Возвращение надежды [Александра Торн] (fb2) читать онлайн

Александра Торн Возвращение надежды

Пролог

Индианола, Техас, 1846 год

Эльке проклинала судьбу, понуро бредя по песку, поросшему крапивой. Надо же, поверили пустым обещаниям, бросили дом и приехали на край земли, в Новый Свет! Фактически их сюда заманили.

Обещали за шесть сотен крон решить все проблемы: доставить всех на пароходе в большой порт в Мексиканском заливе. Оттуда предоставляли возможность добраться до любого места, облюбованного переселенцами.

Но все оказалось не так романтично, да и вообще не так, как обещали: никакого порта не было здесь и в помине. Несколько десятков жалких лачуг и палаток, а вокруг кишащее москитами, распространяющее заразу болото. Ну а о том, чтобы перебросить их внутрь страны не могло быть и речи. Шла война с Мексикой, и правительство мобилизовало все сколько-нибудь пригодное для транспортировки – лошадей, повозки. Сотни прибывших переселенцев из Германии были просто выброшены на берег и предоставлены самим себе.

Эльке старалась сдерживать гнев, это помогало ей унять слезы. Единственное, что ее утешало, – если, конечно, это можно было назвать утешением, – это то, что со смертью все мучения для родителей кончились. И отошли они в мир иной почти одновременно. Это тоже хорошо. Случись иначе, вряд ли мать смогла бы пережить смерть отца, и наоборот. Они так любили друг друга!

«Познаю ли я когда-нибудь такую любовь? – спрашивала она себя. – Будет ли у меня когда-нибудь свой дом и семья? Или мне суждено умирать на этой земле в одиночестве, и никого не будет рядом, чтобы оплакать мою смерть?»

В конце концов, им сейчас легче, а вот ей придется жить дальше. Но, Господи, как? Ждать помощи неоткуда, а ей всего четырнадцать – совсем еще ребенок.

В трехстах милях отсюда, если ехать в сторону гор, лежит, говорят, город Фредериксбург. Но как туда добраться? Пешком? А может, там и нет никакого города?!

Опять ее мысли вернулись к родителям.

Отец Эльке, профессор фон Браун, человек невероятной доброты, предполагал в этих краях учительствовать. Мать, дочь обедневшего дворянина, хотела давать уроки музыки. Но учеников скорее всего не было бы. Вон как свирепствуют тиф, дизентерия и малярия…

…Повозка со скрипом остановилась. Господи, какими пустыми и беспочвенными были их надежды! Вот оно кладбище Индианолы, с чередой свежих холмиков. Это все дань, которую собирает земля обетованная. Это все плата за вход.

Эльке подошла к двум неглубоким ямкам, где будут покоиться ее родители, и закусила губу, пытаясь сдержать слезы. Плакать нельзя! Папе с мамой это бы не понравилось.

До кладбища ее сопровождали две женщины. Их мертвые, завернутые в полотняные саваны, лежали здесь же неподалеку. Эльке почти забыла об их присутствии. Сейчас она повернулась к той, что стояла ближе, матери девяти детей.

– Фрау Кнопф, вы останетесь со мной? Глаза фрау Кнопф наполнились слезами.

– Извини, но не могу. – Она, всхлипнув, покосилась на повозку с усопшими. – Прошлой ночью умер мой ребенок, а муж и еще четверо детей больны… – Голос фрау Кнопф дрогнул. Она не сделала даже попытки сдержать слезы, и они потекли по ее щекам.

Женщина побрела прочь, а Эльке стиснула зубы, с трудом сдерживая рыдания. Она стояла молча, с опущенной головой. В могилы – сначала в одну, потом в другую – мягко шлепнулись завернутые в саван тела ее родителей, и двое могильщиков заработали лопатами.

Эльке мрачно вскинула голову и посмотрела на кружащих в небе чаек. Конечно, могилы должны были быть глубже.

Она закрыла глаза и дрожащим голосом начала читать молитвы.

– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое… – От этих знакомых слов стало немного легче, хотя сейчас она вовсе не была уверена в том, что все еще верит в Бога. Но ведь это для папы с мамой.

Окончив молитву и открыв глаза, она оглянулась и обнаружила, что осталась одна. Наклонившись, Эльке подняла с земли маленький букетик уже увядших полевых цветов, которые собрала сегодня утром – индейские кисточки, как их здесь называли, – и разбросала по поверхности могильных холмиков.

– Пепел к пеплу, пыль к пыли… – скорбно произнесла она и вдруг поняла, что остальную часть молитвы не помнит. Это было, видимо, последней каплей. Господи, родители умерли без покаяния, и сейчас она не может даже как следует прочитать молитву за упокой их душ! Эльке упала на могилу матери, и слезы, которые она сдерживала весь день, выплеснулись наружу. Тело ее судорожно сотрясли рыдания.

Она нашла в себе силы подняться, только когда вечерний сумрак опустил свой полог на мрачный кладбищенский пейзаж.

Не помня себя Эльке вышла на берег моря. Волны нежно ласкали гальку. Вот так же точно ее ласкала мама…

Теперь все кончено. Их больше нет. Как жить дальше?

Всю последнюю неделю она была занята лишь одним – тщетно пыталась бороться за жизнь родителей. Подумать о чем-нибудь другом времени не было.

Все, что осталось от родителей, – это немного денег, скопленных на черный день. На них они собирались жить первое время. Что же теперь делать с ними? Возвращаться назад в Германию? Но на это пришлось бы потратить все до последней кроны. И что же тогда? Сиротой, да еще и без денег, она вернется в Карлсруе. Прожить в Германии будет очень и очень непросто. Там всем, у кого нет поддержки, приходится туго.

«Нет, – подумала Эльке, – я никогда не возвращусь туда, откуда мои родители отправились в поисках лучшей жизни».

Эльке повернулась и посмотрела назад, как будто там, за далекими горами, скрывалось ее будущее.

Выбора у нее практически не было. Либо она соберет все свое мужество и попытается добраться до этого Фредериксбурга, либо надо ложиться и ждать смерти.

Она выпрямилась, расправила плечи и сжала кулаки: «Ничего, еще придет время, и я найду способ сделать так, чтобы мечты моих родителей сбылись. Эту забытую Богом землю здесь, кажется, все называют Техас… Так вот: я ей не поддамся».

Глава 1

Фредериксбург, Техас, 1860 год

Эльке Зонншайн, хмурясь, изучала приходно-расходную книгу булочной.

Население Фредериксбурга растет. С учетом этого можно было бы рассчитывать и на большую прибыль. Однако прибыль почему-то не растет.

«Это Отто во всем виноват», – с раздражением подумала она.

Очень уж ее супруг щедрый. Ну просто никому из нуждающихся отказать не может! Бесплатного хлеба через черный ход раздавалось у них не меньше, чем через прилавок. Если не больше. Вообще-то она не возражала – бедным помогать надо. Но сейчас, когда на горизонте замаячил призрак войны, неплохо было бы подумать и о том, в каком состоянии находятся финансы семьи.

Эльке расправила затекшие плечи и осмотрелась. В этот солидный дом на Главной улице они переехали три года назад. Он был сложен из известняка. В просторном зале внизу она обслуживала клиентов. За залом располагалась пекарня, там хозяйничал Отто. Лестница наверх вела в жилые комнаты.

Их дом был не просто солидный, он был шикарный. В каждой комнате по камину, плита на кухне напоминала саркофаг египетского фараона и наконец последний крик моды – керосиновые лампы. Они перебрались сюда из маленького бревенчатого домика, который был построен Отто еще в 1845 году, как только он прибыл в Фредериксбург. И хотя новый дом Эльке очень нравился, все равно она не была уверена, что нужно было тратить на него так много денег.

Взять хотя бы эти окна в нижнем зале, они ведь обошлись им в целое состояние. Для хранения тортов, печенья и пирогов Отто приобрел дорогие специальные шкафы. Выпечка в них долго не теряла своей свежести. Все было, конечно, очень высокого качества, но дорого, ужасно дорого. А вот этот прилавок! Его привезли на пароходе из Нового Орлеана. Очень дорогой прилавок. Сейчас на нем были расставлены корзины с хлебом, а другая выпечка и деликатесы красовались под стеклянной крышкой. В центре зала на специальном столике возвышался фарфоровый пузатый чайник, за большие деньги выписанный из Германии. Тепло, излучаемое им, соблазняло клиентов подольше посидеть за кофе и знаменитым струделем Отто.

Превосходный кофе, вкусный аппетитный аромат, постоянно стоящий в зале, покрытые скатертями столы и массивные дубовые стулья – все это делало булочную Зонншайн одним из самых популярных заведений в городе. Разумеется, салуны и публичные дома были вне конкуренции.

Промозглая мартовская непогода собрала сегодня полный зал. Ни одного свободного столика. Завсегдатаев Эльке уже знала всех в лицо – это владельцы ранчо, фермеры и горожане, в основном немецкие переселенцы. Шум в зале стоял невообразимый. Все спорили. Фермеры и владельцы ранчо в большинстве своем были выходцами из южных штатов и поэтому горячо отстаивали идею рабства как единственный путь к процветанию. Немцы флегматично возражали.

Эти споры не были новостью. Они возникали и прежде. Эльке и сама порой участвовала в них, разумеется, против идеи рабства. Приближались выборы президента, и атмосфера между спорящими накалялась. Сегодня громче всех горланили близнецы Детвайлеры.

«И почему это всегда малообразованные люди, – подумала Эльке, – пытаясь победить в споре, повышают голос, тогда как культурные, как правило, сдержанны?»

Когда Илай и Джуд были маленькими, Эльке их очень жалела. Отто тоже. Их семья постоянно получала хлеб через черный ход булочной. Потом их мать умерла, а отец собрал пожитки и куда-то исчез. Вместе с детьми. Вернулись они сравнительно недавно, одни, без отца. И это были совсем другие Илай и Джуд. Злобные, налитые дурной силой дебоширы, использующие любой повод, чтобы устроить потасовку.

Эльке вздохнула. Как назло, эти двое были большими сластенами и из булочной не вылезали. В прошлом месяце произошел неприятный инцидент. Они пытались вышвырнуть из зала пожилого негра. Эльке пришлось пригрозить ружьем, чтобы хулиганы покинули заведение навсегда. Но они пришли сегодня опять, правда, вели себя тихо, поэтому она разрешила им остаться.

Эльке покрутила выбившийся из-под заколки белокурый локон и возвратилась к изучению бухгалтерских счетов. Цены на сахар, муку и специи росли с каждым днем. А что будет, если начнется война?^[1] Конечно же, инфляция и неизбежная нехватка продуктов. Как тогда сводить концы с концами?

Эльке вновь тяжело вздохнула. Значит, что же это получается? Четырнадцать лет упорной работы насмарку? Чтобы остаться опять ни с чем?!

Она вновь углубилась в книгу, пытаясь отыскать скрытые источники дохода, и даже не услышала, как звякнул дверной колокольчик, возвещающий о прибытии очередного посетителя.

– Добрый день, Эльке, – произнес глубокий баритон.

Она оторвалась от расчетов… У прилавка стоял Патрик Прайд.

Сердце ее мгновенно выбилось из привычного ритма, лицо запылало, а пальцы рук, напротив, вдруг стали ледяными. Эльке, разумеется, рада была видеть его, очень рада, но радость эта, как всегда, отравлялась чувством вины. Не должна замужняя женщина чувствовать «такую» радость при появлении лучшего друга своего мужа.

– Добрый день, – улыбнулась она Патрику. Слава Богу, голос ее был ровным, не то что пульс.

Патрика Прайда Эльке увидела первый раз, когда ей было семнадцать лет. Она только что вышла замуж. Он скакал по Главной улице на чудном белом жеребце. Сидел, выпрямившись в седле, высокий, статный. В ее воображении моментально возник образ прекрасного принца из волшебных сказок.

Уже давно Эльке приняла твердое решение: он для нее только друг, однако сердцу не прикажешь: каждый раз она не могла оторвать глаз от его лица. Хотя черты лица ее кумира были достаточно грубыми, для нее Патрик Прайд являлся олицетворением мужской красоты.

Высокий лоб, с горбинкой нос и угловатые черты лица, черные как смоль волосы, завивающиеся на шее у воротника. Левую щеку пересекал шрам – память о битве у Пало-Альто, – который делал его еще привлекательнее, над правильно очерченными губами темная полоска усов. Но больше всего ей нравились его глаза – серые, цвета только что вымытого дождем осеннего неба. И вот теперь эти глаза смотрели на нее с внимательным любопытством.

– Ты выглядишь озабоченной, Солнышко. Что-то случилось?

Патрик придумал ей прозвище, просто перевод ее фамилии (вернее, фамилии ее мужа) Зонншайн. Чаще всего он называл ее именно так.

Эльке слегка улыбнулась.

– Всегда что-нибудь оказывается не в порядке, стоит только заглянуть в бухгалтерскую книгу.

– Если у вас проблемы с деньгами, я буду рад помочь.

Он делал такие предложения много раз и прежде. После Мексиканской войны правительство США пожаловало ему земельный надел у реки Гуадалупе, где он построил процветающее теперь ранчо. Сейчас в этой части Техаса Прайд был одним из самых богатых Людей.

– Ну, все не настолько уж и плохо. – Она кивнула в сторону посетителей за столиками. – У нас никогда не было столько работы, как в эти дни. А какие дела привели тебя в город?

– Сейчас скажу, – ответил он. – А где Отто? Мне хотелось бы поговорить с вами обоими.

Эльке еще не доводилось видеть его таким грустным. И зачем он, спрашивается, надел под этот пыльный затрапезный плащ такой великолепный костюм? Господи, куда он собирается в таком наряде? К кому?

У нее перехватило дыхание. Да ведь он одет для… Он хочет жениться… Сердце кольнуло. За одно мгновение она перебрала в уме всех незамужних женщин города. По ее мнению, ни одна из них не стоила внимания Патрика Прайда.

– А что случилось? Почему ты непременно хочешь поговорить с нами обоими? – спросил Отто, как по волшебству оказавшись рядом с женой. В мясистой руке он держал поднос со своими знаменитыми булочками с перцем. – Попробуй, Патрик. Они прямо из духовки. А ты, наверное, голоден, проделав столько миль верхом.

После того как Патрик отведал парочку ароматных булочек, Отто добавил:

– Как приятно видеть тебя снова, mein Freund.^[2]

Эльке не могла удержаться от сравнения Патрика со своим мужем. Тяжелый выговор Отто и легкая речь Патрика, его атлетическая фигура и грузное бесформенное тело ее мужа. Именно из-за своей дородности и редких волос Отто казался старше своих сорока двух лет. «Но в мире нет добрее человека, чем мой муж», – твердо напомнила она себе.

Мать учила ее не судить о людях по наружности. Но все-таки отец ее был красивым мужчиной, и, вне всякого сомнения, мать обожала его еще и за это. Эльке унаследовала его рост, его широко расставленные голубые глаза, золотистые волосы. «Если бы родители были сейчас живы, – подумала она с привычной тоской, – я могла бы поделиться с ними своими самыми сокровенными секретами».

Почему-то она была уверена, что они бы ее сейчас поняли. Эльке вспомнила, как в день их похорон гадала, удастся ли ей пережить такую необычайную, такую сильную и разделенную любовь, какую пережили они. Теперь ответ на этот вопрос ей известен. Жестокий каприз судьбы лишил ее возможности надеяться на такое чудо. Если бы Патрик въехал в город месяцем раньше, она бы никогда не вышла за Отто, даже если бы это означало, что ей придется провести всю жизнь старой девой.

Ее печальные размышления прервали грубые выкрики. Джуд и Илай Детвайлеры опять принялись за свое. Обычно они никогда не задирались с теми, кто мог им достойно ответить. Сейчас они приставали к Джону Келлеру, маленькому пожилому человечку.

Джуд вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул, и заорал:

– Слушай ты, чертов пожиратель капусты! Ты, я вижу, тупее задницы мула. Сколько раз тебе надо повторять: ниггеры не люди. Понял?

– А не нравятся наши порядки, отправляйся обратно в Германию, откуда приехал, – добавил Илай.

«Вот оно, снова начинается», – подумала Эльке.

Под прилавком у нее всегда было наготове ружье, и она сразу подумала о нем.

Братья были здоровыми бугаями, но Эльке знала, что Джона Келлера не так-то просто запугать.

– Чего это я вдруг должен уезжать? – с достоинством произнес он на удивление твердым голосом. – Что же касается черных, то они такие же Божьи твари, как вы и я.

Детвайлеры вскочили как по команде и, схватив Келлера с обеих сторон, поставили на ноги.

Эльке приставила приклад к плечу. Прикосновение теплого дерева было приятным. Как будто к тебе вернулся старый испытанный друг.

– Эй, приятели! Вы что, собрались пригласить мистера Келлера на танец? Если нет, то вам лучше его отпустить! – выкрикнула она.

Илай глянул в ее сторону.

– Черт побери, сударыня, опять вы за свое ружье. Нельзя и пошутить.

– Но мистер Келлер не разделяет вашего юмора. Да и мне ваши речи не по душе.

– О, прошу прощения, сударыня, я совсем забыл: вы же относитесь к этим безмозглым аболиционистам.^[3] – Джуд произнес слово аболиционист как грязное ругательство, а сам, как затравленный хорек, шарил глазами по залу, выискивая единомышленников.

Прежде чем Эльке смогла отреагировать, Патрик пересек зал и небрежно, без всяких видимых усилий, схватив за грудки каждого, встряхнул их как котят.

– Мальчики, вы, я вижу, ищете, с кем бы подраться. Так отправляйтесь в салун, там вам доставят такое удовольствие. А здесь порядочных людей беспокоить не надо.

Роста в Патрике было не меньше чем метр девяносто, да и сложен он был соответствующе. С холодным вниманием он разглядывал Илая и Джуда.

– Но ведь ты такой же южанин, как и мы, – промычал Илай. – Почему ты выступаешь против своих?

– Для таких, как вы, я никогда своим не был и не буду. Не надейтесь. А теперь пошли вон отсюда. – Патрик толкнул их, и они полетели к двери.

– Мы этого не забудем, – почти в унисон прорычали молодцы, поднимаясь на ноги.

– Я тоже. И не вздумайте здесь опять появляться, – отозвалась Эльке.

– С вами все в порядке? – спросил Патрик мистера Келлера.

– В порядке, – ответил тот, оправляя пиджак. – Не понимаю, что это на них нашло.

– Может быть, им не понравился струдель? – задумчиво предположила Эльке, убирая ружье на место.

Как она и ожидала, ее слова вызвали взрыв смеха. Напряжение, возникшее в зале, рассеялось.

Когда она выпрямилась, то увидела, что Патрик уже подошел к прилавку и как-то странно на нее смотрит.

Отто протянул руку Патрику.

– Большое спасибо. Я очень рад, что ты оказался здесь так вовремя. Такие стычки… это очень плохо.

Пока Патрик разбирался с братьями, Эльке, затаив дыхание, любовалась его смелостью. Но только сейчас она осознала, что, унизив их, он нажил в одночасье двух опасных врагов.

– Тебе не следовало вмешиваться. Я могла разобраться с ними сама, – объявила она. – Мне приходилось уже это делать.

Отто посмотрел на нее с обожанием, а затем повернулся к Патрику.

– Моя жена – настоящий воин.

– Твоя жена играет с огнем. Передай ей, что никогда не следует брать в руки оружие, если не намереваешься его использовать.

– Я сама прекрасно знаю, что мне делать.

Странное выражение промелькнуло на лице Патрика, когда он посмотрел на нее. Какая-то смесь раздражения и чего-то еще, чего она не могла определить.

– Мне известно, что твой отец брал тебя с собой на охоту. Но учти и никогда не забывай: людей убивать это не фазанов подстреливать.

Перегнувшись через прилавок, Патрик похлопал Отто по плечу.

– Все в порядке, дружище, успокойся.

Отто все еще был пунцовый, как вишневый пирог, лежавший рядом на блюде. Мягкий, домашний, он всегда пасовал перед грубой силой.

– Ты, кажется, собирался что-то сообщить, прежде чем начался этот переполох. Так что же?

– Я решил съездить домой, в Натчез. Надо успеть до начала войны. Потом это будет невозможным.

Эльке почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. То, что Патрик считает войну неизбежной, уже само по себе было достаточно, но его отъезд… Мысль о том, что он скоро уедет, не укладывалась в ее голове.

Она боялась признаваться даже себе в том, как ждет его ежемесячных визитов, как они важны для нее.

Эльке посмотрела в окно. Ей показалось, что солнце закрыли тучи. Но небо было голубым, как и несколько секунд назад.

– Но ведь до Натчеза далеко, триста миль, не меньше. Тебя не будет очень долго, – вырвалось у нее.

– По крайней мере полгода. Но я не был дома с тех пор, как получил надел, а мои родители за это время моложе не стали.

Отто одобрительно кивнул.

– Как чудесно, что ты так любишь своих родителей! Я тоже очень хочу повидать своих. Но до Германии так далеко…

– Когда ты уезжаешь? – перебила мужа Эльке.

– Дилижанс на Гелвестон отправляется завтра утром.

– Так скоро! – с трудом произнесла она. Говорить ей мешал комок в горле. – А как же ранчо? Ведь сейчас время отела.

– Коровы на ранчо уже все отелились. А мой управляющий Рио де Варгас прекрасно сможет решить в мое отсутствие любые проблемы. Он большой умелец.

«Научусь я когда-нибудь держать язык за зубами или нет? – раздраженно подумала Эльке. – Какое мне дело, чем ему заниматься, а чем не заниматься».

– Я решил сообщить вам с Отто об отъезде. Так сказать, предупредить заранее. А вообще-то я решился на поездку уже много месяцев назад. – Патрик говорил об этом так легко и небрежно, как будто речь шла о прогулке по Главной улице.

– А я вот что решил, – объявил Отто. – Ты останешься у нас ночевать, и никакой гостиницы! Эльке приготовит что-нибудь вкусненькое, например, свое фирменное блюдо – чудесное кисло-сладкое жаркое, пригласим гостей и устроим тебе прощальный ужин.

– Я не хотел бы причинять вам никаких неудобств.

– О каких неудобствах ты говоришь, дорогой? – Отто взглянул на жену, ища поддержки.

– Конечно, Патрик, что это за разговоры о каких-то неудобствах? О том, чтобы ты останавливался на ночь в гостинице, я и слышать не желаю, – проговорила Эльке.

– В таком случае я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.

– Вот и прекрасно. Договорились. – Отто на радостях обнял Эльке. – Я сохранил бутылочку отличнейшего шнапса, еще оттуда. Специально для такого случая. Мы устроим тебе такие проводы, что потом будет что вспомнить.

Патрик вышел из булочной и зашагал не оглядываясь. Ему и в голову не могло прийти, что у Эльке хватит ума наставить ружье на Детвайлеров. К тому же она еще и оскорбила их, позволив себе пошутить. Слух об этом разнесется по городу мгновенно. Детвайлеры не простят, что женщина выставила их на посмешище. Неужели она не понимает, насколько они опасны? Ей что, все безразлично? Или она сошла с ума?

Но дело было не только в этом. Патрик не знал, что делать ему, безнадежно влюбленному в эту размахивающую ружьем аболиционистку Эльке Зонншайн. Судя по всему, она ни о чем не догадывается, значит, есть надежда, что и не догадается.

Сейчас, когда он ее не видит, Патрик почувствовал себя несколько лучше. Господи, когда же кончится эта мука? Мужчина он в конце концов или нет? Ведь это же жена друга! Все мысли о ней давно пора выбросить из головы. И какие мысли – похоть и сладострастие! Но Патрик ничего не мог с собой поделать. Его сжигало желание. Причем оно не исчезало даже после посещения публичного дома Вельвит Гилхули.

Какие только «лекарства» он не перепробовал, чтобы избавиться от своего непристойного желания. Но ни купания в холодных водах Гуадалупе, ни долгие часы изнуряющей работы не помогали. Ложась в постель, он все равно видел рядом рассыпанные по подушке золотистые волосы Эльке, а ее длинные стройные ноги призывно раздвинутыми.

По-видимому, исцелиться здесь от этой болезненной тайной страсти ему не удастся. Значит, надо уехать домой, подальше от этой златокудрой немки.

Недовольный собой, Патрик подошел к коновязи, отвязал коня, вскочил на него и поскакал по Главной улице к платной конюшне. Пытаясь отогнать грустные мысли, он сосредоточил свое внимание на том, что творилось вокруг.

А вокруг кипела жизнь. За пятнадцать лет немецкие переселенцы сотворили чудо, создав прекрасный город. Но для этого им пришлось много работать. Очень много. И вот теперь Фредериксбург стал предметом зависти всех окрестных городов.

По обеим сторонам улицы шли ровные дощатые тротуары. Бревенчатые лачуги сменили солидные дома из известняка, добываемого в карьере неподалеку. Тенистые веранды отелей Нимитца и Шмидта предлагали усталым путникам первоклассный отдых.

Восьмиугольная кирха среди современных зданий выглядела странно, как-то не на месте. Построенная в 1845 году, она служила в те времена не только церковью, но и крепостью, фортом.

Это ж сколько надо иметь мужества, чтобы решиться строить город среди этой дикой природы! Видимо, всем им присуща эта слепая отвага, какой в избытке наделена Эльке.

Тьфу дьявол, опять он начал думать о ней! По-видимому, он уже не в состоянии контролировать свои мысли, так же как и эмоции. Как же это он мог позволить себе погрязнуть в такой трясине?

Желать жену другого было против правил южного рыцарского этикета. Это он впитал с молоком матери. Его поведением всегда управляли высокие моральные принципы. Именно повинуясь им, он отправился добровольцем на Мексиканскую войну и доблестно сражался. Впрочем, такое было присуще всем мужчинам его семьи.

Но когда он смотрел на Эльке, его моральные принципы были забыты.

И самое главное, раньше такой тип женщины его совсем не привлекал. Он рос в окружении совсем других женщин, которые посвятили свою жизнь семье. Им и в голову не приходило вмешиваться в дела мужчин, в бизнес, политику. В общем, это были леди с головы до пят.

Эльке не обладала ни одной из их добродетелей. Она была остра на язык и не умела держать его за зубами, даже если от этого зависела ее жизнь. Она была упрямой, и для нее очень важным было настоять на своем. Что же касалось разного рода бухгалтерии, цифр, здесь голова у нее работала лучше любого мужчины. Она прекрасно сидела в седле и вообще была очень смелая женщина. Иначе говоря, она обладала всеми качествами, украшающими скорее мужчину, чем представительницу прекрасного пола.

Тем не менее в ее наружности не было ничего мужеподобного. Напротив, каждый сантиметр ее тела восхищал Патрика. Стоило ему только подумать о ней, и у него пересыхало во рту. Эльке была высока и стройна. Патрик вожделенно мечтал, как это сладостно держать ее в своих объятиях! А эти ее длинные дивные светлые волосы оттенка спелой кукурузы! Ее кожа имела такой же золотистый оттенок. Солнышко. Трудно было придумать более удачное прозвище. Эльке напоминала Патрику солнечный свет.

Несколько минут назад она угрожала Детвайлерам оружием без всякой оглядки на последствия. А если бы его там не оказалось? Бог знает что могло случиться.

Близнецы Детвайлеры, конечно, подонки, но с пистолетами управляются довольно умело. От мысли, что с Эльке может что-то случиться, Патрик похолодел.

Он не знал, чего ему сейчас больше хочется: перегнуть ее через свои колени и хорошенько отшлепать или заключить в объятия. Сказать по правде, ему одинаково хотелось и того и другого.

Вот с такими невеселыми мыслями Патрик добрался до платной конюшни.

«Нет, надо бежать отсюда, и как можно скорее, пока я не сотворил что-то такое, о чем буду жалеть потом всю оставшуюся жизнь».

Глава 2

Эльке смотрела, как Патрик вышел из булочной, вскочил на коня и поскакал прочь. Смотрела, не отрывая глаз. Она сидела на своем стуле, как будто приросла к месту. Ее давило ощущение неминуемой, неизбежной потери. А что, если он никогда больше не вернется?

Патрик рассказывал ей о своей семье, живущей в Натчезе. Это были благородные люди, и образ жизни у них тоже был благородный, о каком здесь и не слыхивали. Пьянящий аромат магнолий, мерцание свечей на роскошных приемах, где блистают элегантные красивые женщины. Чего ему, спрашивается, возвращаться обратно?

Но даже если он решит вернуться, то этому всегда может помешать начавшаяся война. Патрик – сын Юга, и, с учетом его опыта в Мексиканской кампании, ему скорее всего будет предложен высокий чин в армии южан.

И с кем он в глубине души? Где его сердце? Этого Эльке так и не знала. Будет он с рабовладельцами или его потянет на свое ранчо, которое он с таким трудом отвоевал у природы?

И вообще, что ей известно о нем? Да практически ничего. А как бы ей хотелось знать о нем все, делить с ним все, что делят между собой муж и жена, все то, что далеко выходит за рамки плотских наслаждений.

А впрочем, одному Богу известно, действительно ли она хочет этого или ей только кажется.

С шумом захлопнув бухгалтерскую книгу, как будто пытаясь таким способом отогнать от себя запретные мысли, Эльке посмотрела на Отто. Он перекладывал булочки на поднос, стоящий на витрине прилавка, и мурлыкал одну из своих любимых песенок.

– Мне надо проверить, как там жаркое, и приготовить гостевую комнату. Ты без меня здесь обойдешься? – спросила она.

Отто выпрямился и вытер руки передником.

– Делай, как тебе удобно, Liebling.^[4] Я на сегодня выпечку закончил. А ты отдохни после обеда, чтобы вечером встретить гостей красивой. За магазином я присмотрю. – Он звучно чмокнул ее в щеку, а затем водрузил свой толстый зад на стуле, который она только что освободила.

Эльке очень хотелось промокнуть носовым платком оставшееся от поцелуя мокрое место. Но зная, что мужу от этого будет больно, она удержалась.

– А почему бы тебе сегодня не закрыть немного пораньше и самому не отдохнуть перед ужином? Ты же очень устанешь.

Маленькие коричневые глаза Отто наполнились нежностью.

– Как ты обо мне заботишься, Liebling. Ни у кого в городе нет лучшей жены, чем у меня.

«Ничего себе, лучшая жена в городе, – грустно подумала Эльке. – Надо уходить побыстрее, а то Отто, чего доброго, заметит румянец стыда на моих щеках».

Дня не проходило, чтобы она хотя бы раз не пожалела, что связана с ним. Если бы у них были дети, это бы хоть как-то скрепило их союз. Может быть, тогда все было бы по-другому.

Расстроенная, Эльке поспешила через булочную в сад, едва бросив по пути «добрый день» помощникам Отто.

Это было место ее уединения, сюда она убегала, когда хотелось побыть одной. И вообще, природа всегда действовала на нее успокаивающе. Эльке любовалась цветами и поражалась, как из маленького семечка вырастает дивный цветок. Это казалось ей чудом.

Сегодня, однако, даже сад ее не успокоил. На ветру качались несколько крокусов, смелых предвестников весны. Она срезала их, затем собрала и устало побрела назад в дом.

На втором этаже было пять комнат – большая гостиная, малая гостиная, их супружеская спальня, гостевая комната, где будет спать Патрик, и кухня. На меблировку комнат Отто денег не жалел. Он нашел в городе прекрасных мастеров, поручив им использовать лучшие материалы.

Но самыми дорогими вещами для нее продолжали оставаться те несколько вещиц, которые принадлежали ее родителям, – потемневший от времени дагерротип, сделанный за год до их смерти, и маленькая шкатулка матери, которую ей подарили на свадьбу. Неужели боль утраты никогда не пройдет?

Только Эльке открыла дверь на кухню, как в ноздри ей ударил вкусный запах жаркого. Из всех блюд, какие она готовила, это было у Отто самое любимое. Неделю назад она поставила мариноваться в большом керамическом горшке мясо. Маринад представлял собой смесь уксуса, белого вина и воды со специями: лавровым листом, молотым перцем и луком.

Этим утром она переложила это все в чугунный горшок и поставила тушиться на медленный огонь. Сейчас она порезала мясо, сделала подливку из свежих сливок и приготовила картофельные оладьи, которые в списке любимых блюд Отто шли под номером два. На все ушло не больше часа.

А ведь, в сущности, Отто требовал от нее так мало – немного вкусной еды, чуть-чуть добрых слов и раз в неделю недолго, совсем недолго, позволить повозиться с ней в постели. Было несправедливо с ее стороны придираться к нему.

Во Фредериксбурге не было человека добрее. Так почему же ее так раздражает его тяжелый английский? Почему она чувствует себя разочарованной, когда, надев свой лучший воскресный костюм, он все равно смотрится в нем неуклюже? Зачем она все время злится на него за то, что его поцелуи никак не действуют на нее, не ускоряют ее пульса?

Поставив крокусы в вазу, Эльке перенесла ее в комнату для гостей, поставив на столик рядом с керосиновой лампой так, чтобы Патрик, утром проснувшись, сразу же увидел цветы. Затем достала из шкафа комплект постельного белья и застелила постель, аккуратно расправив поверху ярко расцвеченное лоскутное одеяло.

Потом Эльке долго стояла над постелью, сосредоточенно уставившись в одну точку, а затем, не в силах противостоять искушению, вдруг упала на одеяло и поцеловала подушку. Ну это уже настоящее сумасшествие завидовать подушке, потому что Патрик будет спать в ее объятиях!

Эльке судорожно вздохнула. Господи, все могло быть совсем иначе, если бы она не поторопилась принять предложение Отто. Но он был такой добрый, он так много для нее сделал, что она свое чувство благодарности к нему приняла за любовь. Наивная ошибка!

Это ведь именно Отто дал ей работу, когда она с группой изможденных иммигрантов пришла во Фредериксбург. Весь путь от Индианолы они прошли пешком. Отто дал ей и кров.

Он был старше на четырнадцать лет и помог заполнить пустоту, образовавшуюся в ее душе после смерти родителей. Ее дни были заняты работой, а вечера учебой, потому что Отто поделился с ней своим главным сокровищем – книгами.

Грамоте отец ее начал учить очень рано. Отто с успехом продолжил это дело. Под его руководством она прочла классиков: Шекспира, Чосера и Гомера, философов, таких как Гегель и Кант. Большое впечатление на нее произвели «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу и «Уолден» Генри Topo.^[5] А однажды Отто принес ей свое самое сокровенное – маленький томик стихов Генриха Гейне.

Отто поощрял ее занятия английским и математикой, радуясь успехам и огорчаясь, если что-то не получалось. Он относился к ней скорее как старший брат, а не как хозяин, у которого она служит.

Но со временем его поведение начало меняться. Она стала замечать, что он как-то странно на нее смотрит. С какой-то непонятной жадностью. Так смотрят дети на недоступное им лакомство. Это случалось довольно часто. И он вдруг начал преподносить ей подарки. Ничего особенного, не подумайте, ничего, что заставило бы ее, принимая их, почувствовать неловкость. Только практичные вещи вроде нескольких метров материи на платье, пакета цветочных семян из Германии, утеплителя для постели.

Однажды Отто неожиданно объявил, что снял для нее комнату в доме на окраине города, и она должна будет туда переехать.

– Это нехорошо, что ты живешь здесь, – сказал он. – Люди уже начали поговаривать. Родителей у тебя нет, значит, за твою репутацию несу ответственность я. Теперь, когда ты стала уже почти взрослой женщиной, это необходимо. Так для тебя будет лучше.

Но взрослой женщиной Эльке себя не ощущала. Ей было всего семнадцать, и она просто не понимала, почему ей вдруг нужно разлучаться с другом и покидать этот дом, к которому она так привыкла.

– Мне безразлично, что говорят люди, – объявила она со слезами в голосе. – А кроме того, я нужна тебе здесь.

– Ты права, – произнес Отто каким-то странно хриплым голосом. – Ты действительно мне очень нужна, и даже больше, чем предполагаешь, Liebling.

Услышав нежное «Liebling», Эльке вздрогнула. Так любил называть ее папа.

– Есть еще один выход, чтобы не было никаких сплетен о твоем пребывании здесь.

– Какой?

– Мы можем пожениться.

– Пожениться? Ты и я? – Такое ей в голову никогда не приходило.

– Всю свою жизнь я посвящу тому, чтобы ты была счастлива, Liebling.

Почувствовав большое облегчение, что ей не надо покидать этот единственный дом, ставший для нее таким дорогим после смерти родителей, она без колебаний согласилась, не сознавая последствий, не понимая, какие обязательства на себя берет. А три недели спустя в церкви пастор Бассе огласил имена вступающих в брак.

Эльке поклялась любить его, пока их не разлучит смерть, еще не понимая, что означают эти слова.

Но теперь-то она понимает, все понимает наконец-то, да поможет ей Бог!

Какая же это мука желать одного мужчину и быть связанной узами чести и долга с другим!

Эльке поднялась на ноги. Копаться в себе бесполезно, там ничего путного не найдешь. Может быть, это даже хорошо, что Патрик уезжает, может быть, в его отсутствие все постепенно пройдет?

Моля Бога, чтобы так и было, Эльке расправила покрывало.

«Нет, надо держать себя в руках, – приказала она себе. – Я не позволила себе распускаться, даже когда умерли родители. Не позволю этого и сейчас. Вон там в спальне стоит твоя брачная постель, и каждый вечер ты обязана безропотно разбирать ее и ложиться. И не делать при этом кислой физиономии».

Патрик прибыл в булочную точно в семь. В одной руке у него была сумка, а в другой он держал бутылку отличного белого вина. Он обошел здание вокруг и поднялся по лестнице в апартаменты семьи Зонншайн.

Перед этим он провел час в баре отеля Нимитца, пытаясь набраться сил для предстоящего вечера. Патрик пил виски и при этом уговаривал себя, что все хорошо, все чудесно, скоро он будет дома, и все изменится.

Сейчас, увидев Эльке, открывавшую дверь, он понял, что все это глупости. Не будет ничего чудесно. Ничего. А будет ад! Сущий ад, когда он оставит ее.

– Мне показалось, что это будет весьма кстати, – произнес он, протягивая ей бутылку.

– Спасибо, Патрик. Входи. – Эльке посторонилась, пропуская его.

На мгновение он ощутил ее аромат, и у него сразу же ослабли колени.

– Милости просим, – приветствовал его Отто; его широкое лицо расплылось в улыбке. – Ты как раз вовремя. Ставь свою сумку и проходи. Пропустим по рюмочке шнапса.

И хотя Патрик чувствовал, что с него достаточно и того, что он принял уже в баре, и вообще больше пить не хотелось, он взял протянутую рюмку. Как не взять. А затем следом за Отто сделал большой глоток. У него перехватило дыхание, шнапс проложил по пищеводу огненную дорожку в желудок.

Надо сказать, что в крепких напитках Патрик толк понимал и пить умел. Свой первый бурбон^[6] он попробовал на дне рождения. Ему исполнялось тогда двенадцать, и отец решил, что пора начинать знакомить сына со вкусом настоящего виски. Что это за истинный джентльмен, если он не знает вкуса настоящего виски. За последующие двадцать лет Патрику чего только не доводилось пить – от тонких французских вин на приемах в Натчезе до мескалы и текилы во время войны. А сколько сивухи было выпито уже в этих местах, на ранчо. Но никогда он еще не пробовал ничего мощнее.

– Откуда, говоришь, эта водка? – спросил Патрик сдавленным голосом.

– Она называется «Штайнхагер»,^[7] производят ее на моей родине, в южной Германии.

Патрик улыбнулся.

– Теперь я знаю, почему так тебя люблю, Отто. Ты тоже южанин. – Он глотнул еще, на сей раз осторожнее. – Из чего она сделана, черт побери?

– Делают ее в основном из картошки. Причем крестьяне разливают ее в специальные каменные сосуды, потому что стекло она разъедает, – ответил Отто, наполняя снова рюмку Патрика.

– И желудок тоже, – улыбаясь добавила Эльке.

Господи, как она хороша! И платье она надела сегодня новое, какого он еще ни разу не видел. Цвет этот так идет к ее глазам. А как оно облегает ее грудь, талию, бедра!

Как и большинство женщин, живущих вдали от цивилизации, Эльке не носила кринолина. Патрик посмотрел на линию, обозначенную под юбкой ее длинными ногами, и почувствовал в паху судорожное тепло. У него уже очень давно не было женщины.

«Ничего, наверстаем в Натчезе».

– Как у тебя дела на ранчо, Патрик, в полном порядке? – спросила Эльке.

Она выглядела до чрезвычайности спокойной и холодной, как будто его отъезд для нее ничего не значил.

Она выглядела захватывающе прекрасной!

«Боже мой, разве такое можно вынести?»

Выглядела Эльке божественно, тогда как он, Патрик, пребывал в самом аду.

Да, черт побери, он правильно делает, что уезжает! И чем скорее, тем лучше. Всего только и осталось выдержать эту последнюю ночь. Скоро он освободится от власти миссис Солнышко. А пока он должен вести себя как джентльмен.

Если он еще раз когда-нибудь увлечется женщиной, то она, несомненно, будет не замужем, с добрым характером и способная рожать, то есть это будет настоящая жена для мужчины, который приехал в Техас, чтобы создать династию. Ему нужны дети, чтобы была возможность продолжить все, что он начал. Без них годы тяжелой работы по обустройству ранчо гроша ломаного не стоят.

– За твое благополучное путешествие, – сказал Отто, поднимая рюмку.

– За то, чтобы все у тебя сложилось хорошо, и, самое главное, чтобы ты не встретил в пути никаких опасностей, – эхом отозвалась Эльке. – А теперь, если вы, джентльмены, меня извините, я пойду накрывать ужин.

С рюмкой «Штайнхагера» в руке Патрик угрюмо проследовал за Отто к креслам у камина.

– Я хочу кое о чем тебя попросить, – застенчиво произнес Отто, когда они уселись.

– Только скажи.

– Вышли мне, пожалуйста, из Натчеза пару книг: «Опыты» Эмерсона и «Сватовство Майлса Стэндиша» Лонгфелло.^[8] Буду тебе очень признателен.

– Сделаю это непременно. Но, если ты не возражаешь, я их вначале прочту сам.

Их сблизила, кроме всего прочего, и любовь к литературе. Вначале Патрика это очень удивляло: как это так, пекарь, немец, и вдруг такой библиофил. Он даже поначалу не верил. Но вскоре убедился, что Отто начитан не меньше самых образованных джентльменов в Натчезе.

Он был удивлен еще больше, узнав, что Эльке тоже любит читать. Много вечеров они проводили в беседах о литературе, истории, философии.

– Если тебе не составит труда, то пришли также последние номера «Женского журнала» Годи. Это для Эльке, – добавил Отто.

Патрик удивленно вскинул брови:

– Эльке интересуется модами, я и не знал. Громкий смех Отто, напоминающий гул, наполнил комнату.

– Дело не в модах. Она горячая поклонница Годи, с тех пор как та начала вести в своем журнале колонку для работающих женщин. У моей жены особое мнение о месте женщины в обществе. – Отто заговорщицки подмигнул. – Моя жена считает, что предназначение женщины не только в том, чтобы быть вместилищем мужского семени.

– А что ты думаешь по этому поводу?

– Насчет других женщин не знаю, у меня ведь большого опыта с дамами до женитьбы не было, но мою Эльке я знаю. У нее очень живой ум. Весь дом на ней, она работает двадцать четыре часа в сутки. Без нее бы здесь уже давно все рухнуло. И весь бизнес она держит в руках.

– И ты считаешь нормальным то, как она работает?! – спросил Патрик. Его удивляло, что Отто с этим мирится. У них на Юге просто немыслимо, чтобы женщина работала наравне с мужчиной.

Придвинувшись ближе, Отто понизил голос:

– Надо ли мне говорить тебе, что у Эльке по любому вопросу свое мнение. Никогда не забуду нашу первую встречу. Она прошла пешком от Индианолы доФредериксбурга и выглядела голодной и затравленной, как бездомная собака. Я предложил ей поесть, но милостыню она отвергла. Заявила, что за еду она отработает.

Несмотря на их давнюю дружбу, Отто ни разу прежде не обсуждал с Патриком свои отношения с Эльке. Может быть, это все действие «Штайнхагера» или потому что Патрик уезжает?

– У вас была любовь с первого взгляда? – спросил Патрик, чувствуя себя идиотом-мазохистом.

Отто сдавленно хихикнул.

– Как это могло быть? Ведь она сказала, что ее зовут Ганзел. Высокая, с короткими волосами, да еще и в костюме своего отца… В общем, в течение шести месяцев я считал ее мальчиком. А потом у меня начали появляться сомнения, как-то так, неосознанно. Что-то в моем помощнике по имени Ганзел показалось мне странным.

– И ты разозлился, когда обнаружил обман?

– Разозлился? Нет. Узнав правду, я почувствовал облегчение. Наконец-то я понял, что никаких – как бы это сказать – противоестественных желаний у меня нет. Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.

– И что ты сделал, когда она тебе сказала?

– Она мне не говорила. Это случилось непроизвольно. Как-то вечером она решила помыться. Думая, что меня нет дома, она не заперла свою дверь. Я же решил заглянуть к ней, чтобы пожелать спокойной ночи. Тут-то я и увидел своего Ганзела во всей красе. Должен тебе признаться, такого мальчика мне видеть еще не приходилось. Это было шоком!

Патрику не надо было прилагать никаких усилий, чтобы представить, что тогда почувствовал Отто. Видимо, примерно то же самое, что чувствует он сам сейчас, видя Эльке, причем полностью одетую.

– Она увидела тебя?

– Слава Богу, нет. На следующий день я сказал ей, что она может больше не подстригать волосы, потому что я все знаю. Она смутилась, правда, совсем немного, и заявила, что вынуждена была надеть мужское платье, чтобы защитить себя от домогательств в пути. Ну кто, скажи на милость, ее за это осудит, если учесть, через что ей пришлось пройти? Вот именно тогда, в тот момент, я решил жениться на ней. – Отто сделал паузу. – Конечно, нужно было подождать, чтобы она немного созрела. Но дело того стоило. Такая schöne Mädchen,^[9] как моя Эльке… это же настоящий клад!

С этим утверждением Патрик не мог не согласиться. Хотя оба они, и Эльке и Отто, верили, что успех их булочной зависит от искусства Отто, Патрик знал немало одиноких ковбоев, которые готовы были проскакать много миль, чтобы только посмотреть на прекрасную Эльке Зонншайн. Одним из таких ковбоев был он сам.

– И когда же ты сделал ей предложение?

– Это просто вырвалось у меня однажды. И я рад сообщить, что ответа долго ждать не пришлось. Она сразу же согласилась. – Отто улыбнулся и выпятил свой тугой живот.

«Значит, это был брак по любви, а не по расчету», – подумал Патрик с упавшим сердцем.

– Ты очень счастливый человек, Отто. Я тоже надеюсь со временем найти свое счастье.

– И найдешь. Обязательно найдешь. Я все время переживаю, что ты до сих пор не женат. Зачем, спрашивается, сжигать желание в себе, когда можно всегда иметь в своей постели женщину.

Патрик задумчиво допил свою рюмку, стараясь не думать о том, что имел в виду Отто. Если бы Отто знал, как он сгорает сейчас, в эту самую минуту…

Отто снова наполнил рюмку Патрика.

– Самое время сейчас повернуть свою страсть на что-нибудь еще, кроме земли. Я знаю, что ты назвал свое ранчо ПП, то есть Патрик Прайд. Но учитывая, как ты к нему относишься, люди прозвали твое ранчо «Страсть Прайда». Подходящее название, nicht wahr?^[10]

– Полагаю, ты прав, – согласился Патрик, благодарный Отто за то, что тот не догадывается об истинном предмете его страсти.

– Ужин готов, – раздался голос Эльке.

– Пьем до дна, – объявил Отто, проглатывая свой «Штайнхагер» так, как будто это была вода.

Не привыкший уступать в таких вещах, Патрик тоже допил свою рюмку.

Еда была вкуснейшая, и ее, конечно, запивали все тем же «Штайнхагером». Вдруг Отто поднялся и сказал, что ему нужно спуститься вниз, в булочную.

Патрик чувствовал себя сейчас прекрасно. Все его дневные терзания по поводу предстоящего вечера утонули в шнапсе. Редко ему приходилось вот так вот расслабляться.

– Скоро должны прийти гости, – сказала Эльке. – Я пока уберу со стола и вымою посуду. – А ты посиди у огня.

– Что же это получается, ты будешь работать, а я наблюдать? – Как истинный джентльмен, Патрик поднялся и отвесил Эльке галантный поклон.

– Но в этом нет никакой необходимости, – испуганно проговорила Эльке, собрала тарелки и понесла их на кухню.

– Но я настаиваю, – заявил Патрик, взял оставшиеся тарелки и последовал за ней.

Она начала заливать в раковину воду.

– Позволь помочь тебе, – сказал Патрик и потянулся к кувшину.

Он хотел просто помочь, всего лишь помочь, и мог поклясться в этом. Но пальцы их соприкоснулись, встретились в воздухе, и Патрик почувствовал этот контакт всем телом, с головы до ног.

– Пожалуйста, не надо! – воскликнула Эльке, отворачивая от него свое лицо.

Она была сейчас так близко, что он мог чувствовать излучаемое ею тепло.

Всему виной была маленькая родинка, слева у рта. Если бы не она, он бы, наверное, справился с искушением. Но ему непременно захотелось узнать, подлинная ли она или Эльке нарисовала ее, как это делали многие красавицы у них в Натчезе.

Их разделяло всего лишь несколько дюймов. Патрик наклонился и коснулся этой родинки кончиком языка.

Эльке вздрогнула и, застонав, покачнулась. Было впечатление, что она сейчас упадет в обморок.

Опять же, как у истинного джентльмена, у него не было иного выбора, кроме как заключить ее в свои объятия. Разумеется, чтобы не дать ей упасть. В этом по крайней мере Патрик пытался сейчас убедить себя. Но ощутив в своих руках сладостную податливость ее тела, он тут же забыл обо всем.

На несколько минут он погрузился в мир, где ничего не существовало: ни плохого, ни хорошего, ни правильного, ни неправильного. Один только чистый, неземной восторг.

Ее дыхание трепетало у него на щеке, как будто ее касалась своими крылышками бабочка. Ее груди прижались к нему. Своим плоским животом Патрик ощущал восхитительное покачивание ее тела. Тепло, исходящее от нее, посылало импульсы, которые разносились по всему его телу и острой сладостной болью отдавались в паху.

Отто и Патрик с наслаждением поедали жаркое, не забывая и о «Штайнхагере». Эльке же к еде едва прикоснулась. Она чувствовала себя как приговоренная к казни узница, которой принесли ее последнюю трапезу.

Украдкой она бросала взгляды на Патрика, пытаясь получше запомнить его лицо. Неизвестно, когда вновь доведется его увидеть. И увидит ли она его вообще? Очнулась Эльке от своих мыслей, только когда Отто встал из-за стола и сообщил, что ему опять нужно спуститься в булочную.

– Тебе действительно нужно? – спросила она, страшась остаться с Патриком наедине, боясь что он сможет прочесть в ее глазах то, о чем она сейчас думала. Отто обогнул стол и звонко поцеловал ее в макушку.

– Надеюсь, несколько минут ты пережить без меня сможешь.

Разумеется, она могла без него пережить гораздо дольше, но не эти несколько минут. Эльке в страхе смотрела, как Отто направляется к двери. Затем, хотя и невежливо оставлять гостя одного, она все же решилась.

Повернувшись к Патрику, Эльке произнесла:

– Я пока уберу со стола и помою посуду.

Она была так возбуждена, что даже не слышала, ответил он ей что-нибудь или нет. И не увидела, что он идет за ней к раковине. А когда осознала, было уже поздно.

Нет, все было не так. Прежде чем Эльке что-то осознала, она уже была в его объятиях и целовала его жадно и бесстыдно. С такой жадностью, наверное, пьет воду путник, долгие дни блуждавший в пустыне и наконец добравшийся до оазиса.

Она была натянута как струна, ее плоть сливалась с его плотью. Он обнял ее, прижав к себе еще крепче. Тонкая ткань белья между ее бедрами стала влажной. Ее соски напряглись.

Всему, что Эльке знала об интимной жизни, ее научил Отто. Он объяснил ей в первую же брачную ночь, что делать и как делать. И она следовала его советам.

Первый опыт был для нее шоком, но затем, поразмыслив, она решила, что если мужчине нужна женщина вот таким вот образом, если он получает от этого удовольствие, значит, так тому и быть. Но о том, чтобы самой получать от этого хоть какое-то удовольствие, она и не мечтала.

Когда Отто целовал ее, он никогда не открывал рта, чтобы коснуться ее языка. Впрочем, и слава Богу! Она этого не хотела.

Теперь же поцелуи Патрика разбудили ту часть ее души и тела, о существовании которой она даже не подозревала. Она вела себя сейчас так, как, наверное, ведут себя проститутки из заведения Вельвит Гилхули: погружала свой язык глубоко в рот Патрика, приближала его руки к своим грудям, раздвигала свои бедра, чтобы запрятать его восставшую мужественность.

Теперь Эльке наконец поняла, почему родители так торопились отослать ее в постель, несмотря на ее мольбы рассказать хотя бы еще одну сказку. Теперь ей открылся секретный язык их вздохов, дрожащих трепетных улыбок, мягких прикосновений. Теперь она знала, что это за река чувственности, по которой они плыли и в которой она – Господи, прости ее душу грешную – хотела бы искупаться сама.

Ее родители провели вместе двадцать восхитительных лет.

Она же познала один только вот этот момент и только могла молиться, чтобы он длился вечно.

Поцелуи все усиливались, Эльке припала к Патрику так, как будто составляла с ним одно целое. Ее кожа пылала, ее груди колыхались, она чувствовала себя сейчас полностью женщиной на том примитивном уровне, на каком не чувствовала себя никогда прежде; дикое ликование пульсировало в ней.

Но тут разум начал робко поднимать голову. Господи, что же это она такое делает! А что, если Отто застанет ее в таком виде, сплетенной с Патриком руками, ртом, бедрами, всем телом? Слезы наполнили ее глаза, она наконец нашла силы оттолкнуть Патрика от себя.

Он коснулся ее снова, и потребовалось все ее мужество не поддаться глубочайшему желанию сердца.

– Ты не должен. Мы не должны… – прошептала она.

Патрик отпрянул назад.

– О Боже мой, Эльке, я прошу прощения. Пожалуйста, прости меня! Это все чертов «Штайнхагер». Я никогда бы не осмелился поцеловать тебя, если бы не выпил столько.

Ах, значит, он все это сделал только под влиянием шнапса! Два желания разрывали ее сейчас. Ей остро хотелось заплакать, но не менее острым было желание ударить его по лицу, да так, чтобы из глаз потекли слезы. Но благоразумие взяло верх. Она не сделала ни того, ни другого. И тут на лестнице послышались тяжелые шаги Отто.

Глава 3

Руки Эльке дрожали, нервы вибрировали, как натянутые струны. Самое главное – Отто не должен ничего заметить.

Она прижалась спиной к двери и в судорожной спешке начала заливать в раковину воду. Она так торопилась, как будто от этого зависела ее жизнь. Когда вода наконец начала переливаться на пол, она погрузила руки в раковину по запястья, затем намочила салфетку и прижала ее к своим пылающим щекам.

«Как я могла позволить Патрику такое? Целовать. Причем, так целовать. Хуже того, как я могла сама целовать его в ответ, как похотливая развратница?»

Эльке слышала, как он разговаривает с Отто в гостиной.

«Как будто ничего не случилось. Может быть, и правда ничего не случилось? Может быть, для таких искушенных мужчин, как Патрик, подобные инциденты ничего не значат? Может быть, он просто забавляется сейчас, в то время как я, бедная дура, чувствую себя так, будто наши души побывали на небесах…»

Вскоре она различила знакомые шаги Отто. Он приближался к кухне.

– Я думал, ты уже закончила мыть посуду, Liebchen,^[11] – сказал он, обхватывая ее руками за талию и щекоча дыханием шею.

Ее язык пересох так, что она не могла говорить. «Господи, а вдруг он почувствует запах Патрика на моей коже?»

– Это все из-за меня. Это я помешал Эльке мыть посуду, – произнес Патрик. Он стоял в дверях кухни.

Ее сердце подскочило. На мгновение ей показалось, что Патрик собирается сказать правду. Но Патрик сказал:

– Я попросил, чтобы она продиктовала рецепт своего жаркого для моей мамы. Но ты же знаешь меня, стоит мне начать разговор о доме, остановиться я не в силах. Эльке была вынуждена ждать, пока я не выскажусь до конца. Терпения у нее не меньше, чем доброты.

– А как же! Это ж моя Эльке! – Отто порывисто обнял ее.

Все существо ее сейчас протестовало против его прикосновения. Но, видимо, что-то еще осталось там у нее внутри от порядочности и благопристойности. Оно-то и приказало ей стоять тихо и не делать никаких движений.

– Оставь эту посуду, – ласково сказал Отто, – успеешь вымыть ее потом. Пошли. Посиди с нами, отдохни. Расслабься хотя бы немного. Вон видишь, и «Штайнхагера» еще чуть-чуть осталось.

Эльке стало дурно от одной только мысли, что нужно сидеть с Патриком и Отто в гостиной и о чем-то разговаривать.

«Если я переживу сегодняшний вечер, – поклялась она себе, – то никогда больше, никогда не изменю своему мужу. Ни в помыслах, ни словом, ни делом».

– Ты что, забыл, что мы ждем гостей? Да и посуды осталось немного.

– Не буду с тобой спорить, Liebling. Знаю, что это бесполезно. Ты у меня такая добросовестная!

«Добросовестная? Как бы не так. Да есть ли у меня совесть вообще? И была ли? Будь иначе, разве я поддалась бы искушению? Господи, представляю, что он сейчас обо мне думает. Да определенно не лучше, чем я думаю о себе сама».

Час назад она была сражена известием о его отъезде. Сражена наповал. Теперь же не может дождаться, когда наступит завтра и он уедет.

Отто с Патриком возвратились в гостиную, а Эльке вымыла посуду, тщательно вытерла ее, затем долго расставляла на столе тарелки, чашки, блюдца, все оттягивая момент, когда нужно будет выходить к ним.

Когда раздался стук в дверь, она вздохнула с облегчением и побежала открывать. Прибыли первые гости.

Следующий час был заполнен тем, что она приветствовала прибывающих гостей, разливала кофе и нарезала торт «Темный лес», который испек Отто. В сторону Патрика она даже смотреть боялась.

– Эльке, ради Бога, – позвала ее Кэролайн Гробе, – перестань суетиться. Здесь собрались друзья, к чему эти церемонии. Не надо так за нами ухаживать. Садись. – Она похлопала по единственному оставшемуся свободным стулу. Он находился как раз между ней и Патриком.

С тех пор как Эльке возвратилась из кухни, Патрик не переставал исподтишка наблюдать за ней. Он видел, как она старательно избегает не то что говорить с ним, но даже встречаться взглядом. Он ее за это не осуждал.

«Я вел себя как бессовестный хам. Использовал, так сказать, преимущество в те несколько минут, когда мы оказались одни. Ничего себе старый друг. Повел себя, как изголодавшийся моряк, только что прибывший в порт из дальнего плавания. Непростительно, непростительно! Разве джентльмены так себя ведут?! Я обошелся с Эльке, как с дешевой шлюхой. Как она сейчас должна меня ненавидеть!»

И все же, все же… если бы ему вновь предоставилась такая возможность, Патрик твердо знал, что вел бы себя так же. Они были вместе всего несколько минут, но за это время он получил такое непередаваемое наслаждение, какого не испытывал от близости ни с одной женщиной. Вспоминая ощущение ее тела, сладкое благоухание кожи, тепло ее рта, он чувствовал жар в крови.

«Господи, неужели этот вечер никогда не кончится?» – думал он, глядя, как она пересекает комнату, приближаясь к стулу рядом с ним.

Эльке села, и он мгновенно ощутил ее непередаваемый аромат. Она только коснулась его своими юбками, но касание это показалось ему столь же интимным, как и наиболее чувственная ласка иной женщины.

Патрик сидел и проклинал себя на чем свет стоит за то, что не имеет иммунитета против ее чар.

На мгновение их взгляды встретились. Презрение, если не сказать отвращение – вот что, содрогнувшись, увидел он в ее глазах. А потом Эльке повернулась к Кэролайн Гробе и начала о чем-то непринужденно болтать, как будто он и не существовал вовсе.

Патрик не слушал, о чем они говорили. Он просто сравнивал холодное, ледяное выражение ее глаз с только что опаляющими душу поцелуями.

Что же это тогда было? Патрик не был настолько самонадеян, чтобы считать, что это все из-за него. Он мог сыграть роль искры, но уж никак не катализатора, если учесть, как Эльке предана своему мужу.

Кто бы мог подумать, что такой человек, как Отто, мог обучить жену такому искусству чувственности? Одно касание, и Эльке вспыхнула.

Неудивительно, что Отто так неохотно говорил об их с Эльке личной жизни. Неудивительно, что он по-прежнему без памяти влюблен в свою жену. И это после десяти лет брака. Патрик с трудом подавил дрожь, представив, что творится в их супружеской постели. У Эльке есть все: красота, ум, она начитанна, и теперь выясняется, еще и страстная. Да что там страстная, это не то слово. Чего же еще возможно желать?

Менее осторожный муж, наверное бы, хвастался такой чувственностью своей жены и тем самым подвергал ее опасности стать потенциальной добычей какого-нибудь негодяя.

«Но единственный негодяй, который владеет этим секретом, завтра покидает город», – подумал Патрик.

Время шло, и к тому моменту, когда была выпита последняя чашка кофе и съеден последний кусок торта, Эльке почувствовала себя лучше. Желание, чтобы пол немедленно разверзся и поглотил ее, пропало.

