Семейные узы [Максим Сенькин] (fb2) читать онлайн

Максим Сенькин Семейные узы

1

Мы выходим к берегу и садимся на старое бревно. Отличное место, чтобы выпить пива после работы. Я и мои друзья ритуально скрещиваем горлышки бутылок и делаем по глотку. Перед нами живая картина тёмной воды под слоем опавших листьев. Вода переливается и накатывает крошечными волнами к ногам.

Стас оглядывается.

– И куда ты опять нас завёл?

Вопрос ко мне.

– Мы же хотели отдохнуть. Вот. Здесь красиво и по пути домой.

Со всех сторон нас окружают деревья. Если бы не торчащие над соседним берегом многоэтажки, то парк был бы неотличим от леса.

– Какой-то кривой путь ты выбрал. Ещё кто подойдёт и докопается.

– Не бойся, Стасон, я тебя защищу! – вмешивается Никита.

Он толкает Стаса плечом. Тот заваливается на бок и по инерции врезается в меня. Я остаюсь неподвижным и не реагирую, а Стас сердится.

– Ты проблем ищешь?

– Да кого ты испугался? Никто к нам не подойдёт, зря паникуешь. Я знаю эти места – тут рядом качалка. Мы туда ходим с нашим мрачным другом, – он кивает на меня. – Здесь у него выросли мышцы! Тебе бы тоже не помешало поработать с железом.

– Я бегаю, отвали.

– Что не так, Стас? – спрашиваю я.

– Здесь слишком темно, – он поворачивается ко мне. – В смысле, я даже лицо твоё еле вижу. Фонарей нет. Небо абсолютно чёрное.

Стаса беспокоят резко сгустившиеся сумерки, а меня они, наоборот, расслабляют. В темноте спокойно. Глаз не цепляется ни за что лишнее, и мне нравится холод. Ветер утратил тёплое настроение и стал колоть кожу. Он свистит, у него есть голос. Он как четвертый участник беседы.

– С каких пор ты боишься темноты?

– Я не боюсь. Просто не люблю ходить по ночам, особенно один. Когда идёшь домой через парк или по дворам, всегда чувствуешь на себе чужой взгляд.

– Ты параноик, – говорит Никита.

– У тебя что, такого не было?

– Ну, было, конечно, но сейчас как-то пофиг.

– А мне нравится гулять ночью одному, – говорю я, разглядывая отражения окон многоэтажек на чёрной воде.

Всё-таки свет достигает нас. На нашем берегу не так уж и темно, как бы хотелось.

– Да ладно, – Стас усмехается. – Когда ты был мелким, наверняка боялся.

– Это было очень, очень давно. Сейчас я ничего не боюсь.

– Все чего-то боятся.

– Совсем необязательно.

– Ну смерти ты точно боишься, – весело говорит Никита, выпивая.

– Нет.

Такой ответ всех притормозил. Разговор зашёл не туда и нужно было дать задний ход обратно в повседневность. Но я молчу. Мне не хочется притворяться.

– Напомни, а ты верующий?

Стас щурится, будто пытается разглядеть мою конфессию. Я думаю, как лучше ответить.

– Есть недоказанные вещи, в которых я уверен.

– Ладно, и как ты к ним пришёл? – Никита подхватывает новую тему. Он старается быть весёлым, но по голосу слышно, что он именно старается.

– Всё благодаря моей сестре, – отвечаю я, улыбаясь. – Она научила меня не бояться.

– Ты не рассказывал, что у тебя есть сестра.

– Не было повода. Мы давно не виделись.

– И как она научила тебя не бояться?

– Она… многое сделала, после чего я стал смотреть на смерть иначе.

Стоит перевести тему, но мне безумно хочется поделиться мыслями, которые я всегда замалчивал.

Моих друзей атакует ветер. Они ёрзают и прячутся в куртках. Не обременю ли я их своей историей? Впрочем, мы не были бы друзьями, если бы не могли рассказать о себе что угодно.

2

В первом детском воспоминании старшая сестра щипает меня за живот. Не больно, но неприятно. Это ощущение – словно отправная точка моей жизни.

Я был тихим ребёнком. В основном молчал, почти никогда не плакал и не искал внимания. Когда я учился говорить, сестра дразнила меня за ошибки. Она вообще цеплялась по любому поводу, и несмотря на это, я не злился на неё. Тем более, в основном она меня игнорировала.

Потом началась школа. Сестра водила меня туда, встречала и всегда крепко держала за руку. Идя рядом с ней, я чувствовал, что со мной ничто не может случиться. Даже если я оторвусь от земли или начну проваливаться сквозь неё – сестра меня удержит. Я любил ходить с ней до школы, но избегал дома. Там она начинала следить за каждым моим шагом. Я завёл привычку закрывать двери, потому что сестра часто заглядывала в приоткрытую щель. За семейным ужином она не сводила с меня взгляда, поэтому я начал есть в своей комнате.

С ней было что-то не так. В её голове всё сильнее раскачивался маятник. Настоящие сложности начались, когда она принялась меня пугать.

Сначала это походило на игру. Дома сестра подкрадывалась ко мне и внезапно дотрагивалась. Она умела подгадать момент, когда я не буду её ждать. Испугав меня, она молча уходила. Это была разминка.

