История [Публий Корнелий Тацит] (fb2) читать постранично

Корнелий Тацит История

Книга I

1. Началом моего повествования станет год, когда консулами были Сервий Гальба во второй раз и Тит Виний^[1]. События предыдущих восьмисот двадцати лет, прошедших с основания нашего города^[2], описывали многие, и, пока они вели речь о деяниях римского народа^[3], рассказы их были красноречивы и искренни. Но после битвы при Акции^[4], когда в интересах спокойствия и безопасности всю власть пришлось сосредоточить в руках одного человека^[5], эти великие таланты перевелись. Правду стали всячески искажать — сперва по неведению государственных дел, которые люди начали считать себе посторонними, потом — из желания польстить властителям или, напротив, из ненависти к ним. До мнения потомства не стало дела ни хулителям, ни льстецам. Но если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде. Если говорить обо мне, то от Гальбы, Отона^[6] и Вителлия^[7] я не видел ни хорошего, ни плохого. Не буду отрицать, что начало моим успехам по службе положил Веспасиан, Тит умножил их, а Домициан^[8] возвысил меня еще больше^[9]; но тем, кто решил неколебимо держаться истины, следует вести свое повествование, не поддаваясь любви и не зная ненависти. Старость же свою, если только хватит жизни, я думаю посвятить труду более благодарному и не столь опасному: рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна^[10], о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.

2. Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. Четыре принцепса, погибших насильственной смертью^[11], три гражданские войны^[12], ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними^[13], удачи на Востоке и беды на Западе — Иллирия объята волнениями^[14], колеблется Галлия^[15], Британия покорена и тут же утрачена^[16], племена сарматов и свебов объединяются против нас^[17], растет слава даков, ударом отвечающих Риму на каждый удар^[18], и даже парфяне, следуя за шутом, надевшим личину Нерона, готовы взяться за оружие^[19]. На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом^[20]; Рим опустошают пожары, в которых гибнут древние храмы^[21], выгорел Капитолий, подожженный руками граждан^[22]. Поруганы древние обряды^[23], осквернены брачные узы^[24]; море покрыто кораблями, увозящими в изгнание осужденных, утесы запятнаны кровью убитых^[25]. Еще худшая жестокость бушует в самом Риме, — все вменяется в преступление: знатность, богатство, почетные должности, которые человек занимал^[26] или от которых он отказался^[27], и неминуемая гибель вознаграждает добродетель^[28]. Денежные премии, выплачиваемые доносчикам, вызывают не меньше негодования, чем их преступления^[29]. Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности^[30], другие управляют провинциями императора^[31] и вершат дела в его дворце. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников — против патронов. Если у кого нет врагов, его губят друзья^[32].

3. Время это, однако, не вовсе было лишено людей добродетельных и оставило нам также хорошие примеры. Были матери, которые сопровождали детей, вынужденных бежать из Рима; жены, следовавшие в изгнание за своими мужьями^[33]; друзья и близкие, не отступившиеся от опальных; зятья, сохранившие верность попавшему в беду тестю; рабы, чью преданность не могли сломить и пытки; мужи, достойно сносившие несчастья, стойко встречавшие смерть и уходившие из жизни как прославленные герои древности. Не только на людей обрушились бесчисленные