Супружеский долг [Линси Сэндс] (fb2) читать онлайн

Линси Сэндс Супружеский долг

Пролог

Май 1395 года, Лестершир, Англия

Эмма исподтишка рассматривала людей, заполнявших приемную залу. Одни взволнованно ходили из угла в угол, другие застыли в напряженной неподвижности, но все как один выглядели настороженными и подтянутыми. Все ожидали назначенного приема у короля.

Опустив глаза, она увидела, что нервно теребит в руках носовой платок, и поспешила скрыть это наглядное свидетельство своего волнения.

Ей потребовалось долго умолять двоюродного брата Рольфа, чтобы он наконец устроил эту встречу с королем Ричардом II, Не часто при дворе даровали аудиенцию женщинам. Считалось, что вопросы, которые они могли предложить для обсуждения, не являлись особо важными и разрешать их следовало мужьям или отцам. Но Рольф был одним из самых любимых Ричардом герцогов. Он вырос вместе с Эммой, любил ее и старался угодить ей, насколько возможно. Так что, невзирая на ее отказ объяснить заранее причину просьбы, Рольф согласился добиться для нее аудиенции, и король великодушно согласился пойти ему навстречу.

Спрятав носовой платок в рукав, Эмма чинно сложила руки на коленях и постаралась сидеть спокойно. Задача не из легких! Теперь, добившись желаемого, Эмма начала сожалеть о своем порыве. План уже не казался ей удачным. Она недостаточно ясно представляла себе последствия своей настойчивости, когда упрямо преследовала Рольфа просьбами. Как всегда, Эмма слишком поторопилась осуществить задуманное. Опрометчивость и порывистость были ее недостатками, которые она сама открыто признавала. «Когда-нибудь это заведет тебя в ад!» — не раз предупреждал отец Гамптер.

— Леди Эберхарт!

При звуке своего имени Эмма вздрогнула и побледнела. Настала минута ее аудиенции! О святой Гавриил! Какую ужасную ошибку она совершила!..

— Миледи? — Камергер приподнял бровь при виде ее замешательства.

Эмма мысленно прокляла свою внезапную трусость и поспешно поднялась на ноги. Хорошо ли, плохо ли, но она оказалась здесь по собственной воле.

У нее не было выбора, оставалось только следовать плану и надеяться на лучшее.

Расправив плечи, Эмма приблизилась к камергеру, и тот, ловко повернувшись, пропустил ее в дверь. Одного посетителя стража незадолго до этого вытащила за ноги и куда-то уволокла отсюда. Наверное, несчастный чем-то прогневал короля и его отправили в тюрьму, в страхе подумала Эмма.

Войдя в комнату для аудиенций, Эмма подошла к креслу, в котором сидел король. Справа от него стоял писарь, слева — архиепископ Арундел, нынешний лорд-канцлер, сменивший удалившегося на покой епископа Уайкхема. Увидев прелата, Эмма постаралась подавить неприятные чувства. Новый канцлер ей не нравился и раньше — он казался надменным и хитрым. Сейчас это мнение подтвердилось: Арундел смотрел на нее с таким выражением лица, словно заранее знал, что обсуждение ее жалобы — пустая трата королевского времени.

Понимая, что скорее всего король так и решит, Эмма расстроилась. Господи Боже! Она совершила невероятную глупость!

— Ваше величество, леди Эммалена.

Стараясь оттянуть обращение к королю, Эмма обернулась, провожая взглядом уходящего камергера, и тут же пожалела об этом. Это был первый ее визит ко двору, и она оказалась абсолютно невежественна в правилах этикета. До сих пор она старалась наблюдать за поведением окружающих и подражать им. Однако, глядя, как камергер, кланяясь, пятится из комнаты, с ужасом подумала, что от нее, по-видимому, потребуются те же движения, но с реверансами… Если это так, она совсем опозорится!

— Леди Эммалена?

Она вздрогнула, быстро повернулась и, виновато посмотрев на короля, присела в реверансе и оставалась в этой позе, пока тот не велел ей подняться.

— Вы двоюродная сестра Рольфа? — В голосе короля звучало любопытство. Он окинул ее внимательным взглядом.

— Э-э… да, ваше величество… — Эмма нервно переступила с ноги на ногу. На мгновение ей захотелось отказаться от своего плана и, попросив прощения, попытаться удалиться, но она побоялась, что после этого ее выволокут из комнаты, как того беднягу. Ужасная картина! Рольф будет опозорен…

Лорд Рольф попросил, чтобы я принял вас, Не так ли?

Эмма прикусила губу и кивнула. Король терпеливо подождал минуту, затем слегка приподнял брови.

— По какой причине вы пожелали видеть меня, миледи?

Чувствуя, как горячий румянец заливает щеки, Эмма посмотрела на стоявших по обе стороны от короля мужчин. Ей в голову не приходило, что при ее свидании с Ричардом II будет кто-то присутствовать. Честно говоря, она вообще не представляла, как будет проходить аудиенция. Теперь она стояла перед королем и его окружением в полном смятении и страхе от того, что натворила… во что ввязалась… Конечно, она разволновалась, и нетрудно было понять, что всему виной архиепископ. Эмма бросила в его сторону яростный взгляд. В то время как король смотрел на нее с вежливым интересом, а писарь — с любопытством, выражение лица Арундела с каждой секундой становилось все более презрительным. От этого она совсем растерялась.

— Миледи?

Взгляд Эммы вернулся к королю. Монарх оказался совсем не таким, каким она его воображала. Она знала, что он молод, всего на четыре года старше нее. Кроме того, даже проживая вдали от двора и дворцовых сплетен, она была наслышана о тоске и печали, в которые король погрузился после случившейся в прошлом году смерти жены. Говорили, что он страстно любил королеву Анну — это было редкостью в браках правящих особ — и тяжело перенес утрату. Однако Эмма ожидала, что Ричард будет выглядеть внушительнее. Архиепископ показался ей более величественным, а выражение его лица было настолько суровым, что она готова была провалиться сквозь землю.

Между тем король нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику кресла. Эмма собралась с духом и заговорила:

— Прошу прощения, ваше величество, но я хотела поговорить с вами насчет… — Она замолчала, вновь вспыхнула, смущенно поморщилась и едва слышно пролепетала: — Это очень щекотливый вопрос, ваше величество.

Лицо короля выразило сочувствие.

— Пожалуйста, миледи, успокойтесь, я вас не тороплю, — ласково произнес он.

Эмма глубоко вздохнула и открыла было рот, чтобы заговорить, но тут же беспомощно покачала головой:

— Это крайне трудно.

Король с пониманием кивнул и выжидательно поднял брови. Эмма снова вздохнула и, чувствуя, что больше нельзя испытывать терпение его величества, бурно начала подготовленную речь:

— Государь, вам известно, что я замужем за лордом Фальком, герцогом Эберхартом?

Ричард II с достоинством склонил голову.

— Да, миледи. Мне это известно. Связана ли как-то ваша просьба с вашим мужем?

Эмма смущенно опустила глаза.

— Да… я… Видите ли, брак был заключен, но до сих пор его светлость не счел нужным… — Эмма опять замолчала. Лицо ее пылало.

Король опять поднял брови, а канцлер, наоборот, насупился, словно подозревая неладное.

— Он не счел нужным?.. — повторил король, так что недоговоренная фраза повисла в воздухе. Недовольная морщинка пролегла у него между бровями, он наклонился вперед.

Писарь и святой отец с тем же неодобрительным видом также склонились в ее сторону.

Эмма медленно обвела глазами присутствующих и еле слышно проговорила:

— Ваше величество, со дня свадьбы он ни разу не лег со мной в постель!

При этом заявлении все трое раскрыли рты. Первым пришел в себя архиепископ. Он быстро закрыл рот и поджал губы с явным осуждением. Заметив выражение лица священника, король медленно выпрямился в кресле, принимая непроницаемый вид. Один писарь продолжал глазеть на Эмму так, словно она разделась догола и предложила мужчинам сыграть партию в шахматы.

Стараясь не обращать внимания на возникшее замешательство, Эмма выхватила платок из рукава и судорожно сжала его в руке, ожидая королевского приговора. Ждать пришлось довольно долго.

Пожав плечами, король откашлялся, почесал затылок и, устремив взгляд куда-то чуть повыше ее плеча, осведомился:

— Если я правильно понимаю… э-э… такое положение… вам не нравится?

Он произнес это несколько неуверенным тоном, как будто не знал, что сказать. Эмма нахмурилась. По-видимому, его смущение было связано с тем, рассудила она, что дамам не полагалось получать удовольствие от исполнения супружеских обязанностей. По крайней мере так ей объяснил отец Гамптер, когда она обратилась к нему за советом. Но речь шла не об удовольствии или неудовольствии: другого способа завести ребенка еще никто не придумал.

— Ваше величество, мне очень хотелось бы иметь детей! — решительно проговорила Эмма. — В конце концов, церковь утверждает, что это наш долг. Разве не так? Я намерена свой долг исполнить и родить наследника, чтобы продолжить род моего мужа… сохранить его имя.

Говоря это, она перевела взгляд на архиепископа и увидела, что недовольная гримаса, с которой он до их пор ее слушал, сменилась в мгновение ока одобрительным кивком.

— Ах, так!.. — торжественно кивнул, в свою очередь, король и задумчиво потер подбородок. Помолчав, он еще раз кивнул с умным видом. Неожиданно лицо его оживилось: — Возможно, его светлость слишком рьяно отдается другим делам?

Это предположение прозвучало слишком двусмысленно, и писарь, не выдержав, хихикнул. Король гневно сверкнул глазами в его сторону и уточнил:

— Государственным делам.

— Целых два года?

Трое мужчин ошеломленно уставились на Эмму.

— Вы хотите сказать, миледи, что ваш муж за два года…

— Да, — мрачно подтвердила Эмма.

Все трое одновременно с шумом втянули в себя воздух. Под их пристальными взглядами Эмма смущенно потупилась, понимая, что ее разглядывают в поисках каких-либо недостатков. Иначе чем же объяснить тот факт, что мужчина в течение двух лет отказывается лечь в постель со своей женой? Эмма со стыдом склонила голову, страшась, что они увидят нечто такое, чего не замечает в себе она сама.

Много раз всматривалась Эмма в свое отражение в зеркале, стремясь понять, почему муж отвергает ее. Она не считала себя красавицей, но и дурнушкой не была. Ее волосы отливали золотисто-медовым цветом. Кожа бледная, но безупречно гладкая и нежная. Глаза, правда, были несколько велики для ее лица, и нос чуть вздернут, а губы, пожалуй, слегка полноваты… Худой она не была, как модно нынче, но ведь и толстушкой ее не назовешь. У нее была тонкая талия, полные бедра и пышная грудь. Нет, она вовсе не была такой уродливой, чтобы муж со дня свадьбы ни разу не вошел к ней в спальню.

— Так что же, миледи, вы хотите от нас? Что мы, по-вашему, должны сделать?

При этом вопросе Эмма удивленно замерла. Ответ казался ей очевидным.

— Как что?.. Прикажите ему, государь.

— Приказать?! — Король чуть не поперхнулся словами.

— Ну разумеется, ваше величество. Вы должны объяснить моему супругу, что это его долг, и не только по отношению ко мне, но и к вам также.

— По отношению ко мне?

Король широко открыл глаза. «Еще немного, и они у него вылезут на лоб», — раздраженно подумала Эмма и, вздохнув, терпеливо объяснила:

— Конечно, государь. Ведь он ваш вассал и должен продолжить свой род, дабы его сыновья и внуки могли служить вам так же верно, как мы.

Король растерянно моргнул пару раз и посмотрел на архиепископа. Тот только развел руками, как бы признавая неоспоримость приведенного Эммой довода. Тогда король жестом велел архиепископу нагнуться и пробормотал что-то ему на ухо. Эмма не расслышала слов и невольно подалась вперед, пытаясь узнать ответ священника. До нее донеслось лишь несколько последних фраз:

— Что бы ни было причиной, сир, просто грех оставлять такой… э-э… спелый плод… э-э… на ветке… дать ему засохнуть. Или предоставить возможность кому-то другому его сорвать… — Последнее он добавил весьма мрачным тоном.

Тяжело вздохнув, король Ричард повернулся к Эмме.

— Миледи… — едва слышно произнес он, но замолчал, заметив, что и прелат, и писарь напряженно замерли в ожидании его решения. Король перевел взгляд на стоявших у дверей стражников и яростно фыркнул, Эмма обернулась и увидела, как те вытянулись в струнку, тоже заинтересованные происходящим, и, затаив дыхание, приготовились ловить каждое слово короля.

Покачав головой, Ричард начал снова:

— Миледи, вы заявили, что он не… э-э…

— Не исполнял свой супружеский долг, — подсказал архиепископ.

— Да, не исполнял свой супружеский долг. Должны ли мы понять, что по крайней мере однажды он… — король махнул рукой архиепископу.

— Осуществил свои брачные обязанности?

— Вы имеете в виду свадьбу? — недоуменно спросила Эмма.

Король казался раздосадованным.

— Миледи, вы не совсем меня поняли!

Эмма слегка свела брови. По правде говоря, она действительно не очень представляла себе, что именно входит в понятие «осуществить супружеские обязанности». Мать ее, собираясь подарить мужу долгожданного сына-наследника, умерла при родах, когда Эмме было шесть лет. Девочку воспитывал отец, и хотя он был замечательным родителем, материнского совета ждать от него не приходилось. Когда пришла пора подготовить Эмму к брачной ночи и всему, что с этим связано, он долго мялся, краснел от смущения и наконец произнес грубоватым тоном:

«Теперь твой муж, дочка, будет делить с тобой постель».

«Да, отец», — пробормотала Эмма, ожидая дальнейших разъяснений. Однако их не последовало.

— Возможно, если бы миледи смогла описать нам свою брачную ночь… — мягко предложил архиепископ.

Эмма резко вскинула голову:

— Описать брачную ночь?!

— Ну не всю, разумеется… — Святой отец покраснел и, беспомощно разведя руками, поглядел на короля.

Внезапно потеряв терпение, Ричард II спросил прямо:

— Миледи, делил ли ваш муж с вами постель в брачную ночь?

— О да, — с облегчением улыбнулась Эмма, Значит, все-таки их брак был «осуществлен». — Да, государь, его люди раздели его и положили ко мне в постель. Я думала, от его храпа крышу снесет…

— Пусть так, но прикасался ли он к вам? — нетерпеливо продолжил расспросы архиепископ.

— Прикасался ли он ко мне? — Эмма снова неуверенно затихла, стараясь припомнить. На миг она встревожилась, что это ей не удастся. Судя по выражению лиц короля и архиепископа, это было очень важно. — Да, милорд. Ночью он на меня навалился. По правде говоря, я чуть не задохнулась! — И, понизив голос, она добавила: — Герцог был совсем пьян, государь. Он даже не проснулся, когда я оттолкнула его.

Вместо того чтобы порадоваться этому известию, архиепископ и король с отвращением переглянулись и поморщились, словно от зубной боли, а затем архиепископ устало спросил:

— А что произошло утром?

— Утром?.. — Эмма снова нахмурилась. Все-таки это было два года назад. — Насколько помню, милорд, я проснулась первой. Да-да, первой. Я проснулась, встала и оделась за ширмой. Когда я вышла, мой муж… Ах да, он играл кинжалом в постели и порезался, — удивленно припомнила она события того утра.

— Порезался? — переспросил архиепископ, подозрительно сощурив глаза.

— Да, — кивнула Эмма. — Возможно, он еще не совсем протрезвел с прошлого вечера. Так или иначе, он вытер кровь простыней. Я собиралась помешать ему, потому что знала, как трудно отстирывается кровь, но тут в дверь постучали.

— Кто был у дверей? — поинтересовался король, явно не сомневаясь в ответе.

— Там был мой отец, священник отец Гамптер и двоюродный брат лорда Фалька — Бертран.

— Чего они хотели?

Эмма пожала плечами:

— Они просто пожелали нам доброго утра. Когда отец увидел простыни с пятнами, он велел повесить их в зале. По-моему, он решил, что если высушить пятна крови, они легче отойдут при стирке, но, разумеется, от этого никакого толка не было. Ваше величество, почему вы качаете головой? Я вас разгневала?

— Нет, миледи, — мрачно произнес король, оборачиваясь к писарю.

Тот по-прежнему глазел на Эмму. Судя по его дерзкой ухмылке и подмигиванию, он находил, что пренебрежение, выказанное Эмме мужем, ничуть не умаляет ее привлекательности. По правде говоря, у Эммы складывалось впечатление, что он охотно пожертвовал бы собой, замещая ее супруга, чтобы «сорвать этот спелый плод».

Однако все его ужимки исчезли как дым, когда король резко окликнул его.

— Да, ваше величество. — Писарь поспешно опустил глаза на книгу, которую держал в руках, и приготовился записывать решение короля.

— Пошлите письмо с сообщением, что его величество король желает, чтобы лорд Фальк позаботился об… э-э…

— Об исполнении своих супружеских обязанностей, — пробормотал архиепископ.

— Да. Об исполнении своих супружеских обязанностей, в противном случае… — Ричард помедлил, явно не зная, чем закончить.

— Могу ли я предложить? — робко проговорила Эмма, и король с надеждой обернулся к ней. — Вы можете наказать его, повелев уплатить пеню в… ну, скажем… в шестьдесят овец? Его светлость очень ценит своих овец. По крайней мере вокруг замка их бродит, наверное, несколько сотен. Хотя мы до сих пор баранины не пробовали… — с недоумением заметила она.

— Сотня овец?! — рявкнул король. — Нет, всех до последней отдаст, будь они прокляты, если не станет с этого момента заботиться о нуждах своей жены!

Эмма лучезарно улыбнулась.

— О, благодарю вас, ваше величество! Первого ребенка я назову в вашу честь! — объявила она, хватая руку Ричарда и бурно целуя ее, но увидев, что архиепископ укоризненно качает головой, снова вспыхнула и немедленно выпустила руку короля, присев в низком реверансе.

— Да, конечно… — Король Ричард откашлялся и выпрямился в кресле. — Это… очень любезно, леди Эммалена. Надеюсь, нам удалось решить вашу проблему?

— Да, ваше величество! — отозвалась Эмма, поднимая на него глаза.

— Прекрасно! — Он махнул рукой стоявшим при входе слугам, и Эмма, оглянувшись, увидела, что те открывают двери, знаменуя окончание аудиенции.

Прикусив губу, она поколебалась, вспоминая, как пятился с поклонами камергер.

— Миледи, что-то еще?

Эмма посмотрела на удивленно приподнятые брови короля, вздохнула и, изобразив вежливую улыбку, начала пятиться, так и не поднимаясь из реверанса. Делать это было ужасно неудобно. Проделав таким образом полпути, она услышала голос короля.

— Миледи! — окликнул он ее с такой тревогой, что Эмма замерла и устремила на него напряженный взгляд. По лицу Ричарда II было видно, что он не знает — то ли огорчаться, то ли смеяться. Писарь был просто ошарашен, а архиепископ определенно развеселился.

Подозрительно закашлявшись, прелат жестом предложил ей выпрямиться.

Покраснев до корней волос, Эмма, поколебавшись мгновение, поклонилась, как это делал камергер, и, пятясь, вышла из комнаты. Двери закрылись прямо у нее перед носом.

Глава 1

— Будь ты проклят, Олден! Прочисть уши! Я же говорил тебе, зеленую тунику. Говорил или нет?!

— Да-да, милорд! — Олден съежился и нервно отступил на шаг.

Одетый лишь в плотно облегающие чулки-штаны на помочах, с обнаженной широкой грудью, лорд Эмори Эйнфорд тем не менее выглядел так же грозно, как и в полном боевом облачении. Особенно когда пребывал в таком отвратительном настроении, как сейчас.

Олден находился при этом прославленном воине всего какие-то две недели, но, несмотря на краткость этого срока, знал, что его лорду такая ворчливость не была свойственна. Подтверждением тому стала реакция солдат и лорда Блейка, с изумлением наблюдавших за Эйнфордом. Олден не слишком понимал, что, собственно, вызвало раздражение рыцаря, но оно явно было связано с письмом короля. Посланец привез его Эмори накануне, когда тот завершал свои дела с лордом Честерфордом. Прочтя его, Эйнфорд побледнел, скомкал письмо и швырнул в огонь, а затем в ярости бросился вон из сторожевой башни, на ходу требуя оседлать ему коня. Мгновением позже он отменил приказ, столь же стремительно вернулся назад и начал осушать одну кружку вина за другой.

С этого момента он не находил себе места. Такое поведение показалось в высшей степени странным юному Олдену. Он с тревогой следил за поступками своего нового лорда и заметно нервничал в его присутствии.

Отброшенная с отвращением туника попала Олдену в лицо. Он попятился, споткнулся о камень и грохнулся наземь. Поспешно поднявшись на ноги, Олден растерянно пробормотал:

— Я-я… тотчас п-принесу зеленую, милорд. Тот-час же…

Прищурив глаза, Эмори наблюдал за удалявшейся фигурой оруженосца, затем перевел взгляд на холодное озеро, из которого только что вылез.

— Тебе не следовало срывать гнев на парнишке.

Эмори обернулся на звук веселого голоса и с явным неудовольствием посмотрел на своего друга.

— Он просто олух.

— Он тебя боится, — возразил Блейк и, улыбаясь, хлопнул приятеля по голому плечу. — Он станет более ловким, когда обретет уверенность в себе.

Эмори презрительно скривил губы:

— Он никогда ее не обретет.

— Конечно, если ты не перестанешь так обращаться с ним.

Эмори нахмурился, но промолчал и снова уставился на тихие воды озера. Блейк вздохнул и в сотый раз предложил:

— Ну, откажись жениться на ней!

— И лишиться возможности стать владельцем замка и поместья? — с горькой усмешкой ответил Эмори.

Блейк покачал головой:

— Прекрасно! Тогда женись на этой девице и, раз ты сам этого захотел, не злись на всех вокруг.

— Я вовсе не хотел этого! — возмутился Эмори. — Просто я обязан это сделать, чтобы заполучить желаемое. Кто в здравом уме согласится жениться на уродливой старой кляче?

— Но ты ведь с ней еще не виделся! — запротестовал Блейк.

Эмори удивленно посмотрел на него:

— Да разве не ты рассказывал мне, что она обратилась с петицией к королю, чтобы заставить мужа спать с нею?

— Да, об этом сплетничали при дворе, но никто, кроме короля, не знает, как она выглядит, а он отказывается говорить на эту тему. Кроме того, муж ее умер на пути домой, куда направлялся, чтобы исполнить свои… э-э… супружеские обязанности.

— Наверное, это было самоубийство, — мрачно пробурчал Эмори.

Блейк усмехнулся:

— Тогда откажись…

— Нет! Ты же знаешь, я не могу так поступить. — Эмори горько вздохнул. — Возможно, это мой единственный шанс завести собственный дом.

Блейк серьезно кивнул и бросил взгляд на возвращающегося Олдена. В руках у того была зеленая туника. Слегка улыбнувшись юноше, он шагнул к нему и забрал одежду.

— Больше ничего не потребуется, Олден. Иди и подготовь коня лорду Эйнфорду. Мы вскоре выезжаем.

— Да, милорд. Спасибо, милорд! — Лицо юноши просветлело, и он поспешил в лагерь.

Вчера, не доезжая каких-то нескольких миль до замка. Эберхарт, они остановились под предлогом того, что Эмори захотелось освежиться в холодных водах озера. Однако, искупавшись, лорд Эйнфорд не торопился с отъездом. Дав приказ разбить лагерь и готовиться к ночлегу, он стал усердно приносить жертву Бахусу.

Впервые за время их знакомства Блейк видел своего друга таким пьяным. Эмори пришлось отнести на руках в его палатку. На следующий день он так же оттягивал момент отъезда: медленно завтракал, не спеша умывался. Наступил полдень, а он еще не закончил одеваться.

Нет сомнения, что он потребует задержаться для трапезы перед отъездом, подумал Блейк, протягивая тунику угрюмому другу.

— Спасибо! — Эмори натянул одежду. — Может, мы перекусим, прежде чем отправиться в путь? — предложил он, застегивая пояс, и с удивлением повернулся к расхохотавшемуся Блейку: — В чем дело?

— Лорд Рольф! — Сиберт торопливо спускался по ступеням. Он узнал спешившегося светловолосого мужчину, подъехавшего к замку во главе отряда всадников, одетых в цвета короля.

— Сиберт! — Рольф швырнул поводья одному из своих людей и приветливо похлопал управляющего по спине: — Как поживаешь?

— Прекрасно, милорд. Надеюсь, у вас тоже все хорошо? — отвечал тот, с любопытством оглядывая сопровождавших Рольфа епископа и королевских солдат.

— Отлично. Где Эм?

— На кухне, милорд.

Кивнув, Рольф махнул рукой в сторону настороженных всадников:

— Пожалуйста, позаботься, чтобы епископа устроили поудобнее, Сиберт, а я пойду поищу сестрицу. — Взбежав по ступеням, он направился в замок.

Жар, пахнувший на Рольфа, едва он открыл двери кухни, заставил его замереть на пороге. Душные, влажные волны накатились на него, спирая дыхание. Они исходили из трех стоявших на огне чанов. Каждый был таким большим, что в нем можно было бы сварить целую свинью. Прищурившись, Рольф пытался всмотреться в смутно маячившие в клубах пара темные фигуры, копошащиеся у котлов. На миг ему пришла в голову мысль, что он попал в жилище ведьмы. Наконец он увидел двоюродную сестру. Она была самой низенькой из женщин, и если бы не пышная грудь и крутые бедра, Рольф принял бы ее за ребенка. Она перенесла маленький стульчик от одного котла к другому и встала на него, чтобы заглянуть в кипящее варево.

Гораздо более крупная женщина стояла поодаль, снисходительно наблюдая, как Эмма, помешав в котле, передвинулась, чтобы повторить это со следующим. Раздосадованный Рольф решительно шагнул в кухню.

Эмма вечно совала нос в то, чем должны были заниматься слуги. В этом Рольф винил отца девушки, а затем ее мужа. Седрик Кенвик с детства позволял единственной дочери бегать по всему замку, а Фальк, муж Эммы, никогда не задерживался здесь надолго и совершенно не интересовался занятиями жены, как, впрочем, и ею самой.

Качая головой, Рольф приблизился к сестре и похлопал ее по плечу. В этот момент она нагнулась над котлом. Его неожиданное прикосновение привело к тому, что она чуть не свалилась в кипящее варево. Рольф успел ухватить ее за талию и мгновенно оттащить прочь. Вздохнув, он поинтересовался:

— Эм, неужели ты не можешь предоставить это слугам?

— Рольф! — воскликнула миниатюрная блондинка, оборачиваясь, и бросилась в его объятия, но вспомнив, что находится в трауре, отступила на несколько шагов и выпрямилась. — Как ты поживаешь? — осведомилась она более спокойным и сдержанным тоном.

— Я сейчас заживо сварюсь. Так что, знаешь, давай перейдем в какое-нибудь другое помещение и поговорим, — сухо ответил он, беря ее под руку.

— О нет, Рольф! Я не могу. Я должна до конца присмотреть за крашением.

— За крашением?.. — Рольф с недоумением посмотрел на котлы.

— Каждый кусок ткани в замке покрашен в черный цвет, — объявила Эмма, снова направляясь к котлам.

— Каждый кусок ткани? — Рольф окинул взглядом черный наряд девушки. Он узнал платье, в котором она являлась на аудиенцию к королю. Только тогда оно было бледно-голубым. Он вспомнил мрачный траурный костюм Сиберта и невольно перевел взгляд на прачку: она тоже была вся в черном. Похоже, его родственница решила заставить всех обитателей замка оплакивать смерть Фалька.

— Да. Осталось только это, — Эмма помешала в котле. — Постельное белье.

Рольф вытаращил глаза:

— Постельное белье? Ты выкрасила даже постельное белье?!

Эмма нахмурилась, сурово глядя на него через плечо: ей явно пришлось не по душе прозвучавшее в его голосе недоверие.

— Мы же в трауре, Рольф. Мой муж скончался на прошлой неделе.

— Да, но… О Господи, Эм! Ты же его едва знала! Ведь он за прошлый год провел здесь, дай Бог, неделю… в общей сложности.

— Это так, — безрадостно подтвердила она.

— Ты ведь наверняка его не любила?

Эмма насупилась:

— Конечно, любила. Он же был моим мужем. Мой долг состоял в том, чтобы любить и почитать его.

— Но, Эм, — Рольф тряхнул головой и вновь взял ее за руку, оттягивая от котлов. — Мне необходимо с тобой переговорить. Это очень важно.

— Это тоже очень важное дело, Рольф. Я сейчас в трауре и должна выказывать уважение покойному.

— Да-да, но то, о чем я говорю, слишком важно.

— Что ж, тогда говори со мной здесь.

Рольф открыл было рот, чтобы возразить, но затем, пожав плечами, передумал. Спорить с Эммой было бесполезно. Кроме того, сообщив ей причину своего приезда, он, несомненно, сможет быстро увести ее из кухни.

— Я привез тебе привет от короля, — внушительным тоном произнес он и замолчал.

Эмма тут же обернулась к нему с взволнованной улыбкой на лице:

— Правда? Как это мило! Значит, его величество все еще меня помнит?

— Помнит. Сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь забыл о вашей встрече, — сухо заметил Рольф. — Во всяком случае, он посылает тебе привет и наилучшие пожелания, а также приказ выйти замуж.

— Что? — Эмма разинула рот от удивления. — Замуж? Снова? Но моего мужа только что похоронили!..

Рольф посмотрел на ее недовольное лицо и решил, что дальнейшее должен сообщить ей епископ. Решительно взяв Эмму за локоть, он потащил ее к двери, прочь от удушливого пара котлов.

— Пойдем. Епископ Уайкхем сопровождает меня сюда и сейчас, без сомнения, нетерпеливо ждет нас в зале.

— Епископ Уайкхем тоже приехал? — Эмма радостно улыбнулась.

Она несколько раз встречалась с епископом, и он ей очень понравился. Добрый и милый человек, Уайкхем ухитрился остаться таким даже после длительного пребывания при дворе в должности лорд-канцлера. По мнению Эммы, церковь многое потеряла с его уходом.

— Да, — подтвердил Рольф. — Он сопровождает меня сюда, чтобы уладить дело с твоим замужеством.

— А мы бросили его одного? Рольф, какой стыд! Ты должен был сразу сказать мне, что он здесь, — попеняла ему Эмма, отдавая веселку прачке.

Рольф сдержал улыбку, наблюдая за ее попытками разгладить помятую влажную юбку и поправить растрепавшиеся волосы. Все ее усилия оказались бесполезны. Золотистые пряди выскользнули из строгой прически, и влажная жара заставила их завиться мелкими легкими колечками, которые обрамляли прелестное личико Эммы, словно светящийся нимб. Ему казалось, что это только прибавляет ей очарования. Впрочем, он ведь был пристрастным к нежно любимой кузине.

— Пойдем, — повторила Эмма и вздохнула, отчаявшись привести себя в порядок. — Мы не можем так долго оставлять епископа без внимания. Это просто невежливо, — она пошла впереди Рольфа, спрашивая через плечо: — А за кого король хочет меня выдать?

— Его зовут Эмори, лорд Эйнфорд, — пробормотал Рольф, переступая через лежащую на полу груду уже покрашенного белья.

— Эмори, лорд Эйнфорд? — Эмма помедлила на пороге, задумчиво повторяя красивое имя. — Никогда не слышала о нем, хотя, боюсь, до меня вообще никакие новости не доходят. Что творится при дворе, нам здесь неизвестно.

— Он недавно возведен в лорды, а до этого был просто рыцарем. Его величество титуловал Эмори в знак благодарности после того, как Эйнфорд спас ему жизнь во время ирландского похода.

— Он спас жизнь королю? — Эмма широко распахнула глаза.

— Да.

— О! Должно быть, он великий воин. Как это замечательно! Не так ли? — воскликнула она, открывая двери в зал.

При этих словах Рольф возвел глаза к небу и последовал за нею.

— Милорд, как я рада вас видеть! — Эмма протянула обе руки епископу, терпеливо поджидавшему их около огня. — Как любезно с вашей стороны проделать такую дальнюю дорогу лишь для того, чтобы помочь моему двоюродному брату сообщить мне о том, что я должна повторно выйти замуж.

Епископ удивленно поднял брови:

— Но, миледи, я здесь не для того, чтобы сообщить вам об этом, а чтобы обвенчать вас!

Эмма растерянно заморгала.

— Обвенчать?.. — Сдвинув брови, она обернулась к Рольфу: — Но… это невозможно! Я только что овдовела.

На мгновение наступила тишина. Двое мужчин обменялись многозначительными взглядами. Затем епископ, откашлявшись, сказал:

— Его величество понимает, что время выбрано не слишком удачно, миледи, но все-таки желает, чтобы этот брак состоялся. Немедленно!

Эмма ошеломленно переводила взгляд с Рольфа на епископа:

— Здесь какая-то ошибка. Вы наверняка не так его поняли. Я стала вдовой меньше двух недель назад.

Епископ посмотрел на Рольфа, который, сделав ему предостерегающий жест, выступил вперед и мягко произнес:

— Все это верно, Эмма, но король считает, что, поскольку ты так сильно желаешь иметь детей, у тебя должно быть желание вступить в новый брак… поскорее.

Эмма прикусила губу, обдумывая его объяснение. Она действительно стареет на глазах. Господи, ей ведь уже стукнуло двадцать два! По правде говоря, она почти дожила до предельного возраста, когда еще можно рожать детей.

— Да, пожалуй, учитывая мой возраст… можно было бы сократить срок траура, — неуверенно пробормотала она.

Рольф и епископ с облегчением вздохнули.

— Да, — решительно продолжила Эмма, — конечно, мы можем его сократить! Три месяца траура будет приемлемо при любых обстоятельствах. Как по-вашему? — Она вопросительно посмотрела на мужчин и увидела, что епископ с отчаянием во взоре уставился на ее кузена.

Рольф смущенно переступил с ноги на ногу и вздохнул:

— Эмма, ты не понимаешь. Ты должна быть обвенчана, как только Эйнфорд доберется сюда.

Она подозрительно сощурилась:

— И когда же это произойдет?

Рольф собрался с духом и выпалил:

— Сегодня. Мы так надеемся.

— Сегодня?! — Глаза Эммы расширились, — Но… это же неприлично! И… и к тому же мне нечего надеть.

Епископ обернулся со снисходительной улыбкой к Рольфу, решив, что это обычная жалоба всех женщин, и удивленно поднял брови, заметив озабоченное выражение его лица.

— Они только что покрасили всю одежду в черный цвет, — объяснил рыцарь.

— Но что-то ведь наверняка осталось?.. — Епископ замолчал при виде безрадостного лица Рольфа.

— Разве вы не обратили внимания на то, что даже слуги одеты в черное? — сухо заметил тот.

Епископ растерянно огляделся. По правде говоря, он этого не заметил, будучи поглощен своими мыслями. Нахмурясь, святой отец направился широким шагом к двери и, распахнув ее, выглянул во внутренний двор замка. Теперь ему сразу бросилось в глаза, что все снующие вокруг женщины, мужчины, даже дети были в траурной одежде. Захлопнув дверь, он обескураженно повернулся к Рольфу и с досадой пожал плечами.

— Эмма вычернила все! — ухмыльнулся рыцарь, внезапно увидев смешную сторону происходящего.

— Все?

— Даже постельное белье.

— Даже постельное… — эхом отозвался епископ.

— Мне казалось, что так полагается, — неуверенно проговорила Эмма, чувствуя себя довольно глупо. С бельем она, пожалуй, немного переусердствовала, но она ведь прощалась не только с мужем, а по сути, хоронила свою надежду когда-либо завести детей. Да, она умерла вместе с мужем: несомненно, не найдется ни одного мужчины, который захотел бы просить руки двадцатидвухлетней вдовы. Даже теперь она была уверена, что, не будь Рольф королевским любимцем, ей пришлось бы увядать в своем старом замке, оставшись бездетной и никому не нужной.

Вздохнув, Эмма встряхнула головой и твердо заявила:

— Теперь это не важно. Мой муж, несмотря ни на что, заслуживает по крайней мере краткого траура. Я никак не могу выйти замуж раньше, чем через три месяца.

Рольф многозначительно поглядел на епископа, который, пожав плечами, пробормотал:

— Возможно, настал момент объяснить леди Эммалене наши затруднения?

— Пожалуй, — вздохнул Рольф. Он явно не знал, с чего начать. Наконец, пригласив кузину сесть в кресло перед камином, он расположился рядом так, чтобы иметь возможность наблюдать за безлюдным холлом и всеми входами в него. Негоже, чтобы кто-то подслушал то, что он должен сообщить Эмме.

— Пойми, Эм, ситуация очень деликатная. Видишь ли, обратившись к королю с просьбой приказать Фальку… э-э…

— Исполнить свой супружеский долг, — подсказал епископ.

— Да-да… Сделав это, ты довела до всеобщего сведения, что твой брак никогда… э-э…

— Не был осуществлен, — снова помог ему священник.

— Вот именно, — согласился Рольф, нервно одергивая на себе тунику и откашливаясь. — Узнав об этом, тетка Фалька и его двоюродный брат Бертран заявили, что брак этот следует признать юридически незаконным, так как он не был… э-э… — Взгляд его опять обратился к епископу.

— Завершен должным образом.

— Именно так.

Эмма недоуменно посмотрела на кузена:

— Но, Рольф, он же был завершен!

Рольф замер и ошеломленно уставился на нее:

— Был завершен?

— Да. — Щеки Эммы слегка порозовели. — Я подробно описала свою брачную ночь королю. Мы с мужем разделили ложе.

Вспомнив уверения короля, что леди Эмма по наивности не сознает, что брак ее не осуществлен, Рольф покачал головой. Он на миг задумался, как объяснить ей, в чем загвоздка, но тут же пришел к выводу, что это ему не по силам. Поручение короля, конечно, есть поручение, но нельзя же ждать от мужчины, чтобы он растолковывал девице…

— Правда и то… — прервала его размышления Эмма, — что муж мой никогда больше не появлялся в моей спальне. Он просто пренебрегал мною… Однако это известно лишь королю. Может быть, его величество хочет наказать меня за то, что я не смогла понравиться Фальку?

— Нет, Эмма, он не стремится наказать тебя. Он хочет тебя защитить. И самого себя тоже. Видишь ли, у Фалька не осталось прямого наследника. И его тетка, эта наглая и алчная особа, грозит доставить королю много неприятностей, требуя передать землю и титул племянника Бертрану.

Эмму не слишком удивило, что Бертран хочет завладеть землями и титулом ее покойного мужа. Она видела этого рыцаря на свадьбе и сочла малопривлекательным, хотя он не проявил по отношению к ней ни грубости, ни злости, а был скорее любезен… Даже чересчур любезен. В его манерах сквозила какая-то раздражающая приторность. И чрезмерная галантность не могла скрыть алчный блеск устремленных на нее глаз. Она почувствовала себя сундуком с золотом, до которого он жаждет добраться. Он бродил по замку и пристально разглядывал находящееся в нем имущество, словно оценивал его.

— Да, он честолюбив, — задумчиво проговорила Эмма.

— Гораздо более чем ты думаешь, — со значением произнес Рольф.

Эмма с любопытством обратила на него взгляд:

— Что ты имеешь в виду?

Рольф придвинулся к ней ближе и вполголоса ответил:

— Король подозревает Бертрана и еще нескольких лордов в том, что они хотят его свергнуть.

Эмма изумленно уставилась на него. Рольф в ответ мрачно кивнул:

— Король полагает, что лорд-канцлер также замешан в заговоре.

— Архиепископ Арундел? — ахнула Эмма, вспоминая угрюмого священника, присутствовавшего вовремя ее аудиенции у короля.

— Да.

— Но почему? Что они надеются выгадать?

Рольф тяжело вздохнул:

— Не могу себе представить, что хочет выиграть канцлер. Мы даже не уверены, что он связан с Бертраном. А вот Бертран, тот, несомненно, жаждет власти.

Эмма задумалась, а епископ Уайкхем продолжил:

— Еще мальчишкой Бертран стал оруженосцем, а потом и близким другом Генриха Болингброка.

— Двоюродного брата короля, — как бы про себя пробормотала Эмма.

Епископ кивнул.

— В случае если король Ричард будет свергнут, наследником его станет вероятнее всего Генрих.

— И Бертран, как друг короля, займет высокое положение при дворе, — невесело добавила Эмма. — Значит, Генрих хочет занять трон своего кузена?

Мужчины обменялись взглядами, и Рольф неопределенно пожал плечами:

— Доказательств этому пока нет, Эм. Бертран и другие ему подобные, возможно, просто используют королевского кузена в своих целях. Генрих Болингброк всегда выказывал свою преданность королю.

— Понимаю, — пробормотала она и сумрачно уставилась в огонь.

Рольф помолчал немного, затем добавил:

— Зная стремление Бертрана к власти, его величество не хочет давать ему средства к ее достижению. Сейчас у Бертрана маленькое поместье, унаследованное от отца. Оно ничто в сравнении с богатством и влиянием, которые он приобретет, если завладеет землями и титулом Фалька. Поэтому король Ричард и устраивает твой брак. Женившись на тебе, Эйнфорд получает титул лорда Эберхарта и все, что он несет с собой.

При этих словах Эмма недоверчиво покачала головой:

— Бертрану это не понравится. Рольф согласно кивнул:

— Не понравится. Несомненно, Бертран и его мать будут весьма огорчены таким поворотом событий. Однако к тому времени, когда они обратятся к королю, дело будет сделано. По крайней мере король на это надеется.

— К тому времени, когда они обратятся к королю? — Эмма прищурилась. — Значит, они еще не обращались к королю по этому поводу?

— Ну-у… — Рольф смущенно отвел глаза, затем вздохнул: — Нет. У них не было такой возможности. До короля дошел слух об их намерениях получить аудиенцию, и он решил оттянуть встречу с ними, пока все не устроится. Мы выехали сюда за день до предполагаемого срока аудиенции Фальков… Это означает, что они будут здесь спустя сутки после нашего приезда.

— Они? — не поняла Эмма.

— Леди Аскот и Бертран.

— Леди Аскот тоже направляется сюда? О Боже! Ну конечно, она всюду ездит за Бертраном. Не так ли? — Эмма взволнованно поднялась с кресла.

Она слишком хорошо помнила приезд в замок тетки мужа. Если Бертран был приторно льстив, то леди Аскот отличалась невероятной сварливостью и нагоняла ужас на слуг своими капризами. Эмма никогда не встречала более неприятной особы. Высокомерная, вечно всем недовольная, наконец, просто вздорная, она буквально накинулась на одну из служанок и стала избивать ее своей клюкой, когда та недостаточно проворно исполнила одно из ее поручений. Меньше всего Эмме хотелось вновь видеть эту женщину в своем доме, а тем более облеченной властью над людьми, так преданно служившими Эмме все это время. Она содрогнулась при мысли о страданиях слуг под гнетом жестокости и самодурства этой женщины. Все это означало, что она должна быть бесконечно благодарна королю Ричарду за то, что он помешал планам этих людей. Однако если он это сделал, почему Бертран и леди Аскот направляются в замок? Эмма задала этот вопрос и с подозрением увидела, как смутился ее кузен.

Король собирается сказать им, что не знал об их недовольстве, и…

— Солгать!

Рольф поморщился от ее резкого тона, а епископ осуждающе посмотрел на нее:

— Ложь — слишком сильное слово, миледи. Эмма нетерпеливо отмахнулась от него:

— Что еще он собирается им сказать?

Рольф помедлил с ответом.

— Он намерен всеми способами избежать скандала.

— Разумеется, — сухо кивнула Эмма. — И все-таки?

— Он надеется, что они образумятся и отзовут свою просьбу, — с удовольствием объяснил епископ. — Однако если их алчность одержит верх над разумом… — Он развел руками.

Эмма возвела глаза к небу. Лично у нее не было ни малейших сомнений, что эти люди не упустят возможности наложить руку на богатство замка Эберхарт.

— Жадность победит, — уверенно заявила она.

— Тогда он им заявит, — продолжил Рольф, — что, заботясь о безопасности замка и его обитателей, и в первую очередь хозяйки, лишенной лорда-защитника, он устроил брак между тобой и лордом Эмори. Однако он снабдит их письменным указом, что если они прибудут сюда до того, как названный брак будет заключен, то… — Рольф вновь озабоченно покосился на епископа, и тот со вздохом вновь подсказал: «Совершен», — они могут остановить бракосочетание и предъявитьсвои права на владение.

Эмма нахмурила брови. У нее закипела кровь при мысли о том, что эти люди могут завладеть имением и приобретут власть над всеми ее слугами. Тут она обратила внимание на то, что Рольф смущенно отводит глаза.

— Что еще, Рольф? Говори!

Рольф потупился с несчастным видом, и Эмма поймала себя на том, что ломает руки в нетерпеливом ожидании его ответа. Овладев собой, она решительно шагнула к нему.

— Что еще, Рольф?

Рыцарь не мог найти в себе силы заговорить и лишь с жалостью смотрел на кузину, так что в конце концов молчание прервал епископ:

— Бертран хочет также заявить свои права на вас, миледи. Как на жену.

— Что?! — Эмма в ужасе посмотрела на священника. — Но он мне противен!..

Глупый довод, который никогда не принимается во внимание, если речь идет о браке и долге. Кроме того, она и Эмори Эйнфорда никогда не встречала, но не возразила против возможности брака с ним. Впрочем, у нее сейчас в голове такой сумбур: притязания Бертрана на титул Фалька сильно расстроили ее, а то, что он имеет и на нее определенные виды, окончательно ошеломило. Если Фальк не смог выполнить свои супружеские обязанности, это еще не означает, что его место должен занять Бертран. «Господи! Этого мне только не хватало!» — в отчаянии подумала она.

— Бертран заявляет, что так будет справедливо, — сухо уточнил Рольф, — и ты не почувствуешь себя «обездоленной». Хотя всем нам ясно, что это неправда. Он говорит во всеуслышание, что хочет овладеть твоим…

— Приданым, — быстро вмешался епископ, бросая строгий взгляд на Рольфа.

— Да, и им тоже, — пробурчал Рольф.

Замок Эберхарт почти совсем разваливался, когда Эмма выходила замуж за Фалька. Все ее состояние ушло на реконструкцию здания, грозившего превратиться в руины. Так что от денег Эммы практически ничего не осталось.

— Ах он свинья! — вскричала Эмма, удивив обоих мужчин пронзительностью своего голоса.

Она скорее со змеей ляжет в постель, чем разделит ложе с Бертраном! У нее зубы начинали ныть при одной мысли, что придется терпеть рядом его мать, а можно было не сомневаться: та переселится сюда, как только ее сыночек станет хозяином замка. Эта женщина сразу захватит власть в свои руки и будет распоряжаться всем как ей вздумается. Она начнет приказывать Эмме, словно служанке, и обращаться со слугами, как с рабами. А это означает, что каждая пролитая кружка эля будет оборачиваться переломанными ребрами. Господи Боже! Нет, этого Эмма не потерпит!..

— Так дело не пойдет! Мы должны… Где этот мой муж?

— Твой муж? Ваш муж? — Мужчины растерянно уставились на нее.

— Эмори, — мрачно проговорила она. — Это ведь он должен стать моим мужем? Ну так где он? Разве он не понимает серьезности ситуации?

— Насколько я понимаю, — осторожно заметил епископ, — его не известили насчет этого. Однако король послал ему приказание явиться сюда для заключения брака. — Он посмотрел в сторону Рольфа, затем перевел взгляд на Эмму: — Вообще-то мы ожидали, что Эмори приедет еще до нас, так как он находился всего…

— Так где же он? — требовательно повторила Эмма и вдруг нахмурилась от ужасной мысли: — А что, если на него напали?..

Рольф только усмехнулся ее предположению:

— Не думаю, что парочка каких-то негодяев сможет задержать Эйнфорда. Он…

— Тогда, возможно, Бертран нанял кого-то, чтобы его убили?

— Миледи… — успокаивающим тоном начал епископ, но Эмма была уже вне себя.

— Сиберт! — закричала она, кидаясь к двери.

— У нее луженая глотка для такой хрупкой женщины, — пробормотал епископ, морщась от ее крика.

— Да уж, — криво усмехнулся Рольф. — Я совсем забыл об этой ее особенности. Мне не приходилось слышать этой иерихонской трубы с детства, точнее с нашей юности.

— Что ж. — Епископ слабо улыбнулся и вздрогнул, когда вновь раздался голос Эммы.

В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге возник дворецкий. Вид у него был встревоженный.

— Миледи? — Он быстро обвел взглядом комнату и, так как все оказалось в порядке, растерянно уставился на хозяйку.

— Возьми дюжину мужчин и скачи с ними на поиски моего мужа! — приказала Эмма.

Дворецкий в удивлении вытаращил на нее глаза:

— Но, миледи…

— Сейчас же, Сиберт. Или все пропало!

Сиберт кивнул и повернулся, чтобы уйти, но затем помедлил на пороге и снова обернулся. Взгляд его смущенно заметался между двумя мужчинами, стоявшими у камина, потом вернулся к Эмме.

— Но, миледи, ваш муж умер, — дрожащим голосом произнес он.

Эмма возвела глаза к потолку.

— Сиберт, почему ты не подслушиваешь у дверей, как другие дворецкие? Ты бы уже знал, что я собираюсь выйти замуж за лорда Эмори Эйнфорда. Немедленно! До того, как сюда явятся двоюродный брат лорда Фалька и его тетка, чтобы заявить права Бертрана на это владение, а заодно и на меня.

— Лорд Бертран и его матушка?! — в ужасе воскликнул Сиберт. Он тоже не забыл жестокое обращение леди Аскот со слугами.

— Именно так, — сухо подтвердила Эмма. — А теперь делай то, что я велела: собери мужчин и отправляйся искать моего мужа. Его надо немедленно привезти сюда. А в будущем, пожалуйста, постарайся проявлять интерес ко всем важным разговорам, чтобы мне не приходилось тратить время на разъяснения.

— Да, миледи! — кивнул Сиберт и поспешил из комнаты.

Рольф хотел было успокоить кузину, но Эмма, проводив строгим взглядом несчастного дворецкого, подбежала к лестнице и, запрокинув голову, закричала что есть силы:

— Мод!

Наверху показалась служанка и стала торопливо спускаться вниз по ступенькам.

— Я здесь, миледи.

— Цветы! Мне нужны цветочная гирлянда и фата… И новое платье.

— Фата, миледи? — ничего не понимая, переспросила Мод.

— Да, Мод, фата, — сквозь зубы повторила Эмма, еле сдерживая раздражение. — Я сегодня выхожу замуж, и мне нужна фата.

— Замуж? — Мод вытаращила глаза.

— Ты понимаешь слово «замуж»? Да или нет? — Эмма стала терять терпение.

— Да, но, миледи… все ваши вуали… все платья… они же…

— Черные. Знаю. Тем хуже. Этому не поможешь. Выполняй мои распоряжения, Мод.

Нервно глотнув, Мод кивнула и стала подниматься по лестнице, но затем остановилась, поколебавшись, вернулась и вскинула руки к небесам, но, так и не произнеся ни слова, вновь взлетела по ступеням.

— Мэвис! — раздался сверху ее отчаянный вопль. Минутой позже другая служанка, более молодая и очень хорошенькая, бегом сбежала вниз. Это и была Мэвис, отправленная за цветами. Сама Мод разыскивала нужный наряд.

— Извините меня, господа, мне необходимо переодеться, — объявила Эмма на удивление спокойным тоном. — Отправляйтесь в часовню. Я присоединюсь к вам, и там мы подождем моего мужа.

Епископ проводил изумленным взглядом неторопливо шествующую вверх по лестнице даму и обернулся к Рольфу.

— Вот это настоящая… леди! — только и смог выговорить он.

— Да уж! — вздохнул Рольф, направляясь к столу, где стоял поднос с кувшином вина и тремя кубками. — Хотите выпить, епископ?

Священник начал было поджимать губы, собираясь отказаться, но передумал.

— Да, — с чувством отозвался он и приблизился к Рольфу: — Пожалуй, это будет очень кстати.

Глава 2

— Бог мой! — Эмори обвел яростным взглядом вооруженных людей, окруживших его отряд на подступах к замку Эберхарт. — Ты когда-нибудь встречал такую наглую женщину?

Блейк слегка усмехнулся:

— Кажется, твоя невеста хочет, чтобы тебя доставили в целости и сохранности.

— Доставили в сохранности? — Эмори скривился и покачал головой. — Она посылает своих людей привести меня, точно заблудившуюся корову.

— Не думаю, что за коровой она отправила бы вооруженную стражу.

Эмори яростно сверкнул глазами на смеющегося друга. Тот только пожал плечами:

— Я с самого начала предупреждал тебя…

— Если ты еще раз повторишь, что я должен был отказаться от этого брака, я побью тебя!

— Попробуй, — с улыбкой поддразнил его Блейк.

Эмори фыркнул и решил проигнорировать насмешки друга. Было совершенно ясно, что Блейк не понимал драму его жизни. Ну как он мог отказаться? Он, бастард, без какой бы то ни было надежды получить земельное владение по наследству или другим законным путем! У самого Блейка было имение, которое после смерти его отца по праву отойдет ему. Разве мог Блейк понять, какими тяжкими усилиями пришлось Эмори завоевывать место под солнцем? Женитьба на леди Эберхарт даст ему все, о чем он мечтал и к чему стремился. Дом, который он сможет назвать своим… Одна эта мысль заставляла его сердце биться учащенно.

Одно лишь огорчало Эмори — его будущей женой станет какая-то старая кляча. С другой стороны, вздохнул он, возможно, ему повезет и она будет слишком занята заботами о детях, чтобы докучать ему.

Если дело только за потомством, он уж позаботится, чтобы она поскорее забеременела. Правда, старой деве придется многое вытерпеть для этого. Мрачные мысли обуревали его. Взгляд скользнул по высокой стене замка, и Эмори невольно вздохнул: это был самый красивый замок из всех, какие он видел! Смотреть на него было одно удовольствие. И он будет принадлежать ему. Ему! Сознание этого заставило его выпрямиться в седле. Его замок.

Проклятие! Да ради этого он ляжет в постель с горгоной Медузой! Полный решимости, Эмори въехал во внутренний двор замка, по-хозяйски оглядывая башни, амбары, суетливую толпу слуг. Его слуги. Его люди. Его вассалы…

Неожиданно он насторожился и всмотрелся повнимательнее в снующих туда-сюда людей. Затем оглянулся на присланный за ним эскорт. Только теперь он заметил, что ратники леди Эммы были одеты в черное. И не только они. На территории замка все до единого человека были одеты в черное. Эмори нахмурился, пытаясь понять причину столь странного обстоятельства.

Он слышал о замках, где слуги щеголяли в цветах хозяина, но обычно это касалось только вассалов и стражников. Здесь же в черное одеты были все обитатели, даже маленькие дети, игравшие во дворе. Может, это гербовый цвет владельца? Эйнфорд мог лишь надеяться, что это не траур по случаю его приезда.

Искоса взглянув на Блейка, он увидел, что тот тоже пребывает в недоумении. В тот момент, когда Эмори спешился, во дворе появилась бойкая, но невзрачная на вид служанка.

Сиберт! — крикнула она. — Ты должен проводить его светлость в часовню. Епископ, миледи и лорд Рольф уже ждут его там.

— Страсти Господни! — Эмори обернулся к Блейку, забыв о своем намерении не разговаривать с ним. — Они уже в церкви дожидаются.

— Кажется, невеста настроена решительно, — ухмыльнулся Блейк, глядя на подходившего к ним Сиберта.

Не обращая внимания на слуг, Эмори направился прямо в замок, громко объявив:

— Сначала я хочу поесть.

Маленькая служанка кинулась к дверям, преграждая ему дорогу.

— Нет! Ее светлость велела, чтобы вы сразу…

— Теперь я здесь хозяин, — холодно произнес Эмори.

— Еще нет.

Медленно обернувшись на эти слова, произнесенные не менее холодным и мрачным тоном, Эмори увидел перед собой высокого человека с благородной осанкой. Он выглядел хозяином, что сразу привело Эмори в раздражение. В конце концов, замок вот-вот будет принадлежать ему. И он не потерпит, чтобы кто-то еще тут распоряжался.

— Кто вы? — угрожающе процедил сквозь сжатые зубы будущий владелец замка.

— Лорд Рольф Кенвик. — Высокий человек слегка кивнул. — Двоюродный брат леди Эммы. И в недалеком будущем ваш названый кузен.

Рольф слегка улыбнулся, говоря последнюю фразу. Интуиция подсказывала ему, что хоть Эйнфорд не отказался жениться, но никакой радости от брака по приказу не испытывает.

— Я долго пробыл в дороге, — сказал Эмори, — и хочу освежиться и поесть.

— У вас будет на это много времени потом, — поспешил объяснить Рольф. — Пока мы разговариваем, слуги торопятся приготовить трапезу. Однако сию минуту епископ и моя сестра с нетерпением ждут вас в часовне. Вы ехали сюда дольше, чем мы предполагали.

Эмори виновато переступил с ноги на ногу, прекрасно понимая, что умышленно тянул с прибытием. Чувство вины заставило его последовать за Рольфом.

— Я отправился в путь, как только получил высочайшее повеление, — пробурчал он, бросив огненный взгляд на Блейка, чтобы тот не посмел оспорить его слова.

Но друг его только кашлянул, прикрыв рот ладонью, чтобы скрыть улыбку, и молча последовал за Эмори. Они пересекли внутренний двор. За ними тянулась чуть не сотня солдат, участвовавших вместе с Эмори в многочисленных битвах. Эти люди решили остаться с ним, услышав, что он собирается стать владельцем поместья.

— Не сомневаюсь, что вы так и поступили. Уверен в этом, — холодно заметил Рольф, похлопывая его по спине. — Я, разумеется, уверил сестру, что все так и обстоит. Она очень волновалась, ожидая пас, — добавил он, затем, уже у самой часовни, приостановился и, повернувшись к Эмори, тихо произнес:

— Обращайтесь с ней хорошо, или мне придется вас убить.

Он проговорил это таким веселым тоном, что растерявшемуся Эмори оставалось только хлопать глазами, когда тот двинулся сквозь расступающуюся толпу к часовне.

— По-моему, тебя предостерегли, — ухмыльнулся Блейк, наблюдая, как Рольф присоединился к стоявшим у дверей часовни епископу и женщине, и, глядя на них, сдвинул брови: — Господи Боже, у нее такой вид, словно она собралась на похороны!