«Патрика я скорее всего интересую не больше, чем рецепт приготовления жаркого. Я вот сижу тут рядом, а это его, похоже, нисколько не волнует, в то время как я каждой своей клеточкой чувствую его близость. Сколько раз я приказывала себе не думать ни о чем, ничего не вспоминать, но тело предательски помнит каждую секунду его объятий. Как он смеет сидеть здесь как ни в чем не бывало, а у меня все еще горит в тех местах, где он прикасался?!»

Эльке вдруг захотелось ему отомстить, опозорить его, как он опозорил ее, воспользовавшись ее слабостью. Вечер тянулся бесконечно, казалось, ему не будет конца. Но вот от обсуждения погоды – а эта проблема всегда живо интересовала фермеров – разговор плавно перешел на политику. Пока Патрик молчал, Эльке мало обращала внимания на то, что говорили другие.

– Значит, вы возвращаетесь в Натчез, – сказал мистер Гробе. – Я удивлен, что вы покидаете свое ранчо в такие тяжелые времена.

Патрик ответил то, что он уже говорил прежде Эльке и Отто, то есть о своем желании повидать родителей.

– А мне кажется, что ты рискуешь, уезжая сейчас. Ведь может получиться так, что обратно ты уже не вернешься, – вдруг вмешалась Эльке. – А может быть, настоящим поводом для столь внезапного решения об отъезде являются твои симпатии к южанам?

– Я уже назвал, Эльке, свой настоящий повод, – ответил Патрик, четко проговаривая каждое слово, как если бы она была тупой ученицей, а он школьным учителем. – Ты прекрасно знаешь, что у моего отца рабов нет. Он адвокат, а не плантатор.

Но Эльке уже понесло:

– Но ты не ответил на мой вопрос. Если начнется война, ты останешься в Натчезе и будешь воевать на стороне южан?

Патрик коснулся шрама на своей щеке, желая как бы напомнить всем присутствующим, и ей в том числе, о своем прошлом. После чего пожал плечами и произнес:

– Война – это игра для молодых людей.

– Но ты по-прежнему не желаешь ответить на мой вопрос, – настаивала Эльке. – На чьей стороне ты будешь?

– Я за тех, кто отстаивает правое дело.

– Это не ответ. Подозреваю, что я здесь не единственная, кто хотел бы знать, на чьей стороне ты будешь.

– Я верю, что правительство примет единственно правильное, справедливое решение. – Патрик продолжал готовить все тем же осторожным, взвешенным тоном. – Насколько я понимаю, правительство в Вашингтоне уделяет достаточно времени местным проблемам.

– Ты вот упомянул справедливость. А как по-твоему, справедливость включает право иметь рабов?

Наконец Патрик посмотрел на нее и сразу крепко приковал к месту бездонной глубиной своих глаз.

– Меа culpa.^[12] Ты права, Солнышко. Я родился южанином, я – сын Юга и считаю, что плантаторов не следует вынуждать отпускать своих рабов.

Его слова сопроводил легкий ропот неодобрения. Либерально настроенным немецким переселенцам рабство было ненавистно.

– Но теперь я техасец, – продолжил Патрик, его взгляд, прежде чем возвратиться обратно к Эльке, долго блуждал по комнате. – Ты знаешь о моей привязанности к ранчо. Твои друзья правы, дав ему название «Страсть Прайда». Я возвращусь сюда, и ничто в мире не помешает мне это сделать. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?

Отто не мог понять, что это нашло сегодня на Эльке. Ему всегда казалось, что визиты Патрика доставляли ей удовольствие, она даже их с нетерпением ждала. И вот теперь вдруг ни с того ни с сего взяла и набросилась на Патрика.

– Тебе это может не нравиться, Liebling, мне тоже, но Техас – это рабовладельческий штат, – сказал Отто, надеясь таким способом успокоить ее. – Мы должны быть благодарны судьбе, что большинство рабовладельцев живет южнее реки Бразос.

Отто всегда гордился своим умением разрешать спор мирным способом, избегая конфронтации.

– Не знаю, как вы, а я решил голосовать за Линкольна, – продолжил он. – Это единственный кандидат, кто выказывает умеренные взгляды, и, я думаю, он сделает все, что в его власти, чтобы удержать союз от распада.

– Я согласен с тобой, – сказал Уильям Арлехегер, столяр-краснодеревщик. – Этот парень, Линкольн, позаботится, чтобы бизнес процветал, nicht wahr?

К ужасу Отто, Эльке вскочила на ноги, тяжело дыша, со сверкающими глазами. Вид у нее был грозный и в не меньшей степени очаровательный.

– Я не могу вас понять. При чем тут бизнес, когда речь идет о человечности? Рабство – это страшная болезнь, разъедающая душу страны. Мои родители приехали сюда, потому что верили, что все люди равны перед Господом. Они умерли с этой верой. Большинство из вас тоже потеряли своих близких. И вот теперь вас заботит только одно – хорошо ли это для бизнеса, или нет.

– Мы прошлое не забыли. Но пришло время подумать и о будущем, – сказал мистер Гробе.

– Не знаю, как вы все, – продолжила Эльке, – но я не смогу жить в согласии с собой, если не буду делать все от меня зависящее, чтобы запретить рабство. Если надо, я пойду по всему штату и буду агитировать за это, в общем, пойду на любой риск…

– И тем самым наживешь себе кучу неприятностей, – прервал ее Патрик хриплым голосом. – Если придет время выбирать, Техас, несомненно, будет на стороне южан.

– Немецкие переселенцы за отделение южных штатов голосовать не будут.

– Будут, не будут, это значения не имеет. Тем хуже для них, они окажутся в кольце врагов.

– Я не боюсь этого. Найду способ справиться и с врагами.

– Так же, как справилась сегодня днем с Детвайлерами? – жестко спросил Патрик.

«Надо что-то делать, – подумал Отто со смесью раздражения и гордости, – моя прямолинейная жена зашла что-то уж слишком далеко. Надо разрядить напряжение».

– Надо было видеть, как моя Эльке сегодня утром направила ружье на Детвайлеров, – сказал он вслух.

У Отто был дар рассказчика. Любой факт в его пересказе становился много интереснее, чем был на самом деле. Теперь он мобилизовал все свои способности и все-таки добился улыбок. Только Эльке и Патрик оставались серьезными.

«Что, скажите на милость, на нее нашло? – продолжал размышлять Отто. – Может быть, эта сцена с Детвайлерами так ее огорчила? Или она рассердилась на меня за то, что я не вмешался, а переложил все на Патрика? Да, скорее всего это».

– Я должен извиниться за поведение моей жены, – сказал Отто Патрику после того, как гости разошлись и Эльке удалилась в спальню.

– В этом нет никакой нужды. Она имеет право на свое собственное мнение. Мне бы только хотелось, чтобы она не высказывала его так безрассудно повсюду. Я хочу повторить то, что уже говорил. Это опасно.

Отто вернулся к своему месту у огня.

– Неужели это так опасно?

– Одно дело, когда Эльке высказывает свои взгляды среди друзей, которые их разделяют. И совсем другое, если она поедет по штату с развевающимся знаменем аболиционизма.

– Но разве хоть один мужчина осмелится тронуть женщину?

– На воине, Отто, гибнут не только солдаты. Гибнут также женщины и даже дети. А кроме того, всегда находятся такие негодяи, как Детвайлеры, которым безразлично, кто перед ними.

Отто тяжело вздохнул. В первый раз, с тех пор как команчи подписали мирный договор и в этих местах стало спокойно, он почувствовал страх. Ужасный, позорный страх.

Внезапно Патрик наклонился ближе и сжал его плечо.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Никогда Отто не видел Патрика таким серьезным.

– Что?

– Обещай не упускать свою жену из виду, даже если для этого потребуется ограничить свободу ее действий. Только так ты можешь отвести от нее опасность.

– Обещаю, – ответил Отто. Однако глубоко внутри себя он сознавал, что не потянет.

Отто принял решение эмигрировать в Америку в 1845 году, потому что в Германии такому, как он, не было места. Так по крайней мере он объяснял это всем.

Дело в том, что в Германии, еще со времен Французской революции, так никогда спокойно и не было. Ходили постоянные слухи о надвигающейся войне, и это пугало Отто до смерти. Он боялся выходить из дома, боялся ходить на работу и возвращаться домой. Он покинул свою родину, и вот теперь, к его ужасу, здесь назревает то же самое.

Внезапно Отто почувствовал огромную усталость. Он шел по короткому коридорчику к спальне, и предупреждение Патрика звенело в его ушах, как погребальный колокол.

Тихо открыв дверь, он проскользнул внутрь. На постель, где лежала Эльке, падал лунный свет, превращая ее золотистые волосы в мерцающее серебро.

«Боже, как она прекрасна», – подумал Отто.

Его вдруг потрясла мысль, что с такой вот красотой он ложится в постель каждую ночь уже много лет подряд. Этого не может быть. Это невероятно!

Вообще-то Отто и не предполагал, что когда-нибудь женится. Но с появлением Эльке его жизнь изменилась, она заполнила собой весь его мир.

До встречи с ней плотские радости его особо не занимали. Кругом было много мужчин, поступками которых руководила не большая голова на плечах, а маленькая в штанах. К таким мужчинам он обычно испытывал жалость. Теперь уже Отто давно так не думал. Его маленькая головка то и дело властно заявляла о себе. Вот и сейчас он не мог дождаться, когда окажется в постели.

– Ich liebe dich,^[13] – прошептал он ей на ухо.

– Ну зачем ты опять по-немецки? Не надо, – пробормотала Эльке сквозь сон.

– Я очень тебя люблю, Эльке. Позволь мне войти в тебя сейчас. – Отто тесно прижался к ней.

Эльке, разумеется, и не думала спать – просто притворялась, потому что не хотелось разговаривать. Но ей следовало бы помнить, что после такого количества шнапса не разговорами он будет с ней заниматься.

«Черт бы его побрал, – выругалась она про себя, почувствовав на себе его тяжесть. – Черт бы побрал всех мужчин за их бесчувственность!»

– Только не сегодня, Отто. Прошу тебя, – прошептала Эльке. – Я действительно очень устала.

– Ну не так уж и устала, чтобы не позволить себе маленькое удовольствие. – Он просунул ладонь под ее ночную рубашку и коснулся возвышения между бедрами.

Обычно Эльке отказывала ему очень редко, но сейчас она плотно сжала колени, не пропуская его жадные пальцы.

– Ради Бога, Отто, Патрик может услышать.

Отто улыбнулся.

– А ты что думаешь, Патрик не ведает, чем занимаются супруги ночью?

Эльке была готова выскочить из постели. При мысли о том, что Патрик может услышать их возню, ее замутило, как от несвежей пищи. Она потянулась и схватила Отто за запястье.

– Но только не мы. Понял? Я не хочу, чтобы ты опозорил меня таким способом.

– Но, Liebling…

– И не надо мне никаких Liebling. Научишься ты когда-нибудь говорить по-английски?

Отто отпрянул, как будто получил пощечину.

Вначале, когда Отто переместился в дальний угол постели, она почувствовала облегчение. Но прошли секунды, потом минуты, и он больше не проронил ни слова. Она начала переживать. У нее вовсе не было намерений ранить его чувства. Но позволить ему сейчас то, чего он домогался, она не могла.

Эльке лежала молча, не шелохнувшись, прислушиваясь к его дыханию, ожидая пока он заснет. Это длилось долго, очень долго, целую вечность. «Что же это случилось сегодня? Я весь вечер делаю одну грубую ошибку за другой? Вначале позволила Патрику целовать себя, а потом при гостях вдруг напала на него со вздорными обвинениями. И как будто этого было недостаточно, сейчас вот причинила боль Отто. Унизила его мужское достоинство».

Завтра она, конечно, найдет способ поставить все на свои места. Но тем не менее по опыту она прекрасно знала, что жестокие слова, как и дурной запах, имеют обыкновение застаиваться в воздухе.

Патрик раздевался, чтобы лечь в постель. За стеной были слышны какие-то звуки, он старался их не замечать. Однако старания его были тщетны. Никогда еще его слух не был так обострен, как сейчас. Он отчетливо слышал тихое бормотание голосов Отто и Эльке, скрип пружин их кровати.

Он мог поклясться, что слышит шуршание простыней. Вот раздался шорох одеяла, Отто отбросил его в сторону. Пружины скрипнули снова, и воображение тут же услужливо изобразило ему Эльке в объятиях мужа. Если бы скрип пружин продолжался, Патрик, наверное, сошел бы с ума. Более жестокую пытку трудно даже представить.

К счастью, звуки скоро стихли, и в соседней комнате воцарилась тишина.

Патрик перевел дух. Он даже не сознавал, что стоял все это время, затаив дыхание. Причем настолько, что почувствовал боль в груди. Выдохнув наконец, он сбросил одежду, забрался в постель и подвернул фитиль керосиновой лампы.

И тут он почувствовал на своей подушке аромат Эльке. Его сердце замерло. На мгновение Патрику показалось, что она здесь, в комнате. Это было безумие, но он вдруг поверил, что это так. Вошла незаметно и стоит. Он уставился в темноту, надеясь разглядеть ее у двери.

…Патрик вглядывался с сумасшедшим, болезненным желанием увидеть ее, сознавая при этом, что он один.

Женщина, которую он любит, спит в объятиях своего мужа совсем рядом, на расстоянии одного удара сердца.

Глава 4

Обычно Эльке каждое утро обязательно заглядывала в сад. Сегодня здесь ей радостно закивали своими головками колыхаемые теплым майским ветерком примулы, цинии и маргаритки. Обещая богатый урожай меда, гудели пчелы.

На заборе прыгал пересмешник. Его ужимки были такими забавными, что она не выдержала и улыбнулась.

«Это моя первая настоящая улыбка за долгое время, – подумала Эльке. – Надо будет запомнить сегодняшнее число».

В течение первых недель после отъезда Патрика она занималась своей домашней работой автоматически, как во сне. Боль разлуки постепенно сменилась чувством вины, возникающим каждый раз, когда она вспоминала о поцелуях.

Это должно было случиться. Теперь уже ничего не изменишь! Однако позволять этому чувству управлять своей жизнью нельзя!

И вот наконец она вновь улыбнулась.

Эльке наполнила свой передник цветами, предполагая поставить их в булочной, затем открыла заднюю дверь магазина и вошла.

Отто склонился за рабочим столом посредине комнаты, замешивая тесто. Его широкие ладони с похожими на лопаточки пальцами делали эту работу играючи. Увидев ее, он подмигнул и снова углубился в работу.

Один из его помощников открывал в это время большую заслонку печи, пока другой погружал в ее зев противень с булочками.

– Guten Morgen, Frau Sonnschein,^[14] – в унисон проговорили они.

– Доброе утро, – ответила Эльке. Неожиданно ее очень затошнило. Так сильно, что она мгновенно вспотела. Возможно, она слишком близко подошла к печи.

– А что, обязательно огонь должен быть таким сильным? Здесь ужасно жарко.

– Не жарче, чем обычно, – сказал Отто, плюхая тесто в большую кастрюлю и покрывая ее чистой салфеткой. – Что-нибудь не так, Liebling? Ты выглядишь немного бледной. Даже, я бы сказал, зеленой.

– Ты прав, я что-то неважно себя чувствую, – ответила Эльке и коснулась лба, проверяя, нет ли температуры.

Странно. В саду она чувствовала себя совершенно нормально. Теперь ее вдруг затошнило, как тогда во время их ужасного плавания на пароходе. Проглотив сгусток горькой желчи, она произнесла:

– Я думаю, мне лучше зайти в магазин и посидеть немного там.

Отто нахмурился.

– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Не надо. Сейчас все будет в порядке. – Она улыбнулась и быстро прошла в магазин.

В зале было прохладно, шторы не пропускали в помещение прямые солнечные лучи. Тошнота почти тотчас же прошла. Эльке пару раз глубоко вздохнула и принялась расставлять по вазам цветы.

И тут на нее накатил второй приступ тошноты, более тяжелый. Она доковыляла до ближайшего кресла и уронила голову на стол. Неужели заболела? Этого еще не хватало.

Эльке быстренько пробежала в уме болезни, которым могли соответствовать эти симптомы. Для горячки уже было слишком поздно, а для дизентерии рановато. А об эпидемии тифа или малярии вроде бы слухов никаких не было. Она вдруг вспомнила, что в последнее время в ее поведении появилось нечто странное: то неожиданный смех без причины, то слезы.

И тут ее осенило. Она знает, что это за симптомы!

«Господи! Когда у меня в последний раз были месячные?»

В течение первых нескольких лет замужества Эльке внимательно следила за их появлением. Подходил очередной срок, и она надеялась.

И каждый раз напрасно. Каждый раз ее ждало горькое разочарование. Все эти годы она страстно жаждала иметь ребенка, но, видно, это было уделом других женщин, более счастливых. Постепенно она перестала следить, перестала мечтать, перестала надеяться.

С Отто проблему эту Эльке не обсуждала, но была уверена: он тоже жестоко разочарован.

В самом начале, как только они переехали в новый дом, две комнаты сразу же отвели для будущих детей. Эти комнаты все время пустовали, Эльке входила туда, и стены смотрели на нее с молчаливым упреком. В конце концов их приспособили для других нужд: одну сделали гостевой, а в другой Эльке занималась шитьем.

Но теперь – к черту шитье! Комнату придется освободить.

Она потрогала свой пока еще совсем плоский живот с таким видом, как будто впервые его увидела.

«Значит, на каком же это я месяце? На первом? На втором? По крайней мере на втором, если память мне не изменяет. Это могло случиться сразу же после отъезда Патрика».

Возможно ли, что тот день, который начался тогда, как худший день в ее жизни, окажется счастливейшим?

Отто настоял, чтобы они пошли провожать Патрика до станции. Попрощался Патрик с ней весьма корректно – просто пожал руку, а затем сразу же забрался в дилижанс. А когда поехал, то ни разу даже не оглянулся, а сердце ее в это время разрывалось на части. Вернувшись домой, она, глотая слезы, с ожесточением принялась за работу по хозяйству. Отто она избегала вплоть до ужина, когда уже деваться было некуда.

Весь день они вежливо обходили друг друга на цыпочках, как незнакомцы. В тех редких случаях, когда их глаза встречались, она видела в его взгляде такую боль, такую обиду… как у подстреленного олененка. Именно этого Эльке и опасалась: жестокие слова, произнесенные ею прошлой ночью в постели, так и останутся висеть в воздухе.

Отто, всегда отличавшийся хорошим аппетитом, в тот вечер едва прикоснулся к еде.

«Ну конечно же, он расстроен, что я отказала ему ночью», – подумала Эльке и с трудом выдавила из себя:

– Отто, я… сожалею о том, что произошло сегодня ночью.

Он жутко покраснел и потупил глаза.

– Это не ты, а я должен извиняться. Какая женщина захочет спать с трусом.

– О чем это ты говоришь?

– Это правда. Я трус.

– Не глупи. Весь Фредериксбург тебя уважает. Тобой в городе все восхищаются.

– Полноте, Liebchen. Я не хочу, чтобы ты меня сейчас оправдывала. Не надо. И тем более я не могу оправдать себя сам. Я должен был вывести Детвайлеров, а не прятаться за твою юбку.

– Не будь смешным. Я знаю, ты не очень ловко управляешься с оружием.

Она надеялась его приободрить, но он пригорюнился еще больше.

– Дело не в том, насколько ловко я управляюсь с оружием. Тут дело в гораздо большем. – Отто прикрыл лицо руками и громко простонал: – Я должен был сказать тебе об этом еще до женитьбы.

– Сказать, о чем?

– Я должен был сказать тебе… только… только я знаю, ты бы тогда не вышла за меня. Видишь ли, Эльке, ты вышла замуж за человека, который боится своей собственной тени. Всю свою жизнь я живу в ужасном страхе. Я боюсь всего, даже темноты. В тот вечер, после того как ты ушла спать, Патрик говорил о надвигающихся тяжелых и опасных временах, о неизбежной войне. Он взял с меня слово ограждать тебя от всяческих опасностей. Но в нашей семье самая смелая ты. Не я! Я же жалкая пародия на мужчину. Я не буду осуждать тебя, если ты больше не позволишь мне лечь с тобой в постель.

Признания Отто тронули ее сердце, как не трогали до этого все его бесчисленные признания в любви. Она впервые заглянула за панцирь, которым он отгораживался от всего мира, и поняла, что это несчастный, глубоко ранимый человек.

– А что плохого в том, что ты постоянно тревожишься? – объявила Эльке. – Это вовсе не значит, что ты трус. Это просто означает, что ты человек. – Она поднялась из-за стола и поспешила к нему.

Прижав его голову к своей груди, Эльке почувствовала необъяснимый прилив нежности.

А потом она повела его в спальню, чтобы наглядно продемонстрировать, что все его признания в трусости не оттолкнули ее, а, напротив, тронули сердце. Продемонстрировать тем единственным способом, каким это может сделать женщина.

Как же он был ласков и неистов той ночью! Как благодарен! Первый раз она не почувствовала дискомфорта, первый раз ее тело приняло его с охотой.

«Да, – подумала Эльке, – это наверняка случилось именно той ночью. Должно было случиться. Наконец-то я приняла его семя. Подумать только, всего каких-то семь месяцев, и я буду держать в руках собственного ребенка. Собственного ребенка!»

Это знание взорвало все ее существо. Наконец-то ее тело выполнит свое предназначение, наконец-то она станет женщиной в полном смысле этого слова.

Мать. Она будет матерью. А Отто будет отцом. Насколько богаче и полнее эти слова, чем просто муж и жена. У них будет настоящая семья.

Она увидела, как они стоят рядом в церкви – Отто полный гордости, она вся светится счастьем, – а пастор Бассе крестит их ребенка.

«Так ведь я рожу ребенка как раз к Рождеству, – подумала Эльке, загибая пальцы, чтобы посчитать. – Что же это за радостное Рождество будет у нас! А все остальное потом… Конечно, Отто я любить никогда не буду, как он того заслуживает. На это надеяться нечего. Но ребенка… нашего ребенка я буду обожать. Нас будет связывать ребенок, а это крепче любых клятв, данных у алтаря. – Она коснулась живота, снова удивляясь, почему он по-прежнему плоский. – Может быть, что-то не так? А хватит ли у меня сил выносить ребенка? – Выгнув спину, как кошка, Эльке сделала мостик. – Нет, гибкости во мне еще достаточно, не меньше, чем в семнадцать лет. А кроме того, Господь, даруя мне такое сокровище, не станет отбирать его».

Эльке сделала еще одно упражнение – доставание ладонями кончиков пальцев ног – и в этот момент ее ущипнули. Она резко повернулась и увидела перед собой улыбающееся лицо Отто.

– Извини, Liebling. Не мог противиться искушению. Ты что-то ищешь на полу? Что-то потеряла?

– Потеряла рассудок и не могу найти.

– Это не смешно.

Она посмотрела на его лицо, ставшее сразу озабоченным, на его нахмуренные широкие брови и не смогла удержаться от смеха.

– Нет, я не шучу, я действительно потеряла рассудок.

Отто удивленно разглядывал ее.

– Ты сегодня в каком-то странном настроении, Liebchen. Печь до сих пор холодная, кофейник пустой. Что скажут клиенты?

– А какое мне дело, что они скажут? Давай сегодня не будем открываться вовсе.

– Ну теперь все ясно – ты действительно не совсем здорова. Как же мы получим выручку, если не откроемся?

– Давай хотя бы раз забудем о выручке. Почему бы нам с тобой не отправиться сегодня на пикник?

– Я своим ушам не верю. Неужели это говорит моя Эльке? Ты же так любишь подсчитывать выручку и ненавидишь пикники.

– Прекрасно. Забудем про пикник. Но я чувствую, что сегодня праздник. Давай потанцуем.

Эльке подхватила его и, радостно смеясь, начала вальсировать по залу.

– Я никогда не видел тебя такой. В тебя кто-то вселился. Кто?

– Ты абсолютно прав, в меня действительно кто-то вселился. И этот кто-то ты! – Она резко остановилась так, что он чуть не упал.

– Пожалуйста, Эльке, не надо так себя вести. Это меня пугает и… расстраивает.

– Вот уж расстраивать тебя у меня совсем намерения не было. Даже наоборот. – Она пристально посмотрела на него. – Как ты меня сейчас находишь? Как я выгляжу?

– Цвет лица стал лучше.

– Хочу тебе признаться: этим утром такое состояние у меня было уже не в первый раз. Последние несколько недель меня довольно часто тошнило.

– Gott in Himmel,^[15] так ты заболела? Почему ты не сказала мне сразу? Я бы не разрешил тебе работать. – Взяв ее за руку, он повел ее к креслу и усадил.

Эльке решила его дальше не дразнить. В конце концов, напомнила она себе, это несправедливо по отношению к Отто.

– Ты что, действительно не догадываешься, что меня беспокоит?

Он покачал головой.

– Я вовсе не больна. Я беременна. У нас будет ребенок!

Надо было видеть в этот момент его глаза. Они вначале сузились, потом расширились и наконец в них блеснули слезы.

– Как это могло случиться после стольких лет? Я уже решил, что не способен иметь детей.

Эльке проказливо улыбнулась.

– Почему же не способен? Все, что надо для этого, у тебя есть. И в хорошем рабочем состоянии.

– А ты уверена?

– В чем? Что ты способен? Так давай сейчас же поднимемся в спальню и проверим.

Отто покраснел до корней волос.

– Я имел в виду не это. Я спрашиваю, ты уверена, что беременна?

– Настолько, насколько можно быть уверенной в таком деле.

– О Господи! – Он сцепил ладони. – Может быть, пригласить доктора?

Эльке разразилась смехом.

– Наверное, немного рановато. Ребенок появится только через семь месяцев.

Отто нагнулся, взял ее на руки и крепко прижал к себе. Эльке смотрела на его широкую спину и рассуждала: «Да, на Прекрасного Принца он не похож. Совсем не похож. Но сказочный дворец ничто по сравнению с тем, что подарил мне муж».

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Ее сердце омылось благодарной нежностью.

– Я тоже люблю тебя, Отто, – сказала Эльке впервые за десять лет супружества.

«Надо отдать ей должное, Шарлотта Деверю действительно знает толк в том, как появиться в обществе, – думал Патрик, наблюдая, как она вплывает вгостиную дома его родителей. – Артистка, настоящая артистка!»

Остальные гости уже были за столом и сейчас все обратили свои взоры к ней. Дворецкий проводил ее к единственному свободному стулу, который случайно оказался рядом со стулом Патрика.

«Очередная попытка мамы сосватать меня», – подумал он с усталым раздражением.

С самого первого дня, как только он возвратился в Натчез месяц назад, Элизабет Прайд ни на минуту не оставляла попыток женить сына. По всему, это стало ее главной заботой. Старшие братья Патрика уже имели детей-подростков, две младшие сестры тоже были замужем. Мать, естественно, хотела, чтобы он последовал их примеру.

Но пока ни одной подходящей женщины он не встретил. Во всяком случае, ни одна из них не оказалась способной вытеснить из его мыслей Эльке. Она продолжала сниться ему по ночам, и днем он то и дело вспоминал о ней.

Нет, вряд ли найдется женщина, которая смогла бы так захватить его сердце, как это сделала Эльке. Но мать не сдавалась.

«На этот раз она вполне может добиться успеха», – подумал Патрик, еще раз бросив взгляд на свою соседку по столу.

Первое, что следовало бы серьезно обсудить, это Формы. Соблазнительные округлые формы мисс Деверю. Патрик представил на миг, что будет, если он вдруг сожмет ее тонкую талию. Вне всякого сомнения, потрясающие сливочные груди, которые, слегка покачиваясь, выступали из выреза платья примерно на треть, немедленно выскочат и упадут ему на ладони.

Второе, это волосы. Густые, каштановые, нет, даже не каштановые, а цвета красного дерева. Они были искусно уложены локонами и каскадом ниспадали на плечи. Глаза миндалевидной формы и необычного янтарного оттенка смотрели на него с откровенным любопытством. Милый вздернутый носик, пухлые губки, как будто созданные для поцелуев, и, наконец, ямочки на щеках.

Это был сочный вкуснейший плод, только что созревший, и у Патрика вдруг возникло острое желание его вкусить. Но, видимо, ничего не получится. Возраст! На вид ей было не больше семнадцати.

Настоящая красавица южанка. А вышколена как – просто на редкость! Облачена она была в полный вечерний наряд, что включало глубокое декольте, юбку с кринолином и прочее. Так вот, когда мисс Деверю усаживалась за стол, она ухитрилась проделать это так, что не звякнул ни один бокал. Это было изящество пчелы, садящейся на цветок. А дальше началось самое интересное: одарив его лучезарной улыбкой, которая углубила ямочки на щеках и обнажила аккуратные белые зубки, она начала обмахиваться веером со сноровкой искушенной соблазнительницы.

Если бы вырез ее бархатного платья был на полдюйма ниже, он увидел бы ее соски. Эта мысль приятно кольнула, и Патрик улыбнулся.

– Сэр, что вы нашли забавного?

– Поверьте, дорогая мисс Деверю, я улыбнулся просто так, без всякой причины.

– Да нет же, мистер Прайд, причина наверняка есть, и я хочу ее знать, – капризно проговорила она. – Я вообще хочу знать о вас все, до самой малейшей детали.

Такой оборот дела его слегка озадачил. Это ведь все равно, как если бы она попросила его сейчас расстегнуть штаны, чтобы посмотреть, какого цвета у него нижнее белье. Низкий тембр голоса делал ее речь неожиданно эротичной. Ей едва семнадцать, но, без всяких сомнений, перед ним была созревшая женщина.

– То есть вы хотите, чтобы я выдал вам все свои секреты?

– Ну все не обязательно, хотя бы несколько.

«Как бы она отреагировала, если бы я сейчас признался, что люблю замужнюю женщину?» – вдруг подумал Патрик и сам удивился своей мысли.

Но Шарлотта неожиданно рассмеялась возбуждающим чувственным смехом, и образ Эльке слегка потускнел, а потом и вовсе растаял.

Шарлотта наклонилась к Патрику и посмотрела ему в глаза.

– Ведь вы меня не помните?

– Боюсь, что нет. Я не был дома двенадцать лет. Скорее всего когда я уезжал, вы были еще в колыбельке.

– Ну, не совсем так. Мне было семь лет. – Она взмахнула ресницами, продемонстрировав во всем великолепии их темную опушку. – А я вот вас не забыла. Вы приходили попрощаться с моими родителями, когда отправлялись на войну, и ваш военный мундир меня покорил. А золотые галуны на эполетах… они просто свели меня с ума! Я стала просить их у вас и устроила истерику, когда вы отказались расстаться с ними.

Так значит, это была Шарлотта Деверю. Вот эта самая. Выходит, ей сейчас не семнадцать, а почти двадцать.

Он пытался узнать в этой соблазнительной молодой женщине ту полнощекую круглолицую капризную девчонку. Тогда родители хотели силой увести ее из гостиной, но ничего не получалось. Вот уж поистине гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя!

– Я помню, какой шум вы тогда подняли, – произнес Патрик, понизив голос, чтобы могла слышать только она. – Вы по-прежнему такая?

Ее щеки пикантно вспыхнули.

– Придется немного подождать, мистер Прайд, и вы увидите.

За годы, проведенные в Техасе, Патрик почти забыл, что существуют такие вещи, как изысканная кухня, тонкие вина и милые соседки за столом. Теперь он наверстывал упущенное.

Рыба помпано была потрясающе вкусна, французское белое ей не уступало. Но он едва отведал их, ибо его вниманием, всем без остатка, завладела очаровательная Шарлотта Деверю.

По правилам этикета мужчина должен оказывать знаки внимания в равной степени даме слева и даме справа, но Патрик пренебрег сегодня правилами хорошего тона. Престарелой миссис Кантевел пришлось заботиться о себе самой, потому что Патрик был весь во власти Шарлотты.

Она была в чудесном настроении, мило оживлена, в ее прелестной головке, казалось, не было ни единой серьезной мысли – определенный плюс, с его точки зрения. Он устал от всех этих бесконечных разговоров о надвигающейся войне, споров об отмене рабства, предположений о президентской кампании. С тех пор как съезд республиканцев выдвинул Авраама Линкольна кандидатом в президенты, везде только об этом и говорили.

Но у его очаровательной соседки был несомненный талант. Она заставила его забыть обо всем этом. Она даже заставила его забыть Эльке.

К тому времени, как подали десерт, они уже называли друг друга по имени.

– Я наблюдаю за вашими родителями, Патрик, и вижу, что они очень рады вашему возвращению. Они просто счастливы, – проговорила Шарлотта и грациозно кивнула в ту сторону, где сидели супруги Прайд. – Но, наверное, не счастливее меня. Я догадываюсь, что вы сейчас думаете: моя смелость граничит с нахальством. Но что можно поделать, если вы самый симпатичный мужчина в Натчезе и к тому же герой, как я слышала.

– Ну насчет героя это вы уж слишком. Я убежден, что большинство мужчин, которых считают героями, по несчастью оказались в определенное время в неприятной ситуации и просто сделали все, что в их силах, чтобы спасти свою жизнь.

– А шрам этот вы тоже получили, спасая свою жизнь? – Шарлотта закрыла свой веер и сделала попытку коснуться шрама на его щеке. И проделала она это так непринужденно, как будто они были знакомы уже сто лет. – Вы слишком скромны. Мой отец рассказывал, что правительство наградило вас за подвиги большим наделом земли.

– Десять тысяч акров, – ответил Патрик, не скрывая гордости.

Патрик вспомнил сцену в конторе отца перед его уходом на войну. Он ее никогда не забудет.

– Ты совершаешь трагическую, ужасную ошибку, – объявил Ламар Прайд, и печать недовольства омрачила его лицо патриция. – Если бы я знал, что ты вздумаешь отправиться на эту бессмысленную бойню, я бы никогда не заплатил за твое обучение в колледже.

– Мне очень неприятно слышать это, отец, – ответил Патрик. – Я знаю, ты надеялся, что я последую по твоим стопам и стану юристом. Но я давно понял, что это не для меня. Не могу представить себя вот так всю жизнь просидевшим в одной конторе, в одном кресле. И потом, кто-то ведь должен воевать за нашу страну.

– Пусть этим кем-то будет кто угодно, только не мой сын. И пожалуйста, не пытайся выдавать свою юношескую жажду приключений за патриотизм. Ты очень восторженный, Патрик. – Ламар разочарованно посмотрел на сына. – Боюсь, ты никогда ничего не добьешься».

И вот теперь, спустя двенадцать лет, приятно было сознавать, что ничего не сбылось из того, что предсказывал его отец. Совсем наоборот.

А широко раскрытые глаза Шарлотты при упоминании о десяти тысячах акров земли это ощущение еще больше усилили.

– Но ведь это же огромная плантация, – выдохнула она. – У вас, должно быть, работают сотни рабов.

– Это не плантация, Шарлотта. Это ранчо. И у меня нет рабов. Там работают всего двадцать человек – ковбоев.

– А что это значит ков бой? – Она произнесла это, как два разных слова. – Я никогда не слышала прежде такого выражения.

– Так в Техасе называют людей, которые работают со скотом. Понимаете, я не имею рабов, потому что не выращиваю хлопок. Я развожу коров породы лонгхорн.

– Ой, как интересно! Какой вы умелый и ловкий! А мне так надоело слышать эти постоянные разговоры о рабстве и аболиционизме и о том, что мы не можем обойтись на наших хлопковых полях без черных. Замечательно, в первый раз за много месяцев я провожу время за ужином без скучных и утомительных дискуссий на эту тему. Теперь расскажите мне об этом вашем, как вы его назвали, ранчо.

«Слава Богу, – подумал Патрик, – эта женщина не интересуется политикой». Он вспомнил последний спор с Эльке перед отъездом.

Судя по всему, Шарлотта была полной противоположностью Эльке.

– Я не против рассказать вам о моем ПП, буду даже рад. Боюсь только, что это скучно.

– Да что вы, разве мне может быть с вами скучно! – Она произнесла это со своим очаровательным южным выговором. Голос ее напоминал мед, густой ароматный мед. – А что означают буквы ПП?

– Согласен, название не очень оригинальное. Это просто мои инициалы. Буквами ПП я клеймлю свой скот. А вообще-то мои немецкие друзья во Фредериксбурге называют между собой это ранчо «Страсть Прайда».

Ее глаза вспыхнули, засверкали, заискрились ярче, чем драгоценности вокруг шеи и в ушах.

– Это, наверное, потому, что вы очень страстный мужчина?

– А вот теперь пришла моя очередь ответить вам тем же: придется немного подождать, и вы сами увидите, Шарлотта, – ответил Патрик, наслаждаясь ее порозовевшими щечками.

– Надеюсь, ждать придется недолго, – пробормотала она. – Но вы вроде бы собирались рассказать мне о своем ранчо.

Патрику не надо было повторять эту просьбу дважды. Для него ничего приятнее не было, как рассказывать о местах, где он провел последние двенадцать лет. Он принялся подробно описывать местность, все манипуляции, какие проделывают со скотом, начиная от отела и кончая клеймением. Ну а закончил он свой рассказ детальным описанием дома, который был предметом его гордости. Тут уж он красок не пожалел.

Все время, пока Патрик говорил, Шарлотта не сводила с него своих янтарных глаз. Казалось, она была вся воплощенное внимание, как будто то, о чем он рассказывал, интересовало ее больше всего в жизни.

– Я надеюсь, вы не сочтете это бестактностью, – закончил он, – но к западу от Бразоса только у меня в доме есть ватерклозет, то есть внутренний туалет с водой, в комплекте с раковиной, цинковой ванной и шкафом.

– Это просто восхитительно и… практично, если учесть, что у вас нет рабов, чтобы выносить за вами эти… ну… хм, нечистоты. Я не знала, что в Техасе все так современно.

Шарлотта слушала долгие рассуждения Патрика и неимоверно скучала. Ну а описание ухода за породистым скотом: как его купают, кормят, лечат – все это буквально вогнало ее в сон.

Конечно, вполне естественно, что у мужчины есть какие-то интересы, которые женщина разделять не может. Но мать приучила ее выглядеть заинтересованной разговором. Это очень важно. И к тому же просто – надо только не сводить глаз с лица мужчины, а самой в это время думать о чем угодно.

В данный момент Шарлотту волновало другое. Ее служанка Элла Мэй так затянула на ней корсет, что дышать было невозможно. Долго она не вытерпит! Она также думала о новых платьях, заказанных в Лондоне. Скорее бы они пришли… Мысли ее были заняты теперь нарядами.

Но упоминание Патрика о туалете пробудило ее интерес.

Их плантация Виндмер была одной из самых процветающих на Юге, но даже у них не было такого туалета. Отец говорил, что это дорого стоит, а сейчас, когда все только и говорят, что скоро придется освобождать рабов, он не может себе позволить потратить на такие бесполезные вещи ни пенни.

Ее отец, благослови Господь его сердце, был безнадежно старомодным по сравнению с Патриком Прайдом.

– Может быть, мы с мамой нанесем вам визит когда-нибудь. Мне бы очень хотелось увидеть ваше ранчо и познакомиться с настоящими ковбоями. – И хотя Шарлотта не произнесла это вслух, но про себя добавила, что ей очень бы хотелось испытать этот, как он его назвал, ватерклозет.

– Я был бы этому несказанно рад. А тем временем я попрошу разрешения вашего отца встретиться с вами.

«Вот это действительно настоящая удача», – подумала Шарлотта, чувствуя, как учащается ее пульс.

В Натчезе уже почти месяц все только и говорили о Патрике Прайде. Он был богат, интересен и уже каждая незамужняя девушка в городе нацелила на него свой глаз.

«Как я должна реагировать на его слова? – размышляла она. – Скромно взмахнуть ресницами, потупить взор, томно вздохнуть? Или лучше смело посмотреть ему в глаза и сказать то, что я думаю с самого начала, как только села рядом с ним?»

Внезапно Шарлотта поняла, какой ответ больше всего его заинтригует.

– Я почувствовала сейчас огромное облегчение, Патрик, потому что, если бы вы не захотели со мной встретиться, я бы сама попросила об этом.

Глава 5

Эльке стояла обнаженная перед высоким зеркалом в своей спальне, изучая изменения, которые произошли за пять месяцев беременности. Ее груди стали больше и покрылись тонкими голубыми прожилками, а соски потемнели. Живот выпирал вперед, как миниатюрный холмик.

Никаких отклонений от нормы она не замечала, но подобными осмотрами занималась почти каждый день. Ей очень нравилось быть беременной.

Впервые в жизни она радовалась своему росту, не такому уж большому, всего метр семьдесят три, но все же она выглядела более стройной, чем низенькие женщины в ее положении. А надо признаться, сейчас она в свое платье едва влезала.

Вспомнив, что ее ждет Отто, Эльке поспешила одеться. Достала из гардероба чистую блузку и надела ее, оставив три нижние пуговицы незастегнутыми. А свою любимую серую юбку из саржи вообще с трудом смогла застегнуть.

Конечно, можно было бы затянуть корсет, но они с Отто решили, что корсет она носить не будет, чтобы не повредить ребенку. Как бы в подтверждение этих мыслей она почувствовала шевеление ребенка, и это в очередной раз ее восхитило.

В первый раз он шевельнулся месяц назад. И чем больше становился живот, тем сильнее были толчки. Теперь она могла почти с уверенностью сказать, в каком положении он там у нее находится.

Другие женщины, беременные первым ребенком, наверное, ворчали бы по поводу утраченной стройности. Она же радовалась. Что значит линия талии по сравнению с чудом зарождения новой жизни? Эльке никогда еще не чувствовала себя лучше и… счастливее.

С того самого утра, когда она сообщила Отто эту потрясающую новость, его поведение было образцовым. Большинство мужчин ведут себя в подобном положении достаточно сдержанно. Но не Отто. Он вел себя так, как будто был первым мужчиной на земле, зачавшим ребенка, и делал это так мило и естественно, что Эльке это совершенно не раздражало.

Он хлопотал над ней, как наседка над цыплятами. Она все еще продолжала работать в магазине, так он чуть ли не каждый час забегал навестить ее. Доктор сказал, что никаких оснований для беспокойства нет, но Отто был готов прекратить с ней супружеские отношения из боязни повредить ребенку.

Много ли мужчин на свете могут быть такими внимательными? – размышляла она, беря шаль с вешалки на стене. – И уж определенно не Патрик Прайд. Вспомнив его страстные поцелуи, она была почти уверена, что он на месте Отто, не задумываясь бы, потащил ее в постель.

Неожиданно при этой мысли у нее сладостно защемило в груди. Эльке в расстройстве покачала головой.

«Как я могла забыть, даже на секунду, что ношу ребенка Отто?»

Патрику небось ничего не стоило выбросить ее из головы. За все пять месяцев от него пришло всего одно известие. Он прислал Отто книги и короткое письмо, в котором говорилось, что он благополучно прибыл домой и что все нормально. В пакете также лежали три номера журнала Годи.

«Нет, – размышляла Эльке, – Патрик и думать забыл о том, что случилось между нами. И я буду последней дурой, если начну терять на него время».

Обернув вокруг плеч шаль, как бы ограждая себя от предательских мыслей, она вошла в гостиную, где ее ждал Отто.

В нем тоже за это время произошли кое-какие перемены. Отцовство, например, выпрямило его спину и приклеило к губам постоянную улыбку.

– Чего ты так долго, Liebchen? Я уже начал волноваться.

Эльке улыбнулась.

– Я ведь с трудом влезаю в свою одежду.

– Что же ты молчала? Мы немедленно должны купить тебе новую. И самую модную. Моя жена такая красивая, особенно сейчас. Мне завидуют все мужчины в городе.

«Отто сильно поглупел от любви», – подумала она с нежностью.

– По правде говоря, больше всего я сейчас похожа на корову. – Эльке взяла листовки аболиционистов, которые прислали на прошлой неделе из Бостона, сложила их в свою сумку и повернулась к Отто. – Сегодня тебе ехать со мной не обязательно. Ты и так всю неделю работал не покладая рук, так отдохни хоть в воскресенье. Я сама раздам все брошюры.

– Я даже и подумать не могу, что ты поедешь одна. Кроме того, мне полезно подышать свежим воздухом. – Отто надеялся скрыть от нее страх, терзающий все его нутро.

С тех пор как Эльке узнала о выдвижении Авраама Линкольна на пост президента, она решила раздавать аболиционистские листовки и брошюры всем своим клиентам. По воскресеньям же, когда булочная была закрыта, она развозила их по округе. Первое время он за нее не беспокоился, потому что ее сопровождала еще одна женщина. Кроме того, убеждал он себя, с лошадью и кабриолетом Эльке управляется лучше многих мужчин, и уж определенно лучше его.

Тем не менее большинство населения в округе были уроженцами Юга. Фермеры и владельцы ранчо были настроены в пользу рабовладения. Либерально настроенные немецкие поселенцы Фредериксбурга были в меньшинстве.

Друзья Эльке один за другим отказались от воскресных поездок по округе. Отто умолял ее сделать то же самое.

– Liebchen, – говорил он, – этих людей ты изменить не сможешь. Так зачем подвергать себя ненужному риску?

– А где риск? Я не вижу никакого риска, – отвечала она. – Ты слышал, доктор говорил, что ничего страшного не будет, если я раз в неделю совершу небольшую прогулку в кабриолете.

– Да не о поездках я говорю. Ты слышала, как спорят наши клиенты? Ты видишь, на чьей они стороне? Эти листовки многим могут не понравиться.

– А я все не перестаю думать, как бы я себя чувствовала, если бы была черной. Понимаешь, беременной, но черной. Нет, Отто, я не смогу жить спокойно, если не буду делать все от меня зависящее для того, чтобы каждое дитя, белое или черное, росло свободным.

И хотя слова Эльке приводили его в отчаяние, но никогда Отто не любил ее больше, чем в эти минуты.

– Ну хорошо, если это для тебя так важно, я тоже буду ездить вместе с тобой, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, – ответил он, напуская на себя бравый вид, хотя сам в это время умирал от страха.

Вот уже несколько недель, как он ездит по воскресеньям с ней по округе, мобилизуя для этого каждый грамм храбрости, который был в состоянии выработать его организм. Слава Богу, Эльке была сейчас довольно рассеянной и не замечала, чего это стоит ему.

Отто постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Он жил в постоянном страхе, что этот кто-то притаился сейчас за вон той скалой. Вот он внезапно выскакивает, и… Бог знает, что тогда.

Но в этих страхах Эльке он не признавался. Он и так уже сказал ей больше, чем нужно.

В это утро он молился в церкви, чтобы Господь ниспослал ему мужества. Но Он еще его не услышал. Колени Отто были совсем слабые, когда он следовал за Эльке вниз по лестнице и потом обходил булочную до того места, где оставил лошадь и кабриолет.

– Сегодня чудесный денек, как раз для поездки, – сказала она, взбираясь с его помощью на сиденье.

– Да, денек хороший, – согласился Отто, вглядываясь в августовское небо и выискивая в нем хоть какие-нибудь признаки приближающейся грозы, а лучше всего урагана.

А потом они поехали, и Эльке, беззаботно улыбаясь, смотрела прямо перед собой, в то время как Отто, полумертвый от страха, вцепившись в вожжи, правил кабриолетом.

«Но все равно я всегда буду рядом с этой храброй женщиной и моим ребенком в ее чреве, даже если это меня убьет».

Патрик завязал шелковый галстук и протянул руки, чтобы Джона, старый слуга их семьи, помог ему влезть в новую черную визитку.

– Вы выглядите прекрасно! – воскликнул Джона, и его черное лицо расплылось в белозубой улыбке. – Сегодня все леди будут ваши, сэр.

«Все не все, но уж одна леди это точно», – подумал Патрик, усмехнувшись.

Патрик и оглянуться не успел, как они с Шарлоттой стали парой. Все как будто сговорились, чтобы их свести. После того первого ужина она появлялась везде, где бывал он, от охоты на лис до балов.

– Я вам больше не нужен, сэр? – спросил Джона.

– Нет, спасибо за помощь, – ответил Патрик, кивком отпуская старого слугу.

Он подождал, пока Джона уйдет, а затем посмотрелся последний раз в зеркало, которое висело в золоченой раме в простенке у кровати. На него смотрел элегантно одетый мужчина, совсем не похожий на того, кто в тяжелых кожаных штанах и пропитанной потом рубашке объезжал ранчо.

Патрик уже начал привыкать к этой одежде. А над его новым костюмом портной старался так, как будто решался вопрос жизни и смерти.

Патрик спустился в холл и, заметив одобрение в глазах матери, понял, что усилия портного не пропали даром.

– Вот таким же красивым был отец в твоем возрасте, – сказала она, беря его за обе руки.

– Ну, мама, – проговорил он, чувствуя непонятный дискомфорт.

Они проследовали на веранду, чтобы там подождать, когда подадут экипаж, который отвезет его к Деверю.

Патрик, несомненно, хотел повидаться с родителями, но постоянная опека мамы постепенно начала его утомлять. Она обращалась с ним так, как будто он никуда и не уезжал.

– Не понимаю, что это значит «Ну, мама»? – сказала Элизабет, поправляя его галстук. – А кроме того, я не единственная, кто считает тебя красивым. Мать Шарлотты сказала мне, что ее дорогая дочь чуть не падает в обморок каждый раз, когда тебя видит.

– Тогда у нее под рукой всегда должна быть нюхательная соль, потому что мы с Шарлоттой видимся чуть ли не каждый день.

– Ты произнес это таким тоном, как будто она тебе уже надоела. Так вот, я даже слышать не желаю ни о чем подобном. На всем Юге нет более прелестной девушки. Любой мужчина будет у ее ног, стоит ей только шевельнуть мизинцем. Советую не забывать об этом.

Патрик по опыту знал, что с матерью лучше не спорить. Эта хрупкая леди с бархатной южной речью обладала железной волей. И все же его не переставало удивлять, почему Шарлотта положила глаз именно на него. Среди претендентов на ее руку были гораздо более привлекательные мужчины.

И самое главное, он так до сих пор и не мог разобраться в своих чувствах к ней. И это его волновало.

Здравый смысл подсказывал ему, что более желанной женщины он не найдет, даже если проедет вдоль всей Миссисипи. Женственности, очарования, шарма, грации – всего этого в Шарлотте было в избытке. Она родилась и воспитывалась в богатой семье, в ее обществе он получал наслаждение…

«Тогда что же мне мешает попросить ее руки?» – уже в который раз спрашивал он себя.

«Потому что ты любишь Эльке», – тихо прошептал ему в ответ внутренний голос.

В те редкие вечера, что Патрик проводил дома, он писал ей письма, десятки писем – вежливые, в которых просто осведомлялся о ее здоровье и всем прочем, и откровенные, где признавался в своих истинных чувствах. Он писал эти письма и тут же сжигал. Если бы Эльке хотела, чтобы он ей написал, она бы сама написала, хотя бы поблагодарила за присланные журналы.

– Ты меня слышишь, сынок? – Голос матери возвратил его к действительности.

– Извини, что ты сказала, мама?

– Мне кажется, твои мысли сейчас где-то за тысячу миль отсюда.

«Не тысячу, – подумал он, – а много ближе. Всего лишь во Фредериксбурге».

– Я просто просила тебя передать привет Деверю.

– Ну, разумеется, мама. Я только удивляюсь, почему вы с папой не едете на этот ужин?

Элизабет взяла его за подбородок, как когда-то в детстве. Только теперь для этого ей пришлось стать на цыпочки.

– Твой отец, между прочим, говорит то же самое. Иногда вы, мужчины, бываете такими бестолковыми. Мы не идем на этот ужин, потому что не хотим мешать вам с Шарлоттой. Уверена, вам есть о чем поговорить. Я полагаю, ее родители не будут возражать, если вы после ужина немного прогуляетесь по саду.

– И все же зачем это все, мама?

– Господи, глупый мальчик. Ее мать, Гортензия Деверю, и я уже давно мечтаем породниться. – Мать ласково улыбнулась. – Ну, теперь понял зачем? Затем, что мы надеемся на вашу свадьбу.

К счастью, прибытие экипажа положило конец этому щекотливому разговору. Садясь в экипаж, Патрик чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

Гортензия Деверю смотрела на дочь с хмурым беспокойством.

– Ты уверена, что правильно поступаешь?

– Уверена, – решительно кивнула Шарлотта. Очаровательная в своем пеньюаре, она сидела в кресле, пока горничная Элла Мэй укладывала ей волосы.

Стоило хотя бы немного пообщаться с ее матерью, даже просто посмотреть на нее, и становилось ясно, откуда это все у Шарлотты, кто ее направляет. Шарлотта была последним ребенком Гортензии, ну и, разумеется, самым любимым. К тому же они и внешне были очень похожи.

– Посидите спокойно, мисс Шарлотта, – проворчала Элла Мэй. – Как же я могу уложить ваши волосы, когда вы все время дергаетесь?

– Не знаю, просто не знаю, зачем я позволяю тебе идти на это? – сказала Гортензия, не обращая внимания на замечание служанки.

– Ты думаешь, папа догадывается?

– Твой отец очень доверчивый человек. Он и представить себе не может, что ты способна на такое. Если все сорвется, у тебя будут настоящие неприятности.

– Ерунда, – фыркнула Шарлотта и беззаботно пожала плечами. – Единственная неприятность – это потеря невинности. Ну и что, из-за этого ждать?

– Если бы отец слышал твои речи, он бы запер тебя под замок на всю ночь. – Гортензия сцепила пальцы. Ни за одного из своих детей она не беспокоилась так, как за Шарлотту. – У тебя было столько предложений. И я не понимаю, почему ты охотишься за человеком, который, кажется, и чувств-то твоих не разделяет?

– Он разделяет мои чувства. Только еще не знает об этом. И ты, по-видимому, ослепла, мама, если не видишь, почему я хочу его.

– О том, что он красивый, спорить не буду, мне всегда нравились высокие мужчины. Он хорош в любой одежде.

– И без одежды, надеюсь, тоже.

Гортензия вскочила на ноги.

– Если бы ты была моложе, я бы сейчас вымыла твой рот мылом.

– Я предпочитаю шампанское.

Гортензия прикусила губу. Сама испортила Шарлотту, и вот теперь приходится расхлебывать. Она думает, что может иметь что угодно и кого угодно, включая Патрика Прайда. Это не так, но говорить ей об этом уже поздно.

– Ты ведешь себя ужасно.

– Ничего ужасного нет, мама. Просто я влюблена. Дико, безумно влюблена.

– Мне кажется, это просто слепое увлечение, и ничего больше. А обо мне ты вообще не думаешь. Я так по тебе буду скучать, мне так будет не хватать тебя, когда ты уедешь в Техас.

– Зато, когда начнется война, я буду в безопасности. С этим ты не можешь не согласиться.

Гортензия закрыла глаза и шумно вздохнула. Шарлотта сделала ход козырной картой. Мысль о том, что будет с ее детьми, случись война, не давала ей покоя ни днем, ни ночью.

– Если бы я была не согласна с тобой, разве я бы взялась помогать тебе сегодня вечером?

– Я все боялась, что ты откажешься.

– Дело в том, что я просто хочу оградить тебя от неприятностей. Правда, я уверена, что Патрик будет о тебе заботиться. – Гортензия посмотрела на часы в золоченой бронзе. – Кстати, он будет здесь с минуты на минуту. Я тебя покидаю, чтобы ты могла закончить приготовления. И, ради Бога, будь сегодня осторожна.

Мать ушла, и для Шарлотты наступил блаженный момент одевания к семейному ужину с Патриком Прайдом.

«И пусть подождет, ничего в этом страшного нет. Зато мой выход произведет еще большее впечатление. А кроме того, разве он не заставлял меня ждать все это время?»

Неприлично, совершенно неприлично, что он до сих пор еще не сделал ей предложение. Она представляла, о чем судачат уже ее подруги: «На этот раз Шарлотта забралась слишком высоко». Или того хуже: «Слишком долго Шарлотта ждала прекрасного принца, вот и дождалась. Так старой девой и останется».

Да, он появился – этот нужный ей мужчина, и она сделает все возможное, чтобы его удержать. А Патрику и нужно-то очень немногое, всего лишь маленький толчок, и она знала, как его сделать. Тем не менее мать права в одном – это опасно. Сладостно опасно.

Шарлотта уже сгорала от нетерпения.

– Корсет затяни как можно туже, – приказала она Элле Мэй.

– Но мисс Шарлотта, если я затяну туже, вы не сможете есть…

– Туже, – потребовала Шарлотта, сбрасывая пеньюар на пол и хватаясь для устойчивости за спинку кровати.

– Если хотите, чтобы было еще туже, то придется сломать ваши кости, они, по-моему, уже начали трещать, – объявила Элла Мэй.

Шарлотта была вынуждена согласиться. В глазах у нее прыгали звездочки. Она даже моргнула несколько раз, чтобы они исчезли.

Посмотрев вниз, Шарлотта убедилась, что ее талия стала еще тоньше. Правда, до невозможных тридцати трех сантиметров, рекомендованных журналом Годи в качестве эталона, было еще далеко, но уж сорока трех сантиметров, не больше, она все-таки добилась.

Девушка едва могла дышать, ну а насчет того, чтобы есть, не могло быть и речи. Хочешь быть красивой, надо потрудиться и пострадать.

А вот Патрик, наверное, на одевание тратит не больше часа. Ему всего-то и надо, что умыться, побриться, надеть костюм и пройтись расческой по волосам. Вот и все. И на тебя молятся все девушки. А она, чтобы быть готовой, должна провести за своим туалетом целый день: купаться, полироваться, наряжаться, прихорашиваться.

– Вы что, заснули, мисс Шарлотта? Вас что-то начало шатать, – спросила Элла Мэй.

– Со мной все хорошо. Принеси скорее шелковое платье.

Элла Мэй возвратилась с платьем и стала аккуратно натягивать его через голову Шарлотты, стараясь не потревожить прическу. Затем последовала мучительная процедура застегивания маленьких жемчужных пуговок вдоль всей спины.

Когда служанка закончила, Шарлотта подошла посмотреть на себя в зеркало.

«Я была абсолютно права, заказав это изумрудное платье у Чарльза Ворта», – подумала она, радуясь, как оно идет к ее глазам и волосам.

Декольте здесь было глубже, чем те, какие она носила прежде. Оно открывало пространство между ее кремовыми грудями во всей его красе. Юбка с кринолином имела в окружности не меньше десяти метров. Когда Шарлотта шла, она медленно покачивалась, открывая взорам ее точеные лодыжки.

– Вы так прекрасно выглядите, мисс Шарлотта, – сказала Элла Мэй. – Но зачем вам было надевать это новое платье на простой семейный ужин?

Шарлотта посмотрела на нее и загадочно улыбнулась.

– Это наживка, разве ты не понимаешь? Сегодня вечером я собираюсь поймать крупную рыбу.

– Если бы вы сказали это, когда была здесь ваша мама, она бы заперла вас в вашей комнате.

Шарлотта поглядела на озабоченное лицо служанки и рассмеялась.

– Не беспокойся, мама все знает. А теперь сходи вниз и посмотри, там ли мистер Прайд.

После ухода Эллы Мэй Шарлотта подошла к туалетному столику и осторожно нанесла на губы немного помады. Затем надела серьги с топазами и ожерелье, камни которого так шли к ее глазам.

– Ты никогда не выглядела лучше, – сказала она себе.

Но возьмет ли сегодня приманку такая большая рыбина? Все-таки метр девяносто.

Глава 6

Езды до Виндмера было не больше часа, за это время тревога Патрика усилилась еще больше. С Шарлоттой надо было что-то решать. Но что? К ответу на этот вопрос сейчас он был готов так же, как и в тот первый вечер, когда они встретились.

Одно было предельно ясно: его мать и мать Шарлотты потеряли терпение. Да и сама Шарлотта, несомненно, тоже. Надо просить ее руки или прекратить встречи. Одно из двух.

Никогда еще его мысли не были в таком беспорядке. Как быть? Возможно ли жениться на женщине, если ты ее не любишь? Ну а если пожить какое-то время вместе, появятся дети, может быть, постепенно придет и любовь? Кто может ручаться за это?

А Патрику так хотелось детей. И с каждым годом это желание все усиливалось. Стоило ему закрыть глаза, как он видел себя, объезжающего ранчо с сыном-подростком, который получит в наследство эту политую потом отца землю.

Шарлотта обладает массой бесспорных достоинств, и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в семье Деверю все женщины исправно рожали. У Шарлотты было пять старших братьев и сестер, все женаты и замужем, а племянников и племянниц было больше, чем она могла сосчитать на пальцах обеих рук.

Ее полные груди и округлые бедра обещали такое наслаждение, что любой мужчина подпрыгнул бы до потолка, получив шанс оказаться с ней в одной постели. Пульс Патрика тоже учащался, и не раз, в ее присутствии. Он тоже чувствовал брожение плоти. Но черт побери, ведь это только желание, не любовь. А может быть, не стоит и мечтать о том и другом вместе?

Когда фаэтон свернул на красную кирпичную дорожку поместья Виндмер, Патрик тяжело вздохнул. Примерно на расстоянии четверти мили виднелся призрачно белеющий в свете луны особняк с колоннами. В последний раз он был здесь перед отъездом на Мексиканскую войну. Патрик ожидал, что сейчас ему здесь все будет казаться меньше и проще, но поместье было величественным, как и прежде.

Особняк был построен на крутом отвесном склоне. Обращенный окнами к Миссисипи, он был окружен сотнями акров хлопковых полей. Где-то вдалеке находились жилища рабов.

Богатство Деверю было замешено на поте и крови рабов. Приезжая сюда, Патрик видел черных мужчин, женщин и даже детей, работающих под кнутом надсмотрщика.

