Требуется король [Петроний Гай Аматуни] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Петроний Гай Аматуни Требуется король
ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой обязательно что-нибудь происходит
У меня сегодня непутевый день: то и дело присаживаюсь к столу, а не придумаю ни слова. Вот уж и вечер, а толку никакого. Хорош писатель, нечего сказать! И все оттого, что я никогда не сочиняю небылиц, а привык рассказывать лишь о том, что видел сам либо услышал от людей, заслуживающих доверия. Закуриваю от огорчения и пускаю по столу густую завесу табачного дыма. Вдруг кто-то как зачихает, как закашляет, и из-за высокой круглой пепельницы выходит… таракан с длиннющими усами и покачивается, словно лодочка. Тут я его, голубчика, и накрыл ладошкой. — А, — говорю, — попался! Будешь знать, как подслушивать да подсматривать!.. Таракан долго вздрагивал от кашля, наконец пришел в себя немного и сипло проговорил: — Я вовсе не собирался шпионить… кхе-кхе!.. У меня к вам серьезное дело, Петроний Гай. А вы… Признаюсь, такого приема я не ожидал… кхе-кхе! Что за причуда — курение? Если вам это нравится, оставляйте дым в себе и не отравляйте окружающих… — А кто ты такой, что смеешь мне указывать? — Меня зовут Блаттелла, — представился таракан. — Я заведую Справочным бюро Восемью Восемь. — Это еще что за штука? — Как?! — удивился таракан. — Вы не знаете? Тут мне стало неудобно, и я, хлопнув себя по лбу, воскликнул: — Ну как же!.. За кого вы меня принимаете? Разумеется, я знаю, что такое Семью Семь… — …Восемью Восемь, — поправил Блаттелла и продолжал окрепшим голосом: — Осмелюсь довести до вашего сведения, что тараканы водятся на Земле более трехсот миллионов лет; нас насчитывается две тысячи пятьсот видов. Мы вездесущи, храбры и настойчивы. Тольк о Дед Мороз побеждает нас! — Насчет вездесущности это вы верно заметили, — согласился я и слегка отогнул ладонь, чтобы дать собеседнику глотнуть свежего воздуха. — От вас невозможно избавиться. — Не потому ли, — с горечью возразил Блаттелла, — медики буквально стирают нас в порошок, используя его как целебное средство от водянки? Начиняют пилюли для лечения больных коклюшем и еще — до чего дошло! — изготовляют мазь против бородавок и чиряков… Ужас!!! — Что поделаешь, — смущенно пробормотал я, — надо же заботиться о больных людях. — Но не за счет тараканов! — возмущенно воскликнул Блаттелла. — Наше счастье, что мы почти неуловимы — иначе всех нас растащили бы по аптекам. — У вас, милейший Блаттелла, кажется, имеется ко мне просьба? — напомнил я, не желая продолжать неприятный разговор. — Видите ли, — после небольшого раздумья решился Блаттелла, — я написал статью о возможности использования тараканов при отборе кандидатов в детские спортивные школы… — Забавно! — Ничуть. Ведь на этих экзаменах особое значение придается ловкости и сноровке детей, не так ли? — Несомненно. — А я утверждаю: если испытуемый сумеет за неделю поймать трех тараканов (разумеется, не причинив им телесных повреждений), такого молодца можно рекомендовать хоть в космонавты. — Гм… — Но я впервые взялся за перо и потому не обольщаюсь… Прошу вас внести в мою статью возможные стилистические поправки, не вторгаясь, однако, в научную суть моих рассуждений… — Понятно, — кивнул я. — К тому же я знаком с главным редактором одного журнала и смогу замолвить за вас словечко. — Ни в коем случае! — обиделся Блаттелла. — Я прошу лишь небольшой творческой помощи. В конце концов, я смогу пригрозить редактору, что, если он не опубликует мою статью, тараканы не дадут ему житья. — Хитрец! — восхитился я. — Вот бы и мне такой убедительный довод!.. Но, Блаттелла… — Слушаю вас. — И у меня есть просьба. — Ко мне?! — Да. Услуга за услугу… Я, знаете ли, тоже пописываю. Но, не в пример вам, далек от науки. — Это чувствуется, — подтвердил Блаттелла, — иначе вы не курили бы. — Мне больше нравятся сказки… — Когда вы пишете, — прервал Блаттелла, — я иногда нахожусь неподалеку и невольно читаю… — Даже так! Что же вы скажете о моих произведениях? — Я не критик, — замялся Блаттелла. — И все же одно несомненно: вы мало знаете нашу жизнь, а отсутствие тараканьей темы обедняет творчество любого писателя! — Понимаю вас. Но если другие наполняют сказки вымыслами, то я пишу только о том, что знаю. Жизнь тараканов для меня — тайна. — Заметил и оценил, — одобрительно произнес Блаттелла. — Более того, вы еще и лишены чувства юмора. Вот почему я доверяю вам свою серьезную статью. Так какая у вас ко мне просьба, уважаемый? Не стесняйтесь. — Да вот, Блаттелла, сегодня у меня непутевый день: как видите, бумага — все еще словно январский снег… Раньше я не выносил одного вида чистой страницы и немедленно заполнял ее строками. А теперь в голову не приходит ничего интересного, будто она на за мке! Так не разрешите ли, Блаттелла, описать наше знакомство? Так сказать, для начала, как первое зернышко. А потом — глядишь — и урожай соберем! — Пишите, — махнул лапкой Блаттелла. — Как это вы остроумно сказали? «Услуга за услугу»? Надо запомнить. — Большое спасибо, дружище! — Пожалуйста. Если угодно, я могу предложить вам целый мешок «зерна»… — Не говорите загадками, Блаттелла! — Готовы ли вы следовать за мной? Сейчас. — Гм… Моя норма — две страницы в день, а сегодня еще ни строки, Блаттелла. Да ваша статья на очереди… Надо же ее выправить. Тому, кто не умеет закончить одна дело, не стоит браться за второе… Не так ли? — Ах, да, статья… Ну, тогда вот что: когда выкроите свободное время, произнесите: «Инутама, инутама, акчолё!» — и мы встретимся… в одном волшебном месте. Идет? — По рукам, Блаттелла. Но как же я буду править вашу статью? У меня нет микроскопа. — Не беда. Скажете «макси» — и рукопись станет удобного для вас размера; потом произнесете «мини» — и она вновь уменьшится. Желаю вам творческих успехов! — Спасибо еще раз, Блаттелла. — До встречи… — поклонился таракан. Его крепкий череп блеснул в лучах настольной лампы, и мы расстались. Помяв пальцами сигарету, я отложил ее в сторону и взялся за перо. Мгновение спустя оно помчалось с такой скоростью, что бумага под ним задымилась от трения…ГЛАВА ВТОРАЯ. Василько с улицы Буратино
1
Утром я принялся за статью Блаттеллы. Произнес «макси», и крохотная стопка бумаги превратилась в обычную тетрадку, исписанную мелким, но разборчивым почерком. «Жизнь, — писал таракан, — это бесконечные экзамены легкие, если ты знаешь то, что сдаешь, и трудные, если на уроках глазел по сторонам. Но суть одна: не доверяй кому-либо сдавать за себя; при успехе все равно пользу извлечет он, а не ты; при неудаче — в первую очередь не повезет тебе. Это и есть моя МЫСЛЬ № 1. Далее. Если ты близок к цели, все равно помни, что твой путь состоит из отрезков еще меньших; засыплешься на любом из них — и цели не видать… Это и есть моя МЫСЛЬ № 2. МЫСЛЬ № 3. Двойку схватить проще, чем заработать пятерку. Но нельзя жить на пятерку, имея двойки. Не веришь — испытай!» Особенно понравилась мне следующая мысль Блаттеллы, № 4: «Только волшебство дает возможность сразу осуществить твою мечту. При этом есть правила: а) то, что ты сделаешь сам, может превзойти волшебное (сравни: ковер-самолет и Ту-144); б) но волшебство быстрее: вжик — и готово, а самому — мороки не оберешься (сравни: ковер-самолет появился раньше Ту-144); в) ошибается тот, кто надеется пользоваться волшебством безвозмездно, просто так, за здорово живешь, потому что нет выигрыша без проигрыша. Сомневаешься — проверь!» После этих рассуждений Блаттелла перешел к обоснованию возможности использования тараканов при отборе кандидатов в детские спортивные школы. Доводы его были безупречны, язык краток и грамотен. Не прошло и двух часов, как я завершил работу.2
Но тут раздался звонок. Я открыл дверь и увидел молодого лейтенанта милиции. Среднего роста, широкоплечий, розовощекий и голубоглазый, светловолосый. — Здравствуйте, — сказал он. — Я начальник Отдела Таинственных Случаев нашего района. Алексей Петрович Воронов. — Здравствуйте. Заходите… Он быстро снял плащ, и мы прошли в кабинет. — Сегодня утром, — сказал Алексей Петрович, — по дороге в школу номер сто исчез пятиклассник Василько с улицы Буратино. Вот его фотография. — Увы, — ответил я, посмотрев на физиономию вихрастого веселого парнишки со вздернутым носом и ямочками на щеках, — я не знаю его. Притом таких мальчишек в нашем городе немало… — То-то и оно! — вздохнул Алексей Петрович. — Очень жалею, что пропал мальчик… — Не пропал, а исчез! — тут же уточнил Алексей Петрович. — Как это — исчез? — Очень просто: растаял в воздухе, и все! Один портфель остался. — Вы уверены? — Есть свидетели! Кроме того, я уже кое-что расследовал. Школа недалеко — побывал в ней. Беседовал и дома с родственниками, с соседями. И вот… — Но я-то чем могу помочь? — Вы же сказочник. — Ну и что? — У вас, наверное, обширные связи в волшебном мире? — Вы предполагаете, что тут не обошлось без этого?.. — Уверен! — Расскажите, пожалуйста, только по порядку и подробнее, все, что вам известно, Алексей Петрович. Вот что я узнал от него…3
