Плюш и Ко [Надежда Опалева] (fb2) читать онлайн

Надежда Опалева Плюш и Ко

Глава 1

Трехэтажное здание засасывало людей с заданной скоростью, в нем уже осветили окна холодным светом, стучали стулья о деревянный пол и шуршала бумага. На лицах, спешащих мимо людей отсутствующий взгляд блуждал из стороны в сторону. Одиноко стоящий молодой человек, почти не шевелясь, медленно докуривал сигарету, его губы нашёптывали песни ушедшего лета, а кожа еще сохраняла теплый загар. Конечно, встречались и те лица, которые вопреки всеобщей апатии, излучали легкие улыбки, но, конечно же, их было немного. А все потому что наступил новый учебный год.

Одна из старшеклассниц хранила на лице выражение тревоги, брови ее сошлись на переносице, нервно пережевывая нижнюю губу, она то и дело вытирала вспотевшие ладони о клетчатую серую школьную юбку и кивала в ответ на все вопросы, которые задавала ей спутница.

– … К тому же он довольно туп! Как-то раз девчонки ему вопрос задали: можно ли бросить курить, если заменить сигареты карамельками? Он, представь, думал весь день, ответил им вечером, когда они забыли уже про этот разговор… И это его лицо! Когда он думает, его перекашивает, словно у него из зада барсук лезет! Ты прости, Зум-Зум, но все равно не понимаю твоей страсти к нему.

Они остановились в аллее акаций, что вела от ворот школы к ее главному входу. Там, за пожухлыми кустами, у межкорпусного перехода шумели ребята из другого класса, среди которых взгляд Зум-Зум сразу выхватил нужный силуэт. В ее груди что-то колыхнулось. Недолго думая, она протиснулась через акацию, изрядно ее погнув.

– Шелл! Шелл, можно тебя на минутку?! – замахала Зум-Зум.

Ростом выше среднего, худощавый и широкоплечий, сероглазый индивид, с белым ободком на голове, Шелл подошел к ней с видом совершенно неприступным, встал к ней боком. Как и большинство влюбленных девушек, Зум-Зум видела в нем только хорошее, ее не смущали покрытые прыщами щеки, и довольно оттопыренные уши, которые пытались скрыть длинные волосы. Слабости к Зум-Зум он не питал.

– Я сейчас, парни. – голова Шелла по-черепашьи немного вжалась в плечи.

Зум-Зум, как называли ее все вокруг, имела миловидную внешность, природа одарила ее темно-серыми глазами и выразительными бровями, у нее были темные каштановые волосы, на носу виднелось немного веснушек, невысокий рост, а еще почти 65 лишних килограммов. Школьную юбку, доходившую ей до колен, девушка застегивала на собственноручно пришитый бельевой крючок, кашемировый жилет и школьный пиджак не могли скрыть излишки тела, и его пуговицы сходились спереди с большим трудом.

– Привет, чего тебе? – нетерпеливо сказал Шелл, не обращая внимания на Патрицию, нетерпеливо выглядывающую из кустов.

– Я хотела тебе сказать… Точнее, я хотела тебя спросить… – Зум-Зум покраснела так сильно, словно только-только вышла из сауны.

– Резче давай! – он пальцем начертил окружность в воздухе.

– Шелл, у меня скоро появятся два билета… на гонки. Ты же любишь гонки? Приезжает команда…

Она не успела договорить, как Шелл схватил ее за плечо и с силой поволок в сторону под общее улюлюканье его друзей-шалопаев, толкнул ее к дверям перехода, потом скрючился так, будто опускал голую ногу в ледяную прорубь.

– Ты меня, типа, на свидание приглашаешь?! – он стал таким же красным, как она.

– Если поход вдвоем на мероприятие можно назвать свиданием, то да, наверно. Ты говорил, что ты любишь гонки…

– Да, я говорил такое, но не тебе, а им! Мне нравятся гонки! Если я с тобой пойду… Нет!

– Мы просто плохо знакомы! Ты убедишься, я просто душка! Если бы мы провели время вместе…

– Стой! Стой. Во-первых, если бы мы пошли туда вместе, то как раз из-за тебя я бы не увидел ни одной машины. – Шелл нарисовал в воздухе волнистый образ, изображающий силуэт тучного человека. – Во-вторых, с чего ты взяла…

– Это грубо! Не будь таким! – Зум-Зум поняла, что хочет сказать Шелл. К ее горлу подкатил тот упрямый комок, который не дает сделать вдох, слезы заполнили глаза.

– Таким? Таким засранцем? Я бы назвал это прямолинейностью, но плевать. Что ж, это моя отличительная черта. Правильно я тебя понял: ты пригласила никого-то другого, а меня, получается, что я тебе нравлюсь, то с этой чертой ты тоже должна познакомиться. Я прав?

– Никто не говорил, что нравишься. – Зум-Зум так сильно мяла в кулаке край пиджака, что ладони ее зачесались.

– Давай так… – Он поджал губы, вид его был очень серьезным. – У меня есть одно правило – я не встречаюсь с телками из нашей школы. Но! Я могу сделать для тебя исключение – наши родители, вроде как, в хороших отношениях, не хочу потом выслушивать от матери по этому поводу. Скинь килограмм 100, и попробуй пригласить меня еще раз. Кто знает, возможно, я соглашусь. Ты притащила с собой секунданта, а я не отказываюсь от слов, сказанных при свидетелях.

Зум-Зум оглянулась, из-за угла выглядывала круглая голова Патриции. Шелл встряхнул шевелюрой, махнул костлявой рукой на прощанье и вернулся к своим друзьям. Не прошло и минуты, как гоготала вся их компания, поочередно оборачиваясь к переходу и тыча пальцами в ее сторону.

– Вот козел! Смотри-ка, сразу им обо всем растрепал! – рычала Патриция. – Зум-Зум, ты как? Разревешься сейчас, да? Я тебе прикрою, если прогулять захочешь.

Зум-Зум стояла, не помня себя, голова ее кружилась.

– Цела. – с трудом выдохнула Зум-Зум.

– Даже не знаю, что нашло на тебя. Решиться на такой шаг ни с того ни с сего! О чем ты только думала – в начале учебного года! Тебе придется с ним сталкиваться в коридорах и на праздниках, до самого выпуска теперь эти шакалы покоя не дадут! Надеюсь среди твоих оптимистичных вариантов был хоть один с подобным исходом, иначе я сочту тебя дурой и посоветую обратиться к врачу. Пошли.

– Стой, Зум-Зум. – Перед ними неожиданно, словно вырос из земли, возник их одноклассник Глен. – Мне надо с тобой переговорить. После торжественной линейки подожди меня в классе, хорошо?

Он умчался так же молниеносно, как и появился, девчонкам оставалось только наблюдать, как удаляется по лестнице его вытянутая фигура. Глен отучился с ними в одном классе полтора года, так как все социальные узлы к тому времени были сформированы, с ним они контактировали не часто, да и в целом он не был настроен на дружеский лад, чаще всего его можно было увидеть на стадионе или в спортзале. В классе Глен держался прохладно по отношению ко всем девчонкам, его единственным давним другом оказался неспокойный парень, чье появление предвещало лишь шум и драки. Эти двое были настолько разными, что их общение казалось ненатуральным, почти искусственным.

Торжественная часть прошла быстро и без сюрпризов: громкоголосая директор поздравила их с последним учебным годом, пригрозила одним, похвалила других. Затем, уже в классах, учитель выдала некоторый материал для домашней работы и для проектов. Все это время Зум-Зум размышляла о том, что же предстоит ей обсудить с Гленом. Предположения были разные, допускались и такие, что на экранах прикрывают цензурными маркерами. Сам он сидел через ряд от нее, и надо отметить, что поведение Глена не выдавало в нем суеты и тревоги. Обращения учителя к ученикам закончилось, все разбрелись, и класс опустел.

Патриция не находила себе места.

– Ты чего мечешься? Говорить он будет со мной, а не с тобой. – мычала Зум-Зум.

– Твоими вздохами паруса надувать! – ворчала Патриция. – Пока Глена не видно, я схожу к шкафчику.

Зум-Зум смотрела невидящим взглядом на улицу. В мыслях раз за разом повторялся ее диалог с Шеллом у дверей перехода, и каждый раз сердце пропускало удар, когда он произносил: «скинь килограмм 100»…

Глен вошел в класс бесшумно, как кошка. Он сел за парту около Зум-Зум, вытянув перед собой длинные ноги. И только сейчас можно было заметить волнение на его лице – он часто моргал, поминутно обливал губы, барабанил подушечками пальцев по парте. Зум-зум положила перед собой телефон, словно дорожный разграничитель, медленно села на стул по-ковбойски, повиснув на его спинке. Они молчали.

– У меня к тебе разговор. – наконец, произнес Глен.

– Это понятно. Начинай. – кивнула Зум-Зум.

– Я случайно поприсутствовал при вашей грустной сценке с Шеллом. – Глен смотрел в сторону.

– Что!? Каким образом?

– Я шел в корпус, вы стояли на нижней площадке в самом проходе, беседа ваша уже началась, прервать ее, как мне показалось, было бы неправильно, поэтому выдать себя я не мог, остался за дверью. Пришлось дождаться эпического конца за дверью.

В эту минуту к классу вернулась Патриция, которая моментально превратилась в белое полотно, как только заметила Глена в классе. Собственные ноги предали ее, она не могла сделать и шага, шуршащий пакет, который она держала в руках, в оглушительной тишине коридора, казалось, нестерпимо хрустел. Не отрываясь, она смотрела на беседующую пару и теперь сомневалась, что ее присутствие здесь необходимо.

Телефон Зум-Зум зашумел, она прочла сообщение.

– Патриция сообщила, что ушла домой одна, покинула меня. Сегодня это тренд! Говори, что у тебя там. – выдохнув сказала Зум-Зум и отложила телефон.

– Если хочешь, я помогу тебе сбросить вес. – Глен впервые посмотрел прямым взглядом. Только сейчас она увидела его неестественно синие глаза.

– Как это понимать?

– Я состою в трех спортивных секциях, а еще мой отец врач, так что о здоровом теле я кое-что знаю. Во мне, как ты можешь убедиться позже, 2 процента жира. Я знаю с десяток способов согнать бока. И еще что-то мне подсказывает, что самостоятельно ты не справишься. Я предлагаю свою помощь. – на скулах Глена вспыхнул румянец.

– Ох, у меня нет денег, чтобы платить тебе за эту «помощь», и уроки я тебе делать не стану – сама еле как прошлый год закончила. – Зум-Зум отпрянула. – Стать объектом дерьмового розыгрыша меня тоже не манит. Если ты ответишь мне, что ничего не хочешь взамен, я насмешливо фыркну и уйду. Зайца можно заставить курить, а меня заставить поверить в твою благотворительность – нет! Итак, что же ты попросишь взамен?

– Я действительно ничего не собирался просить.

– Пф! – всплеснула пухлыми руками девушка.

– Ты разве не хочешь покорить сердце Шелла? Не хочешь сходить с ним на свидание? Обниманцы, целованцы…

– Сходить на свидание с Шеллом – это все, что я хочу в жизни, и мне не стыдно признаться в этом. Это давно ни для кого не секрет. Это стало бы для меня лучшей мотивацией! А вот твоя мне не понятна.

– Я скажу, если ты обещаешь никому не говорить. – щеки Глена рдели, как свекла.

– Твой багряный цвет мне говорит, что тут замешена аморальщина. Неужели прешься по жировым складкам? Ха!

– Нет. Дело в другом. Ты же знаешь моего друга Люка?

– Оу… – многозначно протянула Зум-Зум.

– Что за «оу», полоумная? – Глен подскочил. – У него есть Девушка Сидни…

– Ты втюрился в девушку друга? Шикарно! То есть, сочувствую…

– Рот свой замолчи! – Глен запрокинул голову. – Кстати, легок на помине.

Там, куда махнул рукой Глен, под окнами школы, стояла парочка: он неистово орал на нее, она топала ногами, трясла кулаками, вскоре их вопли донеслись до кабинета, где уединились Глен и Зум-Зум.

– С тех пор, как они сошлись, я все время наблюдаю эту картину. Они без конца орут и спорят, не помню и минуты, чтобы они не выясняли отношения. И все бы ничего, если бы они не втягивали в это меня. Я так устал их успокаивать и разнимать. Чертовы садисты!

Вокруг шумной парочки начал скапливаться народ. Наблюдать за этим происшествием Зум-Зум становилось все неприятней. Глен молчал.

– У тебя есть рот, а у них, я почти уверенна, есть уши. Достаточно поговорить с ними, тебе не кажется? – спросила Зум-Зум.

– Достаточно поговорить с ними, тебе не кажется? – сгримасничал Глен. – Короче, я разработаю для тебя программу тренировок, питания и сна, и все допустимое, я подчеркиваю – допустимое! время я провожу с тобой. Ты будешь моей основной отговоркой, чтобы не проводить время с ними… Чего так смотришь? Осуждаешь?

– Знаешь, странно. Мне даже не обидно, что собираешься меня использовать. Однако, чувствую подвох.

– Подвох-шмодвох! Согласна или нет? – Глен резко поднялся с места, накидывая школьную сумку на плечо. – И да, будут сплетни и разные разговоры. Смеяться будут. Выдержишь?

– Привет, полудохлик двухпроцентный! Смеяться будут над тобой. ТЫ выдержишь?

– Ох и характер. – искривился Глен. – Решайся. По рукам?

Зум-Зум схватила жилистую ладонь Глена и от души ее потрясла.

Глава 2

Вечер этого же дня был прохладным и безветренным, кроны деревьев только начали переодеваться в желтый наряд, аллеи подсвечивались фонарями теперь значительно раньше. Многоквартирный дом, где проживала Зум-Зум стоял на берегу набережной, всего в четырех кварталах от нее проживал Глен. Осмотрев окрестности, они единогласно решили, что для тренировок лучше, чем дорожки вдоль реки, им не найти.

По началу Зум-Зум прибегала к тем обманным маневрам, которыми пользуются девушки с комплексами фигуры. Конечно же, раз ей предстояло занятие с Гленом, она выбрала самую свободную толстовку, которая была доступна, ею оказалась малиновая олимпийка от спортивного отцовского костюма. Мать купила его давно на распродаже, и уже тогда при примерке он был отцу маловат, однако, как и любая женщина, мать Зум-Зум допустила оптимистичный вариант, что ее муж похудеет, и купила его. Казалось бы, толстовка должна была болтаться на ней, ведь ростом она в метр с кепкой, однако, если не считать длинных рукавов, одежда неплохо на ней сидела.

Второй способ скрыть живот – хранить руки в карманах. Такая поза как бы говорит: это не жир! Мои руки в карманах, поэтому все что выпирает из плоскости талии – это руки! Зум-Зум делала так постоянно, даже в школе она не вынимала рук из пиджака. В дополнение ко всем премудростям существовало еще одно тайное знание – втягивание живота. Чей-то светлый ум однажды просветил ее с экрана телевизора, что нужно ходить всегда и везде со втянутым животом, так и выглядишь лучше, и держишь мышцы пресса в тонусе. Опробовав метод на себе, Зум-Зум сделала вывод, что применять его следует только в присутствии молодых людей, если же ходить так постоянно, то лицо от недостатка кислорода приобретает зеленоватый оттенок.

Когда позвонил Глен и сообщил, что ждет ее у подъезда, Зум-Зум немного разволновалась, ей вдруг захотелось принарядиться и накраситься, спускаясь в лифте, она добросовестно втягивала живот до самого нижнего этажа, однако Зум-Зум не разобралась в тонкостях методики, и вместо напряжения мышц просто глубоко втягивала воздух и переставала дышать.

Внизу она нашла Глена у забора, ограждающего детскую площадку от парковки, одет он был ярко, словно карнавал, его оранжевая толстовка светилась в сером дворе, словно полная луна на ночном небосклоне, его спортивные штаны рябили в глазах от шахматного узора, а его белейшие кроссовки казались такими стерильными, будто только сошли с конвейера. Глен предложил сразу же направиться к набережной быстрым шагом, и на половине пути, в поту и с отдышкой Зум-Зум мысленно прокляла все методики и их создателей.

– Когда ты велел надеть спортивный костюм, я думала ты просто приколоться решил. Почему мы занимаемся сегодня? Почему нельзя было начать с завтрашнего дня? – Зум-Зум кряхтела и сопела на все лады, как шотландская потрепанная волынка, в попытках дотянуться ладонями до носков кед.

– Я сделаю несколько заметок, а ты продолжай тянуться. – он достал телефон.

– Сколько ты сейчас весишь? – Глен уселся на кирпичный парапет.

– Что?! Черт, к чему такие вопросы? – Зум-Зум резко выпрямилась. Ее тут же повело в сторону, она еле удержалась, чтобы не свалиться Глену под ноги.

– Не понимаю твоего удивления. Отныне я твой тренер, гуру, если хочешь. Не трать силы на споры. Я говорю – ты делаешь. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Ясно? Повторим попытку: сколько ты весишь?

– 102.

В кармане зашевелился телефон. Пришло уже несколько гневных реплик от Патриции, которая никак не могла дозвониться до Зум-Зум.

– Хм, больше, чем я ожидал. И меньше, чем твой реальный вес… Отложи телефон, если это не срочно. Как давно ты в этом весе?

– Трудно сказать, наверно я прибавляю по килограмму в минуту, а иначе, как бы я накопила столько! На прошлом медосмотре я весила 83 килограмма.

– Закончила растягивать икры? Приседай пока не остановлю. Надо узнать насколько все плохо с твоими коленями… Получается 20 килограмм за полгода. Это очень много. Представь, что за шесть месяцев в тебе вырос ребенок, он родился, подрос, но с тебя так и не слез. Ты таскаешь на себе дополнительного человека. Подозреваю, что тебе с трудом удается завязать шнурки на обуви.

– А без комментариев никак? У меня кеды на липучке! – Зум-Зум то и дело вытирала пот с лица.

Глен по-учительски сложил руки вместе, покачав головой, тихо добавил:

– Я вижу, что твой вес напрямую связан с самооценкой, и это понятно. Тебя убедили, что толстый человек – плохой человек. Каждый, как и ты, когда его называют толстым, обижается. Он чувствует себя страшным и не любимым. На мой взгляд, толстый человек – человек с проблемой, которую нужно решить. И все.

Более приятных слов Зум-Зум в жизни не слышала, даже когда ее поздравляют с днем рождения, или, когда добродушная тётушка треплет по щеке и зовет хорошенькой, не сравнятся с произнесенными сейчас словами. Ей захотелось отдать ему всё – и телефон, и карманные деньги, и орган для донорства, если понадобиться! Она почувствовала небывалый прилив сил и бодрости, от чего ей захотелось приседать до тех пор, пока не сотрется коленный сустав.

– Сколько ты хочешь весить?

– 45! – Выкрикнула Зум-Зум.

– Мечтать не вредно. Ты живешь в этой реальности, поэтому девушка твоего роста и возраста должна весить примерно 55 кг. Обопрись на перила и отожмись столько, сколько сможешь. Снова спрошу: сколько ты хочешь весить?

– Я недавно перебирала свой гардероб. – Зум-Зум оттягивала отжимание, повернулась к перилам, продолжая болтать. – Есть у меня один наряд, платье, в который я бы хотела влезть. Оно, мать его, приталенное. И о чем я только думала!..

Глен нетерпеливо постучал телефоном о свой лоб, его голова снова склонилась на бок:

– Давай я проясню один момент. Ты наивно предполагаешь, что поддержание тела в форме дается человеку от природы, одним повезло с генетикой – они подтянуты и румяны, другим лотерея не выгорела и они оказались рыхлыми, медлительными и некрасивыми. Запомни раз и на всегда: внешний вид – это всегда работа! Это дисциплина, контроль. Это всегда труд! Как и любая профессия, это точность исполнения. Точность, подчеркну. Точность проявляется в цифрах. Если прояснить на примере, то выглядит это примерно так: чем больше вес пловца, тем больше калорий он сможет использовать. Человек массой 100 кг затрачивает больше энергии, чем пловец массой 60 кг. Энергозатратность около 600 ккал за час при правильном выполнении упражнений. Если ты не в курсе, то это много. Это до одури тяжело! И тебе придется это пройти. Через три дня тренировок ты захочешь все это бросить, пустить на самотек, начнешь искать отговорки, чтобы не тренироваться. Не спорь и не выделывайся, Зум-Зум. – Глен криво улыбнулся, глядя на застывшую Зум-Зум, – У тебя на лице написано, что ты сожалеешь о затеянном. Возможно лучше остановиться сейчас, пока ты меня не убила, потому как спуску я тебе не дам, и относиться к занятиям легкомысленно не позволю! Подытожим…

Он занес палец над записями.

– Вот это тираду ты выдал! До мурашек, чесслово. Что ж, я была бы счастлива, если бы мой вес снизился до 70. – Зум-зум сделала три отжима от ограждения, ее руки тряслись так, как если бы она упиралась на выжимающую стиральную машину.

– Это ближе к нам, но я бы пока назвал 85. Полагаю, что ты неисправимый оптимист. – Глен делал записи, высунув язык. – Абонемент в спортзал или бассейн есть?

– Неа. – Хрипела девушка.

– Сейчас еще пробежка, и закончим на этом. Во сколько ты обычно встаешь?

– В 7:15. – Зум-Зум уже догадалась, что Глен вот-вот покуситься на ее святыню – сон, лицо ее скривилось от негодования.

– С завтрашнего дня ты встаешь в 6 часов.

– Для чего?! До школы два с половиной часа! Только не говори «тренироваться».

– Именно. – Внешне Глен не изменил свою пресную мину, но в душе он получал странное удовольствие от ужаса и сопротивления Зум-Зум, чем больше он требовал от нее, тем больше она жалела об их договоре, Глен это понял в первую же секунду их занятия. Зум-Зум с трудом шла на уступки, он видел ее сжатые кулаки, дышать она начинала шумно, словно старый мопс, но это его только подначивало.

– Я не встану. – Зум-Зум, сдаваясь, опустила голову.

– Конечно, не встанешь, поэтому я зайду за тобой. Буду пиликать твоим домофоном, пока ты не взбесишься. Будь готова.

– Какого?…

– Побежали, не стой! – он двинулся вперед.

Она на непослушных ногах нехотя поплелась за ним.

– На сегодняшний день мы имеем вес 102 кг! – Кричал он уже издали. – У тебя повышенное потоотделение…

– Иди к черту!

– Прыщи на лбу и висках говорят о неправильной работе кишечника и желудка. Кожа тусклая… А если двигаешься, то красная.

– Да что за хрень! Я тебя сейчас ударю! Если догоню, обязательно ударю!

– Отеки рук и ног! Вялость мышц, отдышка! – Отчего-то Глену было очень весело. – А еще присутствуют вспышки гнева. С этим я точно не справлюсь, а остальное беру на себя. Если будешь меня слушаться, то еще до конца этой недели на весах будет двузначная цифра.

– Что? Правда? – она остолбенела.

– Даю слово!

Зум-Зум из последних сил переставляла свои колоннообразные ноги, короткие хрипящие вдохи сменялись быстрыми хрипящими выдохами, будто ее легкие располагались где-то в горле, однако после такого обещания спорить с ним уже не хотелось. Теплый спортивный костюм промок насквозь даже на манжетах, лодыжки ныли, во рту скопился липкий комок слюней, который не проглатывался и выплюнуть его она стеснялась. В сумерках осени не видно было насколько красное ее лицо. В то же время Глен порхал по ступеням, как бабочка, его тонкая фигура словно парила в невесомости.

Он дождался ее под фонарем:

– Завтра я должен был идти с Люком на игру, разумеется он потащит и Сид. Я скажу, что я с тобой, но с тобой меня тоже не будет. Он тебе обязательно напишет или позвонит, поэтому для убедительности ты отошлешь ему наше селфи, которое сделаешь сейчас. Действуй, как прошу, хорошо?

Зум-Зум медленно достала телефон. Перед ее глазами предстала картина, где он убивает проститутку в отеле, полиция нападает на его след, ей приходится показать эту фотографию и у Глена появляется твердое алиби, а она фигурирует в запутанном деле, участвует в программе защиты свидетелей, на нее охотятся и жестоко убивают, как ту самую проститутку!

– Хорошо. А где ты будешь на самом деле? – щурясь, спросила она.

– Не твое дело! – вдруг вспылил он, но тут же оправился, – Извини за грубость. Просто делай, как прошу и не задавай вопросов.

Глава 3

Ученые договорились, что самый крепкий сон наступает у человека с перерывами на неглубокий поверхностный сон, но давайте посмотрим правде в глаза и согласимся, что самый крепкий сон – перед будильником. Зум-Зум была из тех людей, кого немцы называют моргенмуфелем. Даже если такой человек проснется отдохнувшим, он будет ворчать по мелочам, либо злобно отмалчиваться. В случае с Зум-Зум это было два из двух.

– Дочь, проснись. Милая, там к тебе молодой человек пришел. – мать трясла Зум-Зум за плечо.

– Настоящий? – Зум-Зум открыла глаза. Лакированный шкаф мерзко отражал свет из коридора, в комнате было темно и холодно, тиканье будильника казалось чудовищным.

– Вроде… Ты меня не предупредила вчера, поэтому я бы послушала твое объяснение. – Мать протянула дочери халат.

– Черт! Все же приперся, мудло недобитое. Что б его собаки покусали. – тихо ругалась Зум-Зум, отложила в сторону халат и потянулась за спортивными штанами.

Погода не сжалилась над горожанами: черное небо хранило молчание, ветер лениво накатывал холодными редкими волнами, лужи почти высохли после ночного дождя, и редкая опавшая листва похрустывала под ногами.

Помятая Зум-Зум посмотрела на Глена:

– Хэй! А ты тоже не огурчик! Я думала ты всегда… ну, знаешь… такой.

– Какой?

– Любитель парикмахерских – вот какой! Ты себя со стороны никогда не видел? Всегда причесан, отглажен, а шлейф твоего парфюма тянет на триста баксов. День за днем, ровный и гладкий, как манекен за стеклом. А сейчас в твои мешочки под глазами можно бисер собирать.

– Вот это язык! – Глен натянул белую шапочку до самого носа. – Идем на набережную, тебе очень повезло, что рядом есть река, иначе пришлось бы наматывать круги во дворе, таращились бы люди из всех окон. Во дворе заниматься отстойно. Надеюсь и завтра дождя не будет.

– Погоди, мы будем так делать каждое утро?! Ты предполагаешь, что я свою тушу смогу выкатывать на пробежку каждое утро?! Да мне скорее менеджер в супермаркете отлижет у холодильников, чем я начну бегать в такой холод каждый день! – Зум-Зум еще не начала бежать, а ее лицо уже было пурпурным.

– За вас с менеджером я, конечно же, рад. А ты как хотела?! Килограммы в отпуск не уходят!

– Как я хотела?! Хочу, чтобы прилетела фея в серебряных башмачках, турнула меня своим волшебным жезлом, и бикини на мне село, как на кукле Барби! Еще я не против такого варианта, где ко мне прилепили бы адскую липосакцию, чтобы трубка-сосалка выпила из меня весь жир за десять минут, и мне осталось бы только примерять те джинсы с огромными дырами на жопе. Что за прикол в этих ранних пытках?

– Сделаем так: я расскажу тебе плюсы утренних пробежек, а ты все это время будешь бежать. Как я закончу, можешь переходить на шаг. Погнали. – Глен махнул рукой в сторону реки. Зум-Зум с прищуром вспоминала серию одного сериала, где полиция искала труп парня на пляже. К чему бы? Она глубоко вздохнула и побежала.

– Кардио-занятия считаются самыми эффективными для похудения, – Глен бежал легко и непринужденно, его речь нисколько не сбивалась от бега, будто бы он вел лекцию в аудитории университета, – улучшается метаболизм, тренируется выносливость, что не маловажно, если учесть, что сейчас бега твоего хватает на полминуты. Потом, пробежки гарантируют бодрость на весь день. Укрепляется иммунитет! Представь себе, я не болел уже… очень давно.

– Это… ни о чем… не говорит… Есть мнение… что сволочи… не болеют… – задыхалась Зум-Зум.

Глен наблюдал, как нервно подергивалось лицо его подопечной. Бежала она маленькими шагами, так что продвигалась в пути не быстро, подошвы ее кед громко шлепали по брусчатке и звуки эти напоминали шлепки пощечин.

– Я не закончил! Дальше! Любые пробежки, не только утренние, расправляют легкие. И, конечно же, утренние пробежки дисциплинируют…

– Конечно, встать в такую рань – это теперь моя мечта! – Бухтела Зум-Зум вполголоса.

– У девушек вырабатывается дофамин – гормон счастья, поэтому целый день они заряжены положительным настроением, и готовы к любой умственной деятельности. И кстати, пробежка уменьшит тягу к сладкому.

– В моем организме нет такого гормона! У моей бабки были усы! Если ее нарядить в камзол, то и за кавалериста бы сошла. Тестостерон – вот гормон нашей семьи. Долго там еще?!

– Придать телу формы, упругость, но не сделать фигуру мужественной – очень важно. В отличие от силовых тренировок, кардио-тренировки дают общий тонус мышцам, равномерно распределяя нагрузку.

– Ну, за мужика меня не принимали еще. – Она подняла скрещенные пальцы. – За тумбу, покрытую чехлом – было дело. И тебе пора заканчивать!

– Переходи на шаг, ты справилась. – Глен остановился и лениво потянулся.

– Если бы ты не остановился, я бы скинула тебя в реку.

– Ладно, шутки в сторону…

– А кто шутил? – Прервала его Зум-Зум. По раздувшемуся лицу девушки и по выпученным покрасневшим глазам нельзя было сказать, что она шутит.

– Сейчас быстрая ходьба до станции и обратно. Дыши равномерней, работай руками, сохраняй ритм. Двигаем.

Ретивым оленем Глен ускорился вперед, его виляющие бедра в свете восходящего солнца за секунду пробудили в ней неподдельный интерес к спортивной ходьбе.

– Мы отзанимались минут 15, стоило ли вставать ни свет, ни заря?

Зум-Зум деловито прошлепала по асфальту мимо своего одноклассника. Теперь она поняла выражение «открылось второе дыхание», испытывая прилив сил в груди и ногах. По набережной до станции было около трехсот метров, путь туда и обратно не набирал и километра, и именно эта иллюзия расстояния сыграла с Зум-Зум злую шутку, потому как через полтора часа вместе с тем же Гленом они стояли на пороге класса с неподдельным виноватым видом.

– Извините, мы опоздали. – хором сказали они.

Учитель математики облокотился на учительский стол, поглядел на парочку поверх очков и добавил:

– Доисторические динозавры не были так удивлены, глядя на приближающийся метеорит, как удивлен я, глядя на вас. Вы запыхались? Сегодня до самого окончания этого осеннего дня я буду тешить себя мыслями, что вы очень спешили на математику из любви к логарифмам. А возможно ли, что вы не желали расстроить меня?! Я буду размышлять об этом. Садитесь.

Пока они добирались до своих мест по классу прокатилась волна смешков и шёпота. Зум-Зум еще не успела достать учебники, как ее телефон затрясло. Это не унималась Патриция. Она сидела перед преподавателем и не могла свободно обернуться, но даже по ее затылку Зум-Зум поняла, как та ошеломлена. Глен сидел в правом ряду за первой партой, приняв непринужденную позу, Патриция почти не сводила с него глаз, пытаясь уловить хоть намек на происходящее.

До последнего урока Зум-Зум вытирала взмокший лоб, ее сердце выделывало странные кульбиты в груди, распухшие пальцы пульсировали, будто их перетянули невидимыми нитями. Она извела три пачки салфеток. «Сколько может выйти жидкости из женского тела?!» – думала про себя Зум-Зум. На первой же перемене она рассказала обо всем Патриции в подробностях, упустив лишь тот момент, что утром при любой возможности она таращилась на круглые ягодицы Глена. Патриция не была в восторге от задумки Зум-Зум, разумеется, она поторопилась высказать это подруге.

– Гравитация сильнее обычного? Ты сидишь, не поднимаясь весь день! – Учебный день закончился, можно было уже собираться домой. Патриция тянула подружку за рукав.

– Глен велел остаться после уроков. – Зум-Зум распласталась на парте. Все занятия ее рот сводило судорогой от зевоты, глаза предательски слипались, своими тряпочными кедами она натерла себе несколько мозолей, которые не давали ей покоя весь день.

– Что, мать вашу, происходит? – сквозь зубы процедила Патриция.

– Я тебе все разжевала, какую часть объяснения ты не поняла?

– Ты упустила ту часть, где говориться, что он теперь твой начальник. Как много времени он собирается у тебя отнять?..

В этот момент в класс вошли Глен, Люк и Сидни. Глен уселся рядом с Зум-Зум, Люк встал напротив них, скрестив на груди руки, а Сидни, всегда перебарщивавшая с косметикой, по традиции была за правым плечом своего парня, и больше походила на телохранителя.

– Ладно, Зум-Зум, я пойду. – Патриция уставилась на свою сумку так, будто та неожиданно покрылась золотом.

– Я ей явно не по нраву! – Довольно громко произнес Глен, косясь на удалявшуюся Патрицию. – Как только я появляюсь в поле зрения, она пулей убегает, вот как сейчас. Надеюсь не блевать. Я же нормальный парень! Чего это она?

– Итак, Зум-Зум. Глен поведал мне ваш милый план по сокращению числа жировых складок на твоих боках. – Не совсем вежливо начал Люк. – Я не могу даже представить ту ситуацию, которая свела вас в одной точке, и которая заставила вас создать подобный альянс. Очевидно, что ты теперь будешь часто проводить время в нашей компании…

– Хрена с два! – Зум-Зум неопределенно взмахнула рукой.

– В смысле? – Люк, словно вратарь, расставил руки в стороны. Никто не заметил, как плечи Глена затряслись от бесшумного смеха.

– Мне нужен только он. – равнодушно сказала Зум-Зум, махнув на Глена. – Ваша чета может и дальше криками вызывать сердечные приступы пенсионеров, не к чему менять вашу привычную среду обитания. Так что, вы как-нибудь уж без меня.

– Ты груба. Мне это неприятно! – Сид выступила вперед.

Надо сказать, что Сидни была любопытным персонажем. Среднего роста, светловолосая, стройная и подтянутая, если познакомиться с ней поближе, то можно отметить ее аккуратность и излишнюю чистоплотность. Одним из ее достоинств был голос, такой сильный и звонкий, в тоже время мягкий и певучий, а так как ее речи была свойственна излишняя эмоциональность, то за время только одного разговора у нее менялось несколько тональностей. Но этого мало кто замечал, потому как большую часть времени она проводила с Люком, что означало поток криков и воплей.

– Неприятно тем, кто находится в радиусе поражения во время ваших выяснения отношений. – Зум-Зум не постеснялась их передразнить. – Сидни! Прости! – Зум-Зум сложила ладони в мольбе. – Люк, ты опять за старое!? – Погрозила Зум-Зум в сторону.

Что тут сказать, Люк и Сид были ошарашены этой клоунадой, до этого момента их никто не тыкал носом в их недостатки, и уж тем более не передразнивал.

– Да у нас тут цирк приехал! – Люк угрожающе навис над Зум-Зум, она почувствовала легкий неприятный запах от его рубашки.

– Зум-Зум, давай полегче. Не обижай моих друзей. – Глен посмотрел на нее таким милостивым взглядом, от чего лицо его стало немного детским.

– Хорошо. – Вдруг покраснела Зум-Зум, отчего-то ей не хотелось расстраивать Глена. Она собрала в кулак всю ненависть к этой парочке, и продолжила самым сладким голосом, на какой была способна. – Извините, ребята, я перегнула палку. Надеюсь, мы сможем поладить.

– Вот и славно! Вот и познакомились! – Вскочил Глен. – Сейчас я заберу свою подопечную на тренировку, а с вами увидимся завтра!

Глен схватил Зум-Зум за плечо, потянул на себя. Ткань на рукаве пиджака глухо надтреснула. Озадаченная Зум-Зум в тщетных попытках разглядеть дыру, закрутилась на месте, как собака, пытающаяся поймать свой хвост.

– Стой! – скомандовал Люк. – Это что же, ты не придешь сегодня ко мне на тусовку?

– Если успеем – обязательно! – Глен кричал уже из коридора.

Что тут сказать? Даже если не исключать того факта, что Глен творит мутные дела на стороне, ей было чертовски приятно, что он предпочел ее остальным. Она вдруг поняла, что у нее появился друг-мальчик, о котором она давно мечтала. И так случается, что, если этот друг идет впереди тебя, при этом вы поддерживаете дружелюбную беседу, случается уйти туда, куда идти не собирался. Глен, взявший на себя функции капитана, рулил вниз по лестнице в противоположную сторону от центрального выхода. Шагал он легко, какой-то странной походкой, носки его туфель при ходьбе смотрели в стороны друг от друга, как если бы он собирался танцевать. Зум-Зум не стала заострять на этом внимание, сейчас ее больше беспокоил разорвавшийся рукав.

– Почему мы тут? Стадион свободен. – Очнулась Зум-Зум у заднего школьного двора, который вел к хозяйственным помещениям. Здесь Зум-Зум бывала в дни субботников, а вообще это было одно из тех мест, которое ученики использовали для тайного курения, игр в карты и разных нарушающих устав дел.

– Я только что записал тебя добровольцем по уходу за школьной территорией. Три следующие недели после уроков ты будешь работать тут помимо различных субботников. Я, разумеется, записал нас обоих, но, разумеется, ты будешь отдуваться за двоих. Эта нагрузка сопоставима с твоими возможностями. Тебе надо больше шевелиться, в тебе, как и во всех полных людях, много лишней жидкости, которая наполняет жировые клетки. Активно потеем! Метла вон там.

Зум-Зум затрясло:

– Ты не боишься, что эти волны смоют тебя?! А меня спросить? Может у меня планы?! Меня, может быть, люди ждут! Я могу и на кружок торопиться!

– А ты записана хоть на один кружок? – спокойно спросил Глен.

– Нет! Но могла бы!

– А я мог бы родиться вомбатом. Но, как видишь, я не вомбат. Ты обещала слушаться. Это надо тебе в большей мере, чем мне. И чтобы было эффективней, ускорься!

– В большей мере, чем мне! Бе-бе-бе. – Передразнила его она самым некрасивым лицом. – Тебя в детстве учебником литературы били что ли? Разговаривать нормально не можешь…

Уже по привычке Зум-Зум рисовала в воображении, как она наносит несовместимые с жизнью раны на теле Глена. Понятно, что голыми руками проучить его не удастся, поэтому в мыслях она применяла все орудия труда, стоящие в сарае, по очереди.

– А ты чем будешь занят? – встрепенулась она.

– Домашку сделаю, пока дождь не пошел.

Когда ее ярость прошла, то Зум-Зум заметила, что в итоге получился неплохой тандем: Глен читал вслух заданных по литературе зарубежных классиков, Зум-Зум подметала площадку, каждый раз испепеляя Глена взглядом, когда он тыкал пальцем со словами «вот там мусор пропустила!». Ее всегда красное лицо обливалось потом от перетаскивания старых стульев и парт, в подмышках образовались токсичные сырые пятна, которые расползались на спину и бока, ступни горели адским пламенем в неудобных не разношенных туфлях, приобретая свежие мозоли. И все же в ее груди разливалось приятное тепло от того, что у нее появился друг.

На следующий день повторилась точно такая же история. И на третий день тоже. Фоном к ее работе звучал усталый голос Глена, что сидел на разбитой скамейке у кладовки. Когда с литературой было покончено, в ход пошла биология, физика, иногда астрономия, они обсудили механику и оптику, много спорили о современном искусстве, а дебаты по обществознанию чуть было не переросли в драку. Глен рассказал Зум-Зум о самых странных видах диет, удивительных экзотических продуктах, невероятных блюдах, которые ему доводилось пробовать. Зум-Зум, которая никогда никуда не ездила, слушала его заворожено, восторженно ловя каждое его слово, и сама не заметила, как стала считать минуты до их внеклассных занятий.

По окончании их первой трудовой недели и у нее, и у него накопилась масса впечатлений. И, конечно же, их занятия не могли не отметить педагоги. Охая и ахая, они нахваливали странную парочку, преждевременно выдали им по грамоте за проявленное трудолюбие, и уж совсем переборщили, когда начали ставить Глена и Зум-Зум в пример другим ребятам. После окончания уроков убедиться в правдивости разговоров торопились даже самые ленивые – как только Глен приступал к домашней работе, а Зум-Зум принималась за уборку – в окнах появлялись и исчезали любопытные лица. Пришла нежданная слава.

Глава 4

На перекрестке рядом с ее домом открылся новый кондитерский магазин. Зум-Зум заметила его, когда возвращалась домой из школы. Раньше там была швейная мастерская, куда ее мать неоднократно относила расшивать и наставлять вещи Зум-Зум. Серая вывеска ателье сменилась красной блестящей панорамной надписью. Угловая двухметровая стеклянная витрина демонстрировала новый товар, а посмотреть было на что: на полках красовались глянцевые эклеры, радужное ассорти макарун, выложенные мозаикой мармеладные фигурки, расписанное шоколадными узорами пирожные из суфле. От всего этого изобилия у Зум-Зум разбежались глаза, она машинально сунула руки в карман в поисках остатков карманных денег.

– Что там у нас? – Зум-Зум подошла к витрине. – О! Пышки со сгущённым молоком! Тортики? Ах, вы бисквитные дьяволята! Намазались кремом? Ммм, хороши! А кто эти незнакомцы? Мать моя печенька! Это же свежайшее курабье к кремом! Парфе? Парфе!

Зум-Зум ощутила небывалый восторг. Подобные «нарядные» сладости ее мать покупала на праздники или памятные даты, в обычные дни их шкаф был забит простыми магазинными вафлями и заурядной карамелью, зефиром и дешевым шоколадом, который использовался только в выпечке. Поэтому отведать такую красоту она посчитала своим долгом.

И только она ступила на порог магазина, как ее обдало мягкой теплой волной духа сладостей, в пору было появиться волшебным искоркам вокруг ее головы, как она вспомнила наказы Глена. Правила «трех Н» – Ничего мучного! Ничего сладкого! Ничего искусственного! – гласили эти законы.

Умопомрачительных размеров прилавок с пирожками сверкал перед ней в свете теплой лампы, за стеклом на белых салфетках разлеглись слойки с вишней, гора кексов с шоколадной крошкой, малиновые эклеры блестели словно рубиновые украшения, а от кусков шоколадного торта невозможно было отвести взгляд! Зум-Зум запаниковала. Конечно же в ее мыслях промелькнула та хитрость, в которой Зум-Зум лопает сладости, а Глену врет о строгой диете… Пушистый аромат выпечки, как опытный маньяк, манил к румяным сдобам, зазывал, околдовывал.

– Кто придумал вытяжки, тот был сильно не прав! – бубнила она с досадой. – Все запахи выходят на улицу! Как мне жить с вами по соседству?! Как мне отказаться от этого?! У меня нет столько железа в яйцах!

Зум-Зум выскочила из магазина. Завернув за угол, она подпрыгнула:

– Кофейня?! Вы сговорились пытать меня круглосуточно и повсеместно?! – над окошком цокольного этажа появилась новая вывеска. – Что это? Кофе в полцены? И печенька в подарок?! Совести у вас нет! – крикнула Зум-Зум на витрину, замотала лицо в шарф.

Наконец она добралась до подъезда, тяжело выдохнув, она оглянулась, и тут глаза ее увлажнились – напротив открылся «ОрехМаркетНат», на его вывеске красовался улыбающийся конвертик полный арахиса в кокосовой обжарке. У дверей магазинчика стоял парень в громоздком костюме ореха кешью, он зазывал прохожих на бесплатную дегустацию.

– Сдурели совсем, ироды!? – она погрозила им кулаком. Сердце ее ныло.

Зум-Зум зашла в лифт, прислонилась лбом к холодной стене.

– Девушка, вам плохо? – раздался голос за спиной. Это был сосед с верхнего этажа, высокий мужчина с глубокими морщинами на лбу. Его коричневый плащ напомнил ей вареное сгущенное молоко.

– Я слишком люблю орешки. – прошептала она.

Лифт распахнулся, она, наконец, добралась до квартиры. Как только Зум-Зум закрыла за собой дверь, к ней вышла мать, отирая руки полотенцем:

–Ты как раз вовремя. – сказала она. – Только что выключила рагу из телятины, и куриный пирог на подходе. Положить тебе тарелочку? Мой руки, будем кушать.

Зум-Зум медленно съезжала спиной по двери, сопротивляться напористому врагу не хватало сил.

– Я окружена. Сдаюсь. – Кивнула Зум-Зум. – Корми.

Мать брякала посудой, пока Зум-Зум переодевалась и мыла руки. Ни в одном языке мира не найдется слова, чтобы выразить тот шок, который испытала Зум-Зум, взглянув на обеденный стол.

– Что Это?! Тарелочка?! Это не тарелка, а таз для жертвоприношений! Каких божеств ты собралась усмирить в моем животе, мама!? Я должна есть меньше, иначе я никогда не сниму этот чехол! – Зум-Зум схватила себя за ворот футболки.

Мать недовольносмотрела на дочь, которая невнятно мычала и трясла себя за грудки. Ей были непонятны эти стенания, поведение дочери она считала странным, потому как в доме бытовало мнение, что, если стол полный, то это хорошо, это знак достатка в доме и счастье в семье. Бедной маме и не приходило в голову, что львиная доля их бюджета уходила на покупку продуктов, и о достатке говорить в этом случае, как минимум, было странно.

Мать Зум-Зум выглядела женщиной совершенно обычной – низенького роста, полновата, с крепкими руками и пухлыми ногами, а ее доброе лицо всегда было печально, и без того короткие с сединой волосы, мать всегда убирала назад заколками.

– Эту футболку ты сама выпросила в магазине, а теперь это чехол? Она немалых денег стоит! И тебе идет этот цвет. – тихо сказала мать и поставила перед Зум-Зум тарелку с приличной горкой из рагу.

– Хорошо. Это будет прощальный обед перед голоданием. – Начала Зум-Зум. – Сейчас я не буду с тобой спорить, но с завтрашнего дня я начинаю худеть!

