от обычного конверта.

– Что бы это могло значить? – удивленно спросила Моника.

– Неважно, – отмахнулась Анна, впервые в жизни так заблуждаясь.

Конверт уже был распечатан до нас О’Нилами, но мы все равно сжимали зубы, глядя, как Анна с ним возится. Вскоре нашим глазам предстал лист бумаги, на первый взгляд совершенно чистый.

– Это что еще за издевательство?! – возмутилась Анна, но после, сощурив глаза, прочитала ту единственную строку, напечатанную мелким шрифтом:

«Б. О. О’Нил в списках за 21.08.2002 не обнаружен».

Мы перечитали слова по два-три раза, в недоумении передавая друг другу листочек.

– Что ж, по крайней мере, одно стало ясным, – в некотором разочаровании протянула Кэтрин, – почему О’Нилы не заявили о пропаже.

– Да. Если лист бумаги и важен им, то терять голову, поднимая город на ноги, не стоит, – согласилась Моника. – Кроме них самих, смысл напечатанногосовершенно непонятен непосвященному человеку.

– Умно, – подытожила я.

– И все же… они ждали эту информацию несколько месяцев. Видно, О’Нилам на самом деле очень важно, есть Брайан в тех списках или нет.

Я повернулась к Анне – та была неправдоподобно тихой. Только смотрела на конверт, хмурясь, обдумывая что-то:

– А ведь знаете, эта дата… я где-то раньше слышала о ней или читала…

После чего прикусила губу, вскочила, села за свой стол, попутно включая ноутбук.

– Никак не могу вспомнить, – бормотала она, вводя в поле поиска загадочные цифры.

Ее манипуляции ни к чему не привели – в графе «результаты» было совершенно пусто.

– Но как же так, – удивилась Кэтрин, – неужели в интернете совершенно нет никаких совпадений по указанной дате?

– Я точно знаю, что встречаю ее не первый раз… 21.08.2002… Ладно, собираемся.

– Куда?

– В библиотеку.

Нам оставалось лишь молча следовать за ней.

Городская библиотека находилась за старым кинотеатром. Конверт мы взяли с собой, спрятав у Кэтрин в сумочке. Пару раз порывы ветра чуть не снесли нас по дороге, а мелкий дождь, который только начал моросить, намекал, что так просто мы не отделаемся.

В библиотеке пьяняще пахло старыми книгами. Нескончаемые ряды шкафов с книжными томами уходили далеко вглубь здания, лампочки неуверенно мигали. Время текло здесь совершенно по-другому, почему-то отчетливо чувствовалось, что спешить некуда.

Анна нажала на круглый серебряный звоночек у стола отсутствующего библиотекаря. К нам из дверей напротив вышла невысокая полная женщина, она узнала Анну и добродушно поинтересовалась:

– Здравствуй, чего тебе не гуляется перед школой?

Анна проигнорировала вопрос, буркнув:

– Где мистер Уайт?

Прозвучало более чем недружелюбно, но женщина понимающе кивнула:

– Ему нездоровится. Передам, что ты приходила.

– Вечно с ним так летом, – пробормотала Анна, все еще сверля взглядом пустое кресло с красным пледом, после чего, тряхнув головой, попросила: – Миссис Лорен, мне нужны статьи школьной газеты за 2002 год.

Моника позади меня обреченно вздохнула.

Если миссис Лорен удивилась, то не подала виду, молча пройдя за высокие стеллажи. Вернулась с потрепанными подшивками достаточно быстро.

– Постарайтесь аккуратней, – не очень строго, но с нажимом попросила она.

Заверив ее, что лишний раз дышать на листки не будем, мы уединились за самым крайним столиком в конце библиотеки. Стулья скрипели, лампа зажглась с третьего раза. Мы же, разложив перед собой на столе ветхие подшивки, скрупулезно начали выполнять поручение Анны.

– Разрази меня гром, если я не здесь об этом читала, – говорила она. – Я помню эту дату, но, как видите, в интернете о ней ничего нет. Странно, но не смертельно – если происходило что-то на самом деле важное для Эмброуза, редакция школьной газеты точно не обошла ситуацию вниманием.

– А можно поинтересоваться, зачем ты перечитывала школьные газеты семнадцатилетней давности? – не без иронии спросила Моника.

Анна смерила ее суровым взглядом.

– Потому что так мне будет легче стать лучшим редактором газеты за все существование школы: знания не только сила, но и власть, а сейчас, когда бразды правления находятся у Кимберли, мы читаем лишь ироничные статьи про похождения старшеклассников. В конце колонки не хватает только «я знаю, вы любите меня, целую, ваша Сплетница». Раньше разоблачения школьных скандалов напоминали политические дебаты, а теперь что…

Моника закатила глаза, перед этим спрятав лицо за одной из подшивок.

– Нам нужна статья за сентябрь, но лучше просмотреть все…

И мы принялись искать нужную нам информацию в далеком призрачном прошлом Эмброуза. Я часто отвлекалась: казалось, кто-то прожигает колючим взглядом мой затылок, я то и дело оборачивалась к книжным полкам, они закрывали нас от глаз тех, кто находился в другом конце библиотеки. Глупости, конечно, но сумеречная дымка среди белого дня в библиотеке влияла на меня каким-то странным образом.

– Я нашла! Нашла!

– Кто бы сомневался, что это будешь ты, – едва слышно сказала Моника.

– А это потому, – хмыкнула Анна, – что никто никогда не принимает во внимание школьную газету, а именно она часто бывает самым ценным источником информации.

И довольная собой, она важно помахала перед нами самой тощей подшивкой.

Мы втроем придвинулись как можно ближе к Анне, а она, нахмурившись, пробежала глазами текст, явно не в восторге от того, что там было написано, после чего принялась полушепотом объяснять:

– Как же я могла такое забыть… семнадцать лет назад, в ночь на двадцать первое августа, в больнице Эмброуза случился нешуточный пожар – начало гореть левое крыло, в котором было размещено родильное отделение…

– О Господи! – ужаснулась я.

Девочки шикнули на меня, а Анна продолжила:

– К счастью, пламя не успело разбушеваться вовсю – какой-то прохожий заметил языки огня и вызвал пожарных. Пожар удалось потушить в рекордные сроки, никто не пострадал: ни те, кто лежал с новорожденными, ни те, кто был на сохранении или уже на сносях. Дальше провели небольшое расследование, в ходе которого причиной пожара сочли устаревшую проводку. Кого надо оштрафовали, беременных и новоявленных матерей переместили на второй этаж подальше от левого крыла, ремонт сделали достаточно быстро за городские налоги, все живы и счастливы… а, вот, смотрите! Там в это время лежали родственники и близкие учащихся, список прилагается…

Лицо Анны вытянулось, она тревожно начала перечитывать про себя.

– Что там? – в предчувствии чего-то плохого мы обеспокоенно потянулись за старой школьной газетой, но Анна увернулась и виновато продолжила:

– Мамы Брайана, Дэвида и Фреда лежали на сохранении в ту ночь… новорожденные Алекс с Питером были выписаны на следующий день. Миссис Палвин с Кимберли уехали за день до инцидента…

Анна в замешательстве уставилась на нас.

– Страшно подумать, что было бы, не заметь случайный прохожий пожар.

Мурашки ужаса пробежались по всему моему телу.

– Как о таком случае не может быть никакой информации в интернете?

Моника покачала головой:

– Словно просто попытались уничтожить всю информацию о пожаре, да только про несчастную школьную газету забыли.

– Но ведь родители ребят уж наверняка все помнят, зачем тогда такие махинации?

– Думаю, стоит спросить у наших родителей, они наверняка помнят этот случай, может, хоть что-то объяснят.

У меня зародились сомнения по поводу родительских откровений, но вслух я сказала совершенно другое:

– Смотрите, в конверте написано, что Брайана О’Нила в списках нет, в то время как его фамилия упоминается среди потенциальных пострадавших.

– Может, говорилось о других списках? – предположила Кэтрин.

– Да сколько их тогда! – возмутилась Анна. – По крайней мере, это никак не связано со смертью Эмбер, что бы там ни происходило у О’Нилов. Ее еще даже в проекте не было, она родилась спустя два года.

Я чувствовала что-то вроде разочарования. Кажется, я на самом деле надеялась, что это как-то связано с Эмбер и мы хоть на один шаг приблизимся к разгадке ее смерти. С другой стороны, история с конвертом и пожаром вызывала бурю эмоций – здесь явно что-то было, но мы не располагали достаточной информацией. Или, как всегда, не видели того, что у нас перед носом?

– Итак, давайте подведем итоги, – устало провела ладонью по лицу Анна. – Два дня назад Брайан устраивает вечеринку, куда нас уговорила прийти Эмбер в надежде увидеться с парнем. Что-то идет не так, ее убивают. В тот же день О’Нилам приходит важный конверт, где сказано, что Брайана нет в списках за дату, когда случился пожар в больнице. В то же время Брайан как раз в списках есть. О самом пожаре можно узнать, только если поднять архивы старых газет семнадцатилетней давности, о чем додумается не каждый. Получается… – Анна раздраженно вздохнула, – еще одна загадка на наши головы.

– Как по мне, так стало только непонятнее, – по привычке накручивая прядь платиновых волос на указательный палец, сказала Кэтрин. – Предлагаю расспросить о пожаре родителей.

Пока девочки продолжали вяло переговариваться, я в расстроенных чувствах вызвалась сдать подшивки.

Миссис Лорен на месте библиотекаря не было. Мне ничего не оставалось, как облокотившись о стол ждать ее прихода. На столе в хаотичном порядке лежали абонентские карточки – в отсутствие знакомого Анны наводились порядки. Равнодушно мазнув по ним взглядом, я встрепенулась, наткнувшись на знакомое имя…

…Багровый том приземлился прямо по центру стола.

– Когда я просила подтянуть меня по физике, то не имела в виду сегодня, Элисон! – испуганно отпрянув от учебника, воскликнула Кэтрин.

Проигнорировав ее выпад, я села на свое место, с некоей обреченностью вводя подруг в курс дела:

– Летом эта книга стала любимой у Эмбер. Она брала ее систематически на протяжении трех месяцев.

– Эмбер и физика? – скептически выгнула бровь Моника.

– Не проще скачать с какого-то сайта, чем бегать сотни раз в библиотеку?

Я вопросительно посмотрела на Анну, надеясь, что она знает то, что неизвестно нам. Так и вышло. Взяв книгу в руки, девушка задумчиво принялась ее листать.

– «Квантовый номер» в интернете вы не найдете. Вернее, полную версию. Разве что купите электронный вариант за деньги целиком и сразу. Блажь автора.

– Верится с трудом. Неужели никто не залил книгу в свободный доступ?

– Получается, нет. Видите ли, сказать, что она не популярна, – ничего не сказать. Джим Уолтер даже физиком не является, а взялся за написание такой сложной литературы. Не знала, что у нас в библиотеке и такое чтиво найдется.

– Почему вы не задаете главный вопрос? – Моника возмущенно подняла брови. – Зачем Эмбер вообще сдалась эта книга?

– Откуда мы знаем? Все четыреста страниц автор утверждает, что число 21 – временной портал в прошлое. Эмбер последняя, кого могла заинтересовать подобная тема.

– Только если она не брала ее для кого-нибудь другого.

– Стойте! – Я в изумлении перехватила у Кэтрин листок из злополучного конверта. – В списках значится число 21!

– Мы не будем воспринимать «Квантовый номер» всерьез! – отрезала Анна.

– Но почему-то Эмбер бегала за книгой целое лето!

– Поговорим на следующей неделе с мистером Уайтом, главным библиотекарем. Наверняка он в курсе интересов Эмбер. Или вы уже готовы поверить в тайный смысл числа 21? Тогда можете сразу создать фан-клуб Джима Уолтера, ведь это именно то, что он проповедует.

Анна выглядела непреклонной, девочки озадаченными, а я даже не знала, что теперь думать: вера в обычные совпадения никогда меня не покидала, вот только тень вечеринки Брайана вырисовывала странный силуэт вокруг всего происходящего.

Поблагодарив миссис Лорен, мы вышли на улицу. Разговаривать не хотелось, спорить тем более.

– Пришли за ответами, уходим с вопросами, – напоследок тяжело вздохнула Кэтрин.

* * *

Проснувшись на следующий день, я скептически смотрела на свое отражение в зеркале, категорически отказываясь его принимать. Утопая в тяжелых мыслях, надела джинсовый комбинезон и спустилась к маме на кухню выпить чаю. С Кэтрин мы договорились встретиться в час дня напротив городской больницы, значит, время побездельничать еще найдется.

– Что с настроением, куда собираешься? – доставая морепродукты из морозилки, спросила мама.

– Все нормально. Идем с Кэтрин к миссис Сандерс на работу. За справкой.

А вот тут я была молодцом – не совравши, утаила главное.

Мама как-то недоверчиво хмыкнула, тут же повернувшись спиной, чтобы достать сковороду, а я озвучила вопрос, который не успела задать вчера:

– Кхм… мам, а ты знаешь про пожар в городской больнице семнадцать лет назад?

Так и не поворачиваясь ко мне, мама продолжала энергично греметь посудой.

– Ну, был пожар, да ничего серьезного. О нем вовремя сообщила свидетельница, никто не пострадал. Почему вдруг спрашиваешь?

Такой же ответ от своих родителей получили и девочки, притом чуть не дословно. Интересно.

Я небрежно пожала плечами.

– Да так, услышала случайно. Хотела в интернете почитать, а о нем там ни слова. Как-то дико, не находишь?

Мама наконец-то повернулась к столу, за которым я сидела, сложила перед собой руки.

– Элисон, каждый город со своими причудами. Вот только Эмброузу по части странностей равных нет.

Ни ее тон, ни выражение лица мне не понравились, так же как, собственно, ответ на простой вопрос. Но мама, посчитав, что тема закрыта, попросила передать мне ее чашку с недопитым кофе. Кофе и сигареты – без них свою мать я не представляла. Как и не представляла того, чем обернется наш с Кэтрин поход в больницу.

В Кэтрин бесило не то, что она приходила не вовремя, а то, как непринужденно себя вела, опоздав минут на двадцать. Вот и сейчас, мечтательно глядя на витрины и подставляя лицо солнечным лучам, она не спеша тащилась мне навстречу.

– Привет, – с затуманенным взором поздоровалась она.

– Привет, – процедила я сквозь зубы, – еще позже прийти не могла?

– Ты что, мы ведь тогда опоздали бы!

– Ладно, пошли, – взяв подругу под локоть, я потащила ее через дорогу, где уже с минуты на минуту должны были появиться миссис Сандерс и миссис Питерсон. – Девочки у Анны?

– Да, миссис Ньютон поехала в Сиэтл, вернется завтра. Так что дом Анны сегодня вроде нашей штаб-квартиры.

Опоздание Кэтрин, отсутствие какого-либо плана и намерение копаться в документах, предназначенных для шерифа, – все это сводило меня с ума, желудок скрутило от страха, руки немели в нежелании подчиняться. Вид спокойной до отвращения Кэтрин начинал бесить – ну нельзя так относиться к серьезным вещам! Не успела я озвучить свои мысли, как Кэтрин махнула кому-то рукой и, не дав мне опомниться, помчалась к служебному входу напротив.

– Привет, мам, здравствуйте, миссис Питерсон!

Мы поздоровались, и миссис Сандерс, копия Кэтрин лет через двадцать, протянула мне справку – освобождение от физкультуры, ради которой мы вроде как пришли.

– Спасибо!

– Мама, а моя где? – выпучила глаза в деланом удивлении Кэтрин.

– Ты о чем?

– Твое разрешение, что в этом году мне тоже будут делать прививки в школе, а не как в прошлом году в самой больнице.

– Ох, Кэтрин, какая ерунда, принесу сегодня вечером домой, – отмахнулась миссис Сандерс, и они уже собирались переходить дорогу к своей любимой закусочной на обед.

– Но, мама! – театрально заломив руки, взмолилась Кэтрин. – Ты как всегда забудешь и принесешь справку ближе к окончанию колледжа!

Я в недоумении смотрела на представление Кэтрин, вспоминая, как из года в год она бессовестно возмущается, что ее не берут в драмкружок.

На помощь пришла миссис Питерсон, высокая и худая женщина, по виду ровесница наших мам:

– Ну что ты, Эмилия, пусть Кэтрин сама возьмет, раз уж ей так надо, – она протянула нам заветную связку с ключами, – справка лежит на подоконнике. Сейчас там делает ксерокопии кое-каких бумаг медсестра из детского отделения, когда она закончит, будьте добры, закройте за ней двери, а ключи принесите назад.

– Отлично, спасибо! – Кэтрин поцеловала маму в щеку, и мы с ней быстрым шагом направились к центральному входу больницы.

– Проще простого, – выразительно позвякивая ключами в кармане ветровки, удовлетворенно кивнула Кэтрин, – теперь нужно как можно скорее найти и сфотографировать нужные документы, главное, чтобы медсестра там долго не копалась.

Я пессимистически сомневалась в нашем дальнейшем везении, но скромно промолчала – нечего говорить под руку.

Белые стены больницы как обычно не вызывали положительных чувств – сразу же захотелось оттуда уйти. Несмотря на стерильную чистоту и отсутствие как такового запаха медикаментов, отовсюду веяло унынием. Я была здесь исключительно редко, так как болею нечасто, но при этом каждый мой визит сопровождался непреодолимым желанием как можно скорее оказаться подальше отсюда.

Мы с непринужденным видом поднялись на второй этаж, Кэтрин мило здоровалась со всеми, кто встречался нам по пути. Двери нужного кабинета были настежь открыты – молоденькая девушка лет двадцати в белоснежном халате скрепляла только что отксеренные бумаги. Кэтрин выдала ей свою самую лучшую улыбку:

– Здравствуйте. А миссис Питерсон дала нам ключи, чтобы забрать одну справку…

– Привет, – дружелюбно отозвалась медсестра, – тогда закроете за собой двери, я спешу.

И была такова.

– Все складывается настолько просто, что становится подозрительно, – закрыв за девушкой дверь, обеспокоенно сказала Кэтрин. – Постой-ка тут, пока я буду копаться в бумагах.

– Кто-то из медсестер может прийти в любую минуту, надо поторапливаться. – Переминаясь с ноги на ногу, я прислушивалась к шуму в коридоре, в то время как Кэтрин воровато возилась с замком ящика, стоящего в левом углу у окна.

– Роуз, Роуз… Ага, вот, Роуз, Эмбер. Дай мне свой телефон, я быстро сфотографирую, мы и половину заключения не поймем, читая тут…

– Давай своим, у меня он вырубился, забыла зарядить.

Гробовая тишина была мне ответом – я обернулась и увидела виноватое лицо Кэтрин.

– Я свой вообще забыла…

Я не знала, на кого больше злиться – на Кэтрин с ее импровизациями или на себя, пришедшей для подстраховки, не позаботившись об элементарном.

– Ладно, ладно, не паникуем, – успокоительно махала руками она, пока ее взгляд не наткнулся на ксерокс, зеленые глаза тут же наполнились победоносным блеском.

Я обреченно прошептала:

– Мы в… сама знаешь где.

Кэтрин, не слушая моих причитаний, с видом маньяка, подкрадывающегося к жертве, подошла к ксероксу и, включив его, сказала:

– Машинка еще теплая, вопросов быть не должно… но ты, наверное, подежурь снаружи, мало ли что… а в случае чего, постучи три раза и задержи кого бы то ни было, чтобы я успела все вернуть на места.

– Хорошо, – только и сумела вымолвить я, на ватных ногах выходя в коридор.

В больнице было излишне тихо, в поле моего зрения не было ни одного человека – видно, для врачей обед воистину святое дело. Приняв вид невинного человека, смирно чего-то ждущего, я стояла у двери, готовая чуть ли не кричать Кэтрин «караул» в любую секунду. Из кабинета было мало что слышно, но это не успокаивало – попадись мы на горячем, объяснить наши действия, чтобы не выглядеть как минимум подозрительно, будет затруднительно.

– Привет, – услышала я, почувствовав колкий страх.

Низкий тембр Алекса я узнала сразу, поэтому, повернувшись, как в замедленной съемке, с глупым лицом сказала в ответ:

– Привет, – после чего нервно хихикнула.

Он стоял передо мной в белой флисовой толстовке и синих джинсах – конец лета в Эмброузе все равно что середина осени. Он походил на краша, на самого настоящего краша, которого в нашем маленьком городке я не видела ни до, ни после.

– А я смотрю, знакомая милашка стоит… Что ты здесь делаешь?

– Ммм, – протянула я, пытаясь сосредоточиться на ответе, а не на том, как меня назвал Алекс, – пришла забрать справку, вот… жду Кэтрин… а ты что здесь делаешь? – Я была готова пытать его вопросами, лишь бы он меньше задавал свои.

– О, я привел нашу принцессу на обследование.

– Лили заболела? – я старалась выглядеть как можно менее ревнивой, но, кажется, мои стиснутые зубы говорили сами за себя.

– А при чем тут Лили? – округлил глаза Алекс в самом что ни есть искреннем удивлении.

В эту же секунду к нам подошел Дэвид.

– Элисон, привет, – и пару раз пшикнул себе ингалятором в рот.

Мысленно чертыхнувшись, я спросила:

– Дэвид, ты в порядке?

Выглядел он, мягко говоря, не очень – и без того худой и бледный, сейчас Дэвид походил на тень человека – с синими, даже фиолетовыми кругами под глазами, бусинками пота на лбу и потрескавшимся губами, ему, казалось, даже стоять было сложно.

– Лучше, чем вчера, – как-то робко пожал он плечами и попытался объяснить: – Астма замучила. Такое бывает, от нервов становится хуже. Вот и сейчас пришлось обратиться к врачу, но его предположения касаемо моего здоровья достаточно обнадеживающие.

Я всегда замечала, что Дэвид не отличался отменным здоровьем, но сейчас, глядя на него, в недоумении хмурила брови:

– Как же ты занимаешься руфингом, с твоими… недомоганиями?

– О, именно руфинг меня и спасает. Я раньше страдал от панических атак, а от этого один из приступов астмы мог закончиться летальным исходом. Руфинг стал моим самым действенным лекарством, и я его выписал себе сам, – тут его губы растянулись в теплой улыбке, а глаза увлажнились и заискрились. Он говорил вполголоса, глядя куда-то мимо меня. – Когда ты взбираешься на вершину, твое сердце бьется от предвкушения адреналина в крови, и кажется, что ты со всем миром один на один… и этот пик величия высоты, где только ты сам и небо, что как будто стало ближе…

К концу его речи я слушала Дэвида как завороженная: с таким благоговением он говорил о любимом занятии.

– Возможно, в прошлой жизни ты был птицей, – предположила я, – ястребом, например.

– Ага, или голубем, – мечтательно протянул Алекс, передавая мне только что купленную банку с колой.

Она уже была открыта и надпита, немного напитка осталось по краям жестяной банки. Чувствуя странное напряжение внизу живота, я сделала пару глотков. Было в этом жесте что-то почти интимное. Алекс смотрел на меня с прищуром, и я, смутившись, вернула ему колу.

Тут я услышала необычный звук из кабинета – намек от человека, делающего что-то не совсем правильное, и пришла в себя, вспомнив, для чего здесь нахожусь. Пора выпускать Кэтрин, люди начинают понемногу возвращаться с обеда.

Еще не решив, что делать, я мысленно простонала, потому что увидела, как к нам оживленно телепается высокий и широкоплечий Фред.

– О, Элисон, какими судьбами? Хотя нет, не говори, все, что связано с теориями заговоров и гинекологами, меня не касается. – Тут он посмотрел не так подозрительно, добавив: – Кстати, завтра приходите ко мне в шесть вечера. Адрес, думаю, знаете.

Мне представилось выражение лица мамы, когда я ей скажу, что иду вечером в гости к другу Алекса. Не радужно. Нужно как-то этот вопрос решать. Моя мама все-таки не миссис Джонс, значит, наверняка проблему можно уладить полюбовно.

Когда пауза, выдержанная мною, стала казаться уже неприличной, я бодро сказала:

– Конечно, мы придем!

Ребята одобрительно закивали.

– Что ж, нам пора, малютке Дэвиду надо кушать, – потрепав друга по голове, засюсюкал Фред. – До завтра, Элисон!

– Не болей! – помахал мне Дэвид.

Они пошли вперед, а Алекс, дотронувшись до моего локтя, улыбнулся карими глазами:

– Мы будем очень вас ждать… я тебя, так точно, – и по привычке подмигнув, побежал догонять друзей.

Я погладила локоть, к которому притронулся Алекс: его словно ударило током, но ощущения были приятными.

Через секунду дверь кабинета приоткрылась и выглянула светловолосая голова Кэтрин.

– Ушли?

– Выходи, – почему-то шепотом сказала я.

Ветровка на ее животе топорщилась от отксеренных бумаг, Кэтрин хитро сложила руки, будто ей было прохладно.

– Прости, не могла же я их просто послать… ты все успела?

– Да, только боялась, что кто-то неожиданно придет…

– Слава богу, обошлось. Теперь осталось только вернуть миссис Питерсон ключи.

– Ага… а как ты Дэвида ястребом назвала, мне он больше чайку напоминает.

– Ох, Кэтрин…

С миссис Сандерс и миссис Питерсон мы встретились прямо у выхода – вернее, мы в них врезались. Пролепетав что-то нечленораздельное, мы вернули ключи и направились к остановке, чтобы выиграть немного времени.

– Почитаем сейчас или уже с девочками? – заплатив за проезд и плюхнувшись на сиденье в конце автобуса, Кэтрин, все еще нервно оглядываясь, погладила себя по животу.

– Моника сказала, если прочитаем без них, будем распяты у Анны в гостиной.

– И почему я ей верю…

* * *

День был в самом разгаре: дети катались на велосипедах, запускали воздушных змеев, купленных на апрельской ярмарке, группа каких-то парней с колонками пронеслись мимо нас на скейтах – ребята пытались выжать тот максимум из последних дней лета, который удовлетворит их перед началом скучных уроков в школе.

Мы с Кэтрин с ускорением пересекли перекресток у остановки и побежали к дому Анны – та открыла нам после первого же звонка, будто ждала за дверью.

– Вы почему трубки не берете?!

– Мой разрядился, а Кэтрин свой забыла.

– Как же вы тогда?..

– Это стоит отдельного рассказа.

– Давайте ко мне в комнату.

Пока Кэтрин возилась с документами, я в двух словах рассказала, как все прошло, вот только девочек больше волновал результат.

– Ну что там?

– Подождите, здесь столько терминов.

– Но ведь твои родители врачи!

– Это ты правильно подметила, они, а не я, дайте мне минутку.

– Значит, завтра мы идем в гости к «французам»? – решила перевести на время тему Моника. – Можно только представить, сколько девчонок об этом мечтают. Да что там гадать, наверняка каждая. Я столько хотела спросить у них по поводу подъема во Франции…

– Спроси у Фреда, у него талант рассказчика, – невинно захлопала я ресницами.

Моника погрозила мне пальцем:

– Я понимаю, куда ты клонишь.

– Надеюсь… только не говори, что тебе это неинтересно.

Она задумалась на пару секунд, после чего замотала головой:

– Сейчас не очень подходящее время. Эмбер…

– А для нас с Алексом самое то, да?

– Ваша проблема в том, что вы думаете, будто еще слишком рано продолжать дальше жить после всего, что произошло, – распуская хвостик, сказала Анна, – но правда в том, что некоторых чувств не избежать. Вот взять моих маму с папой…

– Девочки, – позвала нас Кэтрин.

Мы повернулись к ней, и атмосфера в комнате изменилась – сейчас кто-то узнает правду и будет об этом жалеть. Лицо Кэтрин приобрело зеленоватый оттенок, а сама она, не отрываясь от листка, сказала:

– Эмбер была беременна. На третьей неделе, – после чего откинула бумаги и спрятала лицо за дрожащими руками.

В груди у меня что-то перевернулось, липкий ужас начал расползаться по всему телу, заставляя дышать через раз. Плечи Кэтрин подрагивали, стали слышны тихие всхлипы. Моника села возле нее, надеясь утешить. Анна молча встала, аккуратно сложила бумажки и начала их перечитывать, будто не поверила собственным ушам:

– Третья неделя. Я помню, как лично давала Эмбер прокладки месяц назад, значит, скорее всего, следующих месячных у нее еще не было, задержки не случилось, она вряд ли успела спохватиться.

– Думаешь, она даже не знала о том, что беременна? – спросила Моника, прижимая к себе безучастную Кэтрин.

– Уверена… плюс Эмбер пила с нами, неоднократно. Испуганной не выглядела, а именно такой бы и была – это уже не шутки.

Я попыталась представить реакцию подруги, узнай она о ребенке. Наверняка сначала была бы паника, истерика, потом принятие, страх… и признание нам? Хотя какая разница. Ведь они оба мертвы – Эмбер и ее малыш.

– А вдруг это мотив? – вынырнув из-под плеча Моники, спросила Кэтрин. Ее лицо блестело от слез, они так и продолжали градом катиться из покрасневших глаз.

– Слишком ранний срок, не думаю, что кто-либо вообще знал… до ее вскрытия. Но от этого не легче, – процедила Моника.

– Больше ничего стоящего здесь нет, – Анна отложила бумаги, – хотя и этого достаточно. Господи, Эмбер…

– Представляю, каково было мистеру Роузу, – Кэтрин упрямо терла глаза, пытаясь унять слезы.

– Беременность наверняка стала бы достоянием общественности, продолжи шериф Хоук расследование. И пока об этом знал только очень узкий круг людей, мистер Роуз принял решение закрыть дело.

– В любом случае я все равно считаю, он неправ. Убийца должен понести наказание. Разве мистер Роуз, узнав про беременность дочери, не должен был с еще большим рвением искать виновного?

– Вспомни слова Эмбер: «Никто не встанет между мной и моей репутацией». Может, таким способом мистер Роуз отстаивает ее убеждения после смерти? – предположила Моника. – Он ведь потакал всем ее прихотям, даже самым нездоровым. А теперь собирается разбираться своими неофициальными методами и закрыл дело, чтобы полиция под ногами не мешалась. Как думаете? А ты почему молчишь, Элисон? Элисон?

Я сказала бесцветным голосом:

– Все, что я хочу сказать, – с меня достаточно.

Девочки в недоумении переглянулись.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Извините.

Прежде чем кто-то успел возразить или попытался остановить меня, я забрала свой рюкзачок и, виновато глянув на заплаканную Кэтрин, глядящую на меня огромными испуганными глазами, покинула комнату Анны. Пара мгновений – и я уже на улице. Там какие-то первоклассницы устроили соревнования на роликах, я обошла их и быстрым шагом двинулась в сторону главной улицы Эмброуза.

Вот узнали мы то, что так хотели выяснить, а дальше-то что? Я просто разуверилась, что хочу знать всю правду. Как бы мы жили, не зная, что у Эмбер имелся любовник и ее убили беременной? Мы, как и сейчас, горевали бы, плакали, безумно скучали по ней. Но со временем скорбь переросла бы в грусть, которая бывает всегда, когда кого-то теряешь. Теперь же мы получили особые метки: они появляются у тех, кто никогда не сможет смириться с истиной. Пусть девочки думают, что я испугалась. Ведь на самом деле так и есть: популярная девушка школы, наша лучшая подруга мертва. Ей не исполнится шестнадцать – Эмбер будет разлагаться, превращаясь в уродливые останки под крышкой гроба, пока мы продолжим жить дальше.

Я так погрузилась в переживания, что не сразу почувствовала на своем плече теплую руку Моники. Остановившись, я повернулась к ней, не особо склонная к какому-либо разговору.

– Элисон, что на тебя нашло? Я понимаю, ты шокирована, но тем не менее…

– Шокирована? Нет, Моника. Нет таких слов, чтобы описать, что я сейчас чувствую.

– Послушай… Эмбер была беременна, когда ее убили, возможно, это только верхушка айсберга. Мы должны попытаться разобраться во всем.

– Зачем? Теперь нам известно, что она врала и у нее был любовник. Мы узнали, что, когда она, упав, свернула шею, была на третьей неделе беременности. А дальше что? Не зря мистер Роуз закрыл дело, я его прекрасно понимаю. Слишком много жестокой правды, которая в ином случае казалась бы совершенно неправдоподобной.

– Я понимаю, тебе тяжело, но Эмбер была для нас такой же подругой, как и для тебя.

– Да, вот только мы по-разному переживаем ее смерть. Вы считаете своим долгом узнать, как все было на самом деле, я же думаю, мы должны оставить Эмбер в покое. Я устала, Моника, и не могу так больше. – Непривычный гнев начал зарождаться где-то в районе груди, но я продолжила: – Эмбер с ее секретами, мистер Роуз со своими, только богу понятными мотивами… единственное, что я знаю наверняка, – не хочу ни в чем больше участвовать.

– Ты собираешься делать вид, будто ничего не произошло? – Моника скрестила руки на груди, отказываясь в это верить.

– Пусть будет так.

– Значит, на тебя можно дальше не рассчитывать? – угрюмо спросила она. – Не обижайся, но я почему-то не удивляюсь твоему решению.

– Не обижаюсь, – тут на меня напала какая-то апатия, хотелось просто одиноко гулять по Эмброузу, ни о чем не думая.

Я обернулась и, не попрощавшись, пошла по тротуару прочь от Моники.

– Успокоишься – наберешь! – крикнула мне вдогонку она.

Погода дразнила паршивое настроение солнечным днем, а летняя прохлада отрезвляла от всех иллюзий, которые я создала у себя в голове. Найти убийцу Эмбер… страшно подумать, что мы можем еще узнать, пока докопаемся до того, кто столкнул ее с лестницы. И докопаемся ли вообще? Четыре старшеклассницы, мы за играми в детективов прятались от горькой истины: молодость не дает гарантии, что все мы будем жить долго и счастливо.

Задумавшись, я не заметила человека впереди и врезалась с разгона носом в его спину.

– Какого… – начал было он, но тут же удивленно воскликнул: – Элисон, да ты хоть не расквасила об мою спину свой миленький носик?

Я только стояла, как дурочка, моргая в оцепенении: вот так вот случайно встретить Алекса я никак не была готова. Потерев ушибленный нос, смущенно пролепетала:

– Прости…

Он махнул свободной рукой, во второй держа огромный пакет с продуктами – мысли привели меня к супермаркету.

– У вас будут гости?

– Нет, просто мы с папой любим покушать, – засмеялся Алекс.

Я выдавила из себя улыбку.

– Какие у тебя красивые, но грустные серые глаза. И сама, без девчонок… – теперь он хмуро глядел на меня из-под капюшона.

Я пожала плечами, не найдя что ответить. Собеседник из меня был, мягко говоря, никудышный. Алекс помолчал немного и сказал:

– Я не проходил через то, что сейчас происходит с тобой. И, боюсь, отсутствие опыта и кое-какой мудрости помешают мне найти нужные слова, в которых ты сейчас нуждаешься. Единственное, что я знаю: в таких случаях нужна тяжелая артиллерия – время. Но могу предположить, что поможет тебе отвлечься, хотя бы на пару часов.

– И что же?

– Помощь мне в приготовлении ужина для мамы? – неуверенно сморщив нос, предположил он.

– Я не сильна в готовке…

– Зато я коронованный мастер-шеф. – Гордо выпятив грудь, Алекс подошел еще ближе, предлагая взять его под руку, что я и сделала без малейшего сомнения. – Кстати, дома, кроме дедушки, никого нет, а он наверняка сейчас храпит возле телевизора, поэтому при небольшом землетрясении не пугайся – к его руладам нужно привыкнуть.

После чего Алекс посмотрел на меня сверху вниз, и его карие глаза засветились теплом:

– Вот еще что… никогда не отталкивай друзей, даже если не согласна с ними и хочешь остаться одна. Это желание пройдет, а чувство вины останется.

Его голос успокаивал меня, и то, что я хотела больше всего скрыть, я пожелала рассказать, да только не могла – это была не только моя тайна. Вместо этого благодарно сжала его локоть, на что Алекс дурашливо фыркнул.

Мы дошли быстро и еще издалека услышали зычный голос дедушки Алекса, который спорил с каким-то другим пожилым мужчиной – они сидели за столом под яблоней во дворе дома Картеров и, громко ругаясь, играли в шахматы.

– Чем ты ходишь, позорище?

– Не ори так, песок по ветру пускаешь!

– Здравствуйте, – не очень смело поздоровалась я, так и не отпустив Алекса.

Двое мужчин посмотрели на меня, поздоровались, после чего мистер Картер-старший, вернувшись к игре, обратился к внуку:

– Уж больно хорошенькая для тебя, – и, потеряв к нам всякий интерес, продолжил отпускать колкости своему оппоненту.

Тот плохо его слышал, поэтому его ответы эхом раздавались по всей округе.

– Мда, – весело хмыкнул Алекс, оценив их идиллию, после чего позвал меня за собой.

Мы обосновались на просторной светлой кухне. У меня возникло ощущение, будто я в гостях у Алекса далеко не впервые, обычно так непринужденно мне удавалось чувствовать себя только у Моники. Разложив купленные продукты, Алекс снял толстовку, под которой у него была футболка с Led Zeppelin, и нацепил на себя белый фартук с надписью «Поцелуй повара».

– Итак, добро пожаловать на мой бьюти-канал, – как можно пафоснее начал он, – сегодня мы будем печь мясной пирог.

– Ты печешь, не мы, – поправила я Алекса, остерегаясь уточнять, что за каналы на ютубе он смотрит, – готовка не мое, забыл?

– Научим, испечешь маленький мясной кексик.

– Я, конечно, попробую, но ничего обещать не буду. И если что, то мне на самом деле стыдно.

– Глупости. Моя мама тоже не умеет готовить. У нас на кухне в основном мужчины. У мамы даже макароны развариваются… оставаясь сырыми, – его смешно передернуло, – но так как с самоиронией у мамы отлично, чаще всего она над этим шутит. Она любит повторять, что свободы без ответственности не бывает, поэтому я, пользуясь ее советом, крайне осторожен там, где может помешать импульсивность. Даже на кухне. Мамина мудрость помогает везде.

Я внимательно слушала Алекса, наблюдая за его сосредоточенным лицом. Запоминала каждое слово, пропускала его эмоции через себя, они стали глотком свежего воздуха в хаосе последних событий.

Весь следующий час мы провели за готовкой, и это был первый раз, когда я получила удовольствие на кухне не потому, что ела, а потому, что готовила. Я педантично повторяла за Алексом, но, несмотря на мой синдром отличницы, не преуспела. Когда мы вынули пироги из духовки (у меня и впрямь получился скорее кексик), наши блюда разительно отличались: если мясной пирог Алекса походил на кулинарный шедевр, то мой выглядел очень скромненько.

– Но мы не поведемся на внешний вид! – Грозно размахивая вилкой, Алекс взял себе кусочек, подул на него и храбро положил в рот.

Жевал он долго, я же, наблюдая за его непроницаемым лицом, только скептически улыбнулась, зная, каких чудес не бывает.

– Ну как?

– Ты готовишь как моя мама, – со слезами на глазах от еле сдерживаемого смеха сказал Алекс.

Я ахнула и принялась гоняться за ним по кухне, пытаясь попасть по нему одной из прихваток, но он только уворачивался, хохоча:

– Но ведь это комплимент, о котором мечтает каждая девушка!

Я только с двойным рвением продолжила хлестать его уже полотенцем, смеясь над тем, как он пытается отбиваться фартуком.

«Жаль, Эмбер не может быть так же весело, как тебе сейчас», – прозвучало у меня в голове, и я сразу поникла. Алекс уловил этот момент, только хотел что-то сказать, как со двора послышался такой громкий смех, что чуть окна не задрожали. Мы выглянули на улицу и увидели, что рядом с мистером Картером-старшим и его другом, которые гоготали во все легкие, стоял Фред, он, согнувшись, бил себя по колену в приступе бешеного хохота.

– К слову, Фред больше дружит с моим дедом, чем со мной, – развел руками Алекс, после чего мягко прикоснулся кончиком пальца к моему носу.

Фред вошел в дом, весело насвистывая себе под нос. Увидев меня, не особо удивился, только взглядом начал искать кого-то на кухне, видно, до последнего надеясь, что я пришла с Моникой. Убедившись, что ее нигде нет, спросил:

– И чем же вы меня будете кормить?

– Я могу красиво выложить изюм на тарелку, – улыбнулась я, пока Алекс, с подозрением косясь на Фреда, переставлял ужин для миссис Картер подальше от друга.

– Тебя легче пристрелить, чем прокормить.

– Ну да, ну да. А касательно изюма, спасибо, вынужден отказаться, у меня на него аллергия. – Тут Фред со скорбью в лице добавил: – Однажды я съел мороженое с изюмом, даже не обратив поначалу на это внимания. Так вот, мое лицо распухло и покрылось красными нарывами, еще чуть-чуть, и я стал бы менее сексуальным…

– Не говори так, брат, – укоризненно сказал Алекс.

– Да, ты прав, такого не случилось бы, – опомнившись от сказанной глупости, промолвил Фред.

Я засмеялась вместе с ними, уже потянулась в карман за телефоном, как вспомнила, что он разряжен. Понимая, какую расправу мне может устроить мама, лишь мысленно простонала.

– Давай дам свою зарядку, – предложил Алекс, но я уже засобиралась домой: лучше прийти сейчас, соврав, что зарядить телефон возможности не было, иначе завтра вообще из дома не выйду. – Тогда сейчас тебя провожу.

– Не стоит, мне тут пять минут ходьбы…

Алекс все равно настоял на своем, Фред сказал, что подождет друга дома. Я перехватила его плотоядный взгляд на мясной пирог и усомнилась, что к приходу миссис Картер останется что-то, кроме крошек.

Распрощавшись со всеми, приняла приглашение дедушки Алекса сыграть как-то в шахматы (вернее, прийти к нему на обучение), после чего направилась в сторону своего дома.

– Как там Моника? Еще не поняла, что Фред любовь всей ее жизни? – засунув руки в карманы, Алекс медленно шел рядом.

– Пока нет, но уже на полпути, – попыталась отшутиться я.

– Если ты знаешь, от кого отказываешься, то это не всегда означает, что ты понимаешь, что теряешь.

– Так ей и передам. При первой же возможности.

– Не знаю, что у вас там происходит, но вам лучше держаться вместе.

– Ты прав. На вечеринке Брайана мы разделились, как в самых настоящих фильмах ужасов. Как видишь, ничего хорошего из этого не вышло.

Мое настроение напоминало опыты паркура – оно прыгало то вверх, то вниз. Алекс заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос.

– Зато теперь ты знаешь, каких ошибок лучше избегать.

После чего мы расстались у моих дверей. Я смотрела ему вслед, с печалью констатировав, что выбрала очень неудачное время для того, чтобы влюбиться в Алекса по самые уши.

Дома никого не было. Поставив телефон на зарядку, я с удивлением обнаружила, что от мамы у меня нет ни одного пропущенного, только сообщение, что ужин в холодильнике, а сама она на работе. Что ж, тогда время заняться другой проблемой.

Моника вязла трубку почти сразу.

– Прости меня, – без предисловий начала я, – сама не знаю, что на меня нашло. Вернее, знаю, но объяснить не могу. Все происходящее с нами сейчас выбивает из колеи, и я просто в растерянности, не знаю, что делать дальше.

– Значит, ты снова с нами?

– Во всем и до конца.

Моника расслабленно выдохнула:

– Это моя малышка Элисон. Только больше не уходи бродить в одиночестве по городу.

– А я была не одна.

По мере моего рассказа об Алексе Моника радостно повизгивала, а в конце заявила, что мы с ним созданы друг для друга. Поболтав еще немного, она вернулась к теме Эмбер, как бы старательно я ни пыталась ее обойти:

– Завтра вечером идем в гости к Фреду, а послезавтра наведаемся к мистеру Роузу. Мама сегодня встретила его на роботе, он обмолвился, что переезжает первого сентября.

– Что ты думаешь ему сказать? Признаться, что мы все знаем?

– Да, если придется. Мы были ее лучшими подругами, неужели ему нечего нам сказать?

Я не была в восторге от этого плана, однако решила повременить с высказываниями, надеясь, что девочки передумают или мы найдем лучший способ, как поступить.

Дальше разговор у нас не клеился – мне мешал параллельно происходящий разговор с самой с собой в голове, Моника только устало вздыхала в трубку. Мы распрощались, договорившись, что я завтра зайду за ней, после чего я лежала, безучастно глядя в потолок, на диване в гостиной и сама не заметила, как там и уснула.

* * *

Солнечный зайчик игриво и настойчиво прыгал по моему лицу, вынуждая открыть глаза, в которые будто насыпали песка. Я застонала и, повернувшись на другой бок, вскочила, в панике путаясь в одеяле и с трудом понимая, где нахожусь. Прошла пара секунд, показавшихся целой вечностью, прежде чем я осознала, что все в порядке, я дома, просто проспала всю ночь на диване, укрытая мягким красным покрывалом. С трудом дыша, я держалась за сердце, боясь, что меня стошнит, так сильно оно колотилось в грудной клетке. Когда более или менее пришла в себя, спрятала лицо в ладонях, испытывая жгучее желание принять душ и смыть с себя все то, что осталось во мне от вчерашнего копания в грязном белье Эмбер.

«Так дальше продолжаться не может, – думала я, подставляя лицо под горячие струи душа, – я просыпаюсь с мыслями о ней, засыпаю, видя передсобой ее лицо».

Я не злилась на Эмбер за ее секретную жизнь, скорее, корила себя лично за готовность так легко сдаться.

Я проспала больше двенадцати часов, но чувствовала немеющую слабость во всем теле, хоть утренний душ немного отрезвил мои мысли. Внезапно подумала, что сегодня мы с девочками не просто отдохнем у «французов», а по возможности узнаем что-то стоящее. Не исключено, что с их стороны события на вечеринке не были столь однозначными.

А на данном этапе у меня была другая проблема – мама, у которой нужно было как-то отпроситься в гости к Фреду. Но переживала я зря.

Мама лежала у себя на кровати, в атласном халате, с кофе в одной руке и телефоном в другой. Повязку для сна она подняла на лоб, от этого ее черные как смоль волосы смешно топорщились.

– Ты проснулась, – лучезарно улыбнулась она, поставив кофе на тумбочку, и похлопала ладошкой по кровати возле себя, чтобы я улеглась рядом.

От мамы пахло корицей, и я зажмурилась, вспоминая, как в детстве прибегала к ней в комнату, когда мне снился страшный сон. Этот запах для меня – самое лучшее успокоительное в мире.

Она гладила меня по голове, и, чувствуя то редкое для меня сейчас умиротворение, я даже поначалу забыла, для чего пришла, но мама сама сказала:

– Элисон, если ты хотела что-то спросить, говори сейчас, у меня кое-какая встреча в городе.

– Нас с девочками позвал в гости Фред…

Мама медленно кивнула.

– Хорошо, думаю, это то, что вам нужно. Расслабиться в непринужденной обстановке с хорошими ребятами. Если будет алкоголь, могу потом за тобой заехать.

– Ты, наверное, не поняла, какой Фред. Фред Эфрон, друг Алекса Картера. Там вообще будет вся компания «французов».

Вторично кивнув, мама добавила:

– Иди, но чтобы к десяти была дома. Я ждала, что рано или поздно вы подружитесь компаниями, и то, что тебе нравится Алекс, для меня тоже предсказуемо. В жизни каждой девушки рано или поздно появляется свой Алекс Картер.

Погладив меня по голове, мама встала в душ.

– Я слышала, миссис Ньютон уехала в Сиэтл? – спросила она, взяв чистое полотенце с зеркального шкафа.

– Да, уже скоро должна вернуться.

– В следующий раз зови Анну к нам домой. Или я сама позвоню ее матери – нечего ей одной дома сидеть. Особенно сейчас.

Мама всегда переживала за тех, кого я любила. Всех ее подруг время раскидало по разным жизненным путям, и она неустанно мне повторяла, что сила в тех, кого ты можешь называть друзьями.

Погода располагала к чему-то яркому, поэтому я достала из шкафа желтое платье с небольшим вырезом на груди, его мне отдала Моника – на ее прелестях оно уже чуть не трещало. Сверху накинула белый пиджак и с удивлением поняла, что сама себе нравлюсь. Подкрасив ресницы и завершив образ блеском для губ, я распустила волосы и посмотрела на фото, уже несколько лет постоянно стоящее на туалетном столике, – мы впятером с девочками обнимаемся на праздновании моего дня рождения. Эмбер только влилась к нам в компанию, Моника уже тогда шутила: «приемная, но родная». Очень красивая в красном платье в белый горошек, Эмбер крепко обнимала меня за талию, положив подбородок мне на плечо – в ее зелено-голубых глазах читалось счастье, она казалась самой живой на фотографии. Я улыбнулась ей в ответ и пошла за Моникой.

При встрече с девочками я чувствовала некую неловкость за то, как быстро ушла накануне, когда мы так нуждались друг в друге. Но они, сделав вид, что ничего не произошло, только с восхищением похвалили мой внешний вид, и я поняла, что дольше дня без них не протянула бы.

По большей части мы молчали, взявшись под руки, нога в ногу шли по залитым желтыми лучами улицам Эмброуза. Про Эмбер не говорили, накупили фруктов к вину и пришли к дому Фреда. Вдоль тропинки, выложенной щебенкой, росли кусты алых роз. Было видно, что за цветами ухаживают, впрочем, и сам дом с французскими окнами выглядел солидно. Мы встали в круг в десяти метрах от крыльца, уставившись друг на друга.

– Давайте хоть сегодняшний день проведем без драм! – взмолилась Моника.

Как по мне, от нас это зависело наполовину, но я согласно кивнула.

– Вы там что, шабаш устроили? – в дверях появилась лохматая голова Фреда.

Непроизвольно улыбнувшись, мы пошли к нему.

Прежде находиться у него дома нам не приходилось, и мы с любопытством оглядывались. Позабыв, что Фред еще школьник, живущий с родителями, я ожидала беспорядка, достойного ближайшего общежития студгородка. Однако интерьер оказался светлым, уютным, я бы даже сказала, благородным – тут вовремя вспомнилось, что мама Фреда была балериной, пока его отец не перевез ее в Эмброуз.

– Чувствуйте себя как дома, – радушно сказал Фред, отругав нас за то, что мы потратились на фрукты.

Моника кинулась помогать Дэвиду накрывать на стол, а мы разместились в гостиной с высоким потолком.

Здороваясь со всеми по очереди, я наблюдала за Алексом – он, оглядев меня с ног до головы, смотрел на меня с куда большим интересом, нежели даже вчера. Лили о чем-то увлеченно разговаривала с Питером, и я задалась вопросом: все ли мы так меняемся в лице, когда говорим с кем-то душевно близким? Питер, увлеченно жестикулируя, рассказывал ей какую-то историю, а Лили заливисто смеялась и выглядела непривычно дружелюбной.

Моника вернулась с огромной тарелкой разнообразных нарезанных фруктов, Дэвид принес бокалы и вино. Алекс разлил пахнущий виноградом напиток и, сев рядом со мной, молча поднял бокал. Мы повторили за ним.

– Итак, – разом опустошив бокал наполовину и причмокнув губами, начал Фред, – чему вы планируете посвятить время завтра, в последний день лета?

– Идем в школу делать мемориальную доску в честь памяти Эмбер, – тут Анна обратилась к Питеру, – нам, кстати, будут нужны кое-какие материалы.

– Я завтра все равно забегу в школу после обеда, – кивнул тот, – на месте разберемся.

Питер был президентом школы, его выбрали в прошлом году. Он круглый отличник, выигрывает все шахматные турниры подряд, достиг небывалых высот в таком опасном виде спорта, как руфинг, но для голосовавших за Питера школьниц Эмброуза важнее было его природное обаяние – милые каштановые кудри и умные блестящие глаза, задорно смотрящие сквозь стильные очки. Высокий парень с прекрасным вкусом в музыке, он забавно смущается при вручении ему очередной грамоты по химии, физике или истории.

– Будет нужна помощь – вы, надеюсь, знаете к кому обращаться, – сказал он.

– Не ко мне, – гоготнул Фред, – завтра у меня одно важное дельце.

– Кстати, – погрозила пальцем Кэтрин, – вы позавчера обещали нам что-то рассказать, когда мы придем. Мы уже тут.

«Французы» довольно переглядывались и улыбались. Лили, казалось, не собиралась сегодня как-то поддерживать разговор – сидя на краю кресла в коротком темно-синем платье, она размеренно покачивала ножкой, не спеша попивала вино из своего бокала, равнодушно смотрела по сторонам. Меня ее молчание вполне устраивало, но я все равно переживала, не устроит ли она скандал из-за какой-нибудь ерунды.

– Ну, так что? – поторопила ребят с ответом Кэтрин.

– Мы искали место для подъема на первое сентября, – сказал Дэвид, – это не такая простая задача, как может показаться на первый взгляд…

– После Парижа наша планка довольно высока, – расслабленно покачивал ногой Фред, как и Лили, разве что не так сексуально, – вот мы и подыскивали что-то стоящее.

– И как?

– Два слова – Безымянный дом.

В гостиной воцарилось гробовое молчание. Не знаю, какой реакции ожидали «французы», но мы разом помрачнели.

– Я надеюсь, это шутка? – Моника надула губы, как часто делает, когда она чем-то недовольна. Поняв, что сказанное Фредом отнюдь не слова на ветер, она осуждающе покачала головой: – С ума сошли…

– Просто после Эйфелевой башни…

– Да что там ваша башня по сравнению с Безымянным домом! – моментально вспылила Моника. – Да, она в разы выше, и все такое, но уж точно надежнее… Сколько лет это здание стоит заброшенным? Двадцать? Тридцать? Его не реставрировали с прошлого века. А постоянные дожди Эмброуза, по-вашему, подпитывают фундамент магией? – она фыркнула. – На этот дом смотреть больно – четырнадцать этажей кирпичной развалюхи.

Сольное выступление Моники «французов» не впечатлило, Лили только прятала презрительную усмешку, делая вид, что отпивает из бокала.

– Когда все высоты покорены, приходится идти на крайние меры, – пожал плечами Алекс.

– Такие, как самоубийство?

– Там нет ничего опасного, – беспечно отмахнулся Фред, – мы обошли каждый этаж – состояние здания, конечно, аварийное, но что это для нас…

– Неужели ты с этим согласен? – расстроенно спросила я Дэвида, предполагая, что в их компании голосом разума является он.

– Я? – удивленно переспросил Дэвид, а Питер, толкнув приятеля в бок, рассмеялся:

– Да это его идея и была!

«Французы» захихикали, а вот нам смешно не было.

Безымянный дом – давно заброшенное здание, которое почему-то еще не снесли. Полуразвалившееся, с непристойными граффити на стенах, оно явственно выделялось, не вписываясь в общую атмосферу Эмброуза. Почему «французы» выбрали именно его, ясно: после подъема на историческую достопримечательность Франции высотой в триста метров все остальное будет казаться скучным.

– Да вы чего, – заметив наши кислые лица, воскликнул Дэвид, – мы ведь не дураки, не зря ходили на проверку, выбрали самый безопасный участок, который, считай, девственно не тронут.

Слова Дэвида, как ни странно, вызвали у меня еще большую тревогу. Казалось, у меня уже не осталось сил, чтобы о чем-то переживать, но новость «французов» убедила меня в обратном.

– Подъем будет завтра на закате, – не подозревая о ходе моих мыслей, продолжил Дэвид. – Какой прекрасный вид нас ждет в конце подъема, просто непередаваемо!

– Все будет хорошо, не стоит так близко принимать это к сердцу, мы миллион раз проделывали подобное, – приобняв меня за плечи, лучезарно улыбнулся Алекс.

– Ну, знаешь ли, – бесцветным тоном ответила я, – Эмбер тоже до пятницы была на сотнях похожих вечеринок.

Воцарилась неловкая пауза. Кажется, я самый настоящий профи в их создании.

– Я понимаю сейчас твое состояние, – как можно аккуратней начал Алекс, – по сути, ты права. Вот только мы будем действовать как профессионалы своего дела, прости за нескромность. А Эмбер, как бы грустно это ни звучало, просто стала жертвой неизвестных обстоятельств.

– Но результат может быть тот же. К сожалению, у нас нет машины времени, чтобы вернуться в прошлое и узнать, кто убил Эмбер, или заглянуть в будущее, чтобы узнать, как пройдет для вас подъем.

– А вот тут я поспорю, – Питер подмигнул мне, – ты просто, наверное, не очень сильна в квантовой физике, верно?

Ожидая любого другого ответа, я в недоумении уставилась на него, а он продолжил:

– Видишь ли, возможность есть, а смысла нет.

– Не уверена, что правильно тебя понимаю…

– Вот смотри, – воодушевленно начал Питер, – ты говоришь, было бы неплохо заглянуть на огонек в будущее, убедиться, что для нас завтрашний подъем пройдет успешно. И тут я не смею с тобой не согласиться, могу даже предложить пару вариантов.

– Наверняка до них не додумался ни один из живых или мертвых ученых, – скептически хмыкнула Анна.

– Я сказал, что могу предложить, а не реализовать, – улыбнулся Питер, – так что раз уже мы подняли эту тему…

Я заинтересованно переводила взгляд с одного парня на других, а Питер пустился в объяснения:

– Согласно теории относительности, если объект передвигается со скоростью света, для него время останавливается, а для нас проходят многие годы, даже столетия.

– Есть пара «но», – сверкнув голубыми глазами, сказала Анна, – скорость света приблизительно триста тысяч километров в секунду, а самый быстрый космический зонд «Гелиос-Б» развивает скорость двести сорок тысяч километров в час. И даже такое оборудование стоит миллиарды долларов. Плюс масса человека при скорости света становится бесконечной, что в свою очередь тоже немного неудобно, знаешь ли.

– Хорошо, – кивнул Питер, явно начинавший получать от разговора удовольствие, – можно воспользоваться биологическим способом перемещения во времени. Например, остановка метаболизма.

– Погружение в анабиоз пройдет гладко, правда, при условии, что ты – Капитан Америка, – парировала Анна, но тут сама задумалась. – Но если ты находишься в области сверхвысокой гравитации – вблизи горизонта событий черной дыры, то можешь совершить скачок во времени. Правда, конкретно у этого способа сразу столько «но», что я сама состарюсь, пока их перечислю.

Питер, внимательно посмотрев на Анну, сказал:

– Я читал книги твоего отца. Должен признать, он своеобразно, но очень интересно рассуждает о квантовой физике.

Анна улыбнулась краешками губ, в ее голосе послышалась еле заметная гордость:

– Да, он порой писал достаточно эксцентрично для ученого, но зато более доступно для тех, кто заинтересован в квантовой физике, просто путается и теряется с ее формулами и теориями. Он вообще любил цитировать фразу Эйнштейна о том, что на самом деле люди, верящие в физику, знают, что различия в прошлом, настоящем и будущем лишь иллюзия.

– Да уж, у Эйнштейна порой были очень философские размышления о времени.

– А вот я считаю, – начала Кэтрин, и нам всем стало страшно, но интересно, – что путешествовать на машине времени нельзя по одной-единственной причине: будущего пока попросту не существует.