Василько имел двух дедов, двух бабушек и, конечно, отца с матерью. Жили они все в одном доме, но на разных этажах. Не было только у него ни братьев, ни сестер. Ученые давно установили, что детей приносят аисты, а последнее время в нашем городе так изменился климат в худшую сторону, что аисты частенько стали пролетать мимо. Вот и появились семьи с одним ребенком. Но Василько не огорчался, потому что все ласки взрослых доставались только ему. А с некоторых пор (прошу читателя обратить особое внимание на это обстоятельство), с некоторых пор в их семье стало твориться нечто необъяснимое. Едва утром заголосит будильник — дед Гордей тут как тут. Расстилает коврик, включает радио и делает зарядку… вместо внука! Тем временем бабушка Меланья готовит завтрак, дед Иван собирает тетрадки и учебники, а бабушка Федосеевна умывает, расчесывает и одевает нашего героя. (Родители уходят на работу совсем рано, а возвращаются, когда уже все спят, так что Василько видится с ними лишь в воскресенье, а то и они помогали бы ему). Потом все садятся за стол. Поскольку аппетит у Василько неважный, деды громко требуют добавки и съедают по два завтрака и обеда и по полтора ужина, чтобы вдохновить внука. Затем начинается рабочий день. Пока Василько в школе, дед Иван тренируется по математике, историй и ботанике, а дед Гордей — по русскому и английскому языкам и литературе. После обеда Василько дремлет, «по шестьдесят минут на зрачок», как он говорит, а деды готовят ему уроки. Затем Василько проверяет, как выполнили деды его задания, и включает телевизор. Подождет, пока диктор скажет ему «спокойной ночи», и снова на боковую. Как видите, дела у него с некоторых пор (заметьте!) пошли недурно, и Василько зажил в свое удовольствие.4
И все бы ничего, кабы не зачеты да экзамены. Кто их только выдумал! Ведь любая оценка фактически раскладывалась на семейный коллектив, и на долю каждого приходилось совсем немножко, даже с пятерки. Долго ли могло так продолжаться?! Однажды вызывает Василько математичка Надежда Ивановна к доске, дает учебник и говорит: — Открой задачу номер триста семьдесят пять. — Нашел. — Прочти условие и реши на доске методом уравнения. — Так вы вчера объясняли нам этот материал. — А сегодня я хочу проверить, как ты его усвоил. — Неужели вы сомневаетесь в том, что объясняли понятно?! — Не хитри, Василько! Я хочу, чтоб и ты не сомневался! Делать нечего, взял Василько мел и такого наворочал, что весь класс ахнул. Так Василько честно схватил свою первую двойку. И сел на место. А соседом у него был Митька Филателист (он собирал марки, и потому его так прозвали) — круглый отличник, гордость класса. — Эх, ты, — шепнул Филателист. — Не смог простую задачку решить! — Да чего-то не хотелось, — отмахнулся Василько. — Настроение неважное… — Жрать ты здорово стал, — заметил Филателист. — Пузо-то вон какое отрастил: будто пушбол проглотил… С чего ж оно будет, настроение?.. — Митя, — вызвала теперь его Надежда Ивановна, — выйди к доске. Тебя я попрошу решить задачу на вольную тему — какую захочешь… — Я, Надежда Ивановна, — бойко затараторил Филателист, — так расстроен сейчас провалом Василько, что невольно подумалось: а ну как другие последуют его примеру? Даже ногу закололо вот в этом месте! — Видите, дети, как переживает человек? Ну, что ж, тогда в следующий раз… — Нет-нет, — запротестовал Филателист, — я и сейчас… Что поделаешь — надо! Волоча ногу, Филателист подковылял к доске, взял мел и начал решать задачу «на вольную тему». — Допустим, — сказал он и ехидно оглянулся на Василько, — в нашем городе сто школ. По десять классов. Итого тысяча… В учебном году — возьмем наименьшее число — двести дней. Перемножим, и получаем двести тысяч классных дней… — Ого! — воскликнул Василько, увлекаясь рассуждениями приятеля. — И допустим еще, — продолжал Филателист, — что ежедневно в каждом классе свой Василько… Ребята засмеялись, а Надежда Ивановна нахмурилась: — Нехорошо переходить на личности, Митя. — Не буду, Надежда Ивановна, — покорно согласился Филателист, уже сделавший, однако, свое черное дело. — Допустим, что, как и сегодня у нас… — он снова глянул в сторону Василько, — в каждом классе кто-нибудь, тоже из числа нерадивых, схватит всего одну двойку. За год только по нашему городу это составит двести тысяч двоек. Уже и Надежда Ивановна заинтересовалась его расчетами. Только Василько отвернулся, но продолжал прислушиваться. — И допустим еще, — говорил Филателист, — что каждая двойка произошла от того, что кто-то отвлекался на одну минуту. Это составляет двести тысяч потерянных минут… Делим на сорок пять, получается четыре тысячи четыреста сорок четыре «пустых» урока. По пять уроков в среднем — и это составит… восемьсот восемьдесят восемь классных дней. Все равно что четыре с половиной класса в городе целый год не занимались вообще… Все аплодировали Филателисту, смотревшему теперь на Василько с видом победителя. — Чему вы радуетесь? — удивилась Надежда Ивановна. — Мы не двоечникам, Надежда Ивановна! — вскочила Маша Алексеева. — Здорово додумался Фила… простите, Митя! Как это у него получилось!.. — Хорошо, — кивнула Надежда Ивановна. — Тогда я даю задание всему классу: проверьте дома эти расчеты… — А пусть он решит мою задачу! — громко сказал Василько, и все почему-то стихли. — Пожалуйста, — пожал плечами Филателист, стер свои записи с доски и снова взялся за мел. — Значит, так… Не стану приводить, друзья мои, саму задачу; любой из вас разделается с нею запросто. А вот Митька Филателист понес такое, что Василько и тот захохотал. — Не торопись, Митя, подумай, — сказала Надежда Ивановна. Но как ни старался Филателист — задачу решить не смог. Удивленная Надежда Ивановна вынуждена была поставить и ему двойку… — Ну вот, — удовлетворенно сказал Василько, — теперь, по твоим подсчетам, одна из школ в городе почти полностью работает впустую! Ты да я… Митя покраснел до слез и молча вернулся на свое место.5
Утром следующего дня по дороге в школу Василько встретился с Митей на площади Трех птиц. Поздоровались. Василько явно был не в духе и выглядел неважно. — Ты чего? — спросил Митя. — Двойку переживаешь? Плюнь и разотри! В жизни всякое бывает… Василько промолчал. По дороге Митя первый заметил (на доске Горсправки) странное объявление. На небольшом листе бумаги разноцветными буквами было красиво написано:СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ КОРОЛЬ!
ОБЕСПЕЧИВАЕТСЯ ОБЩЕЖИТИЕМ, ОБМУНДИРОВАНИЕМ И ПИТАНИЕМ БЕСПЛАТНО
ЗА СПРАВКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ ПО ТЕЛЕФОНУ 6-19-47
— Ля! — воскликнул Митя. — Во чудаки!.. Ну, кто это мог сочинить? Не иначе — тронутый… Василько глянул и задумался. — Филателист, — виновато произнес он. — Это я натворил… — Объявление вывесил?! — Да нет. Что ты двойку схватил. — Брось, Василько, при чем здесь ты? На меня тогда вроде затмение нашло… — Нет, Филателист, я виноват! Прости меня. — Ты что, приболел? А? — Мучаюсь я теперь, пойми. А может, и болею… Божись, что никому не скажешь. Митька Филателист всмотрелся в лицо приятеля, потом глаза у него загорелись от предчувствия тайны, и он поклялся: — Чур тебя и чур меня, пусть я в жабу превращусь, ни в воде и ни в огне никого не побоюсь, слово, данное тебе, не утонет, не сгорит! — Я ведь теперь, — признался Василько, — вроде волшебника стал. Что ни задумаю — исполняется! — Чего ты мелешь?! — Нет, Филателист, верно говорю, — покачал головой Василько, и тут его осенило: — Хочешь, королем стану? — Каким королем?… — Да вот, по объявлению! — А ну!.. — На портфель, подержи. Василько пробормотал что-то невнятное и исчез. — Батюшки! — всплеснула руками пожилая полная женщина, стоявшая неподалеку. — Да где же малец-то? Ведь только что был!.. Сюда, люди, сюда!.. — У-ю-юй! — восторженно воскликнул Филателист. — Вот это номер! Как резинкой стерся… — Где дружок твой, сказывай? — Да вы, тетенька, не беспокойтесь: скоро он вернется королем… — Каким таким королем?! Сказывай, куда парня девал? — Да при чем тут я, тетенька? Сам он — захотел и смылся… Мигом собрались любопытные, и вскоре по площади распространился слух: какой-то мальчишка взмыл в самое небо дымной свечой! Прохожие уставились в облака, а кто-то даже облегченно вздохнул: — Ну вот, наконец-то возвращается… — Где? Где он? — Не туда смотрите, чуть правее. — Ну и техника! Чего только не придумают! Уже и дети летают, как бабочки… Но прошло десять минут, пятнадцать, а Василько не возвращался. Возмущенная толпа поволокла упирающегося Филателиста в милицию. Там с ним и познакомился Алексей Петрович… — Ваше мнение? — спросил Воронов, кончив свой рассказ. — Теперь и мне сдается, что тут дело не без этого, — согласился я. — Поможете нам? — Попытаюсь, хотя в успехе не уверен… — Ну, понятно! Вот вам мой телефон: если что прояснится — позвоните. — Хорошо, Алексей Петрович. Проводил я его уже с каким-то нетерпением. Оделся, негромко произнес: «Инутама, инутама, акчолё!» — и… исчез из дома.ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Восемью Восемь
1