– Каким еще голоданием!? – всплеснула руками мать.

– Мам, ты же видишь мои старания – я хожу на пробежки ежедневно, у меня теперь нет второго и третьего ужина, а если заглянуть ко мне в тумбочку, то там теперь ты не найдешь стратегический запас леденцов. Не хочу быть одного размера с отцом! Кто смотрит на меня, думает, что это я объедаю всех детей в Африке. Отныне я буду есть меньше. Гораздо меньше!

– Кто так думает? Кто эти люди? Покажи их мне. С чего ты взяла? Выдумываешь всякие глупости! Сиди и ешь! Голодать она собралась! Сколько же по-твоему надо класть в тарелку? – мама приняла такую позу, которая говорила, что машина гнева в ней завелась на полную.

Зум-Зум в нерешительности повертела своё рагу, теперь ей трудно было придумать хороший вариант исхода этого разговора, ей не хотелось обидеть мать, но и донести свою мысль до родителей было необходимо. Она вспомнила, что видела порцию Глена в столовой. Зум-Зум взяла ложку, «Сейчас понесется!» – подумала она, глядя на искажённое лицо матери. Она переложила на чистую тарелку три ложки рагу и два куска телятины размером со сливу. Собрав смелость в кулак, и не глядя матери в глаза, Зум-Зум сказала:

– Вот, такой должна быть моя порция. И без всяких пирогов.

– Не глупи! Этим и ребенок не наесться. – мать демонстративно отвернулась, агрессивно бросила полотенце в раковину. – С каких пор тебе не нравится, как я готовлю?! Готовь сама! Я тут кручусь, кручусь! А они еще и нос воротят!

– При чем тут Это?! Мама, разговор же не об этом! Я немного прошу! Поддержи меня хоть раз, мама!

На кухню пришел отец:

– Здорова, коровушки мои! О чем спор? – он увидел красные мамины глаза, и тут же насупился. – Ты чего мать обижаешь?!

– Наша-то худеть собралась! – крикнула ему мать таким тоном, будто сообщала ему, что Луна на Землю падает. – Станешь, как эти доходяги в телевизоре – ни рожи, ни кожи, глаза да уши! Будешь ходить и костями греметь!

– Мам! Там до костей шесть слоев сала! О чем ты переживаешь? – Зум-Зум потрясла свой живот.

– Худеть? – переспросил отец и залился таким сильным смехом, что начал плакать. Долго всплескивал руками, хлопал в ладоши, скоро его смех стал похож на скулеж собаки, но он никак не мог остановиться.

Глава 5

Земля вертелась, время текло, осень переодевалась в новые цвета, ветер нагонял тяжелые тучи все чаще, асфальт просыхал все реже, холодные лужи уже не высыхали, а по утрам и вовсе покрывались льдом. Морозы пришли в этом году немного раньше, позабыв пропустить вперед себя октябрьскую слякоть. Глен прибавил дополнительный слой одежды, поверх своей оранжевой толстовки он надевал белый синтепоновый жилет. Зум-Зум надевала две дополнительные футболки, которые промокали за пару минут не то от влажного воздуха реки, не то от пота.

– Мой список данных о тебе не полон. – Глен бежал рысцой.

– Не привлекалась! Судимостей нет! Образ жизни исправляется! Мораль частично присутствует, сэр! – проорала Зум-Зум по-солдатски. – Спрашивай, чего уж там! Но мне кажется, что ты спросил все, и даже лишнее.

– Когда твои месячные?

– Тебе какое дело, мудоман?! – Зум-Зум слилась со цветом своей малиновой кофты.

– Не останавливайся, двигайся. Так, когда?

– Через… неделю.

– Надо было раньше это уточнить. За день до месячных тренировки лучше бы прекращать. Дашь отмашку, там начнем снова. Вроде девчонкам очень есть хочется, когда у вас, ну эти дни, ты уж постарайся с катушек не слетать. Диету держи. Захочется сладкого – ешь орехи, если хочется чего-то погрызть – хрусти зеленью. Уж лучше ты зажуешь десять килограмм сельдерея, чем коробку шоколадных батончиков.

Зум-Зум махнула на него рукой, неведомая сила согнула ее пополам:

– Хорошо, Глен… Погоди! Не могу, ноги дрожат. Сегодня как-то особенно тяжело. Все мое существо протестует. Почему бы это? Я же так усердно пашу, а выносливости не появляется.

Глен повернулся к ней, продолжив бежать спиной вперед:

– Не все сразу. Теперь, когда лишняя жидкость из организма выходит, метаболизм ускорился, после усиленных забегов в твоих мышцах застаивается молочная кислота, именно от нее болят ноги и руки. Горячий душ прими, когда домой вернешься, это поможет… Хорошо, теперь пара подходов с выпадами, еще попробуем выпрыгивания, а потом легким бегом от станции к подъезду.

Как только Глен заводил очередную лекцию о пользе сельдерея, Зум-Зум, имитируя заинтересованность, смотрела на него, не отрываясь. В эти моменты она погружалась в созерцание, какое свойственно посетителям художественных галерей, и рассматривала его покрасневшие от мороза пальцы, если он забывал перчатки, его прекрасное чистое лицо, на котором не было ни веснушки, ни прыщика. Была ли это долгая пробежка или крепкий морозец с утра – сегодня на его щеках появлялось наимилейшее небольшое розовое пятнышко, в то время, как Зум-Зум поменяла полностью свой окрас с белого на красный.

– Зум-Зум, тренировок недостаточно. Ты же это должна понимать. – Глен сделал выпад, чуть не наступив Зум-Зум на ногу.

– Ой… Не достаточно? Ты спятил? Три тренировки в день! Три! Сегодня мы закончим с хозяйственными работами, но останутся вечерние и утренние пробежки! Этого недостаточно?! – она гневно сжимала ладони. – Ты хоть представляешь, как трудно они мне даются!? Я на пределе! Я до квартиры ползком добираюсь! А вчера я рыдала в хлебницу! Глен?

Он смотрел на светлеющий горизонт, потом перевел взгляд на носки своих кроссовок. Зум-Зум видела, что он подбирает слова, готовясь сказать ей нечто неприятное. На секунду она представила, что Глен сообщает ей об окончании их занятий. Ее вдруг затошнило.

– Я присматриваю за тобой и в школе, не прими за сталкера. Ты много ешь! Надо сократить порцию, ты так и не убрала из меню выпечку. Я наблюдал, как помадное колечко спряталось за твоей щекой! И те конфетки, которые ты трескаешь на перемене, далеко не освежающее драже. Я могу припомнить и твой сладкий кофе, и чай, и, прости, господи, газировку из школьного автомата! За смелость – пять. За ответственность – ноль. Напоминаю, что воду пить ты должна по часам, диета должна быть строже. Два стакана в 8:00, один в11:00, два в 13:00, один в 16:00 и один в 20:00. Выучи, как молитву. Бегать продолжим пока не выпадет постоянный снег.

– Безжалостный демон! Мне нужно радовать себя хоть иногда.

– Безжалостны будут слова Шелла, когда он увидит тебя в прежней округлой форме. – Глен прокрутил сказанные слова в голове еще раз, и стало понятно, что бледную черту недозволенного он перешагнул. – Извини… Я отдаю тебе много своего времени, и я бы хотел видеть, что ты ценишь его. Давай дождемся вашего с Шеллом свидания, наша договоренность будет выполнена, я уйду восвояси и не буду мешать тебе трескать шоколадки в углу библиотеки. Что скажешь?

Зум-Зум, запыхавшаяся и бледная, остановилась у бортика:

– Ты и это видел?!

– К сожалению, видел. После встречи с этой чавкающей чупакаброй мне бы к психологу сходить! – он сделал пару взмахов руками. – Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Тебе тяжело, я это вижу. Если говорить совсем честно, то я не ожидал, что ты продержишься так долго. После нашей первой пробежки ты была так измочалена, я был уверен, что ты на следующее утро меня с лестницы скинешь. И посмотри – ты все еще бежишь. Глядя на твои старания, я и сам стал к этому относится иначе. Держись, ладно?

От слов Глена у Зум-Зум сжалось сердце, ее нижняя губа предательски извернулась, выступили слезы. Она никак не ожидала услышать от Глена слова поддержки в ту минуту, когда совсем их не заслуживала.

– Глен, ты весь такой понимающий, без претензий. Эти твои взрослые рассуждения! Тебе сколько, 17? Ты не можешь быть таким, понимаешь? Посмотри на наших сверстников – пошлость, лень и бабки – все, о чем они мечтают. Поклоняются сиськам и видеоиграм. Ты не можешь быть таким правильным. Черт, ты даже знаешь, как пользоваться приборами и салфеткой! Откуда ты такой? – С жаром тараторила Зум-Зум. – Я чувствую подвох, меня не покидает ощущение обмана. Я часто озираюсь по сторонам, потому что до сих пор уверена, что все эти занятия с тобой – подстава. Что будет результатом? Что для тебя будет результатом? Я знаю много людей, многие улыбались мне, а потом каждый из них морщился! Никто из них не обошел тему моей фигуры. Сколько было реплик, сколько грязных шуток про складки и пожирание младенцев! Для меня это уже норма. И я жду такого поведения от тебя. Думается мне, что после окончания тренировок в сети появится веселое видео про пыхтящую жируху. Прости, Глен, наверное, я тебе все еще не верю.

Зум-Зум смотрела на него исподлобья, Глен потер замерзшие пальцы, рот его открылся, чтобы произнести звук, и тут же закрылся. Возникшее напряжение будто наполнило пространство стеклом, трудно было двинуть и ногой, и рукой, даже последние падающие листья замедлили полет.

– Пора домой. – Резко бросил он.

Глен ловко перепрыгнул ограждения технической лестницы, в два широких шага добрался до помоста и скрылся на подъёме к железнодорожной остановке. Он оставил Зум-Зум у обледеневшей мостовой опоры, на ней яркими красками складывались плюсом чьи-то инициалы, обведенные в сердечко. Холодное солнце нехотя пробивалось сквозь плотные серые облака. До дома Зум-Зум дошла медленным шагом. По дороге ее брови несимметрично подергивались, руки делали хаотичные движения, которые трудно было бы объяснить здоровым людям. Зум-Зум, то ускоряла шаг, то замедляла его в зависимости от того момента своей речи, который она раз за разом прокручивала в памяти.

У подъезда ее ждала Патриция:

– Я не могу дозвониться до тебя со вчерашнего вечера! Что случилось? Ты заболела смертельной болезнью? Прячешь мигрантов в подвале? Чем ты занимаешься без меня?

– Пойдем, объясню.

Они зашли в лифт:

– Он не дает мне вздохнуть! То бегай, то прыгай, по перенеси ящики в школьной столовой! Каково? Представь! И при этом будь почтительна, сохраняй благоговение и спокойствие! Не спрашивай! Не говори!

Зайдя в квартиру Зум-Зум, Патриция разуваться не стала, нахмурившись она наблюдала, как ее подруга носится туда-сюда, натягивая школьную форму. Из коридора было видно, как на кухне Зум-Зум схватила оставленный на тарелке большущий круассан с кремом, поднесла его ко рту, замерла. Проглотив ком слюны, со вселенской скорбью во взгляде Зум-Зум вернула выпечку на место.

– Вы весь день вчера провели вместе?! – Патриция немного посинела.

– Черт возьми, я провела с ним весь месяц! Я начала думать, что он задумал меня убить. Не ешь, питайся воздухом, закуси водой! Я с родителями ругаюсь каждый день из-за его пищевых установок, а он даже не подозревает об этом! Скотина гнилодушная!

– Месяц? Уже месяц? Он твой парень что ли?

– Тебе голову проветрило? Какой парень!? Хотя со своими вторыми родителями он меня познакомил. – Зум-Зум повесила сумку на плечо в готовности выходить.

– Ты имеешь ввиду Люка и Сидни? Он вводит тебя в круг своего окружения? Однако.

– Это не круг, это даже окружением назвать нельзя. Так, засада… Не пойму ты радуешься за меня или осуждаешь? Неужели ты боишься, что оставлю тебя ради них? – Зум-Зум мягко улыбнулась. Патриция поджала губы вместо ответа. – Ты лучший человек на свете, Патриция. Та парочка – психопаты и снобы. Никто во вселенной не пойдет на такой обмен. Я люблю тебя, и ни на кого не променяю.

– С тех пор, как вы устроили этот марафон, я чувствую себя такой одинокой. Тебя невозможно найти, дозвониться не получается. Я покинута всеми на этом свете.

– Ой, погоди, Патриция! Сегодня среда, надо взвеситься! – Зум-Зум умчалась в комнату и спустя несколько секунд пантерой выпрыгнула обратно. – 96! 96! Слышишь! Надо срочно позвонить Глену!.. Ох…

Зум-Зум вспомнила неприятный разговор получасовой давности, вспомнила этот леденящий душу взгляд синих глаз. И для чего она вывалила на него все это именно сегодня?! Гадкое чувство вины незваным гостем поселилось в ее сердце.

– Что не так? Ты покраснела. Вот задница – ты влюбилась! – Патриция даже подпрыгнула.

– Нет, мое сердце уже занято одним говнюком. Для второго пока нет места.

Глава 6

Они договорились встретиться на школьном крыльце, это было довольно странно – еще ни разу он не назначал встречу в людном месте, Зум-Зум почти убедила себя, что он ее стесняется, и это ее не удивило. Глен опаздывал. Зум-Зум ковыряла пальцами дырочку в металлических перилах и все еще переваривала их неприятный разговор под мостом, в ее планах было извиниться за свои слова лично, так как даже написать сообщение у нее не хватило духа.

Наконец, из дверей вышел Глен, застегивая на ходу синюю курточку, за его спиной неспокойно маячила Сидни, ее светлая голова показывалась то за его левым плечом, то за правым, она крутилась вокруг себя и что-то нашёптывала. Глен начал первым, не удостоив Зум-Зум приветствия:

– Сегодня вместо тренировки у тебя будет лекция о здоровом питании от Сидни. Мне сегодня некогда, да и передышка для тебя будет не лишней. Сид, я надеюсь на тебя. Пока.

Он совсем не смотрел на Зум-Зум, накинул ремень сумки через плечо и ушел.

– Ну, привет. – Холодно произнесла Сид, смерив взглядом стоящую перед ней краснолицую толстушку.

– И тебе не хворать. – отозвалась Зум-Зум, течение дел ее совсем не страивало.

– Про лекцию Глен, разумеется, загнул. Если честно, я не очень-то поняла, что он от меня хотел, когда звал с собой. Поэтому мы с тобой пойдем в магазин, а точнее – на торговую улицу! Погоди минутку, я напишу сообщение Люку.

Пока Сид строчила послание своему парню с молниеносной скоростью, Зум-Зум с досадой смотрела вслед Глену. Ей бы очень хотелось, чтобы команда ученых собралась и изобрела какой-нибудь временной рубильник, который возвращает время вспять, тогда бы она воспользовалась этой чудо-машиной и избежала бы того ужасного разговора. Вместо абсурдного «я тебе не верю», она бы подхватила его на руки и бесконечно благодарила бы его за все, что он для нее делает. Сейчас ей даже не хватило духа произнести простого «извини», поэтому чувствовала она себя отвратительно.

Сид легким движением подхватила Зум-Зум под руку и, как две лучшие подружки, они отправились гулять вдоль старого квартала города. Шутка ли – они действительно пошли в сторону торговой улицы.

– Когда Глен сказал, кого он собирается тренировать, я подумала, что он спятил. Извини, но ты серый персонаж в истории, тебя не видно и не слышно…

– Ха, с тем, что меня не видно, я бы поспорила. – отозвалась Зум-Зум.

Сид так рассмешил ее ответ, что она смеялась добрых три минуты.

– Он говорил, что ты с приколами. И вообще, когда я ему звонила раньше, он односложно отмалчивался, капризничал. Отмахивался от меня, сучонок! А теперь рот не заткнуть – Зум-Зум то, Зум-Зум се! Прикинь, что сегодня Зум-Зум отмочила… Это стало немного нервировать. И вот вчера он вдруг попросил меня об одолжении. Честно сказать – я нервничаю, наверно потому, что не знаю, чего от тебя ожидать.

– Вы меня обсуждаете по телефону?

– Ой, ты не подумай ничего плохого! Глен отзывается о тебе исключительно положительно!

– Исключительно положительно… Вы даже разговариваете одинаково. – сморщила нос Зум-Зум.

– Правда? Не замечала. Я знаю Глена миллион лет, когда он приехал сюда, я была первой с кем он познакомился. Нас познакомили родители – отцы наши работают в одной больнице. И даже несмотря на это, он до сих пор во многое меня не посвящает. Очень скрытный. Хотя и наших простых привет-пока мне хватает. Я не лезу к нему, и тебе советую делать то же самое, если не хочешь ее разозлить.

– Я думала Люк его лучший друг, а ты только девушка лучшего друга.

– О! Нет, их познакомила я. Люк появился гораздо позже. Как-нибудь я тебе расскажу эту дурацкую историю, а сегодня у нас есть план.

– Обожаю планы. – Зум-Зум ощущала, как ее напряжение сходит на нет, на ее место пришла невероятная легкость в разговоре.

Сид сумела быстро расположить к себе Зум-Зум. Ее милое лицо и светлые распущенные волосы будто светились внутренним светом, от ее клетчатого шарфа доносился аромат цветов, ее голос звучал так убаюкивающе, что Зум-Зум шла рядом словно зачарованная.

– А вот и наш первый магазин. Зум-Зум, у тебя деньги есть?

– Нет, я не ждала похода. – Зум-Зум покраснела еще больше. Родители не торопились снабжать Зум-Зум карманными деньгами, мать утверждала, что в школе их могут отнять хулиганы, а отец говорил, что все покупки они должны обсуждать с матерью, чтобы не копился разного рода хлам, эту акцию Зум-Зум называла «экономика должна быть экономной, или сто разных способов отказать дочери в деньгах». Так или иначе, у Зум-Зум никогда не было денег.

– И это хорошо! – Воскликнула Сид. – Глен просил удержать тебя от любой покупки. Итак, первый магазин – обувной!

Магазин был неказист снаружи, у дверей висела потертая вывеска, окна с опущенными грязными ставнями – можно было подумать, что он закрыт, но как только они вошли внутрь, Зум-Зум ахнула. Огромный павильон размером со школьный стадион, заставленный стеллажами с обувью на любой вкус и цвет, делился на зоны по временам года, в каждой стоял круглый диван и пуфики, высоченные зеркала свисали с потолка. Резко пахло резиной и кожей.

– Какую обувь ты носишь? – спросила Сидни.

– Какую в магазине украду, такую и ношу. – брякнула, не подумав Зум-Зум, и тут же встретилась взглядом с перекошенным в лице консультантом. – Извините, я ворую не у вас.

Они прошли несколько рядов, Сид резко остановилась и заговорила так, будто текст отрепетировала:

– Люди с избыточным весом должны подходить к выбору обуви особенно тщательно. Рассказываю почему. – Сид схватила первую попавшуюся мужскую туфлю. – Выбирай только удобную обувь. Казалось бы, самое очевидное правило, но! Никто его не соблюдает. В угоду моде девушки покупают даже те туфли, которые им не подходят по форме стопы и высоте взьёма. Все эти «подложу ваточку» или «а пятку пластырем заклею» дадут знать о себе некоторое время спустя в виде больных коленей, выпирающих косточек или одеревенелой кожи.

Зум-Зум кивнула:

– Мне что, записывать?

– Пока слушай. Всегда проверяй обувь внутри рукой. – Сид протянула туфлю Зум-Зум. – Руку сунь.

Зум-Зум повиновалась. Это было удивительно, но зимняя обувь в месте у пальцев не имела мягкого покрытия, мех пришили только там, где поверхности были доступны глазу.

– Убедила. – задумчиво произнесла Зум-Зум.

– Ощупай все грубые внутренние швы, они не хуже ножа разрежут тебе пальцы. Еще не маловажно – это твердость подошвы. Люди-тяжеловесы растаптывают новые ботинки за неделю, подошва продавливается под их пятками, а такого быть не должно. Подошва должна быть твердая и жесткая. Желательно из натуральных материалов. Раз вы много бегаете, то тебе нужно помнить, что кроссовки должны быть легкие и способны смягчать удары… НЕ могу смотреть на эти твои кеды! Зум-Зум, они… они… Наверно ты их очень любишь, раз носишь их круглогодично?

– Очень. Мои любимые. – смущенно бросила Зум-Зум и ушла за стеллаж. Конечно, ей не хотелось обсуждать с новой знакомой ее финансовые возможности.

– Глен тебе прямо об этом никогда не скажет, такой он человек. Он боится обидеть людей, особенно тех, кто ему близок. Он не просил поднимать эту тему, но я все же осмелюсь. Зум-Зум, найди способ купить себе спортивную обувь.

– Ха, как ты себе это представляешь? Мне на работу устроиться? – Зум-Зум нервно обкусывала губу. – На улице держится минус, люди перебрались в пальто и сапоги. Ты думаешь я хожу в тряпочных тапках в мороз из принципа? Давай сделаем так: я кивну, будто бы согласна с тобой, а ты больше не станешь поднимать эту тему.

Сид открыла свой миленький ротик, чтобы возразить, ей показалось, что со стороны ей открывается истина, которая заключалась в конвертации стоимости продуктов, съедаемых Зум-Зум в стоимость новой пары обуви, но она вовремя остановилась. Вспомнив свою семейную ситуацию, Сидни не стала учить Зум-Зум жизни, она просто приняла это, и тактично предложила двигаться в другой магазин.

– А мы разве не в продуктовый идем? – попятилась Зум-Зум, когда Сид повернула на дорожку, которая вела к дверям с надписью: «Женское белье».

Это оказался салон дорогущего импортного нижнего белья. Сид легко порхала от стенда к стенду и припевала, она была, как рыба в воде, чего нельзя было сказать о Зум-Зум. Здесь она начала трястись и дергаться.

– Сидни, пойдем дальше. Тут ничего интересного нет!

– Шутишь? Здесь все интересно! Ты только посмотри на это кружево, словно прикасаешься к гриве единорога, а этот шелк! Ты потрогай – струится, как ручей. Неужели не нравится? А! поняла, ты думаешь, что я начну тебе предлагать утягивающие панталоны?

– Да, да, тут все сказочно. Я хочу выйти! – пятилась к дверям Зум-Зум.

– Я не прошу тебя что-то покупать. Мне самой эти вещи не по карману! – шептала Сидни. – Мы померяем и все! Надо определиться, что тебе подойдет. Хм… Я подозреваю, что ты не в ладу со своей женственностью. Зум-Зум, ты мыслишь неверно. Пойдем сюда!

Они зашли в глубь зала, Сид откинула шторку примерочной, поставила Зум-Зум перед зеркалом, схватила висевший рядом сиреневый бюстгальтер и приложила поверх курточки.

– Все, что надо знать о белье, это то, что оно должно быть удобным. Не врезаться, не спадать, и держать грудь на разумной высоте. Понимаешь, о чем я? Ты наверно видела девок, которые наденут немыслимый пушап, и потом их титьки о подбородок бьются. Так не надо. Женская грудь должна говорить: «Я здесь!».

– Что говорит твоя грудь? – спросила Зум-Зум.

– Моя грудь говорит «эй, я ношу школьную форму, но под ней есть секрет!» – Сид принялась раздевать Зум-Зум. – Снимай, я хочу посмотреть, что говорит твоя грудь.

– Моя помалкивает! Знаешь, скромничает. – кричала Зум-Зум, уворачиваясь.

– Заставь ее заговорить! – Сид затолкала Зум-Зум в примерочную и задернула занавеску.

Продавцы-консультанты не без любопытства оглядывались на крики, доносившиеся изнутри. У людей, чье воображение живее и богаче, смогли бы представить сотню картин происходящего за ширмой. Две сотрудницы подкрались ближе, они сомневались – стоит ли зайти в примерочную или лучше подождать.

– Ого! – Донеслось из-за ширмы. – Сестренки, а вы ничего!

– Сестренки стеснительны, и прием сегодня не ведут! Сиднииииии! Не тудаааааа!

Зум-Зум выскочила из примерочной и тут же столкнулась нос к носу с озадаченными продавцами. Сид с хохотом выпрыгнула за ней:

– Одной тайной меньше! Ты зря комплексуешь – у тебя все на месте!

Продолжать прогулку по магазинам им не позволяло время, Зум-Зум торопилась домой, а Сидни спешила на встречу с Люком. Они перехватили по фруктовому салату у прилавка с восточной кухней.

– Спасибо. – Улыбнулась Зум-Зум. – Я давно так не веселилась. Было познавательно.

– Не буду скрывать – мне тоже понравилось. Ты простая, с тобой легко. Честно хочешь?

– Хочу.

– У меня нет подружек. Есть знакомые, есть близкие знакомые. Мы хорошо общаемся, переписываемся и перезваниваемся, но не проводим время вместе. С тобой я провела только два часа, а сложилось впечатление, будто я тебя сто лет знаю. Странно, скажи?

– Я не против повторить. – Кивала Зум-Зум, обсасывая кусок арбуза.

Глава 7

Октябрь катил на полную, вторую половину месяца погода баловала теплом всем на радость. Зум-Зум шла на утреннюю тренировку, упакованная в легкую красную куртку, каштановые волосы выбивались из-под тонкой шапочки, кеды на кроссовки ей поменять пока не удалось, поэтому ноги быстро замерзли. Ничего не поменялось в тренировке, кроме Глена.

Если раньше Глен торопился высказать свое мнение по любому поводу, то сейчас либо кивал, либо мотал головой, и все чаще молчал. Вот и сейчас он шел впереди, не сводя с черной реки туманного взгляда. В руках у него был прозрачный пакет с четырьмя бутылками воды.

– Сомневаюсь, что жажда нас будет мучат настолько сильно. Не знаю, как ты, а я не способна выпить столько жидкости. – Зум-Зум старалась разбавить прохладу отношений теплыми разговорами.

– Но это не пить, это утяжелитель. Вода грязная. – Глен говорил спокойно – держал марку.

– А это что, скотч?! Ах, ты бесстыжий! Решил перевести нашу рутинную жизнь на новый уровень? Кого ты собрался привязывать? – Она улыбнулась, но обратной улыбки не последовало.

Он встал перед ней на колени, Зум-Зум немного смутилась. Сверху его плечи выглядели еще шире, покатая спина приобрела треугольную форму, никакая куртка не смогла бы спрятать его тонкую талию.

– Ноги шире. – Глен примотал скотчем по пол-литровой пластиковой бутылке, две бутылки сунул ей в руки. – С утяжелителями будет эффективней. Даже несмотря на то, что ты весишь почти центнер, потом тебе покажется, что ты бабочка.

Зум-Зум прикинула прибавленный вес:

– Ничего не изменилось. Они не чувствуются. Это точно работает? Давай проверим. Бежим?

– Бежим? Ты пройдись для начала. – Глен жестом пригласил ее на дорожку.

– Я толстая, но не неженка!

Первые тридцать метров она держалась молодцом, поднимала колени, отводила локти и делала такие ритмичные вдохи-выдохи, что олимпийцы обзавидовались бы. Через десять минут прыть ее сошла на нет, сопли и слюни стекали с лица за воротник, ей казалось, что она довольно резво перебирает ногами, однако, она практически топталась на месте.

«Если я сейчас начну вопить, то он покатится от смеха!» – думала она в отчаянии.

– Погоди, Глен. Камушек в кедах. – Зум-Зум притворно трясла обувью.

– Ну да, ну да. – Кивал Глен в сторону. – Признайся, ты в шаге от приступа.

– Если я сейчас не прилягу, то скорее всего умруууууууууууу!

И Зум-Зум неожиданно громогласно разревелась.

Глен вдруг заметался на месте, он никак же ожидал, что доведет ее до слез. Он принадлежал к тому роду мужчин, которые при всей своей выдержке и самоконтроле не способны выдержать девчачьи рыдания, которые считают, что слезы – это не честный ход. Даже имея миллион аргументов в запасе, при виде мокрых глаз, мужика начинает трясти, как ссаную тряпку, и через мгновение он обезоружен, и готов на все.

– Идем-ка. – Глен потянул ее за собой.

В месте, где от дороги вниз к реке сходила лестница, располагалась небольшая площадка без перил, под ней пологий берег тянулся до воды метров десять, Глен дотянул ее до последней ступени, где Зум-Зум продолжала натирать рукава соплями. Скопившаяся осеняя вода сделала берег рыхлым и водянистым, воздух пах тиной, замерзшая колючая трава стояла торчком. Глен смочил руки в воде, вернулся к Зум-Зум и протер ее щеки.

– Умоляю, скажи, – всхлипывала она, – что ты намазал мне лицо не простой, а лечебной грязью.

– Отдышись. Тебе не холодно? Замерзла наверно? – Глен провел по лицу девушки теплым ладонями, и это движение ощущалось настолько нежным, что Зум-Зум перестала дышать.

– Я на морозе, и я вспотела. Сам, как думаешь? Если ты не в курсе, как потеют толстяки, то я тебя просвещу: ежеминутно, перманентно, в любой одежде, и вне зависимости от вида дезодоранта. Зимой мы потеем от одежды, летом… Дурацкая тема для разговора! Глен, я не хочу так. У нас было все нормально, теперь ты глаза прячешь, а я себя тихо ненавижу, – горячие ручьи снова потекли по ее замерзшему лицу. – Я не поняла, что я ляпнула в прошлый раз, и чем так тебя рассердила. Извинииииии!

– Ты снова ревешь!? Прекрати, пожалуйста! – встрепенулся Глен. – Не вздумай! Не… не знаю, как реагировать на женские слезы! Ты специально, что ли?!

– Это не слезыыыы…– выла Зум-Зум. – Это пот из глаааааз!

Глупо озираясь по сторонам, Глен машинально протянул руки и обнял Зум-Зум, она же уткнулась сопливым носом в его белую куртку, плечи ее нервно вздрагивали. Ощущения для обоих были в новинку. Руки Глена медленно сомкнулись на ее спине – такого с ним раньше не было – если и приходилось кого-то обнимать, то чисто физически происходило это иначе. Зум-Зум и вовсе не приходилось обниматься с представителями сильного пола, и от этого ситуация для нее ощущалась крайне неловкой. Отец не демонстрировал своих чувств открыто, максимум это было легкое приобнимание за плечо, либо пацанское «дай пять!». Они простояли так пару минут, и кто практиковал объятия, тот понимает насколько это долго.

Глен ждал, когда она успокоится.

– У меня открытие. – вдруг сказал он. – Если б я знал, что с толстяками так приятно обниматься, я бы не заставлял тебя худеть.

– Ты можешь откормить меня обратно. – Зум-Зум в последний раз утерла нос, поправила шапочку, одернула куртку.

– Сдурела? Я столько сил в тебя вбухал! Если ты сейчас вздумаешь отъедаться обратно, я тебя просто прибью!

Занятие продолжилось.

Глен не стал обсуждать ситуацию, он решил, что слова здесь были бы излишни, момент их прикосновения обозначал, что перемирие заключено. А вот Зум-Зум ждала хотя бы пары реплик, чтобы было понятно наверняка, что она прощена. Неясность в их отношениях пугала ее.

Они вернулись на дорогу, солнце показало свой бок над городом, черная река соприкоснулась с тусклым светом. Тут Глена будто прорвало, он принялся рассказывать о пользе чаев для похудения, и говорил, говорил, говорил, говорил. Выглядело это забавно, словно он три дня готовился к соревнованиям по болтовне и вот ему дали «старт», и он демонстрировал все, на что способен. Зум-Зум не хватало этих разговоров, она улыбалась и слушала новую лекцию, словно соловьиную песню.

– …Самое интересное в том, что чай из фенхеля не сжигает жиры, он отбивает аппетит, несмотря на то, что отвар на вкус сладковатый, фенхель совершенно не калорийный. Странно же, согласись! Для подавления чувства голода у взрослых чаще применяют семена. Они ускоряют метаболизм, уменьшают влечение к сладкой и жирной пище, успокаивают. Хотя ты вроде и так не буйная… Для снижения аппетита можно просто прожевать несколько семян перед едой или при голоде. Фенхель пьют как самостоятельный отвар или в сборе с другими травами. Предлагаю попробовать…

В этот день позже, уже в школе, произошла редкая встреча Зум-Зум с Шеллом. Их классы встретились на перемене у кабинета химии, в этом неспешном шевелении Зум-Зум с Патрицией устроились около окна в коридоре прямо напротив двери, когда Шелл выходил, он просто не мог не встретиться с ней взглядом. И этот взгляд дорого стоил! Глаза Шелла широко распахнулись, когда проделывали быстрый путь сверху-вниз и снизу-вверх несколько раз.

– Да, солнце мое, – сказала Зум-Зум в полголоса, чтобы никто не услышал ее, – этот секс на палочке тебя еще не так удивит!

– Хо-хо, я бы сотенку заплатила тому, кто сделал бы фотку этой физиономии! – ухмылялась Патриция. – Он меня до блевоты бесит, но за тебя я рада, Зум-Зум.

Следующим днем было воскресенье, Глен настаивал на ежедневных тренировках, однако утром он написал, что присутствовать не сможет, чем Зум-Зум незамедлительно воспользовалась. Как только она прочла его сообщение, крепкий сон вновь навалился на нее, в этой борьбе она даже сопротивляться не стала. Тренировки продолжались два месяца, теперь на календаре значилось начало ноября, за окном было тускло и сыро, а дома пахло абрикосовым пирогом, который по традиции мать пекла каждые выходные.

Звонок телефона снова разбудил Зум-Зум. Это была Патриция:

– Можно сегодня пробежаться с тобой? Попробовать хочу.

Зум-Зум тихо простонала:

– Через полчаса встречаемся внизу.

И вот они стояли на обледенелой лестнице, что спускалась к набережной. Погода поменялась, сегодня дул холодный порывистый ветер, на улице не было видно ни одного человека.

– А где Глен? Сидит в кустах с биноклем и смотрит, выполняешь ли ты все его заветы? – Патриция то и дело поправляла волосы.

– Нет, он сегодня не может. Свои дела. Не все же со мной носиться. – Зум-Зум зевнула четвертый раз за минуту.

– Он совсем не придет? Хм… Так даже лучше. – Патриция пожала плечами, подтянула клетчатые штаны и ударила в ладоши. – Итак, как это происходит?

– Мы приходим сюда, бежим туда, возвращаемся сюда, идем домой. По дороге он мне рассказывает про диеты, калории и прочую лабуду. Заставляет меня двигаться. Шутит иногда, я правда не всегда понимаю его шуток… Иногда я его боюсь…

– Что? Он кричит на тебя? Грубит?

– Нет, что ты! Глен никогда не орет, – Зум-Зум лениво потягивалась, начиная разминку, – но есть у него такой взгляд, знаешь, хуже всяких воплей! Он добрый, он классный. Подбадривает меня, даже если я ленюсь. Рядом с ним я не чувствую себя чудовищем. А недавно он меня ТАК обнял!.. я бы ему простила убийство своей собаки, если бы она у меня была.

– Что!? Обнял? Вы чем тут занимаетесь?! Ты меня убеждаешь, что вы спортом увлекаетесь, а потом окажется, что у вас дети погодки и огород в пригороде!

Немного похихикав они наконец побежали, Зум-Зум впереди, Патриция позади. Она хотела дать подружке пару советов про дыхание, однако, оглянувшись, увидела ее склоненной над лужей.

– Ты денежку нашла? Патриция, если трудно дышать, останавливаться не надо, лучше переходи на быстрый шаг и работай руками.

– Брось, Зум-Зум, парня с кнутом тут нет, можно расслабиться! – густые клубы пара вырывались изо рта Патриции, как дым из тепловоза. На секунду Зум-Зум показалось, что подруга ее помрачнела.

– А? Дело же не в этом! Дело в отношении. Глен, конечно, меня подталкивает, заставляет, но у меня же есть цель, я не в носу ковыряться прихожу. Я трачу на это время и силы, черт побери, я трачу на это утро воскресенья! Я, знаешь ли, учусь ценить свое время! Ох, я заговорила, как Глен… Он на меня слишком влияет. Иногда такое ощущение, что у меня брат появился. Давай назовем нас соратниками.

– Назовем «нас»? Слушай, брось свое прикрытие и расскажи мне правду. Ты влюбилась!

– «Нас» – это не Глена и меня, «нас» – это ты и я, дура! – Зум-Зум действительно не понимала, к чему клонит ее подруга. – Так, ламинария, вижу, что бежать ты не хочешь, ты прилипни к скамейке, а я бегом до станции и обратно. Раз уж я вышла в такую погоду, то надо провести это время с пользой, а иначе горько будет признавать, что я встала в воскресенье ради встречи с твоей кислой миной.

Зум-Зум прибавила газу. Некоторое время назад путь до станции ощущался как оптическая иллюзия, конец которой недостижим, (в фильмах обычно используется спецэффект, где центр удаляется от главного героя с большой скоростью), а бег в обратную сторону проходил в полуобморочном тумане, и Зум-Зум плохо помнила эти минуты. Теперь ситуация немного изменилась, ей было по-прежнему тяжело, она краснела и скрипела, как локомотив, но ей все же удавалось реже останавливаться, а дыхание сбивалось меньше.

Пока Зум-Зум размышляла о своих изменениях, ее подруга Патриция стояла у мокрой скамейки и смотрела в сторону станции, она следила за движением овальной фигуры в малиновом костюме. В голове Патриции роились такие мысли, какие не посещали ее раньше, вопрос за вопросом сыпался без ответа, появлялись догадки, предположения – на нее накатила волна небывалого ужаса, когда на поверхность всплыл простой и самый очевидный ответ.

Глава 8

На всеобщее удивление в этом году первый снег выпал очень поздно и уже не растаял. Эта снежная крошка была похожа на шарики пенопласта, ветер гонял ее по обледенелым улицам туда-сюда, сдувал с крыш и машин, покрывал шершавые отмостки домов. Дневная температура опускалась все ниже и ниже, люди перешли на зимний гардероб.

Этим утром Глен явился в светло-серой меховой куртке с высоким воротом и теплых черных штанах. Его рука тревожно теребила острый подбородок новыми кожаными перчатками, он мычал что-то невнятное, и мялся с ноги на ногу. Он не торопился говорить. И судя по его сдвинутым бровям у Зум-Зум назревали новые проблемы. Она откровенно залюбовалась им: кожа бледная, брови темные, глаза синие, нос прямой и выдающийся, в этот момент губы Глена были прикрыты рукой, но она знала, что они привлекательного розового цвета, потому как и раньше заглядывалась на них.

– У тебя нет другой обуви? – наконец, сказал Глен.

– Нет. – Покраснела Зум-Зум. Она вспомнила слова Сид в магазине обуви про то, что тему кед сам Глен никогда не поднимет. – И в ближайшее время не предвидится.

– Ясно. Тебе нужны хорошие кроссовки. Иначе у тебя заболят колени или стопы, я уже не говорю, что ты банально простудишься. Твои кеды промокают, а на морозе резиновая подошва обязательно треснет. В сапогах, разумеется, не побегаешь. С тем же успехом можно бегать в ластах или валенках.

– Я что-нибудь придумаю. – Зум-Зум виновато склонила голову.

– Хах, даже не споришь? Не ворчишь? – Глен сделал шаг назад. – Я сейчас вернусь домой, возьму яркий фломастер и обведу этот день в моем календаре, потому что я не помню дня, когда бы ты не спорила со мной. И все же вернемся к нашим баранам – бегать на улице мы больше не будем. Сама понимаешь – скользко и холодно. Если честно – я ненавижу холод, и последние наши пробежки были просто пыткой для меня.

– Почему же молчал? Я бы не стала тебя мучать. Хочешь, чтобы я бегала одна? – предположила Зум-Зум с болью в сердце.

– Нет, и сам не побегу, и тебя не пущу. – Ответил он по-хозяйски. – С этого дня ты занимаешься дома. Надеюсь соседи снизу не станут жаловаться… Я подумаю, чем можно заменить пробежки. Кардиотренировки самые эффективные в похудении… Каждый раз ездить в школьный спортзал слишком долго и глупо. Скорее всего тебе придется бегать по лестнице с первого этажа на последний, например…

Осеннее темное небо принялось сыпать новой порцией снега, в свете подъездного фонаря снежинки казались неугомонными насекомыми. Глен и Зум-Зум стояли и мялись минут пятнадцать, трепались о пустяках, ноги у нее давно заледенели, однако домой она не торопилась. Глен прислонился плечом к серой стене и рассказал очередную историю, в которую вляпался Люк. И даже зная, что скоро увидятся в школе, они говорили не спеша, замолкая в те моменты, когда кто-нибудь выходил из подъезда, она смотрела на него не моргающим взглядом, будто боясь упустить что-то важное.

Через час они снова стояли с повинными головами на пороге класса. Учитель математики смотрел на них поверх очков, подперев рукой подбородок. В классе стояла тишина, изредка нарушаемая шелестом страниц.

– Вы… Вы как чаинки в моем новом зеленом чае – присутствовать в кружке они должны, без них никак, но, как я их вижу, сразу представлю, как они противно липнут к моим губам, так и чайник греть не хочется. – произнес задумчиво учитель математики. – Садитесь, будем выжимать пакетики.

На обеде Зум-Зум и Патриция нашли себе хорошее место у окна столовой, ведущее во двор. Кожаные пуфики располагались у обогревателей, их теплые мягкие поверхности приятно согревали замерзшие ягодицы. Ученики стремительно распределялись по местам за столами, крики и смех наполняли пространство, гремела посуда, пахло тушеным мясом и ванильной выпечкой. Зум-Зум озадачено открыла свой контейнер с обедом.

– Черт, твой хозяин идет сюда. Гадство! Только присели! – прорычала сквозь зубы Патриция.

– Хозяин? Ты про что? – Зум-Зум побежала взглядом по толпе, из которой выступил Глен.

– Я ничего не взяла попить, схожу за молоком. – зло шептала Патриция.

– Да, да, самое время. Беги. – Глен проводил удаляющуюся Патрицию. – Доброго денька! Что у тебя на обед?

– Вареная курица и тушеная несолёная отвратная брюссельская капуста. – Зум-Зум показала внутреннее содержание своего контейнера.

Глен нахмурился:

– Это не выглядит, как капуста с курицей. Скорее похоже на двойной бургер с картошкой.

– Такое бывает иногда в особо пасмурные дни… Черт, Глен! Мать всучила мне этот контейнер. Сколько я с ней не бьюсь, до нее никак не доходит, что я на диете! Что бы ни говорила, меня не слышат. И я не могу просто так выкинуть это – с детства не приучена выкидывать еду – и если я его не съем, она будет пилить меня до скончания веков! Патриция не ест мясо, и отдать мне бургер некому. Не переживай, Глен, я сожгу его на тренировке.

– Чего задницу мучить? Давай сюда! – он потянулся к боксу с едой.

– Что? Нет! Это домашнее приготовление, моя мать не жалеет калорий! Кажется, картошка вообще на сале жареная.

– Давай сюда. А ты съешь мой! – Глен протянул ей квадратный синий контейнер. – Мне запрещено есть школьную еду, потому что в ней используют консервированные продукты. Удивлена? Я тоже ношу еду с собой. Рис с семгой.

Когда Зум-Зум открыла крышку, количество еды ее поразило. Года четыре назад родители Зум-Зум притащили в дом кошку на передержку, забота о животном легла на плечи Зум-Зум. Ей приходилось чистить лоток, кормить животное, иногда мыть ее, и пихать таблетки от глистов в упрямое кусачее создание. Зум-Зум тогда научилась многим вещам, например, обрабатывать царапины от когтей, или чистить кошкин туалет с минимальным прикосновением к нему. Так же ее посетило прозрение в сфере биологии – из кошки выходило намного больше, чем входило.

И все эти напоминания нахлынули на нее в этот момент потому, что порция Глена оказалась не больше кошкиной, и, кстати, называлась так же.

– Чем плохи кончервы? – спросила Зум-Зум.

– Они готовят из полуфабрикатов, добавляют глютоматы, маринады и прочую дрянь. Пальмовое масло, много соли, все дела…

– Хм, – только и отозвалась Зум-Зум, она испугалась, что Глен велит ей перестраиваться под его меню.

– Твое «хм» словно гром в небесах. Я знаю, о чем ты подумала. «Этот парень такой придурок! Капризная фифа!», и я с тобой соглашусь. Однако, я должен оправдаться – отец мой врач, я рос в обстановке с акцентом на сохранение здоровья, мое детство прошло под эгидой здорового тела. Если я тайком съедал картошку фри, то от чувства вины меня тошнило до тех пор, пока все не выходило наружу. Я привык, это первое. Во-вторых – губить все старания из-за похотливых фантазий с крылышками во фритюре просто глупо.

– А ты не так прост… – протянула Зум-Зум.

– Теперь, когда одной тайной меньше, поясни мне, чем я не угодил твоей подруженции? –Глен смачно откусил бок бургера.

– О чем ты? – Зум-Зум перевела взгляд с Глена на Патрицию и обратно.

– Я подхожу – она уходит. Проявление закона вымещение в натуральном виде. Вот и сейчас она стоит у автомата с напитками и в десятый раз пересчитывает монеты. Как ни крути – она оттягивает время, ждет, когда я свалю. От меня плохо пахнет? Я кажусь мерзким? Что не так со мной?

Зум-Зум никогда не обращала внимания на новые причуды в поведении своей подруги. Теперь, когда она припомнила моменты с Гленом, и не вспомнила присутствия в них Патриции, она смогла согласно кивнуть – что-то не так. Зум-Зум наклонилась к Глену и шумно потянула носом.

– Это был риторический вопрос. – Глен сконфужено вжался в сиденье. – Нюхать меня на публике, все равно, что домогательство. Полегче, дамочка!

– Ты отлично пахнешь! А Патриция… с чего бы ей тебя ненавидеть? Может ты пьешь? Ругаешься матом при девушках? Она терпеть не может пьяниц, нерях и сквернословов. Еще ей не нравятся парни в прозрачных футболках, знаешь, такие, в сеточку, но у тебя с этим все нормально.

– Я образец для подражания! Неужели за то время, что мы с тобой провели, ты не поняла, что я чудо!? – Глен немного покраснел, и Зум-Зум мысленно согласилась с его словами.

