Буря над Ла-Маншем [Жорж Сименон] (fb2) читать постранично, страница - 2

часы еды.

Г-жа Мегрэ сидела в гостиной. Мегрэ ходил из комнаты в комнату, от одной печки к другой, от одной кочерги к другой.

За столовой помещалась буфетная, там сейчас пятнадцатилетняя горничная Ирма начищала мелом ножи и вилки

А дальше находилась кухня, где царили м-ль Отар и Жанна, старшая служанка, женщина лет около тридцати, вечно ходившая в шлепанцах, вечно нечесаная и неопрятная, вечно раздраженная, смотревшая на всех недоверчиво и неприветливо

Больше никакой прислуги в доме не было. Все то и дело натыкались на растерянного мальчика лет четырех, сына Жанны, как узнал Мегрэ от горничной Ирмы; на него со всех сторон сыпались толчки, шлепки и ругань.

В подобную погоду всякое другое место тоже мало располагало бы к веселью, но в доме м-ль Отар время тянулось томительно, как нигде, минуты, казалось, содержали больше секунд, чем положено, а стрелки на черных мраморных часах, стоявших под стеклянным колпаком на камине, совсем не двигались.

— Сходил бы ты в кафе, когда чуть поутихнет. Там-то уж наверняка найдешь себе партнеров для игры.

Даже поболтать в свое удовольствие и то не удавалось: постояльцы ни на минуту не оставались одни. М-ль Отар то и дело сновала из кухни в гостиную, открывала дверцу буфета или выдвигала ящик, присаживалась на миг и снова уходила, и вид у нее при этом был такой озабоченный, словно она должна следить за каждым во избежание катастрофы, словно, если ее не будет в гостиной хоть пятнадцать минут, гости тотчас воспользуются этим и стянут один из рваных журналов мод или же подпалят мебель!

Время от времени в гостиную забегала Ирма, она убирала в буфет начищенные приборы и уносила следующую партию.

У печки в столовой сидела, держась очень прямо на стуле, «печальная дама» которую супруги Мегрэ так прозвали, не зная ее имени, и читала книгу с никому не ведомым названием — книга была без обложки.

Должно быть, она жила здесь уже несколько недель. На вид ей было лёт тридцать, и выглядела она болезненной; возможно, она приехала сюда немного отдохнуть после перенесенной операции. Во всяком случае, передвигалась она с опаской, словно боялась, что в ней что-то сломается. Ела она мало, вздыхая при этом так, будто сожалела о минутах, потраченных на столь низменное занятие.

Другая обитательница пансиона, которую Мегрэ со свирепой усмешкой называл «молодой новобрачной», являла собой прямую противоположность этой даме: движения ее были столь стремительны, что даже когда она просто переходила от одного кресла к другому в комнате возникали сквозняки.

Молодой новобрачной было лет сорок — сорок пять. Невысокого роста, полная, она отличалась, должно быть, не слишком покладистым характером, так как по малейшему ее зову муж бросался к ней со всех ног, и на лице его заранее появлялось покорное и виноватое выражение.

Ему едва минуло тридцать лет, и не требовалось особой наблюдательности, чтобы понять, что он заключил брак не по любви и что, пожертвовав своей свободой, он хотел обеспечить себе кусок хлеба на старости.

Звали их Жюль и Эмилия Моссле.

Как ни медленно ползли стрелки, все же они двигались. Позднее Мегрэ вспомнил, что он взглянул на часы в ту минуту, когда Жанна подала печальной даме мятный настой. Было несколько минут шестого, и Жанна показалась ему угрюмее обычного.

Вскоре вернулся с улицы молодой англичанин, мистер Джон, и вместе с ним в дом ворвалось холодное дыхание бури. С его мокрого плаща на пол гостиной стекали ручейки воды.

Оживленный, раскрасневшийся от ветра и от новости, которую он принес он заявил с сильным английским акцентом:

— Пароход скоро отчалит.. Пожалуйста, мадмуазель, пусть отнесут мои вещи…

С раннего утра он суетился, торопясь вернуться в Англию. Только что ему сообщили в порту, что пароход попытается пересечь Ла-Манш.

— Дайте, пожалуйста, счет.

Мегрэ с минуту колебался, не последовать ли совету жены и не перебежать ли, прижимаясь к домам и рискуя промокнуть до костей, в «Швейцарскую пивную», где была хоть какая-то жизнь, движение.

Он даже вышел в переднюю к вешалке, увидел в полутьме три больших чемодана мистера Джона, потом пожал плечами и вернулся в гостиную.

— Ну почему ты не идешь туда? Сам на себя нагоняешь хандру…

После этого замечания жены Мегрэ грузно уселся в кресло, схватил первый попавшийся журнал и начал его перелистывать. Удивительное дело — ему некуда себя девать и нечем заняться. По логике вещей такое состояние должно способствовать хорошей восприимчивости.

Пансион был невелик. Малейший шорох сразу разносился по всему дому, так, что, когда вечером чета Моссле удалялась в свою комнату, остальные испытывали неловкость.

Но Мегрэ в тот день словно ничего не видел и ничего не слышал, даже тень предчувствия не коснулась его.

Он рассеянно заметил, как мистер Джон расплатился с хозяйкой, зашел в буфетную и дал на чай Ирме. Мегрэ неопределенно кивнул в ответ на такой же неопределенный поклон англичанина, поняв, что