Романс о Розе [Джулия Берд] (fb2) читать онлайн

Джулия Берд Романс о Розе

Нэнси Браун – замечательной актрисе, преданной матери и прекрасной сестре.

От автора

Почитатели творчества Шекспира заметят, что я позволила себе некоторые вольности по отношению к Барду, более того – осмелилась включить его в свой роман в качестве героя. Я также несколько изменила очередность написания Шекспиром пьес: сюжет вынудил меня к этому.

Хотелось особо отметить тот факт, что все женские роли в театре времен Елизаветы исполнялись мужчинами. Учитывая ту значительную свободу, которой пользовались женщины в годы правления властной королевы, это ограничение может показаться странным как в театральном, так и социальном плане.

Строго говоря, в папских государствах женщинам запрещалось выступать на публике вплоть до восемнадцатого века. Но правила для того и устанавливаются, чтобы их нарушать: в итальянских комедийных труппах актрисы появились уже в 1570 году.

Англия времен Елизаветы папским государством не была. Тогда откуда же такой социальный запрет на появление женщин на сцене? Историк Майкл Шапиро объясняет это двумя факторами: страхом Елизаветы перед женской чувственностью и терпимостью по отношению к мужскому гомоэротизму. И хотя нам трудно представить молодого актера, исполняющего роль Джульетты, именно это и видели первые зрители пьес Шекспира.

…Ах, какое наслаждение эти цветники! Они питают сердце и ум, обогащают душу.

Изучив замечательнейшие образцы английских клумбовых цветников, я могу рекомендовать четыре основных принципа их разбиения.

Во-первых, размер цветника и форма цветочной клумбы должны гармонировать с архитектурой и характером дома.

Во-вторых, на вашей клумбе следует выращивать множество самых разнообразных цветов. Пусть их окраска создаст богатую и цветистую мозаику, радующую глаз.

В-третьих, не забудьте клумбу для цветов и кустарников, цветущих в разное время года. Даже зимой она должна радовать глаз и вызывать желание упражняться и отдыхать, наслаждаясь ее красотой.

И наконец, цветник призван не только услаждать ваш взор, но и благоухать. Взращивайте цветы совместно с пряными травами, выбирая сочетаемые ароматы.

Следуя этим принципам, вы убедитесь, что в Елизаветинском саду всегда расцветает любовь.

Из книги «Любовь в Елизаветинском саду».

Пролог

Предместье Лондона, 1580 год.

Лорд Эндрю Карбери, герцог Даннингтон, поднявшись, перелистал листы пергамента, лежавшие на письменном столе в его кабинете, и приветливо улыбнулся склонившемуся перед ним мальчику в камзоле кремового цвета.

– Встань, дитя мое Ты ведь не слуга, ты гость, которому здесь рады. Нет, мой мальчик, ты больше чем гость.

– Милорд, это большая честь для меня, – отозвался десяти летний Мандрейк Ротвелл.

Встав, мальчик гордо расправил плечи. Он не сводил пытливого взгляда с седовласого покровителя, приютившего их с матерью шесть месяцев назад. – Более всего я желал бы порадовать вас, лорд Даннингтон.

– Ты чрезвычайно радуешь меня, дитя мое.

– Злодей! – воскликнула Розалинда Карбери и тут же прикрыла рот рукой, в ужасе раскрыв глаза.

Роза Торнбери, десятилетняя дочь лорда, примостившись на узком карнизе, наблюдала за происходящим через приоткрытое окно. Вернее, дерзко подслушивала, и ей вовсе не хотелось быть обнаруженной.

Розалинда едва шею себе не свернула, когда неслась сюда со всех ног, узнав, что отец пожелал встретиться с маленьким Мандрейком – или Дрейком, как все его звали, – столь выводившим ее из себя. Она бросилась бежать в одних чулках, буквально кубарем скатившись с парадной лестницы огромного отцовского дома в елизаветинском стиле. Миновав парадную дверь, Розалинда слетела по ступеням и пробралась сквозь кусты к мраморной Юноне. Вскарабкавшись на статую, она осторожно переползла на карниз второго этажа.

Хорошо еще, что она сейчас не в юбке с фижмами, а в простом платье для работы в саду. Да, теперь, когда ее дорогая мама – да упокоит Господь ее душу! – уже не могла ругать ее за это, она часто работала в саду.

Герцогиня Даниингтон умерла пять лет назад родами сына. Сына, которого ждали как продолжателя рода. В тот печальный день Розалинда, незаметно прокравшись в покои, где рожала мать, и устроившись в уголке, с ужасом увидела, как ее мать и новорожденный брат испустили последний вздох.

Внутри у девочки все сжалось от воспоминаний и от осознания того, что мать никогда бы не умерла, будь Розалинда сыном. Дело в том, что хрупкая герцогиня никогда бы не рискнула рожать второй раз, если бы долгожданным наследником оказался первенец. В ту ночь, сжавшись в уголке, Розалинда поклялась стать тем самым наследником, которого так жаждал ее отец, и сейчас вновь повторила эту клятву. Достойной наследницей Торнбери-Хауса станет она, а не этот жалкий выскочка Дрейк!

Вцепившись в оконную раму своими маленькими ручками, она внимательно наблюдала за молодым соперником. Отчего уже одна только его внешность вызывала в ней столько противоречивых чувств?

Непослушные черные волосы придавали ему какой-то дьявольский вид, но глаза! Это были небесно-голубые глаза ангела, заглянув в которые каждый бы сказал, что мальчик добр и мягок. Только посмотрите, с какой любовью отец похлопывает его по плечу! Но нет, ее не обманешь!

Разве не Дрейк насмехается над ее недостатками? Разве не он высмеивает ее первые стихи и пьесы? Разве не он дергает ее за косы?

Но все это пустяки по сравнению с главной опасностью. Сколько раз она уже перехватывала его жадный взгляд на дом – ее дом!

– Велико же было мое удивление. – продолжил лорд Даннингтон, – когда я обнаружил вас с матерью у главных ворот Торнбери-Хауса. Я тогда пригласил вас войти, и вы остались.

– Да, милорд, – ответил Дрейк, судорожно сглотнув при воспоминании об этой милости. – Благодарю вас и постараюсь проявить себя достойным вашей щедрости.

– Не стоит беспокоиться. Живи здесь, Мандрейк. Этот дом построил твой отец, и в этом величайшая ирония судьбы.

– Живи здесь, – повторила Розалинда шепотом.

Стекло вмиг затуманилось, и ей пришлось протереть его кулаком.

Дрейк пожал плечами:

– Мы просто смотрели на дом и вспоминали, как роскошно прежде жили. До того, как мой отец…

– До того, как твой отец, торговец, разорился, – подхватила Розалинда, едва Дрейк, смутившись, замолчал.

Она тотчас вздохнула, удивившись, что сочувствует ему.

– Все прошло, – сказал лорд Даннингтон, похлопывая Дрейка по плечу. – Твоего бедного отца уже нет. Говорят, он сильно пил, а по-моему, у него просто сердце не выдержало. Если бы я построил и потом потерял этот чудесный дом, да еще и все деньги до последнего пенса, то вряд ли смог бы оправиться от такого удара. К сожалению, нам не суждено узнать, кто обманул его, уговорив вложить деньги в несуществующую торговую компанию.

– Моего отца довели до смерти, милорд, – сказал Дрейк тихим, срывающимся голосом. – И я отомщу за него.

– Нет, Дрейк, и не думай об этом. Человек, обманувший его, вероятно, очень влиятельный. Даже мои попытки разузнать что-либо не увенчались успехом. По всей видимости, у него есть связи при дворе, и он не позволит себя разоблачить.

– Связи при дворе… – задумчиво прошептал Дрейк.

– Не озадачивайся, – сказал лорд Даннингтон, присаживаясь на корточки и обнимая Дрейка за плечи. – Ты снова в Торнбери-Хаусе. И теперь уже навсегда. Твою мать я считаю другом семьи и буду тебе вместо отца. Ты не станешь моим наследником, но я использую все свои связи, чтобы обеспечить тебе блестящее будущее. Ты, мой мальчик, станешь мне сыном. Не передать словами, как я был разочарован, когда родилась Розалинда.

– Черт возьми! – в гневе вскрикнула Розалинда и тотчас прикрыла рот обеими руками.

Как может отец быть таким любящим и в то же время сожалеть, что она родилась?

– Я подумывал привлечь тебя к производству шерсти в качестве ученика, однако торговля шерстью сейчас пришла в упадок, – добавил лорд, – и потому тебе лучше освоить новое дело – торговлю пряностями. Уверяю тебя, дело это полностью законное. Его благословила сама королева.

– Я всегда мечтал стать владельцем собственного корабля, милорд!

Лорд Даннингтон радостно хмыкнул:

– Мечты могут сделать мужчину великим. Ты напоминаешь мне другого способного, честолюбивого юношу: твоего тезку, Фрэнсиса Дрейка.

От налетевшею ветра у Розалинды закружилась голова, в ушах у нее зазвенело. Эх, если бы она могла… Если бы только знала свое место в жизни! Она многое может сказать. Но кто же прислушается к девочке? Разве это интересно? Вот если бы она была мальчиком, тогда другое дело…

Вновь, словно сжалившись над ней, налетел порыв ветра и заглушил голос отца. Розалинда склонила голову и бессильно опустила руки. И тотчас, теряя опору, вздрогнула. Проклятие, она сейчас упадет! И как ей вообще пришло в голову забраться на такую высоту?

– Нет! – воскликнула она, потянувшись к раме, но, не сумев уцепиться, полетела вниз и, лязгнув зубами, плюхнулась на землю позади кустов.

Закусив губу, девочка мужественно подавила стон.

– Мне послышалось, что кто-то вскрикнул, – сказал лорд Даннингтон. – Наверное, одна из гончих Тедиеса.

– Соблаговолите отойти в сторону, милорд. Я сейчас посмотрю, – отозвался Дрейк.

Розалинда наконец села на ушибленную попку. Увидев дочь лорда, мальчик насмешливо улыбнулся.

– Маленький дьявол, – произнесла она одними губами.

– Паршивое отродье, – ответил он в той же манере.

– Ну что там, Мандрейк? – спросил лорд Даннингтон.

– Ничего, милорд. Абсолютно ничего.

– Хорошо, хорошо, мой мальчик, – откликнулся лорд приглушенным голосом, и Розалинда поняла, что он отошел от окна.

Вот, значит, как! Ее отец безоговорочно доверяет Дрейку. Ну разумеется, ведь он – мальчик! А вот девочку, да, девочку можно утопить в реке, словно котенка, и никто ее не хватится.

– Ну я вам покажу, – буркнула она сердито.

Спустя полчаса негодующая Розалинда, совершенно обессилев, достигла последнего пологого склона у пруда, где обычно ловил рыбу ее отец.

– Вот посмотрите, что может девочка! – выпалила она, подхватив юбки и устремившись вниз. Куманика и осот царапали ее нежные ступни, но она не чувствовала боли. – Вы еще увидите!

На высоком берегу пруда Розалинда остановилась и перевела дух. Она стала осторожно пробираться по шаткому причалу, раскрасневшись от злости: лорд Даннингтон разрешал забрасывать здесь удочку Дрейку, но запрещал своей дочери. И только потому, что она не умеет плавать! Это несправедливо, убеждала она себя, двигаясь по подгнившему дереву. Мальчишки рискуют, вот и она рискнет.

Услышав ласковый несмолкающий плеск воды, она вздрогнула. Нет, ей действительно следует научиться плавать! Она добралась до конца причала, медленно повернулась и, увидев возвышавшийся вдали дом, ахнула.

Какой он огромный! Отсюда Розалинда никогда еще Торнбери не видела. Неудивительно, что Дрейк простаивал здесь часами. Дом походил на дворец: над главным фасадом – громадой из золотистого камня с глубокими нишами – высились квадратные башни. Какое великолепие! Когда в оконных переплетах сверкнули бронзовые лучи заходящего солнца, девочке показалось, что камни перед ее глазами слились в величественную крепость, которая переживет удары судьбы и природы, политические дрязги и человеческое тщеславие, печаль и несчастья. Это был не просто дом, это была ее судьба.

«Моя судьба!» – снова поклялась себе Розалинда, сжав кулаки.

Да, она девочка и когда-нибудь станет обычной женщиной. Но все равно она – единственная наследница отца. И если тот не женится вновь и не обретет законного наследника, то тогда уже никто не усомнится в ее значимости.

Возможно, она повторит судьбу Елизаветы. Ведь всем известно, как велико было разочарование короля Генриха VIII, когда у него родилась дочь. И тем не менее, несмотря на все политические интриги и беды, Елизавета выстояла и унаследовала корону отца. Розалинда решила в будущем править Торнбери-Хаусом так же, как королева правит страной. Глубоко вздохнув, она наконец успокоилась. Подхвативший ее вздох ветерок, казалось, был дыханием самого дома. А может, у дома есть душа?

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь, малышка?

– Господи! – в ужасе воскликнула Розалинда.

Она обернулась и увидела стоявшего на берегу и наблюдавшего за ней Дрейка. Проклятие, откуда он взялся?

Но она не успела задать ему этот вопрос, потому что снова оступилась, уже не первый раз в его присутствии.

– О Господи! – воскликнула она, взмахнув руками, и через мгновение с громким всплеском упала в воду.

– Малютка! – бросился к ней Дрейк, выкрикнув ненавистное ей прозвище.

Она увидела, как он бежит по причалу, судя по всему, искренне встревожившись. Потом намокшее платье потянуло ее в темные глубины пруда, и она уже ничего не видела, кроме зеленой воды повсюду.

Но ей вовсе не хочется умирать! Она наконец нашла цель существования, то, ради чего стоит бороться. Отчаянно барахтаясь, Розалинда каким-то образом сумела вытолкнуть себя на поверхность. Кашляя и отплевываясь, она наткнулась взглядом на Дрейка, бредущего по воде рядом с ней. И он улыбался ей! Просто улыбался!

В душе у нее все похолодело: он не собирается ее спасать! Да и зачем? Ведь с ее смертью ничто не помешает ему заполучить то, о чем он мечтает.

– Помоги! – закричала она. – Помоги мне, Дрейк. Пожалуйста!

Розалинда снова погрузилась в воду. И тут он вытащил ее на поверхность и, прижав к себе, поволок через высокую болотную траву. Они вместе рухнули на глинистый берег.

Какое-то мгновение девочка лежала неподвижно, не смея шевельнуться. Наконец, проморгавшись, она увидела профиль Дрейка, рухнувшего прямо на нее. В это мгновение он повернул голову и их взгляды встретились.

Как ни странно, моргнули они одновременно. Потом Дрейк, оттолкнувшись, сел на корточки.

– Ты что, даже спасибо мне не скажешь? – спросил он, и его симпатичные щеки украсились очаровательными ямочками.

Она скривилась и вскочила на ноги.

– Мне скорее следует отругать тебя, ведь я едва не утонула. Почему ты так медлил? Хотел насладиться выражением предсмертного ужаса на моем лице?

– Ты бы не умерла. Здесь неглубоко, мне всего по плечи. Она растерянно посмотрела на пруд. Так мелко?! Еще минуту назад пруд казался ей океаном.

– Я хотел преподать тебе урок, – сказал он, легко поднявшись на ноги.

– Что за урок?

– Тебе надо научиться плавать.

– Придется и тебе кое-что усвоить, – заявила она, откидывая мокрые волосы с лица. – Ты никогда не будешь хозяином дома. Ведь ты этого хочешь, так?

Он нервно сглотнул, втянув щеки. Казалось, его накрыла тень судьбы.

– Признайся! Или ты солжешь и мне?

Выражение его лица изменилось: он взглянул на нее так тепло и трепетно, что в душе у нее все всколыхнулось.

– Нет, малютка, я никогда тебе не солгу. – На лице его отразилась холодная решимость. – Да, я мечтаю стать владельцем дома. И он будет моим.

– Нет! – закричала она внезапно охрипшим голосом – Никогда!

Ее глаза наполнились слезами. Но он их не увидит! Розалинда шмыгнула носом и отвернулась, успев, однако, заметить его торжествующую улыбку.

– Прежде ты будешь гореть в аду! – С этими словами она устремилась прочь, причем бежала так, словно ей грозила смертельная опасность.

И всю дорогу домой перед ее мысленным взором стояла его дерзкая улыбка.

А чего она ожидала? Таких, как Дрейк Ротвелл, адом не испугаешь. Ведь он сам – дьявол.

Глава 1

Двадцать лет спустя.

– Нет, дядя, я не выйду замуж. Я дожила до тридцати, сумев избежать брачных оков, и не вижу оснований делать это сейчас.

Розалинда Карбери решительно мерила шагами гостиную, которую когда-то так любил ее отец Оживленно жестикулируя, она бросала в пустоту отточенные формулировки своих аргументов, готовясь к встрече с Тедиесом Берком, дядей по материнской линии, единственным ныне здравствующим родственником и опекуном поместья. Несмотря на то что Розалинда, унаследовав Торнбери-Хаус и став его хозяйкой, осуществила свою мечту, она не могла распоряжаться своим имуществом без одобрения Тедиеса. К счастью, старый придворный обожал дерзких женщин и потому давно уже поощрял самостоятельность племянницы в этом вопросе.

Розалинда подошла к окнам гостиной. Ее любимый, затейливо разбитый сад постепенно одевался в грустный осенний наряд. Лето прошло, и потому появилась еще одна причина печалиться. Розалинда, как это часто случалось в последнее время, тяжело вздохнула.

Три недели назад ее отец и его дорогая подруга, вдова Элис, мать Дрейка, погибли во время кораблекрушения. Королева немедленно освободила Розалинду от обязанностей придворной дамы, дабы та могла стать полноправной наследницей отца.

Известие о трагедии стало для Розалинды страшном ударом. За прошедшие годы девушка по-настоящему полюбила Элис и заметно сблизилась с отцом. Жаль, что она не смогла облегчить их страдания в последний час. И вот теперь на нее вдруг обрушились бесчисленные заботы. Ей пришлось самой организовывать похороны. Кроме того, она взяла на себя и управление поместьем, и ведение дел своего отца. Дядя Тедиес, очаровательный придворный, снабжавший отца полезной политической информацией, более ни к чему был не пригоден. И поэтому, позабыв о печали, Розалинда взялась за дело всей жизни.

Уже несколько лет назад она взвалила на себя обязанности отца по управлению поместьем, предоставив тому возможность спокойно жить в родовом замке в Даннингтоне. А придворной дамой Розалинда стала только с одной целью – научиться разбираться в политике и заручиться поддержкой на тот случай, если Дрейк попытается выкупить дом прямо у нее из-под носа, как однажды и пригрозил.

Прошло уже шесть лет с тех пор, как он прошептал ей на ухо: «Однажды я вернусь за всем этим, малютка». Вот и сейчас у нее перед глазами стояла его высокая, стройная фигура со шпагой на боку; его черные волосы переливались на солнце; длинные, тонкие пальцы перебирали аккуратную бородку клинышком. Наживая состояние на торговле пряностями, он собирался купить Торнбери-Хаус, чтобы «освободить» старого герцога от бремени управления поместьем.

Отвернувшись от окна, Розалинда прошла к полыхавшему в камине огню и вытянула руки, на мгновение прислушавшись к доносившимся звукам музыки. Франческа, виконтесса Халсбери, играла на вирджинеле.^[1] Выросшая в соседнем поместье Франческа в детстве часто играла с Дрейком и Розалиндой, а после смерти своего отца стала подопечной двора. Розалинда много лет не видела Фрэнни и была рада видеть ее. Дрейк же сейчас находился в очередном плавании и связаться с ним не было никакой возможности.

Внезапно занервничав, она повертела на пальце изумрудное кольцо: отчего одна только мысль о Дрейке вселяет в ее сердце страх и гнев? Это ведь она унаследовала Торнбери-Хаус. Пройдут месяцы, прежде чем сын узнает о смерти матери, и еще много дней, прежде чем он вернется. К тому времени она уже прекрасно освоит новую роль хозяйки дома.

Неожиданно дверь отворилась, и Розалинда приветливо улыбнулась при виде Тедиеса и Франчески. Черноволосая красавица с аметистовыми глазами поцеловала подругу в щеку.

– В чем дело, Розалинда? Я просто сгораю от нетерпения. Ты просила нас быть в четыре и ни секундой раньше…

– Прошу, присаживайтесь. – Розалинда указала на стулья у камина.

Склонившись, Тедиес поцеловал ей руку.

– Девочка моя, ты, как всегда, очаровательна.

– Прекрасно, – кивнула Розалинда. – Надеюсь, вы не измените своего мнения, когда я закончу. – Она помедлила, ожидая, пока они сядут. – Перейдем прямо к делу, дядя. Я решила не выходить замуж.

– Что? Это еще почему? – Сдвинув седые брови, Тедиес осуждающе нахмурился.

– Не вижу необходимости. Замужество мало что даст, напротив, поставит под угрозу отчуждения то, чем я дорожу более всего на свете – этот дом. Я давно уже достигла совершеннолетия, значит, Корона не может претендовать на опекунство надо мной. Но мне придется делить власть с мужем. Зачем же мне это?

– Зачем? – переспросил Тедиес, негодующе стукнув тростью об пол. – Затем, что женщина не может управлять поместьем таких огромных размеров!

– Да неужели? – Розалинда сверкнула глазами. – А вот королева Елизавета управляет целой страной без помощи – или помех – со стороны супруга.

Шестидесятилетний придворный собрался было спорить, но тотчас сник, предвидя поражение. В глазах его мелькнула растерянность.

– Вам, видимо, придется смириться, Тедиес, – сказала Розалинда с улыбкой. – Замуж я не выйду никогда.

Нервно потеребив жабо камзола, чересчур претенциозно украшенного драгоценными камнями, дядя взялся за седые, стриженные щеточкой усы.

– Ну же, Франческа, уговорите свою подругу.

– «Никогда» – это очень долго, – мягко заметила Франческа.

– Я знаю. – Розалинда взяла виконтессу за руки и вгляделась в аметистовые глаза в поисках прежнего понимания. – Но я просто не смогу выйти замуж, сердце мое. Разве ты не знаешь? Заходясь от гнева, я бросаюсь острыми и тяжелыми предметами. Мой муж умрет прежде, чем солнце взойдет после нашей свадьбы.

Запрокинув голову, Франческа заливисто засмеялась, да так заразительно, что Розалинда тоже не удержалась от смеха.

– Да, Дрейк не раз только чудом оставался жив. – выдавила Франческа, промокнула глаза платком и снова рассмеялась.

Розалинда вздохнула:

– Жаль промахнулась. – Она задумчиво расправила складки шелкового платья. – Но давайте вернемся к вопросу о замужестве и покончим с ним раз и навсегда. Уж ты-то не новичок в этом деле, Фрэнни.

– К сожалению, – с грустью признала Фрэнни, но появление Хэтберта, дворецкого Розалинды, заставило ее замолчать. Пока лысый, исключительно педантичный слуга разливал по бокалам вино, Розалинда вспоминала историю замужества Франчески.

В свои тридцать три года Франческа уже пять лет как вдовствовала. Этому счастью предшествовало четырнадцать лет брака с виконтом Халсбери, который был на пятьдесят лет старше своей жены. Насколько было известно Розалинде, этот брак был организован алчным и безответственным опекуном на основе жестоких законов опекунства.

Дело в том, что с потерей отца любой не достигший совершеннолетия ребенок переходил под опеку Короны. Не обладающая состоянием, чтобы выкупить опекунство, мать не имела вообще никаких прав. Ребенка у нее отбирали и фактически продавали самому богатому опекуну, который содержал подопечного до тех пор, пока не появлялась возможность организовать наиболее выгодный для себя брак.

Франческа никогда не сетовала на то, что безжалостные законы навязали ей мужа-старика, но Розалинда прекрасно чувствовала все ее душевные раны.

– Знаешь, Фрэнни, я подумываю о том, чтобы написать пьесу, разоблачающую варварство системы опекунства.

Франческа грациозно приняла фужер, поданный ей Хатбертом, и пригубила.

– О, ты по-прежнему пишешь!

Тедиес фыркнул:

– Я пытался убедить ее, что это не женское занятие.

– Было до сих пор, – подчеркнула Розалинда.

– Более ничего не желаете? – между тем спросил дворецкий.

– Нет, благодарю.

И Хатберт закрыл за собой дверь.

– Не буду утомлять тебя подробностями моей горестной истории, Розалинда, – продолжила Франческа. – Лучше расскажи о себе. Почему все-таки ты до сих пор не вышла замуж?

– Не потому, что не пыталась. Отец впервые обручил меня в возрасте одиннадцати лет. Ты помнишь, Фрэнни?

– Да, бедный малыш Бартоломью, сын графа Блейна. Он умер от горячки вскоре после церемонии обручения.

– Потом был старший сын сэра Саймона Вейна, – подсказал Тедиес и тотчас вздрогнул, вспомнив о страшной смерти ребенка. – Запутался в стременах на охоте в Берги.

– Бедняга Уильям! – Розалинда поморщилась. – Многообещающая была партия… Потом появился Роджер Итон. Он стал бы следующим графом Паддингтоном, если бы не эта отвратительная дуэль.

– Да-да, – подхватил Тедиес. – Роджер был преданным поклонником. Красивый, прекрасно владел шпагой… Но очень уж близко к сердцу принял кокетство невесты и в итоге вызвал на дуэль солидного человека. Поистине прискорбный конец.

– Бедный Роджер, – горестно вздохнула Розалинда.

– Затем ее благосклонности искал сэр Генри Холл, – продолжил Тедиес. – Он погиб в море.

– И граф Оксборо, – задумчиво протянула Франческа. – Ты писала мне о нем. Он был очень богат.

– И очень невезуч, – заметил Тедиес. – Он крайне не вовремя вырос перед мчавшейся стрелой каретой. За Оксборо последовал…

– Прошу, дядя, – умоляюще сказала Розалинда. – Нужно ли вспоминать смерть каждого в мельчайших подробностях?

– Да почти уже все! Всего семь.

– Семь помолвок. Семь смертей, – прошептала Розалинда. Она никогда не стремилась выйти замуж, и порой смерть обрученных с нею мужчин казалась ей знаком того, что ей не следует этого делать. И потом, ей было неловко от такого оборота событий, да еще ее терзало чувство вины. – Я не могу осуждать отца за столь усиленные старания. Просто он не хотел, чтобы в случае его смерти я перешла под опеку Короны. Ведь именно такая судьба выпала на твою долю, Фрэнни. Увы, если бы он только знал, к чему приведут его искренние намерения! Нет ничего удивительного в том, что сейчас никто даже подойти ко мне не осмеливается. – Вздохнув, она добавила: – Но может, оно и к лучшему. Никто не захочет взять меня в жены, поскольку бытует мнение, что на мне лежит проклятие.

– Если только королева не решит, что тебе пора замуж, – зловеще заметил Тедиес.

– Королева? – Опешив, Розалинда обернулась к нему. – Но ведь именно она заточила сэра Уолтера Ралея в Тауэр за то, что тот осмелился жениться на одной из ее придворных дам.

– Да, даже в Богом забытом Йоркшире я слышала о желании Елизаветы, чтобы каждая женщина ее двора была так же одинока, как и она, – заметила Франческа.

– Воистину. – Тедиес вытащил мешочек с табаком и стал набивать трубку. – Хотя и непонятно почему. Королеве-девственнице давно пора было с кем-нибудь спариться. Ведь теперь плод ее чрева отнюдь не молодая сливка, а сушеный чернослив, и вряд ли на нее отныне кто-нибудь позарится.

От неожиданности Розалинда поперхнулась и с трудом откашлялась.

– Какое непочтение, дядя!

– Непочтение? Ты называешь меня непочтительным? – Крошечные вены на его бледных щеках потемнели, и Розалинда поняла, что сейчас последует нравоучение. – Право, я уважаю королеву так, словно она – святая, ниспосланная на землю, – начал Тедиес, ненароком впадая в комичную патетику. – Я боготворю ее больше, чем Ралей, Лесестер и Бергли, вместе взятые. Я был там, когда…

– Когда ее бросили в Тауэр в годы правления Кровавой Мэри, – насмешливо процитировала Розалинда часто произносимую им фразу – Ну а я присутствовала при коронации королевы! Когда вся страна влюбилась в Глориану, королеву-девственницу!

Франческа подавила смешок, и Тедиес, переводя взгляд с одной дамы на другую, грозно нахмурился.

– Изволите насмехаться надо мной, юные леди? Ну так я быстро отшлепаю вас по заднице, обеих. – Он повел поникшими было плечами, потом выхватил из камина горящую веточку и, раскурив трубку, продолжил: – Вы думаете, я шучу? В том, что касается Елизаветы, я, по всей видимости, разбираюсь лучше. Думай, Розалинда, думай о королеве в любом деле. Ты слишком близка к ней, чтобы твои поступки остались незамеченными. Она тебе хоть что-нибудь говорила о твоем будущем?

Розалинда замерла и через мгновение покрылась испариной. Она вспомнила!

– Благословенный Юпитер! – воскликнула девушка. – Она действительно мне кое-что сказала. – Розалинда пристально посмотрела на дядю, преклоняясь перед его жизненным опытом. – Откуда вы узнали? Кто вам сказал?

– Что такое, Розалинда? – Зашуршав шелками, Франческа бросилась к ней.

– Незадолго до моего отъезда, сразу после известия о смерти отца, я услышала, как королева разговаривала с кем-то у моих покоев. Тогда я не придала значения ее словам, но сейчас мне все ясно.

– Ну же, что она сказала?

– Сказала, что хозяйка такого огромного поместья должна иметь подле себя мужа. Тогда я сочла, что королева просто не в себе, ведь она сама управляет страной без помощи мужчины и не раз бивала своих придворных дам за то, что те тайно выходили замуж.

– А ты бы захотела замуж, если бы твой отец, подобно ее отцу, имел шесть жен, разводился бы с ними или обезглавливал их, а? – спросила Франческа.

– Конечно, нет. – Розалинда, пригладила свои рыжие кудри и нервно заметалась по комнате. – Теперь ясно, что ее слова предназначались для моих ушей. Таким образом она давала мне понять, чего от меня хочет. Но я этого не сделаю. – Она топнула ногой. – Ты слышишь? Я не выйду замуж. Я всю жизнь хотела стать хозяйкой этого дома и не намерена преподносить его на блюдечке кому бы то ни было.

– Ты ослушаешься Глориану, нашу великую королеву? – вскричал Тедиес.

– Я не выйду замуж! – вскричала в ответ Розалинда, едва ли не столь же яростно, как и королева, которой она служила много лет.

– Наверняка есть способ добиться желаемого и при этом не обидеть королеву, – решительно сказала Франческа, прирожденный дипломат по натуре. – Она, если сочтет нужным, силой заставит тебя подчиниться. Вспомни, ведь Ралей не нарушал закона. Он состоял в законном браке, когда королева заточила их с женой в тюрьму. Тебе грозит то же, если в силу противоречивости своего характера королева решит, что ты должна выйти замуж.

– Воистину так. – Тедиес нагнулся к огню и вновь раскурил трубку. – Старая королева в последнее время не в духе.

– А если королева принуждает тебя к замужеству, – продолжила Франческа, – то, вероятно, лучше всего выбрать себе мужа самой. Прежде чем она сделает это за тебя.

– Ты права, Фрэнни.

Не ожидавшая такой покорности Франческа разинула рот от удивления.

– Правда?

– Да, пожалуй, надо выбрать. Но не мужа, а просто претендента на руку. – Розалинда взглянула на Тедиеса, нервно крутившего набалдашник своей трости в виде головы льва.

– Только не торопись, котенок. Я лишь хотел напомнить тебе про твой долг.

– Промедлением не выиграешь гонку, дядя Тедиес.

– Похоже, твой незаурядный ум уже за работой, – заметила Франческа, тревожно нахмурив брови.

– Фрэнни, если королева увидит, что мои намерения серьезны, то она даст мне время найти человека по сердцу. Я сумею откладывать саму свадьбу месяцами, даже годами!

– Но она поймет, что это фарс, – заключил Тедиес, дернув себя за седой ус, и, обратившись к Франческе, добавил: – При дворе легенды ходят о неудачах Розалинды с Купидоном.

– Но существует же, несомненно, какой-нибудь поклонник, намерения которого покажутся вполне определенными, – возразила Фрэнни.

Розалинда закатила глаза:

– Да, какой-нибудь простолюдин, для которого главное – мои деньги. Ни один мужчина равного со мной положения не рискнет бросить вызов проклятию, если у него уже есть состояние.

– Тогда остается лишь беспринципный человек, соглашатель, – подвел итог Тедиес.

– Или… старик, – вслух размышляла Розалинда. – Кто-нибудь из тех, кто уже смирился с тем, что смертен. Вот именно! И как я не догадалась об этом раньше? – В дверях внезапно сверкнула блестящая лысина Хатберта. – Прекрасно, как раз вовремя. Ступай и принеси что-нибудь покрепче. Мы выпьем за мое счастливое будущее.

– Слушаюсь, миледи, – пробормотал дворецкий и, поклонившись, покинул гостиную.

– Счастливое будущее? С мужем-стариком?! – Франческа, судя по всему, пришла в ужас. – Да ведь ты никогда не будешь счастлива с ним.

– Полно тебе, Франческа1 – воскликнул Тедиес. – Не пытайся разубедить мою упрямую племянницу. Если она считает, что ей доставит удовольствие спать со старым петухом, у которого гребешок уже валится набок от дряхлости, пусть поступает по-своему.

Розалинда вспыхнула и потупила взгляд, сделав вид, что изучает изумрудное кольцо на своей руке.

– Вы меня не отговорите, Тедиес, даже не пытайтесь. И потом, у меня нет намерения выходить замуж. Я просто позволю за собой ухаживать.

– Знаешь, а это неплохая идея, – заметила Франческа. – И вполне осуществима, но только не со стариком.

– Да полно тебе, Франческа, полно, – вновь завел свою песню Тедиес. – Розалинда будет в восторге от рехнувшегося жениха. Только представь, какой страстью она воспылает при виде его дряхлого тела и иссохшего мужского достоинства.

– Право же, дядя, не думала, что вы так жестоки и вульгарны!

– А что, он не далек от истины, – отозвалась Франческа, руководствуясь собственным опытом. – Поскольку ты не собираешься вступать в брак, то почему бы тебе не подумать об иностранце? Их в Англии презирают. Он отчается и в конце концов потеряет к тебе всякий интерес.

– Иностранец! – наградила ее Розалинда сияющей улыбкой. – Ты просто умница! Что ж, я постараюсь заполучить в поклонники старика из другой страны.

Тедиес усмехнулся:

– Итак, меня снова обошли. Пожалуй, придется сдаться.

– Конечно! – победно воскликнула Розалинда. – Ну, теперь можно считать эту тему закрытой? – Она с улыбкой посмотрела в окно на свой любимый сад. Сегодня утром она провела там в уединении целый час, сочиняя сонет опадавшим листьям.

– Что ж, я найду претендента на мои руку и сердце, – поклялась она. – И распланирую ухаживание так, как я планирую сцены пьесы. Текст будет тщательно выверен, сцены – логически завершены, а конец – совершенно счастливый. – Она с уверенной улыбкой повернулась к своим собеседникам – Итак, приступим!

Глава 2

Пять месяцев спустя, у берегов Кведаба.

– Дрейк, – сказал капитан Джеймс Хиллард, – в вашей каюте посыльный с одного из кораблей Леви.

Ротвелл, замерев в неподвижности на борту своего флагмана «Роза», покачивавшегося на якоре вместе с двумя другими его галеонами у острова Буто, словно и не слышал. Он не отрывал взгляда от бочек на берегу, полных бесценного черного перца.

– Дрейк… – повторил Хиллард.

– Да! – рявкнул Дрейк. – В моей каюте посыльный. Прости, я очень рассеян. Вот, размышляю сейчас над чертовскими шуточками фортуны. Передо мной на берегу Буто столько перца, что я мог бы насытить им весь Лондон и стать богатым человеком. – Дрейк неопределенно махнул в сторону берега. – К несчастью, у меня не осталось ни фартинга, чтобы купить этот чертов груз. Удивительный поворот событий, а, Хиллард?

Этот полный сарказма крик души не услышал никто, кроме капитана Хилларда. Слишком шумно было на берегу – звучала причудливая гортанная речь местных жителей; перекликались тянувшие сети рыбаки, хохотали пьяные матросы, жаждавшие вернуться из этого двухлетнего плавания домой, и хорошо бы побогаче.

– Полагаю, сэр, вы найдете способ доставить перец в Англию.

Дрейк многозначительно хмыкнул и хмуро взглянул на худощавого седобородого моряка.

– Мне бы твою уверенность, Хиллард.

Дрейку несвойственно было впадать в отчаяние. Освоившись на море еще юнгой, он затем стал боцманом и лоцманом Турецкой компании, ныне кампании «Левант». Спустя какое-то время он уже командовал собственным кораблем. Прекрасно проявив себя в морских сражениях с испанской армадой, он решил заняться другим делом, освоить новые торговые пути подобно своему ментору и идолу сэру Фрэнсису Дрейку. Деньги он занял у своего старого друга лорда Даннингтона.

Казалось, подобное предприятие невозможно осуществить без помощи синдиката, финансирующего многолетнее плавание, но Мандрейк Ротвелл не собирался отступать. Он хотел доказать всему миру, что с Ротвеллами следует считаться. Начав с одного корабля, Дрейк построил флотилию из шести судов. Зачастую пиратствуя более дерзко, чем испанцы, он открыл новые рынки. Вслед за ним туда проникала и компания «Левант», используя те отношения, которые Дрейку удалось установить с местными королями и вождями племен, и неплохо наживаясь на этом.

Однако недавно на его завоевания посягнула новая компания, дерзкая и могущественная, не чета компании «Левант». Называлась она «Компания лондонских купцов, торгующих в Ост-Индии. Матросы Дрейка сразу же окрестили ее «Ост-Индской». Двести ее инвесторов, добивавшихся сейчас разрешения королевы, имели такие средства, что под угрозой было все, чего с таким трудом добился Дрейк. Они способны были увести у него из-под носа перец, мускатный орех и другие специи, купить которые он, к сожалению, был не в состоянии.

Такими вот причинами объяснялось его нынешнее отчаяние. Несколькими месяцами ранее адмирал Пил, командовавший одним из кораблей королевы, ошибочно принял попытки Дрейка наладить отношения с аборигенами за пиратский акт по отношению к британскому кораблю. Энтони Пил не замедлил открыть огонь по флотилии Дрейка и потопил три его корабля. К несчастью, на двух из них находилось золото, серебро и безделушки, которыми Ротвелл намеревался расплатиться за груз, несомненно, принесший бы баснословную прибыль в Лондоне.

После стоянки в Буто Дрейк намеревался вернуться в Англию, о чем и сообщил на родину. Но вернуться с пустыми трюмами?! Нет, нужно каким-то образом раздобыть деньги и купить новые корабли до прибытия в Буто судов Ост-Индской компании. И кроме того, доставить в Лондон перец, прежде чем адмирал Пил сообщит о его так называемом налете на корабль ее величества.

Оторвав взгляд от дока, где лежали тонны черного перца, Дрейк повернулся к капитану Хилларду.

– Что же мне, черт побери, делать? – спросил он, скрипнув зубами и откинув длинные, до плеч, волосы, в которых сверкнула серьга, висевшая в левом ухе. Дрейк провел широкой ладонью по загорелому лицу и тяжело вздохнул.

– Сэр, я советую вам выслушать посыльного. Может статься, у него хорошие новости.

Дрейк с грустной улыбкой посмотрел на преданного капитана.

– Моли Бога, чтобы свершилось чудо, – сказал он и направился к своей каюте. Хиллард последовал за ним.

Навстречу ему поднялся кривоногий матрос, нервно крутивший в руках две странички пергамента.

– Капитан Ротвелл?

– Да в тем дело? – Дрейк закинул ноги на письменный стол.

– Послание от леди Розалинды Карбери из Лондона, Розалинда! Дрейк, мгновенно посерьезнев, выпрямился.

– Леди Розалинда? О, она найдет меня и у врат ада, лишь бы поизводить! Ну, что там? – Матрос передал пергамент.

Дрейк встал, пробежал письмо глазами и глубоко вздохнул.

– Какие новости? – спросил капитан Хиллард, наполняя чашки крепким местным напитком. Дрейк глотнул содержимое и поморщился: крепкая жидкость обожгла горло.

– В послании говорится, что моя мать умерла.

В каюте воцарилось тягостное молчание, прерываемое лишь размеренным плеском воды о борт.

– Очень сожалею, – выдавил наконец Хиллард. – Значит, мы все-таки отправимся домой?

– Нет, уже слишком поздно. Мою мать похоронили пять месяцев назад. Я узнал об этом от капитана Гудолла Но и тогда я бы уже не успел на похороны. В общем, послание не стало для меня неожиданностью.

Дрейк проглотил комок, появлявшийся в горле каждый раз, когда он вспоминал о кораблекрушении. Он не стеснялся признаться, что пролил немало слез, оплакивая гибель матери и дорогого его сердцу лорда Даннингтона.

– Я не знал, – сказал Хиллард. – Чертовское невезение! Мне очень жаль, сэр.

Скомкав первую страницу – послание Розалинды, Дрейк принялся изучать письмо, под которым стояла подпись Тедиеса.

– Боже милостивый и все святые! – удивленно прошептал он, закончив чтение.

– Что такое, сэр?

– У меня в голове не укладывается… – Сердце Дрейка стучало в груди, словно штормовые волны о борт корабля. – Совсем не ожидал…

– Опять плохие новости, сэр?

Море научило Дрейка сохранять непроницаемое выражение лица при любых обстоятельствах, но сейчас, когда до него вдруг дошел смысл послания Тедиеса, его красивое лицо расплылось в улыбке.

– Я передумал, капитан. Мы возвращаемся.

– Когда? – оживился Хиллард.

– Через час.

– Через час, сэр? Половина матросов на берегу, пьяные в дым. Они протрезвеют только через несколько дней.

– Значит, мы пойдем на флагмане, а остальные последуют за нами. Да, один корабль надо оставить здесь для охраны перца. Мои планы удивительным образом изменились. Я вернусь сюда за грузом.

– Вы вернетесь, сэр? – радостно переспросил Хиллард.

– На корабле, полном золота.

– Золота? Но где вы его возьмете?

Дрейк широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Впрочем, глаза его остались непроницаемыми.

– Я все объясню в свое время, капитан. А сейчас надо спешить. Наверняка до Англии мы доберемся не ранее чем через пять месяцев.

– Да, сэр, – ответил явно растерянный Хиллард и, почтительно склонив голову, покинул каюту вместе с посыльным.

Стоило лишь капитану закрыть дверь, как Дрейк издал торжествующий клич. Представив же, в какой ужас придет от его появления Розалинда, он просто зашелся от смеха.

Пять месяцев спустя.

После смерти отца Розалинда умудрилась почти на год отложить вопрос о замужестве, умело используя свой траур, чтобы пресечь расспросы о будущем.

Не выезжая из Торнбери, она вела активный образ жизни – занималась садом, принимала у себя близких друзей, развлекая их постановками труппы господина Шекспира. И продолжала сочинять пьесы, разумеется, тайно. Ни одна из трех завершенных пьес стоящей не была, но Розалинда уже начала четвертую, возлагая на нее большие надежды.

Однако по прошествии года пришло время заняться поисками претендента. Розалинда попросила Франческу подобрать подходящего воздыхателя-иностранца среди знакомых ее покойного мужа, а сама взялась за постановку грандиозной комедии масок.

От этого вечера зависело все ее будущее. Всего за одну ночь ей предстояло изменить общественное мнение о себе. Отныне она не просто придворная дама, находящаяся под сенью королевы, она – целеустремленная женщина, личность, с которой следует считаться. Потребуются лишь незаурядный актерский талант, небольшой скандал и великолепный пир.

И вот на исходе лета Розалинда в вычурном зеленом платье с глубоким вырезом, нервничая, наблюдала из окна гостиной, как в Торнбери съезжается знать, придворные и самые богатые торговцы Лондона. Одна за другой к дому подъезжали кареты, процессия длилась почти час.

Главным событием приема должен был стать пир в главном зале и фейерверк. Пока же гостям предлагались разнообразные развлечения, чтобы не скучать.

Кое-кто из приехавших с удовольствием отправился верхом охотиться на оленей. Менее крепкие предпочли игру в шары в западном крыле дома. Другие прогуливались в саду, среди цветов, под звуки лютни. Оставшиеся в доме наблюдали, как молодые актеры из «Глобуса» разыгрывали сцены посреди длиннойгалереи. Остальные просто болтали, смеялись и пили.

Огромная галерея с высокими потолками и большими окнами, тянущаяся вдоль всего дома, была просторнее и светлее парадного зала. Зимой Розалинда частенько прогуливалась но ней, чтобы размяться и порадоваться солнцу.

Именно здесь постоянно собирались дамы. Каждая влиятельная матрона занимала свой уголок, в то время как остальные крутились рядом с целью добиться расположения, дружбы, услуги или узнать последние придворные сплетни. Именно туда Розалинда и отправила Франческу послушать, что говорят о ней, хозяйке дома.

Франческа как нельзя лучше подходила на роль шпиона. Она так долго пробыла в Йоркшире, что мало кто при дворе ее вспомнил.

Прогуливаясь по галерее, Франческа услышала голоса в юго-западном крыле. Поглощая цукаты с таким усердием, словно приехала из голодного края, леди Уиллоуби проскрипела:

– Говорят, несколько лет назад леди Розалинда шпионила за пуританами. – Слушавшие ее дамы заметно оживились, – Она, переодевшись, выскользнула из дома и проехала в другой конец Лондона только для того, чтобы подслушать разговоры Святой Простоты.

– Святой Простоты? – переспросила тщедушная молодая леди, лицо которой было Франческе незнакомо. – Вы имеете в виду того пуританина, который настаивает, чтобы королева сожгла всех католиков и закрыла театры?

– Его самого, – фыркнула леди Уиллоуби. – Очевидно, Роза Торнбери решила добиться, чтобы актеры лорда-гофмейстера^[2] пережили и чуму, и нападки протестантов.

– Какой скандал! – ужаснулась еще одна дама. – Так недолго услышать и о том, что она промышляет вместе с карманниками в соборе Святого Павла!

Франческа подавила смешок и, довольно улыбнувшись, направилась дальше. Розалинда будет в восторге! К счастью, слухи более долговечны, нежели любовь. Возможно, подруге не так уж и трудно будет составить о себе мнение, что она не боится скандалов.

Пройдя в юго-восточную часть галереи, Франческа увидела леди Гузенби, известную своими связями с Судом опеки. Она развлекала группу молодых дам, правда, не слишком внимательных; время от времени они оглядывались в поисках поклонников, словно голодные кошки среди ничего не подозревающих мышей. Франческа быстро спряталась за штору – не дай Бог, леди Гузенби ее узнает.

– Говорят, леди Розалинда сегодня будет играть в собственной комедии масок, и ее наряд заставит покраснеть даже самых распущенных повес, – заявила леди Гузенби с явным неодобрением.

– Играть в собственной комедии масок? – удивилась молодая леди, явное увлечение сладостями которой было заметно по ее беззубой улыбке. – Что ж, королева Шотландии давно играет в собственных комедиях масок.

– Да, – откликнулась леди Гузенби. – Но не в костюмах, которые так и побуждают уложить ее в постель, Обязательно посмотрите! Знаете, леди Розалинда проявляет особый интерес к театру. Говорят, господин Шекспир даже просил свою труппу разрешить ей играть вместе с ними.

– Боже! – воскликнула пожилая дама, на обширной груди которой свободно уместился бы кубок с вином. – Женщина на сцене? Какой скандал!

– Да уж, – отозвалась леди Гузенби. – Мы и оглянуться не успеем, как она будет развлекаться с актерами и еще какими-нибудь мерзкими типами. Просто возмутительно! Она позорит имя своего отца – да упокоит Господь его душу! Ему не следовало оставлять свое состояние женщине.

Сплетни в северо-восточной части галереи были более обыденными. Дамам там явно нечего было обсуждать, и они пересказывали старые слухи.

– Леди Розалинда никогда не выйдет замуж, – заявила леди Дарборо. – Она проклята, ведь на се совести гибель семи мужчин и юношей! Я всех их хорошо знала. Как бы ни была она богата, ей никогда не найти того, кто рискнет на ней жениться. Какой прок от горшка с золотом, если он стоит на твоей могиле?

Дамы, окружившие виконтессу, одобрительно засмеялись.

Франческа решительно двинулась дальше. Виконтесса была страшной занудой, неспособной распространить те шокирующие сплетни, на которые надеялась Розалинда. С надеждой посмотрев в северо-западную часть галереи, Франческа расплылась в улыбке. О да! Леди Блант ее не разочарует.

Пятидесятипятилетняя вдова знаменитого рыцаря, леди Блант владела словом, как оружием, и ее словесные выпады обладали определенным шармом. Хотя сама она особым расположением королевы не пользовалась, приближенные ее величества считали вдову закоренелой сплетницей по части плохих новостей.

Вечно затянутая в изобилующие чрезмерными украшениями лифы и юбки, словно колбаса в кишку, леди Блант носила ужасный черный парик. По слухам, она вынуждена была надеть его после неудачной попытки покрасить свои волосы в рыжий цвет, как у королевы. Чернота парика представляла собой жуткий контраст с белилами, которые она без устали накладывала на свое лицо.

– Итак, – вдова, по всей видимости, продолжала свой явно затянувшийся монолог, – станет ли королева оказывать давление на леди Розалинду, дабы та вышла замуж? – Вопрос повис в воздухе, а проницательная придворная сплетница погладила тем временем мальтийскую болонку, сидящую у нее на коленях. – Ну, что скажешь, Коклз? – обратилась она наконец к своей собаке.

– Если королева заставит одну из своих фрейлин выйти замуж, это будет что-то новенькое, – осмелилась высказать свое мнение высокая элегантная дама.

– Неужели, леди Эшенби? – воскликнула леди Блант с притворным удивлением. – Что вы имеете в виду?

– Вспомните сэра Уолтера Ралея. Его жену, бедняжку Бесс Трокмортон, бросили в Тауэр за то, что она без разрешения ее величества оставила свой пост на время бракосочетания.

– Да, но бедняжка Бесс носила ребенка Ралея, будучи еще на службе у королевы и задолго до того, как брачная клятва слетела с ее губ, – возразила леди Блант с торжествующим блеском в глазах. – Розалинду королева отпустила. Непонятно почему, но королева очень хочет, чтобы эта богатая наследница вышла замуж…

И снова вдова сделала многозначительную паузу.

– Да ведь наследница проматывает свое состояние! – вступила в разговор другая дама. – Говорят, она передала тысячи фунтов театру лорда-гофмейстера.

– Тысячи фунтов? – Леди Блант, словно коршун, набросилась на эту новость.

– Чтобы покрыть те потери, которые актеры понесли во время чумы. Года два назад они не в состоянии были играть в Лондоне на протяжении всего сезона. А если еще учесть расходы на строительство «Глобуса»…

Леди Блант задумчиво забарабанила пальцами:

– Она чересчур заинтересованно относится к господину Шекспиру. Хотелось бы узнать почему. Говорят, она стала склонной к чудачествам. Возможно, смерть отца вызвала у Розалинды приступ глубокой меланхолии. Но как бы то ни было, она по-прежнему богатая наследница и обладает одним из прекраснейших замков в Англии. Я, пожалуй, согласна с королевой. Девушка должна выйти замуж.

– Она не девушка, она – женщина, – хладнокровно поправила ее леди Эшенби. – И потом, разве вы забыли? Над ней висит проклятие.

– Фи, – отмахнулась леди Блант. – Умный мужчина не станет тревожиться из-за подобной глупости. Я-то уж знаю, за кого ей следует выйти замуж, невзирая ни на какое проклятие.

Розалинда пыталась прикрепить грозди винограда к выступавшим точкам на лифе платья, или, если говорить без обиняков (что она мысленно и сделала), – к своей груди. Край лифа, отделанный жемчугом, едва прикрывал ее соски. Рыжие волосы были спрятаны под замысловатый головной убор, увенчанный резными фигурками совокупляющихся херувимов.

Вызывающе вульгарный костюм резко отличался от ее обычных туалетов. Как придворная дама, она всегда была сдержанна в нарядах, чтобы не отвлекать внимания от изысканно одетой королевы. Теперь же все взоры будут прикованы к ней. При этой мысли руки Розалинды задрожали, отчего задача, которую она перед собой поставила – прикрепить виноградные грозди к груди, – чрезвычайно усложнилась.

– Ох! – воскликнула она, уколов булавкой палец.

– Помочь? – спросила Франческа, поднявшись на балкон, возвышавшийся над галереей. И стоило ей как следует рассмотреть костюм подруги, как ее фиалковые глаза радостно вспыхнули. – О, Розалинда, ты выглядишь… потрясающе!

– По-моему ты слишком дипломатично выразилась. Слава Богу, что пришла, Фрэнни. Я почему-то разволновалась, а мой костюм еще не завершен. Как там гости?

– Все только и говорят о твоем последнем скандале.

– Вот и хорошо!

– Да, слежка за пуританами была просто гениальным ходом. Ты непременно должна мне обо всем рассказать.

– Ах это, – пожала плечами Розалинда. – Нет ничего такого, чего бы я не сделала для дорогого друга.

– Собравшиеся не поверят, что ты, переодевшись, имела наглость отправиться в город.

– Иначе труппа Уилла оказалась бы в беде. Тем более что при дворе они впали в немилость.

– Пожалуй, ты и впрямь чудачка, – с восхищением сказала Франческа. – Тебе все по плечу…

– Мужчине позволительно шпионить, а мне почему нельзя?

– Может, тебе и не стоит сегодня шокировать всех участием в представлении. Ты и без того считаешься достаточно чудаковатой.

– Нет, я зашла уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Ты ведь не перестанешь любить меня, как бы ни обернулось дело?

– Конечно! – Франческа порывисто обняла подругу. – Знай, в этом нелепом наряде я полюбила тебя еще больше. А теперь надо посмотреть повнимательнее. Повернись.

Розалинда так и поступила. Вытянув руки, она продемонстрировала гроздья винограда на груди и фиговый листок, вызывающе красовавшийся на ее юбке. Из-за обручей кринолина листок был не совсем на месте, но намерение Розалинды угадывалось вполне определенно. Из-под ее головного убора свисали клубнички. Теперь, когда Розалинда повернулась, стаю совершенно ясно, что она – ходячий рог изобилия.

Сзади, пониже талии, к платью крепились две булочки, да так хитро над кринолином, что не мешали Розалинде садиться. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять и значение фиг, украшавших низкий вырез платья сзади. Франческа безудержно расхохоталась.

– О, дорогая, ты вульгарнее самого последнего шута в лондонском театре!

– Я не переусердствовала? Ведь предполагается, что я изображаю богиню урожая.

Франческа тотчас успокоила подругу:

– Все исключительно уместно, Розалинда. Тебе ведь надо шокировать публику! Так пусть ни у кого не останется сомнений, что ты хозяйка своей жизни, и никто не сможет заставить тебя покориться.

– Пусть попробуют, – усмехнулась Розалинда и радостно чмокнула подругу в щеку. – Спасибо за поддержку. Не напрасно я считаю тебя своей самой лучшей подругой.

– Тогда слушай внимательно. Только что прибыл некий сеньор де Монтейл. Я сказала ему, что ты очень хочешь с ним поближе познакомиться.

– Сеньор де Монтейл. Он…

– Очень стар, – деловито сообщила Франческа. Розалинда задумалась лишь на мгновение.

– Хорошо. Он стар и иностранец, а значит, подходящий претендент на мою руку. Я встречусь с ним в саду после представления.

– Тайные встречи в саду? – произнес кто-то у нее за спиной. – Какие же новые интриги вы задумали, негодницы?

При звуке бодрого, хорошо поставленного мужского голоса обе дамы обернулись.

– Уилл Шекспир! – Розалинда порывисто бросилась к нему навстречу. – Я так рада что вы пришли!

Осмотрев ее с ног до головы, джентльмен с каштановой бородкой, в шикарном черном камзоле скрестил руки на груди и ухмыльнулся.

– Ваш вид напомнил мне о том, что я не ел с тех пор, как покинул Стратфорд.

– Господин Шекспир, неужели это неудачный намек на столь изобильный наряд хозяйки вечера? – игриво поинтересовалась Франческа.

Поднеся руку Фрэнни к губам, Шекспир галантно поцеловал ее.

– Леди Халсбери, я не позволил бы себе такой неучтивости. Розалинда – одна из самых добрых покровительниц моего театра. – С сомнением покачав головой, он добавил: – Однако должен заметить, дорогая Роза, вы удивили даже меня, мастера непристойностей.

Решимость Розалинды растаяла на глазах.

– Я переусердствовала? – испуганно спросила она.

– Для богини урожая? Нисколько. Пойдемте, вам надо подышать свежим воздухом. У нас еще есть время. Мы с вами пройдемся по саду и, возможно, подыщем подходящую травку в качестве колосков. Вам наверняка понадобится веер, чтобы охладить тот пыл, который вы, дорогая богиня, без сомнения, вызовете у окружающих.

– Пыл… – с трудом повторила Розалинда, когда Шекспир увлек ее к лестнице, ведущей на террасу.

Глава 3

Они медленно прогуливались вдоль каменной террасы, окружавшей дом, и любовались цветущим садом. Только отсюда можно было оценить по достоинству геометрические рисунки цветочных клумб и фонтанов, живописные лабиринты из кустарника, шпалеры и неоримский бельведер в глубине.

Нежные запахи дельфиниума, гвоздик и анютиных глазок над цветником смешивались с ароматом душицы, мирта и розмарина. Поодаль находился яблоневый сад, где уже зрели плоды, а вокруг него в огромном лесном парке привольно жили олени.

– Вы унаследовали одну из красивейших усадеб во всей Англии, – сказал Шекспир, окидывая раскинувшийся перед ними пейзаж проницательным взглядом.

– Непременно опишите ее в вашей следующей пьесе. Над чем вы сейчас работаете?

– Секрет. – В уголках светящихся умом глаз Шекспира появились лукавые морщинки. Мягкий ветерок трепал его длинные, до плеч, волосы, открывая взору небольшое золотое колечко в левом ухе. Он был всего на несколько лет старше Розалинды. Красивый мужчина, но что гораздо важнее – мягкий, остроумный человек и добрый друг.

– Я трепещу при одной лишь мысли о том, какую блестящую пьесу вы вскоре вновь поставите в своем театре.

– Дорогая Розалинда, моя работа не настолько глубока. Я пишу лишь затем, чтобы привлечь зрителей в наш театр. Если на моих пьесах зал полон, значит, мне причитается существенная доля дохода. В душе я меркантилен.

– Нет, вы поэт. Взять хотя бы ваши сонеты. И оды вашей темноволосой даме, – деликатно заметила Розалинда, по-прежнему желая, чтобы он рассказал о женщине, вдохновившей его на такие страстные излияния.

Кто она – чернокожая красавица? Необыкновенная любовница? Или темноволосая вдова, впервые открывшая ему, что такое любовь? А может, она видение? Или она – это он? Что творится в голове такого выдающегося и такого скромного человека? Нет, Розалинда спрашивать не станет. Она знает, где заканчиваются рамки их дружбы. Шекспир всегда был очень сдержан. Он мало говорил о жене, жившей в Стратфорде, не упоминал он и о трагической смерти своего одиннадцатилетнего сына, Гамлета, случившейся четыре года назад. «Уже один только разговор на эту тему, возможно, лишит его того вдохновения, которое делало его поистине блестящим поэтом», – решила Розалинда.

– Я всего лишь актер и пишу только для того, чтобы поддержать свою труппу. – Он нежно потрепал ее по руке.

Розалинда улыбнулась.

– Сомневаюсь, сэр, – философски заметила она.

– Неужели? Ну тогда я, возможно, поставщик театральной грязи, которая развращает добропорядочных англичан.

– А теперь вы говорите так же неискренне, как пуритане.

Он хмыкнул:

– Я их уже не боюсь. Наш новый покровитель занимает при дворе очень высокое положение. – Посерьезнев, Шекспир добавил: – Но в случае реальной опасности я всегда могу положиться на Розу Торнбери. – Он расплылся в улыбке, глядя на нее, и Розалинда вспыхнула от гордости. – Вы удивительная женщина, леди Розалинда!

Внезапно поблизости раздались удивленные возгласы дам, прогуливавшихся по террасе. Леди чуть ли не пальцем показывали на ее костюм, но Розалинда ничуть не смутилась.

– Я хотел бы когда-нибудь отблагодарить вас за то, что вы шпионили. – Шекспир лукаво усмехнулся. Он обожал навешивать Розалинде самые жуткие ярлыки, потому что при дворе она слыла дамой безупречной нравственности, правда, чуть мечтательной. – Если я что-либо могу для вас сделать…

Розалинда внимательно вгляделась в его лицо, в его мудрые и проницательные глаза. Судя по всему, он был искренне ей благодарен. Но способен ли он в знак благодарности выполнить самое заветное ее желание?

– Вряд ли кто-либо в состоянии исполнить мою мечту…

– Что же эго за мечта? Что?

Она повернулась к нему, преодолевая страх, лишавший ее дара речи. Никто и представить себе не мог, как много она хотела. Она желала такого эфемерного наслаждения, что даже боялась сказать об этом.

– Ну же, Роза, скажите.

– Я хочу увидеть, как написанные мною слова слетают с губ актеров.

В глазах его промелькнуло недоумение, сменившееся жалостью.

Пытаясь как-то оправдаться, Розалинда торопливо добавила:

– Я хочу писать пьесы, Уилл, как вы. Я могу, я знаю, что могу! Я пишу уже много лет.

Он склонял голову набок и грустно улыбнулся.

– Дорогой друг, у вас сердце поэта, заключенное в тело женщины.

– Но это не значит, что я не могу писать!

– Это значит, что даже Бурбаджу, звезде нашей труппы, будет чертовски трудно продать билеты на спектакль с вашим именем.

– Мне нет дела до продажи билетов! – воскликнула Розалинда, хватая его за руки. Увидев следы чернил на его пальцах, она тепло улыбнулась ему. – Я хочу дать жизнь моим словам, как и вы. Вот и все.

– Вы многого просите, учитывая, что у меня мальчики играют женские роли.

– Я не собираюсь играть. Мне не нужны аплодисменты. Я хочу творить. – Она вдруг сложила ладони вместе, словно умоляла Бога помочь ей убедить мэтра. – Хочу создать нечто большее, чем я сама. Что-то вечное. Франческа утверждает, что большинство женщин становятся отражением своих мужей. Я одинока и хочу посвятить себя иному. Слова обладают волшебной силой, Уилл… – Розалинда внезапно осеклась и самоуничижительно улыбнулась. – Я осмелилась учить Мастера?! Простите меня. Я, должно быть, кажусь вам самоуверенным подмастерьем.

– Сочувствую вам, Розалинда. Вас околдовала муза. Видя ваше затруднение, как я могу отказать? Дайте мне посмотреть ваши пьесы, и если они того стоят, то труппа лорда-гофмейстера сыграет несколько сцен.

Сердце в ее груди едва не оборвалось. В воздухе больше не пахло дельфиниумом и гвоздиками. Или она уже не дышит?

– Вы серьезно, Уилл?

– Только для избранных, учтите.

– Разумеется.

– Но предупреждаю: это бесплодное занятие. Я голодал бы, если бы больше не мог играть и жил только на доходы от своих сочинений. И мы не вправе назвать ваше имя.

– Нет-нет, конечно. Я не нуждаюсь в оплате. Достаточно будет просто слышать свой текст, видеть реакцию публики, тронуть кого-то до слез, а потом рассмешить… – У нее голова пошла кругом от открывающихся возможностей, и она порывисто обняла благодетеля.

– Как счастлив будет тот, кто женится на вас, Розалинда! – негромко засмеялся он.

Она отстранилась и посмотрела в его задумчивые глаза. Улыбка ее померкла.

– Я не хочу замуж. Муж пожелает стать моим господином, моей жизнью..

– Превосходство по праву, как заметят некоторые.

– Те, кто способен принадлежать. Но только не я.

– Вы упрямая женщина, Розалинда.

– Да, мой добрый сэр, и нравлюсь себе такой.

– И мне тоже, – признался Шекспир, посмеиваясь и поглаживая короткую каштановую бородку.

– Вы всегда такой чуткий, Уилл. Больше склонны задавать вопросы, чем высказывать суждения.

– Это долг поэта, – ответил он. – Я наблюдатель человеческой натуры.

– Господин Шекспир, представление начинается, – послышался голос с террасы.

– О Боже! – воскликнула Розалинда и испуганно вздрогнула.

Шекспир озорно улыбнулся и хлопнул в ладоши.

– Ваше время пришло, прилетело на крыльях судьбы. – Он протянул ей руку. – Пойдемте.

– Да, конечно. Там, среди зрителей, будет и Франческа. Она сказала, что станет моими глазами и ушами.

– Ей несказанно повезло, – галантно заметил Шекспир.

Прошло совсем немного времени, и Шекспир буквально вытолкнул трясущуюся от страха Розалинду на сцену, заполненную музыкантами и танцорами в причудливых костюмах. Сердце ее так бешено колотилось, что на мгновение она забыла текст. Но не сдалась, а, набравшись духу, начала выступление, которое так долго и так тщательно репетировала.

– Я – богиня урожая, – начала она.

– Неужели эти виноградные гроздья прикреплены к ее… к ее… – удивленно воскликнул кто-то из зрителей.

– Да, они прикреплены к ее груди! – отозвался другой, и толпа разразилась громким хохотом.

У Розалинды едва не подкосились ноги, но она тут же овладела собой. Ведь смех – это очень хорошо, это значит, что публике весело.

– Я была надеждой и спасением пахарей и фермеров, умных и дураков, – продолжила она уже окрепшим голосом. Осмелев, она даже шагнула вперед. – Пойдемте, и я покажу вам свои закрома. – Казалось, Розалинда всю жизнь провела на подмостках. – Я служу обогащению земли, приношу плоды…

Ее заглушил новый взрыв смеха. Она переждала и продолжила, впервые в жизни испытывая настоящий восторг.

А в это время Франческа поспешно пробиралась сквозь толпу зрителей, среди которых было немало влиятельных господ. Удивительно, но мужчины не цокали осуждающе языками и не качали головами, как некоторые женщины, – они либо глупо улыбались, либо смотрели спектакль с восхищением. Конечно, в огромных залах и галереях Лондона разыгрывались и более непристойные сцены, но никогда еще исполнительницей главной роли не была дочь графа.

Сеньора де Монтейла едва не хватил удар от вожделения. Приоткрыв свой беззубый рот, он прижимал руку к сердцу так, словно боялся, что оно выскочит.

– Итак, сеньор, что вы думаете о Розе из Торнбери? – спросила его Франческа.

– Она великолепна. Неотразима. Потрясающа!

– После выступления вы наверняка застанете ее в саду. Возможно, вам удастся остаться с ней наедине.

– Я сейчас же поспешу в сад. Никогда не знаешь, как долго плод будет оставаться на ветви.

Он многозначительно улыбнулся и заковылял к выходу. А Франческа вновь убедилась, что возраст – не помеха для развратника, и тут же усомнилась в разумности своего поступка.

Глава 4

Закончив выступление, Розалинда покинула сцену, куда уже выбежали молоденькие девушки и, напевая, стали размахивать тончайшими золотистыми накидками. Толпа разразилась аплодисментами, то ли одобряя игру Розалинды, то ли испытывая облегчение от ее ухода. Впрочем, какое это имело значение? Она сделала то, что задумала, и была безмерно счастлива.

Розалинда бросилась к двери, выходившей в сад. Теперь ей хотелось только отдышаться, унять бешеный стук сердца и легкое головокружение. И лишь стоя у фонтана посреди сада, Розалинда вспомнила, что согласилась встретиться с сеньором, которого пригласила Франческа.

Увидев старика, сидевшего на скамейке, она тут же почувствовала себя виноватой. Разрабатывая свой план, она не учла муки совести.

Приблизившись к пожилому французскому дворянину, Розалинда уже готова была тепло приветствовать его, как вдруг заметила похотливый огонек в его выцветших глазах.

– Добрый день, мадемуазель, – поднявшись, сказал сеньор. – Счастлив познакомиться с вами. Виконтесса Халсбери говорила, что вы – аппетитная женщина, но теперь я вижу, что она недооценила вашу красоту и ваши прелести. Как говорят в моей стране, вы…

Глаза Розалинды расширились от удивления, и она выдавила короткий смешок.

– Сомневаюсь, что Франческа стала бы употреблять слово «аппетитная».

Он пожал плечами, и его тонкие губы растянулись в улыбку.

– Возможно, я неверно расслышал.

– Да, очевидно. Рада, что вы смогли посетить Торнбери-Хаус, сеньор де Монтейл. Простите, но я должна переодеться. Это не займет много времени.

Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг сеньор схватил ее за руку с поразительной силой для человека, которому на вид было лет семьдесят и который к тому же был на целую голову ниже ее.

– Ах, не уходите, дорогая леди Розалинда! При взгляде на вас в театральном костюме у меня закипает кровь, – заявил он, пожирая глазами ее практически обнаженную грудь. – Он так полно раскрывает все ваши достоинства!

Монтейл тотчас попытался притянуть ее к себе, но ему помешали жесткие китовые кости кринолина. Розалинде наконец открылась польза этого нелепого устройства, которое ей приходилось носить в угоду моде.

– Сеньор, полагаю, вы неверно истолковали мои намерения.

– Не может быть, чтобы вы обиделись, леди Розалинда. Обидится любая, но не женщина с гроздьями винограда на груди.

И не успела она что-либо сказать, как он уже нагнулся, схватил виноградину зубами и принялся жевать ее, улыбаясь так, словно трижды овладел Розалиндой.

Она ахнула.

– Ах вы, старый похотливый петух! – воскликнула она, но, вспомнив свой нелепый вид, обреченно вздохнула. В конце концов, она сама спровоцировала такое поведение, одевшись столь вызывающе, а самое главное, вообще согласившись на эту встречу.