Эмори посмотрел на ту, о которой шла речь, и растерянно открыл рот.

— Ну… по крайней мере она не верзила… и не щепка…

— Да, фигура у нее роскошная, — заключил Блейк, разглядывая миниатюрную, с пышными формами женщину. Черное платье и черная вуаль вновь заставили его поморщиться: — Однако я, кажется, ошибался насчет силы ее желания вступить в брак. Думаешь, она и в самом деле любила Фалька? — обернулся он к другу. — Слушай, закрыл бы ты рот, а то муху проглотишь.

Эмори, спохватившись, процедил сердито:

— В чем дело? Это такая шутка, что ли? Одеться в траур на свадьбу! Ждать в часовне! Я что, с ума схожу?..

— Милорд, — нетерпеливо позвал его с порога часовни епископ. Он неодобрительно хмурился. — Не медлите!

Женщина в черном, до сих пор стоявшая к ним спиной, обернулась и, с любопытством поглядев на них, быстро отвернулась. Только вуаль мелькнула.

— Наверное, Эмори, она и в самом деле уродина. Может, поэтому она так торопится обвенчаться с тобой? Чтобы ты не успел разглядеть ее лицо до женитьбы.

Эмори угрюмо насупился. В голове у него крутилась только одна мысль: может, стоит вскочить на коня и умчаться отсюда подальше? Но тут же плечи его распрямились. «Возьми себя в руки! Будь мужчиной! — сурово приказал он себе. — Подумай о поместье».

Тяжело вздохнув, он выпрямился и двинулся сквозь толпу с ощущением, что идет на виселицу.

Эмма заставила себя больше не оборачиваться. Она сразу заметила двух незнакомцев. Они резко выделялись на фоне одетых в черное людей. Один из них — ее будущий муж. Открытие это вовсе не обрадовало Эмму: не о таком муже она мечтала. Оба были просто гигантами, а ведь ее рост был ниже среднего. Что тут скажешь, она была коротышкой, и это стало проклятием всей ее жизни. В детстве Рольф бесконечно потешался над ее страданиями по этому поводу. Эмма едва достигала до плеча своего кузена, а двое мужчин оказались еще выше его. Более того, они были не только высокими, но и мощными, с широкими плечами и торсами. Эмма тревожно задумалась, но есть ли у нее выбор?

Разве что Бертран. В его пользу говорило то, что он гораздо мельче этих незнакомцев, походя тем самым на покойного Фалька. Но это было его единственным преимуществом.

Нет, выбора у нее не оставалось. Какого бы роста ни был ее будущий муж, хуже Бертрана он никак оказаться не мог.

Поджидая жениха на пороге часовни, Эмма старалась сообразить, кто из двоих станет ее мужем. Один был светлый, другой — темный, как ночь. На таком расстоянии она не могла толком рассмотреть их лица, но различила, что белокурый улыбается легкой, жизнерадостной улыбкой, а смуглый торжественно мрачен, как на похоронах. Вряд ли мужчина будет так угрюмо выглядеть в день своей свадьбы! Отсюда она заключила, что ее суженый — весельчак блондин.

Когда рыцарь наконец подошел, Эмма, не глядя, ощутила его присутствие. Судорожно сглотнув, она стиснула в пальцах свадебный букет и неотрывно уставилась на епископа, не решаясь взглянуть на человека, который вот-вот станет ее мужем. Эмма боялась, что он окажется безобразным. Не то чтобы она ценила красоту превыше всего на свете — она не была настолько суетной, — но, право, насколько ей будет легче, если у мужа окажется привлекательная внешность. Если же он уродлив, она оскорбит его невольной реакцией… Так что разумнее всего вообще на него не глядеть.

— Миледи? — раздался строгий голос епископа.

Эмма растерянно заморгала, сообразив, что пропустила нечто важное. Епископ Уайкхем вновь произнес слова брачного обета, и Эмма задыхающимся голосом повторила их. Ее жених проговорил клятву также тихо. Когда епископ предложил молодому мужу поцеловать жену, Эмма стиснула зубы, готовясь мужественно вынести испытание. Закрыв глаза, чтобы не выдать своего отвращения, окажись он некрасив, она повернулась к новобрачному.

Эмори также собрался с духом и обреченно приподнял черную вуаль с лица жены. Зрелище, открывшееся ему, когда мрачная завеса откинулась, заставило его замереть. Стоявшая перед ним женщина не только не была уродливой, но оказалась просто-напросто красоткой. Правда, глаза ее были плотно закрыты, так что полной картиной он еще не мог насладиться, но кожа ее была безупречна, розовые сочные губы манили к поцелую, а носик… Он не был прямым и по-королевски величественным, но оказался лукаво вздернутым, предполагая в хозяйке очаровательную шаловливость. И самое главное, она была молода. Зря он боялся, что ему подсунут какую-нибудь старуху!

Улыбка изогнула его губы, в то время как ее нетерпеливо дрогнули из-за его медлительности. Не противясь более велению долга, Эмори схватил ее за плечи и, приподняв над землей, припал к ее губам. Испытанное при виде красоты Эммы облегчение выразилось в том, что предполагаемое краткое, холодное касание перешло в поцелуй, горячий и нежный.

Удивленная Эмма распахнула глаза. Наконец она увидела прямо перед собой лицо своего нового мужа. Это был смуглый рыцарь, однако теперь он вовсе не выглядел мрачным. Напротив, он улыбался ей с такой теплотой, что голова ее закружилась. Она успела ответить ему неуверенной улыбкой и, после того как он быстро поставил ее на ноги, ошеломленно повернулась к епископу, чтобы дать ему возможность завершить обряд.

Звучный рокочущий голос Уайкхема прогремел над ее головой, провозглашая их супругами, но Эмма ничего не видела и не слышала. Перед ее мысленным взором стояло улыбающееся лицо новообретенного мужа, еще непривычное, но такое нежданно обаятельное.

Темные волосы. Пожалуй, чуть длинноватые, можно даже сказать, лохматые, но идеально сочетающиеся с его загорелым лицом. Добрые темно-карие глаза, окруженные мелкими морщинками, говорящими о привычке смеяться. Рот… твердый и нежный, обаятельный в улыбке, обольстительный в поцелуе…

Окружавшая их толпа внезапно разразилась восторженными криками. Церемония закончилась. Эмма с облегчением вздохнула. Они обвенчаны. Все прошло хорошо. Теперь им ничто не угрожает.

— Вам пора удалиться к себе.

При этих словах епископа, произнесенных громко и решительно, щеки Эммы вспыхнули жарким румянцем. Последние полчаса она провела словно в тумане. Она ела то, что перед ней ставили, пила то, что ей наливали, и старалась изо всех сил не смотреть на своего мужа. Как это все-таки странно — выйти замуж за совершенно незнакомого мужчину! Эмме уже довелось испытать подобное, однако к такому не привыкнешь.

Она заметила, что сразу по возвращении в замок Рольф и епископ отвели Эмори в сторонку и долго с ним разговаривали. Несомненно, они подробно описали ему ситуацию, и теперь он наверняка понимает, как важно поскорее осуществить их брак на деле. Но, право же, вот так приказать им отправляться в постель… это уж чересчур! Они и часа не провели за праздничным столом.

— Еще ведь совсем светло, — возразила Эмма, пытаясь не обращать внимания на свои пылающие щеки.

— Нет, епископ прав, — заявил Рольф, вставая со своего места и подходя к ней. — Дело надо завершить.

При виде смущения невесты Эмори нахмурился, укоряя взглядом обоих мужчин, но поднялся из-за стола.

— Пойдемте, миледи, удалимся в свои покои. Тогда никто не сможет нас упрекнуть в том, что епископ и ваш двоюродный брат с большим пылом отсылали нас в брачную постель, чем мы сами в нее стремились.

С неуверенной улыбкой Эмма обвела глазами присутствующих. Ее собственные слуги благодаря разнесшимся, как лесной пожар, слухам были хорошо осведомлены о событиях, предшествующих свадьбе. Они с нескрываемым нетерпением ждали немедленного свершения брака, спасающего их от ига Бертрана и его матери. Однако люди Эмори выглядели растерянными. На лицах некоторых его друзей отражалось подозрение. Его друг Блейк с тревогой наблюдал за странным поведением епископа и Рольфа. Заметив это, Эмори успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Лорд Рольф все вам объяснит, — проговорил он, уводя Эмму из зала.

Действительно, Рольф немедленно подсел к Блейку, чтобы все рассказать. Эмори представлял себе удивление друга, когда тот узнает причину поспешности этой свадьбы. По правде говоря, ни он, ни Блейк особой приязни к Бертрану не испытывали. Он был алчным и жестоким себялюбцем, да еще и трусом в придачу. Из-за его неумелого командования во время ирландского похода бессмысленно погибло множество людей. Более того, оба они подозревали, хотя и не имели прямых доказательств, что именно Бертран предал короля тогда, в Ирландии, пропустив в его палатку убийц. Покушение, к счастью, сорвалось. Но, возможно, подумал Эмори, они просто предубеждены против этого хитрого негодяя. Размышляя о прошлом, Эмори не заметил, как они поднялись до половины лестницы, и тут внезапно осознал, что пробил час свершения…

Боже! Настало время ложиться в постель с этой крохотной женщиной, которая шла рядом с ним. Он судорожно вздохнул. Все мысли о Бертране мигом улетучились из головы.

Лорд Рольф постарался объяснить ему обстоятельства предыдущего замужества Эммы, подчеркивая ее невинность и наивность. По слухам, муж ни разу не воспользовался своим супружеским правом. Эмори трудно было поверить, что Фальк был таким глупцом, чтобы пренебречь этой милой девушкой. И мысль об этом вовсе его не радовала. Конечно, приятно сознавать, что твоя жена не знала до тебя другого мужчины, но Эмори никогда не доводилось овладевать девственницей. Будучи незаконнорожденным и зная по собственному опыту превратности и тяготы жизни внебрачного ребенка, Эмори твердо решил не умножать число себе подобных. Поэтому плотский голод он обычно утолял с солдатскими девками, маркитантками и никогда не имел дела с непорочными девицами. Так что теперь он оказался весьма в затруднительном положении. Он просто не знал, как обращаться с невинной девушкой, с чего начинать.

Взгляд его скользнул по невозмутимому личику жены. Казалось, ее совершенно ничто не тревожило. Интересно, сколько продлится такое блаженное спокойствие неведения? Скорее всего до той минуты, пока не захлопнется дверь спальни. Тогда она наверняка испугается, разразится потоком слез и будет смотреть на него, как на дикого зверя.

Мысленно чертыхнувшись, он постарался припомнить, что ему когда-нибудь доводилось слышать о лишении девиц невинности. По всем рассказам, с девственницами была одна морока. Они обычно пугливы и слезливы. Это точно. Кроме того, ему говорили, что первое соитие для женщины очень болезненно. Все из-за этой «девственной завесы». Мужчина должен прорваться сквозь нее. Говорят, при этом идет кровь. Иногда много крови!

Нервно сглотнув еще раз, Эмори почувствовал, что на лбу у него выступила испарина. Как вообще сможет он приблизиться к этой хрупкой маленькой девушке с подобным? Это просто невозможно. Он раздавит ее одним своим весом! Пополам разорвет напором своей страсти… Он не сумеет быть с ней нежным, как она того заслуживает, особенно теперь, когда он сгорает от безумного желания овладеть ею. Да-да, сгорает с того момента, как он приподнял вуаль и увидел, какая она хорошенькая девчонка. «Леди!» — мысленно поправил себя Эмори. Его жена — леди, и притом нетронутая!

— Милорд?

Эмори вскинул голову, отрываясь от своих раздумий, и увидел, что жена ласково улыбается ему.

— Это моя… наша комната, — негромко сообщила она.

— А-а… — Он откашлялся и протянул руку к двери. Распахнув ее перед Эммой, он помедлил, перед тем как последовать за девушкой. Ему вдруг пришло в голову, не будет ли пристойнее дать ей какое-то время побыть одной, чтобы проделать все те вещи, которые совершают женщины, готовясь лечь в постель.

Эмма дошла уже до середины комнаты, когда заметила, что муж остановился в дверях. Казалось, Эмори погрузился в глубокое раздумье, с напряженным видом что-то соображая, — Милорд? — окликнула она его.

Новоиспеченный муж поднял на нее глаза, и Эмма с изумлением заметила светившуюся в них неуверенность. Тогда ее осенило: он будет впервые спать с женщиной. Понимание его проблемы наполнило ее душу сладостным теплом и сочувствием. До этого мгновения она пребывала в состоянии лихорадки, воображая, как снова вынуждена будет делить ложе с мужчиной. Хотя она и знала, чего ждать, но все равно от мысли, что придется лечь в постель с незнакомцем, ее трясло. Однако увидев, что Эмори сам испытывает смущение, она почувствовала себя гораздо лучше. В конце концов если он никогда раньше не был в постели с женщиной, то она превосходит его в опытности! А раз так, она должна взять инициативу в свои руки.

— Идите сюда, — мягко проговорила она, протягивая к нему руку. — Все будет хорошо.

Поняв, что девственница-жена старается его успокоить, Эмори недоуменно покачал головой и шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. Эмма огляделась вокруг, и взор ее упал на ширму, которую привез ей в подарок Рольф из очередного путешествия.

— Не хотите ли переодеться за ширмой? — спросила она.

— Нет, я в постели обхожусь без одежды.

— Ох! — Эмма слегка покраснела от смущения, но тут же овладела собой и направилась к ширме. — Тогда я воспользуюсь ею, а вы можете раздеться в комнате.

С этими словами она скрылась за расписным щитком, а Эмори, ошеломленно посмотрев ей вслед, стал осматривать спальню. Комната была на редкость темной и мрачной. Главным предметом обстановки была большая кровать. Эмори с радостью отметил, что она вполне соответствует даже его огромному росту. Еще он обратил внимание на то, что постель была черного цвета. Не сама деревянная кровать — она-то как раз была темно-вишневой, — а постельное убранство. Откинутый полог открывал взору простыни и покрывала такого же черного цвета, как свадебный наряд невесты и одежды слуг.

Эмори нахмурился. У его жены явно было какое-то нездоровое пристрастие к черному. Ему надо будет подумать, как положить этому конец. «Комната станет гораздо веселее выглядеть со светлым постельным бельем», — подумал он, отстегивая меч от пояса, и продолжил осматривать комнату. Большую часть стены напротив кровати занимал камин, в котором пылали поленья. Перед ним стояло одно кресло. Надо будет приказать принести сюда еще одно. С легкой улыбкой Эмори представил себе, как приятно будет проводить долгие вечера с женой, расположившись перед жарким очагом. Взгляд его перешел на украшавшие стены тканые ковры, и все в нем опять радостно запело: «Мое… Мое… Все это мое!»

Удовлетворенно вздохнув, он посмотрел на ширму, за которой переодевалась его жена. Ширма явно была привозной. Эмори никогда не видывал ничего подобного. Красивая роспись рассказывала о дальних странах. Шуршание ткани отвлекло его от ярких рисунков. Вид платья жены, небрежно перекинутого через ширму, внезапно заставил его прочувствовать, что, пока он глазеет по сторонам, Эмма готовится к их соединению. Он живо представил себе, как стоит она за легкой преградой и постепенно снимает одежду.

Ощутив возбуждение, Эмори быстро отогнал от себя эту восхитительную картину. Не стоит так воспламеняться раньше времени. Он подозревал, что ему предстоит долгая беспокойная ночь обольщения. Он собирался облегчить своей девственной супруге предстоящее испытание, сделать его по крайней мере терпимым. Приняв это решение, Эмори стал поспешно разоблачаться, так как не был уверен, что Эмма спокойно воспримет его наготу. Пожалуй, к моменту ее появления ему лучше быть уже в постели.

Однако едва он успел стащить тунику, как Эмма вышла из-за ширмы. При виде жены Эмори остолбенел, руки его замерли на поясе, глаза не могли оторваться от представшего перед ним зрелища.

Страсть Господня! Даже ее ночная рубашка была абсолютно черной! У нее что, вообще нет одежды другого цвета? С досадой и удивлением он разглядывал маленькую фигурку, полностью, от шеи до пяток, закутанную в просторный черный балахон.

Эмма сразу заметила растерянный взгляд мужа и приписала его новизне впечатлений. Заставив себя ободряюще улыбнуться, она осторожно прошествовала мимо Эмори к постели и не спеша забралась подпокрывало. Затем старательно расправила простыни, разгладила все их складочки, пока они не укрыли ее ровно, без малейшей морщинки. Закончив свои старания, она украдкой поглядела на мужа: он стоял на прежнем месте и не сводил с нее глаз. Слегка нахмурившись, Эмма хотела его окликнуть, но вдруг сообразила, что он, по-видимому, пребывает в состоянии крайнего смущения.

— Обещаю, что не стану смотреть на вас, — ласково произнесла она и, чтобы он не сомневался, зажмурилась и прикрыла глаза ладонями.

Эмори очнулся и, с недоумением покачав головой, быстро освободился от штанов. Приблизившись к постели и приподняв простыню, одним движением скользнул к Эмме.

Едва почувствовав, что кровать прогнулась, Эмма отняла ладони от глаз. Повернувшись к Эмори, она одарила его ослепительной улыбкой.

— Ну вот, не так все и страшно. Не правда ли? — мягко проговорила она. — А теперь просто откиньтесь на спину.

Эмори потрясенно молчал, когда она ласково коснулась его плеч, укладывая навзничь. Он не мог понять, что она собирается делать. Неужели его непорочная жена на самом деле взяла инициативу в свои руки? Его девственница-жена?!

Уложив Эмори на спину, Эмма мило улыбнулась и заботливо подоткнула вокруг него простыню, затем сама откинулась на постели, подтянула под горло покрывало и с облегчением вздохнула.

Некоторое время Эмори молча лежал рядом, потом с любопытством посмотрел на нее. Его новобрачная мирно лежала, закрыв глаза, и блаженно улыбалась.

— Леди Эмма… — неуверенно проговорил он. Она открыла глаза:

— Что?

— Что, собственно, мы делаем?

— Свершаем наш брак, — прошептала Эмма и, ободряюще улыбнувшись ему, снова закрыла глаза.

— Неужели?

Эмма нахмурилась, уловив в его голосе иронию.

— Ну разумеется. Мы делим ложе, спим вместе, возлежим в одной постели.

Эмори застонал, услышав ее вполне резонные объяснения. Его жена оказалась еще более наивной, чем он предполагал. Она всерьез считала, что они «свершают брак». Какими словами описать ей, как это происходит на самом деле? Поморщившись, он чуть не соскочил с постели, но, открыв глаза, увидел, что Эмма встревоженно склонилась над ним.

— Милорд, что с вами? Вы застонали. У вас что-то болит? Я слышала, что в первый раз это бывает очень больно…

Эмори снова застонал и отвернул лицо в другую сторону. Ну как он ей объяснит?..

Громовые удары в дверь прервали его страдания. Оба одновременно сели в постели, больно стукнувшись лбами.

— Простите!.. — пробормотал Эмори. Стук не прекращался.

— Сделано дело или еще нет? — тревожно прокричали из-за двери.

Узнав голос Рольфа, Эмма возвела глаза к небу. Ей-богу, он заходит слишком далеко!

— Да-да! — отозвалась она.

— Нет!

Эмма резко обернулась к Эмори и удивленно открыла рот. «Почему он врет?» — с досадой подумала она.

— Так делайте поскорее! — нетерпеливо воскликнул Рольф.

— Возвращайся к праздничному столу и оставь нас в покое! — ответил раздраженно Эмори и, вздохнув, повернулся к жене. — Миледи, — осторожно начал он, — боюсь, вы не совсем понимаете… — Он замолчал, насупившись. — По-моему, вам неизвестно… Вы не имеете представления о том, что означает «осуществить брак», — наконец выговорил он.

— Не имею? — Эмма нерешительно прикусила губу.

— Ни малейшего, — твердо заявил Эмори. — В это понятие входит не только совместное пребывание в постели.

— Разве? — забеспокоилась она, и Эмори проклял ее умника-кузена, епископа, короля, Бертрана, а больше всех ее покойного мужа за нелепую ситуацию, в которую он попал. Если бы Фальк исполнил свой супружеский долг как полагается…

Отчаянный стук в дверь возобновился. Эмори тяжело вздохнул:

— Проклятие! Неужели мужу нельзя побыть наедине с женой?!

— К замку приближается какой-то отряд! — На этот раз прозвучал взволнованный голос епископа. — Мы боимся, что это Бертран с указом короля!

— Проклятие! — беспомощно выругался Эмори, понимая, что его мечты о собственном замке под угрозой.

— Так делайте же свое дело! — прокричал Рольф.

— Милорд? — Эмма тревожно вцепилась в руку Эмори. — Полагается делать что-то еще?

— Да, — горестно выдохнул он.

— Тогда мы должны это сделать во что бы то ни стало! — решительно воскликнула она, и Эмори с удивлением уставился на нее.

— Должны?!

— Да, милорд. Должны. Я не могу допустить, чтобы мои люди попали в кабалу к матери лорда Бертрана! Она измучит их, заставит страдать…

— Конечно, миледи, но…

— Никаких «но», милорд. Приступайте!

Он уставился на нее в мучительной нерешительности, не в силах пошевелиться. Тогда Эмма резко откинула простыни и стала стаскивать с себя черную ночную рубашку.

— Что вы делаете?

— Я невежественна, милорд, в некоторых вопросах. Но я не дура. Вы легли в постель обнаженным, отсюда я заключаю, что для совершения брака необходимо быть обнаженными. Иначе вы не рисковали бы простудиться. — Сорочка перелетела через ее голову и упала на пол.

Эмори увидел перед собой прелестнейшую грудь, которую когда-либо имел счастье лицезреть. «И все это принадлежит мне!» — с неимоверной радостью подумал он и тут же нахмурился. Все это будет принадлежать ему, если он завершит брак до того, как…

— Это Бертран! — Отчаянный рев, казалось, сотряс дубовую дверь. — Он мчится, как ветер. Делайте дело!

Чертыхнувшись себе под нос, Эмори потратил еще одно драгоценное мгновение, сверля дверь яростным взглядом, затем вновь обратился к жене.

— Миледи, как вы сами сказали, первое соитие обычно бывает очень болезненным. Но не для мужчины, а…

— Господи, милорд, не тратьте время впустую! Просто скажите, что я должна делать.

— Он у ворот! Миледи, он уже у ворот! — донеслось из-за двери.

— А это кто, черт бы его побрал? — воскликнул Эмори, услышав совсем незнакомый голос.

— Сиберт, — вздохнула Эмма и, когда он удивленно поднял на нее глаза, пояснила: — Мой… наш дворецкий.

— Кто?! Неужели все обитатели замка собрались под дверью? — Ему стало нехорошо от этой мысли.

— Милорд, — нетерпеливо повторила Эмма, — что я должна делать?

— Эмори снова повернулся к жене и вздохнул:

— Вы не понимаете… Под таким давлением…

— Он уже во внутреннем дворе! — На этот раз прозвучал голос Мод.

Даже Эмори узнал хрипловатый выкрик некрасивой служанки и жалобно простонал:

— Так и есть, они все стоят под дверью!

— Делайте дело! — повелительно выкрикнул епископ.

Эмма могла представить себе, сколько было расставлено постов, чтобы сообщать стоявшим под дверью о приближении неприятеля.

— Мы оба находимся в трудном положении, милорд, — мрачно напомнила она.

— Да, но… — Он отдернул простыню и жестом показал ей на свой в данную минуту не слишком внушительный предмет мужского достоинства. Всего несколько минут назад, когда он думал о раздевающейся за ширмой жене и рисовал себе картины предстоящей ночи, эта часть его тела выглядела весьма впечатляюще. Нос каждым новым воплем из-за двери она съеживалась все больше и больше, пока не стало казаться, что сейчас она станет совсем незаметной. «Все пропало!» — с тоской подумал Эмори.

Эмма заинтересованно уставилась на короткий отросток между ног ее мужа. Она никогда ранее не видела голых мужчин и не знала, что у них такое имеется. Когда Фальк раздевался, чтобы лечь с ней в постель, она была слишком смущена, чтобы его разглядывать. Теперь Эмма наклонилась поближе, стремясь рассмотреть диковинку. «Возможно, это свойственно не всем мужчинам? — подумала Эмма. — Возможно, мой муж отличается таким странным уродством».

— Милорд, не время сейчас обсуждать ваши физические… э-э… особенности, — сказала она напряженным голосом. — У всех нас есть свои недостатки. Поскорее скажите мне, что я должна делать.

Взгляд ее по-прежнему был устремлен на его довольно маленький отросток, который внезапно стал, расти. Слова замерли у нее на губах, и Эмма завороженно стала наблюдать за превращением. Какой интересной особенностью отличался ее муж!

— Он спешивается! — взвизгнул кто-то, — кажется, это была Мэвис.

— Сделали вы дело? — прокричал Рольф. В голосе его звучала откровенная паника.

— Милорд! — Эмма с трудом перевела взгляд на лицо мужа.

— Ложитесь, — с мрачной решимостью приказал Эмори. Один лишь взгляд ее больших глаз вернул его в состояние боевой готовности.

Эмма буквально рухнула на постель, ошеломленно ахнув, когда он внезапно улегся на нее, вжимая свой увеличившийся до невероятных размеров отросток между ее бедрами.

— Это и есть совершение брака? — с тревогой осведомилась она. Под тяжестью его тела ей было трудно дышать, но никакой особой боли она не испытывала, а ведь он сказал, что обязательно…

— Еще не совсем, — угрюмо буркнул Эмори. — Раздвиньте ноги.

— Раздвинуть ноги?.. — недоуменно переспросила она.

— Он у дверей замка! — раздался из-за двери полушепот-полувскрик.

Внизу хлопнула дверь с такой силой, что замок, казалось, содрогнулся. Затем послышался топот ног — все бросились вниз по лестнице.

— Миледи…

— Что?

— Мне очень жаль…

— Уже все?

Эмори посмотрел сверху на ее прелестное встревоженное лицо и снова удивился, что одного ее взгляда на его поникшую плоть хватило, чтобы та гордо воспрянула. Это было неожиданно, но, кажется, спасло их обоих. «Вернее, сейчас спасет», — решительно подумал он, прислушиваясь к яростному мужскому воплю, приближавшемуся к двери спальни.

— Мне очень жаль, — повторил он, прося прощения за боль, которую собрался ей причинить, и толчком вонзился в нее.

Болезненный вскрик Эммы был оборван внезапным грохотом. Дверь спальни с треском распахнулась…

Глава 3

Эмма едва не лишилась чувств. Казалось, весь свет собрался у порога ее спальни. По крайней мере все обитатели ее маленького мирка. Епископ Уайкхем, кузен Рольф, лорд Блейк, люди лорда Эмори и все слуги замка, включая караульных стражников, столпились у дверей. Каждый рвался своими глазами увидеть новобрачных на постели и удостовериться, что брак свершился во всех его смыслах и теперь уже не надо опасаться тяжело дышащего человека, в изнеможении прислонившегося к дверному косяку. Лорд Бертран смотрел на сплетенные тела мужчины и женщины, отчетливо видные сквозь легкомысленно незадернутый полог кровати, и на его лице сквозь усталость проступала досада.

На какое-то мгновение все замерли, но вот Эмори шевельнулся, одним прыжком соскочил с кровати и плавным движением укрыл жену простыней. Выхватив меч из прислоненных к стене ножен, он обратил лицо к дерзко вторгшимся в его покои людям, прекрасный в своей ярости и наготе:

— Что все это означает?!

Эмма бросила на него быстрый взгляд. Он так хорошо изображал жениха, брачная ночь которого была внезапно прервана, что и помыслить нельзя было, будто ему известна причина происходящего. Хотя момент был совсем неподходящим, Эмма не могла не восхититься его лицедейскими способностями. Затем она посмотрела на Бертрана.

Господи Боже, да рядом с ее мужем он выглядел просто мальчиком! Это впечатление усугублялось тем, что за ним, превосходя его на голову, возвышались Блейк и Рольф. Среди этих гигантов Бертран казался каким-то карликом. Тщедушным белокурым карликом. В чертах его красивого лица сквозили слабость и вялость, особенно непривлекательные в сравнении с мужественным, волевым обликом ее мужа. У Эммы не оставалось ни малейших сомнений, что в случае схватки Бертрану никак не устоять перед Эмори Эйнфордом. Поэтому она несколько удивилась, когда тот вдруг выпрямился и объявил:

— Я прибыл с указом от короля!

Эмори лишь надменно выгнул бровь, но тут епископ протиснулся сквозь толпу зрителей и уверенным, спокойным голосом, так непохожим на недавние его отчаянные выкрики, произнес:

— Приношу вам наши извинения, милорд Эмори. Но, по словам лорда Бертрана, он прибыл от короля с письмом, в котором сказано, что в случае если брак еще не свершился, его следует аннулировать. Однако, как мы видим…

— Мы ничего не видим! — истерически взвизгнул Бертран. — Мы всего лишь могли наблюдать, как они обнимаются. Они не осуществили свой брак физически. Он недействителен!

Эмори опустил свой меч и теперь стоял, опершись на него, в непринужденной позе.

— Не могу с вами согласиться, милорд. В отличие от вашего кузена я не терплю проволочек. Наш брак осуществлен в полном смысле этого слова.

Утомленное лицо Бертрана исказилось гримасой уныния, смешанного с досадой. Он бросил взгляд на Эмму, сидевшую на постели с широко открытыми глазами и прижимавшую к груди простыню, и вдруг торжествующе ухмыльнулся:

— Докажите это!

Эмма растерянно хлопнула ресницами, когда взоры всех присутствующих обратились к постели. Как можно доказать такое? Неужели от них ждут, чтобы они повторили эту чудовищно болезненную процедуру? Снова? У всех на глазах? Они ведь в самом деле соединились как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и толпа замерла на пороге.

Оглянувшись на жену, Эмори понял, чему так злорадно усмехнулся Бертран: постель была застелена черными простынями. Черными… как все в замке. Девственная кровь, легко заметная на белых простынях, на черном не видна!

— Да, на таких простынях ничего нельзя увидеть, — внезапно раздался уверенный голос Рольфа. Поняв, в чем дело, он поспешил вмешаться и теперь стоял бок о бок с епископом. — Мы ясно видим доказательство на самом Эмори.

Все, Эмма в том числе, обернулись к Эмори и устремили глаза на тот странный отросток, который ранее так озадачил Эмму. Неожиданное всеобщее внимание странным образом подействовало на эту часть тела. Гордо торчавший вперед во время происходящих бурных событий, отросток Эмори мгновенно съежился какошпаренный. Но Эмма ахнула не поэтому. Непонятный орган был в крови. Эмори поранился! Она встревожено подняла взор на лицо мужа, но, несмотря на ранение, тот лишь довольно улыбался.

— Если вы все вполне удовлетворены доказательством того, что я исполнил дело, которым явно пренебрег лорд Фальк, мы с супругой хотели бы наконец остаться одни, — подчеркнуто вежливо произнес он.

— Разумеется, милорд, — поспешно забормотал епископ и с помощью лорда Рольфа стал подталкивать потрясенного Бертрана к выходу.

На пороге Рольф обернулся и, весело подмигнув Эмори, захлопнул за собой дверь спальни.

Эмори вздохнул с облегчением, вложил меч в ножны и вновь прислонил его к стене. Бросив взгляд на постель, он увидел, что она пуста.

Эмори с удивлением огляделся и заметил жену около умывальной стойки. Судя по всему, Эмма, не теряя даром времени, вылезла из постели, как только дверь закрылась. Едва ли он мог винить ее в такой поспешности после мучений, которые ей довелось только что пережить. «Без сомнения, теперь ей не захочется снова лечь со мной в постель», — мрачно подумал Эмори, устало опустился на кровать и, уронив голову в ладони, тяжело вздохнул.

— Милорд… — Прохладная рука коснулась его колена, и он с тревогой вскинул голову. — Позвольте мне… — тихо проговорила Эмма и, старательно избегая смотреть на предмет его мужского достоинства, слегка раздвинула ноги Эмори.

Что такое? — неуверенно спросил Эмори, невольно подчиняясь ей. Однако последующие ее действия все объяснили: она начала смывать кровь, запятнавшую орудие его страсти.

Вы поранились, — так же негромко продолжила она. — По-видимому, это произошло во время…

— Соития, — закончил за Эмму Эмори и схватил ее руки, так как почувствовал, что начинает возбуждаться от ее ласковых прикосновений. — Миледи…

— Эмма.

— Эмма?

— Да, Эмма, — просто объявила она. — Так меня зовут.

— Да-да, конечно. Иди сюда. — Он бережно усадил ее на постель рядом с собой, улыбнувшись, когда при виде его наготы она стыдливо вспыхнула и плотнее завернулась в простыню.

— Мы должны позаботиться о вашей ране, — застенчиво объяснила Эмма. При этих словах улыбка исчезла с лица Эмори, и она пожалела о сказанном.

— Но поранился вовсе не я. — Он выпрямился, не обращая внимания на свою наготу, и, подхватив Эмму, уложил ее на постель. — Боюсь, что это твоя кровь, — добродушно произнес он.

— Моя? — изумилась Эмма.

В доказательство Эмори осторожно стянул с нее простыню и жестом указал на ее обнаженные бедра.

Опустив глаза, Эмма действительно увидела кровь. Привскочив, она с ужасом стала осматривать себя. Время ее месячных еще не подошло, тогда в чем же дело?

— Ты все еще ощущаешь боль? — заботливо спросил Эмори.

— Да, но я решила, что… Я подумала… — Комната закружилась, поплыла, и Эмма, ахнув, откинулась на подушку. — Я, наверное, умираю!

— Нет, миледи, — успокаивающе произнес Эмори и нахмурился, заметив ее внезапную бледность: — Но ты побелела…

— Наверное, это от вида крови, — слабым голосом призналась Эмма.

Эмори приподнял бровь:

— Но ты ведь спокойно смотрела на кровь на моем теле.

— Да, то есть нет… В общем, я не поняла, чт оэто моя собственная.

— Ясно, — усмехнулся Эмори.

Нагнувшись, он поднял салфетку, которой она обтирала его, и бережно прикоснулся к жене. Но Эмма схватила его за руку. Меловая бледность щек сменилась алым румянцем.

— Не надо… — смущенно проговорила она и смолкла, когда новобрачный с решительным видом остановил ее.

— Я твой муж, — только и сказал он, но этого было достаточно: Эмма покорно откинулась на подушки, предоставляя себя его заботам. — Кроме того, ты только что сделала для меня то же самое, — заметил Эмори и, закончив смывать кровь, бросил салфетку в таз. — Теперь отдохни.

Он укрыл ее простынями и с довольным видом, растянулся рядом. Какое-то время Эмма лежала молча, боясь шевельнуться и потревожить мужа. Взгляд ее медленно и задумчиво обводил комнату. В течение двух лет это была ее спальня. Она выглядела как обычно и в то же время казалась совсем другой. Она не могла понять, что здесь переменилось. Вроде бы ничего… И вместе с тем — все… Эмма прислушалась к звукам, доносившимся снизу, из большого зала. Там было шумно и весело. Ее люди праздновали свадьбу и свершившийся брак. Угроза власти леди Аскот миновала. Мысль о ней заставила Эмму задуматься: почему та не явилась со своим сыночком, не стала с ним плечо к плечу на пороге ее спальни?.. Единственным объяснением могла быть спешка: Бертран так торопился явиться в замок до свершения брака, что обогнал мать, оставив ее далеко позади себя. Как бы то ни было, Эмма была признательна Богу и судьбе за ее отсутствие. Эта женщина поистине внушала трепет. Под ее холодным рыбьим взглядом Эмма чувствовала себя неуютно и не могла проронить ни слова.

Посмотрев в окно, Эмма вздохнула. Какой необычный выдался день! И какой утомительный… Известие о грядущем замужестве, тревога, что жених не едет, томительное ожидание в часовне, само венчание, а потом еще и хитроумная история с этим соединением, или соитием, как называл это Эмори. Теперь, поняв, в чем заключается «совершение брака» и насколько безрадостно это занятие, она не удивлялась тому, что лорд Фальк не стал доводить дело до конца. Он всегда старался избегать неприятных обязанностей. Хотя, если таков единственный способ завести детей…

Дойдя в своих размышлениях до этой темы, Эмма бережно прижала ладонь к животу. Она знала, что именно там ребенок зародится и будет расти. Их дитя! Ее и лорда Эмори. Да, она наверняка уже понесла, ведь даже однократного соединения, такого болезненного, достаточно, чтобы это произошло. Иначе у людей вообще бы не было детей.

С мечтательной улыбкой на губах, воображая этого чудесного ребенка, Эмма погрузилась в тихий, мирный сон.

— Он отправился зализывать свои раны.

Слегка раскрасневшаяся Эмма выпрямилась навстречу подходившему кузену. Она бродила по залу и, нагибаясь, всматривалась в лежавших на полу бесчувственных мужчин, пытаясь найти Бертрана.

— Кто?

— Лорд Бертран. Он отбыл еще вчера вечером, сразу, как мы сошли вниз. Ты ведь его так усердно разыскиваешь?

Эмма слегка усмехнулась:

— Ты меня хорошо знаешь, Рольф. Даже слишком.

Пожав плечами, он наклонился к ней и ласково поцеловал в лоб:

— Скажи лучше, где твой муж? Все еще в постели?

— Да.

— Должно быть, ночь была утомительной.

Эмма почувствовала, как заливается краской, — вечно Рольф ее дразнит! — и поспешила переменить тему разговора:

— Хочешь позавтракать?

Рольф весело ухмыльнулся в ответ на ее очевидную уловку, но решил не продолжать. Окинув взглядом большой зал, он выгнул бровь.

— Да, подкрепиться не мешает. Сомневаюсь, однако, что нам удастся это сделать!

— Пожалуй!

Эмма обвела глазами следы вчерашнего празднества… На полу, как сброшенные с доски шахматные фигуры, раскинулись в живописных позах мужчины и женщины. Между ними трудно было пройти, не то что накрыть стол для завтрака. Круто повернувшись, она направилась к двойной двери, ведущей наружу, приглашая Рольфа следовать за ней. Тот повиновался, недоуменно подняв брови. Обещание еды манило неодолимо.

— Куда мы идем?

Мы попробуем проникнуть на кухню с черного входа. Поищем что-нибудь съедобное, — объяснила Эмма, с трудом отворяя тяжелую дверь.

После духоты зала на них пахнуло свежим утренним воздухом. Рольф с недоверием посмотрел на Эмму:

— Не нравится мне этот твой замысел, Эм. Если мы начнем грабить кухню, повар нам уши оборвет.

— Повар лежит без чувств под столом в зале, рядом со своей женой. И вообще я решила, что мы позавтракаем на траве.

— На траве?

— Именно так! — Шаловливо улыбнувшись ему через плечо, она повела Рольфа в обход здания.

— Мы так давно не делали этого, и я скучаю по нашим прогулкам. — Эмма задумчиво улыбнулась, вспоминая их краткие вылазки из замка, когда они были детьми.

Утащив потихоньку от повара что-нибудь съестное, они убегали в лес, окружавший отцовский замок, и там пировали от души, а потом играли среди деревьев в прятки.

В десяти минутах езды верхом есть чудесная полянка, по которой протекает ручеек.

— Звучит заманчиво, — улыбнулся Рольф, погружаясь в собственные воспоминания.

Тогда Эммалена вовсе не походила на благопристойную леди. Она была отчаянной проказницей и всегда умела настоять на том, чтобы в игре «Погоня» быть лихим лордом Дариеном, а не прекрасной девой, как ей полагалось бы! Ловкая и отважная, она, как мальчишка, карабкалась на деревья, раскачивалась на ветках, продиралась сквозь густые заросли. Чтобы юбки не путались в ногах, она подтыкала их под пояс или вообще одалживала у Рольфа его штаны. Если б ее отец — его дядя — хоть раз поймал ее в таком виде, наверняка высек бы обоих.

— «Ах, кого я обманываю! — с усмешкой подумал Рольф. — Дядя Седрик баловал нас обоих, особенно Эмму, и закрывал глаза на многие наши детские проказы».

— Вот мы и пришли, — объявила Эмма. Толчком распахнув дверь, она вошла на кухню, схватила стоявшую в углу корзинку и торопливо начала ее наполнять.

Отбросив мысли о прошлом, Рольф подошел к ней и наклонился вперед, стараясь через плечо Эммы увидеть, что она кладет.

— Эй, сестричка, куда столько? Нас же только двое.

— Я подумала, может, епископ захочет к нам присоединиться. По дороге сюда я видела, как он пересекал двор.

Рольф ощутил легкое раздражение, оттого что интимная атмосфера их пикника будет нарушена присутствием постороннего, но тут же, пожав плечами, кивнул. Они уже не дети, и замок больше не принадлежит его дяде. Вообще-то замок дяди теперь принадлежит ему.

— Как хочешь, — беспечно согласился он, забирая у нее корзинку и предлагая ей руку.

Эмори не принадлежал к жаворонкам. Он никогда не любил утренние часы, а нынешним утром чувствовал себя особенно не в духе. Сон его был беспокойным: неутоленное возбуждение мучительно пульсировало в паху, не давая ему уснуть. В то время как рыцарское благородство не позволяло ему требовать большего от юной жены в их первую брачную ночь, мужская плоть подобного сочувствия к несчастной проявлять не желала. Поэтому он то и дело садился в постели, зажигал свечу и всматривался в прекрасное спокойное лицо Эммы. Поистине его жена была прелестна в своем нежном очаровании. Как цветок. Даже ее тихое похрапывание напоминало легкое жужжание пчелки.

Только когда солнце взошло на небосводе, Эмори наконец погрузился в сон. Спустя час он проснулся в своих новообретенных пенатах, новообретенном замке, новообретенной постели и обнаружил, что его новообретенная жена в ней отсутствует. Он обошел весь замок, но так и не нашел ее. Во внутреннем дворе было безлюдно и тихо. Лишь двое солдат несли на стене караул. Остальные обитатели замка вкупе с жителями соседней деревни пребывали в большом зале и своим храпом, казалось, могли снести крышу. Было очевидно, что все сполна насладились свадебным пиром. За исключением, разумеется, его самого, что раздосадовало Эмори еще больше. Чтобы напиться до такого состояния, надо было осушить целое озеро эля. Судя по всему, они столько и выпили. Напились его эля и разлеглись в его зале!

Все больше свирепея от этих мыслей, Эмори с решительным видом вернулся в большой зал и, уперев руки в бока, взревел:

— Где моя жена?

Единственным ответом ему явились не слишком успешные попытки каких-то двоих пьяных подняться на ноги. Вконец разъяренный, Эмори снова выбежал из замка и направился на конюшню. Там он схватил ведро, зачерпнул из конской поилки воды и вернулся назад.

Если первая его попытка привлечь к себе внимание не имела успеха, то на этот раз, окатив холодной водой разлегшихся на полу, Эмори добился своего.

Женщины приходили в себя, охая и растерянно оглядываясь, мужчины с проклятиями хватались за мечи. Эмори дождался, когда в зале вновь наступила относительная тишина (все осознали, кто именно их разбудил), после чего произнес тихим грозным голосом:

— А теперь, если вы готовы выслушать мой вопрос, я повторю его: куда исчезла моя жена?

Молчание, которым были встречены его слова, и растерянные взгляды со всей ясностью свидетельствовали о том, что никто из этих людей не знал, где может находиться Эмма.

Он вздохнул и нахмурился.

— Ладно, кто-нибудь из вас знает, что она делает по утрам или куда ходит?

— К мессе.

Это произнесла некрасивая Мод, и Эмори обернулся к ней, вспоминая, что она — личная служанка его жены. Однако едва он открыл рот, чтобы поблагодарить ее, как кто-то из толпы заметил:

— Но ведь отца Гамптера сейчас в замке нет. Так что и мессы не будет.

Мод пожала плечами:

— Ну так ее отслужит епископ.

— Нет, — покачал головой Эмори. — Я заглянул в часовню. Ее там нет. И епископа тоже.

Насупившись, он обвел внимательным взглядом море обращенных к нему лиц в поисках самого разумного и трезвого. Разумеется, ничего подобного обнаружить ему не удалось. И как назло, куда-то пропал Блейк. Эмори обратил на это внимание, еще когда искал жену. Правда, зная о невероятной притягательности друга для женщин, самых различных по положению и возрасту, было нетрудно догадаться о причинах его исчезновения. И действительно, как бы в подтверждение подобного предположения, из-под длинного стола, за которым накануне пировали, показался Блейк. Следом за ним появилась пышногрудая блондинка.

Встав на ноги, его друг с неторопливым достоинством оправил одежду, помог подняться своей подруге и лишь затем повернулся лицом к Эмори.

— А-а, дружище, я вижу, ты проснулся!.. — оживленно проговорил он с таким видом, словно каждый его день начинался с рева Эмори и водяной бани.

— Моя жена пропала!..

Услышав это заявление, Блейк обвел глазами помещение, словно проверяя достоверность его слов, и неуверенно проговорил:

— А может, она в…

— В часовне ее нет. Я уже там смотрел.

— Ну, тогда… — Он напряженно соображал. — А где ее двоюродный брат?

Глаза Эмори расширились: ему не пришло в голову поискать еще и ее кузена. Он быстро оглядел толпу:

— Где Рольф?

Говоря это, он так сурово свел брови и смотрел так подозрительно, что прошло несколько мгновений, прежде чем хорошенькая служанка набралась храбрости, чтобы выступить вперед и пробормотать что-то в ответ.

— Не слышу! — раздраженно проревел Эмори, заставив бедную девушку вздрогнуть от страха.

Она нерешительно переступила с ноги на ногу и, откашлявшись, проговорила громче:

— Прошлой ночью, ваша светлость, он спал рядом со мной, но сейчас его здесь нет.

Алый румянец на ее щеках подсказал Эмори, что родственник его жены не просто спал рядом с девицей. Возможно, прошлой ночью Рольфу удалось достичь гораздо большего, чем ему со своей молодой женой. Эта мысль разозлила Эмори еще сильнее, он мрачно уставился на девушку, пока Блейк не отвлек его от несчастной красотки.

— Вот видишь! Наверное, она благополучно прогуливается где-нибудь со своим кузеном. Возможно, они поехали прокатиться. Ты проверял конюшни?

— Проверял, но там не было ни одного конюха, чтобы разъяснить, все ли лошади на месте.

Пожилой мужчина, кряхтя, стал медленно продвигаться вперед, стараясь держаться на расстоянии от нового хозяина.

— Я старший конюх, ваша светлость. Я… я сейчас отправлюсь и посмотрю… прямо сию минуту.

Эмори открыл было рот, чтобы как следует отчитать его за пренебрежение своими обязанностями, но не успел. Смех, нежный, как колокольчик, внезапно зазвенел у него за спиной. Он круто обернулся к двери, которая как раз в эту минуту широко распахнулась, пропуская в замок его жену в сопровождении епископа и ее кузена. Все трое улыбались какой-то своей шутке, совершенно не подозревая о буре, бушевавшей в груди новобрачного с того момента, как он проснулся и не обнаружил рядом жены.

— Где вы были? — проревел он.

Все трое были удивлены яростью, прозвучавшей в его голосе, и гневным выражением обращенного к ним лица.

— Что-то неладно, милорд? — Эмма озабоченно обвела взглядом толпу взъерошенных, недовольных людей и нахмурилась.

— Где вы были? — мрачно повторил Эмори.

— А в чем дело… Завтракали на траве.

— На траве? — растерянно переспросил он и тут же снова нахмурился. — За стенами замка? — У него все сжалось внутри при одной мысли об этом.

— Да, — Эмму удивил его тон, и она поспешила объяснить: — Вы же видите, милорд, здесь негде было это сделать.

Эмори собрался было ей возразить, но, посмотрев вокруг более спокойным взором, должен был признать, что она, разумеется, права. Поэтому он лишь еще больше насупился и строго приказал:

— Отныне вы не должны покидать замка без достаточной защиты. Понятно, жена?

Эмма, сощурившись, уставилась на стоявшего перед ней мужа. Сознавая, что ее вспыльчивый характер сейчас проявится, а это не сулит ничего хорошего, Рольф шагнул вперед, желая смягчить ситуацию:

— Вы совершенно правы, лорд Эйнфорд. Сейчас небезопасно покидать замок без сопровождения. Однако в этот раз ее охраняли мы с епископом.

— Он прав, Эмори. Лорд Рольф сумел бы защитить твою жену, и вообще все кончилась благополучно: она нашлась! — Блейк встал рядом с Эмори и одарил Эмму лучезарной улыбкой: — Не обращайте внимания, миледи, на его нынешнее настроение. Просто он никак не может поверить в свою удачу. Ему бесконечно повезло и с прелестной женой, и с домом… Так что теперь он боится: вдруг изменчивая судьба отнимет это счастье с такой же легкостью, как подарила!

Эмори хотел было возразить на слова друга, но с удивлением понял, что Блейк прав. Господи, это действительно так! Хотя он по утрам всегда пребывал в дурном расположении духа, теперешняя его ярость была вызвана в первую очередь страхом потерять жену. После неудачной брачной ночи он боялся, что Эмма, найдя его неуклюжим здоровенным болваном, побежит подавать королю петицию о расторжении брака. Человек, в поте лица трудившийся, чтобы приобрести хоть небольшое имение, получив желаемое, да еще с такой невероятной легкостью, невольно испытывает суеверный страх. Если бы леди Эммалена была уродливой, Эмори не так бы волновался. Жизненный опыт говорил ему: ничто в этой жизни не дается даром. Судьба преподнесла ему прелестную жену, а значит, у такого везения должна быть своя цена.

— Моему мужу повезло, что у него такой преданный и милый друг, — пробормотала Эмма. Шагнув вперед, она взяла Блейка за руку и подвела к столу, из-под которого он недавно вылез. — Надеюсь, он вас ценит.

Эмори не расслышал ответных, несомненно, галантных слов друга. Новобрачная усадила Блейка за стол, желая продолжить разговор без посторонних. С растерянным удивлением Эмори наблюдал, как после нескольких слов, сказанных ее нежным голоском, все вокруг закипело, слуги засновали туда-сюда, занятые неотложными делами. Караульные заняли свои посты. Помогавшие на кухне поспешили вернуться к своим обязанностям, остальные стали не спеша рассаживаться за столы в ожидании завтрака. Все старались держаться подальше от Эмори. Спустя несколько минут в зал внесли кушанья и эль.

Эмори остался стоять в одиночестве, едва обратив внимание на епископа и Рольфа, которые бросали на него странные взгляды. Мысль о том, что он вновь оказался посторонним, не давала ему покоя. Эмори с детства чувствовал себя отверженным. Будучи незаконным сыном знатного дворянина, он был отлучен от семейного круга отца, но в то же время отличался и от своих деревенских сверстников. Когда жене отца надоело постоянно видеть поблизости Эмори, напоминавшего ей о неверности мужа, она настояла, чтобы ребенка отослали прочь. Тогда отец пристроил мальчика оруженосцем к одному богатому лорду. Это было проявлением доброты: ведь можно было просто выгнать его на все четыре стороны. Но и в новом своем доме Эмори оставался чужаком. Незаконнорожденный среди множества законных сыновей. Он стал сильным и ловким бойцом, вынужденный защищаться от нападок других оруженосцев, получавших удовольствие от издевок над ним. Сначала Блейк был одним из них. Однажды дело дошло даже до драки. Силы их оказались равны, так что, доведя друг друга до полного изнеможения, они свалились бок о бок. Придя в себя, они стали друзьями. Эта дружба много способствовала тому, что Эмори приняли в свою компанию другие мальчишки, обучавшиеся рыцарскому делу. Так что стычки с ними вскоре прекратились, однако всегда находился кто-то, называвший его бастардом и вступавший с ним в драку. Обычно это был кто-нибудь из оруженосцев других лордов, которых они встречали на турнирах или в дороге. Даже позднее, после посвящения обоих в рыцари, кто-нибудь из доблестных мужей с радостью стремился напомнить ему о том, что он не принадлежит к их кругу.

Эмори всегда думал, что если у него будет собственный дом, это ощущение отчужденности покинет его. Он наконец обретет смысл жизни. А вместо этого он стоял посреди собственного зала и снова испытывал тоску одиночества, потому что жена намеренно, как ему казалось, игнорировала его в наказание за вспышку гнева и надменность. Она проявляла больше внимания и гостеприимства по отношению к его другу, чем к нему.

На мгновение гаев обуял Эмори, и он чуть снова не взревел от злости, но взял себя в руки. Возможно, он заслужил подобное обращение. Он вправду был ублюдком. Сыном герцога и крестьянки. А в прошлую ночь обошелся с женой далеко не лучшим образом. Верно, виной тому было стечение ряда обстоятельств, но ведь его предупредили, что Бертран вот-вот прибудет в замок. Он должен был заняться совершением брака сразу после венчания, тогда им хватило бы времени на все. К тому же если бы он не тянул с прибытием сюда, свадьба и брачная ночь состоялись бы на сутки раньше, что опять-таки дало бы ему возможность проявить к молодой жене большее внимание.

Тяжело вздохнув, Эмори повернулся и, не будучи в силах смотреть, как его жена смеется и шутит с Блейком, набивающим себе рот аппетитными кушаньями, вышел из замка. Не обращая внимания на муки голода, он направился на конюшню, намереваясь оседлать коня и проехаться по окрестным лесам. Может быть, это успокоит его… и даст возможность успокоиться его жене. Тогда он сможет все начать сначала. Он всегда считал, что как дело начнешь, так оно и пойдет, но повторять нынешнее утро ему бы не хотелось.

Как только муж покинул большой зал, беспечная улыбка покинула лицо Эммы, сменившись грустной миной. Она не привыкла, чтобы ей приказывали, и резкие слова, которыми встретил ее муж по возвращении, неприятно поразили ее. Она также была раздосадована его собственническими замашками. Ни воспитание под нежным руководством любящего отца, ни брак с вечно отсутствующим Фальком не подготовили ее к мужу, который выкрикивает приказы и требует повиновения. Возмущенная его попыткой проявить свою власть над ней, Эмма намеренно не обращала внимания на мужа, рассыпаясь в любезностях Блейку. Однако Эмори выглядел таким несчастным, покидая замок…

— Он хороший человек.

Эмма резко повернулась к Блейку. Тот был серьезен и невесел.

— Почему же он так себя повел?

Блейк помолчал минуту, задумчиво глядя в кружку с элем. Эмма интуитивно поняла, что он не может решиться на откровенность с ней, опасаясь, что тем самым предаст друга.

— Что вам известно о вашем муже? — наконец спросил Блейк.

Эмма слегка прикрыла глаза, стараясь припомнить, что накануне рассказал ей Рольф. По сути, очень мало.

— Что он герой. Он спас жизнь нашему королю во время войны в Ирландии.

Блейк поднял брови:

— И все?

— Да.

Блейк вздохнул и покачал головой.

— Не знаю, должен ли я рассказывать вам… но вы скоро и сами все узнаете, — пробормотал он себе под нос. Сделав затем большой глоток эля, он объявил: — Ваш муж, миледи, бастард, то есть ублюдок.

Эмма так и ахнула при этих словах. Затем в глазах ее вспыхнул гнев, и она резко встала из-за стола.

— Не смейте так отзываться о моем муже, сэр! Возможно, его поведение нынче утром можно назвать грубым, но это не дает вам права оскорблять его…

— Нет-нет, миледи. — Глаза Блейка заискрились весельем, когда он понял, что юная женушка друга решила, будто он хулит ее мужа. — Я имею в виду вовсе не его поведение и характер. Хотя, по правде говоря, когда он злится, его вполне можно так назвать. — В голосе Блейка тоже слышалась улыбка.

Эмма мрачно нахмурила брови, и Блейк, вздохнув, продолжил:

— Его отец — герцог Стэмфорд, а мать — дочь деревенского кузнеца. — Эмма широко открыла глаза и растерянно приоткрыла рот. — Жена его отца, дама благородного происхождения, так и не сумела родить ему детей и потому с большой неприязнью относилась к женщине, давшей Стэмфорду потомка. Она изводила беременную мать Эмори так, что несчастная умерла, едва произведя его на свет. После чего герцогиня сделала целью своей жизни доставить как можно больше страданий ребенку. Когда Эмори исполнилось шесть лет, она потребовала, чтобы отец отослал сына куда-нибудь подальше. Стэмфорд отдал его на воспитание в другой дом…

Эмма молчала, опустив глаза. Разумеется, она знала о существовании незаконнорожденных детей, называемых бастардами, или в просторечии ублюдками, и считала, что дети не отвечают за грехи своих родителей и наказывать их за это жестоко.

— Всю жизнь он был неприкаянным, — продолжал Блейк. — Наполовину дворянин, наполовину крестьянин, он не принадлежал ни к тем, ни к другим… Вы понимаете, что я имею в виду?

Эмма молча кивнула, избегая встречаться с ним взглядом. Блейк вздохнул:

— В общем, у него никогда не было дома, который он мог бы назвать своим. И вдруг ему привалило счастье: свой дом, своя семья! Подозреваю, что именно страх лишиться всего этого и заставил его так себя вести нынче утром.

Эмма резко встала и пересекла большой зал, направляясь к дверям. Блейк поспешил за ней и схватил за руку, пытаясь остановить на пороге.

— Он хороший человек. Он не виноват в своем происхождении!.. — настойчиво повторил он, и Эмма удивленно обернулась на эти слова.

— Разумеется, не виноват.

Блейк, заморгав, отпустил ее руку и, отступив на шаг, неуверенно спросил:

— Вас не покоробило то, что вы узнали о его родителях?

— Господь с вами, сэр, вы меня обижаете таким предположением.

— О! — Блейк явно растерялся. — Приношу вам свои извинения, миледи… — И, откашлявшись, добавил: — Я подумал… ваше молчание… вы поторопились покинуть зал…

Эмма с легкой улыбкой похлопала его по плечу, словно успокаивала ребенка:

— Я просто решила найти мужа и проследить, чтобы он позавтракал.

— Ах, так… — Блейк выпрямился и улыбнулся ей в ответ. — Разумеется. Тогда я вернусь к своей трапезе.

Глава 4

Внутренний двор походил на муравейник: работа там так и кипела. Эмма едва узнала еще недавно пустынную площадь, на которой теперь толпилось множество народа. Однако у кого она ни спрашивала, где находится ее муж, никто не мог дать ей ясного ответа. Наконец ей все же удалось узнать, что Эмори на коне выехал за стены замка.

