Довлатов на Дошираке [Андрей Дмитриевич Мадов] (fb2) читать онлайн

ДОВЛАТОВ НА ДОШИРАКЕ

(Записки консультанта)

Все нижеописанные события вымышлены,

За исключением тех, что происходили на самом деле.

Хотите открою вам один секрет? Я ясновидящий. Талант несомненно полезный, только вот у меня этот дар развит не совсем привычным образом. Я могу заглядывать в будущее, но только свое и исключительно на день вперед. Просыпаясь утром я точно знаю все, что случиться со мной в этот день. Практически поминутно могу предсказать все события, которые произойдут и не произойдут, ни при каких раскладах.

Хотите открою вам один секрет? Вы тоже ясновидящие.

Звонит будильник. Медленно и неохотно я разлепляю веки, секунду другую любуюсь некогда белым потолком, и закрываю снова. В голове в это время происходит столкновение двух противоборствующих сил. Схватка не на жизнь, а на смерть между совестью и здравым смыслом.

Совесть шепчет мне своим гаденьким голосом прямо в левое ухо: – «Поднимайся. Второй будильник ты не поставил, а значит закрывать глаза ни в коем случае нельзя, иначе уснешь, проспишь на работу. Будут неприятности, выговор. Еще не дай бог премии лишат и придется снова есть неделю гречку без всего».

Этот монотонный шепот, разбегается волной, пробираясь в самые темные уголки души, вызывает раздражение во всем организме и игнорировать его невероятно сложно.

Здравый смысл в свою очередь кричит громовым голосом мне в правое ухо всего один вопрос: – «А зачем?» Вопрос, при попытке ответить на который, рождаются лишь новые вопросы.

Действительно зачем? Зачем превозмогая, практически хронические недосып и усталость, вырывать себя из бархатных, теплых объятий одеяла. Идти туда, где ты совсем не желаешь оказаться и где, если уж говорить на чистоту, не горят желанием видеть тебя.

Вопрос тут, пожалуй, стоит задать несколько иной.

Ради чего?

У каждого действия должна быть какая-то цель. В нем должен быть смысл и конечный результат несущий выгоду для того, кто это действие совершает. На первый взгляд он есть, и даже более того весьма очевидный, но при углубленном разборе пропадает напрочь. И не понятно, то ли смыла действительно нет, толи я в своих рассуждениях свернул куда-то не туда.

Много чего еще кричит мне здравый смыл, но шепот совести от чего-то оказывается в разы громче.

Я окончательно просыпаюсь и иду умываться. Отголоски здравого смысла еще звучат в моей голове, но я говорю ему: – «Иначе нельзя, я должен понимаешь?»

И он умирает до следующего утра.

Если вы, когда ни-будь читали или слышали легенды и мифы древней Греции, да что там Греции, любые легенды и мифы, то ни могли не обратить внимание на одну закономерность. Ради достижения некой абстрактной цели герои обязательно должны пройти несколько сложных, порой смертельно опасных испытаний. В жизни все приблизительно так же, во всяком случае в моей, о других судить не берусь. Вот только испытание у меня повторяется изо дня в день, а конечная цель отсутствует, есть только конечная остановка, что согласитесь ни одно и тоже.

Испытание это носит громкое, многоступенчатое название – Государственное унитарное предприятие города Москвы «Московский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени метрополитен имени В. И. Ленина».

Большую часть дня это относительно спокойное место, но упаси вас бог оказаться там с семи до девяти утра в будний день.

Первая же сложность начинается в непосредственном проникновении в вагон. Я стою у края перрона в окружении людей, растерявших все человеческое, людей, которые готовы сбросить тебя на рельсы если им это позволит не опоздать на ненавистную работу. И даже обвинять их у меня не получается. Мы все в одной лодке, все вместе ждем поезд, который увезет нас не на ту остановку.