– Сеньор Монтейл, буду откровенна. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я ищу мужа, который позволит мне жить в свое удовольствие. Я не желаю обременять себя супружескими обязанностями. И скорее соглашусь быть милым украшением, сверкающей безделушкой, которой можно похвастать, но отнюдь не запряженной кобылой.

Она перевела взгляд с костлявой фигуры Монтейла на его лицо, надеясь, что он не будет шокирован или оскорблен. И, поняв, что этого старого распутника просто невозможно шокировать, продолжила с прежней откровенностью:

– Я хочу быть хозяйкой собственной судьбы, у меня огромное приданое. И я не намерена делить ни с одним мужчиной ни постель, ни Торнбери-Хаус.

– Полагаю, что вы передумаете, – уверенно заявил Монтейл, хватая ее за руку и увлекая за собой на узкую дорожку, по сторонам которой росли ноготки.

– Передумаю? В отношении Торнбери? Никогда! В отношении замужества? Невозможно!

– Нет, я имею в виду супружеские обязанности.

– Ну что вы, конечно, нет, – терпеливо пояснила Розалинда, словно говоря с ребенком.

– О, вы передумаете гораздо быстрее, чем полагаете!

– Неужели? – с раздражением спросила она. – И что же побуждает вас так думать?

– К несчастью, вы еще не сгорали от страсти в объятиях настоящего любовника. Французского любовника.

И тут, словно по команде, Монтейл бросился на нее. На сей раз, с успехом преодолев препятствие в виде кринолина, он обхватил одной рукой ее талию.

– Сеньор!

С поразительным проворством он дернул ее к себе, и уставился прямо на грудь Розалинды.

– Я покажу вам, что такое любовь, дорогая! Я сорву плод с ветви!

С этими словами он сорвал одну из гроздей винограда, висевших на груди Розалинды.

– Святые небеса! – закричала она, тщетно пытаясь вырваться. – Отпустите!

– Со мной вы ощутите, как нежны алые соски, – нагло продолжил сеньор Он коснулся своими костлявыми пальцами ее груди и решительно сжал сосок, очевидно, не осознавая, что от этого жеста китовый ус вонзился ей в нежное тело.

– О! – вскрикнула Розалинда от боли.

– А груди так чувствительны, потому что девственны!

– Проклятие! Уберите свои грязные руки!

Розалинда боролась изо всех сил, но безуспешно. Тщедушный французский лорд явно имел большой опыт по части усмирения непокорных дам.

– Как вы смеете касаться меня подобным образом? Я же вас предупредила!

– Но вам ведь нравится, не правда ли?

Он снова потянулся к ней, но на сей раз Розалинда успела отступить.

– Сеньор де Монтейл, вынуждена напомнить вам о своей особе и просить вас немедленно покинуть Торнбери-Хаус. Поскольку приличия вас не беспокоят, удалиться придется мне.

С этими словами Розалинда энергично зашагала к дому, но, услышав за спиной шаги, резко обернулась. Старик тотчас снова протянул к ней руки.

– Назад, я сказала! – крикнула она, на, внезапно оступившись, взмахнула руками и с удивленным возгласом упала прямо на клумбу гвоздик.

– Не так мягко, как на ложе из роз, – радостно заметил старик, – но жаловаться не стану. – Он тотчас навалился на нее всем своим тщедушным телом, едва не подпрыгнув на огромных и жестких обручах кринолина.

– На помощь! Франческа! – закричала Розалинда, когда Монтейл сладострастно прильнул к ее шее. Она попыталась уклониться, но этот похотливый старец каким-то непостижимым образом предупреждал каждое ее движение.

– Сейчас получишь представление, красавица моя, – забормотал он ей на ухо. – Бедра женщины двигаются инстинктивно…

– Какою черта! – прогремел где-то над ними мужской голос. – Слезь с нее, негодяй, или я проткну твою селезенку!

Услышав звон шпаги, Розалинда вздохнула с облегчением – Слава небесам! Моя честь спасена. – Она выглянула из-за лысеющей головы, чтобы рассмотреть своего спасителя.

Сначала Розалинда увидела только ноги, показавшиеся ей невероятно длинными: мускулистые икры, обтянутые белыми чулками, крепкие бедра в облегающем трико. Правда, она не осмелилась взглянуть на гульфик, чтобы оценить внушительные размеры достоинства своею спасителя. Потом ее взгляд остановился на широкой груди. В раскрытом вороте белой рубахи виднелись соблазнительные черные завитки. И наконец, лицо, эти точеные черты… очень знакомое лицо, даже слишком.

– О Господи…

– Да, малютка.

– Дрейк! – закричала она и приставила ладонь к глазам чтобы рассмотреть ею получше.

– Да, малютка, – саркастически отозвался он. – Или мне следует сказать – шлюха? Я вернулся, чтобы забрать Торнбери-Хаус, прежде чем он превратится в бордель. Ты ведь не расстроишься, если я убью твоего любовника?

– Он мне вовсе не любовник!

Собравшись с силами, она оттолкнула сеньора Монтейла. Скатившись с ее кринолина, тот повалился на спину. Движимая яростью, Розалинда поспешно вскочила на ноги.

Распрямив плечи, она устремила взгляд прямо в глаза дьявола. «О Боже, – подумала она с ужасом. – Я совсем забыла. Они слишком голубые для человека, слишком красивые для мужчины и слишком жестокие для существа, у которого есть сердце».

– Ты вернулся, – вот и все, что она произнесла.

– Как и обещал. – Его обветренное лицо расплылось в улыбке.

– Эго мой дом, Мандрейк! – выпалила Розалинда, снова став ребенком в его присутствии. Ведь Дрейк словно язычник, который пренебрегает правилами приличий или, что еще хуже, вообще не знает об их существовании. Еще ребенком он уже был расчетлив. Сейчас же просто невозможно предугадать его шаги.

– О, как я боялась твоего возвращения! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, хотя гневаться должна была на сеньора. Впрочем, сейчас она не думала, а только реагировала. – Я надеялась, что, повзрослев, преодолела неприязнь к тебе, Дрейк, но я ошибалась.

Все еще целясь острием шпаги в скорчившеюся на земле насильника, он заливисто расхохотался. Его завораживающий голос с годами стал еще глубже. В лучах сияющего солнца сверкнули белые зубы.

– Ах, малютка, как мне недоставало твоей желчи!

Она услышала возглас сеньора, но не смогла оторвать взгляд от вселявшего в нее ужас Дрейка.

– Сеньор де Монтейл, – бросила она через плечо, – прошу вас, не бойтесь. Не следует льстить этому грубияну, выказывая страх. Он не вонзит шпагу в ваше сердце, сэр, потому что предпочитает ощущать своими пальцами не кровь, а золото. Он живет ради денег. Он был так занят сколачиванием состояния, что даже не вернулся после смерти своей матери.

При этих словах мускулы на лице Дрейка дрогнули.

– Таково твое мнение? – холодно спросил он.

– Да.

– У меня были причины оставаться в море. И не последней из них является твое запоздалое послание.

– Мое запоздалое послание! – хмыкнула она, уперев руки в бока.

– Умоляю! – прохрипел старик.

Внезапно встревоженная его тоном, Розалинда обернулась и ахнула.

– Сеньор! Вы белы, как цветы, на которых лежите!

Сеньор де Монтейл держался за сердце и хрипел, пытаясь вздохнуть.

– О все святые! Ах вы, бедняжка! Надо было сразу же сказать, что вам плохо.

– Я пытался! – Сеньор прохрипел еще что-то и вдруг разом обмяк. Глаза его закатились.

– О всемогущий Юпитер! Ты убил его! – закричала Розалинда, яростно набросившись на Дрейка. – Убил! Теперь ты доволен?

Оттолкнув ее, Дрейк убрал шпагу в ножны и прижался ухом к груди старика.

– Он еще жив, но едва дышит. Отойди. Я сам обо всем позабочусь.

– Нет ничего такого, чего я не могла бы сделать столь же успешно, как и ты. Да ты и никогда особенно ничего за меня не делал. Я была..

– Розалинда! – Дрейк сердито взглянул на нее. – Прекрати трещать как сорока и приведи врача.

Гордость заставила ее выпрямить плечи.

– Да, конечно. – Она посмотрела на бедного сеньора, и внутри у нее все сжалось. – Проклятие, Дрейк, ты выбираешь самые неудачные моменты для появления. Помогите! Позовите врача! – закричало она и бросилась к дому. Оглянувшись, Розалинда увидела, что Дрейк подхватил обмякшее тело и поспешил за ней.

Спустя час она терпеливо замерла у дверей желтых покоев, где врач осматривал сеньора де Монтейла. Франческа в парадном зале временно взяла на себя роль хозяйки, поскольку Розалинда отказалась веселиться до тех пор, пока не прояснится судьба старика.

Несмотря на летнюю жару, руки ее были ледяными, а по спине бежали мурашки, ибо она понимала, что сеньор пал жертвой лежавшего на ней проклятия, как и все его предшественники.

Открыв дверь, служанка с мрачным лицом присела в реверансе. Врач тем временем расправлял закатанные рукава рубашки.

– Доктор? – боязливо спросила она.

– Мои соболезнования, леди Розалинда. Он скончался минуту назад.

– Нет! – вскрикнула она, хотя это сообщение не стало для нее неожиданностью.

– Видите ли, дело в его сердце.

– Оно… оно оказалось разбито?

– Женщиной, вы хотите сказать? – усмехнулся врач в ответ.

– Проклятием, что лежит на женщине.

– Нет, его сердце не было разбито неуместной любовью. Оно было слишком слабым. Может быть, он пережил сегодня испуг или потрясение?

– Да – Лицо Розалинды пылало от стыда. – Видите ли, это все по моей вине. Я поступила эгоистично, пригласив его сюда для… ах, какая теперь разница!

Она тяжело вздохнула и, приблизившись к постели, взглянула на посиневшую кожу сеньора де Монтейла.

– Бедный вы, бедный, простите меня. О небеса, простите меня!

– Это вовсе не ваша вина, леди Розалинда. Человек в таком возрасте должен сидеть в кресле-качалке у камина, а не посещать… непристойные маскарады. – Доктор украдкой взглянул на уже изрядно помятую гроздь винограда у нее на груди и собрал свои инструменты.

Розалинда тотчас оторвала гроздь, швырнула ее в камин и, не задумываясь о приличиях, вытерла пальцы о платье. Врач тем временем деликатно удалился.

– Монсеньор, простите меня. Простите, – зашептала Розалинда умершему. И не в силах совладать с бурей эмоций – жалостью к сеньору, злостью на себя, страхом перед Дрейком – горько зарыдала. Опустившись на стул и привалившись к постели. Розалинда заплакала так, как не плакала со времени смерти отца.

– Эти слезы настоящие? – без всякого сочувствия поинтересовался вошедший в комнату Дрейк.

Она ничего не ответила. Дрейку не понять, что ее волнует, да ему и дела нет до этого. В любом случае ничто уже не вернет сеньора к жизни.

– Уходи, – простонала она и посмотрела на него сквозь пелену слез. Забавно, но ей было безразлично, что он видит ее плачущей. Главное, что на ней лежит проклятие. Она обречена. Обхватив голову руками, Розалинда вновь разрыдалась.

– Бедная, бедная малютка, – проговорил Дрейк удивительно ласковым голосом и приблизился к ней. – Ты потеряла свою игрушку и теперь проливаешь слезы.

Розалинда резко размахнулась, надеясь нанести разящий удар, но Дрейк мгновенно отреагировал.

– Ну-ну, не нужно лишать меня шансов стать отцом. Она обернулась и увидела, что едва не угодила ему прямо в пах.

– Как ты можешь думать только о себе? – прошипела она. – Человек мертв!

– Да, и умер он только потому, что ты была не прочь пофлиртовать с ним, вырядившись богиней урожая. Это неприлично, Розалинда! – с притворным ужасом произнес он, правда, на губах Дрейка блуждала ухмылка. – Вернее, отвратительно.

– Я не флиртовала с ним! Я просто привлекала его внимание, вот и все. О, ты знать не знаешь, почему он умер. Тебе не понять, а я никогда не расскажу. Ты – мужчина и понятия не имеешь, какой ценой достается свобода женщине и как выживают в этом несносном мире хотя бы с неким подобием достоинства. – Внезапно Розалинда снова разрыдалась. – Дрейк, мне уже тридцать, а из-за меня по-прежнему гибнут мужчины!

С необычным для столь высокого мужчины изяществом Дрейк приблизился к несчастной.

– Это уже серьезно, – произнес он и, схватив ее за рукав, притянул к себе. Она инстинктивно прикрыла лицо рукой, и он нахмурился. – Нет нужды защищаться, Роз, я не причиню тебе боли. Проклятие, неужели ты считаешь меня таким чудовищем?

Вытащив из кармана платок, он стал вытирать ей слезы. Его обветренные пальцы осторожно касались нежной кожи с розовато-белыми разводами потекшей краски, и она почему-то вдруг ощутила, что находится в надежных руках. Он был так силен, так мужествен!

– Ты похожа на арлекина, – заметил он.

– Я больше никогда не буду красить лицо.

– Тогда ты отстанешь от моды.

– Мне все равно. Я больше никогда не покажусь в обществе.

– Очень сомневаюсь. – Он перевернул платок и приложил его к ее покрасневшему носу. – А теперь высморкайся.

Поймав ее гневно сверкнувший взгляд, он стал по-отечески увещевать ее:

– Ну давай же, Роз. Подумаешь, драма! Просто высморкайся.

Она так и сделала, издав при этом весьма неделикатный звук. Подавив улыбку, Дрейк убрал платок в карман.

– Ведь это вовсе не трудно, а, Роз?

Роз. Он называл ее так давным-давно, и эта фамильярность сейчас действовала ей на нервы. Однако в его голосе не было насмешки, и ей даже нравилось, как он произносит звук «з». Может, рассказать ему о проклятии? Ведь на самом-то деле он ей не враг. Просто мужчина, желающий отобрать у нее все, что ей дорого. Впрочем, она не винила его за желание заполучить Торнбери-Хаус. Но в любом случае она уже победила. Так разве нельзя проявить великодушие?

– Дрейк…

– Что, малютка? – Взяв ее за подбородок, он всмотрелся ей в лицо. – Так-то оно лучше. Я почти вижу те веснушки, что пересчитывал когда-то во время уроков.

Она улыбнулась при этом воспоминании и вгляделась в его лицо, которое с годами стало таким запоминающимся. Прячась в мягких волнах черной бороды, призывно манили чувственные губы цвета бургундского. Розалинда вдруг ощутила невероятное умиротворение и вдохнула терпкий мужской запах. И на мгновение совсем забыла о прошлом и о том, какая угроза исходила от него самому ее существованию.

– Дрейк…

– Да, малютка?

Она уже намеревалась завести речь о том, что ее волнует, как вдруг краешком глаза увидела мертвого сеньора. Вздрогнув от нового приступа раскаяния, Розалинда осуждающе взглянула на Дрейка.

– Почему же мы ведем такую нелепую беседу, когда здесь лежит труп этого бедняги?

Дрейк посмотрел на труп с сожалением, потом схватил Розалинду за руку и потянул ее из комнаты. Закрыв дверь, он сердито покачал головой.

– Не обвиняй меня, Розалинда. Ты сама начала этот разговор.

– Нет, не я.

– Почему-то каждый раз у нас с тобой все заканчивается престранными беседами в чрезвычайно причудливых ситуациях.

Она только отмахнулась:

– Просто ты всегда появляешься там, где тебе не рады. И кстати, надеюсь, ты не собираешься здесь заночевать?

– Где? – Его умное лицо вдруг просветлело. Он слегка улыбнулся, отчего на его щеках появились едва заметные ямочки.

– Здесь. В моем доме.

– В твоем доме? – Он задумчиво погладил черную бородку. – Нет, в твоем не останусь. Я останусь в своем доме.

Она как-то просветленно улыбнулась:

– Значит, ты купил дом?

– Нет, я унаследовал его.

От дурных предчувствий внутри у Розалинды все сжалось.

– Что ты имеешь в виду?

– Вообще-то я унаследовал этот дом. – Он быстро окинул взглядом круглую прихожую. – Несколько запущенный, должен признать, но здесь многое можно сделать.

– Запущенный.

– И слегка напоминающий оранжерею… особенно с богиней урожая. Но все равно я очень рад стать его владельцем Понимаешь…

– Дрейк! – воскликнула она. – О чем ты говоришь? |Это мой дом, и тебе это прекрасно известно.

– Напротив, малютка. – Посерьезнев, он повернулся к ней лицом, а затем, приблизившись вплотную, наклонился и доверительно зашептал со злобой в голосе– Он мой! Я ведь говорил тебе, что так оно и будет.

– Ради всех святых, о чем ты?

Он сунул руку за пазуху и достал пергамент.

– Я получил это пять месяцев назад. Вместе с твоим письмом. Вот, можешь убедиться сама.

Дрожащей рукой Розалинда взяла документ, расправила загнувшиеся уголки и пробежала глазами слова, которые изменили всю ее жизнь.

– Последнее завещание лорда Эндрю Карбери, графа Даннингтона… – прошептала она еле слышно. – Я, лорд Эндрю Карбери, сим передаю Торнбери-Хаус и все прилегающие к нему угодья… – она ахнула, – господину Мандрейку Ротвеллу!

Слова внезапно слились в какое-то неясное пятно. Она пробежала содержание в поисках подписи. Почерк, похоже, отцовский. А свидетелем при этом был…

– Тедиес! – закричала она.

Глава 5

На следующий день рано утром, задолго до того как Розалинда встала с постели, Дрейк уже расхаживал по кабинету лорда Эндрю. Он гак долго плавал по морям, что эта величественная, отделанная дорогим деревом комната казалась ему чужой. И в то же время она была ему бесконечна дорога. Ведь именно здесь лорд Эндрю однажды признался ему, что видит в нем сына.

В это прекрасное, нет, самое замечательное в жизни утро он задумчиво наблюдал, как за узорчатыми стеклами сквозь темные предрассветные облака пробивались лучи солнца, заливая золотистым светом огромное поместье.

Торнбери-Хаус считался одним из самых известных гостевых домов времен королевы Елизаветы. Гостевой дом – огромный дом, построенный для пребывания в нем королевы во время ее летних поездок за город, – имел, как и положено, королевские покои. Бесконечно скупая королева Елизавета в сопровождении сотен придворных, слуг и тысяч лошадей, переезжая из одного гостевого дома в другой, жила там на полном хозяйском обеспечении. Подобные визиты зачастую доводили лордов до разорения, и, кстати, именно визит королевы положил начало финансовому краху отца Дрейка.

Не столь огромный, как Бергли, не такой романтичный и вычурный, как Хардвик-Холл в Дербишире, и, конечно же, не такой величественный, как Логлит в Уилтшире, Торнбери тем не менее очаровывал как своим изяществом, так и внутренним убранством. Дорога к поместью среди вековых деревьев казалась естественным природным коридором; кроме того, поражали воображение сад в двадцать акроввокруг дома и огромный парк с оленями. Приезжая сюда, каждый чувствовал себя так, словно очутился за много миль от Лондона, хотя на самом деле поместье находилось сразу за западной границей города.

И что самое главное, дом был построен отцом Дрейка. Он стал единственным памятником былого величия семьи Ротвеллов. Граф, похоже, не понимал, как это важно для Дрейка. По крайней мере так считал Дрейк, пока не получил завещания.

Опустившись за письменный стол в любимое кресло герцога, Дрейк протянул руку и взял видавшее виды гусиное перо прежнего хозяина, а затем, порывшись в его табакерке, нащупал гладкую трубку из слоновой кости. Розалинда, очевидно из сентиментальности, оставила все как было. От всех вещей исходил терпкий запах табака. Дрейк мысленно представил беседующего с ним лорда Даннингтона, уверяющего, что он здесь любим, несмотря на то что Розалинда его на дух не переносит.

Ему хотелось протянуть руки и обнять старика, поблагодарить за любовь и веру в него, росшего без отца ребенка. Если бы не любовь и внимание герцога, он не стал бы тем, кем был сейчас. Но было невозможно даже себе представить, как бы он рассказал герцогу о своей беде. Большой беде.

– Дорогой Эндрю. – Дрейк прижал трубку к груди. Сердце его заныло при воспоминании о любимом покровителе. Но через мгновение этот жест показался ему глупым. И может быть, даже лицемерным. Ведь он не потрудился вернуться, пока не узнал о наследстве, за которое, судя по крайнему изумлению Розалинды, ему придется бороться, и бороться упорно.

Дверь с тихим скрипом приоткрылась. Дрейк поднял голову и кивнул управляющему.

– Приветствую тебя, Томас.

– О, господин Дрейк! – воскликнул управляющий, внося в комнату бухгалтерские книги.

– Я напугал тебя, Томас? Не хотелось бы. – Он поднялся и тепло пожал дрожащую руку старика. – Хорошо, что ты по-прежнему в Торнбери-Хаусе. Дай-ка я тебе помогу. – Дрейк положил тяжелые книги на стол и подвинул Томасу стул.

– Спасибо, господин Дрейк. Да, я все еще здесь. Теперь вот служу хозяйке, ее светлости. – Томас поправил очки, сидящие на самом кончике носа, и пристально посмотрел на Дрейка. – Но говорят, теперь и вы хозяин. Запутанное дело.

– Да, Томас. В моем распоряжении завещание, подписанное Дарнингтоном.

Дрейк вытащил документ и показал его управляющему. Тот окинул его цепким взглядом человека, через руки которого прошли все документы поместья за последние двадцать пять лет.

– Вроде бы настоящее. Почти такое же, как и то, в котором наследницей названа леди Розалинда. Ладно, оставлю это дело законникам. Что до меня, то вы всегда были членом семьи.

Дрейк с благодарностью улыбнулся и присел на край стола, вертя в руках гусиное перо.

– Томас, – произнес он весьма дипломатичным тоном, – а нельзя ли мне заглянуть в бухгалтерские книги?

– Да, конечно, ведь вы теперь хозяин. И вы завели их для меня, только-только появившись здесь много лет назад. Помните? Вам было всего десять лет! Такой смышленый мальчик!

Старик пододвинул к нему книги. Дрейк затаил дыхание: в них содержались записи, которые уведомили бы его о том, достаточно ли в сундуках золота, чтобы отправиться обратно к острову Буто. Не дай Бог, недостаточно. Тогда Дрейк станет банкротом и его ждет такой же бесславный конец, как и его отца. К горлу новоявленного хозяина подкатил комок Он потянулся к книгам, но Томас неожиданно придвинул их к себе.

– А ведь хозяйка мне голову оторвет, если я покажу их вам.

– Что покажешь Дрейку, Томас?

Услышав властный голос Розалинды, старый Томас поморщился. Впрочем, он повернулся к ней и изобразил некое подобие улыбки.

– Да ничего, леди Розалинда. Абсолютно ничего.

Дрейк, поглаживая бороду, наблюдал за этой жалкой сценой. В этот момент он испытал невероятную нежность к старому управляющему. Розалинда столько лет помыкала им, как и всеми другими мужчинами, а он тем не менее просто обожал ее. Взглянув на нее, Дрейк вновь ощутил ее притягательность: маленький совершенный носик, россыпи веснушек на высоких скулах, прелестные губы. Правда, контур верхней губы был слегка размыт, и это явно свидетельствовало о том, что при всем ее упрямстве она склонна к сомнениям. Короче говоря, Розалинде была присуща глубокая и в то же время хрупкая чувственность, делавшая ее просто неотразимой. Так какого черта она не вышла замуж? Казалось бы, мужчины должны без устали обивать пороги ее дома.

– Вы сегодня рано спустились, миледи. – Томас, поднявшись, коротко поклонился.

– Чем ты занят, Томас? – требовательно спросила Розалинда.

Управляющий снял очки и протер их о свой камзол, явно пытаясь выиграть время. Потом обреченно взглянул на хозяйку:

– Я показывал господину Дрейку бухгалтерские книги.

– Это мои книги. Все записи за последний год сделаны моей рукой. Дрейк не имеет права видеть их.

– Миледи… завещание…

– Завещание поддельное, – холодно отрезала Розалинда. «Боже, как она прелестна после сна!» – подумал Дрейк.

Растрепанные рыжие волосы, бледное лицо… Она, должно быть, действительно очень встревожена, раз спустилась из спальни, не приведя себя в порядок и не переодевшись: из-под атласного пеньюара выглядывала шелковая ночная рубашка.

Он сейчас не вспоминал о том, какой несносной она была в детстве, потому что наткнулся взглядом на соблазнительно видневшуюся в вырезе ночной рубашки грудь. Розалинда и грудь?! Два этих образа просто не сочетались в его представлении. Ее грудь развилась много лет назад, еще до его отъезда, но он, судя по всему, тогда не обратил внимания. А тот факт, что он заметил это сейчас, свидетельствовал о том, что он слишком долго был в море.

– Ты куда уставился? – гневно спросила Розалинда.

– На тебя, – ответил он. – Вот уж не думал, что твоя страсть ко мне побудит тебя так рано покинуть постель. Мне очень нравится, как ты выглядишь неглиже. Тебе идет.

Он расплылся в широкой, довольной улыбке и вразвалку направился к ней.

– К счастью, девушка – все еще девушка, не так ли?..

Ее нежные ноздри затрепетали.

– Я встаю рано. И сейчас мне всего лишь нужно отложить эти книги и заняться чем-нибудь… попривлекательней.

Он остановился буквально в нескольких дюймах от нее и дерзко взглянул вниз. В ее зеленых глазах, опушенных рыжеватыми ресницами, теперь сверкали молнии.

– Да, вот это, а вернее, эти – действительно исключительно привлекательны.

– Развлечетесь в другом месте, сэр! – прошипела она. – Вы ничуть не лучше того любвеобильного сеньора. – Она тотчас вздрогнула от упоминания о вчерашнем происшествии.

– Ты опять затронула эту тему, – проговорил Дрейк. – Сеньор по-прежнему мертв, да?

– Да, – резко ответила она, – и я еще раз повторяю, что развлекаться ты будешь в другом месте. – Она украдкой взглянула на Томаса и прошептала: – Почему ты вернулся? Зачем тебе этот дом? Я знаю, он дорог тебе как память, но ты богат. И мог бы купить замок, если бы захотел. Ты мужчина и волен оказаться там, где пожелаешь. – Внезапно она вся зарделась, нежный рот искривился от отчаяния. – А у меня есть только это. Неужели нельзя оставить меня в покое?

Он сглотнул подкативший к горлу комок и резко отвернулся. Надо же, как легко ей удалось его разжалобить. Не стоит забывать, что она хитра, и такой ее сделала решимость. Несколько минут Дрейк молча расхаживал по комнате, потом повернулся и склонился перед ней в глубоком поклоне.

– А вам не приходило в голову, мадам, что я вернулся вовсе не ради дома? Может, я вернулся чтобы претендовать на вас?

Печальное выражение ее лица тут же стало насмешливым.

– Да будет тебе! Ты все готов обратить в шутку.

– Не веришь? Я сейчас отошлю Томаса, и ты ощутишь всю силу моего желания. – Повернувшись, он бросил управляющему: – Иди, Томас. Ступай отсюда.

– Что, сэр? Да-да, конечно. – Томас закрыл книги и собрал их. – Сейчас я вас оставлю. Вот только одолею эту огромную комнату…

– Останься, Томас! Я приказываю тебе остаться! – распорядилась Розалинда.

Сделав несколько шаркающих шагов, старик повернулся.

– Ну что же, вы – хозяйка.

– Иди, Томас! – приказал Дрейк, повысив голос.

– Ладно, вы – хозяин, – уступил управляющий, снова поворачиваясь к выходу.

– Дрейк здесь не хозяин! – едва ли не закричала Розалинда и, выбежав на середину комнаты, приказала: – Останься!

– А, жалящая пчела покинула цветок и забралась в колючие заросли шиповника, – протянул следовавший за ней по пятам Дрейк.

– Никаких колючек, Дрейк. А вот твои колючки ограничиваются одной: она в твоих венецианских штанах, и ты можешь сломать ее с любой девчонкой у себя на пристани.

– Как же так, моя госпожа? Откуда такой настоятельный интерес к моим штанам?

– Меня настоятельно интересует только одно – этот дом. Я могу понять, почему ты появился здесь с этим измятым завещанием, вернее, явной подделкой. Ничего другого от столь корыстного человека, как ты, я и не ожидала. Но твой внезапный флирт? Я и не понимаю, и не принимаю его, сэр.

Дрейк упер руки в бока и передразнил ее:

– «Я и не понимаю, и не принимаю его, сэр». – Он презрительно поморщился. – Твое высокомерие и задранный нос теперь меня не спровоцируют, Роз. – На этот раз он выплюнул ее имя словно ругательство. – Сколько лет вы водили меня за нос, леди?

– Можешь идти, Томас, – бросила Розалинда через плечо и в недоумении уставилась на Дрейка. – Водила тебя за нос? А кто пришел в этот дом и украл любовь моего отца, словно воришка у собора Святого Павла? Ты так преуспел в этом гнусном деле, словно воровал всю свою жизнь.

– Я всегда буду для тебя лишь уличным бродягой? – взревел Дрейк.

– А я всегда буду для тебя всего лишь хрупкой малюткой, которой можно помыкать, словно куклой?

Дрейк мрачно засмеялся.

– Ну уж хрупкой тебя никак не назовешь, моя дорогая леди. – Он попытался ослабить воротник рубашки. – Неужели ты до сих пор не поняла, почему я так изводил тебя? Ты, которая так преуспела в разгадках мотивов, которые движут мужчинами?

– Я всегда считала, что ты меня ненавидишь, – ответила она, неопределенно двинув плечом. – А разве была иная причина?

– Ненавидел тебя?! – Он удивленно покачал головой и мрачно расхохотался. Наконец Дрейк, не отрывая от нее взгляда голубых глаз, прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.

– Ах, малютка, если бы ты только знала, почему я мучил тебя!

В его последних словах сквозила печаль, но она сейчас чувствовала лишь ожог на своей щеке, там, где он дотронулся до нее. Она закрыла глаза и отвернулась, с трудом подавляя в себе желание потрогать горящую щеку.

– Но все это в прошлом, – махнул рукой Дрейк и, подойдя к столу, с тихим стуком закрыл табакерку лорда Даннингтона. – Сейчас нам надо незамедлительно разрешить наш спор!

– Прекрасно. Похоже, споры нам сдаются лучше всего. Он насмешливо улыбнулся.

– По крайней мере здесь мы единодушны. Присаживайся. – Он указал на стул перед письменным столом.

Когда он небрежно плюхнулся в кресло ее отца, Розалинда гневно сверкнула глазами.

– Я предпочитаю стоять. – И, подойдя к открытому окну, подставила лицо ласковому ветерку.

– Итак, в чем проблема, с твоей точки зрения, Розалинда?

– Для тебя леди Розалинда.

– Леди Розалинда.

– Проблема, я полагаю, оптическая. Или, скорее, в полном отсутствии оптики. Ты явно заблуждаешься, уверяя, что поддельный документ является законным. Я послала за дядей Тедиесом. Он сразу же все прояснит.

Она повернулась как раз в тот момент, когда Дрейк зажег трубку ее отца. Белые кольца дыма затейливо обволакивали дьявольски красивое лицо.

– Тебе никогда не сравняться с моим отцом, Дрейк. Даже не пытайся.

– И наказывая, Бог милует. Если у меня когда-нибудь будет дочь, она в отличие от тебя будет покладистой.

Розалинда тотчас обожгла его взглядом:

– Ты разве не знаешь, что в дочерях нет никакого проку? Он задумчиво пригладил свою бородку.

– Давай пока ограничимся одним предметом спора.

Она кивнула:

– Ладно.

– Вряд ли Тедиес поможет тебе в стремлении лишить меня наследства.

– Что ты имеешь в виду?

– Это он известил меня о завещании, когда я был в море.

– Ошибаешься. – Розалинда заметалась по комнате. – Тедиес сообщил бы мне о существовании подобного завещания задолго до того. Тебя ввели в заблуждение.

– Ты уверена? – Он порывисто подался к ней. – Ты, конечно, знаешь Тедиеса гораздо лучше, чем я, но я знаю лишь одно: он человек двора и обожает интриги.

Согласившись с его разумными доводами, Розалинда подошла к столу и опустилась на ранее предложенный ей стул.

– Дай-ка еще раз взгляну на завещание.

– Если присмотришься внимательнее, – сказал он, когда она взяла документ, – то сама увидишь… – Дрейк вдруг осекся и выхватил документ из ее рук.

– Что? – Она сжала пустой кулак. – Не мучь меня, Дрейк. Дай как следует взглянуть на этот чертов документ!

– Ты ведь не…

– Не порву его? – Она презрительно усмехнулась. – Нет, как бы мне этого ни хотелось. Клянусь.

Дрейк с сомнением нахмурился, но все же протянул ей документ. Схватив его, она с нарастающим страхом стала изучать знакомые строчки, потом вскочила и направилась к окну.

– Розалинда!

– Не бойся, трус. Я просто хочу посмотреть подписи на просвет.

– Если ты выбросишь документ в окно, я тебя отшлепаю.

– Только попробуй!

– Не искушай меня!

Она подняла желтый пергамент к свету, но сколько ни смотрела, сколько ни щурилась, как бы высоко ни держала его в солнечных лучах, никаких расхождений с почерками ее отца и дяди не обнаружила. Если документ подлинный, то это окончательное предательство. Она же единственная наследница своего отца! Львиная доля его имущества должна перейти к ней.

Руки ее задрожали, и она бессильно опустила их на колени.

– Итак?

– Это точная копия моего завещания, – хрипло выдавила она. – Оба датированы одним днем, оба составлены в тех же выражениях, с той лишь разницей, что на одном – твое имя, а на другом – мое.

– Значит, мое завещание законное. – Дрейк с трудом сдерживал торжествующую улыбку.

Она резко вздернула подбородок:

– Есть еще одно исключение: мое завещание – настоящее, твое – подделка. Да, чрезвычайно искусная, но тем не менее подделка.

Когда Дрейк зарычал от бессилия, Розалинда удивленно выгнула бровь:

– А ты думал, я скажу что-то другое?

– Нет, – признался он.

– Весьма рада, что не разочаровала тебя.

– Но ты же не веришь, что это подделка!

– Верю или нет, не важно. Я буду оспаривать твое право на этот дом до последней капли крови.

Он криво ухмыльнулся:

– Надеюсь, до этого дело не дойдет. Убить женщину на дуэли – значит навсегда погубить свою репутацию.

Розалинда повернулась к окну, покусывая палец, как маленький обиженный ребенок.

– Ну-ну, малютка! Я знаю, что это трудно. – Едва он пересек комнату и ободряюще положил руки ей на плечи, как она резко обернулась и отпрянула от него.

– Не дотрагивайся до меня, ты, бессовестный вор!

– Вор? Да я ничего не украл. Пока.

– Мне не нужна твоя жалость.

– Будь я проклят, если ты ее дождешься, – сухо отозвался он.

– Ты еще не победил, Дрейк. Я лишь признала, что подписи отца и дяди очень похожи на подлинные. Но это не значит, что они действительно подписали завещание. И я по-прежнему отказываюсь отдать этот дом.

Дрейк задумчиво нахмурился и скрестил руки на груди.

– Единственный способ установить истину, леди Розалинда, – саркастически заметил он, – это зажать Тедиеса в углу и не выпускать до тех пор, пока мы не вытянем из него правду.

Она кивнула.

– Вопрос в том, где его сейчас черти носят?

– Где сейчас, не знаю, но точно могу сказать, где он будет вечером, – отозвалась Розалинда.

Внезапно в дверь постучали.

– Войдите! – рявкнул Дрейк так громко, словно был на корабле.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул голову Хатберт.

– Вы закончили спорить, господин Дрейк?

– Да, пожалуй. Леди Розалинда? – вопросительно поднял он брови.

– На данный момент, да.

– Ну так в чем дело, Хатберт? – строго взглянул на слугу Дрейк.

– Я подумал, что немного муската вам не повредит.

– Отличная идея! – Дрейк потер руки. – Хорошая ссора всегда вызывает жажду, не так ли, леди Розалинда?

– Ну… пожалуй. – Она была вынуждена кивнуть, хотя и не собиралась соглашаться с Дрейком.

Хатберт поставил поднос на стол и наполнил бокалы.

– Я услышат ваши громкие голоса и подумал, что вернулись старые добрые времена! – Подвинув бокалы хозяевам, он спросил' – Более ничего не желаете?

– Нет, Хатберт, спасибо, – сказала Розалинда. Дворецкий удалился, и Дрейк решил уточнить:

– Итак, где мы найдем этого благородного рыцаря?

– Тедиеса?

– Именно.

– У леди Блант. Она сегодня устраивает маскарад в Крэнстон-Хаусе.

– Значит, поспешим туда.

– Я и так не пропустила бы этот праздник, – ответила Розалинда.

Дрейк поднял бокал:

– До дна, моя госпожа!

Розалинда с удивлением отметила, что ее золотистый бокал сияет в солнечных лучах так же ярко, как озорные глаза Дрейка. Спустя мгновение она совершенно не по-женски выпила вино залпом и с удовлетворением заметила, что враг сделал то же самое.

Глава 6

До вечернего маскарада, казалось, оставалась целая вечность, и Розалинда решила скоротать время, посетив театр «Глобус». Не видевшая нового здания театра Франческа уговорила взять ее с собой.

И вот нанятая подругами карета остановилась у прекрасного полукруглого здания. Франческа запрокинула голову, разглядывая темное дерево и белую лепнину сооружения, поднимавшегося до самых небес.

– Великолепно! – воскликнула она.

Они прошли через главный вход. Дневной спектакль уже закончился, билетеры и публика разошлись. Пол был усыпан программками, недоеденными фруктами и орехами, увядшими цветами Зрители нередко ели и болтали на протяжении всего спектакля, едва обращая внимание на сцену. Поэтому, чтобы удержать внимание толпы, требовалось что-то из ряда вон выходящее, и труппа часто прибегала ко всяческим ухищрениям: во время представления на сцену выливались бочки свиной крови, в других картинах звучала веселая музыка. Теперь даже боги спускались на сцену с помощью механических устройств, словно с небес. Верхний уровень сцены так и назывался – «небеса». А «адом» именовалось то место, откуда через люк вылезали призраки и черти.

Розалинда провела подругу в открытый дворик. Отсюда спектакли стоя смотрели самые бедные зрители, платившие за вход всего один пенс. Вокруг, на приподнятых террасах, находились галереи для более состоятельных людей. Самые богатые посетители театра платили шесть пенсов за так называемую комнату лордов на балконе над сценой.

– Скажи господину Шекспиру, что он превзошел себя. – восхищенно произнесла Франческа.

– Сама скажи, – предложила Розалинда, беря Фрэнни под руку. – Вот он идет нам навстречу.

– Леди Розалинда и леди Халсбери! Рад видеть вас в нашем театре. – Уильям Шекспир шел по скрипящим половицам сцены, вытирая на ходу пот с шеи и со лба, поправляя камзол и приглаживая растрепавшиеся волосы. Он, несомненно, играл в дневном спектакле.

– Здравствуйте, Уильям, – сказала Розалинда, – моя подруга просила показать ваш новый театр.

– Ах вон оно что! – Шекспир провел их через боковой вход и показал им заднюю часть сцены, где размещались гримуборные, гардеробные и склад.

– Я просто благоговею при виде всего этого, – выдохнула Франческа, изрядно раскрасневшись.

– Благоговейный трепет скорее вызывает наш гость из Франции. – Шекспир показал на стройного, несмотря на атлетическое сложение, молодого человека, который смеялся у кулис с актерами театра. Оживленная беседа не мешала ему пожирать глазами Франческу.

«Типичный француз, очень красив», – отметила про себя Розалинда, увидев распахнутую рубашку, блестящую от пота грудь и римский нос.

– Не хотите ли познакомиться с господином Жаком де ла Вером, леди Халсбери? Он приглашен играть у нас в труппе и, похоже, очарован вашей красотой.

– С удовольствием! – отозвалась Франческа.

Она улыбнулась юноше, и ее фиалковые глаза мгновенно потемнели. Какое бы внезапное влечение ни испытывал господин де ла Вер, оно явно было взаимным.

Шекспир жестом подозвал актера.

– Жак, это виконтесса Халсбери.

– Весьма польщен, мадам.

– Рада знакомству, – ответила Франческа и чуть прикрыла глаза, когда красавец актер поцеловал ей руку.

Розалинда с удивлением поняла, что ее подруга вела отнюдь не монашеский образ жизни в своем поместье в Йоркшире. Да, Фрэнни, конечно, всегда привлекала внимание мужчин. Когда они были моложе, это постоянно беспокоило Розалинду, теперь же она могла лишь восхищаться и, возможно, завидовать.

– Жак, будь любезен, покажи леди Халсбери театр.

– С радостью! – Француз предложил Фрэнни руку, и оба удалились, весело болтая по-французски.

Розалинда уставилась им вслед, даже и не подозревая, что стоит с открытым ртом.

– В чем дело, Розалинда? Вы ведь не завидуете безобидному флирту подруги?

Она вздохнула и пожала плечами:

– Может, и завидую.

Шекспир подошел к ней и дружески похлопал по плечу.

– Значит, сегодня мы склонны быть честными.

– Я всегда честна с вами, Уилл. Это себе самой я лгу.

– А, значит, нас сегодня посетил философ!

Розалинда иронично усмехнулась:

– Нет, я не настолько возвышенна.

– Тогда будьте откровенны: почему вы пришли?

На ее хрупкие плечи вдруг обрушилась тяжесть всего мира. Она не выказывала своей грусти Фрэнни, но страх, затаившийся внутри, не проходил. Словно по команде суфлера, Розалинда и Шекспир молча направились к галерее. Разве могла она признаться Шекспиру, да и вообще кому-нибудь в своих опасениях, что ее счастье разрушено навсегда?

Нет, не могла, ибо тогда придется смириться с тем, что она не распоряжается своей судьбой. Что ж, надо отвлечь внимание проницательного собеседника.

– Интересно, как вы нашли мои сцены? – пересилив себя, спросила Розалинда.

– Я их прочитал. Они очень хороши, Роза.

Она недоуменно моргнула, недоверчиво посмотрела на мэтра, пытаясь отыскать в его лице фальшь, и, не найдя таковой, почувствовала, как гулко застучало сердце. Улыбка пробилась сквозь охватившее ее волнение.

– Вы серьезно, Уилл?

Он кивнул, просияв:

– Я никогда не стану лгать в таком деле.

– Я пишу всю жизнь, но скрываю это, не зная, есть ли у меня талант. Я просто… мне просто хотелось выразить чувства словами.

– А талант у вас есть.

Она кивнула, пытаясь осмыслить этот огромный комплимент. Великий мастер говорит ей, что она умеет писать!

– Умение писать ведь что-то да значит, правда? Он схватил ее за руки и засмеялся.

– Конечно, и очень много. А если вы сумеете выстроить сцены в определенном порядке, то у вас получится основа хорошей пьесы.

Она представила, как могла бы сделать это, но теперь задача показалась ей невыполнимой, учитывая свалившиеся на ее голову потрясения.

– Не уверена, что у меня получится. – Он заметно нахмурился. – Ах, Уилл, вы не должны думать, что я неблагодарна. Два дня назад ваши слова сделали бы меня счастливейшим человеком на земле. Но сейчас…

– А что сейчас?

– Сейчас я чувствую, что мир вокруг меня рушится. Какой толк писать пьесу, когда само твое существование под угрозой?

Розалинда объяснила все, что произошло за последние двадцать четыре часа. К тому времени, как она закончила рассказ о своих муках, Франческа и Жак уже вернулись. Он подпрыгивай на досках, отчего Фрэнни очень веселилась, потом воинственным голосом, преувеличенно театрально принялся читать монолог из «Макбета». Последние слова эхом разнеслись по театру, и Жак заливисто расхохотался. Затем упал перед Франческой на колени и с шутливой торжественностью поцеловал ей руку. «Довольно продолжительно для столь короткого знакомства», – решила Розалинда, почувствовав в груди пустоту. Она в отличие от Франчески тут же отняла бы руку. Что же такое известно Фрэнни о мужчинах, что, похоже, неведомо ей?

– Итак, – проговорил Шекспир, подводя итог пространному рассказу Розалинды о возвращении Дрейка; – вы должны бороться с мужчиной, который хочет отнять у вас право на собственный дом.

– Именно – Она повернулась к нему, – Дело в том, Уилл, что без дома я ничто. У меня не останется пристанища, мне негде будет укрыться.

– У вас есть еще торговля шерстью.

– Да, но в последние годы торговля приходит в упадок. Мой самый ценный капитал – земли вокруг Торнбери-Хауса.

Шекспир сжал в своих ладонях ее руку.

– Я верю, что ваша душа и впрямь обитает в Торнбери-Хаусе, леди.

– Я знаю, – прошептала она. – К сожалению, там обитает и душа Дрейка.

– Ага, опять эта откровенность!

Розалинда подалась к Шекспиру, непринужденно продолжив:

– Я его так хорошо знаю! Он живет только ради одного – ради мести. Дрейк хочет найти того, кто разорил его отца, и хочет стать хозяином Торнбери-Хауса. Почему, думаете, он объехал весь мир в поисках пряностей?

– Потому что в душе он авантюрист? – предположил Шекспир.

– Нет, он стремится к успеху. Ему нет дела до людей, до обычных чувств. Ему нет дела до того, кому он причиняет боль. Он словно одержимый.

Она закрыла глаза и представила Дрейка – его голубые глаза, то прозрачные, то блестящие и непроницаемые; его великолепно очерченные губы – жестокий цветок, рожденный для того, чтобы раздавить другой цветок, чтобы проклинать и лгать во имя гордыни. Сама его жизнь была ложью. Он играл в джентльмена, торговца и путешественника, но в душе оставался чудовищем, машиной, призванной лишь обладать и покорять. Почему вдобавок ко всему он оказался еще и единственным человеком в мире, который способен отнять у нее последний оплот безопасности – ее дом?

– Вам не стоит опасаться претензий Дрейка на Торнбери-Хаус, если отец завещал его вам. Ваши адвокаты обо всем позаботятся.

Она лукаво подмигнула:

– А я думала вы жаждете убить всех адвокатов.

Шекспир засмеялся:

– Я никогда не призывал к уничтожению всей породы законников. Вы путаете меня с одним из моих персонажей.

– А, понятно.

Шекспир несколько мгновений взирал на ее саркастическую улыбку, потом нахмурился и почесал свою короткую бородку.

– Розалинда, ваш отец действительно хотел, чтобы вы унаследовали поместье?

Она так тяжело вздохнула, что по силе и продолжительности вздох можно было счесть за порыв ветра.

– Я полагала, что так, но теперь уже не уверена. Трудно поверить, что отец сыграл со мной такую жестокую шутку. Каковы бы ни были обстоятельства, я буду насмерть бороться за свой дом.

Удивленный ее решимостью, Шекспир наклонился к ней и мягко произнес:

– Розалинда, сдается мне, что вы испытываете к Дрейку не только ненависть.

Прелестное лицо девушки исказила глубокая гримаса.

– Что это вы такое говорите, Уильям Шекспир?

В его томных глазах с тяжелыми веками мелькнула какая-то тень.

– Я полагаю, вы вполне можете так расстраиваться из-за Дрейка потому, что находите его… привлекательным?

– Привлекательным! – Розалинда отшатнулась от него с таким ужасом, словно он только что сообщил ей, что у него чума. – Никогда не слыхала ничего более нелепого! Что может быть привлекательного в таком безжалостном негодяе?

Впрочем, под пристальным взглядом Шекспира Розалинда умерила свой пыл. Дабы сохранить свою репутацию беспристрастного человека, ей придется признаться, по крайней мере самой себе, что Дрейк не лишен определенных достоинств.

– Хорошо. – Она выпрямилась и принялась загибать пальцы на руке: – Я признаю, что этот человек наделен определенной красотой. Он широк в плечах, узок в талии и бедрах. – «Его мужское достоинство впечатляет», – подумала она, но не произнесла этого вслух. – Черты его лица прекрасны, волосы густые, хотя черны, как у дьявола. Всего наберется с полдюжины характеристик, прекрасный перечень достоинств для негодяя и мерзавца.

Она умолкла, мысленно представив все, что перечислила. И вдруг поняла, что нарисовала портрет исключительно приятного человека. В иных обстоятельствах она сочла бы его очень привлекательным, если бы не ее вполне обоснованная неприязнь.

– Но я не склонна падать в обморок из-за красивой внешности. – Она фыркнула, довольная тем, что снова почувствовала к нему раздражение. – Если бы мне когда-либо довелось полюбить, это был бы духовный союз, а отнюдь не бездумное пыхтение и потение животных, что наверняка только и может предложить женщине это чудовище! – Эта мысль доставила ей удовольствие, и она продолжила: – Нет, нас с возлюбленным будут объединять поэзия и нежные взгляды.

Шекспир молча сложил руки на груди и посмотрел на нее почти что с жалостью. Она вспыхнула.

– Я, должно быть, говорю как глупенькая девственница, каковой, собственно, и являюсь. Представляете, Уилл, меня ведь за всю жизнь ни разу по-настоящему не целовали! – Послышался чей-то задушевный смех, и она увидела приближающихся Франческу и Жака. Ей стало не по себе. – Я не похожа на других женщин.

– Как королева, – сухо заметил Уильям. Она улыбнулась, довольная таким сравнением.

– Да, нам, девственницам, остается лишь гордиться своим статусом. Тем более что его не изменить.

Шекспир хмыкнул:

– Девственность – проблема, которая решается в одно мгновение страсти.

– Да, но чтобы решить последующие проблемы, потребуется целая жизнь без страсти. Я всем была бы довольна, если бы не Дрейк. И я сделаю все, чтобы избавиться от этой занозы.

– Проблему можно решить и по-другому.

Опечаленная его пусть и тактичным упреком деликатного человека и джентльмена, Розалинда заставила себя задать вопрос и выслушать ответ мэтра.

– Что бы вы предложили, друг мой?

– Я только что говорил о вашем литературном таланте. Только в творчестве вы обретете свободу. Не стоит ждать совершенства от смертных, с которыми вы делите подмостки жизни. Почитайте лишь Божий промысел в изысканности, возникающей от причудливого сочетания слов на бумаге. Сюжет не имеет значения. «Ромео и Джульетта» – это старая история. Я ее не придумывал, я просто ее позаимствовал. История порой кажется старой, даже обыденной, но, наполнившись жизнью ваших слов, она преобразится. Характеры превратятся в золото.

– И как это применимо к моей проблеме с Дрейком?

– Вы более всего боитесь потерять свое имущество. А ведь ваше главное богатство – любовь к словам. Сейчас я уважаемый гражданин Стратфорда, у меня красивый дом. Но во время театрального сезона в Лондоне я живу очень скромно, в то время как другие актеры роскошествуют. Почему? Потому что окружающее не имеет значения, когда я пребываю в мире своего воображения. Если вы действительно хотите стать писателем, Розалинда, вам придется забыть о любви к вещам. Подумайте над этим, и, возможно, возвращение Дрейка уже не будет так страшить вас.

Глава 7

– Добрый вечер, леди Розалинда, – произнес Хатберт вечером того же дня, склоняясь перед хозяйкой дома, вышедшей из парадной двери.

– Добрый вечер, Хатберт, – ответила Розалинда. Она глубоко вдохнула благоухавший летними ароматами воздух, прищурилась в наступавших сумерках и направилась к подъехавшей карете.

– Господин Дрейк. – Хатберт склонился перед хозяином дома, появившимся в тех же дверях спустя мгновение.

– Хатберт, – кивнул Дрейк, не ощутив благоуханий и не заметив сгущавшихся сумерек. Он лишь с прищуром посмотрел на нарядно одетую даму, которая уже садилась в заказанную им карету, и ухмыльнулся.

– Замечательный вечер, сэр, – сказал Хатберт, снимая волосок с черного бархатного камзола Дрейка.

Дрейк расправил широкие плечи.

– Действительно замечательный, Хатберт. Идеальный, чтобы портить его спором. – На его щеках появились смешливые ямочки, и он вопросительно выгнул бровь. – Не правда ли?

Хатберт слегка кивнул в сторону Розалинды:

– Понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Леди Розалинда, как мне кажется, вот-вот вспыхнет. Я вижу это по выражению ее губ. Вы не будете разочарованы.

Дрейк рассмеялся:

– Ты слишком хорошо нас знаешь.

– Нет, сэр. Леди Розалинда по-прежнему для меня загадка.

– Для тебя – возможно. А я знаю ее как самого себя. – В голосе его прозвучали зловещие нотки.

К тому моменту, когда он подошел к карете, Розалинда уже сидела внутри и аккуратно расправляла подол платья из тафты огненного цвета. Увидев у дверцы Дрейка, она подняла голову.

– Ах, это ты! А я думала, это леди Беатриса, моя фрейлина.

– Тогда тебе придется подождать еще.

– И что же привело тебя ко мне, словно зловещего змея?

– Ты в моей карете. Розалинда зловеще протянула:

– В твоей карете?!

– Я, конечно, не претендую на обладание вещами до тех пор, пока адвокаты не докажут законность моего права наследования. Я говорю о владении в том смысле, как его понимает любой воспитанный человек.

– То есть?

– Я заказал карету в полдень, а ты, по словам Хатберта, заказала карету в шесть. Значит, эта, приехавшая первой, – моя. А вот та, – он указал на запряженную четверкой лошадей позолоченную карету, показавшуюся из-за поворота, – вот та – твоя.

– В приличном обществе, – высокомерно ответила Розалинда, – джентльмен из вежливости занял бы вторую карету, независимо от того, когда она была заказана.

Он наклонился и расплылся в самой язвительной из своих улыбок.

– Но я не джентльмен, я – морской волк.

– Скорее обычный пират. – процедила она, стиснув зубы. Находясь так близко от нее и чувствуя терпкий запах ее духов, Дрейк вдруг задался нелепым вопросом, надушила ли она чувственную ложбинку на груди и то местечко на шее, где пульсировала нежная жилка. В горле у него вдруг пересохло. Господи! Да что такое с ним происходит? Пытаясь избавиться от наваждения, он саркастически улыбнулся. Но прелестница даже не дрогнула. Ха! А что он ожидал? Она будет стоять насмерть, даже если встретится с самим сатаной.

– Подвиньтесь, леди Розалинда. Раз уж я пират, то иду на абордаж.

Он вскочил в карету и, устроившись рядом ней, постучал по крыше. Получив сигнал, кучер громко свистнул, щелкнул кнутом, и карета сорвалась с места.

– Стой! – закричала Розалинда, но колеса уже вовсю стучали по гравию. За окном быстро мелькали деревья, превращаясь в темные силуэты на фоне багряного заката.

Кипя от ярости, она откинулась назад и скрестила руки на груди.

– Ты, я вижу, как обычно, присваиваешь себе то, что тебе не принадлежит.

– А я вижу, что ты не стала мягче и нежнее за те десять лет, что мы не виделись.

– Да, и буду такой же спустя еще десять лет.

Рассердившись, она, как всегда, раскраснелась. Он сотни раз видел эти признаки гнева и сотни раз испытывал непонятное удовлетворение.

– Ты в бешенстве, Розалинда. – В его голосе прозвучали торжествующие нотки.

– Разве?

Она холодно взглянула на него, и в сумерках он с трудом различил ее веснушки. Милое сердцу несовершенство! Он пожалел, что она не покрыла лицо белилами, тогда бы он не видел этих влекущих точек и не вспоминал бы ее ребенком, когда…

– Я не сержусь, – заявила она, высокомерно выгнув рыжеватую бровь и прервав его воспоминания. – И куда это ты уставился?

Он глубоко вздохнул и некоторое время созерцал сгущавшиеся сумерки.

– Роз, ты когда-нибудь вспоминаешь о том, какими мы были в детстве?

– Да, я стараюсь думать об этом. Как можно меньше.

– Ты все еще ненавидишь меня так же сильно, как и тогда?

Она улыбнулась без всякой издевки:

– У меня никогда не было ненависти к тебе, Дрейк, только жалость.

В сердце его что-то резко кольнуло.

– Но сегодня я намерена быть милой.

– А разве ты умеешь?

Яростно сверкнув глазами, она с кислой улыбкой продолжила:

– Сегодня я буду любезной, стану вести с тобой светскую беседу, ибо совершенно уверена в том, что, как только мы увидим дядю Тедиеса, сразу станет ясно, что Торнбери-Хаус мой, и ты исчезнешь тихо, как морской дьявол в тумане.

– Как поэтично! – Он сердито посмотрел в окно. Вдалеке виднелись крыши домов и остроконечные пики соборов Лондона. – Ты все еще сочиняешь сонеты? – В ответ раздалось шуршание тафты, и он почувствовал на себе ее острый взгляд. – Значит, пишешь?

Она открыла было рот, чтобы честно ответить, но тотчас спросила, игнорируя вопрос:

– Как ты полагаешь, сколько народу будет сегодня у леди Блант?

– По меньшей мере человек двести, если ее желание произвести впечатление столь же сильно, что и прежде. – Он галантно позволил ей сменить тему разговора о сонетах, решив вернуться к ней позже.

– А я думаю, это будет скромный вечер, – торопливо возразила Розалинда. – Я слышала, что королевы не будет, а значит, многие придворные останутся при ней.

– Понятно. – Дрейк погладил бороду и взглянул на молодую луну. Странно, солнце ведь только-только скрылось за горизонтом. – Они не увидят этот молодой месяц.

– А я предпочитаю полную луну. – Она наклонилась, чтобы посмотреть в окно, и он почувствовал у своего уха ее теплое дыхание. – Она куда величественнее.

Дрейк повернулся так, что его губы почти касались ее уха.

– А как насчет солнца? – прошептал он. – Тебе нравится его сияние или же ты сейчас скажешь, что предпочитаешь темные облака?

Она встретилась с ним взглядом; глаза ее в темноте казались яркими и огромными. Явно растерявшись, она смущенно перевела дыхание. На Дрейка пахнуло удивительным ароматом. Боже, такой близости с ней он не испытывал с тех самых пор, как спас ее, тонувшую в пруду.

– А что предпочитаешь ты? – прошептала она.

– Солнечный свет, – хрипло произнес он.

– Тогда я предпочитаю облака.

С надменным видом Розалинда откинулась назад, словно и не было этого мгновения близости между ними. Словно она и не почувствовала какую-то невидимую силу, которая влекла их друг к другу, связывала, словно луну и солнце в извечном танце Вселенной, Она была чертовски упряма, в этом нет никаких сомнений.

Устав от спора, Дрейк высунулся в окно.

– Добрый вечер, господин! – прокричал какой-то мужчина при виде проезжавшей кареты.

Дрейк посмотрел вслед удалявшейся в сумерках фигуре с висевшими на плечах шкурами. Наверное, кожевник. Дрейк никогда бы не освоил это ремесло, если бы не лорд Даннингтон, поскольку отец оставил их с матерью без средств к существованию. Внезапно загрустив, Дрейк откинулся назад и пригладил рукой растрепавшиеся на ветру волосы.

– Я помню тот день, когда вернулся в Торнбери-Хаус по просьбе твоего отца, – заговорил он. – Я вошел в холл и замер, впитывая величественную атмосферу. В голове моей тотчас пронеслись воспоминания детства до краха Ротвеллов – жареные павлины в Рождество и вкуснейшее вино с пряностями, смех отца, эхом разносившийся по галерее, визит королевы и ее явный интерес к Торнбери-Хаусу. А потом появилась ты на парадной лестнице, с застенчивой улыбкой на прелестном лице. Я подумал, что эта девочка – самое красивое создание из всех, что мне довелось видеть. Ты была добра ко мне в тот вечер. Лишь на следующее утро… охладела. Думаю, к тому моменту ты решила, что я – бродяга. – Он переменил позу. – Не могу тебя винить. Пожалуй, если бы я вырос в роскоши, то, наверное, чувствовал бы такую же неприязнь к бедняку.

– Дело было вовсе не в этом! – категорически заявила Розалинда, а Дрейк тем временем гадал, поняла ли она, что опустила руку ему на колено. Ее нежная ладонь жгла как раскаленное железо, вызывая, впрочем, не боль, а наслаждение, волнующее его чресла. – Я не презираю бедных, – продолжала она. – Ты считаешь меня эгоистичной и жестокой? Просто я тогда поняла, что ты… что…

– Что я останусь навсегда?

Она протяжно вздохнула, убрала руку и посмотрела в окно.

– Стоит ли говорить о прошлом? Это так утомительно. Уверена, что не вспомню своих тогдашних мыслей. Столько времени прошло!

Он изучал ее затылок, потому что она намеренно прятала лицо. Волосы ее были забраны наверх изящным гребнем из золота и янтаря, в освещенных лунным светом рыжих локонах переливались драгоценные камни. Воспоминания о ее неприязни уже не причиняли ему боли. Он научился жить с ними. В те дни, когда он только начал свою карьеру торговца, и у него случались неудачи. Но стоило ему только вспомнить надменное лицо Розалинды, как его вновь снедала решимость добиться успеха. Чтобы доказать ей, что она ошибалась.

– Ты права, Розалинда. Не стоит думать о прошлом. Столько лет прошло! Когда-то я был любящим ребенком. Теперь я мужчина и научился быть жестким. И намерен взять то, что по праву принадлежит мне.

– А я уже не наивная девочка. Я – женщина и тоже полна решимости сохранить свою собственность. – Своим горящим взглядом она словно бросала ему вызов.

Впрочем, Дрейк заметил легкую дрожь ее руки, когда она коснулась своей шеи, и его охватило почти неодолимое желание прижаться к ней губами.

Но он лишь откинулся назад и торжествующе улыбнулся: ему снова удалось ее задеть.

Глава 8

Великолепный дом леди Блант расположился на берегу Темзы; из его окон открывался прекрасный вид на реку. Отсюда было рукой подать до дворца Уайтхолл в модном Вест-Энде. Неподалеку располагались еще два огромных поместья – Арундел-Хаус и Сомерсет-Хаус, а на востоке – Эссекс-Хаус, дом скандально известного графа Роберта Деверо.

Выйдя из кареты, Розалинда услышала смех и музыку, доносившиеся из распахнутых окон, почувствовала резкий запах только что вспыхнувшего фейерверка. Леди Блант славилась своими фейерверками – гости наблюдали за ними даже с лодок на реке. Непонятно, правда, на какие средства она устраивала такие празднества. При дворе ходили слухи, что вдова истратила почти все состояние своего покойного мужа и не имела сбережений, земель или дела, благодаря которым могла пополнить свой кошелек. У нее, несомненно, должен быть какой-то план спасения Крэнстон-Хауса от продажи. Будучи владелицей большого поместья, Розалинда очень хотела узнать, как леди Блант планирует выжить.

– Ах, дорогая, как я рада вас видеть, – приветствовала Розалинду хозяйка дома с пыхтящей мальтийской болонкой на руках. – И господин Дрейк! Какой сюрприз! Вы приехали вместе? Как же это, что за новости?

– Никакой новости, – ответила Розалинда, прижимаясь щекой к пухлой щеке леди Блант. – Просто так удобнее, уверяю вас. Нам не захотелось утомлять восемь лошадей, когда достаточно и четырех.

– Чтобы побыстрее доставить нас на ваше радостное… торжество, – добавил Дрейк с низким поклоном. – Всегда к услугам, ваша милость.

В душе Розалинды что-то дрогнуло, ибо даже сейчас, после этой вызвавшей у нее раздражение поездки в карете, она не могла отрицать привлекательности Дрейка. От ее внимания не ускользнул и тот факт, что и леди Блант, порозовевшей даже сквозь толстый слой белил на лице, далеко не безразличен обезоруживающий блеск его дьявольски голубыхглаз.

– Счастлива видеть вас на моем торжестве, господин Дрейк. – Она многозначительно взглянула на Розалинду, затем вновь перевела взгляд на Дрейка. – Честное слово, господин Дрейк, мне следует осудить вас, ведь вы развлекаете самую богатую невесту Лондона.

– Да, мужчины умирают ради встречи с ней, – весело сказал Дрейк. – Можете спросить покойного сеньора де Монтейла.

Розалинда гневно сверкнула глазами:

– Я увлечена Дрейком не больше, чем могла бы увлечься змеей, леди Блант. Представьте его леди Эшенби или любой другой вдове. Вы окажете девушкам Лондона огромную услугу, если будете держать его как можно дальше от их нежных и доверчивых сердец. А теперь прошу меня простить. Я должна найти дядю.

– Тедиеса? Он где-то здесь. Бегите, дорогая, и веселитесь.

– Я поищу на террасе, – учтиво склонив голову, Дрейк удалился.

– Если найдешь дядю Тедиеса, немедленно приведи его ко мне! – раздраженно бросила Розалинда ему вслед. Конечно, хорошо бы он не успел переговорить с Тедиесом наедине, но, в конце концов, не могла же она контролировать каждый его шаг!

– Надеюсь, нам еще представится возможность поговорить, леди Блант, а сейчас мне спешно нужно отыскать дядю. – Розалинда уже повернулась, чтобы уйти, но вдова схватила ее за руку пухлыми и на удивление цепкими пальцами.

– Розалинда, – прошипела леди Блант, забыв о хороших манерах, – прошу, скажите, зачем вернулся Мандрейк Ротвелл?

– Он полагает, что Торнбери-Хаус принадлежит ему, но он ошибается.

– Это единственная причина?

– Никакая другая причина мне и в голову не приходила. А вы что имеете в виду?

Твердо сжатые маленькие губы леди Блант смягчились, и она снова улыбнулась.

– О, ничего-ничего, дитя мое! Бегите и веселитесь. И если увидите моего сына, непременно поздоровайтесь с ним. Годфри всегда так тепло о вас отзывается.

Розалинда кивнула и заторопилась прочь: не дай Бог, хозяйка дома вновь задаст какой-нибудь каверзный вопрос. Интересно, на что она намекала? Что же еще могло вынудить Дрейка оставить успешную торговлю в Ост-Индии, если не огромное наследство?

Пробираясь сквозь толпу разодетых гостей, Розалинда двинулась прямо к парадному залу, откуда доносилась музыка. Наверное, Тедиес там – ведь он обожает танцевать.

Под веселую музыку флейт и лютен кружились танцующие пары: вот, подхватив своих партнерш, мужчины разом крикнули: «Поворот!» Все вокруг рассмеялись, ибо откуда ни возьмись появился арлекин в черно-белом трико.

Не найдя Тедиеса, Розалинда приблизилась к толпе. И только тут она как следует рассмотрела арлекина. Огромный, вздыбившийся член, похожий на рыбу, торчал у него между ног.

Она ахнула, но тут же закрыла рот. Не могла же она после собственного непристойного выступления выказать всем, какая она на самом деле трусиха, когда дело касается любовных утех.

– Прошу, дамочка, получить очередную порцию рыбки, – сказал арлекин блондинке в платье лавандового цвета. – Ты ведь любишь треску, признайся!

Дама смело повернулась к наглому шуту, и Розалинда увидела, что квадратный вырез платья едва ли не до талии обнажает гостью.

– Я не пробовала хорошей трески с прошлой пятницы, – заявила она с чувственным смешком и, к радости особенно похотливых мужчин, наклонилась так, что ее кринолин взлетел вверх, обнажив ягодицы.

– Осторожнее, миледи, это скользкая штучка! – отозвался арлекин и, прижавшись членом к ее юбкам, задышал часто и громко.

Мужчины покатились со смеху. Кое-кто из женщин отвернулся, а Розалинда побледнела, чувствуя, как ее прошиб холодный пот.

Что с ней такое? Она же и раньше видела подобные выходки. Да, она каждый раз отворачивалась, но ей никогда не было плохо. Что же изменилось сейчас? В душе ее вновь возникло то тревожное чувство, что она испытала в карете, какое-то загадочное ощущение, проникавшее до глубины души.

Сценка закончилась грубой пародией на тот апогей страсти, который переживают любовники: с преувеличенными криками, стонами и вздохами облегчения. Арлекин тотчас убежал шокировать других. Розалинда наконец перевела дыхание, наблюдая, как молодая дама оправляет платье, смеясь над собственной выходкой. Как она была весела, как непринужденна!

Розалинда ринулась сквозь толпу. Отвращение подогревало ее решимость найти Тедиеса. В зале его не оказалось, и она поспешила на галерею.

Внезапно в глубине ниши она заметила Франческу, страстно целующуюся с тем актером, с которым ее познакомили днем в театре. Жак… как его там. Его руки – чрезвычайно выразительные и сильные – зарылись в волосы Фрэнни. Губы флиртующих слились в бесконечном поцелуе.

«Я должна отвернуться, не надо смотреть», – решила Розалинда.

Но она не отвернулась. Слишком завораживающим был вид ее подруги, вдовы, которую так чувственно, так безоглядно целовал этот юноша «Но какой же все-таки я ребенок!» – подумала Розалинда. А чего она ожидала? Что желание Фрэнни быть любимой умрет вместе с ее браком? Или что за все годы жизни с престарелым мужем в ней ни разу не проснулась страсть? Вряд ли.

А дело было в том, что Розалинда просто никогда не думала о Фрэнни в этой связи. Да, кстати, и о себе тоже. Слишком долго она служила королеве, которая дорожила своей девственностью, в то время как окружение ее без зазрения совести предавалось разврату.

О, конечно, Розалинда мечтала. Просыпаясь, она вспоминала ночные грезы, которые заставляли ее желать чего-то такого, что она никогда не испытывала, чему и названия не знала. Теперь она поняла, что желала того, что сейчас доставляло наслаждение Франческе.

– Розалинда, это ты? – спросила Франческа, услышав шелест юбок подруги, пытавшейся поспешно скрыться.

Розалинда обернулась, а Фрэнни, без тени смущения, как можно было бы ожидать, мило улыбнулась:

– Я тебе нужна?

– Добрый вечер, мадемуазель. – Жак почтительно склонил голову перед Розалиндой.

– Добрый вечер, мсье. Фрэнни… Я искала Тедиеса. Ты его случайно не видела?

– Видела, когда приехала. Кажется, он выходил посмотреть фейерверк. Должно быть, он на реке. Что такое, Розалинда? Что-то случилось?

– Нет, ничего такого. – Розалинда грустно улыбнулась. – Прошу прощения за вторжение.