Это известие сильно озадачило Эмму, и она медленно отправилась назад, размышляя по дороге, что ей теперь делать. Неожиданно лицо ее просветлело, и она ускорила шаг.

Блейк единственный в большом зале заметил ее возвращение. Эмма улыбнулась ему, но, не останавливаясь, продолжила свой путь на кухню. Там она торопливо собрала корзину с едой и наполнила фляжку элем. Пусть это будет шагом к их примирению. Пожалуй, даже выражением ее признательности за бережное отношение к ней прошлой ночью. Она ведь понимала, что Эмори проявил к ней доброту и заботливость, насколько это позволяли обстоятельства. Хотя делать это был не обязан. От мужа не требовалось доброты к жене. Эмма не раз слышала рассказы о жестоких мужьях, которые избивали своих жен и всячески издевались над ними.

К счастью, ее миновала эта участь. Отец очень тщательно выбирал ей первого мужа Он нанял людей выяснить все что можно о предполагаемых женихах и остановил свой выбор на лорде Фальке, отличавшемся добрым нравом и кротким сердцем. Да и замок Эберхарт находился поблизости от ее родного дома, так что Эмма могла часто навещать отца. Кроме того, лорд Фальк считался человеком степенным, проводившим много времени за учеными занятиями, которые нередко вынуждали его на долгий срок отлучаться из дома.

Эмма подозревала, что в глазах отца это и было главным преимуществом Фалька, дающим Эмме возможность и в замужестве сохранить свободу, к которой она привыкла, живя в родительском доме.

По правде говоря, выбор он сделал удачный. Если не считать того, что Фальк так и не смог заставить себя разделить с ней брачное ложе, Эмма была счастлива два года своего замужества. Жизнь ее текла точно так же, как в отцовском доме. Теперь она приобрела второго мужа, и на этот раз благодаря Рольфу. Эмма не сомневалась, что кузен счел своим долгом стать советчиком королю в этом вопросе.

Да, ей повезло, что в ее жизни были два таких прекрасных человека, как ныне покойный отец и двоюродный брат Рольф. Размышляя об этом, Эмма поднялась по лестнице в свои покои, чтобы взять лук и стрелы. Конечно, судьба благосклонна к ней. Лорд Эмори уже выказал себя добрым и ласковым мужем. Перед ее мысленным взором постепенно вырисовывался образ сильного, сурового на вид мужчины, в душе которого жил маленький обиженный мальчик, жаждавший обрести родной очаг и теплые объятия доброй женщины, на которую можно положиться. Эмма была именно той женщиной, какая ему нужна. Она была в этом уверена.

— Гром и молния! — взревел Эмори, вспарывая живот негодяю, осмелившемуся взмахом меча задеть плечо рыцаря.

Глаза разбойника потрясенно расширились, когда острая сталь пронзила ему внутренности. Он с ужасом опустил взгляд на свой живот, из которого мощной струей брызнула кровь, и упал на землю. Его сообщники попятились, но не разбежались, выжидая лишь удобного момента, чтобы поразить свою добычу.

Эмори прекрасно понимал их намерения. Он проклинал свое плохое настроение, сделавшее его настолько рассеянным, что негодяи смогли застать его врасплох. Атака была такой внезапной, что испуганный конь сбросил Эмори, и он оказался окруженным разбойниками. Один против шестерых.

Теперь Эмори предельно внимательно следил за каждым движением противников. Если они продолжат свою глупую тактику нападать по одному, он благополучно расправится с ними. Однако если они кинутся скопом, ему не уцелеть. Видно, такая уж у него судьба: получить богатое поместье и прелестную жену в один день и быть убитым на следующий!

— Э-э… миледи, может, не стоит… — Скрипучий голос старого Элдрина нерешительно смолк, когда Эмма обернулась к нему, недоуменно подняв брови. Старший конюх тяжело вздохнул и, выпрямившись, напомнил ей: — Его светлость велели, чтоб вы не покидали замок без охраны.

Эмма чуть нахмурилась, но тут же беспечно улыбнулась:

— Все верно, Элдрин, но я же отправляюсь искать его. А это не считается.

Однако тревога не покидала старого слугу, и он, поспешно ухватив лошадь Эммы под уздцы, настойчиво повторил:

— Но, миледи…

Эмма не слушала его. Она взобралась на лошадь и, забирая из рук Элдрина поводья, успокоила его:

— Как только я найду лорда Эйнфорда, сразу же окажусь под его охраной.

— Да, но до этого момента вы будете без защиты… — попытался еще раз удержать ее Элдрин.

Все было бесполезно: леди Эмма уже послала своего коня вперед через двор к воротам замка. Старик покачал головой и, сердито бормоча себе что-то под нос, зашагал обратно в конюшню. Новый лорд не был похож на человека, приказов которого можно не слушаться. Несомненно, ее светлость вскоре узнает это.

Эмма направилась по дороге, которой, по словам караульных, поехал ее муж. Она надеялась быстро его нагнать. К несчастью, он, по-видимому, успел заехать дальше, чем она предполагала. Дорога вела в самую гущу леса, где велика была опасность встретиться с разбойниками. Эмма остановила коня, раздумывая, не вернуться ли в замок, как вдруг прямо на нее из чащи вынеслась во весь опор оседланная лошадь без седока.

Успев только крепче натянуть поводья, она проводила взглядом испуганное животное, поскакавшее в сторону замка. Не было никаких сомнений, что мимо нее промчался боевой жеребец ее мужа. Оставалось только догадываться, что случилось с Эмори.

Сердце Эммы сжалось от тревожного предчувствия, и в ту же минуту она услышала отдаленный звон клинков — характерный звук ударов стали о сталь.

Проклиная глупость мужа, в одиночку заехавшего так далеко, Эмма выхватила из-за спины лук и послала коня рысью вперед…

Эмори понял, что пришел его последний час. На него надвигались три меча, дубинка и кинжал, так что единственное, что он мог сделать, — это кого-нибудь из разбойников забрать с собой на тот свет. Если удастся, он прихватит туда двоих… или троих, если повезет, а он очень постарается. Одно быстрое движение — и кинжал Эмори вонзился в горло разбойника с мечом, подступавшего слева. В следующее мгновение Эмори взмахнул мечом, отражая нападавших с правой стороны. Он надеялся ударить с такой силой, чтобы меч сразил сразу двоих. Конечно, после этого настанет и его черед: тот, кто стоит прямо перед ним, пронзит его мечом. Но по крайней мере он умрет с приятной мыслью, что уходит на тот свет не один.

Рука Эмори была тверда, а ярость так сильна, что все его расчеты оправдались. Он сумел поразить двоих с правой стороны одним ударом. Правда, один из них был всего лишь ранен. Однако ожидаемого смертельного удара от стоявшего непосредственно перед ним негодяя не последовало. Вместо этого разбойник, выпучив глаза, на секунду замер с поднятым для удара мечом и затем упал ничком на землю. В спине у него торчала стрела.

Эмори был настолько поражен таким поворотом событий, что совершенно забыл о разбойнике с дубинкой. Тот напомнил о себе мощным ударом по голове лорда. Но радость злодея длилась недолго. Не успела его жертва оказаться на земле, как жгучая стрела невидимого лучника вонзилась в его собственную спину.

Едва спустив тетиву, Эмма перехватила свободной рукой поводья и погнала коня вперед, туда, где полегли ее муж и его противники.

Поле боя являло собой страшное зрелище. Эмма, стараясь не смотреть на безжизненные тела и окровавленную траву, зацепила арбалет за луку седла и, торопливо спешившись, опустилась на колени около мужа. Эмори лежал ничком и не шевелился. Эмма осторожно перевернула его на спину и тщательно осмотрела раны. Одна, на руке, была поверхностной и уже почти перестала кровоточить. Тревогу вызывала рана на голове. Последний удар разбойника был очень силен, и кровь обильно текла из раны.

Прикусив губу, Эмма бросила взгляд на дорогу — в надежде на помощь. По ее подсчетам, конь Эмори уже должен был достигнуть замка. Как только его заметят караульные, тотчас будут посланы люди на поиски Эйнфорда.

Она еще раздумывала, что лучше: сразу заняться раной Эмори или дождаться, когда они вернутся в замок, где у нее имеется все, чтобы помочь раненому.

Неожиданно какой-то звук привлек ее настороженное внимание. Она оглянулась и поняла, в чем дело. Один из разбойников, с острым, как у хорька, лицом, тот, что был ранен в плечо, делал отчаянные попытки встать на ноги.

Не долго думая, Эмма схватила лежавший рядом меч Эйнфорда и мгновенно вскочила на ноги, готовая защищать Эмори до последней капли крови.

Лишь одно ее смущало: она совершенно не умела обращаться с мечом. Отец в свое время решительно запретил ей обучаться искусству владения холодным оружием. Не женское это дело! Скрепя сердце он позволил служившему в замке валлийцу показать ей, как следует управляться с луком. Но с мечом — это уж чересчур! Эмма перепробовала все способы воздействия на отца, но он твердо стоял на своем. Даже Рольф признал ее желание сумасбродным и отказался помогать ей в этом. Как бы ей пригодилось это умение сейчас, когда ее жизнь висит на волоске!

Разбойник тем временем сделал несколько неуверенных шагов в сторону Эммы и остановился. На один миг она испугалась, что негодяй набросится на нее и вырвет меч. Однако, видимо, передумав, разбойник круто повернулся и исчез в чаще леса.

Какое-то время Эмма не могла отвести глаз от места, куда он скрылся. Сердце ее колотилось отчаянно, словно стремилось выпрыгнуть из груди. Усилием воли она разжала пальцы, выпуская меч из рук, и вновь склонилась над мужем.

«Надо поскорее оттащить его в более укромное место!» — подумала Эмма. В лесу было полно разбойников. Если сбежавший негодяй наткнется на своих сообщников, они могут вернуться в любую минуту. И тогда им не спастись.

— Эмма! — Конь Рольфа напролом через подлесок вырвался на поляну. В голосе кузена звучала отчаянная тревога.

— Слава Богу! — облегченно вздохнула Эмма Рольф остановил коня и, спешившись, подбежал к ней:

— С тобой все в порядке?

— Да, но Эмори ранен.

— Что случилось?

— На него напали разбойники, — отвечала Эмма. Обернувшись к мужу, она с тревогой увидела, что кровь продолжает сочиться из раны, заливая ему лицо.

— Ты была с ним? — Рольфа, похоже, куда больше волновала сама Эмма.

— Нет, я подоспела к концу боя. Помоги мне поднять его. Нам надо поскорее отвезти его в замок, он теряет много крови.

Рольф кивнул и, крякнув от усилия, поднял Эмори.

— Нет, Рольф, не так! — запротестовала она, когда Рольф перекинул безжизненное тело Эйнфорда через седло лошади Эммы. — Посади его, а то ему будет неудобно.

— Эмма, он же без сознания, — сухо возразил Рольф, садясь на своего коня, и нагнулся, чтобы подхватить ее с земли.

— Но…

— Хватит! — Он усадил ее в седло перед собой, одной рукой подобрал поводья своей лошади, а другой — кобылы с Эмори. — Мы должны поскорее доставить лорда в замок, а уж там устроим его поудобнее.

С этими словами он направил коня в обратный путь, но придержал его, заметив стрелы, подрагивающие в спинах двух разбойников.

— Твоя работа? — тихо поинтересовался он. Эмма посмотрела на убитых ею и поспешно отвела глаза.

— Поедем скорее домой, — пробормотала она.

Видя ее посеревшее лицо, Рольф кивнул и послал коня вперед. Спустя некоторое время Эмма успокоилась и, оглянувшись через плечо на Рольфа, спросила:

— С тобой больше никто не поехал?

Конюх сказал, что ты последовала за мужем, несмотря на его приказ не покидать замка без охраны. Я велел оседлать мне коня, решив нагнать тебя до того, как ты найдешь Эйнфорда.

Эмма слегка улыбнулась:

— Чтобы избавить меня от выговора?

— Вполне заслуженного. Ты не должна была выезжать одна.

— Он тоже! — раздраженно откликнулась Эмма. Ей не понравился упрек кузена, но она вынуждена была признать, что он справедлив.

— И он не должен был, — согласился Рольф, и Эмма несколько успокоилась. Все-таки Рольф всегда был справедливым. — Разбойники в ваших краях слишком осмелели, — добавил он. — Фальку давно следовало об этом позаботиться.

— Ему о многом следовало позаботиться, — холодно заметила она и поспешила сменить тему разговора: — В замке видели коня Эмори?

— Видели, так что подмога наверняка уже спешит сюда.

Не успел он произнести эти слова, как из-за деревьев им навстречу вырвался целый отряд, всадников двадцать. Среди них были и ее слуги из замка, и вновь прибывшие с лордом Эмори. Впереди скакал мрачный Блейк.

— Леди Эмма, с вами все в порядке? — Блейк остановил коня и окинул Эмму быстрым взглядом. Убедившись, что она цела и невредима, он перевел глаза на бесчувственное тело Эмори и нахмурился при виде крови, продолжавшей сочиться из раны на голове.

— Нам нужно побыстрее доставить его в замок и перевязать раны, — ответила Эмма, когда Блейк вопросительно поднял на нее глаза.

— Это дело рук разбойников, — пояснил Рольф. — Недалеко отсюда, на поляне, вы найдете тела пятерых.

— Их было только пятеро?

— Один, раненный, убежал, — сказала Эмма. Блейк кивнул и, отрядив двоих сопровождать ее в замок, сам с отрядом отправился в направлении, указанном Рольфом. Быть может, им удастся поймать сбежавшего.

Эмори так и не очнулся ни за время пути, ни когда двое крепких парней снимали его с коня и несли наверх, в спальню. Эмма следовала за ними, раздавая на ходу распоряжения принести кипяток и чистые тряпки.

Спустя короткое время Эмори лежал распростертый на кровати, а Эмма обмывала его раны. В первую очередь она решила заняться раной на голове. Тяжело вздохнув, Эмма положила окровавленные салфетки в чашу, которую держал перед ней оруженосец Эмори, и взяла из рук Мод иглу с ниткой. Едва она принялась зашивать рану на голове мужа, как в спальню вошел Блейк и присоединился к стоявшим вокруг кровати раненого.

— Удалось поймать сбежавшего? — тихо поинтересовался у него Рольф, морщась при виде иглы в руках Эммы.

— Нет, но я оставил в лесу людей. Они продолжат поиск и привезут сюда убитых. Их там пятеро, как вы и сказали. — Выражение его лица говорило о том, что и ему было трудно наблюдать за действиями ловких пальцев Эммы.

«Удивительно, — подумала Эмма, — насколько мужчины нервничают, наблюдая, как зашивают раны. И при этом с такой легкостью наносят их друг другу!»

Рольф одобрительно кивнул в ответ на слова Блейка, и в комнате на мгновение воцарилось молчание. Затем Блейк добавил:

— У двоих убитых в спинах торчали стрелы.

Игла замерла в руках Эммы, и она предостерегающе посмотрела на кузена. Тот ответил на ее молчаливую просьбу удивленным поднятием бровей и на секунду задумался, колеблясь, затем вздохнул и пробормотал:

— Да, я видел.

— Вы с леди Эммой прибыли, когда бой уже закончился?

Его слова удивили Эмму. Ей и в голову не приходило, что люди Эмори могут решить, будто они с Рольфом выехали из замка вместе. Впрочем, это было ей на руку. Пусть думают, что она, не желая нарушать приказ Эмори, попросила Рольфа сопровождать ее. Послав еще один повелительный взгляд кузену, Эмма вернулась к своему занятию.

— Да, — помолчав, отозвался Рольф. — К моменту моего появления на поляне все было кончено.

Блейк, нахмурившись, обдумал его ответ, но не успокоился:

— Тогда кто же стрелял в этих двоих?

Эмма затаила дыхание. Ей не хотелось, чтобы всем стали известны ее сноровка в стрельбе из лука и то, что кровь разбойников на ее руках. Кроме валлийца, обучавшего ее когда-то, только Рольф знал, как метко она стреляет. Разумеется, об этом знал также ее отец, но он уже умер. Так же, как и ее первый муж.

Эмма со вздохом вспомнила, как когда-то рассказала Фальку о своем умении. Это произошло на другой день после свадьбы. Фальк, казалось, едва замечал ее присутствие, и ей захотелось произвести на него впечатление, хоть чем-то поразить его воображение. К несчастью, ее сообщение не только не восхитило Фалька, а наоборот его привели в ужас столь неженственные способности молодой супруги. Эмма до сих пор раздумывала, не это ли послужило причиной того, что муж отвернулся от нее. Вскоре, не сказав ей ни единого слова, он покинул замок и направился в Лондон. Возможно, она показалась ему чересчур непокорной? Как бы то нибыло, Эмма содрогалась при мысли, что реакция ее второго мужа может оказаться такой же. Она не хотела отпугнуть его.

— Возможно, в них стрелял лорд Дарион, — наконец промолвил Рольф, и Эмма облегченно вздохнула.

— Лорд Дарион? — растерянно переспросил Блейк. — Я никогда о нем не слышал. У него владения поблизости?

Эмма оглянулась и увидела, как покачал головой кузен. В устремленных на нее глазах сверкали лукавые искорки.

— Нет, Дарион — это лесной дух. Защитник слабых. Про него говорят, что он охраняет неосторожных путников от грабителей… причем всегда луком и стрелами.

— А вы когда-нибудь видели этого Дариона?

— О да! Раз или два он спас мне жизнь. В первый раз я был еще ребенком.

Эмма усмехнулась, вспомнив тот случай, о котором упомянул кузен. Это случилось через год после появления Рольфа в их замке и через месяц или два после того, как они стали обучаться стрельбе из лука. Играя в разбойников, они гонялись друг за другом по лесам, одетые в лохмотья. Лук Эммы был закинут за плечи. Она гордилась своим умением метко стрелять и всегда носила его при себе.

Внезапный крик Рольфа предупредил ее об опасности. Сразу насторожившись, Эмма замедлила бег и стала бесшумно пробираться сквозь чащу леса. То, что она увидела, ошеломило ее. Парочка здоровенных, злобного вида настоящих разбойников напала на ее кузена. Скрутив ему руки, негодяи громко обсуждали, что с ним делать. Судя по виду мальчишки, выкупа за него не получишь, так что самое лучшее — убить его как ненужного свидетеля.

Эмма поняла, что должна спасать брата. Не раздумывая, она вскинула лук, наложила стрелу, прицелилась в ближайшего разбойника и спустила тетиву. Первая стрела еще не попала в цель, а вслед ей уже летела вторая. Спустя мгновение потрясенный Рольф стоял между двух мертвецов. Он сразу понял, кто его спас, и громко позвал ее по имени, но Эмму выворачивало в кустах наизнанку, и откликнуться она не могла.

— Значит, вы так никогда и не видели своего спасителя?

Услышав вопрос Блейка, Эмма догадалась, что пока она восстанавливала в памяти все подробности этого случая, Рольф успел его описать, при этом ни словом не упоминая о ней.

— О, я, конечно, видел лорда Дариона и в тот день, и много раз потом!.. — с той же лукавой улыбкой проговорил Рольф.

— Что он вам сказал? — поинтересовался один из тех, кто помогал переносить и укладывать лорда Эмори.

Все присутствующие были поглощены занимательной историей.

— Ну, как мне помнится, он был слишком занят в тот момент, чтобы вступать в пустые разговоры.

Эмма подняла к небу глаза: в голосе Рольфа слышалось явное веселье. Он до сих пор не может забыть этого эпизода и подсмеивается над ней.

— Слишком занят? — недоуменно сдвинул брови Блейк.

— Да, а затем он исчез, и появилась Эмма.

— А-а, понятно!.. — протянул один из солдат. — У него не было времени выслушивать вашу благодарность. Он убежал, чтобы его никто не видел. А вы, миледи, — обратился он к Эмме, — вы когда-нибудь видели его?

— О да. Лорд Дарион однажды и ей спас жизнь, — ответил за нее Рольф.

— В самом деле? — с любопытством посмотрел на нее Блейк.

— Не расскажете ли вы нам об этом, миледи? — робко попросил Олден.

Эмма посмотрела на мальчика. Во время последних событий он вел себя сдержанно и твердо, с готовностью и без лишних слов помогая во всем. Вот и сейчас, когда она с усилием протягивала иглу сквозь края раны, на лице его не было ни страха, ни брезгливости, лишь любопытство и внимание. «Может быть, стоит поучить его знахарству?» — пронеслось у нее в голове.

— Когда-нибудь потом, — неуверенно проговорила Эмма. — И вообще думаю, что мой кузен лучше расскажет эту историю. Внизу, в большом зале, — добавила она со значением.

— Да-да, конечно! Лучше оставить миледи наедине с мужем, пусть спокойно занимается его ранами. Без сомнения, мы ей только мешаем, — поторопился сказать Рольф и направился к двери, явно рассчитывая, что остальные последуют за ним.

Действительно, присутствующие цепочкой потянулись из спальни, один лишь Олден остался на месте.

Задержавшись в дверях, Блейк посмотрел Эмме в глаза:

— С ним все будет в порядке?

Эмма наложила еще один шов на рану Эмори и, откинувшись назад, грустно посмотрела на бледного Блейка.

— Не знаю. Ему крепко досталось. Удар был очень сильным.

Блейк помолчал, обдумывая ее слова.

— Позовите меня, если он очнется. Пожалуйста, миледи, — наконец сказал он устало и направился к двери.

— Хорошо, — пробормотала Эмма вслед уходящему рыцарю и вновь принялась за рану на голове мужа. — Олден, может быть, ты принесешь ночную рубашку лорда Эмори? Мы бы переодели его, сразу как я кончу.

— Но, миледи, у его светлости нет никакой ночной рубашки.

Эмма подняла голову и удивленно посмотрела на Олдена:

— Нет ночной одежды?

— У него только две туники, — ответил юноша. — Он говорит, что воину больше не нужно. Одна носится, другая в стирке. — И наморщив лоб, юноша спросил: — Это действительно так, миледи?

— Ну-у… — Эмма растерялась, не зная, что ответить. Среди людей ее круга было принято иметь богатый гардероб. — Право, Олден, не знаю, но раз мой муж так сказал, значит, так и есть.

— Да, конечно, — Олден огорченно прикусил губу. — Но мой отец тоже воин, однако у него много туник. Красивых. Некоторые расшиты драгоценными камнями и с гербом.

Эмма удивленно подняла брови:

— А кто твой отец, Олден?

— Лорд Эдмунд Нортвуд. Он граф…

— Да, я знаю, — прервала его Эмма и покачала головой: — Если твой отец — граф, почему ты оруженосец у Эмори?

— Он лучший воин из всех! — Это было заявлено с такой гордостью, словно слава и рыцарские доблести Эмори были личным достижением Олдена.

— Так говорит мой отец. Лорд Эмори лучше всех владеет рыцарским искусством. Отец решил, что я должен поучиться у него, тогда я приобрету славу, титулы и совершу много подвигов. Отец сказал, что больше никому не может меня доверить.

— Понимаю, — Эмма с уважением поглядела на мужа. Он был не только спасителем короля, но еще и считался лучшим наставником рыцарей. Так думали даже графы!

— Мой отец тоже отличный воин! — гордо заявил Олден.

— Не сомневаюсь в этом, — успокоила его Эмма.

— И все-таки у него много разных одежд, — обеспокоено повторил юноша, и Эмма ласково улыбнулась, видя его искреннее огорчение.

— Твой отец не только воин, но также и граф. Он должен одеваться соответственно.

— Да, это верно, — Олден кивнул с облегчением и тут же добавил: — Но теперь лорд Эмори — герцог, и ему тоже понадобится много одежды.

— Полагаю, что так, — задумалась Эмма.

— Одежда — это очень важно.

Она удивилась его серьезному тону:

— Неужели?

— Да, я слышал, как это сказал король.

Эмма вздохнула. Все верно. Даже Рольф рассказывал ей, что король очень следит за модой. Несомненно, он был очень разочарован простотой ее наряда. Откинувшись на спинку стула, Эмма внимательно посмотрела на мужа.

— Что ж, он, безусловно, привлекательный мужчина. Правда, не такой импозантный, каким был Фальк. Тот был изящным франтом. Нет, Эмори отличала грубоватая сила. Атлетически сложенный, ловкий, быстрый, он скорее вызывал в памяти образ волка.

Наклонившись вперед, она отвела ему волосы от лица. Даже во сне оно излучало грозную силу и было мрачным. Лицо ее отца также было волевым, и Рольфа тоже, но в определенные моменты черты их смягчались, и сквозь суровый лик проступало нечто мальчишеское. В лице ее мужа не было ничего мальчишеского, и это больше, чем слова Блейка, свидетельствовало о детстве, полном обид и печали.

Она изменит его жизнь. Эмма сама не знала, почему так твердо это решила, но желание окружить его любовью и заботой, заставить гордиться своим домом и семьей овладело ею с неистовой силой. «Так все и будет, — подумала она и нахмурилась. — Если только он проживет достаточно долго, чтобы это успело произойти».

Глава 5

— Он очнулся?

Усаживаясь за обеденный стол, Эмма посмотрела на обращенное к ней с надеждой лицо Рольфа и, вздохнув, покачала головой. Она весь день просидела около Эмори, но он ни разу даже не шевельнулся. Его состояние начинало ее пугать.

— Нет, он так и не приходил в себя, — неохотно призналась она. — Сейчас за ним наблюдает Олден. Он позовет, если Эмори очнется.

Рольф нахмурился и многозначительно посмотрел на епископа, сидевшего за столом напротив.

Заметив его взгляд, Эмма недоуменно подняла брови:

— В чем дело?

Оба с сочувственным видом повернулись к ней.

— Что случилось? — с возрастающей тревогой повторила свой вопрос Эмма. — Вы смотрите на меня, как на приговоренную к казни.

— По-моему, ваш кузен и епископ озабочены тем, что станется с вами, если ваш муж умрет, — негромко объяснил Блейк.

Эмма резко обернулась к нему.

— Мой муж не умрет! — ответила она резче, чем намеревалась. — И как бы ни сложились обстоятельства, со мной ничего не случится.

— Ошибаешься! — мрачно проговорил Рольф. — Если твой муж скончается, то очень скоро в твою дверь вновь постучится Бертран.

Предостережение Рольфа прозвучало очень убедительно, и Эмма почувствовала растерянность.

— Нет, я никогда… — начала было она и смолкла.

— Ты снова станешь вдовой, владелицей земель, которые жаждет заполучить Бертран.

От этих слов Эмме стало не по себе: угроза власти леди Аскот опять нависла над ней и ее слугами. С другой стороны, неизвестно, как еще посмотрит король на возможное усиление Бертрана… А она не могла даже надеяться на то, что зачала наследника: ее месячные пришли нынче днем.

Нет, он не может, не должен умереть! И она ни за что на свете не выйдет замуж за Бертрана. Одна эта мысль была ей ненавистна.

Рольф, желая успокоить кузину, накрыл своей большой ладонью ее пальцы, но Эмма отняла, руку.

— Я должна идти к мужу, — пробормотала она и поспешно встала.

Эмори пролежал без сознания более трех дней, во время которых Эмма упорно оставалась около его постели, ухаживая за ним. Ни увещевания домашних, ни доводы Блейка, Рольфа и епископа не могли заставить ее покинуть свой пост.

И вот долгожданный момент наступил: Эмори пришел в себя. Глаза его открылись так внезапно, словно он проснулся после легкой дремоты. Прошло несколько мгновений, прежде чем Эмма поверила: то, что она видит, не плод ее разыгравшегося воображения. Она встрепенулась и упала на колени около постели мужа. Слезы радости текли по ее щекам.

Морщась от пронзительной боли, Эмори повернул голову и, прищурившись, посмотрел на нее. Лицо Эммы озарилось улыбкой.

— У тебя болит голова? — пробормотала она, скорее утверждая, чем спрашивая.

Не дождавшись ответа, Эмма вскочила и заторопилась к двери. Распахнув ее, она хотела было позвать Мод или Олдена, но, увидев проходившего мимо епископа, окликнула его.

Слушаю, миледи. Могу ли чем-то вам помочь? — Уайкхем остановился на полдороге и наклонил голову, стараясь заглянуть через ее плечо в комнату.

— Да, сэр. Не могли бы вы найти Мод и передать ей, чтобы она принесла тот чай, который я утром велела ей заварить для лорда Эмори. Он очнулся.

— Очнулся? — Епископ не скрывал облегчения, вызванного этим известием.

— Да-да!..

— Я немедленно позову ее, — пообещал епископ и уже направился исполнять ее просьбу, но неожиданно остановился: — Миледи, вы сказали, что велели заварить чай нынче утром?

— Да, я боялась, что когда Эмори очнется, у него будут сильные головные боли.

— Но… откуда вы знали, что это случится сегодня?

— Я этого не знала, поэтому и приказала заваривать чай каждое утро, на всякий случай, — объяснила Эмма и, закрыв дверь, вернулась к постели мужа.

Эмори снова смежил веки. Она не знала в точности, спит он или нет, но решила не тревожить его до прихода Мод. Это был мерзкий на вкус напиток, и, без сомнения, Эмори не захочется его глотать, но боль он снимет быстро.

Прикусив губу и не сводя глаз с мужа, Эмма присела на стул у постели. Лицо Эмори немного порозовело, однако это был единственный признак улучшения.

Вскоре раздался легкий стук в дверь, и на пороге появилась Мод, за ней следовал Олден. Все внимательно уставились на человека, которого выхаживали все эти дни. Эмма взяла из рук служанки кружку с теплым настоем.

— Миледи, это правда? — нетерпеливо осведомился оруженосец. — Он очнулся?

— Да.

— О, благодарение святому Витту! — пылко прошептала Мод.

Склонившись над мужем, Эмма нежно коснулась его лица и улыбнулась, когда глаза его приоткрылись.

— Мод принесла вам питье, милорд, оно помогает при головной боли, — тихо промолвила она. — Сможете ли вы приподняться и выпить его?

— Да, — Эмори нахмурился при звуке собственного голоса. Он хотел ответить, как обычно, громко, но услышал тихий хриплый шепот. Тогда он попытался сесть, но понял, что сил на это не хватает.

Видя его усилия, Эмма поставила кружку на столик у кровати и наклонилась над мужем, чтобы помочь. Олден поспешил зайти с другой стороны, и вдвоем, не обращая внимания на его раздраженное бурчание, они помогли ему сесть и поднесли напиток к губам.

Эмори сделал один глоток и тут же с отвращением выплюнул его.

— Вот ты и ожил!

Эмма повернулась на звук жизнерадостного голоса с недовольным видом. Она только что собиралась укорить Эмори за его нежелание лечиться. В дверях стояли Блейк и Рольф, за их плечами маячила фигура епископа.

— Ненадолго, — прохрипел еле слышным голосом Эмори. — Моя жена пытается меня отравить.

Эмма обратила суровый взгляд на мужа.

— Это вовсе не отрава, а… — Слова замерли у нее на губах, когда огромная рука сжала ее маленькую ручку, которой она настойчиво подносила кружку с отваром ко рту Эмори.

Запрокинув голову, она растерянно уставилась на грозного великана, нависшего над ней. Он был по крайней мере на полголовы выше ее гиганта мужа и, наверное, раза в два шире. Кроме того, незнакомец был страшен лицом, словно Господь при рождении накрыл его ладонью и придавил, сплющив все черты.

— Это всего лишь чай, — робко прошептала Эмма, невольно испугавшись этой громадины. — Заваренная кора белой ивы. Она облегчает боль.

Глаза — ярко-голубые, как небо весеннего полдня, — обратились к ней, и у Эммы перехватило дыхание от их необыкновенной красоты: словно драгоценные сапфиры сверкали на уродливом лице. Она еще не вполне справилась с удивлением, когда великан внезапно кивнул и, перегнувшись через нее, поднес кружку к губам Эмори.

— Зажми нос, будет легче глотать, — пробормотала Эмма, когда муж попытался отвернуться. — А потом запьешь элем, — добавила она, хватая стоявший наготове кувшин.

Бормоча под нос что-то невнятное, ее муж позволил незнакомцу напоить его отваром и, содрогнувшись от отвращения, сразу потянулся к элю.

После этого, все еще морщась, он посмотрел на незнакомца.

— Рад видеть тебя, Маленький Джордж! — Голос его звучал все еще хрипло, но уже гораздо увереннее. С удовольствием отметив это про себя, Эмори улыбнулся другу, тот ответил широкой улыбкой. — Как я понимаю, ты успешно справился со своей задачей?

Маленький Джордж слегка кивнул.

— Хорошо, — Эмори перевел взгляд на Блейка и Рольфа, которые приблизились к постели, оттеснив Мод. — Что со мной произошло?

— На тебя напали разбойники, — сообщил ему Блейк.

Эмори кивнул, постепенно восстанавливая в памяти недавние события.

— Их было шестеро, — угрюмо проворчал он.

— Да.

— Они застигли меня врасплох и так напугали коня, что он сбросил меня! — с досадой признался Эмори.

Блейк удивленно приподнял брови: это было не похоже на Эмори. Не так-то просто застигнуть врасплох такого рыцаря, да и ездок он великолепный.

— Я убил четверых… нет, троих. Четвертого я, по-моему, только ранил.

Блейк кивнул:

— Он удрал.

— А остальные?

— Мертвы.

— Стрела… — пробормотал Эмори, вспоминая свое изумление при виде стрелы, торчавшей из спины внезапно упавшего разбойника.

— Да, двое были убиты стрелами, — подтвердил Рольф.

— Чьими стрелами? — хмуро поинтересовался Эмори.

— Лорда Дариона, — взволнованно сообщил Олден.

Эмори растерянно моргнул.

— Лорда Дариона. Лорд Рольф говорит, что это — лесной дух!

Блейк еле заметно усмехнулся, глядя на возбужденное лицо мальчика.

— Кажется, кроме серьезных проблем с разбойниками, тебе еще придется иметь дело с таинственным хозяином леса. Если бы не он, тебя бы не было в живых… — И уже без улыбки Блейк добавил: — Ты три дня не приходил в сознание.

— Что?! — потрясенно переспросил Эмори.

— Да, милорд, — вступил в разговор епископ, приблизившись к постели. — Три дня. Мы очень о вас беспокоились.

При этих словах Эмори обратил взгляд на жену. Первое, что он увидел, когда очнулся, было лицо Эммы. Оно сияло такой радостной улыбкой, что у него закружилась голова. Эмори ужасно хотелось спросить, почему она так сияет. До сих пор в их необыкновенном браке не было ничего такого, что бы могло вызвать подобную улыбку. По крайней мере он повода для этого ей не давал. К сожалению, сейчас он не мог видеть выражения ее лица: она сидела склонив голову, и мысли ее были от него скрыты.

— Вам следует отдохнуть, милорд, — тихо промолвила Эмма, не поднимая глаз.

— Я проспал три дня!.. — раздраженно отозвался Эмори, недовольный, что не может заглянуть ей в лицо.

— Это верно, однако леди Эмма права, — сказал епископ, положив руку на ее плечо. — Вам необходимо отдохнуть, чтобы исцеление шло быстрее. И вам тоже, миледи, — добавил он, обращаясь к Эмме. — Вы ведь не спали все это время.

— Он прав, миледи, — вмешался Олден, стоявший напротив. — Вы же не покидали своего места у постели милорда с самых первых минут. Вы заболеете сами, если не отдохнете.

Эмори слегка встрепенулся, услышав, что кто-то заботится о его жене, затем снова нахмурился:

— Да, жена, ты должна отдохнуть. Мне ни к чему, чтобы ты заболела.

При этих словах Эмма подняла голову, но выражение ее лица было вовсе не таким, какое он надеялся увидеть. Вместо того чтобы радоваться его выздоровлению и заботе о ней, она явно была раздосадована:

— Почему все постоянно отправляют меня в постель?!

Рольф лишь широко ухмыльнулся в ответ:

— А потому, милая моя кузина, что у тебя не хватает соображения отправиться туда самой…

— Почему его прозвали Маленьким Джорджем? — поинтересовалась Эмма на следующее утро у Блейка, сидя за завтраком в большом зале.

Блейк на секунду оторвался от еды и, посмотрев в сторону возвышавшегося над остальными воинами великана, которого слуги старались обойти как можно дальше, не смог сдержать улыбки:

— Потому что он такой большой.

Эмма недоуменно подняла брови:

— Но в этом же нет никакого смысла, милорд!..

— В жизни вообще мало смысла, миледи. Вот, например, почему ваш первый муж не исполнил в отношении вас свой супружеский долг?.. — Блейк задал вопрос риторически, в подтверждение бессмысленности поведения Фалька, отказавшегося спать с такой привлекательной женщиной. Однако в ту же минуту он понял, что допустил ошибку: лицо Эммы вспыхнуло от стыда, а потом горестно поблекло.

— Возможно, он считал меня безобразной, — сдавленно прошептала она, и в голосе ее прозвучало такое горе, что Блейк растерянно заморгал глазами. Его поразили не слова — женщины часто произносят их, напрашиваясь на комплименты. Он был потрясен тем, что леди искренне верила в них.

— Миледи, неужели никто никогда не говорил вам, что вы красивы? — наконец спросил он.

Эмма тяжело вздохнула.

— Разумеется, говорили… отец… и мой кузен, — тихо откликнулась она. — Но ведь они меня любили и, конечно, считали, что так следует говорить, чтобы я не огорчалась.

Невероятно, но она считала себя дурнушкой! Блейк почувствовал вдохновение.

Он выпрямился и, одарив ее самой обаятельной и широкой улыбкой, на которую только был способен, произнес:

— Позвольте мне, леди Эмма, сообщить вам, что вы прекрасны и очаровательны. Волосы ваши подобны золотой пряже. Губы ваши, как лепестки едва расцветшей розы, а глаза большие и влажные, как у лани. Поистине вы… — Но в этот момент Эмма, дружески похлопав Блейка по руке, прервала его восторженную речь:

— Милорд, вы очень добры, но не стоит унижать себя ложью.

— Но это не ложь! — пылко возразил он.

— Тогда почему Фальк не спал со мной? — простодушно спросила она и, прежде чем он смог ответить, поднялась и вышла из-за стола.

В дверях ей встретился Рольф. Он с улыбкой поцеловал ее в лоб, приветствуя:

— С добрым утром, милая кузина. Надеюсь, тебе хорошо спалось?

— Да, — со вздохом откликнулась Эмма. — А тебе?

— Спал как убитый.

— Это замечательно, — пробормотала Эмма и торопливо направилась на кухню.

— Куда ты?

— Заварить травяного чая. Наверняка Эмори мучит головная боль. Отвар успокоит его и поможет заснуть.

— Он и так спит, — заметил Рольф, последовав за ней. — Я только что от него. Зашел сообщить ему, что мы с епископом сегодня уезжаем.

— Сегодня?! — Эмма резко остановилась и обернулась к нему с расстроенным видом. — Так скоро?!

— Я здесь уже четыре дня, — ласково напомнил он.

— Да, но мы даже не поговорили толком!..

— Верно. — Рольф усмехнулся уголком рта. — Я надеялся, что нам удастся поболтать по дороге ко двору. Однако коль скоро муж твой ранен, поездку, видимо, придется отложить.

Эмма растерянно посмотрела на кузена:

— О какой поездке ты говоришь?

Эмори должен присягнуть на верность королю в качестве нового герцога Эберхарта.

— Ах да! — Она грустно опустила глаза, но тут же вновь подняла их: — Разве ты не можешь подождать до выздоровления Эмори? Тогда бы мы путешествовали вместе. Мы смогли бы…

— Нет. — Рольф покачал головой. — Король и так будет недоволен моим длительным отсутствием. Он, вероятно, думает, что Бертрану удалось приехать до венчания и нарушить его планы.

— Пошли гонца.

— Нет. Такие вести нельзя доверять постороннему лицу. Бертран ни в коем случае не должен узнать, что все это спланировал сам король. Иначе он заварит такую!.. — Рольф не договорил. Заметив огорчение кузины, он улыбнулся и по-братски обнял ее за плечи. — Я передам королю твой привет и благодарность и скажу, что вы с мужем вскоре последуете за нами… — Он вопросительно выгнул бровь: — Думаю, недели через две?

Эмма неуверенно кивнула. Она только раз была при дворе — на аудиенции у короля. Отец никогда не брал ее с собой во дворец, считая придворную жизнь пустой и развратной. В первое же свое посещение короля Эмма смогла убедиться, что он был прав.

Она приехала на день раньше назначенной аудиенции и собиралась пробыть во дворце несколько дней, однако после свидания с королем в тот же вечер вернулась домой. Ей никогда раньше не приходилось видеть такого собрания павлинов. И «птицы» эти оказались вздорными и вредными. Они всячески старались унизить ее за обедом, громко перешептывались, чуть прикрыв рты ладонями, издевались над ее наивностью, высмеивали манеру одеваться.

Действительно, в своем простом старомодном платье рядом с ними Эмма выглядела невзрачной луговой птичкой. Безусловно, она могла позволить себе куда более великолепные туалеты, но она жила в деревне, где ей некого было удивлять роскошными нарядами. Нет, не насмешки и язвительные замечания придворных дам были причиной ее скорого отъезда, а бурная реакция на них Рольфа. Он был в ярости! И не вмешайся Эмма, наговорил бы массу дерзостей ее обидчицам. Но Эмма сдержала его гневный порыв и успокоила легкой улыбкой. Для нее все происходящее было лишь забавным эпизодом, и не более.

Теперь ей следовало думать о муже. Она не имела ни малейшего желания видеть его унижение при дворе. Эмма вспомнила, с каким огорчением говорил Олден о двух туниках своего господина: одну он надел на свадьбу, вторая, старенькая и поношенная, была на нем в день схватки с разбойниками. Теперь она вовсе превратилась в лохмотья.

Нет, герцог Эберхарт не должен быть одет как нищий!

— Мы поедем через месяц, — вдруг решительно объявила она кузену. — И я прошу тебя об одной небольшой услуге. — Рольф вопросительно приподнял брови. — Когда доберешься до Лондона, найди мне лучшего в городе портного и поскорее пришли сюда. Скажи, что я щедро заплачу. Он не пожалеет. И вели ему захватить с собой лучшие ткани.

— Это все Фальк виноват! Из-за него бедная девочка совсем потеряла веру в себя. Эмори, она считает себя очень некрасивой. Ты представляешь?! Я говорил с Рольфом, ее двоюродным братом. Он мне понравился — славный малый! Так вот, он утверждает, что она всегда вела уединенную жизнь. В Кенвике почти не бывало гостей. Ее отец после смерти жены стал совсем нелюдимым, посвятив свою жизнь Эмме и племяннику.

Эмори хмуро смотрел на взволнованно ходившего по комнате Блейка. Он еще никогда не видел друга в таком состоянии. Этот красавец, покоритель женских сердец, похоже, искренне переживал за Эмму. Эмори почувствовал укол ревности. Какого черта Блейк проявляет такую заботу о чужой жене?! Лучше бы заткнулся и посидел спокойно.

Раздраженно поворочавшись на постели, он досадливым движением руки расправил сбившиеся простыни. Жена настояла, чтобы он еще день провел в постели. Он ворчал и спорил, но в конце концов сдался, так как все еще чувствовал слабость. Ночь снова прошла беспокойно. Он метался и ворочался, стараясь не задеть ненароком спящую рядом женщину. Эмма хотела было лечь в спальне для гостей, но он настоял, чтобы она спала в их общей постели. Эмма безропотно послушалась, подождала, пока все посторонние покинут комнату, быстро переоделась за ширмой в свою черную рубашку и скользнула под одеяло.

Она заснула, едва коснувшись головой подушки, доказав ему на деле, что устала до изнеможения. Эмори же, напротив, никак не мог погрузиться в целительный сон. Голова гудела от мыслей. Да и тело, возбужденное близостью жены, не хотело подчиниться и расслабиться. Он лежал, уставясь в потолок, изредка поглядывая на вырисовывающиеся под покрывалом округлые формы женского тела. Как было бы чудесно заняться с Эммой любовью как следует, без стука в дверь и понуканий дюжины толпящихся на пороге людей, подбадривающих его, словно на скачках!

Наконец под утро сон одолел его, но был тревожным и неглубоким. Он проснулся от звука скрипнувшей двери — это Эмма вышла из спальни. Эмори вновь задремал, но вскоре был разбужен лордом Рольфом. Двоюродный брат Эммы зашел сообщить ему, что они с епископом уезжают. Эмори принял это известие равнодушно и с трудом выдавил из себя: «С Богом, счастливого пути», — но Рольф не торопился уходить. Он перевел разговор на кузину. Эмори быстро сообразил, в чем заключалась истинная цель визита, когда тот начал пространно наставлять его, как надо обращаться с Эммой, и грозить всяческими карами, если он как-то ее обидит.

Сначала Эмори разозлился из-за того, что тот считает себя вправе вмешиваться в его отношения с женой, но, взяв себя в руки, понял, что, будь на его месте, скорее всего вел бы себя точно так же. Поэтому, вместо того чтобы схватиться за стоявший у изголовья меч и изрубить на кусочки наглеца, грозившего у него перед носом указательным пальцем, Эмори просто закрыл глаза и притворился, что заснул посреди проповеди. Для большей убедительности он несколько раз громко всхрапнул. Рольф замолчал и, неодобрительно покачав головой, вышел вон. Однако через минуту в спальню ворвался Блейк.

Поначалу Эмори обрадовался появлению друга. Он как раз собирался попросить его отправиться с Маленьким Джорджем в лес, чтобы расправиться с разбойниками раз и навсегда и отыскать воина, вооруженного луком и стрелами: Эмори хотел отблагодарить человека, спасшего ему жизнь. Но Блейк не дал ему и рта раскрыть, разразившись страстным и невероятно длинным монологом, который завершился советами, как Эмори следует обращаться с Эммой.

Выслушав очередное наставление, Эмори пришел в бешенство. Его оскорбляло то, что все окружающие пытались учить его, как вести себя с женой. Неужели его считают таким неуклюжим идиотом?!

— Эмори, ты должен помочь ей поверить в себя. Она отчаянно нуждается в твоей поддержке. Ты должен…

— Нет, это ты должен умерить свой пыл. Я сам знаю, как мне обращаться с моей женой! — не выдержав, рявкнул наконец Эмори.

Блейк переменился в лице.

— Я всего лишь хотел… — неуверенно произнес он.

— Не лезь туда, куда не просят! Заведи себе жену, с ней и разбирайся.

Обида Блейка прошла так же мгновенно, как появилась, сменившись иронической ухмылкой.

— Прошу прощения, Эмори. Я не хотел вызвать в тебе ревность. Я не знал, что ты уже успел полюбить Эмму.

Глаза Эмори сузились в щелочки.

— Я не ревную!

— Нет, ревнуешь.

— Нет, не ревную.

— Ревнуешь, ревнуешь!

— Я вовсе не… — Эмори схватился за голову, почувствовав вдруг жгучую боль в области раны.

— Я же вижу, что ревнуешь! — рассмеялся Блейк и поспешно покинул комнату.

Бормоча проклятия, Эмори откинулся на подушки и закрыл глаза. Возможно, ему удастся хоть немного поспать. Право же, это совершенно неосуществимо, когда его прелестная женушка лежит, свернувшись клубочком, у него под боком. Он задумался, какой была бы их брачная ночь, если бы Фальк в свое время исполнил свой супружеский долг. Пожалуй, вдруг осознал он, их брак не состоялся бы вовсе. У нее уже была бы парочка детишек, и она могла бы больше не выходить замуж. Лорд Бертран не представлял бы для нее никакой угрозы.

Мысль эта почему-то его огорчила. Если бы не странности поведения Фалька, не лежал бы сейчас Эмори здесь, в этой постели, в этом замке, с милой, прелестной женой, лишавшей его сна.

Вздохнув, Эмори повернул голову и поглядел в окно. Только теперь он понял, что оно не открыто, как он решил в первую ночь, а застеклено. Черт возьми! В его замке окна были со стеклами! Он радостно заулыбался. Это было дорогое и редкое удовольствие. До сих пор он видел застекленные окна только в одном замке… в королевском!

А теперь и он живет в замке с застекленными окнами. Эмори в очередной раз удивился Фальку: почему ему не сиделось дома? Подумать только: красавица жена, прекрасный дом… Чего еще желать человеку?

Вспомнив, как тянул он с приездом сюда, какие строил догадки насчет внешности невесты, Эмори поморщился. Ну и дурак же он был: решил, что его ждет старая карга! Хотя что еще он мог подумать? Фальк был женат на Эмме около двух лет и не только отказался делить с женой брачное ложе, но вообще держал ее существование в секрете. О его браке не подозревал никто в Лондоне. А может, и во всей Англии.

Видимо, причину странного поведения Фалька Эмма искала в самой себе. Бедняжка заключила, что виной всему ее отталкивающая внешность.

Эмори тяжело вздохнул. Разумеется, ее вера в себя была подорвана. Безусловно, ей необходима поддержка. А раз дело обстоит таким образом, ему предстоит огромная работа. Он решительно подумал: да, ему придется постоянно говорить ей о ее красоте.

Нетерпеливо постукивая пальцами по кровати, он обвел сверкающим от гнева взглядом комнату.

Ему было досадно, что Блейк проник в интимный мир его жены. Это было его право, право мужа! Будь он проклят, если позволит другу успокаивать нежную, ранимую Эмму. Это его работа! Он ее муж!

— Милорд! Леди Эмма, леди Эмма! Милорд нарушает ваше предписание! — пронзительно закричала появившаяся на пороге Мод, увидев пытавшегося встать с постели хозяина.

Эмори пришел в бешенство. Черт побери! Это его замок! Он может делать все что хочет и когда захочет. В конце концов, он здесь главное лицо и заявит об этом жене со всей решительностью. Эмори стиснул зубы и поднялся на ноги. Но в следующее мгновение гримаса боли исказила его лицо.

Самоуверенность Эмори вмиг исчезла. Он виновато посмотрел на дверь. Эмма явилась в спальню и огорченно ахнула:

— Муж мой!

Глава 6

— Что с вами? Вы с ума сошли? — укоряла Эмма мужа, подбежав к постели. — Вам надо отдыхать и набираться сил, а не растрачивать последние.

Эмори угрюмо нахмурился: его задел властный тон жены. Однако трудно было доказывать, что ему нет нужды лежать в постели, когда самого шатает из стороны в сторону и ноги подкашиваются. Эмори вновь опустился на кровать и, обреченно вздохнув, покорился Эмме, которая суетилась вокруг него, помогая улечься поудобнее и подтыкая простыни. Но когда она собралась уйти из спальни, его сила внезапно вернулась и он сумел сесть на постели.

— Куда ты?

Эмма оглянулась, удивленная резким тоном вопроса.

— Я хотела пойти на кухню — узнать, готов ли обед.

— Нет, твое место здесь!

При этом категорическом заявлении брови Эммы мгновенно взлетели вверх.

— Конечно, милорд, но вам следует отдыхать, а у меня есть обязанности, которые…

— Разве забота обо мне, твоем муже, не является первейшей твоей обязанностью?

Она растерянно задумалась.

— Разумеется, милорд, но ведь вам надо отдыхать.

Эмори поморщился при этих словах, но оспаривать их не стал.

— Тебе тоже следует отдохнуть, жена.

— Мне? Но я же не ранена! — запротестовала она.

— Верно, однако ты не спала две ночи.

— Я не устала.

— Нет, устала.

— Но Я…

— Не спорь, жена. Если я говорю, что ты устала, значит, устала.

— Но…

— Разве не я твой господин? — спросил он нетерпеливо.

— Да, милорд, но…

— Значит, твое место рядом со мной. Ложись в постель.

Эмма непонимающе уставилась на него, затем ее плечи поникли, и она со вздохом направилась за ширму переодеваться, явно решив не волновать его спорами. В конце концов, он получил тяжелое ранение в голову.

Удовлетворенно вздохнув, Эмори откинулся на подушки и расслабился. Он был очень доволен собой. Верно, из-за слабости он еще не мог покинуть свою постель. Однако теперь никто, кроме него, не сможет делать комплименты его жене и возрождать ее веру в себя. К тому же после его ранения Эмма приобрела досадную склонность властно распоряжаться всем и вся. Он должен восстановить свой авторитет и напомнить супруге о ее месте. Женщинам нельзя давать заноситься, в этом Эмори не сомневался.

Ему казалось, что все устроилось как нельзя лучше, пока жена не появилась из-за ширмы. Одетая в свою черную ночную сорочку, она подошла к кровати, неторопливо взбила подушку, улеглась на бок лицом к нему и натянула до подбородка простыню. И только тут до Эмори дошло, что он натворил.

Проклятие! Он же опять уложил ее в постель рядом с собой. Теперь ему не отдохнуть спокойно. Усилием воли Эмори заставил себя отвести глаза в сторону и уставился на столб солнечного света, падавший из окна.

— Муж мой…

Услышав этот робкий шепот, Эмори мгновенно повернул голову к ней и откликнулся:

— Что?

— Тебе надо заснуть, — мягко напомнила она.

Он что-то пробурчал в ответ и вновь уставился в окно. Мысли его потекли по привычному руслу. Он вспомнил о своем войске. Чем занимаются рыцари в его отсутствие? Наверняка распустились, бездельничают и предаются обжорству. Как только он поднимется на ноги, сразу приведет их в порядок. «А еще следует немедленно покончить с разбойниками», — мрачно подумал он.

— Муж мой?

— Ну что еще? — недовольно проворчал Эмори, но увидев, как оробела жена, постарался смягчить выражение лица. Поистине в ней причудливо соединялись властность и застенчивость.

— Неужели ты не можешь просто подремать? Он хотел было запротестовать, но, вздохнув, пожал плечами.

— Может быть, тебе хочется поговорить? — спросила она, и Эмори удивленно повернулся к ней.

— Поговорить? С кем? Здесь же нет никого, кроме тебя, жена.

При этих словах глаза Эммы сузились.

— Да, муж мой. Именно так, здесь только я. Может быть, поговоришь со мной?

Эмори был так удивлен ее словами, что даже не обратил внимания на резкий тон, каким они были произнесены. Эмори никогда не вел разговоров с женщинами. Мать умерла при его рождении, и первые несколько лет ему много внимания уделял дед, довольно суровый старик. Затем подростком он был отдан на воспитание в чужой дом. Разумеется, у его опекуна была жена, которой тот только отдавал короткие приказы, не испытывая потребности в более пространных разговорах. Эмори перенял у него эту манеру и, проходя мимо, лишь коротко кивал ей.

Кроме этой дамы, он знал только шлюх, следовавших за армией. Большую часть времени он проводил, участвуя то в одной битве, то в другой, стремясь заработать денег на обзаведение собственным домом. Так что между боями и походами он едва успевал пользоваться их услугами, не то чтобы вступать с ними в беседы. По правде говоря, ему это и в голову не приходило. Да и что бы он им сказал?

— Милорд?

Расслышав нетерпение в голосе жены, Эмори внимательно посмотрел ей в лицо и недоуменно поднял брови: его милая женушка выглядела явно рассерженной. Откашлявшись, он помолчал, соображая, что бы ей такое сказать, затем вспомнил, что надо вселить в нее уверенность в себе.

— Ты красивая.

Эмма растерянно заморгала. Эти слова прозвучали сурово, скорее как обвинение, чем как комплимент. «Ну и странный же у меня муж!» — решила она и вспомнила еще об одной его особенности, проявившейся в брачную ночь. Взгляд ее осторожно устремился к его паху. Конечно, если именно так совершалось таинство брака, то все мужчины должны были обладать подобной особенностью. Тут ей в голову пришла еще одна тревожная мысль: была ли она у Фалька? И если была, то вырастала ли до такой огромной величины? Это представлялось Эмме весьма сомнительным, ведь Фальк был миниатюрным и изящным мужчиной.

— Жена?

— Да-да… — виновато вспыхнув, Эмма поспешно подняла глаза.

— Я сказал, что ты красивая, — напомнил он. — Неужели тебе нечего на это ответить?

— Нет, я не верю, что это так. Эмори с возмущением приподнялся.

— Если я говорю, что ты красивая, значит, это правда!

— Да, муж мой, — покорно пробормотала Эмма. Эмори продолжал хмуриться. Он подозревал, что она согласилась с ним лишь потому, что сочла это своим супружеским долгом, а не потому, что поверила в истинность его слов.

— Я повторяю: ты красивая, — настаивал он.

— Да, муж мой. Ты очень добр, раз говоришь такое.

— Дело не в доброте. Это правда.

— Пусть так, если ты это говоришь, муж мой. Расскажи мне лучше, как ты спас короля? — И когда в ответ последовало лишь молчание, ласково попросила: — Расскажи. Рольф говорил, что какие-то негодяи покушались на жизнь его величества в Ирландии.

Эмори неохотно кивнул:

— Было дело.

— Эмма помолчала, ожидая продолжения, но его, увы, не последовало.

— Кто они были такие? — потеряв терпение, спросила она.

— Ирландцы.

Эмма подняла глаза к небу.

— Ну разумеется, ирландцы, но…

— Жена, не подобает мужчине обсуждать серьезные вещи с дамой.

Эмма удивилась, услышав такое безапелляционное заявление. Рольф всегда обсуждал с ней все, что происходило в мире, так же как и ее отец. Они не видели в этом ничего плохого. Нет, наверное, муж ее шутит. К несчастью, до сих пор она не видела никаких свидетельств того, что он вообще способен шутить.

— Почему? — наконец осведомилась она.

— Что почему?

— Почему мужчине не подобает обсуждать с женщинами серьезные вещи?

Эмори наморщил лоб. По правде говоря, он не знал, как ответить на этот вопрос. Он просто с детства усвоил как нечто само собой разумеющееся, что так делать не принято. В конце концов, по общему мнению, женщины — существа нежные, чувствительные, которые по малейшему поводу падают в обморок и ударяются в слезы. Ему доводилось даже слышать, что у них случаются сердцебиения!

— Ты станешь волноваться. У тебя наверняка начнется сердцебиение, и ты упадешь в обморок, — сообщил Эмори жене и усиленно закивал головой для подкрепления своих слов, когда она недоуменно посмотрела на него.

— Упаду в обморок? Сердцебиение?..

— Да. Все знают, жена, как чувствительны женщины, — со знанием дела разъяснил он. — Вот поэтому ты сейчас и отдыхаешь.

— Поэтому я?..

— Именно так. Женщин не зря считают слабым полом. Они слабее нас и телом, и духом. Поэтому о них следует заботиться, что и делают, — сначала отцы, а затем мужья.