Впрочем, тогда его это совсем не трогало. Теперь же он очень остро осознавал всю несправедливость того, что его приятели южане называли «спецификой Юга».

Во многом на такое его восприятие повлияла Эльке.

Патрик вспомнил последний вечер у нее в гостиной, когда он вдруг начал защищать право иметь рабов. Прожив четыре месяца в сердце рабовладельческого штата, слушая разговоры о ценах на этого самца или на эту самку – а иначе здесь о рабах и не говорили, – он понял, что рабство не имеет права на существование. Сейчас бы он ни за что не стал защищать рабовладельцев.

А как бы Эльке обрадовалась!

Эльке. Она никогда никуда от него уходила. Несмотря на все его усилия.

Если бы все было иначе, если бы Эльке была свободна, да разве бы он стал смотреть на кого-нибудь, хотя бы и на Шарлотту Деверю.

Но Эльке замужем и счастлива, напомнил он себе.

Экипаж остановился перед особняком Виндмер, и его безмолвный спор с самим собой завершился. Завершился ничем. Дверь открыл черный дворецкий и проводил его в просторную гостиную, где уже собрался весь клан Деверю.

Братьев и сестер Шарлотты Патрик, конечно, знал, но близко никогда не дружил. Они приветствовали его один за другим, а он чувствовал себя племенным жеребцом, которого привели на продажу.

Раньше чем подадут мятный напиток из виски с сахаром, Шарлотта не выйдет. Это уж точно.

Патрик стоял у камина и разговаривал с отцом Шарлотты, когда она появилась в дверях гостиной.

«Интересно, – подумал он, – сколько она репетировала? Прославленный актер Эвин Бут не смог бы сделать это лучше».

– Патрик, дорогой, как чудесно видеть вас наконец-то здесь, в Виндмере, – проворковала она, идя ему навстречу. Ее юбка с кринолином игриво покачивалась, то и дело открывая умопомрачительный вид.

Ножки, конечно, очень хороши, но и лицо тоже. А груди, которые аппетитно белели, выглядывая поверх изумрудного платья чуть ли не на две трети, сводили с ума.

– Сегодня вы красивы, как никогда, – сказал Патрик, когда Шарлотта приблизилась.

– А вы, сэр, бессовестный льстец.

– Да нет же, ты действительно выглядишь изумительно, – глухо пробубнил Бьюрегард Деверю, отец Шарлотты. – А если еще учесть, сколько стоит это платье…

– Как тебе не стыдно, папа. – Шарлотта надулась. – Зачем вспоминать об этом сейчас.

Обстановка за ужином была более приятная, чем предполагал Патрик. Было много шуток и смеха. Шарлотту здесь все просто обожали.

Сама же Шарлотта тем не менее держалась скованно. Улыбалась, конечно, но говорила мало.

Только раз она, наклонившись к Патрику, тихо проговорила:

– Я бы хотела после ужина немного прогуляться по саду.

После десерта Патрик спросил разрешения пригласить Шарлотту на прогулку.

– Ради Бога, идите гуляйте, – буркнул Бьюрегард.

Всех, разумеется, кроме Гортензии, это мгновенное согласие Бьюрегарда очень удивило. Согласно этикету, только помолвленные пары могли гулять по саду без сопровождения.

– Будь осторожна, дорогая, – крикнула вслед Гортензия Деверю, когда Патрик выводил Шарлотту из гостиной.

Сад семьи Деверю был знаменит по всему Югу. Патрик бывал здесь днем и, разумеется, восхищался его роскошной красотой. Сейчас же, вечером, контуры растений только угадывались. О них напоминал сладкий аромат.

– Вам не холодно? – спросил Патрик, когда она взяла его под руку.

– Какое там холодно, я вся горю, – ответила Шарлотта.

Эта непонятная фраза Патрика слегка покоробила, но сейчас он предпочел о ней не задумываться.

Спускаясь по ступеням веранды, она оступилась и слегка прижалась к нему. И он мгновенно ощутил сладостную округлость ее бедра.

Преодолев наконец лестницу, они обогнули фонтан и вышли на травянистую дорожку сада.

Ее губы сложились в капризную гримасу.

– Я вот все думаю, думаю…

– Вас что-то тревожит?

– Да, тревожит, – ответила Шарлотта.

Ответ этот был до странности лаконичен. Обычно там, где было достаточно одного слова, она произносила сорок или все пятьдесят.

– Это что-то такое, в чем я могу помочь?

– Да, – ответила она, и голос ее сорвался.

Они достигли места, где начинался знаменитый лабиринт Бьюрегарда. Когда Патрик был здесь в последний раз, эти вечнозеленые растения едва достигали его плеч. Теперь же они возвышались над головой.

– А вы не хотите сказать мне, что вас тревожит? – спросил он с искренним участием.

– О, Патрик, мне так трудно говорить об этом, – ответила Шарлотта, углубляясь в лабиринт.

Патрик мог отлично ориентироваться на местности, это блестяще подтвердилось во время Мексиканской войны, но здесь у него создалось впечатление, что они заблудились и отрезаны от мира.

– Я думал, мы друзья, – произнес он, – а друзья должны говорить друг другу все.

– Вы что, действительно настолько ослепли, что не видите, что со мной происходит? – произнося эти слова, Шарлотта прерывисто дышала, как будто перед этим ей пришлось долго бежать.

Они все дальше и дальше углублялись в лабиринт.

– Я, конечно, не слепой, но здесь так темно, – ответил Патрик, надеясь превратить все в шутку.

– Не беспокойтесь, дорогой, я знаю, куда мы идем. – Слово «дорогой» Шарлотта произнесла с такой неожиданной нежностью, что Патрик испугался. Но потом началось такое, что бояться уже не было смысла. – Вы спросили, что меня тревожит. Отвечу: меня тревожите вы. Я люблю вас так сильно, что схожу с ума.

Луна смутно высвечивала ее брови, нос, грудь. Она резко остановилась и прижалась к нему.

Шарлотта трепетала в его объятиях, а он гладил ее, как гладил бы норовистую лошадь.

– Вот вы сейчас сказали что-то, но сами не понимаете что.

– Как вы осмеливаетесь так говорить со мной, Патрик Прайд. Я взрослая женщина и прекрасно знаю, что говорю.

«Надолго меня не хватит», – подумал он, чувствуя ее тело от груди до бедер.

Патрик попытался освободиться, но Шарлотта держалась крепко, как прилипла.

– Вы помните тот первый ужин у ваших родителей? – спросила она, откинув голову назад, чтобы увидеть его глаза. – Я сказала тогда, что хочу знать о вас все, до малейшей детали. Да поможет мне Бог, но это правда!

Она дотянулась рукой до его губ. Затем с ошеломляющим эротизмом поднесла пальцы к своему рту и облизала один за другим.

– Не заставляй умолять тебя, Патрик, – хрипло пробормотала девушка. – Поцелуй меня.

Он сделал то, что на его месте сделал бы любой джентльмен. Наклонил голову, чтобы встретить ее ждущие губы. Но попробовав их на вкус, Патрик тут же забыл, что он джентльмен.

Шарлотта примерно представляла, какими должны быть поцелуи Патрика. Они такими и оказались.

«Господи, как с ним хорошо», – думала она, блуждая руками вверх и вниз по его спине.

Он был строен и мускулист и чем-то напоминал ей одного из гончих псов отца.

Целоваться она любила, и опыт у нее был. Причем немалый. Дюжина, не меньше, красавцев обучили ее, каждый понемногу. Она знала, что жесткий поцелуй и вполовину не доставляет такого удовольствия, как мягкий. Она знала, что громкие причмокивания с настоящим поцелуем не имеют ничего общего. Она знала также, как завязать игру языков, даже не игру, а настоящую дуэль, чтобы заставить мужчину задыхаться. И наконец, она знала, что означает этот твердый стержень, прижатый к низу ее живота.

«Рыба взяла наживку, – с восторгом подумала Шарлотта. – И это намного приятнее, чем с другими мужчинами, которых я пытала и дразнила».

Только на сей раз она не пытает и не дразнит. Она решила этим завладеть.

Шарлотта наслаждалась им хищно и жадно – облизывала, охватывала губами, путешествовала своим языком по его губам и зубам, дышала в его рот. Она ласкала его спину, и ее руки двигались все ниже и ниже. Когда они достигли его ягодиц и сжали их, Патрик простонал и сделал конвульсивное движение бедрами вперед.

Шарлотта однажды слышала, как рабы описывали это движение. Оно называлось у них джигди-джиг.^[16] Но то, что она почувствовала, определенно превосходило все ее ожидания. Наполнившись сладостным восторгом, она ответила ему тем же движением бедер.

– Ради Бога, Шарлотта, – прошептал Патрик куда-то в ее волосы, – не делай так больше, или я за последствия не отвечаю.

– А мне безразлично. Я хочу тебя. И не завтра или наследующей неделе, а сейчас. Прямо сейчас.

Кринолин выскочил у нее из-под юбки. Она дала ему упасть, а сама быстро полезла под подол, чтобы убедиться, что единственный узел, который держит ее панталоны, вот он, на месте. Шарлотта развязала его, они соскользнули на землю, и она отшвырнула их ногой в сторону.

Теперь между ними не было ничего, только тонкая нежная ткань шелка ее дорогого платья. Но сейчас она не думала ни о своем платье, ни о том, как выглядит. Ей было безразлично, если Патрик вдруг разорвет ее платье или растреплет прическу. Она планировала эту сцену до последней детали, но сейчас забыла обо всех своих планах.

Патрик прижал ее к себе и свободной рукой опустил декольте. И тут она обнаружила, что не способна ни о чем думать.

Когда он нашел ее соски, наступила ее очередь застонать. Дело действительно принимало интересный оборот.

– Сколько сейчас времени? – спросила Гортензия мужа.

– На пять минут больше, чем ты спрашивала в последний раз. Может быть, ты перестанешь ходить из угла в угол? Это меня нервирует.

Гортензия, взяв вышивание, опять отложила его в сторону. Она прислушивалась к глухим голосам и шарканью ног наверху, где ее дети укладывали спать своих детей. Хотя она сказала, чтобы они не спешили, скоро они соберутся все вместе внизу. Больше ждать Гортензия не могла.

Интересно, Шарлотте времени хватило? Или у нее его с избытком?

– Я беспокоюсь о Шарлотте, – наконец сказала она.

– Но в чем дело, дорогая? – Бьюрегард оторвался от чтения.

– Я сказала, что беспокоюсь за Шарлотту.

– Я не вижу причин. Она же с Патриком.

– А что, если они заблудятся в лабиринте?

– Господи, ради Бога, женщина, не надо придумывать себе неприятности. Шарлотта знает этот лабиринт как свои пять пальцев.

– Она могла потерять направление в темноте, сбиться. Я думаю, надо пойти к ним.

Гортензия взяла фонарь «молнию» и сунула ему в руку.

Он вздохнул.

– Я полагаю, покоя у меня все равно не будет, пока я не сделаю, как ты хочешь.

Она подняла его на ноги.

– Я полагаю, ты прав, мистер Деверю.

Соски Шарлотты имели вкус и фактуру спелых черешен. И цвет тоже, решил Патрик, хотя для того чтобы сделать определенные выводы, было слишком темно.

Ее прикосновения возбуждали во всем его существе невиданный восторг.

«Где, черт возьми, она научилась доставлять такое удовольствие мужчине?» – подумал он, но в следующий момент ему уже не хотелось это знать.

Внутренний голос требовал остановиться, опомниться. Тело же побуждало его к завершению начатого.

– Сделай меня женщиной. Возьми меня, – стонала Шарлотта ему в ухо.

Она была такая сладкая, мягкая, податливая, была так наполнена желанием, что он не услышал шагов и не заметил качающийся свет фонаря.

Внезапно Патрик почувствовал на своем плече руку. Чтобы понять, что эта рука принадлежит не Шарлотте, ему потребовалось не больше секунды. Сам он в это время возился со своими брюками.

– Отпустите немедленно мою маленькую девочку, – пробубнил ему в ухо Бьюрегард Деверю.

Патрик еще ни разу не был в таком положении. Его застали врасплох! Он посмотрел через плечо и увидел родителей Шарлотты. Они стояли рядом, как пара ангелов-мстителей.

Шарлотту он не отпускал до тех пор, пока она не привела себя в порядок. Только после этого Патрик выполнил требование Бьюретарда.

– Патрик здесь ни при чем, – объявила Шарлотта вдруг с поразительной твердостью. – Во всем виновата я одна.

Патрик наконец нашел в себе силы повернуться лицом к ее родителям. Он чувствовал себя законченным негодяем. Независимо от поведения Шарлотты он все равно не имел права так на нее набрасываться.

– С тобой все в порядке? – спросила Гортензия, сделав движение в сторону дочери.

– Лучше не может быть, мама.

– То есть он не…

– К сожалению, нет.

Бьюрегард крепко сжал руку Патрика.

– Нам надо кое-что обсудить, сынок. Пора. Самое время!

– Я тоже буду участвовать в этом обсуждении. – Шарлотта пристально посмотрела на своих родителей.

«Смелая девушка, мужественная, ничего не скажешь», – думал Патрик, выходя с Бьюрегардом из лабиринта.

– Лучше будет, если мы поговорим в библиотеке, – сказала Гортензия. – Я не хочу, чтобы братья Шарлотты знали о случившемся. Они такие вспыльчивые! И ради Бога, мистер Деверю… я знаю, ты туговат на ухо в отличие от остальных. Поэтому, пожалуйста, постарайся говорить тише.

Патрик не мог удержаться от мысли, что Гортензия могла бы быть расстроенной несколько больше, если учесть, что она практически застала его со своей дочерью, так сказать, на месте преступления. По-видимому, у женщин семейства Деверю хладнокровие и мужество – качества наследственные.

Гортензия вошла в библиотеку последней и закрыла дверь. Патрик огляделся. В последний раз он был здесь двенадцать лет назад, когда приходил прощаться. Шарлотте тогда очень хотелось получить его эполеты. Он подозревал, что сейчас ее родители захотят много больше.

– Я не ожидал от вас такого, Патрик. Ведь ваш отец воспитывал вас джентльменом, – сказал Бьюрегард и начал описывать по комнате круги. Было видно, что происшедшее его сильно взволновало.

– Я и сам не ожидал от себя такого, сэр. – Патрик сейчас бы отдал полцарства за то, чтобы промочить горло бурбоном. Но попросить не осмелился. Он и так злоупотребил гостеприимством семьи Деверю.

Лицо Бьюрегарда приняло нездоровый алый оттенок.

– И это все, что вы можете сказать? Если бы я был моложе, я отхлестал бы вас кнутом, как вы того заслуживаете.

– Успокойся, дорогой, – вмешалась Гортензия. – Я уверена, что Патрик все сделает правильно, и мы вполне можем на него рассчитывать.

«Самообладание и хладнокровие Гортензии сделали бы честь полевому генералу, – подумал Патрик. – Ее любимое дитя чуть-чуть не лишилось невинности. Она должна была бы быть вне себя от гнева».

В отличие от своей жены Бьюрегард был на грани апоплексического удара.

– Вот именно, черт возьми, он все должен был сделать правильно.

– Ладно тебе, папа, перестань так волноваться. Это тебе вредно. Вопрос можно решить так, что все будут довольны. Правда, Патрик? – Шарлотта бросила на Патрика лукавый взгляд.

– Полагаю, что да, – ответил он.

Слишком уж быстро все получилось. Он еще и опомниться толком не успел. От внезапного прекращения ласк болело все тело. Часть его, и он знал, какая именно, все еще хотела Шарлотту.

– Ну а если предположить, что мы не договоримся? – сердито проговорил Бьюрегард.

Шарлотта и Гортензия обменялись заговорщицкими взглядами. Их поведение резко контрастировало с праведным гневом Бьюрегарда.

«Был в этом какой-то смысл? Или не было? – спрашивал себя Патрик. – Супруги Деверю появились точно вовремя, чтобы спасти свою дочь от того, что старые девы называют злом худшим, чем смерть. А кроме того, мы с Шарлоттой находились в саду не так уж и долго. Это что, совпадение? Не похоже. Слишком уж все хорошо сходится, чтобы быть совпадением. Шарлотта с матерью наверняка договорились заранее. Короче говоря, это была отлично разыгранная комедия, и надо отдать должное Шарлотте, у нее гениальные способности. Именно так все и было. И, насколько я понимаю, моя мать тоже была посвящена в этот план».

Он перевел взгляд с Бьюрегарда на Шарлотту и прочитал на ее лице правду так же ясно и четко, как если бы она вслух объявила: «Да, я подцепила тебя на крючок».

Она смотрела на него, и в глазах у нее играли торжествующие искорки, как у дуэлянта, который ушел с поединка с незапятнанной честью.

Казалось, все это должно было привести его в ярость. Но вместо этого ситуация начала откровенно забавлять Патрика. Ну что ж, значит, так тому и быть. Если красавица Шарлотта так его хочет, то кто он такой, чтобы отказывать ее желаниям? Добыча принадлежит победителю.

Эта мысль его очень взбодрила. Ситуация была грустная, что и говорить, но он вдруг широко улыбнулся. К его восторгу, Шарлотта засмеялась тоже. И тут у Патрика и Шарлотты случился приступ невероятного веселья. Они буквально корчились от смеха, а родители смотрели на них, как на рехнувшихся.

Возможно, в его случае так оно и было.

– Иди же ко мне, невеста моя дорогая, – наконец проговорил Патрик и широко раскрыл объятия.

Глава 7

Эльке уже заканчивала накрывать стол для ужина, когда услышала шаги Отто. Он поднимался по лестнице. Причем как-то уж слишком резво, стремительно, что было на него совсем не похоже в конце дня.

– У меня потрясающая новость, – объявил он, распахивая дверь настежь. – Патрик приезжает. Он скоро будет дома.

Эльке при всем желании не могла разделить его энтузиазм. Ну почему Патрик должен возвращаться домой именно сейчас, когда ее жизнь только успокоилась?

Железные обручи сдавили ее грудь. Но она тут же вспомнила, что под ее собственным сердцем бьется еще одно, крохотное, и с облегчением вздохнула. Слишком долго отсутствовал Патрик, она уже и не думала, что он когда-нибудь вернется. Нет, нарушить ее теперешнее спокойствие ему не удастся.

– А ты уверен в этом?

– Только что почтальон принес письмо. Оно пришло с последним дилижансом. Давай, я прочту тебе его.

Со своей обычной предупредительностью Отто заботливо взял ее за руку и усадил в кресло. Дождавшись, чтобы она расположилась максимально удобно, он достал из кармана рубашки лист бумаги, придвинул стул и тоже сел.

– «Дорогой Отто, – начал он, – прими мои извинения, что я так долго не писал. Я надеюсь, что это письмо застанет тебя и Эльке в добром здравии».

Отто оторвал от письма сияющие глаза.

– Не могу дождаться, когда он приедет. Очень хочется сообщить ему о ребенке. Как чудесно, что он поспевает к Рождеству! Я хочу попросить его быть крестным отцом. Ты одобряешь?

Что она могла ответить? Сказать, что возражает? Рассказать ему правду? А кроме того, правда сейчас тоже изменилась.

Семь месяцев назад она действительно воображала, что безумно влюблена в Патрика Прайда. Теперь же Эльке знала, что это было просто увлечение. Она знала это, потому что любовь – это то, что она испытывает сейчас к своему будущему ребенку – тихая, спокойная радость. Ее чувства по отношению к Патрику были совсем другими. Вовсе не радостными, а скорее болезненными.

– Я полностью с тобой согласна, – ответила она мягко. – Думаю, это будет чудесно.

Отто дотянулся до ее руки и легонько сжал.

– Во всем мире не сыщешь такой, как ты, моя Liebling. Дня не проходит, чтобы я не возблагодарил Господа за то, что Он послал мне тебя. Мне продолжать или ты хочешь прочесть письмо сама?

– Оно ведь адресовано тебе. Думаю, ты должен и закончить.

Отто кивнул.

– «Наконец-то определилась дата моего возвращения. Я надеюсь быть во Фредериксбурге примерно пятнадцатого октября, и приеду я не один. Горю нетерпением познакомить вас с ней. Пожалуйста, уже сейчас зарезервируйте для себя время для торжественного ужина в отеле Нимитца.

А тебя, Отто, я хочу попросить об одном одолжении. Буду очень признателен, если ты привезешь Эльке в мой дом, чтобы она удостоверилась, все ли там готово к моему приезду. Никто не может вдохнуть в дом жизнь, кроме женщины.

Надеюсь по приезде распить с тобой бутылочку «Штайнхагера». Жду не дождусь. А до тех пор остаюсь твоим преданным слугой.

Патрик Прайд».

Отто сложил письмо и посмотрел на Эльке.

– Мне бы хотелось знать, кого это он собирается привезти с собой?

– Он сказал, что горит нетерпением познакомить нас с ней. Значит, он привезет с собой женщину. Неужели его мать решила наконец-то приехать погостить на ранчо? Представляю, как ему не терпится показать ей все.

– Я тоже думаю, как было жестоко со стороны его родителей так вот ни разу не приехать и не повидаться с ним. Патрик говорил мне, что перед самым отъездом тогда, на Мексиканскую войну, он поссорился с отцом. Это плохо. Семья должна держаться вместе.

– Наша – всегда будет вместе, обещаю тебе. Ничто в мире не сможет нас разлучить. – Она произнесла эти слова не столько ему, сколько себе самой. – Когда ты хочешь, чтобы мы поехали на ранчо Прайда?

– Я не думаю, что это следует делать.

– Ты отказываешься выполнить просьбу друга? Это так не похоже на тебя!

– Понимаю, что не похоже. Но я не хочу подвергать опасности будущего ребенка.

– Это смешно! – взорвалась Эльке.

– Ты на восьмом месяце. В таком состоянии ездить никуда нельзя. Особенно так далеко.

Отто наконец-то удалось убедить ее прекратить поездки по окрестным фермам с листовками аболиционистов. Но в этот раз она поедет. Ей просто необходимо побывать в доме Патрика, просто подышать тем воздухом, которым дышал он.

– Ради Бога, Отто, женщины ездят даже не в дилижансах, а в фургонах. Причем далеко на запад. И беременные тоже. Мне бы очень хотелось, чтобы ты прекратил считать меня кем-то вроде инвалида, потому что я абсолютно здоровая женщина, вынашивающая абсолютно здорового ребенка. – Как бы в подкрепление сказанного ребенок задвигался.

– Вот, потрогай здесь, – сказала Эльке, кладя руку Отто на свой живот. – Твой ребенок протестует, он устал сидеть взаперти внутри меня, как я устала сидеть запертой в этом городе. Поездка эта будет для меня очень полезной.

Отто был в растерянности. То ли радоваться здоровью будущего ребенка, то ли огорчаться, что Эльке проявляет такую настойчивость. Победу одержала радость, и он улыбнулся.

– Он правда здоровый? Ты это чувствуешь?

– Во-первых, почему именно он, а может быть, это она? Так вот, она чувствует себя прекрасно, и не пытайся сменить тему. Письмо шло долго, поэтому мы должны торопиться.

– Туда и обратно дорога займет два дня. На это время нам придется закрыть булочную. Нашим клиентам вряд ли это понравится.

– Наши клиенты могут спокойно пару дней пережить и без нас. Так, когда мы едем?

– Ну почему ты такая упрямая?

– Ты что, боишься ехать? Так и скажи. – Не успев закончить фразу, Эльке пожалела о сказанном.

Ей очень не хотелось применять такое сильное оружие. Она знала, как чувствителен Отто к тому, что он назвал своим «фатальным пороком».

Отто опустил глаза, но Эльке успела заметить в них боль.

– Насколько мне известно, у Патрика прекрасная экономка.

– Я сомневаюсь, что миссис Альварес способна все сделать в доме так, чтобы он отвечал запросам его матери.

Грузные плечи Отто устало опустились. Он сдался.

– В таком случае пусть будет по-твоему. Эльке вскочила на ноги и обвила руками его шею.

– Обещаю тебе, что ты не пожалеешь. Мне ведь единственно чего хочется, это чтобы к приезду его матери все там было в образцовом порядке.

Отто все еще отказывался встретиться глазами с женой.

– Так ты все же думаешь, что это его мать приезжает?

– Конечно. А кто же еще?

В следующую субботу оба они – Эльке, живая и энергичная, и Отто, хмурый и неразговорчивый, – забрались в кабриолет. Позади, в повозке, громоздились корзины с провиантом – копченая ветчина, колбаса, банки с вареньем, соленья, кусок сыра и домашняя кислая капуста, приготовленная Эльке. Ассортимент завершали только что испеченные булочки, печенье и жареные цыплята. Цыплят и булочки они будут есть в дороге, остальное предназначалось в качестве гостинцев для миссис Прайд.

Пока Эльке любовалась красотами природы, Отто не переставал волноваться. Каждый раз, когда кабриолет подпрыгивал на колдобине, он бросал на нее озабоченный взгляд, как будто ожидая, что она потеряет сознание.

Они уже подъехали к Керрвиллу, дорога шла через фермерские хозяйства, и Эльке с жадным любопытством осматривала все вокруг. Раньше она всегда удивлялась, почему Патрик, чтобы купить все необходимое, едет за тридцать миль в Фредериксбург, вместо того чтобы делать это здесь. Керрвилл был гораздо ближе к его ранчо. Теперь она знала ответ.

Этот город, слывший райским местом для бродяг, угонщиков скота и другого сброда, с каждым годом приходил во все больший и больший упадок. Сейчас жизнь в нем едва теплилась. Неудивительно, что его обитатели так завидовали процветанию Фредериксбурга.

Когда они проезжали по Главной улице, Эльке показалось, что у дверей захудалого салуна она увидела близнецов Детвайлеров. Но прежде чем она смогла что-то разглядеть, они куда-то исчезли. Отто она ничего говорить не стала – он и без того расстраивается по любому поводу. А Керрвилл тем временем остался позади.

В том, что поездка доставит ей удовольствие, она была, безусловно, права. Они сейчас ехали вдоль реки Гуадалупе.

Вода в реке была голубовато-зеленая, и там было полно всякой живности – в поисках корма шныряло множество уток, на мелководье в картинных позах застыли белые цапли и журавли, из дубравы, что тянулась вдоль противоположного берега, изредка показывалась морда оленя.

Примерно через полчаса после того, как они покинули Керрвилл, появился кордон с крупными буквами ПП.

– С этого места начинается ранчо, – сказал Отто. – К дому мы подъедем через час.

«Неудивительно, что Патрик так любит эту землю», – подумала Эльке, восхищаясь открывшимся пейзажем.

Лицо ласкал свежий бодрящий ветерок, над головой зияло бездонное небо цвета индиго, на горизонте сквозь высокую траву проглядывали силуэты дубов. Приятным фоном оказалось мычание коров, щебетание птиц и нежный шелест листьев.

Дорога медленно поднималась вверх. У въезда в усадьбу стояли две массивные колонны, увенчанные зелеными буквами ПП. Кабриолет миновал несколько строений – длинное низкое здание, которое Патрик построил в первый свой год на ранчо, дом, где жили ковбои, огромный каменный амбар и загоны для скота.

И наконец показался собственно Дом, именно Дом с большой буквы. В последний раз Эльке была на ранчо два года назад; тогда он еще только строился, но уже можно было предположить, что он будет очень красивым. Теперь, глядя на трехэтажный особняк на вершине холма, она видела, что не обманулась в своих ожиданиях.

Да, толк в красоте Патрик понимает! И вкусом Создатель его тоже не обделил.

Каминные трубы, поднимавшиеся во всех четырех углах здания, создавали впечатление крепости и стабильности, в то время как галерея окон, от пола до потолка, на первом этаже делала строение легким и воздушным. Вдоль всего фасада здания шла широкая веранда, построенная из кедра, который в изобилии рос на ранчо. Она приглашала путешественников отдохнуть в ее тени. Весьма благородно смотрелась крыша, покрытая потемневшей от времени кровельной дранкой.

– Как красиво, – произнесла Эльке, затаив дыхание.

– Да, красиво. – Отто бросил на нее взгляд. – Ты бы хотела жить в таком доме, Liebchen?

– Конечно. Какая бы женщина не хотела, – ответила она искренне.

– В таком случае когда-нибудь я построю такой же дом. Потерпи немного. Для моей любимой жены и ребенка я не пожалею ничего.

Эльке собиралась сказать ему, что они никогда не смогут позволить себе это и что она очень довольна их домом во Фредериксбурге, но прежде чем ей удалось произнести хоть слово, раздался звук подков.

Отто, конечно, эти подковы слышал тоже. Его руки сжали вожжи так, что побелели костяшки пальцев. Наконец он осмелился бросить тревожный взгляд через плечо.

– Кто бы это мог быть?

– Я полагаю, это управляющий Патрика, – ответила Эльке, хотя встречаться с этим человеком ей еще не доводилось.

Отто вытер рукавом испарину со лба и остановил кабриолет.

Незнакомец соскочил на землю с грацией человека, проведшего всю жизнь в седле. Он приподнял свою пропитанную потом шляпу, поклонился Эльке, затем обогнул кабриолет и подошел к Отто.

– Меня зовут Рио де Варгас. Я управляющий Патрика Прайда. Он написал о вашем приезде. Я ждал вас.

– Gruss Gott,^[17] – сказал Отто, пожимая руку Рио.

– Buenas tardes,^[18] – ответил Рио.

Отто поднялся с переднего сиденья и помог сойти Эльке.

– Мистер Варгас, имею честь представить вам мою жену, миссис Зонншайн.

– Рад познакомиться с вами, сударыня, – произнес Рио, не поднимая глаз и слегка покраснев.

Патрик рассказывал ей о застенчивости Рио.

«Этот человек может творить чудеса. Например, отыскать заблудившуюся корову, куда бы она ни запропастилась. Он умеет петь колыбельные песни целому стаду так, что оно благополучно засыпает, но разговор с дамой пугает его до смерти».

И еще Рио, вне всяких сомнений, показался ей очень привлекательным. Эльке долго изучала его сквозь полуопущенные веки. Он выглядел таким же гибким и надежным, как и его выделанное из сыромятной кожи лассо. Черные волосы определенно указывали на испанско-индейскую кровь, в то время как живые голубые глаза намекали, что кто-то из его предков жил и значительно севернее.

Кто он и откуда, не знал никто. По словам Патрика, Рио появился на ранчо через пару месяцев после вступления Патрика во владение землей. За все последующие годы никаких сведений о нем получить так и не удалось.

Впрочем, это, кажется, Патрика нисколько не волновало. Он был уверен, что знает о Рио все, что нужно, судя по его отношению к животным и поведению в критических ситуациях.

«Если я попаду когда-нибудь в настоящую передрягу, – говорил Патрик, – то единственное, чего бы я желал, это чтобы в этот момент рядом оказался Рио».

– Я тоже очень рада с вами познакомиться, – сказала Эльке, и ей очень хотелось добавить, что она не кусается.

Отто взял Эльке за руку и помог подняться на веранду, а Рио принялся разгружать корзины.

– Как долго вы собираетесь здесь пробыть? Этот вопрос едва не заставил Эльке рассмеяться.

Судя по количеству привезенной провизии, он, наверное, подумал, что они решили здесь поселиться.

– Мы только переночуем, мистер де Варгас. Эти продукты не для нас. Я привезла их сюда для гостьи мистера Прайда.

Брови Рио поднялись.

– Он написал вам о ней?

– Конечно, написал. И я буду счастлива познакомиться с его матерью.

«Его матерью?» – подумал Рио, бросив косой взгляд на Эльке.

Патрик не упоминал о матери. Но он не будет рассказывать миссис Саншайн^[19] о делах Патрика. Очень скоро она узнает правду сама.

«А женщина она очень красивая, даже беременность ей к лицу. Патрик скорее всего не знал о ее положении, иначе бы он не стал просить ее наводить порядок в его доме. Но это тоже не мое дело», – твердо напомнил себе Рио.

– Прошу вас, входите, – сказал он. – Я следом.

– Кончита, – позвал он, когда дверь открылась. – Встречай гостей.

Услышав звук шагов Кончиты Альварес, Рио облегченно вздохнул. Секунду спустя появилась она. Обутая в мексиканские кожаные сандалии, с пыльной тряпкой в руках, Кончита широко улыбалась, отчего на ее круглом лице образовались крупные складки.

Рио лаконично представил гостей и поспешно удалился.

«Дневную норму общения с дамами я выполнил и, кажется, даже перевыполнил, – говорил себе он, торопясь домой. – Хоть убей, не понимаю, как такой мужчина, как Патрик Прайд, может так легко разговаривать с женщинами!»

Редкие контакты Рио с прекрасным полом в основном ограничивались ежемесячными визитами в публичный дом Вельвит Гилхули. Без скучных женских разговоров он мог жить сколько угодно, но время от времени ему требовалась разрядка. Как он выражался, надо было согнать дурь.

– Ты что-то немного бледная, – сказал Отто, помогая Эльке сесть в кабриолет. – Ты уверена, что можешь выдержать обратную дорогу?

– Я чувствую себя прекрасно. Ночью спала очень хорошо. Здесь так тихо, спокойно. – Решив не говорить об усталости, Эльке широко улыбнулась Отто.

Хотя она наслаждалась этим коротким визитом и приняла отличную ванну в современных апартаментах Патрика, но семь месяцев беременности – это семь месяцев. Ее тело отяжелело, и вчерашняя поездка ее, конечно, вымотала.

Отто тронул поводья.

– Обещай мне одну вещь, Liebling: до родов больше никаких поездок.

Эльке взяла его руку.

– Ты был прав, Отто, сюда можно было и не ездить. Сеньора Альварес все сделала замечательно. Но я все равно очень рада, что мы приехали. Как чудесно было увидеть дом и познакомиться с Рио и миссис Альварес! Патрик так много о них рассказывал.

– Тебе действительно здесь понравилось? – Отто щелкнул вожжами, чтобы лошадь пошла быстрее.

– А какой бы женщине не понравилось? Мать Патрика будет в восторге.

Когда они достигли подножия холма, Эльке оглянулась.

«Мама Патрика не может не полюбить это место, – подумала она с оттенком зависти. – Это же настоящий дворец».

Толчок ребенка повернул ее мысли к насущным делам. Хотя ее рабочая комната давно была переоборудована под детскую – там уже стояли колыбелька и столик для пеленания младенца, – работы оставалось еще предостаточно.

Подумав об этом, она еще больше почувствовала себя усталой. Устроив голову на плече Отто, она закрыла глаза и начала размышлять, как назовет ребенка. Ее дорогого отца звали Ханзель. Конечно, она очень уважала его память, но для мальчика, родившегося в Техасе, немецкое имя мало подходило. Если будет девочка, то ее можно будет назвать Мелисандой, именем ее матери. Это была последняя мысль.

Эльке заснула, и ей тут же начал сниться сон. Она плыла на корабле, том самом ужасном корабле, который вез их из Германии в Индианолу. Вначале корабль качался очень мягко, и ей было очень удобно спать на узкой скамейке в переполненной каюте.

Неожиданно началась килевая качка, и такая сильная, что просто душу выворачивало наизнанку. Испуганная, она посмотрела наверх и увидела лицо матери, оно плавало над ней и было таким же призрачно-бледным, как и луна рядом.

– Так ты выполнила свое обещание? – спросила мать.

– Какое обещание?

– Ну то, которое дала в тот день, когда мы умерли. Ты поклялась тогда воплотить в жизнь нашу мечту.

– Какую еще мечту, мама? Разве ты не видишь, я устала. Я действительно устала, – простонала Эльке.

Качка усилилась, и лицо матери растаяло.

Усилием воли Эльке заставила себя проснуться. Увидев проносящиеся мимо холмы, она с облегчением поняла, что это был всего лишь сон.

Но она поняла также и причину этой качки во сне. Их лошадь неслась полным галопом. Отто никогда так не ездил. На такой скорости он просто не смог бы управиться с упряжью.

Что же с ним случилось?

Глава 8

Рио де Варгас был до крайности неприхотлив. Например, мылся он обычно в реке, разумеется, если погода позволяла. Но раз в месяц, по воскресеньям, независимо ни от чего, он принимал ванну в их доме для ковбоев. После этого он правил свою бритву, брился и призывал повара Педро Альвареса подровнять волосы, которые доставали ему до плеч. Отправляясь в город, Рио хотелось быть чистым. Девушки, которых он одаривал своим вниманием, это ценили.

Сейчас был как раз полдень, когда он закончил свой туалет, снял с крюка, прибитого над кроватью, свою лучшую рубашку и брюки, надел их, а затем натянул сапоги. Приготовления завершились обильным окроплением лавровишневой водой.

В соседней комнате двое молодых ковбоев еще нежились в своих постелях. Ну и что ж, что сегодня у них выходной, все равно нечего лентяйничать. Делами надо заниматься – мыть седла, и желательно с мылом, писать матерям письма, в общем, проводить время с пользой.

– Ты так приятно пахнешь, Рио! – крикнул в открытую дверь Террил Микс. – Девушки Вельвит сегодня станут к тебе в очередь.

– Я слышал, ты один из их самых любимых клиентов, – вмешался другой ковбой. – Еще бы, такого клиента надо на руках носить. Благоухает, как букет роз, и при этом не мешкает – делает свое дело в каких-нибудь десять минут, расплачивается и уходит.

Рио водрузил на голову шляпу, а затем с ухмылкой повернулся к юнцам. Что за чушь несут эти желторотые? Какие нахалы!

– Вы, мальчики, меряете все по себе. Это вы, наверное, справляете свое удовольствие так быстро, но человеку в моем возрасте требуется намного дольше. Вы что, думаете ради одного раза я стал бы канителиться, вот так собираться и ехать в такую даль? Нет, ребята, меньше трех или четырех заходов я не делаю.

«Пусть теперь поразмышляют на досуге, – подумал он, выходя из дома. – Впрочем, я и сам в молодости имел обыкновение подтрунивать над старшими».

В молодости вообще все было иначе. Он даже мечтал о жене. Но на горьком опыте очень скоро убедился, что ни одна достойная женщина не захочет иметь дело с полукровкой.

Поэтому он имел дело со шлюхами. Финансы, слава Богу, позволяли. И все самое лучшее, чем располагало заведение Вельвит Гилхули, было в его распоряжении.

И самое главное – много разговаривать не надо было. А в постели он работать действительно умел. Знал, как доставить женщине удовольствие, да и себе в придачу. Практика у него в этом деле была.

От мысли о предстоящем вечере потеплело на душе. Он посмотрел на солнце, чтобы определить время, и вскочил на коня.

Ему нравилось быть у девушки первым, еще до того, как другой мужчина или мужчины ее утомят. Поэтому Рио старался прибыть в заведение Вельвит Гилхули к открытию.

Вельвит Гилхули. Вот это настоящая женщина. Красавица. Может быть, когда-нибудь ему удастся уговорить и ее.

Он тронул поводья, и конь резво рванул с места.

«Ему не терпится, как и мне, – подумал Рио и улыбнулся. – Ну что ж, сегодня можно немного расслабиться и получить удовольствие. Но прежде, конечно, надо попасть в город».

Мужчина, предвкушая наслаждение с женщиной, всегда приходит в отличное расположение духа.

– Ради Бога, Отто, останови лошадь! – закричала Эльке. Сон у нее как рукой сняло.

Сильный ветер подхватил ее слова и отбросил в сторону. Ухватившись одной рукой за борт кабриолета, она другой вцепилась в руку Отто.

– Останови лошадь!

Он наконец посмотрел на нее. То, что она увидела в его глазах, встревожило ее больше, чем эта сумасшедшая скачка.

– Держись, Liebchen, – на удивление смело проговорил Отто. – За нами гонятся Детвайлеры.

Эльке попыталась оглянуться назад. Да, Илай и Джуд Детвайлеры. Вот они, совсем близко. И судя по их лицам, гонятся они за ними не для того, чтобы получить кусок струделя.

– Давно они нас преследуют?

– Полчаса. Может быть, больше.

– Но, может быть, все же остановить лошадь. Пусть будет что будет. Возможно, они не решатся напасть на нас вот так, открыто. – Чтобы перекричать свист ветра, скрип повозки и тяжелое дыхание лошади, Эльке пришлось кричать в полный голос. – Надо унять лошадь, или мы перевернемся.

– Я попытаюсь. – Он натянул вожжи так, как только мог, и закричал: – Тпру… Остановись, пожалуйста! Halt, bitte!^[20]

К ужасу Эльке, мерин на этот крик не обратил никакого внимания. И это при том, что удила чуть не разрывали ему рот.

– Чертово отродье, не слушается! – прокричал Отто.

Худшую ситуацию трудно было даже вообразить. Дело в том, что Отто был очень неопытным возницей и совершенно не чувствовал лошади. Эльке собралась попросить его передать вожжи ей, как прозвучал выстрел.

«Господи, неужели Детвайлеры по нам стреляют?»

Лошадь, разумеется, услышала этот выстрел тоже. Если у Эльке и были какие-то сомнения, что животное понесло, то теперь они рассеялись.

Краем глаза она видела Детвайлеров. Дистанция между ними с каждой секундой сокращалась. Теперь они скакали, поравнявшись с кабриолетом, вопили и кричали, махали своими шляпами. И при этом громко смеялись.

– Вы, негодяи! – закричал Отто, в отчаянии борясь с вожжами и пытаясь унять лошадь.

С момента, как он заметил Детвайлеров, прошла, кажется, уже целая вечность. Некоторое время они играли с ним вроде как в кошки-мышки, как будто читали его мысли и знали, как его завести до предела.

Его ладони были ободраны в кровь, мускулы на руках и плечах ныли от напряжения. Но на все это Отто обращал внимания много меньше, чем на свой страх. А потом и страх уступил место чувству ответственности за Эльке и ребенка.

Он должен сохранить их любой ценой, даже если руки оторвутся от плеч. Первый раз в жизни Отто осознал, что страха никакого нет, что это просто изнанка храбрости, что одно сопровождает другое, и упивался сейчас этим знанием.

– Держись за меня, – скомандовал он.

Он чувствовал, как руки Эльке обхватили его спину, но его талия мешала ей как следует ухватиться. Он проклинал себя за то, что ел много сдобного, клялся, что больше не будет, если им удастся выжить в этой дикой гонке. Он будет голодать, пока не станет худым.

«Gott in Himmel,^[21] только дай нам шанс, и я сдвину для нее горы!»

Детвайлеры наконец пришпорили своих коней и исчезли где-то далеко впереди. Но лошадь все равно неслась, как угорелая. Упершись ногами в пол, Отто откинулся назад насколько мог и натянул вожжи.

И тут он увидел прямо перед собой на дороге валун. Отто попытался направить лошадь чуть в сторону, но взбесившееся животное мчалось прямо, как стрела, выпущенная из лука. Когда левое колесо ударилось о препятствие, в голове у Отто пронеслись все молитвы, какие он знал. В последующие несколько секунд кабриолет ехал, сильно накренившись. Отто с ужасом понимал, что колесо поднимается все выше, выше, выше и вдруг…

Отто взлетел в воздух, все еще держа вожжи в руках. У него не было времени даже ни о чем подумать. Он упал, и в его голове вспыхнул малиновый фейерверк, после чего весь мир стал абсолютно черным.

Сколько он пролежал в таком состоянии, Отто не знал. Но он снова увидел свет. Этот свет возник где-то вдалеке, медленно нарастая, становясь ярче, и наконец заполнил своим гипнотическим сиянием весь горизонт.

Откуда лился свет, Отто не знал, поскольку не мог заставить себя открыть глаза. Но он отчетливо видел себя, поднимающимся из своего тела и воспаряющим над землей.

Это было так странно!

Это было так чудесно!

Скорее всего он был сильно ранен. Но никакой боли не чувствовал – одна необыкновенная радость. Он попытался посмотреть на Эльке, но мешал свет, он был слишком ярким. Протянув руки к этому сказочному сиянию, Отто Зонншайн отошел в мир иной.

На полпути к Фредериксбургу Рио де Варгас увидел с дюжину стервятников, парящих в воздухе. Их черные крылья резко вырисовывались на фоне темно-красного заката. Большинство ковбоев не обращают внимания на стервятников, но он всегда восхищался их полетом.

Поведение птиц говорило о том, что они напали на умирающее или мертвое животное. А возможно, и на человека.

Вдруг на дороге он заметил странное возвышение. Подъехав ближе, де Варгас увидел лошадь и кабриолет. Лошадь, похоже, была в порядке, чего нельзя было сказать о кабриолете, полностью развалившемся.

Его сердце, казалось, замерло. Так ведь это же кабриолет семейства Саншайн. Что за чертовщина? Они уже должны быть дома. Рио пустил коня вперед, всматриваясь в землю, как собака, преследующая енота.

Наконец, увидев Отто, Рио резко остановил коня. Пекарь лежал на спине и безмятежно смотрел на мир, как человек, прилегший на минутку отдохнуть. Все выглядело именно так, кроме, пожалуй, одного – голова его покоилась в луже крови.

Рио наклонился и попробовал пульс. Затем выпрямился и перекрестился, хотя в последний раз заходил в церковь много лет назад. Одно утешение: умер он, видимо, быстро.

– Миссис Саншайн, – позвал он, направляясь обратно к кабриолету, – вы меня слышите?

В ответ заржала лошадь Саншайнов.

– Миссис Саншайн, – позвал он снова.

Где же, черт возьми, она есть? Если он не найдет ее до темноты…

Подойдя к разбитому кабриолету, Рио услышал исходящие откуда-то слева слабые стоны. «Gracias a Dios,^[22] она жива», – подумал он.

Жива-то жива, но лучше сказать – едва жива, заключил Рио после того, как внимательно ее рассмотрел. Одну сторону лица покрывали пурпурные кровоподтеки, на лбу зияла глубокая ссадина, золотистые волосы были окрашены кровью. Ее кожа была пепельного цвета. Заметив на юбке бледно-розовые пятна, он стал на колени, провел руками по ее телу и почувствовал, что ее живот… Черт побери, она рожает! Эти пятна и все ее состояние указывают на то, что воды уже отходят.

Рио не раз приходилось принимать телят, и он примерно представлял, как это происходит у людей. Ему доводилось лечить ковбоев: вправлять кости, излечивать раны. Ковбои говорили, что он может собрать человека из частей не хуже любого хирурга.

«Ковбои сильно ошибались», – подумал он в отчаянии. Рио много бы отдал, чтобы сейчас рядом оказался настоящий врач. Он никогда не принимал роды у женщины, а к тому же роженица выглядела едва живой.

Он расстелил свою кожаную куртку под безжизненным телом Эльке.

– Скоро все будет хорошо, миссис Саншайн, – бормотал он. – Старый Рио присмотрит за вами. Не беспокойтесь ни о чем.

К его радости, веки Эльке дрогнули и полуоткрылись. Но по-видимому, она все равно ничего не видела. Иначе зачем бы она произнесла:

– Я знала, что ты придешь ко мне, Патрик.

Но это была ее единственная фраза. Глаза Эльке тут же снова закатились.

«Лошадь и то, что осталось от кабриолета, могут подождать, – лихорадочно размышлял Рио. – Я пошлю сюда кого-нибудь позже. И бедного мистера Саншайна придется оставить здесь на растерзание стервятникам. Миссис Саншайн может умереть по дороге в город, но, черт побери, если я не отвезу ее к доктору, она точно умрет! Это уж наверняка».

Взяв Эльке на руки, он положил ее поперек седла так осторожно, как только мог. Затем, вскочив в седло, поправил, чтобы большую часть ее веса поддерживали его грудь и руки.

И пустил коня в галоп.

Вельвит Гилхули любила мужчин – хорошее качество, если учесть ее профессию и бизнес. Мужчины были такими предсказуемыми. Храбрый, сильный, мускулистый – в общем, любой из них не мог прожить без регулярного погружения своего члена в женскую плоть. Бедные, вы мои, дорогие!

Ее относительное благополучие базировалось на этом неоспоримом факте.

Осиротев в тринадцать лет, она была вынуждена зарабатывать себе на хлеб так, как это делали в ее положении многие женщины всех времен и народов. То есть ей пришлось осваивать одну из древнейших профессий. Довольно скоро она научилась искусству, как сделать мужчину счастливым. Это оказалось очень несложно. Всего-то и надо было, что раздвинуть ноги, постанывать, а после говорить каждому из них, что никогда не получала большего удовольствия.

К своему двадцатилетию она уже скопила достаточно, чтобы организовать собственное заведение в Накодочезе. Но то была лишь бледная тень того, чем она владеет сейчас, в тридцать шесть. Вельвит Гилхули была владелицей самого шикарного заведения к западу от Бразоса. Самые лучшие девушки были у нее.

Каждый вечер в семь она собирала их в пышно меблированном салоне внизу, чтобы все проверить самой. Девушки приходили каждая в своем наряде, от самых фривольных неглиже до изысканных бальных платьев.

Вельвит знала, что у самого крутого бандита ослабнут коленки при виде девственницы в белом платье, что самая прожженная шлюха в изысканном наряде может выглядеть настоящей леди.

Но независимо от того, что надевали ее девушки, у Вельвит было одно железное правило: «Никогда не показывай слишком много плоти. Если мужчина хочет посмотреть, пусть вначале заплатит».

Сегодня вечером, как и обычно, она переходила от одной девушки к другой, поправляя брошь здесь, бретельку там, и для каждой у нее находилось ласковое слово. Жизнь проститутки не сахар. Только немногим счастливицам удавалось выйти замуж или уйти от дел относительно разбогатевшими.

Она хотела, чтобы все ее девушки были счастливы, чтобы им повезло.

Вельвит уже закончила свой обход, когда услышала у входной двери какой-то шум. В арочном проеме гостиной появился огромный негр, вольноотпущенник, который выполнял в заведении много обязанностей, в том числе и роль вышибалы. Имя у него было весьма оригинальное – Уайти.^[23]

– Похоже на то, что вам придется выйти сюда, мисс Вельвит, – сказал он.

Вельвит не могла представить ситуацию, с которой бы он не мог справиться. Если надо, Уайти мог быть деликатным и вежливым, как школьный учитель, но с разбушевавшимися клиентами не церемонился. За это она его и ценила.

– А в чем дело?

– Можно сказать, проблема. Там Рио де Варгас. Говорит, что ему нужна ваша помощь.

– Скажи ему, чтобы зашел.

Не успела она произнести эти слова, как в гостиную вошел Рио с женщиной на руках. Удивлению Вельвит не было предела. Единственные женщины, с которыми Рио когда-либо общался, были ее девушки, да и с теми он больше двух слов не произносил.

– Кого это ты сюда принес? – спросила она, поспешив ему навстречу.

– Это Эльке Саншайн, жена пекаря. Она рожает. Будучи постоянной посетительницей булочной, Вельвит, конечно, была с Эльке знакома, но они только раскланивались. Эльке была не похожа на других городских дам. Во всяком случае, она никогда не отворачивалась от Вельвит на улице и всегда здоровалась. Но сейчас Вельвит ее едва узнала.

– Скажи мне, ради Бога, почему ты принес ее сюда? – спросила она, едва скрывая раздражение. – Доктор живет дальше по этой улице.

– Я был у него. Его нет дома. А куда мне еще идти? Я никого больше в этом городе не знаю.

Вельвит всегда питала слабость к женщинам, попавшим в беду. Может быть, потому что сама перетерпела немало в прошлом. Но такая дама, как Эльке Саншайн, и публичный дом как-то не стыковались. Когда она придет в себя, возможно, будет большой скандал.

– Рио, я вижу, она ранена. Самое лучшее для нее сейчас – это оказаться в собственной постели, и чтобы рядом был муж…

– Ее муж уже беседует с ангелами. Он теперь не может ей помочь.

Вельвит никогда не слышала, чтобы Рио произносил одновременно так много слов. А выглядел он почти таким же бледным, как и женщина на его руках.

– Хорошо. Ты убедил меня. Неси ее в мою комнату. Уайти, укажи дорогу.

Повернувшись к девушкам, она сказала:

– Сегодня мы открываться не будем. Сейчас я хочу, чтобы вы взяли чистые простыни и нарвали бинтов. Обязательно вскипятите воду. Кроме бинтов, принесите мне побольше чистых лоскутов и пару ножниц. А кто-нибудь из вас пусть пойдет к дому доктора. Надо его дождаться, а потом привести сюда.

Ответа Вельвит ждать не стала. Своих девушек она выдрессировала хорошо. Они все сделают точно, как она сказала.

Рио укладывал Эльке на широкую кровать Вельвит как раз в тот момент, когда та вошла в спальню. В комнате витал терпкий аромат духов. Сейчас он смешивался с запахом крови Эльке.

Вельвит взяла ее запястье и проверила пульс. Как раз в этот момент Эльке передернуло.

– И частые у нее схватки? – спросила Вельвит.

– Да, – ответил Рио, не поднимая глаз.

– Я знаю, Рио, ты не мастак говорить. Но сейчас, если ты хочешь мне помочь, тебе придется постараться.

Рио сглотнул так сильно, что она испугалась, не подавится ли он своим адамовым яблоком.

– Когда я ее нашел, схватки были очень редкими. Теперь, мне кажется, они происходят каждые несколько минут.

Нашел ее? Вельвит подняла брови. Ничего себе история. Она с трудом удержалась от вопросов. Схватки Эльке былитакими частыми, что ребенок мог появиться в любую минуту. Так что с вопросами нужно подождать.

– Помоги мне ее раздеть.

Рио покраснел. Несмотря на всю отнюдь не веселую ситуацию, Вельвит не удержалась от улыбки.

«Вот передо мной мужчина, который переспал, кажется, со всеми моими девушками и, как я слышала, доставил им чертовски много удовольствия. И вот теперь этот мужчина краснеет, когда ему приходится раздеть больную женщину, к тому же без чувств. Надо же как забавно!»

– Вам приходилось когда-нибудь принимать ребенка, мисс Гилхули? – спросил Рио после того, как Эльке была накрыта одеялом.

Печальные воспоминания нахлынули на Вельвит, стоило ей только вспомнить, при каких обстоятельствах ей приходилось в последний раз держать в руках ребенка.

– Конечно, принимала. Своего собственного, – мягко произнесла она.

Горькие интонации в ее голосе сильно озадачили Рио. Он имел дело с таким количеством проституток, что уже и счет потерял, но никогда не думал ни об одной из них, не думал, что она может забеременеть, и никогда не беспокоился насчет того, чтобы это как-то предотвратить.

Мысль о том, что у него, возможно, есть где-то ребенок, заставила Рио поежиться.

– А на каком она месяце? – спросила Вельвит.

– Я слышал, она говорила Кончите, что собирается рожать к Рождеству.

Господи Боже, сейчас он сказал мисс Гилхули больше слов, чем любой женщине, с тех пор как умерла его мать. И никогда ни с кем Рио не говорил о таких интимных вещах. Но что-то в мисс Гилхули, в ее поведении было такое, что помогало ему говорить.

– Значит, семимесячный. Да, надежды очень мало. Ты умеешь молиться, Рио?

Вопрос этот застал его врасплох.

– Давно уже этим не занимался, мисс Гилхули.

– Неплохо было бы вспомнить. Эльке и ее ребенку нужна помощь, и прежде всего Божья. Кстати, зови меня Вельвит. Мы знакомы черт знает сколько лет, а к исходу этой ночи узнаем друг друга еще лучше.

…Прошло три часа, и к этому времени Рио произнес все молитвы, какие только мог вспомнить, и даже сочинил несколько новых.

Эльке временами выходила из беспамятства. Как только боли становились невыносимыми, она вновь отключалась, и наступало временное облегчение. Время от времени она что-то бормотала. Рио с трудом мог разобрать, что она говорила. Единственное, что было четко различимо, это имя его хозяина. Его она произносила громко и отчетливо, и Рио не переставал этому удивляться.

В подобной ситуации бывать ему еще никогда не приходилось. Но Вельвит, похоже, знала, что делать. Ему она приказала держать руки Эльке, время от времени вытирать ей лоб и постоянно с ней разговаривать, обязательно негромко и спокойно. Сама же заняла место у ног женщины. В комнату непрерывно входили и выходили девушки, принося все необходимое.

Хотя они выглядели столь же соблазнительными, как и прежде, но Рио и думать забыл, чего хотел от них. Сейчас ему казалось, что он вообще больше никогда не сможет заниматься любовью.

Вельвит тем временем дала ему знак подложить под колени Эльке подушку. Роды приближались.

– Еще нужно что-нибудь сделать, прежде чем я уйду?

– Что значит «уйду»? – взорвалась Вельвит. – Это как же ты уйдешь, когда именно сейчас-то ты мне больше всего и нужен? Что-то на тебя не похоже.

– Я только подумал, что видеть все это… все-таки это женское дело…

– Женское дело! Половина населения мира – мужчины, и они появляются на свет таким же путем, что и женщины. Ты останешься и будешь мне помогать. По моему сигналу начнешь сдавливать ей живот. Она сама себе помочь не в состоянии.

– А разве это не сможет сделать кто-нибудь из девушек?

– У тебя руки крепче. – В этот момент живот Эльке резко содрогнулся. – Ну, давай же! – скомандовала Вельвит.

Она начала мягко массировать Эльке поясницу, в то время как Рио ритмично сдавливал ее живот.

Когда ребенок наконец выскользнул из лона Эльке, свежевыстиранная воскресная рубашка Рио насквозь пропиталась потом. Но ему было наплевать. На его глазах свершилось чудо, и он принимал в этом участие.

Вельвит завернула ребенка в полотенце, перевернула и нежно шлепнула по попке, чтобы он закричал. Раздался слабый писк, и для ушей Рио не было приятнее музыки.

– Мальчик, – объявила Вельвит хриплым от усталости голосом и, к ужасу Рио, заплакала.

– А что сейчас-то плохого? – спросил Рио. – Я думал, мы все сделали как следует.

– Мы-то сделали, но ребенок не сделает. Он родился слишком рано. – Вельвит протерла тельце новорожденного и завернула в кусок простыни. Затем передала его Рио.

Рио отпрянул, как если бы она предложила ему гремучую змею.

– Черт побери, Вельвит, я не знаю, как держать ребенка. Если бы это был теленок…

– Ты прекрасно сможешь его держать, – отрезала Вельвит. – Я должна заняться матерью. – Тыльной стороной ладони она вытерла слезы на своих щеках. – Ребенок умирает, Рио, надо спасать мать, иначе она умрет вместе с ним.

Она сунула ему в руки маленький сверток, а затем повернулась к Эльке. Рио глядел на крохотное серое, как зимнее небо, личико. Но что удивительно, черты лица были уже сформированы правильно, почти как у взрослого. Ему даже показалось, что он похож на мать.

Волна нежности неожиданно накатила на Рио. Отвернувшись от Вельвит, чтобы она не могла видеть его слез, он прижал ребенка к груди и сделал то единственное, что мог сейчас сделать.

Вельвит обтирала запачканные кровью ноги Эльке и вдруг застыла пораженная, услышав пение. Это был тенор, он заполнил всю комнату и был такой сладкий и чистый, что, несомненно, принадлежал ангелу.

Вельвит повернула голову. Усталый ковбой пел песенку. При желании ее можно было считать и колыбельной.

– Где ты, моя Дженни, я так хочу погладить твои шелковистые каштановые волосы… – По спальне Вельвит Гилхули разносилась жалоба о разбитой любви.

Ее проникновенно пел умирающему ребенку Рио де Варгас. А тот, так и не успев познать мир, отходил на свой вечный покой.

Глава 9

Эльке проснулась. Боль как будто переместилась, стала иной, но все равно ни о чем другом, кроме нее, она думать не могла. Малейшее движение откликалось ослепительно-белой вспышкой в глазах. Любая попытка вздохнуть больно ударяла кувалдой по груди. В животе чувствовалась болезненная пустота. А простейшая процедура открывания глаз вызывала тошноту и спазмы в пересохшем горле.

Но что-то она уже видела. Например, едва различимые контуры затененной комнаты, расплывчатое пятно, как будто повисшее прямо над ней. Эльке с трудом моргнула и сделала слабую попытку сфокусировать это пятно. Единственное, что ей удалось более или менее четко разглядеть, это копну рыжих волос. Тут никаких сомнений не было.

«Господи! Это же Вельвит Гилхули. Что делает она у моей постели?»

Чтобы спросить, Эльке необходимо было облизнуть губы. Она попыталась, но не нашла достаточно слюны. Как будто угадав ее желание, Вельвит поднесла к губам Эльке чашку.

Эльке жадно выпила, но ее тут же вырвало. «Вырвало» не то слово – вывернуло наизнанку. И здесь Вельвит успела вовремя, подставив ко рту Эльке миску.

Когда позывы стихли, Вельвит вытерла лицо и губы Эльке влажной салфеткой, а затем пригладила ей волосы.

– Я понимаю, у вас много вопросов, – сказала Вельвит, поправляя простыни и одеяло, – но сейчас вам нельзя говорить. Доктор прописал вам полный покой. У вас сотрясение мозга и сломаны два ребра.

Эльке попыталась переварить полученную информацию, но сдалась.

«Отто, – подумала она. – Где Отто? Почему он не здесь?»

Когда снова нахлынула темнота, его имя еще оставалось в ее одурманенном сознании.

Сколько она проспала, Эльке не представляла. К счастью, все кошмары, сопровождавшие ее сон, она не запомнила.

Первое, что она увидела, очнувшись, – это свет керосиновой лампы.

На этот раз Эльке все видела резко и отчетливо. Несомненно, в этой комнате она прежде никогда не бывала. Ей даже прежде и видеть не доводилось такой бесстыдной роскоши – обитые бархатом стены, шторы, расшитые золотом, хрустальные стенные подсвечники и зеркала повсюду, даже над кроватью.

Миленькое женское лицо, склонившееся над ней с вниманием и заботой, было Эльке совершенно незнакомым.