Она кинулась прочь, не обращая внимания на приветствия друзей. Она была в полной растерянности. Действительно ли она знает себя как женщину, которая способна распоряжаться своей судьбой? Уверена ли она в себе так, как королева Елизавета? Ведь даже Елизавета испытала и печаль, и утраты. Она правила железной рукой, без мужа, но и без детей, а сейчас осталась без молодости и красоты, которыми когда-то так дорожила и использовала с выгодой для себя. Как же одинока оказалась теперь королева! Именно поэтому она все еще не назвала преемника. Она знает, что никто не станет боготворить заходящее солнце, когда за ним встает новое, молодое и яркое.

Когда Розалинда наконец добралась до террасы, с баржи на Темзе вновь стали запускать фейерверк. Повсюду на чернильной от сумерек воде видны были лодки со зрителями. С каждой новой вспышкой толпа на причале и на нижней террасе ахала и охала, аплодируя праздничному многоцветью.

Розалинда пыталась различить лица стоящих внизу, но, на ее счастье, это не понадобилось, ибо на лестнице террасы показались Дрейк и Тедиес.

– Дядя, вы что, увивались за какой-нибудь молодой дамой на одной из тех лодок? – Она быстро чмокнула его в щеку, поскольку безмерно обожала Тедиеса, несмотря на го что страсть как любила его дразнить. Он был столь же озорным, сколь она – упрямой. Они знали недостатки друг друга и мирились с ними.

– Вообще-то да, – признался он, сияя. – Так что же такое случилось, если Дрейк приплыл к барже и вытащил меня оттуда?

– Это очень серьезно… – Новый взрыв фейерверка заглушил их голоса, и Розалинда подождала, пока утихнет шум. – Дядя, у Дрейка есть завещание, которое, похоже, подписано отцом и вами. Я посчитала его подделкой. Надеюсь, вы подтвердите это.

Заметив, что дядя виновато потупил глаза, Розалинда едва устояла на ногах. Сердце ее бешено колотилось.

– Тедиес, только не говорите мне…

– Не буду, – заявил он, обороняясь.

– Что? – спросил Дрейк, и в красном отблеске фейерверка он показался настоящим дьяволом: очень красивый, уверенный в себе. – Что ты не станешь говорить Розалинде?

Усы Тедиеса дрогнули. Голова у Розалинды закружилась, и она закрыла лицо ладонями.

– Видишь ли, дело обстоит следующим образом. Твое завещание законное. Оно было подписано Эндрю в моем присутствии. Граф действительно хотел, чтобы Торнбери-Хаус принадлежал тебе.

Розалинда отняла руки от лица, чтобы посмотреть, к кому он обращается. Тедиес смотрел прямо на Дрейка.

Глава 9

– Вот, Роз. Прошу тебя, выпей.

Дрейк приблизился к Розалинде с бокалом в руках. Она тупо смотрела в пустой камин в южной гостиной Крэнстон-Хауса. Он взял ее руку и вложил в нее бокал.

– Розалинда, выпей.

– М-м? Что? – Она словно очнулась от забытья, чувствуя прохладу стекла в ладони и терпкий запах крепкого напитка. Поднеся бокал к губам, она пригубила. Напиток обжег ей язык, но она почувствовала облегчение и глотнула еще.

– Спасибо, – пробормотала она, с благодарностью взглянув на Дрейка.

Странно, но в своем поражении она больше не видела в Дрейке врага. Он тоже стал пешкой в какой-то чудовищной игре, задуманной ее отцом. Или Тедиесом. Она еще не докопалась до сути этой головоломки. Именно этим они сейчас и займутся. Здесь, в тишине, вдали от шума фейерверка.

– Итак, дорогой друг, – Дрейк повернулся к Тедиесу, – что значит вся эта путаница? Кому лорд Даннингтон оставил Торнбери-Хаус: Розалинде или мне? И если он хотел оставить его мне, как вы говорите, то почему в завещании Розалинды она названа наследницей?

Прежде чем ответить, Тедиес налил себе полный бокал вина и залпом осушил половину бокала. Сморщившись, он откашлялся, постучал себя кулаком в грудь и разгладил седые усы.

– Полагаю, я все сумею объяснить. Возможно, вас это не совсем удовлетворит, но…

– К делу, дядя! – потребовала Розалинда, топнув ногой. – Я больше не в силах выносить неопределенности.

Тедиес фыркнул:

– Дрейк, Эндрю действительно хотел, чтобы ты владел домом.

Розалинда и Дрейк обменялись непонимающими взглядами. Как ни странно, Дрейк выглядел обеспокоенным… за нее.

– И, – продолжил Тедиес, расхаживая по комнате, – он хотел, чтобы домом владела и Розалинда.

Розалинда и Дрейк вновь переглянулись.

– Послушайте, Тедиес… – шагнул вперед Дрейк.

– Терпение, мой мальчик, терпение. – Глубокая складка прорезала лоб дядюшки Розалинды, когда он обратился к племяннице – Твой отец, Розалинда, поручил своему адвокату составить два завещания и подписал их в один день. А я их засвидетельствовал Это был единственный способ осуществить его самое заветное желание.

– Его самое заветное желание? И что же это за желание, позвольте вас спросить? – с негодованием воскликнула Розалинда. – Растерянность? Разлад? Потеря ориентиров? Этого он хотел для меня?

– Нет. – Мрачное выражение лица Тедиеса сменилось улыбкой. Он порывисто обнял Розалинду. – Вообще-то, дорогая, твой отец хотел, чтобы вы с Дрейком поженились.

Розалинда не сказала ни слова. В голове ее вдруг стало пусто, а сердце на мгновение остановилось.

– Что вы сказали? – рявкнул Дрейк.

– Шурин считал, что если он оставит дом вам обоим, то у вас будет только один способ решить проблему – пожениться.

– Господь всемогущий, черт побери! – выругался Дрейк и швырнул бокал.

– Выйти замуж? За него? – Розалинда наконец обрела дар речи и вся пылала негодованием.

– Осторожнее, племянница, не подожги ночь своим гневом.

– Нет, пусть это сделает вон тот ходячий факел. – она указала на взбешенного Дрейка.

– Выслушай меня, Розалинда. Твой отец слишком хорошо знал тебя, твое упрямство…

– И сварливость, – саркастически вставила Розалинда.

– И он знал, что ты так сильно любишь этот дом, что ни за что с ним не расстанешься.

– А он знал, как сильно я ненавидела вот его всю свою жизнь? – закричала она, пальцем ткнув в Дрейка. – Да ведь он высокомерный, самоуверенный, никчемный приспособленец!

В голубых глазах Дрейка сверкнула ярость.

– И знал ли граф, что я лучше женюсь на какой-нибудь девке с целым выводком ублюдков, чем на этой высокомерной, бездушной старой деве?

– Старой деве? – в ужасе переспросила Розалинда.

Жесткие линии лица Дрейка слегка смягчились.

– Прости, Роз, я не прав.

Она уперла руки в бока.

– Нет, ты прав. Я действительно старая дева. И хочу ею остаться. Я слишком долго жила без мужчины, чтобы пытаться что-либо изменить сейчас Мне хочется одного владеть Торнбери-Хаусом, чтобы никто не учил меня, как управлять поместьем.

– Правильно! – подхватил Дрейк и подойдя к Розалинде, ободряюще обнял ее за плечи. – Нужно уметь постоять за себя!

Она почувствовала удивительную благодарность за эти слова и ослепительно улыбнулась Ротвеллу.

– Спасибо, Дрейк. Из уст врага это многого стоит.

– Да, – кивнул он, на мгновение совершенно растерявшись – И впрямь приятно, когда тебя утешает противник.

– Ну что ж, надо и мне попробовать. – Она повернулась к Тедиесу и ткнула в него пальцем. – Такое положение вещей несправедливо и по отношению к Дрейку. Он хочет один владеть домом и как бы сильно я ни желала получить Торнбери-Хаус, вынуждена признать, что лучше бы им управляла одна сильная рука. Почему Дрейк должен проглотить свою гордость и стать тенью хитрой и расчетливой жены?

– Хорошая мысль, Розалинда. Отлично сказано!

Услышав нотки искреннего одобрения в голосе Дрейка, она вспыхнула, но ни на мгновение не опустила глаз.

– Так что ты скажешь, дядя? Неужели продолжишь свою грязную игру даже при наличии такой оппозиции? У нас ведь единое мнение, Дрейк?

– Именно. Я не женился бы на Розалинде, будь она даже последней женщиной на Земле.

– Как и я бы не вышла замуж за Дрейка при подобных же безрадостных обстоятельствах. Нет, вообще ни при каких обстоятельствах.

Тедиес фыркнул, и его серебристые усы мило встопорщились.

– Значит, вы оба поступаете очень эгоистично. А ведь Эндрю и Элис пошли на жертвы ради вас.

Дрейк моментально помрачнел:

– При чем тут моя мать?

– Она любила Эндрю, – отозвался Тедиес – Разве ты не знал? Или ты был слишком поглощен стремлением отомстить за отца, чтобы замечать чьи-то чувства? Твои расспросы по этому поводу не остались незамеченными при дворе.

В глазах Розалинды мелькнул живой интерес. Что это за дела у Дрейка при дворе? Дрейк вмиг напрягся:

– Я подозревал, что мать хотела выйти замуж за Эндрю, но мы никогда об этом не говорили.

– Конечно, не говорили! – с негодованием воскликнул Тедиес, почувствовав себя в своей стихии. – Как и лорд Даннингтон, Элис думала только о твоем благополучии. Эндрю женился бы на ней, но решил не препятствовать твоему браку с Розалиндой.

– Что? – уточнила Розалинда. – Что ты имеешь в виду?

– Брак между сводными братом и сестрой наверняка бы осудили. Эндрю полагал, что вы любите друг друга.

По спине Розалинды пробежал холодок, и она крепко зажмурилась.

– Нет, он никак не мог так считать.

– Я не говорю, что так оно и было, – пояснил Тедиес, махнув рукой. – Но твой отец верил в это и пожертвовал своим счастьем в надежде осуществить свою самую заветную мечту.

В голове Розалинды промелькнула сцена обнимавшихся и целовавшихся Жака и Фрэнни, и она тут же представила на их месте себя с Дрейком. Сосредоточенно глядя на темную жидкость в бокале, она робко поинтересовалась:

– А отец с Элис… – она замолчала, проглотив комок в горле, и начала снова: – Отец и Элис когда-нибудь… Ну, то есть… они были?..

– Любовниками? – договорил за нее Дрейк.

– Вероятнее всего. – Тедиес задумчиво пригладил усы. – Но такие отношения никогда не заменят брак. Брак обычно приносит определенное умиротворение, которого не достичь ни при каком другом варианте.

– Бедный отец! – Розалинда смахнула с глаз слезы. – И Элис. Несчастная Элис! Какая неоценимая жертва! – Она часто заморгала и посмотрела на Дрейка. – Я любила твою мать, можешь мне поверить. Мы с ней даже подружились. Жаль, Дрейк, жаль.

Он подошел к ней и остановился так близко, что она ощутила его спокойствие и уверенность.

– Ты сожалеешь, – прошептал Дрейк. – О чем? О том, что признаешься врагу в своих чувствах?

При слове враг между ними вновь поднялась невидимая стена. Розалинда выпрямилась и повернулась к Тедиесу:

– Дядя, ваш расчет на чувства чуть было не оправдался. Но я не собираюсь строить свое будущее на сентиментальности. И хотя мы с Дрейком сделали бы все, чтобы сохранить этот дом, о браке между нами не может быть и речи, Понимаете, мы с ним такие разные, словно день и ночь.

– Как белое и черное, – согласился Дрейк.

– Как масло и вода, – подхватила она.

– Она – луна, а я – солнце. Мы вращаемся в одном небе, но всегда в разное время.

Тедиес сочувственно посмотрел на обоих:

– Тем более жаль. Ну, раз я не в состоянии убедить вас, придется сообщить об этом адвокатам. – Розалинда нахмурилась, а Дрейк заметно встревожился. – И когда они закончат с этим делом, – менторским тоном заметил Тедиес, – вам очень повезет, если от поместья вообще что-то останется.

– Пожалуй, он прав, Дрейк.

– Стой на своем, Розалинда. Мы будем противостоять законникам, как любой своре шакалов.

– А я в этом не очень уверена.

Она в задумчивости приблизилась к окну, но отнюдь не затем, чтобы полюбоваться последней яркой вспышкой фейерверка на фоне черного неба.

Розалинду терзало сомнение по поводу того, что она одержит победу в судебной тяжбе А даже если и так, то из-за судебных проволочек ей еще многие годы не удастся вступить во владение Торнбери.

Тем не менее преимущество было на ее стороне – она знала королеву, причем настолько близко, насколько Елизавета вообще подпускала к себе женщин. Значит, Розалинда могла попросить королеву вступиться за нее, и поскольку у Дрейка особых связей при дворе нет, в этом случае она легко выиграет дело.

Прекрасный выход из положения! Никаких адвокатов. Она завтра же встретится с королевой, если сможет добиться аудиенции. Обратившись к ее величеству, Розалинда подробно объяснит, почему Дрейк недостоин унаследовать Торнбери. И ее проблемы будут решены.

Странно, почему же она чувствует себя чертовски виноватой?

Глава 10

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем к парадному подъезду подали карету. По крайней мере так показалось Розалинде, которая вдруг заторопилась домой. Поцеловав дядю Тедиеса в щеку, она воспользовалась помощью Дрейка и села в карету. Он тотчас устроился рядом.

– Попрощайтесь за меня с Фрэнни, дядя, – попросила Розалинда, когда Тедиес захлопнул дверцу.

– Непременно.

– И пусть разбудит меня, когда вернется в Торнбери-Хаус.

Тедиес кивнул, Дрейк постучал в потолок, и кучер, щелкнув кнутом, тронул с места. Услышав мерный стук копыт и потянув носом воздух, чтобы удостовериться, что запах серы от фейерверка улетучился, Розалинда вздохнула с облегчением и сменила позу на более удобную. За окном в лунном свете мелькали темные силуэты деревьев.

– Слава Богу! Наконец-то мы покинули Крэнстон-Хаус. А я уж было подумала, что леди Блант станет до рассвета терзать меня расспросами.

Дрейк хмыкнул:

– Весьма примечательная личность.

– Во всех отношениях. Хорошо, что ты меня выручил. Ведь только мы закончили беседу с Тедиесом, как она меня перехватила. Я никак не могла вырваться.

– Не переживай. Меня самого не отпускала леди Эшенби.

Розалинда встрепенулась и с живым интересом взглянула на него.

– Леди Эшенби. Что ты о ней думаешь?

– Она мила. Мне знаком такой тип женщин. Мягкая и нетребовательная.

Розалинда нахмурилась, впервые задумавшись о том, насколько близко он знаком с таким типом женщин.

– А чего так упорно добивалась от тебя леди Блант?

Розалинда в задумчивости закусила губу:

– Она страшно интересовалась тобой.

– Неисправимая сплетница!

– Возможно, она полагает, что ты богат и в состоянии ссудить ее деньгами. Она нынче в большой нужде. Ее вопросы, однако, касались совсем другого. Если бы я не знала, что этой интриганке стоит бояться только самой себя, то сказала бы, что она испугалась твоего возвращения.

– Раз она такая интриганка, почему же ты с ней так доброжелательно говорила?

– Во-первых, мы были у нее в гостях. И потом, ты разве забыл? Я пять лет провела при дворе и научилась терпимо относиться ко всем, а доверять очень немногим.

– Дельный совет.

Услышав нотки неодобрения в его голосе, Розалинда вспыхнула.

– Конечно же, такой головорез, как ты, не нуждается в дипломатии. Ах да, вспомнила! Леди Блант как раз и расспрашивала меня о твоих приключениях на море.

Дрейк тут же повернул к ней голову:

– И что она хотела узнать?

– Насколько удачным было твое последнее путешествие. Я сказала ей что ты бы не отправился в плавание, если бы не был уверен в успехе.

– Значит, ты веришь в меня, – тихо заметил он.

– Пожалуй, верю, но по-своему. Я чертовски уверена, что в конце концов ты получишь все, что хочешь, независимо от того, заслуживаешь этого или нет, причем любыми, пусть и нечестными, способами.

Не дождавшись ответа, Розалинда попыталась разглядеть в темноте глаза Дрейка, гадая, не ошиблась ли она. Почему он не хвастает своими успехами?

– Дрейк, ты наверняка уже знаешь о том, что сейчас создается новая торговая компания. Ост-Индская компания. Я слышала, что они планируют использовать открытые тобой пути. Ост-Индию усиленно изучает капитан Джон Дэвис. Он вернулся в Мидлбери в прошлом месяце. Говорят, он станет помогать новой компании прокладывать торговые маршруты.

– Я не удивлен, – хрипло произнес Дрейк, едва шевельнув губами.

– Тебе, должно быть, неприятно, что ты так рисковал, открывая новые пути, а они, с их большими кораблями и огромными деньгами, будут наживаться на этом. Впрочем, поскольку в этот самый момент твои корабли с пряностями идут в Англию, то, думаю, ты не против, чтобы другие воспользовались результатами упорного труда.

Она вновь осталась без ответа, а в карете повисло тяжелое молчание.

– Дрейк, твое путешествие действительно было успешным? – рискнула спросить она.

Его лицо исказила ироничная гримаса.

– О, конечно, малютка! – Малютка. Прозвище уже не звучало так язвительно, как когда-то. В детстве оно воспринималось как едва прикрытое оскорбление, теперь же – лишь эхом прошлого. – Я не зря объехал столько стран. У меня несколько тонн перца.

– Вот и замечательно! А что ты будешь делать с этим грузом?

Он вновь промолчал. Она прищурилась в темноте и заметила, как блеснули его белые зубы. Он улыбался.

– Что такое, Дрейк? У тебя есть план?

– Вообще-то мне не следует делиться с тобой, Роз. Ведь ты же все еще враг, помнишь?

– Ах да, – сказала она и как-то вдруг разом поскучнела. – Я уверена, что ты найдешь способ все обратить себе на пользу. Ты никогда не будешь бедным, Дрейк. Иначе ты погибнешь.

– Да, погибну.

Он замер и так долго не двигался, что Розалинда посчитала его уснувшим, а потому даже вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг сказал:

– Ты вроде загрустила.

– Да, – прошептала она устало.

– Мы найдем способ получить то, что хотим, Розалинда. Мы проучим этих законников. Они пострадают от собственных козней, как сказал бы твой друг Шекспир.

Она слабо улыбнулась.

– Не думаю, Дрейк.

– Ты поэтому грустишь?

– Я грущу, – прошептала она еще тише, – потому что твоя мать и мой отец умерли, не осуществив свою самую заветную мечту. Они отдали эту мечту нам, а нам она не нужна. Мне даже не было известно об этом. О, как я была эгоистична! Так эгоистична, что теперь ненавижу себя.

Дрейк ничего не сказал, но ничего другого она и не ожидала. Ведь с правдой не поспоришь.

Карета Жака доставила Франческу в Торнбери, но сразу в дом она не пошла Она была слишком жизнерадостна, несмотря на свои тридцать три года и вдовство. Ей ужасно захотелось побродить по саду, посмотреть на распустившиеся цветы и вспомнить, как беззаботно она когда-то бегала по этим дорожкам, уверенная в том что в жизни существуют только красота и счастье. Если бы ее опекунство не продали… Она обогнула дом и двинулась по аллее деревьев мимо кустов роз. В отличие от Розалинды Франческе не нравились цветы с шипами. Она и так уже пролила много слез. И потом, розы были красными, а это наводило на мысль о страсти и ее жестоких причудах.

Ей были намного милее анютины глазки. Клумба с веселыми трехцветными головками располагалась в восточной части сада. Франческа хорошо знала это место и быстро его отыскала. Радостная улыбка осветила ее лицо при виде желтых, лиловых и белых цветов.

Однако вскоре она услышала свист. Что это, птица? Она повернулась. Нет, ничего. Внезапно вновь раздался свист, и из-за фонтана появился мужчина.

– Пет! Франческа, ты!

– Жак' – воскликнула она. Он кивнул словно нашкодивший малыш, к грациозно шагнул к ней, так, как может двигаться только исключительно красивый и талантливый молодой актер. – Жак, ты неисправим, – засмеялась она – Люди подумают, что у нас гут свидание.

– Что же в этом плохого?

Он выполнил какое-го па своими красивыми ногами танцора, затянутыми в панталоны из оленьей кожи, потом игриво взял ее за руки и обратил к ней свое юное лицо.

«Неужели ему всего двадцать лет» – Франческа почувствовала себя очень старой.

– Ты должен уйти, Жак, – прошептала она, и мурашки побежали у нее по рукам от его прикосновения.

– Pourqua? Почему? – спросил он.

– Я вдова и не одобряю романы с мужчинами моложе себя.

– Во Франции, – откликнулся он, привлекая ее к себе, – самыми лучшими любовницами считаются зрелые женщины.

Его глаза горели таким искренним желанием, таким теплом! А губы алели словно цветок! Когда он наклонился и коснулся губами ее шеи, маленькой ямочки у ключицы, она почувствовала, как где-то глубоко внутри вспыхнуло пламя.

– О…

Он умело обхватил Франческу и начал опускать на землю, но она вырвалась и отвернулась.

– Ты не хочешь меня? – обиделся он.

– Дело не в этом, – прошептана она – Ты едва не смял цветы. Анютины глазки. Мои любимые.

Он фыркнул от облегчения.

– И всего тишь? Ах, дорогая, как ты прелестна!

– Это мои самые любимые цветы на земле. Мне столько раз хотелось полежать среди них, но я всегда боялась их смять.

Жак наклонился, сорвал один цветок и поднес его к носу Франчески. Она улыбнулась и забрала у него цветок.

– Они не пахнут, глупыш. Они просто красивы. И у них много названий, например, «поцелуй меня у калитки» и «быстро целуй меня».

– Славное название. Прямо как твое имя, Франческа Прекрасное и манящее. – Обняв любимую за талию, Жак поднял ее в воздух.

– Жак! Опусти меня! – приказала она, упершись руками в его плечи, несмотря на то что хотела обратного. Он закружил ее, и от ветра волосы Франчески живописно разметались. – О, освободи меня, Жак! Освободи! – Неужели он освободит ее? Под силу ли ему такое? Может, она дурная женщина, раз позволяет юноше соблазнять себя? Послужит ли ей оправданием то, что в супружеской постели рядом с ней был восьмидесятилетний старик? И нужно ли ей вообще оправдание?

– Моя крошка, – сказал он дрогнувшим от желания голосом. – Я хочу тебя. И ты будешь моей. – Он подхватил ее на руки. – Где, дорогая? – пробормотал он, припал губами к ее губам, на мгновение проник языком ей в рот и тут же коснулся им ее виска, потом уха…

– Во флигеле, возле арки, что ведет в олений парк.

Несмотря на то что до конца сада было далеко, Жак отнес ее туда на руках. Флигель представлял собой невысокое строение с окнами у самой земли. Он использовался главным образом для хранения садового инвентаря. Жак подергал засов, и дверь открылась. Вдоль стены стояли садовые инструменты, а в углу валялась охапка соломы. Жак направился к ней и поставил Франческу на ноги.

Не говоря ни слова, он стал раздевать ее: умело расшнуровал лиф, снял кринолин и нижние юбки. Чувствовался его богатый опыт: потому ли, что он много лет работал с костюмами, или благодаря любвеобильности. Франческа остановилась на втором, и последние угрызения совести по поводу совращения юноши исчезли. Он наконец освободил ее от одежды, и она почувствовала, как прохладный воздух ласкает ее разгоряченное тело. Ветерок овевал ее обнаженную грудь, и ее соски затвердели, превратившись в алые бутоны. Жак зажал один сосок между пальцами и слегка сжал его. Франческа с шумом выдохнула и закрыла глаза.

– Прекрасна, как ты прекрасна!

Обхватив одну ее грудь ладонью, он склонился и приник к соску губами. Потом опустился на колени, и его руки, скользнув по ее спине, обхватили ягодицы. Его рот опускался все ниже и наконец коснулся шелковистых завитков, скрывавших средоточие ее женственности. Она взъерошила его волосы и глубоко вздохнула. Когда же его язык проник в темные, влажные глубины, Франческа вздрогнула, застонала и упала навзничь на солому.

Жак сумел одной рукой смягчить ее падение, а другой в это время сорвал с себя панталоны и, раздвинув ей бедра, вонзился в нее.

Франческа вскрикнула и обвила его ногами.

Он оказался прекрасным любовником, одновременно нежным и неистовым. Фаллос был тверд, словно камень, упруг, словно пружина. Вновь и вновь он приводил ее к пику блаженства. Франческа изголодалась по любви, а ее боль, как и годы неудовлетворенности, только подстегивали эту жажду. Ее старый и дородный муж с большим трудом и слишком быстро исполнял свои супружеские обязанности, никогда не заботясь о ее чувствах.

– Ах, дорогая, иные девушки могли бы поучиться у тебя, как надо любить, – прошептал Жак много позже, упав без сил в ее объятия.

– Ты льстишь мне, Жак.

– Нет, дорогая, я говорю правду. – Он приподнялся на локтях и ласково убрал влажные волосы у нее со лба и с висков. – У тебя ведь был ребенок, правда?

Ее глаза расширились от изумления.

– Откуда ты…

– Я знаю, дорогая, Я любил многих женщин. Разве прежние твои возлюбленные не знали этого?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну тогда они просто идиоты, не заслуживающие этого прекрасного тела, – заключил он, по-настоящему рассердившись. – Почему ты не сказала мне, что была матерью?

Она сглотнула подступивший к горлу комок.

– Никто не знает, Жак. И никто никогда не узнает. Тронутый ее печальными словами, Жак приник к ней в горячем поцелуе и вновь стал ласкать ее. И хотя он доставил ей огромное наслаждение. Франческа поняла, что он не тот, кто ей нужен. Она и сама толком не знала, кого ищет, но верила, что узнает его… как только он появится.

Глава 11

Следующим утром Дрейк вновь нетерпеливо расхаживал по кабинету лорда Даннингтона. Ярко сиявшее солнце нисколько не улучшило мрачного настроения Дрейка.

На пороге появился Томас, и Дрейк резко остановился в дальнем углу кабинета. Сжав кулаки, он подождал, пока управляющий дошаркает до стола, на котором были разложены бухгалтерские книги.

– Вижу, с содержанием вы ознакомились, – сказал Томас, посмотрев на них поверх очков.

– Да. Ты ведь не сказал леди Розалинде, что я просматриваю их? – Управляющий, покраснев, виновато покачал головой, а Дрейк продолжил: – Я почти не сомкнул глаз ночью, но сумел проверить каждую статью и составить полную картину.

– И что же, все ли вас удовлетворяет?

Дрейк поймал вопросительный взгляд сутулого старика и мягко похлопал его по спине.

– Да, Томас, ты прекрасно потрудился. Безупречно, как всегда. Однако я крайне недоволен выводом, который сделал на основании твоих цифр. – Томас нахмурился. – Поместье не дает хозяйке достаточного дохода. Ее светлость вынуждена частично привлекать прибыли от отцовского дела, чтобы содержать этот дом. Впрочем, могло быть и хуже.

– Хуже? Для кого?

– Для Розалинды, разумеется. К несчастью, это страшная для меня новость. – Дрейк опустился в кожаное кресло с высокой спинкой и положил ноги на стол – Розалинда, сама того не желая, напомнила мне об этом вчера вечером.

Она мягко спросила его о делах, обезоружив отсутствием своей обычной язвительности. И оказалась достаточно проницательной, чтобы догадаться, что у него неприятности. Но она и представить себе не могла всю глубину его финансовых затруднений. В противном случае Роз сразу бы поняла, что для полного разорения Дрейка ей нужно только одно – найти способ затянуть решение проблемы с владением Торнбери. Без поместья он лишится дохода и потому не сможет вернуться на остров Буто, чтобы заплатить за тот проклятый перец. А обстановка отнюдь ему не благоприятствует. Неизвестно, как быстро сможет Ост-Индская компания поднять паруса и, добравшись до острова, скупить весь перец?

– Томас, мне нужны деньги, и побыстрее Я не могу ждать, пока поднимутся цены на урожай следующего года.

– Да что случилось, господин Дрейк?

Он вздохнул тяжело и протяжно и отер пот со лба. Ему хотелось поведать кому-нибудь о своих бедах, но вправе ли он довериться Томасу? В детстве он был ему как дядя, разделяя с ним все его мальчишеские горести и заботы.

– На тебя можно положиться, друг мой?

Добрые голубые глаза Томаса расширились от обиды за стеклами очков.

– Леди Розалинда не знает ни об одной нашей встрече. И я не сказал ей, что это вы подсунули в ее постель жаб в ту августовскую ночь, двадцать лет назад.

Дрейк довольно улыбнулся при этом воспоминании. Постучав пальцами по книгам, он решился.

– Так и быть, Томас. Надо же мне с кем-то поделиться. Ситуация такова: я потерял три корабля. Два из них везли деньги, которые нужны были для того, чтобы мое плавание принесло прибыль. Попросту говоря, я на грани разорения.

– Ох ты господи! Мне очень жаль. – Томас снял очки и сочувствующе покачал головой.

– Если я сейчас же не найду денег, то потеряю огромную партию перца, не сумею вернуть долг своему кредитору и закончу как отец – Признавшись в вероятности самого страшного для себя исхода, Дрейк ощутил ноющую пустоту и холод в душе.

– Я поклялся, Томас, поклялся, что преуспею там, где он потерпел неудачу, преуспею ради него, восстановлю его доброе имя. – Запрокинув голову, Дрейк с трудом подавил предательскую влагу, подступившую к глазам. – Мне нужен этот дом. Но еще сильнее я хочу успешно завершить свое предприятие. Нет, если быть до конца честным, то не столько хочу преуспеть, сколько не потерпеть неудачу Я скорее умру, чем приму поражение!

– Желание не потерпеть неудачу – это очень любопытно, господин Дрейк.

Услышав сдержанное замечание управляющего, Дрейк почувствовал, что отчаяние понемногу отступает.

– Что ты имеешь в виду, Томас?

– Трудно добиваться отсутствия чего-то. Возможно, вам следует сосредоточиться на позитивной цели.

– Уже слишком поздно! – Дрейк выпрямился и грохнул кулаком по столу так, что гусиное перо подпрыгнуло и упало на пол.

Томас, с кряхтением нагнувшись, поднял его и аккуратно положил на стол.

– Никогда не поздно признать свои ошибки и превратить бесчестье в величие.

– Скажи это моему отцу! Вернее, его могиле. Ну ладно, ты узнал то, что я тебя просил?

– Да, конечно, – ответил Томас. – Большой интерес проявляется к землям вокруг Торнбери-Хауса. Они принесут хорошие деньги. К тому же есть один покупатель, который еще раньше связался с вашим адвокатом на предмет покупки всего поместья. Таинственный агент неназванного аристократа.

– Правда?

– Но умоляю, не продавайте землю, господин Дрейк! Вы можете найти человека, который захочет купить ее, несмотря на угрозу судебной тяжбы по поводу ваших прав на продажу. Но риск слишком велик. Если леди Розалинда будет признана законной наследницей, а вы продадите собственность или она станет предметом многолетней тяжбы, то вы лишите хозяйку значительной части дохода.

– А как же Даннингтон?

– Титул и собственность закрепленные за графством Даннингтон, были переданы Короне после смерти графа. Так что все, что есть у Розалинды, это Торнбери-Хаус и земли вокруг него.

– Понятно.

– Доход, получаемый от земель, не покрывает всех расходов на содержание Торнбери-Хауса, но тем не менее – это доход. И что еще важнее, леди Розалинда живет ради этой земли. Арендаторы обожают свою хозяйку. Она будет очень несчастна, если потеряет ее.

– Это еще мягко сказано! – Дрейк подпер голову руками. – Ведь Розалинда еще маленькой девочкой, задолго до того как стала сочинять сонеты и драматические сцены, уже составляла по памяти карты поместья своего отца. Помню, я был весьма поражен, когда однажды, поехав с графом собирать арендную плату, вдруг понял, что придорожный куст уже знаком мне по одной из карт Розалинды. Она знала каждый холмик и каждый ручеек, каждый дуб и каждую клумбу.

– Просто непостижимо!

Томас был преисполнен такого же благоговения:

– Теперь она собирает плату сама. И упорно делает это в одиночку.

Дрейк неодобрительно взглянул на управляющего:

– Одна! Да что она, не понимает?! Ее же могут ограбить или обидеть по дороге, ведь сейчас вокруг столько головорезов.

– Она говорит, что арендаторы ее земли должны видеть, что здесь они в безопасности и пользуются безграничным доверием. Она часто привозит им угощение, а узнав, что в какой-либо семье голодает ребенок, вообще не берет плату.

– Тогда неудивительно, что поместье приходит в упадок.

– Она любит землю и любит людей, которые живут на ней.

– Да, сдается мне, с каждым днем она все больше походит на королеву. – Дрейк даже не пытался скрыть своего восхищения. – Королева Елизавета стремилась быть безупречным монархом и пожертвовала своим счастьем ради этого.

Но как бы он ни восхищался Розалиндой, он был не властен над капризами судьбы. А его судьба уже определена, и она никак не связана ни с Розалиндой, ни с любой другой женщиной.

– Прошу вас, господин Дрейк, не наносите ей такой удар. – Старик схватил его за руку и заглянул в глаза. – Умоляю!

– Слишком поздно, Томас. Мы с Розалиндой неотвратимо идем каждый своим путем. К несчастью, им суждено пересечься. Я уже побывал у своего адвоката и распорядился, чтобы он начал предлагать земли.

– Ах! – с ужасом произнес управляющий и заметно сник. Дрейк мягко высвободил свою руку из рук Томаса и переложил какие-то бумаги на столе.

– Мне очень жаль.

Ему не хотелось причинять ей боль, но другого выхода не было. Надо продать хотя бы часть земель. Ради своего отца.

Тогда почему он чувствует себя таким чертовски виноватым?

Розалинда отдернула оконные занавеси в спальне Франчески, и лучи солнечного света коснулись лица все еще спавшей подруги.

– Проснись Фрэнни! У меня посетитель, и твое присутствие мне необходимо.

– Посетитель? – пробормотала Франческа спросонья и сладко потянулась – Кто же?

– Леди Блант.

– О-о-о, – простонала Франческа и натянула покрывало на голову.

Розалинда засмеялась.

– Мне тоже хотелось бы забиться в какую-нибудь щель, но Хатберт говорит, что она настроена решительно.

Плюхнувшись на постель, она сдернула покрывало. Франческа сонно улыбнулась.

– Фрэнни, что это ты такое делала ночью, что никак не можешь проснуться?

Подруга чуть ли не замурлыкала в ответ.

– Ну-ка, ну-ка, а это что? – Розалинда нагнулась пониже – Увядший цветок в твоих волосах?

Франческа слегка покраснела и нащупала лепестки. Вытащив цветок из растрепавшихся волос, она откинула голову, чтобы получше рассмотреть его, и тут Розалинда заметила синяк на шее подруги.

– А это кто сделал? Нет, не говори, я и так знаю. Очевидно, Жак?

– Да, это был Жак. – Глаза Франчески озорно блеснули. – И лорд Фэрмонт, и господин Коннард, и сэр Жерве, и…

– Нет! – ахнула Розалинда. – Не может быть! Неужели с каждым из них ты…

Франческа залилась звонким смехом:

– Ах, как тебя легко обвести вокруг пальца! Нет, Жак был единственным, кто обладал моим телом этой ночью.

Розалинда замерла.

– Но были и другие?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Я хочу, чтобы ты сказала «нет», Фрэнни. Я не представляю тебя женщиной, которая… ложится в постель с кем ей вздумается.

Мечтательное выражение на лице Франчески исчезло, и она жестко спросила:

– А почему нет? Я – вдова. И вправе поступать так, как мне хочется. – Она села и заложила локоны за ухо. – В чем дело? К чему такое ханжество? Ах да, потому что ты… – Она внезапно осеклась и закусила губу.

– Потому что я девственница?

Франческа виновато взглянула на подругу:

– Прости, это жестоко.

Розалинда вздохнула, решительно не желая портить отношения с подругой, которая никогда не оставит ее и с которой она сама никогда не расстанется.

– Я люблю тебя, Фрэнни. И переживаю за тебя. После того как твой опекун продал тебя, мы не виделись… сколько лет?

– Шесть.

– Целых шесть лет! А потом я вдруг узнаю, что ты – виконтесса. Твой муж был старше тебя больше чем на пятьдесят лет. Детей у тебя не было Я, видимо, считала, что ты тоже все еще девственница Глупо, конечно, я знаю. – Розалинда рассматривала кружевной узор на ночной рубашке подруги, такой же сложный, как и характер Фрэнни. – Что же происходило после того, как опекунство над тобой было продано? Ты так мне и не рассказала.

Умиротворенное лицо Франчески разом помрачнело, и Розалинда пожалела о своем вопросе.

– Если не хочешь говорить…

Франческа задумчиво поджала губы:

– Я расскажу тебе, но только не сейчас Я слишком счастлива этим утром.

– Вот и хорошо. К тому же твои романы меня совершенно не касаются. Просто не могу себе представить, как это можно лечь в постель с совершенным незнакомцем!

– А я думала, у писателей богатое воображение.

– Да, но есть такие вещи, которых я не хочу представлять. – Произнеся это, Розалинда тут же представила себя в постели с Дрейком, и лицо ее залилось краской.

Франческа понимающе улыбнулась:

– Возможно, даже ты испытываешь страсть, друг мой.

– Я испытываю страсть к словам – Розалинда посмотрела на свои пальцы и замети та, что они, как и у Уилла Шекспира, измазаны чернилами. – Когда я сочиняю любовный сонет, я могу испытывать любовь, и при этом мне не грозят неприятности, возникающие после любовных утех.

– Любовь вовсе не всегда заканчивается печалью. Вспомни своих родителей. Они любили друг друга двадцать лет. – Франческа протянула руку и ласково погладила Розалинду' по щеке. – Сдается мне, что Купидон в своем колчане приберег стрелу и для тебя.

Розалинда фыркнула, привычно расправила плечи и решила сменить тему.

– Кстати, о стрелах, – весело сказала она. – Полагаю, у леди Блант их полный колчан, и все они для меня. Пожалуй, я пойду посмотрю, в какую часть моего тела она сегодня метит. – Розалинда нагнулась и потрепала подругу по щеке. – Не задерживайся. Спускайся, как толькооденешься, и спаси меня от самой страшной сплетницы Лондона. – Франческа засмеялась, и в ее сияющих глазах Розалинда увидела неподдельное восхищение подругой. Фрэнни, как и многие другие, считала Розалинду очень смелой. – Главное, чтобы ты никому из мужчин не позволила себя обидеть. Сердце ведь очень хрупкое.

Темные ресницы Франчески опустились, прикрыв фиалковые глаза, улыбка погасла, и Розалинде показалось, что вместо любимой подруги перед ней сидит какая-то незнакомка.

– У меня нет сердца, так что разбиваться нечему, – гневно отрезала Франческа, но тут же ласково улыбнулась, прогнав мрачное выражение с лица.

– Фрэнни… – Розалинда потянулась к подруге.

– Нет, иди, Розалинда, иди. Я просто на мгновение впала в уныние. Не беспокойся обо мне, сердце мое. Леди Блант ждет.

– Хорошо, – задумчиво ответила Розалинда и нехотя направилась навстречу первой проблеме дня.

– Ах, леди Блант, какая вы сегодня ранняя пташка! – воскликнула Розалинда, вплывая в гостиную с распростертыми объятиями.

– Розалинда, дорогая! – откликнулась леди Блант и направилась к ней. Тело этой дамы напоминало бочонок с вином, а ее непокорные черные волосы походили на неопрятную бутоньерку. Ее пронзительные и горящие глаза, как всегда, казались выпученными. Она широко улыбалась, и ее красные губы расплывались по лицу, словно разлитое вино. И хотя на вид она казалась безобидной, Розалинда никогда не забывала предупреждение отца о том, что в дни своей молодости леди Блант считалась одной из самых опасных интриганок при дворе.

– Хатберт хорошо вас встретил, леди Блант? – спросила Розалинда, прижимаясь щекой к щеке гостьи.

– Да. И прошу, называйте меня Порфирия.

– Порфирия, – повторила Розалинда.

«О Боже, – подумала она, – все гораздо хуже, чем я предполагала!» Как, скажите на милость, следует обнимать кобру, чтобы она не задушила тебя в своих объятиях? Впрочем, как знать После смерти мужа леди Блант утратила влияние при дворе и, возможно, в своем преклонном возрасте ищет более спокойную компанию.

– Итак, что же привело вас сюда, Порфирия? – вежливо спросила Розалинда, предлагая гостье присесть. Когда Розалинда устроилась рядом, леди Блант схватила ее за руку и бросила взгляд через плечо.

– Он здесь? – шепотом спросила она.

– Вы имеете в виду Дрейка? Да, где-то здесь. Я еще не видела его сегодня.

– Вы позволяете ему жить в Торнбери-Хаусе?

– Судя по всему, Порфирия, у меня нет выбора. Дрейк всегда поступал так, как ему заблагорассудится.

– Позовите констебля, вот что я вам скажу. И поторопитесь. Этот человек опасен. Знаете, я близкий друг лорда-мэра^[3] Лондона.

– Он ничем не поможет. Мы находимся за пределами города. И потом, у меня нет особой дружбы с властями: лорд-мэр хотел бы закрыть все театры. Несколько лет назад ему это почти удалось благодаря усилиям пуритан да еще эпидемии чумы.

Лицо леди Блант вспыхнуло, и ее пышная грудь заколыхалась.

– Дорогая, да вы согласитесь на сделку с самим дьяволом, когда я расскажу то, что узнала о господине Дрейке Ротвелле.

Розалинда похолодела от такого зловещего вступления.

– Вряд ли мне это интересно.

– Поверьте мне, интересно. Я узнала, что Дрейк предлагает на продажу ваши земли через стряпчего, который ведет дела с самыми богатыми лордами Англии.

– Мои земли! Нет, вы, должно быть, ошибаетесь. Дрейк упрям, хитер и эгоистичен, но он никогда не стал бы продавать Торнбери, не объявив прежде об этом мне.

Леди Блант поджала полные губы, а глаза ее стали ледяными:

– Вы сами не верите в то, что говорите.

Сердце Розалинды учащенно забилось, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она не могла произнести ни слова, язык, казалось, прилип к нёбу. А леди Блант продолжала:

– Я получила эту информацию из первых рук. Адвокат Дрейка связался с моим адвокатом, от имени третьей стороны, учтите.

– И сообщил информацию о делах третьей стороны? Разве это, этично?

Леди Блант приподняла одну бровь:

– Он же юрист, дорогая.

– И вы уверены, что именно Дрейк послал стряпчего.

– Абсолютно.

– Да покарают его небеса! – воскликнула Розалинда?

Она вскочила на ноги и, с размаху ударив кулаком по ладони второй руки, даже не поморщилась от боли. Нет, она не станет плакать. Дрейк больше никогда, ни за что не увидит ее настоящих чувств.

– Разве моя новость вас расстроила? – попыталась выразить удивление леди Блант.

Розалинда знала, что ее собственная реакция вызовет сплетни при дворе, но ярость затмила все опасения о последствиях.

– Расстроена ли я? – недоверчиво переспросила она. – Да с какой стати? Только потому, что наглый, жестокий, двуличный лгун попытался успокоить мои страхи обещаниями поддержки, а сам за моей спиной в это время плел интриги? За моей наивной, доверчивой, глупой спиной' Ну, он сильно пожалеет об этом! – С этими словами она бросилась к двери.

– Постойте, Розалинда, у меня, похоже, есть решение.

Но Розалинда была не склонна слушать. Если Дрейк хочет играть в какие-либо игры, пора ей установить соответствующие правила.

– Дрейк, – закричала она, нет, скорее завопила что было сил, поскольку через несколько мгновении а горле у нее запершило. Около десятка слуг замерли на месте, с недоумением глядя на хозяйку – Где он? – требовательно спросила она, обращаясь сразу ко всем.

– В гостиной лорда с Томасом, миледи, – ответил Хатберт.

– Томас! Предатель! – Она была в такой ярости, что вся так и пылала, а перед глазами у нее плясали красные крути. – Спасибо, Хатберт.

Никогда не забывая об обязанностях хозяйки, Розалинда тотчас вернулась к леди Блант.

– Порфирия, актеры господина Шекспира сегодня вечером представят новую пьесу в моей галерее. Соберутся самые близкие. Я буду рада, если вы к нам присоединитесь.

– И мой сын Годфри? – спросила леди Блант, с пыхтением поднимаясь со стула.

– Разумеется, приглашайте кого хотите.

– Годфри такого высокого мнения о вас!

– Наши чувства взаимны. Хатберт вас проводит. Прошу меня извинить. – С этими словами Розалинда стремительно ринулась к кабинету лорда, готовая сразиться с Дрейком как с врагом, каковым он себя наконец проявил.

Глава 12

Когда слуга в ливрее увидел летящую к кабинету Розалинду, он бросился к дверям и распахнул их, судорожно кивнув двум удивленным мужчинам, а затем отскочил, чтобы Розалинда не свалила его с ног. При виде Дрейка и Томаса, склонившихся над книгами, она внезапно остановилась.

– Что это? – Ее негодующий голос эхом прозвучал под высоким потолком. – Два предателя за работой? Мало вы еще натворили бед?

– Миледи… – обеспокоено поднялся Томас.

– Не собираюсь выслушивать никаких оправданий, Томас. Вы уже продали земли Торнбери? А может, нашли покупателя и на сам дом?

Дрейк встал и легонько коснулся плеча Томаса.

– Томас не виноват. Это сделал я.

– Ты не имел права!

– Имел, и столько же, сколько ты. Пока вопрос не решен, мы оба наследники, моя дорогая.

Господи, как же она его ненавидит! Так же сильно, как в те дни, когда он впервые появился в их доме. Нет, сильнее, потому что теперь, помимо желания отобрать всю ее собственность, у него есть ум, знания и, возможно, власть. Как она ненавидела чувственную припухлость его губ, томный изгиб его великолепных бровей!..

– Я – законная наследница, Дрейк. Мне нет дела до того, что говорится в том проклятом куске бумаги. Это дом моего отца, а я его единственный ребенок.

– Этот дом построил мой отец! – загремел Дрейк и стремительно пересек комнату. – Этот дом построил мой отец и отдал ему всего себя. Он жил ради этого дома. Он умер за него! – Дрейк навис над Розалиндой, словно скала, и так сильно схватил ее за руки, что Томас ахнул.

– Господин Дрейк, нет!

– Тихо, Томас! Должна же эта болтунья наконец выглянуть из своего маленького мирка!

– Он вовсе не мал! – Она высвободилась из его цепких рук. – Если я женщина, то это совсем не значит, что мой мир мал. Это так же верно, как и то, что ты не должен обладать Торнбери-Хаусом только потому, что ты – мужчина.

– Господи, да пол не имеет ни малейшего значения!

– Если мой мир мал, то только потому, что я живу ради своего дома. Он для меня все!

Дьявол! Глаза ее стали наполняться слезами. «Не плакать! – скомандовала она себе. – Черт бы тебя побрал, не плачь!»

– А что этот дом для тебя? – выдавила она сквозь сжатые зубы. – Можно было бы предположить, что ты ищешься за обладание Торнбери-Хаусом потому, что любишь дом и собираешься восстановить доброе имя отца. Но нет! Ты лишь намереваешься выжать из него все до последнего пенса. Деньги – вот ради чего ты живешь! Ради них ты обманул моего отца много лет назад, а теперь попытался обмануть и меня.

Он замахнулся было, чтобы ударить ее. Розалинда напряглась, но не дрогнула.

– Ну же, ударь! – вызывающе сказала она. – Посмотрим, как низко ты падешь.

Рука его дрогнула, лицо залилось краской.

– Черт бы тебя побрал, Розалинда. В жизни так сильно не хотел положить женщину на колено и отлупить изо всех сил.

– Попробуйте, сэр, но тогда вам придется позаботиться о целости интимных частей вашего тела, а то вы рискуете недосчитаться их, когда я поднимусь с ваших коленей.

Он недоуменно моргнул, представив такую невероятную картину, и расхохотался.

– Ах, Роз, все эти годы мне так недоставало милых перепалок с тобой!

– Зря смеешься. Это не шутка, и ты не бойцовый петух, чтобы я устраивала потасовку с тобой. Ты – опасный враг, к несчастью, я на миг забыла об этом. В карете я слушала твои ободряющие слова, не отдавая себе отчета, что становлюсь жертвой твоего очарования.

– Очарования? – Дрейк, рисуясь, стал расхаживать по комнате. – Томас, она считает меня очаровательным.

– Действительно, сэр.

– Может, дело в моей стройности? – поинтересовался Дрейк, подчеркнуто демонстрируя ноги в белых панталонах. – Или же причина в том, что я милый, эрудированный, забавный?

Глядя на его изящный торс, Розалинда почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Она скривилась от собственной слабости.

– Сначала я ничего не поняла, – Дрожащей рукой она налила себе вина. Сделав глоток, она уставилась на него, словно бесстрастный охотник на свою жертву, хотя, по правде говоря, сама чувствовала себя жертвой. – Я поддалась твоему очарованию потому, что оно стало для меня неожиданностью. В детстве ты был просто высокомерен. Теперь же ты обрел способность вызывать симпатию и сочувствие. Полагаешь, что это самый быстрый способ заставить женщину раздвинуть ноги?

– Розалинда! – Дрейк нахмурился. – Ты шокируешь меня своими выражениями.

– Ах да, девственницам не следует так говорить.

– Буду счастлив лишить тебя этого статуса, если он так мешает.

Ее глаза расширились, и отнюдь не от неожиданное потому что такая перспектива почему-то не испугала ее, она тем не менее ехидно усмехнулась.

– Более ужасного варианта представить себе не могу.

– По правде говоря, я тоже.

– Вот только не надо соглашаться со мной. Именно поэтому я и забыла о том, что у змеи есть ядовитые зубы.

– Ш-ш-ш-ш, – поддразнил он ее, изобразив змеиное шипение.

Она снисходительно покачала головой:

– Прошу, оставь свои детские выходки. Хочу сказать тебе, Дрейк, что перемирие закончилось, началась война. Фигурально выражаясь, я разделяю Торнбери-Хаус на части. Эта половина дома – твоя. Можешь пользоваться кабинетом отца и его спальней. А я останусь в своих покоях.

Она мило улыбнулась и, последний раз глотнув из кубка направилась к двери.

– Ты безмерно щедра, Розалинда.

– Леди Розалинда.

– Будешь так высоко задирать нос, и я стану звать Леди Задранный Нос.

Она закрыла глаза и покачала головой.

– Ты дерзишь, как мальчишка.

– Да, – очаровательно улыбнулся он. – Потому ты так замечательно злишься.

– Итак, уточняю, – продолжила она, словно говорит недоумком, – ты также можешь пользоваться южной частью галереи, но только не северной. И кстати, в моей части дома находится кухня, а также кладовая для продуктов.

– Как удобно, – весело заметил он.

– Не сомневаюсь, что ты сможешь питаться в таверне или одна из твоих подружек станет кормить тебя. А я, Дрейк, тем временем буду драться с тобой за этот дом всеми своими силами, до последней капли крови.

Дрейк, задумчиво почесав подбородок, кивнул. Декларация явно не произвела на него впечатления.

– Всего доброго, Дрейк.

Он окликнул ее как раз в тот момент, когда она взялась за ручку двери.

– Знаешь, Розалинда, я только что вспомнил прелюбопытный факт.

Вопреки здравому смыслу она обернулась.

– Да, что такое?

– В моей части дома находится туалет. Единственный во всем доме.

Розалинда молча закусила губу, потом повернулась и поспешила прочь из комнаты, прежде чем он заметит пар, который наверняка валил от ее покрасневших ушей.

Дрейк удержался от желания посетить этот единственный и столь вожделенный туалет, потому что для него уже оседлали коня. Проследив за удалявшейся Розалиндой и убедившись, что она его уже не услышит, он рассмеялся и направился к жеребцу.

Верхом до города можно было добраться гораздо быстрее, чем в карете, и вскоре Дрейк уже стоял у кирпичного здания, в котором размещалась компания «Старк, Девью и Коб, эсквайры» Располагалась она очень удобно – в небольшом тихом переулке рядом с модной Хай-Холбурн-стрит и неподалеку от «Судебных иннов»,^[4] где молодые люди, включая и вельмож, изучали право.

Уиндхэм Старк занимался делами Ротвеллов и казался стариком еще в те далекие времена, по крайней мере в глазах маленького Дрейка. Но ребенок всегда воспринимает возраст искаженно. Старку сейчас было всего шестьдесят лет. Возраст лишь подкреплял уверенность в себе и профессионализм старика, а его внушительный письменный стол и кабинет со множеством книг только усиливали это впечатление.

– Господин Ротвелл, рад видеть вас после стольких лет! Дрейк тепло пожал протянутую ему через стол мягкую руку.

– Господин Старк, спасибо, что приняли меня без предварительного уведомления.

– Прошу садиться, мой мальчик. Хотя вы уже больше не мальчик. – Старк опустился на пышные подушки кресла и оперся седой бородой на скрещенные руки – Полагаю, вы пришли навести справки по поводу ваших запросов. К сожалению, я не знал, когда вас ждать, когда закончится ваше очередное путешествие.

– Неожиданные обстоятельства привели меня в Лондон раньше, чем я рассчитывал, но вскоре все образуется. Я нанял еще одного стряпчего для решения некоторых вопросов с наследством, а с вами хотел бы завершить дело, касающееся покойного отца. Вообще-то, – непринужденно добавил Дрейк, хотя внутри у него все сжалось, – из всех моих нынешних дел это – самое важное.

Старк сдержанно кивнул и встал. Услышав скрежет ножек кресла о каменные плиты пола, в дверь просунул голову клерк.

– Джордж, прошу, принеси мне бумаги господина Мандрейка Ротвелла.

– Да, сэр, – ответил молодой человек и удалился.

– Дрейк, я сделал все, что мог.

– Вы воспользовались теми сведениями, которые я получил из своих дипломатических источников?

При виде виноватого выражения на лице стряпчего Дрейк вскочил.

– Господин Старк, я хочу узнать только одно: кто убил моего отца? Вы же наверняка знаете! Я ведь столько лет платил вам за сбор нужных бумаг.

Серые глаза Старка расширились, когда в голосе Дрейка зазвучали гневные нотки.

– Мы знаем только, что существовавшая лишь на бумаге торговая компания убедила вашего отца вложить в нее крупную сумму денег, что привело его к банкротству, отчаянию и в конце концов к смерти.

Дрейк вмиг закипел от бешенства: он уже сотни раз слышал эти слова.

– Я же спросил: кто убил моего отца?

В этот момент в комнату вошел запыхавшийся клерк с аккуратной стопкой бумаг, перевязанных желтой тесьмой.

– Вот, пожалуйста, господин Старк. Самое последнее письмо сверху.

Последнее? Звучит обнадеживающе. По крайней мере он не напрасно посылал золото Старку.

– Спасибо, Джордж. Закрой дверь, когда выйдешь. Клерк кивнул и тихо вышел. Старк не двинулся с места, пока не закрылась дверь, и лишь потом развязал тесьму и стал перебирать бумаги.

– Это торговое предприятие – «Компания по торговле специями» – пользовалось покровительством некоторых очень влиятельных людей с надежными связями при дворе. Именно они довели вашего несчастного отца до катастрофы.

Дрейк изо всех сил вцепился в стол:

– Что вы хотите сказать?

Старк многозначительно посмотрел на него поверх очков:

– Я хочу сказать, что не кто иной, как покойный лорд Бергли, лично составил договор.

Бергли! Сам главный лорд Казначейства. Он был наиболее приближенным советником королевы Елизаветы вплоть до своей смерти два года назад. Дрейк, возмутившись этим предательством, вместе с тем испытал и жуткий страх. Если преступления убийц его отца прикрывались власть имущими, значит, как и говорил когда-то лорд Даннингтон, попытки Дрейка предать их правосудию очень опасны, возможно, даже смертельно опасны.

Впрочем, ему все равно: он жил ради мести. Он вырвет свое сердце и продаст душу, прежде чем откажется от борьбы.

– Лорд Бергли, – повторил Дрейк дрогнувшим голосом и вновь опустился на стул – Никогда бы не догадался, что нити тянутся к самому двору.

– Конечно, следует учесть, что сам Бергли не занимался столь гнусными делами, но он подписывал соответствующие бумаги, и мы вправе предположить, что человек, создавший компанию, занимал очень высокое положение.

В голове Дрейка возникла новая мысль, зародилось новое подозрение, потому что теперь он знал, что не может никому доверять.

– Как давно вы это знаете?

Он не отрывал глаз от лица Старка, на котором ясно читалось желание уклониться от ответа. И как раз в тот момент, когда Дрейк приготовился услышать ложь, старик удивил его:

– Я уже пятнадцать лет знаю о причастности Бергли к этому делу. С того самого момента, как вы первый раз отправились в море.

– Боже милосердный! – закричал Дрейк и с грохотом ударил кулаком по столу.

Дверь распахнулась, и на пороге вновь появился Джордж. Глаза его в ужасе расширились.

– Господин Старк, что-нибудь не так?

– Нет, Джордж, закрой дверь.

– Вы знали пятнадцать лет? – бушевал Дрейк. – Вы знали и так и не сказали мне?! Почему?!

– Нет нужды говорить вам, что лорд Бергли был самым могущественным человеком в Англии. Он не только был ближайшим советником королевы, но и главой Суда по опеке. – Старк поджал губы и отвернулся. – В то время, когда вы наняли меня для расследования, в руках Бергли было опекунство над моей племянницей. Она жила с десятками других подопечных.

– В доме Бергли.

– Да. У смертного одра моего брата я поклялся ему, что попытаюсь выкупить опекунство над его дочерью у Бергли, чтобы ее не постигла участь многих других женщин – быть проданной богатому, но жестокому опекуну. Понимаете, я не мог вызвать гнев Бергли в тот момент, потому что в его руках была судьба моей племянницы. Не мог сказать ему, что один из моих клиентов подозревает его влиятельных друзей как зачинщиков незаконного, дьявольского заговора. Я признаю, что любовь к племяннице заставив меня пренебречь своими обязанностями перед вами. Но я не мог передать дело никому другому. Вы обязали меня молчать.

– Могли бы написать мне, сказать, что связаны другими делами.

– Именно так я и собирался поступить, но потом получил вот это письмо. – Уставший от многолетних компромиссов и тайн Старк передал письмо Дрейку. – Мне нетрудно коротко изложить его содержание. В нем говорится, что, если я предприму попытки разузнать что-либо о деятельности тогда уже почившей в бозе «Компании по торговле специями», расспросы закончатся моей смертью. Так что сами видите, я узнал все, что мог, не задевая Бергли, но встревожил основателей компании. После получения такового письма я счел, что любое мое послание вам ставит и вашу жизнь под угрозу. Любой наемный головорез выбросил бы вас за борт при каком-либо удобном случае, и никто бы ничего не заподозрил.

Дрейк изучал выцветшее от времени письмо, безуспешно пытаясь узнать почерк.

– Значит, вы полагаете, что письмо написал кто-то другой, а не сам Бергли.

– Разумеется.

Дрейк положил письмо на стол и сжал кулаки.

– Все эти годы я верил, что вы ведете поиски. И все эти годы посылал вам деньги.

Старк вытащил из стопки еще один документ и передал его Ротвеллу.

– Вот полный отчет о тех деньгах, которые вы мне переслали Обратитесь к моему клерку, и он выпишет вам чек.

Дрейк взглянул на сумму. Ее вполне хватило бы на роскошную жизнь в Лондоне в течение какого-то времени, но было недостаточно для покупки даже небольшой партии перца.

– Мне не нужны ваши деньги, Дрейк Главное, чтобы вы меня поняли.

– А почему вы рассказали мне все сейчас?

– Когда лорд Бергли умер, я решил, что опасность умерла вместе с ним. Вскоре мне пора на покой, и моя совесть будет чиста, если я закончу карьеру добрыми делами.

Дрейк поднят голову, и в его суровом взгляде затеплилась надежда.

– Вы планируете копнуть поглубже?

– Я уже сделал это. И вот вам реакция. Хотя последнее письмо может быть связано лишь с вашим возвращением, а не с моим расследованием. – На сей раз адвокат взял письмо, лежавшее поверх стопки, и, обеспокоено покачав головой, передал его клиенту.

Дрейк сразу же обратил внимание на почерк:

– Написано тем же лицом!

– Похоже что так.

«Велите Ротвеллу возвращаться в Ост-Индию, в противном случае его визит закончится страшным несчастьем», – прочитал Дрейк и криво улыбнутся.

– Знаете, Старк, почему-то я испытываю непонятную радость при виде этого письма.

– О? – озадаченно отозвался адвокат.

– Мне кажется, что я стал гораздо ближе к отцу. Перед смертью его, должно быть, преследовали эти мерзкие воры. Теперь я знаю, что он чувствовал. Единственная разница между нами в том, что он был убит, а я буду убивать сам.

Глава 13

Дрейк вернулся в Торнбери ближе к вечеру. Он вошел в дом через южный вход и направился в комнату Томаса, расположенную на половине слуг. Постучав, он приоткрыл дверь. Томас сидел на стуле у единственного в комнате окна, полируя часы в меркнущем солнечном свете.

Мальчишкой Дрейк не ждал приглашения войти, но сегодня он уже разочаровал управляющего и не знал, захочет ли тот вообще с ним разговаривать.

– Ты не против компании, старина?

– Дрейк! Входи, мой мальчик, входи.

Едва Томас устремился к нему через комнату, протянув навстречу руки, как Дрейк, заметив, что он хромает, жестом остановил его.

– Старина, давай обойдемся без формальностей. Тебя беспокоят твои суставы, я же вижу.

Томас нахмурился, тонкие седые брови сошлись на переносице, словно мягкие облака в дождливый день.

– Неужели ты помнишь?

– Да, и я помню, что ты вечно забывал принимать лекарство и делать примочки, как тебе велел доктор, ты, старый умник!

Глаза Томаса заметно оживились.

– Мое лекарство, да? – Он легонько толкнул Дрейка в грудь – А ты вечно приставал с этим к лорду Даннингтону.

– Нас обоих тревожило твое здоровье. Он любил тебя так же сильно, как и я. – ответил Дрейк. – И теперь люблю. Л сейчас садись, старина. И чтобы больше никаких возражений.

Дрейк мягко подтолкнул управляющего к стулу, но едва он склонился у его ног, как Томас попытался поднять его.

– Нет, господин Дрейк. Так не годится.

Дрейк протянул руку и обнял старика. Томас на мгновение положил голову на плечо Дрейка и заморгал, чтобы сдержать слезы.

– Ты не должен этого делать.

– Тихо, Томас. Я помню, как ты разрешал мне натирать твои ноги мазью – Дрейк сдернул тапочки с ног Томаса и увидел, что они туго перебинтованы. Очень осторожно он развязал полоски материи. – Я растирал тебе ноги, а ты давал мне советы по управлению поместьем. Ты говорил со мной так, будто видел во мне законного наследника Торнбери.

– Да, так оно и было. – Томас с облегчением вздохнул и откинулся назад, после того как Дрейк мягко помассировал сначала одну ногу, потом другую, стараясь не касаться воспаленных суставов.

Увидев у кровати ящик с чистыми тряпками, Дрейк взял несколько полосок и снова стал бинтовать ноги Томаса.

– Ты был хорошим мальчиком, Дрейк. Очень хорошим.

– Неужели? – фыркнул Дрейк.

– Самым лучшим.

С трудом подавив слезы, Дрейк продолжал тщательно бинтовать ноги управляющего.

– Она ненавидела меня, Томас, поэтому я и уехал. И она до сих пор ненавидит меня, а я не желаю ей вреда. Это судьба, понимаешь? Мы с Розалиндой обречены. Нас обоих околдовал дом. И ничего тут не поделаешь. Неужели ты не понимаешь?

Томас вновь нахмурил брови, на сей раз в отчаянной попытке разобраться в сбивчивой речи Дрейка.

– Розалинда не может ненавидеть тебя, мальчик мой. Она наверняка относится к тебе так же, как и я.

– Женщина вовсе не должна делать того, что ей не хочется. Даже если мужчины и предпочитают думать иначе.

– Но если ты ей все расскажешь… Расскажешь, что в беде, скажешь, что тебе нужны деньги.

– Нет, Розалинда ничего не должна узнать. Она использует эти сведения против меня, пусть и невольно. Мне никак нельзя быть слабым с этой негодницей. – Дрейк закрепил полоски ткани вокруг ног Томаса. – Сегодня тебе не танцевать, старина.

– Да уж, – улыбнулся Томас и зевнул. – А ты пойди потанцуй.

– До утра я натанцуюсь до упаду, – хмыкнув, отозвался Дрейк и, когда управляющий задремал, выскользнул из комнаты.

К тому времени, как Дрейк вернулся из туалета, почти все было готово к небольшому приему. В парадном зале были накрыты столы; заканчивая последние приготовления перед представлением, носились слуги.

Стоя на верхней площадке лестницы, Дрейк слышал шум, доносящийся из передней: стук сундуков с костюмами, которые вносили нанятые Шекспиром люди, веселый смех и шутки актеров. Он узнал голоса Томаса Поупа, Ричарда Кроули и звезды труппы Ричарда Бурбаджа. И конечно, самого Уильяма и его младшего брата Эдвина.

– Что ты здесь делаешь, Дрейк?

Сидевший на перилах над входом Дрейк обернулся и увидел приближавшуюся к нему Франческу. На ней было красивое платье нежно-лазурного цвета, а потому ее прелестные миндалевидные глаза сверкали, словно аметисты. В зачесанных наверх волосах блестела жемчужная диадема.

– Приветствую тебя, Фрэнни. – Он улыбнулся и нежно поцеловал ее в щеку. – Ты прекрасна, как всегда… Я просто смотрел на приготовления к спектаклю, который теперь пропущу из-за того, что это не моя половина дома.

Франческа задумчиво оперлась о перила.

– Хм, действительно проблема. Пьесу будут играть в галерее. Да, но у тебя же есть половина галереи! Ты вполне можешь насладиться спектаклем издалека.

Дрейк ухмыльнулся:

– Умная девочка! Ты что, за меня?

Франческа игриво ткнула его рукой, сплошь унизанной перстнями с драгоценными камнями.

– Нет, чтоб тебя! Я снова вынуждена лавировать между вами. В детстве мне удавалось избегать необходимости принимать чью-либо сторону, а каждый из вас наверняка думал, что я на его стороне. И вот теперь вы снова вынуждаете меня…

Увидев едва заметные морщинки в уголках глаз подруги детства, Дрейк покачал головой:

– Боже милостивый, как давно все это тянется! Если бы только Розалинда наконец повзрослела.

– Все не так просто, Дрейк. И боюсь, чем старше мы становимся, тем больше все усложняется. Она видит тебя лишь сквозь мутное окно прошлого.

Он мрачно кивнул:

– Я вот тут слушал, как актеры готовятся к сегодняшнему представлению, и вспомнил о том времени, когда был совсем еще мальчишкой, до нашего с матерью возвращения в Торнбери-Хаус…

Франческа мягко коснулась его руки.

– Это когда ты жил… – Ее голос затих.

– Не смущайся, говори как есть! Когда мы снимали комнату на самой ужасной улице в самой жуткой части Лондона. Именно там мне впервые поставили синяк под глазом. Какой-то матрос принял мою мать за шлюху и попытался затащить ее с улицы в сарай, чтобы поразвлечься там на соломе. Я отгонял его, и он ударил меня кулаком в глаз.

– Какой ужас!

– Да нет, напротив. Я понял, что легко переношу удары. Весьма полезное знание, когда живешь среди убийц, головорезов и воров.

– Та часть Саутуорка превратилась теперь в очень модный театральный район. Мы с Розалиндой были там вчера, в театре «Глобус».

– Он моден лишь тогда, когда ты – одна из тысячи театральных завсегдатаев, которые нанимают лодочников, чтобы пересечь Темзу и успеть на дневное представление. Главное – вернуться до наступления темноты, пока из своих укрытий не появились воры и шлюхи, готовые профессионально обслужить клиентов. Когда я был мальчиком, единственным приличным зданием во всей округе был дворец архиепископа Уинчестера. Помню, как я стоял перед Медвежьим садом, вслушиваясь в гомон толпы, ревущей при виде битвы медведей и собак на огромной круглой сцене, Когда мастиффы вонзали клыки в лапы прикованных медведей, животные выли от боли, а толпа ликовала. Потом из какого-то механического устройства выскакивали актеры и начинали петь и танцевать. Взрывалась хлопушка, осыпая зрителей грушами и яблоками.

– Какое великолепное зрелище, особенно для мальчика. Дрейк сардонически улыбнулся:

– Да, наверное. Но только сам я никогда его не видел. Не мог заплатить и пенса, чтобы войти. Но слышал. Сидел снаружи и прислушивался к звукам, долетавшим через стены. А после представления просил выходивших зрителей рассказать об увиденном. А потом уже мысленно представлял, что происходит на сцене, когда в последующие вечера вслушивался в знакомые звуки.

– Каким умным мальчиком ты был, – восхитилась Франческа, стараясь не выдать своей жалости к нему, поскольку знала, что он безмерно горд и его очень легко ранить.

– Вот почему я был так заинтригован, когда обнаружил, что Розалинда втайне сочиняет сонеты. Какой замечательный дар – давать людям возможность представить то, что они не могут увидеть сами, или увлечь их в путешествие, даже не покидая Англии. И все это благодаря силе слов!

– Значит, ты все же уважаешь Розалинду.

– Я уважаю ее так, что она себе и представить не может. Ее решимость, ее характер, ее упрямство, ее…

– Только не надо слишком длинного списка, а то мне придется махнуть рукой на вас обоих.

– Я уже махнул рукой на тебя.

– О чем ты?

– Я уже и не надеюсь, что лучший друг моего детства когда-нибудь сможет влюбиться.

– Влюбиться? А это тут при чем? Только что ты говорил о Розалинде и тут же вдруг – о любви? Какой же вывод? Может, все же существует связь между двумя столь разными темами?

– Вывод таков; я – ужасный собеседник и не способен понимать тонкости светской беседы.