Глаза Эммы яростно сверкнули. Ни отец, ни кузен никогда не говорили ей ничего подобного. Они обращались с ней как с равной. Однако она понимала, что ее семья была исключением. В обществе господствовала совсем другая точка зрения на женщину, ее-то и придерживался Эмори. Эмма постаралась сдержаться и ответить рассудительно.

— Не могу не согласиться с тем, что мужчины в большинстве своем сильнее женщин физически, — кивнула она.

— И умственно, — быстро добавил Эмори.

— Нет!

— Да, жена. И еще женщины слабовольны. Без заботливо направляющей их руки они — существа, склонные ко лжи и предательству.

— Нет! Как можешь ты верить в это?! — Эмма даже рот раскрыла от удивления: с такой убежденностью говорил Эмори.

— Вспомни Еву, — пожал плечами Эмори.

— Вспомни святую Деву Марию, Богоматерь нашу! — мгновенно возразила Эмма.

Эмори задумался.

— Это верно, однако Дева Мария была женщиной исключительной, а другие…

— И вспомни таких мужчин, как Иуда или царь Ирод!

— Они не в счет. Это — воплощенное злодейство, — не сдавался Эмори.

— В таком случае и Ева с ее ошибками не в счет!

Эмори растерялся, но тут же овладел собой и надменно приподнял брови.

— Миледи, согласно Фоме Аквинскому…

— Ну, конечно. Давайте послушаем, что сказал этот отшельник и девственник, презиравший всех женщин. Его суждения будут беспристрастны и возвышенны!

Лицо Эмори потемнело.

— Ах ты…

— К тому же он давно умер, — сухо добавила Эмма.

— По-моему, жена, нам стоит сменить тему разговора.

— Почему же?

— Ты начинаешь волноваться.

Эмма хотела было продолжить спор, но передумала. Она начала не волноваться, а злиться, так что предложение Эмори показалось ей весьма разумным.

— Кто такой Маленький Джордж?

— Мой первый помощник.

— Я думала, твой помощник — Блейк?

— Сэр Блейк, — усмехнулся Эмори. — Нет, точнее, лорд Блейк. Он мой друг.

— Друг?

— Да! — Он выпрямился, и лицо его озарилось гордостью. — Мы рыцари. Мы возглавляем две сотни самых лучших бойцов Англии. Мы нарасхват! Мы можем запрашивать любую цену, какую захотим. Мы… — Он смолк и помрачнел: до него вдруг дошло, что к нему это больше не относится. Теперь он был герцогом с обширным поместьем и множеством слуг. И обязан он всем этим миниатюрной женщине, лежащей рядом с ним на постели. По сути, именно она была здесь хозяйкой. Нынче утром он убедился в этом. Слуги выполняли ее распоряжения с быстротой и готовностью. Все хотели ей угодить. Ему же еще предстоит завоевать авторитет хозяина. Впрочем, даже если его и будут слушаться, то скорее всего из страха, а не уважения. Они ведь его совсем не знают.

Для Эмори такая ситуация была необычной. Его почитали за воинскую доблесть, честность в бою и умелую тактику. Едва завершив обучение и заслужив рыцарские шпоры, он стал наниматься к тем, кому требовалась сильная рука. Прошло немного времени, и он заметил, что вместе с ним участвуют в походах еще несколько таких же бойцов. Как-то само собой получилось, что он стал ихпредводителем, договаривался о найме, выплачивал им деньги, оставляя часть себе — на будущую покупку дома. С годами число людей, бывших у него в подчинении, значительно выросло. Когда он несколько лет назад встретился с Блейком, в его отряде насчитывалось полтораста воинов.

К тому времени Эмори стал подумывать, не сократить ли ему свое войско. Да, если речь шла о крупных походах, они были незаменимы, но для выполнения многочисленных небольших заданий его отряд не был пригоден. И получалось, что теперь они гораздо чаще бездельничали, пили и гуляли.

Участие Блейка разрешило многие проблемы. Они смогли разделяться на маленькие отряды для выполнения небольших задач и вместе с тем всегда могли объединиться, когда требовалось серьезное вмешательство. Такая организация дела оказалась весьма успешной и выгодной.

— За что его сделали лордом?

Эмори отвлекся от своих мыслей и с недоумением посмотрел на жену:

— О чем ты спросила?

— Ну, лорд Блейк: Как он заслужил титул лорда? Он тоже спас важную персону?

Эмори, ухмыльнувшись, покачал головой:

— Нет, он лордом родился. Он лорд Блейк Шервелл. — И когда Эмма непонимающе уставилась на него, объяснил: — Его отец — лорд Ролло Шервелл, граф Гэмпшир.

Эмма покраснела до корней волос. Ей было очень неловко. Если бы она назвала сэром человека, недавно получившего титул лорда, это еще было бы простительно. Но назвать сэром графского сына было грубым нарушением этикета. А виноват в этом был ее муж, не удосужившийся представить их друг другу как полагается.

При виде ее смущения Эмори расхохотался, и Эмма совсем растерялась.

— В этом нет ничего смешного, муж мой. Я могла этим обращением оскорбить лорда Блейка.

— Нет, — уже серьезно возразил Эмори. — Ты моя жена и не сделала ничего такого, что его оскорбило бы.

Уверенность, прозвучавшая в словах мужа, не убедила Эмму. Она тяжело вздохнула, подумав, что Эмори берет на себя слишком много, делая такие заявления. Однако спорить с ним она не стала, а поспешила далее удовлетворить свое любопытство:

— Почему же сын графа Гэмпшира стал простым наемником?

Эмори пожал плечами:

— Наверное, он устал бездействовать и ждать, пока его отец умрет.

Эмма удивленно посмотрела на мужа:

— Он сам так сказал?

— Нет. Но зачем иначе человеку покидать свой дом и отправляться куда глаза глядят?

Эмори это казалось на редкость глупым поступком. Сам он так долго мечтал о собственном доме, что просто не мог представить, как это человек добровольно покидает родной кров.

Неожиданно он подумал о замке Эберхарт и о том, как получил его. Одно дело — заработать имение упорным трудом или даже женитьбой на какой-нибудь вредной старой бабе, которая превратила бы его жизнь в ад. Но получить все, чего хотел от жизни, женившись на милой женщине, которая сейчас сидела рядом с ним, — это совсем другое. Чем-то это даже напоминает воровство.

Эмма уловила внезапную перемену настроения Эмори и, решив, что его раздосадовали расспросы о друге, вновь сменила тему разговора:

— Откуда родом Маленький Джордж? У него такой странный выговор.

— Он с севера.

— Как вышло, что он стал твоим первым помощником?

Эмори пожал плечами:

— Я знаю его почти столько же времени, сколько и Блейка. Мы вместе были оруженосцами. Он четвертый сын барона, владеющего маленьким поместьем на юге Шотландии.

— Что задержало его приезд сюда?

— Он женился.

— Женился? — Она удивленно расширила глаза. — Я хотела бы познакомиться с его женой.

— Не выйдет. По крайней мере пока. По дороге сюда она остановилась погостить у своих родных. Маленький Джордж сказал, что она последует за ним через полторы-две недели.

— А-а!.. — разочарованно протянула Эмма. Ей в самом деле захотелось познакомиться с этой женщиной. Помощник ее мужа был таким великаном, что жена его наверняка тоже должна была выглядеть амазонкой, чтобы ему… соответствовать. Вспыхнув от нескромных мыслей, она поспешила заговорить о другом.

— Расскажи мне подробнее о покушении на жизнь короля Ричарда. Как это было?

— Эти разговоры — такое утомительное дело, — жалобно произнес Эмори, внезапно откидываясь на подушки. — Я засыпаю.

Эмма была разочарована. Она с грустью посмотрела на мужа, затем вздохнула и тоже улеглась. Почему он не желает обсуждать свой героический поступок? Ведь так любопытно узнать все в подробностях!

Ну ничего, решила она, закрывая глаза. В конце концов она станет надоедать своему двоюродному братцу, пока тот не расскажет ей всю эту историю от начала до конца. А пока ей надо попросить прощения у лорда Блейка за то, что ошибочно называла его сэром, объяснить, что в этом виноват муж. И не забыть посоветоваться с ним относительно здоровья Эмори. Возможно, странные суждения Эмори насчет порочности и глупости женщин есть следствие раны в голову? Так же, как его настояния, чтобы она отдохнула, когда она вовсе не была усталой. Эмма категорически отказывалась верить, что это могли быть истинные его убеждения.

Проснувшись, Эмори первым делом посмотрел на подушку рядом со своей. Она оказалась пуста. Проклятие! Пока он спал, жена опять куда-то ускользнула. Она явно не отличалась послушанием.

Сердито бурча, Эмори встал с кровати и с облегчением заметил, что комната больше не плывет у него перед глазами и он твердо стоит на ногах. Отдых действительно пошел ему на пользу. Блейк появился в комнате, когда он пытался натянуть на себя тунику.

— Твоей жене это вряд ли понравится, — ухмыльнулся Блейк.

Эмори лишь недовольно фыркнул в ответ, продолжая одеваться.

— Она, знаешь ли, очень о тебе беспокоится, — не унимался Блейк, лукаво сверкая глазами. — Она тревожится, что рана в голову привела к… ну, как бы пагубно подействовала на твои рассудок… Э-э… она просила меня поговорить с тобой и разобраться… не замечу ли я в тебе… какое-то… что-то неладное.

Эмори замер на месте и в ужасе уставился на друга:

— Что ты сказал?!

— Не надо так волноваться, Эмори. Эмма всего лишь попросила…

Глаза Эмори подозрительно сузились.

— Ты лжешь! — мрачно обвинил он веселящегося Блейка.

Тот пожал плечами:

— Не хочешь — не верь.

— Конечно, — кивнул Эмори, — я тебе не верю. — И, поправляя тунику, пробурчал: — Где она?

— Внизу, на кухне. Наверняка беседует с кухаркой. Или шьет где-нибудь в уголке. Разве не так проводят время все женщины?

— Откуда мне знать? — отрезал Эмори, отыскивая глазами меч. — Где мой оруженосец?

— Вероятнее всего, около твоей жены. Последнее время Олден редко отходит от нее. Должен заметить, что присутствие Эммы благотворно влияет на него: мальчик больше не заикается и не спотыкается.

При этом известии Эмори только угрюмо промолчал. Он сделал несколько шагов и выругался, почувствовав сильное головокружение.

— Осторожнее, друг! — Блейк поспешно ухватил его за руку. — Может, тебе еще рано совершать прогулки? Ты так побледнел.

— Я сделал слишком резкое движение. — Эмори подождал немного, медленно повернулся и осторожно направился к двери.

— Ей-богу, Эмори, Эмме это совсем не понравится. Она встревожится…

— Она моя жена. Ее долг тревожиться обо мне.

— Ну, конечно, — Блейк не скрывал, что его забавляет происходящее, и, торопливо распахнув дверь перед другом, последовал за ним вниз по лестнице, ведущей в большой зал.

Эмори сумел сам спуститься по ступенькам, хотя к тому времени, как дошел до низа, был бледен как смерть и покрыт испариной.

— Муж мой! — воскликнула Эмма, увидев его у подножия лестницы. Передав Мод корзинку с ивовой корой, которую они только что собрали, она поспешила к мужу. — Вам не следовало вставать, милорд. Это опасно для вашего здоровья.

— Я же говорил тебе, что она расстроится, — успел прошептать Блейк другу, прежде чем Эмма приблизилась к ним. — Добрый день, миледи. Вы просто цветете под поцелуями солнца!..

Эмори хмуро покосился на друга и обвинительным тоном произнес:

— Ты покинула постель.

— Да, милорд, — вздохнула Эмма, вглядываясь в его суровое лицо. — Я не смогла заснуть и подумала…

— Тебе не полагается думать, жена! — оборвал он ее. — Тебе полагается делать что велят.

При этом заявлении Эмма окаменела. Блейк замер, пытаясь сообразить, как спасти ситуацию. Выручила всех служанка Мод, которая рванулась вперед, воскликнув:

— Миледи, подержите это, пожалуйста, а я придвину милорду кресло, чтобы он мог отдохнуть. — С этими словами она сунула в руки хозяйки корзинку с корой и приволокла тяжелое кресло, которое обычно стояло перед камином. — Вот оно, ваша светлость. Отдохните немножко.

Эмори внезапно почувствовал такую слабость, что со вздохом почти упал на предложенное сиденье.

— Я ему говорил, что не надо вставать, — заявил Блейк, стараясь отвлечь Эмму. Не понимая тонкой стратегии друга, Эмори бросил на него яростный взгляд. — Но он ничего не слушал, — продолжал Блейк. — Впрочем, он так долго валялся в постели, что у него, возможно, появились пролежни.

У Эмори челюсть отвисла от такой грубой лжи. Заметив, что взгляд жены устремился на его бедра, он вспыхнул и начал было возмущаться, но вдруг сердито смолк, так как Блейк, склонившись к уху Эммы, зашептал:

— Миледи, это деликатный для мужчины вопрос. От этого он делается очень раздражительным. Особенно когда к тому же голова болит… Предоставьте мне позаботиться о нем. Я приведу его к столу попозже. Уверен, что вы хотели сейчас заняться какими-то делами.

— Ах да! — засуетилась Эмма, вновь обеспокоенная здоровьем мужа. — Я же хотела заварить целебный чай. Он будет готов через несколько минут, муж мой. — И она заторопилась на кухню. Мод и Олден последовали за ней.

— Пролежни?!

Блейк отвел глаза от пышных покачивающихся бедер удалявшейся Эммы и посмотрел на друга:

— Будешь благодарить меня потом.

— Благодарить?! — Эмори задохнулся от гнева, и Блейку пришлось похлопать его по спине, прежде чем продолжить речь.

— Да-да. Раз уж ты совершенно незнаком с правилами обращения с женщинами, разреши, друг мой, сообщить тебе, что им никогда нельзя говорить: «Тебе не полагается думать!»

— Но это так! Женщине действительно не положено думать.

Блейк только за голову схватился после этих слов.

— Это знаешь ты, это знаю я, но мудрый муж никогда не скажет об этом своей жене, — в отчаянии проговорил он.

Эмори нахмурился:

— Почему?

— Из-за их чувств.

— Их чувств?

— Да. Они так ранимы. Женщины — такие нежные существа!

— А-а!.. — протянул Эмори, почесывая затылок. — Это правда, я ее совсем не понимаю. Сегодня утром я приказал ей лечь со мной в постель, а она спросила, не хочу ли я с ней побеседовать?

Блейк усмехнулся:

— Некоторые женщины любят поговорить перед тем, как…

— Нет, моя голова слишком болела, чтобы я мог этим заниматься. Я хотел, чтобы Эмма отдохнула, а не лезла ко мне со своей болтовней! Я задаю тебе вопрос: о чем можно разговаривать с женщинами?

Блейк на мгновение задумался, затем пожал плечами.

— Я, например, обычно говорю им комплименты. Это всегда срабатывает.

— Я сделал ей комплимент, но он не произвел на нее никакого впечатления, — с досадой признался Эмори.

— Значит, ты не умеешь говорить их как надо. Что ты ей сказал?

— Я сказал ей, что она красивая.

— И все?! — усмехнулся Блейк. — Женщине нельзя просто сказать, что она красивая.

— Нельзя? Почему?

— Женщины любят комплименты, состоящие из ярких, пышных фраз.

— Пышных фраз? — растерянно пробормотал Эмори.

— Да. Надо говорить примерно так: твои волосы, словно золотая пряжа, твои губы сладостны, словно розы, твои глаза похожи на глаза лани… Только скажи это своими словами.

Эмори презрительно сморщил нос и пробурчал, что он так не умеет, затем отвел глаза в сторону и увидел Эмму. Она шла в их сторону.

— Вот, муж мой. Это поможет твоей голове.

Эмори с отвращением поглядел на кружку, которую она с улыбкой протянула ему, и чуть не застонал. О Господи! Это пойло пахло конской мочой. Его было противно глотать, и все-таки она навязывает ему эту гадость! И все из-за Блейка! Он бросил зловещий взгляд на верного друга.

— Я прослежу, чтобы он все выпил, — успокоил Блейк Эмму, принимая из ее рук кружку с темным варевом.

— Благодарю вас, милорд. А я тем временем поищу мазь от… недуга его светлости, — проговорила она и быстро удалилась.

Блейк проводил ее недоумевающим взглядом:

— Что она имеет в виду?..

— Мои несуществующие пролежни, будь они прокляты! — мрачно напомнил ему Эмори.

— О Боже, и То верно, — Блейк усмехнулся, выплеснув содержимое кружки в очаг. — Интересно, что она подумает, когда не обнаружит их?

— «Не обнаружит»? Ты хочешь сказать, что она заставит меня раздеться?!

— Ну, я полагаю, что раз она отправилась за мазью, то собирается тебя ею помазать.

— Прямо здесь? — Эмори пришел в ужас. Он представил себе, как она возвращается и приказывает ему раздеться прямо посреди кишащего людьми большого зала. Впрочем, он не был уверен, что она не потребует этого. До сих пор она проявляла досадную склонность распоряжаться им «для его же блага и здоровья». Он решил, что обезоружил ее приказом пораньше лечь в постель, но едва он заснул, как она удрала. Так что ничего из этого не вышло. Нет, ему надо поскорее положить конец этим ее привычкам!

— Когда она вернется с мазью, ты предложишь свою помощь и поднимешься со мной в спальню! — решительно объявил он.

— Я?

— Да, ты, — сухо отозвался Эмори. — Иначе у нее будет возможность убедиться в том, что ты лгун. Не так ли? Это может ранить ее нежные чувства.

— Твои волосы, как золото, твои губы красные, как роза, а глаза, как у оленя, — неожиданно скороговоркой проговорил Эмори, когда все уселись за обеденный стол, и с довольной улыбкой стал ждать реакции жены.

Леди Эмма застыла, не донеся кружку до рта, затем тряхнула головой, словно приходя в себя, и молча продолжила трапезу.

Эмори нахмурился:

— Жена, я сказал, что у тебя волосы, как…

— Золото. Знаю, знаю, муж мой. Лорд Блейк уже говорил мне это раньше.

С яростью стукнув кружкой эля об стол, Эмори обернулся к другу и сердито уставился на него.

— Я тебя предупреждал, — поторопился оправдаться Блейк, — говори своими словами! Я ведь просто привел тебе примеры.

Бормоча под нос проклятия, Эмори вернулся к еде и стал зло тыкать в пищу кинжалом.

— Что-то не так, муж мой? — поинтересовалась Эмма, но участливый тон был несколько смазан звучавшим в ее голосе смехом. — Может быть, у тебя снова заболела голова? Заварить тебе еще…

— Нет! — рявкнул Эмори и вздохнул, сдерживая досаду. — Спасибо, но чая мне больше не надо. — Он содрогнулся при одной мысли о мерзком питье и опять вздохнул, окончательно утратив аппетит. К тому же он вновь начал ощущать усталость. А может быть, он устал из-за всех этих споров и пререканий, в которые ввязался, спустившись в зал? Ведь он выдержал целую битву, чтобы заставить жену отложить нанесение мази до отхода ко сну. В том, что касалось его здоровья, она была упряма как мул. Эмори не знал, радоваться этому или расстраиваться. Блейк намекнул, что Эмма боится вновь стать вдовой, ибо в этом случае ей придется выйти замуж за Бертрана. Не такой уж это и комплимент, если его предпочитают этому проходимцу.

— Боюсь, я переоценил свои силы. Пожалуй, отправлюсь в постель и попробую уснуть, — объявил он, выжидательно поглядывая на Блейка.

Блейк кивнул, не отрываясь от еды. А вот Эмма с готовностью поднялась из-за стола.

— Разумеется. Я провожу тебя и помажу мазью.

Эмори свирепо сверкнул глазами в сторону друга, но тот спокойно продолжал жевать.

— Не стоит, жена. Я и сам справлюсь, — попытался отказаться от ее услуг Эмори.

— Но как же, муж мой? Ты не сможешь дотянуться, чтобы все смазать, — рассудительно возразила Эмма.

— Блейк мне поможет, — заявил Эмори, толкая друга локтем в бок.

— Ах да! — Блейк быстро обтер кинжал и вскочил, на ходу засовывая его в ножны. Улыбнувшись Эмме, он подтвердил: — Я присмотрю за ним, миледи. А вам следует хорошенько подкрепиться, иначе вы протянете ноги.

— Но вы же сами не закончили обед! — возразила она.

— Ну и что? Я в последние дни только и делал, что ел, а вы почти не прикасались к пище, тревожась за бедного раненого мужа.

Эмори недовольно нахмурился, услышав его замечание:

— Это правда?

Эмма бросила на лорда Блейка сердитый взгляд и обернулась к мужу:

— Нет, милорд, я ела. — И когда он недоверчиво поднял брови, явно считая, что она лжет, вздохнула и неохотно созналась: — Только очень немного. Из-за тревоги у меня пропал аппетит.

— Ешьте! — приказал он и направился к лестнице.

Бросив на Эмму извиняющийся взгляд, Блейк схватил со стола баранью ногу и, отсалютовав ею, поспешил за другом, бросив на прощание:

— Это я захвачу, чтобы поддержать свои силы во время исполнения обязанностей друга.

Глава 7

— Это кникус благословенный, миледи.

Эмма бросила взгляд туда, куда указывала Мод.

— А-а, хорошо! Благословенный кникус улучшает аппетит. Вчера за ужином я обратила внимание, что муж мой мало ест. Может быть, это ему поможет.

Мод кивнула и перешла к другому растению.

— Если увидишь лечебный лопух, Мод, нарви его тоже. Он прекрасно очищает кровь. И еще красного клевера и шиповатой иглицы, если наткнешься на них.

— Хорошо, миледи.

Эмма поморщилась, понимая по тону служанки, что та считает чрезмерным ее стремление побыстрее поставить мужа на ноги.

С того момента, как Эмори пришел в себя, Эмма упорно поила его разнообразными отварами, долженствующими укрепить его здоровье и вернуть силу. «Ничего в этом нет странного или плохого», — мысленно оправдывалась она, сознавая, что Мод тревожит не то, почему она лечит мужа, а то, как она это делает. Эмори проявлял упорное нежелание пить целебные снадобья, и Эмма решила не спорить с ним, а тайком подмешивать лекарства ему в еду. К несчастью, все эти отвары и настои существенно меняли вкус пищи. Когда он однажды пожаловался на это, Эмма ответила, что это результат ранения в голову. Конечно, лгать грешно, однако она не сомневалась, что Бог ее не осудит. Муж должен поскорее выздороветь и дать ей ребенка. Только так могла она защититься от брака с Бертраном.

Ей хватало честности признаться самой себе, что в своих стараниях она заходит слишком далеко, но пока не родился наследник, Эмма не хотела рисковать будущим. Посмотрев на свой плоский живот, она тяжело вздохнула. Первая брачная ночь не принесла желанных результатов. Это означало, что им придется снова исполнять супружеский долг. К сожалению, муж ее не выказывал никакой склонности к повторению свадебной ночи.

Сначала Эмму это не беспокоило: в конце концов, он едва оправился от ран. Но прошло уже несколько дней, как Эмори встал с постели. Большую часть времени он проводил во внутреннем дворе замка, наблюдая за своими воинами, и, следовательно, достаточно выздоровел, чтобы исполнять супружеские обязанности. Отчаянно краснея, она даже заикнулась ему об этом, сообщив, что ее месячные пришли и ушли, но он не обратил на ее намек никакого внимания. Эмма стала бояться, что муж не может заставить себя повторить деяние.

Погруженная в печальные мысли, Эмма склонилась над цветком дамианы. В травниках говорилось, что дамиана — могущественное средство усиления любовной страсти. Но если так, то муж ее явно обладал необыкновенной устойчивостью к этому растению. Едва прошли ее женские хвори, она стала усиленно добавлять дамиану к его элю, но он не проявлял никаких признаков растущей страстности. Про дамиану было также известно, что она излечивает половое бессилие у мужчин. Эмма не была уверена, что Эмори страдает именно этим недугом, но ее тревожило то, что первое брачное соитие не привело к зачатию ребенка. Неужели ей придется вытерпеть эту муку еще раз? Она не сомневалась, что большинство женщин просто не выдержали бы таких страданий и не стали бы заводить много детей, если бы на это требовалось более одной-двух попыток. Теперь-то она понимала, почему говорили, что женщины не получают от брака никакой радости.

Наверняка те, которым удалось родить десять и более детей, знали, какими травами пользоваться, чтобы умерить сопутствующую боль. Размышляя об этом, Эмма продолжала собирать нужные растения. Положив очередной цветок в корзинку, она посмотрела на собранную ранее ивовую кору. Уже несколько дней Эмори в ней не нуждался. Она пригодится самой Эмме. Раз муж не проявляет намерения приблизиться к ней, Эмме придется самой сделать первый шаг. Для этого ей потребуется ивовая кора. Она заварит смесь хмеля и коры белой ивы, притупляющую неприятные ощущения, которые следовало ожидать. Кроме того, она должна будет выпить неразбавленного эля, который велит подать себе отдельно. Два таких сильных напитка, несомненно, предотвратят мучения или по крайней мере смягчат их. Она с ужасом вспомнила свадебную ночь, когда муж чуть было не разорвал ее пополам, «осуществляя брак».

Если только это действительно было «совершение брака». Вздохнув, Эмма нагнулась за следующим цветком. Самым досадным было то, что она понятия не имела, как приступить к выполнению своей задачи. Как поступают другие жены? Просят мужей о соитии? А может быть, им вообще не приходится просить? Этого она боялась больше всего.

— Миледи, я нашла и кникус благословенный, и красный клевер, и лопух, но вот иглицы шишковатой нигде нет.

— Обойдемся и без нее, — пробормотала Эмма и выпрямилась. Положив руку на поясницу, она потянулась и поглядела на небо.

— Темнеет, — подтвердила Мод, следуя за ее взглядом.

— Да, нам следует возвращаться. Пока мы доберемся до дома, все уже сядут за ужин.

Служанка подхватила ее корзинку и последовала за Эммой к поджидавшим их стражникам с лошадьми.

Эмори пребывал в состоянии нетерпеливого ожидания, когда его жена въехала во внутренний двор замка. Он с самого начала не одобрял ее желания отправиться за пополнением запасов трав и корней. Если бы Эмма не уверила его, что истратила их на его лечение, он не дал бы ей разрешения на выезд за крепостные стены. Сопровождать ее он отправил четырех всадников, и едва она скрылась из виду, как пожалел, что не послал шестерых. Тревога не покидала его весь день, который он провел, муштруя своих воинов.

Во время болезни Эмори его обязанности выполняли Блейк и Маленький Джордж. Они каждый день выводили солдат для военных учений, присоединив к ним людей Фалька, оказавшихся умелыми бойцами. Кроме того, ими были разосланы по округе небольшие отряды для поисков разбойников. Но те, видимо предвидя это, исчезли бесследно. Со дня нападения на Эмори их никто не видел. Но несмотря на это обстоятельство, прогулка Эммы по лесу не казалась ему такой уж безопасной, даже под усиленной охраной. Большую часть дня Эмори провел в тревоге, так что когда со стены раздался крик часового: «Ее светлость возвращается!», — он вздохнул с облегчением.

— Давно пора, — пробурчал он, вкладывая меч в ножны, и, увидев, что жена пересекает двор и направляется прямиком в конюшню, поспешил за ней.

— Муж мой, что вам угодно?

При виде обращенного к нему приветливого лица жены Эмори сдержал раздражение и, сделав над собой усилие, улыбнулся. Однако его улыбка походила больше на гримасу боли, и это сразу встревожило Эмму.

— Вам нездоровится, милорд? — осведомилась она, торопливо спешиваясь. — Голова не кружится, слабости нет? — Приподнявшись на цыпочки, она пощупала его лоб и, обнаружив, что он сухой и прохладный, облегченно вздохнула.

— Нет, жена. Я хорошо себя чувствую.

— А вы не устали? Не перетрудились сегодня…

— Со дня ранения прошло больше недели! — с досадой напомнил он. — О какой усталости ты говоришь? Я просто наблюдал за моими людьми. Не суетись, жена.

На лице Эммы появилась удовлетворенная улыбка. Он не устал и не чувствовал слабости. Сегодня она обратится к нему с просьбой повторить «совершение брака». Если, конечно, он сам не заведет об этом речь. Не исключено, что он подумает о том же. Возможно, дамиана уже начала оказывать свое действие? Сегодня за ужином Эмма подольет ему в эль двойную порцию отвара. Это не повредит. Тут она прервала свои размышления, осознав, что муж уже некоторое время что-то ей втолковывает.

Она прислушалась. Суть его назидания заключалась в том, что ей нельзя выезжать за пределы замка без сопровождения по крайней мере шестерых воинов. Разбойники еще не пойманы, так что опасность велика.

Эмма торжественно кивнула, когда он закончил речь, затем направилась в замок, крепко держа корзинку с драгоценными травами. У нее оставалось достаточно времени, чтобы до трапезы приготовить свежий настой дамианы.

— Ты хорошо себя чувствуешь, жена? — Эмори, нахмурясь, едва успел поддержать Эмму, которая чуть было не упала со скамьи. Сегодня она вела себя как-то странно.

— Да-а, — протянула Эмма и неожиданно хихикнула, прикрыв рот ладонью, но тут же отняла руку от лица и стала обмахиваться ею. — О Господи! Как же здесь жарко! Правда, муж мой?

— Нет, мне так не кажется, — растерянно пробормотал Эмори. Он внимательно всмотрелся в лицо Эммы и приложил ладонь к ее лбу, как неоднократно делала она. Лихорадки у нее явно не было. — Жена, что с тобой творится?

— Ох, проклятие, как же жарко! — Покачиваясь на скамье, Эмма с досадой потянула ворот платья.

Эмори озадаченно уставился на нее: он впервые слышал, чтобы дама так выражалась. Не скрывая растерянности, он обернулся к Блейку, который, широко открыв глаза, наблюдал за этой картиной.

— Скажи, милорд, что делать мужу в подобной ситуации?

— У нее такой вид, словно она пьяна, — беспомощно отозвался Блейк.

— Милорд, леди пьяными не бывают, — назидательно объявила Эмма, перегибаясь через мужа, чтобы погрозить Блейку пальцем.

— Может быть, приказать наполнить ванну, миледи? — пролепетала неожиданно возникшая рядом с хозяйкой Мод.

— Ванну? — Эмма круто обернулась к служанке и чуть не потеряла равновесие. — А-а, пожалуй. Это будет приятно. Она охладит меня после этой жары.

Прищурившись, Эмори наблюдал, как Мод помогла его жене подняться и медленно повела ее к лестнице.

— Уж не пьяница ли она? — нерешительно предположил Блейк.

Эмори нахмурился при этих словах друга, но промолчал. Он проводил взглядом жену и Мод, не двинувшись с места. Вскоре Мод вновь появилась в холле и заспешила на кухню. Через минуту она вернулась, держа в руках корзинку с травами. Эмори встал из-за стола и окликнул ее.

Мод замерла на мгновение, затем неохотно обернулась к хозяину:

— Слушаю, милорд.

— Что у тебя там такое? — поинтересовался он, указывая на корзинку.

Мод откинула тряпицу, прикрывавшую содержимое:

— Душистые травы для ванны госпожи.

Эмори увидел смесь сухих листьев и цветов, затем, подняв брови, ткнул пальцем в маленькую мисочку, полную какой-то зеленовато-желтой грязи.

— А это что?

— Настой ромашки и лимона… для волос госпожи.

Эмори наклонился к мисочке и понюхал. Запах был странным, но отнюдь не противным. Вновь взглянув на оробевшую служанку, он тихо спросил:

— Твоя хозяйка пьяна?

— Пьяна?! — взвизгнула Мод, глаза ее широко раскрылись. — Н-нет, милорд.

— Выглядит она именно так.

— Да, конечно, — согласилась Мод.

— Так пьяна она или нет? — потеряв терпение, взревел Эмори.

— Н-нет, милорд!

— Так что с ней происходит?

— Я не знаю… может быть, это хмель, милорд, — решившись, выпалила Мод.

— Хмель?

— Да… и кора белой ивы. Эмори изумился:

— При чем тут хмель и кора белой ивы?

— Ее милость выпила отвар из них перед ужином, — призналась Мод. — Может быть, они вместе с элем… так повлияли…

— Разве не отвар коры белой ивы она давала лорду Эмори от головной боли? — Блейк, заинтересовавшись разговором, тоже встал из-за стола и подошел поближе.

— Д-да, милорд, — кивнула Мод.

— А хмель зачем?

— Его тоже пьют от боли… На некоторых он действует успокаивающе.

— Так моя жена заболела? — встрепенулся Эмори.

Мод поспешно покачала головой и, вздохнув, сказала:

— Не знаю, милорд. Она не говорила. Может, у нее пучит живот. — Служанка постояла, переминаясь с ноги на ногу, и жалобно добавила: — Разрешите мне пойти к миледи, милорд. Она расстроится, если ванна остынет, а я не принесу ей этих трав.

Эмори, мрачно кивнув, проводил угрюмым взглядом побежавшую наверх служанку и лишь затем снова уселся за трапезу.

— Наверное, ее и вправду пучит… — Блейк успокаивающе заглянул в лицо Эмори. — Она сказала бы своей служанке, если б заболела.

— Наверное, — согласился Эмори, но тревога его не улеглась.

— Миледи…

Робкий голос Мод заставил Эмму открыть глаза. Служанка помогла ей вымыться, затем, закутав в простыню, усадила перед огнем и стала расчесывать ее волосы, Эмма чуть не задремала: тепло очага и мягкие, успокаивающие прикосновения гребня убаюкивали ее.

Проведя рукой по волосам, она удивилась, что локоны уже сухие. Наверное, она все-таки недолго поспала… это все из-за крепкого эля. После двойной порции травяного отвара она осушила полную кружку неразбавленного эля, который повариха приберегла для нее. Результат оказался поразительным. Она чувствовала себя такой беспечной, вольной, раскованной… абсолютно свободной. То, что надо для предстоящей ночи. Мысль об этом заставила ее вздохнуть: первые впечатления от брачной ночи были малоутешительны. Возможно, если бы она тогда подготовилась, как сейчас, все прошло бы легче? Но ведь она не знала, в чем состоит «совершение брака»!

— Миледи? — снова окликнула ее Мод.

— Что?

— Вы не заболели?

Эмма удивленно обернулась к служанке и усмехнулась:

— Нет, Мод. Почему ты так решила? Служанка помолчала мгновение, затем, не прерывая движения гребня, объяснила:

— Я видела, как вы перед ужином выпили хмель с ивовой корой, и подумала, может, у вас что-нибудь болит?

— Нет. — Эмма неотрывно смотрела на огонь и покусывала губу. Помолчав, она призналась: — Я выпила еще и неразбавленного эля. Подумала, что это поможет соитию.

— Поможет чему?.. — Гребень застыл в руках растерянной Мод.

— Ну-у… — пролепетала Эмма, вспыхнув, как маков цвет, — мое женское недомогание прошло. Мы не зачали дитя, и, значит, нам следует повторить…

Брови Мод тревожно сошлись, она слегка задумалась и, возобновив плавное движение гребня сквозь локоны, проговорила:

— Это верно, первый раз бывает несколько болезненно… Кроме того, его светлость был вынужден спешить. Это было необходимо. Но он не имел возможности подготовить вас к…

— Подготовить? Но ведь он предупредил меня, а также извинился перед тем, как… сделать это. — Она обернулась к Мод и увидела, что та огорченно покачала головой.

— Это не называется подготовить, миледи.

— Нет?

— Нет, миледи. — Мод втянула в себя побольше воздуха: — Миледи, неужели никто не объяснил вам перед свадьбой с лордом Фальком, в чем заключается «осуществление брака»?

— И да, и нет. — Эмма рассмеялась, вспоминая свои наивные представления. — Отец сказал мне, что лорд Фальк разделит со мной ложе.

— И все?

Эмма кивнула.

— Ох, миледи, миледи! — Мод застонала от огорчения. — Вы должны были спросить у меня. Я смогла бы объяснить вам, чего ждать.

— Все в порядке, Мод, — успокоила ее Эмма, криво усмехнувшись. — Теперь я готова. Поэтому и выпила хмеля с ивовой корой. Нынче ночью все будет хорошо. Я смогу вытерпеть. По правде говоря, думаю, что даже не замечу боли: я как в дурмане.

— Нет, миледи, не надо! — решительно начала Мод и тут же смолкла, так как дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Эмори.

Он удивился, что служанка еще не ушла. Ему хотелось поговорить с женой наедине.

— Оставь нас! — приказал он.

Мод поднялась и покорно покинула спальню.

Эмори проводил ее взглядом и повернулся к жене. В розоватом колеблющемся свете очага она выглядела очаровательной. Сверкающие волосы рассыпались по плечам и водопадом струились по спине. Ему было видно, что под черной влажной простыней, льнущей к ее телу, ничего не было.

Скользя глазами по соблазнительным округлостям ее фигуры, Эмори почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он отчетливо вспомнил это тело, раскинувшееся под ним… И так же отчетливо вспомнил мучительные страдания потом, из-за того что ему было отказано в облегчении. Он подозревал, что именно отсутствие разрядки и стало причиной того, что он так легко возбуждался при виде жены. Ему казалось, что с момента их свадьбы он все время пребывал в состоянии телесного возбуждения. Увы, похоже, что скорого удовлетворения ждать не приходится. Раз жена разболелась, ему рассчитывать не на что.

— Ты больна, — произнес он обвиняющим тоном. Эмма подняла брови и отрицательно покачала головой.

— Больна, не спорь. Но я хотел бы знать, что именно с тобой происходит, жена?

— Ничего, муж мой.

— Ты обязана рассказать мне о своей болезни. Это долг жены.

Эмма нахмурилась. Она никак не могла сообразить, почему он решил, что она заболела. Разве что ему каким-то образом стало известно, что она напилась отвара хмеля и ивовой коры? Если дело в этом, объяснить, зачем ей это понадобилось, будет трудно и неприятно. Решив как-то отвлечь его, она с трудом поднялась на ноги и как бы нечаянно уронила простыню на пол.

— Разве у меня больной вид, муж мой?

Эмори как в землю врос. Он не верил глазам своим. Как она решилась на такое? Со дня свадьбы он несказанно мучился, проводя время в борьбе с собой, еле удерживаясь от того, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву. Тело приказывало ему воспользоваться своей привилегией, но разум настаивал, что не следует торопить жену. Он испытывал чувство глубокой вины за боль, которую пришлось причинить Эмме в первую брачную ночь. И вдруг сейчас она просто предлагает себя ему. По крайней мере он надеялся, что именно это она и делает. Он умрет, если это окажется недоразумением, если она внезапно отвернется, ляжет в постель и заснет. В ужасе оттого, что она может так поступить, он стоял как столб, считая мгновения. Он даст ей время… досчитает до двадцати… нет, до десяти… и если она не ляжет в кровать, если…

Уронить простыню было самым трудным для Эммы. Однако это оказалось необычайно действенным. Муж не просто отвлекся от расспросов, потеряв нить рассуждений, — он, кажется, вообще утратил способность соображать.

Эмори стоял, пристально глядя на жену, а потом широкими шагами пересек комнату, подхватил Эмму на руки и понес в постель. Бросив ее на покрывало, он стал поспешно снимать с себя одежду.

Эмма наблюдала за ним с каким-то весельем. Она не ожидала такой реакции. Конечно, она надеялась, что, обнажив тело, она как бы намекнет ему на свое желание, но не думала, что этого окажется достаточно и ей не придется ни о чем просить его. Видя, как нетерпеливо он срывает одежду, Эмма подумала, что, может быть, «осуществление брака» для мужчин не так уж неприятно. Право, он пылко стремится к этому. Туника слетела на пол мгновенно, и теперь он прыгал по комнате на одной ноге, стаскивая сапог. Наконец ему удалось избавиться от обуви. Минутой позже он развязал тесьму своих штанов и спустил их вниз.

Эмма широко раскрыла глаза, когда вновь увидела его мужскую плоть. Она показалась ей еще больше, чем в прошлый раз. «Травяные отвары сделали свое дело!» — с удовлетворением подумала Эмма.

Неожиданно она заметила, что он застыл на месте, и подняла на него глаза. В его взгляде читалось голодное нетерпение, лицо было искажено мукой страсти. Эмма облизала губы и нерешительно спросила:

— Что такое, муж мой?

Эмори застонал и закрыл глаза, не в силах смотреть на быстрые движения ее острого язычка, скользнувшего по губам. Ад и тысяча дьяволов! Разве ей непонятно, что он еле сдерживается! Неужели она не представляет, какие усилия он прилагает, чтобы не наброситься на нее, как хищник? А ведь именно так он и собирался поступить, срывая с себя одежду. Потом, разумеется, он сумел совладать со своими низменными инстинктами и вспомнить, что его молодая жена еще не освоилась с радостями супружества. Вспомнить, что он поклялся себе при следующем соитии не спешить и постараться доставить ей удовольствие… насколько сможет. По крайней мере не причинить ей боли, ведь всем известно, что настоящие дамы наслаждения при этом не испытывают.

— Муж мой?

Эмори со вздохом открыл глаза, выдавил из себяулыбку и осторожно опустился на постель рядом с женой.

Эмма ответила ему такой же напряженной улыбкой и перевернулась на спину. То есть повторила все, что он велел ей в их первую брачную ночь. Она ждала, что теперь он навалится на нее и начнет их совокупление. Однако вместо этого Эмори слегка поднял брови, а затем скользнул взглядом по ее телу. Когда его взор достиг низа ее живота, Эмма вспомнила, о чем он просил ее в прошлый раз, и раздвинула ноги.

Глаза Эмори быстро скользнули вверх: ему казалось, что для обуздания страсти безопаснее смотреть на ее лицо. Но там его взгляд наткнулся на соблазнительные движения ее языка, вновь облизнувшего губы.

Застонав, Эмори упал лицом в подушку.

— Муж мой, что с вами?

— Ничего, я справлюсь!.. — пробормотал он в подушку.

— С чем справитесь?

— Не твое дело, жена, задавать мне вопросы! Просто лежи тихо.

— Хорошо, муж мой, — с тревогой ответила Эмма.

Ее неуверенность в себе росла с каждым мгновением. Он ее ненавидит! Вида ее вынести не может!.. Не то чтобы соединиться с ней… Вот и сейчас он явно убеждает себя, что сможет исполнить свои обязанности. Будь оно все проклято! Как бы ей хотелось вдруг стать красивой… Ну хотя бы на одну ночь!

Эмори еще глубже уткнулся лицом в подушку и задержал дыхание. В надежде сдержать свой пыл, он стал считать до десяти, потом еще до десяти, вспоминая при этом самые неприятные вещи.

Травяное пойло…

Нет, это не годилось. От кружки с травяным чаем его мысли перешли на пухлые ручки жены, потом на нее, лежавшую рядом, обнаженную.

Адская головная боль…

Нет! Так дело не пойдет! Перед его мысленным взором тут же возникла жена, нежно склонившаяся над ним, чтобы пощупать его лоб.

Проклятие! Образ Эммы буквально преследовал Эмори, и он никак не мог прогнать его!

Сомнения мучили Эмму. Однако, видя, как Эмори все глубже зарывается лицом в подушку, она вдруг почувствовала гнев и разочарование. Похоже, ее муж хочет задохнуться! Неужто соединение с нею хуже смерти? Господи! Да как он смеет так ее оскорблять?!

— Муж мой! — воскликнула она. — Я не просила вас убивать себя. В конце концов, просто закройте глаза и представьте себе, что я привлекательная женщина… и проделайте то… ну, что вы делали в прошлый раз! Нам нужен наследник, а в первый раз у вас ничего не получилось.

Эмори замер, поднял голову и недоуменно посмотрел на нее:

— О чем это ты?

Эмма нетерпеливо проговорила:

— О совокуплении, милорд.

— Нет, что ты имела в виду, когда сказала, что в прошлый раз у меня ничего не получилось?

Решив, что в нем говорит уязвленная мужская гордость, Эмма постаралась его успокоить:

— Милорд, я не сомневаюсь, что это не ваша вина. Возможно, напряжение той ночи ослабило вашу… плодовитость… но…

— Всему виной моя доброта! — вспыхнул Эмори. — Я не пролил в тебя свое семя.

Недоумевающий взгляд Эммы показал, что она ничего не поняла. Тогда Эмори нетерпеливо объяснил:

— Чтобы зачать дитя в утробе женщины, мужчина должен пролить в нее свое семя. Но в нашу брачную ночь на это не было времени: нас прервали, и после боли, которую я тебе причинил, я не мог снова… мучить тебя.

— Семя? — пролепетала Эмма, бросив взгляд на свой живот.

— Да.

Она посмотрела на Эмори с явным подозрением и спросила:

— Так где же это семя, которое ты должен посадить?

Эмори разинул рот, тут же захлопнул его, покраснел, точнее побагровел так, что Эмма решила, что его сейчас хватит удар, и спрыгнул с кровати. Не обращая внимания на свою наготу, он подскочил к двери, распахнул ее настежь и, став во всей красе на пороге, взревел во весь голос, призывая оруженосца.

Эмма поспешно укрылась простыней до того, как запыхавшийся юноша примчался на зов из большого зала.

— Принеси мне эля! — рявкнул Эмори, когда испуганный оруженосец замер на безопасном расстоянии. Олден кивнул и ретиво бросился выполнять приказ, но был остановлен новым ревом хозяина: — Нет! Вина! И побольше!

Захлопнув дверь, Эмори обернулся к оробевшей Эмме. На черных простынях постели она казалась алебастровой статуей. Он круто повернулся к двери и вновь распахнул ее. Ему было спокойнее ждать возвращения Олдена стоя спиной к жене: меньше был риск дальнейших вопросов. Черт бы побрал всех на свете! Не будет он объяснять ей, как делают детей! Не будет, и все тут!

Эмма была в полной растерянности. Еще совсем недавно все, казалось, складывалось так удачно! Он быстро разделся и готов был уже совершить все, что следует. Но что-то его остановило. А теперь он хочет напиться для храбрости.

Ее размышления прервало возвращение Олдена. Юноша выполнил приказание молниеносно, наверное, бежал опрометью в оба конца.

— А где моя кружка?

— Ваша кружка, милорд? — заикаясь под грозным взглядом хозяина, пролепетал Олден.

— Впрочем, не важно! — нетерпеливо махнул рукой Эмори и захлопнул дверь перед носом оруженосца. Бросив недружелюбный взгляд на жену, он буркнул что-то себе под нос и, поднеся ко рту бутыль, одним долгим глотком опорожнил ее наполовину.

— Прошу вас, милорд, не переусердствуйте! — воскликнула, соскакивая с постели, Эмма. Подбежав к Эмори, она попыталась выхватить из его рук бутыль. — Я слышала, что спиртное уменьшает мужскую… силу.

— С моей мужской силой все в порядке, жена! — отрезал он и поднял бутылку повыше, чтобы Эмма не могла до нее дотянуться.

Но Эмма не сдавалась. Подняв руки, она грациозно выгнула спину, стараясь поймать бутыль. Эмори как завороженный смотрел на ее пышную подрагивающую грудь. Наконец он с трудом отвел взгляд и выругался, вспомнив, как она обвиняла его в неспособности сделать ее беременной. Но в этот момент Эмма потеряла равновесие и упала на него. Ее груди, коснувшись его груди, обожгли его, как раскаленные угли.

Они замерли, сразу утратив всякий интерес к дальнейшей борьбе. Эмма с изумлением заметила, что ее нежные соски напряглись и стали твердыми, как камешки. Такое с ней случалось раньше, когда она мылась холодной водой… Но сейчас, касаясь ими груди мужа, она испытала не холод, а необычайный жар. Щекочущая горячая волна прокатилась по ней от кончиков грудей до низа живота.

Она еще пыталась сообразить, что с ней происходит, когда Эмори внезапно протянул руку и провел большим пальцем по торчащим бутонам ее сосков. Щекочущее тепло вновь окатило ее, пронзив жгучей стрелой наслаждения, от которого она содрогнулась и стала таять, растворяясь в странном жарком блаженстве. С ее губ слетел неудержимый стон восторга и ужаса.

Эмори этот стон ошеломил: ведь женам не полагалось получать удовольствие от супружеской близости. Тем не менее этот нежданный отклик пробудил в нем ответный жар, и онзахотел услышать ее стон снова. Эмори подхватил жену под локти и, приподняв повыше, так что груди ее оказались на уровне его лица, взялся губами за твердый розовый сосок.

Глаза Эммы распахнулись на миг и тут же крепко зажмурились. Муж сосал ее грудь, как младенец, ласково потягивая, покусывая то один, то другой сосок. Это было так странно, она никогда о подобном не слыхивала, но так приятно! Волнующая щекотка превратилась в бушующее пламя, сжигавшее ее всю изнутри. Эмма затрепетала, находясь во власти необычных ощущений.

Запрокинув голову, она вскрикнула и впилась пальцами в его плечи, чтоб не упасть, когда волны восторга бурной чередой покатились по ней, над ней, сквозь нее… Эмори приблизился к постели и опустился на нее, посадив Эмму себе на колени. Теперь его руки были свободны и могли беспрепятственно скользить по ее телу.

Его горячие ладони накрыли ее груди, приподняли их, лаская нежными, дразнящими прикосновениями. Затем он погладил ее подрагивающий живот, медленно провел по ягодицам и притянул к себе, так что его восставшая мужская плоть оказалась прижатой к ее бедрам.

Тело Эммы отозвалось новой вспышкой пожиравшего ее огня. Она вскрикнула, судорожно вскинув руки и погружая их в густые темные волосы Эмори, и самозабвенно прижала его голову к груди. Но тут рука Эмори скользнула вниз, и Эмма ахнула, ощутив его пальцы на внутренней стороне бедра.

Эмори предупредил ее протестующий возглас своими губами и снова удивил ее, проникнув языком внутрь ее полуоткрытого рта. Какое-то мгновение Эмма перестала понимать, что с ней происходит: так она никогда ни с кем не целовалась. Этот странный и страстный танец его языка увлек ее. Ею вдруг овладело неуемное желание, которое требовало удовлетворения, но она не знала, как это сделать. Язык ее начал требовательно сплетаться с его языком, а тело отчаянно прижималось к нему, словно решив слиться с ним в единое целое.

Однако Эмма продолжала ощущать какую-то пустоту внутри, требующую заполнения. Эта непонятная и необъяснимая пустота взывала к ней из самой глубины ее тела, и когда ладонь Эмори поднялась выше и легла на женственный холмик, Эмма почувствовала восторг, смешанный со смущением, и с губ ее слетела неясная мольба. В ответ Эмори раздвинул пальцами густые завитки между ее бедер и коснулся средоточия ее женственности, в то время как его губы, приникнув к нежной шее Эммы, покусывали и ласкали страстными поцелуями чувствительную кожу.

Жар в ее крови нарастал. Тело напоминало тетиву натянутого лука Она стремилась к чему-то неизвестному, чего жаждала и страшилась. Ей казалось, что она сейчас умрет, если не достигнет этого неизъяснимого предела. В порыве отчаяния и неудовлетворенности она вонзилась ногтями в спину мужа, но недостижимая цель упрямо маячила вдали, не приближаясь. Эмори, словно в отместку, слегка укусил ее за мочку уха, продолжая настойчиво с нарастающей скоростью поглаживать влажную нежную складочку.

Когда Эмма почувствовала, что больше не может, что сейчас в его руках разобьется на тысячу осколков, выдержка покинула доведенного до предела Эмори. Он высвободил обе руки и мягко опрокинул ее навзничь. Она ощутила, как приняла ее постель, а затем муж навис над ней, как в первую брачную ночь Рот его вновь яростно завладел ее губами, и мощным толчком Эмори вонзился в нее.

Глаза Эммы широко распахнулись. Его вторжение, казалось бы такое же, как тогда, теперь потрясло ее до глубины души. На этот раз его движение не причиняло боли, а принесло невыразимое наслаждение. Его тело накрывало ее, окутывало, пригвождало к постели. Наконец, одним мощным толчком он достиг вершины экстаза, с победным радостным кличем вознес ее к звездам, и она рассыпалась среди них мириадами сияющих искр.

Глава 8

Эмма медленно открыла глаза. Простыня окутывала ее до талии, оставляя открытыми грудь и плечи, на которых виднелись легкие следы их страсти. Она залилась румянцем при воспоминании о прошлой ночи и заулыбалась при мысли о том, сколько выпила эля и травяных отваров, чтобы смягчить муки соития.

— Почему ты улыбаешься, жена?

Покосившись на него, Эмма вспыхнула еще сильнее: муж лежал на боку и наблюдал за ней. Интересно, долго ли он разглядывал ее спящую?

— Я раздумывала над тем, что теперь мне понятно, почему у некоторых женщин так много детей, — призналась она.

Самодовольная улыбка тронула губы Эмори. Он хохотнул низким звучным басом, и рука его накрыла ее грудь. Тело Эммы мгновенно откликнулось: сосок напрягся и отвердел еще до того, как он коснулся его ртом и начал игриво покусывать и посасывать. А когда она беспокойно задвигалась и выгнулась навстречу его ласкам, он не смог удержаться от удовлетворенного смешка:

— Тебе нравятся мои прикосновения?

Его уверенный тон задел Эмму, и пыл ее несколько поостыл.

— Да, — сдержанно ответила она и, выждав минуту, приторным голоском добавила: — Как жаль, что мой первый муж не смог заставить себя исполнить супружеский долг. Подумать только, какой радости я была лишена!

Эмори замер на миг и, приподняв голову, пронзил ее внимательным взглядом, прежде чем она успела скрыть свое торжество. Чуть прищурившись, он пристально всматривался в ее лицо, а сам продолжал нежно сжимать ее грудь. Затем с той же ястребиной быстротой рука его скользнула вниз, и, раздвинув ее бедра, он проник в тесное лоно.

Эмма ахнула, плотно сжала ноги. Руки ее судорожно вцепились в его руку, стремясь остановить нежданное вторжение, но он не сдавался, решительно и невозмутимо продолжая движение среднего пальца, а большим потирая тугой узелок, где в этот миг сосредоточились все ее ощущения. Закрыв глаза, она пыталась побороть разгоравшиеся в ней чувства, но это оказалось невозможным. Отдавшись им полностью, Эмма вскрикнула и выгнулась навстречу его прикосновениям.

— Считаешь, Фальк доставил бы тебе такое же наслаждение?

— Не-ет. О, пожалуйста! — умоляла она, стеная и всхлипывая, в то время как палец его безостановочно продолжал свои движения, постепенно ускоряя их.

Эмори удовлетворенно наблюдал за женой — ему нравилось смотреть на ее пылающее страстью лицо, горящие желанием глаза, извивающееся под его рукой тело, наслаждаясь ее стонами и вздохами. Однако внезапно его поразила неприятная мысль: настоящие леди — это все знают — не получают удовольствия от близости с мужчиной.

Все глубже погружая в нее палец, Эмори смотрел, как она приподнимается в ритм его движениям, и хмурился все больше и больше. Бог свидетель, она вела себя не как благородная дама, тем более не как герцогиня. Голова ее отчаянно моталась по подушке, ноги широко раскинулись, чуть согнувшись в коленях, а пятки упирались в постель с каждым движением бедер, вздымающихся вверх в поиске обещанного удовлетворения.

Хмурое выражение его лица сменилось мрачной гримасой, когда Эмма стала громко вскрикивать. Эмори остановился и откинулся на подушки, угрюмо разглядывая балдахин над кроватью.

Эмма открыла глаза, потрясенная его поступком. Тело ее отяжелело и ныло от неудовлетворенного желания. При виде сердитого лица Эмори она сначала не поняла, в чем дело, но затем взгляд ее упал на его плоть, на этот его странный отросток. Он был большим и прямым как палка. Решив, что муж наказывает ее за упоминание о Фальке, Эмма неожиданно прильнула к нему, застигнув Эмори врасплох. Ей казалось, что она поступает очень разумно: в конце концов если конь не идет к всаднику, всадник должен сам вскарабкаться на коня. И она решительно оседлала его бедра.

Мрачность Эмори исчезла, но ее сменила досада. Эмма на миг задумалась об этом, но затем инстинктивно потерлась о его плоть.

— Что ты делаешь? — спросил Эмори возмущенным тоном и схватил ее за талию, собираясь стащить с себя, но Эмма вновь потерлась об него, и он замер, крепко сжимая ее, но не отдаляя. Лицо его окаменело.

Постанывая от удовольствия, Эмма продолжала свои движения. Руки ее упирались ему в грудь, она наслаждалась ощущением твердой мужской плоти. Эмори лежал неподвижно, чувствуя невероятное возбуждение. Он попытался было снять с себя Эмму, но такой подвиг оказался ему не под силу. Вместо того чтобы угаснуть, желание его нарастало с каждым мгновением. Не выдержав, Эмори приподнял свою буйную женушку и опустил ее на копье своей страсти, затем перевернул на спину и овладел инициативой.

Эмма с радостью приняла эту перемену, ведь ей было трудно поддерживать ритм движения, как ранее делал он. От напряжения ее удовольствие не увеличивалось, а скорее спадало. Она уже было решила, что все испортила, но Эмори вновь опустил руку и стал возбуждать ее.

Когда Эмма возобновила стоны и вскрикивания, Эмори что-то буркнул. На миг она смолкла и сжалась, на пылающем лице проступили растерянность и робость. Но ее внезапная сдержанность не только не усилила его наслаждение, а напротив — резко ослабила. Тогда Эмори вновь стал ее возбуждать, и Эмма сразу откликнулась, вздрагивая и извиваясь и повторяя рыдающим голосом его имя, благоговейно и радостно, словно он был Богом. Эмори почувствовал себя мощным и великолепным, желание загорелось в нем неистово и яростно. Казалось, он может проскакать на ней всю ночь… И он мысленно возблагодарил небо и глупца по имени Фальк.

— Доброе утро, милорды! День хорош, и вы прекрасно выглядите оба.

Блейк не мог не ответить улыбкой на лучезарную улыбку Эммы, которой она одарила его, проходя на кухню.

— Кажется, у нее сегодня отличное настроение?

— Угу, — сумрачно пробормотал Эмори. Брови Блейка недоуменно взлетели: его друг со стуком опустил кружку и насупился.

— Что-то неладно?

— Да нет, — Эмори поднял кружку и, не донеся до рта, вновь грохнул ею об стол. — Наша первая брачная ночь была поспешной и для нее мучительной.

Блейк понимающе кивнул:

— Да уж, обстановка была напряженной.

