Невидимая угроза [Виталий Дмитриевич Гладкий] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Виталий Гладкий Невидимая угроза
Глава 1
Легко ли быть мужем бизнес-леди? Этот риторический вопрос меня уже не мучил. Я плыл по течению бурной реки жизни как щепка, не имея особого желания ни задуматься о своем будущем, ни пристать к тому или иному берегу. Сегодня очередная презентация. То есть, в переводе с заумного на нормальный язык, элементарная пьянка нуворишей и их прихлебателей. Вокруг меня толкутся разгоряченные спиртным новоявленные хозяева жизни – все в импортных прикидах от известных кутюрье, сытые и вальяжные. На их фоне я выгляжу бедным родственником, которого пригласили на междусобойчик только ради того, чтобы он по окончании застолья помыл на кухне грязную посуду. Мой мятый костюм (когда-то он тоже был дорогим, не скрою) не выдерживает никакой критики, а трехдневная щетина на щеках делает меня похожим на бомжа. Правда, я льщу себя надеждой, что выгляжу со стороны как крутой и стильный мэн. Но это только предположение. Косые, большей частью недоуменные, взгляды, которые бросают в мою сторону некоторые из собравшихся, не позволяют мне почить на мягком ложе самоуспокоенности. Ну и плевать. Если я для них словно камешек на дороге, досадное недоразумение, то мне они, все вместе взятые, значили меньше, чем пустое место. Короче говоря, я выглядел словно вывалявшаяся в угольной пыли ворона, долбящая клювом нечаянно найденный кусок сыра на фоне сахарно-белого сугроба. Я пил в полном одиночестве и все подряд, что мне приносили шустрые мальчики-официанты, и закусывал только дорогими деликатесами, стремясь нанести максимальный финансовый урон гостеприимным хозяевам. Ближе к двенадцати ночи я уже был в том состоянии, которое характеризуется емким и кратким словом – балдеж. Мои мысли стали легкими до полной прозрачности, движения свободными и изящными (по крайней мере, мне так казалось), а по жилам загулял мелкий похотливый бес, благо свободных женщин в большом, отделанном мрамором зале было хоть отбавляй. Я поискал глазами свою жену, и кисло ухмыльнулся. Каролина, в умопомрачительном вечернем платье от… в общем, хрен его знает от кого, блистая бриллиантами и ослепительной улыбкой, время зря не теряла. Она оживленно беседовала с квадратным господином, который был ей по плечо и который считал, что его грудь начинается от пояса. Гордо выпятив живот, он буквально пожирал глазами точеную шею Каролины и то, что ниже, благо кое-какие женские прелести торчали у него перед самым носом. Кобель холощеный… Вот чертова баба, опять затевает какую-нибудь авантюру, чтобы сорвать большой куш, подумал я вяло и решительно отвернулся. За весь вечер Каролина соизволила подойти ко мне только два раза, и то затем, чтобы в очередной раз напомнить мне какой я неисправимый раздолбай и что она не живет со мной, а мучается. Я ей искренне посочувствовал. Скорее всего, она стеснялась моего внешнего вида. Так получилось, что мы приехали на презентацию с разных концов города: Каролина – после посещения салона красоты, а я – по окончании тренировки в спортзале. Возвращаться домой, чтобы навести лоск, мне страсть как не хотелось. А поскольку я человек импульсивный и всегда считал, что первый порыв – самый верный, то махнул рукой на приличия и появился в фойе заведения, где намечалась презентация, со спортивной сумкой в руках и в костюме, подчеркивающем мою индивидуальность. Естественно, охрана обшмонала меня как вшивого Бобика. Секюрити (блин! ну и словечко – язык сломаешь) не поверили даже плотному кусочку лакированного картона с позолоченными вензелями, где было написано, что некий благотворительный фонд просто не мыслит презентацию без моей сиятельной персоны. Особенно тщательно осматривали содержимое сумки. Наверное, охранники решили, что я камикадзе и принес с собой не менее чем килограмм пластида для свершения террористического акта. В конце концов в сиятельные чертоги меня пропустили, но на грубо отесанной физиономии начальника охраны открытым текстом были написаны большие сомнения в моей благонадежности. Проходя после шмона мимо него, я не удержался и с бесшабашным видом подмигнул – мол, привет, коллега. Ясное дело, он идентифицировал меня, едва я появился в вестибюле. Рыбак рыбака видит издалека. А начальник охраны несомненно был мужик битый, не в одних палестинах повоевавший. Скорее всего, большой спец по оказанию "интернациональной" помощи, которая оставила на его лице несколько шрамов. Хороший мужик, наш человек, кремень, сразу видно. Его сверлящий взгляд, проникающий до самой печенки, который он бросил мне вдогонку, подтвердил мое предположение. Теперь он точно знал, что за птица пожаловала на великосветскую тусовку. И от этого его подозрения только усилились. Мне повезло: я попал в самый разгар торжества, пропустив нудную официальную часть. Поскольку в этот момент народ толпился возле столов с яствами и напитками, на меня особого внимания никто не обратил. Скромно пристроившись в уголке под пальмой, я начал быстро наверстывать упущенное. Я даже не стал разыскивать в толпе свою жену. У меня не было никаких сомнений, что она вычислила меня сразу, едва я появился на пороге зала. Интересно, у всех женщин такой потрясающий нюх и не менее поразительный дар предвидения, как у Каролины? Не успею я подумать о чем-нибудь, как моя ненаглядная уже тут как тут. Хорошо бы просто являлась, – ну, например, как нечистая сила забубенному гуляке – и сразу же исчезала, так ведь нет, начинает поучать и наущать, словно я дите неразумное. Прилепится, как банный лист, и такой базар-вокзал устроит, что только держись. С ума сойти можно… Тем временем тусовка бизнесменов шла своим чередом. На эстраде что-то там изображали полуголые потные девочки, закидывая длинные ноги выше головы; одного бизнесмена, принявшего на грудь больше, чем положено, утащили на руках куда-то вглубь здания; остальной бомонд танцевал и продолжал истреблять спиртные напитки с таким рвением и в таких количествах, словно утром должен был наступить по меньшей мере конец света. Я пригляделся. Моя жена танцевала все с тем же квадратным типом, что-то нашептывая ему на ухо. Может, набить ему морду? Неприлично? А чего он, гад, облапил мою законную жену как свою собственность! Злой бес, который до этого блуждал вместе со своим похотливым братцем где-то по жилам, наконец забрался в мозги и начал подзуживать меня устроить маленькую разборку. Постепенно наливаясь желчью, я потянулся за очередной рюмкой, чтобы причаститься перед грядущим мордобитием, – решил выпить, так сказать, на посошок. В этот момент мне почему-то казалось, что обязательно нужно внести свежую струю в изрядно наскучившее мне пьяное веселье. – Кадетик, не угостите ли даму папироской? Воркующий женский голос над самым ухом заставил меня от неожиданности вздрогнуть. Я резко обернулся – и невольно расплылся в дурацкой улыбке. Передо мной стояла белокурая девушка, про которую можно было сказать только одно – выше крыши. У нее все было на месте и именно там, где полагается: пышная высокая грудь, не требующая лифчика, талия-рюмочка и настоящие женские бедра, способные навеять скабрезные мысли даже у древнего старика. – Не вижу препятствий, – откликнулся я бодро, мгновенно забыв о своем намерении затеять маленький шухер. – Вам "косячок" или как? – Или как… Она заразительно, и, по-моему, без причины, рассмеялась. – У меня "Мальборо", – предупредил я девушку, шаря по карманам в поисках сигарет. – Надеюсь, не облегченные? – Что вы, как можно? Для прекрасных дам – только самое лучшее. Прелой соломой не угощаем. – А вы, оказывается, дамский угодник… Девушка лукаво стрельнула в мою сторону прозрачно-голубыми глазами и жадно затянулась сигаретным дымом. – Допустим, – ответил я, возвращая ей улыбку – самую обаятельную из моего личного джентльменского набора. – И что дальше? Вопрос, конечно, был на засыпку и попахивал хамством. Но я имел твердое алиби – как минимум литр спиртного, бултыхающийся в моем желудке. Пьяному море по колени… – Шалунишка… Она кокетливо погрозила пальчиком. – Что есть, то есть, – не стал я отрицать. – А разве это плохо? – Я так не сказала. – Тогда о чем базар… Меня несло. Близость красивой раскрепощенной девушки возбуждала и настраивала на лирический лад. Я выбросил из головы даже намерение начистить хлебальник квадратному типу, который лапал мою жену. С нее не убудет… – Вы бизнесмен? – спросила девушка. В ее голосе прозвучало сомнение. – А сюда разве приглашают дворников? – ловко ушел я от прямого ответа. – Не думаю. – Вот и я об этом. Зачем ей знать, кто я на самом деле. У кого из мужчин повернется язык назвать себя альфонсом? А в данный момент я был всего лишь военным пенсионером и находился на иждивении жены. – И какой у вас бизнес? – не отставала моя собеседница. Ну, это уже слишком… Может, сказать ей в каком банке я держу личные сбережения и назвать номера счетов? – Серьезный, – ответил я сухо, надеясь, что она догадается сменить неприятную для меня тему. – А точнее? Блин! Вот что мне не нравится в женщинах, так это их чрезмерное любопытство. Удовлетворить его может лишь записной болтун, способный вещать без остановки часа четыре. Например, политолог или депутат. А я не был ни тем, ни другим. И всегда считал, что молчание – золото. – Это большой секрет… – сказал я шепотом, склонившись к ее уху. – Я скорее отрежу себе язык, чем кому-нибудь проболтаюсь, – так же тихо ответила девушка и сделала характерный жест, известный в среде уголовников, – сделала вид, что рвет себе зуб. Интересно, подумал я мимолетно, откуда у этой крошки такие богатые познания в языке специфических жестов? Подумал, но большого значения нее придал – в двадцать первом веке разнообразная информация буквально льется на обалдевшего обывателя со всех щелей. Сейчас по телевизору чего только не увидишь. Одновременно университет и бордель на дому. – Верю. Вам – верю, – подчеркнул я многозначительно. – Я выполняю "заказы". – Простите – как!? От удивления у девушки округлились глаза. – Очень просто – помогаю некоторым нехорошим личностям освободиться от нелегкого бремени жизни. – Это… правда? Вопрос я не услышал, а прочитал по движению губ. – Истинный крест. – Господи… – Вы испугались? – Вы шутите, – сказала она неуверенно. – Такими вещами не шутят, милочка, – сказал я угрюмым видом, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Девушка схватила бокал с каким-то вином и выпила его на одном дыхании. Не хило… Интересно, она притворяется или ее и впрямь поразила моя откровенность? Жизнь давно отучила меня верить кому-либо. А в особенности женщинам, которые коварны по своей природе. И уж совсем мне не верилось, что эту милую валькирию поразил до глубины души факт знакомства с наемным убийцей. Она вовсе не выглядела наивной дурочкой. И при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж и молодой. Все дело в макияже и штукатурке, скрывающей морщинки. Ей уже стукнуло как минимум тридцать лет. Если я и ошибался, то не намного. Но сейчас мне были до лампочки и ее притворство (если это было так на самом деле) и боевая раскраска. Мое мужское естество настоятельно требовало выхода. К тому же, меня начала снедать примитивная ревность. Моя половина игнорировала любимого супруга напрочь. Уж не знаю, чем я перед нею так сильно провинился. И это обстоятельство здорово меня раздражало и вызывало в моей душе мстительное чувство. – А, все равно… – Девушка с неожиданным легкомыслием махнула рукой. Похоже, она успокоилась. И, скорее всего, успокоительным средством был алкоголь – в бокале, который она так лихо оприходовала, видимо, находился какой-то крепкий напиток. – Что значит – все равно? – Если человек нравится, то совсем неважно какая у него профессия и в каких отношениях он с законом. – Даже так? – Это с женской точки зрения, – поторопилась уточнить свою мысль моя собеседница. – То есть, вы хотите сказать, что я вам здорово понравился? – Вы удивлены? – Как бы вам сказать… – Скажите честно. – В какой-то мере, да. Здесь, – я широким жестом охватил весь зал, – полно тугих кошельков. В понимании современных девушек, это и есть настоящие мужчины. Но я ведь к таким не принадлежу. – В данный момент, – веско сказала она, медленно и с нажимом выговаривая слова, – мне плевать на этих, с позволения сказать, мужчин. Меня сейчас интересует только одно: а как я вам?.. – Выше крыши, – ответил я, ничуть не покривив душой. – Ваш ответ мне словно бальзам на душу… Ее зовущие глаза буквально взорвали в моем сердце гранату. Что за женщина! Секс-бомба, ей-ей… – Спасибо на добром слове, – ответил я непослушным языком. Во рту у меня мгновенно пересохло, и весь мир сосредоточился только на ее мордашке. Пухлые губки девушки приоткрылись, показав белоснежные коралловые зубы, и мне вдруг захотелось сжать ее в объятьях и изнасиловать прямо здесь, под пальмой, невзирая на толпу. – Как вас зовут? – спросила девушка, лукаво улыбнувшись. Похоже, она поняла, что творится в моей бедной пропащей душе. – Иво, – ответил я. – Простите… это имя? Девушка была удивлена. – Конечно, – буркнул я с недовольным видом. – А вы подумали, что кличка? – Да нет… Вы латыш? – Не знаю. – Простите – не поняла… – Я подкидыш. Детдомовец. Так меня окрестили в приюте. Я невольно нахмурился. Воспоминания о моей прошлой жизни нахлынули холодной волной, на какой-то миг притушив огонь неожиданной страсти, так некстати – как говорится, средь шумного бала – запылавший в груди. – Понятно… – Девушка сочувственно вздохнула. – И это все, что вы можете мне сказать в ответ? – Ах, да! – Девушка моментально просияла. – Лана… Она сделала книксен и протянула мне узкую изящную ладошку. Стараясь не ударить в грязь лицом, я решил притвориться светским львом и не пожал ее руку, а поцеловал. – Нет, вы точно дамский угодник, – нежно проворковала девушка. – Не буду спорить… – Прищурившись, я посмотрел ей прямо в глаза. – Лана – это значит Светлана? – Ну… Светка. И девушка заразительно рассмеялась. Я невольно последовал ее примеру. Мое настроение снова улучшилось, и я, перехватив официанта, предложил: – Есть предложение выпить за знакомство. – Поддерживаю, – ответила Лана. На этот раз всем напиткам, которые были на подносе официанта, она предпочла шампанское; я удовлетворился рюмкой коньяка, который оказался настоящим нектаром, напитком богов. Да, денежек на презентацию не пожалели… Я невольно бросил взгляд на чисто отмытые окна и сцепил зубы, вспомнив, сколько нищих и бомжей просят копеечку на улицах города. Того, что съедено и выпито на презентации, хватило бы им как минимум на месяц. Что поделаешь – сытый голодного не разумеет… – А что если мы отсюда сбежим? – неожиданно сказала девушка. – То есть?.. – То есть, слиняем. Уйдем по-английски – не прощаясь. Мне здесь надоело. – Предложение дельное… Я испытующе посмотрел на ее раскрасневшееся личико – похоже, она подслушала мои мысли. – Так за чем остановка? – Я не думаю, что вы здесь одна… – Ну и что? Вас это не должно волновать. Или вы тоже с прицепом? – А как вы думаете? – Я ничего не думаю. – Она пожала плечами. – Если честно, я за вами долгое время наблюдала и как-то не заметила, что здесь присутствует ваша половина. – Вы плохо смотрели. – Я невесело ухмыльнулся. – Но насчет того, чтобы уйти по-английски я не возражаю. – Тогда вперед? – О чем базар… – Я выйду первой, вы – за мной… минут через пять. – Яволь, майн герр! – Я шутливо козырнул. Лана ретировалась. Она буквально растворилась на глазах среди танцующих. Шустрая девица… Я поискал глазами жену. Но ее нигде не было видно. Наверное, удалилась с кем-то в номера, подумал я с мстительной пьяной ревностью. А пошло оно все!.. Примерно через шесть минут я выходил из здания со своей сумкой, которую забрал из импровизированного гардероба. Уже знакомый мне начальник охраны на прощание неожиданно улыбнулся. Как мне показалось – с облегчением. Знал бы он, что только мое неожиданное знакомство с Ланой спасло презентацию от большого скандала с мордобитием. А то, что я мог наломать целую кучу дров, у меня сомнений не было. Вообще-то, я человек спокойный и достаточно выдержанный. Но иногда на меня находит. И тогда со мной лучше не связываться… Девушка ждала меня в машине. Нашим транспортным средством оказалась "ауди" последней модели. Не хило, подумал я. Живут же люди… По давно устоявшейся привычке "сфотографировав" взглядом номер машины, я сел рядом с Ланой и пропел: – Вези меня извозчик по пыльной мостовой… – Есть, командор! Она лихо вырулила на проезжую часть, и мы помчались в темноту. На душе у меня постепенно разливалось приятное томление.Глава 2
Дом, к которому мы подъехали, не впечатлял. Это была обычная девятиэтажная коробка, построенная при советской власти. Единственным ее отличием от таких же унифицированных зданий оказались подъезды – хорошо освещенные, чистые и с бронированными дверьми, снабженными цифровыми замками. Впрочем, такие охранные системы сейчас не в диковинку. Народ, напуганный невиданным доселе размахом "демократизации" общества, мудро начал прятаться от нее за высокими заборами и решетками. В некоторых домах даже начали устанавливать видеокамеры слежения, не говоря уже о прочей сигнализации. Кроме того, многие начали заводить сторожевых собак. И не просто дворняжек, а настоящих бойцовых псов с тигриной хваткой. Такой зверь может запросто оттяпать за раз полноги. Но и это еще не все. Я знавал одного индивидуума, который завел в своей квартире настоящий террариум. Как он управлялся с этим хозяйством, я затрудняюсь ответить. Но когда однажды к нему пожаловал вор, и его укусила королевская кобра, то после этого инцидента не только его квартиру, а и дом деловые начали обходить десятой дорогой. Голь на выдумки хитра… – У тебя здесь хип-хата? – спросил я, с интересом разглядывая интерьер просторной двухкомнатной квартиры, куда меня привела девушка. По дороге мы как-то незаметно перешли на "ты". – Что такое хип-хата? – с невинным видом поинтересовалась Лана. – Место, где занимаются адюльтером, – ответил я без обиняков. А чего темнить? Чай, мы не дети. И прекрасно отдавали себе отчет в том, какая нелегкая принесла нас в эту квартиру. – Ах, какие мы грамотные, – рассмеялась зазывным грудным смехом девушка. – Да уж… – Нет, это не то, что ты думаешь. Мы находимся в квартире Марины, моей подруги. Она уехала в длительную служебную командировку. В ответ я лишь мило улыбнулся. Лана явно врала. Меня трудно обмануть. Ну и что? Разве я пришел сюда, чтобы обсуждать ее моральный облик? – А не испить ли нам кофию?.. – начала девушка. – Сказал граф, стуча манжетами, – подхватил я старую, с длинной бородой, побасенку. – Не вижу препятствий. Умираю от жажды. – Тогда прошу на кухню. Девушка сделала реверанс, и спустя какое-то время я с удовольствием глотал обжигающую ароматную жидкость. – Ну как? – спросила она. – Бальзам, – ответил я честно. Кофе она и впрямь умела варить. Постепенно моя несколько отяжелевшая после возлияний хмельная голова стала пустой и ясной. На смену эйфории, навеянной спиртным, приходил острый интерес к ситуации, которую мне навязали (как я теперь начал понимать), и некоторая настороженность. Мне почему-то показалось, что Лана начала нервничать. Она все так же мило улыбалась, шутила, делала глазки, но мой предыдущий опыт общения с противоположным полом подсказывал мне, что девушка чего-то боится, но изо всех сил старается это скрыть. Уж не думает ли она, что нагрянет муж? Или любовник? Это будет еще тот кунштюк… А что, такой вариант не исключен. Адюльтер вообще и в частностях – занятие людей, любящих риск. (Хотя они в этом чаще всего не сознаются даже самим себе). Представив на миг комичность предполагаемой ситуации, я невольно рассмеялся – это будет мой первый опыт подобного рода. Ну что же, когда-то нужно испытать и такие эмоции. Чтобы было о чем вспоминать в глубокой старости – если, конечно, доживу. Неожиданно в глубине квартиры раздался какой-то подозрительный шум. Я вопросительно посмотрел на Лану. Она немного побледнела и в недоумении пожала плечами. – Пойду, посмотрю, что там… – сказала она неуверенно и направилась к двери. Я глядел на нее молча, глупо хлопая ресницами – играл в непонятку. Похоже, события и впрямь могут принять неожиданный поворот, подумал я мельком, мысленно поежившись. Боюсь ли я? Еще чего! Я чист, как говорилось в советские времена, перед родиной и партией, словно стеклышко. Не был, не видел, не знаю, не брал, не замешан – вот мое нынешнее кредо. Позарился на чужую жену? Помилуй Бог, я в ее паспорт не заглядывал, а сама она не призналась, что окольцована. Вину свою не признаю. Набьют мне морду? Ну, здесь кто кого – фифти-фифти или пятьдесят на пятьдесят, если говорить по-нашему. Я ведь тоже кое-что умею… Девушка возвратилась быстро. Она несла, держа за загривок, большого черного кота. – Негодяй! – взволнованно сказала Лана, опуская его на пол; кот зашипел и спрятался за шкаф. – Напугал меня… Это Мурза, – объяснила она. – Кот Марины. Уф-ф… Я с облегчением откинулся на спинку стула. Надо же, какие глупые мысли полезли в голову… Мне вспомнился анекдот про мужика, который, выпрыгнув из окна седьмого этажа в подобной ситуации, пока летел вниз, думал примерно то же самое, и я невольно ухмыльнулся. – Он что, все время сидит взаперти? – спросил я удивленно. – Нет. За ним присматривают соседи, – ответила девушка. И неожиданно нахмурилась, задумчиво потирая переносицу. – Странно… – сказала она. – Что именно? – Мурза почему-то встревожен. – А в чем это выражается? – Он меня оцарапал. Обычно мы с ним дружим. Мурза добрый и ласковый. – Эка невидаль… – Я снисходительно улыбнулся. – Кот – животное непредсказуемое, с характером. Наверное, скучает по хозяйке. – Может быть… – ответила девушка с сомнением. – И все равно Мурза как будто не в себе. Она бросила в мою сторону тревожный и вопрошающий взгляд, будто я был виноват в том, что кот отнесся к ней так непочтительно и даже по хамски. – Есть предложение эту тему закрыть, – сказал я решительно. Поднявшись, я притянул ее к себе и крепко обнял. Она не сопротивлялась. Доверчиво положив мне голову на плечо, Лана шепнула: – Пойдем в гостиную… "Давно пора…" – подумал я с облегчением, мигом отбросив все сомнения, подозрения и колебания. – Посиди чуток, – сказала Лана, указав на диван. – Я сейчас… Она многообещающе улыбнулась и скрылась в ванной. Спустя минуту раздался шум льющейся воды. От нечего делать я стал рассматривать интерьер гостиной. И чем больше я смотрел, тем сильнее мне не нравилось жилище "подруги", которая, скорее всего, была выдуманной. Нет, квартира точно не являлась хип-хатой. В альковах для интима всегда присутствует некая аура… пусть не любви, а разврата, и тем не менее это так. Она скрыта в мельчайших деталях интерьера, в запахах, в цвете обоев и даже стеклах окон, которые кажутся чище, чем на самом деле. Все эти ощущения находятся на уровне подсознания и навеяны, скорее всего, приподнятым настроением, которое овладевает тайными любовниками. В квартире явно присутствовал казенный дух. Во-первых, мебель была собрана, что называется, с миру по нитке. Она была достаточно новой, но недорогой. Во-вторых, дешевые картины на стенах (кажется, итальянский ширпотреб), изготовленные по шаблонам на специальном оборудовании, искусственные цветы и растения в вазах, примитивные гардины, ковровые дорожки – как в официальных заведениях – и стерильная чистота жилища наводили на мысль, что квартира предназначалась для тайных встреч, но ни в коем случае не для воркующих любовников. Мне приходилось бывать в таких квартирах по долгу службы. В них сотрудники спецслужб встречаются с секретными агентами. Обычно подобное жилье записано на подставное лицо. Но иногда в квартирах проживают отставники той или иной "конторы", который уходят "погулять" пока их бывшие коллеги решают проблемы с агентом. Что все это значит? Тревога постепенно вползала в душу, заглушая все остальные чувства и пытаясь заставить мозги работать в усиленном режиме. Анализ! Нужен трезвый анализ сложившейся ситуации. Что, прямо скажем, было нелегко – меня неудержимо начало клонить ко сну. Я это понял уже в лежачем положении. Тело помимо моей воли само опустилось на мягкие диванные подушки, а глаза начали закрываться. Не спать! Опасность! Я подхватился, как ошпаренный. В голове стоял шум, мысли путались, тело стало вялым и непослушным. Только теперь я почувствовал во рту неприятный металлический привкус – как будто пожевал железную стружку. Кофе! Мне что-то подсыпали в кофе. Лана… Нет, не Лана – Светка, шалашовка, профурсетка, шаболда… Сука! Собрав оставшиеся силы, я встал с намерением ворваться в ванную и размозжить ей голову. Но я смог сделать только два шага; мышцы скрутила невыносимая боль, ноги подломились, и я рухнул на пол, словно телеграфный столб – прямой и почти бездыханный. Не спи, не спи… Иво, не спи! Вспомни, чему тебя учили… Вспомни! Прокачать… Нужно прокачать организм, чтобы отрава побыстрее вышла с потом. Если, конечно, это снотворное, а не смертельный яд… Ввести себя в полный транс у меня не получалось, как я ни изгалялся над собой. Увы, из-за чрезмерной дозы спиртного, замутившей мозги, я спохватился чересчур поздно, и теперь все мои потуги были напрасными. Или почти напрасными. И все же я старался. Старался из последних, уже мизерных, сил. Я мысленно представлял, что бегу, бегу очень быстро, преодолевая крутой склон. Сжимая-разжимая мышцы, которые казались раскаленными канатами, пронизывающими все тело сверху до низу, я в конце концов добился сильного потоотделения. Но порадоваться своему успеху не успел. Веки стали чугунными, и я уже не мог держать их открытыми. Темнота перед глазами наполнилась огненными всполохами, я попытался закричать – уж не знаю, от гнева или от боли, но из горла вырвалось лишь сипение, и я провалился в бездонную пропасть, на дне которой жарко пылали уголья… Очнулся я из-за того, что кто-то щекотал мне нос. Я чихнул и открыл глаза. Прямо передо мной горело много солнц, образовавших гало. Какое-то время я не мог сообразить, где нахожусь и что это за странное атмосферное явление. Но постепенно сизая полупрозрачная пленка на глазных яблоках истончилась, а затем растаяла, и я наконец понял, что по-прежнему лежу на полу в той же квартире, как раз под зажженной люстрой. А рядом с моей головой пристроился, плотоядно облизываясь, черный кот. Мурза, вспомнил я, как его зовут. И хрипло сказал ему: "Брысь!". Кот посмотрел на меня с укоризной и неторопливо прошествовал куда-то вглубь гостиной. Похоже, он лизал мое лицо, чтобы определить какой я на вкус. Я попытался сесть, но с первого раза у меня это не получилось. А когда, в конце концов, приземлился на пятую точку, то понял, почему мне было так трудно удержать равновесие. Понял и похолодел от дурного предчувствия: в правой руке я держал окровавленный нож! Я отшвырнул его, как ядовитую змею. Адреналин, до этого жидкий, словно ослиная моча, вдруг превратился в густую огненную воду и забурлил в жилах первостатейной бражкой. Мою немощь будто рукой сняло. Я не просто встал на ноги, а буквально взвился вверх ракетой, словно меня ткнули в заднее место раскаленным прутом. Кровь! Неужели я убил Лану!? С ума сойти… Если это так… Нет, не может быть! Это розыгрыш. Ну конечно же, розыгрыш. – Лана! Ты где? Ау! – позвал я коварную искусительницу и прислушался. Ответом мне была тишина, которую нарушала лишь журчащая в ванной вода. – Отвечай, черт бы тебя побрал! – рявкнул я что есть мочи. Молчание. – Кончай играть в эти дурацкие игры, – сказал я уже не очень уверенно. – Где ты прячешься? Выходи. Но на мой зов откликнулся только Мурза. Оказалось, что он посетил спальню. Одарив меня хищным изумрудным взглядом, он неожиданно зашипел, обнажив совсем не маленькие клыки. Кот и впрямь был здоровущий. Я подумал, что могло бы со мной случиться, не очнись я так быстро. И невольно содрогнулся. Мне в голову сразу полезли книжные примеры, и первый из них – ведьма с гоголевской "Утопленницы", превратившаяся в кошку с железными когтями. Бр-р! Однако, кота явно что-то тревожило. Он выгибался дугой, фыркал, шипел, царапал пол и дверные филенки. Мне даже показалось, что он хочет к чему-то привлечь мое внимание. Но к чему? Загадка… Для начала я заглянул в ванную. Там было пусто. Закрыв кран, я направил свои стопы на кухню. Результат оказался аналогичным. Черт побери, что за шуточки!? Где же, все-таки, эта сумасбродная чертовка? Может, в спальне? Ждет, не дождется, суженого… чтоб ей попался седой, косой и горбатый. И я решительно потопал в спальню. Если и там никого нет… то я или сплю до сих пор, или меня кинули, как последнего фраера. Притом непонятно по какой причине. Обидно. Спальня оказалась занятой. Покойником. Он лежал на постели с перерезанным горлом. Меня будто обухом хватили между глаз. Я просто остолбенел от изумления и ужаса. Нож! На некоторое время я как-то выпустил его из виду, забыл о нем. И вот тебе пожалуйста… Спокойно, Иво! Что-то здесь не вяжется… Мог я убить этого человека? Да, мог, дело знакомое. Но с какой стати? Ревность? Пьяная ссора? Чушь собачья! Последний раз из-за женщины я дрался в семнадцать лет. Это только сдвинутым по фазе кажется, что его возлюбленная – единственная в мире, и что за не можно пожертвовать и свободой, и жизнью. Меня женский вопрос всегда волновал поскольку постольку. А когда я, в конце концов, вкусил всех "прелестей" супружества, то мои иллюзии и вовсе превратились в тлен. Так что из-за Ланы в такое кровопролитное сражение я никак не мог ввязаться. Если только на этот момент у меня крыша не сдвинулась набекрень от той пакости, которую она подсыпала мне в кофе. "А не испить ли нам кофию?.." Зараза. Тьху! Твою мать… Дурак ты, Иво. Что делать, брат? Рвать когти. И побыстрей. Недосуг думать и соображать куда ты, дружище Иво, вляпался. Нужно немедленно покинуть квартиру. Иначе, если прихватят менты, так сказать, на месте преступления, тебе придется очень туго. Ходу, ходу! Стоп. Спеши помаленьку. Пальчики. Нужно все, к чему я прикасался, тщательно протереть. И в первую очередь нож. Я быстро вышел в прихожую – и со злости сплюнул. Как я и предполагал, входная дверь была не заперта. Это чтобы милицейский наряд не потревожил мой сон. Итак, меня подставили. Это и козе понятно. Кто и зачем, будем разбираться потом – сейчас недосуг. Все было продумано до мелочей. Меня сняли во время психологического надлома, когда человек способен на совершенно безумные поступки. Гениально продумано. Все пунктики плана сработали, кроме одного – они не предполагали, что благодаря медитации (пусть и не совсем удачной) мой организм справится с отравой гораздо быстрее, чем указано в их дьявольском рецептурном справочнике. Нужно спешить. Если все происходило, как я мыслю, то вскоре прилетят "архангелы" в масках и с автоматами. От них так просто не отбрыкаешься. Многие из них прошли Чечню, поэтому свое дело парни знают туго и миндальничать со мной не будут… Я успел протереть только рукоять орудия убийства (как оказалось, это был обычный кухонный нож, только очень острый) дверные ручки и кофейную чашку, как в прихожей резко и требовательно зазвенел звонок. Ах, черт побери! Все-таки меня прихватили… Не успел. Я даже тихо застонал в досаде, словно от зубной боли. Ну и что теперь? Как это в фильме (не помню названия): "Кац предлагает сдаться…" Ха-ха! Хрен вам. Русские не сдаются, потому что им нечего терять, кроме своих цепей. Жизнь? А разве мы живем? Мы существуем. Если и не все, то большинство – точно. И давно, с незапамятных времен. Поэтому категория жизни у нас это нечто эфемерное, заоблачное, не имеющего никакого отношения к действительности. Все мы (или почти все) живем большей частью не в конкретном, сугубо прагматическом, мире, а, почивая на диване или коротая время в пивнушке, ублажаем себя мечтами и надеждой на то, что наши души бессмертны и нам предстоит вечное райское наслаждение. В дверь уже не звонили, а бухали ботинками. К счастью, она оказалась пусть и не металлической, но сработанной на совесть с очень крепких и толстых досок. Я не стал мешкать, быстро потушил свет и бросился к окну спальни, в которой упокоился вечным сном незнакомый мне жмурик. Отворив окно, я посмотрел вниз. Третий этаж… С одной точки зрения высоковато, а с другой – хорошо, что квартира находится не на девятом этаже. Хоть я и мужчина в полном расцвете сил, но все-таки не Карлсон с пропеллером. Увы, с этой стороны не было балконов, которые тренированному человеку могут заменить лестницу, в отличие от фасадной части дома, куда выходили окна гостиной. Но там меня могли ждать оперативники или омоновцы. Это обычная практика. Что касается тыльной стороны здания, то на задворках засады устраивались редко, в особенности, если квартира находилась выше второго этажа. Удивительно, но факт. Дом окружали только в том случае, когда в капкан попадал очень серьезный вооруженный зверь. Скорее всего, тот, кто вызвал среди ночи милицию, сообщив, что убит человек, представил ситуацию как бытовую ссору. Подрались двое пьяниц, и один укокошил другого. Тривиальная история. Я недолго смотрел вниз. Нужно было что-то предпринимать. Торопливо сорвав шторы и присовокупив к ним две простыни, я соорудил себе импровизированный канат, один конец которого привязал к радиатору отопления. Он, конечно, не доставал до земли, до нее оставалось еще три-четыре метра, но это уже были семечки. Не мешкая ни секунды, я перелез через подоконник и начал спускаться вниз, надеясь на свою счастливую звезду. Мне повезло: мой "канат" хотя и трещал, но все-таки выдержал немалый вес моего тела, приземлился я благополучно и в чахлом кустарнике у стены меня никто не ждал. Пригибаясь пониже к земле, я рванул от дома с такой скоростью, словно за мной гнались все демоны преисподней. Остановился я только тогда, когда между мною и злосчастным домом пролегла добрая миля. В голове царил совершеннейший бедлам. Лишь теперь мне стало понятно, как крупно я влип. Но я пока не мог сообразить, за кем идет охота: за мной или за кем-то другим, а некий лох по имени Иво выступает во всей этой истории в качестве джокера. Однако, долго размышлять было недосуг. Я посмотрел на часы – и сокрушенно почесал затылок. Все, мне точно амбец. Каролина меня со свету сживет. Я просто обязан где-то срочно укрыться, и кроме как на квартиру жены мне податься некуда. А там меня ждала расправа, ведь я за год нашей совместной жизни еще ни разу не приходил домой под утро. Обречено вздохнув и сторожко посматривая по сторонам, я направил свои стопы в центр, где моя ненаглядная прикупила пятикомнатную квартиру улучшенной планировки. Это случилось сразу же после помолвки, которая пока не увенчалась большими свадебными торжествами. Все как-то недосуг…Глава 3
Я зашел в квартиру на цыпочках, стараясь не шуметь. Судя по тому, что сигнализация была отключена, Каролина уже вернулась. Это меня очень удивило – обычно презентации заканчивались только под утро. А сейчас стрелки часов показывали половину четвертого ночи. Как-то так повелось с самого начала, что мы спали в разных спальнях. Каролина и, тем более, я были уже не молоды и успели обзавестись привычками. А поскольку до нашей встречи мы вели холостяцкий образ жизни, то и мне, и ей больше импонировало ночное одиночество в индивидуальной постели. В кухню я заходить не стал. Ночное приключение напрочь вышибло из мозгов хмель, а что касается еды, то я был сыт по горло от той пакости, которую Лана подсыпала в кофе. Мой желудок до сих пор был не на месте, ворочался и урчал, словно живое существо. Единственное, что я сделал, когда разделся, так это распотрошил аптечку в ванной комнате и проглотил с на всякий случай десяток таблеток активированного угля – весь неприкосновенный запас. К сожалению, я оказался не готов к тому, что меня, ныне простого обывателя, кто-то захочет отравить, а потому не обзавелся более действенными препаратами. В свободной продаже этих чудодейственных таблеток не было, но я знал, где их можно достать. В спальне было темно и тихо. Предвкушая желанную встречу с мягкой подушкой, я зевнул и… И невольно закрыл глаза, ослепленный ярким светом включенной люстры. А когда опомнился от этой неожиданности и восстановил нормальное зрение, то первым объектом, который я увидел, было пунцовое от гнева лицо моей жены. – Негодяй… Изменщик… Каролина шипела, как рассерженная гусыня. – Убью! – вскричала она и швырнула мне в голову какой-то предмет. Ошеломленный таким неистовым напором, я едва увернулся. Ударившись о стену позади меня, предмет брызнул во все стороны осколками. Только теперь я понял, что Каролина запустила в меня тяжелой керамической вазой. – Ты что, пьяна!? – спросил я с опаской. Я уже довольно хорошо знал непростой норов моей дражайшей половины. Она была способна на самые отчаянные поступки. У нее внутри постоянно вибрировала авантюристическая жилка, из-за чего Каролина была непредсказуема и опасна, словно граната с выдернутой чекой. – Это я пьяна!? Кобель чертов! – Не кричи, соседей разбудишь, – сказал я сдержанно. Я смотрел на нее и едва сдерживался, чтобы не ухмыльнуться. Заело все-таки… А не хрен с квадратными чуваками якшаться, подруга жизни. У меня тоже есть своя гордость, несмотря на то, что я почти альфонс. – Пусть все знают, какая сволочь у меня муж! – бушевала заведенная Каролина. – Нет, ты не пьяная. Прости, я ошибся. Ты наелась белены. Мое лицо приняло угрюмый вид, а глаза – я на это очень надеялся – опасно блеснули. Я ведь тоже был не подарок. И когда на меня так наезжают, всегда могу дать отпор. Каролина знала об этом. И тем не менее, продолжала буйствовать. – Стоп! – Я предостерегающе поднял руку, поймав ее на короткой паузе. – Для начала объясни, пожалуйста, по какой причине я впал в такую немилость? – Он не знает… Ха! Прикидывается ангелом. Пыль с крылышек стряхни, образец невинности. – И все равно я ничего не понимаю. У тебя есть какие-то претензии ко мне? – Может, изложить их в письменном виде? – язвительно спросила она. – Это было бы желательно. Завтра, на свежую голову… – Нет, сейчас! – Ладно, валяй, – согласился я устало. – Только в темпе. Лишь теперь я понял, что выжат словно лимон. Наступил откат, и мне нужно было поспать хотя бы час. Притом немедленно. Да, дружище, ты уже не тот Иво, который мог сидеть в засаде сутки, не сомкнув глаз ни на минуту. Годы берут свое. Годы и праздная жизнь. – Ты считаешь, что я не видела, с кем ты ушел? – воинственно спросила Каролина. – Не придумывай того, чего не было на самом деле. Я поскучал часа два в гордом одиночестве (тебе ведт было не до меня), затем мне все наскучило и я, чтобы не травмировать своим видом окружающих, потихоньку слинял. Один. – Врешь! Не один, а с какой-то стервой. Вы вышли порознь, но уехали в одной машине. Ты думаешь, что я дура и мне можно запросто навешать лапши на уши? Дудки! Я все видела! – Каро, ты за мной следила!? Я изобразил удивление и негодование. – А хотя бы и так. – Но это же не этично! – Он будет учить меня этике… – Каролина подбоченилась. – А твои шуры-муры с чужой женщиной – это этично!? – Шуры-муры… – Я пожал плечами. – Бред… Она просто подвезла меня. – Ну, наглец… Подвезла… Лжешь! Ты не имел права так поступать. Я тебе жена или нет!? – Жена. А разве я когда-нибудь утверждал обратное? – Да! Вчера… вместе с той рыжей грудастой стервой, которая тебя "подвезла". Далеко ли? Наверное, до своей постели. И как она тебе, ничего? – Нормально, – буркнул я, делая вид, что сильно обиделся за навет. – Не буйная. А для меня это главное. – Он, видите ли, имеет наглость шутить… Каролина, которая как будто немного успокоилась, опять побагровела от гнева. – А ты хочешь, чтобы я упал перед тобой на колени и слезно просил прощения? Так ведь не за что. Честное слово. Я и впрямь не кривил душой. Увы, с Ланой у меня получился полный облом. И даже нечто более значительное, чем примитивный "от ворот – поворот". Так что моя совесть не требовала чистящих средств. – Но ты с ней ушел, ушел, ушел!.. – Допустим. – Не допустим, а точно! – Допустим, точно. – Гад! Ну, гад… – У Каролины не хватило слов; она едва не задохнулась от гнева. – И после этого ты осмелился прийти сюда… сюда… Ее переклинило. Я продолжил ее мысль, но на свой лад: – Сюда, в эту юдоль любви, спокойствия и благополучия. – Я принял театральную позу. – Где ты посеял свои домашние тапочки, Отелло!? Каролина на некоторое время онемела от моего нахальства. Я решил воспользоваться моментом, чтобы перехватить инициативу. То есть, провести встречный бой. – Кстати, я не знал, что тебе нравятся толстяки, – сказал я с нехорошей ухмылкой. – Как ты его обхаживала… Наверное, он горячий мужчина, не чета мне. – Что ты несешь!? Какие толстяки? – Не какие, а какой. Тот самый, который на презентации тискал тебя как резиновую грушу. А потом повел в номера. Каролина онемела. Она растерялась и не знала, что ей делать – продолжать скандал, обвиняя меня во всех смертных грехах, или начать оправдываться. Собственно говоря, на такую реакцию я и рассчитывал. – Вот видишь, милочка, никому не нравится правда, – продолжил я со снисходительной улыбкой. – Молчишь? Нечем крыть? – Господи… – простонала она, заламывая руки. – Какой бред… Я понял, что этими словами она пытается скрыть свое замешательство. Похоже, Каролина все еще не знала, как мне отвечать. – Ночной бред, – уточнил я саркастически. – Так что нечего перекладывать проблемы с больной головы на здоровую. – Я перекладываю?.. – Да. Это понятно как дважды два – четыре. Или ты считаешь, что мне было приятно наблюдать, как вы там ворковали, словно два голубка? – У нас был деловой разговор! – Для этого есть офис, в котором ты, между прочим, пропадаешь с раннего утра до позднего вечера. – В отличие от тебя, бездельника, я работаю. – Чтобы обеспечить нашей дружной семейке безоблачное будущее, – подхватил я и развил мысль жены, истолковав ее по-своему. – А хотя бы и так. На мужа надежд мало. – Ты знала, что выходишь замуж за пенсионера… Я принял скорбный и унылый вид. – Пенсионера? Ха! Да на тебе пахать можно. Здоровый, как бульдозер. – Это так тебе кажется. Я простободрюсь. – И по ходу дела на тренировке крушишь голыми руками кирпичи, – с ехидцей переиначила она мою мысль на свой лад. Я скромно потупился, торжествуя в душе. Мне удалось переключить Каролину, как радиоприемник, на другой канал и притушить ее праведный гнев. – От такой жизни не только руками, но и лбом будешь биться о кирпичную стенку, – сказал я с деланной обидой. – Не поняла… Что ты имеешь ввиду? – с воинственным видом спросила Каролина. – Ничего… – буркнул я, стараясь не встречаться с нею взглядом. – Нет, ты скажи! – А что тут говорить? Ты сама знаешь… Я продолжал вести свою партию, стараясь не сфальшивить. Как и все женщины, Каролина страдала повышенной любознательностью. Теперь я точно знал, что она не отстанет от меня, пока я не удовлетворю ее любопытство. А значит, главная тема скандала уже потеряла актуальность. Что и следовало доказать. – Нет уж, изволь объясниться. – Каролина вперила в меня требовательный взгляд. – Среди ночи? – Какая разница!? – Она нервно прикусила нижнюю губу. – Большая. Утро вечера мудрее. Это народная поговорка, а народ, как ты, надеюсь, знаешь, зря не скажет. Так что есть предложение перенести наши дебаты на более удобное со всех точек зрения время. – Ты мне мозги не компостируй! Знаю я твои уловки. Говори. – Ну, если ты так хочешь… Я решительно повернулся и направился к двери. – Ты куда? – грозно спросила Каролина. – На кухню. – Зачем? – Хочу выпить чашку чая. Во рту пересохло. Там и поговорим, коль ты настаиваешь. Каролина смирилась и, едва не наступая мне на пятки, потащилась за мной на кухню. Похоже, бес любопытства, выставив свои рожки, подталкивал ее под зад. Пока не заварился чай, я отмалчивался. Чайная церемония чересчур важное и ответственное дело, что отвлекаться на пустые разговоры. Каролина, с нетерпением глядя на мои нарочито медлительные движения, было открыла рот, но тут же и захлопнула его. Она точно знала, что коль я принял какое-то решения, то никогда не отступлюсь. – Тебе покрепче? – спросил я, разливая чай по чашкам. – Мне все равно, – бросила Каролина, сверля меня требовательным взглядом. – От крепкого чая не уснешь. – А я уже и так спать не буду. В шесть утра я уезжаю в командировку. С толстяком? – едва не ляпнул я, но вовремя придержал язык. Хмель уже выветрился из моей головы окончательно, и на смену ему пришла рассудительность. – Значит, это у тебя прощальная гастроль, – сказал я, ухмыляясь. – Решила поскандалить со мной, чтобы я помнил о тебе каждую минуту. – Не заговаривай мне зубы! Я хочу услышать, чем ты недоволен. Если я уже надоела тебе, так ты скажи. – Ты хочешь, чтобы я так сказал? – Мне все равно! – Вот мы с тобой и договорились, – сказал я с наигранным благодушием и отхлебнул глоток терпкого на вкус крепкого чая. Каролина уставилась на меня с таким видом, будто видела в первый раз. Я тем временем спокойно пил свой чай, словно не понимая, что у нее сейчас творится в голове. – О чем договорились? – наконец спросила Каролина. Тон, которым была произнесена эта фраза, не предвещал мне ничего хорошего. – Все о том же, моя дорогая. Коль уж такой у тебя негодный муж, лентяй и лежебока, то не пора ли его сменить? Найдешь себе делового, который поможет тебе заниматься бизнесом. Будешь с ним сводить дебе с кредитом даже в постели. Кайф. Краем глаза я увидел, как ее рука судорожно сжала чашку с чаем. А потому поторопился продолжить: – Между прочим, чай горячий. Если ты запустишь чашку мне в голову, то я получу ожоги. И ты, вместо того, чтобы ехать в командировку, будешь носить в больницу передачи. – Ты… не любишь меня? – спросила она трагическим шепотом. – В том-то и беда, что люблю, – ответил я хмуро. – Иначе давно сбежал бы… от такой "сладкой" жизни. Мы замолчали, как по команде. Каролина смотрела на меня, не отрываясь, – глаза в глаза. Я не отводил взгляд в сторону, даже не мигал. Такие гляделки длились минуты две. Неожиданно глаза Каролины наполнились слезами, и она зарыдала взахлеб. Все, подумал я, бастион взят. Слезы – последнее оружие женщин. Последнее и самое действенное. Редко у какого мужика не дрогнет сердце при виде слабого беззащитного существа, сдавшегося на милость победителя. Но я давно уже не был наивным лохом. Женские рыдания – это всего лишь перегруппировка сил, выражаясь военной терминологией, перед очередным коварным ударом с другого направления. Что ж, пора начинать финальную часть. Она во все времена была одна и та же. Я подошел к Каролине, поднял ее со стула, и обнял. Она зарыдала пуще прежнего. Я стоял молча, по-отечески поглаживая Каролину по голове – делал вид, что успокаиваю. Если честно, то мне и впрямь ее было жаль. Семейный скандал – это с точки зрения нормального человека чепуха на постном масле. Когда милые бранятся, они чаще всего только тешатся. Другое бередило мне душу, вызывая нехорошие предчувствия. Я был уверен, что история с трупом в спальне отнюдь не закончилась. Она только начинается. И мне вовсе не хотелось, чтобы Каролина каким-то боком попала в намечающуюся круговерть, которая может оказаться смертельно опасной. – Каро, у меня есть предложение… – нежно шепнул я на ухо жене. – Сволочь ты, Иво Арсеньев… – всхлипывая, сквозь слезы ответила мне Каролина. – Какая ты сволочь… И прижалась ко мне еще тесней. – Эт точно, – ответил я совершенно искренне. – Пойдем… Мы возвратились в мою спальню. И, естественно, до утра так и не сомкнули глаз. Я знал, что восстановленный мир всегда нужно подкреплять чем-то существенным. А потому мужественно держал марку до последнего. О причине скандала мы дружно забыли. По молчаливому обоюдному согласию. Будто ничего и не было. Буря прошла без особых последствий, сорвав лишь несколько засохших листьев на семейном древе. Да, жизнь странная штука…Глава 4