Она взяла его под руку и притянула к себе.

– Ты влюблен в Розалинду? – доверительно спросила она – Неужели это правда? Ты гневаешься, потому что любишь?

– Не говори глупостей, Фрэнни. Может, лорд Даннингтон и мечтал об этом, но его мечты весьма далеки от реальной жизни.

На мгновение он задумался о том, каковы могли быть последствия желания графа поженить их, особенно брачная ночь. Он представил, как раздевает Розалинду, видит ее белую кожу, слышит тихие вздохи…

Он представил, как скользит пальцем по нежным выступам ее спины, от изящной шеи до грациозного изгиба поясницы. А вот рука касается ее груди, и рот любимой приоткрывается в тихом возгласе наслаждения. Он увидел капельки влаги на ее лице, припухлость верхней губы, так и жаждавшей поцелуя. Представил, как его язык скользит по этой губе и погружается наконец во влажные глубины рта…

Тут он уже не представил, а почувствовал шевеление у себя в паху и вмиг залился краской, словно Франческа могла прочитать его мысли. Желание обладать Розалиндой, даже мысли об этом наполняли его весьма противоречивыми ощущениями. Как бы ему хотелось покорить ее. Лишить эту высокомерною девственницу остатков гордости. Заставить стонать от наслаждения, молить о большем.

Пять лет он не касался женщины. Для этого нет времени, если мужчину снедает честолюбие. И потом, в случайных отношениях всегда присутствует доля фальши: ведь нет сердечной привязанности.

Он был явно неравнодушен к Розалинде, но между ними было слишком много разногласий. Слишком много разбитых надежд и оскорбленных чувств. И он постарался забыть о своем тайном чувстве, таком чистом и хрупком, что невозможно выразить словами. Он столько отдал Розалинде тогда, в то первое мгновение, когда ее увидел – рыжие кудряшки, смеющееся лицо, встревоженные изумрудные глаза, высокомерие и такое обаяние и обещание женственности, что не устояло даже сердце маленького мальчика. Она заворожила его в один миг, и он, заблуждаясь, поверил, что нашел единственную, предназначенную только для него душу в мире.

Ребенок способен ясно увидеть обещание необыкновенной любви, но, став мужчиной, может все забыть. Вот так и Дрейк: впервые увидев Розалинду, он понял, что она назначена ему судьбой. Это была любовь, с которой потом сравнивались все чувства, и все они проигрывали. И она убила ее. Мог ли он снова полюбить женщину, которую сейчас так сильно ненавидел потому, что когда-то так беспредельно любил?

– Дрейк? Дрейк, где ты?

Он встрепенулся и комично заморгал.

– Ах, Фрэнни, если бы Розалинда походила на тебя, я мог бы, женившись на ней, решить все свои проблемы.

– Походила на меня? То есть была бы уступчивой, покладистой и совершенно неприкаянной? Нет, друг мой. Это мне надо быть похожей на Розалинду. Быть сильной и уверенной, пусть и ошибаясь иногда. Думаю, вы оба должны попытаться простить друг другу грехи прошлого. Начните сначала, забудьте свое детское упрямство.

– Простить? – Дрейк лукаво ухмыльнулся. – Да ведь я не ведаю даже, что значит это слово. Боюсь, ты делаешь много шума из ничего.

«По-видимому, они жалеют Беатриче. Кажется, страсть ее дошла до предела. Влюбилась в меня! За это надо ее вознаградить. Слышал я, как они обо мне судят: думают, что я зазнаюсь, если замечу ее любовь; по их словам, она скорее умрет, чем выдаст чем-нибудь свое чувство».

Пока актер, игравший Бенедикта, произносил свой монолог, Розалинда прошептала на ухо Франческе:

– Лучше умереть, чем выказать свою любовь.

– Ты лукавишь, – шепотом ответила Франческа, чтобы не мешать актерам.

Подруги сидели в первом ряду импровизированного театра, а за ними – несколько десятков гостей. Актеры расхаживали по сцене, сооруженной в той половине галереи, что принадлежала теперь Розалинде. Никто не спросил, почему вторая половина – та, что принадлежала Дрейку, – была пуста, а Розалинда ничего не стала объяснять.

– Замечательная пьеса! – восхитилась Франческа, торопясь успокоить рассерженную Розалинду. И не напрасно: подруга ее так и кипела от бешенства. – Как ее назвал господин Шекспир?

– «Много шума из ничего». – ответила Розалинда и почувствовала на себе заинтересованный взгляд Фрэнни. – У меня что, крошка на щеке?

– Нет-нет, – улыбнулась Франческа. – Меня… просто удивило название.

Голоса актеров зазвучали громче.

«Нет, правда, Урсула, она чересчур надменна». – Актер, игравший Геро, крался по сцене, приближаясь к воображаемой беседке.

– Ты нигде не видишь Дрейка? – встревожено оглянувшись, спросила Розалинда.

– А если бы и увидела? Он наверняка не пропустит это замечательное представление. Право же, Розалинда, ты слишком жестока к нему.

– Он вор и лгун. О, тише, сейчас будет монолог Беатриче!

Изображавший Беатриче юноша, откашлявшись, шагнул вперед.

Слушая эти замечательные стихи, Розалинда забыла обо всем на свете и стала горячо аплодировать актеру. Гости, сидевшие позади нее, присоединились к аплодисментам. Наконец все стихло и в воцарившейся тишине раздались ритмичные громкие хлопки Звуки не стихали, несмотря на многозначительное покашливание актеров, и Розалинда обернулась. Дрейк! Ну конечно! Кто еще посмел бы?

– А вот и Дрейк, – прошептала Франческа.

Ставшие свидетелями неслыханной дерзости гости тотчас устремили свои взоры на Розалинду. Перед ее глазами вставали лукавые улыбки, ехидные ухмылки, удивленно приподнятые брови – все явно ждали реакции хозяйки.

Кровь вмиг прилила к ее щекам, она решительно сжала кулаки, пытаясь примириться с тем фактом, что у нового спектакля нет заранее подготовленного сценария.

– Что ты здесь делаешь? – спокойно спросила она, вставая.

– Наслаждаюсь пьесой, – ответил Дрейк. – Со своей половины галереи, разумеется. Я никогда бы не посмел пересечь границу.

Его чертовски манящие губы расплылись в очаровательной улыбке, глаза в свете факелов блестели лазурью.

– Представление проходит на моей половине галереи, – решительно заявила она.

– Но звук распространяется и на мою половину.

Сидевшая в третьем ряду леди Блант тем временем раскачивалась как маятник, пытаясь рассмотреть выражение лица Розалинды из-за спины очень высокого лорда Брюнвальда.

– Это не довод, – возразила хозяйка половины галереи. – Тебя на этот вечер не приглашали.

– Но я просто прогуливался по своей половине.

– Леди и джентльмены, господин Дрейк Ротвелл считает, что, смутив меня, вынудит пойти на компромисс, – объяснила Розалинда оторопевшим гостям, – но меня уже давно трудно смутить.

Дрейк грозно нахмурился.

– Да, Дрейк, ничего не выйдет. Я достаточно эксцентрична, что может подтвердить любой, побывавший на моем представлении комедии масок. Боюсь, тебе придется поискать другой способ укротить мой язык. Дамы и господа, вы, несомненно, задумывались по поводу причин, побудивших господина Ротвелла вернуться в Лондон. Судя по всему, он приехал продавать Торнбери-Хаус прямо у меня на глазах.

– Продавать? Разве он вправе сделать это? – раздалось со всех сторон, потом все стихло.

– Но я не намерена расставаться со своим домом. И если кто-нибудь из присутствующих уже связался со своими поверенными по поводу покупки моей земли, то может рассчитывать на пожизненную судебную тяжбу.

– Миледи, – прозвучал глубокий голос за ее спиной. Розалинда повернулась и увидела на сцене Ричарда Бурбаджа, величайшую театральную звезду Лондона, который умоляюще сложил руки. – Прошу вас, позвольте нам продолжить представление.

Розалинда поискала глазами Шекспира. Он стоял в сторонке, скрестив руки на груди и едва заметно улыбаясь. Ситуация явно его забавляла. Он, наверное, уже мысленно делал заметки, чтобы использовать их в своей следующей пьесе.

– Актеров ждут дома, в семьях, – увещевал Розалинду Бурбадж. – Можно мы продолжим? Лучшей труппы в Лондоне вам не найти.

– Вряд ли, – возразил Дрейк. – Розалинда и сама великолепно играет. Гости, по всей видимости, сейчас присутствуют на самом лучшем ее представлении.

Резко повернувшись, чтобы дать достойный отпор наглецу, Розалинда увидела человека, который мог развлечь гостей получше, чем она сама. Это был не кто иной, как граф Эссекский, Роберт Деверо.

– Миледи, – произнес Хатберт, согласно этикету, – и господин Дрейк, – добавил он, поклонившись Дрейку. – Прибыл граф Эссекский, лорд Роберт Деверо.

Гости разом ахнули. Розалинда вмиг побледнела, сердце у нее в груди бешено колотилось.

Эссекс являл собой атлета мощного телосложения, с классическим профилем. Привлекали внимание прямой нос, огромные глаза, вьющиеся рыжие волосы и чувственные губы. При виде красавца аристократа, когда-то фаворита королевы, а теперь изгоя, гости вновь зашептались, правда, уже сдержаннее.

– Граф Эссекский, – повторила Розалинда слабым голосом, представляя, как буквально у нее на глазах испаряются ее связи с королевой. Что подумает королева, если она примет Эссекса? Но как же можно не принять его?

Более года назад Елизавета направила его подавить мятеж, поднятый ирландцем Хью О'Нилом, графом Тирона. Но вместо того чтобы укротить мятежников, Эссекс вступил с ними в переговоры, а затем, оставив войска в Ирландии, без разрешения вернулся ко двору объяснить свои действия.

Королева пришла в ярость, услышав, что ему не удалось расправиться с Тироном. И была шокирована, когда Эссекс, весь забрызганный грязью, появился без приглашения в ее спальне, а она еще даже не оделась. Граф впервые увидел старую королеву без рыжего парика; редкие седые пряди торчали во все стороны. Смущенная королева, призвав на помощь весь свой дипломатический талант, тепло приветствовала вошедшего, но позднее распорядилась установить за ним наблюдение со стороны лорда-хранителя в Йорк-Хаусе, выделив всего двух слуг.

Оказавшись в таком заточении, Эссекс занервничал и в итоге тяжело заболел. Он умолял королеву принять его вновь, но она отказала. Спустя шесть месяцев ему было разрешено вернуться в Эссекс-Хаус на Стрэнде. Живя там практически под домашним арестом, он наконец поправился.

А в прошлом месяце граф предстал перед комиссией советников и судей и был осужден за дерзкое поведение. Но его освободили при условии, что он удалится от двора и королевы. Эссекс покорно вернулся в Оксфордшир.

И вот сейчас он решил появиться в обществе, умело выбрав мероприятие, проходившее на окраине Лондона, без участия королевы. Розалинда была так же потрясена его появлением, как в свое время была потрясена королева.

– А, леди Розалинда! – громко воскликнул граф при виде хозяйки. – Надеюсь, я еще успею насладиться представлением.

– Да, конечно, – ответил за нее Дрейк, невольно ринувшись на защиту Розалинды. – Представление, судя по всему, только начинается.

Хозяйка отблагодарила его взглядом, а граф, узнав говорившего, презрительно сощурился:

– Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, Ротвелл. А как же плавание? Говорят, вы всего-то и сумели собрать пятьдесят тонн морских ракушек. Это должно принести хорошие деньги на рынке, если, конечно, лондонские дамы вдруг полюбят носить вместо жемчуга и рубинов ожерелья из ракушек, как гологрудые туземки.

Граф замолчал, явно в ожидании одобрительных смешков, но вокруг царило зловещее молчание. Увидев, что грудь Дрейка вздымается от ярости, Розалинда ласково коснулась его руки. Она и сама едва сдерживала негодование. Как смеет граф Эссекский врываться к ней в дом и оскорблять ее личного врага!

– Милорд, – наконец произнесла Розалинда, – Дрейк сообщил мне, что приобрел так много черного перца, что, если бы он сейчас выбросил на рынок Лондона всю партию, цены просто обрушилисьбы.

Краем глаза она заметила восхищенный взгляд Дрейка. На самом деле Розалинда понятия не имела о том, как повлияет перец на рыночные цены, но она была достаточно наслышана о подобных вещах, чтобы придумать достоверный ответ.

– Я бы не хотела ввергнуть экономику в головокружительный водоворот падающих цен, а вы? – спросила Розалинда Эссекса.

Граф поклонился, переваривая ее столь уверенное заявление, потом с невольным уважением кивнул Дрейку.

– Похоже, я ошибался на ваш счет, Ротвелл. Ах, леди Блант! Какое счастье увидеть вновь давнего соседа! Спасибо, что пригласили меня от имени леди Розалинды.

Розалинда в крайнем изумлении взглянула на старую сплетницу.

Леди Блант покраснела и сконфуженно потупилась.

– Безмерно рада, граф, – пробормотала она, оробев первый раз в жизни. – Нам очень недостает вас при дворе.

Граф двинулся дальше. Гости тоже стали бродить по залу, слишком разволновавшись, чтобы досмотреть представление до конца. Хорошо хоть Шекспир вовремя подал знак актерам собираться: им все равно заплатят сполна. Шекспир не раз говорил, что пишет длинные пьесы именно с расчетом на то, чтобы их можно было прервать в случае необходимости.

Очевидно, кто-то попросил музыкантов разрядить ситуацию, потому что вдруг заиграли три флейты и виола. Розалинда с облегчением вздохнула. С благодарностью вспомнив о том, как Дрейк протянул ей руку помощи, она повернулась к нему. Тайные махинации Дрейка были детской забавой по сравнению с угрожающим присутствием графа.

Дрейк очень внимательно посмотрел на нее и мрачно улыбнулся:

– Неудачный поворот событий, да? Сожалею, что он испортил твой праздник.

– Конечно, ибо сам ты теперь его испортить не сможешь. – Странно, свои колкие слова она сопровождала мягкой улыбкой.

– Напрасно ты стала хвастаться моими успехами, Розалинда. Я не нуждаюсь в защитнике, тем более женского пола. Ты понятая не имеешь, что я собираюсь сделать с перцем. Но мне тем не менее приятно, – с улыбкой закончил он.

– А с какой стати Эссекс так ненавидит тебя? Чем ты так задел его?

Взгляд Дрейка посерьезнел, когда он посмотрел вслед падшему ангелу, пробиравшемуся через толпу гостей.

– Может, когда-нибудь я тебе и расскажу. Эссекс – наглая, неблагодарная тварь, укусившая руку, которая кормила его все эти годы. У него долга больше шестнадцати тысяч фунтов, а в отчаянии человек готов на все. Короче говоря, он не тот, кого тебе следует приглашать на свои вечера.

– Эссекс так долго был фаворитом королевы, – произнесла Розалинда, удивленно качая головой. – Я помню, как он играл с ней в карты. Они начинали с наступлением вечера и заканчивали лишь с рассветом. Если бы она не была убежденной девственницей, притом на тридцать с лишним лет старше его, я бы решила, что картами дело не ограничивалось.

– Граф слишком возомнил о себе: подстрекает Джеймса Стюарта заявить о своих правах на английский престол. Посадив короля на трон, он собирается создать новый парламент, который объявит шотландского короля наследником британской короны. Напрасно.

– Боже, мне не сносить головы, стоит только королеве узнать, что я принимала его сегодня!

– Ничего, – успокоил ее Дрейк. – Из надлежащих источников королева скоро узнает о двойной игре Эссекса.

– Как? – нахмурилась Розалинда.

– Сказать не могу, но умоляю, держись от него подальше. Отныне он злейший враг королевы.

Розалинда доверительно коснулась рукава его камзола, чтобы дать понять, что непременно последует его совету. Надо же, как он хорошо осведомлен о хитросплетениях придворной политики! Очень странно для человека, долго пробывшего в море. Но она ему верит. Что же в нем так изменилось? Почему она доверяет ему, даже ненавидя? Ей хотелось ударить Дрейка, но куда там!

– Ты, конечно, прав Я сделаю так, как ты сказал. Когда он оторопело посмотрел на нее, она проглотила остатки гордости.

– Мое согласие удивляет тебя? Я достаточно поумнела, чтобы соглашаться с разумными доводами.

– На твоем месте я бы закончил этот вечер как можно скорее, – мрачно сказал Дрейк и повернулся, чтобы уйти. – Не стану мешать, поскольку события развиваются на твоей половине галереи. – Поклонившись ей и дьявольски сверкнув глазами, он направился к двери.

При мысли о том, что он уйдет, Розалинду охватила паника, и она вцепилась в его рукав.

– Ты ведь не уходишь, правда?

Он обернулся, и язвительная усмешка тронула его красивые губы.

– Думаю, мне не стоит напоминать тебе, что ты пыталась избавиться от меня последние полчаса.

– А теперь я хочу, чтобы ты остался. Присмотри за Эссексом. Пожалуйста!

– Нет, Розалинда. Ты намерена в дальнейшем управлять этим домом, так что справляйся с Эссексом сама. Я знаю разницу между тем, когда ты нужен, и тем, когда тебя используют.

Он снова направился к двери, а она вдруг поняла, как он нужен ей рядом. Изворотливый негодяй! Будь ты проклят! Она топнула ногой.

– Дрейк.

Он вновь обернулся, и черты лица его смягчились. Очевидно, он заметил ее растерянность и побелевшие от напряжения кулачки.

– Не волнуйся, Розалинда. Я буду неподалеку. От меня не так-то просто избавиться.

Когда он подмигнул и отвернулся, она ощутила яростное желание в отчаянии броситься к нему и в то же время ударить за то, что так в нем нуждается. Неясно теперь, кого бояться больше – Эссекса или Дрейка.

«Дрейка», – подсказал ей внутренний голос. Этот проклятый внутренний голос, который вечно говорил правду, когда ее разум твердил обратное!

Глава 14

После представления многие приглашенные вышли на террасу послушать музыкантов, их исполнение на виолах и лютнях таких популярных мелодий, как «О, моя госпожа» и «Где кружит пчела» Ничего более непристойного гостям не суждено было услышать в этот вечер, хотя, судя по всему, они явно ожидали какого-то сюрприза, чего-нибудь похожего на комедию масок Розалинды. К счастью, после смерти сеньора Монтейла она положила конец шокирующим сюрпризам.

Теперь ее уже не мучили страшные угрызения совести, ибо она узнала, что у сеньора давняя репутация распутника и на его счету множество побед. Он предпочитал романы с замужними дамами, и однажды его чуть не проткнул шпагой один из разгневанных мужей. Сердечный приступ был, очевидно, вызван смертельным страхом повторения того случая, а не буйными выходками Розалинды.

Стоя у арки и вспоминая события ужасной ночи, она заметила, что к ней по освещенной лунным светом траве приближаются две фигуры. Вездесущая леди Блант! А с ней какой-то молодой блондин. Обвислые усы обрамляют его вялые, чересчур розовые губы, толстый нос слегка покраснел, а бледные щеки лоснились от жира.

– Леди Розалинда, вы помните моего Годфри? – Леди Блант указала на своего сына так, словно преподносила Розалинде бесценный дар. Молодой человек, которому на вид было лет двадцать с небольшим, издал блеющий смех и резко выбросил вперед руку, явно претендуя на изящество.

– Миледи, вы затмеваете звезды!

Розалинда заставила себя улыбнуться ему.

– Судя по всему, вы посмотрели «Ромео и Джульетту».

– Да кто же не смотрел? – ответил Годфри и вновь разразился совершенно несдержанным хихиканьем.

– Мой сын такой интеллектуал! – воскликнула леди Блант, теребя толстыми пальцами кружева на пышной груди. И добавила с пренебрежением: – Годфри хочет стать актером, как Бурбадж или Уилл Кемп. Он обожает Шекспира.

– И Марлоу, мама, не забывай о нем. И Джонсона.

– Вот уж не думала, что вы так хорошо знакомы с драматической литературой, Годфри, – вежливо заметила Розалинда.

– Да, Годфри учился в Кембридже. Магистр гуманитарных наук. Мой дорогой мальчик давно бы уже женился, подвернись ему женщина, равная по интеллекту.

Розалинда поджала губы.

– Понятно. – А она-то думала, что юноша не мог найти пару из-за того отвращения, которое вызывал его блеющий смех. Однажды она уже видела Годфри. Тогда, как, впрочем, и сейчас, он напомнил ей переросшего щенка, который не знает, куда деть лапы.

– Ах, Джульетта, Джульетта, где ты, Джульетта? – заныл он, упав на одно колено, и обхватил руку Розалинды влажными ладонями.

– «Где ты, Ромео», – мягко поправила его та.

– Откажись от своего отца, от своего имени, если не откажешься…

– Годфри! – рявкнула леди Блант. – Поднимись, ты ставишь себя в глупое положение.

– О! – Его сияющая улыбка сразу померкла, и он встал, отряхивая колени. – Но я думал…

– Ступай в дом, – приказала ему леди Блант. – Мне нужно поговорить с леди Розалиндой.

– Да, мама. – Он послушно кивнул. Пятясь к дому, он тепло улыбнулся Розалинде и произнес: – «Ах, говори еще, сияющий ангел!»

Леди Блант мученически вздохнула:

– Как можно пятиться и одновременно цитировать Шекспира? Это выше моего понимания!

– Годфри производит впечатление серьезного молодого человека.

– Он серьезно влюблен в вас, моя дорогая.

Розалинда недоуменно посмотрела на интриганку:

– Влюблен в меня? Да как же, Порфирия, мы ведь едва перекинулись парой слов до сегодняшнего дня.

– Но он видел вас при дворе. Вашу красоту трудно не заметить.

Розалинда мрачно хмыкнула:

– Вы разговариваете с тридцатилетней старой девой. Моя красота, похоже, не столь притягательна, как вы полагаете.

– А вот Дрейка явно тянет к вам.

– Его притягивает красота дома.

– Вы можете бороться с ним, Розалинда. Послушайте человека, который варится в дворцовых интригах дольше, чем вы живете на свете.

Заметив жесткий блеск, появившийся в проницательных глазах вдовы, Розалинда едва не вздрогнула. Говорили, что покойный муж леди Блант был просто преданным дураком. Сама же она была когда-то стройной и красивой, но ее талия увеличивалась пропорционально росту ее желания властвовать. Говорили, что она не любила сэра Раймонда, но была благодарна ему за то, что он дал ей положение и богатство. После его смерти она попыталась, правда, без особого успеха, укрепить свое положение при дворе. Королева никогда особенно не жаловала интриганку, но признавала ее полезной. Розалинда припомнила, что королева однажды исключила леди Блант из своей свиты. И только вмешательство Роберта Деверо – а тогда королева еще потакала его капризам – помогло леди Блант вернуться ко двору.

Несмотря на то что Розалинда считала леди Блант опасной женщиной, которая всегда и во всем преследовала только свои интересы, она понимала, сколь влиятельным союзником может оказаться эта пожилая дама. А для того чтобы осуществить свое желание раз и навсегда завладеть Торнбери-Хаусом, Розалинде любая помощь пригодится.

– А что бы вы посоветовали мне в качестве оружия в моей битве с Дрейком? – Розалинда машинально разгладила складки пышного платья.

– Если бы вы вышли замуж, то сильная рука мужа руководила бы вами в борьбе за наследство.

Розалинда глубоко вздохнула, как бы наслаждаясь благоуханием цветов:

– Есть ли необходимость напоминать вам, что случилось с Бесс Трокмортон? Ее заключили в Тауэр за то, что она обручилась с Ралеем без разрешения королевы.

– Ах, это! Ерунда! В конце концов их освободили. А Ралея восстановили на посту капитана гвардии. И потом, вы же больше не служите у королевы.

– А за кого я могла бы выйти замуж?

Леди Блант порывисто подалась к Розалинде. Глаза ее оживились, подбородок задергался.

– Да за моего Годфри, разумеется!

– Годфри? – с ужасом, вернее, даже с отвращением переспросила она и тотчас попыталась тактично исправить ситуацию. – Э… а, понятно, Годфри. Да, разумеется, он был бы прекрасным кандидатом.

– В любой судебной тяжбе вы смогли бы тогда опираться на безупречную репутацию моего покойного мужа.

– Ну, леди Блант…

– Порфирия.

– Порфирия, я ценю вашу заботу, но менее всего меня занимает вопрос о замужестве. А нельзя ли предпринять что-нибудь не столь… кардинальное?

– Изучите слабости Дрейка.

Розалинда кивнула, борясь с еще одним досаждавшим ей приступом раскаяния.

– Давайте я разузнаю, чем он занимался все те годы, что его не было при дворе. Возможно, мне удастся раскопать кое-что неприятное или даже ужасное о нашем дорогом Дрейке Ротвелле.

Розалинда вздохнула:

– Я не хочу причинять ему вреда.

– Значит, вы позволите ему завладеть вашим домом.

– Нет, просто… – Она замолчала, обескураженная противоречивыми желаниями сохранить дом и в то же время никому не навредить.

Леди Блант похлопала ее по руке:

– Вы все еще наивны, несмотря на годы, проведенные при дворе. Я не по своей воле стала жестокой, Розалинда Я была вынуждена стать такой, чтобы уцелеть. Поверьте, мужчины, подобные Дрейку, бывают красивыми, очаровательными, нежными и одновременно столь же злобными, как псы на медвежьей травле. Не успеете вы глазом моргнуть, как Дрейк отберет у вас Торнбери-Хаус, если вы не найдете более эффективных мер, чем те, что предложит ваш поверенный.

Розалинда устало закрыла глаза: ее обуревали крайне противоречивые чувства. Дрейк действительно планирует забрать Торнбери-Хаус, он уже пытается продать земли вокруг замка. А потому нельзя поддаваться минутной слабости и обманываться обещанием его поддержки, разумеется, ложным.

Заметив колебания Розалинды, леди Блант вплотную приблизилась к ней и заговорила слащавым голосом:

– Неужели вам ничего не хочется узнать о нем? Что-нибудь… подозрительное? Мои люди могут выяснить подобные вещи.

Розалинда судорожно выдохнула, а когда попыталась сделать вдох, ей показалось, что вокруг – безвоздушное пространство.

– Поначалу я гадала, зачем ему оставлять процветающую торговлю из-за какого-то дома. Потом я поняла, что он вернулся лишь для того, чтобы мучить меня: свести старые счеты. Дрейк хочет забрать Торнбери-Хаус исключительно для того, чтобы доказать, что способен на такое. Думаю, сам дом ему уже не дорог, главное для него – отомстить.

– Вот и прекрасно. – Леди Блант даже замурлыкала от удовольствия. – А вы никогда не думали, что он не столь преуспевающий торговец, как вы считаете?

Розалинда криво усмехнулась:

– Дрейк душу заложит ради успеха своего дела. Не верится, что у него есть проблемы.

– Мы достаточно скоро все узнаем. А тем временем что бы вы сказали по поводу скромной тайной свадьбы с Годфри? Я все устрою.

Лоб Розалинды покрылся испариной. Она потеряла бдительность с леди Блант. Эта дама ей явно не по зубам.

– Порфирия, а разве Годфри не боится ухаживать за мной? Знаете ли, ведь существует проклятие.

– Ха, – цинично усмехнулась леди Блант. – И не упоминайте при нем об этом глупом проклятии. Он умрет от страха.

Розалинда кивнула. О Боже, даже угроза смертельного проклятия не пугает эту женщину!

– Я подумаю над вашим предложением, Порфирия, но не питайте ложных надежд. Я совершенно не желаю выходить замуж. Проклятие, понимаете…

– Вы скоро передумаете, я уверена. Но решать вам. – Леди Блант дружески потрепала Розалинду по щеке. – Мне пора, дорогая. Дела, знаете ли. Клянусь, мы еще свергнем с пьедестала этого высокомерного торговца и искателя приключений! Можете не волноваться.

– Но я не хочу его свергать. Я только хочу сохранить свой дом… и понять, что движет Дрейком.

– Не сомневаюсь, что когда вы поймете мотивы вам захочется его низвергнуть. Я еще не встречала мужчины, за исключением моего покойного мужа, в сердце которого не таилось бы зло.

Леди Блант ушла, колыхая огромными бедрами, а Розалинду вновь бросило в жар. Хорошо хоть налетевший ветерок слегка охладил ее разгоряченный лоб. Леди Блант, конечно, гадюка. А значит, вопрос лишь в том, сумеет ли Розалинда принять ее правила игры и при этом избежать смертельного укуса?

Проводив последнего гостя со своей половины, Дрейк вернулся и увидел тихо беседующих в дальнем конце коридора мужчин. Узнав их – один был высок и роскошно одет, второй чуть пониже и в скромной одежде, – Ротвелл нахмурился.

– Кого это ты испепеляешь своим взглядом? – поинтересовалась Розалинда со своей половины.

– Не твое дело.

– Дом мой, а значит, и дело мое.

– Пока это наш дом, к прискорбию. – Даже на расстоянии он почувствовал пьянящий аромат ее духов – какая-то цветочная смесь, напоминавшая ему о знойных туземках Ост-Индии. И тут же ощутил давно забытое напряжение в паху.

Он взглянул на Розалинду, собираясь отослать ее сдержанным кивком. Надо же, как оттаяло его сердце благодаря их недавно обретенной непринужденности в общении! Много лет назад он окружил свое сердце броней, чтобы защититься от ее когтей. Вот и сейчас он бы просто отмахнулся от нее, но его застал врасплох ее призывный взгляд. Эти обычно сердитые глаза светились теплом, а еще в них угадывалось какое-то новое чувство. Может быть, любопытство? И эти прядки рыжих волос, что в очаровательном беспорядке торчат в разные стороны… Ему неудержимо захотелось коснуться одного из локонов.

– Ты так и не ответил мне, почему нахмурился. – Она уперлась руками в бока и вопросительно склонила голову набок.

«Будь начеку. Тебе всегда приходилось дорого платить, когда она бывала мила и добра», – напомнил себе Дрейк.

– Я наблюдал, как господин Шекспир беседует наедине с графом Эссексом, – отозвался Дрейк. – Тебе надо предостеречь своего друга от подобной неосмотрительности.

– Вряд ли у него есть выбор. Деверо – довольно влиятельный человек. Если он захочет побеседовать тет-а-тет, то не постесняется и оттеснить собеседника в угол. – Она подошла к Дрейку как раз в тот момент, когда Хатберт закрывал дверь за последним гостем.

– Ай-ай-ай! – Дрейк с притворным укором погрозил ей пальцем. – Держись своей половины, Роз. Я теперь верен своей территории, словно собака.

– Собака? Весьма подходящее сравнение. Дворняжка, впрочем, еще уместнее.

– Скажи спасибо, что я не поднимал лапу на твою мебель.

– Как отвратительно!

– Рад, что ты так думаешь.

– Могу ли я на время прервать вашу перепалку? – спросил Шекспир, подходя к ним вместе с графом.

– Ротвелл, – тотчас начал граф, задумчиво нахмурив лоб, – вы любите охотиться?

– Да, когда появляется возможность.

– Ну тогда почему бы вам не приехать в Оксфордшир? Я остановился в доме моего дяди, сэра Уильяма Кноллиса. Мы с вами поохотимся и выясним наши разногласия. Времена меняются, и даже враги становятся союзниками. Король Джеймс непременно захочет узнать, кто первым встал на его сторону.

Лицо Дрейка окаменело.

– Королю Шотландии придется дождаться смерти королевы, прежде чем он будет провозглашен преемником. Елизавета никогда не согласится на такое, пока жива.

– Елизавета – недалекая старуха, дряхлая и душой и телом.

– Боже милостивый! Как вы осмеливаетесь бесчестить ее? – Дрейк угрожающе шагнул вперед, но Розалинда загородила ему путь. – Вы недостойны целовать даже подол ее платья.

Эссекс побагровел, и в глазах его вспыхнул тот дикий огонь, который спалил его политическую карьеру при дворе.

– Вы осмелились оскорбить пэра Англии, господин Ротвелл. Королева по-прежнему меня любит. Я расскажу ей о вашем неуважении.

Дрейк обуздал свой гнев и мягко коснулся руки Розалинды, давая ей понять, что справился с собой. С сомнением посмотрев на графа, он ответил:

– У вас на шее петля, Эссекс. Я вижу ее так же ясно, как вас, стоящего сейчас передо мной.

Эссекс, сверкнув глазами, заметно помрачнел.

– Милорд, благодарю, что почтили своим присутствием мой вечер, – тотчас произнесла Розалинда, заполняя неловкую паузу.

Эссекс взмахнул рукой, словно отметая разногласия, и склонился перед хозяйкой в изящном поклоне. Потом, повернувшись к Шекспиру, сказал:

– Мы еще не закончили разговор, господин Шекспир.

Уилл кивнул головой в знак согласия. Однако едва Эссекс удалился, Дрейк повернулся к драматургу:

– Господин Шекспир, вы многим рискуете, беседуя с этим человеком.

– К сожалению, выбирать не приходится, господин Ротвелл. Но благодарю вас за доброе предупреждение.

– Эта доброта, возможно, спасет от виселицы и вас. – Дрейк сдержанно кивнул и стал подниматься по лестнице.

Глядя ему вслед, Розалинда вспомнила предложение леди Блант порыться в прошлом Дрейка, дабы отыскать какую-нибудь тайну. И вновь ее поразило его знание тонкостей придворной политики.

– Пойдемте, Уилл, я провожу вас в вашу спальню, – спохватившись, обратилась она к Шекспиру.

– Я так мечтаю выспаться, что буду очень рад, если одна часть спальни расположена на вашей половине, а другая – на половине Дрейка, – ответил писатель с веселой усмешкой.

Где-то около часа ночи Розалинда проснулась в холодном поту и тут же попыталась осмыслить свой сон. Еще никогда в жизни она не была столь встревожена.

Так называемый кошмар имел место в Торнбери-Хаусе. С Торнбери-Хауса начинались все ее сны. Но на сей раз она покидала дом – села в карету и уехала, даже не обернувшись. Печали не было; напротив, она испытывала какое-то странное чувство свободы, какую-то невероятную убежденность в том, что она отправляется туда, где ей будет лучше. Но уже по дороге к неизвестной лучшей жизни у кареты сломалось колесо, и путешествие ее прервалось. К счастью, мимо проезжал Дрейк на прекрасном жеребце. Он не язвил и не насмехался, а просто спешился и начал чинить колесо. Потом он потянул ее за руку в маленький домик у дороги. Уложил ее у камина, начал раздевать и…

Розалинда вздрогнула. Детали сна были смутными. Она лишь знала, что тела их слились воедино. Он зажег в ней огонь, который невозможно погасить ни разумом, ни сентенциями о приличиях. Сгорая от страсти, она поняла, что в одиночку ей не справиться.

Она проснулась, задыхаясь и испытывая томление, охваченная первобытным желанием. Она и не представляла, что способна на такое. Может, именно этого плотского удовлетворения она и искала всю свою жизнь? Может, она спутала обыкновенную похоть с более приемлемым стремлением к творческому удовлетворению? Неужели возможно, чтобы только одно это желание и имело значение, – всепоглощающее желание совокупления? Какая страшная перспектива! Но если так, если чувственное пробуждение неизбежно, то почему ей приснился именно Дрейк? Неужели нельзя было увидеть во сне кого-нибудь другого, того, кто не в состоянии так кардинально изменить всю ее тщательно спланированную жизнь.

Страшась ответа, она откинула влажные волосы со лба. Тут она вспомнила еще кое-какие детали сна: она мучилась угрызениями совести, когда Дрейк остановился починить ее карету, хотя никак не могла понять, откуда это чувство вины.

Зевнув, она выбралась из постели. Яркий лунный свет освещал ей дорогу, когда ноги сами понесли ее к туалету.

Почему-то даже сейчас она убеждала себя, что у нее нет причин чувствовать раскаяние.

Когда она коснулась дверной ручки туалета, туман забытья стал рассеиваться, но лишь усевшись на холодный каменный стульчак, она поняла, в чем дело.

– О Боже! – в ужасе воскликнула она. – Я на половине Дрейка!

Господи, что за ребячество! И как это ей в голову взбрело разделить дом? Она думала лишь о том, чтобы досадить Дрейку, не заботясь о том, сколько возникнет неудобств. Она хочет владеть Торнбери-Хаусом больше всего на свете, но пока он ей не принадлежит. И нечего делать вид, что это не так.

В данный момент, однако, ей нужно было прежде всего незаметно проскользнуть к себе. Утром она может объявить разделение дома незаконным, а сейчас ей совсем не хочется, чтобы ее застали за нарушением установленных ею же самой правил.

Осторожно открыв дверь, Розалинда услышала легкое поскрипывание – так обычно скрипит пол ночью, словно по нему на цыпочках бродят призраки, но не встревожилась. Напротив, вдохнув запах гобеленов, висевших на стенах, она совершенно успокоилась в знакомой обстановке, забыла о Дрейке и широко распахнула дверь.

– Мое почтение, малютка!

Ахнув, она подпрыгнула от неожиданности. Потом залилась ярким румянцем и прижалась спиной к стене. Она чувствовала себя разоблаченной, словно Дрейку снился такой же сон и теперь он знал, какая она распущенная.

Черт бы побрал его красоту… его мужественность! Сейчас на нем были только туго обтягивающие ноги трико и пышная белая рубашка. Он сидел на перилах, непринужденно свесив ноги. Закатанные рукава рубашки обнажали его мускулистые руки. В одной руке он держал подсвечник, и золотистый свет освещал его лицо. Но вместо обычной усмешки на нем отражалось сейчас крайнее удивление. Лицо его сегодня было изможденным, и Розалинде вдруг захотелось коснуться его, разгладить морщинки усталости, ощутить его великодушие. Ее сон открыл ей глаза на его доброту, как и на проснувшееся в ней желание любви. Ей уже недостаточно было ощущать себя хозяйкой собственной судьбы; теперь ей хотелось разделить свою судьбу с другим человеком.

– Я так и знал, что найду тебя здесь, ~ сказал Дрейк, и на его лице тут же появилась привычная дразнящая усмешка.

– Прости, Дрейк.

– За что?

– За…

Дрейк тотчас склонил голову набок, ожидая ответа. Он всегда так внимательно слушал ее, как никто другой, даже когда она метала громы и молнии. Многие ли мужчины способны на такое?

Благодарная, покорная, она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. И вот они уже тихо катятся по щекам.

– Розалинда, ты плачешь?

– Нет, – сухо ответила она, – просто у меня из глаз идет дождь.

– Если тебе так недостает туалета, можешь забрать его себе. Я просто буду писать в окно.

Она засмеялась и слизнула соленую каплю, упавшую ей на губы.

– Разве можно так разговаривать с леди!

– Ты вовсе не леди, ты просто Роз. Не бойся, ночной горшок меня вполне устроит.

Она снова засмеялась и шмыгнула носом, когда слезы вновь подступили к ее глазам Дрейк спрыгнул с перил и вытащил из кармана носовой платок.

– Надеюсь, моя шутка тебе понравилась.

– Ужасная шутка, – сказала Розалинда, и по ее правой щеке скатилась слеза.

Он поднял платок, чтобы промокнуть слезу, потом вдруг опустил руку, нагнулся и прижался к ее щеке губами. Что он делает? Целует ее? Нет, он собирает губами слезы!

Розалинда судорожно вздохнула, потрясенная его невероятной нежностью.

– Пожалуйста, не плачь, – прошептал он и прижался губами к ее губам в долгом и нежном поцелуе.

Розалинда замерла, окаменела, только губы ее полыхали огнем. Он все сказал ей без слов: «Ты мне дорога, все прощено и забыто».

Она не шевельнулась даже после того, как он отстранился.

– Розалинда, ты жива?

Она открыла глаза, поморгала и как будто оттаяла. И наконец, собравшись с силами, она призналась:

– Я была не права, разделив дом.

– Да, не права. Но я бы снова согласился на это, лишь бы опять увидеть тебя такой, как сейчас.

– Как, вам тоже не спится? – При звуке голоса, донесшегося снизу, Дрейк с Розалиндой разом перегнулись через перила балкона.

– Господин Шекспир, – отозвался Дрейк, – вы пришли как раз вовремя. Почему вы на ногах в такой час?

– Сочиняю, то есть пытаюсь. Я сидел на террасе и писал. Что еще можно делать, когда не спится? – Он стал подниматься по лестнице.

– Уилл, а что вы пишете? – спросила Розалинда, подавив смущение оттого, что Шекспир мог увидеть, как она целовалась с Дрейком.

– По правде говоря, Розалинда, я и сам не знаю.

– Сонет?

Подойдя к ним, Шекспир взглянул на листок бумаги в своей руке.

– Нет, похоже, это начало новой пьесы. Замысла пока нет, но отдельные фразы уже появляются в моей голове. Я волен отложить ее на несколько лет или вообще выбросить. Все зависит от настроения.

– Вы не почитаете ее нам?

– Да здесь всего несколько строчек!

– Не имеет значения.

Он пожал плечами и прищурился, разбирая написанное при свете луны.

– Милосердие не дается через силу. Оно снисходит, как мягкий дождь с небес на землю…

Розалинда почувствовала, как по ее рукам побежали мурашки, а сердце радостно затрепетало.

– Оно дважды благословенно: благословен дающий, и благословен берущий…

И тут Дрейк мягко сжал ее руку. А она не отстранилась. Первый раз в жизни она не отняла руки.

Глава 15

Утром Розалинда почувствовала, что после ночных бдений у нее нет сил заниматься чем-то серьезным. Намереваясь поработать в саду в ожидании ответа на просьбу получить аудиенцию у королевы, она в конце концов отдала соответствующее распоряжение садовникам и решила отдохнуть на каменной скамье под шпалерами с розами. Именно здесь ей нравилось читать и творить.

Опершись на изогнутую спинку скамьи, Розалинда увлеченно перелистывала страницу за страницей одного из своих любимых средневековых романов, как вдруг услышала жужжание пчелы. Глядя на пчелку, перелетающую с цветка на цветок, она принялась размышлять о тех удивительных переменах, которые происходили с ней в последние дни. Во-первых, ее самая последняя пьеса, пока еще без названия, на глазах превращалась в нечто совершенно противоположное ее желаниям, а именно в комедию. Во-вторых, их отношения с Дрейком стали спокойнее, и она опять почувствовала себя в безопасности, хотя его поцелуй прошлой ночью привел ее в трепет Она и не представляла, что он способен на такую нежность. Возможно, она его недооценивает?

Стало ясно, что она почти не знает Дрейка, и ей вдруг захотелось узнать про него все-все. О чем он думает, чего хочет, какую жизнь для себя готовит, соответствует ли эта жизнь его способностям, понимает ли он до конца, какой незаурядной судьбы заслуживает. Может, и не понимает. Ведь он все же мужчина.

Розалинда была убеждена, что мозг мужчины меньше, чем мозг женщины. Она прочитала об этом в брошюре некой мадам де Горре дель Санчо. По слухам, испанская еврейка, обученная персидским алхимиком, изучала этот вопрос, производя анатомические вскрытия трупов, и пришла к выводу: мужчины – менее развитый пол. Нет необходимости говорить, что испанская дама не появлялась на публике, а не то ее вполне могли бы четвертовать – если не за то, что она испанская еврейка, то за неприкрытое оскорбление мужского рода.

Размышляя над этой захватывающей теорией, Розалинда устремила взгляд в пространство и вдруг увидела Дрейка. Он шел к ней!

Помимо кожаного жилета и сапог из оленьей кожи, она заметила еще и два пистолета. Хорошенько рассмотрев возмутителя спокойствия, Розалинда тут же забыла о размере его мозга. При такой мужественности это совершенно не имело значения.

Она вдруг встревожилась: не вспотел ли он под кожаной курткой в лучах палящего солнца? Наверняка черные завитки волос на его груди сейчас покрыты бисеринками пота. А его дразнящий, чуть терпкий аромат, который она почувствовала вчера вечером, когда он вытирал ей нос… Почему мужчины и женщины пахнут так по-разному? И как, о Господи, следует вести себя после того, как тебя впервые поцеловали?

Притвориться, что читаешь, решила она и углубилась в книгу.

– Мое почтение, Розалинда, – произнес он спустя мгновение.

– А, Дрейк, я и не видела, как ты подошел. В чем дело?

– Я… я еду в Лондон. И решил повидаться с тобой перед отъездом.

Она опустила книгу.

– Едешь искать покупателей на мою землю?

– Не в этот раз.

– Тогда зачем ты хотел увидеть меня?

Он решительно сжал губы и задумчиво посмотрел в небо. Потом пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

– Почему бы и нет?

– Действительно, почему бы и нет? – Она неожиданно улыбнулась, и он просиял в ответ.

– Вообще-то мне было любопытно, какую Розалинду я застану сегодня.

– Я настолько противоречива?

– Только со мной, с другими – вряд ли.

– Бедный Дрейк! Я была так несносна по отношению к тебе все эти годы.

Он шагнул вперед и, поставив ногу на скамейку, оперся рукой о колено.

– Пожалуй, так оно и было. Судя по всему, Франческа права.

– А что она сказала?

– Что мы с тобой должны простить друг другу прошлые обиды.

Мурашки побежали по коже Розалинды.

– Фрэнни говорит то же, что и господин Шекспир.

Она замолчала, отметив про себя, какие большие и сильные руки у Дрейка. Он давно уже взрослый мужчина – с тех пор, как они были детьми, прошла целая вечность. Ее вдруг охватила паника, и она вся зарделась, словно заново увидев его, осознав, что прошлое действительно прошлое.

– Прощение, – медленно произнесла она. – Какая завораживающая перспектива. Но, увы, оно не поможет нам в наших битвах.

Он протестующе застонал:

– Я устал от сражений, Розалинда. Неужели нельзя притвориться хотя бы на день, что воюющие стороны заключили перемирие?

– Притвориться? Как в детстве, когда мы играли в куклы и с деревянными солдатиками?

– Ну, если ты так это представляешь, то да.

– Разумеется, ничто не мешает нам притвориться. Мы же сложные существа и способны одновременно быть и врагами и друзьями, разве нет?

Дрейк надеялся услышать совсем другое, а потому тяжело вздохнул. Потянувшись к розе, он сорвал ее, но тут же отдернул руку, прижав большой палец к губам.

– Ох! Ты точишь эти шипы или они сами так растут?

Она залилась глубоким грудным смехом:

– Конечно, так растут, глупый. Потому-то королева и зовет себя «розой без шипов». Ты разве никогда не держал в руках розу?

– Кто-то однажды сказал мне, что они смертельно опасны. Я поклялся никогда не поддаваться их красоте. – Он зарылся носом в пену лепестков и вдохнул густой аромат, не спуская глаз с Розалинды. – Теперь я вижу, как много я потерял.

Ее сердце забилось сильнее от его обволакивающего взгляда. Не выдержав его, она опустила глаза, уже больше не стыдясь, что сдалась первой. Она вовсе не такая сильная, как ей казалось. И потом, и в слабости есть сила. Она видела это в нежном лице Франчески, в любви, которую га без видимых усилии вызывала у противоположного пола.

– Тебе больно? – спросила она, рассеянно теребя уголок книги. – Хочешь, я поцелую твой палец, чтобы не болел? – С трудом веря в то, что только что произнесла, она взглянула на Дрейка как раз в тот момент, когда на его лице появилась торжествующая ухмылка.

– Ты? Поцелуем вылечишь мои палец. Очень интригующе! У тебя тоже есть шипы?

– По-моему, ночью ты об этом не думал, – чопорно сказала она и снова открыла книгу, изо всех сил делая вид, что его слова ее ничуть не задели.

– Что ты читаешь?

Розалинда лишь молча перевернула страницу. Слова сливались у нее перед глазами, но она честно старалась их разобрать.

– Ну так все-таки, что? – не отступал он. На сей раз он перегнулся через ее плечо, коснувшись бородой нежной кожи строптивицы, и она ощутила его жаркое дыхание.

Кожа Розалинды вспыхнула' она тотчас закусила губу, предпочитая боль этому неимоверному наслаждению.

– Это какой-то трактат? – спросил он.

– Называется «Roman de la Rose». – Снисходительно взглянув на него, она пояснила, – В переводе с французского – «Роман о Розе».

– Это факт – язвительно поинтересовался он.

– Теперь, когда я сказала, чем занимаюсь, почему бы тебе не отправиться в Лондон? – Она снова уставилась в книгу, но, почувствовав, что он так и ест глазами ее профиль, вернее, ее ухо, нервно поправила локон.

– «Роман о Розе» – это аллегория о любви, да? – Он выхватил книгу из ее рук и полистал страницы. – Никогда бы не подумал, что тебя интересуют средневековые романы.

– Книга не только о любви, – сказала она, как бы оправдываясь, – а также о ненависти и алчности.

– И страсти? – Он взглянул на нее смеющимися голубыми глазами и тут же нахмурился, увидев, как из книги выпал какой-то листок. – Что это? – спросил он, поднимая его.

Узнав свой черновик, Розалинда потянулась, чтобы выхватить листок у него из рук.

– Отдай сейчас же!

Он отступил с озорной ухмылкой, но тотчас посерьезнел, когда прочитал:

Дрейк был потрясен красотой слов и благоговейно умолк. Прочитав стихи до конца, уже совершенно серьезно произнес:

– Потрясающе, Розалинда! – Подняв голову, он пристально посмотрел на нее. – Это написал господин Шекспир?

Она покачала головой, а сердце ее затрепетало.

– Нет, это мое, из новой пьесы. Предыдущие сцены, которые я показала Уиллу, как-то не сливались в единое целое, и я решила начать сначала.

– Ты написала это?

Затаив дыхание, она кивнула.

– Значит, ты по-прежнему сочиняешь. А я думал, что все осталось в прошлом вместе с другими твоими детскими фантазиями.

– Это не фантазия, это моя жизнь. Вернее, все, что у меня есть.

Он аккуратно вложил листок обратно в книгу, отдал ее Розалинде и опустился на скамью рядом с ней.

– Тогда надо дорожить своим даром.

– Дрейк, ты многого, очень многого не знаешь обо мне. Я чувствую неимоверную тягу к знаниям. И главное в моей жизни вовсе не дом, еще сильнее я хочу узнать о себе, об окружающем мире… И как можно больше в тот короткий срок, что отведен мне на этой земле.

– Так и должно быть.

Услышав явное одобрение с его стороны, она с облегчением откинулась на спинку скамьи.

– А ты, Дрейк? Что хочешь ты от жизни? – Но тут же подняла руку, опережая его – Нет, молчи. Я и так знаю. Ты хочешь отомстить за смерть отца.

Он мрачно усмехнулся:

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

Она действительно его знала. И он тоже неплохо ее знал. Но если хоть кто-то, пусть даже давний враг, близко ее знает, то, значит, один из рубежей, которые она намерена преодолеть в жизни, взят. Близость. Один из самых обескураживающих рубежей, по крайней мере для столь своевольных особ, как Розалинда.

Она вдруг подалась к Дрейку и с жаром выдохнула:

– Дрейк, ведь у тебя есть план, правда?

– План? – Он внимательно посмотрел на нее.

– Отомстить за смерть своего отца.

Он тяжело и протяжно вздохнул, но ни на секунду не отвел взгляда.

– Да.

– В чем он состоит? ~ Она положила руку ему на колено. – Скажи мне.

Он скривился и покачал головой:

– Не могу.

– Скажи! Я могу помочь.

– Нет. Розалинда, не можешь Это слишком опасно. Когда я был ребенком, лорд Даннингтон сказал, что человек, погубивший моего отца, имеет отношение ко двору.

– Ты узнал, кто погубил отца?

– Нет, но я узнал, что, кто бы это ни был, он имел связи с лордом Бергли, покойным Уильямом Сесилом.

– Лорд Бергли! – ахнула она, прикрывая рот рукой.

– Да. Замечательно, не правда ли? Хорошо еще, что виновный не родственник самой королевы!

– Лорд Бергли был ее ближайшим советником. – Розалинда задумалась на мгновение, а потом выпалила: – Если тот, кто обманул твоего отца, все еще при дворе, то тебе понадобится моя помощь.

– Нет, я не могу принять ее.

– Мужская гордость? – фыркнула она. – Или ты считаешь, что женщина не способна добыть сведения?

Он возмущенно взглянул на нее:

– Розалинда…

– Ну тогда что же?

– Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– О! – Она не ожидала такого великодушия. – Спасибо.

– Пожалуйста.

– Да, но это так обидно! Ты знаешь, как я могу тебе пригодиться?

– Честно говоря, боюсь даже узнавать.

Украдкой оглядевшись, чтобы убедиться, что они по-прежнему одни, она наклонилась к нему поближе.

– Несколько лет назад, когда старый лорд Хадсон, тогдашний лорд-гофмейстер, умер и труппа Шекспира потеряла своего замечательного покровителя, лорд-мэр Лондона и пуритане решили закрыть все лондонские театры. Я принялась шпионить за ними, чтобы выведать их планы. К счастью, спустя девять месяцев сын лорда Хадсона был назначен лордом-гофмейстером и обрел влияние, необходимое для защиты труппы. Так что добытые мной сведения не пригодились. Но они все же несколько успокоили Шекспира и Бурбаджа. У меня даже сохранился тот костюм.

– Костюм?

– Да, борода, парик и камзол.

Он сверкнул ослепительной белозубой улыбкой.

– Дорого бы я заплатил, чтобы увидеть тебя в таком наряде! – Он смеялся над ней, но в глазах его читалось восхищение.

– Ради тебя я переоденусь. И попытаюсь что-либо узнать о преступнике, погубившем твоего отца.

– Ты очень щедра.

Протянув руку, он погладил ее по щеке, и она закрыла глаза, чтобы не податься к нему в ответ. Боже, какие рубежи они уже пересекли, чтобы такая фамильярность воспринималась обыденной?!

Наконец она отодвинулась и встала.

– Я вовсе не щедра. Я просто надеюсь, что ты отомстишь за отца и больше не будешь стремиться заполучить дом, который он построил. – Она грустно улыбнулась. – Понимаешь, он ведь тебе не нужен. Ты…

– Мужчина, – договорил он за нее. – А мужчина волен делать все, что захочет. И может поселиться где угодно.

– Я повторяюсь?

– Именно.

Она кивнула, сделала несколько шагов и вновь остановилась.

– Дрейк, я по-прежнему намерена бороться за свой дом.

– Естественно.

– Дом – та единственная свобода, которая у меня когда-нибудь будет.

– Да, ты уже говорила.

– Мой дом необходим мне, чтобы выжить.

Он скрестил руки на груди и слегка склонил голову набок.

– Ты уверена?

Итак, он только что бросил ей вызов. Она на мгновение вспомнила свой сон, в котором так радостно покидала этот дом, однако подробности уже стерлись из памяти.

– В этом нет сомнения. Я скорее умру, чем откажусь от него. – Розалинда тотчас двинулась прочь, оставив его размышлять над своими словами. Она умрет, если потеряет этот дом.

Но если она не потеряет дом, тогда умрет он. Таков был грустный вывод Дрейка, провожавшего ее взглядом.

Глава 16

– Ты любила мужа, Фрэнни?

Откровенный вопрос Розалинды застал Франческу врасплох. Они ехали в Уайтхолл, где королева наконец должна была удостоить Розалинду аудиенции. Под предлогом представления ее величеству Франчески, которая последний раз была при дворе еще ребенком, она намеревалась поговорить с королевой о Торнбери-Хаусе. От этой встречи фактически зависит все ее будущее, но почему же тогда она думает сейчас только о вчерашней задушевной беседе с Дрейком в саду?

– Любила ли я мужа? – Франческа посмотрела на подругу так, словно у нее внезапно выросла вторая голова.

– Ну, я имела в виду романтическую любовь.

– Нет, и даже не рассчитывала на это.

– Ты не рассчитывала полюбить мужа?

Лицо Франчески как-то разом посерело.

– Нет.

– И даже не надеялась?

– Мужчину старше себя на пятьдесят лет? Честно говоря, выходя за него замуж, я втайне надеялась, что он скоро умрет.

Розалинда нахмурилась:

– Понятно.

– Ты порицаешь меня?

– Нет, Фрэнни, нет! Ты была девственницей. Тебе было страшно.

– Девственницей, – цинично хмыкнула Фрэнни. – Ну конечно.

– Тебя принудил к этому нежеланному браку твой жестокий опекун.

– Что-то вроде того. Вообще-то это длинная история. Когда отец умер, мне было тринадцать лет. Меня отправили в Бергли вместе с другими молодыми подопечными лорда Бергли. Спустя шесть месяцев опекунство надо мной выкупил торговец Саймон Агю. Это был тридцатилетний холостой мужчина…

Франческа вдруг осеклась, и Розалинде почудилось самое худшее.

– Фрэнни, он что…

– Тихо, дорогая. – Она ласково сжала руку Розалинды. – Все совсем не так, как ты вообразила. Он былпо-своему благородным человеком, ни разу не дотронулся до меня. Но он хвастал мною перед своими друзьями, некоторые из них были потенциальными женихами, Я влюбилась в одного из них.

– Влюбилась? – Удивленный возглас Розалинды потонул в грохоте колес по булыжной мостовой.

– К тому времени мне исполнилось пятнадцать, а ему было сорок лет. Он был очень красив, очень внимателен. Казалось, он понимает, как мне одиноко и страшно, как недостает матери. Он приносил мне цветы. Анютины глазки. Приносил сладости, так же как когда-то отец.

Розалинда еще ближе придвинулась к подруге и крепко сжала ее руку.

– И все же не так, как отец.

– Я, конечно, была мала, но понимала, что его интерес был вовсе не отеческим. Он все чаще и чаще находил предлоги для посещения дома Агю в Суррее. Мы много гуляли. Когда же он первый раз взял меня за руку, я не отстранилась и не вздрогнула. Вскоре я поняла, что люблю его. Удивительный он был человек! Любовь всей моей жизни.

– Он… вы…

– Были ли мы близки?

Розалинда кивнула.

– Да, мы были близки. – Слезы закапали из глаз Франчески на затянутые в перчатки руки Розалинды.

– Фрэнни… – Розалинда отстранилась и с удивлением взглянула на подругу. – Ты по-прежнему любишь его, Фрэнни.

Женщины горячо обнялись. Это было словно единение мыслей и душ.

– Милая, я и в самом деле все еще его люблю. Я думала, что все уже позади, но, рассказав тебе об этом, поняла, что именно любовь к нему стал преградой, которая не дает мне полюбить Жака.

– Если ты любила, то почему же не вышла за него замуж? Он был недостаточно богат, чтобы выкупить тебя у опекуна?

– Он был женат, – прошептала Франческа.

– О!

– Он устроил так, чтобы я вышла замуж за его дальнего родственника. И я сделала вид, что так и поступлю. Правда, в итоге вышла замуж за виконта. Конечно, он был стар, но по крайней мере это был в какой-то степени мой собственный выбор. Надо же было быть такой дурочкой, чтобы считать, что иллюзия выбора компенсирует разницу в возрасте!

Розалинда снова крепко обняла подругу.

– О, Франческа, будь все проклято! У тебя должна была быть совсем другая жизнь. Милая моя Фрэнни!

Розалинда наконец узнала то, что мешало ей полностью понять подругу, и теперь, сопереживая, кляла себя за то, что была так далеко от нее.

Какой мужественной была Франческа! Сколько у нее силы воли: она сумела приспособиться к жутким обстоятельствам. Но из-за эгоиста, который использовал свое обаяние и красоту, чтобы получить желаемое, она теперь никогда не сможет по-настоящему открыть сердце мужчине, сколько бы их ни перебывало в ее постели!

– А этот человек, которого ты любила, где он сейчас?

– Неподалеку от Шотландии.

– Он знает, как ты страдала?

Франческа покачала головой:

– Я никогда бы не призналась, как он искалечил мою жизнь, потому что любила его. И теперь люблю.

Розалинда похлопала ее по руке.

– Любовь – ужасная штука, Фрэнни. Я никогда не полюблю.

– Любовь ~ это драгоценный дар, – прошептала Франческа сквозь слезы. – Вот в чем весь ужас. Если бы мне представилась возможность, я бы все повторила снова.

Пока их вели через длинные коридоры Уайтхолла к покоям королевы, Розалинда, испытывая дикое нервное возбуждение, то впадала в отчаяние, то взмывала к вершинам надежды, а потому вздрагивала при каждом звуке. И все же она заставила себя мягко улыбнуться, готовясь к представлению, которое определит всю ее судьбу.

Душераздирающая история Франчески лишь утвердила Розалинду в ее решимости стать хозяйкой собственной судьбы. И она чувствовала себя как никогда сильной, понимая, что претендует на одиночество не потому, что не в состоянии полюбить, а потому, что любовь не стоит тех жертв, на которые приходится идти ради нее.

– Ваше величество, прибыла леди Розалинда со своей подругой, виконтессой Халсбери, – произнесла первая статс-дама королевы, открывая перед ними дверь.

– Леди Розалинда. – Королева Елизавета бесстрастно прищурила глаза, едва взглянув на вошедших в зеркало своего туалетного столика.

Судя по сверкающим бриллиантам в парике королевы, придворные дамы только что завершили ее туалет. Удивительно, как это у королевы еще хватает мужества смотреть на себя в зеркало!

Большинство женщин старело с достоинством, а вот королева даже сейчас настаивала на том, чтобы носить платья с большим декольте, открывающим грудь. Ее лицо было бело от краски, приготовленной из яичных белков, растертой в пудру яичной скорлупы, буры, квасцов и семян белого мака. Эта смесь взбивалась в пену и накладывалась на ее лицо несколько раз в неделю, чтобы скрыть морщины. На белой маске ярко алели губы. Зубы королевы потемнели почти до черноты, некоторые уже выпали. И тем не менее ее величество верила таким придворным, как граф Эссекс, утверждавшим, что прекраснее лица нет во всем мире.

– Ваше величество, сердце мое переполняется радостью при виде моей прекрасной королевы! – с неподдельной искренностью произнесла Розалинда и присела в глубоком реверансе. Франческа последовала ее примеру.

– Тебя слишком давно здесь не было, Розалинда. И кто это с тобой?

Выпрямившись, Розалинда позволила себе смело улыбнуться. Когда-то Елизавета сравнивала ее улыбку со своей – она каким-то странным образом чудодейственно действовала на своевольную королеву, ибо, в то время как другие придворные дамы получали сполна за попытки возразить королеве, гнев ее ни разу не обрушился на Розалинду.

– Придворные сплетницы говорят нам, что ты стала эксцентричной, – ворчливо заметила королева, сердито глядя на нее в зеркало.

– Называя меня эксцентричной, ваше величество, – откликнулась Розалинда, приближаясь в ожидании протянутой для поцелуя руки королевы, – они льстят мне больше, чем я того заслуживаю.

Королева нахмурилась, и на мгновение Розалинду охватил панический страх. А что, если королева забыла об их взаимной симпатии? Если так, то она пропала.

– Ах, душа моя! – Королева протянула ей дрожащую руку, – Мне так недоставало твоей дерзости. Ты была единственной дамой при дворе, которая могла изрекать фразы, достойные повторения.

Чувствуя неимоверное облегчение, Розалинда опустилась на колени и прижалась щекой к руке королевы.

– Ваше величество, мою любовь к вам невозможно выразить словами.

И так оно и было. Розалинда еще не забыла, какой удивительной силой воздействия обладала королева, ибо все при дворе жили только ради того, чтобы доставить удовольствие Елизавете, а в те минуты, когда королева сердилась, каждый немного умирал.

– Я так и не познакомилась с твоей подругой, – произнесла Елизавета.

Розалинда жестом подозвала к себе Франческу.

– С вашего разрешения, позвольте представить вам виконтессу Халсбери.

– Халсбери? – Королева, нахмурившись, взглянула на Франческу. – Я ее раньше не видела Как случилось, что ваш муж ни разу не привез вас ко двору?

– Он был очень стар, когда мы поженились, ваше величество, – ответила Франческа. – Ему было тяжело совершать такие путешествия, а я не хотела ехать без него.

Пронзительные глаза королевы смягчились.

– Значит, вы были ему преданы.

– Это бы и мой долг.

Королева понимающе улыбнулась.

– Франческа – моя близкая подруга, – с гордостью добавила Розалинда.

– Это леди Халсбери убедила тебя оставить службу при дворе?

– Моя королева, это вы велели мне отправляться в Торнбери и заняться своими насущными делами, – объяснила Розалинда, но королева ждала ответа не от нее.

– Ваше величество, я не повинна в этом страшном грехе. И я бы заняла место Розалинды подле вас, если бы могла. Но после смерти мужа я осталась в Йоркшире.

– У вас есть дети?

Франческа ответила не сразу, и Розалинда с удивлением взглянула на нее.

На прекрасном лице Франчески не дрогнул ни один мускул, но глаза ее живо заблестели при взгляде на королеву.

– Вы хотели бы иметь детей, ваше величество?

Женщины, не знавшие друг друга до этой минуты, посмотрели друг на друга, и какое-то теплое чувство возникло между ними.

– Как вы проницательны, Франческа. Наши придворные лгут нам теперь, как обычно молодые люди лгут старухам. Они называют меня прекрасной и вечной. Я делаю вид, что верю, хотя прекрасно знаю, что я – бесплодная старуха.

Елизавета говорила скрипучим голосом, напоминавшим карканье вороны, и Розалинда растерялась, уловив в нем нехарактерные для королевы нотки сожаления и пессимизма.

– Я бы оставила вас при дворе, леди Халсбери. – Королева осторожно поднялась и повернулась к Фрэнни. – Вы из тех, кто не станет льстить мне.

– У меня обязанности… – выдавила Франческа растерянно.

– Побудьте здесь сегодня, исполните свой долг перед Короной. И я могу найти вам супруга. Когда-то я держала своих придворных дам при себе, но теперь понимаю, как это ужасно: одинокая старая женщина. Вам, вероятно, следует снова выйти замуж.

Розалинда и Франческа обменялись тревожными взглядами.

– Ваше величество, Франческа никогда не простит меня, если ее представление ко двору приведет к этому ужасному состоянию – замужеству. Ведь вдова в конце концов так тяжко трудилась ради блаженства, которое доставляет ей этот статус.

– Нам лучше обсудить эту тему наедине, Франческа. – Елизавета властно приподняла брови и кивнула в сторону Розалинды. – Наш друг проявляет упрямство в вопросе брака.

– Я поброжу по дворцу, мадам. – Франческа снова присела в почтительном реверансе и тихо удалилась.

Когда дверь за ней закрылась, королева обратила свой взор на Розалинду:

– Итак, что привело тебя в мои покои? Какие-то трудности, так?

Розалинда вдруг мысленно представила Дрейка, нежность в его глазах, когда он читал стихи в саду. Проклятие, ну почему вдруг сейчас она вспомнила об этом? Ей надлежит думать только о выживании.

– У меня действительно трудности. Серьезные. Королева села в кресло у кровати и похлопала по стоявшему рядом.

– Иди, расскажи мне все, как на духу.

Розалинда опустилась в кресло.

– Все мои трудности сосредоточены в одном имени: Дрейк.

– Сэр Фрэнсис?

– Нет, господин Мандрейк Ротвелл.

Королева непонимающе уставилась на нее, и Розалинда продолжила:

– Скорее всего вы не знаете его. Он пират и торговец.

– Он тот, по поводу кого следует беспокоиться моим торговым компаниям?

– Он блестяще ведет дела! – Удивляясь себе, Розалинда вдруг стала хвалить Дрейка. – Очень успешно отыскивал рынки. Последние годы Ротвелл занимался тем, что осваивал новые рынки, а ведь у него не было ничего, кроме поддержки человека, ссудившего его деньгами, и каперских свидетельств.

– А, морской бродяга и разбойник.

– Именно. Он исключительно своеволен и упрям. Считает, что может делать что угодно, в том числе и украсть мой дом.

– А, Торнбери-Хаус. – Хитрые глаза королевы угрожающе блеснули.

Розалинда судорожно вздохнула.

– Ваше величество, вы знаете, как много для меня значит Торнбери-Хаус.

Королева задумчиво кивнула:

– Столько же, сколько для меня значила моя страна.

Ободренная, Розалинда продолжила:

– Да, именно так. Видите ли, Дрейк был… моим другом детства. Отец взял его к нам из милости, поскольку отец Дрейка построил Торнбери-Хаус.

– Ах да, покойный господин Ротвелл! Я посетила его в Торнбери-Хаусе вскоре после того, как он был построен. Его жизнь закончилась неудачно, да?

Розалинда почувствовала вину за то, что сплетничает о самом сокровенном для Дрейка.

– Да, к сожалению. Дрейк – хороший человек, ваше величество. Сильный. Он очень многого добился, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, и должна признаться, сделал он это без всякой помощи, вернее, вопреки всем препятствиям, которые чинили на его пути такие эгоисты, как я.

– Неужели?

Как исповедник, королева была благоразумно немногословна. Ее любимым выражением было video et taceo, что в переводе с латинского значит «вижу и молчу». Ощутив в молчании сочувствие, Розалинда была не в силах остановиться.

– Между мной и Дрейком всегда шло острое соперничество. Я дождаться не могла, когда он наконец исчезнет из моей жизни. Впрочем, все изменилось, – тихо добавила она. – Однако я не собираюсь отдавать ему свое наследство. Он вернулся лишь за тем, чтобы досаждать мне. И за что мне такое?

Королева терпеливо ждала дальнейших объяснений.

– Ваше величество, я пришла заручиться вашей поддержкой в борьбе за то, что принадлежит мне по праву. У меня с собой завещание отца.

Королева быстро пробежала глазами протянутый ей документ.

– Завещание, похожее на множество ему подобных, – заявила Елизавета.

– Дело в том, что существует еще одно точно такое же завещание, в котором наследником назван Дрейк. Мой дядя, Тедиес, засвидетельствовал оба завещания в один и тот же день.

Королева поджала губы.

– И как ты это объясняешь?

Заломив руки, Розалинда ответила:

– Мой отец хотел, чтобы мы с Дрейком поженились. Он решил, что наличие двух завещаний вынудит нас решить юридические проблемы, касающиеся дома, при помощи брака.

– Твой отец был умен.

Розалинда вздрогнула и посмотрела на королеву.