– Не знаю даже… Патриция эталон прагматичности, изменить ее могло лишь вмешательство потусторонних сил. – Зум-Зум пожала плечами. – Если мы предположим, что ты нигде не накосячил, то должно быть она влюбилась в тебя без памяти…

Словно сговорившись Зум-Зум и Глен повернулись друг к другу, их широко распахнутые глаза будто говорили за них. Ключевой момент в их судьбах был отмечен этими произнесенными словами, а стоящая в стороне Патриция даже не подозревала об этом. Они больше не вымолвили ни слова, хотя на языке крутилось сто вопросов. Глен кивнул на прощанье, Зум-Зум кивнула в ответ, не глядя друг на друга, они стремительно расстались. Отрезок пути от окна до выхода из столовой, где стоял автомат с напитками, Глен прошагал, не помня себя, и, как это не часто бывает в ответственный момент, тело словно утратило контроль, казалось его ватными конечностями управлял неумелый кукловод. Он резко остановился рядом с Патрицией, она ойкнула и отпрыгнула.

Глядя дикими остекленелыми глазами, Глен сказал:

– Возьми мой телефон у своей подружки. Позвони мне.

– Хорошо. – ответила Патриция, когда Глена уже не было рядом.

Глава 9

Однажды по дороге из школы Патриция и Зум-зум прогуливались по длинной торговой улице. Дома здесь стояли малоэтажные, года их постройки начинались на 18, они напоминали слоеные пироги, потому как первые этажи, как водится, размещали магазины, вторые этажи занимали офисы и канцелярии, третьи и четвертые этажи занимали всем подряд, от малого бизнеса до фитнесс залов. Вывески пестрили яркими огнями, кое-где из дверей доносилась заводная музыка, тут и там ряженые аниматоры зазывали к себе посетителей, народу здесь было много в любое время суток и в любую погоду.

От событий в столовой уже прошла пара дней, а поднять эту тему почему-то не хватало смелости ни у той, ни у другой. Они остановились у одной из витрин.

– Сид утверждает, когда я похудею, я смогу носить такое белье! – вожделенно выдохнула Зум-Зум, рассматривая красный кружевной комплект на манекене, где маленькие трусики могли бы уместиться в кулаке. – Сейчас мои труселя больше похожи на авточехлы, но это не мешает мне мечтать!

– О, да. Стринги рулят. – мрачно сказала Патриция. – Что тебе мешает носить такое сейчас?

– Есть вещи в нашей реальности, которые не подходят друг к другу, – бубнила Зум-Зум, – знаешь, типа зарядка к розетке без адаптера, или спортивные штаны к каблукам. Вот так дело обстоит и с кружевом на моей жопе – не комильфо. Кружевное белье дозволительно надевать на аппетитные формы, круглые, упругие. Кстати мое мнение поддерживают люди в интернете, так что я не просто так болтаю.

– В тебе говорят твои комплексы, и не просто шепчут, а орут во все стороны. Человек может себе позволить что-угодно, если будет свободен от предрассудков и комплексов. Про бодипозитив слышала? Кружево-не кружево – ты вольна делать, что хочешь. Тебя убедили, что развратное бельишко, как тряпка для быка, вскипятит кровь буйным молодцам, и они накинутся на тебя. Поспешу тебе напомнить, что твое полотно матадора будет спрятано под твоими штанишками с вытянутыми коленками. Понимаешь, о чем я?

– Так Глен тебе нравится? – неожиданно выпалила Зум-Зум.

– Кто? – вздрогнула Патриция.

– Хрен в пальто! Глен! Глен тебе нравится, а ты мне об этом не заикнулась ни разу! Я даже подозреваю, что нравится довольно давно. Я НЕ буду давить на тебя, хочу, чтобы ты рассказала все по своей воле, мы же, вроде, друзья. Верно? Но ты должна знать, что я очень усомнилась в своем доверии.

Зум-Зум, закончив свою тираду, уставилась на Патрицию в ожидании, что та сейчас же выложит все, как на духу, но Патриция лишь безразлично пожала плечами.

– Никто мне не нравится. С чего бы тебе так думать?

– Может быть потому что Венера в козероге, а может потому что ты бежишь, сверкая прятками при виде Глена. А может быть я уверенна в этом, потому что ты отвечаешь вопросом на вопрос, а ты всегда так делаешь, когда хочешь соврать.

– Ну, это уж совсем не доказательство.

Зум-Зум снова ждала продолжения, однако Патриция замолчала.

– Ты и не опровергла, и не согласилась. Я немного озадачена. – рассуждала Зум-Зум вслух. – Если бы у меня была сотня друзей и знакомых на каждом углу, ты бы имела основания бояться, что я все разболтаю, и поставлю тебя в неловкое положение, но у меня есть только ты. А если бы он был для тебя чужим человеком, ты бы не реагировала на него так бурно. Но ты видишь сколько времени провожу с ним я, поэтому ты думаешь, что твоя тайна откроется ему. И я делаю вывод, что ты от него без ума.

Патриция скучающе пожала плечами.

– Игнорируешь меня? Я со стеной разговариваю? Это обидно. – отозвалась Зум-Зум, но и на эту реплику Патриция не ответила.

Они молча прошли целый квартал, его неоновые огни и блеск нарядов за стеклом уже не так привлекал девушек, но обе они делали вид крайней заинтересованности. Зум-Зум чувствовала, что пространство между ними будто искривляется, полметра между их локтями превращался в непреодолимый каньон, она не понимала, как ей теперь себя вести. Зум-Зум достала телефон, чтобы посмотреть сколько время, но тут вдруг Патриция начала болтать без умолку о разной ерунде, не давая Зум-Зум вставить слово, при чем речь ее была сбивчива и непонятна.

– Не бойся. Я время смотрю, я не собираюсь ему звонить. – грустно сказала Зум-Зум.

После этого до улицы, где они жили, добрались быстро, расстались холодно.

Для Зум-Зум, как и каждого современого человека, время позднего вечра было особо дорого для сердца, души и расшатанных за день нервов, в это время человек предоставлен сам себе, к нему не идут с вопросами родственники, оставшиеся домашние дела автоматически переносятся на следующий день. Некоторые проводят эти часы у телевизора, женщины не редко висят на телефоне, в попытках разделить боли и радости с подругами, дети играют или спят, освобождая матерям руки.

Зум-Зум пыталась доделывать уроки, к несчастью каждый вечер ее похвальные попытки проваливались, ее увлекал поток картинок в интернете, смешные видео и занятные истории. К сожалению, до сих пор не придумали такой науки, которая бы поглотила ее внимание. Но в этот вечер оказался не похож на другие вечера из-за маленького, но значительного открытия. Зум-Зум по возвращению с прогулки получила сообщение от Глена. Это была фотография, где в огромных баскетбольных футболках он с Люком, в обнимку с оранжевым мячом, позируют фотографу, кривя физиономиями. Зум-Зум не хотела показаться банальной, отвечать Глену простым смайликом теперь уже ее не устраивало, она стала рыться в закромах телефонной галереи в поисках достойного ответа и с ужасом обнаружила, что кроме Глена, у нее ничего не осталось!

Там присутствовали записи с лекциями о пользе зелени, история открытия кофе и шоколада, друг за другом шли видео футбольного матча с прошлой недели, где Глен забивал гол, и это уже не говоря о десятках его фото в разных ракурсах. Среди них была одна фотография, которая особенно нравилась Зум-Зум, Глен на ней спал на парте. Так вышло, что кто-то из одноклассников сфотографировал его в подобном виде и выложил в общий чат.

В тайне ото всех, и даже от самой себя, Зум-Зум часто возвращалась к этому снимку и смотрела на него с грустной улыбкой, объясняя столь странное поведение себе тем, что Глен тут смешной…

Тут Зум-Зум словно молнией пронзило! Трудно было себе признаваться, еще более трудно было объясниться с собой, что Глен занял огромное место не только в ее телефоне.

На следующий день в школьной библиотеке, куда Патриция отправилась без Зум-Зум, оказалось слишком людно, и это было объяснимо – приближались экзамены. Оказался там и Глен, он первый заметил Патрицию. Она стояла между стеллажами с книгой в руках, густая черная челка закрывала глаза, губы ее беззвучно двигались, увлеченная чтением, она не заметила, как Глен подкрался сзади.

– Привет. – тихо произнес он у нее над плечом.

– Привет. – отозвалась она даже не вздрогнув.

– Вот я и услышал твой голос. Интересно, почему мы раньше не разговаривали?

Она стояла перед ним вполоборота не двигаясь. Он мог легко рассмотреть ее белый аккуратный профиль, длинные ресницы, маленький, словно кукольный, нос, ярко накрашенные вишневые губы. Темные волосы гладкой волной лежали на плечах, белая блузка школьной формы была заправлена в тесную юбку, которая не скрывала от Глена тонкой талии и круглых бедер. Патрицию с уверенностью можно было назвать красивой.

– Действительно интересно, учитывая, что учимся мы в одном классе полтора чертовски длинных года! – Патриция громко захлопнула книгу перед его носом.

– Ауч! А вот и кусачий характер! – зашипел он.

Может сложится мнение, что этот молодой человек прост, как инструкция к стулу, однако в делах с хорошенькими девушками он проявлял дьявольскую изобретательность. Например, как сейчас, он не стал продолжать разговор, потому как распознал колючий нрав Патриции, неожиданно оборвал общение, развернулся и ушел за свой стол, оставив девушку размышлять. Он был уверен, что через минуту она будет стоять у его стола.

Патриция же, напротив, не обладала даром манипуляции, для нее действия людей означали лишь то, что они означали. Глен ушел после первой же реплики, и Патриция тут же решила, что обидела его. Обижать людей у нее выходило и раньше, но по неизвестной ей причине именно его обиды ей не хотелось.

– Неужели ты обиделся на такую ерунду? – Патриция стояла у его стола спустя полминуты.

– Нет. Я увидел, что ты не готова идти на контакт, а я, знаешь ли, добряк, я не люблю напрягать людей. – Глен нарочно не поворачивал к ней голову, строил недотрогу.

– Ага, таких добряков только на скотобойню работать берут. – издевательски процедила Патриция.

– Сядь! И говори тише! Мне уже сделали пару замечаний, – зашептал на нее Глен.

Разумеется, замечаний ему никто не делал, в библиотеке стоял такой гул голосов, что дополнительной пары никто бы не заметил. В этот момент для него было важно примерять образ плохого парня, потому что он давно убедился – хорошие девчонки обожают плохишей.

– Хочешь мне что-то сказать? – Глен скучающе посмотрел не нее.

– Не сказать. У меня просьба. – Патриция присела напротив него.

– Просьба? А мне показалось, что ты любишь командовать. Валяй.

– Не позволяй Зум-Зум влюбится в тебя.

– Что!? Шутка такая? – Глен смутился по-настоящему.

– Она слаба перед парнями, которые помогают ей. Ты не первый, кто добр к Зум-Зум. Она, как ребенок, принимает заботу за любовь, и не понимает почему все заканчивается так грустно. Последствия для нее плачевны.

– Шелл тоже когда-то ей помог?

Патриция помолчала немного.

– Если она не говорила с тобой о нем, то и я не стану. Зум-Зум доверяет тебе, за последние два месяца вы неожиданно для всех стали друзьями, прямо местная сенсация. Она хорошая, уверена, что ты проникся к ней.

– Ты такая заботливая, это так мило – переживать за подругу. Давай сходим в кино. Прямо сейчас! Я люблю карамельный попкорн, а ты?

– Кино? А как же ваши тренировки? – лицо Патриции вспыхнуло, Глен от души насладился этим зрелищем.

– Сейчас на улице заниматься очень холодно, Зум-Зум пытается справиться дома сама. Я только на подхвате. Вы что, совсем не разговариваете? … Ну, так что скажешь?

– Нет! – Патриция неожиданно соскочила и ушла.

Его план обольщения Патриция разбила в пыль. Глен поджал губы – ничто не могло бы сейчас расстроить его больше, чем неудачный подкат. Но тут ожил его телефон – Зум-Зум в очередной раз прислала картинку с диалогами. На этот раз на фото беседовали две собаки, одна из них обнюхивала желтую отметину на сугробе, другая с интересом наблюдала, спрашивая: «что там пишут?», на что первая собака отвечала: «ничего нового, эти желтые страницы я прочла вчера». Глен машинально отправил смайлик в ответ, хотя лицо его выглядело хмурым. В задумчивости он пролистал свой календарь – до конца ноября оставалась неделя.

Зум-Зум тем временем находилась дома и придавалась унынию над своей порцией обеда. На нее из тарелки грустно смотрела белая отварная рыба со спаржей и вялеными томатами, еще унылей казался маленький ломтик безглютенового хлеба и чашка зеленого чая. Когда такое питание вытягивало из нее последние нервы, высасывало всю радость, тогда она безжалостно хлопала себя по ляжкам, приговаривая: «зеленый чай, выручай!». Рядом сидела мать и с прищуром наблюдала за дочерью. На ее тарелке лежала пахучая жаренная с грибами картошка, стоял стакан с горячим сладким какао, в духовке допекался сочный мясной рулет.

«В кино! Сейчас!» – вдруг предложил Глен в переписке.

Зум-Зум без капризов наскоро запихала в рот свой обед, и спустя час они с Гленом стояли в кинотеатре у стойки с закусками. Глен снова был молчалив и мрачен, Зум-Зум напротив, не могла перестать улыбаться, ее красные от мороза пальцы сжимали билет в зал №3.

– А мне попкорн можно? – глаза Зум-Зум горели.

– Соленый и без газировки. Ты опоздала, а теперь еще клянчишь. – вяло ответил Глен.

– Я не выпрашиваю! Я жду одобрения, жадина-говядина! Кто вообще берет попкорн без газировки?! Они неразлучны! Ты извини, что опоздала. Пока нарядишь каждый подбородок, столько времени уйдет!

– Пусть объединятся, а ты время сэкономишь. – бурчал Глен, его настроение угнетало.

Рекламные ролики прошли, начальные титры фильма замелькали на экране, там были написаны такие имена, увидев которые сразу понимаешь – кино будет обалденным. Кроме них в зале присутствовало еще четыре человека, это были две парочки на заднем ряду, которые смотреть фильм наверняка не собирались. Вот пошли пейзажи и диалоги, и Зум-Зум моментально унесло в страну красивых и стройных суперлюдей, когда же она опомнилась, что в кино она пришла не одна, то увидела, что Глен спал, закинув голову назад и некрасиво раскрыв рот. «Стоит ли его будить?» – спросила себя Зум-Зум. Она переставила его ведро попкорна себе на колени и решила друга не трогать.

– Глен! Глен! Где пожарный выход!? Мы обречены! – орала Зум-Зум. Она трясла сонного Глена со всей силы так, что его голова ударилась затылком о спинку кресла, он вскочил и начал орать вместе с ней. Потом огляделся – сеанс закончился, зал опустел, на экране под грохочущую музыку двигались заключительные титры, у первого ряда сотрудник кинотеатра медленно подметал пол.

– Ошалела, баба! – Глен одернул одежду.

– Думается мне, что сюжет тебя не захватил. Ты для чего в кино ходишь, уважаемый?

– Я очень устаю в последнее время. Тебе нужна была моя компания?

– Нет, фильмец зачетный, а ты нет. Агент Солье с экрана успел рассмотреть все волосы в твоем носу.

Они вышли из кинозала, Глен развел руками, как это делают люди, которые что-то потеряли. Разумеется, он искал свой попкорн и газировку. Догадаться было не сложно, куда они делись. Глен укоризненно посмотрел на Зум-Зум.

– Это все он! – крикнула она, указывая на сотрудника зала. – Плохой здесь кинотеатр, не пойдем сюда больше!

Забирая одежду из гардероба, Глен будто опомнился:

– А почему это я не крут? Не надо ставить на мне крест из-за одного раза! Со мной бывает весело. Я, знаешь ли, хороший рассказчик, да! И анекдоты я знаю, надо только вспомнить. А то, что я уснул, говорит лишь о том, что я весь отдаюсь учебе и тренировкам. Ха! Я могу быть разным. Могу иногда капризничать, могу быть загадочным, а еще застенчивым. Иногда я брутален, как футболист из рекламы, а иногда дерзок, но это совсем редко, ведь я воспитанное… как ты там меня называешь? Мудло? С каким хочешь познакомиться?

Зум-Зум отметила про себя, что настроение Глена улучшилось.

– Крутим колесо фортуны! …. Выпадает сектор «жадный» Глен. – не задумываясь бросила она.

– Интересный выбор. – Он подбоченился. – Учитывая, что ты схомячила мой попкорн, и должна понести за это наказание, я все же спрошу тебя: ты есть хочешь?

– Конечно хочу! Если бы во время фильма отключили звук, мой кричащий желудок легко бы озвучил те летящие самолеты.

– Тогда закатывайся сюда, колёсико мое! Я угощаю. – Глен указал на вход в кафе.

Помещение располагалось на четвертом этаже торгового центра, наискосок от кинотеатра, здесь не было четвертого угла, вместо него стояла округленная остекленная веранда с фантастическим панорамным видом на заснеженный парк. В кафе было пусто, лишь в баре у стойки одинокий посетитель вел тихую беседу с барменом. Когда они удобно расположились за столиком у панорамного окна, милая официантка поторопилась принести им меню.

– Я буду отбивную из индейки с овощами, салат с мидиями и… побалуюсь немного – клубничный молочный коктейль, пожалуйста. – деловито сказал Глен. Он мог так элегантно держать голову, что у него отлично бы вышла в фильме роль английского аристократа.

– Хорошо. – отозвалась официантка. – А что для вас?

– А мне… – начала Зум-Зум.

– А девушке салат весенний, только заправка пусть будет на масле, а не на майонезе, и воду с лимоном. – Глен добродушно улыбаясь, вернул официантке меню.

– Нести по готовности? – не дыша спросила официантка, беспардонно таращась на Зум-Зум.

– Сначала мне, потом девушке. – сказал Глен. Когда они остались вдвоем, Глен добавил, – Созерцай и наслаждайся – Жадный Глен. И кстати, ты будешь платить чаевые.

– Вот же облом! – в отчаянии Зум-Зум повалилась на стол. – Удар ниже пояса! Это не жадный Глен, это Глен-Ирод! Думаешь я не смогу достойно тебе отплатить, воспитанное мудло? Я могу снова задавать вопросы о том времени, куда ты пропадаешь, когда ты и не со мной, и не с Люком.

– Я могу просто промолчать в ответ. – пожал плечами Глен, сворачивая бумажную салфетку.

Вскоре вернулась официантка. Пока она выкладывала салфетки и приборы с разноса, Зум-Зум заметила особый взгляд Глена, скользивший по ее обтягивающей униформе.

– Надо же! Как аппетитно выглядит! А у тебя что? – Глен вытянут шею.

– Ничего. – непонимающе развела руками Зум-Зум.

– Вот именно. НИ-ЧЕ-ГО. – Глен натянуто улыбнулся и принялся за еду.

– А хочешь мое откровение? – вдруг улыбнулась Зум-Зум. – Мне очень нравится проводить с тобой время. Даже несмотря на то, что ты ведешь себя иногда, как здоровенная задница, я все равно рада, что ты сегодня позвал погулять меня, а не кого-то другого. В последнее время я вся на нервах, а твое спокойствие очень заразно, оно передается мне. Кстати, я даже научилась читать тебя по тому, как расположены твои брови.

– Читать меня? Однако. Даже моя мать этого не научилась. Итак, жюри, кто же она – Матушка Гусыня или беспокойная поклонница? … – Глен обворожительно улыбнулся, очевидно, ему нравилось говорить о себе. – Твое слепое поклонение льстит мне. Возможно, ты слишком часто наблюдаешь за мной. Неужели я тебе нравлюсь?! – вздрогнул Глен, вспомнив недавний разговор с Патрицией.

– Снова ляпнул, не подумав?! Нет, конечно! – Неожиданно кожа Зум-Зум покрылась мурашками. – О! А вот и мои калории!

В этот подходящий момент принесли второй заказ, пока Зум-Зум отвлеклась на него, Глен почувствовал укол обиды от ее слов. Его самолюбие было задето. Не то чтобы он ожидал жаркого признания, но такая холодная отмашка от его спутницы ощущалась, как легкая пощечина. «Возможно дело в том, что она слишком меня хвалит, и я к этому привык». – подумал Глен. Зум-Зум задумчиво наклонилась над тарелкой салата, он ничем ее не удивил – капуста, морковь и лук. Ей хотелось рыдать в голос.

– Поясни-ка мне, булочка моя с горчицей, в меня нельзя влюбиться? – спросил Глен нахмурено, ковыряясь в тарелке.

– Пожалуй, можно. Ты красивый, самый красивый среди моих знакомых. Не дурак. С жизненной позицией. – Зум-Зум с трудом подбирала слова, словно сдавала тест. Сердце бешено заплясало в ее груди. – У тебя есть принципы. Я не уверена, но осмелюсь предположить, что ты смоешь произвести приятное впечатление на совершенно любого человека. Ты высокий и хорошо одеваешься, приятно пахнешь, даже на пробежке от тебя такой шлейф, что еще немного и бабочки слетятся. Мой вердикт – можно!

– Любопытно. И спасибо, кстати. – он немного покраснел. – Замечу, что девчонки, с которыми я ходил на свидания, не всегда торопились эти самые свидания повторять. Как считаешь, почему?

– Ты их лапал? Сморкался в рукав? Часто упоминал свою маменьку? Или много раз произносил слово «пельмень»? О! скидывал фотки своих причиндалов!? Мне самой не присылали, но ходят легенды, что очков это не прибавляет.

– Очень хотелось, но я удержался. – кивнул Глен. Они немного помолчали, пережёвывая еду. – Меня часто характеризовали как «скучный». Представляешь? Меня! Я ж редкостная прелесть. А как на счет тебя? За что тебя можно полюбить?

Такого вопроса Зум-Зум не ожидала. Глен смотрел так пристально, как смотрят военные в огневой прицел. Ей хотелось сейчас же отшутиться, она торопливо искала достойный ответ, даже пошарила руками по столу вокруг тарелки, но ее словно всю парализовало. В последнее время Зум-Зум много работала над тем, чтобы изменить свое отношение к своему обрюзгшему телу, давалось ей это с трудом, возможно легче сдвинуть гору с места, чем поверить в себя. Собирая крупицы своего растерянного достоинства от бесконечных шуток по поводу фигуры, Зум-Зум накопила малый запас самоуважения. И задав такой вопрос, Глен растоптал весь ее труд.

– Эм… Ну… После смерти тетки мне достанется двушка в центре, – с трудом смогла произнести Зум-Зум.

– Не плохо. – кивнул Глен. – С тебя, пожалуй, этого достаточно.

Он уплетал салат и не видел, как глаза девушки наполнились влагой, как крокодильи слезы потекли по бледным щекам. Капуста встала ей поперек горла, проглотить ее стало невозможно, губы ее хотели улыбнуться, но вышла кривая уродливая гримаса.

– Черт! Ты снова плачешь?! – он уронил вилку. – Прости! Прости, Зум-Зум! Гадкая была шутка! Зря я это…

Глен растерялся. Он вскочил, еда валилась у него изо рта, он все повторял и повторял извинения, как заведённый.

– Все нормально! Это само… как-то само выходит. – мямлила девушка. – Я тут вспомнила, мне еще на почту надо зайти. Она скоро закроется, вечер же… Я пойду.

Схватив одежду и сумку, она отчаянно кинулась к выходу, он бросился за ней, но путь ему преградила официантка с криками:

– Молодой человек, кто за еду платить будет?!

Наспех расплатившись, он вихрем пронесся по торговому центру, но догнать Зум-Зум ему не удалось.

Глава 10

От нервного напряжения у Глена к ночи начал дергаться левый глаз. Он не однократно пытался дозвониться Зум-Зум, и каждый раз его отправляли на голосовую почту. Глен принял взвешенное решение, что в школе он поговорит с ней и попытается все уладить. Он осознал масштаб проблемы, когда на следующий день Зум-Зум в школу не пришла. На занятиях он был рассеян, не слышал слов преподавателей, переменны провел на своем месте, не вставая со стула. Ежеминутно перед глазами появлялось заплаканное лицо Зум-Зум. В таком расшатанном состоянии он еле высидел до последнего урока, силясь не сорваться, чтобы не отправиться к ней домой.

Он очнулся от легкого прикосновения к его плечу, у его парты стояла Патриция:

– Глен, я по поводу Зум-Зум.

– А? Да, это я во всем виноват. Надо же было ляпнут такое! Я пошутить хотел, и так глупо вышло! – Глен тараторил, не давал Патриции вставить и слова, она, как рыба, открывала и закрывала рот. – Я так сожалею! Я хотел извиниться по-человечески. Почему она трубку не берет? Сильно обиделась, да?

– Вообще не поняла, о чем ты. Мне только что мать ее написала. Зум-Зум в больнице. Она вчера вечером домой возвращалась, к ней хулиганы во дворе пристали, и ограбили.

Земля ушла из-под ног Глена. Если бы они мирно закончили посиделки в кафе, вместе бы отправились домой, он бы добросовестно ее проводил, то она благополучно добралась бы до дома, и ни с кем не случилось бы никаких несчастий. А как иначе? Чувств вины огромное, как гора, упало ему на плечи.

Как только их отпустили, ноги сами несли Глена в ближайшую городскую больницу, в беспамятстве он позабыл переодеть вторую обувь, и теперь прыгал через сугробы в туфлях, чуть не сбил людей на повороте, несколько раз поскользнулся на замершей луже, и чуть сам не расшиб голову о тротуар. Преодолев десяток улиц, миллион светофоров, он наконец, добрался до больницы, у центрального входа дежурные упаковали его в маски и бахилы, и, когда до ее палаты оставалось пара метров, он замер.

Через дверное вертикальное окошко Глен увидел сидящую в кровати Зум-Зум в белом больничном халате, волосы ее были распущены, под подбородком на пластыре держался ватный компресс, она держала в руках закрытую книгу, глядя куда-то в сторону.

– Ты откуда тут? – Зум-Зум смотрела на растрепанного вспотевшего Глена не моргая, когда он появился в палате.

– Привет. Я… Я… Это из-за меня ты здесь, если бы я тогда тебя не обидел, этого бы не произошло. Я тебя не проводил… Это я виноват в том, что ты здесь! – Приблизившись, Глен увидел перебинтованное плечо, а на шее болтающуюся повязку для подвешивания руки. – Что с тобой сделали? Тебя били?

– Ничего серьёзного. Я уже так устала, если честно, рассказывать эту глупую историю. Если вкратце, один подошел сбоку, толкнул меня, я улетела в лево, ударилась о забор… Там недалеко стройка идет… Потом, когда поднялась на ноги, второй пихнул меня сзади, я повалилась вперед и разбила колени и подбородок, ладони ободрала. Радует, что зубы целы остались. Повезло, скажи? – Пока Зум-Зум говорила, Глен внимательно осматривал ее. – Сумку отобрали, телефона теперь у меня нет.

Глен сел на край кровати:

– Теперь понятно, почему ты на звонки не отвечала… Тебя не тронули? Ну, не… не надругались?

– Ты в смысле изнасилования? – Зум-Зум грустно посмеялась, ее нижняя губа пожалась и задрожала. – Они называли меня и тюленем, и моржом, даже холодильником… Ты спросил за что меня можно полюбить, так вот тебе ответ: нет во мне ничего такого, теплых чувств я не вызываю. Никаких чувств я не вызываю, кроме брезгливости. Наверно люди думают, что раз я толстая, то и толстокожая, за человека меня не принимают. Правильно, зачем жалеть толстуху? Ведь она пойдет, сожрет вагон булок и все у нее наладится! Все, что я заслуживаю, это залезть в какую-нибудь нору, уплетать пончики и выть в одиночестве. Я настолько большая и уродливая, что даже у самого гадкого подонка не встанет на меня!

Последние слова она не проговаривала, а провыла.

– Хорошо, что они не… Ты так говоришь, будто сожалеешь, что тебя не изнасиловали! Зум-Зум, ты похудеешь! Я обещаю! Я все сделаю! – Глен позабыл о всяком смущении, схватил Зум-Зум за руку. – Что я могу сделать для тебя? Прямо сейчас!

– Ничего не надо. Мне очень приятно, что ты пришел меня навестить. Сегодня еще никого не было. – ее раненую руку будто охватило огнем, когда Глен в горячке стал сжимать ее, но она терпела боль и даже виду не подала.

– Наверно страшно было?

– Ты не представляешь насколько, – кивнула Зум-Зум.

– Ты здесь надолго? – Глен отвернулся, чтобы скрыть увлажненные глаза. Он не выдерживал женских слез, а теперь сам был готов разрыдаться.

– Результаты придут и меня отпустят. Не переживай, все наладится. Мне придется провести недельку дома, и тренировки, разумеется, придется отодвинуть. Заниматься с привязанной рукой травмоопасно, знаешь ли.

– Конечно. Конечно. – Глен прикрыл глаза ладонью.

– Все равно чувствуешь вину? – Зум-Зум погладила его по плечу.

Глен подсел ближе, руки его приподнялись, Зум-Зум протянула ему навстречу единственную подвижную руку, и они обнялись. Ее нос уткнулся в ключицу Глена, его шелковая рубашка тихо шуршала, кожа источала аромат, от которого у нее закружилась голова, было видно, как сильно пульсирует вена на его шее, Зум-Зум погладила его по спине так, будто это было самое хрупкое существо на свете.

На следующий день ее выписали. Отдохнувшая и довольная Зум-Зум без зазрения совести умяла два мятных эклера в вестибюле больницы. Долгое время она настолько серьезно относилась к своей диете, что не позволяла себе отступить от нее ни на шаг, все бакалейные лавки и фастфуды обходила стороной, и, если мать покупала сладости домой, велела их прятать и не доставать при ней. Весы показывали замечательное число – 79. В этих двух цифрах заключалась вся ее жизнь: и страдания, и радости, ее ненавистные не снашивающиеся кеды, потеря контакта с Патрицией, время, проведенное с Гленом, успехи в учебе, которые достигнуть ей стоило такого же труда, как и отказаться от шоколада. Что тут сказать, если платье, которое дожидалось ее в шкафу, почти застегнулось.

По возвращении домой Зум-Зум села за учебники, чтобы не отстать по программе. Родителей, разумеется, обрадовал такой подход, они одобрительно кивали всякий раз, когда видели дочь за книжками, вели себя тихо, меньше ругались, убавляли звук телевизора. Зум-Зум пользовалась положением потерпевшей – она позволяла себе капризничать, чего раньше за ней не замечали, составляла отдельное меню, и наконец-то добилась разрешения закрывать дверь в свою комнату.

И учеба давала бы и дальше свои плоды, если бы ее голова была забита алгеброй или общественным правом… Тот короткий волшебный момент объятий в больнице будоражил воображение Зум-Зум всю следующую неделю. Стоило ей только прикрыть глаза, как она снова сидела с Гленом на больничной белой койке в пустой палате, снова он гладил ее по волосам, а она жадно втягивала возбуждающий нервы запах. Зум-Зум не могла подобрать слов, чтобы как-то назвать этот момент, эта была магия, возвышенная, легкая, сказочно простая магия, которая проникла ей глубоко в сердце, и, кажется, пустила корни.

Чехарда из последних событий немного сбила ее с намеченного пути, так как тренировки прекратились на неопределенный срок, цифры на весах с каждым взвешиванием показывали все большие значения. Больничный подходил к концу, по недельному итогу домашнее обучение с треском провалилось, в голове метались мысли, о чем угодно, только не об экзаменах. Внезапно появившееся свободное время она заполняла долгими раздумьями о своей жизни, о друзьях, об отношениях с родителями, об окончании школы, и о том, что ее ожидало после выпуска, но раздумья эти были пустые, в них не было ни цели, ни смысла, как блуждающий по пустыне скиталец ищет путь среди барханов, Зум-Зум утопала в мечтах о том, что все наладится само собой.

Иногда Зум-Зум бросала смущенный взгляд в окно, за которым находилась заметенная снегом набережная, тогда ее накрывала волна страха и неприятное предчувствие скорых перемен. Зум-Зум не раз прикладывала руку к груди, чтобы унять беспричинную тревогу.

Поглощенные пончики, кстати, хорошо справлялись с этой тревогой, как маленькие пестрые солдаты она бросались в бой, как только к Зум-Зум приближался приступ паники. При этом ход ее мыслей каждый раз был одинаков: я долго тренировалась и многое пережила, а значит заслужила послабления и награды. Все ее существо соглашалось с этим. И вот она снова шла с набитым ртом по улице, выискивая глазами урну, куда можно было сбросить улику в виде коробки из-под сладких колечек. Ближайшая оказалась около здания через перекресток.

Когда коробка-улика была сброшена, и теперь никто не смог бы ее уличить в бесхребетности, Зум-Зум расслабилась. По этой части улицы ей ходить не приходилось, чтобы направиться к дому нужно было идти в противоположную сторону, и это объясняло то, что Зум-Зум никогда не бывала здесь раньше. Она обратила внимание на блестящую перед ней витрину здания, у которого она очутилась. Это оказался спортивный комплекс для молодежи, яркие плакаты призывали вступить в группу аэробики, пилатес, йоги, атлетики, плаванья и других секций. Зум-Зум достала телефон, чтобы сфотографировать указанные контакты, как услышала неподалеку знакомый голос. По лестнице поднимался Глен, он болтал по телефону и поэтому не заметил ее.

«Сейчас то самое время дня, которое Глен проводит в тайне ото всех!» – подумала Зум-Зум.

До сих пор непонятно, почему она не окликнула его тогда. Ноги сами понесли ее внутрь здания. За широкими дверями располагался двухсекционный холл, здесь посетители меняли уличную обувь на спортивную, рядом располагался гардероб, сбоку стоял смузибар и стойка ресепшена, два окна кассы, а за ними две лестницы вели наверх. Глен выбрал правую. Зум-Зум прокралась за ним на пятый этаж, народу здесь заметно поубавилось, да и обстановка была другой. Если внизу все было яркое и ляпистое, то здесь стены пастельного цвета освещали ажурные светильники, мраморный бежевый пол отражал белый потолок.

Глен вошел в ближайшие на этаже двери. Ни секунды не сомневаясь, она проследовала за ним, и оказалась в светлом фойе, где толпились… балерины! Из короткого коридорчика открывался просторный холл с коричневыми диванами, на стенах между окон висели черно-белые фотографии с балеринами в полный рост, в углах стояли раскидистые темно-зеленые монстеры в глиняных горшках. Рядом кружили тончайшие прелестнейшие девушки, одетые кто в купальники и лосины, кто в трико и пачки, они обвязывали пуанты атласными лентами, переговаривались почти шепотом, жестикулировали и беззвучно смеялись. Заметная Зум-Зум в своем длинном сером пальто и черном шарфе казалась старой черной вороной, залетевшей в садок с канарейками.

Медленно протиснувшись дальше по коридору, перепугав не одну барышню, Зум-Зум подошла к стеклянному окну – это был просторный танцевальный класс с зеркалами во всю стену, черный рояль стоял в стороне у окна. У дверей кучковались молодые люди совершенно особого вида, таких Зум-Зум не видала никогда. Широкоплечие, высокие, стройные, как кипарисы, умопомрачительно длинноногие, их крепкие вытянутые шеи держали аккуратные маленькие головы. Каждый из них мог бы легко заменить статую в музее только замерев на минуту. Был среди них и Глен. Он уже успел переодеться в черное трико и черную майку, голени спрятал в белые гетры, свои пуанты держал в руке. Теперь он выглядел совершенно нереалистично. Сердце Зум-Зум пропустило удар, а затем ускорилось.

«Глен в трико! Глен в трико! Мать моя булочка! Он танцует в балете!» – колотилось у Зум-Зум в голове.

Пока Зум-Зум отходила от шока, в класс вошла очень худая женщина, будто иссушенная, в широкой черной юбке, и начала раздавать указания умопомрачительно визгливым голосом. Мальчишки разбежались по углам, принялись разминаться. Зум-Зум решила удалиться в этот момент, пока ее не заметили.

Всю дорогу она шла с выпученными рыбьими глазами, прошла два раза на красный свет светофора, все думала, и думала, и думала. Тайна раскрылась – Глен не хотел афишировать свои увлечения балетом. Его можно понять – дети бывают такими злыми, расскажи он всем, что носит пуанты три раза в неделю, мало кто смог бы удержаться от шуток. Она сама себе объяснила все его ужимки и уловки, эти неловкие молчания, не сложно было представить какое колоссальное напряжение выдерживает Глен, чтобы удержать все в тайне.

На следующее утро Зум-Зум снова пропустила утреннюю тренировку, для себя она объяснила это болью в ушибленном колене. Давая себе подобные поблажки, она и не заметила, что не надевала на этой неделе спортивные штанишки ни разу. До школы она добралась на автобусе, где у ворот ее встречали друзья.

– Как же я рада видеть вас, пусеньки мои! – Зум-Зум распахнула объятья, Глен и Патриция снисходительно похлопали ее по спине.

– Выглядишь довольной. – спокойно сказала Патриция.

– Полезная еда и полное отсутствие карманных денег дало свои результаты – на весах 82! – Соврала Зум-Зум, уже этим утром ее весы показывали гораздо больше.

– Ого! Это здорово! Продолжать будешь? – Глен был серьезен, как всегда. – Как себя чувствуешь?

– Хорошо, голодно, но хорошо. – Снова соврала она. На завтрак она умяла кусок пиццы с беконом, и, разумеется, Зум-Зум не стала признаваться в своих маленьких прегрешениях. – Ну, так какие дела? Бегаем в мороз? Прыгаем в сугроб? О чем шепчутся в классе? Расскажите мне все! – Зум-Зум возбуждённо жестикулировала, и почти попала Патриции в глаз.

– О каких пробежках ты говоришь? У тебя появилась подходящая обувь? – удивился Глен.

– Кроссовки! НА МЕ-ХУ! – улыбалась Зум-Зум.

– Что ж, здорово. Но сегодня беги без меня. Я занят, – ответил Глен спокойно.

– А что такое? Занят чем-то особенным? – Зум-Зум посмотрела своим самым многозначительным заискивающим взглядом. Теперь, когда она узнала его секрет, держать язык за зубами стало очень непросто.

– Я Патрицию в кино пригласил, и она, вроде как, согласилась. – Глен подмигнул Патриции. – Чего вылупилась, Зум-Зум? Не слышала эти новости? Довольно странно, что вы это еще не обсудили.

Зум-Зум оторопела. Ее ноги словно вросли в землю, на долю секунды ей показалось, что на плечи ей рухнул с неба тяжелый мешок.

– Прости, Зум-Зум, я как-то забылась. – Патриция грациозно встряхнула волосами. – Мы с Гленом сходим прогуляться разок, а потом можете возобновлять ваши истязания. Ты выглядишь как-то бледно. Тебе плохо?

– Эм… Тогда давайте только разок, у меня тут наметился прорыв. Не лишайте меня тренера!

Шагая втроем под ручку до своего класса, они отпустили сотню издевок по поводу ее затерявшихся тренировок, Глен ворчал о предстоящей контрольной, Патриция чрезмерно часто приглаживала свои волосы и поправляла макияж. Не смеялась и Зум-Зум. Ее друг и ее подруга, наконец-то, поладили, ситуация диктовала ей, что надо радоваться, однако, внутри нее бушевала буря ярости, возможно от того, что важные моменты жизни произошли без ее участия, а возможно потому, что никто из них не оповестил Зум-Зум о своем невероятном решении – ее проигнорировали.

Объяснить разрывающее ее грудь негодование можно было и другим способом – ревность! Страшное костлявое чудище дотянулось до нее своим ледяным выдохом – оно заставило сердце сжаться в горошину, прогоняя из него все накопленное тепло, саван ревности застилал ей глаза – ослепленная Зум-Зум растерялась, перестала понимать, чему ей верить, а чему нет. И в эту самую секунду мир будто вывернулся наизнанку.

Глава 11

Сегодня произошло много интересных событий.

Учитель по французскому языку весь урок ругала кого-то по телефону, от злости ее ноздри раздулись до невероятных размеров, брови скакали, как загнанные кони на скачках, казалось, она забрызжет слюной весь подоконник; притихшие ученики наблюдали за ней, прикрывшись учебниками и тетрадями. Разговор ее никак не заканчивался. Учительница вышла в коридор, и оттуда раздался ее ор из далеко не иностранных слов.

Одна из подгрупп после обеда отправилась на урок изобразительного искусства, сегодня проходили новую тему – «Ожившие картины. Импрессионисты и модернисты». Перед учениками были представлены лучшие репродукции известных картин, но никто из учеников не обращал на них внимания: на кудрявой пушистой каштановой шевелюре преподавателя от макушки по спины растеклись птичьи белые испражнения. Сидящий в классе народ сильно потрясывало от попыток сдержать смех.

После уроков у школьных ворот состоялась небывалая драка. Печально известный Люк бодался с пареньком из параллельного класса. Они здорово помесили друг другу бока, размяли скулы и пустили кровь. Никто не пытался их разнять, кроме визжащей Сидни, которую в скором времени отволокли от схватки подальше, чтобы не мешала.

Ничего этого Зум-Зум не заметила. Словно подыхающая в аквариуме рыба, она смотрела на перевернутый мир вокруг выпученными глазами, пространство между людьми словно заполнил тягучий мутный эфир, он заполнил лёгкие, вытеснил оттуда чистый воздух, не давал сделать вдох. Внутри все клокотало. На несколько минут ей удавалось очнуться, выползти из этой удушающей пучины, как сразу накидывались на нее боль и обида.

– Зум-Зум, пока! Нам в другую сторону. – сказал Глен, аккуратно приобнимая Патрицию за талию.

– Ага, – отозвалась Зум-Зум, ощущая, как немеют ее конечности.

Время замедлилось. Казалось, что планета начала вращение в другую сторону.

Находиться здесь стало невыносимо.

Наконец-то приполз декабрь. Набережная обросла круглыми стенами сугробов, дорогу за станцией, по ту сторону железнодорожного моста засыпали горой снега, который свозили со всего района. При беге Зум-Зум пыталась сфокусироваться на оранжевой лампе фонаря, который светил в зазоре между снежной горой и перекрытиями моста, при ее неторопливом беге оранжевый свет мерцал, как проблесковый маячок аварийной службы.

– Ты как, держишься? – спросил Глен.

– Что? Ты о чем? – Зум-Зум вздрогнула. – Ах, это… Да, держусь.

– Диета трудно дается? – Глен сегодня был особенно разговорчивым.

– Да. Сейчас такое время, когда мне хочется все это бросить, отжать у прохожих кошельки, спрятаться в пекарне, забаррикадировавшись там на недели две, и обожраться до смерти! И последними моими словами будет: «Глен, придурок, ты был не прав! Пирожки – это круто!». А потом сдохнуть с такими габаритами, при которых придется сносить стену здания, чтобы вынести мой труп. Странно, что ты до сих пор об этом не спрашивал. Дома я пытаюсь загрузить себя делами по полной, чтобы руки не тянулись к еде, чтобы меньше отвлекаться на… разное.

Глен кивнул, но ничего не ответил.

– Как у вас дела с Патрицией? – невнятно буркнула она.

– Норм.

Такого отвела Зум-Зум было явно недостаточно. Сама Патриция так же отписывалась очень кратко: «в кино», «гуляем» или «зашли в магазин». Все вокруг искренне удивлялись, когда слышали, что эти двое начали встречаться, не менее ошарашенной была и Зум-Зум, но вслух произносила: «вы такие молодцы!». Каждый день она вставала с кровати с искренней надеждой,что все это ей лишь приснилось, и каждый день, увидев милующихся в углу друзей, тонула в зыбучих песках непонимания.

– И все? Это весь ответ? Норм. Что ж, наверно дела действительно идут хорошо, Патриция на тебя ни разу не пожаловалась. Хороший знак.

– Знак? В смысле «зеленый свет» для меня? Пэйт часто меня критикует, я решил, что случай безнадежный. Но раз ты так говоришь…

– Пэйт? С каких пор она Пэйт? – Зум-Зум прекратила бег.

– Мы размышляли на эту тему недавно. Она одобрила три варианта –Триш, Пэйт и Пат. Делаем выпады, три по десять! Тянись Лучше. – Глен навалился на левое колено, правую ногу выпрямил.

– Ты редко даешь оценки, Глен, поэтому я не понимаю, устраивает тебя что-то или нет. Ты рад?

– Да, я рад. – Не меняя выражение лица, сказал Глен. – И буду рад больше, если ты начнешь делать упражнения, как полагается, а не сплетничать.

Они помолчали. Глен наблюдал, как не просто дается Зум-Зум растяжка, ее коротенькие ножки в скользких кроссовках разъезжались в стороны и не могли удержать тело. Ему не хотелось говорить о своих догадках напрямую, однако его не покидала мысль, что Зум-Зум привирает о своих результатах. Ее старый спортивный костюм сидел на ней так же, как и раньше – облегая фигуру, и внешне она выглядела по-прежнему. Возможно ее щеки стали меньше, хотя это могло показаться из-за массивного снуда.

– Я рад, конечно. Она милая. Привлекательная. – говоря это, Глен смотрел под ноги. – Привлекательна на столько, что парни провожают ее взглядом даже, если я иду рядом.

– Ха-ха! Милая? Значит ты ее еще ни разу не злил по-настоящему. Нильский крокодил в дни голодовки более милый, чем она. Ты попробуй тронуть ее телефон без разрешения – она тебе руку по локоть отгрызет.

– Телефон? А что за тайны Пэт хранит в телефоне?

– Кто ж знает? У меня нет запасной руки. И потом у каждого есть право на секреты. Да, Глен?

Зум-Зум тяжело выдохнула, клубы пара закрутились в белое облако. Ей оказалось тяжело хранить знания о его балетном классе. Еще тяжелее было переносить то недоверие, из-за которого Глен по-прежнему ничего о себе ей не рассказывал.

– Я подыскиваю себе спортзал. – Зум-Зум начала издалека.

– О! Здорово… Бежим. – скомандовал он. Она двинулась за ним. – Какие варианты?