Удобная штука — волшебный транспорт: вжик — и ты уже на месте! Вот только по пути ничего не рассмотришь: не успеешь… А на этот раз я даже не знал, где окажусь: просто доверился Блаттелле и всё. «Не может быть, — решил я, — чтоб такой воспитанный таракан завлек меня в опасное место». Осмотрелся я и вижу, что нахожусь на дне глубокого ущелья, сжатого горами. Левый склон скалистый, голый, а правый порос диким орешником. И быстрая речка под ним шумит. Стою я перед двумя высоченными скалами, а в них стометровые кони высечены, только наподобие шахматных. Между скалами — узкий проход, вдали виднеется веселая яркая толпа. «Туристы», — решил я почему-то. Вдруг они устремились ко мне: фоторепортеры и киношники снимают на пленку, телеоператоры ловят меня в объектив, журналисты микрофоны свои протягивают… — Ваше имя! — Возраст! — Профессия!.. — Поздравляем вас!!! Не иначе как произошла ошибка. Вероятно, ожидали какую-то знаменитость, и я появился некстати. Мне стало неудобно. А скрыться некуда. Тут наступила тишина, и все во мне похолодело. «Ну, — думаю, — прощай родной город и друг мой художник Петр Петрович, не видать мне вас больше…» Вдруг расступаются все, и выходит наперед стройная молодая женщина. На ней длинное черно-белое платье в шахматную клетку. На волнистых темных волосах — бриллиантовая корона. Лицо красивое, удлиненное, темноглазое и, что я сразу отметил про себя, приветли вое. Улыбается и обе руки мне протягивает. — Я, — говорит, — покровительница шахмат Каисса… Приветствую миллионного гостя этого года в моей столице Восемью Восемь. Только теперь я догадался, что попал в то самое место, о котором говорил Блаттелла. Ведь на шахматной доске восемь рядов по восемь клеток, вот оно и получается — Восемью Восемь… «Эх, — думаю, — повезло-то как: кто же из нас шахмат не любит?!» Идем с Каиссой, и тысячи ценителей шахматного искусства приветствуют нас. Помахал я им для приличия, и мы свернули вправо, в Аллею Чемпионов мира. Золотые статуи (чемпионок — слева и чемпионов — справа) ослепительно сияют под ярким солнцем. Я радуюсь знакомым лицам — ведь большинство чемпионов мои земляки, советские люди! Выходим на обширную площадь. Она заполнена разъяренными шахматистами. В центре — высокий помост, будто сложенный из больших шахматных досок. На помосте палач в красном спортивном костюме и черной маске сечет плетью бесштанную фигуру, лежащую на широкой скамье. Только отстегал как следует, а уже волокут следующую жертву. — Что это? — с дрожью в голосе спросил я у Каиссы. — Это наказывают подсказчиков — злейших врагов шахматистов… — равнодушно ответила она, а у самой глаза вспыхнули весельем. — С ними следует расправляться только так; уговоры тут бессильны. Подсказчику — первый кнут! Отлегло у меня на сердце. Что верно — то верно: сами знаете, как неприятно, когда кто-нибудь бубнит над ухом, подсказывает тебе ход, да к тому же, как правило, неудачный. — Так им и надо! — громко заметил я, а про себя слово дал: никогда больше не подсказывать.2
Мы вышли на зеленую лужайку к вертолету, тоже окрашенному под шахматную доску. Каисса жестом приглашает меня в кабину и говорит: — Сегодня вам вдвойне повезло: увидите кое-что новое в нашей шахматной столице. Она заняла левое, командирское, кресло, а я сел рядом. Заработал двигатель, вертолет поднялся в воздух.3
Сверху открылась удивительная панорама. Столица Восемью Восемь располагалась в зеленой долине, ограниченной с двух сторон лесистыми горами, на склонах которых пестрели альпийские цветы, а на вершинах местами лежал снег. Всю долину как бы разделяла на две неравные части быстрая пенистая речушка с каменистым дном. На правом берегу, то есть под нами, — сам город. Там и тут виднелись многоэтажные гостиницы, стадионы, парки, ярко блестели озерца, окруженные уютными домиками. Проплыла телевизионная башня в виде трехсотметрового ферзя — самой сильной фигуры в шахматной партии; в начале игры он стоит рядом с королем. За телебашней — огромное здание с колоннами и двухскатной крышей. — Наш музей, — пояснила Каисса. — Там хранятся шахматные фигуры из Древнего Египта, Индии и многих других стран. Есть шахматы для игры в космическом корабле, под водой, на воде, из дерева и кости, металла и камня… А вон, у подножия горы, видите?.. — Прозрачные корпуса? — Это наш научно-исследовательский институт и лаборатория. Но главное — на том, левом берегу, в Долине Борьбы. Вертолет пересек реку, и Каисса уменьшила высоту. Тут раскинулся и вовсе необыкновенный край. Насколько было видно, вдоль левого берега реки ровной линией расположились шахматные квадраты с белыми и черными полями. А позади квадратов (если смотреть со стороны речки, конечно) стояли шатры — белые, алые, синие, зеленые. Между ними виднелись составленные в пирамиды старинные ружья, солдатские барабаны, медные горны. Тут и там дымили костры, а над огнем висели котлы либо жарились на вертелах целые бараньи и свиные туши. На одних квадратах пусто, на других выстраиваются армии белых и черных, а кое-где идут шахматные сражения. Вертолет еще немного снизился, и тут я сообразил, что все шахматные фигурки… живые! Пешки — это солдаты в старомодной форме; кони — тоже живые, с лихими всадниками-гусарами; на спинах слонов, под яркими балдахинами, — полунагие смуглотелые погонщики, а ладьи — самоходные башни, как мне показалось, пластмассовые. Ферзи напоминали маршалов со множеством орденов и медалей. Короли же, белые и черные, — в золотых и серебряных коронах, в горностаевых мантиях, бородатые и величественные, как в сказках. Особенно оживленно было возле квадрата № 1001: Каисса сделала над ним вираж, и я отчетливо увидел на светлой плите этот номер. Здесь тоже киношники и журналисты, с десяток телевизионных камер, а когда Каисса заканчивала круг — внизу поднялась ужасная суматоха: все устремились к берегу, пешки расхватали свои ружья, те, кто играл на дальних квадратах, отложили партии. Каисса удовлетворенно кивнула, что-то сказала по радио и плавно пошла на посадку на правый берег, оказавшийся выше левого. Здесь были устроены трибуны, а как раз напротив квадрата № 1001, под алым тентом, виднелся черно-белый трон. Позади, шагах в десяти, — асфальтированная площадка с белым кругом. На нее мы и приземлились — сперва на левое колесо, потом на правое, а потом уж на переднее, как и положено. Каисса выключила двигатель, и я помог ей выйти из машины.4
Девочки в белых платьях и мальчики в черных костюмчиках встретили Каиссу розами и гвоздиками. Церемониймейстер, в черном фраке, в высоком блестящем цилиндре, с пышным белым бантом на худой загорелой шее, склонился перед нею в глубоком поклоне, почтительно коснулся губами ее руки и проводил к трону. — Да здравствует повелительница шахмат! — кричали в толпе гостей. — Ура Каиссе!.. В этом торжественном шуме и гаме я стоял, вконец растерявшийся, и не знал куда себя деть. Выручил церемониймейстер. Он важно подошел ко мне и прокричал на ухо: — Меня зовут Цирлих-Манирлих… Ее величество приглашает вас — миллионного гостя… Вы удостоены высокой чести и можете сидеть на первой ступеньке ее трона! — С удовольствием… На верхней ступеньке трона лежала кем-то приготовленная подушечка, и Каисса дружески указала мне на нее. Держалась она с достоинством, но просто, а когда у нее просили автограф, исполняла просьбу без всякого жеманства. — Ни одна повелительница не имеет столько верных подданных, как она, — шепнул мне на ухо Цирлих-Манирлих. Уже наступала тишина, и он, видимо, торопился досказать свою мысль. — Сами знаете: люди разных возрастов во всех странах любят шахматы… Одно за др угим рушились королевства и царства, но шахматная столица Восемью Восемь только расширяется и укрепляется. И будет жить вечно!.. Извините, ее величество подает мне знак начинать… Он размеренным шагом подошел к микрофону, установленному на треноге, и взмахнул платочком. На зеленую лужайку вышли шестьдесят четыре (по числу клеток на шахматной доске!) фанфариста в черных и белых одеяниях, в бархатных беретах с помпончиками; они походили на средневековых пажей. Взметнулись серебряные трубы, и в свежем горном воздухе прозвучали вступительные аккорды фанфарного марша. — Дорогие гости, — начал свою речь Цирлих-Манирлих. — Как вы знаете, только в шахматных сражениях участники борьбы не погибают, а лишь на время покидают поле битвы, готовые играть затем в следующей партии. Но недавно нас постигло несчастье: в армии черны х квадрата номер тысяча один… умер король! Все встали и, склонив головы, почтили память покойного минутным молчанием. — Это тем более огорчительно, — продолжал церемониймейстер, — что у нас имеются резервные пешки и все фигуры… Все, кроме короля! Вы спросите: почему? Я отвечу: если обычно шахматисты повелевают своими фигурами, то у нас игроками являются сами короли… Они ведут игру и одновременно участвуют в ней! Но шахматная армия не может оставаться без короля… Вот почему ее величество Каисса бросила клич: «Требуется король!». Долгое время не находилось желающих, а мы не скоро поняли, что это произошло по вине писаря, который забыл