– Но он заблуждался, ваше величество. Он почему-то упустил из виду тот факт, что мы с Дрейком не выносим друг друга.

– Слишком громко сказано.

– Ну, возможно, между нами уже нет такой яростной вражды, – признала Розалинда. – А может, ее никогда и не было. Но я не хочу делить с ним дом. И не собираюсь. Он мой!

Королева с трудом встала с кресла и, приблизившись к столу, стала рыться в своих бумагах.

– Ваше величество, вы ведь, конечно, понимаете, какую глупость сделал мой отец.

– Ты хочешь, чтобы я приняла твою сторону, сбросив со счетов желание лорда Даннингтона?

– В общем, да. Вы знаете меня, знаете, как я жажду независимости. В этом стремлении вы всегда служили мне примером. Вы сочиняли стихи, жили без сильной руки, не желая терпеть несносный характер мужа. Вот так и я. Мне слишком поздно меняться.

Елизавета гневно взглянула на Розалинду.

– Ты говоришь о возрасте? Мне почти семьдесят. Ты – молодой птенец, а я – старая курица, – сказала она, наконец найдя то, что искала. – Сожалею, Розалинда, но в этом деле я должна принять сторону твоего отца.

– Что?

– Эндрю всегда был моим верным сторонником, во времена всех бурь и потрясений.

– Но я тоже вам служила верой и правдой.

– Пять лет. А я уже сорок лет на троне. – Голос Елизаветы ослаб, и она поморгала, сдерживая слезы. – Уже столько дорогих моему сердцу друзей в могиле! Только я одна была награждена необычайно крепким здоровьем. Нет ни твоего отца, ни Бергли, ни Лесестера, ни Бланш Парри. Я в долгу перед мертвыми за их верность мне.

– Понимаю, – прошептала Розалинда дрогнувшим голосом. Руки у нее затряслись, на мгновение ей стало дурно.

– Ты, разумеется, не обязана выходить замуж за Дрейка. Я не могу тебя заставить. И не брошу тебя в Тауэр, если ты не вступишь в брак с ним. Но буду вынуждена забрать у тебя Торнбери-Хаус, если из-за него начнутся распри.

Розалинда вскочила на ноги и яростно выпалила:

– Ваше величество! Как вы можете?

– Я всегда хотела владеть Торнбери-Хаусом. Если ты ослушаешься отца, я буду считать тебя недостойной такой ценности.

– А что же мне без него делать?

– Ты всегда можешь вернуться служить при дворе. Или же я подберу тебе мужа.

– Но почему? Вы же всегда хотели, чтобы ваши придворные дамы оставались незамужними.

Королева медленно приблизилась к Розалинде и вручила ей листок бумаги.

– Ты упомянула о моих стихах. Прочти это, когда будешь одна, возможно, ты все поймешь.

Дрожащими руками взяв листок, Розалинда присела в реверансе.

– Ваше величество… – и, не дожидаясь разрешения уйти, выбежала прочь. До этикета ли ей сейчас было!

Трясущимися руками развернув листок, Розалинда поднесла его к факелу, горевшему на стене, и прочитала стихотворение, написанное рукой королевы.

Елизавета тем временем повернулась к ширме, стоявшей в глубине комнаты.

– Ну и что ты на это скажешь? – спросила она. Из-за ширмы вышел Дрейк и, мрачно взглянув на королеву, ничего не ответил.

– Тебя удивил визит Розалинды?

– Нет. – Дрейк начал медленно расхаживать по комнате. – Она любит свой дом как никто другой. Вероятно, даже больше, чем любил его мой отец.

– Ты ее действительно не переносишь?

Дрейк остановился и смущенно потер переносицу.

– Нет.

– Скорее наоборот, так я полагаю.

Он с трудом перевел дыхание.

– Ты вернулся, чтобы изводить ее, как она утверждает?

– Конечно, нет, – горько усмехнулся он. – Я почти разорен. Мне нужны деньги.

Королева помолчала, довольная, как всегда, тем, что ее подданный унижается перед ней.

– Тогда почему ты не признаешься Розалинде? Она может помочь тебе.

Дрейк лишь устало вздохнул, и королева жестом велела ему сесть.

– Стоит ли сообщать Розалинде о своих бедах, ведь я и так уже всего лишь грязь у нее под ногами. Может, она и находит меня очаровательным, но равным себе не признает никогда.

– А может, и признает, если я пожалую тебе рыцарство.

Некоторое время Дрейк недоуменно смотрел на Елизавету, отметив про себя ее хитрый взгляд. Эти всезнающие глаза таили в себе интригу.

– Всем известно, что ваше величество терпеть не может увеличивать число рыцарей и лордов. Вы часто говорили, что подобная щедрость принижает заслуги тех, кто уже удостоился такой чести. – Дрейк вспомнил, что королева страшно негодовала, когда Эссекс резко увеличил число рыцарей, воюя против Тирона, главаря ирландских мятежников. – И потом, – сказал он с грустной усмешкой, – представьте, как будет поражен ваш двор, если вы сделаете меня рыцарем. Ведь никто не знает, что я шпионил за вашими дипломатами, одновременно занимаясь торговлей.

Действительно, Дрейк отбил у испанцев огромное богатство и, чтобы добиться расположения королевы, передал его ей, как, впрочем, поступали все ее придворные. Но миссия Дрейка была тайной. Ему не нужно было находиться при дворе, потому что лучше всего он служил Елизавете, находясь в самых далеких уголках ее монархии.

Королева чуть не замурлыкала от удовольствия:

– Даже Бергли не знал о тебе, Мандрейк, мой маленький шпион.

При звуках имени покойного казначея королевы сердце Дрейка оборвалось. Смеет ли он рассказать ей о деле, которое занимает все его мысли?

– Что такое? – тотчас насторожившись, спросила королева. – Ты надеялся на рыцарство?

– Если это порадует ваше величество, то я с благодарностью и покорностью приму его. Но, по правде говоря, более всего я желаю не этого.

– Тогда чего же? Я не раз гадала, что тобой движет? Ты ведь даже не просил комиссионных.

– Я счастлив быть полезным Глориане, которую Господь справедливо посадил на этот трон. – Дрейк галантно склонился перед королевой.

– Сдается мне, что ты служил мне не только из-за этого, – в ответ отрезала она.

Дрейк поднял голову. Если не сейчас, то когда? Если не королева, то кто?

– Я ничего так не желаю, как найти человека, сломившего дух моего отца.

Ротвелл встал и, зашагав по комнате, выложил королеве все, что знал о смерти отца и о подставной торговой компании. Он никогда и вообразить себе не мог, что осмелится так открыто говорить с Елизаветой, но ведь столь же трудно представить себе, что преступник пользовался расположением Бергли. Глаза королевы затуманились слезами при упоминании этого имени. Она с ложечки кормила своего любимого министра, когда тот уже был при смерти, и, по всей видимости, ей очень его недоставало. Дрейк постарался никоим образом не оскорбить честь Бергли.

– Я попытаюсь что-либо разузнать, – сказала наконец королева, обессилено сгорбившись в кресле. – Но ты должен жить полной жизнью независимо ни от чего. Иногда месть просто невозможна. Я когда-то оплакивала свою мать, хотя едва знала ее. – Она говорила об Анне Болейн, которую обезглавил ее отец, Генрих VIII. – Кого просить о возмездии, когда твой собственный отец и монарх и убийца? – прохрипела она.

Дрейк устыдился, поняв, насколько мелки его обиды в сравнении с горем королевы.

– Не стану более вас беспокоить, мадам. – Он низко ей поклонился.

– Я не шутила, говоря о том, что вам следует пожениться. – Королева медленно подошла к зеркалу, скривилась при виде своих морщин и взглянула на отражение Ротвелла в зеркале. – Дрейк, ты меня слышал?

– Вы хотите, чтобы мы поженились, – отозвался он. Королева задумчиво нахмурилась:

– Это ведь не имеет для тебя значения, да? Женишься ты или нет, на ком женишься, тебе ведь все равно? Нет, не отвечай. Мотивы твоих поступков так же непостижимы, как и твои скитания. Потому-то ты так хорошо и служил мне.

– Я живу, чтобы служить вам, моя государыня. – Он склонился в глубоком поклоне.

– Бедная Розалинда! Женщина всегда остается пешкой в игре мужчин. Вот почему я так и не вышла замуж. А теперь ступам. Выйди через потайную дверь.

Дрейк кивнул.

– И будь добр к ней, – добавила королева. – Она дорога нашему сердцу.

Глава 17

Дрейк покинул Уайтхолл и направился прямо к Темзе. Им овладело почти непреодолимое желание сесть на корабль и уплыть в Ост-Индию. Зачем бороться с призраками здесь, в Англии, когда все проходит само собой в море?

Он ступил-таки на борт судна, правда, сел не на корабль, а всего лишь в небольшую лодку, одну из тех, что бороздили воды Темзы.

– Отличный денек, господин, – обратился к нему лодочник, пыхтя самодельной трубкой и усиленно работая веслами.

– Да, – рассеянно ответил Дрейк.

– Вам куда, господин?

– В Либерти.

– Собрались в театр?

– Нет, еду навестить друга.

Лодочник украдкой посмотрел через плечо: судя по всему, его пассажир направляется в один из борделей, чтобы вволю поразвлечься.

– Я там раньше жил, – объяснил Дрейк.

– Ясно, господин, – сказал лодочник, кивая и расплываясь в довольной ухмылке. – Ясно, – повторил он и сосредоточил все свое внимание на веслах.

Когда они подошли к пристани, рыбаки как раз вытаскивали сети и сотни серебристых рыб заскользили по деревянному настилу. Запах рыбы несколько успокоил Дрейка. Ему действительно было уютнее на воде.

Совсем недалеко от пристани высились ряды доходных домов, где прошли самые страшные годы его детства. Хорошо бы забыть все это – вонь гниющих отбросов в канавах; духоту в такие вот дни, как этот, когда высокие обшарпанные здания, казалось, заслоняют собой солнечный свет; когда не знаешь, что хуже: запах собственного пота, струящегося по лицу, или запах похоти, обволакивающий дома терпимости и исходящий от женщин, что, расставшись с одним клиентом, тут же искали другого. Хорошо бы забыть, как они цокали языками, даже при виде маленького мальчика, как выпячивали грудь и сами щипали себя за соски, завлекая клиента. Но разве такое забудешь?

– Привет, душка, – окликнула его шлюха, когда он повернул за угол строения, которое когда-то называл своим домом.

Он не остановился, и она, последовав за ним, решительно вцепилась в него сзади.

– Я сегодня в настроении, душка, возьму недорого.

– Потом, – резко оборвал ее Дрейк.

Ветхие строения, тянувшиеся вдоль улицы, представляли собой жалкое зрелище. Казалось, они рухнут, если вытащить хотя бы одну доску.

Из покосившегося окна выглядывал изможденный, похожий на скелет ребенок. Дрейк помахал ему рукой, но мальчик даже не шевельнулся. Потом из глубины комнаты, видимо, появилась мать, и ребенок тут же исчез. А может, то был лишь призрак, причудливое напоминание о печальных днях детства, подумал Дрейк.

Какие-то мальчишки неподалеку пинали собачий череп, служивший им мячом. Грязные и оборванные, они тем не менее весело смеялись. Если бы Дрейк родился в таких условиях, то, возможно, и сам был бы так же счастлив, как эти мальчишки. Но он родился в богатстве, а потом лишился его. Нет, после этого уже не оправишься. Даже если позднее снова окажешься на коне.

Дрейк весь вспотел, пока добрался наконец до доходного дома, в котором жил когда-то с матерью. Навстречу ему выскочила крыса, противно заверещала и на мгновение остановилась. В детстве он отгонял таких настырных крыс от своей постели.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Дрейк, хотя было ясно, что в доме уже никто не живет. Вероятно, его покинули после вспышки чумы год назад. Люди семьями бежали из Лондона, спасаясь от страшной болезни, или умирали в муках. Трупы складывали штабелями и увозили, чтобы захоронить в общей могиле.

Войдя в дом, Дрейк увидел куски штукатурки, отвалившиеся от стен. Пол был завален сломанной мебелью, разбитыми игрушками и невероятно грязным тряпьем. По спине его пробежал холодок.

Почему он пришел именно сюда? Ах да, совсем недавно, в разговоре с королевой, Розалинда упомянула о его унизительном детстве. Это лишь напомнило ему, что Торнбери-Хаус на самом деле не его дом и никогда им не будет, даже если он и выиграет в борьбе за наследство. Торнбери был домом его отца, а отец, унаследовавший имение от деда, потерял его.

Дед Ротвелл купил эти земли у Генриха VIII после того, как тот конфисковал их у аббата в годы английской Реформации. Владение этим огромным имением сразу возвысило семью Дрейка, тогдашних торговцев, до положения джентри,^[6] что сулило как расширение власти, так и умножение обязанностей. Но отцу Дрейка эта задача оказалась явно не по плечу.

Вновь оказавшись в этой дыре, куда скатилась семья Джеймса Ротвелла после потери Торнбери-Хауса, Дрейк наконец признал, что, хотя его отца, безусловно, обманули, он сам польстился на ложь в силу своей слабости. Обстоятельства слишком высоко вознесли его, и он пал, словно ангел в ад.

Дрейк пристально всматривался в темноту, так пристально, что она в конце концов приобрела неясные сероватые очертания, а затем и облик человека. Там, в тени, стоял мужчина!

Дрейк даже подпрыгнул от неожиданности:

– Боже милостивый, как давно вы здесь?

Незнакомец в черной накидке с капюшоном, закрывавшим длинные каштановые волосы, тотчас отделился от темной стены. На лице его отчетливо были заметны следы усталости и тревог, но взгляд оставался живым и цепким.

– Вы Страйдер? – спросил Дрейк.

– Да, – ответил мужчина, и в его глазах промелькнуло любопытство. – А вы господин Дрейк Ротвелл. Ваш поверенный сказал, что я найду вас здесь.

– Я не ожидал вас так скоро. Что вы хотите?

– Торнбери-Хаус, разумеется.

– Он не продается. Мой поверенный получил распоряжение предлагать только земли. Он должен был сказать об этом.

– Дом пока не продается. – Легкая полуулыбка появилась на губах незнакомца.

– Простите мою прямоту, – сказал Дрейк, – но я не уверен, что ваш кошелек достаточно полон, чтобы купить гостевой дом.

– Я – лишь агент и совершаю покупку для моего хозяина.

– И это…

– Это секрет. – Страйдер снисходительно улыбнулся. – Таковы уж правила игры. Надеюсь, вы не сочтете меня стишком наглым, если я скажу, что мой хозяин готов заплатить вам больше любой названной вами цены.

Теперь настала очередь Дрейка насмешливо улыбнуться.

– Почему вы так уверены, что я соглашусь продать дом? – «И почему мне кажется, что я уже тебя где-то видел?» – подумал Дрейк, но сколько ни всматривался в ожесточенное лицо агента, так и не мог вспомнить ни его имени, ни места возможной встречи.

Страйдер подошел к окну, ставни которого были открыты, и посмотрел на улицу.

– Я полагаюсь на свою интуицию. Я вырос в таком же месте и знаю людей, подобных вам.

Дрейк не удивился. Страйдер не производил впечатления дворянина, но держался весьма уверенно, отнюдь не как обычный агент.

– Я подумаю над вашим предложением, – отозвался Дрейк. – Но наша встреча должна остаться в тайне.

– Разумеется. – Страйдер слегка поклонился и стал чем-то неуловимо похож на старуху с косой.

Дрейк ушел не прощаясь Люди, подобные Страйдеру, считали такие формальности напрасной тратой времени. Кого он может представлять? Уж не он ли направлял угрожающие письма Старку?

И тотчас холодок пробежал по спине Дрейка. А когда он вспомнил о Розалинде, то невольно вздрогнул. Она, вероятно, возненавидит его, когда узнает, каков он на самом деле. Ведь секретов у него больше, чем у тайного агента, называющего себя Страйдером.

Розалинда потерла воспаленные глаза, вглядываясь в цифры, и подвинула подсвечник ближе к бухгалтерской книге, которую уже более часа изучала в кабинете лорда Даннингтона. У нее не только болели глаза, но и звенело в ушах: мозг устал от подсчитывания и пересчитывания доходов и расходов, а ярость все еще не утихла. Она билась над цифрами лишь для того, чтобы доказать себе, что за Торнбери стоит бороться. Сердце говорило, что дом этого стоит, но что скажут книги?

Не стоит забывать, что экономика Англии сейчас в упадке. Вереницы бедняков с жалкими пожитками тянулись в города и обратно в тщетных поисках работы или подаяния. Только на прошлой неделе был продан огромный Фултон-Хаус: для его хозяина настали тяжелые времена. А ведь когда-то Фултон-Хаус был домом Франчески.

В Торнбери-Хаусе, слава Богу, дела обстояли неплохо. Тяжелое экономическое положение в стране усугублялось низкими урожаями несколько лет подряд, однако Розалинде удалось компенсировать потери за счет скромного дохода от производства шерсти. Торнбери-Хаус определенно твердо стоял на ногах, так что ее ярая и в то же время сентиментальная решимость сохранить его может быть подкреплена и экономической целесообразностью. Если ей придется бороться с королевой – а сегодня она решила не уступать монарху, – то ей пригодятся любые аргументы.

Едва Розалинда, утвердившись в своих намерениях, откинулась в кресле, дверь распахнулась и на пороге появился Дрейк. Сердце ее тут же оборвалось – ей предстояло сообщить ему свое решение.

Дрейк еле стоял на ногах, его костюм для верховой езды с одной стороны был забрызган грязью. Он, должно быть, свалился с лошади, язвительно подумала Розалинда.

– Малютка, – проговорил он заплетающимся языком.

– Ты пьян, – спокойно отозвалась она и аккуратно положила гусиное перо на стол. Похоже, ее задача несколько облегчится. Наутро он вспомнит лишь половину разговора.

– Малютка, – повторил он, на этот раз насмешливо. Розалинда заметила в его глазах яростный блеск и адское желание нагрубить. В ней тотчас вспыхнул ответный огонь, но она тем не менее чопорно сложила руки на коленях.

– В чем дело, Дрейк?

– Я что, действительно звал тебя малюткой? – Он, шатаясь, ввалился в комнату, и Розалинда просто не могла не отметить красоту его торса и мускулистые ноги в туго обтягивающих грязных панталонах.

– Да, ты действительно называл меня этим ужасным прозвищем. Причем совсем недавно.

Свеча вдруг загорелась ярче, может, от его присутствия? Она всегда знала, что он обладает каким-то необъяснимым величием, чувствовала в нем угрозу для себя. И вот сейчас под влиянием алкоголя его истинная сущность проявилась в полной мере.

– Я называл тебя малюткой? – с преувеличенным ужасом, свойственным пьяным, переспросил он. – Сколько раз?

– Слишком много, чтобы сосчитать. Мне это имя всегда казалось отвратительным.

– Так называют куклу. Но ты не кукла. Ты… русалка. – Он хлопнул себя по лбу и захохотал, удивленно качая головой. – Да, именно так. И как я раньше не понял? Ты как русалка, которую видел один из моих матросов. Это было два года назад, мы были очень далеко от берега, без воды и еды. Все вокруг бредили. Кто-то видел морских чудовищ с кривыми зубами и скользкими конечностями, другие – землю, а один матрос увидел русалку, с манящей улыбкой скользившую по воде. Она появлялась из морской пены и снова исчезала, такая неуловимая, ускользающая. Матрос описал все так подробно, что я и сам вдруг увидел ее. Вот только лицо у нее было… твое.

Он внезапно замолчал, и она договорила за него:

– И ты ненавидел ее за это.

Его блуждающий взгляд вмиг стал колючим.

– Да, ненавидел.

– Ну тогда надеюсь, что скоро ты избавишься от этой ненависти, по крайней мере от ее внешних проявлений.

– Почему?

– Потому что я хочу, чтобы ты женился на мне. А жену ненавидеть нельзя. Можно испытывать неприязнь, но ненавидеть! Нет!

– Жениться на тебе? – эта мысль его мгновенно отрезвила. Бог мой, как же она честолюбива! Дом ей нужен даже сильнее, чем он предполагал. – Мы не можем пожениться.

– Можем и должны. Я была у королевы.

Он поднял брови в притворном удивлении.

– Да, надо признаться, я отправилась к ней, чтобы сказать, как ты мне ненавистен.

– Неужели?

Она виновато отвела взгляд.

– Да. Она согласилась со мной, что ты самое отвратительное создание на свете.

Он подавил улыбку. Маленькая лгунья. Неужели она никогда не признает, что кое в чем и он достоин похвалы?

– Так, значит, королева пожаловала тебе Торнбери-Хаус, пообещав при этом бросить меня в Тауэр?

– Нет, грубиян. Все не так, – вздохнула Розалинда. – Лучше мне сознаться. Она пригрозила забрать дом себе, если мы не поженимся.

– Ах вот как? Мы женимся?

В кабинет тихо вошел Хатберт и поставил на стол поднос с мятной наливкой.

– Спасибо, Хатберт, – кивнула Розалинда. – Момент выбран безупречно.

– Благодарю вас, миледи, – ответил Хатберт и выскользнул из комнаты.

Розалинда тотчас налила себе полный бокал крепкого напитка.

– Думаю, мне тоже не мешает подкрепиться. – Сделав глоток, она сморщилась, но спустя мгновение осушила все содержимое бокала и тут же налила себе еще. – Дрейк, я знаю, что ты ненавидишь меня.

«Да нет же, черт побери!»

– И что? – сказал он, побуждая ее продолжить.

– Если мы поженимся, то только на бумаге.

Ах вот как она собирается сохранить свое превосходство над ним! Она выйдет за него замуж, но не пустит его в свою постель.

Подойдя к столу, Дрейк уселся на краешек и дерзко взглянул ей в лицо.

– И как это будет выглядеть?

Она задумчиво дотронулась до нижней губы, и Дрейку тут же захотелось прикусить ее.

– Ну, полагаю, будет вполне естественным, если каждый из нас станет спать в своей спальне.

– Неестественным, ты хочешь сказать.

Она судорожно вздохнула.

– Возможно, между нами и существует определенное влечение. Но это чисто физическое явление, и его наверняка можно сдержать. – Она еще глотнула из бокала, и Дрейк заметил, как лицо ее запылало, язык стал заплетаться.

– Не пей так быстро, Розалинда.

– Кто бы говорил! – Она тотчас осушила свой бокал.

– Ради Бога, это же крепкая настойка, а не разбавленное водой вино!

– Послушай, – произнесла она, склонившись к нему, судя по всему, она чувствовала себя свободнее. – Мы пока еще не женаты, так что нечего мной командовать. Если ты думаешь, что будешь хозяином и господином, то очень ошибаешься.

– Никакой постели, никакой власти. Так что, черт возьми, я выиграю от брака с тобой?

– Дом, идиот! И потом, у тебя будут любовницы. Пусть приходят в твои покои. Леди Эшенби так очень мила, по-моему. Я поговорю с ней о тебе.

– О, благодарю вас, добрейшая леди, – насмешливо сказал он и дурашливо поклонился. – Не соблаговолите ли также подержать мое мужское достоинство, когда я пойду в туалет?

Она подскочила на стуле, перегнулась через стол и изо всех сил залепила ему пощечину. Дрейк несколько мгновений смотрел в ее полное ярости и страсти лицо, а потом схватил за руку и притянул к себе. Еще мгновение – и, обхватив тонкую талию Розалинды, он прижал ее к себе так, что она почувствовала его возбужденную плоть.

– Ты не будешь властвовать надо мной, Роз. И не будешь вести себя как сварливая баба. Твой маленький спектакль с негодованием лишь зажег пожар в моей крови. Ты играешь с огнем!

Охваченный гневом, он властно охватил ее рот губами. Его язык скользнул во влажные глубины ее рта, и Розалинда протестующе застонала, но через мгновение обмякла. Какую-то секунду, одну короткую секунду, она отвечала на его поцелуй. Он прижался к ней бедрами, дав ей почувствовать, насколько велико его возбуждение. Когда это наглядное предупреждение заставило ее затихнуть, он отстранился и причмокнул:

– Вкусная девчонка! – С этими словами он игриво шлепнул ее по попе.

– О! Как ты смеешь! Я не какая-нибудь шлюха, да будет тебе известно.

– Полагаю, ты гораздо лучше. Могу поклясться, что ты будешь визжать от наслаждения, если я доберусь до тебя.

– Тебе этого не узнать, – отозвалась она, чопорно выгнув бровь. – Найди себе другую для этого.

– И кого же, скажи на милость?

– Франческу, – ответила Розалинда со смешком, убирая за ухо локон.

– Франческу?!

– Я видела, как вы задушевно беседовали, под руку разгуливая по саду.

– Как друзья!

– Нет-нет, она прекрасна. И мужчина нуждается в таком облегчении. Признайся, Дрейк. Ты же недалеко ушел от животного.

– Не начинай опять, Роз. Я тебя предупреждаю… – Он угрожающе шагнул к ней.

– Ладно, дело твое. Но я не намерена терять невинность только из-за того, что мне придется выйти за тебя замуж. – Она нервно покрутила изумрудное кольцо, подарок матери, у себя на пальце и ядовито взглянула на него. – Я позабочусь, чтобы кто-нибудь при дворе замолвил за тебя словечко перед леди Эшенби. Она прелестная вдова.

Дрейк, рассмеявшись, покачал головой:

– Ты отказываешь себе в собственных желаниях, Розалинда. Когда тебе надоест делать вид, что ты выше обычных человеческих страстей? Когда ты начнешь жить настоящей жизнью, вместо того чтобы описывать ее в книгах, репетировать в пьесах или подсчитывать на счетах? По-твоему, ни один мужчина не может быть достаточно хорош для леди Задранный Нос?

Она, нахмурившись, посмотрела на него и сникла. Он обидел ее! Проклятие, она уже совсем не тот кремень, что раньше.

– Я затыкаю свой чертов рот, – произнес он с раскаянием.

Розалинда смирила свою раненую гордость, хотя это далось ей с огромным трудом. Но как бы ни был он жесток, они должны пожениться. Признаться Дрейку в поражении – это ужасно, но во сто крат ужаснее станет потеря дома. Она погибнет без Торнбери-Хауса.

– Послушайте, уважаемый сэр, – начала она дрожащим голосом, – чтобы сохранить этот дом, я бы вышла замуж и за тролля, если бы того потребовала королева Пожалуйста, Дрейк, давай оставим эти разговоры. Мы ведь уже подали друг другу руки, помнишь, когда заключили союз против Тедиеса? И можем сделать это снова. Если говорить откровенно, ты мне нужен, Дрейк. Нужен. Я устала, так устала бороться в одиночку!

Слова давались ей с неимоверным трудом, но она готова была повторить их еще сотню раз, лишь бы достичь цели.

Когда в ответ он положил руку ей на плечо и ободряюще погладил по спине, она вздохнула и продолжила.

– Я не стану просить любви. Разве можно ожидать этого от брака? Но давай останемся друзьями, объединим свои силы ради дома. Обещаю не ревновать, когда ты будешь проводить время с любовницами.

Он убрал руку и удивленно покачал головой.

– Бог мой, сколько же у тебя честолюбия, сколько решимости! Мне бы половину твоего напора, и сейчас я был бы уже самым богатым человеком в мире.

Она смущенно пожала плечами и, повернувшись, посмотрела ему в глаза.

– Значит, это хорошо?

– Хорошо или плохо, но такая уж ты есть.

Он взял ее за руку, усилием воли подавляя голос плоти.

– Вот и хорошо, Роз. Договорились. Я женюсь на тебе. И да простит нас Господь за циничные мотивы, которые движут нами.

Глава 18

– Знаешь. Дрейк, – произнесла Розалинда много позже, с трудом ворочая языком, – теперь, когда я тебя узнала получше, могу сказать, что ты не так уж несносен.

– Высокая похвала от тебя, девица. – Дрейк поднял свой бокал в молчаливом приветствии и осушил его до дна. – Ты – как прекрасное вино, Розалинда. С каждым годом становишься мягче. Ручаюсь, что лет через сто тебя уже можно будет пить.

– Квиты, – хихикнула Розалинда и отхлебнула из своего бокала.

Придя к согласию, они решили выпить за предстоящий брак, потом выпили еще и теперь, много часов спустя, расслабленно развалились в креслах друг против друга.

Испытывала ли она когда-нибудь такой же покой, такую непринужденность, такую уверенность в будущем? Скорее всего все детали происходящего этой ночью завтра покажутся дикими и нереальными. Но сейчас ей представлялось, что она способна покорить весь мир или даже уже покорила. Выйдя замуж за Дрейка, она сможет привязать его к себе – уже не как врага, а как партнера.

– Думаешь, мы действительно сумеем перехитрить королеву? – спросила она, икнув.

– Поженившись? – Она кивнула, и он хитро улыбнулся – Дом мы, конечно, получим. Но сдается мне, что это королева нас перехитрила, ведь мы женимся против своей воли.

– Но только на бумаге. – Розалинда торжествующе засмеялась. – Ну как ты не понимаешь? Все решат, что мы поженились, а на самом деле это будет пустая формальность. Ты будешь волен спать с кем захочешь или носиться по морям. А я не буду связана по рукам и ногам узами брака.

Дрейк провел тыльной стороной руки по аккуратно подстриженным усам и бороде. Жест вышел каким-то мрачным, и настроение у Розалинды слегка испортилось.

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, и значит, ты предоставишь меня самой себе.

– Правда? – Его лицо выражало сплошное сомнение. Уголки ее губ приподнялись.

– Конечно! А когда нам придется быть рядом, только для виду, ты будешь очень хорошо смотреться рядом со мной.

– Как Коклз, мальтийская болонка леди Блант? – саркастически произнес он.

– Ну-ну, будет тебе, – сказала она, ласково потрепав его по щеке. – Я только хотела сказать, что ты красив.

Дрейк недоуменно заморгал, переваривая этот комплимент. Когда же он, скрестив руки на груди, с сомнением посмотрел на нее, Розалинда наклонилась вперед и снова схватила его за руку.

– И не сомневайся! Ты действительно красив, Дрейк. Очень красив. Странно, что королева тобой не увлеклась, она так любит молодых красавцев. Да, но ведь ты не был при дворе. Надо исправить это упущение. Ты наверняка понравишься Елизавете.

– Неужели?

– Твой удел быть лордом, адмиралом, а не просто торговцем и путешественником. Ты должен занять место фаворита королевы,которое когда-то принадлежало сэру Уолтеру Ралею. Или графу Эссекскому. С тех пор как он впал в немилость, королева меланхолична и одинока. Она должна узнать о твоих выдающихся способностях.

– Хватит! – Дрейк почему-то закашлялся и встал. Подойдя к камину, он оперся о каминную полку и уставился в его холодное чрево. – Твои добрые слова трогают меня так, что я просто не нахожусь с ответом.

– Почему ты еще не был при дворе? К чему такая независимость? Королева будет без ума от тебя. Я точно знаю.

Он посмотрел на нее через плечо и едва сдержал ухмылку.

– Я рад, что ты так думаешь.

– Я знаю…

Он перебил ее:

– А что же ты? Давай для разнообразия поговорим о Розалинде. Почему ты не вышла замуж раньше?

Она нетерпеливо отмахнулась:

– Лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Я хочу знать только одно: почему? Ведь наверняка тебе делали предложения. Я же помню, что ты несколько раз была помолвлена.

– Дрейк, пожалуйста, давай поговорим на другую тему. – Она вся зарделась. Ей не хотелось, чтобы он понял, что ее независимость на самом деле вынужденная. Узнав о проклятии, он будет издеваться над ней до конца жизни.

– Ты что-то скрываешь от меня, Розалинда. Что же?

– Да, – тут же нашлась она, лукаво улыбаясь. – Я действительно кое-что скрываю.

– Что? – настаивал Дрейк, вновь наполняя свой бокал.

– Ну… – Она вытерла уголки губ платком, решив потянуть время. И тут ее осенило. – Ты знаешь, что пока ты шлялся по морям, я шпионила для труппы Уилла?

Дрейк фыркнул:

– Тоже мне новость. Ты уже говорила об этом.

– Но ты еще не видел костюма.

Он замер и насмешливо приподнял бровь.

– Ты собираешься показать его мне?

– При одном условии, – сказала она, допивая содержимое бокала. – Ты пойдешь со мной и пошпионишь за этим отвратительным пуританином, Святой Простотой. Мне не хватает практики. И потом, если ты хочешь оценить мои таланты, то должен увидеть меня в действии. Я как актеры Уилла: не смогу играть, если не сумею вжиться в роль.

Притворно сдаваясь, Дрейк поднял руки:

– Веди меня, девушка-шпионка. Только смотри, чтобы нас не поймали.

Ротвелл распорядился принести длинное седло для лошади, чтобы Розалинде хватило места сзади, и стал ждать ее на главной аллее. Но когда прошло полчаса, а стройная шпионка так и не появилась, он отправился на ее поиски. Никто не знал местонахождения хозяйки, впрочем, после тщательных поисков Дрейк наконец отыскал ее в желтом будуаре.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Она резко обернулась, и целый поток ругательств сорвался с ее губ. Лицо пылало, а взлохмаченные волосы рассыпались по плечам.

– В чем дело? – удивился Дрейк.

– Я не могу переодеться. – На полу валялась нижняя юбка, и лишь тонкая рубашка прикрывала ее ноги. – Шнуровка сзади, и я никак не могу дотянуться.

– Почему ты не позвала свою служанку?

– Я отпустила ее навестить сестру, а она – единственная служанка в доме, которая помогает мне с костюмом.

– Ты наверняка скорее умрешь, чем попросишь меня о помощи, – сказал Дрейк с насмешкой и подошел к ней. – Так что я помогу тебе, не дожидаясь просьбы. Повернись.

Розалинда какое-то мгновение сердито смотрела на него, но потом все же повернулась.

– Ладно. Просто развяжи бант и ослабь шнуровку.

– Я знаю, Розалинда. У меня есть опыт.

– О! – удивленно воскликнула она.

Дрейк торжествующе ухмыльнулся за ее спиной, но едва он убрал волосы с ее шеи и увидел молочно-белую кожу, рыжеватые завитки и выступающий позвонок, как вся его веселость вмиг улетучилась. Обхватив рукой ее шею, он коснулся нежных ключиц и позволил пальцам скользнуть ниже, к груди прелестницы.

Розалинда вздрогнула и, отступив, медленно повернулась к нему лицом, прогоняя остатки опьянения.

– Шнуровка начинается вовсе не здесь. – Ее глаза сверкнули, словно изумруды.

– Да, конечно. Я на мгновение заблудился.

Она повернулась и на сей раз сама приподняла волосы. Подавляя желание прижаться губами к тому месту, где только что были его руки, Дрейк быстро развязал кожаный шнурок, стягивавший ее лиф.

Ослабив шнуровку, он увидел затрепетавшую жилку на ее шее, но, судорожно вздохнув, проигнорировал напрягшуюся плоть в паху.

– Ну вот, – сказал он и заглянул Розалинде в лицо. Лучше бы он этого не делал! Ее влажные губы были приоткрыты, взгляд блуждал. Грудь, уже не стянутая лифом, взволнованно вздымалась. – Что-нибудь еще?

– Нет, пока все, – отозвалась она необычайно высоким голосом и с трудом улыбнулась. – Почему бы тебе не подождать минуту снаружи? Я сейчас выйду.

Он вышел, обрадовавшись, что избавился от неожиданного искушения. Господи, как ему хотелось сорвать с нее одежду и овладеть ею прямо там, на полу!

Через несколько минут дверь открылась, и она с улыбкой спросила:

– Ну, что скажешь?

Дрейк чуть не рассмеялся, увидев очень плохую фальшивую бороду на ее лице. Но смех его замер на губах, едва он окинул взглядом рубашку, обтягивающую ее грудь.

Материал был недостаточно плотным, чтобы скрыть розовые соски, проглядывавшие сквозь белый шелк. Рубашка была заправлена в синие венецианские панталоны, плотно облегавшие ее бедра. Широко расставив ноги и уперев руки в бока, она выглядела одновременно и стройной и пышной.

– Ну, так что ты думаешь? – Ее глаза гордо сверкнули.

– Думаю, что никогда не видел мужчины, который так чертовски хорошо смотрелся бы в рубашке и панталонах.

Она нахмурилась:

– Я не ставила задачу выглядеть хорошо.

– Действительно. И если я когда-нибудь увижу тебя в подобном наряде за пределами этого дома, то непременно отшлепаю.

Она только отмахнулась:

– Можешь не волноваться. Я всегда надеваю сверху накидку. А теперь иди. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Я буду через минуту.

Дрейк неохотно двинулся к лошади, а через несколько мгновений, когда она догнала его, с удивлением отметил, что костюм действительно ее преобразил. Из-под капюшона на голове виднелись только борода и очки, ее было не узнать. Когда же она вскочила в седло позади него без всякой помощи, он восхищенно хмыкнул.

– В мире немного женщин, подобных тебе, Розалинда Карбери, – произнес он и добавил: – И слава Богу!

Они поскакали к городу и въехали в него через Ньюгейт, когда солнце уже садилось. Всю дорогу он пытался не обращать внимания на жар ее тела, ибо она по-хозяйски обхватила руками его талию, словно они целую вечность ездили таким образом. Проехав через Уэст-Чип, они оказались у маленького проулка неподалеку от Ломбард-стрит и оставили лошадь в кузнице, на углу.

Дрейк огляделся в ожидании неприятностей. Но на мостовой не блестела кровь, поблизости не оказалось пивных, из которых вываливались бы, размахивая кулаками, пьяные водовозы и кожевники, не наблюдалось и шпионов. Он увидел лишь старуху, выливавшую ведро с помоями, и извилистую улочку, уходившую в темноту. Похоже, пока они в безопасности. – Где мы? – прошептал он.

Она сдула прядку парика, упавшую ей на глаза, и, прищурившись, посмотрела на него. Ее щеки раскраснелись от долгой езды, губы повлажнели в предвкушении приключений. Он улыбнулся. Проклятие, она желанна даже в этом нелепом костюме, под десятью фунтами одежды! О, как ему хочется сжать ее в объятиях!

Нет, нельзя. Они решили пожениться. А это значит, что в ее объятиях забыться ему не суждено. Он возьмет сегодня девчонку без имени, найдет утешение с той, которая ничего не просит взамен, только несколько монет. Он сделает все что угодно, лишь бы это удержало его от объятий Розалинды Прелестной, завораживающей Розалинды.

Как странно! Дрейк целую вечность ждал таких вот с ней отношений: беззлобные насмешки и дружеская пикировка. Он, циник, искал что-то человеческое в ее холодном сердце, а теперь, когда это сердце раскрылось ему навстречу, когда она сошла со своего пьедестала, он вдруг испугался. Интересно, а хотел бы он Розалинду, если бы она была доступна? И хотел бы ее на следующее утро и потом, каждый день до конца жизни? Или же он просто жаждал недостижимого? Разумеется, переспать с ней – не значит найти путь к ее сердцу. Даже если бы ему и удалось соблазнить Розалинду, она непременно нашла бы способ напомнить о своем превосходстве. Может, разрешить ей быть сверху, когда они займутся любовью?

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила она. Казалось, ее больше тревожит его мрачный вид, нежели вероятность быть убитой или ограбленной.

– Как «так»?

– У тебя такой странный взгляд. Глаза… как бы затуманены Непривычно. Правда, Дрейк, не смотри на меня так.

– Да упаси меня Господи вообще на тебя смотреть. Ну и где же мы, черт побери?

– Неподалеку отсюда дом этого пуританина. Я знаю эту улицу почти так же хорошо, как и свою собственную, – напряженно сказала она.

– Нашу собственную, – поправил он.

– Не пререкайся, а не то привлечешь внимание, и мы увидим перед носом острие шпаги.

Дрейк коснулся эфеса шпаги, висевшей у него на боку:

– Я-то всегда начеку. Это тебе нужно беспокоиться.

– Неужели? – Она хитро ухмыльнулась и, откинув накидку, показала сверкающую рукоятку пистолета, заткнутого за пояс.

– Боже праведный, Розалинда, тебе нельзя носить с собой эту штуку! Ведь ее могут применить против тебя.

Она добродушно усмехнулась:

– Надеюсь, ты не будешь одним из тех деспотичных мужей, без которых жены не вправе и шагу ступить?

– Давай поговорим о нашей женитьбе в другой раз. Мне что-то не по себе. Здесь слишком тихо.

– Нам в эту сторону, – сказала Розалинда. – Спокойно иди вперед, а потом, когда мы пройдем дом с ободранной штукатуркой, поверни в узкий проулок направо. Там и стоит дом Святой Простоты.

Издалека до них донеслись предупреждающие крики охраны у Олдгейта. Дрейк напряженно замер, потом схватил Розалинду за руку.

– Надо поторапливаться. Городские ворота скоро закроются.

– Да, конечно.

Они двинулись по улице, обходя лужи с помоями, вылитыми прямо на мостовую. Дойдя до дома Святой Простоты, оба разглядели в окно, как кто-то зажег свечу Пламя осветило изможденное лицо самого радикального в Англии пуританина. Дрейк тихонько сжал плечо Розалинды, чтобы она подтвердила личность этого человека. Не произнося ни слова, та быстро кивнула.

– Ваш план хорош. – Низкий голос пуританина задрожал на ветру. – Но стоит ли привлекать к этому актеров? Это же обезьяны, исчадия ада, клоуны, и они погубят город своими низменными и безбожными представлениями. Я их не терплю.

– Будет вам, Святая Простота. Добиваясь своей цели, разве важно, кого мы используем? – послышался еще один голос. – Саутгемптон обещает все подготовить.

Как Дрейк ни вглядывался в темноту, он не смог различить лица говорившего. Надо же, какой знакомый голос!

Пуританин со злостью обратился к стоящему в темноте человеку:

– Я признаю, что она слабая женщина, слишком часто уступавшая католикам.

– Тем больше оснований использовать актеров. Мне нужна ваша поддержка, – отозвался таинственный голос. – Я задействую труппу совсем ненадолго, и мы осуществим наше желание.

Говоривший шагнул из темноты на свет. За секунду до этого Дрейк подумал, что сейчас увидит Страйдера. Но это был отнюдь не таинственный агент, вступивший в сговор с Пуританином. Это был не кто иной, как граф Эссекский, Роберт Деверо.

– Я не оспариваю ее право на власть, но у нее плохие советчики. Чтобы управлять страной, ей нужны такие люди, как я, – заявил Эссекс, и на его лице, которое когда-то так боготворила Елизавета, отразилось величие. – Я слышал, что секретарь королевы за ее спиной продал концессию Испании.

Когда Дрейк и Розалинда, словно двое случайных прохожих, удалились от дома на достаточное расстояние, она в ужасе ахнула. Дрейк молча сжал ее плечо, словно предупреждая: «Тихо! Наши жизни в опасности!»

Повернув за угол, оба решили отдышаться: Розалинда хватала ртом воздух, а Дрейк отирал пот со лба. Глашатай у Олдгейта прокричал последнее предупреждение. Скоро ворота города будут заперты на ночь.

– Бежим, иначе нам придется сегодня ночевать на улице, – скомандовал Дрейк. Отказавшись от своего прежнего намерения провести ночь со шлюхой, он схватил Розалинду за руку и потянул за собой.

Они прокрались вдоль дома, нашли свою лошадь и понеслись быстрее ветра к Олдгейту. Через ворота два авантюриста выскользнули за секунду до того, как привратник захлопнул их на ночь.

Едва вернувшись домой, они тут же прошли в кабинет лорда, Розалинда закрыла дверь и повернулась к Дрейку. Сердце ее бешено колотилось. По дороге она сдернула бороду и капюшон, и сейчас на ней были только рубашка и панталоны.

– Что все это значит, Дрейк? – спросила она шепотом, чтобы не услышали слуги. – Почему граф Эссекский в заговоре с Пуританином?

– Видимо, их что-то объединяет, – мрачно отозвался тот. Наполнив бокал мускатом, он некоторое время не отрывал он него глаз, но потом с отвращением поставил на стол. – Они оба хотят свергнуть королеву.

Онемев от изумления, Розалинда непонимающе уставилась на него. Да, пожалуй, он прав. Она шпионила за пуританами, потому что те хотели закрыть все театры. Оказалось, они куда опаснее, ибо вынашивали планы свергнуть Елизавету, потому что, являясь главой англиканской церкви, она была не столь «чиста», как им хотелось. Пуритане считали, что церковь сохранила слишком много католических традиций Рима еще с тех пор, когда поддерживались связи с папой римским, до того, как их полностью порвал Генрих VIII. Поразительно, но католики, тоже стремившиеся сместить королеву, считали англиканскую церковь слишком реформаторской.

– И им удастся ее свергнуть? – с трудом выговорила Розалинда.

– Она уязвима, – признал Дрейк. – У нее нет наследника. Даже верные вассалы Елизаветы ждут ее смерти, чтобы встать на сторону молодого, энергичного правителя. Ее секретарь, Сесил, знает, что Эссекс опасен. Но королева медлит с определением его судьбы.

– А при чем тут актеры? – спросила Розалинда. Дрейк пригладил волосы.

– Пока непонятно. Зачем они нужны Эссексу?

– Сыграть роль мятежников?

– Актеры ни за что не будут играть, если им не заплатят.

– Эссекс наверняка собирается им заплатить. Интересно, какую труппу он использует.

– Вели Шекспиру быть начеку, – Дрейк вновь повторил свое предостережение относительно Эссекса.

– Обязательно.

Дрейк решительно направился к двери.

– Куда ты? – в панике спросила Розалинда. Не может же он оставить ее сейчас, когда она так взволнованна, так возбуждена, так счастлива тем, что разделила с ним это приключение!

– Мне нужно кое-кого повидать.

– Неужели так срочно?

– Да, это очень важно.

– Дрейк!

Он остановился у двери и обернулся. Розалинда порывисто бросилась к нему. Разве раньше она испытывала такое? Она и представить не могла, что найдется мужчина, настолько уверенный в себе, чтобы позволить женщине вовлечь его в такую авантюру! Остановившись перед ним, она улыбнулась, и его глаза потемнели, словно взывая о близости. Когда она потянулась и схватила его за руки, ее пальцы запылали от одного лишь прикосновения. Импульсивно приподнявшись на цыпочках, она притянула его к себе и поцеловала в щеку.

– Спасибо, – пробормотала она.

Обхватив Розалинду за талию, Дрейк привлек любимую к себе, отчего восхитительная теплая волна обдала все ее тело. Она обмякла в его объятиях и подставила ему губы для поцелуя. Он властно впился ей в рот, становясь все более настойчивым. Его язык быстро раздвинул ее губы и нырнул во влажную глубину, чтобы забыться от наслаждения. Розалинда вся затрепетала и прижалась к нему сильнее. Кровь ее забурлила, и когда он отстранился, взглянув на нее без всякого раскаяния, она все поняла и ноги у нее подкосились.

Это был всего лишь вопрос времени.

Глава 19

Спустя две недели Уильям Шекспир преподнес Розалинде сюрприз. Он сказал, что приготовил для нее особый подарок и, чтобы получить его, ей всего лишь нужно устроить ужин и подготовить сцену на галерее. Мэтр, опуская детали, предлагал ей сыграть небольшие роли в нескольких сценах, которые он хотел бы представить публике. Когда же Розалинда заявила, что оставила скандальные эскапады в прошлом, Шекспир заверил ее, что в костюме мальчика ее никто не узнает.

Розалинда дала согласие, трепеща уже при одной мысли о том, что будет играть на одной сцене с труппой лорда-гофмейстера. Главное теперь – сохранить все в секрете от Дрейка.

Она думала о нем, примеряя костюм утром того дня, когда должно было состояться представление.

По правде говоря, он занимал ее мысли каждый час с той самой ночи, когда они отправились шпионить. Оказалось, что их первый поцелуй был вовсе не случаен. Она попыталась поговорить с ним о «поцелуе», вернее, о «поцелуях», но он что-то пробормотал об импульсивности и сразу же сменил тему, начав разглагольствовать по поводу покупки нового жеребца по рекомендации Томаса. Потом он вдруг смешался, замолчал, густо покраснел и быстро вышел из комнаты.

Его смущение поразило ее, но именно это ей и было нужно. Значит, Дрейк не настолько бесчувственный, не настолько высокомерный, как ей представлялось. Подумать только! А ведь она когда-то считала его чрезмерно жестким и бессердечным. При виде его непривычной растерянности ее симпатия к нему стала возрастать с угрожающей быстротой. В последовавшие дни она бродила по саду, словно в тумане, прижимая к себе «Роман о Розе», но, едва прочитав несколько строк, тут же отвлекалась. Книга казалась такой далекой от нынешней жизни, слова совершенно не передавали ее чувств. Она же готова была голой танцевать при луне или размахивать руками, словно взлетающая птица, лишь бы дать выход своему томлению. Это было такое нелепое желание. И все же…

Она наконец поняла, о чем с такой страстью пишет Шекспир. Любовь глупа, она сродни слепому нищему, который мнит себя королем, когда предмет его желаний бросает ему хлебный мякиш; он чувствует все сердцем, ему не нужны глаза, чтобы увидеть или даже узнать голос любимой.

И не то чтобы она любила Дрейка – это просто невозможно. Она никогда не подчинится ему. Стоит только проявить мягкость, как он будет соблазнять ее и соблазнит, причем не из любви, а только потому, что мужчины всегда добиваются своего, просто ради ощущения победы.

Дрейк, скорее, заставил ее чувствовать то, чего она никогда не испытывала раньше. Не любовь или страсть, а предвкушение и того и другого, красоту собственного тела. Она стала вспыхивать от потаенных мыслей; ей хотелось ощущать вкус его губ, прикасаться к нему губами: она мечтала написать необыкновенную поэму, чтобы выразить все свои восторги и упоение. Розалинда всерьез подумывала о том, чтобы предаться любовной лирике.

И одновременно она утратила желание сочинять пьесы. Бессмертной ее сделает вовсе не пьеса, решила она. Художественное произведение способно возвеличить имя автора, но отнюдь не его сердце. Теперь она знала, для чего стоит жить: только любовь возвышает униженных и низвергает богатых, только любовь выходит за пределы обыденного.

Но если она не любит и никогда не сможет полюбить Дрейка, потому что это слишком рискованно, что же ей тогда делать? Как ее сердце найдет пристанище? Она затеяла опасную игру. Брак – это навсегда, если только вы не Генрих VIII.^[7]

– Ну вот, миледи, – проговорила молодая служанка Марибель, прерывая ее размышления. – Я помогу вам снять рубашку, а потом вы должны примерить камзол и панталоны, которые передал мне костюмер. Он ждет в коридоре, чтобы подогнать костюм для сегодняшнего представления.

Розалинда подняла руки, чтобы девушка могла снять рубашку, и невольно стала гадать, что бы сказал Дрейк, увидев ее полностью обнаженной.

Приближаясь к будуару Розалинды, Дрейк что-то весело насвистывал. Последнее время он чувствовал себя беспричинно счастливым каждый раз, когда думал о ней, и все время искал повода для встречи. Дойдя до ее комнаты, он вдруг заметил маленького человечка в очках и с пышной бородой, который нетерпеливо расхаживал перед дверью.

– У вас дело к миледи? – поинтересовался Дрейк. Мужчина поклонился и улыбнулся.

– Если угодно вашему высочеству, я пришел, чтобы примерить миледи костюм для сегодняшнего спектакля.

Пыл Дрейка несколько поостыл.

– Костюм для Розалинды? Вы не ошиблись?

– Ну что вы! Господин Шекспир отправил меня к ней. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она выглядела наилучшим образом. – В улыбке костюмера чувствовалась уверенность профессионала.

Дрейк снисходительно улыбнулся в ответ:

– Разумеется.

Итак, Розалинда собирается выступать с труппой лорда-гофмеистера и ничего не сказала ему об этом! Вспыхнув от ярости, он распахнул дверь с такой силой, что та с грохотом ударилась о стену и захлопнулась за ним, когда он вошел в будуар.

– Розалинда! Что это я слышу о каком-то твоем выступлении в сегодняшней пьесе?

Он уже был на середине комнаты, когда вдруг понял, что она полностью обнажена.

Увидев ее голую спину, он замер и отступил назад, словно отброшенный океанской волной. Она стояла лицом к зеркалу. Ее волосы казались рыжей пеной на фоне белой, как песок, кожи.

– Боже милостивый! – восторженно ахнул он.

Услышав его голос, Розалинда подняла голову, вмиг побледнев и широко распахнув глаза. Служанка резко обернулась и в ужасе закрыла руками рот, уронив при этом рубашку госпожи на пол.

Никто не вымолвил ни слова.

В неловкой тишине Розалинда одной рукой попыталась прикрыть, впрочем безуспешно, полные, острые груди, а другой – пушистый треугольник у бедер.

Дрейк тем временем лихорадочно соображал, как поступить. Не будь в комнате служанки, он бы тихо подошел к Розалинде и упал перед ней на колени. Он бы распластал свои ладони на ее удивительно пышных молочно-белых грудях, прижал бы ее к себе, зарылся в нее лицом, прислушиваясь к биению ее сердца, уложил бы ее…

Сбросив между тем оцепенение, служанка выскочила вперед и прикрыла хозяйку своим телом.

– О, миледи! – воскликнула она. Дрейк окатил ее холодным взглядом:

– Вон!

Девушка растерянно захныкала.

– Нет! – придя наконец в себя, закричала Розалинда. Подняв с пола рубашку, она приказала: – Не двигайся, Марибель.

Молодая девушка была на грани обморока. Она дрожала как осиновый лист, застыв в неудобной позе с широко расставленными ногами и раскинутыми руками.

– Розалинда' – рявкнул Дрейк. – Убери ее отсюда!

– Ты с ума сошел? Тогда мне конец. – Розалинда наспех накинула рубашку и, выйдя из-за спины Марибель, ободряюще похлопала ее по плечу.

Натянутое как струна тело Дрейка слегка расслабилось. Ее слова он воспринял как признание того, что она не смогла бы устоять, будь они одни. Господи, ни разу в жизни он так сильно не желал женщину' Может, это только оттого, что она недоступна?

– Розалинда… – глухо произнес он.

Ее сверкающие глаза сказали ему, что она понимает всю глубину его желания.

– Дрейк, мы еще не женаты.

Он бессильно застонал и грустно засмеялся.

– Будь проклята твоя добродетель!

– Почему, черт побери, ты ворвался в мой будуар без стука?

Дрейк махнул рукой на дверь:

– Любопытный человечек там сказал, что он должен подобрать тебе костюм для сегодняшнего представления.

О Боже!

– Да… я играю небольшую роль.

– Нет, не играешь. – Он угрожающе шагнул вперед, и Розалинда приготовилась к сражению.

– Нет, играю! Я не позволю тебе командовать мной в таком вопросе. Это моя единственная возможность познать радость, которую испытывает актер на сцене Никто ничего и не узнает. Я буду одета мальчиком.

– Розалинда, я не допущу, чтобы ты надела мужские штаны, и это мое последнее слово! Другие мужчины увидят тебя… они увидят, как… что ты… что твои ноги… ну, какие они… – Он красноречиво обрисовал в воздухе ее роскошную фигуру и сердито уставился на Розалинду.

Скрестив руки на груди, она заразительно рассмеялась:

– Ты ревнуешь.

– Нет.

– Да, ревнуешь.

– Нет!

– Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь другой увидел меня так, как видел ты.

– А вот здесь ты чертовски права! – Он ткнул пальцем в воздух, как бы подчеркивая свою мысль.

– Но никто не будет знать, что это я!

Он преодолел разделявшее их расстояние и, схватив ее за руки, притянул к себе так близко, что почувствовал аромат лавандовой воды, исходивший от ее волос.

– Я-то буду знать, что это ты, и, не в силах устоять, овладею тобой без всяких церемоний, словно шлюхой в борделе.

– О! – в ужасе ахнула служанка и, рыдая, выскочила из комнаты.

Глаза Розалинды тревожно вспыхнули вслед убегавшей девушке.

– Дрейк, – пробормотала она, когда его губы прижались к ее шее. Вздрогнув. Розалинда выгнулась ему навстречу. Потом, собрав в кулак всю свою волю, оттолкнула его на расстояние вытянутой руки. – У тебя очень тяжелый приступ похоти. Тебе явно нужна покладистая вдова, чтобы облегчить страдания.

– Не учи меня, девчонка! – взревел он, снова притягивая ее к себе, но она опять высвободилась из его упоительных объятий.

– Вдовы никогда не требуют ничего, кроме… мастерства.

– А тебе откуда это может быть известно?

– Я слышала их сплетни при дворе.

Дрейк вздернул подбородок и сердито посмотрел на Розалинду.

– И что, скажи на милость, говорят эти самые вдовы?

– Говорят, что им нравятся мужчины с широкой грудью, особенно когда под камзолом так и играют мускулы.

Она игриво коснулась рукой его груди, и удерживая его на расстоянии, и лаская одновременно. Затуманенным взором он следил за ее рукой, словно кошка за мышкой, выжидая удобного момента для прыжка.

– Вдовам также нравятся густые шевелюры, но только не седые. – Она дотронулась до его сильного лба, потом провела рукой по его темным кудрям. Закрыв глаза, он невольно заиграл желваками. Но не сказал ни слова. Он был полностью в ее власти! – И они любят, чтобы у мужчины был чувственный рот.

Когда она провела кончиками пальцев по его приоткрытым губам, в нем словно лопнула какая-то пружина. Он схватил ее за руку чуть ли не яростно, перевернул запястье и стал покусывать шелковистую кожу, а потом принялся вырисовывать языком чувственные узоры.

Вся затрепетав, Розалинда вскрикнула, и Дрейк с радостью заключил ее в свои объятия.

– И это им нравится? – пробормотал он, и глаза его полыхнули пламенем.

– Думаю, да, – прошептала она в ответ.

Обхватив рукой ее голову, он с силой притянул к себе ее рот. Жадные губы упивались ее губами; его смелый язык, проникнув в ее рот, становился все более настойчивым Он целовал ее так страстно, что, когда отстранился, она никак не могла прийти в себя и все еще обнимала его. Она хотела большего.

Гораздо большего. И он доставил бы ей такое удовольствие.

Но она оттолкнула его и одернула рубашку. Вытерев рот тыльной стороной ладони, Розалинда сердито сверкнула глазами.

– Да, именно это и понравилось бы леди Эшенби.

Дрейк усмехнулся:

– Вы играете с огнем, мадам. Думаю, мне лучше поискать вдову, о которой вы говорите. – Мрачно хмыкнув, он направился к двери. – И клянусь всеми святыми, Розалинда: если ты появишься сегодня на сцене, я стащу тебя оттуда и при всех надеру задницу.

Эта угроза все еще висела в воздухе, когда он, распахнув дверь, тут же налетел на Тедиеса, который оглядел его с ног до головы и искоса взглянул на Розалинду.

– Дрейк? В чем дело? Дорогая моя девочка, ты еще не замужем.

Озорная улыбка пряталась под его усами, когда он увидел раскрасневшуюся пару.

– Приветствую вас, дядя, – произнесла Розалинда и почему-то закашлялась.

– Успокойтесь, Тедиес, – сказал Дрейк. – Ничего не произошло. Вы переговорили с королевой, как мы вас просили?

– О да! – радостно ответил Тедиес, переключившись на излюбленную тему. – Я сообщил ей, что вы собираетесь пожениться. И знаете что? По-моему, старая дама была разочарована.

– Разочарована? – удивилась Розалинда. – Как это?

– Я думаю, она надеялась заполучить этот дом себе. Представьте, если бы вы стали бороться друг с другом, у нее бы появился хороший предлог забрать дом. Даже на закате своих дней она, похоже, не прочь поживиться, будь то посещение гостевого дома, новое платье или пара перчаток. Даже представления оплачивают другие. Ничто иное Глориану не радует!

– Ну так она не получит Торнбери-Хауса. – Дрейк заговорщически улыбнулся Розалинде. – Не правда ли, Роз?

Она улыбнулась в ответ, совершенно успокоившись. Судя по всему, заговоры у них получались прекрасно, впрочем, и поцелуи тоже неплохо.

– Вы ведь никому не сказали, что мы собираемся пожениться? – спросил Дрейк у Тедиеса.

– Нет, мальчик мой. Я был очень осмотрителен. Мужчины, продолжая разговор, покинули комнату, и Розалинда вздохнула с облегчением. Ее беседы с Дрейком становились все более интимными. Они превратились в опасные встречи, будоражившие кровь так же, как когда-то шпионская деятельность. Она словно подходила к краю скалы, а потом отступала назад за мгновение до того, как сорваться вниз под порывом ветра.

Ей нравится флиртовать с Дрейком, потому что ей явно хочется флиртовать с ним. Но она всегда должна держать себя в руках. Ей придется подчинить его своей воле если не с помощью гнева, так с помощью ласки. Он ведь зверь, которого необходимо приручить.

Глава 20

Этим же вечером, едва спустившись по парадной лестнице, Розалинда поразилась огромному числу гостей. Их было гораздо больше, чем она приглашала!

Тедиес смеялся и шутил со своими протеже – группой молодых любознательных придворных, которым было чему поучиться у мастера королевского двора. Глядя на их молодость, чересчур жизнерадостные улыбки, модные наряды, которые, несомненно, стоили не менее половины их годового дохода, Розалинда подумала, что им действительно есть чему поучиться у старой гвардии.

На галерее она заметила леди Эшенби. Удивительно, но элегантная и осмотрительная вдова обзавелась собственной свитой. Недурно было бы, если бы среди этих женщин преобладали те, кто думает, прежде чем говорить, и те, чьи языки не похожи на змеиные жала. При взгляде на белокурую вдову Розалинда едва не вскипела от ревности, но понадеялась, что Дрейк не кинется к ней, как только увидит.

В другом углу устроилась леди Гузенби со своими сплетницами. Но кто ее пригласил? Сама Розалинда этого точно не делала. И леди Блант она тоже не приглашала, а та сейчас направлялась к галерее. По пятам за ней шел несносный Годфри, причем выказывал преданности больше, чем ее любимая болонка.

Такое обилие гостей было, несомненно, делом рук Шекспира. Заметив его в углу галереи, где подмастерья труппы и наемные рабочие сооружали сцену, она приготовилась мягко отчитать Уилла и направилась к нему.

Заметив ее, он улыбнулся и пошел навстречу.

– Уилл, что это все значит? Вы что, пригласили весь Лондон?

– Миледи Розалинда, – кланяясь, произнес он с несвойственной ему церемонностью, а когда выпрямился, на губах его уже играла озорная улыбка. – Для вас это особенный вечер, и я хотел собрать здесь как можно больше зрителей. Ваш дядя одобрил мой план.

– Вы собираетесь показать новую пьесу?

– Часть новой пьесы. Мои коллеги сыграют несколько сцен. – Он наклонился к ней и прошептал: – И все они написаны таинственным, никому не известным автором по имени Розалинда Карбери. А сама она сыграет проходную роль.

– Мои сцены? Ах, Уилл! – воскликнула она и порывисто обняла его. – Как мне вас благодарить?

– Наградой мне служит ваш энтузиазм. Но не будем никому говорить, что вы – автор. Пусть все считают, что написал их я. И потом, если вся пьеса окажется удачной, мы поставим ее в «Глобусе». Благодаря моему имени нам удастся привлечь зрителей, так что Дик Бурбадж будет доволен. Он, возможно, даже сыграет главную мужскую роль.

Розалинда так и просияла от радости:

– Ушам своим не верю!

Прищурившись, Шекспир задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– Вы сегодня какая-то иная, моя Роза Торнбери.

– О-о! – Поймав его пристальный взгляд, Розалинда тут же отвела глаза в сторону. Шекспир был чересчур проницателен и слишком хорошо знал ее, чтобы что-либо ускользнуло от его внимания. Но что же ей сказать? Он не поверит ей, сообщи она, что согласилась выйти замуж за своего смертельного врага. И более того: что она уже не раз с ним целовалась.

– Розалинда, у вас есть еще повод для торжества, помимо инсценировки ваших отрывков? – мягко спросил он.

Она выпрямилась и широко улыбнулась.

– Разве что-то еще доставило бы мне большее удовольствие? Уилл Шекспир, вы помогли моей мечте стать явью, и я люблю вас за это.

– Да, любите. – Шекспир не ослаблял свой натиск. – Но сдается мне, что кто-то иной является объектом ваших мечтаний…

– Моя дражайшая, моя самая бесценная леди Розалинда, – захлебываясь, пробормотал Годфри, протиснувшись сквозь толпу и отдавив не одну ногу.

Шекспир взглянул на него с раздражением.

– Господин Шекспир! Как я рад! Какое счастье! Я не помешал?

Розалинда радостно обернулась.

– Признаюсь, я никогда еще не была так рада вам, Годфри. Надеюсь, господин Шекспир не будет возражать, если мы вернемся к нашей беседе в следующий раз.

– Нет, пусть останется! Знаете ли, я всегда хотел стать актером. – Годфри нервно провел влажной рукой по слипшимся волосам и ущипнул себя за адамово яблоко. – Господин Шекспир может послушать мою поэму, которую я сочинил в вашу честь, леди Розалинда. Я начну?

– Нет, спасибо, Годфри. Полагаю, сегодня мы вдоволь наслушаемся сочинений любителей, – отозвалась Розалинда. – Но вы можете оставить поэму у моего дворецкого, он потом передаст ее мне.

– О! – Уголки его губ разочарованно опустились, и он сунул поэму за обшлаг рукава. – Что же, я попытаюсь найти способ выразить свои чувства на словах.

– Это моя ремарка для ухода со сцены, – произнес Шекспир, с сочувствием взглянув на Розалинду. – Полагаю, рабочие уже почти закончили. Прошу меня извинить. – Слегка поклонившись, он исчез в толпе, прежде чем хозяйка успела возразить.

– Леди Розалинда, моя мать говорит, что вам не помешал бы муж, чтобы защитить вас от… – он запнулся и украдкой посмотрел через плечо, – от узурпатора, если вы понимаете о ком идет речь. Мой отец был влиятельным человеком. Если соединить ваш род и мой… ведь это, наверное, хорошо?

Годфри замолчал так резко, словно он заучил слова наизусть, а сейчас внезапно осознал, что не понимает их смысла. Как он жалок! Пот струился по его бледным щекам. Нервно промокнув их платком, он опустился перед ней на колени, состроив такую гримасу, которая, как представлялось Розалинде, выражала у него крайнюю радость.

– Леди Розалинда, я почту за огромную честь, если вы согласитесь…

– Остановитесь, – едва ли не крикнула она, приложив палец к его губам. Стоявшие рядом гости разом замолчали и удивленно оглянулись. Не обращая на них внимания, Розалинда потянула Годфри за руку, заставляя его подняться, и продолжила свои упреки шепотом, чтобы не усугублять ситуацию. – Пожалуйста, Годфри, не унижайте себя подобным образом.

– Я себя унижаю? Я же просто собирался спросить, не выйдете ли вы за меня за…

– Молчите! – прошептала она. – Сэр, мы не можем обсуждать такие вопросы на публике. Прошу вас, сдержите свой пыл и не говорите ничего такого, о чем вы позднее пожалеете.

Он озадаченно нахмурился:

– Как я могу сожалеть, что попросил вашей ру…

– Пожалуйста, Годфри, молчите! Я вынуждена настаивать.

Она уже была вне себя от ярости. Конечно, это весьма трогательно, что сын леди Блант достаточно высокого мнения о ней, чтобы предложить вступить в брак, но очень уж он несдержан. Ухаживание – дело сугубо личное, и, конечно, она испытывала определенную неловкость, что сейчас, когда ей уже тридцать лет, у нее нет претендентов на руку и сердце, кроме этого жалкого щенка. Лишенное же всякого энтузиазма согласие Дрейка жениться на ней предложением считать нельзя. Годфри почти идиот. Она даже и думать не станет о браке с ним. Так как же убедить его отказаться от ухаживаний?

– Годфри, нам надо поговорить. Давайте пройдем в сад.

Его глаза радостно вспыхнули.

– Сад! О да, это прекрасный фон для того, чтобы сделать предложение.

Розалинда направилась к двери и, отвернувшись от Годфри, закатила глаза, моля небеса ниспослать ей терпение.

Дрейк хмыкнул, наблюдая, как Розалинда пробирается сквозь толпу вместе с сыном леди Блант. Жаль парня, его наверняка ожидает хорошая взбучка Он понял это по надменно приподнятым бровям Розалинды, по напрягшимся мышцам лица: эти признаки всегда предшествовали приступу ярости. Видит ли она и понимает ли, насколько бедняга увлечен ею?

Дрейк пришел к выводу, что Розалинда не имеет никакого представления о любви, за исключением инстинктивных порывов. Пусть она и отвергает близость, но все же не в силах противостоять темпераменту. После первого поцелуя ему показалось, что вспыхнул фейерверк: она взорвалась в его объятиях, словно порох, который слишком близко поднесли к огню.

С того самого момента Дрейк жаждал ее. Это просто вожделение, уверял он себя. Обычное вожделение. Тут она права. Его желание обладать ею не имеет никакого отношения к сердцу, потому что он скорее бросит этот важнейший орган мастиффам в Медвежьем саду, чем преподнесет его Розалинде. Любить такую женщину – значит пожертвовать всей своей жизнью, волей, свободой, спокойствием. Разве любовь стоит такой жертвы?

Он вспомнил слова королевы. «Бедная Розалинда», – сказала она, словно Роз отдает себя грязному преступнику из тюрьмы Клинк. Узнав, что Эссекс вступил в заговор с пуританами, Дрейк поспешил уведомить об этом королеву. Но Елизавета лишь презрительно фыркнула, словно не поверила ему и никакая опасность ей не угрожала. Тогда Дрейк сообщил все министру Сесилу, заставив того гадать, кто же такой Ротвелл и каким образом он оказался столь осведомленным. Дрейк не стал посвящать его в свою тайну, а лишь прямо предупредил, что Эссекс по-прежнему опасен.

Расхаживая по галерее, Дрейк все еще пытался предугадать следующие шаги Эссекса, как вдруг на него налетел Хатберт.

– О, господин Дрейк, прошу прощения! Наконец-то я вас нашел. К вам явился какой-то морской капитан. Говорит, что это очень срочно. Капитан Джеймс Хиллард.