— Вот именно, — проворчал Эмори, отхлебнул эля и опять грохнул кружкой о стол. — Именно поэтому я и не стал потом к ней приближаться: хотел дать ей время освоиться… Чтобы воспоминания о том испытании несколько изгладилась из ее памяти.

— Хм-м… — протянул Блейк, боясь неосторожным словом положить конец откровенному разговору. А он становился все интереснее и интереснее.

— Так вот, прошлой ночью… — Эмори замолчал в нерешительности и нахмурился.

— Угу, — кивнул Блейк, деликатно отводя взгляд в сторону. Затем он посмотрел на друга и уточнил: — Как я понял по ее сегодняшнему поведению, все увенчалось полным успехом?

Эмори поморщился:

— Она не перестает улыбаться с той самой ночи. Это непристойно.

Укоризна, явно прозвучавшая в голосе Эмори, заставила Блейка расхохотаться. Он весело шлепнул друга по спине.

— Ей-богу, дружище, мне бы твои проблемы! У тебя роскошное поместье… Никаких навязчивых родственников или родителей жены. За исключением, разумеется, лорда Рольфа. И в придачу жена, которая радуется и получает удовольствие, когда спит с тобой. По-моему, тебе грех жаловаться!

Эмори недовольно передернул плечами и упрямо продолжил:

— Но считается, что настоящие леди не получают удовольствия в постели.

Блейк вздохнул.

— Тебе с ней приятно? — Эмори удивленно посмотрел на друга. — Разве ее удовольствие умаляет твое? — терпеливо продолжал допытываться Блейк и ухмыльнулся, когда в ответ глаза Эмори радостно сверкнули.

— Нет, не умаляет. По правде говоря, это меня разжигает…

— Тогда тебе не стоит об этом беспокоиться, — беспечно заключил Блейк.

Эмори снова свел брови:

— Но истинные леди не получают удовольствия…

— Да-да, — перебил его Блейк. — Я много раз слышал утверждения священников, что леди только терпят это и тому подобное. Но в конце концов священники всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться. Так что же: ты будешь сидеть и стенать по этому поводу или наслаждаться выпавшим тебе счастьем?

— Полагаю, и то, и другое, — честно признался Эмори.

Блейк трагически закатил глаза и сухо заметил:

— Тогда иди жалуйся кому-нибудь другому. У меня нет времени выслушивать нытье тупицы, не умеющего радоваться своей удаче.

С этими словами он вернулся к трапезе, и Эмори ничего не оставалось, как последовать его примеру…

— Миледи?

— В чем дело, Сиберт? — осведомилась Эмма, продолжая помешивать варево, кипевшее в котелке над огнем. Она снова готовила отвар дамианы для мужа. По ее мнению, всем будет лучше, если его пыл не остынет до того, как они зачнут наследника. Король полагался на нее, рассчитывая, что она защитит его от Бертрана и его алчной матери. Тем паче прошедшая ночь показала ей, что на самом деле представляет собой «осуществление брака», то есть соитие. Оказалось, что Эмма вовсе не против его повторения.

— Миледи!

Эмма перевела взгляд на озабоченное лицо дворецкого. Вид у него был раздраженный, что случалось с ним крайне редко. Обычно он бывал невозмутим и спокоен, что бы ни произошло.

— Там… некий господин… в холле, — мрачно доложил Сиберт, выговаривая слово «господин» с каким-то презрением.

— Что за господин? — Эмма медленно выпрямилась, вытирая руки полотенцем.

Пожевав губами, Сиберт помолчал, потом выпалил:

— Надутый павлин! Говорит, что его зовут месье де Ласси и прислал его лорд Рольф. Расхаживает повсюду, как хозяин.

— Это портной! — Эмма растерянно прижала руку к груди. Она совсем забыла о своей просьбе кузену прислать кого-нибудь, чтобы пошить платья для поездки ко двору.

Сняв с огня котелок, дабы его содержимое не перекипело в ее отсутствие, она отправилась в большой зал. Там перед очагом стоял маленький человечек. При виде его Эмма удивленно подняла брови: он не просто стоял, а возвышался — иначе не скажешь, — всем своим видом показывая собственное превосходство над окружающими. Разглядывая большой зал, его обстановку и двух одетых в черное служанок, убиравших со стола остатки трапезы, незнакомец брезгливо морщился.

Эмма впервые пожалела о своем решении перекрасить все в траурный цвет. В свое время она считала, что таким образом выразит свою печаль по утраченному счастью. Однако теперь, когда временное помрачение миновало, мысль вычернить все в замке показалась ей очень глупой. Можно было только удивляться тому, что добродушная челядь покорно подчинилась ее распоряжениям без единого возражения.

Видимо, слуги сочли, что у нее повредился рассудок, и решили не спорить с хозяйкой. Она тяжело вздохнула, и де Ласси, повернув худое личико, с тем же выражением уставился и на ее черный наряд.

— Месье де Ласси, как любезно с вашей стороны приехать сюда! — Несмотря на раздражение, которое вызывала у нее его манера держаться, Эмма старалась говорить как можно приветливее.

Однако человечек с презрительной миной принял протянутую ему руку в вялую ладонь и проговорил с сильным французским акцентом:

— Пустяки. Ваш кузен сказал, что вы с лихвой отблагодарите меня.

— Разумеется, — сухо откликнулась Эмма. — Я понимаю, что вынудила вас предпринять трудное путешествие, и вознагражу соответственно.

Де Ласси ответил надменным кивком и объявил:

— Мне нужны три комнаты. Одна для примерки, другая для шитья и третья для меня. Мои слуги будут спать в двух других комнатах.

— Слуги? — удивилась Эмма, но в этот момент парадная дверь большого зала распахнулась, и в замок с шумом ввалилось полдюжины женщин г охапками разнообразных тканей. Очевидно, Рольф сообщил портному, что ей потребуется много платьев и в самые кратчайшие сроки. — Сиберт, — обратилась Эмма к дворецкому. — Проводи месье де Ласси и его работниц в комнату лорда Рольфа и спальню, которую занимал лорд Фальк. И приготовь третью комнату, рядом с ними.

Отдав распоряжения, Эмма покинула прибывших и вернулась на кухню.

Спустя десять минут около нее вновь возник Сиберт. Одного взгляда на лицо дворецкого хватило Эмме, чтобы отставить горшок с дамианой и обратиться к нему со всем вниманием. Никогда не видела она его таким расстроенным.

— Павлин требует вашего присутствия, — мрачно сообщил Сиберт.

При этих словах Эмма гордо выпрямилась:

— Требует?

— Да, — кивнул Сиберт и процедил сквозь стиснутые зубы: — Сию же минуту.

С недовольным видом Эмма направилась было к двери, но та распахнулась, и Эмма вынуждена была посторониться, пропуская на кухню четверых работниц де Ласси.

— Просим прощения, миледи, — проговорила одна из них. — Месье де Ласси сказал, что мы можем пойти на кухню, чтобы утолить жажду. Поездка была долгой и…

— Да, конечно. — Эмма улыбнулась и посмотрела на Сиберта.

— Я позабочусь об этом, миледи, — поспешил уверить он хозяйку, не сводя глаз с женщины, обратившейся с просьбой.

Эмма приподняла брови, заметив выражение лица дворецкого. Было ясно, что он очарован швеей. Эмма вдруг впервые осознала, что для своих лет он вполне привлекательный мужчина. Сиберт всегда держался с такой мрачной торжественностью, так тщательно выполнял свои обязанности, что она никогда раньше не обращала внимания на его внешность. Теперь, видя застенчивую улыбку на губах швеи, она должна была признать, что в своих черных одеждах он выглядел внушительно и даже щегольски.

Незаметно покачав головой, Эмма вышла из кухни, пересекла большой зал и направилась к лестнице. Несомненно, важный «павлин» хочет приступить к работе немедленно, и она не могла винить его за это. Одежды требовалось много, а времени было мало. Однако Эмма подозревала, что если настроение его не улучшится в ближайшее время, ей предстоит несколько томительных часов.

Эмма оказалась права в своих предположениях.

Два часа провела она в душной спаленке, выбранной под примерочную, и за это время несколько раз была на грани срыва. Согласно снисходительному мнению де Ласси, ни одна из приглянувшихся ей тканей, ни один из понравившихся фасонов не годились! А что до ее фигуры… Он не мог пожаловаться на ее талию и бедра, но грудь!.. Эта часть ее тела вызвала особое раздражение у месье де Ласси. «Такой бюст не моден! — повторял портной. — Он может погубить любую линию платья. Его придется затянуть!»

Было далеко за полдень, когда Эмма смогла наконец сбежать от портного. Голова ее раскалывалась, а челюсть ныла — так сильно и так долго стискивала она зубы, чтобы не закричать от досады. Шум и гам большого зала, в котором уже садились за дневную трапезу, лишь усилили ее недомогание.

После трапезы Эмма почувствовала сильное желание не возвращаться в примерочную, а пойти прилечь, пока не пройдет голова, но она тут же передумала. Боль наверняка вернется, как только она вновь окажется в одной комнате с де Ласси. Но выбора не было — она должна получить новые одежды для поездки ко двору. Так что оставалось лишь покориться своей судьбе и поскорее покончить с этим делом.

От грустных мыслей Эмму отвлекли странные звуки. Окинув недоумевающим взглядом зал, она увидела, что слуги сдвигают к стенам длинные обеденные столы на козлах.

— Муж мой, что происходит? — озабоченно спросила она у Эмори.

Тот замер, виновато глядя на жену: он не предупредил ее о своих планах на сегодняшний день.

Не слыша ответа друга, Блейк слегка нахмурился и поспешил объяснить:

— Освобождают место для суда, леди Эмма.

— Для суда?

— Да. — И при виде ее сведенных бровей смутился. — Разве вы не знали, что на сегодня он назначил суд?

— Нет, не знала, — сухо отозвалась Эмма. Эмори поморщился от укора, прозвучавшего в ее голосе.

— А почему освобождают столько места? — с еле сдерживаемой яростью осведомилась Эмма.

Блейк посмотрел на нахмуренное лицо друга и опять ответил за него:

— Эмори счел, что лучше освободить побольше места: ведь людьми пренебрегали так долго, что он уверен: наберется много жалоб.

— Пренебрегали? — кипя от бешенства, повторила Эмма.

— Ну да. Нам же известно, что Фальк подолгу отсутствовал и длительное время не занимался судом.

— Это верно, не занимался. За два года нашего брака он ни разу никого не судил, — мрачно подтвердила она и после паузы добавила: — Судила я.

У потрясенного Эмори прорезался голос:

— Ты?!

— Да. Я управляла всем в отсутствие мужа, — ледяным тоном разъяснила Эмма. — Я ведала хозяйством, подготовкой воинов и проводила суды.

Блейк недоверчиво усмехнулся:

— Вы занимались муштрой солдат?

— Я позаботилась, чтобы у них был стоящий наставник, — поспешила уточнить Эмма.

— Хм… — Эмори некоторое время молча смотрел на Эмму, обдумывая ее слова. Его приятно удивила отличная выучка ее людей. Он ожидал, что они окажутся мало к чему пригодными, а вместо этого столкнулся с ловкими и трудолюбивыми бойцами. Конечно, им было далеко до сноровки его собственных воинов, но ведь война была ремеслом его людей, считавшихся лучшими бойцами в королевстве.

На мгновение Эмори подумал, не стоит ли похвалить Эмму за это, но решил не торопиться. Чего доброго, это ее смутит: женщины любят выслушивать комплименты своей внешности и умению вести хозяйство, а не таким мужским занятиям, как муштра солдат.

Эмма молча наблюдала за подготовкой большого зала к суду. По обычаю, лорды раз в месяц устраивали суд для своих людей, на котором рассматривали их жалобы и решали споры между ними. До замужества Эмма помогала в этом деле отцу, а потом, переехав в замок мужа, взяла эту обязанность полностью на себя. Как верно заметили Эмори и Блейк, Фальк не обращал внимания на проблемы своих людей, как, впрочем, и на жену.

Она могла бы сразу сообразить, что Эмори займется судом сам. В отличие от Фалька он не был равнодушен к своим подчиненным. Однако ее неприятно удивило, что он так вот сразу отберет у нее эту власть, во всяком случае, она никак не ожидала, что ее поставят об этом в известность последней. Даже слуги узнали эту новость раньше нее. Она почувствовала не злость, а большую обиду.

Тяжело вздохнув, Эмма опустила глаза. Прошлая ночь была прекрасной и волнующей. Ей показалось, что между ними произошло нечто… особенное… нежное… Они с мужем стали ближе. Она надеялась, что теперь они станут больше разговаривать, лучше узнают друг друга, будут обсуждать общие дела. К ее огорчению, оказалось, что муж подобных чувств не испытывает. Посмотрев в его сторону, она увидела, что его нет на прежнем месте. Пока она собиралась с мыслями, они с Блейком встали из-за стола и перешли к огню. Поднявшись со стула, она присоединилась к ним.

— Милорд… — обратилась она к Эмори и смолкла, когда он с сердитым лицом повернулся к ней. Тем не менее, переведя дыхание, она заставила себя продолжить: — Я подумала, милорд, что, поскольку я уже знаю прошлые споры и обиды селян и слуг, возможно, вы захотите воспользоваться моей помощью.

— Мне не нужно твое вмешательство, жена! — раздраженно отрезал Эмори. — Меня оскорбляет, что ты могла даже подумать об этом!

— Я всего лишь хотела…

— Неужели ты так мало веришь в меня и мои способности?

— Нет-нет! — поспешила возразить Эмма, стремясь успокоить его уязвленную гордость. — Но…

— Никаких «но», жена. Ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим, — Эмори круто повернулся и направился к столу, но неожиданно остановился. Он не хотел так резко обойтись с ней. По правде говоря, он прекрасно понимал, что должен был сам сообщить ей о своих намерениях, и сердился на себя из-за того, что забыл об этом. Не улучшило его настроения и то, что Блейк отвел его в угол и стал выговаривать за пренебрежение тонкими чувствами жены. В который раз! Эмори до смерти надоело выслушивать поучения насчет того, как надо с ней себя вести. Он обернулся к Эмме, собираясь извиниться, но она уже поднималась по лестнице, направляясь в примерочную.

Эмори хотел было догнать ее, но как раз в этот момент в зал стали входить и выстраиваться вдоль стен люди, собравшиеся подать жалобы. Вздохнув, он решил отложить на время извинения и направился к столу, чтобы начинать суд.

— Наконец-то! — Уперев руки в бока, де Ласси яростно уставился на Эмму, едва она переступила порог. — Как я могу сделать работу в срок, если вас нет для примерки?

«Скорее для пытки!» — подумала Эмма, принимая покаянное выражение лица.

— Примите мои извинения, месье де Ласси. Меня задержали.

— Хм… — Поджав губы, он недоверчиво посмотрел на нее, напыжился и, театрально вздохнув, обратился к одной из швей: — Гита, подай мне золотую ткань!

Два часа спустя Эмма стояла на стуле посреди комнаты, утопая под бесконечными ярдами золотой ткани, наколотой на ее фигуру. Она стояла спиной к двери и не видела, как вошел Эмори. Когда он окликнул ее, Эмма от неожиданности чуть не упала со стула.

Благодарно улыбнувшись Гите, успевшей схватить ее за руку и удержать от падения, Эмма осторожно повернулась лицом к мужу.

— Я… — Он оборвал фразу, потрясенный золотым видением. Впервые Эмма предстала перед мужем не в черном. Даже в спальне, обнаженную, он видел ее на черном фоне. «Проклятие! Как же она прелестна! — восхищенно подумал он. — Ангел! Красавица… Сияющая, воздушная… тонкая, плоская…»

Плоская?! Он заморгал, уставясь ей прямо на грудь, точнее, на то место, где она должна была находиться, где она ранее находилась]

— Бог мой! Куда они подевались?! Эмма растерянно посмотрела на мужа:

— Что подевалось, милорд?

— Твои… твои… — Приподняв ладони, он приставил их к груди, словно поддерживая горстями два больших невидимых плода.

— Милорд! — Вспыхнув алым румянцем, Эмма смущенно оглянулась на окружающих.

Женщины стояли разинув рты и не сводили глаз с грозного мужа. Месье де Ласси самодовольно улыбался. Однако улыбка портного мгновенно исчезла, когда Эмори в два шага пересек комнату и схватил его за шиворот:

— Ты что сделал с моей женой? Где ее груди?!

— Перевязаны! — взвизгнул портной.

— Перевязаны? — нахмурился Эмори.

— Они на месте, милорд. Я просто спеленал их. — При этих словах Эмори изменился в лице. — То есть это сделала Гита, — в страхе заторопился объяснить де Ласси. Его акцент пропал полностью. — Я, разумеется, и пальцем не коснулся ее…

— Ну так вели их распеленать! — грозно проговорил Эмори.

— Конечно, конечно, сию минуту.

— Нет муж мой, — возразила Эмма. — Им придется вновь перевязать их, когда вы уйдете.

Все еще держа портного за шиворот на весу, Эмори обернулся к ней и озадаченно нахмурился:

— Почему это они тебя замотают? И вообще, зачем они это сделали?

— Сейчас немодно иметь пышную грудь, — повторила Эмма слова портного.

— Значит, ты собираешься бинтовать их и впредь?! — Мысль эта неприятно поразила его. — Не делай этого, жена! Мне они нравятся! Нечего над ними издеваться! — Он обернулся к портному: — Не сметь их заматывать! Понятно?

— Да, милорд. Конечно, милорд. Не перевязывать грудь вашей жене. Я немедленно сниму это платье, чтобы Гита могла ее тут же развязать.

— Да, немедленно! — проревел Эмори в лицо де Ласси и снова резко встряхнул его. — Нет, так не пойдет! Вы не будете раздевать мою жену! — Оттолкнув тщедушного человечка, он широкими шагами подошел к Эмме, схватил ее в охапку и вынес из комнаты.

Сомкнув руки у него на спине, Эмма еле сдерживала улыбку. Она радостно думала о том, что муж спас ее от нескольких часов бесконечных одергиваний, уколов и порицаний.

Он отнес ее прямо в их спальню и, опустив около постели, стал разматывать окутывавшую ее ткань. Вскоре наколотое на ней платье превратилось в золотое облако на полу. Тогда Эмори принялся распеленывать ее грудь.

Как только последняя повязка упала на пол, Эмори жадно потянулся к измученным, но оживающим полушариям, однако Эмма стремительно отвлекла его вопросом:

— Вы что-то хотели, милорд?

Эмори опустил руки и непонимающе посмотрел на нее. Он много чего хотел от нее в это мгновение. Например, увидеть ее обнаженной в их постели. Со дня свадьбы он постоянно мечтал об этом, но после того, как увидел ее окутанную золотым облаком, буквально сгорал от жгучего желания.

— Вы ведь зачем-то пришли в примерочную. Не так ли? — повторила свой вопрос Эмма, не дождавшись ответа.

— В примерочную? Ах да! — Вздохнув, он отвел от нее руки и отступил на шаг. Теперь он вспомнил причину своего прихода. — Мне жаль, что я не сообщил тебе утром о предстоящем суде. Нехорошо, что ты узнала об этом в последний момент. — Эмори внимательно посмотрел на жену, снова вздохнул и продолжил: — Еще я сожалею, что отверг твою помощь. В будущем ты станешь судить наряду со мной и участвовать во всех решениях. Твое место около меня.

Когда Эмма лучезарно улыбнулась ему в ответ, Эмори замер и судорожно сглотнул. Проклятие! Ему показалось, что после долгой зимы выглянуло солнце и засияло ослепительными лучами. Чувствуя, что тонет в божественном восторге, Эмори, спасаясь, протянул руки к жене. Его ладони хотели захватить ее всю сразу, они ласкали и гладили, а губы приникли к ее губам, вкушая их сладостный нектар.

Эмма на секунду оторвалась от него, собираясь спросить, как прошел суд, но Эмори вновь привлек ее в свои объятия и прогнал из ее головы все мысли жарким пылом своей страсти.

Глава 9

— Нет.

— Но, муж мой…

— Я сказал: нет! — Эмори с шумом захлопнул за собой дверь и зашагал к лестнице, намереваясь спуститься в зал.

— Только не говори мне, что досада на удовольствие, которое получает твоя жена от выполнения своих супружеских обязанностей, заставляет тебя отказать ей в них?

Эмори оглянулся и увидел прямо перед собой Блейка. Вздохнув, он покачал головой. Если бы дело заключалось лишь в соитии с женой, которого она так жаждала, он с радостью пошел бы ей навстречу. Эмори уже примирился с тем, что жена наслаждается этим. Дважды пытался он удержаться и не возбуждать ее страсть до того, как соединиться с нею, и оба раза ощущал глубокое разочарование.

Получалось, что он наслаждается ее наслаждением. Поэтому он решил (по его мнению, весьма великодушно) принять на себя этот грех жены. В конце концов именно он давал ей это блаженство. Без его поцелуев и прикосновений она лежала в постели вялая и скучная и молча терпела его «внимание», как делали другие леди жены. Из чего с очевидностью явствовало, что ее непристойное поведение было его, и только его, виной.

Рассуждение это было очень убедительно для Эмори и полностью успокоило его страхи насчет поведения, приличествующего благородной даме, что, в свою очередь, позволило ему наслаждаться женой при каждом удобном случае. Все последующие три дня после своего появления в примерочной Эмори так и поступал. В одну из таких минут Эмма объявила, что проклятому французишке требуется сегодня его присутствие на примерке.

Страсть Эмори мгновенно угасла, а мужское достоинство съежилось на глазах, как виноградина на солнце. Это добавило ему досады и вынудило отказать жене в удовлетворении. Оттолкнув ее, он быстро оделся и вышел из спальни. Напыщенность и высокомерие портного он находил отвратительными и с трудом терпел его присутствие за обедом. Но вынести эту пытку лишний раз было выше его сил. Да и вообще, не нужно ему никаких новых нарядов! У него и так есть две туники. Вполне достаточно: одну носишь — одна в стирке!

Тем не менее, вздохнув, он пожалел, что был резок с Эммой. Наверное, он опять ранил ее чувства, она ведь такая обидчивая! К такому заключению он пришел после этих трех дней, когда, преодолев себя, постарался с ней «разговаривать». Он не шутил, сказав, что хочет видеть ее рядом с собой в суде и обсуждать с ней выносимые приговоры. Это были ее слуги и ее селяне, и Эмма прекрасно справлялась со своими обязанностями хозяйки замка. А раз так, справедливость требовала, чтобы и теперь он не отстранял жену от дел.

Первое время они никак не могли найти общего языка. Она была созданием чувствительным и нежным. Он принимал решения, основываясь на справедливости и здравом смысле. Эмма же считала, что следует учитывать чувства и намерения. Она была очень вдумчивой и разбиралась в вещах, о которых он не имел никакого представления. Сначала это вызывало у него досаду, но постепенно ему стала понятна мягкая натура жены, и он осознал, что она хорошо дополняет его собственную, более суровую и практичную. Его жена не делила мир на черное и белое: она умела различать оттенки. Так что после трех дней неминуемых трений дело пошло, и он с удивлением обнаружил, что общение с Эммой приносит ему странное удовлетворение. Теперь он с гордостью мог заявить, что у его жены — тонкий ум.

— Нет, — ответил он наконец Блейку. — Она сейчас хотела вовсе не супружеских объятий. Она пытается запереть меня на целый день с этим французским павлином… чтобы меня обмерили. Ей кажется, что мне надо больше одежды.

— Что ж, — развел руками Блейк, — у тебя ведь всего две туники. Может, она решила, что ты будешь неловко себя чувствовать при дворе?

Эмори страдальчески возвел глаза к небу.

— Я и раньше бывал при дворе. Те, кто толпится там, заполняя залы и проходы, как ненужный хлам, тщеславны и глупы. Их мнение мне безразлично.

— Возможно, оно не безразлично ей.

Эмори удивился этому предположению и нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал: возможно, ей не все равно, что они подумают.

— Ты думаешь, ей будет неловко показаться при дворе рядом со мной? — озабоченно посмотрел на друга Эмори.

Блейк пожал плечами и, обогнав его, стал спускаться по лестнице.

— Эмори, она герцогиня, а ты теперь герцог. Это накладывает определенные обязательства: от тебя ждут иного.

— Проклятие!

Блейк удивленно оглянулся. Эмори по-прежнему стоял на верхней ступеньке лестницы. Вид у него был потерянный. Прежде чем он успел ответить другу, дверь спальни, из которой он только что вышел, отворилась, и оттуда появилась леди Эмма.

Отвернувшись от мужа, она проследовала в комнату, где размещались портные. Эмори вздохнул и поспешил мимо друга вниз по лестнице. Если это так много для нее значит, он выдержит дурацкие примерки! Но только после утренней трапезы. Прежде всего он заполнит пустоту в желудке.

Направляясь через двор к конюшням после полуденной трапезы, Эмма заметила мужа, который наблюдал за муштрой солдат. Он же должен быть сейчас в примерочной! Нахмурясь, она повернула в его сторону. Он очень удивил ее утром, объявив после завтрака, что согласен на встречу с де Ласси. И это после того, как в спальне он заявил о своей неприязни к портному и категорически отказался снимать мерки!

Эмма провела утро в большом зале, занимаясь делами, которыми пренебрегала последние три дня, проводя большую часть времени у портного. Бог свидетель, манера обращения де Ласси не раз выводила ее из себя, и она вполне понимала недовольное ворчание мужа, время от времени доносившееся сверху, из примерочной. Впрочем, это не мешало ей забавляться от души его страданиями. Однако у Эмори, видно, не хватило терпения, и он не вернулся в примерочную после трапезы, как пообещал ей.

Заметив приближающуюся к нему Эмму, Эмори тяжко вздохнул. Вид у нее был самый решительный. Без сомнения, он опять чем-то ее прогневал. С момента приезда этого французского прыщика она все время пребывает в состоянии крайнего раздражения.

— Добрый день, леди Эмма! — Блейк одарил ее улыбкой, покорившей сердце не одной женщины, чем бесконечно рассердил друга.

Эмори ожег его яростным взглядом и также приветствовал свою леди:

— В чем дело, жена?

Эмма приступила к делу без обиняков:

— Почему ты не на примерке, Эмори?

— Мои примерки закончились, — сухо проговорил муж и, когда она недоверчиво наморщила лоб, пожал плечами: — Можешь спросить у него сама, если хочешь, но этот французский фрукт сказал, что сегодня я ему больше не нужен.

— Но мои примерки заняли три дня! — воскликнула Эмма.

Эмори наклонился к ней и прошептал:

— Еще бы, ведь у тебя есть что мерить! — И он с озорной улыбкой окинул взглядом ее фигуру.

Эмма погрозила мужу пальцем и повернулась, чтобы продолжить путь к конюшням.

— Жена?

Эмма оглянулась:

— Что такое?

Эмори сурово посмотрел на нее и, когда это не возымело никакого действия, ткнул пальцем в землю перед собой Эмма со вздохом вернулась и встала прямо напротив него.

— Куда это ты направляешься?

— Мне надо собрать в лесу кое-какие травы.

— Возьмешь с собой шесть человек.

Эмма сморщила нос, но спорить не стала. Не успела она сделать и двух шагов, как Эмори вновь окликнул ее.

Эмма остановилась, оглянулась и при виде сурово выгнутой брови мужа со вздохом вернулась.

— Муж мой, у меня нет времени расхаживать туда-сюда. Скоро стемнеет.

Эмори задумчиво посмотрел на нее и, склонив голову набок, поинтересовался:

— Что ты делаешь со всеми этими сорняками, жена?

— Я… варю целебные отвары, — невольно краснея, залепетала она.

— Хм… — Эмори склонил голову в другую сторону. — Ты разве больна?

— Нет. Разумеется, нет.

— Тогда кто же болен? Ты, по-моему, отправляешься собирать их чуть ли не каждый…

— В замке много народа, милорд, — торопливо перебила его Эмма. — Кто-то всегда болеет. — И, переведя дыхание, нервно добавила: — Это все, муж мой?

— Да. То есть нет… — поправился он, вспомнив, зачем позвал ее. Он решил, что сейчас настал подходящий момент сообщить ей, что не желает, чтобы французишка шил ей хотя бы одно платье черного цвета. — Я хотел поговорить с тобой о нарядах, которые шьет тебе этот французский сурок…

— Слушаю, милорд.

Эмори поколебался, но все-таки продолжил:

— Я не хочу видеть тебя в… В общем, воздержись заказывать… Чтоб де Ласси не шил тебе ничего черного!.. Все твои платья должны быть яркими!

Эмма удивленно посмотрела на мужа, а он бережно взял один шелковистый локон ее блестящих волос и, перебирая его в пальцах, произнес, понизив голос:

— Пусть будет несколько золотых платьев, как то, в котором ты была тогда… Таких же сияющих, как твои волосы.

— Мои волосы? — Эмма растерянно моргнула и ощутила, как где-то внутри нее поднимается жаркая волна, откликаясь на глубокий волнующий звук его голоса, каким он говорил с ней в постели, когда тихо бормотал, чего хочет от нее или что хочет сделать ей сам.

— Да. И одно-два зеленых — такого оттенка, как твои глаза. Глубокого и яркого, как лес после дождя! — Лицо его смягчилось, а пальцы, легко скользнув по лбу, дотронулись до век и, обойдя широко распахнутые глаза, ласково обвели щеку и погладили пухлые губы.

Эмма затаила дыхание. Его нежные и жгучие прикосновения потрясли ее. Голова пошла кругом.

— И по крайней мере дюжину красных. — Как сквозь туман донеслось до нее.

— Красных? — Эмма растерянно покачала головой.

— Да, алых, как твои губы после моих поцелуев.

— О-о-о!.. — выдохнула Эмма, качнувшись к нему. Шум и лязганье доспехов, возгласы солдат, продолжавших) свои военные учения, неожиданно растаяли в воздухе. Она слышала только свое учащенное дыхание, видела лишь приближающееся лицо Эмори.

Наконец его губы нашли ее рот. Эмма блаженно закрыла глаза, но тут же вынуждена была отпрянуть от мужа.

Мечтательную отрешенность этого мгновения нарушил внезапный возглас Блейка. Взгляд в его сторону объяснил происходящее: тактично пятясь от них, он споткнулся об игравших рядом ребятишек.

Эмма покачала головой, наблюдая, как он смущенно поднимается на ноги, и, улыбнувшись, сказала:

— Спасибо.

Лицо Блейка выразило недоумение:

— За что, миледи?

— За чудесные комплименты, которые вы подсказали моему мужу.

Блейк густо покраснел и бросил быстрый взгляд на Эмори. Тот тоже казался смущенным. Они несколько часов практиковались, что и как сказать: какие слова, каким тоном и даже какими ласками их сопровождать. Но, как видно, они старались напрасно.

Расправив плечи, Эмори с самым независимым видом обернулся к жене.

— Может, Блейк и помог мне подобрать слова, но они выражают мои личные чувства. Я действительно не хочу видеть тебя в черном, — ворчливо продолжил он. — Ты должна носить яркие цвета, такие, как тот золотой… Ты в нем была… — Он замолчал, подыскивая собственные слова. — Ты зажгла мою кровь в этом золотом, и я уверен, что ты мне так же понравишься в алом или зеленом.

Услышав такие речи, Эмма широко открыла глаза, и тихая улыбка медленно расцвела на ее губах. Но муж ее еще не закончил. Он, казалось, решил произнести целую речь:

— Мой долг мужа состоит в том, чтобы распознавать твои нужды и удовлетворять их. Я заметил, то ты явно недооцениваешь свою внешность. Единственный способ излечить тебя от этого недуга — говорить комплименты.

— Ты так думаешь? — Изумлению Эммы не было предела.

— Да, именно так. Поэтому… слушай: ты, жена, просто прелесть, — сурово объявил он. — По правде говоря, я никогда раньше не встречал такой красной женщины. Фальк был полный дурак, если не понял, какое сокровище заполучил! Ты замечательная красавица!..

Эмма онемела и замерла, не сводя с него глаз. В душе ее зародилась робкая надежда, что Эмори испытывает к ней какие-то чувства, если так тревожится о ее отношении к своей внешности. Однако рассудок подсказывал ей иное.

— Ну?

— Что «ну», милорд? — удивленно откликнулась Эмма.

— Тебе нечего сказать? Я назвал тебя красавицей. Ты и вправду красавица!

— Как скажете, милорд, — покорно пробормотала она и решительно направилась прочь. В мыслях ее царило смятение: может быть, муж все-таки испытывает к ней теплые чувства? Супружескую любовь не по обязанности, согласно брачному обету, а рожденную из уважения и приязни. От мужа не требуется внимания к чувствам жены, но Эмори заботили ее переживания. Должно же это в конце концов что-то значить!

Эмори с досадой смотрел ей вслед.

— Она согласилась только ради того, чтобы не сердить меня.

— Я тоже так считаю, — кивнул Блейк. — Может, тебе стоит попытаться убедить ее в своей искренности?

— Что?

Блейк пожал плечами.

— Почему бы тебе не присоединиться к ней в прогулке по лесу и не приласкать как следует? Завалишь ее где-нибудь на мох… Это лучше всех слов докажет ей, что она для тебя желанна.

Эмори нахмурился.

— Я не «заваливаю» свою жену. Она благородная дама. Кроме того, — мрачно добавил он, — до их пор мои ласки не прибавили ей уверенности в себе. Она по-прежнему не верит в свою привлекательность.

Тем не менее Эмори представил себе, как занимается с Эммой любовью в лесу. Как хороша должна быть на, обнаженная, на постели из травы, под крышей небесного свода, окруженная деревьями вместо стен спальни… И вокруг — ни единого черного пятнышка!.. Да, решил Эмори, так он и сделает: разденет ее донага, чтобы на ней не осталось ничего черного, даже чулок!

— И говори ей комплименты, когда станешь заваливать.

При этих словах друга соблазнительная картина, возникшая в воображении Эмори, сразу поблекла.

— Говорить комплименты в момент…

— Да-да. Ласкай и одновременно говори, что тебе ней нравится.

Эмори задумался над советом Блейка, но взор его се еще был прикован к прелестной фигурке удалявшейся жены. Она остановилась в дверях конюшни и заговорила с главным конюхом.

— Эмма очень умная. Самая умная женщина, какую я знаю.

Блейк только возвел глаза к небу при этом неожиданномпризнании.

— По-моему, это сомнительный комплимент для женщины. Лучше его не произносить. Придерживайся похвал ее внешности.

Перебирая в уме многочисленные достоинства жены, Эмори задумчиво пробормотал:

— Что ж, может, это и сработает… — Глаза его заискрились, когда воображение вновь нарисовало ему в подробностях пышную фигуру Эммы. — Да, я так и поступлю!

С этим возгласом он, не обращая внимания на радостный хохот друга, устремился за женой.

Эмори засмотрелся на спящую Эмму и улыбнулся. Он только что любил ее со всем пылом, на какой только был способен, при этом не жалея самых нежных слов, чтобы выразить свой восторг. Все прошло замечательно, и он испытывал полное удовлетворение. Он был уверен, что теперь жена будет по-другому относиться к себе.

Хрустнувший поблизости сучок заставил его насторожиться. Эмори внимательно огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Однако это напомнило ему о недавнем нападении разбойников, и он засомневался, не слишком ли беспечно поступил, отпустив охрану, собиравшуюся сопровождать Эмму на сбор трав. В тот момент он думал не об опасности, а лишь о том, как будет любить ее под пологом леса. Опять хрустнул сучок, на этот раз уже ближе. Эмори подумал, насколько уязвимы они в эту минуту.

— Жена…

Эмма мгновенно открыла глаза и ответила робкой улыбкой на его нежный, но озабоченный взгляд.

— Вставай. Пора домой — уже поздно, — произнес он обычным голосом, не желая ее пугать.

Эмма медленно села и заглянула в корзинку с травами. Она нарвала не все, что собиралась. Недолго понаблюдав за тем, как она ползает по траве, Эмори отвлек ее от этого занятия.

— Мне надо еще пособирать…

— Нет, одевайся, — негромко скомандовал он, подавая ей платье.

Эмма недовольно подняла брови, но спорить не стала. Эмори тоже поднялся и быстро оделся. Когда он привел лошадей и, поглаживая их, чтобы успокоить, то и дело настороженно всматривался в лесную чащу, Эмма поняла, что творится что-то неладное: лошади вели себя беспокойно и Эмори был встревожен.

— Что случилось? — прошептала она, приближаясь к нему.

Эмори ничего не ответил, даже не посмотрел в ее сторону. С суровым лицом он проворно посадил ее в седло и торопливо направился к своему коню. Именно в эту минуту из-за деревьев выступил первый разбойник. За ним на поляну выскочили еще трое.

— Скачи в замок! — проревел Эмори.

Сильно шлепнув коня по крупу, он послал его в лес, а сам повернулся к разбойникам, подбиравшимся все ближе и ближе. У каждого из них был меч, двое полностью облачены в доспехи. Заниматься любовью в кольчуге, шлеме и прочем рыцарском вооружении было, мягко говоря, неудобно, так что Эмори пренебрег доспехами ради этой краткой прогулки. Роковая ошибка!

Он обвел оценивающим взглядом своих противников. Наемники. И притом плохо обученные. Да и доспехи, и оружие у них выглядели не важно. Однако обученные или нет, но они превосходили его численностью, и Эмори боялся, что вернется к жене не сидя в седле, а перекинутым через спину коня, как возят мертвецов. Не обязательно обладать воинским умением, чтобы вчетвером справиться с одиночкой. Даже с таким доблестным воином, как Эмори. Он прислонился спиной к стволу дерева и приготовился защищаться.

Эмори так сильно ударил ее лошадь, что Эмма не сразу смогла справиться с ней. Заставив наконец нервное животное остановиться, она повернула назад, в сторону поляны, где находился Эмори. Эмма понинала, что, наверное, правильнее было бы послушаться мужа и, вернувшись в замок, ждать его возвращения. Он не терпел своеволия. Кроме того, он великолепно мог сам о себе позаботиться. Но ведь это можно было сказать в свое время и о ее кузене Рольфе, и тем не менее ей дважды пришлось спасать его.

Она просто проверит, что с ним, убеждала себя Эмма, посылая лошадь в галоп. Если ее мужу не грозит никакая опасность, она повернет назад и выполнит его приказ. Если же нет… Она отчаянно пожалела, что не захватила с собой лук.

Но больше она уже ни о чем не думала, когда лошадь неожиданно вынесла ее на ту самую поляну. Сказалось, она отъехала не так уж далеко. Эмори наверняка придет в ярость.

Но долго размышлять об этом ей не пришлось. Она увидела начинающийся бой и поняла, как неравны силы противников. Муж был в явном меньшинстве. Проклиная свою беспомощность, она использовала единственное оружие, бывшее в ее распоряжении: свою лошадь. Хлестнув ее, чтобы ускорить ход, Эмма резко натянула поводья, посылая лошадь прямо на ближайшего разбойника. Кобыла мгновенно откликнулась и понеслась во весь опор.

Услышав стук копыт, мужчина оглянулся и, увидев приближавшегося всадника, попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел. Эмма, содрогнувшись, почувствовала, как он упал под копыта ее лошади.

Со вторым разбойником ей повезло еще больше. Неожиданно возникнув на ее пути, он не успел даже поднять меч, чтобы отбить конную атаку. Эмма совсем не собиралась сбивать с ног третьего негодяя, но, когда он оказался рядом, не могла не воспользоваться счастливым случаем и кинулась с лошади на него.

Эмори изумленно следил за происходившим. Он глазам не поверил, когда зловещую тишину перед боем внезапно нарушило шумное появление его жены. Ее кобыла, бешено выкатив белки, затоптала одного из разбойников, а затем забила копытами над головой второго. Изумление Эмори перешло в ужас, когда он увидел, как его жена, не удержавшись в седле, приземлилась на третьего разбойника. Он кинулся было к ней, но, вспомнив о четвертом злодее, обернулся к нему.

Тот растерянно глазел вокруг себя и, судя по всему, не собирался вступать в бой. Это подтвердило первоначальное мнение Эмори о неумелости разбойников: настоящий боец сохраняет присутствие духа и сообразительность в любых обстоятельствах.

Эмори хотел разрубить его мечом, пока тот стоял к нему спиной. В конце концов они не думали о благородстве, нападая вчетвером на одного. Но честь не позволила ему так поступить, и он издал предупреждающий крик. Негодяй обернулся и вскинул меч в отчаянной попытке защититься…

Сила удара о здоровенного, одетого в доспехи парня была так велика, что Эмма не сразу пришла в себя. Ее оживил воинственный клич Эмори. Она тут же выхватила из-за пояса кинжал. Конечно, это было жалкое оружие, пригодное лишь резать мясо за едой, но другого у нее не было. Крепко сжимая рукоятку кинжала, Эмма взмахнула рукой. И ударившись о кольчугу, проклятая игрушка согнулась в ее руке. Но хуже всего было то, что она тем самым привела лежащего в чувство.

Тело разбойника слегка напряглось, и Эмма увидела, что он улыбается ей гнусной улыбкой, от которой у нее застыла в жилах кровь.

Вырвав меч из тела противника, Эмори бросил взгляд в сторону жены. Нахмурясь, он увидел, как Эмма делала попытки подняться, а сбитый ею разбойник, вцепившись в подол, удерживал ее на месте.

В два прыжка Эмори оказался рядом с ними и взмахнул мечом, намереваясь отсечь руку, посмевшую коснуться одежд его жены. Но разбойник, заметив краем глаза его приближение, вскочил на ноги и приготовился к бою.

Эмма стояла, ухватившись за шершавый ствол дерева, и внимательно следила за мужем и его противником. Нет, противниками — один из разбойников, сбитый ее лошадью, поднялся с земли и теперь спешил на помощь приятелю. Она вскрикнула, предупреждая мужа, но он нетерпеливо взглянул на нее через плечо, давая понять, что не нуждается в этом. Бой закипел. Затаив дыхание, Эмма смотрела, как Эмори отражал удары сразу двоих нападающих. Его рука с мечом двигалась так быстро, что различить можно было лишь сверкающий блеск металла. Бежать Эмма не собиралась. Она не покинет мужа, но если бы ей удалось чем-то ему помочь! Пока он легко справлялся с нападающими, но рано или поздно придет усталость, и тогда…

Мысль эта привела Эмму в ужас, и она стала судорожно шарить глазами в поисках какого-нибудь оружия. Например, хорошего камня, чтобы запустить В разбойников. Конечно, убить она их не убьет и даже не ранит, но, может быть, отвлечет хоть одного из них и даст возможность Эмори расправиться с врагами поодиночке. Наконец она увидела подходящий камень и едва успела его подобрать, как раздался дикий вопль — меч ее мужа глубоко вонзился в живот одного из разбойников. Но теперь Эмори грозила смертельная опасность от второго противника, уже занесшего над ним свой меч.

Эмма испустила отчаянный вопль и одновременно швырнула камнем в злодея.

Эмори поморщился от неистового крика жены. Камень просвистел мимо его плеча и ударил нападающего. «Ну и голосок!» — усмехнулся про себя Эмори. Какими легкими должна обладать его жена! С одной стороны, он был тронут тем, что она волновалась за него. Приятно, что она не хочет его смерти. Однако с другой стороны, его оскорбляло то, что она сочла, будто он нуждается в ее помощи. Он ведь все-таки воин, и это его дело — защищать ее. А она должна отдыхать под деревом и кротко поджидать, пока он освободится. Впрочем, до сих пор жена его не выказывала никакого понимания того, где ее место. Разве не велел он ей спасаться, не отослал в замок? Так нет же, она здесь и отвлекает его во время боя!

Эмори стремительно высвободил из своей жертвы меч и нанес смертельный удар в грудь второго разбойника, оторопевшего после удара камнем. На мгновение лицо его потрясенно застыло в маске ужаса, но уже в следующий миг ее сменила гримаса последней муки: меч Эмори вонзился ему в сердце.

Эмма закрыла глаза, чтобы не видеть жуткого зрелища, бессильно прислонясь к дереву. Жесткая ладонь сжала ее плечо. Она с трудом подняла глаза на осунувшееся лицо мужа. Он смотрел на нее напряженно, даже грозно, и она не могла понять странную игру чувств, отражавшуюся в его взгляде: гнев мешался в нем с чем-то другим… неясным…

— Я велел тебе скакать в замок.

— Я попыталась… — жалобно прошептала Эмма, вспоминая краткий порыв прислушаться к внутреннему голосу, приказывавшему подчиниться мужу.

Эмори вспомнил, как лошадь Эммы, почти неуправляемая, как ему показалось, вырвалась на поляну. Он вздохнул и виновато проговорил:

— Наверное, я слишком сильно ударил твою кобылу. Прости, жена, тебя могли убить. Счастье еще, что она сделала круг, вернулась сюда и сбросила тебя на человека, а не зашибла насмерть. Это смягчило падение.

Эмма растерянно смотрела на мужа. О чем он говорит?! Внезапно до нее дошел смысл его слов: он решил, что она не смогла справиться с собственной лошадью, вынесшей ее на поляну, и что, не удержавшись в седле, случайно упала на разбойника, пытавшегося его убить. На мгновение она разозлилась: неужели он считает ее такой беспомощной дурой?! Но сил возражать не было. Бог с ним. Может, ему лучше и не знать правды. Она лишь разъярит его еще больше.

Эмма огляделась, ища глазами свою кобылу, но той нигде не было видно. Озабоченно хмурясь, она вышла на середину поляны и громко позвала лошадь, но безрезультатно.

— Наверное, она вернулась в замок, — успокоил Эмори, подходя к ней. — Мой конь тоже ускакал. Тем скорее здесь появятся мои люди.

Он замолчал, прислушиваясь. В тишине леса до них ясно донесся приближающийся топот копыт. Эмори напрягся и заслонил собой Эмму.

Но как только первые всадники показались на поляне, он успокоился и, вкладывая меч в ножны, пошел им навстречу. Прибывшие на подмогу сдержали коней и спешились.

Эмма шагнула было за мужем, но споткнулась обо что-то в траве. Посмотрев вниз, она увидела, что это ее корзинка с травами, и нагнулась ее поднять. Непонимающим взглядом она уставилась на капли крови, испещрившей верхние листья, и почувствовала слабость. До сих пор Эмме никогда не доводилось наблюдать бой в непосредственной близости. Да, конечно, она часто видела, как муштруют солдат, их потешные бои во внутреннем дворе замка, несколько раз она стреляла из лука и, чтобы спасти жизнь близких, отнимала ее у чужих. Но выпустить издали стрелу было совсем не то, что довелось ей испытать сегодня. Она стояла, глядя на дерущихся, а где-то совсем рядом ходила смерть. Она чувствовала ее запах, ощущала ее вкус на губах. В ушах все еще стоял лязг мечей, страшный хруст разрубаемой человеческой плоти. Прикрыв глаза, Эмма старалась побороть подступившую к горлу тошноту.

Нет, не скоро забудет она этот день!

Эмори быстро объяснил своим людям, что произошло, и распорядился подать ему коня. Вскочив на него, он шагом подъехал к Эмме, посадил ее перед собой и направился домой. По дороге он то и дело озабоченно поглядывал на притихшую жену. Ее молчание тревожило его. Даже сообщение, что кобыла ее ранена, но не сильно, не вызвало заметного отклика у Эммы. Эмори разволновался еще больше. Это было совсем не похоже на его жену, которая переживала по каждому поводу.

Несомненно, ее состояние явилось следствием пережитого потрясения. Но Эмори надеялся, что Эмма отдохнет и станет прежней. Другого способа он не знал и, как муж, должен был позаботиться, чтобы обеспечить ей полный покой. К моменту их въезда во внутренний двор замка он твердо решил, что лично проследит за этим.

Отогнав взмахом руки сбежавшихся слуг и солдат, он спешился и, бережно сняв Эмму с коня, понес ее наверх, в спальню. Там он поставил ее на пол, взял из рук корзинку с травами и осторожно стал снимать с жены одежду.

Эмма стояла не шевелясь, с отрешенным видом, раздев ее донага, Эмори повернулся к постели, чтобы откинуть покрывало и уложить жену в кровать, но Эмма внезапно бросилась к нему на грудь и отчаянно зарыдала. На мгновение Эмори замер, потрясенно глядя на рыдающую женщину, но тут же пришел в себя и неловко погладил ее по спине.

Так прошло несколько минут, показавшихся Эмори часами. Он дал ей выплакаться, а сам ломал голову: чем же ее успокоить? Дальнейшее поведение Эммы удивило его еще больше. Продолжая рыдать, она принялась торопливо стаскивать с него одежду. Он не стал мешать ей, желая узнать, чем все это кончится.

Несмотря на то что слезы застилали ей глаза, Эмма действовала достаточно проворно, и вскоре Эмори стоял перед ней почти совсем обнаженный, со штанами, спущенными ниже колен, гордо являя ее взору свою вздыбившуюся мужскую плоть. Нежное тело жены, трущееся об него, льнущее и обвивающее в стремлении побыстрее раздеть, привело его в возбуждение, невзирая на грустные обстоятельства.

Эмори открыл было рот, чтобы поинтересоваться ее дальнейшими намерениями, но Эмма ласково подтолкнула его к кровати. Так как ноги его были спутаны узкими штанами, этого легкого движения хватило, чтобы он распростерся навзничь на постели. Его малышка жена, не тратя времени даром, мгновенно взобралась на него и без промедления и подготовки опустилась на его устремленное ввысь копье.

Сначала Эмори просто лежал, широко открыв глаза, ошарашенный происходящим. Конечно, жена его не страдала излишней робостью в постели, но так далеко еще ни разу не заходила. Тем более это было странно, что лицо ее не выражало ни желания, ни радости, а лишь угрюмую решимость. Она продолжала рыдать и качаться на нем. Нахмурясь, он ухватил ее за бедра, задержал эту скачку и, дождавшись, когда она откроет глаза, спросил:

— Что с тобой? Что ты делаешь?

Эмма непонимающе заморгала. От удивления поток неудержимых слез прекратился. Ей казалось очевидным, что она делает.

— Совокупляюсь с тобой.

Она возобновила свои движения, но Эмори крепче сжал руки, нетерпеливо качая головой.

— Это я вижу. Но почему?

Эмма растерялась. Она не могла объяснить почему. Просто вдруг испытала неодолимую потребность соединиться со своим супругом. Ей отчаянно захотелось ощутить его в себе, прильнуть кожей к его коже. Хотелось вновь испытать тихую радость, следующую за соитием, когда он ласково обнимает ее и шепчет на ухо нежные слова. Она хотела почувствовать в себе биение жизни. Наверное, это было как-то связано с тем, что она увидела смерть так близко. Хотя какая здесь связь? Это было нелепо, бессмысленно, необъяснимо для нее самой, не говоря уже о муже… Она напряженно искала разумное объяснение происходящему, но сумела лишь выговорить:

— Нам нужен наследник.

— Наследник?

— Да!

— Сию минуту? — Вид у него был потрясенный.

— Да, сию минуту. Прежде чем ты погибнешь и оставишь меня одну.

Внезапно вспыхнувший в ней гнев поразил саму Эмму. Она же не винила его за столкновение с разбойниками, особенно последнее. Все произошло не по его воле. И все же она продолжала упрекать его:

— Клянусь, милорд, я никогда не встречала человека, который то и дело попадает в опасные переделки! Если я тотчас же не вберу в себя ваше семя и не зачну ребенка, вы наверняка ухитритесь подставить себя под меч или стрелу, и я опять останусь ни с чем! Вернее, я окажусь в цепких лапах Бертрана!

Эмори недоверчиво уставился на нее. Целое море чувств и мыслей затопило его сознание. Наконец среди них возобладал гнев. Приподнявшись на постели, он опрокинул ее на спину и навис над ней, вонзаясь все глубже и яростнее, приговаривая при этом:

— Что ж, жена, видит Бог, никогда не было у меня столько хлопот и неприятностей, пока я на тебе не женился! Поистине я начинаю думать, что ты проклята!

— Проклята? — ахнула Эмма.

— Да-да, проклята! Одного мужа ты уже в гроб вогнала, и если дело дальше пойдет как сейчас, не сомневаюсь, что и меня туда отправишь!

Когда она потрясенно открыла рот, чтобы возразить, Эмори накрыл его своим. Поцелуй его был грубым и требовательным, в нем не было нежности. Эмма ответила тем же, нетерпеливо кусая его губы, вскидывая бедра навстречу его безжалостным вонзающимся ударам.

Такое яростное совокупление не могло длиться долго. Несколько мгновений — и Эмори, напрягшись, излился и с проклятиями повалился на нее. Почти сразу после этого он заставил себя подняться с постели.

Эмма с досадой смотрела, как он молча оделся и, не глядя на нее, направился к двери. На пороге Эмори оглянулся и мрачно произнес:

— Будем надеяться, что на этот раз мое семя взойдет. И запомни, жена: я не желаю быть племенным жеребцом. Даже по приказу короля.

Глава 10

— Наемники? — удивился Блейк. — Кто, черт побери, станет насылать на тебя наемников?

Эмори пожал плечами, сердито хмурясь:

— Да кто угодно.

— Верно. Врагов у тебя хватает.

— Такое уж у нас ремесло. Наше прежнее ремесло, — поправился он.

Быть наемным воином означало вечно с кем-то биться. За долгие годы Эмори приобрел множество врагов, и любой из них мог пожелать его смерти.

— Счастье еще, что леди Эмма осталась невредимой.

— Да, повезло, — буркнул Эмори, оглядываясь на замок, где жена его наверняка опять кипятила какое-то свое очередное снадобье.

— Я велю Маленькому Джорджу усилить охрану, — проговорил Эмори. — И скажу, чтобы Эмма не смела покидать замок без сопровождения по крайней мере десяти солдат.

— А как насчет тебя?

— Со мной или без меня, не меньше десяти!

— Нет, я имел в виду, что тебе также надо брать с собой охрану.

Эмори задумался, поморщился и, вздохнув, кивнул:

— Согласен.

Блейк помолчал. Он ждал возражений и не дождался. Этот факт заинтересовал его, как и то, что, проводив Эмму наверх, Эмори вернулся в мрачном настроении. Блейк умирал от желания спросить, что вызвало такую перемену, и только раскрыл рот, как Эмори сам заговорил об этом.

— Она считает меня племенным жеребцом, годным лишь для одного! — в отчаянии проговорил он.

Блейк удивленно посмотрел на друга:

— Кто считает?

— Моя жена! О ком, дьявол тебя забери, я еще могу вести разговор? — И он яростно сверкнул глазами, злясь на тупость Блейка. — Все, что ей от меня нужно, — это ребенок. Я для нее вроде быка-производителя! Она думает, что я должен по ее прихоти изливать в нее свое семя, пока она не переполнится им, как кружка элем.

— Да, это тяжкая обязанность! — весело подхватил Блейк.

Эмори обиженно поджал губы: он ждал большего сочувствия.

— Тебе смешно! Это не тебя она терзает ночью и днем, днем и ночью.

— Какая жалость!

Но, заметив на лице друга признаки надвигающейся бури, Блейк поспешил принять серьезный вид.

— Не понимаю, дружище, на что ты жалуешься? Еще несколько дней назад ты грустил, что жене твоей слишком нравится исполнять супружеские обязанности. Ты находил это неподобающим. Теперь ты заявляешь, что она рассматривает тебя всего лишь как сосуд с семенем, впрочем, согласно святой церкви, так и положено считать жене. И тебя это снова огорчает. А-а… кажется, понимаю! — И Блейк широко улыбнулся продолжавшему хмуриться Эмори. — Твоя мужская гордость уязвлена тем, что ласковость жены вызвана лишь желанием забеременеть и обезопасить себя от Бертрана. — Он сочувственно кивнул: — Да, все верно. И это заставляет меня предположить, что твое собственное внимание к жене означает нечто большее, чем исполнение супружеского долга.

Эмори поглядел на него так, словно получил от друга удар в живот, и неистово замотал головой, отказываясь обсуждать всерьез такую дикую мысль.

— Да-да. Может быть, ты даже влюбился в нее, — торжественно объявил Блейк.

— Влюбился?! — ужаснулся Эмори. — Она же моя жена!

— Ну и что?

— Мужчины не любят своих жен, — сердито буркнул Эмори. — Любовь они берегут для любовниц. Жен лишь терпят.

— Трудно представить, Эмори, что ты можешь завести себе любовницу.

— Я не собираюсь, но…

— И хотя обычай приберегать нежные чувства для внебрачных связей нынче в моде у лордов и леди, Эмма — необычная леди. Ее легко полюбить. — И Блейк выразительно вздохнул.

Эмори поморщился и решительно заявил:

— Оставь в покое мою жену. У нее любовника не будет!

С этими словами он круто повернулся и только что не побежал прочь по двору, оставив удивленного Блейка в глубокой растерянности.

Эмма подняла глаза от кипящего котелка, в котором она мешала очередной отвар, и улыбнулась появившейся на кухне Гите. Она была самой старшей среди работниц де Ласси и по возрасту годилась Эмме в матери. Она даже внешне чем-то напоминала покойную леди Кенвик: кроткой улыбкой и тихим достоинством, с какими она накалывала и прилаживала ткань на фигуре Эммы во время примерок. Эмме она очень нравилась. И не только ей. Сиберту тоже.

Де Ласси пробыл в замке всего четыре дня, а Гита и Сиберт уже казались неразлучными. Во время трапез они сидели рядом, в рабочие часы Гита постоянно находила предлоги, чтобы спуститься вниз и хотя бы мельком увидеть Сиберта. Эмма натыкалась на них в самых разных уголках замка. Служанки и посудомойки уже начинали хихикать, едва эта пара появлялась на горизонте.

Эмма не знала, как ей отнестись к этой ситуации. Ей казалось странным, что уже немолодые люди так увлечены друг другом. Но в то же время в этом было что-то удивительно трогательное. Никогда Эмма не видела своего сурового дворецкого таким счастливым, и ей не хотелось выговаривать им за нескромное поведение. Пока она предоставила событиям идти своим ходом. Хотя когда-нибудь настанет момент разлуки. Что тогда будет? Эмма надеялась уговорить Гиту остаться, так как подозревала, что если швея решит вернуться в Лондон вместе с де Ласси, Сиберт последует за ней. Однако сейчас ей не хотелось заниматься этой проблемой: и без того в замке Эберхарт хватало тревог и волнений.

По сути дела, они не прекращались со дня ее свадьбы, подумалось Эмме. Но она тут же поправила себя. Нет, все началось еще раньше. Пожалуй, со смерти Фалька… а может, с ее аудиенции у короля?..

— Лорд Эмори чем-то болен, миледи? — Гита подошла совсем близко и с любопытством заглянула в котелок.