Я стал хуже спать. Иногда не спал целыми ночами, чувствуя, что за дверью стоит она. Ждёт и прислушивается. Бывало, так продолжалось до самого утра. Я не мог выйти в туалет. Сестра же покидала пост незадолго до того как просыпались родители. Я попросил отца поставить замок мне на дверь. Он долго отказывал, пока я не преподнёс это как подарок на день рождения. Он уступил.

Оставалась надежда, что когда я начну ходить в школу сам, сестра изменится, но этого не произошло. Её поведение даже ухудшилось – в доме точно завёлся полтергейст. По ночам меня будил стук в стенах рядом с кроватью – с обратной стороны находилась спальня сестры. Я передвинул кровать в другой конец комнаты.

В ответ стуки перенеслись на дверь. В неё скреблись, причём как будто не рукой, а скорее лапой. Однажды я услышал стук в окно и от неожиданности упал с кровати. Снаружи никого не оказалось. Сильнее всего меня испугало, что окно было не заперто.

У меня пропадали вещи. Если везло, я находил их там, где точно не мог оставить. Обычно они исчезали бесследно.

Игры сестры из просто жутких превратились в американские горки без ремней безопасности. В одну из ночей моя кровать затряслась и сдвинулась с места. Я впервые испытал настоящий ужас. Казалось, я вот-вот подлечу вверх, и меня размажет по потолку. Я схватился за края кровати и вжался в матрас, боясь спрыгнуть, потому что неизвестно, что ждало меня внизу. Вдруг всё прекратилось, и мою руку схватили.

Я вскрикнул и попытался вырваться, но у меня не было достаточно сил. Я узнал эту хватку. Крепкую ладонь, которая раньше держала меня по пути в школу. Я перестал сопротивляться. Тогда сестра вылезла из-под кровати. В темноте я не различал её лица, мог только следить за движениями длинной фигуры. Она молча нависла надо мной – для девушки у неё был весьма высокий рост. Сестра ушла, прежде чем мои глаза успели привыкнуть к темноте и рассмотреть её.

С тех пор я всегда боялся. Расслабиться получалось только за пределами дома – в школе или у друзей, – но рано или поздно мне приходилось возвращаться обратно, всегда гадая, удастся ли сегодня ночью поспать. Маленькому мне казалось, что так теперь будет всегда.

Однако всё целиком изменил один случай.

Стояла самая светлая часть дня. Сестра зашла ко мне в комнату: босиком, в домашних шортах и футболке, зачем-то взлохматив свои чёрные волосы так, что они торчали во все стороны. Их длины хватало, чтобы полностью скрывать лицо. Это выглядело нелепо, и я даже улыбнулся. Потом обратил внимание на её руки – сестра что-то прятала за спиной. Она медленно шла ко мне, не отвечая на вопросы, пока снова не нависла над кроватью.

Кухонный нож проткнул подушку. Я успел скатиться вниз и шлёпнулся на пол. От страха я делал всё быстро: вскочил на ноги и протараторил сестре, чтобы она уходила. Это был редкий случай, когда я хотел пожаловаться родителям, но их не было дома.

Она опять двинулась на меня, загоняя в угол. Я прыгнул на кровать. Сестра сделала выпад.

Если бы она достала меня ножом, я бы уже истекал кровью. Это был удар не для запугивания. Я не представлял, почему сестра нападает. Сошла с ума? Не настолько же, чтобы всерьёз пытаться меня ранить.

Я выбежал из комнаты в гостиную и захлопнул дверь. Обеими руками сжал ручку. Дверь ожила и рванулась назад, потянув меня за собой. Из последних сил я вернул её на место.

Дышать стало тяжело. Страх забрал все силы, но дверь успокоилась. За ней всё притихло. Я не слышал дыхания сестры, хотя она находилась меньше чем в шаге от меня.

Нож пробил деревянную поверхность насквозь и чуть-чуть не задел моё лицо. Я закричал и попятился, давая сестре войти. Никто нас не видел и не слышал.

Что я ей сделал?! Удары ножом не были игрой или шуткой, они могли убить меня. Для тринадцатилетнего мальчишки была непредставима мысль о смерти. Слишком рано. Даже невозможно. Что вообще такое смерть? Что-то, когда перестаёшь принадлежать самому себе. Перестаёшь… быть. Дети не могут такое вообразить.

Я хныкал, уговаривая сестру остановиться, но со мной не собирались разговаривать. Меня шли резать на куски. Смерть была безлика: чёрные волосы всё время скрывали её лицо.

Оставалось бежать. Из гостиной я попал в коридор, откуда было три пути: в комнату сестры – сразу нет, – на кухню или через прихожую за пределы квартиры.

За годы я много раз подумал о своём выборе. Мне хватало роста дотянуться до замка входной двери. Я мог выбежать на лестничную клетку и мой бешеный крик наверняка привлёк бы внимание соседей. В крайнем случае я мог пробежать босиком до первого этажа и выбраться на улицу, на свободу.

Наверное, я испугался мысли, что не успею. Что замешкаюсь у двери и меня схватят. Поэтому я выбрал кухню.

Там у меня был целый арсенал для защиты, а вход можно было забаррикадировать холодильником. Но я не был смекалистым ребёнком из книг. И я не был сильным или смелым. Я потел и тяжело дышал. Сходил с ума от ужаса. Сестра должна была меня защищать, а не уничтожать мою жизнь. Я всё пытался понять, почему это происходит со мной. Я никогда не желал ей зла, так почему она желала зла мне?