– Хиллард! – Дрейк, нахмурившись, взглянул на раскрасневшегося дворецкого. – Что он здесь делает? Я послал его на Буто приглядывать за товаром.

– Он говорит про какие-то неприятности.

– Я прокляну его, если он осмелится подтвердить мои худшие опасения!

– Он ждет вас в кабинете лорда. Я сказал капитану, что вы…

– Чума на него! – перебил Дрейк Хатберта, заметив фигуру, пробиравшуюся сквозь толпу в дальнем конце галереи. – Черт побери! Он здесь?!

– Кто, сэр?

Дрейк сжал руку дворецкого, заставляя его замолчать. Итак, сюда прибыл таинственный агент, с которым Ротвелл встречался в своем прежнем доме у тюрьмы Юшнк. Дрейку никогда не забыть его холодных и высокомерных глаз и небольших шрамов, как у тех разбойников, что не сумели избежать наказания кнутом. Или же это последствия тяжелой болезни?

Страйдер поймал взгляд Дрейка и, судя по всему, узнал своего недавнего собеседника. На его красивом лице отразилась ироничная ухмылка, которая тут же сменилась холодной решимостью. Он упорно шел к своей цели. Куда, черт возьми, он направляется?

– Что-то не так, господин Дрейк? – спросил Хатберт, озабоченно всматриваясь вдаль.

– Да, правда, но пока непонятно, что именно. Постой, Хатберт. Я должен поприветствовать нового гостя.

– Но капитан Хиллард…

– Пусть подождет, – бросил Дрейк через плечо, пробираясь сквозь толпу.

– Но он сказал, что это срочно! – вслед ему крикнул дворецкий.

Дрейк стремительно ринулся сквозь толпу. Страйдер, конечно, успеет выскользнуть в боковую дверь, прежде чем он успеет добраться до него, но надо попытаться…

– Прошу прощения, – сухо произнес Дрейк, пытаясь обогнуть свиту леди Гузенби.

Женщины заахали, расступаясь. Выскочив за дверь в конце галереи, он повернул за угол и тут же налетел на Страйдера.

– Боже ты мой! – пробормотал Дрейк, удивленно отступая назад.

Страйдер непринужденно привалился к стене; лицо его при свете свечи было едва различимо.

– Я знал, что вы последуете за мной. Мне не хотелось привлекать к себе внимание. Это было бы… неосмотрительно.

При этих словах глаза агента насмешливо сверкнули.

– Что вам нужно?

– Дом, разумеется.

В душе Дрейка всколыхнулась волна гнева, но он лишь сдержанно спросил:

– Почему вы думаете, что я в таком отчаянии, что готов обсуждать этот вопрос сейчас и здесь, когда рядом леди Розалинда?

– Потому что я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете.

Дрейк весь похолодел, испугавшись, что под угрозой его миссия королевского шпиона.

– В качестве жеста доброй воли моего хозяина я готов доставить вам к следующей среде десять тысяч фунтов, – сказал Страйдер.

– Это не удовлетворит опекуна имения.

Страйдер изобразил скуку на лице:

– У моего хозяина большие связи при дворе. Я уверен, что Тедиес Берк согласится.

– Ваш хозяин должен иметь очень хорошие связи, чтобы убедить Тедиеса согласиться на то, чтобы дом ускользнул из рук его племянницы.

Страйдер смотрел на него, как кошка на мышку:

– Мой хозяин настолько могуществен, что вы и представить не можете.

«Столь же могущественный, чтобы уговорить покойного лорда Бергли одобрить много лет назад создание мнимой торговой компании?» – гадал Дрейк. А что, если именно хозяин Страйдера довел его отца до гибели? Возможно ли, чтобы он столько лет охотился за домом?

– Надо еще кое-что утрясти, чтобы подготовить все необходимое, – сказал Дрейк, пытаясь выиграть время – Какие гарантии вы требуете в обмен на деньги, которые так щедро и быстро предоставляете?

– Ваш брак с Розой Торнбери. Дрейк скривился:

– Брак? Вы диктуете даже это?

– Хозяин должен быть уверен, что вы вправе продавать дом, что он ваш. А женитьба на Розалинде даст необходимые гарантии.

– А ваш хозяин случайно не желает присутствовать при первой брачной ночи?

При этих язвительных словах Страйдер ядовито усмехнулся:

– Что ж, я поинтересуюсь.

– Уходите!

Страйдер кивнул и накинул капюшон на голову.

– Во вторник утром. Десять часов. Улица Хэттон, тринадцать.

Он повернулся и исчез в темноте. Мгновение спустя Дрейк, очнувшись от глубоких размышлений, вдруг понял, откуда Страйдеру известен этот выход.

– Годфри, я чрезвычайно польщена. Правда. Мне теперь не так уж часто предлагают руку и сердце, – сказала Розалинда, заставляя себя взять влажные руки молодого человека в свои. – Но союз между нами невозможен.

– Почему?

– Ну хотя бы потому, что я значительно старше вас. Годфри заерзал на каменной скамье.

– Старше? У нас совсем незначительная разница в возрасте, какие-то восемь лет.

– Восемь лет, вот именно! – многозначительнопроизнесла она. – Ведь я же настолько старше, что могу быть вашей… вашей… старшей сестрой.

Глядя на его по-прежнему бессмысленное выражение лица, Розалинда поняла, что этот аргумент на него совершенно не подействовал. Она тяжело вздохнула, пытаясь найти более веские доводы.

– Наш союз будет катастрофой. – Потеряв терпение, она отняла у него свои руки. – Более ясно просто не выразиться.

– Аминь, аминь, – сказал он, и в его глазах появился почти дьявольский блеск – Но что бы ни ожидало впереди, все равно это не может затмить радость от минуты свидания с тобой.

Розалинда нахмурилась. Слова ей показались знакомыми.

– Ведь каменной преграде не сдержать любовь! – воскликнул он с нарастающим пылом. – И любовь идет на все… так что… твои годы не остановят меня.

– Фи, – поморщилась она, когда вдруг поняла, где слышала это раньше. В театре! Он снова цитирует «Ромео и Джульетту». Вернее, перевирает пьесу.

– Годфри, вы способны на собственные мысли?

– Она заговорила! О, говори еще, мой светлый ангел!

– Дорогой сэр, похоже, сами вы ничего не способны сказать. Вы либо цитируете Шекспира, либо свою мать.

– Ни тот, ни этот, прекрасная дева, если оба тебе ненавистны.

– Годфри, прекратите, ради Бога! Слышать больше не желаю! Я надеялась понять чаяния вашего сердца, но, видимо, только напрасно теряю время. Я скажу вашей матери, что даже думать не могу о браке с вами.

При мысли о леди Блант Розалинде вдруг стало как-то не по себе. Что-то с ней связано. Но что? И вдруг она вспомнила.

– О бессмертные боги! – ахнула она.

Она попросила леди Блант покопаться в прошлом Дрейка, а потом совершенно забыла об этом. Она сама положила начало интриге до того, как согласилась выйти за него замуж. А если леди Блант обнаружит что-то ужасное? Или, что более вероятно, вдруг придумает какой-то план, чтобы просто разорить Дрейка? Зная леди Блант, Розалинда не сомневалась, что эта дама не отступит, пока не добьется своего. Нужно немедленно найти Порфирию и попросить ее прекратить поиски!

– Годфри, я возвращаюсь в дом. Советую вам взять себя в руки и сделать вид, что этого разговора не было.

– Розалинда! – на удивление решительно воскликнул Годфри. Его решимость застала ее врасплох, и она обернулась, с любопытством глядя на него. В его обычно тусклых глазах сверкнул неподдельный интерес. – Если вы не можете полюбить меня, то тогда кого же?

«Дрейка», – без колебаний шепнул ей внутренний голос. Но она тут же произнесла:

– Никого, Годфри. Я никого не сумею полюбить. Ни один мужчина не стоит такой жертвы.

– Розалинда, вы как наша королева, – с благоговением выдохнул он. – Значит, для меня нет никакой надежды.

Розалинда вздохнула с облегчением. Наконец-то она до него достучалась.

– К сожалению, Годфри, надежды нет.

Она одобряюще похлопала его по руке и повернулась, торопясь уйти. Но тут же остановилась, потому что он вдруг пронзительно закричал:

– «Любуйтесь ею пред концом, глаза, в последний раз ее обвейте, руки!»

Повернувшись к нему, Розалинда закатила глаза. Он цитировал финальный монолог Ромео у смертного одра Джульетты.

– Не надо больше Шекспира, умоляю!

– «И губы, вы, преддверие души, запечатлейте долгим поцелуем со смертью мой бессрочный договор!» _ трагически воскликнул он, потом подбежал к ней, поцеловал ее скользкими губами и снова отскочил, прежде чем она успела опомниться.

– Ради всего святого! – воскликнула она, отшатнувшись и вытирая мокрую щеку. – Вы становитесь таким же несносным, как и сеньор. Может быть, вам напомнить, что с ним произошло?

– «Сюда, сюда, угрюмый перевозчик! – упорно продолжал Годфри, отступая и убирая со лба бесцветные волосы. – Пора разбить потрепанный корабль с разбегу о береговые скалы! Пью за тебя, любовь!».^[8]

Вытащив из кармана небольшой стеклянный пузырек, Годфри поднес его к свету. Когда Розалинда поняла, что это какое-то зелье, холодок пробежал у нее по спине.

– Годфри, что это у вас в руке?

– «Ты не солгал, аптекарь!» – истерически закричал тот, открыл пробку, и гримаса отчаяния исказила его лицо. Потом он поднес пузырек к дрожащим губам, копируя Ромео, пьющего яд.

Розалинда рванулась к нему, вытянув вперед руки.

– Нет, не пейте! У вас еще будут женщины. Не надо, Годфри! Я не допущу, чтобы на моей совести была смерть еще одного поклонника.

Но он, не обращая на нее внимания, запрокинул голову и залпом выпил содержимое пузырька.

Через мгновение Годфри зашатался, уронил пузырек на землю и схватился руками за горло.

– «Яд твой быстр, – прохрипел он, вытаращив глаза. – С поцелуем умираю». – Юноша безжизненно рухнул на землю.

– Годфри! – закричала Розалинда, склонившись над ним, и потрясла его за плечи. Но он не шевелился.

Она стала искать пузырек на земле и, найдя его в траве, поднесла к носу, с ужасом вдохнула, но пахло на удивление приятно. Это скорее был запах муската, нежели смертельного яда. Сморщив нос, она с подозрением взглянула на неподвижное тело Годфри, потом лизнула горлышко пузырька. И в самом деле мускат!

– Ах ты, наглый обманщик, лживая гиена, пустоголовый идиот! – Розалинда отбросила в сторону пузырек и, схватив Годфри за камзол, затрясла что было мочи. – А ну открывай глаза, лживый негодяй! Да ведь со мной чуть удар не случился при виде этой бездарно сыгранной сцены!

Услышав такое оскорбление, он тут же открыл глаза.

– Бездарно сыграно?!

Он сел, и обидчивое выражение его лица постепенно сменилось гневным. Очевидно, талант лицедея был единственным предметом его гордости.

– Если бы вас хватил удар, милая леди, это было бы не из-за моей игры, а из-за проклятия.

Оскорбленная до глубины души, Розалинда отшатнулась:

– Значит, ваша мать все-таки рассказала! А ведь она уверяла, что не станет этого делать, потому что вы слишком чувствительный.

– Моя мать знает меня не так хорошо, как ей кажется, – довольно заявил он и разразился блеющим смехом.

Розалинда тем временем принялась оправлять юбки.

– А я узнала вас настолько хорошо, что мне хватит до конца жизни. С вашей стороны крайне неучтиво напоминать мне о проклятии. – Она надеялась, что он не станет болтать об этом в присутствии Дрейка. – Я прощу вас на этот раз, но прошу, больше никогда не заговаривайте со мной на такие личные темы.

Повернувшись, она двинулась прочь. Напрасно она поощряла его нелепые выходки. Совершенно очевидно, что Годфри не так прост, как кажется. Леди Блант явно недооценила своего сына. Он способен пакостить исподтишка.

Какая наглость! Осмелиться упомянуть о проклятии, когда она сама почти забыла о нем! Розалинда миновала розовые кусты, клумбы с турецкой гвоздикой, луговым сердечником, амарантом и ноготками, и тут ей в голову пришла страшная мысль.

Проклятие. Дрейк. О боги! Она никогда не думала о Дрейке в связи с проклятием. А ведь уже одна его помолвка с ней может стать для него серьезной угрозой! Если он умрет, как сеньор Монтейл и все остальные, этого она никогда себе не простит.

И тут Розалинда увидела свой дом. В солнечном свете сияли сотни окон, поросшие мхом серые камни стойко противостояли всем капризам природы. А где-то внутри несчастный Дрейк даже и не догадывался о том, какая опасность ему грозит. Надо немедленно предупредить его, пока еще не поздно.

– Дрейк! – закричала она и бросилась к дому со всех ног, моля, чтобы он услышал если не ее голос, то хотя бы ее мысли. – Дрейк, берегись!

Глава 21

Дрейку не пришлось далеко ходить в поисках капитана Хилларда: старый морской волк, потеряв терпение, уже шел ему навстречу.

– Хиллард, какого черта ты здесь делаешь? – Дрейк коснулся его руки, предупреждая об осторожности.

– Плохие новости, Дрейк, – отозвался капитан.

– Ничего другого я и не ожидал. Давай пройдемся, поговорим.

Дрейк с капитаном стали прохаживаться по дому, время от времени вежливо кивая знакомым.

– Я слушаю, Хиллард.

– Мы потеряли еще один корабль.

Дрейк чуть не выругался.

– Господи, как? – воскликнул он с негодованием.

– Невесть откуда появился испанский карак^[9] и открыл пальбу из пушек. Ребята вынудили его обратиться в бегство, но он успел-таки потопить «Бомонд» Теперь у нас только два галеона у берегов Буто: недостаточно, чтобы перевезти весь перец в Англию, даже если вы и найдете деньги.

Дрейк прикрыл глаза:

– Значит, теперь мне не только нужно занять целое состояние, но еще и снарядить новые корабли!

Они подошли к выходу на галерею. Здесь уже царила праздничная суета. Мужчины и женщины весело смеялись, оживленно болтали. Дрейку, пребывавшему в мрачном состоянии духа, гости теперь казались марионетками, глупыми и нелепыми куклами.

– Да, – кивнул Хиллард, – и хорошо бы побыстрее. Ходят слухи, что Ост-Индская компания направила на разведку корабль к острову Буто. Он наверняка вернется в Англию, доверху груженный черным перцем, и уж тогда туда ринется целая флотилия.

– Значит я должен снарядить корабли в ближайшие две недели, иначе просто не успею опередить Ост-Индскую компанию.

– Шансов мало, да?

– Напротив, Хиллард. – Скрестив руки на груди, Дрейк пригладил бороду. – Мне только что предложили целое состояние. А от меня всего-то и требуется, что продать свою душу и душу Розалинды в придачу.

Хиллард заметно оживился:

– Значит, надежда есть?

– Разве я когда-нибудь сдавался?

– Но я еще не все вам рассказал.

– Ты хочешь сказать, что это еще не все? – спросил Дрейк, взглянув исподлобья.

Хиллард мрачно кивнул:

– Самые плохие новости я приберег напоследок.

– Что ж, выкладывай. – Задумавшись на мгновение, Ротвелл наконец очнулся и взглянул на капитана. Тот, в свою очередь, с ужасом смотрел на потолок.

– Берегись! – внезапно крикнул Хиллард. Буквально взвившись над землей, он рухнул на Дрейка и увлек его за собой.

Ротвелл больно ударился головой о деревянный пол и оттолкнул капитана.

– Хиллард, ты что творишь, черт побери? – взревел он, но его рев тотчас потонул в жутком грохоте.

Буквально в дюйме от его головы лежала разбитая статуя Купидона, обычно стоявшая на балконе. Во все стороны летели каменные осколки, гости с криками разбегались кто куда. Кусок крыла Купидона ударился о землю и рикошетом попал Дрейку в висок. Теплая, липкая кровь стала заливать его глаза.

– Дрейк, ты в порядке? – раздался где-то неподалеку голос Хилларда, и на галерее воцарилась зловещая тишина.

Дрейк пытался перехитрить боль: приподнявшись на локте, он силился рассмотреть сквозь кровавое марево перед глазами того негодяя, который столкнул Купидона с балкона. Ведь статуя не могла упасть сама. Кто-то хотел убить его. И убийца все еще здесь.

Кто это – Страйдер или Эссекс? Голова у Дрейка снова закружилась, и он обессиленно рухнул на пол.

– Дрейк! – С диким криком через всю галерею к нему уже неслась Розалинда.

Спустя минуту она попыталась приподнять его. Милая Розалинда! Она очень сильна для женщины. Очень.

– Дрейк, я так и знала… Боже, что случилось?

Слова ее доносились до него как бы издалека, словно голос ангела с облаков.

– Не тревожься, – прошептал он, затихая в ее объятиях. И все вокруг погрузилось во тьму.

– Туда! – как генерал скомандовала Розалинда целой армии слуг, которые внесли бездыханное тело Дрейка в его покои. – Хатберт, распорядись насчет горячей воды, мазей и моих лечебных трав, – деловито распорядилась она, но в ее голосе чувствовался едва сдерживаемый ужас. – И еще пошли за доктором. А вы все займитесь своими делами и не сплетничайте попусту. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь потом сказал мне, что из-за меня погиб еще один поклонник.

Слуги растерянно кивали, служанки присели в почтительном реверансе, лакеи поклонились и в мгновение ока исчезли Розалинда даже не поняла, что секунду назад во всеуслышание объявила об ухаживаниях Дрейка.

– Розалинда, как он? – В комнату ворвался Тедиес.

На его обычно безмятежном лице отразилась тревога.

– Что случилось? – вбегая вслед за ним, воскликнула Франческа. Увидев залитый кровью лоб Дрейка, она ахнула. – Он не…

– Нет, – резко ответила Розалинда, отрывая кусок материи. – Он не умер, только потерял сознание Только не раскисай, Фрэнни. Наш милый мальчик еще поживет, если я хоть что-то в этом понимаю.

Вновь прибывшие молча стояли вокруг постели, пока Розалинда обрабатывала рану пострадавшего.

– Вернись ко мне, Дрейк, – уговаривала его она. – Ты переживал и не такое, я уверена. Вернись. – Пот заливал ей глаза, но она старалась говорить спокойно и уверенно, подавляя желание закричать от отчаяния. – Дрейк, черт побери, очнись! Я не позволю тебе уйти раньше времени.

– Узнаю Розалинду – Тедиес довольно улыбнулся. – Я очень рад, что наша любимая мегера вернулась.

– Дядя! – Она сердито посмотрела на Тедиеса через кровать. – Главное сейчас – сохранить жизнь Дрейку. Клянусь всемогущим Господом, что я не отниму жизнь еще у одного мужчины!

– Это лучше, чем та мечтательная дамочка, что бродила по дому в последнее время, – со смешком прошептал Франческе Тедиес.

Вернулся Хатберт с целой свитой слуг. Раздав им указания, Розалинда начала смешивать травы для примочки. О, как ей хотелось схватить Дрейка за воротник и как следует встряхнуть. Пусть бы уж скорее пришел в себя! Она не может навязывать Господу свою волю, но сделает все, что в ее силах, чтобы сохранить Дрейку жизнь.

Тщательно промыв и обработав рану, Розалинда перевязала ему голову.

– Полагаю, врач нам теперь не понадобится, – заключила она. – Рана глубокая, но кровотечение уже прекратилось. Дыхание ровное. Уверена, он скоро придет в себя.

– Спасибо святым на небесах, – произнесла Франческа. Веки Дрейка затрепетали.

– Пациент очнулся, – заметил Тедиес, тут же подскочив к постели. – Прикосновение женщины всегда пробуждает мужчину.

– Что случилось? – раздался милый сердцу Розалинды голос.

– Господин Шекспир, – обернулась Франческа, – вы как раз вовремя: герой, кажется, приходит в себя. Дрейка ударил свалившийся на него Купидон.

Розалинда подняла голову, и Шекспир расплылся в улыбке.

– Иногда. – сказал он, – Купидону приходится очень потрудиться, чтобы привлечь внимание мужчины.

Розалинда так и просияла, настроение ее вмиг улучшилось, ибо кризис миновал.

– Будем надеяться, что в колчане Купидона найдется стрела, достаточно острая, чтобы пронзить каменное сердце Дрейка.

– Я все слышал, – пробормотал Ротвелл и с трудом открыл глаза. Все засмеялись, и только Розалинда даже не улыбнулась, поскольку ей одной был понятен смысл едва не произошедшей трагедии. – Рад видеть, что немало позабавил вас.

– Чепуха, мой мальчик! – воскликнул Тедиес и для верности ударил тростью об пол. – Мы рады, что ты решил пока не покидать земную юдоль.

– А что произошло? – Дрейк растерянно коснулся перевязанного лба.

Розалинда сжала его руку.

– Ты разве не помнишь, милый?

Он скривился не то от ее нежности, не то от воспоминаний о мимолетной встрече со смертью.

– Твоя жизнь, дорогой мой, едва не была погублена маленьким пухлым Купидоном с крылышками, – отозвался Тедиес, и глаза его хитро блеснули.

– Кто-то пытался убить тебя, Дрейк. – Это Франческа, отважная и мудрая Франческа, высказала подозрение, занимавшее умы всех присутствующих.

Розалинда резко встала и отвернулась: негоже демонстрировать, как у нее дрожат губы.

– А может, это все-таки случайность? – выразил сомнение Шекспир.

– Статуя весит двести фунтов, – ответил Тедиес. – Для того чтобы она упала, ее обязательно нужно столкнуть.

– Так кто же ненавидит тебя настолько, чтобы желать твоей смерти? – спросила Франческа у Дрейка, коснувшись его плеча. – Я могла бы предположить, что это Розалинда, но, судя по всему, вы научились терпеть друг друга.

Отыскав взглядом Розалинду, Дрейк слегка улыбнулся ей:

– Да, эту девицу можно терпеть.

– Итак, кто же ненавидит Дрейка? – Розалинда заставила себя весело улыбнуться. – Дай-ка подумать…

Шекспир мрачно улыбнулся:

– Полагаю, это вовсе не случайность.

Кровь застыла в жилах Розалинды. Даже деликатный Уилл знает, что виновата она. Присутствующие разом повернулись к нему.

– Что вы хотите сказать, господин Шекспир? – спросила Франческа.

– Возможно, Купидона сбросили лишь затем, чтобы прекратить вечер еще до начала представления, – предположил он. – Что, если это работа шпиона пуритан, которые хотели выразить свой протест против постоянного успеха моей театральной труппы?

– Нет, Уилл, – покачала головой Розалинда. – Я недавно шпионила за Главным Пуританином. – Она многозначительно взглянула на Дрейка. – Не буду вдаваться в подробности, но сейчас ему не до того. Я думаю, что в данный момент пуритане больше озабочены тем, кто наследует трон, а вовсе не соблюдением приличий в театре.

Шекспир только плечами пожал.

– Что ж, тогда мне нечего беспокоиться. Ведь я точно знаю, что могу доверять сведениям шпионки из Торнбери-Хауса.

– Дрейк, статуя едва не упала тебе на голову, – сказал Тедиес. – Так что приходится сделать вывод, что целились именно в тебя. Что касается потенциального убийцы, то Эссекс наверняка с удовольствием выпустил бы тебе кишки.

– Точно сказано! – Дрейк попытался сесть, но, сморщившись, снова откинулся на подушку.

– Но почему? – удивилась Франческа. – За что он так тебя ненавидит?

– Он знает, что я бесконечно предан королеве. Розалинда несколько мгновений размышляла над его словами и наконец произнесла:

– Да, ты предан ей, причем без какой-либо очевидной причины. Что весьма благородно с твоей стороны.

– Чепуха! – прогремел Тедиес. – Долг подданного быть преданным своему монарху. И только рыцари, подобные Эссексу, пытаются ввести в моду предательство.

– Полагаю, Эссекс слишком поглощен своими мечтами о величии, чтобы думать о Дрейке, – заметила Франческа, – и с лукавой улыбкой добавила: – Нельзя сказать, что ты не важен для Короны. Как же, ведь без твоих приключений на море Ocr-Индская компания и понятия бы не имела, где бросить якорь!

Дрейк мрачно улыбнулся. Если бы только Франческа знала, как она недалека от истины! В памяти внезапно всплыли события последнего часа: он получил удар по голове сразу после известия капитана Хилларда о потере еще одного галеона.

– Хиллард, – прохрипел Ротвелл и, откашлявшись, осторожно сел. – Где капитан Хиллард?

– Какой капитан? – Розалинда недоумевая посмотрела на окружающих. – Я не видела здесь никакого капитана, Дрейк. Как ты себя чувствуешь? Может, тебе прилечь?

– Нет! Я знаю, о чем говорю. Ко мне пришел капитан Хиллард и сообщил… некоторые новости. А потом сказал, что приберег самое главное напоследок. Что-то очень важное. И тут я потерял сознание от удара Купидона. Мне надо немедленно с ним поговорить. – Он опустил ноги на пол и тут же услышал хор неодобрительных возгласов.

Перед глазами Дрейка вновь все поплыло, и он против собственной воли откинулся на подушки.

– Но я должен поговорить с Хиллардом!

– Я велю Хатберту разыскать этого человека, если он вообще существует. – Тедиес покинул комнату, направившись на поиски дворецкого.

Розалинда тотчас взволнованно начала расхаживать по комнате. Она-то уж точно знала, вопреки всем иным предположениям, что именно в ней – причина злоключения Дрейка. Надо открыть ему свой секрет ради его же безопасности. Боже, так унизиться перед ним! Какая жертва!

– Я знаю, почему упал Купидон, – начала она так тихо, что остальные невольно замолчали.

– Что? – спросил Дрейк, сумевши обложить себя подушками. – Почему?

Она застенчиво посмотрела на присутствующих.

– Не могли бы вы оставить нас наедине?

– Разумеется – Франческа взяла Шекспира под руку, и они поспешно покинули комнату. Когда дверь за ними закрылась, Розалинда подошла к Дрейку.

– Я должна тебе кое-что рассказать, и, когда ты все узнаешь, ты больше не захочешь быть моим мужем.

Глава 22

– Я знаю, почему тебя едва не убили. – Розалинда, глубоко вздохнув, присела рядом с ним. – Он осторожно накрыл рукой дрожащие пальцы Розалинды, лаская ее взглядом безмятежно-голубых, словно море, глаз. – На мне проклятие.

Он ничего не сказал, и она, отвернувшись, продолжила:

– На мне проклятие, Дрейк. Я была помолвлена семь раз. И каждый из помолвленных со мной мужчин или юношей умер. – Ничего не утаивая, она поведала ему о несчастных судьбах своих поклонников. Поведала человеку, от которого более всего хотела сохранить это в тайне! Закончив рассказ, Розалинда облизала пересохшие губы и взглянула ему в глаза. – Вот и все. Семь несчастных безвинных жертв. И это не считая бедного сеньора де Монтейла.

– Сеньор! – Дрейк добродушно хмыкнул. – Его дни и так были сочтены. Ты здесь ни при чем.

– Возможно. Но все другие погибли молодыми. Как же я могу согласиться на эту свадьбу, если знаю, что тебе не избежать опасности? – Она замолчала, коснувшись его рукава. – Ты ведь не просто какой-то там поклонник.

– К черту проклятие! – Дрейк взял ее руку в свою и сжал ее. – Мне нет дела до такой чепухи.

– Дрейк, подумай хорошенько, – отозвалась она, отнимал у него руку.

– Нет никакого проклятия, Розалинда.

Она недовольно нахмурилась.

– Ах ты, самоуверенный негодяй! – И. покачав головой, возмущенно вскочила с места. – Это проклятие со мной почти всю мою жизнь, а ты, зная с нем менее часа, уже счел себя знатоком в этом вопросе. Как характерно для мужчины! Почему ты решил, что вправе быть таким безапелляционным?

– Потому что ты мне не безразлична.

– Как же! – Она в ярости заметалась по комнате – Это потому, что я женщина и от меня проще отмахнуться. Или… или потому, что спас мне жизнь? – Она наморщила лоб, силясь определить источник его наглости. – Думаешь, только потому, что в детстве не дал мне утонуть, ты имеешь теперь какую то власть надо мной, знаешь меня лучше, чем кто-либо иной?

– Причина вовсе не в том, хотя я действительно знаю тебя лучше других.

Она пыталась понять и не понимала значения открытого взгляда его ясных голубых глаз. Разве сейчас имеет значение тот прискорбный инцидент? Разве это определяет опасные, близкие отношения, которые возникли между ними, их представления друг о друге?

– Прости, – она виновато потупилась. – Просто я не выношу, когда мне что-то неподвластно. В моей жизни было лишь две силы, которые я не смогла подчинить своей воле: проклятие и ты.

Он криво усмехнулся и без видимых усилий сел на постели.

– И ты позволишь двум этим силам лишить тебя счастья? Предпочтешь всю жизнь оставаться девственницей, отказавшись удовлетворить свой темперамент?

– Но это безопаснее всего, разве нет? После твоего возвращения я в суматохе совсем забыла о проклятии. Видимо, подумала, что поскольку наш брак на самом деле обман, то и опасность тебе не грозит. Я ведь не собиралась вступать в брачные отношения. Не могу же я полностью сдаться тебе на милость. Но сегодня, увидев проделки Купидона… – она закрыла глаза ладонями и вздрогнула, – я поняла, что проклятие прекрасно живет себе в Торнбери-Хаусе!

Дрейк встал с постели и, подойдя к Розалинде, осторожно положил руки ей на плечи.

– Почему ты не рассказала мне об этом якобы существующем проклятии раньше?

– Потому что тогда бы ты знал, какая я ужасная, как ты всегда и говорил.

– Я никогда не говорил, что ты ужасная.

– Ребенком очень часто…

Он грустно засмеялся и прижался щекой к ее уху, там, где кудрявились мягкие, тонкие завитки.

– Я просто надеялся, что ты подумаешь обратное. Кто бы мог подумать, что ты воспримешь мои слова всерьез.

– Я и не хотела. Но ты лишь подтвердил то, что мне уже было известно.

– Что же, сердце мое?

– Что я ничего не стою.

Он повернул ее к себе и заглянул ей в глаза. Затем одной рукой крепко обнял, а другой стал нежно гладить ее запылавшие щеки.

А ей и правда хотелось, чтобы ее утешили. Слишком долго она старалась быть сильной, слишком долго тянулось ее одиночество. А что, если дать волю чувствам и позволить ему завладеть ее сердцем и ее телом? Боже милосердный, ведь тогда она поступится не только правами на свой дом, она отдаст ему и душу. Хватит ли у нее сил уступить, а когда все закончится – спокойно пережить это?

Схватив гладившую ее руку, Розалинда поцеловала ладонь. Глаза наполнились слезами. Печаль ее была настолько глубока, что даже не было сил рыдать. Она лишь позволила соленому потоку литься по щекам.

Дрейк осторожно прижал руку к ее сердцу.

– Пусть печаль уйдет. Она не твоя, – проговорил он. – Она была бы моей, если бы я так не стремился к мщению.

– Нет, ты стал воплощением мечты моего отца. А я была какой-то девчонкой. Более чем бесполезной.

Он прижался губами к ее лбу и пробормотал:

– Ты самая необыкновенная женщина на свете. И как ты могла такое думать?

– Мое рождение стало причиной смерти моей матери. Она умерла, пытаясь родить сына. Я бы умерла за нее, если бы смогла. Я так ее любила!

Он грустно улыбнулся, отчего на его обветренном лице появилась сеточка морщинок.

– Значит, ты считаешь, что убила свою мать? – Он обхватил ее голову руками. – Моя дорогая, ты уже взрослая женщина. Я вижу следы прожитых лет в твоих морщинках, когда ты улыбаешься и хмуришься Их раньше не было. Твоя пышная фигура просто божественна. И все это говорит о том, что ты намного прекраснее, мудрее и живее, чем представляла себе та девочка, которой ты когда-то была.

Розалинда кивнула с печалью и покорностью, понимая, к чему он клонит.

– Ты уже слишком взрослая, чтобы цепляться за детские вымыслы. Ты не убивала свою мать. Твой отец обожал тебя. Я никогда не испытывал ненависти к тебе. И тебе не надо владеть этим домом, чтобы быть самой яркой звездой Англии.

Она закрыла глаза, до глубины души тронутая его словами.

– Ты женщина, так позволь же себе быть ею, пока еще не поздно.

– Я не могу…

Его губы замерли у ее дрожащих губ.

– Дай волю своим чувствам, любовь моя.

– Дрейк…

– Дай волю… – Его губы прижались к ее губам, а все остальное за него сказал поцелуй Она вздохнула, и его язык проник в сладкие глубины ее рта, дабы утолить терзавший его голод.

Чем больше Дрейк целовал ее, тем сильнее становился этот голод. Он прижал ее к себе так крепко, что если бы его желание исполнилось, они бы слились воедино. Она выгнулась ему навстречу, и его блуждающая рука встретилась с ее вздымающейся грудью.

Прежде ему хотелось грубо овладеть ею, стремительно насытить бушевавший в нем голод, но тем самым он уподобился бы любому животному, а она ощутила бы себя еще более никчемной.

Нет, сейчас Дрейк жаждал возвести ее на пьедестал, умастить ее тело благовонными маслами, показать ей, какая она бесценная на самом деле.

Он оторвался от губ Розалинды, и его рука скользнула с ее щеки на нежную шею. Теперь под пальцами Дрейка ощущался бешеный ритм ее пульса, выдававший бушующую в ней страсть. Он улыбнулся и положил руки на нежные впадинки ее ключиц, где белая кожа была усыпана еле заметными веснушками. Плечи Розалинды выглядели такими хрупкими, что казалось, могут рассыпаться в его сильных руках. Но сила и слабость так обманчивы и зачастую прекрасно сосуществуют.

– Дрейк, – прошептала она, глядя на него затуманенными зелеными глазами, цвет которых напомнил ему тот пруд, из которого он когда-то ее вытащил. – Дрейк, научи меня быть женщиной, – торопливо зашептала она, – научи.

Сердце у него в груди встрепенулось от такой перспективы. Он всю жизнь мечтал о ней, и эти мечты вот-вот сбудутся. Охваченный страстью, Дрейк властно прижал ее к себе и разряд молнии пронзил его. Что же в ней такое, что так будоражит его кровь? Почему так случилось, что он никогда по-настоящему не хотел ни одну другую женщину?

Долго сдерживаемый, неутоленный голод вырвался наружу, и Дрейк стал осыпать поцелуями ее шею. Розалинда обмякла в его объятиях, и его рука скользнула в вырез платья. Слава святым, он был глубоким, и понадобилось лишь одно движение, чтобы опустить его, обнажив сосок. Дрейк сжал его пальцами, сначала слегка, потом сильнее, и она ахнула от нового неожиданного ощущения.

– Твоя рана… – прошептала она, прерывисто дыша – Твоя рана!..

– Она меня не беспокоит. – Его пальцы уже деловито ослабляли шнуровку на лифе.

Розалинда тем временем стала лихорадочно расстегивать его камзол, помогая ему снять его через голову. Она хотела видеть его обнаженным. И пусть ничто им не мешает!

Едва был сброшен камзол, как она просунула руки под его рубашку, жаждая коснуться его совершенного тела…

– Я мечтала об этом, – пробормотала она, осыпая его грудь поцелуями. – Дрейк, мне так нужно, чтобы ты коснулся меня. Но только ты, никто другой тебя не заменит!

Услышав ее признание, он почувствовал себя в раю. Он-то ведь знал, чего ей стоило признаться в том, что он ей нужен.

– А ты мне нужна еще больше, – прошептал Дрейк в ее волосы, погрузив в них пальцы словно в ванну, полную шелка. Нагнувшись, он поцеловал ее ухо, а затем его язык нырнул в ушную раковину, словно обещая еще большую близость.

– Я хочу увидеть тебя без одежды, – прошептала она. Он поцеловал ее в висок и улыбнулся.

– Все, что пожелаете, мадам.

Она откинулась на подушки, наблюдая, как он стягивает с себя рубашку. Пот блестел в завитках черных волос, покрывавших его мужественную грудь. Мускулы на плечах переливались при каждом его движении.

Раздевшись, Дрейк вытянулся в полный рост, и Розалинда вся затрепетала. Какая картина. Широкие плечи, мощный торс, узкие бедра, стройные ноги и еще такое, чего ранее она никогда не видела, – его набухшая плоть.

У нее, должно быть, все невольно отразилось на лице, потому что он сказал:

– Я буту нежен.

Почему-то она засомневалась в этом и даже отпрянула, когда Дрейк подошел к постели. Но примостившись рядом с ней, он нежно обнял любимую, и она впервые почувствовала, как может быть покойно в объятиях близкого человека. Он приник к ее губам в глубоком поцелуе, и она ответила; ее язык скользнул в его жаркий рот, и это, похоже, лишь подстегнуло его.

Осмелев, она уложила Дрейка на спину, провела рукой по его груди, потом томно прижалась ртом к соску и принялась ласкать его языком и нежно покусывать.

Дрейк с шумом вдохнул и схватил ее за плечи.

– Черт возьми, мадам! – воскликнул он и откинулся на подушку. – Вы еще сведете меня с ума.

Она радостно засмеялась и, осмелев, взяла в руку его пульсирующую плоть. Он вздрогнул и застонал от наслаждения. Сердце Розалинды гулко забилось в груди, волны неизвестного доселе возбуждения окатывали ее с ног до головы.

– Боже, Роз! – судорожно выдохнул он. – Ты действительно никогда не переживала ничего подобного?

– Конечно, – хрипло ответила она, – просто я наслушалась вдов.

Она сжимала руку все сильнее, и когда его дыхание стало сбивчивым, а на висках заблестел пот, он оттолкнул ее руку и приподнялся. Встав на колени позади нее, он решил закончить начатое – избавить ее от мешавшей ей одежды, дотянув вниз ее рубашку, Дрейк обнажил грудь, нежную и мягкую, словно спелая груша. Целуя ее, он спустил рубашку вниз и вдруг резко остановился.

Открыв глаза, Розалинда увидела, как он смущенно запустил пальцы в свою шевелюру.

– Что случилось? – прошептала она.

В ответ послышалось лишь его прерывистое дыхание.

– Ты можешь ласкать меня. Мне нравится.

– Поверь, я жажду этого больше всего на свете. Но мы еще не женаты. Ты же хотела подождать, почувствовать себя достойной…

– Я не…

– Возможно, это я никчемный, – перебил он жарким шепотом. – Роз, ведь ты – леди. А я… – Он с болью посмотрел на нее. – Я просто уличный мальчишка.

– Я никогда в действительности не считала тебя уличным мальчишкой. – Она нежно взяла его за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза.

Во взгляде Дрейка с новой силой вспыхнул огонь, когда он увидел, что она изнемогает от любви к нему.

– Я знала тебе цену, еще когда была ребенком. Знала, что мой отец любил тебя как сына. И какой отец не пожелал бы такого наследника? Возьми меня, Дрейк. Я хочу, чтобы это был ты. Я ждала именно тебя, другого мне не надо. Прошу, научи меня быть женщиной.

Бушевавшие в нем чувства отразились на его лице, когда он встал на колени и крепко прижал ее к своей груди. Его колебания улетучились. Наконец-то они познают блаженство единения. Пришло время совершить то, что предначертано им судьбой. Дрейк потянулся и властно поцеловал ее, обхватив руками ее груди и лаская их до тех пор, пока она не выгнулась ему навстречу, мягкая и податливая как воск.

Скользнув рукой по животу любимой, он решительно сжал ей бедро, одновременно рисуя языком замысловатые узоры в ее ухе. Его рука поднималась все выше и выше, пока не замерла на шелковистом треугольничке между бедер.

Розалинда уже вся трепетала, а когда он коснулся полыхавшей, словно огонь, плоти, начала извиваться в его руках, пока его настойчивые ласки не заставили ее взорваться.

Она дико вскрикнула, ибо ее захлестнула волна неведомых ранее ощущений, затем еще одна и еще, и наконец все стихло. Совершенно обессилев, она с благодарностью прижалась к нему.

– Да, моя Розалинда, – проговорил он, играя ее волосами. – Ты очень долго ждала этого.

Уложив ее на постель, Дрейк навалился на нее всем своим огромным телом и стал страстно целовать, опьяняя и разжигая ее чувственность.

– О, сколько же я упустила? – прошептала она, улыбаясь. – Сколько же я упустила за все эти годы?

Она с изумлением ощутила, что способна на страсть и жаждет разделить ее с другим. С Дрейком.

Словно читая ее мысли, он развел коленом ее бедра. Пора ей отдаться на милость пожару, который они оба старательно разжигали и за которым наблюдали издалека. Это обжигающее осознание друг друга пугало их, когда они были детьми, влекло, когда стали старше, и в итоге породило очищающий огонь.

– Все хорошо? – спросил Дрейк хриплым от обуревавших его чувств голосом, осторожно скользнув в ее лоно и давая ей время привыкнуть.

– Да, – тихо прошептала она в ответ.

– Я уже в тебе.

– Да…

– Как же долго я ждал тебя! – прошептал он ей прямо в губы, обливаясь потом.

– Шш… – Она закрыла глаза. – Нет никакого прошлого.

– Да, – согласился он, – есть только это. – И он резко вошел в нее.

Она приглушенно вскрикнула, и он замер до тех пор, пока не увидел, как просветлело ее лицо. Когда же он стал осторожно двигаться, Розалинда застонала от нового, сладостного чувства. Как чудесно было ощущать его в себе, стремящегося в такие глубины, о которых она и не подозревала! Уловив ритм его толчков, Розалинда выгнулась ему навстречу. Потом он неожиданно усадил ее к себе на колени, погрузился в нее еще глубже, и ее захлестнула новая волна наслаждения.

Спустя мгновение он снова опустил ее на постель и стал яростно вонзаться в нее, словно дикий жеребец.

Наконец взорвавшись в экстатическом танце, он на мгновение замер, глядя на нее полыхающим, отстраненным взглядом, и упал в ее объятия.

Тишина. Долгая, уютная тишина. Перекатившись на бок, он прошептал:

– Я должен был думать, должен был знать…

Вспыхнув от похвалы, сквозившей в этих словах, Розалинда дотронулась до повязки на его голове.

– Дрейк, как ты себя чувствуешь?

– Ты о моей голове? – Он вдруг вспомнил, как на него упала статуя Купидона.

– Нам не надо было… А вдруг бы это привело к твоей смерти?

Дрейк приоткрыл один глаз и нахально ухмыльнулся.

– Да, теперь я, пожалуй, поверю, что ты способна на убийство. Но я умру счастливым человеком.

Розалинда весело засмеялась и прижалась головой к его плечу. Сейчас она была слишком счастлива, чтобы думать о каком-то проклятии.

Спустя несколько минут глаза любимого закрылись, дыхание стало ровным, и он заснул. Розалинда в сгущавшихся сумерках тотчас осмотрела повязку на его голове. Кровотечения не было. Дрейк поправится, он ведь не какой-нибудь неженка, напротив, само олицетворение силы и жизни.

И тут до нее донеслись отдаленные звуки аплодисментов.

– Мои сцены! – прошептала Розалинда. Она совершенно забыла о том, что должна была играть.

Накинув халат, Розалинда тихо выскользнула на маленький балкончик над галереей. Праздник был в полном разгаре. Внизу, прямо под ней, полукругом сидели гости, а на помосте перед ними актеры разыгрывали сцены, написанные ее рукой. Очевидно, Шекспир, дабы не утомлять гостей ожиданием, решил играть без нее.

Если она и испытала разочарование, то лишь мимолетное, ибо оно быстро сменилось восторгом при виде живого интереса публики. Она про себя повторяла слова, предвидя каждый нюанс, каждую двусмысленность.

И вот закончилась последняя сцена, актеры раскланялись. Гости устроили им настоящую овацию. Слезы радости бежали по щекам Розалинды. Она аплодировала исполнителям и их мастерской игре, аплодировала восторгу, самой жизни, потому что никогда еще не ощущала себя такой живой.

Сегодня у нее удивительный день – она испытала наслаждение от близости с мужчиной и радость признания ее творчества. Она не знала, что сильнее, и лишь молилась, чтобы ей никогда не пришлось поступиться одним ради другого. Впрочем, в любом случае она уже больше не сомневалась, что состоялась как личность. И как женщина.

Глава 23

Вернувшись в спальню Дрейка, Розалинда заснула так крепко, словно это в ее голову попал осколок каменной статуи. Она безмятежно провела бы в постели полдня, если бы не Дрейк.

– Доброе утро, солнце мое, – буквально прогремел он у нее над ухом, с грохотом распахнув дверь в десять утра.

– А оно действительно доброе? – спросила она, зевнув и приоткрыв глаза. – Когда ты встал?

– Давным-давно. – Он присел на краешек постели. – А День действительно хорош!

– Ты снял повязку, – заметила она.

– Рана уже заживает. Должно быть, это твои исцеляющие руки.

На нем была белая рубашка, расстегнутая у ворота, и коричневые панталоны в обтяжку. Она вдруг испытала неведомое ей доселе чувство собственницы и, дерзко сунув руку ему под рубашку, зарылась в шелковистые завитки волос.

– Да, день будет очень хорошим, – многозначительно произнес он и довольно вздохнул.

– Почему же?

– Это день нашей свадьбы.

– Что? – Она сразу села на кровати и прикрыла одеялом обнаженную грудь. – День нашей свадьбы?

– Нас обвенчают через час в твоей любимой беседке из роз. Я обо всем договорился с викарием.

– Почему ты не разбудил меня раньше?

– Просто духу не хватило. Ты так сладко спала.

– Дрейк, мы не можем жениться в такой спешке.

– Это еще почему?

– «Почему?» – очень уместный вопрос.

– Может быть, тебе напомнить? Этой ночью я лишил тебя девственности.

Она встретилась с ним взглядом и густо покраснела. Судя по всему, он не испытывал угрызений совести. Да и она ни о чем не жалела.

– Значит, благородство не позволяет по-другому.

– Да. И потом, мы же решили пожениться. Так зачем тянуть?

Действительно, зачем? Вопрос справедливый. Несмотря на все его заверения, она все еще тревожилась по поводу проклятия, а более всего хотела знать, что с ней станет после замужества. Чем она жертвует? Одно дело решиться на брак без супружеских отношений с Дрейком, и совсем другое – соблюсти все, что положено. Испытав наслаждение от физической близости, Розалинда понимала, что назад пути уже нет.

– Неужели боишься?

Этим вроде бы невинным вопросом Дрейк, видимо, вновь намеренно подзадоривал ее.

– Нет, не боюсь. Часа вполне хватит. А теперь ступай. Нечего смотреть, как я одеваюсь. Вчера это уже привело Бог знает к чему.

Он усмехнулся и чмокнул ее в щеку.

– Вот и молодец. Встретимся в саду. Ах да, чуть не забыл! – Он вытащил из-за пояса подзорную трубу и вручил ее Розалинде.

– Что это?

– Свадебный подарок. Новомодное изобретение одного итальянца. Я пользовался им в море. Хочу, чтобы ты знала, что никогда не оставлю тебя ради морских путешествий Даже если ты втайне и надеешься на это.

Он подмигнул ей и вышел из спальни. Если бы она не была уверена в обратном, то сказала бы, что он действительно хочет жениться на ней.

В одном халате и с распущенными волосами Розалинда ворвалась в восточную гостиную и увидела там Франческу за вышиванием, а также леди Беатрису и двух ее племянниц, приехавших погостить из Северного Кента. Светлые локоны аккуратно обрамляли милые личики девочек.

– Добрый день, миледи, – приветствовала она их с нервозной веселостью.

Все разом подняли головы и замерли. Одна лишь Франческа решилась выразить всеобщее удивление:

– Розалинда, твои волосы похожи на заросший и неухоженный сад; я никогда не видела тебя такой раскрасневшейся, а глаза твои искрятся, как пламя. Случилось либо что-то чудесное, либо что-то ужасное. Так что же?

– Предоставлю вам самим судить об этом, – ответила Розалинда. – Я выхожу замуж.

– Что?! – хором воскликнули Франческа и Беатриса.

– Замуж! – восторженно закричали девочки.

– А сколько времени у нас на подготовку? – опомнилась наконец Фрэнни. – Год? Месяц? Неделя?

– Вообще-то один час. – Розалинда дернула плечиком и направилась к двери, наслаждаясь всеобщей растерянностью. – Мы встречаемся с ним через час в розовой беседке, вернее, уже меньше чем через час. Время летит незаметно.

– С ним? – деликатно осведомилась Франческа. – И кто же он?

– Как кто? Дрейк, конечно! – воскликнула Розалинда. – За кого же еще я могла бы выйти замуж?

– Действительно, – с облегчением вздохнула Франческа, и торжествующая улыбка осветила ее прелестное лицо, – кто же как не Дрейк? Клянусь, час – это даже слишком долго. Торопись, Розалинда: один из вас может передумать и за пять минут.

Розалинда тряхнула своей огненно-рыжей гривой и радостно обхватила себя за плечи.

– Я знала, что ты поймешь, Фрэнни! Ты всегда понимаешь.

– Поспеши. Нам нужно приготовиться.

Глядя вслед удалявшейся Розалинде, Франческа заметно растерялась. Конечно, новость прекрасная, лучше и не представишь, но Розалинда была растрепана и в неглиже… Значит, она уже подарила Дрейку свою невинность. Франческе бы радоваться тому, что подруга избавилась наконец от своих идиллических представлений о жизни, а ей почему-то было не по себе.

Дрейк сильно изменился с детских лет, гораздо больше, чем они с Розалиндой: тогда у него было самое чистое сердце, а теперь он стал очень расчетливым. Он женится не по любви, это ясно. Редкий мужчина женится по любви. Франческе лишь хотелось, чтобы, став хозяином дома, осуществив наконец свою заветную мечту, Дрейк открыл-таки сердце Розалинде.

Это очень важно для Розалинды. Ибо сама Розалинда, возможно, и не подозревала о том, что давно уже было ясно Франческе: подруга просто сгорает от любви. А это очень опасное чувство.

Через полтора часа они собрались в саду. Задержка объяснялась тем, что нужно быловплести цветы в волосы Розалинды, а еще тем, что престарелый викарий слишком долго добирался сюда через весь сад.

Когда молодые соединили руки перед преподобным Джоном Гарвудом, Франческа встала с одной стороны, а леди Беатриса – с другой. В своем лучшем камзоле, чересчур теплом для такой жаркой погоды, Дрейк, судя по всему, совсем запарился. А может быть, он вспотел, потому что переволновался, осознавая важность предстоящей клятвы.

В пышном, почти сказочном платье золотистого цвета, которое Франческа привезла с собой из Йоркшира, Розалинда очень походила на морскую рыжеволосую нимфу.

Добрый старый викарий Гарвуд был уже настолько дряхлым, что иногда забывал начало предложения, еще не успев закончить его.

– Замечательный выбор, Дрейк, – прошептала Розалинда любимому, когда викарий открыт молитвенник – Он забудет спросить, почему мы женимся в такой спешке или почему не дождались официального объявления о нашей свадьбе.

– Думаю, он вообще уже забыл, кто мы такие.

Викарий укоризненно посмотрел на них поверх очков:

– Что вы сказали, господин… господин?..

– Господин Ротвелл, – подсказал Дрейк, незаметно подмигнув Розалинде. – Это не важно, достопочтимый викарий. Прошу вас, продолжайте.

Пока старик бормотал слова брачного обета, Франческа с радостью наблюдала за происходящим. Она молилась об этом больше двадцати лет!

Как и Дрейк, она всегда восхищалась неординарностью Розалинды. И прекрасно знала, что он обожал Розу Торнбери с того самого момента, как появился здесь в порванном и грязном камзоле, злой и ранимый. Дерзкий и гордый – вот каким он был в те дни, и все же Франческа помнила, как затеплившаяся любовь преобразила красивое лицо того маленького мальчика.

Просто в тот самый день она впервые ощутила укол ревности. Все всегда говорили ей, как она красива, все маленькие мальчики, приезжавшие в Фултон-Хаус, дергали за косички ее, а не Розалинду. Фрэнни всегда хвалили как примерную девочку, а Розалинду ругали за ее прямоту, за то, что слишком быстро бегает и временами даже ругается как матрос.

Но когда в доме появился Дрейк, то именно Розалинда стала объектом того внимания, которого всегда жаждала Франческа. Дрейк обожал Розалинду всей своей душой, охваченной обжигающим пламенем любви.

Розалинда, пусть позднее она и отрицала это, тоже относилась к Дрейку с не меньшим пылом. Франческа была убеждена, что именно поэтому подруга так его ненавидела. Это была ее единственная защита, единственный способ оградить себя от неминуемой сердечной боли.

Теперь, однако, наблюдая, как заклятые враги дают обет верности, Франческа уже больше не завидовала Розалинде. Она лишь ужасалась при мысли о том, какой страшный эмоциональный удар испытают они оба, если не будут дорожить той горячей любовью, что вспыхнула между ними.

– Объявляю вас мужем и женой, – пробормотал старый викарий, прерывая мрачные размышления Франчески.

Она шагнула вперед, чтобы забрать у Розалинды единственную розу, которую та держала в руках. Восторг и возбуждение отразились на лице новобрачной. Глаза ее никогда еще не были такими зелеными, улыбка – такой искренней. Ей явно не терпелось поцеловать Дрейка, скрепить их союз. Но, передавая Франческе розу, она внезапно ахнула.

– Кровь, – растерянно прошептала Розалинда, при виде пятен крови на своей ладони.

Ужаснувшись про себя, Фрэнни быстро вытащила из кармана платок и прижала его к ладони Розалинды.

– Ты слишком крепко сжимала розу. Разве ты не чувствовала шипов?

Розалинда, растерянно захлопав глазами, заметно побледнела.

– Я совершенно ничего не чувствовала!

– Не волнуйся, – успокоила ее Франческа. – Просто сожми платок в ладони.

Розалинда улыбнулась, прогоняя внезапный страх, и снова потянулась к Дрейку за поцелуем.

Франческа украдкой посмотрела на розу, на капли крови на ее шипах и нахмурилась.

Ночью Франческа плохо спала. Сначала ей снился Жак. Молодой, грациозный Жак, такой красивый, такой нежный и умелый любовник. Пришло время покончить с этой связью. Он для нее слишком молод и жил совсем другой жизнью, нежели она. Франческа уже много повидала и вынесла и была полна решимости бороться за лучшее. Ей уже не хотелось просто развлекаться с пылким любовником, она желала своего, единственного.

Стояла одна из тех безветренных августовских ночей, когда казалось, стена влажного воздуха окружила поместье и накрыла ее тело, словно тяжелое одеяло.

Где-то часа в три утра Франческа окончательно проснулась. Только что она видела во сне своего ребенка, с отчаянием звавшего: «Мама, мама, пожалуйста, приди ко мне! Приди ко мне, мама!» Этот сон всегда заканчивался тем, что она, дрожа и вскрикивая, садилась на постели, протягивала к нему руки и… хватала лишь воздух.

– Мой малыш! О, мой малыш!

Франческа проснулась от собственного крика. Какое-то мгновение ей, как всегда, казалось, что кричит кто-то другой, но, когда сон окончательно отступал, Франческа понимала, что это она никогда больше не увидит своего ребенка. И всю жизнь будет винить себя за то, что бросила своего дорогого сыночка.

Но разве это было не к лучшему? Ребенок остался у своего отца, Малькома, совратившего ее дворянина, когда Франческа еще жила у опекуна. Она лишь раз видела ребенка после его рождения, с нежностью и любовью разгладила его волосики и прижалась губами к его лбу; это скорее была горячая молитва, нежели поцелуй. И потом Франческа передала его повитухе. Той самой женщине, которая на следующее утро сказала, что у нее больше не будет детей. «Хорошо хоть сами остались живы», – пояснила повитуха.

Франческа тяжело вздохнула и вновь откинулась на подушки. Она ни о чем не жалела. Сейчас ее сыну уже восемнадцать лет. Он уже мужчина, которого, несомненно, не волнуют ни мать, ни ушедшее детство. Он никогда не узнает, что родился вне брака. А это важнее, чем знать собственную мать… разве нет?

Она вытерла пот, струившийся у нее по лицу, и попробовала вновь заснуть. Не ради того, чтобы снова испытать боль, а для того, чтобы уяснить себе некий нюанс, появившийся в ее вновь и вновь повторяющемся кошмаре. Сегодня во сне появился какой-то таинственный человек с двумя лицами, который хотел отнять у нее что-то столь же дорогое, как и ее сын.

Брюнет, похожий на Дрейка.

Нет, это, конечно же, не Дрейк. Если он и стал бы забирать что-либо, то у Розалинды.

Разволновавшись, Франческа разбудила служанку, спавшую на кровати в углу комнаты. Когда она спустилась вниз, солнце только-только всходило. Розовые лучи пробивались сквозь предрассветную дымку. Услышав голоса и ржание лошадей, она выбежала на крыльцо и увидела Дрейка.

– Скажи Хатберту, чтобы сообщил леди Розалинде, что я поехал покататься верхом и к полудню вернусь.

– Да, господин, – ответил конюх и направился к конюшне.

– Дрейк! – окликнула его Франческа, прежде чем он пришпорил коня.

Повернувшись к ней, он улыбнулся, но его улыбка показалась ей неестественной.

– Фрэнни, почему ты так рано встала? – Конь под ним нетерпеливо переступал с ноги на ногу, ему не терпелось рвануться вперед.

– Мне не спалось. – Скрестив руки на груди, Франческа взглянула на Дрейка так же пытливо, как когда-то в детстве. – Едешь к своему поверенному?

Губы Дрейка вытянулись в тонкую линию.

– Нет, Фрэнни. Мне надо повидаться кое с кем на улице Хэттон.

– Ты ведь собираешься продать земли вокруг Торнбери-Хауса, разве нет?

Взгляд, который Дрейк бросил на Фрэнни, был полон отчаяния.

– Ты и половины всего не знаешь!

Сердце Франчески забилось сильнее. Что же может быть хуже?

– Надеюсь, ты не… ты не собираешься продавать дом.

Дрейк улыбнулся:

– Не беспокойся, Фрэнни. Я знаю, что делаю.

– Так ли это? Похоже, я знаю тебя не так хорошо, как мне представлялось.

– Фрэнни…

– А Розалинда осведомлена, куда ты сейчас направляешься? Господи, рано утром, сразу после вашей свадьбы!

– Нет, ей не нужно этого знать. Она только встревожится. Уверяю тебя, Фрэнни, я буду хорошо заботиться о своей жене.

– Знаю я этих мужчин и их благие намерения, – хмыкнула она и сделала шаг назад, чтобы получше заглянуть ему в глаза. Сейчас он услышит ее следующий вопрос, и по его лицу она все поймет. – Ты женился на Розалинде лишь для того, чтобы ездить в город как новый владелец Торнбери-Хауса? Женился только затем, чтобы лишить ее всего того, чем она дорожит?

Дрейк гневно сверкнул глазами, плотно сжал губы, но ничего не ответил.

– Понятно, – прошептала Франческа. – Не задерживайся, Дрейк. Розалинда начнет разыскивать тебя, как только встанет. Она влюблена, понимаешь? В жизни не видела, чтобы женщина была так влюблена. Ее сердце беззащитно.

Дрейк лишь пришпорил коня и ускакал прочь. Франческа, с трудом передвигая ноги, направилась к дому. Как ей объяснить Розалинде те горькие разочарования, которые являются уделом замужней женщины…

Глава 24

Спустя неделю Дрейк и Розалинда устроили пышное торжество, чтобы официально отпраздновать свое бракосочетание. Слух о том, что они поженились, моментально распространился по всему Лондону, и каждый стремился попасть на этот праздник уже только ради того, чтобы поглазеть на столь невероятную пару. Историям о вражде между Дрейком и Розалиндой не было конца, и теперь всем хотелось увидеть их своими глазами, словно редких животных в зоопарке у Тауэра. Оставалось лишь надеяться, что никто не рассчитывает на публичное совокупление молодоженов, как это иногда делают обезьяны.

Утром в день торжества, пребывая в мрачном расположении духа, Розалинда попросила Франческу прогуляться с ней по саду. Взяв корзины, они отправились за цветами, чтобы вечером украсить залы дома. Но сначала они посетили сад, кусты в котором были подстрижены в виде животных.

– Фрэнни, я замужем всего неделю, а мне уже кажется, что целый год, – грустно проговорила Розалинда, вышагивая по росистой траве. Кусты, похожие на огромных кроликов, верблюдов и лошадей, казалось, подслушивали их беседу.

– Надеюсь, ты не о том, что происходит между вами в темноте, – отозвалась Франческа. – В противном случае тебя ожидает скучный и монотонный брак. По опыту знаю.

– Напротив Каждую ночь он любит меня с той же поразительной нежностью и так же умело, как в первый раз Лучшего возлюбленного и представить себе нельзя, и каждую ночь я засыпаю, считая себя самой счастливой женщиной на свете и благодаря отца за правильный ход. Но с рассвета и до заката солнца я пребываю в полной уверенности в том, что, выйдя замуж за Дрейка, совершила самую ужасную в жизни ошибку. Понимаешь, днем он словно превращается в совершенно другого человека, у него как бы два лица.

– Я заметила определенную напряженность между вами, – кивнула Франческа, пригибаясь под крылом огромного зеленого голубя.

– И с каждой поездкой в Лондон он все больше отдаляется от меня, – продолжила Розалинда, рассеянно обрывая листочки с ветки.

Она ничего не хотела так сильно, как духовной близости. Испытывая восторг в его объятиях, Розалинда все же гораздо больше дорожила тем единением, которое следовало за страстными мгновениями любви. Брак совершенно не успокоил бурное море настроений Дрейка. И если раньше она презирала близость, то сейчас ее сводила с ума мысль о том, что у него по-прежнему много секретов от всех, даже от нее. Особенно от нее. Страшная несправедливость, после того как она полностью раскрыла ему все свои чувства!

Дрейк был исключительно задумчив с тех пор, как его посетил капитан Хиллард. Какие новости привез ему капитан? И где он сейчас? Когда бы Розалинда ни спрашивала о делах его компании, Дрейк почему-то виновато отводил взгляд и обычно отвечал: «Не беспокойся, дорогая. Главное сейчас – найти капитана Хилларда». Тщательно обследовав все возможные места пребывания Хилларда, Дрейк укрепился в своих подозрениях о том, что капитана похитили.

– Розалинда, ты когда-нибудь задумывалась о том, почему Дрейк так часто ездит в Лондон?

– Хочет найти своего пропавшего капитана.

– Возможно, это лишь одна из причин. Розалинда встревожено остановилась.

– Ты думаешь, он не оставил свою идею продать земли вокруг поместья?

– Да, полагаю, что так. – Тревога светилась в глазах Франчески.

Розалинда кисло улыбнулась:

– Я уже думала об этом. До того как мы поженились, я наняла лучших поверенных, чтобы помешать ему продать земли. Но неужели он настолько жесток, что и теперь не отступился от своего?

– Спроси напрямую.

– Нет, я должна научиться ему доверять. Доверие лежало в основе прочного брака моих родителей. Мы с Дрейком, может, действовали импульсивно и глупо, соединившись в браке, но теперь нам надо изо всех сил бороться за свое счастье. Разве ты не понимаешь?

Франческа заставила себя улыбнуться:

– Разумеется, понимаю. И ты совершенно права.

– Он, конечно, по-прежнему высокомерный негодяй. – Розалинда лукаво подмигнула Франческе. – В среду он объявил, что будет собирать ренту вместе с Томасом. Мне позволено только сопровождать его, если я пожелаю, но одной появляться у арендаторов запрещено. Я чуть язык не прикусила, заставляя себя молчать. Ты бы гордилась мною, Фрэнни.

– Я и так горжусь тобой.

– А в четверг, когда я перечитывала «Роман о Розе», он, хмыкнув, спросил меня, почему я никак не дочитаю эту чертову книгу. И когда я объяснила, что перечитываю ее, он стал возмущаться и поучать меня: я-де должна следить за работой слуг и садовников, а не тратить время на бессмысленные романы. Клянусь Богом, я никогда не откажусь от чтения и собственного творчества! Ни один мужчина этого не стоит!

– Узнаю свою Розалинду! – Франческа дружески обняла ее и похлопала по спине. – А я-то, глупая, так волновалась.

– Я пыталась избегать ссор в первую неделю после свадьбы, но чувствую себя словно бочка с элем, крышка которой вот-вот сорвется.

Мелодичный смех Франчески зазвенел, как колокольчик.

– Только предупреди заранее. Не дай Бог оказаться рядом!

Дрейк с Розалиндой одевались в разных будуарах, но вышли к парадной лестнице одновременно. Увидев его, она окинула его восхищенным взглядом.

На нем был алый бархатный камзол, расшитый золоченой тесьмой, и белые брыжи.^[10] Волосы мягкой черной волной спадали из-под модной шляпы оранжевой тафты. Даже на расстоянии она уловила его запах и, представив купающимся, ощутила жар между бедер. В ее воображении легко возникла картина: Дрейк в ванне, вода ласкает твердые мышцы его живота, его мощную плоть, упругие ягодицы.

Правда, сейчас он полностью одет и чрезвычайно изыскан. Хотя его положение стало выше благодаря браку с ней, дочерью графа, невозможно было отрицать его природное благородство. Она убедилась в этом еще раз, встретившись взглядом с его голубыми глазами.

– Ты готова представить своего мужа? – насмешливо спросил он, беря ее за руки.

Она чуть заметно вздрогнула от его прикосновения:

– Более чем готова.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, и она порадовалась, что он в благодушном настроении.

– Добрый вечер, леди Эшенби, – донесся до них голос дворецкого из парадного холла. Розалинда с раздражением посмотрела вниз на элегантную прелестную вдовушку и тотчас не на шутку разволновалась, ибо Дрейк вытянул шею, чтобы тоже получше рассмотреть ее.

– Это та самая вдова, с которой ты рекомендуешь мне переспать? – спросил он.

– Да, я упоминала о ней. До того, как мы поженились.

– Теперь мне понятно, почему. – Он лукаво подмигнул. – Может, я наконец и последую твоему совету.

Зубы его сверкнули в дьявольской усмешке.

Внутри Розалинды все закипело от бешенства, но она заставила себя принять протянутую им руку. Не стоит обращать внимания, ведь он опять пытается вывести ее из себя. Очевидно, за неделю очень трудно отказаться от старых привычек.

Она заставила себя мило улыбнуться:

– Пойдем?

Он кивнул, и они спустились по лестнице, чтобы приветствовать гостей. Леди Блант, следуя этикету, прибыла с некоторым опозданием. За ней, как всегда, тащился Годфри. При виде их Розалинда на мгновение растерялась. Она не подумала о том, как эта хитрая женщина и ее неуклюжий сынок воспримут новость о ее замужестве и как им удастся справиться с собственным разочарованием, но тем не менее изобразила радостную улыбку, когда леди Блант заключила ее в свои объятия.

– Ах, моя дорогая, – выдохнула она в ухо Розалинде. – Не могу передать, как я была удивлена, узнав о вашем замужестве!

Она взглянула на Розалинду ледяными глазами:

– Годфри тоже был удивлен.

– О! – Розалинда заставила себя улыбнуться и молодому человеку, лицо которого оставалось непроницаемым, но глаза буквально прожигали ее насквозь; этот взгляд никак нельзя было назвать добрым. – Здравствуйте, Годфри. Я и сама себе удивляюсь, леди Блант. Простите, что не доверилась вам. Но даже Франческа услышала об этом в последнюю минуту. Вы ведь получили мою записку, Порфирия?

Розалинда отправила леди Блант записку с просьбой прекратить копаться в прошлом Дрейка.

– Да, я действительно получила ее. – Вдова раскрыла веер и начала размахивать им у себя перед носом. – К моему прискорбию, она пришла слишком поздно.

Розалинда ощутила смутную тревогу.

– Я послала ее в Крэнстон-Хаус неделю назад. В тот самый день, когда мы с Дрейком поженились. Я…

– Все, что касается записки, мы будем обсуждать наедине, – обрезала леди Блант.

Дрейк, словно оберегая Розалинду, положил ей руку на плечо, и она взглянула на него с благодарностью.

– Ах, что я болтаю! Годфри, почему бы вам не поиграть в мяч на аллее? Я пришлю к вам молодых людей, чтобы они составили вам компанию.

При этом явном намеке на его возраст Годфри сердито сверкнул глазами, но все же послушно удалился, очевидно, преодолев свой гнев. Леди Блант, негодующе покачивая бедрами, последовала за ним.

Как раз в тот момент, когда Розалинда уже было вздохнула с облегчением, Хатберт объявил о прибытии еще одного гостя, назвав лишь его фамилию: Страйдер. Она тут же почувствовала, как напрягся Дрейк, когда мужчина, одетый в черное, склонился и поцеловал ей руку.

– Миледи, – произнес Страйдер, выпрямившись. Изящество его движений резко контрастировало со злобной усмешкой и проницательными почти до неприличия глазами. – Желаю вам всего самого хорошего в вашем браке с господином Ротвеллом. Ему несказанно повезло, гораздо больше, чем он заслуживает.

При виде холодного взгляда, которым этот загадочный гость обменялся с ее мужем, Розалинде стало вдвойне любопытно. Кто он и чего хочет?

– Я думал, что наши дела завершены, – настороженно проговорил Дрейк.

Брови Страйдера приподнялись.

– На некоторое время. Но сегодня я не буду утомлять вас делами. У вас торжество. – Он коротко поклонился и уверенно направился в парадный зал, к гостям.

Розалин да в упор посмотрела на Дрейка:

– О каком деле шла речь?

Дрейк пожал плечами и попытался ослабить вдруг ставший тесным ему воротник.

– Если честно, то я не представляю.

– Но ты его знаешь.

– Да, пожалуй, можно сказать и так.

– Дрейк, но за…

– Розалинда… – Он нежно взял ее за руку и прижал палец к ее губам. – Разве ты не слышала, что он сказал? Никаких дел. Сегодня у нас праздник.

В тот же миг перед ними появился еще один приглашенный.