Наконец, освещая рельсы ярким желтым светом, электричка выскакивает из туннеля. Первые вагоны с оглушительным свистом и грохотом проносятся мимо. В этот момент человеческие мечты сжимаются до непростительного размера. Все чего желаешь сейчас, чтобы двери вагона остановились ровно напротив тебя. Это дает почти семидесяти процентную вероятность успешного проникновения.

Мне везет с третьей попытки. Я делаю шаг внутрь, испытывая при этом неподдельную радость, и даже недовольные, ввиду твоего посягательства на их личное пространство, пассажиры не могут испортить этот момент триумфа.

Я, пытаясь сохранить остатки вежливости, осторожно пробираюсь глубже к противоположным дверям. Тут же получаю мощный удар в спину. Меня отрывает от земли и буквально впечатывает в других людей ополоумевший людской поток. Этот удар мгновенно выбивает радость, вежливость и веру в человечество.

Электричка трогает с места. Пытаюсь удержать равновесие и вопреки рефлексам не хвататься руками за других пассажиров, но на одной ноге это сделать не просто. Вторая зажата, настолько плотно, что я перестал ощущать ее как свою собственную.

Постепенно приспосабливаюсь, даже сильно бьющий в нос запах пота и неизбежности перестает беспокоить. Человек в этом смысле даст фору даже тараканам. Все перетерпим, ко всему привыкнем и слова лишнего не скажем.

Особенно если человек русский.

Однако суровая действительность не желает сбавлять обороты. В спину приходится еще один удар. Оборачиваюсь в поисках обидчика. Вижу старушку неприятной внешности. Губы тонкие, сомкнуты так плотно, что почти незаметны. Взгляд тяжелый, как все грехи человечества вместе взятые.

– Вы сейчас выходите? – Спрашивает она, перекрикивая шум.

– Нет – говорю, – не выхожу. Ни сейчас, ни на следующей.

А сам про себя думаю, выходить я конечно не собираюсь, но возможно меня просто вынесут. Выходят люди из вагона еще страшнее и опаснее чем в него попадают. Ну да ничего, одни вынесут, другие занесут обратно.

– Тогда давайте поменяемся. – Кричит мне старушка.

Я, напомню, стою на одной ноге, тут не то что поменяться, пошевелиться возможности никакой нет. И вокруг такая же картина. В средние века после таких близких контактов жениться пришлось бы.

Сначала я было подумал, бабушка решила пошутить. Бывает у стариков, скажем так, своеобразный юмор. Приглядевшись к ней, я понял, что ошибаюсь. Юмор там не то что бы давно умер, он даже никогда не зарождался.

С трудом подавил желание ответить на ее предложение в привычной для себя ядовито-саркастической манере. День еще только начинается, яд нужно беречь для особых случаев. Поэтому просто говорю: – «Как вы себе это представляете?»

Зря спросил. По глазам вижу, никак не представляет. Воображение еще меньше чем юмора. Наблюдательность в глубоком нокауте. Она знает только, что, если один человек не выходит на следующей остановке, а другой выходит, они должны поменяться. Внешние факторы дело десятое.

– Давайте, поезд остановится, часть людей выйдет, и я освобожу вам проход. – предлагаю я.

Она согласно кивает.

Я отворачиваюсь, пытаюсь поймать ускользнувшую мысль, что бродила в голове пока меня не отвлекли. Только начал подбираться поближе, почувствовал боль в единственной, твердо стоящей ноге и как что-то твердое уткнулось в шею. С трудом обернулся.

Старушка все же решила пойти на абордаж. Не обращая внимания на недовольные крики и ругань людей которым по зубам и глазам, она заехала высокоподнятой тростью, медленно и неуклонно, с грацией и эффективностью бульдозера она двигалась к выходу сминая под собой все живое.

У нее есть цель, четкая и осязаемая. Первой выбраться из вагона. Первой бегом добежать до эскалатора. Вихрем промчаться по улицам города, лишь бы раньше всех успеть на прием к кардиологу и пожаловаться на больное сердце.