Дверь открылась. Первым на кухню вошёл нож, затем рука, что его держала. Вместе они предвещали мой конец.

Я спрятался под стол и вжался в угол. Залезая, я свалил небольшую табуретку. Тут же подобрал её и выставил перед собой как щит. Сестра вторглась в моё убежище. Первый же удар почти проткнул мне глаз.

Нервы полностью сдали, и я поддался панике: впервые в жизни я ревел с такой силой и отчаянием. Из-за слёз мир помутнел, силуэт безликой сестры расплылся. Больше всего на свете я хотел, чтобы она исчезла окончательно. У меня заложило уши, сопли забили нос. Я даже не видел ножа и наугад отбивался табуреткой, которую уже едва держал. Оставались секунды до того, как всё закончится.

Из прихожей донёсся звук открываемой двери. Я упустил момент, когда силуэт сестры вдруг исчез. Приглядевшись, я увидел на полу только нож, направленный лезвием в мою сторону. Я испугался, что сейчас он кинется на меня, словно живой.

Едва я остался один, как сестра вернулась. Её лицо больше не скрывали волосы, но выражения я всё равно не различал. Моя голова пульсировала, в глазах темнело. Я вновь закричал, ведь она вернулась закончить начатое. Только отбиваться уже не было сил.

Сестра упала на колени и поползла ко мне. Она напоролась ладонью на собственный нож, будто не знала, что он там лежит. У неё пошла кровь. Она выругалась, но не отступила. Её здоровая рука коснулась моего плеча. Я вздрогнул и заревел с новой силой, не замечая, как после первых робких касаний сестра прижалась ко мне и начала успокаивать.

3

Уже совсем темно, как глубокой ночью. Тьма кажется осязаемой и может забрать любого из нас. Друзья смотрят на меня, словно я признался в убийстве. Стас и Никита почти не шевелятся, держатся будто настороже. Вот так между людьми вырастают невидимые стены. А в чём причина? Я нарушил нормальность их мира? Мне ведь совсем не хотелось их пугать.

Пауза растягивается надолго. В небе успевает пролететь и скрыться самолёт.

Переменчивый ветер вдруг сдувает стену между нами. Друзья возвращаются ко мне, мы снова сидим плечом к плечу. Кажется, стало легче дышать. Нам всем холодно, но никто не предлагает уйти.

Стас спрашивает:

– И что было потом?

– Почти сразу пришли родители и позвонили в скорую. Когда врачи приехали, я уже отрубился, а сестра потеряла много крови – рана на ладони была глубокой. Очнулся я в больнице.

– Ты рассказал обо всём родителям? – В голосе Стаса возмущение. – Твою сестру должны были запереть в психушке!

– Семья долго в этом разбиралась. Мой рассказ отличался от всего, что говорила сестра.

– Вот дрянь. Ещё и врала.

– Нас какое-то время держали друг от друга подальше. Я жил у бабушки, а сестра в тот год заканчивала школу. Как только она поступила в универ, то съехала и больше не возвращалась домой.

– Ну а…

Никита хлопает Стаса по плечу.

– Да погоди ты, он же не сюжет фильма пересказывает. – Никита наклоняется, чтобы лучше меня видеть. – Как ты себя чувствовал после того случая?

– Несколько недель меня продержали в больнице. Я почти не разговаривал, мало ел, мог отключаться на ходу. Родители очень боялись, но обследования ничего не показывали. Потом всё постепенно прошло. Я стал прежним. – После паузы я добавляю. – Но одна вещь во мне изменилась: страх пропал. То есть, вообще. Это даже записали в моей медицинской книжке.

– Жесть, – говорит Стас. – Да у тебя прям суперсила.

– Не представляю, каково это, – Никита качает головой.

– Ничего особенного. Я не потерял способность к эмпатии, инстинкт самосохранения тоже при мне. Просто я равнодушен ко многим неприятным вещам. И мысли о смерти не беспокоят.

– А о сестре?

Я задумываюсь и молчу так долго, что и отвечать уже нет смысла.

Пиво заканчивается. Холодный ветер снова злится и прогоняет нас с берега. Мы идём по узкой тропе, светя себе под ноги фонариками на телефонах.

Как ни опасался Стас, но с нами ничего не случается. Мы проходим мимо его дома и прощаемся. Никита идёт со мной дальше, пропуская развилки, где ему пора сворачивать. В основном мы молчим, иногда ругаясь на погоду – заморосил дождь.

– Слушай, – на подходе к моему дому Никита решается спросить, – ты с тех пор говорил с сестрой?

Я сонно отвечаю:

– Бывали случаи. Я уже учился в универе и тоже переехал в новую квартиру.

– Вы же должны были обсудить тот день. Найти причину, почему она на тебя напала.

– Ни к чему определённому мы не пришли.

– А где она сейчас?

Меня резко покидают силы. Я останавливаюсь, чтобы отдышаться, пока мир кружится расплывчатыми огнями. Дождь убавляет громкость, а затем вовсе превращается в белый шум.

Я выныриваю из этого состояния. Меня поддерживает Никита, но я отмахиваюсь, затем упираюсь руками в колени. Со стороны это выглядит, будто я сейчас сблюю. Никита явно думает о том же самом. Придя в себя, я выпрямляюсь и поправляю куртку.

– Ты нормально? Может, в аптеку зайдём, пока работает?