– Розалинда! Надеюсь, я не слишком опоздал. – Уилл Шекспир буквально влетел в холл с суфлерской книгой под мышкой. Он поцеловал хозяйке руку и добродушно похлопал по плечу Дрейка. – Меня задержали билетеры в «Глобусе»: они ссорились из-за сборов за сегодняшний спектакль. Иметь долю в труппе иногда так обременительно. Порой мне кажется, что я выполняю гораздо большую часть работы, чем это было оговорено. Впрочем, пора к актерам на галерею. Они уже прибыли?

– Хатберт сказал, что они толпились у заднего входа. Успокойтесь, Уилл, нет никакой спешки. Сначала будет обед в парадном зале, как обычно. И еще раз спасибо. Мне не терпится увидеть новые сцены.

Лукавые морщинки появились в уголках все понимающих глаз Шекспира, когда он с обожанием посмотрел на Розалинду. Преисполнившись благодарности, она поцеловала его в щеку.

Когда Шекспир торопливо ушел, Дрейк медленно повернулся к Розалинде. Щеки его пылали так, словно по дому только что пронесся ураган.

– Что все это значит, Розалинда?

Она почувствовала, как где-то в глубине ее души вновь вспыхнула старая ненависть к нему. О, этот омерзительный взгляд всезнающего превосходства, появляющийся в его глазах, когда он считал, что заставал ее за чем-то предосудительным!

– Что ты имеешь в виду, задавая этот вопрос? – спросила она, вскипая от гнева.

Он закатил глаза:

– Мне казалось, я ясно спросил. Труппа господина Шекспира собирается исполнить сцены, написанные тобой?

При этих словах ее терпение окончательно лопнуло, и она, уперев руки в бока, заявила:

– Да, они собираются исполнить мои сцены. Ну и что из этого?

– Что из этого?! – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить бушевавшую в нем ярость. – Ты – моя жена, и я не допущу, чтобы ты делала из себя посмешище на весь Лондон, пописывая пьески. Не успею я оглянуться, как ты начнешь скакать по сцене «Глобуса»!

– А почему бы и нет? – хмыкнула Розалинда. – В Италии женщины играют в комедиях.

– Мы не в Италии, и ты не какая-то там бродячая актриса!

– Ты называешь господина Шекспира бродягой?

– Нет! Но он мужчина. А ты – женщина.

– И потому ущербна? Как жаль, что ты не знаешь нашу королеву, Дрейк. Вот тогда бы ты понял, насколько могущественной может быть женщина.

– Господи ты Боже мой! – вскричал он в ярости. – Я знаю о королеве больше, чем ты можешь себе представить. И это не имеет никакого отношения к твоему полу. Дело в приличиях. Ты – моя жена.

– Ты имеешь в виду, твоя рабыня.

– Да нет же, черт возьми!

– Как ты смеешь! – закричала она, дав наконец волю копившимся всю неделю тревоге и отчаянию. – Сначала запрещаешь мне собирать ренту и посещать своих собственных арендаторов, потом велишь мне перестать читать и начинать работать в саду. А теперь заявляешь, что мне не пристало писать! Что дальше? Может, мне закрыться в спальне и ждать, когда ты разрешишь мне подойти к твоей персоне?

– Я не запрещал тебе писать. Просто твои сцены нельзя разыгрывать перед публикой. Кто-нибудь поймет, что автор их ты.

– Ах какое унижение для владельца Торнбери-Хауса! Его жена склонна к творчеству и посвящает себя вовсе не своему господину и властителю. Какое ужасное пятно на твоей безупречной репутации!

– Ты говоришь, словно герои твоей пьесы, – процедил он сквозь сжатые зубы.

– Значит, вот что тебя тревожит – кто-то может узнать в моих пьесах тебя. А ты, Дрейк, прожил всю жизнь, прячась за разными масками И самая главная из них – маска мстителя. Ну и что, если ты добьешься того, что хотел? Если ты наконец отомстишь за поруганную честь отца? Ради чего тогда тебе жить? Разве у тебя останется цель?

Он схватил ее за руки так сильно, что она сморщилась и с трудом подавила стон. Встретившись с ним взглядом, в котором полыхала ярость, она ледяным тоном произнесла:

– Ты делаешь мне больно.

Дрейк тотчас отпустил ее руки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом печально произнес:

– Я сегодня ночую на «Розе».

– А может, прежде поищешь леди Эшенби, чтобы утешиться? – бросила она ему в лицо. – Она ведь не пишет пьесы. Просто прекрасна и покорна. Самый замечательный тип женщины.

– Спасибо за совет. Именно так я и поступлю, – злобно ухмыльнулся он и, повернувшись, двинулся прочь.

Она было устремилась за ним, но при виде шокированных слуг расправила плечи и вздернула подбородок.

– Займитесь делом! – распорядилась она, пытаясь скрыть боль. Дрейк не сумел бы обидеть ее сильнее, даже если бы ударил. Он не хочет спать с ней сегодня. Таково наказание за то, что она сказала правду, за то, что сорвала маску. Он отвергнет ее любовь, если только она осмелится, если только попытается претендовать на равенство.

Каков наглец! Какую ошибку она допустила! Неужели она погубила свою жизнь? Неужели жизнь с таким невежей – цена за то наслаждение, без которого ей уже не обойтись? Она разглядела в нем дьявола еще тогда, когда он был ребенком, и испугалась его. Почему ей вдруг привиделось в нем нечто большее? Она убедила себя, что он нежный, любящий; ей показалось, что он будет дорожить ею, вовсе не пытаясь помыкать. Она решила, что Дрейк способен чувствовать не только желание отыграться за ущемленное самолюбие…

Да, она сама придумала человека, которого в реальной жизни просто не существует.

Глава 25

Франческа пересекала западный зал в тот момент, когда Дрейк пронесся мимо, задев ее плечом и даже не оглянувшись. Она удивленно засмеялась, готовая пожурить его за неуклюжесть, но внезапно заметила, что у него упрямо сжаты губы. Проталкиваясь через толпу к стайке дам во главе с леди Эшенби, он явно не замечал удивленных взглядов присутствующих.

Неужели Дрейк и Розалинда опять поссорились? Франческа решила позднее выяснить все у Розалинды, а сейчас ей надо было спешить. Буквально несколько минут назад Хатберт подал ей записку со словами: «Приходи в кабинет лорда Даннингтона». И никакой подписи.

Торопливо пройдя через личные покои, Франческа вошла в кабинет и вздрогнула.

– Жак, я не ждала тебя этим вечером!

Он тотчас повернулся от окна. Его красивое лицо осветилось неловкой улыбкой.

– Ах, дорогая, я верил, что ты меня не разочаруешь.

Франческа яростно смяла записку в кулаке. Она уже оставила без ответа несколько записок, которые он прислал в Торнбери-Хаус за последнюю неделю. Очевидно, в пылу юношеского обожания Жак не способен был понять, что ее больше не интересует их роман.

– Франческа… – Его голос, такой глубокий и выразительный, такой горячий от бурлящей юношеской крови, затих, когда он увидел ее ледяные глаза. Пожав плечами, Жак поднял руку. – Прими мой скромный дар.

– Анютины глазки, – прошептала она упавшим голосом. Стараясь избежать его пронизывающего взгляда, она прошла в центр комнаты и взяла у него цветы. – Мои любимые! Зря ты их сорвал. Теперь они умрут. – Прижав цветы к лицу, она глубоко вздохнула.

– Франческа, почему ты так печальна? Поговори со мной, дорогая, не отворачивайся от меня. Я тебя обожаю. Я люблю тебя!

– Нет, я запрещаю!

Жак даже отшатнулся от ее резкого возгласа. За мягкой, нежной внешностью крылась женщина со стальной волей, закаленная в огне страданий и потерь. Никогда не знавший ее с этой стороны, молодой француз несказанно поразился.

– Жак, я же велела тебе не влюбляться в меня. Ты был очень нежен и внимателен, но я не для тебя. Я никого не смогу полюбить, мой дорогой мальчик.

– Я не мальчик! Я – мужчина!

Искреннее негодование вкупе с сильным акцентом лишь делало его еще милее, и Франческа вдруг почувствовала себя виноватой. Она ведь играла этим молодым человеком. Чем же она тогда лучше тех, кто играл ею? Чем отличается от Малькома? Она прижала цветы к сердцу, вновь занывшему при воспоминании о любимом. Все-таки плохо это или хорошо – наслаждаться близостью с человеком, даже если ей нечего дать ему взамен?

– Жак, я должна объясниться. Тебе, наверное, будет больно, но, увы… – Все еще держа цветы в руке, она подошла к нему, обняла его и, погладив по голове, успокаивающе зашептала ему на ухо: – Будь я другой, я отдала бы тебе и свою жизнь. Я действительно люблю тебя, Жак, но не так, как ты того заслуживаешь. Я сама не знаю, чего жду. Но одно несомненно – ты должен сейчас уйти и больше никогда не возвращаться. Если любишь, сделай это для меня.

– Это потому, что я актер? – прошептал он ей на ухо. – Потому что ниже тебя по положению в обществе?

– Нет-нет, конечно, нет! Не спрашивай меня, Жак. Просто повернись и уходи. Умоляю!

– Франческа…

– Пожалуйста, пожалуйста.

Она почувствовала, как он буквально сник в ее объятиях, а спустя мгновение отстранился и запечатлел целомудренный поцелуй на ее лбу. Он не стал усложнять ей жизнь. Слава Богу, что он актер. В его сердце образуется кровоточащая рана, но это будет лишь хорошо разыгранная сцена.

– Я никогда не забуду тебя, – прошептал Жак, и в глазах у него блеснули слезы. Он коснулся рукой ее лица, а она пыталась вспомнить, сколько раз в ее жизни эта прощальная сцена повторялась. Сколько же было возлюбленных? Неужели она стала такой пресыщенной?

Франческа не стала провожать его взглядом. Она смотрела на цветы в своей руке – нежные, бархатные, густого фиолетового цвета, более яркие, чем одеяния любого монарха или прелата. Когда-нибудь она будет спать на постели из анютиных глазок с тем единственным, которого ищет всю жизнь. Когда-нибудь.

По ее щеке скатилась одинокая слеза, но тут внезапный звук заставил ее поднять голову. В дверном проеме виднелся темный силуэт.

– Как давно вы здесь стоите?

– А вы как думаете? – спросил незнакомец.

На нем был черный камзол, а на лице она заметила шрам через всю щеку. Он выглядел изможденным и усталым, словно лошадь, которая уже сбила копыта, но все еще не могла найти стойло для ночлега.

– Что вам угодно? – холодно спросила Франческа.

После мучительного разговора с Жаком нервы у нее были натянуты как струны, и ей совершенно не хотелось быть очаровательной или учтивой.

– Хочу побыть мгновение с вами. – Он прислонился к дверному косяку; эта поза свидетельствовала не столько о дерзости, сколько о том, что его не волнует чужое мнение.

– Вы уже побыли, и больше, чем одно мгновение. Так что вам угодно?

Он устало улыбнулся:

– Не тратьте время на пустых юнцов.

Франческа в изумлении открыла рот, пораженная такой дерзостью, и едва не зашлась от ярости. Она никогда не позволяла себе проявлять гнев, никогда не повышала голоса, но в данный момент ей тоже не было дела до мнения других.

Шагнув к этому странному незнакомцу, она изо всех сил ударила его по щеке, На лице его остался красный след, который постепенно слился со шрамом. Но он даже не вздрогнул, словно привык к пощечинам.

– Какое замечательное приветствие, миледи, – проговорил он.

– Как вы смеете подслушивать мои разговоры? – прошипела она. – Да еще высказывать свое нелепое мнение по поводу того, что видели?

С неожиданной грацией он вдруг опустился перед ней на колено, поднес к своим губам подол ее платья и вызывающе произнес.

– Смею, потому что целую подол вашего платья. – Потом он прижался губами к мягкой ткани, не отрывая взгляда от Франчески.

На лбу ее выступил холодный пот, сердце сильно забилось. О чем он? Что хочет сказать этот отвратительный мрачный человек? Может, он шутит? Нет. «Уходи, Франческа, – прошептал ей внутренний голос. – Уходи!»

Она резко повернулась, уронив цветы, и шлейф ее платья ударил незнакомца по лицу. Он насмешливо улыбнулся и встал.

– Я вижу, что вы придворный, прекрасно усвоивший галантные манеры, – бросила она через плечо.

– Меня не жалуют при дворе.

– О-о, – протянула она с притворной непринужденностью. – Ну тогда вы случайно не испанский посол?

Она нетерпеливо обернулась, но он не засмеялся.

– На самом деле я гораздо хуже любого испанского посла.

– Ваше имя, сэр?

– Страйдер.

– Господин Страйдер?

– Просто Страйдер. Я агент.

– Могу ли я спросить, кому вы служите?

– Подобный вопрос, миледи, в данном случае был бы крайне неуместным, – сверкнув глазами, ответил он.

Она усмехнулась:

– А, один из тех агентов, шпион.

Его это нисколько не задело. Судя по его непроницаемому лицу, он слышал и худшие эпитеты в свой адрес.

– Так почему же вы прервали заключительную сцену моей слезливой любовной истории, Страйдер? Что, дело никак не могло подождать?

– Нет. Ваш друг, Дрейк Ротвелл, в беде.

– Что вы имеете в виду? – вздрогнула Франческа.

– Ему не придется долго собираться в путь. В Тауэре ему мало что пригодится.

– В Тауэре? О чем вы говорите? И откуда у вас такие сведения?

Он мрачно улыбнулся:

– Я знаю. А он пока нет. Королева благоволит к нему, несмотря на то, что собирается бросить в Тауэр. Я пришел сюда предупредить вас, потому что она этого не сделает. Она стара, и у нее полно причуд.

– Она? Вы имеете в виду королеву?

– Позаботьтесь о вашем друге.

– Что вы знаете? Скажите! – Франческа бросилась к нему и в отчаянии остановилась. – И потом, если вы имеете в виду, что Дрейк пытается продать Торнбери-Хаус, так это я и сама уже узнала.

– Ах, это, – фыркнул Страйдер, направляясь к двери. – Это мелочи, и Дрейк легко все переживет. Его прелестная и без памяти влюбленная в него жена не заметит, продай он даже ее последнюю рубашку, если я, конечно, разбираюсь в людях.

– Я едва ли сочла бы вас способным разбираться в чем-либо, особенно в том, что касается сердечных дел.

Он резко остановился, словно задетый за живое. Потом повернулся к Франческе, оценивающе взглянул на нее своими ледяными глазами. Затем коротко кивнул, коснулся полей воображаемой шляпы и гут же словно испарился. И как будто холодная волна страха прокатилась по комнате после его ухода.

Вскоре после того, как Дрейк со скандалом покинул Розалинду, она повстречала леди Блант. Вдова поджидала ее в коридоре, что вел в парадный зал, и тотчас буквально вцепилась в руку Розалинды.

– Пет! Нам нужно поговорить.

Розалинда сморщилась.

– Что такое, Порфирия?

– Я невольно услышала ваш спор. И зачем вам понадобилось выходить замуж за этого негодяя? Ему ведь только одно нужно, знаете ли…

Щеки Розалинды вспыхнули от негодования.

– Нет, я не знала.

– Вы все поймете, когда я поделюсь с вами некоторыми фактами, дорогая. Давайте побеседуем наедине.

Леди Блант выглядела чересчур довольной, чересчур осведомленной, и Розалинда огромным усилием воли подавила желание повернуться и убежать в сад. Теперь уже ей не отвертеться. Приходится пожинать посеянное, каким бы горьким ни был урожай.

– Значит, вы следили за Дрейком? – спросила она едва слышно.

– Как вы и просили, – холодно откликнулась леди Блант.

– Но я послала вам записку с просьбой прекратить всяческие… выяснения.

– Слишком поздно. Вы попросили меня открыть ящик Пандоры, моя дорогая, и я так и сделала. Теперь вы не можете просить меня забыть то, что я узнала.

Розалинда кивнула:

– Давайте пройдем в кабинет.

Едва они вошли в кабинет, как Розалинда почувствовала тонкий аромат цветов и, оглядевшись, заметила рассыпанные на полу анютины глазки. «Здесь, должно быть, была Франческа», – подумала она про себя.

– Прошу вас, присаживайтесь, Порфирия.

Они сели у столика для игры в шахматы. Розалинда сейчас без сожалений пожертвовала бы своим мастерством, лишь бы выяснить, какую интригу затевает леди Блант.

– Что вы узнали о Дрейке? – прямо спросила она, давая вдове понять, что не намерена попусту тратить время.

– С чего же мне начать? Позвольте я расскажу о наименее серьезном из всех обманов господина Ротвелла.

Розалинда машинально повертела в руках черную пешку. Время, казалось, остановилось, когда леди Блант глубоко вздохнула и губы ее растянулись в огромную щель, готовясь выплюнуть порцию яда.

– Судя по всему, моя дорогая Розалинда, ваш муж является шпионом королевы.

Розалинда недоуменно заморгала:

– Что? Шпион? Королевы?

– Совершенно верно. Он пират, теперь еще и землевладелец благодаря вам, но прежде всего он работает на королеву. Вот его главное занятие.

– Нет, этого не может быть! Он никогда не встречался с королевой. У него нет никаких связей при дворе. А у меня есть. Это я дружу с королевой, а не Дрейк.

– Он обвел вас вокруг пальца, дорогая. И не только вас. Он столько раз тайно встречался с королевой, а мы, при дворе, пребывали в полном неведении. Разве вас никогда не удивляло, что, проводя столько времени в море, он так хорошо разбирается в придворных интригах?

Розалинда и в самом деле не раз задумывалась об этом. Теперь же все встало на свои места. Дрейк – шпион. Вот почему он так внезапно покинул ее после их вылазки к дому Святой Простоты: торопился рассказать обо всем королеве Елизавете.

– Шпион, – произнесла Розалинда дрогнувшим голосом. Она попыталась вздохнуть, но в горле у нее пересохло, а в голове зашумело. – Шпион.

– Да, один из самых приближенных шпионов ее величества. Он сообщал ей о лояльности или отсутствии таковой у послов в тех странах, что лежат вдоль морских торговых путей. Никто не знал. Даже я. – Леди Блант возмущенно фыркнула.

Если Дрейк настолько близок с королевой, то как это может отразиться на Торнбери-Хаусе? Розалинда постаралась припомнить все их с Елизаветой разговоры о доме. И сразу все стало так ясно, что сердце у нее екнуло. Королева сделала вид, что заберет дом, просто для того, чтобы заставить Розалинду выйти замуж за Дрейка. Таким образом, подарив гостевой дом, она смогла примерно вознаградить Ротвелла за работу и ей даже не пришлось запускать пальцы в свой карман. А Дрейк, получается, с самого начала был посвящен в этот план.

Какой же она была дурой! Какой дурой! И каков результат? Дрейк теперь хозяин дома и уже проявил себя как тиран. Совершенно очевидно, что он произносил пылкие слова лишь затем, чтобы сделать ее покладистой. Возможно, даже королева советовала ему, какие именно слова говорить, чтобы успокоить Розалинду.

– Леди Розалинда, скажите же хоть что-нибудь, – затеребила ее леди Блант. – Только не падайте в обморок!

Розалинда даже слова не могла вымолвить: слишком сильно было потрясение, слишком велико ощущение, что ее предали. Впервые в жизни она проиграла. Судьба нанесла ей сокрушительный удар, от которого она вряд ли оправится.

– Скажите же что-нибудь, моя дорогая девочка, или я позову врача.

Розалинда с трудом сдержала слезы унижения, так и рвавшиеся наружу, и заставила себя улыбнуться.

– Нет, со мной все в порядке Мне давно уже известно, что Дрейк шпион. Я просто делала вид, что знать ничего не знаю, надеясь сохранить секрет мужа в тайне. Но поскольку вас, Порфирия, не обманешь, то я оставлю это глупое притворство. – Она закашлялась, пытаясь найти наиболее убедительные аргументы. – Видите ли, Дрейк рассказал мне все как раз… как раз перед нашим венчанием.

– Да? – Леди Блант с сомнением посмотрела на Розалинду. – Может Дрейк рассказал вам и о том, что он не просто моряк и купец? Что он захватчик, устроивший налет на один из кораблей компании «Леванта».

– Захватчик?

– Даже хуже. Он атаковал и захватил корабль самой королевы. Одно дело, когда пират тайно проникает в страну под видом представителя компании «Левант» и побуждает местного короля к торговле, и совсем другое, когда этот же пират фактически берет на абордаж корабль, принадлежащий королеве. И потому, моя дорогая, господину Дрейку Ротвеллу не миновать Тауэра, как только королеве все расскажу.

– Я уверена, что у Дрейка были на то веские основания, – сказала Розалинда, вступаясь за мужа, несмотря даже на переполнявшее ее отвратительное ощущение предательства с его стороны.

– Его веские основания, если они и были, – продолжила леди Блант, – это лишь неодолимое желание преуспеть. Но на самом деле он абсолютный неудачник. Он десять лет скитался по морям, а заработанного, судя по всему, едва хватало, чтобы платить жалованье матросам. Да, время от времени он захватывал богатые испанские суда и держал в своих руках несметные сокровища, но непомерное честолюбие всегда приводило к тому, что его сундуки пустели. Вместо того чтобы вернуться в Лондон, отдать долги кредитору да еще и отложить немного на старость, Ротвелл опять отправлялся в новые места, покупал новые корабли, стремился к еще большей славе. В ярости от того, что все богатство уплыло сквозь пальцы, он захватил корабль компании «Левант», совершив возмутительный акт пиратства И случилось так, что это корабль королевы под командованием адмирала Энтони Пила.

– Откуда вы знаете? Кто вам сказал? – вдруг перебила ее Розалинда.

Леди Блант презрительно хмыкнула.

– Я услышала это непосредственно из уст посланца, которого адмирал Пил направил с сообщением о своем скором прибытии. Посланец остановился в Крэнстон-Хаусе, где я всегда могу присмотреть за ним. Нельзя же допустить, чтобы новости о преступлениях Дрейка дошли до королевы раньше, чем мы сами ей об этом сообщим.

– Королева не отправит Дрейка в Тауэр, – возразила Розалинда – Ведь он ее шпион.

– Не будьте наивной. Дрейк ступил на борт корабля королевы с явно злым умыслом. Матросы адмирала Пила пытались защитить корабль, и в последовавшей стычке судно загорелось и затонуло. Дрейк совершил непростительное прегрешение в глазах королевы Елизаветы. Он поставил собственные амбиции выше ее интересов.

– О Боже! – Розалинда, похоже, забыла о том, что ее предали. Теперь все ее мысли были только о Дрейке.

– Как вы знаете, Розалинда, королева благосклонно относится к действиям пиратов и морских волков, которые грабят испанские суда, тем более если они поделятся с ней награбленным. Но если поставить под угрозу ее груз… Адмирал Пил и большинство его матросов благополучно покинули тонущее судно и продолжили путь на одном из кораблей флотилии. Они со дня на день должны вернуться в Лондон.

– А как у вас оказался один из посланцев адмирала Пила?

– Один из моих… работников в доках сообщил мне о его приезде.

– Вы хотите сказать: один из ваших шпионов! – воскликнула Розалинда с отвращением. Резко встав, она задела коленом столик, и шахматные фигуры разлетелись по всей комнате.

– Куда вы? – Леди Блант с трудом встала.

– Пойду поищу Дрейка.

– Не глупите! Он не заслуживает предупреждения.

– Я не собираюсь стоять и смотреть, как его поволокут в Тауэр. Мне все равно, что он за человек. Он прежде всего мой муж. – И Розалинда стремительно покинула комнату.

– Розалинда! – закричала вслед леди Блант, но безуспешно.

Пробежав через личные покои, Розалинда остановилась лишь у комнаты Дрейка. Решившись постучать, она подняла было руку, но заметила, что дверь приоткрыта. А может быть, войти без стука? И только она решилась войти, как из комнаты вдруг послышался мелодичный смех.

– Ах, Дрейк, вы такой забавный мужчина. – Это кокетливое заявление сопровождалось еще одним женским смешком.

Розалинда тут же узнала этот голос, и ее ладони вмиг увлажнились. Дрейк был наедине с леди Эшенби! Розалинда тотчас приложила к двери ухо.

– Вот если бы Розалинда находила меня таким же забавным, – ответил Дрейк с легкой усмешкой.

– Если Розалинда не ценит ваш юмор, то я должна быть вознаграждена за мое понимание.

– Вознаграждена?

– Вы знаете, чего я хочу. – Ее голос прозвучал хрипло, чувственно.

Розалинда тотчас вспыхнула, сердце ее бешено забилось. Неужели Дрейк действительно решил ей изменить? Даже если она практически сама толкнула его в объятия этой вдовы, он не имеет права на этуинтрижку!

– Я не привыкла говорить обиняками, – продолжила леди Эшенби. – Дайте его мне, Дрейк. Положите мне его в руку. Вот, я возьму его сама.

– Осторожно, – игриво говорил он. – Позвольте вам помочь.

Слезы застилали глаза Розалинде. Она снова шпионила за Дрейком, но то, что она слышала сейчас, было намного хуже любой беседы, подслушанной ею в детстве.

– Итак, – заключил Дрейк, – можете его теперь подержать.

– М-м-м, – буквально замурлыкала леди Эшенби. – Какой жесткий!

– Стальной, – похвастался Дрейк.

– Жаль, что такой короткий.

Розалинда нахмурилась. Да как смеет эта мерзкая женщина!.. Мало того что эта алчная вдова позволяет себе вольности с чужим мужем, так у нее еще хватает наглости находить у него какие-то изъяны!

– Он станет длиннее, если вы потянете, – пояснил Дрейк. – Вот, так уже лучше.

– И правда, длинный. Надеюсь, леди Розалинда оценила его по достоинству.

– Оценила, – уверенно заявил он. – Можете мне поверить.

Розалинда даже зашипела от возмущения: да как он смеет обсуждать такие интимные подробности с другой!

– Миледи, – сказал Хатберт, подойдя к ней сзади и коснувшись ее плеча.

– О! – От неожиданности Розалинда подпрыгнула и, повернувшись, случайно задела дверь, отчего та распахнулась.

– Прошу прощения, миледи, – взмолился дворецкий. – Я не хотел пугать вас. Леди Блант просила меня…

– Так-так-так, – послышался язвительный голос Дрейка.

Хатберт и Розалинда одновременно повернулись и увидели посреди комнаты Дрейка, напротив которого стояла леди Эшенби.

Розалинда судорожно пыталась рассмотреть какие-нибудь обнаженные участки тела, но видела лишь скрещенные на груди руки мужа. Впрочем, это не прибавило ей доверия к собственному мужу. Непонятно, что задумали Дрейк и леди Эшенби, но разговор их был неприличен до безобразия.

– Интересно, что ты делала у моей двери, Розалинда? – Дрейк, похоже, собрался отчитать ее как маленького ребенка. – Надеюсь, не подслушивала. Я полагал, что этот этап уже позади.

– У меня для тебя важные новости, – сдержанно ответил она, возмутившись его непозволительным тоном. – Но я вижу, ты занят. Придется самой принимать решение, посоветовавшись с леди Блант. Она ждет меня в кабинете, как только что сообщил мне Хатберт. Прошу прощения…

Розалинда гордо повернулась и стремительно пошла прочь. Растерянный дворецкий последовал за ней.

Дрейк с насмешливой улыбкой повернулся к леди Эшенби.

– Я женат на умной, любознательной женщине.

Леди Эшенби сочувственно приподняла брови.

– Какое наказание!

– Напротив, это огромное благо. Я ее не стою. Хотя иногда она доставляет столько хлопот… А теперь верните мне телескоп.

Она игриво положила телескоп ему на ладонь.

– А нельзя оставить его себе?

– Ни за что. Это мой свадебный подарок Розалинде. Она шкуру с меня спустит, если я отдам его другой женщине на хранение. – Он сложил телескоп и убрал в свой дорожный сундук.

– Кстати, о вашей жене. По-моему, она совершенно неверно истолковала нашу милую беседу.

– Ревнивая негодница, – с нежностью заметил Дрейк.

– Если вы захотите узнать о графе Эссексе что-либо еще, – произнесла леди Эшенби, направляясь к двери, – то я готова сообщить вам самые интимные подробности. Вы знаете, что у него есть родинка в виде звезды на внутренней стороне правого бедра?

Дрейк покачал головой:

– Меня интересует его местонахождение. Держите меня в курсе, хорошо? Королева вознаградит вас за вашу лояльность, когда все закончится, потому что Роберт Деверо еще нe сказал своего последнего слова.

Леди Эшенби заговорщически подмигнула ему и тихо вышла из комнаты.

– Я кажусь зам коварной, деточка? – буквально заворковала леди Блант, когда Розалинда вернулась в кабинет, поджав хвост, словно нашкодившая собака. – Полагаю, вскоре вы измените свое мнение. Видите ли, Розалинда, я вам готова предложить средство освободиться от этого необдуманного брака. Утром у меня аудиенция у королевы. Поедемте со мной, и вы сами сообщите эту новость ее величеству. Расскажите ей о предательстве Дрейка, а она вознаградит вас тем, что аннулирует ваш брак. Она всегда симпатизировала вам, Розалинда.

– Я любила королеву, – отозвалась та, расхаживая по кабинету, – но теперь вижу, что совсем не знала ее.

– А кто знает? Для всех она загадочная, сложная женщина.

Да уж. Собственный муж шпионил для королевы столько лет, а Розалинда даже не догадывалась!

Тем временем леди Блант ударилась в философию.

– Такая роскошь, как искренность, непозволительна для ее величества. Ее мать, Анна Болейн, была обезглавлена, когда Елизавета была еще младенцем. Затем на глазах Елизаветы лишилась головы ее мачеха. Вы можете представить себе более страшное детство? Вы доверяли бы кому-нибудь, будь у вашего отца привычка отрубать головы своим женам?

– Брак, похоже, не располагает к доверию, – заметила Розалинда.

– Безусловно.

Впервые дамы были столь единодушны. Да, Розалинда больше не сможет доверять Дрейку Он обманул ее самым жестоким образом: использовал по поручению королевы, и ей не удастся простить его. Господи, да сможет ли она теперь предаваться с ним любовным утехам?

– Я поеду с вами завтра на встречу с королевой. – Розалинда с демонической улыбкой повернулась к стареющей сплетнице. – И сделаю это с огромным удовольствием.

Она предстанет перед королевой, выскажет ей свое негодование по поводу того, что та сделала ее пешкой в игре, которую она затеяла со своим шпионом. И потом, выговорившись и рискуя навлечь королевский гнев на свою голову, она предаст Дрейка, как предал ее он.

Глава 26

Предоставив леди Эшенби достаточно времени, чтобы вернуться в зал, Дрейк покинул свои покои и спустился вниз по парадной лестнице. Как раз в этот момент Хатберт открыл дверь еще одному опоздавшему.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Хатберт. – Как о вас доложить?

– Старк. Господин Старк, – ответил мужчина, одергивая рукава темного камзола. – А, вот и он сам.

– Приветствую вас, господин Старк. – кивнул ему Дрейк. – Я бы сказал «добро пожаловать», но сомневаюсь, что вы проделали такой путь из Лондона, чтобы порадовать меня хорошими вестями.

– Не знаю, хорошие они или плохие, – брови Старка озадаченно приподнялись, – но у меня действительно есть новости, да и дело к вам.

– Пойдемте в библиотеку, я угощу вас портвейном.

Дрейк провел Старка в уютную библиотеку на первом этаже, где в тусклом свете свечей поблескивали корешки книг в кожаных переплетах. Вдохнув густой, терпкий запах древних фолиантов, Дрейк ощутил благодатную атмосферу традиций и мудрости.

Размышляя над волшебством этой комнаты, он разливал портвейн по бокалам. Старк молча наблюдал за ним, потом, приняв из рук Дрейка бокал, красноречиво поднял его.

Кивнув, Дрейк пригубил портвейн и присел на угол письменного стола. Старк устроился в кресле.

– И так, какие новости вы привезли?

– Я составил бумаги по Торнбери-Хаусу, как вы и просили, – ответил поверенный. – Все, что вам нужно, – это подписать их, и сделка будет узаконена.

Дрейк скрестил руки на груди, сердце его заныло. Он задумчиво уставился на полки с книгами, пригладил бороду.

– Страйдер по-прежнему интересуется поместьем?

Старк удивленно приподнял брови:

– Разумеется. В этом вопросе никаких изменений Если вы передумали…

– Нет, – обреченно вздохнул Дрейк. – Я все решил.

– Значит, я могу рассчитывать, что завтра вы приедете в мою контору и подпишете необходимые бумаги?

– Разумеется.

Старк пристально смотрел на Ротвелла.

– Дрейк, если позволите мне быть откровенным…

– Безусловно.

– Вы сообщили леди Розалинде о ваших намерениях?

Дрейк вцепился в столешницу.

– Нет.

– А вам не кажется, что следовало бы это сделать? Она будет потрясена, мягко выражаясь. Ведь, по вашим же словам, Торнбери-Хаус так много для нее значит!

Дрейк мрачно усмехнулся:

– Пусть лучше это будет для нее сюрпризом.

Поверенный озадаченно пожал плечами:

– Я тоже подготовил вам сюрприз. Вот, пришло только сегодня. Честно говоря, затрудняюсь сказать, хорошо это или плохо, но послание написано тем же почерком, что приходили на ваше имя раньше.

Дрейк схватил письмо и скривился, узнав руку писавшего.

– Да, судя по всему, это и впрямь почерк того же негодяя. – Он сорвал печать и быстро пробежал глазами послание. – Господи!

– Что такое?

– Тот самый человек, от кого вы получили послание много лет назад, в котором он советовал вам ни во что не вмешиваться, господин Старк, прислал новую угрозу. В письме говорится, что мой товарищ, капитан Джеймс Хиллард, заперт в каком-то сарае у пристани Пола.

Старк удивленно взглянул на Дрейка:

– И это все?

Сложив пергамент, Дрейк засунул его за обшлаг камзола.

– Нет.

– Так что же там написано? Вы упомянули о какой-то угрозе.

Дрейк недоуменно захлопал глазами:

– Здесь говорится, что королева умрет.

– Добрый вечерок, Адмирал, – проскрипела пожилая женщина, которую обогнал Дрейк.

При звуке ее гортанного и почему-то знакомого голоса ноги Дрейка сами остановились на скрипучих досках пристани. Он обернулся и в глаза ему бросились всклокоченные волосы, ярко накрашенные щеки и обвисшая грудь, неприлично обтянутая лифом с низким вырезом. Это была постаревшая шлюха, которую все звали Куколкой.

– Здравствуй, Куколка. – Дрейк бросил ей пенни и продолжил путь, не сомневаясь, что услышит в ответ: «Да благословит вас Господь, милорд» – Куколка была уже слишком стара, чтобы заниматься своим ремеслом, но она почему-то заковыляла вслед за ним и схватила его за рукав.

– Не лети так, Адмирал, – прошепелявила она сквозь почерневшие зубы.

Дрейк остановился и заметил тревогу – или это был страх? – в ее глазах.

– Что такое, Куколка? Меня ждет важное дело.

– Я помогу вам, Адмирал. Я знаю, что вы ищете. Дрейк посмотрел вдаль, поверх ее головы. На волнах качались два галеона и «Роза» – флагманский корабль Дрейка. Он стоял на причале с того самого момента, как был похищен Хиллард. Поскрипывали качавшиеся рядом рыбацкие лодки. Кричали матросы, смеялись рыбаки. Перевозчики зазывали клиентов, чтобы доставить их на другой берег Темзы. Все как всегда, но что-то тревожило Дрейка.

– А что я ищу, Куколка? – спросил он с интересом. – Если ты знаешь, я пойду за тобой куда угодно.

Она фыркнула и взяла его под руку.

– Двадцать лет ждала, когда вы мне это скажете, Адмирал Я отведу вас к капитану Хилларду. Ведь вы его ищете, так?

Когда Дрейк кивнул и расплылся в улыбке, она снова фыркнула и повела его к крошечному обшарпанному сараю. Окинув взглядом гниющие доски и покосившуюся крышу, он в ужасе посмотрел на Куколку:

– Капитан Хиллард здесь?

– Так говорят, Адмирал.

Пробираясь к забитой досками двери, Дрейк захрустел ногами по битому стеклу и обломкам сгнившей лодки.

– Хиллард! Ты здесь?

Внутри послышалось шуршание и кашель.

– Да! Вы нашли меня! Слава всем морским богам!

– Потерпи, Хиллард, сейчас я оторву доски, – сказал Дрейк.

– Ну я тогда пойду, Адмирал.

– Погоди! Куколка, кто тебя послал? Эссекс или кто-то из его людей? Это они заперли здесь моего капитана?

Старая шлюха пожала плечами и, почесав обвисшую грудь, посмотрела на запад. Дрейк проследил за ее взглядом. Там, вдали, стоял дом Эссекса.

– Ничего не знаю о графе Эссексе, Адмирал, – отозвалась Куколка, пожав плечами. – Какой-то парень с карманами, полными денег, велел мне тебя поискать. Вот и все. Я присматриваю за своими мужчинами, Адмирал.

Она подмигнула ему и качнула бедром, что, должно быть, когда-то означало: «Поди сюда», потом заковыляла по улице и исчезла в сумерках.

– Держись, Хиллард! – Дрейк оторвал еще одну доску и спустя какое-то время выпустил побледневшего, но в общем-то невредимого капитана.

– Бедлам! – пробормотал Хиллард, отряхнул одежду и оглянулся на свою темную, кишевшую крысами тюрьму.

– Ты здоров?

– Кормили меня хорошо. Чего не скажешь о жилье.

– Они? Кто они?

Седовласый капитан почесал затылок:

– Это вы должны мне рассказать, господин Дрейк, потому что я понятия не имею. Может, люди Эссекса. Или кто-то другой, желавший помешать мне сообщить вам новости. Кто бы это ни был, он присутствовал на том ужине в вашем доме. И схватил меня сразу же после того, как та чертова штуковина чуть не припечатала вас к полу.

– Так что это за новость? Что ты собирался мне сказать? Возможно, здесь и кроется разгадка тайны.

– Адмирал Пил вскоре прибудет в Лондон.

Дрейк мгновенно все понял, ошарашенно провел рукой по волосам и сжал пальцами переносицу.

– Ах ты черт. Только этого мне сейчас не хватало!

– Стоит ему только рассказать королеве о вашем набеге на флагман, как вскоре нам придется навещать вас в Тауэре, господин Дрейк, И что тогда? Что делать с вашими кораблями, оставшимися у острова Буто? Продать их и попытаться подкупить охрану, чтобы вызволить вас из тюрьмы?

Дрейк опустил руку, потому что вдруг все его конечности словно налились свинцом. Судьба иногда выкидывает такие коленца. Вот сейчас, когда он представил, как его будущее летит в пропасть, он почему-то думал лишь о Розалинде. Бедная Розалинда! Она наконец вышла замуж, но за человека, который рискует провести остаток жизни в Тауэре. Должно быть, на ней все же лежит какое-то проклятие.

– Я еще не сдался, Хиллард, – сказал он, поворачиваясь к своему капитану с яростной решимостью. – Оставайся здесь, на «Розе», пока не получишь дальнейших указаний. К завтрашнему дню, возможно, что-нибудь прояснится.

– Куда вы идете"7 Где будете? – спросил его Хиллард.

– При дворе. У королевы.

– У королевы? И как же вы собираетесь получить у нее аудиенцию? – Даже Хиллард не знал о шпионской деятельности Дрейка.

Ротвелл насмешливо улыбнулся.

– О, как-нибудь я сумею повидаться с ней. Но, конечно, не сегодня. Сегодня она играет в карты с лордом Бакхерстом. Теперь, когда Эссекс впал в немилость, он ее фаворит. Клянусь, что завтра еще до захода солнце я увижу королеву. Может быть, последний раз, но я ее увижу.

Глава 27

На следующий день, рано утром, Розалинда прибыла во дворец Уайтхолл. Ей нельзя было опаздывать на аудиенцию леди Блант с королевой.

Ночью она не сомкнула глаз и решила, что ни она сама, ни леди Блант ни слова не скажут королеве Елизавете о нападении Дрейка на корабль ее величества. А когда аудиенция закончится, Розалинда найдет способ заставить леди Блант молчать об этом до прибытия адмирала Пила.

Конечно, Розалинда больше не доверяла Дрейку и собиралась аннулировать их брак – ведь теперь он превратился в фарс, – но категорически не собиралась предпринимать каких-либо действий, из-за которых Дрейка засадили бы в Тауэр. Если Дрейк обречен, как говорит леди Блант, то пусть он впадет в немилость только после сообщения самого адмирала Пила. И потом, кто знает, возможно, леди Блант неверно истолковала или преувеличила прегрешения Дрейка?

Таковы по крайней мере были размышления Розалинды до того, как министр Сесил проводил ее к королеве. Но все ее благие намерения разбились в пух и прах, когда Розалинда увидела леди Блант, уже стоявшую перед королевой. Обе явно были увлечены разговором, причем ее величество отослала своих придворных дам.

– Как долго леди Блант беседует с ее величеством? – шепотом спросила Розалинда лорда Сесила.

– Полчаса, – ответил министр, сын лорда Бергли. Он всю жизнь готовился сменить отца на этом посту. И хотя он не вышел статью, этот недостаток с лихвой компенсировался его выдающимися дипломатическими способностями.

– Полчаса… – пробормотала Розалинда растерянно. Судьба целого мира порой решается в столь короткое время: старый, дряхлый рыцарь может разболтать секреты Грааля, удача в сражении – отвернуться от наиболее вероятного победителя, а с плеч королевы – слететь голова. Ну а злобный язык леди Блант мог бы напрочь уничтожить репутацию доброй половины самых порядочных граждан Лондона.

– Ваше величество, леди Розалинда Ротвелл, – объявил лорд Сесил, когда они приблизились к трону, затем поклонился и вышел.

Розалинда была настолько потрясена присутствием леди Блант, что даже забыла присесть в глубоком реверансе, как того требовал придворный этикет.

– Ваше величество, – начала она, безуспешно пытаясь справиться с душившей ее яростью. – Вы не должны верить ни единому слову леди Блант!

– Что?

– Что это за дерзость? – добавила королева дребезжащим голосом.

– Простите меня, ваше величество, – отозвалась Розалинда, присев наконец в реверансе, затем, опустившись на колени, она подняла голову и в отчаянии посмотрела на королеву. – Я вовсе не собиралась дерзить и всегда склоняю голову перед вами. Но леди Блант!.. Она, несомненно, морочила вам тут голову сплетнями о проделках моего мужа.

– Твоего мужа? – Королева задумчиво коснулась узловатым пальцем губ, навалилась подбородком на руку и приподняла брови – две черные стрелки на белой маске лица. Теперь Розалинда полностью завладела ее вниманием.

– Мой муж… ваш шпион, – начала она осторожно, поднимаясь с пола. – Я узнала об этом недавно. И теперь мне также известно, что вы с ним сговорились насчет моего замужества. Вы рассчитывали на мою наивность, и я доверилась ему полностью и безоглядно.

– Неужели, леди Розалинда? – надменно спросила королева Елизавета.

В глазах Розалинды застыла боль, но она все равно любила королеву, несмотря на ее предательство.

– Дрейк сказал вам, что хочет обладать Торнбери-Хаусом, – продолжила Розалинда. – И если вы пригрозите отобрать его у меня, я так испугаюсь, что соглашусь на что угодно, даже на брак с Дрейком. И так оно и случилось: вы получили то, что хотели. Вы смогли вознаградить Дрейка за его работу домом, который вам лично не стоил ни пенса. И Дрейк получил то, что хотел: сейчас он мой господин и хозяин, что являлось его заветной мечтой еще в детстве.

Елизавета озабоченно нахмурилась:

– Ты думаешь, что так оно все и было?

– Но как бы сильно я ни гневалась на Дрейка, предать его не могу. Я пришла, чтобы поговорить с вами о том, что леди Блант уже явно вам сообщила. Но не верьте ей – это неправда. Дрейк не предал бы вас ни при каких обстоятельствах. Он никогда бы не напал на корабль королевы. По крайней мере без веских на то причин.

И тут кипевшая от ярости леди Блант повернулась к ней, сжав кулаки, и с ненавистью воскликнула:

– Я ничего ей не сказала, ты, идиотка! Мы говорили о погоде!

Розалинда захлопала глазами, и сердце ее едва не остановилось.

– Что?

– Леди Блант рассказывала мне о том, как продвигается ремонт ее причала у Крэнстон-Хауса и как этому благоприятствует погода, – пояснила королева Елизавета. – Но, судя по всему, мне интереснее будет выслушать тебя, Розалинда. Так что ты там говорила о нападении на один из моих кораблей?

«О Боже, что я наделала?» – корила себя в душе Розалинда.

Кровь отлила от ее лица, во рту все пересохло. Какая же она дура!

– Я вовсе не собиралась затрагивать эту тему, леди Розалинда. – Леди Блант негодующе поджала губы. – Но теперь я с огромным удовольствием сообщу ее величеству о проступках господина Дрейка Ротвелла. – Она повернулась к королеве и спокойно произнесла: – Он напал на один из ваших кораблей и потопил его, ваше величество. Тот, что ходил под флагом компании «Левант». А ведь вы пайщик компании «Левант», помните, ваше величество?

– Разумеется, – сердито буркнула королева. – Я еще не дряхлая старуха, вы, жирный кусок мяса!

Леди Блант даже не моргнула, столкнувшись со знаменитой вспыльчивостью королевы.

– Господин Ротвелл, похоже, потерпел неудачу в своих торговых операциях, поэтому и напал на флагман адмирала Пила у Ачина. Он нагло взял корабль на абордаж и открыл огонь из мушкетов. Последовала стычка, корабль загорелся и затонул. В Лондон со дня на день прибудет адмирал Пил и сообщит подробности.

– Вы, как всегда, в курсе любого скандала, леди Блант, – кивнула Елизавета.

– И что еще хуже, – продолжала леди Блант, не обращая внимая на ехидное замечание королевы, – король, глава местных племен, после этого инцидента настроен к нам враждебно. Он больше не позволит ни одному английскому судну бросить якорь в его порту. А это значит, что потери компании «Левант» не ограничатся одним кораблем.

В комнате повисла гнетущая тишина. Розалинда не отрывала глаз от лица королевы, изучая каждый взмах ее ресниц, каждое движение губ. После откровений леди Блант королева словно постарела лет на десять. Она прикрыла глаза и выпятила нижнюю губу. Потом тотчас уставилась на Розалинду, и взгляд ее словно молил свою бывшую фрейлину опровергнуть эти обвинения, найти способ доказать, что леди Блант не права.

– Ваше величество! – Розалинда, кинувшись к ней, упала на колени и схватила морщинистые руки стареющей королевы. – Вы должны выслушать Дрейка. У него, безусловно, были веские основания поступить подобным образом. Вы же знаете его и, возможно, лучше, чем я. Вы знаете, что у него благородное сердце. Иногда он порывист, им часто движет стремление к мщению – уж мне-то это хорошо известно! Но в душе он хороший человек. У него были свои причины, я уверена! Его намерения чисты.

Елизавета сжала руки Розалинды.

– Боюсь, что его намерения не в счет, Розалинда, значение имеют только его поступки. Если это правда, если он действительно атаковал корабль, если его действия привели к прекращению нашей торговли в Ачине, тогда он должен быть наказан.

– Но вы же королева! Вы вольны поступать, как захотите. Вы вправе простить.

– Нет, Розалинда. – Елизавета отпустила ее руки и откинулась на спинку трона. – Будь я мужчиной, могла бы так поступить. Но я женщина, и мужчины при дворе только и ждут, что я проявлю слабость. Они никогда ее не видели. О, они видели мои колебания, потому что у меня сердце женщины и я способна чувствовать глубже, чем они. Но эти колебания я всегда использовала в собственных целях. Мужчины, которыми я управляю, никогда не видели во мне слабого монарха. Ни разу за все мои сорок два года на троне!

– Вам ничего не нужно доказывать, Елизавета, – отозвалась Розалинда, разрушая последнюю стену между ними и называя королеву по имени. – Никто никогда не сомневался в вашей власти.

Морщинистые губы королевы растянулись в насмешливой улыбке. Она словно беззвучно рассмеялась только ей одной понятной шутке, потом грустно вздохнула.

– Когда солнце заходит, моя дорогая, придворные направляются к выходу. Боже, как эта аудиенция меня утомила! Ступай. Но приходи еще. – Она протянула руку и притянула Розалинду к себе. – И будь осмотрительней при выборе знакомых.

Усталый взгляд королевы устремился к стоявшей поодаль леди Блант. Дородная вдова искоса взглянула на Розалинду, явно завидуя ее близости с королевой.

– Да, мадам. – Розалинда вновь присела в реверансе, на этот раз обреченно, и удалилась вместе с леди Блант.

Через щель в спинке трона Дрейк провожал взглядом удалявшуюся Розалинду. Даже потерпев поражение, его жена не согнулась. Но сможет ли она так же гордо держаться лет через пять – десять, после того как он протащит ее через все глубины ада?

Однако сейчас Дрейк не в силах был размышлять об этом. Как, впрочем, и терзаться мыслью о том, что недостоин такой жены. Он не станет вспоминать о слезах, покатившихся по его щекам, когда она унижалась перед королевой ради него, хотя и ощущала предательство с его стороны, узнав, что он шпионил для королевы.

Он не сердился на нее за то, что она раскрыла его тайну. Поскольку Пил возвращается, королева неминуемо узнала бы об этом. Нет, то, что открылось ему сегодня, послужит иной, гораздо более важной цели. Дом, жажда мести, истинный характер его жены, шпионская деятельность – все вдруг встало на свои места, и он очнулся от тягучего сна, осознав, что сейчас решается его судьба, а времени у него очень мало. Но он должен воспользоваться даже этим кратким мигом. Ради Розалинды. Он не потащит ее за собой.

Как только дверь за Розалиндой и леди Блант закрылась, Дрейк покинул свое потайное убежище и вышел из-за трона. Королева лишь устало заморгала при виде его.

– Мандрейк, ты все слышал?

– Да, мадам, – ответил он печальным голосом. Потом встал перед ней на колени, и когда она протянула ему руку, ища утешения, взял ее обеими руками и, поцеловал перстень, приник губами к пергаментной коже, белеющей словно жемчуг. – Ваше величество, я очень сожалею.

– Но совсем не так, как я. – Она мужественно улыбнулась, но в ее глазах отразилась вся глубина ее одиночества. – Давным-давно, когда меня заточила в тюрьму моя сводная сестра, Кровавая Мэри, как стали звать ее позднее, я думала, что умру от одиночества. Там же, в тюрьме, был и некий Роберт Дадли, который примирил меня с моей судьбой. А потом, когда сестра-королева умерла и меня возвели на трон, милый Роберт стал моим главным конюшим, и я назвала его графом Лесестером. Милый Робин. Его теперь уж нет, как и многих других. Видишь ли, он был однолюбом и хотел жениться на мне. Но как бы сильно я его ни любила, согласиться на брак не могла. Выйти замуж после того, как мой собственный отец женился шесть раз, чтобы потом разводиться или обезглавить столько жен?

Ее глаза впились в глаза Дрейка, словно она увидела там свое прошлое.

– Потеряв надежду получить мою руку. Робин, конечно, женился на моей кузине, Леттис Кноллис. И когда его пасынок, сын Леттис, Роберт появился при дворе, словно сверкающая звезда, он затмил своего отчима, которого я так сильно любила.

Дрейк пытался ничем не выдать себя, ибо прекрасно знал, что дорогой сыночек Леттис Кноллис был не кто иной, как скандально известный Роберт Деверо, граф Эссекский.

– Милый Роберт, как я скучаю по нему! Стольких уже нет с нами. Кейт, моя статс-дама. Лорд Бергли, мой казначей. И лорд Хансдон, мой кузен. А теперь и ты. Теперь даже ты для меня потерян!

– Я для вас ничто, мадам. Всего лишь покорный исполнитель вашей королевской воли.

– Да, – легко согласилась она и весьма игриво улыбнулась. – Но ты так красив! Как Уолтер Ралей. И ты был моей маленькой тайной. Даже покойный лорд Бергли или Уолсингхэм, сам великий мастер шпионажа, не знали, что ты мне все сообщаешь. Я люблю заставлять мужчин теряться в догадках. А теперь ты испортил нашу маленькую игру этим необдуманным нападением в Ачине.

Дрейк осторожно высвободил руки из ее цепких пальцев и встал.

– Как шпион я совершил непростительную ошибку. Но не мое честолюбие заставило меня ступить на борт того корабля. Вы выслушаете меня, ваше величество?

Она посмотрела на него из-под полуприкрытых век. Заметны были признаки приближающейся дремоты – замедлившееся дыхание, легкое покачивание головой. Вскоре она заснет, несмотря на то что сейчас только утро.

– Ваше величество, прошу вас, я могу объясниться? – Он чуть повысил голос.

Ее голова дернулась, и она удивленно захлопала глазами.

– Что? О нет. Нет, Дрейк, мотивы не имеют значения. Дело сделано. И теперь тебя нет.

Елизавета отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Дрейку не нужно было иных объяснений: его отправляли в Тауэр. Он последует по стопам сэра Ралея. Возможно, окажется в той же тюремной камере. И если ему повезет, то со временем будет прощен королевой, как и Ралей.

– Вы позволите мне привести дела в порядок? – спросил он, тщательно расправляя рюши на рукавах.

– Да, разумеется. Ты свободен до конца дня.

– Не держите меня там долго, моя королева, – взмолился Дрейк, опустившись на одно колено и склонив голову.

Главное, чтобы Елизавета не умерла, пока он будет в тюрьме. Неужели ему придется гнить в Тауэре, дожидаясь, когда на трон взойдет новый монарх? Это ожидание может быть слишком долгим, потому что бездетная королева до сих пор не назвала своего преемника.

Глава 28

Когда через несколько часов Дрейк вернулся в Торнбери, Розалинда буквально слетела по парадной лестнице ему встречу. Внезапно вспомнив, как он обманул ее, она на мгновение остановилась, но тотчас бросилась к нему на грудь.

– Я думала, ты никогда не вернешься. Где ты был?

– У своего поверенного, господина Старка. Розалинда отстранилась и пристально вгляделась в его озабоченное лицо.

– Нам нужно поговорить. Случилось нечто ужасное.

Дрейк поцеловал ее руку и последовал за ней в их любимую комнату. Захлопнув за собой дверь, он привалился спиной к дверному косяку.

Розалинда остановилась в центре комнаты, пытаясь найти нужные слова.

– Дрейк, я была у королевы. – Она гордо вздернула подбородок, словно готовясь принять удар.

– И я тоже.

– Я была там с леди Блант.

– Я знаю.

– Дрейк, поверь, я отправилась туда, чтобы прекратить то, что сама и затеяла, К несчастью, я… – Она остановилась на полуслове и недоуменно нахмурилась. – Ты знаешь? Ты знаешь, что я сказала королеве о нападении в Ачине?!

– Я стоял за троном королевы и все слышал. Я знаю, что ты не хотела предавать меня.

Розалинда замерла, пальцы ее похолодели. Она заставила себя улыбнуться, но улыбка получилась какой-то вымученной.

– Понятно. Конечно, ты там был. – Она потерла лоб. – Вот дурочка! Когда-то я считала себя умной, а оказалось, ты всю жизнь обводил меня вокруг пальца. И хуже всего то, что чем я старше, тем сильнее моя доверчивость.

– Розалинда, я вовсе не вступал в сговор с королевой, чтобы вынудить тебя к браку со мной. – Дрейк решительно приблизился к жене. – Я даже не знал, что она помнит о том, как гостила в доме моего отца. Ты не представляешь, какой она может быть коварной!

– Нет, я неплохо ее знаю, – возразила Розалинда, насмешливо сверкнув глазами. – Я ведь как-никак была фрейлиной.

Он схватил ее за руки и притянул к себе.

– Я женился на тебе потому, что лишил тебя невинности, мною двигала порядочность.

Она горько рассмеялась:

– Боже! Какая честь для меня!

– А тебе было бы спокойнее, если бы я женился на тебе из-за этого дома?

– Хочешь сказать, что это не так?

– Нет, черт побери! – Дрейк отпустил ее и шагнул к окну. – Твой отец начал эту интригу, а королева мастерски разыграла ее, но я ни к чему не причастен. Елизавета манипулировала мною точно так же, как и тобой, за исключением того, что ты многое потеряла, а я только выиграл. Если я грешен перед тобой, то только в том, что позволил тебе выйти замуж за человека, у которого больше нет сердца.

– Твои намерения не имеют значения, Дрейк. Ты был шпионом все это время, а я узнала обо всем последней. Это для меня горше желчи.

Дрейк умоляюще поднял руки:

– Прости меня, но необходимо было соблюдать секретность. Я руководствовался долгом и еще желанием разобраться в политике как можно лучше.

– А мне политика была нужна, чтобы защититься от таких, как ты.

– Поверь, всеми моими поступками двигала лишь месть. Я думал, что, будучи ближе к королеве, смогу разузнать о тех, кто предал отца. Самое смешное в том, что больше всего удалось узнать моему поверенному в Лондоне. Я напрасно проехал полмира. – Он опустился на стул и обхватил голову Руками.

Сердце Розалинды растаяло. Он так старался похоронить призраки прошлого! Она подошла к нему сзади и ласково взъерошила его волосы. Он закрыл глаза, наслаждаясь ее лаской. Поцеловав его в макушку, Розалинда оперлась о его твердые, словно скала, плечи.

– Я когда-то думала, что желание мстить лишь напрасная трата твоих талантов, но теперь мне все ясно. Ты должен знать, кто уничтожил твоего отца, иначе так никогда и не будешь счастлив и не преуспеешь в жизни.

Дрейк тотчас схватил ее за руку – никогда еще он не чувствовал такую духовную близость между ними.

– К сожалению, сейчас меня ждет Тауэр…

– Нет! – Розалинда опустилась на стул напротив него. – Я не допущу этого.

Он усмехнулся, то ли насмешливо, то ли восхищенно:

– Полагаешь, ты в силах спасти меня от тюрьмы, в то время как королева решила заточить меня туда?

– Стража королевы будет здесь через несколько часов. Нам нужен план действий.

– Ты хочешь сказать: нам нужно чудо!

– Объяснись с Елизаветой.

– Она не станет слушать. Ей все равно. Ты же знаешь ее, Розалинда. В ее поступках нет логики. Не исключено, что через год она решит избавить меня от наказания, но вот только к тому времени она может и умереть.

Розалинда задумчиво поднесла руку к губам.

– Я была права в отношении твоих мотивов, да? У тебя действительно были веские основания для того нападения?

Он так и расплылся в торжествующей улыбке:

– Клянусь Богом, жена, ты права! Ты не доверяла мне, может быть, даже ненавидела, но никогда не сомневалась в моей порядочности.

Розалинда вспыхнула от гордости и неохотно позволила себе улыбнуться.

– Да, муж мой, я не сомневалась.

Дрейк встал, подхватил ее на руки и закружил по комнате.

– Ты чертовски хорошая женщина, Розалинда! Даже через сто лет я не забуду, как ты противостояла королеве. Одно это уже стоило той боли, которую мы столько лет причиняли друг другу.

Когда Дрейк опустил ее, она не отстранилась, а крепко обняла любимого. От нее так изумительно пахло! Он даже застонал.

– Розалинда, как же я буду жить без тебя? – Он слегка прикусил мочку ее уха и потерся щекой о ее волосы. – Ты – настоящий ангел!

Дрожь пробежала по ее спине, сердце забилось сильнее, и она прижалась щекой к его щеке. Но увы, любовь не спасет их.

– Нет! – Она отстранилась. – Сначала открой мне все твои секреты. У тебя был роман с леди Эшенби?

– Да нет, черт возьми! Когда ты застала нас, я выуживал у нее информацию об Эссексе. И показал ей свой телескоп. И всего лишь.

Розалинда поколебалась мгновение, затем согласно кивнула:

– А что произошло в Ачине?

– Чего только там не произошло, – ответил Дрейк. Он прошел к столу с закусками и, налив два бокала портвейна, передал один из них ей. – В Ачине были неприятности еще до инцидента с компанией «Левант». Капитан Дэвис привел туда свой корабль «Лев» год назад. Переговоры прошли неудачно, и король Ачина отослал Дэвиса назад. Я появился там следом и, узнав, что король чувствует себя обманутым, успокоил его. Я гарантировал ему качественные товары при сделке с англичанами, дав понять, что действую от имени королевы.

– И так оно и было?

– Нет. Но морские офицеры нередко действуют за границей как дипломаты.

– А ты не представлялся королевским офицером?

– Да нет, но кто же может сказать, что подумал король? Я не говорил на его языке, а он не знал английского. Кое-как мы смогли достичь соглашения. И как раз в тот момент, когда он готов был пустить в свои порты новые английские корабли, компания «Левант» направила туда свой флот. Они отбыли оттуда, забив товарами все трюмы. Но король вновь счел себя обманутым и потребовал возвращения флота Пила как раз в тот момент, когда я входил в гавань. Мне пришлось остановить флагман Пила, чтобы объяснить, как много сейчас поставлено на карту. Пил, однако, неверно истолковал мои намерения и открыл огонь. Началась битва. Его корабль загорелся и затонул.

Розалинда покачала головой.

– Но ты ведь наверняка знал, что не вправе ступать на адмиральский флагман?!

– А как насчет того, что флот покинул Ачин, не заплатив, как полагается, туземцам? Вот и результат: английские корабли в Ачине больше не нужны. Королева, разумеется, не беспокоится о будущем, ее волнует только прошлое. Это уже так давно произошло. И я надеялся, что Пил не вернется в Англию до тех пор, пока я не решу своих финансовых проблем.

– Значит, леди Блант была права. Твои торговые дела плохи.

Дрейк тяжело вздохнул:

– Настоящая катастрофа! Мне нужно больше кораблей, больше денег, больше времени. А ничего этого у меня нет. Я потерпел неудачу. Точно так же, как и мой отец. Я думал, что если преуспею в торговле, в том самом деле, которое привело его к краху, то он будет отмщён сполна. Я думал, что если преуспею, то мне не нужно будет убивать тех, кто убил его. Успех стал бы моей местью. Но получается, что я бы большего добился, охотясь за преступниками и перерезая им горло.

– А если бы ты продал Торнбери-Хаус и использовал деньги для покупки новых кораблей и товаров, все твои проблемы были бы решены?

– Да.

Розалинда опустила голову, но через мгновение взглянула на него в упор, и Дрейк увидел, какой гордостью сияет ее лицо.

– Ты говорил со мной, как муж с женой. Ты был честен, и я не могу просить большего, потому что только этого всегда и хотела. Может, из меня и не получилось самой лучшей жены, но я буду хорошим другом, как и следовало давным-давно сделать.

Дрейк тотчас приблизился к ней.

– Я тоже могу быть другом.

Он вынул из-за обшлага рукава камзола пергамент, перевязанный голубой лентой. Розалинда тут же узнала его. Это было одно из завещаний, подписанных ее отцом.

– Открой его.

– В этом нет необходимости. Я знаю, что это.

– Открой. Я хочу, чтобы ты снова его прочитала. Дрожащими руками, ненавидя документ за все то горе, которое он им причинил, она развернула пергамент Пробежав его глазами, она пожала плечами.

– Это завещание, в котором отец назвал тебя наследником Торнбери-Хауса. Я уже видела его и больше не сомневаюсь в его подлинности.

Дрейк кивнул. Потом взял пергамент и разорвал его на части. Розалинда ахнула. Когда он сложил обе части вместе, явно намереваясь снова разорвать их, она схватила его за руку.

– Остановись, Дрейк. Ты сам не понимаешь, что делаешь.

– Нет, понимаю. Я уничтожаю то единственное, что угрожало твоему счастью.

Он снова разорвал пергамент, а затем оставшиеся четыре кусочка разорвал на мелкие части и подбросил их в воздух. Какое-то мгновение они дождем сыпались вниз. Когда пожелтевший пергамент усеял пол у их ног, Розалинда ошарашенно посмотрела вниз, потом на Дрейка. На мгновение она лишилась дара речи.

– Я отправляюсь в Тауэр, Роз. И могу никогда не вернуться. Торнбери-Хаус твой. Я подготовил все документы на следующий день после нашей свадьбы. Ты с такой готовностью отдала себя мне, что я понял: надо преподнести тебе что-то не менее ценное. Думаешь, почему я был такой раздраженный первые дни после свадьбы? Мне тяжело было расстаться с этим домом. Агент Страйдер пытался его у меня купить, но я не продал его. Никто не любил этот дом сильнее, чем ты. Даже мой отец. Я только что вернулся из конторы господина Старка, подписал там все необходимые бумаги. Теперь ты не потеряешь этот дом, что бы ни готовило нам будущее.

Розалинда на мгновение лишилась дара речи. У нее в голове не укладывалось: Дрейк-узурпатор и Дрейк-благодетель в одно и то же время… Что же она даст ему взамен?

Ответ пришел сам собой. Она могла подарить то, чего хотела сама, – слияние губ и тел, единение душ.

О любви речи не было, даже упоминания о ней. Были намеки, но вслух никогда не говорилось. Но даже рвущиеся из глубины души звуки страсти не заменяли слова «любовь». Возможно, будь у них больше времени, они научились бы говорить о любви. Но времени едва хватало на то, чтобы прикоснуться друг к другу. Нет, надо немедленно оставить все споры и войти в спальню, туда, где они пережили лучшие мгновения своей жизни.

Розалинда потянулась к нему и поцеловала со щемящей нежностью. Шекспир оказался не прав: расставание – вовсе не горькая печаль. Это настоящая мука.

– Дрейк, я клянусь, что не позволю ей навредить тебе. Я так виновата перед тобой.

Он прижал ее голову к своей груди.

– Это не твоя вина. Наши судьбы давным-давно были предопределены звездами.

– Люби меня, – прошептала она. – Прошу тебя.

Дрейк подхватил ее на руки и понес в спальню. Солнце скрылось за облаками. В окна застучал легкий дождик; казалось, поднимающийся от земли туман столкнулся с облаками – за окном их спальни не было видно ни зги.

Положив Розалинду на постель, Дрейк распахнул окна. В комнату ворвался запах дождя, и это было похоже на очищение. Ветерок теребил волосы Дрейка. «Должно быть, вот так же они развевались на море», – подумала Розалинда. Как он, наверное, лихо покорял неизведанные края в поисках новых морских путей, стремясь туда, куда опасались отправиться другие. Раньше он казался ей алчным и безжалостным. Теперь же представлялся отважным и мужественным. Точно такой же творец, каким пыталась стать она сама.

– Иди ко мне. – Она торопливо раскрыла объятия. – Быстрее! У нас мало времени.

Он повернулся к ней с печальной улыбкой на устах. Молча и неторопливо снял камзол, сбросил рубашку и швырнул их на пол. Вскоре Дрейк предстал перед ней во всей своей красе: бронзовые мышцы, загорелая кожа и явное желание.

– Почему мы потеряли так много времени? – спросил он, подойдя к постели.

– Мы были глупы. – Она потянулась, обняла его, и он упал в ее объятия.

Он поднял подол ее платья, потом нижней рубашки, желая лишь одного: погрузиться в нее, ощутить тот покой, то счастье, которое всегда приносила ему их близость.

Дрейк скользнул во влажные глубины ее лона, и все сразу стало хорошо. Обхватив руками лицо Розалинды, он стал целовать ее губы, касаясь и отстраняясь, потом снова возвращаясь, словно пчела к цветку. Главное, запомнить, запомнить ее всю: вкус ее губ, легкое дыхание, божественное ощущение первого прикосновения, бархатистость ее кожи, поцелуи.

Именно эти поцелуи сейчас говорили больше, чем любые слова: «Я обожаю тебя, никогда тебя не забуду, у меня никогда не будет другой, я никогда не буду мечтать о другой. Вот жизнь, вот чего я ждал всю жизнь. Спасибо тебе. О Боже, спасибо тебе за этот дар!»

Они двигались вместе в ритме дождя, и движения их были полны нежности и желания достичь скорее не высот, а глубины. И, оказавшись на вершине страсти одновременно, неожиданно, словно нехотя, они не разомкнули объятий. И почему минуты страсти, как и сама жизнь, всегда заканчиваются? Ведь это так несправедливо!

Глава 29

Несколько часов спустя Дрейк с Розалиндой спустились по лестнице к парадным дверям, у которых уже ждали королевские стражники в камзолах с розой Тюдоров и в черных беретах.

Розалинда приказала Хатберту проследить за слугами: зачем им смотреть, как Дрейка забирают в Тауэр? Франческа, дядя Тедиес и Томас печально замерли позади на ступенях, и Розалинда изо всех сил старалась не выказать всей глубины своего отчаяния. Она сделает вид, что Дрейк просто уезжает на время. И если она сама в это поверит, то, может, и другим это удастся.

– Дрейк, – прошептала она в последний раз. Одинокая слеза покатилась по ее щеке.

Он обхватил ее голову руками и губами поймал слезу. О, какая нежность, какой прощальный подарок!

«Я люблю тебя! – хотелось прокричать ей. – Люблю тебя, люблю. Ты мне нужен».

Где же слова? Почему она не может произнести их? Почему она будто бы онемела? И почему он смотрит на нее так печально? Где же его признания в любви?

– Поехали, Ротвелл, – скомандовал старший стражник.

Дрейк ободряюще сжал ее руки и вскочил вседло.

Ничего больше не было сказано. Они уехали, оставив после себя облако пыли. Розалинда резко повернулась, прошла в свои покои и разразилась долгой истерикой, словно героиня одной из трагедий. Но вечером, надевая ночную рубашку, она засомневалась в своем праве пролить хотя бы одну слезу.

Разве не она сама способствовала падению Дрейка с того самого дня, когда впервые увидела его двадцать с лишним лет назад? Ведь это она так непоколебимо настаивала, что он злой и бессердечный, хотя никто с ней не соглашался. Разве не она сама поддержала происки леди Блант, чтобы, узнав о прошлых грехах, способствовать его падению? Разве не она все время подтверждала опасения Дрейка по поводу того, что он никогда не будет принадлежать к ее кругу?

Переодевшись и взяв свечу, опечаленная Розалинда направилась в бывшую детскую. Сейчас здесь хранились их детские вещи, и ей захотелось коснуться того, что было так дорого Дрейку.