– Вы полежите тихо, а я сбегаю за мисс Вельвит, – сказала молодая женщина.

«Значит, та первая женщина все же действительно была Вельвит Гилхули, известная в городе «мадам» из заведения, пользующегося дурной славой, – подумала Эльке, – а девушка, должно быть, одна из ее падших ангелиц».

Эльке вспомнила свое первое пробуждение, оно показалось ей дурным сном. Сейчас она боялась, что будет еще хуже.

Предчувствие страшной катастрофы огненными сполохами проскакивало в ее голове. Эльке лежала тихо, боясь пошевельнуться, боясь узнать обстоятельства, которые привели ее в эту странную постель.

– Рита сказала мне, что вы проснулись, – сказала Вельвит, возникая в ограниченном поле зрения Эльке. – Как вы себя чувствуете?

– Ужасно. – Этот скрипучий голос Эльке едва могла признать за свой собственный. – Что случилось? Где мой муж?

– Вы ничего не помните?

– Нет.

Вельвит села в кресло рядом с постелью и взяла Эльке за руку.

– Вы всегда были так добры ко мне, миссис Саншайн. Очень жаль, что именно мне предстоит сейчас все вам рассказать.

– Рассказать что?

– То, что ваш кабриолет перевернулся.

– Кабриолет? – Эльке пыталась вытащить из своей пустой памяти хоть какие-то крохи.

– Да, ваш кабриолет перевернулся, когда вы с мужем возвращались с ранчо Прайда, – подсказала Вельвит.

Внезапно в мозгу Эльке пронеслась серия сцен, как будто она увидела все в стереоскопе. Пролетающие мимо кусты и деревья. Мчащаяся лошадь. Натягивающий вожжи Отто. Звуки выстрелов.

Близнецы Детвайлеры, проносящиеся галопом мимо.

Смеющиеся. Они смеялись. Кабриолет накренился.

Отто взлетел в воздух, не выпуская вожжи из рук.

Все это исчезло так же внезапно, как и появилось, но она успела увидеть, как Отто ударился о землю.

Смог ли он пережить такой удар? И что с ребенком? Ее свободная рука скользнула под одеяло к животу, и пальцы первыми узнали то, что только спустя некоторое время дошло до ее сознания.

Вельвит еще крепче сжала ее руку.

– Теперь вы вспомнили?

– Только то, что случилось в дороге. Но что было потом? Где мой муж и… ребенок? Где Отто? – простонала Эльке.

– Я бы рада сообщить вам что-нибудь другое, но нет никакой возможности. Рио де Варгас ехал в город и случайно обнаружил вас. Мистеру Саншайну он, к сожалению, ничем помочь не мог. Вас же он привез в город так быстро, как мог. Доктора Роте на месте не было, а Рио во Фредериксбурге больше никого не знал. Так что он доставил вас сюда. У вас уже были схватки. Принимала ребенка я. Это был мальчик. Чудный маленький мальчик.

На слезы, струящиеся по щекам Вельвит, Эльке внимания не обратила. Она их проигнорировала. Она отказывалась принять то, что они означали.

– Что вы имели в виду, сказав, что он не мог помочь Отто? С моим мужем, надеюсь, все в порядке?

– Рио говорил, что он был сильно ранен. Я знаю, это слабое утешение, но все же вы должны знать: ваш муж не мучился.

Эльке до крови прикусила губу. Рио все неправильно понял. Бедный Отто мучился, и еще как. Он ведь так боялся. Он умер в страхе. И теперь он никогда не узнает, что у него родился сын. Благодарение Богу, хотя бы частица его выжила.

– Я хочу посмотреть на своего ребенка. Вельвит потянулась за кружевной сумочкой, достала кружевной носовой платок и вытерла глаза.

– Я очень сожалею, миссис Саншайн. Но ваш сын прожил всего несколько минут. Он был совсем слабенький. Ваш ребенок на Небесах, со своим отцом.

– Я этому не верю. Почему вы хотите сделать мне больно? Что я вам такого сделала? – Эльке была слишком слаба, чтобы подняться. Она только захватила в кулаки концы одеяла и зло смотрела на Вельвит.

– Я знаю, у вас нет никаких оснований мне доверять. Но ни один человек в мире не посмеет сказать, что я хоть когда-нибудь сознательно желала причинить боль другой женщине. А уж такую жуткую историю мне просто никогда бы и не выдумать.

Эльке хотелось заткнуть уши и ничего не слышать. Она зажмурилась, чтобы не видеть Вельвит. Она жаждала нырнуть обратно в темноту и больше никогда оттуда не подниматься.

Из ее горла вырвался крик, ужасный крик, квинтэссенция горя и кошмара потери.

– Нет! – голосила она, то ли моля, то ли требуя от Бога, чтобы он возвратил ей ее близких. – НЕТ, НЕТ, НЕТ!

Вельвит смотрела на женщину, чье горе сейчас терзало ее сердце, казалось бы, так хорошо защищенное, покрытое таким панцирем. Хотя обстоятельства у нее были другие, но она слишком хорошо знала, что это означает потерять человека, которого любила, а затем еще и ребенка.

В ее случае любимый оказался сукиным сыном. Он быстро смылся, только прослышав о ее положении. А через несколько месяцев она родила ребенка, который прожил всего несколько часов.

Да, ее обстоятельства были совсем другими. Тем не менее опустошение, которое принесло ей горе, было очень похожим. Она не знала, каким образом можно сейчас утешить Эльке, как никто не знал, как утешить ее самое много лет назад. Если Вельвит чему-нибудь и научил тот опыт, так это тому, что горю отведено свое время. И первый его вкус всегда самый ужасный.

Никто не может разделить его. Никто не может облегчить ношу. Поднявшись, она вышла из комнаты, оставив Эльке проливать слезы, которые лучше всего проливать одной.

Вельвит закрыла свое заведение в тот вечер, когда появился Рио де Варгас с Эльке на руках, и не открывала его в течение еще двух дней. Сейчас она вышла в гостиную и задумалась. Картины на стенах изображали фривольные сцены с обнаженными женщинами. Мягкие уютные диваны по субботам никогда не бывали пустыми, и вообще гостиная в это время была переполнена мужчинами, которые, в свою очередь, были переполнены желанием до краев.

«Надо все же прикинуть, когда я смогу открыться», – подумала Вельвит, усаживаясь в одно из обитых тафтой кресел.

Откинув голову назад, она закрыла глаза. Горе Эльке не давало ей покоя.

«У меня тогда все обошлось, обойдется как-нибудь и у нее. Правда, обошлось ли у меня, вот вопрос. Тридцать шесть лет, ни мужа, ни детей. И не будет. Ну и что? Зато стала такой богатой, какой никогда и не мечтала».

– С вами все в порядке, мисс Гилхули? – звук глубокого баритона Уайти отвлек ее от нежелательных раздумий.

Она открыла глаза и увидела огромного черного человека. В его осанке, во всем его виде было столько достоинства, что если бы не цвет кожи, Уайти вполне мог стать банкиром или адвокатом, а то и конгрессменом. По крайней мере она так считала.

– Со мной все в порядке. А где все?

– Девушки наверху, болтают. Обсуждают платья и прически. Слова сыплются со скоростью мили в минуту. Вы же знаете, какие они, когда появляется много свободного времени.

– Очень похоже, Уайти, что нам придется не работать еще несколько дней. Как ты? Может быть, у тебя есть какие-то дела?

– Я не думаю, что могу оставить вас здесь одну, мисс Гилхули. Некоторые из наших клиентов горят нетерпением. Ни в коем случае нельзя позволить им вторгнуться сюда. С учетом всех обстоятельств это крайне нежелательно.

Вельвит слабо улыбнулась. Горят нетерпением. Еще бы им не гореть. Этим жеребцам, которые всю неделю смотрят на свой инструмент, не зная, куда его девать, конечно, не терпится.

Ей очень хотелось сказать Уайти, когда они точно откроются, но она и сама не знала. Доктор говорит, что сейчас перемещать Эльке ни в коем случае нельзя. С другой стороны, как откроешь заведение, когда совсем рядом находится больная, убитая горем вдова?

Уайти повернулся, чтобы уйти, но остановился.

– Я забыл сказать, что пришел мистер де Варгас.

– Пришли его сюда, и… спасибо тебе, Уайти. Я очень ценю твою преданность. В этом месяце тебя ждет прибавка к жалованью. – Вельвит поднялась, чтобы взять из бара бренди.

В то время как открылась дверь и у порога появился Рио, она наполняла два бокала самым лучшим бренди, какое только можно найти к западу от Бразоса. Это из ее личных запасов, какие она открывала только для самых лучших друзей.

– Судя по твоему виду, бокал бренди тебе не повредит, – сказала Вельвит, рассматривая усталого с дороги Рио.

Одежду он так и не сменил. Прежде безупречно чистый костюм сейчас был весь в пыли и пропитан потом. Немногим больше суток прошло с тех пор, как Рио покинул ее дом с останками ребенка. Где он был все это время, что делал? Выглядел он очень усталым, даже изможденным.

– Уверен, что не повредит, мисс Гилхули, – ответил Рио, беря у нее бокал.

Он откинул голову и залпом проглотил содержимое. Затем произнес:

– Спасибо вам, мисс.

Ну ни дать ни взять вежливый мальчик, разговаривающий со школьной учительницей.

– Ради Бога, Рио, почему бы тебе не звать меня просто Вельвит после всего, что мы вместе пережили?!

Цвет лица его сравнялся с цветом красного шейного платка. Только сейчас он обнаружил, что до сих пор в шляпе. Он снял ее, положил на бар и, переминаясь с ноги на ногу, произнес:

– Мисс Вельвит, можно мне еще немного этого бренди?

«Мне нравится, как он произносит мое имя», – подумала она, наполняя его бокал.

К своему удивлению, Вельвит обнаружила, что в Рио ей нравится не только это. Например, ей нравятся его широкие плечи, глаза, мелодичный голос, да и вообще многое.

В личном плане Вельвит Гилхули была о мужчинах весьма невысокого мнения. Так вот, уже давно, очень давно Вельвит не находила в мужчине столько достоинств.

– Знаешь, Рио, я у тебя в долгу, – произнесла она. – Ты мне очень помог с миссис Саншайн. Ведь ты мог спокойно уйти, оставив меня одну с этой бедной женщиной. Большинство мужчин так бы и поступили.

– Вы абсолютно ничего мне не должны. Это ведь я привез сюда миссис Саншайн.

– Совершенно не важно. Учти, я всегда гордилась тем, что отдаю свои долги. В следующий раз, когда приедешь в город, я хочу, чтобы ты выбрал девушек… бесплатно, за мой счет.

Его лицо снова раскраснелось, и он глотнул бренди.

– Если вы действительно хотите, чтобы я выбирал, – сказал он, тяжело сглатывая, – я выбираю… вас.

Слова эти Вельвит необыкновенно удивили. Она была потрясена. Этот застенчивый управляющий ранчо снова ее удивил. Удивил и, конечно, польстил, если учесть, сколько у нее служит молодых и красивых девушек.

– Повторяю, Рио: я всегда оплачиваю долги, – хрипло ответила она. – А детали обсудим потом.

В комнате повисла тишина. Вельвит пыталась осознать, сможет ли выполнить обязательства, которые только что на себя взяла.

«Я, конечно, старая женщина, мне тридцать шесть… Но, Господи, я все еще живая. Я ведь пока не умерла!»

– Как миссис Саншайн? – спросил Рио, нарушая неловкое молчание.

– Плохо.

– Думаю, этого и следовало ожидать. Потерять мужа и ребенка…

– Ты привез тело ее мужа в город?

В глазах Рио появилось отсутствующее выражение.

– Привезти его в город не было никакой возможности. Жара, стервятники… в общем, он был в таком состоянии…

Боясь, что он все начнет описывать в деталях, Вельвит протянула руку и закрыла ему рот. К ее удивлению, усы Рио оказались шелковистыми. Это ее почему-то так поразило, что она даже на мгновение забыла, что хотела сказать.

– И где же он? Я имею в виду мистера Саншайна.

– Мы с ребятами похоронили его под черным дубом на ранчо Прайда. Я прочитал молитву как мог. Ребенка я положил в могилу вместе с ним. По-моему, это правильно.

– Ты думаешь, Патрик не будет возражать, что ты похоронил Отто Саншайна на его земле?

В первый раз, с тех пор как Рио вошел в заведение Вельвит, его лицо расплылось в мягкой улыбке.

– Ни в коем случае. Наоборот, я думаю, он сам захотел бы так сделать. Он всегда питал слабость к семье Саншайн. Так все-таки, что с миссис Саншайн? Как она отреагирует, узнав, что ее муж и ребенок похоронены не на кладбище у кирхи Верейнс?

Вельвит тяжело вздохнула.

– Она, бедняжка, сейчас сплошная рана. Так что предположить, как она отреагирует, невозможно.

– Может быть, лучше будет, если я сообщу ей об этом?

Эльке уже доводилось переживать горе. Когда умерли ее родители. Но ничего похожего на то, что было сейчас, она тогда не испытывала. Теперь было опустошение. Полное. Прижав руки к своему уже снова плоскому животу, она мяла больную плоть, как бы желая возродить искру жизни, которая совсем недавно горела там и была так жестоко погашена.

Из ее горла вырывались всхлипывания, больше похожие на стоны.

– Господи, – повторяла она, давясь слезами, – ну почему? Почему? Почему я никогда не увижу своего сыночка, не подержу его в своих руках, не спою ему колыбельную песенку? Никогда! Почему, ласковый Боженька, почему? Если бы я не настаивала на поездке на ранчо Прайда! Если бы я послушалась своего мужа и думала в первую очередь о благополучии ребенка! Если бы я никогда не любила Патрика Прайда! Господь имел все основания меня наказать. Но при чем здесь Отто и мой родившийся сыночек? Почему за мои грехи должны страдать они? – Слезы текли по ее лицу.

Эльке думала о своей разрушенной жизни. А ведь она так близко подошла к тому, чтобы выполнить клятву, которую тогда дала, много лет назад. Она поклялась, что Техас не победит ее. Но победил он. Потому что мужество, которое поддерживало ее все эти годы, было не чем иным, как обычной гордыней. И все она делала неправильно, каждый поворот дороги, по которой она шла, вел в тупик.

Когда Эльке подумала о тех жестоких словах, которые говорила Отто, в ее душе поднялась мутная волна отвращения к себе. Если бы только можно было все вернуть назад. Совсем немного назад. Всего чуть-чуть. Так нет же. За ее глупость и безрассудство он заплатил смертью.

В конце концов, единственное, чем можно себя утешать, так это тем, что Отто так и не узнал о смерти ребенка. Отвратительная горечь подкатила к горлу.

«Как я могла надеяться быть хорошей матерью? Как смела? Если была столь ничтожна, столь… Нет, я не имею права жить. Никакого!»

Ее безумный взгляд блуждал по роскошной комнате в поисках выхода из этой пытки. Определенно Вельвит держит где-то оружие. Защищать-то себя надо. Пистолет. Нож.

Не обращая внимания на жуткую боль, Эльке сделала отчаянную попытку подняться с постели, забыв обо всем, кроме одного: нужно найти какой-нибудь подходящий предмет. Предмет! Ухватившись за никелированную спинку кровати, она соскользнула с матраса и осторожно встала на ноги. Комната закачалась, свет начал меркнуть в глазах…

Сильные руки подхватили ее как раз в тот момент, когда она начала падать, подняли и осторожно уложили в постель. Даже на грани обморока Эльке не могла удержать свое предательское сердце от молитвы, чтобы этим кем-то, кто так нежно уложил ее под одеяло, оказался Патрик.

– Господи, миссис Саншайн, вам ни в коем случае нельзя вставать так рано. Разве вы не знаете, что можете причинить себе вред? – произнес мужской голос.

Веки Эльке затрепетали и открылись. Над ней склонилось обветренное лицо Рио де Варгаса, управляющего ранчо Патрика. Он смотрел на нее с беспокойством.

Вельвит говорила, что это он нашел ее и привез в город. Она обязана ему своей жизнью, и все же благодарить его за то, что он ее спас, Эльке не хотелось.

– Вам что-нибудь надо? Зачем вы вставали? – спросила Вельвит из-за плеча Рио.

– Нет, – ответила Эльке. – Мне ничего не надо. Ей, конечно, было надо. Ей были нужны ее муж и ребенок. Ни больше ни меньше.

– Я полагаю, что мне следует вам кое-что рассказать. – Рио, казалось, подыскивал нужные слова.

– Это по поводу похорон, – добавила Вельвит.

– Я очень хочу знать. И не только насчет похорон. Расскажите мне все, начиная с того момента, когда вы нашли разбитый кабриолет, – сказала Эльке, боясь и одновременно желая услышать каждую жуткую подробность разыгравшейся трагедии.

Рио говорил медленно, как всякий неразговорчивый человек. Когда он делал паузу, чтобы перевести дух, вступала Вельвит и дополняла рассказ деталями. Вместе они нарисовали довольно впечатляющую картину.

– Так, значит, я с мальчиками похоронил мистера Саншайна с ребенком в руках, – закончил Рио полчаса спустя. – Место для могилы я выбрал самое лучшее. Она смотрит на реку Гуадалупе. Я прочитал над ними Божью молитву и спел Гимн. Муж Кончиты Альварес сделал крест, а она посадила рядом с ним вьющиеся розы. Когда вы оправитесь, миссис Саншайн, я полагаю, вы захотите, чтобы туда пришел ваш пастор и сказал несколько слов.

Когда она оправится? Эльке сомневалась, что такой день когда-нибудь наступит.

– Я не знаю, что еще можно сказать, кроме того что такие несчастные случаи иногда бывают, – заключил Рио. – Очень сожалею, что такое произошло с вашей семьей.

– Несчастный случай? – взорвалась Эльке. – Нет, это был не несчастный случай. Это было убийство!

Глава 10

Колеса дилижанса тарахтели по мостовой Главной улицы Фредериксбурга. Патрик Прайд смотрел из окна и наслаждался. Знакомый пейзаж, знакомые звуки. Еще одна ночь, и они будут дома. Он едва мог дождаться, когда приведет молодую жену в свой дом. Дом, построенный для будущей семьи.

«Но вначале, – подумал он, и пульс его привычно участился, – надо повидать старых друзей».

Экипаж проехал мимо булочной Саншайн, и Патрику она показалась закрытой.

«Странно, – подумал он, – Саншайны никогда не закрывают в будние дни. Эльке, наверное, сейчас у себя в рабочей комнате, они вместе с Отто обсуждают какой-нибудь новый рецепт приготовления пирожных или просматривают книги. Да, скорее всего так».

Этот эпизод на кухне, когда он пьяный начал целовать Эльке, уже давно забылся. Сейчас ему очень хотелось увидеть Отто и Эльке, познакомить их с Шарлоттой и распить вместе бутылочку «Штайнхагера», который он с большим трудом отыскал в Натчезе.

Господи, как хорошо почувствовать себя снова дома! Он и не представлял, как соскучился по этим краям.

– Вы выглядите таким счастливым, мистер Патрик, – проронила Элла Мэй со своей скамьи напротив.

– Да, ты права, – ответил он.

Шарлотта, однако, его радости не разделяла. Кислое выражение слегка портило симпатичное личико жены. Они сидели рядом, но сейчас она была от него далеко, наверное, еще дальше, чем если бы осталась со своей семьей в Натчезе.

– Господи, мистер Патрик, кто это? Сам индейский бог? – вскричала Элла Мэй, указывая на полуобнаженного индейца команчи, который ехал верхом на пони.

– Ты не ошиблась, Элла Мэй.

Глядя на эту восторженную темпераментную черную девушку, Патрик не мог удержаться от улыбки. Когда пришло время расставаться с любимой служанкой, Шарлотта ударилась в такие слезы, что ему пришлось выкупить Эллу Мэй.

Тогда это казалось ему ненужной тратой. Теперь же он так не считал. За время их путешествия Элла Мэй доказала свою полезность во всех отношениях. Он вообще не представлял, как бы без нее справился с Шарлоттой. А уж как Элла Мэй наслаждалась каждой минутой их долгого путешествия вдоль по Миссисипи, как она по-детски радовалась всему…

– Еще один день, и мы будем на нашем ранчо, – ободряюще улыбнулся Патрик и взял изящную затянутую в перчатку руку Шарлотты. Можно было предвидеть, что этой изнеженной девушке тяготы столь долгого путешествия перенести будет нелегко.

В свадебное путешествие они отправились на колесном пароходе в Новый Орлеан. Он медленно тащился вниз по Миссисипи. На пароходе были все мыслимые удобства. Казалось, чего еще можно было желать. Тем не менее шарм, живость, юмор его жены по мере удаления от дома постепенно куда-то улетучивались.

Незаметно из чувственной женщины она превратилась в испорченного капризного ребенка, очень похожего на того, который пытался сорвать золотые эполеты с его мундира много лет назад. Ему нравился ее медовый голос и ее манера говорить, мило растягивая слова, но ничего, кроме жалоб, это создание, именуемое теперь его женой, сейчас не произносило.

В Новом Орлеане они пересели на клипер и продолжили путешествие по морю. До самого конца, пока они не причалили в Галвестоне, Шарлотта непрерывно страдала морской болезнью и соответственно была слишком больна, чтобы заниматься тем, чем положено заниматься в медовый месяц.

Он был предупредительным, внимательным, в общем, делал все возможное, чтобы спасти ситуацию. Держал ее за руку, когда она, жалобно постанывая, объявляла, что умирает, в любое время суток по многу раз бегал на камбуз, чтобы принести ей сладости и шампанское. Оказалось, это единственное, чем она может питаться.

Когда они сошли на берег в Галвестоне, ее состояние улучшилось. Но жалобы не прекратились. Теперь Шарлотта страдала от неудобств, хотя он снял лучший номер в отеле «Тремон». Потом она начала рыдать по поводу дилижанса. Это же такой ужас – проехать четыреста миль в компании с незнакомыми людьми!

Чтобы сохранить мир в семье, Патрик купил все места в дилижансе. Он нанял второй фургон для ее сундуков с одеждой. Как ей с матерью удалось в такой короткий срок собрать такое огромное приданое, он не мог постигнуть до сих пор.

– Я так устала в этой повозке, что, кажется, снова заболеваю, – проворчала Шарлотта, наконец выходя из своего полусонного состояния. – Где мы? Когда же наконец мы доберемся до Фредериксбурга?

– Это и есть Фредериксбург, – ответил Патрик. В этот момент дилижанс как раз остановился перед фасадом отеля Нимитца. Он описывал ей этот город много раз, и в деталях. Боже правый, слышала ли она хоть одно слово из тех, что он говорил?

Открыв дверь экипажа, он спрыгнул, с облегчением почувствовав под ногами землю, радостно вдохнул бодрящий холодный воздух, а затем повернулся, чтобы помочь сойти жене. Своей жене. Он еще не привык к мысли, что женат. Зачем же упрекать Шарлотту, что она не может привыкнуть.

Каждое утро она упорно надевала под юбку кринолин, утверждая, что не желает опускаться. За время поездки с этим кринолином пришлось изрядно помучиться. Вот и теперь, для того чтобы пролезть в узкую дверь дилижанса, пришлось совершать сложные маневры. Вслед за хозяйкой на землю легко спрыгнула Элла Мэй.

Шарлотта посмотрела вдоль улицы, и ее носик сморщился, как будто она почувствовала дурной запах.

– Но ведь это же не Фредериксбург! – объявила она.

– Уверяю тебя, это он, – сухо ответил Патрик, подавляя раздражение. Затем взял ее за локоть и повел к дверям отеля.

– Но ты же говорил, что Фредериксбург город, а это… у нас такие дома даже деревней не называют.

«Может быть, мои описания были чересчур восторженными? – подумал Патрик, пытаясь посмотреть на город глазами Шарлотты. – Если ей не нравится Фредериксбург, то как она будет реагировать, когда увидит Керрвилл? Об этом не стоит даже и думать».

– Ладно вам, мисс Шарлотта, – проворчала Элла Мэй, смело произнося то, что не отваживался сказать он. – Это теперь ваш дом. И нечего привередничать.

«Эта черная женщина уже отработала свою свободу, и даже с лихвой», – подумал он, когда они вошли в холл.

– Как я рад видеть вас снова, Патрик, – пробубнил глубокий баритон. Чарльз Генри Нимитц поднялся из-за своей конторки и поспешил пожать руку Патрику.

Патрик часто останавливался в этом отеле и провел много часов в компании Нимитца. Это был плотный человек среднего роста, с большой окладистой бородой. Бывший моряк, он построил свой отель в виде корабля. Как раз холл находился на носу.

Патрику очень нравилась архитектура отеля, и вообще отель был одной из достопримечательностей города. Бросив взгляд на нахмурившуюся Шарлотту, он понял, что она его мнения об отеле не разделяет.

– А кто эта прелестная дама? – спросил Нимитц, глядя на Шарлотту.

Патрик спохватился.

– Чарльз Генри Нимитц, я имею честь представить вам свою жену Шарлотту Деверю из Натчеза.

– Вы хотите сказать Шарлотту Прайд, – улыбнулся Нимитц и пожал руку Шарлотте почти так же крепко, как и Патрику. – Добро пожаловать к нам, миссис Прайд. Я сохранил для вас мои лучшие комнаты. Для вас и вашей… приятельницы. – Он кивнул в сторону Эллы Мэй.

– Рада познакомиться с вами, – вежливо ответила Шарлотта, хотя холодность в ее глазах ясно говорила, что на нее не произвели впечатления ни он, ни его заведение. – Элла Мэй не моя приятельница. Она моя рабыня.

– Ну уж нет, я больше не рабыня, – едва слышно пробормотала Элла Мэй.

А из фургона тем временем таскали сундук за сундуком.

Нимитц посмотрел на быстро растущую гору багажа, покачал головой и возвратился за свою конторку.

– Вам, по-видимому, понадобится еще одна комната для вещей. Зарегистрируйтесь, пожалуйста, а я посмотрю, готово ли все наверху.

Патрик последовал за Нимитцем, оставив Шарлотту в окружении ее вещей.

– Вы, конечно, слышали новость? – спросил Нимитц, как только они остались одни.

– Какую новость? – спросил Патрик.

– Тут произошло убийство… или несчастный случай, все зависит от того, кому вы будете верить.

– Что, команчи снова начали действовать?

– Не команчи и вообще это не то. Тут замешаны эти мерзавцы Детвайлеры. Их очень давно в городе не было видно. Говорили, что они поступили на службу где-то на западе. Вы же помните, как они горланили, что будут воевать за Юг, если начнется война. И слава Богу, я бы сказал! Если это они были причиной того, что кабриолет Саншайнов перевернулся, то я бы не хотел, чтобы они снова когда-нибудь появлялись в этих местах.

До этого места Патрик невнимательно слушал запутанный рассказ Нимитца. Но упоминание Саншайнов заставило его насторожиться.

– Я что-то не понял насчет Саншайнов. С ними все в порядке?

– Нет. – Нимитц перегнулся через стойку и понизил голос. – Я слышал, мозги Отто были разбросаны в радиусе трех метров. Это все произошло, когда кабриолет разбился.

Патрик не верил своим ушам.

– Не может быть. Вы, наверное, ошибаетесь. Нимитц поджал губы и нахмурился.

– Мне бы очень хотелось ошибаться. Тем более что я знаю, какие вы с Отто были друзья. Но я-то думал, что вы уже знаете. В городе только об этом и говорят.

Сердце Патрика гулко забилось. Он потянулся через стойку и железной хваткой вцепился в плечо Нимитца.

– Я хочу знать всю историю от начала до конца.

С каменным лицом выслушал Патрик трагический рассказ.

«Эльке, Эльке, – лихорадочно проносилось в его мозгу. – Она была на краю гибели. И Отто, бедный Отто! Такая смерть!»

– А вы уверены, что с Эльке все в порядке? – спросил Патрик, когда Нимитц закончил рассказ.

– Доктор Роте сказал, что она счастливо избежала гибели. Но она потеряла ребенка.

Патрик дернулся, как будто его неожиданно ударили.

– Какого ребенка?

– Эльке была беременна, и уже на последних месяцах. Моя Софи говорила, что Эльке, в ее положении, не следовало ехать на ваше ранчо. Но вы же знаете, какой упрямой может быть миссис Саншайн.

– А что, черт возьми, они делали на моем ранчо?

– Никто не знает. Странно, что они поехали туда, когда вас не было дома.

У Патрика волосы на голове поднялись дыбом, когда он внезапно понял, зачем Саншайны поехали на его ранчо. Это из-за его письма. В этой спешке он забыл им написать, что женился.

«Будь оно проклято! – выругался он про себя. – Я бы охотно продал сейчас душу дьяволу, чтобы только возвратить назад это письмо».

– Саншайны возвращались в город, когда Детвайлеры начали преследовать их кабриолет. Его потом нашел ваш управляющий.

– Почему ты так долго? Я устала ждать, – жалобно позвала Шарлотта.

Патрик ее не слышал. Он думал об Эльке. Шарлотта перестала существовать.

– Где сейчас Эльке? Вы ее видели? Вы уверены, что с ней все в порядке? – Вопросы срывались с его губ так быстро, что слова сливались одно с другим.

– Это вам придется выяснить самому. Ваш управляющий привез ее в заведение Вельвит Гилхули. С тех пор она там. Выздоравливает. Мы все очень сочувствуем ее горю, но достойные люди не могут посещать подобные места.

– Достойные люди? Ах вот как, достойные люди…

Бедная Эльке! Как она, должно быть, одинока, как забыта! Забыта теми, кого считала друзьями.

«Черт побери, она не будет больше чувствовать себя одинокой! Пока я дышу, пока в моих руках есть хоть капля силы!»

Забыв о своей расстроенной жене, не оглядываясь, Патрик ринулся к двери отеля.

«Мне надо увидеть Эльке. Немедленно. А на остальное наплевать!»

Эльке сидела в обитом плюшем будуарном кресле и смотрела в окно. Окно это выходило во двор публичного дома, где сейчас было развешано на веревках белье. Там висело немало интимных вещиц, даже трусики без промежности, но Эльке это уже не шокировало.

Сейчас ее представления о приличном и неприличном претерпели существенные изменения. За эти три недели, что она провела здесь, трогательная забота проституток была для нее Божьим благословением.

Чего она не могла сказать об остальных членах общины. Все они были шокированы ее присутствием в этом доме. С такой дурной репутацией! Оказывается, не важно, что у нее тогда не было выбора, что доктор Роте настаивал на строгом постельном режиме. Не важно, что она потеряла мужа и ребенка. Пастор Бассе и Кэролайн Гробе были единственными, кто пришел, высказали соболезнования и предложили помощь. И только Кэролайн посетила ее больше одного раза.

Нет, кружевные трусики продажных женщин ее не шокировали. Эти женщины ничего плохого людям не делают. Просто предлагают маленькие удовольствия. А в этом мире так мало радостей. Этот мир Эльке начинала ненавидеть все больше и больше.

В последние несколько недель она имела шанс столкнуться с его черствостью и бездушием. То, что сделали Детвайлеры, иначе как злодейством не назовешь. Но такого жестокого равнодушия она от жителей города не ожидала. Особенно от шерифа. Хотя и знала, что он симпатизирует южанам.

Он приходил поговорить с ней через три дня после происшествия, выслушал ее рассказ, а потом практически обвинил ее в том, что Детвайлеры напали на кабриолет. Это она, мол, сама их спровоцировала.

– Я слышал, вы угрожали им оружием. По-моему, два раза. Вы же знаете, как в Библии говорится: «Кто угрожает мечом, от меча и погибнет».

– В Библии ничего не сказано о бандитах и хулиганах, которые нападают на безоружных людей, – зло парировала она. – Погиб мой муж. Я вправе надеяться, что вы исполните свой долг.

– Этим близнецам всего по девятнадцать лет, и у них не было возможности жить в таких условиях, в каких жили вы. Если бы их мать была жива, все бы, возможно, было по-другому.

Эльке была еще очень слаба, и у нее все болело. Но эта попытка оправдать убийство Отто заставила ее вскочить на ноги.

– Я тоже очень сочувствовала Детвайлерам. Но они не единственные, кто потерял родителей в раннем возрасте. И это не дает им права терроризировать любого и каждого, кто слабее их.

Она кричала так громко, что прибежала Вельвит. Но мнение шерифа изменить было нельзя. Он начал говорить о тяжелых временах, о том, что если арестовать Илая и Джуда Детвайлеров, то в городе могут начаться беспорядки. Потом заговорил о том, что арест вообще бесполезен, потому что в суд, по существу, нечего предъявлять. Доказательств-то нет. Единственной свидетельницей является она. Короче, ордер на арест близнецов он подписывать отказался.

Вначале Эльке была ошеломлена. Затем ее охватила ярость, которую она культивировала в себе до сих пор. Она довольно быстро научилась использовать гнев в борьбе с горем. Теперь этот гнев ее как-то поддерживал.

Стук в дверь прервал ее горькие размышления.

– Ты готова принять посетителя? – спросила Вельвит.

– Конечно, – ответила Эльке, не сомневаясь, что это Кэролайн Гробе.

Она туже запахнула халат. Дверь широко распахнулась, и на пороге возник мужчина, высокий, стройный мужчина с широкими плечами – мужчина, о котором она мечтала каждую ночь, всю свою взрослую жизнь.

С тихим криком Эльке вскочила на ноги, не обращая внимания на то, как одета. Босая, с распущенными золотистыми волосами, она побежала через комнату. Никакой защиты против стремительно нахлынувших чувств у нее сейчас не было. Она просто не успела вооружиться.

Секунду Эльке смотрела на него, не больше, но в ее взгляде сконцентрировалось все – вся ее любовь, вся ее отчаянная нужда в нем, все эти дни и часы, проведенные в тягостном ожидании встречи с ним.

– Господи, ты вернулся, – наконец проговорила она.

Он сделал шаг вперед и обнял ее.

– Эльке, Эльке! Мне не следовало тебя покидать. Стоящая у дверей Вельвит безмолвно наблюдала за этой встречей.

Ах вот оно в чем дело! «Я всегда удивлялась, почему такой красавец, как Патрик, до сих пор не женат? Почему он ездит за продуктами сюда, когда Керрвилл много ближе к его ранчо, почему он посещает мое заведение и очень часто так и остается сидеть внизу, не выбрав ни одной девушки?»

Теперь она знала ответ. Она знала также, что должна уйти, но не могла оторвать взгляда от этой трогательной сцены. Ей бы очень хотелось хоть раз в жизни, – а потом можно и умереть, – чтобы мужчина обнял ее так, как Патрик обнимает сейчас Эльке, чтобы вот так шептал ее имя, одно только имя, но в этом одном слове был заключен целый мир.

Глава 11

Эльке прильнула к Патрику. Колени были совсем слабые, а слезы, сдерживаемые так долго и с таким трудом, наконец прорвались и вмиг сделали его рубашку влажной. Она была сейчас как путник, многие годы блуждавший по свету и наконец увидевший свой благословенный дом.

В тот раз, на кухне, собственная страсть напугала Эльке. Сейчас же были только радость и облегчение. Он воплощал собой все, чего она жаждала и никогда даже не мечтала, что получит снова.

Чувство вины, которое возникло в тот день, когда она очнулась в постели Вельвит, и терзало ее до сих пор, куда-то чудесным образом исчезло. Оно растворилось в непередаваемом восторге объятий этого единственного человека, которого она любила.

Всего неделю назад пастор Бассе пытался утешить ее, говоря, что смерть Отто и преждевременные роды были частью Господнего плана. Тогда она не могла понять, зачем Создателю надо было проявлять по отношению к ней такую жестокость. Теперь же было совершенно ясно – эту радостную встречу тоже запланировал Он, в награду за страдания.

И действительно, появление Патрика было похоже на чудо. Вместе с ним в спальню Вельвит ворвались все мечты Эльке, которые, казалось, были навеки погребены в ее памяти.

– Плачь, плачь, дорогая, это правильно, – шептал Патрик ей на ухо. – Теперь ты со мной, любовь моя. Я никому не позволю снова причинить тебе боль. – Он еще сильнее прижал ее к себе.

Вот так вот стоять с ним, находиться в его объятиях, чтобы сердца бились в унисон, – это единственное, что ей было сейчас нужно.

Он любит ее. А как же иначе? Зачем бы он тогда стал говорить «любовь моя»?

Ну а как любила его она! Это было за пределами рационального, за пределами того мира, где властвовали категории правильного и неправильного.

Эльке захотелось откинуть голову назад, найти его губы и целовать долго-долго, скрепить этимпоцелуем только что наметившийся хрупкий намек на счастье. Угрызения совести скоро вернутся, очень скоро, она это знала. И Эльке хваталась за Патрика, как утопающий хватается за соломинку. Конечно, она никогда не забудет Отто, не забудет потерю ребенка, но… все равно не надо темным воспоминаниям заслонять радостное будущее.

Она пробежала руками по сильному торсу Патрика, чтобы убедиться, что он не призрак, а состоит из плоти и крови.

Когда Эльке прошлась руками по его спине, Патрик с трудом подавил стон удовольствия. Его съедало лихорадочное желание, которое он не мог контролировать. Он хотел ее. Господи Боже, как он ее хотел, несмотря на ее слабость! Эта слабость говорила о страданиях больше, чем слова Нимитца.

Ее тело было сейчас тонким, как у девочки. Разве Вельвит не следит, чтобы она ела хотя бы три раза в день? А доктор Роте? Он что, потерял рассудок, настаивая, чтобы выздоровление проходило в публичном доме? Она должна находиться в своем собственном доме, под присмотром одной из подруг. Помнится, их была целая куча в ее гостиной.

И только тут, только сейчас Патрика как молнией пронзило: «Господи Боже, что я наделал?»

Тяжесть совершенной ошибки обрушилась на него.

«Как я мог уехать и оставить ее здесь? Зачем?

Как я мог лгать себе, что она ничего для меня не значит?

И самое главное, как я мог жениться на Шарлотте?»

Он уже знал, что эти горькие вопросы будут преследовать его до самой могилы.

«Шарлотта разыграла комедию, я ей подыграл, и вот, пожалуйста. Господь сыграл с нами со всеми страшную шутку, освободив Эльке как раз тогда, когда я дал клятву у алтаря. Я не имею сейчас права обнимать ее, утешать, ласкать – не имею права ни на что. Я принадлежу другой женщине».

Он не сознавал, что стонет, пока Эльке не подняла голову и не посмотрела в его глаза. На ее глазах блестели слезы. Она смотрела на него с нежностью и заботой. Она беспокоилась за него. Несмотря на все испытания, которые ей довелось пережить, она беспокоилась за него.

Патрик наклонился и начал нежно ласкать губами ее рот. Губы Эльке задрожали, затем раскрылись. Он впитал в себя ее дыхание, проникся его вкусом и припал к ее рту еще сильнее.

Последний раз, когда они целовались, это можно было отнести к действию «Штайнхагера». Сейчас у него никаких оправданий не было.

Только монстр может использовать свое преимущество над женщиной в такой ситуации, но он и был таким монстром. Его руки перебирали пряди ее волос, а губы он прижимал все сильнее и сильнее. Его язык проник в шелковистую внутренность ее рта. Это был поцелуй в сотни раз более опьяняющий и возбуждающий, чем тот первый.

Когда ее язык соединился с его языком, по позвоночнику Патрика пробежала дрожь. Страсть, которую он пробудил в ней тогда, семь месяцев назад, возвратилась снова, только на этот раз он знал ее истинную причину, знал всем своим сердцем, умом и душой так же, как и своим томящимся телом.

Эльке хотела его, жаждала его так же, как он ее. Все поцелуи, какие ему приходилось переживать в прошлом, включая и те, с Шарлоттой, растаяли в его сердце. Их растопил этот восхитительный отклик Эльке.

Он увидел за ее плечом постель и представил, как несет ее туда, сбрасывает эти легкие одежды и, прежде чем овладеть телом, жадно ее разглядывает.

Фантазия сжигала его мозг, а податливое тело Эльке говорило, что она тоже желает этого. Господи, как он ее хотел! Его плоть кричала, молила о воссоединении тел, которое бы навеки соединило их души.

Но об этом и мечтать было сейчас грешно. Ведь не было ни малейшей надежды, что после такого он сможет жить дальше.

Патрик начал расцеплять пальцы один за другим, медленно и неохотно отпуская ее.

Она посмотрела на него с таким доверием, что у него сжалось сердце.

– Извини, пожалуйста, что я на тебя так набросилась, – мягко проговорила Эльке. – Но ты так неожиданно появился.

Она сделала шаг назад и теперь стояла и смотрела на него. Ее рот, розовый и влажный от поцелуев, резко контрастировал с бледным лицом. Бесподобные голубые глаза окаймляли темные круги. Кажется, она не замечала, что ее халат распахнулся и открыл кружевную ночную рубашку, несомненно, одну из принадлежащих Вельвит, так как он не мог вообразить, что практичная Эльке может иметь нечто столь фривольное и дорогое.

Она не вздрогнула, когда его взгляд пробежал по Прозрачному материалу. Ее пленительные соски были сейчас отчетливо видны. Не обращая внимания на тревожные команды, которые подавал его мозг, чтобы он вел себя как джентльмен, взгляд Патрика спускался все ниже и ниже, до темного заветного треугольника между бедрами.

О, да поможет ему Господь! Он вообразил себя упавшим на колени, поднявшим ее рубашку и глубоко и жадно пившим ее женственность.

– Господи, как ты прекрасна!

Она улыбнулась озорной улыбкой, напомнившей Эльке, которую он встретил много лет назад.

– Значит, тебе нравятся худые женщины?

– Ты мне нравишься любая, какая есть, – сказал Патрик хриплым голосом.

Он бы отдал все за то, чтобы провести остаток своей жизни с ней. Состариться рядом с ней.

– Я так скучала без тебя! Как ты меня нашел?

– Да чтобы найти тебя, я бы пошел на край земли! Слава Богу, ты оказалась много ближе. Я остановился в отеле, и Чарльз Нимитц сказал мне, где ты.

– Ты бывал уже в этом заведении прежде?

– Да.

Месяц назад это признание ее бы расстроило. Теперь же, зная девушек Вельвит, она была рада, что он находил у них утешение. И еще Эльке представила, как многие из них влюблялись в него, и не могла удержаться от предательского укола ревности. Подумать только, как легко он возбудил в ней эмоции, как хорошие, так и плохие.

– И что именно рассказал тебе Чарльз?

– Достаточно, чтобы знать, что ты прошла через ад.

– Тогда, значит, ты знаешь насчет убийства? – Ее голос изменился, и он увидел в ее глазах решимость и твердость духа.

О, эта твердость еще ей понадобится, когда… он скажет правду!

Шарлотта мерила шагами комнату, юбка задевала все предметы, что попадались по дороге.

– Вам надо быть осторожнее, иначе испортите свое лучшее дорожное платье, – проворчала Элла Мэй, округляя глаза.

– Испорчу и ладно. Патрику придется купить у Ворта новое. Это все из-за него, между прочим. Никогда! Никогда еще в своей жизни я не была так унижена. Если бы папа только увидел, как Патрик обращается со мной, он бы отхлестал его кнутом. Я в этом уверена.

Шарлотта наконец остановилась у окна и посмотрела на улицу, где, поднимая клубы пыли, проезжали крестьянские повозки. Ее всю затрясло, и она зажмурила глаза, чтобы не видеть этой сцены.

Она представляла себе Техас романтическим уголком, где на каждом углу красавцы мужчины, лихие герои как на подбор. Она мечтала свить здесь свое семейное гнездышко. Она представляла, как будет флиртовать – в меру, конечно, – на что она была такая мастерица в Натчезе, представляла себя в центре местной светской жизни – балы, приемы, которые планировала давать в чудесном особняке Патрика.

Судя по тому, что ей удалось увидеть, мужчины и женщины здесь о моде и представления не имеют, и, по-видимому, никакого высшего общества, в котором можно блистать, здесь и в помине нет. В этом Фредериксбурге она уже возненавидела все – от его пыльных улиц и грубых обитателей до странного, похожего на корабль, отеля и комнат, которые этот нелепый владелец провозгласил лучшими.

Шарлотта не обращала внимания на то, что комнаты были идеально чистыми. Вот зеркало, что висело над туалетным столиком, – оно было потрескавшимся и мутным. Кроватные спинки железные вместо того, чтобы быть никелированными. А какие существа могут обитать в матрасах, об этом страшно подумать. Шарлотта содрогнулась. Если это лучшее, то как же выглядит в этом отеле все остальное?

– Как Патрик мог взять и вот так оставить меня? – жалобно простонала она. – Что может подумать мистер Нимитц?

– Я видела, как вы смотрели на него, – отозвалась Элла Мэй, – поэтому не говорите мне, что вас интересует, что он может подумать.

Шарлотта холодно посмотрела на Эллу Мэй. С тех пор как Патрик подарил ей свободу, эта девчонка стала невозможно наглая.

– А меня всегда интересует мнение людей. Мы, Деверю, имеем свои взгляды на жизнь. Впрочем, тебе этого не понять.

Элла Мэй занималась распаковыванием чемоданов, доставая все необходимое для ночлега. С шумом закрыв шкаф, она повернулась к Шарлотте.

– Вам бы лучше помнить, что вы уже больше не Деверю. Вы теперь миссис Прайд, и мне известно, как вы этого достигли. Поэтому не надо сейчас жаловаться. Я думаю, у него тоже есть свои жизненные принципы.

Ну, это уже слишком! Шарлотта сделала глубокий вдох и вытянулась во весь рост. Однако все попытки выглядеть достойно провалились. Ее нижняя губа некрасиво задрожала, и сердце забилось. Очень сильно.

– Почему ты так со мной разговариваешь?

– А почему вы так себя ведете, мисс Шарлотта? – спросила Элла Мэй более примирительным тоном. – Я знаю, вы огорчены. Но и мистер Патрик тоже был огорчен, когда выбежал из отеля. Значит, ему было очень нужно.

Огорчена? Это слово даже приблизительно не может означать тех чувств, какие сейчас испытывала Шарлотта.

Какое ей дело, что там на уме у Патрика, какие еще огорчения! Она, молодая жена, вдали от любимого дома, забыта, брошена своим мужем в этом убогом отеле. И никого нет рядом, кроме этой наглой служанки.

А отель! Нелепый, в форме корабля. Она сыта уже этими кораблями по горло. По пути сюда они ей всю душу вывернули. При мысли об этом на глазах у Шарлотты появились слезы.

Элла Мэй подала ей носовой платок.

– Ну хватит, мисс Шарлотта. Все, что я сказала, пустяки. Не надо плакать.

– Я не из-за тебя плачу, глупая, а из-за мужа, – простонала Шарлотта. Затем, всхлипывая, бросилась на кровать.

Ну вот, теперь весь день глаза будут красными и опухшими. А Патрику все равно. Мужчина, который всего через несколько минут после приезда мог взять и уйти, бросив свою жену на произвол судьбы! Да еще в медовый месяц! У такого мужчины нет сердца.

Она била кулаками по подушкам и колотила ногами по одеялу.

– Как он мог так со мной поступить? – выкрикивала Шарлотта в промежутках между всхлипываниями.

Если бы она смогла настоять, чтобы они остались жить в Виндмере, как ее женатые братья и сестры. Там всегда была бы рядом мама. Она бы сейчас вытерла ей слезы платком, смоченным розовой водой, приказала бы подать успокоительный чай с настоем ромашки и сидела бы с ней, пока она не заснула.

Вспомнив, что мать сейчас в нескольких сотнях миль езды, Шарлотта зарыдала еще сильнее. Она и не думала, что будет так скучать по своей семье. Она скучала по Виндмеру. Как бы ей хотелось сейчас оказаться снова в своей комнате, снова в своем доме, среди любящих братьев и сестер. Если бы только можно было повернуть календарь назад!

– Вы сейчас доведете себя до того, что и вправду заболеете, – объявила Элла Мэй, поднося к носу Шарлотты флакон с нюхательной солью.

Шарлотта оттолкнула руку служанки.

– Я заболею, если ты будешь продолжать держать перед моим носом эту дрянь! – Она перевернулась на бок, не обращая внимания на кринолин. – Если ты действительно хочешь мне помочь, пойди и найди моего мужа.

Элла Мэй испугалась, можно ли оставить Шарлотту одну, в таком состоянии.

– Если вы уверены, что сможете побыть здесь одна…

К ее удивлению, Шарлотта вскочила на ноги, как марионетка на веревочке.

– Он не мог далеко уйти. В этом городе вообще нельзя далеко уйти. Я уверена, мистер Нимитц тебе поможет. А я тем временем разденусь и лягу в постель.

– Вы хотите, чтобы я вам помогла? Шарлотта поспешно расстегнула блузку, сняла ее и подставила спину.

– Только расшнуруй корсет. Остальное я сделаю сама. Когда найдешь мистера Прайда, скажи, что я уже выплакала все глаза.

«Ах вот оно что, – подумала Элла Мэй, покидая комнату несколько минут спустя. – Шарлотта хочет, чтобы мистер Патрик почувствовал себя неискупимым грешником за то, что оставил ее одну. С тех пор как они встретились, она играет на бедном мистере Патрике, как на банджо. Но это вовсе не мое дело», – напомнила себе Элла Мэй, хотя мистера Патрика ей было жалко. К тому же она была ему бесконечно благодарна.

Элла Мэй, сколько себя помнит, всегда была в услужении у мисс Шарлотты. Она была домашней рабыней. Узнав, что мистер Прайд увозит мисс Шарлотту с собой в Техас, она страшно испугалась, что теперь ей предстоят общие работы на хлопковых полях, а возможно, она даже будет продана из этого единственного дома, который знала.

Свобода пришла, как чудо. От одной только мысли о ней у Эллы Мэй захватывало дух. И всем этим она обязана мистеру Патрику. Он заслуживал много лучшего, чем мисс Шарлотта. Ему нужна совсем другая жена, которая бы любила его таким, какой он есть.

«Но то, что делают белые, не моя забота, – убеждала себя Элла Мэй, спускаясь по лестнице в холл. – Я должна заниматься своими делами и не распускать язык. Если лишусь работы, то и свобода не поможет».

Чарльз Нимитц стоял за регистрационной конторкой – там же, где она в последний раз видела его.

Заметив Эллу Мэй, он поднял голову:

– Что-то не так с комнатами? Мне показалось, что миссис Прайд плачет.

«Еще бы, – подумала Элла Мэй, – в истерике мисс Шарлотта разбудит и мертвого».

Оставив без внимания вопрос мистера Нимитца, она, в свою очередь, спросила:

– Я ищу мистера Прайда. Вы, случайно, не знаете, куда он мог пойти?

К ее удивлению, Нимитц слегка покраснел.

– Знаю. Но не думаю, что это следует сейчас обсуждать.

– По-моему, вам лучше сказать это мне, чем миссис Прайд.

Десять минут спустя Элла Мэй уже шла по тротуару тихой улочки, осматривая здания, ища дом, который ей описал мистер Нимитц.

Кто бы мог предположить, что такой достойный джентльмен, как мистер Прайд, побежит сломя голову в публичный дом всего через несколько минут по приезде в город. Видно, с тех пор как они сели тогда на клипер в Новом Орлеане, он не получал от мисс Шарлотты никаких удовольствий. Ну, были у нее какие-то неприятности с желудком. Ну и что? Это не повод, чтобы не делать время от времени с мужем джигти-джиг. В конце концов, это ее обязанность.

Элла Мэй тут же пообещала себе, что если когда-нибудь мужчина появится у нее, то к другой женщине он не побежит. В этом она была уверена. Нет уж, ни в коем случае! Ее постель будет скрипеть каждую ночь, а если нужно, и днем.

Она прошла еще один квартал и подошла к месту, которое описал мистер Нимитц. Солидное здание, ничего не скажешь. Видно, на таком деле можно неплохо заработать. Элла Мэй прошла по дорожке до входной двери и смело постучала. Никакой неловкости она не ощущала – это ведь был еще один эпизод в цепи приключений, которые начались с тех пор, как они покинули Натчеэ.

К ее удивлению, дверь открыл черный человек – высокий, широкоплечий, с таким же достойным выражением на лице, как и у мистера Патрика.

– Ой, – сказала она, уставившись на него, – кем же вы здесь будете?

Эльке рассказывала Патрику обо всем, что произошло после его отъезда в Натчез. А он старался не думать о времени.

«Шарлотта, конечно, сейчас злая, как тысяча чертей, но об этом будем беспокоиться позже. Я нужен Эльке, а все остальное значения не имеет. Я никогда не мог дать ей то, что хотел – любовь, понимание, заботу, страсть. Я должен теперь все это отдавать Шарлотте. Я дал клятву у алтаря провести с ней остаток своей жизни, быть для нее хорошим мужем. Впрочем, что эти несколько часов, какое значение они могут иметь, когда такое случилось», – убеждал он себя, крепко держа руку Эльке, пока она выкладывала все, что накипело на сердце.

– Это все из-за меня, – произнес он, когда она наконец закончила свой рассказ. – Если бы я не написал это письмо…

– В том, что случилось, твоей вины нет! Это все я.

– Не говори так. Даже не думай. Слишком много всего случилось не так. Поэтому мы оба связаны по рукам и ногам этими «если бы только».

– Что ты имеешь в виду?

– Очень легко смотреть назад и думать: вот это я бы сделал иначе и это тоже. Если бы только я не написал это злосчастное письмо! Если бы только ты не захотела сделать мне приятное. Знаешь, говорят, дорога в ад вымощена добрыми намерениями. Не следует забывать и Детвайлеров.

– Я и не забуду. Никогда.

– И я тоже не забуду. Когда-нибудь найду способ, заставить их заплатить за то, что они сделали. Но сейчас я не хочу терять время и говорить о них, когда у нас и без того есть что обсуждать. Какие у тебя планы на будущее?

– Доктор Роте говорит, что через несколько дней я смогу переехать домой. Я собираюсь снова открыть булочную.

– Я не хочу, чтобы ты работала. Я буду заботиться о тебе.

Эльке улыбнулась ему так сладостно и нежно, что Патрик содрогнулся. Вместо навязывания своей заботы лучше бы рассказал ей о Шарлотте. Но он все не знал, как начать. Да и в самом деле, как, черт возьми, сказать женщине, которую любишь, что ты женат?

Эльке покачала головой:

– Нет, Патрик, этого не следует делать. И кроме того, без дела сидеть я все равно не смогу. Мне нужно работать хотя бы для того, чтобы отвлечься. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Она чувствовала себя сейчас чудесно. Утром Эльке и представить себе не могла, что когда-нибудь ей будет так радостно и покойно. А все дело в том, что Патрик был рядом. Он не сказал, что любит ее. То есть прямо не сказал. И действительно, говорить об этом сейчас слишком рано. Но он сказал! Жестами, взглядами, улыбками – десятками способов, которые красноречивее любых слов.

– Ты еще не рассказал мне о своей поездке. Все прошло, как ты хотел?

К ее удивлению, услышав вопрос, Патрик побледнел и потупил глаза.

– Более или менее. Она сжала его руку.

«Что же это я все о себе да о себе. Даже не подумала, что и у него могут быть какие-то неприятности. По глазам вижу, встреча с отцом прошла не так, как хотелось. Хорошо, хоть мать приехала к нему погостить».

– Представляю, как тебе не терпится возвратиться к себе на ранчо. Когда ты собираешься уезжать?

– Завтра. Но я не уеду, пока не буду уверен, что у тебя есть все необходимое.

Эльке собиралась ответить, чтобы Патрик ни в коем случае не задерживался здесь из-за нее, что у нее есть все, что нужно, что у них еще будет масса времени, чтобы… но тут раздался стук в дверь.

– Патрик, здесь женщина. Она хочет вас видеть, – сказала с порога Вельвит.

«Господи, неужели мать Патрика пришла за ним в публичный дом?» – удивилась Эльке.

Она надеялась произвести на нее хорошее впечатление. Теперь остается только молиться, чтобы миссис Прайд смогла понять все обстоятельства.

– Пожалуйста, пригласи ее войти, – крикнула Эльке.

Дверь отворилась, и пораженная Эльке увидела молодую красивую черную девушку.

– Мистер Патрик, сэр, я очень рада, что нашла вас. Миссис Прайд места себе не находит там, в отеле.

Эльке отпустила руку Патрика.

– Боже мой, это я виновата. Извинись за меня перед своей матушкой, что я задержала тебя здесь так надолго.

– Матушкой? – в замешательстве произнесла девушка. – Миссис Прайд не мать мистера Патрика. Мисс Шарлотта его жена.

Глава 12

Жена. Слово повисло в воздухе и неподвижно застыло. «Эта черная девушка определенно что-то напутала, – подумала Эльке. – Она ошибается».

Стальные обручи стянули ее грудь. Пока она ждала реакции Патрика на эту странную реплику, в легких успел замерзнуть воздух. Но он не проронил ни слова.

Кожа его побелела, а шрам на щеке покраснел. По унылому выражению его глаз, по тому, как вытянулись в ниточку его губы, Эльке поняла: нет, эта девушка не ошибалась.

Женат. Господи, он женат. Он просил ее подготовить дом к приезду молодой жены. Вот из-за чего погиб Отто, вот из-за чего она потеряла своего ребенка. Ради комфорта его жены.

Все тело ее содрогнулось от боли. Это была новая боль, не сравнимая ни с какими страданиями. Предательство! Иначе как предательством это не назовешь.

Потребовалось собрать в кулак всю волю, чтобы не броситься на него и не выцарапать глаза.

Как она могла так ошибиться? Снова ошибиться, приняв обыкновенную похоть за любовь, а эгоизм за симпатию? Да ведь все произошло почти так же, как тогда на кухне. Сегодня в объятиях Патрика она обесчестила и себя, и память своего мужа.

«Какая же дура, я снова доверилась ему! Подумала, что что-то для него значу, бросилась ему на шею как угорелая, готовая отдать ему все – свой разум, свою душу, когда всего-то в квартале отсюда его ждала жена. Нет, этого я ему никогда не прощу». И еще, где-то на краю сознания роились вопросы: какая у него жена? молодая? красивая? наверное, хорошо воспитана? «Господи, почему я так себя пытаю? У нас с миссис Прайд никогда не будет ничего общего. Если очень повезет, мы вообще никогда не встретимся».

Возвратившись в свое кресло, Эльке плотно запахнула халат.

– Было очень мило с твоей стороны прийти сюда и проведать меня, не смею больше тебя задерживать. Иди, тебя ждет жена.

Патрик смотрел на Эллу Мэй, думая, с каким наслаждением он бы сейчас ее задушил. Голос Эльке вырвал его из этих грустных раздумий.

Он собирался сказать Эльке о Шарлотте. Конечно, собирался. Но осторожно, мягко. Не так, как эта Элла Мэй. Теперь уже, наверное, никаких шансов нет.

– Я вовсе никуда не тороплюсь, – наконец произнес Патрик, оторвав взгляд от трепещущей служанки. – Черт побери, я имею право быть там, где хочу.

– Но теперь это не имеет значения, не правда ли? У тебя другие обязательства, – ответила Эльке каким-то не своим голосом.

– Конечно, имеет значение. Для меня имеет значение все, что связано с тобой. – Повернувшись снова к Элле Мэй, Патрик холодно произнес: – Скажи своей госпоже, что я приду в отель позднее.

Элла Мэй мигом испарилась. Вельвит осталась и пронизывала его убийственным взглядом.

Она всегда ему нравилась, он даже уважал ее, несмотря на профессию. Много вечеров он провел в беседах с Вельвит в ее гостиной, потому что не мог заставить себя пойти наверх с какой-нибудь из девушек. Единственной женщиной, которую он желал, была Эльке.

И вот из-за своей собственной оплошности он лишился дружбы Вельвит. Но черт побери, дружбы Эльке он лишился тоже. Это уже больше чем катастрофа.

– Эльке, если я буду тебе нужна, крикни, – сказала Вельвит, с шумом закрывая дверь.

Патрик глубоко вздохнул, пытаясь из хаотических мыслей, толкущихся сейчас в его сознании, вычленить хотя бы одну дельную. Может быть, можно будет убедить Шарлотту согласиться на развод? А может быть, скорее у него вырастут крылья, и он сможет улететь?

Боже, он отдал бы сейчас все, что имел, – свое доброе имя, даже свое ранчо, лишь бы Эльке не страдала. А то, что она сейчас страдает, он понимал.

– Тебе все же лучше сейчас уйти.

Твердость в голосе Эльке его удивила. Он ожидал увидеть на ее глазах слезы.

– Но мне бы хотелось все объяснить.

– А ничего объяснять не надо. У тебя есть жена. Точка. Этим все сказано. Если у тебя внутри есть хотя бы капля достоинства, соответствующая костюму, который сейчас на тебе, ты должен оставить меня одну.

Ее едкий, злой тон пронзил его холодом до самых костей. Убитая горем женщина, которая только что искала утешения у него на груди, превратилась в упрямую волевую женщину, которая не задумываясь вытаскивает ружье и может говорить с мужчиной на равных.

– Опыт подсказывал, что сейчас Эльке не станет слушать никаких, даже самых сердечных объяснений. Во всяком случае, в теперешнем состоянии.

Он хотел сжать ее в объятиях.

Он хотел отмолить у Бога свои глупости.

Он хотел зарыться головой в ее колени и плакать о своей потерянной надежде.

Он хотел держать ее в своих руках и обнимать до скончания века.

Но пока Эльке смотрела на него такими глазами, ничего из перечисленного сделать Патрик не мог. А смотрела она на него так, как если бы он был чем-то, что она хотела соскоблить со своих туфель. Позднее он объяснит ей все об этом браке по недоразумению. Позднее.

«В любом случае она обязательно посетит ранчо, независимо от того, насколько сильно меня презирает. Она придет на могилу Отто. Не на этой неделе, так на следующей у меня будет шанс с ней поговорить».