Я снова отмахиваюсь: всё в порядке. Просто мне пора уходить, и чтобы Никита тоже ушёл, я говорю:

– Моя сестра умерла год назад. Самоубийство. Зарезалась у себя дома.

Никита открывает рот, но ничего не может сказать. Я быстро прощаюсь и иду, но он меня догоняет.

– Можешь переночевать у меня. Или я к тебе в гости зайду. Отдохнём, поболтаем.

– Не в этот раз, дружище.

Я иду дальше. Он делает ещё несколько шагов со мной.

– Уверен, что хочешь сейчас оставаться один?

– Так нужно.

Теперь всё. Спасибо, Никита. Мне приятно знать, что я хотя бы мог воспользоваться твоей помощью.

Лифт привозит меня на предпоследний этаж. Я возвращаюсь домой.

В моей квартире ни звука. Порог – словно черта, отсекающая остальной мир. Несколько секунд я просто стою в прихожей, опираясь спиной на уже запертую дверь. Сегодня был очень долгий день.

Я не включаю свет и всё делаю на ощупь. Разувшись, иду в ванную и вслепую поворачиваю краны. Я живу здесь давно и идеально запомнил каждый угол, поверхность и предмет. Заканчиваю умываться и вытираю лицо. Теперь я увижу себя только утром.

Дома никогда не горит свет, а шторы всегда задёрнуты. Повсюду застоявшийся пыльный мрак, и я в нём как свой.

Не понимаю, чего меня дёрнуло рассказать парням о детстве. Легче на душе не стало. Это было неразумно, и чтобы понять причины, придётся покопаться внутри себя…

Лучше я поем.

Старая газовая плита рождает огонь и с ним мягкий свет. Кухня нуждается в ремонте, но зато тут припасено всё необходимое. Я разбиваю несколько яиц на сковороду. Ужин лёгкий и приготовится быстро. Можно пока нарезать ветчины и сыра.

Моя рука не находит ни одного ножа. Я замираю на мгновение, а потом вспоминаю, что все они в посудомойке. Ладно, обойдусь.

Иду в спальню – успею переодеться в домашнюю одежду. Я прохожу через коридор и гостиную всё равно что с закрытыми глазами. Свет мне только мешает.

Я останавливаюсь на пороге и оглядываю свою комнату, различая силуэты предметов. За сутки тут нечему было поменяться, но я всё равно внимательно исследую взглядом всё пространство от левой стены до правой. После сегодняшних разговоров в голове крутится много мыслей, в основном о сестре. Я представляю, как раньше она стояла здесь.

В этом доме она жила в начале и в конце жизни. После многих переездов, она вернулась в семейную крепость.

Сестра умерла в соседней комнате. Как сказали врачи, сперва она порезала руки, а после заколола себя ударом в яремную вену. Ужасная смерть, но все следы указывали, что она сама себе её выбрала. В тот день мы с ней виделись и много разговаривали.

Я продолжаю обыскивать взглядом комнату. Казалось бы, никого. Ни единого движения, даже легчайшего.

Но в углу кто-то стоит. Будто манекен. Я непроизвольно задерживаю дыхание и замираю так же, как мой ночной гость. Глаза не моргают, следят за высокой фигурой. Моё сердце бьётся чаще. Я в предвкушении.

Гость выходит из тени так медленно, словно мрак его не отпускает. Из-за зашторенных окон всё-таки пробивается блеклое свечение от уличного фонаря. Это она. Моя сестра тут, наконец-то. Я улыбаюсь ей.

Как долго я ждал её возвращения.

4

Общение между нами возобновилось спустя много лет – в родном доме. Мы оба вернулись туда помочь матери с переездом: отец скончался, и она больше не хотела там жить.

Сестра стала красивой женщиной. Я так её и не перерос. Без каблуков она выигрывала у меня несколько сантиметров. Волосы остались чёрными.

Встреча стала сюрпризом для нас обоих, и в этом, наверное, заключался план матери. Но я отнёсся к воссоединению равнодушно. Старался так относиться, ведь годами мечтал забыть лицо этого человека.

Семейная встреча проходила вяло. Я выбирал себе места, чтобы между мной и сестрой всегда находилась мать. Она служила мне высоким забором, через который я перебрасывал фразы, поддерживающие беседу. Но сестра осторожно ко мне заглядывала. Вещей у матери было много, и хоть разговор шёл только в одну сторону, темы продолжали меняться.

Меня раздражало, что она явно искала способ ко мне подступиться. Вела себя “как обычно”, будто в лучшие моменты детства, когда не терроризировала меня. Я не доверял её внезапному интересу ко моей жизни.

На следующий день мы снова встретились в семейном доме. Перед этим я провёл вечер, ночь и утро, только и думая о ней. Я разжигал свою злость, вспоминая, что со мной сделали.

К концу дня, несмотря на всю мою оборону, я оказался с ней в баре.

Её рвение пробило брешь. Как я ни старался, всё равно не мог противиться её добродушию. Она отнеслась ко мне по-родственному. Как… и должно быть. Мне стало стыдно, что я пытался от неё избавиться и держал на расстоянии, хотя она всеми силами старалась сблизиться. В баре я наконец-то перестал избегать её взгляда.

В тот вечер мы общались, как нормальные брат и сестра, будто никогда не расставались. Она больше не возвышалась надо мной, и с каждой встречей я подпускал её всё ближе.