Выпроводив Каролину, которая все-таки решила командировку не отменять, я рухнул на постель, словно подкошенный, и уснул еще до того, как моя голова коснулась подушки. Кошмарные сны меня не тревожили, и я проспал крепким и безмятежным сном младенца до двух часов дня. Приняв контрастный душ и выпив подряд две чашки крепкого кофе, чтобы немного прояснилось в голове, я вышел на улицу и направил стопы к ближайшему газетному киоску. Мне хотелось узнать, кого завалили на квартире "подруги" теперь уже незабвенной Ланы. Я был уверен на все сто процентов, что это дело не моих рук. В противном случае можно предположить, что меня зомбировали, но сия догадка лежала в области фантастики. А поскольку я реалист, то не верю в сказки подобного рода для взрослых. Как я и предполагал, о ночном событии газеты ничего не сообщали. Что немудрено – материалы ведь готовятся загодя. Но я знал, где искать. И нашел. Была в городе такая газетенка под названием "Криминальные новости". Расторопности ее сотрудников можно было позавидовать. Иногда мне даже казалось, что убийства совершаются по заказам главного редактора "Криминальных новостей". Не успеют в городе кого-нибудь завалить, а корреспонденты "КН" уже расписывают чрезвычайное происшествие во всех подробностях. Потрясающая осведомленность и оперативность. Вообще-то газет я не читаю. Зачем? Включишь цветной "ящик" – и балдей, не напрягаясь. Разжуют и в рот положат. Только глотай, да не подавись. Но вот жена моя в тиши алькова любила на сон грядущий почитать периодику. Правда, вкус у нее на сей предмет был несколько странный. Она предпочитала "желтую" прессу. Ее любимой газетой был "Бульвар" – примитивный листок, ориентированный на любителей "жареных" фактов из биографий знаменитостей. Чего только там не писали! Сплошные розовые ути-пути и кроваво-красные страсти-мордасти. Из "Бульвара" я нечаянно узнал, как много в нашей стране "голубых", лесбиянок, экстрасенсов и сдвинутых по фазе. Поэтому в трамваях и троллейбусах я теперь стараюсь забиться на задней площадке в угол и стою к остальным пассажирам только лицом – на всякий случай… "Криминальные новости" не подвели. Наверное, им пришлось снять несколько материалов с первой полосы, чтобы тиснуть крупным шрифтом: "ЗАГАДОЧНОЕ УБИЙСТВО". И ниже, кеглем меньшего размера: "УБИТ ДЕПУТАТ ОБЛАСТНОЙ ДУМЫ ЗАВАРЗИН". Твою дивизию! Вот тебе бабушка и Юрьев день… Я сел на ближайшую скамью, потому что ноги вдруг стали непослушными. Я был поражен, сражен, убит наповал этой ожидаемой новостью. Заварзин! Кто в городе не знал Заварзина? Думаю, что лишь бродячие псы и то только те, что обретались на окраине. Он был еще не совсем олигархом, но уже приближался к этой сияющей вершине. Правда, в начале своего восхождения мастер спорта по вольной борьбе Жора Заварзин носил кличку Будулай из-за своей цыганковатой внешности и шапки черных кудрявых волос. Он был бригадиром большой мафиозной группировки, которая постепенно захватила половину города. По истечении двух пятилеток (если вести отчет времени, пользуясь критериями советских времен) Будулай остепенился, постепенно отошел от бандитских дел и занялся легальным бизнесом, большая часть которого пряталась в тени. Благодаря своим деньгам и высокопоставленным покровителям, находившимся у него на содержании, Заварзин с блеском провел избирательную компанию и стал народным избранником. (Говорили, что за него проголосовали 110% половозрелых граждан, что вызвало легкий шок в комиссии по выборам; это был явный перебор). После этого он совсем забронзовел и окончательно оборзел. Ни одно мало-мальски крупное решение, касающееся распределения бюджетных денег, теперь не могло обойтись без визы Заварзина – письменной или устной. И по-прежнему в распоряжении Будулая были бойцы, готовые по его приказу завалить кого угодно и когда угодно. Конечно, такое положение вещей не устраивало многих. Глухое брожение среди городской бизнес-элиты происходило постоянно. На Заварзина покушались раз десять. Но ему до сих пор как-то удавалось выйти сухим из воды. Однако, вчера фортуна обернулась к нему тылом. И именно я был этому живым (пока живым) свидетелем, которого мылили в главные подозреваемые. Ночью по запарке я не узнал Заварзина. Я видел его лишь два раза и то мельком. Тогда он выглядел как помпезный памятник самому себе и всем крутым вместе взятым. А в постели лежал толстый боров с жидкими черными волосами и желтым лицом восковой куклы. Даже кровь на простынях казалась не натуральной, а выглядела как тот состав, что используются в при съемках батальных сцен в кинофильмах. Заварзин… На миг представив, какая в городе поднимется свистопляска в связи с убийством столь сиятельной персоны, я невольно вздрогнул. Блин! У меня не было ни малейших сомнений, что убийцу Заварзина будут искать не только правоохранительные органы, но и бандиты. Да-а, брат Иво, попал ты… физиономией в кисель. Вот к чему приводит кобеляж. И зачем нужна была мне эта подлая Светка, черт бы ее побрал! Лана… Ну, доберусь я до тебя, шалава! А что если пойти в милицию и рассказать там все, как было? Не мог Иво Арсеньев убить Заварзина, никак не мог. Ведь их ничего не связывало. И не разделяло. Мы вращались в разных, далеко отстоящих друг от друга, кругах и никак не могли быть ни соперниками, ни тем более – врагами. Идиот! Мало тебе тех глупостей, что ты наворотил вчера, так еще одной для полного комплекта не хватает. Возьмут недоумка Иво в ментовке за шкирку и посадят в каземат, откуда есть только один выход – в зону. Это если он доживет до суда, что очень сомнительно. Нет, нужно самому для начала разобраться во всех странностях этого дела. Почему именно на мне кто-то, несомненно обладающий большими возможностями, остановил свой выбор, чтобы вовлечь меня в сложную и, скорее всего, многоуровневую интригу? Можно, конечно, сослаться на закон случайных чисел. Это как в барабане спортлото: судьба в лице девочки с бантиками запустила туда руку и вытащила шар с номером, который выпал на долю Иво Арсеньева. Возможно. Но весьма сомнительно. Скорее всего, меня кадрили целенаправленно (по крайней мере, мне так показалось). Если следовать этой версии, то можно предположить, что НЕКТО сумел ознакомиться с личным делом бывшего сотрудника ГРУ Арсеньева и счел его самой подходящей кандидатурой на роль убийцы. Но случайный человек, даже обладающий большими финансовыми возможностями, сделать это, по идее не мог. Наша "контора" даже олигархам не по зубам. За такие штучки руки отрубят тому сотруднику, кто позарится на святая святых – захочет заглянуть без разрешения вышестоящего начальства в досье коллеги. И неважно, какого – бывшего или ныне действующего. Разведка – вещь серьезная и очень жестокая. Тайна должна быть сохранена любой ценой. Значит, это могли быть свои. Например, мой бывший шеф по прозвищу Дракон. Во время последней нашей встречи он возжелал вернуть меня в лоно "конторы", пытаясь сыграть на моих патриотических чувствах. Но у него ничего не вышло. Я, конечно, патриот. Но не до такой же степени. В свое время мне плюнули в душу, выпроводив на пенсию до срока. А теперь, оказывается, без меня "контора" просто не может существовать. Бред! Дракон, эта хитрая бестия, скорее всего, оказался на мели. То есть, выражаясь более конкретным языком, был у высокого начальства не в фаворе. И чтобы снова подняться до нужных высот, решил вернуть в строй (а значит под свое крыло) старые испытанные кадры. Во время нашего скоротечного рандеву меня так и подмывало спросить: а где ты, шеф, был, когда Иво Арсеньеву и еще нескольким зубрам разведки, твоим непосредственным подчиненным, дали пинка под зад? Где, где… понятно где. Своя рубаха к телу ближе. Впрочем, по истечению некоторого времени моя обида как-то истаяла, словно снеговик под весенним солнцем. Жизнь на гражданке, поначалу казавшаяся мне пресной и скучной, в конце концов взяла верх над военным прагматизмом, который покрывал мою душу словно панцирь. У меня появились новые радости и заботы. Я научился радоваться не удачно проведенной операции, а свежему чистому воздуху, утреннему солнцу, лесной тропинке, птичке, пьющей росу, наконец, домашнему уюту и даже рюмке водки, которую мог теперь выпить в любое время дня и ночи, не опасаясь, что за это прижучит начальство. Поэтому предложение Дракона я отмел сразу – что называется, с порога. Хватит, я уже наигрался в игры патриотов по самое некуда. Пусть этим делом занимаются молодые и горячие. А моя кровь давно остыла, и место различных патриотических идей в башке заняли лень и примитивный цинизм. Увы, все в жизни преходящее… Допустим, убийство Заварзина – это интрига Дракона. Что очень сомнительно. Темные делишки Будулая (по которому, если как на духу, давно веревка плакала), проходят по другому ведомству. Главная задача нашей "конторы" – в основном дальнее зарубежье. Но все-таки допустим. Что он от этого выиграет? А ничего. Даже если мне опять придется встать в строй бойцов невидимого фронта – по принуждению! – толку от этого будет немного. Мало того, после такого фортеля мне просто нельзя будет доверять. Значит, Дракон отпадает… Нет, скажем осторожней – предположительно отпадает. Мой бывшей шеф – еще та рыба. Интриган до мозга костей. За что, собственно говоря, его и ценят в "конторе". Он из ничего единолично может сварганить проблему, которую потом не в состоянии решить целый отдел. Тогда кто, если не Дракон? А фиг его знает. После отставки я не жил, а существовал как гриб-поганка, паразитируя на теле мертворожденного демократического общества. Поэтому врагов у меня не могло быть в принципе. Я ни с кем не конфликтовал, никому не переходил дорогу, никого не обманул и никогда не брал взаймы, тем более крупные суммы. Выходит, что именно на мне сработал закон случайных чисел? Вот уж не думал, что я такой невезучий. До вчерашнего дня я не имел ни малейшего повода обижаться на своего ангела-хранителя. Нередко он выручал меня из казалось бы совершенно безнадежных ситуаций. Неужели ангел-телохранитель, как и я, тоже обленился от сытой и безмятежной обывательской жизни и совсем потерял нюх на опасность? Хорошо, допустим, меня подставили случайно. Не исключено, все может быть. Лана окинула взглядом толпу мужиков в зале, где проходила презентация, и решила, что моя внешность и физические данные вполне подходят для осуществления кем-то задуманного плана по прикрытию ликвидации Заварзина. (Я даже в мыслях не имел, что ее узкий лобик скрывает такое количество серого вещества, которое способно сплести серьезную интригу). Если это так, то убийцы в лицо меня знают, а вот моя фамилия и где я живу им неизвестно. Они ведь рассчитывали, что меня возьмут на месте преступления с поличным. На кой им знать данные какого-то глупого лоха, который уже практически приговорен? Имя. Увы, эта хитрая стерва Светлана знает, что меня зовут Иво. Чего проще для человека с большими финансовыми возможностями заглянуть в документы городского паспортного стола и получить список имен горожан на букву "И". А мне что-то давно не приходилось встречать своих тезок – с тех пор, как ушла в мир иной мама Ильза, моя любимая воспитательница детдома, я перестал посещать Прибалтику. После смерти мамы Ильзы я по живому вырезал из памяти все воспоминания о моем приютском детстве, в том числе и местность, где находился дом призрения сирот. Эти годы я считал выброшенными из жизни. Иногда мне казалось, что их прожил не я, а кто-то другой, мне незнакомый. А может, я все это видел в кино… Предположим, что меня вычислят и сдадут ментам. Свидетелей моего пребывания в квартире Светкиной "подруги" нет, сильно наследить я не мог, а значит серьезных фактов, подтверждающих, что имярек Арсеньев имеет какое-либо (пусть и косвенное) отношение к убийству Заварзина, следствию наскрести не удастся. Я немного расслабился и даже сделал попытку улыбнуться. Говорят, веселая мимика здорово поднимает настроение. Улыбнулся – и тут же захлопнул коробочку, щелкнув зубами. Черт побери! Сумка!!! Глядя вперед ничего не видящими глазами, я бесцельно пошарил руками по скамейке, – словно сумка могла там оказаться по мановению невидимой волшебной палочки, которая называется Желание. Увы, мои надежды были тщетны – в наш век добрых чудес не бывает. Следующей моей реакцией была дикая злость на самого себя. Осел! Какой осел! Оставить на месте преступления улику размером с чемодан – это и впрямь нужно быть полным кретином. Можно, конечно, сослаться на форс-мажорные обстоятельства. Но это слабое оправдание подходит простому обывателю, а не Иво Арсеньеву, которого долгие годы звали Ястребом, опытному специалисту по нестандартным и весьма опасным ситуациям. То, что я сейчас не в форме, это и ежу понятно. Я полжизни ходил по улицам городов (как дома, так и за бугром) словно по минному полю, считая, что все вокруг мои враги и что нужно быть готовым в любой момент отразить нападение – не важно с какой стороны, хоть с преисподней. Нас так учили; правильно учили – ведь человеку в душу или мозги не заглянешь. Хочешь сохранить собственную жизнь – бди, бди и еще раз бди. Днем и ночью, в кабаке и в постели с женщиной, на природе, когда вокруг ни души, и в рыночной толчее. Расслабился – считай, что пропал. Естественно, жизнь на гражданке внесла свои коррективы. Существенные коррективы. Временами в городе становилось опасней, чем на передовой. Когда проходил дележ территорий и собственности, стрельба на улицах шла почти каждый день. Но служба – это одно, а вольная жизнь – другое. Даже если она и не имеет ничего общего со спокойствием и умиротворением. Из души уходит главная заноза – постоянная напряженность, которая закручивает нервы в тугой жгут. И вернуть себя в прежнее состояние очень трудно. К хорошему привыкаешь быстро… Сумка… Что в ней было? Шаровары, майка, спортивные тапочки, носки, полотенце, мыло и мочалка. Кажется, все. Нет, не все. По дороге я купил какую-то газету – чтобы скоротать время в общественном транспорте. Документы?.. Нет, все серьезные бумаги и документы я обычно оставляю дома. Беру с собой только проездной и немного денег мелкими купюрами – на всякий случай А также пропуск в спортзал со своей фотографией, который, как я уже знал, служит для местных ментов дипломатическим паспортом. Мне уже приходилось наблюдать, как при виде этой ксивы они сразу берут под козырек. Поговаривали, что настоящим владельцем спортзала был ныне здравствующий и действующий начальник УВД области, хотя в документах на здание значилась совсем другая фамилия. Однако пропуск я держал во внутреннем кармане пиджака. Он никак не мог оказаться в сумке. Это обстоятельство подняло мой дух, и я немного успокоился, чтобы более трезво оценить ситуацию. Спортивный зал, где я тренируюсь, – из привилегированных. Он обходится мне не дешево, зато я точно знаю, что моя скромная персона не вызовет ни повышенного интереса, ни пересудов. Зал посещают люди солидные и богатые, чаще всего бывшие спортсмены, заработавшие состояние в период приватизации. Они не любят новых знакомств и в полном безмолвии часами гоняют жирок, – как в тренажерном зале, так и сауне – поднакопившийся от щедрот рога изобилия, который опрокинулся на них нежданно негаданно. Такая атмосфера в спортзале меня вполне устраивала. По натуре я человек замкнутый и не стараюсь находить новых друзей и приятелей где ни попадя. Обычно посетители спортзала лишь вежливо раскланивались друг с другом, при этом не считая нужным подкреплять телодвижения словами. Все верно, так и должно быть. Каждый из этих мужиков считает себя самодостаточным и не нуждающимся в контактах с другими завсегдатаями привилегированного спортзала (скорее, клуба) – кроме тех контактов, которые он сам пожелает. А поскольку вокруг почти все такие же крутые и самовлюбленные, то стремлений познакомиться и сблизиться не наблюдается. Я старался приходить в спортзал в то время, когда там мало людей. Это мне удавалось, так как я был не связан узами распорядка рабочего дня. Но самым интересным оказалось то, что, вопреки моим ожиданиям, основная масса завсегдатаев посещала тренажерный зал с утра или сразу после обеда. Наверное, вечерами им было не до спорта… Обычно я тренировался в гордом одиночестве. Мне не хотелось показывать окружающим, что я кое-что смыслю в боевых единоборствах, поэтому я в основном работал на тренажерах – качал мышцы. А вернее, сушил, потому что от розовой гражданской жизни мой организм уже начал набирать вес и лишнюю жидкость. А все свои, в прямом смысле "убийственные", знания мне приходилось оттачивать на даче, куда мы с Каролиной выезжали в выходные дни. Там я молотил мешки с песком и гравием, набивая руки, крушил кирпичи, прыгал и лазал по деревьям, как обезьяна (что у меня уже получалось не очень – чай, не пацан и уж совсем не Тарзан) и отрабатывал, доводя до автоматизма, разнообразные ката.[1] Поэтому, я очень рассчитывал, что, найдя сумку, менты доберутся до меня не скоро. Думаю, что последним местом, куда они могут сунуться с расспросами, будет спортзал их шефа. И то верно – козырных клиентов нельзя лишний раз беспокоить. Была у меня еще одна надежда – на то, что оперативники могут просто не обратят должного внимания на сумку, которую я, повинуясь какому-то безотчетному чувству, запихнул в шкаф, что стоял в прихожей; чтобы не мешала. Проверят ее, прощупают на предмет обнаружения чего-нибудь эдакого, способного помочь следствию, и оставят в покое. То бишь, снова определят в темный шкаф. Недорогая спортивная сумка с грязными шмотками не является чем-то из ряда вон выходящим в городской квартире. А если найдется хозяйка, "подруга" Ланы? Как же, найдется… Я невольно ухмыльнулся, потому что такое предположение показалось мне мало вероятным. Если у этой квартиры и есть хозяин, то он или в отъезде (где-нибудь за границей), или это какой-нибудь бомж, у которого позаимствовали документы для нотариальной сделки по купли-продажи жилья. Так что "хозяин" вряд ли знает, какие шмотки находятся в подозрительной квартирке. И моя сумка может проскочить мимо бдительного глаза сыщиков как солнечный блик. Увидел – и забыл. Что ж, в моих умозаключениях есть резон. Но оставаться в стороне от расследования мне долго не позволят. В этом я был уверен. Кто-то заварил чересчур крутую кашу и не в его замыслах, чтобы она подгорела раньше времени. Меня должны сдать правоохранительным органам, просто обязаны. Как все это будет выглядеть и под каким соусом? Вариантов море. Даже перечислять их неохота. Но до этого момента я ДОЛЖЕН найти тех, кто так жестоко подшутил надо мной. А иного выхода у меня просто не было. И первым камешком в фундамент моего защитного бастиона, который я обязан соорудить, будет машина Ланы – ее номер был высечен в моих мозгах, как эпитафия на надгробном камне. Решительно поднявшись со скамьи, я направился к ближайшей троллейбусной остановке. Мне нужно было срочно навестить одного человека, хорошо разбирающегося в компьютерах, который мог оказать мне необходимую помощь. Троллейбус пришлось ждать долго. А такси, как на зло, проскакивали мимо, набитые под завязку. Когда, наконец, подошла гремящая всеми частями металлическая коробка с дугой сверху, я был зол до такой степени, что едва не сцепился со здоровенной бабищей, которая буквально запинала меня своими мощными локтями и чем-то доверху набитыми хозяйственными сумками. У нас с Каролиной были две машины – "мерседес" представительского класса и экономичный "фолксваген" – однако я решительно отказался садиться за руль. Ко всему, что касалось автомобилей, я был безразличен. Мне никогда не нравились эти лакированные, пахнущие бензином железки. А в особенности я не терпел заниматься мелким ремонтом машины и ее техническим обслуживанием. Как не крутись, а все равно окажешься вымазанным в солидоле или еще в какой-нибудь пакости с головы до ног. Я не понимал автомобильных фанатов, которых хлебом не корми, а дай прокатиться с ветерком или без. Поэтому, даже тогда, когда мы ехали на дачу, место водителя занимала жена. Она была классным шофером и часто лихачила. Чтобы проехать от дома до дачи (каких-то шестьдесят километров) ей иногда требовалось не менее сотни баксов – на штрафы автоинспекторам. Они Каролину уже знали, а потому, когда останавливали за очередное нарушение, весело приветствовали ее, козыряли и молча протягивали руку за мздой. Милая буколическая картина – бедные, но хитрые, пастухи при исполнении и глупая богатая овца, изображающая круторогого барана…Глава 5
Дейзик Шеболдаев был весьма интересной личностью. Я познакомился с ним по воле случая. Однажды в расстроенных чувствах я зашел в какой-то бар, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье из-за очередной семейной коллизии парой-тройкой рюмок коньяка. Дело было вечером, бар полнился молодежью, поэтому я отыскал себе место с трудом и в самом углу. Тип, который сидел за столом, подремывая, тряхнул длинными, слегка вьющимися волосами цвета спелой соломы и с милой детской непосредственностью сказал: – Слышь, мужик, угости стаканчиком. Буду признателен. Я немного опешил, потому что был погружен в безрадостные мысли и как-то не врубился в ситуацию с первого захода. – С какой стати? – спросил я довольно грубо. – А просто так. Потому что ты хороший человек. – Лепишь горбатого? – поинтересовался я, наконец, полностью освободившись от дурных мыслей и переключившись на действительность. – Самую малость. У меня на людей нюх. – И что же ты унюхал в отношении моей персоны? – То, что ты можешь укокошить врага без малейшего колебания, но за друга жизнь отдашь, не задумываясь. – Тебе бы, парень, гадалкой подрабатывать. – Это почему? – Потому что ты владеешь способностью компостировать мозги. Классическая метода. Так однажды в глубокой древности маг-предсказатель подкузьмил царя-завоевателя. На вполне закономерный вопрос государя "Что будет, когда я начну войну с тем-то и тем-то?" маг ответил "Ты разрушишь большое государство". – Ну и?.. – Вот что меня поражает в нынешней молодежи (кроме патологической наглости и бесцеремонности) так это невежество. Историю надо знать, мил человек. Смею уверить, что это очень поучительная и нужная наука. К сожалению, уроки истории никого и ничему не учат. У человечества короткая память и куриные мозги. – И все-таки, скажи мне, темному, – маг угадал? – Парень совсем не обиделся на мои резкие слова. – Конечно. Царь и впрямь разрушил государство. Свое. – Клево! – восхищенно воскликнул мой длинноволосый собеседник. – Нужно пошарить в Интернете, чтобы прочитать расширенную версию твоего примера. – Пошарь. Там много поучительных историй. – Так как насчет дружеского угощения? – спросил парень. – Так ведь мы не друзья. И даже не знакомы. – О чем базар! – воскликнул он. – Давай познакомимся. Меня зовут Дейзик. – Дейзик!? – Ну. – Это что, кликуха? Или ты "голубой"? – А! Сразу видно образованного человека, знатока английского языка. Нет, я не пидер. Имею вполне определенную стандартную ориентацию, которая заключается в следующем: чем больше женщин, тем лучше. – Да, но почему Дейзик? Почему тебя назвали Маргариткой? Так и в паспорте записано? – Конечно. У моих предков потрясающее чувство юмора. Особенно у папика. Это он дал мне такое имя. По пьянке, от чрезмерной радости. Меня не чаяли увидеть живым, а тем более здоровым. У мамы уже было два выкидыша. Ну и… в общем, понятно. – Понятно. Что ж, вполне приличное имя, доложу я тебе. А по нынешним временам, даже модное. Уедешь за рубеж – не нужно будет менять. – Что я там не видел? Мне и здесь хорошо. – Ты большой патриот? – Не сказал бы. Просто у меня нет ни бабок, ни нужных связей, ни соответствующего образования чтобы устроиться за бугром на приличную работу. А пахать дворником и здесь можно. – Эт точно… Вот так мы и познакомились. Впоследствии оказалось, что Дейзик Шеболдаев – компьютерный гений. Он нигде официально не служил и кормился случайными заработками. Временами у него в карманах было густо, но чаще всего – пусто. Тем не менее Дейзик не унывал. У него даже был свой офис – небольшое полуподвальное помещение в центре города. Дейзик клепал программы на заказ и чинил компьютерную технику – когда на него находил такой стих. Но большей частью он валялся в своем офисе на диване и запоем читал фантастику. Или безбожно пил – это когда у него заводились деньги. В еде Дейзик был неприхотлив, как спартанец. Он мог за день съесть полбуханки хлеба, посыпая его крупной солью, и ему этого хватало. Но когда появлялись деньги, у него просыпался зверский аппетит. Дейзик ел прозапас – как верблюд. Когда я появился на пороге офиса, Дейзик меланхолично хрустел сушками. Он лежал на своем любимом диване и глядел в потолок ничего не выражающим взглядом. – Привет, – сказал я негромко и с некоторой опаской опустился в кресло, которое тут же негодующе заскрипело. – Иво… Скосив на миг глаза в мою сторону, Дейзик вяло махнул рукой – поприветствовал меня. – Ты чего такой смурной? – спросил я, не без интереса разглядывая обстановку офиса. Я не был здесь почти месяц. Наверное, у Дейзика появились лишние бабки, потому что за это время он приобрел себе очень даже неплохую офисную мебель и повесил на окна новые гардины. Только диван остался прежний. Дейзик лишь прикрыл его неприглядную горбатую наготу ярким турецким пледом. – Я не смурной, а задумчивый, – ответил Дейзик. – И о чем ты думаешь, если не секрет? – А все о том же – чем набить брюхо. – Ты голоден? – Спрашиваешь… Конечно. И давно. – Наверное, израсходовал все деньги на ремонт и обстановку офиса, – предположил я, наконец заметив, что на стенах новые обои. – Чудак человек… Тратился бы я на всякую чушь. Просто у одного из заказчиков не оказалось нужной суммы наличкой, вот он тут все мне и примарафетил. – Тогда освобождай стол, – сказал я деловито и начал вынимать из пакета, который принес с собой, закуску и выпивку. – Иво, ты классный мужик! – мгновенно оживился Дейзик и стал сгребать с письменного стола в картонный ящик какие-то детали, провода, клеммы и платы. – Ты мой спаситель. Теперь я точно выживу. – А ты уже собрался умирать? – Так ведь у меня в кармане ни копейки. И заказов тоже нет. Что ж мне, идти на радиорынок работать лоточником? – Ни в коем случае. У тебя ведь голубая дворянская кровь. – Не иронизируй. Тебе хорошо – государство пенсию платит. А мне до этого вожделенного рубежа еще бежать и бежать. – Ты так сильно жаждешь стать пенсионером? – Не-а. Просто хочу дожить до пенсионного возраста. В нашей стране это нелегко. – Понял… Что ж, давай по единой – за то, чтобы и ты когда-нибудь вкусил пенсионных "радостей". Мы выпили, и Дейзик с жадностью оголодалого волка набросился на еду. Глядя с какой быстротой исчезают в его бездонном желудке принесенные мною харчи, я с беспокойством воскликнул: – Э-э, братан, притормози! Не забывай, что это не просто еда, а закуска. – Понял. Извиняюсь. Наливай по второй… Спустя полчаса даже мне жизнь показалась вполне сносной. Ну, а что касается Дейзика, то он был на верху блаженства. – Курнешь? – спросил он, протягивая мне трубку с "травкой". – Я уже стар для такого баловства. – Напрасно. Это всего лишь конопля. Естественный продукт. Немного кайфу после сытного обеда никогда не повредит. – А ты не боишься привыкнуть? Дейзик наморщил веснушчатый нос и фыркнул: – Фр-р… Ты плохо меня знаешь. В свое время чего я только не перепробовал. Но все мне было не в жилу. Не нравилось – и кранты. Похоже, у меня внутри где-то есть блокирующее устройство. Так что в конце концов я остановился на обычной конопле. Плюс хороший табак и спиртное. – Не у всех есть блокирующее устройство… – Не у всех, – согласился Дейзик. – Ко всему прочему, любое устройство когда-нибудь начинает давать сбои. – Верно. Намекаешь? – Прогнозирую. – Не каркай. Можешь не волноваться, "травкой" я балуюсь редко. – Это почему? – А она мне просто не по карману. Цыгане совсем оборзели, такие крутые цены ломят, что без затяжки глаза на лоб лезут. – Тогда можно за тебя особо не беспокоиться, – сказал я весело. И мы пьяно расхохотались. После того, как Дейзик выкурил трубку и мы общими усилиями убрали со стола огрызки, я сказал: – Дейз, у меня есть важное дело… – Щебечи, – согласно кивнул Дейзик. – Мне нужно залезть в файлы автоинспекции. – Номер?.. – догадался Дейзик. – Не совсем так. Номер авто я уже знаю. Хочу вычислить имя хозяина. Сделаешь? – Чего проще… – Дейзик хитро ухмыльнулся. Он поднялся, достал со стеллажа какую-то коробку и долго рылся в ней, пока не нашел нужное. – Вот, – сказал он торжествующе, показывая мне лазерный диск. – Здесь база данных наших дорожных сироток в полном объеме. – Где взял? – спросил я удивленно. – Купил. – Не надо нам ля-ля. Такие материалы в ларьках не продаются. – Но я и не говорю, что купил в ларьке. Приятели-хакеры постарались. Мы произвели обмен: я им одно, а они мне – другое. Дошло? Между прочим, те материалы, что я отдал за этот диск, стоят больших денег. – У матросов нет вопросов… До меня действительно дошло. Я как-то выпустил из виду, что Дейзик Шеболдаев, кроме всего прочего, был еще и талантливым хакером и имел большие связи среди коллег по этому "ремеслу". Его спасало от уголовного преследования и тюрьмы лишь достаточно безразличное отношение к дензнакам. В противном случае он давно бы влез в какую-нибудь аферу со счетами западных банков. – Загружай, – сказал я нетерпеливо, показывая на компьютер – А что я с этого буду иметь? – нахально спросил Шеболдаев. – Дейзик, не будь жлобом и не буди во мне зверя. Иначе я заставлю тебя вернуть мое угощение. Он посмотрел на меня с опаской и, нахмурившись, буркнул: – Да, ты можешь это сделать… Ради дела или какой-нибудь бредовой идеи ты способен угробить любого человека, даже лучшего друга. – Дейз, я пошутил. – Мне уже приходилось говорить тебе, что я отличный физиономист? – Приходилось. – Так вот, Иво, твои шутки иногда попахивают могилой. Уж поверь мне. Внутри ты страшный человек, хотя внешне – само обаяние. – Не преувеличивай. Просто я устал от семейной жизни. Скоро я вообще превращусь в мизантропа. – Бери пример с меня, – напыжился Дейзик. – Лучше телки, чем комп,[2] найти невозможно. – С некоторых пор и мне так стало казаться. – Вот и я об этом… Дейзик включил компьютер и начал над ним священнодействовать. Его руки буквально порхали над клавишами, а лицо излучало вдохновение. – Ну, что там? – спросил я, глядя из-за плеча Дейзика на экран монитора. – Не дыши на технику перегаром. Комп этого не любит. – А как же ты? – Я свой. Мне можно… – Он включил принтер. – Все вэри гуд, парнишка. Клиент созрел. Есть такой номер и хозяин при нем. – Дай! – Я выхватил из его рук распечатку. – Чухлаев Павел Минович… Паспортные данные… Адрес… – Адрес этого кента можешь забыть, – вдруг заявил Дейзик, нахмурив свои светлые, словно выгоревшие на солнце, брови. – Почему? – Чревато, – отрезал Дейзик. – Чем? – А тебе эта фамилия ничего не говорит? – Я что, должен знать всех козлов в городе? Ты хочешь сказать, что этот Чухлаев – шибко крутой? – Не то слово… – Дейзик страдальчески поморщился. – Иво, прошу тебя, не связывайся с ним. Уж не знаю, зачем тебе нужен номер его тачки, – это не мои дела – но если намечается какой-то шухер, забудь, что мы с тобой знакомы. Я буду все отрицать. – Знаешь, чем отличается храбрый человек от труса? – Просвети. – Трус начинает бояться задолго до начала опасного предприятия, а храбрец испытывает страх уже по его завершению. Это так называемый откат. – Я не трушу. Просто у меня чересчур развит инстинкт самосохранения. – Скажи еще, что ты интеллигент чистой воды, который на дух не переносит насилие. – Это само собой разумеется. – Вот от таких "интеллигентов", как ты, и происходят все мерзости нашего мира. – Позволь, позволь! – вскричал Дейзик. – Я не понял. Ну-ка, объяснись. – Девиз интеллигенции или "белых воротничков" (так называют представителей интеллектуальной прослойки на Западе) – "Как бы чего не вышло". Интеллигенция – это партия непротивленцев, которую или прикармливают, чтобы сделать карманной, или запугивают, что очень просто. – Хорошо, пусть так, – согласно кивнул Дейзик. – Но я не понимаю, на чем основываются твои обвинения. – На фактах. Я не буду их приводить – это неблагодарное и утомительное занятие. Скажу только, что позиция умолчания и потворствования, конечно, наиболее удобна, но только для тех, кто увлекается "Камасутрой" – настольной книгой сексуальных маньяков. – И все равно, я не врубился в твои сентенции. – Чего проще… – Я включил чайник. – Прежде чем совершить гнусность, сильные мира сего пускают впереди своих войск умников, которые подводят под их кровожадные замыслы высосанную из пальца правовую базу. Вот и получается, что именно интеллигенция разрушает миропорядок – или участвуя непосредственно в злодеяниях своим умственным потенциалом, или занимаясь умолчанием, что еще омерзительней. Ведь простые люди не способны превратить свои чистые душевные порывы в нужные для борьбы со злом лозунги. Это дело тех, у кого хорошо подвешен язык. То есть… в общем, понятно. Чай будешь? – У меня нет сахара, – задумчиво ответил Дейзик. – Это не беда. Сахар – белая смерть. Так все-таки, чем страшен этот… Чухлаев? – Чухлаев – это Мина, если тебе хоть что-нибудь говорит этот псевдоним. – Блин! – выругался я от неожиданности. Мина! Под такой кличкой в городе знали бригадира мафиозной группировки, противостоящей братве Заварзина. Он отличался жестокостью и неуязвимостью. Когда-то Мина ходил в помощниках Будулая, но затем его переманили конкуренты. Говорили, что они поскандалили из-за женщины, но я в это не очень верил. Скорее всего, Заварзин и Чухлаев не смогли ужиться по более прозаической причине – и тот, и другой были сильными личностями, не способными к подчинению. В свое время Мина был сотрудником ФСБ, но во время первой чеченской войны то ли толкнул что-то из военного имущества налево, то ли стучал чеченцам, выдавая за приличную мзду планы командования. Чтобы не марать лишний раз мундир секретной службы, его не посадили (наверное, из-за слабой доказательной базы), но из чекистских рядов вычистили. Возвратившись в родной город, Чухлаев быстро нашел применение своим способностям, примкнув к спортсменам-рэкетирам Заварзина. Мина был умен, хорошо образован – и патологически жесток. Поскольку в учебном центре ФСБ его готовили по особой программе, Чухлаев много чего умел. И использовал приобретенные на службе навыки отнюдь не в мирных целях. – Ну, как тебе новость, дорогой друг? – с иронией поинтересовался Дейзик. – Задолбись… – Вот и я о том же. Мы на некоторое время умолкли, углубившись в свои мысли. В офисе воцарилась напряженная тишина. – Так чем отличается храбрец от простого обывателя? – спустя две-три минуты, наконец, спросил, ехидно посмеиваясь, Дейзик. Я с силой тряхнул тяжелой головой, стараясь привести в порядок ералаш тревожных мыслей, и со злостью буркнул: – Тем, что у него очко железное. – С чем тебя и поздравляю. – Да уж… Настроение у меня было отвратительным. Похоже, ситуация, в которую я попал, гораздо хуже моих сакмых мрачных предположений.Глава 6
Когда я вышел из норы Дейзика, мое состояние можно было охарактеризовать одним словом – мрак. Я чувствовал себя как сказочный мальчик Ивасик, которого Баба Яга усадила на лопату, чтобы отправить в горящую печь. После ухода со службы неприятности буквально преследовали меня. Они шли за мной по пятам. И это притом, что я на первых порах вообще забился в такую глухомань, которая по нынешним временам и отшельникам не снилась. Но меня и оттуда выковырнули.[3] И вот снова… Черт побери! Опять нужно бороться за собственную жизнь, притом по-взрослому. Ведь то, что я успел вовремя слинять с места преступления, еще ничего не значит. Это всего лишь эпизод, завязка интриги. Ну ладно я, мне не привыкать отмахиваться – и от чужих, и от своих. А как быть с Каролиной? Помальчишески безрассудной попыткой адюльтера я поставил и ее на край могилы. Ведь когда пойдет свара, то и она может пострадать. Чего я просто не вправе допустить. Легко сказать – не допустить… Как? Информация, которую я только что получил, вместо хоть какого-то просвета окунула меня в полную темноту. Предположим, Мина сцепился с Будулаем и одержал локальную победу в этой подковерной схватке двух бешеных крыс. Но я я-то здесьпричем? Зачем меня втащили в эту кровавую разборку? Случайно? А если нет? Если нет, то вопрос может оказаться гораздо серьезней, чем кажется. Хотя… что может быть более серьезным, чем смерть? А мне как раз и светила могила во всей ее непритязательной простоте и неотвратимости. Можно, конечно, пофилософствовать на эту тему. Но я не кабинетный теоретик, а чистый практик, человек, который точно знал, что никакие заумные идеи патриотизма, идеализма, коммунизма, мессианства и прочих человеческих слабостей и заблуждений не катят в тот момент, когда ты стоишь перед выбором – быть или не быть. Все! Хватит ныть и рассуждать! Если тебе наступили на мозоль, то нечего пенять на башмаки. Ну, а что дальше? Пойти к Мине и взять его за грудки? Мол, какого хрена ты ко мне приклепался. Таким образом я смогу опередить события. Что весьма ценно – кто бьет первым, тот получает тактическое преимущество. Хотя, если посмотреть с другой стороны, нередко после первого удара дают сдачи. Это если не завалишь противника сразу и по полной программе вплоть до белых тапочек с черными шнурочками. Но Мину завалить трудно. Я совершенно не сомневался в том, что у него личной охраны как собак не резанных. Не затевать же маленькую войну в нашем вшивом городишке? Чай, не Питер… Зачем, зачем я возвратился в город!? Жил бы себе в качестве военного пенсионера на своем хуторе в лесной глухомани… ах, как там было спокойно, тихо, по-деревенски уютно. Возле моей дачи – обыкновенной крестьянской избы, которую я несколько усовершенствовал в соответствии с веяниями цивилизованного века, – озеро, а в нем рыбы столько, что ей даже наживка не нужна: сама на голый крючок кидается, словно смертник-камикадзе. В окрестных лесах полно дичи, грибов, ягод… Опять же, есть с кем поговорить, душу отвести, выпить по сто грамм, вспомнил я своего друга-приятеля, старика Зосиму, местного аборигена, водителя единственного транспортного средства на хуторе – кобылы Машки. Эхма! Жизнь была – закачаешься… Так нет же, я решил жениться. Вот придурок! Право слово, на тот час у меня точно случилось временное помутнение сознания. Нет, Каролина хорошая девушка. Симпатичная. Даже красивая. Но эмансипация из нее так и прет. А в голове лишь бизнес, новые наряды и украшения. Для нее мужик не человек, а средство производства. Жаль, что наша наука еще не додумалась до биороботов. Для Каролины это было бы то, что надо. С одним маленьким уточнением: у робота должно быть ВСЕ, что полагается мужчине. И даже больше, чем ВСЕ. Ладно, что сделано, то сделано. Потерявши голову, по волосам не плачут. Семейные проблемы можно оставить на потом. Сейчас главная задача состоит в том, чтобы не присесть на нары и сохранить собственную жизнь – ни много, ни мало. Чухлаев… С какой стати он предоставил Лане для такой серьезной операции с далеко идущими последствиями свою машину? Что это – недомыслие или пренебрежение к противнику? Хотя… какой я противник для братвы, которая держит в руках полгорода. Пыль придорожная. Конечно, автомобилей у Мины много; в распечатке, которую я получил от Дейзика, за Чухлаевым числилось семь импортных тачек. Он мог и не знать, что одну из его машин использовали в операции по устранению Заварзина. А если все так и задумано? Вдруг Чухлаев не имеет к убийству никакого отношения? Что если НЕКТО задумал гениальную интригу, чтобы подставить не какого-то там Иво Арсеньева, случайного человека, джокера, а козырного туза Мину? Это вариант… Тогда меня точно должны сдать милиции. Почему? А потому, что я просто обязан был заметить номер авто, на котором Лана увезла меня с презентации. Только теперь я вспомнил, что "ауди" стояла как раз под фонарем, на самом освещенном месте автостоянки. Так что ее номер не мог рассмотреть разве что слепой или вдрызг пьяный. А я был вполне вменяемым. Значит, кому-то нужно, чтобы я на допросе назвал и марку, и номер машины, а также живописал внешность Ланы. Тогда получается, что и она подставлена? Так сказать, за компанию. Не исключено. Но в этом случае я очень сомневался, что Светлана еще дыбает на своих прелестных ножках по грешной земле. Она сейчас самое слабое звено в цепи, на которой держится интрига. Убрать его, заменив на железную неопределенность, – и дело в шляпе. Все концы оборваны, остался только лох Арсеньев с его не очень убедительными показаниями. Лох ушастый, сухарь.[14] Однако, как мне показалось, Лана не была абсолютной дурочкой. И если она знала, на что идет, то по меньшей мере должна была озаботиться на предмет своей безопасности. Конечно, ее могли элементарно надурить, чего-нибудь наплести, но уж больно она нервничала, вспомнил я случай с котом. Значит, предполагала, что ситуация очень серьезная. Но не трагическая. Я бы это точно учуял. Скорее всего, ей и впрямь сплели какую-то розовую сказочку с хорошим концом. А может, просто изъяли из обращения – после того, как она опоила меня снотворным. Короче говоря, мне в первую голову нужно отыскать Лану. Это, конечно, полегче, чем найти иголку в стоге сена (в том случае, если она еще жива и находится в городе), но задачка мне светила еще та. Будь я на службу, ее данные лежали бы у меня на столе уже через сутки – это максимум. Спецслужбе просеять наш городишко через частое сито (пусть он и значится как областной центр) – раз плюнуть. Но увы и ах. Сейчас я всего лишь простой обыватель, у которого нет даже надежного оружия; помповое гладкоствольное ружье не в счет. Если за меня возьмутся всерьез, притом, братва, то от меня только уши останутся. В качестве сувенира. Искать надо. Надо! К Мине меня не допустят, это точно, а вот Лана… Стоит попробовать. Это пока единственный просвет в туманной мгле, в которую я попал. Единственная надежда найти хоть какую-то зацепку, от которой можно будет плясать как от печки. Искать… Где? Вопрос на засыпку. Думай, Иво, думай… А что думать? Вариант сам просится на ум. Нужен фоторобот Ланы-Светланы. К сожалению, Дейзик такими вещами не занимается. Нет у него художественной жилки, и все тут. Однако, чего-чего, а талантов на Руси хватает. В этом вопросе мы действительно впереди планеты всей. Так что свет клином на Дейзике не сошелся. Я решительно тормознул такси и указал водителю адрес. Похоже, сегодня у меня был день визитов к нестандартным творческим личностям… В художественной мастерской шел гудеж. Дверь была не заперта, и я вошел, как к себе домой – даже не постучав. Поначалу на меня не обратили никакого внимания, и я скромно устроился в уголке, возле сваленных как попало подрамников и всякого хлама, чтобы немного освоиться и осмотреться. Так как свободных стульев не оказалось, я сел на рулон тонкого картона, поставленный на торец. Это была мастерская довольно известного и уважаемого в определенных кругах художника, которого звали Бьен Кирис. Именно аристократический Бьен, а не какой-то там примитивный Бен, рубаха парень, ковбой с одной извилиной в голове. На самом деле художника звали Венедикт, а в его паспорте черным по белому было написано, что никакой он не Кирис, а просто Крисюк. Творческая манера Венедикта заключалась в сборе разных предметов на свалках, и вообще где попало, после чего он мастырил с них оригинальные композиции, пользующиеся, как это ни удивительно, большим спросом, особенно среди людей состоятельных. Если честно, мне его художества нравились. Венедикт обладал уникальным талантом совмещать несовместимое и находить красоту там, где, по идее, ее и в помине не должно быть. Однажды по пьяни я прикупил у него нечто невообразимое, сварганенное в основном с железок от комбайнов и швейных машин и называющееся скульптурой, и поставил эту химеру в своей спальне рядом с дорогой имитацией итальянского камина. Больше всего в этой композиции меня умилял и восхищал хорошо начищенный старинный пест из бронзы, впаянный в большой кусок стекла цвета янтаря, который был обрамлен зубчатыми шестеренками и хромированными колесиками. Причудливая игра света и тени, а также разнообразие материалов, форм и фактур, вызывали у меня приятные ассоциации, большей частью мечтательные. Нет, мне точно нравилось мое приобретение. Правда, Каролина несколько раз порывалась самолично вышвырнуть творение Венедикта в мусорный контейнер, горячо (как это умеют женщины) убеждая меня, что место ему – на свалке, но я героически отстоял этот шедевр искусства двадцать первого века. А чтобы окончательно успокоить и умаслить свою половину, я заказал Венедикту ее портрет. Он действительно был выдающимся портретистом. Многие мечтали иметь личную парсуну от Бьена Кириса. Да очень немногим удавалось уговорить его сподобиться на такой подвиг. Венедикт терпеть не мог рисовать людей. Он считал это глупым и нудным занятием. Обычно своих заказчиков он отсылал в фотоателье, при этом приговаривая, что более точного изображения физиономии, нежели фотографическое, достичь невозможно. Венедикт не хотел заниматься портретной живописью ни за какие деньги. Ну был у него такой бзик, и все тут. Но иногда на него находило. И он за час-другой выдавал такой шедевр, что волосы дыбом вставали. Это были не портреты, а симфонии. Право слово. Я знал это его свойство и подгадал сделать заказ именно в момент, когда Венедикта посетила муза. (Естественно, на тот час он был подшофе). Когда я принес портрет домой и повесил его в гостиной на самом видном месте, моя дорогая супруженция от умиления и счастья даже пустила слезу. Картина была выполнена в стиле французского импрессиониста Клода Моне, и казалось светилась неземным светом. Особенно красивой была дорогая позолоченная рама. Что касается Каролины, то она выглядела на полотне словно ангел. Чертов льстец, этот Веня Крысин… Первым меня заметил лепший друг Венедикта ярко-рыжий, а из-за этого похожий на низкорослый подсолнух, художник-график Кирилл Алдошин. Или Кир Кирыч, Кир Вмазыч, Кир Непросыхающий. Застать его когда-нибудь трезвым было невозможно. Однажды мы с Венедиктом ввалились к нему в пять часов утра. На тот момент у нас иссякли все запасы спиртного и закончились деньги. Мы почему-то решили, что Кирюха нас выручит. К нашему удивлению, Кир Кирыч еще и не ложился спать. У него гостевала небольшая компания, которая чемто напоминала мышиное семейство, сгрудившееся вокруг аппетитно пахнущей головки швейцарского сыра. Сыром в данный момент служил самогонный аппарат – вершина конструкторской мысли знакомого студентахимика. Аппарат был до гениальности прост и экономичен. Он помещался в обычном "дипломате" и за час давал около литра отменного первача крепостью градусов под шестьдесят. Аппарат перегонял в самогон все, что угодно. Студент умудрился каким-то образом ускорить процесс брожения, и от момента закладки исходного вещества до выхода готовой продукции проходили считанные минуты – не более часа. Да, еще может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рожать… Мы, естественно, обрадовались, что попали в самый интересный и многообещающий момент, но этот подлый Кир Вмазыч, невзирая на наше горестное состояние, поставил нас в очередь, и нам пришлось томиться в ожидании своей пайки больше получаса. Изверг… – Иво! – возопил радостно возбужденный Кир Кирыч. – Глазам своим не верю! Ты ли это, мой друг? Когда Кир Непросыхающий начинал говорить высоким слогом, это значило, что на подходе вторая фаза его грехопадения. То есть, Кир Вмазыч, закончив разбираться с первой поллитровкой спиртного (неважно какой крепости) – для разминки, плавно переходил на загрузку своих бездонных баков следующей порцие горячительного напитка, которая нормальному человеку могла показаться просто чудовищной. И тем не менее Кир Кирыч редко бывал пьяным в дупель. Наверное, в его организм был встроен какой-то агрегат, практически мгновенно перегоняющий спиртное на мочу. Которая если и шибала ему в голову, то лишь спустя какое-то время – когда он принимался творить. В его мрачной мистической графике явно просматривались шизофренические мотивы. – Привет, Кир, – ответил я сдержанно. И отодвинулся от него подальше, потому что он имел дурную привычку бывших коммунистических генсеков – целоваться с мужиками взасос. А я этого терпеть не мог. Кир Кирыч, заметив мой маневр, нахмурился, задумчиво посмотрел на меня и с тоскливой грустью изрек: – И ты, Брут… – В смысле? – Никто меня не любит… – Он пригорюнился. – Кир, у меня другая сексуальная ориентация. Не могу мужчин любить – и все тут. Уж извини. – Да ладно, чего там… Ты неправильно меня понял. – Кир Вмазыч смахнул пьяную слезу с длинных рыжих ресниц. – Я не об этом. – Просвети. – Королева спуталась с Пашкой… низкая женщина. Как она могла!? Променять меня, творческого человека, личность… на этого… Нет, не могу понять! Королевой он звал одну певичку с очень даже неплохим голосом, подвизающуюся в кабаре. Она была до невозможности красива, и так же невероятно глупа. "Королева" приехала в областной центр из провинции, и некоторое время жила у Кир Кирыча, который подцепил ее в ресторане железнодорожного вокзала. Потом она оперилась и взлетела на подмостки престижного питейного заведения (не без помощи Кир Вмазыча, у которого везде были неплохие связи). И сразу же потеряла интерес к своему первому покровителю, благо теперь у нее воздыхателей стало (притом, вполне состоятельных) – пруд пруди. – Кто такой Пашка? – спросил я недоуменно. – Ну, этот… Ты его должен знать. Крутой. Мафия. – Крутой? Пашка… Не помню, не знаю такого. У нас сейчас крутых хватает. Купил ствол по случаю – и ты уже козырь. Я пошелестел в голове шариками – и почувствовал, как мгновенно вспотели ладони. Пашка! Павел Чухлаев по кличке Мина! Похоже, что это он. – Ты имеешь ввиду Мину? – переспросил я для страховки. – Ну! – оживился Кир Кирыч. – Сволочь! Другом прикинулся, виски угощал, две картины купил. А сам… А может, "королева" и есть Лана? – мелькнула в голове нечаянная мысль. Нет, нет, вспомнил я свой поход в кабаре. До Светки ей далеко. "Королева", во-первых, моложе моей случайной зазнобы, во-вторых, ее красота более яркая, я бы сказал, вызывающая, а в-третьих, эта подлая интриганка Лана хитра, как змея подколодная, тогда как певичка умом не блещет. – Сочувствую, – сказал я, скорбно нахмурившись, лишь бы хоть как-то отреагировать на пьяное горе Кир Кирыча. – Мина поступил как последний негодяй. – Спасибо, Иво. Ты – человек… – Кир Непросыхающий снова прослезился и едва не полез лобызаться, но вовремя вспомнил то, что я говорил ему минуту назад. – Держи пять! Мы торжественно пожали друг другу руки, и Кир Кирыч тут же исчез среди коллег, которые куролесили во всю ивановскую. Но в полном одиночестве я пробыл недолго. Меня наконец заметил сам хозяин мастерской Бьен Кирис. Он подвалил ко мне с бутылкой вина. – Какими судьбами? – радостно воскликнул Венедикт. – Привет. Сто лет тебя не видел. Он был высок, широк в кости и весил не меньше ста двадцати килограмм. Его густые черные волосы уже тронула седина, но в зеленых глазах постоянно плясали молодые похотливые бесенята. – Здорово, Веня. Вот, зашел в гости… К слову, Веней он позволял называть себя очень немногим. Так что я мог гордиться принадлежностью к сонму особо приближенных персон к трону гения. – Хлебнешь? – спросил Венедикт. И, не дожидаясь положительного ответа, достал с полки пустую керамическую чашку сомнительной чистоты, прополоскал ее вином и налил почти до краев. – Пей, – сказал он и чокнулся со мной бутылкой. – За мой успех. – Тебя записали в академики? – Бери выше. – Значит, ты баллотируешься в президенты. – Изыди, сатана! – Венедикт дурашливо отмахнулся свободной рукой. – Не искушай невинного отрока. Быть президентом нашей страны я бы не согласился ни за какие коврижки. – Что так? – Наш народ ни кнутом не загонишь в цивилизованное стойло, ни пряником не заманишь. У нас другой менталитет. Мы и не азиаты, и не европейцы, а какая-то непонятная смесь – что-то колоритно насыщенное, забористое, как крепкое вино, и никому непонятное. В общем, ни Богу свечка, ни черту кочерга. – А нужна ли нам вообще цивилизация? Вот мне, например, хотелось бы вернуться в посконную и домотканую старину. – Ты это серьезно? – удивился Венедикт. – Серьезней некуда. – Не думал я, что ты такой ретроград. – Нет, я не ретроград. Я реалист. Интуиция мне подсказывает, что ничего хорошего от цивилизации в том виде, в котором она сейчас существует, ждать не приходится. – Тогда тебе нужно стать затворником. Уехать на какие-нибудь острова… или в тайгу. – Я уже ходил в анахоретах[5]… у черта на куличках. – Ну и?.. – Эта подлая цивилизация и там меня достала. Нет от нее никакого спасу. Рехнуться можно. Я сказал это совершенно искренне. В этот момент я просто не мог кривить душой, потому что в голове все время вертелись вчерашние события, которые никак не добавляли мне оптимизма. Наверное, Венедикт понял, что я и впрямь говорю правду. А еще он сообразил, несмотря на изрядную дозу спиртного, которая плескалась у него в желудке, что я пришел не просто так, чтобы навестить приятеля, а с каким-то важным делом. – Иво, у тебя что-то случилось? – спросил он, спрятав свою широкую добродушную улыбку под густыми усами. – Да, – коротко ответил я. – Неприятности? – Вроде того, – не стал я вдаваться в подробности. – Требуется моя помощь? – Именно… – Говори. Что мне нравилось в Венедикте, так это его конкретность. Особенно когда он был выпивши. В состоянии легкого опьянения Венедикт был готов сделать для друга все, что угодно, притом немедленно. Этим его качеством нередко пользовались всякие нехорошие личности, которые с завидным постоянством просили у него взаймы и почти никогда не отдавали долги. Поэтому деньги у Венедикта исчезали с потрясающей быстротой. А зарабатывал он за свои творения весьма и весьма прилично. Но Венедикт по этому поводу не кручинился. Он был трудоголиком. Венедикту нравились не сами деньги, а трудовой процесс, в результате которого он имел возможность жить так, как его душа желает. В принципе, у него было все, что нужно нормальному творческому человеку его профиля: известное имя, просторная мастерская с полным набором материалов, инструментов и универсальных малогабаритных станков, хорошая квартира, недорогая, но надежная импортная тачка, отсутствие различных начальников и погонял, большое количество друзей и почитателей и масса свободного времени. – Мне нужен портрет одной девицы. Срочно. – А-а… – Венедикт недовольно нахмурился. – Это не то, что ты думаешь, – поспешил я успокоить своего приятеля. – Я хочу, чтобы ты нарисовал фоторобот. То есть, портрет с моих слов. – Что-то новое… – Венедикт посмотрел на меня с подозрением. – Никогда не приходилось… – Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Выручи, будь добр. За мной не заржавеет. – Я вижу, что ты серьезно влип, – сказал после минутного раздумья Венедикт. – Верно? – Куда уж серьезней… – Похоже, ты попал на бабки. Неужто эта подруга слиняла с твоим кошельком? – высказал он предположение, которое было близко к истине. – Почти так, но значительно хуже. Расскажу… как-нибудь потом. Занимательная и поучительная история… для самоуверенных лохов. – Понял… А завтра нельзя? Сегодня, сам видишь, у меня шалман. – Нельзя. Завтра будет поздно. Меня поджимает время. – Хочешь сказать, что тебя могут запереть в будку?.. – Или закопать на два метра ниже уровня пола, – продолжил я мысль Венедикта. – Даже так… – Он стал совсем серьезным. – Тогда я готов. Пойдем в каптерку, чтобы нам не мешали. Мы уединились в небольшой комнатке, служившей Венедикту складом материалов и инструментов и кабинетом одновременно. Там были новенькие металлические стеллажи, стол с компьютером, сканером и цветным лазерным принтером, резная деревянная скамейка и два венских стула. На одной из стен висел не законченный автопортрет Венедикта (судя по манере письма), покрытый пылью. Включив сильную лампу с рефлектором и взяв карандаш, Венедикт начал быстрыми движениями рисовать портрет Ланы. – Ну и задачка…– бубнил он себе под нос. – Похожа? – Не совсем. У нее нос короче… мне так кажется. – Момент… Венедикт снова запыхтел над рисунком, а я своими подсказками пытался скорректировать то, что он изображал. Фоторобот, откровенно говоря, получался аховый. Даже я с трудом узнавал проявляющийся на белом листе ватмана облик моей подлой искусительницы. – Вот они где, заговорщики! – раздался веселый голос Кир Кирыча. Он стоял в дверном проеме в обнимку с какой-то анемичной плоскогрудой девицей, которая была выше от него на целую голову. – А мы вас обыскались, – продолжал Кир Вмазыч, беззастенчиво лапая свою подружку за всякие места. Она пьяненько хихикала и делала вид, что отбрыкивается. Что касается Венедикта, то он даже ухом не повел – будто и не слышал слов своего дружка. – И что это мы тут рисуем? – Кир Непросыхающий подошел к столу. Некоторое время он стоял и смотрел, как работает Венедикт, а затем вдруг сказал ему совершенно трезвым голосом: – Дай стило. – Зачем? – недоуменно спросил Венедикт. – Дай! Кир Кирыч буквально вырвал из рук Венедикта карандаш, отпихнул его в сторону, уселся на скамейку и, как мне показалось, провел всего три или четыре линии. Я не поверил своим глазам: на меня, лукаво ухмыляясь, смотрела Лана! Она была как живая! Вот тебе и Кир Вмазыч. Однако, откуда?.. – Вот так надо… слесарь-одиночка, – поднявшись со скамьи и свысока глядя на Венедикта, сказал Кир Кирыч своему дружку. – Это тебе не автогеном орудовать. Учись, пока я живой. – Нормально? – спросил меня Венедикт, не обратив никакого внимания на выпад Кира Непросыхающего. Похоже, он совершенно не сомневался в таланте Кир Кирыча. Я тоже знал, что Кир Вмазыч обладает исключительной зрительной памятью. В этом плане он никогда и ничего не забывал. Он запросто мог нарисовать портрет человека, с которым встречался лет пять назад. – Это она, – ответил я, взяв рисунок в руки. – Чтоб я пропал – она! – А то… – снова подал голос довольный Кир Кирыч. Он в это время делал всякие непристойные жесты, а его подружка, которая так и осталась стоять у входа в комнату, заразительно хохотала и изображала невинное смущение. – Кир, ты знаешь, кто эта девушка? – спросил я художника. – Нет. – Не понял… Что значит – нет? – А то и значит, что она мне не по карману. И вообще, я за любовь, которая не продается ни за какие деньги и житейские блага. Правда, киска? Приди на мою широкую грудь, радость моя! – Он театрально упал на одно колено. – И я усыплю твой путь лепестками роз… О! – Кир, не дурачься! – прикрикнул на него Венедикт. – Ты кого нарисовал? – Рисовал ты, а я лишь уточнил детали, – ответил Кир Кирыч. – Я с ней не знаком. Видел… раза два. Но не разговаривал. – Где? – в один голос спросили мы с Венедиктом. – Там-м… – замычал и неопределенно махнул Кир Непросыхающий, который начал пьянеть на глазах. Наверное, очередная порция спиртного наконец добралась до его желудка, и Кир Вмазыч вступил в фазу ускоренного химического процесса возгонки. – А точнее можешь? – обратился к нему Венедикт голосом, не предвещающим ничего хорошего. – М-могу. Это подруга… – Он вдруг понизил голос до трагического шепота: – Подруга "королевы"… – Даже так!? – У меня от изумления глаза полезли на лоб. – Как ее зовут? – Чего не знаю, того не знаю. Все, мужики, я отчаливаю. Пора-а в путь-дорогу, в дорогу дальнюю, дальнюю идем… – вдохновенно запел Кир Кирыч. Он повесился на свою длинноногую подружку, и она потащила его к веселой компании. А может, и дальше. – Рисунок тебя устраивает? – нетерпеливо спросил Венедикт, с завистью проводив взглядом веселенькую парочку. – Вполне. Неплохо бы уменьшить его до размера фотокарточки и размножить… – Ну, это мы мигом, – осклабился Венедикт. – Чего проще. – Кстати, – сказал я, используя паузу, во время которой он включал свою технику, – а по какому поводу у тебя сегодня сабантуй? – Разве я не сказал? Через месяц еду в Америку. Как минимум на полгода. – Зачем? – Готовиться к персональной выставке. Пригласили солидные люди… – Поздравляю! – Я с чувством пожал ему руку. – Давно пора. – Ну… – Венедикт счастливо улыбнулся и присел к компьютеру. Он быстро отсканировал рисунок, вывел его на монитор, подправил, где нужно, добавил цвет, и спустя десять минут принтер выдал мне десяток отлично исполненных цветных фотороботов Ланы… или как ее там. Она получилась даже лучше, чем живая. Шалашовка хренова… А через пять минут по получении своего заказа, выпив на дорожку еще одну кружку вина (кстати, весьма неплохого; по-моему, это был португальский портвейн), я уже вышагивал по мостовой по направлению к своему дому. Мне нужно было еще раз хорошо все обдумать и перегруппировать силы.Глава 7