Патрик поклялся, если потребуется, ждать до бесконечности.

Но где-то в глубине души он боялся, что Эльке не захочет с ним говорить никогда. Она слишком горда. И у нее есть полное право ненавидеть его. Одному Богу известно, как он отвратителен сам себе.

– Если ты этого так хочешь, то я уйду. – Патрик сделал паузу, произнося в душе молитвы, чтобы она его задержала. Но слова, которые он жаждал услышать, так произнесены и не были.

Поднимаясь на ноги, он залез в карман брюк, достал пригоршню золотых монет и положил на стол рядом с креслом Эльке.

– Я вовсе не шутил, когда говорил, что хочу заботиться о тебе. Вот. Это на первое время.

– Это что, плата за поцелуи? Как ты осмеливаешься предлагать мне деньги, как будто я одна из шлюх, работающих у Вельвит? Забери свои чертовы деньги и уходи. И не надо беспокоиться обо мне больше… и об Отто тоже. Я пошлю за его… – голос Эльке сорвался, затем окреп снова, – за его прахом как только смогу.

Он шел по улице, а слова ее стучали в голове, как звон соборных колоколов. Солнце клонилось к закату.

В его косых лучах деревья отбрасывали зловещие тени. Тишину подчеркивал доносящийся издалека вой койота. Патрик усилием воли заставлял себя не бежать по тротуару как побитая дворняжка.

Да, собственно, так оно и было. Он чувствовал себя сейчас, наверное, хуже, чем самый убогий грязный пес. Но если бы он начал бежать, то остановиться бы уже не смог. Так бы и бежал, пока не упал. Но все равно от ошибок не убежишь.

«Господи, как это меня угораздило влезть в такую кашу? И самое главное, как из нее вылезти, не причинив страданий своей жене – таких, какие я уже причинил Эльке? Если в этом печальном деле и есть невинная жертва, так это Шарлотта».

Как только за Эллой Мэй закрылась дверь, Шарлотта моментально перестала плакать. «Зачем тратить силы, когда вокруг никого нет? Скоро Элла Мэй вернется с Патриком, и я должна быть готова».

Она искала по ящикам ночную рубашку. Такую, в которой она бы выглядела наиболее соблазнительно. К счастью, одну из таких Элла Мэй уже вытащила. Довольно милая. Цвета слоновой кости, батистовая, застегивающаяся на горле, материал очень нежный, подчеркивающий каждую линию ее фигуры.

Раздевшись в ужасной спешке, Шарлотта кое-как засунула свою одежду в уродливый шифоньер, возвышавшийся напротив кровати. Затем распустила свою изысканную прическу, взлохматила волосы, после чего скользнула в ночную рубашку, залезла в постель и накрылась одеялом.

«Нет, лучше накрываться не буду, – решила она, подумав. – Хорошо, что Элла Мэй не успела растопить камин. Пусть муж увидит, как я здесь замерзаю».

Шарлотта ждала и терла глаза – надо быть уверенной, что они достаточно красные. Заплаканное лицо, весь ее соблазнительный вид должен сбить Патрика с ног. Она, конечно, позволит ему лечь рядом, но не раньше, чем он объяснит свое долгое отсутствие и не начнет молить о прощении.

Патрик, конечно, потрясающий любовник, но… слишком уж он нежный, слишком деликатный. От этой его деликатности она очень уставала.

Ей совсем не хотелось быть дорогой фарфоровой куклой, которая вдруг может упасть и, не дай Бог, разбиться. Она бы не возражала, чтобы он был немного погрубее.

Может быть, сегодня он будет достаточно раздражен, чтобы исполнить ее фантазии.

Патрик вошел в холл гостиницы и замедлил шаг. Судя по всему, Шарлотта сейчас рвет и мечет.

Резко отворив дверь, он заглянул в спальню. Его бы совсем не удивило, если бы прибытие супруга Шарлотта ознаменовала швырянием в голову туфель, чашек и прочих предметов.

К его удивлению, Шарлотта, одетая в ночную сорочку, лежала в постели и крепко спала.

«Должно быть, совсем измучилась», – подумал он с почти отеческой заботой.

Подойдя на цыпочках, Патрик развернул стеганое одеяло и накрыл ее. Бедненькая, пусть поспит. Он ляжет в соседней комнате.

Осторожно прикрыв дверь, он направился к комнате Эллы Мэй. Сейчас он разберется с ней как следует, а потом, прежде чем пойти спать, примет виски и поужинает.

Ему открыла испуганная Элла Мэй.

– Я так жалею, мистер Патрик, – начала она сразу, – что перед лицом такой достойной женщины, как миссис Саншайн… я так глупо сказала… Вы, наверное, после этого продадите меня на Юг, и правильно сделаете.

В сердце каждого раба жил этот страх. Страх быть проданным на Юг, вниз по Миссисипи. Многие черные рабы бесследно исчезали, после того как рассерженный хозяин продавал их вниз по реке.

В глазах Эллы Мэй застыл подлинный ужас.

– Не глупи. Ты свободная женщина. Никто больше не имеет права тебя продавать. И все же твое поведение сегодня было ужасным. Пожалуйста, впредь будь более осторожной.

– Я даже не могу вам сказать, как себя чувствую. Этот парень, Уайти, он сказал, что миссис Саншайн потеряла мужа, ребенка… Но это я узнала потом. Я ведь думала, что вы пошли провести время с проституткой. Я прекрасно знаю, что мисс Шарлотта совсем не подарок, но и она не заслуживает такого обращения. Поэтому, наверное, так все и получилось.

– Конечно, она не заслуживает. И я ценю твою преданность. Это очень хорошее качество.

– Уайти сказал, что вы и миссис Саншайн были лучшими друзьями. Я ей очень сочувствую.

– Я тоже, – устало ответил Патрик, думая, что Элле Мэй впору посочувствовать и ему.

Внезапно он понял, что ужинать один не сможет. Кусок в горло не полезет.

– Шарлотта спит без задних ног, и я не хочу будить ее до утра. Ты не возражаешь сейчас поужинать со мной?

В дремучих глазах Эллы Мэй мелькнула искра радости и тут же погасла.

– Не думаю, что мистер Нимитц правильно оценит, если черная будет есть в одной комнате с достойными людьми. Мне лучше поесть на кухне.

Патрик знал, что она права. Будь прокляты эти жестокие обычаи, которые так унижают людей! Из-за цвета своей кожи Элла Мэй всегда будет причислена к людям второго сорта. Если не случится чудо. И он тоже обречен быть женатым на Шарлотте. Если не случится чудо. Но чудеса случаются так редко!

Это будет ад, а не жизнь!

Вельвит Гилхули просидела в холле минут пятнадцать, не больше. Тогда, три недели назад, она оставила Эльке одну, потому что не знала способа утешить ее в этом горе. Но сейчас совсем другое дело. В неприятностях с мужчинами нет ничего лучше, когда женщина с женщиной разговаривают по душам. А неприятность с таким мужчиной, как Патрик Прайд, действительно похожа на Неприятность с большой буквы.

Не давая себе заботы постучать, она распахнула дверь, рассчитывая застать Эльке в слезах. Но та сидела в кресле и смотрела в окно. В темноту. Челюсти сжаты. На щеках горели красные пятна.

– Все мужчины сволочи, даже когда стараются ими не быть. Я все время удивляюсь, почему все-таки женщины с ними связываются? – провозгласила Вельвет без всякой преамбулы.

Эльке даже и не заметила, что Вельвет начала разговор с середины. А чего тут ходить вокруг да около.

– У Патрика просто настоящий талант делать мне больно, – ответила она сквозь сжатые зубы. – Я чувствую себя самой большой дурой на свете.

– Нет, дорогая, ты ошибаешься. Ты не первая и не последняя, кого любовь сделала дурой. Можешь в этом не сомневаться. Имя нам – легион.

Эльке вскочила на ноги и принялась ходить.

– Значит, и ты тоже? И поэтому замуж так и не вышла?

– Милая, замуж я не вышла, потому что никто не звал.

Эльке резко остановилась.

– Но ты такая красивая!

– Красота в этом деле не самое главное. Давно это было. Я тогда подошла почти вплотную к тому, что называется замужеством. Ремеслом своим, конечно, уже не занималась. Но все равно ничего не получилось. Он божился, что любит, но не может смириться с моим прошлым. Хотя знал, что я, если бы не стала заниматься этим, то умерла бы с голоду. Ну спроси меня, спроси, что я об этом думаю. Я тебе отвечу, что глупость все это и ханжество. Их, видите ли, заботит женская непорочность. Они вон какие добродетельные! Вернее, на них пробу ставить негде, а вот жену им подавай непременно добродетельную. Вот так вот. – Вельвет хрипло засмеялась. – Такая шлюха, как я, знает этих скотов вдоль и поперек.

– Не говори о себе так. Ты не шлюха. Ты самая милая и добрая, я таких больше не встречала. Все твои девушки, они так тебя любят, и, может быть… может быть, да что я говорю «может быть» – обязательно появится мужчина, который тебя полюбит.

– Обязательно, говоришь? А может быть, скорее свиньи начнут летать по небу. – На этот раз в смехе Вельвет чувствовалось настоящее веселье. Ей все-таки удалось немного отвлечь Эльке. – Я внимательно следила за Патриком, когда он уходил, и, если это будет для тебя утешением, скажу: выглядел он не очень счастливым. Ты ведь знаешь, во всем, что касается противоположного пола, я большой знаток. Так вот, ответственно заявляю – ты ему совсем не безразлична.

Эльке пожала плечами:

– Ну и что?

– Он мужчина, дорогая, мужчина, у него есть свои мужские потребности. У тебя не было никакого права ожидать, что он проведет остаток своей жизни в одиночестве. Разве он мог знать, когда женился, что ты потеряешь мужа? Представь, какой это был для него удар.

– Если ты не возражаешь, я бы не хотела больше говорить о Патрике. Есть много других, более важных дел.

– Каких, например, дорогая? – спросила Вельвит, чувствуя облегчение.

– Надо открывать булочную. Через месяц Рождество, а у нас в это время самая работа. – Эльке тяжело сглотнула слюну, вспомнив, как она собиралась отметить эти праздники.

Она чувствовала себя разбитой на мелкие осколки. Слава Богу, хоть булочная осталась.

Работы предстоит прорва. В это время всегда было много заказов.

– Ты считаешь, что сможешь вести хозяйство одна? – спросила, как всегда, практичная Вельвит.

Этот вопрос постоянно Эльке задавала себе.

– Пока не знаю. Надо попробовать.

Глава 13

Эльке сидела за конторкой и просматривала бухгалтерские книги.

Нет, из такой финансовой дыры выбраться, наверное, уже не удастся.

Возвращаясь домой три недели назад, она, конечно, знала, что одной дела вести будет трудно, но все-таки надеялась. Надеялась на рецепты Отто, на его проворных, смекалистых помощников и на добрую репутацию, которую они с Отто завоевали за все эти годы. Но больше всего она надеялась на себя.

Но надежды эти вскоре растаяли как дым. Без чудесных рук Отто его рецепты мало что значили. Заказы в булочной резко сократились, потому что, с одной стороны, клиенты почувствовали снижение качества, а с другой – не хотели иметь дела с женщиной, которая водит дружбу с обитательницами публичного дома.

Все это можно было бы в конце концов преодолеть, но Эльке нужно было в первую очередь преодолеть себя. Тот первый день, когда она, взобравшись по лестнице, вошла в свою квартиру, был одним из худших дней в ее жизни.

В детской все ждало ребенка. В гардеробе висела одежда Отто, и казалось, он может войти в спальню в любой момент. Каждый предмет мебели будил воспоминания, от большинства из которых становилось нестерпимо больно. За каждым углом таился Отто, в воздухе все еще висели те грубые слова, которые она ему когда-то говорила.

Прошлое Эльке ужасало, а в будущее она заглядывать едва осмеливалась. Вся беда была в том, что комнаты остались прежними, но сама она изменилась, причем настолько, что это разрывало ей сердце.

Только сейчас она поняла, насколько искусственная атмосфера публичного дома защищала ее от реальности. Там постоянно кто-то приходил и уходил, кто-то смеялся, а порой плакал, там она никогда не чувствовала себя в одиночестве.

В тот первый вечер дома она решила поработать как следует. Не спала всю ночь, пекла, чтобы утром открыть булочную. Но это была самая ее большая ошибка из всех.

Утром, когда появились несколько клиентов, она не смогла сдержать слез. А им не слезы ее были нужны, а кусочек пирога и чашечка кофе. Неудивительно, что больше они у нее уже не появлялись.

Эльке бы выждать пару дней и дать всему успокоиться. Так нет же, неприятность наслаивалась на неприятность. Один из помощников Отто обварился кипятком. Она быстро нашла ему замену, но квалифицированный пекарь остался всего один, и поэтому качество продукции снизилось еще больше. Она была вынуждена объявить своим постоянным клиентам, что отказывается от приема специальных заказов.

Этим утром к ней зашла Кэролайн Гробе.

– В городе появился новый пекарь, – объявила она, – мистер Дитц. Он собирается открыть свое собственное заведение. У тебя, я вижу, дела не клеятся. Может быть, подумаешь, не продать ли булочную, пока еще возможно.

Эльке отложила в сторону бухгалтерскую книгу и поняла, что надо соглашаться. Положение дел и без того достаточно скверное, но если появится конкурент, тут и говорить нечего. Она оглядела зал, думая о деньгах, которые Отто затратил на меблировку дома. Дадут ли за него настоящую цену?

И самое главное, вот продаст она булочную и что дальше? Куда идти, что она будет делать без дома, без средств?

Куда бы Эльке ни обращала взор, везде были одни тупики. Вот примерно так же она чувствовала себя в тот день, когда похоронила родителей. Только сейчас не знала, хватит ли сил начать все сначала.

Эти грустные размышления прервал звонок дверного колокольчика. В магазин, распространяя аромат французских духов, вошла Вельвит Гилхули. На ней была отороченная мехом накидка и модная шляпка.

– А где все? – спросила она, увидев, что в зале пусто.

– На сегодня ты моя первая посетительница. Пытливый взгляд Вельвит скользнул по лицу Эльке.

– Это надо понимать так, что дела идут неважно?

Эльке слабо улыбнулась.

– Ничего удивительного.

– Черт возьми, почему ты не дала мне знать? Я бы что-нибудь придумала. Ну, во-первых, больше бы покупала. Я держалась в стороне, потому что не хотела мешать. Думала, тебе одной будет проще наладить производство. Девушки мне просто надоели. Они так скучают без сладостей и без тебя тоже. Ну а обо мне и говорить нечего.

Глаза Эльке заблестели.

– Я так рада тебя видеть. Ты как раз вовремя – надо поговорить.

– Давай сделаем так: если у тебя есть что-то готовое из выпечки, давай нагрузим ящик, и ты поможешь мне его отнести. Там у меня и поговорим по душам за чашкой чая, а если хочешь, можно и за чем-нибудь покрепче.

– Думаю, покрепче звучит более привлекательно, – ответила Эльке, хотя так рано пить ей еще не приходилось. – Но тебе ничего не нужно покупать.

Вельвит усмехнулась.

– А вот этого не надо. Я же сказала – мои девушки просто умирают без сладостей, к которым привыкли. И это действительно так. Понимаешь, занятие любовью – это довольно тяжкий труд, если в него не вовлечено твое сердце. Все эти стоны и разные телодвижения очень утомляют девушек, и у них разыгрывается сильный аппетит.

Ну как тут удержаться от смеха.

– Я никогда эту проблему под таким ракурсом не рассматривала.

– Это все потому, что ты никогда у меня не работала. Кстати, дела идут сейчас как нельзя лучше. Ты же знаешь, как это бывает: чем больше мужчины говорят о войне, тем больше им хочется заниматься любовью. По-видимому, их это сильно возбуждает.

– Опять фасоль? Не хочу! – объявила Шарлотта, глядя на тарелку в руках экономки.

С момента прибытия на ранчо Шарлотта постоянно сидела на фасолевой диете: на завтрак фасоль с яйцами, на обед фасоль с грудинкой, на ужин фасоль с говядиной. Ее еще никогда так сильно не пучило, и никогда она так не выходила из себя.

Она перевела невольный взгляд с тарелки на Кончиту Альварес. Экономка не мигая смотрела на нее. От этого взгляда у Шарлотты пробегала дрожь по позвоночнику. Одному Богу известно, что сейчас думает эта женщина.

– Вчера я вручила вам меню на неделю. Если вы вспомните, я специально просила вас приготовить на обед помпано в сухарях.

– Я не знаю, что такое помпано, – ответила экономка, как всегда на смеси испанского с английским.

– Это рыба, – произнесла Шарлотта, повышая голос и выговаривая каждую гласную. – Неужели в реке Гуадалупе не водится никакой рыбы?

Кончита заткнула руками уши.

– Я не глухая, сеньора.

Из кухни прибежала Элла Мэй.

– Из-за чего шум? Вы хотите пойти половить рыбу, мисс Шарлотта?

– Кто там хочет половить рыбу? – спросил Патрик, появляясь в дверях гостиной. Он явился к обеду как раз вовремя.

Шарлотта бросилась в кресло у стола.

– Я не говорила, что собираюсь ловить рыбу. Я сказала Кончите, что хочу на обед помпано. Не фасоль, а помпано.

Патрик покачал головой.

– Самое близкое место, где сейчас можно найти помпано, это милях в пятистах отсюда. Да и не переживет она такое долгое путешествие. Но здесь в реке тоже есть очень хорошая рыба – зубатка, например, да и много другой. Я скажу ребятам, они наловят.

Шарлотта схватилась за живот, как будто он у нее внезапно заболел.

– Оставьте нас, пожалуйста, с мистером Прайдом одних, – приказала она ледяным тоном.

Когда Элла Мэй и Кончита ушли, она посмотрела на тарелку с фасолью, раздумывая, не швырнуть ли ее в мужа. Может быть, в конце концов хотя бы это заставит его стать серьезным. Чем больше она дулась, сердилась и шумела, тем больше он вел себя с ней, как с капризным ребенком.

Мать всегда учила ее, что самый лучший способ поймать муху – это мед. И не то чтобы она сравнивала Патрика с мухой. Совсем нет. Но иногда с ним просто было невозможно разговаривать. Она чувствовала себя очень одинокой, как никогда в жизни.

– Я всего лишь попросила Кончиту приготовить на обед помпано в сухарях. Она ничего не сказала, взяла меню как ни в чем не бывало и ушла. Я поняла, что никаких проблем не будет.

Патрик занял свое место во главе стола и положил в свою тарелку фасоль и грудинку.

– Может быть, она не поняла. Ведь ее родной язык не английский.

– Она прекрасно понимает тебя и Эллу Мэй тоже. Они часами лопочут на кухне, как обезьяны в зоопарке.

– Между прочим, Элла Мэй пытается говорить по-испански. Я думаю, тебе бы тоже не повредило заняться этим.

Почему ты всегда на стороне Кончиты и Эллы Мэй? Почему бы тебе ради разнообразия хотя бы раз не стать на мою сторону? – Отказываясь прикоснуться к тарелке с фасолью, она налила себе бокал вина.

– Поверь мне, Шарлотта, я очень переживаю за тебя. Мне очень хочется, чтобы ты была счастливой. Я знаю, ты еще не привыкла ко всему здесь. Что же до ограниченных кулинарных способностей Кончиты, то почему бы тебе не научить ее готовить свои любимые блюда.

Шарлотта смотрела на него, не веря своим глазам. Значит, он привез ее сюда, в эту забытую Богом дыру, заманил своим ватерклозетом – это само по себе было уже достаточно плохо. Но как он мог думать, что она будет здесь готовить. Сама. Она, Деверю!

– К вашему сведению, мистер Прайд, в приготовлении пищи я ничего не понимаю. Мама учила меня составлять меню, сервировать стол для торжественного приема, аранжировать цветы и правильновыбирать вина. Она не растила меня, чтобы я стояла и парилась над плитой.

Патрик наконец оторвался от своей тарелки и посмотрел на нее.

– Я надеялся, что ты полюбишь это ранчо так же, как и я. Жизнь здесь для тебя оказалась очень тяжелой. Правда?

Вскочив на ноги, она, соблазнительно покачиваясь, подошла к нему сзади и начала гладить шею.

– Мне вовсе не хотелось беспокоить тебя своими ничтожными проблемами, ведь я вижу, как много ты работаешь.

Однажды она была свидетельницей, как мать положила конец размолвке с отцом таким способом.

Ответ Патрика подтвердил, что уловка подействовала.

– Извини, – произнес он, – я вовсе не считаю твои проблемы ничтожными.

«Ну вот, давно бы так», – подумала Шарлотта, проскальзывая между столом и стулом, чтобы устроиться у него на коленях.

– Ты чудесный человек. Вся трудность в том, что я тебя мало вижу. Я выросла в большой семье и привыкла, чтобы рядом всегда кто-нибудь был. Я ужасно одинока.

Патрик нахмурился.

– Я же говорил тебе, что ранчо далеко от города…

– Я помню, дорогой, ты говорил, говорил, – прервала Шарлотта, – Но, посмотри, у нас такой большой дом и совсем никак не используется. Почему мы никогда не приглашаем гостей? Не устраиваем приемы? Мои родители всегда приглашали своих друзей и соседей, чтобы отметить канун Крещения, и мне бы хотелось здесь продолжить эту традицию. Мы могли бы попросить эту даму, ну, эту вдову, которая оставила для нас так много вкусных вещей, помочь нам.

Патрик чуть не сбросил Шарлотту на пол. Что может быть ужаснее говорить о женщине, которую любишь, когда у тебя на коленях сидит жена.

Шарлотта не знала, куда он убежал в тот первый день, когда они прибыли во Фредериксбург. Она ничего не знала об Эльке, и ему не хотелось думать, какова была бы ее реакция, если бы она узнала. Что-то внутри говорило ему, что все прежние истерики Шарлотты поблекли бы в сравнении с тем, что бы при этом случилось.

– Я не возражаю устроить прием, если ты хочешь. Но учти, подготовка потребует много усилий. Но о миссис Саншайн забудь. У нее полно дел в булочной. А теперь, дорогая, поскольку сегодня у Рио выходной, мне действительно нужно идти работать.

Он поставил Шарлотту на ноги, поцеловал в щеку и поспешно покинул гостиную. С тяжелым сердцем и печальными мыслями. Он делал все возможное, чтобы забыть Эльке и думать только о своей жене. Но Шарлотта нисколько не облегчала эту задачу.

Неужели все браки такие? Значит, именно поэтому многие мужчины хоронят себя в работе, а женщины погружаются в уход за детьми? Господи, как ему хотелось надеяться, что это не так! Не всегда так. Он был уверен, что с Эльке все было бы совсем иначе.

Отто был не прав, когда говорил, что лучше быть женатым, чем коротать век одному. Нет, лучше жить одному и сгорать от любви к Эльке.

Ничего у него с Шарлоттой не получается. И, видимо, не получится. Родом они были из одних и тех же мест, воспитывались в одинаковых условиях – и абсолютно ничего общего. Даже как-то странно.

Он любил ранчо. Шарлотта считала ранчо дырой и постоянно жаловалась на скуку. Она любила комфорт, роскошь. Единственная роскошь, которую он мог ей предложить, была хорошая книга. Он наслаждался одиночеством. Она обожала блистать в обществе.

С каждым днем пропасть между ними становилась все больше и больше. Даже их занятия любовью становились все более поверхностными и небрежными, как нечто, что надо делать больше по обязанности, чем ради удовольствия.

«Попробовать, что ли, устроить этот чертов прием? – подумал Патрик, взбираясь на коня, которого оставил у веранды. – В конце концов в моих проблемах Шарлотта не виновата. Это надо по возможности не забывать».

Рио де Варгас вдруг увидел розы. Они росли под самым дубом. Это было примерно на полпути до Фредериксбурга. Розы в это время года? Удивительно. Он остановил коня, соскочил с седла и вынул из кармана джинсов складной нож.

Отрезав несколько цветков, он обернул стебли платком и глубоко вдохнул аромат. Они пахли почти так же прекрасно, как и женщина, которой он собирался их подарить.

Никогда прежде ему не приходилось ухаживать за женщинами. Рио увидел рядом белые цветки падубов и решил добавить к букету еще несколько веточек, ярко украшенных ягодами.

«Может быть, стоит в городе купить подарок, безделушку какую-нибудь, которые женщинам нравятся – например, ленты или кружевной платочек. Ведь сейчас уже почти Рождество, – подумал он, чувствуя, как краска расползается от головы к самым ногам. – Пошло оно ко всем чертям, ведь я взрослый мужчина, и почему я должен чувствовать себя дураком даже при мысли, что преподнесу даме подарок. Так почему же, черт возьми, мои ладони стали влажными, а горло сухим?»

Рио уже собирался влезть в седло, когда услышал стук копыт. По дороге на чудесном черном жеребце скакал Уайти. Черная лошадь и черный человек являли собой такую живописную картину, что Рио залюбовался.

– Хороший денек для прогулки верхом, – сказал он, когда Уайти подъехал ближе.

– Да, пожалуй. – Уайти сверкнул белыми зубами. – В такой день цветы тоже собирать неплохо. У себя дома, в комнате поставишь?

– Нет. Мне показалось, что они могут понравиться мисс Гилхули.

Улыбка Уайти стала шире.

– Не сомневаюсь, что понравятся. И очень. Она просила передать тебе привет и сказать, что не забыла про долг.

Рио поправил свою шляпу, чтобы не встречаться с испытующим взглядом Уайти. Он тоже не забыл о долге. Последние два месяца он был не способен думать ни о чем другом.

– Куда направляешься? – спросил он, чтобы сменить тему.

– Собираюсь пригласить на прогулку мисс Эллу Мэй. – Уайти сделал жест в сторону яркой коробки, которая была приторочена к его седлу сзади. – Я купил ей кое-что. В честь праздника. Она очень симпатичная девушка.

– Не могу с тобой не согласиться. Ну что ж, hasta la vista^[24] и счастливого Рождества, – сказал Рио и пустил своего коня в легкий галоп.

Вельвит сидела у себя в гостиной, когда услышала громкий стук в дверь.

«Кто бы это мог быть? – нахмурилась она, поднимаясь на ноги. – Если это какой-нибудь приблудный ковбой, то черта с два я открою раньше. Пусть не умоляет».

На пороге стоял Рио де Варгас, одетый в свой лучший воскресный костюм. В одной руке у него был букет, в другой маленькая коробочка.

– И это все мне?

Он кивнул и сунул ей коробочку и цветы.

«Кто бы мог подумать, что Рио де Варгас может дарить подарки», – подумала она, открывая коробочку и доставая зеленую атласную ленту».

– Какая милая, – пробормотала Вельвит.

– Это для ваших волос. – Он продолжал стоять на пороге, как будто прирос к месту.

– А где же тебе в такое время удалось отыскать такие прекрасные цветы?

– Под дубом, – ответил Рио с привычной лаконичностью.

– Значит, тебе пришлось остановиться, чтобы собрать их. – Взяв его за руку, она провела Рио в гостиную. – Разреши я только возьму вазу.

Она поспешила на кухню, даже не заметив, что укололась шипом.

«Господи, ведь мне тридцать три… да какое там тридцать три, все тридцать шесть. Кого ты собираешься дурачить, старая шлюха? Могла ли я когда-нибудь подумать, что один вид мужчины – какая разница какого мужчины – заставит так биться мое сердце?»

В своем темном костюме, с волосами, зачесанными назад, и аккуратно подстриженными усами, Рио выглядел великолепно.

Вельвит поставила букет в вазу, наполнила ее водой из кувшина, что стоял на столе, и понесла в гостиную.

– Они выглядят совсем по-весеннему, – сказала она, ставя вазу на крышку рояля. – Я с трудом могу поверить, что уже почти Рождество.

– Я тоже.

– У тебя есть какие-нибудь планы на праздники?

– Нет, мэм.

– Красноречием ты, я вижу, по-прежнему не блещешь. Кстати, ты только что разминулся с Эльке. Мы обедали вместе. К сожалению, булочная у нее не процветает, как раньше. Она надумала ее продавать. Бедная. Кажется, и без того неприятностей хватает.

– Мне очень жаль слышать об этом, – отозвался Рио, переминаясь с ноги на ногу.

– Я знаю, ты пришел не только для того, чтобы принести цветы. Хочешь увидеть кого-нибудь из девушек?

Он резко мотнул головой.

– Нет, мэм.

– Так зачем же ты пришел сюда?

Он стал краснее роз.

– Чтобы получить долг.

– Про долг я помню и повторяю: ты можешь взять любую из девушек бесплатно.

– Вы правильно помните.

– Так какую же ты хочешь?

– Я х-х-хочу вас.

– Я больше не обслуживаю клиентов.

– Я знаю.

– Но ты уверен, что хочешь меня?

Он вынул из кармана носовой платок и вытер испарину со лба.

– Уверен. Чертовски уверен. Я не мог думать ни о чем другом. Не мог работать и спать тоже не мог. Все время думал о вас. Мистер Прайд сказал, что со мной что-то случилось.

Вельвит усмехнулась.

– В таком случае я не вижу причин, почему надо здесь толкаться и пережевывать одно и то же. Следуй за мной.

Она взяла вазу с рояля и понесла в спальню, где поставила на туалетный столик. Делая это, она чувствовала себя довольно глупо, но ей не хотелось делить с девушками цветы Рио. Она и так уже разделила с ними все остальное, что касается Рио.

Закрыв дверь и отгородившись таким способом от остального мира, Вельвит повернулась лицом к мужчине, о котором так много думала в последнее время.

– Давно уже я не занималась этим делом.

– Как давно?

– Шесть лет.

– Неужели ни разу? В таком случае я очень польщен, что вы выбрали меня, – ответил Рио с обескураживающей искренностью. – Надеюсь вас не разочаровать.

Она могла ему сказать, что уже наслышана от девушек о его способностях и что разочарована не будет. Ни при каких обстоятельствах. Она могла ему сказать, что в ее жизни было столько мужчин, что уже ничто не может ее разочаровать.

Она могла ему сказать и больше. Но ей вдруг захотелось думать, что это ее первый мужчина. И судя по тому, как дрожали руки, когда она начала раздеваться, это так, похоже, и было.

С бешено колотящимся сердцем Рио смотрел, как она снимает одежду.

– О Боже! – простонал он, увидев появляющиеся из кружевной блузки ее кремово-белые плечи.

– Что-то не так?

– Нет, мэм. Как раз все именно так.

– А ты что, не собираешься раздеваться?

– Не прямо сейчас, если позволите. – Чем больше одежды она с себя снимала, тем легче приходили слова.

К тому времени, когда она избавилась от лифа и всего остального – панталон, корсета, – слова прямо спрыгивали с его языка:

– Вы самая прекрасная женщина, какую я только видел в своей жизни! Я бы все время только и любовался вами.

– Это самые чудесные слова, какие я когда-либо слышала от мужчины.

– Такая красавица? Я полагал, у вас должно было быть полно мужчин, у которых хорошо подвешен язык.

– Клиенты обычно очень торопились затащить меня в постель. Не думаю, что они даже знали, как я выгляжу. А тратить время на разговоры у них вообще не было желания.

– В таком случае, все они дураки!

Dios mio,^[25] он никогда не видел таких совершенных грудей!

Когда Вельвит, совсем обнаженная, наконец предстала перед ним, ему показалось, что чудесным образом сбылась его самая заветная мечта.

Ее тело было – чистый алебастр. А какие это были ноги – дивные, полные в бедрах и аккуратные в лодыжках.

– Если вам нетрудно, прошу вас, повернитесь кругом… Только очень медленно.

Вельвит недоуменно нахмурилась.

– Я не укушу, если ты прикоснешься ко мне.

– Это подождет. Мне сейчас хочется просто смотреть. Вы действительно произведение искусства. Глядя на вас, такую, какая вы есть, действительно начинаешь верить, что Бог все-таки существует.

Вельвит засмеялась низким глубоким смехом. Смеялась долго. Звук ее смеха казался ему слаще любой музыки. Глядя на ее покачивающиеся груди, Рио почувствовал, как сжимается сердце.

К тому времени, когда она повернулась на пол-оборота, чтобы обнажить свои полные округлые ягодицы, он уже весь сгорал от страсти. Сорвав с себя костюм, он бросил его на пол.

В девичестве Вельвит необыкновенно гордилась своей внешностью. То и дело бегала посмотреться в зеркало.

– Не забирайся слишком высоко, падать будет больно, – говорила ей мать.

И Вельвит действительно упала, гораздо больнее, чем предполагала мать. Она закончила свой медленный пируэт и вновь стала к нему лицом. Теперь настала ее очередь восхищаться.

Протянув руку, она прошлась пальцами по его плечам и серой поросли на груди, чувствуя переплетение его сильных мускулов. Затем взяла его руку и скользнула в постель, потянув за собой.

Он с жадностью набросился на ее губы, пробуя их на вкус, и от этих прикосновений она почувствовала острую и сладкую боль, которая пронзила ее всю, до пальцев ног.

Рио доказал, что он изобретательный, восхитительный любовник. То, что он проделывал своими губами, языком, зубами, заставляло ее стонать от удовольствия.

Еще до всего остального, до главного, он насытил ее желание так полно, что когда в конце концов вошел одним мощным движением, Вельвит подумала, что умирает и поднимается на небеса. К ее большому удивлению, почти сразу же наступила кульминация. У нее.

Ей приходилось имитировать оргазмы много раз. Чтобы доставить удовольствие клиенту, она стонала и хрипела с такой страстью, что на этом в конце концов удалось даже сделать карьеру. Но сейчас было совсем другое. Мощный ток ударил в ее живот, заставил дрожать бедра.

– Ты не возражаешь, если я не буду торопиться? – прошептал он ей на ухо.

– Будь моим гостем. До вечера у нас полно времени.

Глава 14

– Я все еще не верю, что это случилось, – сказала Эльке, обращаясь к Кэролайн Гробе. Та в это время заворачивала блюдо в газету. – Когда мы с Отто строили этот дом, думали, что это навсегда. Я представляю, как бы он был разочарован, узнав, что я продала булочную.

Хотя всю одежду Отто она раздала бедным, его запах, неотделимый от запаха дрожжевого теста, казалось, все еще витал в воздухе.

– Ты очень строга к себе, Эльке. Твой Отто все бы понял, – ответила Кэролайн. – Не сомневаюсь, он бы решил, что ты все сделала правильно.

– Но ведь булочная была всей его жизнью. – Эльке отбросила упавшую на лицо прядь.

Она собирала вещи целый день и очень устала. Не столько физически, сколько морально.

Она как встала с утра, так и двигалась почти весь день, как сомнамбула. Если бы не Кэролайн, которая пришла помочь несколько часов назад, Эльке бы никогда не управиться вовремя. Мистер Дитц должен прибыть к четырем часам, чтобы забрать ключи. К этому времени она должна быть готовой.

– Отто любил булочную, но теперь ты должна подумать о своей собственной жизни, – убеждала ее Кэролайн. – Ты уже решила, что собираешься делать?

– Пока сниму номер в отеле Нимитца.

Приняв решение продать булочную, Эльке не была способна решиться на все остальное. Она знала, что должна подумать о будущем, и каждое утро просыпалась с твердым намерением сделать это. Но каждый вечер ложилась в постель, так и не приняв никакого решения.

Эльке окинула взглядом гостиную. Сколько они с Отто провели здесь тихих вечеров. Она его никогда не любила, но ей всегда будет его не хватать.

– Жаль, что мистер Дитц не пригласил тебя остаться работать в булочной.

– Наверное, жаль, – ответила Эльке, хотя ни за что бы не согласилась на это.

Работать в доме, который построили они с Отто, зная, что другая женщина называет его своим домом, это было бы непереносимо. В возрасте двадцати девяти лет она чувствовала, что уже перенесла всю боль, отпущенную ей на жизнь. Брать в долг ей не хотелось.

Эльке продолжила сборы, заставляя себя не думать об этом.

– Ты слышала о приеме, который устраивают Патрик и его молодая жена? – спросила Кэролайн несколько минут спустя.

– Да, – коротко ответила Эльке. Еще бы не знать, об этом приеме все сейчас в городе только и говорят.

– Я просто не могу дождаться. Очень хочется познакомиться с его женой. Я слышала, она очень красивая. Но мы же все знаем Патрика, у него такой изысканный вкус. – Кэролайн сложила последнюю тарелку. – Почему бы тебе не поехать с нами на ранчо?

Краска залила щеки Эльке. Хотя огонь в камине горел еле-еле, ей было очень жарко.

– Спасибо, но я не поеду.

– Но почему, можно спросить?

Эльке не могла сказать Кэролайн, что просто не была приглашена, что лучший друг ее мужа не хочет иметь с ней ничего общего.

– Ради Бога, всего только два месяца, как я осталась вдовой. И кроме того, у меня просто нет никакого настроения.

Кэролайн потянулась через стол и коснулась руки Эльке.

– Никто тебя не осудит, если ты пойдешь.

– Они все уже давно меня осуждают за то, что я провела месяц в публичном доме. Зная при этом, что я выполняла предписания доктора.

– Моя дорогая Эльке, они тебя не осуждают. Они просто немного смущены.

– Вот я и не собираюсь смущать их снова. Поэтому предпочитаю оставаться дома.

Дома. Как много всего заключено в этих четырех буквах.

Через несколько часов у нее уже не будет дома. Эльке потерла лоб. Как странно выглядит комната теперь, когда все упаковано. И главное, мебель осталась – она продала ее вместе с домом, – но вещи, душа дома, которые создавали его индивидуальность, были уложены в ящики.

– Слава Богу, наконец закончили, – сказала Кэролайн, поднимаясь на ноги и вытирая руки о передник. – Мне не хочется оставлять тебя здесь одну, но нужно идти. Семья ждет.

Эльке крепко обняла Кэролайн.

– Не знаю, как тебя и благодарить.

– Не надо никаких благодарностей. Ты бы поступила точно так же. – Кэролайн взяла со стула свою шаль и шляпку. – Не забудь, мы ожидаем тебя в воскресенье на ужин.

Эльке проводила Кэролайн до двери.

– Меня, наверное, к этому времени уже здесь не будет.

Кэролайн испуганно посмотрела на нее.

– Что ты имеешь в виду, черт возьми?

– Мне не хочется оставаться во Фредериксбурге. Сейчас у меня достаточно денег, чтобы возвратиться обратно в Германию. Может быть, добрый Господь как раз таким способом и пытался мне внушить, что мое место не здесь, а там, откуда я родом.

Шарлотта сидела за столом в библиотеке и просматривала список. Прием в особняке Прайда все же состоится, и список, конечно, нужен, а как же без списка? Надо подождать всего четыре дня, и она наконец выполнит свое предназначение, станет хозяйкой самого знаменитого дома в Техасе. Муж будет гордиться ею. Она покажет, что он женился на красивой, умной, да что там умной – талантливой женщине.

В том, что их брак начался так неудачно, частично виновата она сама. Тут следует все же правде смотреть в глаза. Правда, частично, совсем немножко, капельку. Теперь она открывает новую страницу своей жизни. Мать всегда говорила: «Не останавливайся, если что задумала». Этот прием будет только первым шагом.

Шарлотта взяла перо, окунула в чернильницу и пробежала глазами первый лист, ставя отметки в тех местах, где работа была уже выполнена. В разделе «работа по дому» значилось: отполировать серебро, как следует вымыть фарфор, выстирать и отгладить все постельное белье и скатерти, натереть воском мебель, выбить ковры.

Три первые позиции были выполнены. Она разделила работу между Кончитой Альварес, ее четырнадцатилетней дочкой Марией и Эллой Мэй. Мария работала так хорошо, что Шарлотта решила просить Патрика назначить девочке постоянное жалованье.

Дом был слишком большой, двух служанок не хватает. Да и крепкие мужские руки требуются, например, чтобы выбивать ковры.

Она отложила список «работы по дому» и обратилась к меню. С учетом кулинарных возможностей Кончиты, она решила пойти на компромисс. Слава Богу, у них еще был запас ветчины, которую тогда оставила эта вдова. Очень вкусная ветчина. Ее можно будет подать к пирогу из сладкого картофеля, который хорошо печет Элла Мэй. Будут поданы также жареные цыплята, ростбиф, жареная зубатка и филе на вертеле, которое называется «посоле», а кроме того, лимонад, всякие специи, приправы и прочее.

На десерт ей очень хотелось подать гостям фруктовое мороженое, но она не знала, как его заморозить и поэтому решила заменить его тортом. Патрик заверил, что гости всему этому будут рады. Ладно, рано или поздно она найдет настоящего, искусного повара.

Дальше по списку шли развлечения. И он начинался с большого вопросительного знака. Шарлотта была в полном отчаянии, пока Патрик не сказал, что один из ковбоев прилично играет на скрипке, а другой на аккордеоне. Она улыбнулась, вспомнив, как смущены были эти парни, когда в первый раз играли для нее. Им, конечно, надо завтра еще порепетировать. И не забыть вынести из гостиной мебель, чтобы можно было танцевать.

Закрыв глаза, Шарлотта представила кружащиеся в вальсе пары в элегантных одеждах, на столе прекрасный фарфор, столовое серебро сияет в свете десятков свечей. Она тоже будет выглядеть восхитительно при свечах.

Еще одна проблема: чем украсить стол. Ей нравилось, когда в центре стола находилось какое-нибудь орнаментальное сооружение с цветами, но ближайшая оранжерея есть только в Новом Орлеане. Здесь могут подойти гирлянды, свитые из можжевельника и падуба, которые растут на ранчо.

Последним по счету, но не по значению, был список гостей. Он занимал две полные страницы и включал каждую более или менее важную персону в радиусе сотни миль.

Самым главным достижением было то, что приглашение принял доблестный Сэм Хьюстон. Она буквально сгорала от нетерпения, чтобы познакомиться с ним. Хотя Патрик представлял губернатора Хьюстона как солдата и государственного деятеля, у него была репутация дуэлянта и любителя женщин, и это ее интриговало.

Это будет первый разведенный мужчина, с которым она познакомится. Само слово «развод» звучало для нее, как странная экзотическая музыка. Ее родители были бы шокированы, узнав, что гостем в ее доме будет разведенный мужчина. Дрожь восторга пробежала по ее телу. Родители ничего об этом знать не будут, значит, и повода для огорчения тоже нет. Она теперь самостоятельная женщина.

И конечно же, она покажет гостям ватерклозет.

Шарлотта едва могла дождаться. Мужчины могут облегчаться в любом месте, а вот женщинам сложнее, особенно, если они носят кринолин. Как дамы будут завидовать ей после того, как увидят все это! К концу вечера, несомненно, она будет королевой общества.

«А на следующий год в это время, – поклялась Шарлотта, – я буду хозяйкой самого модного салона в штате».

Надеть она решила изумрудное платье от Ворта. То самое, которым восхищался Патрик в тот вечер, когда все случилось. Это платье принесло ей тогда удачу. В этот раз ей тоже нужна удача. Списки составлены, организаторские способности у нее дай Бог каждому, трудно вообразить, что такого непредвиденного может случиться. Ее занятие прервал стук в дверь. В комнате появилась Элла Мэй, одетая в свое лучшее платье, то, что ей подарила Шарлотта из своих обносков.

– Господи, чем ты собираешься заниматься в этом платье? – спросила Шарлотта.

– Разве вы не помните, я же давно отпрашивалась? У меня сегодня после обеда выходной.

Шарлотта и думать об этом забыла.

– Ты что, уже на сегодня всю работу закончила?

– Да, мэм. Для этого я встала в пять утра.

Ну что ж, раз сделала, так сделала. Значит, план выполняется. Она улыбнулась Элле Мэй.

– Хорошо, тогда можешь идти. Только вернись к ужину. Обязательно. Ты мне нужна, чтобы попрактиковаться сервировать стол перед приемом.

– Да, мэм, – сказала Элла Мэй и сделала реверанс, едва сдерживая гримасу. Шарлотта все последнее время заставляла ее делать реверансы.

Элла Мэй открыла дверь библиотеки и выскользнула в холл. Надо убираться поскорее, а то хозяйка, чего доброго, изменит решение. С нее станется. На цыпочках она прошла весь длинный холл. Зная, что придется спешить, свою шляпку, перчатки и пальто она оставила на столе у передней двери. Взяв их, она вышла наружу. Только здесь Элла Мэй позволила себе роскошь немного расслабиться в предвкушении пикника с Уайти.

Воздух был морозный, холодный и чистый. Глубоко дыша, Элла Мэй посмотрела вдоль дороги. И тут же увидела вдали экипаж.

Уайти посадил ее в кабриолет, и они, весело болтая – в основном о предстоящем на ранчо приеме, – отъехали к уединенному месту у реки, в нескольких милях от дома.

Здесь быстро собрали дрова для костра, потом ели в относительном молчании и затем сидели, держась за руки.

– Очень жаль, но мне надо возвращаться, – наконец сказала Элла Мэй, глядя на потемневшее небо. – Я благодарю вас за прекрасный день.

Уайти не сдвинулся с места.

– У меня есть кое-что вам сказать, – произнес он, еще крепче сжимая ее руку, – вернее, кое-что, о чем я хотел бы вас спросить.

Что его могло заинтересовать, Элла Мэй не представляла. Ведь она уже рассказала ему все о своей жизни в Натчезе.

Шарлотта сидела в гостиной и с каждым движением стрелки часов все больше и больше теряла терпение. Скоро ужин, а Патрика все нет. Нет и Эллы Мэй, которая должна была подавать этот ужин. Эйфория, охватившая ее днем оттого, что план успешно выполняется, растаяла часом раньше, когда она попробовала сервировать стол без помощи Эллы Мэй.

Хотя Патрик уговаривал ее не делать этого каждый вечер, она упорно отказывалась жить проще. А теперь мучилась и проклинала Эллу Мэй на чем свет стоит.

И как раз в этот момент в комнату вбежала Элла Мэй. Как будто сам дьявол ее в спину толкнул. С расширенными глазами и спутанными волосами она выглядела очень странно.

– Тебя что, кто-то преследует? – спросила Шарлотта, почему-то встревожившись.

– Нет. Но Уайти ждет там, в холле, чтобы поговорить с мистером Патриком.

– Зачем?

– Мисс Шарлотта, у меня потрясающая новость, – восторженно проговорила Элла Мэй. – Я выхожу замуж.

– Я не поняла, что ты сказала?

– Я выхожу замуж. Уайти сделал мне сегодня предложение.

– Господи, я не слышала ничего более смешного. – Шарлотта сжала губы. – Ты не можешь выйти замуж без моего разрешения, а я тебе его не даю. Ты мне нужна здесь.

Элла Мэй сделала шаг назад.

– Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении. Я свободна.

И вот тут Шарлотта наконец поняла, что положение очень серьезное. Да нет, не серьезное, а просто катастрофическое. О каком приеме может идти речь, если не будет единственной подготовленной служанки. Кто приготовит пирог из сладкого картофеля? Кто сервирует стол для гостей? Кто причешет ее и оденет?

Совершенно очевидно, она не должна позволить этой девчонке уходить. Вопрос только в том, как ее удержать?

Элла Мэй, казалось, замешательства Шарлотты не замечала.

– Я все еще не могу поверить, что Уайти сделал мне предложение. Он такой красивый – настоящий джентльмен. Он говорит, что у него есть свой маленький домик недалеко от дома мисс Гилхули, и мы будем там с ним жить. Мы скоро обвенчаемся, мисс Шарлотта.

Шарлотта вскочила на ноги.

– Ты можешь забыть обо всем этом. И чем скорее, тем лучше. Ты не имеешь права уходить от меня после всего, что я для тебя сделала. Я ничего не хочу об этом знать. Слышишь?

Элла Мэй помрачнела. Восторга как не бывало. В какой-то момент Шарлотта подумала, что девчонка собирается поднять на нее руку. Нахалка.

– Вы ничего для меня не сделали, кроме как гоняли с утра до вечера. Мистер Патрик – единственный, кто мне помог, и я до смерти не забуду его доброты. Я знаю, сколько ему должна, совершенно точно знаю, до единого пенни. Вот почему Уайти хочет с ним поговорить и ждет его. Он хочет возвратить мистеру Патрику деньги, которые он потратил, выкупая меня. Так что не надо больше говорить со мной таким тоном.

Месяцами Шарлотта сдерживала свой темперамент, копя все в себе, ничего не говоря мужу. Сейчас она воспламенилась как порох.

– Отлично. В таком случае пошла вон отсюда, Мисс Ваше Величество. Единственное, чему я рада, – мамы здесь нет, и она не видит всего этого. Это бы разбило ее сердце. Ты уволена, поэтому собирай вещи сейчас же и уходи. Я не хочу тебя видеть, убирайся с моих глаз долой.

– Ну зачем же так, мисс Шарлотта, – сказала Элла Мэй более примирительным тоном. – А как же прием? Как вы сможете справиться одна, без меня?

Шарлотта топнула ногой.

– Как я справлюсь, не твоя забота. Пошла вон, пока я не взяла хлыст!

Элла Мэй удалилась, а она продолжала стоять, как будто приросла к полу.

Только через несколько минут Шарлотта нашла в себе силы двигаться. Пройдя на ватных ногах к дивану, она упала на покрывало, не заботясь о том, что кто-нибудь войдет и увидит ее задравшуюся юбку с кринолином.

Но какое сейчас имеет значение, что кто-то увидит ее нижнее белье. Весь мир в одночасье разбился вдребезги. Она намотала плотное покрывало на кулаки и плакала до тех пор, пока нос и глаза не распухли. Этот огромный тихий дом давил на нее, прижимал к земле. Все очень плохо. Непоправимо плохо.

«Это Патрик виноват. Если бы он тогда не выкупил Эллу Мэй… Ладно. – Шарлотта глубоко с дрожью вздохнула. – Патрик Прайд заварил эту кашу, пусть ее и расхлебывает».

Глава 15

Проезжая по Главной улице Фредериксбурга, Патрик не решился посмотреть в сторону булочной Саншайнов. Плотно сжав губы, нахмурившись, он глядел прямо перед собой.

Вчера он возвратился домой довольно поздно. После тринадцати часов, проведенных в седле, он предвкушал горячую ванну, вкусный ужин, а потом наконец отдых. Но на веранде его встретили Элла Мэй с Уайти, и пришлось долго разбираться с ними.

Когда он добрался наконец до гостиной, то нашел там Шарлотту. В истерике. Впрочем, это его не удивило, но остаток вечера пришлось провести, обхаживая ее.

В конце концов ему удалось разжать ее стиснутые зубы и влить немного чая. Затем он кое-как ее раздел и уложил в постель. Но тут она схватила его за руку и начала кричать, что ее бросили все, что ее бросила Элла Мэй, что он тоже бросил ее. При этом она упорно отказывалась признать, что Эллу Мэй выгнала она сама.

Станет ли Шарлотта когда-нибудь взрослой, чтобы отвечать за свои поступки?

Как можно думать о том, чтобы заводить с ней детей, когда она сама настоящее дитя?

Шарлотта была права только в одном: необходимо найти квалифицированную экономку, и как можно быстрее. Сама Шарлотта – это уже очевидно – вести хозяйство не может.

Патрик скользнул взглядом по пешеходам, что сплошным потоком спешили по деревянным тротуарам. Женщин, всех без исключения, сопровождали мужчины. Несомненно, это были их мужья.

«Дохлое дело, – подумал он. – В таком городке, как Фредериксбург, одинокие женщины явление очень редкое. Как, черт побери, я найду экономку, если все достойные женщины здесь выходят замуж в шестнадцать, а недостойные быстро находят другой способ зарабатывать себе на жизнь?»

Патрик вспомнил, что он вчера так и не поужинал, а утром не завтракал, потому что торопился.

«Надо хотя бы пообедать, – решил он и направился в отель Нимитца. – Кстати, может, Чарльз что-нибудь посоветует».

Он остановил коня у входа в отель, подвязал к его морде торбу с овсом, постучал шляпой о колени, чтобы выбить пыль, затем открыл дверь и вошел в холл.

Чарльз Нимитц сидел на своем обычном месте за конторкой. Увидев Патрика, он удивленно вскинул брови.

– Вот уж вас я не ожидал увидеть. Думал, вы весь по уши в делах. Ведь такой прием готовите грандиозный. Что привело вас в город сегодня?

– Это долгая история. Если коротко, то я ищу экономку. Может быть, вы кого-нибудь порекомендуете?

Чарльз Нимитц задумался.

– А вы знаете, по-моему, есть нужный человек. Эльке Саншайн ищет, куда бы пристроиться.

Ответ Нимитца Патрика испугал. Он даже подумал, что тот неправильно его понял.

– Извините, что вы сказали?

– Я сказал, Эльке Саншайн ищет работу.

– Но это же безумие. У нее булочная.

– Уже нет.

Сердце Патрика подпрыгнуло в груди.

– Что происходит? Вернулись Детвайлеры?

– Нет, не в этом дело. Просто она больше не смогла управляться с булочной, а тут покупатель вовремя подвернулся. Вы можете поговорить с ней о своем деле, если хотите. Она пока поселилась у меня в отеле, решает, как ей быть.

Патрик забыл обо всех своих проблемах. Он забыл о Шарлотте, забыл обо всем на свете.

«Эльке, – стучало в его голове. – С ней что-то случилось. Наверняка что-то случилось, если она была вынуждена продать булочную. И я опять не смог ей вовремя помочь».

Тот факт, что он ничего не знал о ее последних проблемах, не извинял его. Надо было знать. Надо было помнить все время. Но он избрал другой путь. Трусливый. Не приезжал в город – ни разу с тех пор, потому что боялся своей любви. А она вовсе никуда и не уходила, его любовь.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что Эльке решает, как ей быть?

– Это не секрет, что в последнее время Эльке сильно не везет. Она упоминала что-то о своем возвращении в Германию.

Патрик покачнулся, как будто получил страшный удар. Он не должен позволить Эльке уехать. Вместе с ней уйдет – да что там уйдет, просто умрет – его часть, причем лучшая часть.

– С вами все в порядке? – спросил Чарльз, изучая лицо Патрика. – У вас бледный вид.

– Со мной все в порядке. Так где, вы говорите, я могу найти Эльке?

– Я пока еще ничего не говорил, но, если хотите знать, она сейчас в ресторане.

– Это очень удобно, – проговорил Патрик, пытаясь скрыть волнение. – Я сам собирался пообедать.

Не произнося больше ни звука и не оборачиваясь, Патрик поспешил через холл в ресторан.

Он увидел Эльке сразу. Она сидела за столиком у окна и смотрела в пространство, не обращая внимания на любопытные взгляды. Особенно старался один тип – Патрик был готов задушить его, – который глазел на нее так, как будто желал получить ее на десерт.

Одета она была в голубое шелковое платье. То, в котором она была в тот вечер, когда он уезжал в Натчез.

«Наверное, у нее не так уж много платьев, которые бы она сочла пристойными для посещения ресторана. Ничего-то у нее нет», – подумал Патрик и внезапно почувствовал острый укол совести. Он хотел подарить ей мир, а вместо этого собирается предложить работу. Он ненавидел себя за это.

Ей не нужно с ним встречаться. Никогда. Так было бы много лучше. Эльке еще так молода, у нее все впереди. Она вполне может найти человека, который ее полюбит, она может снова завести семью. Она заслуживает всего этого и даже больше. Но все же… все же он не может позволить, чтобы она уехала.

Если эта женщина уедет, все, что есть нежного и хорошего в его натуре, исчезнет вместе с ней. Патрик не хотел даже думать о человеке, который останется здесь после ее отъезда – озлобленном, раздраженном человеке, – но был уверен, что в шкуре этого оставшегося человека состариться он не хочет.

Он раздумывал, как подступиться к ней, как заставить ее согласиться стать его экономкой. Конечно, можно рассчитывать на ее врожденное стремление помогать людям, на ее доброту. Но…

«Самое главное, – решил Патрик, – чтобы она попала ко мне на ранчо. А там уж я смогу о ней позаботиться».

– Не возражаешь, если я присяду рядом? – спросил он с вымученной улыбкой.

Эльке сжала салфетку, лежавшую на коленях. Несмотря на дрожь, охватившую всю нижнюю половину тела, она сделала усилие, чтобы выглядеть нормально.

– Конечно, не возражаю. Но должна сразу извиниться, что долго не задержусь. Я почти закончила. Ты, я вижу, не очень удивлен, увидев меня здесь.

– Чарльз сказал мне, что ты остановилась в отеле. Он рассказал мне, и почему ты это сделала. Мне очень жаль, что тебе пришлось расстаться с булочной. Я очень хочу тебе помочь.

Эльке избегала встречаться с ним взглядом.

– Это едва ли возможно.

– Печально, что ты так считаешь. Друзья должны помогать друг другу.

– Что ты задумал на этот раз?

– Ничего я не задумал. Но мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, выслушай меня. Уверен, Отто бы это одобрил.

«Надо же, как завернул, – подумала Эльке. – Про Отто вспомнил».

Но если посмотреть правде в глаза, то Отто действительно бы захотел, чтобы она выслушала все, что скажет Патрик, и даже помогла ему всем, что в ее силах. И в глубине души она этого тоже хотела.

– Хорошо. Я слушаю. Но ничего не обещаю. Просто слушаю. Так что тебе нужно?

– Я приехал в город, чтобы найти экономку, и ты самая удачная кандидатура на это место. Ты прекрасно поладишь с Кончитой, ты все знаешь на ранчо, ты прекрасно готовишь и…

– Об этом не может быть и речи, – прервала его Эльке, при этом резко отодвинув стул, так, что даже покачнулся бокал.

Но он не сдавался:

– Но ты же согласилась меня выслушать. Я не прошу тебя принимать эту работу ради меня. Я очень редко бываю дома, все время в делах – так что ты меня даже и видеть не будешь. Я прошу ради моей жены. Ты ведь с ней даже еще не познакомилась. Она бы, несомненно, очень обиделась, услышав то, что я сейчас скажу, почувствовала бы себя униженной, но, поверь мне, у нее просто нет ни умения, ни зрелости, чтобы вести большое хозяйство. Она вообще не приспособлена к жизни на ранчо и оттого чувствует себя ужасно одинокой. Бедняжка плачет каждую ночь, когда остается одна.

– Ну, так уж и одна.

– Нет, правда, она очень одинока. Ее служанка, Элла Мэй, вчера ушла. Она выходит замуж за Уайти Берка. Честно говоря, я ума не приложу, как выпутаться из создавшегося положения. Ты, должно быть, еще помнишь, как чувствовала себя в первые несколько лет в Техасе. Я знаю, ты могла бы помочь Шарлотте преодолеть этот барьер, пройти через это трудное время. И у тебя тоже будет время осмотреться и принять решение, как жить дальше. При этом можно будет пока не тратить деньги от продажи булочной. Чарльз что-то говорил о том, что ты думаешь о возвращении в Германию.

– Чарльзу лучше было бы заниматься своими делами.

– Я хочу, чтобы ты знала, – если ты решишься на отъезд, я буду ухаживать за могилой Отто. Но учти, Отто бы не понравилось, что ты принимаешь такое важное решение в спешке.

Эльке сидела неестественно прямо, скрывая то, что творится у нее на душе. При упоминании Отто ее плечи опустились. Она еще ни разу не была на могиле, боясь встретиться с Патриком. Теперь Эльке корила себя за эту трусость.

– Я тебя расстроил. Мне этого вовсе не хотелось. Пока его усилия удались лишь частично. Во всяком случае, логику в его рассуждениях она игнорировать не могла. На возвращение в Германию потребуются все ее деньги, какие есть, но гарантий, что она найдет там наконец свое счастье, не было никаких.

Ее родители приехали в Техас в поисках лучшей жизни, и она обязана сделать все, чтобы оправдать их надежды. Сможет ли она жить в согласии сама с собой, если откажется от этого?

– Я еще пока не знаю, – сказала Эльке, думая вслух.

Патрик не стал терять времени. Надо было закрепить завоеванные позиции.

– Я не прошу тебя сейчас, немедленно принимать решение. Если что-то не получится, ты, разумеется, будешь вольна уйти, когда захочешь. А вот что касается моей жены, то ты сделаешь эту одинокую девушку очень счастливой.

Как странно, что он называет свою жену девушкой. Она что, действительно, такая юная?

– Ну и когда надо начинать? – услышала Эльке собственный вопрос и очень удивилась.

– Чем раньше, тем лучше. Например, завтра утром. Надеюсь, ты слышала о приеме, который устраивает Шарлотта?

«Я что, в довершение ко всему еще и лишилась рассудка? – спрашивала себя Эльке. – Что, черт возьми, происходит? Неужели в решусь работать у Патрика?»

«А как ты можешь отказаться?» – быстро ответил ее внутренний голос.

– Теперь, когда Элла Мэй ушла, Шарлотта одна. Боюсь, что она откусила гораздо больший кусок, чем может проглотить. Я имею в виду этот прием. Но все понятно. У нее ведь здесь нет ни друзей, ни знакомых. Бедняжка, она хочет произвести хорошее впечатление на моих друзей.

У Эльке было ужасное настроение, но она все же не могла не посочувствовать Шарлотте.

– Думаю, что я могла бы помочь. Но только на время подготовки к приему.

Напряженные мускулы Патрика расслабились.

– Ты просто меня осчастливила. Я скажу Кончите, чтобы она приготовила одну из гостевых комнат.

Эльке глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. По сравнению с тем, как она себя чувствовала, ее голос звучал куда более уверенно.

– То, что ты счастлив, меня интересует в последнюю очередь. Я делаю это не для тебя. Я делаю это для твоей жены. Тем не менее есть пара вещей, которые мне хотелось бы оговорить.

– Только назови свои условия, Солнышко.

– Ну, во-первых, я бы предпочла, чтобы ты не звал меня так. Я ведь буду работать у тебя.