— Н-нет… — смущенно проговорила Эмма. — С ним все в порядке.

— Тогда почему вы каждый вечер подливаете лекарство ему в эль?

— Я… это такое новое укрепляющее средство… Я ищу, какое ему лучше подходит, — солгала Эмма, отводя в сторону глаза.

Гита озадаченно нахмурилась:

— Но разве это не листья иглицы и…

— Вы хорошо знаете травы, — прервала ее Эмма, стремясь перевести разговор на другое.

— Да, меня мать научила разбираться в них. — Гита повернулась к разложенным на столе для просушки растениям. Бережно проведя по ним рукой, она удивленно взяла один из цветков. — Это ведь дамиана?

— Да, она укрепляет организм. — Эмма услышала в своем голосе оправдывающиеся нотки и внутренне поморщилась. — И налаживает работу всех органов тела.

Губы Гиты чуть дрогнули в усмешке, и она положила афродизиак на место.

— Да, она наладит.

Эмма вспыхнула как маков цвет, почувствовав в словах Гиты намек, но была избавлена от ответа шумом открывшейся двери. В кухню заглянул Сиберт и при виде Гиты нежно заулыбался:

— Французский хорек шумит, почему Гита так долго где-то задерживается. Может быть, стоит…

— Да, да, — вздохнула Гита и направилась к двери, ответно улыбнувшись Сиберту. — Проводишь меня наверх?

Эмма с удивлением отметила, каким игривым тоном это было сказано. Глаза ее открылись еще шире, когда Сиберт вспыхнул, судорожно сглотнул и кивнул даме своего сердца.

— Кровь Христова! Ну и дела! — пробормотала Эмма, качая головой. Скоро придется что-то решать насчет этой парочки, подумала она, возвращаясь к своему вареву. Это была очередная порция отвара дамианы. Она готовила ее каждый божий день и щедрой рукой подливала это зелье в кружку мужа. Еще недавно Эмма собиралась сократить вливаемое количество, но после его недавней угрозы…

Не то чтобы она всерьез поверила, будто он прекратит спать с ней. Ему явно доставляло удовольствие это делать. Да и вообще она не была уверена в причине его раздражения… Но поберечься не мешает. Она не только не уменьшит его порцию дамианы, а удвоит ее. Впрочем, другие травы она, пожалуй, не будет ему давать, а то в его кружке совсем не останется места для эля. Но дамиану он будет получать регулярно… на всякий случай.

Эмма открыла глаза, посмотрела на пустое место рядом с собой на постели и тяжело вздохнула. Кажется, Эмори твердо решил больше не спать с ней. Вчера за ужином он принялся пить эль, кружку за кружкой, и не останавливался до тех пор, пока голова его не упала на столешницу и громкий басистый храп не возвестил о полном забытьи. Эмма не стала его будить: пусть спит, где заснул, — и одна поднялась наверх в свои покои.

Несмотря на то что она не удвоила, а учетверила порцию дамианы в его эле, он не пришел к ней. Возможно, действие травы ослабевало по мере того, как человек привыкал к ней? А может быть, количество выпитого эля перебороло сном возбуждение от дамианы? Как бы то ни было, трава на него не подействовала, и она провела долгую ночь, ворочаясь в холодной, одинокой постели. Странно, как легко привыкнуть к присутствию мужчины у себя под боком и как тяжело после этого смириться с его отсутствием…

Еще раз вздохнув, она в конце концов заставила себя встать и одеться. Неужели муж и вправду решил не возвращаться в ее постель? Она не желала даже думать о такой возможности, не только из-за того, что хотела иметь ребенка, но и… Нет, сама мысль об этом казалась ей невероятной! Она просто будет тосковать по мужу! Вот и все, как на духу.

Эмори сдержал слово — он советовался с нею почти по всем вопросам. Кроме того, он действительно стал с ней разговаривать, главным образом по ночам. Держа ее в объятиях после их соединения, он обсуждал с Эммой все события дня. Сначала их разговоры не клеились: Эмори чувствовал себя неловко. Однако он настойчиво продолжал, и вскоре это вошло в привычку, стало их ночным ритуалом. Покидая этим утром спальню, она призналась себе, что прошлым вечером ей этого не хватало.

В большом зале кипела жизнь. Шум голосов оглушил Эмму, когда она спустилась вниз. Эмори сидел на своем обычном месте, но как-то съежившись, и с мрачным видом поглядывал на окружающих, словно их беспечные улыбки и смех наносили ему обиду. Было очевидно, что его плохое настроение за ночь не улучшилось.

Сдержав вздох, Эмма изобразила на губах улыбку, чтобы весело поприветствовать мужа, но на полдороге к столу обратила внимание на собак перед очагом. Наморщив лоб, она замедлила шаг и с любопытством и тревогой подошла к ним поближе.

Как и у всех в замке, у собак были свои неизменные привычки. Днем они слонялись по двору, бродили вокруг замка, играли с детьми и, если требовалось, участвовали в охоте. В дождливые дни они стремились проникнуть на кухню, жалобным подвыванием и повизгиванием провожая повариху в надежде выпросить кусочек съестного. Ночью они пристраивались около очага и спали в тепле, но пробуждались сразу, как только появлялись люди, чтобы присоединиться к завтраку. Тогда они крутились около стола, мгновенно подхватывая нечаянно оброненные или брошенные им куски.

Сейчас собаки должны были находиться у столов, однако они продолжали спать, и это насторожило Эмму: не могли псы безмятежно дремать во время шума трапезы… если только они были здоровы…

Эмори сразу почувствовал появление Эммы в зале. Проклятие! Даже отдаленного ее присутствия было достаточно, чтобы его мужская плоть налилась своей особой щекочущей живостью. Улыбка же Эммы вызывала там такое… отвердение, что ему позавидовали бы камни Стонхенджа. Беда была в том, что одновременно размягчался ум. Блейк был в какой-то степени прав, но, убей Бог, Эмори не мог объяснить, почему с ним такое происходит. Сначала его расстраивало, что жене чересчур нравится с ним спать. Теперь его тревожило, что соединение с ним интересует ее лишь постольку, поскольку это необходимо для зачатия ребенка. В голове и чувствах Эмори был полный сумбур. Да-да, какая-то каша! Он просто утратил способность рассуждать здраво!

Наверное, жену его поведение ставит в тупик точно так же, как Блейка. Вне всяких сомнений, ей представляется вполне резонным соитие только ради потомства. А удовольствие тут ни при чем. Церковь так и утверждает: целью брака является продолжение рода. Но ему… Ему хотелось большего. Эмори не желал быть для Эммы лишь преградой между ней и Бертраном. Он хочет… А, дьявольщина!.. Он сам не знает, чего именно хочет… В этом вся беда.

«Может быть, ты ее любишь?» — вспомнил он слова Блейка и содрогнулся при мысли, что это действительно так. Эмори перебрал в памяти свои любовные впечатления. В его жизни их было очень немного. Однако это вовсе не означало, что, желая наверстать упущенное, он должен страдать. Особенно из-за женщины, думающей о нем как о племенном быке в хлеву.

Поморщившись от этой мысли, Эмори снова опустил глаза в кружку, стремясь найти ответ в ее мутных глубинах. Друг его оказался тем не менее прав. Эмма была особой, ни на кого не похожей. Эмори имел возможность не раз наблюдать обычных дам. Взять, к примеру, жену его отца. Красивая женщина, всегда готовая одарить милой улыбкой достойного ее благосклонности. А с недостойными, вроде слуг или пасынка, она была злобной и мстительной.

Встречал он и придворных дам. Эмори цинично усмехнулся при этих воспоминаниях. У него было впечатление, что они выслеживают мужчин, как охотники — лесную дичь, добиваются победы решительно и целеустремленно, как воины в жаркой битве. При этом они так хладнокровны, хитры и изворотливы!

Ничего подобного он не замечал в своей жене. Ее люди, будь то слуги или солдаты, искренне любили ее и уважали. Это было видно по тому, с какой готовностью бросались они исполнять любые ее распоряжения. Чего стоит один приказ, предписывающий всем носить одежду только черного цвета! Когда Эмори осведомился у Сиберта, почему они все одеты в черное, тот ответил просто: «Ее светлость захотела этого. Она в трауре. Вернее, была в трауре. Полагаю, что с ее новым замужеством трауру пришел конец».

Сообщив это, дворецкий впал в задумчивость, явно размышляя о требованиях этикета в данном случае. Эмори переспросил его:

— И вы ее послушались, не возражая?

— Да, милорд.

— Но почему?

— Почему? — Сиберт был озадачен вопросом. — Чтобы доставить ей удовольствие.

Этот простой ответ говорил о многом. «Чтобы доставить ей удовольствие!» Не из страха наказания, не по обязанности, но для того, чтобы ее порадовать. Люди Эммы очень старались угодить своей хозяйке. А она, в свою очередь, неустанно заботилась о них.

Об их здоровье, еде и прочих нуждах. Она взяла под свое крыло и его солдат, бесконечно врачуя их раны. Тревожный возглас Эммы отвлек его от этих размышлений. Жена его опустилась на колени перед собаками, лежавшими у очага. На лице ее был написан ужас. Эмори нахмурился, встал из-за стола и двинулся было в ее сторону, но тут в большой зал ворвался Маленький Джордж и, торопливо подойдя к Эмори, доложил:

— К замку приближаются гости.

— Кто?

— Я не смог разглядеть их знамя. Они еще слишком далеко.

Эмори озабоченно уточнил:

— Военный отряд?

— Нет. Для этого они слишком малочисленны.

— Возможно, это вернулся лорд Рольф? — предположил Эмори, пожимая плечами, и повернулся к Эмме: — В чем дело, жена?

Эмма, присев на корточки, непонимающе уставилась на лежащих неподвижно собак:

— Они мертвы.

— Мертвы?! — Восклицание Эмори обратило к ним внимание всех находившихся в большом зале.

Многие направились к очагу.

Эмма вздохнула, сама едва веря в случившееся. Судя по окоченевшим телам всех трех собак, они были мертвы уже несколько часов.

— Да, муж мой, все три собаки мертвы.

— Это что, чума какая-то, миледи? — прошептала Мод, опускаясь около нее на колени.

— Нет, — угрюмо пробормотала Эмма, бросая на служанку укоризненный взгляд. Одно упоминание слова «чума» вызывало всеобщую панику. Она приподняла голову одного из несчастных животных и осмотрела глаза и пасть. Хмурые складки пересекли ее лоб.

— Так, может, это сыпняк? — настаивала Мод.

— Нет! — громко заявила Эмма, заметив, что по толпе пробежал испуганный шепот и люди стали отходить от них. — Это яд.

— Яд?! — ахнула служанка.

— Яд? — Взгляд Эмори остановился на миске с водой, стоявшей рядом. — Это ты их отравила!

Обвинение Эмори прогремело в тишине холла и поразило Эмму, как удар молнии.

— Что?.. — потрясение прошептала она.

— Ты их убила. Отравила своими травами. Эмма возмутилась:

— Да ты с ума сошел! Зачем мне травить своих псов?

Эмори не сводил глаз с миски с водой.

— Не псов — меня! Ты меня пыталась отравить! — воскликнул он. — Разве не ты влила мне вчера за ужином в кружку какое-то зелье? — Эмори схватил Эмму за плечо и сильно потряс. — Говори, вливала?!

— Да! — выкрикнула Эмма, и он сразу отпустил ее, чуть не отбросив от себя.

— Я вылил тот напиток, что ты поднесла, в миску, поставленную с вечера для собак. И вот теперь они мертвы… отравлены. Яд был в моей кружке.

Эмма замерла при этом ужасном известии. Присутствующие в зале затаили дыхание, ожидая ее ответа, но еще до того, как она открыла рот, на ее защиту поспешил Олден.

— Может быть, это роковая случайность? — предположил оруженосец Эмори, стремясь выгородить Эмму. — Ведь эти травы, милорд, так похожи! Я их совсем не могу различить. Может быть… — Он замолчал, пытаясь найти объяснение тому, как могла его обожаемая хозяйка поставить под угрозу жизнь мужа.

Эмма готова была дать ему пощечину. Одно то, что юноша искал ей оправдание, говорило о его уверенности в том, что источником яда был ее отвар. Одного взгляда на растерянные и смущенные лица окружающих было достаточно, чтобы понять: все они сомневаются в ее невиновности.

— Я ничего не напутала и не травила своего мужа! — яростно закричала она, теряя над собой контроль.

Такое не подобающее благородной даме поведение вызвало еще большее смущение присутствовавших, но Эмме в эту минуту было все равно. Ради всего святого! Неужели они все считают ее убийцей?! Даже ее собственные люди… Судя по выражению лиц, они тоже сомневаются! Полная презрения к ним, она круто повернулась, чтобы уйти, но Эмори задержал ее, резко схватив за руку.

— Нет, жена. Тебе не удастся так просто уйти от ответа.

Эмма подчеркнуто зло посмотрела на державшую ее руку, затем подняла холодные глаза на его гневное лицо.

— Муж мой?

Она произнесла это так мягко, тоном, настолько противоречащим ледяной ярости, кипевшей в ее взоре, что Эмори настороженно прищурился:

— Слушаю тебя.

— Пропади ты пропадом! Сгинь! Удавись!

Вся комната ахнула от этих отчетливо выкрикнутых слов. Окинув толпу презрительным взглядом, Эмма вырвала руку и буквально взлетела вверх по лестнице. Она не собиралась покорно выслушивать подобную чушь. Им еще осталось назвать ее ведьмой и сжечь на костре.

Эмори, открыв рот от удивления, посмотрел вслед удалявшейся жене, затем обернулся к Блейку:

— Что она мне сказала?

— По-моему, она сказала: «Сгинь! Удавись!»

— Да, — кивнул Эмори, сдвигая брови. — Именно так она и сказала.

Он рванулся было за Эммой, но Блейк поспешно перехватил его.

— Нет, дружище. Оставь ее в покое. Она сейчас рассержена и…

— Она рассержена?! — проревел Эмори, оборачиваясь к нему. — Моя жена только что велела мне сгинуть и повеситься! В самых грубых выражениях! Блейк, она не леди! Говорю тебе: не леди! Я подозревал это, когда она слишком наслаждалась нашим соитием, а теперь я в этом уверен. Ни одна благородная дама не станет употреблять такие выражения. Не станет наслаждаться супружескими обязанностями в постели. И уж точно настоящие леди не станут травить своих мужей! — громко выкрикнул он в спину удалявшейся Эмме, а затем повернулся к своим воинам: — Будьте вы прокляты! Неужели после всего, что произошло, вы дадите ей просто так уйти? Остановите ее!

— Ну-ну, Эмори, мы должны все это как следует обдумать, — пытался вразумить его Блейк.

— О чем здесь еще думать? Мало мне нападений каких-то разбойников и наемников, так еще собственная жена пытается меня убить! — Последнюю фразу он проорал во все горло, чтобы она донеслась до почти скрывшейся наверху Эммы. — Неудивительно, что Фальк покончил с собой!

При этих словах Эмма замерла, а затем круто обернулась, чтобы дать достойный ответ муженьку, но внимание ее привлекли четверо торопливо направлявшихся к ней солдат Эмори. Широко раскрыв глаза, она уставилась на них, растерянно осознав наконец всю серьезность своего положения. Все знали, что она поила мужа этими проклятыми травами. Накануне он вылил свой эль в собачью миску, а наутро собаки оказались мертвы… отравлены. Это была уже улика, говорящая против нее. Теперь ее могут обвинить в покушении на убийство. А это — преступление, наказуемое смертью.

Внезапно раздался шум, двери замка распахнулись, и взоры всех в изумлении обратились на стоявшего на пороге лорда Бертрана. Видимо, Эмма ахнула, потому что глаза его мгновенно нашли ее наверху лестницы, и он улыбнулся ей лучезарной, ослепительной улыбкой.

— Леди Эммалена, я прибыл сразу, как только узнал! — поспешно приблизившись, Бертран протянул к ней руки.

— Узнали о чем, милорд? — спросила Эмма, с досадой отступая от него. Взгляд ее упал на застывших в нерешительности солдат Эмори. Они не знали, хватать ее или нет. В этот момент лорд Бертран ласково взял ее ладони в свои и нежно сжал.

Голова Эммы пошла кругом. Поведение Бертрана, его приветствие были какими-то странными. Что-то здесь было явно не так. Она вышла за другого, нарушив его планы. Его прощальный злобный взгляд никак не предвещал нынешней радостной благожелательности. А теперь он прямо-таки источал счастье и радость, настойчиво притягивая ее к себе.

— Руки прочь от моей жены!

Оба, и Эмма, и Бертран, вздрогнули от громового приказа Эмори. Бертран отпустил Эмму, и она попятилась от него, с облегчением вздохнув, затем, нахмурясь, повернулась к мужу. Что за перемена? То он обвиняет ее в попытке убийства, то по-хозяйски бросается защищать от другого мужчины!..

Эмори сжал губы, видя реакцию жены, и обратил внимание на Бертрана.

Тот выглядел ошеломленным. Даже, пожалуй, потрясенным.

— Но ведь вы, кажется, должны были быть… — запинаясь, пролепетал он.

— Бертран!

Эмма поежилась от грубого, визгливого голоса. Обернувшись к двери, она увидела стоявшую на пороге высокую тощую женщину. Та отвечала ей холодным и настороженным взглядом. На этот раз Бертран явился не один. «Тем хуже», — мрачно подумала Эмма, встречая в упор холодную ненависть, полыхавшую в глазах леди Аскот.

Эмори молча наблюдал за этим бессловесным поединком характеров, затем, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, заговорил:

— Полагаю, у вас была какая-то причина явиться сюда?

Леди Аскот выгнула бровь, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к хозяину замка, но Эмори не обратил на это никакого внимания. Некогда ему было сейчас улещивать старую каргу и ее слюнтяя сыночка. Ему надо было разобраться с тремя дохлыми псами и строптивой женой.

— Мы направляемся ко двору и решили по дороге заехать к вам и принести свои поздравления, — помолчав, сообщила леди Аскот, после чего с силой стукнула тростью об пол и рявкнула: — Так ведь обстоит дело, Бертран?

— Да-да!.. — кашлянув, подтвердил тот и скользящим, трусливым движением подвинулся к матери. — Наши поздравления.

Эмори прищурился, внимательно вглядываясь в приезжую парочку. Они напоминали ему двух гадюк: вертко проникли в его замок и ползут, расточая фальшивые любезности своими раздвоенными узкими язычками. Он прекрасно знал, что со дня его свадьбы они пребывали на постоялом дворе Честерфорда. Тот сам сообщил ему об этом. Так что Эберхарт никак не мог оказаться на их пути к королевскому двору. А что касается того, будто они заехали его поздравить…

Скорее он поверит, что ожила покойная жена короля Ричарда.

Эмори неожиданно вспомнил слова Бертрана, сказанные им при появлении в замке: «Я прибыл сразу, как только узнал». О чем он узнал? О смерти собак? Или о чьей-то еще? Задавшись этим вопросом, Эмори посмотрел на жену. Эмма разглядывала стоявшую у дверей пару с нескрываемой подозрительностью. Затем перевела взгляд на трупы несчастных собак, лежавших перед очагом, а потом посмотрела в глаза Эмори. Ее губы искривились в горькой усмешке. Эмори вздрогнул под этим взглядом: чувство вины проснулось в нем, сжимая сердце мертвой хваткой.

— Мы не станем задерживаться, дожидаясь угощения, — надменно объявила леди Аскот, словно кто-то ей его предлагал. — Мы торопимся ко двору. Поехали, Бертран! — Круто повернувшись, она шагнула через порог и исчезла за дверью. Сын поспешно последовал за ней.

Эмори обернулся к четырем солдатам, которых ранее посылал за женой:

— Следуйте за ними и удостоверьтесь, что они покинули мои земли!

Те немедленно отправились выполнять приказание.

Эмори оглянулся на жену и увидел, что она снова быстро поднимается по лестнице.

— Мне пойти вернуть ее?

В ответ на вопрос Маленького Джорджа Эмори лишь вздохнул и отрицательно покачал головой.

— Как я понимаю, ты пришел к выводу, что жена невиновна в том, что в твоей кружке оказался яд? — тихо заметил Блейк с явным облегчением в голосе.

Эмори посмотрел на друга, затем направился к столу и устало опустился на скамью. Он вновь взялся за свою кружку и, обращаясь к подошедшим приятелям, пробурчал:

— Последнее время у меня какая-то полоса невезения.

— Да уж, — покачал головой Блейк. — Не помню, когда еще утебя было столько неприятностей. За несколько недель ты трижды чуть не погиб. — И видя, что Эмори хмуро молчит, спросил: — О чем раздумываешь?

— Я размышляю о том, как странно получилось, что разбойники снова напали на меня. По словам солдат Эммы, прежде ничего подобного не случалось в их краях. Да, грабили, такое бывало, но пытаться убить… Они даже не требовали мой кошелек. Зачем же тогда нападали?

— Возможно, они испугались, что новый владелец замка выгонит их из леса? — предположил Маленький Джордж.

— А они не подумали, что таким образом вынудят меня пойти на это?..

Блейк кивнул:

— Они явно стремились тебя убить.

— Да, то есть вели себя как наемники. Брови Маленького Джорджа полезли вверх:

— Значит, ты не считаешь, что это месть за прошлую службу?

— Нет.

— И не подозреваешь свою жену в злодейском умысле?

Эмори уныло покачал головой и высказал только что пришедшую ему в голову мысль:

— Именно Эмма заявила, что псов отравили. Если бы не она, мы продолжали бы думать, что это результат какой-то болезни.

Оба приятеля кивнули, признавая справедливость замечания. Затем Блейк озадаченно заметил:

— Дружище, ты вроде не рад, что Эмма здесь ни при чем?

— Это верно, — грустно признался Эмори. — То есть, конечно, я счастлив, что жена не хочет моей смерти… но как подумаю, во что мне обойдется мое несправедливое обвинение…

— Она тебя простит, — успокоил его Блейк, кладя руку на плечо друга. — По-моему, твоя жена испытывает к тебе сильную симпатию.

После этих слов Эмори повеселел и выпрямился.

— Ты так думаешь? — спросил он с надеждой.

Однако выражение радости на его лице быстро померкло, сменившись кислой миной: Эмори вспомнил взгляд жены, который она на него бросила, прежде чем уйти. В нем точно не было ни малейшей симпатии.

— Ты думаешь, все три события связаны между собой? Разбойники, наемники и отрава? — вернул его Блейк к более животрепещущей теме.

— Не три, а четыре.

— Четыре?

— Да. Свадьба, два нападения и яд. — Эмори помолчал, давая друзьям время осмыслить сказанное. — Нападения начались на другой день после свадьбы. Кому выгодно, чтобы я умер?

Блейк мрачно почесал подбородок.

— Бертрану.

— Вот именно. Его первые слова, обращенные к Эмме, заставили меня подумать об этом.

— «Я прибыл, как только узнал…» — задумчиво повторил Маленький Джордж и поднял брови: — Что, собственно, он узнал такого?

— Видимо, он узнал о моей смерти.

— Но ты же не умер! Так как же?..

— Не умер, но он знал, что его подручный подлил Эмори яд в кружку и тот его выпил. А раз так, то наутро Эмори должны были найти мертвым, — объяснил Блейк, подхватывая на лету догадку Эмори. — Эмори постарался, чтобы никто не видел, как он выливает свой эль в собачью миску: не хотел обидеть жену.

— Может быть, стоит отправить письмо королю? Он примет меры против Бертрана.

Но Эмори покачал головой:

— Доказательств нет. А без них король ничего не станет делать.

Блейк понимающе покивал и удивленно вскинул голову, когда Эмори стал подниматься из-за стола:

— Ты куда?

— Я должен поговорить с женой.

— Но ведь нам надо решить, что делать.

— Удвойте стражу, следите за всеми, кто приходит в замок и уходит из него. Проверьте, все ли на месте, не пропал ли кто.

— Пропал? — недоуменно переспросил Маленький Джордж.

— Кто-то же подлил яд в мою кружку! Это не всякий мог бы сделать. Скорее всего тут замешан кто-то из живущих в замке. Этот человек и донес Бертрану, что дело сделано, после чего тот заявился сюда нынче утром.

— Предатель среди нас?! — прервал его Блейк и крепко выругался, вынужденный признать справедливость такого предположения.

Маленький Джордж нахмурился, обдумывая сказанное:

— Но если предатель из здешних, то он должен знать, что леди Эмма все время поит тебя травами, а значит, именно ее обвинят в твоей смерти. Разве не так?

— Так, — сухо согласился Эмори. — Это заставляет думать, что злоумышленник не слишком хочет, чтобы Эмма оставалась хозяйкой замка.

Его приятели удивленно переглянулись. Затем Маленький Джордж произнес с расстановкой:

— Тогда это не может быть Бертран. Совершенно очевидно, что он лелеет надежду заполучить ее в жены.

— Верно, но может быть, этого не желает леди Аскот? — возразил Эмори.

— Возможно, ты прав, — согласился Блейк. — Леди Аскот — женщина властная и грубая. Не думаю, что Эмма легко ей подчинится. Она слишком горда и вспыльчива и не позволит унижать себя. Посмотрите, чем она ответила на пренебрежение лорда Фалька: терпела, терпела да и отправилась жаловаться королю. Нет, леди Аскот вряд ли захочет, чтобы Эмма осталась в замке.

Эмори кивнул, соглашаясь со справедливостью этих слов, но внимание его привлекла фраза: «Она слишком горда и вспыльчива и не позволит унижать себя». Да, его жена такая! И он очень боялся, что именно эти черты ее характера не позволят ей простить его.

Глава 11

— Повар и посудомойки клянутся, что, кроме них и леди Эммы, вчера днем на кухню заходили только две швеи.

При этом известии Блейк пронзительно взглянул на Маленького Джорджа.

— Работницы де Ласси? — Помощник Эмори угрюмо кивнул. — Проклятие! Кто именно?

— Молодая со светлыми волосами и та, с которой милуется Сиберт. Она заговорила с леди Эммой, когда та варила свое зелье.

Блейк помрачнел:

— Ты рассказал об этом Эмори?

— Нет, он все еще был наверху, когда я… Святой Симеон! — растерянно выдохнул Маленький Джордж. Глаза его были устремлены куда-то за спину Блейка.

Блейк поспешно оглянулся и затрясся от хохота, шедшего, казалось, из самой глубины его существа.

Изумленный взгляд был направлен на приближающегося Эмори. На нем был надет только что сшитый придворный наряд. Старые залатанные штаны в обтяжку сменили отличные новые, а поношенную тунику — щегольской дублет цвета зеленого мха с такими длинными рукавами, что они волочились по земле. На голове у него красовалась шляпа, напоминавшая тюрбан с невероятно пышным пером, которое торчало дыбом и бурно раскачивалось по ветру при каждом шаге владельца. Но не это больше всего рассмешило Блейка, а походка друга. Эмори не шел, а шествовал в их сторону каким-то преувеличенно маршевым шагом. На лице его было написано явное отвращение. Чертыхаясь, он пересек двор, направляясь в их сторону.

— Доброе утро, дружище! — произнес Блейк, когда Эмори добрался до них.

— Вижу, ты решил приодеться в новенькое? — не удержался Маленький Джордж.

— Да уж, — морщась, пробормотал Эмори. — Вы когда-нибудь видели подобную мишуру?

Маленький Джордж предпочел дипломатично промолчать, предоставив врать Блейку. Тот не обманул его ожиданий:

— Все отлично. Лучше некуда. В новом дублете ты выглядишь настоящим лордом!

— Лордом? Мои рукава волочатся по земле, словно подол дамской юбки. А взгляните только на эту шляпу! — жалобно воззвал к друзьям Эмори. Закатив к небу глаза, он поднял руку к нелепо торчащему перу и с омерзением качнул его, а затем перевел свирепый взгляд на ноги: — А такое вы когда-нибудь видели?!

— Я стараюсь не глазеть по сторонам! — ухмыльнулся углом рта Блейк, однако бросил невольный взгляд на ноги друга, после чего, не в силах сдерживать рвущийся из груди смех, оглушительно расхохотался. Заметив уныние Эмори, он с трудом взял себя в руки и выдавил явную ложь: — Не так уж это и плохо.

— Не так уж плохо?! — взвился Эмори. — Да носки башмаков доходят мне до бедер!

— Нет, пониже, — простодушно заметил Маленький Джордж. И действительно, загнутые носки модных башмаков, подобных тем, что носили шуты, доходили ему лишь до колен, где и закреплялись золотыми цепочками.

Внимательнее присмотревшись к фантастическому фасону, Блейк нахмурился и покачал головой:

— А ты не можешь заказать другую пару? С более короткими носами?

Эмори горестно вздохнул:

— Это последний писк моды при дворе.

— Да, но…

— Я не хочу выделяться при дворе своим видом и ставить Эмму в неловкое положение.

— А по-моему, — пожал плечами Маленький Джордж, — ты будешь выглядеть поистине нелепо, шаркая в этих башмаках, словно у тебя к ступням привязано по рыбине.

— Знаю! — простонал Эмори. — Но что же мне делать?

Блейк почесал в затылке.

— Я все-таки потребовал бы от этого павлина немного укоротить носы. И рукава. И, возможно, примерил бы шляпу другого фасона.

Эмори молчал, с несчастным видом разглядывая свои башмаки. Решив, что перемена темы разговора поднимет ему настроение, Блейк поинтересовался:

— Ты наладил отношения с Эммой?

— Что? Ох нет! — Уперев руки в бока, Эмори безрадостно наблюдал за беготней слуг во внутреннем дворе замка. — Она со мной не разговаривает. Заперлась в спальне.

Блейк и Маленький Джордж сочувственно кивнули. Они, как и большинство обитателей замка, долго стояли в большом зале, слушая, как Эмори наверху стучал в двери спальни, требуя, чтобы жена выслушала извинения и простила его. Блейк уже собрался было подняться к нему и дать парочку советов, как справиться с такой ситуацией, но, вспомнив о вспыльчивом характере Эммы, передумал.

— Что же ты предпримешь? — осведомился Маленький Джордж.

— Я уже предпринимаю, — мрачно усмехнулся Эмори. И в ответ на недоуменные взгляды друзей нетерпеливо ткнул в себя пальцем. — Я нацепил на себя все это. Она хотела, чтобы я оделся в хорошие модные одежды. Я их надел. — Он снова с отвращением посмотрел на башмаки и, вздохнув, спросил: — Думаете, ей понравится?

Блейк покачал головой:

— Боюсь, твоего нового наряда будет недостаточно, чтобы заставить ее забыть, как ты обвинил ее в попытке убить мужа.

Эмори поморщился:

— Конечно, это было глупо с моей стороны. У меня, наверное, ум за разум зашел, если я смог хоть на мгновение предположить подобное. Чтобы моя жена пыталась меня убить?! Нет. За всей этой историей стоит Бертран. Вернее, его мать. Но только не Эмма! — Он вздохнул, произнося ее имя, и выражение его лица смягчилось. — Она слишком нежна и кротка для такого низкого поступка. Никогда в жизни не встречал я более добросердечной женщины. Господи, да она и мухи не сможет прихлопнуть! Она…

Рассуждения Эмори о нежности и мягкости характера жены внезапно прервал резкий свист над самым его ухом. Последовавшее за этим ощущение прохлады заставило его вскинуть руку к голове и убедиться, что шляпы на ней больше нет.

Все трое повернулись назад и с ужасом увидели, что вонзившаяся в деревянную стойку сарая стрела пригвоздила к ней шляпу, только что гордо красовавшуюся на голове Эмори.

— Что за… — Ошеломленный Эмори круто обернулся в ту сторону, откуда была послана стрела, и разинул рот при виде своей «нежной и кроткой» жены, стоящей на верхней ступени перед дверью в замок с луком и стрелой в руках. Не успел он и ахнуть, как Эмма выпустила вторую.

Свист летящего орудия смерти привлек к нему всеобщее внимание. Маленькое оперенное копье пролетело между расставленных ног окаменевшего Эмори и спустя миг с глухим стуком вонзилось все в тот же сарай за его спиной.

— Будь я проклят! — выдохнул Блейк, представив, куда попала бы стрела в случае промаха.

Эмори лишь шевельнул внезапно пересохшими губами, будучи не в силах вымолвить ни слова. Все находившиеся во дворе застыли на месте, а леди Эйнфорд хладнокровно спустилась с лестницы и решительно пересекла сотню футов, отделявшую ее от мужа.

Больше часа провела Эмма, запершись в спальне. Она металась по комнате, бормоча проклятия под громогласные требования Эмори отворить дверь и выслушать его. В конце концов он понял, что жена не подчинится, и оставил ее в покое. Эмма же еще долго продолжала кипеть. Она испытывала не столько гнев, сколько нестерпимую обиду. Ей было больно, что человек, которого она любит, считает ее способной безжалостно его убить.

Любит?! Господи Боже! Неужто это действительно так? Нет, это невозможно. Как может она любить этого здоровенного болвана? Нет, это просто нелепо! Разумеется, его ласки в постели доставляют ей большое удовольствие, но Эмме до смерти надоело силком тянуть его на супружеское ложе. А прошлая ночь ясно доказала, что только дурманящие отвары заманивают его туда. Она налила в его эль слишком много дамианы, он почувствовал вкус травы и вылил напиток, а потом напился до полного бесчувствия, только бы не идти к ней в спальню. Для Эммы это было неоспоримым доказательством того, что без любовного зелья муж не испытывает никакого желания делить с ней ложе.

Мысли ее вновь и вновь возвращались к этой очевидной истине, пока она вдруг не вспомнила основную причину своего гнева. Этот человек обвинил ее в том, что она пытается его убить. Надо же! За короткое время их супружества она уже дважды спасала ему жизнь, а он считает ее убийцей! Она ему покажет! Схватив лук и стрелы, Эмма поспешила на внутренний двор замка.

Теперь она стояла перед ним и удовлетворенно улыбалась, наслаждаясь его бледным видом.

— Я решила показать тебе, что если бы хотела с тобой разделаться, то ты уже был бы мертв. Мне не нужно никаких ухищрений, чтобы тебя убить. Я спокойно могла предоставить это разбойникам… или наемникам, на худой конец.

— Лорд Дарион! — догадываясь, ахнул Блейк. Эмма пропустила его слова мимо ушей.

Эмори судорожно сглотнул и оглянулся на стрелы, торчавшие в стене сарая у него за спиной. Не было никаких сомнений в том, что их оперение точно такое же, как в стрелах, извлеченных из тел разбойников. Те же характерные красные перья. Он теперь не сомневался, что их выпустила ее рука. Однако гораздо больше его заинтересовало ее упоминание о наемниках. Получалось, что она не случайно влетела на поляну и уравняла шансы, затоптав одного из его противников и сбив с ног второго. Перебирая в уме события той схватки, он осознал, что только предвзятое отношение к Эмме заставило его поверить в обратное.

Упорное молчание Эмори стало выводить из себя Эмму:

— Несомненно, теперь ты отвернешься от меня, как это сделал Фальк, узнав о моих «недостойных дамы» способностях. Впрочем, как я понимаю, мне особенно нечего терять. Ведь ты, муж мой, вчера сообщил, что собираешься отказать мне в супружеских правах.

С этими словами она повернулась и пошла обратно через двор к замку.

— Так что ты там наговорил своей жене? — сухо поинтересовался Блейк.

Растерянный взор Эмори обратился к другу, и он наконец закрыл рот.

— Да, — вздохнул Маленький Джордж, — похоже, модный наряд так и не умиротворил твою леди…

Вернувшись в большой зал, Эмма все еще была в ярости. Она собиралась снова запереться в своей комнате, так как не сомневалась, что, оправившись от потрясения, Эмори захочет сказать ей все, что он думает о ее выходке. Однако когда она направилась к лестнице, ведущей наверх, ее остановил Сиберт — с просьбой дать ему ключи от кладовки с пряностями. Едва она успела передать их ему, как дорогу ей заступила Мод:

— Вы с утра ничего не ели, миледи, а повар испек сладкие пирожки — специально для вас.

Надеюсь, лакомство поможет исправить ваше настроение.

Служанка проговорила все это со смущенным видом, и Эмма поняла, что она пытается загладить свое поведение за утренней трапезой, когда были обнаружены отравленные собаки. И повар тоже. Он ненавидел печь сладкие пирожки. Однако прежде чем она успела принять мирное приношение, двери большого зала с грохотом распахнулись. Она неохотно оглянулась.

— Приведите-ка мне сюда портного и его швей!

Эмма поморщилась от яростного крика мужа. Маленький Джордж поспешил выполнить его приказ, а Эмори направился к жене.

Проклиная себя за то, что не успела вовремя покинуть зал, Эмма приготовилась выслушать гневную тираду, но вдруг обратила внимание на странную походку мужа: Эмори то и дело спотыкался. Эмма в удивлении не могла отвести глаз от странных башмаков у него на ногах.

— Жена!..

Подняв глаза, Эмма увидела, что у него на голове снова высится безобразная шляпа, которую она только что сбила стрелой. Теперь эта дурацкая штуковина с погнутым пером и дырой в тулье выглядела еще более нелепо. Взор Эммы упал на разъяренное лицо под этим диким сооружением, и, несмотря на кипевшую в ней злость, она не выдержала и рассмеялась.

При этих звуках Эмори побагровел и надулся. И стал выглядеть еще глупее. Как рассерженный придворный шут. Стремясь подавить новую волну смеха, которая грозила последовать за первой, Эмма закусила губу и опустила глаза. Но тут, как назло, взгляд ее упал на цепочки, которые притягивали к коленям носки его башмаков… Битва со смехом была проиграна, и Эмма безудержно расхохоталась.

Эмори почувствовал, как сердце его мучительно сжалось. Черт побери, он напялил все это на себя, чтобы угодить ей!

— Ты находишь мою одежду забавной, жена? Холодная ярость, звучащая в его голосе, напомнила ей о собственном гневе, и Эмма сжала губы.

— Нет, муж мой. Она великолепна… если вы стремитесь занять место королевского шута.

Эмори напряженно выпрямился:

— Это последняя придворная мода. Эмма подняла брови.

— Без сомнения, она очень забавляет короля Ричарда. Неудивительно, что скоморохи теперь никому не нужны: и без них есть над чем посмеяться.

После этих слов Эмори, казалось, готов был вспылить, но Блейк торопливо схватил его за руку и, отведя на несколько шагов в сторону, прошипел:

— Проси у нее прощения!

— Просить прощения?! — возмутился Эмори. — Она только что обозвала меня придворным шутом.

— Нет. Она просто сердита. И по праву. Подумай, Эмори, как бы ты чувствовал себя сейчас, если б она обвинила тебя в попытке убить ее.

— Да, правда, — неловко ступая, он повернулся было к жене, но помедлил и снял шляпу. Буркнув что-то невнятное, он сунул ее в руки Блейку и вновь обернулся к Эмме. Но она уже сидела за столом, уставленным разнообразными лакомствами, и очень изящно пробовала их, запивая медом. Вздохнув, он направился к столу и, осторожно усевшись рядом, притих, собираясь с мыслями, прежде чем обратиться к ней.

— Жена, — наконец выговорил он, — я сожалею, что обвинил тебя в попытке меня убить.

Эмма обратила к нему холодный взгляд и надменно выгнула бровь, но тут в поле ее зрения попали его чрезмерно длинные рукава. Многие придворные носили такие, но они уже успели, приспособиться к новой моде, и концы рукавов не опускались при каждом движении в их кружки, мешая пить.

Эмори нахмурился, видя, что губы жены стали вздрагивать, рождая в нем сильное подозрение, что она вот-вот снова расхохочется. Следуя за ее взглядом, он посмотрел на свои рукава и с проклятием вскочил, хватаясь за их намокшие концы.

По счастью, рядом оказался Блейк и помог выжать мокрые рукава.

— Она считает меня настоящим шутом! — отводя друга в сторону, в отчаянии проговорил Эмори.

— Не может этого быть, — стараясь успокоить его, солгал Блейк.

— Нет, может! Она потешается надо мной.

— Постой. — Блейк стал пристально рассматривать злополучные рукава. — Этот твой дублет еще не закончен: рукава не подшиты.

Эмори тяжело вздохнул:

— Да, я попросил де Ласси дать мне его недошитым. Я хотел произвести впечатление на жену, — с горечью признался он. — Он завершит его позже.

— Хм-м… — Блейк задумчиво посмотрел на друга. — Возможно, она подобреет, если ты объяснишь ей, почему заподозрил ее.

— Ну и какую же я приведу причину? Блейк недоуменно посмотрел на друга:

— Как какую? А многочисленные отвары, которые она тебе подливает?..

— Ах да. — Круто повернувшись, он направился к столу и сел на скамью рядом с женой, на этот раз старательно оберегая рукава от кружек. — Я решил, будто ты надумала отравить меня из-за того, что ты вечно подливаешь мне в эль всякие снадобья.

Эмма сразу стала серьезной.

— Эти снадобья нужны для твоего здоровья.

— Да, конечно, — согласился он, — и я уверен, что псы были очень здоровыми… пока не сдохли. — Эмори опустил глаза и неловко заерзал на скамейке. Вдруг он оживился от пришедшей ему в голову мысли: — И они действительно спасли мне жизнь, жена! Подумай, если бы ты не подливала тайком мне все эти отвары после ранения, я не выливал бы эль собакам и мог бы вчера умереть от яда.

Эмма открыла рот для гневной отповеди, но тут до нее дошел смысл сказанного им:

— Как долго ты выливал свой эль в собачью миску?

— С первого дня, как встал с постели, — чуть поколебавшись, виновато признался Эмори, готовясь к взрыву ярости.

Однако вместо этого Эмма растерянно пролепетала:

— Так, значит, это не из-за дамианы ты делил со мной постель?

Эмори нахмурился:

— Что это еще за дамиана?

В этот момент на лестнице поднялся шум, и Эмори нетерпеливо вздохнул, увидев, что Маленький Джордж ведет к ним де Ласси и его работниц.

— Закончим этот разговор позднее, — объявил он, поднимаясь из-за стола навстречу портному и его швеям.

Уловив прозвучавшую в голосе Эмори холодность, Эмма с любопытством посмотрела на него и тоже медленно встала.

— Что происходит, милорд?

Эмори удивленно поглядел на жену: она больше не казалась сердитой, скорее озабоченной.

— Маленький Джордж спросил у повара, — с готовностью начал объяснять он, — кто вчера заходил на кухню, и узнал, что перед ужином там видели двух работниц де Ласси.

Эмма кивнула:

— Да, Гиту и Сильвию. Гита зашла попить и разговаривала со мной, пока я готовила отвар, а Сильвия появилась на кухне, когда я оттуда уходила. — Она заглянула ему в лицо. — Ты ведь не подозреваешь их?

Эмори поморщился.

— Я всего лишь хочу задать им несколько вопросов, жена. Пока это единственная ниточка, за которую можно ухватиться. — Окинув взглядом швей, он нахмурился: — Здесь только пятеро. Кто отсутствует?

— Сильвия, — неохотно сказала Эмма.

Сильвия была самой юной из девушек, помогавших де Ласси. Ей еще не было шестнадцати, и Эмме казалось нелепым одно предположение, что эта девушка способна кого-то отравить.

Маленький Джордж подвел работниц к Эмори и отступил в сторону. Тот сурово оглядел их, всматриваясь в лицо каждой. Женщины казались смущенными и встревоженными, но не более того. Де Ласси старался держаться в стороне.

— Где та, которую зовут Сильвия?

В наступившей тишине женщины переглянулись, не зная, что ответить. Наконец вперед выступил де Ласси:

— Я посылал ее на кухню за вином. Проговорив это, он тут же вновь спрятался за спины женщин.

Эмори бросил взгляд на Маленького Джорджа, но тот уже направлялся на кухню. Минутой позже он вернулся и сообщил, что Сильвия действительно заходила туда, но затем вернулась наверх. Кивка Эмори было достаточно, чтобы его первый помощник бегом поднялся по лестнице в поисках пропавшей девушки.

— Могу я узнать, что происходит, милорд?

К удивлению Эммы, портной нашел в себе достаточно храбрости, чтобы задать этот вопрос. Эмори лишь раздраженно сверкнул на него глазами и в ожидании возвращения Маленького Джорджа продолжал внимательно изучать лица стоявших перед ним. Он ожидал, что кто-то смутится. Все эти женщины были в замке чужими, и поэтому любая из них могла оказаться причастной к случившемуся.

Наконец на лестнице появился Маленький Джордж. Пока он торопливо спускался, напряжение в большом зале достигло пика. Однако приход Маленького Джорджа не внес ясности. Наоборот, напряжение перешло в тревогу, когда он что-то прошептал на ухо Эмори, после чего тот взял Эмму за руку и повел к лестнице.

— В чем дело, муж мой?

— Маленький Джордж нашел девушку. — Эмори остановился на верхней ступеньке и, повернув к ней мрачное лицо, объяснил: — Она мертва. Похоже на яд. А я хочу, чтобы ты осмотрела труп. Не та ли это отрава, которая убила собак.

Эмма, белая как полотно, кивнула.

Эмори сжал ее руку и повел по коридору к комнатке, служившей де Ласси кладовой. Она была завалена небрежно брошенными отрезами тканей. Оставалось свободным лишь небольшое пространство для кровати и двух накрытых одеялами соломенных тюфяков. На кровати лежала девушка в простом домотканом платье, навзничь, поперек изножья; в руке у нее был зажат маленький флакончик. Ноги ее свешивались, словно она присела отдохнуть, да так и не поднялась. В этом своем последнем сне Сильвия казалась еще моложе, чем в жизни.

При виде этой картины глубокая грусть охватила Эмму. Она медленно приблизилась к постели и, осторожно усевшись рядом с неподвижной фигуркой, склонилась над ней, вглядываясь в глаза и губы. Затем Эмма приподняла руку, державшую флакончик, всмотрелась в ногти, потом вынула из холодных пальцев Сильвии темный пузырек и слегка понюхала.

— То же самое? — Да.

Эмори нахмурился еще больше и грозно приказал:

— Приведите мне сюда де Ласси и его работниц! Эмма продолжала смотреть на мертвую девушку, размышляя о том, что могло заставить ее расстаться с жизнью. В дверях послышались шорох юбок и сдавленные возгласы — это прибыли швеи во главе с де Ласси. Эмма выпрямилась, поднялась с постели и, подойдя к мужу, встала рядом с ним.

— Что это такое? — растерянно пролепетал де Ласси при виде тела своей работницы.

— Она мертва, — мрачно объявил Эмори и, прежде чем он смог опомниться, спросил: — Как долго она у вас работала?

— Я нанял ее как раз перед приездом сюда! — Портной был явно потрясен случившимся: его лжефранцузский акцент совсем исчез.

— Как это произошло? Де Ласси пожал плечами:

— Одна из моих помощниц не явилась в день отъезда. Сильвия пришла наниматься в ту минуту, когда мы уже собрались уезжать. Она сказала, что хорошо умеет шить… Прямо подарок судьбы!

Эмори поморщился при этих словах портного: «подарок судьбы» де Ласси чуть было не отправил его, Эмори, на тот свет!

— Где ее вещи?

Портной растерянно оглянулся по сторонам, затем посмотрел вопросительно на своих работниц, и одна из них, торопливо подойдя к соломенному тюфяку, вытащила из-под него небольшую дорожную суму.

— Вот ее вещи, милорд.

Эмори вытряхнул из сумы на постель все содержимое, и они с Эммой грустно уставились на жалкий скарб: деревянный гребешок с недостающими зубьями, скромное коричневое платье, кое-где дырявое, маленький кошелек и пузырек, точь-в-точь такой же, какой был зажат в руке мертвой Сильвии. Эмори откупорил его, нюхнул и передал Эмме. Пузырек был пуст, но от него все еще исходил слабый запах, который ранее привлек ее внимание. Тяжело вздохнув, она горестно покачала головой.

— Неужели и тут был яд?

— Да, — неохотно подтвердила Эмма, — такой же, как и в первом флакончике. Но я не могу в это поверить. Зачем ей… — Голос ее прервался, потому что в этот момент Эмори раскрыл кошелек Сильвии, и из него высыпалось несколько монет.

— Вот тебе и объяснение… — сказал он.

— Вроде бы так, — вынуждена была согласиться Эмма, но в душе она продолжала сомневаться. Жалкие гроши! Впрочем, она понимала, что эта сумма могла показаться девушке целым состоянием. Однако Эмма никак не могла поверить в виновность Сильвии. Слишком много вопросов оставалось без ответа. — Почему она покончила с собой? Почему именно отравилась?

Пожав плечами, Эмори ссыпал монеты обратно в кошелек.

— Из чувства вины. Из страха быть пойманной. Кто может теперь сказать?..

Взгляд его упал на де Ласси, по-прежнему прятавшегося за спинами швей. Вид у него был встревоженный. Заметив, что Эмори пристально смотрит на него, портной в страхе попятился.

— Я ничего не знаю! — залепетал он. — Моей вины здесь нет. Я бы никогда не взял ее с собой, если бы мог предположить подобное.

Эмма презрительно поморщилась, видя такое малодушие.

— Вы привезли сюда в замок эту девчонку, — с угрозой в голосе проговорил Эмори. — Мне следовало бы привлечь вас к ответу!..

— Нет! — взмолился дрожащий от ужаса портной. — Я же не знал!

— Вам следует лучше проверять своих людей.

— Да, конечно, но… я возмещу вам ущерб, милорд.

— Каким образом вам это удастся?

— Я сделаю вам большую скидку за шитье, — в отчаянии продолжал де Ласси.

Эмори лишь молча поднял брови.

— Я возьму с вас половину платы, которую собирался спросить. Половину! И не попрошу денег за приезд сюда.

Подумав, Эмори кивнул. Де Ласси облегченно вздохнул, но тут же вновь напрягся, когда Эмори добавил:

— Но вы больше не станете делать такие… чудовищные сооружения! — Он отцепил от колен цепочки и, скинув с ног диковинные башмаки, с отвращением швырнул их портному. — И укоротите рукава на этом дублете! — Эмори стащил с себя дублет, который последовал вслед за башмаками. — И никаких нелепых перьев на моих шляпах!

— Да, милорд, разумеется!.. — Портной просто захлебывался от радости.

— А если я увижу что-либо подобное на моей жене… — Эмори не договорил, предоставив воображению портного дорисовать страшную картину наказания.

— Да, милорд. Благодарю вас, милорд!.. — Не переставая кланяться, де Ласси, пятясь, вышел из комнаты, делая знаки своим работницам следовать за ним.

Эмори проводил их сумрачным взглядом, бормоча себе под нос самые нелестные слова в адрес вдруг потерявшего самоуверенность портного. Затем он осмотрел себя и покачал головой:

— Мне придется переодеться. — И схватив жену за руку, повел ее к двери. — Позаботься о девушке, Маленький Джордж, — приказал он в дверях и добавил: — Пожалуйста, похорони ее по всем правилам.

Эмма молча следовала за мужем. Хотя гибель Сильвии произвела на нее тягостное впечатление, сейчас ее мысли перешли на другой предмет. Для нее было неожиданным открытием, что Эмори практически с момента женитьбы не пил ее возбуждающих страсть отваров. Если это правда, тогда…

— Что такое дамиана? — Эмма вздрогнула, услышав этот вопрос, и пристально посмотрела на мужа: он будто читал ее мысли. — Жена? — нетерпеливо повторил он.

Эмма помедлила, глядя, как он достает свой старый зеленый дублет из сундука у изножья кровати и натягивает его на себя. Вздохнув, она опустилась на постель.

— Ты сказал, что регулярно выливал мой отвар собакам? — спросила она.

— Угу, — он высунул голову из выреза старого поношенного дублета и, взглянув на ее несчастное лицо, вздохнул: — Мне очень жаль, жена. Но твои отвары горчат. К тому же мне они уже не были нужны. Я был абсолютно здоров.

— Да. Получается, что не были нужны, — нерешительно произнесла Эмма, вспоминая их бурные любовные игры. Они доставляли им обоим столько удовольствия! До прошлой ночи.

Задумчиво глядя на нее, Эмори уселся на постель рядом.

— Расскажи мне, в чем дело.

Эмма немного помолчала, раздумывая, не слишком ли он рассердится, узнав о том, как она хотела его одурманить. И решила не торопиться с ответом, а подождать удобного момента.

— Почему вы не пришли вчера ко мне в постель, милорд?

Эмори сморщился и отвел глаза:

— По глупости.

— Нет, объясните мне.

Пожав плечами, он уставился в окно.

— У меня в голове полный сумбур. По правде говоря, я и сейчас еще не разобрался в своих мыслях.

— Ты рассердился на меня, когда я сказала, что хочу… ради наследника… — Она слегка покраснела, вспоминая свое бесстыдное поведение накануне.

Эмори криво усмехнулся и кивнул.

— По правде говоря, я вела себя так… настойчиво не только ради наследника. Я не знаю, как лучше выразиться, но после того кровавого боя в лесу мне захотелось прижаться к тебе и любить тебя со всей нежностью и страстью. Близость с тобой дает мне обостренное чувство жизни.

— Правда? — Он как-то растерялся от ее слов.

— Правда. И даже больше… — смущенно призналась Эмма и торопливо добавила: — Дамиана считается травой, которая усиливает мужскую страсть.

Эмори растерянно заморгал. Он собрался было уточнить, что означает ее «И даже больше», но это признание совсем сбило его с толка:

— Усиливает страсть?..

— Да. Я думала, что это единственный способ заманить тебя в свою постель.

Эмори широко открыл глаза и удивленно покачал головой. Разве он не выказывал всем своим поведением глубину страсти и силу влечения к ней? Господи Боже! Да он готов был наброситься на нее в любую минуту, как пес, учуявший суку. Вот и давеча в лесу… Тут внезапно его осенило, что она считала его ласки результатом действия своих отваров, и немедленно потянулся к шнуровке ее платья.

— Милорд? Что вы делаете? — Эмма схватила его за руки, пытаясь их сдержать.

— Доказываю тебе свою страсть, жена. Я не пил дамианы ни сегодня, ни в другие дни. Бог свидетель, если б я выпил твоего отвара, то наверняка продержал бы тебя в постели всю прошлую неделю, — усмехнулся он, наконец-то расправившись со шнуровкой платья и торопливо обнажая ее плечи.

— Но… а как насчет моей сноровки в стрельбе из лука?

Эмори на секунду остановился.

— Ах да! — Подхватив Эмму под руки, он поднял ее повыше. Платье соскользнуло на пол. Эмори снова уселся на постель, уложил Эмму к себе на колени и, отвесив ей звонкий шлепок по ягодицам, приказал шутливым голосом: — Чтоб не смела больше пускать в меня стрелы! С твоей стороны это был непростительный грех. Я твой муж и повелитель!

Провозгласив это, он вновь подхватил ее на руки и бережно переложил на постель.

— И это все? — растерянно поинтересовалась Эмма, когда он последовал за ней и накрыл ее своим телом.

Эмори приостановился и вопросительно выгнул бровь:

— Тебе мало? Эмма заморгала.

— Нет, но… Я очень хорошо стреляю из лука, — настойчиво подчеркнула она.

— Верно, жена. Я это заметил. — Тем временем он успел освободить ее от туники. При виде вынырнувших из-под материи обнаженных прекрасных грудей глаза его засверкали.

— Тебе это не важно? — Эмма недоверчиво всматривалась в его лицо.

— Не важно? — Он помедлил и усмехнулся: — Нет, жена. По правде говоря, я очень рад этому твоему умению. Как, впрочем, и мое мужское достоинство. Если бы ты чуть промахнулась, ему б не помогли никакие твои травы.

— Но… — начала было Эмма и замолкла, потому что он наконец добрался до сокровища, к которому так стремился, и нежно взял в ладони ее пышные груди.

— К тому же, — бормотал Эмори, целуя то одну грудь, то другую, — без этой твоей сноровки разбойники точно одолели бы меня. Это очень ценное умение, жена. А теперь помоги мне освободиться от моей одежды, а то я тебе подолью в эль дамианы.

Глава 12

— Скоро будет привал, — ободряюще заметил Блейк, подъезжая к Эмме, которая устало сутулилась в седле своей лошади.

С облегчением вздохнув, она благодарно улыбнулась светловолосому рыцарю. Они направлялись ко двору. Прошло две недели после истории с отравлением. Многое изменилось с тех пор. Эмори, так же как и она, пришел к заключению, что за неудачными, но настойчивыми покушениями на его жизнь стоит Бертран. Следовательно, надо было ожидать новой попытки.

Эмори предпринял все возможные меры предосторожности. Теперь никто из них не выезжал за стены замка без многочисленной охраны. Особые стражники следовали за ними всюду. Их кружки погружали в кипящую воду перед каждым употреблением.

Длинная вуаль, прикрепленная к макушке конической шляпы Эммы, соскользнула ей на лицо. Эмма нетерпеливо отбросила ее рукой. Де Ласси закончил их гардероб за два дня до отъезда. Теперь в нем не было ни башмаков с бесконечно длинными носами, ни свисающих до полу рукавов, ни чрезмерно пышных и длинных перьев на шляпах. Вообще портной потрудился на славу, так что им не придется слышать за спиной насмешливый шепот и остроты придворных шутников.

Эмма слегка улыбнулась при мысли об этом, но улыбка недолго задержалась на ее лице. Трудно находить радость в чем бы то ни было после многочасовой езды верхом, тем более что Эмма не привыкла так долго сидеть в седле.

Они тронулись в путь на рассвете и ехали безостановочно, за исключением краткого привала для полуденной трапезы. Солнце клонилось к горизонту, а они все продолжали свой путь. Эмма уже подумала, что Эмори решил ехать всю ночь, но тут Блейк ее подбодрил.

— Это сказал мой муж? — уточнила она и загрустила, когда Блейк поморщился и покачал головой.

— Нет, но… — Он замолчал, так как Эмори внезапно выкрикнул приказ, который она так ждала, и затем с улыбкой произнес: — Вот видите?

Эмма не могла не улыбнуться Блейку в ответ и придержала свою кобылу. Но улыбка ее тут же исчезла, сменившись удивленным восклицанием, потому что сильные руки неожиданно подхватили Эмму за талию, вынули из седла, и через секунду она оказалась в объятиях мужа.

. Обхватив его плечи, Эмма оглянулась на Блейка, который добродушно смеялся, наблюдая за тем, как Эмори понес ее в лес. Впрочем, надо было отдать должное Эмори: он не забыл о необходимости охраны. Маленький Джордж и еще один воин на почтительном расстоянии последовали за ними.