– Как по мне, то это уже другая тема – веришь ли ты в судьбу? Если да, то будь уверен, будущее уже однозначно и настигнет тебя таким, каким есть. Если же нет – сотни тропинок ветвятся от твоих решений. Эффект бабочки. А может, все эти дороги приведут тебя к одному-единственному финалу.

– А может, все, что должно произойти, уже когда-либо было? – Кэтрин начертила в воздухе восьмерку, знак бесконечности.

Почему-то ее предположение показалось мне самым интересным, более всего приближенным к действительности.

Питер поправил очки.

– В любом случае обширные знания квантовой физики, наличие ресурсов и владение высокими технологиями позволили бы хоть сегодня построить у Фреда в спальне машину времени.

Перед моим взором вспышками белых молний пронеслась картина, она затуманила разум – лежащая у ступенек Эмбер, которая бездонными глазами смотрела в никуда. Даже не пытаясь снять с себя оцепенение, я спросила:

– А прошлое? Как можно вернуться во времени назад?

Анна неоднозначно хмыкнула, дернув плечами.

– Специальная теория относительности допускает такую возможность, говоря «можно», а вот общая теория относительности на каждое такое заявление твердит «однако…». На любое «да» найдется «но», которое в конечном итоге все портит.

– Эй, ребят, может, в бутылочку сыграем? – с робкой надеждой в голосе спросил Фред.

– Так как, это возможно? – переспросила Моника.

– Как я уже говорил – да, – Питер разливал вино, одновременно стараясь как можно понятнее объяснять, – назад в прошлое можно вернуться с помощью космических струн, правда, дело в том, что пока нет доказательств их существования.

– Уравнения Эйнштейна допускают, что они реальны, и я сомневаюсь, что он ошибался. – На удивление Анна выглядела теперь сговорчивее, нежели пять минут назад. – Вот сами мы их, конечно, создать не можем – не хватит энергии всего человечества.

– Хорошо, а как тебе мысли о существовании замкнутой времениподобной кривой вне горизонта событий черной дыры?

– О, Гёдель… помню, с каким трудом папа пытался объяснить мне его теоремы о неполноте, а я ничего не понимала, пока из его уст не прозвучала фраза, разъясняющая все проще простого: «Я сказал, что я лжец, тогда я лгу только в том случае, если говорю правду».

– Эхе-хе, – прокомментировал Фред, допивая залпом свое вино.

Мне тоже сказанное казалось слишком запутанным, но, прокрутив это у себя в голове пару раз, я поняла, что все проще, чем кажется на первый взгляд.

– Курт Гёдель был другом Эйнштейна, он нашел решение уравнений гениального ученого, которое допускало возможность путешествия во времени. Поговаривают, Эйнштейну это не очень-то понравилось.

– Еще бы! – развел руками Питер. – Гёдель доказал, что решения уравнений Эйнштейна допускают возможность путешествий во времени. Так, Курт обнаружил первую замкнутую времениподобную кривую в общей теории относительности. Проблема в том, что, следуя цепочкой рассуждений Гёделя, его гипотетическую вселенную можно исключить, так как наша Вселенная расширяется, а не вращается. Хотя… существует мнение, что это допустимо, и так есть на самом деле. В таком случае путешествия уже более чем реальны.

– Жаль, что Эйнштейн опроверг эти предположения о замкнутых времениподобных кривых на экспериментальных основаниях.

– Так он это сделал, потому что не верил во что-то подобное или в страхе, что этот ваш Гёдель прав? – спросила Кэтрин, ненароком разбудив громким голосом задремавшего Фреда.

– Я считаю, он таки побаивался, что его друг прав, – сказал Дэвид, и я кивнула в знак согласия. Эйнштейн был слишком умен, чтобы радоваться возможным путешествиям во времени.

– Как по мне, то самая правдоподобная возможность вернуться в прошлое – это воспользоваться червоточиной, – мечтательно глядя куда-то поверх моего плеча, сказал Питер.

– Кротовые норы любят все писатели-фантасты, да и ученые от них не отмахиваются, – согласилась Анна.

– А простым смертным можно объяснить? – поинтересовался Алекс.

– Это такие… туннели в пространстве. Общая теория относительности предполагает существование кротовых нор, но не дает точный ответ, существуют ли они на самом деле.

– Ой, дай угадаю! – Алекс поднял руку, как школьник, желающий ответить на вопрос, который не был задан. – Даже если эти… норы существуют, то не факт, что ими вот так просто можно будет воспользоваться?

– А ты неплох, – закатил глаза в притворном восторге Питер. – Проблема в том, что кротовая нора в пространстве времени «закроется» раньше, чем сумеет пропустить лучик света. Для того, чтобы она стала проходимой, для нее, как, кстати, и для замкнутой времениподобной кривой, понадобится отрицательная энергия, та, что создает эффект антигравитации, а именно, экзотическая материя.

– А что нужно, чтобы достать эту материю? – хихикнула Кэтрин. – Обмазаться кровью единорога и спеть гимн лепреконов в третье полнолуние?

Питер хохотнул.

– Так было бы проще, Кэтрин. Многие твердят, что создали экзотическую материю или близки к этому, но это едва ли правда. Сомнительно, что в природе есть возможность существования вещества с отрицательной энергией, – это приведет к неустойчивости вакуума.

Почему-то все мы разом приуныли.

– А Торн говорит, что существование экзотической материи, во всяком случае, не противоречит ни одному известному закону физики.

Что-то щелкнуло у меня в голове при знакомой фамилии.

– Торн? Кип Торн?

– Ты его знаешь? – округлил глаза в небывалом удивлении Питер, после чего смущенно откашлявшись, добавил: – То есть я, конечно, не то что поражен…

– Он был у нас в учебниках по физике.

– Разве? – неуверенно переспросила Моника.

– …и по телевизору его показывали. Анна, это не про него рассказывал тебе отец?

Анна радостно закивала.

– Да, они с папой были знакомы, у нас даже на камине их общая фотография стоит. Папа всегда с особой теплотой о нем говорил. Один из самых талантливых физиков-теоретиков нашего времени.

Питер с восхищением качал головой в такт ее словам.

– Торн придумал свою, так называемую «проходящую червоточину», перелет в которой был бы безопасным: время внутри нее не замедлялось бы, вход не закрывался, вас бы не разорвало из-за силы гравитации черной дыры поблизости. Но для этого в центре его «червоточины» должна находиться та самая экзотическая материя.

– Всего-то! – в притворном удивлении сказала Моника.

– Торн считает, что машина времени – это вопрос технического оборудования. Возможно, более разумные расы легко смогли бы осуществить эту затею.

– НЛО подъехало, – укоризненно покачал головой Дэвид, а Кэтрин выглядела более заинтересованной, чем когда-либо.

– Знаете что, – обиженно пробасил Фред, – вы добиваетесь, чтобы я капитулировал, как Лили?

Только тогда я заметила, что подружка «французов» уже не сидит с недовольным лицом на краю кресла. С кухни доносились характерные звуки льющегося вина, и я была вынуждена признать, что Фред еще не такой неженка, как казалось, хотя он ведь хозяин, и даже если мини-вечеринка пошла не по плану, не будет сбегать с корабля. Правда, никто не придал исчезновению Лили особого значения, скорее, этого даже никто не заметил, и я, к своему стыду, глубоко внутри позлорадствовала по этому поводу.

– В общем, путешествия во времени реальны, несмотря на многочисленные «но», – Анна подвела бы черту, если бы не Кэтрин:

– Все равно как-то страшно возвращаться в прошлое. А вдруг я сделаю только хуже?

Анна понимающе погладила ее по плечу, а Питер пожал плечами:

– В таком случае вступают в дело временные парадоксы. Один другого интереснее, хотя, как по мне, только один на самом деле правдив.

– Не будь столь категоричен! – возмутилась Анна. – Каждый из них имеет право на существование, хоть от некоторых мурашки по коже.

– Ты же сейчас не о синдроме убитого дедушки?

Фред уже пил вино из горла бутылки.

– Объясните, – нахмурился Алекс.

– Вот смотри, – Анна забрала у Фреда бутылку, разливая что осталось нам, – есть множество вариантов, как будут развиваться события, если ты вернешься в прошлое. Один из таких парадоксов называется «синдром убитого дедушки». Если человек вернется в прошлое и убьет своего еще маленького деда, то рождение этого человека окажется невозможным. Но если «убийца» не родится, то дедушка останется жив и рождение упомянутого человека станет возможным. Так что же произойдет на самом деле?

– Я бы лучше убил Питера за то, что он испортил своей болтовней вечер, – глотнув вина из бокала Моники, грустно промолвил Фред.

– Ладно, а как насчет парадокса, не имеющего начала? – хитро сощурившись, спросил Питер, игнорируя Фреда.

– Папа мне о нем и рассказывал, посчитал его особенно интересным. Мне же было как-то не по себе, когда я впервые о нем услышала.

– Что с ним не так? – спросил Дэвид.

– Все. Вот послушайте. К нищему изобретателю является богатый мужчина, дает ему схему машины времени и деньги на ее создание. Бедняк строит машину времени, путешествует, богатеет, покупая акции и делая всевозможные ставки, зная результаты наперед. Будучи уже в возрасте, он возвращается в прошлое и дает сам себе деньги и схему машины времени. Вопрос: откуда у нас взялась идея путешествия во времени?

Мне тут же стало не по себе – казалось, такой вопрос мне задавали ранее, но, может, это уже разыгравшееся воображение?

– Этот парадокс самый… таинственный, – почему-то вполголоса промолвил Питер, – но я останусь верен себе.

После этого он внезапно повернулся и, глядя на меня неотрывно, спокойно сказал:

– Наша жизнь – мировая линия. Если человек, вернувшись назад, сделает то, что убьет его – мировая линия этого путешественника во времени исчезнет, как и он сам. Согласно Эйнштейну, мировые линии не прерываются, то есть в теории относительности изменение прошлого невозможно – вернувшись во времени назад, мы лишь воспроизводим прошлое, а не меняем его. Такого же мнения другие авторитетные ученые. И я не смею с ними не согласиться – как по мне, это самое здравое и правдивое, о чем мы сегодня говорили. Поэтому, вернувшись назад, ты не спасешь Эмбер, как бы тебе и нам этого не хотелось. Ты либо сама ее случайно убьешь, либо просто станешь свидетелем, который не сможет этому противостоять. Я потому и сказал: путешествия назад во времени… возможны, но смысла в них нет.

Питер говорил это, будто извиняясь за свою категоричность. После того, как он замолчал, я так же хмуро и неотрывно смотрела на него. Мама постоянно твердит мне быть молодой душой и не думать о финале, но что, если его можно переписать, когда он внезапно настигнет врасплох? Как Эмбер… каков шанс, что, приручив время, мы бы жили долго и счастливо?

– А есть еще какие-то оптимистичные прогнозы касательно изменения прошлого?

– Стивен Хокинг скептически относится ко всем машинам времени, – прокашлявшись и покосившись на меня, сказала Анна, – но он верит, что если такое и произойдет, то, возвращаясь назад и изменяя прошлое, мы просто попадем в альтернативную реальность. Гёдель утверждал, что мы так же просто можем попасть во временную петлю.

– Что является лишь доказательством того, что прошлого не изменить, – упрямо сказал Питер.

– Придлахаю выпеть, – икнув, предложил Фред и взмахнул своим бокалом.

– Меня интересует вот что, – Алекс задумчиво провел рукой по волосам, – неужели с этими всеми знаниями о времени и пространстве не нашлось сумасшедшего гения, который, сам того не ведая, приблизился к созданию машины времени?

– Есть множество слухов о разного рода экспериментах, но, по-моему, по большей части это чушь еще та, – Анна взяла последнюю дольку апельсина, посмотрев на Питера, согласен ли он с ней.

– Только не говорите, что вы имеете в виду «Филадельфийский эксперимент», – откровенно разочарованно протянул Алекс, – иначе обесцените в моих глазах все, сказанное вами до этого.

– Я сомневаюсь, что остались еще люди, слепо верящие конкретно в этот случай.

– Филадельфийский эксперимент? – переспросила я. – Что-то знакомое…

– Ты должна была про него хоть раз слышать, но это не отменяет того, что это выдумка, – решительно сказал Алекс.

– Я вот не понимаю, о чем вы? – Дэвид вопросительно посмотрел на ребят.

– В 1943 году на одной из баз в Филадельфии изучали проблему невидимости военных кораблей для вражеских радаров, – затараторил Питер. – В ходе исследования под руководством такого яркого ученого, как Джон фон Нейман, был создан «электромагнитный пузырь», который отводил излучения мимо корабля. В ходе эксперимента, в качестве главного объекта которого выступал эсминец «Элдридж», он внезапно исчез, потом возник в другом штате, а затем снова в Филадельфии. Члены экипажа пребывали в неконтролируемом ужасе, не могли передвигаться, они утверждали, что побывали в будущем. Их признали сумасшедшими, определили в психлечебницу, а все документы об эксперименте засекретили. Спустя все эти годы моряки отрицают, что Филадельфийский эксперимент вообще существовал.

– Сказка, да и только, – хохотнул Алекс, – придуманная для тех, кто любит таинственные истории с правительством, и чем меньше ответов, тем лучше. Но на самом-то деле, если внимательно изучить случай, притом сейчас, в открытом доступе к интернету, то становится ясно, что все это фантастическая история, не более.

– Я с тобой абсолютно согласен, – кивнул Питер, – но ведь еще есть проект «Монток». Под наблюдением того же фон Неймана на военной базе вблизи города с этим названием проводили эксперименты над людьми: их мозг облучали высокочастотными радиоволнами, вызывая галлюцинации и бред. Испытуемые так же рассказывали, что их забрасывало в будущее. Но после того, как люди начали сходить с ума, проект был закрыт, результаты эксперимента засекречены, а место, где это происходило, залили бетоном.

– Подозрительный тип этот ваш фон Нейман, – поежилась Кэтрин.

– Говорят, он сошел с ума, – заговорщически подхватил Питер, – ведь на проекте «Монток» ничего закончилось. После провальных, на первый взгляд, попыток со всеми предыдущими экспериментами фон Нейман с другими такими же заинтересованными людьми применил полученный опыт и понял, что проблема в том, что, когда электромагнитное поле бросает вас через пространство и время, человек теряет рассудок, так как «душа» отделяется от «тела». Он сконцентрировал свои усилия на том, чтобы путешествия во времени стали безопасными. Они похищали бездомных и детей, гуляющих без присмотра. Результаты были ошеломляющими: сначала у них получилось контролировать разум испытуемых, внушать им свои идеи. Даже контролировать погоду. Ну и, уже в конце, путешествовать во времени.

– А на какие деньги они так игрались? Неужели само правительство разрешало это, не боясь, что разрабатываемое оружие могут применить против них самих?

– Поговаривают, финансирование шло через частное лицо, и ни правительство, ни военное ведомство об этом ни сном, ни духом. Пару раз всплывала фамилия Рокфеллеров.

– Чем же история закончилась? – на лице Моники было больше скептицизма, чем тогда, когда она слушала, как Кэтрин рассуждает о знаках на полях.

– Фон Нейман умер. Но есть слух, будто что-то в конце концов пошло не так, и всем причастным промыли мозги, заставив их все забыть, а сам Джон сфабриковал собственную смерть.

Я расслабленно откинулась на спинку дивана. Разговоры обо всех этих экспериментах напоминали какую-то книгу о фантастике. Читать интересно, хоть ты и знаешь: правды здесь не сыщешь. Как по мне, так после рассказов Анны и Питера о путешествии во времени даже я могла придумать опыты реалистичнее.

– И кто-то на такое ведется, да? – расстроенно спросил Дэвид, а Моника весело фыркнула. – Я понимаю, верить в «Маяк»…

– Книга с легендами всегда будет популярней книги с фактами, – заметил Алекс.

– «Маяк»? – тут Моника позволила себе удивиться, я тоже нахмурилась.

– Вы не очень-то любопытны? – шутливо ткнул меня в бок Алекс. – Да, был такой проект. В Сиэтле в девяностые годы построили химический завод, где якобы разрабатывали лекарства от рака. На самом деле там проводили эксперименты над людьми, правда, для чего, так и не ясно. На протяжении двух лет в городе пропадало много людей, в основном те же бездомные, но однажды люди проекта оплошали, похитив одного паренька из неблагополучной семьи. Невероятным образом ему удалось вырваться, и он рассказал, как его держали в здании химического завода и каждый день поили какими-то неизвестными веществами. Видно, у него был какой-то уникальный иммунитет, потому что, по его словам, все, кто там находился, умирали мучительной смертью. Трупы вывозили и с камнями на шее выбрасывали в море.

– Что же было дальше?

– Завод обвинения отрицал, но дело было сделано, им пришлось закрыться.

– А мальчик?

– Спустя месяц его насмерть сбила машина. Водитель уехал с места аварии и не был найден.

– Но это не конец данной истории. Насколько известно, проект переименовали в «Красный маяк» и перенесли в Эмброуз, – и Анна многозначительно посмотрела на нас.

– Шахты! – ахнула Моника.

– Именно, – угрюмо сказал Питер, – наши шахты в Изумрудном лесу. Тогда их и построили, потому что люди, приезжавшие с оборудованием или просто на проверку из Сиэтла, не пользовались главной дорогой. Они перебирались на пароме через Лунное озеро. Только вы когда-нибудь задавались вопросом, что там происходило? Почему это приносило городу столько денег?

– Мы еще не родились, когда шахты закрыли, – сказала Кэтрин, будто бы оправдываясь за незнание истории родного города.

– В любом случае, выдумка это или нет, все довольно странно. По легенде, в девяностых в наших шахтах была какая-то лаборатория, «Красный маяк», где проводили эксперименты по сохранившимся документам разных проектов. По официальной версии, «Красный маяк» изготавливал все те же лекарства, и можно было бы в это поверить, ведь никто не пропадал, да и жителей убеждали, что для Эмброуза все безопасно. Но у маленького города есть свои недостатки: слухи расползаются быстро, и часто даже самые невероятные из них оказываются правдой. Твердили, что «Красный маяк» – наследник филадельфийского «Феникса», и его силы так же сконцентрированы на игре с погодой, воздействии на разум и путешествиях во времени. Так ли это, каждый решает сам, но со временем стало ясно, что для города бесследно это не пройдет. Над шахтами всегда клубились облака испарений, они повлияли на нашу погоду – когда-то Эмброуз был как летняя открытка из загородного отпуска, сейчас же город напоминает декорацию к какому-то триллеру. Погода у нас сошла с ума, теплее +12 не бывает, постоянные туманы, смешанные с испарениями, дожди. Я выезжал за город, и поверьте, там небо не сине-сиреневое, как у нас. Ночью луна не в голубой дымке, красное полнолуние каждый месяц – это вообще какая-то аномалия.

– Что же случилось потом? – спросила Моника. – Ведь шахты сейчас заброшены.

– Проект «Красный маяк» закрыли по неизвестным причинам в 1998 году. Документы уничтожены, шахты залиты бетоном. Только погода напоминает о том, что было.

– Не знала, что наш маяк еще на месте, – озадаченно пролепетала я. – Хотя я, по правде говоря, даже на той набережной ни разу не была.

– Ты и вправду ни разу не выезжала за пределы Эмброуза? – учтиво спросил Дэвид. – Даже на море не была?

– Нет… у мамы постоянно много работы. Хотя ехать из Эмброуза в Сиэтл всего час, не больше, если я правильно понимаю.

– Это да, но едва ли ты сможешь уехать машиной, – покачал головой Алекс. – Главная дорога то на ремонте, то вообще перекрыта по неясным причинам.

– Я тоже не помню, когда последний раз мы с папой выезжали на машине, – хмуро согласился Дэвид, – только через Лунное озеро. Этим летом, я слышал, людей пропускают, но такое бывает через раз, и то перед учебным годом, когда катаются студенты.

– Паром тоже ходит не всегда, – добавил Питер, – на выходных, раз в две недели, если нужно срочно – только через мэра города.

– Создается впечатление, что мы на острове, отрезаны от всего мира, – прозвучало это чуть ли не зловеще, но я была готова согласиться с Кэтрин.

– Так, смотрите, – Моника сосредоточенно обвела всех присутствующих серьезным взглядом, – я переехала в Эмброуз, когда «Красный маяк» уже закрыли. Само собой, я об этом не слышала. Но как насчет всех остальных? Неужели о таком не сплетничают в маленьком пригороде?

– Есть такие городские легенды, о которых жители предпочитают молчать, – не согласился с ней Питер.

– А интернет? Почему мне ни разу не выпало что-то вроде: «Красный маяк» Эмброуза – выдумка или заговор дельфинов-нацистов?»

– А вот это, пожалуй, самая большая загадка Эмброуза, – улыбнулся Питер. – Для всех во внешнем мире мы тихий маленький американский город, который производит вишневый ликер и хорошо играет в баскетбол. Ни одной статьи, порочащей Эмброуз, вы не найдете. Но тут же всплывает другое: вы вообще мало что найдете на просторах интернета о наших местах. Вот, например, только пару дней назад все газеты пестрели заголовками статей об убийстве Эмбер. Но я заходил сегодня утром – их почти не осталось.

– Может, мистер Роуз…

– Я сохранил на компьютере ссылку на одну из статей, хотел показать Кимберли. Так вот, она пропала, как будто самоудалилась. Не думаю, что мистер Роуз настолько хорош, чтобы делать то, что, по сути, невозможно.

– То есть как? – ошарашенно переспросила я. – Ссылка пропала? Может, ты случайно ее удалил?

– Не существует такой программы, способной подчистую удалить все из интернета.

– Мне это кое-что напомнило, – кинув на нас по очереди цепкий взгляд, сказала Моника и обратилась к парням: – Не знаю, насколько бестактно прозвучит мой вопрос, вот только похожее уже происходило. Вы знаете что-то о пожаре в городской больнице семнадцать лет назад?

– Да, мне папа рассказывал, – Алекс, казалось, не был удивлен вопросом. – Наших с Питером мам выписали на следующий день после него.

– А моя мама и миссис Эфрон тогда лежали на сохранении. Вы вообще откуда о том пожаре узнали? – озадаченно спросил Дэвид.

– Мне мама рассказала, – не растерялась Моника, – а в интернете я ничего не нашла, удивилась, конечно, но после всего, что вы сегодня рассказали…

– Да уж, – сказал Питер, – или Эмброуз настолько не признает ошибок, или все, что мы знаем о нашем городе точно, – это лишь его название. Но факт остается фактом: проект «Красный маяк», пожар в больнице, убийство Эмбер – это как бы и было… но только для нас.

– А вы слышали о попытках возобновить «Красный маяк»? – почему-то начала нервничать Анна.

– Из года в год, – кивнул Питер. – Возможно, есть люди, которые хотят его возобновить, и те, кто желает во что бы то ни стало помешать этому. И те, и другие, по сути, готовы на радикальные жесткие меры, дабы добиться своей цели.

– Откуда такие познания? – с подозрением уставилась на него Кэтрин.

– Я просто процитировал своего деда. Он умер уже очень давно, но я помню, как к нам неоднократно приходил какой-то человек в бежевом плаще, который выводил его на разговор. Деда надолго не хватало, и он его прогонял, после чего замыкался в себе и ни с кем, кроме меня, не разговаривал. Возможно, это только мои фантазии родом из детства, но…

– К моему отцу тоже приходил этот человек, – тяжело сглотнула Анна, – его бежевое пальто я помню досконально, а вот лицо человека – нет, оно словно размытое пятно. Папа принимал его у себя в кабинете, но после того, как заболел, визиты прекратились.

– По-вашему, это что-то вроде вербовки? – уточнила Кэтрин.

– Ответа мы уже не узнаем, – развел руками Алекс, – но в одном можно быть уверенными точно: наши родители умеют хранить секреты.

После особо мощного храпа Фред дернулся и проснулся:

– Вы испортили мне вечер.

– Мы думали, у вас всегда так высокоинтеллектуально проходят вечера, – улыбнулась Моника.

– Ага, в перерыве между охотой на лох-несское чудовище и распитием виски со снежным человеком.

– Прости, в следующий раз, как обычно, будем заплетать друг другу косички, – примирительно сказал Алекс.

– Да уж лучше бы посплетничали о новом парне Джессики Ноулз, чем говорить про физику, мать ее. Ученые, они же нелюди, ничего святого для них нет, все вычисляют и делят на ноль за чашечкой кофе.

– А вот тут ты не прав, – покусывая зубочистку, сказал Питер. – Большинство математиков те еще романтики и относятся к женщинам, как к науке: они их боготворят.

– А что им остается, если калькуляторы, в отличие от них, и то больше пользы приносят, – пробурчал Фред.

Я же, стараясь сделать это как можно незаметнее, покосилась на часы и, к своему огромному огорчению, поняла, что если не уйду сейчас, то опоздаю домой и мы с мамой вернемся туда, откуда начали.

Моника перехватила мой взгляд.

– Ох, Элисон, тебе пора, как жаль, но ничего, Алекс тебя проводит.

Я начала что-то смущенно лепетать себе под нос, Алекс же уверенно встал из-за стола и галантно подал мне руку, лукаво глядя сверху вниз. Призвав себя мысленно к порядку, я улыбнулась в ответ, протянула ему руку – его ладонь была теплой и сухой, отпускать ее совсем не хотелось.

Девочки с ребятами вышли нас провожать – все, кроме Лили, которой, кажется, надоело делать вид, будто ей с нами интересно, поэтому она ушла по-английски.

Я смотрела на то, как Алекс обувается в свои Nike, и не могла понять одну деталь: в чем же подвох? Сейчас, когда в моде безответная любовь, как такой парень, как он, мог обратить внимание на такую девушку, как я? Или все это обречено и мои отношения с Алексом приведут в ту же пропасть, куда попала Эмбер? Хотя тут уже возникает риторический вопрос: что лучше, разбитое сердце или свернутая шея…

– Элисон! – гаркнул Фред, и я чуть не подскочила от неожиданности. – Как ты видишь, Моника пока не созрела для моей большой и чистой любви, поэтому, может, твоя мама обратит внимание на красивого, молодого и сексуального парня?

При этих словах Фред умудрился основательно обрызгать слюной стоящего рядом несчастного Дэвида.

Пока Алекс бил своего друга домашней тапкой, ко мне подошел Питер.

– Возможно, вы не таким планировали сегодняшний вечер… то есть не за подобными разговорами, но мне жаль, что мы раньше не проводили время вместе.

– Все в порядке. Просто теперь в моей голове столько вопросов, ответов на которых нет ни у кого…

– Время раскроет все секреты, – поправив очки, Питер загадочно улыбнулся.

Тут ко мне полезла с объятиями Моника.

– Удачи! – шепнула она мне на ухо, целуя в щеку.

Распрощавшись со всеми раз в третий, мы, наконец, вышли на улицу. Сумерки плавно перетекли в ночь, теплый ветер кружил по Эмброузу. Завтра заканчивается лето, но одна из моих подруг уже не встретит сентябрь. Ты никогда не знаешь, когда будет твоя последняя осень.

– Если честно, из всех моих предположений, как пройдет сегодняшняя встреча, сбылось только одно: Фред надрался, – заговорил Алекс, по привычке сунув руки в карманы джинсов.

Идти рядом с ним было комфортно и приятно. Я не чувствовала напряжения, скованности, не ловила себя на страхе появления неловких пауз в разговоре. Наверное, так себя чувствуешь, когда идешь рядом со своим человеком.

– Все и вправду прошло очень хорошо.

– Я переживал, что из-за всего навалившегося со смертью Эмбер, вы не сможете расслабиться и отдохнуть, но обошлось. Хотя я, по правде говоря, больше опасался, чтобы Фред не ляпнул ничего лишнего.

– А что он мог ляпнуть?

Казалось, обычный вопрос на несколько секунд выбил его из колеи.

– Ты же знаешь Фреда. Практически все.

Несмотря на уже не такое смутное представление о личности Фреда, уклончивый ответ меня не устроил, и Алекс уловил это по моему взгляду, обращенному на него.

– Понимаешь, – вздохнул он, – по Эмброузу уже гуляют кое-какие слухи касательно смерти Эмбер и всего, что было до и после нее. Понятно, что верить в них, – глупость чистой воды, правда, Фред не всегда контролирует то, что говорит и о чем шутит.

Суть я уловила, но она меня не успокоила, а наоборот.

– Ты переживал за Фреда, а в итоге ляпнул сам, – и, не сводя с Алекса пристального взгляда, я решила: либо сейчас, либо никогда! – Кстати, вас допрашивали дольше нас тем утром в участке.

Я еще хотела добавить, что скорее Алекс просто боялся: Фред банально проболтается о чем-то, но смалодушничала даже намекать на это. К счастью, Алекс был настроен на искренний разговор.

– Могу смело предположить, вам известно о том, что у Эмбер была связь с таинственным неизвестным, – я осторожно кивнула, – так вот, шериф Хоук был уверен: мы знаем, кто это.

Не зря мы с девочками были убеждены: Эмброуз своего не упустит, рано или поздно пойдут слухи, и они даже основательно припоздали, я думала, разговоры начнутся сразу после убийства. Вопрос в другом: насколько сильно они будут порочить память об Эмбер и какими подробностями обрастут. Мне показалось, в тот момент я была как никогда солидарна с мистером Роузом в желании, чтобы никто не узнал, что Эмбер была беременна. Но раз уж нам, школьницам, так легко досталась такая информация…

– Эмбер хорошая. Была такой.

Алекс участливо взглянул на меня и кивнул:

– Я верю.

Следующие мои слова вырвались помимо воли и звучали как признание, которого я не делала даже самой себе:

– В тот вечер мы смотрели фильм и пили вино. У нас оставалось еще немного виски,остаток вечера мы планировали провести за игрой в «Мафию». Кажется, мы жили ради таких вечеров. Но Эмбер узнала о вечеринке Брайана, о том, что там сходит с ума вся школа. А она и так считала, что мы скучно провели лето, и часто повторяла это, поэтому предложила нам отправиться туда сиюминутно. Следовало отговорить ее, я ведь часто выступала в роли «голоса разума». Возможно, девчонки меня послушали бы и сейчас дома у Фреда с нами пила бы вино Эмбер, подбивая всех на танцы на столе. Но я не захотела тогда… занудничать, и мы пошли на вечеринку. И что-то пошло не так, Эмбер мертва, а мы усиленно делаем вид, будто живем дальше. Если бы можно было вернуть время вспять и остаться дома или схватить убийцу за руку…

Единственное, за что я себе благодарна, так это за то, что не расплакалась. Алекс мягко взял меня под руку, остановив посреди главной аллеи, за углом которой начиналась моя улица.

– Не принимай сказанное Питером и Анной так близко к сердцу, как бы впечатляюще все ни звучало. Нет пути назад – есть лишь иллюзия этой возможности. Все, что тебе остается сейчас, – смириться со всем случившимся и хранить светлый образ Эмбер в памяти.

– Но ты не можешь быть в этом уверен… что возможно, а что нет.

Алекс взял меня за плечи, пытаясь достучаться до моего разума.

– Мы состоим не из ошибок, а из того, что выносим из них. Если бы я знал, какая ты впечатлительная, сразу бы закрыл Питеру рот, не дав накормить тебя теми фантастическими теориями.

Я медленно двинулась дальше, Алекс тут же поравнялся со мной.

– Мы почти у твоего дома. Так вот, завтра на закате мы взбираемся на Безымянный дом, а после не хотела бы ты сходить со мной в парк, в кинотеатр с фургончиками? Там собираются крутить «Город, который боялся заката», оригинальную версию 1974 года.

– С удовольствием, – тут же ответила я, радуясь, что мы не будем расходиться на печальной ноте.

– Отлично! Заеду за тобой около девяти, за маму не переживай, она отпустит – я включу свое обаяние, куда там Фреду.

Мы стояли около моего дома. В окнах гостиной горел свет, значит, мама уже пришла. В наступившей темноте дом напоминал черного кота со светящимися желтыми глазами. Я перевела взгляд на Алекса. Он стоял очень близко. Поддавшись странному искушению, я посмотрела на небо. Алекс по инерции повторил за мной, положив теплые руки мне на талию. Мои же ладони переместились ему на грудь, мы так и стояли, всматриваясь в голубую луну Эмброуза. Ее свечение создавало иллюзию неона, и почему-то от этого вида в моей душе начала зарождаться тревога.

– Скажи, Алекс, у тебя есть чувство, будто скоро произойдет что-то ужасное… даже похуже, чем с Эмбер? – спросила я. – А мы не можем этого избежать, так как являемся заложниками города?

Опустив голову, я увидела, что и Алекс уже не смотрит на луну в ее голубоватом свечении.

– Сейчас меня интересуешь только ты.

И, придвинув меня к себе поближе, он впился в мои губы долгожданным поцелуем.

* * *

– Почему мы остановились именно на этой фотографии?

– Потому что ты в меньшинстве, – я примирительно улыбнулась Анне.

Мы сначала скептически, а после с удовлетворением смотрели на проделанную работу: нам выделили специальное место для мемориальной доски Эмбер, прямо напротив ее шкафчика. Уже после обеда, прихватив наши совместные полароидные карточки, ее любимые хризантемы алого цвета, множество свечей (фабрика производителя которых сгорела в соседнем штате с месяц назад), мы отправились в школу, чтобы завтра, в первый день учебы, здесь было место, где каждый желающий сможет отдать дань уважения Эмбер. Вот только нам постоянно казалось, что чего-то не хватает, поэтому Моника, Кэтрин и Питер пошли в библиотеку, там в архивах должно быть что-то стоящее – Эмбер вела активную школьную жизнь.

– Ну, так как, у вас с Алексом все серьезно? – Анна сделала два шага назад и начала крутить головой так и эдак, вновь оценивая проделанную работу.

– Не знаю, – занервничала я, – а как это понять?

Анна подняла на меня свои большие голубые глаза и тяжело вздохнула.

– Нашла кого спрашивать.

Тут я была с ней не согласна – с полгода назад она целых два месяца встречалась с Логаном Блумом, с которым у нее был урок английской литературы. Никуда их отношения не завели, Анне тяжело было открываться новым людям, и она попросту начала его избегать. Если Логан и таил обиду, то хорошо это скрывал, так как хоть друзьями они не остались, но неплохие отношения сохранили.

В школе пахло свежей краской, а из спортивного зала доносились крики и звуки ударов мяча – наша баскетбольная команда еще неделю назад вернулась к изнуряющим тренировкам. В самой школе было достаточно тихо, и почему-то, находясь в такой обстановке, я чувствовала какую-то напряженность. Чтобы подавить ее еще в зародыше, я решила не отвлекаться от разговоров:

– Кстати, как вы провели остаток вечера?

– Эпично, – покачала головой Анна. – Оказывается, Лили никуда не уходила, она осталась в доме, заснула в комнате Фреда. Когда он там ее застал, то враз протрезвел, кажется, они поссорились. Мы невольно стали свидетелями этого и, хотя точно ничего не расслышали, ведь были в гостиной, а они на втором этаже, Лили даже не попыталась скрыть, что винит во всем нас. Видела бы ты, как она на нас посмотрела, прежде чем хлопнуть дверью с другой стороны… не знаю, что у них там происходит. Дэвид сказал не обращать внимания, но это была та еще сцена.

«Что ж, могло быть и хуже», – подумала я, но промолчала.

Анна принялась скрупулезно проверять детали мемориальной доски, а я кидала на нее осторожные взгляды. Внутри меня разыгрывалась нешуточная борьба. Я остерегалась задавать кое-какие вопросы, боясь выглядеть глупой, но, когда терзания достигли апогея, набрала в грудь больше воздуха и спросила:

– Анна, ты помнишь вчерашний разговор? Про «Красный маяк»?

– Ну да.

– Я вот о чем хотела сказать… если помнишь, на конверте, который ты… который принадлежит О'Нилам, был нарисован красно-белый маяк…

– И что? – Анна облокотилась о стену, сложила перед собой руки и, казалось, едва сдерживала усмешку. – Ты решила, что они получили послание от загадочной организации, закрытой более двадцать лет назад?

Анна сказала это будничным тоном, но мои щеки немного порозовели – вслух это звучало совершенно не так, как у меня в голове.

– Ох, малышка Элисон, – она отодвинулась от стены и подошла ко мне, – такие конверты, я уверена, продаются в каждом городке, даже в тех, где маяка и близко нет.

– Да, но разве он полностью не срисован с маяка Эмброуза возле парома?

Анна задумчиво склонила голову набок, сказав:

– Случись такие совпадения, в которые я, по правде говоря, не верю, раньше, я бы тут же начала сходить с ума от теорий и догадок, но сейчас для меня в приоритете убийство Эмбер, а не городские легенды Эмброуза.

Обычно Анна, как бы это смешно ни звучало, была сторонником теорий заговоров. Сейчас же передо мной стояла ее до неприличия приземленная копия, и я задалась вопросом: насколько сильно нас изменили последние события и насколько явственно это заметно со стороны?

– Ты в это веришь? В «Красный маяк»?

– Скорее да, чем нет. И чем более дико все звучит, тем больше шансов, что это правда.

– Все, что с нами происходит, не доказательство, а подтверждение того, что грядут перемены.

– Звучит зловеще.

– Это не мои слова, а Моники.

Стоило мне произнести имя подруги, как тут же из ниоткуда появился Фред.

– Где Питер, сколько можно? Я там что, только для красоты стою?

Я не успела запаниковать от мысли, что, значит, где-то поблизости обретается и Алекс, как он вынырнул у меня за спины и поцеловал в щеку, избавляя от неловких мыслей, как с ним здороваться после вчерашнего прощания. Анна тактично отошла немного в сторону, в то время как Фред начал жаловаться ей на то, что они уже целую вечность ждут Питера на школьной парковке.

– Привет.

– Привет, – ответила я, скрывая лицо за волосами и расставляя хризантемы, которые и так идеально стояли, просто в надежде на то, что мои покрасневшие щеки не светятся до границы Мексики.

– Ты помнишь? Сегодня в девять.

– Да, я уже отменила свидание с Райаном Гослингом.

Ну, могла сказать что-то и похуже.

– Кстати, – сказал Алекс и осторожно взял меня за подбородок, поворачивая к себе. – Все хотел спросить: откуда у тебя шрам на нижней губе?

– Мне было два года, когда я упала на угол кровати, несмотря на то что мама запрещала мне прыгать на ней.

– Ммм, – был весь его ответ, а вот глаза как-то странно прищурились. От Алекса в тот день пахло клубникой, и мне безумно захотелось его поцеловать, но, разумеется, я себе этого не позволила.

– Да иду я, иду, – пробурчал кто-то совсем рядом, и мы с Алексом, как будто очнувшись, повернулись ко всем остальным.

– Странно, мы ничего не нашли про Эмбер, абсолютно, – задумчиво сказала Моника подошедшим ребятам, – а я точно помню, как она фотографировалась на прошлогоднем отборе в группу поддержки.

– Там даже нет ее анкеты, которую мы заполняли перед выпуском со средних классов! – возмущалась Кэтрин.

– Может, мистер Роуз забрал?

– Разберемся, – многообещающе кивнула Анна.

– В любом случае нам пора и честь знать, – начал откланиваться Фред. – Нужно еще Лили по дороге забрать. Пообедаем в «Бетти Буп», разомнемся – и вперед, к подвигам!

– Вы все-таки не отказались от идеи с Безымянным домом?

– Нет, даже Брайан О’Нил, с каким бы трепетом он ни относился к себе, хотел пойти с нами, думал по ступенечкам забраться на верхушечку и хоть там насладиться прекрасным закатом. Но, увы, он наказан и чистит бассейн.

Ребята начали прощаться, нам же нужно было еще минут десять для финальных штрихов.

– Не переживайте за нас! – отсалютовал Питер.

– Да, больше шансов умереть, если Алекс за рулем, – тряся мою руку, закатил глаза в притворном ужасе Фред, – он худший водитель в истории Эмброуза.

– Именно это делает меня лучшим, – подмигнул мне Алекс, а я поцеловала его в щеку. Он взъерошил свои волосы рукой и улыбнулся. – Встретимся вечером, Элисон Блэк.

Парни покинули школу, громко шутя и переговариваясь, а мы смотрели им вслед.

– Хочу увидеть реакцию всей школы на то, как мы теперь общаемся с «французами», – мечтательно сказала Анна.

– И не говори, – хмыкнула я, – только они часто зависают у Брайана, а тут я пас – мне его особняк сразу не понравился, плюс, после того что там произошло…

– Зато мы знаем, как дойти к О’Нилу в обход, поэтому, если нам срочно понадобится увести у него «французов», мы это сделаем за пятнадцать минут.

– Эмбер.

– Что «Эмбер»? – неуверенно косясь на нас, переспросила у Кэтрин Анна.

– Эмбер знала короткий путь, мы так сразу вспомнить и не сможем, скорее всего.

По моей спине побежали мурашки.

– А собственно, если подумать, откуда она о нем знала?

– Ты задаешь правильные вопросы.

– Вы же не думаете, что Эмбер спала с Брайаном и забеременела от него? – выгнув бровь, спросила Моника.

– Не факт, что от него. И не надо так на меня смотреть, – резко сказала Анна Кэтрин. – В конце концов, неделю назад мы думали, что она девственница, а не тут-то было. Нет, Брайана можно спокойно исключить: хозяин дома всю вечеринку пьяный играл на раздевание в бассейне, сомневаюсь, что Эмбер даже в таком виде не узнала возлюбленного, продолжив поиски по дому. Но то, что Брайан что-то должен знать, теперь даже не обсуждается.

– Вот только что ему известно?

– А не лучше ли спросить это у него?

Мы тут же начали собирать вещи.

Шли пешком, погода располагала. Я не могла избавиться от мысли, что хочу поговорить с Брайаном настолько, насколько опасаюсь того, что мы можем узнать. Пока правда об Эмбер застряла в горле горьким комом, наполовину состоящим из обмана.

Чугунные ворота к особняку О’Нилов, как и в прошлый наш визит, были открыты, они напоминали мне крылья ворона. Эту птицу я опасалась, еще с детства у меня была твердая уверенность, что вороны могут читать мысли. Ничего хорошего, само собой, я уже не ожидала.

Брайан сидел на краю необъятного бассейна, опустив ноги в воду. Рядом с ним лежал сачок с длинной ручкой, а сам он что-то печатал у себя в телефоне. Без футболки, широкоплечий, накачанный, на его руках красовались татуировки – все те же вороны и пойманная в сеть русалка. Выглядел он впечатляюще, но, когда поднял на нас лицо, я посмотрела в его глаза и решила, что он похож на обычного ребенка, запертого в теле школьного качка.

Нашему появлению Брайан совершенно не удивился, мы поздоровались и без церемоний расселись вокруг него.

– Родители приедут часа через два, поэтому вечеринки не будет, – немного напрягшись, сказал Брайан, и услышать это, мы, по правде говоря, ожидали меньше всего.

– Переживем, – отмахнулась Анна, – мы здесь по другому поводу, прости, что без приглашения. Хотели поговорить с тобой об Эмбер.

– Она мертва.

– Мы помним, – процедила Моника, – поэтому и пришли. У нас есть основания полагать, что тебе может быть кое-что известно.

– Я во все это влезать не собираюсь, – раздраженно сказал Брайан, вставая, – тем более, дело закрыто.

Его поведение кричало о том, что мы на верном пути. Моника взяла его под руку, отвела к раскидистому дубу, там посадила в длинной тени, спасающей от непривычного жаркого солнца города. Брайан особо не сопротивлялся, только насупился и сложил руки перед собой, будто обидевшись, что ему разрешили мороженое лишь после обеда. Рассевшись рядом на сухой траве, мы не сводили с него взглядов.

– Видишь ли, – ласково сказала Моника, – если ты не расскажешь нам, что знаешь, мы сами втянем тебя туда, куда надо и не надо.

– Это не мое дело, – упрямо повторил Брайан, – родители говорят, успех там, где ты знаешь, когда промолчать.

– О, это чем-то напоминает мне Эмбер. Она тоже думала, что знает, когда не стоит говорить правду. К чему это привело, ты в курсе.

Брайан посмотрел на каждую из нас, но промолчал. У нас с девочками не было конкретного плана, как его разговорить, поэтому я сделала редкую для себя вещь – рискнула:

– У Эмбер был любовник. Нам это доподлинно известно. Впрочем, думаю, как и тебе. Не зря же она знала короткий путь к твоему дому – про такую дорогу даже нам неизвестно, а мы живем здесь практически с рождения.

– Если ты намекаешь, что это был я, то крупно ошибаешься, – нахмурил брови Брайан и отвел от меня взгляд. – Мне нравится другая девушка.

– Тогда как Эмбер узнала про короткий путь к твоему дому?

Брайан явно начал маяться, будто взвешивая аргументы за и против откровенного разговора с нами. К счастью, желание избавиться от новоявленных старшеклассниц, возомнивших себя детективами, пересилило все другие эмоции.

– Эмбер показали дорогу. Она встречалась с ним тут. Они не хотели афишировать отношения, попросили меня предоставить место для свиданий. А мне-то что, родители пол-лета в разъездах, почему бы не помочь.

– Ты знаешь, кто это был?

Это был скорее риторический вопрос, Брайан кивнул.

– Скажешь нам?

Он пожал плечами.

– Дэвид Лонг. Если честно, я думал, вам «французы» уже давно рассказали.

– Как видишь – нет, – ошарашенно сказала Кэтрин.

Я не разделяла ее удивления: мысль о том, что парни как-то замешаны, проскакивала у меня в голове, ведь изначально было ясно, что это кто-то из нашего окружения. Однако сам выбор Эмбер меня, безусловно, поразил. Обаятельный Фред, харизматичный Алекс, милый Питер… и болезненно худой Дэвид, чья бледность временами плавно переходила в синеватый оттенок. Вечно молчащий, только мирно улыбающийся… но, может, именно такой был нужен первой красавице Эмброуза? Тихий Дэвид, который, несмотря на то что был молчуном, занимался руфингом? Предпочитал не слова, а действия?

– И как давно это началось? – собравшись, спросила Анна.

– Дайте подумать, – Брайан притронулся указательным пальцем к губам, сдвинув брови у переносицы, – где-то четыре месяца назад.

– Четыре месяца, – эхом повторила Кэтрин.

Я глухо простонала – либо мы были слепыми, либо Эмбер слишком хорошо умела таить свои секреты.

– Все «французы» об этом знали?

– Да, – хмыкнул Брайан, удивляясь нашей наивности, – они часто здесь тусовались, пока Эмбер и Дэвид… уединялись. Но, по правде говоря, им это было не по душе. Алекс даже пару раз скандалил с Дэвидом.

– Скандалил? – переспросила я.

– Это с тобой Алекс сюсюкается, на самом же деле он не просто так лидер «французов».

– Почему же они ссорились?

– Эмбер постепенно начала требовать, чтобы Дэвид все свое время проводил с ней, но при этом не собиралась встречаться с ним в открытую. Алекс сказал, что она просто им пользуется. Да много чего было.

– Не знаешь, почему Эмбер скрывала их отношения?

– Может быть, стеснялась его, такая красивая девушка и с таким невзрачным парнем… не знаю.

Слышать это было неприятно, а осознав, что сама так думала пару минут назад, я почувствовала сильный стыд и, опустив голову, начала разглядывать травинки.

Сколько раз Эмбер говорила, что внешность не важна, какое количество раз убеждала, что мой невысокий рост ерунда, курносый нос достоинство, а непослушные кудрявые волосы ничем не хуже платиновых волн Кэтрин? Уверяла, когда сама встретит того самого, будет гордо идти с ним за руку по Эмброузу, пусть он будет хоть на кактус похож. Но как часто мы лицемерим, пытаясь казаться лучше?

– Как они вообще сошлись? – ни к кому точно не обращаясь, воскликнула Моника, но Брайан даже на это знал ответ:

– У отца Дэвида было судебное разбирательство с партнером, который когда-то являлся его другом, поэтому знал, на какие рычаги нажимать, чтобы потопить Лонга-старшего. Мистер Роуз ему помог, они подружились. Начали ходить друг другу в гости, однажды мистер Роуз пришел с Эмбер, после чего у них с Дэвидом закрутилось, завертелось. Правда, в последнее время они часто ссорились – кажется, Эмбер запуталась и сама не понимала, чего хотела от Дэвида. Тот в свою очередь впервые проявил характер, сказав, что пусть она точно решит, что ей от него нужно. Они даже не общались пару дней. На вечеринке Дэвид засел в моей комнате, ждал, когда Эмбер придет с извинениями. Она пришла, но с каким решением, знала только сама. «Французы» злились, что она морочит ему голову, хотели, чтобы друг развеялся, но тот в расстроенных чувствах не выходил из комнаты. Видно, для этого Эмбер и поднялась на второй этаж, хотела поговорить, но не успела. Все остальное вы знаете.

– Почему вы ничего не рассказали шерифу? – устало спросила Анна.

– О том, что Дэвид спал с пятнадцатилетней школьницей? А если бы она забеременела? – Брайан отшатнулся от нас – К тому же они были в ссоре, а с остальными «французами» она не ладила, зачем рыть себе могилу?

– А если это кто-то из них столкнул Эмбер с лестницы? – рявкнула Моника.

Брайан спокойно на нее посмотрел.

– Нет, это не «французы». Во-первых, подружки из колледжа моего кузена видели, как Алекс с Питером выбежали в коридор уже после того, как все случилось, а Дэвид и Фред остались в комнате. Во-вторых… вам следует быть лучшего о них мнения. Они сами голову ломают, кто это мог быть.

– Лили…

– Ее не было. И вообще, мои родители чуть живьем с меня кожу не содрали, кто-то украл в ту ночь конверт у нас из дома. Я вот теперь под домашним арестом.

– Что за конверт? – спросила я, пытаясь говорить непринужденно.

– Важный какой-то, – в искреннем недоумении ответил Брайан.

Минуту-две мы посидели в тишине, каждый в своих мыслях, но думая об одном и том же.

– Значит, ты больше ничего не знаешь?

Брайан пожал плечами и неожиданно обратился ко мне:

– Алекс хотел все это рассказать, да боялся, что ты, не разобравшись, побежишь к шерифу.

– Очень мило с его стороны.

– Но ведь ты на самом деле на мгновенье заподозрила и его, и всех остальных, – мудро заметил Брайан, а я подумала, что, наверное, ошиблась на его счет, – ты ему нравишься, на самом деле нравишься, Алекс просто боится и не знает, как тебе рассказать про это лето.

Я встала, стряхнула с себя пару мурашек, после чего согласно кивнула.

– Спасибо, Брайан, – Моника с девочками тоже поднялась, – только никому не рассказывай о нашем разговоре.

– Сам хотел вас об этом попросить, – и так же спокойно, как встретил, проводил нас взглядом.

Я вышла первой, девочки достаточно быстро меня нагнали.

– Только не вздумай снова от нас убегать, – предупредила меня Моника.

– Даже не думала. Просто столько неясностей.

– Как по мне, так наоборот, то, что мы услышали от Брайана, расставило многое по своим местам. – Анна прикусила губу, добавив: – Вот только не приблизило нас к тому, кто убил Эмбер.

– Элисон, если хочешь выговориться, поматериться, не сдерживайся, – сказала Моника, а Кэтрин ободряюще кивнула.

– Алекс должен был мне рассказать, – вырвалось у меня.

– Он тебе еще ничего не должен.

– Начинать отношения со лжи не лучшая идея.

– Да, но, может быть, он сегодня и собирается рассказать.

Почему-то последняя фраза не успокоила меня, а, наоборот, разозлила. Очередная порция лжи от человека, которому я доверяла. У Алекса была возможность рассказать мне все накануне вечером. Вдруг его остановила моя излишняя уязвимость? А может, я просто ищу ему оправдания? Тогда мои дела совсем плохи.

Но… рассказала бы я Алексу все и сразу, поменяйся мы с ним местами? Ответ очевиден.

– Значит, Дэвид, – удивленно, но без тени осуждения сказала Кэтрин, – кто бы мог подумать. Будь мы героями книги, Дэвид был бы просто плохо раскрытым персонажем, прям хуже некуда.

– Главное, чтобы мы нормально прописаны были, – хмыкнула Анна.

– Ты как раз дальше всех от «нормально». А что? Ты отдалилась от нас в последнее время, надеюсь, у тебя нет никаких тайн.

– Нет.

– «У меня нет секретов – самая большая ложь в мире». – Но, перехватив взгляд Анны, Моника тут же спохватилась: – Впрочем, тебя это не касается. Надеюсь.

– Что у нас дальше по плану? Поговорить с мистером Роузом? – спросила Кэтрин.

– Нет, он погонит нас в шею, едва мы заикнемся про Эмбер.

– Как думаете, она была беременна от Дэвида?

– Лично я уверена, что да, – мой ответ прозвучал резче, чем я того хотела, поэтому, откашлявшись, я как можно спокойнее добавила: – Давайте сегодня вечером ко мне, мама должна быть допоздна на работе. Поможете собраться, переговорим обо всем и решим, что делать дальше.

– А ты уже отпросилась у мамы на свиданку? – хитро улыбнувшись, спросила Моника.

– Нет – я пыталась держаться непринужденно, – просто буду надеяться, что уйду до ее прихода.

– А если нет? Как ты потом объяснишь, где была?

– Буду импровизировать, – Кэтрин в знак одобрения за спиной Анны показала мне большой палец.

* * *

Позже, когда начало садиться солнце, мы с девочками собрались у меня. Комната переливалась золотыми лучами заката, Алекс должен был заехать через полчаса, но все наши разговоры сводились к роману Эмбер и Дэвида. Я участвовала в них вяло, так как перед тем, как делать какие-либо умозаключения, хотела переговорить с Алексом.

– Мы скажем Дэвиду, что Эмбер была беременна? – спросила внезапно Кэтрин.

– Думаю, это не очень хорошая идея, – с удивлением посмотрела на нее Моника.

У Кэтрин зазвонил телефон, и она вышла из комнаты. Моника проводила ее рассеянным взглядом.

– С завтрашнего дня начинается школа. Нужно быть готовыми к тому, что много кто захочет словесно надругаться над Эмбер. Главное, ни на ком не сорваться.

– Ее любили, – начало была я, но Моника меня пресекла:

– Да, вот только потом убили.

– Давайте не накалять, – Анна заплетала мне косу. – Элисон, выглядишь потрясающе.

На мне было белое платье, перетянутое на талии ремешком, который закрепили брошью с вишенками из рубинов. Подарок родителей Моники на пятнадцатилетие.

– Иногда мне кажется, они любят тебя больше меня, – пожаловалась Моника, но в глазах ее читалась необъятное восхищение. – Алекс будет сражен наповал. Ты безумно красива.

Я радостно повернулась к зеркалу, покрутилась и подмигнула своему отражению.

В комнату бесшумно вернулась Кэтрин, ее телефон дрожал в тонких пальцах, а сама она бледными губами сказала:

– Только что говорила с мамой. Ей звонил шериф, он возле Безымянного здания. «Французы» разбились насмерть.

Последнее, что я помню, как в моих глазах потемнело от ужаса, и под отдаленные возгласы Моники я провалилась в небытие.

* * *

Порой на рассвете, когда границы ночи рассеиваются, для сознания время становится эфемерным и не всегда понятно, где сон, а где реальность. Я провела в таком состоянии следующие два дня. Я не спала, но и не бодрствовала, вспоминала те дни, которых никогда не было. Это напоминало лихорадку. После убийства Эмбер у меня как будто было обезвоживание, поэтому я не плакала, лишь задавалась вопросом: неужели только смерть дает смысл жизни?

Не все «французы» разбились. Каким-то чудом Лили выжила, сейчас она находилась под круглосуточным наблюдением врачей – ее родители переживали, что в состоянии нервного срыва Лили может как-то себе навредить, и, судя по ее состоянию, их опасения не были беспочвенными. На воскресенье назначили похороны ребят. Больше нам ничего не было известно.

Так, по прошествии недели после смерти Эмбер в город вернулась осень.

Черное маленькое платье, того же цвета туфли от Маноло Бланик – подарок мамы, волосы, туго стянутые темной шелковой повязкой, – стоя у зеркала, я с трудом смотрела на себя. Столько чувств и сразу – казалось, тело болело не из-за слабости и отказа от еды, а потому, что я так искусно все подавляла. Если бы не мама, я наверняка присоединилась бы к Лили, заняв соседнюю койку в больнице, но мама знала, что сказать, где промолчать, когда оставить меня одну, а когда не отходить ни на шаг. Когда ей нужно было срочно отлучиться, приходила Моника с клубничным латте. Хотели приехать и Анна с Кэтрин, но, кажется, Моника убедила их в бесполезности этой затеи – я не шла на контакт и после двух дней блужданий в своей голове только неосмысленным взглядом смотрела в потолок.

– Так обычно люди сходят с ума, – укоризненно качая головой, сказала Моника накануне вечером.

…Какая-то машина посигналила под окнами, заставив меня вздрогнуть.

– Элисон, приехала миссис Ньютон, девочки тебя уже ждут, – мама бесшумно зашла в комнату и осторожно искала мой взгляд, пытаясь понять, насколько большая пропасть между мной и реальным миром.

Я собрала остатки своего мужества и попыталась выдавить из себя подобие ободряющей улыбки, но, видно, получилось не особо, мама только еще более встревоженно спросила:

– Может, мне все-таки лучше поехать с тобой?

– Не стоит, мам. Будут девочки, да и Моника на этот раз с нами.

Что-то наподобие облегчения я увидела в ее карих глазах, она сжимала ладони в кулак, впиваясь ногтями в кожу, и, кажется, в следующий миг сказала совершенно не то, что собиралась изначально:

– Да… хорошо. Что ж, в таком случае я тебя заберу с похорон. Через час буду у кладбища.

Я медленно кивнула, а мама, положив мне руку на плечо, наклонилась к моему лицу, в носу защекотало от приятного шлейфа ее духов.

– Нет ничего, с чем ты не справишься. Время на твоей стороне, а не против.

Посигналили еще раз, я поцеловала маму в щеку, захватила сумочку и спустилась вниз.

На кладбище было больше людей, чем в центре города четвертого июля. Все в черном, казалось, будто я на карнавале в честь самой Смерти. Мне стало мерзко, я смотрела на людей так, словно они виноваты в случившемся. А потом увидела четыре закрытых гроба, тонущих в цветах, и меня стало мутить. Моника крепко держала мою руку, повторяя тихо на ухо: «Дыши».

Панихида прошла для меня в полусознании. От старой церкви веяло строгостью, мрачным утешением и предупреждением: Эмброуз на краю недобрых перемен.

В тот сентябрьский день родители «французов» не только хоронили детей, они в каком-то смысле умирали сами. Кто-то из них уже никогда не придет в себя. Мы провожали жизни ребят, их мечты, надежды на светлое будущее. Моника порывисто всхлипывала, обняв меня за талию, когда к ней подошли мистер и миссис Эфрон. Родители Фреда представились ей, а после мама Фреда уже орошала плечо Моники слезами. Она грустно на меня посмотрела, я кивнула, после чего отошла на пару шагов к месту, где было тише всего. Там возле гроба разместили фотографию смеющегося Алекса. Миссис Картер неподвижно стояла около него, в тени, не отнимая черного кружевного платка от глаз. Мистер Картер разговаривал со священником, а я, испытывая неведомое ранее спокойствие, подошла к маме Алекса.