– Хорошо. Назовите свои условия, миссис Саншайн.

Она стиснула зубы.

– В твоем доме я жить не буду. Меня вполне устроит флигель.

– Но ведь это же просто хижина. Там нет никаких удобств.

– Либо мы договоримся, либо ничего не получится.

– Хорошо. Что еще?

– Я хочу, чтобы ты дал мне твердое обещание, что никогда не будешь просить от меня ничего больше оговоренного и не будешь препятствовать моему отъезду на следующей неделе. – «И что никогда не прикоснешься ко мне снова», – мысленно добавила она. – У нас с тобой это деловое соглашение, и ничего больше. Я ожидаю получить жалованье.

– Столько, сколько скажешь, – Патрик вскочил на ноги. Надо бежать отсюда, пока она не передумала. – Если ты не возражаешь, я не буду обедать, а сразу поеду. Я хочу скорее обрадовать Шарлотту. Наконец ее печали кончились. Она будет на седьмом небе.

«В конце концов хотя бы кто-то из нас будет счастлив», – подумала Эльке, провожая взглядом Патрика. Что касается ее чувств… – ее неприятности только начинаются.

«Я снова позволила своему сердцу управлять разумом. Но не надо лгать хотя бы себе. Я сделала это не ради женщины, которую никогда не видела. Я сделала это ради себя».

Видеть Патрика каждый день – это было слишком большим искушением, чтобы ему можно было противиться.

Все время пути к ранчо Патрик ругал себя.

«Я просто подлец. Я ведь играл на ее слабых струнах. Я просто вынудил ее согласиться».

Усталая лошадь довезла его на ранчо только поздно ночью.

Он не стал будить никого из работников, сам отвел лошадь в конюшню и задал ей корм. Только после этого направился в дом. Несмотря на поздний час, в гостиной горел свет.

Шарлотта не спала. Она ждала его.

– Я так рада, что ты вернулся! – воскликнула она, бросаясь ему на шею. – Я думала, ты приедешь только завтра и все не могла заснуть. Этот огромный дом, кажется, знает, что тебя нет. Он трещит все время и стонет, как будто хочет очень меня напугать.

– Придумываешь ты все это, – сказал Патрик, освобождаясь от ее объятий. – Дом этот такой же мой, как и твой.

– Я знаю… знаю. И стараюсь. Но не всегда еще получается. Ты нашел экономку?

«Как это похоже на Шарлотту – думать прежде всего о своих интересах и заботах. Ей ведь даже в голову не пришло спросить, сыт я или голоден, даже стакан воды не предложила. А ведь я проехал шестьдесят миль туда и обратно и устал не меньше, чем эта лошадь».

Но злиться на Шарлотту он не мог. Так ее воспитали родители. Она всегда должна быть в центре Вселенной.

– Мне повезло. Эльке Саншайн продала булочную и на некоторое время согласилась нампомочь.

Шарлотта всплеснула руками, как обрадованный ребенок, и затанцевала по комнате.

– Это ведь та, что оставила такие чудесные продукты?

– Да, – ответил Патрик напряженным голосом. «Господи, что я делаю? Я едва могу слышать, когда Шарлотта произносит ее имя. Как же я перенесу, если Шарлотта начнет ею командовать? А она непременно начнет».

– Вот видишь, старый ворчун. Я же говорила, что найти экономку будет несложно. Если бы мы никого не нашли, представляю, как бы ты выговаривал мне за то, что я плохо обращалась с Эллой Мэй.

Патрик схватил Шарлотту за руку, и она была вынуждена резко остановиться.

– Ой! Мне же больно, – застонала она.

Он хотел не просто сжать ее руку. Он хотел гораздо большего – сказать, что зря женился на ней, что он сильно жалеет об этом. Но чего ее винить – сам виноват!

– Мы должны договориться кое о чем, – проговорил Патрик сквозь стиснутые зубы. – Эльке Саншайн ни в коем случае не должна быть здесь на положении служанки. Она мой старый и добрый друг. Если я хотя бы раз услышу, что ты разговариваешь с ней таким же тоном, как с Эллой Мэй, я отправлю тебя назад в Натчез с первой же оказией.

Шарлотта недовольно скривилась.

– Милый, ведь ты, конечно, шутишь? Неужели ты действительно можешь так поступить?

– Насчет шуток ты сильно ошибаешься, моя дорогая. Я говорю это совершенно серьезно. А теперь прошу извинить, у меня сегодня был тяжелый день. Я отправляюсь спать.

Патрик повернулся и решительно зашагал из гостиной, а Шарлотта все это время смотрела на него с открытым от удивления ртом. Она не знала, смеяться ей или плакать. Таким тоном с ней еще никто никогда не разговаривал.

«Что, черт возьми, на него нашло? Наверное, я что-то не то сказала или сделала, – размышляла она, обхватив себя руками. – Почему он так разозлился? Почему он так защищает эту женщину Саншайн?»

Что-то новое и тревожное закопошилось в ней, и застигнутая врасплох Шарлотта остановилась как вкопанная. В первом приближении это можно было бы определить, как ревность. Еще ни разу в жизни она не была так ошарашена.

«Да нет, этого не может быть. Неужели Патрик мог предпочесть вдову какого-то булочника мне, девушке, которая была украшением Натчеза?»

В доме, как и положено, веселились, но звуки смеха и музыки едва проникали сквозь стены в комнату Вельвит Гилхули, где она сидела с Эльке за бокалом вина.

– Ты считаешь, я сделала ошибку? – спросила Эльке.

«Ошибкой это едва ли назовешь, – подумала Вельвит. – Но будь я проклята, если добавлю к переживаниям Эльке еще хоть один штрих».

– Дорогая, я не провидица. Но давай говорить откровенно – ведь ты его любишь.

– Разве это так заметно?

– Не думаю, что это замечает кто-нибудь еще, но я принимала твоего ребенка. Я помню, что с тобой тогда творилось. И ты звала не своего мужа. Ты звала Патрика.

– Почему ты не говорила мне этого раньше?

– В моем деле всегда приходится слышать много секретов. Я считала, что это не мое дело.

– А Рио тоже слышал?

– Думаю, что да. Но насчет него тебе не следует беспокоиться. Этот парень так же скуп на слова, как скряга на деньги.

Эльке выдавила улыбку.

– Неужели он такой?

– Для меня это настоящий праздник. Я имею в виду то, что ты не возвращаешься в Германию. Я безумно счастлива. Очень давно у меня не было подруги. А чтобы я прониклась доверием к мужчине – я уж и не помню, когда это было. Но Рио один из таких, на кого можно положиться. Я буду иметь возможность посещать ранчо Прайда, чтобы увидеться с тобой и одновременно с ним. Это я называю: убить двух зайцев сразу. Все не так плохо, дорогая.

– Я об этом как-то не подумала.

«И о многих других вещах тоже, – усмехнулась про себя Вельвит, размышляя, сказать или не сказать. – Скажу», – решила она.

– Я все же хотела бы тебя кое о чем предупредить.

– Если ты беспокоишься насчет Патрика, то я твердо решила: ничего у нас с ним не будет.

– Не о нем речь. О его жене. Уайти говорит, что Шарлотта Прайд стерва каких мало на свете.

Глава 16

Шарлотта сидела на веранде, окруженная ветками можжевельника. Надо сплести из них гирлянды.

– Черт, – выругалась она, уколов палец уже, наверное, в сотый раз.

В Виндмере она много раз наблюдала, как служанки во дворе плетут праздничные гирлянды. Смотрела на их проворные пальцы и была уверена, что это очень легко. Она вообще считала: то, что могут делать рабы, сможет и она. Стоит только захотеть.

Она жестоко ошибалась. Придется смириться с тем, что на приеме никаких украшений не будет. Да и из еды на столе будут, наверное, только фасоль да маисовые лепешки. Если не прибудет экономка. А она, как видно, не торопится.

Шарлотта нахмурилась и посмотрела на ветки, разбросанные по веранде, а затем на свои исколотые пальцы. Слава Богу, на приеме она наденет перчатки. Не хватало, чтобы гости узнали, что миссис Прайд работала.

Но все же надо попробовать еще, сделать последнюю попытку. Наклоняясь за веткой, Шарлотта глянула на дорогу и увидела облачко пыли.

«Интересно, кто бы это мог быть?» – удивилась она, тут же вообразив, что это набег индейцев или нападение бандитов. У нее сильно заколотилось сердце. Боже мой! Ведь рассказывали, что команчи насилуют белых женщин. Она пристально всматривалась вдаль, и страшные видения мелькали в ее голове.

А может быть, это экономка? Шарлотте наконец удалось разглядеть лошадь и повозку. Нет, индейцы или бандиты таким способом не передвигаются.

Повозка подъехала ближе, и можно было уже видеть кучера-мужчину и сидящую позади женщину.

«Слава Богу», – подумала Шарлотта и облегченно вздохнула.

Но тут ее ударило: как же это она одета – без корсета, да и само платье… и волосы растрепанные. Сегодня утром она одевалась сама и, конечно, корсет затянуть не смогла, и с волосами ничего путного тоже не получилось.

Шарлотта отбросила ветки в сторону и вскочила на ноги. Может быть, еще можно привести себя в порядок? Хотя нет, без помощи Эллы Мэй все равно не справиться.

Повозка приближалась так быстро, что она решила никуда не бегать, а ждать на веранде. В любом случае ей очень хотелось увидеть Эльке Саншайн.

Несколько минут спустя возница остановил кабриолет перед домом. С заднего сиденья поднялась высокая женщина. Пока она занималась разгрузкой своего багажа, Шарлотта имела возможность разглядеть ее с головы до ног. После чего ее зарождающаяся ревность исчезла совсем.

Нет, Патрик не мог увлечься такой дылдой, с пучком на голове, как у старой девы, и веснушками по всему лицу. А одета-то как – совсем не по моде, без кринолина. К тому же еще и старая.

«Да она ни в какое сравнение не идет со мной».

Эльке Саншайн подняла голову и увидела Шарлотту. Их взгляды встретились.

«А вот глаза у нее красивые, голубые», – подумала Шарлотта, спускаясь по ступенькам веранды.

– Добро пожаловать на наше ранчо, – сказала она, забыв о ветках можжевельника.

Ее кринолин потащил за собой одну из больших веток, тут же Шарлотта споткнулась о другую и вдруг, вскинув руки, потеряла равновесие. Изысканная хозяйка особняка начала падать.

– Помогите! – жалобно закричала она.

Эльке взбежала по ступенькам, схватила ее за талию и поставила на ноги. Патрик не преувеличивал. Его жена действительно беспомощна.

– Все в порядке?

Шарлотта кивнула и рассмеялась.

«Значит, вот она какая, стерва», – подумала Эльке.

– Если что-то и не в порядке, так это мое достоинство. Мама учила меня падать в объятия исключительно мужчин. В первый раз я это проделала с женщиной. – Шарлотта засмеялась снова, и смех ее был на удивление искренним и мощным, чего никак нельзя было ожидать от столь миниатюрного существа.

«Неудивительно, что Патрик зовет свою жену ребенком, – думала Эльке. – Она такая хрупкая на вид, как маленькая красивая фарфоровая кукла». Она вдруг поняла, почему Патрик не мог сопротивляться Шарлотте, и почувствовала укол в сердце.

– Я ваша новая экономка, Эльке Саншайн.

– А я Шарлотта Прайд. Надеюсь, вы будете звать меня просто Шарлотта. Мне так нужна приятельница! Даже больше, чем экономка. Почему кучер не заносит ваши вещи в дом?

– Я не буду жить в доме, – ответила Эльке. – Я говорила Патрику… мистеру Прайду, – быстро поправилась она, – что хочу поселиться во флигеле.

– Ну уж нет! Я так рассчитывала, что вы будете жить в доме. – Испуг на лице Шарлотты был таким неподдельным. – Пожалуйста, прошу вас, измените решение. Я не привыкла быть одна, а Патрик всегда поздно приходит. Кроме того, эта полуразрушенная хижина непригодна для жилья.

Видимо, Шарлотта не знала, что Патрик жил там все время, пока не построил дом. Эльке посмотрела на хижину, затем на Шарлотту и заколебалась.

– Пожалуйста, – взмолилась Шарлотта. Эльке не сомневалась, что потом будет жалеть, но противиться открытой мольбе Шарлотты сил у нее не было.

– Ладно. Я поселюсь в доме. В конце концов всегда можно будет переехать во флигель, если вам захочется одиночества.

Шарлотта одарила ее ослепительной улыбкой и взяла под руку.

– Я выросла в очень большой семье, у меня было огромное количество друзей и соседей, которые постоянно приходили и уходили, так что меня одиночество гнетет. – Она вздохнула. – Я ужасно тоскую по дому. Но теперь, когда вы здесь, я начинаю чувствовать себя много лучше. Уверена, мы отлично поладим. Давайте, я покажу вам дом.

Патрик подъезжал к дому и смотрел на флигель. Приехала уже Эльке или нет? Он боролся с желанием соскочить с коня и проверить. Весь день он думал только о ней. Причем думал с каким-то захватывающим дух предчувствием, какое, видимо, должно быть перед женитьбой. Но перед женитьбой он ничего подобного не ощущал.

Никто из женщин не вызывал в нем таких чувств, как Эльке. При мысли о ней ему становилось жарко и тревожно, он испытывал невыразимую нежность, ему хотелось ласкать ее и защищать. Никто из женщин не приводил его в такое неистовство, но и не делал таким счастливым. Как он только мог представить, что ему может быть лучше с обычной красавицей южанкой? О, если бы он сейчас возвращался домой, а встречала бы его Эльке, его жена, а не экономка!

Патрик встряхнул головой. Что за несбыточные желания! Об этом нельзя себе позволять даже думать. Разве он уже не говорил ей однажды, что оба они опутаны этими «если бы»?

Остановив коня у входа в амбар, он передал поводья ожидавшему груму.

– Скажи Рио, чтобы он проверил левое переднее копыто. Там что-то не так.

– Я сделаю это сам, босс, – ответил молодой человек и заговорщицки улыбнулся. – Рио снова отправился в город.

Рио теперь чаще, чем прежде, навещал заведение Вельвит Гилхули. Управляющий всегда имел слабость к проституткам, и Патрик не переставал удивляться, какая из них так завладела его вниманием. Он даже немного завидовал его свободе.

…Стоило ему только открыть дверь, как сразу же о себе объявило присутствие Эльке. Он остановился на пороге, стараясь успокоить сердце, а сам осмотрелся вокруг. В первый раз в особняке был запах, напоминающий настоящий дом.

Пол в центральном холле был натерт воском. Стеклянные глобусы керосиновых ламп над головой сияли. Пикантный запах можжевельника смешивался с ароматом аппетитной пищи. И орнаментировали все это счастливые звуки женской болтовни, доносящиеся из гостиной.

Он позвал жену.

Шарлотта с блаженной улыбкой на лице появилась, лениво покачивая своей юбкой с кринолином.

– Патрик, угадай, что у нас сегодня на ужин?

– Фасоль? – поддразнил он ее, радуясь, что сегодня она хотя бы ради разнообразия в хорошем настроении.

– Глупый, разве фасоль так пахнет? – Она сморщила нос. – Эльке сделала цыплят фрикасе и клецки. У меня уже слюнки текут. Это просто чудо, а не женщина. Она прекрасно готовит, шьет, тут же поладила с Кончитой и Марией, и она, кажется, хорошо образованна.

Эльке? Значит, они уже зовут друг друга по имени. Он почувствовал что-то напоминающее ревность, но тут же отмахнулся. В таком случае ему тоже не придется называть ее миссис Саншайн.

– В доме чудесно. А где Эльке?

Шарлотта взяла его за руку.

– Она ожидает нас в гостиной. Ты сказал, что не хочешь, чтобы я обращалась с ней как со служанкой, и был абсолютно прав. Есть она будет вместе с нами. Я попросила ее. И она собирается научить Марию сервировать стол. – Шарлотта встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, но не дотянулась и поцеловала в подбородок.

– Пойдем, старый ворчун, – произнесла она, беря его за руку и подталкивая к гостиной. – Я знаю, ты умираешь от нетерпения поздороваться с ней.

– Подожди, куда же я пойду в таком виде? Мне надо умыться.

«Умираю, это она точно заметила», – думал Патрик, грустно глядя на себя в зеркало. Быстро умывшись, он решил сменить рубашку и направился в спальню.

Патрик чувствовал себя не в своей тарелке. Последние десять лет он раз в месяц проделывал путь в шестьдесят миль туда и обратно, чтобы только увидеть Эльке. Страстно желая при этом видеть ее каждый день. И вот сейчас, кажется, его заветная мечта осуществилась. Отчего же у него так погано на душе?

Как можно сидеть за ужином, когда с одной стороны у тебя жена, а с другой – женщина, которую любишь? Значит, я должен проявлять вежливое внимание к Эльке, а любящих взоров не сводить с Шарлотты? Он сомневался, что даже такой прославленный актер, как Эдвин Бут, был бы в состоянии справиться с этой задачей. Но у него не было выбора. Надо идти и вести себя пристойно. Во благо всех!

– Патрик, мы ждем! – позвала Шарлотта.

Он кинул последний отчаянный взгляд на свое отражение в зеркале и пошел к женщинам, чувствуя себя как приговоренный к казни.

Эльке показывала Марии, как подавать на стол, когда Шарлотта с Патриком вошли в гостиную. Она боялась этого момента весь день и теперь пыталась встретить его во всеоружии.

Посмотрев прямо Патрику в глаза, она произнесла:

– Добрый вечер, мистер Прайд. Вы как раз вовремя – ужин готов.

Эльке успела заметить, что он очень бледен – это было видно даже под загаром, – и подумала, что ему, наверное, тоже не по себе.

– Добрый вечер, – ответил он, едва взглянув на нее. – Мы с Шарлоттой в восторге от вашего прибытия. Вы уже сотворили здесь чудо. Дом никогда не выглядел лучше, чем сейчас. А этот ужин пахнет так восхитительно!

Он помог Шарлотте занять место за столом с предупредительностью, которая не ускользнула от внимания Эльке. В своем сознании она принимала этот брак абстрактно, как некий факт. И в первый раз убедилась, что он действительно существует. Убедилась и почувствовала себя большой дурой.

Патрик подошел к ней и выдвинул стул.

– Шарлотта сказала, что вы согласились есть с нами.

– Надеюсь, вы не возражаете?

– Конечно, не возражает, – вмешалась Шарлотта. – Мы будем жить как одна счастливая семья.

«У Шарлотты определенно талант говорить невпопад», – подумала Эльке, надеясь, что на ее лице ничего не отразилось. Когда Патрик помогал ей садиться, она почувствовала на своем локте его руку, и ей стоило больших усилий удержаться, чтобы не вздрогнуть.

«Я была не в своем уме, когда думала, что смогу жить с Патриком под одной крышей. Но уйти нельзя. Поздно. Я обещала ему помочь на приеме. И должна это сделать, чего бы это мне ни стоило».

Глава 17

Эльке проснулась задолго до рассвета. Ей приснилось что-то ужасное. Но стоило открыть глаза, как сон растаял. Она не могла даже вспомнить, в чем там было дело, однако эмоции, поднятые им, не давали заснуть.

Предстоящий день – она это чувствовала – не сулил ничего хорошего.

Дом за ночь остыл. Эльке очень не хотелось вылезать из своего теплого кокона, но она все же пересилила себя и встала. Быстро оделась, посмотрела в окно – на дворе зима, на душе тоже. Эти несколько дней, что она прожила в этом доме, были для нее сущим адом. Еще бы, знать, что на противоположном конце холла, в спальне, спит Патрик… в одной постели в Шарлоттой.

Она вообще привыкла вставать рано и здесь тоже поднималась раньше всех. В течение часа во всем доме бодрствовала только одна она. Это было чудесно.

Подобрав одной рукой юбку и держа в другой керосиновую лампу, Эльке направилась к лестнице для слуг в конце длинного холла.

Вот и кухня. Но что это? Из-под двери струится свет. Она с удивлением остановилась. Может быть, Уайти и Элла Мэй поднялись еще раньше, чем она? Ей, конечно, хотелось побыть одной, но выпить чашечку кофе в компании с ними тоже неплохо. Заодно можно и поблагодарить за помощь. Что за счастливая пара, казалось, их свел сам Господь Бог!

Они приехали на ранчо вчера. Это все Вельвит, это она настояла. Если бы не они, Эльке не знала, удалось бы ей справиться с такой прорвой работы. А гости начнут прибывать сегодня после полудня. Нет, что ни говори, Вельвит настоящий друг. Она у нее в неоплатном долгу.

Эльке открыла дверь кухни, и улыбка застыла на ее губах. Уайти и Эллы Мэй нигде видно не было. Зато был Патрик. Собственной персоной.

Он стоял перед раковиной, спиной к ней, и умывался. Эльке чуть не вскрикнула, обнаружив, что он раздет до пояса. При свете лампы его мощный торс излучал слабое сияние. Плечи при этом выглядели сейчас даже шире, чем в одежде, а талия стройнее. Кожаные джинсы туго обтягивали мускулистые ягодицы.

Завороженная его дикой красотой, затаив дыхание, она застыла на месте. Если так и стоять здесь, он, разумеется, ее увидит. И тем не менее Эльке не могла заставить себя сдвинуться с места. Вот так она его еще никогда не видела. Он по-мальчишески обливал водой свое лицо, и это резко контрастировало с его телом настоящего мужчины. Она глядела на него во все глаза, и сердце ее отчаянно колотилось.

Ее муж был добрым, щедрым, любящим человеком. Мечта любой женщины. Но она никогда не любовалась его телом. Женское в ней никогда на него не отзывалось.

И вдруг Эльке вообразила, что тихонько входит в кухню и обнимает Патрика сзади. Она представила, как ее руки блуждают по всему его телу, как она целует его медную кожу. От этих запретных мыслей у нее напрягся живот.

Бессильная перед этим неумолимым желанием, она сделала шаг вперед, затем другой. Разум кричал ей: «Остановись!», – но тело не повиновалось.

Услышав шаги, Патрик повернулся и увидел Эльке. В какое-то очень короткое мгновение ему почудилось, что она собирается упасть ему на грудь.

– О Господи, как ты меня напугал. Я никак не рассчитывала застать тебя здесь, – произнесла Эльке, останавливаясь в метре от него.

– Извини, но я не хотел тебя пугать. – Он потянулся за своей рубашкой, висевшей на спинке стула. – Обычно я умываюсь у ковбоев, чтобы не разбудить Шарлотту, но сегодня я хотел поговорить с тобой.

Эльке стиснула зубы. На лице ее появилось хорошо известное ему характерное выражение.

– Нам не о чем говорить.

Она прошла мимо него к возвышающейся у дальней стены большой плите, открыла дверцу, наклонилась и начала бросать туда щепочки.

– Возможно, тебе, Эльке, и не о чем говорить, но у меня есть что сказать. – Патрик подошел к ней, взял с полки над плитой спичку и чиркнул о металл. – Разреши мне зажечь огонь.

Хотя он соблюдал все меры предосторожности, чтобы не прикоснуться, она отпрянула назад, как испуганная кошка. Ее взгляд немного поблуждал по его голой груди, прежде чем остановиться на расстегнутой пуговице брюк.

– Хорошо, поговорим, – произнесла Эльке напряженным голосом. – Но только после того, как ты оденешься.

Патрик начал застегивать рубашку. Она отвернулась, но все же успела заметить, что он покраснел.

«Я ей неприятен, кажется. Ну что ж, я и сам себе неприятен. Но Боже мой, она все еще хочет меня. Сама судьба сводит нас, мы не должны ей противиться».

Он заправил рубашку в брюки и застегнул пуговицы.

– Ты уже можешь повернуться.

Она в этот момент ставила на плиту кофейник.

– Говори, но только поскорее, потому что мне некогда терять время на пустую болтовню. Очень много работы.

Патрик улыбнулся. Это была именно та Эльке, которую он всегда знал, женщина, полная решимости и огня, смелая духом, предельно бесстрашная, настолько, что порой очень его этим пугала.

– Как скажешь, Солнышко.

– Я же просила тебя не называть меня так.

– Перехожу к делу: я хотел сегодня встретиться с тобой, чтобы поблагодарить… за все. Я знаю, как было нелегко тебе приехать сюда, но я искренне рад этому и надеюсь, что ты останешься. Это значит для меня много больше, чем я могу сказать.

Он сделал паузу, но она молчала.

– Черт возьми, Эльке, не смотри на меня так. Я знаю, ты мне не доверяешь, и я тебя не упрекаю за это. Но независимо от того, веришь ты мне или нет, ты должна знать: я защищаю твои самые заветные интересы. Ты должна остаться. Отто хотел бы того же самого.

При упоминании имени Отто глаза Эльке заблестели. Он сделал шаг вперед. Его руки дотронулись до нее сами, по своей собственной воле.

Она безмолвно вскрикнула, повернулась и исчезла за дверью. Он стоял некоторое время и вдыхал ее аромат, приходя в себя. Он желал сейчас Эльке еще сильнее, чем прежде.

Она тоже к нему неравнодушна. Он прочитал это в ее глазах, прежде чем она опустила ширму. То, что он увидел, давало ему основания надеяться. Этот бой он проиграл, но войну выиграет.

Так или иначе он найдет путь удержать Эльке на ранчо.

Когда Рио остановил коня перед домом Вельвит, солнце висело прямо над головой. В последние несколько месяцев эти поездки стали такими частыми, что конь, наверное, и сам бы нашел без труда сюда дорогу, даже во сне.

Зная, что они достигли пункта назначения, конь наклонил голову и, прежде чем Рио слез с седла, начал щипать траву, которая росла у коновязи. Это был дикий мустанг. Рио сам приручил его, и он сейчас верно ему служил. Это не был какой-то особенный конь. Вся замечательность его состояла в преданности и выносливости. Эти качества нужны не только коню, но и мужчине, и женщине, особенно в браке.

«Откуда, черт возьми, у меня эти мысли?» – удивился Рио, подходя к входной двери.

Вельвит открыла дверь и, как всегда, вид ее наполнил все его тело жидким теплом, а ноги начали дрожать так, как будто он прошел пешком сотню миль.

– Добро пожаловать, – сказала она, беря его за руку и вводя в гостиную.

Оставив его посреди комнаты, она начала отдергивать шторы. Солнечный свет засверкал на бокалах и бутылках, оставленных здесь с ночи, на медной пепельнице и особенно на рыжих волосах Вельвит. Она выглядела потрясающе.

– Извиняюсь за беспорядок, – сказала она, – но обычно я в такой час гостей не жду. Хочешь выпить или поесть?

– Я не хочу, чтобы ты специально суетилась для меня, но от бокала бренди, того, что хранится у тебя в заветном уголке бара, не откажусь.

– Налей сам, – ответила Вельвит, устраиваясь уютно на диване. – И мне тоже.

Рио нашел бутылку с замысловатой французской этикеткой, наполнил два бокала и возвратился, протянув один ей. Она потянулась за ним, их пальцы соприкоснулись, и горячие импульсы пробежали по его руке. Рио показалось, что на руку ему приземлился сейчас целый рой бабочек.

Сгорая от жажды, он выпил свой бренди залпом.

Ее глаза сияли. В них было что-то загадочное, чего Рио не мог пока расшифровать. Вельвит похлопала по месту рядом с собой на диване, предлагая сесть.

– Это ты так хотел пить?

В постели у него с ней было все, чего даже не было никогда с другими женщинами, но сейчас, сидя рядом с ней, Рио чувствовал себя неловко. Видя, что его шпоры могут поцарапать пол, он наклонился, чтобы их отстегнуть.

– Я немного удивлена… – Вельвит сделала глоток бренди и облизнула губы, – разве ты сегодня должен был прийти?

Он следил за кончиком ее языка, уже чувствуя его у себя на коже. Его бросило в жар.

– Надеюсь, ты не против моего визита?

– Конечно, нет. Ты всегда здесь желанный гость. Я только подумала… ведь сегодня прием у Прайдов?

– Миссис Прайд просила меня спеть для ее гостей, но я обычно пою для коров. – Он чувствовал, что покраснел, но надеялся, что Вельвит не заметит. – Поэтому я решил: раз ты послала Уайти помогать Прайдам, я займу его место, чтобы у тебя не было никаких неприятностей с клиентами.

– Какой ты добрый!

– Это все пустяки. Но если кто и добрый по-настоящему, так это ты. Отправила Уайти и Эллу Мэй помогать на приеме, когда тебя даже не пригласили.

Недовольство в голосе Рио вызвало у Вельвит неожиданные слезы. Она не могла и вспомнить, когда в последний раз мужчина вставал на ее защиту.

Он размотал шейный платок и протянул ей.

– Черт возьми, Вельвит, я не хотел, чтобы ты плакала.

Она промокнула этим платком глаза, и его запах – смесь мыла, трубочного табака и мужского пота – наполнил ее ноздри. Аромат этот напомнил ей о том первом дне, когда он получал свой долг.

Рио приезжал после этого много раз, но никогда не брал никого из девушек, а просто сидел в гостиной, потягивал бренди и смотрел на нее.

– Я не плачу, – проговорила Вельвит дрожащим голосом. – Я никогда не плачу. Я только печалюсь, потому что не могу понять тебя. Уже очень давно не было так, чтобы я не могла понять, что на уме у мужчины.

Он нахмурился.

– Может быть, я говорю что-то не то, но, мне кажется, Патрик должен был пригласить тебя на прием. Он знаком с тобой гораздо дольше, много дольше, чем со своей женой.

Она коснулась его руки.

– Ты же знаешь, что Патрик не мог этого сделать.

– Это не кажется мне правильным. То, как люди к тебе относятся. Мне бы очень хотелось, чтобы они знали тебя так же хорошо, как я или миссис Саншайн. И плевать я хотел на твою профессию. Я никогда не встречал женщины лучше, чем ты, Вельвит.

Все-таки удивительно, как этот косноязычный ковбой, неспособный в другое время связно произнести и трех слов, мог сказать такие прекрасные слова. На ее глазах снова выступили слезы.

– И я тоже не встречала лучшего человека.

Он вскочил на ноги, как будто его ударило молнией, поспешил к бару, наполнил свой бокал и осушил его даже еще быстрее, чем первый.

– Прежде чем ты опьянеешь, может быть, ты все же скажешь, зачем пришел?

Рио продолжал стоять у бара, повернувшись к ней спиной.

– Я не знаю, что тебе сказать, кроме того, что я не в состоянии больше контролировать свои действия. Единственное, что я знаю, – это, что у меня огромное желание видеть тебя. Настолько огромное, что я не могу думать ни о чем другом.

У Вельвит сердце нашло путь каким-то образом высвободиться из груди и проникнуть в горло. Она встала, пересекла комнату и положила ему на плечи руки. От ее прикосновения он вздрогнул.

– А это желание включает также и постель?

– Да, именно что включает.

«Значит, вот почему он не хочет никого из девушек. Он хочет меня и не знает, как об этом сказать». Удар восторга сразил ее.

Все еще держа его за плечи, Вельвит повернула Рио кругом и посмотрела ему в глаза.

– Рио, дорогой мой, все, что от тебя требуется, так это сказать. Вот и все.

Гости Прайдов начали собираться к двенадцати. Некоторые прибывали в экипажах, другие верхом. Все были в приподнятом настроении. Такого рода приемы в этих местах были редкими, как и водопровод в домах. У Прайдов люди могли наслаждаться и тем и другим.

Эльке работала с раннего утра. В данный момент она стояла у обеденного стола в гостиной, наполняя бокалы пуншем, и до ее ушей доносился веселый смех. С того места, где она стояла, был прекрасно виден вход в холл, где у лестницы стояли Патрик и Шарлотта, приветствуя гостей. Рядом они смотрелись чудесно.

Патрик был одет в строгий костюм, ну а Шарлотта… Эльке прежде не доводилось видеть, чтобы так много богатства было выставлено напоказ. На изумрудное платье Шарлотты и украшения из топазов можно было бы купить две булочные и еще бы осталось.

Шарлотта, казалось, излучала вокруг себя сияние. Каждая клеточка ее выглядела счастливой. Счастливая жена. Она то и дело бросала любящие взгляды на Патрика, что-то все время шептала ему на ухо. Он никогда не забывал улыбнуться в ответ.

Шарлотта была легкомысленной, даже эгоисткой, но шарм в ней был. Что было, то было. Улыбка одобрения на губах каждого вновь прибывшего говорила Эльке, что Шарлотта побеждала их с такой же легкостью, как и Патрика.

– Она знает, как их приручать, – послышался голос Эллы Мэй за ее плечом. Элла Мэй ставила на поднос бокалы с пуншем, которые наполняла Эльке. – Запомните мои слова. Завтра утром она над большинством гостей будет насмехаться.

– Но я уверена, зла она им не желает.

– Наверное, не желает.

– Но ты больше на нее не сердишься?

– Господи, конечно, нет. Мы с мисс Шарлоттой выросли вместе. Я знаю ее лучше, чем она знает себя. Она никогда никому не желает зла. Только хочет, чтобы все было, как она задумала. Я бы могла вам рассказать, как она заманила мистера Патрика в ловушку… – Голос Эллы Мэй осекся.

Эльке никогда не любила сплетни и никогда к ним особенно не прислушивалась, но сейчас ей захотелось услышать рассказ Эллы Мэй.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что Шарлотта заманила Патрика в ловушку?

Элла Мэй уже была готова ответить, но тут появилась Шарлотта с печатью озабоченности на лице.

– Элла Мэй, мы заставляем наших гостей умирать от жажды.

Элла Мэй с виноватым лицом развернулась и с подносом в руках выбежала вон, как ядро, выпущенное из пушки.

– За этими черными нужен глаз да глаз, – проговорила Шарлотта вполголоса, – иначе они сядут вам на голову. Моя мама всегда говорила, что все черные страшно ленивые. Это у них природа такая.

– Элла Мэй замешкалась из-за меня, – сказала Эльке. – Я начала ее расспрашивать.

– Вы говорите точно, как Патрик. Он тоже всегда защищал девчонку. – Шарлотта посмотрела в сторону мужа и вздохнула. – Но как я могу сердиться на вот такого мужчину?

В этот момент возбуждение среди гостей достигло апогея. Эльке увидела представительного седовласого мужчину, который подошел к Патрику.

– Кто это? – спросила Шарлотта.

Живьем этого человека Эльке никогда еще не видела, но зато видела его портреты.

– Это Сэм Хьюстон. – После этих слов Шарлотту как ветром сдуло.

Затем Эльке наблюдала, как Патрик представил Шарлотту губернатору Техаса. Она увидела заплясавшие в глазах Хьюстона искорки, когда он посмотрел на Шарлотту. Затем Шарлотта, наверное, сказала что-то забавное, потому что Патрик и Сэм Хьюстон засмеялись.

«Чего ты таращишь глаза? Остановись, – сказала себе Эльке, – и займись работой».

Оторвав взгляд от этой троицы, она направилась на кухню, чтобы в последний раз окинуть взглядом, готово ли все.

В следующие два часа у нее не было времени думать ни о чем другом, кроме работы.

Горы еды растаяли довольно быстро. А ведь потребовалось целых два дня, чтобы все это приготовить. Из кухни в гостиную и обратно сновали Элла Мэй, Кончита и Мария. Они уносили полные тарелки и приносили пустые. Руководила ими Эльке.

Когда звуки музыки возвестили начало танцев, Эльке наконец отважилась войти в гостиную, чтобы помочь убрать со стола. В комнате уже никого не было, кроме высокого мужчины, который смотрел в окно на реку Гуадалупе.

Услышав ее шаги, он обернулся. Это был Сэм Хьюстон. Она с удивлением наблюдала, как он с улыбкой направился к ней.

– Позвольте представиться, – произнес он глубоким баритоном.

Эльке вообще-то не имела обыкновения глазеть на мужчин, но на этого смотрела во все глаза. Он был еще выше, чем Патрик, с лицом красивого мужчины – правда, одолеваемого государственными заботами, – который разбил немало сердец. На плечи спадала густая седая грива волос. Под густыми бровями сияли пронзительные глаза.

– Вам не надо себя представлять, сэр. Каждый в Техасе вас знает в лицо. – Эльке протянула ему руку.

– Я давно хотел с вами познакомиться, миссис Саншайн.

– Вы льстите мне, сэр. Здесь собралось столько значительных людей.

Лицо Хьюстона сделалось строгим.

– Но немногие из них сделали для свободы столько, сколько вы. Я знаю, как много вы работали по распространению идей аболиционизма. И знаю, какую плату вам пришлось за это заплатить. Мои соболезнования никогда не заменят вам вашей потери, но они очень искренние.

– Вы так добры.

Он глубоко вздохнул, и лицо его исказила гримаса боли.

– Как бы мне хотелось, чтобы больше техасцев чувствовали то же, что вы и я. Но боюсь, наш любимый штат в этой войне присоединится к Югу и, конечно, проиграет. – Он повернул свою львиную голову по направлению к доносящимся из зала звукам музыки. – Когда Рим горел, император Нерон играл на скрипке. История повторяется.

– Так вы что, не верите, что президенту Линкольну удастся удержать союз?

– Ни один человек, избранный меньшинством, не может успешно править большинством, – мрачно ответил Хьюстон. Затем покачал своей гривой, как спаниель, стряхивающий воду. – Вы должны извинить меня, миссис Саншайн. Наша хозяйка предупреждала, чтобы не было никаких разговоров о политике.

Хотя Эльке восхитило знакомство с человеком, о котором в Техасе ходили легенды, столь надолго занимать его внимание казалось ей неприличным.

– Я тоже должна перед вами извиниться, сэр. Надо браться за работу.

– Да нет же, я уверен, что работа может подождать. Красивая женщина должна танцевать. Я прошу вас оказать мне честь.

Ну как можно было отказаться?!

– С большим удовольствием, – пробормотала она, развязывая передник.

Патрик танцевал первый танец с Шарлоттой, затем передал ее первому из очереди жаждущих.

«Приемы – вот ее стихия», – подумал он, глядя на нее со стороны. Ее смех, ее душевный подъем, казалось, заражали всех гостей.

– Ваша жена знает, как устраивать такие приемы, – проговорил Чарльз Нимитц, подойдя к Патрику. – Об этом событии люди будут говорить месяцами.

– Я передам Шарлотте ваши слова, – ответил Патрик с горькой усмешкой.

На самом деле заслуга в том, что прием удался, по праву принадлежала Эльке. Она сделала так, чтобы желания Шарлотты воплотились. Как бы он желал, чтобы это Эльке была рядом с ним и приветствовала гостей! Конечно, ему не нравилось, что она много работает, но еще хуже было бы, если бы она уехала в Германию. Вопрос состоял в том, как удержать ее здесь.

– Надо же, – послышался голос Нимитца, который вторгся в его раздумья, – похоже, Эльке нашла ухажера.

Патрик проследил за взглядом Нимитца и увидел Эльке, входящую в зал под руку с Сэмом Хьюстоном. От долгого стояния над плитой ее щеки пылали, а из пучка на затылке выскочили пряди золотистых волос. Она была одета в серое шелковое платье. Его строгость резко контрастировала с оборочками и разными финтифлюшками, которые были на других дамах, включая и его жену в очень дорогом платье.

Судя по выражению на лице Хьюстона, он думал так же. Импровизированный ансамбль тем временем заиграл медленный вальс. Хьюстон посмотрел Эльке в глаза, положил ей на талию руку, и они начали танцевать.

Ее ловкие ноги следовали за ним так легко и свободно, что они смотрелись, как если бы танцевали вместе уже много времени. Танцующие пары одна за другой выходили из круга и выстраивались по сторонам, освобождая площадку только для Эльке и Хьюстона.

Когда в воздухе растаяла последняя нота, губернатор галантно поклонился Эльке и поднял ее обе руки к своим губам.

– Я никогда еще не получал такого удовольствия от танца, – произнес он своим глубоким голосом, звук которого знали многие коридоры власти. – Вы очень красивая, очень грациозная дама, миссис Саншайн.

В этот момент Патрик не знал, чего он больше хочет: вызвать Хьюстона на дуэль или в знак благодарности пасть к его ногам. Гости, которые прежде избегали Эльке, старые приятели, которые не совсем понимали ее роль в этом доме, взорвались аплодисментами и поспешили к ней поздравить с успехом.

К удивлению Патрика, Шарлотта тоже внесла свою лепту. Ее голос возвысился над остальными.

– Губернатор Хьюстон, вам не удастся с помощью такой лести увести мою подругу.

Она приблизилась к Патрику.

– Ты бы потанцевал с Эльке. Ведь надо что-то делать, а то, неровен час, губернатор действительно возьмет и увезет ее в столицу.

«Эх милая, ничего-то ты не знаешь, – грустно подумал Патрик. – Да разве я дам ее кому-нибудь увезти. Мне нужна она так сильно, что порой кажется, я умру от этого».

Повернувшись к Хьюстону, Шарлотта кокетливо взмахнула ресницами.

– Сэр, вам не кажется, что следующий танец мой? Патрик ожидал, что она будет ревновать из-за того, что Эльке оказалась в центре внимания. Но Шарлотте все удалось повернуть в свою пользу.

«Как мало я знаю свою жену», – подумал он, глядя, как она скользила по паркету в паре с Хьюстоном.

Он повернулся к Эльке:

– Давай потанцуем. Моей жене лучше не перечить, я это по опыту знаю.

За исключением двух алых пятен на щеках, Эльке была бледна, как мел. Несколько мгновений она грустно смотрела на него, а затем подала руку. – Полагаю, ты прав.

Ансамбль исполнял «Старые друзья возвратились домой» Стивена Фостера, печальную балладу о потерянной юности и крушении надежд. Медленный ритм побуждал пары танцевать ближе друг к другу.

Положив левую руку на стройную талию Эльке, Патрик приблизил ее к себе. Тепло ее тела, казалось, проникало через его руки сразу в грудь. Он пил ее близость, пил страстно, жадно, наполняя глаза ее красотой, ноздри ее ароматом, уши звуками ее дыхания, руки ее нежной женственностью.

Он и не рассчитывал, что когда-нибудь еще может наступить такой момент. Когда их взгляды встретились, для него перестали существовать все звуки. Он не знал ничего, кроме радости прикасаться к ней, двигаться с ней как одно целое. Его душу наполняла любовь.

Много часов спустя, лежа в постели, Эльке вспоминала этот танец. Она вертелась и переворачивалась в своей постели, комкая одеяло и простыни, вставала их поправить, а затем все повторялось снова.

Каждый раз, когда она закрывала глаза, то видела Патрика. Он смотрел на нее так… она даже не могла с определенностью сказать как. Если бы на нее смотрел любой другой мужчина, она бы легко могла интерпретировать такой взгляд как желание, возможно, даже любовь. Но Патрик подвергал ее подобным пыткам уже не раз, чтобы она могла доверять своей интуиции.

Она предполагала оставаться на ранчо до тех пор, пока не приведет дом в порядок. Тем не менее, вспоминая танец, она поняла, что должна бежать отсюда как можно быстрее. Надо бежать, пока снова не попала во власть эмоций. Пусть останется здесь ее сердце, но зато не будет затронуто достоинство.

Она поднялась, наверное, часа за два до восхода и, двигаясь как вор, начала собираться. Эльке еще не решила, куда направится, но в любом случае хуже, чем здесь, не будет нигде. Если повезет, то удастся уйти, прежде чем кто-нибудь проснется.

Двигаться приходилось медленно, чтобы никого не разбудить. К тому времени, когда она закончила сборы, горизонт на востоке уже омыли бледным золотом первые лучи солнца.

Одетая в серый дорожный костюм, с чемоданами в руках, она на цыпочках миновала холл и спустилась по черной лестнице для слуг. Поставив свои вещи у входа, она в последний раз оглянулась.

За неделю Эльке успела полюбить этот дом. Некоторое удовлетворение ей доставила мысль, что теперь, в свои одинокие годы, что ждут ее впереди, она сможет представить Патрика в его доме.

Закусив губу, чтобы не заплакать, она открыла дверь черного хода на заднюю часть веранды. Порыв холодного ветра поднял юбки.

«Ты должна это преодолеть, – сказала она себе. – Уходи».

Эльке наклонилась, чтобы взять вещи.

– Куда ты собралась? – Сильные руки Патрика схватили ее за плечи и повернули.

Черные пряди волос упали ему на лоб. Он был небрит, и это было заметно. На нем была лишь шелковая ночная рубашка и… ничего под ней. И все же Эльке поразил не столько его наряд, сколько выражение лица.

– Я подумала, что самое лучшее для меня – это уйти сегодня утром, – твердо ответила она.

Она ничего у него не спрашивала, да ей и не нужно было ничего спрашивать. Черта с два она останется. Ничего он не мог ни сказать, ни сделать, чтобы удержать ее здесь.

Он еще сильнее сдавил ее плечи.

– В данный момент меня совсем не интересует, что ты там надумала. Ты нужна Шарлотте. У нее горячка.

Сердце Эльке подпрыгнуло. Она еще вчера заметила в глазах Шарлотты неестественный блеск и румянец на щеках, но решила, что это следствие переживаний из-за приема. Следовало бы знать, что Шарлотта принимала участие во многих блестящих приемах, а здесь не происходило ничего особенного. Кроме, пожалуй, губернатора, кругом была, можно сказать, деревенская публика. Чего там волноваться.

– Что с ней?

– Черт возьми, Эльке, я не доктор. Не знаю. Я никогда не прощу себе, если с ней что-нибудь случится. Она же как ребенок. Я никогда…

Его голос осекся. Он повернулся и пошел назад, перепрыгивая через ступеньку.

«Это что, уловка, чтобы задержать меня здесь?»

Подхватив высоко юбки, чтобы не споткнуться, она поспешила по лестнице вслед за ним.

Он открыл дверь спальни и направился к постели жены. Шарлотта лежала на подушках, ее волосы были мокрыми от пота, янтарные глаза горели так ярко, что казались зажженными изнутри.

Увидев Эльке, она выкрикнула:

– Мама, я знала, что ты придешь! Я так больна. Пожалуйста, не дай мне умереть.

Глава 18

– Конечно, я не дам тебе умереть, – произнесла Эльке твердым голосом.

– Мама, я такая больная, – жалобно простонала Шарлотта. В своем беспамятстве она продолжала принимать Эльке за Гортензию Деверю. – У меня все болит – голова, кости…

Сердце Эльке захлестнула жалость. Но чтобы поставить Шарлотту на ноги, понадобится нечто большее, чем просто материнская любовь. Тут нужны ангелы.

– Помолчи, милая. Тебе надо беречь силы. Эльке приложила руку к ее лбу, затем наклонилась к груди. Шарлотта горела.

– Что это? Что с ней? – вырвалось у Патрика. Эльке выпрямилась и сделала ему знак отойти в дальний угол комнаты.

– Вначале мне показалось, что это пневмония. Но в груди, по-моему, спокойно. Дыхание довольно чистое.

– Но это ведь хороший признак, правда?

– Да, но твоя жена очень больна. Боюсь, у нее грипп, а это почти так же серьезно, как и пневмония.

Патрик вздрогнул от ее слов.

– Разве от гриппа умирают?

– Да, особенно очень молодые и очень старые. К счастью, твоя жена как раз в расцвете лет.

– Ты ей поможешь?

Как она могла отказаться помочь Шарлотте, этой беспомощной женщине?

Без соответствующего ухода Шарлотта умрет. Это несомненно. А Патрик с Кончитой такого ухода ей обеспечить не в состоянии.

– Мама меня научила кое-чему. Я сделаю все, что смогу. Но я не волшебница.

– А чем я могу помочь?

– Я попытаюсь остановить лихорадку. Мне нужен большой таз с холодной водой и дюжина полотенец. Кончита и Мария в ближайший час, видимо, еще не появятся, так что позаботься обо всем сам. Но прежде всего немедленно пошли кого-нибудь за ближайшим доктором, и пусть ему скажут, чтобы он не терял времени.

Патрик поспешил из комнаты. Эльке осталась с Шарлоттой одна. Она знала, что за жизнь Шарлотты придетсябороться долго и отчаянно. И победить будет трудно. Очень. Потому что в ее арсенале очень мало оружия, а горячка смертельно опасна. В конце концов начнутся судороги, а потом – смерть.

Ожидая Патрика, Эльке тем временем расправила смятые одеяла и простыни, убрала со лба Шарлотты волосы, затем подвинула к постели кресло и устроилась в нем.

Шарлотта выглядела сейчас совсем юной, почти девочкой, беззащитной девочкой. Сама Эльке всего лишь на девять лет была ее старше, но столько на ее долю уже выпало страданий, столько ей пришлось перенести на своих плечах, столько у нее было потерь, что по своим ощущениям она вполне могла бы быть матерью Шарлотты.

Шарлотта то забывалась в беспамятстве, то пробуждалась и бормотала что-то нечленораздельное. Жар от ее тела чувствовался даже на расстоянии. Сможет ли такое хрупкое создание перенести горячку?

Через несколько минут в комнату вбежал Патрик с большим тазом в руках. Эльке жестом показала ему поставить его на стол рядом с постелью. Туда же он положил и чистые белые полотенца.

Эльке не мешкая принялась за работу. Она прикладывала холодные мокрые полотенца ко лбу Шарлотты в течение часа. Наконец температура у Шарлотты немного спала, и она задышала ровнее.

Измученная вконец – ведь ночь-то она почти не спала – Эльке откинула голову на спинку кресла. Она так была углублена в свое занятие, что совсем забыла о присутствии Патрика. Звук его голоса ее испугал.

– Ей лучше?

– На время.

– Затем все возвратится?

Эльке покачала головой.

– Пока еще ничего не начиналось. Температура у нее по-прежнему высокая. Она только совсем немного снизилась, чуть ниже критической точки. Когда она проснется, я попытаюсь заставить ее проглотить немного бульона. Чтобы бороться с болезнью, ей нужно иметь силы.

– Может быть, мне приготовить бульон? – предложил Патрик.

– Не надо, потому что ты не знаешь, как его готовить. – Эльке устало поднялась на ноги, вспомнив бесплодную борьбу за жизнь родителей много лет назад. Неужели она позволит уйти Шарлотте тоже?

Эльке расправила плечи, готовая к борьбе. Первое, что нужно сделать, это сварить крепкий говяжий бульон. Если повезет, то он будет готов как раз к тому моменту, когда температура Шарлотты снова начнет повышаться.

– Никогда не чувствовал себя таким бессильным, – проронил Патрик, глядя на свою жену.

– Посиди здесь с ней немного. Если она забеспокоится, крикни меня.

Когда Эльке вошла, Кончита с Марией были уже на кухне. Они затопили плиту и поставили кофейник.

– Мы увидели чемоданы у двери. – Мария грустно смотрела на нее. – А потом сеньор Прайд пришел и рассказал нам о сеньоре. Он сказал, что у нее la gripa.^[26]

– Вы уезжаете, потому что боитесь заразиться? – спросила Кончита и перекрестилась.

– Нет, я остаюсь здесь и буду ухаживать за ней, – ответила Эльке. – Но вы правы, la gripa – заразная болезнь. Я не хочу, чтобы вы и ваша дочь находились рядом с миссис Прайд до тех пор, пока ей не станет легче. – «Если когда-нибудь станет», – добавила она про себя. – Я буду за ней присматривать, а вы и Мария за всем остальным.

– Вы только скажите нам, что делать, – грустно отозвалась Кончита. – Вы здесь совсем недавно, сеньора, но сейчас у нас тут все, как в настоящем доме. Мы с Марией сделаем для вас все.

Эльке села в кресло рядом со столом и благодарно улыбнулась Кончите. Если та сейчас возьмет свою дочь за руку и побежит от этой ужасной заразы, она ее осуждать не будет.

– Для начала я хотела бы чашечку кофе.

Пока Кончита наливала кофе, Эльке перечислила дела по хозяйству, которые надо было сделать за день. Мария тут же выбежала за дверь, а Кончита, следуя указаниям Эльке, взяла кусок говядины, который остался от праздника, положила в котел, добавила специй и поставила вариться на медленном огне.

– Ни о чем не беспокойтесь, сеньора, – сказала Кончита. – Мы с Марией сделаем все, что вы скажете.

– Muchas gracias.^[27] И еще, Кончита, – надо молиться. Нам всем надо много молиться.

Через несколько минут Эльке уже несла горячий кофе для Патрика.

– Есть какие-нибудь изменения? – спросила она с порога.

Он покачал головой.

Она протянула ему кофейник.

– По-моему, тебе это сейчас необходимо. Патрик выпил кофе несколькими глотками, даже не заметив, по-видимому, что он был обжигающе горячим.

– Я знаю, тебе надо идти работать, – сказала Эльке. – Так иди. Оставаться здесь никакой необходимости нет.

– Пока ей не станет лучше, я уйти не могу.

– Но это может продлиться много дней. Плечи Патрика опустились.

– Мне нужно поговорить с Рио. Но я скоро вернусь.

Он бросил на жену последний отчаянный взгляд, затем повернулся и вышел.

Все совершенно ясно: Патрик любит Шарлотту. И любит с такой беззаветной преданностью, что это не могло не тронуть сердце Эльке. Она сделает все, чтобы спасти Шарлотту. Спасти для него. А затем уйдет.

Горячечный сон Шарлотты с перерывами продолжался до полудня. Время от времени она звала мать и еще кого-то, кого точно, Эльке разобрать не могла. Странно, но она ни разу не позвала Патрика. Проснувшись в этот раз, она узнала Эльке.

– Мне жутко плохо, Эльке, – простонала она. – Не сиди здесь. Сделай что-нибудь.

– Я делаю все, что могу. Но и ты тоже должна стараться.

– Ты что, спятила? Я едва могу пошевелить рукой.

– Мне нужно, чтобы ты слушалась меня и делала все, что я скажу.

Шарлотта угрюмо посмотрела на Эльке.

– Мне нужна сиделка, а не надсмотрщица. Шарлотта, по-видимому, не осознавала серьезности своей болезни. Она капризничала, долго отказывалась от предложения Эльке сходить на горшок и делала попытки пойти в ватерклозет. Она была раздражительна и все время жаловалась, что ей то жарко, то слишком холодно. Она требовала, чтобы Эльке ее причесала, сменила простыни, помогла сменить рубашку.

Эльке потребовалось мобилизовать все терпение и такт, чтобы обхаживать ее, заставить пить много жидкости, которая была ей очень необходима. Эльке ее капризы даже в какой-то степени радовали, и она делала все возможное, чтобы выполнить все требования Шарлотты. Все лучше, чем бред.

Патрик вернулся довольно поздно. Он посмотрел на Эльке, сказал, что она выглядит хуже, чем Шарлотта, и приказал немедленно отправляться в постель. А с женой посидит он.

Возвратившись в свою комнату, Эльке увидела, что все ее вещи снова распакованы и разложены по своим местам.

«Это Кончита», – подумала она, вешая свой серый костюм в гардероб.

Ничего больше с себя не снимая, она скользнула под одеяло и мгновенно заснула. Ей снилось, что она выходит замуж за Патрика. Они стояли перед священником в кирхе Верейнс и давали клятву, которая должна была связать их навеки.

Вдруг сзади к алтарю подъехала обитая черным атласом погребальная повозка, а на ней гроб, весь в цветах. Крышка гроба медленно приподнялась, и из него выглянула Шарлотта. Она была, как и полагается, смертельно бледная и одета в чудесное платье жемчужного цвета.

Показав пальцем на Эльке, она произнесла замогильным голосом:

– Это из-за тебя я умерла.

Увидев на лице Патрика выражение невыразимого ужаса, Эльке закричала:

– Я пыталась тебя спасти! Поверь мне, я пыталась. Шарлотта начала вылезать из гроба.

– Ты намеренно сделала так, чтобы я умерла. А сама завладела моим мужем.

– Нет, нет, нет… – стонала Эльке, а Шарлотта подходила все ближе и ближе, пока не схватила ее за плечо.

Эльке дернулась и попыталась освободиться от этих цепких сильных рук.

– Проснись, Эльке, – продолжал твердить Патрик.

Глаза Эльке открылись, и она увидела его, склонившегося над ней.

– У Шарлотты снова началась горячка.

Эльке отбросила в сторону одеяло и вскочила на ноги, все еще не в силах прийти в себя от кошмара.

«Нет, даже если смерть Шарлотты освободит Патрика, как смерть Отто освободила меня, я все равно не смогу позволить себе воспользоваться этим».

А он стоял рядом, смотрел на полуголую Эльке, и в крови у него вскипал чистый огонь желания. Как же он себя ненавидел за это! Как можно желать сейчас Эльке, да так сильно, когда рядом при смерти лежит жена! Он ненавидел себя и все равно смотрел. Смотрел и желал.

Патрик пожирал глазами ее обнаженные плечи, растрепавшиеся во сне волосы, сладостное покачивание грудей под рубашкой. Слава Богу, она была слишком занята, чтобы осознавать произведенный на него эффект.

– Иди к ней, я через минуту приду, – сказала Эльке.

Он побежал назад с колотящимся сердцем. Бежал так, как будто дьявол гонится за ним по пятам. Он стоял у постели Шарлотты и обзывал себя подлецом и негодяем. Сам влез по уши в дерьмо, а эти две дорогие ему женщины должны за это расплачиваться.

Через мгновение появилась Эльке. Она наклонилась, чтобы пощупать лоб Шарлотты, и именно в этот момент по ее телу пробежала судорога. Она тряслась, извивалась и дергалась, как мустанг, на которого в первый раз надели седло.

– Дай мне быстро что-нибудь такое, что можно засунуть ей в рот. Иначе она подавится собственным языком! – закричала Эльке, бросившись на Шарлотту, пытаясь удержать ее, чтобы она не упала на пол.

Патрик подбежал к туалетному столику Шарлотты, схватил массивную с длинной ручкой перламутровую щетку для волос и сунул в руку Эльке. Она с трудом втиснула ее между зубами Шарлотты.

Первый приступ прошел, и Шарлотта застыла, неподвижная и такая белая, что на мгновение Патрик подумал, что она умерла. К его ужасу, Эльке начала стягивать с нее одеяло.

– Зачем ты это делаешь?

– Нам нужно ее охладить, пока не начался новый приступ, – объяснила Эльке и стянула с нее пропитанную потом ночную рубашку. – Мы с тобой сейчас погрузим ее в чан с холодной водой.

Ковбой, которого Патрик послал за доктором, вернулся только в полночь. Он принес неутешительную весть: во Фредериксбурге началась эпидемия гриппа. И хотя доктор обещал приехать на ранчо при первой же возможности, Эльке знала, что он покажется здесь не раньше, чем через две недели. Фактически они были предоставлены самим себе.

Следующие три дня прошли как в тумане. Шарлотту терзали приступы горячки, а Эльке с Патриком пытались им противостоять. Эльке пришлось мобилизовать все свои силы и умение. Раздражительность Шарлотты сменилась полусонным ступором. Каждую каплю жидкости, которую могла проглотить больная девушка, Эльке считала своей маленькой победой.

Патрик спал поблизости на брошенном на пол матрасе и сменял Эльке, когда той требовался небольшой отдых. Его преданность жене казалась невероятной. Сейчас не было ничего такого, что было бы ему неприятно выполнять. Он помогал купать Шарлотту, кормить ее и даже помогал ее держать, когда она ходила на горшок.

На четвертую ночь Эльке почувствовала, что все их усилия тщетны. Шарлотта спала. Эльке сидела у ее постели, смотрела, как едва заметно поднимается и опускается ее грудь, и думала, что каждое из этих движений может быть последним. С тяжелым сердцем она в очередной раз сменила компресс на лбу несчастной женщины и вдруг с удивлением обнаружила, что он стал прохладнее. Температура снизилась.

Внезапно Шарлотта открыла глаза и едва слышно прохрипела:

– Хочу пить.

Дрожащими руками Эльке наполнила бокал водой, приподняла голову Шарлотты и поднесла бокал к ее губам.

Шарлотта пила долго и жадно, а затем откинулась назад на подушки.

– Я была очень больна?

– Не беспокойся. Теперь тебе много лучше.

– Мне снилось, что за мной ухаживает мама. Но это была ты.

Глаза Эльке защипало, еще немного, и она может расплакаться. Не в силах произнести ни слова, она кивнула.

Шарлотта облизнула потрескавшиеся губы.

– Представляю, как я сейчас выгляжу. Наверное, ужасно.

Вот это Шарлотта! Только что была при смерти и уже беспокоится, как выглядит.

– Ты никогда не выглядела лучше, – искренне проговорила Эльке.

Успокоенная, Шарлотта закрыла глаза и мгновенно заснула глубоким сном.

Эльке судорожно вздохнула и тяжело поднялась на ноги, слишком измотанная, чтобы торжествовать победу. Свинцовая тяжесть, казалось, давила на нее сверху, когда она на цыпочках выходила из комнаты. Войдя в темный холл, она нечаянно зацепилась за спящего Патрика.

– Что случилось? – пробормотал он, мгновенно проснувшись. – Как Шарлотта?

Тут уж Эльке не смогла сдержать слезы. Последние остатки сил, казалось, вытекли из нее вместе с ними.

– Все. Горячка у Шарлотты кончилась, – проговорила она между всхлипываниями. – Она выздоравливает.

Патрик схватил Эльке и судорожно обнял.

– О Господи, я уже отчаялся!

– Я тоже.

– А ты уверена, что ей лучше?

– Да, Патрик. Ей лучше. Она говорила со мной, попила немного воды и заснула.

– Это ты… ты спасла ее.

– Это не я. Мы спасли ее.

На мгновение она позволила себе прислониться к нему. Его щетина оцарапала ее лицо, а руки прошлись по ее плечам. Чувство это было благословенным.

– Ты едва стоишь на ногах, – пробормотал он ей на ухо. – Позволь мне проводить тебя до постели.