– Я нашла один, наверно ты его знаешь, недалеко от общественной библиотеки на перекрестке стеклянное синее здание…

– Плохое место. Ищи другой! – отрезал Глен.

– Почему? От дома не так далеко, и не очень дорого, кстати…

– Нет! Ты меня не слышишь?

Она не утерпела:

– Какая категоричность! Не потому ли, что ты ходишь туда на балет?

Глен резко развернулся, своей широченной рукой он схватил Зум-Зум за шею и потянул на себя, от неожиданности ее колени согнулись, она рухнула на землю. Он придавил ее бок коленом, второй рукой прижал ее руку к земле. Вдохнуть не получалось, она дрыгалась от боли и ужаса. Глен склонился над ней:

– Откуда? Что ты об этом знаешь? – по-змеиному прошипел он сквозь зубы. Из его рта текла слюна, а таких страшных глаз, как у него в тот момент, Зум-Зум не видела даже в тот вечер, когда нее напали хулиганы. Он действительно ее душил!

– Я увидела тебя там случайно. Пошла за тобой… Больно! Глен! – скулила Зум-Зум.

– И с чего, ваше свинское величество решило, что тебя там ждали? – Он закричал на нее так отчаянно, что его зубы клацали перед ее носом. – Если я говорю, что не хочу об этом рассказывать, значит надо верить! Вот свернуть бы тебе твою сальную шею!..

Она толкнула его ногой в бок, он пошатнулся и ослабил хватку, Зум-Зум уловила момент и вырвалась. Ватные ноги ее не слушались, голова кружилась, ее повело в сугроб. Глен направился в ее строну.

– Не подходи, псих! – визжала она.

– Кому ты рассказала об этом? – шипел он.

– Ты понимаешь, что творишь?! Глен! – визжала она, пятясь.

– Ненавижу! – его рука тянулась к ней.

– Никому я не говорила! Никому, даже Патриции! Что ты творишь, придурок?! Не подходи ко мне больше! Никогда!

Зум-Зум побежала прочь. Во снах, когда мы пытаемся убежать от монстра, пространство вокруг нас становится топким и вязким, и, несмотря на то, что все вокруг перемещается, сами мы сдвинуться с места не в состоянии. Зум-Зум так же, как и во сне, бежала и словно бы оставалась на месте. От перепуга она не узнавала давно знакомые окрестности, в голове билась мысль: «бежать! Бежать подальше!». Но Глен не гнался за ней, он застегнул ворот своей спортивной куртки, поправил шапку и спокойно отправился домой.

Глава 12

Зум-Зум стояла с разносом в очереди школьной столовой в ожидании своего обеда. Народа, как и всегда, было много, очередь двигалась медленно. За ее плечом сыпала вопросами недоумевающая Пэт.

– Ты уже поменяла рацион? Это на пользу тебе? А Глен одобрил? Он так много об этом знает!

– К черту диету! К черту зеленый чай! К черту чертового Глена! – ругалась Зум-Зум так громко, что несколько человек в очереди обернулись на нее. – И вас всех к черту!

Ее очередь дошла до женщины на раздаче.

– Двойную порцию макарон, порцию куриных крылышек и газировку на сиропе! Две дайте!

Женщина, смерила Зум-Зум взглядом, будто примеряя – влезет ли весь заказ в одно туловище, решила – влезет, и навалила блестящих от масла спагетти. Патриция-Триш-Пэт весело помахала кому-то, Зум-Зум обернулась, чтобы посмотреть, и увидела Глена за ближайшим к ним столом.

– И самый масляный пирожок, пожалуйста! – добавила Зум-Зум еще громче.

Глен ухмыльнулся. Патриция перевела взгляд с него на нее и обратно.

– Вы, ребята, поругались что ли? – Потом Патриция нагнулась к уху подруги. – Слушай, если это так, то я в дерьме по самые помидоры. Вчера он предложил пойти к нему, кажется, все довольно серьёзно, ты же не станешь предлагать выбрать между вами?

На лице Патриции-Пэт застыл неподдельный ужас. Зум-Зум и не задумывалась об этом, пока Патриция не озвучила грустный выбор. Кассир отбил чек. На разносе Патриции стоял салат из капусты и чашка зеленого чая. От этого натюрморта у Зум-Зум помутнело сознание. Как ни взгляни, а Патриция обладала образцовыми формами, ей ни к чему были подобные гастрономические лишения, кажется, Патриция вылезала из шкуры, чтобы угодить Глену.

– До чего простая задачка. Ты выберешь его, а я выбираю жир на жопе. – сказала Зум-Зум и ушла искать свободное место.

Подбирая слова, чтобы объяснить Патриции состояние их отношения с Гленом, Зум-Зум что-то мямлила, будто набила рот своим обедом, но, когда она поставила свой поднос на стол и оглянулась, Патриции рядом с собой она не нашла. У Зум-Зум подкосились ноги – Пэт-Триш приземлилась на скамейку рядом с Гленом, не удосужившись сказать подруге и единого слова.

С тех пор все перемены Пэт и Глен проводили стоя у окна в конце коридора, он трогал кончики ее черных волос, она стеснительно отводила глаза. Болтали они об учебе, музыке и ни слово не обронили о той, которая сидела в классе одна, и была готова взорваться от обиды. Глаза Зум-Зум то и дело увлажнялись, она смахивала слезы украдкой, глотала тягучие слюни, и пыталась понять, как ей выбраться из-под той лавины дерьма, которая на нее сошла.

– Вы мириться будете? – спросила Пэт у Глена, когда они шли после школы по торговой улице. И без того прехорошенькое лицо Патриции светилось от счастья, от чего выглядела она богинеподобной.

– Она что-нибудь тебе говорила? – промямлим Глен, глядя в сторону.

– Трудно разобрать, что говорит человек с набитым ртом. С недавних пор она все жует, и жует, и жует. Думаю, что скоро ей удастся набрать свой первоначальный вес. Увы.

– Ты не особо переживаешь за нее, Пэт.

– Это потому что она никогда ничего не доводит до конца. Сколько я ее помню, с ней всегда это происходит. Ходила на танцы – бросила, начала рисовать – бросила. Начинала петь в хоре – продержалась месяц. Эти ее тренировки продлились сколько? Два месяца? Самое время. Такая уж она есть – никогда не доводила ничего до конца.

– Так она обо мне не говорила? – нахмурился он.

– Ты не внимателен. Сказала же «нет»! Тебя зациклило. Очнись, мы же гуляем! Дойдем до набережной? Ты не занят сейчас?

– Занят. Ты далеко от нее живешь?

– Как долго мы будем говорить о ней?! Мне это неприятно! Спроси у меня обо мне, Глен! – Она топнула ногой. Нахмуренные бровки невероятно шли ее белому лицу, на щеках пунцовыми пятнами вспыхнул румянец. Глен залюбовался. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать.

– Ты спортом занималась? Я вот поклонник баскетбола. Я говорил?

– Прошлое лето я провела у бабушки. С утра до вечера купалась в речке. Считается? – шептала Пэт, подставляя губы.

– Считается. Плавание – это здорово. Я бы посмотрел на тебя в купальнике.

Их губы соприкоснулись, она впилась в него со всей страстью, на которую была способна.

Глава 13

Делать вид, что Глена не существует было не просто. Его профиль хорошо просматривался с ее первого ряда, он мелькал перед ней на переменах, когда Глен дурачился с приятелями, непременно оказывался в радиусе трех метров в школьной столовой, и на лестнице, и в спортзале, и в холле… А Патриция напротив, все время оказывалась где угодно, только не с Зум-Зум. Очевидные перемены в ее поведении Зум-Зум принять не смогла, ей хотелось поговорить с подружкой обо всем, посмеяться, как раньше, банальному телефонному звонку Зум-Зум очень бы обрадовалась. Но Пэт больше не звонила.

Зум-Зум плохо спала в последнее время, часто просыпалась в испуге, а утром вставала в еще более отвратительном настроении, чем обычно. Каждый раз, когда она садилась есть, к ее горлу подкатывал тошнотный ком, проглатывать еду стало непреодолимо трудно. Скоро она начала пропускать ужины, а потом и завтраки, в школе обедать у Зум-Зум не получалось. При этом приближались долгожданные зимние праздники, молодежь обсуждала подарки и поездки, кто-то планировал вечеринки, а кто просто искал того, к кому можно было бы сесть на хвост, Зум-Зум была чужда эта суета. В этом году даже елку мать наряжала одна.

Внеплановое выпавшее дежурство в классе Зум-Зум приняла равнодушно. В то время, как все разбежались по кружкам и тренировкам, школа опустела и притихла, а она все терла в беспамятстве угол доски мокрой губкой уже битый час, и не заметила, как в класс вернулся Глен.

– Я могу тебе сейчас все объяснить? – Он оперся плечом на дверь. Зум-Зум вздрогнула.

– Нет на свете вещи, которая могла бы объяснить твое поведение. Ни разговаривать, ни смотреть на тебя не хочу.

– Я покажу тебе пару фото. Можно? – Он оставил телефон на учительском столе и вернулся обратно к дверям. Зум-Зум придвинулась ближе.

– Надеюсь это не изображение твоего члена. Мне тут прислали недавно с неизвестного номера…

На экране телефона она увидела балерину в длинном прозрачном одеянии, она тянула изящные руки вверх, на фоне бордовых портьер ее фигура выглядела, как греческая белая мраморная статуя.

– Это моя мать. – тихо произнес Глен, глядя исподлобья волчьим взглядом. – Она была примой в театре в свое время. На пике своей карьеры она вышла замуж, потом родился я. Она очень хотела наверстать то время, которое провела в уходе за мной, репетиции она начала интенсивные. Ее тело не было готово к такому. Она травмировала спину и ногу, поэтому дорогу в балет ей закрыли. Она теперь может преподавать, но выступать не может. Ей ненавистна мысль, что балет уйдет из ее жизни. И мать прилагает уйму усилий, чтобы заставить меня им заниматься.

– А ты? Ты сам хочешь? – спросила Зум-Зум по-доброму, словно и не было между ними ссоры.

– Я ненавижу балет. – прикрыв рот пальцами, произнес со злобой Глен.

– Как же так вышло? Ты не хочешь, но танцуешь?

– Я загнан в угол. Как только я пытаюсь объяснить ей, что это занятие не для меня, она перестает со мной разговаривать, просто замолкает на недели, может и на месяц замолчать. Ведет себя так, будто у нее и сына-то нет. Я мечусь, как больной между ненавистным балетом, школой, придирчивым отцом и тем, чтобы угодить матери, которая, кстати сказать, в последнее время просто озверела. При этом пытаюсь удержать это в тайне.

– Ты говоришь так, будто это позорно. Балет – это искусство!

– Когда ты занимаешься этим против воли, то начинаешь относиться к этому иначе. Мой отец называет меня «трикобой», а когда увидел меня в белом костюме лебедя стал называть «заголяшка».

– Хм… Отец насмехается, а мать заставляет… Должно быть, у тебя от этого едет крыша. Как ты выкрутишься? – спросила Зум-Зум.

– Не знаю. Я не могу допустить, чтобы кто-то узнал. Если узнает об этом Люк, он не удержится от соблазна, фотки в минуту разлетятся по школе, он тот еще гад. Если рассказать об этом Пэт, то нет гарантии, что в миг обиды и ненависти ко мне, она не растреплет всем вокруг об этом занятии. Поэтому я ни одной своей девушке не говорил об этом, ни одному другу, и вообще никому. Ходить на занятия я обязан каждый день, но мать разрешила пропускать пару занятий в неделю, если будет сильный завал на учебе. Я вру всем, вру всегда и везде. Я так заврался, что однажды решу зашить себе рот.

– Так ты хочешь оттянуть момент? Я поняла. – Зум-Зум попыталась представить какую громадную душевную нагрузку испытывает Глен. – Должна сказать, что в том черном трико ты выглядишь просто крышесносно. У тебя хорошо получается?

– Шутишь?! Я худший в классе! Не знаю, почему меня еще не выгнали.

Глен непринужденно сунул руки в карманы пиджака, сделал несмелых два шага вперед, крутанулся на месте, потом молча с минуту он раскачивался с пятки на носок, будто готовился к прыжку с места, а погруженная в себя Зум-Зум в это время натирала губкой пустой стол.

– А что было на набережной? – наконец, спросила она.

– На набережной… Я тогда слетел с катушек. Извини за это. – Глен медленно подошел к учительскому столу, который разделял их, приложил лоб к столешнице. – Я до одури боюсь, что хоть одна душа узнает обо мне. Я приложил столько сил, создал целую паутину связей таким образом, чтобы люди, с которыми я общаюсь, не были связаны между собой. Стыдно признаться, я даже угрожал ребятам из балетного класса, что переломаю им ноги, если они хоть словом обмолвятся… А ты свела мои старания на нет только потому, что оказалась в неподходящем месте в неподходящее время. Прости, что накинулся на тебя. Испугалась?

– Конечно. – На глазах ее выступила влага. – А как бы ты себя чувствовал, если бы лучший из твоих друзей вдруг начал тебя душить?

– Прости меня! Хочешь – накажи меня. Я чувствую себя ужасно. Просто места себе не нахожу, ведь я считал себя хорошим человеком. Я понял, что ты никому ничего не рассказала. Ты лучший человек, чем я. Спасибо тебе за это. Простишь? – Глен подошел к ней ближе.

– Это будет трудно. – Зум-Зум тяжело вздохнула. – Даже если ты мне пообещаешь, так больше не делать, я не уверена, что поверю тебе. Наказать тебя – идея отличная, только боюсь, что Патриция не даст мне отшлепать тебя.

– Я вижу у тебя новый телефон. Номер дашь? – Глен заискивающе посмотрел ей в глаза.

– Если ты сейчас покажешь мне элемент из балета. Станцуй для меня.

Глен нахмурился.

Попятился назад, вдруг поднял округленные руки перед собой и громко произнес: «А lasecond!». Его полузакрытые глаза смотрели вперед, руки разошлись в стороны, правая нога медленно поднялась вверх через бок, Он простоял в такой позиции пару секунд. Зум-Зум подумала, что школьные брюки на нем вот-вот затрещат, обут Глен был в кроссовки, но от этого не потерял грациозности.

– Арабекс! – произнес Глен. Его поднятая нога зашла за спину, спина прогнулась, рука потянулась к Зум-Зум. Она захлопала в ладоши и запрыгала от возбуждения.

– Grand pas de chat! – скомандовал Глен и в высоком прыжке развел ноги в шпагате, бесшумно приземлился, выгнул спину, развел руки. – Epaulement efface! – выставив ногу вперед, он очертил ладонями круги в воздухе. На его лице читалось спокойствие. Он замер.

Зум-Зум восхищённо хлопала ресницами. Ей жутко хотелось тут же наброситься и заобнимать его. Теперь они делили один секрет на двоих! От этой новости в животе у Зум-Зум будто трепетали бабочки, и казалось, что все обиды ушли.

– Я позвоню тебе вечером, – сдержано сказала она.

Глава 14

Тело Зум-Зум демонстрировало воистину фантастические метаморфозы. Весы показали 86.

Мать Зум-Зум собирала по квартире грязные вещи, заходя в комнату дочери, она помедлила.

– Что это за звук такой, ты слышишь?

– Это была я, – отозвалась Зум-Зум.

– Нет. Такой тонки, как будто шину пропускает. Слышишь? – не унималась мать.

– Это была я. – повторила Зум-Зум. – Это я так тихо… радуюсь.

Зум-Зум показала на весы. Сара, мать Зум-Зум, деловито подошла и взглянула на цифры. Ее брови взлетели. Она погладила дочь по спине, и молча вышла. Если бы мать схватила веник и начала колотить дочь, Зум-Зум не была бы удивлена больше, чем сейчас. Ей хотелось слов одобрения, поддержки, но по кислой мине матери Зум-Зум поняла, что снова мечтает о невозможном.

– Не… неужели ты ничего мне не скажешь, мам? 86! Б…было 110! – Зум-Зум заикалась от обиды. – Ты могла себе представить такое? Еще летом я была больше ста! По… похвали же меня!

– Да, ты очень похудела. Но какой ценой, дочка! Ты осунулась, кожа стала рыхлой, волосы выпадают! а ногти? Ты сгрызла их по локоть! Ты не доедаешь. Ты думаешь я не вижу, как тебя потрясывает за ужином? Стала дерганой, не высыпаешься, что тебе не скажи, так ты сто раз переспросишь, будто глухая, честное слово! Мне это не по душе.

– За что вымаливают похвалы сегодня? – в комнату вошел отец.

– Она похудела почти на двадцать килограмм! – всплеснула мать руками.

– Всего двадцать?! Ты вытоптала всю набережную, почему результат такой маленький?! Ха-ха-ха! – глава семьи положил ладони на свое дребезжащее пузо. – Мать права, тут ничего хорошего. Если так будет продолжать, ты скоро придешь просить денег на новую одежду.

– Я… Я могу перешить старую, папа. – Зум-Зум еле сдерживала слезы.

– О! Этот вариант мне нравится! Когда обедать, хозяюшка? – он почесал небритый подбородок и пошел на кухню.

– Дочь, пошли кушать. Сейчас стирку поставлю и покормлю вас. – Сара впопыхах собирала со стула заношенные футболки.

Были у Зум-Зум подозрения, что когда-то давно ее родителям на законодательном уровне запретили радоваться и веселиться. А иначе, как можно жить в таком потоке негатива добровольно? Их ничего не могло порадовать! Будь то хорошие новости, забавный фильм, солнечная погода и пение птиц за окном – отец везде находил свою ложку дегтя. По его логике после хороших новостей его обязательно известят о чьей-нибудь смерти. Шутки в фильмах слишком пошлые, а на улице слишком шумно. И птицы лишь переносчики птичьего гриппа!

Настроения матери были не многим лучше. На ее сером лице жизнь оставила нестираемую печать усталости, на новости разного рода она лишь качала головой.

Каждый день своей подростковой жизни Зум-Зум ждала доброго слова от родителей. Сначала ей казалось, что ее отец, грубый и черствый, просто не хочет сюсюкаться с дочерью, ведь для мужчины так важно оставаться серьезным, надежным. Позже она смогла убедить себя, что родители поругались между собой, пока ее не было дома, и теперь их настроение, как содержимое прорванной канализации – портит все, где появляется. Почему же она до сих пор надеется на сердечное слово, на ласковый взгляд? Возможно им были неведомы те препятствия, через которые ей пришлось пройти, какие трудности преодолеть, сколько принять обидных обзывательств, и поэтому они реагируют так сдержанно. И вот представился случай – она сбросила двадцать килограмм – наверно сейчас они похвалят ее… Но и в этот раз их реакция вернула ее в эту реальность, к недовольным родителям, незнакомым с радостью.

Ей не хотелось сейчас садиться за стол, и в сотый раз выслушивать поучения: «вот мы за кусок хлеба дрались», и тут очень удачно позвонил Глен и пригласил Зум-Зум спуститься к подъезду.

– Я проводил Пэт до дома. Вот, мимо проходил. – пояснил Глен. Зум-Зум кивнула в ответ с пониманием, а для себя отметила, чтобы Глен мог пройти "мимо" ему пришлось бы сделать большой крюк. – Как жизнь? Как успехи?

– 86 килограмм.

– Здорово. Но не слышу радости. Ты не рада?

– Если честно, я устала. – она спрятала лицо в воротник, будто призналась в чем-то постыдном. – Знаешь, не только физически.

Они сошли со ступенек, вразвалочку побрели по заснеженной улице. В белой куртке и белой шапке Глен выглядел довольно торжественно. Он был выше ее почти на голову, чтобы взглянуть на него ей приходилось задирать голову. Русые волосы Глена выбивались из-под шапки, от крепкого мороза щеки порозовели, в этом было что-то детское. Зум-Зум снова отметила про себя, что Глен чертовски красивый.

– Так и должно быть. Все по графику. У тебя появляются дела, требующие внимания, обнаруживаешь море недоделанных уроков, и мама посылает в магазин, не так ли? Сейчас у тебя переломный момент – ты начинаешь ожесточенно искать причины избежать тренировок.

– Шутишь? Я этим еще с осени занимаюсь!

Зум-Зум впервые увидела, как Глен засмеялся.

– Уау.

– Что?

– Красиво, когда ты искренне улыбаешься. – Вдруг она поняла, что ляпнула лишнее и решила перевести разговор. – Дела с Пэт идут хорошо?

К этому времени они дошли до чугунного ограждения набережной, спокойная черная полоса воды извивалась вдалеке, снежный налет сравнял берег и прибрежные заводи под одно серое одеяло. Глен поежился, скрестив руки на груди, спрятав острый подбородок за воротник, он долго всматривался в противоположный берег. Зум-Зум глядела себе под ноги.

– Пэт я вру, как сивый мерин. Она хочет проводить вместе, как можно больше времени. В последнее время она стала очень жадной. Я же могу ей предложить кино раз в неделю и 20 минут перерыва после уроков… – Вдруг Глен весь съежился, прикрыл ладонями лицо и шумно выдохнул. – Мой класс дает показательное представление через неделю, разумеется приглашены все родители. Я появлялся на репетициях реже, чем нужно, и мать узнает об этом. Я разрываюсь. Мне надо подтянуть технику, придется тренироваться каждый день. Завтра все это я должен логично обосновать Патриции. Врать придется с удвоенной силой. Как же мне это все надоело!

– Мда, из этого хороших отношений не выйдет. Лично я бы не хотела оказаться на ее месте. – протянула Зум-Зум.

– Обычно у девчонок ко мне только претензии. Пэт упрекает меня только в нехватке времени, представь – остальное ее устраивает! Я бы не хотел обрывать такие отношения. Кажется, она мне нравится.

Зум-Зум не видела лица Глена, его последние слова прозвучали так тихо, словно он не хотел их произносить, а они вырвались сами. Она почувствовала сильный укол в сердце. Теперь у нее не осталось сомнений – Глен влюбился.

– У вас серьезно? Ой, прости! Это не мое дело. Не отвечай. – Зум-Зум собрала голыми руками снежную шапку снега с забора, на крепком морозе снег не лип, замерзшие пальцы словно обжигало пламенем.

– Ты посинела. Замерзла? – Глен заботливо затянул ее черный шарф.

– С недавних пор это мой натуральный цвет, – нервно хихикнула она, делая шаг назад.

Не сговариваясь, они начали путь обратно к дому Зум-Зум.

Знаете ли вы, как работает мозг девушек? Быстро. Зум-Зум уже представляла, как Патриция и Глен приглашают ее быть подружкой невесты на их свадьбе, он находит работу, где надо ходить в галстуке, орать в телефонную трубку и пить кофе поминутно, а она сидит дома и занимается дизайном их новой квартирки, еще секунду спустя Зум-Зум видит ребенка, девочку по имени Анна, их дочь, вылитая мамаша, которая по известным причинам является ее крестницей… В это время сердце Зум-Зум колотится от адреналина, глаза бегают из стороны в сторону, как у наркомана, дыхание частое, сбивчивое. Ей хочется кричать.

– Я чего пришел-то! – спохватился Глен.

«Добить меня пришел!» – мысленно заключила Зум-Зум.

– Теперь все свободное время я буду занят, сама понимаешь. Заниматься тебе снова придется одной. Я отпускаю тебя в свободное плавание. По вечерам лучше не бегай, перебирайся в помещение. Если позволяют колени, ходи вверх-вниз по лестнице подъезда – самый лучший вариант для бедер, задница будет – загляденье. Еще я брошу тебе ссылку на бесплатные онлайн занятия, загляни обязательно. Пей и питайся правильно, и все у тебя получится.

Он достал телефон. От голубого света экрана его лицо выглядело инопланетным, фантастически красивым. Зум-Зум засмотрелась на его пышные ресницы. Губы ее приоткрылись, она хотела сказать, что без него у нее ничего не получится.

В груди у нее клокотало, Зум-Зум хотела кричать, визжать, хотелось топать ногами и требовать ей объяснить всю эту чертову дребедень, которая творилась вокруг нее. Будто утопающий с пристегнутым к ноге якорем, она отчаянно пыталась всплыть на поверхность, где тихо, свежо и спокойно, но пытка никак не прекращалась, тяжёлый груз словно тянул ее в темные холодные воды, и с каждым метром погружения она ощущала все большую обреченность.

– Хорошо. – только лишь сказала она.

– Ты не переживай, я тебя не кидаю. Задавай мне любые вопросы, спрашивай, если будут трудности. А еще я хотел тебя поздравить. Три месяца! – он вынул из кармана шуршащий пакет.

– Заварное пирожное?! – отшатнулась она.

– Не забывай делить порции пополам. Завтра. А сегодня – празднуй.

Зум-Зум приняла неожиданный подарок, тут же его развернула. Огромная пышная булка лежала на ее ладони, ребристый верх прикрывала шоколадная корочка с цветной посыпкой, румяный бок казался таким хрустящим! Зум-Зум почувствовала аромат, рот ее наполнился слюной. Она надломила пирожное, шоколад хрустнул, на пакет вытек белый крем. Зум-Зум протянула Глену половину.

– Не будем делать исключение – все порции пополам! – сказала она.

Глава 15

Наконец, нервы Зум-Зум окончательно расшатались. Вечером сон долго не приходил, она лежала в темноте, пялясь в узоры обоев, по утрам вставать по будильнику получалось все хуже и хуже. Бесили всякие мелочи, вроде упавшей ручки или капающего крана, она не могла подолгу сосредотачиваться на одном занятии, что, конечно, же отражалось на успеваемости. Зум-Зум ощущала себя старухой, когда выходила в коридор и уже не помнила зачем она шла, случалось и такое, что, бредя домой, она проходила мимо своего подъезда.

Наступило утро очередного дурацкого воскресенья. Зум-Зум лежала в кровати и наблюдала как дергающаяся стрелка добирается до двенадцати. Прозвенел будильник. Холодный пол у кровати выбесил ее моментально. Она громко ругнулась, схватила подушку и кинула ее в дверцу шкафа, отчего ее футболка задралась, нечесаные волосы упали на лицо. Дверца шкафа скрипнула, отворилась, изнутри вывалился ворох скомканной одежды. Мать Зум-Зум терпеть не могла беспорядка, поэтому послушная дочь неспешно принялась запихивать все обратно. В ее руках оказалась почти новая белая кофта, которую Зум-Зум надевала последний раз года два назад, рядом лежали брюки тёмно-синего цвета, которые фигурировали в очень неприятном деле.

Это случилось в прошлом году, в последний учебный день перед летними каникулами. Погода тогда капризничала: светило солнце, но было холодно, синоптики обещали дождь. Занятий в тот день не было, они только сдали учебники в библиотеку и получили список заданий на лето. Когда, наконец-то, напутственные речи учителей закончились, плотной лавиной ученики двинулись вниз по лестнице, но все они остановились на крыльце – дождь стоял стеной. Народу на крыльце все прибавлялось, люди толкались, пихали друг друга локтями, двое ребят не поделили место под крышей, и их незатейливая драка тут же переросла в полноценное побоище. Зум-Зум решила держаться подальше от дебоширов, попыталась отойти в сторону, оступилась и упала. Свалилась она максимально некрасиво, в лужу, на колени, и в тот момент, когда она попыталась встать, штаны треснули на ее заднице вдоль шва, и всем присутствующим открылись ее белые трусы. Ор стоял такой, что его можно было спутать с раскатами грома.

Мать отремонтировала ту дыру, но с тех пор Зум-Зум так и не надевала эти брюки. Тут же лежали футболки, которые тоже спросом не пользовались. На каждой из них было не отстирываемое пятно в области груди, как водится, это были капли масла или жирного майонеза, джема или соуса. Еще лежал розовый сарафан, который она не надевала ни разу. Его подарила заезжая тетя. «Я нашла самый большой размер!» – с широченной улыбкой заявила она, будто просила за это приз. Сарафан оказался мал на пять размеров, и, так как он был очень дорогой, мать заставила подарок принять.

– Ненавижу! Я вас всех так ненавижу! – шептала Зум-Зум в темноту.

После обеда в дверь постучали. Это пришла Пэт, мать Зум-Зум по обычаю бросилась обнимать ее, причитать и нахваливать.

– Ты так давно к нам не приходила! У тебя все хорошо? Ты так похорошела! – лепетала мать, порхая вокруг гостьи. – Ох и модница! Всегда была модницей, а сейчас просто расцвела! Как мама твоя? Встретила ее недавно в магазине…

Зум-Зум слышала каждое слово, от накатившей злости ее затрясло. «Вот сейчас они зайдут, – думала Зум-Зум, – мать увидит свою нерадивую дочь, сидящую на полу, и ляпнет что-нибудь в своем стиле, а мне снова станет стыдно и обидно». Так и случилось. Дверь распахнулась, мать сердобольно вталкивала Патрицию в комнату, всплеснула руками и обмерла:

– Я вчера только прибралась! Откуда такой бардак?! Ты мне только работы добавляешь! Посмотри, Патриция, какой ужас! У тебя наверно так никогда не бывает! Это только у нас!

– Нет, что вы! У меня такой же бардак! – натянуто улыбалась Пэт.

– Ужас! Ужас! Как тут сединой не покроешься! – причитала мать уже за дверями.

Патриция оглядела тускло освещённую захламленную комнату, проходить она не торопилась, застыла столбом в проходе, не зная, куда себя деть.

– Делаешь уборку?

– Сортирую. Кое-что пора выбросить, – хмуро ответила Зум-Зум.

– Понятно. Кажется, ты очень занята. Сегодня, вроде как, воскресенье, сходим погулять? В торговом центре праздничные распродажи продолжаются, можно выбрать хорошие подарки за полцены.

– Давай. Мне нужны нитки и новые ножницы. – Протянула Зум-Зум, она до сих пор была в длинной футболке, в которой спала, еле поднялась на затекшие ноги. – А где Глен? Почему его не тащишь с собой? Ноги сломал?

– Даже если бы он сломал обе ноги, я бы заставила его выйти из дома! – она раздосадовано плюхнулась в кресло. – Он только отмахивается от меня. Кажется, я ему надоела. Сначала тренировки, чертов футбол и волейбол, потом мать его не отпускала, еще эти поручения отца, которые он выполняет каждый день. Он наемник что ли?! Я довольствуюсь двумя часами в неделю! Это разве отношения? Нас можно назвать парой после такого?

– Ты об этом беспокоишься? Ну и дуреха. Он тоже переживает из-за этого… И это можно перешить. – Зум-Зум заканчивала перебирать свое хламохранилище.

– Это его слова или твои? Он лично тебе это говорил? Ртом? – Патриция присела к Зум-Зум на пол.

– Да, мы об этом говорили. Не хотелось бы лезть в ваши отношения, мне от этого не по себе. Вы оба изменились, и мне бывает трудно понять ваши поступки. – Зум-Зум говорила очень тихо, будто сама с собой. – Глен нервничает, хмурится пуще обычного. Его терроризируют родители, большая нагрузка в учебе, дополнительные занятия, ты насела на него, как клоп на смородину, и он не знает, как объяснить тебе это. А ты… Давай произнесем вслух: ты сохнешь по нему, как мой язык при стометровке. Рассмотри другой вариант отношений, не такой, как в сериалах. Ты видишь там все эти сопли-слюни и ждешь, что у вас будет так же. У тебя началась любовная паника. Наверно именно так гормоны жарят мозг.

– Он нервничает?! – Пэт не смело улыбнулась.

– Черт! Из всего ты услышала только это?! Для чего я вообще распинаюсь. Ну влюбилась и влюбилась. Теперь ты познаешь эти горькие муки влюбленности. Вот у нас с Шеллом…

– Смеешься? У вас с Шелом нет никаких отношений. Что тут можно сравнивать? – сердито оборвала ее Патриция, встала, одернула коротенькую юбочку.

– По-Ка нет! – Зум-Зум многозначительно подняла указательный палец вверх. – Завтра я приглашу его на праздник… Изначально я так и планировала, помнишь? Что мне еще остается? Попытка номер два.

Зазвенел телефон.

– Это будильник? – удивилась Пэт.

– Напоминалка. Пора пить воду.

– Тебе для этого напоминалка нужна? – Патрицию перекосило.

– Я обещала Глену придерживаться графика. – Зум-Зум залпом осушила приготовленный стакан.

– Это так на него похоже. Все по плану, расписано поминутно на год вперед. Он мочится наверно по графику. Никакой импровизации! Это так раздражает! – Патриция прошагала по комнате, уперлась лбом в холодную дверцу шкафа. – Мы проводим время вместе, вдруг он вскакивает, хватает вещички и смывается. Я чувствую себя портовой проституткой, которую можно поматросить и бросить. А мы толком-то и не целовались даже. Скоро мой день рождения, и, если я в этот день не увижу его решительных действий, я с ним расстанусь.

– Погоди, погоди… До меня дошло! Ты специально пришла мне это рассказать, что бы я будто бы невзначай передала ему? – Зум-Зум закончила складывать вещи в стопку. – Эти интриги ни к чему, могла бы прямо попросить. Хорошо, я намекну, хотя мне не по душе работать передатчиком.

Патриция долго и несвязно мямлила что-то в ответ, Зум-Зум давно перестала слушать эти заунывные тирады. Она натягивала джинсы, пытаясь припомнить, о чем они с Патрицией вообще разговаривали раньше, до всей этой истории с похудением. Наверно, сплетничали. Зум-Зум осенило: а ведь у них не было ни одной точки соприкосновения их интересов. Ни кружков, ни рукоделия, книги они читали разные, и даже музыку слушали разную! Вся их связь базировалась на двух годах, которые они просидели за одной партой?

Сара долго провожала девочек, подавая Патриции пальто и шапку, похвалила ее сапоги, и вообще ни один элемент гардероба не остался без комплимента. Для Зум-Зум она оставила короткое: «не замерзни».

Магазины торгового центра, как всегда приветливо распахнули свои двери, у самого входа Зум-Зум поджидала коварная пекарня, которая славилась сказочными на вкус пирожными с кремом. Однажды злые маркетологи узнали, что запах выпечки способствует большим продажам магазинов, поэтому постарались, чтобы у каждого выхода центра покупателей подкарауливал коварный лоток с шоколадом или недобрые булочные, на которые Зум-Зум оказалась такой падкой. Она, разумеется, раскусила их злодейские планы, поэтому перед центральным входом она делала глубокий вдох, а выдыхала у эскалатора.

– У тебя бегают глаза, и руки чешутся. Пятна нервные пошли… – Заметила Патриция. – Ты подсела на что-то?

– Эти запахи из кофеен сводят меня с ума. Я вижу эти тортики и кексики, у меня слюна капать начинает! Пойдем отсюда. На втором этаже продают шмотье, пошли туда.

Добравшись до второго этажа, с эскалатора они сразу влетели в плотную толпу людей, из динамиков громко играла ритмичная музыка, вдоль стен стояли ограждения, часть пола в проходах была покрыта ковровой дорожкой. Воздух пах резиной, парфюмом, в паре мест чувствовался дух перегара, но нигде не пахло едой, и Зум-Зум это успокоило.

Музыка стихла, на тумбу поднялся нарядный красивый мужчина в сверкающем пиджаке, он улыбался в толпу широкой отбелёной улыбкой. Девчонки дружно завизжали, увидев его.

– Тут движуха какая-то. – сказала Пэт, вытягивая шею. – Может машину разыгрывают?

– Продолжим, дорогие гости! – раздался звучный голос ведущего из колонок. – Первый мешок подарков мы с вами разыграли! Я бы тоже от таких не отказался, а вы?

– Дааа! – отозвалась толпа.

– Теперь мы переходим к самому интересному! Вы заметили эти красные дорожки, они, разумеется, здесь не просто так. Нет, мы не ждем Скарлет Ехансон! Ими указан путь, по которому пробегут участники нашего супер…ЗА-БЕ-ГА! Вы записали своё имя в список? Выполнили три задания? Пришли к финишу в числе первого десятка? Тогда эти билеты ВА-ШИИИ! – Ревел ведущий в микрофон.

– Куда? Куда билеты-то? Хоть бы плакат какой повесили! – Патриция беспокойно крутилась на месте.

– Это открытие спортклуба, – отозвался стоящий рядом парень, – не видите, что ли?

– Вот они – абонементы наших первых посетителей! Посещение первых трех месяцев БЕСПЛАТНО!

Зум-Зум сорвалась с места. Жестко расталкивая людей, она двигалась к стойке регистрации. Патриция деликатно, с извинениями протискивалась за ней.

– Меня! Меня запишите! – Зум-Зум чуть не снесла стол, где сидело жюри.

– Я уже вижу наших первых ретивых скакунов! Значит пора вписать свои имена в список! Паааа-ехали! – скомандовал ведущий.

От толпы отделились несколько молодых человек крепкого телосложения, они так же подошли к столу и нависли над судьями плотной стеной, будто собирались отобрать у них кошельки. «Для чего им спортзал? На них ни грамма жира!» – подумала Зум-Зум. Ей выдали жилет, всучили глянцевую брошюру и толкнули в сторону линии старта. За пять минут список вырос до двадцати человек, компания подобралась очень разношерстная – люди были разного возраста, разной высоты, имели весь размерный ряд обуви, но никто из них не был толстым.

Глава 16

Организаторы, одетые в желтые футболки сообща натянули на Зум-Зум красный нейлоновый жилет с белым номером на спине, она так разволновалась, что лицо ее окрасилось в цвет жилета. Патриция с волнением смотрела на эти сборы.

– Ты реально возьмешься за это? Брось! Здесь столько народа! Они готовы от души поржать с тебя! – Патриция стояла напротив, прижимая скомканное пальто к груди, глаза ее выпучились от ужаса. – Ты понимаешь, что через минуту окажешься на видео в интернете? На смех поднимут!

– Мне не в первой. – Лишь ответила Зум-Зум, честно говоря, она вообще позабыла про Патрицию.

Как только она отдала в нагрузку подруге свой телефон, ведущий пригласил участников на старт. Высоченные парни заполнили собой все пространство у линии, за ними стояли девушки, дальше мялся набор-ассорти из авантюристов, к кому примкнула Зум-Зум. Не успела она сделать шаг, как ее оттолкнули назад, тогда Зум-Зум решила, что и ей не стоит церемонится и проявлять вежливость.

– Марш! – Скомандовал ведущий.

Участники сорвались с места, сгруживая под собой ковровое покрытие. Самый высоченный парень грандиозными шагами пересек первый отрезок, за ним чуть поодаль примостились другие участники, в последнюю группу попала Зум-Зум, она чувствовала в себе силы и могла бы многих обогнать, если бы не наглость отдельных особей. Женщина средних лет преградила локтями путь, другая дама ловким манёвром выскочила вперед и тут же получила от первой удар под лопатку. Зум-Зум сделала рывок, вырвалась на два шага, решила, что ей ничего не грозит, как вдруг повалилась назад – женщина схватила ее за свитер и дернула со всей силы.

Провозившись в этой заварушке Зум-Зум и не заметила, как первые участники, сделав круг по этажу, готовились к выполнению первого задания.

– Итак, первое состязание на ловкость и выносливость! – орал в микрофон, взволнованный ведущий. – Участники должны пропрыгать на скакалке сотню прыжков. Выполняйте, и окажетесь ближе к цели! И давайте все же прислушиваться к своему телу. Если вам тяжело или больно, то откажитесь от этой затеи. А наш чемпион…

Сквозь ликующую толпу Зум-Зум увидела, как длинноногому парню организаторы уже вручают скакалку, на миг она почувствовала, что проиграла даже не начав, и тут ярость зашорила ей глаза, она дала такой мощный рывок, так пронеслась по дорожке, что появись на пути медведь-шатун, он не смог бы остановить ее. Она домчалась до линии ограничения, выхватила скакалку и начала прыгать, не дождавшись команды. В этот момент добежала отстающая пятерка.

Женщина, творившая беспредел на трассе, вызвала негодование даже у болельщиков. Как жадный годовалый ребенок не умеющий делиться игрушками, она завопила, что ее скакалка слишком длинная, и требовала отобрать скакалку других участников.

– Если она меня еще раз тронет, я ее за ноги подвешу на этой скакалке! – вполголоса сказала Зум-Зум дежурившему на этой точке тренеру.

Эту ее мысль намного громче озвучила другая девушка. Началась перепалка, до драки не хватило совсем немного, и пока организаторы с ними разбирались, Зум-Зум выполнила задание и побежала дальше.

Для второго этапа нужно было пробежать еще круг. Дыхание сбилось, во рту пересохло. Участники уже не были так сконцентрированы в группах, теперь они равномерно распределились по всему пути этажа торгового центра, а люди за ограждениями не стеснялись тыкать в лицо телефонами.

– Жируха, на финише тортов не раздают! Куда так несешься? – донеслось из толпы.

– Вот это бампер! – воодушевленно кричал другой, под бампером, разумеется, он подразумевал зад Зум-Зум.

– Салозавод сбежал! – крикнул другой.

Зум-Зум слышала не раз такие реплики, и обычно это ее задевало, однако сейчас они ее только раззадорили. Второй круг она завершила с хорошим самочувствием – Глен хорошо потрудился – выносливость стала на лицо.

– Ты как? – спросил один из тренеров. – Ты очень красная! Я никогда прежде таких красных людей не видел.

– Я линяла недавно! – Зум-Зум шумно дышала. – Что делать надо?

Второе задание оказалось силовым. У стены и у края дорожки в два ряда лежали килограммовые гантели. Задание заключалось в том, чтобы первую гантель с края перетащить к стене, взять снаряд у стены и перетащить к краю, таким зигзагообразным образом поменять местами около двадцати гантелей. Сначала задание ей показалось плевым делом, но, когда она взялась за пятый по счету снаряд, спина ее запротестовала и разгибаться отказалась.

– Тяжеловато. – пыхтела она, стоя головой вниз. – Сейчас глаза выпадут! И лишь бы штаны не порвались.

– Вы только посмотрите! Наши бойцы покидают поле боле! – услышала она голос ведущего.

– Что?! Что произошло? – спросила она у контролера – тренера.

– Шестеро сошли с трассы на первом же круге. – спокойно ответил тот.

– Хах! – крякнула Зум-Зум.

Люди, стоявшие за лентой, хлопали в ладоши и кричали ей, что она молодец.

– Эта девушка творит чудеса! – красивый ведущий указал на Зум-Зум, когда она пошла на третий круг. – Похлопаем ей! Разве она не заслуживает нашей поддержки!?

И толпа начала хлопать. Зум-Зум почувствовала себя суперзвездой. Ей продолжали кричать «молодец!», «не сдавайся!», и ей действительно не хотелось сдаваться, меньше всего на свете она бы хотела сейчас уронить лицо, которое надо сказать, выглядело пугающе-лиловым. На повороте она обогнала двоих, мужчину и женщину, и от этого ощутила небывалый прилив сил.

– Вы наблюдали проявление ловкости! Силы! Мы подобрались к самой капризной даме – ВЫ-НОС-ЛИ-ВОСТЬ! – ведущий пытался перекричать взбудораженную толпу. – Участники, которые доберутся до финиша, встретят беговые дорожки от нашего спонсора…

– Беговыедорожки!? Вы башкой удалились что ли?! – оторопела Зум-Зум.

– Ваша задача удержаться на беговой дорожке, которая будет мчаться со скорость 8 километров в час в течении трех минут! Посмотрите на стену, эти большущие часы отсчитают три минуты, и вы получите бесплатный ААА-БО-НИ-МЕНТ!

У финиша каким-то чудом успели выставить ряд беговых дорожек, у каждой стоял инструктор в яркой футболке. У Зум-Зум достаточно твёрдо стояли ноги, дыхание почти выровнялось, и участвовать в этом забеге она могла бы до вечера, если бы так сильно не гудела голова. Спустя пару поворотов, вместо футболок она увидела яркие желтые пятна, голоса слышались будто бы издалека, ее мутило.

Раньше ей не доводилось вставать на беговую дорожку, в то время, как другие участники лихо вскакивали на дивные машины, Зум-Зум медлила.

– Все хорошо? – поинтересовался ее инструктор.

– По математике в полугодии тройка выходит, а так нормально! – отозвалась она.

Полотно двигалось на минимальной скорости, Зум-Зум встала на резиновую поверхность, быстро вошла в ритм, инструктор довел скорость на экране до 8. Дорожка разогналась. Участники дружно топали, машины жужжали, толпа ликовала, ведущий снова представлял спонсоров. Вокруг царила адская какофония!

– Ох! Вот и первый выбывший! Какая жалость! – страдальческим голосом ныл ведущий.

Она бросила быстрый взгляд через плечо – один из участников стоял в наклоне, упершись руками в колени – мужчина сошел с дистанции. Тут же еще одна женщина, громко ойкнув, соскочила с полотна. Оказалось, что ее колено не выдержало. Зум-Зум к этому времени так устала, что не почувствовала облегчения, когда с дорожки сошел еще один участник.

Вдруг ее затрясло, из красно-макового цвета она превратилась в зеленого гуманоида с выпученными глазами. Инструктор выключил ее дорожку.

– А вот и наши победители! Давайте поздравим их! Подойдите ко мне, будем знакомиться! – ведущий подскочил к длинноногому парню и принялся горячо трясти его здоровенную лапищу…

Инструктор взял Зум-Зум под руку, отвел на скамеечку у стеклянной двери спортзала, сунул ей в руку бутылку с водой.

– Я была в шаге от победы, так? – спросила она.

– М… Да, но все нормально. Девушка, чего вы расстраиваетесь? Вы же не корову проигрываете, так? – сухо ответил тот.

– О! Зум-Зум! Как ты? – Патриция подбежала к ней и приобняла.

– Я проиграла. Снова.

Зум-Зум утерлась рукавом, пот градом капал с ее лица, тело ее чесалось и пылало огнем, ей хотелось сейчас же стянуть этот синтетический свитер и сжечь его, но сил шевелиться не осталось, пальцы пульсировали, подошвы ныли.

– Выиграл тот длинноногий парень, кстати, он даже не вспотел, а последующие места заняли его друзья. – Патриция что-то бормотала про несправедливые состязания и подставных людей, Зум-Зум сильно тошнило, и она не могла произнести ни слова.

– Участники! Где вы? Неужели все ушли!? Вернитесь! Вам вручаются сертификаты в магазин спортивной одежды! – кричал ведущий.