указать, что требуется не простой, а шахматный король… Но не успели мы исправить досадную ошибку, как желающий нашелся… — Ура!!! — закричала многотысячная толпа. Цирлих-Манирлих поднял руку, давая понять, что он еще не все сказал, и мало-помалу порядок восстановился. — Новый король пожелал остаться неизвестным, — сказал церемониймейстер. — Мы знаем, что скромность свойственна всем настоящим шахматистам… Сегодня король черных тысяча один примет парад соседних армий и доставит нам наслаждение в шахматной борьбе! Он снова взмахнул платочком, и тишину разорвал залп из шестидесятичетырех черных и белых пушек, салютуя новому королю и возвещая о начале парада. Теперь все мы, не исключая Каиссы, с любопытством смотрели на противоположный берег. На троне из черного дерева сидел совсем небольшой человечек, уже облаченный в мантию, в короне и в красных сафьяновых сапожках. То ли из скромности, то ли потому, что яр кое солнце мешало смотреть, новый король прикрыл лицо до самых глаз веером из павлиньих перьев. Однако случайное неосторожное движение раздвинуло его мантию всего на миг, но я успел приметить на шее его величества… красный пионерский галстук! Вы понимаете, что это могло означать?! Нет, как хотите, но я сейчас хоть на несколько страничек вернусь к Василько. Да, то, что сейчас я расскажу, я узнал много позже. Ну и что ж? Решая сложный пример в математике, мы сперва раскрываем скобки. Нечто подобное происходит и в нашей книге. Резиденция Каиссы и есть нечто как бы заключенное в скобки. Теперь же мы вернемся к Василько. Меня так и подмывает (взрослые любят это словечко) рассказать кое-что раньше времени… Так что не обессудьте: хоть глаза и ваши, но перо — мое!ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. В зале «Животный мир»
1
На большой перемене Василько постучался к школьному врачу. — Прошу. Василько робко вошел. — А-а, шахматист! Здорово, парень, садись. (Василько на досуге увлекался шахматами, доктор — тоже, и они не раз встречались прежде за шахматной доской). — Здрасьте… — Сыгранем? — Так я по другому поводу… — Повод обратиться к врачу всегда найдется и у здорового, — мудро заметил врач. — Жалься… — Да вот… двойку схватил по математике… — Что-о?! — поразился врач, человек уже немолодой и видавший виды. — Неужто Надежда Ивановна послала тебя ко мне? — Нет, доктор, сам я… — На голову грешишь? — Да вроде не очень… — На нервную систему? — Понимаете, волшебником я становлюсь… — М-да-а… — Врач участливо всмотрелся в глаза Василько и сделал пометку на чистом листе бумаги. — Не верите? — Ну, что ты, как можно? Каждый из нас в своем роде… Василько чирикнул, превратился в воробья, сделал круг под потолком и присел на край стола. — Вот видите?.. — виновато произнес человеческим голосом воробышек. Врач улыбнулся и сполз со стула. Василько (уже в своем собственном обличье) побрызгал на него касторкой, а когда тот пришел в себя, помог ему занять прежнее место. — Извините, доктор… — Нет, что ты! Это со мной происходит что-то неладное… Подай-ка вон те пилюли… левее… еще чуть… Они! Глотну парочку: говорят, помогают… — От волшебства? — обрадовался Василько. — Да при чем здесь волшебство?! — разозлился врач, но тут же заметным усилием воли заставил себя успокоиться и ровным голосом произнес: — Рассказывай!.. Вот, оказывается, какая история приключилась с Василько в первую же неделю учебного года…2
Однажды пятый класс школы № 100 приехал в краеведческий музей. Медленно переходили дети из зала в зал, с любопытством осматривали экспонаты. Митька Филателист как бы возглавлял движение, порой опережая экскурсовода, а Василько замыкал шествие. Поскольку же обычно никто не обращает внимания на последнего, Василько, не остерегаясь, норовил потрогать экспонаты, а у чучела кабана даже вырвал щетину подлиннее, так просто, на всякий случай: мало ли чего человеку захочется? В зале «Животный мир» он вообще отбился от класса и забрался между птицами и зверями, начиненными опилками, в самую гущу. Рогатого оленя ему захотелось оглядеть чуть издали. Василько попятился и легонько толкнул кого-то. — Извините, — пробормотал мальчик и обернулся. Он увидел высокого мужчину в старомодном черно-белом костюме в шашечку; на его бледном узком лице четко выделялись очки в роговой оправе. Незнакомец, что называется, и бровью не повел. Василько всмотрелся и засмеялся: никакой это не мужчина, а самая обыкновенная восковая фигура! Привстав на цыпочки, Василько смело пощекотал кабаньей щетинкой в тонком, с легкой горбинкой, носу фигуры. А ведь это, сами знаете, самое щекотное занятие на свете! Фигура терпела-терпела, а потом ка-ак чихнет — так Василько и присел от испуга… Незнакомец вдруг ожил, дернул молнию правого кармана брюк, извлек носовой платок, расписанный шахматными фигурками, и трубно высморкался. Потом осмотрелся, сунул платок в наружный карман пиджака, ощупал себя обеими руками, радостно произнес: «Гм!..» — и ринулся к выходу. Все это произошло быстро, но Василько приходил в себя от жуткого удивления медленно, словно телевизор после включения. — Как тебя зовут, мальчик? — послышался чей-то приветливый голосок. — Василько, — машинально ответил наш герой. — А меня Аинька… — Да где ты есть? — Вот он я. Перед лицом Василько в воздухе повис серебристый металлический колобок с серыми любопытными глазами, пухлыми детскими губами и маленькими ушками. Размером он был с теннисный мяч. На макушке — черно-белый клетчатый беретик, а в центре его — белая пешечка. — Ух, ты! — восхитился Василько. — Какой красивый!.. — Правда? — обрадовался Аинька и простодушно признался: — Я тоже себе нравлюсь. — Кто тебя сделал? — Мастер. Ты его только что видел… Да я ушел от него, потому что решил жить сам по себе. Хочешь, будем дружить? — Хочу! А как? — Как? — задумался Аинька. — Я буду исполнять твои желания, а там видно будет. Я ведь Волшебный Колобок, а не простой. Хочешь стать шахматным чемпионом? — Не, — сказал Василько. — Длинная история. Угости меня лучше мороженым. — Держи! И, словно в космическом корабле в состоянии невесомости, перед глазами Василько поплыло ленинградское эскимо. Мальчик мигом поймал его. — Еще чего хочешь? — Корабль под парусами… С черным флагом… Команду пиратов… — Пи… Пиратов? — удивился Аинька. — Это что ракеты пускают на празднике? Пиротехники? — Вот еще! Пираты нападают на торговые корабли!.. — Как тебе не стыдно! — прервал Аинька. — Неужели ты такой жестокий? А еще носишь значок юного шахматиста. — Н-нет, я не жестокий… — смутился Василько. — Я понарошку. Как в кино. — А других желаний нет? — Есть. Сделай так, чтобы мои деды за меня учили уроки. Идет? — Согласен, — подумав, сказал Аинька и добавил: — Сделано! И верно. Пришли они домой (Аинька в кармане Василько спрятался), а оба деда — к внуку: — Давай дневник скорей. — Нате… И засели деды за уроки, а ученик — к телевизору. С тех пор новая жизнь настала у Василько: все вокруг него крутятся, а он сам и мизинцем не шевельнет — как ось в колесе. — Аинька, — попросил однажды Василько, — помогай мне и на уроках. Ладно? — Хорошо. — Вот только не знаю, как сделать, чтобы учителя нас не услышали, особенно Надежда Ивановна. У нее слух — как у кошки. — Не услышит, — успокоил Аинька. — Я твои мысли буду читать, а ты — мои. — Разве так можно? — усомнился Василько и вдруг как бы услышал ответ Аиньки: «Можно», хотя Колобок молчал… Чудеса! — То-то, — вслух произнес Аинька. — Только ты перед тем прикажи мысленно: «Сделай!» — и я исполню. Понимаешь, чтобы путаницы не было. — Идет. — И вот еще что: обязательно начни отвечать на вопросы… У меня своего в голове пока очень мало. Когда же ты начнешь, то я сразу буду тебя поправлять, читая мысли учителей. — Понял. Однако, как утверждают мудрецы, человек на многое способен только в том случае, если его не лишают… самостоятельности. Справедливость этого изречения испытал на себе Василько уже в последующие дни… Приходят они с Аинькой в тир. Василько берет винтовочку; не успел прицелиться, а пулька уже поразила цель! Пошли на рыбалку. Забрасывает Василько удочку, а здоровенный сазан выскакивает сам из воды, глотает крючок на лету и трепыхается. Пожелал Василько мотоцикл — пожалуйста. Сел, запустил мотор и помчался. Но машина сама идет как надо, хоть бросай руль, хоть крути его даже в обратную сторону… Захотелось Василько в городки посоревноваться. Пожалуйста. Не успел биту взять, как уже квадрат пуст. Как-то под дождь попал — все мокнут, а он и без зонта сухой шагает. Задумал на пляж поехать — и уже очутился на берегу. Стало солнышко припекать — и над Василько голубой тент повис в воздухе. Захотелось пить… Глядь — уже бежит к нему водонос, и все с завистью смотрят в его сторону. — Ты бы незаметно это сделал… — вслух попросил Василько. — Но ведь тебе все-таки приятно такое внимание, — ответил Аинька. — Я же все мысли твои читаю и исполняю! — Все нельзя, понимаешь?.. — Почему? — удивился Аинька. — А ты не думай, о чем не положено. — Не умею я так. — Научись. — Как же я научусь, — резонно возразил Василько, — если ты лишаешь