В квартиру я вошел только после того, как тщательно проверился на предмет отсутствия (или наличия) "хвоста". Конечно, мне не верилось, что вчера закрученная интрига получит свое продолжение в сногсшибательном темпе. Тот, кто ее задумал, вряд ли мог предполагать, что глупый карась по имени Иво Арсеньев сумеет так быстро сорваться с крючка. А значит, все его внимание было приковано к прессе и телевидению, которые освещали убийство Заварзина. То есть, абсолютно все знать он не мог (по идее), так как в подобных случаях правоохранительные органы очень неохотно идут на контакт с кем бы то ни было, а в особенности с прессой. Я надеялся, что этот НЕКТО пока не включил свои связи в милиции по очень простой причине: ему ни в коем случае нельзя было высказывать заинтересованность в этом деле. Ведь оперативники, имеющие свои каналы информации, отнюдь не дураки. Вязать концы они умеют. Выходило, что у меня был некий запас времени, скорее всего, весьма ограниченный, – может, до завтрашнего утра. И его нужно было использовать на всю катушку. В квартире соловьем заливался телефон. Помедлив, я осторожно снял трубку. И услышал голос жены: – Где тебя носит!? Два часа звоню без перерыва – и ни ответа, ни привета. – Я ходил за продуктами. – Только не нужно мне врать! Открой холодильник. Для тебя одного там еды на полмесяца. Есть все, что твоя душа пожелает. – Ну, ладно, сознаюсь: я навещал Венедикта. – Опять!? – Не опять, а снова. Он уезжает в Америку. – Туда ему и дорога. – Не будь такой зловредной. Ты лучше позавидуй ему по-доброму. У Венедикта там намечается персональная выставка. – Ничего удивительного… – В трубке фыркнуло; похоже, Каролина рассмеялась. – Его "творениям" в Америке самое место. Там просто обожают всякие извращения. – Ты не права. Венедикт – художник с большой буквы, талант. У него все еще впереди. Он только начинает восхождение к высоким вершинам. – Если то, что он делает, называется высоким искусством, то можешь считать меня монахиней. – Договорились… Мне вдруг захотелось сказать, что скоро она и впрямь может стать монахиней… пусть и не надолго, пока не найдет утешителя – увы, человеческая память коротка и нередко женщины забывают любимых мужчин раньше, чем остынет их общая постель. Но я мужественно выдержал искушение и молвил совсем другое: – Тогда я тоже приму целибат.[6] Ведь я просто не имею морального права оставить близкого мне человека в горьком одиночестве влачить свой нелегкий крест. – Болтун! – деланно рассердилась Каролина. – Я думала, что выхожу замуж за настоящего мужчину, бывшего военного, как и мой отец, которого я просто боготворила, а в итоге получила балаболку. – Добавь еще – беспортошную. – Перестань… Я шучу. – Знаю… Ты откуда звонишь? – Из гостиницы. – Как долетела? – Не очень… – Что так? – Мотор самолета барахлил. Я уже грешным делом подумала, что встретимся с тобой только на том свете. Но приземлились удачно. – Испугалась? – А ты как думаешь? – Ну, тебе ведь не впервой с высоты на землю брякаться. Ты ведь у меня козырный пилот со стажем. Как это поется: мы рождены, чтоб сказку сделать былью… – Да ну тебя! – Ладно, ладно, это я тоже пошутил. Слава Богу, все обошлось. Я рад, что не остался так рано вдовцом. – Честно? – Каро, ты меня знаешь. При всех моих недостатках, я человек слова. Кроме того, я тебя еще и люблю. – Иво… – нежно прошелестела рубка. – Я уже по тебе соскучилась… А мне, дорогая, скучать некогда, подумал я с горечью. Увы. Черт бы побрал и твой бизнес, и все эти проклятые обжираловки для богатых, названные презентациями! Но я сказал то, что она хотела услышать: – У нас мысли работают синхронно. Приезжай быстрее. Кстати, ты так и не сказала мне, когда тебя ждать. – Не сказала? – удивилась Каролина. – Я думала… Извини. Приеду через неделю. Это как минимум. – Много дел? – Хватает… Хорошо, что Каролина не стала вдаваться в подробности. Мне ее бизнес казался темным лесом. Ходить по его тропам было страшней, чем где-нибудь на "холоде" выполнять специальное задание, когда шансов вернуться на базу живым и здоровым не более чем ноль целых и неизвестно сколько десятых процента. Когда она начинала делиться со мной разнообразными бизнесовыми новостями, у меня начинал перегреваться котелок. Я слушал Каролину, пытаясь изобразить повышенный интерес и внимание к проблемам большой фирмы, которая досталась ей в наследство от отца, но по моим пустым глазам она узнавала, что все ее россказни пролетают мимо ушей мужа даже не задерживаясь. Каролина начинала сердиться, а я горячо убеждал ее, что все понял и в доказательство своих слов начинал повторять то, что она говорила, наизусть, почти слово в слово. Уж чем-чем, а периферической памятью я никогда не был обижен. В свое время нас учили запоминать даже не существенное – так сказать, про запас. Ты думаешь о чем-то своем, а обрывки слов окружающих и даже целые фразы автоматически укладываются в твоей голове как сено в стог. И бывали случаи, когда из этой кучи хлама удавалось выудить ценные и нужные сведения… – Каро, милая, когда будешь выезжать, предупреди, – сказал я с неожиданной теплотой. – Неужто придешь встречать? – удивилась Каролина. – Постараюсь. Вот именно – постараюсь, подумал я с невольной дрожью. За неделю может столько всего случиться… – Ты только не забывай брать с собой мобилку, – предупредила меня в конце разговора Каролина, когда мы произнесли дежурные слова "Люблю, целую, до встречи". – Я могу вылететь внезапно. – Слушаюсь, гражданин начальник! Все. Отбой. Пора и мне заняться делом. Оно гораздо важнее тех деловых бумаг, которые должна подписать Каролина и которые стоят миллионы. Я должен сберечь личную свободу и спасти свою жизнь; а может, и жизнь Каролины. Я посмотрел на часы – половина восьмого. На улице уже начало темнеть. Скоро закрутятся рулетки в многочисленных городских казино, запрыгают полуголые дивы на подмостках, завоют на все голоса рокгруппы в ресторанах и кабаре, польется реками спиртное и зашуршат деньги в бездонных карманах владельцев разнообразных питейных и развлекательных учреждений. Капитализм и всеобъемлющая демократия на марше… Кабаре, в котором пела "королева", незабвенная и ветреная любовь Кир Кирыча, называлось "Латинский квартал". Звали девушку Илона. По крайней мере, так было написано на афишах: "СЕГОДНЯ, ЗАВТРА И ВСЕГДА В НАШЕМ КАБАРЕ ПОЕТ НЕСРАВНЕННАЯ ИЛОНА ЛИСС". На самом деле, как признался мне по секрету Кир Вмазыч, звали ее Ульяна Лисицына. Но голос у нее был и впрямь очень даже неплохой. Его дошлифовать бы в каком-нибудь серьезном учебном заведении, да использовать, как раньше говорилось, в мирных целях. Я сидел за столиком и слушал ее с удовольствием. В отличие от безголосых девиц, мельтешащих на телеэкранах, словно назойливая мошкара, и поющих под фонограмму, Илоне-Ульяне и микрофон был не очень надобен. Ее мелодичный и сильный голос завораживал. Но кайф продолжался недолго. Илона, зазывно покрутив крутыми бедрами, удалилась, на сцену выскочили танцовщицы, и пошли нарезать круги и откалывать коленца, поднимая ноги выше головы. В общем, канкан получался у них, что надо. Этот номер еще можно было смотреть. А затем пошла сплошная порнуха. Мне стало неинтересно пялиться на подмостки, где клубились в надуманных страстях почти голые юноши и девушки, и я перевел взгляд на зал. Народ гудел. Клиенты "Латинского квартала" в основном были молоды – от восемнадцати до двадцати пяти лет – поэтому отрывались по полной программе. То есть, настолько позволяло пока еще крепкое здоровье. Я смотрел и диву давался. Откуда у сопляков такие деньги? Этот вопрос всегда ставил меня в тупик. Ведь за вечер в престижном кабаре нужно было выложить как минимум пятьсот баксов с носа. Но какой русский человек остановится на минимуме? А здесь, как было понятно с поведения официантов, гужевали в основном завсегдатаи. Похоже, эти молодые люди где-то нашли курицу, которая несет золотые яйца. Везет же людям… Старый ты уже, Иво Арсеньев, и тупой, мелькнула в моей голове безрадостная мысль. И самое главное – ни к чему не приспособленный. Разве что бесшумно убивать разными способами. Но кому нужны на гражданке такие "таланты"? Нет, применение им найти, конечно, можно. И при этом получать большие денежки. Таких примеров не счесть. Но вся беда в том, что я сделан из теста, которое замешано на квасном патриотизме. Ну, вот такой я идиот. И все тут. Я был натаскан ЗАЩИЩАТЬ свой народ, а не УНИЧТОЖАТЬ его. И то, что происходило в годы "демократизации", вызывало в моей душе яростное неприятие и сопротивление. По этой причине я ушел из армии. Правда, внешне все это выглядело несколько по-иному. Учитывая мои боевые заслуги, ордена и прочая, меня вытурили на пенсию пусть не с почетом и до срока, но вполне цивилизованно, поставив мне в вину проваленную операцию в одной из сопредельных стран. Так все оно и было. Вернее, почти так. Потому что на прощание я свел счеты (на всякий случай) с несколькими "коллегами" из дальнего зарубежья, которые за долгие годы противостояния двух систем стали моими кровными врагами и которые искали меня, где только можно. А еще, ко всему прочему, я завел себе несколько заграничных счетов на вполне солидные суммы, тайком прихватив чемоданчик с долларами, "оброненный" не без моей помощи одним иностранным мафиозо, вокруг которого как раз и закручивалась интрига. Естественно, об этих моих "подвигах" начальство не знало. Иначе капитан военной разведки Иво Арсеньев уже давно тер бы тюремные нары в спецзоне для особо секретных персон. Правда, мой непосредственный начальник Дракон догадывался, что с моей преждевременной отставкой не все так просто, но ничего доказать не мог. А я не спешил делиться своими личными тайнами с кем бы то ни было, в том числе и с Каролиной. Лишние знания очень обременяют семейную жизнь… Следующего появления Илоны Лисс я ждал почти час. За это время я выпил всего лишь сто пятьдесят грамм виски, зато подкрепился основательно, съев несколько кусков отлично приготовленного мяса и салат. Кто знает, когда придется так сытно и вкусно поесть еще раз. Я сидел и думал, стараясь не обращать внимания на окружающих. На кой они мне? Главным итогом посещения кабаре должен стать мой визит в гримуборную мадмуазель Илоны Лисс. Но как туда попасть? Добавлю – чтобы мне не намяли бока. Я уже знал, что в кабаре существует охрана – несколько вполне приличных парней. Приличных – значит, крепких и неплохо подготовленных. И все. Не более того. Для охранника лишние извилины в дубовой башке только помеха. Чурбан менее чувствителен к пинкам. Ну что же, пора начинать… А иначе зачем нужно было огород городить? – Эй, хлопец! – позвал я своего официанта. – Подойди на секунду. – Слушаю. Парнишка был вежливый до приторности и кудрявый, словно херувим. Нужно сказать, что я сидел за крохотным столиком для двоих, под стеной, но в гордом одиночестве. Стол находился в неудобном месте, далеко от подмостков, где выступали Илона Лисс и танцоры. Единственным его достоинством было то, что с этого места хорошо просматривался весь главный зал кабаре. (В "Латинском квартале" имелись и отдельные кабинеты для больших господ с мягкими диванами, первый взгляд на которые сразу же располагал к плотским утехам. Кабинеты никак не сообщались с общим залом, но там были большие телеэкраны, благодаря которым важные персоны могли видеть все, что творится на подмостках). – У меня есть вопрос: как засвидетельствовать свое почтение певице Илоне Лисс? Мне бы хотелось с ней встретиться тет-а-тет… Я даже сам удивился, что заговорил высоким штилем. Но официант воспринял все как должно. Для него я был почти старик, человек другой эпохи, которая казалась ему такой же далекой, как времена монголо-татарского ига. – О, это невозможно… – ответил он, потупясь. – К ней никого не допускают. – Ничего невозможного в этом мире нет, мой юный друг, – сказал я снисходительно. – Я не хочу тебя напрягать, ты только объясни, как мне беспрепятственно миновать охрану. Скажу по секрету – я просто влюблен в Илону… С этими словами я достал из кармана пятьдесят долларов и положил купюру на стол, под бумажную салфетку. Парень оказался не промах. Салфетка вместе с купюрой исчезла со стола с потрясающей воображения быстротой – словно кудрявый отрок работал не официантом, а фокусником. – Есть один путь… – Он нагнулся к моему уху и зашептал быстро и горячо. Вот и не верь после этого во всемогущество денег. Я не сомневался, что официант очень рискует, подсказывая мне как незаметно проникнуть в святая святых кабаре. Ведь этим путем может воспользоваться и киллер, чтобы пришить какого-нибудь босса, любителя канкана и стриптиза. А я совсем не был уверен в том, что у молодого человека не могли возникнуть такие предположения по отношению к моей персоне. И тем не менее, он выкладывал мне все, как на духу. Дьявол наживы уже успел забраться в его неокрепшую душу и властно требовал подпитки. Я совершенно не сомневался в том, что этот юнец не прошел армейские университеты, которые, при всем том, делают из пацанов мужчин. Сейчас избежать армии легко, были бы деньги. Куда мы катимся!? Вопрос чисто риторический, но когда я наблюдаю дебаты об армейской службе в прямом телевизионном эфире, которые, при всей своей лукавой завуалированности, подталкивают молодых парней "косить" от призыва в ряды вооруженных сил, мне становится и стыдно, и обдно Шабаш так называемых демократов, ратующих за немедленное введение альтернативной службы и создание профессиональной армии, ничего, кроме омерзения, не вызывает. Яростное стремление некоторых болтунов окончательно развалить армию просто поражает. Интересно, сколько они получают за свой "патриотизм" от забугорных советчиков и "доброжелателей"? Думаю, что немало. – Понял, – сказал я парню, когда он дважды повторил мне маршрут. – Премного благодарен. – Только… – Он заколебался, не зная, как выразить свою мысль. – Будь спок. – Я многозначительно ухмыльнулся. – Мы с тобой ни о чем таком не говорили. Тряхнув кудрями и приклеив к лицу профессиональную улыбку, успокоенный официант тут же упорхнул в другой конец зала. Предусмотрительный малый… Я решительно встал и направился в туалет. Илона уже покинула подмостки и ее сменил негр с оранжевыми волосами, который начал что-то петь на скверном английском. Экзотика… До туалета я не дошел. Неприметная дверь, на которую указал мне кудрявый юнец, находилась за ширмой в одном из коротких ответвлений коридора. Она была не заперта. В проходной комнатушке стояли ведра, веники, швабры, пакеты и бумажные с моющими средствами… в общем, я сразу понял, что это подсобка уборщиц. Здесь же, на вешалке, висели и рабочие халаты. В другом конце комнаты тоже была дверь, но закрытая на обычный английский замок. Открыть его – это семечки даже для человека, не имеющего ничего общего с воровской "профессией". В качестве отмычки я использовал кредитную карточку, просунув ее под язычок защелки. Отворив дверь, я очутился там, где нужно. До гримуборной Илоны Лисс оставалось всего ничего – десятьпятнадцать. Коридор был пуст и я уже хотел начать движение, как вдруг в дальнем его конце раздались шаги. Мне не оставалось иного варианта, как вернуться назад и спрятаться в подсобке. Через неплотно прикрытую дверь я увидел двух мужчин, из которых один явно был телохранителем. Он вел себя словно легавый пес, готовый при виде дичи немедленно принять стойку. Его правая рука торчала за пазухой, где, как я понял, в наплечной кобуре находился ствол. Второй, судя по уверенным движениям, был его боссом. От него веяло несокрушимой уверенностью и значимостью. В руках он держал букет алых роз. Среднего роста, крепко сбитый, он совсем не был похож на рыхлых упитанных бизнесменов, ведущих сидячий образ жизни. Его резко очерченное лицо, словно высеченное из темного камня, было бесстрастно, холодные глаза смотрели твердо и упрямо. Силен мужик, подумал я с невольным уважением. С таким лучше не сталкиваться на узкой дорожке. Уж не Мина ли это? Может быть… Мне встречаться с Чухлаевым не приходилось. Я не видел его даже издалека. Он был очень осторожным, этот бывший гэбист. Рассказывали, что у Мины есть в городе несколько конспиративных квартир, где он ночует. По слухам, Чухлаев никогда не спит две ночи подряд на одном месте. Похвальная предосторожность. На его месте я поступал бы точно так. Береженого Бог бережет. Впрочем, я почему-то думал, что Мина заключил сделку с дьяволом. Такие люди, как Чухлаев, по моему глубокому убеждению, приходят на землю с обратной – темной – стороны луны. И только для того, чтобы человечество могло отличать добро от зла. Так сказать, чтобы глаз не замыливался. Босс (Мина?) скрылся в гримуборной, а телохранитель стал на страже возле двери. Я терпеливо ждал, в мыслях сетуя на свое невезение. Что-то в последнее время удача начала обходить меня стороной. Наверное, изза того, что я совсем обленился под крылышком у Каролины. А Госпожа Удача не любит лентяев. Наконец воздыхатель Илоны Лисс появился в коридоре и отправился восвояси. Только теперь я, наконец, заметил, что весь в поту. Блин! Совсем ты расклеился, Иво Арсеньев. До чего может довести нормального мужика розовая семейная жизнь… Нужно торопиться! Судя по всему, скоро очередной выход Илоны, а я еще и не начинал свой штурм. На разговор с нею у меня не более пяти минут решил я, посмотрев на свои часы. Стучать я не стал. Просто отворил дверь и вошел. Илона сидела перед большим зеркалом и поправляла прическу. – Павел?.. – спросила она, не оборачиваясь. Видимо, она решила, чтовозвратился Чухлаев. Значит, я не ошибся – это и впрямь был Мина. – Нет, я не Павел, – ответил я мягким задушевным голосом – чтобы не вспугнуть ее. Она резко повернулась. – Как вы сюда попали!? – Голос Илоны предательски дрогнул. А ведь она испугалась, подумал я. Чего? Или кого? – Как все нормальные люди, – ответил я, обаятельно улыбаясь. – Через дверь. – Кто вы? – Мужчина. По крайней мере, так написано в паспорте. Это во-первых. – А во-вторых? – Во-вторых, ваш самый искренний поклонник. – И вы пришли?.. – Ее голос немного смягчился. Похоже, в ее голове начали появляться приятные ассоциации. Лесть для женщины, что смазка для колеса. Не подмажешь – не поедешь. – Именно, – сказал я почти искренне. – У вас выдающиеся вокальные данные. Жаль, что я не олигарх какойнибудь, чтобы выступить в качестве спонсора и помочь вам подняться на самый верх. Ваше место не здесь, а в столице. – Спасибо… – Илона расцвела и бросила быстрый вороватый взгляд на мои карманы. – Вы так добры… Я понимал Илону. Коль уж клиент заявился в гримуборную без букета, значит, притаранил презент в кармане. Чтобы не сильно ее разочаровывать, я достал фотографию Ланы. – Я не хочу вас долго задерживать, Илона. У меня к вам есть один вопрос: как зовут вашу подругу и где ее искать? Переход к деловой части разговора был чересчур резким, я это понимал, но долго разводить трали-вали мне не позволяло время. Ко всему прочему, меня интересовала реакция Илоны на фоторобот. Она была такой, как я и предполагал. Илона неожиданно вздрогнула, побледнела и инстинктивно отпрянула назад, словно увидела прямо перед носом живую змею. Ах, черт побери! Меня редко подводила интуиция, но сейчас мне очень хотелось, чтобы я ошибся в своих предположениях. Увы, все оказалось гораздо хуже и сложнее, чем можно было думать. Мое интуитивное мышление оказалось на должной высоте, но теперь, судя по поведению Илоны, мои шансы раскрыть инкогнито Ланы стали совсем мизерными. Певица была просто в ужасе. С чего бы? – Как ее зовут? – снова повторил я свой вопрос. – Вы… – Она судорожно сглотнула слюну. – Вы из милиции? – А что, похоже? – ответил я уклончиво. – Отвечайте! Илона была на грани истерического срыва. – В данном случае это не имеет значения, – сказал я многозначительно и сухо. – Вы мне лишь дайте координаты своей подруги и скажите, как ее кличут. Моя благодарность будет безгранична… – Здесь я уже смягчил свой тон. – Это не моя подруга! Я ее не знаю! – Ну и прекрасно… – Я благодушно ухмыльнулся. – Значит, меня неправильно проинформировали. Простите, ежели что не так. – Уходите! – Уже ухожу, – ответил я, все так же мило улыбаясь; но только не глазами. Я хорошо знал это свойство своего взгляда. Он был как укол рапиры, холодный и беспощадный. И уж тут я ничего не мог с собой поделать. В душе я кипел. Она, конечно же, знала Лану, Светлану… или Зинку – как ее там зовут на самом деле. Но почему-то скрывала это. Почему? И вообще – что за каша варится вокруг меня? Я бы мог заставить Илону выложить мне всю правду. Прямо сейчас, здесь, в этой крохотной гримуборной. Невзирая ни на какие-либо моральные факторы. Когда дело касается жизни, все сентименты побоку. Нас так учили. Диверсант-ликвидатор ГРУ обязан выжить в любой ситуации. По крайней мере, должен быть живым до тех пор, пока не выполнит задание. А для этого все средства хороши. И жалость, это исконно человеческое чувство, должно стоять где-то в последней шеренге. Но я пока не был готов к решительным действиям. В моей душе все еще теплилась надежда, что все обойдется и забудется, как дурной сон. Ведь я ни в чем не виноват, у меня нет врагов, я никому не нужен и не собираюсь выставлять свою кандидатуру на предстоящих выборах в Думу. Я маленький человечек, простой обыватель, яблочный червь, песчинка в пустыне… Какая сволочь втащила меня в смертельно-опасную интригу!? Где теперь искать эту стерву по имени Лана!? – Илона, опаздываешь! – вдруг раздался тонкий мужской голос со стороны входной двери. – Поторопись, дорогуша. Я резко обернулся. Сзади стоял низенький толстячок в форме сотрудника "Латинского квартала", похожей на фрачную пару с укороченными фалдами. Похоже, это был администратор. Или распорядитель концертной программы. Толстяк окинул меня с ног до головы любопытным взглядом, но ничего не сказал. – До свидания. – Я вежливо поклонился Илоне. – Извините за беспокойство. Она не ответила, даже не обернулась. В этот момент Илона с лихорадочной быстротой пудрила лицо. Вежливо кивнув толстяку, я вышел в коридор и машинально едва не направился к подсобке, чтобы вернуться в кабаре уже проторенным путем. Но сразу же остановился, спиной ощутив взгляд толстяка. Сделав вид, что осознал свою ошибку, я развернулся на сто восемьдесят градусов и неторопливо пошел по коридору, лихорадочно соображая, где может находиться выход в зал. Стрелки моих наручных часов показывали начало одиннадцатого.Глава 8
С выходом мне повезло. Он сам меня встретил. На двух ногах и с физиономией, которой можно детей пугать младенцев. – Ты как здесь очутился? – спросил он хриплым басом. Да, у сотрудников "Латинского квартала" явно отсутствует воображение. Илона задала мне такой же вопрос. Может быть, все они в служебные помещения влетают через каминную трубу на метле, пользуясь специальным электронным пропуском? – Пришел. Своими ногами, – ответил я дерзко. А как отвечать на глупые вопросы? – А уйти тоже хочешь на своих двоих? – деловито поинтересовался здоровенный охранник, на широкой груди которого можно было устроить танцплощадку. Оказывается, он не был лишен чувства юмора… – Несомненно, – ответил я и мило улыбнулся. – Разрешите?.. Я попытался протиснуться мимо его туши, но мои усилия оказались тщетными. – Не торопись, – пробасил охранник. – Успеешь. Пойдем к шефу. – Зачем? – спросил я тупо, лихорадочно соображая, как мне поступить: отоварить его сразу и уйти в отрыв, или показать себя законопослушным обывателем и предстать без лишних словопрений перед начальником этого быка. – Лекцию послушать… Хо-хо… – громыхнул он добродушно. Но я не поддался на его убаюкивающий тон. Глаза охранника так и остались стеклянными. Мужик знает свое дело, констатировал я не без сожаления. Никуда не денешься, придется сдаваться на милость охраны. Мне почему-то не хотелось затевать здесь мордобой. Чересчур рано… Охранник завел меня в просторную комнату, которая вполне могла называться операторской. Там находился пульт с многочисленными кнопками и разноцветными лампочками и несколько мониторов видеонаблюдения. Оказалось, что отсюда просматривались все помещения кабаре. Блин! Это нехорошо… Я бросил быстрый взгляд на мониторы и к своему облегчению не увидел того ответвления коридора, где находилась подсобка. Впрочем, нельзя было исключить вариант, что камеры слежения включаются поочередно. Меня буквально втолкнули (чтобы я не глазел, разинув рот, на то, что не положено) за перегородку, где сидели двое: коротко постриженный рябой малый явно с уголовным прошлым, обозначенным на его коже блатными наколками, и вполне приличный мужчина – с густой гривой седых волос, плотный, с крупными чертами лица и взглядом вурдалака. – Шеф! – обратился к нему охранник. – Вот… шлялся по коридору. – Кто таков? – резко спросил седой, глядя на меня как на потенциального покойника. Мне он очень не понравился. С первого взгляда. В нем было что-то такое… такое… Нет, подобные ощущения на уровне подсознания описать невозможно. В общем, у меня сразу возникло к нему неприятие. Иногда так бывает, ни с того, ни с сего. Видимо, мы с ним были антиподы. – Клиент, – коротко ответил я, изображая раздражение, подогреваемое винными парами. – Что у вас тут за порядки!? Как в тюрьме: туда не ходи, там не сядь, здесь не смотри… При слове "тюрьма" рябой индифферентно вздрогнул и посмотрел на меня внимательней. – Есть такое выражение: в чужой монастырь со своим уставом не суйся, – сказал седой. – А я и не суюсь. Я пришел сюда отдыхать. Веду себя тихо, мирно – какие ко мне претензии? – Как вы попали в это крыло здания? Седой перешел на "вы". Интересно, это хороший признак или плохой? – Молча. Искал туалет. Где он, кстати, находится? Мне сказали, что нужно идти по коридору, а затем направо… или налево?.. – Я изобразил замешательство и раздумье. – Странно… Туалет совсем в другом коридоре. – Шеф охранников (он явно возглавлял охрану кабаре; а может, и само заведение) недобро прищурился. – Ладно, разберемся. Савоха! – обратился он к здоровяку, который стоял, переминаясь с ноги на ногу. – Позови сюда этого… – Он в нетерпении пощелкал пальцами, стараясь вспомнить фамилию. – Этого… новенького. Как его там?.. – Клим, – коротко ответил за охранника рябой. – Между прочим, это твой кадр, – раздраженно сказал шеф. – Нужно разобраться, – невозмутимо ответил рябой. – Разберемся… Спустя минуту к нам присоединился и Клим – крепкий белобрысый парень с длинными жилистыми руками и шрамом на подбородке. Он был невысокого роста, но широкоплеч и, похоже, очень силен. – Тебя зачем поставили на калитку? – спросил его седой голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Охранять, – коротко ответил Клим. Он был на удивление спокоен и невозмутим. По тому, как Клим и рябой обменялись быстрыми многозначительными взглядами, я понял, что они или закадычные друзья, или родственники. – И как же ты охранял, если этот человек, – шеф ткнул пальцем в мою сторону, – гуляет по нашему коридору как по одесскому бульвару? – Не может такого быть. – Савоха! – Шеф перевел взгляд на здоровяка. – Было, – коротко ответил Савоха. Мне показалось, что Клима он недолюбливает. – Ну?.. – Седой вперил в Клима свои буркалы. – Я его не видел, – жестко отрубил Клим. – Может, ты куда отлучался? – пришел ему на помощь рябой. – Сходил по нужде на толчок[7] или еще чего… – Нет! Я был на месте. – Непонятно… – Рябой нахмурился. – Вот и я о том же, – сказал шеф. – Я свое дело знаю, – хмуро заявил Клим. – Он мимо меня не проходил. – А вы что на это скажете? – спросил седой, обернувшись ко мне. Я безразлично пожал плечами и ответил: – Могу лишь поклясться на Библии, что я не человек-невидимка. А еще хочу вам доложить, что мне пора за свой столик. Естественно, после того, как отмечусь в туалете. И желательно, чтобы я попал туда как можно скорее. Иначе вам придется вызывать уборщицу, а мне сушить штаны. Рябой криво ухмыльнулся и сказал: – Мужик базарит, как по писаному… Но сдается мне, что он гонит туфту. Нужно посмотреть запись. – Верно! – оживился седой. – Ну-ка, глянем… Они встали и вышли в операторскую. Вместе со мной. Меня подталкивал сзади Савоха, проявляя повышенную исполнительность. Я чувствовал себя словно карась, которого вот-вот бросят на горячую сковородку. Запись! Увы, начиная свой крестовый поход, я не знал, что в кабаре везде стоят видеокамеры слежения. Чтоб ему было пусто, этому техническому прогрессу! – Включи быстрый просмотр записи по нашему крылу, – приказал седой оператору, нескладному худому малому с копной рыжих волос и длинным носом как у Буратино. – Отмотай назад минут на двадцать… нет, лучше на полчаса. Оператор мгновенно стал пунцовым. Опустив голову, он негромко ответил страдальческим голосом: – Извините… там не работает камера… – Что-о!? – Шеф позеленел от злости. – Почему!? – Я докладывал… два дня назад, – начал оправдываться оператор. – Нужно ее менять или ремонтировать… У меня немного отлегло от сердца. Но тут я подумал, что рано радуюсь. Ведь я проник сюда совсем с другой стороны. А что если и там есть видеокамеры, притом в рабочем состоянии? – Кому докладывал? – спросил седой; и крепко сцепил зубы – наверное, чтобы не выругаться нехорошими словами в присутствии постороннего. – Мне, – ответил рябой с несокрушимым спокойствием. – Так какого хрена в этом вопросе конь до сих пор не валялся!? – вызверился шеф. – Ответь мне, Григор. – Потом, – с независимым видом сказал рябой Григор. – Сначала нужно закончить с нашим клиентом. – Пусть валит… на все четыре стороны, – злобно буркнул седой. – А Клим будет оштрафован. Это его прокол… не возражай мне! – Я не возражаю… – Григор иронично ухмыльнулся, но его глаза остались холодными. – Но прежде, чем мы отпустим фраерка восвояси, не мешает проверить его карманы. – Кто спорит, – легко согласился седой. – Савоха!.. – Понял, шеф, – вытянулся в струнку здоровяк. – Счас… Поворотись-ка, кентуха, – обратился он ко мне все так же беззлобно. – И подними лапки кверху. Только не шебаршись, иначе могу нечаянно обидеть. А нам это не положено. Краем глаза я увидел, как переглянулись Григор и седой, а затем дружно ухмыльнулись. Ну конечно, так я и поверил, что у вас тут все, как в английском клубе – джентльменское обхождение на первом этапе знакомства и соблюдение правил гигиены во время мордобития на втором. Меня на мякине не проведешь. Кабаре (собственно, как и почти все остальные заведения подобного рода, а в особенности казино) явно было с криминальным душком, если не сказать больше. Вот только какой мафиозной группировке оно принадлежало? Это вопрос… Я не стал трепыхаться. Мне нечего было мандражировать, что засвечусь раньше времени. Для таких случаев у меня был целый набор разных документов, оставшихся от прошлой жизни – я не скопидом, но человек рачительный. В данный момент у меня в кармане лежало изрядно потертое водительское удостоверение старого образца (как будто я не успел его поменять) на чужую фамилию, но с моей фотографией. Правда, на ней я был лет на двадцать моложе, и смахивал на французского киноактера Алена Делона в юности. Похожими на меня нынешнего были только глаза. И уши; но лишь по счету – их насчитывалась всего одна пара. А что касается фамилии и имени, указанных в удостоверении, то их мог запомнить с первого раза лишь тренированный на такие штуки человек. Помогать Савохе я не стал. Он сам обшмонал меня с ног до головы с удивительной сноровкой, намекающей на немалый опыт в таких делах. В моих карманах (я был одет в недорогой, но прочный костюм и черную рубаху) охранник нашел лишь водительское удостоверение, расческу, носовой платок, кредитную карточку, ключи от квартиры и полштуки "зеленью". – Винкельбрух Ильяс Гареевич, – прочитал рябой. – Татарин, что ли? Год рождения… – Он с сомнением посмотрел на мою физиономию и поморщился. – На крытке[8] и то лучше иконки[9] делают… – Он? – недовольно спросил седой, забрав у Григора водительское удостоверение. – Как будто, – ответил Григор. – У вас тут что, ментовская "контора"!? – спросил я зло, делая вид, что завожусь. – Ну, блин, вы меня достали. Может, отпечатки пальцев откатаете? – Надо будет – откатаем. Еще как откатаем, – многозначительно и с нажимом сказал шеф. – Отдайте ему барахло. И покажите, где находится туалет. Все! Можете быть свободны. Он круто развернулся и пошел за перегородку. Я молча распихал свои вещи и деньги по карманам и всел за Савохой направился к выходу. Но тут мне дорогу преградил Григор. – И все-таки, мне сдается, что ты не тот, за кого себя выдаешь, – сказал он негромко, буравя меня своими серыми свинцовыми глазами. – Нет, у вас тут точно у всех крыша поехала, – ответил я негодующе. – Больше я в "Латинский квартал" ни ногой. И друзьям своим расскажу, как тут обходятся с клиентами. Бред! Я пришел отдыхать, музыку слушать, на девок классных смотреть, а вижу… – Я выругался сквозь зубы; не очень заковыристо, но вполне на уровне. – Но-но, парень, не гони волну, – посоветовал Савоха. – Ошибочка вышла. С кем не бывает. Ты топай, топай. До утра времени много, еще наверстаешь упущенное… – И то верно, – буркнул я независимо. – Блин! В сопровождении Савохи я вышел в коридор – и едва не сшиб с ног уже знакомого мне толстякаадминистратора, который снова одарил меня долгим взглядом; но на этот раз место любопытства в нем заняла подозрительность. – Извините, – сказал я с отменной вежливостью, и мы вместе с Савохой пошли искать туалет… Когда я вернулся на свое место, в кабаре негде было яблоку упасть. Видимо, подвалили полные бездельники, привыкшие коротать ночь в питейно-увеселительных заведениях. От моего столика даже увели один стул; а второй мужественно отстоял кудрявый официант. Он встретил меня тревожным взглядом, в котором явственно читался немой вопрос: ну что, все обошлось? – Меня заловили, – сказал я с сокрушенным видом. – Увы. А за стул спасибо. Кудрявый херувим в одно мгновение стал бледным как гриб-поганка. Я даже испугался, что его кондрашка может хватить. – Успокойся, дружище. – Я подмигнул ему с кислой миной на лице. – У меня есть правило – своих не сдавать. Так что не бери дурного в голову. Я просто твой клиент. И ничего более. Со мной ты ни на какие темы не говорил. Усек? – Ну… – Но и сам держи язык за зубами. – Я многозначительно прищурился. – Крепко держи. Понял? – Как не понять… Он уже был не рад, что позарился на дармовые деньги. Учись пацан, подумал я не без злорадства – жадность фраеров всегда губит. Заруби себе на носу. Подумал – но ничего не сказал. Если он умный, то этот вечер будет ему наукой на всю оставшуюся жизнь. Ну, а если дурак… Тогда это надолго, если не навсегда. Тут уж ничего не поделаешь. Карма. Дураков учить, что воду в ступе толочь. – Принеси-ка мне еще сто… нет, сто пятьдесят. Да, виски. И два бутерброда с икрой. Только поторопись. Мне недосуг. "Потому как дяде нужно когти срочно рвать", – мысленно добавил я с тревогой. Но я всегда придерживался правила, что нужно спешить помаленьку. И уж тем более – сейчас. Я почему-то совсем не сомневался, что одна из этих подлых заграничных штуковин – миниатюрных видеокамер, не сводит с меня своего холодного враждебного взгляда. Так что мой поспешный уход может быть неверно истолкован. Или верно – это с какой колокольни смотреть. А мне очень не хотелось, чтобы именно сегодня меня усадили на крюк. Я все еще не оставлял надежды, что мне удастся побеседовать с несравненной Илоной Лисс, но в более интимной обстановке. Чтобы не путались под ногами разные толстяки-недомерки и шкафы – такие, как Савоха. Она явно что-то знала. А иначе, с какой стати ей паниковать? Илона, конечно же, была знакома с Ланой. Это несомненно. Но почему такая истерическая реакция на фоторобот? Неужели моя нечаянная знакомая является крупной шишкой в мафиозной иерархии города? Чушь! Это невозможно, потому что невозможно в принципе. По-моему, Лана никак не тянет на роковую женщину, наподобие мадам Вонг, которая была предводительницей пиратов южных морей в совсем недавние времена. Тогда что все это значит? Мрак… Я тряхнул головой, прогоняя нескладные мысли, навязчиво жужжащие осенними мухами в пустой черепной коробке, и одним махом выпил рюмку виски. Решение вызрело само собой и мне следовало хорошо все продумать, прежде чем начать действовать. Тем временем небольшой перерыв в эстрадной программе закончился, и на подмостках снова появилась Илона Лисс. На ней был экстравагантный костюм из разноцветных перьев, похожий на одеяния жрецов древних майя. Зал встретил ее овацией, приветственными криками и свистом – на американский манер. Илона раскланивалась, улыбалась, но ее улыбки получались вымученными, натянутыми – словно в перерыве между выступлениями у Илоны разыгрался геморрой. Тем не менее, очередной шлягер она спела очень даже неплохо. Я даже похлопал. Правда, без особого энтузиазма. Потому что сейчас Илона Лисс была для меня не талантливая певица и красивая девушка, а бесполый объект. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Несмотря на то, что я сидел далековато от подмостков, она каким-то шестым чувством вычленила меня из толпы жирующих господ и иже с ними. Ее взгляд пробежал по потным лицам (даже не пробежал, а проскользил) и зацепился за меня, как конькобежец за кочку. Лицо Илоны вмиг задеревенело, а широкая "голливудская" улыбка превратилась в оскал маски из папье-маше. Она резко повернулась и едва не бегом направилась за кулисы. Старт! Первый акт сыгран. Разведка боев проведена. Я слегка засветился, но, как говорится, не разбив яйцо, яичницу не приготовишь. Может, оно и к лучшему, что я неожиданно попал в закулисную историю. Эти два козла, седой и Григор, почему-то уж больно пекутся о своем драгоценном здоровье. На шибко крутых мафиози они явно не тянут, но тогда с какой стати такие предосторожности? Вопрос… Но мне некогда на него отвечать, потому что я, неторопливо расплатившись и дав кудрявому херувиму ну очень щедрые чаевые, вышел на улицу, чтобы насладиться свежим воздухом и, как я уже наметил, довольно длительной прогулкой. Закурив и немного потоптавшись у входа в "Латинский квартал", я решил перейти улицу, чтобы поймать такси – остановка таксомоторов находилась в полусотне метров от кабаре. Но моему намерению помешали два крепких паренька, появившиеся передо мной словно из-под земли. Не говоря ни слова, они сразу, без раскачки и обычного в таких случаях трепа, принялись за дело. То есть, накинулись на меня скопом и попытались завалить на землю, чтобы потом исполнить на мне ирландскую джигу. Однако они не учли очень важное обстоятельство – я ждал нечто подобное и был готов встретить опасность, с какой бы стороны она не возникла. Парни, судя по их слаженным действиям, были кое-чему обучены. По крайней мере, прыгать как горные козлы и махать ногами – точно. А может, они насмотрелись боевиков с участие Джеки Чана. Но одно дело теория, пусть и подкрепленная тренировками и практикой на слабаках, а другое – схватка с человеком, который кое-что смыслит в боевых искусствах. Именно в БОЕВЫХ, потому что спортивные единоборства отличаются от рукопашного боя, которому обучены специалисты тайных дел, как небо от земли. Я не стал их ни калечить, ни тем более глушить до упора – зачем? Эти парни просто выполняют роли сторожевых псов. А какой спрос с животного? Виноват хозяин. И я уже догадывался, кто он. Мои догадки получили подтверждение быстрее, чем я предполагал. Парней я уложил походя. Это несложно сделать, если знаешь куда бить и противник, уверенный во внезапности нападения, забывает о защите. К тому же, скорее всего, парней ориентировали, что им предстоит приятное развлечение – отметелить нетрезвого лоха. А значит, они были не собранными и беспечными. Нападавшие уже валялись на земле в полной отключке, когда передо мной появилось новое действующее лицо. Это был Клим. Так что мое предположение оказалось верным. Наверное, толстяк доложил шефу, что я разговаривал с Илоной. Видимо, она рассказала ему, что я интересовался Ланой. А может, они все-таки догадались просмотреть записи на других видеокамерах слежения и увидели каким образом я проник в ее гримуборную. И реакция последовала незамедлительно. Оставался невыясненным только один вопрос: меня решили просто избить, чтобы я не совал нос, куда не надо, или шеф приказал спрятать концы в воду? Чтобы все думали, что меня похитили инопланетяне. – У вас всех клиентов провожают с такой помпой? – спросил я с ледяным спокойствием; и вызывающе ухмыльнулся. Иногда хладнокровие и невозмутимость жертвы действует на бандитов отрезвляюще. Достойный противник может дать серьезный отпор, а этого подобные типы очень не любят. Они привыкли расправляться с беззащитными. – Нет, не всех, – не менее хладнокровно ответил Клим. – Только некоторых. И он вынул из-за пазухи нунчаки – в умелых руках очень грозное и опасное оружие. – А может, не надо? – спросил я, все также недобро улыбаясь. – По-моему, ты неплохой парень и мы с тобой никак не можем быть смертельными врагами. Нет причин. Клим не ответил. Видимо, он решил, что я убаюкиваю его своими речами. И отчасти это было верно. Я и впрямь хотел, чтобы он немного расслабился, а значит, утратил возможность молниеносно среагировать на мою атаку. Да, этот парень был неплох. По тому, как он начал жонглировать нунчакой, маскируя истинное направление удара, я понял, что передо мною мастер. Мои шансы выбраться из передряги без увечий таяли на глазах. А у меня не было даже плохонького ножа. Тяжело в деревне без нагана… Я быстрым взглядом окинул поле предстоящей схватки. В этот полночный час улица была пустынна, а люди в домах словно вымерли. Ничто не нарушало воистину кладбищенскую тишину возле "Латинского квартала", даже машины не проезжали мимо. Интересно, за нами кто-нибудь наблюдает? Или все решили, что если за дело берется Клим и его гопкомпания, то можно не волноваться за благополучный исход предприятия? Возможно. Тогда мне тем более нужно быть предельно осторожным. И уж совсем не стоит придерживать руку и проявлять гуманизм. Клим ударил. Вернее, попытался провести серию точных, акцентированных ударов. И тут же отскочил на безопасное расстояние. Похоже, наблюдая за моей схваткой со своими подручными, он понял, что я не так прост, как кажусь на первый взгляд, и кое-что умею. Видимо, он очень удивился, что ни один из его ударов не достиг цели. И немного растерялся. А ведь я пока только имитировал защитные действия, фехтуя руками с непостижимой для нормального восприятия скоростью. Это было айкидо в чистом виде, когда удары противника не блокируются, а "разводятся" по сторонам. Понятие "разводки" трудно объяснить словами. В примитивном варианте – это когда нунчака (в данном случае) только касается моей руки и мягко уводится в нужном направлении, слегка изменяя траекторию. Сила удара не гасится, а наоборот увеличивается, но пропадает впустую – словно человек дерется под водой. Он тратит много энергии, но она расходуется впустую. Конечно, такие приемы требуют феноменальной реакции и отменной подготовки. Поскольку последний год времени у меня было завались, я только тем и занимался, что оттачивал в спортзале и дома свое искусство рукопашного боя. (Естественно, в промежутках между пьянками с богемными приятелями; а иначе я совсем рехнулся бы от унылого и тупого однообразия жизни обеспеченного бездельника). – Последний раз предлагаю: давай разойдемся миром, – сказал я, медленно свирепея. – Чтобы потом не было обид. – А не пошел бы ты… Похоже, Клим завелся. Непонятное всегда вызывает или страх, или злость. Клим принадлежал к категории людей, которые в подобных ситуациях сначала действуют, а потом думают, совершенно не заботясь о последствиях. Он был безрассудным. Как это ни парадоксально, но человечество выжило только благодаря способности бояться, бояться всего, всегда и везде. Удел храбрецов, этих изгоев человечества (увы, увы!), – недолгая, хотя и славная жизнь. – Ну, как знаешь, – ответил я – и сделал неожиданный выпад. Это была имитация нападения. Уловка. И она сработала. Клим ответил инстинктивным ударом нунчаки, но он был не подготовлен, а потому слаб и неточен, и мне не стоило большого труда и сноровки, чтобы перехватить его бьющую руку и провести очень жестокий прием. Раздался хруст сломанной кости, сдавленный крик (нет, мне Клим где-то даже нравился; другой на его месте заорал бы от боли дурным голосом), и мой противник мешком рухнул у моих ног. – Я же предлагал тебе мирно разойтись параллельными курсами, – сказал я, склонившись над распростертым на тротуаре телом. – Нужно прислушиваться к мнению умных людей, парень. Клим молчал. Он лежал с закрытыми глазами, кусая от боли губы. Силен парень… – Я мог сейчас поспрашивать тебя, с какой стати вы на меня напали. И ты рассказал бы мне все, как на духу. Можешь в этом не сомневаться. Но мне просто жалко тебя. Ты попал в дурную компанию, Клим. Если ты не глупый человек, то подумай над этим. У тебя будет время, пока не заживет рука. Много времени. Будь здрав… С этими словами я распрямился и сделал то, что намеревался сделать по выходу из кабаре, да мне так некстати помешали, – быстро перешел на другую сторону улицы.Глава 9
Улицу я перешел, но брать такси не спешил. Во-первых, меня интересовало дальнейшее развитие событий возле "Латинского квартала", а во-вторых, я все-таки продолжал лелеять надежду поговорить с несравненной Илоной Лисс тет-а-тет. Да и выбора иного у меня не было, как расставить точки над "i". И как можно быстрее, потому что от моей поворотливости напрямую зависела продолжительность собственной жизни. Ни больше, ни меньше. В этом я теперь был уверен на все сто. Змеиное гнездо зашевелилось очень быстро. Сначала на улицу важно выплыл швейцар – мужик в красном кафтане с галунами и длинной бородой, похожий на хрестоматийного купца – и принялся сморкаться. Постепенно его глаза привыкли к скудному уличному освещению, и швейцар, наконец, увидел тела парней и Клима (видимо, тот потерял сознание, так как не двигался), лежавшие неподалеку от входа. Нужно отдать ему должное – он среагировал мгновенно. Швейцар юркнул в свою норку так шустро, словно ему было не больше шестнадцати лет. Спустя минуту-две выбежала охрана. Среди них я заметил и рябого Григора. Общими усилиями они привели в сознание моих противников и Клима. Парни, которым я намял бока, вошли внутрь "Латинского квартала" своим ходом, а Клима внесли на руках. Похоже, он был в шоке. Я мысленно ему посочувствовал. И не более того. Жалость в таких случаях – лишнее чувство. Поднимая руку на человека, всегда нужно быть готовым получить сдачу. Рано или поздно. К слову, Климу здорово повезло, хотя ему об этом не было известно. Сегодня он родился во второй раз. В другое время и при иных обстоятельствах я просто убил бы его. Без малейшего сожаления и моральных терзаний. Вот такой я нехороший человек… Я спрятался в подъезде дома напротив кабаре. Металлические двери парадного входа имели цифровой замок, но толку от него было мало, так как никто из жильцов не удосужился смазать защелку, и ее заело, а потому подъезд на мою удачу оказался не запертым. Это был очень удобный наблюдательный пункт. Главный вопрос заключался в том, сколько мне придется здесь проторчать. Кабаре работало до утра, и когда я подумал, что как минимум пять часов буду томиться в ожидании неизвестно чего, мне стало очень неуютно. Меня мог ждать неприятный сюрприз. Я надеялся, что Илона уедет на такси и тогда я мог бы перехватить певицу возле ее дома. Но нельзя было сбрасывать со счетов и вариант, при котором девушку увезут на транспорте "Латинского квартала" и с охраной. Тогда мои бдения будут выглядеть дилетантскими и даже смешными. И все равно у меня не было иного выбора, как терпеливо дожидаться неизвестно чего – скажем так. Уж больно подозрительным заведением оказалось кабаре. Мне казалось, что именно здесь можно найти ответы на интересующие меня вопросы. Впрочем, не исключено, что я ошибался… Как же томительно долго тянется время, когда сидишь в засаде! Теперь я понимал, почему в службу наружного наблюдения производился такой тщательный отбор. Как совместить силу, выносливость, неутомимость и горячность юности с меланхолической флегмой и терпеливостью преклонных лет? Часы тикали, я ждал. Время сочилось по капле и изливалось на мой желчный пузырь. Я уже переполнился желчью и готов был лопнуть от злого нетерпения, когда у входа в "Латинский квартал" появился уже знакомый мне швейцар. Он довольно шустро перебежал улицу, хотя она была совершенно пустынна, и подошел к таксистам. От нечего делать они, став в кружок, играли под фонарем в какую-то игру; может быть, в кости. Быстро переговорив с ними, он так же бегом направился обратно. И снова на улице воцарилась тишина, которую изредка нарушал негромкий смех таксистов. Спустя десять минут (я засек время по своим часам) один из таксомоторов снялся со стоянки и тихо пофыркивая мотором, подкатил ко входу в "Латинский квартал". Интересно, какого пассажира должно взять это такси? За то время, что я просидел в подъезде, кабаре покинуло человек десять, не более. И все они уехали на своих машинах. Автостоянка "Латинского квартала" находилась на противоположной от меня стороне улицы и растянулась на полквартала. Там стояли только престижные импортные тачки. Интересно, хоть один из владельцев этих машин выходил из кабаре трезвым? На это вопрос могла ответить только автоинспекция, но я почему-то не заметил ни одного сотрудника ГИБДД даже на отдаленных подступах к "Латинскому кварталу". Похоже, автоинспекторы, как медведи, впадают в спячку, только не зимнюю, а ночную. Так же, как и патрульно-постовая служба. Вопрос с пассажиром такси разрешился быстро. Дверь кабаре отворилась и на улицу вышла Илона Лисс. Ее сопровождал Савоха. Она быстро нырнула в салон таксомотора, и машина начала выруливать на проезжую часть. Я сорвался с места, как ошпаренный, и добежал до стоянки такси за считанные секунды. – Мужики, чья очередь? – нетерпеливо спросил я таксистов, которые воззрились на меня, как мне показалось, с легкой досадой. Наверное, игра, за которой они коротали время, была в самом разгаре. – Петрович, ты как?.. – с надеждой обернулся молодой таксист к пожилому мужику, обладателю обширной лысины. – Как всегда, – буркнул тот недовольно и отделился от общей группы. – Петрович каждой дырке затычка… – За мной не заржавеет, – бодро пообещал молодой водитель. Наверное, его машина возглавляла очередь, но парня чересчур сильно захватила игра и ему никак не хотелось терять неожиданный фарт – судя по всему, он был в выигрыше. – Брехать не пахать… – буркнул Петрович, усаживаясь за руль. – Тебе куда, мил человек? – Налево, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Только поторопись. – Как скажешь… Он лихо заложил вираж, и мы помчали по пустынной улице со скорость под сто километров. Понятливый мужик, этот Петрович, подумал я с облегчением. Другой на его месте начал бы расспрашивать, зачем да почему. Есть такие любопытные кадры. И много. Они напоминают мне роботов: пока не заложишь в его приемное устройство полный объем информации, включая сумму оплаты, он с места не сдвинется. Такси с Илоной мы догнали на перекрестке у светофора. – Держись за этой машиной, – приказал я Петровичу. – Только сильно не приближайся. – Ты что, мент? – спросил Петрович с нехорошей интонацией в голосе. Наверное, ему уже приходилось возить сотрудников милиции при исполнении, поэтому он понял сразу, зачем нужно сидеть на хвосте у его коллеги. – А тебе какая разница? Я заплачу по полной программе. Можешь не сомневаться. – Ну-ну… – ответил без особого энтузиазма Петрович. Ехали мы долго. Оказалось, что Илона жила на самой окраине, в старом четырехэтажном доме с узенькими балкончиками, на которых даже два человека помещались с трудом. Водитель довел ее до двери подъезда (которая тоже оказалась металлической, но открывалась ключом) и Илона скрылась с моего поля зрения. – Держи, – сунул я деньги Петровичу. – Долларами берешь? – По мне хоть японскими иенами, – радостно ухмыльнулся Петрович, разглядев, сколько я ему отвалил от своих щедрот. – Тогда бывай… – Будь здоров, паря. Ежели когда-нибудь понадоблюсь, вот номер моего мобильного телефона. С этими словами Петрович всучил мне визитку. – Звони в любое время дня и ночи! – крикнул он вслед. – Буду, как штык. В этом я не сомневался… Такси, которое доставило на окраину Илону Лисс, и машина Петровича уехали, и я остался один– одиношенек. Если, конечно, не считать бездомных котов, роющихся в мусорных баках. Я стоял и смотрел на дом Илоны. Меня интересовало, на каком этаже она живет. Есть! Одно из окон на третьем этаже осветилось и на фоне окна, занавешенного гардинами, появилась знакомая фигура певицы. Появилась и тут же исчезла. Наверное, она пошла в ванную. Понятное дело… Я направился к беседке, сооруженной посреди двора, зашел внутрь и сел на скамью возле стола, на котором жильцы, скорее всего, забивали с утра и до вечера "козла" – играли в домино. Сел – и задумался. И что теперь мне делать? Может, нанять музыкантов и спеть под окнами Илоны серенаду? Как это поется: на призыв мой тайный и страстный, о, друг мой прекрасный, выйди на балкон… Во-первых, не друг, во-вторых, прекрасного во мне не так уж и много (надо будет расспросить Каролину, какие достоинства она во мне нашла, что так быстро согласилась выйти за меня замуж), а в-третьих… В-третьих, у меня были очень большие сомнения, что Илона согласиться на добровольных началах поговорить со мной еще раз. С нее можно было выдавить нужную информацию, только прищемив ей хвост, образно говоря. И я готов был это сделать. Тут уж не до сантиментов. Так я сидел, сокрушенно поглядывая на освещенные окна квартиры Илоны Лисс как лиса на виноград из известной басни, а время шло. Может, пойти напролом? Например, забраться на балкон и появиться перед красоткой в образе варяжского гостя. Это было несложно. Под ее окнами росли высокие деревья, и мне с моей подготовкой не составит особого труда исполнить несколько акробатических трюков. А если она поднимет крик? То-то и оно… Ночь, тишина – и женский вопль. Я ведь не король обезьян и не Тарзан, способный на своем горбу тащить по веткам деревьев ношу весом в шестьдесят килограмм… Неожиданно ночную тишину нарушил шум автомобильного мотора. Блеснули яркие фары, и к дому Илоны подкатила "девятка". Я насторожился. Кто бы это мог быть? Припозднившийся жилец или?.. Или. В одном из мужчин, покинувших салон "лады", я узнал рябого Григора, благо под козырьком подъезда горела лампочка. Второй, здоровый бык под два метра ростом, держал в руках пакет. Они открыли своим ключом дверь и скрылись в подъезде. Потянулись томительные минуты ожидания. Мое сердце готово было выскочить из груди от волнения. Этот ночной визит рябого уголовника, как мне казалось, не сулил Илоне ничего хорошего. Впрочем, может, я ошибался. Творческие личности и иже с ними, вспомнил я своих знакомых, нередко гульвонят до утра. Не исключено, что Григор с товарищем мог заглянуть к Илоне на чашку кофе – чтобы немного расслабиться после трудового дня. Но Григор и бык долго не задержались. Они торопливо выскочили из подъезда, так же споро уселись в машину, и "девятка" вскоре исчезла за углом дома. Водитель по какой-то причине фар не зажигал, и дорогу освещали только подфарники. Мне такой оборот совсем не понравился. События неслись мимо меня с калейдоскопической быстротой. Это я уже понял. А потому не стал нехорошие предчувствия разбавлять сомнениями и колебаниями. Вперед! И только так. Я покинул беседку и направился к подъезду в надежде на то, что Григор и его подручный забыли замкнуть дверь на ключ – этот момент я как-то упустил. Мне повезло – дверь была не заперта. И я сразу понял, почему: если ее закрыть, то раздастся громкий лязг, способный разбудить и глухого. А этого ночным гостям Илоны, похоже, не хотелось. К чему такие предосторожности? Эта мысль не давала мне покоя, пока я бесшумно поднимался по лестнице на третий этаж, где находилась квартира певицы. Пока еще неосознанная тревога вползла в душу холодной скользкой змеей и шипела там, готовясь укусить за сердце. Дверь квартиры Илоны резко отличалась от других. Она была импортного производства и с миниатюрной видеокамерой вместо глазка. Быстро обмотав ладонь правой руки платком (чтобы не оставлять следов) и затаив дыхание, я потянул ручку на себя. Как я хотел ошибиться… Увы, мои мрачные предположения начали сбываться уже с порога. Не запертая входная дверь… Мне это уже знакомо… Оказавшись в освещенной прихожей, я заколебался. Мне хотелось немедля ни секунды выскочить на лестничную площадку и бежать отсюда, куда глаза глядят. Уж очень ситуация была похожа на ту, в которую я попал сутки назад. Опять подстава? Если так, то клиенты повторяются. А это уже неумно. Что делать!? Этот вопрос еще звучал в моей голове набатом, а ноги помимо воли сами понесли меня в гостиную, освещенную большой хрустальной люстрой. Там был накрыт стол с вином и фруктами. На двоих. Но Илоны в гостиной не было. Где она? Я не стал ее окликать, а сразу прошел в спальню. Будто меня кто-то тянул туда. Лучше бы я не ходил в спальню. Девушка лежала на разобранной постели в одной комбинации. Ее поза сомнений у меня не вызывала – она была мертва. Мать твою!.. Да что же это творится!? Я подошел ближе. На шее Илоны виднелись бурые пятна, которые уже начали приобретать синюшный цвет. Она была задушена. На всякий случай я попытался нащупать пульс, но его не было. Ходу отсюда, ходу! Я не думал, что кто-то выследил меня, когда я ехал в такси, так как позади не было ни одной машины, но все же, все же… Они могли догадаться, что я попытаюсь еще раз побеседовать с Илоной, и поспрашивать таксистов на стоянке возле "Латинского квартала". А Петрович просто обязан был туда вернуться, потому что там вскоре должен начаться "хлебный" для таксистов час закрытия кабаре. Ведь не все клиенты кабаре приехали на собственных машинах. Они догадались и опередили меня… Предположение показалось мне притянутым за уши, но анализировать ситуацию было недосуг. Бежать! Немедленно! Пока не прибыли менты. Я выскочил в гостиную и уже направился в прихожую, как вдруг мое внимание привлекли два стакана на столе. На фоне хрустальной вазы с фруктами, тонких льняных салфеток с вышитыми инициалами Илоны и бутылки дорогого французского шампанского, опустошенной почти до дна, они выглядели как растоптанные русские валенки в новенькой финской сауне. Почему примитивные стаканы, а не бокалы? Вон они, стройные красавцы, стоят в серванте. В трех шагах от стола. И почему стаканов два, а не три? Я пригляделся. И почувствовал холодок под сердцем: из таких стаканов я совсем недавно хлебал виски в "Латинском квартале"! А может, не из таких, может, из этих? Ну, это уж слишком! Плевать мне на неуловимую Лану. У меня теперь появился новый клиент – рябой Григор. Сука, "мокрушник"! Вот с ним я и потолкую… как это делается со всякими козлами во время спецопераций. Он у меня вмиг станет певчим кенарем… Весь во власти неожиданно нахлынувшего гнева, я рассовал стаканы по карманам, стараясь не стереть отпечатки пальцев, выбежал на лестничную площадку и быстро спустился в подъезд. Во дворе никого не было. Но я боялся обмануться, а потому выполнил всю программу отрыва от возможного "хвоста". Это еще та работа… Она вымотала меня до предела. Я шел домой. А куда еще может направить стопы не очень молодой человек после стольких ночных приключений? Верно – домой, на горшок и в постель.Глава 10