Сердобольные молодцы подскочили к Зум-Зум, подняли ее за белы рученьки и повели прямиком к микрофону, где победитель басом неуклюже мычал благодарственные слова. Ей протянули пластиковую карту, она брякнула «спасибо», и ее тут же отволокли обратно. Тут же подскочил человек в гражданском, натянул тонометр на висящую руку Зум-Зум, измерил давление, ойкнул, сунул ей в руку таблетку и убежал.

– Пойдем домой? – спросила Патриция.

– Нет, сначала я соберу разбитое чувство собственного достоинства, кажется, я рассыпала его у беговой дорожки, а потом за нитками.

К ним приблизилась красивая девушка в красивом голубом спортивном костюме – одна из участниц забега.

– Девушка! Девушка, я бы хотела отдать его вам! – сказала она и мило улыбнулась. Она протягивала выигранный абонемент.

– Что? Почему?! – отпрянула Зум-Зум так резко, что ее затылок звонко ударился о стеклянную стену.

– Когда-то давно я была точно такой же как вы, даже больше. Мне пришлось много над собой работать, стыдно признаться, но я весила почти двести кило. Никто не знает, какую титаническую работу приходилось выполнять, чтобы сбросить вес. Я многое терпела, голодала, изнуряла себя тренировками! Чтобы прийти в такую форму, – она провела рукой по своей осиной талии, – мне пришлось полностью изменить свою жизнь. И вы, наверно, уже поняли, что на кону не только внешние размеры. Речь идет о здоровье и жизни в целом. Я увидела, как вы отчаянно сражались, и подумала, что этот абонемент вам нужнее, чем мне. Возьмите.

– Спасибо. – неуверенно пробормотала Зум-Зум.

Незнакомка махнула ей рукой на прощание и исчезла в толпе.

– Охренеть. Везет же некоторым! – Выдохнула Патриция.

Часом позже, с купленными нитками и новыми швейными ножницами пакете, Патриция и Зум-Зум медленно шли к выходу. Они пришли в норму от пережитого приключения, обе молчали и бесцельно осматривали прилавки. Патриция достала телефон и протянула Зум-Зум.

– Я сняла тебя и отправила видео Глену.

– Что!? – Зум-Зум подскочила. – Зачем!? С какой целью?!

– Там все снимали, и я тоже решила. Ты точно станешь звездой интернета сегодня. Так все хорошо сложилось, что я тебе даже немного завидую. Ты не постеснялась, не испугалась, взяла и побежала. А я тебя отговаривала. Заешь, ты раньше все держалась в тени, невозможно было заставить тебя лишний шаг сделать, а теперь посмотрите на нее – спортсменка!

– Спасибо, Патриция. Мне приятно слышать это от тебя. – Зум-Зум тихонько подтолкнула ее плечом. – Я согласна и с тобой, и с той девушкой – перемены нужно создавать самой. Никто не проживет эти моменты за меня и для меня. Верно?

Телефон Зум-Зум вздрогнул. Это пришло сообщение от Глена в виде мускулистого оленя, которой говорил: «Скорость – наш удел!»

– Это Глен?! – в голосе Патриции произошла резкая перемена, с мягкого и дружеского он сменился на язвительный шёпот. – Он явно гордится тобой. Давай, порадуй его, отправь миллион сердечек, или что вы там посылаете друг другу. Это ведь такое важное событие – потрясти жиром на публику!

– Чего ты?.. – оторопела Зум-Зум.

– Он не пишет мне уже несколько дней! Я пыталась достучаться до него сегодня с самого утра, а оператор говорит, что он недоступен! Но стоило мне скинуть ему видео с твоим забегом, он тут же тебе написал! Я его девушка! Я! Не ты! Не понимаю, почему он пишет тебе и не пишет мне! – Патриция выскочила в двери и убежала.

Глава 17

Как можно распознать перемены в жизни девушек? Конечно об этом говорит внешнее преображение. Французы говорят, что, если женщина поменяла прическу, значит поменяла свою жизнь. Кто остригает волосы, кто красит их в синий цвет, кто перебирается из кроссовок в туфли на шпильке. Каковы бы не были внешние изменения, за ними всегда стоит переломный момент в женской судьбе.

Например, Зум-Зум стала чаще смотреться в зеркало. Что же могло ее там заинтересовать? Возможно это открывшаяся шея? Да, теперь ее легко было найти, ненавистные подбородки подтянулись, контур лица стал очерченней. Кожа почистилась, лицо приняло здоровый цвет, хотите верьте, хотите – нет, а когда Зум-Зум стеснялась и ее скулы покрывал румянец, от нее нельзя было отвести взгляда. Глаза стали более распахнутые и выразительные, щеки втянулись, с носа спал вечный отек, и он уже не походил на маленькую картофелину.

В ванной Зум-Зум снова остановилась перед зеркалом. Привычный пучок на голове вдруг показался ей какашкой, как если бы дворовая собака оставила после себя коричневую пирамидку, и ее водрузили Зум-Зум на голову. Как только она вытащила резинки из волос, они тут же рассыпались по ее плечам каштановым водопадом. Проделав несколько сложных манипуляций, Зум-зум заплела свое богатство в добротного вида колос. Вид в зеркале стал совсем другой. Не каждая стройная барышня может спокойно смотреть на свое отражение в течении минуты, через двадцать секунд пытливый мозг подмечает морщины, складки тут и там, лишние волоски, прыщи и веснушки, из-за которых девушки начинают себя неистово ненавидеть. Зум-Зум смотрела в зеркало с удовольствием.

Последнюю неделю она провела за маминой старой швейной машинкой, у нее открылся небывалый талант в шитье, все свои огромные вещи Зум-Зум ушила на треть! Ее одноклассницы заметили, что рубашка школьной формы сидит ровно, не в натяг, юбка приобрела форму соответственно крою, бежевый теплый жилет с эмблемой школы больше не растягивался до состояния рыбацкой сети.

Так как в ее арсенале не было косметики, она вытащила тушь для ресниц и помаду из сумки матери, накрасилась и удивилась.

В этот самый миг она согласилась, что все ее мучения и лишения стоили того. Зум-Зум встала на весы – 79! Мать его – снова 79! Она поспешила сделать фото цифр и отправила Глену.

Ответил он почти сразу.

«Шикарно! Ты рада?»

«Конечно! А ты нет?»

«Это твой вес, не мой)»

«Ты даже звучишь устало… Тебя пытают?»

«Если честно – дьявольски устал»

Не досушив до конца голову, Зум-Зум натянула на себя привычный спортивный костюм, который, надо сказать, приобрел свободную форму, схватила куртку, шапку, кошелек и выскочила из квартиры. По дороге Зум-Зум забежала в кондитерскую за ореховым печеньем.

«Я внизу, выйди на минутку» – написала ему она, даже не подумав, что он может быть не дома.

Глен спустился быстро, будто ждал в лифте. Вид его и правда был потрёпанный.

– О! Ореховые печеньки! – Глен засунул в рот сразу четыре штуки.

– Завтра показ. Готов к веселью? – спросила она.

– До нового года далеко. К какому веселью? – спроси он, жуя, крошки фонтаном посыпались из его рта.

– Как? Пройдет показ, ты освободишься от гнета балета! Мать увидит тебя, убедиться, что ты молодец, и отстанет. Разве нет?

Глен поднял меховой воротник куртки. Взгляд его стал меланхоличным, отстраненным:

– Все не так просто. Ты скорее всего не поняла, как на самом деле обстоят дела в нашем ремесле… Хотя, я наверно тебе толком ничего и не рассказывал.

– Что такое? Колготок по размеру не нашли? – Зум-Зум напряглась.

– Завтра в зале будет сидеть один репетитор, не местный, он готовил парней для Герцогского балета в прошлом году. Если она сможет его убедить… скорее всего сможет, конечно… Он увезет меня на две недели и будет готовить к прослушиванию.

– Ох, Глен! Так это не конец? А я-то думала… – Зум-Зум прильнула к нему и обняла так крепко, как только могла. Он сунул лицо в ее капюшон, спрятал покрасневшие глаза. Она почувствовала, как вздрогнуло его тело. – Хочешь я украду тебя, Глен? Спрячу далеко-далеко, и никто тебя не найдет. Сделаю тебе шалаш на речке, будем ловить рыбу, грабить охотников. Хочешь?

Глен кивнул.

– Могу я узнать, что тут происходит? – неожиданно прозвучал звонкий стальной голос.

Они отпрянули друг от друга, будто их ударило электрическим разрядом. Зум-Зум увидела перед собой невысокую стройную даму в светло-розовом пальто, на голове ее немыслимым образом держалась маленькая элегантная серая шляпка, светлые волосы были стянуты в пучок, и не смотря на декабрьский мороз, на ногах блестели серые туфли.

– Ох ты ж мать! – вырвалось у Зум-Зум.

– И вам добрый вечер. Почему ты без головного убора, Глен? Немного поздновато для прогулок, ты не находишь? – обращаясь к сыну, она смотрела мимо него.

– Я сейчас зайду, ма. Познакомься, это моя одноклассница…

– Прелестно! – прервала она его, заходя в подъезд. – Рада без меры.

– А она умеет производить впечатления. У меня полномасштабный конфуз. – прошептала Зум-Зум.

– В этом она вся. Прошу, не обращай на это внимания. Она всегда такая.

Глен торопливо приобнял подружку. Его мертвецки-синее лицо нагнало бы тоску на кого угодно, даже его всегда прямая спина вдруг стала сутулой, он резко убавился в росте. До этого момента Зум-Зум не понимала какую огромную власть имеет над ним мать. Достаточно было одного ее появления и пары слов, чтобы из ребенка, жующего печенье, он превратился в скрюченного старика. Совсем не от мороза пробежал холодок по ее спине.

Зум-Зум открыла дверь и крикнула Глену вдогонку:

– Можно завтра прийти посмотреть на тебя?

– Не смей! Прибью! – донеслось в ответ.

То ли переменчивость погоды, то ли присутствие матери Глена вызвало резкий порыв обжигающе-морозного ветра, Зум-Зум натянула капюшон, сделала несколько шагов и встала, как вкопанная. На середину площадки под свет приподъездного фонаря из темноты вышла Патриция.

– Я шла к своему парню, поскользнулась и ударилась головой. Теперь я вижу страшный сон, в котором моя подруга виснет на его шее. Иначе объяснить эту картину никак не могу. – Голос ее терялся в шуме метели.

– Брось. Я пришла ему удачи пожелать. – Зум-Зум занервничала, представив, как все выглядело со стороны.

– Удачи в чем? – Патриция сделала еще один шаг навстречу.

– У него завтра… соревнования. Он переживает.

– Он сказал, что уезжает, но не сказал, куда именно. А вот ты, кажется, в курсе всех событий.

– Вот его дом, иди и говори с ним сама! – почти кричала Зум-Зум сквозь ветер. – Он выйдет, если мать его отпустит от титьки!

– Он тебе нравится! Точно нравится! Тебе не дает покоя, что он тянется ко мне. Ты с самого начала плетешь козни. И как тебя земля носит?

– Ты точно башкой ударилась. – махнула рукой Зум-Зум в сторону Пэт. Стало понятно, куда ведет этот разговор, и продолжать его она не хотела.

– С чего ты взяла, что он вообще посмотрит в твою сторону? С чего бы ему заглядывать в бочку с дерьмом и жиром? Как и все вокруг, Глен испытывает к тебе только жалость.

– Вот ты гнида! Что с тобой стало, Патриция-Триш-Пэт? Как мне тебя называть теперь? Мы делили с тобой один стол, один унитаз, даже лифчик свой я тебе давала! Мы ночевали друг у дружки и делились самым сокровенным. Я никому не выдала ни одной твоей тайны! Я бы никогда не предала тебя! Неужели ты так плохо меня знаешь?!

– Ты настраиваешь его против меня! Ты крадешь наше с Гленом время! И делаешь ты это специально! На зло мне!

Голос Патриции срывался от слез, ее мокрые черные волосы облепили ей лицо, она то и дело обтирала щеки, отчего помада размазалась по ее бледной коже, грязные мазки туши все сильнее растекались под глазами. Она металась на месте, тыча пальцем в подругу. Выглядела она изнуренно, потрепано. Зум-Зум не желала идти ей навстречу сейчас, у нее не осталось сил уговаривать и искать компромисс. Патриция же не переставала оскорблять, говорить гадости и угрожать.

– Позвони, когда успокоишься! – крикнула в метель Зум-Зум.

Зум-Зум продрогла до костей под тем внезапным снежным ураганом, придя домой, она залезла в самую теплую пижаму, укуталась с головой в одеяло и стала ждать сон. В коридоре шумели родители, за окном послышались звуки сигнализации, а перед ее глазами стояла ее заклятая подруга.

Опомнившись от волны ярости, Патриция не осмелилась явиться к Глену. Она не вспомнила того, ради чего пришла к этому дому, гонимая отчаянием и стыдом, Пэт вернулась к себе домой. Участь Глена была известна наперед – он весь вечер извинялся перед матерью за девушку у подъезда, за отсутствие шапки на морозе, за наплевательское отношение к ее стараниям, за школьные отметки, и за миллион других вещей, которые от него не зависели.

Следующим утром Глен предстал перед классным руководителем с записками от матери в руках. В одной она просила освободить от занятий ее сына, на втором бланке было предупреждение об отсутствии Глена в течении следующих трех недель. Взглянув на измученное лицо парня, учитель было подумал, что тот подхватил опасный вирус, либо попал под машину, либо достаточное количество времени провел в работающей бетономешалке. Так или иначе, врученное извещение он принял и подписал.

– Сегодня после второго занятия я уйду. – могильным голосом сообщил Глен.

– Вы с Полин задумали шалость? Она тоже на сегодня отпросилась. – подмигивая, сказал учитель.

– Кто такая Полин? – нахмурился Глен.

– Кто такая Полин? Любопытно. Вы, как приклеенные, ходите в последнее время, словно засохшая пюрешка и забытая в раковине кастрюлька. А ты, оказывается, даже имени ее не знаешь.

– Вы ошиблись, ее зовут Патриция. – поправил преподавателя Глен.

– Нет, я не о ней. – нахмурился тот.

– А! Вы о Зум-Зум?

– Позовите санитаров! Мальчик мой, ты все это время думал, что ее зовут Зум-Зум?! То есть ты на полном серьёзе полагаешь, что родители долгими ночами выбирали для малютки красивое имя и остановились на «Зум-Зум» ?! А ты не такой умный, сынок. – Учитель математики заметил, как быстро забегали глаза Глена, он откинулся в кресле, натянул на лицо самое надменное выражение. – Не сразу она стала Зум-Зум. Кстати, немного оскорбительно звать ее так, не находишь? Ты же ее единственный друг.

– Что? Почему? – все еще не понимал Глен.

– Ну! Не тормози! Зум-Зум! Увеличение – зум. Многократное увеличение Полин – Зум-Зум. Соображаешь? Знаешь, иди-ка ты отсюда, ты мне надоел.

– Полин? – Глен медленно вышел в коридор. – Полин?! …Какого черта!?

Глава 18

В балетной школе в этот день было не протолкнуться, словно на новогодний утренник в детский сад пришли мамы выступающих детей. Их чада уже были загримированы и наряжены, они волнительно перетаптывались за кулисами актового зала пока родительницы перебрасывались дружелюбными оскалами, подавали друг другу приветственные пальцы, все время восклицали «о!» и добавляли «какая прелесть!».

Зум-Зум не решалась зайти внутрь, она пряталась за штендером у входных дверей на лестничной площадке, ждала, когда всех пригласят в зал, чтобы потом подсмотреть представление незамеченной. Люди все поднимались и поднимались, любезно нахваливая наряды друг друга, хотя все, как одна, были одетые в однотонные пальто и шляпки. Вдруг среди них Зум-Зум узнала мать Глена. Она отвернулась к стене, сделала вид, что разговаривает по телефону.

– … Эта школа мне не нравится, я чувствую, как мой мальчик задыхается в ней. Ему нужен другой уровень. Думаю, перевезти его. – послышался стальной голос.

– Намекаете на Герцогский? О! Какая прелесть! – поддержала ее спутница.

Они зашли внутрь. Вскоре голоса стали стихать – всех пригласили к началу представления. Пройдя по коридору между классами, Зум-Зум еще раз восхитилась простотой и красотой местного интерьера, бесконечными зеркалами, огромными окнами, обилием зелени. Актовый зал располагался в конце сменяющих друг друга коридоров, она не смело шагнула в широкую дверь. Квадратный зал вмещал в себя около двухсот мест; как и полагается любому концертному помещению, сцена находился немного ниже, в одной из стен располагался балкон с музыкантами, кресла имели такой темный бордовый цвет, что даже с включенным светом здесь казалось довольно темно.

Зум-Зум заняла крайнее место у входа на последнем ряду, вскоре свет над зрителями погас, вышел элегантный конферансье с усами, торжественно представив директора школы и всех преподавателей, поприветствовав родительский комитет, он, наконец, объявил начало.

Красные кулисы разъехались в стороны, главной декорацией предстал картонный красивый дворец на темном фоне, грянула музыка, на сцену высыпали юные балерины в разноцветных платьях и принялись вытворять такие телодвижения, которые Зум-Зум и представить не могла. Их ноги двигались абсолютно симметрично, даже головы, будто копированные, качались на одинаковых шеях. Оттанцевав свою партию, эти феи остановились в стороне, на сцену выбежали молодые люди в белых балетных трико и камзолах с эполетами. Тут было на что посмотреть. О! Какая прелесть!

В сущности, все знания Зум-Зум о балете сводились к нескольким тезисам. Балерины танцуют в пачках! – раз. Мужчины, по некоторым причинам, танцуют в умопомрачительных обтягивающих колготках, которые интригуют и воодушевляют женскую половину. – Два. Все они скачут и кружатся на протяжении полутора часов, пытаясь донести какую-то мысль – это три.

У Зум-Зум еще в средней школе был неоднозначный опыт похода в театр «Оперы и балета», тогда их водили на «Щелкунчика». Из двухчасового скучнейшего представления ей больше всего запомнился буфет в антракте. Тогда она съела три корзиночки с масляным кремом.

Мысли ее прервались, потому как на сцену выскочил Глен. За ним появились следом еще три человека, но никого кроме него она, разумеется, не видела. На нем красовались голубое трико и белый с золотом камзол, из рукавов густо вываливались кружевные манжеты, на голове божественным чудом держался красный берет с плюмажем. Пропитанные средневековой модой образы, принялись кругами носиться по сцене, сначала один в воздухе зависал, демонстрируя идеальный шпагат, второй кружился волчком, третий красиво вскидывал руки.

Глен с натянутой улыбкой оттанцевал свою партию, грациозно замер в углу сцены, потом они продолжили действие уже в парах с девушками, томно ожидающих их у противоположной кулисы. Музыка лилась задорной рекой, то затихала, то ускорялась, подсказывая зрителю нужное направление для бушующих чувств. В минуту, когда артисты покинули сцену, Зум-Зум, как ей показалось, выхватила профиль матери Глена в середине зала, и ей вдруг стало невыносимо больно за своего друга. Он безжалостно убил свои юные годы, положил их останки на жертвенный камень в надежде на милость богини, которой незнакомы были уступки и компромиссы.

Тут не нужны ясновидцы и колдуны – если мать контролирует все занятия сына, его досуг и выбор друзей, то и спутницу она будет ему искать сама, а на эту роль Зум-Зум никак не подходила.

Из дверей спортивного комплекса она вышла в глубоком раздумии.

На следующий день Глен не пришел в школу. Патриция вела себя так, словно бы никогда не была с ней знакома, не было ни гневных взглядов, ни грубых слов. Ничего. На обед Полин больше не ходила, класс пустел, и эти редкие минуты казались ей глотком свежего воздуха. Мысли Зум-Зум гуляли где-то далеко, она смотрела невидящим взглядом, неосознанно пыталась найти равновесие на кончике своей шариковой ручки. Ручка падала каждый раз, как только Зум-Зум убирала пальцы.

– Ты, как и я. Без посторонней помощи равновесия удержать у тебя не получается. – начала Зум-Зум безучастный разговор с ручкой.

Неожиданно в класс вошла целая делегация из десяти девчонок, половина которая в их классе не училась. Они встали полукругом у ее парты.

– Зум-Зум, правильно? – начала одна. – Меня зовут Наташа, возможно, мы сталкивались раньше.

– Раньше я была немного больше, хочешь верь, хочешь – нет, но со мной все в этой школе хоть раз да столкнулись. – отозвалась Зум-Зум, прикидывая насколько быстро она сможет побежать. Но девчонки по-доброму рассмеялись.

– Насколько ты похудела? – продолжила Наташа.

– О! Так вы поэтому пришли? Ну… двадцать пять. – соврала Зум-Зум, уж им совсем не обязательно было знать, что она снова начала набирать.

– За какой срок?

– Девчонки! Вы совсем не то спрашиваете! О главном надо! – Рыжеволосая одноклассница склонилась к ней, будто хотела ухватить рецепт самой первой. – Зум-Зум, открой секрет, как ты это сделала?

– Бегала. Не только бег, конечно… Диеты разные. – от волнения Зум-Зум говорила не внятно, словно губы ее склеились.

– Ха, эти слова я уже слышала! Может ты какие-то таблетки пьешь? Есть такие, что аппетит отбивают. Их пила?

– Нет, Глен мне запретил пить таблетки любого рода.

– Глен? Этот тот красавчик? Ты с ним бегаешь? Это он тебя тренирует? А с вами можно?

– И мне!

– Я тоже хочу! – раздалось со всех сторон.

– Так, спокойней, курочки! – Наташа жестом усмирила всех. – Так мы ничего не добьемся. Зум-Зум, у тебя есть блог? Стримы ведешь?

– Нет. Никогда не пробовала. – пожала она плечами.

– Ой, а вот это зря, – донеслось сзади, – если бы снимала с самого начала, было бы круто! Все бы увидели разницу. Типа «до» и «после», скажите? – Многие с ней согласились, девчонки достали свои телефоны, поднялся гомон.

– Зум-Зум, ты время не теряй! – снова заговорила Наташа, – Сегодня же заведи блог, это не сложно, даже у тебя получится. Тем более тема такая актуальная…

– Но я не умею…– запротестовала Зум-Зум.

– Ты смешишь меня, правда. У человека, который за три месяца сбросил двадцать пять килограмм, не может быть в лексиконе такого слова. Итак, сегодня со всех ног торопишься домой и вещаешь миру о себе, вот мой телефон, скинешь мне ссылку на подкаст.

Тут в класс стали возвращаться ребята, и, конечно, они оторопели от такой картины.

– Вы ее бить собрались, что ли? – спросил один, высматривая Зум-Зум.

– Отвали, придурок, королевы подобным не занимаются. Девочки, идем.

Половина из них ушла, вторая половина расселась по местам, а Зум-Зум оставили одну наедине с мыслями, но эти мыли уже были другого плана, очень конкретные и точно направленные. И вдруг она осознала, что именно этого ей не хватало в последнее время – направления. Занятия с Гленом имели ориентир, в самом начале их диетического экспромта была указана цифра, но больше они этого не обсуждали, со стороны Зум-Зум наблюдалось беспрекословное подчинение, со стороны Глена – сдержанное покровительство. Они честно пытались отработать то, что требовали друг от друга, однако Зум-Зум не хватало того, чего по сути своей ее не должно было интересовать – чужое одобрение.

Переодеваясь в домашнее, Зум-Зум бросала взгляды на беспристрастный монитор ноутбука. Еще час назад решимость ее плескалась через край, теперь же, когда нужно было что-то вещать, ее словно закоротило.

Возникли и другие трудности, помимо моральной дилеммы, надо было разобраться со стриминговыми программами, в которых она совсем ничего не понимала. Почти просверлив компьютер взглядом, она решилась просто записать видео. Сделав первый выбор, тут же возник новый: что надеть и какой фон выбрать? Нужно ли накраситься? Надевать ли гарнитуру? …

Зум-Зум потратила на поиски советов в сети три часа своего драгоценного времени, гневно плюнула, и нажала клавишу.

– Меня зовут Зум-Зум, точнее все меня так называют… Эм, я еще школьница, но часто возраст мой завышают, потому как… ну вы сами видите. При таком маленьком росте иметь такие габариты… – Ладони Зум-Зум источали литры жидкости, она будто хамелеон меняла окраски с каждым словом, ей уже казалось, что эта затея наихудшая из возможных. – Я… яяя… Давайте я буду просто рассказывать о том, что я делаю для снижения веса, именно для это все и затевалось, верно? Кстати, через час я пойду в мой самый первый поход в спортзал, если не испугаюсь в последний момент. Это видео я сделаю приветственным… Увидимся!

Она махнула камере пухленькой ладошкой. Запись остановилась.

Глава 19

Администратором спортивного зала оказалась прелестная девушка, одетая в длинный бежевый сарафан на тонких бретельках, ее черные, как смоль, волосы неаккуратно держала длинная заколка-копье, темные губы ежевичного цвета приветливо улыбались. Она приняла карту и документы.

Зум-Зум наблюдала за быстрой работой ее тонких пальцев и поймала себя на мысли, что ее ожидания на деле не реализуются ни в одном из пунктов. Во-первых, работники спортзала не выглядели, как заядлые бодибилдеры, более того, кассирша и второй молчаливый администратор выглядели совершенно обыденно. То есть из-под их шифоновых блузок не рвалась волнистая рельефная мускулатура. Во-вторых, на нее, на Зум-Зум, никто не смотрел с презрением или насмешкой, по лицам принимавших ее людей можно было решительно утверждать, что им до ее тела не было никакого дела!

– Что-то не так? – вдруг спросила ее администратор.

– Все нормально. Просто… я не в курсе, как у вас тут все устроено… Я первый раз.

– Ни о чем не переживайте. Сейчас мы закончим с документами, и я вас проведу по всем замечательным местам нашего заведения. – она мило улыбнулась, затем вернулась к компьютеру.

Когда клубная карта была готова, администратор, как дива, направилась к выходу на высоченных каблуках. Элегантным жестом она позвала Зум-Зум за собой. Маленькая округлая Полин, нагруженная сумкой с обмундированием, еле поспевала за богиней этого спортивного зала, та шагала медленно и грациозно, держась все время впереди.

– Здесь у нас основной зал, самый большой из трех залов. Тут вы можете найти тренажеры для всех групп мышц. Сами видите – дорожки, гребля, эллипсоиды и другие. Дальше зона мульти станций. Кстати, мы приобрели самое новое оборудование, можно сказать следующего поколения.

Зум-Зум оглядывалась по сторонам, как кролик загнанный в клетку к удавам, все эти немыслимые тренажеры выглядели слишком сложно и пугающе, их стальные каркасы выглядели неподъёмными, казалось они больше подошли бы для пыток, чем для тренировок. При этом ей трудно было представить гантели «следующего поколения». Что можно добавить в кусок железа, чтобы оно перешло в следующий класс?..

– Здесь малый зал №2. – они остановились у стеклянной стены. – В основном наши тренеры здесь проводят групповые занятия. Сейчас, например, придет группа на аэростретчинг. Советую, это очень интересно!

Зум-Зум оторвалась от разглядывания зала, и согласно кивнула в ответ богине, а для себя в уме сделала отметку, что позже надо глянуть в сети, что это за аэростретчинг такой. Они прошли дальше, на встречу ей выбежал красивый парень в желтой футболке:

– Ты моя фея! Отлично выглядишь, как и всегда!

– Спасибо. – администратор кокетливо наклонила голову набок и подмигнула ему.

– Конфетка моя, где твой бейдж? Начальство идет. – он легко приобнял ее и помчался прочь.

– Он к платью не подходит. Сейчас надену! – хихикнула богиня ему в след.

Зум-Зум загляделась на нее. Эта высокая девушка из спортзала обладала той природной магией, женским шармом, который, увы, был совершенно недоступен Зум-Зум. Укороти ее высокий рост, сними струящийся наряд, сотри макияж, и ничего не изменится, она по-прежнему будет обворожительна. Зум-Зум вдруг испугалась, что разодетая и размалеванная, изрядно исхудавшая, она останется все той же закомплексованной озлобленной толстушкой.

– Чтобы выглядеть, как богиня, надо чувствовать, себя богиней. Иначе это будет просто цирк. – шепотом заключила Зум-Зум.

– Продолжим. Двигаемся дальше. – она направилась к противоположной стене, тоже стеклянной. – Здесь малый зал №3. Так же для групповых занятий. Сегодня заканчивается курс «здоровая спина», лично я посетила его четыре раза. Со стороны может показаться, что это легко – люди гнуться, лежат, вздыхают – на самом же деле это тяжело. Обязательно попробуйте.

К концу экскурсии оторопь Зум-Зум спала, она могла трезвее оценивать обстановку, стала замечать людей вокруг, уловила звуки и запахи. Богиня замерла между двух дверей:

– Направо мужская раздевалка, разумеется, сейчас мы туда не пойдем. На лево – женская. – она зашла внутрь. – На вашем браслете номер, найдете такой же номер шкафчика, и можете переодеваться. Там сушилка, там душевые, хамам и джакузи. К сожалению джакузи, пока не работают, их еще будут настраивать, а остальным можете смело пользоваться. Есть вопросы, Полин?

«Она запомнила мое имя!» – пронзило Зум-Зум.

– Нет, я все поняла. Спасибо, вы сняли мои тревоги.

– Тогда я пойду, а вы наслаждайтесь занятиями. Еще раз поздравляю вас с победой!

Администратор ослепительно улыбнулась, ее смуглое лицо словно сияло изнутри, и смущенная Зум-Зум слишком рьяно замотала головой, словно пыталась отогнать насекомых. Оставшись одна, она не смогла сделать первый шаг.

Из ступора её вывели девушки, которые шумно вошли в раздевалку; они звонко смеялись, ежесекундно матерились, и когда нашли свои места в раздевалке, побросали сумки на скамейки, начали торопливо переодеваться. Зум-Зум стояла, как вкопанная. Ей следовало последовать их примеру, предпринять что-то, но она всё стояла посередине просторной раздевалки и рассматривала клеточки плитки под ногами. Она никак не могла собраться.

– Хватит валять дурака! – скомандовала она себе. – пора повалять дурочку!

С усилием преодолевая себя, наконец, она направилась к своему ящику. Пришедшие девушки, не смущаясь, разделись догола, потом переоделись в спортивную форму, в то время, когда Полин не могла заставить себя снять хотя бы толстовку. Когда шумные барышни покинули раздевалку, Зум-Зум выдохнула с облегчением, и только тогда она смогла наскоро переодеться в длинные леггинсы, в широкую не по размеру футболку. Прихватив с собой бутылку воды, Зум-Зум вышла в спортивный зал. Теперь, когда все стало намного серьёзней, потолки будто опустились, стены давили, кондиционеры шумели сильнее, реальность навалилась на нее, и Полин поняла, что теперь ей не отвертеться.

Зелёная дорожка привела её в зал №1, где её ожидали страшные огромные тренажёры, которые должны были в ближайшее время выжать из неё лишние калории. Справа от неё располагался ряд эллипсоидов, выглядели они так, словно их приготовили для пыточных действ, истязать и наказывать непослушных безвольных обжор. Слева от неё выстроились в ряд 20 беговых дорожек, хоть и выглядели они знакомо, и даже успокаивающие, Полин не торопилась направиться в их сторону, дальше в конце зала вдоль стеклянной стены стояли тренажёры непонятного назначения, Зум-Зум видела их впервые, и, разумеется, тоже туда не торопилась.

Дальше, за тренажерами, располагалась силовая зона с гирями и штангами, здесь уже трудились молодые люди очень непреступного вида. Их развитая мускулатуры не позволяла отвести взгляда, загорелая влажная кожа блестела в свете ярких ламп, промокшие майки липли к телу. Эти могучие тела держали рельефные ноги, на которых мышцы буквально складывались в узоры. Это завораживающее зрелище перебить смог только стойкий запах пота, равномерно распределенный по помещению.

Девушки, которые выскочили из раздевалки раньше, не спешили приниматься за нагрузки. Они то и дело прикладывали к губам маленькие бутылки с водой, играли наушниками, поправляли волосы, гладили себя по стройным бёдрам, которые по мнению Зум-Зум, не требовали особых работ в спортзале. Когда они, наконец, закончили свои приготовления, заняли соседние беговые дорожки и принялись за неторопливый бег. Последовав их примеру, Зум-Зум встала на ближайшее полотно. Не зная, как пользоваться этой штуковиной, она решила ориентироваться на надписи – самая большая кнопка с надписью «старт», очевидно, была ключевым решением, и когда кнопка была нажата, дорожка двинулась. Начало было положено.

– Молодец, дальше будет намного проще. – похвалила себя Полин.

Дальше Полин сообразила, как нужно регулировать столь удивительный инструмент: она набрала скорость, выбрала наклон дорожки, ко всему прочему обнаружила приятные опции – подключение к интернету, и пока калории сжигались, Полин смогла выбрать в интернете видео с пошаговой инструкцией рисования портретов, так следующие 20 минут она шагала по беговой дорожке, позабыв печали и горести.

День клонился к вечеру, вскоре спортзал заполнился людьми, и к удивлению Зум-Зум это не были атлеты, спортсмены и бодибилдеры, как показывали ей рекламные ролики. Женщины имели комплекцию ещё более пышную, чем у нее, присутствовала пара бодрых старушек, которые тягали гантели за бесконечными разговорами. Мужчина лет пятидесяти, блестевший своей лысеющей головой, занял беговую дорожку рядом Зум-Зум. Его 120 килограммовое пузо стряслось из стороны в сторону, выбивающаяся на груди из-под футболки волосатость покрылась капельками пота и сверкала, как новогодняя ёлка. Были и пары, которые не решались ходить в спортзал поодиночке, они ходили по залу, как попугайчики неразлучники, попеременно приземляясь на каждый тренажер минут на десять.

Тут же появились работники зала – молодые люди, девушки и юноши в розовых футболках, к ним можно было обращаться по любому вопросу, но они ходили по залу в одиночестве, изредка разговаривали с посетителями и давали им важные наставления. Глядя на все это многообразие форм, Полин чувствовала себя превосходно.

Зум-Зум воодушевилась и прибавила скорость.

– Девушка, вы очень красная! С вами всё в порядке? – к ней подошёл черноволосый молодой человек в розовой футболке. – Меня зовут Марат. Давайте знакомиться.

Глава 20

Дом Сидни стоял на границе миров, как печальный одинокий воин, серый и замученный несением службы. Его подъезды выходили на городской парк, здесь, как и положено, находились магазины шаговой доступности, росли вековые вязы, покрытые снегом, и повсюду сновали гуляющие дети. Другим боком дом наваливался на раскидистую свалку, хоть она и была огорожена сплошным металлическим забором, раздутые кучи пакетов лезли наружу из-под забора и свисали с него устрашающими гирляндами.

– Боже! Чем это так пахнет?! – в нос Зум-Зум ударил густой запах, когда вошла в квартиру.

– Я варю мыло. Проходи на кухню. – отозвалась Сид.

Зум-Зум огляделась. Когда-то песчаного цвета обои покрывали темные водянистые разводы, слева стена была увешана уличной одеждой с потолка до пола, тут же валялась неубранная обувь. Двустворчатые двери в гостиную оказались закрыты, свет шел справа, с кухни. Когда Зум-Зум прошла туда, Сид гостеприимно поставила ей стул у стола. На столе рядами стояли банки, склянки, тюбики, шприцы и распылители.

– Я и подумать не могла, что ты этим занимаешься. – протянула Зум-Зум, морщась от запахов.

– Смотри. Ну как?

Сидни поставила на стол пеструю коробку с бантом и откинула крышку, внутри стояли три ряда прелестных красных яблок в блестках.

– Ты сама сделала?! Выглядит потрясающе! Это правда мыло?

– Ага. Сейчас еще… гляди сюда. – Сид отошла в сторонку и показала на разделочную доску, где стояли премилые снеговики в шарфах на санях. – По плану надо было все закончить еще две недели назад, я проворонила все дедлайны из-за этого козла…

– Люка? – уточнила Полин.

– Люка. – вздохнула Сид.

– Ты это продаешь? – спросила Зум-Зум, склоняясь над заготовленными розами и фруктами.

– Да, у меня есть страничка в сетях. Но спрос не большой, конкуренция огромна! Зайчатами и фруктами сейчас никого не заманишь. Год назад я могла удивить людей, были постоянные покупатели. Сейчас я похожа на спамера, который гоняется за женщинами и в нос тычет этими сраными цветами. Ох, как это все осточертело!

– Не понимаю. Если у тебя нет заказов, так чего из кожи лезешь? Если тебе надоело ремесло, остановись… – Зум-Зум говорила и наблюдала, как наливается ненавистью взгляд Сидни.

– Мое занятие мне нравится. Люк! Это все Люк! Он сидит у меня в печонках! – она яростно швырнула полотенце на стол. – Я всерьез подумываю, чтобы бросить школу… Зуми, ты скажи… Вот ты взяла себя в руки, так? Пусть не без помощи Глена, разумеется, но взяла же…

При упоминании Глена у Зум-Зум съежились внутренности. Сид подбирала слова так, будто пережевывала свое мыло, ее лицо стянулось к переносице и побагровело, нижняя челюсть ходила из стороны в сторону – она явно хотела что-то сказать.

– Извини, наверно это не мое дело. Сидни, ты можешь мне все рассказать, я умею хранить секреты.

– Секреты… Нет тут ничего секретного. – Сидни расположила на доске силиконовую форму, разделенную на небольшие квадраты, кончиками пальцев разместила на дне сушеные дольки апельсина. – Наверно стоит рассказать… Я еще никому не говорила. Погоди немного, я сейчас.

Сидни тонкими руками сняла с огня горячий ковш, он оказался наполовину заполнен прозрачной пахучей жижей, неторопливо она разлила жидкость по формам, молниеносно вынула из ящика тряпочный мешок, развернула его одной рукой, тут же разбросала сушеные колоски на апельсины, что-то накапала, чем-то сбрызнула. Залила композицию остатком гущи.

– Это натуральная лаванда? – удивилась Зум-Зум.

– Да, а что?

– Какова же себестоимость твоего мыла? Миллион?

Сидни мило улыбнулась. Двигалась она по маленькой кухне словно кружилась в танце, побросала в раковину столовые приборы, смахнула со стола крошки травы в руку и, движением художника, обсыпала свое творение сверху. Открыла окно, присела на стул, соскочила, нажала кнопу электрического чайника и тихо замерла у окна.

– Ммм… Мы переехали сюда после развода родителей. – начала она тихо, глядя на улицу. – Отец поначалу жил у своей любовницы, около года. Мать я тогда почти не видела, честно сказать, я даже не знаю, чем она тогда занималась. Прошу тебя, Зум-Зум, никому не рассказывай то, что услышишь.

– Разумеется! Конечно. – с жаром в голосе кивала Полин.

– Однажды он явился без предупреждения, приперся со всеми своими вещами. Ничего мне не объяснил. Остался жить. Я так поняла, что любовница его выставила за порог. Мать чуть не убила меня за то, что впустила его. Он все еще живет здесь, но они не разговаривают, живут, как чужие. Я работаю вечным передатчиком. Всякий раз, когда случается какая-то неведомая херня, они винят меня.

Сид достала из шкафа чашки, принялась разливать чай. Зум-Зум молчала.

– Однажды, это были летние каникулы, я вышла на улицу. Там мой папаша разговаривал с людьми. Они отличались внешне, вроде те же руки-ноги, но другие. Это была семья Глена. Они въезжали в наш дом, собирались снимать квартиру. Уже тогда я поняла, что долго здесь они не проживут, сама понимаешь. – Сид махнула на свалку за окном. – Так и случилось, они переселились в элитную новостройку через три месяца, но я успела подружиться с ним. Его мать не желала меня видеть в его обществе, и не постеснялась сказать мне это в лицо.

– Я успела с ней «поздороваться». Я понимаю, о чем ты. – кивнула Зум-Зум.

– О? О-о! Выходит, ты знаешь. – Сидни поставила чашку перед гостьей. – Глен никого не нал здесь, кроме меня, повадился приходить ко мне тайком от своей маман. Мы проводили чудесные часы веселья, таскаясь по району, пару раз курили сигареты… да! – наморщилась Сид. – Гордиться не чем. Но это же был Глен! Я потакала ему во всем, соглашалась на всякие глупости, пыталась угодить ему, и, как дура, боялась, что он со мной заскучает. Ты и сама влюблена в него, ты поймешь меня.

– Ты влюблена в Глена?! – шарахнулась в сторону Зум-Зум.

– Его невозможно не любить. Ведь он такой… Глен. – Сид потерла лицо ладонями, как это, наверное, делают уставшие хирурги или бывалые моряки. – Однажды появился Люк. Глен познакомился с ним где-то… я до сих пор не знаю где. Откуда он вообще свалился на мою голову!? В первый день он показался мне занятным парнем, веселым и интересным. Нервозность я спутала с непоседливостью. Его постоянно тянуло в темные подворотни, пустые стройки, сомнительные компании, поверишь ли, мы с Гленом целый месяц таскались за ним по задворкам! Глен не имел такой свободы, как я, его мамаша быстро пресекла эти гуляния. А я, в моем положении, домой не торопилась, вот и шарахалась где попало.

– Почему ты до сих пор с Люком? – Зум-Зум отпила из чашки, хотя пить совсем не хотелось.

– Этот вопрос мучает меня каждый день. Хотя, ты знаешь… видишь ли… Не знаю, что сказать.

– Что случилось потом? – спросилаЗум-Зум.

– Потом. А потом он стал совсем неуправляемый… Звучит складно, но это я так оправдываю себя, перекладываю на него ответственность за свою недальновидность. Думаю, он с самого начала был таким, я просто допустила ошибку, не жалея замечать его психозы.

– Он употреблял? – Полин вжала голову в плечи.

– Проще будет сказать чего он НЕ делал!!! Каждый день драки! Каждый день разборки! Девицы с такими размалеванными лицами, что клоуны нервно курят в стороне! Ты не представляешь, сколько раз я извинялась за него, сколько я разнимала его! Сколько раз я волочила его на себе домой, чтобы он не замерз на улице! Боже! – Сид схватилась за голову.

– Погоди, а как же его родители? Куда они смотрели?

– Родители… Ха! У него есть только мать. Мать – на всех с*ать! Если бы ты ее видела! Она сидит в инвалидной коляске, курит сигарету за сигаретой и ноет: «Сидни, ты такая хорошая девочка! Пригляди за моим оболтусом, ты же такая добрая! Он без тебя пропадет!». Я не могу больше видеть их семейку! Ни его, ни его мамашу!

Сидни разревелась в голос.

– Так не терпи его! Плюнь! Пусть сам справляется! Ты же видишь, что он…

– Я пыталась! – выла Сидни. – Я пыталась! Не раз я посылала его ко всем чертям! Он сначала угрожал мне, а потом пытался руки на себя…

Зум-Зум не знала, что делать, растерявшись, она неуверенно тянула руки, чтобы обнять Сидни, и не была уверенна, будут ли приятны девушки такие объятия. Наконец, она решилась и аккуратно приобняла Сид за вздрагивающие плечи. Неожиданно Сид развернулась и жадно вцепилась в бока Зум-Зум длинными пальцами, сопливым носом уткнулась в ее пышную грудь, и рыдала, рыдала без остановки.

Полин некоторое время поглаживала светлые волосы, Сид вскоре успокоилась. Молча она сходила в ванную, освежила лицо и вернулась к Зум-Зум смиренная, как овечка.

– Как ты решилась худеть? – начала вдруг Сид. – Как ты набралась решимости для этого? Ты жила, ходила, дышала, потом настал момент, и ты такая: «худею». Что ты сделала для этого? Мне тоже так хочется. Я тоже хочу сказать себе «хватит»! Хочу взять себя в руки. Что ты сказала себе, Зум-Зум?

Полин оторопела. Прошло много времени прежде, чем она внятно смогла выдавить:

– Стой! Мое похудение не имеет ничего общего с твоей проблемой. Я пытаюсь просто влезть в одежду меньшего размера, а ты… Ты… Ты пытаешься изменить свою жизнь!

– А чем это отличается от твоих проблем? – непонимающе Сидни наклонила голову набок.

Зум-Зум повертела чашку:

– Ты права – ничем не отличается. Только принятые мной решения не вызовут такой резонанс событий, как твои решения. Согнать жир с жопы требует усилий, терпения и немалых сил. Моим результатом будут обтягивающие джинсы. Твоя же ситуация… она про личные границы. – Зум-Зум помолчала. – А ты? К чему стремишься ты?

– Не знаю. Я так устала, что даже не могу вспомнить, почему я этим занимаюсь. Я не знаю своих желаний. Страшно поверить, но я не припомню, о чем я мечтала до Люка.

Зум-Зум встала с табурета:

– Сама я бы не справилась, мне помог Глен. Он присматривал за мной, командовал, говорил, что делать и чего не делать. В поем похудении как таковой моей заслуги нет. Я не открою тебе волшебного рецепта, потому как нахожусь в таком же дерьме, как и ты. И насколько тебе плохо я никогда не пойму и не узнаю, но я обещаю сохранить разговор в тайне. И скажу без прикрас – если я могу тебе чем-то помочь, что мне по плечу, то говори – я не откажу.

– Помочь мне? Ты такая наивная, Зуми. Поборов свою моржовость, потеряв жировую прослойку, пережив унижения и обиды, ты двумя словами отказалась от своей справедливой победы и отдала все лавры Глену. – Сид вынула из стакана на столе трубочку для коктейлей и протянула ее Зум-Зум. – Держи.

– Трубочка? Для чего? – удивилась Полин.

– Ты тонешь в болоте по имени Глен, тебя накрыло почти с головой. Это тебе пригодиться, чтобы дышать.

Глава 21.

Беговая дорожка гулко шелестела под тяжелыми шагами Зум-Зум. На метражном табло мигало «24км», кстати говоря, это был личный рекорд, который остался незамеченным. В наушниках надрывался музыкальный хит о вечной любви, который заставил бы рыдать самое холодное сердце самого отпетого уголовника, однако и его Зум-Зум пропустила.