– Здравствуйте. Я Элисон Блэк.

– Ох, малышка Элисон, – миссис Картер улыбнулась сквозь слезы, казалось, из-за их потока она меня не могла толком видеть, – тебе нет необходимости представляться. Алекс часто о тебе упоминал.

– Миссис Картер, мне очень, очень жаль, – дальше, повинуясь порыву, я несвязно начала приносить свои соболезнования.

Мама Алекса крепко сжала мою ладонь и тихо произнесла:

– Послушай меня, Элисон. Ты милая и хорошая девушка, поэтому, когда придет время, должна будешь отпустить Алекса.

Она продолжала смотреть на меня своими карими глазами, и в них я видела то, что надеялась никогда не увидеть в глазах своей мамы.

Я в отчаянии пыталась подобрать слова, способные ее утешить, но таких, казалось, не существует. Возможно, кто-то более мудрый сможет ей помочь. Я повертела головой, озираясь вокруг, и заметила, кого не хватает.

– А где мистер Картер-старший? Дедушка Алекса.

– Когда он узнал, что случилось, у него случился инфаркт. Мы с мужем поедем к нему в больницу сразу после похорон.

Я не заметила, как у меня опустились руки, только открывала и закрывала рот, как рыба, попавшаяся в сети, сотканные из отчаянья.

– Что я могу для вас сделать? Чем могу помочь?

Голос миссис Картер дрожал, но она нашла в себе силы закончить разговор, посмотрев на меня глазами своего сына:

– Приходи как-нибудь вечером к нам на чай.

Я и в самом деле пришла однажды к ним в гости и ходила так вплоть до лета следующего года.

Осень уверенно вступала в свои права. В это время года Эмброуз становится больше всего похожим на себя, и серое небо над моей головой было тому доказательством. Скоро звуки дождя в нашем городе услышат все.

– Передают штормовое предупреждение, – сообщила я.

Опустила голову и оказалась среди девочек.

– Что будем делать?

Вопрос Анны не удивил. Я была уверена, что они, как и я, отныне смотрели на происходящее под совершенно другим углом. Но ответа пока не знала.

– Лили еще не пришла в себя?

– Ей стало хуже, – хриплым голосом отозвалась Кэтрин. – Если так будет и дальше, она задержится в больнице слишком надолго, чтобы потом когда-нибудь вернуться к нормальной жизни.

Мы вчетвером кивнули, едва ли полностью осознавая сказанное подругой.

Не дождавшись новых комментариев, Анна продолжила:

– А теперь о самих ребятах. В заявлении городу, если вы еще не слышали, шериф Хоук объяснил, что аварийное состояние Безымянного здания чудом оставило Лили в живых. Парни впервые дали ей первенство, обычно все следуют за Алексом, они изредка менялись. Дэвид нам не соврал, они на самом деле не зря ходили туда и нашли сносную часть для подъема, но слишком узкую – оступился один и, упав, потащил за собой остальных. Лили кое-как спустилась вниз, сама едва не сорвавшись пару раз, а после сразу вызвала скорую и полицию.

Хоровод из мрачных мыслей и подозрений закружил меня по новому кругу, но сказать было нечего.

Кто-то коснулся моих плеч, я резко обернулась.

– Здравствуйте, мисс Блэк, – поздоровались девочки.

Мама кивнула и обратилась ко мне:

– Жду тебя в машине. Я тут подумала… поедем на набережную, к маяку. Я захватила одеяло с пледом, взяла круассаны и разлила имбирный чай по термосам. Тебе нужно приходить в себя.

После чего я только смотрела, как мамина стройная фигура удаляется к дороге. Ее изящный силуэт казался нарисованным.

– Если быть мамой, то только такой, как твоя, – с восхищением, не присущим ее голосу, сказала Моника.

С трудом оторвав взгляд от спины матери, я согласно кивнула.

Мы крепко обнялись, я их всех расцеловала и пошла к машине. Когда мы заворачивали за угол, я наконец-то поняла, в чем был подвох: Алекс на самом деле был хорошим парнем, и он действительно питал ко мне чувства, проблема в том, что всему этому не было суждено продлиться по причине его ранней смерти.

Похороны «французов» оставили во мне, помимо скорби, непонятный осадок. Я видела там того же шерифа Хоука, директора Вульфа и всю школу Эмброуза, всех, с кем сталкивала меня жизнь в городе. Но сегодня на кладбище собралось огромное количество людей, которые были чужаками. Чужаками со знакомыми лицами. Что-то явно не так. Глаза часто врут, однако чувства грешат таким редко.

…Одного взгляда хватило, чтобы понять, что набережная словно создана для одиночества: пустынный берег навевал неясное чувство мрачного удовольствия, когда собственная грусть почему-то греет душу. Свежий бриз Лунного озера отрезвлял от безысходности, но взамен навевал что-то вроде темного дежавю. Тяжелые тучи над головой электризовали поднявшийся ветер – сезон дождей наступит скоро. Я смотрела, как развеваются волосы мамы, падая на смуглое лицо. Странно, но все вокруг ей очень шло, делая еще красивее. В паре сотен метров от нас возвышался над причалом красно-белый маяк, который притягивал и отталкивал внимание одновременно. Он должен был стать одной из самых характерных достопримечательностей Эмброуза, но почему-то люди даже упоминают его редко.

Чисто формально набережная уже не являлась частью города, маяк – как та самая граница, что не давала пересекать себя просто так.

Мы с мамой расстелили покрывало и, укутавшись в плед, пили имбирный чай, за разговорами забыв про круассаны. Вдалеке за озером виднелся Изумрудный лес – это был всего лишь край его владений, но на нашем берегу ничто не могло с ним сравниться.

– Как тебе здесь? – спросила мама, поправляя плед на моих ногах.

– Атмосферно, хотя какое-то странное место ты выбрала для того, чтобы я приходила в себя.

– Поверь, набережная, как никакое другое место, помогает справиться с собой.

Вдалеке слышались крики чаек. Я старалась избегать взглядов в сторону маяка. Мысль о том, что он являлся главным антагонистом происходящего много лет назад, вызывала мелкую дрожь.

Мама первая нарушила безмолвие:

– Когда убили Эмбер, я видела, как ты скорбела. Это доказывало, что все идет своим чередом, рано или поздно трагическое событие станет привидением из прошлого, а воспоминания о белокурой девушке будут вызывать теплые чувства с примесью грусти. Но вот разбились «французы», и ты теряешь себя в том, чему не было суждено сбыться. Я вижу, я знаю, что ты больше горюешь по тому, что не случилось, чем по тому, что было. И даже это давишь в глубинах своего сознания. Убиваешься изнутри, боишься, что слезы будут означать согласие и принятие его. Элисон, я не утверждаю, что когда-то в твоей жизни появится человек, к которому ты будешь питать те же чувства, что и к Алексу. Но однажды кто-то новый и знаковый ворвется в твою жизнь, а ты рискуешь его пропустить, мысленно связав свою судьбу с Алексом.

– А ты? Ты когда-нибудь теряла дорогого человека? Хоронила подругу?

Мама как-то тоскливо прикрыла глаза, я услышала, как сбилось ее дыхание. Совсем как Моника, она выровняла его глубокими вдохами, сказав:

– В старшей школе у меня были подруги, но мы пошли по слишком разным жизненным путям, чтобы сохранить связь. А парень… был один, чувства к которому я поняла слишком поздно. Упустила момент. Но так и должно было быть. Я встретила твоего отца, и все стало на свои места.

– Только ты так его и не отпустила, когда он ушел. И вот уже сколько лет одинока. Может, это мне стоит объяснить тебе, что стоит жить дальше? – Я укоризненно смотрела на маму – она глядела на серебряный песок.

Тень улыбки прошлась по ее лицу.

– Я тебе вот что пытаюсь доказать: судьба придет, когда меньше всего будешь ждать. Вот я, считай, была сиротой. Тайком убегала в музыкальную школу, благо никому не было до меня дела. Подглядывала за тем, как юные девушки, сами не понимая своего счастья, учатся играть на рояле. Когда мистер Вульф стал новым директором, меня тут же поймали, но вместо того, чтобы сдать полиции, он дал мне шанс проявить себя и открыл специальные уроки для тех, кто не мог себе этого позволить. Я обучилась всему за рекордные сроки, зарекомендовала себя как одна из самых способных учениц, параллельно выяснив, что моя самая большая страсть – пение. Я могла часами изучать свой голос, убегая от унылой и порой невыносимой реальности. Кстати, именно это подтолкнуло меня привести туда Монику – живя с такими родителями, ей нужно место, где можно побыть самой собой. Поверь, именно поэтому она в школьные будни пропадает там с утра до ночи – музыка исцеляет от равнодушия семьи Джонс.

Я же… когда в шестнадцать лет получила право отправиться в свободное плаванье, сразу причалила к «Безумному Роджеру». Старое, обшарпанное, никому не нужное заведение. Только клопы и местные пьяницы. Но там был старенький рояль, он исправно меня слушался, стоило только пройтись по клавишам пальцами. Тогда администратором была мисс Ред, ей было плевать на мой нежный возраст – стоило мне провести пару вечеров за игрой на рояле, «Безумный Роджер» тут же поменял свой облик. Люди стали заходить к нам после работы, наплыв посетителей рос в бешеном темпе. Заработанных денег мне с лихвой хватало на оплату однокомнатного жилья неподалеку, а мисс Ред в кратчайший срок поменяла политику нашего заведения, и вскоре мы открылись заново, вложив средства в новомодный интерьер. Так мы с «Безумным Роджером» переродились.

А потом появился он. Я стала часто перефразировать Рика Блейна: «И надо же, чтобы из всех баров мира он выбрал именно мой». Я его ни разу не видела, но узнала сразу. Как в дешевых романах, это была любовь с первого взгляда. За нашими отношениями с придыханием следили все посетители «Безумного Роджера». Весь день я работала в баре, а вечером он забирал меня, и всю себя я посвящала ему. Мои песни становились взрослее, а игра на рояле была насквозь пропитана страстью.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Он просто исчез. Через полгода я вновь осталась одна, с трудом осознавая, что знаю лишь его имя. Да, он любил рисовать стрекоз, вишневый джем, крепкий кофе. На этом все. Мисс Ред предлагала найти его и расфасовать по разным мешкам, но я знала, что раз уж он исчез, у него на то были причины. Первое время я пыталась его найти, но тут выяснилось, что его как будто не существовало. Эмброуз был верен себе. Более того, на тот момент у меня уже появились другие заботы: я узнала, что беременна тобой. Девушка семнадцати лет, сирота, не окончившая толком школу, поющая в баре, я довольствовалась грошами, которых хватало на крохотное жилье и всякого рода мелочи, дарящие мне радость. Вот только, несмотря на это, я никогда в жизни не была так счастлива, зная, что уже никогда не буду одна. Единственное, чего я хотела: чтобы ты была похожа на него. Того, кого я любила, и кто, я точно знаю, любил меня. Так и получилось – серые глаза, русые волосы, милый носик, непоколебимое спокойствие, в котором бурлит гамма всевозможных эмоций. Ты его копия. Мисс Ред взяла меня жить к себе, нагрузку на работе сняли, и в ожидании твоего появления я только пела. Все мне очень помогали, а ты, когда родилась, стала всеобщей любимицей. Ты была на редкость тихим, милым, спокойным ребенком, с которым с удовольствием нянчились. Когда ты подросла, мисс Ред уехала в Канаду – настало время помогать внукам. Я стала администратором, а свой дом она переписала на меня – мисс Ред женщиной редкой доброты.

Твоего отца я больше никогда не видела. Но к чему я веду – сокрушалась бы я об утраченном шансе и моя душа была бы закрыта для твоего отца. Я сделала правильный выбор, того же прошу от тебя.

Я слушала маму неподвижно, боясь ненароком что-то упустить. Кое-какие детали уже были мне известны, некоторые моменты стали открытием. Нам всегда было исключительно хорошо вдвоем, мама не рвалась рассказывать об отце, вот я и не настаивала. Интересовало ли меня, почему и куда пропал мой папа? Бесспорно. Но не настолько, чтобы наседать на маму с вопросами. Сейчас же меня тревожило другое.

– А ведь ты могла бы начать другие отношения. Тебе всего тридцать два года, ты можешь выйти замуж, родить еще одного ребенка…

– Да, – усмехнулась мама, – просто я этого не хочу. Больше всего я боялась одиночества, но у меня есть ты.

Одиночество. Вот тут мама озвучила мой самый большой страх. Совсем как у нее. Глупо, ведь у меня есть она, Моника, Кэтрин, Анна… но как же, черт возьми, я боюсь их лишиться! Боюсь, что однажды появится что-то наподобие черной воронки, которая заставить исчезнуть всех, кто мне дорог. Хуже всего то, что, кажется, она уже образовалась, лишила меня Эмбер и «французов», и только набирает обороты, пожирая всех с сатанинским удовольствием за неведомые мне грехи.

Внезапно горячие слезы брызнули из моих глаз, и я зашлась в истерике, с трудом ловя воздух. Мама крепко обнимала меня, покачивая в такт ветру. Моника права – вот так и сходят с ума.

Мы еще некоторое время посидели на берегу Лунного озера, пока не начался прилив, потом, собрав вещи, пошли к машине. Я не чувствовала явственного облегчения, но, бросив прощальный взгляд на красно-белый маяк, вспомнила оброненную фразу «Никто не узнает правду». А что, если хотя бы попытаться? За всем стоят какие-то ответы, главное – правильно задать вопрос.

* * *

Школьные будни начались под аккомпанементы нуарного дождя, и только когда солнце садилось за горизонт, небо, подобно неоновым вывескам «Безумного Роджера», становилось ядовито-красного цвета. Я неизменно чувствовала себя героиней того самого фильма «Город, который боялся заката», будто Эмброуз тоже испытывали за какие-то грехи, а я непостижимым образом оказалась в эпицентре мрачных событий. Однажды, возвращаясь из школы, я шла мимо заправки мистера Тони и сквозь помехи услышала из старенького радиоприемника обрывок песни «Blues from Down Here». Спина мигом вспотела от страха, и домой я прибежала с гулко бьющимся сердцем, толком не понимая причины паники. Что-то неизменно пугало меня в Эмброузе, для меня он стал тенью Черно-Белого города.

С девочками мы практически не виделись. Анна разрывалась между рукописью отца, готовясь передать ее в издательство на финальное редактирование, и школьной газетой, куда ее взяли журналисткой. Моника после уроков пропадала в музыкальной школе. Как ни странно, драматический кружок оценил усердия Кэтрин, приняв ее в свои ряды. Я же, в свою очередь, с остервенением погрузилась в учебу. Это не помогало – все разговоры вокруг сводились к «французам» и Эмбер. Теперь они все вместе смотрели с фотографий мемориальной стены. Цветы, свечи, мягкиеигрушки и маленькие записки не оставили ни одного пробела вокруг их изображений. Я пыталась избегать этого места, а когда у меня не получалось, мне снилось, как я падаю с обрыва вниз, где на земле уже лежит мертвое тело Эмбер. Я снова просыпалась, не понимая, где нахожусь, меня душили слезы, но включать свет по какой-то причине было страшнее всего. За окном клубился ночной туман, и было так тихо, что я чувствовала себя оглохшей. Парализованная собственными кошмарами, я лежала в постели, пока не звонил будильник в школу. Так прошли первые две недели мглистого сентября.

В пятницу, перед выходными, на первом уроке всех школьников созвали в спортивный зал – директор хотел сделать какое-то объявление. Рассевшись в самом верхнем ряду, перед Кимберли Палвин и Адамом Никсоном, мы с девочками растерянно оглядывались: в прошлый раз директор Вульф собирал нас всех в начале учебы, тогда он выразил сочувствие и соболезнование в связи с последними событиями и призвал школьников Эмброуза быть осторожными в своих действиях. Сейчас он стоял перед трибуной, возвышаясь над шерифом Хоуком, его черные глаза излучали недовольство сквозь широкие очки с массивной оправой, а короткая борода за совсем незначительный промежуток времени обзавелась переливами седых волос. Белый костюм на темной коже дарил сходство с Мартином Фриманом, но вместо танцев директор Вульф питал слабость к блюзу, даже имел свою группу, выступая с ней каждую первую субботу августа.

Кинув на шерифа еще один не свойственный ему раздраженный взгляд, директор Вульф откашлялся в кулак, призвал школьников к тишине и, убедившись, что никто ему мешать не будет, обратился к учащимся:

– Все мы скорбим по общей утрате в лицах Эмбер Роуз, Алекса Картера, Дэвида Лонга, Фреда Эфрона и Питера Хилла. Для жизни у них, казалось, был козырь – молодость, и нет ничего более трагичного, чем лишиться ее из-за несчастного случая. Это доказывает, что юные годы не иммунитет неприкосновенности, а красота не является символом защищенности. Вы же должны помнить не только преждевременно ушедших талантливых молодых людей, но и то, что здесь мы видим недвусмысленный посыл свыше – риск не идентифицирует нас как бессмертных или хотя бы храбрых. Оберегая свою жизнь, вы защищаете родных и близких от неизлечимого чувства утраты и горя.

Это касается не только ребят, известных как «французы». Сомнения уже развеяны, они стали жертвами обстоятельств. Теперь это официально относится к мисс Роуз. Полиция Эмброуза признает ее смерть несчастным случаем.

По спортивному залу пронеслась ощутимая волна негодования, школьники, находящиеся на взводе по случаю последних событий, стали выкрикивать, перебивая друг друга:

– Сколько можно? Не в состоянии определиться, что все-таки случилось?

– Почему приняли такое решение именно сейчас?

– Будет турнир танцев диско?..

– Чушь! Вы просто не можете найти убийцу!

– Вы что-то скрываете!

Громче всех высказалась Моника, нецензурно описав свои эмоции парочкой слов.

– Спасибо, мисс Джонс, – кивнул директор Вульф, принимая и такую точку зрения, – возможно, шериф Хоук сможет объяснить вам сложившуюся ситуацию лучше меня.

И не дав последнему опомниться, директор отошел от трибуны, вежливо указав на нее шерифу. Стушевавшись, но мигом взяв себя в руки, шериф Хоук встал на его место, нервно повернул к себе микрофон.

– Повторно обследовав имеющиеся у нас улики и отчеты, мы пришли к выводу, что осмотр с преждевременным заключением, а после и вскрытие, проведены некомпетентно, а значит, не являются ни законными, ни верными. Поэтому мистер и миссис Питерсон лишаются своих лицензий, а смерть мисс Роуз признана несчастным случаем, каковым являлась с самого начала.

– И на это у вас ушло три недели? – послышался возмущенный крик, после чего образовавшийся шум поглотил все сказанное шерифом Хоуком дальше.

Я в недоумении оглядывалась на одноклассников, впервые отметив для себя страх в их поведении. Им было любопытно, что случилось на самом деле, они сожалели, что сложилось именно так, но еще они боялись, что тоже могут стать следующими в очереди на смертельной карусели несчастных случаев. Как говорится, два раза не закономерность, но ведь всему есть предел.

– Через десять минут у вас первый урок, – напомнил директор Вульф, и его услышали все, прервав словесные баталии из-за уважения к нему. – Берегите себя. Не подвергайтесь лишний раз опасности, даже перед самой невинной затеей подумайте дважды.

Громко переговариваясь, школьники вставали со своих мест и, не выбирая выражений, комментировали услышанное, спускаясь с трибун к выходу.

– Отобрали лицензию! – Кэтрин трясло от негодования. – Да мистер и миссис Питерсон – лучшее, что есть в медицине Эмброуза! Сиэтл, Вашингтон, Нью-Йорк – куда их только не звали работать!

– В таком случае тебе незачем за них переживать, – успокаивающе сказала Анна. – Такие специалисты на вес золота, без работы не останутся.

– Это не выговор на работе, как же вы не поймете! – продолжала кипятиться Кэтрин. – У них забирают лицензию! За некомпетентность! Я понимаю отобрать ее у мистера Дауни, который читал лекции по палеонтологии, я посещала их этим летом. Лемур, являющийся прямым потомком тираннозавра, замечательно!

– Интересно, мистер Роуз в курсе новой драмы? – резонно поинтересовалась Моника.

Мы стояли в углу спортзала, мимо нас проходили такие же озадаченные школьники, не особо спешащие на урок.

– Нет, – категорично сказала Анна, хмуря глядя в пол, – мама вчера пыталась с ним связаться, но автоответчик мистера Роуза твердит, что он пару дней будет недоступен. А нам говорил, всегда будет в зоне досягаемости, ага.

– Может, с ним что-то случилось? – я не могла скрыть обеспокоенности в своем голосе.

– Нет. Я видела его утром по телевизору. Ведет какое-то дело космической важности. А меня вот что больше интересует: вы обратили внимание на слова директора Вульфа о факте несчастного случая с «французами»?

– Я подумала, что у меня уже паранойя, – тут же отозвалась Моника. – Слышали, он как будто проговорился о том, что полиция подозревала: их несчастный случай не такой и случайный.

Я почувствовала, как у меня резко пересохло во рту.

– «Сомнения уже развеяны, они стали жертвами обстоятельств», – дословно процитировала Анна. – Это какие же сомнения у них были на этот счет?

– А что, если убийца узнал то, что выведали мы, и пришел к выводу: «французы» могут знать лишнее? Они, по сути, и так знали больше, чем говорили и нам, и полиции. А разбились и вовсе спустя всего неделю после убийства Эмбер.

– В таком случае в опасности и мы, и Брайан… и неизвестно, кто еще – переговорить с «французами» мы не успели после ухода от О’Нила.

– Не могу поверить, – я обеспокоенно уставилась в одну точку, – мы в самом деле обсуждаем возможное убийство парней?

– Теперь мы вообще мало в чем можем быть уверены. Кроме того, что смерть Эмбер и «французов» как-то связана.

– Что же произошло у них этим летом, раз они все погибли?

– Может, еще раз переговорить с Брайаном? – с кислым лицом спросила Моника. – Или залезть в электронную почту родителей, ведь именно так они контактировали с теми, кто сливал им информацию про расследование дела Эмбер. – Внезапно, переменившись за долю секунды, Моника громогласно, в драматическом выпаде пробасила, глядя нам за спину: – А вот тут-то на сцене и появляется воплощение великолепия, символ красоты среди простых смертных!

– Чего тебе, Джонс? – лениво перебирая ногами на шпильках, к нам подошла Кимберли Палвин.

Сама мысль о том, что она все еще выпускница, а не студентка университета, была ей брезглива и непонятна. Находиться среди нас, обычных школьников, было для нее чуть ли не унизительно. По крайней мере, это то, что я слышала от Ким как минимум раза два за последнюю неделю.

– Видишь ли, – лучезарно улыбнулась ей Моника, – нам кажется, песенка, спетая от имени полиции Эмброуза, вышла какой-то нескладной. Как считаешь?

Кимберли наманикюренными пальчиками одернула короткую белую юбку в синюю клетку, после чего глубоко вздохнула и сказала:

– Ноты не те подобрали. После похорон «французов» впарить людям еще один несчастный случай не особо получается. Слишком много каверзных вопросов, они всплывают, точно дохлые рыбы.

– Значит, ты сама не особо веришь в то, что с Эмбер произошел несчастный случай? – спросила я. Находиться рядом с такой дивой было для меня изрядным испытанием.

Кимберли ответила мне на удивление спокойным, если не сказать, дружелюбным тоном – после того, как цепко оглядела мою бирюзовую кофточку тонкой вязки:

– Не знаю, что у нас происходит, но два несчастных случая и пять жертв в итоге всего за неделю – это как-то слишком.

– Но ты покажешь им, где раки зимуют, а? – подмигнула ей Моника. – Разоблачающая статья, всякое такое…

– Распространение фальшивой информации после официального заявления полиции, Джонс, детка, это уже статья.

– А как же бравый журналист, борющийся с несправедливым правительством?

– В самом деле, люди должны знать правду! – решительно стукнула кулаком по ладони Кэтрин.

– Ваши домыслы нахрен никому не нужны, – процедила Кимберли.

– Но ты тоже считаешь, что Эмбер убили. Шериф просто работает по старой схеме Эмброуза: идеальный город за Лунным озером, среди Изумрудного леса, – я заглянула Кимберли в глаза, пытаясь донести до нее свою мысль. – Полиция не зря сомневалась по поводу смерти «французов». Возможно, сомневается и сейчас, да только сказать не может. Мы не знаем, что ими движет, но оставить все вот так – неправильно.

Кимберли едва усмехнулась краешками губ.

– Я не говорила, что верю шерифу Хоуку. Я так же не утверждала, что буду сидеть сложа руки.

– …особенно, когда у тебя появился такой энергичный сотрудник, жадный до правды, – поддакнула Моника, кивнув на вялую Анну, которая тут же преобразилась, воинственно выровняв спину.

Кимберли небрежно кивнула и, воровато оглядевшись, сказала нам:

– Можно изложить нашу точку зрения анонимно – распечатать брошюрки, где мы прямиком укажем на то, что нас водят за нос. Как говорил Марк Твен? «Одурачить людей легче, чем убедить в том, что они одурачены». А Эмброуз уже повяз в смертях и лжи.

После слов «анонимно» и «не совсем законно», Анна смотрела на Кимберли влюбленными глазами, только прошептала:

– Продолжай…

– Приходи ко мне в воскресенье вечером, приступим к работе, – главный редактор школьной газеты коварно улыбнулась нам, закидывая на плечо сумочку, как бы намекая, что разговор окончен.

– Может, лучше сразу завтра?

– Нет, в субботу вечером у меня шугаринг зоны бикини, на который я хожу с бутылкой мартини. Так что до воскресенья, чао! – и, послав нам воздушный поцелуй, она слилась с толпой учеников, которые спешили на урок после только что прозвеневшего звонка.

– Блэк! Эй, Блэк!

Я повернулась на зов, с удивлением глядя на бегущего ко мне Адама Никсона.

Он сильно хромал, так как уже успел ушибить большой палец на правой ноге, запнувшись о свою левую ногу, когда бежал к медсестре за лейкопластырем, порезав палец точилкой. Каштановые волосы взъерошены, глаза навыкате – Адам, махая руками, приходил в себя, хватал ртом воздух и, казалось, вот-вот должен был рухнуть в обморок.

– Физкультпривет, – хмыкнула Моника. – Как твое ничего?

– Отравился вчера такос, – пожаловался Адам, после чего обратился ко мне. – Элисон, тебя вызывает к себе директор Вульф.

Мое лицо тут же в удивлении вытянулось.

– Меня?

– Ну да. Прямо сейчас.

– Но как же урок…

– Кому он нужен, – отмахнулся Адам и, со свойственной ему сексуальностью подмигнув Анне, был таков.

Девочки повернулись ко мне, их лица выражали беспокойство.

– Что ему может быть нужно от тебя? – ошарашенно спросила Кэтрин. – Ты набрала по геометрии больше баллов, чем позволено?

– Понятия не имею…

– Пойти с тобой? – спросила Моника, которую вызывали к директору куда чаще нас всех.

– Нет-нет, не стоит. Встретимся на обеде, в столовой, за нашим столиком.

Я старалась идти уверенно, спиной чувствуя тяжелые взгляды девочек.

После звонка коридоры школы вымирали. Стук моих каблуков эхом отбивался от стен. За окном шел непроглядный дождь, создавая невиданные ранее мною дневные сумерки. По позвоночнику прошелся холодок, появилось дикое желание оглянуться, но я знала правило: так ты обязательно увидишь то, чего нет. Ускорив шаг, через минуту я стучалась в кабинет директора, с трудом сдерживаясь, чтобы не ворваться без приглашения.

– Входите.

Директор Вульф сидел за своим столом, заполняя какие-то бумаги. Подняв голову, он радушно улыбнулся, кивнул на стул напротив.

– Здравствуй, Элисон, проходи, присаживайся.

В кабинете директора было комфортно, насколько это вообще возможно. В атмосфере любви к музыки и мятному чаю интуитивно понимаешь: здесь ты в полной безопасности.

Устроившись в мягком кресле, я поставила рюкзачок себе на колени, робко откашлялась и сказала:

– Если это как-то связано с проектом по истории для мистера Смита, то я все сдала еще в среду утром.

Директор Вульф посмотрел на меня в недоумении, потом весело улыбнулся, отложил бумаги в сторону и сказал:

– Мисс Блэк… Элисон. Насколько мне известно, проект нужно сдать до конца месяца, вы же единственная, кто уже передал его мистеру Смиту. Тут, наоборот, нужно сказать спасибо за то, что бережете нервы наших учителей. Вы здесь по совершенно другому поводу.

– Ммм, – только и смогла я выдавить, а директор Вульф, тяжело вздохнув, вдруг нахмурился, после чего сложил пальцы в замок перед собой и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Стоит признать, я никогда не делаю исключений для учеников, для меня вы все равны, возможно, именно поэтому я всегда чувствую поддержку от молодежи. Но, сбейся вы с пути, я бы непременно сделал исключение для вас, и, уверен, никто даже ничего не сказал бы мне по этому поводу. Однако вы очень ответственная ученица, я с гордостью наблюдаю за вашими стараниями и успехами. А это с учетом того, что вы пережили этим летом…

Директор Вульф замолчал, я тоже сидела тихо, лишь крепче вцепилась в свой рюкзак, а он тем временем продолжил:

– Трагичный инцидент с мисс Роуз шокирует не только последствиями, но и неоднозначностью. Сложно представить, как это переживают юные старшеклассницы, которые два года назад приняли новенькую в свою уже давно сформировавшуюся компанию. Видно, родство душ чувствуется сразу и непреклонно ведет к крепкой дружбе. Мне очень жаль, что мисс Роуз так рано ушла от нас по воле несчастного случая.

– Ее убили, – тихо, но четко промолвила я.

– Не нам это решать, – мягко сказал директор Вульф, – в любом случае результат один и тот же – мисс Роуз мертва, не отпраздновав даже своего шестнадцатилетия. Это ужасно, но тот факт, что вы все держитесь вместе, является для вас спасением. Особенно после того, как разбились ребята-«французы». Мне доподлинно известно, что вы как никогда сдружились в конце лета. И тут, спустя неделю после гибели мисс Роуз, такой беспрецедентный случай. Я слышу, как говорят, что это жертвоприношения Эмброузу. Но я знаю этот город. Даже для него это слишком. Парни, как и мисс Роуз, должны были сейчас сидеть на уроках, договариваясь с вами о планах на выходных. Возможно…

– К чему вы ведете? – бесцеремонно перебила я директора Вульфа.

Прозвучало резче и грубее, чем того требовала ситуация, но слушать дальше было выше моих сил. Я сжала губы, давя желание дать волю слезам. Директор Вульф снял очки, протер их и, нацепив снова, мирно сказал:

– К Лили Вайолет.

– Не совсем понимаю…

Я и впрямь совершенно не понимала, что происходит.

– Лили Вайолет – единственная, кто выжил в том несчастном случае с «французами». Все это время она лежала в интенсивной терапии под наблюдением врачей, оно и неудивительно – то, что она пережила, и то, в каком состоянии ее нашла полиция… вся в крови, пытавшаяся оказать своим друзьям первую помощь, хотя там одного взгляда даже самому неопытному человеку хватало, чтобы понять: пути назад нет. Она кричала и билась в истерике, в день похорон у нее произошел рецидив. Чего греха таить – родители Лили выглядят сейчас хуже, чем матери ребят на похоронах. Но на днях Лили стало лучше, ее состояние стабилизировалось, это позволило перевести мисс Вайолет в обычную палату. Возможно, про выписку говорить рано, но в связи со всеми обстоятельствами это не может не радовать.

– И радует! – выпалила я. Почему-то состоянием Лили я не особо интересовалась, знала, что она еще в больнице, но ведь и не задумывалась, каково ей должно быть сейчас.

– Так вот, для чего я вас, собственно, вызвал, – директор Вульф проникновенно заглянул мне чуть не в саму душу, – вы потеряли подругу. Но вы не одна. А у мисс Вайолет теперь никого. Зная, каково это – безвозвратно терять любимого человека, не могли бы вы помочь Лили справиться с ее горем?

Просьба директора Вульфа была самой что ни на есть искренней и правильной. Да только не все так гладко, как ему кажется.

– Понимаете, есть большая вероятность того, что Лили не оценит наш дружеский порыв помочь ей.

– Понимаю, – он серьезно кивнул, – мисс Вайолет никогда не отличалась легким нравом. Только спорт и ребята помогали ей совладать с собой. Но теперь у нее не осталось ничего, кроме параноидальной боязни высоты.

– Я согласна с вами. И мы с девочками поможем ей… постараемся. Завтра пойдем навестить ее в больницу. Это самое малое, что мы можем сделать.

Директор Вульф грустно мне улыбнулся, а я задала мучивший меня вопрос:

– Почему вы не вызвали нас всех? Почему именно меня?

– Уверен, мисс Блэк, вы единственная, кто в равной степени имеет влияние на всех своих подруг. И спасибо вам огромное. Мисс Перегрин я предупредил о вашем опоздании на урок. Если понадобится какая-либо помощь – вы знаете, где меня искать.

Я уже было собралась уходить, когда вдруг изучающе посмотрела на мистера Вульфа.

– Господин директор… могу ли я задать еще один вопрос?

– Слушаю? – вежливо отозвался он, а в глубине его черных глаз я разглядела любопытство.

– То, что вы сказали нам сегодня… вы сами в это верите? В то, что это несчастный случай? С Эмбер?

– Элисон…

– Я не утверждаю, что шериф Хоук давит на вас, но ведь полиция должна в любом случае проявить осторожность…

– Элисон! – директор Вульф спокойно поднял правую ладонь, приостанавливая поток моих слов, после чего как можно мягче сказал: – Мы должны доверять нашей полиции. Ведь не зря Эмброуз является самым безопасным городом на протяжении десятилетий… Понимаю ваш скепсис, – кивнул он, когда я, не сдержавшись, фыркнула, – но до этого сомневаться в их методах не приходилось.

Когда я была уже возле двери, директор Вульф напоследок сказал:

– И Элисон… береги себя.

* * *

– Ни за что! – замотала головой Моника, после чего вонзила вилку в оливку. – Лили нас ненавидит, Элисон, о чем ты только думала, когда обещала директору, что мы ее проведаем.

Дождь уже закончился, после обеда робкие лучи солнца пробивались сквозь серые грозовые тучи в окна столовой. Школьники Эмброуза громко переговаривались, шутили, и только за нашим столом обстановка была напряженной.

– Лили наконец перевели в обычную палату. Но, кажется, кроме родителей ее никто проведывать не будет.

– Сама виновата, – голос Моники казался непреклонным, – была бы в свое время проще, друзья бы сами по себе появились.

– Так и было, пока они не разбились. Две недели назад, помнишь? И как ей сейчас?

– В общем-то, да, – Моника сконфуженно опустила глаза в тарелку с греческим салатом, после чего упрямо сказала: – Но я все равно придерживаюсь мнения, что это не очень хорошая идея.

– А вот я думаю так, – Кэтрин захлопнула свою книгу по синкретизму, сделав закладку из пластинки с анальгином, – Лили – та еще гадина, конечно. Когда умерла Эмбер, она нам и слова соболезнования не сказала. Некультурно как-то. Но это не означает, что мы будем лучше, уподобляясь ей. Четыре лучших друга Лили разбились у нее на глазах. Будет не так уж сложно прийти к ней минут на десять, верно?

Мысленно облегченно вздохнув, я выразительно посмотрела на Монику, та в свою очередь, игнорируя мои взгляды, обратилась к Анне:

– Ньютон, ты что скажешь?

– Что в самом деле будет лучше сходить на выходных к Лили. Но я, как и Моника, считаю, что наши с ней отношения слишком натянуты. Очень удивлюсь, если Лили, даже будучи в самом несчастном расположении духа, оценит наш дружеский визит.

– Тогда зачем мучить самих себя?

– Давайте не забывать, она была лучшей подругой «французов». Добившись ее расположения, мы наверняка узнаем что-то важное про Эмбер.

– Мы воспользуемся Лили? – возмущенно спросила я под неодобрительное цоканье языка Кэтрин.

– Ситуацией, – уклончиво ответила Анна. Выглядела она неважно, синяки под глазами выдавали недосып, а посеревшие щеки делали вид еще более болезненным. Она лениво ковыряла ложкой йогурт, время от времени потирая виски.

– Анна, тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? Книга отца, школьная газета, постоянно пропадаешь в библиотеке. Место заучки уже занято Элисон, зачем тебе это?

– Все нормально. Так остается меньше время на разного рода раздумия. Ты ведь тоже не зря все свободное время проводишь в музыкалке, Моника.

Я невидящим взглядом уставилась за окно. Золотые листья, вальсируя, опадали на мокрую землю, тонули в лужах. Середина сентября, через месяц в это время мы будем готовиться к Хеллоуину. «Французы» всегда были душой таких праздников. Эмбер шила нам костюмы – ее прельщала карьера Джоан Флеминг^[1].

Я чертыхнулась – такие мысли по ночам и заводят меня в лабиринты кошмаров.

– Сходим к Лили в больницу завтра, – Моника провела тонкой ладошкой по волосам. – Узнаем что-то или нет, но наладить контакт постараемся. В конце концов, нет ничего хуже, чем остаться одной.

И я была с ней полностью согласна.

* * *

В субботу я проснулась, когда стрелки указывали на цифру восемь. Приняв душ, спустилась на кухню выпить чаю. Мама уже наслаждалась кофе.

– Думала, раньше обеда тебя не увижу, – сказала она, включив чайник. – Доброе утро.

– Доброе, – ответила я, уже полностью сосредоточившись на обложке газеты «Утро Эмброуза», лежащей на столешнице. Всю первую страницу занимало фото «французов», на котором они, дурачась, улыбались в объектив камеры. «Любимцы Эмброуза. Несчастный случай в результате опасной выходки».

– Не думаю, что тебе это стоит читать, – мама осторожно забрала газету, после чего сама задержала взгляд на фотографии, хмуро кого-то разглядывая: – Это Лили Вайолет с ребятами?

– Да… – я напряженно посмотрела на маму, ничего хорошего уже не ожидая. – А что?

– Могу ошибаться, но, кажется, она была у нас в «Безумном Роджере». Я еще спросила у Энди, совершеннолетняя ли она, он сказал, что проверил ее паспорт, все в порядке. Значит, документы поддельные были. Вот черт.

– Уверена, что это она? Лили уже две недели как лежит в больнице, ты ведь знаешь.

– Я знаю ее имя, но не имела четкого представления, как она выглядит. Но сути это не меняет, в нашем VIP-зале сидела именно Лили. И было это в ночь смерти Эмбер. Найти бы этого гада, который фальшивыми документами приторговывает…

Мама еще некоторое время рассуждала, что нужно делать с такими людьми, и стоит признать, фантазия у нее была дай боже. Я же не сводила взгляда с фото смеющейся Лили, думая, что хоть и небольшие, но явственные подозрения Моники касательно Лили и ее участия в смерти Эмбер будут аннулированы: находиться в двух местах одновременно невозможно. Интересно, стал бы тут со мной спорить Питер?

– Мам, – я взяла чашку с чаем и как можно более небрежно уточнила: – А с кем была в ту ночь Лили в «Безумном Роджере?»

– Я почем знаю? Только мельком видела ее в VIP-зале. Говорю же, Энди занимался гостями в тот день.

Почему-то складывающаяся ситуация мне отнюдь не нравилась. Казалось бы, ничего такого особенного, но на душе кошки скребутся, как говорится. А паранойю от предчувствия я еще в состоянии отличить. В какой момент все в Эмброузе стали так странно себя вести?

* * *

– Мы же не будем ей брать шарики с надписью «Выздоравливай скорее, любимая подружка»? – спросила Моника, когда около полудня мы встретились у главного входа в больницу.

Когда я была здесь с Кэтрин в последний раз, «французы» были еще живы. И мне снова захотелось повернуть время вспять.

– Нет, цветов будет достаточно, – Анна продемонстрировала милую корзинку с голубыми фиалками, после чего уверенно пошла вперед. Переглянувшись, мы последовали за ней.

Как и в прошлый визит, атмосфера больницы подавляла. Людей было мало, создавалось впечатление, что они совершили массовый побег.

На рецепции сонная дежурная равнодушно сообщила, что Лили Вайолет находится в палате 13.

– Чертова дюжина. Совпадение? – бурчала Моника, когда мы шли по коридору, высматривая цифры над многочисленными дверями.

Найдя нужные, в некоей нерешительности начали играть в гляделки, не понимая, что делать дальше. Закатив глаза, Анна прошла вперед и, прижав корзинку с фиалками к груди, аккуратно постучала. Не дожидаясь ответа, зашла внутрь. Мы плелись следом.

Лили лежала на больничной кровати и при виде нас спрятала руки под одеяло, только после этого позволив себе удивиться. За время пребывания в интенсивной терапии она похудела килограммов на пять, что было пагубно при ее росте и привычном весе. Неизменный тугой конский хвост, но полное отсутствие косметики выдавали ее истинный возраст семнадцатилетки. В целом, привычной заносчивости на лице ее не было, и с учетом всего того тотального ужаса, через который она прошла, Лили выглядела сносно.

– Привет, – Анна кивнула на корзинку с цветами, поставив ее на подоконник, – не всеми любимая в нашем городе сирень, но тоже ничего.

Лили медленно втянула через нос воздух, после чего выдохнула и сказала:

– Спасибо.

Наш приход не сбивал ее с толку, хотя по каменному выражению лица вообще было тяжело что-либо прочесть.

– Моя мама сказала, что тебя могут выпустить на следующей неделе, – произнесла Кэтрин, пытаясь заполнить тишину в палате.

– Выпустить! – криво усмехнулась Лили. – Я вроде не в психушке.

– Да брось ты, Лили, – Моники надолго не хвалило, – мы пришли проведать тебя, не время для сарказма.

– Проведать? – брови Лили взметнулись вверх. – Не для того, чтобы выведать, как же так получилось, что парни разбились, а я жива?

– Мы соврем, если скажем, что нас это не интересует, – примирительно сказала Анна, – но мы могли это сделать и в школе. Мы же пришли, потому что знаем, как были важны для тебя ребята.

– О да, – хохотнула Лили, – вот только выжила я: божий замысел или уступка дьявола? Сама задаюсь этим вопросом. Ребята были намного профессиональней меня в плане руфинга. А теперь они мертвы. Кто бы мог подумать, верно?

– Вспомни слова Питера, – Моника медленно пожала плечами. – Ни подумать, ни предугадать мы не могли. Ни с Эмбер, ни с мальчиками…

По шее Лили прямо на наших глазах начали образовываеться красные пятна, она подалась вперед и гневно прошипела, обводя нас бешеным взглядом:

– Зачем предугадывать? Вы ведь такие же гнилые, как Эмбер. Думали увести у меня друзей, мерзко собирались обливать меня грязью, лишь бы я вылетела из их компании! У Роуз, считай, получилось положить начало: и с Дэвидом начала встречаться, и к Питеру подлизывалась с глупой книженцией! Так бы и с остальными подружилась… потом вы бы просто подговорили мальчиков против меня… О, а сейчас вы пришли якобы меня проведать, поддержать, когда я осталась одна? Ведь ситуации так похожи, вы потеряли подругу, я – друзей, – тут глаза Лили налились кровью, – да только что там ваша жалкая подстилка Эмбер по сравнению с моим мальчиками! А теперь выметайтесь!

У Лили началась форменная истерика, она орала на нас, указывая руками на выход, а мне все равно вдруг стало безумно ее жаль. Как-то не вязалась девушка, которая трепетно любила ребят, с той, что с ненавистью прогоняла нас.

– Пошли, – Моника взяла меня под локоть и потащила к выходу.

Уже в коридоре мы пересеклись с медсестрами, которые бежали в палату к Лили, и я в панике стала молиться, чтобы мы не сделали ей хуже.

Мы вышли в туман и, кутаясь в ветровки, направились в «Бетти Буп». Лицо Моники кричало «я же говорила», но вслух она ничего не сказала, только принялась сердито пинать по дорожке каштан.

– Это было… – Кэтрин замотала головой, не в силах подобрать слова.

– Ужасно! – подхватила Моника. – Словно помои на голову вылили.

– Думаю, мы оттянули ее выписку на некоторое время, – сокрушалась я, вспоминая увиденную истерику. – Директор Вульф так надеялся на нас.

– Не о том ты думаешь, – взглянула на меня исподлобья Анна. – Заметили порезы на правой руке Лили?

– Она все время держала руки под одеялом, – неуверенно протянула Кэтрин.

Я только пожала плечами, зато Моника утвердительно кивнула:

– Скорее царапины. Почти зажившие. И знаете что, простите, друзья, но интриги не будет, за всеми бедами стоит Лили. Уж с Эмбер так точно. Как выпишут ее из больницы, так она и до нас доберется.

– Сомневаюсь, что мы можем свалить убийство на Лили, отталкиваясь от ее неприязни к нам, – я посмотрела в тусклые глаза девочек и пересказала утренний диалог с мамой. После этого они выглядели еще больше озадаченными.

– То есть Лили вместо крутой школьной вечеринки ошивалась в «Безумном Роджере»? – недоверчиво переспросила Кэтрин.

– Не для всех предел мечтаний попасть на тусовку к О’Нилу.

– С кем могла встречаться старшеклассница в ночном баре среди ночи? – Анна изнывала от любопытства.

– Еще с одним альфа-самцом?

– Можно было бы так подумать, не будь она по уши влюблена во Фреда. А тут она ради встречи с неизвестным даже не пошла на вечеринку, чтобы контролировать каждое движение Фреда.

– Тогда с кем?

– А чего гадать? – внезапно улыбнулась я. – Если можно спросить? Энди сегодня на работе.

– Отличная идея! Кстати, вам не показалась тирада Лили касательно нас немного странной?

– Лили не в себе, не стоит принимать все, что она говорила, всерьез. Более того, она дала нам ответ на вопрос, который мы не задавали.

Мы в немом удивлении повернулись к Анне, она хмыкнула:

– «Квантовый номер» Джима Уолтера, книга, которую Эмбер целое лето таскала из библиотеки. Никакого заговора, обычное совпадение. Видно, она просто пыталась наладить контакт с Питером, выбрав самое легкое чтиво о физике. А вы уже понавыдумывали.

Все во мне воспротивилось ее словам, в то время как Моника продолжала причитать:

– Но ведь должна существовать адекватная причина ее ненависти к нам!

– И она есть на самом деле, – Анна приобняла Монику. – Это чувства Фреда к тебе. Нет никого страшнее отвергнутой девушки, ты же знаешь. А негативных чувств Лили хватает на нас всех сразу.

Моника только тоскливо возвела глаза к небу, я взяла ее за руку, и мы свернули к «Бетти Буп».

* * *

Ближе к вечеру сквозь пелену тумана можно было рассмотреть лишь смутные очертания Эмброуза. Идти в «Безумный Роджер» всей толпой мы посчитали глупым, поэтому разделились: мы с Анной собирались поговорить с Энди, а Моника и Кэтрин должны были ждать нас в цветочном магазине напротив. Правда, как бывает, в последний момент все переигралось – Кэтрин сказала, что ей срочно нужно домой. Учитывая, что ее настроение таяло на глазах и вскоре она напоминала меланхолическое привидение на фоне молочной мглы, отпускать ее никуда не хотелось.

– Я в порядке, – отрешенно повторяла Кэтрин, – извините, просто на самом деле неважно себя чувствую.

– У тебя что-то болит? – озабоченно спросила Моника.

– Душа, – ухмыльнулась Кэтрин, – обязательно расскажите потом, что вам удастся выведать.

Понуро обняв каждую из нас, она на самом деле ушла.

– Позвони, как доберешься домой, – крикнула ей вслед Моника, – ох, как мне это не нравится.

– Ты же знаешь Кэтрин, такие перепады настроения – для нее норма, – сказала я, непонятно кого пытаясь успокоить.

В итоге мы пошли втроем.

«Безумный Роджер» был уже открыт, галогенная вывеска в виде культового кролика в алом комбинезоне освещала улицу, поглощая желтоватый свет фонарей. Атмосфера навевала мысли о каком-нибудь кабаре на задворках Парижа. У входа огонек чьей-то сигареты плавно двигался в такт музыке, доносящейся из бара. Значит, сегодня выступает Джессика и к полуночи здесь будет яблоку негде упасть.

– Так-так-так, – прокуренным голосом протянула девушка, завидев нас, – малышка Элисон. Мама наверняка не в курсе, где ты сейчас?

Джессика насмешливо зацокала языком, но я слишком хорошо ее знала, поэтому не переживала.

– Какая ты хорошенькая, господи, – девушка стряхнула пепел, легонько постучав по сигарете длинными красными ногтями, такими острыми, что они казались идеальным оружием для вспарывания вен – но, думаю, петь не умеешь, а то в связи с последними событиями, уже пела бы у нас о большой несчастной любви, отбив у меня всю публику.

– Мама не одобрила бы мою карьеру в «Роджере».

– А я смотрю, ты прям все делаешь, как она велит, – зеленые глаза под тяжелыми веками хитро блеснули.

На самом деле девушку зовут Рита, по воле судьбы она является ожившей копией жены кролика Роджера: шикарные аппетитные формы, пухлые губы, огненно-рыжие волосы, хриплый низкий голос. Она стала победной находкой мамы три года назад. Взяв псевдоним Джессика Рэббит, Рита с оглушительным успехом выступала на сцене – исполняла джазовые композиции, подобно своему прототипу в клубе «Чернила и Краски». Но все это лишь сценический образ, который Рита оставляет в «Безумном Роджере». В жизни она веселая девушка, которая просто любит фильмы Земекиса.

– Мне нужно поговорить с Энди, – без обиняков сказала я.

– Мне тоже, – Рита в образе Джессики потушила сигарету о подошву своих босоножек, показав при этом чулки до бедра на бесконечных ногах, – но он занят, обхаживает новую официантку.

– Нам срочно.

– Найдете его там, где новенькая, – и по привычке обольстительно поправив волну рыжих локонов, Джессика собралась скрыться в баре.

– Как она хоть выглядит? – возможно, в тот миг я была похожа на медиума, раз мне не удосужились объяснить элементарное.

– Ооо, – Джессика коварно улыбнулась, – эту новенькую ты заметишь сразу.

Нам ничего не оставалось, как зайти за ней следом. Стоило провернуть все быстро, пересекаться с мамой совершенно не хотелось. Моника и Кэтрин были в «Безумном Роджере» впервые и с любопытством оглядывались.

Сцена утопала в пурпурных тонах, черный рояль величественно возвышался над публикой, многочисленные столики переливались золотыми шелковыми скатертями, а на них в фигурных вазах стояли кроваво-красные розы с короткими стеблями. Барная стойка располагалась слева, лампы цвета фуксии оживляли мультяшные рисунки кролика Роджера. А ведь раньше основными гостями этого заведения были клопы, благо, что музыка всем дарит второй шанс.

Девочки осматривались, а я лихорадочно искала взглядом Энди, пока он сам внезапно не возник перед нами с новой официанткой, и я поняла, почему Джессика уверяла, что я сразу ее замечу.

Девушка была редкой красоты. Холодные синие глаза с приподнятыми уголками пронизывающе смотрели из-под длинных пушистых ресниц, иссиня-черные, блестящие волосы струились до тонкой талии. Она была похожа на кошку – грациозная и изящная. Тонкий нос с острым кончиком, усеянный веснушками, смягчал некую дерзость, кожа была фарфоровой, лицо – самим совершенством с пропорциями золотого сечения. Из косметики она использовала только вишневого цвета помаду, нанеся ее на пухлые губы формы сердца. Казалось поразительным, что девушка ее внешности разносит в баре напитки гостям. Но работа мамы научила меня тому, что жизнь может распределять людей довольно странным образом. Девочки при виде ее с придыханием замерли рядом со мной.

– Элисон? – изумлению Энди, казалось, не было предела.

Девушка тут же ретировалась, облегченно вздохнув. Парень проводил ее тоскливым взглядом.

– Привет, – поздоровалась я, представляя, как нелепо мы смотримся в неонуарном баре.

– Привет, – Энди продолжал удивленно хлопать глазами, – а твоя мама позже придет.

– Знаю. Я пришла к тебе.

Казалось, еще чуть-чуть и его челюсть с грохотом упадет на пол, как в мультиках про Багз Банни.

– Ко мне? – неуверенно переспросил он.

– Да. Я хочу поговорить с тобой об этой девушке, – я сунула Энди под нос заранее открытую страничку Лили в Инстаграм.

– А твоя мама?.. – начал было он, но Моника его тут же перебила:

– А ее маме незачем знать, что ты эту девицу без паспорта пропустил.

– У нее был паспорт, – запротестовал Энди, но испуганное лицо выдавало какую-то вину.

– Ага, и ты вот так просто ее пропустил, наверняка зная, что она школьница? Тебе самому-то сколько? Двадцать один? Двадцать два? Думаю, если проверить, ты подписан на нее в Инстаграм, а это прямое доказательство того, что ты был осведомлен о ее возрасте. Сколько же она тебе доплатила?

– Да ничего она не платила… ладно-ладно, – ощетинился Энди, при этом боязливо и беспомощно оглядываясь, – давайте сядем сюда и спокойно поговорим.

Он указал на столик в углу, стоящий за бордовой ширмой так, что гость видит абсолютно все происходящее в зале, а вот сам остается инкогнито. Это место обычно выбирают богачи Эмброуза, приходящие с любовницами.

– Откуда ты это узнала? – шепотом спросила я Монику, пока мы втроем садились напротив Энди.

– Наугад сказала, уж не думала, что тактика «пальцем в небо» сработает. Но ведь надо же его как-то разговорить.

Я с уважением ей кивнула, а Энди тем временем уселся напротив нас и жалобно свел густые брови у переносицы.

– Элисон, я надеюсь, ты не станешь стучать на меня маме?

– Какое некрасивое предположение, – сморщила нос Моника, – нам только нужно знать, сколько раз и с кем она здесь была.

– И по возможности, зачем, а также о чем разговаривала, – важно добавила Анна, а я только грозно кивнула.

– Ну, – Энди тряхнул своими вьющимися волосами, о каких мечтает любой уважающий себя хиппи, – приходила раза два, наверное. Один раз совсем недавно, перед тем, как попала в больницу после того, как ее друзья разбились. А первый… ну, – он замялся, – в ту ночь, когда твою подружку убили или что там случилось. Сирены полицейских машин и скорой тогда даже Джессику переорали. А через полчаса твоей маме позвонили, она сказала мне закрыть бар и сорвалась к тебе. А Лили – так ее зовут? – ушла сразу после этого.

– Она была обеспокоена? Как-то нервничала? – я хотела выжать из Энди максимум, если уж мы здесь.

– Да. Не знаю. Нет, – уверенно отвечал Энди, после чего ругнулся, и сказал: – По ее лицу вообще редко можно что-то понять. Кроме вечного недовольства.

– Хорошо, – Анна потерла виски, – а с кем она была?

– Это Ребекку спросить надо, она ее столиком занималась, я только… решил проблему с паспортом.

– Что за Ребекка? Мы можем с ней поговорить?

Простодушное лицо Энди сделалось мечтательным, он сказал:

– Сейчас приведу.

Как только его высокая фигура скрылась за ширмой, Моника повернулась ко мне.

– Как твоя мама его здесь держит?

– Он может все: вести бухгалтерию, работать с посетителями, пинка под зад особо крутым дать, благо имеет черный пояс по карате, ты на его субтильное тельце внимания не обращай. Энди вообще хороший парень, а по поводу того, что Лили ему понравилась, парня можно даже пожалеть.

Девочки не смогли не согласиться.

– Ну, я тогда пойду? – услышали мы заискивающий голос Энди. С ним за ширму зашла та самая черноволосая красотка.

– Ступай, – благодушно махнула Моника.

Девушка, заинтересованно глядя на нас, села на место Энди. Вблизи она оказалась еще красивее, только теперь был заметен тонкий шрам поперек правой брови.

– Ты, должно быть, Элисон, дочь мисс Блэк, – тонким голосом произнесла девушка, глядя при этом на Монику.

– Эм, нет, – сконфуженно посмотрев на меня, сказала подружка.

– Это я Элисон. А это Моника и Анна.

– Что ж, прости, Элисон. Меня зовут Ребекка. Я у вас совсем недавно, – тут она снова обратилась к Монике, – извини, мы с тобой нигде раньше не пересекались?

– Если ты не из Эмброуза, то вряд ли. Я бы тебя точно запомнила.

– Странно. – Ребекка задержала взгляд на Монике, после чего мило улыбнувшись, пояснила: – Я из штата Теннеси, в вашем городе относительно недавно. Никого толком не знаю, но, так как надолго задерживаться не собираюсь, по этому поводу не переживаю. Твоя мама – очень добрый человек, Элисон. Энди сказал, вам нужна помощь. Я вся внимание.

– Да, – Анна прокашлялась и показала Ребекке фото Лили, – Энди сказал, ты обслуживала столик этой девушки.

– Да, два раза. Стерва еще та.

– Вы поссорились?

– Нет, что вы. Приняла заказ, принесла-отнесла. Это по лицу видно и по энергетике чувствуется. Но я видела и похлеще ее, – тут Ребекка широко улыбнулась, а в бездонной синеве глаз проявилась горечь. Что-то мне подсказывало, это девушка с богатым жизненным багажом, по большей части печальным.

– С кем она была?

Ребекка уже открыла рот ответить Анне, как тут же его закрыла, пораженно нахмурившись.

– Ребекка?..

– Я… я не помню, – в голосе девушке слышался шок.

– Здесь бывает очень много людей, – пожала я плечами, хоть и чувствовала некую досаду.

– Да, но у меня исключительная память на лица, – возмущенно злилась она сама на себя, после чего затихла, задумавшись.

Мы тоже сидели, не шевелясь, я даже задержала дыхание, боясь сбить ее с мысли.

– В первый раз она пришла в день убийства девушки, Эмбер. Мне Энди рассказал. Соболезную вам.

– Спасибо.

– Пришла около одиннадцати вечера. Заказала безалкогольный «Космополитен». На вид – типичная богатая сучка. Вскоре к ней присоединился мужчина. Каким-то диким образом я совершенно не помню его лица. Только расплывчатое пятно вместо головы. – Ребекка сильно прикусила пухлую губу, я испугалась, она закровоточит. – Как же так… помню только его бежевый плащ. Странный выбор летом, но с вашей погодой идеальный вариант. Так вот. Бежевое пальто. И шесть черных пуговиц.

Я посмотрела на Анну, цвет лица который был близок к могильному.

– Ты в порядке? – Ребекка обеспокоенно посмотрела на Анну.

– Да. Продолжай.

– Так вот. Он подсел к ней, заказал стакан двойного виски Single Grain. Они говорили долго, когда точно ушли, я не заметила. Только увидела освободившийся столик. Деньги за счет так на нем и лежали. Чаевые впечатлили. Очень.

– Ты случайно не слышала, о чем они говорили? Когда проходила мимо или типа того? – бледными губами спросила Анна.

– Нет, – Ребекка категорически замотала головой, – ни в первый раз, ниво второй.

– Когда они пришли в следующий раз?

– Недели две назад. Заказ все тот же. Но в тот раз с ними была еще какая-то девушка. Энди удивился, что тоже не местная. О чем говорили, когда ушли – не знаю, все по той же схеме.