С домашней идиллией у меня не получилось. Когда я, наконец, добрался до своего дома, уже начало светать. Город все еще был пустынен, но уже не тактих, как это было ночью. Где-то далеко прогромыхал трамвай, чирикали воробьи, ворковали голуби под крышами, у кого-то в квартире лаял пес – наверное, просился на прогулку, чтобы справить малую нужду. Уже на подходе к улице, на которой я "имел свой адрес", как говорили когда-то в старой доброй Одессе, у меня появилось очень нехорошее чувство. Нет, нельзя сказать, что после бегства с квартиры Илоны Лисс моя душа не была замутнена беспокойством и переживаниями. Отнюдь. Мое состояние, пока я шел по ночному городу, можно было охарактеризовать одним словом – дерьмокипение. Это когда человек в полном бессилье строит планы мести своим врагам, не имея возможности сделать хоть что-нибудь. По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. Ведь до Ланы я так и не добрался, а рябой Григор и его номинальный, как я понял, шеф из кабаре не менее далеки от меня, чем планета Марс. Я почему-то был уверен, что после ночного инцидента с Климом и его гопкомпанией они предпримут повышенные меры предосторожности. Не устраивать же в центре города маленькую войну? Правда, у меня пока не было такого технического потенциала, но при большом желании, а также имея энную сумму денег, можно было вооружиться до зубов. Так вот, по мере приближения к своему дому я начал испытывать дискомфорт. Что-то меня мучило – какое-то пока неосознанное чувство, вызывающее легкий мандраж. Повинуясь этому безотчетному чувству, я, неожиданно для себя, сделал небольшой крюк – пошел не напрямую, а проходными дворами. Ноги сами понесли меня по этому маршруту. Наконец я прокрался до арки, откуда мой дом был виден как на ладони. Именно прокрался, так как последние две-три сотни метров я пробирался перебежками, время от времени таясь в тени различных архитектурных выступов и углублений. Затаившись в арке, я стал ждать. Чего? А фиг его знает. Наверное, какой-то опасности. Со стороны могло показаться, что я праздную труса, но у такого стреляного волка, как Иво Арсеньев, подобные действия назывались иначе – маневр. Под домом (как и под другими зданиями) стояли машины. В городе не хватало ни стоянок, ни гаражей, ни мест для парковок, а потому многие автовладельцы оставляли своих железных коней под окнами собственных квартир. Машины… Я начал их пересчитывать и определять марку и модель. За тот год, что я прожил в этом доме, я изучил все машины жильцов наизусть. Изучил, не прикладывая особых усилий, – походя. На всякий случай. А вернее, повинуясь устоявшейся привычке, вдолбленной в мою башку годами работы "на холоде". Автомобиль, особенно с затемненными стеклами салона, – удобное место для засады, отличный наблюдательный пункт. Обленившиеся агенты западных спецслужб редко топают на своих двоих. Может, потому, что на Западе мало кто пользуется общественным транспортом. Но теперь цивилизация, наконец, добралась и к нам. Пришла пора переименовать сотрудников службы наружного наблюдения, в просторечии именуемых топтунами, в ездунов, хотя такого слова не найдешь ни в одном словаре. Чужую машину я вычислил быстро. Это была "лада" десятой модели с тонированными стеклами. Те, кто снарядили ее для слежки, сделали большую ошибку. Наш дом был элитным, и возле подъездов стояли только иномарки. Поэтому "лада" сразу бросалась в глаза – как муха в супе. А может, я ошибаюсь? Не исключен вариант, что кто-то приехал в гости. Возможно, с глухой провинции. Ведь у богатых всегда есть бедные родственники. К сожалению, я не мог видеть номер "лады". И все равно, несмотря на некоторые колебания, у меня постепенно вызревало убеждение, что с этой машиной что-то неладно. Я ждал полчаса. И дождался – в салоне "лады" появился на долю секунды светлячок. Ну вот, приехали… В машине кто-то закурил. Это большая ошибка, которой подвержены даже крепкие профессионалы. Курящему человеку очень трудно выдержать бесконечные минуты и часы ожидания объекта без сигареты в зубах. Это просто пытка. И многие идут на поводу у своего порока. Разведчик как шахтер. Уходя на задание, предполагающее скрытность, и спускаясь в загазованный забой и первый, и второй курево не берет. Потому что от этого напрямую зависят их жизни. Значит, за домом ведется слежка. Я не мог бы поручиться, что следят за мной, – кандидатов на пристальное внимание со стороны правоохранительных органов в нашем доме хватало – но лучше держаться от греха подальше. Приняв такое мудрое решение, я поторопился покинуть арку. И куда теперь? Мне срочно нужна была надежная конспиративная квартира, откуда я мог бы продолжить свое расследование. Но где ее искать? И кто приютит изгоя, на которого – я в этом был уверен – ведется облавная охота? Дейзик… Дейзик? А почему бы и нет? В его нору чужие захаживают редко. Им никто не интересуется, он ведет тихий образ жизни. Рядовой гражданин, каких много. Это идея. И решительно взял курс на офис Дейзика Шеболдаева… Мне пришлось пинать ногой металлическую дверь офиса Дейзика минут пять. Электрический звонок, насколько мне помнится, перестал работать на второй день после установки. Дейзик взялся его чинить, даже разобрал, но тут пришел я (уж не помню по какой надобности), и мы до вечера воздавали дань Бахусу, начав с баварского пива и закончив чем-то совсем непотребным, кажется, скверным вермутом. После этого я посещал Дейзика еще несколько раз, и моим глазам всегда представала одна и та же картина – разобранный на части электрический звонок на тумбочке и голые, не заизолированные концы проводки. По истечению какого-то времени количество деталей значительно уменьшилось (нужно сказать, что звонок был какой-то заковыристый, импортный, с музыкой, и имел сложную конструкцию). И Дейзик, озадаченный такой метаморфозой, в конце концов бросил останки звонка в одну из своих знаменитых коробок, где можно было найти что угодно – от дискеты с первой в мире компьютерной игрой до обломка берлинской стены или древней статуэтки Будды, которую Шеболдаев стибрил на развалинах кхмерской святыни. Наконец за дверью раздалось утробное урчание, и хриплый голос Дейзика спросил: – Какая сволочь в такую рань приперлась!? – Подайте, Христа ради, бедному скитальцу Иво, – загнусавил я жалобно. – Иво!? Извини, брат, не узнал… Звякнул засов и на пороге полуподвального помещения, где располагался офис, появился заспанный Дейзик в застиранных до дыр спортивных шароварах. Похоже, вчера он здорово нагрузился, потому что от него разило как от бочки с прокисшим пивом. – Ну ты, блин, даешь, – удивленно сказал Дейзик и звучно рыгнул. – Пардон, изжога… – Войти можно? – А куда тебя денешь? Заходи… В офисе царил полумрак, потому что небольшие окна почти под потолком давали мало света, а солнце еще только думало оторваться от горизонта и разорвать пелену туч. Но даже при таком скудном освещении я увидел на диване обнаженную брюнетку; она лежала в классической позе, которую так любили художники эпохи Возрождения. – Извини, я не знал, что у тебя гостья, – сказал я, сделав вид, что засмущался. Но не отвернулся, а продолжал разглядывать и впрямь великолепные формы спящей весталки. Нет, что ни говори, а Бог точно сделал женщину в порыве вдохновения. Даже у самой некрасивой и вульгарной всегда найдется масса достоинств. Женщина излучает какой-то внутренний, невидимый глазу свет, который даже самого тупого и примитивного мужлана заставляет почувствовать красоту и неповторимость земного бытия. – Брось… – поморщился Дейзик. – Здесь все свои. У меня чужих не бывает. Кисуля! Прикройся. И не изображай из себя спящую красавицу. Совратить Иво невозможно. – А-ах… – Девушка томно потянулась, доигрывая свою роль. – Дейз, не опошляй момент… Она открыла совсем не сонные глаза и весело взглянула на меня. И только тогда неторопливо натянула на себя простыню. Теперь я узнал ее. Девушку звали Соня. Она, как и Дейзик, подвизалась в довольно узком мирке профессиональных хакеров. И даже, как говорил Шеболдаев, могла дать фору самому Чаку, который считался чем-то вроде гуру[10] в компьютерном мире. – Привет, Софья, – сказал я доброжелательно и уселся в кресло. – Кто же так здоровается? – Соня протянула ко мне свои точеные руки. – Иво, поцелуй меня… – Она бросила хитрый взгляд на Дейзика, который делал вид, что его не касаются ее шалости. – В щечку. Ну пожалуйста… – Нет проблем… Я подошел и поцеловал ее в губы, которые эта хитрая бестия подставила вместо щеки. На удивление, они пахли спелой вишней. Может, мне почудилось? Я почему-то не думал, что Соня пила только одни прохладительные напитки. Это на нее не похоже. – Хватит вам лобызаться, – недовольно буркнул Дейзик. – А ты, подруга, вставай и готовь завтрак. – Было бы с чего, – независимо ответила Соня. – Как это? – Так ведь мы вчера доели последний плавленый сырок. Ты что, забыл? – Да? – удивился Дейзик. – Вот те раз. А я думал… – Мыслитель… – Соня хихикнула. – Он, видите ли, иногда думает. Топай в круглосуточный магазин. У нас гость. – Это мысль… Дейзик принялся шарить в карманах своей одежды. Она висела в небольшом шкафу у входа. По его удрученному виду я понял, что там даже рубль не ночевал. – Держи… – Я ткнул ему в руки сто долларов. – Покупай на все и что душа пожелает. – Ты не шутишь? – У Дейзика от удивления глаза полезли на лоб. – Я сегодня серьезен, как никогда прежде. – Понял… – Ничего он не понял, – сказала Соня и решительно встала. – Я пойду вместе с тобой, Дейз. Иначе ты наберешь на все деньги одной водки. Я тебя знаю. Мальчики, я не надолго… И она скрылась в туалете, совмещенном с ванной. Пользуясь моментом, я сказал: – Дейз, мне нужно где-то перекантоваться некоторое время. – Что, сильно припекло? – сразу врубился Дейзик. – Не то слово… – Живи у меня, раз пришел. Здесь. Дома маманя, соседки… базар-вокзал. Вариант устраивает? – Вполне. Спасибо, Дейз. Все расходы я беру на себя. – Клево! – не стал скрывать своей радости Дейзик. – А то я получу бабки не раньше, чем через неделю. Хоть на паперть иди… – На паперть не нужно. Только у меня есть одна просьба… – Готов выполнить любую, – бодро сказал Дейзик; и тут же поторопился добавить: – Конечно, если это в моих силах. Прагматик хренов… – В твоих, – успокоил я Дейзика. – О том, что я здесь поселился, никто не должен знать. Никто! – Даже Соня? – Она тем более. У женщин язык всегда чешется. Это простительная слабость, но не в моем случае. – Все, заметано. Я буду нем, как могила. – Вот и ладушки… Хлопнула дверь ванной и перед нами во всей своей красе предстала Соня. Интересно, как она умудрилась за пять минут справить нужду, принять душ, сделать прическу и накраситься? Обалдеть… – Я готова, – заявила Соня и крутанулась юлой. Расклешенная юбка сначала раздулась, как купол парашюта, а затем обвила ее стройные ноги, подчеркнув точеную фигурку. – Дейз! – воскликнула она с негодованием. – Ты еще не одет!? – Я не муха! – огрызнулся Дейзик. – Жди… Теперь он закрылся в ванной. Соня критически оглядела меня с головы до ног и категорически сказала: – Иво, ты плохо выглядишь. – Возможно, – ответил я кратко. – Не возможно, а точно, – не отставала Соня. – Неужто твоя жена ушла к другому? – Разве я похож на мужчину, которого может бросить женщина? – Ой-ой, какие мы самоуверенные! – А ты ушла бы от меня? – Никогда! – категорически заявила Соня. – Иво, ты мужчина моей мечты. – Софья, не кидай мне леща. Во-первых, я для тебя уже староват, а во-вторых, женские мечты сродни флюгеру – куда ветер дует, туда он и направлен. – Не поняла… Это как? – Соня, не приставай к человеку! – сердито сказал Дейзик, причесывая мокрые волосы. – Пойдем. Соня хотела что-то возразить, но неумолимый Дейзик схватил ее за руку и потащил к входной двери. – Ты отдыхай… – Дейзик вставил ключ в замочную скважину. – Мы вернемся не скоро. Дверь я открою сам. Они ушли. Я сел на диван и механически попробовал упругость пружин. Они тихо и уютно скрипнули, словно приглашая меня прилечь. Только сейчас я понял, как умаялся. Каждая частичка моего тела просила – нет, умоляла – об отдыхе. И я сдался. Меня вдруг охватило полное безразличие. Плевать, подумал я вяло, укладываясь на диван. Плевать на все. Чего мне бояться? Я ни в чем не виновен. Значит, моя совесть чиста. А это главное. Что касается угрозы для моей жизни… Ну и что тут необычного? Знакомая ситуация. Было бы из-за чего икру метать… С этой мыслью я и уснул. Даже не уснул, а провалился в тартар, черный, гремящий и страшный. Мне кажется, что я даже заорал с испугу дурным голосом, когда летел в бездонную пропасть. И успокоился только на самом ее дне, зарывшись с головой в мягкий шелковистый пух. Я еще успел удивиться, откуда он здесь взялся, а затем в голове что-то щелкнуло, и я отрубился полностью, превратившись в мумию без мозгов и подсознательных эмоций, проявляющихся в снах… Проснулся я от звона посуды и шума льющейся воды. Я открыл глаза и увидел спину Дейзика, который склонился над раковиной. – Который час? – спросил я все еще во власти сна, забыв, что на руке у меня часы. – Обед, – коротко ответил Дейзик. – А точнее? – Начало второго. – А где Соня? – Ушла… Дейзик наконец управился с посудой и обернулся ко мне. – Ну, ты силен поспать, – сказал он, ухмыляясь. – Мы пытались тебя разбудить, так ты едва меня ногой не пришиб. Брыкался во сне, как младенец. Поэтому на общем совете мы решили оставить тебя в покое. Есть будешь? – Есть, кушать – это не те слова… – Я вдруг понял, что голоден, как волк. – Грызть, хавать, жрать… вот мое нынешнее состояние. Мечи скорее на стол все, что у тебя имеется. – Благодаря твоим заботам у нас сегодня отбивные (Соня приготовила), жареная картошка, огурцы, помидоры, красная рыба и пиво. Цимес, кто понимает. – О-о-о… – простонал я с вожделением, пуская голодные слюнки. – Век буду помнить вашу заботу… Я мигом соскочил с дивана и, оставив на потом процесс умывания, сразу же уселся за стол, где стояла большая чугунная сковородка, накрытая крышкой. Она источала умопомрачительные запахи. Мне хватило десяти минут, чтобы очистить и сковородку, и тарелки с салатом и красной рыбой. Запив все это двумя бутылками пива, я почувствовал себя на седьмом небе. Все-таки, еда занимает далеко не последнее место в человеческих приоритетах… – Дейз, у меня к тебе есть еще одна просьба… – Выкладывай, – ответил Дейзик. – Нужно пройтись по магазинам. – Это как раз то, что я очень люблю, – с отвращением поморщился Дейзик. – Надо, дружище, надо. Я пока не могу выйти на свет ясный… в таком виде. – Ну, если надо… – Не расстраивайся. Это недалеко. Помнишь, где находится театральный магазин? – Конечно. – Купи там… – Я перечислил нужные мне предметы. – А потом на обратной дороге зайдешь в модный ныне магазин поношенной одежды – той, что нам присылают от своих больших щедрот американцы… – А это еще зачем? – удивился Дейзик. – Мне нужен старый потрепанный клифт размера на два больше, какие-нибудь несуразные штаны, ботинки и кепку. – Не понял… – На лице Дейзика появилось глупое выражение. Похоже, он никак не мог сообразить, что я задумал. А я решил до поры до времени не посвящать его в свои замыслы. Мало ли что может случиться. В таких ситуациях незнание – лучшая защита от неприятностей. – Потом поймешь, – ответил я коротко. Дейзик хотел было возразить, а может, и поспорить, но, глядя на мое закаменевшее лицо, передумал. Он лишь сказал деловым тоном: – Вот только с кепкой, думаю, будет напряженка. Америкосы пока не додумались снабжать нас старыми головными уборами. Да и кепки у них давно вышли из моды. – Найди, где хочешь. Купи у какого-нибудь работяги. – Ладно, что-нибудь сообразим… Дейзик ушел, а я принял душ, но бриться не стал – входил в образ, который замыслил. Затем, сытый и посвежевший, уселся в кресло и включил телевизор. До начала блока региональных новостей оставалось полчаса, и от нечего делать я стал смотреть какую-то развлекательную передачу центрального телевидения. Через какое-то время я почувствовал, что тупею с невероятной быстротой. Та бредятина, что изливалась с телеэкрана, месила мозги как тестомешалка. Полуголые сексапильные девицы и "голубые" мальчики с толстыми задницами, скачущие среди ярких искусственных цветочков, казались персонажами алкогольного психоза. Мать твою!.. Куда мы катимся!? Если это истинная свобода слова и демократия, то теперь мы точно опередили Америку. Там за такие фигли-мигли на общественном телевидении уши обкорнают. Или (в случае частной инициативы) поставят на место сбрендившего представителя "четвертой власти" при помощи "кольта". А владельца телестудии могут посадить в тюрьму или сумасшедший дом. А может, я старею? Может, просто не могу включиться в нынешнюю ситуацию? Возможно. Но, черт меня побери, хоть что-то святое должно остаться у человека!? На кладбищах устраивают шабаши сатанисты, в церквях новомодных религий неофиты поют и пляшут едва не канкан, разные извращенцы и ненормальные устраивают многолюдные митинги и требуют к себе любви и уважения… Нет, мир точно сошел с ума. Ей-ей.Глава 11
Дейзик принес все, что я заказывал, в пятом часу. Он был злой, как черт. – Ну, задал ты мне задачку, – сказал он, бросая на пол пакеты с барахлом. – Неужто театральный магазин закрыли? – спросил я с тревогой. За последний год местные мафиозо скупили почти все нормальные магазины в центре (нормальные – значит, дешевые и нужные горожанам) и, отделав их мрамором, фаянсовой плиткой и фальшивой позолотой, открыли множество дорогих бутиков, супермаркетов и шопов. В них продавалась одежда от малоизвестных модельеров, но по умопомрачительным ценам, швейцарские часы, изготовленные в Гонконге, драгоценности сомнительного качества и происхождения, и разнообразные сексуальные принадлежности – от фаллоимитаторов до надувных женщин, которые умели говорить "Спасибо, милый!" на английском и японском языках. – Нет, с ним все в порядке, – неохотно буркнул Дейзик, принимая горизонтальное положение на своем многострадальном диване. – Тогда почему у тебя такой кислый вид? – Кепка, – коротко ответил Дейзик. – Не мог найти нужный размер? – Иво, не прикидывайся идиотом! Кто сейчас носит кепки? Я ведь говорил, что они давно вышли из моды. И не только у янки, но и у нас. – Да Бог с ней, с этой кепкой. Найду чем голову прикрыть. – Не напрягайся. Я отыскал тебе кепку. – Где? – Ты лучше спроси, как. – Уже спросил. – Я ее украл. – Украл? – А что здесь удивительного? Я человек исполнительный. Не мог же я обмануть твои ожидания. – Это я знаю. Меня интересует только одно: у кого ты украл кепку? – У бомжа. – Что-о!? – Не делай такие страшные глаза. Этот сукин сын не хотел ее продавать. Ни за какие деньги. Уперся, как осел, и все тут. Говорит, память о прошлой жизни. Что мне оставалось? – Ну, насчет денег, мне кажется, ты загнул. Все дело в сумме, которую он запросил за свой "раритет". Верно? – В общем… ты почти угадал. – Почти? – Слушай, Иво, не мог же я заплатить за его рванину, как за цилиндр от кутюр!? А так я сэкономил и купил упаковку баночного пива. – То есть, ты сорвал с его головы кепку и был таков, – высказал я догадку. – А чего же он… гад неумытый… мозги мне компостировал! – Да-а, Дейз… Оказывается, тебе присущи криминальные наклонности. Вот уж не ожидал… Кстати, ты не украл, ты ограбил человека. А за грабеж, дружище, полагается очень крутая статья. – Да ну тебя! – обиделся Дейзик. – Шучу. Спасибо, Дейз. Операцию ты провел на "отлично". А что касается бомжа… Я постараюсь его найти – с твоей помощью – и отблагодарить. Негоже обижать несчастного. Думаю, он нам простит. – Надеюсь… – буркнул Дейзик. – Но уж очень противный тип… Я не стал развивать эту тему дальше. Мы попили пива, купленного на сэкономленные деньги, поболтали о том, о сем, и Дейзик ушел домой, оставив мне комплект запасных ключей. А я снова включил программу новостей. В прошлый раз об убийстве певицы Илоны Лисс было сказано как бы вскользь и очень туманно. Похоже, "независимые" телевизионщики пока не получили добро от городских властей на раскрутку очередной сенсации. На этот раз телевизионный эфир словно взбесился. Съемки места происшествия, двора и окрестностей, официальные заявление милицейских начальников, больших любителей покрасоваться перед телекамерами, интервью с соседями, которые раньше терпеть не могли заносчивую певицу, а теперь лили крокодильи слезы, оплакивая невинно убиенную голубку, образец кротости и порядочности… Короче говоря, на голубом экране царил стандартный в таких случаях шабаш. Я даже не исключал, что один из этих "скорбящих" и есть заказчик убийства. Где самое темное место? Вот именно – под фонарем. И все же, несмотря на сплошное словоблудие, буквально хлещущее с экрана мутными волнами, я все-таки выловил для себя кое-что полезное. Менты нашли свидетельницу, тетку лет пятидесяти восьми с румянцем на всю щеку, одну из тех, кого называют базарными бабами. Она трещала, как пулемет – без остановки. Тетка описала мой внешний вид довольно точно; по крайней мере, в той части, которая касалась фигуры. Лицо она запомнила хуже, но я не без оснований опасался, что когда с ее помощью начнут составлять фоторобот, эта ветряная мельница с языком как помело может вспомнить и более существенные детали моей физиономии. Интересно, где ее нечистый припрятал, когда я поднимался по лестнице? Наверное, подсматривала в дверной глазок. Это же надо – торчать под дверью собственной квартиры до четырех часов ночи, наблюдая за лестничной площадкой, чтобы потом взахлеб рассказывать кумушкам на скамейке о тайнах личной жизни несчастной певички из кабаре. Таких "любознательных" я душил бы собственными руками. В ее "интервью" был еще один интересный момент – тетка ни слова не сказала, что у Илоны побывал не только я. Почему? Непонятно. А ведь пропустить рябого Григора и быка с пакетом, который при всем своем желании не мог идти кошачьим шагом, она никак не могла. Вопросы, вопросы… В этой интриге были сплошные вопросы. Сумею ли я вырвать у судьбы малую толику времени, чтобы ответить на них? Это тоже вопрос… Выключив телевизор, я принялся за стаканы, которые забрал из квартиры певицы. Материалы для работы с отпечатками я нашел быстро: скотч, тальк и штемпельная подушка – вот все, что мне было нужно. И все это у Дейзика имелось. Даже сильная лупа – это чтобы не щуриться и не напрягать глаза. Сняв при помощи талька и клейкой ленты отпечатки со стаканов и откатав свои пальцы на бумаге для ксерокопии, предварительно вымазав руки штемпельной краской, я сравнил то, что получилось в результате моей импровизации. Догадка, озарившая меня в квартире Илоны Лисс, оказалась верной – на одном из стаканов оказались мои отпечатки. Это было видно даже невооруженным взглядом. Меня опять хотели подставить. Или снова? Я тупо разглядывал через лупу отпечатки, словно пытаясь прочитать по папиллярным линиям сколько дней мне осталось ходить на свободе. Вот сволочи! Как они быстро среагировали на мой контакт с Илоной. Это кто же там у них такой умный? Интересно, меня идентифицировали как кандидата в убийцы Заварзина, или просто испугались, что Илона могла наговорить мне лишнего? Трудно сказать. В том, что Илона рассказала толстяку-администратору о нашем разговоре, я почти не сомневался. А может, не толстяку, а самому шефу. Это не суть важно. Главное другое – оперативность, с которой они принялись за меня. Не получилось отметелить (а может, и пришить; скорее всего, именно такой приказ получил рябой Григор), решили повесить на меня убийство. А для этого сразу же изъяли стакан с отпечатками моих пальцев, чтобы сварганить сногсшибательную улику. Лана. Все дело в ней. Ее оберегают, как очень большую шишку. Чего проще было упрятать Лану куда подальше после смерти Заварзина. Например, отправить за границу. И не городить огород с убийством Илоны Лисс. Кто поверит безработному бездельнику и маньяку Иво Арсеньеву, у которого на шее два трупа, что его подставила какая-то девка, которую он снял на презентации? Верно – никто. Ан, нет. Лану хотят вывести из игры, оставить за кадром, чтобы на нее не пала даже тень подозрения. То, что она известна мне, ничего не значит. Здесь есть несколько вариантов: меня могут убрать наемные убийцы, могут застрелить оперативники во время поимки или за хороший "подогрев" деловые воткнут заточку в камере ИВС. И все, концы в воду. Итак, резюме: Лана весьма нестандартная и опасная личность, хотя до сих пор нигде не засвеченная – это первое; и второе – она в городе и закручивает какую-то интригу. Мало того – по каким-то причинам ей обязательно нужно быть поближе к месту событий. Все как будто складывалось, но я все равно не мог поверить своим умозаключениям. Лана никак не тянула на крутую мафиозную сучку с неограниченными возможностями. Девка как девка. Может, чуть краше и умнее других. Ну и что? Неужели она до такой степени хитрая плутовка, что я не только не разглядел ее гнилое нутро, но даже после смертельно опасных перипетий никак не могу поверить в очевидное? Или Лана настолько гениальная актриса, что не мне с ней тягаться? Ну, нет уж! Так дело не пойдет. Возможно, я и отступил бы, повинуясь благоразумию, но мне просто не оставили иного выхода, как сражаться до конца. Ибо кто-то очень ушлый поставил на кон мою жизнь. А я к этому подарку судьбы всегда относился очень бережно. Я почувствовал, как к горлу подступила дурнота, верный признак ярости. Все, сентименты закончились, господа хорошие. Обычно я человек покладистый и без особой нужды ситуацию не обостряю. Но меня загнали в угол и пора показать зубы. А они, несмотря на долгое бездействие, все еще остры и крепки. И если мне придется уйти на серые равнины, то только в хорошей компании. Уж я постараюсь прихватить с собой как можно больше этих мафиозных тварей, от которых простому человеку давно нет никакого житья… С этой нехорошей мыслью я и приступил к подготовительным работам по претворению своего плана в жизнь. Он, конечно, был не ахти, но если нет лошади, то сгодится и старый ишак. Я сел возле зеркала и стал гримироваться. В свое время, в самом начале моей военной карьеры, искусство грима таким же, как я, оболтусам преподавала худенькая невзрачная женщина в годах. Этот курс будущим спецам по диверсиям в тылу противника казался совершенно лишним. На ее лекциях мы откровенно скучали, досматривали предутренние сны и травили байки. Действительно, на кой ляд громиле под два метра ростом изображать из себя дряхлого старика? Наше дело простое: получил задание, десантировался, выследил "объект", вошел с ним в визуальный контакт, грохнул или взорвал – и в отрыв. Если тебя засекут, можешь косить хоть под младенца, все равно толку мало. Наше отношение к искусству грима изменилось лишь во время практических занятий. Нам была поставлена задача: вычислить в толпе прохожих опасного вражеского агента, готового в любой момент применить оружие, и провести задержание. Или ликвидацию. То есть, действовать по обстоятельствам. "Пьесу" – так курсанты спецшколы называли постановочные мероприятия – разыграли на оживленном проспекте среднестатистического города N. Актерами были горожане, хотя они об этом и не подозревали. Но среди них должен был находиться и наш объект, как нам сказали, смесь змеи с тигром. Ха-ха-ха! Какие проблемы. Вычислим и прижмем к ногтю. Такой была наша реакция. Реакция самоуверенных тупоголовых болванов. Нас выпускали на маршрут группами – по три человека. При этом нам указали даже сторону проспекта, где должен был дефилировать "вражеский" агент. Мы облажались, как последние фраера. Когда к нам, мило улыбаясь, подошла стройная высокая девушка с копной русых волос на голове, молниеносно достала откуда-то детский пистолет, и сказала: "Пуф, пуф, пуф! Вы покойники, милые мальчики", у нас на время отнялись языки. А когда мы, наконец, поняли, КТО перед нами, то лично у меня челюсть отвисла до пупа. Это была наша худосочная старая мымра, преподающая нам методологию изменения личности при помощи грима и прочих ухищрений! Как она смогла замаскироваться под молодую деваху, мы так и не смогли понять. Вернее, понять смогли, а вот поверить – нет. Такая метаморфоза с женщиной преклонных лет не отличающейся ни привлекательностью, ни физическими данными, казалась нам явлением сверхъестественным. Но как бы там ни было, а с этого времени на ее лекциях мы мух не ловили… Первым делом я нанес "бомжовский" загар – изгваздал лицо и руки темной краской. Внимательно осмотрев себя, я остался доволен; создавалось впечатление, что последний раз мне приходилось мыться еще во времена развитого социализма. Затем я приклеил широкие кустистые брови – точь-в-точь как у одного из наших генсеков, творца Великого Застоя. Ну и, для полноты картины, я засунул в рот две специальные капроновые подкладки, после чего моя физиономия превратилась в гнусную похмельную рожу алкоголика. Длинный пиджак, похожий на укороченную шинель, оказался не на два, как я просил Дейзика, а на целых четыре размера больше. Но это было еще лучше, потому что, во-первых, он был из толстого сукна, а значит теплый, и во-вторых, под ним можно было спрятать даже переносной зенитный комплекс. Мой, так сказать, "наряд", дополнили широкие брюки клеш, которые мне пришлось подвязать бечевкой – чтобы не спадали, и грубые рабочие ботинки или коцы, как их метко назвали зэки. А затем, как финальный аккорд, я водрузил на голову засаленную кепку – первый криминальный опыт Дейзика. Она была для меня великовата и закрывала уши. Похоже, компьютерный талант слабо разбирался в размерах одежды, но все равно я остался доволен – главное, что нигде не жало. Когда после всех этих манипуляций я взглянул на себя в зеркало, то едва не шарахнулся в сторону: на меня смотрело огородное пугало с шальными глазами. Мать честная! Уж не переборщил ли я? Но затем, присмотревшись, успокоился. Нормально, подумал я, сойдет. У нас нынче клоунов развелось – пруд пруди. То сережек натыкают куда ни попадя, то волосы выкрасят во все цвета радуги, то на бритой голове половой орган вытатуируют. Так что среди этих придурков я не буду выглядеть белой вороной и вряд ли привлеку чье-нибудь пристальное внимание. С единственным добавлением: уж больно свежим выглядел мой наряд (американцы – большие любители гигиены, и свой гребаный секонд-хенд перед отправкой в недоразвитые страны обязательно подвергают химчистке), а потому придется вываляться в пыли. Ну, за этим дело не станет… Я посмотрел на часы. Пора, дружище Иво, пора. Труба зовет. Волк в овечьей шкуре идет на ночную охоту. Берегитесь, шакалы, серый брат голодный и злой.Глава 12
Первым делом я постарался освоиться в новой роли. Это оказалось непросто. Когда от тебя шарахаются, словно от прокаженного, на душе появляется очень нехорошее чувство. В принципе милые, добрые люди вдруг в одночасье стали моими недоброжелателями, даже врагами. Слегка горбясь и приволакивая ногу, я плелся между домами с пакетом в руках, куда для объема положил три пластиковых баллона из-под пива. Я держал курс на одно очень укромное местечко, где у меня был тайник. Когда я перебрался в город, то захватил с собой лишь старый потертый "дипломат" с кое-какими полезными вещицами. Все остальное, в том числе и свою "дачу" – обычный деревенский дом с различными цивилизованными наворотами внутри – я оставил под присмотром моего друга Зосимы. До худших времен. В то, что моя жизнь может измениться к лучшему, мне почему-то не очень верилось. Когда человек бит судьбой, и не раз, он поневоле становится пессимистом. Поэтому на всякий случай неплохо иметь надежный тыл, укромное убежище, где можно залечь в ожидании перемен. Дом в лесной глуши я как раз и считал своим последним козырем в игре, где ставкой вполне могла быть моя жизнь. Увы, после ухода из армии я так и не научился смотреть на мир через розовые очки… "Дипломат" в квартире я не оставил. Это было бы большой глупостью. Во-первых, его содержимое никак не вязалось с образом мирного пенсионера, а во-вторых, сказалась привычка диверсанта-ликвидатора всегда и везде создавать своего рода мини-базы с запасным снаряжением и сухпайком. Конечно, продуктов в моем тайнике не было. Чай не заграница, в случае чего можно и с частных огородов подкормиться. Или попросить у людей кусок хлеба; у нас народ добрый и отзывчивый, еще не до конца развращен демократией, предполагающей полное обособление граждан по принципу "Мой дом – моя крепость"; а дальше – хоть трава не расти. Да, да, именно демократия с ее хвалеными принципам свободы и вседозволенности больше разъединяет людей, чем объединяет. Верно говорится – благими намерениями вымощена дорога в ад… Тайник я оборудовал на заброшенном предприятии. Кажется, это был небольшой заводик по выпуску скобяных изделий. Из его цехов украли все, что только можно было унести или вывезти. Остались лишь голые стены и прохудившаяся крыша. Поскольку заводик не подлежал ни реанимации, ни сносу – и то, и другое было не по карману городской казне – я за свой тайник мог быть спокоен. В здание иногда забегали бродячие псы, да изредка заглядывали любопытные и вездесущие пацаны. Но им было не под силу сдвинуть кусок бетонной плиты, под которой я закопал свой "дипломат". Да и кто бы мог подумать, что среди этих развалин былого социалистического благополучия можно найти что-либо ценное? Впрочем, ценностей, как таковых, в "дипломате" не было. Если, конечно, не считать пачки баксов, стянутых резинкой – где-то около трех тысяч, заначка на черный день. Но денег у меня хватало, а полная чернота пока не наступила. Остальное содержимое "дипломата" человек без надлежащих знаний и опыта посчитал бы барахлом, не достойным внимания. Там находились несколько ампул со снадобьями, которые не найдешь ни в одной аптеке, шприцы, нож в ножнах, удавка-гаррота и два набора сюрикенов[11] в футлярах, удобных для ношения за пазухой. В свое время мне хотелось присоединить к вещам в "дипломате" и пистолет, но затем благоразумие обывателя, к образу которого я был просто обязан привыкнуть на гражданке, все-таки взяло верх. К тому же огнестрельное оружие мне вообще осточертело за годы службы. Стрелять и убивать – в этом радости мало. Это чтобы не сказать – вообще никакой. Проливать свою и чужую кровь, даже за высокие идеалы, нравится только большим патриотам или сдвинутым по фазе – это когда за деньги. Каюсь – я был патриотом. Я вооружился гарротой, набором граненных сюрикенов-стрелок (метать их для меня – одно удовольствие) и ножом. Для маленькой войнухи этого джентльменского набора вполне хватало. Нож у меня был со всякими усовершенствованиями. На его тыльной стороне имелись прочные зубья, которыми легко пилился любой не каленый металл, в полой отвинчивающейся рукоятке хранился миниатюрный компас, две иголки, нитки и несколько рыболовных крючков прикрепленных к прочной леске. Рыболовные принадлежности я запихнул в рукоять как память о наших с Зосимой приключениях в лесных дебрях, когда мы спасали Каролину от больших неприятностей. Вдруг когда-нибудь пригодятся… Вернув "дипломат" на прежнее место и замаскировав тайник, я наконец почувствовал себя полностью готовым к выходу на тропу войны. С кем? А фиг его знает. По ходу дела выясниться, сказал я себе бодрым голосом и направил свои стопы к "Латинскому кварталу". Почему именно туда? А больше некуда. Кабаре было единственно реальной нитью, которая (я очень на это надеялся) может привести меня к клубку. До "Латинского квартала" я добрался благополучно. Кому какое дело до бомжа, который шарит по мусорным бакам? От таких личностей даже стражи порядка стараются держаться подальше – чтобы часом не подхватить какойнибудь заразы. В лучшем случае менты могут наградить бомжа пинком под зад – чтобы убирался подальше и не портил картину, когда мимо проезжают особо важные персоны. Уже начало темнеть. В подъезде, как это было вчера, я уже не мог прятаться, потому что там царило оживление – жильцы сновали туда-сюда, не переставая. Но мне подфартило: неподалеку от "Латинского квартала" находился пятачок свободной от построек земли, на котором стояли мусорные баки. Туда я и направился, мудро рассудив, что для меня в моем нынешнем обличье там самое место. Я делал вид, что ковыряюсь в мусоре, а сам не спускал глаз с входной двери кабаре. Мысль познакомиться поближе с рябым Григором заставляла работать воображение в усиленном режиме. Как его выдернуть из здания, не наделав до поры до времени переполоху? Задачка… Григор подъехал к "Латинскому кварталу" в половине девятого на БМВ серебристого цвета. Осмотрев хозяйским взглядом машину и попинав колеса, проверяя их упругость, он вразвалку направился ко входу в кабаре, где его уже ждал швейцар, неестественно изогнутый в пояснице. Чертов подхалим… Все. Клиент приплыл. Полдела сделано. Оставалось главное – ждать. Все остальное – это дело техники. И малой толики везения. Иногда случается, что самые гениальные планы летят в тартарары из-за мелкой шероховатости, нелепой случайности, предвидеть которую не может ни человек, ни самый мощный компьютер. Только я об этом подумал, как возле мусорных баков появились "конкуренты". Их было двое – мужик в годах с большой, как котелок, головой и женщина неопределенного возраста с испитым лицом. Они воззрились на меня с удивлением и негодованием. Я еще больше сгорбился, чтобы казаться ниже ростом. – Ты чегой это? – наконец спросил мужик. – Привет, – ответил я дружелюбно. – Как дела? Мой вопрос прозвучал нелепо, чисто по-американски, но мне в этот момент ничего путного в голову не пришло. Все-таки я еще не полностью вжился в роль. – Ты нам баки не забивай, – сердито ответил мужик. – Это наша территория и тебе здесь делать нечего. – Как это ваша? А где табличка? – попытался я сострить. – Антоша, – обратился возмущенный мужик к своей подружке, – ты слышишь, этот паразит шутки шутит! – Набей ему морду, Гоша, – лениво ответила бомжиха. – Ну, ну, не так сразу! Я на всякий случай отступил назад. Мне в этот момент захотелось расхохотаться. Я едва сдержался. Дело в том, что из-за подкладок я начал шепелявить и слово "сразу" выговорил как "шражу". Умора… – Друзья, давайте поладим миром, – сказал я, с трудом ворочая языком (эти чертовы подкладки!). – Бутылочку разопьем, потолкуем… – Счас! – Гоша показал мне кукиш. – Накося, выкуси! Антонина, он арапа нам заправляет. Бутылочку! Ха! Нашел чем удивить. Теперь водка дешевле хорошего пива. – И то правда, – охотно поддержал я разговор на злободневную тему. – Такую лажу продают – с души воротит. – Ну… – оживилась бомжиха. – Выпьешь вечером, а утром все нутро горит. Кислота, право слово. – А мы найдем чего-нибудь получше, – прошепелявил я бодро. – Для вас, Антонина, будет пшеничная, тройной очистки. И закусон для знакомства обеспечим клевый. Гулять так гулять. Сраженная наповал моим любезным обхождением, Антонина приосанилась и даже попыталась изобразить приятную улыбку, забыв, что у нее не было передних зубов. – Ты тут не виляй хвостом! – снова пошел в наступление Гоша, бросив в сторону Антонины гневный осуждающий взгляд. – Сказано проваливай – и никаких делов. И к Антошке не приставай. Понял? Судя по всему, они уже успели где-то причаститься. Но если по Антонине, которая была помоложе и покрепче своего приятеля, это не было заметно, то взъерошенного Гошу явно несло, а точнее – заносило. Наверное, по натуре он был записной скандалист. – Дружище, да ты никак ревнуешь? – не удержался я, чтобы не подколоть задиристого бомжа. – Успокойся, я ни на что не претендую. Территория ваша, признаю. О чем базар? – Это кто ревнует, я!? – возмутился Гоша. – Мне бабы до лампочки. – Георгий! Металлический голос Антонины заставил его вздрогнуть. Гоша опасливо отступил на шаг и втянул голову в плечи. – Ты говори, да не заговаривайся, – назидательно сказала Антонина, насупив брови. – Я что, я ничего… – пробормотал Гоша. – То-то… – Кто в магазин сгоняет? – спросил я деловито, доставая деньги. Я специально вытащил триста рублей, чтобы ошеломить своих "коллег". Для них это были большие деньги. – Мы! – в один голос воскликнули Гоша и Антонина, глядя на меня ошалевшими глазами, – как на внезапно появившегося инопланетянина. – Тогда вперед. Я протянул деньги Гоше, но Антонина опередила своего дружка, цапнув купюры, как ястреб зазевавшегося цыпленка. – Мы мигом! – донеслось из темноты. Антонина и Гоша сорвались с места в карьер. Я довольно ухмыльнулся им вслед. Вот так надо работать с конкурентами, подумал я не без бахвальства. Я был уверен на все сто, что бомжи сюда не вернутся. А это и следовало доказать. Теперь я мог без помех следить за "Латинским кварталом", дожидаясь появления Григора. План операции уже вызрел в моей голове, дело оставалось за малым – мне необходима была малая толика везения… Как же я ошибался по поводу порядочности бомжей! Спустя полчаса две несуразные фигуры, нагруженные пакетами со снедью и выпивкой, нарисовались возле мусорных баков как бред сумасшедшего в полнолуние. Блин! Не было печали… В отчаянии я едва не сорвался и не наделал глупостей. Мне захотелось немедленно надавать моим новым знакомым пинков и отправить куда подальше. Вместе с выпивкой и закуской. Но затем благоразумие взяло верх. Я вдруг вспомнил, что голоден, что ждать мне придется не менее трехчетырех часов, и наконец, что вечер выдался прохладный, а моя одежонка почем-то не греет. Так что кусок колбасы и сто грамм мне никак не помешают. Даже если придется трапезничать рядом с пищевыми отбросами. Эка важность. Правда, это может понять лишь тот, кому приходилось бывать в зловонных болотах Гвианы. Нас туда забрасывали, чтобы мы прошли курс выживания… – Может, пойдем в сквер? – предложил запыхавшийся Гоша. – Там культурно… – Еще чего! – возразила Антонина. Она торопливо кромсала вареную колбасу, хлеб и селедку. Из "деликатесов" бомжи купили польские маринованные грибы и две банки шпрот – гулять, так гулять. – Тебе что, давно менты ребра не считали? – спросила она, расстилая газету, которая должна была служить в нашем застолье скатертью. Мы расположились немного поодаль от баков, на бывшей детской площадке. Теперь она скукожилась до двадцати (или тридцати) квадратных метров, ужатая со всех сторон "маркетами" – временными магазинчиками со стандартным набором продуктов. Антонина устроила нам "стол" посреди песочницы, от которой осталисьполоманные бортики и немного песка. Я уселся с таким расчетом, чтобы видеть дверь кабаре. Она была ярко освещена, так что все входящие и выходящие просматривались достаточно отчетливо. – Ну, что, накатили? – весело сказала Антонина, пребывающая в лихорадочном возбуждении. – Давай… за знакомство, – поддержал ее и Гоша. Он все еще смотрел на меня букой. Наверное, думал, что я хочу отбить у него Антонину. Мы выпили, закусили, потом еще опрокинули по пластмассовому стаканчику, заменившему нам хрустальные рюмки… В общем, мое "дежурство" возле кабаре оказалось не таким уж и нудным. – Тебя как зовут-то? – наконец спохватилась Антонина. Похоже, в этой дружной бомжовской бригаде она выступала в качестве бугра. – Петро, – брякнул я первое пришедшее на ум имя. – Петруха, значит, – сказала Антонина и задумчиво выпила свою порцию. – Ну… – Друг у меня был… в молодости… – Глаза Антонины увлажнились. – Петруха… Петька. – Ты еще кого-нибудь вспомни, – сварливо сказал Гоша. – У тебя много их было. – Затки пасть! – неожиданно окрысилась Антонина. – Тихо, друзья, тихо! – подал и я голос, опасаясь, что наше "застолье" может превратиться в потасовку; а это было очень нежелательно. Бомжи умолкли. Все верно – кто платит, тот и заказывает музыку. Как ни крути, а сегодня я выступил в роли спонсора. Что в нелегкой жизни бомжей случается очень редко, если не сказать – никогда. Мы опять, как выразилась Антонина, "накатили". Я пил очень мало, только для вида. Меня еще ждала работа. Наверное, бомжи замечали, что я сачкую, но помалкивали. Меркантильные соображения в таких случаях всегда перевешивают дух товарищества. Не хочешь пить – не пей, нам больше достанется. Так – или примерно так – думают собутыльники. С какого-то момента я начал замечать, что Гоша почему-то начал пристально всматриваться в меня. Может, узнал? Нет, нет, такого просто не может быть! Я никогда прежде с ним не встречался, а зрительная память у меня пока на высоте. Возможно, до Гоши дошло, что я не настоящий бомж. Но это еще нужно доказать. А зачем ему это? В общем, я стал в этой компашке чувствовать себя неуютно. А Гоша все смотрит и смотрит… Вот сволочь! Принесла нелегкая этих клиентов на мою голову… – Антошка, глянь, – вдруг сказал Гоша нехорошим голосом. – Нет, ты только глянь на него! – Чего тебе еще? – недовольно спросила Антонина. – Ты опять за свое!? – Я завсегда за свое! – запальчиво выкрикнул Гоша. – Эта морда… этот твой Петруха мою кепку стибрил! Вот! Я внутри обмер. Ну, Дейзик, ну, сукин сын, удружил… – Он не мой! – резко ответила Антонина. – Но кепка-то моя! – Ага, твоя… – Антонина саркастически ухмыльнулась. – И пиджак у него твой, и штаны… Слушай, не мути воду! Тебя угостили, так веди себя прилично. Нашел к чему придраться. – Да ты посмотри, посмотри! – горячился Гоша. – Она от бати мне досталась. Теперь такие не шьют. Матерьял какой. Ему сносу нет. – Гоша! – Да я клянусь тебе, что кепка моя! Вон там, с правой стороны, дырочка. Это я сигаретой прожег. Ты должна помнить. – Ну, помню… – Теперь и Антонина поглядывала на меня с подозрением. Нужно было срочно спасать ситуацию. – О чем базар, друзья? – Я сделал удивленный вид. – Говоришь, это твоя кепка? – обратился я к Геше. – Так забери. Я нашел ее… сегодня… Уж не помню, где именно. Понравилась, я и надел. Бери, бери, не стесняйся. Твоя, значит, твоя. Какие могут быть возражения. – Ты это… брось! – мгновенно стушевавшись, буркнул Гоша. – Нашел – носи. У меня есть другая. – Нет, ты возьми, – настаивал я, забавляясь создавшейся ситуацией. – Чужого мне не надо. Гоша запаниковал. До него вдруг дошло, что я могу обидеться. А это значило, что больше дармового угощения им не видать. Наверное, переговорив по дороге, Антонина и Гоша решили, что такого богатенького Буратино обязательно нужно принять в свою компанию. И даже поделиться с ним территорией. А теперь весь их план из-за досадного недоразумения мог накрыться. Антонина уже смотрела на несчастного Гошу злобным взглядом. – Петруха, – взмолился бедный Гоша, – я ошибся! Это не моя кепка. Похожая – да, но не моя. – Ну, если так… – Я снова натянул кепку на уши. Инцидент был исчерпан. Повеселевшие бомжи дружно допили остатки водки, и мы начали прощаться. – Ты где живешь? – спросила Антонина. – А… – махнул я рукой. – Где придется. – Пойдем к нам. У нас теплый подвал… неподалеку. – Она назвала адрес. Гоша снова насупился. Отелло хренов… – Спасибо, друзья, – поблагодарил я от всей души. – Обязательно загляну… как-нибудь потом. А на сегодня у меня другие планы. – Как знаешь, – повеселел Гоша. – Но ты не пропадай. Мы тут бываем утром и по вечерам. Каждый день. – Еще свидимся, – пообещал я бодрым голосом, тем самым пролив елей на их заскорузлые души. Бомжи ушли, пошатываясь. Антонина даже попыталась что-то запеть, но у нее не получилось. Я остался один. Часы показывали половину двенадцатого. Когда, наконец, появится эта рябая сволочь!? А Григора все не было, и не было…Глава 13
Григор появился лишь в третьем часу ночи. Я так измаялся в утомительном ожидании своего "объекта", что уже готов был убить его сразу, без лишних разговоров. Все-таки я потерял квалификацию после выхода на пенсию. Раньше я мог совершенно спокойно сидеть в засаде хоть сутки. А теперь нервишки начали давать сбои. Едва Григор вышел на улицу, я быстрым шагом направился к его БМВ. Он не заметил меня, так как, вопервых, я держался наименее освещенных мест, а во-вторых, он отвлекся на короткий разговор со швейцаром. Наверное, давал ему какие-то ценные указания. Когда Григор, наконец, взял курс на свою машину, я уже подходил к ней медленным черепашьим шагом, горбясь сильнее прежнего. Он обогнал меня, мельком взглянув в мою сторону без особого интереса. Ну идет себе бомж, и идет, пусть его. Таких отверженных можно встретить в любое время дня и ночи где угодно. Когда Григор снял машину с противоугонной сигнализации и отворил дверку, в тот момент я оказался рядом с ним. Дальнейшее произошло молниеносно: он уже готовился сесть за руль, как я сильным и резким толчком вогнал его в салон как пробку в бутылочное горло. Втолкнув Григора внутрь машины, я нырнул вслед за ним и, чтобы он не закричал и не наделал переполоху, надавил ему на сонную артерию, благо ошеломленный рябой находился в неудобном положении и не мог оказать сопротивления. Григор затих. Забрав у него ключи, я завел машину и поторопился покинуть автостоянку возле "Латинского квартала". Спустя какое-то время я остановился и связал руки Григора своей гарротой – на всякий случай. Я побаивался рябого не без оснований. Это был опасный тип, скорее всего, рецидивист. От него можно было ждать чего угодно. Такие люди цепляются за жизнь из последних сил и никогда не сдаются. Тюремные "университеты" учат многому… Он очнулся, когда я петлял по переулкам, чтобы объехать пост автоинспекции. Похоже, Григор сразу понял, что попал как кур в ощип. И надо отдать ему должное, воспринял ситуацию с удивительным хладнокровием. – Ты кто таков? – спросил он осипшим голосом. – Скоро узнаешь, – ответил я кратко. – Куда мы едем? – продолжил расспросы рябой. – На кудыкины горки. – Зачем? – На экскурсию. Похоже, Григор меня не узнал. Что и не мудрено. Но его острый пытливый взгляд я ощущал кожей. Наверное, рябой усиленно ворочал мозгами, пытаясь понять с какой стати его похитили. – Тебе нужна моя машина? – спустя какое-то снова спросил Григор. – Нет. Мне нужен ты. – Мы знакомы? – Да. Я мог бы заставить Григора замолчать, притом самым жестоким образом, но мне хотелось его разговорить. Ведь я, выражаясь по-военному, взял "языка", а он просто обязан был "спеть" мне нужную арию. – Что-то не припоминаю… – задумчиво сказал мой пленник. – Вспомнишь. Это я тебе гарантирую. – Ты хочешь… шлепнуть меня? – Я мог бы это сделать возле кабаре. – Понял… Григор на некоторое время задумался. Боковым зрением я видел, как лихорадочно блестят его глаза. С прежнего опыта я знал, что сейчас наступил момент, когда пленник должен сделать последнюю попытку освободиться и сбежать. Он уже пытался безуспешно разорвать путы на руках (я это видел), но Григор не было известно, что эту тонкую жилку вполне можно использовать в качестве буксировочного троса, настолько она прочна. Открыть дверку, чтобы выпрыгнуть на ходу, он тоже не мог, так как она была заблокирована. Оставалось последнее… Григор набросился на меня, когда я вписывался в поворот. Рябой попытался ударить головой мне в висок. Это был бы хороший удар, достигни он цели. Думаю, что в таком случае я вряд ли справился бы с управлением. Мой пленник не учел только одного – рядом с ним сидел человек не менее искушенный, чем он, в разных хитростях подобного рода. Поэтому, вместо виска его башка наткнулась на мой кулак. А он у меня, нужно сказать, почти железный. Я потратил немало времени на "набивку" рук, колотя кожаный мешок с речной галькой. Мне даже послышался хруст, когда мой кулак соприкоснулся с головой Григора. Я не стал гасить силу удара, – из вредности – поэтому рябой, тихо хрюкнув, мгновенно потерял сознание и привалился к дверке. Спустя дветри секунды у него из ушей пошла кровь. Бывает… Я ехал все к тому же заброшенному заводику по выпуску скобяных изделий. Мне нужно было тихое, уединенное место. Когда я загнал БМВ в какие-то кусты возле бывшей заводской проходной, чтобы на всякий случай скрыть его от нескромных глаз, Григор пришел в себя. Помотав головой, дабы привести в порядок беспорядочные мысли, он покорно поплелся по крутой лестнице на верхотуру. Похоже, я убедил его вести себя прилично… Верхотурой я называл помещение под высокой крышей цеха, в котором работал мостовой кран. Не знаю, что было в этом помещении, когда функционировал завод, – может, какая-нибудь конторка или кабинет начальника цеха – но только в нем можно было беседовать без помех. Дело в том, что пока я ехал, начал накрапывать дождь, а когда я зашел в цех, он хлынул как из ведра. А в цехе единственным местом, где не протекала крыша, как раз и была "верхотура". Я прихватил с собой сильный фонарь, который нашел в бардачке БМВ. Поэтому, освещение нашему "сеансу" было обеспечено вполне приличное. Поставив Григора в угол и направив на него луч фонаря, я сказал: – Еще раз выкинешь какой-нибудь фортель, замочу. Усек? – Ну… Лицо и поза Григора выражали полную безнадегу. Притворяется? А фиг его знает. Посмотрим по ходу дела… – Отпустил бы ты меня, – вдруг сказал Григор медоточивым голосом. – Тебе нужны бабки? У меня в кармане пять штук "зеленью". Мало? Тогда скажи, сколько ты хочешь. Я звякну по мобилке, и через час тебе доставят любую указанную тобой сумму. – Даже так? – Я ухмыльнулся. – Ну что же, я согласен. – Говори! – оживился Григор. – Сколько? – Миллион. В евро. Бакс начал сдавать позиции, так что я хочу перестраховаться. – "Лимон"!? Ты чё, мужик, с печки упал!? Я что, банкир? – Накладно? Ну, тогда извини, на меньшую сумму я не могу согласиться. Иначе перестану себя уважать. – Ну, бомжара, ну, сука!.. – Григор от злости начал пениться. – Ты что меня, как последнего фраера, на понт берешь!? Запомни – если со мной что-нибудь случиться, тебя даже из-под земли достанут. Ох, я тебе не завидую… – Считай, что ты напугал меня до потери штанов, – ответил я с холодной иронией. – Можно подумать, что тебя будут долго искать. – Будут! – Помечтай, пока в сознании, это не вредно. На самом деле все произойдет далеко не так, как тебе мыслится. В вашем мирке настоящая дружба и преданность не в почете. И ты это знаешь не хуже меня. Твое место займет другой, тоже из "деловых", и все покатится по прежней, давно накатанной, колее. Так что маракуй, Григор, как тебе выскочить из-под пресса живым и здоровым. – Что ты от меня хочешь? – после минутного молчания глухо спросил Григор. – Это другой разговор. Я хочу дать тебе шанс. Учти, он будет единственным. Мы с тобой не враги, а значит зла на тебя я не держу, мстить не за что и твоя жизнь мне не нужна. Но это станет реальностью только в том случае, если ты честно ответишь мне на несколько вопросов. – Звони… – буркнул Григор, щурясь от света фонарика. – Кто эта дама? – спросил я и всучил ему фоторобот Ланы. – Как ее зовут, где можно найти? И вообще – какое отношение она имеет к "Латинскому кварталу"? При взгляде на фоторобот Григор сделался белее мела. Я уже начал опасаться, не хватил ли его кондратий. Мой пленник просто остолбенел. Блин! Что за чудеса!? Такое впечатление, что я подсунул ему не изображение симпатичной девушки, а голову Горгоны. – Кто она! – рявкнул я, теряя терпение. – Н-не знаю… Голос рябого дрожал и ломался. – Григор! Не лги! – Сука буду, не знаю ни кто она, ни как ее зовут! – вскричал он в отчаянии. – Ладно, спросим по-другому. Ты ее видел когда-нибудь? – Видел… – тихо выдавил из себя Григор. – Когда? С кем? – Она приходила вместе с Хозяином… Когда? Где-то с месяц назад. – Кто такой Хозяин? – Самый главный начальник. Большой босс. – Фамилия?.. – Никогда не интересовался. У нас чересчур любопытным могут язык отрезать. – Хозяин – это такой высокий, представительный мужчина с седыми волосами… – высказал я предположение. – Седой? – Григор криво ухмыльнулся. – В "Латинском квартале" есть только один человек, у которого седые волосы. Его зовут Карантин. – Не понял… – Извини, – спохватился Григор. – Фамилия седого Шиманский, Гелий Маркленович. Маркленович! Точно внук какого-нибудь революционера, ниспровергателя монархии и разрушителя церквей. Ирония судьбы: дед, не щадя своего живота, боролся с нарождающимся капитализмом, а внук не менее рьяно занимается его реанимацией. – Он работает, как это теперь называется, менеджером и, по совместительству, возглавляет охрану кабаре, – между тем продолжал рябой. – А Карантин его кликуха. – Он что, сидел? – Сидел… – Рябой презрительно покривился. – За растрату. При коммунистах. – Ясно. Но вернемся к Хозяину и девице. Что за птица этот ваш большой босс? – При больших деньгах и связях, – коротко ответил Григор. – Как он выглядит? – Обычно, – пожал плечами рябой. – Невысокого роста, плотный, но живота нет. Держится прямо, как бывший военный. – Цвет волос, какое лицо: круглое, овальное, квадратное… – Волос у него – кот наплакал. Он почти лысый. Цвет волос? Светло-русый. Даже немного рыжеватый. Лицо… Скорее квадратное, чем круглое. – Глаза?.. – Серые. Нет, скорее светло-серые, почти прозрачные. Какие-то стеклянные, словно у наркомана. Как посмотрит, мороз по коже идет. Очень серьезный человек. – Как он ходит? – На своих двух… – буркнул Григор, который постепенно начал раздражаться. – А точнее? – Что значит – точнее? – Ну, вразвалку, быстро, медленно, подпрыгивая при ходьбе, косолапя… – Ходит быстро, шаг упругий. – Сколько ему лет? – Пятьдесят с хвостиком. Не меньше, – ответил Григор; и вдруг спросил, бросив в мою сторону недобрый взгляд: – Послушай, ты из ментовки? – Нет. – А-а, значит гэбист… Тогда понятно. "Контора" любит маскарады, уж я-то знаю… – Ты опять не угадал. Я ни то, ни другое, ни третье. Я сам по себе. – Тогда к чему эта исповедь?