меня самостоятельности? Послушай, Аинька, давай бросим все это. Вздохнул он и направился в библиотеку. — Мне бы фантастику почитать, — неуверенно попросил он. — Нету, милый, вся на руках, — грустно ответила библиотекарша. — Хороших книг вообще не хватает… Произнесла она эти слова и руками всплеснула: на столе откуда ни возьмись — груда фантастических романов и повестей! Берет Василько одну и… не читая, уже знает, что в ней написано, от первой буквы до последней. Смутился мальчик и вышел. — Ну разве можно так? Уйдем отсюда. — Опять не угодил? — обиделся Аинька. — Ты же лишаешь меня удовольствия читать! Мы с Митькой Филателистом… — Не говори мне о нем, — прервал Аинька. — Почему?! — Противный мальчишка! Голова тыквой и в шахматы не играет… Что же касается чтения, то чего же время терять, если можно узнать всё сразу? — Много будешь знать — скоро состаришься… — Ты всю книгу узнал за минуту, а дедом не стал! Стареют от времени, а не от знаний… — Беда мне с тобой… Хоть бы конец поскорей. — А по-моему, начало важней, — не сдавался Аинька. — Оно без конца может быть, а конца без начала не бывает! Съел?.. — Надоел ты мне, понимаешь? — А ты мне нет. — Отстань от меня. — Не отстану! — Ну, раз так, — разозлился окончательно Василько, — получай по заслугам! И закинул Аиньку через ограду на стадион, мимо которого они проходили. Подождал немного и, убедившись, что теперь он избавился от назойливого «благодетеля», радостно зашагал к дому…3
— Всё? — спросил школьный врач. — Если бы… — Продолжай. — С тех пор Аиньки нет, а чудеса во мне не проходят… — Ну и задал ты мне задачу, — задумался врач. — Как бы самому двойку не схватить… Вот что: есть у меня друг — отличный психиатр. Съезжу-ка я к нему, заодно и сам проверюсь. Надо же! Заходи ко мне дня через два — договорились? — Ладно. Но в указанное время Василько не явился. По той простой причине, что, как мы уже знаем из первой главы, он исчез на площади Трех птиц. Не стану вас томить и расскажу, куда он угодил и что с ним произошло дальше…ГЛАВА ПЯТАЯ. Дальнейшие приключения Василько
1
Огляделся Василько и сказал: — Ого! Вокруг горы; справа — речка ворчит по камням; слева — лес взбежал на склоны и замер, будто от удивления; а впереди и позади — шатры старинные расписные да палатки попроще. Тут и там костры дымят, бараньи туши жарятся. Вкусный запах будто пощекотал в носу, и Василько чихнул. — Будь здоров! — сказал кто-то в палатке рядом. — Спасибо… Выходит к нему молодой солдат в странной черно-зеленой форме, с кожаным ранцем на спине и патронташем на поясе. Левая рука незнакомца висит на черной перевязи. — Новобранец? — спрашивает. — Что? — Новенький? — Да, — отвечает Василько. — Из городских, видать… А что это у тебя на шее? — Галстук… Пионер я. — Ишь ты! Это вроде взводного, небось? — с уважением произнес солдат и подал руку. — Давай знакомиться: Дэ-Семь. — Как? — Дэ-Семь, говорю, это я, тоись. У нас пешек кличут по начальным полям на шахматной доске. — А-а, — протянул Василько, хотя ничего не понял. — А почему у вас рука забинтована? — Ночью на дело ходили, и царапнуло малость… Да ты садись! Не в игре ж сейчас… Дэ-Семь пододвинул солдатские барабаны, и они уселись. — Вишь, как приключилось, — охотно рассказывал солдат, — помер у нас, значит, король… — Что?! — привстал Василько. — Помер, говорю, король наш. Да ты сиди! Сколько ему сравнялось — не ведаю: у нас короли сотнями лет живут… А тут, значит, взял да и помер в одночасье. Ну, а сам знаешь: в шахматах без короля — мат выходит! Нам хоть маленький, хоть плохонький, а король нужен… В запасе другого не оказалось… — А это, вообще, что за местность? — решился уточнить Василько. — И этого не знаешь?! — покрутил головой солдат. — Здесь обретается повелительница наша шахматная, Каисса. На том берегу — во-он стольный град ее, по прозванью Восемью Восемь. Туда лучшие игроки со всего света в гости съезжаются: себя показать да друг на дружку поглядеть. А первейшему из первых Каисса звание чемпиона жалует! — А-а… — То-то. А на сём берегу — Долина Борьбы, где ее — Каиссы, вестимо, — гвардейские шахматные армии — мы тоись! — баталии показывают для образцу, ну, и для развлечения… не без того. Однако слухай дале про нашу ночную кампанию… По-первах ферзь наш — опы тный вояка! — рапорт сочинил начальству. Усёк? — Как это? — Ну, уразумел, значит… — Усёк, усёк… — Ага. Послали, значит, мы бумагу и приободрились: главное сделано! АН, ждать-пождать, — досе без короля. Бумага, выходит, есть, а короля — Митькой звали — нету тоись. — Усёк, — кивнул Василько. — Ага. Ну, тут ферзь наш — хошь не хошь — пораскинул умом и говорит нам: «Слыхал я, братцы, что объявление по городам и весям дали, а, знать, без пользы… Не иначе — самим действовать надобно». — «Как это, — спрашиваем, — самим? Нешто так допустимо?» А он: «А помирать можно? Королям, тоись, допустимо? То-то!.. Раз уж на такую линию выдвинулись — самим надо… Махнем, братцы, ночью к супротивникам нашим и стащим короля ихнего…» А мы: «Так ведь он белый!» А он нам: «Переоденем в одёжу черную, и нехай о ни потом в беспокойство войдут, а с нас — будя!» — Ну, и?.. — поторопил Василько, все более заинтересовываясь рассказом. — Ну, думаем про ферзя нашего, голова! Ничего не скажешь… Пошли. Початкой кукурузной рот их величеству заткнули, чтоб без амбиции были, и волокем на свой редут. А только их бивак еще не миновали, и ктось из наших, навроде тебя нонче, ка-ак чихнет — ровно бомбой… и пошла баталия! Не получилось, как ферзь наш спланировал, прочихали того короля!.. А момент ведь рядом был… — Жаль, — сочувственно сказал Василько. — А ты сам-то на какое звание метишь? У нас вроде комплект в остальном… — Да я, — смутился Василько, — по объявлению… — Что?! — вскочил Дэ-Семь. — Так ты и станешь нашим величеством? От-то да! А засиделись все мы — ужасть! Бегим к ферзю, да в каптёрку обмундировываться… Шустрей, ваше величество, шустрей!2
Дальше мне кое-что сам Дэ-Семь рассказал, когда мы познакомились. Поначалу ферзь пригорюнился: «Мал ведь и не величав…» А ему чуть не все хором: «Зато при короле!» Пока ферзь рапорт новый писал, каптенармус намаялся с Василько. Какие были на складе мантии королевские да короны — все большими оказались. Хорошо, что Дэ-Семь друзей своих собрал и они подогнали мантию горностаевую, а кузнец, что коней шахматных подковы вал, разрезал корону, поприжал ее малость да заново заклепками скрепил — в самый раз получилась! Тем временем понаехало и понабежало журналистов да киношников столько, что Василько как увидел их, так в каптёрку забился и наотрез отказался выходить. И так его уламывают и эдак, а он все твердит: «Нет!». — Ваше величество, — взмолился ферзь, — парад в вашу честь начинать пора… Просим вас! Уже и трон помыли… — Нет, — кричит Василько, — стыдно! — Ну, где это видано, — убеждает ферзь, — чтоб королевства стыдиться? Иные мечтают… — Я пионер, понимаете! Лучше я пешкой буду. — Пешек, ваше величество, и без вас хватает… — Галстук на мне пионерский! — А вы его на время спрячьте, ваше величество, под мантию. — А если узнают меня? Тут ферзь не выдержал и моргнул пешкам; те дружно навалились, кинули Василько на трон и привязали к сиденью веревками крепко-накрепко. Видит Василько: не до шуток тут. — Дайте хоть маску мне, — просит. — Такого еще отродясь не было! — возмутился ферзь. Нате веер, ваше величество… Братцы, волокем! Раз, два — взяли!.. Уже фанфары вопиют… И вытащили трон на воздух — едва успели. Сводный оркестр из тысячи музыкантов под руководством одного капельмейстера заиграл марш, и парад начался. Вот мимо квадрата № 1001, где за спиной нового короля выстроились его фигуры, а позади них — «противники» проходят строем шахматные армии соседних квадратов одеяниях индусов, арабов, испанцев. Это было сказочное и редкое зрелище! Вот шагают пешки африканских шахмат с высоким пиками, в юбочках из страусовых перьев; за ними всадники на зебрах и слоны — большие и грозные. Несколько комично выглядели английские: каждая пешка с моноклем в глазу (наподобие очков, но с одним стеклом), в руке стек (тонкая, короткая трость с кожаной петелькой), а на голове — белый или черный пробковый шлем. На белых и черных конях, в дамских се длах (то есть обе ноги по одну сторону), сидели девушки в костюмах для верховой езды. Короли ехали в черном и белом экипажах, в упряжке которых было по восьмерке лошадей, а ферзи шагали впереди с британскими флагами в руках. Французские шахматы были в черных и белых париках, в коротких — чуть ниже колен — бархатных штанишках, в башмаках с алмазными пряжками; всадники в наполеоновских треуголках, одни на белых конях с черными яблоками, а другие — на черных с белыми. Ферзи сги бались под тяжестью орденов, и их вели под руки; короли ехали в открытых каретах, но под кружевными зонтиками, а вместо слонов у них были… шуты. Американские пешки, вооруженные автоматами, ехали на мотоциклах, и моторы без глушителей наделали изрядно треску и шуму. Впереди в строгом строю шли девушки с барабанами и палками и очень ловко подтанцовывали. А позади на тяжелых грузовиках ехали слоны с погонщиками. Затем низкие платформы на воздушной подушке, поднимавшие пыль, везли всадников на мустангах, ферзи были одеты в ковбойки и шорты, а короли ехали в открытых автомобилях, положив ноги на головы шоферов, пили кока-колу, курили сигары и ни на к ого не обращали внимания. Очень много аплодировали кавказским шахматам. Пешки грациозно и стремительно исполняли танец с кинжалами, оркестр народных инструментов расположился на слонах, и, пока проходили кавказцы, сводный оркестр прервал свою игру. Джигиты гарцевали на горячих ко нях; ферзи, в черной и белой черкесках, подняли роговые кубки с вином, а оба короля, сидя в фаэтонах, выстрелами из пистолетов приветствовали своего нового собрата. Могуче выглядели русские шахматы. Шестнадцать богатырей в остроконечных шлемах, с тяжелыми мечами наголо и прямоугольными щитами, открывали шествие. Донские казаки на черных и белых конях, с пиками у стремени. На остриях пик бойкие петушки приветствовали публику криком. Веселые погонщики слонов, широкоплечие пешие ферзи, седобородые смелые короли — верхами, а по бокам — скоморохи с петрушками и медведями. Поравнявшись с квадратом № 1001, они гаркнули песню, и могучие их голоса разнесли ее по всему шахматному королевству:3