– А как хотя бы эта девушка была одета?

– Простите. Не помню. Я вам хоть как-то помогла? – спросила Ребекка, глядя на наши, должно быть, не сильно веселые лица.

– Конечно, – я с благодарностью ей улыбнулась, – но… не могла бы ты оставить наш разговор в тайне?

Ребекка встала и едва улыбнулась.

– Твоей маме ни слова. Энди тоже будет молчать. Но это не означает, что мисс Блэк не узнает о вашем приходе.

После чего вышла за ширму, оставив после себя едва ощутимый запах сирени.

– Вашу мать, – Моника выругалась, – Анна, этот Бежевый плащ… это тот, который работает на «Красный маяк» и приходил к твоему отцу и дедушке Питера?

Я зажмурилась, моля, чтобы Анна ответила отрицательно, хотя уже понимала, к чему это ведет.

– Думаю, это он. Уверена, – голубые глаза Анны наполнились острым страхом.

Я не хотела обесценивать ее чувства, но решила размышлять трезво.

– Давайте не будем бездумно верить городским легендам. Анна, не поддавайся детским страхам…

Анна чуть не в бешенстве посмотрела на меня.

– Городские легенды? Детские страхи? Человек в бежевом плаще реален, он как-то связан с Лили, она с «французами», а они с Эмбер. Родители Брайана с конвертом «Красного маяка», ЧП с пожаром семнадцать лет назад, несчастный случай с «французами», якобы случайно погибшая Эмбер, – Анна нервно вздохнула, – все это ведет от «Красного маяка» к нам.

– Может, давай не будем все валить в одну кучу, – сказала Моника, но, кажется, она это делала только для того, чтобы успокоить Анну, ведь сама тоже выглядела слегка напуганной.

– Знаете что, у меня есть кое-какие предположения, – Анна будто не слышала Монику, ее поведение вызывало тревогу, – только об этом позже. Да, не сейчас. Некоторые вещи нужно перепроверить.

Провожаемые взглядами Энди, Джессики и Ребекки, мы вышли из «Безумного Роджера», людей пока не было, но рисковать не хотелось.

Холодный туман пробирал до самых костей и на обратном пути мы с девочками прижавшись друг к другу, спешили домой. Сгущающиеся сумерки осени затемняли деревья, на ветках сидели и каркали вороны, они, следуя за нами, перелетали от одного дуба к другому. Как говорят? «Если у тебя нет паранойи, это не значит, что за тобой никто не следит».

– Я могу найти оправдание всему, уж поверьте, – Моника грела мою руку в своем кармане, от нее по-родному пахло корицей, – но хоть убейте, не могу понять, как сложилось так, что «французы» дружили с Лили?

– И не такое бывает, – я поежилась, – чувствую, нам никто не поверит, что лучшая подруга всеобщих любимцев – мини-сатана. Да и вспомните ее с «французами». Скрытная девушка с непростым характером, готовая ради друзей и в огонь, и в воду.

– Но как оказалось, не в пропасть.

– Мы не знаем, что там произошло. Про Эмбер тоже могут много чего выдумывать, обвиняя нас.

– Что-то я такого еще не слышала.

– Но ты-то можешь узнать? – Анна заговорила впервые с того момента, как мы покинули «Безумный Роджер». – Залезть в почту родителей, проверить письма. Может, кто-то снабжает их информацией о несчастном случае с «французами».

– Не знаю, насчет Эмбер они были в курсе, так как мое имя фигурировало в деле об убийстве. Такое впечатление, будто мне в самом деле нужно кого-то убить, чтобы привлечь хоть какое-то их внимание.

– Все так плохо?

– Как обычно. Я хорошо учусь, с отличием занимаюсь в музыкальной школе. Но меня для них не существует. А вот если я не выброшу чайный пакетик, то все, финиш.

– Чаще ночуй у меня, мы с мамой всегда тебе рады.

– Да я бы уже съехала от родителей, только правила их дома гласят, что я должна быть всегда рядом, им нужна пятая стенка под крышей, – выразительные глаза Моники грустно нам улыбались.

Когда ей было восемь, она самостоятельно сшила отцу на день рождения белого кролика, исколов себе все пальцы. С детской гордостью она вручила такой важный для нее подарок папе в знаменательный день, на что тот равнодушно сказал, держа самодельную игрушку:

– Уши разные.

После этого Моника весь день проревела в моей комнате, а белый кролик отправился в одну из многочисленных картонных коробок на чердаке их дома. Я успокаивала Монику как могла, но в тот день черноволосая девчушка стала жестче, чем полагалось в ее возрасте. Историй, подобных этой, не сосчитать. Возможно, именно поэтому она так мечтает покинуть родной город.

Когда мы дошли до дома Моники, на чернильном небосводе засверкали первые звезды, напомнив огонек сигареты Джессики. Анну от меня должна была забрать миссис Ньютон.

– Может, останешься у нас? – спросила я остановившуюся на крыльце Монику.

– Нет. Прибережем наши силы для этой суки Лили.

– Моника, – возмущенно воскликнула миссис Джонс через дверь.

– Прости, мам. Для этой самки кобеля.

Развеселившаяся Моника подмигнула нам и зашла в дом.

– В самом деле, славно, что она больше не зависит так от их внимания.

Я кивнула, взяла Анну под руку, и так мы пошли к моему дому. У тротуара напротив входной двери стояла «Ауди» миссис Ньютон.

– Анна, прошу тебя, не зацикливайся на теории заговора в Эмброузе, – я сжимала холодные ладони подруги, надеясь быть услышанной.

– Нам всем просто нужно успокоиться, сегодняшний день был непростым, – ответила она, потом чмокнула меня в щеку и пошла к машине. – Я, наверное, заеду к Кэтрин. Хоть она и прислала Монике сообщение, что уже дома, за ней глаз да глаз нужен.

– Как и за всеми нами, – развела я руками.

Анна села в машину, миссис Ньютон мигнула мне фарами, и они скрылись в ночи.

Мамы дома не было. Взяв из холодильника вишневую колу, я оперлась о столешницу и, потягивая свою любимую газировку, отрешенным взглядом смотрела в окно. Мне предстоял очередной вечер, когда я, наблюдая за золотыми перышками ловца снов над кроватью, буду думать об Алексе, о том, как бы развивались сейчас наши с ним отношения. Я понимала, как раз об этом предупреждала мама и именно этого не хочет для меня миссис Картер, но воображаемые отношения с Алексом помогали мне держать лицо, когда речь заходила о недавних смертях в Эмброузе. Я построила свой маленький идеальный мир, где Эмбер дает мне советы касаемо Алекса, а «французы» не позволяют унывать, когда в школе завал с уроками. Утром следующего дня я всегда клялась себе прекратить это безумие, но уже перед сном невзначай забывала о данном обещании.

Загремел ключ в замке, из гостиной донесся звук шагов, и вот уже мама в черном пальто нараспашку заходит в кухню, а ее лицо не предвещает ничего хорошего.

– Ты чего это там себе надумала, – вместо приветствия сказала она, – что ты Дана Скалли?

– Скорее агент Купер, – ляпнула я и вжала голову в плечи, когда мама бросила сумку на кухонный стол, после чего грозно поинтересовалась:

– Это что за игры в Ненси Дрю? Приходя ко мне на работу и расспрашивая моих сотрудников, ты в первую очередь выставляешь на посмешище себя саму.

Ясно, нас кто-то благополучно сдал. Но кто? Энди не рискнул бы, Джессике плевать на всех и вся, неужели Ребекка? Она показалась мне милой девушкой. Или нас заметил кто-то, на кого не обратили внимания мы?

– Не переживай, Элисон, никто мне ничего не говорил, я сомневаюсь, что кто-то принял вашу игру в детективов всерьез, – мама словно читала мои мысли.

– Тогда почему ты так это воспринимаешь?

Она яростно расправила плечи, я засомневалась, что мне вообще стоит открывать рот.

– Потому что ваше поведение – типичная глупость малолетних максималистов. А про возможные последствия, конечно, никто не думает?

– Ты что, подслушивала нас? – Я сама не заметила, как повысила голос, но мама, наоборот, успокоившись, сложила руки на груди и спокойно продолжила:

– Мне не нужно вас подслушивать, чтобы знать, о чем вы разговариваете. Я тоже была подростком. – Мама подошла ко мне поближе, грустно качая головой. – То, что вы делаете, очень опасно. После двух убийств у вас должно хватать мозгов не лезть туда, куда не просят.

Я в растерянности отступила от нее на шаг, после, собрав эмоции в кулак, переспросила:

– После двух… убийств?

Мама прикусила губу.

– Для красного словца сказано…

– Ты врешь, – я смотрела на маму широко распахнутыми глазами и кончики моих пальцев похолодели.

Мама только что подтвердила то, в чем я малодушно решила сомневаться, пока у нас с девочками не будет больше доказательств.

– Я… ладно, присядь.

Мама опустилась на ближайший стул, я, не сводя с нее глаз, села напротив.

– Думаю, я имею право знать, что произошло на самом деле.

– В том-то и деле, что ничего не ясно, – на смуглом лице мамы застыло горькое сожаление о сказанном, но назад пути уже не было, – шериф Хоук признал смерть «французов» несчастным случаем, вот только вначале… у полиции были сомнения.

Мама еще раз тоскливо вздохнула, видимо, коря себя за то, что не уследила, кому и что говорит, однако тихо продолжила объяснять:

– Ребята взбирались на Безымянное здание следом за Лили. В какой-то момент по неясной причине Дэвид сорвался, сбив по пути Алекса, Фреда и Питера. Полиция обследовала указанное Лили место, где это произошло: весь тот участок, по которому они поднимались, от земли до самого верхнего кирпичика, был в нормальном, а для такого аварийного здания – даже в хорошем состоянии. Для «французов» с их опытом и навыками в руфинге, это было вообще самым что ни есть безопасным ходом. Но… они сорвались. Тут-то полиция придала большее значение тому, что Лили сказала, когда ее только нашли возле парней, хотя ее слова сочли шоком и бредом.

– Что она говорила?

– Лили повторяла, что этого не может быть… разговаривала сама с собой, спрашивая, почему именно она. Лепетала что-то вроде «их убили прямо на моих глазах» и «он говорил мне правду». Она выглядела помешанной. Потом ее допросили еще раз, уже в больнице. Лили отказывалась от своих слов, ссылаясь на невменяемое состояние, но на правой руке у нее обнаружили кровавые ссадины, ее здорово поцарапали. Лили утверждает, что накануне сама нечаянно поранилась. Шериф Хоук собрался открывать новое дело, но по компьютеру пришел факс, после прочтения которого все свели к несчастному случаю. Как и дело Эмбер.

– Это просто невероятно. – Мое сердце ускорило ритм, щеки запылали, при этом в комнате как будто похолодало.

«Мы не поверили своим глазам».

– Кого же или что они там увидели?

– Одному богу известно. И самой Лили.

– Откуда ты все знаешь? – внезапно спросила я, хотя в моей голове, подобно пчелам, роились сотни других разнообразных вопросов.

– Эрик… мистер Роуз рассказал.

– Не знала, что он продолжает следить за жизнью в Эмброузе. И тем более, что вы продолжаете общаться.

– Мистер Роуз, как и я, переживает по поводу происходящего в городе. И за вас тоже. Поэтому, раз уж я тебе рассказала то, чего не следовало, и не оставляю под домашним арестом за твои действия у меня за спиной, можешь ли ты пообещать, Элисон, что не будешь дальше лезть куда не следует?

Я угрюмо отвела взгляд.

– Спасибо, хоть не врешь. – Мама встала, захватив свою сумочку. – В таком случае, если еще раз узнаю, что ты занимаешься тем, что является делом полиции, будешь наказана так, что даже миссис Джонс впечатлится. Ради твоего же блага.

«Ради твоего же блага» – фыркнула я про себя, понимая, что мама права. Руки чесались позвонить девочкам и рассказать о разговоре, да только теперь я зареклась даже шепотом обсуждать дома что-либо связанное со странностями Эмброуза.

* * *

Поговорить с девочками получилось только в обед понедельника, в школьной столовой. Весь день воскресенья я под подозрительным взглядом мамы сидела и учила уроки, с трудом сосредотачиваясь даже на написании даты, а вечером, перед тем как мама ушла на работу, меня позвала в гости миссис Картер, и я просто не смогла отказать. Оставалось только найти нужный момент, но, как оказалось, это было не так просто.

– Кэтрин, не хочешь поделиться с нами, чем занималась все выходные? – мило поинтересовалась Анна, и это прозвучало так, будто Кэтрин продавала органы наших одноклассников на черном рынке.

– Мне нечего скрывать, я открытая книга.

– Ага, по психическим расстройствам, – хмыкнула Моника, намазывая тосты своим любимым шоколадным кремом.

– Я отдыхала, – засопела Кэтрин, с независимым видом допивая яблочный сок.

– Да уж, твое времяпровождение с Джеком по-другому никак нельзя назвать, – забросила удочку Анна, и мы с Моникой тут же на нее клюнули.

– Джек? Что за Джек?

Так как Кэтрин явно не собиралась отвечать, вместо нее впряглась Анна:

– «Дэниэлс».

Не веря своим ушам, я, помрачнев, сосредоточилась на Кэтрин:

– Кэтрин, ты что, пила?

– В то время, когда мы шли в «Безумный Роджерс» узнавать, что за дерьмо происходит вокруг нас?

– И тогда, и на следующий день, – Анну не смущал надутый вид Кэтрин.

– Кажется, ты обещала никому не говорить, но что там дружба по сравнению с любовью к драмам, да?

– И я бы промолчала, да только ты ведь и в воскресенье продолжила свою частную вечеринку.

– Охренеть, – Моника возмущенно жевала тосты, – Кэтрин, ты просто кинула меня в выходной вечер. Элисон пошла к миссис Картер, Анна была у Кимберли…

– Да у меня просто крышу сносит, – сорвалась Кэтрин на крик, после чего, в досаде посмотрев на нас зелеными глазами, в бессилии запустила пальцы в платиновые волосы. – Я не знаю, как вы абстрагируетесь, как спите по ночам, но у меня быть такой же непринужденной не получается. Сначала убийство Эмбер, потом смерть «французов». А глаза Лили? Вы помните глаза Лили?.. С какой ненавистью она на нас тогда смотрела…

– Но, Кэтрин, решать проблемы с помощью украденной у отца бутылки виски…

– Я вас услышала. Нужно переходить на джин… шучу!

Моника и Анна, казалось, готовы были надавать ей неслабых тумаков, и я поняла, что вот он, подходящий момент.

– Надеюсь, Кэтрин не уйдет в запой после моих новостей…

Я пересказала разговор с мамой, сразу озвучив свои догадки на сей счет. Девочки слушали внимательно, я ожидала, что в конце они наперебой будут высказывать свое мнение, на что услышала только усталое замечание Кэтрин:

– Все чуднее и чуднее.

– Это все, что вы можете сказать?

– Похождения Лили в «Безумный Роджер», ее встречи с тем человеком… – Анна лихорадочно захрустела пальцами. – Что, если это был сговор против «французов»? Лили их убила, столкнув с Безымянного здания, а кто-то из парней случайно ее при этом поцарапал?

– Вы, кажется, забыли, – Кэтрин упрямо мотнула головой, – у Лили нервный срыв. И она не притворяется, такие эмоции не сыграешь, вы же сами ее видели.

Мы нехотя согласились.

– В таком случае… Они кого-то увидели, это шокировало их настолько, что «французы» сорвались. «Мы не поверили своим глазам», помните?

– А вам не кажется странным, что Лили ходила на встречу с Бежевым плащом в те дни, когда убили Эмбер и когда «французы» собирались взбираться на Безымянное здание? – Анна понизила голос. – Мы не знаем, в какой день все пошло не так, но видим, что это ведет к «Красному маяку». Этот проект, судя по тому, что нам известно, имеет самое большое влияние на Эмброуз. Просто проблема в том, что «Красный маяк» боится того, что все узнают, насколько Эмброуз НЕ идеальный. Отсюда и сокрытие всего, чего только можно, в том числе убийств Эмбер и «французов». Папа говорил: «Нужно опасаться самых верных последователей “Красного маяка”».

– Думаешь, Бежевый плащ можно отнести к их числу?

– Конечно! Вот только неясно, является ли он сам таинственным убийцей Эмброуза или просто заметает следы появившегося маньяка.

– Можно точно сказать две вещи, – подытожила Моника. – Первое: Бежевый плащ как-то связан с Лили, а она, несомненно, была бы против любого насилия над «французами».

– И вот еще что: Лили могли просто обмануть. Ей обещали одно, а на самом деле им нужно было подобраться к «французам».

– Согласна. Вторая же вещь, в которой мы точно можем быть уверены: все сводится к «Красному маяку».

– Анна, – я игнорировала прозвеневший звонок на урок, – на что способны люди проекта?

– На все, – глухо ответила она, – а если учитывать то, над чем они работали в шахтах…

– Но мы ведь не можем слепо верить слухам?

– Скажем так, скорее всего, на этих выходных я смогу рассказать вам кое-что… чем не хотела сотрясать воздух, не будучи уверенной.

Анне удалось нас заинтриговать, но говорить больше она отказалась.

Я не хотела выглядеть напуганной, но не смогла не спросить напоследок:

– Девочки, надо ли нам лезть во все дальше, уже подозревая, с кем и чем это связано? Такие люди умеют хранить свои тайны. Я уже молчу о том, насколько это опасно.

– Элисон, «Красный маяк» на самом деле может хранить секреты лучше любых смертных, но раз уж я знаю человека, который в состоянии ответить на множество наших вопросов… почему бы и нет? Только подождите до выходных. А что касается риска… мы ведь и так во всем по самые уши, не так ли?

* * *

Неделя пролетела незаметно. В пятницу после уроков мы направлялись домой к Анне. Сама она школу прогуляла, прислав сообщение, чтобы мы сразу шли к ней, пока ее мама на работе.

Низкие свинцовые тучи медленно плыли по небу, яростный ветер только крепчал, порывами срывая хрустящие листья с деревьев.

– Что там по штормовым предупреждениям? – спросила Кэтрин, застегивая черно-белое клетчатое пальто по самое горло.

– Видите, небо становится сиреневым. Значит, скоро будут ливни, – в спокойном голосе Моники слышалось едва уловимое раздражение. Аномальная погода Эмброуза всегда тяготила ее. Перехватив мой взгляд, она подмигнула и задала неожиданный вопрос: – Помните того парня с вечеринки О’Нила? С друзьями которого я разговаривала, когда он неожиданно сбежал, вспомнив про семинар? Так вот, он написал мне. Пригласил в кино, когда приедет в Эмброуз на каникулы.

Я слегка опешила – уже отвыкла общаться на обыденные темы вроде парней и свиданий. Эту мысль я и озвучила вслух.

– И не говори, – отмахнулась Моника, – более неподходящего момента он найти, видимо, не смог.

– Что ты ему ответила?

– Что уже не актуально.

– Точно. Предложи он это хоть пару недель назад, ты бы, может, еще подумала.

Моника неопределенно промычала что-то себе под нос, заставив меня даже приостановиться.

– То есть? Тебя что, еще кто-то звал гулять?

Она горько вздохнула, виновато пряча глаза.

– Фред. В тот день, когда парни разбились. Мы ведь до этого с «французами» в школе пересеклись, помните? Я подумала, почему бы и нет, согласилась. Он должен был позвонить после спуска.

– И ты говоришь это только сейчас?! – возмущенно воскликнула я.

– Элисон, сама подумай, а когда мне было рассказывать? Мы сразу пошли к Брайану, где на нас свалились нерадужные новости. Потом, когда успокоились, начали собирать тебя на свидание с Алексом и ты была так счастлива… А после я уже не видела в этом смысла.

– Смысл есть всегда, а если нет, его можно придумать, – Кэтрин невозмутимо шагала рядом, казалось, мало что может сбить ее с толку.

Я лишь отмахнулась от ее философии и в недоумении снова обратилась к Монике:

– Не могу поверить, что ты умолчала о таком.

– Это уже все равно ничего не значит.

Мы молча продолжили свой путь, глядя на слегка сиреневый горизонт – вестник приближающейся бури.

Дома у Анны сразу поднялись в ее комнату, где ничего существенно не изменилось, только горели ароматические свечи, наполняя воздух запахом ванили.

– Ты случайно нам не по ошибке написала? – запрыгнув на кровать, Моника легла на живот, подперла подбородок ладонями. – Такая романтическая атмосфера…

– Зря ты прогуляла школу. Мы писали тест по истории, мистер Карсен говорит, он очень важен для экзамена.

– Да-да, – равнодушно кивнула Анна, перебирая бумаги у себя на столе, – просто я перепроверила всю имеющуюся у меня информацию сегодня утром, и теперь мне не терпится, наконец, рассказать все вам. Но начнем по порядку…

– Желательно, – округлила глаза Кэтрин.

Мы с ней расселись по разные стороны от Моники, которая тоже решила сразу перейти к делу.

– Через два часа у меня репетиция в музыкальной школе, и ты, Анна, должна до этого времени предоставить нам своего таинственного осведомителя, способного ответить практически на все наши вопросы, как и обещала.

– Ты же не думаешь, что мы будем говорить с ним по скайпу, и он, сидя против света, расскажет все секреты «Красного маяка» искаженным голосом?

– Не хочу нагнетать, скажу только да, что-то вроде этого.

– Ох, Моника, все намного проще. Этот человек – мой отец. Прочитав его последнюю рукопись, написанную два года назад, я поняла: в связи со всеми событиями Эмброуза данная книга теперь – наша личная библия.

– Вот это неожиданный поворот неожиданного поворота, – Кэтрин с глазами навыкате полезла в карман пальто, брошенного возле кожанки Моники, в ее бледных пальцах появилась маленькая серебряная фляга.

– А ну положи на место, – рыкнула Моника.

Кэтрин послушно засунула флягу обратно, не сводя зеленых глазищ с бумаг в руках Анны.

– Это часть рукописи из самого конца книги под названием «Наследие Эмброуза». Публиковать я ее не буду. И никому кроме вас, даже маме, показывать не собираюсь.

Мы, затаив дыхание, смотрели на Анну в ожидании дальнейших объяснений. Сделав глубокий вдох, она пустилась в объяснения, видно, приготовила речь до нашего прихода.

– Это пятая по счету папина книга, посвященная физике. Само собой, у него уже давно выработался свой стиль подачи материала, многие упрекали его за неуместные шутки и обесценивание серьезности науки, да только среди ученых достаточно людей со своим специфическим юмором. Так он писал бестселлеры. Эта книга должна была стать его последним словом, видно, поэтому он позволил себе внести сюда то, что раньше обходил стороной. А именно, свою роль в ряде незаконных экспериментов, которые переехали из Сиэттла в Эмброуз. Тогда, в девяностые, отец скромно преподавал физику в школе. Он и не подозревал, что вскоре будет ездить по миру, давать лекции по своим книгам в самых престижных университетах. Ведь тогда он был лишь молодым парнем, в прошлом году еще студентом. Всего один звонок перевернул его жизнь с ног на голову. Папа не смог отказать любимому профессору физики, который всегда видел в нем необъятный потенциал, а тот в свою очередь порекомендовал его людям, искавшим талантливого и амбициозного физика. Так для него все и началось.

Как пишет папа, проект «Маяк» в Сиэтле с самого начала даже не пытался разрабатывать лекарства против рака. Это было благородной легендой для правительства и горожан. Воздействие на разум, чтение мыслей, контроль над самой матушкой-природой. Люди, работающие над этим, были настолько гениальными, насколько и безумными. Считали, цель оправдывает средства. Один такой паренек-химик, еще учась в университете, варил пойло у себя в подвале, оно странным образом действовало на разум – даже человек с самой ущемленной памятью мог запоминать сложнейшие формулы после одного прочтения. Подозрительное лекарство, которое могло стать спасением от Альцгеймера. Но нет, парень решил пойти дальше. Через десять лет, в 1993-м, у него были уже не менее одаренные друзья из разных сфер науки и спонсоры, которые выкупили старый завод у одного из причалов Сиэтла и дали экспериментаторам полную свободу действий, сконцентрировавшись только на результатах. А они в скором времени появились. Правда, оказались не такими, на какие рассчитывали юные ученые.

Тогда в Сиэтле пропадало множество бездомных и беспризорных детей. На них и ставили опыты на заводе, проект уже тогда назывался «Маяк». Экспериментаторы пичкали несчастных всякой химической дрянью, наблюдая за подопытными. Вскоре им открылась интересная и будоражащая воображение деталь. Дело в том, что на людей действовали не столько таблетки, сколько испарения в лабораториях. На ученых, которые носили маски, они не влияли, а вот испытуемые то теряли разум, то уже заранее знали, что будет дальше, предугадывая малейшее движение ученых. Один паренек даже сумел внушить охраннику мысль отпустить его. Так он сбежал, подняв на ноги полгорода, рассказав все, что видел и слышал. Спонсоры были в ярости – конечно, они с легкостью могли продолжать эксперименты дальше, подкупив кого надо и избавившись от тех, кто путался под ногами. Но их главное правило гласило: никаких слухов вокруг «Маяка», ни малейших подозрений в незаконности действий. Такие, на первый взгляд, мелочи рождают у общественности беспокойство, которое мешает воплощать самые дерзкие идеи. Они уже собирались и вовсе прикрыть проект, как вдруг ученые представили результаты: испарения химикатов, а не употребление оных влияют на разум людей, позволяя читать мысли и внушать их. А ведь на это ушло только три года! Что же будет спустя лет десять активных экспериментов… Решение приняли незамедлительно.

Спонсоры и ученые выбрали место, отдаленное от других городов, с небольшим населением, чтобы там без ведома жителей играть с их разумом. Эмброуз оказался идеальным местом: к нам ведет одна дорога, которую в случае чрезвычайной ситуации с легкостью можно ликвидировать, при этом вести учет прибывших и покинувших Эмброуз паромом проще простого. В густом лесу построить шахты – испарения лабораторий будут туманом сочиться в город. Так и сделали. Нежеланного свидетеля убрали, проект переименовали в «Красный маяк» и приступили к работе.

Чтобы все разузнать в деталях, папе понадобился не один год. Он, как и другие талантливые ученые Эмброуза, присоединился к эксперименту непосредственно после его переезда сюда, в 1996-м. Тогда политика проекта жестко изменилась. Никто из тех, кто вел проект еще в Сиэтле, не хотел терять такое удобное место, как наш город, поэтому появились правила: никого из местных не похищать, поддерживать бизнес вишневого ликера – счастливые люди на редкость невнимательны. При малейшем вреде (в их понимании) менять тактику. На таких условиях ученые продолжили работу.

Химики и биологи, проявляя фантазию, варили, как у них говорилось, «зелья», испарения которых, не отличающиеся от тумана, пускали в город. Отдельно для всех участников проекта были изобретены таблетки, они дарили иммунитет от любого рода «зелий» и их паров. А за эмброузовцами наблюдали.

Результаты не заставили себя ждать. Людям внушали мысли, дарили возможность их читать. Туман заставлял их видеть то, чего нет на самом деле, и не замечать очевидного. После того, как испытуемые начали предугадывать некоторые события, пригласили физиков и начали разрабатывать идею машины времени.

Что страдало больше всего в Эмброузе – так это погода. Испарения из лабораторий обрекли теплый город на постоянные дожди, сиреневые закаты. Луна сквозь невидимую дымку становилась синей, а в полнолуние – красной. Холод, бесконечный туман – так Эмброуз стал таким, каким его знаем мы. Но разве такая мелочь станет препятствием на пути у ученых, преследующих свои великие цели?

Тут в истории «Красного маяка» и появляется мой папа. Для физика путешествия во времени как конфета для ребенка, ты не устоишь, не откажешься. Неограниченный бюджет, ресурсы как с другой планеты, полная свобода действий – это ли не научный рай на земле?

Анна запнулась и с трудом подняла на меня взгляд глубоких синих глаз.

– Элисон, помнишь наш разговор в «Бетти Буп», когда я рассказала тебе, что последняя папина рукопись слишком странная? Тогда я едва не обиделась на тебя, заподозрив, что ты считаешь, будто разум моего отца пострадал от болезни. Так вот, прочитав следующее, я должна признать, твои слова не лишены логики. Папа утверждает: путешествия во времени – это не квантовая физика, а химия.

– Чушь, – выпалила Кэтрин, тут же виновато прикрыв ладонью рот, – прости.

– Я понимаю, – надтреснутым голосом сказала Анна, – но это то, к чему пришел проект «Красный маяк».

Космос с его кротовыми норами нередко представляется той самой машиной времени, детали которой просто еще не полностью изучены или не до конца поняты. Ученые же «Красного маяка» изобрели машину времени в шахтах Изумрудного леса. Но это была командная робота: химики создали вещество, поместили его в капсулу, разбив которую в специальном помещении, построенном по схеме физиков, можно отправиться как в прошлое, так и в будущее. Это событие грозило перевернуть мир с ног на голову, как в переносном, так и в буквальном смысле.

Двое проверенных людей стали первыми путешественниками во времени, а главное событие маячило впереди. Вы только представьте, что почувствовали физики, когда узнали, что время можно подчинить?

К слову, спонсоры после предоставленных результатов не стали пользоваться ими бездумно. Их главной целью была безграничная власть, деньги, а что, как не время, могло это так гарантировать? Однако не все было гладко…

Путешествия во времени каким-то образом воздействовали на природу – чем больше скачков совершалось, тем вероятнее становилась угроза, что планету разорвет на мелкие кусочки. Такой мир не устраивал никого, поэтому, создав учет важных событий, ученые пытались следить за их исполнением, так как боялись, что еще одно путешествие во времени убьет все что можно. А проект закрыли, и в 1998 году «Красный маяк» канул в небытие. Испарения и по сей день сочатся из шахт, вся земля Эмброуза пропитана ими. Папа уволился из школы, начал писать книги, храня свой самый важный секрет, которым не поделился с «Красным маяком».

– О чем же он умолчал?

Анна понурила голову.

– Я не знаю. Папа написал, что понял одну истину и остался в проекте с целью следить, чтобы до этого, не дай бог, не додумались все остальные. Всю правду он написал и отправил по почте человеку, который в свое время будет нуждаться в ней больше всех. И вышел из игры.

Но остались люди, следящие за порядком во Времени, те самые двое путешественников. Их называют Человек без лица и Фантом – это девушка.

– Наш Бежевый плащ со своей подружкой.

– Именно. Многочисленные путешествия во времени странно на них повлияли. Да, у Бежевого плаща есть имя, Дейв или Келвин, да и лицо имеется. Но Время сделало его как будто невидимым – вы не сможете его описать или вспомнить, даже проговорив с ним с глазу на глаз целый день. С девушкой дела обстоят даже интереснее: она может выдать себя за кого угодно и находиться среди нас, не вызывая ни малейших подозрений. Она может БЫТЬ каждой из нас. Поэтому ее и прозвали – Фантом. Со временем ее навыки стали убывать, и притворяться кем-то она может недолго.

На самом деле не было двух сторон последователей «Красного маяка», тех, кто пытался возобновить проект и мешавших этому. Есть только те, кто следит, чтобы было так, как тому суждено по их велению. И раз уж Эмброуз сотрясается от неожиданных смертей, значит, что-то пошло не так, а эти люди пытаются все скрыть. Ведь лишнее внимание к городу только позволит вылезти тому, что было похоронено. Список Человека без лица не пополняется просто так.

– Список? – Моника нахмурила брови. – А тут давай-ка поподробнее.

– У Бежевого плаща есть список людей, которые должны умереть. Если твое имя в этом списке, то для тебя уже нет никаких альтернатив, только гибель. Тетрадь смерти Эмброуза.

– Конверт О’Нилов, – я в нетерпении начала объяснять свои мысли, непривычно много жестикулируя, – там сказано, что Брайана нет в списках за 2002-й. Он жив. А «французы» с Эмбер мертвы. Что, если их имена в этих списках присутствуют?

– Скорее всего так и есть, – Моника нервно откинула назад черные волосы, – но мы узнали, что интересующая родителей Брайана дата – это день, когда случился тот пожар в Эмброузе. Тогда в больнице вместе с О’Нилом лежали мамы «французов». Эмбер родилась только спустя два года. По какому принципу Человек без лица выбирает жертв? Может, в Эмброузе просто появился какой-то маньяк? А все это выдумки? Прости, Анна, но верить всему на слово… Да, в таком случае это много что объясняет, правда, уж в слишком эксцентричной манере.

Анна, хитро улыбнувшись, достала какую-то сложенную бумагу.

– А вот поэтому я прогуляла школу. Согласна, верить всему на слово не стоит, к тому же это было написано человеком на последней стадии рака, перед смертью. Я не буду публиковать «Наследие Эмброуза» по двум соображениям. Оно не пойдет на пользу папиной книге, учитывая серьезность науки. Плюс, если все изложенное им правда, то очень рискованно давать неизвестным людям понять, что мы слишком много знаем. Читатели посмакуют написанное и забудут об этом, а я столкнусь с последствиями.

Анна начала заламывать руки, явно стараясь не сказать что-то еще, но не смогла совладать с собой:

– Знаете, а ведь люди проекта могли управлять погодой, играть разумом людей, укрощать само Время. Что им стоило сделать так, чтобы человек, который слишком много знает и является писателем, внезапно заболел? Например, раком?..

– Думаешь, они его убили?

Анна кивнула, пряча глаза.

– И все же нам нужны более веские доказательства.

– Возможно, мы сможем их достать, – Анна торопливо зашелестела той частью рукописи, которой не суждено увидеть мир, – в конце папа написал: «Вечные вопросы всегда будут пополнять копилку сокровищ». Все бы ничего, но я решила проверить нашу с ним личную копилку. Там, когда я была маленькой, мы прятали от пиратов, скелетов, мамы, инопланетян и зомби то, что считали своим тайным сокровищем. Это половица в углу его кабинета, куда перед смертью папа поставил ящик. Мама все еще хранит его вещи на своих местах, только вытирает в кабинете пыль и моет там полы. Сегодня я отодвинула тот ящик и вот что нашла под половицей…

Дрожащими от возбуждения руками Анна аккуратно разложила перед нами свернутую бумагу, обращаясь с ней как с хрусталем.

– Карта. Карта шахт. Все они залиты бетоном, но одну комнату внутри них сохранили, и мы сможем туда попасть, воспользовавшись папиной подсказкой.

Кэтрин приглушенно пискнула, мы с Моникой ахнули.

– Это карта поможет нам понять, где правда, а где вымысел. От того, что узнаем, будем отталкиваться, чтобы решить, что делать дальше. – Анна ликовала, ее лицо сияло в предвкушении тайн.

– Как нам туда пробраться? В саму комнату? Там же должен быть какой-то пароль или что-то подобное, – ошарашенно рассматривая карту, пролепетала Моника.

– На обратной стороне карты папа написал: «Наблюдай внимательно за природой, и ты будешь все понимать намного лучше». Цитата Эйнштейна. Наверняка подсказка, говорить прямо он остерегался.

– Наблюдать за природой Эмброуза, что ли? Эдак мы вообще не продвинемся дальше.

– «Чтобы выиграть, прежде всего нужно играть». Я чувствую, ответ сам ждет нас возле шахт.

– И как давно ты все знала? – со смесью возмущения и восторга спросила Кэтрин.

– Я должна была сто раз перепроверить, а завтра собиралась вас убеждать в здравомыслии отца. Как бы вы его ни любили, поверить всему вот так, на слово, трудно. И тут сегодня я нахожу эту карту и понимаю: время пришло.

– Когда отправляемся? – Кэтрин вскочила с кровати, демонстрируя готовность.

Анна легонько засмеялась, порываясь ей ответить, но внезапный звонок ее телефона заставил вздрогнуть: мы будто забыли о мире вокруг нас.

– Да. Привет.

Улыбка на лице Анны стала натянутой, потом и вовсе стерлась с лица. В глубине синих глаз менялась целая палитра эмоций – от непонимания до всепоглощающего страха, который, казалось, парализовал ее тело.

– Зачем? А может…

Губы Анны посинели, она отодвинула телефон от уха и посмотрела на него так, будто ей звонили с того света. Мы услышали короткие гудки, Моника выхватила мобильник, проверив входящий:

– Неизвестный номер. Анна, кто это был?

– Эмбер.

Мы с Моникой тревожно переглянулись, а Кэтрин тут же агрессивно выпалила:

– Что ты несешь?

Анна, так и застывшая в нелепой позе, резко стряхнула с себя оцепенение:

– Это она, Эмбер! Ее голос, интонация!

Моника с жалостью посмотрела на нее, в то время как лицо Кэтрин выражало отвращение в самом чистом его виде.

– Ты же понимаешь, это невозможно. – Я спокойно придвинулась к Анне. – Эмбер умерла, ее убили.

– Ты не слышала ее голос…

– Господи! – Кэтрин внезапно поменялась в лице, в панике обводя нас глазами. – А что, если это подружка Человека без лица, девушка Фантом?

– Глупости, – зло фыркнула Анна, с негодованием посмотрев на Кэтрин, – та девушка может играться с нашим зрением, показывая то, что хочет, а не со слухом, притворяясь человеком, которого мы похоронили месяц назад.

– Есть столько программ для изменения голоса!

Мысленно я согласилась с Кэтрин, но решила спросить по существу:

– Чего она хотела?

Анна повернулась ко мне.

– Чтобы я вышла к ней за угол дома напротив, поговорить.

– Ладно, пошли, – Моника встала, нагнулась за своей кожанкой.

– Нет. Она хочет, чтобы я пошла одна.

Мне в голову пришла мысль, я тут же решила ее проверить. Встала, подошла к окну, завороженно посмотрела на улицу. Угол дома напротив находился совсем рядом, метрах в двадцати от нас, при этом тонул в густом тумане, люди становились призраками, исчезая в белой тьме. Эмброуз их словно поглощал, не собираясь возвращать назад.

– Ты туда не пойдешь, – громко отчеканила Моника прямо над моим ухом, она тоже пришла к такому же выводу: если убитая девушка просит о встрече в тумане, жди беды. – Мы тебя потеряем из виду, стоит тебе лишь перейти дорогу. Это ловушка.

Анна с невозмутимым видом накинула на себя легкий светлый кардиган и сказала:

– Если мы хотим узнать, что с нами происходит, нужно рисковать. Ждите меня дома. Не приду через десять минут – берите вилы, лопаты, все, что будет под рукой, и идите за тот угол.

Моника собиралась было возразить, но я положила руку ей на плечо.

– Это не изменит ее решение, ты ведь знаешь.

Надув губы, она кивнула. Мы втроем открыли окно, выглядывая Анну. В поле нашего зрения, спустившись и выйдя из дому, она появилась через минуту – шла, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Прижавшись к подоконнику, мы напряженно за ней следили. Не успела Анна сделать двух шагов через дорогу, как будто из воздуха появился ржавый пикап, он на адской скорости, раздирая в клочья туман, несся прямо на нее. Секунда-другая – и Анна словно тряпичная кукла отлетела на землю под наше окно. Пикап, приехавший ниоткуда и умчавший в никуда, только зловеще мигнул фарами.

Время на мгновение остановилось, когда мы смотрели на Анну, бьющуюся в агонии. Из-под светлой головы расползалась бордовая лужа крови.

– О господи, – прошептала Моника и, развернувшись, побежала на улицу, мы с Кэтрин за ней.

– Не трогайте ее! – заорала Кэтрин сквозь слезы, когда мы присели возле Анны. – У нее наверняка поломаны кости, можете сделать только хуже!

Глаза Анны закатились, она пару раз дернулась и затихла.

Дальнейшее напоминало оживший кошмар, когда самый страшный сон вдруг стал явью. Мы вызвали скорую, позвонили миссис Ньютон и уже через десять минут были в больнице. Анну отвезли в операционную, мы ждали каких-либо новостей в компании шерифа Хоука. Врач, не мешкая, вышел сообщить, что Анна впала в кому. Миссис Ньютон горько заплакала у Моники на плече, Кэтрин больно вцепилась мне в руку.

Так нас стало трое.

* * *

Я стояла над раковиной, припечатав ладони к прохладной поверхности кафеля на стене, опустив голову и зажмурив глаза. Душевная боль была такой, будто я проглотила бритвенно-острое лезвие, которое полосовало меня изнутри, с особым рвением кромсая еще свежие раны после смерти Эмбер и «французов». Как так получилось, что всего за месяц моя жизнь развалилась, как карточный домик?

Я подняла голову и взглянула в зеркало – влажные волосы спутались, лицо землистое, тусклые глаза смотрят из-под припухших век, на дрожащих губах бледный шрам выделяется отчетливей обычного. Внезапно перед мысленным взором встало красивое лицо Эмбер, зелено-голубые глаза которой смотрят в пустоту, а шея неестественно вывернута. Мгновенье спустя вместо него возникло задорное лицо Алекса, его карие глаза смеялись так, как неспособны ничьи другие. Милый задумчивый Питер, счастливо подмигивающий Фред, робко улыбающийся Дэвид и непривычно молчаливая Анна, можно было подумать, что она спит, но вязкая бордовая кровь, вытекающая из ее затылка, не позволяла обмануться. Я ощутила знакомый металлический запах, и перед моими глазами появилась красная пелена, мешая ясно видеть этот калейдоскоп смерти.

В дверь уборной громко и требовательно постучали. Моника, без вариантов.

– Элисон, я понимаю, ты хочешь побыть одна, но тебя уже хватились наши родители, так и до шерифа Хоука дойдет.

Даже не попытавшись привести себя в порядок, я, нетвердо ступая, открыла ей дверь. Огромные карие глаза грустно оглядели меня с ног до головы, Моника зашла и мягко, но крепко взяла меня за запястье, одновременно закрывая за собой дверь. Подвела к умывальнику, собрала в горсть мои волосы и, придерживая их, включила холодную воду.

– Давай сюда, вот так вот, – Моника осторожно принялась меня умывать, смешивая воду со слезами. – Что это за запах?

– Меня стошнило, – хрипло ответила я, не сумев скрыть укор, но относилось это и к моей маме тоже. Они заставили меня поесть, хотя я противилась, зная наперед, что мой организм такого не оценит. Теперь сама мысль о еде вызывала дурноту, я пришла туда, откуда вернулась после смерти «французов», – к непроизвольной голодовке.

– Сегодня мы втроем ночуем у меня дома, от нас уже ничего не требуется. – Моника вытирала мое лицо сухими салфетками, заботливо держа за подбородок. – Мистер и миссис Сандерс поменяли график, чтобы взять Анну под свою опеку, а наши мамы пока останутся здесь.

Я судорожно вздохнула. Шерифу Хоуку пришлось соврать. Наша версия гласит, что мы переходили дорогу, когда случилось то, что случилось.

Не отпуская мое запястье, Моника открыла дверь уборной и решительно направилась в палату к Анне, я же тоскливо плелась следом за ней.

Анна лежала на высоко взбитых белоснежных подушках, светлые ресницы слабо подрагивали на закрытых веках. Кислородная маска, катетер в худой руке, многочисленные пищащие аппараты у кровати – все это казалось картонной постановкой серого сна. А вот вид за окном был как никогда живым – краски осени переливались от медового до огненного, лиловые тучи на своде небес в сгущающихся сумерках выглядели мистически маняще.

Кэтрин при виде нас тихо затараторила:

– Скоро миссис Ньютон поедет домой собирать необходимые в больницу вещи, а потом завезет нас домой к Монике. Это уникальная возможность забрать из комнаты Анны флешку с рукописью и спрятать их. Она не хотела, чтобы ее кто-то читал кроме нас, наша обязанность проследить, чтобы так оно и было.К тому же нам нужна карта шахт.

– Я заберу, – мужественно расправила плечи Моника, – скажу миссис Ньютон, что оставила в комнате наверху кошелек.

Поправив одеяло Анны, мы еще посидели возле нее, каждая глубоко в своих мыслях. Тишина в палате давила на разум, но нарушать ее было как-то неправильно.

Уже в машине, пока миссис Нельсон договаривала с врачами, Кэтрин повернулась ко мне с переднего сиденья.

– Элисон, прости, но что с твоей мамой?

Переспрашивать я не стала, так как сама задалась этим вопросом, когда ее увидела. Мама выглядела осунувшейся, в черном спортивном костюме было особенно видно, как она похудела за последний месяц. Густые черные волосы потускнели, а затравленный взгляд пугал мучительной безысходностью. Увидев нас, мама едва сдержала слезы, а когда миссис Джонс отмахнулась от Моники, ее взгляд запылал такой ненавистью, что я отступила на шаг назад. Утопая в своих горьких событиях, я не придавала изменениям в облике мамы должного внимания. Поклявшись, что в свете последних событий я буду смотреть за всеми, а особенно за мамой и девочками, в оба, я сосредоточилась на своих пальцах – принялась сдирать кожу вокруг ногтей.

– Я не знаю. Мама стала намного жестче, чем когда-либо прежде. Хотя в то же время часто выглядит просто растерянной.

Моника хотела что-то добавить, но в машину села безучастная миссис Ньютон. Мы замолчали.

– Я вам так и не сказала спасибо, девочки, – надломленным голосом произнесла мама Анны, вцепившись в руль так, что костяшки пальцев побелели. – Спасибо, что так быстро на все отреагировали. Теперь у Анны есть шанс. Небольшой, но все же… надеюсь, вы будете ее проведывать.

– Конечно, миссис Ньютон! – горячо подалась вперед Моника. – Вы всегда можете на нас рассчитывать!

Миссис Ньютон горько улыбнулась, после чего мы выехали с парковки больницы.

Всю дорогу до дома Анны меня мутило. Веки предательски тяжелели, иногда я теряла связь с реальностью, так как все помню обрывками, только сильнее запахивала школьный бомбер, пытаясь слиться с ним и не чувствовать холода. Внезапный хлопок заставил вздрогнуть и немного прийти в себя – это была Моника, она раздраженно всплеснула руками, вспомнив, что оставила у Анны в комнате кошелек, когда миссис Ньютон припарковалась. Чтобы не терять время, нас оставили в машине, а Моника, незаметно кивнув, пошла с миссис Ньютон.

Кэтрин снова повернулась ко мне, впиваясь своими зелеными глазами, они казались едва ли не прозрачными. Маленький курносый носик осень покрыла милыми веснушками, щеки были важно надуты, а тонкие губы плотно сжаты. Кэтрин напоминала фею, которую мог бы нарисовать Дисней. Проблема в том, что ее инфантильная внешность часто не дает понять, какие чувства она испытывает в определенные моменты. Вот и сейчас я могла только догадываться, что же творится в ее голове.

– Сейчас я не хочу разговаривать об Анне.

– Ммм… хорошо, – выдавила я из себя.

– Единственное, что скажу, частью рассказ Анны немного разочаровывает, правда? Я имею в виду, сколько их, всевозможных вариантов путешествия во времени! А из всего этого правдой оказались каменные шахты маленького городка, где химикаты поместили в капсулы и начали надругательство над Временем и историей. Никаких парадоксов, только мертвые формулы физиков. Я хочу, чтобы отец Анны оказался обыкновенным безумцем, иначе неужели все великие загадки Вселенной такие пресные? Но, оглядываясь назад, понимаю, жертвами Эмброуза ведь не просто так оказались наши близкие, кто либо много знал, либо наломал дров…

Я вяло провела рукой по лицу.

– Знаешь, а мне всегда казалось, если мы влезем в какую-то историю, то именно Анна выберется из нее живой и невредимой. И вот сейчас… Эмбер с «французами» мертвы, Анна в коме, а мы обсуждаем путешествия во времени как нечто обыденное… с ума сойти можно.

Миссис Ньютон и Моника управились довольно быстро, вернувшись минут через десять. Машина тронулась с места, мы с девочками переглянулись, но что-либо сказать не решились, только с немым вопросом посмотрели на Монику, она же бескровными губами прошептала:

– Они пропали. Бумаги, флешка и карта.

Я устало откинулась на сиденье машины, с трудом подавляя стон. Предсказуемо? Вполне. Но сути не меняет. Важную часть рукописи украли, это сделали либо Человек без лица и девушка Фантом, чтобы мы не обнаружили шахты, либо тот, кому найти их так же важно, вот только играет он сам за себя.

За окном ветер остервенело рвал малиновые листья с деревьев, словно поддерживая поднимающееся во мне возмущение. Я тихо фыркнула, со злостью подумав, что, может, исчезнувшая карта – это плохо, но не смертельно.

На бледно-лиловом небе начали загораться первые звезды, когда мы приехали к дому Моники. Обняв миссис Ньютон и заверив ее, что завтра сразу после обеда мы наведаемся к Анне, которая может уже очнуться, мы зашли в дом. В светлой гостиной горел камин, трещали обугленные поленья. Мистер Джонс в широких очках разгадывал кроссворд, в комнате пахло чаем с ромашкой. Махнув отцу в знак приветствия, Моника потащила нас за собой, мы с Кэтрин вежливо поздоровались, стараясь не отставать от нее.

– Элисон, – услышала я, с нескрываемым удивлением поворачиваясь к мистеру Джонсу, – давно ты к нам не заходила.

Я смущенно отвела глаза, провожая взглядом девочек, поднимающихся на второй этаж, и неосознанно прикоснулась к подвеске на шее в виде стрекозы из белого золота – подарок Моники на пятнадцатый день рождения, деньги на который она наверняка копила чуть ли не целый учебный год.

– Понимаю, – мистер Джонс успокаивающе склонил голову, когда я, набравшись смелости для ответа, открыла рот, – даже наша дочь редко бывает дома, все уроки да музыкальная школа.

Он с улыбкой пожал плечами, а я только сейчас заметила – все его волосы тронула седина, что, собственно, не удивительно, ведь в следующем году мистеру Джонсу исполнится шестьдесят.

– Как твоя мама? – внезапно спросил он.

Я вспомнила ее осунувшееся лицо и рассеянный взгляд.

– Нормально. Устает на работе, но держится. Знаете, какое сейчас время… беспокойное.

– Конечно, – мистер Джонс уставился на пламя в камине, кажется, забыв о моем присутствии.

Переминаясь с ноги на ногу, я неуверенно сказала:

– Что ж… я пойду… спасибо, что разрешили остаться у вас.

Мистер Джонс кивнул, добавив напоследок:

– Там в холодильнике вишневая кола… помню, как ты ее любишь.

Благодарно улыбнувшись, я вышла из гостиной, подозревая, что о любви Моники к горячему шоколаду он не догадывается.

Лестница из красного дерева с резными перилами вела наверх в комнату Моники. Я медленно поднималась по широким ступенькам, задаваясь вопросами, ответов на которые у меня не было. Взгляд наткнулся на ступни в мягких пушистых тапочках, я подняла голову и увидела Кэтрин, чьи платиновые волосы буквально светились в сумеречном пролете лестницы.

– Как там Моника?

– Если без матов – сидит, молчит. Я шла за тобой.

С обреченным вздохом я взяла Кэтрин под руку, преодолевая последние ступеньки вместе с ней.

Комнату Моники я обожала и считала самым уютным местом на свете. Каждый уголок таил в себе тепло воспоминаний: за столом мы клеили в тетрадки фотографии и описания всевозможных животных, птиц и насекомых, мечтая отправиться покорять джунгли в поисках сокровищ. Играли в секретных агентов, пытающихся отключить бомбу; в чародеек, прыгающих в порталы, спасаясь от огромного воображаемого ящера. Делились комиксами, разыгрывали сценки из них, ответственно выбирая, кто кем будет; красили ногти; сплетничали, хихикая у окна, про «французов»; измеряли объем груди – Моника начала выигрывать лет с двенадцати. Дождливыми вечерами, когда мама шла в бар на ночь, учили уроки; по выходным втихаря пробовали вишневый ликер Эмброуза. Наш личный маленький мир, где не было места грусти и злости.

В интерьере преобладали оттенки сиреневого, стоящая у окна кровать с черной кованой спинкой была накрыта шелковым покрывалом. Лампы по обе стороны от нее заливали комнату желтовато-жемчужным светом, тумбочка и журнальный столик из вишневого дерева гармонично сочетались с патефоном в углу, над ним помещалась полка с виниловыми пластинками, трепетно собранными Моникой. Музыка здесь имелась на любой вкус, от Майкла Джексона до Ланы Дель Рэй. Добротный шкаф скрывался за бесчисленными полароидными снимками. Несмотря на то, что фотографироваться я категорически не люблю, моих изображений было более чем достаточно. Висел плакат «В джазе только девушки», портреты Грейс Келли и Одри Хепберн. Осенняя прохлада лилась из открытого окна, казалось, что все произошедшее просто дурной сон.

– Кэтрин, у тебя есть что-нибудь… расслабиться?

Если Кэтрин удивилась вопросу Моники, то виду не подала, только радостно улыбнулась, доставая из кармана пальто серебряную флягу, и стала разливать крепко пахнущую янтарную жидкость по стаканам.

– Это «Бархатная лоза» Уолтонов тридцатилетней выдержки, стоит целое состояние, подарок папе от какого-то политика из Нью-Йорка за успешно проведенную операцию его сыну. Думаю, для меня ему не жалко. Плохо, конечно, что нет «Амаретто», я бы вам такого «Крестного отца» намешала, дух сицилийской мафиозной семьи был бы точно обеспечен. Но и так сойдет.

Все сопроводительные слова Кэтрин мы слушали с выпученными глазами.

– Кажется, пора беспокоиться по-настоящему, – повернулась ко мне Моника, но свой стакан выпила залпом.

– А что, если зайдет твой отец? – неуверенно спросила я, косясь на дверь комнаты, которую мы даже не заперли.

Моника захихикала.

– Разве что меня будут убивать, и то не факт.

Я глотнула налитого мне скотча и, не сдержавшись, зашлась в кашле. Напиток был крепкий, но, несомненно, отменного качества – после такого тяжело возвращаться к бюджетным вариантам.

Моника покрутила стакан в пальцах, наблюдая за переливающейся жидкостью и подпирая голову рукой. Она сидела у окна, мы с Кэтрин полулежали на ее кровати, отказавшись от ужина.

– Эмбер столкнули с лестницы… «французы» разбились… Анна лежит в коме… Я понимаю, что рано или поздно мы все там будем, но… теперь я даже ощущаю смирение и легкую грусть, не зная, удастся ли доехать до своей остановки.

– Зато это не страх. Он пробуждает худшее в людях. – Я чувствовала некую неловкость за то, что в свое время чуть не пошла на попятный. – Но знаете что, теперь меня не пугает возможность стать следующей, я боюсь, что мы так и не узнаем всей правды.

– Кое-какая истина нам известна, но… создается впечатление, что Эмброуз устроил викторину, где мы в итоге потеряем все или же, наоборот, сорвем джек-пот. – Моника потерла глаза. – Смотрите, а что, если в день пожара, семнадцать лет назад случилось что-то такое, из-за чего теперь, спустя столько времени, «Красному маяку» пришлось вмешаться? То, что было на первый взгляд не столь значительным, но позже приобрело роковой для них размах? Что, если родители Брайана знают о важности того случая, но не были уверены, что теперь их сын останется живым? Вот они и впряглись, воспользовались небывалыми связями, подали запрос на список Человека без лица. Теперь можно с точностью сказать, Брайан в безопасности, так как элементарно жив. А «французы» – нет. Значит, в отличие от О’Нила, ребята в списках были, и по какой-то причине их требовалось убрать, но без Лили. Неизвестно, какую роль здесь играет она сама, ведь с одной стороны мы знаем, ребят Вайолет на самом деле любила, вот только зачем ей встречаться в таком случае с людьми из проекта?

– Звучит на редкость правдоподобно. – Кэтрин смотрела в одну точку, немного нервно накручивая платиновую прядь волос на палец. – Только вы забываете про Эмбер. Она вообще родилась спустя два года после пожара, а стала первой… жертвой. Притом, будучи беременной… разве что это и послужило поводом ее убить. Ведь ребенок был от Дэвида.

– Так же, если верить «Наследию Эмброуза», все корни тянутся к путешествиям во времени, – не сдержавшись, Моника скептически скривилась. – Не знаю, насколько я во все это верю, но если написанное мистером Ньютоном правда, «Красный маяк» ради власти и денег пытался изменить ход истории. Для этого использовали химию и физику, с помощью которых создали машину времени, но сама природа воспротивилась этому. Я загуглила те годы, когда все предположительно происходило, и знаете что, те катаклизмы могли стереть Землю с лица Вселенной. Теперь они не путешествуют в прошлое или будущее, но строго следят за порядком, который сами установили. Но опять же, что-то пошло не так и теперь им приходится убивать, представляя все как несчастные случаи.

– Мы еще кое о чем неразумно забыли. – Я решительно отодвинула стакан подальше от себя, оставив влажную полосу на тумбочке. – Мистер Ньютон догадался о чем-то важном, именно поэтому он остался работать на «Красный маяк», боялся, что додумается кто-то еще. Судя по всему, тайна папы Анны раскрыта не была, но он написал, что отправил письмо человеку, который в свое время больше всех будет нуждаться в этой правде. Кому и как он его отправил?

– Отправил элементарно, – щелкнула пальцами Кэтрин, – столько фильмов и сериалов есть на такую тематику. Если известен год, в котором нужный ему человек должен получить конверт, письмо от мистера Ньютона может быть отправлено даже после его смерти.

– А что, если это письмо адресовано нам? – слегка взволнованно предположила Моника. – Косвенно зная, с чем нам придется столкнуться, он отправил нам такую вот помощь, и даже Человек без лица не в курсе этого!

– В таком случае нам остается только ждать, чаще проверяя почту, – слегка скептически улыбнулась я.

– Единственное, что плохо, – выдержав паузу, промолвила Моника, откидывая густые волосы назад, – мы не в силах проверить наши догадки и теории, как это планировала сделать Анна. Карту украли, флешку и рукопись «Наследия Эмброуза» тоже. Но теперь, когда я уверена, что разгадка близка, мы обязаны не останавливаться ни в коем случае! Рано или поздно будет еще какая-то зацепка, и тогда мы своего не упустим! Главное – держаться вместе!

– Согласна с каждым словом. А теперь спать. Завтра вечером будет дождь, нужно управиться до обеда. – Девочки в недоумении переглянулись, а я слабо улыбнулась. – Да, забыла сказать, я запомнила координаты карты, по сути, она нам не нужна, я и так смогу найти шахты в лесу.

Кэтрин облегченно засмеялась, Моника пересела к нам на кровать, легонько толкнув меня в бок.

– А раньше сказать нельзя было?

– Ты такую мотивационную речь толкала… не хотела тебя перебивать.

В шутку стукнув меня подушкой, Моника подошла к окну.

– Значит, удача на нашей стороне, какие бы козни против нас ни строили. Думаю, надо не терять времени и отправляться в шахты сейчас.

Мы с Кэтрин глянула поверх ее плеча: город тонул в ночи, где-то ухнула сова, мертвая тишина намекала – лучше из дома не высовываться.

– Моника, ты серьезно?

Она махнула рукой.

– Мы же не те идиотки в фильмах ужасов, что сами лезут в кровавый подвал посреди ночного леса. Надеюсь…

Мы по очереди приняли душ, завели будильник и улеглись спать. Моника бесстрастно выслушала наши заверения, будто мы мечтаем спать на полу, и уложила нас с Кэтрин на свою кровать, постелив себе у тумбочки. Кэтрин заснула мгновенно, мило посапывая у меня под боком. Я немного поворочалась в попытках не накручивать себя. Тщетно.