[12] – Надо, братан, надо, – ответил я с нажимом. – Я очень любопытный человек. И очень принципиальный. Люблю честные взаимоотношения. Ты понял, о чем я? – Я не лох, уже врубился, что и почем, – хмуро ответил Григор. – Только я мало что знаю. Хозяин – загадочная личность. О нем даже Карантин ничего не знает, а если когда вспоминает, то только шепотом. А девица то ли жена Хозяина, то ли какая-то родственница. Трудно сказать. – Так ты точно не знаешь, как зовут девушку? Вспомни, может, когда слышал ее имя… – На кой она мне!? До нее, как до неба, хрен достанешь. Я человек маленький, хожу в помощниках у Карантина – и все дела. Хаза теплая, опять же, подхарчиться на кухне можно задарма, бабки платят хорошие – чего еще желать? – Это верно. И служишь ты Хозяину преданно. Только твоя преданность может выйти тебе боком. – О чем ты? Я выждал необходимую паузу и резко спросил: – Кто отдал приказание убить Илону Лисс? На лице Григора не дрогнул ни один мускул. Все верно: он уже успокоился и собрался, так что врасплох его не застать. Больше из Григора ничего ценного выдавить уже не удастся. Но мне это и не было нужно. Я знал и так достаточно много, чтобы продолжить свое расследование. Рябой был жошкой, руководителем среднего мафиозного звена, помощником бригадира, если пользоваться бандитской терминологией. Он был исполнителем. Интересно, сколько невинных человеческих жизней на совести этого рябого выродка? – Не знаю, о чем ты говоришь, – наконец буркнул Григор. – А ведь мы договаривались… – сказал я с укоризной. – Я же говорил, что терпеть не могу лгунов. Подумай минуту и дай правильный ответ. Видишь, какой я добрый человек? Другой на моем месте уже пустил бы тебя за эту ложь в расход. – Я не убивал Илону! Век свободы не видать, не убивал! – Верю, верю. Успокойся. Кстати, я ведь не спрашивал, кто убил певицу. Я хотел узнать, кто отдал приказание на ее ликвидацию. Теперь уловил разницу? – Уловил… – Григор опустил голову, пряча внезапно отяжелевший взгляд. Неужели он снова что-то задумал? А если так, то что именно? Решил попытаться сбежать? Но Григор стоял в углу, и чтобы добраться до лестницы, ему пришлось бы убрать преграду в моем лице. Что со связанными руками было довольно проблематично. – А если уловил, то щебечи, друг сердечный, – сказал я с металлом в голосе. – Мне тут недосуг с тобой ночь коротать. Дела… – Карантин приказал… – По какой причине? – В кабаре приходил какой-то странный фраер, который интересовался девкой Хозяина. – А это что, большое преступление? – Откуда мне знать! – вдруг разозлился Григор. – Спроси Карантина. А то он все корчит из себя крутого… козел холощеный… – Спрошу, можешь не сомневаться. Кто был исполнителем? – Меня в эти дела не посвящают… – нехотя ответил Григор. – Не хочешь своих сдавать? Так я ведь не из органов и на суд тебя не потащу. И еще одно – можешь быть спокойным, о нашей беседе твои хозяева знать не будут. – Илону я не убивал, – угрюмо буркнул рябой. – Сколько можно повторять!? – Не прикидывайся валенком. Или ты внезапно оглох? Я задал вполне конкретный вопрос. И хочу получить на него не менее конкретный ответ. Григор молчал. – Добро, я тебе помогу, – сказал я с нотками превосходства в голосе. – Как зовут быка, с которым ты ездил той самой ночью на квартиру Илоны? Рябой вздрогнул. Он явно не ожидал, что я так хорошо информирован. В его глазах вдруг появилось выражение как у затравленного зверя. Проняло, подумал я с удовлетворением… – Откуда?.. – Григор не смог договорить фразу, проглотив остальные слова. – Что ж ты, такой битый и крутой, до сих пор не понял, с кем имеешь дело? Или ты думаешь, что я взял не того, кого нужно, что действую наобум? – Постой, постой… – Рябой бандит еще больше прищурился, пытаясь рассмотреть мое лицо. – А ведь я тебя знаю. Чтобы не слепить его и не раздражать, я немного отвел луч фонарика в сторону. И глаза Григора постепенно начали привыкать к световому потоку, который стал теперь не таким мощным. Наверное, он видел контуры моей фигуры, а может, сумел рассмотреть и черты лица. Правда, я очень сомневался, что Григор способен меня узнать. Ведь я был в гриме. Но Григор все-таки узнал. Скорее всего, по голосу. Чтобы можно было свободней говорить, я вынул изо рта подкладки, так как мой шепелявый голос меня раздражал. Кроме этого, я уже не горбился, а потому стал выше. – Ты этот, как его…– Рябой, наморщив лоб, мучительно пытался вспомнить фамилию, которую он прочитал в моем водительском удостоверении, когда меня сцапала охрана "Латинского квартала". – Гросбух… или Ванкербух. Нет, не так – Вине… – Винету, вождь апачей, – бесцеремонно перебил я Григора. – Узнал, не узнал – какая разница? Ты базлай по существу. Я ведь сказал, что тороплюсь. Такой поворот дела меня не устраивал. Теперь мне просто нельзя отпускать Григора. Он, конечно же, доложит, кому следует, о своем пленении, и тогда Хозяин, предупрежденный, что я вышел на его след, ляжет где-нибудь на дно со своей милой родственницей… черт бы ее побрал! И попробуй потом достать его оттуда. Особенно, когда у тебя в дефиците время – главная (или одна из главных) ценность нашего скоротечного бытия. Я почему-то совсем не сомневался, что скоро на мой след спустят целую свору. Что мне делать с этим Григором? Может, грохнуть его и дело с концом? Чтобы упокоилась в радости душа бедной глупышки Илоны Лисс. Нет, не могу. Пусть этот рябой бандит и большая сволочь, но быть ему судьей я не хочу. Я никогда не убивал беззащитных. Григор словно подслушал мои мысли. Он неожиданно понял, что совершил большую ошибку, раскрыв по недомыслию мое инкогнито, этим самим невольно приговорил себя к смерти. Рябой мыслил верно. Так, как ему и положено – по бандитски. Впрочем, "на холоде" любой диверсант, даже самый неопытный, никогда не оставил бы в живых такого свидетеля. Для того и существует "зачистка", чтобы прятать концы в воду. Увы, жизнь – жестокая штука. А в особенности жизнь людей, стоящих над законом… Григор принял решение за меня и мгновенно. Он словно взорвался; мощным прыжком бандит оказался рядом со мной, я быстро отступил назад, чтобы перекрыть ему дорогу к двери, но Григор поступил не так, как я предполагал. Он подбежал к единственному в помещении окну без рамы, которое выходило в цех, и, ни на миг, не задумываясь, нырнул в него головой вперед – как в прорубь. Я не знаю, что думал Григор в этот момент. Возможно, он рассчитывал на то, что "верхотура" находится не очень высоко и у него есть шанс благополучно сбежать даже со связанными руками, благо на дворе стояла темная безлунная ночь, щедро поливаемая дождем, глушащим все звуки. Но он ошибся. Здорово ошибся. И дело было даже не в высоте, хотя пять метров тоже не низко. Наверное, когда-то Григор занимался гимнастикой, потому что в воздухе он крутил сальто. Крутил, да не докрутил. Его телу не хватило инерции. Когда я сбежал по ступенькам вниз и подошел к нему, Григор уже выдавливал из себя последние молекулы воздуха, бессознательно пытаясь вместе с ними вытолкнуть наружу кровь из разорванных легких. Рябой бандит упал на разрушенную колонну, от которой остались лишь вертикально торчащие прутья арматуры высотой не более метра. На них он и нанизался – как мясо для шашлыка на острый шампур. Прутья вонзились в спину, пробив живот и легкие. Спасти Григора не было никакой возможности – Григор захлебывался кровью. Прутья арматуры разворотили его внутренности почище разрывной пули. Собаке собачья смерть, подумал я равнодушно. Меня в этот момент занимало совсем другое. В голове билась единственная мысль: "Ну вот, братец Иво, ты и допрыгался. Теперь за тобой числятся уже три труппа…"Глава 14
Я возвратился в свое убежище – офис Дейзика Шеболдаева – когда начало светлеть. "Дипломат" из тайника я забрал с собой. Теперь мне даже близко нельзя было подходить к территории завода. Труп Григора я так и оставил нанизанным на прутья, только забрал свою гарроту. А что мне было делать? Похоронить рябого бандита со всеми почестями? Пусть этим занимается тот, кто его прикормил и сделал цепным псом. Я смотрел на него, а перед моим внутренним взором стояла несчастная Илона, которую Григор и его подручный удавили походя, как цыпленка, наверное, с шутками-прибаутками. Нет таким уродам прощения ни на земле, ни на небесах. Убить можно врага или нечаянно, защищаясь. Тут у меня возражений не было. В таких случаях моя совесть спала, как ни прискорбно это сознавать. Увы, меня так учили… Но хладнокровно лишить жизни невинное существо, потому что приказал Хозяин, – это уже совсем другой компот… Я приехал в центр города на машине Григора, потому что идти пешком по дождю у меня не было никакого желания. БМВ я оставил примерно в километре от офиса Дейзика, в глухом закоулке возле большого старинного здания, ожидающего капитального ремонта. Перед этим я тщательно протер ветошью все места в салоне, куда прикасались мои руки. Запирать БМВ я не стал. Зачем? У меня теплилась надежда, что такая шикарная и к тому же бесхозная машина обязательно привлечет внимание если не автомобильных воров, то местных пацанов – точно. И я не думал, что они постесняются исследовать салон БМВ. Тем более, что там была шикарная магнитола, стоящая немалых денег, а в бардачке лежал фотоаппарат и оригинальный нож в богато разукрашенных ножнах. (Как это ни удивительно, но у Григора пистолета не было). Так что, если я не ошибаюсь, следов для экспертов уголовного розыска должно быть предостаточно… Дейзик пришел рано. Я едва успел снять грим (правда, на это ушло немало времени) и спрятать свой маскарадный костюм бомжа и "дипломат" в сумку, когда раздался условный стук в дверь – три длинных и два коротких удара. Так решил большой конспиратор Дейзик – чтобы в офис не заявился чужой. Я был с ним солидарен – береженого Бог бережет. – Тебе что, дома не спится? – спросил я Дейзика, когда мы пожали друг другу руки. – А я дома и не ночевал. – Был у Софьи? – высказал я предположение. – У нее тетка, словно кобра. Шипит и бросается на всех подряд. Укусит – кранты. Мне уже было известно, что Софью с детства воспитывала родная тетка по матери. Родители подруги Дейзика, известные геологи, в основном мотались по стране или по зарубежью. Софья жила вместе с теткой, бывшей преподавательницей русского языка и литературы на пенсии, и собакой неизвестно какой породы по имени Дуся в большой четырехкомнатной квартире неподалеку от центра. То есть, недалеко от офиса Дейзика. – И где же ты обретался? – спросил я с любопытством. – В райотделе милиции. -?.. У меня глаза полезли на лоб от удивления, и отнялся язык. Дейзик – и милиция, два совершенно несовместимых понятия. Дейз избегал каких бы-то ни было конфликтов с властью, и вполне мог считаться добропорядочным гражданином. Как он мог попасть в милицию и за что? – Признаюсь, ты меня заинтриговал, – сказал я, когда обрел способность говорить. – Да уж… – буркнул Дейзик, раздеваясь. – Интрига еще та… – Расскажи, – попросил я. – Если, конечно, твои ночные приключения не большой секрет. – Какой там секрет… – Компьютерный гений снял и брюки, оставшись в одних плавках. – Расскажу… когда приму душ. А то после все этих перипетий от меня дурно пахнет – словно я целую ночь конюшни чистил. Дейзик плескался в душе не менее получаса. За это время я успел приготовить яичницу и тосты. Дейзик появился на пороге ванной в облаке пара, весь распаренный, розовый и закутанный в махровое полотенце розового цвета. В этом наряде он был похож на мультяшного поросенка. На его лицо было разлито блаженство. – Уф-ф… – Дейз плюхнулся на стул напротив меня. – Как будто сто пудов с плеч долой. О, яичница! Иво, ты спасаешь меня от голодной смерти. Мням, мням… – Он жадно набросился на еду. Я последовал его примеру с не меньшим усердием. Когда мы насытились и принялись за чай, Дейзик поведал мне свою историю, которая в любой другой стране могла бы показаться выдуманной; в любой другой, но только не нашей. – Когда мы с тобой распрощались, я решил зайти к ребятам… ты с ними не знаком. У них нора на Стретенке. Ну, мы там маленько приложились… По чуть-чуть! А как же – за встречу. Давно не виделись. Мы ведь в основном общаемся по компьютеру. Впрочем, тебе это известно. – Еще бы… – Я ухмыльнулся. Я знал, что даже с Софьей он познакомился благодаря электронной переписке. Дейзик просто не мог позволить себе тратить свое драгоценное время на всякие шуры-муры. От компьютера его можно было оттащить только бульдозером. – Ну так вот… – Дейз добавил в чашку заварки и долил немного кипятку. – Ушел я от ребят где-то в девятом часу. И только на улице вспомнил, что забыл сходить по малой нужде. А так как на Стретенке туалетов не найдешь днем с огнем, то я забежал в какое-то здание, подлежащее сносу. Тут-то все и приключилось… Дейзик даже немного побледнел от переизбытка чувств. Он снова переживал свое приключение, которое, как я уже понял, было опасным для жизни. – Знаешь, я люблю старину. А здание было построено где-то в начале двадцатого века. Вот я и подумал: а не подняться ли на второй этаж? Вдруг нечаянно найдется какой-нибудь старинный раритет. Ну, там изразцовые плитки, статуэтка, чашки-миски с оригинальной росписью… – да мало ли чего. При переезде жильцы часто отставляют разное старье, не зная ему истинной цены. – На кой тебе разный хлам? У тебя в коробках и так его достаточно. Можно подумать, что когда-нибудь ты найдешь ему достойное применение. – Что ты в этом понимаешь!? – окрысился Дейзик. – Имею я право на хобби? – Имеешь, имеешь, – поспешил успокоить я своего приятеля. – О чем базар… – Тоже мне критик… – пробурчал недовольный Дейзик. – Ладно, проехали. Рассказывай дальше. – На чем я остановился? – Ты поднялся на второй этаж… – Да. Так и было. Лестницы там широкие, но без перил. Наверное, украли, потому что они были мраморными. – В голосе Дейзика явственно прозвучало сожаление. – Осталось лишь несколько мелких фрагментов… Я обследовал одну комнату, затем другую, третью, и тут слышу, как кто-то идет по лестнице… Он на мгновение умолк – наверное, еще раз переживал этот момент. – Там много битого кирпича и разного другого мусора, – продолжил Дейзик после недолгой паузы, – поэтому бесшумно пройти невозможно. Если честно, я испугался… – Что немудрено… – прокомментировал я ситуацию, чтобы подбодрить Дейзика. – Да уж… – Дейзик вздрогнул. – У меня душа в пятки ушла. Я ведь не боец, как ты… Короче говоря, не долго думая, я спрятался в полуразрушенном туалете за кучей мусора. Сначала у меня была слабая надежда, что это местные пацаны. Они любят устраивать свои сборища в таких местах. Но потом, когда я увидел сквозь пролом, КТО пожаловал в это проклятый дом, мне едва не стало дурно. Чрезмерное любопытство, мой друг, хотел сказать я нравоучительно, никогда не доводит до добра. Хотел сказать, но не сказал, потому что лицо Дейзика от возбуждения пошло красными пятнами. – Их было двое. И один из них держал в руках гранатомет. – Даже так? – Теперь уже и я начал волноваться. – Именно. Я знаю, что это за штука. В армии насмотрелся. А вопрос, какая нелегкая принесла их в этот дом, у меня даже не возникал. Это было и так понятно. – Еще как понятно… – Они расположились возле одного из окон. Правда, перед этим второй – тот, у которого был автомат (я забыл об этом сказать) – осмотрел все комнаты. Я лежал в мусорной куче ни живой, ни мертвый. Если бы он нашел меня… Бр-р! – Дейзик вздрогнул. – Тогда мы с тобой сейчас бы не разговаривали… – Это точно. – Но мне здорово повезло. Похоже, они были уверены, что дом пуст. А потому осматривали его не очень тщательно. – Дилетанты… – буркнул я себе под нос. – Что ты сказал? – А, неважно… – М-да… – Дейзик смотрел сквозь меня отсутствующим взглядом. – Все случилось спустя полчаса… Они с кем-то переговаривались по мобильному телефону, а потом… Потом тот, что с гранатометом нажал на спуск. И пошла потеха… – В смысле? – Началась такая стрельба, как будто на войне. Обалдеть… Я совсем голову потерял. Решил, что тут мне и конец. – А куда девались те двое? – Сразу же ушли, оставив гранатомет. Сбежали, если быть точным. Потому что с улицы начали стрелять по окнам дома. – Молодцы. – Кто? – Я так понимаю, охрана того человека, по которому стреляли из гранатомета. Вычислили сразу, где находилась засада. И не испугались, не попрятались, как зайцы. Это значит, что они крепкие профессионалы, что им хорошо платят и что их подопечный – весьма серьезный человек. – Ты угадал, – упавшим голосом молвил Дейзик. – И кого завалили? – С чего ты взял, что кого-то завалили? – Так ведь с такого расстояния промахнуться сложно. Как я понимаю, дом выходит окнами на Сретенку. То есть, до проезжающих машин метров двадцать, не более. Можно стрелять, почти не целясь. – Они не промахнулись. Но попали в бронированный "мерс", который всего лишь перевернулся. – Вот я и говорю, что работали дилетанты, – сказал я с невольной брезгливостью. Терпеть не могу людей, берущихся за дело, в котором они ничего не смыслят. – Наверное, – с сомнением ответил Дейз. – И на кого сеть расставили? – На Мину, – почему-то трагическим шепотом сказал Дейзик. – Ни фига… Мои мозги тут же заработали на полных оборотах. Мина! Неужели в связи со смертью Заварзина начались мафиозные разборки? Если это так, то именно Чухлаева сватают на роль заказчика убийства. Ошибка или кому-то выгодно так считать? Ведь Мина далеко не подарок, у него зубов как у доисторической акулы, до хрена и больше… – Так он остался в живых? – спросил я пригорюнившегося Дейзика. – Ну… Мина ехал в другой машине, позади. – Хитер, курилка… – Да, его голыми руками не возьмешь. – Ладно, с Миной понятно. А как ты очутился в ментовке? – Молча. Потому что дурак. Мне бы смайнать под шумок задами, а я ждал, пока стрельба затихнет. И дождался… Через какое-то время район оцепили, да так, что мышь незамеченной не могла проскочить. Ну, и прихватили меня… – Ты что же, все это время торчал в доме!? – Угу. А где же еще? Дрожал, как осиновый лист. Простить себе не могу… – Не переживай, – начал я утешать приятеля. – С каждым может такое случиться. Между прочим, подорвись ты раньше, во время стрельбы, запросто мог бы пулю схлопотать. Не прямым попаданием, так рикошетом. Уж поверь мне, я знаю. Так что ты поступил правильно. – Честно? – Дейзик немного расслабился. – Куда уж честнее. Будь ты киллером, тогда другое дело. Тогда ты просто обязан был уйти немедленно. Что, собственно говоря, и сделали те двое. Но про то будет. Ты лучше расскажи, как ты попался и что было на допросе. – Попался я элементарно. Я почему-то решил, что лучше уходить оттуда не переулками, а по центральной улице. Будто прогуливаюсь. Но менты подметали всех подряд. Правда, тех, кого выловили в разных укромных уголках, до сих пор держат. А меня отпустили, проверив по своей базе данных. – Тебя допрашивали? – А как же. Следак. Хитрый такой. В годах. С подходцем работает. Мне кажется, что он взял меня на заметку. Наверное, я немного мандражировал, и он это заметил. – Конечно, взял на заметку. И не только тебя. У него такая работа – подозревать всех подряд. А что касается мандража… Я не думаю, что все, кого прихватили вместе с тобой, пребывали в блаженном и умиротворенном настроении. – Эт точно… С одним пацаном истерика приключилась. Даже пена изо рта пошла. – Вот видишь… На ментов хорошо смотреть и умиляться их подвигами, когда они бегают по телеэкрану. А в жизни с ними лучше не встречаться. О чем тебя спрашивал следователь? – Где находился во время инцидента, что видел… Ничего особенного. – И что ты ему отвечал? – Не был, не знаю, не видел и даже не слышал. Я человек задумчивый… – Плохо. Очень плохо… – Почему!? – всполошился Дейзик. – Он спросил тебя, откуда ты шел? – Да. – И что ты ответил? – Правду. Был у друзей, они могут подтвердить. Это называется алиби. Не так ли? – Твое алиби шито белыми нитками. – Иво, не пугай меня… – Я не пугаю, а констатирую факт. Говоришь, следователь в годах? Значит, человек он опытный, бывалый. А потому обязательно проверит каждое твое слово. – Ну и пусть проверяет. – Лучше бы он этого не делал. Однако, думаю, что вряд ли. Следователь не только проверит, шел ли ты на самом деле от друзей, но и спросит их, КОГДА ушел, в котором часу. А потом снова вызовет тебя на ковер и задаст вопрос: "А где же ты, мил дружочек, болтался все это время?" Как будешь отвечать? – Скажу, что шел медленно… – И умилялся "красотами" Сретенки, – подхватил я с иронией. – В течение часа. Кто тебе поверит? Будь на твоем месте черепаха, и то она прошла бы Сретенку быстрее, чем ты. – Господи! Что же делать!? – Ничего. Стоять на своем. Крепко стоять, непоколебимо. Шел, любовался милой сердцу Сретенкой. Ну нравится она тебе – и все тут. Воспоминания всякие… о молодых годах. – Воспоминания… – Дейзик растерянно хлопал ресницами. – Какие воспоминания!? Вчера на Сретенке я был второй раз в жизни. – Тем более. А в первый раз ты встретил там свою любовь. Это запоминается надолго. – Какая любовь!? О чем ты говоришь? – Дейзик, ты попал в очень серьезный переплет. Скажи, ты мог бы узнать тех двоих, что с были гранатометом? – Чего там узнавать… – буркнул Дейз. – Один из них был мой одноклассник Аникушин. – Что-о!? Наверное, я не сказал, а выкрикнул, потому что Дейзик испуганно отпрянул. – Повтори, – сказал я требовательно, боясь, что ослышался. – Аникушин… Сашка. – Дейзик смотрел на меня тупо, как баран на новые ворота. Эх, зеленка… Вот до чего доводит почти круглосуточное общение с компьютером. Эта сволочная машина совсем отшибла мозги Дейзику. Никакого соображения… – Дейз, ты почти конченый человек, – сказал я устало. – Как это? – Если следователь свяжет все узелки, то ты станешь свидетелем под номером "один". И тут же об этом – можешь не сомневаться – станет известно тем, кто послал Аникушина на "заказ". Вывод? Простой и однозначный: только мертвые держат язык на привязи. И все. Точка. – Мамочки… – Дейзик позеленел от ужаса. Теперь и до него дошло, в какой переплет он угодил. – Надо бежать! Дейз всполошено заметался по комнате, пытаясь собрать в кучу разбросанные вещи. – Куда? – спросил я спокойно. – Куда угодно! Но только подальше от города. – Не так сразу. Иначе ты из свидетеля сразу превратишься в подозреваемого. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. В таком случае тебя точно закроют в кутузку. А там заказчикам убийства Мины добраться до тебя раз плюнуть. – Так что же мне делать!? – Во-первых, тебе нужно немедленно избавиться от своих кроссовок. – Зачем? Я за них отвалил сто пятьдесят баксов. Фирма. – А затем, что в том доме на полу было много пыли. Не так ли? – Так. – Потому следы подошв твоих кроссовок отпечатались там во всех подробностях. Для сыскарей просто клад. Вот и маракуй, стоит пожертвовать такой суммой, или нет. – К черту эти кроссовки! Спасибо, Иво, я все понял. Сейчас пойду и выброшу их в мусорный бак. – Не так сразу. Сначала тебе придется разрезать кроссовки на кусочки. И разбросать их по разным бакам, подальше от офиса. – Это и ежу понятно… – Дейзик немного приободрился. – Касательно отпечатков твоих пальцев я надеюсь, что ни стеклянных, ни металлических поверхностей в доме не было, а на шершавых кирпичах следы практически не видны. Кстати, старые кроссовки у тебя есть? – Да. Где-то валяются. – Найди их. И носи, не снимая. – Почему? – А потому, что твои друзья со Сретенки видели тебя в кроссовках. В каких именно, они вряд ли вспомнят. В основной своей массе кроссовки безлики, сделаны на один копыл. – Нет проблем. Теперь я в кроссовках и спать буду ложиться. Похоже, Дейзик постепенно приходил в себя, если начал шутить. – Вот и ладушки, – сказал я и зевнул. – Слушай, давай поспим, а потом еще раз проанализируем ситуацию, более детально. У меня, кстати, ночь тоже была не из легких. – Расскажешь?.. – оживился Дейзик. – Нет, – отрезал я. – У тебя хватает и своих забот. Это как раз тот кусок заплесневевшего пирога, которым с друзьями делиться не следует. – Я теперь фиг усну, – пожаловался Дейзик. – Лучше посижу возле компьютера… когда разберусь с кроссовками. – Как знаешь… Я упал на диван и сразу отрубился. Последней мыслью, посетившей мою отяжелевшую, словно налитую свинцом, голову, было страстное желание, чтобы сегодня кошмарные сны обошли меня стороной.Глава 15
Разбудил меня громкий стук собственного сердца. Я открыл глаза с таким видом, будто и не спал. Какая-то пока неосознанная тревога помимо моей воли гоняла кровь по жилам со страшной силой. Я встал и посмотрел сначала на часы (малая стрелка приближалась к цифре "2"), а потом на Дейзика. Он спал в кресле за столом возле включенного компьютера, уронив голову на руки. Вид у него был абсолютно безмятежный. Что меня так встревожило? С этой неотступной мыслью я и направился в ванную, чтобы по привычке умыться; бриться мне не нужно было, потому как я пока не думал расставаться с личиной бомжа. И только когда я заварил кофе и сделал несколько глотков, в моих мозгах что-то щелкнуло и наступило просветление. Каролина! Черт побери! Ведь я уже давно не был дома, а мой мобильный телефон стоит на подзарядке. Я бросился к тумбочке, где лежала мобилка, отключил зарядное устройство от сети и поставил телефон в режим ожидания. И тут же он ожил, заиграл бравурно. Номер, который высветился на дисплее, был мне незнаком, но звонили из другого города. Каролина? А если нет? Если меня пеленгуют? Блин! Задачка не для слабонервных. Нет, не может быть! Для того, чтобы запеленговать мой телефон, нужно специальное оборудование, которое вряд ли может быть в частных руках. А также очень веский повод и указание сверху – для того, чтобы взять меня в такую серьезную разработку. А убийство Заварзина? Повод есть. Да еще какой веский. Тут задействованы не только профессиональная гордость и престиж правоохранительных органов, но и большие деньги. Я совершенно не сомневался, что братва Будулая нынче землю рогами роет, чтобы добраться до убийцы своего главаря. Отвечать, не отвечать… Телефон не умолкал. Каролина, точно она. А, была, не была! Все равно мне придется съезжать от Дейзика. И как можно скорее. Притом, вместе с ним. Было у меня такое чувство… – Алло! Алло! – Голос Каролины. – Иво, сукин сын, ответь! – Ты чего ругаешься? – Ты!.. Приеду – убью! – С какой стати? – Почему дома не ночуешь!? Почему не включаешь мобилку!? Я уже сутки не могу до тебя дозвониться. – Каро, на то есть причины, – ответил я примирительно. – Какие? Только не ври! Я тебя знаю, как облупленного. – Дома телефон не работает. Сломался… Тут я сказал правду. Или почти правду, так как умолкнувший телефон – дело моих рук. Я отключил его, когда уходил из дому, чтобы запутать следы перед Каролиной. Уже тогда я чувствовал, что могу домой и не вернуться. А зачем моей любимой Каро лишние волнения? – Так вызови телефонного мастера. Или ты сильно занят на работе? – Каролина не удержалась, чтобы не съязвить. – Как ты догадалась? – ответил я с деланной обидой в голосе. – А мобильник тоже сломался? – не отставала Каролина, но уже без прежнего напора; наверное,сообразила, что своим язвительным вопросом о работе может меня здорово разозлить. – Я просто забыл взять его с собой. Тут уж ей крыть и вовсе было нечем. Я не любил таскать с собой мобильный телефон. Мне он казался цепью на ноге заключенного, которая прикреплена к стене камеры. Только задумаешься о чем-нибудь приятном, только настроишься на лирический лад – а тут эта миниатюрная сволочь марш играет, требуя внимания и ответа. Подарок дьявола… По-моему, люди просто перестали осознавать под натиском рекламы, что эти миниатюрные гавкунчики лишают их одной из главных радостей жизни – чувства внутренней свободы и раскрепощения. Крутиться целый день в режиме ожидания телефонного звонка – так можно когда-нибудь рехнуться. – Разве я не предупреждала, чтобы ты всегда носил телефон с собой!? – Слушай, дорогая, с меня хватит! – ответил я намеренно грубо. – Говори, что тебе надо, и на этом закончим базар-вокзал. Я специально нарывался на скандал. Я знал, что Каролина вряд ли приедет домой раньше запланированного срока – дел у нее было невпроворот. Но постоянно держать телефон включенным я не мог по вполне понятным причинам. А значит, нам лучше побыть какое-то время в "ссоре". Нам – то есть, мне. Я хотел полностью развязать себе руки, чтобы распутать этот проклятый узел, готовый в любой момент свернуться в петлю для моей шеи. – Как ты со мной разговариваешь!? – Каро, не заводись… Это я сказал примирительно. Чтобы она не так быстро сообразила, что скандал не возник сам по себе, не мотивировано, как это почти всегда случается даже в нормальных семьях, а инспирированный мною. – Ты мне хамишь! – С чего ты взяла? – Хамишь, хамишь! Не спорь со мной! – Спорить с тобой – это все равно, что биться лбом о глухую стенку. На тебя никакие разумные доводы не действуют. – Так значит, ты считаешь меня дурой? В голосе моей любимой Каро, которую я готов был немедленно расцеловать (хорошо, что она об этом даже не догадывается), прогромыхал гром. – Милая, это не я так считаю, а древние предания, – ответил я преувеличенно вежливо. – Бог нечаянно умудрился сделать женщину из единственной кости, в которой нет мозга, – из ребра Адама. – Какая же ты скотина… – Каролина сделала паузу – наверное, лихорадочно соображала, как поступить. За год совместной жизни, я успел изучить ее достаточно хорошо. (Естественно, настолько можно изучить вообще любую представительницу слабой половины человеческого рода, отличающейся невероятным непостоянством и непредсказуемостью.) Изучил и понял, что главным ее недостатком (вполне простительным, между прочим) является вспыльчивость. Каролина была как порох. Ты еще не успел поднести спичку, а он уже вспыхнул. – Не больший, чем все твои предыдущие мужчины, – подлил я масла в огонь, опасаясь, что она может дать задний ход. Если хочешь обидеть жену, скажи, что все ее предыдущие ухажеры – козлы. Ну, может, не в такой грубой форме. С течением времени даже самый паршивый ее воздыхатель видится ей в розовом свете. Увы, что имеем – не храним, потерявши – плачем… – Арсеньев… – Голос Каролины вдруг охрип. – Я… Я не знаю, что с тобой сделаю. Ты не смеешь!.. – Я всегда знал, что ты не любишь меня, – ляпнул я ни к селу, ни к городу с тупой армейской простотой. – Для тебя воспоминания о твоих ухажерах дороже всего на свете. А вышла ты за меня замуж лишь для того, чтобы не остаться старой девой. Конечно же, это был явный перебор. Но я хотел поскорее покончить с этим разговором, чтобы не расчувствоваться и не повернуть его в русло примирения – Все… – На другом конце провода раздался всхлип. – Никогда, никогда тебе этого не прощу! И в трубке раздались гудки отбоя. Каро, любимая! Прости меня, своего мужа, эту распоследнюю сволочь. Я сейчас не могу поступить иначе. Для твоего же блага. Чтобы мы не разделили погребальный саван на двоих. Прости, Каро… Я решительно выключил мобильный телефон и бросил его вместе с зарядным устройством в сумку, где лежали бомжовские шмотки. Я знал, что теперь мобилка может мне здорово пригодиться. – Ты с кем это чирикал? – раздался за моей спиной сонный голос Дейзика. Я невольно вздрогнул, так как в этот момент полностью отключился от действительности. – Проснулся? – Ну… – Дейзик протер глаза. – Все тело затекло… – пожаловался он, делая приседания. – Так с кем ты говорил? – С женой. – Ругалась? – Еще как. – Вот потому я и не женился до сих пор. – Не смешите меня жить… – Я коротко хохотнул. – Тебе еще рано жениться. – Почему рано? – Нынешняя молодежь (а ты к ней относишься) – это смесь инфантильности, дореволюционного барства (как это ни странно) и анархической свободы. Современные юноши только к тридцати годам начинают понимать свое предназначение. – Какое именно? – Отца, мужа, продолжателя рода, мужчины, наконец. – Чья бы корова мычала… – Дейзик скептически ухмыльнулся. – А ты уже не относишь себя к современной молодежи? – Дейз, моя предыдущая жизнь сделала меня старцем. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. За исключением либидо. Я брюзглив, недоверчив, у меня куча других недостатков, присущих только людям преклонного возраста. – Например. – Тяга к поучениям, мудрствованиям и старческая лень. – Не наговаривай на себя, ты не таков. – Это я только делаю вид, что иду в ногу со временем, что есть еще в моей душе юношеский задор. На самом деле я осколок патриархального прошлого, тень прежнего Иво, которому море было по колени. – Зато с тобой интересно беседовать. Ты многое видел, много знаешь… – Все свои знания я отдал бы за то, чтобы сбросить десяток лет. А, что об этом говорить! Поживешь с мое – поймешь, почему я так говорю… Все, кончаем базар. Не знаю, как ты, а я здорово проголодался. Нужно плотно подкрепиться. Чай только в нагрузку, если влезет. – Мне что-то не хочется… – Дейз, дорогуша, послушай совет мудрого человека. Если тебе предстоят серьезные испытания, никогда не пренебрегай возможностью набить свой желудок до отвала. Это солдатский закон. Потому что неизвестно, когда придется поесть в следующий раз. – Ты хочешь сказать… – Я уже сказал. Твоя ситуация сложная и запутанная. Чует мое сердце, что она так просто не закончится. Поэтому, будь готов к любым перипетиям. Вплоть до того, чтобы удариться в бега. – Ты ведь говорил, что пока не стоит… – Говорил. Когда был отупевший. А сейчас я мыслю другое. Тебе ведь не возбраняется съездить, например, в город Сочи? – Нет. Свой отпуск я планирую сам. – Отлично. А там, гляди, все и утрясется. Это я сказал бодрым голосом. Но на душе у меня было муторно. Похоже, события кто-то подхлестывает, подгоняет, закручивает интригу до упора. На кого она нацелена? Неужели все-таки на Мину? Тогда получается, что в смерти Заварзина он не виновен, но кто-то упорно раскручивает этот мотив. Кто? Уж не Хозяин ли? Решил устранить одним махом двух городских зубров – Будулая и Мину. Неужто этот Хозяин настолько крутой, что не боится схлестнуться с двумя мафиозными кланами? Что-то не верится… Если, конечно, он не круглый дурак. Ко всему прочему, о такой грозной фигуре в городе никто не слыхал. Подпольщик какой-то… Допустим, убийство Заварзина заказал не Чухлаев. Но почему Лана каталась на машине из "конюшни" Мины? Что это, случайность или тонкий расчет? А какое место в этой цепочке подозрительных случайностей и коварных замыслов занимает Иво Арсеньев? Его-то зачем втащили в эту смертельную круговерть? В том, что меня два раза пытались подставить – и подставили! – я почти не сомневался. Стаканы из "Латинского квартала" с отпечатками моих пальцев никак не могли оказаться в квартире Илоны Лисс совершенно случайно. Это и ежу понятно. Значит, я даже не джокер в этой колоде, а валет. На короля я как-то не тяну. Что за всем этим кроется? Неужели я попал в орбиту какой-нибудь хитрой операции спецслужб? Если это так, то мое дело швах. Сражаться против государства, это все равно, что справлять малую нужду против сильного ветра. А может, это Дракон показал свои зубы? Он обещал, что так просто в покое меня не оставит. Вот сволочь! Чтоб ему заболеть атипичной пневмонией, этой новой страшилкой вселенского масштаба… Но с другой стороны, зачем ему такие сложности? Или Дракон опять хочет оказаться благодетелем, вытащив меня из петли? Чтобы благодарный Иво Арсеньев по кличке Ястреб работал на "контору" (а значит, лично на него) не на страх, а на совесть. Не знаю… Поди, влезь этому коварному змею в его мозги. Подлый интриган… Мы и впрямь поели весьма плотно. Я достал из морозилки все мясо (килограмма два), купленное Софьей на мои денежки, и приготовил отменные отбивные. Главное в кулинарном деле – специи. Хочешь испортить еду – оставь ее пресной. Поэтому я не жалел ни соли, ни перца, ни других приправ. В конечном итоге получился продукт из серии "Пальчики оближешь". Дейзик, этот сукин сын, который недавно скулил, что у него совсем нет аппетита, усаживаясь за стол, даже зубами щелкал, глядя на отбивные. Вот тут я и проявил житейскую мудрость, сразу разделив мясо на две равные порции. И оказался прав: я не съел еще и трети того, что было навалено на моей тарелке, а Дейз уже с тоскливой миной на лице подчищал куском хлеба остатки жира со сковородки. Вот прожора… Все-таки мы чаю попили. Я – по привычке, небольшую чашечку, а Дейзик – чтобы в животе не осталось ни одного пустого места, не менее литра. После этого я закурил и углубился в невеселые размышления, а Дейз начал терзать компьютер. Итак, что же мне делать дальше? Конечно, неплохо бы подержать за вымя Хозяина, но где его искать? Об этом мог знать Карантин, но поди теперь доберись до него. Наверное, исчезновение рябого Григора не осталось не замеченным. Даже не наверное, а точно. Так подсказывала мне интуиция. Григор – помощник Шиманского-Карантина, поэтому должен быть с ним на связи постоянно. А раз так, то теперь его усиленно ищут. И, естественно, охрана "Латинского квартала", а также самого Карантина усилена. Значит, мне там делать нечего. Я не киношный герой, способный в одиночку завалить целый взвод. Тем более, голыми руками. Оставался слабый шанс потолковать с одноклассником моего приятеля Аникушиным. У киллеров обычно недолгий век, но я надеялся, что этого типа оставили в живых до поры до времени, чтобы он все-таки выполнил "заказ". Хотя… Что может знать Аникушин? Практически ничего. Имя заказчика ему точно неизвестно, разве что он выведет на посредника. А толку? Посредников может быть несколько. И попробуй найди концы. Поэтому Аникушин мне, в принципе, до лампочки. Так же как и его "объект" Мина. Мина… Нет, тут я не прав. Если Аникушин для меня точно не представляет никакого практического интереса, то Чухлаев очень хотел бы с ним потолковать. Это факт. А значит… – Дейз, кто таков Аникушин? Что он собой представляет? – Ничего. – Не понял… – Туповатый малый с крохотным мозгом динозавра и блатными манерами. В школьные годы занимался боксом, пока не выгнали из секции. – За что? – Проворовался. Шарил у пацанов по карманам в раздевалке. – Он служил? – Да. – Где? – Кажется, в Чечне. Говорили, что он даже медаль получил за свои боевые заслуги. – Адрес знаешь? – Никогда не интересовался такими вещами. В школе у меня закадычных друзей не было. – Понял… Ну, с адресом проблем особых не будет. Тем более, для Мины. Нужно сдать Аникушина со всеми потрохам Чухлаеву. Чтобы таким образом обезопасить Дейзика. Парень и впрямь может пострадать, чтобы не сказать больше. Если криминалисты по настоящему профессиональны, то пригодные для идентификации следы пребывания Дезика в здании они найти могут. Это как пить дать. И опытный следователь тут же начнет примерять их на всех подозреваемых, и в первую голову – на задержанных милицией вблизи места события. Аксиома сыска. Поэтому я просто обязан опередить сыщиков. Всего лишь. Я невесело ухмыльнулся. Легко сказать – опередить. Кто знает, где теперь Аникушин. И уж точно, он не дома. (Если, конечно, Аникушин не полный идиот). Что-то надо придумать. Придумать… Но тут мои мысли разлетелись, как всполошенное воронье. В дверь офиса Дейзика постучали.Глава 16
Дейза будто шилом ткнули в заднее место. Он подпрыгнул на своем стуле-вертушке на добрых полметра вверх. – Стучат! – трагическим шепотом сообщил он "новость". – Кто бы это мог быть? – тоже прошептал я. – Не знаю… – Может, Софья? – Нет! – категорически возразил Дейзик. – Мы с ней договорились, что будем связываться по компьютеру. В дверь уже не стучали, а пинали ногами. Менты? Похоже. Стиль слона в посудной лавке. Но почему в дверь колотят молча? Там что, собрались одни немые? Не успел я так подумать, как из-за двери раздалось: – Шеболдаев, отворяй! Мы знаем, что ты дома. Знают, что дома? Откуда? – За тобой что, следили? – спросил я совсем потерявшего голову Дейзика. – Н-нет… Н-не знаю… – Да не дрожи ты, как осиновый лист! – прикрикнул я на Дейза. – Что будем делать? Может, откроем? – Ни за что! Я уверен, что там бандиты! – Сейчас не разберешь, где кончаются бандиты, а где начинаются менты, – буркнул я, усиленно ворочая мозгами. Открывать, не открывать… Дверь пинали без остановки. Ну, взять на абордаж офис Дейзика не так просто: дверь сейфового типа с мощными замками, а окна забраны толстыми решетками. Но нас могут взять в осаду. Что меня совсем не устраивало. И наконец, главное: по другую сторону двери менты, пришедшие меня арестовать, или бандиты, которые заявились по душу Дейзика? – Шеболдаев, если не откроешь, взрежем дверь автогеном, – снова пробасил рассерженный голос. – Открывай! – Надо открывать, – вздохнул я тяжело. – Никуда не денешься. Они не отступятся, пока на разворотят твою нору. – Мне конец! Это бандиты! – Вариант с бандитами меня больше устраивает… – пробормотал я себе под нос. – Что ты сказал? – Говорю, что тебе нужно успокоиться. Пойди в кладовку и закройся. Сначала я с ними побеседую. – Они тебя убьют! – Нас убьют, – поправил я Дейзика с философским видом. – Если я не сумею договориться. Все, я открываю. Исчезни. Я подошел к двери, не торопясь отодвинул засов, и быстро отступил в сторону. – Прошу, господа, входите, – сказал я учтиво. Они ворвались в офис гурьбой. Они – это три мордоворота с дегенеративными физиономиями. Нет, насчет полной дегенерации я ошибся. Присмотревшись, я вычислил старшего группы. Этот мужик был постарше своих подручных и, несмотря на бандитскую физиономию, в его глазах светился острый живой ум. Вперемешку с жестокостью. Славный малый… Типаж. Скорее всего, бывший спецназовец. Или гэбист – из подразделения силовой поддержки. Но то, что к правоохранительным органам они не имеют никакого отношения, было видно, что называется, невооруженным взглядом. – Здравствуйте. Вам кого? – спросил я вежливо, обращаясь к старшему. – Во, падло, он еще и куражится, – сказал один из мордоворотов – рано полысевший качок с большими и полными "африканскими" губами – и коротким ударом вогнал свой кулак мне под дых. Падать я не стал. Еще чего. Я и не такие удары могу выдержать. Я лишь согнулся (для вида) и постарался как можно быстрее восстановить дыхание. Они молча ждали. Чего? Наверное, надлома. В таких ситуациях простой обыватель сразу теряет голову и готов выполнять все, что ему прикажут. И обывателя нельзя за это винить, потому что в человеке сразу же включается инстинкт самосохранения. Помимо его воли. Я массировал живот в согнутом положении и лихорадочно соображал. Что эти трое не менты – это уже неплохо. Что они не начали сразу, с порога, работать на уничтожение "объекта" – тоже хорошо. Значит, им нужно что-то другое. Что? Разговор. Сведения. Несомненно, скорее всего. Но "чьи вы, хлопцы, будете?" как поется в песне. Люди Мины – это одно, а вот если к нам пожаловали бойцы "заказчика" – тогда это совсем другое. Может, спросить напрямик? Ага, так они тебе и ответят… В лучшем случае дадут по мордам за наглость. А в худшем… Так для этого их и держат. Перефразируя дедушку Ленина, девиз таких дуболомов "Мочить, мочить и мочить". – Ты бы придержал руки, парень, – сказал я, разгибаясь. – Нехорошо обижать слабых и беззащитных, да еще и в их собственном доме. Мне кажется, я начал заводиться. Это плохо. Нужно контролировать эмоции. – Чего-о!? – У лысого глаза полезли на лоб. – Во наглый… Советы дает. Да я тебе сейчас!.. – Вискас! Прекрати! – резко скомандовал старший. Все это время он внимательно наблюдал за моей реакцией на их появление и на хамскую выходку Вискаса. (Вискас! Мать твою… У этих новых бандитов ни ума, ни фантазии. Даже кликуху не могут придумать солидную. Вискас… Кошачья блевотина). – Ты Шеболдаев? – спросил старший. Наверное, у него зародились какие-то сомнения по поводу моей персоны. Он сразу понял, что я не испугался. И для него это было странно. И даже тревожно. – Я обязан отвечать? – ответил я дерзко. – Да! – Не думаю. Если вы менты, предъявите документы. Тогда и поговорим… если я буду в настроении. Они просто оцепенели от моей наглости. И насторожились. Что-то в ситуации было неправильно, не так. Не так, как обычно. А это всегда сбивает с толку даже таких твердолобых болванов, как подручные старшего. Что касается его, то он в этот момент пытался вычислить где-то притаившуюся опасность. А иначе, с какой стати "клиент" ведет себя так дерзко? Правая рука старшего невольно дернулась, чтобы залезть подмышку. Ага, значит там "дура"… Учтем. Но дальше нагнетать обстановку не стоит. Фиг его знает, что может стукнуть ему в башку… – Так вот, – продолжил я, – мне плевать, кто вы такие. Но вы ошиблись. Я не Шеболдаев. – Документы! – отрывисто скомандовал старший. – Нет проблем… – Я независимо пожал плечами. И достал уже испытанное водительское удостоверение на имя Винкельбруха Ильяса Гареевича. Старший рассматривал удостоверение минуты две. Мне кажется, он готов был даже попробовать его на зуб. – "Липа"? – с надеждой спросил Вискас. Ну, конечно же, ему не терпится снова почесать свои кулаки о мои ребра. Я это запомню… кошачье дерьмо. – Кажется, нет, – коротко и с явным разочарованием ответил старший. И пренебрежительно бросил удостоверение на стол. – Как ты оказался в его офисе? – спросил старший. – Шеболдаев – мой приятель. У меня есть ключ. Иногда я прихожу сюда поработать на компьютере. – А где он сам? – Откуда я знаю? Дейз может неделю здесь не появляться. – Дейз?.. – Так его зовут. – Брешет, сука, – с ненавистью сказал лысый. – Все он знает. Может?.. – Нет! – Старший внимательным взглядом окинул помещение и спросил, указывая в сторону ванной: – А что находится за той дверью? – Душевая и сортир. – Айсман, посмотри, – приказал старший второму мордовороту. Айсман! Ну, блин, дела! Только теперь я разглядел, что второй громила был кривой на один глаз и напоминал гестаповца из советского телесериала про разведчика Штирлица. Похоже, у шефа конторки, которую представляло это трио, с юмором все в порядке. Кривоглазый заглянул в ванную и коротко буркнул: – Никого. Старший сосредоточенно хмурясь, кивнул. С того места, где он стоял, не была видна узкая неприметная дверь в кладовку – ее прикрывал громоздкий шкаф со всякой всячиной. Кладовка служила Дейзику сейфом, где он хранил свои наработки – банк данных, состоящий из нескольких десятков лазерных дисков с особо ценной информацией; и деньги, если они появлялись. Она была узкая, тесная – не повернуться – и высокая. Я мысленно взмолился: не ходи туда! Там нет ничего интересного. Наверное, так решил и старший. А может, я внушил ему такую мысль. Он явно был обескуражен, что Дейзик каким-то макаром выскользнул из их сетей. – Вискас, сюда точно входил один человек? – спросил он лысого. – Саныч, обижаешь… – Вискас нахмурился. – Обиды потом будем считать, – жестко отрезал старший. – Подумай хорошо – входил именно этот? Профи… Пусть и бывший. Недоверчивость у него в крови. Это, конечно, достоинство, но лучше бы оно проявилось не в моем случае. – Он, – ответил Вискас; и повторил с запинкой, не очень уверенно: – Кажется… он. – Кажется? – Мы видели его только со спины. Он как будто из-под земли появился возле самой двери. Ай да Дейз! – восхитился я. Прямо тебе человек-невидимка. Чего с испугу не сделаешь. Наверное, пробирался в офис дворами. Надо будет расспросить… Значит, они не стали вести его от райотдела, а, узнав адрес офиса, приехали прямо сюда, рассудив, что никуда он от них не денется. Мудро. Но не совсем. Старший, Саныч, поступил бы иначе. Уж ему-то, судя по всему, известно, какие фортели выкидывают объекты, взятые под наблюдение. Особенно если у них рыло в пуху. Увы, у Вискаса и Айсмана безволосые бестолковки служили лишь украшением, а точнее, отличительным признаком того, что они уже не относятся к классу обезьян. (У Айсмана стрижка тоже была короткой и не шибко густой). – Твою мать!.. – грубо выругался Саныч. – Упустили, болваны… Где теперь его искать? – Дома, – не поднимая головы, ответил Вискас. – Там его нет. Уже проверено. – Послушайте, зачем он вам? – спросил я озабоченно. – Дейз – милейший человек. Он и мухи не обидит. Интеллигент. – Интеллигент, говоришь? – сказал старший. – А ты? Кто ты таков? – Безработный, – ответил я коротко. – Да ну? Что-то не похоже. Он окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног. – Еще как похоже. Таких, как я, в городе пруд пруди. Это у вас, как я вижу, есть хорошая работа. Не пыльная и главное – денежная. – Юморишь? – Завидую. – В "горячих" точках был? – Приходилось… – Я так и думал. Специалист?.. – Сватаешь? Старший криво ухмыльнулся. Конечно же, он сразу понял, что перед ним не лох. Потому и осадил Вискаса с его "трудовым" порывом. Я был в майке и шароварах, а потому скрыть свои физические кондиции никак не мог. Так же, как и несколько шрамов на руках и груди. – Размечтался… – ответил за него пренебрежительным тоном Вискас. – Ладно, прекращаем базар, – скомандовал старший. – Мне очень нужно поговорить с твоим другом, – сказал он, обращаясь ко мне. – Нет, нет, ничего такого… Он был свидетелем одной истории и нам нужны его показания. Всего лишь. – Увижу его – скажу. Куда он должен позвонить? – Вот… – Он дал мне картонку с написанным от руки телефоном. – Пусть спросит Виктора Александровича. Это я. Его соединят со мной в любое время дня и ночи. Но ты все-таки постарайся найти его как можно скорее. – Что, сильно припекло? – Люблю догадливых… – Старший криво ухмыльнулся. – Это наши дела. Парень нам нужен. Не придет похорошему, достанем его по-плохому. Можешь не сомневаться. – Я не сомневаюсь… Мне очень хотелось спросить, под кем они ходят, но я придержал язык. На всякий случай. Я не знал, что собой представляет этот Саныч и громилы. К тому же, и в самих мафиозных группировках хватает стукачей, работающих и на конкурентов, и на правоохранительные органы. Так что откровенничать я мог только с Миной. Лично и с глазу на глаз. Эти шнурки были всего лишь неприятным эпизодом. – Все, уходим, – скомандовал Саныч своей братве. – Всех благ, – сказал я вежливо им вслед. Старший угрюмо взглянул на меня, но ничего не ответил. Похоже, я был для него загадкой. Которую он не замедлит разгадать. По крайней мере, так должен поступить любой уважающий себя и свое дело профессионал. А Саныч несомненно принадлежал к профи. Я понимал, что он просто не хочет меня вспугнуть. Ведь грубый нажим мог и не дать результатов. Что ж, у меня есть время. Которое нужно использовать с умом. Трио покинуло помещение, и я поторопился закрыть дверь на засов. Уф-ф… На этот раз пронесло… Надолго ли? Вопрос… – Дейз! – окликнул я приятеля. – Выходи. Гроза миновала. Дейзик выбрался из кладовки, шагая на цыпочках. В его глазах застыл страх. – Есть предложение выпить по чашке кофе, – сказал я непринужденным тоном, будто ничего не случилось. – Кофе? – Дейзик тряхнул своими длинными пшеничными волосами. – Какой в черта кофе!? Драпать надо. Они не успокоятся, пока не поломают мне все кости. – Ты все слышал? – Даже больше, чем все. Я читал их мысли. – Так ты у нас, оказывается, экстрасенс… – Иво! Не юродствуй! Мне сейчас не до шуток. – И то верно. Однако, кофе все равно не помешает. Так сказать, для углубления мыслительного процесса. Думать надо, Дейз, думать. А когти рвануть никогда не поздно. – Кофе пить некогда… – Дейзик начал с лихорадочной быстротой набивать вещами и лазерными дисками вместительную спортивную сумку. – Нужно как можно быстрее покинуть офис. Они могут вернуться. – А они никуда и не уходили, – сказал я с милой улыбкой, включая кофемолку. – Как это – не уходили!? – Дейзик застыл в нелепой позе, держа в одной руке трусы в цветочек, а в другой – баллончик с пенкой для бритья. – Ты шутишь? – Какие там шутки. Да ты сядь и успокойся. Не все так мрачно, мой друг. Они допустили большую ошибку. И даже не одну, а две. – А конкретней можешь!? – повысил голос Дейз, стараясь перекричать воющую и рычащую кофемолку. Она была старше своего хозяина и могла служить экспонатом в музее социалистического быта. Не кофемолка, а бетономешалка, право слово… – Конечно, о чем речь… – Я щелкнул включателем электрической кофеварки. – Во-первых, они не удосужились тщательно обыскать офис, а во-вторых, не забрали нас сразу. – Ладно, пусть так. Но что значат твои слова – "они никуда не уходили"? – Этот их старший, Саныч, ушлый тип. Он не поверил ни единому моему слову. А значит, офис без надзора не оставит. – Хочешь сказать… – Ага. Хочу. Офис под колпаков. Ни выйти из него, ни войти незамеченным невозможно. Теперь они взялись ЗА НАС всерьез. Я уверен в этом. Я специально сказал "за нас", притом с нажимом на этой фразе, чтобы Дейз не чувствовал себя беззащитным и одиноким перед лицом грозной опасности. Когда ощущаешь локоть друга, на душе становится спокойней. – Бли-ин… Дейзику отказали ноги, и он буквально рухнул на диван. Теперь компьютерный гений был просто в ужасе. – Что нам делать, что делать!? – простонал он в отчаянии. НАМ. Я довольно ухмыльнулся – сработало! Теперь ярому индивидуалисту Дейзу поневоле придется впитывать в себя так ненавистный ему дух коллективизма и избавляться от анархических замашек. – Кофе пить, – ответил я кратко. У меня уже был готов план, но делиться с Дейзиком своими соображениями я не спешил. Потому что коекакие моменты этого плана могли показаться ему чересчур авантюрными. Ведь он не знал, КТО я на самом деле, и ЧЕМ занимался во время службы в армии…Глава 17