Выстроились в квадрате № 1001 все фигуры, и вдруг по рядам белых пронесся смех и послышались возгласы удивления: — Гляди-кось: воробей в короне!.. — Нашли, нечего сказать, малявку… — Эй, ты, ваше величество, дать платочек? — Леденец ему. — Да кашки манной… Побледнели пешки черных от гнева. Дэ-Семь уже на Васильке поглядывает, кулаки сжимает. — Это что за хулиганье? — спрашивает Василько. — Традиции, ваше величество, — поясняет ферзь. — Как перед войнами: друг дружку на боевой лад настраивают да мотив ищут… — Что это за мотив? — Ну, причину тоись… Чтоб опосля было на что упирать. Каждый себе причину свою находит и на ей стоит, значит. Для дебюта любая подойдет, а там уже позабудется, из-за чего свара началась… Вот и вы сейчас ищите… — Буду еще я этим заниматься, — хмурится Василько. — Пускай игроки ищут! — Какие такие игроки? — не понял ферзь. — Те, которые нами командовать будут… — Так у нас, ваше величество, — прерывает старый рубака, — короли и есть игроки. — Что?! — Завсегда так на нашем берегу. Вы сами и игру ведите! А покуда мотив подыскивайте, ваше величество… Пора бы. Гостей сегодня тысячи. Ждут… Кройте их белое величество, да построже. — Так их король молчит все время, — неуверенно заметил Василько. — А чего ему говорить-то: он уже кандидат в мастера. Обмер Василько. В шахматы он, конечно, играл, но не настолько хорошо, чтоб сразиться с таким противником. Пошатнулся и к ферзю приник. — Может, кваску еще подать? — заботливо спросил ферзь, берясь за фляжку на поясе. — Какого еще кваску?! — озлился Василько. — Шушукаетесь? — смеются белые. — Эй, вояки с большой дороги, соску бы принесли своему королю! Взроптали черные. Дэ-Семь умоляюще посмотрел на Василько и просит: — Начинайте, ваше величество! Не то задебютуемся! — А с чего начинать-то? — крикнул кто-то из белых пешек с острым слухом. — Сегодня мы вам по случаю торжества фору — первый ход — даем, да ум-то у вас замедлился… И все посмотрели куда-то в сторону. Только сейчас Василько увидел на вышке судью, двойные шахматные часы, писарей и у основания вышки двух секундантов. Судья посмотрел на свои ручные часы, поднял черно-белый флажок, затем резко взмахнул и крикнул: — Время! Прошла еще секунда, и, поскольку Василько бездействовал, Дэ-Семь не вытерпел и ринулся на поле дэ-5. Игра началась.4
Сперва дымом заволокло позицию черных, и с нашего берега трудно было рассмотреть что-либо; все они палили в воздух — то ли устрашали противника, то ли вдохновляли друг друга: у хорошего игрока первые ходы всегда туманные. Но потом ветерок стянул дым в сторону, и стало видно, как вырываются вперед одна за другой пешки черных. Король белых крепко призадумался и начал совещаться со своим ферзем: — Никак, дебют новый задумал? — Похоже, ваше величество, — согласился ферзь. — Гамбиту ищет. Все свои пешки почти даром подсовывает. — Не брать покуда, — решает король белых. А Василько, правду говоря, подальше отослал свои пешки, чтобы просторнее было использовать фигуры. А то ведь вроде мешают… Правда, его ферзь попытался выразить сомнение: дескать, не лишиться бы их, ваше величество, без защиты они у нас… Да тут Василько нахмурился: а ты для чего? Для тебя же стараюсь! И вояка замолчал, готовясь к бою. Сделали еще хода два, и король белых рискнул: приказал снять левофланговую (то есть с левого от себя края) черную пешку. Прикинул еще что к чему и схватил вторую. Зорко осмотрелся — ничего! Никакой опасности нет! Задарма пешки достались! — А может, новый король… — предположил ферзь белых, — не очень-то соображает в шахматах? По первым ходам игрока видать… — Похоже, — кивнул король белых. — Смотри: рокировку сделал! А к чему она, если и пешек, считай, нет?.. Вот что: ты давай гони его потихоньку ко мне, но не прямо, а на тот, левый, край… — Слушаюсь, ваше величество. — А я тем временем оголять его буду: вон сейчас коня сниму, а потом три пешки подряд стоят — ну, прямо на мушке! — Понял, ваше величество. Дальше события развивались таким необычайным образом, что все гости стали шумно возмущаться и освистывать нового короля. Нахмурилась и Каисса, но… никто не имел права вмешиваться до окончания партии. Поскольку же страсти болельщиков накалились и многим, чувствовалось по всему, хотелось подсказать Василько возможные — пока еще — ходы, чтобы спасти партию, Каисса подали знак. И тотчас же на лужайку возле ее трона выехал самоходный эшафот с палачом. А его подручные в черных масках и красных балахонах уже шныряли по рядам болельщиков и кнутами помахивали. Подсказчики присмирели…5
А в квадрате № 1001 дела черных быстро ухудшались, и видно уже было по всему, что развязка близка. Лишился Василько обоих слонов, нет уже коня и ладьи, и последняя пешка Дэ-Семь гибнет бесславно, а ферзь попал во вражеское окружение. И тут Дэ-Семь словно обезумел. — Не покину поля! — кричит. — Ваше величество, я же последняя у вас возможность через меня получить новую фигуру… Отмените ход! А Василько вконец распоясался и подтверждает приказ: идти на смерть! И хоть гибель эта никому не нужна и окончательно ухудшила общее положение, — приказ есть приказ… Но Дэ-Семь снова отказался подчиниться. Тогда секундант белого короля метнул лассо и ловко накинул веревочную петлю на Дэ-Семь. Подбежал секундант от Василько, и они вдвоем, поднатужась, стянули на обочину взбунтовавшуюся пешку. Еще три хода — и нет ладьи и ферзя; еще хода два — и король черных, наш Василько, остался на поле боя один-одинешенек. Была армия, да без короля, а нынче — остался один король без армии… Но король белых действовал все еще осторожно, чтобы случайно не сделать пат (так называется ничья, когда никто не выиграл и не проиграл). Ведь, если без объявления шаха Василько некуда будет ходить, это и получится пат… Зажав Василько на поле аш-3, белый король притаился позади на аш-1; две свои белые пешки расположил на эф-2 и жэ-3 (рядом с Василько); ферзь белый подстерегал черного короля на жэ-7; еще две белые пешки — на цэ-6 и (самая опасная сейчас) на е-7. Добившись такой позиции, король белых велел своему секунданту принести телефон с длинным походным кабелем. Все притихли… Вызывает король белых Каиссу и говорит: — Ваше величество, позвольте воспользоваться задачей-шуткой Куббеля… Помните, о ней наш Главный Инженер, международный гроссмейстер Венивидивицин рассказывал? — Помню, — ответила Каисса и задумалась. — Ваше величество, — убеждал король белых, — в этом случае мы от мальца неопытного да зазнайки, что по объявлению пришел, избавимся и… получим другого, настоящего, шахматного короля для черных… Позвольте! — Быть посему! — решила Каисса. — А вам — звание мастера отныне… — Ура!!! — закричали болельщики, аплодируя, и вновь замерли: что же сейчас произойдет? И произошло вот что… Секундант поднес микрофон радиостанции Восемью Восемь королю белых, и тот во всеуслышание объявил: — В шахматных законах записано: «Пешка, достигшая последней горизонтали, может быть превращена в любую фигуру…» Я двигаю свою белую пешку с е-7 на е-8 и превращаю ее… во второго черного короля! Еще не опомнились все от удивления, как Василько приободрился: сам он не мог сделать ни одного хода, но теперь у него появился двойник, а значит, и надежда. Правда, второй черный король имел лишь один ход, который он и сделал, шагнув на поле дэ-8. Но тут белый ферзь выскочил из засады, под прикрытием пешки е-6 встал на поле дэ-7 и объявил мат обоим черным королям сразу! Что тут поднялось — не описать… Даже Каисса сияла от удовольствия; но палач уже готовился к казни. Ведь Василько взялся быть королем, даже не узнав, каким и где. Такому самозванцу не миновать плетей! Журналисты, киношники, телевизионщики, чуя новый материал, взапуски побежали к плахе, опережая друг дружку, а некоторые пустились вплавь с того берега. Но… — Дорогие гости, друзья, — объявила Каисса в микрофон. — Мы должны учитывать, что мальчик, так опрометчиво ставший королем черных и бездарно проигравший партию, впервые встретился с сильным игроком. Поэтому я повелеваю не наказывать его, а разжаловать в рядовые. Отныне он — белая пешка Дэ-Два, потому что в армии черных он уже оскандалился… Быть посему!6