Прошлое забывалось. Иногда я всерьёз задумывался, не сломалось ли что-то в моей памяти? Может, в действительности не было страха, не было покушения и ножа… Мне хотелось поверить, что всё это было плохим сном.

Мы с сестрой стали видеться регулярно. В моей жизни появилось что-то новое, чего никогда не было, и это наполняло жизнь новым смыслом. За следующий год мы будто восполнили всё то, что потеряли из-за расставания. Я был счастлив.

Лишь один раз во мне просочилась старая обида. Я припомнил сестре, как она меня пугала. Пытался прикрыть чувства шутками, но рассказал, насколько мне было страшно из-за неё.

Она извинилась. Мне было важно услышать, что она тоже помнит. Мы продолжали наши отношения, а не делали вид, что встречаемся впервые.

– Иногда желание напугать тебя возникало из ниоткуда. Это было как резкое чувство голода. Я становилась сама не своя, пыталась бороться с этим, но чаще уступала. Не знаю, что со мной творилось. Наверное, это один из тех подростковых инстинктов, которые никто не может объяснить, в том числе сами подростки.

– А помнишь, – сказал я, – как ты пыталась поранить меня ножом?

Я сказал «поранить», а не «убить», потому что к тому моменту уже не верил в это.

К моему удивлению, сестра покачала головой. Я напомнил, ожидая, что она всё-таки подхватит мой рассказ и опишет свою точку зрения.

Но сестра смотрела на меня глазами, полными ужаса. По её словам, в тот день она уезжала с родителями, а когда они втроём вернулись домой, то нашли меня под столом на кухне.

Сестра показала мне шрам на ладони.

– Я пыталась тебя успокоить, но ты ничего не соображал. Рядом лежал нож, я случайно на него напоролась. Потом нас обоих увезли в больницу.

Я утверждал, что сестра напала меня. Но выходит, её тогда вообще не было дома.

– Тебе поставили диагноз сомнамбулизм. Ты видел яркий сон и принял его за реальность. Родители решили ничего тебе не говорить – надеялись, что это был разовый случай.

– А почему ты не сказала?

– Я хотела, но ты избегал меня. Потом мы разъехались. Я правда подумала, что без меня тебе станет лучше и ты быстрее поправишься. Похоже, план сработал, раз теперь ты в порядке.

– Но это был не сон. Ты по-настоящему держала нож и пыталась меня убить.

Сестра клялась, что никогда подобного не делала. Каждый из нас непоколебимо верил в свою историю.

Так начался долгий разбор того дня, длившийся десятки встреч и бесконечную переписку в сети. Нам обоим было сложно поверить друг другу, но мы приняли за истину, что оба не сумасшедшие и говорим правду. Основная версия была такова: кто-то проник в наш дом, а потом скрылся.

Но это было невозможно. Когда напавшая на меня девушка испарилась, то почти сразу прибежала сестра. В другой одежде, кажется… На выходе из квартиры стояли родители, и никто бы не вышел оттуда. Спрятаться тоже было невозможно.

Мы долго держались за эту версию. Она была единственной, вписывающейся в объективный мир. Но, к сожалению, её опровергали объективные факты.

Нам вспомнилась смерть отца. Мама рассказывала, что в последние месяцы он часто кричал во сне. Его здоровье по непонятным причинам ухудшалось: он стал нервным, даже пугливым, и ничего не говорил матери. Он умер от остановки сердца. Мать горевала и не захотела больше жить одна в пустом доме. Она вспоминала, что по ночам не могла уснуть. Дом для неё стал словно чужим, и во время переезда она обронила фразу, что больше не чувствует себя в нём хозяйкой.

Но если не она – не мы, – то кто?

5

Сестра ничуть не изменилась с того дня из далёкого детства: стоит босиком, в домашних шортах и футболке. Чёрные волосы спускаются вниз до груди и полностью скрывают лицо. Моё сердце начинает болеть, будто в него затолкали камень. Я боялся больше никогда её не увидеть, но вот она.

В руке она сжимает нож. Я подхожу ближе и открываю дверцу шкафа. Незачем оттягивать момент, пришли ведь за мной.

– Ты убила мою сестру, тварь.

Никакого раскаяния. Она заносит над собой нож.

Порезы на руках, рана на шее – исключено, что сестра могла покончила с собой. Мы переехали сюда вместе, планируя отвоевать семейный дом у незваного поселенца. С уходом матери квартира в основном пустовала: редкие жильцы не задерживались дольше пары месяцев.

Нечто злое пыталось убить меня ещё в детстве, выбрав самого слабого члена семьи. Существо могло влиять на поведение людей и даже принимать чужой облик. Моя сестра сопротивлялась этому, но всё равно сделала много ужасных вещей. Это не её вина. Все худшие мысли и желания возникали у неё только дома, а за его пределами пропадали.

Мы искали способ изгнать существо. Но оно добралось до одного из нас раньше.

На год оно исчезло, а я остался один с невыносимой тоской. Горе во мне кипело, жгло, поднимало жар во всём теле, и казалось, я испаряюсь – сама жизнь испаряется, оставляя место только для ненависти и безумия.

Меня нужно было потушить, пока я не сгорел. Тогда я выключил в доме свет, надеясь, что это приманит безликого монстра. Ведь я не боюсь.

И вот оно. План сработал.

Это не моя сестра. Та хотела отбить обратно наш дом, нашу крепость, и за это погибла. Мне так плохо без неё. Каждый день я вспоминаю её голос. Пока мы были вместе те недолгие годы, она наполнила меня счастьем.