Московское метро – это отличная зарядка перед тяжелым рабочим днем. Оно насыщает тебя до краев ненавистью и презрением ко всему. В результате приходишь на работу в подходящем настроении. Иначе просто нельзя.

Настроение все равно испортят рано или поздно. Так уж лучше сразу. Зачем давать росткам надежды пускать корни. Подобный сорняк нужно вырывать сразу, решительно и бесповоротно. Иначе нельзя, иначе можно немного поверить в счастье…

Рабочий день начинается с общего собрания. Стая собирается вокруг вожака и слушает его проповеди.

Единственная приятная вещь в них – неизменность. Изо дня в день повторяется одно и тоже. Про планы продаж, работу с клиентами, про то, что мы лицо этой компании и должны вести себя соответствующе. Если слышал один раз, больше можно не слушать, главное сохранять серьезное выражение лица и кивать в случайных местах. Думать можно, о чем ни будь своем. Вот я и думаю.

Думаю, о том, что рабство вовсе не исчезло, ни с распадом римской империи, ни в результате победы севера над югом.

Оно эволюционировало, сменило инструменты. Вместо ошейников и цепей пришла зарплата.

Денег тебе выдают ровно столько, чтобы хватило с горем пополам дожить до следующей подачки. Возможности хоть немного скопить и спрятать под матрасом нет. В результате оказываешься по-настоящему привязан к работе.

Если уйдешь, то пока будешь искать нового рабовладельца сойдешь с ума от безденежья, вот и приходиться терпеть. Приходиться срывать спину таская тяжеленные коробки с книгами, спать по четыре часа в сутки, и стоять по четырнадцать часов на мертвых ногах. И снова всплывает извечный вопрос —Ради чего?

Твои хозяева прекрасно все это знают, они чувствуют тот момент, когда раб доходит до края и подкидывают ему кость с барского стола. Вызывая легкий налет воодушевления, который позволяет продержаться еще некоторое время. И продолжается это бесконечно.

Причем размер зарплаты значение никакого не имеет. Учитывая, как быстро растут наши потребности, чем больше рабовладелец выплачивает денег, тем крепче становиться цепь удерживающая раба на месте.

Отдельное спасибо культу потребления конечно. Современные рабы мечтают не о свободе, но о возможности. Возможности купить себе получше телефон, ноутбук, машину, квартиру, нужное подчеркнуть.

Конечно деньги работают не всегда со стопроцентной гарантией. Тогда рабовладелец применяет более сильное средство дабы привязать раба к себе. Он дозировано и крайне осторожно, дает ему крохотную каплю власти.

Власть нельзя купить в магазине, и от того она более ценней и приятней нашей натуре. Раб получивший власть над другими рабами, возвысившийся, становиться верным своему господину, почти как собака. Ощущает свое причастие к чему-то большему и в благодарность готов служить почти бескорыстно.

В этом отношении современные рабы ничем не отличаются от своих предшественников.

Власть меняет человека. Я неоднократно слышал от Армаша речь в духе:       – «Мы сегодня реализовали столько-то товаров по акции. Это принесло нам такую-то сумму».

Под словом «нам» он, конечно, имеет в виду компанию. Так как нам, то есть сотрудникам магазина, это может принести только более высокий план на следующий месяц. Грубо говоря ничего кроме геморроя это не сулит, Армашу, в том числе.

Я как-то не сдержался и спросил, верит ли он сам в то, что говорит. Он ответил длинной, нудной, заранее заготовленной речью. В его голосе я слышал голоса других людей, вложивших эти слова ему в голову. Настоящий же ответ мне не без труда удалось прочесть в его глазах. И мне сделалось лишь отвратней, потому как ответ был – да, он верит. Жаль, человек он по сути неплохой. Был во всяком случае.

Напутственная речь кончилась. В моей голове раздался звук хлыста, рассекающего воздух. Поехали…

Солнце постепенно поднималось над Ордынкой. Из нор начали выползать клиенты. Со своими запросами и потребностями. С тараканами в голове коих ты по долгу службы должен любить сильнее чем родных и близких.