Я подбежал к церемониймейстеру: — Где тут у вас телефон-автомат? Цирлих-Манирлих машинально указал на ближайшую будку и не глядя сунул мне «двушку». — Спасибо! Забираюсь в будку и набираю Ж2-ЖЗ. — Служба информации Восемью Восемь на приеме, — слышу знакомый голос. — Здравствуйте, Блаттелла, это я… — А… Здравствуйте. Ну, вы довольны, что оказались миллионным гостем Каиссы? — Да, конечно. — Мне пришлось придержать в кустах двух посетителей, чтобы сравнять счет именно вами… — Даже так? — Не благодарите… Как вы сказали тогда? «Услуга за услугу»?.. Надеюсь, вы исполнили мою просьбу? — Да, да, Блаттелла, все готово, и ваша рукопись у меня с собой. — Вот и прекрасно. Каисса забронировала вам номер в лучшем отеле «Е2-Е4»… С телевизором, ванной и шахматным роботом, который развлечет и потренирует вас. — Но, Блаттелла… У меня еще дело к вам… — Говорите, я на приеме. — Тут у вас появился новый… король… — Да, это в квадрате номер тысяча один. Но он не назвал себя, и я пока не могу, к сожалению… — Простите, Блаттелла, — прервал я. — Мне думается… Нет, я уверен, что его личность мне известна… — Да что вы! — заволновался таракан. — Прошу вас… — Нет, нет, мой друг, только по секрету! — Жаль. В нашей шахматной столице секреты не в ходу… — Ну, по крайней мере, на время вы можете не оглашать его имя? — Пожалуй… Так кто он? — Ученик пятого класса школы номер сто нашего города Василько… Это вы свистнули? — А что, получилось? Я смотрел шахпарад по телевизору и вот стараюсь подражать донским казакам… Однако… Что мы приобрели?! Вы же видели этого мальца? А ведь столько гостей!.. — Нельзя ли вернуть мальчика в школу? Сейчас. — Исключено! Ведь он сам захотел стать королем. Так? — Наверное. — Вот видите! У нас признается только борьба в чистом виде — честная и открытая! — И все же мне не хочется, чтобы он осрамился вторично. — Мне тоже. Но бывает и почетный проигрыш… Посмотрим, как будут развиваться события дальше… Мы еще встретимся!ГЛАВА ШЕСТАЯ. Подвиг
1
Каиссе подали белый открытый автомобиль, церемониймейстер помог ей сесть на левое заднее сиденье и подошел ко мне. — Ее величество, — устало сказал он, — приглашает вас в карету. Я не замедлил воспользоваться любезностью Каиссы. Цирлих-Манирлих занял место рядом с водителем, и мы поехали. — Мне доложил Блаттелла, что вы знакомы с этим мальчиком, — сказала Каисса. — Не совсем… Раньше я видел только его фотографию. Мне так стыдно за него! — Мне тоже, — вздохнула Каисса. — Партнер у него оказался сильный, но тем более нельзя вести себя так безрассудно; лучше бы отказался. А теперь, чтобы вернуться домой, он должен отличиться… — Это непременное условие? — Да. Кто далеко зашел, тому и возвращаться труднее. Но он — пионер, и надежда еще не потеряна. — Я не очень силен в шахматах, — признался я, — но, если вы разрешите, постараюсь хоть немного потренировать его… — Хорошо, — согласилась Каисса. — Буду откровенна: пионеров я люблю особенно! — Завтра в вашем распоряжении будет катер, — сказал церемониймейстер. — Наша река, если вам известно, не имеет мостов… — Спасибо. У вас очень утомленный вид. — Да, мне сегодня досталось, — подтвердил Цирлих-Манирлих. — Он еще волнуется за своего брата, — сказала Каисса. — С ним что-нибудь случилось? — Нет… Его зовут Венивидивицин. Он Главный Инженер моей резиденции и отличный шахматист. Попросил творческий отпуск и отправился по свету искать равного себе игрока… — И не подает вестей, — грустно закончил церемониймейстер. — Вот и ваша гостиница, — сказала Каисса, когда машина остановилась. — Можете отдыхать у нас, сколько захотите. Желаю удачи! — Спасибо за внимание, ваше величество. До свиданья!2
Остаток этого бурного дня Василько не выходил из палатки. Пережитый им позор — а иначе его скандальный проигрыш не назовешь — тяготил мальчика. Припоминая свои распоряжения во время игры, он все больше убеждался в их ошибочности, даже бессмысленности и раскаивался. Но сделанного не воротишь. Незаметно он все же уснул; спал плохо и проснулся ранним утром от боли в боку. «Наверно, продуло», — предположил Василько. Прихрамывая, вышел из палатки, где всё еще могуче храпели пешки белых, и увидел своего знакомого Дэ-Семь. — Здорово! — обрадовался солдат. — Здравствуйте… — А я тебя стерегу. Зря ты, когда был нашим величеством, не слушал нас. — Сам теперь понял. — Да? — обрадовался солдат. — Ну, коли так, не печалься… Ферзь наш жалеет. «Характер, — говорит, — у него истинно королевский… И стать, и велеречивость имеет. Кабы еще играть мог в шахматы, то лучшего и желать не надо!» — Я-то вообще играю, — сказал Василько, — но вчера загордился малость. — Да, — согласился солдат. — Заелся ты, слов нет… А что кривишься-то? — Бок болит. — Айда к фершалу! Вон в том шатре… — Может, пройдет? — Нам тут ждать не разрешают. Сразу идти велят! В шатре с красным крестом дежурил пожилой медик, читавший еженедельник «64». Увидев пациентов, он отложил чтение и поднял очки на лоб. — Оба? — Никак нет, — пояснил Дэ-Семь. — Вот они-с занедужили… — Имя! — Василько. — Это еще что такое? — удивился фельдшер. — Никак нет, — усмехнулся солдат. — Их величают Дэ-Два. Бок у них страдает. — Ружье! — скомандовал фельдшер. Василько вытаращил глаза. — Они новобранец, — опять за Василько ответил солдат. — Сейчас принесу. Мигом. И действительно, принес через минутку ружье, на прикладе которого было написано: «Дэ-Два». Фельдшер вынул затвор, понюхал, глянул в ствол на свет, что-то буркнул недовольно, выписал рецепт, сунул его Василько и вновь углубился в чтение. — Идем, — шепнул Дэ-Семь. Вышли, и Василько прочел: «Вычистить личное оружие да и впредь…» — Тоже мне, медики! — усмехнулся мальчик. — Не скажи так, — возразил Дэ-Семь. — Ты вот спать улегся, а ружье не подготовил для боевого дня… — А при чем тут ружье, если у меня — бок?! — Так ведь у нас, ежели обязанности свои запустишь — значит, и болеть начнешь. Хочешь быть здоровым — неси службу честно! — Да вы что?! — Уж как есть… Только королей это не касаемо, потому как ежели король нерадивость проявит, то ему самому ничего, а вот подчиненным — труба выходит! Как вчера… — Ой-ё-ёй! — воскликнул Василько. — Ну и дурень же я… — Ничего, — успокоил Дэ-Семь. — Все время умным быть — устанешь! Но и дураком ежели долго, то для здоровья вредно… Давай лечиться начнем. Вдвоем они принялись чистить ружье и смазывать его; вскоре боль в боку стала утихать, а потом и вовсе прошла. — Легче? — спросил Дэ-Семь. — Не болит! — поразился Василько. — А чо я говорил? Фершалу лучше знать. У нас правила. А без них — ничему ума не дашь… Однако уже и есть пора. Айда в харчевню, в столовую тоись. Вон в том шатре. Я угощаю…3
Номер в гостинице был двухкомнатный, и мне понравился. Только я расположился, как принесли ужин. Только поужинал и достал из кармана сигареты, как услышал со стола знакомый голос: — Умоляю вас, повремените с курением! — А, Блаттелла, — обрадовался я. — Ладно, потерплю… Вы не скажете, как попал сюда Василько? — Пока затрудняюсь ответить. Спросите у него самого. — Хорошо. Вот ваша статья… Я положил тетрадь на стол рядом с тараканом, сказал «мини», и она, как и прежде, стала совсем крошечной. Блаттелла с любопытством принялся просматривать мои поправки. Молчание несколько затянулось, и я с беспокойством спросил: — Ну, как? — Вы столько повычеркивали, что я поражаюсь вашей смелости. — Смиритесь, Блаттелла. Я желаю вам только добра. — Это так необходимо? — Главное, Блаттелла, краткость… Все остальное приложится: ведь нынешние читатели стали такими сообразительными, что поймут с одного слова, уверяю вас… — Стойте! — взволнованно воскликнул Блателла. — Я придумал. А что если мы вычеркнем все, понимаете — все! — Полностью? — Нет, что вы! Мы оставим одно слово: «Та-ра-кан». И каждый вообразит себе, что захочет. — Блестяще, Блаттелла! Вы — гений. — Ну, что вы, — смутился таракан. — Это вы натолкнули меня на такую мысль… — Я очень рад, Блаттелла, что смог оказать вам услугу. — От всей души желаю и вам, — сказал таракан, — добиться такой же краткости, когда будете писать свою новую книгу… Изложите все одним словом! Например, оставьте свою фамилию, и хватит с читателей: пусть остальное домысливают сами… Не успел я ответить, как Блаттелла убежал. «Почему он обиделся на меня? — недоумевал я. — Мне удалось сократить его статью всего на три четверти, и он еще недоволен…» Увидев на тумбочке книгу «Шахматы», я взял ее, прилег на диван и открыл главу «Пешка». «Пешка, — прочел я, — важное средство развития игры в дебюте и осуществления различных комбинаций. Великий французский шахматист Филидор сказал: „Пешки — душа партии!“ Особенно ценны они в конце игры, потому что могут превратиться в любую фигуру. Вспомним пример из турнирной практики…» Это было то, что надо! Мне хотелось обязательно помочь Василько. «Мы вернемся домой только вдвоем!» — решил я.4