Густой ароматный запах кофе еще витал в стенах офиса Дейзика, а я уже собирался выйти на очередную охоту. Охоту за черепами, выражаясь языком некоторых сочинителей детективных романов. И это было совершенно в яблочко. Но с одним очень неприятным нюансом: во время такой охоты дичь и охотник нередко меняются местами. Что ж, поживем – увидим, кто кого… Маскироваться под бомжа я не стал. Что вполне объяснимо. Представив на миг рожи наблюдавших за офисом подручных Саныча, появись перед ними неуклюжее чучело в отрепье и гриме, я неожиданно расхохотался. Тогда они точно могут подумать (при известной фантазии), что офис Дейзика сообщается с другими, параллельными, мирами. – Ты чего? – недоуменно спросил Дейзик. Все это время он страдал и был похож на заключенного-смертника, которого вот-вот должны повести на эшафот. – Жизнь продолжается, Дейз! – заявил я с наигранным пафосом. – Соколиный Глаз выходит на тропу войны. Жди меня здесь, мой верный краснокожий брат. Я все сказал, хау! – Как это – здесь!? – всполошился Дейз. – Я хочу уйти вместе с тобой. – Чтобы сразу попасть в лапы мордоворотов Саныча, – продолжил я с иронией. – Ты этого хочешь? – Нет! – быстро ответил Дейз. – Вот и я об этом. Мы должны быть умней наших врагов. И хитрей. – Что ты задумал? – Для начала нам нужно оставить офис. И чем скорее, тем лучше. Здесь небезопасно. – Но это невозможно! Ты ведь сам говорил. – Ничего невозможного нет. Мало того – мы должны уйти вдвоем, незамеченными и бесследно исчезнуть, раствориться в городе. – Это фантастика. На такое способен только человек-невидимка. Конечно, если за офисом не наблюдают… – Еще как наблюдают. У меня в этом сомнений нет. Но вот насколько профессионально они это делают – вопрос. Который не мешает прояснить. – Мы пропали… – горестно прошептал Дейз. МЫ! Нет, Дейзик положительно мне нравился. Все верно – вместе мы сила. Так держать, парень! А остальное образуется. – Не хорони себя раньше времени, – сказал я как можно тверже. – Лучше подумай, пока я буду отсутствовать, где нам найти надежное укрытие. – Подумаю, – обречено буркнул Дейзик. Похоже, он не надеялся на благополучный исход задуманной мною акции. Впрочем, так же, как и я. Только об этом я не признался бы даже под пытками. Если ввязался в схватку, выкинь из головы все мысли подобного рода. Иначе победы не видать. – Сиди здесь тихо, как мышь. Свет не зажигать, компьютер не включать, на телефонные звонки не откликаться. – А почему нельзя работать на компьютере? – Дейз! Ты наивный или прикидываешься? – Наивный… – Дейзик метнул в мою сторону нехороший взгляд – Тогда объясняю… – Я оставил без внимания его слабую попытку конфронтации. – Не исключено, что им стукнет мыслишка понаблюдать за электросчетчиком. А он у тебя находится на общем щите в вестибюле здания. Верно? – Да. – И будет очень странно, когда после моего ухода в офисе вдруг начнут включаться бытовые электроприборы и заработает комп. – Ты прав, – неохотно согласился Дейз. – Потерпи. К вечеру мы должны быть далеко от этого места. И в безопасности. Я опять сказал это бодрым уверенным голосом, но Дейзик лишь кисло и с натугой ухмыльнулся. Но меня его переживания уже не интересовали. Я отвернулся от него, чтобы заняться последними приготовлениями к выходу "в свет". Мне нужно было вооружиться. Подумав об этом, я лишь горестно вздохнул. Эх, сейчас бы ствол… Но делать нечего, придется довольствоваться тем, что есть. Я взял сюрикены и гарроту. Подержав в руках нож, я со вздохом сожаления отложил его в сторону. Толку с него… Нож – чересчур крупный предмет, от него трудно избавиться в случае срочной необходимости. – Что это? – с недоумением спросил Дейз, наблюдая за тем, как я прилаживаю футляр с сюрикенами под полой пиджака. Это было нелегко, поэтому пришлось пришить специальные тесемки. – Отстань, – бросил я угрюмо. В этот момент я просчитывал свои шансы. – Темнишь… – недовольно буркнул Дейзик. – Извини, мне недосуг. – Я решительно направился к двери. – Дверь закрою на ключ, – сказал я уже с порога. – Не забывай про засов. Когда вернусь, постучу условным стуком. Но не открывай, пока я не отзовусь. Понял? – Ну… – Держись, Дейз. С этими словами я вышел наружу и замкнул дверь. Все, концы обрублены, назад ходу нет. Пора начинать игру в кошки-мышки или догонялки – как придется… Машину с наблюдателями я обнаружил сразу. Чего проще: едва оказавшись на улице, я тут же остановил такси и попросил подвезти меня к вещевому рынку. Мне нельзя было в открытую разгуливать по улицам – вдруг меня уже разыскивают и моя физиономия размножена во многих экземплярах и трет карманы ментов и бандитов? Поэтому такси для меня было и средством передвижения и укрытием. Посмотрев назад, я с удовлетворением хмыкнул. От автостоянки отъехала "лада" вишневого цвета и села на хвост моему такси. Примитив. Интересно, за офисом следит еще кто-нибудь? Или Саныч решил держать в поле зрения только меня – чтобы я вывел его братков на Дейзика. Неужели этот Саныч такой наивный? – думал я, пока такси ехало по городу. Ведь он сразу сообразил, что я далеко не лох, а значит, у меня могут быть определенные навыки по отрыву от "хвоста". Трудно сказать… Скорее всего, у них с кадрами не густо. Но это лишь мое предположение. Его еще нужно проверить. Притом, до темноты. Потому что к ночи Саныч просто обязан увеличь свой "контингент" и тогда Дейзику придется торчать в своей норе до новых веников. Если, конечно, потеряв терпение, его оттуда не выковыряют, устроив полномасштабный шмон, – как ракаотшельника из ракушки… Вещевой рынок в демократической России – это новое вавилонское столпотворение, бурлящий котел национальностей и рас. Затеряться на рынке среди покупателей – раз плюнуть. Это знали и те, кто следил за мной. Когда я, не торопясь (а куда спешить? пусть думают, что мне неизвестно о наличии "хвоста"), подошел к воротам рынка, мои преследователи заволновались. Еще бы, подумал я, ехидно ухмыляясь. Сейчас начнется самое интересное… Мне очень хотелось, чтобы за мной побегали Вискас и Айсман. Ах, как хотелось… От предвкушения потехи у меня даже настроение поднялось. Но я ошибся. В "ладе" находились другие парни, мне незнакомые. Видимо, Айсман и Вискас были телохранителями Саныча и у них нашлись более важные дела, нежели слежка за офисом Дейзика Шеболдаева. За мной увязались двое. Третий – водитель – остался в машине. Что ж, эти козлы никого не оставили возле офиса? Похоже, что так. Дилетанты… Они шли за мной, как привязанные. Их даже в толпе можно было вычислить, притом человеку, который ни разу не сталкивался с наружным наблюдением. Это были крепкие молодые парни, "шестерки". Наверное, им казалось, что они шибко крутые. Рынок тянулся бесконечными рядами – по замыслу хозяев города, в светлое капиталистическое будущее. Ряды – это палатки небольших размеров, по стенкам которых развешаны разнообразные шмотки, в основном турецкого и вьетнамского производства, разбавленные китайским ширпотребом. Иногда я, будто заинтересованный какой-нибудь вещью, заходил в "примерочную" палатки, закрытую от нескромных глаз ширмой, и долго возился там, примеряя приглянувшийся "эсклюзив". "Топтунов" поначалу волновали мои прятки, но затем они привыкли и терпеливо ждали, пока я не появлюсь в проходе между рядами. Постепенно я увеличивал время нахождения в палатках, отчаянно торгуясь с продавцами, чтобы сбить цену вещи, которую и не думал покупать, почти наполовину. Понятное дело, так много мне не уступали, и я продолжал свой вояж по рынку, делая вид, что раздосадован и даже возмущен высокими ценами. Наконец я нашел то, что искал – и место, и момент. Хозяин держал палатку, которая имела выходы на два параллельных ряда. А мои крысиные хвостики, уставшие от непривычной работы, пока я возился в примерочной, решили подкрепиться, благо рядом с палаткой находилось крохотное бистро. Теперь я не стал задерживаться в примерочных. Мило поулыбавшись молоденьким продавщицам и сказав им пару комплиментов, я быстро перескочил на другой ряд и почти бегом направился к выходу из рынка. Вишневая "лада" была припаркована таким образом, чтобы уехать без задержек в любой момент. Разумно, подумал я, ухмыляясь. Меня это вполне устраивает. Прячась за спинами прохожих, я подошел к машине со стороны водителя. Это был не крупный белобрысый парень в кожаной куртке. В салоне громко орали динамики, поэтому он не смог бы услышать даже взрыв гранаты рядом с "ладой", не то что мои шаги. Я ударил его в челюсть сразу, без раскачки, через опущенное стекло. Он не успел даже взглянуть на меня. Парень отключился мгновенно. Все-таки для меня он был хлипковат. Открыв дверку "лады", я бесцеремонно подвинул его на другое сидение и завел мотор. Что ж мне, топать на своих двоих до офиса Дейзика. Ведь вариант с такси отпадал – чтобы потом не проследили мой путь. Такой план отрыва от преследователей у меня возник спонтанно. И показался мне вполне приемлемым. Я лишь боялся, не переборщил ли с ударом. Чего доброго, окачурится мой "крестник", тогда совсем будет худо. Белобрысый водитель так и не очнулся, пока я ехал по городу. К дому, где находился офис, я подъезжать не стал, оставив машину на другой улице. Парня мне пришлось спеленать при помощи скотча, который нашелся в бардачке. Пощупав пульс, я убедился, что он живой и порадовался за него. Все-таки сегодня удача окончательно не покинула незадачливого любителя современной музыки. Я не стал перетаскивать водителя даже на заднее сидение, чтобы не возбуждать нездоровое любопытство у прохожих, лишь укрыл его какими-то тряпками. Пусть отдохнет на мягких подушках перед разговором со своими шефами. Думаю, что ему придется не сладко. Прежде чем войти в офис Дейзика, я проверился на предмет отсутствия наружного наблюдения. Делал я это быстро и не очень тщательно – увы, поджимало время. Кажется, все нормально. Ну, а если где-то и притаился какой-нибудь ушастик без транспорта, то он для меня не шибко серьезная помеха. Главное – оперативность. Представив на миг оставленных на рынке топтунов, я улыбнулся. Я совсем не беспокоился о том, что они быстро сообразят, как ловко их обвели вокруг пальца. Сначала эти два качка побегают, высунув языки, по рядам, а затем начнут искать свою исчезнувшую вместе с водителем "ладу". Вряд ли в течение часа, а то и двух, они осмелятся доложить своему руководству о таком серьезном и необъяснимом проколе. Что и требовалось доказать. Дейзик выглядел как с креста снятый. От переживаний он был даже не бледный, а какой-то синюшный. – Ну как? – спросил он трагическим шепотом. – Все на мази, – ответил я коротко. – Берем сумки – и айда. На удивление, Дейз не стал разводить базар-вокзал. Он угрюмо кивнул и начал натягивать куртку. – Где у тебя клей и чистая бумага? – спросил я, окинув критическим взглядом бардак на письменном столе. – Зачем тебе? – Найди, – не стал вдаваться я в объяснения. – Держи… – Дейз всучил мне пластмассовую тубу с клеем ПВА. – Бумага возле принтера. – Мерси… Оторвав бумажный лоскут нужного мне размера, я написал на нем красным фломастером крупными буквами: "Ревком закрыт, все ушли на фронт". Когда мы покинули офис, я опечатал дверь, тщательно приклеив свое творение, исторически узаконенное со времен гражданской войны. – Ты сбрендил, – заявил Дейз, прочитав написанное. – И давно, – подтвердил я его диагноз. – Они подумают, что мы над ними издеваемся, – сказал Дейзик. – И если поймают… – А я и хочу, чтобы они так подумали. Ненавижу наглые бандитские морды, которые считают, что им все позволено. Это моя маленькая месть Санычу за бесцеремонность. Он поймет, что я хотел сказать. Ну, а насчет того, что они нас поймают… Лучше бы они оставили эту затею. Дейзик промолчал. Конечно же, он не мог уразуметь подтекст в моей последней фразе. В этот момент я был по настоящему зол. Какая-то сволочь заставляет меня, уже мирного человека, чувствовать себя не дома, а "на холоде"! Что ж, раз так, то и от меня пощады пусть не ждут… – Ты придумал, куда нам деться? – спросил я Дейзика, когда мы шли между домами. – Нет… – буркнул он, мужественно сражаясь с весом своей неподъемной сумки; интересно, что он туда напихал? – Может, у Софьи… – Ни в коем случае! Нельзя подставлять девчонку. Тем более, что многие знают о ваших отношениях. – Тогда я просто не представляю… Он сказал это с обреченным видом. Я тяжело вздохнул. А и впрямь, куда нам направиться, где найти надежное убежище? Может, присоседиться к бомжам? – вспомнил я приглашение Антонины. Нет, это не выход! Нужно думать… "Лада" стояла, сиротливо приткнувшись в глухом тупике. Я оставил тут машину в надежде, что никто не обратит на нее особого внимания. Белобрысого водителя снаружи заметить было нельзя, потому что "лада" имела тонированные стекла. – Ни звука! – предупредил я Дейзика, открывая дверь машины. Увидев в салоне человека (белобрысый водитель уже очнулся и с мычанием ворочался на переднем сидении – наверное, хотел разорвать свои путы), Дейз непроизвольно отшатнулся, при этом щелкнув зубами. Приложив палец к губам, я поторопил его жестом; Дейзик наконец взгромоздился на заднее сидение и мы вырулили на улицу. Мысль еще раз использовать дармовое транспортное средство пришла мне в голову, когда я наблюдал за страданиями компьютерного гения, волокшего свой скарб как крохотный муравей дохлого навозного жука.Глава 18
Я придумал. В городе для нас с Дейзом было лишь одно место, где мы могли чувствовать себя в относительной безопасности. Но за него нужно было платить, и много, притом в натуральном выражении. Такса – как минимум два литра спиртного в сутки. Я решил погостить некоторое время у Кир Кирыча. У него была шикарная пятикомнатная квартира, совмещенная с просторной мастерской. Короче говоря, Кир Вмазыч занимал весь верхний этаж пятиэтажного дома. В свое время он удачно женился на дочери партийного сановника областного масштаба. Папаша сделал для непутевого зятька все, что только можно было: Кирилла Алдошина мигом приняли в Союз художников, дали ему мастерскую, затем квартиру в центре, он купил "Волгу", что по тем временам было высшим шиком, и даже съездил по туристической путевке во Францию, что для простого советского гражданина приравнивалось к полету на Луну. Все было прекрасно, однако Кира подвел его талант. Вернее, все, что прилагается к таланту: свободолюбие, безалаберность, неразборчивость в интимных связях и пристрастие к горячительным напиткам. Плотно упакованная женушка Алдошина терпела его выходки три года. За это время он удосужился нечаянно обрюхатить двух девушек, но до своей законной половины у него как-то руки не дошли. А затем наступил печальный финал: Кира выперли из квартиры, забрали у него шикарную дубленку, старинный золотой перстень – свадебный подарок тещи, "Волгу", и даже покушались на мастерскую. Но тут грянули революционные перестроечные перемены, коммунистических партайгеноссе всех рангов низвели до положения врагов народа и попрошаек (правда, не надолго; потом они быстро приспособились к новым веяниям) и Кира оставили в покое. Говорят, что безденежье – очень даже неплохой творческий стимул. Не знаю, так ли это на самом деле, однако всеми покинутый Кир (тогда еще просто Кир Кирыч) начал трудиться, как одержимый. И за каких-то пять или семь лет стал одним из самых востребованных художников-графиков в стране. Заработав приличную сумму, он выкупил все квартиры на своем этаже, соединив двухкомнатную с трехкомнатной, получил пятикомнатную, отремонтировал ее и завез новую мебель. Машину он не стал приобретать, благоразумно решив ходить пешком или ездить на такси, потому что абсолютно трезвым Кир Кирыч был лишь 29 февраля, то есть, раз в четыре года. Дело в том, что Кирилла Алдошина угораздило родиться в высокосный год. И Кир, теперь уже Вмазыч, чтобы хоть как-то отличить столь знаменательную дату от всех остальных, поклялся, что 29 февраля, вдень своего рождения, он будет трезв до неприличия. Надо отметить, что свое слово Кир Непросыхающий держал крепко… "Ладу" я припарковал за квартал от дома Кир Кирыча – загнал ее на брошенную стройплощадку, от которой остался лишь потихоньку ржавеющий кран. Я был уверен, что, следуя примитивной логике, после обнаружения пропажи нас будут искать на противоположном конце города. И то верно: какой дурак бросит угнанную машину в том районе, где проживает, тем более, почти рядом с домом? Белобрысого неудачника я не стал полностью развязывать, а лишь ослабил путы – с таким расчетом, чтобы он, в конце концов, освободился сам. Мне почему-то не хотелось, чтобы этот глупый молодой осел отдал концы раньше времени. Пусть пока поживет. Может, образумится и станет нормальным человеком. Но рот я оставил ему заклеенным. Молчание – золото. Особенно для нас с Дейзом. Не хватало еще, чтобы водитель поднял шум раньше, чем мы доберемся до апартаментов Кир Кирыча. Вообще-то, я пер наобум. Дома у Кира я был раз десять. Он отличался гостеприимством и неунывающим характером, подвигающим его на различные экспромты и эксперименты. Но согласится ли он оставить меня и Дейзика на некоторое время в качестве квартирантов? Однажды Кир Вмазыч приютил несколько девиц из гастролирующего цирка. Они были танцовщицами кордебалета. Когда цирк, наконец, переехал в другой город, Кир Кирыча искали почти месяц. И даже объявили в федеральный розыск. Он просто бесследно исчез. Кто-то даже предположил, что его похитили инопланетяне. Кира Непросыхающего отыскали правоохранительные органы. Он просто не мыслил себе жизни без своих веселых подружек из кордебалета, а потому устроился в разъездной цирк униформистом. Может, Кир и продержался бы в этой "должности" чуть дольше, но его подвела тяга к спиртному. Однажды Кир Вмазыч принял на грудь больше, чем следовало бы, и устроил в цирке скандал с мордобитием. Его забрали в милицию, где и выяснилось, что он находится в розыске. Когда этапированого Кир Кирыча вывели из вагона на перрон вокзала, толпа приятелей, коллег и подружек встретили его цветами и аплодисментами. Так гусарский поступок Кира Непросыхающего был оценен должным образом… Нам повезло. Кир был дома и один. При взгляде на пакет, где приятно позвякивали бутылки (по дороге мы с Дейзом зашли в гастроном, чтобы купить спиртного и чего-нибудь поесть), глаза Кира Вмазыча загорелись неестественным желтым огнем. – Иво! – вскричал он, картинно раскрыв объятия. – Ты мой спаситель! Заходите, други. Немного напуганный таким горячим приемом Дейз, который был не знаком с Киром, втащил наши сумки в прихожую, и вскоре мы уже сидели за столом большой кухни-столовой. Кир Вмазыч взял на себя роль тамады. – Ах, как ты меня спас! – приговаривал Кир Кирыч, суетливо разливая водку по стаканам; рюмок он не признавал, считал их интеллигентскими штучками. – От чего спас? – спросил я не без интереса. – Там, – Кир Непросыхающий ткнул пальцем в сторону входной двери, – меня поджидает большая опасность. Я в осаде. – Не понял… – Я вытаращился на него, как баран на новые ворота. – Что значит – в осаде? – Эти женщины… – Кир Вмазыч торопливо выпил и пожевал хлебную корку. – Она, видите ли, решила, что я уже созрел для очередного похода под венец. Бред! – Ты о ком? – Есть одна… – Кир Кирыч горестно вздохнул. – Она меня просто терроризирует. Поджидает в подъезде, звонит в дверь, по телефону… Не могу пригласить друзей, не могу выйти, чтобы сходить хотя бы в гастроном. Тотальный контроль. Ужас! А виной всему моя поэтическая натура. Я ведь читал ей стихи о любви не для того, чтобы вскружить голову. Мне нравится делать женщинам приятное. Ничего не могу поделать с собой… – Сочувствую, – сказал я, с трудом сохраняя серьезный вид. – Ничего, прорвемся, – бодро ответил Кир Вмазыч. – Главное, что ты не дал мне сегодня умереть от жажды. – Он любовно погладил бутылку. – А то я уже думал сдаться на милость Авроры. – Это ее так зовут? – Нет. Это я так ее окрестил. Аврора – богиня утренней зари… – Кир Кирыч мечтательно вздохнул. – Ах, как она была прекрасна в своем розовом пеньюаре! Представляешь – раннее весеннее утро, солнце, свежее и румяное, словно сдобный кулич, сады в белом цвету, и Аврора на белых шелковых простынях… Нет, это представить нельзя! Нужно только видеть. – А ведь ты поэт, Кир. – Баловались, знаете ли, в юности, баловались… – Кир Непросыхающий гордо тряхнул своими рыжими кудрями. – Говорили, что получалось, и очень даже неплохо. – Что ж не продолжил? – Кому нужны в наше прагматичное время поэты? Духовная нищета поразила общество как раковая болезнь. Золотой телец – вот кредо нынешней молодежи. – Ну, не все так мрачно… – Не все, – согласно кивнул Кир Кирыч. – Но колесо истории неумолимо. Для наших правителей нужны не мечтатели, а прилежные законопослушные особи, исполнители. Идет тотальная дебилизация общества. Разве ты этого не замечаешь? – У меня на это не хватает ума. Я примитивен, как гвоздь. – Иво, не надо нам ля-ля! Я вижу тебя насквозь. Ты большой притворщик. – Вот те раз… – Я изобразил недоумение. – Что ты имеешь ввиду? – Ты хорошо образован, начитан, но почему-то валяешь ваньку, прикидываясь недалеким, туповатым малым. Почему? – А… Ты об этом… – Я ухмыльнулся. – Кир, лучше быть тупым, но живым, нежели шибко умным, но в могиле. По-моему, это как раз и называется здоровым прагматизмом. Так что, как видишь, я продукт эпохи в образцовом исполнении. – Опять ты уходишь от прямого ответа, – досадливо поморщился Кир Вмазыч. – Ты как уж – никак тебя не ухватишь. – По этому случаю есть предложение повторить… Я наполнил стаканы и мельком взглянул на Дейзика. Он сидел, как засватанный, глядя на нас с туповатым выражением на бледном лице. Даже стакан водки не смог вернуть ему румянец. Похоже, Дейз не мог понять, почему я веду себя так, словно нет никакой опасности. А уж личность Кир Кирыча, по-моему, его и вовсе потрясла. Кир Непросыхающий пребывал в постоянном движении. Он не останавливался ни на секунду. А его мимика была вообще бесподобна. Наверное, родина потеряла в нем великого актера, может даже трагика. Не говоря уже о его загубленном на корню поэтическом даре. Мы выпили. Кир оживился еще больше. – Слыхал, Мину едва не угрохали, – сказал он с лихорадочным блеском в глазах. – Жаль, что не получилось… – Не будь таким кровожадным, Кир. – Он сволочь, сволочь, сволочь! Убийца проклятый… – И Кир Кирыч внезапно заплакал. – Не прощу ему Илону, никогда не прощу… Это он, он ее убил! – Ты уже знаешь?.. – спросил я осторожно. Кир Кирыч молча кивнул в ответ, судорожно комкая в руках носовой платок. Я не стал больше ничего расспрашивать и мы, не сговариваясь, выпили за упокой ее души – не чокаясь. В этот момент на сердце у меня стало так муторно, как никогда раньше. Ведь что ни говори, как ни оправдывайся, а камешком, который вызвал лавину, похоронившую певицу, был я. Моя вина в ее смерти была астрономически огромна, и я мысленно поклялся, что отомщу ее убийцам. И не только исполнителям, но и заказчику. Григор – это цветочки… Постепенно Кир успокоился и рассказал нам с Дейзом то, о чем мы еще не знали: -…Мину обвиняют в смерти Будулая. Последнее время у них был большой напряг в отношениях. Когда убили Заварзина, на следующий день собрались с ближайших городов воры "в законе" и почти единогласно постановили, что Мина должен за все ответить. – Откуда это тебе известно? – спросил я недоверчиво. Кир Вмазыч скептически взглянул на меня и ответил с нотками превосходства в голосе: – Иво, в отличие от тебя, я абориген. И знаю как местных бандитов, так и ментов с детства. Все мы когда-то дружили. Вот и смекай… – Понял. Этот вопрос снят. Но причем здесь воры "в законе"? Мина ведь, насколько я знаю, с ними особо не контачит. – Мина – да, а Будулай был завязан, и крепко. В его банке деловые отмывали деньги, немалые суммы. Но это только верхушка айсберга. А копни глубже, и не такое откроется. – Значит, Мина приговорен, – сказал я задумчиво. – Туда ему и дорога, – мстительно буркнул Кир Кирыч. – А если Мина не виноват в смерти Илоны? – спросил я, стараясь не глядеть ему в глаза. – Ну и что с того? Он виновен уже в том, что втащил ее в свою орбиту. Она была такой наивной… Глупышка… – Кир Кирыч горестно всхлипнул. – Да уж… – пробормотал я себе под нос. – Женщины всегда наивны… до определенного момента. – Что ты хочешь этим сказать? – с вызовом спросил Кир Кирыч. – Обычно человек сам виноват в своих злоключениях, – ответил я назидательно. – Кто мостит себе прямую дорогу, а кто старается пройти жизнь по обходным тропинкам, забывая при этом, что там могут быть и мелкие ямки и пропасти. – Не нужно нам заумных речей! – окрысился немного захмелевший Кир Вмазыч. – Ты еще прочитай мне лекцию о судьбе. Илона – это не тот случай. – Может быть… – ответил я уклончиво. Мне не хотелось наши посиделки превращать в диспут. Потому что Кир Непросыхающий, будучи подшофе (а совершенно трезвым он был очень редко), становился яростным спорщиком. Его просто нельзя было остановить. Он быстро входил в раж и во время спора бегал едва не по стенкам – как обезьяна. Иногда доходило дело и до рукоприкладства. Но только тогда, когда Кир Вмазыч был почти в полном ауте (что тоже случалось не часто) и мало что соображал. – А не накатить ли нам еще по единой? – выдвинул я своевременное предложение, потому что Кир Кирыч совсем скис, обуреваемый воспоминаниями. – Давай… – буркнул он без особого энтузиазма, чем здорово меня удивил. Нужно было срочно спасать ситуацию. Не хватало еще, чтобы Кир отказал нам в своем расположении и выставил нас вон на ночь глядя. Нашей компашке хватило десяти минут, чтобы поднять боевой дух на должную высоту. Кир размяк и уже не вспоминал ни о Мине, ни об Илоне. Меня такой поворот событий вполне устраивал. – Кир, можно мы у тебя переночуем? – спросил я с невольным трепетом. – О чем речь!– воскликнул он с воодушевлением. – Да хоть живите здесь, мне будет веселей. – Ловлю на слове, – сказал я, мило улыбаясь. – Если не возражаешь, то мы поживем у тебя дня два-три. – Что, с женой проблемы? – полюбопытствовал с заговорщицким видом Кир. – С женами. И его тоже выгнали, – показал я в сторону молчаливого Дейза. Дейзик ответил мне свирепым взглядом, но придержал язык за зубами. – О, эти женщины… – Кир Кирыч театрально поднял руки вверх. – Средоточие всех наших мужских горестей и страданий. – Но без них, согласись, нам было бы еще хуже. – Верно… – Кир Вмазыч коротко вздохнул. – Женщины – наша вечная сладостно-приятная боль. Мы с Дейзом согласно кивнули: я – с солидным видом, словно большой знаток этого вопроса, а компьютерный гений – за компанию, из мужской солидарности. Спиртное закончилось через полтора часа. Как-то так получилось, что я неверно рассчитал возможности Кир Вмазыча по этой части. Моя прискорбная промашка вызвала в его было воспрянувшей душе уныние. – Не переживай, – утешил я Кира. – Сейчас мы смотаемся в магазин. Благо их теперь как грязи, на каждом углу, – не то, что в советские времена. И многие работают круглосуточно. Так что жди и надейся. – Иво, вот вам ключи, – сказал приободрившийся Кир Непросыхающий. – Они от мастерской. Кстати, там есть диван и тахта. Можете занимать. Постельное белье я дам. Если такой вариант вам подходит – милости прошу. Нет – могу предложить гостиную. В ней всяких диванчиков – завались. – Спасибо, Кир, но нас вполне устроит мастерская, – поспешил я поблагодарить любезного хозяина. И спустя несколько минут мы с Дейзом уже шагали по улице. – Зачем ты меня вытащил из квартиры!? – наконец прорвало Дейзика, которого на улице снова начал шибать мандраж. – Для дела, – коротко ответил я, зорко посматривая по сторонам. – А если конкретней? – По-моему, где-то неподалеку отсюда есть Интернет-кафе… – Есть. Ты что, в игрушки надумал поиграть? – Ага. – С ума сойти… – Дейз от возмущения даже остановился. – Иво, ты пьян! – Разве что самую малость. Пойдем, время не терпит. – Зачем? У твоего приятеля, как я заметил, есть классный комп. Садись и играй, сколько душа желает. – Дейз, насчет игры я пошутил. Нам нужно кое с кем почирикать. – Так бы сразу и сказал… – Дейзик, пытаясь приноровиться к моему размашистому шагу, временами переходил на бег трусцой. – А кто мешает это сделать из квартиры? Я уверен, что компьютер твоего Кир Кирыча подключен к Интернету. – Подключен. Но нам нельзя им пользоваться. – Почему? – Потому что те абоненты, с которыми ты будешь разговаривать, могут быть на контроле. А "светить" квартиру Кир Кирыча, сам понимаешь, нам никак нельзя. – Понимаю… – буркнул Дейз. – И с кем я должен выйти на связь? – Ты должен, во-первых, поговорить с Софьей и сказать ей, чтобы она не появлялась в твоем офисе; вовторых, успокой родителей – сплети им какую-нибудь удобоваримую сказочку, а в-третьих, расспроси своих приятелей-хакеров, у которых ты вчера гостевал, кто и в котором часу наводил о тебе справки. Усек? – Ну… – Только не растекайся мыслию по древу. Общайся со всеми быстро и по существу. В нашей ситуации краткость – сестра личной безопасности. – Не учи ученого… – Дейз постепенно обретал уверенность. На улице уже стемнело. Где-то неподалеку, в скверике, истошно орали и матерились подростки. Под фонарем у забегаловки стояли две молоденькие проститутки. Они проводили нас жадными, зовущими взглядами и чтото пропищали вслед. Наверное, решили, что и звуковая реклама их "прелестей" будет не лишней. Город постепенно въезжал в разгульную и развратную ночную жизнь.Глава 19
Интернет-кафе оказалось дальше, чем я предполагал. Мы протопали почти три квартала, когда Дейзик толкнул меня под локоть и сказал: – Здесь… Мы спустились в обширный полуподвал, сплошь уставленный столами с компьютерами. Людей было немного, в основном молодежь. На нас никто не обратил внимания – все занимались делом. Только охранник у входной двери, щуплый парень в милицейской форме, проводил нас безразличным взглядом и продолжил листать какой-то иллюстрированный журнал. Наверное, он здесь подрабатывал в свободное от службы время. Я сам выбрал незанятый компьютер – поближе к выходу, но за широкой колонной, чтобы нас нельзя было сразу увидеть, если кому-нибудь из оперативников угрозыска вздумается зайти в кафе с целью выявления подозрительных личностей. – Шуруй, Дейз, – сказал я своему приятелю, у которого при виде компьютера загорелись глаза. – Только не забывай о том, что я тебе говорил. – Не забуду… И пальцы Дейзика запорхали по клавишам. Потянулись минуты тревожного ожидания. Я слабо верил в то, что кто-то будет отслеживать послания Дейза, но эта чертова техника, с которой я был не очень в ладах, может преподнести любой сюрприз. Об этом я знал не понаслышке… – Все, – с облегчением выдохнул Дейз и откинулся на спинку стула. – Докладываю… – Потом. Мы должны немедленно уйти. Целуй экран – и вперед. – Зачем целовать? Дейзик уставился на меня с обалдевшим видом. – А как вы изъясняетесь в любви по Интернету? – Ну ты выдал… – Дейз ухмыльнулся. – Шуточки у тебя… Казармой так и прет. – Так ведь я и есть бывший служивый. И мозги у меня уже хрустят – все в склеротических прожилках. Поторопись! Мы быстро покинули Интернет-кафе, вызвав нездоровый интерес у охранника-мента. Все верно – наш быстрый уход был подозрителен. Но задержаться подольше не позволяли ни обстоятельства, ни время. Даже если этот работящий мент и нарисует кому надо наши физиономии, нам от этого не будет ни холодно, ни жарко. – Возвращаемся на квартиру твоего приятеля? – спросил дрожащий от возбуждения Дейз. – Да. Но несколько позже. – Погуляем? – Постоим, – в тон ему ответил я. – Где? – Дейзик смотрел на меня со странной смесью удивления и обреченности. Похоже, мои действия были для него китайской грамотой. Но он уже начал привыкать к резким сменам курса нашей утлой лодчонки, которая была готова в любой момент пойти ко дну. – В подворотне вон того старого дома. Если я не ошибаюсь, в той стороне есть и проходной двор. Верно? – Есть. Там два выхода – на параллельную улицу и на площадь. Но на площадь и днем трудно найти проход, а уж ночью… Лабиринт. – Вот в подворотне и побеседуем. А заодно подышим свежим воздухом. Вечер-то какой – прелесть. – Да уж… – буркнул Дейз, стараясь держаться поближе ко мне. В подворотне даже нашлись два ящика, застеленные газетами. На них мы и приземлились, решив, что в ногах правды нет. С подворотни хорошо просматривался вход в Интернет-кафе, расположенное на противоположной стороне улицы – не совсем напротив, а немного наискосок. – Ты кого-то ждешь? – сделал попытку угадать Дейз. – Нет. Я просто хочу посидеть здесь, пока уснет Кир Кирыч. Иначе он не отцепится от нас до утра. – Хороша квартирка… – недовольно проворчал Дейзик. – Супер… – Я рассмеялся. – Кир Кирыч просветит тебя на всю оставшуюся жизнь. У него энциклопедические знания. Хотя… два гения в небольшом замкнутом пространстве – это многовато. – Ох, и язва ты, Арсеньев! – Не злись. Лучше расскажи, что там тебе напели твои приятели-хакеры. – Сначала их расспрашивал мент, а затем, спустя пару часов, приехали три качка и едва не вытрясли из них души. Что, согласись, на похмелье не очень приятно. В общем, они на меня в обиде. – Тэ-экс, – сказал я с удовлетворением. – Тайна следствия, что шило в мешке. С этим, по крайней мере, все ясно. – Что тебе ясно? – Следователь – дока в своем деле. Это факт. Но по твоему следу идет не он, а другие. Пока не он. У него чересчур много разной черновой работы и ты пока не вышел на передний план. Также факт, что за ним следят. Вернее, не за ним лично, а за ходом расследования о покушении на Мину. – Это хорошо или плохо? – Трудно сказать. Если это те, что я думаю – нормально. А если нет… Тогда дело худо. Но будем надеяться, что у вторых не хватит ума разложить ситуацию по полочкам. – Почему ты говоришь загадками? – с досадой спросил Дейз. – Ведь одна голова – хорошо, а две – лучше. – Скажи, я когда-нибудь подсказывал тебе, как писать компьютерные программы? – Нет… не помню… – То-то же. Каждый должен заниматься своим делом. Профессионально. И уж тем более нельзя прислушиваться к советам дилетанта (извини, не я поднял эту тему) в таком важном вопросе как сохранение собственной жизни. – Да, но… – Вот и я об этом. Ты берешь на себя компьютерное сопровождение нашего предприятие, а я обеспечиваю физическую защиту. Есть возражения? – Как ловко ты вывернулся, – с досадой сказал Дейз. – Согласен. Тебя не переспоришь. У вас, господин Арсеньев, какой-то извращенный ум. – Скажи лучше – нестандартный. – Ладно, пусть будет нестандартный. – Вот и ладушки. А как там твои старики? – Волнуются. – На них не давили? – Нет. Лишь звонили и спрашивали, где меня можно найти. – Под каким "соусом"? – Соусом?.. А, понял. Сказали, что мне дали премию за внедрение какой-то программы… очень крутую премию, едва не Нобелевскую. Старики сначала поверили, но потом маманя засомневалась. Она у меня начальником отдела кадров работает, поэтому недоверие у нее в крови. Ну, а поскольку я не отзывался на звонки, они маленько запаниковали. – Маленко?.. – Предки уже привыкли, что я могу не выходить на связь неделю и больше. Но тут у них сработало чутье. – Успокоил стариков? Стариков! Глупое слово вырвалось помимо моей воли. Предки Дейзика всего лишь на десять-пятнадцать лет старше меня. А я все еще считаю себя молодым… – Почти. – И что ты им наплел? – Сказал, что уезжаю в командировку. Почему не давал о себе знать? Много дел… работаю над очень сложной программой… ну и так далее. – Ну что же, вполне приемлемое объяснение… И я умолк. Едва видимый в темноте подворотни Дейз поворочался, поворочался на своем ящике и все-таки полюбопытствовал: – А почему ты не спрашиваешь о Софье? – Считаю, что это твое глубоко личное дело. – Она передавала тебе привет. – Черт! – вырвалось у меня невольно. – И наверное, открытым текстом… – Софья не дура! – безапелляционно заявил Дейзик. – Она сказала примерно так: "Мои лучшие пожелания твоему другу, симпатичному старичку. Я его просто обожаю". – Вот хренова свиристелка! – вырвалось у меня в сердцах. – Извини, Дейз, – спохватился я. – Но у твой ненаглядной язычок как бритва. Женись на ней – и отпадет надобность покупать лезвия. В ответ Дейз лишь ехидно хихикнул. А я совсем умолк, потому что на противоположной стороне улицы начало разворачиваться интересное действо. Две импортные тачки на большой скорости вырвались из темноты и резко затормозили возле Интернет-кафе. Едва они остановились, как их них горохом сыпанули парни в камуфляже. В камуфляже? Это что-то новое… Неужели мои предположения оказались не совсем верными и нами с Дейзом заинтересовались правоохранительные органы? Не знаю, не знаю… Зато мне теперь точно известно, что все наши связи под тотальным контролем. Плохо ли это? Да пусть их. Чем бы малец ни забавлялся, лишь бы не плакал. Большой невод имеет неприятные для рыбаков особенности – с ним тяжело управляться и у него крупные ячейки, через которые уплывает не только мелкая рыбешка, но иногда и достаточно крупная. Тем временем парни в камуфляже зашли внутрь Интернет-кафе, оставив у входа двух человек на стрёме. Но не это было главное. Спустя минуту, не более, к двум машинам присоединилась третья, кажется круто навороченный, а значит дорогой, "ниссан". Из него вышли трое, и в одном из них я сразу узнал Саныча. Несмотря на немалые габариты, он двигался мягкой кошачьей поступью – как тигр. Есть! Рыбак сам угодил на свой же крючок. Похоже, Саныч и иже с ним разозлились не на шутку после моего экспромта с топтунами. Надо же, какие нервные… Они засекли переговоры по Интернету, и Саныч прибыл лично, чтобы засвидетельствовать нам свое "расположение" по полной программе и тем самым получить большое моральное удовлетворение. Оказывается Саныч – легко ранимая личность… Я не выдержал и злорадно ухмыльнулся в темноту. Ищи-свищи ветра в поле… – Пора сваливать, Дейз, – сказал я, поднимаясь. – Все, что нам нужно было, мы узнали. – Что узнали? – удивленно спросил Дейзик. Углубленный в невеселые мысли, он даже не подумал посмотреть в сторону Интернет-кафе и сделать надлежащие выводы. Что ж, каждому свое, подумал я философски. – Расскажу… как-нибудь потом. А сейчас ходу, Дейз, ходу! Постараемся выйти на площадь, там есть хороший гастроном. Ведь мы просто не имеем права вернуться к нашему дорогому Кир Кирычу с пустыми руками… Путешествие на квартиру Кир Вмазыча не заняло много времени. Я опасался лишь выходить на освещенные места. Но все прошло гладко, даже покупка спиртного и продуктов, ведь магазин для нас и был самой главной опасностью. Вдруг кому-нибудь из братков Саныча захочется попить минералки… На мое удивление, Кир уже кемарил. Наверное, его приспала приятная мысль о предполагаемом всенощном застолье. Это нам было на руку, потому что лишь очутившись за надежной дверью мастерской, я почувствовал, как сильно умаялся. Постельного белья, обещанного Киром, мы не нашли. Похоже, он или забыл о своем обещании, или решил, что выполнить его никогда не поздно. Мы обрадовались и не стали будить Кир Кирыча, а завалились спать, не раздеваясь. Правда, перед этим мы быстро выпили по литру холодного пива – чтобы утолить жажду. Дейз уснул сразу, а я некоторое время крепился, мысленно собирая разрозненные факты в кучу. Это для того, чтобы наметить план боевых действий на завтра. Во всей этой катавасии меня пока интересовал только один вопрос: сдали меня угрозыску или нет? Ведь для чего-то затевалась эта кровавая игра с далеко идущими последствиями. И похоже, я был назначен в ней на ролей слуги, который должен объявить о приезде главного действующего лица. Всего одна фраза – и суши лапти, Иво. Но кем я был назначен на эту унизительно-примитивную роль и почему? Этот вопрос меня просто измучил. Все выходило на то, что интрига с подставой в лице Иво Арсеньева не заладилась у них с самого начала. Если бы меня взяли с поличным, тогда другое дело. А так главный смысл в общем-то неплохо подготовленной акции был потерян. Ведь судя по всему, именно я должен был сообщить правоохранительным органам номер машины из гаража Чухлаева. Дальше должны были выйти на передний план другие факторы. И главный из них – утечка информации по машине Мины. То есть, меня использовали в качестве затравки конфликта. Но почему, черт побери, именно меня попытались сделать козлом отпущения!? Загадка… Итак, судя по всему, первый вариант у них не сработал. Тогда запустили в ход другой – сходняк воров "в законе". За которым последовал, скорее всего, хорошо оплаченный вердикт – в смерти Заварзина виноват Чухлаев и должен за это ответить. А меня до поры до времени оставили за кадром. Так ли это? Поди, знай… Что-то уж больно просто получается. Тот, кто задумал такую коварную интригу, судя по последним событиям, просчитал все варианты ее развития. Или почти все. А значит, Иво Арсеньев никак не может быть простым джокером. И на весы правосудия (на том или на этом свете – неважно) его душа упадет точно в назначенный срок и с точно рассчитанным результатом. Блин! Разорвал бы эту умную и коварную сволочь голыми руками! Знать бы, кто этот гребаный умник… Может, все-таки Хозяин? Возможно. Но никак не эта Лана-путана… чтоб ей провалиться в преисподнюю! Возможно, она и козырная карта в дьявольском пасьянсе, но до туза ей далеко. По крайней мере, мне так хотелось считать. А все потому что когда начнется жесткая контактная разборка, у меня на женщину рука не поднимется. Но с чего же начать завтра? С чего начать… Завтра… А пошло оно все!.. Под этот крик души я и уснул.Глава 20
Кир Кирыч будить нас не стал, мудро рассудив, что с раннего утра мы точно пить не будем. Когда я продрал глаза и начал искать туалет, то наткнулся на Кира, который уютно расположился на полу мастерской, подложив под себя для мягкости диванные подушки и какие-то тряпки. Кир Вмазыч возлежал, словно римский патриций, и не спеша потягивал коктейль из водки с тоником. Он был задумчив и меланхоличен. Пакеты с продуктами, что мы с Дейзом принесли вчера, стояли на расстоянии вытянутой руки, и Кир время от времени наугад совал в них руку и доставал, что попадалось. Когда я к нему подошел, у него изо рта торчал стебель зеленого лука. Кир Вмазыч жевал лук медленно и задумчиво, не прикасаясь к нему руками, – как корова пучок жесткой травы в знойный день. – Будешь? – спросил он на всякий случай, кивком указав на начатую бутылку водки. – Я же не Винни-Пух. – Не понял… – Вспомни его песенку: "Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. То там сто грамм, то там сто грамм – на то оно и утро". У меня такой привычки нет. Кир, я не похмеляюсь. – Иво, эти слова Винни-Пуха я не припоминаю, – сказал с туповато-наивным видом Кир и звучно рыгнул. – Что немудрено – ведь ты смотрел мультик в глубоком детстве. Эти слова звучали за кадром. Они голубая мечта творческого коллектива, который делал фильм. – Объяснение принимается… – Кир Кирыч наконец прожевал лук и снова наполнил стакан "коктейлем", где тоник занимал одну десятую объема – для запаха. Спустя полчаса поднялся и Дейз. Он словно вылез из-под катка асфальтоукладчика. У него все было мятым: и одежда, и лицо, и мысли. – Говорила сестричка Аленушка братцу Иванушке: "Не пей, сволочь, водку литрами, а тем более, не смешивай ее с пивом, иначе козлом станешь", – прокомментировал я внешний вид Дейзика. И про себя удивился – что это меня с утра пораньше на сказки потянуло? – У-у-у… – простонал Дейз. – Голова-а… – Кир Кирыч предлагает подлечиться, – сказал я, ехидно ухмыляясь. – Ы-ы-ы… – Едва взглянув на бутылку и услышав запах спиртного, Дейз помчался в туалет. Спустя считанные секунды оттуда раздались характерные звуки – Дейз опорожнял желудок. Мы с Киром переглянулись, и маэстро с легким презрением сказал: – Пацан… – Эт точно. Молодежь какая-то хилая пошла. – Ну… Ее испортила демократия. – Извини – не врубился… – Я с удивлением воззрился на Кир Вмазыча. – Какое отношение имеет демократия к пьянке? – Самое непосредственное. Ик!.. Ик!.. – Кир икал не меньше минуты; но мысль не потерял и, справившись с икотой, продолжил: – Раньше мы пили по традиции, а дури у нас и так хватало. Теперь же новое демократическое поколение пытается спиртными напитками (и наркотой) добавить себе куража. Что это значит? – Что это значит? – тупо повторил я вслед за Киром. – А то, что разными псевдодемократическими ухищрениями наш народ пытаются поставить на одну планку с западными вырожденцами. Они там все запрограммированные. Встал, посетил ватерклозет, выпил стакан апельсинового сока, сжевал бутерброд, сходил на работу, пришел домой, посмотрел телевизор, уснул, опять встал… И все это с широкой улыбкой на лице, даже во сне. И не дай Бог самостоятельно внести какие-либо коррективы в заданную программу! Кумекаешь? Биороботы в натуре, мать их!.. Вот и нас к этому ведут. – По-моему, ты сгущаешь краски. – Сгущаю краски? Иво, не прикидывайся правым оппортунистом. У нас их и так достаточно. Пятая колонна, суки продажные… – Кир выругался. – Разорвали страну, как Бобик подстилку. – Ладно, пусть так. Против этого тезиса возразить трудно. Но вернемся к нашим баранам. Ты несколько отклонился от темы и не объяснил, почему демократия испортила нашу молодежь. – Чего проще… – Кир посмотрел на меня, как на недоразвитого, – с глубоким сожалением. – Уточняю – западная демократия. Русский народ, чтобы там ни говорили продажные писаки, демократичен по своей натуре. Вспомни новгородское вече. – Не надо растекаться мыслию по древу. Наша история полна противоречий и разночтений. Пусть ее. Давай конкретику. – Узнаю бывшего кадрового военного… – Кир ухмыльнулся. – Копать от забора и до обеда… Я скупо улыбнулся в ответ и промолчал. Другому бы морду набил за такое хамство, но на Кира рука не поднимается. Он всегда так шутит. Невзирая на лица. Нет, гении и таланты точно не от мира сего… – Так вот, – невозмутимо продолжил Кир Непросыхающий, – что касается нынешней молодежи. Насчет куража я уже сказал? Значит, сказал… А насчет стержня ничего не говорил? – Нет. Кажется, нет. – У нашего поколения (не говоря уже о наших предках), внутри есть стальной стержень. Который не дает сгибаться и падать, даже если ты пьяный в дупель. А все потому, Иво, что мы росли не избалованными и без разных подкормок – как неокультуренные растения. Современная же молодежь – тепличная. Она просто не представляет себе жизнь без гигиенических прокладок и "кока-колы". Отсюда все ее беды: принял сто грамм на грудь – и выпал в осадок. – Ну, неумение пить водку – это еще не беда. – Но проблема. – Не очень серьезная. – Чтобы сошла лавина, достаточно маленького камешка, – не сдавался Кир Кирыч. – Все-все, убедил, – поднял я руки. – Твоя взяла. Наконец появился Дейзик. Он был бледен и болезненно морщился. – Вам не мешало бы подлечиться, молодой человек, – меланхолично сказал Кир, наливая в свободный стакан водку без примесей. – Клин клином вышибают. – Что вы, нет! – с отвращением замахал руками Дейз – Напрасно. А может, пивка? – Мне бы чаю… – проскулил Дейзик. – И покрепче. – Чего проще, – сказал Кир Кирыч. – Берем, юноша, этот дастархан, – он указал на пакеты с едой и выпивкой, – и дружно рулим в мои апартаменты. Тут тоже есть плита и все такое прочее, но у меня уютней. Есть возражения? – Нет возражений! – ответили мы с Дейзом в один голос. Действительно, плотный завтрак никак не помешает, подумал я, прислушиваясь к урчащим звукам в животе… После завтрака мы перешли в гостиную. Мы – это Дейз и я. Кир Вмазыч остался на кухне допивать бутылку. Он был человеком обстоятельным и не любил оставлять работу недоделанной. Дейзика сморило, и он, свернувшись на диване калачиком, задремал. А я включил телевизор, чтобы послушать новости. План действий на этот день был в зачаточном состоянии, а если быть точным, то я вообще не представлял, как приступить к следующему этапу расследования. Поэтому я надеялся, что мне удастся выловить в новостях хоть что-то полезное, хоть какую-то здравую мысль, способную зажечь воображение. Мне повезло. В смысле обилия информации. Я попал на пресс-конференцию городских правоохранительных боссов: прокурора, заместителя начальника УВД и еще какого-то серого невзрачного шнурка – наверное, того самого следователя, о котором говорил Дейз. Следователь был сама скромность. Он сидел с краешку, не поднимая глаз и если ему задавали вопрос бубнил что-то не очень внятное – словно извинялся. Видимо, большое количество телекамер на него действовало угнетающе. В конце концов, его вообще оставили в покое, привлекая к говорильне лишь эпизодически – когда его начальники выдыхались. Зато два других чиновника заливались соловьями. Наверное, потому, что на носу были выборы, их кандидатуры проходили по спискам, и они хотели показать товар лицом. Я узнал, что нашли Григора. Похоже, первыми на место его гибели прибыли телевизионщики, потому что они снимали все подряд, без цензуры. Сейчас вошло в моду за деньги торговать информацией, в особенности "жареными" фактами. Простой обыватель звонил в редакцию, и если его наводка была сенсационной, он получал свои рублики. Не очень много, но, как говорится, от паршивой овцы хоть шерсти клок… Наконец я узнал его фамилия – Григор Флоря. Молдаванин? Скорее всего. А может, румын. Теперь его национальность не имеет никакого значения. На небесах с ним будут разбираться совсем по другим критериям. Нужно отдать должное тележурналистам – они очень профессионально разработали сценарий прессконференции. Болтовня чиновников, занимающихся саморекламой, перемежалась кадрами хроники и толковыми комментариями ведущего. Оказалось, что покушение на Мину не было единственным наездом на его мафиозную структуру. Этой ночью кто-то поджег склады на окраине города с товарами фирмы, которой легально руководил Чухлаев. Они сгорели дотла. По самым скромным подсчетам убытки составили кругленькую сумму в десять миллионов "зеленых". Что касается Григора, то он, как я и предполагал, был рецидивистом и лишь год назад вышел на свободу. Но самое интересное – его никто не связывал с "Латинским кварталом". По словам комментатора, Григор вел тихую, неприметную жизнь, не бедствовал, хотя нигде не работал. При этом журналист смотрел в объектив телекамеры с хитрым прищуром – мол, сами догадайтесь, дорогие зрители, как бывший зэк сумел за короткий срок обзавестись квартирой и престижной импортной тачкой. Всплыла в комментариях и тетка, соседка Илоны Лисс, которая якобы видела ее убийцу. То есть, меня. Менты все-таки составили мой фоторобот. Он получился, как и все "произведения" подобного рода – человек, показанный по телевизору, был похож на кого угодно, только не на меня. За одним исключением – глаза были точно мои. Хищные и злые, как у пантеры. Такими глаза у меня становились, когда я выходил на "объект" в заключительной фазе операции. Об этом я узнал совершенно случайно. Однажды мой напарник – "страхующий" – сделал несколько снимков моей физиономии "на холоде" в самый интересный момент. Это было строжайше запрещено. Зачем он так сделал? Этого парень объяснить не смог. Может, хотел по выходу на пенсию написать мемуары и снабдить их подлинными фотографическими материалами. Как бы там ни было, но попади эти снимки в руки полицейских той страны, где они были сделаны, в лучшем случае мне дали бы пожизненное. А в худшем… Выбор был богат – от электрического стула и виселицы до ампулы с быстродействующим ядом. Больше этот придурок в "поле" не ходил. Он вообще куда-то исчез. А спрашивать, куда именно, нам почемуто не хотелось… Но самым интересным из того, что мне открыл голубой экран, были слова следователя, которые я расслышал с трудом. Этот ушлый тип предполагал слепить два дела – убийства Илоны Лисс и Заварзина – в одно производство! Это было для меня как первый удар барабана из похоронного оркестра. На основании чего? – тут же захотелось мне спросить. И следователь будто подслушал мои мысли. Глядя прямо в объектив слезящимися глазками (словно в душу мне заглянул и коготками ее поцарапал, мыш ушастый), он кротко и не очень связно доложил общественности, что и в квартире, где найден убитый Заварзин, и в жилище безвременно усопшей Илоны Лисс найдены ОТПЕЧАТКИ пальцев одного и того же человека. А значит… Дальше неинтересно. По крайней мере, мне – точно. Ничего нового для себя я не услышал. Дальше следовали нудные объяснения, которые сводились к тому, что некий шустрый господин навещал перед смертью и незабвенную певицу, и мафиозного деятеля. Ну, прямо тебе вестник судьбы… Меня интересовал лишь один вопрос: как эксперты умудрились найти следы моих пальцев в квартире Илоны Лисс? Я мог побиться об заклад на свою бестолковую голову, что в ее жилище ни к чему не прикасался. Кроме дверных ручек, которые тщательно протер. Что все это значит? Похоже, меня начали потихоньку сдавать… Зачем потихоньку? А чтобы у ментов пыл не иссяк. Это как на собачьих бегах, когда борзым вместо зайца подсовывают чучело и заставляют их бегать по кругу. Пока кто-то не решит, что пора ставить табличку с надписью "Финиш", а уставшим песикам наконец кидают свежее сырое мясо с кровью. Ладно, эту станцию проехали, движемся дальше… Думай, Иво, думай! Отпечатки пальцев… Следователь хочет объединить два дела в одно производство… Почему, черт побери!? Оснований – кот наплакал. Или он такой умный? Петрович! Водитель такси. Только ему было известно, что я наблюдал за Илоной Лисс. И мою физиономию он видел. А у таксистов память на лица будь здоров. Мог Петрович оказаться большим патриотом или просто честным человеком? Мог. Услыхал по радио или прочитал в газете о смерти певицы, связал события, время и разрозненные факты в узел – и "Здравствуйте, гражданин начальник! Разрешите доложить…" Не могу его осуждать. Правильный человек. Еще той, сталинской закалки… Но какая же он все-таки сволочь! Теперь я меченый. Как будто меня фосфором намазали, как баскервильского пса, и выпустили голым на болото под стволы Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Похоже, следователь с фотороботом слукавил. Я почему-то был уверен, что у него есть мое изображение гораздо лучшего качества. Хитер, серый мыш… Профи. Меня ищут. Ищут! Целенаправленно и неустанно. В этом сомнений нет. Некоторые думают, что менты тупые и ни на что негодные. Чушь собачья! Большинство из них (я имею ввиду оперативников) государственный кусок хлеба едят не зря и отрабатывают свою не шибко высокую зарплату всю до копеечки. Проснулся Дейз. – Кино смотришь? – спросил он, зевая. – Да, – коротко ответил я, все еще пребывая в невеселых размышлениях. И выключил телевизор – чтобы не портить ему настроения. – О чем фильм? – О том, как некий отставной гусар женился, переехал из провинции в уездный город под крылышко супруги, и что из этого вышло. – Комедия?.. – Фарс с трагическим финалом. – Как это? – опешил Дейзик. – Гусар безвременно усоп, не поладив с цивилизацией. – Да ну тебя! – обиделся Дейз, наконец поняв, что я шучу. Я промолчал. В этот момент мои мысли были далеко отсюда. "Не зная горя, горя, горя, в краю магнолий плещет море…" Слова одной из любимых моих песен как нельзя лучше подходили к моему настроению. Махнуть бы куда-нибудь подальше от этого проклятого города! В нехоженые леса, в арктическую тундру, на необитаемый остров, наконец. И пусть продажные политики, которые за сотню американских долларов родную мать сделают шлюхой, дегенеративные демократы, с садистским упоением остервенело смешивающие с грязью все светлое ит святое, что еще осталось в русской душе, и тупорылые мафиозные ублюдки перегрызут друг другу глотки.Глава 21