– Моника…

– Да?

Я свесила голову с кровати, всматриваясь в ее лицо, скрытое во тьме, и спросила:

– А что, если Анна еще в опасности? Пикап ехал с такой скоростью, удивительно, что она осталась жива… вдруг за ней придут? И тот звонок… Анна не сомневалась, что это Эмбер.

– Мама попросила шерифа Хоука приставить к ней полицейского на пару дней и ночей. На удивление он был не против. Касаемо Эмбер… нужно немного потерпеть. Завтра мы будем знать больше. А теперь спи и ничего не бойся.

Я откинулась назад на подушку, натягивая одеяло до подбородка в ожидании долгой и бессонной ночи. Ветки абрикоса стучали в окно, монотонно покачиваясь на ветру, но я не поворачивалась в ту сторону, боясь, что могу увидеть в темноте двора Моники то, к чему не готова. В глубине души я понимала, как это глупо, ведь за черными тучами, предвестниками дождя, не видно было даже синей луны. Прошло не так много времени, и я уснула. Спала крепко до самого утра, не имея ни малейшего понятия, что это едва ли не последняя спокойная ночь в моей жизни.

* * *

Утром за окном плыли все те же тяжелые тучи, город застыл в ожидании небывалого дождя, а Эмброуз казался черно-белым рисунком.

Я чувствовала странную маету в районе грудной клетки. Тревожные колокольчики звенели в голове не переставая, они создавали какую-то странную мелодию, не слышанную мною ранее, но при этом до боли знакомую. Кэтрин спала, я умылась и отправилась на поиски Моники, обнаружив ее на кухне за приготовлением завтрака. Пахло только что сваренным кофе, шоколадными панкейками и омлетом с беконом.

– Доброе утро, – улыбнулась Моника, – не знала, что вы предпочтете на завтрак, решила все и сразу, так сказать. Папа на работе, хорошо, что его и на выходных вызывают.

Я села напротив Моники, поражаясь тому, как можно быть такой бодрой в десять утра.

– Есть какие-то новости?

Моника шмыгнула носом и пожала плечами, переворачивая один особо аппетитный панкейк.

– Состояние Анны удалось стабилизировать почти сразу, но с того самого момента – никаких изменений.

Я сочла то, что Анне не становится хуже, хорошим знаком, но лишь неопределенно кивнула головой.

– Пойду будить Кэтрин, – Моника стряхнула с рукава муку, придвинула ко мне многочисленные тарелки и грозно напомнила, что завтрак – самый важный прием пищи.

Я съела один панкейк, выпила полчашки кофе и поднялась назад в комнату Моники, услышав непонятную возню и громкие препирательства. Как оказалось, разбудить Кэтрин с утра без моральных потерь было делом проблематичным. Она сначала умоляла дать ей поспать подольше, потом требовала отстать от нее, но просыпаться не хотела, как мы ее ни будили, все повторяя во сне о каких-то ангелах-киборгах. Только когда Моника психанула и сказала, что мы идем без нее, Кэтрин соизволила открыть один глаз. На скорую руку собравшись, мы, даже толком не позавтракав, отправились в путь.

Воздух Эмброуза напоминал что-то сладкое и в то же время терпкое, так пах наш вишневый ликер, да и сама погода как будто опьянела. Быстрее всего можно было дойти до нужного нам места в сердце Изумрудного леса, начав путь через дорогу за заправкой мистера Тони. Ни Монику, ни Кэтрин, ни тем более меня такой расклад не воодушевлял. Моника посмотрела на меня жалобным взглядом, спрашивая, нет ли другой альтернативы, я ответила кислой гримасой. Радовало только отсутствие тумана, которому даже при свете дня удавалось создать на заправке мистера Тони атмосферу мрачной напряженности.

Через полчаса, миновав злополучное место, откуда доносились звуки старого радио – «Блюз на перекрестке», мы вошли в Изумрудный лес, восторженно оглядываясь по сторонам. Казалось, это сюда уплыли краски Эмброуза: на краю дороги листья отливали золотом, а в глубине тихий лес был темно-зеленого цвета, деревья покрылись влажным мхом, неизвестные мне растения робко пробивались из-под сырой земли. Кэтрин вдохнула полной грудью и умиротворенно раскинула руки, будто намереваясь обнять весь Изумрудный лес, а Моника в желтом дождевике немного скептически оглядывалась вокруг, явно не совсем понимая открывшуюся нам картину.

– И в глубине этого леса спрятана корпорация зла?

– Внешность обманчива, – напомнила ей Кэтрин. Она сорвала ромашку и сунула ее за ухо.

Где-то вдалеке зарокотал гром, я, непроизвольно вздрогнув, сказала:

– Не теряем времени. Вперед.

В Изумрудный лес люди ходят часто: устраивают пикники, взбираются на гору Влюбленных, но очень далеко не идут, ведь связь тут пропадает и найти обратную дорогу становится трудновыполнимой задачей. Я не переживала, потому что запомнила карту мистера Ньютона. Стоило только закрыть глаза, как я видела координаты, они ясно указывали нужный нам путь.

– Здесь лес становится гуще, – заметила Моника минут через двадцать.

Мы обошли пару огромных каменных гор, заброшенный колодец, к которому не рискнули подойти ближе чем на десять метров, но ничего похожего на шахты так и не встретили. Вскоре деревья и впрямь начали тесниться поближе друг к другу, а их листья отливали синевой. Ветки царапали руки и лицо, цеплялись за одежду, волосы, бледно-розовый плащ Кэтрин порвался в трех местах. Обойдя неожиданно появившиеся густые кусты сирени, мы вышли на такой участок, где за верхушками деревьев почти не видно было неба. Перед нами возвышалась гора метров двадцати в высоту, в центре ее образовалось подобие арки из трех серых каменных глыб.

– Вход в шахты, – ахнула Моника. Ее голос сел и охрип, она неуверенно подошла поближе к горе, качая головой. – Поверить не могу. Не все в Эмброузе знают, для чего они были построены на самом деле, но никто не сомневается, что они существуют… и вот стоять перед ними сейчас…

– Без карты сюда не доберешься. – Я подошла поближе к Монике. – Это место особенное, и оно либо уже было таким и выбрано как раз из-за этого, либо стало необыкновенным благодаря «Красному маяку».

– Даже в свете последних событий я не верю в мистику, но здесь, – Моника в благоговейном испуге повернулась на сто восемьдесят градусов к нам, – но здесь все иначе. Чувствуете?

Я чувствовала только приглушенный ритм своего сердцебиения. Что-то не так.

– Изумрудный лес всегда казался белой вороной города, – Кэтрин внимательно оглядывалась, пытаясь запомнить малейшие детали, – теперь я понимаю почему. Эмброуз всего лишь его тень.

– Смотрите, – пытаясь отделаться от первобытного страха перед неведомыми мне событиями, я прошла ближе ко входу, заметив на левом камне черный экран. Время никак не сказалось на нем, он спокойно смотрел на нас изнутри тяжелой глыбы.

– Кнопок нет. Сенсорный экран из девяностых? – Моника одобрительно кивнула. – Неплохо.

Не успели мы и слова вымолвить, как Кэтрин беспечно провела по экрану пальцем. Вслед за ним потянулась красная линия и тут же исчезла.

– Здесь нужен пароль, – спокойно сказала она, уже обследовав железную дверь, наглухо отделяющую внешний мир от загадок «Красного маяка». Вход был чуть дальше от образовавшейся каменной арки, он тонул в полумраке тайн прошлых лет.

Пока девочки с любопытством осматривались, я не устояла перед соблазном нарушить свое правило не оглядываться назад, ведь Изумрудный лес настойчиво шептал это сделать. Мурашки волной прошлись по всему телу, когда я обернулась к деревьям и кустам сирени, которые спокойно скрывали это место от посторонних глаз.

– Что, если мы тут не одни?

– Мистер Ньютон не посылал бы нас сюда, – уверенно ответила Кэтрин, – нам стоит остерегаться Человека без лица и девушки Фантома, но будь они здесь, уже дали бы о себе знать.

Я продолжала завороженно смотреть на кроны деревьев и непонятно как цветущую в конце сентября сирень.

– Что говорила Анна? – голос Моники вывел меня из ступора, вернул в реальность у старых шахт. – Мистер Ньютон написал на обороте карты какую-то подсказку, возможно, пароль.

– «Наблюдай внимательно за природой, и ты будешь все понимать намного лучше», – процитировала я.

– Ммм, чудненько, – Моника выпятила нижнюю губу, посмотрев по очереди на нас с Кэтрин. – Есть идеи, юные Эйнштейны?

– Лично я поняла фразу буквально настолько, насколько возможно, – Кэтрин встала перед нами, оглядываясь вокруг, вдыхая свежий воздух. – Природа Эмброуза – это Изумрудный лес. Причал – символ «Красного маяка», ведь отталкиваясь от него, придумали название. Наш город и маяк находятся в противоположных точках, но окружены лесом так, что образуют символ бесконечности.

Не дав нам и слова сказать, Кэтрин резво обернулась к экрану и провела по нему тонким пальцем. Черный экран засветился красной перевернутой цифрой восемь, после чего ярко мигнул и погас. Щелчок, и со стальным скрежетом железные двери отъехали влево. Вход был открыт, перед нами зияла черная пустота туннеля, откуда веяло сыростью и затхлостью. Пыль медленно оседала на землю, мы с Моникой оторопело смотрели на Кэтрин.

– Поблагодарите потом, – запинающимся голосом ответила она.

Моника начала рыться в рюкзаке, куда предусмотрительно сложила фонарики. Кэтрин пару раз чихнула и сделала два медленных шага вперед, после чего обернулась, приглашающе кивнув на вход в шахты. Меня на долю секунды буквально парализовало от страха, но я почувствовала, как мои пальцы мягко сжала теплая ладонь. Я подняла затуманенный испугом взгляд на Монику, она задорно улыбнулась.

– Помнишь, как я однажды в детстве разбила папину любимую чашку, боялась идти домой и, не придумав ничего получше, прибежала к тебе? Ты повела меня назад и соврала отцу, что это твоя вина. Нас тогда не наказали. Считай, так будет и сегодня, нам повезет, все будет хорошо.

– А если там все же кто-то есть? Они могут сделать с нами что угодно!

– Тогда устроим нехилую драку в стиле Марвел. Или трусливо сбежим. Как карта ляжет.

Взяв меня за руку крепче, Моника пошла следом за Кэтрин, а я приказала себе не быть размазней, включила фонарик и чуточку храбрее засеменила рядом.

Туннель шахты был достаточно широким. Стараясь не думать о крысах, я внимательно оглядывалась вокруг и морщила нос от запаха плесени, гнили и застоявшейся где-то в глубине лабиринта воды. Справа и слева от нас были видны бесчисленные двери, одинаковые и безымянные, расположенные по обе стороны коридора в полуметре друг от друга. Отважно подергав пару ручек, мы пришли к выводу, что не сама шахта залита бетоном, как говорилось, а лишь комнаты – теперь они не выдадут чужие секреты. Мы продолжали погружение в сердце «Красного маяка»: потолок белел от паутины, в лучах фонарей танцевала пыль, казалось, что еще чуть-чуть – и рыхлая земля не выдержит и потолок обвалится, хороня нас вместе с местом, которого не должно быть. Метров через пятьдесят, когда мрак поглотил все вокруг, оставив только робкие лучи фонарей и призрачный дневной свет из открытого входа позади нас, стало ясно, что один обвал тут точно случился: мы стояли у тупика, проход дальше был плотно забит землей вперемешку с камнями.

Приглядевшись к последней двери справа от нас, на которой висел плакат, весь покрытый плесенью так, что ничего не получалось прочесть, я почему-то шепотом сказала:

– Этот обвал вызвали специально, дальше не пройти. Все двери закрыты и залиты бетоном… кроме последней.

– Тогда добро пожаловать, – приглушенно хмыкнула Моника и осторожно приоткрыла ту дверь. Она с легким скрипом подалась, и нашим взглядам открылась комната самого жалкого вида – сплошная разруха.

Четыре голые кровати ютились у стены, еще две, с разорванными пружинами, были опрокинуты. Светлые обои висели клоками, из ржавой трубы под потолком капала вода, окон не было, все тонуло в синем полумраке. Несмотря на убожество этой картины, было абсолютно очевидно, что…

– Это детская, – шокированно пролепетала Моника. Она прошлась по комнате, переступая через поломанных солдатиков и кукол с нехваткой ног, рук, а то и голов. Ни шкафа, ни тумбочек, только розовые и синие ленточки на спинках кровати, грязные, засаленные, ободранные…

– Зачем здесь комната для детей? – голос Моники наполнился тихой яростью, когда она подняла с пола крохотного, с ее ладонь, плюшевого мишку. Игрушка наверняка была у кого-то любимой, ведь выглядела хоть и старой, но достаточно опрятной, ее явно холили и лелеяли.

– Смотрите.

Содрогнувшись, я повернулась на голос Кэтрин.

В углу лежал ручной компас, его стрелки сошли с ума, до головокружения крутясь вокруг своей оси. Казалось, за столько лет он должен был банально поломаться, но что-то в нем противилось этому. Загипнотизированная компасом, я не сразу почувствовала толчок в плечо.

– Думаю, с тебя достаточно, – протянула Кэтрин, встряхнув меня еще раз. Потерев глаза, я вернула себе четкость мыслей, не рискуя больше подходить к злосчастному прибору. – О, у меня такая же была, когда я в детстве ходила на балет! Жаль, школу закрыли…

Кэтрин с восхищением подхватила с угла одной из кроватей деревянную шкатулку, покрашенную в угольно-черный цвет, с вырезанной на крышке розой. Затаив дыхание, мы открыли ее и увидели маленькую балерину в розовой пачке и с желтым пучком волос на затылке. Руки грациозно сложены над головой, ножки в пуантах готовы к фуэте. Кэтрин покрутила незаметный рычажок на обратной стороне шкатулки, но механизм не сработал.

– Надо же, поломана, – сникла Кэтрин, ставя шкатулку на место.

Но для меня это уже не представляло никакого интереса. Снаружи, напротив комнаты, где мы находились, была еще одна дверь, из-под которой неуверенно пробивался желтоватый свет.

– Девчонки, – тихо позвала я, – кажется, та комната жилая.

Кэтрин тут же оказалась рядом со мной, Моника тоже подошла поближе, все еще сжимая крохотного мишку.

– Оставь его, – нахмурилась Кэтрин.

– Ни за что, – угрюмо ответила Моника, выходя из комнаты. Игрушку она аккуратно положила во внутренний карман своего желтого плаща-дождевика.

Закрыв комнату, мы переглянулись, кивнули, и, не услышав шума за дверью напротив, я дрожащей рукой повернула ручку.

Комната была просторной, с потолка свисала лампочка, тусклым светом заливая темные углы. Все вокруг было разгромлено, разбито, перевернуто, поломанные предметы опознавались с трудом. Пахло сиренью и абсурдом. На стене висели часы, на первый взгляд, единственная нетронутая вещь. Они остановились, стрелки показывали 23.45. Видно, что-то из ряда вон выходящее произошло в это время.

Было больно смотреть на поруганную комнату. Она казалось живой, как море или океан. Кроме часов, еще две вещи уцелели: какой-то аквариум и стол, где стояла банка кока-колы и лежала упаковка из-под пиццы из «Бетти Буп». Совсем новая, стоит отметить.

– Думаете, это она? Та самая комната?

– Да, – прошептала я, приближаясь к столу, над которым на шероховатой стене кто-то прикрепил лист бумаги. В горле застрял ком, когда я сорвала его и поднесла к глазам:

«Алекс Картер

Фред Эфрон

Дэвид Лонг

Питер Хилл

пожар в больнице Эмброуза, 21 августа, 2002 год».

Это было напечатано, а ниже от руки мелким почерком дописано: «Эмбер Роуз». В правом нижнем углу нарисован красно-белый маяк.

Глаза затянуло горячими слезами, я помахала листком девочкам, не в состоянии вымолвить и слова. Хмурая Кэтрин взяла желтоватый лист, бегло пробежалась по нему глазами.

– Все это правда, – с легким содроганием произнесла она, – а все происходящее – план. Просто план.

– И его дописывают на ходу, – с отвращением добавила я, – мы думали, все началось с Эмбрер, а на самом деле точка отсчета – «французы».

– Пожар, если точнее. Мамы половины ребят из старших классов лежали на сохранении в тот день. Нужно узнать, что еще такого особенного случилось ночью двадцать первого августа семнадцать лет назад.

– Или чего не случилось, – пробормотала я, недоверчиво глядя на лист бумаги.

– Элисон, Кэтрин… идите-ка сюда.

Моника, казалось, даже не слышала нашего разговора, сосредоточившись на стеклянном кубе в углу комнаты. Мы подошли поближе, с нескрываемым любопытством глядя, что там внутри. От одной стенки куба до другой тянулась черная железная жердочка с маленькими круглыми отверстиями. Большинство из них пустовало, и только в двух помещались хрустальные ромбовидные капсулы, каждая сантиметров по тринадцать. В них переливалась молочная жидкость, капсулы слабо светились сиреневым. Дно куба сияло, сплошь покрытое разбитым хрусталем.

– Если это то, о чем я думаю… – в благоговении прошептала Моника, оглядывая куб, чтобы понять, как его открыть – может, разбить?..

– Так-так-так, спокойно, – резко прервала я ее, – мы не знаем, что это, и лучше туда не лезть. Мы нашли то, за чем пришли.

Я протянула сложенный листочек, Моника, прикусив нижнюю губу, пару раз прочитала его.

– Дело дрянь. Легенды о «Красном маяке» и не сказки вовсе, – Моника перевела взгляд на капсулы. – Значит, перед нами те самые судьбоносные капсулы машины времени.

Мы втроем прилипли руками к стеклу.

– Осталось всего две, – Моника тяжело дышала, от чего стекло у ее губ мгновенно запотело. – Вы только представьте, если забрать их… одна, чтобы вернуться в прошлое и спасти Эмбер, отговорить «французов» взбираться на Безымянное здание… Анна никогда не пойдет на встречу с покойницей… а вторая, чтобы вернуться назад в будущее.

Огромные глаза Моники заискрились фанатическим блеском, но я жадно слушала ее, думая, как разбить куб и забрать капсулы, мечтая, что жизнь пойдет другим путем, не по темной дороге, усеянной мертвыми телами дорогих мне людей. Все будет иначе, все встанет на свои места.

– Я не верю в то, что прошлое можно изменить, – внезапно тихо, но твердо сказала Кэтрин.

Моника резко повернулась к ней, не убирая рук от стекла, грозно рявкнув:

– Ты забыла, что писал мистер Ньютон?! Все это и происходит потому, что «Красный маяк» затеял свои игры! Как он был разочарован, когда понял, что физика только слово… разве эта комната в заброшенной шахте не доказательство тому, что сказанное им правда?

– А что, если мы спасем всех, но сделаем только хуже? – в тон Монике ответила Кэтрин, взволнованно размахивая руками. – Не стоит забывать, люди «Красного маяка» столько раз прыгали во времени, что это стало приводить к природным катаклизмам!

– Девочки, тише… девочки, подождите… да заткнитесь вы! – крикнула я, поднимая указательный палец вверх, и, добившись их внимания, уже спокойней спросила: – Слышите?

Из-за двери комнаты, где мы находились, доносился перезвон колокольчиков, под такой обычно танцуют балерины из деревянных шкатулок. Прекрасная мелодия во мраке шахты напоминала напев самого сатаны. Влажные щупальца животного страха начали раздирать мое нутро, пол тем временем странно завибрировал, я схватила Монику и Кэтрин за руки, прошептав посиневшими губами:

– Бежим!

Дважды повторять не пришлось. Моника пришла в себя быстрее всех, резко дернула нас к выходу, крепко вцепившись в наши запястья. Через мгновенье мы уже неслись по туннелю шахты, но я успела заметить открытую комнату напротив, где у одной из перевернутых кроватей кружилась, улыбаясь полустершимися нарисованными губами, балерина из шкатулки. Стены шахты затряслись, будто при землетрясении, угрожая похоронить нас в лабиринте. Не разрывая рук, мы на запредельной скорости выбежали из шахты, и двери под каменной аркой, угрюмо лязгнув, закрылись. Голова кружилась от бега по лабиринту, мир перед глазами расплывался разноцветными кругами, но я нашла в себе силы приподнять голову, чтобы убедиться, что девочки в порядке. Они лежали рядом со мной, Кэтрин очумело трясла головой и пыталась подняться, Моника материлась не хуже пьяного матроса. Мелодия заведенной шкатулки не утихла внутри шахты, наоборот, становилась громче, будто приближаясь. Вздернув меня и Монику за шкирку, Кэтрин, стиснув зубы, поволокла нас к кустам сирени, приговаривая, что мы должны убраться как можно дальше да побыстрее. К нашей с Моникой чести, мы начали ориентироваться в пространстве, как только миновали деревья с синеватой листвой. Я резво толкнула девочек в нужную сторону, заставляя их следовать за собой, пока мы не начали блуждать в глубине леса, где нам явно не рады. Хлестал ветер, раскаты оглушительного грома заставлял вскрикивать, вспышки молнии прорезали серое небо. Дождь обещал быть бесконечным, таким же казался и путь назад.

Мы выбежали к заправке мистера Тони. Завидев ее, я чуть было не развернулась назад в лес, но Моника успела схватить меня за бордовый рукав фирменной куртки школы Эмброуза. Запыхавшиеся, красные, мы завалились в «Бетти Буп», вытирая вспотевшие лбы. Моника невнятно пролепетала что-то обалдевшему мистеру Роббинсу, тот отмахнулся, сказав, что приготовит нам лимонад.

– Самое то, после пробежки от адских псов, – пробурчал он, провожая нас взглядом к излюбленному столику.

Первые десять минут мы все трое просто молчали, боясь умереть от тахикардии под песни Линды Скотт. За окном Изумрудный лес качался от порывов ветра, казалось, деревья приветливо машут ветками, завлекая нас назад. Когда лимонад был принесен и выпит, я испуганно воскликнула:

– Список Человека без лица!

Моника похлопала по внутреннему карману желтого дождевика, к которому прилипли пыль и листва. А потом сказала то, от чего моя челюсть неприлично отвисла вниз:

– Нужно туда вернуться. С полицией.

– Нет, – отрезала я, – мистер Ньютон не хотел…

– Я тоже много чего не хотела, – прервала меня Моника, резко отодвинув от себя стакан, – теперь нужно действовать решительней. Что скажешь, Кэтрин?

Кэтрин вытаскивала из волос мелкий древесный мусор, с отвращением оглядывая свои белые пряди. На вопрос Моники она ответила, осторожно подбирая слова:

– Мистер Ньютон не зря молчал обо всем этом до самой смерти. И Анне «Наследие Эмброуза» оставил тоже не просто так. Теперь мы точно знаем: «Красный маяк» не сказка, Человек без лица реален, девушка Фантом существует. Давайте пока не рубить сгоряча. Обдумаем произошедшее, а завтра решим, как действовать.

Предложение Кэтрин показалось мне разумным, Моника была еще слишком взвинчена, но согласно кивнула головой, играя желваками.

– Пока не начался всемирный потом, следует проведать Анну, – закрывая тему, спокойно сказала Кэтрин.

В «Бетти Буп» становилось тесно, школьники, громко переговариваясь, рассаживались за любимыми столиками, будто собирались переждать здесь бурю. Как бы мы ни пытались не выделяться, все поглядывали на нас с жадным любопытством, однако подойти никто не решился. Само собой, все они уже наверняка слышали про Анну. Пока не появился кто-то, лично с нами знакомый, например, не дай бог, близняшки Мейбл, мы уже собрались уйти по-английски, как тут, бойко стуча каблуками, к нам подошла Кимберли и бесцеремонно уселась рядом.

– Благодарю, – залпом допив мой лимонад и вкусно причмокнув губами, Кимберли безапелляционно заявила: – Выглядите отвратно, вас будто домашний реферат по истории поимел.

Она задорно хохотнула, Моника мрачно на нее посмотрела.

– То есть ты не слышала, что случилось вчера с Анной?

Кимберли в предчувствии плохих новостей слегка растерянно захлопала глазами, неприсущая ей неуверенность засквозила в голосе:

– Я вчера после школы поехала на гору Влюбленных, мы там ночевали в палатках, вот только вернулись…

Моника кивнула и сухо пересказала произошедшее. Кимберли внешне приняла новость спокойно, только сурово осмотрела посетителей «Бетти Буп».

– То-то я думаю, чего эти стервятники так шушукаются, глядя на вас.

– Ты проведаешь Анну в больнице? Это может показаться бесполезным, но врачи говорят…

– Господи, Джонс, я же вовсе не равнодушная цапля, как ты меня называешь. Конечно, зайду. Я и так собиралась в больницу, чтобы передать Лили конспекты. Правда, ее еще вчера до обеда выписали…

Последние слова Кимберли пришлись ударом под дых, я буквально задохнулась от неожиданной новости. Реакция Кэтрин стала отражением моей, у Моники задергался правый глаз. В тот миг мы думали об одном и том же: Лили отпустили домой, совпадение ли, что это случилось тогда, когда пропали часть рукописи, карта и флешка мистера Ньютона? Ведь то, что Лили связана с Человеком без лица, уже факт.

Кимберли не особо отреагировала на то, как мы восприняли ее новость, видно, списав все на неприязненные отношения между нами и Лили. Длинными ноготками она подцепила застежку на молнии своей сумочки, обвела нас серьезным взглядом, после, понизив голос, и сказала:

– Если вы помните, мы с Анной на прошлые выходные готовили разоблачающую статью про Эмброуз. Тут стоит признать, Анна хороша, я это заметила, еще когда взяла ее в редакцию школьной газеты. Кажется, она могла стать журналисткой вроде Иды Тарбелл, та в свое время проводила гениальные расследования, никого не боясь и ничего не опасаясь. По крайней мере, к написанию нашей статьи Анна подошла ревностно, страстно, с поражающей самоотдачей. Возможно, порой даже слишком ревностно и страстно. – Кимберли задумчиво посмотрела сквозь нас, сосредоточенно кивнула какой-то своей мысли, и продолжила: – Позавчера мы закончили. Сегодня, перед тем как заехать сюда, я начала распечатывать наше произведение. Настроив принтер, пошла в душ. Когда вышла, на столе лежало это.

Кимберли достала из сумочки сложенный листок А4, сунув в руки каждой из нас по экземпляру. На так называемой обложке отрывистыми линиями в хаотическом порядке черным карандашом была нарисована могила. Раскрыв листочек, я мысленно простонала: поперек двух страничек шла напечатанная надпись «В память о Кимберли Палвин».

– Многообещающе, правда? – Лицо Кимберли оставалось непроницаемым, только цепкие бирюзовые глаза с легким прищуром оглядывали нас. – Пока я была в душе, кто-то удалил все, написанное нами с Анной, зато распечатал сто пятьдесят листов вот такой мутной макулатуры. Что скажете?

– Мило. Но если бы неизвестный собрал эту фразу из букв, вырезанных из старой газеты, было бы более зловеще и интригующе, – вернув Кимберли листок, сказала Моника. Ее голос, казалось, звенел как натянутая струна, глаза затянуло поволокой.

Кимберли лучезарно улыбнулась и помахала кому-то через окно, а повернувшись к нам, перекинула волосы назад и ровным тоном отчеканила:

– Не думала, что когда-то сама скажу эту фразу, которую так часто повторяют мне, но послушайте и проникнитесь советом: завязывайте свои расследования или что у вас там. Откуда корни растут, понять несложно. Ходит слушок, что мистер Ньютон в девяностых работал на проект «Красный маяк». Смею предположить, вы – те редкие городские, кто знает, вокруг чего там все крутилось. Представляю, что можно нарыть, копнув глубже. Но уверяю, лучше не надо. Учите уроки, проведывайте Анну и встречайтесь со школьными баскетболистами Эмброуза.

– Быстро же ты слилась, – улыбнулась Моника, – не думала, что тебя таким напугаешь.

– Сдается мне, у Эмбер тоже с такого начиналось. А я считаю, уж если умирать, то на Манхэттене, из-за яда белладонны в шампанском, подлитого богатым любовником, чтобы избавиться от меня, потому что я слила его конкуренту. Как в одной из серий «Черно-белого города».

– Вообще-то, ту красотку убили в старом мотеле, она слишком много знала.

– Я про сиквел говорю. Пусть все потом захотят умереть как я, а не как Эмбер Роуз.

Обдав меня запахом дорогих духов, Кимберли встала, махнула нам рукой и выбежала из «Бетти Буп».

Мы молча проследили, как она подбежала к какому-то длинноволосому парню,который ждал ее, облокотившись на зеленую «Импалу». С разбега кинувшись ему в объятия, она слилась с ним в долгом страстном поцелуе. Я подавила очередной вздох. Мне казалось, единственным недостатком жизни Кимберли было то, что она слишком идеальна. Палвин имела симпатичное личико, любопытный нрав и сопутствующую ей по жизни удачу. Носила первую букву своего имени на шее, лепила розовую жвачку под парту, щеголяла в клетчатой юбке, встречалась с крутым парнем старше нее, работающим в музыкальном магазине, и равнодушно относилась к отсутствию подружек. Ее тексты часто публиковали в популярных интернет-журналах, читателям нравился ее ироничный взгляд на серьезные вещи. Подход Кимберли к жизни всегда казался мне слегка эгоистичным, да только это и делало ее абсолютно свободной. А не свобода ли нам сейчас нужна в погоне за правдой?

– Как у нее все просто. Зараза Кимберли, ничего не скажешь, – Моника повернулась ко мне. – Кстати, Элисон, ты обронила это, когда мы словно перепуганные курицы выбежали из шахт.

Моника протянула руку, на ее ладони сверкнула цепочка со стрекозой. По инерции я испуганно схватилась за свою голую шею, с ужасом осознавая, что даже не заметила потери.

– Да не дергайся ты так, – засмеялась Моника, – видно, застежка поломана. Я заберу, посмотрю, что с ней можно сделать, ладно?

Облегченно вздохнув, я кивнула. С самого детства я обожала стрекоз, в Эмброузе встречались прекрасные экземпляры этих насекомых. Но цепочка не была бы и вполовину так ценна, не будь она подарком Моники, поэтому я только в очередной раз благодарно вздохнула.

– Что ж, думаю, нам пора.

Яростный ветер кружил по Эмброузу, желая смести все на своем пути, но еще не имея для этого достаточно сил. Город в моей голове представлялся черным водоворотом, где серые грозовые тучи сливались воедино для небывалого дождя, который смоет его грехи. Ворона, сидящая на фонаре у «Бетти Буп», каркнула вслед, будто прочитала мои мысли и выразила благосклонное согласие.

Очередная молния ослепила город, когда Моника вместо того, чтобы запахнуть свой желтый дождевик, расстегнула пуговицы, достав из внутреннего кармана маленького мишку. Просто удивительно, как невинно он выглядел в ее длинных пальцах в шахте и как жутко смотрел на нас черными бусинками глаз сейчас!

– Не к добру это, – Кэтрин непроизвольно бросала на мишку опасливые взгляды, – зачем там вообще та комната, ума не приложу.

– А у меня теперь появились вопросы, ответы на которые я и знать не хочу. – Мелодия из поломанной шкатулки, подобно песни сирен, засела в голове, мешая ясно мыслить. Она еще долго будет мне сниться.

Каждая из нас купила охапку любимых Анной лилий в цветочном магазине напротив «Безумного Роджера». В свете дня бар тихо спал. Сегодня планируется субботнее шоу, но почему-то не слышно звуков репетиции. Значит, мама отменила вечер, при такой буре открываться нет смысла, будет работа в убыток.

Поднимаясь по ступенькам к центральному входу больницы, я на скользящей грани сознания внезапно увидела неясную картину из двух пазлов. Какой бы несуразной чушью это ни казалось со стороны, я решила поделиться мыслью с девочками, да только удивленный возглас Моники перебил мои намерения:

– Тебя выписали, что ты здесь забыла?

Над нами возвышалась точеная фигура Лили. Она, засунув руки в карманы черного пальто, надменно оглядывала нас сверху вниз.

– Кого-то выписали, кого-то наоборот, – Лили выглядела в разы лучше, чем в нашу последнюю встречу, да и в голос ее вернулись былые нотки презрительного снисхождения. – Вы же проведывали меня, я вот тоже пришла навестить Анну. Бедняжка…

Моника угрожающе медленно поднялась на пару ступенек, чтобы встать вровень с Лили. Последняя была старше на два года, но роста они были одинакового.

– Не смей больше таскаться сюда. Я насквозь вижу твое гнилое нутро.

– Вот только не надо со мной флиртовать, – Лили закатила глаза, с удовольствием ожидая продолжения.

– Я знаю, что ты украла флешку с рукописью из дома Анны. Поверь, я это так не оставлю.

Лили жеманно улыбнулась, равнодушно бросив:

– Не понимаю, о чем ты.

Мы видели, что Лили врет, она знала – мы ей не верим. Кажется, наши подозрения только что обрели твердую почву.

Мерзко хмыкнув напоследок, Лили легонько зацепила Монику плечом и пошла вниз, не удостоив нас с Кэтрин и взглядом.

– Жаль, я не успела сходить с Фредом в кино, открыла бы ему глаза на исчадье ада.

Лили как тряпочная кукла застыла на полпути, а когда обернулась, ее светло-карие глаза пугали пустотой.

– И как тебе? Тяжело быть такой крутой?

– Да, жаль, тебе не понять, – взяв меня с Кэтрин под руки, Моника слегка грубовато потащила нас ко входу.

– Эй, Джонс… Моника, – так как Лили впервые назвала кого-то из нас по имени, мы, споткнувшись, круто обернулись к ней, – инициатива наказуема. Так, информация для общего развития.

После чего, держа осанку, продолжила спуск вниз.

Обсуждать произошедшее не хотелось. Мутный осадок в душе взбаламутился, но я тут же отвлеклась, потому что мы столкнулись с миссис Ньютон и миссис Сандерс.

– Отлично, Моника, Кэтрин, встретьте Мэрилин с готовым для нас обедом, помогите ей с пакетами, – миссис Сандерс не дала нам и слова сказать, отрывисто раздавая поручения. – Элисон, пока девочки будут помогать твоей маме, жди у Анны, ее пришел проведать друг, вы с ним должны быть знакомы… встретимся через минут пятнадцать.

Подгоняемые мамой Кэтрин, девочки успели только озадаченно глянуть на мою одинокую фигуру. Похлопав глазами, я поплелась в палату к Анне, не имея ни малейшего представления о личности ее загадочного друга.

Непонятное чувство захлестнуло меня, стоило мне увидеть Анну. Казалось абсолютно неправильным, что совершенно ничего не поменялось за целый день. А ведь некоторые люди так спят месяцами, годами. Глубокий сон витал в воздухе, и я бы начала задыхаться, но высокая фигура у окна, выпрямившись, привела меня в чувство.

– Привет. Я ожидал твоего прихода.

Он подошел, забрал охапку лилий из моих рук и поместил цветы на тумбочку.

– Я Логан Блум. Мы с Анной…

– Я помню. Думала, ты перешел на домашнее обучение, не видела тебя в этом году в школе.

– Нет, просто мы с семьей задержались на каникулах в Ирландии, директор Вульф в курсе. С понедельника уже буду ходить на уроки. Возвращаюсь, а здесь такое.

Логан коротко посмотрел на Анну и отвернулся к окну. Я общалась с ним всего пару раз, и этого оказалось достаточно, чтобы заметить в нем намек на американского денди. Моника же каждый раз, завидев его, повторяла, что, если Логану надеть парик, из него получится очень красивая девочка. Возможно, парень и в самом деле был слишком слащав с пухлыми губами и глазами орехового цвета, да только с последней нашей встречи в начале лета он обзавелся колючей щетиной, а каштановую шевелюру подстриг, подчеркнув и без того острые скулы. В нем не было харизмы Алекса, но он явно выделялся на фоне остальных парней Эмброуза.

– Элисон, ты можешь мне объяснить, что у вас здесь происходит?

Я мысленно фыркнула, желая, чтобы мне тоже кто-то это объяснил, но вслух произнесла:

– Мы знаем не больше твоего.

Логан просканировал меня взглядом, позволив себе вежливо удивиться:

– Впервые вижу, как ты врешь.

Непрошеный румянец заиграл на моих щеках, но я лишь упрямо пожала плечами, не выдержав прямого взгляда Логана.

– Что ж, мне пора, – взяв с кресла темно-синий плащ, он задержал взгляд на Анне, болезненная гримаса выдала его тревогу за девушку, – Джон наверняка меня уже заждался.

Я вопросительно выгнула бровь, сложив руки на груди. Логан мягко улыбнулся.

– Да, тот самый Джон Новак. Он мой кузен. В защиту брата скажу, что он не тихушный маньяк, ты просто ему нравишься.

Множество различных выражений вертелось на кончике моего языка, но я промолчала, состроив каменное лицо.

– Ну-ну… ладно, до скорого.

Логан тихо вышел из комнаты, я села рядом с Анной, легонько провела рукой по ее одеялу, стряхивая несуществующие пылинки.

– Столько всего происходит сейчас. Только успеваешь оправиться от одного события, как случается что-нибудь еще. Более мрачное, страшное, неожиданное. Но, Анна, ты должна проснуться. Помнишь, как на Лунном озере, куда мы пошли без ведома родителей позапрошлым летом, ты наступила на ракушку, распоров себе пятку? И отказалась от помощи, всю дорогу ковыляла домой без чьей-либо поддержки. Как, поломав ногу в восемь лет, отказывалась от костылей, прыгая все время на одной ноге с гипсом наперевес. Ты всегда задирала нос, справляясь в одиночку. Сейчас же другая ситуация. МЫ без тебя не справляемся.

– У нас массовые галлюцинации или мы на самом деле видели Логана Блума? – В палату вошли девочки, я быстро провела рукой по лицу, не поворачиваясь к ним. – Поначалу я, конечно, подумала, что это Джессика Альба, но меня смутила щетина.

– Да ладно тебе, Моника, – Кэтрин встала за моей спиной, положив руку на плечо, тактично не заглядывая мне в лицо, – а рост и гора мышц тебя не смутили?..

– Ммм…

– У меня есть одно предположение, – перебила я девчонок, – мне вдруг пришло в голову… Анне звонила Эмбер… нет-нет, дайте договорить… Анне звонила Эмбер, а мы знаем: что-то напугало «французов» и они сорвались. Вернее, сорвался Дэвид, который сбил всех позади себя во время падения. Что, если он увидел Эмбер? Вы только представьте его состояние в ту секунду… Это как если бы я увидела сейчас живого Алекса.

– Вполне разумно.

– Что же здесь разумного, Кэтрин? – Моника скептически нас оглядела.

– Вспомните Скуби Ду. Все мистические истории заканчивались снятием масок с главных злодеев.

– Именно, маски! – Параллель Кэтрин была не совсем тем, что я имела в виду, но, кажется, суть она уловила. – Подружка Человека без лица, девушка Фантом, может принимать облик любого человека. Да, уточнялось, что ее способности со временем начали ослабевать, но думаю, их хватило бы для эффектного появления в образе Эмбер перед «французами», со всеми вытекающими последствиями.

– Мы называем девушку Фантома подружкой Человека без лица? Когда это мы начали представлять их парой?

– Кэтрин, нашла на чем зацикливаться! – отмахнулась от нее Моника. – Если предположить, что твоя теория верна, то это не обьясняет, почему Лили осталась в живых. Не только же из-за того, что она взбиралась первой или из-за небывалого везения! Либо она на самом деле в сговоре с «Красным маяком» (во что я категорически не верю, даже несмотря на наши с ней отношения), либо ею банально манипулируют, промыв перед этим мозги.

– Разве Лили после случившегося на Безымянном здании не должна была сама прийти к такому же выводу? Зачем она вообще сдалась «Красному маяку»?

– В любом случае получается, что «французы» увидели нечто такое, из-за чего от испуга разбились. Вопрос: кого или что? Судя по описанию шока Лили, она сама была на грани, и неизвестно, ей повезло остаться в живых или так было спланировано с самого начала.

– Вайолет знает больше, чем говорит. Она видела причину гибели ребят. Но молчит. Почему?..

– Мы тоже много чего знаем. И после всего случившегося… все равно молчим.

Окно задрожало от оглушительного раската грома. Погода обозленно давала последнее предупреждение спрятаться по домам от приближающегося разгула стихии. Кэтрин осталась у Анны, собираясь уехать, как только миссис Сандерс освободится со смены. Мы с мамой забрали Монику, пообещав миссис Ньютон приехать завтра в середине дня.

В машине я пустым взглядом смотрела на Эмброуз и думала о Времени. После знакового разговора с «французами» я нашла у себя одну из книг мистера Ньютона. Там говорилось, что наша планета постоянно вращается, поэтому человек может попасть в прошлое, путешествуя не только во времени, но и в пространстве, иначе он умрет в вакууме. Как же, черт подери, «Красный маяк» путешествовал во времени, применяя химию? Мы ведь живем не в Средиземье с орками, где все можно объяснить магией.

Вскоре мы притормозили у нашего дома. Монике захотелось прогуляться к себе пешком, без музыки в наушниках и суетливой болтовни, наслаждаясь, как казалось, последними минутами перед проливным дождем. Пустынные улицы города, где неоновые вывески окрасят лужи в красные цвета, будут только рады девушке в желтом дождевике.

Мама ставила машину в гараж, я отошла попрощаться с Моникой. Ее черные длинные волосы трепал ветер, она то и дело убирала их со смуглого лица.

– Странный выдался день, да? Он еще не закончился даже, а впечатление, будто все, что с нами сегодня происходило, было уже давно.

Я неоднозначно кивнула, пытаясь прислушаться к своим невнятным ощущениям.

– Что ж, может, завтра мы поймем больше? Надеюсь…

Пожав плечами, Моника ласково щелкнула меня по носу, улыбнулась маме, закрывающей гараж, и, поцеловав меня в лоб, пошла домой, уверенно шагая по серой улице. Мне казалось до боли важным запечатлеть образ Моники в своем сердце. Я зачарованно помахала ей вслед, а обернувшись, увидела, что мама провожает Монику грустным взглядом. Растерянность и печаль сквозили в ее темных глазах.

– Мам, все в порядке?

Крепко обняв меня за плечи, она тепло улыбнулась.

– Конечно. Ты дрожишь. Замерзла? Пошли, я сделаю лучший чай в твоей жизни.

– Подожди, мама, я же вижу, что-то не так. Ты вообще сама не своя последнее время.

Мама неохотно убрала руки с моего плеча и полезла в сумочку за ключами.

– Я банально за тебя переживаю. За всех вас. Вы же видите, что творится в Эмброузе.

Хоть ответ вышел самым что ни есть искренним, на душе у меня заскребли кошки в предчувствии, что мама что-то недоговаривает. Давить на нее я поостерегалась, зная, какой она становится раздражительной, если продолжать расспрашивать.

Бросив через плечо еще один взгляд на удаляющийся силуэт Моники, я закрыла за собой двери дома.

Вскоре начался дождь, белой пеленой скрыв город. Такая погода служила хорошим глотком снотворного, но я лишь тревожно дремала в кровати, границы сна только дразнили уставшее сознание. Сдавшись, я весь остаток дня прослонялась по комнате, после чего сидела у окна, глядя, как ночной Эмброуз топит ливень. И думая, думая, думая… об Эмбер, «французах», Анне, о том, где мы сегодня с девочками были, что видели и как с этим быть…

Неужели происходящее не сон?

Внезапно у дома мелькнула тень, заставив меня прижаться к окну. Через секунду небо с грозовым ревом раскололось на две части от молнии и в ее вспышке я увидела, что то была Моника, смотрящая прямо на мою комнату на втором этаже. Бледное, как у утопленницы, лицо неоновые лампы гостиной окрасили ядовито-розовым и фиолетовым, к правой щеке прилипли мокрые, черные как смоль волосы, челюсти плотно сжаты, а губы посинели от холода. Все это предстало перед моими глазами на краткий миг, но его мне хватило, чтобы от неожиданного испуга свалиться с глухим стуком с подоконника. Даже не пискнув, я тут же сорвалась с пола, снова прильнула к окну, но Моники там уже не было. Сердце отбивало бешеный ритм в районе горла, дыхание сбилось, а когда зазвенел мобильный, я отскочила от окна, крикнув в пустоту. На экране высветилось «Моника», я дрожащими руками схватила телефон.

– Элисон… я ушла из дома…

– О господи, да, я только что тебя видела!

– О чем ты, я только вышла… это ужасно…

Тут связь начала прерываться, насмешливо шипя мне в ухо.

– …услышала… жна успокоиться…

– Стой, ты пропадаешь, – я вцепилась в мобильный до боли в пальцах, чувствуя, что происходит что-то ужасное, – Моника, я тебя не слышу!

– Не переживай… том тебе расскажу… кажется, я все поняла… проверить…

Я громко застонала, боясь, что звонок оборвется, что и произошло.

– Моника? Моника!

Предчувствуя беду, я побежала к маме в комнату, бессвязно что-то лопоча. В комнате ее не оказалось, я молниеносно сбежала по лестнице на первый этаж, где меня встретили только стены. В горле заклокотало, я громко застонала от бессилия, и тут входная дверь открылась и насквозь промокшая мама, без зонта, ввалилась в комнату. Завидев меня, она переменилась в лице, с нарастающим беспокойством спросив:

– Элисон, что случилось?!

В ту ночь я подняла полгорода, но Монику не нашли. Поссорившись с родителями, она убежала в ночь, пропав, как будто ее не существовало. Листовки на каждом столбу, объявления по телевизору, полицейские во главе с шерифом и весь город в качестве добровольцев, круглосуточно ведущих поиски, вертолеты, вызванные из Сиэтла, над Изумрудным лесом, водолазы у Лунного озера. Ничего.

Так нас с Кэтрин осталось двое.

Но я ее найду. Моника не могла исчезнуть бесследно, а значит, рано или поздно я ее найду.

* * *

На следующее утро после исчезновения Моники я сидела в палате Анны, отрешенно глядя на ее бесстрастное лицо в глубоком сне по ту сторону жизни. Этой ночью не спал весь город. Шериф после допроса мистера и миссис Джонс принялся за меня, и казалось, в его планах было вытрясти из меня душу в попытках найти хоть какую-то зацепку. Я бы отдала ее и так, да только, бессильно задыхаясь от слез, подтвердила, что Моника в самом деле поссорилась с родителями и ушла из дому.

– Элисон, за десять лет вашей дружбы Моника не раз, повздорив с родителями, сбегала из дому. И всегда, я подчеркну, всегда, без исключений, приходила к тебе.

Я до боли сжала челюсти в попытке остановить бесконечный поток соленых слез, но только еле слышно заскулила. Отчаянье снопом красных искр засверкало перед глазами, я сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с собой, но все попытки были жалкими и безуспешными. Я рассказала шерифу, как Моника по телефону сказала мне о своем желании успокоиться и проверить что-то. По словам же мистера и миссис Джонс, их дочь стала невольной свидетельницей приватного разговора, поняла все превратно и, устроив скандал, убежала.

Моника на самом деле иногда срывалась и закатывала истерики родителям, но это происходило лишь тогда, когда мистер и миссис Джонс переставали видеть черту между строгостью и пассивной агрессией, что случалось редко, ведь большую часть времени Моники для них просто не существовало. Исключением стала эта ночь, когда она услышала часть разговора о работе Джонсов, поняв все услышанное по-своему. О чем именно шла речь, Джонсы рассказывать отказались, для начала предложив шерифу связаться с мэрией Сиэтла для разрешения дачи показания вопреки их подписке о неразглашении информации. Блуждая в лабиринтах собственного ужаса от исчезновения Моники, я не придала всему этому должного значения. В моей голове четко сложилось мнение о том, что в их семье на самом деле случился обычный раздор, да только в связи со всеми событиями Моника направила негодование в другое русло, решив проверить кое-какие свои теории.

Когда я справилась с горьким удушьем и мое дыхание выровнялось, шериф Хоук положил на стол большой желтый конверт.

– Вот это полчаса назад пришло на мое имя в участок. Анонимно.

Я быстро заморгала, пытаясь вернуть красным от недосыпа и слез глазам четкость зрения. Одного взгляда хватило, чтобы узнать в бумагах «Наследие Эмброуза». Карты и флешки рядом не было, а спрашивать об этом я поостереглась, да и не успела – шериф Хоук незамедлительно начал высказываться на сей счет:

– «Красный маяк», да? Путешествия во времени, воздействие на разум человека через туман… таинственные фантомы-убийцы, – у шерифа в голосе звучало злое разочарование, он осуждающе посмотрел на меня, – автор сего… творения – это небезызвестный миру наш земляк мистер Ньютон, отец Анны. Вы… расследовали что-то, да? Господи… Я понимаю мисс Ньютон, тяжело не верить в небылицы, которыми с детства пичкает тебя отец. Та же мисс Сандерс и в НЛО с русалками верит. Мисс Джонс, она никогда бы не осталась в стороне. Но ты, Элисон! Как девушка твоего склада ума, одна из лучших учениц школы Эмброуза может повестись на это? Я благодарен неизвестному отправителю, который открыл мне глаза на то, почему в последнее время ваша дружная компания вела себя крайне подозрительно. Ты думаешь, весь обрушившийся на Эмброуз ужас – вина «Красного маяка»? Спешу тебя разочаровать. Смерть Эмбер Роуз на самом деле убийство. И я, скорее всего, буду гореть в аду за то, что не раскрыл это преступление в таком маленьком городе. Хотя я уже в преисподней, ведь какое-то пьяное чудовище столкнуло красивую молодую девушку с лестницы… а я его не нашел. Любимцев Эмброуза, известных как «французы», сгубила их беспечность. Были кое-какие подозрения касаемо Лили, но они точно пепел на ветру развеялись по воздуху, стоило копнуть глубже. Скот, сбивший Анну, наверняка очередной пьяный студент, вернувшийся на выходные к мамочке. И Моника. Тут вариантов множество. Все мы знаем, какой у нее свободолюбивый характер. Я бы был уверен, что она просто напросто сбежала, но она точно не бросила бы свою лучшую подругу, нет, считай, сестру, Элисон Блэк. Сговор тоже никто не отменял, но я вижу, как ты убиваешься в неведении о том, где Моника сейчас. Но послушай меня сейчас внимательно. Не смей связывать все несчастья с «Красным маяком». Это городская легенда. Точка. Или вместо помощи в поисках подруги ты будешь рассказывать психологу о своей вере в теории заговорах.

Шериф Хоук в досаде сложил губы в тонкую линию, устало покачал головой, в его глазах я видела неподдельное огорчение по поводу того, во что мы с девочками верим. Мне же казалось, что переубедить меня в обратном не смогут даже пытками. Мы с девочками пережили и узнали слишком многое, чтобы скептицизм шерифа Хоука просто передался мне воздушно-капельным путем. Но ни о каких подозрений теперь ни слова. Разберусь сама.

В это воскресное утро собирались напечатать и распространить листовки с информацией о пропаже Моники, по факсу они будут отправлены во все автозаправки и супермаркеты страны. Надеюсь, вознаграждение в сумме двести пятьдесят тысяч долларов вдохновит того, кто что-то видел, связаться с полицией. К обеду создадут специальный центр, он будет организовывать поисковые отряды. А пока нужно проверить шахты.

Я в который раз поправила одеяло Анны. Кэтрин сейчас еще наверняка на допросе, а больше я никому не доверяю. Значит, шахты придется проверить одной. Липкий страх обволок тело и разумом в придачу, но я только зло сжала челюсти. Просить помощи не у кого, шериф Хоук ясно дал понять, что будет в случае хоть одного слова о «Красном маяке». Можно выдумать, что шахты ни при чем, но лес и так разберут по камешку.

Мама помогает мистеру и миссис Джонс чем только может, значит, хватится меня не сразу.

– У тебя бы уже была сто и одна идея, где искать Монику, правда? – Я расчесала Анне волосы и незаметно покинула больницу, отключив телефон.

Все в какой-то дикой спешке бегали по широким коридорам больницы, до мне никому не было дела. Лучших условий и не придумаешь. Врезавшись в кого-то на выходе из палаты, я стремглав помчалась к своему пункту назначения.

Уже на опушке леса я застопорилась, спрашивая саму себя, не слишком ли глупо идти в логово врага без всякого оружия. У меня вырвался нервный смешок, я прикрыла рот ладонью, икнула и собиралась уже шагнуть в Изумрудный лес, как вдруг затылком ощутила на себе изучающий взгляд. Зная, что за спиной у меня находиться заправка мистера Тони, я нервно обернулась и встретилась взглядом с огромными глазищами. Белый кот, медленно покачивая задранным пушистым хвостом, настороженно следил за каждым моим движением, выглядывая у одной из заправочных колонок. Стоило мне сделать шаг в сторону лесной чащи, как кот громко зашипел и дернул когтистой лапой.

Деревянная дверь служебного входа автозаправки распахнулась с грохотом, как будто открытая с ноги, и через дорогу я увидела мистера Тони, одетого в мешковатые джинсы и высокие резиновые сапоги болотного цвета. Шаркая ногами, он худыми длинными руками взял не прекращающего шипеть кота на руки и прижал его к застиранной белой майке.

– Заткнись, Люцифер! – рявкнул мистер Тони, но, проследив взгляд кота, поднял на меня тяжелый взгляд. В нем сложно было увидеть что-то еще, кроме равнодушия и еле заметного раздражения, но меня будто парализовало.

Вместо того, чтобы скрыться за деревьями в метре от меня, я застыла как статуя, не спуская глаз со странной парочки. Кот зашипел громче прежнего, и, пока я взвешивала все за и против падения в обморок, мистер Тони, повернувшись ко мне спиной, направился обратно к себе.

– Не твое собачье дело! – грозно сказал он коту, как бы странно это ни звучало. Стряхнув с себя оцепенение, я рванула в лес, справедливо полагая, что это более безопасное направление, нежели через дорогу к заправке мистера Тони.

После ночного ливня Изумрудный лес тонул в слякоти, я пару раз увязла в грязи, но упорно шла, не меняя маршрута. Бесстрашно оглядела засыпанный песком старый колодец, он знатно напугал нас в прошлый визит. Педантично обследовала огромные каменные валуны и всю остальную местность. Только часа через два вышла к знакомой синей листве. Понимая, что меня уже наверняка спохватились, я тем не менее не могла приостановиться даже на долю секунды. Пробравшись сквозь тесно растущие деревья, получив добрую порцию свежих ссадин от хлестких веток, миновала ярко цветущую сирень и вышла на маленькую поляну перед молчаливой каменной аркой. Ни дверей, ни черного экрана для ввода пароля не было. Вход в шахту исчез бесследно.

Из меня словно выпустили весь воздух, я мешком упала на колени, разрыдавшись до боли в груди. Не могу точно сказать, что или кого я ожидала здесь увидеть, но голые каменные глыбы заставили поверить, будто я узнала об исчезновении Моники во второй раз. Я склонилась над землей, хрипя и задыхаясь от слез. Где она? …Моника самая храбрая из всех, кого я знаю, но через что сейчас она проходит? Совсем одна… и что ее ждет дальше, пока мы безрезультатно ее ищем?

С поляны «Красного маяка» я выбиралась, яростно костеря себя за то, что вместо того, чтобы помогать с организацией поисков Моники, потратила столько драгоценного времени на поход к шахтам. Уверяя себя, что до вечера подругу уже найдут, я сразу и не заметила, как от старого дуба отделились две фигуры. Я уже готова была что есть мочи заорать, нафантазировав про Человека без лица и девушку Фантома, но передо мной стояли Логан с Кэтрин.

– Какого черта вы здесь делаете? – выпалила я, с трудом переводя дух.

– Лично я увидел тебя выходящей из больницы и решил проследить…

– …а я увидела, как за тобой следит Логан, и проследила за ним.

– Вот вы и сработались, отлично, – прошипела я, проходя мимо них, утопая ботинками в лесной грязи.

– Послушай, Элисон, – Логан обогнал меня, не давая пройти дальше, – позавчера неизвестный сбил Анну, сегодня ночью пропала Моника, я уже молчу про остальное, что произошло в Эмброузе, пока я был в Ирландии. И тут ты стремглав мчишься куда-то, даже не заметив, что чуть не сбила меня у палаты Анны! Только представь, как подозрительно все смотрится со стороны.

– Это не означает, что за мной нужно следить, – я кинула на Логана убийственный взгляд, но он не умер, а просто грустно вздохнул.

– Девочки, я могу вам помочь искать пикап, сбивший Анну, и пропавшую Монику…

– «Я могу вам помочь», – Кэтрин ехидно передразнила Логана, до жути напомнив мне Монику, – в лесу ты быстро потерял Элисон из виду, я тебе объяснила почему. Ты не можешь выйти к шахтам «Красного маяка» без четкого знания дороги. И что ты сделал? Высмеял меня как последнюю дурочку.

Я выпучила глаза, готовая прожечь ими Кэтрин насквозь, но она только отмахнулась.

– Логан слышал от Питера о шахтах, вернее, о том, чем там занимались на самом деле. Они вместе ходили на биологию. Но, оказывается, верить в слухи о проекте «Красный маяк» – дурной тон. Поэтому половина Эмброуза делает вид, будто никогда ничего такого не слышала.

Логан упрямо дернул головой, а я вспомнила реакцию шерифа на «Наследие Эмброуза». Видно, нежелание города признавать свое темное прошлое добавлялось в копилку причин, почему мистер Ньютон доверил Анне поработать с рукописью, прежде чем сдать ее в печать.

– Идем, а то нас могут спохватиться, и нам не поздоровится.

Осенний ветер лениво шевелил листву Изумрудного леса, похваляющегося еще зеленым убором. Я по привычке коснулась голой шеи, вспомнив, что цепочку со стрекозой забрала Моника, пообещав починить замок. Когда мы ее найдем, она наверняка вернет мне цепочку с надежной застежкой, исправленной еще вечером, накануне своего исчезновения. Моника всегда выполняла свои обещания.

24 сентября 2019 года пропала моя лучшая подруга Моника Джонс. И если вы думаете, что все началось с убийства на вечеринке, вы глубоко заблуждаетесь. Как уже уточнялось, все неизменно сводится к девушке с большими карими глазами.

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Снег крупными хлопьями падал наземь, Эмброуз выглядел как никогда умиротворенным после новогодних праздников. Глядя на город из окна, я поправила сползающий с плеч кардиган, поежившись от холода. Я сидела у продувающего окна, где суровый сквозняк не сулил ничего хорошего, но это было единственное место в библиотеке, где никто не мог заглянуть тебе за спину, чтобы посмотреть, что ты ищешь в компьютере и с какими книжками коротаешь выходные. А мне было что скрывать.

На улице кто-то завизжал, и, посмотрев в окно, я увидела, как компания девчонок барахтается в снегу, упав с санок. Они хохотали и валили друг друга обратно в сугробы, лица раскраснелись от мороза, а одежда явно уже была насквозь мокрая, но они не останавливали шуточную войну, начав кидаться снежками.