Первый же мужчина умудрился с ходу выбить меня из равновесия.

– Молодой человек, доброе утро, – обратился он, как только я оказался в зоне досягаемости. – Мне нужна авторучка не шибко дорогая, но и не дешевая. С синими чернилами, но не слишком темными и не особо светлыми и что бы писала не тонко и не толсто.

– А еще что бы по утрам яйца варила не в крутую, но и не всмятку. – попытался пошутить я в ответ.

Юмор не оценил, обиделся и пошел искать других консультантов. Тут же подошла женщина.

– Здрасте, а покажите где у вас тут Донцова лежит. – Заметьте, ни есть ли у вас Донцова, а где. Говорю, что такого автора у нас, к сожалению, нет.

– Как это нету. Не может быть такого.

– Еще как может. – Отвечаю я, в миллионный раз добавляя. – Книг на свете великое множество, невозможно собрать все под одной крышей.

– Может быть на складе посмотрите. – не сдается она.

Я тяжело вздыхаю. Иногда мне кажется, что люди представляют склад эдаким порталом в параллельную вселенную, в которой все есть.

– Нет у нас Донцовой на складе. – Говорю я, делая особый акцент на слове – «нет». Не уходит, продолжает буравить взглядом. Видимо неубедительно делаю акценты.

– Давайте я по базе посмотрю. – Предлагаю я, окончательно сдавшись.

– Вы уж посмотрите.

Идем к компьютеру. Вбиваю в строку поиска фамилию, в ответ ожидаемо получаю пустоту.

– Нет, по всей сети нет. – Сообщаю я таким виноватым голосом словно сам эту Донцову раскупил.

– Жаль. – сокрушается женщина и спокойно уходит.

Что-то все же меняется под солнцем. Люди стали больше доверять компьютерам, хотя совсем недавно даже подойти к ним боялись.

Людей вроде немного, пользуясь случаем подхожу к Наташе пересказать ей только что отзвучавший диалог и, в целом, пожаловаться на жизнь.

«– Это все ерунда», – говорит она.

– У меня вчера пятнадцать минут допытывались, почему это мы не продаем книги со вкусом.

– Какие книги? – Искренне удивляюсь я.

– Ну, оказалось, есть такие специальные съедобные книги. Прочитали, съели.

      Я представил у себя в голове следующий диалог:

– Что у нас сегодня на ужин дорогая?

– Достоевский, милый.

– Ох нет, давай лучше Гоголя, Достоевский горчит.

Пересказал это все Наташе, она улыбнулась. Мне стало немного легче. Всегда становиться если удается вызвать улыбку у людей на лицах. Говорю без лицемерия и лишнего пафоса, если удалось рассмешить хотя бы одно человека за целый день, это очень дорого стоит. Особенно в таком не располагающем месте.

Пока я об этом думал, из-за стеллажа показалась администратор Таня.

– Так, что стоим у кассы вдвоем, народу много, быстро рассосались.

Что бы мы без тебя делали Танечка, даже не знаем. А вот с тобой знаем. Знаем и рассасываемся.

Время к обеду. Стою возле стеллажа с книгами по живописи. Подходит женщина лет сорок, сорок пять. Волосы туго стянуты на затылке. Очки в стиле ретро или просто старые, уже не могу отличить разницу. Взгляд сухой и возвышенный.

– Простите, вы мне можете помочь по этому разделу.

– Могу найти вам нужную книгу, но сразу скажу в живописи совершенно не разбираюсь.

– Ну как же так! – восклицает она. – неужели вам чуждо чувство прекрасного, неужели вы не хотите видеть и понимать красоту.

Как меня достали подобные личности. Именно достали, слово не совсем литературное, но донельзя подходящее.

– Почему вы, скажите мне, решили, что я не умею видеть красоту. —отвечаю я, совершенно не собираясь сдерживаться. – умею. И не думаю, что для этого нужно знать фамилии художников или уметь отличать классицизм от романтизма. Достаточно только посмотреть на картину и сразу понятно – это красиво, волнительно и трогательно.