— Куда мы направляемся? — спросила Эмма, когда лесная чаща сомкнулась вокруг них.

Эмори не ответил. Однако вскоре ее муж остановился и с удовлетворенной улыбкой огляделся вокруг:

— Вот здесь!

Эмма молча обвела глазами открывшуюся перед ними поляну. Она выходила на берег реки. Это была скорее небольшая долина, заросшая душистыми травами и кустами, на которых начинали распускаться бутоны. Прелестное местечко, полное неповторимого очарования даже в сгущавшихся сумерках.

— Красиво здесь! Правда?

— Да, — прошептала она, боясь громким голосом потревожить мирный покой этого райского уголка.

— Поэтому мне хотелось заночевать именно здесь и разделить эту красоту с тобой.

Эмма прикрыла глаза, наслаждаясь нежностью его чувств, отразившихся в этом желании. Вот и объяснилось его кажущееся безразличие к тяготам пути, настойчивое стремление продолжать езду дотемна. Она от всего сердца простила его. И тут же вновь растерялась, потому что он опустил ее на землю и стал снимать с нее платье.

— Муж мой, что ты…

— Мы здесь искупаемся и смоем с себя дорожную пыль. Для этого тебе надо раздеться.

— Да, но как же Маленький Джордж и остальные…

— Я приказал им отстать на сотню футов. Они достаточно близко, чтобы прибежать в случае тревоги, но нас они не видят. Не волнуйся. Как ты снимаешь эту проклятую…

— Вот так, милорд. — Эмма досадливо оттолкнула его руки и принялась раздеваться сама.

Эмори какое-то время наблюдал за ней, а затем поспешно сбросил с себя одежду и нырнул в воду. И в ту же секунду закричал не своим голосом — вода была ледяная.

Эмма рассмеялась и не торопилась окунаться, весело наблюдая за ним.

— Ты тянешь время, — с упреком заявил Эмори, когда, вынырнув на поверхность, застал ее все еще сидящей на берегу.

— Нет-нет — улыбнулась Эмма и приподняла подол нижней туники.

Эмори застыл как изваяние, не в силах отвести от нее глаз. Проказливые искорки засияли в ее глазах, и Эмма не спеша потянула тунику вверх, постепенно обнажая бедра, живот и, наконец, грудь. Только после этого она резким движением сбросила ее совсем.

Эмори издал низкий горловой стон и рванулся к берегу, но Эмма быстро подняла платье перед собой, как щит.

— Нет, я хочу купаться, муж мой. Я скакала весь день и наверняка пропахла лошадью.

Он заколебался, вновь погрузившись в воду и молча наблюдая за ней. Эмма обольстительно улыбнулась ему и бросилась в воду. Ее кожу обожгло холодом, и Эмма вскрикнула, но продолжала плыть.

— Холодно, жена? — Эмори медленно приближался к ней, пока она осваивалась в родниковой купели.

— Да.

— Согреть тебя? — пробормотал он, беря ее за руку и привлекая к себе.

— Нет. — Эмма отвернулась, стремясь выскользнуть из его объятий, но он крепко держал ее трепещущее тело, притянув спиной к себе, так что ее ягодицы упирались ему в пах. Ласково мурлыча ей в ухо, он передвинул свои ладони с ее плеч на груди, наполнив ладони их сочной тяжестью, и стал бесстыдно играть ими под водой, все теснее прижимая Эмму к себе.

— Хм, да ты и вправду замерзла. Гляди, какие крупные мурашки выросли спереди. — И с этими словами он слегка ущипнул ее отвердевшие соски.

— Муж мой, ты бесстыдник…

— Да, жена, но это, наверное, действуют твои отвары, — поддразнил ее Эмори, в то время как она, вытянув руки, старалась держать его на расстоянии.

С тех пор как она призналась мужу, что пыталась его одурманить, он то и дело подшучивал над ней и ее лечебными чаями. Он не только не рассердился на нее, но нашел всю эту историю бесконечно забавной. К несчастью, усилия оттолкнуть его в воде оказались тщетными. Эмори легко поборол ее сопротивление, и в результате их тела сплелись еще теснее, так что теперь Эмма оказалась прижатой к его вздыбившейся мужской плоти.

Ловко извернувшись в воде, она схватила отвердевшую плоть и, покраснев, с усмешкой заметила, глядя в его ошеломленное лицо:

— Я замерзла? А откуда взялась эта мурашка?

— Кто же из нас бесстыдник, жена? — ласково улыбнулся Эмори и вновь потянулся к ней. Но она, зацепившись ступнями за его колени, резко выгнулась, бросилась на спину и быстро поплыла прочь. Смеясь, он рванулся за ней вдогонку, но Эмма, доплыв до берега, поспешно выбралась на сушу и, схватив лежавшую на песке тунику, повернулась к нему. Он уже почти дотянулся до нее, как вдруг из-за деревьев донесся громкий крик, который тут же резко оборвался.

Эмори напрягся, вскинул голову и, мгновенно одевшись, схватился за меч.

— Одевайся! — отрывисто бросил он Эмме.

Ему не пришлось повторять приказ дважды. Натянув тунику, Эмма торопливо схватила платье. Надеть его было не так-то просто. Но звук ломающихся веток, свидетельствующий о чьем-то приближении, заставил ее ускорить старания. Наконец она кое-как натянула платье и оглянулась.

Эмори слегка пригнулся, пряча меч, когда первый разбойник выбежал из-за деревьев. Видя полуодетого и вроде бы безоружного противника, он рванулся вперед с явным намерением убить его. Однако Эмори, выпрямляясь, выставил перед собой меч, так что разбойник с налета напоролся на него грудью. Едва Эмори удалось извлечь свое смертоносное оружие из тела жертвы, как из леса вырвались около дюжины разбойников и окружили их.

Эмори замер при виде такого превосходства сил, но затем резко выпрямился и взял меч на изготовку. В эту минуту Эмма внезапно кинулась на него. От неожиданности Эмори упал в воду, увлекая за собой жену. Впрочем, она тут же поднялась и двинулась на противников, тесня их от реки:

— Собираетесь убить меня?

При этом вопросе нападающие замерли. Даже Эмори застыл в изумлении, услышав, с какой яростью прошипела она эти слова.

— Так как? Станете убивать? Ведь чтобы добраться до моего мужа, вам придется сначала убить меня, а моя смерть, боюсь, Бертрана не обрадует. Если я умру, он потеряет все! — Произнося эти слова, она сознавала, что лжет. В случае ее смерти Бертран все равно сможет предъявить права на владение Эберхартом. Вот только приданое ее ему придется отдать. Оно должно быть возвращено Рольфу. Однако она сомневалась, чтобы эти болваны понимали такие тонкости. — Предлагаю вам отступить, пока не поздно. В лесу расставлена охрана, и наши люди, несомненно, заметили вас. Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, вас перережут, как псов, которыми вы и являетесь.

Не успела она договорить, как все услышали приближающиеся воинственные крики. Эмма вздохнула от облегчения, а наконец выбравшийся из воды Эмори оттолкнул ее всторону и кинулся в гущу противников, неуверенно замерших перед ними. В ту же минуту на поляну вылетел Блейк с остальным отрядом.

Эмма всегда знала, что муж ее опытный, искусный в битвах воин. Теперь, однако, она имела возможность убедиться, что он страшен в ярости. С каким свирепым удовлетворением расправился он с одним из своих врагов! Она вдруг подумала, что часть его гнева будет неминуемо обращена на нее. Ведь она опять вмешалась в его бой! Заслонив его своим телом, она наверняка ранила его мужскую гордость. Ей еще придется услышать об этом, когда будет покончено с разбойниками.

Вздохнув, Эмма опустилась на поваленное дерево и, чтобы не тратить зря время, стала поправлять надетое в спешке платье. Эмори и его людям потребовалось лишь несколько минут, чтобы покончить с разбойниками. В живых остался только один, и Эмори приказал отвести его в лагерь для допроса, а затем обернулся к жене. Она закончила приводить в порядок одежду и теперь, гордо выпрямившись, сидела на поваленном дереве, настороженно поглядывая на него.

Какое-то время он потратил на то, чтобы взять себя в руки (гнев его был еще достаточно силен), затем встал перед нею.

— Жена!

— Я никогда больше не буду становиться перед тобой! — торопливо выпалила она, вскакивая на ноги. — Ты полностью владел ситуацией, а я только усугубила опасность. Мне очень повезло, что я не была убита, и я никогда — ни-когда! — больше не стану рисковать собой. Клянусь!

Эмори возвел глаза к небу.

— Не обещай того, чего не сможешь исполнить, жена! Я не сомневаюсь, что ты снова и снова будешь собой рисковать. Это у тебя в натуре. Однако, — сурово добавил он, — в следующий раз — я имею в виду самый первый следующий раз, когда ты повторишь подобную глупость, — я перекину тебя через колено, и… — Тут речь его оборвалась, потому что его крошка жена бросилась ему на грудь и крепко обняла.

— Муж мой! Ты самый великодушный и терпеливый муж на свете. Мне очень повезло.

— Да… ну-ну… — смущенно закашлявшись, похлопал ее по спине Эмори. — Постарайся только в будущем не поддаваться своим порывам.

— Да, муж мой. Так и будет, клянусь тебе! — Запрокинув голову, она улыбнулась ему такой милой и светлой улыбкой, что он не выдержал и запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

Эмма совсем расслабилась и, целуя мужа, подумала, что все закончилось не так уж и плохо. У ее мужа характер очень даже неплохой. За такую проделку большинство мужей наградили бы оплеухой своих жен, а возможно, и побили…

Оторвавшись от губ жены, Эмори вздохнул. Он ведь собирался как следует отчитать Эмму, но от одной ее улыбки весь его гнев улетучился, как облачко от сильного ветра. Покачав головой, Эмори отступил на шаг и поднял с земли оставленную им одежду. Быстро натянув тунику и дублет, он окинул взглядом поляну, усеянную телами поверженных врагов.

— Надо будет распорядиться, чтобы Маленький Джордж позаботился о них.

— Эмма задумчиво сдвинула брови.

— Кстати, ты послал кого-нибудь проверить, как там Маленький Джордж и его товарищ? Они не присоединились к битве.

— Проклятие! — с досадой стукнув кулаком по бедру, Эмори широкими шагами направился к месту расположения охраны. Эмма поспешила за ним.

Небо быстро темнело. Вскоре наступит ночь, и обнаружить солдат Эмори будет непросто…

Заметив что-то необычное под кустом близ тропинки, Эмма позвала мужа. Тот пригляделся и обнаружил неподвижно лежавшего человека. Это был Маленький Джордж. Большая шишка красовалась на его голове, объясняя, каким образом он здесь очутился.

Удостоверившись, что его друг дышит, Эмори оставил Эмму около него, а сам продолжил поиски. Второго караульного он нашел в двадцати ярдах от Джорджа… с перерезанным горлом.

Маленький Джордж начал приходить в себя, когда Эмори вернулся, неся на плече тело своего солдата. О том, что тот мертв, Эмма поняла не по неподвижности ноши, а по мрачному выражению лица мужа. Бросив на него сочувственный взгляд, она снова занялась Маленьким Джорджем, голова которого лежала у нее на коленях.

Первыми его словами были слова проклятия. Пронзительная головная боль, вернувшая его в сознание, другого и не заслуживала.

— Черт побери, как больно! — Он с трудом сел, потирая шишку на лбу.

— Да, вид у нее страшноватый, — пробормотала Эмма, медленно поднимаясь с земли. — Это ты крикнул перед тем, как тебя ударили?

— Нет. Не успел. Я услышал сзади какой-то шум, обернулся… — Он пожал плечами. — Больше ничего не помню.

— Значит, это был Эдсел, — угрюмо буркнул подошедший Эмори.

Маленький Джордж обернулся:

— А с ним все в поря… — Но вопрос замер у него на губах. Подняв глаза, он увидел на плечах Эмори тело своего товарища. Помрачнев, он устало сгорбился и отвернулся.

— Пойдем, — проговорил Эмори, протягивая ему руку, чтобы помочь подняться. — Нам надо вернуться в лагерь и попытаться разговорить нашего пленника.

Глаза Маленького Джорджа гневно блеснули.

— Вам удалось кого-то захватить?

— Мы захватили всех… но в живых остался только один.

Поморщившись от прозвучавшего в ответе мужа самодовольства, Эмма, чуть обгоняя их, быстро направилась к месту привала.

На краю поляны Блейк встретил их известием, что пленник умер и что сейчас солдаты хоронят остальных. Эмори помрачнел. Эмма прекрасно понимала, что он рассчитывал на признание пленника. Если бы он назвал имя Бертрана, это была бы уже улика, с которой можно явиться к королю.

Держа на плечах тело погибшего, Эмори зашагал к месту похорон. Эмма подошла к костру, у которого сидела Мод, и опустилась рядом с ней, моля Бога, чтобы остальная часть пути оказалась менее напряженной.

Но Бог не внял ее мольбам.

Следующий день прошел без происшествий. Для ночлега Эмори снова выбрал место на берегу реки. Когда он опять пригласил ее искупаться, Эмма заколебалась. Ей казалось, что не следует испытывать судьбу. Но после двух дней дороги поддаться на его уговоры было несложно. Тем не менее расслабиться по-настоящему она смогла, только когда они благополучно вернулись в лагерь к костру, на котором Мод приготовила обед из пойманного в лесу зайца.

После трапезы никто долго не рассиживался у огня. Ночь была звездная. Красота черного бархата небес, усеянного мерцающими светлячками звезд, завораживала, но усталость от двухдневной непрерывной скачки сказывалась на всех. Сама Эмма была в таком изнеможении, что чуть не заснула у костра.

Заметив, что сон одолевает ее, Эмори легко подхватил жену на руки и понес в палатку, дав знак Мод не следовать за ними (та собралась помочь госпоже раздеться).

— М-м-м… — Эмма устало уткнулась лицом в грудь мужа. — Спасибо, муж мой. Боюсь, я не в силах пошевелиться.

— Я это заметил, жена.

— Правда?

Эмори улыбнулся удивлению, прозвучавшему в ее голосе.

— Да, ты задремала и чуть не упала в огонь. Она моргнула, стараясь не дать глазам закрыться.

— Быть не может.

— Правда-правда!..

Нагнувшись, чтобы войти в палатку, он крепче прижал ее к груди, и Эмма услышала глухой рокот его баса, отозвавшийся в ее теле волнующей дрожью. Не спуская ее с рук, он повернулся к входу и велел ей задернуть его, затем вновь обернулся и шагнул внутрь их тесного временного прибежища.

— Можешь уже спустить меня на землю, муж мой. Я. совсем проснулась.

Не обращая внимания на ее просьбу, Эмори сделал шаг вперед, посадил ее на походную кровать и принялся неторопливо раздевать. Увидев в глазах его знакомый блеск, Эмма лишь улыбнулась и стала, в свою очередь, расстегивать его одежду. Каким бы длинным ни был дневной переход, мужу ее всегда хватало сил для ночных игр. А может быть, купание разогрело его плоть. Как бы то ни было, его ласки быстро оживили и ее. Но утолив жажду Эмори, которая, казалось, все время жгла его изнутри, Эмма ощутила себя вполне бодрой.

Распластавшись на нем и крепко обхватив его обеими руками, она мурлыкала и терлась лицом о мягкие короткие завитки, которыми поросла его грудь. Запутавшись в них пальцами, она медленно потягивала их, наслаждаясь томной негой удовлетворенного желания.

— Муж мой, когда же к Маленькому Джорджу приедет его жена? — Этот вопрос она задавала неоднократно с момента появления Джорджа в замке, недоумевая, почему та медлит. Ей было крайне любопытно увидеть женщину, которую сделал супругой друг ее мужа. Настолько любопытно, что она надеялась убедить Эмори на обратном пути домой от королевского двора заехать за ней. Ей казалось, что это прекрасная идея.

Видя, что он не отвечает, Эмма подняла голову и, заглянув ему в лицо, улыбнулась: Эмори спал. Она поцеловала его в щеку и, укрывшись одеялом, тесно прижалась к нему, собираясь заснуть.

Однако несмотря на усталость, сон долго не шел к ней. Наконец она стала погружаться в забытье, как вдруг что-то вернуло ее из полусонного состояния.

Медленно открыв глаза, она подождала, пока они освоятся с темнотой палатки, одновременно напряженно вслушиваясь в ночные шорохи. Что так встревожило ее? Однако все было тихо. Продолжая всматриваться в темноту, она вдруг поняла, что большое темное пятно, маячившее около постели со стороны Эмори, не просто ночная тень, как ей показалось вначале, а фигура человека, нависшего над ее спящим мужем.

Эмма, не шевелясь, напряглась и в ту же минуту заметила блеск металла во взметнувшейся руке человека. Сообразив, что ее мужу грозит смертельная опасность, она быстро спихнула его с постели, одновременно испустив пронзительный вопль.

Скатившийся с кровати Эмори вскочил и сбил злодея с ног, тут же навалившись на него.

В следующее мгновение палатка наполнилась шумом борьбы катавшихся по земле двух человек.

Эмма во весь голос позвала на помощь.

— Что за дьявольщина здесь происходит?! — Блейк поднял повыше пылающий факел и ошеломленно уставился на полностью обнаженных Эмори и Эмму и совершенно одетого Маленького Джорджа. Они катались по полу, брыкаясь и махая кулаками. Точнее, брыкалась и махала кулаками только миниатюрная леди Эмма, а двое мужчин старались как-то защититься от ее ударов, которые она наносила, не глядя, то сверху, то снизу, а то и одновременно. Возможно, если бы она открыла крепко зажмуренные глаза, то осознала бы происходящее и прекратила атаку, потому что к этому моменту дралась только она. Блейк не мог не улыбнуться ее решимости и поспешил взмахом руки отослать прочь из палатки набежавших солдат. Только после этого он снова крикнул:

— Что здесь происходит?

Леди Эмма сразу замерла и, открыв глаза, увидела, что в палатке светло как днем. Тогда она поспешно кинулась к постели, чтобы прикрыться какой-нибудь простыней. Затем она оглянулась вокруг. К сожалению, Эмма видела все смутно, как в тумане. Она досадливо попыталась протереть глаза и ткнула пальцем в одного из мужчин, медленно поднимавшихся с земли. Она хотела показать на одетого, но глаза ее никак не могли освоиться со светом. Поэтому, не исключая возможности, что тычет в собственного мужа, но веря, что Блейк разберется, кого она имеет в виду, Эмма воскликнула:

— Он пытался нас убить!

Блейк вопрошающе уставился на Эмори и Маленького Джорджа и решил, что она, по всей видимости, пошутила, пока не увидел виноватое лицо боевого товарища.

— Маленький Джордж, неужто?.. — неуверенно пробормотал он.

Эмма нахмурилась. Прищурив слезящиеся глаза, она старалась разглядеть мужчину, с которым только что дралась. Быть не может, ведь это первый помощник ее мужа… его человек?!

— Он не пытался убить меня, — устало объявил Эмори, к явному облегчению Эммы и Блейка. Но облегчение это было недолгим, так как он тут же добавил: — Я не спал. Он минут десять стоял надо мной, но так и не смог заставить себя сделать это.

Блейк увидел, как Эмма потерянно опустилась на постель, и подумал, что с радостью последовал бы ее примеру. В голове его царил полный сумбур.

— Нет, только не Маленький Джордж! Скажи мне, что это не так! — потребовал он, ощущая, как в душе пробуждается гнев.

Избегая смотреть ему в глаза, Маленький Джордж виновато уперся взглядом в пол.

— Но почему? Эмори всегда был так добр к тебе. Он…

— Где твоя жена?

Эмма удивленно повернулась к мужу: он задал вопрос, которым она терзала его совсем недавно. Она еще решила, что он не слышит ее, потому что заснул. Оказалось, что его тоже интересовала причина затянувшейся разлуки новобрачных.

При этих словах Эмори Блейк как-то поник, на лице его затеплилось понимание.

— Она ведь не осталась у родных? Не так ли?

— Нет! — горестно отозвался Маленький Джордж.

— Где она?

— В плену. — В одном слове слились горечь и печаль. — Мы направлялись в замок Эберхарт. Нам оставался какой-то час пути, когда она попросила об остановке: ей стало дурно. Она скрылась за деревьями и не вернулась. Вместо нее появился какой-то незнакомец. Он заявил, что они захватили мою жену и убьют, если я попытаюсь ее освободить. А еще он сказал, что она будет в безопасности, пока я буду делать, что они велят…

— Чего же они хотели? — спросил Эмори.

— Я должен был собирать сведения и сообщать их.

— Кому сообщать?

— Сначала я этого не знал. Потом явился де Ласси со своими работницами.

— Значит, Сильвии? — вздохнул Блейк.

— Нет. Гите.

— Гите? — с ужасом переспросила Эмма. Если Сильвию было невозможно представить предательницей, то Гиту тем более… Она так нравилась Эмме!

— Да, — подтвердил Маленький Джордж. — В тех же целях она использовала Сиберта.

Эмори изумленно поднял брови:

— Что мог знать Сиберт такого, чего не знал ты?

— В последнее время довольно много, как я понимаю, — отвечал Маленький Джордж, в глазах которого блеснул озорной огонек, тут же, впрочем, исчезнувший. Он со вздохом покачал головой и объяснил: — После вашей женитьбы Сиберт, оказывается, занимался усиленным подслушиванием всех разговоров леди Эммы. Он говорил, что это приказ самой леди Эммы, — добавил Джордж, заметив удивление на лице Эммы.

— Мой приказ?!

— Да. Он рассказал Гите, что вы приказали ему подслушивать под дверями, чтобы знать содержание всех разговоров, потому что вы не хотите тратить время, объясняя ему потом, что происходит.

Эмма тихо застонала, вспомнив о своей панике в день свадьбы и дурацких приказаниях, которые она тогда рассыпала направо и налево.

— Ты ему это приказала? — вытаращил на нее глаза Эмори.

Раздраженно отмахнувшись от вопроса, Эмма вновь повернулась к Маленькому Джорджу:

— Значит, это она подсыпала яд в кружку Эмори?

— Да.

— Почему она убила Сильвию?

— Та увидела, как она подливала зелье в кружку лорда. Утром за завтраком Гита подлила ей в эль того же. Не знаю, что случилось после этого, но когда я пришел звать де Ласси и его помощниц, Гита незаметно сунула мне пустой пузырек и велела вложить его в руку мертвой девушки. Видимо, второй она уже успела положить в ее вещи.

— А ты знал, что на нас нападут, когда мы пошли купаться на реку в первый день пути? — спросил Эмори.

— Нет. Не знал до тех пор, пока ко мне не подошли, когда я стоял на посту в лесу, — неохотно признался он.

— Кто подошел к тебе?

— Гита. Эдсел отлучился ненадолго… облегчиться… — При этих словах он смущенно поморщился, взглянув на Эмму. — Я услышал его сдавленный крик и бросился к нему, но тут мне путь заступила Гита. Она сказала, что жена моя жива и с ней пока все в порядке, но так будет, только если я стану по-прежнему исполнять, что мне велят. Я должен буду, если это не удастся ее людям на этот раз, убить милорда, до того как мы прибудем ко двору. Иначе моя жена умрет. Затем она сильно ударила меня по голове.

— Значит, ты решил убить меня сегодня… — задумчиво пробормотал Эмори.

— Я пытался, — угрюмо пробурчал Маленький Джордж. — И не смог. — Великан неловко пожал плечами. — Как сказал Блейк, ты всегда был добр ко мне. Многие годы мы были друзьями. И я не знаю, жива еще моя жена или они уже убили ее. Я просто не мог себя заставить…

— На кого работает Гита? На Бертрана? Если так, мы можем прямо сейчас отправиться спасать твою жену, — настойчиво произнес Блейк, но Джордж только покачал головой.

— Я не знаю. Никогда не знал. Если б знал, давно бы сам отправился за нею, а не выполнял бы их приказы.

В палатке наступило молчание. Когда оно стало нестерпимым. Маленький Джордж нерешительно спросил:

— Что вы будете делать теперь?

Эмори пожал плечами. Его разбудил легкий шорох, когда Маленький Джордж проник в палатку. Он напрягся в ожидании нападения. Когда глаза его освоились с мраком и он разглядел, кто на него покушается, ему стало больно. Еще несколько мгновений прошло, пока он рассмотрел оружие, которое занес над ним его первый помощник. Не веря собственным глазам, Эмори напряженно ждал: неужели тот пойдет до конца? Прошло добрых десять минут, а Маленький Джордж продолжал стоять неподвижно, явно не решаясь ни убить, ни уйти. Эмори уже приготовился заговорить и дать несостоявшемуся убийце понять, что знает о его присутствии, когда, к несчастью, проснулась жена и решительно предвосхитила события. Он мысленно усмехнулся, вспоминая крепкий пинок, которым она отправила его из постели навстречу возможному нападающему.

— Я ничего не стану делать, Маленький Джордж, — вздохнул Эмори. — Уверен, что окажись я в таком же положении, также готов был бы ради Эммы всадить кинжал в кого угодно.

С этими словами он выглянул из палатки. Первые лучи восходящего солнца уже перечеркнули розовыми полосами черноту неба.

— Скоро рассветет. Сегодня мы прибудем ко двору.

— И мои враги, кто бы они ни были, узнают, что я не выполнил их приказа! — горестно произнес Джордж. Его лицо болезненно исказилось.

— Не узнают, если Эмори умрет.

Все трое с ужасом оглянулись на Эмму. Она подняла глаза к небу, удивляясь их тупости.

— Не на самом деле, успокойтесь! Мы притворимся, что он умер. Никто, кроме нас троих, не знает, что случилось в этой палатке. Кто докажет, что Маленький Джордж не достиг своей цели?

— Ну-у… — Блейк переступил с ноги на ногу. — Нас больше, чем трое, — криво усмехнулся он и, когда Эмма вопросительно подняла брови, признался: — Половина лагеря сбежалась на ваши крики. Я отослал их прочь, когда увидел, что вы без… — Он махнул рукой, указывая на простыню, в которую она куталась, и Эмма вспыхнула алым румянцем.

Что же, значит, весь лагерь наблюдал, как она, голая, возилась на земле с мужем и Маленьким Джорджем? Господи, как же неловко! Но времени размышлять об этом не было.

— Могли они рассмотреть, ранен Эмори или нет? Блейк минуту подумал, затем медленно покачал головой:

— Нет, не думаю, что могли.

— Что ж, тогда решено. Муж мой, ты мертв! — Эмма улыбнулась собственному хитроумию. — Это позволит сохранить жизнь жене Джорджа, пока ты ее не спасешь.

Эмори удивленно посмотрел на жену:

— Так я должен буду ее спасать?

— Ну конечно! Раз ты мертв, у тебя развязаны руки. Мы тебя переоденем. В чужом обличье ты проникнешь в замок Бертрана, все там разведаешь, выяснишь, где ее держат, и… Почему ты качаешь головой?

— Ты наслушалась баллад, жена, и рыцарских романов, — мрачно объявил он, обменявшись взглядами с Блейком и Маленьким Джорджем. — Не думаю, что некоторым отцам стоило поощрять в этом своих дочерей. Это лишает их способности мыслить разумно.

Услышав такое заявление, Эмма прищурилась и отрезала:

— Это очень разумный план!

— Возможно, если бы мы были персонажами одного из рассказов Чосера…

— Муж мой!

Эмори тяжело вздохнул:

— Ты, жена, забываешь одну вещь. Если меня будут считать покойником, ты останешься беззащитной. Бертран насильно женится на тебе.

Эмма нахмурилась, но лицо ее почти сразу просветлело:

— Я объявлю, что беременна, и тогда буду в безопасности.

Эмори отрицательно покачал головой. Известие о наследнике не только не обезопасило бы ее, но напротив, подвергло смертельной угрозе. Он не сомневался, что для Бертрана ребенок Эмори станет всего лишь помехой, от которой он поспешит избавиться. Однако Эмори не хотел пугать этим Эмму и стал обдумывать собственный план.

— Нет, — наконец объявил он. — Я буду не мертвым, а умирающим.

Глава 13

— Господи, миледи! Как же это несправедливо!

Эмма успокаивающе погладила служанку по плечу.

— Да, от судьбы не уйдешь! — сказала она с пафосом и громко вздохнула.

Эмори слегка поморщился: настолько фальшиво это прозвучало. Жена его совершенно не умела притворяться. Его невольная гримаса не ускользнула от внимания Мод. Служанка, ахнув, воскликнула:

— Миледи, посмотрите! Он, кажется, приходит в себя!..

Эмори спохватился и вновь придал своему лицу выражение бесчувственной маски. Он должен был изображать полную потерю сознания после тяжелого ранения кинжалом. Он якобы находится на пороге смерти, но жизнь в нем еще теплится. История должна была звучать так: Эмма проснулась, когда Эмори ударили кинжалом, и кинулась на врага. Началась борьба, а когда прибежал с факелом Блейк, в палатке обнаружили Маленького Джорджа.

Помощник Эмори должен был утверждать, что прибежал раньше Блейка, но впотьмах ничего не мог разглядеть и просто ввязался в схватку. Однако злодею удалось вырваться и скрыться до прихода остальных. Бертран и леди Аскот поймут, что нападение совершил именно Маленький Джордж, которому и было дано такое поручение. Эта легенда должна была отвести опасность и от Эммы, и от Джорджа, и от его жены. А тем временем Эмори и его люди сообразят, как действовать дальше.

Эмма считала, что ее план лучше, но мужчины с ней не согласились, так что она вынуждена была уступить мнению большинства. Тем не менее тревога ее не проходила, и каждый час приносил новые проблемы. Даже всерьез раненный, ее муж плохо переносил вынужденную неподвижность, а мнимая болезнь тем более ставила перед ним невыносимые трудности. Особенно тяжело было во время полуденной трапезы, когда Эмма вынуждена была предложить «умирающему» Эмори лишь одно яблоко. Не могла же она принести ему полный обед?! Но попытайтесь объяснить это голодному мужчине, у которого с утра не было ни крошки во рту, за исключением кусочка хлеба, тайком принесенного к его «смертному одру».

Дальше стало еще хуже, потому что начал моросить дождь. В попытке защитить «умирающего», лежащего на открытой телеге, Эмма взяла одеяло и держала его над ним до конца поездки. Чувствуя невыносимую боль в спине от неудобной позы, в которой пришлось пребывать довольно долгое время, она пожалела о своем порыве.

Наконец они прибыли в Лестершир, где временно находился двор короля Ричарда. Эмори перенесли в комнату, специально отведенную для него и Эммы. Однако здесь его жалобы, которыми он докучал Эмме всю дорогу, не заглушали стук колес и скрипение телеги, да и Мод теперь находилась рядом с ними, так что Эмори вынужден был лежать молча. Но именно это и было самым трудным для него. Эмма видела, что терпение мужа подходит к концу, и уже готова была отослать Мод, когда раздался стук в дверь. Служанка поспешила отворить и, ахнув, отступила в сторону, так как на пороге возник король, сопровождаемый Блейком.

Решительным шагом приблизившись к постели, король склонился над своим поверженным воином. Плечи его поникли.

— Значит, это правда!.. — угрюмо прошептал он.

Эмори испустил тихий стон. Эмма поджала губы, бросив на него суровый взгляд. Бога ради! Он же считается умирающим! Если он станет стонать, все подумают, что дело идет на поправку. Проклятие! Эмори ведь сам придумал этот план, так пусть его и придерживается!

Ричард с недоумением заметил яростный взгляд, брошенный Эммой на мужа, и, чуть нахмурившись, сухо заметил:

— По-моему, мадам, он пытается что-то сказать?

— Нет, — торопливо пробормотала Эмма, стараясь придать лицу горестное выражение. — Нет, ваше величество. Он уже не в силах говорить. Смерть подошла к нему слишком близко. Она требует молчания от своих спутников. Уверена, он еще некоторое время промучится, но это лишь вопрос времени… Ох! — воскликнула Эмма, едва не подпрыгнув: Эмори больно ущипнул ее, незаметно высунув руку из-под одеяла. Хорошо еще, что этого никто не заметил.

— Что-то не так? — осведомился король, подозрительно переводя взгляд с Эммы на ее «умирающего» мужа.

— Нет, ваше величество. Я просто… это все мои новые туфли, — солгала она. — Они так сильно жмут…

В этот момент ее взгляд упал на Блейка, который делал ей знаки, кивая на Мод, и она растерянно смолкла. До нее наконец дошло, что он хочет удалить Мод из комнаты.

Однако в эту минуту дверь с грохотом распахнулась, и к ним ворвался Маленький Джордж. Королевская стража следовала за ним по пятам.

— Она мертва!.. — горестно прокричал он. — Все было зря! Она мертва… — Последние слова прозвучали с безутешным отчаянием. Он остановился, и стражники сразу настигли его и попытались вытащить в коридор.

— Это человек Эмори, — поспешно объяснил королю Блейк. Тот кивнул и обернулся к боровшимся у порога. По правде говоря, боролись только стражники. Маленький Джордж поник головой и стоял не сопротивляясь, неподвижно как скала.

— Оставьте его! Оставьте нас! — Как только дверь за стражниками закрылась, король Ричард обвел суровым взором находившихся в комнате. Вокруг него бушевало море тайн и секретов, и, кажется, только он один не понимал, что происходит.

— Что все это значит? — грозно вопросил король.

Наступила тишина. Но лишь на мгновение. Затем Эмори тяжело вздохнул и сел на постели.

— Это была моя идея, ваше величество, — повинился он, вставая с кровати.

— О святой Христофор! Чудо! Случилось чудо! — вскричала Мод, падая на колени и молитвенно поднимая руки к небу.

Эмма поспешила к ней.

— Да-да, Мод, это прекрасно! — В голосе ее звучала досада. Она взяла служанку за руку и попыталась поднять ее, но та заливалась счастливыми слезами, ничего кругом не замечая. — Несомненно, его светлость захочет после болезни подкрепиться. Пойди умойся и принеси ему поесть.

— Да, миледи. Ему это пойдет на пользу.

— Разумеется, — подтвердила Эмма, плотно прикрывая за ней дверь.

Эмори обернулся к застывшему в углу Маленькому Джорджу. На лице его друга отражалась отчаянная мука.

— Расскажи, что ты знаешь.

Король Ричард открыл было рот, чтобы отменить этот приказ и потребовать объяснений, но затем решил повременить. Джордж заговорил глухим монотонным голосом:

— Я помогал Уэсли ставить лошадей в конюшню. Он завел разговор с одним из конюхов лорда Вулси. Тот посочувствовал вашему ранению и сказал, что у них на пути сюда тоже случилось несколько неприятностей.

— Да, — кивнул король Ричард. — Вулси рассказывал мне об этом. Он приехал сюда в начале месяца. Захромал его любимый конь, которого пришлось прикончить. Один из его людей серьезно заболел, а когда они остановились на привал у реки, обнаружили в ней тело мертвой женщины… — Король замолчал, видя, как при этих словах лицо великана исказила гримаса боли. — Но они не знали, кто была эта женщина.

— Я тоже не знал, пока Вулси не показал мне вот это. — Маленький Джордж разжал руку. На его ладони лежало маленькое колечко.

— Твоей жены? — тихо спросил Эмори. Джордж кивнул:

— На нем первые буквы наших имен.

Эмори в два шага оказался рядом с ним и, взяв кольцо, пристально всмотрелся, стремясь прочесть вырезанные на нем знаки. Увидев их, он тяжело вздохнул и, возвращая кольцо Джорджу, крепко сжал его плечо.

— Значит, все это время она была мертва?

— Они нашли тело через два дня после того, как ее схватили…

Решив, что проявил достаточно терпения, король Ричард скрестил на груди руки и обвел всех мрачным взглядом.

— Эмори, что здесь происходит? Объяснись. Ты явно не ранен, почему же мне сообщили, что ты при смерти?

Эмори еще раз сочувственно сжал плечо своего приятеля и только после этого повернулся к королю:

— Прошу прощения, ваше величество, я глубоко признателен за ваше долготерпение.

Эмма ужаснулась такому нарушению этикета: никто не имеет права поворачиваться к королю спиной. Но, судя по всему, Ричард вовсе не рассердился. Он так заинтересовался запутанной интригой, что, кажется, даже не заметил непочтительности.

— С момента свадьбы нас преследовали неприятности, — начал свой рассказ Эмори. — На меня в лесу один раз напали разбойники, другой раз — наемники, затем мне подлили в кружку яд, и я лишь по счастливой случайности остался жив. По дороге сюда на нас с женой опять было совершено нападение. Затем мы узнали, что жена моего друга была похищена, а его самого шантажировали, пытаясь заставить убить меня.

Король помолчал, обдумывая услышанное, затем вопросительно вздернул бровь:

— Это дело рук Бертрана?

— Полагаю, что да.

— А эта рана, от которой ты якобы умираешь? Эмори бросил взгляд на своего товарища и вздохнул:

— Это придумано ради жены Маленького Джорджа. Ему было велено убить меня, если последнее нападение не удастся. В противном случае под угрозой будет жизнь его жены… Мы надеялись, что известие о моем смертельном ранении сохранит жизнь ей и Эмме.

— А что теперь? Эмори пожал плечами:

— Эта ловушка все еще может сработать.

— Ты забыл о служанке. Не сомневаюсь, она, наверное, уже всех оповестила о твоем чудесном выздоровлении.

— Да, — криво усмехнулся Эмори. — Но может быть, это будет нам на руку. — В голосе его прозвучала твердая решимость. — Вы с Блейком расскажете, что я очень слаб, но, безусловно, на пути к выздоровлению. Это заставит их поспешить с новой попыткой.

Король задумался, затем кивнул:

— Я поставлю у дверей своих стражников и…

— Нет. Прошу прощения, ваше величество, но я не хотел бы, чтобы моим возможным убийцам что-то помешало. Присутствие ваших людей может их отпугнуть. Мне не нужна охрана. Сейчас у меня то преимущество, что на самом деле я здоров… Я буду наготове.

— Эйнфорд, на это я не пойду. Возможно, Бертран — трус, но мать его очень умна. Они могут разгадать твою хитрость. Я хочу, чтобы с тобой в комнате находился по крайней мере один стражник. Прямо у постели.

Эмори рассудил, что осторожность не помешает, и кивнул.

— Я буду этим стражником. — Все оглянулись на голос. Маленький Джордж стоял, крепко зажав в кулаке обручальное кольцо. — Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала при моем участии.

— Да будет так, — решил король.

Эмма остановилась на тропинке и, закрыв глаза, стала вдыхать сладкий аромат цветущих деревьев. Уже второй день они находились при королевском дворе. Для Эммы последние полтора дня прошли в неотступной тревоге. Она и в лучшие времена не отличалась терпением, но ждать, пока кто-то попытается убить ее мужа, было просто невыносимо. Даже Эмори, которому эта идея поначалу казалась весьма привлекательной, стал выказывать признаки утомления. Ему становилось все труднее лежать в постели, карауля появление убийц. А те что-то не спешили его добивать. Именно поэтому Эмма медлила с возвращением к мужу. Эмори стал чересчур вспыльчивым и раздражительным, а короткая прогулка в саду сулила приятный отдых. Здесь было так чисто и свежо! Поистине жизнь при дворе была ей в тягость, а все окружающие казались черствыми, холодными и порочными. При этой мысли она с отвращением вспомнила свой недавний застольный разговор с леди Магдалиной, дамой надменной и язвительной. Когда та заметила, что Эмма настороженно поглядывает в сторону только что вошедшей в зал леди Аскот, леди Магдалина наклонилась поближе и прошептала:

— Какая вредная старая дрянь! Не правда ли? Вам повезло, что вы избежали брака с ее сыном. — И после некоторого молчания добавила: — Интересно, куда подевалась ее любимая девица? До сих пор они были неразлучны. Я их порознь, кажется, и не видела.

Заинтересовавшись саркастической интонацией, с которой леди Магдалина произнесла слово «девица», Эмма пробормотала:

— Девица? Вы имеете в виду ее служанку?

— Хм… Она гораздо больше, чем служанка. Если верить придворным сплетникам, она любовница леди Аскот. Хотя, конечно, ради приличия называется служанкой.

— Любовница? — Эмма потрясенно ахнула: ее ошеломило само это предположение. Будучи теперь женщиной замужней, то есть, по ее мнению, особой довольной опытной, она засомневалась, что у служанки имеется странный отросток, необходимый для совокупления. Но когда она высказала свои сомнения вслух, леди Магдалина рассмеялась и с презрительным изумлением покачала головой.

— Да вы и вправду бесконечно наивны, — протянула она, после чего поднялась и пересела на другое место.

Спустя некоторое время внимание Эммы привлек громкий смех на другом конце стола. Повернув голову, она увидела, что леди Магдалина и ее новая соседка заливаются хохотом, глядя в ее сторону.

Хруст сучка вернул Эмму к действительности. Она вздрогнула при виде мужчины, внезапно заступившего ей дорогу.

— Бертран?! — Она подозрительно уставилась на него. От его улыбки у нее по спине пробежал озноб.

— Доброе утро, леди Эммалена. Вижу, вы тоже любуетесь природой. Значит, у нас с вами есть нечто общее.

Эмма сухо кивнула и сделала попытку обойти его.

— Я должна поскорее вернуться к мужу. Мне нельзя надолго оставлять его без ухода. Он рассердится.

И даже более того, мрачно подумала она. Эмори рассвирепеет, если узнает, что она позволила Бертрану застигнуть себя врасплох, да еще одну. Эмори ей велел все время, за исключением трапез, оставаться в комнате, которая охранялась. Она должна была спуститься в зал, где накрывали столы, поесть и прямой дорогой возвращаться к нему. Он даже вменил в обязанность Блейку сопровождать ее туда и обратно. Но сегодня король Ричард, едва появившись за столом, изъявил желание с ним поговорить.

Когда верный друг ее мужа заколебался в нерешительности, Эмма уверила его, что с ней все будет хорошо: она сразу после еды вернется к мужу. Только тогда он с неохотой встал и направился к королю. Нельзя же не откликнуться на приглашение его величества!

Эмма не собиралась нарушать своего обещания, но после того, как леди Магдалина отсела от нее, слуга поставил перед ней какой-то замасленный кусок сыра и ломоть темного хлеба. У Эммы сразу подкатила к горлу тошнота. Скорее всего дурноту следовало приписать тревогам и волнениям последних дней. Подобное случалось с ней не впервые. Обычно треволнения расстраивали ей желудок, а потом приходила головная боль. Вот и сейчас она ощутила, что в висках начало стучать.

— И часто он сердится? — продолжал свой допрос Бертран, ничуть не удивившись ее растерянности.

Он прекрасно понял, что мысли ее где-то далеко. Наблюдая за сменой выражения ее лица, он почувствовал, что в нем пробуждается надежда: она хмурилась, вздыхала, морщилась… Все проявления неприятных эмоций. Да, леди Эмма явно не была счастлива в браке. Он давно это подозревал. Этот Эйнфорд просто шут гороховый, болван с огромными ручищами, лишенный всяких тонких чувств. Неужели возможно предпочесть его Бертрану? Немыслимо! Бертран знал достоверно, что множество женщин находят его привлекательным.

Нет, решил он, леди Эммалена не любит своего мужа. Когда Гита рассказала ему, что Эмма ночами кричит от страсти, он испугался, что ее привязанность к мужу стала слишком сильной. Однако теперь он понял, что Гита скорее всего слышала ее страдальческие рыдания. Нет-нет, это не могли быть стоны любовного наслаждения. Дамы так себя не ведут. Только мужчины, предаваясь радостям плоти, издают победный крик. Ему ли этого не знать! Ведь он переспал с доброй сотней женщин, и ни одна из них не вопила от удовольствия.

Эмма нахмурилась, обдумывая его вопрос, и потерла лоб в тщетной попытке облегчить нарастающую боль.

— Мне надо вернуться к мужу.

— Подождите! — Схватив Эмму за руку, Бертран притянул ее к себе. — До меня дошел слух о несчастье с лордом Эмори. Я желал бы выразить вам сочувствие.

Эмма в ответ лишь сжала губы. Сочувствие? Точнее было бы сказать злорадство.

Заметив ее неудовольствие, Бертран чуть не захлопал в «ладоши от восторга. Для него ее гримаса была подтверждением недовольства мужем. Ведь не могла же она догадаться о том, что именно он и его мать стоят за многочисленными недавними нападениями на ее мужа. Его мать была для этого исключительно умной женщиной.

— Счастлив ваш муж, имея такую жену! — страстно произнес Бертран, и в голосе его — впервые за весь разговор — прозвучала искренность. Он действительно считал, что Эмори привалила удача, и намеревался удачу эту перехватить.

Лицо его выразило такую алчность и холодный расчет, что у Эммы вновь подкатила к горлу тошнота. Ей было ясно, что он предвкушает возможность забрать в свои руки после смерти Эмори все, чем тот владеет.

— Да, он везучий, — порывисто согласилась Эмма. — Он — герцог с большими владениями и многочисленными вассалами, да еще и наследник на подходе.

Эмма с наслаждением наблюдала за впечатлением, которое произвели на Бертрана ее слова. Он был потрясен. Его словно обухом по голове ударили. Воспользовавшись его остолбенением, Эмма повернулась и направилась в обратный путь через сад. Головная боль постепенно стихала, как и ее беспокойство. Теперь покушений на жизнь Эмори больше не будет. Леди Аскот и Бертран поймут бесполезность своих попыток. Зная, что на свет должен появиться наследник, они не смогут принудить ее к новому браку.

«Как бы мне хотелось, чтобы это действительно было так!» — вздохнула она.

Эмма уже подходила к дверям замка, когда из них вышла леди Аскот и направилась ей навстречу. Эмма слегка замедлила шаг, поравнявшись с матерью Бертрана. Та только холодно кивнула и прошествовала мимо.

Не останавливаясь, Эмма на ходу оглянулась и увидела, что Бертран неподвижно стоит все на том же месте, где она его покинула. Приблизившись к нему, леди Аскот остановилась, они обменялись несколькими словами, а затем, воровато оглянувшись вокруг, скрылись в зарослях кустарника.

Прикусив губу, Эмма мгновение поколебалась, затем решительно повернула назад. Немного не дойдя до кустарника, она настороженно огляделась и медленно шагнула в его заросли, двигаясь на звук голосов.

— Что ты имеешь в виду?

— Мама, она беременна. Ты же понимаешь, что это означает! — резко произнес Бертран.

— Не умничай со мною, мальчик! — Судя по звуку, мать ударила чем-то сына. Раздвинув ветки, Эмма увидела, что Бертран держится за щеку, краснеющую на глазах, а леди Аскот опускает свою трость.

— Прости меня! — Он жалобно посмотрел на мать. — Я очень расстроился. Все наши планы и долгие усилия оказались напрасными.

— Чепуха! Мы будем продолжать начатое, как и собирались.

— Но она же с ребенком! Ее нельзя будет принудить к замужеству, если появится наследник.

— Можно, если у нее случится выкидыш, — холодно отозвалась леди Аскот. — А это устроить совсем нетрудно.

Эмма в ужасе широко открыла глаза. Неужели они ни перед чем не остановятся?

— Ох, мама, какая же ты умная!

— Никогда этого не забывай.

Эмма скорчила презрительную гримасу. И тут ее вдруг поразила мысль, что уже конец июня, а последние месячные были у нее сразу после свадьбы, то есть месяц назад. «Просто у меня задержка», — поспешила она найти этому убедительное объяснение, но без особого успеха. Вообще-то недомогание посещало ее всегда в срок, как восход и закат. Конечно, последнее время ей пришлось нелегко, а это, как она слышала, может влиять на подобные вещи…

«Но нынче утром, за завтраком, тебя тошнило», — напомнил ей внутренний голос, и Эмма порывисто положила руку на живот. «Нет-нет, это всего лишь волнение… напряжение… Мне это всегда действует на желудок…» — тщетно успокаивала она себя. «А что скажешь о постоянной потребности облегчиться? Разве это не есть верная примета беременности?» — Эмма вздрогнула от страха. В последние дни ей действительно требовалось бегать в кусты чаще обычного. Дома она не обратила бы на это внимания, но в дороге к королевскому двору, когда останавливаться и подыскивать подходящее местечко было неудобно… Господи Боже!.. Не может быть, что в ее чреве уже находится дитя! Как нелепо, что исполнение заветной мечты сейчас вызвало у нее безумный страх. Получалось, что ее проклятая вспыльчивость поставила под удар вполне реального будущего младенца…

— Как мы это сделаем? Ее жизни не будет угрожать опасность?

— Нет, Гита знает способы. Куда, кстати, она запропастилась? Ты ведь объяснил, где мы будем ее ждать?

— Да, конечно. Она, наверное, нарочно задерживается. Заставляет себя ждать… надменная дрянь! Не понимаю, как ты ее терпишь? Какая-то нерадивая служанка…

Эмма напряглась при этих словах. Значит, Гита была служанкой леди Аскот? Той самой служанкой, о которой говорили, как о любовнице госпожи? Это было уликой, которую они искали. Теперь надо поскорее сообщить об этом Эмори. Король еще до обеда заключит Бертрана с матерью в тюремную башню. Но в этот миг голова ее взорвалась болью. Зашатавшись, она обернулась и тускнеющим взглядом успела увидеть зловеще усмехающееся лицо ударившей ее Гиты, а потом густая тьма поглотила Эмму.

— Куда, черт возьми, подевалась моя жена? — Отбросив простыни, Эмори встал и зашагал туда-сюда по комнате.

Маленький Джордж, подняв брови, глядел на нетерпеливые метания своего лорда, но ответить ему было нечего.

Сердито хмурясь, Эмори подошел к окну и уставился в него невидящим взглядом. У него было очень неспокойно на душе, когда его жена покидала комнату. Он считал, что она подвергается большой опасности, и очень тревожился. Но Блейк и король Ричард полагали, что Эмма должна время от времени покидать комнату, уверяя его, что ни Бертран, ни его мать не решатся напасть на нее при таком количестве свидетелей. В тот момент он с ними согласился, но сейчас страх грыз его душу, как стая голодных крыс.

Эмори уже собрался послать Маленького Джорджа на поиски жены, как вдруг внимание его привлекли трое всадников, покидающих внутренний двор замка: мужчина в сопровождении двух женщин. Вглядевшись в них, Эмори вздрогнул. Ему показалось, что всадник очень похож на Бертрана: тот же рост, то же тщедушное телосложение. Кроме того, одна из его спутниц очень напоминала леди Аскот. Взор Эмори скользнул по второй женщине, и он нахмурился еще больше: она показалась ему тоже знакомой. Где он мог видеть ее?..

Он снова перевел глаза на всадника и задумчиво прищурился, заметив, что на коленях он держит свернутый ковер. Чертовски странная ноша для такого изящного всадника! Тем более что ковер был слишком велик и свисал по обе стороны коня. В ту же минуту Эмори похолодел и собрался в комок: из складок ковровой материи выскользнул и покатился по земле какой-то маленький предмет золотого цвета.

Резко отвернувшись от окна, он выхватил из-под одеяла меч и рванулся к двери.

— Милорд, в чем дело? — воскликнул Маленький Джордж, бросаясь за ним. — Какого черта? Что происходит?!

Эмори едва расслышал восклицание, но мужчина, до того спокойно шедший по коридору, встал у него на пути и схватил за руку:

— Что это ты делаешь? Ты же все погубишь!

Этого мгновения Эмори хватило, чтобы всмотреться внеожиданное препятствие. Узнав Блейка, он торопливо спросил:

— Где она?

— Кто?

— Эмма. Где она? Ты должен был проводить ее в мою комнату!

— Король захотел со мной… — Он замолчал. — Она должна была закончить завтрак по крайней мере полчаса назад, — угрюмо признался он.

Изрыгая проклятия, Эмори оттолкнул его и помчался к выходу.

Бормоча под нос не менее скверные слова, Блейк поспешил ему вслед, на ходу срывая с себя плащ.

— Хотя бы надень это, — прошипел Блейк, накидывая его на друга и одергивая вниз капюшон, чтобы скрыть лицо. Оглянувшись на Маленького Джорджа, он рявкнул: — Вернись и запри дверь комнаты, парень! Хочешь, чтобы каждая тварь узнала, что он встал?

Джордж поспешил выполнить приказ. Он догнал лордов как раз в тот момент, когда Блейк говорил:

— К чему такая спешка, Эмори? Ты привлечешь к себе общее внимание. Куда, черт возьми, ты направился?

Они достигли нижней ступеньки лестницы, но Эмори, не замедляя шага, двинулся к входным дверям.

— Лорд Блейк?!

Блейк круто обернулся и замер в почтительном поклоне при виде появившегося из боковой двери короля. Бросив через плечо взгляд на друга, он увидел, что Эмори выбежал из замка.

— Что происходит?

Выпрямившись, Блейк бегло оглядел пустынный зал и пробормотал:

— Леди Эмма исчезла.

— Что?! — ужаснулся король Ричард. Переведя взор на распахнутую дверь, в которой мелькнула закутанная в плащ фигура, он с тем же выражением ужаса спросил: — Это он?..

— Да. Он направляется к конюшням.

— Господь всевышний! — Ричард немедленно зашагал туда же.

Блейк, Маленький Джордж и королевские стражники последовали за ним.

Едва они добрались до конюшен, как навстречу им выехал Эмори.

Король поднял руку и открыл было рот, чтобы приказать ему остановиться, но опоздал. Эмори промчался мимо, словно дьявол гнался за ним по пятам.

— Проклятие! Он, должно быть, напал на след. Где главный конюх?! Эй, коня мне! Выводи коней, да поскорее!

Лишь несколько минут потребовалось Эмори, чтобы добраться до места, где он видел выпавший из ковра маленький золотой предмет. Однако ему казалось, что прошла вечность. Еще не спешившись, он узнал золотую туфельку. Сойдя с коня, он взял ее в руки, и глубокое отчаяние овладело им.

— В чем дело, Эйнфорд? Что это у тебя?

Эмори поднял глаза на короля Ричарда и молча поднял туфельку, чтобы все могли ее разглядеть. Блейк побледнел.

— Эмма сегодня утром оделась в золотое, — пробормотал он.

— Да. — Сжимая туфельку в руке, Эмори вскочил на коня. — Бертран захватил ее! Я увидел из окна, как он уехал. С ним были его мать и какая-то женщина.

— И она уронила туфельку, чтобы подать тебе знак? — взволнованно спросил король.

— Нет. Поперек седла Бертран держал свернутый ковер. Туфелька выпала из него.

Король Ричард поморщился при таком прозаичном объяснении. Он любил рыцарские романы. Туфля, оброненная из свернутого ковра, выглядела совсем не так романтично, как если бы ее нарочно уронила похищенная дама, оставляя след своему возлюбленному.

— Стой! — повелительно вскричал король, когда Эмори повернул коня в погоню за Бертраном.

Эмори заколебался. Закон предписывал ему повиноваться приказу короля, но сейчас подчиняться не хотелось. Еле перебарывая досаду, он придержал коня.

— Ты же не знаешь, куда они направились, — хладнокровно подчеркнул Ричард. — Не можешь же ты мчаться сломя голову неизвестно куда! Нам надо как следует подумать.

— Нечего думать. Они поехали в ту сторону. Я догоню их… если меня не будут задерживать!

Последние слова явно адресовались королю. Его величество понимающе улыбнулся:

— А что, если они поехали не прямо? Если они свернули, скрывшись из виду? Думаешь, они не понимают, что их отъезд могут заметить из замка, а когда обнаружится исчезновение леди Эммалены, они первые подпадут под подозрение?

— Да, конечно, — горестно согласился Эмори, признавая мудрость слов короля и то, что сам должен был бы все это сообразить. Он и сообразил бы, если бы не впал в отчаяние. Странно, он воевал более двадцати лет и никогда не испытывал страха за себя, а когда в опасности оказалась Эмма, потерял всякую рассудительность.

— Бертран мог отправиться только в свои владения, — с уверенностью проговорил Блейк. — Они расположены недалеко отсюда, хотя, насколько помню, лежат совсем в ином направлении. — И он махнул рукой на север. — Он не рискнет везти Эмму в другое место, коль скоро удерживает ее насильно. Обернувшись к своим воинам, король взмахом руки подозвал одного из них к себе.

— Возвращайся в замок. Собери сотню латников. Нет, две сотни, и следуйте за нами. Прихватите с собой людей Эмори.

— Если мы поторопимся, нам дополнительный отряд не понадобится, — нетерпеливо пробормотал Эмори, провожая взглядом посыльного.

— До замка Бертрана всего один день пути. Возможно, он знает более короткий путь, который неизвестен нам, — подчеркнул король. — А если так, нам следует спешить! Вперед, Эйнфорд!

Вздохнув с облегчением, Эмори пустил коня вскачь. Погоня началась…

Глава 14

Эмма очнулась в маленькой каморке с голыми каменными стенами. Ей трудно было дышать, голова раскалывалась от боли, одежда липла к телу, руки и ноги невыносимо ломило.

— Как мы себя чувствуем? — Перед ней стойл Бертран. Голос его звучал чертовски самодовольно.

Эмма открыла рот, чтобы высказать ему свое возмущение: сначала ее ударили по голове, затем, бесчувственную, завернули в пыльный ковер и, перекинув через седло лошади, трясли по бесконечным дорогам. Но вместо этого она издала лишь хриплый стон.

— Хочешь пить? — Бертран двинулся к двери. — Сейчас принесу тебе чего-нибудь. А ты пока отдыхай. Дорога была долгой.

Эмма проводила его яростным взглядом и горестно вздохнула. Сделав усилие, она села на кровати и внимательно огляделась вокруг. Смотреть особенно было не на что. Кровать, на которой она сидела, являлась единственной мебелью в этой каморке. Еще было окно и маленький камин. Стиснув зубы, она встала и, шатаясь, подошла к окну. Расстояние, которое она проделала, было невелико, но ей показалось, что она совершила целое путешествие.

Прислонившись к подоконнику, пленница глубоко вдохнула сладостный свежий воздух, льющийся из квадратного проема, и подставила лицо лучам заходящего солнца. После нескольких часов езды в пыльном ковре она наслаждалась этими дарами природы, возвращавшими ей жизненные силы. Через некоторое время боль и ломота в теле стали проходить. Теперь ей надо было спокойно обдумать свое положение. Оно было незавидным.

Ее похитили и заперли в башню люди, желавшие смерти ее мужу. И ребенку, если она его носит на самом деле.

Проведя ладонью по животу, Эмма слегка его помяла, но не почувствовала ни боли, ни напряжения. А ведь после такой длительной и тяжелой скачки, которую она выдержала, у нее мог быть выкидыш. Возможно, она все-таки не беременна? Она обрадовалась такой возможности, но тут же покачала головой. Полностью исключить вероятность беременности она не могла, а если так, то из-за ее задиристых насмешек над Бертраном она подвергала свое будущее дитя огромной опасности. Его мать теперь постарается вызвать у нее выкидыш.