Десять лет назад в Эмброузе зима выдалась без снега, да и была не холоднее осени. Мы с мамой часто гуляли на солнечной детской площадке после обеда, я важно ковыляла с лопаткой в правой руке, в поисках жуков. Устав, устроилась рядом с мамой на лавочке, радостно щурясь на солнце. Хотела повторно ей рассказать, какой невероятно талантливой балериной стану, когда вырасту, на случай, если она забыла, но шумная девочка моего возраста привлекла внимание, так как, появившись на детской площадке совсем недавно, успела облазить все мои тайные места для жуков и при этом громко рассказывала о своих находках сидящим напротив нас родителям.

– Мама, а кто эта девочка? Я ее раньше не видела.

Я задрала голову в ожидании ответа и увидела, что мама плачет.

– У тебя опять аллергия?

Я боялась ее слез. Даже сейчас боюсь.

– Да, малышка, – мама шмыгнула носом, а потом, улыбнувшись, погладила меня по голове, сбив шапку мне на глаза, – это, должно быть, новенькая девочка. Они с родителями переехали в Эмброуз совсем недавно.

– Значит, у нее нет друзей? – задумчиво спросила я.

Мама медленно кивнула.

Больше ничего не сказав, я бойко слезла с лавочки и уверенно направилась к девочке. По пути к песочнице мне преградила путь божья коровка. Вернее, я ей. Присев и склонившись над ней, я тихо спросила:

– Куда вы спешите, миссис жук?

Внезапный хлопок ботинком по божьей коровке оставил от нее буквально мокрое место. Пискнув, я подняла глаза и увидела какого-то мальчугана лет семи. Захихикав, он показал мне язык. Я встала, слезы ярости навернулись на мои глаза, но прежде чем я успела что-то сказать, мальчик трижды получил лопаткой по голове. Мы оба охнули и повернулись к воинственно настроенной девочке, той самой, что шумела на всю детскую площадку. Плотный комбинезон не давал ее рукам опускаться по швам, из-под розового пушистого шарфа и такого же цвета шапки грозно сверкали большущие карие глаза.

– Это тебе за жука! – сердито воскликнула новенькая.

Подбородок мальчика предательски задрожал, он, видно, из вредности еще раз наступил на и так уже мертвого жука, после чего побежал к своим родителям, наверняка жаловаться.

– Ябеда-карябеда! – крикнула ему вдогонку защитница божьих коровок. Потом внимательно посмотрела на мое грустное лицо, опущенное к земле.

– Хочешь, каштанами его забросаем? Меня, кстати, Моника зовут.

– А меня Элисон, – я кинула опасливый взгляд на одинокую фигуру мамы на лавочке, – нет, лучше не надо его каштанами. Может, давай я тебе покажу, где прячется большая сороконожка?

– Фууу, – протянула Моника с нескрываемым отвращением и радостно закивала, – давай!

С того памятного дня прошло целых десять лет. С Моникой мы уже не разлучались. До конца сентября этой осени.

Мотнув головой, я до боли прикусила нижнюю губу. Знакомый горький ком подступил к горлу, скользкий страх сдавил желудок. Зажмурив глаза, я дрожащими руками закрыла лицо. Нужно успокоиться. Как учила Моника? Медленный, глубокий вдох и выдох. Отчаянье не то, что мне сейчас поможет, слезы помешают хладнокровно идти к своей цели. Все будет хорошо. Впервые за четыре месяца у меня появилась ниточка, и, если ее потянуть, я, возможно, размотаю клубок, центром которого является Моника.

В библиотеку кто-то зашел, я удивленно обернулась – кроме меня, в обитель знаний на зимних каникулах никто не ходит. С миссис Лорен здоровалась Кэтрин, белая курточка делала ее похожей на снежинку. Снимая на ходу перчатки, она направилась ко мне и плюхнулась на соседний стульчик.

– Элисон, а известно ли тебе, что выходные созданы для того, чтобы отдыхать, а не для прозябания в свободное время в дебрях городской библиотеки? – зеленые глаза Кэтрин укоризненно смотрели из-под слипшихся от снега ресниц.

– У каждого свой досуг, – отмахнулась я, – как там Анна?

– Без изменений. Мама говорит, даже если она очнется в самое ближайшее время, это будет уже не та Анна, которую мы знали.

Я не нашлась, что ответить, только судорожно вздохнула.

– Так что ты здесь делаешь целыми днями, Элисон?

– Ищу Монику. Точнее, вернулась к истокам, способным мне в этом помочь.

– Послушай, мы проходили эту тему уже сотни раз…

– Но я так и буду настаивать, что мистер и миссис Джонс сделали не все от них зависящее для того, чтобы найти Монику! Они были в состоянии назначить награду и в полмиллиона долларов, могли продолжать поиски по сей день, но решили, что полтора месяца вполне достаточно…

– Так ведь листовки до сих пор распространяются по заправкам и полицейским участкам всех штатов, в интернете не перестают мелькать упоминания о пропавшей девушке Монике Джонс, а поисковые отряды прочесывали Эмброуз по травинкам и камушкам столько раз, что уже никто не видит смысла в повторных заходах! Соседние города за Лунным озером, как и Сиэтлом, тоже тщательно обыскали, но Моника как в воду канула…

– Да. Но для меня этого по-прежнему недостаточно.

– Элисон, послушай, – Кэтрин придвинулась ко мне поближе, – если ты и дальше будешь продолжать себя так вести, твоя одержимая опекой мама сойдет с ума.

Подруга была как никогда права. После исчезновения Моники мама оберегала меня с такой манией, что находиться без нее я не могла даже в другой комнате. О каждом своем шаге в школе я обязана была докладывать, встречаться с Кэтрин позволялось только у нас дома, о прогулках и речи быть не могло. Мама активно учувствовала во всех тщетных попытках отыскать Монику, но делать мне что-то самостоятельно не разрешалось. За эти непомерно долгие четыре месяца я сумела немного вразумить ее, убедив позволить мне проводить время вне дома, но каждые полчаса обязана была отвечать на мамины звонки. Но это неважно. Я уже подобралась к тому, что искала, о чем и сказала Кэтрин:

– Я просто подумала: мы всегда рассуждали, с чего вся эта история началась, а нужно было просто перефразировать – с кого?

– Только не говори, что ты так и вбила в поисковик: «Красный маяк. Начало»?

– Вообще-то у меня тоже паранойя, – обиженно засопела я, придвигая к себе поближе маленький неприметный блокнотик со своими записями, – так вот, если верить легендам, а они для нас уже могут считаться фактами, сначала был просто проект Сиэтла «Маяк» на химзаводе у одной из пристаней города. Информации в открытом доступе катастрофически мало, но мы-то знаем, что мистер Ньютон учился в университете Сиэтла, откуда ему и позвонил бывший профессор по физике, предложив работу в уже перекочевавшем в Эмброуз «Красном маяке». Я подняла архивы года выпуска из университета мистера Ньютона, нашла этого профессора и всех, кто был с ними как-либо связан. Всех выпускников математических, химических факультетов, всех, кто изучал физику тогда и за пять лет до начала событий. Узнала, кому принадлежал химзавод Сиэтла, чьи имена были связаны с нашими шахтами, по официальной версии, которая гласит, что там раньше пытались найти лекарство от рака.

Я говорила, а глаза Кэтрин становились все больше. В конце концов она просто пошатнулась на стуле и восхитилась:

– И это за четыре месяца?

– Мм, немного меньше. Мама поначалу следила за каждым моим шагом, что не давало свободы действий. Потом мне пришлось соврать ей, что я не буду никуда лезть. Но когда я найду Монику, мама меня поймет. Так вот, я пришла в библиотеку, вспомнив слова Анны: наше поколение недооценивает печатные издания. Здесь же хранятся все старые выпуски как школьных, так и городских газет Эмброуза.

– И что же? Что тебе еще удалось выяснить? – казалось, еще чуть-чуть, и Кэтрин просверлит меня нетерпеливым взглядом.

– Что две фамилии упоминались чаще всего. И в связи с химзаводом в Сиэтле, и по поводу наших шахт. Более того, эти два человека из Эмброуза, – мое дыхание чуть сбилось от понимания того, что я действительно нашла что-то настолько стоящее, – а одного мы даже знаем. Правда, не лично.

– Кто это?!

– Мистер Уайт.

Кэтрин непонимающе моргнула, один раз, второй. Сняла шапку, начала нервно приглаживать спутанные волосы, глядя куда-то мимо меня.

– Я слышала эту фамилию, но не могу вспомнить, когда и где.

– Вот и я тоже сначала впала в ступор. А потом на помощь снова пришла Анна, – я слабо улыбнулась, – наш первый с ней поход в библиотеку, когда мы искали информацию о пожаре в больнице Эмброуза. Анна ожидала увидеть здесь другого библиотекаря, а не миссис Лорен.

– Ну конечно! – Кэтрин треснула себя по лбу. – Мистер Уайт, часто болеющий летом! Вместо него выходит миссис Лорен… это что же получается…

Кэтрин озадаченно обернулась к дальним стеллажам с книгами по научной фантастике, где миссис Лорен, напевая себе под нос классический мотивчик, протирала пыль.

– Я уже спросила, – догадываясь о следующем вопросе, пояснила я, – мистер Уайт снова болен, но вернется в библиотеку на этой неделе. Его номер телефона миссис Лорен давать отказалась, поэтому я попросила передать ему свой, а пока придется подождать.

– А что насчет второго человека?

– Некий Аластор Бейкер. Как и наш загадочный библиотекарь, он фигурировал сначала на химзаводе «Маяк» в Сиэтле в качестве студента химического факультета, отрабатывал там практику, а после вернулся в Эмброуз по просьбе тогдашнего мэра, чтобы помогать в разработке лекарств, работая в шахтах уже «Красного маяка».

– Где он сейчас? Ты нашла этого мистера Бейкера?

– Да, – с тяжелым сердцем я запихнула блокнот с записями в сумку, – последние пятнадцать лет он провел в психбольнице на окраине Сиэтла. Я позвонила туда, представившись журналисткой, которая мечтает написать статью о незаурядных людях из маленьких городков. Одна из медсестер сказала, что мистера Бейкера выписали и отпустили две недели назад. Никакую личную информацию она давать не вправе. Остается подождать появления мистера Уайта.

– Ну что же ты, не расстраивайся! – Кэтрин с некой долей восхищения потрепала меня по плечу. – Ты проделала поразительную работу! Дело за малым, расспросим мистера Уайта… зная, сколько всего нам известно, он поймет, что мы не в игры играем, и наверняка чем-то поможет! Даже Анна впечатлилась бы таким расследованием… а это что еще такое?

Кэтрин с очумелым видом смотрела мне за спину, а я, даже не повернувшись, равнодушно бросила:

– Это Джон Новак. Ходит сюда вместе со мной, но якобы отдельно. – Я таки обернулась, чтобы лицезреть нахмуренное лицо старшеклассника, сам он упорно делал вид, будто читает книгу, прислонившись к стене на другом конце библиотеки. Не будь толстый том в его руках перевернут вверх тормашками, можно было бы поверить, что у Новака и вправду здесь личный книжный клуб.

– Он что, следит за тобой? – недоверчиво протянула Кэтрин.

– Не то чтобы следит… Логан попросил его присматривать за мной. Сначала я хотела его убить за это, а потом махнула рукой.

Я еще раз посмотрела на Джона: с вечными синими кругами под глазами, высокий и коренастый, он был совсем не похож на своего кузена, красавца Логана Блума. Угрюмый, молчаливый, он мало кому внушал доверие.

– Кстати, я тоже хотела тебе кое-что рассказать…

Дальнейшие слова Кэтрин слились с телефонным звонком. На экране высветился неопределенный номер, в горле пересохло, а мир вокруг стал черным фоном.

– Да…

В трубке что-то пискнуло, треснуло, кто-то отдаленно хихикнул, а потом шершавый голос тихо сказал:

– Здравствуй, Элисон Блэк.

Кэтрин, сидящая рядом со мной, все отлично слышала, она подбодрила меня кивком и застыла в мрачном предчувствии.

– Кто это? – спросила я, удиляясь собственному спокойствию.

– А кого вы сегодня так отчаянно искали?

– Мистер Уайт?

– Мимо, – пропел голос, без издевки, но я нервно сглотнула, – еще одна попытка.

Человек то и дело растягивал гласные буквы, но я поняла, что делает он это не намеренно.

– Мистер Бейкер…

– Дааа! – радостный смешок вырвался из трубки. – Так странно, да? Я искал вас, не зная, что вы ищете меня. А теперь знаю.

В трубке снова послышался какой-то прерывистый шум, но, когда мистер Бейкер заговорил, связь возобновилась.

– Должно быть, вам страшно. Вам и покойники звонили… не лично вам, и все же…

– Мистер Бейкер… откуда вам известно, что я вас искала?

– Ооо… Я много чего знаю. Как и вы. Поэтому мы будем полезны друг другу, – внезапно мистер Бейкер то ли засмеялся, то ли зашелся в кашле. То, что я разговариваю с сумасшедшим, становилось все очевидней с каждым его словом. – Скоро я буду в Эмброузе, мисс Блэк. И хочу встретиться с вами, поговорить.

– Я с вами тоже. Когда и где?

Кэтрин только нервно грызла ногти, сама того не замечая.

– Завтра. В полдень.

Я шумно выдохнула, потому что ожидала, что он назначит встречу сегодня в полночь, скажем, на кладбище за городом.

– Хорошо.

– На заправке у мистера Тони.

– Хор… что?!

– Вы не опасаетесь встретиться с сумасшедшим… но боитесь прийти на городскую заправку?

– Просто… не лучше ли увидеться в «Бетти Буп»?

– Черта с два! – забрюзжал в трубку мистер Бейкер. – Ненавижу эту жертву неона и клубничного коктейля!

Боясь что-либо еще сказать, чтобы не вывести его из себя окончательно, я только кротко вздохнула.

– Завтра в полдень. На заправке мистера Тони, – уже абсолютно спокойно, с блаженной улыбкой в голосе повторил мистер Бейкер, – там лучший кофе в Эмброузе! Вы придете?

– Да, – без тени сомнения коротко бросила я, хотя страхзмеей шевельнулся в груди.

– Не опаздывайте. Приходите одна. До свидания.

В ухе забились частые гудки. Отложив телефон, я стерла капельки холодного пота со лба. Кэтрин прошептала:

– Мы-то понятно, почему его ищем. А ты зачем ему нужна? Как он вообще тебя нашел?

– Единственное, что я знаю, так это то, что мне нужно с ним поговорить. Возможно, он как-то выведет нас на Монику.

– Я иду с тобой…

– Нет! Ты же его слышала.

– Но, Элисон… Этот мистер Бейкер сидел в сумасшедшем доме пятнадцать лет и первым делом, оказавшись на свободе, хочет поговорить с тобой. Может, для начала дождемся мистера Уайта и поговорим с ним?

– Я больше не могу ждать. Он может знать что-то такое, что приведет к Монике.

– Моника еще не родилась, когда его заперли в четырех мягких стенах.

– Меня тогда тоже еще не существовало. Но мистер Бейкер связался именно со мной.

– Ты как хочешь, а я завтра буду в «Бетти Буп», и не дай бог тебе задержаться на заправке больше чем на полчаса.

– Спасибо, – я слабо улыбнулась, но внезапно мой телефон вновь ожил. – Да, мама.

Я попыталась спрятать обреченность в голосе, ведь мы созванивались всего двадцать минут назад.

– Элисон, уже три часа дня. Скоро будет темнеть.

– Мам, Брайан на пять минут задерживается у папы на работе. Через полчаса буду.

– Через пятнадцать минут, – грозно поправила меня она и, дождавшись покладистого согласия, отключилась.

– Что ты завтра придумаешь, чтобы встретиться с мистером Бейкером?

По правде говоря, меня больше волновало другое: как я одна буду идти на заправку мистера Тони, но, решив переживать об этом завтра, я пожала плечами:

– Скажу, что мы идем в «Бетти Буп».

Снова врать матери не хотелось до жути. Но я знала: другого выхода нет. С улицы кто-то трижды отрывисто посигналил, Кэтрин тут же встала выглянуть в окно:

– Приехал.

Натянув свой любимый белый полушубок, я закинула рюкзак на плечо и оглядела стол, боясь что-то забыть в библиотеке.

– Кэтрин, тебя подвезти?

– Нет, заберу-ка я лучше Джона отсюда да доставлю его братцу.

– Значит, снова в больницу?

Как обычно, в душе начала разливаться горячая вина. Сама я все реже стала проведывать Анну. Еще пару месяцев назад я непременно приходила к ней каждый день, мама привозила нас с Кэтрин, и мы, сидя рядом с подругой, вслух учили уроки, рассказывали последние сплетни – врачи твердили, что знакомые голоса пойдут Анне на пользу. А потом внутри меня родилось какое-то неясное чувство. Я пыталась разобраться с ним каждый день, проведывая Анну все реже.

– Знаешь, давай завтра после встречи с мистером Бейкером пойдем к ней вместе?

Кэтрин утвердительно кивнула, пряча лицо. Я знала, что именно ее гложет, но по понятным причинам пока оттягивала разговор. Махнув Джону, который тут же забавно покраснел и сделал неловкий жест в ответ, отступая за стеллажи, я крепко обняла Кэтрин и вышла на улицу.

Мороз легонько щипал нос, щеки тут же обожгло холодом, я натянула капюшон, так как терпеть не могла шапки и принципиально их не носила, какие бы войны мне ни устраивала мама.

Сев в машину О’Нила, я тут же начала согреваться у заботливо включенной печки. Мы тронулись с места под мой тяжелый вздох, навеянный странным чувством нереальности происходящего, которого не было четыре месяца, и вот, оно снова возникло. Означает ли это, что события вновь начнут развиваться с такой скоростью, что я не буду успевать под них подстраиваться, с тоской погружаясь в стремительно закручивающийся водоворот?

– …по новой, да? Элисон?

Выдавив из себя подобие улыбки, я повернулась к Брайану.

– Прости, не расслышала?

– Говорю, что можно делать целыми днями в библиотеке на выходных? И завтра по новой, да?

– Не угадал. Завтра мне нужно, чтобы ты нас с Кэтрин отвез в половине двенадцатого в «Бетти Буп». Когда забирать, я напишу.

– Ты же знаешь, без проблем. Все равно ехать в университет буду уже в конце января, дорога из города перекрыта, а паром до Сиэтла начнет ходить только через пару недель.

– Ты уже определился с университетом?

На самом деле в тот момент выбор Брайана, где ему продолжать учебу после школы, волновал меня меньше всего, но он уже два месяца безвозмездно работал моим личным шофером. Узнав о паранойе моей мамы и о моей непреодолимой потребности сбегать иногда в библиотеку, он искренне захотел помочь. Я удивилась, но отказаться не рискнула, посчитав это единственным шансом кое-как выбираться из дома. Мама поначалу отчаянно сопротивлялась, но пунктуальность и надежность Брайана победили.

– Не знаю. Мама с папой ожесточенно спорят, а я хочу, чтобы от меня просто отстали.

– Ох, Брайан-Брайан, – я взглянула на его статную мускулистую фигуру, в зимней курточке он казался настоящим головорезом, да только по-детски невинные, широко распахнутые глаза раскрывали его безобидную сущность, – когда ты уже сам начнешь принимать решения? Тебе уже восемнадцать лет, а ты даже при выборе новых ботинок ждешь помощи родителей.

– С одним-то я уже определился, да толку-то? – Брайан кинул на меня укоризненный взгляд. – Я точно знаю, что хочу сводить тебя в кино или на каток, куда твоей душе угодно. А ты все не соглашаешься. – Он помялся, а потом добавил: – Это из-за него, да?

– Называй людей по именам.

– Из-за Алекса, да? – выпалил Брайан. – Я понимаю, он был мне другом, я тоже… я тоже скучаю по нему, всем ним. Но уже прошло некоторое время, и я думаю…

– Брайан, извини, но я уже говорила, мы не будем вместе, – я повторила такую ненавистную ему фразу уже раз в третий. – И да, это отчасти из-за Алекса, но не только из-за него. Понимаешь, когда убили Эмбер, я потеряла всю ту уверенность в жизни, что у меня была. Когда погиб Алекс, я потеряла способность к чему-то большему, чем дружба. Случай с Анной отбил у меня желание двигаться дальше, мечтать, желать, планировать. Но исчезновение Моники… – мой голос стал хриплым, я сглотнула и, повернувшись к окну, продолжила: – Когда исчезла Моника, пропала сама я. Как будто душу мою забрали. Прости, сейчас для меня самое главное – разобраться с тем, что произошло в конце сентября.

Остаток пути проделали молча. Еще раз звонила мама, а когда мы притормозили у моего дома, я робко улыбнулась Брайану:

– Спасибо большое за помощь. Не думала, что ты окажешься таким надежным другом.

Его лицо озарила светлая улыбка.

– Для тебя все что угодно. А личное мнение у меня есть, я просто неконфликтный и не вижу смысла кого-то в чем-то переубеждать, ведь как бы люди вокруг нас ни играли, им по большему счету все равно.

Я вдумалась в слова Брайана и на самом деле нашла там зерно для размышления. Кивнула и вышла из машины.

– Завтра в полдвенадцатого. Спасибо, Брайан.

– Заладила… пожалуйста, – отмахнулся О’Нил, но было видно, как греет ему сердце моя благодарность, – а касаемо Моники, я не могу сказать тебе не переживать, это глупо, но уверен, вы еще с ней увидитесь. Случись с ней на самом деле что-то плохое, ты бы почувствовала, верно?

Разумеется, так и было. С Моникой мы связаны ментально. Даже не будучи рядом, я чувствовала, что ей грустно, она знала, когда я плачу. Такая связь обычно у сестер-близнецов, хотя я склонна к тому, что все намного проще: когда идете с лучшим другом бок о бок десять лет, вы на каком-то уровне тесно связаны. Проблема лишь в том, что в ту ночь я перестала ощущать Монику совсем.

* * *

Существуй край Земли на самом деле, Эмброуз находился бы именно там.

За окном блестел снег, снаружи «Бетти Буп» напоминало пряничный домик, а вот заправка мистера Тони выглядела пристанищем тьмы. Вороны вальяжно кружили над зловещим местом, можно было подумать, что они его охраняют, если бы не комок снега, внезапно рухнувший на одну из важных черных птиц, марширующих у входа около заправки. Брызги крови мелкими алыми каплями прожгли сугроб. Ахнув, я пригляделась и узнала в том самом комке снега белоснежного кота мистера Тони. Люцифер, впившись мелкими, острыми, как лезвия, зубами в плоть ворона, тот же час исчез из поля зрения. Сглотнув, я отвернулась от окна, продолжая нервно заламывать пальцы и облизывать искусанные губы.

– Зеленый чай с лимоном, – торжественно объявила Кэтрин, ставя передо мной добротную чашку, – мама говорит, лучшее успокоительное в мире, а она в этом разбирается.

Я неопределенно кивнула головой, выдав что-то отдаленно напоминающее улыбку, и принялась рассматривать посетителей «Бетти Буп». Зимой, да еще в последний день новогодних каникул, в закусочной и вишенке негде было упасть, казалось, здесь учеников собралось больше, чем их завтра будет в школе.

– Может, мне все-таки пойти с тобой? – предложила Кэтрин, наблюдая, как я дрожащими руками держу чашку с чаем.

– Нет, мы не можем рисковать. У меня предчувствие, что этот мистер Бейкер хоть и не в себе, но может владеть очень важной для нас информацией.

– Хорошо, но тогда я могу поговорить с Лили по поводу рукописи?

Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Лили в школу так и не вернулась, родители перевели ее на домашнее обучение, за последние четыре месяца мы видели старшеклассницу от силы два раза. Но все это время Кэтрин не переставала твердить, что Лили может знать, кто отправил шерифу Хоуку «Наследие Эмброуза» в день исчезновения Моники.

– Или это вообще была сама Лили, – выпучив глаза и размахивая руками, убеждала меня Кэтрин, – анонимно прислала рукопись, чтобы в случае чего шериф Хоук не повелся на наши рассказы о «Красном маяке». Зачем-то же она ее стащила!

– Как бы подозрительно Лили себя ни вела, мы не можем утверждать, что именно она украла «Наследие». И вообще, касаемо гибели «французов» появляется все больше вопросов. Одно другому противоречит, – нехотя я посмотрела на часы, – но об этом позже. Мне пора.

Как только я встала из-за стола, поняла, что уже не боюсь – на это у меня просто не осталось сил. Бессонной ночью я обдумала все возможные варианты будущей встречи, в воображаемых сценариях меня и похищали, и пытали, и убивали. Но какой смысл пугать себя, если я все равно пойду на заправку напротив?

– Я буду ждать тебя здесь, – ободряюще кивнула Кэтрин, изо всех сил пытаясь скрыть от меня страх в глубине глаз.

Этот город отравляет меня. Подумать только, как безумно я его раньше любила. Но в том, что случилось и происходит сейчас, я виню Эмброуз, будто город живое существо. Небольшое, но опасное, оно гипнотизирует всех своей атмосферой тайны. «Тайны, которой нет», говорил Алекс. Как же сильно он ошибался.

Оскальзываясь на льду и употребляя мамины любимые ругательства, я кое-как доковыляла до заправки, рискуя в любую секунду оказаться в ближайшем сугробе. Предательский страх снова окутал сознание, низ живота скрутило, когда над входной дверью зазвенел золотистый колокольчик, оповещая о новом посетителе в моем лице.

Обычно на маленьких заправках на окраине городков наподобие Эмброуза находятся магазинчики, где посетители, расплачиваясь за бензин, заодно покупают втридорога острые чипсы и теплую из-за вечно не работающих холодильников колу. Мистер же Тони торговал только дешевыми сигаретами да крепким виски. Весь товар умещался у него за прилавком, тут же можно было приобрести желейных червячков и мятную жвачку, заказать крепкий кофе или сладкий чай. У окон крохотного помещения стояли три стола, ближе к выходу обшарпанные, громко гудящие морозилки, набитые пивом. Поражало то, насколько светло было в помещении, желтоватые отблески мелькавшего за серыми тучами солнца наполняли заправку мягким свечением. Пахло терпким ликером Эмброуза, беспокойство и недоверие сами по себе стали сходить на нет. Старенькое радио тарахтело что-то из репертуара Survivor, когда кто-то весело меня окликнул:

– Элисон! Элисон Блэк!

За крайним столиком у самого прилавка сидел полноватый мужчина, он энергично махал мне рукой. Кроме него больше никого не было, только мистер Тони со скучающим видом протирал пивные бокалы, спутанные длинные волосы с проседью уже почти касались худых, едва ли не костлявых плеч. Игнорируя мое присутствие, мистер Тони добавил громкости маленькому черно-белому телевизору с кривыми антеннами, где какой-то огромный байкер со слезами нежности на глазах рассказывал о своем Harley Davidson. Сбросив с себя оцепенение, я направилась к грузному мужчине, он все еще оживленно махал рукой, будто опасаясь, что я его с кем-то перепутаю в пустом магазинчике на заправке.

– Здравствуйте… мистер Бейкер?

– Да-да, присаживайтесь… я осмелился заказать вам зеленый чай с имбирем, – простодушно улыбаясь, заявил мистер Бейкер и указал на чашку, от которой шел восхитительный аромат, – а себе, пожалуй, закажу еще кофе… Эй, Тони, плесни-ка мне еще кофейку!

Мистер Тони лениво оторвался от телевизора, внезапно рявкнув:

– Еще чего! Будто мы оба не знаем, что тебе больше двух чашек в день нельзя! – после чего, выкрутив громкость телевизора на максимум, казалось, забыл о нашем существовании.

Мистер Бейкер, обреченно вздохнув, повернулся ко мне.

Разговаривая с ним вчера по телефону, я представляла его совершенно иным. Хотя, по сути, как можно вообразить в своей голове человека из тайной организации, если прежде таких знакомств не имелось?

Мистер Бейкер немного страдал от лишнего веса и отдышки, белые пушистые волосы покрывали наполовину лысую голову, мутные голубые глаза лихорадочно бегали из стороны в сторону, от чего кружилась голова, но, кажется, он этого контролировать не мог. Вязаные варежки с дырками для пальцев, теплая бежевая курточка и красный шарф – мистеру Бейкеру то ли было холодно, то ли он просто поленился снять верхнюю одежду. Выглядел он вполне опрятно и безобидно, но делать выводы я не спешила.

– Значит, Элисон, да? – поводив носом, переспросил мистер Бейкер, все так же растягивая гласные буквы. Сначала это настораживало, но после никаких отрицательных чувств уже не вызывало. – Вы верите в судьбу? Вот я да… Вы искали меня, в то время как я только собирался начать искать вас…

– Откуда вы… как вы узнали, что я вас разыскиваю? – что-то мне подсказывало, разговор будет не из легких.

– Ну как, – обтекаемо ответил мистер Бейкер, – друг сказал другу… и так далее.

– Мистер Уайт, – прошептала я сама себе под нос, но была услышана.

– Да. Мой друг давно за вами наблюдает. Ради вашего блага.

– Плохо же у него получается.

– Думаете? А если я вам скажу, что все, что с вами сейчас происходит, это самый лучший ход событий из возможных?

Я поджала губы, не желая соглашаться, но разумно промолчала.

– Для чего вы меня нашли, мистер Бейкер?

– Если вы раньше начали меня искать, то вам первой и вопросы задавать.

Он решительно скрестил руки на широкой груди, его левый глаз начал косить, вызывая оторопь.

– Хорошо, – я глубоко вздохнула, – я хочу поговорить о «Красном маяке».

Руки мистера Бейкера мелко задрожали, он немного истерично хохотнул, быстро вращая глазами:

– А почему бы вам для начала не спросить, как вышло, что последние пятнадцать лет своей жизни я провел в психлечебнице? Хотя бы чтобы удостовериться, насколько я достоверный источник.

Опешив, я приоткрыла рот, но мистер Бейкер меня опередил:

– Я могу вам рассказать о «Красном маяке», но проблема в том, что именно он виновник того, что я не отличаю собственный вымысел от реальности. Вот сегодня я гулял на планете синих роз, так скажите мне, так было на самом деле или это только моя фантазия?

«Вот и приплыли», – грустно констатировала я, а мистер Бейкер продолжил:

– По крайней мере, это то, что мне годами вбивали в голову санитары. Но ведь я сам на это согласился. Явился туда добровольно и ушел, когда пришло время.

– То есть как? На протяжении пятнадцати лет вы находились в психлечебнице по собственной воле?

– Верится с трудом, не так ли? Правда же в том, что я прятался. В больнице было безопасно. Я неосмотрительно наворотил дел и не смог жить дальше так, как Ноа и Чарли.

– Ноа и Чарли?..

– Соответственно, мистер Уайт и мистер Ньютон для вас.

– Что же вы такого сделали? – я была уверена, что он не станет откровенничать, но мистер Бейкер пустился в объяснения:

– Химические элементы и физические формулы «Красного маяка», которыми мы владели, были как личные записи самого Сатаны. Ученые создали таблетки, дарящие иммунитет душе и телу всех причастных, чтобы мы не травились, работая в лаборатории шахт, правда, и все равно имелись побочные эффекты. У меня это сны. Я долго противился им как наваждению, считая, что именно они подбивают меня на бездумные действия против проекта. Лишь изредка я позволял себе жаловаться на эти сны близким друзьям. Пока однажды Чарли не признался мне, что именно это подтолкнуло его проверить свои тогда еще безумные теории, узнать правду и довериться, хоть и не в полной мере, нам с Ноа…

– Подождите! – я зажмурила глаза, замахав руками. – Я не совсем понимаю… вы признаетесь, что являетесь сомнительным источником, как мне понять, что все вами сказанное можно принимать всерьез?

– Простите, – покаянно сник мистер Бейкер, – я вас немного запутал. Вы хотите знать про «Красный маяк», верно? Что ж, я вам о нем немного да расскажу, только сомневаюсь, что вы услышите то, чего еще не знаете. Я не буду вдаваться в подробности того, в чем принимал участие лично, ведь именно там границы реальности и фантазии для меня размыты, а я боюсь встречи со своими монстрами, которых ненадежно захоронил. Я знаю, они ждут меня там.

Мистер Бейкер затряс головой, я видела, что он почти насильно заставляет себя говорить, и поняла, что я не одна, кому панически страшно. Хотелось подобрать слова, которые подарят ему уверенность, но прежде чем я смогла их найти, мистер Бейкер начал говорить, медленно раскачиваясь на стуле:

– «Красный маяк» существовал на самом деле. Что бы вам ни говорили, Элисон, в 1996 году, в теле Изумрудного леса существовали лаборатории внутри шахт, где по засекреченным документам всевозможных тайных организаций и запрещенных правительством экспериментов проводили опыты, скрывая их под видом поисков средств от рака. Лекарства, якобы изобретенные в шахтах, приносили небывалый доход, благодаря которому в Эмброузе и создали империю вишневого ликера. Чарли Ньютон присоединился к проекту, когда тот уже прочно обосновался в Изумрудном лесу Эмброуза, а вот мы с моим старым другом Ноа Уайтом застали его, когда действия происходили еще в Сиэтле и проект назывался просто «Маяк». Но сути это не меняет, отнюдь. Все в проекте крутилось вокруг экспериментов с влиянием на погоду и природу, с контролем разума и путешествиями во времени. Все мы были одержимы желанием достичь небывалых результатов, а после ослеплены открывшимися нам тайнами Вселенной. Исключительные гении и люди редкого склада ума сумели превратить милый американский городок за озером в хранилище мрачных секретов.

Эксперименты в Сиэтле показали, что наши химические испарения влияют на разум людей, а что может быть лучше тумана, опускающегося на город, готового заставить его жителей думать, говорить и видеть то, что будет нужно нам? И знаете что… это было проще простого. Нет-нет-нет, мы не вредили людям, наоборот, всячески всех оберегали, хоронили те темные секреты, какие бывают у жителей маленьких городков, чтобы они не навредили себе и не выдали нас.

Но одна незадача все-таки произошла. Люди начали что-то болтать, подозревать, вынюхивать… поэтому туман был быстренько «запрограммирован» на отрицание, неверие, скепсис по отношению к «Красному маяку». Правда, чудесным образом это действовало не на всех. Все чаще встречаются люди, которые считают правдивой старую городскую легенду… но поверит ли весь город паре подростков? – Мистер Бейкер насмешливо хмыкнул. – Этот вопрос и является ответом.

Как вы уже поняли, дорогая Элисон, город жил тихо и мирно, а вот «Красный маяк» сотрясали поразительные открытия. Мы поняли, что нам подвластно Время. Молодой мужчина и юная девушка согласились рисковать жизнью, играть с бытием, дразнить будущее и испытывать прошлое. Тогда мне и стали сниться те сны. Какие именно, не спрашивайте. Не расскажу, хоть пытайте.

Мистер Бейкер опустил голову, а когда снова поднял ее, его глаза странно блестели от слез и истеричного веселья.

– Я не мог ни есть, ни спать. Просто тихо сходил с ума, баюкая свой разум каждый раз, когда был уже на грани. Тем не менее я заметил, что мой друг Чарли, один из самых талантливых физиков, которых я знаю, тоже начал странно себя вести. Косо смотрел на сиреневые ромбовидные капсулы, с чьей помощью пара добровольцев начала терять себя в погоне за Временем. Что-то переключилось тогда во мне. И я доверился ему. Так для него все началось.

Однажды он попросил нас с Ноа сделать немыслимую вещь – украсть две капсулы. Вы только подумайте, Элисон! С бесконечным страхом… но мы согласились. Чарли не признался, зачем ему это было нужно, что он с капсулами сделал и получилось ли у него задуманное. Скажу только, что это его поменяло. Навсегда. Никогда не забуду выражение его глаз в тот день. Животный страх. Благоговейное ликование. И лихорадочный безумный блеск от открывшейся правды. Он сказал только то, что свой секрет раскроет одному человеку через много лет, так как он будет тем единственным, кто будет больше всех нуждаться в нем. А нам лучше по-тихому выходить из игры «Красного маяка». Осторожно, медленно, аккуратно. И такой случай вскоре представился.

Тогда проект начал выходить из-под контроля. На разных уголках земного шара природа сходила с ума, убивая тысячи людей землетрясениями, наводнениями, смерчами… животные стали вымирать, люди неизлечимо болеть. Человечеству это показалось просто черными днями катастрофических событий, но наши ученые в лаборатории сразу поняли, в чем дело.

Путешествуя во времени, мы подставляли все человечество. Было принято решение залечь на дно, ведь к тому же среди участников проекта распространился слух, якобы что-то где-то пошло не так. Да и девушка с мужчиной все меньше походили на обычных людей. Он потерял лицо – вы могли быть его другом, любовницей, кем бы то ни было, но спустя минуты после встречи черты его лица стирались из вашего сознания навечно. Девушка тоже стала жертвой метаморфоз – сейчас она может выглядеть как соседская девчонка, в которую ты был влюблен в младших классах, а в следующее мгновенье это будет уже твоя кузина со шрамом на лице от укуса овчарки в летнем лагере.

В общем, проект закрыли, Человека без Лица и девушку Фантом, так их теперь называли, оставили следить за порядком. Всех принимающих участие в «Красном маяке» распустили как героев, завершивших свою миссию, правда, предупредив, что у Человека без лица появился особенный блокнот со списком, в который может попасть каждый, и это худший вариант из всевозможных. Ноа ушел работать библиотекарем, казалось, не осталось такой книги, которую он еще не прочитал, его уникальная память и незаурядный ум могли поставить его в один ряд с мэром Эмброуза и его коллегами, но Ноа не прельстился властью. Чарли женился на юной прекрасной девушке, у них родилась чудесная дочь.

Я же долго скитался по всей Америке, пока мои кошмары не начали развязывать мне язык. Чарли и Ноа посоветовали спрятаться в специализированной психлечебнице, где мои слова ничего не будут значить. Так и получилось. Самым грустным оказалось то, что перед отъездом к санитарам мы распрощались с Чарли навсегда – он предупредил, что его уже не будет в живых, когда я выйду. Так и случилось. Все это время мы продолжали поддерживать связь, что было сложно. Все письма шифровали, от звонков отказались. Но так я и узнал, что со временем, около пяти лет назад, «Красный маяк» начал вербовать своих бывших участников в надежде воскресить былые эксперименты… или для чего-то другого.

Само собой, Чарли с Ноа отказались. Прошло не так много времени, Чарли заболел раком и умер, а Ноа уже больше года страдает от неизвестного вируса, поразившего в целом мире лишь его одного, и каждое лето и зиму вынужден отлеживаться дома, тая, словно свеча…

Именно Ноа держал меня в курсе всех последних событий в Эмброузе. Когда я узнал о группе молодых людей, которые разбились в последний день лета, все окончательно встало на свои места: среди погибших парней был Питер Хилл, ты, должно быть, его знаешь. Люди «Красного маяка» пытались завербовать дедушку этого молодого человека, Джейкоба Хилла, еще в девяностых годах, но он всегда довольно агрессивно отказывался и прогонял их прочь. Думаю, оно и к лучшему. Человек он одаренный от Бога, с ним бы мы наворотили дел похуже… думаю, его внука с друзьями за компанию и убили за какой-то огрех Джейкоба, хотя сам он довольно давно скончался.

Мистер Бейкер замолчал, стеклянными глазами взирая на мою чашку. Я же обескураженно начала проматывать все им сказанное. В частности, последние слова.

Мы с девочками никогда не сомневались, что «французов» убили из-за пожара семнадцатилетней давности. Что же получается, мы были не правы или это просто не единственная причина?

Я перевела взгляд на мистера Бейкера, с опаской констатировав, что он явно нуждается в отдыхе. Его левая щека дергалась в нервном тике, а пальцы лихорадочно терли запястья.

– Мистер Бейкер?..

– Да-да, Элисон, – он тут же выровнял спину, быстрым движением поправив красный шарфик, – простите, я долго не спал, чтобы суметь построить внятный для вас разговор и не сыпать отрывками из моих снов.

– Все нормально, я понимаю, спасибо. Я благодарна вам за вашу храбрость…

Блеклые глаза мистера Бейкера тут же налились прозрачными слезами, и он, горько вздохнув, тихо произнес:

– Ох, как бы я хотел быть таким на самом деле! И не участвовать во всех тех кошмарах, что мы творили с людьми в лабораториях, ох, Элисон. – Тут он неожиданно подался вперед и выпалил мне в лицо, зло сузив глаза: – Но я плохой человек, понимаете! Отвратительный!

На мгновенье в нем проснулась та агрессия, с которой он разговаривал со мной по телефону, когда отказался идти в «Бетти Буп». Прошла она так же быстро, и мистер Бейкер жалобно протянул:

– Я мог спасти столько людей… отказаться… как это сделал Чарли…

– Мистер Бейкер, – я спокойно протянула к нему руки, – не будь вы столь храбры, как ваш друг, сидели бы вы рядом со мной, рассказывая правду?

Что-то пробурчав себе в шарф, он неловко улыбнулся. Я часто спрашиваю себя: а был ли он сумасшедшим на самом деле?

– Итак, возвращаясь к разговору… вы тоже меня искали. Зачем?

– Да-да, – мистер Бейкер шмыгнул носом, – у меня для вас сообщение. От мистера Ньютона.

Я судорожно выдохнула, под солнечным сплетением начал растекаться жар, с трудом совладав с собой, я переспросила:

– Сообщение? От мистера Ньютона?

– Верно.

– Что за сообщение?

– Он передает: «Моника в безопасности, она ближе, чем ты думаешь, но не ищи ее. Ни в коем случае».

Появилось чувство, будто тысячи острых иголок впились мне в тело.

– Откуда?.. Как?..

– Вы побледнели, думаю, вам стоит…

– Как мистер Ньютон передал вам это?!

Поняв, что спорить со мной бесполезно, мистер Бейкер, издав очередной нервный смешок, виновато извинился, после чего сказал:

– Еще тогда… после того, как мы достали Чарли злополучные капсулы, он поблагодарил меня за то, что я не утаил от него свои сны, ведь именно они натолкнули его на одну ценную мысль. Знаете, я более чем уверен, что он обошел все мыслимые и немыслимые правила «Красного маяка» и сам отправился в путешествие во времени. А там увидел нечто такое, что перевернуло его мысли и всю его жизнь.

– Сообщение. Как вы его получили?

– В начале этого месяца, второго декабря, по почте пришла открытка. В ней Чарли настоятельно просил передать вам его слова. И это был не единственный раз, когда он упоминал имя Моники. Ведь еще тогда Чарли признался мне, что именно Монике Джонс будут открыты все тайны. Отправленное ей письмо должно быть уже у нее. Но нет, отвечу на ваш невысказанный вопрос: девушка исчезла не из-за конверта.

– Как вы можете быть уверенным в этом?

– Работа у меня была такая. Знать некоторые вещи наперед.

Ах, Моника! Я не удивляюсь, что ты оказалась той особенной, кому доверили секрет Времени, но неужели это действительно не причина твоего исчезновения?

– Могу ли я вас попросить, Элисон, прислушаться к Чарли и не искать Монику Джонс? Как я уже выяснил, вы были лучшими подругами почти всю свою жизнь, родными душами, но Чарли просто так об этом не просил бы… Он любил повторять: «Нужно знать, когда вовремя остановиться».

– Нет, – ровным голосом отрезала я, – я никогда в жизни не перестану искать Монику. И никто меня в этом не переубедит. А что, если ее держат в заложниках в каком-то подвале? Человек без лица и девушка Фантом?

– Девушку Фантом можете смело исключить, – мистер Бейкер достал из кармана куртки помятый листок в клеточку, я уже думала, что это то самое письмо, но лист был совершенно чист, а друг мистера Ньютона принялся отрывать от него полоски. Они, закручиваясь спиралью, падали на старую потертую столешницу.

– Почему вы так думаете? – нахмурилась я, опасаясь какого-то припадка, хоть буйным мистер Бейкер не казался. – Что девушка Фантом тут ни при чем?

– Потому что ее больше нет.

– Она умерла?

– Я такого не говорил. Просто она исчезла. И уже не вернется.

– Как… как Моника? – запинаясь, спросила я.

– Нет. Но мой сон ясно дает понять, что человек, который и так казался сам на себя не похожим, уже не с нами. Элисон… – мистер Бейкер постарался поймать мой взгляд, – разрешите мне вам помочь. Я склонен доверять Чарли, вам стоит оставить все попытки найти Монику, но он так же просил оберегать юную мисс Блэк, а я же вижу, вы продолжите поиски… я и его волю исполню, но и вам мешать не буду. Если хотите докопаться до истины с «Красным маяком», я чем-то, да помогу, со мной вам будет проще разговорить некоторых людей…

Поведясь на его жалобный тон, я посмотрела на мистера Бейкера и поняла, что лжи в его словах и намерениях не найду. Он на самом деле сумеет мне чем-то помочь, вот только принимать такие решения сейчас будет недальновидно. К тому же он так стремился избежать новых встреч со старыми кошмарами…

– Мне многое предстоит обдумать… вы не против поговорить завтра? Встретимся здесь после школы…

– Разумеется! – радостно закивал мистер Бейкер. – Я вам позвоню!

– Хорошо. – Я уже накинула дубленку, голова кружилась от того, что имя Моники слетело с уст чужого человека. – Вам же есть где остановиться на ночь?

– О да! Я остановился в мотеле «Мотылек», это недалеко от маяка, но я даже рад этому. Рад. Я очень рад, ясно вам?

Последние слова он заорал, брызжа слюной, после чего, кулаками размазывая по лицу поток слез, простонал:

– Я не плохой человек… нет, плохой, ужасный…

Без тени сомнения я подошла к мистеру Бейкеру, мягко опустила руку ему на плечо.

– Вы хороший человек, просто совершили ошибку. И я думаю, уже искупили ее сполна.

Мои слова его не успокоили, он только громче зарыдал, не переставая остервенело рвать на полоски новый листок бумаги.

– Дальше я сам, ступай.

Мистер Тони легонько отодвинул меня в сторону, принялся успокаивать своего друга. Не в силах больше противиться эмоциям, я выбежала на улицу.

Это просто уму непостижимо! Получается, мистер Ньютон, который умер два года назад, уже тогда знал абсолютно все!

Тут у меня снова потемнело в глазах, я изо всех сил вцепилась в одну из заправочных колонок, вспомнив слова Кэтрин и мистера Бейкера: «Даже если она очнется в самое ближайшее время, это будет уже не та Анна, которую мы знали»; «Человек, который и так казался сам на себя не похожим, уже не с нами».

Страх от возникшей догадки заставил меня забыть обо всем на свете. С трудом дыша от ледяного ветра, я стремглав помчалась в больницу Эмброуза. Летящий навстречу колючий снег мешал разбирать дорогу, я пару раз оступалась, а потом, словно обретя крылья за спиной, добралась до больницы в кратчайшие сроки.

Там меня уже привычно встретили холодные стены и запах безысходности. Врачи и медсестры сновали по коридорам, едва успевая уделить внимание каждому пациенту – по Эмброузу прошлась волна гриппа.

Бессовестно расталкивая всех на своем пути локтями, я ворвалась в палату к Анне, над которой склонились миссис Сандерс с дежурным врачом, устанавливая катетер в руку девушке и делая какие-то записи в блокноте.

– Что вы делаете? Не трогайте ее! – заорала я с порога, не решаясь приблизиться и на полшага.

– Элисон! – удивленно воскликнула миссис Сандерс. – Что с тобой?

Наверняка в тот миг я на самом деле выглядела помешанной – дубленка расстегнута и перекошена, волосы разметались разворошенной копной, лицо вспотело, бескровные губы дрожат, а глаза наполнены безумием. Но мне было на это плевать. Я наконец поняла, что меня так смущало при каждом посещении подруги, отталкивало от нее все больше, превращая визиты в пытку.

– Это не Анна! – Я зарыдала, подбежала к миссис Сандерс, выдернула у нее катетер и выбила блокнот из рук женщины, швырнув его в стену.

– Что вы себе позволяете?! – очнувшись от шока, вскричала врач, в злом изумлении наблюдая за мной.

Оттолкнув их обеих, я медленно подошла к кровати, где лежала девушка, которую мы ошибочно принимали за Анну. Страх ядом разъедал мою душу, но, как только я встала вплотную, сомнения развеялись окончательно.

Это были светлые волосы Анны, ее кожа, подрагивающие серые ресницы, губы… это было ее лицо, тело, все, до кончиков пальцев… но это была не она. Я вцепилась в плечи копии Анны и начала лихорадочно ее трясти, мои слезы капали ей на нос и подбородок, а я повторяла, всхлипывая:

– Это не Анна, не она, это не Анна!

Кто-то подошел ко мне со спины, больно заломив руки назад, я начала брыкаться, орать и кусаться, порываясь назад к девушке.

– Элисон!

Миссис Сандерс отчаянно пыталась меня успокоить, но я только начала плакать пуще прежнего, а потом почувствовала, как мне что-то вкололи, после чего провалилась в черное марево.

* * *

Я упорно пыталась поднять свинцовые веки. Протяжно застонав, смогла это сделать, но пришлось тут же болезненно сощуриться от яркого света. Привыкнув к нему, распахнула глаза пошире, огляделась по сторонам. Воспоминания болезненным током отозвались в голове, я скривилась и, стянув с себя одеяло, поменяла положение, сев на кровать и опустив голову. Я находилась в одной из многочисленных больничных палат, это ясно, вот только как долго была отрезана от мира? Часы на стене показали, что на два часа.

Я ощущала стыд и угрызения совести, костеря себя на чем свет стоит. Глупая, глупая Элисон!

Дверь в палату тихо отворилась, являя озабоченное лицо мамы Кэтрин. Я тут же вскочила.

– Миссис Сандерс, простите, я не знаю, что на меня нашло…

– Чшш, – ласково проговорила она, теплыми руками возвращая меня на кровать, – тебе нужен отдых…

Я и впрямь ощущала слабость, нетвердо стоя на ватных ногах, поэтому была только благодарна, когда миссис Сандерс уложила меня обратно в постель.

– Я не знаю, что на меня нашло… мне очень стыдно…

– Все в порядке, Элисон. Учитывая стресс, с котором ты живешь уже не первый месяц, я удивляюсь, что срыва не случилось раньше. Отлежишься дома, попьешь успокоительные, твоей маме мы позвонили, она скоро приедет…

– Нет-нет-нет, – я чувствовала легкую дурноту, но снова упрямо начала вставать с кровати, – я просто перенервничала, я не могу… не могу пропускать школу.

Если миссис Сандерс выпишет мне больничный, все пропало, а мне завтра необходимо встретиться с мистером Бейкером, теперь это дело жизни и смерти.

– Обсудим все, когда твоя мама приедет сюда. А пока с тобой побудет Кэтрин.

Черт, Кэтрин, я про нее совсем забыла! Разговоры про Монику и ситуация с Анной вытеснили все из моей головы! Ладно, она поймет, сейчас нужно переживать совсем о другом…

– Миссис Сандерс, – мама Кэтрин обернулась у самой двери, тревожно глядя на мое лицо, – касаемо Анны… мне так неловко… я перенервничала, пошел четвертый месяц, как она в коме, и я просто…

– Как я уже сказала ранее, я удивляюсь, как ты так долго и стойко держалась. Видно, подавляла эмоции в себе, а сегодня они вылились в нервный срыв.

Она бесшумно закрыла за собой дверь, а я, мрачно выдохнув, опустила голову на подушку.

Само собой, я все так же была уверена, что девушка, лежащая в одной из соседних палат, никакая не Анна. Озарение пришло внезапно, я просто не сумела с ним совладать. Впредь нужно быть умнее. Это как в психлечебнице: видишь монстров – не говори об этом вслух. Кто поверит в то, что Анну подменили? Я ведь не хочу, как мистер Бейкер, провести с десяток лет в закрытом госпитале для умалишенных!

Непрошеная мысль кольнула в висок: а что, если я, как этот сумасшедший, уже не различаю правду и вымысел?

Я чертыхнулась – вот уж нет. Первый месяц я либо искала Монику, либо сидела у кровати Анны, надеясь, что она очнется. А потом… потом, как обычно, что-то пошло не так. Я чувствовала мороз по коже, глядя на мирное лицо подруги, ощущала судороги в сердце, когда слышала, как ее называют по имени. Уже тогда это была не Анна, но догадалась я об этом только сейчас, после вскользь брошенных фраз Кэтрин и мистера Бейкера. Уже не та Анна, которую мы знали… человек, который и так казался не собой, уже не с нами…

Исчезла ли она так же, как Моника? Сомневаюсь. Мистер Ньютон наверняка бы знал. Но ведь он и так должен был быть в курсе? Без сомнения, что-то из снов друга натолкнуло его на определенные мысли, он рискнул и понял, что прав. С того момента для него изменилось все. А спустя десятки лет – и для нас. Можно ли считать, что Анна в безопасности, если мистер Ньютон не принял никаких мер? Или, наоборот, что-то поменял, просто мы не ведаем об этом?

А Моника… Он знал, что она исчезнет. И что я не остановлюсь в ее поисках.

Непрошеные слезы в который раз за сегодняшний день защипали глаза. Мистер Ньютон уверяет, что Моника ближе, чем я могу подозревать… где-то здесь, рядом… а продолжать ее искать… опасно? Бессмысленно? Я зло фыркнула. Простите, мистер Ньютон, в свое время вы заменили мне отца, но именно Моника является для меня всем. Когда она исчезла, все потеряло смысл.

Без стука в палату зашла Кэтрин. Оглядела меня с ног до головы, грустно покачала головой.

– Извини, – пролепетала я, – совсем потеряла голову, забыла о тебе и рванула сюда…

– Я видела, как ты выходила из магазинчика у заправки, – кивнула Кэтрин, присев в ногах моей кровати, – выглядела ты, мягко говоря, не очень. А потом, не успела я и глазом моргнуть, ты рванула в знакомую сторону. Я сразу поняла, куда ты держишь путь, хоть и изрядно поломала голову, зачем… а как пришла, тебя уже перенесли сюда. Мама мне все рассказала.

– Кэтрин, – я пододвинулась к ней ближе, отчаянно желая донести до нее происходящее, – Анна…

– Ты тоже заметила, да? Я начала сомневаться, на самом ли деле Анна – это Анна, уже достаточно давно, да только боялась, что схожу с ума, не хотелось лезть к тебе с такими заявлениями. Меня и так мало кто принимает всерьез, в силу многих моих убеждений… в общем, как-то так.

– Зато теперь мы обе понимаем, что это правда… – я, сама того не замечая, вцепилась ей в руку, – но Кэтрин, все вокруг ведут себя странно, на самом деле странно!

– Господи, Элисон, на данный момент единственный человек, который ведет себя странно, – это ты! Только представь реакцию миссис Ньютон, когда ей расскажут, что сегодня было…

Ужасаясь и заливаясь краской стыда, я до боли прикусила нижнюю губу. Кэтрин права, но разве я в силах что-либо исправить?

– Мама сказала, что тебя скоро заберут… расскажи-ка лучше, как все прошло и удалось ли что-то узнать?

Я пересказала Кэтрин все услышанное мной на заправке мистера Тони. Она часто перебивала и уточняла, но это помогло мне увидеть более цельную картину.

Я только собиралась выслушать мнение Кэтрин, как нас прервали мама и миссис Ньютон. Последняя, кажется, зашла в палату только ради того, чтобы посмотреть мне в глаза. Не осмелившись отвести взгляд, я видела, как миссис Ньютон борется с чем-то внутри себя. Наконец она сказала:

– Больше сюда не приходи, – голос был бесцветным, ни злости, ни разочарования, и от этого мне почему-то стало в разы хуже.

Я только хотела извиниться, как она вышла в коридор.

– Кэтрин, мама просит тебя зайти к ней в кабинет. А мы с Элисон поедем домой.

Порывисто обнявшись, мы с подругой договорились созвониться ближе к вечеру. Когда в палате я осталась один на один с мамой, она нежно погладила меня по плечу.

– Миссис Ньютон нужно время, она обязательно тебя простит. На днях проведаем ее дома. Хочешь, прогуляешь завтра в школу? Тебе не помешало бы.

– Нет, – я упрямо покачала головой, прижавшись к ее руке в надежде, что она как обычно укроет меня от всех проблем, – хочу сегодня посмотреть какую-то ерунду по телевизору.

Протягивая мне дубленку, мама тепло улыбнулась:

– Проще простого.

Домой мы вернулись поздно вечером. После больницы мама заглянула в «Безумный Роджер», чтобы уладить с Энди кое-какие дела касаемо бара, потом заехала за покупками в центральный супермаркет. Все это время я мирно дремала на заднем сиденье автомобиля, вымотанная событиями долгого дня.

Резкий скачок температуры привел к таянию снега, Эмброуз затопило грязной слякотью. Переводя мамину ругань на литературный язык, я уяснила, что в ближайшие дни нас ждут снег с дождем.

– Куда! – сердито выхватила она у меня пакеты с продуктами.

– Я и так даже в супермаркет не зашла…

– И не просто так, Элисон! Ты еле на ногах держишься, белая как мел. Иди в дом, ну же, я сама!

Виновато покрутившись у багажника машины, я получила еще пару зловещих предупреждений и поплелась домой. Маме позвонила Ребекка, что-то в «Безумном Роджере» снова не ладилось, и, не желая выслушивать мамины причитания, я поспешила скрыться за входной дверью.

Стены родного дома встретили привычным теплом и уютом. Повесив дубленку на крючок в прихожей, я прошла на кухню поставить чайник. Думаю, тут уже мне стоит проявить заботу о матери, себя я чувствую довольно сносно, а вот она на нервах. Алюминиевый чайник закипал, посапывая паром, я устало завязывала непослушные волосы в хвостик, и вдруг что-то под окном на кухне привлекло мое внимание. Какая-то мелкая деталь блеснула в поникающем из гостиной свете лампы. Я медленно двинулась, почти подкралась к окну, сама не понимая, чего опасаюсь, сердце билось до боли в ребрах, так как на краю сознания уже возникло подозрение. Нагнувшись у подоконника, я с трепетом в душе подняла стрекозу из белого золота на тоненькой цепочке. Застежка была слегка погнута у самого основания – видно, так ее однажды пытались починить.

– Милая, ты не могла бы поставить чайник? Если я не выпью кофе, то начну убивать. Элисон? Элисон!

Круто повернувшись, я, не в силах вымолвить и слова, принялась тыкать пальцем в свою ладонь, на которой лежала находка. Голова слегка кружилась, отнахлынувших эмоций пропал дар речи.

– Что такое? Что?

– Моя подвеска! Она была у Моники… а я только что нашла ее у окна, на кухне… о господи, она была здесь, Моника!

От безумной догадки меня начало трясти, я заметалась по кухне.

– Не может быть, – беспокойно сказала мама, на ходу отрезвляя мой пыл. Крепко зажав цепочку в кулаке, я растерянно на нее посмотрела. – Будь Моника у нас в доме, разве она не дождалась бы тебя? Ее столько разыскивали и все еще полностью не остановили поиски, а она просто так разгуливает у нас по дому? – голос мамы был тверд и непоколебим, глаза смотрели сурово и уверенно, но при этом я ощущала страх, который от нее исходил. Глаза мамы, кажется, даже потемнели от клубящейся внутрь бездонных зрачков паники.