Разве для того что бы наслаждаться музыкой обязательно знать ноты? Разве исключительно филолог может до зари не выпускать из рук книгу и впитывать красоту образов и откровений, мелькающих между строк. Ну конечно же нет.

Попытки понять красоту, на мой взгляд изначально ошибочны. Понимая, вы начинаете оценивать разумом. Не понимая – сердцем. А как мне кажется, сердце больше смыслит в подобных делах.

Относится это причем ни только к творчеству. Вот к примеру, не так давно зашла в магазин девушка, на первый взгляд самая обычная. Пальтишко на ней серое было. Волосы мышиного цвета. Губы бледные, нос чуть с горбинкой. Глаза усталые, без огня.

Но что-то в ней такое было, отчего у меня натурально ноги подкосились. Видел я в ней красоту, настолько непонятную, и такую сильную, всеобъемлющую, что хотелось толи сбежать на край света и спрятаться там от искушения, толи броситься этой красоте на встречу и расцеловать куда попало.

– И что же сделали? – вклинилась в мой монолог женщина.

– Да ничего я не сделал, ничегошеньки, как обычно.

Пообщались мы с ней еще немного. Спеси в ней поубавилось, и вроде даже довольные друг другом разошлись. Она ушла искать кого бы еще поучить видеть и понимать красоту. Я остался у стеллажей в ожидании конца смены.

Скандалы порой возникают на ровном месте. Этот, на сколько я помню, случился в начале декабря.

Мужчина с женой прогуливались вдоль стеллажей. Оба были одеты дорого и безвкусно. Так обычно одеваются внезапно разбогатевшие люди, которые не очень понимают, что делать со свалившимися на них деньгами. Поэтому они обвешиваются шмотками и украшениями подороже и думают, что это красиво. Забывая, цена сама по себе красотой не наделена.

Мужчина случайно задел сумкой керамическую копилку, та упала на пол и разбилась. Я с улыбкой погрозил указательным пальцем. Мужчина в ответ тоже улыбнулся, спокойно достал кошелек и спросил сколько он должен.

Прежде чем я успел ответить, его жена, приняв позу квочки, расфуфырившись, с угрожающим видом двинулась в мою сторону.

– Что значит сколько ты им должен! – взвизгнула она. – Не будем мы ничего платить. Сами виноваты, у них выкладка неправильная. Кто же такое хрупкое с краю ставит. Ни копейки вам не отдадим. Я законы знаю, зовите администратора.

– Не хотите платить не нужно. Спишем, да и все. Ни в первый раз и не в последний.

– Ты мне хамить еще будешь молокосос. Зови администратора. Я законы знаю.

– Зачем администратора то звать? – удивляюсь я. – говорю же платить не нужно. Идете с миром, с богом, с кем хотите в общем.

– Поставят как попало, а порядочным людям потом плати. Безобразие! Безобразие! Беспредел! Жулье одно кругом…

Дальше идет непечатный набор слов. Непечатный не потому, что там мат или слова грубые, а потому, что я такими словами бумагу ни за какие деньги марать не буду. В конце прозвучало уже фирменное – зовите администратора.

Ладно думаю, черт с тобой. Бегу в подсобку.

– Тань ты занята?

– Ушаю. – Ответила она с набитым ртом.

– А ну кушай тогда, приятного аппетита.

– Случилось чего?

– Да не, все нормально, сам разберусь.

Прибегаю обратно в зал. Сумасшедшая еще там. Пристает к людям, рассказывает какие мы все сволочи.

– Боюсь администратор подойти не сможет, она на обеде.

– Как на обеде? В такое время! Врешь небось скотина.

В ее голосе столько удивления, будто сама мысль о том, что кто-то может позволить себе полчаса свободного времени противоестественна. Хотя я совершенно уверен, сама на работе в обед палец о палец не ударит.