Надо брать Карантина! Взять и прокачать его до самого донышка. Он единственное известное мне звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. Конечно, я представлял всю сложность этой операции. Мало того, у меня были подозрения, что ШиманскийКарантин мог последовать за Илоной и Григором в места, откуда не докричишься и не скажешь ни единого лишнего слова. Пользуясь шахматной терминологией, он не был пешкой, но и не казался мне мощной ладьей. Фигура так себе, скорее всего, офицеришко, слоник, способный лишь на минимальную поддержку стратегической комбинации. Возможно, я ошибался (хорошо бы…), но уж больно ушлым был его Хозяин. Такая хитрая сволочь никому не доверяет. Мне приходилось в своей жизни встречаться с подобными типами. Чего стоит один мой бывший шеф, Дракон… Взять Карантина-Шиманского… Как!? Мой маскарадный костюм бомжа Васи для операции явно не годился. Это и к бабке не ходи. Представив себя на миг в шкуре грязного бомжа, сидящего за столиком кабаре, накрытом белоснежной скатертью, я невольно ухмыльнулся. Да-а, картинка явно не для слабонервных… Что ж, пора. Если я хочу достать Карантина, то это нужно делать днем. Потому что вечером охрана кабаре будет усилена. Это как пить дать. Пора… – Дейз, я ухожу. – Куда? – спросил удивленно Дейзик. Наверное, он думал, что мы должны сидеть в квартире Кир Кирыча и не высовывать наружу даже нос. – Решать наши общие проблемы. – Как? – Молча, – отрезал я. – А ты тут развлекай Кира. Только осторожно. Не переусердствуй. Кир Кирыча перепить невозможно. – Теперь я эту гадость, – Дейз вздрогнул и поморщился, – даже в рот не возьму. – Было бы сказано… – ответил я иронично. И отправился в мастерскую, чтобы заняться подготовительными работами. Мне нужна была новая личина… Когда я закончил с гримом, на меня из глубины зеркала одобрительно воззрился мужчина в годах с пегой "шкиперской" бородой и тронутыми сединой волосами. Брови я оставил бомжовские – густые и широкие. Они придавали мне солидности. В общем, я так загримировался, что сам себя не узнавал. Оставалась последняя и весьма нелегкая для меня фаза вживания в образ: отработка походки, соответствующей внешнему облику, и вообще движений. Ведь не может солидный мужчина, которому за пятьдесят, ходить как спортсмен – быстро, пружинисто и легко. Я тренировался почти час. И остался недовольным своими успехами на нелегком поприще освоения системы Станиславского. Что ни говори, а способности к перевоплощению у меня были весьмапосредственными. Это не кулаками махать. Повздыхав и посокрушавшись по причине своей актерской бездарности, я в конце концов махнул рукой на этот факт и покинул мастерскую Кир Кирыча. "Вооружился" я лишь большой металлической расческой. Это было изобретение спецов "конторы". С виду обычный предмет мужского обихода, она была изготовлена из прочного титанового сплава и имела остро заточенные зубья. В руках профессионала расческа представляла собой оружие не менее эффективное, чем нож. Все остальное – я имею ввиду сюрикены (или "шурики", как любовно называли их мои коллеги) и гарроту – мне пришлось оставить. Так сказать, во избежание. Ведь не исключено, что меня могут обыскать. И очень трудно будет объяснить трудящимся в лице охранников кабаре, зачем это взрослый и вполне приличный дядя таскает с собой предметы из "джентльменского" набора ниндзя или ночных оборотней, как их называли в Японии. В "Латинский квартал" я приехал на частном такси. Притом не на абы какой машине, а на хорошо ухоженной импортной тачке. Я вызвал ее телефону специально. В нашем городе были такси для бедных или (скажем так) для бережливых – разные там "Такси-дом", "Сервистакси", "Петров-такси" и прочая; и для богатых – солидная фирма "Бизнес-такси", которой руководил сын недавно избранного мэра. Я как раз и воспользовался услугами этой фирмы, хотя они и влетели мне в копеечку. А все потому, что я был просто обязан пустить пыль в глаза и швейцару, и охране, которая наблюдала за входом при помощи видеокамер. Не может человек при деньгах – а кабаре посещали только такие -раскатывать по городу на видавшем виды "жигуленке", который вот-вот рассыплется на запчасти. Вообще-то я шел в кабаре на разведку. По крайней мере, мне так хотелось думать. Но где-то подспудно во мне жила мыслишка, что это будет разведка боем. И не по той причине, что я такой несдержанный или очень решительный человек. Отнюдь. Меня давил, как петля на шее, фактор времени. Швейцар встретил меня, как и подобает, – на полусогнутых, с елейной улыбкой и короткой приветственной речью, из которой я понял, что не ошибся в выборе и что "Латинский квартал" – это супер, лучшее заведение подобного рода нашей страны. Я вежливо, как бывалый человек, согласился. Дальше начались первые сложности. Как только я очутился в фойе, меня тут же взяли под руки два дюжиж незнакомых мне молодца и спросили: – Извините, а что там у вас в кармане? Вот те раз. Значит, Карантин уже смонтировал магнитный контур на входе – как в аэропорту, при выходе на посадку. И он зазвенел, среагировав на мою расческу. – Платочек… хе-хе… носовой, – ответил я смущенно. – Денежки… и расческа. Прошу-с. Они мне не поверили. Шмонать, конечно, не стали – все таки, неприлично – а вот пройти еще раз через контроль заставили. Оставив на тарелочке часы и расческу, – весь металл, который был при мне, – я беспрекословно повиновался охранникам, из-за чего они стали относиться ко мне добрее. Наверное, некоторым клиентам "Латинского квартала" не очень нравилась такая процедура, и они высказывали в адрес бедных парней все (а чего стесняться человеку, у которого денег куры не клюют?), что у них накипело на душе. Притом отнюдь не в парламентских выражениях. Столик мне предложили из лучших, поближе к эстраде, но не на самом виду, а как бы в нише. Дело в том, что я пришел в кабаре не вечером, когда запускается основная программа. Поэтому свободных столиков было много. Но и людей, на удивление, было немало. Им что, в средине рабочего дня делать нечего? На свой вопрос я получил ответ очень быстро. Едва официант принял заказ, как за мой стол присела очень даже симпатичная девушка в такой короткой юбке с разрезом, что при желании я бы мог созерцать ее пупок. – У вас не занято? – спросила она, глядя на меня широко распахнутыми наивными глазами. Ох, уж эта женская "наивность"! На нее ловятся не только пацаны с первым пушком на верхней губе, но и вполне взрослые дядечки с немалым житейским опытом. – Занято, – ответил я с серьезным видом. – Но ты не огорчайся, можешь составить мне компанию. – Вы так добры… Удивительно, но она смутилась. Наверное, потому, что я не стал разводить привычный для нее базар-вокзал. Ведь большинство мужчин в годах тешит себя мыслью, что девушке они приглянулись сами, а не их толстые, набитые "зеленью", портмоне. Поэтому мужик начинает нести разную бредятину – ну точно как чокнутый Дон Кихот даме своего сердца. Есть великолепный способ сразу расставить все точки над "i" – спросить у девицы "Сколько?" Если она сделает вид, что не поняла, – бывают и такие – нужно уточнить: "Сколько ты стоишь?" И все дела. Некоторые делают вид, что обиделись. Но не уходят, ждут продолжения интересного диалога. Бывают даже девицы, изображающие слабую попытку надавать нахалу по мордам. Это те, которые не могут сложить себе цену. Но большинство приставучих особ, от которых нигде нет спасу, воспринимают вопрос вполне по-деловому и без ненужных эмоций. Уж такие у нас времена, как говорит один известный тележурналист, приехавший из-за рубежа, где он прожил большую часть своей жизни, учить глупых Иванов уму-разуму… – Закажи себе что-нибудь, – сказал я девушке небрежным тоном. Она просительно заглянула мне в глаза. А ведь эта подруга голодна, вдруг понял я ее немую просьбу. – Да, да, и поесть тоже, – кивнул я снисходительно. Ненавижу, когда человек голоден. Так не должно быть. Особенно в цивилизованном обществе. А иначе на фиг и кому нужна эта цивилизация? Мне приходилось голодать (по долгу службы), и я хорошо знаю, как это ужасно. Поэтому я просто не в состоянии отказать убогим и сирым в подаянии. И не потому, что я такой добрый и богобоязненный. Отнюдь. Наверное, мои щедроты происходят от достаточно прохладного отношения к накопительству и накоплениям. Официант, которого никто из нас не успел позвать, нарисовался возле стола как робот-убийца из кинофильма "Терминатор-2" – словно восстал, вылепился из коврового покрытия. Наверное, у него не уши, а локаторы, подумал я. Она поскромничала – заказала немного и на вполне приемлемую сумму. Мы познакомились. Ее звали Люси. Я представился как Кирилл Петрович, взяв имя Кир Кирыча. Это чтобы вовремя среагировать, когда меня окликнут, потому что Кир Вмазыч за последние сутки влез мне в мозги словно штопор в пробку. На подмостках выступал, если так выразиться, дублирующий состав. Молодежь демонстрировала все (точнее – почти все), что только может пожелать извращенная человеческая натура, слегка припудреная обывательской добропорядочностью. Короче говоря, девочки и мальчики старались вовсю. Люси… Почему Люси!? Людмила, Люда, Люська, наконец. Хорошее русское имя. Так нет же, обязательно нужно исковеркать его на французский манер. Девушка быстро, как птичка, поклевала все, что ей принесли, а затем, немного успокоенная и повеселевшая, принялась потягивать легкий коктейль. При всем том, мне она даже нравилась. Похоже, Люси приехала в областной центр из какой-нибудь глухой деревушки. Провинциализм неискореним. Это как клеймо, поставленное на самом видном месте. Провинциал и после долгих лет жизни в большом городе остается крестьянином или, в лучшем случае, местечковым обывателем. Это не значит, что провинциалы люди второго сорта. Скорее наоборот. Они выносливы, цепки и живучи, как дикорастущие сорта окультуренных растений. Они умны, талантливы и даже гениальны, потому что в детстве черпали жизненные силы прямо от матушки Земли, без разных посредников. Но привычки искоренить трудно. Так же, как и приобрести городской шарм, если этим словом можно обозначить свободное функционирование в исконно чуждой среде. Есть два пути приспособления к житейским реалиям: вести себя естественно и скромно, и обезьянничать, вплоть до эпатажа. Первый путь – удел умных, толковых людей, не нуждающихся в саморекламе. Ну, а второй… Примеры второго пути можно видеть каждый день на голубых экранах. Там такие клоуны иногда гастролируют… Не знаешь, что делать – плакать или смеяться от их манер и косноязычной речи. Люси еще не совсем определилась по этой части. Ее одежда уже была писком последней моды, а вот по поводу манер… Скажем так – она еще училась изображать из себя ученую обезьяну. Что касается ее "профессии", то здесь и гадать нечего – кто-то подписал девушку на должность жрицы свободной любви. Сама она попасть в такое престижное заведение, как "Латинский квартал", конечно же, не могла. Люси была девушкой для развлечений. Она помогала коротать время мужчинам, скучавшим за столиком в гордом одиночестве. Насколько мне известно, ее заработок зависел от той суммы, на которую она раскрутит клиента. Плюс интимные услуги. Конечно, она была вправе отказаться от постели. Но деньги, деньги… Их всегда так не хватает. – Может, заказать тебе еще что-нибудь? – спросил я намеренно безразличным тоном. – Нет, нет! – Люси в очередной раз смутилась. – Большое спасибо… – Тогда коктейль. – Не откажусь… Официант снова проявил чудеса расторопности. Ну, халдей… Востроглазый паренек. Чересчур востроглазый, я бы сказал. Наверное, ему был дан наказ зорко следить за клиентами и давать им характеристику. Что ж, разумно. Официанты очень наблюдательные люди. К тому же спиртное расслабляет, и человек невольно раскрывается, теряя над собой контроль. Значит, мне никак нельзя быть букой. Коль уж согласился на компанию с прелестной Люси, тяни лямку в соответствии с имиджем. Кстати, а какой у меня имидж? Тут нужно подумать… Зачем мужик в годах пришел в это злачное заведение? Правильно – чтобы отдохнуть от забот, в том числе и семейных. Но поскольку он человек несколько устаревших, патриархальных, взглядов на жизнь, Люси должна здорово постараться, чтобы расшатать его моральные устои. И в этом ей нужно ненавязчиво помогать. Тем более, что недремлющие глаза видеокамер (как мне уже было известно) все время держат клиентов "Латинского квартала" на прицеле. Так что не будем разочаровывать Карантина и иже с ним. – Вам скучно? – спросила Люси. Молодец, девочка, сообразила, что пришла пора идти в атаку. А то я не знал, с чего начать разговор, так как мои мысли были заняты совсем другим – Мне не скучно, мне грустно. – Тогда вам нужно больше выпить. – Ты считаешь, что спиртное – панацея от всех неприятностей? – Нет, но… – Вот и я об этом. – Я впервые за весь вечер улыбнулся. – Иногда общение с приятным и доброжелательным собеседником приносит гораздо больше пользы, чем большое количество допинга. – Насчет собеседника, это тонкий намек? – Она состроила мне глазки. – Не совсем. Это комплимент. Притом вполне заслуженный. – Я так не думаю, – стараясь казаться серьезной, ответила девушка. – Почему? – Вы такой симпатичный, умный, а я… – Так ведь речь пока не идет о твоей привлекательности и умственных способностях. Если первый пункт несомненно заслуживает самых лестных оценок, то по части второго необходимы, так сказать, дополнительные данные, хотя и они несомненно дадут положительный результат. Я снова изобразил доброжелательную улыбку. – Опять! – смеясь, воскликнула девушка. – Не опять, а снова. И на этот раз не комплимент, а констатация фактов. – Наверное, вы ученый. Вы так складно говорите… – Бери выше. – Академик?.. – Милочка, разве у академика может быть такая высокая зарплата, как у меня? Обижаешь… – Вы бизнесмен, – уверенно сказала Люси. – Отчасти. – Как это? – удивилась девушка. – Я совращаю богатых женщин и живу за их счет. Теперь уже мы рассмеялись вместе: я – с иронией, а она – словно услышала хорошую шутку. Неужели в своем гриме я так безобразен? Такой вывод меня немного покоробил. Ведь гримируясь, я совсем не хотел выглядеть словно Квазимодо. – Что, непохоже? – спросил я с несколько наигранным весельем. Она явно была неглупой девочкой, потому как сразу поняла, что может нечаянно меня оскорбить, а потому ответила совсем не то, что думала: – Нет, непохоже. Скорее, вас совращают. Таких мужчин, как вы, поискать… – Это называется кидать леща, милочка. Дело в том, что по утрам я смотрюсь в зеркало. А оно, увы, не может врать. Чай, не волшебное. – Вы очень мнительный человек. И плохо знаете женщин. Уж извините за откровенность. – Ну-ка, ну-ка… – Я заинтересованно склонился к ней, опершись о стол. – Изволь объясниться. С чего ты взяла, что я плохо знаю женщин? – Вы только не обижайтесь… – На правду обижаются или круглые дураки, или самовлюбленные личности. Я тешу себя мнением, что не принадлежу ни к тем, ни к другим. А ведь она совсем не глупа, несмотря на свой провинциализм, подумал я с одобрением. Ведет свою партию без сучка-задоринки. Для меня нет горше муки, чем поддерживать беседу с дурочкой. Временами я просто теряюсь, не зная, с какой стороны к таким особам подступиться. Чтобы быть с дурами на равных, нужно опуститься ниже бордюрного уровня, что сделать мне очень трудно, если не сказать – невозможно. – Мужчинам главное в женщинах внешность, а женщинам – внутренняя сущность партнера. – То есть, ты хочешь сказать, что женщины, как рентген, видят мужчин насквозь? – Не все, но многие. – Это называется, век живи, век учись, – сказал я с удовлетворением. – Спасибо за урок. С меня причитается. Мы снова приязненно и с благодарностью улыбнулись друг другу. Я был благодарен Люси за то, что приятно коротаю время, а она – за то, что я, пока мы разговаривали, опять заказал выпивку и легкую закуску. И тут я едва не сорвался. Только огромным усилием воли я сумел сохранить на лице улыбку и добродушное выражение. В кабаре вошел Карантин.Глава 22
Его сопровождал телохранитель – крепкий коренастый парень лет тридцати пяти с уверенными движениями и очень недобрым взглядом. Весь его вид говорил (да что там говорил – кричал), что он уроет любого, кто осмелится поднять руку на хозяина. Хорошо, что это не Савоха, подумал я. Здоровяк мне чем-то понравился, и я не хотел, чтобы когда-либо наши дорожки пересеклись еще раз – уже в жестком варианте. Итак, гриф-падальщик прилетел. Но в свою личную клетку. В железную клетку с надежными замками и вооруженной охраной. И как мне теперь этого любителя дохлятины заманить в свою ловчую сеть? Вопрос… Не очень сложный, если говорить честно, если бы не одно "но". К сожалению, я сейчас не "на холоде", а дома, в своей родной стране. И должен вести себя, как добропорядочный гражданин. Мне нельзя идти напролом, оставляя после себя жмуриков. Во-первых, охранники Карантина не виноваты, что их хозяин такая сволочь, а во-вторых, мне уже надоело быть вне закона. Да, все это так. Но ведь меня силком втащили в грязную, кровавую игру, где на кону стоит моя голова. И что мне теперь делать? Рука за спину – и по этапу? Проблема… И еще какая. Интересно, почему один человек может прожить всю свою жизнь, ни разу не столкнувшись с ее изнанкой, а второй то и дело влипает в идиотские ситуации, когда нужно не только сражаться, чтобы выжить, но еще и убивать? Мистика… У моего шефа, Дракона, была теория, что в далекие незапамятные времена все человечество какой-то высший разум разделил на своего рода касты. Их было две: каста разрушителей и каста созидателей. К первой относились полководцы и профессиональные военные (это своего рода элита), а также диктаторы, различные убийцы, насильники, маньяки, поджигатели и прочие сукины дети. Вторая была более обширна по контингенту: учителя, врачи, строители, художники, инженеры и другие приличные люди. Умирая, они вновь и вновь возрождаются под другими именами, с другой биографией и пространственной локализацией. Но никто из них не может избежать давным-давно предназначенной им кармы. Когда-то я считал теорию Дракона бредом воспаленного сознания, чудачеством. Но теперь я думал иначе. Почему, черт побери, именно меня выбрали на роль джокера!? В городе больше миллиона жителей. Среди них немало бывших военных, спецназовцев и вообще людей с садистскими наклонностями, готовыми убить ближнего за понюшку табака. Так нет же, судьба направила свой перст именно в мою сторону. И это при том, что я искренне хотел забыть свое прошлое, стремился стать тихим обывателем, который и муху зря не обидит. Что ж, нужно выполнять свое предназначение, никуда не денешься… Я тяжело вздохнул. – Вам нехорошо? – встревожилась Люси. – С чего ты взяла? – Вы побледнели. – А… – Я попытался улыбнуться, но моя улыбка была похожа на волчий оскал. – Это я кое-что вспомнил… Давай-ка лучше выпьем. Может, ты и права, что истина в вине. – Я так не говорила. – Так говорили древние римляне. А они были мудрыми людьми. – Нужно будет запомнить, – сказала она деловито. Запомни, девочка, запомни, подумал я скептически. Только на хрен тебе нужна мудрость веков? Ты уже ею обладаешь. Она дана тебе с рождения. Ибо ты – Женщина, дарительница жизни. И этим все сказано. А то, что ты сейчас развлекаешь мужчин, ничего не значит. Ты всего лишь выполняешь свое предназначение. И как долго это будет длиться, как долго тебе придется выслушивать сентенции из уст разных придурков, никто не знает – ни ты, ни твои "работодатели". Карма… Но мне нужно приступать к активной фазе, пока в кабаре не наступил аншлаг, а значит и неизбежное усиление охраны. – Ты посиди, я сейчас… – сказал я Люси и поднялся. Она с пониманием кивнула, и тут же оглянулась с беспомощным видом. Я понял – Люси искала глазами официанта. Девочка боялась, что я слиняю, и ей придется самой платить за стол. Это была простительная слабость. Я знал, что некоторые недобросовестные клиенты питейноувеселительных заведений иногда поступают таким нехорошим образом. Я ободряюще улыбнулся, достал из кармана двести долларов и положил на стол, придавив зеленые бумажки бокалом. – Это чтобы наш халдей не волновался, – доверительно объяснил я девушке, которая вдруг зарделась как маков цвет. – А то у них есть бзик – подозревать в непорядочности всех подряд. Мне нельзя было ей говорить, что, похоже, нам придется расстаться, даже не познакомившись, как следует. Потому что я не знал, чем закончится мой "поход". А закончится он мог печально – я шел, что называется, вабанк. Конечно, двести долларов было многовато. Но надо же девочке хоть что-то заработать. Тем более, что она мне понравилась. Люси была не совсем испорчена этой проклятой жизнью и еще могла свернуть с той грязной, пошлой дороги, которая вела в никуда… В этот раз я шел в туалет. Можно было не сомневаться, что отныне путь через подсобку защищен очень надежно. Да он был мне и не нужен. Я придумал другой способ, как пощупать за вымя зубастого крокодила и не лишиться при этом головы. По крайней мере, поначалу. У входа в коридор, ведущий к туалетным комнатам, стоял охранник. Вернее, сидел на раскладном стульчике. Он явно скучал. Но меня не преминул проводить подозрительным взглядом. Правда, при этом он изобразил доброжелательную улыбку. В туалетной комнате людей было немного – два молодых парня с шальными глазами (наверное, наркоманы) и невысокий мужичок на хорошем подпитии. Он никак не мог расстегнуть ширинку и качался взад-вперед как метроном. Я зашел в кабинку, постоял там минуты три, и вышел. Парней уже не было, остался лишь мужичок. Он все еще сражался с непокорной "молнией". Не торопясь, я вымыл руки, включил сушилку, но пользоваться ею не стал, а вышел в коридор. Он был пуст. Теперь все зависело от быстроты моих действий. В конце коридора, который заканчивался тупиком, стоял большой металлический шкаф электрического щита. Он был закрыт на примитивный навесной замок. Щит я заметил еще при первом посещении "Латинского квартала". Мне все-таки пришлось сходить тогда в туалет, потому что Савоха не спускал с меня глаз. Уже тогда я почему-то обратил особое внимание на этот щит, а сегодня в очередной раз понял: все, что ни делается – то к лучшему. Не своди меня охранник под конвоем по нужде, мне пришлось бы изобретать колесо – думать и гадать, как спроворить нужное мне дело. Я не стал долго возиться с замком. Короткий резкий удар ребром ладони – и один конец дужки замка выскочил из отверстия. Зря я, что ли, тренировался… Отворив дверь шкафа, я, не долго думая, выключил общий рубильник и отломал его рукоятку. Свет погас. На улице еще только начало темнеть, но я знал, что в том коридоре, который мне нужен, окон нет. Закрыв шкаф, я метнулся к выходу. И наткнулся на охранника. Этот бдительный осел сразу понял причину, по которой погасло освещение. Только он решил, что все дело в автомате, который, как предполагал охранник, отключился из-за короткого замыкания. Мне ничего иного не оставалось, как вмазать ему между глаз. Это было просто, потому что на сером фоне открытой двери он выглядел словно мишень в тире – один силуэт без лица. Охранник, несмотря на довольно солидные габариты, порхнул, как птичка, и приземлился уже без памяти. Не долго думая, я взвалил его себе на закорки (тяжелый, гад!) и отнес в туалет, где пристроил в одну из кабинок. Пьяный мужик даже не посмотрел в мою сторону, потому что он, наконец, достал то, что требуется в таких случаях, и, уткнувшись лбом в стенку над писсуаром для сохранения равновесия, с довольным кряхтеньем справлял малую нужду. А теперь быстрее, быстрее! В зале царил полумрак, и вход в следующий коридор я нашел без затруднений. Там тоже топтался охранник. Но этот явно не страдал излишней сообразительностью. Он уставился на меня с тупым удивлением (потому что я нарисовался перед ним как тень без хозяина) и только открыл рот, чтобы спросить, кто я и почему слоняюсь там, где не положено, как тут же получил два коротких и точных удара – один под дых, а второй в челюсть. Упасть ему я не дал. Мгновенно подхватив безвольное тело охранника, я бережно опустил его на пол. Мне лишний шум был не нужен. Где Карантин? Может, в своем кабинете? А есть ли у него личный кабинет? Вопрос… Долго раздумывать мне было недосуг. Я решил войти в уже знакомую мне операторскую, где находились мониторы видеокамер слежения. Нужно плясать от печки, подумал я, потихоньку отворяя уже знакомую мне дверь. На мою удачу, она оказалась не заперта. В операторской было шумно. Разговаривали сразу трое, и я сильно обрадовался, различив голос КарантинаШиманского. Есть! Клиент на месте. Что и следовало доказать. В комнате было темно, и это обстоятельство вызвало у меня недоумение. Ведь я точно помнил, что в операторской окна были, но в тот вечер их закрывали плотные шторы. Они забыли о шторах вовсе не по запарке. Это я понял, когда кто-то включил фонарик. Раздвинуть шторы, чтобы впустить в комнату свет угасающего дня, никто даже не подумал. Объяснение этому факту лежало на поверхности. Карантин боялся, что через стекло он может получить в лоб пулю снайпера. Видимо, смерть Григора здорово напугала Шиманского. Это было мне на руку. Напуган – значит побежден. Поэтому Карантин должен слить мне всю имеющуюся у него информацию. Не думаю, что он будет изображать из себя стойкого, как кремень, партизана на допросе в гестапо. Да, все это так. Но как его умыкнуть отсюда без шума и пыли? Задачка… – Уволю на хрен этого ханыгу! – бушевал Карантин. – Это не электрик, а чмо подзаборное. – Может, опять веерное отключение… – робко высказал предположение оператор. Это был точно он, я узнал его по голосу. Они собрались за перегородкой, где обретался Карантин, поэтому я мог беспрепятственно передвигаться по той части комнаты, где находились мониторы. Интересно, почему у Карантина нет личного кабинета? Ведь в кабаре он главный. Нет, кабинет точно должен быть. Только не его, а Хозяина, который появляется здесь как ясное солнышко – раз или два в месяц. Для него "Латинский квартал" – одна из явочных картин, выражаясь специфическим языком разведчиков. Хитер бобер… – Вот и пойди к щиту, проверь! – раздраженно сказал Карантин. – Да побыстрее. А этому козлу электрику я завтра лично харю намылю. Ты еще здесь!? – вызверился он на оператора. – Топай, черт тебя дери! Оператор вылетел из комнаты как пуля. – С кем приходится работать… – бубнил Карантин. – Да, шеф, людишки у нас – дерьмо, – наконец подал голос и охранник. – Надо наводить порядок. Нет, не охранник, скорее, телохранитель, начальник охраны. Видимо, он заменил Григора. Свято место пусто не бывает… – Ты посторожи у входа, – встревожено сказал Карантин. – Мало ли что… – Конечно… Я прижался к перегородке, стараясь даже не дышать. Несомненно, охранник был профессионалом, а значит, мог почуять противника, даже не видя и не слыша его. Чисто интуитивно. Но он не почуял. Скорее всего, виной тому был Карантин, который пенился от злости. Его злобная энергия сбила с толку все органы чувств охранника. Охранник вышел из-за перегородки, держа впереди себя включенный фонарик. Удобней позы для захвата его руки и броска трудно было придумать. Что я и проделал – быстро и точно. Он был еще в полете, когда я, не выпуская руки охранника, перевел его в позицию удержания. С одной маленькой и, к сожалению, далеко не гуманной поправкой – я не собирался соблюдать спортивные принципы. Рука охранника хрустнула, как сломанная ветка. Нужно отдать ему должное – он не завопил дурным голосом, как сделал бы на его месте простой обыватель, лишь коротко застонал сквозь крепко стиснутые зубы. А затем потерял сознание. Каюсь – в этом я ему посодействовал. Пусть немного поспит под моим "наркозом". Эти профи такие живучие, что их очень непросто полностью отключить. Извини за грубость, дружочек, подумал я, поднимаясь на ноги. Но такая уж у тебя работа – синяки и шишки – Что такое, кто там!? – всполошено вскричал Карантин. – Ты да я, да мы с тобою, – ответил я, освещая его фонариком охранника, который я подобрал на полу. – И закрой хлебало, сука, если хочешь остаться в живых. Понял!? – П-п… П-понял… – А если понял, то пойдем. – К-куда? – Прогуляемся. Выйдем на улицу и поговорим о делах наших скорбных на свежем воздухе. У тебя здесь воняет дерьмом… Карантин. – К-кто вы? – Узнаешь. Всему свое время. Пошел! – Я подтолкнул его к двери. – И смотри, чтобы без всяких там зэхэров. Иди спокойно и всем улыбайся. Иначе схлопочешь пулю. И я приставил к его спине свою знаменитую расческу, которая должна была сыграть роль пистолета. Дело в том, что охранник имел оружие, но, к моему глубокому огорчению, это было помповое ружье с револьверным – укороченным – прикладом. На кой ляд мне такая "дура"? Представляю картину: я дефилирую через все кабаре к выходу с приставленным к спине Карантина стволом двенадцатого калибра, из которого можно завалить слона. Во было бы шороху… Мы вышли в пустынный коридор. Свет все еще не горел. Я невольно ухмыльнулся, представив, как мучается оператор со сломанным рубильником. Лишь бы он не заподозрил раньше времени неладное и не поднял тревогу. В зале людей прибавилось. Мы шли неторопливо (Карантин впереди, а я позади него, стараясь держаться к нему поближе), но не потому, что я не спешил, а по совсем другой причине – у Шиманского от страха не почти не сгибались ноги в коленях, и он шагал как механическая кукла. Краем глаза я заметил Люси. Она сидела там, где я ее оставил. Девушка тоже увидела меня и от удивления приоткрыла свой прелестный ротик. Блин! Не хватало еще, чтобы она окликнула меня… Но беда пришла совсем с другой стороны. Беда в моем случае – значит неудача. Она явилась в образе нашего разбитного официанта, который тащил поднос с горой грязной посуды. Он налетел на меня, как "Титаник" на айсберг. Наверное, парнишка замечтался и не заметил преграды. Поднос он все-таки удержал в руках, но посуда с грохотом посыпалась на пол, тем самым заставив почти всех клиентов "Латинского квартала" обратить на нас внимание. Нет, не зря Карантин тер лагерные нары. Эта хитрая сволочь не замедлила воспользоваться удобным моментом. – Убивают, спасите!!! – заорал он, что было мочи, и рванул почему-то не вглубь кабаре, чтобы скрыться, например, на кухне, а к входной двери. Удивлялся я недолго. Подняв глаза, я увидел, что в кабаре вошли два мента – старлей и сержант. Наверное, это был их участок, и они пришли за очередной мздой. Видимо, эти служивые были "крышей" кабаре. Принимать решение нужно было очень быстро. И я его принял. Как спастись жулику, когда за ним гонятся? Очень просто – бежать и кричать "Держи вора!" Этот финт собьет с толку любого. Так поступил и я. Я рванул вслед Карантину с истошным воплем: – Спасите! Там бандиты! Пришедшие за подаянием менты, как и следовало ожидать, от неожиданности впали во временный ступор. Они на какое-то мгновение забыли, что вооружены, и стояли столбами, тупо таращась на Карантина и на меня. Шиманский добежал до них первым и спрятался за спину старлея, продолжая визжать, как недорезанная свинья. Я понял, что уйти вместе с ним у меня уже не было никакой возможности, а потому, приблизившись к ментам, врубил с разбега сначала лейтенанта (он был помассивней, чем сержант, а потому опасней), а затем приложился и к его подчиненному. Прости меня, неразумного, уголовный кодекс… Даже не оглянувшись, чтобы посмотреть на дело своих рук, я выскочил в фойе "Латинского квартала", где меня уже ждали охранник и швейцар с бейсбольной битой в руках, которые услышали крики в зале. Второго охранника, к счастью, не было. Видимо, он на время отлучился с поста по каким-то личным делам. Охранник держал в руках пистолет, направленный в мою сторону. По тому, как дрожало дуло, я понял, что он здорово напуган. – Стой! – крикнул он. – Буду стрелять! – Стреляй, – показал я зубы в волчьем оскале. И неожиданно согнувшись, нырнул вперед "ласточкой", надеясь, что хорошо полированный гранитный пол фойе будет не хуже льда. Все вышло, как я задумал. За одним исключением: когда я, проскользив по полу метра четыре, сбил с ног охранника, этот придурок успел нажать на спусковой крючок. Грохнул выстрел, и фойе заволокло полупрозрачной дымкой. Оказалось, что у охранника был газовый пистолет. Это меня порадовало, но не очень: слезоточивый газ – пренеприятнейшая штука, особенно в замкнутом ограниченном пространстве. Из моих глаз сразу же полились слезы. Но нас учили стоически терпеть такие неудобства, а потому, врезав ошеломленного охранника для профилактики кулаком по челюсти, я быстро вскочил на ноги. И наткнулся на швейцара, который стоял со своей дубиной как чучело питекантропа в музее. Наверное, он считал себя крутым, пенсионер хренов. – Сгинь, урод!!! – рявкнул я на него. – Зашибу!!! Верно говорят, что первым было слово. Да, слово – это сильная вещь, особенно вовремя сказанное. Мой монолог произвел на швейцара потрясающее впечатление. Он бросил биту и каким-то немыслимым заячьим скоком запрыгнул за барьер гардероба, где и спрятался, нырнув под стол. Прищурившись, чтобы лучше видеть сквозь слезную поволоку, я толкнул тяжелую входную дверь и выскочил на улицу, где мне сразу полегчало. Я рванул от "Латинского квартала" со скоростью кенгуру, благо день уже сдал свои позиции, и на город упали сумерки, а потому на меня мало кто из прохожих обращал внимание. По разным причинам: кому все было до лампочки, кто страдал близорукостью, а некоторые старательно делали вид, что ничего не происходит. И то верно – в наше смутное время мало найдется охотников выступить в роли свидетеля. Возможно, меня приняли за киллера, который убегал после выполнения "заказа". Тогда тем более можно было понять граждан, беспрекословно уступающих мне дорогу. При этом они демонстративно смотрели в другую сторону или отворачивались… Спустя полчаса я уже поднимался по лестнице дома, где находилась мастерская Кир Кирыча.Глава 23
Мне повезло – в мастерской никого не было. Видимо, Кир Кирыч и Дейзик ужинали. Я быстро снял грим и принял душ. Внутри у меня все кипело. Черт побери! Как же я облажался… Теперь Карантина не достать. Сам он вряд ли поймет, почему его хотели умыкнуть. А вот Хозяин… Это хитрая рыба… простипома, бельдюга… мать ее за жабры! Хозяину расклад давно ясен, тем более после смерти Григора. Уж он постарается, чтобы я не добрался до его помощника. Я стоял под горячим душем и чувствовал, как где-то в подсознании начинает просыпаться кровожадность. Мне хотелось немедленно достать где-нибудь ствол и разобраться с этими мафиозными ублюдками по полной программе. А дальше хоть трава не расти. Надоело! Нет, нет, так нельзя! Я переключил кран на подачу холодной воды, и постепенно мои мысли, напоминающие бурлящее половодье, начали входить в привычное русло взвешенности и благоразумия. Ладно, что было, то прошло. Нет смысла даже анализировать мой прокол в кабаре. Тут сработал его величество Случай. От него никто не застрахован. Начни я действовать на полчаса позже, и все было бы тип-топ. Увы и ах… Но что же мне делать дальше? Ведь теперь Хозяин не только спрячет Карантина, но и позаботится, чтобы я больше не путался у него под ногами. Это как пить дать. Как он это сделает? Скорее всего, спустит на меня своих цепных псов. С единственным наказом – ликвидировать. Для него я уже отработанный материал. Почему Хозяин не хочет сдать меня милиции? А он точно не хочет, это я уже понял. (Или думаю, что понял). Ведь до сих пор угрозыск не получил точную наводку, а всего лишь отдельные кусочки мозаики, которую еще нужно собирать и собирать. Этому есть лишь одно логичное объяснения – вместо джокера, глянцевой картинки, где нет ни одного таинственного или непонятного изображения, Хозяин получил сплошную загадку, мистера Икс. Не знаю, раскопал ли он какую-либо информацию о моем прошлом, или нет, но, как человек умный, сообразил, что не может рядовой гражданин так лихо разбираться с его подручными. Ведь смерть Григора он точно записал на мой счет, хотя рябой умер из-за своей глупости. А тут еще попытка похищения Карантина… Похоже, с Карантином я сглупил. Поторопился. Нужно было узнать его адрес и брать на дому. Спешка никогда до добра не доводит. А всему виной дефицит времени. И – нужно честно признаться – снижение квалификации. Я поступил как салага, новичок. Самоуверенно решил, что смогу пройти галопом по Европе. Идиот! За такие вещи "контора" карала нещадно, невзирая на чины и прежние заслуги. Ведь поспешные, непродуманные действия почти всегда грозили срывом операции. Но сейчас меня будут наказывать не доброжелательно настроенные коллеги, пусть и в больших чинах, а змеи подколодные, готовые ужалить в любой момент и насмерть. А я не могу им ответить, как следует, не имею права. Нельзя мне выходить на тропу полномасштабной войны, никак нельзя! – Иво, ты уже вернулся? – раздался над самым ухом радостный голос Дейза. От неожиданности я даже подскочил на месте. Блин! Нет, точно у меня нервы стали как кисель. А что касается бдительности… У меня просто не нашлось слов, чтобы охарактеризовать себя так, как я это заслужил. Старый осел и тупица – вот все, что мне пришло в голову. – Вернулся… – буркнул я, одеваясь. – Что-то случилось? – встревожился Дейзик, вмиг потеряв хмельное веселье. – С чего ты взял? – Ты какой-то… дерганый, что ли. – Скажем так – нервный. А все потому, что некоторые штатские продолжают лакать водку в прежнем темпе. Дейз, я тебя предупреждал – по этой части с Кир Кирычем лучше не связываться. – Иво, но я ведь по маленькой… – Так я тебе и поверил. – Я скептически ухмыльнулся. – Кир может споить даже абстинента.[13] – Я не пью, а лечусь, – дерзко заявил Дейз, к которому вернулось приподнятое настроение. – От чего? – Не от чего, а для чего. – Ладно, пусть так. Смысл вопроса все равно остается прежним. – Для того, чтобы мужественно вынести выпавшие на мою долю испытания, – с пьяным пафосом сказал Дейзик. – Мил дружочек… – Я устало улыбнулся. – Ты даже не представляешь, сколько нужно выпить водки, чтобы выдержать все те коллизии, которые тебе предстоят. – Брось… – Дейз беспечно махнул рукой. – Кир уверен, что все наладится. – Ты… все… рассказал… Киру!? – спросил я с расстановкой неожиданно охрипшим голосом. – Да. Он ведь твой друг. И вообще – Кир прекрасный человек. Кстати, в отличие от тебя, он просто душка. Я в него влюбился. – Тогда выходи за Кира замуж, – процедил я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего. – Сейчас это модно, а в некоторых странах даже узаконено. – Ну, ты сказал… – Дейз попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и ненатуральной. – Сказал… И хочу добавить. Это информация к размышлению. Доверить Киру какую-нибудь тайну – это все равно, что выйти на центральную городскую площадь средь бела дня и прокричать ее там во весь голос. – Я тебе не верю! Он дал честное слово, что будет нем, как могила. – Конечно, будет. Пока трезвый. А в этом состоянии он пребывает максимум час в день – с утра. – Иво, мы попали… – прошептал потрясенный Дейз, у которого наступило временное прояснение в затуманенных алкоголем мозгах. – Уточняю – не мы, а ты, – отрезал я. – Что же нам теперь делать!? – нараспев, трагическим речитативом вопрошал Дейзик, никак не отреагировав на мое уточнение. – Не нам, а тебе. – Я был неумолим. И тут меня пробило. Неожиданно я вспомнил, где мне довелось слышать подобный диалог – в старом кинофильме "Операция "Ы" и другие приключениях Шурика". Я упал на диван и зашелся в гомерическом смехе. Я смеялся как минимум минуты две. Ошеломленный Дейз наверное решил, что я сошел с ума. Он стоял рядом, вытаращив глаза, и беззвучно зевал широко открытым ртом. А я хохотал, ржал, покатывался от смеха. Видимо, у меня наступил нервный срыв. Только он проявился не в истерике с воплями, крушением мебели и с катанием по полу, а в несколько иной, более приятной (по крайней мере, для окружающих), форме. Я справился с собой не без определенных усилий. Мне пришлось даже больно укусить себя за кисть руки, чтобы получить нужный импульс. Нервная система среагировала на боль, как должно. Я сцепил зубы, чтобы не выпустить наружу рвущийся из нутра хохот, и поспешил в душ. Там я открыл кран и подставил голову под холодную струю. Отпустило… Я посмотрел на себя в зеркало и скорчил рожу идиота. А кто я такой? Конечно, человек без Ивана в голове. Зачем, зачем я приехал в этот город!? Поздно… Поздно Маня пить боржоми, когда почки отвалились. Не время посыпать голову пеплом, друг мой сердечный Иво, борись. Иного не дано. Отсидеться в каком-нибудь медвежьем углу тебе уже точно не удастся. – Тебе плохо? Из-за моей спины в зеркало смотрела испуганная физиономия Дейза. – Не то слово… – Я подмигнул ему. – Я чувствую себя ужасно. – Почему? – А потому, сукин ты сын, что вы с Киром совсем обнаглели – выпили всю водку, не дождавшись меня. – Иво! – радостно возопил Дейз. – Ты ошибаешься. Водки у нас – залейся. – Откуда? – Кир Кирыч смотался в магазин… – Тогда все в ажуре. Веди, народный герой Сусанин! Я хочу сегодня надраться до положения риз. Иначе крыша поедет от всех этих… приключений. – Ты прости меня, Иво… за то, что я втянул тебя в такую передрягу. Дейз с виноватым видом уставился в пол. – Прощаю, – ответил я великодушно. И подумал: "Знал бы ты, пацан, в какой узел сплелись наши судьбы. Теперь мы с тобой или вместе выкарабкаемся из этой ямы с дерьмом, или… А, что там гадать! Что будет, то и будет…" Кир Кирыч блаженствовал. Перед ним на столе стояла целая батарея бутылок, а в руке он держал кольцо колбасы, от которого отгрызал добрые куски и жевал их, смачно причмокивая. – А вот и Иво, – сказал он меланхолично. – Милости прошу к нашему шалашу. С чего начнешь? Есть баварское пиво, коньяк… – Только водку. – Уважаю за такой выбор. Люблю настоящих мужчин. Дейз, наливай. – Это мы мигом, – весело ответил Дейзик. К нему снова возвратилось хорошее настроение. – А детям лучше пить пиво, – сказал я сурово. – Чтобы завтра голова не шибко болела, и ноги могли передвигаться без посторонней помощи. – Иво… – Дейз посмотрел на меня с обидой. – Я не хочу тебя уязвить, но ты особо не увлекайся. – Разве я не понимаю… Дейзик попытался принять серьезный вид, но это у него получилось плохо. Я тяжело вздохнул, и тяпнул одним махом полную рюмку. Кир Вмазыч одобрительно крякнул и сказал: – Ты закусывай, закусывай… Он широким жестом обвел стол, забитый разнообразной снедью. – Спасибо, Кир… Кир Непросыхающий внимательно и с одобрением следил за тем, как я грыз огурец. Я знал, что ему нравилось, когда его гости ведут себя непринужденно и едет с аппетитом. Как и многие горожане (в том числе та девочка из кабаре, Люси), он приехал в областной центр из провинции, где всегда существовал культ еды. К яствам в деревне относятся бережно, даже с благоговением, и никогда не позволят себе выбросить недоеденное на помойку. Деревенским людям хорошо известно, как трудно достается кусок хлеба… Если после очередного застолья (а их было немало) у Кира что-то съестное все-таки оставалось, он бережно раскладывал остатки по кулькам и пакетам и запихивал в холодильник, а иногда и в морозильную камеру (скоропортящиеся продукты). А куски хлеба сушил на сухари. Мне приходилось подъедать эти крохи, когда Кир Вмазыч был на мели. Он доставал из холодильника кулькикулечки с таким видом, будто в них хранилась пища богов – нектар и амброзия. Но нужно отдать должное бережливости (или скаредности) Кира – остатки в эти моменты житейских невзгод шли под выпивку за милую душу как самые изысканные деликатесы. Иногда он варил из них суп: бросал в кастрюлю все подряд; и самое интересное, супец получался – зашибись. – Ты не переживай за Дейза, – наконец сказал Кир, когда мы выпили по второй. – Если хочешь, я могу поговорить с кем нужно, и ему дадут охрану. Знаешь, какие у меня связи?.. – Кир, ты хочешь пожить подольше? – Само собой… А почему ты спрашиваешь? – Для того, чтобы удостовериться, что ты не подвержен всяким нехорошим настроениям. – Это как? – Ну, например, у тебя присутствует навязчивая мания покончить жизнь самоубийством. – Иво, я что, чокнутый!? Чур тебя! – Вот и я об этом. Ты у нас известный жизнелюб. А потому закрой свой рот на четыре замка и даже под большим бухом не проговорись о том, что тебе рассказал глупый пацан. Иначе жить после этого ты будешь до первого поворота. В городе столько лихачей… – Иво, ты меня пугаешь… – Я не пугаю, а говорю чистую правду. Не нужно было тебе, Кир, вытаскивать парня на откровенный разговор. Но теперь уже ничего не поделаешь. Всем нам осталось лишь зарубить на носу, что молчание – золото. – А не лучше ли вам отсюда уйти? – нахмурившись, резко сказал Кир Кирыч. – Ты нас выгоняешь? – спросил я с очень серьезным выражением на лице. – Нет, но… – Кир, даже если ты прямо сейчасвыставишь нас вон, ничего не изменится. Ты стал секретоносителем, милый друг. Тебе объяснять, что это такое, или не нужно? – Объясни, – буркнул Кир. – Сначала нехорошие людишки замочат нас с Дейзом, а потом и тебя. На всякий случай, чтобы ты когданибудь не отвязал язык. Но сначала с тобой могут "побеседовать"… с помощью разогретого паяльника. А потом… В общем, понятно, что будет потом. И не помогут тебе никакие связи с высоким милицейским начальством. На кухне воцарилась гробовая тишина. Именно гробовая – лучше определения того состояния, в котором пребывала наша троица, и не придумаешь. По-моему, Кир Вмазыч совершенно протрезвел. В этот момент я чувствовал себя последней сволочью. И утешился лишь тем, что у меня и в мыслях не было подставить Кир Кирыча, когда я просился к нему на постой. Я пошел на этот шаг от безысходности. Если бы не болтливость Дейза, инициированная Киром и подогретая водкой, все могло закончиться хорошо. Но теперь ситуация здорово накалилась. И не только снаружи, но и внутри нашего маленького сообщества. И как она разрешится, можно было только гадать. Какой бес дернул Дейзика за язык!? Наверное, придется собирать манатки… – Не ожидал я от тебя такого… такой… – Кир Вмазыч пытался подыскать нужные слова. -…пакости, – закончил я мысль Кира. – Назовем именно так мой нехороший поступок. Прими мои извинения. Хотя это тебя мало утешит. Но есть хороший выход, который сразу закроет проблему. – Какой? – в один голос задали само собой разумеющийся вопрос Кир Кирыч и Дейз. – Позвольте вам это пока не говорить. Как вы успели убедиться, лишние знания очень обременяют человека. Могу сказать лишь одно: сидите пока в квартире, и не высовывайте наружу даже носы. – А ты что будешь делать? – спросил Кир. – Исправлять положение. – Как именно, ты, конечно, не скажешь… – Кир Кирыч смотрел на меня с подозрением. – Нет, – ответил я коротко. – Считай, что ты меня утешил. – Кир тяжело вздохнул. Я молча пожал плечами. А что еще скажешь? Кир Кирыч некоторое время сидел, хмуро уставившись на батарею бутылок перед ним, а затем несколько принужденно улыбнулся и сказал: – Чего носы повесили, други? Есть предложение продолжить наши посиделки. А что касается проблемы… Чему быть, того не миновать. – Правильно! – обрадовался Дейз. – Давайте выпьем. Хмель, который бродил по его жилам, никак не хотел сдавать свои позиции. Даже во время непростого разговора с Киром. Похоже, Дейз уже начал привыкать к постоянной опасности. Такое состояние с одной стороны имеет положительную окраску, а с другой – заводит в заблуждение, которое может плохо кончиться. Обычно так ведут себя молодые солдаты-первогодки, побывавшие раз-другой под обстрелом. Им кажется, что если уж их миновали пули, то так будет продолжаться до бесконечности. Из-за этого шапкозакидательского настроения они теряют бдительность, а это смерти подобно. Я не стал читать моралите. Нужно было в первую голову подбодрить Кир Кирыча. А то он совсем скис. Что поделаешь – тонкая художественная натура… Право разлить водку по стаканам предоставили мне…Глава 24
В утренних новостях о несостоявшемся похищении Карантина не сказано было ни слова. Молчали и про убийство Баландина. Что касается какой-то певички… как ее там… ах, да – Илона Лисс – то стоит ли вообще на нее тратить чересчур много эфирного времени? Следствие разберется. Примерно так высказался достаточно небрежным тоном большой областной чин в погонах на прессконференции, устроенной по поводу какого-то юбилея. Он был очень недоволен на журналиста, который омрачил торжество столь бестактным вопросом. Все верно: первым делом, первым делом самолеты (как поется в песне); ну, а девушки? – о девушках потом. Как, впрочем, и о мальчиках. Чем больше я живу, тем сильнее во мне крепнет убеждение, что для чиновника парод – пустое место. Нуль. Даже минус нуль. Путается, знаете ли, под ногами серая масса, мешает вершить большие державные дела… Не буду утверждать, что такое отношение к народу – прерогатива наших доморощенных демократов. Отнюдь. Во все времена и на всех континентах власть имущие вспоминали про народ лишь тогда, когда под ними начинал шататься трон. И тогда пускалась в ход беззастенчивая лесть, густо намазанная патриотической патокой. "Братья и сестры!" – так запел соловьем, когда фашистские танки давили гусеницами безоружных советских солдат, кровожадный тиран Сталин. А уж какие арии исполняют "народные избранники", чтобы всеми правдами и неправдами пролезть в Думу… Но про то ладно. Истина, повторенная многократно, все равно не становится аксиомой. Мы рабы своих заблуждений. И никуда от этого не деться. Только человек может наступать на одни и те же грабли много раз. Обезьяне достаточно раз получить по лбу, чтобы больше никогда не приближаться к этому сельскохозяйственному орудию. Кир Вмазыч напился до положения риз. Первый раз на моей памяти. Мысленно я ему посочувствовал. Когда человек узнает такую, с позволения сказать, "новость", нервное напряжение начинает зашкаливать, и только очень сильные личности могут отнестись к грядущим переменам в судьбе достаточно уравновешенно и спокойно. Я бы мог во время застолья сказать ему, что не стоит хоронить себя раньше времени, но здраво рассудил, что мои слова будут простым сотрясением воздуха. Время все лечит. Даже страх за собственную жизнь. Я надеялся, что ситуация разрешится раньше, чем наступит время сжигать за собой мосты. Дейз еще спал, когда я начал облачаться в рубище бомжа. Решение подойти к проблеме с другой стороны вызрело у меня еще вечером. Теперь пришла пора осуществлять задумку. Я нуждался в серьезном партнере с мощной огневой поддержкой. В прямом смысле. И такой человек был. Я хотел встретиться с Чухлаевым. Мне было, что ему сказать. Но как до него добраться? После всех этих событий Мина стал для меня вообще недосягаемым. Где его искать и кто меня подпустит к нему? Проблема выросла до размера небоскреба… Небоскреб… Был в городе один. Конечно, небоскреб по нашим провинциальным меркам. Всего-навсего какихто двадцать пять этажей. И принадлежал он лично Чухлаеву. В этой высотке находился бизнес-центр. Я даже был там на его открытии, правда, мало что запомнил, потому как пришел туда уже подшофе, а после хорошо знакомого еще со школы действия сложения, я вспомнил нелюбимую мной химию и выпал в осадок.Но то, что у этого мини-небоскреба надежная охрана, я запомнил прочно. Он имел подземный гараж, поэтому любой крупный бизнесмен мог приезжать в бизнес-центр, не подвергая свою жизнь большому риску. Мне представлялось, что Мина может быть только там. Для своей главной конторы он выделил три верхних этажа, пентхауз[14] и специальный лифт – только для своих сотрудников. Остальные этажи были сданы внаем весьма солидным фирмам и организациям. Кроме всего прочего, на крыше находилась вертолетная площадка. Правда, никто не видел, чтобы на нее когда-нибудь приземлялся какой-либо летательный аппарат. Поговаривали, что проектировщики ошиблись в расчетах, и крыша не могла выдержать такой большой вес. Короче говоря, я решил пойти на разведку. Мне нужно было посмотреть, как работает охрана бизнес-центра и есть ли возможность проникнуть в пентхауз каким-либо хитрым способом. – Еще раз посмотрев на себя в зеркало, я с отвращением сплюнул, – ну и рожа! – вышел из ванной – и столкнулся нос к носу с Дейзиком. Он просто остолбенел. – Ты… ты кто!? – вскричал Дейз. – Дед Пихто, – сердито ответил я измененным из-за подкладок голосом. – Иво!!! – возопил испуганный Дейзнк, отступая вглубь мастерской. – У нас чужой! При этом он пошатнулся и лишь чудом удержался на ногах. Да, похмелье – жестокая штука… – Пить нужно меньше, – сказал я ворчливо. – Ты лучше на свою физиономию в зеркало посмотри. – Это… ты!? – Мы. Считай меня принцем, который переоделся в нищенские лохмотья. Классический сюжет. – С ума сойти… – Дейз таращился на меня с глупым выражением на лице. – На улице я бы никогда тебя не узнал. – Что и требуется доказать. Умывайся и приготовь кофе. Кир Кирыча будить не нужно. Если он увидит меня в этом рубище, у него приключится родимчик. – Понял… – Слегка пошатываясь, Дейз робко обошел меня по дуге. – Момент… Спустя пятнадцать минут мы сидели за столом и завтракали. Несмотря на похмелье, Дейзик ел с обычным для него аппетитом. Я ограничился чашкой кофе и несколькими кусочками сыра. Мои мысли блуждали далеко от нашего стола и мастерской Кира. Дейзик вдруг захихикал. – Ты чего? – спросил я удивленно, с трудом отвлекшись от мыслительного процесса. – Этот день нужно занести на скрижали моей личной истории. – Не выражайся, как доцент. Говори яснее. – Я впервые в жизни завтракаю в обществе бомжа, – жизнерадостно сказал Дейз. И этот компьютерный гений, этот сукин, от души расхохотался. – Ну и как тебе? – Я попытался улыбнуться, чтобы поддержать у Дейза хорошее настроение, но из-за грима у меня получилась лишь смешная клоунская гримаса. Дейзик начал ржать пуще прежнего – до слез. Он едва не свалился со стула, Челюсть сломаешь, – сказал я сердито. – П-прости… Н-не могу… – Дейз смахнул слезу со щеки. – Тебе бы в театр. – Французский. Почему французский? – Дейзик начал постепенно успокаиваться. – Чтобы сыграть роль клошара – парижского бродяги. Дело в том, что наши великие умы от драматургии еще не додумались написать пьесу из жизни бомжей. Они все под заграницу шарят, мюзиклы разные выдают нагора. – Позволь с тобой не согласиться. А пьеса Горького "На дне"? – Дела давно минувших дней. Нам бы что-нибудь из современной жизни. – Тебе бы такую жену, как у меня… – пробурчал я себе под нос. – У этих баб шило в одном месте: то презентации, то концерты, то театры. А я вместе с ней как обязательное приложение болтаюсь. Нет покоя в датском королевстве… – Вот потому мне и не хочется жениться. Чудак человек… – Я ухмыльнулся. – Будто все это зависит от тебя. – Не знал я, что ты такой большой театрал… – Естественно. А что, нет? – Читай умные книги, Дейз. И слушай, что рассказывают умудренные семейной жизнью мужики. Это не мы женимся, а нас женят – наши жены на себе. Если женщина закинула на мужчину удочку, с крючками ему не сорваться. – Не преувеличивай. Вон столько мужиков холостыми ходит. – А они или ущербные, – а женщины видят нашего брата насквозь – или уже вкусившие "прелестей" семейной жизни. Второй раз поймать лаже глупого карася трудно. – Все равно ты меня не убедил. – Давай продолжим этот схоластический спор в более удобное время, – сказал я, поднимаясь из-за стола. -Мне пора, Дейз. – Конечно же, ты не скажешь, куда направляешься… – Угадал. И еще одно: хочу предупредить в очередной раз – из дома никуда. Никому не открывать, на телефонные звонки не отвечать. От Кира не отходи, держи его на коротком поводке. Сам понимаешь -широкая художественная натура… А еды и выпивки у вас вдоволь. Кир вчера набрал всего как на свадьбу. – Я тебя умоляю! – ни слова о спиртном. Чтобы я когда-нибудь… – Это мы уже слышали. Притом, совсем недавно. Расскажешь о своем желании завязать с выпивкой Киру… когда он проснется. – Этот подлый Кир… – простонал Дейзик, хватаясь за голову. – Держись, Дейз. Считай, что ты на задании во вражеском тылу. – Держусь… – скорчив страдальческую мину, сказал Дейзик Я натянул кепку и потопал к выходу. Самым скверным было то, что я шел на заведомо проигрышное дело. Я чувствовал себя очень неуверенно, а потому нервничал больше обычного. Внутри сидела какая-то заноза, которая шпыняла куда ни попадя – начиная от сердца и кончая печенью и почками. Это чувство было мне знакомо. До боли знакомо, вспомнил я о своем шраме на левом бедре. Когда меня посылали на то задание, я места себе не находил. Даже спать стал плохо. И предчувствие меня не подвело – задание провалил двойной агент. Из нашей группы в составе трех человек в живых остался только я. А по возвращении домой меня почти полгода мыкали сотрудники управления внутренней безопасности. Пока не вычислили истинного виновника провала операции… Бизнес-центр сверкал как пасхальное яйцо от ювелира Фаберже. На него столько нацепили дорого итальянского мрамора, позолоты, хрома, цветного стекла и прочих украшений, что за потраченные на отделку здания деньги можно было построить еще один мини-небоскреб поплоше. Охраны тоже хватало. И не только ведомственной. Неподалеку от центрального входа стояла машина с мигалками, в которой сидели два мента. Каждого из посетителей бизнес-центра они провожали подозрительными профессиональными взглядами. Похоже, Мина после покушения решил подстраховаться. Я не исключал, что и внутри здания могли находиться сотрудники правоохранительных органов. Когда у человека много денег, он может позволить себе такую роскошь – нанимать ментов на шабашку. Я поднял голову и посмотрел вверх. Высоко. По фасаду не забраться. Я ведь не человек-паук. Правда, в былые времена я иногда проделывал такие трюки, но сейчас отяжелел и утратил цепкость. К тому же, у меня не было соответствующего снаряжения. Мотодельтаплан… Посадить крохотную механическую стрекозу на крышу бизнес-центра, по идее, можно. (Если, конечно, хватит длины здания для пробега при посадке). Но очень опасно. Для этого нужно быть летчиком-асом.