– В этом нет никакой нужды, – сказала Эльке, пытаясь найти в себе силы, чтобы сдвинуться с места. Ее предательские ноги отказывались подчиняться.

В следующий момент она почувствовала, что Патрик взял ее на руки. Причем с такой легкостью, как будто и в помине не было долгих бессонных ночей у постели Шарлотты. А затем пронес в спальню и положил сверху на одеяло.

– Не знаю, как тебя и благодарить за все, что ты сделала, – сказал он дрожащим голосом.

Лунный свет, проникающий из окна, освещал его лицо. Патрик выглядел изможденным, усталым и… необыкновенно счастливым.

– Я рада, что смогла помочь, – сказала Эльке. – Я знаю, как сильно ты любишь свою жену.

Она услышала, как он вздохнул. Затем в комнате надолго воцарилась тишина.

– Ты не можешь этого знать, – наконец выдавил он.

– Знать чего?

Возможно, это усталость развязала наконец язык Патрика, или благодарность за спасение жены, или так случилось, потому что он был один на один с Эльке в ее спальне. Кто знает? Но Патрик твердо решил, что должен сказать ей правду.

– Я не люблю Шарлотту. И никогда не любил. Я люблю тебя. Господи, прости мне то, что я не могу простить сам себе!

Эльке лежала совсем тихо, как будто его признание превратило ее в камень.

– Это не так. Ты не должен так говорить. Я видела, как ты заботился о Шарлотте.

– Мне было больно смотреть на ее страдания. Но это была не любовь. Любовь это то, что я испытываю к тебе. Когда тебе плохо, плохо и мне. Когда ты счастлива, я хочу прыгать от радости. – Эти фразы выскакивали из него, минуя сознание. – Порой, когда ты входишь в комнату, я боюсь, что заплачу от радости. Потому что видеть тебя – величайшая радость. День, когда ты сказала, что собираешься возвращаться в Германию, был худшим днем в моей жизни. Я не могу жить без тебя. Ты в моем сознании, в моей крови, и я чувствую тебя у себя внутри души.

– Не говори мне это, прошу тебя. Ты не имеешь права.

Стон отчаяния вырвался из его горла.

– Ты думаешь, я не понимаю этого? Тысячи одиноких ночей я провел, делая попытки выбросить тебя из своего сердца. Я люблю тебя с того первого раза, когда увидел, и с тех же пор борюсь со своим чувством. Я поехал в Натчез в надежде, что, возможно, женюсь, и тогда все изменится. Я молил Бога об этом. – Он застонал снова. – Господи, если бы я знал о несчастном случае, то никогда не женился бы на Шарлотте.

Признание Патрика поразило Эльке. Она жаждала, чтобы он прилег сейчас рядом с ней, жаждала почувствовать его тело, жаждала любить его своими руками так же, как всегда любила сердцем.

Но взять на себя такой тяжкий грех она не могла, несмотря даже на непреодолимое желание, которое заставляло ее всю содрогаться. Да, он признался ей. Да, он ей все сказал. Но разве можно позволить себе забыть, что он принадлежит другой женщине.

Эльке приподнялась и прижала палец к его губам.

– Ты не должен ничего больше говорить. Ты слишком переутомлен и перевозбужден. Мы вместе прошли через ад. Но теперь все кончилось. Я знаю, ты мне благодарен, но это не любовь. Утром ты все увидишь в ином свете.

– Ты сильно ошибаешься. Утро ничего не изменит. И это не имеет ничего общего с болезнью Шарлотты. Я люблю тебя. И всегда буду любить.

– Даже если это и правда, то скажи: как сложить вместе любовь и честь? Женой твоей я никогда не стану, а любовницей быть не хочу.

Он схватил ее руку и прижал к своим губам. Его губы были твердыми и горячими, им трудно было сопротивляться.

Но она каким-то образом нашла в себе силы.

– Если ты скажешь еще хоть одно слово, я покину ранчо сразу же, как рассветет. А Шарлотта все еще во мне нуждается.

Патрик хотел сказать, что нуждается в ней еще больше, чем Шарлотта, но, почувствовав в ее голосе знакомые упрямые нотки, понял, что больше пытаться не стоит.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Если для тебя легче… думать, что с моей стороны это бред сумасшедшего, пусть будет так. Только обещай мне не уезжать, потому что ты нужна Шарлотте. Очень нужна.

Патрик поднялся на ноги, развернул стеганое одеяло и накрыл им Эльке, при этом прилагая все силы, чтобы не прикоснуться к этому желанному телу. Затем ушел, оставив ее наедине с собственными невеселыми мыслями.

Глава 19

Прошло две недели. Они сидели в гостиной. Под бдительным присмотром Эльке Шарлотта дремала в кресле.

«Как же она изменилась», – подумала Эльке, рассматривая спящую Шарлотту.

Грипп стер с ее лица последние остатки детскости, отчего оно приобрело еще большую выразительность. В огромном вязаном шерстяном платке Шарлотта, казалась еще более миниатюрной, чем прежде. Она мечтала о тонкой талии в тридцать три сантиметра – теперь эта цель без труда была достигнута.

Борьба Шарлотты со смертью оставила немало и не столь заметных следов. Прежняя Шарлотта, наверное, сейчас извела бы всех своими бесконечными капризами. Новая Шарлотта принимала постельный режим с добрым юмором, и единственное, о чем просила Эльке, так это читать ей, чтобы скоротать время.

Правда, их вкусы существенно расходились. Эльке предпочитала серьезную литературу, Шарлотта же – любовные истории. За последнее время Эльке прочла ей несколько книг из библиотеки Патрика, в частности «Алую букву» и «Большие надежды».

А сейчас, пока Шарлотта не заснула, она читала ей «Сватовство Майлса Стендиша». Небольшой том лежал раскрытым на коленях Эльке. Шарлотта переживала за Майлса Стендиша, печалилась, слушая рассказ о его безнадежной любви к Присцилле, и даже плакала. Интересно, была бы она так же тронута, узнав о безнадежной любви Эльке и Патрика? Или пришла бы в неописуемый гнев и приказала Эльке убраться из дома?

Во дворе послышался стук подков, и это положило конец размышлениям Эльке. Они никого не ждали. Может быть, это доктор наконец-то пожаловал со своим запоздалым визитом?

Она подошла к окну и увидела Вельвит Гилхули, останавливающую свой кабриолет у входа в дом. Увидев на голове Вельвит фривольную шляпку с пером, Эльке не смогла сдержать улыбки.

– Кто это там? – сонно проговорила Шарлотта.

– Это ко мне. Приятельница из Фредериксбурга приехала меня навестить, – ответила Эльке, намеренно не уточняя. Она не представляла, как будет реагировать Шарлотта, узнав, кто заявился к ней в дом.

– Пригласи ее войти, – оживилась Шарлотта. – Мне так хочется увидеть свежее лицо.

– Ты должна отдыхать, принимать гостей тебе еще рано. Я провожу ее к себе.

– Вот уж нет. Последние две недели, я только и делаю, что отдыхаю.

– Я не уверена, что Патрик одобрит, если ты примешь именно эту гостью.

– А почему, спрашивается, нет, если она твоя приятельница? Ты что, не знаешь – он же просто обожает все, к чему ты имеешь отношение.

Это последнее утверждение Эльке даже немного испугало.

– При чем тут обожает? Он просто благодарен, что я осталась здесь и ухаживаю за тобой.

– Да перестань же! Я уверена – единственное, что он скажет, так это, что твои друзья всегда желанны в этом доме.

Эльке посмотрела в окно. Вельвит уже направлялась к парадной двери. Ее тоже не следует смущать. В общем, выбора нет.

Повернувшись лицом к Шарлотте и сделав глубокий вдох, она произнесла:

– Моя подруга – не обычная женщина. Она содержит дом с… дурной репутацией.

К большому удивлению Эльке, Шарлотта радостно засмеялась.

– Так это же замечательно! Теперь, когда ты это сказала, мне просто необходимо с ней познакомиться. Пожалуйста, пригласи ее войти.

Дискуссию прервал стук в дверь. Эльке поспешила открыть. На пороге стояла блистательная Вельвит, именно блистательная в своем великолепно сшитом красновато-коричневом дорожном жакете с коричневым бархатным воротником. В тон ему была и юбка. В дороге ее пышные рыжие кудри растрепались, а щеки пылали румянцем.

– Привет, как я рада тебя видеть, – объявила Вельвит.

– Так же, как и я тебя, – ответила Эльке, сердечно обнимая Вельвит.

– Я уже давно собиралась приехать проведать тебя, но как назло две девушки заболели гриппом. Он по всему городу.

– Как это замечательно, что ты все же смогла выбраться.

– Я слышала, миссис Прайд тоже болела. Как она сейчас? – Вельвит придвинулась ближе и добавила: – Представляю, сколько эта стерва доставила тебе хлопот.

Эльке выразительным взглядом показала в сторону гостиной и прошептала:

– Она вовсе не стерва и уже почти выздоровела. В данный момент она жаждет с тобой познакомиться.

– Познакомиться со мной? – Глаза Вельвит расширились от удивления. – Она что, слегка тронулась после своей горячки?

Эльке приставила палец к губам.

– Заверяю тебя, она абсолютно в здравом уме.

– Но она хоть знает, кто я и чем зарабатываю себе на жизнь?

– Я ей сказала.

Брови Вельвит удивленно взметнулись.

– Хорошо, черт побери! Так чего же мы ждем?

На пороге гостиной Вельвит остановилась, и некоторое время они с Шарлоттой внимательно изучали друг друга. Эльке наблюдала, затаив дыхание.

По-видимому, то, что они увидели, им обеим понравилось.

– Откуда у вас такой великолепный костюм? – воскликнула Шарлотта, жадно пожирая глазами изысканный наряд Вельвит.

– У меня во Фредериксбурге замечательная портниха, – ответила Вельвит. – Она может скопировать из «Журнала для женщин» Годи буквально все.

– Вы должны меня с ней обязательно познакомить. Обычно всю свою одежду я заказываю у Ворта, но это всегда очень долго и к тому же дорого.

– О, Боже мой, неужели вы знаете самого Чарльза Ворта?

У Шарлотты прелестно обозначились ямочки на щеках.

– Я познакомилась с ним, когда родители возили меня в Лондон, пару лет назад.

– Кстати о знакомствах, – улыбнулась Эльке, вступая в разговор. – Я вас еще официально не представила. Шарлотта Прайд, разрешите представить мою близкую подругу Вельвит Гилхули.

– Познакомиться с вами это большое для меня удовольствие, – произнесла Вельвит. – Я так много о вас слышала.

– Представляю, что вы слышали, если считаете меня стервой.

Цвет лица Вельвит стал почти таким же, как ее волосы.

– Боже, неужели вы услышали?

Шарлотта снова засмеялась своим неподражаемым смехом.

– А как же! Но обещаю вам, что обижаться не буду, если вы, в свою очередь, пообещаете забыть все, что наболтала про меня Элла Мэй. А то, что это она, сомнений нет. – Шарлотта протянула руку. – Договорились?

– Конечно, конечно, – ответила Вельвит, пожимая ее руку.

Эльке облегченно вздохнула. Ведь все могло повернуться иначе.

– Не хотите немного шерри?

– Да, – в унисон отозвались обе женщины.

Следующие два часа прошли в оживленном разговоре. Говорили в основном Вельвит и Шарлотта, они обсуждали последние фасоны с таким же жаром, с каким Эльке дискутировала о политике.

Наконец, прислушавшись к бою часов, Вельвит спохватилась:

– Боже мой, уже три! Я совсем потеряла чувство времени. Пора уходить.

Шарлотта улыбнулась и, подмигнув Эльке, спросила:

– Как сейчас идут дела?

К чести Вельвит, она нисколько не смутилась.

– Пока девушки болели гриппом, пришлось закрыть заведение, – сказала она обыденным тоном, как будто каждый день обсуждала дела борделя с респектабельной замужней дамой. – Я не хочу, чтобы ковбои потом жаловались, что подхватили в моем заведении заразу. Вы же знаете, какие эти мужчины мнительные. Потом выяснится, что это не грипп, а кое-что похуже. Свое заведение, кстати, оно называется «Бархатная нежность»,^[28] я собираюсь снова открыть как раз сегодня вечером.

– «Бархатная нежность»? Какое потрясающее название вы придумали! – воскликнула Шарлотта. – Как-нибудь вы расскажете мне о нем. Возможно, кое-какими вашими советами я смогу даже воспользоваться. И у меня есть что рассказать.

Эльке побледнела.

– О чем речь, я всегда готова поделиться. Только скажите, – ответила Вельвит как ни в чем не бывало.

– Я провожу тебя до кабриолета, – сказала Эльке, вставая.

– Значит, у супругов Прайд все не так уж гладко, – произнесла Вельвит, как только они оказались одни.

Эльке избегала испытующего взгляда Вельвит.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Ты что, не слышала, что говорила Шарлотта? И ты прекрасно понимаешь, что все это означает.

– Я действительно все понимаю, Вельвит, но не хотела бы это обсуждать. Больно, понимаешь, очень больно…

– Это все я, со своим длинным языком. – Вельвит схватила ее за руки. – Если надо будет отвести душу, знай, я в твоем распоряжении. – Вельвит перевела взгляд на дорогу. – А Рио нет нигде поблизости?

Эльке расслабилась.

– Ну конечно же, мне следовало самой догадаться, что ты приехала не только, чтобы повидать меня. Как у вас с Рио?

Лицо Вельвит осветила улыбка.

– Лучше, чем я имела право ожидать. Мне все время приходится себя сдерживать, чтобы окончательно не потерять голову.

– В таком случае особенно обидно, что его сейчас здесь нет.

– Небось опять пасет своих коров? – вздохнула Вельвит, не скрывая разочарования.

– Сегодня у них другое дело. Тут пума повадилась забивать телят. Он с Патриком и еще с двумя ковбоями отправились в горы за этой пумой. Раньше темноты не вернутся.

Рио де Варгас преследовал пуму еще с ночи. Опыта ему было не занимать. Всем премудростям охоты научил его еще дедушка, индеец из племени команчи. Он внимательно изучал следы на земле и безуспешно пытался отогнать мысли о Вельвит Гилхули.

Мысли-то все были какие-то не такие, он и права на них не имел. Например, как хорошо было бы зажить собственным домом, чтобы рядом была любимая женщина, которая об этом доме заботилась. Нет, что ни говори, он определенно спятил, если решил, что Вельвит согласится стать этой женщиной. Ну, во-первых, у нее денег столько, что ему и за сто лет не заработать, а во-вторых, у нее есть дело, требующее постоянного присмотра. И наконец, в-третьих, зачем ей нужен старый, потрепанный жизнью ковбой?

Эти мысли так занимали его сейчас, что он не сразу заметил следы копыт, что пересекали тропу пумы.

Он показал на землю.

– На нашего кота нацелился кто-то еще.

– Не хватало, чтобы его спугнул какой-нибудь идиот, – мрачно отозвался Патрик.

Они продолжили движение, и Рио не отрывал взгляда от земли, читая следы так же легко, как Патрик свои книги. От всадника, оказавшегося на тропе пумы, их отделял примерно час езды. Через некоторое время расстояние между ними уменьшилось.

– Вот здесь он остановился, – произнес Рио.

– Черт бы его побрал, – кратко отреагировал Патрик.

Через пятнадцать минут они добрались до места, где всадник снова остановил коня и на этот раз слез на землю.

– Похоже на то, что он стрелял, – сказал Рио.

– И судя по вон тем стервятникам, – добавил Патрик, показывая на птиц, круживших вдали, – он кого-то подстрелил. Надеюсь, что это была пума, а не одна из моих коров.

Рио тронул коня, Патрик за ним, а замыкали процессию два молодых ковбоя.

– Вон, смотрите. – Рио показал вперед. – Этот дурак по ошибке подстрелил свою лошадь.

– А сам-то он где? – спросил Патрик. И в этот же момент они услышали голос:

– Эй… кто-нибудь! Есть здесь кто? На помощь!

– Где вы?

– Здесь. – Голос раздавался откуда-то из-под мертвой лошади.

– Мы сейчас подойдем! Подождите, – прокричал Рио.

Он пустил коня вперед и резко остановил рядом с мертвым животным. На земле лежал человек, вернее, часть человека, если быть точным. Потому что все остальное у него скрывалось под лошадью. Бедняга не убивал свою лошадь. Лошадь почти убила его.

Рио соскочил с коня и поспешил к незнакомцу. Лицо человека было пепельно-серым, глаза затуманила боль, но говорить он, слава Богу, мог.

– Старина, я так рад, что вы появились. Как видите, у меня возникли кое-какие проблемы. Не откажите в любезности помочь.

«И он еще способен на такие речи?» – с удивлением подумал Рио, обменявшись понимающим взглядом с Патриком.

– Бедняга, – едва слышно пробормотал Патрик, затем добавил более громко: – Хотелось бы надеяться, что мы появились вовремя.

– Вначале должен вас предупредить: у меня, кажется, сломана правая нога.

– Это понятно. Странно другое, как у вас не сломано все остальное? – недовольно проворчал Рио, внимательно осматривая человека и лошадь и прикидывая, как лучше его освободить. Дело в том, что бедняга весь был обмотан поводьями своей лошади.

Чтобы решить «кое-какие проблемы» незнакомца, Рио, Патрику и двум ковбоям потребовалось несколько довольно-таки тяжелых минут, во время которых они все изошли потом и проклятиями. Незнакомец, к его чести, даже не вскрикнул ни разу. Правда, выругался вместе со всеми, и выговор был у него какой-то непонятный. К тому моменту, когда он был наконец освобожден из-под лошади, губы у него были совсем белые.

Рио опустился на колени рядом с ним и прошелся пальцами по его правой ноге. То, что он почувствовал под элегантно скроенными бриджами, ему очень не понравилось.

– Вы правы, ваша нога разбита вдребезги, – сказал он, вынимая из ножен на поясе длинный охотничий нож.

Незнакомец побелел еще сильнее.

– Надеюсь, вы не собираетесь ее отрезать?

– Пока я собираюсь разрезать только ваши брюки и сапоги, чтобы можно было добраться до раны.

– Черт побери, – человек сделал гримасу. – Это почти катастрофа. Сапоги у меня модные, они пошиты в Лондоне, у Спесера. А кроме того, у меня с собой больше нет никаких.

– На вашем месте я бы не беспокоился. Сапоги вам не понадобятся еще долгое время. – Рио легко разрезал замшу.

Затем он начал работать с сапогом, и глаза незнакомца закатились.

– Что там за чертовщина? – простонал он, когда сапог наконец был снят.

Посмотрев вниз, Патрик поморщился. Кость пробила правое бедро, из раны сочилась кровь. Человек приподнялся на локтях, чтобы тоже посмотреть, а затем упал назад на землю. Его наполненные болью глаза нашли глаза Патрика.

– Наверное, вы здесь главный?

– Вы угадали. Я владелец этих земель, то есть всего, что вы видите вокруг, и даже еще дальше. Меня зовут Патрик Прайд.

– А меня Найджел Хосорн, – сказал незнакомец, поднимая дрожащую руку. – Я граф Гленхевен. Мои документы в сумке на седле. Поскольку я не могу этого сделать, то прошу вас известить мою семью.

«Английский лорд, – подумал Патрик. – Вот, значит, откуда у него акцент».

– Вы сами сможете их известить, когда поправитесь, – ответил он с уверенностью, гораздо большей, чем чувствовал. – Мой управляющий Рио де Варгас за свою жизнь вправил больше костей, чем иной доктор.

Незнакомец снова протянул руку, на этот раз к Рио.

– Рад с вами познакомиться, мистер де Варгас.

– Сейчас не до церемоний. Зовите меня просто Рио, а я вас – граф.

Патрик чуть не захохотал. Но с раной у Хосорна ничего смешного не было.

Рио поднялся на ноги, подошел к лошади и возвратился с фляжкой.

– Я полагаю, вам следует принять вот это. – Он протянул фляжку англичанину.

– Что это? – спросил Найджел Хосорн.

– Отличный французский бренди из запасов Вельвит Гилхули. Он должен хорошо подействовать. Дело в том, что вам предстоит перенести сильную боль.

Пока Хосорн пил большими глотками, Патрик повернулся к двум ковбоям.

– Нужны молодые деревца для носилок и шин. Я видел несколько неподалеку отсюда.

– Хорошо, мистер Прайд, – проговорили они хором и вскочили на коней. Кажется, они были рады уехать, чтобы не видеть эту страшную рану.

«Им в их жизни предстоит увидеть и худшее. Особенно если попадут на войну», – грустно подумал Патрик.

О том, сколько шансов сейчас у Хосорна, он предпочитал пока не думать. Во-первых, инфекция, затем шок, который неизбежен, когда Рио начнет вправлять кость, и наконец путешествие назад, на ранчо – все это вместе может стоить англичанину жизни.

Желать того, чтобы англичанин живым добрался до ранчо, у Патрика, кроме всего прочего, была еще одна причина. Пока в доме будет находиться раненый, нуждающийся в ее помощи, Эльке никуда не уедет.

– Я у вас в долгу, сэр, – произнес Хосорн, обращаясь к Патрику. – Несколько часов я шел за подстреленной пумой. Конечно, сам виноват, потому что гнался как сумасшедший, почти не разбирая дороги. И тут моя лошадь вступила в яму и сломала ногу. При этом, как видите, придавила меня. Я пристрелил ее из милосердия, чтобы не мучилась, и подумывал уже проделать то же самое с собой, когда появились вы.

– Вы путешествуете один?

– У меня есть проводник. Но пару недель назад он заболел, и я отправил его в ближайший город. – Хосорн жестом показал через плечо. – Я нанял также повара и еще помощника. Вон в том направлении через пару миль мой лагерь. Кстати, а пуму я все же достал. Но стыдно признаваться, достал не совсем чисто. Целился в сердце, а попал в легкое. Все равно далеко уйти она не должна.

– В таком случае я тоже у вас в долгу. Мы гонялись за этой пумой весь день. – Патрик не мог не восхититься выдержкой Хосорна. Англичанин был ранен, и очень сильно, тем не менее находил еще силы вести вежливый разговор, как если бы они пили чай.

Облачко пыли вдали возвестило о возвращении ковбоев.

– Кажется, наши парни возвращаются, – сказал Патрик.

Рио поднялся со своего места у ног Хосорна, прошел к своему коню и снял с седла лассо.

– Я заверяю вас, связывать меня нет никакой нужды, – проговорил Хосорн с определенным усилием. – Я могу перенести все ваши манипуляции и без того, чтобы мне перевязывали руки и ноги.

Рио стал на колени и показал лассо англичанину.

– Я не собираюсь вас связывать, граф. Вам придется это взять в рот, чтобы не откусить язык.

Несмотря на серьезность ситуации, Патрик улыбнулся. Живого графа Рио встречать еще никогда не приходилось, в этом Патрик был уверен, но и Гленхевену вряд ли когда-либо попадался такой экземпляр, как Рио.

– Вы уверены, что сможете с этим справиться? – спросил Хосорн.

– Если бы я был решительнее, то отрезал бы эту чертову конечность, и дело с концом.

– Ради Бога, дорогой, лучше сразу убейте!

– Вам-то какая разница? Что так, что эдак. А кроме того, я люблю трудные задачи. Как сказал босс, я довольно ловко вправляю кости, а на ранчо у нас есть лучшая сиделка, какую только можно пожелать. Между нами, я думаю, мы вас из этого дерьма вытащим.

– Попытайтесь, – восхищенно пробормотал Хосорн.

Рио дал знак двум молодым ковбоям подойти ближе.

– По моему приказу держите крепко его за плечи. Вы, Патрик, займитесь его второй ногой. Учтите, он будет немного дергаться.

Каждое слово, произносимое Рио, Найджел слушал с большим вниманием. И единственное, что его утешало, это то, что Рио, видимо, действительно знал толк в таких делах.

– Давайте, – кивнул Рио.

Найджел вцепился зубами в лассо. Рио начал вправлять кость, а остальные трое железной хваткой держали англичанина. Это была пытка, настоящая пытка.

Когда Найджел почувствовал, как его кости трутся одна о другую, потребовалось все его мужество, чтобы не закричать. Вспомнился раненый тигр, который напал на него… Тогда он не закричал. Потом его раны зашивала целая армия хирургов. Будь он проклят, если закричит сейчас.

По всему его телу струился пот, к горлу поднималась желчь, но сломанные кости наконец со страшным скрипом встали на место, и Рио начал осторожно обрабатывать рану остатками бренди. Горячие полосы боли пронзили ногу Найджела и остановились в груди.

– Зачем зря расходовать такой чудесный напиток, – простонал Найджел и окунулся в черный водоворот.

Сознание ему вернула боль. Но это произошло несколько позднее. Он был привязан к некоторому подобию носилок, концы которых были закреплены на двух лошадях. Дорога была неровная, и носилки сильно трясло. Вот эта тряска его и разбудила. Раскрыв глаза, он увидел Рио.

– Мы уже почти на месте, старина, – сказал де Варгас.

– Почти где?

– На ранчо.

– Но почему на ранчо? Я не хочу причинять людям неудобства. Пожалуйста, отвезите меня в мой лагерь.

– Вы что, граф? Я проделал такую работу, а вы хотите своей смертью испортить мне репутацию. Мистер Патрик послал одного из ребят в ваш лагерь предупредить о случившемся и сказать, где найти пуму. Он решил, что вам понадобится шкура как сувенир о последней охоте. Приучайте себя к мысли, граф, что больше охотиться вам не придется.

Окутанный туманом боли, Найджел пытался расшифровать сказанное Рио. Два слова задержались в его сознании и эхом отдавались в нем, переплетаясь с болью, пронизывающей все тело.

Последняя охота… Последняя охота…

Как большинство богатых и знатных англичан, он вел жизнь, полную приключений – взбирался на горы в Ирландии, охотился на зубров в Польше, стрелял тигров в Индии. Он приехал в Техас в поисках трофеев: оленей, пумы и бизонов.

Он знал, что рано или поздно с подобными развлечениями придется кончать. Следовало остепениться и произвести на свет наследника. Но не ожидал, что это случится так скоро. Господи, ведь ему было всего двадцать семь. А его отец женился только в тридцать пять.

– Кстати, если хотите знать, – протяжный медлительный голос Рио вывел его из этих неприятных раздумий, – эта штука, к которой вы привязаны, называется травойс. Команчи применяли их, перевозя из стойбища в стойбище свои вещи. Как видите, пригодилось.

Как раз в этот момент травойс сильно покачнулся. Боль молнией проскочила по сломанной ноге Найджела и запеленала его в свои жестокие объятия. Перед ним снова раскрылся черный водоворот, и на этот раз он с благодарностью в него окунулся.

Глава 20

– Сегодня был трудный день, – сказала Эльке Шарлотте, когда Мария убрала их тарелки после ужина. – Ты не считаешь, что тебе следует отправиться в постель?

Шарлотта отодвинула стул и поднялась на ноги.

– Разве нельзя посидеть еще чуть-чуть? Хотя бы пока не вернется Патрик.

Эльке посмотрела в окно. У нее было какое-то нехорошее предчувствие.

– Я думаю, он вернется поздно ночью.

– А чего ты так беспокоишься? Что с ними может такого случиться? Какой-то старый облезлый кот, неужели так трудно его взять?

Эльке только покачала головой. Шарлотта никогда не видела пуму и понятия не имеет, что это за страшный зверь.

– Давай допьем кофе в гостиной и подождем его там, – предложила Шарлотта.

– Пойдем, – сказала Эльке. – Думаю, это тебе не повредит.

Шарлотта действительно выглядела сейчас много лучше – на щеках вновь заиграл румянец, в глазах появился прежний блеск.

– Хочешь, я почитаю тебе немного из «Сватовства Майлса Стендиша»? – Эльке взяла чашки и последовала за Шарлоттой.

– Почему бы нам просто немного не поболтать, – предложила Шарлотта, устраиваясь в кресле и покрывая свои ноги вязаным платком. – Ты обо мне знаешь, наверное, все, а я о тебе практически ничего.

– А что обо мне, собственно, знать. Я не очень интересный человек, – ответила Эльке, протягивая Шарлотте чашку.

– Ты себя недооцениваешь. Например, почему ты не расскажешь, как подружилась с Вельвит Гилхули?

– Это длинная история. – Избегая любопытного взгляда Шарлотты, Эльке прошла к камину и добавила в огонь несколько поленьев.

– И захватывающая, я уверена.

– Не совсем. Просто она посещала мою булочную.

– Не могу поверить, что это все, – настаивала Шарлотта. – Вы обе кажетесь такими близкими подругами.

Когда Шарлотта чего-нибудь хотела, то вцеплялась в это с упорством терьера. Это ее качество Эльке одновременно и восхищало и удручало.

– Дело в том, что Вельвит спасла мне жизнь, – неохотно произнесла она.

– Ну так расскажи, как это случилось. Я хочу услышать все подробности.

Эльке возвратилась к креслу, которое занимала сегодня весь день, и посмотрела в огонь, снова воскрешая в памяти события тех дней. Она сбивчиво рассказала Шарлотте, как письмо Патрика невольно привело к трагедии, как она и Отто были настигнуты Детвайлерами по пути к дому, как она пришла в сознание в постели Вельвит, чтобы узнать, что потеряла обоих, и мужа и ребенка, и, наконец, как Рио похоронил Отто и ее ребенка прямо здесь, на ранчо.

Закончив, она с удивлением увидела на щеках Шарлотты слезы.

– Если бы Патрик не женился, – проронила Шарлотта срывающимся голосом, – вы не поехали бы на ранчо. Я ведь ничего не знала. Патрик сказал, что ты вдова. Но он никогда не рассказывал, когда умер твой муж и как. Теперь я знаю, почему ты всегда такая грустная. Это все так ужасно!

– Сейчас уже не так тяжело, как первое время, – мягко проговорила Эльке.

– Ты до сих пор скучаешь по своему мужу, правда?

Эльке кивнула. Она скучала по мужу и по замужеству. Потому что не с кем было поговорить, потому что не знала, как устроить свою жизнь. Ей не хватало дома и будущего, которое она потеряла. Но больше, чем всего остального, ей не хватало ребенка, которого она никогда не держала в своих руках. Сознание того, что у нее уже никогда никого не будет, болью прошло через все ее тело.

– Как я поняла, твой муж был чудесным человеком. Как только я достаточно поправлюсь, мне бы хотелось, чтобы ты показала, где он похоронен. Мы можем пойти туда вместе и помолиться. – Шарлотта глубоко вздохнула. – Интересно, а вот Патрик – он бы скучал так по мне, как ты по Отто, если бы я… не выздоровела?

– Что за ужасные вещи ты говоришь? Патрик не отходил от твоей постели все время, пока у тебя была горячка.

– Я же не говорю, что Патрик плохой или что у него отсутствует чувство долга. – Шарлотта сделала паузу. Ее пальцы перебирали шаль, выдавая волнение. – Но я не думаю, что он действительно меня любит. По крайней мере не так, как ты любила Отто. Он никогда не рассказывал тебе, как случилось, что мы поженились?

Этот вопрос Эльке сильно удивил.

– Конечно, нет. И это вовсе не мое дело. – Если ей и хотелось услышать что-то от Шарлотты, то это в последнюю очередь.

– Учитывая ту роль, какую невольно сыграла я в том, что случилось с твоей семьей, мне кажется, это твое дело.

– Но ты не имеешь к этому никакого отношения. Ты даже никогда здесь не была. В самом деле, Шарлотта, тебе уже давно пора в постель.

Пальцы Шарлоттыпродолжали нервно дергаться.

– Ну, пожалуйста, Эльке. Мне нужно это кому-нибудь рассказать. Я хочу рассказать тебе. Понимаешь, я заманила Патрика в ловушку, подцепила на крючок. С помощью моей матери. Кстати, и его матери тоже. Мы хотели, чтобы Патрик на мне женился, и никогда не думали о том, хочет ли он. Но теперь я не перестаю думать, что мы совершили ужасную ошибку.

– Не будь смешной. Ты скоро поднимешься на ноги и будешь для Патрика чудесной женой. У вас все впереди. На всех его друзей и знакомых, тогда на приеме, ты произвела потрясающее впечатление.

– Произвела, значит? Если бы жизнь на ранчо представляла только череду приемов, как это было в Натчезе, мы с Патриком, возможно, и правда были бы счастливы. Но жизнь на ранчо совсем не такая, какой я ее себе представляла.

Прежде чем Эльке успела что-то возразить, Шарлотта кинулась рассказывать, как завлекла этого интереснейшего из всех, каких встречала, мужчину. Подобно Отто, Шарлотта была прирожденной рассказчицей. Она расцвечивала все такими живописными деталями, что Эльке легко представляла себе ее на первом ужине, одетую в чудесное изумрудное платье и флиртующую изо всех сил.

Смелость поведения Шарлотты ее восхищала и одновременно наполняла бессильным гневом. Она боролась с желанием вскочить на ноги, подбежать к Шарлотте, схватить ее за плечи и трясти, трясти, пока не застучат зубы.

Своим эгоизмом Шарлотта разрушила три жизни – Патрика, Эльке и свою тоже.

– Но ты любила Патрика? – выдавила Эльке сквозь удушающий гнев.

– Что значит любила? Он меня поразил, конечно. Такого мужчину я еще никогда не встречала. И кроме того, я была полностью захвачена охотой. Полагаю, ты можешь смело считать, что я желала заполучить его, как мой отец желал получить призовую лошадь или ценного раба. Но любовь? Не думаю. Видишь ли, для меня это было просто игрой.

Ах, вот оно что! Эльке всегда инстинктивно чувствовала, что все ее беды не случайны, что кто-то за этим стоит. Но кто? Патрика она любила слишком сильно, чтобы представить его этим кем-то. Валяться самой во всей этой грязи мученичества, что было бы естественным следствием, если бы она постоянно обвиняла себя, ей тоже уже изрядно надоело. Идеальной кандидатурой была Шарлотта.

– Вот видишь, как получилось, – заключила Шарлотта, – у Патрика просто не было никаких шансов. Я знала, он сделает все, как положено, когда мой отец нашел нас в лабиринте. Должен был. Но это не означает, что Патрик меня любит. Иногда я думаю, что единственное, что его по-настоящему заботит, это ранчо.

«Если бы ты только знала, – подумала Эльке, – что его по-настоящему заботит?» И гнев ее сменился угрызениями совести.

Как может она сидеть сейчас здесь и слушать признания Шарлотты, тем самым предавая ее доверие? Как осмелилась она винить Шарлотту?

– Я не буду в обиде, если после всего, что случилось, ты будешь меня ненавидеть, – сказала Шарлотта.

Эльке на мгновение закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Как могу я тебя ненавидеть? Какое я имею на это право?

– Ну, в таком случае я очень рада. Твоя дружба для меня много значит.

Во дворе послышался стук копыт, и откровениям Шарлотты пришел конец. Эльке подошла к окну.

К парадной двери спешил Террил Микс. Через несколько секунд Эльке ввела его в гостиную.

– Несчастный случай, миссис Саншайн! – проговорил парень, обращаясь почему-то к Эльке.

Живот у нее спазматически сжался.

– Что-то с мистером Прайдом?

– С ним все в порядке. Там англичанин, его зовут Граф. Он сломал ногу, ужасно сломал. Мистер Прайд послал меня вперед сказать вам, чтобы вы приготовили постель и настойку опиума.

В сознание Найджел пришел уже в постели. И первое, что он увидел, была женщина. Женщина в белом воздушном платье, отороченном кружевами. Женщина неземной красоты. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами цвета топаза. Лицо обрамляли темные волосы. Такое совершенное лицо могло принадлежать только ангелу.

– Я что, в раю? – Он с трудом шевелил своими пересохшими губами.

Беспокойство на ее лице перешло в улыбку.

– Благодарю вас за комплимент, лорд Хосорн. Но это далеко не рай. Вы в доме Патрика Прайда. Мой муж доставил вас сюда несколько часов назад.

Найджел плохо соображал. Он перенес слишком много боли, поэтому осознать сказанное ангелом было для него сейчас не под силу. Он судорожно рванулся сесть и застонал – по сломанной ноге острым ножом полоснула боль.

– О, вам ни в коем случае нельзя двигаться, – сказал ангел. – Я сейчас позову Эльке.

Полностью сбитый с толку болью и шоком, Найджел не мог понять, почему ангел считает, что лось может ему чем-нибудь помочь.^[29]

Как раз в прошлом месяце ему попался отличный экземпляр. Дивные рога уже были отосланы в Англию вместе со шкурами медведя и бизона. А может быть, это вовсе не рай, а особое отделение ада, специально для таких, как он, которые убивали божьих тварей не из-за голода, а просто ради забавы.

Он закрыл глаза, приготовившись встретиться с судьбой, однако бормотание женских голосов рядом с постелью свело его усилия на нет.

– Почему не в постели? Немедленно в постель, – скомандовал первый голос.

Но Найджел уже лежал в постели или в чем-то вроде постели.

– Не сердись, Эльке. Я уже почти легла, но любопытство взяло верх. Я никогда не видела графа, – ответил ангел.

– Этот граф никуда не денется, – властно проговорил первый голос. – У тебя еще будет возможность с ним познакомиться, когда наберешься сил.

Заинтригованный Найджел открыл глаза и увидел ангела с топазовыми глазами, разговаривающего с хорошенькой белокурой женщиной. Если остальные обитатели этого дома выглядят так, как эти две, он не возражает, чтобы остаться здесь. Рай это окажется, или ад – совершенно не важно.

Патрик и Рио де Варгас сидели в библиотеке. Это у них был первый отдых с тех пор, как четырнадцать часов назад они отправились преследовать пуму.

– Я не думал, что граф сможет перенести этот поход, – сказал Патрик.

– Я тоже. – Морщины вокруг рта Рио выделялись сейчас резче. – А когда поднимали его по лестнице и укладывали в постель, это тоже была не прогулка по парку. Хорошо, что Эльке дала ему настойку опиума. Граф мужественный человек, но у боли тоже есть предел.

– Ты думаешь, он сможет снова ходить?

– Это еще рано обсуждать, босс. Я молюсь, чтобы бедняга проснулся завтра утром.

– Как насчет того, чтобы выпить? – спросил Патрик.

– Пожалуй, можно. – Рио снял пропотевшую шляпу. – Нелегкий денек выдался у нас сегодня!

– Уверен, граф бы с тобой сейчас согласился, дай ему Бог выжить, – улыбнулся Патрик, наполняя два бокала до краев. – Кстати, а ребята нашли пуму?

– Конечно. И подстрелена она была именно в легкое. Точно, как сказал граф. – Рио взял бокал у Патрика. – Ему страшно повезло, что мы нашли его вовремя.

– Очень повезло, – сказала Эльке, входя в комнату.

Сердце Патрика подпрыгнуло, как обычно при ее появлении.

– Как наши больные? – спросил он.

– Отдыхают, надеюсь. Я вышла взять еще одну подушку, чтобы подложить под ногу графа, а когда вернулась, застала в его комнате Шарлотту. Она сегодня на ногах с тех пор, как приехала погостить Вельвит Гилхули. Остается только надеяться, что все это не помешает ее выздоровлению.

– Вельвит была здесь? – вырвалось у Рио.

– Она очень сожалела, что не встретилась с вами, – ответила Эльке.

– Я тоже очень жалею, что не смог ее увидеть, – удрученно проговорил Рио.

Лицо Эльке осветила улыбка, причем какая-то проказливая, светлая улыбка, похожая на солнце, выглянувшее после грозы. У Патрика захватило дыхание.

– Она чувствует то же самое.

– Может быть, вы на время перестанете обсуждать визит Вельвит, – вмешался Патрик. – Меня интересует, как себя чувствует лорд Хосорн? – Патрик показал жестом Эльке, чтобы она присела рядом на диване.

К его удовольствию, она это сделала.

– Я дала ему еще немного опиума. Когда уходила, он бормотал что-то насчет встречи с ангелом.

– У него температура?

– Пока нет. Потребуется большой уход, ему придется помогать справлять… нужду. Думаю, ему вряд ли понравится, если это будет делать женщина. Ты должен попросить кого-нибудь из ковбоев…

Прежде чем Эльке закончила, Рио встал и подошел к ней.

– Миссис Саншайн, вся беда в том, что у нас никого нет, кто бы хоть что-то понимал в уходе за больными.

Патрик сам хотел сказать то же самое, но решил, что Эльке лучше выслушать это от Рио.

– Я знаю, за последний месяц вам досталось, вы очень устали, – продолжил Рио с непривычным для него многословием. – И Вельвит говорила, что вы собираетесь возвращаться в Германию. Но граф нуждается в вашей помощи, так же как вы в свое время нуждались в помощи Вельвит.

Патрик не мог бы сказать лучше. Он знал Рио уже пятнадцать лет и никогда прежде не слышал от него такого потока красноречия. К радости Патрика, это были правильные слова.

Эльке устало пожала плечами:

– Я полагаю, вы правы. Вам не о чем беспокоиться, Рио. Я постараюсь сделать для англичанина все возможное.

К удивлению Патрика, Рио нагнулся и погладил Эльке по плечу.

– Я знал, миссис Саншайн, что мы можем на вас положиться. Таких, как вы, одна на миллион. Если вы позволите, я бы хотел посмотреть графа завтра утром.

– Очень хорошо.

Рио внезапно понял, что слишком разговорился. Его грубое лицо стало алым. Он оглянулся вокруг в поисках своей шляпы, нашел ее и водрузил на голову.

– Я пошел, – пробормотал он и выскочил из комнаты.

Эльке повернулась к Патрику:

– Если бы я не знала точно, то обязательно бы заподозрила, что ты специально организовал эту сцену.

Патрик встал и поспешил к бару, пытаясь скрыть от Эльке улыбку.

– Конечно, я хочу, чтобы ты осталась, но, как понимаешь, несчастный случай с Найджелом Хосорном организовать мне было бы чрезвычайно трудно. Мне кажется, этот граф Хосорн Рио очень понравился. Недаром он так о нем печется.

Он пересек комнату и протянул Эльке бокал с шерри. Она встретилась с ним взглядом в первый раз с той ночи, когда у Шарлотты прекратилась горячка.

Это подействовало так же сильно, как ласка, – как будто сквозь него проскочил огонь. На мгновение Патрика окружила бездонная голубизна ее глаз. Долгое сидение в доме не сделало ее менее красивой. На бледном лице выделялись веснушки. Он жаждал поцеловать каждую.

Сознание того, что она живет в его доме, доставляло Патрику огромное наслаждение. Звук ее шагов был для него сладчайшей музыкой. Он построил дом и наполнил его своими мечтами. Эльке была единственным человеком, который мог сделать эти мечты действительностью.

– Как хорошо, что ты согласилась ухаживать за Хосорном. Теперь есть надежда.

– У меня просто не было выбора. Но уехать мне необходимо, особенно после того, что случилось сегодня.

– А что, сегодня, кроме неприятности с Хосорном, случилось что-то еще?

Она вздохнула.

– О чем идет речь? Шарлотта устроила сцену по поводу визита Вельвит?

– Шарлотта не могла быть более любезной. Мы потом еще с ней долго говорили после ужина.

Патрик крепко сжал бокал, приготовившись к худшему.

– И что?

– Она рассказала о твоем сватовстве и о том, что случилось в тот вечер, когда ты сделал ей предложение.

Патрик почувствовал на своей коже холодный пот. Наверное, Шарлотта наплела Эльке кучу вранья?

– Но что она точно сказала? Эльке наконец отвела глаза.

– Извини, но я не могу выдавать чужие секреты. Патрика внезапно озарило: а что, если его непредсказуемая жена сказала правду?

– Я не прошу тебя выдавать чужие секреты. Кроме того, и секретов-то для меня здесь никаких нет. Никогда не думал, что Шарлотта может открыть свою тайну.

– Значит, ты знал, что она с матерью все это запланировала заранее?

– Нетрудно было догадаться. Я понимаю так, что и моя мать тоже принимала в этом участие.

– Как ты мог позволить так манипулировать собой?

Патрик глубоко вздохнул. Месяцами он искал возможность рассказать Эльке правду.

– По многим причинам. Все они казались мне в то время разумными. Как у джентльмена, у меня тогда большого выбора не было. И, кроме того, я был польщен, что Шарлотта решилась на такое. Она очень красивая женщина и может быть очень милой, если захочет. Я был довольно глуп, думая, что этого достаточно. Видишь ли, я считал, что ты счастлива в своем браке. Мне хотелось немножко счастья и для себя. Я хотел иметь семью.

Он дотянулся до руки Эльке и был поражен, что она позволила ему это сделать.

– Я совершил ужасную ошибку и теперь раскаиваюсь. Мне нравилась Шарлотта, но я никогда ее не любил. Поверь мне наконец. Я люблю тебя, Эльке. До самой могилы я буду любить только тебя одну.

Эльке притихла, пока его слова бальзамом изливались на ее измученное сердце. Все эти годы она жаждала этого момента, но не могла даже представить, как это сладко может быть в действительности. И… как горько.

Наконец к ней пришли нужные слова, что были на ее губах так долго и так давно, с тех пор как она увидела его скачущим на белом жеребце.

– Я тоже люблю тебя.

Счастье окатило Патрика теплой волной, смыв с глаз тени. Он притянул ее, и она позволила себе упасть в его объятия. Время вначале замедлилось, а затем и вовсе остановилось. Она прильнула к нему, и его запах наполнил ее ноздри, его нежные касания наполнили ее сердце. Все прежние сомнения и страхи исчезли, на смену им пришла уверенность, что он сказал правду, что он всегда говорил правду. Он любит ее, и она любит его.

Но надо смотреть в лицо жестокой действительности. Отворачиваться нельзя, будет еще хуже. Может быть, вместе это сделать будет легче.

– Но наши чувства друг к другу не могут ничего изменить, – произнесла Эльке и с болью в сердце увидела, как исчезла в его глазах радость. Ее заменила огромная усталость.

– Не говори так. Не смей! Не приговаривай меня к жизни без тебя.

Она жаждала поцеловать Патрика, чтобы из его глаз исчезло выражение раненого зверя, но вместо этого освободилась от его объятий.

– Хорошо, если бы все было по-другому, но ты прекрасно знаешь, что это не так. У нашей любви нет будущего. Поэтому рано или поздно я должна буду уехать.

Он застонал, и этот стон пронзил ее сердце.

– Этого не случится… я попрошу Шарлотту о разводе.

– Мой дорогой, мой любимый, она никогда не согласится. Но даже если согласится, разве мы будем счастливы вместе, зная, что разрушили ее жизнь? Ты не из тех людей, и я не такая. Если бы все было иначе, ты бы сказал мне о своей любви еще раньше, когда был жив Отто. Но тогда ты не признался, и правильно сделал.

Патрик понимал, что она права. И тем не менее не мог расстаться с надеждой.

– Обещай мне, что останешься, пока Хосорн не встанет на ноги.

Она вздохнула.

– Конечно, останусь. Но если я правильно тебя понимаю, ты все время будешь теперь искать предлог, чтобы задержать меня здесь.

Патрик выдавил слабую улыбку.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо. Предлог уже есть. Пока не началась война, нужно отогнать на ярмарку скот. Шарлотту здесь одну оставлять нельзя – тебе придется дождаться моего возвращения.

– Когда ты уезжаешь?

– Весной. В конце марта или в начале апреля.

– И надолго?

– Если ничего не случится, возвращусь в июле. – Патрик в уме сосчитал месяцы.

«Только семь, – подумал он. – Всего семь месяцев в ожидании чуда. Потому что это будет чудом, если удастся задержать Эльке после моего возвращения».

Глава 21

Найджел Хосорн проснулся от солнечного света. Щедрые золотые лучи блуждали по стенам спальни и высвечивали в воздухе сияющие танцующие пылинки. Аромат лимонного масла, которым была пропитана мебель, также как аромат свежего воздуха и душистого мыла, исходящего от свежих простыней, доставил ему большое удовольствие.

Даже постоянные толчки в правой ноге были своеобразным удовольствием. Значит, жив. В первый раз он чувствовал себя живым, с тех пор как его придавила эта несчастная лошадь. Он жив благодаря Богу и Рио де Варгасу. И кажется, пока ничего у него не убыло.

О тех часах, наполненных болью, остались смутные воспоминания. Он периодически впадал в беспамятство, и все приходы и уходы каких-то людей, все их разговоры остались на обочине его сознания.

Помнится, была высокая блондинка, которая кормила, купала, умывала его и помогала отправлять другие, более интимные потребности с уверенностью квалифицированной медсестры. У нее было, кажется, какое-то немецкое имя.

Эльке Саншайн. Да, именно так. Ее белокурые, как будто бы ледяные, волосы и бездонные голубые глаза почему-то вызвали в его воображении холодный замерзший пруд, окруженный купами деревьев. Эльке Саншайн успокаивала его лучше, чем любое лекарство.

Двое мужчин, спасшие его – хозяин ранчо Патрик Прайд и управляющий Рио де Варгас, – тоже приходили в комнату. Крепкие ребята, оба. Он обязан им своей жизнью. Найджел припоминал также доктора с кислым печальным лицом. Он долго щупал, что-то пробовал и скорбно вздыхал.

Последней по счету, но не значению была женщина, которую он принял вначале за ангела, пугающе красивая Шарлотта Прайд. Он даже не мог представить, что в этой глуши может обитать такая красота. И она здесь вянет попусту. Женщина, которая могла бы быть украшением лондонского света.

Дверь спальни отворилась. Повернув голову, он увидел Эльке с подносом. В накрахмаленном белом переднике с умным выражением на лице, она была удивительно похожа на знаменитую сестру милосердия Флоренс Найтингейл, прославившуюся во время Крымской кампании.

– Доброе утро, – сказала она, ставя поднос на стол рядом с постелью. – Как вы себя чувствуете, мистер Хосорн? Или мне следует обращаться к вам – лорд Гленхевен?

– Ни то и ни другое. Мистер Хосорн слишком уж официально, а лорд Гленхевен… я все еще думаю, что это мой отец. Зовите меня просто Найджел. Я вам очень признателен за заботу и чувствую себя уже лучше. – Он потрогал рукой свое лицо. Щеки и подбородок покрывала щетина. – Сколько времени я уже здесь?

– Неделю.

– Так долго? – вздохнул он. Вот откуда, значит, такая щетина.

– То, что вы почти ничего не помните, меня не удивляет. Большую часть времени вы спали, – произнесла Эльке, поправляя его подушки. – Доктор прописал вам опиум четыре раза в день.

«Вот оно что. Видимо, до сегодняшнего утра я был скорее мертвым, чем живым».

– Как моя нога?

– А как вы ее ощущаете?

– Болит, и довольно сильно. И еще зудит невозможно.

Она просияла, как будто он сообщил ей, что выиграл сто фунтов на скачках.

– Это чудесная новость. Нога зудит, потому что начинает заживать. Мне надо посмотреть, но предупреждаю, будет больно.

С тех самых дней, когда он учился ходить, ковыляя по Гленхевен-Холлу с бутылочкой теплого молочка в одной руке и ухом упирающегося спаниеля в другой, ни одна женщина так за ним не ухаживала. Черт побери! Неужели она собирается лезть под одеяло?

Хотя она откинула его с большой осторожностью, Найджел поморщился, и не только из-за своей покалеченной ноги.

Тот факт, что ему стало холодно, свидетельствовал, что там внизу у него ничего нет. То есть получается, что он голый. По-видимому, Эльке это нисколько не смущало, правда, и смущаться-то было не от чего. В его состоянии…

Когда ее нежные пальцы коснулись шин, которые покрывали место, где кость проходила сквозь кожу, он задохнулся стоном.

– Не думаю, что их следует менять. Признаков инфекции нигде не заметно. Великолепная работа Рио.

– А ходить я смогу? – «…или заниматься любовью», – чуть не добавил он. Ему казалось, что его третья конечность находится в не менее печальном состоянии, чем та, которая сломана.

– Есть все основания надеяться.

Ничего себе ответ. Есть все основания надеяться. Что, черт возьми, это значит?

Эльке поправила одеяло, затем села в кресло у его постели и поставила ему на колени поднос.

– Я принесла вам завтрак. Вы почти ничего не ели целую неделю. Надеюсь, это вашему желудку не повредит.

Она протянула ему на вилке кусочек несказанно пахнущего омлета, и он открыл рот. Хотя, когда тебя кормят, как ребенка, это несколько оскорбляет джентльменское достоинство, но тем не менее ел он жадно и с наслаждением.

Его джентльменское достоинство было оскорблено еще сильнее, когда он закончил, и она вытерла ему рот салфеткой.

Черт! Что это за хозяйство у его благодетеля, Патрика Прайда? Разве нельзя было найти мужчину в помощь ему? И как, скажите на милость, этому парню удается в этой глуши удерживать двух таких красивейших женщин?

Прежде чем Найджел сделал попытку найти ответ на этот вопрос, возвратилась Эльке с коричневым пузырьком в руке.

– Теперь, мне кажется, вам следует принять ложечку опиума. Это ослабит боль, и вы сможете опять поспать.

– Скорее я приму яд.

К ее чести, она не настаивала. Просто взяла поднос и пошла к двери. У самой двери оглянулась.

– Я проведаю вас через час.

Найджел начал считать балки на потолке. Это единственное, что оставалось делать – неподвижно лежать на спине и считать переплетающиеся деревянные балки. Он попытался пошевелить пальцами ног и тут же был вознагражден ударом боли, которая чуть не лишила его чувств.

Но душевная боль Найджела была еще сильнее. Неожиданный инцидент в центре Техаса навсегда изменил его жизнь.

Не будет больше охоты, не будет приключений. Если повезет, остаток своей жизни он проведет инвалидом. Это если повезет. Он представил себя на инвалидном кресле – ноги укрыты пледом, рядом верный пес, и медленно текут бесконечные часы бесполезной, никому не нужной жизни.

Друзья будут навещать редко, а потом и вовсе перестанут, женщина, которая согласится делить с ним постель… с ее стороны это будет не больше, чем акт милосердия. Его пенис высохнет по причине неупотребления и опадет навсегда. Он закончит так, как эти старые идиоты с трясущимися руками, которых он наблюдал в Брайтоне. Они дремали на солнце в своих инвалидных креслах и слегка пускали слюни.

– Нет уж, лучше умереть, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

– Ни в коем случае, только не это, – произнес томный живой голосок, и в его воображении возник ленивый полдень в душном тропическом порту.

Это было летний голос, полный чувственности – совершенно не похожий на пронзительные носовые голоса его детства. Просто с ума можно сойти от такого голоса!

Он повернул голову и увидел ангела.

– Вы что, можете ходить сквозь стены?

Она бросила на него лукавый взгляд и ослепительно улыбнулась, отчего померк солнечный свет, льющийся из окна.

– Я постучала. Поскольку вы не ответили, я прошла на цыпочках. Эльке сказала, что вы чувствуете себя лучше. Я подумала, что вам наскучило лежать одному. Хотите немного поговорить?

– Мне лучше. – «Много лучше сейчас, когда вы здесь», – добавил он про себя. – И я бы очень хотел поговорить.

– Но, сэр, вы для меня загадка. Если вам лучше, почему же вы сказали, что хотели бы умереть?

– Мне стало себя очень жаль.

– Чего ради? Я бы все отдала, чтобы быть на вашем месте. – Она мило покраснела и засмеялась. Это был самый музыкальный смех, какой он когда-либо слышал. – Вы, наверное, подумали, что я невероятно глупа. Но я не имела в виду, что хочу быть на вашем месте именно сейчас. Однако вы граф. Представляю, какую потрясающую жизнь вы ведете! Родители возили меня в Лондон пару лет назад, я просто с ума там сходила. Потрясающий город!

Найджел перевел взгляд с совершенного лица Шарлотты на другие не менее совершенные части ее тела. На ней был плотно облегающий костюм из персикового муара, который подчеркивал линию грудей, талию и бедра.

Такие костюмы ему приходилось видеть в лучших лондонских салонах. Была видна рука большого мастера, такого, как Ворт. Кольца на ее пальцах и украшения в ушах были, несомненно, от Тиффани. Все это вместе свидетельствовало об очень большом богатстве.

– Ваш муж, миссис Прайд, без всяких сомнений, богатый человек. Я уверен, он может повезти вас в любое место, куда пожелаете.

– Но он не делает этого. Он весь в своем ранчо.

– Вот как?

– Именно так, – проговорила Шарлотта, надув губки, став от этого еще более соблазнительной.

– Какое трагическое заблуждение! Как можно такой женщине, как вы, отводить второе место в своей жизни после каких-то комков грязи?

– Вы мне льстите.

– Это не лесть, миссис Прайд.

– Пожалуйста, зовите меня просто Шарлоттой.

– Только если вы будете меня звать Найджелом. Она восхитительно взмахнула ресницами. «Какое очаровательное создание», – подумал он, забыв обо всех своих болях – и физических, и душевных.

– У вас был такой бледный вид, когда я вошла. Хотите, я дам вам опиум? Он хорошо снимает боль.

– И сознание затуманивает тоже. К нему ведь быстро привыкаешь. В Индии я видел людей, которые за этот наркотик продавали душу. Нет уж, лучше буду переносить боль, чем стану наркоманом.

Ее дивные, похожие на бриллианты глаза расширились.

– Вы действительно были в Индии?

– В Индии? Да. И во многих других экзотических странах, о которых большинство людей только читали, – сказал он, отбрасывая ложную скромность.

Затаив дыхание, Шарлотта подалась вперед.

– Представляю, какие вы можете рассказать захватывающие дух истории. Скорее бы вы поправились, очень хочется их послушать.

Подобной женщины, которая бы так бурно реагировала на любое его высказывание, Найджел еще не встречал.

– Теперь у меня появилась цель в жизни.

– А сейчас я могу вам чем-нибудь помочь?

– Хорошо, если бы вы прислали кого-нибудь из слуг-мужчин, чтобы меня побрили. С этой бородой я стал похож на старика.

– У моего мужа нет слуг-мужчин. И вы вовсе не старик. Даже с бородой. Но я могу побрить вас, если хотите. Насколько я припоминаю, у вас, под этой ужасной щетиной, довольно привлекательное лицо.

Шарлотта произнесла эти слова и сама удивилась. Она не флиртовала уже многие месяцы. С тех пор как Господь оставил ей жизнь, она решила ее начать по-новому, стать более серьезной, как Эльке.

И вот, значит, опять принялась за старое. Но, что интересно, заниматься этим доставляет ей огромное удовольствие.

Что за вред, спрашивается, может быть, если я развлекусь слегка с Найджелом Хосорном? Надо будет вечером не забыть написать маме об этом симпатичном молодом графе.

– А вам прежде приходилось этим заниматься? – спросил он. В его светло-карих глазах промелькнула тень сомнения.

– Вообще-то есть очень много вещей, которыми я ни разу не занималась. Ну и что? Просто надо быть смелее и пробовать все. – Она даже толком и не понимала, о чем говорит, пока не встретилась с ним взглядом.

Найджел сиял. Ведь в этих словах для мужчины может быть заключено очень многое. Буквально все. Нет, такой очаровательной маленькой шалуньи, такой дерзкой и смелой он еще не встречал.

– Может быть, стоит подождать и попросить Эльке?

– Ой, какая чепуха! Вы что, мне не доверяете, лорд Хосорн?

– У меня такое чувство, что вы очень опасная женщина.

– Ах вот вы как! А я-то думала, что вы смелый мужчина. Даже боитесь попробовать?

К своему удивлению, он вдруг понял, что хочет произвести на нее впечатление. Сделать что-то такое, чтобы она знала, что остаток своей жизни он не собирается проводить, лежа в постели на спине.

– Мне в своей жизни приходилось рисковать больше, чем многим мужчинам. Если бы не так, то я бы здесь не оказался. Так что одним риском больше, одним меньше, какая разница.

– Я схожу за бритвой Патрика и сейчас вернусь.

Шарлотта торопилась, боясь, что он передумает. В холле она задержалась перевести дух. Ее сердце колотилось так сильно, что она боялась, как бы оно не выскочило из груди и не упало на пол.

В таком состоянии она не была с того самого вечера, когда впервые встретила Патрика.

«Нет, – поправила она себя, – я и тогда не испытывала подобного восторга».

От мысли о том, что ей придется брить едва знакомого мужчину, на душе становилось сладостно тревожно.

Бритва Патрика, кувшин для бритья и кисточка – все это было расставлено на полке в ватерклозете. Шарлотта собрала их и наполнила водой белый эмалированный таз. Она была уже на пути к двери, как вдруг поспешно возвратилась к зеркалу над раковиной.

Щеки пылали так ярко, что вовсе не нуждались в румянах. Костюм, который она надела сегодня утром, прекрасно оттенял ее темные волосы. Она изогнула бровь, увлажнила губы и несколько раз улыбнулась, следя за появлением ямочек на щеках. После этого, удовлетворенная, поспешила назад, в комнату Найджела.

У двери Шарлотта остановилась собраться с мыслями. В конце концов никаких оснований чувствовать себя, как будто она собирается пуститься в тайное и рискованное путешествие, у нее не было. Только и всего, что предложила раненому человеку небольшую помощь. Что здесь такого?

Она постучала один раз и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Не придется ли нам потом сожалеть об этом? – проговорил Найджел со своим удивительным английским акцентом.

– Обещаю, что живым вы останетесь. Он тихо засмеялся.

«Как он мило смеется», – подумала Шарлотта, устраивая полотенце под подбородком Найджела. Ей всегда нравилось, когда мужчины смеялись над ее проказами.

Она окунула кисточку в миску с водой, затем в мыльную пену и сильно размешала, после чего покрыла пеной щеки и подбородок Найджела.

Она не раз наблюдала, как слуги брили ее отца и братьев, но никогда не задумывалась над этим. Что-то интимное по своей сути было в том, что она сейчас бреет этого мужчину. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что мужчина этот симпатичный английский аристократ.