– Тогда откуда здесь это? – я подняла кулак с зажатой в нем стрекозой, цепочка нервно задергалась в воздухе от дрожи моей руки.

– Уверена, этому есть разумное объяснение. Но не вздумай ничего говорить мистеру и миссис Джонс, сегодняшней сцены в больнице с матерью Анны пока для тебя достаточно. Держи язык за зубами, иначе это дойдет до шерифа, и тогда он точно отправит тебя на лечение в ближайшую психлечебницу.

Воздух был наэлектризован от маминого могильного хладнокровия и моего балансирования на грани нового срыва.

– Объясни мне для начала две вещи, – дрожащим голосом попросила я, подходя к маме поближе под сводящий с ума свист кипящего чайника, – как подвеска, исчезнувшая вместе с Моникой, оказалась у нас дома и почему ты так рьяно убеждаешь меня закрыть на это глаза, а сама нервно заламываешь руки?

Мама встрепенулась, испуганно одернула себя и отвернулась, чтобы выключить чайник и спрятать от меня свое лицо.

– Мама, – в моем голосе засквозила угроза, мне не верилось, что этот разговор происходит здесь и сейчас, между нами, но я ничего не могла с собой поделать.

– Одни потеряли детей, а я смотрю, как моя дочь сходит с ума, – прошептала мама, увязая в паутине печали, – и ничего не могу с этим поделать. Знаешь, Элисон, раньше я хотела открыть тебе глаза на то, что Моника уже не вернется. Слишком много времени прошло. Хотела переубедить тебя в том, что тут нужно, как в случае с Эмбер и Алексом, двигаться дальше. А потом поставила себя на твое место… что бы сделала я, пропади у меня ты. И поняла, я в жизни бы не перестала тебя ждать, попутно разыскивая, где бы то ни было. Но тут ты, Элисон, должна сама вспомнить, в какое время для Эмброуза и при каких обстоятельствах пропала Моника. Один неверный шаг по направлению к правде может убить тебя и всех, кто тебе дорог. Эмброуз – славный город, если не открывать его шкафы со скелетами. Любопытных здесь не жалуют.

– Что все это значит? И что мне теперь делать?

– Прислушиваться к тем, кому доверяешь.

Разрываясь от неистового желания завыть от безысходности, я посмотрела на подвеску. Подарок Моники вновь ко мне вернулся.

Мистер Ньютон. Вот кому я доверяю. Он никогда не врал и не лукавил, не пытался быть лучше, чем он есть на самом деле, дарил отцовскую заботу тихой подруге своей дочери, повторяя, как важна дружба. Что он сказал? Моника где-то рядом? Прохлада цепочки, которую я намотала на ладонь, едва ли не умиротворяла. Да, получается, что так, она где-то совсем близко. Моника жива, и это главное. Но основным посылом мистера Ньютона является то, что искать Монику не стоит. Решился бы он это передать, не будь это столь важным? Рисковал бы всем, что у него осталось после смерти?

– А кому доверяешь ты, мама? – я уже не противилась слезам, ведь горький ком душил меня с самого утра.

Ласково вытерев мои слезы, мама погладила меня по щеке.

– Из тех, кого я могу тебе назвать именно сейчас, – мистеру Роузу.

Я захлопала глазами под мамин тихий смешок.

– Кто бы мог подумать, верно? Он скоро вернется в Эмброуз. Ненадолго, но достаточно для того, чтобы чем-то нам помочь. Хотя после исчезновения Моники Эмброуз вновь кажется невинным, это ложь. Мы должны быть осторожны. ТЫ должна быть осторожна. Я не знаю, к чему это приведет, – мама с мрачным видом кивнула на подвеску в моей ладони, – но давай дождемся мистера Роуза. Он поможет нам разобраться.

Я знала, видела, чувствовала: мама не до конца со мной откровенна. Она не врала, но и не была честной настолько, насколько я от нее ожидала. Но, несмотря на это, именно маме я доверяла больше всего на свете.

– Хорошо. Когда мистер Роуз вернется в город?

– В течение недели.

Я осторожно кивнула, выражая согласие, но росток сомнения уже прочно пустил корни в моей голове. Выдавив улыбку, мама поспешно скрылась в своей комнате с огромной чашкой кофе.

«Нам нужно с тобой серьезно поговорить, Элисон», – прозвучало у меня в голове, когда я поняла, что больше не в состоянии игнорировать очевидное.

Наша семья на протяжении всей моей жизни состояла из меня и мамы. Она была мне и отцом, и сестрой, и подругой, в зависимости от определенных ситуаций в моей жизни. Мудрая, порой строгая, но всегда любящая и оберегающая. Мама часто повторяет, что врать самой себе, – гиблое дело. «Ты можешь попытаться обмануть кого угодно, но не себя. Порой мы заложники собственной правды, от которой ни спрятаться, ни скрыться».

Я обреченно покачала головой – мама права. Я уже не в силах закрывать глаза на то, что с ней что-то не так, отмахиваясь от ехидного голоса в своей голове. Он все повторяет: мама знает больше, чем говорит.

То, какой она была после убийства Эмбер, когда привезла меня домой из участка. Опечаленная, стеклянные глаза как завеса удушливого сожаления. О чем?

Отказ от посещения похорон «французов». Не так давно Ребекка проболталась, что мамы не было в тот день на работе, хотя мне она сказала, что не сумеет пойти на похороны из-за дел в баре. Где она была, почему соврала?..

И как она разозлилась, узнав о нашем с девочками небольшом расследовании в «Безумном Роджере»! Зачем так переживать, сердиться, если это, по ее же словам, всего лишь детские игры в детективов?

В ночь исчезновения Моники мама около полуночи выходила на улицу, в несусветный дождь, похожий на всадника потопа. Я застала ее уже после возвращения, пытаясь донести причину собственной паники. Где она была? Как обычно, забыла сигареты в машине? Возможно…

Сейчас же мама хочет, чтобы я сохранила в тайне свою находку. И я бы ее поняла: шериф Хоук не шутил, грозясь отправить меня к психиатру. Но расскажи я о том, что цепочка со стрекозой осталась у Моники, покажи я ее шерифу сейчас… вдруг это поможет возобновить ее поиски с новой силой? Я уже даже потянулась к телефону, но рука напряженно застыла на полпути. Нет. Спокойствие. Не сейчас.

Так в чем именно я подозреваю свою мать? В том, что она что-то утаивает или… в чем-то большем? Мама всегда очень тепло относилась к моим друзьям, хоть и не вела с ними милые беседы, когда они приходили, сторонилась, находилась в своей комнате. И кого она больше всего избегала? Монику. Или я помню то, чего не было?

Я надела цепочку на шею, осторожно застегнула замок на затылке. Прижала стрекозу к груди, почувствовав родное тепло, исходящее от подвески, не веря, что она снова со мной. Как по наитию, набрала номер Кэтрин.

– Привет, – невнятно поздоровалась она, наверняка жуя свои любимые банановые пончики на ночь. Посмотрев на лестницу, ведущую на второй этаж, я села в мягкое кресло в гостиной и, понизив голос, без предисловий рассказала про вновь обретенную подвеску, без сомнений подкрепив все своими предположениями.

Кэтрин отреагировала бурно:

– Не могу поверить! Подвеска нашлась у тебя в доме! – И после небольшой паузы добавила: – Правда, мне кажется, ты слишком буквально приняла слова мистера Бейкера о том, что Моника ближе, чем тебе кажется. Да и не верится, что у твоей мамы есть какой-то злой умысел. Скорее всего, она просто хочет оградить тебя от чего-то.

– Все равно тогда выходит, она что-то скрывает.

– Я тоже так думаю, но ведь и ты в последнее время лезешь, куда не надо, мисс Блэк наверняка хочет отвлечь твою костлявую задницу от новых потрясений. Со временем все прояснится, давай только и в самом деле дождемся мистера Роуза. А еще не мешало бы снова переговорить с Бейкером.

– Да… а касаемо подвески… как она оказалась у меня на кухне?

– Не знаю… Может, Моника таким способом дает знак, мол, с ней все в порядке?

– Как-то притянуто за уши.

– Мы не знаем, какие события предшествовали этому. Лично я считаю, тебя это должно убедить, что Моника в порядке…

Недовольно сопя в трубку, я включила телевизор и стала бездумно переключать каналы. Дождаться бы звонка мистера Бейкера!

– Послушай, Элисон, я еще вчера в библиотеке собиралась тебе рассказать кое-что, только меня перебил тот звонок…

Но я уже ее не слышала. Завороженно глядя на экран телевизора с экстренными новостями, я похолодевшим голосом оборвала ее:

– Кэтрин, включи наш местный новостной канал…

Миссис Ньютон после долгого перерыва вернулась на экраны Эмброуза с далеко не радостными новостями.

– …Около двух часов назад у оврага напротив мотеля «Мотылек» было найдено тело мужчины среднего возраста. По этическим соображениям показать отснятые кадры без цензуры не является возможным, так как жестокость содеянного преступления переходит все немыслимые границы. Мужчине предположительно рыбацкой леской рассекли горло и бросили истекать кровью в канаве. В карманах нашлось удостоверение личности, мужчину звали Аластор Бейкер, уроженец Эмброуза, 1972 года рождения. Мистер Бейкер участвовал в разработке панацеи от рака в 1996 году, когда наш город был столицей будущего здоровья Америки. Две недели назад, после пятнадцатилетнего пребывания в психлечебнице Сиэтла, он решил вернуться в родной город, да только кто-то встретил его отнюдь не приветливо. Мистер Аластор Бейкер умер от потери крови. На месте преступления работает наша полиция во главе с шерифом Хоуком. Если вы располагаете какой-либо информацией, пожалуйста, свяжитесь с номером, который видите сейчас на экране. Следите за дальнейшими новостями и берегите себя – как и пару месяцев назад, Эмброуз снова стал эпицентром чего-то поистине ужасного.

Словно в больной лихорадке, я, прикрыв свободной рукой рот, в ужасе замотала головой.

– Не может быть…

– Какого хрена! – только и слышались возгласы Кэтрин в трубке.

Увидев репортаж, похожий на новости прямиком из ада, я, резко выключив телевизор, нервно забегала по комнате.

– Его убили, Кэтрин! Мистер Бейкер мертв…

– Это наверняка Человек без лица, – охрипшим от страха голосом воскликнула Кэтрин. – Что же теперь делать?!

В немом шоке я только покачала головой, будто Кэтрин могла меня видеть. В ухе запищало, и, посмотрев на экран телефона, я испуганно пролепетала:

– У меня входящий с неизвестного номера!

– Что?!

– Говорю, мне звонит кто-то со скрытого номера! – приложив трубку обратно к уху, повторила я.

– Не бери! Ты что, а вдруг…

– Нет… не отключайся.

Кэтрин что-то быстро затрещала, но я поставила ее на удержание и приняла звонок, нервно прикусив внутреннюю сторону щеки:

– Слушаю…

– Мисс Блэк? – голос был спокойный, холодный, я бы даже сказала благородный.

– Эээ…

– Я мистер Уайт. Смею предположить, вы имеете представление о том, кто я.

– Библиотекарь…

– Это второстепенно. Главное – я друг Анны и Аластора Бейкера. Не буду утверждать, что в таком случае я и ваш друг тоже, но уверяю – уж точно не враг.

Я молчала.

– Вы видели сюжет экстренных новостей? Его только что показали по телевизору.

– Да… ваш друг…

– Не буду заходить издалека, мисс Блэк. Смерть моего друга для меня еще большее потрясение, чем для вас. Как и вы в свое время, я потерял близкого мне человека. Вот только я был к такому готов. Как и он. Скажу даже больше: его смерть на моей совести, ведь много лет назад я отказался лезть в дела Эмброуза и вместе с тем продолжать помогать Чарли. Поэтому он попросил об услуге Аластора. И вот что случилось.

Я замотала головой, отгоняя рой мыслей, пытаясь сосредоточиться на голосе мистера Уайта.

– Я звоню предупредить: вы должны молчать о недавней встрече с Аластором. Кроме меня, о ней знает Тони, но он, возможно, единственный человек в Эмброузе, который на самом деле умеет хранить секреты. Молчите, так вы обезопасите и себя, и нас.

– Но…

– Поверьте, я знаю, о чем говорю. Приходите завтра после уроков в библиотеку. Я, как и Аластор с Чарли, хочу вам помочь. Никому не говорите про нашу встречу. Разве что мисс Сандерс. Договорились?

– Да.

– Тогда до завтра. Доброй ночи.

Частые гудки вызвали дурноту. Я сняла Кэтрин с удержания, немного сумбурно рассказала о разговоре с мистером Уайтом.

– Анна ему доверяла, думаю, и нам есть смысл прислушаться к его словам.

– Да, вот только почему мне уже второй раз за вечер велят держать язык за зубами?! – я изнывала от странного чувства злости.

– Хватит выходить из себя, Элисон. Горячая голова – враг правильным решениям.

Я обреченно выдохнула. Кэтрин права. С каких пор я стала истеричкой? Наверное, с тех пор, как меня преследует тень Эмбер в самых страшных уголках моих снов. Я знала: неспроста. Я уже давно оставила попытки выяснить, кто же ее убил. Казалось, это было лет сто назад, а нет, всего лишь этим летом…

– Завтра в школе поговорим.

– Хорошо. И Кэтрин, – я стушевалась, – спасибо тебе за все. За то, что ты рядом.

Может, это прозвучало излишне драматично, но говорила я искренне.

– Да ладно, – тихо ответила Кэтрин.

– И еще… что нам теперь делать с Анной?

– А что мы можем сделать?

– Уж точно не сидеть сложа руки! Там, в больнице, лежит какая-то совершенно другая девушка! Это… это уму непостижимо!

– Может, стоит рассказать о наших подозрениях относительно нее мистеру Уайту?

– Для начала не мешало бы разобраться, что он за человек.

– И ты думаешь это сделать за один день, даже час? Не смеши. Я опять приведу, как мне кажется, разумный довод, почему ему стоит обо всем рассказать: Анна ему доверяла. И теперь мистер Уайт тоже рискует, приглашая тебя на беседу.

– Мы не знаем, ради чего он это делает. Но думаю, ты права.

Анна… Все это время мы искали Монику, а оказалось, нужно было разыскивать не только ее.

Одна деталь в ситуации с Анной меня очень смущала. Послание мистера Ньютона. Он знал, что случится с Моникой, значит, наверняка ему было известно и о судьбе собственной дочери. Неужели он ничего не предпринял, чтобы спасти ее? Или мы не знаем про Анну что-то важное?

– Я спать. Может, на этот раз мне повезет и поутру все окажется лишь кошмаром?

– Я уже давно перестала об этом мечтать, Кэтрин. Спокойной ночи.

Приняв горячий душ, я нырнула под одеяло и погрузилась в невеселые мысли. Бедный, бедный мистер Бейкер! Ему стоило оставаться в психлечебнице, но долг дружбы перевесил чувство самосохранения. И о чем мистер Ньютон только думал, передавая через Бейкера свое послание! Почему не прислал мне предупреждение письмом? Идея хорошая… но вот поверила бы я листку бумаги?

От свиста ветра за окном я поежилась. Бейкеру рассекли горло рыбацкой леской, он умер от потери крови. Медленно и в одиночестве. Такого не заслуживает никто. Безобидный, хоть немного и не в себе, Бейкер не побоялся исполнить последнюю волю друга. Более того, он предложил мне помощь. Страх отпустил его, а смерть нагнала. Я почувствовала жгучую ненависть к Человеку без лица, «Красному маяку». Власть, одурманившая их, оставляет кровавый след на протяжении столь долгого времени. Так бы хотелось его оборвать!

* * *

Утро в школе выдалось сумбурным – весь город стоял на ушах, убийство Аластора Бейкера потрясло Эмброуз. Как и пару месяцев назад, никто не чувствовал себя в безопасности. Мало для кого имела значение личность несчастного, всех интересовало только, кто и зачем это сделал.

– Наверняка какой-то серийный маньяк!

– Или привидение… слышала, такое водится как раз возле канавы напротив мотеля.

– Может, кто-то вспорол ему шею в состоянии аффекта? «Мотылек» никогда не славился ангельской репутацией…

– Да я же уже говорил, это все партия демократов!

Я уныло покачала головой. Подобные возгласы слышались с самого утра, ближе к обеду школьники начали приплетать к убийству Бейкера гибель Эмбер, инцидент с Анной и даже несчастный случай с «французами». Это было уже совсем нехорошо. Я начала переживать за миссис Ньютон. Она приехала на место преступления даже раньше шерифа, значит, наше журналистское бюро на самом деле перехватывает звонки полиции. Правда, обычно это не такие сенсационные случаи. А миссис Ньютон взяла и дала огласку убийству. Так бы шериф Хоук наверняка позаботился о том, чтобы информация никуда не просочилась. Или пошел бы по накатанной дорожке: «несчастный случай». Теперь же на счету Эмброуза неприкрытый грех. Интересно, как его обыграют?

Меня ученики сторонились. Пошел слух, что я неуравновешенная истеричка, кидающаяся на врачей. Я про себя горько усмехалась: так оно, по сути, и было. Но благодаря кровавому убийству главной темой обсуждений в школе я не стала.

Последний урок тянулся бесконечно. Обещанный дождь зло стучал в окно, голые ветки деревьев мрачно скрипели, подхватив настроение погоды, я с кислым лицом наблюдала за этим печальным зрелищем. Когда прозвучал звонок, с облегчением закатила глаза и принялась складывать книжки с тетрадками в рюкзак.

Узнав про убийство, мама почему-то возмутилась тем, что я ее не разбудила и не рассказала о случившемся, добавив, что попросит Энди или Джессику забрать меня из школы в бар, раз у Брайана по расписанию будет алгебра. Там, по ее мнению, я с комфортом пообедаю и займусь уроками. Кэтрин обожала ездить в таком случае со мной, мама всегда разрешала нам выпить за счет заведения по коктейлю, хоть и безалкогольному. Но не беда. Фляга всегда была у Кэтрин с собой. Сегодня же у меня назначена встреча с мистером Уайтом. Мы чуть не поскандалили с мамой, она никак не могла понять, зачем брать книги для домашнего задания в библиотеке, если есть интернет. С трудом убедив ее, что буду в баре через час после уроков и в случае нападения маньяка с топором побегу без оглядки, а не стану спрашивать «Кто там?», я теперь торопилась как можно скорее покинуть школу.

– Привет.

Я быстро глянула на Логана.

– Привет. Если что, я спешу.

– Да-да… ты не видела Кэтрин? Возле класса по испанскому языку ее нет, телефон не отвечает.

Я, тут же кинув на парту рюкзак, схватилась за телефон. Мобильный Кэтрин действительно был отключен, но она оставила мне голосовое сообщение: «Прости-прости-прости, появилось срочное дело, родители забрали меня еще за десять минут до окончания урока, я не смогу пойти с тобой к мистеру Уайту. Позвони мне сразу, как выйдешь от него, хорошо? Думаю, к тому времени освобожусь. Целую!».

– Все в порядке, срочные дела, Кэтрин уже забрали.

– Ты сама как, нормально? Выглядишь расстроенной.

– Ага. Просто Джон не следил за мной целый день, чувствую себя преданной.

– Да ладно тебе, Элисон, я просто переживал, а сам был занят, вот и отправил Джона! За вами же глаз да глаз нужен! Теперь еще это убийство сумасшедшего… Вам что-нибудь о нем известно?

За нашими спинами начали шептаться. С некоторых пор Логан стал жертвой охоты школьной группы поддержки «Ласки». До этого их целью был Алекс. А тут я, снова уличена в связи с новым кумиром девиц в коротких синих юбках. Отметив, какими ненавистными взглядами меня одаривают одноклассницы, я убедилась, что теперь никакое убийство им не интересно. Снова главный красавчик школы в обществе «мелкой Блэк»… да они мне уже гроб заказывают.

– Логан, чего ты хочешь?

– Помочь. Опять убийство…

– Давай поговорим завтра, ладно?

Я просто пыталась выиграть время, не желая втягивать Логана в кровавые интриги «Красного маяка» ради его же блага. Недовольно скривившись, он, тем не менее, кивнул:

– Если что, мой номер вы знаете.

Как часто люди не понимают, насколько тонок лед, по которому они идут? Логан-Логан…

Мне в кои-то веки повезло. Зонт я благополучно забыла дома, но дождь уже перестал заливать город, и я как лань прыгая через лужи, побежала на встречу с мистером Уайтом.

Готическое здание библиотеки величественно возвышалось на углу главной улицы. Мелкие капли дождя еще сыпались на меня, пришлось ускориться.

Библиотека резала слух тишиной. Лямки рюкзака больно тянули плечи. Сняв его, я медленно прошла вглубь здания. Там меня и ждали.

Мистер Уайт стоял у полки с научной фантастикой. Он был очень высоким, худощавым, с заметной плешью, компенсируемой шикарной серебряной бородой до плеч. Длинное узкое лицо, внимательные, цепкие пепельные глаза. Такие обычно видят насквозь. На нем был вязаный кардиган горчичного цвета, одетый поверх белой рубашки с красным галстуком. В целом мистер Уайт больше походил на английского джентльмена, нежели на простого библиотекаря из американской глубинки.

– Здравствуйте, – несмотря на то, что говорила я тихо, в библиотеке это прозвучало будто удар в гонг.

– Здравствуйте, Элисон, – мистер Уайт аккуратно, даже нежно закрыл книгу и вернул ее на место. Он казался серьезным, но даже на расстоянии я видела в его серых глазах смешинки. Глядя, как я мнусь, не решаясь завести разговор, спросил сам: – Вы чай любите? Я знаю, сейчас молодежь предпочитает кофе – латте, доппио и иже с ними… но чай – это все, что я могу предложить.

Он двинулся в мою сторону, в его руках появилась табличка «технический перерыв», которую он повесил снаружи, впустив запах дождя с улицы.

– Чай?.. да, спасибо, если можно, зеленый.

– Отличный выбор. Присаживайтесь. Не хочу хвастаться, но моя внучка утверждает, что я мастер приготовления чая. А вот тосты у меня отвратные.

Мистер Уайт умел располагать к себе. Я все еще чувствовала некоторую скованность и обеспокоенность, так как толком не решила, что говорить, а что не надо, но к тому моменту, как душистый чай заварился, а библиотекарь сел напротив меня, я была уже не такой взвинченной.

– Мне очень жаль вашего друга, мистер Уайт. Это убийство… он не заслужил такого.

– А смерть можно заслужить?

Я не знала, что будет более невоспитанным: промолчать или ответить.

– Мисс Элисон. Я не собираюсь ходить вокруг да около. Поэтому, могу ли попросить остановить ваше расследование?

Ах да. По словам Бейкера, мистер Уайт «присматривал» за нами.

– Как я могу его остановить, если оно само идет мне в руки? Все эти загадочные звонки, письма. – Вопрос был риторическим, поэтому я с подозрением продолжила: – Вы же позвонили мне не ради того, чтобы сейчас уговаривать бросить во всем разбираться?

Мистер Уайт весело хмыкнул, поглаживая свою шикарную бороду.

– Случись такое много лет назад, я бы вообще остался в стороне, ведь в молодости был слишком эгоистичен, чтобы переживать за кого-то, кроме себя.

– А сейчас?

– С появлением Чарли и Ноа в моей жизни многое поменялось. Странно, как может измениться жизнь человека, встреть он правильных людей на своем пути, верно?

– Да… Мистер Уайт, – я набрала в легкие побольше воздуха, решив не оттягивать самое главное, – вы ответите на мои вопросы про «Красный маяк»?

Библиотекарь наконец-то оставил свою бороду в покое и внимательно всмотрелся в мои глаза. Не знаю, что он рассчитывал увидеть, но, по-видимому, там этого не было, ведь он коротко вздохнул и сказал:

– Нет.

Опешив, я даже не нашлась, как на такое реагировать, впрочем, мистер Уайт тут же продолжил свою мысль:

– Элисон, я ведь поэтому все еще жив спустя многие годы: умею держать рот на замке.

– Зачем вы тогда меня позвали, если ничего не хотите рассказывать?

– Уж явно не для того, чтобы говорить о том, что вам не положено знать. И я не обещал, что подниму завесу тайн «Красного маяка». Но! Я готов дать подсказку или натолкнуть вас на определенные размышления.

– Иными словами, будете говорить загадками, а потом станете наблюдать, как я бегаю по Эмброузу, играя в ваши квесты?

Мистер Уайт помолчал некоторое время, а потом, не отрывая взгляда от окна, за которым бушевал ливень, сказал:

– Каждый раз в такую погоду в Эмброузе появляется новая тайна.

– Слава богу, а то мне своих недостаточно.

Мистер Уайт одобрил мою иронию – благосклонно кивнул, соглашаясь. Потом неспешно продолжил:

– Убийство мисс Роуз, смерть молодых людей на Безымянном здании… Поймите, Чарли не просто так просил вас не искать дальше Монику Джонс. Думаю, это можно понимать так, что, если вы найдете подругу, случится что-то необратимое, может быть, хуже всего того, что вы уже успели пережить. Запомните: нужно знать, когда пора остановиться. Я хочу, чтобы вы узнали прошлое, а не переписывали будущее, понимаете? Хочу дать вам шанс во всем разобраться, но при этом считаю своим долгом хотя бы обезопасить ваши методы. Вы же не успокоитесь, это ясно как божий день.

– Вы абсолютно правы. Просто поймите, я откуда-то знаю, что разгадка кроется в той ночи, когда исчезла Моника. Называйте это интуицией, как хотите, но мне ясно одно: узнай я, что тогда произошло, многое встанет на свои места. Мистер Ньютон не хотел, чтобы я искала Монику? Хорошо, для начала мне будет достаточно хотя бы знать, что она в безопасности.

Часы над книжными полками беззаботно отсчитывали время. И почему стрелки идут вперед, а не назад? Ведь минуты убывают, а не наоборот.

– Что вам уже известно, Элисон? И какие теории вы строите исходя из этого? Расскажите, я постараюсь помочь.

Чувства шептали довериться мистеру Уайту, поэтому, помедлив лишь пару мгновений, я кивнула.

– Все началось с мистера Бейкера. С его снов. Он рассказал о них мистеру Ньютону, и тот в свою очередь пришел к какому-то весьма интересному умозаключению. Настолько интересному, что он попросил вас рискнуть всем, не только работой, но и жизнью, и достать ему две капсулы Времени. Вы не отказали другу. Смелый поступок для того, кто называет себя эгоистичным человеком.

Как мистеру Ньютону удалось выполнить свой план, только господу богу известно. Но он это сделал – отправился в путешествие во времени и не был пойман. Никто об этом не узнал. Ему все сошло с рук. Вам всем все сошло с рук. Мистер Ньютон узнал что-то такое, что сводило на нет все старания «Красного маяка». Вам он ничего не сказал. Тоже не просто так. И что он сделал дальше? Молчал. Выжидал. В лаборатории вскоре что-то пошло не так, и проект закрыли. Потом, спустя многие годы, его будут пытаться реабилитировать, но не в этом суть. Когда шахты стали пыльным воспоминанием, а смерть уже дышала ему в затылок, мистер Ньютон отправил сообщение Бейкеру. Видно, посчитал, что просьба не искать Монику из уст того, кто был причастен к проекту, подействует на меня вернее, нежели какое-то письмо. И был, кстати, прав. А вот самый главный конверт предназначался Монике. Вся правда, в которой именно она в будущем будет нуждаться больше всего. Но почему не Анне? К тому же Моника перед исчезновением так ничего и не получила, я бы узнала, будь у нее письмо. Что мистер Ньютон увидел в прошлом или будущем, что выделил Монику, но не уберег Анну?

Мистер Уайт соизволил перевести на меня взгляд, сложив перед собой ладони лодочкой.

– Ваши теории на удивление верны, вы умная девушка. И вопросы правильные задаете. Аластор мне свои сны никогда не рассказывал. Так и не смог открыть для меня свою темную сторону. А вот Чарли он доверился. И тот что-то в них нашел. Но нам ничего не рассказал. Ни о том, что ценного нашел в сновидениях Аластора, ни о том, что увидел, когда воспользовался капсулами Времени. И я ему благодарен. Я видел слишком много людей «Красного маяка», которых сгубило любопытство. Не хотел стать одним из них.

Единственное, что сказал нам по возвращении Чарли: нужно выходить из игры. Такой шанс представился вскоре. Проект распустили. Что-то действительно пошло не так.

Почему главную тайну Чарли доверил мисс Джонс, знает только она. Да, по словам Аластора, Моника получила письмо после исчезновения, и не конверт является причиной, почему она пропала, но даже при таком раскладе все наверняка взаимосвязано.

Аластору было поручено передать вам послание, потому что иначе вы, Элисон, могли принять слова о Монике как угрозу, а не как предупреждение.

И наконец… вы утверждаете, Чарли не смог уберечь Анну. А что, если наоборот? – Тут мистер Уайт резко сменил тему: – У меня есть знакомый в больнице. Работает там врачом. Рассказал мне о вчерашнем с вами инциденте.

Я опустила глаза, заставляя себя не ерзать на стуле от стыда. Услышав продолжение, мигом подняла встревоженный взгляд на светящиеся серой синевой глаза библиотекаря.

– Вы утверждали, что девушка, лежащая в палате это не Анна. Что ее подменили. Другими же словами, она исчезла… как и кое-кто другой.

– Моника?

– Подумайте еще. Вспомните слова Аластора – все складывалось в слишком хрупкий пазл – девушка Фантом. Ведь вам Аластор, должно быть, тоже сказал, что она уже не с нами? Что, если перед тем, как исчезнуть, Фантом прихватила с собой Анну?.. Подменив мисс Ньютон в больнице на ее точную копию?..

От страха мои пальцы онемели.

– Тогда Анна в опасности!

– Отнюдь. А что, если Чарли решил прибегнуть к помощи девушки Фантом, чтобы спасти свою дочь от дальнейших покушений?

– И мистер Ньютон доверил это ей? Девушка Фантом, по всей вероятности, причастна ко всем убийствам и «несчастным» случаям в Эмброузе! Зачем ей вообще помогать ему?

– Могу предположить, что так Чарли спас их обеих. Девушку Фантом ждала отставка, но, может, он знал, какая именно, и этого было достаточно, чтобы Фантом перешла на его сторону. Он указал, где и как им скрыться, а также подкинул идею подставной Анны, чтобы выиграть время.

– Но ведь может быть такое, что и в саму больницу Анна попала из-за девушки Фантом…

Я рассказала мистеру Уайту про звонок Эмбер. Он кивнул:

– Думаю, это часть плана. Исчезни Анна, как потом Моника, это привлекло бы слишком много внимания. А так, для всех она просто несчастная девушка в коме. Для друзей и родных рядом, для врагов больше не опасна. Никаких сомнений у вас появиться не должно было, ведь вы сами стали свидетельницами несчастного случая. А звонок от Эмбер нужен был, чтобы выманить Анну, как я уже говорил, любопытство сгубило многих, еще больше его жертв будет впереди. Поступи звонок от кого-либо другого, Анна едва ли решилась бы рискнуть. Смею предположить, что девушка Фантом сама не понимала, на что идет, но не имела права на ошибку, чтобы не вызвать подозрений у Человека без лица. Но все прошло сносно, и через пару месяцев она забрала Анну, чтобы спрятаться с ней. В любом случае ваша подруга в безопасности, и я уверен, уже пришла в себя.

Стальные тиски горечи скрутили мои мысли.

– Где же они? Неужели в таком случае мы можем никогда больше не увидеться с Анной?

Следующее откровение повергло меня в моральный нокаут.

– Я достал для Чарли две капсулы… а использовал он одну. Поэтому, может, вы еще увидите свою юную подругу Анну… правда, через много-много лет.

Мы замолчали. Я перебирала в сознании эпизоды моей жизни, поражаясь их красному оттенку. Вопрос назрел сам собой:

– Ох, мистер Уайт… почему же мистер Ньютон не спас всех остальных?

– Ответ кроется в том, что уже было, и в том, что еще только должно произойти.

Я обреченно кивнула, проглотив очередной мудреный ответ. Значит, Анна в безопасности. Только ради этого стоило сюда приходить. Но неужели это все, что мне может сказать библиотекарь?

Тот в свою очередь холодно на меня посмотрел.

– Отправляйтесь к смотрителю маяка, Джонатану Муру. Спросите его про Монику. Но не оттягивайте – завтра поутру буря стихнет и он отправится в Сиэтл, Эмброуз снова будет отрезан от внешнего мира. Идите к нему одна, иначе разговаривать он не станет.

Я нахмурилась.

– Но ведь всех опрашивали миллион раз, знай он что-то про Монику, еще тогда сказал бы полиции.

– Это если Моника сама не попросила его молчать. Аластор был уверен: Джонатан знает какую-то важную деталь. Он смотритель маяка, а там, на побережье, туман принимает облик не врага, а союзника. По поводу его молчания – значит, тому есть причина. Джонатан никогда не звенел ключами от тайн.

Вдалеке послышалось рычание грома. Я встала, застегнула курточку, закинула на плечи рюкзак.

– Спасибо вам. Спасибо вам за все. Очень жаль, что мистер Бейкер… что он…

– Мне тоже. И, Элисон… Говорят, счастливых концов не бывает. Если счастливый, это не конец. Надеюсь, вы станете исключением. Ищите ответы на вопрос об исчезновении Моники, а не ее саму. Будьте хитрее, и тогда, возможно, однажды она сама придет к вам и вы не попадете в капкан «Красного маяка».

* * *

…Стоя под крышей на входе в библиотеку, я растерянно озиралась по сторонам – проливной дождь с каждой минутой только усиливался. Водяная пыль касалась моего лица, кожаные ботинки зачавкали в луже.

Не успела я продумать дальнейшие действия, как машина на другой стороне дороги развернулась и, проехав пару метров, припарковалась у крыльца библиотеки. Шум дождя заглушал рев мотора, а сквозь его пелену сложно было узнать, кому принадлежит автомобиль, пока передняя дверца со стороны пассажира не открылась и Кэтрин, эмоционально жестикулируя, не начала призывно махать мне руками. Набрав в грудь воздуха, будто собиралась нырять, я пробежала пару метров под открытым небом и юркнула в теплый салон машины.

– Я приехала сюда, как только освободилась, была уверена, раз ты не позвонила, значит, все еще здесь.

– Спасибо… я знаю, что ты получила права, но машина…

– Это папина.

– Он разрешил ее взять?

– Нет, я сама взяла, я и так уже за что-то там наказана, – пренебрежительно махнула рукой Кэтрин.

– Ладно. Тогда езжай на набережную к маяку.

Кэтрин подпрыгнула на водительском сиденье, явно собираясь обрушить на меня град вопросов, но я ее осадила:

– Езжай, по дороге расскажу.

Кэтрин осеклась, но согласно кивнула и тронулась с места.

– Поедем через Изумрудный лес, по развилке к шоссе 606, там нам никто не встретится по пути.

Я слегка взвинченно поддакнула, так как эта поездка казалась опасной уже не только для возможных пешеходов, но и для нас. Дворники едва справлялись с ручьями воды, я орала на Кэтрин, та орала на меня, чтобы я не кричала на нее, – мы еле тащились и рисковали добраться до набережной к сумеркам. Я отбивала входящие от мамы, а потом и вовсе отключила телефон, с ужасом представляя, чем мне это грозит. Но после находки подвески и разговора с мистером Уайтом встречу с Джонатаном Муром нельзя было отложить. А смотритель завтра отчаливает в Сиэтл на две недели, за это время может произойти что угодно. Сомневаюсь, что мама поймет.

Мы въехали в Изумрудный лес, укрылись от дождя под высокими плотными кронами деревьев, и видимость стала сносней. Мы спокойно и уверенно, разве что все еще медленно, двинулись дальше. Я отрывочно объяснила Кэтрин, куда и зачем мы едем.

– Теперь я понимаю, к чему такая спешка. Главное, чтобы Джонатан Мур на самом деле знал что-то важное, чтобы мы не погибли напрасно, когда наши родители убьют нас за эту импровизированную поездку.

– Думаю, моя мама сначала устроит пытки.

– Я не понимаю, наши пятнадцать лет какие-то шутки для них? Не маленькие уже.

– Может, это потому, что буквально вчера у нас убили человека?

– Ну, даже не знаю, – Кэтрин возмущенно дернула головой. – Ладно, перескажи ваш с мистером Уайтом разговор поподробнее…

Узнав, что добытая ранее информация и кое-какие наши догадки верны, она вцепилась в руль, повторяя, что уже ничему не удивляется. Но когда услышала про Анну, притихла, замкнувшись в себе. Я тоже нуждалась в том, чтобы переварить слова мистера Уайта.

Мы все ближе подъезжали к набережной с маяком. Лес зловеще простирал свои худые ветки вглубь чащи, дождь уныло стучал по стеклам, напоминая тревожную музыку, во время которой в хорроре убивают главную героиню. Густая вязкая кровь льется из ее многочисленных ножевых ран, узорами растекаясь по мокрой земле. Девушка хрипит, отхаркиваясь внутренностями, сходит с ума в агонии боли, а тело умирает. Убийцу, разумеется, не найдут, он просто скроется в черном лесу, вместе со своим острым ножом и ответом на вопрос, зачем он это сделал.

Я такие фильмы не любила. Раньше мы с девочками (как давно это было!) смотрели их только потому, что нам запрещали. Эмбер все время сидела с закрытыми глазами, Анна возмущалась глупостью главной героини, Кэтрин вещала о смысле бытия как мотиве убийцы, а Моника лениво жевала попкорн. Я же мониторила инстаграм Алекса. Были времена.

– Приехали. Вот и набережная, нужно обойти сосны справа, и покажется маяк. Туда мы не проедем – посмотри на песок впереди. Это каша, с которой мы потом не выберемся.

– Тогда пешком…

– С ума сошла?! Да ты дальше руки ничего не увидишь под таким ливнем!

– Зачем мы тогда, по-твоему, приехали? – вспылила я. – Давай так, я быстренько сгоняю поговорю со смотрителем, а ты запрись в машине, как только увидишь, что я возвращаюсь – заводи мотор…

– Это даже не обсуждается, ты сама не пойдешь!

– Мистер Уайт ясно дал понять: с двумя Мур разговаривать не будет!

– Плевать! Каждый раз, когда мы теряем друг друга из виду, происходит что-то ужасное!

В голосе Кэтрин появились истеричные нотки, и я взяла ее за руку. Оставлять ее одну в машине на выезде из леса мне хотелось не больше, чем ей отпускать меня в дождь. Но как по-другому мы получим ответы?

– Мне тоже страшно, Кэтрин. На самом деле страшно. Только вот тянуть мы с делом не можем.

– Ты права… да, черт подери, ты права! Просто… будь осторожной, хорошо?

– Разумеется.

– Беги туда и обратно как можно скорее, а то получишь пневмонию. И долго не задерживайся. И если увидишь что-то подозрительное в поведении этого Мура…

– Все будет хорошо, – вяло улыбнулась я, напомнив Кэтрин запереть машину.

Свежий воздух леса и дождя одурманивал. Мокрой до нитки я стала сразу же, холодные капли били по лицу, я бежала, смутно разбирая дорогу. Достигнув набережной, тут же провалилась по щиколотки в вязкий песок, от неожиданности заорав. Раскатистый гром поглотил мой возглас, привел в чувство. Последний раз такой сумасшедший дождь был в день исчезновения Моники. Странно, теперь мне это показалось до абсурдности нормальным – пропасть в такую погоду. Лунное озеро вышло из берегов, волны яростно неслись к берегу, разбиваясь в молочную пену. Вот так утащит тебя волна на съедение рыбам и кто потом найдет? Но я не верила в такую судьбу для Моники. Слишком просто для Эмброуза.

Ледяными руками держась за поручни, я поднималась по щербатым ступенькам к невзрачному домику у маяка. Сам он величественно и одиноко возвышался над Лунным озером и набережной. Красно-белый. Это самое красивое и одновременно ужасное, что я когда-либо видела.

Стучала в двери я неуверенно – меня трясло от холода, я будто сама стала дождем. Знакомый голос заорал из-за двери:

– Кого там принесло, Посейдона трезубец мне в глаз!

Дверь открыл пожилой худой мужчина со свисающими из-под капюшона косматыми патлами. Коричневый плащ грозно развевался на ветру, мутные зеленые глаза с бешеным блеском стреляли из темноты, колючая борода недовольно дрожала, тонкие губы были поджаты. Разглядеть его полностью было сложно, но я уже понимала, что, кроме голоса, ничего в Джонатане Муре мне незнакомо.

– Кто такая?!

– Я Элисон Блэк…

– Я вижу, что не водяной. Чего приперлась в такую погоду?!

Казалось, говорить спокойно он не умел.

– Я хотела спросить вас, – онемевшие пальцы плохо слушались, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы достать фотокарточку 4×4 из внутреннего кармана курточки, – эта девушка, Моника Джонс, вы ее видели?

Я сунула ему фотографию под нос, дрожа как осиновый лист, вода стекала по мне в три ручья. Этот снимок я ношу с собой уже четыре месяца, не расставаясь с ним, в надежде найти человека, способного что-то рассказать.

Прищурившись, Джонатан Мур рявкнул «нет» и уже собирался закрыть дверь, но я подставила в проем ногу. Смотритель аж надулся от злости:

– Ты чего себе удумала?!

– Простите, но это очень важно! – я боялась, что поднявшийся ветер заглушит мои слова, и что есть силы орала. – Я знаю, вас тоже допрашивала полиция, но…

– У меня для всех одна правда!

Я разревелась. От дождя, холода, ветра, но больше всего из-за нежелания Мура сказать мне, знает ли он что-то, ведь я остро ощущала: ему что-то известно. Я не убирала фотографию Моники с уровня его глаз, хрипло продолжая говорить:

– Просто честно скажите, да или нет, вы ее видели? Это все, о чем я прошу. Иначе я отсюда не уйду!

– Вот характерная какая, – прорычал смотритель, – ладно, заходи, а то губы уже синие!

Я ввалилась в его маленький теплый домик. Мистер Мур усадил меня в продавленное кресло, а сам пошел ставить чайник. У меня зуб на зуб не попадал, я положила фотографию Моники на стол, оглядываясь по сторонам. Все было скудным и бесцветным, но при этом серая комната отличалась поразительной чистотой и опрятностью. Только сырость наверняка никогда не покидала это место. За окном штормовой ветер превращал Лунное озеро в бушующее море, а я пришла к выводу, что все в этом жилище кричит о любви к одиночеству. Одиночеству, которое я так ненавидела.

– Выпей, – мистер Мур поставил рядом со мной алюминиевую кружку, расплескав половину содержимого на стол. Я не рискнула сразу же последовать его совету, отчего он снова рявкнул: – Я ценю твои опасения о том, что я, возможно, кровожадный маньяк, который желает тебя опоить, но если не выпьешь – завтра сляжешь с гриппом как минимум!

От слов смотрителя мне легче не стало, а зверский холод продолжал сковывать тело. Стараясь не думать, что бы на это сказала моя мама, я залпом выпила содержимое кружки. Горло обожгло жижей со вкусом соленой воды, зато кончики пальцев мгновенно расслабились от приятного покалывания тепла.

– Лучше? – впервые за все время улыбнулся мистер Мур.

Я ожидала увидеть беззубый рот, но ничего подобного, у него только кожа на лице обветрилась.

– Да… что это?

– Старинный рецепт моего батюшки моряка. Он погиб героем, его забрало море, а не болезни. Прям как его отца, моего деда. У нас в семье все тесно связаны с водой. Кроме моего брата, моллюска безмозглого!

– Спасибо, – искренне сказала я. Мокрая одежда на мне не внушала веры, что я таки не свалюсь завтра с температурой и хриплым кашлем, но это уже ерунда.

Мистер Мур сел напротив меня в такое же потертое и продавленное кресло, задумчиво глядя перед собой.

– Мистер Мур…

– Просто Джонатан.

– Мм… хорошо… Джонатан… мне нужно знать, вы видели Монику Джонс?

Я вновь протянула ему фотографию подруги, где она с полуулыбкой сидела на крыльце своего дома.

– По-твоему, меня не заморили вопросами о ней четыре месяца назад, когда она исчезла?! Главная дорога из Эмброуза в Сиэтл часто перекрыта, я единственный, кто отвозит людей на ту сторону через озеро на постоянной основе. Да полиция с добровольцами меня чуть живьем не сожрали!

– И все же.Ведь… ведь Моника могла попросить вас никому не рассказывать… о том, что вы ее видели…

– Ох, чую, не твои эти слова, чужие повторяешь. – Я молчала, не собираясь выдавать мистера Уайта, но Джонатан и не настаивал, соизволив перевести взгляд на фото, после чего встал и пошел зажечь потухшую свечу. – Месяц назад рано утром я перевозил несколько людей в Сиэтл.

– Там была она?

Еще один изучающий взгляд на фотографию.

– Не знаю. Похожа.

Я не знала, как реагировать. Анна с Эмбер тоже похожи, только первая более миловидная, в то время как внешность Эмбер могла казаться стервозной. Я понимала, что и на Монику может быть кто-то похож, но разве нормально так отвечать на важные вопросы?

– Как это – не знаете? – возмутилась я. – Вы видели Монику или нет?

– Твоей подружке пятнадцать лет, а выглядела она на восемнадцать. Та же девушка казалась еще старше, лет на десять, если не больше. Как старшая сестра или тетка.

Девушка Фантом? Была ли она еще тогда в Эмброузе?

– Туман над озером не тот, что из лесу в город идет. Я вижу правду. Она не была самозванкой, которую вы боитесь. Но была ли она Моникой Джонс, я точно сказать не могу.

Мои плечи поникли, я безучастно опустила взгляд в пол. Что дает мне такая информация?

– Ты поговори с ее родителями. Правда, они сейчас в Сиэтле, могу передать, когда вернутся. Может быть, у них еще дочь была?

– Да они и эту не очень-то любили.

– В том и смысл… от двоих, гляди, избавились. Прислушайся к своей интуиции. Как она велит, так и поступай.

В ту ночь Моника убежала из дому из-за случайно (а может, и нет) подслушанного разговора мистера и миссис Джонс. На самом деле, может, есть смысл с ними переговорить?

Увидев выражение моего лица, Джонатан кивнул и сказал:

– Тони тебе сообщит, когда родители девушки вернутся в город. А сейчас уходи – останешься еще минут на пять, и дождь не даст разглядеть дорогу от набережной к лесу, а мне с тобой нянчиться некогда!

Я встала, Джонатан, легонько подталкивая меня в спину, провожал к выходу.

– Тони?

Теперь стало ясно, почему голос смотрителя показался мне знакомым. Я хоть и слышала всего пару слов, сказанных Тони на заправке, запомнила тембр его голоса.

– Ага, эта устрица выбрала сушу, подумать только! Маяк – вот наш дом! Совести нет у братца… но если что, он тебе передаст, что надо. Будь осторожней, – Джонатан вцепился мне в плечо, – ты лезешь в очень опасные воды.

Я собиралась его поблагодарить, но он закрыл дверь перед моим носом. Чертыхнувшись, я побежала вниз по ступенькам на набережную, через пляж к машине. Стихия и не думала униматься, дождь такой же стеной преграждал путь назад. Наконец, вдалеке замаячила машина, подобно маяку блеснула фарами, словно поторапливая.

– Господи, я уже вся извелась! Элисон, да тебя как губку выжимать можно! И такая бледная! А руки какие ледяные!

– Поехали!

Хотелось скорее скрыться в лесу, отдалиться от красно-белого маяка. Он нам не был виден, но тревога не отступила, пока мы не проехали почти половину пути. Кэтрин затормозила у обочины, резко повернулась ко мне.

– Ну что там?

– Сейчас расскажу… у тебя как все?

– Твоя мама мне звонила, да и мои родители уже в ярости, может, давай лучше поедем сразу к границе Мексики?

– Это не худшее, что мы вытворяли, – я беспечно махнула рукой и подробно пересказала Кэтрин разговор со смотрителем.

– Даже не знаю, – она устало покачала головой, – вроде ничего такого, а заставляет задуматься.

– Нужно что-то предпринимать. Дождемся родителей Моники и наведаемся к ним…

– Я не смогу.

Мне сразу не понравился ее тон.

– Почему?

Глаза Кэтрин налились слезами, она нервным жестом смахнула их с ресниц.

– Я все собиралась тебе рассказать. Сначала в библиотеке, потом по телефону, перед тем, как мы посмотрели экстренные новости. Вновь столько всего навалилось, что я никак не могла выбрать удачный момент!

– Ты меня пугаешь. Что происходит, Кэтрин?

– Мы переезжаем! – выпалила она, впиваясь ногтями себе в колени.

– Пере… переезжаете?

– Да, в Портленд, к брату. Мама с папой хотели сделать это сразу после исчезновения Моники, но я ясно дала понять, что в этом случае и они потеряют дочь. Как я тогда могла все так оставить? Но после вчерашнего убийства… тут уже они взбунтовались. Все повторяют, насколько небезопасен Эмброуз, мол, нужно было уезжать еще после убийства Эмбер. Им предложили отличную работу с впечатляющим окладом… да и мне уже место подыскали…

– Так быстро…

– Да. Элитный колледж-интернат.

– Что ты хочешь этим сказать? – опасливо уточнила я.

– Глупо отрицать, Элисон, мне пятнадцать лет, а у меня проблемы с алкоголем. Родители договорились с директором, меня примут в середине учебного года… я их еще такими не видела. И мне так стыдно перед ними за то, что подвела их, и перед тобой, что оставляю одну…

– Может, так нужно, и теперь я узнаю ответы на все наши вопросы.

Я взяла Кэтрин за руку, сжала ее, уговаривая себя перенести рыдания на вечер.

– Когда ты уезжаешь?

– Через две недели.

– Тогда пока никаких расследований. Школьные сплетни, шопинг онлайн…

Кэтрин вымученно улыбнулась.

– Ты ведь будешь держать меня в курсе событий в городе? Обещай мне, что мы не потеряем связь…

Я сидела, слушала успокаивающий голос Кэтрин, сочувствуя нам обеим: впервые мы будем столь одиноки, жизнь разделяет нас. Я даже не знала, что хуже: переехать или остаться в Эмброузе. Казалось, ответ где-то посередине или для нас с Кэтрин его попросту не существует.

Завибрировал чей-то мобильный. Взглянув на дисплей, Кэтрин скривилась, как от зубной боли. Я успела увидеть имя звонившего человека.

– Это потому ты не хочешь быть с ним? Потому что уезжаешь?

– Теперь это одна из причин. Ты же знаешь почему.

– Анна сама отказалась от него. Они расстались давно и по ее инициативе.

– И что? – горько усмехнулась Кэтрин. – Логан все равно все это время испытывал к Анне чувства. И что будет? Она… просыпается или возвращается… а ее подруга встречается с ее бывшим парнем?

– Бывшим Логан стал не просто так. У меня всегда было ощущение, что Анне попросту нравилась Кимберли. Логана привело в больницу хорошее отношение к Анне. А держала его там ты.

– Мне стало стыдно навещать Анну после общения с ним. Из них двоих я выбрала подругу…

– …которая не оценит этой жертвы, уж поверь. Не будь мной, не кори себя за чувства.

– Это немного другое, Элисон. Ты боялась быть с Алексом, потому что считала, что рано быть счастливой, ведь мы только похоронили Эмбер. А в этой ситуации…

– Поговори с Логаном. Во-первых, ты не имеешь права уехать, не объяснившись с ним: мы в долгу перед ним за опору и поддержку. Ну, и во-вторых: неужели ты сама не понимаешь, что они с Анной как близкие чужаки, которые пытались что-то совместно выстроить, но поняли, что это бессмысленно?

Кэтрин внимала словам, тоскливо глядя на меня глазами, полными слез.

Жизнь все время разлучает людей. Жестоко, как в случае с Эмбер, мучительно, как с Анной и Моникой. Резко, бесповоротно, волею судьбы мы встаем на разные тропинки, не зная, куда они ведут. Но надеюсь, наши с Кэтрин будут пересекаться всегда. Странноватая девчушка с платиновыми волосами много лет назад спрятала нас с Моникой в своем домике на дереве, когда мы убегали от местного хулигана.

Обратную дорогу мы преодолели медленнее, чем путь к маяку. Лужи казались озерами, а мы громко разговаривали, предполагая, перебивая друг друга, рассуждая…

– Постарайся извиняться как можно жалостливее, – инструктировала меня Кэтрин у тротуара перед моим домом, – пусти слезу, раскаивайся. Позвони мне позже.

Я кивнула, мы распрощались, и я вновь оказалась под холодным дождем.

Так я осталась одна.

* * *

В пятницу на уроке по истории я сидела за последней партой, даже не пытаясь сосредоточиться на словах мистера Карсена. За окном бушевала метель, а я прокручивала в голове прощание с Кэтрин сегодня утром. Вместе с ее семьей из Эмброуза уезжали мистер и миссис Питерсон. Лицензии после случая с Эмбер их все-таки не лишили, но после злополучного инцидента у них не осталось желания дальше жить в нашем «чудесном» городе. А вот Лас-Вегас предложил им незаурядные рабочие места.

У меня все еще болели уши от маминого крика после моего возвращения с маяка, и я была наказана на неопределенный срок домашним арестом, но он вступил в силу только сегодня, после отъезда Кэтрин…

– …Вот и все. Мне пора.

Она взяла мои руки в свои, ее мягкие варежки укрыли мои голые пальцы от холода.

– Теперь ты свободна от этого города.

– Свобода, как и счастье, для каждого своя, – на губах Кэтрин играла таинственная улыбка, – я никогда не чувствовала себя узницей Эмброуза. В отличие от Моники. Но, наверное, она была права, когда говорила, что наш сонный город хоть и скучен, его лучше не будить. Или следует покинуть Эмброуз до того момента, как он проснется.

– Знаешь, а ведь я никогда тебя не спрашивала о том, что ты думаешь про исчезновение Моники. Что же произошло на самом деле.

– Я с тобой согласна, с того дня все и началось. А порядок событий просто неправильный.

Я уже попрощалась с мистером и миссис Сандерс, они ждали дочь в машине и не торопили нас с Кэтрин, за что я была им глубоко признательна.

– Я буду ждать тебя по ту сторону Лунного озера, Элисон. Нет вечных тайн, и когда тебе откроется последняя, приезжай.

Мы крепко обнялись, а потом она навсегда уехала из Эмброуза…

…Теперь передо мной стоял вопрос, что делать дальше. Что, если ранее я ошиблась в каких-то сделанных мною выводах, свернула не туда? Ведь тогда и направление сейчас ложное!

Заскрипели стулья, зашумели голоса. Я с удивлением обнаружила, что за своими размышлениями не услышала звонка. Время возвращаться домой.

Одноклассники, да и все остальные школьники, сторонились меня, только иногда одаривали жалостливыми взглядами. Девушка из некогда популярной компании осталась совершенно одна – вот уж сочетание иронии и драмы.

Выпускники наверняка караулят жертв у выхода из школы, чтобы забросать их снежками. Когда снега в Эмброузе больше – играют в короля горы. Обычно выигрывал Алекс, а Фред, изображая из себя его фанатку, визжал от восторга внизу. Без «французов» даже зима казалась унылой и монотонной. Как будто город души лишился.

Продолжая заниматься самобичеванием, я вышла из класса, где меня поймали, по-другому и не скажешь, близняшки Мейбл.

– Ох, Элисон! Какой кошмар! Страшно подумать, через что ты сейчас проходишь!

– Особенно когда понимаешь, что через русскую мафию…

– Кто бы мог подумать, что именно они, повздорив с мистером Роузом, расправились с Эмбер!

– Что вы несете! – меня придавило к стенке от таких заявлений.

– Ну как же, уже все знают. Весь интернет на ушах!

– Не прям, конечно, весь…

– Но один сайт уж точно.

– Нам очень жаль, что так сложилось. Правда, тебя, Элисон, наверняка больше волнует инсценированная смерть «французов». И кто бы мог подумать, что Моника сбежит, чтобы быть с ними!

– Ага, свободы ребятишки захотели…

– Вы хоть сами понимаете, как это звучит? Не можете вы на самом деле верить в эту ахинею…

– Но ведь есть ряд доказательств тому!

– Единственное доказательство вашему бреду – это неуважение ко всем пострадавшим, вы, жертвы инцеста интернета с инстаграмом. Еще раз услышу подобное – и тампонами вы уже пользоваться не сможете.

Лили грозно нависла над близняшками Мейбл. Испуганно пискнув, они тут же ретировались из коридора.

– Не стоило такое им говорить, – укоризненно сказала я, ожидая свою порцию грязи от старшеклассницы, – они безобидные, хоть и верят в подобную чушь.

– До этих долбанутых по-другому не дойдет.

В руках Лили было множество конспектов, видно, домашнее обучение не столь веселое занятие, каким я его представляла.

– Впредь не позволяй близняшкам Мейбл повторять слабоумные новости с желтого сайта. Тебе есть чью память беречь.

Лили уже собиралась уходить, как я ее окликнула:

– Нам надо поговорить.

Притормозив, она напряженно застыла, после чего повернулась.

– Да, притом давно. Я все собиралась тебе написать… или позвонить… но всегда придумывала себе отмазки.

Я старалась не выдать своего удивления, а она продолжила:

– Мне еще нужно задержаться в школе. Встретимся через час в магазинчике у заправки мистера Тони.

И была такова. Я устало смотрела ей вслед, а потом достала из кармана телефон. Мое наказание с отъездом Кэтрин вступило в силу, нужно было что-то придумать, уговорить маму дать мне еще часа два свободного времени. Пока я лихорадочно подбирала подходящие слова, способные ее убедить, телефон вырубился. Значит, маме не суждено узнать, что я опоздаю к обеду.

Поразительно, но тот факт, что мне придется вновь возвращаться к мистеру Тони на заправку, совершенно меня не пугал. Больше волновало то, как я обесцениваю мамино доверие. С каждый разом я все меньше переживаю, если что-то недоговариваю или утаиваю от нее. Но иначе я бы и половины всего не узнала! Я покачала головой, укоряя сама себя: слабые оправдания для успокоения совести.

Снег скрипел под ботинками, метель дерзко подгоняла в спину. Сегодня я впервые в жизни шла в школу в абсолютном одиночестве. Так же и иду назад. Одна. Совершенно одна.

Когда Моника лежала дома больной, она просыпалась рано утром, чтобы поговорить со мной по телефону, пока я шла на уроки, ведь знала, как ненавистна мне дорога в одиночку. Теперь же мой телефон практически всегда молчаливо лежал в кармане.

На заправке у мистера Тони вьюга затихала, как и мои бесконечные мысли. Колокольчик у двери звонко предупредил о моем приходе.

– Мы не печем кексики на вынос.

– Очень смешно, – пробурчала я себе под нос, подходя к прилавку за которым возвышалась худощавая фигура Тони.

Он насмешливо оглядел меня с ног до головы. Скажи он, что я выгляжу как пятиклассница с новым розовым шарфом, как это сделала сегодня Кимберли, я бы за себя не поручилась. Но он молчаливо наблюдал за мной, в ожидании выгнув бровь.

Я заметила прикрепленный к стене листок с портретом Моники, что приятно удивило. Мистер Роббинс уже давно завесил это объявление другими листовками, будто посчитал четыре месяца достаточными для безрезультатных поисков. А здесь совершенно свежий распечатанный лист с просьбой поделиться любой информацией, связанной с исчезновением Моникой Джонс.