Едва она открыла дверь, как на нее пахнуло духотой и пылью. Розалинда ощутила знакомые запахи прошлого: пуховой перины, засохшей земли, которую они приносили на своих маленьких ножках. Здесь стояли сундуки, заполненные детскими вещами: разорванными лентами, пожелтевшими, дырявыми на коленях панталонами, запачканными нижними юбками, и все это было пронизано ароматом гвоздики и увядших цветов.

Запахи, смех, всплески ярости, бессильной злобы – все, казалось, словно острым ножом ранило ее ноющее сердце. Странно, но лишенная прошлого, а теперь и будущего, Розалинда наконец увидела все в истинном свете. Она любила Дрейка еще будучи ребенком. О, какой он был замечательный, наивный и пугающий, какой умный и сводящий с ума! Он был Дрейком.

Распахнув окно, она вдохнула сырой воздух, ворвавшийся в комнату. Потом легла в постель и прижала ладони к сердцу, словно обнимая прошлое.

Спустя час ее разбудил тихий стук в дверь.

– Кто там? – спросила она спросонья. – Единственная горевшая в комнате свеча, оказывается, сгорела уже на одну треть.

– Франческа, – послышался голос из-за двери. – И дядя Тедиес.

– Входите.

Дядюшка и подруга вошли в спальню, и их серьезные лица еще больше помрачнели при виде Розалинды.

– Как ты? Выглядишь ужасно! – воскликнула Франческа, бросаясь к ней и усаживаясь на постель. Она коснулась лба Розалинды длинными, изящными пальцами. Розалинда тотчас схватила ее за руку. Розовые пальчики Франчески были нежными и хрупкими, как и она сама.

– У тебя всегда были самые изящные руки, Фрэнни. А мои всегда были в мозолях и в земле.

– Что ты, у тебя сильные и умелые руки, – отозвалась Франческа.

– Итак, девочка моя, – начал Тедиес, переходя к делу, – наш мальчик в Тауэре. Что ты собираешься предпринять?

– У меня сотня планов, и ни один не годится.

– Все могло быть гораздо хуже, – заметил старый придворный.

– Почему это? – удивилась Франческа. Тедиес сверкнул хитрыми глазами.

– Если бы на тебе действительно было проклятие, Розалинда, он сейчас был бы мертв. Сдается мне, что проклятие уже не действует.

Розалинда вздохнула:

– Почему же мне так тяжело?

– Дрейка из Тауэра можно вызволить только одним путем: с помощью подкупа, – размышлял Тедиес, поглаживая усы. – А потом ему придется бежать из страны. Возможно, ему и удастся вернуться после смерти Елизаветы, а может, и нет. И для этого потребуются деньги, которыми ты не располагаешь.

– Я могла бы продать дом, – прошептала Розалинда. – Тогда денег у меня будет более чем достаточно. Дрейк мог бы спасти свою компанию и жить в другой стране. А я могла бы купить небольшой дом в Лондоне.

– Продать дом?! – Тедиес недоуменно покосился на племянницу. – Ты спятила? Дрейк не стоит этого дома.

– А ведь ты считал, что я должна была выйти за него замуж ради этого дома, – хмыкнула Розалинда.

– Каждая женщина выходит замуж ради дома.

– Я не за этим выходила замуж за Дрейка.

– Разве? – цинично поинтересовался Тедиес. – Будет тебе, девочка, не обманывай.

– Она абсолютно честна, – возразила Франческа. – Дядя Тедиес, неужели вы столь же тупоголовы, как и все остальные мужчины на этом свете? Розалинда любит Дрейка. Скажи ему.

Франческа схватила Розалинду за руку, в ее прелестных фиалковых глазах отразилось отчаяние: она ждала, что подруга подтвердит то романтическое представление о любви, которое она сама до сих пор берегла в своем сердце. Именно этого жаждала Франческа, ради этого пожертвовала многим. Так почему же Розалинда молчит? Почему выглядит такой растерянной?

«Я люблю его». – Слова дрожали на кончике языка Розалинды. «Скажи их! Скажи их!» – приказывала она себе. Но правда ли это? Действительно ли она любит Дрейка, если не в силах отказаться от дома. Так, как сделал это он ради нее. Неужели она слишком похожа на дядю Тедиеса или на леди Блант и готова пожертвовать всем человеческим в себе ради своего спокойствия, положения и власти?

– Розалинда, скажи! – нахмурилась Франческа.

Подруга опустилась на кровать и обхватила колени руками. В наступившей тишине она слышала биение своего сердца. Слова не шли у нее с языка.

– Я не уверена в том, что смогу отказаться от дома ради кого бы то ни было. – Она наконец подняла голову и посмотрела на Тедиеса с любовью и ненавистью одновременно.

Он самодовольно улыбнулся:

– Я так и знал.

Франческа буквально отпрянула от Розалинды, та же, загадочно улыбаясь, взглянула на нее.

– Ты знала, что он отдал мне дом, Фрэнни?

– Что?!

– Дрейк отдал Торнбери мне. Вернее, отказался от своих претензий на него, порвав завещание. И сказал, что составил все документы так, чтобы никто не усомнился в его намерениях.

Франческа пыталась осмыслить столь неожиданный поворот событий.

– Так вот почему он отправился в Лондон сразу после вашей свадьбы! Чтобы повидаться со своим поверенным.

Розалинда кивнула.

– А я-то думала…

– Что?

– А я решила, что он собирается предать тебя. – Франческа прижала руку к сердцу. – Я думала, что он пытается продать дом втайне от тебя.

Розалинда удивленно посмотрела на нее:

– Ты так считала и все-таки добивалась, чтобы я заявила о любви к нему? К человеку, который, как ты считала, предает меня?!

– Да, но ради тебя самой же. Если нет любви, Розалинда то какой смысл жить? Если ты не можешь открыть свое сердце мужчине, пусть даже он и не лишен недостатков, разве в конце своих дней ты не станешь о том жалеть?

Розалинда резко отвернулась.

– Ты слишком сентиментальна.

– А ты недостаточно сентиментальна. – Франческа встала и направилась к двери.

– Ты куда? – окликнула ее Розалинда.

– В Тауэр.

– В такой час? – удивился Тедиес.

– Да. Я скажу Дрейку, что была о нем плохого мнения. Мы нужны ему независимо от того, считаете ли вы его достойным. Я буду в Тауэре до тех пор, пока меня к нему не пропустят. И передам, что вы оба шлете ему свою любовь, – добавила она полным сарказма тоном.

На следующий же день, спустя час после представления, Розалинда вместе с Уиллом Шекспиром зашла в пивную «Серебряный жеребец», что неподалеку от «Глобуса».

Шекспир надел красивый камзол горчичного цвета с огромными белыми брыжами. На Розалинде было голубое платье и замысловатая шляпка из перьев. Они были самой нарядной парой среди посетителей, и хозяин благоразумно оставил их в покое за столиком в углу.

– Неужели любовь обязательно предполагает, что нужно пожертвовать всем, что тебе дорого? – спросила Розалинда, принимаясь за вторую кружку эля.

– Если любишь по-настоящему, то, отдавая, ты ничем не жертвуешь. – Шекспир задумался над собственными словами, потом поднял палец и сказал: – Однако, если бы я хоть что-нибудь понимал в любви, Розалинда, я бы не тратил столько времени, чтобы писать о ней. Я бы жил ею.

– Дрейк был отвратителен в первую неделю после свадьбы, – заметила Розалинда, устав от того, что истязает себя, осмысливая и переосмысливая поведение Дрейка и свои поступки.

– Что ж, брак на разных мужчин влияет по-разному.

– Тогда мужчина не должен жениться, раз ему от этого хуже.

– Но разве самый плохой брак не лучше самого прекрасного одиночества?

– Неужели? Разве лучше быть замужем за человеком, который отнимет твой дом, твою душу, таланты, твое время, чем жить в одиночестве и быть хозяйкой своей судьбы? Именно такой я и была.

– Слишком одинокой, сдается мне, – заметил драматург.

– Я не жаловалась на свою судьбу.

– Но вы никогда и не испытывали тех радостей и печалей, тех высот и глубин, которые можно пережить только вдвоем.

– Как и бездну отчаяния, гнева и горечи от вынужденной зависимости.

Шекспир откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и долго смотрел на собеседницу. В его полуприкрытых глазах всегда отражались мудрость и рассудительность.

– Вы же сами сказали, что Дрейк отдал вам дом. Не верится, что он хотел вашей зависимости, если совершил столь щедрый поступок.

– Ах, Уилл, вы, конечно, правы! Меня просто ужасает то, что я наконец узнала о любви. Нельзя получить любовь и совершенно ничего не давать взамен. Нельзя одновременно быть жадным и наслаждаться щедростью сердца. Я по-настоящему ничего никому не давала в этой жизни. Я ошибочно считала, что мне нечего давать, а теперь столкнулась с перспективой отдать все лживому шпиону, который может провести остаток своих дней в Тауэре.

– Любовь никогда не бывает логичной, милая дама. И все равно она стоит борьбы. Помните, что я говорил вам насчет жизненных ценностей?

Розалинда кивнула:

– Да, конечно. Вы сказали, что самой большой ценностью является мое творчество и что, если я сосредоточусь на ценностях духовных, мне не страшно будет потерять материальные.

Шекспир улыбнулся, вытирая пену с мягко очерченных губ:

– Да, что-то в этом духе.

Розалинда нахмурилась, вглядываясь в его лицо сквозь пелену табачного дыма, поднимавшегося от десятка глиняных трубок завсегдатаев.

– Вы говорите о творчестве. Любовь тоже своего рода творчество. Здесь есть несомненное сходство – трепетное начало, искра прозрения и изумления, восторг, ощущение какой-то бесконечности, надежда на что-то вечное. А затем благодарность, уверенность в том, что это бесценный дар, каким бы мучительным он ни был.

Розалинда внезапно задумалась. О чем она спорит? Выбора нет, она знает, как действовать. Но для этого потребуется хороший план и бесконечное терпение. Ей придется привлечь на свою сторону Тедиеса, опекуна ее имущества. На сей раз ей придется обуздать свой нетерпеливый нрав. Ради Дрейка.

Глава 30

В последующие месяцы Розалинда навещала Дрейка в Тауэре так часто, как позволяла охрана. Она приносила ему сладости и книги, чтобы он мог скоротать долгие часы одиночества, пересказывала последние новости двора. Более всего Дрейка интересовали очередные выходки Эссекса.

Как рассказала Розалинда, дом Эссекса на Стрэнде был открыт для всех недовольных. Там собирались такие горячие головы, как граф Рутланд и граф Бедфорд, лорды Кромвель и Маунтигл, и открыто выражали свое возмущение отношением королевы к их экзальтированному лидеру Эссексу. Погрязшие в долгах и избалованные, молодые аристократы не помнили королеву такой, какой видели ее их отцы, – сильной и энергичной женщиной, которая исправно правила страной почти полвека. Эти юнцы видели в королеве лишь одряхлевшего монарха, часы которого сочтены. И, судя по всему, они настраивали себя на какое-го противостояние Королевскому совету. Они несправедливо обвиняли ближайших советников Елизаветы в заговоре, благодаря которому английский трон перешел бы к испанской инфанте.

Дрейк обычно мрачнел от таких новостей, и Розалинда, восхищаясь его бесконечной преданностью королеве, пыталась отвлечь его забавными историями, делилась с ним планами своего устройства поместья. Однажды Дрейк нарушил тягостное молчание, которым обычно сопровождал все ее рассказы.

– Ты пишешь новые пьесы? – спросил он, и его голубые глаза стали совсем синими, словно ее ответ имел решающее значение для самой его жизни.

Она на мгновение опешила. Неужели его действительно волнует ее творчество? Разве не он настаивал – совершенно несправедливо! – чтобы она никому не показывала свои произведения? А теперь выглядит искренне заинтересованным. И потому Розалинда так же искренне ответила, что сейчас у нее нет на это ни времени, ни желания, но она надеется когда-нибудь вновь вернуться к своему любимому занятию. Впрочем, все было и так ясно, в глазах ее читалось: Когда ты снова будешь свободным.

– Вот и хорошо, – кивнул он. – Ты должна писать. Мы все обязаны поступать так, как велит нам сердце.

Она восприняла слова Дрейка как извинение или по крайней мере как смягчение его позиции в этом вопросе и почему-то почувствовала заметное облегчение. Да, пожалуй, ее муж еще не раз удивит ее.

Особенно тяжело пришлось Розалинде в праздники. Она мужественно старалась казаться веселой и приложила все усилия, чтобы нарядно украсить Торнбери-Хаус к рождественским торжествам. Но даже и тогда в полной тайне от Дрейка она занималась подготовкой его побега из Тауэра.

Канун Рождества застал ее на галерее, из окон которой так и веяло холодом. За окнами тихо падал снег.

Розалинда, Франческа, Тедиес, слуги – все собрались, чтобы праздновать, петь рождественские гимны и пить глинтвейн. Но сердце и душа Розалинды в этот момент были в лондонском Тауэре.

– Миледи, – внезапно окликнул ее Хатберт. – Миледи, там какой-то джентльмен. Говорит, что его прислал господин Старк. Мне отослать его?

– Потому что сегодня канун Рождества? Нет, Хатберт. Я сама просила господина Старка организовать эту встречу. Он назвал свое имя?

– Нет, миледи. Он такой таинственный. Сказал лишь, что вы его знаете.

– О да! – Она приосанилась и постаралась сосредоточиться перед встречей, к которой готовилась уже несколько месяцев. – Пригласи его в кабинет. И подбрось еще дров в камин.

– Да, миледи. – Хатберт поклонился и отправился выполнять ее указания.

Подойдя к кабинету, Розалинда задумалась на мгновение, но затем глубоко вздохнула и открыла дверь.

У камина грел руки какой-то мужчина. Только снег блестел на его темных волосах, отражая золотистые блики огня. На мгновение ей показалось, что это Дрейк, что ему каким-то чудом удалось бежать и теперь он приехал домой на праздники. Но она тут же опомнилась и тихо сказала:

– Добрый день, Страйдер.

Он медленно повернулся и, даже не улыбнувшись, сдержанно кивнул. А умеет ли он вообще улыбаться?

– Добрый день, леди Розалинда. Господин Старк сказал, что вы хотели меня видеть.

Она пересекла огромную комнату с высокими потолками и взяла два бокала с глинтвейном, которые заботливо оставил им Хатберт.

– Да, – сказала она, чуть помедлив. – Хотела.

Розалинда передала ему бокал и заметила шрамы на пальцах Страйдера, менее драматичный след по сравнению с уродливым шрамом на левой щеке его красивого лица. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Я хотела узнать, сколько ваш хозяин был бы готов заплатить за Торнбери-Хаус.

Глаза Страйдера возбужденно вспыхнули.

– Очень много, миледи. Мой хозяин, хотя и любит деньги, питает огромную слабость к этому дому. Я не могу назвать сейчас точную цифру, но уверяю вас, что вы получите больше, чем просите.

Внутри у Розалинды все смешалось. Ведь она в конечном итоге потеряет свое великолепное наследство, благословенное пристанище, свою гордость и радость.

– Вам плохо, миледи? Вы слегка побледнели.

Она отпила глоток глинтвейна, чтобы скрыть растерянность.

– Я прекрасно себя чувствую, Страйдер. Просто вино так на меня подействовало.

Впервые он почти улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой. Подняв бокал в молчаливом приветствии, он осушил его и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Почему вы решили продать дом? Я слышал, вы отчаянно за него боролись.

Розалинда, глядя на огонь в камине, пожала плечами:

– Скажем так, я решила сделать ряд рискованных вложений в зарубежную торговлю.

Страйдер прищурился:

– Флот Ост-Индской компании вот-вот отплывает, и, несомненно, они освоят ряд новых рынков пряностей.

Лицо Розалинды осталось бесстрастным.

– Ничего, есть и другие пряности. Мой муж еще преуспеет. Попомните мои слова.

Ее убежденность, пусть даже ничем не подкрепленная, побудила его вновь поднять бокал.

– Ваш муж – счастливый человек.

– Как мило с вашей стороны! Но умоляю, если вы вдруг увидите его, не передавайте ему содержание нашего разговора. Он попытается мне помешать.

– А ваш опекун согласится с вашим решением? Розалинда грустно улыбнулась:

– Дядя Тедиес не одобряет, но он, скажем так, уступил перед лицом моей решимости. Он желает мне счастья, и я убедила его, что буду счастлива, осуществив продажу Торнбери. Впрочем, до полного заключения сделки я надеюсь сохранить все в тайне.

Страйдер поднес бокал к губам, а Розалинда стала гадать, каково же его истинное положение в жизни, откуда он родом, как он жил. Но не успев прийти к какому-либо определенному выводу, она решительно улыбнулась.

– К счастью, я не сомневаюсь, что вам можно доверять секреты.

– Если бы мне нельзя было доверять, я был бы нищим на улице, – ответил Страйдер. Поставив бокал, он достал из кармана бумагу и протянул ее Розалинде.

Розалинда развернула ее и прочла написанное красивым почерком имя.

– Джек Роулинг, – произнесла она и удивленно пожала плечами.

– Это имя охранника в Тауэре. Возможно, вам пригодится. Мне пора. Сейчас канун Рождества, и ваша новость о Торнбери-Хаусе станет для моего хозяина подарком к празднику. Когда-нибудь он отблагодарит вас… по-королевски. – Страйдер отвесил ей изящный поклон. – Желаю здравствовать, мадам.

Уже у самой двери Розалинда окликнула Страйдера:

– Зачем вы дали мне имя охранника в Тауэре?

Он повернулся, и она увидела разочарование, промелькнувшее на его лице.

– Вы действительно не догадываетесь?

Она отрицательно покачала головой, и его жесткий взгляд смягчился.

– Значит, вашими поступками руководит отвага, а не хитрость, как я сначала подумал, – заметил он. – Джек Роулинг занимает важный пост в Тауэре. Недавно он дочиста проигрался в кости. Я точно знаю. Я сам его обчистил.

Благодарная улыбка осветила ее лицо.

– Вы поэтому продаете Торнбери-Хаус, да? Чтобы подкупить стражу и освободить вашего мужа из Тауэра?

Она ничего не ответила.

– Так я и думал. Джек Роулинг вам поможет. Нет более покладистого человека, чем тот, кто отчаянно нуждается в деньгах, чтобы заплатить карточный долг.

Он поклонился и ушел. В душе же Розалинды зародилось чувство благодарности к этому странному и таинственному Страйдеру. И теперь ей, как никогда раньше, хотелось узнать имя его богатого хозяина.

Потребовалось некоторое время, чтобы официально оформить продажу, но к февралю Розалинда уже получила деньги, необходимые для осуществления своего плана. Она до сих пор не знала, кто покупает Торнбери, но теперь ее это не тревожило. Хоть сам граф Эссекс, все равно она даже глазом не моргнет.

Тем не менее неопределенность относительно нового владельца Торнбери держала весь дом в напряжении. Ведь решения насчет прислуги принимались теперь поверенным нового владельца. Слуги, переживая за свое будущее, шмыгали носами и иногда открыто рыдали, упаковывая фамильные ценности и личные вещи Розалинды. Многие вещи она отправила на хранение в дом Франчески в Йоркшире. В удобном небольшом доме, который она купила на Стрэнде, было слишком тесно, чтобы разместить всю мебель из Торнбери-Хауса.

К началу февраля все приготовления были закончены. Розалинда дала Джеку Роулинг достаточно денег, чтобы тот открыл небольшой магазинчик на континенте. Как только выяснится, что он помог Дрейку бежать, его сочтут предателем. Если он дорожит своей головой, ему придется покинуть страну.

Розалинда также попросила капитана Хилларда подготовить корабль с провиантом и запасом воды на полгода плавания, а перед последним визитом в Тауэр проверила все сама.

– Здравствуй, Роулинг, – сказала Розалинда, входя в Тауэр.

Высокий охранник с каштановыми волосами понимающе подмигнул:

– Добрый день, леди Розалинда.

Она осторожно кивнула, мол, все идет по плану, и многозначительно похлопала рукой по свертку, в котором принесла одежду для Дрейка.

– Следуйте за мной, миледи. – Тюремщик провел Розалинду в камеру Дрейка.

– Здравствуй, Дрейк, – взволнованно произнесла Розалинда, когда Роулинг захлопнул за ней дверь.

– Здравствуй, Розалинда! – Он радостно бросился к жене, заключил ее в объятия и крепко поцеловал. За эти долгие месяцы в тюрьме он стал еще сильнее любить Розалинду, а его плотский голод стал воистину неутолимым. Он целовал и целовал ее, словно подкрепляя своими поцелуями уверенность в том, что жизнь продолжается. Дрейк не мог понять, почему она так покорно подчиняется его ласкам, так довольно вздыхает. Должно быть, она уже больше не сердится на него за то, что он не рассказал ей о своей шпионской деятельности. Пожалуй, у нее все-таки есть сердце. Сердце, полное сострадания.

Прижав голову Розалинды к своей груди, он с наслаждением ощутил шелк ее волос.

– Не знаю, что бы я делал, если бы ты перестала приходить сюда!

Розалинда обняла его, а потом резко отстранилась.

– Я сюда больше никогда не приду. – Помолчав для эффекта, она прошептала: – Этим утром ты бежишь отсюда.

– Что?

Розалинда положила сверток на пол.

– Вот твой костюм. Надень его. Охранник выведет нас потайным ходом к карете, которая доставит тебя на корабль, готовый к отплытию.

Дрейк нахмурился, внезапно охваченный массой противоречивых чувств:

– Но как? Как тебе удалось?..

– Если я чему и научилась за всю свою жизнь, так это тому, что можно исполнить любое свое желание при наличии золота.

– Где ты его взяла?

Она замешкалась с ответом, и Дрейк схватил ее за руки:

– Где, Розалинда?

– Я продала дом.

– Что ты сделала?!

– Я продала Торнбери-Хаус. Хватит тебе здесь гнить.

– Кому ты его продала?

– Не знаю.

Дрейк вмиг побледнел и на какое-то время лишился дара речи. Она попыталась объясниться:

– Агентом был Страйдер. Честно говоря, мне все равно, от чьего имени он действует. Тем более что деталями занимался Старк. Я продала бы дом самому дьяволу, лишь бы освободить тебя.

– Страйдер, – повторил Дрейк, обдумывая ее слова. – Какой-то он странный, Розалинда Я уже где-то видел его. Вот только бы вспомнить где. Что он тебе сказал?

– Страйдер вел себя как истинный джентльмен. Именно он назвал мне имя охранника, который освободит тебя. А по поводу продажи дома он сказал, что его хозяин отблагодарит меня по-королевски.

Дрейк вдруг резко отвернулся.

– По-королевски. Так и сказал?

– Да. Я тоже удивилась нажиму на это слово.

– По-королевски. – Дрейк почувствовал, как сердце его заколотилось сильнее. – Боже мой, она все-таки добралась до нас, Роз!

– Что ты имеешь в виду?

– Королева. – Дрейк поддел ногой табуретку и отшвырнул ее к стене. – Проклятие! Страйдер – агент королевы. Наш дом купила Елизавета.

– Почему ты так уверен?

– Потому что наконец вспомнил, где видел этого человека! Более десяти лет назад в лагере Тилбери я был представлен королеве вместе с другими морскими офицерами, проявившими большую отвагу в битве с испанской армадой. Именно после той аудиенции королева решила воспользоваться моими услугами. Похоже, Страйдер попал ей на глаза там же. И с тех самых пор он стал одним из ее агентов. Как же она любит интриги!

– Дрейк, теперь уже не важно, кто владеет Торнбери. Главное – вызволить тебя отсюда.

– Нет, черт возьми, важно! Королева вынудила тебя на брак, которого ты не хотела, она бросила меня в тюрьму, а теперь еще и отбирает дом. И ты предлагаешь мне бездействовать, когда меня так оскорбляют?!

– Тихо, Дрейк. Лучше побыстрее переодевайся. Нам пора. В Лондоне что-то затевается. Не хватало еще, чтобы тебя задержали по дороге. Вчера шайка Эссекса убедила актеров королевской труппы сыграть старую пьесу Уилла «Ричард II». Узнав об этом, королева потребовала, чтобы Эссекс предстал перед ее Советом. Лорд же не собирается появляться там. Более того, ходят слухи, что он может сегодня поднять мятеж против нее.

– «Ричард II». – Дрейк задумчиво погладил бороду.

В этой пьесе, вызвавшей много споров после первой постановки, рассказывалось о свержении монарха. Ее не ставили уже много лет.

– Мы же слышали, что Эссекс собирался привлечь актеров, когда шпионили у дома Святой Простоты! Надо было ожидать чего-то в этом роде. Намерения Эссекса яснее ясного. Он наконец поведет своих сторонников против королевы.

– Да, и вполне возможно, прямо сейчас. Так что поторопись! – Она тотчас развернула сверток.

Дрейк скривился:

– Что это, черт возьми?

– Твой костюм. А чем он тебе не нравится? Что, цвет неудачный?

– Это же лиф и юбка, Розалинда!

– Да, и еще белокурый парик. Поверь, я с таким трудом нашла парик, который был бы тебе впору.

– Я не надену женскую одежду! – рявкнул он.

– Наденешь, если захочешь жить, – отозвалась она. – Никто ничего не заподозрит, если ты будешь в женской одежде. Я принесла бритву, чтобы сбрить твою бороду. Давай переодевайся и прекрати спорить.

– Ты что, хочешь еще раз меня унизить?

Розалинда, посмеиваясь, обняла Дрейка.

– Нет, муж мой, я пытаюсь спасти твою упрямую задницу. А теперь раздевайся.

– Прекрасно, – взревел он, выдернув из ее рук платье цвета лаванды, – но я не покину Лондон до тех пор, пока не уверюсь, что мятеж Эссекса подавлен.

– А какое тебе дело до этого?

– Пусть королева Елизавета остается на троне достаточно долго, для того чтобы отчитаться за свои грехи перед нами. Я верну тебе твой дом, даже если это будет мое самое последнее дело на земле.

– И оно точно будет последним, если твоя гордость окажется сильнее желания жить. – Она вытащила бритву. – А теперь садись, я помогу тебе сбрить бороду.

Глава 31

Впоследствии историки немало напишут о мятеже Эссекса. Они расскажут, как в то самое утро граф выскользнул через черный ход Эссекс-Хауса на Стрэнде, когда за ним пришла королевская стража, и как он с толпой своих вооруженных сторонников устремился к центру города. Лондонцы, вытаращив глаза, смотрели на эту толпу. Одни торопливо скрывались в своих домах и магазинчиках, захлопывая за собой двери и закрывая ставни. Другие радостно приветствовали мятежников. Но ни один человек не присоединился к тремстам повстанцам. Историки расскажут, как Эссекс проехал по улицам Полтри и Ломбард в поисках тысячи вооруженных солдат, которых ему якобы пообещал шериф. Но шерифа Смита нигде не было. Узнав о приближении мятежников, он исчез. Много будет написано и о том, как Эссекс с ужасом осознал, что потерпел поражение, и как он, вернувшись в Эссекс-Хаус, в отчаянии искал способ добиться прощения королевы. Но его арестовали, судили и вынесли смертный приговор. Спустя две недели тридцатичетырехлетний Роберт Деверо положил голову на плаху, и палачу пришлось трижды взмахнуть топором, прежде чем он сумел отрубить ему голову.

Многое будет рассказано об этих событиях, но ничего не скажут о мужчине в платье цвета лаванды и белокуром парике, который скакал перед толпой Эссекса по улицам Лондона, призывая горожан не поддерживать мятежников.

Дрейк несся на черном жеребце, предупреждая о приближении Эссекса. Неизвестно было, что больше поразило лондонцев – новость о мятеже или же вид мужчины в женском платье, – но Ротвелла заботило только одно – незыблемость королевского трона, а потому он и думать не думал о таких мелочах. И пока Дрейк не наткнулся на Годфри Бланта, он с честью выполнял свой долг.

Годфри во главе десятка лордов и вельмож, объединившихся для борьбы с мятежниками, направлялся к Уайтхоллу, чтобы защитить королеву. Узнав Дрейка, он вдруг вытащил из-за пояса пистолет и нацелил его прямо ему в сердце.

– Мать говорила мне, что я найду вас среди мятежников, Ротвелл, – выпалил он в каком-то диком возбуждении, обливаясь потом.

– А она не посоветовала тебе сходить в туалет, прежде чем ты отправишься спасать королеву?

В ответ Годфри лишь взмахнул оружием.

– По какой-го причине, господин Ротвелл, в отличие от леди Розалинды я не нахожу вас забавным. А кроме всего прочего, вы сейчас должны быть в Тауэре.

– Я бежал.

Бесформенные губы Годфри растянулись в некоем подобии улыбки.

– Нет, не бежали. Потому что я отвезу вас к шерифу Смиту. Он сейчас у лорда-мэра. Интересно, какую награду я получу от королевы за поимку одного из мятежников? Возможно, она дарует мне рыцарство, как моему благородному отцу.

– Но разве твой отец не заслужил рыцарство каким-либо благородным поступком? – Дрейк улыбнулся. – Прекрасно, Годфри. Веди меня к шерифу. Я рад возможности объясниться с королевой.

Годфри разразился своим блеющим смехом:

– Вам не удастся увидеть Глориану. Вас будут судить как всех предателей, которые сегодня поддержали Эссекса. Если вам повезет, то вы останетесь гнить в Тауэре. Если нет, вас казнят, и леди Розалинда будет желать вам доброго утра, проходя мимо вашей головы, вывешенной на Лондонском мосту.

Дрейк было задумался о том, насколько вероятна такая перспектива. Потом, вдруг осознав, как нелепо он выглядит, сорвал с себя парик и бросил его на землю.

– Ты такой же недальновидный и эгоистичный, как и мятежники, Годфри. Разница лишь в том, что у тебя нет ни ума, ни воли, чтобы хотя бы задумать такой мятеж.

Годфри поднял руку повыше, его указательный палец дрожал. Он явно изнывал от желания спустить курок, но все же не сделал этого, поскольку до сих пор еще не пролилось ни капли крови.

– Оставьте свои оскорбления для палача, Ротвелл. Возможно, и жена присоединится к вам в вашем путешествии в ад.

Адом, как выяснилось, стало очередное заключение в Тауэр, но на сей раз там оказалась и Розалинда, только в отдельной камере. Правда, вопреки предсказаниям Годфри, за предательство их не судили.

Они не имели ни малейшего представления о том, что их ждет. И вот, спустя месяц после казни графа, солнечным майским днем Дрейка и Розалинду вдруг повезли к королеве. Елизавета, судя по всему, не придала значения предательству и казни бывшего фаворита, она как ни в чем не бывало занималась государственными делами.

Дрейк и Розалинда впервые за прошедшие два месяца встретились у дверей приемной королевы и бросились навстречу друг другу. Едва Дрейк шагнул к жене, раскрыв свои объятия, как сопровождавший его охранник преградил ему путь. Что ж, в любом случае сегодня все выяснится.

Наконец двери открылись, и лорд Бакхерст, главный распорядитель королевы, произнес:

– Ротвелл и леди Розалинда, королева ждет вас – Бакхерст улыбнулся, и они восприняли это как добрый знак.

– Ваше величество. – объявил он своим глубоким голосом, – я представляю господина Ротвелла и леди Розалинду Ротвелл.

Розалинда, прищурившись, рассматривала толпившихся вокруг трона королевы придворных. Все они были в бархатных беретах, великолепных одеждах, сверкали драгоценностями. При появлении четы Ротвеллов придворные замолчали и с любопытством уставились на них.

И снова Розалинда почувствовала себя обезьянкой в зоопарке. Только на этот раз перспектива совокупления перед публикой казалась предпочтительнее того унижения, которое, по всей видимости, им уготовила королева.

– Господин Дрейк и леди Розалинда Ротвелл, – сказала Елизавета. – Склоните головы перед вашей королевой.

Взяв Розалинду за руку, Дрейк подвел ее к трону, и они опустились на колени.

– Встаньте, – произнесла Глориана.

Розалинда, вставая, задрожала, и Дрейк заботливо поддержал ее за локоть.

Королева, прижав скрюченный палец к губам и склонив голову набок, изучающе посмотрела на Дрейка:

– Нет, я не думаю, что цвет лаванды тебе к лицу.

Сначала все в изумлении замерли. Потом придворные, стоявшие вокруг трона, начали хихикать, затем громко захохотали, а вместе с ними засмеялась и сама королева Дрейк побагровел. Но к тому времени, как веселье стихло, его лицо, снова заросшее бородой, хотя и неухоженной, осветилось невольной улыбкой.

– Годфри Блант сообщил нам, что ты присоединился к мятежникам, а в качестве маскировки надел лиф и юбку цвета лаванды, – пояснила Елизавета.

– И на нем был белокурый парик, – пропищал Годфри из толпы придворных.

Королева нахмурилась:

– Тебе бы следовало надеть григорианский парик, Дрейк. Черное эффектнее подчеркнуло бы голубизну твоих глаз.

– Дрейк не присоединялся к мятежникам, – вмешалась Розалинда, прежде чем леди Блант успела подтвердить ложь своего сына.

– Я это знаю, – ответила королева. – Годфри лгал.

Розалинда опешила и взглянула на Годфри. Он молча застыл рядом со своей дородной матерью. Оба они казались необычно притихшими.

– Очевидцы рассказали нам, что Мандрейк Ротвелл несся по городу, призывая горожан не поддерживать мятеж, – продолжила Елизавета. – Исключительное выражение преданности королеве, которая заключила тебя в тюрьму. Но ты все равно виновен в побеге из Тауэра. И кто-то помог тебе в этом.

Королева сердито взглянула на Розалинду.

– Я бежал, ваше величество, – вмешался Дрейк, бережно обнимая рукой жену, – чтобы помешать свержению нашей великой королевы.

– Неужели? – фыркнула королева. – И кто же тебе помог?

Пока Дрейк собирался с мыслями, Елизавета сама ответила за него:

– Ты был освобожден стражником по имени Джек Роулинг, предателем Короны. Он бежал в день мятежа, и с тех пор его не видели. Один из агентов рассказал мне, что Роулинга видели покупающим лиф и юбку цвета лаванды за день до твоего побега. Если он когда-нибудь ступит на землю Англии, то вскоре лишится головы.

Розалинда удивленно нахмурилась. Это она достала костюм для Дрейка, а не Роулинг.

– Ваше величество, а кто тот агент, что сообщил вам об этом?

Королева лишь улыбнулась:

– Мы обсудим эти вопросы позже. А пока леди Блант и ее сын нам кое в чем признаются.

Придворные, стоявшие рядом с матерью и сыном, подались назад.

– Ну? – рявкнула королева, и глаза ее грозно сверкнули. – Говорите и покончим с этим.

Леди Блант смущенно закашлялась, при этом ее двойной подбородок противно заколыхался. Взглянув на Дрейка, она произнес па:

– Это мой муж уговорил вашего отца вложить деньги в компанию по торговле специями.

– Господи! – ахнула Розалинда.

Она повернулась к Дрейку и увидела, что ею лицо словно окаменело. Боже, она вступила в сговор с женщиной, погубившей отца Дрейка!

– Мой муж был в долгах, – продолжила старая интриганка. – Я убедила его привлечь в компанию – пусть даже она и существовала только на бумаге – средства других людей. Ваш отец очень стремился, слишком стремился завоевать славу на море. Он говорил, что у него есть сын, который уже в четыре года хочет походить на великих английских морских волков.

Дрейк заметно напрягся, но не проронил ни слова. Леди Блант помолчала, нервно перебирая в руке веер.

– Мой муж был хорошим человеком. Но, взяв деньги, он не сумел вернуть их: компания ведь даже не смогла поднять паруса своих кораблей. Когда поверенный начал наводить справки от вашего имени, я стала угрожать ему, опасаясь, что муж попадет в унизительное положение.

– Значит, это вы писали те письма, – с отвращением заключил Дрейк.

Она вызывающе выпрямилась:

– Да.

– Даже то последнее, в котором содержалась угроза жизни королевы?

Глаза леди Блант расширились, она вся вспыхнула и произнесла.

– Это был… чистый вымысел. Я не желала никакого вреда ее величеству и надеялась, что подозрение падет на Эссекса. Главное было – положить конец вашему стремлению отомстить. Мне хотелось припугнуть вас, чтобы спасти репутацию своего мужа.

– Итак, пусть человек живет в неведении и позоре и никогда не докопается до истины?! – взревел Дрейк и устремился к авантюристке, но королевская стража удержала его.

– Я должна была заботиться о будущем сына, – с негодованием ответила вдова, словно не понимала, чем так расстроен Дрейк. – Не хватало еще, чтобы из-за моих ошибок пострадала репутация Годфри.

– Он и сам наделал достаточно ошибок, – ядовито заметила королева.

– Ради всего святого, почему же вы рассказываете мне об этом сейчас? – в негодовании воскликнул Дрейк, повернувшись к леди Блант.

Но ответила ему королева:

– Потому что я пригрозила четвертовать ее, если она не признается. Я же обещала тебе, Дрейк, что займусь этим делом. И это еще не все. Теперь очередь Годфри.

Юноша выступил вперед и нервно облизал губы.

– Это я чуть не убил вас, Ротвелл, – Его глаза испуганно забегали по сторонам, потом он заломил руки и торопливо продолжил: – Столкнул с балкона статую Купидона. Но я не собирался убивать вас, только хотел припугнуть! Происшествие должно было убедить вас в том, что вам предначертано стать следующей жертвой проклятия, висевшего над леди Розалиндой. И тогда Розалинда и Торнбери-Хаус достались бы мне. – Он вдруг разразился блеющим смехом, потом сморщился. – Видите ли, я… я хочу стать актером, великим актером, как Бурбадж.

В толпе придворных послышались ехидные смешки, и тогда леди Блант, смутившись, воскликнула:

– Замолчи, олух!

– Нет, мама, – вызывающе произнес он. – Только по этой причине я согласился поухаживать за леди Розалиндой. Ты мечтала, чтобы я женился на ней, разбогател и спас Крэнстон-Хаус. Для тебя. Меня же сподвигла на брак с ней совсем другая причина. Став богатым, я смог бы проводить все время в театре, пусть не как актер, а как покровитель. Такая эксцентричная особа, как леди Розалинда, не стала бы возражать, если бы ее муж увлекся сценой. Тем более что при ее связях с господином Шекспиром возможности открывались безграничные.

– Бедный Годфри, – прошептала Розалинда, снова заняв свое место рядом с Дрейком.

– В Тауэр! – распорядилась королева Елизавета, мрачно кивнув в сторону преступников.

На этом все и закончилось бы. Но едва стражники выступили вперед, Годфри в смертельном страхе кинулся к Розалинде, бросил на нее мелодраматичный, полный страсти взгляд и выхватил нож.

– «Вот чьи-то голоса. Пора кончать!» – прокричал он, широко раскрыв глаза.

– Боже милостивый, он опять цитирует Шекспира, – прошептала Розалинда.

– «Но вот кинжал, по счастию».^[11] – Годфри высоко поднял нож.

Все присутствовавшие в зале ахнули.

– Годфри! – испуганно закричала леди Блант. – Что ты делаешь?

Но прежде чем кто-либо успел двинуться с места, Годфри уже вонзил нож себе в живот, застонал и согнулся пополам.

– «Сиди в чехле, будь здесь, а я умру», – прохрипел он, произнося последние строчки монолога Джульетты.

Тут его ноги подкосились, и присутствовавшие вмиг избавились от оцепенения.

– Взять его! – приказал лорд Бакхерст, и человек шесть вынесли раненого из зала.

– Позовите врача! – истерично завопила леди Блант и выбежала за ними.

– Позаботьтесь о леди Блант, – приказала Елизавета своим фрейлинам. – Побудьте с ней, пока ее не уведут в Тауэр.

Розалинда было устремилась за ними, но вовремя и с большой радостью вспомнила, что теперь ее место рядом с Дрейком. Обняв его, она только крепче прижалась к нему.

И вот Дрейк с Розалиндой остались наедине с королевой.

– Дрейк, я беседовала с адмиралом Пилом, – бесстрастно сообщила королева.

Дрейк шагнул вперед:

– Ваше величество, позвольте мне объясниться…

Подняв руку, Елизавета улыбнулась, глаза ее светились добротой.

– Всему свое время, Ротвелл. Адмирал Пил пересказал мне обстоятельства вашего сражения и передал секретное послание одного из дипломатов, что служит близ Ачина, Сэр Эдвард Харкорт написал мне о разногласиях с королем Ачина и о твоих дипломатичных попытках возобновить там торговлю. Я слишком поспешно осудила тебя. Лорд Пил – благородный, отважный адмирал, но отнюдь не дипломат. Учитывая все вышесказанное, а также твои мужественные попытки защитить мой трон во время мятежа, я решила освободить тебя из Тауэра. Леди Розалинда, надеюсь, ваш отец в раю простит старую королеву за то, что вам некоторое время пришлось побыть в столь неприятном месте.

Изумленная тем, что королева снизошла до извинений, Розалинда опустилась перед ней на колени и поцеловала ее руку.

– Благодарю вас, ваше величество. Боже, храни королеву.

Елизавета ласково улыбнулась. На этом надо было поставить точку, но Розалинда не удержалась от главного вопроса:

– Ваше величество, а что за агент сообщил вам о предательстве Джека Роулинга?

– Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. – Королева повернула голову и кивнула: – Можешь войти.

Из-за трона тотчас появился Страйдер. Его темные волосы сейчас особенно резко контрастировали с бледным лицом, изуродованным шрамом. Серые глаза были, как всегда, холодны, но Розалинда не сомневалась, что в уголках его чувственного рта играла улыбка.

– Страйдер! – выдохнула Розалинда. – Это были вы!

И про себя подумала: «Вы солгали королеве и спасли меня, возложив всю вину на Джека Роулинга. Что ж, по крайней мере он теперь богат».

– Да, миледи. Я осведомлен о множестве проблем королевы.

Елизавета одобрительно улыбнулась:

– Страйдер одинаково хорошо разбирается как в юриспруденции, так и в воровском ремесле. Прекрасный служака и занимается такими делами, которые кажутся знатным лордам ниже их достоинства. Мое королевство живо только благодаря таким, как Страйдер. И как Мандрейк.

– Чем можем мы отблагодарить вас за вашу доброту и щедрость? – спросила Розалинда агента.

Страйдер приподнял бровь:

– Не откажусь отужинать в вашем доме в присутствии леди Халсбери.

Розалинда многозначительно сжала руку Дрейка. Они вменялись удивленными взглядами.

– Если это порадует Франческу…

– Не порадует, – отрезал Страйдер.

– Я поговорю с ней, – заверила его Розалинда. Возможно, Франческа ждет именно такого человека, как Страйдер? Он-то уж наверняка сумеет пробиться к ее сердцу, вокруг которого она возвела неприступную стену.

– Нет, Страйдер, у меня другие планы в отношении Франчески, – вмешалась королева. – Теперь ты, Дрейк… – Елизавета пристально взглянула на него: – Тебе что, совсем нечего сказать? Возможно, я развяжу тебе язык своим сообщением о том, что собираюсь пожаловать тебе рыцарство за твою преданность Короне. За прошедшие месяцы я узнала цену неуместного доверия. Ты ведь не Эссекс, Дрейк, ты ничего не ждал от меня, кроме справедливости. И потому я награжу тебя гораздо щедрее, чем ты когда-либо мог мечтать.

– Рыцарство! – с восторгом воскликнула Розалинда. – Ты слышал? Отныне ты будешь сэром Дрейком!

Дрейк изумленно посмотрел на свою верную жену, потом на благодарную королеву. Опустившись на колено, онтотчас припал к руке Елизаветы. Рыцарь королевства. Его отец и мечтать не мог о таком будущем для своего сына.

– О моя королева… – Но сердце Дрейка снедала страшная тоска: в то время как он добился очень многого, Розалинда потеряла все. С болью в душе и мукой в голосе он произнес: – Я не смогу принять от вас такую награду, моя королева.

– Дрейк, что ты… – побледнела Розалинда.

– Я пожертвую и рыцарством, и своей свободой, только позвольте Розалинде выкупить у вас Торнбери-Хаус!

– Дрейк! – прошептала Розалинда, Господи, как он упрям! – Хватит! Надо с благодарностью принимать оказанную честь.

Королева раздраженно вздохнула:

– Будь проклят этот дом! А заодно и ты, Дрейк. Рычишь как пес, охраняющий свою кость. Неужели ты никогда не отступишься?

– Никогда, мадам.

Елизавета обреченно вздохнула:

– Что ж, выкупайте дом, но при одном условии: вы должны остаться мужем и женой, как и хотел лорд Даннингтон.

Повернувшись к Дрейку, Розалинда тут же застыла, увидев, как он разочарован.

– Но, ваше величество… – сказал он, шагнув вперед.

– Достаточно! – отрезала Елизавета. – Больше никаких просьб. Я знаю, что ты желал бы аннулировать ваш брак. Советую тебе пересмотреть свою позицию. – С этими словами королева встала, но ее изможденные артритом колени подогнулись, и Страйдер тотчас бросился к ней на помощь.

Увидев на лице Дрейка холодную решимость, Розалинда вспомнила любимое изречение своего отца: если в человека вселился дьявол, его уже никогда не изгнать.

Глава 32

Стоял прекрасный весенний день, и хотя солнце порой скрывалось за облаками, свежий, бодрящий ветер вселял надежды на лучшее будущее. В воздухе витал густой запах обрабатываемых пашен; тут и там уже виднелись веселые зеленые ростки, и Розалинда представляла себе цветущие клумбы нарциссов, ландышей, венериных башмачков и турецкой гвоздики.

Плотнее запахнув накидку, она откинулась на спинку каменной скамьи. Рядом с ней стояла чернильница. Розалинда дописывала последние строки своей новой пьесы, той, что она отложила после первого заключения Дрейка в Тауэр.

С момента освобождения из тюрьмы они с Дрейком вновь жили в Торнбери-Хаусе, но Розалинда чувствовала такую стену отчуждения между ними, что едва осмеливалась заговаривать. Конечно, они ложились в одну постель, но молча, не касаясь друг друга. А утром Дрейк уходил до того, как она просыпалась.

Пребывая в тихом отчаянии, Розалинда решила припасть к тому источнику, который уже считала пересохшим, – к своему воображению. Именно там она нашла утешение и успокоение. И как только перо коснулось бумаги, концовка пьесы, которая раньше у нее никак не получалась, полилась, словно песня. Розалинда работала так, будто от завершения пьесы зависели и ее жизнь, и ее брак. Если бы только счастье, восторжествовавшее в финале пьесы, можно было перенести в ее реальную жизнь…

Поставив точку, Розалинда подняла голову и довольно вздохнула, благодаря Бога за то, что он наградил ее способностью писать. И тут она увидела приближавшуюся к ней Франческу: виконтесса приветственно помахала рукой и ускорила шаг.

– Я так и думала, что найду тебя здесь, – сказала она, стуча зубами от холода. – Не сиди здесь долго, а то простудишься.

Розалинда только улыбнулась и подула на рукопись, чтобы подсохли чернила.

– Не так уж и холодно, когда светит солнце.

– Что это у тебя?

– Я закончила, Фрэнни. Это моя последняя пьеса. И самая лучшая.

– Последняя? – Франческа присела на каменную скамью – Почему? Дрейк опять запретил тебе писать?

Розалинда презрительно хмыкнула:

– Нет, Дрейку нет дела до того, пишу я или нет. Главное для него – аннулировать наш брак. Я просто имею в виду, что вложила в эту пьесу все сердце и всю душу. Больше мне нечего ни сказать, ни отдать.

– Очень сомневаюсь в этом. А также и в том, что Дрейк действительно хочет расстаться с тобой, – недоверчиво хмыкнула Франческа.

– Он ясно выразил свои намерения.

Франческа тотчас подалась вперед.

– Вчера вечером мы долго беседовали с твоим мужем. Как старые друзья.

Сердце Розалинды на мгновение замерло.

– Я боюсь спрашивать о результате.

– Дрейк сказал, что ты вышла замуж под давлением обстоятельств, и только расторгнув брак, снова будешь свободна, как всегда и хотела.

– Свободна? – Розалинда в ужасе посмотрела на Франческу. – Боже, какой беспросветный тупица, какой глупец!

– Именно так я и сказала.

Отбросив рукопись, Розалинда в ярости вскочила на ноги:

– Неужели он думает, что женщина способна отдать свои сердце и душу, а потом уйти как ни в чем не бывало, и все только ради свободы?

– Очевидно.

– Неужели он думает, что, узнав его ближе, я теперь смогу спать одна?

– Вероятно.

– Разве он не знает, что я люблю его и ради него готова пожертвовать всем на свете?

– Нет.

Розалинда возмущенно посмотрела на Франческу:

– Да как же так? Почему?

– А ты когда-нибудь говорила, что любишь его?

– Нет!

– Интересно знать почему.

Розалинда гордо расправила плечи.

– Потому что он никогда не говорил, что любит меня.

– Ах, Розалинда, какое ребячество!

– Вовсе нет! Скажи я первой, что люблю его, он потом всю жизнь будет меня изводить.

– Что же это за любовь такая, если ты позволяешь таким пустякам вставать между вами.

Розалинда сжала лоб ладонями, словно испугавшись, что голова вот-вот лопнет от обуревавших ее мыслей.

– Ах, Фрэнни, я вовсе не мелочна. Но я же предавалась любви с ним! Неужели он думает, что это ничего не значит?

Франческа только рукой махнула.

– Боже мой! Да для любого мужчины любовные утехи не важнее, чем поход в туалет.

– Не верю! – Розалинда заметалась из стороны в сторону, и прошлогодние листья зашуршали у нее под ногами. – Ведь он пожертвовал этим домом ради того, что между нами было. Так почему же сейчас ему непонятно, что если он покинет меня, то я буду скорбеть не из-за потери дома, а из-за утраты человека, который жил в нем?

Франческа грустно улыбнулась:

– Не знаю. Он сейчас не способен здраво мыслить. Честно говоря, я тревожусь за него, Розалинда.

– Я бы согласилась аннулировать брак без малейших колебаний, если бы знала, что это сделает его счастливым. Но, увы…

– Аннулирование брака не решит его проблем, – заметила Франческа.

– Да? – Розалинда с надеждой взглянула на нее.

– Твой муж считает, что потерпел поражение.

Всю свою сознательную жизнь он занимался торговлей, а сейчас ему нечего предъявить: нет ни перца, ни денег, ни кораблей, ни одного выдающегося достижения.

– Неужели все это имеет такое большое значение?

– Да, для мужчины. – В фиалковых глазах Франчески светилась мудрость. – Они ведь сильно отличаются от нас.

– Я помню.

– Теперь Дрейк знает, кто погубил его отца, но он не сам разгадал тайну. За него все сделала королева, так что и тут он чувствует себя неудачником. А поскольку преступник оказался дамой, Дрейк даже не вправе потребовать удовлетворения, вызвав ее на дуэль.

– Понятно. – Розалинда задумчиво кусала губы, размышляя над дилеммой мужа.

– И пусть Дрейк боготворит землю, по которой ты ступаешь, но ведь он никогда не ухаживал за тобой так, как полагается. Его толкнула в твои объятия королева. И снова он оказался пешкой в чужой игре. Он чувствует себя бессильным.

Розалинда присела рядом с Франческой.

– Так что же должна сделать жена?

Виконтесса Халсбери вздохнула:

– Главное для него – снова почувствовать себя мужчиной, и не только в постели. Ему нужен успех.

Позади вдруг послышались шаги. Розалинда подняла голову и, прикрыв глаза от яркого солнца, увидела Дрейка.

– Тихо, Фрэнни, вот он идет. Говори о погоде.

– Повторяю, Розалинда, – как ни в чем не бывало продолжила Франческа, – тебе надо быстрее вернуться в дом, пока ты окончательно не простудилась.

– Только трусы позволят такой отговорке испортить столь замечательный весенний день, – заявил Дрейк, приблизившись.

Щеки его раскраснелись от бодрящего воздуха, он улыбался, правда, глаза были полны тревоги.

При виде Дрейка у Розалинды едва не выскочило сердце из груди. Как ей хотелось броситься к нему, поцеловать, утешить, но он скорее съел бы гнилое яблоко, чем принял жалость от женщины. Потребуется все ее умение и понимание, чтобы привести в чувство его полную печали душу.

– Дрейк, ты не мог бы посидеть со мной немного?

Он нахмурился, словно она просила у него луну с неба. Франческа тут же поднялась и обняла Дрейка.

– Была рада снова повидать тебя. Оставляю вас одних. По всей видимости, моя дорогая подруга Розалинда пригласила этого грубияна Страйдера. Мне надо подготовиться к худшему. – Весело засмеявшись, она повернулась и удалилась.

Дрейк проводил ее взглядом, потом повернулся к Розалинде:

– Неужели ты и впрямь считаешь Страйдера подходящей партией для нашей прелестной Франчески?

Розалинда лишь плечами пожала:

– Как знать? Иногда противоположности притягиваются. Впрочем, не в нашем случае, здесь ты прав.

Ее заявление было встречено тягостным молчанием. Дрейк безмолвно смотрел на рассыпанные по земле листы бумаги.

– Это новая пьеса?

– Старая. Я ее только что закончила. Самая лучшая из всех, что я написала. – В наступившей тишине слышалось лишь чириканье птиц, которые суматошно вили гнезда. – Скажи, наш брак не удался из-за этого? Из-за того, что я пишу?

Его голубые глаза, потерянные и печальные, безучастно скользнули по ней и снова устремились куда-то вдаль.

– Нет. Я был не прав. У тебя действительно талант. И нельзя понапрасну его растрачивать, как это сделал я. Ни в коем случае не прекращай писать. – Отбросив камушек ногой, он сел на скамью.

Розалинда, уже умирая от жалости к любимому, неожиданно вспомнила, что это он просил королеву аннулировать их брак. Да как он смеет ставить под угрозу их союз, даже с ней не посоветовавшись! И опускать руки после всего пережитого!

– Слушай, Дрейк! Я сыта по горло твоим мрачным настроением и твоими отговорками. Где тот Ротвелл, которого я знала и боялась? Где человек, который поклялся покорить весь мир? Кто говорил, что я задохнусь от пыли, пытаясь угнаться за тобой?

Он поднял голову, пригвоздив ее к месту тяжелым взглядом:

– Ты говоришь о самонадеянном юнце, которым я когда-то был. Теперь я старый и умудренный опытом человек.

– Но мудрец не станет опускать руки. Ну же, полно, прогони свою грусть! – Она села рядом и обняла его.

Дрейк же смотрел на нее так, словно она лишилась рассудка.

– Дрейк, ты просто пугаешь меня. Где же мне черпать уверенность? Ты всегда был моим якорем, моей путеводной звездой. Я сверяла свои успехи по тому, как далеко ушел от меня ты.

Она осеклась. Слова звучали как-то неубедительно.

– Нет, я лучше скажу по-другому.

Дрейк тотчас нежно сжал ее руку.

– Розалинда, оставь свою мобилизующую речь для солдат. Ты не нуждаешься во мне и никогда не нуждалась. Тебе только так казалось, и тем не менее ты приложила все силы, чтобы заставить меня думать обратное. Послушай, Розалинда. Давно уже все обговорено: мы – масло и огонь. Ты луна, а я – солнце. Что произойдет с нами, когда опадут первые лепестки любви? С чем мы останемся – с желчью и злыми словами? Ты никогда бы не вышла за меня замуж, не будь необходимости. У меня нет иллюзий на этот счет.

– Прекрати! – Она схватила его за плечи и как следует тряхнула. – Да понимаешь ли ты, как нам повезло? Ведь несмотря на наше упрямство и твердолобость, мы с тобой испытали такое наслаждение, которое редко выпадает на долю любовников.

– Думаешь, любви достаточно? – кисло возразил он.

– Да.

– А я так не думаю.

Она отшатнулась, словно от удара. Он ошибается, и она докажет ему это.

– Почему ты считаешь, что любви недостаточно?

– Я неудачник, Розалинда. Ты не стала бы долго любить неудачника.

– Неправда! И ты вовсе не неудачник. Ты нашел виновного в гибели своего отца. Леди Блант теперь в Тауэре. Годфри, как оказалось, пронзил себя бутафорским кинжалом. И сейчас поправляется всего лишь от раненой гордости у себя дома. Это ты выследил их, ты стал незаменимым для королевы и в конце концов нашел все ответы на свои вопросы. И пусть тебе нечем похвастаться после стольких лет плавания, но тебя уважают десятки мореходов, которые осваивали проложенные тобой пути. Неужели это не имеет для тебя значения?

Он нахмурился, размышляя над ее словами.

– Ты искренне говорила о силе любви? Видишь ли, я не думаю, что могу полюбить всем сердцем. Слишком долго я его игнорировал и вряд ли смогу что-либо почувствовать.

– Сможешь, – категорично заявила Розалинда. – Хочешь докажу?

Она схватила его за руку и потянула за собой в розарий. Найдя среди обрезанных веток полузасохшую розу, она взяла ее, стараясь не уколоться, и скомандовала:

– Дай свою руку.

Он скривился, и давно забытые смешливые огоньки зажглись в его глазах.

Розалинда положила на ладонь Дрейка стебель с шипами и снова сжала его руку.

Он охнул от боли.

– Так я и думал!

– Тебе больно? – Глаза ее возбужденно горели, словно у алхимика, который вот-вот получит золото.

– Конечно, больно. Ты довольна?

– Что ж, шипы всегда вызывают боль. Но никто не уничтожает розовый куст только потому, что укололся. Изящные бархатистые лепестки, изысканность и густой аромат более чем компенсируют боль от укола шипом. Наверняка ведь каждый садовник один-два раза непременно уколется.

Розалинда разжала ладонь Дрейка, убрала засохший цветок и достала из кармана платок. Тот самый платок, которым Франческа когда-то промокала ее ладонь во время брачной церемонии.

– Разве ты не ощущаешь нежного аромата весенних цветов, даже если у тебя болит рука?

Он невольно расплылся в улыбке:

– Да, жена. Даже такой негодяй, как я, не отвернется от прелестного запаха розы.

– Ну, значит, выживет и любовь, – отозвалась она.

– Он там. Дрейк! – раздался неподалеку голос Франчески.

– Мы здесь! – крикнула Розалинда в ответ и нахмурилась, увидев рядом с подругой капитана Хилларда.

– Ротвелл! – радостно воскликнул морской волк.

– Приветствую тебя, Хиллард. Что на сей раз привело тебя в Торнбери-Хаус?

– Хорошие новости, Ротвелл. Чертовски хорошие!

– Капитан приехал из самого Лондона. Ему просто не терпелось увидеть тебя! – пояснила Франческа.

– Спасибо, Фрэнни. – Дрейк тепло улыбнулся. – Так в чем дело, Хиллард?

– Просто невероятно! – Капитан вытащил из накидки свернутый в трубку пергамент. – Вот поручение от королевы Елизаветы. Я должен отвести «Розу» и еще два корабля, выделенных королевой, к острову Буто и забрать оттуда весь перец. Здесь написано, что эту миссию я уполномочен выполнять от имени сэра Дрейка Ротвелла, а вышеупомянутый сэр Дрейк в течение года будет обладать монополией на каждый доставленный с Буто грамм перца. И к черту Ост-Индскую компанию!

– Но у королевы же доля в Ост-Индской компании, – удивилась Розалинда.

– Полагаю, она может позволить себе такую щедрость. – Хиллард радостно хлопнул себя по колену. – Ну, что скажете, Ротвелл?

– Чертовски хорошие новости, Хиллард! – Дрейк широко улыбнулся. – Когда отплываем?

Капитан почесал затылок.

– Э… тут есть одна закавыка. Королева не отпускает вас в плавание: ваши услуги, судя по всему, нужны ей при дворе. Доходы от поставки перца вы с королевой разделите пополам.

– Ура! – закричал Дрейк, подпрыгнув.

Розалинда посмотрела на него так, словно муж спятил, а он, смеясь, подхватил ее на руки и закружил что было мочи.

– Ты слышала, что он сказал, Роз! Я стану богатым. Я засыплю Лондон таким количеством перца, что горожане будут чихать до самого Корнуолла!

– Замечательно, – пробормотала она и с трудом выдавила из себя некое подобие улыбки.

– Мне нужно поговорить с Хиллардом. Ты не возражаешь, дорогая?

– Нет, конечно. Идите в дом. А я еще немного пройдусь. Фрэнни, надеюсь, ты позаботишься о капитане?

– Конечно.

Розалинде надо бы радоваться за Дрейка – он наконец преуспеет в торговле, – но почему-то от этой новости в душе ее образовалась пустота. Почему? Отчего эта новость ей казалась плохой?

Глава 33

Дрейк нашел Розалинду часа через два: она стояла у пруда, где они в детстве ловили рыбу, повернувшись лицом к дому и наслаждаясь его великолепием. В развевающейся накидке на тихом ветерке она казалась какой-то неземной, словно древняя богиня друидов или речная нимфа короля Артура. Розалинда всегда была какой-то неземной – это стало их счастьем и их проклятием. Дрейк не уставал удивляться: неужели им суждено быть вместе? Неужели лорд Даннингтон это чувствовал?

Дрейк торопливо направился к Розалинде; ему не терпелось заглянуть ей в глаза, коснуться ее, полюбоваться вместе с ней красотой пейзажа. Розалинда как морская нимфа влекла его к воде. Точно так же она стояла двадцать лет назад.

Едва он ступил на мостки, как она словно очнулась и взглянула на него. Он улыбнулся:

– Ты все же научилась плавать?

– Нет, я так и не научилась плавать. Я была слишком занята имением.

– Может быть, теперь мы вместе понесем это бремя?

Она неопределенно пожала плечами. Дрейк тотчас обнял ее и поцеловал в лоб.

– Почему ты не рада за меня?

В ответ она тяжело вздохнула:

– Нельзя быть таким проницательным. Это вредно для мужчины.

– Разве ты не хочешь, чтобы мне сопутствовал успех?

– Конечно, я хочу, чтобы ты преуспел. Плохо только то, что без успеха ты, похоже, не будешь счастлив. – Он нахмурился, и в ее изумрудных глазах вспыхнуло пламя. – Что такое внешний успех? – спросила она. – Казалось бы, наш брак должен быть сильнее всех невзгод… У тебя и раньше были все основания для счастья, но ты не мог даже выдавить из себя улыбку, пока не появился Хиллард.

Дрейк виновато поморщился.

– Дрейк, ты должен быть счастлив только от того, что у тебя есть я. Должен ценить мое общество независимо от обстоятельств. Я наконец-то поняла, чего стою. И я не буду жить с человеком, который меня не ценит.

Дрейк глубоко вздохнул: Розалинда и знать не знала, как она дорога ему. Да это и понятно: он же никогда не говорил ей о любви. Возможно, потому что и сам не был уверен в своих чувствах.

Он провел рукой по ее лицу, всмотрелся в прекрасные черты и, откашлявшись, начал:

– Розалинда, ты – стрела, которую Купидон вонзил в мое сердце. Ты огонь, горящий в моей груди. Ты – сладостная пытка, которая так долго была мне недоступна. Когда мы впервые любили друг друга, я наконец понял, что рай существует. Я понял, что Бог есть и величайшее его творение – это упрямая маленькая женщина с рыжими волосами, сердце которой необъятно и чисто.

Розалинда покачала головой, борясь со слезами:

– Не говори так, если не чувствуешь этого. Он прижался губами к ее прохладным щекам.

– Моя дорогая, поверь, это правда.

– Тогда скажи, что любишь меня, – потребовала она, и голос его задрожал.

Дрейк замер, потом отстранился, многозначительно выгнув бровь:

– Сначала ты.

Она ахнула от изумления:

– Нет, ты!

– Розалинда, – стал увещевать ее Дрейк. На губах его появилась дьявольская усмешка, а в глазах заплясали озорные чертики. – Ну же, ты ведь любишь меня, признайся!

Она возмущенно возразила:

– Почему это я должна быть первой?

– Потому что ты первая сделала мне предложение.

– Черт тебя побери, Ротвелл, ты никогда ничего не забываешь, да?

– Да, когда это касается моей Розалинды.

– Ты же мужчина! Вот и признайся первым. Рыцари поступают именно так.

– Я пропускаю даму вперед. И потом, ты же не упустишь возможности признаться в любви такому очаровательному, такому неотразимому, такому лихому…

– Ах ты, высокомерный, самодовольный позер! – воскликнула она и изо всех сил толкнула его.

– Великий Юпитер! – ахнул Дрейк и покачнулся на мостках.

– Дрейк! – в ужасе вскричала Розалинда, протянула к нему руки, но было уже поздно. Взмахнув руками, Ротвелл с громким всплеском упал в ледяную воду. Когда через несколько минут его лицо показалось на поверхности, оно так и пылало яростью.

– Клянусь Богом, Розалинда, ты за это заплатишь!

Пряча усмешку, она закрыла рот руками:

– Я ни за что не стану платить, пока ты не признаешься, что любишь меня.

– Ну это мы еще посмотрим.

Едва Дрейк стал выбираться на берег, как Розалинда бросилась бежать.

– Иди сюда, негодница! – закричал он.

Она уже выбилась из сил и хватала ртом воздух, а топот ног позади все приближался. Наконец Дрейк нагнал ее, повалил на землю и звонко чмокнул в губы.

– Вот, – радостно заявил он. – Я люблю тебя. И не забудь, что я первый это сказал.

Розалинда довольно улыбнулась.

– Ты всегда был авантюристом.

– А разве ты ничего не хотела мне сказать?

– Я люблю тебя. Всегда любила и буду любить.

Широкая улыбка осветила его лицо.

– Отлично сказано, мадам. Не забудьте вставить эту фразу в одну из ваших пьес.

– Уже сделано.

После обеда они отправились в спальню – Дрейк должен был согреться – и спустя два дня все еще оставались там. У них было все, что нужно, включая, разумеется, туалет и «Роман о Розе».

По утрам они ели фрукты и сыр, и Розалинда шутливо грозилась никогда не выпускать Дрейка из этой комнаты. Ибо несмотря на то что из Годфри получился более удачливый актер, нежели убийца, невозможно было предугадать, не начнет ли когда-нибудь снова действовать проклятие.

Дрейк с насмешкой встречал все ее разговоры о проклятии, но согласился наверстать упущенное недельным пребыванием в постели. Или до тех пор, пока не испортятся фрукты, которыми они питаются.

И он обещал ей приложить все силы и потратить все ночи на то, чтобы ухаживать за своей Розой.

Эпилог

Четыре месяца спустя Дрейк сопровождал Розалинду в театр «Глобус» на премьеру ее пьесы. Пьеса ставилась целиком, но авторство Розалинды не упоминалось. Впрочем, какое это имело значение? Огромной честью для нее было уже одно то, что Шекспир достаточно высоко оценил ее талант драматурга, чтобы поставить пьесу в своем театре.

К тому времени, когда Розалинда и Дрейк вошли через черный ход в гардеробную актеров, театр был уже полон. Стоявшие во дворе бедняки, приплясывая в ожидании представления, ели фрукты и хлеб. Более знатные театралы терпеливо замерли на галереях и в ложах для лордов. Актеры, волнуясь, повторяли слова или потихоньку разыгрывали сцены в кулисах. Среди них был и Годфри. Благодаря Розалинде он сумел-таки получить проходную роль и сейчас так старательно повторял свою единственную строчку, что даже не заметил появления своей благодетельницы.

Розалинда нетерпеливо оглядывалась в поисках Шекспира. Мэтр появился за несколько минут до того, как трубы возвестили о начале вечернего представления.

– Розалинда! Как я рад вас видеть!

– Я ни за что на свете не пропустила бы такое событие. Места себе не нахожу от волнения. Как пьеса?

– Все готово. У нас было достаточно времени для репетиций.

– Жаль, что вы не разрешили мне ходить на репетиции. Я даже не знаю, какое вы выбрали название.

– Полно тебе, Розалинда. – Дрейк нежно похлопал ее по руке. – Господин Шекспир знал, что ты будешь слишком суматошной матерью. Тебе лучше наблюдать за «рождением ребенка» вместе со всеми зрителями.

Розалинда кивнула и с обожанием взглянула на мужа. Шекспир тут же подавил торжествующую улыбку.

– Вам многое пришлось изменить? – спросила Розалинда, вновь забеспокоившись.

– Нет, немного. Пьеса и так невероятно хороша.

Она вдруг взгрустнула:

– Жаль, что никто никогда не узнает, что написала ее я.

Шекспир пожал плечами:

– Разве это важно? Возможно, когда-нибудь все мои пьесы будут забыты. Или, не приведи Господь, будущие поколения станут приписывать их авторство другому. Что ж, я-то сам всегда буду знать, что вышло из-под моего пера и из моего сердца. И всегда буду благодарен музе за этот огромный подарок. – Он протянул руку и дружески похлопал Розалинду по плечу. – Поверьте, вы написали комедию, которую долго не забудут. А теперь мне пора. Трубы играют.

Он уже двинулся прочь, и тут Розалинда спохватилась:

– Уильям, как вы решили назвать мою пьесу?

Шекспир поднял с пола кем-то оброненную программку и передал ее Розалинде.

– Прочитайте сами. – И, подмигнув, удалился.

– «Укрощение строптивой», – вслух прочитала Розалинда и радостно посмотрела на Дрейка: – А что, мне нравится!

Примечания

1

Разновидность клавесина. – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Лорд-гофмейстер – высшая придворная должность; до 1968 года выдавал разрешение на постановку пьес.

(обратно)

3

Лорд-мэр – титул главы муниципалитета некоторых городов Англии.

(обратно)

4

«Судебные инны» – четыре корпорации барристеров в Лондоне, существуют с XIV века, первоначально как гильдии, где ученики получали практические знания у опытных юристов.

(обратно)

5

Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

6

Мелкопоместное дворянство в Англии.

(обратно)

7

Этот английский монарх прославился, в частности, тем, что женился шесть раз.

(обратно)

8

Перевод Б. Пастернака

(обратно)

9

Вооруженное торговое судно (исп.).

(обратно)

10

Воротник в виде мельничного жернова.

(обратно)

11

Перевод Б. Пастернака.

(обратно)

Оглавление

От автора

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Эпилог

*** Примечания ***