Пуля вылетает со взрывом и вспышкой. Сразу за ней вторая. От звона в ушах я ничего не слышу. Но гораздо хуже, я не вижу падающего тела, хотя моё зрение в порядке. В футболке двойницы два отверстия. Я всаживаю в неё остаток обоймы. Урон от пуль полностью игнорируется. Чудовище не падает.

Лезть за другим оружием бессмысленно. Я бросаю пистолет и выбегаю из комнаты, мгновенно задвигая толстый стальной засов. С обратной стороны в дверь тут же врезается существо, словно таран. Стальные петли вздрагивают и выдерживают несколько ударов, но их выбивают из стены.

Пол под чудовищем изрисован пентаграммами, знаками и символами различных культур и магических практик. Я как могу выговариваю заученные на разных языках заклинания. По всей гостиной вместо семейных фотографий развешаны кощунственные реликвии, от взгляда на которые при дневном свете захотелось бы отвернуться. Всё направлено на то, чтобы угадать слабые места чудовища и ударить по ним.

Двойнице плевать. Она проходит через все видимые и невидимые преграды, не обращая внимания ни на них, ни на мои слова. Остаётся последнее.

Я срываю с шеи серебряный крестик и показываю чудовищу.

Молниеносный удар чуть не отрезает мне пальцы. Крестик я выбрасываю. Что религия, что прочая мистика – я столкнулся с силой, которая ни во что не верит.

Меня зажимают в угол. Двойница движется медленно, но непрерывно, как механизм. Она снова заносит нож для удара.

Я уже держу лежащую на полу цепь и в нужный момент подтаскиваю тяжёлый медвежий капкан. Голая ступня двойницы касается пружины, стальные челюсти захлопываются, вгрызаясь заостренными зубами в кожу и ломая кости.

Чудовище не издаёт ни звука, оно даже не выпускает из рук нож, но, по крайней мере, падает на колени.

Я отскакиваю, не теряя времени. За спиной раздаётся металлический лязг: двойница кинулась за мной, но цепь, прикреплённая к батарее, выдержала. Это ненадолго. Поэтому свой первый удар я наношу как можно скорее – наотмашь, разворачиваясь всем корпусом.

Чудовище уже поднималось, но удар боевого молота врезается ей в плечо и сбивает с ног. Кости трещат и звенит цепь. На этот раз двойница роняет нож.

Боевой молот умеет колоть, рубить и крошить – всё это я собираюсь опробовать на паразите, захватившим мой дом. Я выбрал это оружие из-за его универсальности. Оно тяжёлое и требует большой силы и выносливости, но за год Никита хорошо меня натренировал.

Молот взлетает и обрушивается чудовищу на спину. С новым ударом острая пика проходит сквозь кожу в районе ключицы. Я отпрыгиваю в сторону, не позволяя себя схватить. Несмотря на увечья, двойница всё ещё вьётся у меня под ногами.

Я отрубаю ей кисть. В ушах барабанный бой, словно в теле бьются несколько сердец и все коллапсируют от нагрузки. Одежда промокла насквозь. Я едва дышу и ничего не слышу.

Сил всё меньше, но они есть. Я много упражнялся и привык к молоту. Его убийственная мощь обрушивается чудовищу на голову. Череп вдавливается и проваливается внутрь. Урон сравним с попаданием под колёса грузовика.

Я настолько искалечил тело двойницы, что на ней почти не осталось одежды. Мне приходится смотреть на голое тело сестры: сломанное, вывернутое и сегментированное. При этом в нём нет крови. На полу вообще никаких жидкостей, словно я изрубил пустую оболочку.

Чудовище слабо барахтается на полу, как умирающая на воздухе рыба.

Я отсекаю ей голову. Та дважды перекатывается и останавливается у шкафа. Лезвие застревает глубоко в паркете. Обеими руками я тяну молот за рукоять, пытаясь вытащить. На это требуется непозволительно много секунд. В спешке я замахиваюсь и ищу взглядом цель для нового удара.

Но он не требуется. Чудовище перестало двигаться. Прежде чем принять этот факт, я на всякий случай отрубаю ей ещё несколько частей тела. Оставшийся запас сил нужно поберечь для возможной обороны. Я отступаю, волоча тяжеленный молот.

Всё?

Передо мной лежит обезображенное тело сестры, хотя я убеждён, что это монстр, принявший её облик. Не исключено, что это тело Никиты или Стаса, а я просто их не узнаю. Безумие совсем меня ослепило? А мог я из-за помутнения напасть на случайного прохожего? Или я разгромил пустую гостиную, сражаясь с галлюцинацией.

Стоит доверять себе? А полагаться на глаза? Вдруг это не мои глаза… Что, если однажды ночью сестра вырвала их и заменила на кошачьи; сердце заменила на свиное; а руку на воровскую, как в той сказке про трёх фельдшеров? Я помню все сказки, которыми она пугала меня в детстве.

Кто я? Что я наделал?

Молот едва не выскальзывает из пальцев, но я вовремя его ловлю и крепче сжимаю рукоять. Не уверен, что смогу ещё раз им замахнуться, но расставаться с оружием не хочется. Бой барабанов утихает.