В который раз посмотрев на мистера Тони другими глазами, я сказала:

– Здравствуйте. У меня здесь встреча через полчаса… я договорилась не так давно, и…

– Ты уж совсем издалека зайди, с момента, как ты от горшка отучилась, – проворчал мистер Тони. – Тебе чаю налить, кто-то еще позже подойдет?

– Да…

– Так не годится. Больше решимости добавь.

– Да, – с нажимом повторила я, – один чай и кофе.

Мистер Тони кивнул, показывая, что разговор окончен.

Я сняла шарф, капюшон, повесила курточку на вешалку возле самого дальнего столика. И почему заправка с магазинчиком раньше так сильно пугали нас?

Я посмотрела в окно – радостная, яркая вывеска «Бетти Буп» казалась эталоном фальши с совершенно пустыми людьми. В Эмброузе места искажены так же, как и люди. Вот только сейчас я вижу все ясно как никогда. Но по поводу чего я до сих пор слепа? Время покажет. Время – единственное, что имеет над нами власть.

Белый кот мелькнул у моего стула, слегка цапнув меня за ногу. Я возмущенно вскрикнула, на что Люцифер зашипел в ответ и, бросившись на мою другую ногу, снова укусил, правда, не сильно, а скорее просто показательно.

– Люцифер! – угрюмо пророкотал мистер Тони.

Кот посмотрел на меня, презрение в его глазах было бесконечным, как космос. Наверное, если бы он мог, то показал бы мне средний коготь на пушистой лапе.

– С чего он меня так невзлюбил? – с обидой спросила я. Хотя собаки мне нравились больше, с котами я ладила всегда, и откровенная неприязнь Люцифера ощутимо прошлась по моему достоинству.

– Он со всеми так, – безразлично ответил мистер Тони, включив «Американский чоппер» на раритетном маленьком телевизоре, – а с тобой Люцифер даже дружелюбен. Он так симпатию проявляет.

Я озадаченно посмотрела на кота, но тот посчитал ниже своего достоинства даже морду повернуть в мою сторону.

Лили пришла до того, как ее кофе окончательно остыл. Сняла куртку и села напротив меня.

– В тебе что-то изменилось, – она не спрашивала, а утверждала.

– А в тебе не особо.

Лили усмехнулась и достала из сумки впечатляющих размеров какие-то бумаги, придвинула их поближе ко мне. Положила рядом с ними флешку и карту.

– Возвращаешь назад? Вот так просто?

– А что? – Лили равнодушно пожала плечами. – Самое время. Или я должна бояться чего-то? Мне все равно, что твоя мать кувыркается с мистером Роузом, захочешь на меня настучать, все равно ничего не докажешь.

Я медленно наклонилась над столешницей, прямо посмотрела ей в глаза.

– Выбирай выражения. Не обязательно быть надменной дрянью, когда мы с тобой плывем в одной лодке. Будь выше своих низкопробных попыток меня оскорбить.

– Ооо, – Лили одобрительно улыбнулась, – у киски появились коготки.

– Как и у тебя совесть. Иначе зачем пришла?

Лили дернула плечами. Мы ненадолго замолчали, пока я не задала вопрос в лоб:

– Кто убил «французов»?

– Я.

– Я тебе не верю.

– Я сама себе не верю.

– Тогда ты и Эмбер убила?

Лили склонила голову набок, волосы, собранные в ее привычный высокий хвост, упали на правую сторону.

– Все началось с нее и Дэвида. Их роман был подобен случайному недоразумению. Смазливая дочка богатого адвоката и хилый Дэвид, который может за весь день и слова не проронить. Постоянно болеет, шутить не умеет, папа в прошлом без пяти минут уголовник. Учеба хромает, как и его самооценка. Но при этом Дэвид – самая надежная опора, какую ты только можешь представить. Всегда найдет хоть и два, но таких слова, что что бы с тобой ни случилось, тебе станет лучше. Не подведет, имеет принципы, которые не нарушает. Сильный духом, Дэвид считал, что человека нужно судить его действиям, – Лили тепло улыбнулась. – Он был рад, что в их компании есть девчонка, и всегда мне повторял, что я хоть и токсичная особа, но хороший друг.

Однажды в начале мая прошлого года мистер Роуз пришел в гости к семье Лонг, прихватив с собой Эмбер. Она была искренне заинтересована в руфинге, ее восхищало, как Дэвид, несмотря на слабое здоровье, занимается тем, что любит. Он же обычно не увлекался такими девушками, как Эмбер, – типичными первыми красавицами школы, мечтающими стать чирлидерами. Но она его удивила. Не кичилась папиным состоянием или авторитетом. Умела слушать и слышать. Так у них все началось. Слишком быстро. В отличие от Эмбер, Дэвид не смог держать их роман в тайне от нас. Питер и Алекс раскололи его буквально несколько дней спустя. Я же вообще заметила все сразу, но с надеждой, что все закончится, так и не начавшись, молчала. Ребята спокойно отнеслись к их встречам, полагая, что скоро Эмбер расскажет все вам. Однако она не спешила. Сначала повторяла, что отец будет зол, после, что еще не готова вступить в «официальные» отношения, какими они станут, узнай о них общественность. Раз от разу новые доводы Эмбер становились все смешнее. В конце концов, стало совершенно ясно, что она просто стесняется Дэвида. Считает его себе не ровней. Но я знаю: Эмбер его любила. Как избалованная капризная девочка пятнадцати лет, но любила.

Парни старались не влезать в их отношения, но однажды, отдыхая у бассейна О'Нилов, Алекс предложил ей позвать вас – импровизированная вечеринка жарким летним днем самое то. А Эмбер возьми да и ляпни, что боится, как бы ее подруги не ослепли от трупного оттенка кожи Дэвида. Она и прежде в выражениях не стеснялась, называя его то лягушонком, то рыбкой-клоуном. Алекс до этого пытался достучаться до Дэвида, мол, так не делается, девушка не должна его стыдиться. А в тот раз психанул сам Дэвид. Сказал Эмбер не звонить и не писать ему, пока она не определится, нужны ли ей эти отношения. Она фыркнула и ушла, предупредив, что не будет делать Дэвиду поблажки, когда он приползет к ней обратно. Но не тут-то было. Эмбер сама пыталась выйти с ним на связь, а он ни в какую, ведь даже тогда она связно не могла объяснить, что решила. На вечеринку Брайана перед началом учебного года парни пришли, полагая, что влюбленная парочка встретится и расставит все точки над i. Как потом они мне рассказали, Эмбер на самом деле пришла к Дэвиду выяснить отношения, он находился в комнате Брайана, но ей стало плохо, и она куда-то убежала. Он тогда, разумеется, не подозревал, что Эмбер беременна, и думал, что она вновь пошла на попятный. Разочарованный Дэвид остался в комнате, отказываясь выходить. Питер пошел за Алексом, в надежде, что тот вправит ему мозги. Пока ребята совещались, кто-то столкнул Эмбер с лестницы. Парни знали, что никто из них к этому не причастен. О романе Дэвида с Эмбер они умолчали, справедливо полагая, что это никому не поможет, наоборот, Дэвида тут же возьмут в оборот, повесив на него всех собак. Вам собирались рассказать, да только поначалу, как и вы, никому не доверяли.

Я тяжело глотнула, чувствуя горький ком, подступающий к горлу.

– Значит, кто убил Эмбер, ты не знаешь?

– Нет.

– Но про ее беременность – да.

– Мне сказали.

– Кто? Человек, с которым ты ходила в «Безумный Роджер»?

Ни Лили, ни я не удивлялись такой обоюдной осведомленности.

– Не совсем.

Я отпила уже холодный чай. Долька лимона одиноко плавала на дне чашки.

– Почему ты мне все это рассказываешь?

– Потому что я долго откладывала одну вещь. А теперь дальше некуда.

– Что случилось в тот день, когда ребята погибли?

Лили помяла бумажную салфетку в руках, после чего отстраненно, с привычной прохладой в голосе спросила:

– Что бы ты сделала, зная наперед, как сложится будущее?

– После разговора Питера с Анной я не совсем уверена, есть ли правильный ответ.

– Да уж. Но суть в том, что все сказанное Питером в тот вечер – это капля в море по сравнению с тем, что он знал. На протяжении многих лет он по крупицам собирал информацию, связанную с «Красным маяком», и благодаря своему деду, который крутился в тех кругах, а также собственному чутью и незаурядному уму, очень в этом преуспел. Правда, со временем Питер перестал поднимать тему путешествий во времени и секретных экспериментов, ведь, думаю, тебе известно, в Эмброузе во все это не верят, избегая разговоров об истинном прошлом шахт в Изумрудном лесу.

Я нахмурилась, вспомнив наш с девочками первый поход в библиотеку.

– Эмбер случайно не пыталась помочь Питеру в его поисках?

– Кстати, да. Если это можно назвать помощью, конечно. Все таскала с собой некую книгу, которой даже в интернете нет. «Квантовое число»… как-то так.

– «Квантовый номер».

– Пофиг. Питер предупредил Эмбер не увлекаться той книгой. Помню еще, обронил странную фразу: «Некоторые книжки не доводят до добра. Эта в частности».

– Что он имел в виду?

– Блин, ну откуда я знаю?

– Ладно… но зачем Питеру было все это? Из-за чистого любопытства?

– Нет. Он не верил, что его дедушка умер от рака. Питер был уверен, Хилла-старшего сгубило нежелание присоединяться к «Красному маяку». А он деда очень любил. Как я любила мальчиков. Поэтому отказала Человеку без лица.

– Отказала в чем?

Лили озлобленно ухмыльнулась.

– Стать следующей девушкой Фантомом. Видишь ли, карьера моей несостоявшейся предшественницы подходила к концу. Она больше не участвовала в прыжках во времени, вот и способности начали сходить на нет.

Ей все-таки удалось выбить меня из колеи.

– Но почему ты? Почему именно ты?

– Потому что я как зеркальное отражение предыдущей девушки Фантома. И характером, и внешностью, и даже судьбой.

– Что они тебе предлагали? И почему ты отказалась?

Лили мои вопросы показались глупыми, презрительная гримаса на ее лице не заставила себя ждать.

– Предлагали весь мир у моих ног. А для этого мне всего лишь нужно было отказаться от родственников и друзей. Исчезнуть. Я их тогда на смех подняла, думала, они просто «Людей в черном» пересмотрели.

– Что еще они тебе рассказали?

Но Лили, казалось, меня не слышит. Только грустно уставившись в одну точку, покачала головой.

– В детстве я все время проводила, лазая по деревьям, подростком гуляла по крышам. Косметика, лайки, сплетни про мальчиков – все это было мне неинтересно от слова совсем. Я сходила с ума от роликов в интернете, где группа ребят с камерой GoPro покоряла немыслимые высоты по всему миру. Бесстрашные, сплоченные друзья взбирались на вершины, где обретали свободу. Меня же окружали идиоты, которые интересовались исключительно школьным дерьмом.

А потом я познакомилась с мальчиками. Алекс сразу предложил присоединиться к ним. Не веря своему счастью, я согласилась, посвятив себя руфингу и… дружбе с ними. Алекс всегда мог справиться с моими вспышками гнева, со временем я даже стала безразличной к некогда сильным раздражителям. Он помог мне стать лучше. Дэвид всегда был рядом, чтобы выслушать и найти мне для самой себя оправдания. С Питером у нас были идентичные вкусы в музыке и фильмах. Именно он привил мне безграничную любовь к Финчеру. И Фред… Ты можешь назвать хоть одного человека, который его не любил? Искренний, добрый, отзывчивый, веселый… Он… он был не как все в Эмброузе. Ни капли злости или зависти. Он был всем тем, кем мне никогда не стать. А еще такой высокий и крепкий, любая девушка почувствовала бы себя в безопасности в его объятиях, – теплые лучи света на лице Лили помрачнели устрашающе быстро. – А теперь представь, что я почувствовала, когда мне сказали, что я их всех потеряю. Из-за твоей шайки приторных подружек.

Я ожидала подобного выпада, поэтому и бровью не повела. Лили запрокинула голову назад, зажмурив глаза. Совладав с собой, вернулась в изначальное положение, продолжив:

– Парни променяли бы меня на вас. Притом легко, без зазрения совести. А вы бы только рады были.

– Это сказал Человек без лица? И ты поверила?

– Поначалу нет. Но после того, как вы пришли в гости к Фреду… я поняла, что это происходит уже сейчас. Сколько они возились с моим характером? А тут компания таких веселых и простых девушек. Я видела, Фред в пяти минутах от того, чтобы влюбиться в Монику раз и навсегда. Я ведь знаю, как было у его родителей, знаю, какой он. Алекс… десятки девушек разбивались о его равнодушие. Но ты… Он не замечал тебя все время твоей трепетной влюбленности в него. И вот тебе этим летом исполняется пятнадцать, мы выходим из универмага, вы нас даже не заметили. Джонс устроила целое цирковое представление, копируя, как Роуз рисует стрелки. Вы заливались смехом. И ты громче всех. Алекс обернулся, впервые посмотрев на тебя осмысленными глазами, удивившись, что у тебя самый искренний смех, который он когда-либо слышал. Уже тогда я поняла: что-то началось.

Спустя некоторое время Человек без лица вновь позвал меня на разговор. Он говорил такие слова… так переубеждал… это сводило с ума:

«Французов» уже достал твой характер»;

«Половина парней нашла свою любовь, вторая половина обретет лучших подруг, ведь ты не знаешь физику, как Анна, и не такая веселая, как Кэтрин»;

«Они тебя предадут из-за этих девчонок, и однажды, когда произошедшее уничтожит тебя изнутри, ты возненавидишь друзей больше, чем этих девиц, и захочешь отомстить. За что сначала любят, за то потом ненавидят»;

«Эти малолетние школьницы будут только рады увести у тебя друзей».

Человек без лица сказал, что если я не соглашусь им помогать, то однажды это приведет к тому, что я убью тех, кто меня предал.

Я тогда жутко разозлилась и ушла домой. А на следующий день…

Мы почти взобрались на вершину Безымянного здания. Алекс впервые разрешил вести мне, казалось, в тот момент его волновало совсем другое, например, свидание с девушкой. Я еще подумала: а может, вот оно, начало конца?

А потом из ниоткуда появляюсь я, другая я. От страха и неожиданности я чуть в обморок не свалилась, да только моя копия схватила меня за запястье, не дав упасть. А ошалевшим парням с безумной улыбкой сказала: «Давно не виделись, иуды. Кстати, Дэвид… ты знал, что перед смертью Эмбер ты успел ее обрюхатить?»

Лили не плакала, сидела с сухими глазами, но во взгляде было столько ужаса и печали, что мне стало ее жаль.

– Дэвид взбирался следом за мной. Услышав и увидев все это, он начал задыхаться и сорвался. Парни за ним.

Та девушка помогла мне сделать последний рывок и оказаться на крыше, а потом встать на ноги. Я смотрела на нее и видела себя. Господи, передо мной стояла я… а внизу кровавая каша из моих друзей.

Дальше я ничего не помню. В палате меня допрашивал шериф, но я, само собой, молчала. Да и кто бы мне поверил.

Спустя день ко мне пришли Человек без лица и девушка Фантом. Он злился на нее, потому что она уже ничего из себя не представляла. И злился на меня. Говорил, я бы могла это предотвратить.

– Лили… это была не ты, а девушка Фантом, она убила парней.

– Я тоже так думала, – в голосе Лили слышались нотки безумия, – но ведь я уже до смерти ребят начала их ревновать, а они меня игнорировать. Ты же немного меня знаешь. Это как раз было бы в моем стиле – работая на секретную организацию, использовать ее ресурсы, чтобы убить тех, кого так сильно любила. Во мне всегда жила темная сторона, поэтому я стала хорошим вариантом для грязных дел «Красного маяка».

– Но в том-то и дело, что ты отказалась!

– Человек без лица сказал, что я в любом случае согласилась бы присоединиться к нему. Просто сделай я это раньше, то избежала бы встречи с собой из будущего из-за предательства мальчиков. Но я отказалась, и случилось то, что случилось.

– Подумай логически, почему ты не убила их в свое время, зачем скачки в прошлое?

– Безымянное здание все равно стало бы последним местом, куда мы взбирались все вместе. Вот поэтому другая я туда вернулась. Злость и ярость завели меня в бездну, которая выплюнула в прошлое, когда раздоры в компании только начинались. Там я захотела их закончить.

– Лили, ты говорила парням про Человека без лица?

– С ума сошла?! И не говори, что они бы мне помогли! Питер все связанное с ними на дух не переносит. Не переносил… ему была интересна тема путешествия во времени, он хотел знать, как это работало в «Красном маяке», ведь сам он клятвенно верил в то, что прошлое изменить невозможно, а ведь они как-то это делали. Но вот самих последователей давних экспериментов он совсем не жаловал. Я имею в виду тех, кто остался верным «Красному маяку». Узнай Питер, что они во мне заинтересованы…

– Значит, все было вот так.

Странно. Почему тогда у меня чувство, будто нас водят за нос? И меня, и Лили. Вроде мы знаем только половину правды. А вторая слишком разбавлена ложью. И Лили тут ни при чем – я всей душой чувствовала ее искренность.

– Я все равно спрошу еще раз. Почему ты решила вернуть мне «Наследие Эмброуза» и карту?

– Человек без лица сказал все забрать, если я не хочу, чтобы «я из будущего» еще кого-нибудь убила. Сейчас я понимаю, что это уже никак на меня не повлияет. – Лили доверительно прошептала мне: – Я знаю, как все исправить.

– Как?

В глазах Лили я видела мольбу, но она только промолвила:

– Я со всем разберусь. Может, останься мальчики живы, мы уже не были бы друзьями и меня съедала бы ненависть к ним. Но сейчас я понимаю, что парни – лучшее, что было в моей жизни. Ты ведь так любишь Монику… Ты понимаешь, каково это – любить и скорбеть о друзьях. Неистово и бесконечно.

В следующий миг я в немом шоке наблюдала, как Лили аккуратно кладет свою ладонь поверх моей.

– Все будет хорошо.

После чего она взяла свои вещи и, оставив меня в одиночестве за столиком, направилась к выходу.

– Лили, постой! – Я задала последний вопрос, прежде чем ее отпустить: – Зачем ты прислала шерифу копию рукописи в день исчезновения Моники?

Лили искренне удивилась:

– Я ничего не присылала.

Кто же этот аноним? И почему мне кажется, что именно он знает абсолютно все?

* * *

Мамы дома не было, она пришла на пять минут позже, чем я, извинившись, что не предупредила об опоздании – вырубился телефон. Вздохнув с облегчением, я поднялась в свою комнату, как обычно сев у окна.

Что делать дальше? Вопрос с Анной и «французами» закрыт. По крайней мере, пока. С Моникой и Эмбер они не связаны. Поговорить с мистером и миссис Джонс? Тони передал, что они уже в городе. Вот только что у них спрашивать? Нет ли у Моники старшей сестры? Рассказать, что смотритель маяка видел похожую на Монику девушку месяц назад? Я знаю этих людей. Вежливо улыбаясь и подливая в чашку горячий чай, они искусно переведут разговор на другую тему. Попробовать еще раз сходить к шахтам? Уже возвращалась туда сотни раз. Мама сказала, сегодня вечером приедет мистер Роуз. Но что дельного он сможет предложить или рассказать? Может, доверить ему какую-то информацию, надеясь, что потом он поделится чем-то стоящим об Эмбер?

Снова пошел снег. Как и за дождем, я могла наблюдать за ним часами.

В комнату, постучавшись, вошла мама. Руки ее дрожали, лицо напоминало восковую маску. Уже понимая, что случилось что-то ужасное, я медленно поднялась с пуфика.

– Только что позвонил мистер Роуз. Полчаса назад миссис Вайолет нашла мертвую Лили в ванне, она вскрыла себе вены.

Веки потяжелели, я прикрыла глаза.

Вот как Лили хотела все исправить. Покончить с собой сейчас, чтобы для нее не настало будущее и она не смогла через время вернуться и убить «французов». Однако ее жертва была напрасной, парни не воскресли. А там, на верху Безымянного здания Лили встретилась не с самой с собой, а c девушкой Фантом. Вайолет так искусно промыли мозги, что для нее выход остался один, но, вопреки ожиданиям «Красного маяка», это было не вступление в их ряды, а самоубийство. Они недооценили ее дружбу с парнями. Мы все недооценили преданность Лили друзьям.

Девушка Фантом как минимум причастна к убийству «французов». Возможно, на ее совести и Эмбер с мистером Бейкером, и исчезновение Моники. Ох, мистер Ньютон! Пусть она по вашей воле помогла Анне исчезнуть, а не умереть! Вы бы ей просто так жизнь дочери не доверили, верно?

Я села на кровать, мама рядом. Стало безумно холодно, мир вокруг будто погрузился в хрустальный шар со снегом.

– Элисон, – мама ласково провела рукой по моим волосам, заправляя прядь за ухо, – хватит. Твои отчаянные усилия узнать правду… Никого уже не вернешь. Не все тайное становится явью. И Моника уже не вернется. Не подставляй лицо под удары. Я твоя мать, и моя обязанность тебя защищать. Просто смирись со всем произошедшим.

Я смотрела в одну точку, понимая, что не справилась. Не узнала ответов, не уберегла друзей и начинаю разваливаться на кусочки. Каждый день болезненней предыдущего. Только вечный вопрос: что делать дальше?

Обычно я шла к Монике. Она всегда знала, что сказать или сделать, чтобы мне стало лучше.

Я обняла маму. Одни. Мы с ней остались одни друг у друга.

ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

…мы с вами не успели. Все написано до нас. Самые прекрасные мысли были выражены другими, и поэтичнее. Зачем тогда мы так нуждаемся в создании словосочетаний, способных пронзить чужую душу? Я была так уверена, что первый шаг в финал истории мне дастся проще всего, но перед каждой фразой замираю, не понимая, как пройти туда, куда велит сердце. А потом вспоминаю: даже конец может стать началом, и окунаюсь в последний день…

* * *

– …а потом Рэйчел такая говорит: «Ну, она красивая, но совершенно плоская…»

– И поэтому ты решила, что разговор о тебе?

– О ком же еще? – снисходительно ответила Кэтрин. – Ладно, это дело десятое. Ты лучше скажи, приедешь к нам в гости через пару недель? Меня отпустят на несколько дней домой к родителям. Может, даже на твой день рождения получится увидеться. Мама пусть не переживает, Логан ведь уже точно будет ехать, заберет тебя с собой.

– Не думаю, что захочу что-либо праздновать.

– Из-за миссис Ньютон? Значит, она на самом деле решила отключить Анну от аппарата жизнеобеспечения?

– Точно сказать не могу, она все еще меня избегает. Но, судя по всему, да.

– Странно… мы-то знаем, что девушка, лежащая под фамилией Ньютон, совсем не Анна, но ее мама… И года не прошло, как она может так легко сдаться?

Я уныло пожала плечами, будто Кэтрин могла это видеть в Портленде через телефон.

– Ладно, Элисон, мне пора бежать. За меня не переживай, а сама гляди в оба! Целую.

Я невесело усмехнулась, пряча телефон в карман рюкзака. Редкие короткие разговоры с Кэтрин – единственное, что не дает мне окончательно опустить руки, но ее «гляди в оба»… за почти полгода не случилось ровным счетом ничего, куда глядеть-то?

В школьной столовой считай никого не осталось: последний экзамен сдан час назад, ученики Эмброуза уже без лишней робости готовятся к выпускному балу. Я сидела одна у окна, мне торопиться было некуда.

– И как тебе? – Логан сел на стул, повернув его спинкой вперед, и кивнул на книгу, лежащую между нами.

«Дивный мир» – гласило название. Имя автора отсутствовало. На обложке девушка сказочной внешности с белыми волосами воинственно держала длинный меч, а по обе ее стороны стояли мужчины – один с повязкой на правом глазу и с арбалетом на плече, а второй со странной картой в руках, он смотрел под ноги – троица находилась на краю обрыва.

К слову, книгу дал мне сам Логан, утверждая, что она поможет отвлечься от мрачных мыслей. На удивление чаще всего так и получалось.

– Пытаюсь понять, кто там жертва, а кто герой на самом деле.

– Как успехи?

– Думаю, что, как ты и говорил, правильного ответа нет. Поэтому я все более склонна с тобой согласиться.

Логан грустно улыбнулся, положив подбородок на спинку стула.

– Как насчет выпускного бала? Ты популярна.

Мистер Вульф разрешил всем ученикам до десятого класса прийти на вечеринку, только при одном условии: имея приглашение от кого-то постарше. Старая школа. Меня позвали одновременно двое – Брайан О'Нил и Джон Новак. Я отказала обоим. И не только потому, что мне нечего будет делать на вечеринке. Сколько помню, я мечтала туда пойти с Алексом. Когда мы начали общаться, даже как законченная идиотка стала выбирать себе платье, слишком забегая наперед. Парни меня поняли, вроде не обидевшись. А я продолжила изводить себя фантазиями, как бы сейчас мы с девочками заказывали лимузин на бал, сидя с «французами» у Лунного озера…

– Останусь с мамой дома. Ты же видел, какая она сейчас.

Логан удрученно кивнул. Моя мама, несмотря на то, что я выполнила обещание не лезть ни в какие расследования, все еще казалась глубоко несчастной. Мистер Роуз тактично оставил попытки завоевать ее сердце, а вот я никак не могу доказать ей, что у нас все хорошо, мы двигаемся дальше. Может, потому, что я сама в это не верю?

Так и не найденные убийцы Эмбер и мистера Бейкера, могилы «французов» и Лили, к которым скоро должна присоединиться подставная Анна, мистер Уайт, болеющий все чаще и сильнее… и Моника. Незнание о том, где она, как она… подобно вирусу, разлагает внутренности, подобно наркотику, дурманит разум. В интернете я нашла десяток людей, чьи родные, друзья или любимые исчезали, но даже сейчас, спустя год, два, десять, двадцать лет, они продолжают их искать.

И сходят с ума от надежды.

Джон Новак бесшумно подошел к столику, кивнул кузену и присоединился к нашему безмолвному разговору. Черные круги под глазами выделились особенно отчетливо, когда он посмотрел на меня исподлобья и низким хриплым голосом спросил:

– Ты чего такая расстроенная? Из-за переезда семьи Джонс?

Я растерянно на него посмотрела, внизу живота неприятно потянуло.

– Ты о чем сейчас?

Джон одарил меня не менее озадаченным взглядом.

– Ну как же… у дома мистера и миссис Джонс вкопана табличка «продано», а у тротуара стоит грузовая машина, они вроде как выезжают…

Мгновенно вскочив, я забрала свою книгу, закинула рюкзак на плечо, и, буркнув «пока», побежала в сторону выхода, не заметив сочувственных взглядов парней.

– А вдруг я что-то напутал, Блэк!

Голос Джона был переполнен досадой, но для меня это уже не имело никакого значения.

Я помню теплый ветер, солнечных зайчиков, радостные возгласы школьников Эмброуза и как у меня перехватило дыхание, когда слова Джона подтвердились, и я, стоя на тротуаре, наблюдала за рабочими, которые грузили мебель Джонсов в огромную машину, куда, в принципе, мог поместиться сам дом.

Беспомощно сжимая и разжимая кулаки, я сорвалась с места и под изумленные взгляды вбежала внутрь, застав родителей Моники в гостиной.

– Скажите, что это неправда и вы не покидаете Эмброуз!

Мистер и миссис Джонс, сохраняя благородное спокойствие, только переглянулись между собой.

– Нам уже нечего здесь делать, – ровным голосом сказала мама Моники.

Меня затрясло.

– Как вы смеете такое говорить! Как почувствует себя Моника, когда вернется и поймет, что вы ее не дождались! – на мои глаза навернулись горячие слезы ярости.

– Мы ведь с тобой знаем, что, вернись она назад, пойдет не домой, а к тебе.

После чего мистер и миссис Джонс сели на диван, мягко кивнув мне на соседнее кресло. Пытаясь выровнять дыхание, я рухнула на него.

– Соврите мне, что вы ее любили.

– В этом все наши беды – мы говорили слишком много правды. Отчасти потому Моника и убежала в ту ночь.

– Что она услышала?

Миссис Джонс, скрывая лицо за маской отсутствия эмоций, повернулась к мужу. Тот, не поднимая на нее глаз, медленно, но уверенно кивнул.

– Мы поженились рано, нам едва исполнилось по восемнадцать лет. Кроме любви нас связывали небывалые амбиции в стремлении высоко подняться по карьерной лестнице… и нежелание иметь детей. Бог был на нашей стороне. Спустя время я узнала, что бесплодна. А еще спустя годы… забеременела. В ту ночь Моника услышала, как мы вспоминали наше желание сделать аборт: мой возраст мог помешать выносить ребенка. Да только врачи сказали, что попытайся мы избавиться от плода, вот тогда уж точно жди непоправимой беды. Пришлось рожать. Сиэтл отправил нас сюда, в Эмброуз. Вернее, выслал. Наше начальство все искало, кого обосновать в мрачном городке. И тут мы. Моника стала свидетелем этих воспоминаний и, вспылив, убежала. Дальше ты все знаешь – она не вернулась.

Родители Моники встали, я вслед за ними. Миссис Джонс подошла ко мне, положила руку на плечо, легонько сдавив:

– Мы уезжаем. Моника не вернется. Но уверяю тебя: с ней все в порядке. Ты нам как родная… мы оставим тебе наш новый e-mail. Напиши как-нибудь, как у вас с мамой дела. А теперь ступай домой.

На ватных ногах я последовала ее совету. Не знай я родителей Моники, решила бы, что меня загипнотизировали, ведь как еще оправдать то, что я на самом деле ушла. Сейчас, мысленно возвращаясь в тот момент, я понимаю, что так было бы при любых моих действиях,ведь опять же – это родители Моники.

Дома мирно гудел кондиционер, но все равно было немыслимо душно. И тихо. Не бормотал телевизор, не пело радио. Мама пила кофе, пахло чем-то запеченным, пряным и безумно вкусным.

– Мистер и миссис Джонс переезжают, – сказала я вместо приветствия, застыв посреди кухни.

– Я знаю. Они заходили… попрощаться, – и вновь вымученная улыбка, а после грустное: – Я тоже… об этом думала. О переезде.

Я отвернулась к окну. Мама уже намекала об этом, но я ее игнорировала. А вдруг вернется Моника? Что же она, никого не застанет?

Мама все поняла без слов.

– Иди, закинь наверх рюкзак, переоденься и спускайся к обеду. Отпразднуем еще один оконченный с отличием учебный год!

Я уже поднималась по лестнице, как вдруг голос в моей голове закричал: «Что ты творишь?!». И я не могла найти ему ответ, а себе оправдание. Я потеряла всех. В безопасности только Кэтрин и Анна, но они не здесь. Как и Моника… А мама… мама рядом, она единственная, кто у меня остался. Она живет ради меня, и я так безумно ее люблю. Зачем же обрекаю ее на страдания?

Галопом спустившись вниз, я на одном дыхании выпалила:

– Мам, я согласна! Давай переедем.

Ее лицо тут же осветилось безмерным счастьем. Радостно вскочив, она порывисто обняла меня, захлебываясь от нахлынувших эмоций.

– Это просто чудесно, Элисон! Начнем все сначала… ты и я!

Я кивала в такт ее словам, умиротворенно улыбаясь. Почему-то появилась сумасшедшая мысль, что именно переезд из Эмброуза поможет найти Монику.

Мама посмотрела на меня другими глазами, я видела, как она что-то взвешивает у себя в голове.

– В таком случае начинай собирать вещи. Только самое необходимое, сегодня паром отправляется в Сиэтл в восемь вечера, нужно успеть. Я схожу… в бар, улажу все… в конце лета будем смотреть, что делать дальше, возвращаться или… ты поняла.

Поцеловав меня в щеку, мама отправилась в «Безумный Роджер». Я осознала, что серьезно поменяла ход каких-то событий, и пошла собирать сумки.

Пара толстовок, несколько платьев, сменное белье, зубная щетка, наушники, зарядка… сложив в дорожный рюкзак подарки девочек, я решила собрать вещи мамы.

Несмотря на то, что уезжаем мы налегке, я не забыла то, без чего маме не обойтись, – взяла маску для сна, пару блоков сигарет, ее любимую чашку, вязаный черно-белый кардиган. В ее шкафу я была как рыба в воде, ведь сама раскладывала постиранную и поглаженную одежду по полкам. Только одна вещь, не виденная мною до этого, привлекла внимание. Невзрачная старая картонная коробка. Завороженно протянув к ней руки, я взяла ее с полки и открыла…

Минут через десять я, придерживаясь за стенку, вышла из комнаты мамы.

Теперь я знала, где искать Монику.

* * *

В апреле ярмарка в Эмброузе по понятным причинам была отменена. И вот сегодня, на закате июньского дня, я, стоя на крыльце, слышала отголоски музыки из циркового шатра, поражаясь тому, как, считай, за год поменялся город. А потом отправилась в то место, где все началось. Больше порог своего дома я не переступала.

Я шла, обнимая себя за плечи, не торопясь, оттягивая момент встречи, вдыхая горький привкус открывшейся истины.

Поначалу синева неба ослепляла, после перетекла в насыщенный красно-розовый цвет. Тени удлинились, а для меня закат был мертв.

С самого детства под конец книги, фильма или игры я грустила чуть ли не до слез, даже если история мне не нравилась. Сейчас же, направляясь к своему финалу, я лишь пыталась не делать выводов раньше времени.

Ярмарка сочетала в себе музыку из моих снов, детский смех и запах сырных палочек. Проходя мимо красно-белого сумасшествия, я понимала, что это не я схожу с ума, а люди вокруг.

– Элисон! – Я обернулась на смутно знакомый голос. – Привет, как ты? Как мама? Она уже неделю как болеет.

На Ребекку оборачивались все, завороженно глядя в спину девушки.

– Вот как… болеет…

– Что?

– Ничего, все хорошо. Спасибо.

Я решила идти в обход, а не через саму ярмарку, поэтому, притормозив у входа, вежливо смотрела на Ребекку.

– Я смотрю, ты уже освоилась в городе.

– И все равно надолго тут не останусь, – она вздохнула, с трудом подбирая слова, – мне много где приходилось жить, но ваш город самый сложный для меня.

Кажется, Эмброуз под угрозой массового побега.

Ребекка подалась вперед, заглядывая мне в глаза, на ее лице появилось сочувственное выражение.

– Что-то случилось, да? Или только должно произойти? – Я посмотрела на нее с немым вопросом, Ребекка спокойно пояснила: – Ты мне напомнила одну девушку. Мою лучшую подругу из далекого прошлого. У нее был такой же вид, как у тебя, когда она узнала всю правду и не была к этому готова.

– Что случилось потом?

– Она сделала тяжелый выбор, с которым я до сих пор не согласна. Но это была ее история, и все, что я смогла сделать, – поддержать ее, несмотря ни на что. Так что… удачи тебе.

После чего она тепло улыбнулась и скрылась в толпе.

Я продолжила свой путь. «Бетти Буп», заправка мистера Тони, Изумрудный лес, заброшенный колодец, величественные глыбы камней, синяя листва, цветущая сирень. И вот он – вход в шахты, будто все это время тут и стоял. Я ощутила первобытный страх, когда ступила в тусклый туннель, введя пароль. И непонятно, чего я боялась больше: подтверждения случайно вскрывшейся правды или одиночества, в котором следовала к самой крайней двери слева перед завалом в туннеле. Всего мгновенье – и я уже в комнате, где время застыло не только на часах.

Все та же разруха, перевернутые столы и стулья, кипы бумаг, разбросанные по всему полу, стеклянный куб в углу комнаты. А рядом с ним та, ради кого я пришла.

Я так отчаянно искала ее, а она на самом деле все время была рядом.

– Зря ты пришла сюда, – грустным голосом сказала Моника.

– Тебе предстоит многое мне объяснить.

Она отошла в сторону на пару шагов, я пожирала ее взглядом. Такая красивая, родная и совершенно не та, кем я ее считала всю свою жизнь. Только сейчас пелена вокруг человека, которого я люблю, рябью осела на пол, являя лицо Моники.

– Как? – на мои глаза навернулись слезы, я едва сдерживалась от громких рыданий.

Глаза Моники тоже стали влажными, она тоскливо покачала головой.

– Всему виной моя импульсивность.

И она мне все рассказала.

– В тот день, для тебя это было девять месяцев назад, я услышала, как отец с мамой обсуждают, как бы сложилась их жизнь, сделай она тогда аборт. Услышав это, я вспылила так, как никогда раньше. Высказав все, что накопилось во мне за пятнадцать лет, я убежала из дома. Думала как обычно отправится к тебе, а потом решила проверить внезапную теорию, возникшую у меня в голове. Безбашенность и адреналин не позволили испугаться безумной идеи отправиться ночью в сердце леса, когда город истекает кровью от убийств, что обрушились на него. Позвонила тебе и прибежала сюда, чтобы удостовериться: моя теория правдива. «Наблюдай внимательно за природой, и ты будешь понимать все лучше», помнишь? Природа Эмброуза – это еще и бесконечные дожди… Вступив в Изумрудный лес, я направилась за сиреневыми светлячками, они не дали мне сбиться с пути. Когда добралась сюда, увидела, что все вокруг стало иным. Как и капсулы, что находились в этой комнате, – Моника махнула на уже пустой стеклянный куб, – а дальше… я увидела, как они переливаются свечением, похожим на саму магию. Куб был открытым. Поддавшись какому-то искушению и не думая, что делаю, я взяла одну капсулу, но не рассчитала силу. Вернее, я просто не ожидала, что она будет такой хрупкой. Капсула раскрошилась у меня в руках. В следующую секунду я погрузилась во тьму, меня затянул черный водоворот… а очнулась я в одной из подворотен Эмброуза. А потом… помнишь, мы всегда возмущались, как в фильмах весь мир подстраивается под героев? Оказывается, такое случается и в реальной жизни. Иначе как объяснить, что стоило мне выйти под свет фонарей из переулка, как к моим ногам прилетела газета? Свежая газета того дня. За 2002 год. Меня отбросило на семнадцать лет назад.

Эмброуз был таким же… но и другим одновременно. Страх, который я испытала, был сродни животному ужасу. Что делать? Куда идти? Ведь все мы на тот момент еще не родились, мои мама с папой даже не переехали из Сиэтла. И тут меня осенило – твоя мама. Я побежала в сторону дома, но получила удар по затылку, а потом снова отключилась.

Пришла в себя в какой-то маленькой замызганной комнатенке. Рядом на тумбочке лежали поддельный паспорт, немного денег и записка, в которой было сказано, что я должна пожить под фальшивым именем, пока решается, что делать со сложившейся ситуацией. Мне велели ни в коем случае не покидать Эмброуз, так как я уже напортачила, да и им не составит труда меня найти. Я понимала, что теперь нахожусь под властью «Красного маяка» и нужно что-то придумать. Не знаю, на что они рассчитывали, но сама мысль оставаться в городе пугала, ведь я всю жизнь мечтала сбежать отсюда. В общем, я рискнула пуститься в бега, наивно полагая, что смогу разобраться, во что вляпалась.

Семнадцать лет назад дороги еще не были перекрыты полностью, в Сиэтл и обратно ходил автобус. Но стоило мне на нем проехать мимо таблички «Вы покидаете Эмброуз», как из носа и ушей полилась кровь, да так, что я едва сознание не потеряла. Заставила водителя остановиться, побежала обратно к знаку о выезде. Кровь тут же остановилась, но я успела отключиться. Так я поняла, что теперь заложница города и 2002 года.

В сознание вернулась все в той же комнате. Рядом со мной сидел он. Человек без лица. Парализованная паникой, я слушала, как он говорит мне, что если я не хочу, чтобы ты пострадала, то должна вести себя хорошо и впредь не делать глупостей, а там, глядишь, все и наладится. Его бежевый плащ, вкрадчивый голос, пустое лицо… в общем, сомневаться в его словах у меня повода не было, а рисковать тобой я не посмела бы даже под угрозой собственной смерти.

Я приняла решение быть покладистой и не злить «Красный маяк», надеясь, что когда-то меня вернут обратно. Начала посещать вечернюю школу, не боясь встретить того, кого буду знать в будущем: Человек без лица рассказал, что туман скроет мое истинное лицо. Так, например, в Эмброузе живут особые люди, нужные проекту, кого давно считают погибшими, но они лишь инсценировали свою смерть, чтобы быть полезными «Красному маяку».

Бывали дни, когда я так скучала по тебе и боялась за наши жизни, что чуть на стены не лезла. Спасла меня музыка. Тайком ошиваясь около музыкальной школы, я слушала пение юных девушек, и мои грезы были о том, чтобы вновь сесть за рояль. Тогда директором школы стал мистер Вульф. Меня обнаружили под окнами в тот же день, но не прогнали, а наоборот, пригласили стать первой ученицей на только что основанных бесплатных благотворительных курсах по вокалу и игре на рояле. Впервые за несколько недель я улыбнулась, когда перебирала знакомыми движениями родные клавиши.

К тому времени деньги, оставленные мне «Красным маяком», уже заканчивались, несмотря на то, что я экономила, как только могла. Человек без лица пообещал мне конверт с наличными раз в месяц или чаще, если потребуется, но я, всей душой ненавидя их за то, что тогда переживала, отказалась быть от них зависимой и пошла на работу. Подозревала ли я тогда уже хоть что-то? Не знаю.

Меня взяли певицей в обшарпанное заведение, где было неважно, что мне еще далеко до совершеннолетия. Зрителям я полюбилась, и вскоре бар вышел на совсем другой уровень, пьяницы уже не могли напиваться у нас вдребезги.

Шло время, я все ждала, надеялась на что-то. Так прошел год. Возможно, я бы потеряла рассудок в один из тех дней, но тут я встретила Его. Или Он меня. И я полюбила. Так сильно и неистово, что порой задыхалась от чувств к Нему. Забыла ли я тебя, Кэтрин, Анну, Эмбер? Нет. Просто появился человек, ради которого стоило жить, когда я поняла, что уже никогда не вернусь домой.

Наш роман продлился полгода. Я повзрослела, изменилась. Когда Он внезапно пропал, страдала недолго, ведь узнала, что беременна. Я не испугалась. Я, больше всего боящаяся одиночества, теперь понимала, что уже никогда не буду одна.

И в честь кого я могла назвать новорожденную дочь? В честь той, кого любила больше всех на свете. Элисон.

Голос Моники охрип и оборвался, а я, не отдавая себе в этом отчета, начала медленно оседать на пол.

– Шли годы. Элисон росла на удивление тихой, милой, радостной девочкой. Ослушалась меня единожды, когда, несмотря на запрет, прыгала на кровати, упала и разбила губу. Странно, но только тогда в полной мере мне стало понятно, что в вечер своего исчезновения я попала туда, куда было суждено. Но все равно, ты только представь, что я испытала, когда еще через три года мы играли на площадке, и я увидела, как ты знакомишься… со мной.

Моника… мама… – как теперь ее называть? – смотрела на меня с противоположной стороны комнаты, а я поражалась своей глупости. Как, как я могла этого не замечать? Да, туман на протяжении десятков лет одурманивал Эмброуз, но ведь не настолько, чтобы оказаться такой слепой!

– А мой папа? О нем ты все рассказала?

Она засмеялась.

– История с твоим отцом – самое нормальное, что здесь произошло.

– И ты никогда не пыталась его найти?

– Как мне доподлинно стало известно, в то время под Сиэтлом находилась какая-то секта. Упоминания о ней появились и исчезли в тот же промежуток времени, что и твой отец. Больше мне ничего не известно.

– Почему я теперь вижу, кто ты на самом деле?

– Потому что ты догадалась. Увидела коробку?

– Да. Медвежонок из этих шахт, желтый дождевик… а самое главное – конверт мистера Ньютона. Но что… как теперь быть? Что делать?

Она подошла ко мне и присела на корточки, заглядывая своими бездонными карими глазами мне в душу. А ведь они не поменялись… и этот запах корицы… легко себя чувствовать одинаково безопасно с двумя людьми, если это один и тот же человек.

– Элисон… Я была хорошей подругой и такой же хорошей матерью… Неужели для тебя правда что-то изменила?

Я зажмурилась, до боли ломая пальцы рук.

– Эти убийства… «французы»… Эмбер… ты могла все предотвратить… но не стала…

– Я пыталась, но ты же видишь, к чему это привело! Я перенеслась в 2002 год, а потом у меня появилась ты…

– Попыталась бы сейчас, будучи уже моей матерью, а не Моникой!

– Ты забываешь, – покачала она головой, – что Моникой я быть не перестала. К тому же… в первый день, когда меня кинуло в прошлое, кое-что случилось, из-за чего меня сначала не захотели возвращать.

– И что же такого произошло?

– «Французы», – она поджала губы, – я же говорила, что напортачила. Перед тем, как меня вырубили, я стала свидетельницей пожара. Двадцать первое августа, помнишь? Больница, родильное крыло… я увидела горящее здание, вызвала пожарных и предотвратила то, чему было суждено, как они думали, случиться.

– То есть… как же так…

– «Французы» должны были умереть в том пожаре. Я же, сама того не ведая, спасла их всех.

– Почему тогда ребят все-таки убили, да еще и спустя почти восемнадцать лет?

– Ох, это очень сложный вопрос, Элисон. Скажем так, если может показаться, что прошлое можно изменить, то судьбу не обманешь. Ты ведь видела конверт мистера Ньютона? Так ты до конца убедилась, что я и есть Моника?

– Да… но прочитать можно было только первые строчки письма, где он размышляет, как к тебе лучше обращаться, Моника или Мерилин.

– Еще один фокус отца Анны, – усмехнулась она, – ладно, давай тогда по порядку.

«Красный маяк» действительно путешествовал в прошлое и в будущее, но во временной поток нашей реальности попадал всего пару раз. И на самом деле ученые знали, что прошлое изменить нельзя. В отличие, как они полагали, от будущего. Но и тут они ошибались. Видишь ли, перемещаться по нашему времени можно исключительно тогда, когда твои намерения не направлены на изменение прошлого или будущего. В другом же случае Вселенная «отправляет» путешественника в параллельные миры. «Красный маяк» этого не знал и, сам того не ведая, постоянно воспроизводил события, которым было суждено случиться. При этом они не переставали удивляться, почему в будущем столь много различных вариантов событий и не все они сумели предугадать или изменить, полагая, что немного позже сумеют разобраться, как менять будущее. Поэтому было принято решение залечь на дно и доработать формулы.

А вот отец Анны, благодаря мистеру Бейкеру, который был медиумом, догадался, в чем дело. Ведь сновидения Бейкера всегда перетекали в реальность, в отличие от отчетов скачков во времени «Красного маяка». Благодаря вещим снам друга, мистеру Ньютону удалось свершить настоящее путешествие в будущее, ведь его целью было не поменять что-либо, а выполнить то, что предначертано ему судьбой. Так он узнал все.

Теперь вернемся к событиям этого года. Иногда скачки, по большей части в будущее, свершались. Человек без лица доложил своему руководству, что «французов» в любом случае придется убрать – как оказалось, их любовь к руфингу стала бы равносильной желанию разоблачить работу в шахтах Изумрудного леса, и хоть пока в этом по-настоящему заинтересован был только Питер Хилл, вскоре к нему присоединились бы и все остальные. Их решили убрать с помощью Лили, которую хотели завербовать. Но опять же – из-за того, что желание «Красного маяка» отправиться в будущее было продиктовано корыстью и желанием внести изменения, которые противоречили правильному ходу событий, они попали в параллельный мир. Там они увидели, как «французы» благодаря железным доказательствам с помощью телевидения и правительства (которое не одобряло подобные эксперименты) уничтожают все то, что «Красный маяк» строил десятилетиями. В нашей же Вселенной «французам» было суждено умереть, так как руководство проекта видело то, чего никогда бы не произошло во Вселенной нашего временного потока, и они, сами того не ведая, вершили то, что было предназначено ребятам судьбой. Замкнутый круг.

Голова кипела от фантастических рассказов. Но вопросов все еще было слишком много.

– А Эмбер? – Сожаление о погибшей подруге накрыло меня, как в день ее убийства. – Ее за что?! И неужели ты, зная все наперед, даже не подумала все-таки как-то вмешаться и разобраться в этом? А вдруг ты выиграла бы какое-то время?

– Я не могла рисковать тобой, идя наперекор проекту. А Эмбер должна была уйти со сцены, так как оказалась слишком смышленой. Помнишь ту книгу, «Квантовый номер», Джима Уолтера, которую она читала летом? Оказывается, в ней часто упоминается Эмброуз. Эмбер, как и мы в свое время, подняла архивы, прочитав все старые газеты, подшивки, заметки, и ее смутил пожар двадцать первого числа. А потом Брайан в одной из бесед обронил, что родители часто упоминают эту дату… Эмбер хотела подружиться с настроенными против нее «французами», поэтому решила впечатлить самого дружелюбного из них, Питера, но кто мог знать, что она свернет на опасную тропинку? Ее убрали.

– Но… кто именно это сделал?

– Фанатик Джима Уолтера, которого «Квантовый номер» начал сводить с ума. Джон Новак. В конце концов, показания школьников Эмброуза о ночи, когда убили Эмбер, яйца выеденного не стоят: все были либо пьяны, либо и вовсе под кайфом. Кстати, именно поэтому ты и нравилась Джону – твой день рождения двадцать девятого июня. А судя по размышлениям автора «Квантового номера», это число является еще одним порталом для путешествий во времени. «Красному маяку» было легче легкого подтолкнуть окончательно свихнувшегося Новака к убийству Эмбер, ведь тот счел ее интерес к «Квантовому номеру» посягательством на святое.

Меня затрясло, стало трудно дышать.

– Вдох-выдох, – напомнила Моника, и через минуту я вновь пришла в себя.

– Так что же это получается… Джим Уолтер прав, и число 21 на самом деле необычное?

– Подозреваю, что книгу написал один из участников «Красного маяка», который знал, что по большей части скачки во времени свершались 21-го числа. Хотя, насколько мне известно, оно было выбрано рандомно. А случай со мной – просто совпадение. Но кто его на самом деле знает… Иногда случайности не так и случайны.

Значит, была ли права Анна в своих сомнениях, мы так и не узнаем… Анна…

– О господи… Анна! Ты ведь знаешь, что случилось с ней?!

Моника мягко улыбнулась.

– Разумеется, мистер Ньютон позаботился о своей дочери. С помощью девушки Фантома. Ведь на самом деле он спас их обеих. Последовательница «Красного маяка» начала терять свои способности и вскоре уже была бы бесполезной для проекта. А «Красный маяк» не доверяет тем, кто перестал быть нужным. Мистер Ньютон предупредил девушку, что ей суждено избежать смерти, спасая его дочь. Поэтому, найдя похожую девушку, Фантом заменила Анну на ее двойника, тем самым спасая и себя, и ее. Мистер Ньютон понимал, что рано или поздно «Красный маяк» начнет догадываться, что он в свое время что-то провернул за их спиной, и тогда от него избавятся, а Анна всегда будет в опасности.

– Но где же они сейчас? Где Анна?

Ответ был дан с улыбкой.

– Если меня в свое время откинуло в прошлое, то кто сказал, что Анна не в будущем?

Значит, предположения мистера Уайта были истиной.

– А мистер Бейкер?..

– Он умер от рук Соловьиного убийцы. Был такой человек в начале двухтысячных, у него был пунктик убивать всех, кто выходил из психлечебниц и встречался ему на пути, после того, как на его глазах один сумасшедший зарезал мать. Соловьиный убийца должен был быть казнен, но препарат, введенный ему в намеченный день, не причинил ему вреда. Ошибку признали, химическое вещество поменяли, но преступник вновь остался жив. «Красный маяк» заинтересовался Соловьиным убийцей и перевез его из Оклахомы сначала в Сиэтл, а после в Эмброуз, так как он оказался очень ценным «испытуемым». Узнав мистера Бейкера и будучи в курсе того, откуда тот вернулся, Соловьиный убийца выследил его и перерезал несчастному горло своей фирменной леской.

– Кто этот человек? Он просто так гуляет по Эмброузу?

– Думаю, уже нет, такую оплошность не проигнорировали бы.

– А Лили? Ей было суждено умереть из-за ложного чувства вины?

– Она такая же жертва, как и все остальные. Ей промывали мозги долго и основательно.

– Значит, мистер Ньютон, благодаря снам Бейкера, догадался, что «Красный маяк» попадает в истинное прошлое или будущее только тогда, когда не собирается ничего менять, в ином же случае путешественники во времени оказываются в параллельных Вселенных. Кукловоды проекта решают, что виноваты капсулы, которые не доработаны, и приходят к выводу, что их планы пока лучше отложить. А мистер Ньютон, с чистым сердцем проверив свою теорию как простой наблюдатель, шлет три письма. Девушке Фантому, которая убережет Анну, спасая себя. Бейкеру, в надежде не дать мне сойти с ума в поисках тебя. И тебе.

– Для начала он подготовил почву и отправил нам нужные на тот момент разъяснения, снабдив нашу компанию «Наследием Эмброуза» и картой, чтобы мы с Анной знали наперед, что «Красный маяк» существовал на самом деле, и не терялись, когда поступят дальнейшие распоряжения. Только вот я свой конверт получила в конце августа, когда для меня все должно было начаться во второй раз, хотя теперь в другой роли. Мистер Ньютон объяснил, что не мог рассказать правду при своей жизни, ведь делал все так, как увидел в будущем. Аналогично вела себя и я. Поскольку мое будущее перетекло в прошлое, я знала, что говорить, как себя вести и какие зацепки давать.

– Это ты подкинула шерифу Хоуку копию «Наследия Эмброуза»?

– Да. Дурная слава тех, кто верил в «Красный маяк», оказалась нам на руку, и все наши действия стали выглядеть скорее глупыми, чем представляющими угрозу.

– Мистер Ньютон не зря доверил правду именно тебе.

– Он посчитал, я должна знать, как работают путешествия во времени, ведь я, считай, пострадала больше всех. Родители не любили меня, и я мечтала уехать из ненавистного Эмброуза, а в итоге стала его заложницей. Боялась одиночества, считала тебя своим маяком в темноте, а после была вынуждена годами скитаться одна. Разумеется, в некоторой степени я пользовалась тем, что уже пережила в прошлом. Например, посетила похороны Эмбер, на которые меня не пустили тогда родители. В день своего исчезновения отправилась домой, просто чтобы увидеть себя той самой Моникой в последний раз. Это меня ты видела ночью во дворе. Но случались у меня и жуткие ошибки. Ведь я была в полном неведении, что происходило после моего исчезновения! Я не зря контролировала каждый твой шаг, у меня развилась самая настоящая паранойя, мне казалось, что ты в опасности каждую секунду. И как получилось с той подвеской со стрекозой! В день исчезновения я забрала ее у тебя, чтобы починить застежку, но так и не успела отдать. И тут звонит миссис Сандерс, говорит, что у тебя был нервный срыв в палате Анны. Я ринулась в больницу, так глупо уронив цепочку, которую изредка носила, пока тебя не было дома. Как я испугалась, когда ты ее нашла! Мне удалось тебя убедить не поднимать весь город на уши, но я так на себя злилась!

И вот полгода назад я решилась проверить, могу ли я теперь покинуть Эмброуз. Ведь из-за меня ты не видела даже океана. Поэтому я отправилась к маяку на паром.

– Ну конечно! – меня осенило. – Джонатан! Он все сомневался, была ли та девушка Моникой, которую он однажды переправлял и которую все ищут. И ведь не ошибся, только не мог понять, как ты могла выглядеть намного старше.

– Да. И вот что я тебе скажу: я добралась до Сиэтла. Со мной ничего не произошло. И так как мечта покинуть Эмброуз никогда меня не отпускала, я предложила тебе переехать. Ведь знала, как бы ты ни ждала Монику, я уже не вернусь. Но я и так всегда была рядом. Правда, теперь я не уверена, что у нас выйдет уехать отсюда.

Я дышала с трудом, и, казалось, через раз.

– Мистер Ньютон предупреждал не искать тебя.

Моника натужно улыбнулась, казалось, она признает какое-то поражение.

– И не просто так. Ведь он не был уверен, к чему приведет правда, которую ты узнаешь. Чарли знал лишь то, что сегодня мы исчезнем. Навсегда. Но ему неведомо это, потому что мы сбежали… или потому что нам помогли кануть в неизвестность. Поэтому он и просил тебя бросить мои поиски, надеялся, что я найду способ безопасно покинуть Эмброуз, обрубить все концы и, может, потом рассказать тебе, как все было на самом деле. Когда удостоверюсь, что нам нечего бояться. Я была уверена, что ты никогда в жизни не догадаешься! Пришла сюда в надежде увидеть Человека без лица, убедить его, что все под моим контролем. А теперь…

– …а теперь уходим отсюда! Мы еще можем успеть, надо попытаться!..

Я протянула ей руку, она схватила мою ладонь, но прежде чем мы успели сделать хоть шаг, услышали знакомую мелодию в шахте за дверью. Мелодия музыкальной шкатулки с балериной заставила волосы на моей голове зашевелиться от страха, мама вскрикнула, глядя мне за спину. Когда я обернулась, еще успела увидеть мелькнувшую в лабиринте фигуру в бежевом плаще и шляпе, а потом дверь с грохотом захлопнулась, а стены комнаты задрожали, как от землетрясения. Мама притянула меня к себе, но нас тут же отшвырнуло друг от друга: я почувствовала тупую боль в голове, мир взорвался перед глазами на мириады частиц, я упала, а глыбы камней волной накрыли мое тело. Один особо крупный упал на спину, выбив из груди весь воздух, кости хрустнули, рот наполнился соленой кровью. Мучительная боль заставила желать смерти. Мое небытие сознания чередовались с пульсом реальности. Мы лежали под завалом камней, я не могла поверить, что для нас все может закончиться вот так.

– Элисон, – на последнем издыхании я услышала голос Моники и с огромным трудом пошарила рукой, не заваленной камнями, по полу. О чудо! – всего в нескольких сантиметрах нашла мамину ладонь, она была пыльной и влажной от неизвестно чьей крови. Мама легонько сжала мою руку, продолжая что-то говорить, но я чувствовала, как сознание покидает меня. Последнее, что я помню, – теплую ладонь Моники, она меня не отпускала, пока я не закрыла глаза. Я хотела сказать ей, что все будет хорошо, но не успела. Мой мир померк, завеса опустилась.

А может, мне только так казалось?..

Эмброуз находится к северу от Сиэтла. Вы до сих пор можете попасть туда на пароме, перебравшись через Лунное озеро. Красный маяк перед Изумрудным лесом будет знаком, что вы на месте. Смог тумана все так же правит дождливым городом, а легенды секретного проекта шепотом передаются в «Бетти Буп». Верить им или нет – выбор за вами. Но если все же вы познаете истину, молчите, ведь в Эмброузе так легко исчезнуть.

Будто вас и не было здесь вовсе.

Любимому дедушке посвящается.

Примечания

1

Джоан Флеминг – английский дизайнер свадебных и вечерних нарядов, на родине неоднократно удостоена престижных наград как лучшая в профессии.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***