Я вспомнил, при каких обстоятельствах познакомился с Каролиной и с невольной теплотой улыбнулся. Тогда, сбежав от преследующих ее бандитов, она бултыхнулась со своим мотодельтапланом в озеро неподалеку от моих поплавков – я как раз удил рыбу. Вот кого бы взять себе в напарники для этой акции… Можно, конечно, использовать и вертолет. Да где его взять? Нужно подумать… А что если рвануть напролом? Попасть каким-то образом внутрь здания, подойти к охране и попросить парней, чтобы они помогли мне встретиться с Чухлаевым. Да, так они тебе и помогут, Иво… Накостыляют по шее и вышвырнут вон. Даже если ты предстанешь перед ними не в одежде бомжа, а в дорогом – "штук" на пять – костюме. Большие люди сейчас принимают только по записи. Так что твоя очередь, дружище, подойдет не раньше чем через год. Если, конечно, босс пожелает тебя лицезреть и выслушать. Я подошел ближе, к ресторану напротив бизнес-центра. Там за рекламными щитами стояли мусорные баки и я мог рыться в них не торопясь и долго, не привлекая к себе особого внимания. Менты не преминули прощупать и меня своими гляделками, но, кроме вполне понятной брезгливости, на их липах ничего не отразилось. Я был для них каждодневной прозой, никем и ничем. Бомжа нет смысла задерживать, сажать, перевоспитывать и лечить. А уж про то, чтобы с него что-то иметь, хотя бы мятый червонец, не нужно было даже мечтать. От баков несло кислыми щами, но я не обращал внимания на запахи, которые никак нельзя было назвать ароматными. Я внимательно наблюдал за бизнес-центром, пытаясь придумать хоть что-то. Но здание казалось мне неприступной цитаделью, и мною постепенно начало овладевать уныние. Наглеть мне не хотелось, – то есть, брать бизнес-центр на абордаж – потому что финал мог быть совершенно непредсказуемым. А унижаться перед быками, которые торчали внутри вестибюля, чтобы они позволили позвонить Мине по внутреннему телефону, мне было противно. К тому же, я был уверен, что вся информация по Чухлаеву в этом здании засекречена. И все равно я не хотел убираться восвояси. Что-то меня удерживало на моем "посту". Можно назвать это предчувствием, большим жизненным опытом, упрямством… – не знаю, как точно охарактеризовать состояние, в котором я пребывал. Я почему-то был уверен – что-то должно случиться. Возможно, не сей момент, а позже – через час, может, через два – но внутренний голос подсказывал, что мне никак нельзя впадать в уныние и нужно запастись терпением. Мне не оставалось ничего другого, как внимательно следить за посетителями бизнес-центра. Их подвозили на машинах к парадному входу, и они важно шествовали внутрь мимо двух парней в униформе баскетбольного роста. По идее, они должны были открывать двери перед приезжими господами и клерками, работающими в бизнесцентре, но за них это делали фотоэлементы и электромоторы. Двери раздвигались сами, едва посетитель становился на красную ковровую дорожку, устилающую гранитные ступени. Ну, прямо тебе "Сезам, откройся". Конечно, крупных шишек я не увидел. Все они попадали в здание через подземный гараж, в который въезжали с соседней улицы. Допустим, я пойду туда и увижу машину Мины. А дальше что? Броситься под колеса его бронированного "мерса"? Вдруг он проявит любопытство и заинтересуется, по какой причине бомж решил остановить его бронированного монстра. Ха-ха! Как бы не так. В лучшем случае меня отметелят телохранители Чухлаева, а в худшем – задавят, как клопа. Не хрен ползать там, где ездят "новые" русские… Был у меня еще один вариант… Я невольно прикоснулся к нагрудному карману пиджака, словно там лежала картонка с номером телефона, которую мне дал Саныч в офисе Дейзика. Я этот номер запомнил сразу. Да, я мог бы позвонить Санычу и договориться о встрече. Если бы не одно "но": я не был до конца уверен, что Саныч – человек Мины… Увлекшись наблюдением, я не заметил появления "конкурентов". И только когда раздалось злобное рычание, я оглянулся и увидел трех разномастных барбосов, возглавляемых маленькой рыжей сукой. Бродячие псы пришли к ресторану подкормиться, и им очень не понравилось, что их опередил.
– Тихо, братва, – сказал я миролюбиво. – Дайте мне еще полчаса, и я слиняю. Удивительно, однако, собаки меня поняли. Немного поворчав, барбосы улеглись чуть поодаль на какие-то картонки и стали терпеливо ждать. Только рыжая собачонка осталась стоять и глядела на меня умными, но какими-то тоскливыми глазами. Наверное, она вспоминала о том, как ей хорошо жилось у хозяина, и какой он оказался сволочью, выгнав ее на улицу. Пока я вел переговоры с бродячими собаками, к парадному входу подкатил шестисотый "мерс". Из него вышли две шикарно одетые девушки. Смеясь и тараторя, они начали подниматься по ступенькам, где их уже ждали приветливые улыбки парней в униформе. Я посмотрел на них – и едва не вскричал от неожиданности. Не может быть!!! Нет, ошибиться я не мог – в бизнес-центр входила Каролина! А рядом с нею, сияя до боли знакомой мне улыбкой, цокала каблучками Лана. Мать твою!.. С ума сойти… Я даже протер глаза – уж не привиделась ли мне эта картина? Но видение не исчезло, а получило более весомое подтверждение своей реальности: уже перед самой дверью Лана обернулась и что-то сказала водителю "мерседеса", который предупредительно открывал своим пассажиркам дверку машины. Все дальнейшее происходило как в дурном сне. На какое-то мгновение я буквально потерял рассудок. Вместо того, чтобы продолжить наблюдение, я сорвался, как безумный, с места и, перебежав улицу, прильнул к витринному стеклу вестибюля. Да, точно, это была моя жена, которая, по идее, должна сейчас находиться за многие сотни километров отсюда. И она любезно беседовала с Ланой. Похоже, дамы были на дружеской ноге. Но то, что я увидел через стекло, вообще сразило меня наповал. Каролина и Лана подошли к личному лифту Чухлаева и преспокойно уехали наверх. Лифт не имел обычной кнопки; он вызывался при помощи специального ключа, который был у Ланы. По-моему, мне просто отказали ноги, и я грудой грязного тряпья осел на мостовую, вымощенную тротуарной плиткой – новым бзиком нуворишей, которые таким образом хотели доказать Европе и всему миру, что и мы не лыком шиты. Меня вернули к действительности чьи-то грубые руки. Я буквально вознесся к небесам, где увидел две грубо отесанные физиономии швейцаров-баскетболистов. – Ты что здесь делаешь, урод!? – спросил один из них. – Пустите… – сказал я, едва ворочая языком. Где-то у меня внутри проснулся кровожадный монстр и начал ворочаться, зевая, потягиваясь и расправляя когтистые лапы. Мне неожиданно захотелось убить этих двух придурков; и не просто убить, а размазать их по тротуару. – Что он там бормочет? – поинтересовался второй. Уж не знаю, как мне удалось совладать с этим неистовым желанием. Я закрыл глаза и промямлил, весь дрожа от страшного напряжения: – Виноват… не повторится… – Брось его, Никита, – сказал первый. – Не то вшей наберемся. Меня не просто бросили, а швырнули, как куль. Я отлетел метра на четыре. Здоровые парни… Я поднялся и бросил взгляд па ментов. Они уже покинули свою железную коробку с мигалками и не очень спеша направлялись в мою сторону. Я развернулся и быстро поковылял по улице, стараясь хромать и горбиться как можно сильнее. Меня не окликнули и не стали задерживать. Все верно – кому охота марать руки? В моей душе царил мрак…
Глава 25
Мне нужно было где-нибудь уединиться. Лучше всего – в безопасном месте. И успокоить нервы хорошей дозой спиртного. У меня было такое чувство, что еще немного – и я съеду с катушек. Каролина! Она в городе и общается с этой прошмандовкой Ланой. Бред… Бред! Такого просто не должно быть. Неужели Каролина каким-то образом замешана в убийстве Баландина? А если так, то почему меня подставили? Она что, таким образом хочет от меня избавиться? Зачем? Одно ее слово – и я собираю чемоданы. Без любви или хотя бы элементарного взаимопонимания и уважения семейная жизнь превращается в фарс, в каждодневный кошмар. Мы жили пусть и не душа в душу, однако и не грызлись как собаки. Скандалы и скандальчики были, не скрою, но больше из-за взрывного характера Каролины. По натуре я в семейной жизни человек мирный. Как диван – где его поставили, там он и стоит. И никаких шорохов, а тем более передвижений. Разве что пыль на себе собирает. Нет, здесь что-то не так. Ситуация возле элементарной логики даже не ночевала. Нужно сначала подхлестнуть мозги, а затем успокоиться. Успокоиться… Успокойся, Иво, черт тебя дери! Распсиховался, как институтка… Ноги сами привели меня в этот подвал. По дороге я купил две бутылки водки, немудреную закуску, бутылку минеральной воды и несколько пластмассовых стаканчиков. Я пришел в гости к бомжам – Антонине и Гоше. Возвращаться в мастерскую Кир Кирыча мне не хотелось. Я знал, что там сразу начнутся расспросы, а мне даже языком не хотелось шевелить на тему, которая достала меня до печенок. "Апартаменты" бомжей находились в подвале старинного четырехэтажного дома, разрушенного взрывом газового баллона. Вернее, была разрушена только одна квартира, но здание с провалившейся крышей стало похожим на седло лихого ковбоя и все пошло трещинами. Уж не знаю, почему дом не снесли или не отреставрировали, – наверное, у городских властей до этого просто руки не дошли или не хватило денег на такие работы – но людей выселили. Аварийное здание было обнесено высоким забором из не строганных досок. Похоже, на месте дома решили что-то построить, если судить по уже начавшим ржаветь рельсам башенного крана, воротам и ведущей к ним дороге, засыпанной щебенкой. Я пролез на огороженную территорию через дыру в заборе. Видимо, ее проделали не шибко закормленные бомжи, а может, местные пацаны, потому что щель была узкой, и я едва не остался без своего маскировочного наряда. Очутившись по другую сторону забора, я критически осмотрел свои лохмотья, которые стали полным рваньем, и с удовлетворением хмыкнул. Теперь я и впрямь выглядел как настоящий босяк. Вход в жилище моих знакомых я разыскал не без труда. Оказалось, что подвал разделен на секции (по числу входных дверей) и в каждой из них жили бездомные. Где обретаются Гоша с Антониной мне подсказал кривобокий хмырь с хитрыми красными глазками. При взгляде на пакет, откуда явственно слышалось позвякивание полных бутылок, у него, как у подопытной собаки известного физиолога Павлова, началось обильное слюноотделение. Сначала он тащился сзади, не отрывая глаз от пакета, а затем предупредительно опередил меня и полез через кучу мусора ко входу в жилище Гоши и Антонитгы. Кривобокий шустро спустился вниз по выщербленным ступеням и сильно постучал в замызганную дверь.Гоша, Гоша-а! – позвал он тонким писклявым голоском; и снова забарабанил в лверь кулаками. -Открывай, к тябе гости. Ответили быстро; это я судил по морщинистой физиономии своего проводника, который явно был удивлен. Шшас я те постучу! Вали отседа, Чвык! Гоша, дак ведь я, это, по просьбе… – Чвык, я тебе всю рожу расцарапаю! – раздался воинственный голос Антонины. – Ну, надоел, ну, надоел.. Здравствуйте, Антонина, – сказал я вежливо, бесцеремонно отодвинув в сторону кривобокого Чвыка. -Это я. Пришел, как договаривались. – Не понял… – Это уже голос Гоши, – Что за дела, Антонина!? Ну-ка, погодь, счас глянем, с кем ты там. стерва, шуры-муры разводишь, когда меня дома нет. Дверь отворилась и на меня воззрилась похмельная физиономия российского Отелло. В правой руке он держал железный прут. – Гоша, ты что, своих не узнаешь? – спросил я с укоризной, изобразив приветливую улыбку. Свои на паперти милостыню просят, мурло. Вали отседа, пока цел! Он воинственно взмахнул прутом. Антонина, ну скажи ему… – проблеял я голосом холощеного евнуха. И беспомощно развел руками. При этом я как бы невзначай потряс пакетом, который тут же отозвался приятным звоном полных бутылок. – Гоша, остынь! – громыхнула появившаяся, как по мановению волшебной палочки, Антонина; она цапнула за шиворот своего Отелло и утащила его куда-то в глубину подвала. Похоже, слух у нее был отменный. Она нарисовалась в дверном проеме примерно через две-три минуты. Все это время хозяева подвальных "апартаментов" пререкались, обзывая друг дружку нехорошими словами. Я терпеливо ждал. Сзади, почти вплотную ко мне, неприкаянно мыкался Чвык. Он с такой собачьей тоской глядел на мой пакет, что мне захотелось немедленно налить ему стопарик. чтобы не слышать над ухом его зловонного дыхания. Ты кто? – спросила гневная Антонина. Она почему-то смотрела не на меня, а на пакет-приманку. Наверное, хотела точно удостовериться, что в нем лежит именно то, чего дружной семейке бомжей всегда так не хватает. Чтобы не разочаровать ее, я без всяких церемоний и объяснений засунул руку в пакет, достал бутылку водки, и сказал слово, состоящее всего из одной буквы: – О! В русском языке это слово-звук имеет столько оттенков, что им можно прокомментировать любое событие. Я уже не говорю о современных телесериалах с их кондовыми диалогами и убогими сюжетами. Если заменить бред, который несут несчастные артисты, буквой "О","то будут получаться шедевры не хуже голливудских. Для полноты картины – так сказать, чтобы усилить художественное воздействие на зрителя до полного беспредела и обогнать Америку (мечта!) – можно добавить к этому супермини-словарю еще несколько русских выражений – "а-а.,.", "ну?", "бля!", "клево" и (в постельных сценах) английское – "нес, нес, иес!" (это для того, чтобы лишний раз подтвердить, что мы являемся неотъемлемой частью цивилизованного О-о-о… – с вожделением простонала в ответ Антонина и наконец посмотрела мне в лицо. – Петруха! -возопила она почти в экстазе. – Гоша, это Петруха! А, Петро… – сказал недовольным голосом Гоша, посмотрев на меня искоса одним оком. – Ну… входи… Ты чего здесь толчешься!? – прикрикнул он на Антонину. – Мы сами тут разберемся. Слегка пригнувшись, чтобы не набить шишку, я последовал за Гошей внутрь пристанища бомжей. Дслей за мной тихонько потянулся и Чвык, стараясь быть незаметным. Но недремлющий глаз разозленного Гоши в этот момент мог рассмотреть даже вшу на кончике булавки. Чвык! – рявкнул ржавым пропитым голосом Гоша. – Тебя кто звал?
Ну,это, я как все… А ежели как все, то канай отсюда, кишкомот! Пош-шел!.. Гоша с неожиданным проворством пнул Чвыка под зад ногой. Бродют тут.., всякие… – бубнил он, топая впереди по длинному узкому коридору, похожему и по запахам, и по освещению на прямую кишку. Думаю, что под "всякими" он подразумевал не только горемычного Чвыка, но и меня. Я благоразумно помалкивал и все свое внимание обратил на дорогу. Гоша освещал нам путь маломощным фонариком, и я практически не видел, куда ступают мои ноги. Мне повезло – я добрался туда, куда нужно, без падений, увечий и переломов, хотя несколько раз и спотыкался, а однажды едва не угодил в какой-то провал, откуда слышалось журчание воды. Жилище Антонины и Гоши оказалось на удивление просторным и светлым. Наверное, когда-то здесь была дворницкая, а может, прачечная или – уже в наши времена – бойлерная. Как бы там ни было, но места в этом отделении подвала хватало на десятерых. Свет в жилище бомжей проникал через прямоугольной отверстие в потолке подвала, закрытое старыми стекленными рамами и укрепленное арматурной сеткой – от проникновения нехороших людишек. Наверное, в старые времена здесь стоял небольшой лифт – скорее, подъемник – для хозяйственных нужд, Самое интересное: помещение было обставлено как настоящая гостиная – скорее всего стараниями и под руководством Антонины. Бомжи притащили сюда старинный секретер с подпаленными боками (наверное, с какого-нибудь пожариша), диван без спинки и ножек (он стоял на кирпичах), несколько видавших виды грубых кресел и стульев (явно казенных, из присутственных мест), раздвижной стол – детище первых пятилеток, тумбочку, исполняющую роль чайного столика, дореволюционную швейную машинку "Зингер" без привода и разных колесиков, старый телевизор "Электрон", который ничего не показывал, так как в подвале не было электричества, и большой кованый канделябр работы английских мастеров – раритетная и ценная вещь для людей с понятием. Как попала музейная реликвия в наш город, а затем и в берлогу бомжей, – уму непостижимо. Что касается Гоши и Антонины, то вряд ли они обладали утонченным вкусом или большими познаниями по части антиквариата. Скорее всего, бомжи умыкнули раритет по пьянке, у какого-нибудь дружка, собирателя металлолома, для вполне прозаической и прагматичной цели – чтобы осветить свое жилище. Кованые цветы, листья и разнообразные завитушки канделябра были сплошь закапаны стеарином, так как свечи ставились не в предназначенные для них гнезда, а куда ни попадя, лишь бы не высоко. Вот, – сказал я, водружая свою ношу посреди стола. – Пришел вас навестить. Оно конечно… ежели так… – Гоша критическим взглядом оценил пакет и немного потеплел. – Садись, отдыхай. Антонина сама… Я выбрал кресло. Оно было жестким, но удобным. Наверное, когда-то в кресле сиживал мелкий чиновник, канцелярская крыса, которому по штату не полагалось мягкое место. Кресло было монументальным и настолько прочно сработанным, что даже не скрипнуло подо мной, несмотря на свой весьма преклонный возраст. Да, были и у нас мастера… Антонину не нужно было подгонять. Она моталась вокруг стола как заводная, расставляя бутылки с водкой и минералкой, белые пластиковые стаканчики и нарезая хлеб и корейку. Спустя пять-шесть минут мы уже причащались водкой и закусывали маринованными огурцами. На этот раз я пил наравне со всеми. Мне хотелось забыться, выбросить из головы все мысли о своих невзгодах. Забыться хотя бы на час или на два, У мужиков это называется расслабиться. Я и расслаблялся… После первой бутылки я перестал ощущать и неприятные запахи, витающие в подвальном помещении, и некоторую неловкость в общении с людьми, которые (пусть и волею судеб) по положению в обществе стояли гораздо ниже меня. Мне было на все наплевать. Есть такая болезнь НАПЛЕВИЗМ, не значащаяся в медицинских справочниках, когда человеку вдруг становится все до лампочки, Так было и со мной. Меня загнали в угол, навесив несколько убийств, и вдобавок отобрав у меня самое главное – веру в человека, которого я считал другом.
А как иначе? Хорошая жена – это в первую голову друг. При всем том, я верил Каролине и думал, что в трудную минуту всегда могу на нее рассчитывать. И вдруг такой облом… Мне казалось, что в моей душе потоптался табун лошадей, изгваздав ее экскрементами. Тоска… Меня что-то спрашивали, я механически отвечал, стараясь держаться в образе, но мыслями я был очень далеко от этого зловонного подвала. Мне представлялось, что я снова на своем "острове" в лесах, сижу у берега озера с удочкой в руке, а рядом неторопливо дымит трубкой мой друг-приятель дед Зосима. Вокруг тишина и полная благодать, тихая волна шаловливо щекочет мои босые ноги, над горизонтом медленно поднимается утренняя заря, прокладывая по воде золотисто-розовую дорожку – наверное, в вечность. Эх! Хорошо было… Год, который я прожил в лесах, стал, как я теперь понял, самым счастливым в моей жизни. Я безнадежно вздохнул и посмотрел на изрядно потемневший проем в потолке. День постепенно катился к вечеру.
Глава 26
Так получилось, что я совсем неожиданно уснул. Дал денег Антонине на еще одну бутылку водки, прилег на диван, чтобы скоротать время в размышлениях – и забылся мертвым сном. Разбудил меня Гоша. Пошатываясь и спотыкаясь о мебель, он ходил туда-сюда и неприязненно бубнил: Пришел… улегся… Как дома. Я приоткрыл глаза и посмотрел на него из-под век. В подвале было достаточно светло – на крюке, закрепленном в потолке, висел зажженный фонарь "Летучая мышь" – и я рассмотрел все, что хотел. Убрать со стола никто и не подумал. Антонина спала на импровизированном ложе из картонных яшиков, прикрытых каким-то тряпьем. В канделябре горела только одна свеча; присмотревшись, я наконец увидел то, что не замечал раньше – старинный осветительный прибор стоял перед дешевой бумажной иконой. Интересно, подумал я вяло, кто из них верующий – Антонина или Гоша? Скорее всего, решил я после некоторого раздумья, никто. Иконка – дань моде, поразившей страну от самых верхов до нижайших низов. Иногда я просто ухохатываюсь, наблюдая, как бывший партбосс (а ныне большой демократ), прежде ревностный гонитель христианской веры, истово крестится и бьет поклоны в той самой церкви, которую он не успел закрыть или снести с лица земли, У него просто руки до нее не дошли. Это каким же нужно быть бесстыдным, чтобы прийти в храм со своей грязной ублюдочной душонкой к тому, кто проповедовал человеколюбие, порядочность и честность в мыслях и поступках; за что, кстати, его и распяли – такие же оборотни, как и наш партайгеноссе. – Тошка! – позвал Гоша свою сожительницу. – Слышь, Антонина! Да проснись ты, лахудра!!! – Мр-р-р… – раздалось ему в ответ. – Вот зараза… – Гоша подошел к Антонине и пнул ее ногой. – Подними свой зад и выслушай меня. – Отстань, – буркнула Антонина, накрываясь с головой.– Нет, ты встанешь, встанешь! Гоша схватил веник – вернее, то, что от него осталось – и начал колошматить Антонину. Она проснулась и некоторое время ничего не могла понять. – Твоему Петрухе тут неча делать! – воинственно заявил Гоша, быстро спрятав веник за спину. Он такой же мой, как и твой… Антонина кряхтя встала, подошла к питьевому баку и жадно выпила полный ковшик вместимостью никак не меньше литра. Ты чевой тут разоряешься!? – гневно спросила она Гошу, плеснув себе в лицо водой из ковшика. – Ляг и спи. А где мне спать? Вона, посмотри… – Гоша зло ткнул пальцем в мою сторону. – Раскинулси, как барин. Ложись на мое место, – примирительно сказала Антонина. Ей явно не хотелось ссориться с денежным мешком в лице бомжа Петрухи. Еше чего! – Гоша взвился, как ужаленный. – Ишь, раскудахталась. Ложись… на мое место… -перекривил он свою подругу. – Приходют тут разные… паразиты, покоя нету. Буди его! Сам буди, – огрызнулась Антонина. Она подошла к столу и, слив с водочных бутылок остатки, врастяжку выпила, словно в стаканчике было не каких-то там несколько капель, а как минимум сто грамм. И разбужу! – продолжал духариться Гоша. – Прутом по кумполу. Нужно было вставать, чтобы примирить шебутную семейку. Тем более, что спиртное и короткий отдых очистили мозги до полной прозрачности и в них начали созревать толковые мысли. – Ну, я пошел, – сказал я, бодро вскочив на ноги. – Спасибочки за компанию. Мне пора. – А может, останешься?.. – с надеждой спросила Антонина, облизываясь, как кошка, которая заслышала запах валерианы. Наверное, она рассчитывала на продолжение застолья. Но я вынужден был ее разочаровать. – Не могу. Некогда. Как-нибудь в другой раз… Я покосился на безмолвного Гошу – и едва не рассмеялся. Ревнивец вмиг позабыл про свои претензии ко мне и смотрел на меня с подобострастной улыбкой. Судя по всему, он тоже смекнул, что вытолкать меня взашей никогда не поздно, а в кои веки еще им может обломиться такая лафа. Но у меня уже были другие планы, и н без сожаления покинул обитель бомжей, пообещав навестить их еще когда-нибудь. Думаю, что ни Антонина, ни Гоша мне не поверили. И я знал, почему. Я был, как предполагали эти отверженные, таким же, как и они, а у бомжа бывает загад только на один день. Впрочем, и обычный, вполне обеспеченный, гражданин вряд ли возьмет на себя смелость утверждать, что он может как-то влиять на продолжительность своей жизни. Просто нижняя ступенька лестницы, ведущей на тот свет (а именно на пей обретались бомжи), гораздо короче и хлипче тех ступеней, что находятся наверху… Я решил поговорить с Каролиной напрямую. Зачем строить разные версии, переживать, мучиться в догадках и предположениях, если можно, глядя друг другу в глаза, за несколько минут решить массу проблем и покончить с неопределенностью. Я был совершенно спокоен и какой-то заледеневший. Так уж получилось, что именно в подвале среди бомжей я вдруг стал прежним Иво – беспощадным, решительным и хладнокровным как кобра, которая вышла на ночную охоту. На город опустилась ночь. Электронные часы на мэрии, мимо которой я шел домой, бегущей строкой показывали двенадцатый час. В моем доме светились окна лишь нескольких квартир, в том числе и той, в которой жил когда-то и я. Когда-то жил… Черт побери! Язык сам повернул не в ту сторону. Это же надо – я не был дома всего ничего, а кажется, что отсутствовал как минимум год. Я опять подошел к дому окольным путем – через арку. И снова я сразу же вычислил чужую машину, теперь уже прозаические "жигули" шестой модели, которые скромно приткнулись под боком у здоровенного "джипа".
Наверное, те, кто в ней сидел, думали, что таким образом они здорово замаскировались. Я только мысленно рассмеялся от такой наивности. Увы, на этот раз в салоне "жигулей" курящих не оказалось, поэтому я не смог определить, насколько верны мои предположения насчет сотрудников наружного наблюдения, поджидающих кровожадного маньяка Иво Арсеньева, на совести которого три загубленные души. Впрочем, нельзя было исключать вариант, что я или ошибаюсь насчет наружки, или топтуны покинули салон машины, чтобы немного размяться. Такая мысль появилась у меня после получасового сидения в засаде под аркой. Ни одна подозрительная тень не мелькнула вблизи моего дома; даже псы и кошки гуляли в других местах. Чего я жду? Этот вопрос еще формулировался в голове, а я уже покинул убежище и направился к своему подъезду. Демонстративно прихрамывая и горбясь, я в конце концов дотащился до "жигулей" и нагло заглянул в салон, благо стекло со стороны водителя было опушено. Какие проблемы? Я ведь бомж, а отверженным все можно, им все по барабану. То, что я там увидел, повергло меня в состояние, близкое к шоковому. А ведь я был настроен самым решительным образом и приготовился к любым неожиданностям. К любым, но только не таким; молодой парень, сидевший на месте водителя, был убит выстрелом в голову! Я просто офигел. На меня напал временный столбняк; я стоял возле "жигулей" нелепым огородным пугалом, у которого вместо мозгов солома. Бежать! Бежать отсюда немедленно! Эта мысль была первой после того, как я пришел в себя. Если меня схватят возле "жигулей", то менты и этот труп прицепят мне за компанию – паровозом. Есть у них такая метода повышении показателя раскрываемости преступлений. Но тут же вслед за первой мыслью пришла другая: что все это значит? С какой стати убили этого человека и кто он? Я не стал долго гадать. Стараясь нигде не оставить отпечатки своих пальцев, я решительно и быстро обыскал мертвеца и обнаружил пистолет в наплечной кобуре, а также удостоверение сотрудника милиции на имя лейтенанта Павлышева – в нагрудном кармане пиджака. Картина начала проясняться. Все-таки угрозыск вышел на мой след. Как? Вопрос одновременно простой и сложный. В том, что наружка была нацелена на меня, сомнений практически не оставалось. Скорее всего, фактаж оперативникам подкинули сразу же после убийства Илоны Лисе. Это несомненно. А раз так, значит убитый лейтенант еще одно звено якорной цепи, привязанной к моим ногам – чтобы я как можно быстрее пошел на дно. И похоже, этот несчастный пацан только цветочки… Едва я об этом подумал, как почувствовал, что меня тут же залихорадило. Каролина!!! Уже совсем ничего не соображая, я рванулся, как разъяренный бык, к подъезду, открыл цифровой замок входной двери и забежал в подъезд. Лифт почему-то не отзывался и я, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки, помчался наверх, к своей квартире. Одна мысль билась в моей мгновенно опустевшей голове – Каролина, Каро, милая, любимая, жива ли ты еще!? Мои самые мрачные предположения начали сбываться, едва я увидел, что дверь квартиры слегка приоткрыта. Опять знакомый почерк… Когда я вошел квартиру, то был похож на обнаженный нерв. Теперь я мог, не задумываясь, убить любого, кто встанет на моем пути. Мне даже показалось, что я начал постепенно сходить с ума. От былого хладнокровия и взвешенности не осталось и следа, и я лез в возможную западню как щенок лайки, который ни разу не охотился на крупную опасную дичь. В квартире все было перевернуто вверх дном. Создавалось впечатление, что здесь или дрались, или производили обыск.
Тот, кто это сделал, мог не опасаться, что его услышат – звукоизоляции в нашем с Каролиной жилише была отменной. Думаю, что даже пистолетный выстрел долетел бы до ушей соседей как тихий хлопок, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского. Я не стал задерживаться в гостиной, а сразу же направился в спальню Каролины. Ноги сами понесли меня туда, несмотря на то, что все мое естество яростно этому противилось. Я боялся. Я очень боялся увидеть ее мертвой. Это было странно. В своей непутевой жизни спецназовца и диверсанта я видел много смертей. Я и сам не раз и не два мог отправиться в заоблачные выси дожидаться нового воплощения на земле. Но все эти моменты были всего лишь работой – тяжелой, опасной, нудной, но необходимой. По крайней мере, так говорили отцы-командиры. Ажмурики были результатом моего "труда" – ну, например, как выточенные токарем втулки или валы. Всего лишь. В общем – проза жизни. Привычная, обыденная, не вызывающая особых эмоций. Врач-хирург просто не имеет права сопереживать оперируемому пациенту. Иначе дрогнет рука и скальпель отрежет не то, что нужно. Мои ожидания оправдались – труп присутствовал. Присутствовал во всей своей мрачной неприглядности и ненужности. И впрямь, в этой уютной бело-розовой спальне с большими зеркалами в позолоченных рамах и хрустальными светильниками мертвец был совершенно не к месту. Эдакое чужеродное тело, безобразная раковая опухоль на лице прелестной девушки. С порога спальни я видел лишь кровь на белых простынях и ноги; остальные части тела утонули в пуховых подушках – Каролина просто обожала мягко спать. Наверное, у дочери профессионального военного, особо не избалованной родителями, этот бзик приключился после наших совместных приключений в лесах, когда ей приходилось коротать прохладные ночи на голой земле. Застыв, как вкопанный, я не мог оторвать взгляд от ног трупа. Ну точно как извращенец, увидевший свой фетиш. Для аккуратных ножек Каролины они были чересчур волосатыми. И размера на четыре больше. Это как минимум. Все верно – в нашей супружеской постели лежал мужик. В моей бестолковке даже мелькнула совершенно сумасшедшая мысль: а не я ли этот жмурик? Нет, так точно можно сбрендить… С усилием оторвав ноги от пола, я подошел к кровати. И глазам своим не поверил – на подушках лежал Карантин! Да, да, это был он, настоящий или подставной хозяин "Латинского квартала" Шиманский Гелий Маркленович. Вернее, это был не Шиманский-Карантин. а всего лишь его бренная оболочка. Смрадный дух Карантина вместе с гнилой душонкой уже портил атмосферу в потустороннем мире. И тут я вдруг успокоился. В моей голове что-то щелкнуло, и она заработала как должно. Я сразу сообразил, что на этот раз о прямой подставе (чтобы менты взяли меня на месте преступления) речь не шла. Ведь никто не мог даже предположить, что я сегодня приду домой, притом сразу после убийства. То, что трагические события в моей квартире закончились совсем недавно, я определил, прикоснувшись к руке Карантина – она была еще теплой. Да и кровь на паркетном полу лишь потемнела, но еще не стала густой. Однако "картину" все же кто-то поставил. Шиманский был только в одних трусах, а его вещи – костюм и рубашка – аккуратно висели на спинке стула, выполненного в стиле "ампир" (очередное увлечение Каролины). По замыслу "постановщика", Карантин должен был играть роль любовника жены убийцы-маньяка Иво Арсеньева, который внезапно нагрянул в самый интересный момент и вогнал в него две пули – одну в грудь, а вторую (для страховки) – в голову. Контрольный выстрел – так это называется на языке профессионалов, Обычно подобные веши совершаются в автоматическом режиме – бессознательно. Так нас учили, чтобы не было проколов. Ведь попадание в область сердца не дает полной гарантии, что человек умрет окончательно и бесповоротно.
Похоже, кто-то уже знал о моей воинской профессии, Пусть и не все, но вполне достаточно для дискредитации меня как добропорядочного и законопослушного гражданина. А если учесть шлейф из трупов, который тянется за мной… Я поискал глазами орудие убийства и, конечно же, нашел – возле туалетного столика лежал наш примитивный "Макаров". Ясное дело, для постановки мизансцены убийства из ревности по-настоящему классное дорогое оружие пожалели. Жлобы… Несомненно, "Макаров" был первозданно чист, без единого жирового пятнышка. Вот только как объяснить следствию, что на рукоятке пистолета нет моих отпечатков? Чего проще, я ведь профессионал. А профи -очень предусмотрительные люди. Ладно, все это так, но где же Каролина? Она что, тоже принимала участие в этом "милом" розыгрыше? Очень сомнительно. Так круто замараться моя бизнес-леди просто не могла себе позволить. Хорошая деловая репутация не терпит никаких скандалов. А уж труп в собственной квартире, тем более любовника, -это чересчур. Даже если его грохнул ревнивый муж. Нехорошие предчувствия выросли в моей голове до размера снежного кома, который мчался с горы, чтобы превратиться в лавину. Каролина! Что с ней, где она? Оставив покойника нежиться на пуховых подушках, я с лихорадочной поспешностью начал обследовать все комнаты квартиры. Увы, Каролины нигде не было. Это обстоятельство немного меня успокоило. Скорее всего, подумал я, ее похитили. Но кто и с какой целью? Вот задача… Подтверждение своим умозаключениям я отыскал в гостиной, у двери, которая вела в прихожую. На полу чтото блеснуло, а когда я нагнулся, то увидел несколько звеньев золотой цепочки. Теперь все стало на свои места. Я узнал цепочку, потому что лично дарил ее Каролине на Рождество вместе со старинным золотым кулоном, который по моей просьбе выцыганили у какого-то коллекционера мои друзьяхудожники. Она носила его, почти никогда не снимая. Каролина сопротивлялась, притом отчаянно. Уж я-то ее знаю. У меня совсем не было сомнений в том, что сейчас похитители ходят с расцарапанными до крови рожами. Каролина была быстра, как мангуст, и не подевичьи сильна. Они похитили Каролину!!! ' Хозяин… Хозяин! Скорее всего, это дело рук его приспешников. Он по-прежнему опережает меня на шаг. Умная тварь. Ну, сука, доберусь я до тебя! Не дай тебе Бог, сволочь мафиозная, хоть как-то обидеть мою Каро. Разорву на мелкие кусочки, голыми руками, – медленно, с садистским удовольствием… Но почему Хозяин решил избавиться от Шиманского? Ведь Карантин был, судя по всему, его ближайшим (или одним из ближайших) помощником. А все очень просто. И крайне жестоко. Узнав о моей неудавшейся попытке похищения Шиманского, Хозяин понял, что в следующий раз я не оплошаю. Тем более, что у него уже были на меня соответствующие материалы, подтверждающие мой профессионализм в таких делах. Карантин слишком много знал. В том числе и фамилию Хозяина, и его коварные замыслы. По крайней мере не все, а хотя бы их часть. Кто мог дать гарантию, что он не расколется, когда попадется в мои руки? Верно – никто. И опять Хозяин убил двух зайцев одним ударом – избавился от длинного языка и повесил на мою шею еще несколько трупов. При всем том, я даже начал испытывать к нему некоторое уважение. Этот Хозяин по части интриг мог дать фору даже моему бывшему шефу Дракону. У меня все больше и больше зрело убеждение, что Хозяин имеет какое-то отношение к военной элите -разведке или контрразведке. Так лихо, умело и беспринципно шарашить налево и направо всех, кто путается под ногами, мог лишь человек со специфическим складом ума, немало повидавший на своем веку всяких гадостей. Неужто коллега? Трудно сказать, но похоже. Ведь узнать о моей воинской "специальности" мог только человек военный, притом вхожий в высокие сферы.
Конечно, всю мою подноготную он узнать не мог. Своими секретами ГРУ на рынке не торгует. Но человеку толковому достаточно и нескольких скупых строчек в моем личном деле, предназначенном для общего пользования, чтобы составить представление о том, какой фрукт нечаянно угодил в орбиту деятельности Хозяина. Допустим, с Хозяином кое-что начало проясняться. А как насчет Каролины? Какого дьявола она припылила из командировки раньше времени? И что это у нее за шуры-муры с этой сучкой Ланой? Ведь они вели себя так, словно были закадычными подружками. Дальше – еще хуже и темнее. Почему Каролина и Лана поднялись в офис Чухлаева? Насколько я знал, с Миной у моей жены не было никаких дел. Право слово – международный заговор… He в силах справиться с напором мыслей, я поступил, как ребенок, – выбросил их из головы, переключившись на другое. Я запер входную дверь и начал собирать нужные мне вещи, совершенно не беспокоясь о том, что меня могут схватить. И уж тем более мне было наплевать на труп в спальне. Я набил шмотками полную сумку. Несмотря на разгром, учиненный похитителями, из квартиры ничего не пропало. Не был вскрыт и сейф, в чем я убедился, набрав на диске нужную комбинацию цифр. В сейфе лежали в основном деловые бумаги Каролины и ее украшения; но там были и деньги – около десяти тысяч евро и долларов – в совокупности. Наличка мне была нужна, поэтому я взял валюту, не раздумывая. Собравшись, я подошел к телефону, набрал номер дежурной части городского управления милиции и сообщил, что в таком-то доме, на такой-то улице, в квартире номер… совершено убийство. Мне вовсе не хотелось, чтобы тело Карантина разложилось и мерзкий трупный запах пропитал всю обстановку и стены квартиры. Также я предупредил, что взламывать ничего не нужно – ремонтируй потом… – так как квартира не заперта. Назвал я и код цифрового замка на двери парадного. – Кто говорит!? – последовал вполне закономерный вопрос дежурного по управлению. – Джек Потрошитель, – ответил я грубо и положил трубку. То, что мой голос будет записан, меня не волновало. Это обстоятельство даже играло мне на руку. Ведь по идее, убийца не может поступить так, как поступил я. Чистая психология, хрестоматийный вариант. Впрочем, сие положение не относится к маньякам… Сумка была тяжелой, и я решил спуститься вниз на лифте. Когда я к нему подошел, мне стало понятно, почему он не вызывался – дверь лифта заклинил еще один труп. Это был мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Его убили ударом ножа в сердце. Пиджак мужчины был распахнут, а под ним я заметил точно такую же наплечную кобуру, как у лейтенанта Павлышева, почившего вечным сном на сидении "жигулей". Я не стал смотреть на его документы. Все и так было ясно – в лифте лежал напарник лейтенанта, скорее всего, старший по званию и имеющий большой опыт в сыскном деле. Наверное, ему показались подозрительными люди, которые вошли в подъезд, и он немедленно последовал за ними. Но и этот опытный оперативник не ожидал, что с ним разберутся так быстро, жестоко и эффективно; он даже не успел обнажить ствол. Убийца ударил его ножом едва открылась дверь лифта. Разве может кто-нибудь знать, в каком обличье к нему придет смерть?.. Я не стал мудрить с транспортом, а поступил просто – сел в троллейбус. Свой маскировочный наряд я снял еше в квартире, и теперь выглядел как обычный гражданин, возвращающийся из командировки… или еще откуда-нибудь. Несмотря на поздний час, пассажиры в троллейбусе были – в основном молодежь. На меня никто не обратил особого внимания, тем более что я устроился на задней площадке. Когда троллейбус повернул на улицу, которая вела к дому, где проживал Кир Кирыч, мимо него, навстречу, промчались две милицейские машины с мигалками. На разбор шапок, подумал я с невольной горечью. Мне было чисто по-человечески жалко оперативников, погибших от руки какой-то мафиозной сволочи. Мир вам и покой, парни. Вы честно несли службу, и, надеюсь. ТАМ это вам зачтется…
Последние комментарии
3 часов 25 минут назад
3 часов 45 минут назад
4 часов 11 минут назад
4 часов 15 минут назад
13 часов 45 минут назад
13 часов 49 минут назад