Я – это по-прежнему я: со своими глазами, рукой и сердцем. У меня слегка поехала крыша, но в целом я нормален. Это мир безумен и опасен, а не я, ведь в этом мире мне пришлось убивать неведомую тварь.

Похоже, я правда её прикончил.

Мы с сестрой прочитали много оккультной литературы и бестиариев. Обезглавливание часто приводилось как способ окончательно избавиться от нечисти. Со своей ролью палача я справился.

Я подхожу к телу. Моя спина и руки катастрофически устали, но я заставляю себя быть наготове. С виду беспокоиться не о чем: даже если двойница жива, двинуться она всё равно не может.

На уколы лезвия ноль реакции. Просто безжизненная и бескровная пустышка.

Пора бы задуматься, как избавляться от тела. Я ожидал, что оно само исчезнет: растворится в воздухе или превратится в пепел. Пепел было бы удобно подмести и высыпать в мусоропровод. Жаль, нельзя вызвать уборщицу.

Время на мгновение останавливается, когда я вспоминаю об отрубленной голове. Её не видно. Барабаны в ушах успевают врезать всего раз, зато до боли звонко. Я нахожу голову неподалёку от места, где она лежала в последний раз. Откатилась? Или всегда там лежала, просто в темноте я не разобрал.

Чёрные волосы даже сейчас полностью скрывают лицо. Это маска, которую двойница не сняла с себя даже после смерти. Меня терзает вопрос…

“Остановись”, говорю я себе, “не ищи ответ”.

Хочу ли я увидеть под этой маской мёртвые глаза сестры, которые неожиданно повернутся ко мне и моргнут? Пожалуй, нет.

Не теряя из вида тело, я пячусь назад и срываю с окна штору. Становится заметно светлее. Я бросаю ткань на голову, а затем замахиваюсь молотом и опускаю его вниз.

Голова окончательно теряет форму и проваливается внутрь себя, превращаясь в месиво. Больше там нет ни глаз, в которые можно заглянуть, ни маски. Ничего нет. Пусть подавится.

Я бросаю молот на пол – держать его больше нет сил, но есть оружие полегче. Наклоняюсь и подбираю нож, которым меня пытались убить. Обычный кухонный нож, ничего потустороннего. Раньше он служил только для мирных целей и резал хлеб, а не плоть. Не стоит возвращать его к остальным ножам, иначе он заразит их кровожадностью…

Наверное, я правда немного сошёл с ума. Но так мне легче принять случившееся.

В комнате похолодало. Проверить бы окна, а после в целом заняться ремонтом. Квартира надолго застыла во времени – пора её обновить и вернуть в настоящее.

К моему запястью будто прилипает паутина. Я отдёргиваю руку, но паутина остаётся. Пряди чёрных волос по-змеиному закручиваются на лезвии ножа. Они не рвутся от моих усилий их перерезать. Сколько бы я ни отступал, пряди удлиняются. Их источник прячется под шторой и он же тянет к себе молот. Я успеваю только посмотреть, как рукоятка скрывается под тканью.

В моей голове проносится мысль, что я сражаюсь с чьей-то плохой причёской. Эта идея настолько внезапная и не к месту, что из меня вырывается смешок, который сразу же превращается в боевой рык. Я сражаюсь, стараясь не выпустить из рук нож. Понятно, что забрать пытаются именно его, так что я держусь за рукоять изо всех сил.

Мою лодыжку пронзает адская боль. Я кричу и падаю на спину. Нож приходится отпустить, и он мгновенно скрывается под шторой. Я смотрю вниз, пытаясь найти причину боли, и вижу отрубленную кисть двойницы.

Я снова кричу. Не от страха, а от невыносимой боли. Мою лодыжку сжали и скомкали, как консервную банку. А рядом снова шевелится прежде мёртвое тело, собирая себя по кусочкам. Оно пытается встать.

Здоровой ногой я бью по отрубленной кисти. Отчаянное решение, учитывая, что так мне могут сломать и её, но кисть просто падает на пол. Из неё вырастают дополнительные пальцы, и все они начинают шевелиться.

Кисть теперь похожа на огромного белого паука. Я готовлюсь, что этот отросток сейчас прыгнет мне на лицо, и тогда, наверное, я останусь без челюсти. Но паук разворачивается и бежит в другую сторону.

Отрубленная голова снова лежит на полу целая. Разорванная на лоскуты штора валяется поблизости. С лицом что-то произошло, но я не успеваю рассмотреть – паукообразная кисть хватает голову за волосы и тащит к телу.

Воя от боли, я поднимаюсь. На сломанную лодыжку невозможно наступить. Я прыгаю на одной ноге, опираясь на мебель, и вываливаюсь из гостиной в коридор. Не видно, что происходит позади, но я слышу щелчки рвущихся звеньев цепи.

Передо мной открываются три пути: в комнату сестры, на кухню и через прихожую за пределы квартиры.

Я снова стал маленьким, а выбор передо мной был огромен. Факты говорят, что чудовище не может или не хочет покинуть квартиру. Достаточно выйти за порог, и я буду в безопасности. В теории. Сейчас единственный шанс в моей жизни это проверить.

Но это будет поражение, бегство. Я брошу свою крепость, и мне не позволят сюда вернуться. Монстр станет хозяином дома. Завладеет собственностью моей семьи, которую он разрушил, убив двоих из нас.

В прошлый раз мой выбор продиктовал страх. Теперь я делаю его осознанно. Я двигаюсь по коридору на кухню и захлопываю за собой бесполезную дверь.