У меня трясутся руки от злости, сдерживаться все труднее.

– Да на обеде. – Повторяю я. – А мы что по-вашему, должны четырнадцать часов ни есть, ни пить, ни в туалет, пардон, не ходить.

Мы ведь тоже люди, самые что ни на есть обычные, такие же как вы.

Нам тоже иногда становиться плохо, мы бываем расстроены. Ошибаемся на ровном месте, и вы нас за эти ошибки готовы сожрать не прожевав. Да, по регламенту клиент всегда прав, а мы виноваты. Но по-человечески это не так.

Почему мы вам за любой косяк должны в ноги падать, прощения вымаливать, а вы нас с говном мешаете и даже если не правы были никогда не извиняетесь.

Научитесь видеть за бейджиком человека. Все от этого только выиграют.

– Вот вы не думали… – Обратился я к женщине. Но вижу, нет, она не думала. Может не хочет, может не умеет, и когда ей об этом напоминают, звереет окончательно.

Спас меня ее муж. Он аккуратным, натренированным движением отодвинул свою жену за спину и обратился ко мне:

– Сколько я вам должен?

– Нисколько, я же сказал.

– Я настаиваю.

– Тысяча семьсот.

Он рассчитался и выводя из зала упирающуюся жену, указывая на не взглядом бросил на прощанье только одно слово – извините. Только одно слово, но порой это даже больше чем нужно.

Вот так и проходит весь день. Тебе постепенно ниже плинтуса опускают настроение и когда кажется, что дальше уже некуда портят его еще сильней.

К примеру, зайдет девушка симпатичная в магазин улыбнется тебе, и вроде только полегче станет, как понимаешь, что ни тебе она улыбнулась, а своему знакомому за твоей спиной.

Приглядишься, а у нее сумочка стоит две твоих месячных зарплаты. И сразу понимаешь на хер ты ей не сдался со своим бейджиком на шее.

Бейджик вообще отличный контрацептив. На тебя просто никто не смотрит, ты тень, даже хуже, ты продавец-консультант.

И выбор у тебя один. Сойтись с другим бейджиком, чтобы потом сидеть дома вечером на диване и обсуждать работу, потому как больше ничего в голову и не приходит.

Работа меня не отпускает даже дома, она сидит в голове и не дает расслабиться. Я то и дело на выходном бросаю взгляд на часы. Считаю сколько часов мне осталось отдыхать. Да и отдыхом это можно назвать весьма условно. Сидишь уставившись в приставку, потому как больше ни на что, ни сил, ни денег не остается.

Можно конечно взять ручку и бумагу и попытаться создать что-то стоящее, значимое. Одна проблема, для писателя нужны впечатления, нужны яркие эмоции. Для того чтобы выплеснуть из внутренней чаши хоть каплю, нужно эту чашу чем-то наполнить, а чем? Тем что описано выше как-то не хочется.

Максимум на что меня хватает, это писать прокисшие, посредственные стихи, наполненные тоской и угрюмостью, потому как сам я с каждым годом становлюсь таким.

Живой ум, уж простите за самолюбование, не позволяет мне воспринимать действительность как должное и в результате отсутствия в жизни чего-то важного образуется пустота, которую я пытаюсь залить алкоголем.

Изредка пью коньяк, утешая себя тем, что это благородный напиток и распитие коньяка не пьянство, но приятное времяпрепровождение. Сам понимаю прекрасно, что просто вру себе. И уже видится мне вдали бутылка водки. На этикетке колосится пшеница и говорит: – «Скоро ты в меня упадешь». И я соглашаюсь. Конечно упаду, если ничего не поменяю, если не начну жить иначе, конец мой предельно предсказуем.

Давайте немного позанимаемся математикой. Я, например, жутко «обожаю» ей заниматься. Делаю это три раза в месяц.

К примеру, приходит аванс, я сразу же выделяю свободную от необходимых затрат сумму и делю ее на количество оставшихся до зарплаты дней. Получается, как правило рублей 200 – 250 на сутки.

