«Смотри мне в глаза!..» [Анатолий Георгиевич Алексин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анатолий Алексин «Смотри мне в глаза!..»

Рассказ
Примерно в семь или восемь лет после своего рождения он стал задумываться о том, что его ждет после смерти. Он не желал уйти из жизни так, словно никогда в ней не присутствовал. Оставить после себя громкую память сделалось его заветной мечтой. Но каким образом это осуществить?

Он решил постоянно что-нибудь воздвигать, строить.

И начал с песочных замков на пляже, возле реки. То была первая тренировка… Взрослые купальщики восхищались игрушечными дворцами так, будто собирались в них жить.

По нраву своему он был предводителем, — и сверстники в школе прозвали его Боссом, едва это слово вошло в моду. Классная руководительница, у которой он отнимал некоторую долю её, и без того ограниченного, «владычества», не без упрека спросила: «Ты задумал стать подлинным Боссом?». К тому же, его имя Борис и краткое Босс чуть-чуть напоминали друг друга. Со временем имя для приятелей как-то стёрлось, а прозвище, властно состоящее всего из четырех букв, осталось. Босс командовал и когда играли в футбол и когда смывались с уроков…

Боссом его продолжали величать и в последующей, взрослой, жизни. Но это было уже не его прозвищем, а его чином.


Как говорится, «прошли годы», которые на самом деле не проходят, а проносятся, пролетают. И наступила пора, когда у него образовалось безмерное количество «личного»: уже не песочные, а каменные дома и в городе и за городом; личный «Концерн»; личная советница, личный врач, личные адвокат и юрист-«теоретик»; личные секретарши, личные шофера… Всё это не считалось, а было его собственностью. При том, что именно масштаб собственности определял масштаб бизнесмена, коим он прочно являлся.

Из всех «личных» Босса особенно выделялась советница, грезившая выйти за него замуж. Он и сам обдумывал такой вариант, но, как истинный бизнесмен, не принимал второпях окончательных и важных решений. Что советницу огорчало… Тем более, что сама она, дабы упростить ситуацию, с мужем своим развелась. Она не откладывала своей женской судьбы в дальний ящик, предпочитая ему ближний ЗАГС. Предлагать и Боссу порасторопней разлучиться с явно затянувшимся холостяцким бытием советница себе не советовала… Но активней, изобретательней сосредоточиться на главном, ей казалось, совете — как увеличить финансовый капитал- она почитала своим долгом. Однако Босс, итак уже слывший более чем состоятельным, неожиданно для нее сообщил:

— Меня завлекают не сами купюры, а процесс и неординарность их накопления. — Он продолжал философствовать: — Композитор рожден ради создания музыки, художник — ради своих полотен, а я — ради денег. С той разницей, что они преподносят музыку и картины поклонникам искусства, а я преподносил деньги в основном самому себе. — Сказуемое о деньгах он произнес в прошедшем времени. И советница поняла, что её фантазия и находчивость должны в значительной степени изменить свой курс.

Вообще-то Босс с детства упорно не желал быть похожим на «всех». И даже на «многих» или «некоторых». Ныне же он, догадалась она, не хотел быть и таким, как «очень немногие», имея в виду своих, более чем разбогатевших, «коллег».

Непохожесть, индивидуальность всё упорней становились его лицом.

Говорил Босс тихо, чтобы в голос его надо было вслушиваться. И все подчиненные, прежде всего советница, привыкли четко улавливать и учитывать каждое его, внешне не очень четкое, слово. Потому сверх впечатляюще звучало для них редкое, но и неколебимое требование: «Смотри мне в глаза!». Оно раздавалось, если иной позволял себе быть не вполне искренним или если докладывал обстановку замысловато, пытаясь о чем-либо умолчать, а что-либо преукрасить. Того и другого Босс категорически не терпел. Иногда он прощал ошибки и срывы, но лжи — никогда.

Поэтому советница ни разу столку его не сбивала. И ежели смотрела ему в глаза, то исключительно по собственному желанию.

Она чаще всех заходила к нему в кабинет, — как правило, по делам, но порою и вроде по ним.

Конечно, его спортивно-богатырская внешность и деловые победы усердно подталкивали, по мнению советницы, и к победам любовным. Он, бесспорно, боялась она, мог бы стать Дон-Жуаном. И делала всё возможное, чтобы на это у него не хватало времени.


А он сильней и преданнее всего любил не финансовые потоки и не женщин, а свою маму. Нельзя сказать, что сильнее всех на свете он любил и своего папу, поскольку ни разу в жизни его не видел.

Мама была фармацевтом.

— Учти, что здоровье очень обидчиво. И за пренебрежения к себе оно мстит, — предупреждала мама.

Усвоив это, Босс начинал каждое утро — а просыпался он рано — с плаванья. Плавал в любую погоду, но не допускал, чтобы его называли «моржом»: человек, согласно его взглядам, не должен превращаться в животное. Вообще к сравнениям и придуманным «определениям» он относился придирчиво. После купания уверенным бегом преодолевал километры…

Мама с