От обугленной яичницы на плите валит дым и воняет гарью. Кожа чувствует жар. Здесь нет заготовленных ловушек, и я мало что могу сделать. Вообще приходить сюда было самоубийством.

Снова как в детстве: я всё так же хочу быть сильнее и смекалистее. К сожалению, в этот раз мне ещё не повезло с ловкостью.

Можно сказать, что я стал храбрее. Во мне сейчас буря чувств, которую не может заглушить даже боль в лодыжке, но страха нет. По крайней мере, не совсем. Это страх не смерти, а поражения. Тварь, убившая мою сестру, не должна выжить. От неё не должно остаться ни кусочка, чтобы она опять не собралась.

Проклятье, ничего нет! Тварь никак не остановить, она слишком сильная.

Я наконец кое-что замечаю. Оно прямо на виду и точно манит к себе. Это плохой способ закончить битву… но, наверное, по-другому никак.

Время на подготовку заканчивается очень быстро. Двойница знает, что дверь на кухню не заперта, поэтому спокойно входит.

У меня сжимаются кулаки, когда я её вижу. На ней не осталось одежды, и видно, как изменилось тело: стало выше, красивее, взрослее. Теперь это – копия моей сестры из настоящего. Она чуть сгорблена. Руки пусты и висят вдоль туловища, но нож всё ещё при ней.

Лезвие торчит прямо из лица. Острый конец направлен на меня.

Сестра видела это же перед смертью? Надеюсь, что нет, и её мучения прервались быстрее.

Мой внешний вид тоже изменился. Я обнажён по пояс. Рядом выкручены на максимум все конфорки, а на газовой плите валяется всё, что может гореть. Моя футболка лежит на столе, под которым я когда-то прятался. Она горит – огонь уже перебрался на обои и движется к потолку. Из-за сильного жара трудно дышать.

Двойница впервые проявляет эмоции. Она резко поворачивает голову к зарождающемуся пожару, затем смотрит на меня, потом снова на огонь. Её беззвучно трясёт. Я не сдерживаю смех. Захваченная ею территория горит, а она ничего не может поделать!

Честно говоря, мне плевать, даже если сгорит всё здание. Пускай только вместе с ним поджарится тварь.

Двойница делает шаг ко мне: решительно, злобно. Сейчас она больше всего похожа на человека. Я разжимаю кулак и подношу спрятанный спичечный коробок к огню. В моей руке на несколько секунд появляется шипящий и растущий огненный шаг, который я бросаю чудовищу в голову.

Она отбивает его рукой, не сбавляя шага. Вот сука.

Я бросаюсь к объятому пламенем столу, чтобы он нас разделил. Я не рассчитываю выжить, но продолжаю пытаться. Огонь уже повсюду, на кухне пекло. Двойница бьёт по столу рукой, и он ломается, освобождая ей дорогу.

У меня пропадает опора. Я балансирую на одной ноге. К моей шее тянутся бледные руки, но я их перехватываю. Теперь мы с двойницей неразлучны – она моя опора. Нетерпеливо тянется ко мне, будто хочет поцеловать. Лезвие ножа летит на полной скорости мне в лицо.

Тут не увернуться. Хватку тоже не разжать. Я бросаюсь в сторону и вынуждаю монстра сделать ещё один шаг за мной.

С левой половины моего тела сползает кожа. Огонь не щадит и наполняет болью, которую он будто сам испытывает, пока горит.

Пламя дотрагивается и до двойницы. Её волосы вспыхивают. Она трясёт головой, пытаясь сбросить огонь, но только больше его разжигает. Если она способна испытывать боль, то ей точно больно. Злорадство – это единственное, что я чувствую, помимо собственной агонии. Гори, тварь! Пусть от тебя ничего не останется!

Нож выходит из лица и падает. Он нам больше не нужен. Огонь перекидывается двойнице на плечи и спину, а её маска сгорает. Я наконец-то вижу лицо своего врага.

Мы смотрим друг на друга, и на несколько секунд я перестаю стонать от боли.

Хорошо, что я больше не умею бояться. Я не отворачиваюсь от этих червоточин. Наоборот, тянусь к ним и сливаюсь. Это не чудовище научило меня смотреть страху в глаза, а настоящая сестра. Она вдохновляла меня своим примером всё то время, пока мы были вместе.

Весь мир сгорает. И последнее, что я понимаю: если мы с этой тварью отправимся в ад – я добью её там.

* * *

СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ

Автор: Максим Сенькин

telegram: t.me/senkin_writer

instagram: @senkin_writer

mx.v.senkin@gmail.com

Обложка: Катерина Беличко

artstation.com/katerina_belichko

instagram: @kat_beli

Надеюсь, вам понравилась история. В любом случае спасибо, что прочли её до конца! «Семейные узы» во многом продолжает темы и настроение прошлого сборника «Где рождаются чудовища», и чувствую, моя тяга к «квартирным ужасам» ещё явно не утолена.

За кинематографичную обложку спасибо Катерине Беличко! Как всегда, оставляйте комментарии и пишите в соцсети. Я всё еще ищу свой стиль и мне очень нравится слушать и читать отзывы о своих работах: и плохие, и хорошие. Так что дерзайте.

Держитесь за своих близких и не побоитесь вытащить их из ада (или отправиться за ними туда). До скорого.

Москва

2020

Оглавление

1

2

3

4

5