«Ты тонешь в болоте по имени Глен! – крутилось в ее мыслях. Она мотнула головой – надо прочь гнать эту чушь! Этот диагноз Сидни поставила наспех, потому что была обижена и опустошена. Она не является ни доктором, ни пророком, ни законодателем, чтобы вот так клеймить людей! К тому же она о наших отношениях ничего не знает!..»

Вдруг зазвонил телефон. Полин посмотрела на экран и ее сердце екнуло, она замялась на месте, оглядывалась, будто кто-то должен подсказать ей, что делать дальше, но рядом суфлера не было. Пока Зум-Зум раздумывала, звонок прекратился.

«Ты тонешь в болоте по имени Глен» – снова звучал голос Сид.

Снова зазвонил телефон. Зум-Зум ответила:

– Привет, Глен!

– Привет, ты наверно занята. Мне перезвонить? – его далекий голос звучал заботливо, как и всегда.

– Нет, что ты! Говори. Я в зале. Бегаю. – Здесь сознание подвело, ее повело вбок, она удачно ухватилась за ручку снаряда и повисла, как обезьяна.

– Ты такая ответственная. Я просто хотел сказать, что приеду на пару дней после нового года, было бы здорово, если бы мы смогли увидеться.

Было очевидно, у Глена сегодня хорошее настроение, она представила его улыбку и сияющие глаза. Милый, добрый, красивый, славный Глен! Что же ты со мной делаешь?

– Некоторым это может не понравиться. В целях своей безопасности, я подожду, когда ты вернешься в школу. А тебе следует провести время с Пэт. – имя своей бывшей подруги она специально произнесла, как плевок. – Если она узнает, что ты… Да что ж мы об этом? Как твои дела? Научился крутить фуэте?

– Трудно сказать. Мой репетитор смотрит на меня, как на зараженную жабу. Разумеется, он смотрит так на всех учеников, но…

– Не скромничай. Я знаю, что ты стараешься…

«Почему я нахваливаю его?!» – вдруг пронеслось в голову Зум-Зум.

«Ты тонешь в болоте по имени Глен» – повторила Сид.

– Я живу в общежитии с другими парнями. Такие отвязные черти! Творят, что вздумается! Они дождались, когда я усну и изрисовали мне лицо! Представляешь? Чем уж они там красили – не понятно, но отмыть я это не смог, так и явился на репетицию! – Глен смеялся.

– У тебя там весело. Это здорово. Ты наверняка захочешь остаться. – протянула Полин, растягиваясь на полу у элипсоидов.

– Ох, нет. Это еще не решено… – голос Глена стих. Почти не слышно он добавил: – Все балеты мира я бы не глядя отдал за нашу набережную. Я скучаю по тебе.

Голова Зум-Зум так запульсировала, что она не сразу сообразила, о чем он только что сказал. В области сердца взорвалась бомба, из ее глаз потекли слезы:

– Я тоже скучаю по тебе, Глен. Очень.

– А как там Люк? Его еще не посадили? – вдруг перескочил с темы голос в телефоне.

– Знаешь, я так увлечена тренировками, что не особо интересуюсь… ими.

– Кстати, я видел твои видео. Контент зачетный. Звучишь неплохо, но ты не смотришь в камеру и часто прикрываешь нос руками, складывается впечатление, что ты привираешь. Для лучшего ракурса поставь камеру повыше и успокой свои хваталки. – В телефоне фоном зазвучали голоса. – Парни из магазина вернулись, сейчас будет шумно. Потом еще позвоню. Пока!

– Пока! – робко произнесла Зум-Зум, а Глен ее уже не слышал.

– Я тону в болоте по имени Глен. – вслух произнесла Полин.

– Тебе плохо? Позвать медсестру? – закричал кто-то рядом.

К ней подскочил инструктор Марат, на которого пускали слюни все посетительницы спортзала, даже ходившие парой старушки принимались с воодушевлением обсуждать его, рисуя в воздухе характерными жестами его лучшую филейную часть. На этой неделе он предстал с новой стильной бородкой.

– Здравствуйте, Марат. Как только я оклемаюсь, я смогу достойно вас поприветствовать.

– Нельзя лежать после бега! Кровь хлынет в сердце, оно будет болеть! А кому это надо? – заботливо бормотал Марат и аккуратно потянул ее за руку.

– А кому надо мое больное сердце? – протянула Зум-Зум. – Какой актуальный вопрос!

Марат прислонил шатающуюся Полин к стене и даже не обратил внимание на ее слова, однако сама Зум-Зум словно проснулась ото сна. Все верно! Ее страдающее сердце не нужно никому. Теряют всякий смысл те взгляды, которые она кидала на телефон, ожидая звонка Патриции. Шеллу не нужны надушенные валентинки, которые она бережно складывала для него по ночам, и уж тем более она не нужна Глену, каким бы приветливым не казался его голос в телефоне.

– Я… стремилась к 85… – хрипела Зум-Зум, Марат понимающе кивал ей в ответ, – Я добилась. Хотела 80. И этого я тоже добилась. Пусть… Пусть мое больное сердце уже отдавать некому… И пусть помрут все модельеры мира, но залезу в это платье!

– Ха-ха-ха! Вот это настрой! Восхищен! – Смеялся Марат так театрально, что на них все оглянулись. – Только не перебарщивай, ладно… Напомни, как тебя зовут.

– Полин.

– Ты загадочная особа, Полин. – он подмигнул и ушел, повиливая своей лучшей частью.

Час спустя, Зум-Зум сидела перед замершим монитором в раздумьях. Видео, которое она хотела было записать, должно было содержать воодушевляющий посыл ее зрителям, но сама она была душевно потрепана, и слова не складывались. Думала она над своей речью и в душе, и за вечерним кефиром – никак. Сейчас она крутилась в кресле, раскинув руки и ноги звездой, смотрела в потолок с таким хмурым видом, будто он на нее вот-вот должен обвалиться.

– Камеру повыше, значит? Так. Успокоим руки. Готово. Собственно, что мне терять? Не впервой, Полина, соберись.

Заполучив не так давно счастливый абонемент в новый спортивный комплекс Зум-Зум не могла не похвастаться им перед родителями, которые в свою очередь энтузиазм дочери не разделили. Разумеется. Отец, узнав, что новое занятие Полин не стукнет по его карману, остался доволен новостями, мать долго причитала, но спорить не стала – ей тоже надоели эти повторяющиеся ссоры. Не откладывая в долгий ящик поход за спортивной амуницией, Зум –Зум отоварила свой подарочный сертификат в спортивном магазине, выбор ее пал на черные леггинсы с зеленой вставкой на коленях, длинную майку без рисунка и обалденные, хоть и далеко не самые дорогие, кроссовки с амортизирующей подошвой.

Она знала, что родители не будут спонсировать ее фитнесс после того, как истечет ее бесплатный подарочный абонемент, поэтому решила для себя, что заниматься каждый день – отличная идея. Недельного марафона не выдержали ни майки, ни леггинсы, их швы растянулись и потеряли всякий вид, и сама Зум-Зум ощущала себя прокрученной в стиральной машине копией человека – ее измочаленное тело не могло даже выпрямиться от ноющей боли. Как нести в массы прелести фитнеса, когда собственные ощущения говорят тебе, что конец уже близок?

– А ты у нас все замечаешь, да? – Полин вспомнила слова Глена о вранье на камеру. – Что ж, тогда скажем правду!

Она нажала кнопку.

– Добрый вечер, любители фитнесса! Сегодня я подведу итоги моей первой недели. Итак… Я отходила с понедельника до понедельника, добросовестно выполняла все рекомендованные комплексы упражнений. Что я вам скажу? Я чуть не сдохла на этих адских машинах! Вы видели эти картинки в интернете, или видео, где люди с улыбкой тягают вес? Я была там, я все про них теперь знаю! И не верю ни одному их слову! Когда я делала подходы на внутреннюю поверхность бедра, я была уверенна, что связки промежности разорвет к чертям, а на качании бицухи меня трясло так, будто я рожала стиральную машину в режиме «отжим». Вы занимались греблей? Вам хотелось улыбаться после десятиминутного загрёба? И мне нет… О, Я ни о чем не жалею! Я худею и буду продолжать свои занятия, просто давайте честно – не всем это дается легко. Создавать себя – это труд, терпение и дисциплина. Когда вы, наконец, соберетесь собой заняться, надо делать это ответственно, не давая себе поблажек… Если взялись – не бросайте, доведите дело до конца! Я видела комментарии под прошлыми видео, вы просите конкретики, спрашиваете об упражнениях, что я делаю. Я скину ссылку на видеоуроки, по которым я занимаюсь, да вы и сами можете найти их в сети, только внимательно читайте отзывы на тренеров. Помните – все возможно. И чтобы не быть пустословной, я сейчас сделаю то, чего показывать не собиралась… Прошу за это прощения.

Полин отошла от экрана в темноту комнаты, минуту спустя она ступила в свет лампы в нарядном вечернем платье бордового цвета. Молния слева была расстегнута. Полин подняла и опустила руку, как это делают спортивные гимнасты перед олимпийской программой. Молния тихо прожужжала и застегнулась.

– Готово!

Глава 22.

Новогодние улицы давно обвесились гирляндами, музыка и голоса наполняли морозное пространство площади, с кофеин тянуло теплом и уютом. Мимо пробегающие люди разносили ароматы парфюма и свежевыпитого алкоголя. Зум-Зум нервно посматривала на часы – Шелл опаздывал. Они договорились встретиться в девять у торгового центра, чтобы потом идти веселиться, этот вечер непременно надо было провести с шиком и размахом, чтобы потом вспоминать его с наслаждением. Пока же наслаждение запаздывало. Приплясывая от холода, Зум-Зум вытоптала вокруг себя снежную поляну, узор от ее подошвы оставлял полосатый след, похожий на рифленые чипсы.

Противоречивые чувства одолевали Зум-Зум в эти минуты ожидания. Все сложилось в соответствии с планом, озвученным еще в сентябре, когда Шелл только-только выдвинул свои условия для свидания. Противопоставить нечего – она сбросила лишний вес, невероятно преобразилась и похорошела, на ней сегодня торжественное платье, подчеркивающее ее красивые плечи, грамотный макияж и свежее дыхание для сказочного поцелуя в полночь. Все продумано, не к чему придраться. И все же искреннего ликования она не ощущала, наверно все потому, что Шелл, как центр ее прежней вселенной, потерял свою магнетическую притягательность, в ее космосе появилось более весомое небесное тело, которое смогло вытеснить все старое, размолоть в каменную крошку.

Она вспомнила, как приглашала на свидание Шелла, и замерла в раздумьях. Это произошло три дня назад в школьном коридоре, он как раз шел с уроков, а она притаилась на пуфике около выхода. Вид у него был понурый, почти мрачный, и, когда Полин окликнула его, стал просто похоронный. Выслушав ее неуверенную тираду про празднование незабываемого нового года, Шелл задумчиво встряхнул волосами и бросил свое короткое: «давай».

Полин ушам своим не поверила и переспросила несколько раз. Они обменялись контактами и тихо разошлись. С тех пор она не сталкивалась с ним, и это ее устраивало, потому как возлагала большие надежды на эффект неожиданности, когда он увидит ее в этом платье и поймет, кого он игнорировал столько лет. Однако, придя на место встречи, Полин ощутила этот эффект в полной мере с другого ракурса.

– Полчаса! – ворчала она. – Интересно, как долго он будет извиняться после такого?

Зазвонил телефон.

– Привет, Глен! – радостно привзвизгнула она. – Ты не поверишь, где я!

– Где?

– У меня свидание с Шеллом! – Зум-Зум отчаянно затопала.

– Серьезно? Он согласился?!

– Да. Эм… Я в пути, как раз иду на встречу. – почему-то соврала Полин.

– Что ж, веселого вам свидания. И с новым годом, кстати. Поэтому и звоню! – Глен немного растерялся.

– Спасибо! И тебе счастливого нового года! О, вот он… Пока!

Полин никогда не узнает, насколько был ошарашен Глен таким разговором. Замерев с телефоном в руке, он стоял в середине зала, наполненного людьми, и чувствовал себя совершенно одиноким. Тем временем по лестнице поднимался Шелл. Одет он был в черное прямое пальто до колен, которое совершенно не сочеталось с его рыжеватыми отросшими волосами, черный шарф прятал его бледное лицо, на ногах блестели лакированные туфли. Бабуленьки на такой вид обычно восклицают: «ну, жениииих!».

– Ух, ты! – улыбнулась Зум-Зум. – Не каждый день увидишь такое. Ты прекрасно выглядишь!

– Да, что уж… – промямлил Шелл, оглядывая свою обувь. Полин надеялась на ответный комплемент, не заметить ее изменения во внешности было бы как минимум грубо.

– Привет! Ну, что, пошли? – рядом с ними вырос, будто из земли, парень, его одноклассник. Он отер нос рукавом, когда Полин оглядывала его.

– Двигаем! А то мороз собачий! – ляпнул Шелл, и они поплелись ко входу.

Полин рассеянно засеменила следом, догнала его и зашептала из-за плеча:

– Это еще кто!? Что он тут делает? У нас вообще-то свидание!

– А? Это Крюк. Ты его не знаешь? Друг мой, ты чего! – Шелл свистнул. – Э, она тебя не знает. Познакомься, это Зум-Зум. А это Крюк. Когда лица с паспортами сверены, шагаем далее!

Щеки Полин вспыхнули от досады, она не понимала, что происходит. Почему он притащил на свидание друга? Долго ли он с ними будет? И для чего он вообще? Парни шагали в сторону эскалатора огромными шагами, Зум-Зум топала позади, сегодня она обулась в мамины сапоги на каблуках, и с непривычки скакать в припрыжку у нее не выходило. Ее замерзшие ноги не слушались, стейки из морозилки и то были бы менее холодные, чем ступни бедняжки. К тому же ни один из них не обернулся, чтобы узнать, успевает ли она за ними.

Наконец, они стали на дорожку эскалатора, и Зум-Зум смогла немного отдышаться. Ее спутники негромко что-то обсуждали и не смотрели на нее, а там было на что поглазеть: зачесанные назад волосы аккуратно ложились на затылке в прекрасный цветок, на ее глазах были темные тени, подчеркивающие глубину ее карих глаз, длинные ресницы стали еще длиннее от туши, которую она позаимствовала у Сид. Манящие губы покрывала помада в тон к ее платью, а в руках Полин держала мамину маленькую блестящую сумочку, которая говорила о всей серьёзности мероприятия.

– Куда сейчас? – Шелл остановился в проходе. – Может перекусим? Жрать хочется.

– Да, почему бы нет. – улыбнулся Крюк.

– Тогда я очередь займу, вы место найдите. – Шелл удалился в сторону прилавков с фастфудом.

– Как? Зачем? Давай пойдем в нормальное кафе! – крикнула ему вдогонку Полин, но Шелл не услышал.

– Не переживай. Сейчас найдем место у окна, музычка уже играет, еду принесем и будет тебе кафе. – Протянул Крюк, хватая рядом стоящий стул за спинку.

– Неужели он не понимает? Все должно быть совсем не так! – сердце Зум-Зум колотилось так громко, что его удары отдавались в ушах, на нее напал приступ тошноты.

– Ты кстати, отлично выглядишь. Мне нравится твое платье. – пробубнил Крюк, провожая Зум-Зум за столик. – Мы учимся на одном потоке, я знаю, как ты обычно выглядишь. Очень изменилась.

– Спасибо. – равнодушно ответила она.

Каждая следующая минута все больше придавала реальности схожесть с артхаусным кино. Шелл принес заказ, который состоял из бургеров и картошки фри, из созвездия предлагаемых новогодних напитков он выбрал светлое пиво в самых больших объемах. Последующие разговоры велись об играх, тачках, экзаменах, как это ни странно, тему девушек парни тактично обошли стороной. Зум-Зум в обсуждениях не участвовала. Она гневно переводила взгляд с одного спутника на другого, отчего чувствовала себя собутыльником алкоголиков.

«Привел друга, ничего не объяснил. Не поздравил, кстати. Про подарок я уже молчу. И для чего я так наряжалась? Очевидно, что я размечталась, напридумывала себе мужика и влюбилась в него. А влюбилась ли?» – Полин сидела, опершись подбородком на ладонь.

– А когда мы с тобой встретились впервые? – Зум-Зум беспардонно втиснулась в их разговор.

– Эм, ну… Сейчас уже и не вспомнишь. Давно это было. – Шелл пожал плечами. От дешевого пива его уже сильно развезло, кожа его лица стала красной и блестела от пота.

– Давно. – согласилась она. – Наши матери познакомились первые, потом познакомили нас. Мы с тобой начали ходить в одни и те же кружки. Танцы, математика… Не помнишь? Ты ничего не помнишь.

Крюк апатично пихал в рот последний пучок картошки, Шелл снова жал плечами, как будто к ним были привязаны невидимые ниточки кукловода. Полин крутила в пальцах пластиковую трубочку. В ее груди яростно клокотал сдержанный гнев.

Мимо носились люди с воздушными шарами и подарками, раздавались поздравительные речи, дети прыгали в красочных нарядах, из динамиков лилась старая песня про зимний лес, и все вокруг праздновало окончание трудного года, только в углу у окна стоял столик – оплот молчания и неловкости.

– Я еще пива возьму. Подкинь деньжат, плюшечка. – Шелл вылупился на Зум-Зум стеклянными глазами.

– У дам просить денег?! Ты спятил никак? Вот тебе! – Крюк с громким хлопком вложил в ладонь Шелла купюру, развернул его шатающееся тело и широко улыбнулся.

– Я в восторге! – шипела Зум-Зум.

– А ты чего дуешься? Неужели ты не знала, что он… такой? – Крюк только сейчас снял свою черную вязаную шапку с отворотами, из-под которой выпрыгнули упругие черные кудри. – Ты прости, что он меня притащил. Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Как только увидел твою сморщенную переносицу, мне все сразу стало ясно.

– Что тебе ясно?

– Что я тут лишний. По секрету тебе скажу, что идея была не моя. Ты уж извини.

Зум-Зум кротко кивнула:

– Не ты должен извиняться, а он. – она кивнула головой на Шелла, который нетвердо стоял в длинной очереди. – Как тебя зовут по-человечески?

– Патрик. Крюк – это так, баловство. Расскажу потом как-нибудь, забавная история, но рассказывать ее надо на трезвый язык.

– Патрик. Привет, Патрик. У тебя красивые кудри. – смиренно сказала Полин.

Он улыбнулся румяным лицом. Полин присмотрелась к своему новому знакомому и отметила, что он симпатичен, высок и строен. Когда он улыбался, на щеках его складывались милые складочки, черные широкие брови и ресницы придавали его внешности нечто ближневосточное. За весь вечер он не сказал Полин ни единого обидного слова, не пошутил о ее фигуре, шутки его были смешными, без пахабщины, и вообще вел он себя достойно, не смотря на выхлебанное пиво.

– Хочешь, потрогать дам?

– Давай! – Зум-Зум рассмеялась впервые за вечер.

Он громко опрокинул голову на стол, его кудряшки вздрогнули. Зум-Зум аккуратно помяла мягкие волосы Патрика.

– Шикарно! – прошептала она.

– Ого! Стоило отвернуться! – гаркнул Шелл. Он вернулся с бутылочным пивом. – Тухловато тут как-то, пошлите отсюда.

– Куда погоним? – Патрик подхватил свою курточку.

– Может на игровой этаж?

– Это где игровые автоматы? – уточнила Зум-Зум.

– Это где игровые автоматы? – с прегадким лицом передразнил ее Шелл. – Конечно туда! Куда же еще?! Пиво пихнем в карманы… – Он сделал несколько попыток засунуть бутылку в карман. –Там детская зона, с бухлом не пустят. В твою сумочку полезет?

– Нет, не полезет. – отрезала Полин.

Они пробирались через праздную толпу, Шелл маячил впереди, позади, немного отстав шагали Зум-Зум и Патрик. По его лицу невозможно было понять пьян он или нет: шел он ровно, а вот язык заплетался. За тот короткий промежуток времени, что они прошли вместе, он успел показать ей фокус с монеткой, рассказать три анекдота и помог упавшему ребенку подняться. Настроение ее немного выровнялось.

«Почему Шелл не может вести себя так? Патрик идет рядом, не дает мне скучать. Не понятно с кем я на свидании». – думала Полин.

На часах было четверть одиннадцатого, народу в торговом центре поубавилось, на игровом этаже развлекались только подростки. Испробовав несколько гоночных трасс, разогнав три раза атаку зомби, троица остановилась у блестящего стола аэрохоккея.

– Хочешь быть первой? Я пока мороженого куплю. – Крюк жестом пригласил ее к автомату.

Как только Патрик отошел к прилавку со сладостями, Шелл подкрался к Зум-Зум со спины и звонко шлепнул ее по ягодице.

– Ты охренел?! – подскочила она.

– А ты?

– В смысле? Что я?

– Ох, посмотрите-ка на эту невинную овечку! Тебе одного парня мало? Или ты сразу запасной вариант ищешь? Я был о тебе другого мнения. – Шелл придвинулся к ней так близко, что ее пивное дыхание обжигало ей щеку.

Зум-Зум отодвинулась:

– А ты не заметил, что сегодня испортил все, что только мог испортить! Я до сих пор здесь, потому что не хочу, чтобы мои старания, – она показала на свое лицо и прическу, – не пропали зря. И я даже не уверена, что ты сейчас способен оценить мои изменения, которых я достигла для сегодняшней встречи. И ты не имеешь права сейчас выговаривать мне!

– Какой счет?! – Крюк подлетел к ним шумным вихрем.

– Пожалуй… я тоже куплю… – сдерживая злость, процедила Зум-Зум.

Она отошла к витрине, свою сумку она мяла с такой силой, что та уже превратилась в комок ткани, стеклянным взглядом она переходила с одного лотка с мороженым на другой, и не видела, как за ее спиной Крюк жестами показал Шеллу, кто он такой, Шелл, и куда ему следует идти.

– … Да не буду я извиняться! – рвал на себе рубашку пьяный дурак. Крюк несильно дал ему кулаком по лицу, развернул и конкретным пинком под зад отправил Шелла к Полин.

– Какое мороженое сделать для вас? – усталым голосом спросила молодая продавщица.

– Мне нельзя мороженое. Я на диете. – сдавленным голосом произнесла Полин, ей стоило немыслимых усилий удержать слезы в глазах.

– Ох, ладно. Тогда какое сделать для вашего сына? – продавщица посмотрела на стоящего рядом Шелла.

– Что? Сына? – все звуки громом загремели вокруг Зум-Зум. – Вы полагаете, что я его мать?

– Б*яяяя! – стоявший позади Патрик в ужасе прикрыл рот.

– Извините… Я… – продавщица побелела.

Шелл загоготал на весь этаж, запрокинув голову назад, от смеха его ноги подкосились, он развалился на витрине и смеялся, смеялся, смеялся. Зум-зум направилась к выходу, неуклюже перебирая каблуками. Такого вытерпеть она уже не смогла.

Глава 23

Первый день нового года, как водится, пропадает незаметно в потоке обманутой праздником памяти. Для Зум-Зум в этот раз он тянулся до безобразия медленно, даже если учесть, что проснулась она после обеда, а потом долго не вылезала из кровати.

– Дочь, сбегай до магазина. – в комнату заглянула растрёпанная мать. Словно потерянная, она обошла комнату кругом и все же села на край кровати. – Да и неужели ты собираешься весь день пролежать на боку?

– И пролежу. – ворчала Полин из-под одеяла.

– Я вижу, что ты не в духе. Вон, даже кушать отказалась. Ладно. Отца пошлю. – смиренно кивнула Сара.

Мать погладила свои колени, стряхнула приставшие нитки с белой простыни, несколько минут причитала, что морозы не спадают, конечно же отпустила несколько комментариев по поводу порядка в комнате. Зум-Зум тихо ждала, когда мать, наконец, выйдет, но та сидела и болтала.

– А ты чего на столе никак не приберешься? Вон сколько всего накопилось! Тетрадей куча разбросанных, учебники без обложки лежат– наругают же. В прошлом году учитель ваш мне выговаривал, еле-еле уговорила в библиотеку принять… а это что? Смотри-ка, футляр порвался, возьму, зашью. Дочь, ты собери цветные вещи, я вечером стирку запущу. О! смотри-ка, снегири на дереве! Какие красивые, глянь.

Полин не шевелилась.

Сара, подперев локоток, с интересом рассматривала брошенное в шкаф бордовое платье. Она слышала, как Полин вернулась после полуночи и сразу закрылась в своей комнате, проигнорировав все поздравительные речи отца.

– Платье-то повесить лучше на плечики. – Сара убрала наряд в шкаф и вышла.

– Что-то тихо сегодня. – бухтел отец за дверями.

– Ох, не знаю. Лежит, молчит. И не приболела вроде, а не ест ничего. Даже свою зеленую дрянь не заваривает. Что же это? Уж не случилось ли чего дурного? – отвечала шепотом ему мать.

– Может вчера ее кто-то обидел? Спросила?

– Иди ты спроси. – махнула полотенцем хозяйка.

– Ага! Потом спрошу. Пусть намолчится вдоволь. Не хочу я ваших закатывающихся глаз, женщины…

Как бы ни был далек отец от психологии, а сейчас он узрел истину. Неизвестно, как сильно взорвалась бы Зум-Зум, если бы отец настойчиво полез к ней в душу с проверками. Родители удалились на кухню пить чай, Полин поднялась с постели и неожиданно для себя разревелась.

Закатное солнце разбрасывало яркие розовые блики по маленькой комнате Полин, мятые вещи кучей лежали на стульях и на полу, приоткрытая дверь пропускала ароматы выпечки и звуки телевизора с кухни. Зум-Зум прошлась по комнате на ватных ногах, подбородок еще трясся, из носа повисли сопли, припухшие глаза исторгали потоки влаги. Питая к себе вселенскую жалость, Зум-Зум незаметно для себя навела порядок на столе и снова легла. Странно, но это помогло. Она снова встала и продолжила уборку. Разобрала завал на кресле и в углу, где стояла швейная машина матери, все обрезки ткани она распихала по пакетам.

– Нет. Я не дам так просто вогнать себя в депрессию. – шептала она в темноте, утирая лицо.

К тому моменту, как солнце село, и в комнате стало темно, Полин закончила борьбу с бардаком. Ее телефон настойчиво жужжал, но она не торопилась поднимать его. Она уже давно заметила, стоит ей только ответить на звонок, ее жизнь наполняется хаосом и тревогами. Уже в седьмом часу вечера она заставила себя умыться и причесаться.

– Бездействие – наш враг, Полина. Стоит только перестать шевелиться, и ты снова превратишься в кашалота. Не дадим им победить нас! Ни Шеллу! Ни Глену! Никому! Апатия нам не друг, соберись. – нашептывала она себе, заплетая волосы в ванной.

– Дочь. Выйди. Тут к тебе молодой человек! – вдруг крикнула мать из прихожей.

Зум-Зум подтянула пижамные штаны, осторожно вышла и обомлела. На пороге стоял Патрик. Растерянная мать переминалась с ноги на ногу, не зная, что сказать, мяла в руках кухонные прихватки. Патрик нервно озирался по сторонам, словно выпущенный из клетки на свободу дикий зверь. Полин пополнила их неуклюжую компанию.

– Привет. Я звонил, ты трубку не брала. Все нормально? – Патрик снял свою шапку, его кудри тут же встали торчком.

– Нормально. Я выключила звук. Не слышала. – пояснила Полин. Сара наблюдала за диалогом, тихо пятясь на кухню.

– Тогда я пойду. Раз все нормально. Я проверить хотел…

– А пирог?! – вдруг всплеснула Сара руками.

– Какой пирог? – опешил Патрик.

– Абрикосовый пирог. Сегодня воскресенье. По воскресеньям абрикосовый пирог. Будешь? – неожиданно для себя проговорила Зум-Зум.

– Буду.

Мать с отцом спрятались в гостиной, оставив при этом все двери в квартире распахнутыми. Зум-Зум налила Патрику чая в красную кружку, отрезала большой кусок теплого пирога, села напротив. Патрик хотел что-то сказать, как на кухню вернулся отец.

– Очки тут не оставил? – бурчал он.

– Нет, на окне спальни посмотри. – спокойно отозвалась Полин.

– После того, как ты ушла вчера, я поговорил с этим негодяем, – говорил Патрик с набитым ртом, – он вину осознал, хочет исправится. Надеюсь ты на него долго сердится не будешь. На юродивых, говорят, нельзя сердится. В следующий раз…

– Ох, нет. – отрезала Зум-Зум.

– Что нет?

– Не будет следующего раза. Я с ним больше связываться не стану. Глупая была затея.

– Ну, это… Ты же вроде так старалась… Худела.

– А тебе какая в этом беда? И вчера за него извинялся, сегодня пришел его выгораживать.

– Погоди. Может со стороны все так и выглядит. Однако, ты не права…

– Я духовку выключила?! – Сара вдруг ворвалась в кухню. – Ох, выключила. Извините.

– Пирог – чудо! – заголосил Патрик. – Я не так часто ем пироги, но думаю этот самый вкусный на всем белом свете!

– Спасибо! Я туда консервированные абрикосы добавляю, конфи делаю, а рецепт теста мне еще от мамы достался. – раскланялась Сара. – Какой милый мальчик!

– Очень познавательно. Мам, разреши мы поговорим.

– Конечно! Конечно! – Сара выпорхнула в коридор.

– Скажи, Патрик, если я сейчас включу телефон, я увижу там пропущенные звонки от Шелла? –Зум-Зум прищурилась.

– Конечно. Он при мне набирал.

– Я сейчас принесу телефон, и если там не будет от него звонка, то ты окажешься вруном. И я начну плохо о тебе думать. Рискнешь?

– А если есть, что тогда?

– А ничего. – Полин скрестила на груди руки. – Я ничего никому не обещала, ничего никому не должна.

– Хорошо. А если звонок есть, то ты меня еще раз на пирог приглашаешь! Идет? – Патрик вызывающе протянул ей руку.

– Договорились! – Зум-Зум ударила по его ладони.

Она принесла телефон на кухню, они склонились над экраном – там они увидели два пропущенных от Глена, один от мобильного оператора и шесть звонков с неизвестного номера, который, как оказалось, принадлежал Патрику.

– Кто такой Глен? Этот тот высокий?

– Это тот высокий. – кивнула Зум-Зум, отодвигая телефон в сторону.

– Почему он тебе так часто звонит? Там, собственно, только его звонки…

– Почему ты соврал, что Шелл звонил мне?

– Разговор поддержать. Я не знаю, чем он там занят, я вообще сегодня его не видел. После вчерашнего его поведения я эту рожу видеть не могу. Я испытал вчера такой испанский стыд! Последний раз мне так стыдно было, когда я соседского бульдога лифтом придавил…

– Что?

– Да не об этом речь. Я к чему все это… Сказать трудно. – он залпом выпил свой чай и чай Зум-Зум.

– А знаете, что?.. – на кухню снова ворвалась мать.

– Мам, мы сходим погулять! – опередила ее Полин. – Одевайся, Патрик, здесь нам поговорить не дадут.

Патрик ёжился от холода, он часто вздыхал, отчего из его рта вырывались густые клубы пара, Зум-Зум надела пальто прямо на пижаму, ей тоже было холодно, но оба они медленно шли вокруг дома.

– У тебя с Шеллом серьезно? – наконец, выдавил он.

– Мне казалось, что тут уже все очевидно.

– Это, кстати, не ответ. – подпрыгнул он на холоде.

– Это, кстати, ответ. – подпрыгнула она в ответ.

– Что… что за характер! Я думал ты тихоня, что ты, ну, знаешь… покладистая. А тебе палец в рот не клади. Ты ходила на курсы «как засунуть ему ноги в рот»? – Патрик усмехнулся.

– А я думала, что ты мудло на палочке, и судя по тому, как много ты болтаешь… Однако, надо отметить, что ты не плох. Ты… нормальный.

– Ты заинтересована в отношениях? Сейчас. – Патрик смущенно отвел глаза.

– Отношениях какого рода? С кем? С Шеллом? – Зум-Зум не понимала, куда от клонит. – Ты ходишь вокруг да около! Если ты не скажешь мне все прямо, то я и ответить не смогу. Видишь ли, я не очень умная.

– Логично. Тогда, пожалуй, скажу. – он набрал в грудь воздуха. – Знаешь, тогда, осенью, я был там, когда ты Шеллу предлагала на гонки сходить. Еще подумал: «какая смелая девушка! Пошла на быка без доспехов!», и ты мне запомнилась. Хотя, разумеется, я и раньше тебя видел… Потом ты все время с этим Гленом ходила. Я все не мог понять, чего он за тобой таскается!

Здесь Зум-Зум рассмеялась про себя – кто за кем таскался!

– Это я потом уже сообразил, когда увидел вас на пробежке на набережной. Мои окна выходят как раз на эту сторону. Каждое утро смотрел на вас. И все в толк не мог взять – что же в этом идиоте Шелле есть такое, что ты ради него так надрываешься! А ты потом бац, и пропала. От девчонок услышал, что ты в спортзал теперь ходишь, и на набережную уже не выходишь, ты можешь не верить, но я опечален был до глубины души! Ты стала для меня неким символом, даже талисманом. Если тебя с утра на пробежке не видел, то и день не задавался. – Патрик ходил вокруг нее, чрезмерно жестикулировал, а Полин стояла столбом и не верила своим ушам. – И вот приходит новый год, ты зовешь этого гада на свидание, и на минуточку, даже не узнала, почему с ним никто встречаться не хочет, а я… я же… Я вот знаю, почему с ним никто не хочет встречаться…

– Как же ты много болтаешь, – протянула Зум-Зум.

– Зум-Зум, если ты действительно разглядела в этом придурке что-то стоящее, если ты его…кхм… любишь, я только порадуюсь за тебя. Но если ты захочешь найти другую кандидатуру, то я…

– Я остановлю тебя сейчас, ладно. Пока ты не сказал лишнего. – Тут Полин вспомнила, как трудно было ей признаться Шеллу, как тяжело она перенесла его насмешку и грубый отказ, и вот сейчас не в силах подобрать слова на ее месте мучается бедный Патрик. – Я хочу, чтобы ты услышал сейчас меня и понял все верно.

Патрик со стоном поднял ворот куртки до самых глаз.

– Я – плохой выбор. Все мои отношения неудачные, из одних я еле выбралась, а из вторых… Ты присутствовал, знаешь. Эту ночь пережить было не просто. Согласись – со здоровой головой из дурки не выходят. – Зум-Зум шлепнула себя по животу. – Я под саму крышечку наполнена комплексами, а это окружающим очень трудно выносить – это первое. Я не красавица, и об этом тебе будут постоянно напоминать – это второе…

– Ты мне отказываешь?

– Да. Нет. Патрик, давай перенесем этот разговор. Пару недель, думаю, хватит. Я немного приду в себя после вчерашнего, а ты тем временем поразмышляй немного, присмотрись, может это ты, а не я, найдешь лучшую кандидатуру. Согласен?

Патрик ничего не ответил, он просто сделал шаг к ней навстречу и поцеловал. Его руки подхватили голову Полин, ее холодные щеки обдало его горячим дыханием. Губы Патрика впились в верхнюю губу девушки всего на пару секунд.

– Зачем ты это сделал? – отшатнулась она он него.

Патрик умчался прочь, оставив Зум-Зум без ответа.

Глава 24

Глен, как и обещал, приехал на пару дней домой во время зимних каникул. К такой дате было приурочено событие особого размаха – он обзвонил всех друзей и пригласил их вечером на каток.

К общему ликованию морозы закончились, словно в город заглянула преждевременная весна, термометры указывали на ноль, а над домами нависли тяжелые плотные тучи. Зум-Зум собиралась долго не потому что рылась в тряпках (теперь, когда ее размер одежды стал меньше, ей было во что нарядиться), ей просто не хотелось никуда идти. В своей неизменной пижаме она стояла перед шкафом и мычала.

– Что мне там делать? Смысла не вижу. – Хлопнула она себя по ляжкам, но тут же вспомнила умоляющий голос Глена по телефону.

В комнату к ней зашла мать:

– Ты куда-то собираешься?

– Да, на каток позвали. Думаю, что надеть.

– Тогда я очень вовремя. – всплеснула Сара руками. – Погляди-ка, не уверенна на счет размера, но качество такое хорошее, не одну зиму проходишь.

Сара протянула дочери бумажный большой пакет, откуда Зум-Зум достала шикарную коричневую замшевую куртку с белым мехом. Она тут же накинула ее поверх пижамы.

– Нет, маловата. – поторопилась Зум-Зум с оценкой.

– Кто ж так меряет? А ну, надень по-человечески! Трудно руки в дырки просунуть?

Зум-Зум повиновалась, просунула руки в рукава, застегнула косую молнию спереди и ахнула.

– Мам, а какой это размер?

– Твой, по-видимому. Это мне соседка предложила, говорит, что не надевала ни разу. А ты на качество посмотри, итальянская!

– Она не новая? – удивилась Зум-Зум.

– Нет, дочь, не новая. Но хорошая же, правда? Я сейчас не могу позволить нам покупать такие дорогие вещи. Тем более потратились на подарок твоей тетке, у нее день рождения сегодня. Она пригласила нас с отцом на ужин, пришлось подарок покупать. Так ты согласна или нет?

Зум-Зум хмуро оглядывала свое отражение. Ей еще не приходилось ходить в чьих-то обносках, старших сестер у нее не было, да и среди знакомых не было человека ее недавней комплекции. Пусть ее семья не жила богато, покупки делали редко, однако для дочери все всегда было новое.

– Годится. – решилась Зум-Зум.

– А ты на каток с тем мальчиком идешь? С Патриком? – скромничала мать.

– Нет, с одноклассниками.

– Я забываю, что ты уже выросла. День за днями проходит, заботы, дела, и я как-то пропустила момент… К тебе уже мальчики заявляются на порог. – мать вышла из комнаты и тут же вернулась. В ее руках была сумочка. – Полина, ты меня никогда ни о чем не просишь, хотя могла бы и напоминать. За спрос денег не берут…

Сара достала из сумки несколько предметов и положила на кровать. Все еще одетая в куртку, Зум-Зум взглянула на подарки. Трясущейся рукой она дотронулась до коробочек – тушь для ресниц, помады трех цветов, подводка для глаз и пудра в серебряной коробочке.

– Это мне?

– Тут все новое, ты не переживай, дочь. Твоя мать хоть и старая женщина, но пока я еще в своем уме. В школу только не размалевывайся, умоляю! Твой отец был ооооочень против этих покупок, по сей день ворчит, так ты не беси его лишний раз – не раскрашивайся, как кукла. Ты и без косметики красивая, но лишним не будет же, правда?

Слезы брызнули из глаз Зум-Зум, она кротко смахнула их, чтобы мать не заметила. Подарок был удивительным и очень желанным; до сих пор, не смотря на вполне убедительный возраст, родители запрещали ей краситься, особенно отец был против. А самым невероятными сейчас были слова матери, которых Полин еще никогда не слышала – «ты красивая»!

– Спасибо, мам. Так приятно. Подарок шикарный.

В этот вечер Зум-Зум нанесла довольно смелый макияж, распустила свои волнистые каштановые волосы, надела белый свитер с высоким воротом, джинсы и новую подаренную куртку. Надо сказать, что выглядела она сногсшибательно. Взглянув на нее сейчас никто бы не догадался, что это та же сама девушка, что полгода назад заходила в лифт боком.

Когда она подходила к городскому стадиону, что на зиму всегда превращался в каток, ей пришло сообщение от Глена, что все уже внутри и ожидают только ее. Представлять лица, какими на нее сейчас будут смотреть ее заклятые друзья, доставляло особое нездоровое удовольствие. Пожалуй, это и была награда за все ее ранние подъемы, за литры пролитого пота и слез.

Глен, Сидни, Патриция и Люк стояли у бортика катка, когда Зум-Зум подошла к стойке с надписью «выдача коньков». В их руках уже были коньки, надевать их они не торопились, Глен развлекал их новыми историями, они завороженно смотрели ему в рот.

– Привет. Извините, что… не опоздала. Вроде вовремя. – весело подскочила к ним Зум-Зум.

Они молчали. Глаза Патриции раскрылись так широко, что казалось ее глазные яблоки вот-вот выпадут из глазниц, Люк, насупившись, разглядывал Зум-Зум сверху вниз, потирая подбородок, Сидни восхищенно всплеснула руками. Глен замолчал, пристально глядя в глаза Полин, на его лице не отразилось никаких эмоций, он лишь поджал нижнюю губу. Такая их реакция Зум-Зум вполне устроила.

– Ты обалденно выглядишь, Зум-Зум! – запищала Сидни. – боже, да как такое возможно? Ты же просто другой человек!

– Что ж, мой паспорт со мной, могу доказать, что я пока я. Брось, Сид. Ты преувеличиваешь. – манерно встряхнув волосами бросила Зум-Зум.

– Давайте обуваться, время идет. – Патриция направилась к лавочкам, где толпилась куча народа. За ней вразвалочку отправился Люк, Сидни отвлеклась на телефон.

Зум-Зум наклонилась к Глену:

– Что ты им сказал? Какая у тебя легенда?

Вдруг Глен обнял ее крепко-крепко, прижался к ней всем телом, с шумом втянут воздух, уткнувшись носом в воротник ее свитера. Зум-Зум растерялась, она неуверенно похлопала его по спине.

– Сказал, что занимаюсь с репетитором для поступления в университет в другом городе.

– Ладно. Поняла. – коротко ответила Полин,унимая незнакомую дрожь в своем теле.

Он отстранился от нее и тут же наткнулся на обжигающий взгляд Патриции. Глен мог напускать на себя беспристрастный вид, и умело этим пользовался. Вот и сейчас он проявил свой талант. Тем временем Сидни и Люк переодели обувь, как неуклюжие пингвинчики они двигались к калитке, что вела на лед, Патриция долго шнуровала ботинки, бросая на Глена гневные взгляды, хотя вслух ничего не выговаривала. Зум-Зум сунула ноги в коньки поморщилась:

– Они сырые! Какая гадость.

– Сходи, поменяй. Мы подождем. – предложил Глен.

– Нет, там большая очередь. Я простою там два часа. Потерплю.

Высокая фигура Глена нависла над ней. Он вдруг сдернул с нее обувь, строго велел сидеть и ждать. Пока он разбирался с ее коньками, Патриция сверлила ее взглядом, возможно даже шептала проклятия. Возникла максимальная неловкость.

– Кстати, с прошедшим тебя днем рождения. – спокойно сказала Зум-Зум.

– Спасибо. – визгливо протянула Пэт в ответ.

Снова молчание. Зум-Зум поджала губы. Мимо них вдоль бортика пролетела Сидни, ее распущены светлые волосы, прижатые пушистыми белыми меховыми наушниками и розовая курточка делали ее похожей на фею. Зум-Зум высматривала Люка, но его не было видно.

– Оказывается Сидни здорово держится на коньках! – протянула Зум-Зум.

– Талант на лицо. – сдержанно отозвалась Пэт.

Полин все стало ясно, и к гадалке не ходи – разговора у них больше никогда не получится. От этого сделалось немного грустно на душе Зум-Зум, ведь их связывали долгие годы дружбы. Отчаянно цепляясь за их общие воспоминания, Зум-Зум искала в жестах и взглядах Патриции хотя бы легкий намёк на сожаление, мимолетный одобряющий кивок… ничего. Пэт перевоплотилась, словно сбросила отработанную оболочку, являясь теперь перед бывшей подругой холодной, неодушевленной статуей. «Не стоит ждать рыбы в пересушенном озере» – решила для себя Зум-Зум.

– Держи! – К ним подскочил Глен.

– Ох, Глен, ты волшебник? – Зум-Зум захлопала в ладоши.

– Скорее добрый гоблин. Больше я туда не пойду, я вынес мозг парню за стойкой. Есть вероятность, что он будет потом меня ждать в подворотнях. – он улыбнулся.

Овальная поверхность озера освещалась сетью натянутых гирлянд над катком, подтаявший без мороза лед сверкал невероятно! В центре катка стояла высокая ослепительная елка, от блеска которой рябило в глазах, вокруг нее кружился поток людей. Те, что стояли на ногах неуверенно держались ближе к бортам, те, кто хотел успел сделать кучу фотографий, крутились у елки, пихая друг друга локтями или стукая коньками. Центр полосы принадлежал уверенным в себе конькобежцам.

– Наконец-то вы вышли! – Подкатила к ним Сидни. – Здесь так здорово! Оказывается, я все еще могу кататься! Думала разучилась. Зум-Зум, давай со мной!

Сид потянула Полин за руку, и та чуть не свалилась, забавно разведя ноги в стороны.

– Осторожней, – бубнила Пэт, – брякнешься – лед треснет, кататься не сможем.

Зум-Зум недоумевающе посмотрела на Патрицию, которая отвела полузакрытые глаза. Сид тащила Зум-Зум на буксире, Глен с Пэт не спеша ехали позади, о чем-то тихо переговариваясь. Первый круг вокруг елки они проехали все вместе, на втором круге Глен отправился искать пропавшего Люка, Патриция сошла со льда.

– Признаться, Сидни, мне не дает покоя наш прошлый разговор на кухне. – начала Зум-Зум.

– Да? И почему же? – они крепко вцепились друг в друга, чтобы не упасть в несущейся толпе.

– Ты решила, что делать с Люком?

– Нет. Я уже год не могу принять решения, а ты ждешь, что я так просто смелости наберусь. Ее, знаешь ли, в супермаркетах не продают. Может у тебя одолжить?

– Что тебя навело на мысль, будто бы я смелая?

– А ты на себя посмотри! Пришла, расфуфыренная, волосы назад. Твои джинсы так крепко ужали твой зад, что создается впечатление, будто ты под них две булки спрятала.

– Я правда хорошо выгляжу? – зарумянилась Зум-Зум.

–Хорошо. Только зря ты надеешься, что Глен вдруг очнется и влюбится в тебя. Плюшечка, сказок не бывает.

– Да я не…

– Заливать мне не надо. Ты только на него и смотришь. Сама себя со стороны не видишь, поэтому не спорь. Глаза блестят, с губ слюна течет… Глен, он как породистый скакун, матушка его скрестит только с породистой кобылицей.