Давайте возьмем усредненные 225 рублей на сутки. Книга, к примеру, Довлатова в самом дешевом издании стоит в среднем 200 рублей.

Кто-то может сказать зачем тебе бумажная книга, читай электронные, буквы то одни и те же, какая разница? Есть разница.

Между бумажной книгой и электронной такое же различие как между фильмом на DVD и просмотром в кинотеатре, между рок концертом и прослушиваньем песен с телефона в наушниках. Содержание одно, но ощущения совершенно разные.

Без таких маленьких радостей жизнь окончательно скатывается, простите за мой французский, в унылое говно.

Вот и получается, чтобы купить книгу приходиться не есть целый день, пить только воду из кулера представляя, что она со вкусом говядины. Паршиво это братцы, когда ради одного приходиться полностью отказываться от всего остального.

Подхожу к кассе пробиваю книгу, оказалось я забыл про скидку сотруднику, с ней получается не двести, а сто семьдесят шесть рублей. Компания щедро скинула мне двадцать четыре рубля за мой труд.

На самом деле это потрясающая новость, значит у меня остается еще сорок девять рублей.

Я окрыленный несусь домой на метро. Забегаю в магазин и покупаю заветный доширак за тридцать девять рублей. И даже хватает на черный чай, с благозвучным названием – «черный чай», за девять рублей.

Пили, когда ни будь чай за девять рублей? Знаете, каков он на вкус? Да в общем то ничего. Чай, как чай, и это самое страшное.

Я заметил, что у нищего человека вкусовые рецепторы атрофируются за ненадобностью. Понятие вкуса заменяет понятие цены. Дорого – вкусно, дешево – помои.

Покупаешь с премии дорогой коньяк и смакуешь его, а отличается он по сути от дешевого, названием на этикетке. Если внимательно эту самую этикетку почитать, выясниться, что обе бутылки на одном заводе и разлиты.

Прихожу домой, вынимаю все из пакета на стол. И так получилось, что книгу Довлатова я положил прямо на доширак, и меня от этой картины прямо размазало. Более наглядной инсталляции моей жизни и не придумаешь.      Может у меня крыша поехала если подобное мне кажется наполненным смысла и символизма. Однако даже если и так, это все же побудило меня сесть и написать этот рассказ, а значит в этом, что-то есть. И самое главное, что Довлатов все же лежал сверху. Так как для меня пища духовная все еще важнее всего остального. В этом я вижу свое спасение, в этом я вижу надежду, что еще не все потеряно окончательно, что я смогу изменить хоть немного в своей жизни.

Главное не ждать, не надеяться на чудеса, а действовать. Пускай неправильно, ошибочно, но нельзя пройти тернистой дорогой жизни, не оступившись. Я сам когда-то писал:

Рискуй! И наслаждайся этим всласть.

Не бойся ненароком оступиться.

Ведь в этом мире с высоты упасть,

Не значит, обязательно разбиться.

А раз писал, нужно свои слова воплощать в действия. Поэтому на следующее утро я, придя на работу, сразу зашел к Армашу и сказал:

– Распечатывай мне заявление на увольнение.

– Ты уверен?

– Уверен.

Он распечатывает, я подписываю все что нужно и ухожу. А в спину мне летит его голос:

– Ну и куда ты собрался? Думаешь где-то лучше будет. Да везде так же, везде одно и то же. Образования у тебя нет. Куда ты пойдешь?

– Прямиком, блядь, в светлое будущее. – отвечаю. – я никуда иду, я откуда.

– Ты молодой еще просто, не понимаешь. Так все живут. Все от зарплаты до зарплаты тянут и копейки считают. Все гадость жрут, так как на другое денег не хватает. Им всем тоже уволиться? Пойми, иначе нельзя.

Я ему ничего не ответил. Вышел на улицу, закурил. Думаю, не прав он. Все его слова, это слова фаталиста. Можно иначе. Я вам даже так скажу, иначе братцы – нужно.