«Отсюда надо выбраться, и как можно скорее!» — подумала Эмма. Она сосредоточенно всмотрелась в пейзаж за окном. Замок Бертрана был старым и гораздо меньше, чем Эберхарт. Окно, из которого она выглядывала, находилось на боковой стене здания.

Высунувшись из него по пояс и повернув голову направо, она смогла увидеть боковую стену, окружавшую внутренний двор и сторожевую башенку, одну из двух охранявших подъемный мост. В ней несли дозор двое караульных. Она поспешила спрятаться, чтобы ее не заметили. Затем поглядела вниз на землю.

До земли было далеко. Очень далеко! Прямо внизу под окнами вдоль стены шла узкая полоска травы, затем ров, видимо, окружавший весь замок. За ним на сотню футов простиралась широкая поляна, а дальше начинался лес. Нет, так не убежать. А летать она не умеет.

Эмма вздохнула и, отвернувшись от окна, снова обвела глазами свою темницу. Каменные стены, голый каменный пол, кровать и дверь. Если невозможно бежать через окно, остается выйти в дверь. Правда, она услышала скрип засова, когда выходил Бертран. Значит, ей придется каким-то образом вынудить его отодвинуть засов. Эмма была полна решимости. Возможно, ей удастся уговорить его свести ее вниз по лестнице. Разумеется, сначала надо будет завоевать его доверие. Легче всего это будет сделать, убедив его, что предпочитает брак с ним замужеству с Эмори. Добиться этого вовсе не трудно. Бертран — это было очевидно — очень высокого мнения о себе. Она наблюдала это на своей свадьбе с Фальком, а также последние дни при дворе. Да, убедить его будет легко. Если только ее не стошнит от этого.

«Ты обязана сделать это, — твердо повторила она себе. — Иначе они убьют твоего мужа и дитя, которое, возможно, ты носишь под сердцем».

Эмори придержал коня, затем совсем остановился и обернулся. Блейк и король подъехали к нему и встали рядом.

— Вряд ли они поехали в его замок. Лошадь Бертрана везет двоих. Он не может настолько нас обогнать. Если бы он действительно направлялся к себе домой, мы настигли бы их несколько часов назад.

Король помолчал, пристально вглядываясь во вставший перед ними лес, затем обернулся на дорогу, по которой они приехали. Прищурившись, он смог заметить показавшуюся на ней вдали красную нитку, как раз преодолевавшую холм. Это были его люди. Эмори скакал с такой быстротой, что его войско не успевало их нагнать. Издали отряд королевских солдат казался единым длинным существом. Ярко-красной гусеницей, переползавшей преграду.

— Может быть, он знает более короткую дорогу? — промолвил король.

— Думаете, это вероятно? — нахмурился Эмори. Король Ричард пожал плечами:

— Мне вспоминается, что на карте его владения ближе полета ворона. Но из-за глубокой реки требуется объезд, удлиняющий путь на несколько часов.

Блейк кивнул:

— Да, я помню крутой поворот дороги перед рекой, где мы повернули несколько часов назад.

Ричард снова обратился к Эмори:

— Вероятно, там поблизости есть место, где в определенное время года реку можно переехать вброд. Но знает об этом лишь тот, кто здесь живет или часто путешествует по этим краям.

Лицо Эмори от беспокойства выглядело изможденным.

— Но что, если такого брода нет? Если Бертран просто поехал другой дорогой и вовсе не в эту сторону?

Король нетерпеливо нахмурился. Он не раз бился рядом с этим человеком, но никогда не видел его таким неуверенным и нерешительным. Что, черт возьми, с ним произошло?

— Эмори, его замок всего в часе езды отсюда! — В голосе короля звучало явное раздражение. — Почему бы нам не закончить то, что начали? Доберемся туда и выясним на месте.

— Да, конечно, вы правы.

— Хм… — Ричард пристально посмотрел на него и покачал головой.

Этот человек был не в состоянии ясно соображать. Если они обнаружат, добравшись до замка Бертрана, что леди Эммалена там, Эмори наверняка бросится напролом и будет убит. Если дать ему такую возможность. «Нет, — решил Ричард, — такой возможности я ему не дам».

— С этого момента ты едешь за мной! — резко объявил он Эмори и послал коня вперед.

Когда Бертран вернулся, Эмма сидела на кровати. За ним вошла служанка с кружкой меда. Эмма благодарно улыбнулась женщине, принимая долгожданное питье, стараясь при этом не слишком морщиться от вида шрамов и синяков на ее лице. Жестокое обращение леди Аскот со своими слугами было известно всем.

— Пейте, — предложил Бертран, когда женщина оставила их наедине. — Вы, наверное, умираете от жажды.

Выдавив из себя улыбку, Эмма поднесла кружку к губам и замерла, вспомнив о яде в эле своего мужа. Нет, она не боялась, что отравят ее, — она беспокоилась за своего ребенка. Что, если леди Аскот захочет испробовать один из тех «способов», о которых она говорила? Тех, в которых Гита так прекрасно разбирается, тех, которые вызывают выкидыш?

Заметив, что Бертран при виде ее колебаний нахмурился, Эмма медленно подняла кружку и, притворяясь, что делает глоток, осторожно понюхала напиток. Ничего необычного она не учуяла, но решила не рисковать.

Отхлебнув крохотный глоточек, она опустила кружку и улыбнулась Бертрану:

— У вас очень довольный вид, милорд.

Губы Бертрана растянулись в ухмылке. Ее шаловливая улыбка заставила его расслабиться.

— Так и должно быть. Ведь я близок к тому, чтобы получить все, о чем мечтал!

Эмма вспыхнула от гнева. Впрочем, она сразу опустила голову, надеясь, что Бертран припишет ее румянец смущению, и пролепетала:

— Я, наверное, ужасно выгляжу?

— Да.

Любезность явно не относилась к числу его достоинств. Эмма вздохнула, представив растрепавшиеся волосы, отдельными прядями падающие на усталое лицо, платье, помятое и пыльное, золотая ткань которого стала тускло-горчичной. Несомненно, лицо ее тоже выглядит не лучшим образом… А если она хочет преуспеть в своих планах, ей надо быть привлекательной.

Бертран смотрел, как Эмма старается привести себя в порядок, считая, что это делается ради него. Женщины в его присутствии всегда прихорашивались. Чаще всего это его раздражало, но сейчас он испытывал совершенно иные чувства. Сердце его преисполнилось радости. Душа взмыла ввысь. Леди Эммалена хотела его. Он не сомневался, что рано или поздно этим кончится. Как же это чудесно, когда твои надежды сбываются!.. Он хотел… он хотел… он тоже хотел ее!

Изумлению Эммы не было границ, когда Бертран внезапно накинулся на нее. Она не была к этому готова и, издав слабый протестующий крик, отпрянула. Но он, выбив из рук Эммы кружку, повалил ее на постель…

Сгущались сумерки. Укрывшись за деревьями, они разглядывали замок.

— Ее держат здесь.

— Да, — согласился с королем Блейк. — Поглядите, у них поднят подъемный мост. Замок запечатан, как бочонок с порохом.

Эмори собрался послать своего коня вперед, но король Ричард и Блейк с двух сторон ухватили его за поводья и удержали на месте.

— Нет, Эмори, подожди, — настаивал Блейк.

— Ждать?! Они держат в плену мою жену!

— Что ты собираешься сделать? Подъедешь и постучишь в ворота? — угрюмо возразил Блейк.

— Блейк прав. Мы должны дождаться наших солдат. Само их присутствие будет нам подмогой. Поехали! — Король повернул коня и оглянулся на Эмори, который застыл в нерешительности. — Мы отдохнем и продумаем, что предпринять.

Поникнув в седле, Эмори кивнул. В словах короля Ричарда был здравый смысл. Настоящий воин не мчится напролом, он продумывает каждый свой шаг и потому побеждает. Эмори ведь прекрасно знал это. А сейчас чуть было не рванул очертя голову. Что с ним происходит? С того момента, как похитили Эмму, он потерял всякую рассудительность. Зато теперь им движут интуиция и предчувствие. Он ведь догадался, что упавший из ковра предмет принадлежит его жене, еще до того, как взял его в руки и хорошенько рассмотрел. Раньше с ним такого не случалось. Правда, никогда прежде не подвергался опасности человек, которого он любит.

Эмори вздрогнул. Любит?! Черт возьми! Опять это нелепое слово! Такое простое для такого непростого и мучительного чувства. Неужто он на самом деле любит свою жену? Он, безусловно, испытывал к ней вожделение. Кровь его бурлила, переполненная страстью к ней. Можно сказать, что она ему нравится… Она такая сообразительная и ловкая. Ему это было приятно. Еще она обаятельная. Последний месяц она много раз заставляла его смеяться, иногда сама того не желая. Трудно представить, какой безрадостной была его жизнь до женитьбы на Эмме. Такой станет она в будущем, если Эмма умрет.

Эта мысль пронзила его отчаянной болью. Нет, он не может ее потерять! Любит ли он ее или не любит, ему нравилось иметь ее под рукой! Пожалуй, она ему необходима! Он отдаст за нее жизнь, хотя лучше бы этого не пришлось делать. Он рассчитывал провести еще много долгих лет с этой своенравной красоткой. Она не может взять и умереть!

Эмори снова поглядел на замок. Где ее держат? Что с ней делают? Если Бертран или эта старая ведьма, его мать, причинят Эмме вред, он убьет их обоих. Медленно!..

— Эйнфорд!

Эмори вздохнул и послал коня вслед за королем. Ему надо взять себя в руки. Надо успокоиться и придумать какой-нибудь план. Его жена не погибнет. И он тоже. Бертрану не владеть ею!

— Нет, милорд, нет! Пожалуйста, возьмите себя в руки! — лепетала Эмма, упираясь в грудь ошалевшего Бертрана и содрогаясь от его омерзительных поцелуев. — Мы так не можем!

— Не можем? — Он поднял голову и нахмурился: — Ты этого не хочешь?

Эмма растерянно заморгала. Скорее она согласилась бы… Впрочем, это не важно. Она сейчас не могла себе позволить быть капризной. Чтобы убежать, ей надо во что бы то ни стало завоевать его благосклонность.

— Ах, разумеется, хочу… Но, милорд, потерпите, ради Бога! Мы должны проявить выдержку.

— Но почему?

— Почему? — Прикусив губу, она отчаянно искала предлог отказать ему. — Я… у меня женские дни.

— Женские дни… — Он растерянно сглотнул, лицо исказилось отвращением. Однако он тут же нахмурился. — Но ведь у вас будет ребенок.

— О да, но понимаете… Я… — Эмма на миг замолчала, глядя на него невидящим взглядом, и в тот же миг поняла, как спасти дитя, возможно, зреющее в ней. Смущенно улыбнувшись, она опустила глаза — Но, милорд, неужели вы в это поверили?

— Что?

— Ну-у, вы же так умны, вы наверняка догадались, что это всего лишь уловка.

— Уловка?

— Да. Мой муж решил, что тогда вы оставите его в покое.

У Бертрана брови полезли на лоб.

— Он так решил?

— Ну да. Но вы ведь разгадали обман? Во время последнего нападения он чуть не погиб. Ему повезло, что он выжил. Но теперь он стал бояться, что в следующий раз его обязательно убьют… — Мысленно она попросила у мужа прощения за эту ложь.

— Он боится?

— Боится. Поэтому он настоял, чтобы я говорила всем, будто беременна. Конечно, я не хотела делать это…

— Не хотела?

— Ах, милорд, разумеется, нет! Зачем? Чтобы лишиться возможности стать вашей женой? Отказаться от такого мужа, как вы? Такого… хорошего… э-э… красивого… умного?

Он самодовольно напыжился, но вдруг подозрительно сощурил глаза:

— Так зачем же вы мне солгали?

— Зачем?

— Да. В саду его не было. Вы могли сказать мне правду.

— Понимаете ли… Все это так, но если бы он узнал, он бы меня побил.

— Побил вас? — Глаза Бертрана расширились от удивления.

— Да-да. Он угрожал мне… — Говоря эту чушь, Эмма сама себе удивлялась. Она так бойко сочиняла одну сказку за другой… Ей даже начало это нравиться.

— Не может быть!

— Нет, может, — беспечно продолжала она. — А он такой крупный мужчина. Я побоялась, что если он ударит меня, то убьет.

— О да. Несомненно, — согласился Бертран, слушая ее жалобные речи. Поморщившись, он признался: — Моя мать тоже слишком любит пользоваться тростью, но, конечно, ее побои лишь оставляют синяки. Убить они не могут.

Эмма не знала, что на это ответить, так что просто сочувственно покивала головой.

— О любовь моя! — внезапно воскликнул Бертран, прижимая ее к груди. — У нас гораздо больше общего, чем я мог надеяться. Мы будем счастливы вместе. Я все сделаю для этого! — Он подтвердил свое обещание поцелуем, от которого Эмма внутренне содрогнулась.

— Пожалуйста, милорд, — взмолилась она, когда он вновь повел цепочку мокрых поцелуев по ее шее. — Мои женские дни…

— О да! — Бертран тотчас отпустил ее. — Я прошу прощения, что забылся. Но я так счастлив!..

— Да, конечно, — с облегчением промолвила Эмма.

— Я едва могу дождаться часа, когда мы увенчаем нашу страсть соединением. Я буду тебе нежным любовником, дорогая. Ты больше не будешь страдать под неуклюжими лапищами Эмори.

— Я и выразить не могу, какие чувства пробуждают во мне твои слова! — с притворной радостью вскричала Эмма, а затем, выдавив из себя улыбку, добавила: — Могу ли я еще чем-нибудь подкрепиться, милорд? Эта кружка пролилась… — В доказательство она подняла с пола пустую кружку.

— Да-да, сейчас же! — Он поспешно подошел к двери и, отворив ее, громко крикнул служанку.

— Я думала, что мы спустимся вниз и сами… — пробормотала она, когда он снова закрыл дверь.

— О нет. Матушка сказала, что вы должны оставаться под замком, пока… — Он замолк, а Эмма недоуменно нахмурилась. — Прости, моя любовь, но матушка всегда поступает по-своему. Но это долго не продлится. Как только Эмори умрет, мы поженимся, и ты будешь свободна.

Эмма с трудом удержалась от слез. Она так надеялась получить хотя бы некоторую свободу передвижений! Тогда она нашла бы способ сбежать. Однако ничего из этого не получилось.

Вздохнув, она подошла к окну и стала смотреть на лес за рвом. Расстояние до него было не слишком велико. Если бы ее темница была расположена чуть пониже, например на втором уровне, она бы спрыгнула вниз. Но ведь здесь так высоко… — Эмма опять тяжело вздохнула.

Видя ее огорчение, Бертран и сам нахмурился.

— Прости, — продолжил он, помолчав. — Может быть, я могу сделать что-то еще, чтобы облегчить твое пребывание здесь? Например, принести тебе нитки и иголки для вышивания? Или книжку?

Когда Эмма не откликнулась на его предложение, он грустно вздохнул, с тоской рассматривая ее силуэт на фоне окна. Внезапно он оживился:

— Может быть, ты хочешь сменить одежду? Я велел сшить для тебя платье. — Она резко обернулась к нему, и Бертран, смутившись, добавил: — На всякий случай.

Эмма отвернулась, не желая продолжать этот разговор, но чувствовала, что Бертран все еще неуверенно переминается у нее за спиной.

— Оно желтое, — пытался заинтересовать он ее. — Ты в нем будешь выглядеть прелестно.

«Словно у меня желтуха», — мрачно поморщилась Эмма. Желтый цвет ей не шел, а вот в золотом она выглядела очень мило. Впрочем, дело вовсе не в цвете. Она не надела бы ни одного платья, сшитого по его заказу. Дерзость этого поступка вынудила бы ее отказаться. Какое бы платье он ей ни принес, она разорвет его на клочки и растопчет. Или сделает из него веревку, чтобы повеситься…

— Веревку?.. — выдохнула она, глядя вниз на узкую полоску земли под окном.

— Что ты сказала?

Эмма повернулась к нему и обольстительно улыбнулась.

— Да, пожалуй, сменить платье будет приятно, — проворковала она и подумала, что одним платьем ей не обойтись, нужно что-то еще попросить. — А тряпки?

— Тряпки? — растерянно моргнул Бертран.

— Мне нужны тряпки, милорд. Много тряпок.

— Много тряпок?

— Да, для моих женских дней. — Когда он недоуменно нахмурился, Эмма широко улыбнулась: — Для меня это всегда ужасное испытание. Они длятся долго, и кровь течет ручьем, как река Темза. Мне понадобится много чистой ткани. Очень много.

— Очень много? — Взгляд его бегло коснулся низа ее живота, и он позеленел, словно его сейчас вытошнит.

Эмма с невероятным удовольствием наблюдала его смущение.

— Да. У меня кровь идет так сильно, что однажды почти утопила Эмори. Моя служанка говорит, что никогда не знала женщины с такими обильными кровотечениями. Она каждый раз удивляется, что я не истекаю кровью до смерти… Что-то неладно, милорд? Вы так бледны.

— Нет-нет! — Судорожно глотнув, он попятился к двери. — Я сейчас же велю прислать вам чистого полотна. — Спотыкаясь, он выбрался из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.

Эмма лучезарно улыбнулась и вновь выглянула в окно, внимательно оглядывая стену замка и окружающую местность. Ее нельзя было назвать совсем не охраняемой. На углу стоял на страже один человек, и второй — там, где стена здания смыкалась со стеной, окружавшей внутренний двор. Эмме оставалось только надеяться, что, если она дождется ночи, темнота и скука придут ей на помощь.

Через некоторое время после ухода Бертрана дверь отворилась. Вернулась служанка с полной кружкой взамен пролитой. Еще она принесла зажженную свечу, и Эмма только тогда поняла, что день близится к концу. «Вскоре эта свеча потребуется для работы», — подумала Эмма, когда вслед за тем служанка принесла желтое платье и множество чистых полотняных лоскутьев. Напуганный ее рассказом, Бертран не поскупился на материю. Он прислал гораздо больше, чем она смела надеяться. Женщина положила платье и лоскутья на кровать и удалилась.

Как только дверь за ней закрылась, Эмма взяла платье в руки и стала его рассматривать. Оно не было легким и воздушным, не соответствовало ее возрасту и к тому же оказалось уродливым, как смертный грех, но веревка из него должна была получиться неплохая. Затем она принялась выбирать лоскутья подлиннее и попрочнее. Насмешливая улыбка тронула ее губы: Бертран, видимо, принял ее слова за чистую монету.

Эмма уселась на постели и начала рвать платье на длинные полоски и связывать их концы. На всю работу ушло гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Руки ее ныли, но, едва покончив с платьем, Эмма занялась лоскутьями.

Неожиданно она услышала скрип отодвигаемого засова. Сердце Эммы екнуло, она торопливо спрятала плоды своих трудов под одеяло и уселась сверху, чинно сложив руки на коленях.

К ее крайнему изумлению, на пороге появилась леди Аскот. Эмма попыталась встретить испытующий взгляд матери Бертрана с самым благожелательным и спокойным видом.

— Мой сын говорит, что ты не беременна, — металлическим голосом произнесла она.

— Да, — не дрогнув, ответила Эмма.

— Ты солгала.

— Я уже объяснила Бертрану, что лорд Эмори приказал мне…

— Он рассказал мне об этом…

Эмма замолчала, пытаясь угадать причину прихода злобной дамы.

— Ты действительно любишь моего сына?.. Эмма напряглась. Начиналась самая сложная часть игры.

— Боюсь, что не так хорошо его знаю, чтобы утверждать, будто испытываю к нему столь сильные чувства, но я и вправду предпочитаю его…

— Ты снова лжешь!

Эмма замерла при этих словах:

— Я…

— Гита мне рассказала.

Эмма подняла брови:

— Что именно она вам рассказала?

— Он смотрит на тебя обожающими глазами, как полный болван.

— Эмори? Нет, он„.

— Он подчинился глупым требованиям де Ласси, чтобы только угодить тебе. — Эмма растерянно заморгала. — Не хотел позорить тебя при дворе. Гита слышала, как они с Блейком говорили об этом.

Как странно! Ей он сказал, что решил надеть новый наряд, потому что его туника порвалась при нападении разбойников.

— Она также рассказала мне, — продолжала чеканить слова леди Аскот, — что ты получаешь удовольствие, совокупляясь с ним.

Эмма залилась алым румянцем:

— Я…

— Орешь, как кошка, каждую ночь и почти каждое утро.

Она открыла рот, лишившись дара речи. Господи! Неужели они с Эмори так шумели? И весь замок их слушал? Ей надо будет обсудить это с мужем. Не может же она наслаждаться его ласками, зная, что к ним прислушиваются все обитатели замка?!

— И все-таки ты сказала моему сыну, что любишь его. Почему? — Эмма на секунду задумалась, и леди Аскот ответила вместо нее: — Несомненно, ты надеешься как-то использовать его для побега. Он достаточно самонадеян и глуп, чтобы это у тебя вышло. — Она посмотрела на Эмму пронзительным взглядом. — Но ты забыла, что есть я. Так что берегись, девчонка! Ничего у тебя не выйдет. Ты останешься тут, в этой комнате, до смерти Эйнфорда. А затем обвенчаешься с моим сыном.

— Пока я жива, этого не будет! — яростно возразила Эмма. Притворяться теперь было бесполезно.

— Тогда ты умрешь.

Эмма сжала губы и молчала. Леди Аскот усмехнулась:

— В любом случае замком Эберхарт будет владеть мой сын. Это справедливо. Он должен был перейти в его владение после смерти Фалька. — Внезапно она улыбнулась. — Теперь, когда мы поняли друг друга, я тебя покину. Похоже, у тебя пропал аппетит, так что велю слугам не беспокоиться о твоем ужине.

С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Некоторое время Эмма мрачно жгла яростным взглядом закрытую дверь, затем вытащила из-под одеяла веревку и решительно продолжила работу. Часы бежали, Эмма трудилась не покладая рук. Она уже связывала последние отрезки материи, как в дверь легонько постучали, и раздался скрип отодвигаемого засова.

Досадливо поморщившись, Эмма вновь убрала свою веревку под одеяло и выжидательно посмотрела на дверь. На этот раз появился Бертран. Эмма насторожилась, неуверенная, сообщила ему мать о ее разоблаченном притворстве или нет. Когда он, слегка улыбнувшись, прикрыл дверь, она поняла, что леди Аскот промолчала.

Повернувшись к Эмме, Бертран от изумления открыл рот, увидев на ней грязное платье.

— Ты не надела платье, которое я послал? Оно тебе не понравилось?

Эмма замерла, проклиная свою глупость и гордыню, но затем принудила себя улыбнуться и соврала:

— Я в таком ужасном состоянии, что боюсь испачкать твое платье. Лучше будет, если я надену его завтра, после того как вымоюсь.

— О, какая ты умница! — Бертран успокоился и шагнул вперед, — Я подслушал, как матушка приказала слугам не приносить тебе ужина. Вот я и принес тебе еды.

Он полез в карман, достал оттуда яблоко и куриную ножку и подал ей, а потом уселся рядом на постель.

Яблоко выглядело заманчиво, но куриная нога показалась ей несъедобной. К ней прилипли крошки и какие-то обрывки ниток — словом, всякий скопившийся в кармане мусор. Однако Эмма благодарно улыбнулась ему и надкусила яблоко. Только теперь она поняла, насколько голодна. А ей предстоит долгий и утомительный путь. Скорее всего до ближайшего владения или соседнего замка ей придется добираться пешком.

Если подумать серьезно, у нее почти не было шансов на побег. Но сидеть сложа руки и ждать известий о смерти мужа, за которой неизбежно последует брак с ничтожным человеком, она не могла. Кроме того, она надеялась на случайную помощь. Может быть, она наткнется на разбойников, ей удастся договориться, чтобы ее проводили ко двору за хорошее вознаграждение.

— Что ты такого наговорила матушке? Она так довольна.

Эмма недоуменно посмотрела на него:

— Твоя мать велела слугам не кормить меня, потому что мной довольна?

— Нет. Это она делает, чтобы показать, кто здесь хозяйка. Она и со мной так поступает. Отправляет спать без ужина. Но после свидания с тобой она все время улыбается.

Эмма с трудом представляла себе, как может взрослый мужчина позволять так обращаться с собой. Подумать только, его отсылали в постель голодным! Пусть это делала мать, но… Впрочем, Бертран не раз выказывал себя трусом, и притом весьма недалеким. Отмахнувшись от мысли о Бертране, Эмма стала думать о его матери. Несомненно, леди Аскот обрадовалась успешному продвижению своих планов, а не каким-то поступкам или словам Эммы. Однако это предположение Эмма решила держать про себя.

— Возможно, ее порадовало, что мы нравимся друг другу, — пробормотала она, отводя в сторону глаза.

Бертран оживился при этих словах:

— Да-да, возможно, так и есть! Эмма откусила еще кусочек яблока.

— Как вы собираетесь убить моего мужа? — Она старалась задать этот вопрос небрежным тоном, но понимала, что напряжения в голосе скрыть полностью не сумеет.

Однако Бертран не обратил на это внимания:

— Об этом должен позаботиться канцлер Арундел. Эмма чуть не подавилась яблоком:

— Архиепископ?!

— Ну да. Он друг матушки и собирается отравить Эйнфорда при дворе. Вероятно, он уже сделал это. Мы ждем известия каждую минуту. Тогда мы сможем пожениться. — Произнося это, он улыбнулся Эмме, но затем вздохнул: — Теперь мне надо идти, пока матушка не заметила моего отсутствия. Она будет недовольна, что я тебя навещаю, потому что приказала никого к тебе не пускать.

Говоря это, он встал и наклонился к Эмме для поцелуя, как вдруг заметил лежащие около нее на постели остатки полотняных тряпок и отступил с чуть брезгливой улыбкой.

— Нам, по-видимому, придется день-два обождать со свадьбой, но это сделает брачную ночь только слаще.

Эмма улыбнулась, но как только за Бертраном закрылась дверь, улыбка сменилась гримасой отвращения. Бросив недоеденное яблоко, она снова достала веревку. Слова Бертрана привели ее в состояние отчаяния. При мысли о том, что ее муж, может быть, уже мертв, все сжалось у нее внутри. Запретив себе думать об этом, она привязала к самодельной веревке.. последний лоскут и подошла к окну.

Снаружи было совершенно темно. Казалось, что под окном разверзлась бездонная пропасть. В тишине изредка перекликались караульные. Проверив каждый узел и убедясь в крепости веревки, она привязала один ее конец к стойке кровати, а другой сбросила вниз. Он бесшумно исчез в ночной темноте.

Выждав еще немного, Эмма осторожно забралась на подоконник. Вполне возможно, подумала она, что кто-то из дозорных поднимет глаза и заметит в темноте блеск ее золотого платья. Но теперь ничего уже нельзя изменить. Увы, в ее гардеробе не осталось ни одного темного платья! Эмори требовал, чтобы в ее нарядах ничто даже отдаленно не напоминало траур, которым она его встретила в день свадьбы. При первом же свидании с ним она выскажет ему все, что думает по этому поводу. Представить себе, что его, может, уже нет в живых, она категорически отказывалась. Он умирать не должен! И все тут! Она этого не потерпит! Не смеет он оставлять ее вдовой, и не только потому, что она не хочет выходить замуж за Бертрана. Проклятие! Она, кажется, привыкла иметь его под боком, привыкла заниматься с ним любовью… В самом деле, ее колени слабели, едва он дотрагивался до нее, а от его улыбки день ей казался ярче. Каким же грустным и серым станет мир без него! Боже! Она любит его!

Эти мысли придали ей храбрости. Эмма перекинула ноги через подоконник и, крепко вцепившись в веревку, начала спускаться.

Глава 15

Боль от врезавшейся в руку веревки была нестерпимой. Ей едва удалось сдержать болезненный крик. С трепетом всматриваясь в темноту, каждый миг ожидая окрика дозорных или тревоги, Эмма стала медленно спускаться по веревке вдоль стены. Не нащупав в очередной раз узловатого перехвата, она поняла, что веревка кончилась. Повиснув без движения, Эмма поглядела вниз, пытаясь понять, сколько осталось до земли. Получалось, что она проделала примерно две трети пути… Однако оставалась еще одна треть, которую предстояло одолеть без веревки. Эмму охватила паника, но она тут же решительно подавила ее и стала обдумывать свои возможности.

Во-первых, можно подняться вверх и вернуться в свою тюрьму.

«Ни за что на свете!» — мрачно подумала она.

Во-вторых, можно было спрыгнуть на землю, но так и ноги переломать недолго. На сломанных ногах далеко не убежишь.

Оставался еще ров. Пожалуй, она смогла бы допрыгнуть до него. От этой мысли Эмма поморщилась. Затхлую вонь стоячей воды она почуяла на расстоянии. Прыгать туда было омерзительно. Однако выбора не было. Эмма с отвращением всмотрелась в темную воду. Ей придется двигаться очень быстро: всплеск при ее падении, безусловно, услышат. Дозорные наверняка пошлют кого-нибудь проверить, в чем дело. Ей надо будет выбраться изо рва и успеть добежать до леса. Иначе ей не скрыться от погони. И все же она колебалась.

Внезапный крик заставил ее поднять голову. Она увидела в окне башни освещенный свечой силуэт Бертрана. Он, должно быть, снова явился тайком навестить ее, выбрав самое неподходящее для этого время.

Набрав в грудь побольше воздуха, Эмма сильно оттолкнулась от стены и прыгнула в смрадную воду. Взлетевшие вверх юбки прикрыли ее лицо от гадкой жижи. Ров оказался глубже, чем она предполагала. Ощутив под ногами илистое дно, она оттолкнулась от него, но едва вынырнув на поверхность, почувствовала, как юбки потянули ее назад.

Она барахталась, пытаясь снова подняться наверх, но это ей никак не удавалось. Когда грудь ее стало жечь внутри из-за отсутствия воздуха, она начала срывать с себя золотое платье. С трудом освободившись от него, она наконец выбралась на поверхность, и первый глоток затхлого воздуха показался ей ароматнее розы.

Немного отдышавшись, Эмма поплыла по гнусной жиже к другому берегу рва. Она слышала крики стражников. Но самым страшным шумом был грохот опускавшегося подъемного моста.

Подплывая к берегу, Эмма почувствовала, как что-то коснулось ее ноги. Жуткие картины живых тварей, обретавшихся в этой мерзости, заставили ее отчаянно рвануться вперед.

С трудом выбравшись на сушу, она обернулась и увидела на подъемном мосту отряд, посланный, по всей видимости, за ней, и бросилась бежать к лесу.

Эмма почти добралась до первых деревьев, когда перед ней выросла темная стена вооруженных мужчин и преградила ей дорогу. Ошеломленная, она замерла на месте, но тотчас повернулась и побежала в сторону.

— Эммалена!

При звуке этого голоса она повернулась и попыталась вглядеться в ночной мрак, но смогла различить лишь неясные фигуры воинов. Одна из них выступила вперед, и Эмме показалось, что это был Эмори. Хотя в такой темноте ни за что нельзя было ручаться…

Кто-то зажег факел, и она с облегчением вздохнула, увидев перед собой Блейка. Рядом с ним стояли Эмори и король Ричард. В обе стороны от них уходила в темноту шеренга ратников, показавшаяся ей бесконечной.

Рыдая от счастья, Эмма подбежала к мужу и бросилась ему на грудь.

Эмори протянул руки навстречу своей крошке жене, стремясь поскорее прижать ее к сердцу. Никогда в жизни не испытывал он такого счастья.

Наклонив голову, чтобы поцеловать ее в макушку, Эмори вдруг растерянно сморщил нос: от Эммы шел ужасный запах. Тут он заметил, что король поспешно пятится от них, помахивая перед носом рукой. Блейк тоже отошел в сторону, унося с собой факел и оставляя их в полной тьме.

Стук копыт привлек внимание Эмори. Леди Аскот вместе с сыном скакала к ним от подъемного моста. Солдаты, гнавшиеся за его женой, но остановившиеся при виде мощного отряда ее защитников, подбежали к хозяйке.

— Эйнфорд, — протянула она, сдерживая коня. — Вижу, вы сами решили избавить нас от изнурительного поиска вас и вашей жены! — Она оглянулась на сына: — Убей его!

Бертран на мгновение растерялся, затем обратился к солдатам, стоявшим около его стремени:

— Убейте его, но не трогайте Эмму.

Однако его люди неуверенно молчали и не спешили выполнять приказ. Они успели заметить короля. Кроме того, глаза их уже привыкли к темноте, и они могли оценить число противников. Никто не хотел вступать в бой.

— Вы слышите приказ моего сына? — нетерпеливо воскликнула леди Аскот. — Чего вы медлите? Убейте этого человека!

— Боюсь, что на них подействовало мое присутствие… — Король Ричард вошел в круг света, отбрасываемый факелом, и, сморщив нос, поспешил стать подальше от Эмори и его пахучей женушки. Заняв безопасную позицию, он успокоился и улыбнулся леди Аскот. Улыбка эта была такой угрожающей, что его люди, не дожидаясь приказа, стали окружать солдат леди Аскот.

К ее чести, следует заметить, что она побледнела, но сохранила самообладание и попыталась защитить себя:

— Ваше величество, какая… нежданная радость! А мы как раз собирались…

— Вновь захватить свою пленницу? — надменно договорил за нее король.

— Нет. Никогда! Что за чепуха! Леди Эмма — наша гостья.

— И много ваших гостей покидают ваш дом через окно? — сухо поинтересовался Блейк.

— Только отъявленные любители приключений, — отрезала леди Аскот.

Заметив, что Эмма уже вполне успокоилась, Эмори крикнул оруженосцу:

— Проводи леди к лошадям!

— Нет, — запротестовала она, хватаясь за него, — Эмори…

— Да, жена. Мы сами позаботимся о Бертране и его матери, — настаивал ее муж, чувствуя, как с порывом ночного ветерка до его ноздрей донеслась новая волна удушливого запаха.

— Но я должна сообщить тебе, что Гита — доверенная служанка леди Аскот. Они оглушили меня и захватили в плен. А лорд Арундел должен был отравить тебя. Потом они собирались выдать меня замуж за него! — Она указала на Бертрана.

— Да, жена, понятно. А теперь пойди с Олденом. Ты почти раздета. — Он ласково подтолкнул ее к юноше, а сам вновь повернулся к леди Аскот и ее сыну.

Эмма хмуро посмотрела ему в спину и неохотно направилась к Олдену.

— Пойдемте, миледи. — Оруженосец шагнул вперед, чтобы предложить ей руку, но тут же отшатнулся и, уже стараясь держаться на расстоянии, повел к лесу.

Бертран безмолвно наблюдал, как женщина, которой он жаждал обладать, удаляется от него, и размышлял о несправедливости того, что незаконнорожденный сын крестьянки получил все, о чем мечтал он, лорд. Затем, вздохнув, он спешился. Ему было абсолютно ясно, что следует делать теперь.

Эмори и Блейк выхватили мечи и скрестили их перед королем, когда Бертран внезапно кинулся к нему. Их действия заставили его остановиться, но не замолчать.

— Ваше величество, прошу разрешения удалиться. Вам должно быть ясно, что ко всему этому я не имею ни малейшего отношения. Это все она.

— Бертран! — гневно вскричала леди Аскот, когда сын небрежно махнул рукой в ее сторону, но он не обратил на нее внимания. — Я был всего лишь пешкой! Такой же жертвой, как леди Эммалена.

Блейк и Эмори переглянулись с презрительными усмешками. Короля же это представление позабавило.

— Прекрати холуйствовать, будь мужчиной. Ты увяз в этих грязных делах по шею! — Быстрый кивок короля, и двое его солдат выступили вперед, чтобы забрать Бертрана.

Король тем временем обратился к леди Аскот. Блейк и Эмори опустили мечи и грозно посмотрели в ее сторону. Под их гневными взглядами она продержалась чуть подольше своего сыночка.

— Это все Гита! — взвизгнула леди Аскот. — Это она все придумала. Я велела ей проникнуть в замок Эберхарт, только чтобы разузнать, как там обстоят дела. А она решила вас отравить. Она же и ударила вашу жену по голове…

Внезапно причитания леди Аскот оборвались, потому что служанка, которую она обвиняла, протолкнулась сквозь толпу вооруженных мужчин и рывком сдернула злобную старуху с лошади. Никто и шевельнуться не успел, как Гита приставила кинжал к горлу своей хозяйки.

— Я счастлива, что наша преданность взаимна, — прошипела она и, когда Эмори сделал движение в ее сторону, сильнее нажала кинжалом, так что на шее леди Аскот появилась капелька крови. — Нет, Эйнфорд, возможно, у вас девять жизней, как у кошки, но боюсь, леди Аскот такой живучестью не отличается.

Эмори пожал плечами. Угроза Гиты оставила его равнодушным.

— Ну так убей ее! — Леди Аскот сдавленно вскрикнула, протестуя, и тогда он, повернувшись к Гите, добавил: — Кстати, если она умрет, ты лишишься своей защиты.

На это Гита только криво усмехнулась и, пятясь, стала отступав, увлекая за собой леди Аскот. Их сторонники медленно расступались перед ними.

— Кажется, я допустила несколько ошибок, — сказала Гита. — Во-первых, я решила поддержать эту старую ведьму, уверенная в ее победе…

— А во-вторых, ты недооценила меня, — надменно отозвался Эмори, преследуя ее.

— Да, больше я такого не повторю! — воскликнула она.

Незаметно они оказались на краю рва, и Гита остановилась. Леди Аскот в страхе забилась в руках своей наперсницы, та сделала неловкое движение и оступилась… И все былокончено: кинжал Гиты пронзил горло старой леди. А сама служанка, потеряв равновесие, полетела вниз головой в зловонную яму рва, прихватив с собой хозяйку.

Увидев это, Эмори отчаянно закричал. Ближайшие к нему воины кинулись вперед, но было поздно. Обе женщины скрылись в темной глубине рва. Воинам осталось только растерянно стоять, выжидая, не покажется ли хоть одна из них на поверхности воды.

Эмори выхватил у одного из них факел, присел на корточки и посветил надо рвом. На ровной поверхности густой жижи не было видно ни пузырьков, ни кругов. Казалось, женщин поглотила адская бездна.

— Фью! — свистнул Блейк, присоединяясь к нему. — Как ты думаешь, решится кто-нибудь нырнуть туда за ними?

Люди леди Аскот посмотрели на него как на сумасшедшего.

— Ее милость мертва, — наконец произнес кто-то. — Служанка перерезала ей горло.

— Верно, — подтвердил другой. — И я не стану лезть в эту трясину, чтобы спасти ее убийцу.

Остальные согласно загалдели. Эмори поднялся на ноги, не сводя хмурого взгляда с темной поверхности воды.

— Их платья не дадут им выплыть, — пробормотал король, подходя к Эмори. — Да и Бог с ними. Я не стану заставлять людей рисковать жизнью ради преступниц.

— Поразительно, как удалось Эмме выбраться оттуда! — пробормотал Блейк.

— Да уж, — мрачно отозвался Эмори и обратил лицо к королю.

— Поставьте у рва стражника. До тех пор, пока тела не всплывут, — проговорил король.

— А как быть с Бертраном? — спросил Эмори.

— Я отправлю его в изгнание. А сейчас возьмите его под стражу. Завтра негодяя отведут на корабль и отошлют во Францию или Италию. — Ричард пожал плечами. — Без земель, без богатства и мужества он не представляет угрозы.

Эмори кивнул, признавая правоту королевского приговора.

— Как вы поступите с Арунделом?

Король помолчал с минуту, а потом мрачно объявил:

— Никак. Он останется лорд-канцлером. — И, видя изумление своих подданных, объяснил: — Лучше сохранить Арундела, про которого мне известно, что он не заслуживает доверия и с ним надо быть настороже, чем заводить нового канцлера, которому я поверю и обманусь. — Подождав, пока они вникнут в тонкости его политики, он добавил: — Кроме того, у Арундела много друзей, и не так-то просто будет сместить его без борьбы. А ведь прямых доказательств у нас нет. Бертран сказал что-то леди Эмме, она передала мне… вот и все. У Арундела не было возможности совершить задуманное. Поэтому улик у нас нет. Блейк торжественно кивнул и поглядел в сторону Эмори. Но того и след простыл. Несомненно, он отправился к жене, подумал Блейк и улыбнулся. А король уже отдавал приказ о возвращении.

— Они действительно погибли? Да или нет? — допытывался Рольф.

Эмма удивленно посмотрела на двоюродного брата. Прошло почти три недели с той ночи, когда смерть настигла леди Аскот и ее служанку. На следующее утро они с Эмори вернулись ко двору. Король настоял, чтобы они остались еще на несколько дней, которые обернулись несколькими неделями. Наконец настал момент, когда они, попрощавшись с королем, отправились в замок Эберхарт.

Уже на следующий после прибытия день Эмму утром разбудили известием, что ее кузен и епископ Уайкхем приближаются к воротам замка.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы спуститься вниз. Рольф и епископ уже сидели за столом и наслаждались завтраком, когда она присоединилась к ним. Эмма тепло приветствовала их, а затем рассказала последние придворные новости, случившиеся во время отсутствия Рольфа и епископа. «Они в Шотландии по государственному делу», — ответил тогда король на вопрос, где ее кузен.

Истощив свой скудный запас придворных сплетен, Эмма перешла к рассказу о событиях, связанных с Бертраном и его матерью. И сейчас она лишь снисходительно улыбнулась тревоге своего кузена.

— Да, тело леди Аскот всплыло во рву через день после нашего отъезда, а Гита… — Эмма помолчала и скорбно сжала рот, увидев, что к ним направляется Сиберт. На его лице отражалась мрачная решимость.

Сиберт тяжело переживал, узнав об участии Гиты в заговоре леди Аскот. Ему рассказали обо всем по их возвращении от короля, и он понял, что эта женщина просто его использовала. Он ругал себя за то, что не замечал, как она постоянно наводила разговор на Эмму и Эмори. Эмма пыталась объяснить, что его вины в этом нет, но Сиберт был непреклонен. Можно было надеяться только на целительную силу времени, которое заживляет душевные раны и смягчает страдания.

Сиберт подошел к их столу, но, к удивлению Эммы, обратился не к ней, а к епископу:

— Милорд епископ, отец Гамптер сейчас отсутствует, поэтому я обращаюсь с просьбой к вам. Когда вы были здесь в прошлый раз, то принимали исповеди. Молю вас выслушать мою исповедь… снова.

— Конечно, конечно! — Епископ сразу поднялся из-за стола. — Возможно, найдется еще один или двое, кто хотел бы исповедаться. Я. готов выслушать их тоже, — доброжелательно предложил он, хлопая Сиберта по спине.

Рольф проводил их взглядом.

— Прости меня, Эм, — сказал он, вставая, — но я должен найти Блейка.

Эмма недоуменно поглядела ему вслед, удивляясь, зачем Рольфу понадобился друг ее мужа. Насколько она знала, до ее свадьбы с Эмори Рольф никогда с Блейком не встречался. Однако любопытство любопытством, а дела делами. И она отправилась на поиски Мод. Эмме необходимо было собрать некоторые травы… прогоняющие утреннюю тошноту.

Улыбнувшись этой мысли, она невольно приложила руку к животу. Теперь она точно знала, что беременна.

Это было Божьим благословением и, пожалуй, чудом. Чудо, что она перенесла утомительную скачку, да еще в пыльном ковре, спуск по веревке и прыжок в ров…

Утренняя тошнота мучила ее уже три недели. Эмори вставал рано и отправлялся к королю. Сегодня впервые он был рядом с ней и наблюдал ее приступ слабости. Встревоженный до глубины души, не в силах облегчить ее состояния, он проклинал всех и все на свете. К тому времени, когда Эмма почувствовала себя лучше, Эмори твердо решил, что она не должна вставать с постели.

Эмме потребовалось долго убеждать его и спорить, чтобы он позволил ей спуститься в большой зал и встретить гостей. Она полагала, что если б призналась ему в причине своего утреннего нездоровья, он бы так не волновался. Но Эмме не хотелось ничего объяснять.

Конечно, объяснялось это прежде всего ее желанием спать с ним. Спаси, Господи, ее грешную душу, но ей не хотелось от этого отказываться. Одно дело — радоваться их близости и получать от нее удовольствие, не полагающееся благородной даме, рада будущего наследника. Все знают, что зачатие невозможно без соития. И совсем другое дело — просто наслаждаться их любовью, не думая о суровой необходимости. Она боялась, что муж будет непреклонен и лишит ее на следующие семь месяцев своих объятий и ласк. Вот почему она решила пока держать свою беременность в секрете. Оттого ей и понадобились травы. Ведь если ее каждое утро будет рвать, Эмори поневоле догадается.

Найдя Мод на кухне, Эмма объяснила ей, чего хочет. Затем она отправилась в свою комнату взять лук и стрелы. Они понадобились ей не для защиты, — Эмори все равно пошлет с ними охрану, — но теперь, когда муж знал об ее умении обращаться с этим оружием, ей захотелось немножко попрактиковаться.

Войдя в комнату, Эмма подошла к сундуку у изножья постели и стала в нем рыться. Она как раз развернула лук, когда дверь в комнату хлопнула. Не поднимаясь с колен, она с любопытством посмотрела через плечо, кто вошел, и побледнела как мел.

— Миледи.

Судорожно стиснув в руке лук, Эмма поднялась на ноги и взглянула в глаза женщины. Они светились холодной злобой.

— Значит, ты не утонула?.. Гита подняла бровь:

— Вы удивлены, миледи?

— Я сама выбралась из этого рва. А ты чем хуже?

— Тем не менее вы удивлены! Эмма покачала головой:

— Я удивлена твоему появлению у нас. Я считала, что тебя будет больше волновать вопрос, как жить дальше.

— Жить?! — Гита с горечью выплюнула это слово. — Да я уже давно мертва! Ты все погубила! Ты!

С этими словами она стала медленно надвигаться на Эмму, в руке ее сверкнуло страшное лезвие кинжала. Эмма едва успела отскочить в сторону и бросилась к двери. В этот момент на пороге ее комнаты появился Эмори. Эмма стрелой пролетела мимо него и только в коридоре круто обернулась и выкрикнула предостережение. Но Эмори уже выхватил меч. При виде Эйнфорда лицо Гиты зажглось звериной яростью. Не колеблясь, она бросилась на него… прямо на острие его меча.

Глава 16

Эмму привел в чувство какой-то гадкий запах. Поморгав глазами, она втянула в себя воздух, захлебнулась им и подняла руку, чтобы оттолкнуть источник зловония, мучивший ее. Господи Боже! Пахло хуже, чем во рву под замком Бертрана.

— Слава Создателю! — простонала над ней Мод, отводя в сторону мерзкую штуку, которой махала у нее под носом.

Насупившись, Эмма слезящимися глазами наблюдала, как Мод отставила чашку с гадостью, а затем посмотрела на толпившихся у ее постели людей. Они с тревогой разглядывали ее. Это зрелище напомнило ей брачную ночь с Эмори. Снова все обитатели замка стремились втиснуться в спальню, а те, кто в нее не поместился, толпились у дверей.

— Что случилось?

— Ты упала в обморок, — озабоченно произнес Эмори.

— Неужели? Надо же! — Она поднесла руку ко лбу, припоминая, что произошло перед тем, как она упала без чувств. — Гита!

— Она мертва, жена, — успокоил ее Эмори. Он скользнул взглядом по месту у порога, где умерла злобная женщина, и добавил:

— Я велел ее вынести.

— А-а…

— Ты мне сказала, что она утонула, — с укором произнес Рольф, — ты сказала, что нашли ее тело.

— Нет-нет, — запротестовала Эмма. — Я говорила, что нашлось тело леди Аскот. Нас прервали, когда я хотела сказать, что Гиту так и не обнаружили. — Она попыталась сесть на постели. — Мне надо встать.

— Нет, ты будешь отдыхать, — твердо возразил Эмори, укладывая ее снова на подушки. — Ты больна.

— Я не больна, — настаивала Эмма, снова садясь. Эмори опять уложил ее.

— Тебя утром тошнило. Наверное, на тебе сказались волнения последних недель. Ты ослабела.

— Вовсе я не ослабела! — с досадой возразила она, снова порываясь сесть. Но ее опять удержали, на этот раз Рольф.

— Говоришь, ее тошнит? — переспросил он. Эмори мрачно кивнул:

— Да, ее тошнит, и у нее кружится голова. Поэтому я и прибежал наверх, услышав, как Мод велит конюху седлать ей лошадь. — Он повернулся к Эмме: — Ты не будешь ездить верхом. Ты больна.

— Я не больна, — тихо повторила Эмма, настойчиво пытаясь подняться.

— Ты зря волнуешь ее, Эмори, — заметил Блейк, теперь и он встревожился. — Ей надо спокойно полежать.

— Он прав, милорд, — пробасил Маленький Джордж. — Самое главное для нее — покой.

— Но вы же видите, этого я и добиваюсь! — взревел Эмори, укладывая жену обратно в постель. — Ты больна и будешь лежать в постели, пока не поправишься.

— Нет, не буду! — возмутилась Эмма, представляя себя в течение семи месяцев прикованной к постели… То есть пока не родится ребенок.

— А я говорю, что будешь! — твердо объявил Эмори, мрачно сверкая глазами для убедительности. — Даже если мне придется поставить около тебя караульного и…

— Я беременна!.. — в отчаянии призналась она. Люди, стоявшие вокруг постели, единственные, кто мог расслышать это тихое признание, сразу смолкли.

— Что она сказала? — поинтересовался из-за двери повар.

Сиберт, высунув голову в коридор, провозгласил:

— Леди Эмма сказала, что скоро у нас появится ребенок!

— В чем там дело? — раздался голос из зала. Повар улыбнулся во весь рот:

— Мы беременны!

На лицах людей в комнате, коридоре и зале появилось смешанное выражение радости и тревоги.

— Ну и прекрасно! Только скажите Эмме, что больше ей нельзя бегать, прыгать и все такое, — крикнул кто-то в ответ, и стоявшие в комнате дружно закивали, соглашаясь.

— Ей надо больше отдыхать, — подхватил другой голос.

Эмма наконец отвернулась от потрясенного Эмори и с мольбой уставилась на Рольфа. Ее кузен выглядел таким же ошеломленным, как и муж, но поняв невысказанную просьбу, откашлялся и решительно произнес:

— Возможно… Мы должны оставить их одних.

Повар первым поспешил уйти. Все еще сияя улыбкой, он захлопал в ладоши и обернулся к собравшимся в зале.

— По такому случаю я приготовлю праздничный обед!

— А я принесу побольше эля, — поддержал его кравчий, следуя за ним вниз.

— Мне надо выпить, — пробормотал Блейк, направляясь к двери.

— Да-да!.. — воскликнули в один голос Рольф, Маленький Джордж и Сиберт и поспешили из комнаты.

— Да, это будет нелишним, — подтвердил епископ, догоняя их.

Дверь закрылась, оставив Эмму с мужем наедине. Она опустила глаза и стала смущенно вертеть в руках край простыни.

— Ты не рад ребенку?

— Рад. — Эмори сел на постель и взялся за голову, словно она у него закружилась.

— Нет, не рад! — нахмурилась Эмма.

— Рад. Просто… ты такая маленькая, — озабоченно проговорил он.

— Ох, милорд! — Осознав, что он боится за ее здоровье, она накрыла его руку своей. Действительно, очень много женщин умирали при родах. — Это верно, что я маленького роста, но в этом деле важен не рост. Чтобы легко рожать детей, главное — иметь широкие бедра, — успокоила она его.

Взгляд Эмори перешел на ее бедра, но тревога не уменьшилась:

— У тебя узкие бедра, жена.

— Нет! — соскользнув с кровати, она встала перед ним и уперлась руками в бока. — Мои бедра широкие, муж мой. Достаточно широкие для младенца.

— Ты уверена? — Он поднял на нее встревоженный взгляд.

— Абсолютно, милорд. Все будет хорошо… — Наклонившись к нему, она нежно поцеловала его в губы.

— Ах, Эмма, — простонал он, привлекая ее к себе и крепко сжимая в объятиях. — Ты делаешь меня таким счастливым, что я боюсь тебя потерять!

— Не потеряешь, — мягко промолвила Эмма, уткнувшись ему в грудь.

Эмори заглянул ей в лицо и, нагнув голову, запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Эмма еще сильнее прильнула к мужу и горячо поцеловала в ответ, но затем удивленно и поспешно оттолкнула, когда его руки стали гладить и ласкать ее сквозь платье.

— Что ты делаешь? — растерянно спросила она. Эмори выгнул бровь:

— Разве непонятно?

— Но ведь я уже с ребенком, муж мой, — неуверенно возразила она.

Эмори замер и озабоченно нахмурился:

— Это повредит ребенку?

— Нет, но… — Она смущенно покраснела. — Церковь учит, что… супружеские… обязанности выполняются только, чтобы завести детей, а мы уже завели ребенка.

Голос ее постепенно стих. Эмори весело улыбнулся. Ее слова «мы уже завели ребенка» согрели ему душу. Это был их ребенок. Их дитя, их замок, их люди. Он вдруг осознал, что на самом деле хотел не владеть всем этим, а быть частью этого мира. И это сбылось. Он принадлежал Эмме так же, как она принадлежала ему.

— Я люблю тебя! — внезапно произнес он, и Эмма перестала отталкивать его руки, устремив на него широко распахнутые глаза.

— Любишь? — недоверчиво переспросила она.

— Да!.. — торжественно повторил он.

Эмма облизнула вдруг пересохшие губы и с трудом выговорила:

— За что?

Эмори, усмехаясь, поднял брови, и она залилась ярким румянцем:

— Я имею в виду, что ты любишь во мне? Чуть ослабив объятия, Эмори откинулся и задумчиво посмотрел на нее:

— Проще было бы сказать, что я в тебе не люблю.

Глаза ее подозрительно сузились:

— Что же тебе во мне не нравится?

— Твоя вспыльчивость, — тут же признался он, — но лишь тогда, когда она направлена на меня. Во всех других случаях мне она очень даже нравится! — И когда она с сомнением посмотрела на него, снова притянул ее к себе. — По-моему, я люблю твое тело.

Эмма застенчиво кивнула.

— Еще я люблю твой ум. Не каждый мужчина может похвастаться такой рассудительностью.

При этой похвале губы ее растянулись в неудержимой улыбке.

— Но больше всего я люблю тебя за те чувства, которые ты во мне пробуждаешь, — тихо признался он. — С тобой я счастлив. Я чувствую, что обрел дом.

Со слезами на глазах Эмма прижалась к нему и прошептала:

— Я тоже тебя люблю! Иногда мне кажется, что до встречи с тобой я и не жила вовсе. Я… — Голос ее прервался. Она вдруг поняла, что он не слушает ее, а страстно ласкает ее тело. — Муж мой, я люблю тебя, но церковь говорит…

— Знаю. — Эмори вновь притянул ее к себе и улыбнулся успокаивающе. Оказывается, он внимательно ее слушал, и ее признание в любви переполнило его такой радостью, что сердце готово было разорваться от счастья. Он хотел оказаться в ней. Немедленно! Эмори внезапно повернул ее к себе спиной и стал развязывать тесемки платья.

— Церковь состоит из людей, жена, — начал он проповедническим тоном. — А люди, даже священники, не бывают безгрешны. Например, они верят, что благородные жены не должны испытывать удовольствие в супружеской постели… — Он спустил платье с ее плеч, и оно упало к ее ногам, после чего вновь повернул ее лицом к себе и продолжил: — Ты об этом знала?

— Н-нет!.. — выдавила Эмма и ахнула, почувствовав, как его губы втянули сквозь сорочку ее сосок.

— Нет? — удивился Эмори, слегка отстраняясь, чтобы снять с нее сорочку.

— Я хочу сказать, знала, — быстро поправилась она, приходя в чувство, когда его рот оставил ее в покое. — Да, я это знала. Может быть, со мной что-то неладно? А может, я не настоящая леди?

Эмори, собиравшийся отбросить ее сорочку в сторону, застыл на месте. Гнев исказил его черты.

— Никогда не повторяй этого, жена. Ты — благородная дама, леди до кончиков ногтей. Но кроме того, ты — женщина! — Он аккуратно положил сорочку на сундук и страстным взглядом окинул ее фигуру. — С прекрасным, женственным телом, — добавил он и стал нежно гладить ее всю, хрипловато приговаривая: — И с истинно женскими желаниями… — Эмма тихо застонала. Губы его наконец нашли ее рот и завладели им в глубоком, жарком поцелуе. Теперь ее руки заскользили по нему, снимая с него одежду. Впрочем, она не успела даже расстегнуть пряжку его ножен, когда он оторвался от ее туб, чтобы поскорее ей помочь.

— Да, и потом, это ведь моя вина.

Эмма растерянно остановилась.

— В чем твоя вина, муж мой?

— В том, что ты испытываешь удовольствие от наших соитий, — объяснил он. — Это ведь мои ласки воспламеняют тебя. Разве не так? Без них ты наверняка не наслаждалась бы нашим совокуплением. Увы, я люблю, когда тебе это нравится, поэтому делаю все, чтобы тебе угодить.

Он посмотрел на нее, комично изображая похоть.

— А звуки, которые ты издаешь! Стоны, вздохи, вскрики… Ты извиваешься подо мной… Мне это тоже очень нравится, — и он стал целовать ее, пока она не задрожала и не застонала в его объятиях. Тогда он откинулся и, взяв ее руку, накрыл ею свою возбужденную плоть. — Видишь, как загораюсь я в ответ? В этом моя вина.

Отпустив ее ладонь, он быстро освободился от туники. Глаза Эммы любовно скользили по его телу: мощной, широкой груди, крепким, мускулистым ногам и тому, что вздымалось между ними… Она не удивилась жаркой волне, затопившей ее, — одного взгляда на мужа было достаточно, чтобы кровь ее забурлила. «Но ему знать это не обязательно», — решила Эмма.

— Да, муж мой, — выдохнула она, бросаясь в его распахнутые объятия, — это твоя вина. Твои прикосновения меня воспламеняют и жгут…

Уловив его довольную улыбку, она подумала, что с мужем ей повезло. А скоро у них будет еще и ребенок. Но мысль эта недолго занимала Эмму, потому что он подхватил ее на руки и понес в постель. А там было не до размышлений…

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16