– А как же тогда Патриция? Ты же знаешь – она не из призовых.

– Она, конечно выглядит, как призовая гнедая, однако, не чемпион. – Сид пожала плечами. – Судейство сошьет ей дело и отбор она не пройдет. И, если отойти он нашей аналогии с лошадьми, то с уверенностью могу тебе сказать, что с матерью он ее не знакомил.

– Что ж, – грустно выдохнула Зум-Зум.

– А почему я еще не слышала подробности про свидание с Шеллом. Поделишься?

Пока Сид с ужасом слушала рассказ Зум-Зум о новогоднем вечере, позади них Патриция добросовестно и методично пилила Глена.

– …Ну, Пэт, прошу! Ты снова начинаешь! – молил Глен. – Снова да ладом. Со счету сбился, пока считал. Хватит этих вопросов!

– Вопрос у меня всего один, а ответа я так и не услышала. Почему она здесь? – железным голосом допрашивала Патриция.

– Сегодня я пригласил своих друзей, а Зум-Зум мне друг! Ребенок бы понял!

– Я, выходит, глупая?!

– Да как ты все с ног на голову переворачиваешь? Ну что? Что я должен тебе сказать, чтобы ты перестала об этом переживать?

– Если бы ее здесь не было, то и переживать бы не пришлось.

– Боже! Боже! – Глен поднял руки к небу. – Ты меня… ты меня…

– Бесишь? Я тебя бешу? Ты это хотел сказать?

– Огорчаешь. – они встали под елкой. Перед ними, заливаясь смехом, проехали Сид и Зум-Зум. У Глена от зависти сжалось сердце. Он тоже хотел бы вот так просто кататься и веселиться, но обязан был смотреть в пол, чтобы не вызвать цунами ревности от Патриции. – Слушай, милая моя, тебя мучает ревность. И я не понимаю почему ты изводишь меня, ведь поводов я тебе не давал. Я приехал всего на два дня, и я сразу тебе позвонил. Хочешь провести вечер только со мной? Ты предлагаешь мне отправить Сидни и Полин домой?

– Полин!? – вздрогнула Пэт. – Теперь она у тебя Полин?! Куда же делать Зум-Зум!? Может ты ее еще как-то по-особенному зовешь?

– Нет. – обессиленно выдохнул Глен. – Не зову… Знаешь, я устал. Перелет был долгий. Я снова поругался с матерью. Давай предложим ребятам сходить в кафе. Я обещаю, что не буду с ней разговаривать. Тебя это устроит?

«Пусть этот день скорее закончиться!» – закончил про себя Глен.

Патриция надула губки, кивнула. Обнявшись, они двинулись к выходу. Час гуляний был в разгаре, у калитки толпились люди, некоторые из них орали в пьяном угаре, другие кричали в телефон, третьи нетерпеливо протискивались вперед. Глен предложил немного подождать и вдруг замер – в стороне от скопившегося народа стояли Сид и Зум-Зум в компании трех незнакомых молодых людей. Возрастом они были явно старше их, вероятно старшекурсники колледжа, крепкие, высокие, с отращенными стильными бородками, они весело беседовали с девчонками, и, кажется, обменивались контактами.

– Куда ты смотришь? – обернулась Пэт. – Ну надо же, они подцепили парней. Я слышала, что у мужиков есть фетиш на жировые складки.

Глен чуть было не возразил ей, но нашел в себе силы промолчать.

Глава 25

– Мы катались меньше часа! Какое еще кафе? – протестовала Сидни.

– А где Люк? Запропастился с самого начала. – фыркала Пэт. – Если не хотел проводить время с нами, то мог бы вообще не приходить.

– Как раз его набираю. – Глен приставил к уху телефон.

– Не надо. Я вижу его. – радость, которая искрилась в глазах Сидни, моментально улетучилась. Она указала рукой в толпу, а сама отвернулась, прикрыв ладонью глаза. Глен, Пэт и Зум-Зум устремили свои взгляды влево, и не сразу заметили Люка, который, развалившись дохлым осьминогом, сидел на полу, прислонившись спиной к бортику. Вокруг него столпились люди, мужчины хлопали его по лицу, женщины тянули за одежду, судя по всему, они пытались поднять на ноги пьяное тело, разумеется, у них ничего не выходило. В этот момент туда подошел низенький крепыш-администратор, который с гневным видом тыкал в телефон толстым пальцем.

– Черт! – Глен побежал к Люку.

– Ты товарища своего уноси сейчас же. Это безобразие! – тут же принялась отчитывать его маленькая женщина.

– Развелось же…

– И куда смотрят родители?!

– Конечно, общественное место! – подхватила другая.

– Извините. Извините. – только повторял Глен, закидывая на плечо друга.

К нему на помощь поспешила раскрасневшаяся от стыда Сидни: ей и раньше приходилось таскать на себе Люка, и всякий раз она сгорала от стыда перед людьми, она пыталась не думать о том, что среди толпы окажутся ее знакомые или, что хуже, одноклассники. И уж совсем не хотела думать, что кто-то сердобольный снимет это все на телефон и выложит в сеть. Она перекинула вторую руку Люка через свою шею, и они потащили к выходу недвижимое тело.

– Стоять! А коньки!?– заголосил администратор.

Не мало времени и сил ушло, чтобы разуть Люка. В какой-то момент он начал брыкаться и махать руками, один раз попал Сидни по лицу, а когда на него попытались надеть его же сапоги, по лбу коленом получил и Глен.

– План такой, – начал Глен, когда они, наконец-то, выволокли Люка на улицу, – сейчас вызовем такси, я отвезу его домой, благо ключи у него в кармане звенят. Вы найдите место, где можно посидеть и согреться. Я занесу этого синяка и вернусь к вам.

– Не было печали! – бурчала Пэт, вышагивая позади. – Откуда он вообще достал выпивку? Там не продают алкоголь! Устроил цирк. Позорище какое!

– Думаю, он принес его с собой. – Заключила Зум-Зум. – Поэтому он и пропал сразу, как пришел.

Сид молчала до самого приезда машины. Чтобы втиснуть в салон Люка, Глен с Патрицией тянули его с одной стороны, Сидни и Зум-Зум пихали с другой стороны, охреневший водитель бегал вокруг них и ругался самыми крепкими словами. Когда машина выехала на дорогу, девчонки вздохнули с грустным облегчением.

– Что это у тебя на лице? – Зум-Зум приблизилась к Сид.

– Люк. Не осторожно. – Сид ощупала припухшую скулу.

– Пойдемте ко мне. Приложим лед к твоему лицу. Да и Глену будет ближе туда добраться. – Предложила Зум-Зум.

–Алле! – Патриция развела руками. – Зима на дворе! Снег приложи.

– Знаешь, Пэт, тебе идти не обязательно. Мне вообще нет до тебя дела. А вот Сидни мазать грязный снег с обочины на рану я не позволю! Мы идем ко мне, и точка!

Зум-Зум звучала так повелительно, что сам Чингиз Хан, будь он здесь, не осмелился бы спорить с ней, да и у самой Сидни пропало всякое желание продолжать гуляние. Всю дорогу до дома Пэт шла позади. Она набрала Глена бессчётное количество раз, а он так и не взял трубку. Путь домой занял у них час времени, обувь у всех троих промокла, и как только они ввалились в квартиру, то поскидывали сапоги и окружили обогреватель.

– Сейчас чай поставлю, вы присаживайтесь пока. – Зум-Зум ушла на кухню.

– А где твои родители? – спросила Сидни.

– Они ушли на день рождения. Когда придут, неизвестно. – кричала Полин через коридор. – Хотя они не любят посиделок, полагаю, что скоро вернуться.

– Ой, и не зачем так орать. – шипела Патриция.

– А у вас миленько. – кивала Сид, огладывая квартиру. – Чисто. Как водится, все познаётся в сравнении. У нас бардак никто не разбирает, он только копится и копится, если вырастет еще немного, то я уже в комнату не зайду.

– Так чего ж ты ждешь? Руки, наверно не отвалятся. – сказала Пэт.

– Глен точно так же сказал, когда приходил. – засмеялась Сид.

– Что? Глен бывает у тебя в гостях?

Будь Патриция змеей, то скорее всего завязалась бы в узел от гнева – ее тело вдруг согнулось, она затопала ногами, а ее руки двигались в кошмарном танце. Сидни стояла к ней спиной и не заметила, как в безмолвном крике растянулся ее красный рот.

– Да, раньше заглядывал чаще, – Сидни разглядывала красивую шкатулку из розовых бусин, – потом появилась Зум-Зум со своими тренировками, потом ты… Раз в месяц заглядывает, не чаще. Зум-Зум, а что это за прелестная вещица? Шкатулка сшита из бус?

– Погоди, погоди! Сид, и ты только сейчас мне об этом говоришь?! – Пэт встала в позу.

– Чего? – оторопела Сидни.

– И чем вы занимаетесь? Просто интересно. – голос Патриции всегда становился визгливым, когда она сердилась.

– Сплетаем наши тела в страстном любовном акте, разумеется. – Засмеялась Сид, она все еще не видела, как сжались кулаки Патриции, как раздулись ее ноздри. – Ой, брось. Мы болтаем. Ты не поверишь, но у нас найдется сотня тем для разговоров. Мы же друзья, вроде как.

Сид обернулась и вздрогнула – Пэт стояла в десяти сантиметров от нее, красное лицо покрылось испариной. И не известно, что случилось бы дальше, если бы не раздался звонок в дверь. Это явился Глен. Он был раздет до рубашки, его свернутая в комок куртка была вымазана грязью, только когда он плюхнулся на пуфик в прихожей, Зум-Зум заметила, как он вымотан.

– Глен, ты пришел! – Пэт кинулась ему на шею и поцеловала. – Фу! Что за вонь?!

– Блевотина. – равнодушно ответил он.

– Твоя? – отшатнулась Патриция.

– Люка. Этот гад уделал всю машину, и мне пришлось доплачивать. Я отдал все свои деньги! Поэтому извините, девчонки, в кафе сегодня мы уже не пойдем. Лестница у подъезда была очень сырой и скользкой, черт меня дернул снять куртку и подложить под эту свинью! Пока я расплачивался с таксистом, Люк… Этот..

– Мда, отличного парня ты выбрала, Сидни. – ухмыляясь, процедила Пэт.

Зум-Зум принесла из гостиной вязанный плед:

– Ты наверно очень замерз. Держи. Зеленого чая?

Глен выпрямился во весь свой немалый рост, подскочил к Зум-Зум, и подставил широкую спину, она хихикая накинула на него плед и легко подтолкнула в кухню. И вот сейчас Сидни увидела, каким может быть лицо ревнующей Патриции.

– Рожу проще. – бросила Сид в полголоса. – Ты похожа на жопу скумбрии.

Патриция на кухню зашла последней, пока ее трясло от злости в прихожей, троица уже успела разбрестись по кухне и занять места. Сидни прислонилась плечом к окну, задумчиво гладила пальцем ручку кружки, Зум-Зум сидела на деревянном стуле в углу у буфета, Глен сел на полу, сложив ноги по-турецки. Патриция скрестила руки на груди и осталась стоять в дверях, полагая, что ее вид скажет всё за нее.

– Зум-Зум, там шкатулка стоит на полке, просто прелесть. Откуда она? – опомнилась Сид.

– Это я сделала. – пожала плечами Зум-Зум. – Нравится?

– Очень! Выглядит шикарно. Научишь меня?

– Легко. – кивнула Зум-зум. Она еще хотела сказать что-то, как ее перебила Пэт.

– У нашей Зум-Зум столько талантов. И спорт, и бисероплетение, и блоги она ведет, и шьет с утра до ночи. Когда же ты все успеваешь? – Пэт, как злобная паучиха, перебирала тонкими пальцами в воздухе.

– У меня появилось много свободного времени. – смело ответила Зум-Зум. – С того дня, как со мной перестала общаться моя лучшая подруга, я поняла, что в мире найдется сто тысяч удивительных ремесел для меня. Это же лучше, чем сплетничать у людей за спинами и поливать их помоями.

Повисло тяжелое молчание.

– Так ты занялась рукоделием? – Глен решил перевести разговор в другое русло.

– Пробую всего понемножку. – Кивнула Зум-Зум. – Иногда накатывает странная потребность сделать что-то руками, ничего не могу с собой поделать, и тогда я сажусь за швейную машину, например. Когда заканчиваю, так легко становится. Наверно я нашла для себя способ снимать стресс.

– У меня с мылом такая же история! – всплеснула руками Сидни. – Бац! Посреди урока или дома резко возьми…

– Ага, это все чудесно, конечно. Только на долго ли это? – оборвала Пэт, глядя в пол. – Назови хоть что-то, что ты довела до конца, Зум-Зум. Ты уже забыла свои танцы? А бассейн? Что уж там, банальную коллекцию стекляшек ты осилить не смогла.

Количество яда, сочившееся из слов Пэт хватило бы на год для всей фармацевтики мира, однако, он не оказал ожидаемого эффекта. Даже сама Зум-Зум удивилась своему спокойствию, чего нельзя было сказать о Глене. Вероятно, он испытывал стыд за свою девушку, отчего его лицо сначала залилось краской, потом позеленело, а его зад отчаянно ерзал по полу, будто его кусали муравьи.

– Начнем с того, что кружки я бросала не по своей воле, а потому что родители не в состоянии были платить за них. А что касается коллекции стекляшек, так она еще жива, я ее не забросила. Коллекционирование, знаешь ли, сроков не имеет.

– Что за стекляшки? Покажешь? – спросила Сид.

– Конечно. Пойдем в комнату.

Зум-Зум пошла к себе, следом за ней поскакала Сидни. Глен поднялся медленно, словно был прикован тяжелыми цепями к полу. Он подошел к Патриции, навис над ней, как грозовой шторм, его лицо потемнело, он схватил ее за плечо и встряхнул.

– Эй, больно! – шипела она.

– Если ты не прекратишь это, у нас с тобой будет очень неприятный разговор. – его глаза сверкали, он точно не шутил.

В комнате Зум-Зум достала из-под кровати большую картонную коробку, накрытую тканью. Она приготовилась сдернуть тряпицу, но замерла:

– Есть такая поговорка, что о вкусах спорят. Кому-то нравится пришпиливать насекомышей иголками к картону, кто-то коллекционирует банки от пива. Моя коллекция скорее всего покажется вам странной, но она мне очень нравится. Здесь собрано чуть больше сотни пустых флаконов от духов и туалетной воды.

Зум-Зум стянула ткань с коробки. Внутри россыпью лежали стеклянные флаконы, бутыльки и баночки всевозможных форм. Сидни взяла в руку увесистый стеклянный куб, поднесла к лицу. Глен выхватил из коробки три почти одинаковых пузырька, оказалось, что они крепились друг к другу тонкой цепочкой. Пэт воздержалась от участия, не потому что уже давно была знакома с этой коробкой, а в поучение Глену, которому необходимо было показать, как ее все это не устраивает.

Зум-Зум вытаскивала из коробки очередной предмет и комментировала.

– Этот из Франции, он ничем не примечателен, мне просто нравится его форма – напоминает женскую грудь. А этот из Болгарии, достался от бабушки. Она там была проездом. А вот этот мне привезла тетя из Бразилии. Он дешевый, однако самый географически далекий.

– Если я буду жить сто лет, то даже тогда не использую столько духов! – удивилась Сидни.

– Ты не поняла. Мне не нужны духи. Я собираю только флаконы.

– Вот-вот. – бросила из коридора Пэт. – Людям надо же куда-то мусор девать…

Глен сделал вид, что его девушка ничего не говорила, он пристально посмотрел на Патрицию и мягко спросил:

– Полин, а у тебя есть любимый флакон? Может быть какой-то особенный.

– Есть конечно. Вот он. – Она вынула из угла коробки баночку и протянула Глену.

Это оказался маленький круглый пузырек из желтого стекла, его горлышко было закупорено простой пробкой, такой, какой закрывают винные бутылки, но сама емкость была оплетена цветами из медной проволоки, розовых русин и витражных вставок.

– Какая занятная штучка. Красивый. Где ты его нашла? – Вздохнула Сид.

– Ты не поверишь – на барахолке у нашего рынка. Я считаю его сердцем коллекции. Я уверена, что это чья-то самоделка, магазины не выпускают такое. Мне приятно представлять, что это древний артефакт, который переходил из рук в руки сотни лет, пока, наконец, не оказался у меня. Пусть он беспородный, за то самый любимый.

Зум-Зум посмотрела на Глена не специально, мимолетом, но этого хватило, чтобы бомба Патриции взорвалась.

Глава 26

– Да что вы, первоклассники, что ли!? Сидят и разглядывают бутылочки! Заняться им будто бы нечем. Я не хочу так проводить свои последние дни каникул. – Патриция вышла в прихожую, демонстративно натянула пальто и сапоги, продолжала бубнить про себя ругательства, когда Сид попыталась ее вернуть.

– Я ничего не хочу слушать. Глен, ты идёшь или нет?

Патриция топнула ногой и надула свои пухлые губы, ее брови настолько сблизились на переносице, что могли бы удержать карандаш.

– Ну, что ты в самом деле… – Глен не смог подобрать больше слов. Нельзя сказать, что он не ожидал такого поведения Патриции, ведь она вела себя очень типично, но надеялся, что всё будет гораздо мягче. Он склонил голову и постучал кулаками себе по вискам.

– Ты, как хочешь, а я пошла. – Дверь за Патрицией громко захлопнулась.

– Извините, девчонки, кажется, мне пора идти. – Глен поплелся одеваться.

– Да-да, тебе пора, если тебя не отшлепает Патриция, то это сделает твоя мать. – засмеялась Сидни.

– Знаешь, Сид, ты иногда бываешь очень злобной ведьмой. – Его кулак протянулся из коридора и потрясся в воздухе. – Ты знаешь о моих сложностях с родителями, и наступаешь специально на эту мозоль.

Всё это время Зум-Зум сидела тихо, не вымолвив ни слова, она зря надеялась, что Глен махнет на Патрицию рукой, пошлет ее на все четыре стороны и останется с ними заканчивать этот день. Вместо обгаженной куртки Глен надел предложенный Сидни тонкий джемпер, который тут же невообразимо растянулся в плечах. Глен собирался долго, словно ребёнок, который не хочет идти в детский сад.

Зум-Зум дождалась пока дверь захлопнулась и тяжело вздохнула.

– Ты чего, Зум-Зум, правда не знала, что так будет? Он уходит всегда. Всегда! Ты, наверное, всё время спрашиваешь себя, почему же я веду так, как будто бы между нами с Гленом ничего не было? Ответ прост – я не питаю иллюзий. А ты, вероятно, всё ещё надеешься.

– Тут и добавить нечего. – сказала Зум-Зум. – А что у вас было?

– Ладно я, пожалуй, тоже пойду. – Словно избегая вопроса, соскочила Сидни. – Время позднее, домой топать далеко, а если поспешу, возможно, подвернется забулдыга какой. А может не все хулиганы еще успели спрятаться от меня.

Полин закрыла дверь за последним своим гостем. Проникающее чувство легкой обиды прицепилось к ней, словно пиявка. В те минуты на катке, когда она чувствовала себя королевой, чувствовала себя привлекательной, она ждала от Глена простого: «хорошо выглядишь!» или «тебе идет». А он, как дурак, пялился то на елку, то в лед. Нелепо все это – вложить в человека столько стараний и не похвалить… В тяжёлых раздумьях она двинулась на кухню прибирать за гостями чашки. На глаза попалась шкатулка, сделанная из бусин, что так понравилась Сид. Безделица не ассоциировались ни с какой памятной датой, Зум-Зум сделала ее от безделья еще в прошлом году, поэтому решила, что при следующей встрече подарит ее Сид.

«Я не питаю надежды» – снова слышались слова подруги. В который раз это происходит? будто бы голос Сидни взял на себя обязанности прокурора, он всплывал всякий раз, когда Зум-Зум блуждала в лабиринтах раздумий. Как ни странно, этот прокурор требовал прислушаться к нему, и Зум-Зум следовало бы сделать это, чтобы потом внутренний ее судья выносил приговор помягче.

– Уж и помечтать нельзя? – протянула Зум-Зум, расстегивая на себе тугие джинсы.

В дверь постучали.

– Вернулись, гулены? Сколько можно по гостям шататься?! – Полин была уверенна, что вернулись ее родители. Она открыла дверь и остолбенела, потому как перед ней стоял Глен.

Запыхавшийся и румяный, он пожал плечами и прошел без приглашения. Он сделал Шаг вперёд, бросил свернутую куртку под ноги, резко притянул к себе Зум-Зум и крепко её обнял. От него пахло морозом.

– Что… что… что? что ты творишь, Глен? – Зум-Зум пыталась освободиться от него, но он так крепко её держал, что все попытки были тщетны.

– Ах, подожди, я задыхаюсь! Глен, остановись на секунду. – умоляла Полин.

– Ты сегодня такая красивая! Глаза от тебя не могу отвести. Смотрел и не верил, что ты… это ты. – говорил Глен, его холодная кожа приятно касалась её щёк, а руки гладили волосы.

– А как же Патриция? – вдруг поймала она его ладонь.

– К черту Патрицию!

Глен так властно её целовал, что Зум-Зум уже не хватало сил, чтобы сопротивляться, она опомнилась, лишь когда он медленно пустил руки под её свитер.

– Что ты делаешь? – встрепенулась она.

– Разве ты не хочешь? Сегодня ты бросала такие соблазнительные взгляды, что у меня не осталось сомнений…

– Какие взгляды я бросала?

– Не знаю, какое дать им название, но раньше ТАК ты на меня не смотрела.

– Я ждала, что ты скажешь самый… хотя бы самый маленький комплимент, – призналась Зум-Зум, – но ты за вечер не сказал мне ничего. А я действительно хорошо сегодня выглядела! Ты согласен? Скажи, что я красивая.

– Ты такая красивая, что мою башню унесло сразу, как только вы вошла на каток.

– Вот это другое дело!

– Пустишь меня? – спросил он шепотом. Глен принялся жадно целовать её. Незаметно он завлек Полин в ее комнату, теперь они стояли обнявшись, где она потеряла контроль над мыслями, потерялась во времени, потерялась в Глене.

– Ты мне доверяешь? – шептал он.

– Я только тебе и доверяю.

– Ты очень красивая. Не стесняйся себя.

– Я тебе нравлюсь? – шепотом спросила Зум-Зум. – Глен, люди должны целовать только тех, кто нравится. Ты согласен? – она посмотрела на его прекрасное лицо.

Он кивнул, но промолчал.

– Так ты расстанешься с ней? – еле слышно прошептала она.

– С кем?

– С Патрицией! Глен! Нельзя вот так гулять с одной, а целовать другую! Это неправильно. Не по-человечески. – Зум-Зум отшатнулась от него, вытирая рукавом губы.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Позвонить ей сейчас? Хочешь, чтобы она примчалась сюда и закатила скандал? – Глен сделал круг по комнате, нервно взмахивая руками. – И чего ты о ней печешься? Она вот тебя не щадит. Ты бы знала, что она говорит о тебе! таких грязных слов и портовые путаны не знают. А тебе вдруг показалось нечестным, что я сегодня выбрал тебя, а не ее.

– Я и не надеялась на хорошие отзывы с ее стороны. – Зум-Зум вышла в прихожую. – А тебе следовало бы определиться между девушками, Глен.

Глен широкими шагами метнулся к входной двери, подхватил куртку:

– Как вы, дуры, меня бесите! – заорал во всю глотку Глен. – Изводите меня, пока я душу богу не отдам! Все учат, указывают мне, какой я негодный, каждая знает лучше меня, как надо жить! Я лишь прошу у вас каплю любви и понимания! А вы…Ты у меня поперек горла стоишь!

Глен умчался, тяжело топая по лестнице, и даже не стал хлопать дверью.

Глава 27

До звонка будильника оставалось еще четыре часа, на стекле красиво блестели морозные узоры, Зум-Зум сидела на кровати, обнимая скомканное одеяло. Неспокойные пальцы ног ёрзали по пушистому коврику, в тишине комнаты тихо поскрипывали, словно перешептывались, ее вещи. Шло время, немного посветлело. Будто выныривая из воспоминаний за глотком воздуха, Зум-Зум вертела головой в растерянности, потом замирала – снова погружаясь в воспоминания.

Руки Глена, его губы, горячее дыхание, его широкая спина то и дело мелькали в ее затуманенном воображении, каждый раз, когда она думала о том моменте, когда он целовал ее, по телу, от пупка к макушке, пробегал электрический разряд, она пропускала вдох… Ощупывая свою подушку она вновь вспоминала его мягкие волнистые волосы, получив дозу сильнейшего наркотика под названием Глен, ей не терпелось увидеть его, услышать его, почувствовать его.

В очередной раз вернувшись к реальности, она вдруг увидела свое отражение в лакированной дверце шкафа, оттуда на нее смотрела растрёпанная особа, больше напоминавшая размытое майонезное пятно, ее короткие пухлые ноги еле доставали до пола, покатые неэлегантные плечи словно силуэт Царя-колокола держали темную голову без шеи, темные пятна вместо глаз наводили жуть.

«Как можно полюбить такое?» – пронеслось в голове Зум-Зум.

В коридоре послышался шорох – проснулись родители. О произошедшем Полин решила никому не рассказывать, и уж точно об этом не должна узнать ее мать. Представить не трудно, какой поток причитаний польется из нее, и как долго она будет мучить Зум-Зум укоризненными взглядами из-за того, что в их дом с консервативными порядками глубокой ночью ворвался молодой удалец. А отец…

– Дочь, ты уже встала? Так рано? Не похоже на тебя. – мать заглянула в комнату. – Чай будешь?

Полин только кивнула.

Глен до сих пор не позвонил, а по ее ощущениям, он просто был обязан хотя бы написать ей. На смену заторможенности пришло гадкое беспокойство, Полин не могла унять скачущее сердце, неоткуда появившийся страх гонял ее спутанные мысли, не давая сосредоточится.

– Бегать! – вдруг скомандовала она себе.

Ей удалось выскочить на улицу, избежав уговоров родителей позавтракать. Набережную здорово развезло за эти дни: тяжелые грязные сугробы не давали талой воде утекать, поэтому дорожки превратилась в стоячие водоемы. Зум-Зум чувствуя острую потребность в движении приняла упор лежа на металлических перилах и начала отжиматься. Ей вспоминался вчерашний вечер, история с пьяным Люком, злосчастное чаепитие на кухне, ее коллекция стекляшек, хмурые брови Глена, крики Патриции, шкатулка из бусин для Сидни, улыбка Глена, скользящие пальцы Глена…

– Твою мать! – крикнула Зум-Зум в пустоту над рекой.

Остаток дня она провела словно в бреду, мучимая догадками и надеждами. Непреходящее смятение противной жабой сидела в ее груди и не собиралась уходить. Вопросы росли как снежный ком. Что теперь делать? Как мне следует говорить с Гленом? Сообщил ли он об этом Патриции, и какая была ее реакция?..

Глен так и не позвонил.

Уже перед сном Зум-Зум сама отважилась набрать его номер.

– Алло. Привет. – голос Глена звучал не четко, словно издалека.

– Привет. Как дела? – Полин еле сдерживала крик.

– Нормально. У тебя как?

– Тоже неплохо. Чем занят?

– Я… в кино.

– Кино? Один пошел? – усмехнулась Полин.

– Нет, с Пэт.

Голова Зум-Зум пошла кругом.

– Я… Я не понимаю. Я думала…

– Извини. Я тебе позже перезвоню. – прервал ее Глен и бросил трубку.

…

Каникулы закончились. Преодолевая утренний сумрак, Зум-Зум еле-еле шевелила ногами, дорога в школу казалась бесконечной, морозы, которые ударили этой ночью, сковали снежную жижу в лужах, превращая тротуар в опасный аттракцион. Полин на полном серьезе обратила свои мысли к небесам и молила их, чтобы они сжалились над ней и послали случай, где бы она поскользнулась и сломала себе ногу или разбила бы голову. Травму головы, желательно, усугубленную амнезией, чтобы не помнить ничего из своей жизни, особенно последние дни.

Ей немного полегчало, когда она узнала, что Глен будет отсутствовать в школе еще две недели. Тогда она решила пронаблюдать за Патрицией, не появились ли в поведении той заметные перемены. Но Пэт вела себя, как обычно, ничего не говорило в ней о больших потрясениях или о душевных муках. Как ни старалась Зум-Зум, а убедить себя в том, что они с Гленом расстались, ей не удалось.

– Зум-Зум, привет!

Наташа, та, что сподвигла Полин на создание блога, приближалась к ней быстрым шагом. Их общение стало значительно теснее с того самого дня, как Зум-Зум впервые выложила запись с занятиями.

– Почему блогом не занимаешься? – спросила Наташа со строгостью учителя.

– Здоровье подкачало. – смутилась Зум-Зум.

– Отговорочки. Ты придала телу вполне сносную форму, не гоже останавливаться на достигнутом. Представь, что может получиться, если целью твоей станет цифра до шестидесяти! Ты будешь бомбой!

– Бомбой? Я из без тренировок готова взорваться, если честно. – мямлила Зум-Зум. Ее начинало тошнить.

– Сколько у тебя сейчас подписчиков?

– Чуть больше двух тысяч, а что?

– Согласись – результат. – Наташа кивала головой в знак своей впечатленности.

– От того, мало у меня подписчиков или много, ничего не меняется. От их количества слой жира на ляжках только растет. Пусть там будет хоть миллион, если я не буду шевелиться, толка не будет. – сказала Полин.

– Ты видимо из этих?

– Из каких?

– Кто не гонится за лайками, кто делает то, что нравится. Взрослая и самодостаточная. – в голосе Наташи слышались ноты презрения.

Зум-Зум выхватила в толпе одноклассников Патрицию, та светилась счастьем так сильно, что могла бы освещать школьный двор. В школьном холле ее обступили девчонки, в атмосфере угадывалось общее восхищение, тут Патриция откинула волосы и выставило вперед ухо. До Зум-Зум тут же донеслось: «Глен подарил на новый год!»

Сильнейший укол в груди почувствовала Зум-Зум, вокруг головы сомкнулся обруч боли, ноги перестали чувствовать под собой землю, она качнулась, если бы ее не подхватили чьи-то руки, то грохнулась бы прямо на пороге класса.

– Зум-Зум, ты мня слышишь? – в панике все повторяла и повторяла Наташа. Сбежался народ, обступил их…

В себя Зум-Зум пришла уже в медицинском кабинете, школьная медсестра настойчиво пихала под нос ватку, смоченную в нашатыре. Она приговаривала что-то типа: «свалилась на мою голову» и «что мне теперь скажет директор?».

Зум-Зум обнаружила себя сидящей на стуле, на ее коленях лежало мокрое полотенце, от которого промокли юбка и колготки, тело затекло так, что больно было пошевелиться, свет показался Зум-Зум невыносимо ярким, она прикрылась рукой и легла на стол.

– Ты чего это? Снова падать собралась?! Вставай сейчас же! – завопила медсестра.

– А я смотрю, вы прям источаете заботу. От вашего визга мне особенно легко на душе. – вдруг резко ответила Зум-Зум. Такой дерзости она никогда себе не позволяла. Однако в этот момент ее слова выходили так естественно, что она не сразу поняла, почему лицо медсестры вытянулось.

– Что?! Вот это наглость!

– Наглость это когда упавшего в обморок человека не хотят на кровать класть, чтобы потом с постельным бельем не заморачиваться. – отозвалась Зум-Зум.

Перекошенную и посиневшую медсестру в самый раз было бы саму уложить отдохнуть, потому что от неожиданной дерзости ее здорово переклинило, она застыла статуей с поднятой для удара рукой, из ее рта вырывался слабый прерывистый писк. Зум-Зум откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди и выждала долгую паузу.

– Прекрасная пантомима. И все же, когда закончите, напишите мне справочку об освобождении на сегодня, я неважно себя чувствую, а если мне придется идти сейчас на уроки, то нас с вами вместе на каталке увезут, это я гарантирую.

Не говоря больше ни слова Зум-Зум подняла с пола свои вещи и отправилась домой.

По дороге из школы она не глазела по сторонам, ей было глубоко наплевать, что происходит вокруг, даже если бы вдруг пошел дождь из единорогов, вряд ли бы он впечатлил ее, она топала мимо магазинов и не думала о еде, у перекрестка толкнула мужчину и не извинилась, и у самого подъезда послала к чертям соседей.

Кардинальные перемены в поведении вечером заметили и родители.

– Что на ужин, хозяйка? – крикнул отец по привычке, заходя в квартиру.

– Нормально. – буркнула Зум-Зум. – Ни «привет», ни «как дела?». Сразу таз с едой ему неси…

– Что? Ты чего это? – остолбенел отец.

– От того это! – Зум-Зум закатила глаза и ушла в свою комнату.

– Мать, что происходит?! – завопил отец, стягивая рабочие сапоги.

– Сама гадаю! – отозвалась Сара из кухни. – Пришла сегодня я домой и тут же выговор получила. Представь! Видите ли, на стол накрывать в этом столетии грехом считается!

– Дочь! А ну иди сюда! Это что за история такая?! – рявкнул отец на весь дом.

Зум-Зум вышла с совершенно равнодушным видом, подперла плечом дверной косяк:

– Ну, давай, воспитывай.

– Ты чего мать обижаешь?! И не стыдно тебе? Она, как белка в колесе крутиться целыми днями, для нас старается! А ты неблагодарная говоришь ей такое! И как язык повернулся!

Пока отец выбирал слова, чтоб не ругнуться крепким словцом, мать Зум-Зум с печатью тревоги на лице кивала, ежесекундно отирая руки полотенцем, ходила рядом кругами. Сама Зум-Зум наблюдала, как ярость отца набирает обороты, у его белков полопались капилляры, нестриженные усы топорщились, а у уголков рта собрались комочки противной белой слюны, жесты отца стали резче, высказывания крепче, и, когда он уже сказал все, что думает, его речь зашла на второй круг. Сара сделала несмелую попытку укротить этого старого тигра, однако этот вулкан было уже не заткнуть, там в речи шло уже что-то про прораба с работы, акции в супермаркетах, для примера он вдруг привел продавщицу из магазина инструментов, которая ему нагрубила в прошлом году, а когда он упомянул церковь, Зум-Зум зашла в свою комнату.

– Я с тобой говорю, негодница! – ворвался в след за ней отец. Он увидел, что дочь его уселась в кресло и покорно уставилась на него.

– Ты продолжай. – предложила Зум-Зум растерявшемуся отцу. – Я подумала, что раз уж разговор зашел о церкви, то это надолго, а мне удобней будет каяться здесь, пока ты орешь на меня.

– Да что ж за хренотня твориться, мать!? – он выскочил из комнаты, как ошпаренный, а потом долго кричал на дочь из кухни.

Глава 28

Подобно старой глупой школьной шутке, когда незадачливому ученику клеят на спину бумажку с надписью «пни меня», все окружение заметив это, норовят толкнуть, ударить и пнуть с улыбкой на губах, до того момента пока правда не вскроется, так и окружение Зум-Зум выстроилось в широкий круг, чтобы выяснить с ней отношения, только вместо бумажки к ней прицепилась странная хворь, которая заставляла ее грубить и ругаться. Сама Зум-Зум возвращалась из школы совершенно изнеможённая непрерывными спорами, ее пустая голова падала на подушку и не поднималась до позднего вечера, уроки ей приходилось делать ночью из последних сил, что конечно же не могло сказаться на утреннем самочувствии. Вскоре она приобрела в школе славу склочной бабы, и, когда узнала об этом, искренне удивилась.

Сара же по началу пыталась ставить дочь на место, но сдалась первой, так как была не в силах слышать бесконечные упреки своего изменившегося ребенка, отец перестал разговаривать с дочерью совсем, изредка кидая взгляд полный разочарования. В один из вечеров матери позвонил отец одной из одноклассниц, чтобы выяснить несколько моментов. Оказалось, что Зум-Зум довела его дочь до слез сегодня после уроков. Повесив трубку мать озадачено таращилась в пустой угол комнаты, пытаясь унять бурю чувств, ей показались клеветой подобные обвиняя, и, не успев позвать к себе Зум-Зум для разговора, ее телефон снова зазвонил. Это была еще одна родительница, которая тоже пожаловалась на поведение Зум-Зум. А когда позвонили снова, Сара просто побоялась поднимать трубку.

– Овца драная! – Зум-Зум крикнула напоследок своей однокласснице. Уроки еще не успели начаться, а претензии уже были готовы. Внутренний голос правильно подсказывал Зум-Зум, что скоро это не прекратиться.

И следующий день выдался напряженней, чем обычно. К концу уроков Зум-Зум сумела поссориться не только со своими одноклассницами, но и со всеми девчонками параллели. Прозвенел звонок на урок, коридор опустел, из-за угла показался учитель математики.

– Полин, почему не заходишь?

– Здравствуйте, ваше математейшество. Разрешите мне на урок не ходить. – она качалась с носка на пятку и смотрела в сторону.

– Что? Почему? – преподаватель развел руками.

– Что тут сказать – не хочу. – покачала головой Полин.

– Подожди тут. – бросил он коротко.

Он зашел в класс, быстро отметил собравшихся, раздал задания и вернулся в коридор. Жестом он пригласил Зум-Зум пройти с ним. Молча они спустились на первый этаж в комнату собраний, здесь стояли мягкие диваны и кресла, кофейные столики и шкафчики с книгами, по углам по во всю высоту помещения крепились подставки под цветы, которых надо сказать здесь было просто бессчётное количество, широкие окна пускали сюда много зимнего света, от чего комната казалась еще больше. Ученики и даже учителя любили заходить сюда, к слову сказать, то, что сейчас здесь было пусто – большая редкость.

Халил Исмаил, а именно так звали учителя математики, происходил из семьи выходцев из Иордании, всегда был аккуратен в одежде и в словах, работу он свою любил и надеялся проработать в школе до пенсии, которая уже махала ему из-за горизонта. На его загорелом лице неизменно белели седые короткие усы, впрочем, голова его тоже давно стала седой, впалые темные глаза имели то чудесное свойство – быть грустными, даже когда человек смеется.

Профессор оправил свой темно-синий пуловер и присел на диван, Зум-Зум села напротив.

– Мне посчастливилось быть классным руководителем для трех выпускных классов. Я многое видел, много знаю, и, кстати сказать, много НЕ знаю. Дети всегда разные, каждый особенный. Я дожил до преклонных лет и убедил себя, что уже никто не сможет меня удивить…

– И вот появляюсь я? – трагично вставила Зум-Зум.

– И вот появляешься ты. Хотя нельзя сказать, что ты появилась ниоткуда. Ты всегда была здесь, все это прекрасно видели…

– С моими габаритами меня сложно не заметить. – ухмыльнулась Зум-Зум.

– Ах, одно дело, если тебя замечают за твои старания, за успехи. И совсем другое дело, когда тебя вспоминают, говоря о бандитах и преступниках!

– И совсем уж другое дело, когда тебя знают только как «та, жирная». Вам знакомо такое, профессор?

Он помолчал.

– За последнее время ты сильно изменилась, Полин. Стала агрессивная, напряженная. Тебя словно вывернули наизнанку. Такие перемены не происходят на пустом месте, для этого должно случится нечто нехорошее. Я прав?

– Правы. – Зум-Зум растирала свои похолодевшие ладони.

– Полин, ты не беспокойся, я в душу тебе лезть не собираюсь. Вряд ли ты захочешь мне все рассказать, однако попрошу тебя подумать вот о чем. Вчера ты испортила отношения с коллективом, сегодня ты не можешь зайти в класс, завтра ты не захочешь идти в школу. На носу выпуск и экзамены.

– Да сдам я ваши экзамены, профессор.

– А ты уверенна? Промежуточные еле-еле, проекты пропускаешь, уроки прогуливаешь. И ты не думай, что я умаляю твои проблемы, если ты так кипишь внутри, значит на то есть причина. Но это сейчас. Когда ты решишь свои проблемы и вернешься в ровное русло, не получится ли так, что за учебу будет браться слишком поздно?

Зум-Зум скривилась. Она понимала, о чем говорит ей старый учитель, и даже была с ним согласна.

– Да, логарифмы – не твой конек. Допускаю, что ты выберешь стезю, не связанную с вычислениями. Будешь блогером? Как хочешь. На эту тему твою кровь будут пить родители, а не я. Ты только иногда вспоминай, что после выпуска с тебя будут спрашивать бумажку об образовании, подумай, что ты им покажешь.

Зум-Зум апатично кивнула.

– И вот еще что. Мне звонят родители учеников, и не только нашего класса. Наводят о тебе справки, интересуются, жалуются. На этой неделе я был погребен под лавиной жалоб на тебя. Просят мня перевести тебя на домашнее обучение. Ты постаралась за эту неделю и обидела всех, кто рядом проходил.

– Вот как? – улыбнулась Зум-Зум. – А мою точку зрения вы выслушать не хотите? Если я не бегу к вам с жалобами, так значит я со всем этим дерьмом согласна?

– Не кипятись, я тебе рассказываю, как обстоят дела.

– А не надо меня успокаивать. Вы теперь мне скажите, ваше математейшество, с вашим великим многолетним опытом, почему вы не спросили меня о причинах этих ссор? Раз они нажаловались первые, значит они жертвы, а язлодей? Так?

– Как же по-твоему обстоят дела? Кто виноват?

– А знаете, переводите меня на домашнее обучение. Я согласна. Только чур с моими родителями объяснятся будете сами! Идет?

– Ты так сразу сдаешься?

– С таким судейством эту войну не выиграть. – со злостью она схватила сумку.

– Погоди, же! Расскажи, что за войну ты ведешь? – Профессор Исмаил попытался преградить ей путь, но Зум-Зум с грацией рыси увернулась и выскочила из комнаты прочь.

Глава 29

По городу бродил многоуважаемый господин февраль. Пришел он в плохом настроении, как и ожидалось от зимнего месяца. Первые дни долго кружили колючие метели, так как после неожиданной оттепели сразу ударили морозы, весь снежный покров превратился в непробиваемую ледяную корку, словно нарост на болячке, по которой ветер гонял неприкаянные снежные хлопья.

По обоюдному и не совсем добровольному согласию, Зум-Зум все же перевели на домашнее обучение – ей не удалось повлиять на ситуацию, общественный бойкот загнал ее в угол, откуда выхода уже не нашлось. График ее жизни кардинально стремился вниз по всем показателям: мать с отцом вели себя словно чужие люди, друзей не осталось, на школьной успеваемости Зум-Зум поставила жирный крест, единственное занятие – спорт – было заброшено напрочь. Зум-Зум не мог затащить в спортзал даже тот факт, что бесплатное время абонемента истекает. Ее любимые кроссовки валялись в углу прихожей, как потерявшиеся ягнята, чья мать была растерзана волками.

Три раза в день по видеосвязи Зум-Зум занималась с учителями, основные предметы, по которым ей придется сдавать экзамены, она кое-как переносила, а вот дополнительные общеобразовательные курсы доводили ее до болезненного состояния, так после занятия химией изнеможённая Зум-Зум падала на кровать и походила на обреченного дельфина, выброшенного океаном.

– Что ж, на сегодня все. – Сказала учитель истории с экрана монитора. – В следующий раз мы встретимся с тобой через неделю, материал для домашнего изучения я вышлю тебе позже. Там довольно много, не откладывай на последний день, как в прошлый раз. Договорились?

– Хорошо. – буркнула Зум-Зум.

Как только эфир прекратился, она нетерпеливо достала из-под стола припрятанный шоколадный батончик и жадно засунула его в рот, батончик был большой, в рот полностью не помещался, поэтому вскоре меж губ просочились шоколадно-ореховые слюни, которые потекли по подбородку.

– Ты жалкая. Мерзкая свинья! – сказала она себе, утирая лицо воротом футболки.

Не смотря на загруженный учебный план, свободного времени у Зум-Зум стало гораздо больше, и, чем бы она не занималась, ее мысли все время возвращались к Глену. Вернулся ли он в школу? Как прошел его подготовительный балетный курс? Взяли ли его в основной состав? Рассказал ли он Патриции о них? …

– Конечно не рассказал! Что за глупость!? – засмеялась она в потолок. – Расскажи он ей, она бы тотчас примчалась меня убивать! Как выяснилось, я – вселенское зло. Плохая Полина! Ужасная!

Зум-Зум плюхнулась на кровать. Она уже не замечала, насколько часто она давала себе поваляться. Казалось бы, если ты сидишь дома целый день, немудрено проводить столько времени в кровати, однако, пребывая на домашнем обучении, она не была заключенной, и могла бы выходить из дома, гулять и заниматься бегом. Будто магическое заклятие или повышенная гравитация вокруг ее спального места, всякий раз тянули ее к себе, не давая выйти из дому и даже из комнаты.

Нужно ли говорить, что заветные ее 75 килограмм давно превратились в 85, ее ушитые рубашки и брюки больше не сходились на ней, глаза снова стали заплывать, а на шее занял свое почетное место второй подбородок. Заметила ли все это Зум-Зум? Конечно заметила, но ей было настолько плевать, что она стала носить джинсы, не застегивая ширинки. И не только объёмы тела изменились у Зум-Зум, ее стали преследовать необъяснимые страхи, она подскакивала от любого шороха, иногда на нее наваливалась такая усталость, что трудно было вздохнуть. А по ночам приходила дурная, отупляющая бессонница.

Однажды вечером, когда ничего не предвещало беды, у Зум-Зум зазвонил телефон.

– Привет. – тихо сказал Глен.

– Привет. – Зум-Зум подскочила с кровати.

– Можем увидеться? Сегодня? Сейчас?

– Да, что-то случилось? – Зум-Зум не узнавала свой голос, он вдруг стал мягкий, как мед.

– Смешная ты, разве должно что-то случиться, чтобы увидеться?

Сегодня Глен ждал ее не у дверей подъезда, как это обычно бывало, а в стороне, почти у парковочных мест, сюда не попадал фонарный свет, отчего Глен выглядел немного зловеще, если не сказать враждебно. Зум-Зум приближалась к ему медленно, надеялась, что подготовленная ею карательная речь пронзит его холодное сердце, застыдит его, как будут сейчас его бить ее хлесткие упреки, и вот она открыла рот, чтобы начать, как он повернулся к ней…

– Что у тебя с лицом?! – Зум-Зум таращилась с ужасом на его лиловый синяк под левым глазом.