Толстый лысый харчевник, увидев входящих посетителей, крикнул служанке: — Поскребла середу[1] чернавка,[2] и будя. Гляди-кось, щапы[3] пожаловали!.. А ну, живо, примай их, не то шелопугой[4] огрею по потылице.[5] Вам чего будет угодно? — обратился он к «щапам». — Ежели выть,[6] так, должно, рано. Скидайте спанечки,[7] али вы так, налегке?.. Пеструху не желаете?.. — По-каковски это он? — не понял Василько. — По-старинному, — тихо ответил Дэ-Семь. — Он такими словами посетителей завлекает… Пеструха — это значит перепелка. — Аль рябу?.. — Рябчиков тоись, — как бы перевел Дэ-Семь. — Надысь гляжу, — болтал без умолку словоохотливый харчевник, — вроде курева[8] вдали… Опосля развеялось, и вижу отсель меты[9] коня на хряще,[10] а еще чуток — входит поляница… — Богатырь, — пояснил Дэ-Семь. — Хороший был гость — с аппетитом и щедрый. — Нам, хозяин, — степенно начал заказывать Дэ-Семь, — подай щей по котелку, опосля двух пеструх, еще погодя — по рябе на брата и кваску запить. — Добре! — кивнул харчевник. — Чернавка! Слыхала, небось? — Да уж как не слыхать? — отозвалась служанка. — Как есть бегу… — и, не торопясь, направилась на кухню. — Не много ли на завтрак? — ужаснулся Василько. — Еще может не хватить! — подбодрил Дэ-Семь. — Это короли по яйцу, по шматку сала да по буханке хлеба, больше по утрам не принимают — важничают. А нам с тобой негоже привередничать: нонче солдат, а потом, гляди, — ферзь уже! Я кем только не был за свои ж изни… И точно: аппетит разыгрался у Василько отменный — все съел да еще косточки обгрыз. Сказано: воздух свежий да сон в палатке — не то, что в пионерских лагерях. Дома по многу этажей, мебель полированная, форточки не открыть, чтоб детей не простудить; а в ту рпоходы на машинах едут километров двадцать, потом пройдут пешком (всё больше по дорожкам) километра два — и снова по машинам. Обо всем этом рассказывает Василько, а Дэ-Семь диву дается. — А скоро будем вертолетами летать в горы, — хвалится Василько. — А вниз по канатной дороге съезжать… Природу же, в основном, по телевизору наблюдать… — Ишь ты! — дивится Дэ-Семь и вроде бы так просто спрашивает: — А кто же в шахматы играть будет? — Так уже машины играют, — отвечает Василько. — Да ну?! Значит, машины и ездют, и на горы летают, и природой любуются, и в шахматы резвятся?.. — Правильно. — Это ж вы все чисто в рабы попали! А спасать некому — от машин тоись? — Спасать?! — смеется Василько. — А мы и не жалуемся! — Так рази из вас короли будут?! — сокрушенно воскликнул Дэ-Семь. — А мы к этому и не стремимся… — Всю жизнь, значит, в пешках? То-то и оно, что в голове своего короля нету, — машинам все поотдавали! Ну, там ездить, летать либо в телевизорь глядеть — ладно, куда ни шло… Но чтоб машиной в шахматы играть?! — Господи Исусе! — в ужасе произнес харчевник, прислушиваясь к их беседе. — Так это для развития науки и развлечения. — Во-во: машина развлекается! А книги? — Тоже машины пишут. — И читают? — Читают. — Хорошо, если вам что расскажут, а если не пожелают? Так неучами и останетесь?.. — Почему?! Машины человеку время экономят. — Для чо? Новые придумать? Им служить?.. — А хотя бы! — Самим же в пешки податься? Да где там! Из таких пешек только пешку и сотворишь… — Так и у вас, — упорствует Василько, — техника есть. Вертолеты, телевышки, автомашины… — Это на том берегу, — прерывает Дэ-Семь. — У нас для того нигде и мостов нету! Усёк? — Усёк. — То-то! Шахматы — это душа человека, а в нее, в душу, с машиной не лезь! Не то она и ее отымет. У тебя пружина будет, а у ей — удовольствие! Тут Василько как заплачет!.. От неожиданности Дэ-Семь растерялся, потом обнял его и быстро заговорил: — Да ты чо? На меня? Так ведь я по неразумению своему… Живи с пружиной! — Нет, милый вы мой Дэ-Семь, — взял себя в руки Василько. — Техника техникой. Человек для себя ее и придумывает и командует ею… У меня хуже: волшебником я стал. Вот. — Как это — волшебником?! — Ну, не совсем, чтобы… а что задумаю — исполняется. — Всё-всё? — Да. — Неужто всё, что пожелаешь? — никак не верилось Дэ-Семь. — Всё! И никакой самостоятельности: все делается без всяких моих усилий… — Чур меня! — суеверно прошептал харчевник. — Так не годится, — согласился Дэ-Семь — Деды наши немало сказывали о волшебстве… Оно, конечно, штука хорошая. Но только применять и его с умом надо… Слышал я, что к волшебству прибегать следовает, когда сам чего не сможешь достичь. Так? — Ага. — Или если прижмет тебя к самому что ни на есть краю. А ежели твоего ума хватает и своими силенками одолеваешь, тогда без волшебства желательно, иначе нутро свое человечье утеряешь и останешься вроде как с пружиной, но без души! — Вот и со мной такое происходит. — А как же ты вчера проиграл? — хитро спрашивает Дэ-Семь. — Забыл команду дать своему волшебству? Василько плечами пожал: не знаю… — У нас волшебство только на том берегу действует, — пояснил Дэ-Семь, — а тут — нет… Да закинь ты это свое волшебство. Не знаю, в чем оно у тебя… Живи сам! — Закинул. — И чо? — Не проходит… — Ишь ты! Прилипло как… Однако пора нам: слышь, сбор трубят? Сейчас тренировка предстоит. Хозяин, что там с нас?5
Вернулся я с той стороны к обеду. Василько произвел на меня приятное впечатление, хотя выглядел скучным. Поговорили мы о шахматах, особенно о роли пешек в игре, и расстались. После обеда я снова был у трона Каиссы. Народу собралось не меньше вчерашнего, все происходило так же торжественно; опять состоялся красочный парад, в честь уже следующего — за неудачным «царствованием» Василько — короля черных № 1001. И наконец началась долгожданная партия. Долгожданная не только для меня и Василько. Любители шахмат, накануне освиставшие Василько, теперь сочувствовали ему и желали отличиться. Наверное, и в шахматах судьба непостоянна… Игра началась стремительно, но все время атаковали черные. Фигуры белых разбегались в страхе кто куда и гибли одна за другой без всякого, как мне казалось, плана и цели. Толпа вокруг нас бушевала и была на стороне белых, сочувствуя попавшим в беду. Только Каисса оставалась спокойной и даже порой улыбалась. Правда, когда я присматривался в бинокль к королю белых, то не находил на его лице ни малейших признаков волнения!.. «Ну и нервы!» — думал я. Не прошло и часа, как на квадрате № 1001 сложилось странное положение: все фигуры черных и все их пешки были целы и сосредоточились в правом дальнем от нас углу, вокруг своего короля, и в левом ближнем, где стеной зажали короля белых. Из всей армии этого несчастного монарха сохранилась лишь одна пешка! Это был Василько, стоявший сейчас на поле дэ-7, том самом, где в начале игры находился знакомый ему (да и нам с вами) солдат. Ход белых… Посмотрите на рисунок… Всем стало ясно, что Василько сейчас станет ферзем, но, к сожалению, это уже не спасет белого короля от скорого и неминуемого поражения. Василько оглянулся на своего короля, но он был далеко, и предстояло самому принять окончательное решение. Вот уже судья поднял сигнальный флажок, давая понять, что время на размышление истекает… и Василько смело шагнул на поле дэ-8; мгновенно взвился дымный смерч, скрывая от взоров тайну превращения пешки в фигуру, и все мы замерли в ожидании. Прошла еще секунда, смерч поднялся в небо, и все увидели не ферзя, как ожидали, а великолепного белого коня и на нем Василько. Черные сделали какой-то ход (вообще-то у них теперь не было выбора), Василько направил своего коня на поле эф-7 и… объявил мат![11] Такой партии, скажу я вам, мне не доводилось видеть ни разу. Всего я ожидал, только не победы обреченного короля белых. Если бы не Василько — его постигло бы бесславное поражение. И не слышал я никогда такой овации, какую устроили болельщики! Каисса совсем повеселела и приказала приветствовать победителя салютом из шестидесяти четырех пушек. Наградой ему стало возвращение домой.6
Немного погодя попрощался и я с Каиссой и любезным церемониймейстером, зашел за трон и негромко произнес: — Инутама, инутама, акчолё!..ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Похождения Аиньки
1
Сегодня у меня удивительный день: столько событий ожидает очереди, чтобы попасть в мою повесть, и так легко пишется, что даже некогда поесть! И что интересно: после того как мы с Василько возвратились по домам — я полагал, что на этом конец нашей повести. Как бы не так… Открываю свежий номер городской вечерней газеты и читаю, представьте себе, следующее:Сегодня в 19 часов в областном шахматном клубе состоится встреча с международным гроссмейстером товарищем Венивидивициным. Желающие смогут принять участие в сеансе одновременной игры на 50 (пятидесяти) досках.«Неужто, — думаю, — он, Главный Инженер Восемью Восемь, брат церемониймейстера? Надо сходить…»
Последние комментарии
3 часов 28 минут назад
12 часов 20 минут назад
12 часов 22 минут назад
2 дней 18 часов назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 52 минут назад