– Не нашли компромисс, – развел он руками.

– С кем? С Конором МакГрегором?

– С родителями. – Глен тяжело выдохнул. – Пройдемся?

Они медленно двинулись к набережной. На первой же обледенелой ступени она чуть не свалилась, он аккуратно подхватил ее, поставил на ноги, своей же рукой сунул ее ладонь себе за локоть и велел держаться крепче. Все эти быстрые телодвижения были так естественны, что у нее и мысли не возникло одернуть руку. Он начал свой печальный рассказ, она слушала, и будто не было этих недель разлуки, будто расстались они вчера в самых приятельских отношениях.

–… я возьми и не сдержись, как заору: «ты всю жизнь мне загубила этим сраным балетом!», тут он как подскочит и давай меня лупить. – рассказывал это Глен смеясь, однако же Зум-Зум видела, как нервно вздрагивает его подбородок, как в глазах блестят слезы.

– Не понимаю, ты, кажется, говорил, что отец против балета, вроде радоваться должен, что ты его не выносишь. Так почему же он не поддержал тебя?

– У него самого на работе дела идут плохо. Приходит злой, как черт, все время орет на кого-то в телефоне, по кабинету топает, дверями хлопает… И к тому же, он мне надавал потому, что я на мать голос повысил. У нас это делать запрещено.

– Так вы ругаетесь… без криков? – нахмурилась Зум-Зум.

– Ох, если бы ты знала, как я устал жить в этом зверинце! – заголосил Глен. Он поднял свое бледное лицо к черному зимнему небу. – Силы мои на исходе. Я вымотан и истощен. У меня нет радости в жизни! Никакой отдушины! – Он вдруг опустил голову к ней на плечо, и с жаром зашептал. – Я ничего не контролирую сам, все за меня делает мать. Она решает, какую рубашку мне надеть, какие перчатки с собой брать, собирает мне сумку в дорогу, просит, чтобы я звонил ей каждые два часа, и нет, сообщения не подходят, нужно непременно звонить! А когда разговариваешь, будь добр, выбери другой тон, потому что с матерью ТАКИМ тоном не разговаривают! Сок не пей – там сахар! Колбасу не ешь – там жиры! В душевую ходи первым, чтобы не собирать заразную пену после людей! Не бери! Не дыши! Не думай! Я так устал!

– Так было всегда? Или она лютует только в последнее время? – Зум-Зум поглаживала его по спине.

– О! Об этом… С первого раза в основной состав я не попал. Меня определили в массовку. Сначала она до хрипоты орала на меня три дня, а потом поехала разбираться. Не могу даже представить, какой разнос она там устроила, но после этого, скрипя сердцем, режиссер взял меня в основной состав.

– Получается, ты все же попал в Герцогский балет? – Зум-Зум аккуратно отодвинула его от себя, отерла пальцами его мокрое лицо.

– Попал. Так попал! Она теперь следит, чтобы я не ходил по гололеду. Боится, что я ногу сломаю. Как за младенцем смотрит за мной.

– Бедный! Бедный Глен…

Она хотела сказать ему слова утешения, но у него вдруг зазвонил телефон.

– Это мать. Наверно с собаками идет по следу. Извини, мне надо бежать.

Он, не глядя, махнул ей рукой, и широкими быстрыми шагами направился к станции. Он оставил ее одну на пустой темной дорожке, где она простояла с минуту в растерянности, покрутилась на месте, словно потерянная собачонка, и пошла к дому. Когда до дверей оставалось совсем немного ее окликнул другой мужской голос. В молодом человеке она не сразу признала Патрика.

– Привет. Ты откуда идешь? – он говорил сквозь высокий шарф, поэтому голос его звучал искаженно.

– С набережной.

– Неужели занималась?

– Ой, нет! Сейчас уже поздновато. Гуляла. – оп поправила свое черное пальто.

– Одной в такое время гулять не безопасно.

– Я не одна была. – Зум-Зум отвела взгляд, только сейчас она вспомнила про его признание, и про тот неловкий поцелуй, и про ее обещание. Ей стало невыносимо стыдно, что к его горячим чувствам она отнеслась так наплевательски.

– С кем? Снова с ним? С этим… Гленом?

– Да. – коротко ответила она.

– Надеюсь, ты его хорошенько отлупила? Вы не подрались случайно? – Патрик ударил кулаком о свою раскрытую ладонь. Зум-Зум пожала плечами и мотнула головой. По ее недоумевающему виду он понял, что Зум-Зум еще не в курсе. – Вот черт! – вдруг выпалил Патрик. – У вас с ним… какого хрена! Почему?

– Что? Не поняла. Почему мы должны драться? Нам нечего делить.

– Почему ты с ним? Ты его простила? Не говори, что простила! Он же из себя ничего не представляет! Высокомерный, циничный сноб! Я, знаешь ли, имел радость провести с ним время в школе, так, ради интереса, и я просто не понимаю, что ты в нем нашла. Он несет ахинею в разговоре о самых простых вещах, а если чего у него спросишь, так он, козлина, отмалчивается…

– Не надо так говорить о моих друзьях! – вступилась Зум-Зум. Она не совсем понимала, о чем говорил Патрик, о каком прощении шла речь, ведь не могло же так случиться, что Глен всем растрепал про них. – Ты наговариваешь. Глен никому никогда грубого слова не говорил!

– О! Так ты добряком его считаешь?

– Считаю! – сказала Зум-Зум.

– Думаешь, он на твоей стороне?

– Думаю! – крикнула Зум-Зум.

– Что ж. – Патрик помялся на месте, поежился от ледяного порыва ветра. – Ты мне обещала подумать. Две недели давно прошли, а ты так ничего мне не сказала. Да, я знаю, ты теперь на домашнем. Увидеться не так просто, я все понимаю. Но что-то мне подсказывает, что ты забыла про меня сразу, как я ушел тогда.

Зум-Зум бросило в дрожь от такой проницательности и прямоты.

– Не стану скрывать, это больно. – Продолжал Патрик. – И обидно. А еще немного несправедливо. Возможно, я допускаю, что мне будет не просто влезть на пьедестал, когда тот уже давно занят… С моей стороны будет гадко портить тебе настроение, все же у тебя сейчас не простой период в жизни… Черт.

– Ты о чем?

– Я немного не понимаю, а вернее совершенно не врубаюсь, что у вас там за отношения… Поверить не могу, что ты одобрила бы такое. Поэтому запутался.

– Ты говоришь сумбурно. Объясни нормально! – не утерпела Зум-Зум.

– Я шел сюда, думал ты сидишь расстроенная, снова рыдаешь одна после таких кадров. Как оказалось, вы еще и гуляете вместе… Наверно у тебя особая толстокожесть к таким шуткам.

– Кадры? Что? Какие шутки?

– Так ты не видела? – Патрик сначала пристально уставился на нее, потом с тяжелым вздохом натянул на лицо шапку. – Какого хрена я… Не надо было идти сюда! Теперь я гонец, принесший плохие вести.

– Чувствую себя глупо! Говори уже! – Дурное предчувствие появилось у Зум-Зум. Ее бросило в жар, когда Патрик достал телефон.

– На неделе в школе был праздник. Ты наверно не в курсе, потому как дома сидишь. Учителя из нас всю душу высосали с этими приготовлениями. Короче, в кладовке мы искали декорации, там оставался снеговик с новогоднего бала… Зум-Зум, то есть Полин, извини.

Патрик передал ей свой телефон, там была открыта видеозапись. Зум-Зум нажала на кнопку воспроизведения. Из фигур, что были на видео, она узнала нескольких: пара девчонок-одноклассниц, трое ребят из параллельного класса, Шелл, Патриция и Глен. Все они дружно вытаскивали из кладовки различный реквизит от старой театральной постановки. С визгливым криком Шелл выкатил в коридор большого снеговика из пенопласта почти в человеческий рост.

– Угадайте, кого он мне напоминает? – спросил один из ребят.

– Что? Напоминает? Ах, да. Точно! Мадам, одолжите мне свой жакет? – Шелл потянулся к Патриции.

– Не делай с ним ничего противоестественного, извращенец! – Патриция отдала свой синий школьный жакет Шеллу, тот накинул его на снеговика.

– А теперь добавим это! Как вам пропорции? – парни добавили лоскут ткани в качестве юбки и на голову водрузили половую швабру. – Ну, догадались? Неужели нет? Вылитая же!

– Я кажется догадалась. – сказала Патриция. Она взяла красный маркер и грубо заштриховала белое лицо. – Вылитая!

– Кто это? – Глен стоял в недоумении.

– Кажется, он еще не понял. Тогда так! – подхватили девчонки. Одна встала за спину пенопластовой кукле, взяла рукава в свои руки и стала ими махать вверх и вниз. Вторая озвучивала движения. – Раз-два! Раз-два! Прыгайте так тысячу лет, и вы похудеете, как я!

– Нет! – прошептала Зум-Зум, глядя в телефон.

– Так это Зум-Зум?! – воскликнул Глен на видео. – Черт вас разберет! Надо прояснять ситуацию для всех сразу! – Он взял другой маркер, написал на груди снеговика «Зум-Зум». – А теперь фото на память с этой красоткой! – кричал Глен.

– Дальше они фотографируются с ней, и подрисовывают всякие части тела. Тебе лучше не смотреть. – Патрик вернул себе телефон из ослабевшей руки Зум-Зум. – Я поэтому удивился, когда вы…

– Да, я поняла. А точнее я ничего не понимаю. – она закрыла ладонями глаза. – Он позвал меня гулять, пришел, как обычно, много говорил… И ни слова об этом…

– Я заметил, что он только о себе и говорит. – вставил Патрик.

– Почему? Для чего он пришел? Узнать в каком я состоянии? – словно в бреду зашептала Зум-Зум. – Проверить, видела ли я эту запись? Неужели он такой? Нет. А вдруг он просто поддался дурному влиянию Шелла?

– Боже! Полин, ты его оправдываешь?! Хоть капля самоуважения у тебя осталась? Не будь такой дурой! – Патрик почти кричал. – Они с грязью тебя смешают, а ты им спасибо скажешь!

– А тебе какое есть до меня дело!? – вдруг топнула Зум-Зум.

– Представь себе, есть! По крайней мере было, когда шел сюда.

– Да? И что же поменялось?

– Я однажды познакомился с интересной, красивой девушкой. Она впечатлила меня своей волей, своей силой. Казалось, что она смеется в лицо неудачам. Почему-то я решил, что смогу у нее чему-то научиться. Подумал: «вот этот человек точно знает, как надо жить, как двигаться к цели!». А теперь я вижу, что ни хрена она не знает. Что все ее достоинство – это жир! Что она так сильно хочет быть удобной для мужиков, что стала для них тряпкой!

– Прекрати! Ты ничего обо мне не знаешь! – крикнула Зум-Зум в лицо Патрику и побежала прочь.

– И знать не хочу! – орал он ей вдогонку. – Я в тебе так ошибся! Так ошибся!

Добежав до своей комнаты Зум-Зум кинулась к себе на кровать и ревела в голос, пока не охрипла. Ее мать до глубокой ночи бегала вокруг дочери в бессильной суматохе, предлагала воды, еды, уговаривала поспать. Даже всегда отстраненный отец в замешательстве долго топтался в ее комнате, каждую минуту поглаживая усы. Никакие уговоры, разумеется, не помогали.

Глава 30

Сара по жизни была человеком бездействия. Разбираться с проблемами, сталкиваться с трудностями лоб в лоб, бороться с неудачами – подобное не было в ее привычках. По большому счету, все, что с ней происходило в жизни, она принимала с рабской покорностью, будь то замечания начальника или упреки мужа. Ее жизненный уклад складывался из простого принципа – раз произошло, то уже не исправишь.

Разумеется, наивной Сара все же не была, в ней не накопилось и капли инфантильности, любые причинно-следственные связи были очевидны даже для нее. Просто видела она их только в негативном ключе. Что же касалось спортивных занятий дочери, то Сара не противилась им, и даже со строгой диетой Полин она смирилась со временем. Впрочем, как и со многим другим.

И теперь, глядя на душевные метания своей единственной дочери, она сама испытывала внутреннюю борьбу. Ее родительское естественное желание помочь своему ребёнку не могло одолеть барьер жизненного уклада, Сара ждала момента, когда Полина выплачется и успокоится, придет в себя, и войдет в привычную колею, но каждый раз, заглядывая в комнату дочери, она убеждалась, что момент этот в ближайшее время не наступит.

Рано утром открыв дверь в комнату дочери, Сара нашла Полин в незнакомом для нее состоянии – ее девочка сидела на кровати и смотрела перед собой совершенно невыразительными рыбьими глазами. Когда она позвала ее, та не откликнулась. Мать потрясла Зум-Зум за плечо, предполагая, что она лунатит или еще не проснулась, но та никак не отреагировала.

К вечеру у Зум-Зум поднялся сильный жар, а на следующий день она угодила в больницу.

– О чем вы мне говорите? Я же ее мать! – Сара размахивала руками перед медсестрой. – Что значит не пустите?

– Полин только что перевели в инфекционное отделение. Там карантин, любые посещения под запретом. – спокойно говорила девушка.

– Инфекционное? Что у нее? Она заразная?

– Утром взяли анализы, позже станет известно. У нее есть телефон?

– Да.

– Тогда связь будет налажена. Она позвонит вам, когда результаты будут готовы. Не переживайте, у нас лучшие доктора.

– Да, хорошо. Позвоню.

Медсестра стремительно поднялась по лестнице, словно сбегала, оставив Сару одну. Вокруг кружили люди, а ощущение было такое, будто она выпала из реальности в параллельную вселенную, и теперь стала невидима и неслышима для окружающих в своем незримом темпаральном потоке. Хрупкая, словно хрустальная, она прижалась к стене, чтобы ее случайно не раздавили и не задели, Сара жадно хватала ртом воздух.

– Вам плохо? – тучная женщина нависа над Сарой, как гора.

– Что? Вы мне? – говорила Сара так тихо, что сама себя не слышала.

– Эй, позовите медсестру! Тут человеку плохо! – громоподобно прокричала дама.

Все то время, что Сару приводили в чувство, сердобольная пышка провела рядом, отвечала на вопросы доктора, проверила у больной пульс, и даже вместо доктора смерила ей давление. Дама настолько прониклась ситуацией, что доктор принял ее за родственницу, и вручил рецепт на уколы ей, а не Саре. Границы совсем стерлись, когда дамочка, подхватив Сару за плечи, лично сводила ту в процедурный кабинет.

– А как вас зовут? – наконец, спросила Сара.

– Ох! Ахахах! Зовите меня просто Мария. Меня так все называют. Надо же! Ахахах!

– Все?

– Да, я личность знаменитая в определенных кругах. И вы зовите меня так!

Сара оглядела новоиспеченную приятельницу с ног до головы – ни ее жидкая култышка на голове, ни фиолетовый бархатный спортивный костюм, ни розовые кроксы не выдавали в ней знаменитости. Женщина к тому же была крупной чрезвычайно! Ее лицо каплеобразной формы расширялось книзу, подбородок выставлялся из заплывшей шеи упругой маленькой горошиной, довольно полные губы выглядели слишком большими рядом с маленьким носом и узкими глазами.

– Знаменитая личность? – удивилась Сара.

– Ага. Так и есть. Я фитнесс тренер. Ахахаха! – Мария запрокинула голову и заливисто загоготала.

Глава 31

Зум-Зум неторопливо собирала вещи в большую дорожную сумку, что принесла ей мать. Вещей оказалось не много: зубная щетка и паста, полотенце, три футболки, пижамные штаны и тапки. И все же свой небогатый скарб Зум-Зум паковала очень долго. Ей не хотелось идти домой, она и так слишком много времени провела в четырех стенах ее комнаты, так что теперь больничная палата на четырех человек казалась ей спа-салоном.

К сожалению, соседки ее были не разговорчивы. Дама тридцати лет, которая лежала здесь с очередным приступом гастрита после жесткой диеты, читала много книг про правильное питание и про горячую любовь, что иронично. Другая девушка общалась исключительно со своим телефоном. Их отношения были настолько тесными, что расстояние между ними никогда не увеличивалось больше чем на полметра, не зависимо, что она делала, уходила ли в туалет, обедала или ходила на процедуры, ее карманный друг всегда был на расстоянии вытянутой руки. Третья девушка поселилась в палате за день до выписки Зум-Зум, и связь наладить им не удалось.

После обеда пришла врач, принесла выписку.

– Тебя встречают? – спросила она равнодушно.

– Нет, все работают.

– Что ж, ты уже большая, доберешься до дома сама. Твоим родителям я позвонила, поэтому все рекомендации мы обговорили. Сама тоже взгляни, написаны в конце выписки.

– Хорошо. Спасибо.

Доктор хотела еще что-то сказать, но передумала. Ее глуповатое лицо в этот момент с раскрытым ртом снимали с профессионализма несколько очков.

Молча, не прощаясь ни с кем, Зум-Зум вышла из палаты, на посту, как водится, она не застала ни одной медсестры, поэтому просто вышла из отделения. Через центральные двери больницы непрекращающимся прямым и обратным потоком перемещались люди, словно бы циркулирующая питательная масса для этой клиники поступала внутрь и, отработанная, выбрасывалась наружу. С людьми в холл попал свежий воздух с улицы. Зум-Зум показалось, что пахнуло весной.

Как только она вышла на крыльцо к ней подскочил Патрик.

– Привет. А я тебя жду. Ты долго. – непринужденным движением руки он выхватил ее сумку.

– Почему ты здесь? – равнодушно отозвалась Зум-Зум. Странно, но его появление не вызвало у нее никаких эмоций.

– Начнем с того, что ты трубку не берешь и на сообщения не отвечаешь. Хоть раз бы поговорили, и ты бы узнала, что я тебя встречать приду. Мы, кстати, на автобус?

– Да, пожалуй, – пожала она плечами.

– Честно, я хотел шикануть и широким жестом вызвать такси. Но оказалось, что накопления мои отец вчера ликвидировал, за сим я прокачу тебя за свой счет на лишь автобусе! – Патрик смотрел куда угодно, только не в глаза Полин. Сумка кочевала из одной руки в другую, он мялся на месте, чем невообразимо раздражал Зум-Зум, его нервное заикание проявлялось все чаще, голос скрипел.

– Для чего бы этот концерт?.. – протянула Полин.

– Очевидно же. Мне стыдно, что я накричал на тебя тогда, наговорил всякого со злости… Пойдем, чего встала? А вообще, я надеялся как-то наладить общение с тобой, только слов найти не могу… Кстати, ты чем болела?

– Холера. – ответила Зум-Зум.

– Оригинально. А если серьезно?

– Медицинская тайна. – Зум-Зум не хотела обсуждать эту тему.

– Мне матушка твоя сказала, что ты в гастроэнтерологии лежала. Что-то серьезное? – не унимался он.

– Я не хочу обсуждать эту тему. Ты намеков не понимаешь?

– Извини. Конечно. Разумеется.

Они дошли до остановки. Патрик замолк, смотрел в ту сторону, откуда должен был появиться транспорт, Зум-Зум рассматривала подтаявший снег под ногами. День выдался пасмурный и ветреный. Март начинался в конце недели, а погода разлилась слякотью, будто уже стоял апрель.

– Меня осматривали врачи не только из гастро отделения. Были и из неврологического. Один из диагнозов звучит как «астенический синдром». Слышал о таком?

– Нет, но звучит ужасно.

– На вкус такой же, как и на слух. Ты потом в интернете почитай внимательно. И если ты согласен будешь на мою компанию после изучения этого вопроса, напиши мне. А если ты нормальный человек, и примешь логичное решение не подходить ко мне, я пойму. Даже не обижусь.

– Если твоя хворь не предполагает, что ты покроешься гнойными пузырями, то все норм. С детства пузыри на коже не люблю… А вот и автобус!

Всю дорогу до дома Патрик нес сумку Зум-Зум, как добросовестный пионер. Он деликатно обходил все темы, которые касались школы, Глена, больницы и прочих неприятностей, подал руку ей, когда она спускалась из автобуса, помог преодолеть места со скопившейся снежной жижей. У Зум-Зум такие действия вызвали больше тревоги, чем доверия.

К подъезду Зум-Зум они подошли в молчании.

– Спасибо, что проводил. – она приняла сумку из его рук. – Не стоило, правда.

– Стоило – не стоило. Это уж мне решать. – резко отрезал он. – У меня к тебе будет небольшая просьба.

– Ха! Я так и знала, что все это не спроста. – скривилась Зум-Зум. – Так и знала, что что-нибудь попросишь. Знаешь…

– Ты послушать можешь?! – грубо остановил ее Патрик.

Полин даже отшатнулась от него:

– Ну, говори.

– Вероятно, что после больницы ты захочешь отдохнуть, посидеть дома. Отмочить ноги в ванночке с солью. Я так бы и сделал на твоем месте. Я же прошу тебя прогуляться со мной вечером. Согласишься?

– И это все? Просто прогуляться? – Зум-Зум насторожилась.

– Не просто прогуляться. – Патрик улыбнулся совершенно неприветливой улыбкой. – Поговорим о Глене.

Глава 32

Телефон молчал.

Как бы многообразна и богата ни была природа вещей, человеку всегда есть что добавить, улучшить, изменить, направить в них. Многие вещи за всю историю своего существования претерпели кардинальные изменения будь то форма или функции предмета, разумеется, некоторым посчастливилось остаться в неизменном виде, такими, какими видел их создатель. Возьмем, скажем, тот же самый телефон. У современных телефонов все предки были громоздки и хвостаты, имели крутящиеся диски, которые позже поддались влиянию моды и превратились в кнопки; теперь же, когда прибор эволюционировал, сбросил вес, отбросил провод-хвост, принял элегантную совершенную форму прямоугольной призмы, он по-прежнему исправно выполняет свою функцию – связывает людей на расстоянии.

Однако, как объяснить то явление, когда телефон исправен, а дозвониться до человека не получается? Тут все просто – он не хочет с вами разговаривать.

– Ха! Неее. – протянул Глен, нависая над своим мобильным, который никак не мог дозвониться до Зум-Зум. – Быть такого не может!

Глен поймал момент, когда мать его зашла в ванную, а отец в очередной раз орал на кого-то несчастного в телефоне. Времени было мало. Нужно было прошмыгнуть таким образом, чтобы успеть захватить верхнюю одежду и удержать замок входной двери так, чтобы она не сильно клацала. Такие фокусы Глен научился проделывать уже давно, еще в те веселые времена, когда он бегал к Сидни, хотя надо отметить, что под неспящим взором матери, это делать становилось все труднее и труднее.

Пока лифт спускался, Глен всегда успевал одеваться, за исключением тех случаев, если в лифте уже находились люди, тогда он прихорашивался на лестничной площадке, используя телефон как зеркало.

Дом Глена стоял на холме, это была наивысшая точка этой части города, дорога до дома Зум-Зум шла под гору, отчего путь всегда ощущался легким, Глен шел почти вприпрыжку. Три перекрестка, четыре поворота – дойти можно закрытыми глазами, он ходил по этой тропе с самой осени и мог преодолеть расстояние с закрытыми глазами. Он знал, что сейчас он завернет за угол высотки, срежет угол улицы по тропинке, минует пекарню, магазин с орехами, свернет у кофейни и окажется на месте.

«А что я ей скажу?» – мелькнуло у него в голове. Будет неубедительно снова делать вид, что он проходил мимо, и что бы он сейчас ей не сказал, все будет выглядеть фальшиво. Конечно, она же не отвечает на его звонки! Тут любой забеспокоится, а близкий друг тем более. Дело сделано – предлог готов.

– Глупо-то как, – мычал Глен, приближаясь к кофейне.

Чем ближе он подходил к ее дому, тем неувереннее становились его шаги, на пути к парковке он двигался медленнее улитки. И, наконец, остановился. Не надо думать, что он был наивен, как дитя. Всю гадкость своих поступков он признавал, и свою многоликость объяснял как достоинство, ему не претила мысль, что он использует людей – это уже давно вошло в привычку. Да, себя Глен любил. Он мог оправдать в себе любой изъян, наверно именно это и придавало ему такое спокойствие и уверенность. Но он никак не мог объяснить себе тот факт, что Зум-Зум не брала трубку.

Его ноги мерзли, а он все никак не мог решиться, в какую сторону идти. Если он вернется домой, то есть вероятность, что его отсутствия не заметили, тогда он не узнает, почему Полин не звонит ему, а если поднимется к ней…

Из подъезда вышли двое. Глаза Глена округлились – Зум-Зум шла под ручку с молодым человеком.

– Какого хрена! – зашипел Глен.

Пока он приходил в себя, парочка пересекла двор и свернула в проулок, где скрылась в темноте вечера. Первым порывом было пойти за ними и выяснить, кто ее спутник, он даже сделал несколько широких шагов в их сторону. Но он по-прежнему сидел на невидимой мамкиной цепи, что держала его крепче всякой стали. Вернулся он домой в растрёпанных чувствах, заперся у себя в комнате и снова принялся с укоризной поглядывать на свой молчаливый телефон.

Тем временем Полин и Патрик остановились у старого книжного магазина, где у входа стояли смотрящие друг на друга парные лавочки. Летом здесь всегда было красиво: аккуратный газон регулярно прибирали, вход в магазин неизменно освещали желтые гирлянды, а у тротуара стоял странный фонарь (он был сделан из кованого чугуна, витиевато закрученного сверху), единственный в своем роде, нигде в городе такой больше не встречался. Сейчас магазин был закрыт, однако гирлянды ярко светили для них.

Патрик присел на лавочку и заохал:

– Погоди, я устал. Дай передохнуть.

– Пожалуйста. – удивилась Зум-Зум. Патрик всю дорогу тащил ее за руку, будто на буксире. – Даже я не запыхалась, с чего бы тебе отдыхать?

– Ты тоже присаживайся. – Патрик пригласил ее жестом присесть напротив. Полин послушалась.

– Ты что-то задумал?

– М? Что задумал? Помереть немножко. – он снял вязаные перчатки, отер лоб длинными пальцами. – А! нет, ничего.

– Тогда что мы здесь делаем? Ты сказал, что речь пойдет о Глене, но я от тебя даже про погоду ни слова не услышала. Ты подозрительный тип. Я бы сказала, типчик.

– Хорошо, раз уж ты завела этот разговор, то обсудим. Расскажи мне про него.

– Что? Про Глена? Зачем тебе об этом знать? – Зум-Зум нахмурилась. Ее и без того невысокое настроение упало.

– Я должен узнать о том демоне, которого собираюсь изгонять из тебя. Помнишь, как в том фильме, где изгоняли дьявола из одержимой девчонки? Они узнали, как его зовут, потом принесли святой воды… Ты же поняла, да?

– Ты такой чудной, Патрик. Я иногда не знаю, как реагировать на твои выходки.

– Реагируй, как хочешь, только от темы не уклоняйся. Что там на счет Глена?

– Что именно ты хочешь узнать? И как далеко ты собираешься заходить в своем ритуале изгнания? Мне стоит начинать бояться?

– Я привел тебя в красивое людное место, сел, заметь, подальше от тебя. Весь мой вид кричит тебе, что меня бояться не надо.

– Что-то я этих криков не слышу. – Полин показались милым его странные неуклюжие попытки добиться от нее рассказа, и то, что он считал красивым местом, ее насмешило. – Тебе может показаться неправильным… – она с трудом подбирала слова. – Вернее ты можешь растолковать это неправильно…

– Все, что ты скажешь, я приму на веру. – вдруг заявил Патрик.

– Есть некоторые вещи, о которых я не могу тебе рассказать, потому что пообещала Глену однажды… И дело не в том, что я не хочу его подставлять, а в том, что я хочу быть верна своим обещаниям. Понимаешь?

Патрик кивнул.

– Слушай, весельчак. Шутки шутками, но ты не сказал, для чего тебе это на самом деле? – Полин смотрела прямо и открыто.

С момента тесного знакомства ее с Гленом прошло полгода, за это время она не смогла ни с кем поделиться своими переживаниями, своими чувствами, не могла никому рассказать, как ей нравится, когда Глен морщит нос или хмурится, как мило он встряхивает головой, чтобы убрать челку. В ней поднималась буря эмоций, которую она так долго и мучительно успокаивала в своей душе. Долгое, слишком долгое время она ждала момента, когда сможет рассказать об этом… Но стоит ли говорить это парню, который раскрыл перед ней свои чувства?

– Я готов сотворить чудо. Для тебя. – уверенно сказал Патрик, кивая головой. – Ты разлюбишь его уже через два месяца.

– Что!? – Зум-Зум раскраснелась.

– Да-да! К нашему выпуску ты про него и не вспомнишь. Я гарантирую. Не скрою, его место хотел бы занять я, но это уж как получится. – Патрик прикрыл раскрасневшееся лицо, делая вид, что чешет нос.

– Вот как? Ты хочешь занять его место? Интересно. – Зум-Зум улыбалась. – Хочешь, чтобы я тебя полюбила?

– Ага. – спокойно кивал Патрик. – Я даже не против если это случится раньше. Но ты учти, что от тебя тоже будут требоваться некие усилия. Я не смогу провернуть такое дело в одиночку. Ответственность, все дела…

– Подозреваю, что ты будешь искать в моем рассказе компромат на Глена. Я не хочу быть источником этих грязных игрищ. Мне уже хватило и того, что…

– Нет! Нет, не будет этого. Сама подумай, вырастут ли мои шансы, если я опрокину на тебя таз с проблемами? Уверяю тебя, лик твой останется незапятнанным. И, кстати, чем больше ты оттягиваешь разговор, тем больше мне придется тебя умолять, а это, знаешь ли, уменьшает мою крутость. Так что ты не тяни, рассказывай.

– Что ж, с чего бы начать? – Зум-Зум решила, что если она обрисует историю без подробностей, то никому этим не навредит.

По большому счету у Патрика не было плана. Он действовал по наитию. Руководствуясь одной лишь интуицией, он пришел к простому пониманию большой проблемы – для того, чтобы приблизиться к Зум-Зум, для начала надо стать друзьями. И нет более доступных и действенных инструментов ему в помощь, чем прогулки и разговоры.

По началу в рассказе Полин было много о спорте и о тренировках, в это время она говорила четко, словно сдавала нормативы; потом Патрик довольно долго наблюдал, как хмурится ее лоб, когда она говорила о родителях и их правилах, видел, как обиженно надуваются ее губы, когда Зум-Зум говорила о Патриции, и, как поджимается подбородок, когда речь зашла о Шелле. Все это Патрик слушал с интересом. Но когда она начала говорить о Глене, Полин преобразилась, изменился даже ее голос, и от того, как просияли ее глаза, у Патрика сильно закололо в груди.

Глава 33

Зум-Зум и Патрик просидели на скамейке у книжного магазина чуть больше часа, когда холод стал доставлять их телам наивысшую степень дискомфорта, Патрик предложил возвращаться. Не смотря на поздний час, на улице было довольно много народа, даже на пригорке у магазина дети упрямо пытались кататься на горке, на которой лед был протерт до самого грунта.

– Я в детстве с друзьями тоже часто на горке катался. Нас не могли домой загнать до полуночи. – вдруг ностальгически протянул Патрик. – Возьмешь какой-нибудь пакет, или школьный рюкзак, кидаешь его на лед, сверху на него прыгаешь, как серфер, и до самого конца. Кто укатится дальше всех, тот считался невероятно крут.

– Ты был крут? – спросила Полин.

– А то! Каждый раз! Хах! Да ты идешь рядом с чемпионом района по пакетному катанию на длинные дистанции! – лицо Патрика было столько серьезным, что Зум-Зум не сразу поняла его шутки.

– Что ж, тогда ты должен знать, что ты идешь рядом с чемпионом по выкапыванию самых глубоких снежных пещер! – улыбнулась Зум-Зум.

– Какая честь. – Патрик поджал губы, как поджимают их те, кто хочет что-то сказать, но не может решиться. – Можно взять тебя за руку?

– Для чего? – вздрогнула Зум-Зум.

– Для чего! Для чего! Хочу руку тебе сломать! Неужели не ясно? – заорал на нее Патрик. – научись реагировать нормально на такие слова, в конце концов! Ты ведешь себя так, будто между нами нет ничего. Можно подумать мы с тобой первый день знакомы. Черт!..

– А не пойти ли тебе на хрен? – я тяжелым выдохом сказала Зум-Зум.

– Извини. Извини, пожалуйста! – он потянулся к ее плечу, но не дотронулся. – Он меня бесит! Глен меня бесит! И то, как ты говоришь о нем, эта твоя овечья преданность ему, и эти вздохи… очень трудно притворятся спокойным. Я уже и сам жалею, что затеял этот разговор. С твоих слов выходит, что он сраный ангелочек. Лучше было бы подкараулить его с ребятами за углом и всыпать ему!

– Не вздумай! – строга велела Зум-Зум.

– Вот. Вот об этом я и говорю… Даже после всего, что он сделал и сказал, ты раболепно ему поклоняешься. Я этого не понимаю.

Они прошли немного в молчании.

– Ты не сердись на меня сильно, Патрик. Я тебя предупреждала, еще в тот раз, что девушка я проблемная, что, связавшись со мной ты нахлебаешься до подбородка. – она прочертила большим пальцем черту поперек горла. – И потом дело во мне. Это же очевидно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Посмотри на меня. В мои семнадцать я вешу, как бегемот. Я низкая, толстая и некрасивая. У меня есть глаза, я смотрюсь в зеркало. У меня есть уши, и я слышу, что обо мне говорят люди. И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – такую, как я, полюбить невозможно. – У Зум-Зум предательски задрожал подбородок. – Все твои попытки сблизиться, прогулка или сообщения… Я все еще считаю все это розыгрышем. Ты вроде бы не плохой парень, но я тебе не верю. Самое логичное, что может произойти завтра, так это новое видео, где ты будешь рассказывать, как развел толстуху.

– Что ты несешь?! Полин! – Патрик раскинул руки. – Как мне доказать, что ты не права?

– Ничего не надо. – она отвернулась и вытерла глаза. – Спасибо за прогулку, было интересно. Я пойду, ладно?

Он так тяжело дышал, что пар из его ноздрей вырывался густыми клубами, словно это был не человек, а паровоз, пальцы Патрика то и дело сжимались в кулаки, весь он натянулся, словно часовая пружина.

– Пока. – все, что смог он сейчас сказать.

Для Полин путь до квартиры прошел, будто во сне. Она все перебирала слова Патрика, в памяти урывками мелькали моменты их первой встречи, и это было удивительно, потому как случилось это на свидании с Шеллом, которого она уже толком и не помнила. Сказав сегодня такие слова Патрику, она не соврала ни на миг, Зум-Зум действительно не верила, что нравится ему. Цели его встреч были ей не понятны. Однако, не успев дойти до своей двери, она получила новое сообщение от него. Это была фотография Патрика, катящегося с горки около магазина.

Пока Зум-Зум медленно стягивала с себя черное пальто, ее мать столбом стояла у ее комнаты. И это показалось Полин подозрительным, внимание со стороны родителей она не замечала с того момента, как ее перевели на домашнее обучение. Сара, как ответственный стражник, не спуская глаз с Полин, дождалась, когда ее дочь сядет в кресло, подошла робко, будто ее могли побить.

– Пока ты лежала в больнице, я познакомилась с одной женщиной. – начала мать. – Вышло это совершенно случайно, знай, я этого не планировала. Потом мы даже пару раз встречались на прошлой неделе, и в конце концов, подружились.

Сара протянула Полин визитку.

– Фитнесс тренер? Ты серьезно? – усмехнулась Полин. – Я выпрашивала кроссовки для бега два месяца! Я в долбаных кедах до самого снега ходила! Думаешь из большой любви к тонкой подошве?

– Не кипятись, дочь. – мямлила Сара. – Ты сама все понимаешь.

– Ох, нет, мам. Ни черта я не понимаю. И эта визитка ничего мне не проясняет. Что ты хочешь от меня?

– Она очень хорошая женщина. И такая веселая. Мы говорили о тебе, и решили, что было бы здорово, если бы ты к ней сходила. На счет денег не переживай, я все уладила.

– Ты хочешь сказать, что отец согласен оплатить это? – скривилась Зум-Зум.

– Он ничего не должен знать. – по-заговорщицки прошептала мать.

Полин от удивления перекосило. Странно было думать, что у этой женщины, которая всю жизнь хором пела с мужем одни и те же песни, на старости лет вдруг появились секреты от него. И эта была та самая женщина, которая лучше всех поддакивала, когда речь шла о совершенно ненужной экономии. Полин пристально посмотрела в глаза матери, в них искрился маленький огонек озорства.

– Интрига. – кивнула Полин и спрятала визитку в карман.

Глава 34

Зум-Зум опаздывала.

Собрание, на которое ее пригласили, проходило в актовом зале одной из гостиниц центрального района города. Здесь сплошь и рядом стояли новые стеклянные здания банков и офисных центров, несколько комплексов новостроек понатыкали так часто, что центр превратился в зеркальный лабиринт. Гостиница «Центральная» находилась на холме, с трех сторон ее зажимали офисы корпораций, четвертой стороной, главным входом, она смотрела на вычурный городской парк.

Чем ближе она приближалась к месту назначения, тем чаще ей навстречу шли дамы в таких нарядах, которые были под стать лишь матери Глена. Вдоль дороги моторы прогревали иномарки, стоимость которых Зум-Зум и вообразить было страшно. В своем неизменном старом черном пальто она чувствовала себя крайне неуютно, некрасиво и дешево.

У широкой двери стоял швейцар, симпатичный молодой человек с красиво уложенными волосами цвета солнца.

– Добрый день. Меня пригласили на собрание в актовый зал. – очень неуверенно промямлила Полин.

– Добрый день. Актовый зал? Ах, это! Вам прямо через холл и налево. – он ослепительно улыбнулся губами, но его глаза ничего не выражали.

На большой двустворчатой двери в красивой раме, украшенной розами, размещалась золотая вывеска, на которой надпись гласила, что именно здесь проходит собрание Марии Фельцман. Зум-Зум не смело отворила дверь. Тут же к ней подскочил стройный молодец, деликатно стянул с нее пальто и шарф, жестом указал направление и исчез за занавеской.

За свою жизнь Полин бывала всего в двух актовых залах: школьный, разумеется, и зал в доме культуры, куда ей однажды дал билеты на спектакль профсоюз с отцовской работы. Но этот зал не шел ни в какое сравнение ни с одним из них. С высоких потолков в два ряда свисали гигантские хрустальные люстры, подсвеченные розовым, кружевная лепнина украшала углы зала, круглые столы, одетые в белоснежные скатерти, пестрили от свежих цветов, блестело стекло и серебро на салфетках, играла легкая не наващивая музыка. Меж столов стояли люди, Полин не сразу заметила, что все они были толстяками.

Пока она озиралась, раскрыв рот, к ней подскочила толстая дама в черном пончо из блестящей сетки, перед своим лицом она трясла веером из черных перьев.

– Добрый день! А ты у на нас новенькая, значит ты Полина! Угадала? А я Мария, создатель сего действа. Можешь меня так и называть, не стесняйся. Это ничего, что я старше. За то я больше! Ахахаха!

– Да. Хорошо. – скромно кивнула Зум-Зум.

– Какая же ты хорошенькая! Смотрю на тебя и любуюсь! Ах, молодость! Пойдем, познакомимся с теми, кого встретим, и, – она нагнулась к ней так близко, что Зум-Зум могла рассмотреть капельки пота на ее лбу, – не будем говорить с теми, кого не встретим! Ахахаха!

Ее громкий смех производил на Полин странное действие – он ее парализовал, словно в позвоночник ей продевали холодный прут от шеи до самого копчика. Мария схватила ее под руку и повела к присутствующим. То были нарядные дамы, чьи платья, хоть и блестели, но по сути своей являлись большущими кусками намотанной на тела тканью, имели место и туфли на шпильках и перчатки, иумопомрачительные шляпки с перьями. Мужчины же, коих оказалось не больше десятка, одеты были в пиджаки и галстуки.

– Все гости нарядные. А я одета так, словно собаку выгуливала. – в ужасе шептала Зум-Зум. – Мама мне сказала, что будет собрание в актовом зале, и ни слова не было про бал.

– Что ж, твоя матушка оговорилась. Не казнить же ее за это, верно? И пусть тебя не смущает этот блеск, так бывает, когда у людей праздник. Просто раздели сегодня эту радость с нами. И потом, я надеюсь, что к концу вечера ты поймешь, что настоящая ценность здесь это люди, а не вещи.

– Что мне надо делать? – выдавила из себя Полин.

– Ахахаха! Какая же ты смешная! Веселись! Разговаривай с людьми, знакомься, танцуй и, конечно же, угощайся! Повара здешней кухни просто волшебники.

Мария взмахнула пернатым веером и умчалась, оставив Полин одну. Она глубоко вдохнула, огляделась.

– Новенькая? Как тебя зовут? – из-за спины вынырнула женщина в розовом платье с объёмным цветком на плече.

– Полин.

– Полин? Ирландское имя что ли? Почему не Полина? Паулина? – тон у женщины был строг, будто она принимала экзамен, а Зум-Зум допустила непростительную ошибку.

– Мама зовет Полиной, по документам Полин.

– Иронично, не находишь? Полин от латинского переводится как «маленькая», а если учесть, что ты пришла на сборище толстяков, так не долго оказаться в анекдоте. – женщина залпом осушила свой бокал с шампанским.

– В таком ключе о себе я никогда не думала, – зачем-то соврала Полин. – Вы хорошо знаете латинский язык?

– Я преподаватель в университете. Ты знакома с местными правилами, Полин? Тебя просветили?

– Нет. Я ничего не знаю.

– Как это в ее духе. – Наверняка, она имела ввиду Марию. Она осмотрелась, нахмурилась. – Где носит этих официантов! Проклятье! Тут ко всем применяются определенные правила, дорогуша, и раз ты решила присоединиться к нам, то ты тоже должна им следовать.

– Что ж, я не против. Где о них узнать? Брошюра есть?

– О, боже! – женщина рассмеялась в лицо Полин. – Сама невинность. Прелесть! Нет, нет. Ничего в печатном виде. Тебе об этом расскажут люди, – она обвела пустым бокалом сверкающий зал. – Для начала, при знакомстве не спрашивай ни у кого фамилии, только имена. Это первое. Род занятий или профессию тебе скажут, если сочтут нужным. Где работает человек тоже сама не спрашивай. Конфиденциальность наших персон лежит в основе политики этих собраний. Разумеется, есть люди, которые выходят за рамки, знаешь, не видят границ и позволяют себе… вольности. Но это уже на их совести.

– Минуту внимания! – донеслось издали. Мария стояла на невысокой сцене, которую Зум-Зум сразу не заметила. Глава собрания сняла с себя черное пончо, теперь она блистала в серебристом платье с глубочайшим декольте. – Прошу вас, друзья мои, рассаживайтесь по местам. Начнем через минуту!

Началось небывалое действие – люди, учитывая их габариты, кто как мог спешили за столы, они неаккуратно сталкивались, толкали друг друга, ругались и кричали. Вся праздничная красота в миг испарилась, остались лишь оголодавшие толстяки и приготовленные закуски, от вида которых сводило кишки в животе. Потребовалось не меньше получаса, чтобы гости расселись и успокоились. Зум-Зум нашла табличку со своим именем на ближайшем к сцене столе.

– Новенькая!

– Какая худенькая!

– Милашка, наверно еще студентка. – доносилось с ближайших стульев.

На сцену вышла полная женщина с невероятно большим бюстом, в ее теле находилось не меньше ста пятидесяти килограмм, и половина веса, вероятно, приходилась на грудь. Ее обесцвеченные блестящие волосы копной стояли над головой, она взмахнула ими и заговорила низким голосом.

– Вот мы и добрались до маленького юбилея, дорогие мои. Нелегкий путь, длиною в пять лет. Оглянемся назад и посмотрим? Мы ушли так далеко, что и линии старта не разглядеть. Не все были у истоков. А кто был, тот помнит, как все начиналось. Мы впятером собирались в гараже по выходным дням и вели долгие печальные разговоры…

– Точно!

– Не только печальные! – донеслось из зала.

– Конечно, Роза. Ты права. Были и счастливые моменты. – Женщина улыбнулась доброй искренней улыбкой, как улыбаются бабушки, глядя на своих внуков. – давайте пригласим ту, которая создала общество, создала этот поток жизни, этот клуб. Мария! Прошу!

Зал разразился аплодисментами. Мария подошла к микрофону:

– Добрый вечер! Как я рада вас сегодня видеть! Я тоже сегодня вспоминала этот гараж. И как мы вообще до этого додумались? Ахахах! Не иначе судьба! Я хочу вас поблагодарить. Спасибо вам, мои друзья. Мы с вами съели ни один пуд соли, выпили ни одну ложку дегтя. Это было не просто, но мы преодолели! Теперь мы с вами здесь. Вместе. Празднуем наши победы. Спасибо вам! Спасибо!

Зал снова затрясся от оваций.

– У нас сегодня несколько гостей. Одну из них вы прекрасно знаете. Она финалистка программы прошлого года! Жанна.

– Ааааааа! – завизжал зал.

Зум-Зум сидела с выпученными от испуга глазами, хлопала за компанию, ее желудок крутило от волнения, а голова кружилась.

– Привет всем! – на сцену выбежала хорошенькая смуглянка лет двадцати пяти, она принадлежала тому роду женщин, чье тело имело талию, но верх и низ распирало в стороны от жира, будто мешок с мукой сильно перетянули веревкой. Ее белое длинное вечернее платье с оголенным плечом сияло в свете софитов. – Рада снова вас видеть. Представлюсь тем, кто не знаком со мной. Я Жанна. Я прошла программу Марии в прошлом году, и вы сами можете видеть, как она на меня повлияла. Я счастлива! И я скоро… выхожу замуж!

– АААААааа! – завизжал зал с новой силой.

К Полин наклонилась совершенно незнакомая румяная женщина, что сидела слева от нее за столом, и прошептала:

– Я точно знаю, что в этом году ты будешь стоять на ее месте!

Продолжение следует

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34