Об аристократическом происхождении Найджела говорили его высокий лоб и орлиный нос, равно как и стройная фигура и чудесные пепельные волосы, пряди которых падали на лицо.

Патрик своей мужественностью ее слегка перегружал. Наружность Найджела была куда более утонченной. Она водила бритвой по твердой щетине, покрывающей его лицо, и было такое ощущение, что фундамент дома покачивается у нее под ногами.

Она почувствовала вдруг, что связана с ним, причем связь эта выходила далеко за пределы физического влечения – хотя и этого было здесь с избытком – она чувствовала себя так, как будто уже знала его насквозь.

Это было очень странно! Как она, замужняя молодая женщина, счастливая в браке, может испытывать подобные чувства к какому-то еще мужчине, кроме своего мужа.

Про Патрика, про то, как он ей нравится, она рассказывала своей матери, делилась с Эллой Мэй и другими своими приятельницами, у которых было желание слушать. Но Шарлотта бы никогда не отважилась поделиться тем, что чувствовала сейчас, ни с одним живым существом, разве что сама бы сказала Найджелу лично. Может быть, когда-нибудь они вместе посмеются над этим.

– Я все делаю правильно?

– У вас прирожденные способности.

– Вы просто мастер делать комплименты.

Она покончила с правой стороной и наклонилась через распростертое тело Найджела, чтобы начать брить левую.

Найджел оторопел, когда ее, если можно так выразиться, верхняя часть приблизилась к его лицу. Он отклонился назад насколько мог, но этого было явно недостаточно. Она источала экзотический аромат, который возбуждал все его чувства… все без исключения.

Господи, неужели она не осознает, что стоит ему только поднять чуть-чуть голову, и он может поцеловать ее грудь? Если в ближайшее время она не закончит, он за некоторые части своего тела не отвечает.

Рио де Варгас проделал мастерскую работу по спасению его ноги. Патрик Прайд создал ему здесь райские условия. Доблестная Эльке Саншайн ухаживала за ним. Но Шарлотта Прайд – он сейчас осознал это с восторгом – вернула к жизни его третью часть тела, о которой он только недавно так печалился.

Даже если ему будет суждено прожить еще сотню лет, этот момент он все равно никогда не забудет. Она что, специально дразнит его или просто такая добрая от природы? Искусная соблазнительница или ангел? Он горел нетерпением это выяснить.

Глава 22

Эльке застегивала пуговицы на своем голубом дорожном костюме.

Шарлотта и Найджел в последнее время выглядели все более крепкими и живыми, она же чувствовала, что тает с каждым днем. Она отдала им так много энергии, что, казалось, у нее самой ее не осталось совсем.

«У меня уже давно не было выходного», – подумала она, спускаясь по черной лестнице.

Кончита встретила ее у дверей кухни с чашкой кофе в руках.

– Кабриолет уже у входа, сеньора. Выпейте перед дорогой.

Эльке сделала всего несколько глотков.

– Не забудьте дать лорду Хосорну на завтрак чай, а не кофе, и он любит яйца в мешочек. Там осталась ветчина, она будет хороша на ужин и…

– Oiga,^[30] вы говорили мне все это вчера. Я ничего не забыла, – прервала ее Кончита. – Вы слишком обо всем беспокоитесь. – Она слегка подтолкнула Эльке по направлению к двери. – Я там вам положила кое-что, поедите в дороге. В повозке.

– Вы уверены, что ничего не забыли?

– Si.^[31] Я уверена. У вас не было ни одного дня отдыха, дайте-ка я вспомню… – Кончита сосчитала на пальцах. – Три месяца. У вас должно быть время и на себя. Vaya con Dios, senora.^[32] – Она проводила Эльке до дверей кухни.

– Adios у muchas gracias,^[33] – крикнула ей напоследок Эльке и вышла в холл.

Здесь, надев свое зимнее пальто и шляпку, она распахнула дверь в морозное февральское утро. Над головой простирался огромный свод звездного неба. Лай койотов вдалеке дисгармонично перекликался с предрассветным петушиным кукареканьем. Солнце только занималось, возвещая о своем появлении на востоке сполохами расплавленного золота. Широко раскинув руки, как будто желая обнять все вокруг, Эльке сделала глубокий живительный вдох. Воздух имел вкус более освежающий, чем шампанское.

«Я слишком долго была заперта в стенах этого дома», – подумала она, глядя на ожидающий кабриолет.

Уход за Шарлоттой, а затем за Найджелом измотал ее эмоционально и физически. Наконец-то ей удалось вырваться в город. Сначала заедет к Вельвит, проведет время с ней и девушками, а потом у Гробе переночует.

– Я ждал тебя.

Голос Патрика ее испугал. Она слышала, как он уходил, и думала, что он уже теперь далеко, готовит для перегона скот. Эльке обернулась. Он стоял в овечьей тужурке.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Сердце ее учащенно билось, как и всегда в его присутствии. – Будешь смотреть, как я уезжаю? В этом нет никакой нужды.

Он еще плотнее нахлобучил шляпу.

– Я не за тем чтобы смотреть. Я собираюсь с тобой.

Ее щеки залила краска.

– Зачем?

– Неужели ты думаешь, что я позволю тебе поехать во Фредериксбург одной?

– Я вполне способна позаботиться о себе сама.

– Ты очень независимая женщина, но времена сейчас опасные.

– Зачем ты мне об этом напоминаешь? – хрипло проговорила Эльке.

– Извини. Я ни о чем не хотел тебе напоминать. Но я дал себе обещание: пока ты живешь под крышей моего дома, я буду заботиться о тебе. – С этими словами Патрик направился к кабриолету.

Дождавшись Эльке, он взял ее за локоть и помог взобраться на переднее сиденье.

– Поездка будет долгой, попытайся получить от нее удовольствие.

– Шарлотта знает, что ты едешь? – спросила она, когда он устроился рядом.

Патрик улыбнулся.

– Мне кажется, она будет счастлива, оставшись одна больше чем на сутки. Она что-то говорила о том, что сегодня Найджел будет обучать ее игре в вист.

Он взял поводья и тронул лошадь. Долгое время они ехали, не проронив ни слова. Неловкое молчание разряжали только скрип колес, постукивание копыт да позвякивание металлических частей повозки.

Эльке смотрела прямо перед собой, крепко держась за поручень. В голове стучало: только бы случайно к нему не прикоснуться.

Ее сердце, все ее существо были настолько открыты его любви, что сидеть рядом с ним было одновременно и пыткой, и радостью. С тех пор как прибыл Найджел, она избегала оставаться с Патриком наедине. И вполне успешно. Работа заполняла все ее дни. Ночи заполняли мысли о Патрике.

Теперь эти непрошеные мысли раскрылись в ее мозгу, как весенние почки. Ведь от жизни ей сейчас нужно было совсем немного – только иметь возможность посмотреть на любимого человека, коснуться его. Но вместо этого приходилось держать руки на коленях и смотреть на дорогу.

Миля проскакивала за милей, солнце все выше поднималось над горизонтом, а Эльке тщетно искала какой-нибудь нейтральный предлог для разговора. За какую бы тему они ни хваталась – аболиционизм, политика, выздоровление Шарлотты и Найджела, перегон скота, – каждая из них расплющивалась под грузом ее собственных неуправляемых воспоминаний.

Патрик, казалось, полностью сконцентрировался на управлении экипажем. Когда кабриолет наконец миновал колонны, обозначающие границу ранчо, он повернулся к ней.

– Это глупо, – только и сказал он. Эльке еще сильнее выпрямила спину.

– Если ты считаешь, что Найджела не следовало оставлять без присмотра, почему бы прямо не сказать об этом и не повернуть снова к дому?

Он удивил ее своим искренним смехом.

– Ничего подобного у меня сейчас и в мыслях не было. Этот парень валяется в постели уже четыре недели. Я абсолютно уверен, что, если бы ты не хлопотала над ним как наседка, он бы давно уже мог попробовать ходить на костылях, которые изготовил для него Рио.

Эльке даже послышались в голосе Патрика нотки ревности.

– Но тогда о чем ты?

Он повернул к ней лицо, и тепло его глаз сразу же растопило всю ее нарочитую холодность.

– О нас с тобой. Я знаю, что не имею права на твою любовь. Как бы ни была мне ненавистна мысль о твоем отъезде, я все же пытаюсь к ней привыкнуть. Но ведь мы, несмотря ни на что, когда-то были друзьями. Что же нам, проехав двадцать пять миль, так и нечего сказать друг другу?

– Я не знаю, что говорить. Патрик тяжело вздохнул.

– Вот это-то и ранит меня больше всего. Если бы ты знала, как мне больно сознавать, что каждый раз, когда мы остаемся с тобой одни в комнате, ты сидишь как на иголках! Мне больно видеть, что ты специально ешь на кухне, чтобы избежать встречи со мной. Через несколько недель я отправляюсь перегонять скот. Нам так мало времени осталось быть вместе. Разве мы не можем провести его как друзья?

Шарлотта слышала, как Патрик вышел из спальни. Это было задолго до рассвета. Вчера он лег к ней, даже не поцеловав. Она притворилась спящей. И не то чтобы она возражала против растущей холодности между ними. Больше нет.

Если бы Патрик был любящим мужем, она бы чувствовала себя виноватой, что так много времени проводит с Найджелом. Лежа ночью в постели рядом с Патриком, она воображала, что ее держит в объятиях Найджел.

Беда вся была в том, что одного воображения уже было недостаточно.

Она научилась стискивать колени и доводить себя до порога удовольствия. Но что за одинокое удовольствие это было! Она хотела мужчину, горячего, голодного мужчину и, как замужняя женщина, имела на это полное право.

Шарлотта часто слышала разговоры отца и братьев относительно их мужских прав. Ни один из них, казалось, не думал о том, что и у женщины тоже есть права. И вот теперь она должна спать одна, рядом с Патриком, но одна, потому что после того, как гаснет свет, он не обращал на нее никакого внимания.

Но ей не хватало не только плотских утех: ей недоставало также и всего того, что вело к ним – понимающих взглядов, тайных жестов. Еще больше она скучала по тому, что бывает после – объятиям, милым разговорам, уверенности в том, что ты находишься в центре жизни мужчины.

С Патриком она не знала всего этого даже в медовый месяц. Найджел, казалось, обещал все. Все, что она говорила, он внимательно слушал. Действительно слушал, и чувствовалось, что это имеет для него значение. Он смеялся ее шуткам. А разве можно было игнорировать долгие горячие взгляды, которые он бросал на нее, или каким огнем опалялась ее кожа при его даже случайных касаниях?

«Называйте меня грешницей, называйте меня как хотите. Мне все равно», – твердила Шарлотта про себя.

Она томилась по Найджелу так сильно, что кружилась голова. Да что там, в эти последние несколько дней она не могла думать ни о чем другом.

Шарлотта подождала, пока закроется входная дверь, затем поднялась с постели и прошла к окну, чтобы посмотреть, как Патрик направляется к большому каменному амбару. К тому времени когда он вывел кабриолет во двор, все ее тело покрыла гусиная кожа.

Она слышала легкие шаги в холле и распознала, что это Эльке.

«Ну поскорее же, поскорее, – торопила она их. – Поезжайте куда хотите, только поскорее».

Но время, казалось, остановилось. Прошла целая вечность, пока кабриолет с Патриком и Эльке выехал за ворота. Шарлотта продолжала смотреть в окно даже некоторое время после того, как экипаж скрылся в темноте.

Затем, дрожа от предчувствия, наверное, больше, чем от холода, она надела самую, на ее вкус, соблазнительную ночную рубашку, а сверху халат. Нежный шелк ласкал кожу, как дыхание любовника. Окропила духами шею, запястья и ложбинку между грудей, затем взбила волосы.

Босая, Шарлотта открыла дверь спальни и на цыпочках пересекла холл. У комнаты Найджела она остановилась, чтобы успокоить нервы. Он должен прийти в восторг от ее вида!

Шарлотта флиртовала с ним с того самого знаменитого бритья, а он – с ней. То, что начиналось как невинная шутка, просто чтобы развеять скуку, неожиданно переродилось в нечто совсем иное, в то, чего ей в жизни еще испытывать не приходилось. Найджел начинал значить для нее больше, чем муж, родители, братья и сестры.

Каждый раз, когда Шарлотта думала о его отъезде, ей казалось, что она смотрит в бездонную бочку, наполненную несчастьями. Она жила теперь для тех немногих моментов, когда они с Найджелом оставались наедине. И вот теперь в их распоряжении два дня. Целых два счастливых дня.

Она чувствовала себя немного грешницей, нехорошей, но это было так потрясающе!

На этот раз ей не потребовалось никаких ухищрений, не нужна была и мама, чтобы руководить ее планом. Наверное, сейчас, узнав о ее задумке, мама пришла бы в ужас. Но Шарлотта в этот момент о матери думала еще меньше, чем о Патрике. Она слушала только порывистые, стремительные удары своего сердца.

Повернув медную ручку, она толкнула дверь и закрыла за собой с такой же осторожностью, с какой это проделывала в Виндмере, когда убегала на ночные свидания с местными молодыми красавцами. Но это утро она предполагала посвятить кое-чему большему, чем просто поцелуи.

Ее глаза привыкли к темноте, и она увидела Найджела. Он лежал на спине и легко дышал. Его тело было далеко не столь атлетическое, как у Патрика, и ростом он был ниже – где-то метр семьдесят два. Ну и что? Она знала, что рядом они выглядели бы потрясающе. Особенно во время танца. Когда же он наконец встанет на ноги?

Шарлотта пересекла комнату, положила ему на плечо руку и легоньковстряхнула. Его глаза мгновенно раскрылись.

– Кто это? – спросил он.

– Мне показалось, что вы закричали. Я пришла посмотреть, все ли у вас в порядке. Вам, наверное, приснился дурной сон?

– О да, – ответил Найджел, – ужасный сон. Мне снилось, что Рио отрезал мне ногу. Я так рад, что вы здесь. Пожалуйста, не оставляйте меня одного. – Он потянулся и коснулся руки Шарлотты. – Вы холодная как лед. Я никогда не прощу себе, если из-за меня возобновится ваша болезнь.

Дело в том, что, когда Шарлотта скользнула в его комнату, он уже давно не спал. Ее появление вначале его испугало, потом привело в восторг. Найджел все гадал, когда же она сделает, и сделает ли вообще, свой первый шаг.

«L'audace,^[34] – подумал он. – Toujours l'audace^[35]». Девиз, который подходил Шарлотте так же, как и ее платья от Ворта.

В другом месте и в другие времена одного поцелуя такой женщины, как Шарлотта Прайд, было бы достаточно, чтобы к ее ногам пала империя, одного царственного изгиба брови хватило бы, чтобы повелевать армией, ей бы повиновались тысячи кораблей, как Елене из Трои. Она обладала ясным и стройным макиавеллиевским умом, хотя, кажется, почти его не применяла. А ее таланту перевоплощения позавидовали бы актрисы.

Найджелу нравилась эта женщина, умеющая использовать данный ей Богом талант в достижении цели, любой цели. И благодарение Богу, она хотела его.

– Сюда. Полезайте сюда, а то простудитесь, – прошептал он.

Шарлотта приняла вид оскорбленной невинности.

– Что вы себе позволяете, Найджел?.. Но кажется, вы правы, здесь действительно слишком холодно. Я возвращаюсь к себе.

Ну кто она, спрашивается, если не провокаторша?

– Уходите, но учтите, что другого шанса у нас не будет.

– Я не понимаю, о чем вы говорите? – надменно проговорила она, и ее грудь всколыхнуло глубокое дыхание.

Он улыбнулся в темноте.

– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Если я правильно вас расшифровал, мой ангел, то момент сей планировался, возможно неосознанно, еще в то утро, когда во время бритья вы выставили напоказ свои груди. Можно было бы добавить: примерно так, как сейчас. Если вы, моя дорогая, пытаетесь меня возбудить, то поздравляю, цели вы достигли.

– Как вы осмеливаетесь так говорить со мной? – взорвалась Шарлотта.

– Осмеливаюсь, дорогая, и все тут.

– Лорд Гленхевен, вы бесстыдник.

– Мы с вами друг друга стоим.

К его бесконечному удовольствию, Шарлотта разразилась своим знаменитым музыкальным смехом, который был, как это теперь уже совершенно ясно, ее фирменным знаком.

– Господи, мы с вами действительно похожи. Найджел поднял одеяло.

– В моем теперешнем состоянии я могу доставить вам удовольствие только с вашей помощью. Ложитесь, и вместе мы решим, как быть дальше.

Она позволила халату упасть с плеч на пол, на мгновение приняла позу, оставшись в полупрозрачной рубашке, чтобы подвергнуть его пытке видом своих грудей, живота и бедер, и только потом прыгнула в его огромную постель.

Шарлотта подходила ему прекрасно, как если бы была специально создана для того, чтобы лежать в его объятиях. Почувствовав ее ледяную кожу, он прижал ее еще ближе.

– Вот так-то лучше, не правда ли, ангел?

– О да, – проворковала она и повернулась так, что груди прижались к его ребрам. – Но разве ты не чувствуешь себя немного виноватым?

– Я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете. Последние несколько недель я внимательно наблюдал за тобой и Патриком и ни разу не заметил между вами ни малейшего признака нежности, который бы указывал на любовь. А ведь ты, мой ангел, создана для любви. Позволь же мне подарить ее тебе.

Ему доводилось спать с замужними женщинами и прежде. Он вообще считал, что девственность – это слишком переоцененный товар, и ему было наплевать, что другие мужчины прошли впереди него.

А в случае с Шарлоттой Патрик сам пристроил себе на голову рога тем, что предал забвению свою молодую жену с такой горячей кровью.

Найджел свободной рукой прошелся по изгибам зрелого, податливого тела Шарлотты, не спеша, как бы растягивая удовольствие, погладил грудь, пока не задерживаясь, чтобы скользнуть к животу и дальше к нежному теплу между бедрами. И только потом наклонил голову и жадно припал к ее возбужденным соскам.

Она вознаградила его хриплым стоном.

– Сильней. Сделай это сильней.

Найджела не надо было просить дважды. Его ангелоподобная Шарлотта любит жесткую любовь, и он тоже. Ее следовало брать немедленно, сейчас, и он знал, что может это сделать, несмотря на шину, все еще охватывающую его правую ногу. Но к своему удивлению, он вдруг понял, что ему хочется чего-то большего, чем просто заняться с ней любовью. Найджел желал эту женщину, похожую на мчащийся метеор, эту страстную искусительницу! Обладание ее прелестями могло сравниться с самыми диковинными его приключениями и скомпенсировать отсутствие их в будущем. Он желал обладать ею один.

– Я хочу тебя, хочу, – шептала Шарлотта. – Я хотела тебя уже тогда, в то самое первое утро.

Найджел почувствовал, что с его сердцем творится что-то неладное – тепло, исходящее от него, оказалось более мощным, чем жар, испепеляющий плоть, – и с ужасом осознал, что любовью с ней он заниматься сейчас не может, и вообще, по-видимому, не сможет никогда. Внезапно Шарлотта стала для него слишком дорогой, и он не может принимать участие в ее падении.

«Что это, черт бы меня побрал? Неужели это наконец-то любовь?» – возбужденно размышлял граф, целуя ее влажный лоб. Но если это так, тогда он окончательно влип.

Кабриолет, управляемый Патриком, приближался к Фредериксбургу. Несмотря на все усилия, и его, и Эльке, разговор не клеился.

Погруженная в свои мысли, она не поняла вначале, что они подъехали к месту гибели Отто. Тихо вскрикнув и прижав руку ко рту, она инстинктивно спрятала лицо на плече Патрика.

– Что с тобой? – спросил Патрик, перекладывая вожжи в одну руку, а другой обнимая ее.

– Вот здесь, в этом месте погиб Отто! – простонала она.

– Если бы я знал, то выбрал бы другой путь, чтобы не проезжать это место.

– Бедный Отто! Он называл себя трусом, но в этот день вел себя очень мужественно. Я не заслуживала его любви.

Патрик щелкнул вожжами, понукая лошадь быстрее проехать это злополучное место.

– Не говори так. Даже не думай.

– Я не могу так не думать. Я не всегда обходилась с ним по-доброму. Иногда бранила его за то, что он не так говорил, не так одевался.

– Не думаю, чтобы он когда-нибудь это замечал. Одно твое присутствие делало его счастливым. Он очень гордился своей schöne Mädchen.^[36] Мне бы очень хотелось видеть его лицо, когда он узнал, что будет отцом. Могу поспорить, он танцевал от радости.

– Мы оба танцевали. Этот ребенок должен был укрепить нашу семью. – Она перестала бороться со слезами. – Мне очень не хватает Отто.

Патрик натянул поводья, чтобы остановить лошадь.

– Мне тоже. С ним единственным я получал настоящее удовольствие от беседы, если не считать… тебя. Может быть, это будет хоть каким-то утешением, если я скажу, что уверен – Отто умер счастливым человеком. Я даже могу представить его прямо сейчас где-то на Небесах, с ребенком в одной руке и подносом с булочками в другой. Эти булочки он предлагает отведать Святому Петру.

Эльке слушала Патрика, и все, что терзало ее все эти месяцы, начало медленно испаряться.

– Наверное, ты прав, – сказала она.

– Я знаю, что прав, – ответил он и подал ей платок.

Эльке вытерла глаза.

– Ты действительно считаешь, что у них там на Небесах есть булочная? – Эльке улыбалась.

– Если не было, то Отто сразу ее открыл, как только прибыл, как он это сделал во Фредериксбурге. Я очень рад, что он похоронен на ранчо. Когда я прихожу к нему на могилу, мы разговариваем о книгах.

– Я тоже.

Патрик улыбнулся, но попытки снова ее обнять не сделал. Только щелкнул вожжами, и они поехали дальше, теперь уже легко и весело болтая.

Благодаря Отто она познакомилась с Патриком много лет назад, теперь он помог восстановить между ними мир. У нее было такое чувство, что Отто был бы сейчас доволен.

Вельвит подлила в чай немного бренди, себе и Эльке.

– Выглядишь ты явно лучше, чем в последний раз, когда я тебя видела, – сказала она, разглядывая густой румянец на щеках подруги. – Девушка, да ты просто вся сияешь!

– Мне действительно сейчас полегче.

– Я так понимаю, что уход за английским графом не такой уж обременительный. Я бы продала свои лучшие французские чулки, чтобы познакомиться с ним. Рио говорит, что он – первый класс.

– Приезжай на ранчо и познакомишься. Шарлотта давно спрашивает, почему ты не приезжаешь.

– Дорогая, я не думаю, что это было бы правильно, – произнесла Вельвит, избегая взгляда Эльке. Одно дело случайно познакомиться с Шарлоттой, а другое – английский аристократ, который, по словам Рио, в родстве с самим королем.

– А вот я думаю совсем иначе, – заявила Эльке. – Шарлотта уже рассказывала о тебе Найджелу.

Вельвит закрыла на мгновение глаза, представляя себя беседующей с лордом Хосорном.

Когда она открыла их вновь, действительность разбила все иллюзии. Она с неудовольствием оглядела праздную роскошь своей спальни. Ни одна достойная женщина не станет жить в таком месте. Как была она шлюхой, так и умрет шлюхой. А шлюхи не беседуют с джентльменами голубых кровей.

– Посмотрим, – проговорила она, добавляя себе в чай еще немного бренди. – Теперь расскажи, как у вас с Патриком? Нашли вы какой-нибудь выход?

– И да… и нет.

– Я плохо понимаю намеки, дорогая. Пожалуйста, расскажи подробнее.

– Наконец мы снова стали друзьями. Не могу тебе даже передать, как много это для меня значит. Но все равно, как только Патрик возвратится после перегона скота, я уеду.

– Тебе не надоело петь одну и ту же песенку?

– У меня нет иного выхода, и ты это знаешь. Вельвит вздохнула.

– Слушай, что я тебе скажу: ты не единственная, кто думает об отъезде. Несколько моих девушек объединились и предлагают мне продать им заведение.

– А как же Рио? Я думала, у вас все хорошо.

– Хорошо, конечно. Это уж определенно. В постели. В остальное же время он молчит, как будто воды в рот набрал. В последнее время стал даже еще тише. И смотрит, главное, на меня с таким выражением, как будто собирается сказать что-то важное, но не может решиться. Боюсь, как бы это не означало, что я ему надоела. Конечно, сказать по правде, это разобьет мое сердце, и на сей раз я не уверена, что удастся собрать осколки. Так что я решила сделать ход первой.

Эльке погладила ее плечо.

– О Вельвит, я даже не представляла, что это все так серьезно.

– Я полагаю, у тебя есть о чем думать и без этого.

– Как жаль. Я думала, что, может быть, хоть ты будешь наконец счастлива.

– Как видишь, нет. Сказать по правде, я подумываю о том, чтобы перебраться в Калифорнию. Давай поедем вместе, а?

Эльке выдавила слабую улыбку.

– Мне такая счастливая мысль в голову не приходила. А что, поедем. Будем выдавать себя за кузин, откроем вместе какое-нибудь заведение.

Брови Вельвит поднялись.

На этот раз улыбка Эльке была настоящей.

– Я имела в виду не твой бизнес. Что ты скажешь насчет пансиона? – Ее улыбка стала шире. – Представляешь, как это будет интересно?

– Нет, не представляю, – сказала Вельвит, слегка покачав головой. – Вернее, представляю печальную картину – мы с тобой содержим пансион и потихоньку стареем, а мужчин, которых мы любим, рядом нет. Но, как говорится, вместе коротать несчастье легче. Я об этом подумаю.

Эльке направилась к Вельвит, а Патрик занял номер в отеле Нимитца и спустился в бар.

– Я слышал, армия покинула форт Мартин-Скотт сразу же, как началась стрельба, – проговорил Чарльз Нимитц из-за стойки, где готовил напитки.

– А кто же будет нас защищать и поддерживать закон? – нервно спросил один из клиентов.

– Мы будем защищать себя сами, – мрачно ответил Нимитц. – Я подумываю о формировании вооруженной организации, чтобы местная шваль не поднимала голову.

– Кстати, о швали, – сказал Патрик. – О Детвайлерах что-нибудь слышно?

– После истории с Саншайнами эти парни куда-то сгинули, – ответил Нимитц. – С тех пор о них никто больше ничего не слышал.

– Это хорошо, а то ведь мне придется Эльке и Шарлотту оставить одних.

Нимитц поставил бутылку виски на стойку, чтобы клиенты могли наливать себе сами, и повернулся к Патрику.

– Вы что, решили вернуться в Натчез и воевать за южан?

– Вовсе нет. Я уже отвоевался. Достаточно мне боя при Сан-Хасинто. – Патрик с отсутствующим видом потрогал шрам на правой щеке. – Я хочу перегнать на ярмарку весь свой скот.

– К тому времени, когда вы вернетесь, война уже закончится, – вмешался один из присутствующих, симпатизирующий южанам.

– Сомневаюсь, – сухо возразил Патрик. – Я отлучаюсь ненадолго. Покупатель встречается с нами в Накодочесе.

– И сколько это займет времени? – спросил опрятно одетый коммивояжер.

– Три или четыре месяца, – ответил Патрик, – если не случится ничего непредвиденного.

– Оставлять женщин одних на ранчо в такое время небезопасно, – проговорил Нимитц.

– Но у меня еще гостит джентльмен, умеющий обращаться с оружием. Я думаю попросить его задержаться на ранчо до моего возвращения.

– В то, что южане начнут войну, там, на востоке, никто не верит, – сказал коммивояжер. – Но всегда найдутся горячие головы, готовые заварить кашу. Это будет ужасно для бизнеса.

«Это будет ужасно для всего», – грустно подумал Патрик и, допив свой виски, вышел.

Ему надо было купить все необходимое для дальнего похода. Ночь он спал тревожно и проснулся с первым светом. Прежде чем отправиться за Эльке к дому Гробе, он проверил, заряжен ли револьвер, который всегда носил при себе.

Когда он подъехал на кабриолете, Эльке уже была на улице и играла в садике с детьми Гробе. Она посвежела и даже помолодела, такой он не видел ее уже несколько месяцев. Если бы только можно было найти способ, как сохранить на ее лице эту милую улыбку!

А как она чудесно играет с детьми! Это было в ее натуре. Когда дети приходили в булочную потратить свои пенни, она всегда обслуживала их, как взрослых клиентов: никогда не торопила, если они мешкали у витрины, обсуждая достоинства той или иной сладости.

Глядя на нее теперь, он не мог не подумать, какой бы она была чудесной матерью. Все его существо наполнилось болью – он так хотел иметь от нее детей! От нее, а не от Шарлотты.

Шарлотта возвращалась к себе в комнату и проклинала мужчин. Идиоты они все, что ли?

И главное, это уже не в первый раз. Сначала домогаются ее, не жалея ни сил, ни времени, потом, обнаружив, что влюблены, тут же воздвигают ее на пьедестал и начинают молиться. И при этом думают, что ей хорошо.

Вот и с Найджелом тоже. Она сказала ему, что честь ее вовсе не заботит. Она обхаживала его, ласкала, в общем, чуть ли не просила. И что же он ей ответил?

– Ты слишком много для меня значишь, чтобы я вовлек тебя в порочную связь.

Господи, а в какую еще связь он собирался вступить с замужней женщиной?!

Шарлотта скользнула в свою холодную постель, накрылась с головой одеялом и заплакала.

Она лежала и пыталась найти путь, как уломать Найджела, доказать ему, что права она, а не он. Патрик скоро уедет перегонять своих чертовых коров. Если только удастся найти способ упросить Найджела остаться на ранчо, все будет в порядке.

Глава 23

Рио де Варгас долго правил бритву, затем намылил лицо и сбрил недельную щетину. За эти четыре месяца и восемь дней, что они с Вельвит встречались, он принимал ванну, менял белье и брился больше, чем за все последние годы, вместе взятые.

И она того заслуживала. Он даже пошел на то, чтобы душиться этим чудесно пахнущим одеколоном «4711», который ему на Рождество подарили ребята.

Но все шло совсем не так.

В присутствии Вельвит у него буквально отнимался язык. Наконец, когда он решался преодолеть свою робость и попросить ее руки, как раз в этот момент у него становилось сухо во рту, язык дрожал, как будто его укусила змея, а ноги становились ватными.

Это было плохо уже само по себе, но он ловил взгляд Вельвит, и этот взгляд говорил, что она им очень недовольна. Что он такое сделал, что она так огорчалась?

Конечно, это безумие мечтать, что такая женщина, как мисс Вельвит, может согласиться выйти замуж за простого ковбоя с лицом, испещренным морщинами, и пустым кошельком.

А теперь еще этот чертов ужин. Рио даже порезался, вспомнив о званом ужине у Прайдов. Он промокнул порез концом полотенца и задумался.

– Что, кошка поцарапала? – спросил со своей койки Террил Микс.

– Занимайся своими делами, нечего зубоскалить. Послезавтра мы отправляемся. Ты что, уже полностью готов?

Пристыженный Микс начал суматошно рыться в своем сундучке. Все остальные тоже внезапно обнаружили, что у них масса дел.

Рио надел чистую рубашку, повязал вокруг шеи свежий платок и начал натягивать свои лучшие сапоги.

Управляющие на других ранчо обычно обедали и ужинали с хозяевами, но Рио предпочитал это делать с ковбоями. Так было для него проще, к тому же помогало понять их настроение, заботы, ну, и все остальное.

Пальцев на обеих руках было достаточно, чтобы сосчитать, сколько раз он был приглашен в большой дом. В основном это случалось под Рождество, перед тем как Патрик уезжал в город праздновать с Саншайнами, и на дни рождения Патрика, когда тому была нужна компания.

Но званый ужин?

Никогда.

Рио пытался вспомнить, что говорил ему отец, когда старался научить его, как вести себя за столом. Значит, так: есть не ножом, а вилкой, время от времени вытирать салфеткой рот и усы…

Оглянувшись, не смотрит ли кто, он взял с полки флакон с одеколоном и слегка окропил им голову и шею. Затем нахлобучил шляпу и вышел в чудесный мартовский вечер.

В небе проплывали ватные клочья облаков, из травы показали свои головки первые полевые цветы.

Ну, ничего, скоро он окунется в свой мир, будет заниматься работой, которую знает лучше всего, будет жить жизнью, которая приросла к нему, как вторая кожа. Конечно, он будет чертовски скучать по Вельвит. Но судя по тому, как развиваются события, уверенности в том, что она захочет его видеть после возвращения, не было.

Мысль об этом заставила съежиться сердце Рио.

«Мне следовало бы понимать, – думал он, идя неторопливой походкой к большому дому и стараясь не запачкать свои отполированные до блеска сапоги, – что я слишком стар, слишком закостенел в своих привычках и всем прочем. Возишься со скотом, ну так и возись, и нечего никуда соваться».

Позади раздался стук колес. Рио посторонился и увидел Вельвит. Она уже натягивала поводья, останавливая кабриолет.

Ее неожиданное появление вызвало на его лице восторженную улыбку.

– Привет, Вельвит, – воскликнул он, приподнимая шляпу. – Вот это сюрприз!

Если она решила навестить Эльке, то выбрала не самое удачное время. Неизвестно, как будет реагировать на незваную гостью Шарлотта Прайд.

Рио тут же принял решение покинуть этот званый ужин, если мисс Шарлотта не будет достойно обращаться с его любимой Вельвит.

– Шарлотта и Патрик пригласили меня на прощальный ужин, – проговорила Вельвит, счастливо улыбаясь. – Заскакивай, я подвезу тебя к дому.

«Хорошо, – подумал Рио, автоматически беря вожжи из рук Вельвит. – Может быть, миссис Прайд не такая, как все эти чистоплюи в городе? Кто ее знает. И вообще, кто может понять женщину?»

– Выглядишь ты сегодня на все сто, – сказал он, так и не придумав более цветистый комплимент. Тот, который по справедливости подходил бы такой красавице, как она.

Вельвит была одета в темно-голубой костюм из материала такого мягкого, что он напоминал ему кожу новорожденного теленка. На рыжих кудрях красовалась нарядная шляпка.

Одним словом, выглядела она так, как будто сошла со страниц журнала Годи. Настоящая дама, и есть надежда, что граф и Шарлотта будут обращаться с ней, как с леди.

– Как чудесно ты это сказал. – Вельвит одарила его долгим взглядом, который, казалось, содержал какое-то тайное послание.

Ну почему бы ей не высказать прямо, что у нее на уме? Пусть выругается в конце концов, если хочет. В этом-то и вся трудность общения с женщинами – они никогда не говорят прямо, что их беспокоит, как это делают мужчины. А ведь ее что-то беспокоит, в этом он был почти уверен.

Они были уже совсем рядом с домом, но Рио весь сконцентрировался на управлении экипажем, как будто впереди длинная и сложная дорога.

«Опять», – с тоской подумал он, почувствовав, что язык стал настолько толстым, что едва умещался во рту.

Рио хотел поведать Вельвит, как сильно будет скучать по ней, признаться, как глубоко засела она у него в сердце, что он ощущает ее присутствие каждой клеточкой своего тела.

Вместо этого он только и делал, что понукал лошадь.

«Я ему надоела, – думала Вельвит, глядя, как Рио натягивает вожжи, останавливая кабриолет перед широкой верандой дома Прайдов, – так надоела, что он не может выговорить ни одного слова. Да, он ничем не отличается от остальных мужчин. Получил от меня все, что хотел, а теперь больше не хочет».

Как, черт побери, она будет сидеть рядом с ним на этом ужине? Если бы не Эльке, которая уже стояла у дверей и дожидалась их, Вельвит, наверное, пустила бы слезу.

Вместо этого, когда Рио помог ей сойти с экипажа, она изобразила на своем лице широкую улыбку.

– Привет, дорогая! – крикнула она таким тоном, словно ей было на все наплевать.

«Они действительно прекрасная пара, – подумала Эльке, глядя на Рио и Вельвит. – Даже больше того, они выглядят так, как будто созданы друг для друга».

Худощавая фигура слегка угрюмого Рио превосходно гармонировала с пышными формами Вельвит и ее цветущим видом.

«Господи, пожалуйста, сотвори для них какое-нибудь чудо», – взмолилась Эльке.

– Как я рада видеть вас снова вместе! – воскликнула она, обнимая Вельвит и целуя Рио в щеку, зная, что очень его этим смущает. – Шарлотта с Найджелом ожидают вас в гостиной, а Патрик появится с минуты на минуту.

– Как чувствует себя граф? – спросил Рио своим обычным хриплым голосом.

– Благодаря тебе очень хорошо. Костыли, которые ты сделал, для него Божье спасение.

– Рад это слышать. – Рио тяжело сглотнул.

Он нервозно переминался с ноги на ногу, Вельвит смотрела прямо перед собой. Похоже, эти двое так же «радовались» предстоящему ужину, как и Эльке.

Сама она готовилась к ужину у Шарлотты со смешанными чувствами. Будет очень весело, потому что там, где Вельвит и Шарлотта, всегда весело, но при мысли о том, как мало остается у них с Патриком времени, Эльке чувствовала себя бесконечно несчастной.

Вот уже шесть недель, как они снова стали друзьями. Теперь она не закрывалась одна на кухне, а ела в гостиной вместе с Патриком, Шарлоттой и Найджелом. Потом обычно Шарлотта и Найджел играли в карты или просто болтали, а Патрик и Эльке в эти часы были свободны предаваться воспоминаниям о прошлом.

Несколько раз они вдвоем ходили на могилу Отто. Тот факт, что Эльке теперь делила свое горе с Патриком, освободил ее от призрака Отто. Она будет всегда благодарна Патрику за это.

Большей частью он делился с ней своими заботами по ранчо, так что Эльке теперь знала все до малейших деталей. Как выяснилось, дело это требовало постоянного напряжения: болезни – а опасность эпидемии существует всегда, – дикие звери, мародерство индейцев.

Другие владельцы ранчо позволяли своим стадам размножаться стихийно. Патрик же держал быков и коров отдельно, спаривая их в определенное время, так что телята у Прайда всегда рождались осенью. Это повышало шансы сохранить молодняк, поскольку с летней жарой приходили болезни и насекомые.

Эльке нравилось слушать рассуждения Патрика. Он мечтал выписать из Европы новые породы скота и скрестить со своими, купить больше земли, нарыть больше колодцев, вырастить корма.

Если бы она имела право ему помогать… Ранчо стало и ее страстью тоже. Она полюбила ранчо, как будто оно было ее собственным. Только один вопрос они с Патриком тщательно обходили стороной: неизбежность расставания.

Эльке чувствовала, что ему тяжело, так же как и ей. Каждый раз, когда он желал ей спокойной ночи, глаза его становились все печальнее. А потом она ложилась в постель и долго еще слышала его шаги. Патрик не мог спать.

Если бы не Найджел, Шарлотта, конечно же, заподозрила бы что-то неладное. Слава Богу, она была так поглощена англичанином, что мир вокруг для нее перестал существовать.

Этот вечер исключением не был. Как раз в тот момент, когда Эльке ввела в гостиную Вельвит и Рио, Шарлотта смеялась очередной шутке Найджела. Он увидел их первый и, опершись на костыли, поднялся на ноги.

– Очень рад видеть вас, старина. – Найджел протянул руку Рио.

– Привет, граф, – ответил Рио, сжимая руку Найджела так сильно, что тот чуть не потерял равновесие. – Я давно хотел заглянуть, проведать вас, но Патрик поручил мне готовить к перегону скот. Как нога?

Найджел усмехнулся.

– Как вы предупреждали, так и получилось. Боюсь, мои охотничьи приключения закончились, но я ваш вечный должник. Ведь вы спасли мне ногу.

Рио покраснел и сорвал с головы шляпу.

– Это все чепуха, – проговорил он, в страшном смятении теребя шляпу.

– Это вовсе не чепуха. Это все, – отозвалась Шарлотта, оторвав наконец обожающий взгляд от Найджела. – Найджел мог остаться калекой на всю жизнь, а так он сможет ходить. – И, спохватившись, добавила: – А теперь, Найджел, разрешите представить вам даму, о которой вы уже так много слышали. Это моя новая приятельница Вельвит Гилхули.

– Для меня огромное удовольствие познакомиться с вами, – проговорил Найджел и поцеловал руку Вельвит.

Эльке перевела дух. Граф держался с большим достоинством.

– Для меня тоже, лорд Гленхевен, – сказала Вельвит, сделав элегантный реверанс.

– Пожалуйста, зовите меня Найджел. Ведь мы среди друзей, поэтому давайте без церемоний.

«Какой он умный, – думала Шарлотта, – такой умный и красивый. Как ему идет этот коричневый твидовый костюм. Цвет очень подходит к его белокурым волосам и оттеняет голубизну глаз».

Ее отец, братья, муж – все они одевались очень прилично. Но даже их лучшие наряды не могли сравниться с этим элегантно сшитым костюмом. И носил он его с такой небрежной грацией!

Как наивна она была, позволив себе увлечься Патриком, как неискушенна! Только ребенок мог увидеть в нем светского человека. Единственным оправданием было то, что она, кроме Натчеза, ничего не видела: выезды с родителями были настолько редки и кратки, что не могли открыть ей глаза на мир. Шарлотта даже и представить себе не могла, что на свете существуют такие мужчины, как Найджел. По сравнению с графом Патрик был просто грубой деревенщиной, и не больше.

– Давайте присядем, – произнесла Шарлотта, поддерживая Найджела за локоть и помогая ему устроиться на диване. – Не понимаю, почему задерживается мой муж. Эльке, дорогая, подай, пожалуйста, всем шерри.

– Патрик хочет преподнести всем нам какой-то сюрприз, – ответила Эльке.

– Интересно, что это? – произнесла Шарлотта безразличным тоном. Ей лично вообще было наплевать, придет Патрик или нет. В последнее время он был такой угрюмый, что его прибытие может даже испортить вечер.

Хоть убей, она не могла понять, как Эльке может выдерживать постоянные разглагольствования Патрика о скотине. На ее месте она бы давно умерла от скуки. Это не то что захватывающие рассказы Найджела о приключениях.

Шарлотта и думать не думала о скором отъезде Патрика. Все ее мысли были полностью заняты тем, что будет, если уедет Найджел. А он непременно уедет, как только сможет держаться в седле.

Как она будет без него жить на этом ранчо? Что сделать, чтобы задержать его? Время идет.

Шарлотта почти застонала вслух. Если бы только мать была рядом, она бы наверняка подсказала, как действовать.

– С вами все в порядке, Шарлотта – спросила Вельвит. – Вы выглядите, как будто витаете за тысячу миль отсюда.

– Ой, я что-то задумалась. А о чем вы разговариваете?

– Я попросила Найджела рассказать, как он познакомился с Рио. Но он говорит, что вы уже много раз слышали эту историю, и вам будет скучно.

– Мне никогда не скучно, если рассказывает Найджел, – протяжно произнесла Шарлотта и, затаив Дыхание, принялась слушать рассказ Найджела, который слышала уже несколько раз и могла даже пересказать его сама. Просто ей нравилось слушать его, вот и все.

Патрика у дверей гостиной приветствовали взрывы смеха. Шарлотта, Рио и Вельвит были так захвачены рассказом Найджела, что даже не заметили его появления. Они, но не Эльке. Она увидела его сразу, как всегда.

Какое-то время они не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Он читал в ее глазах любовь и тревогу. Как прожить эти два оставшихся дня, когда нет даже сил подумать о том, что им предстоит расстаться?!

– А вот и наш хозяин, – сказал Найджел, увидев наконец Патрика. – Вы пришли как раз вовремя для тоста.

– Вначале я хотел бы кое-что сказать, – ответил Патрик, беря бокал с шерри с подноса, которым Эльке обносила всех.

– Эльке говорила что-то насчет сюрприза, – вмешалась Шарлотта. – Не заставляй нас ждать.

Наконец-то Патрик посмотрел на свою жену. Она была для него чужой, невероятно красивой, но чужой.

– Рио и Найджел знают, как я беспокоился по поводу того, что вы с Эльке останетесь на ранчо одни. Сегодня утром я поговорил с Найджелом, и он… согласился остаться с вами до моего возвращения. – Отстегнув от пояса кобуру, Патрик протянул ее Найджелу. – Примите эти два «кольта» в знак моей благодарности.

Найджел принял пистолеты с грациозным поклоном и с большим вниманием принялся их изучать. То, что он знаток, было видно невооруженным глазом.

– Никогда не видел более дивных пистолетов, но принять их не могу. Они последней модели. Уверен, в этом трудном походе вам они понадобятся больше, чем здесь мне.

Неясно даже, что ответил Патрик, потому что его слова потонули в вопле Шарлотты.

– Но ведь это означает, что вы остаетесь! Патрик знал, что она страшно боится оставаться одна. И хотя на ранчо остаются ковбои, Шарлотта приходила в ужас от перспективы того, что в доме не будет ни одного мужчины. Последние недели эти мысли не давали его жене покоя. Поэтому он предполагал, какую радость принесет своим известием, но чтобы так…

– У меня просто нет никакой возможности отказаться, – сухо ответил Найджел, освобождаясь от ее объятий. – Вашему супругу я обязан жизнью. Если позволите, я провозглашу тост. – Он поднял бокал. – За Патрика Прайда и его ранчо. Долгой ему жизни и процветания!

Патрик нашел глаза Эльке и только тогда поднял бокал.

«Интересно, очень интересно, – подумал Найджел, проследив за взглядом Патрика. – А я все удивлялся, как это Патрику на своем заброшенном ранчо удается удержать двух таких красивейших женщин. На одной из них Патрик женат. Но, если интуиция мне не изменяет, любит он другую. Теперь вся ситуация, которая в последнее время становилась все более и более невыносимой, предстает в новом свете», – заключил Найджел и залпом осушил бокал с шерри.

Глава 24

В день отъезда Патрика Эльке поднялась до рассвета. Это последнее утро принадлежало им двоим. Шарлотта и Найджел попрощались с ним еще вчера вечером.

Они встретились на кухне, чтобы вместе позавтракать… и не смогли есть. Они искали слова, чтобы облегчить душу… и не могли говорить. Они жаждали объятий… и не могли осмелиться коснуться друг друга. У обоих на сердце лежал тяжеленный камень… но они выдавливали из себя улыбки.

Издалека доносилось мычание сотен коров и быков, стук лошадиных копыт, выкрики ковбоев. Их молчаливое общение прервал стук в дверь, и они поднялись оба, чтобы открыть.

На пороге стоял Рио в мятой шляпе, джинсах и куртке из овчины. Он уже оделся в дорогу.

– Доброе утро, мисс Эльке, – сказал он и посмотрел на Патрика. – Отправляемся, Патрик?

– Ребята уже все на конях?

– Конечно.

– Я буду через минуту, – ответил Патрик. Он подождал, пока Рио уйдет, и обнял Эльке.

«Не плачь, – скомандовала она себе, – не делай ничего, что бы оставило у него напоследок неприятный осадок». Эльке приникла к нему, затихла на мгновение, затем отстранилась и посмотрела в любимые глаза.

– Да поможет тебе Бог, любимый!

– Я буду думать о тебе каждую минуту.

Не сказав больше ни слова, Патрик повернулся и вышел.

Эльке бросилась к парадному входу, надеясь увидеть его еще раз. К тому времени, когда она туда добежала, он уже вскочил в седло и пришпорил коня. За секунду до того, как его поглотила безлунная ночь, Патрик обернулся и приподнял шляпу.

– Я тоже буду думать о тебе каждую минуту, любовь моя, – прошептала она, глотая слезы.

Ноги ее едва держали. Эльке с трудом доплелась до ближайшего кресла, уронила голову на руки и затихла. Проходили первые минуты без Патрика. Сколько их еще будет, этих минут.

Ей хотелось поднять голову и закричать, ей хотелось порвать на себе платье и растрепать волосы, как это делают вдовы из племени команчей. Но она тихо страдала в тишине, и страдание ее сопровождалось только тиканьем старинных часов. Эльке казалось, что прошла уже целая вечность, но их перезвон возвестил, что минуло всего пятнадцать минут.

– Я знаю, сеньора. Все знаю.

Тишину нарушил голос Кончиты. Эльке была так погружена в свою печаль, что не услышала, как та вошла.

– Сердце мое разрывается, когда я гляжу на вас и сеньора, – добавила Кончита.

Проходили дни, и Эльке вновь вспомнила урок, который усвоила тогда, в спальне Вельвит, много месяцев назад. Разбитые сердца продолжают биться. Ее бьется. И она молилась, чтобы и у Патрика оно билось.

Дни свои Эльке заполняла работой – металась по дому, стараясь к ночи предельно уставать, иначе не заснешь. На ее усилия дом отзывался тем, что становился все веселее и веселее. Это было достаточным вознаграждением.

А Шарлотта не замечала ни смятения Эльке, ни ее работы. Все время она проводила с Найджелом. Наконец-то прибыл рояль – свадебный подарок отца Шарлотты. Слишком поздно, чтобы позабавить Патрика, но Шарлотта и Найджел получили полный комплект удовольствий.

Шарлотта часто любила повторять, что много лет занималась музыкой. Сейчас же выяснилось, что таланта у нее нет никакого. Она громко стучала по клавишам, создавала много шума, но когда к роялю садился Найджел, Эльке сразу распознавала руку мастера. Он играл Моцарта, Листа, Шопена, любимых композиторов ее матери.

Как-то после обеда Найджел, заметив, как Эльке прислушивается к его игре, пригласил ее сесть рядом.

– По-моему, у вас есть музыкальный вкус, – сказал он.

Она кивнула.

– Эта музыка говорит о любви больше, чем любые слова.

– Не просто о любви, наверное, а о какой-то особенной любви, не так ли? – Найджел пристально посмотрел ей в глаза, но Эльке резко отвернулась.

«Господи, неужели он догадался? Если да, скажет ли Шарлотте?»

Решив направить разговор в более нейтральное русло, она ответила:

– Эта музыка напоминает мне мою маму. Она была прекрасной пианисткой, но, конечно, не такой, как вы. У вас действительно настоящий талант. Мама была учительницей музыки. Ну а вы, несомненно, могли бы быть концертным пианистом.

Ее удивило, как печально взглянул на нее Найджел.

– Мог бы, вы правы, но… я лорд Гленхевен, и поэтому не могу ничего.

«Вот как, – подумала Эльке, – Неужели положение в обществе и богатство могут мешать счастью?»

– Отчего же, ведь вы так молоды. Еще не поздно.

Его пальцы нежно ласкали клавиши.

– Это было поздно уже в день моего рождения. Эльке положила ему руку на плечо.

– Чем вы будете заниматься, когда возвратитесь в Англию?

– А вот это, моя дорогая Эльке, покрыто туманом.

Он ударил по клавишам и заиграл бравурную мазурку, а через секунду появилась Шарлотта и, смеясь, затанцевала по комнате.

– Как хорошо было бы, если бы вы могли играть и танцевать со мной одновременно! – воскликнула она.

Найджел посмотрел на нее и улыбнулся:

– Есть старая пословица: остерегайтесь своих мечтаний, а то вдруг они исполнятся.

– Сэр, вы прекрасно знаете: то, о чем я мечтаю, должно исполниться. Обязательно. Я обещаю вам! Рано или поздно, мой дорогой Найджел, это сбудется. Могу поспорить на что угодно.

Патрика не было. Одиночество разъедало сердце. Часы переливались в недели, недели превращались в месяцы. Эльке страстно желала, чтобы Патрик возвратился живым и здоровым, и одновременно страшилась его возвращения, потому что оно означало ее отъезд с ранчо. Весенние примулы и васильки уступили место летним маргариткам и ярким полевым цветам, которые индейцы здесь зовут «покрывала». Еще до отъезда Патрика Эльке посадила в огороде много овощей и весь июнь провозилась с ними.

Она вычистила все свои платья, привела в порядок обувь и выстирала постельное белье.

Она делала все то, что обычно делает любящая жена в отсутствие мужа. Шарлотта же с Найджелом играли. Дни становились все длиннее, но им их все равно не хватало. Правда, Эльке от этого было только легче, по крайней мере хотя бы не надо было развлекать Шарлотту.

Единственным светлым пятном, скрашивающим ее существование, были визиты Вельвит. У той, казалось, было какое-то сверхъестественное чутье появляться именно тогда, когда Эльке становилось невыносимо тоскливо. Ее приезды были настоящими праздниками. Кроме того, она всегда привозила новости о том, что делается там, в огромном мире, за пределами ранчо Прайда.

Вскоре после отъезда Патрика Вельвит приехала на ранчо сообщить, что армия северян атаковала форт Самптер в Чарльстоне. Несколькими неделями позднее она показалась снова – рассказать о первых сражениях войны. Ну и так далее. Так что Эльке не была удивлена, увидев однажды утром в начале июля Вельвит, подъезжавшую к дому в своем кабриолете.

Эльке распрямила спину, оторвавшись от цветочной клумбы у центрального входа, вытерла о передник грязные руки и помахала подруге.

– Слава Богу, с тобой все в порядке! – воскликнула Вельвит, выскакивая из кабриолета. – У меня прямо сердце разрывалось на части – все думала, что не успею.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эльке, обратив внимание, что лошадь Вельвит вся в мыле. – Что случилось? Что-нибудь узнала насчет Патрика?

– Не о Патрике я сейчас беспокоюсь, – сказала Вельвит, беря Эльке за руку и увлекая на веранду. – А о тебе. Где Найджел?

– Он в гостиной с Шарлоттой, – ответила Эльке, упершись наконец ногами в землю так, что Вельвит не смогла сдвинуть ее с места ни на дюйм. – Если у тебя плохие новости, то скажи их лучше мне, прежде чем передавать Шарлотте. Ты же знаешь, она поднимает панику по малейшему поводу. Что, плохие новости с войны?

– С войны? – Вельвит посмотрела на нее в замешательстве. – Эльке, я чуть не погубила свою лошадь, чтобы принести тебе эту новость. Дело в том, что снова появились Детвайлеры. Их видели в Льяно.

– Я-то думала, что они подадутся на восток, чтобы присоединиться к армии южан.

– А вот я этому никогда не верила. Эти два оболтуса не такие храбрые, чтобы воевать по-настоящему на настоящей войне. Не знаю, где они ошивались все это время, и знать не хочу. Они прибыли в Льяно пару дней назад и начали всюду трепаться о том, что ты их оклеветала, что пыталась натравить на них шерифа, когда случилась трагедия с Отто, и что в ближайшее время они собираются с тобой расквитаться.

Эльке сжала кулаки.

– Кто тебе это сказал?

– Одна из моих девушек. У нее был один клиент, перегонщик скота, который проезжал через Льяно по пути во Фредериксбург. Он спрашивал, знает ли она тебя. Я должна была тебя предупредить. Надо предупредить Найджела.

– Ничего не надо. Я не хочу, чтобы Найджел принимал участие в моих делах. И мне не хочется пугать Шарлотту.

– Но ведь Патрик просил Найджела присматривать за тобой, – простонала Вельвит, повысив голос. – Кроме того, они все равно меня увидят и начнут расспрашивать. Что ты мне прикажешь, врать им?

Вельвит Эльке была все равно что сестра. Даже ближе. И она всегда радовалась ее приездам. Но сейчас надо было что-то быстро решать.

– Мы ничего им объяснять не будем, потому что ты сейчас же отправишься назад. И пожалуйста, на обратном пути не гони так свою бедную лошадь.

Вельвит отшатнулась, как будто получила пощечину.

– Но ты не сделаешь этого.

– Извини, но так надо. Ни в коем случае нельзя пугать Шарлотту. Она придет в ужас от всего этого. Ты же знаешь, как любит она все драматизировать. В каждом темном углу ей начнут чудиться бандиты.

– И что, ты не дашь мне даже стакана воды?

– Нет. Тебя не должна видеть Шарлотта.

– Я просто не могу поверить, что ты можешь так со мной обойтись. – Вельвит впилась в Эльке своими голубыми глазами. – О Господи, ты, наверное, сошла с ума. Да?

– Я никогда не чувствовала себя в более здравом уме, – ответила Эльке спокойно. – Я очень благодарна тебе за предупреждение, но…

– Что но? – прервала ее Вельвит. – Тебе не удастся одурачить меня, Эльке Саншайн, ни на секунду. Господи, как бы мне хотелось сейчас связать тебя по рукам и ногам для твоего же собственного блага. Господи, почему я не могу этого сделать?! Почему эти проклятые Детвайлеры все еще коптят небо? Господи, почему Ты не стер их еще с лица земли?

– Пожалуйста, не обижайся на меня. У меня просто нет иного выхода.

– Это ведь все из-за Патрика, так? Ты знаешь, что он будет охотиться на Детвайлеров, как только вернется, поэтому хочешь сделать это сама?

Эльке следовало бы знать, что обмануть Вельвит ей не удастся. Слишком они были близки.

– Детвайлеры – это мое дело, и ничье больше.

– Но что ты собираешься делать? Ради Бога, ведь тебе с ними двоими не справиться!

– Еще не знаю. Но… пообещай, что не будешь мне мешать.

Крик отчаяния вырвался из груди Вельвит:

– Помешать тебе? Да ведь для этого мне пришлось бы тебя убить! Я только прошу сделать для меня одну вещь.

– Сделаю, если смогу.

– Я хочу, чтобы ты действовала наверняка. Оставь этим подонкам шансов не больше, чем они оставили тогда тебе и Отто. Обязательно дождись темноты и стреляй в спину. А затем быстрее сматывайся ко мне. Мои девушки подтвердят под присягой, что ты все время провела у нас.

Видя горячность Вельвит, Эльке не могла сдержать улыбки.

– Прошу тебя, не волнуйся так.

– Когда все кончится, сейчас же направляйся прямо ко мне, слышишь? Я не смогу спать, пока не буду уверена, что ты в безопасности.

– Все будет в порядке, – ответила Эльке и взяла Вельвит за руку, чтобы проводить к экипажу, как будто та была слепая. Помогая ей взобраться на сиденье, она добавила: – Пожалуйста, не гони на обратном пути.

Несколько мгновений Вельвит сидела неподвижно, как застывшая скульптура. Было видно, что внутри нее происходит борьба. Может быть, она прикидывала, что ещевозможно сделать? Но вот она взяла в руки вожжи, и Эльке поняла, что Вельвит сдалась.

– Я люблю тебя, Эльке Саншайн, – проговорила Вельвит дрожащим голосом, – и очень горжусь тем, что у меня такая подруга.

Затем она обратной стороной ладони смахнула с глаз слезы и, не произнеся больше ни слова, пустила свою усталую лошадь быстрым шагом.

Шарлотта открыла дверь на веранду, когда Вельвит почти исчезла из вида.

– Кто это был? – спросила она, поднимая свою изящную руку, чтобы заслониться от полуденного солнца.

– Проезжие спрашивали дорогу на Льяно.

– И ты знаешь туда дорогу?

– Пока нет, – грустно ответила Эльке.

Никогда еще день для Эльке не тянулся так медленно. К вечеру она уже была сама не своя. Найджел и Шарлотта после ужина, как всегда, принялись играть в карты. Это у них уже стало чем-то вроде ритуала. Эльке делала вид, что читает.

Где-то около девяти она зевнула и, сославшись на усталость, пожелала им спокойной ночи. Придя к себе, зажгла керосиновую лампу и начала искать в шкафу карту, которой пользовалась еще в те времена, когда ездила по окрестностям с брошюрами аболиционистов.

Она нашла потрепанный лист под бельем, вытащила и внимательно изучила. За исключением Фредериксбурга, который она предполагала объехать стороной, по пути в Льяно больше населенных пунктов никаких не было.

Прежде одной ей на такие большие расстояния путешествовать не приходилось. Но ждать до утра Эльке не решалась, боясь, что Найджел может помешать ее уходу.

Много лет назад, когда она шла с группой из Индианолы, один бывший морской капитан научил ее основам ориентирования на местности.

Ночью путь ей будет указывать Полярная звезда, а днем солнце. Если повезет, она попадет в Льяно завтра после полудня.

Эльке достала из ящика костюм отца, разложила его на постели, и… волной нахлынули воспоминания.

В четырнадцать лет она впервые надела его. С тех пор она выросла на пару дюймов и теперь кожаные охотничьи брюки были как раз впору. И главное, запах его еще сохранился.

Эльке убрала волосы под шляпу и глянула в зеркало. На нее, с отчаянной решимостью в глазах, смотрел высокий стройный мужчина.

Удовлетворенная своим преображением, она достала из тайника под кроватью отцовское ружье. В свое время отец научил ее стрелять. Если бы он знал, при каких обстоятельствах ей придется использовать это умение.

Вельвит права, этим негодяям ни в коем случае нельзя давать шанс уцелеть. Иначе Патрик потом будет чувствовать себя обязанным рассчитаться с ними. Она слишком любит его и не позволит рисковать собственной жизнью.

«Нет, – подумала Эльке, – смерти я не боюсь. Жизнь без Патрика – вот что страшно!»

Если с ней что-нибудь случится, Патрик, конечно, погорюет некоторое время. Но придет срок, и у них с Шарлоттой появится ребенок. А он так мечтает о детях! Возможно, он Шарлотту не любит, так же как Эльке не любила Отто. Но жизнь его будет наполнена любовью к детям, и любовь эту он разделит с Шарлоттой.

Каждая частица души Эльке хотела этого. Она хотела, чтобы он дожил до старости, хотела, чтобы его ранчо перешло к тому, еще не рожденному пока поколению, которое произойдет из его семени. И поэтому охоту за Детвайлерами предстоит сейчас начать ей самой.

Она подождала, пока стихнут звуки в спальнях Шарлотты и Найджела. Часы в холле пробили полночь. Начинался новый день.

«Ведь сегодня четвертое июля», – подумала Эльке.

Перегон прошел даже лучше, чем Патрик рассчитывал. Он сказал Эльке, что будет отсутствовать четыре месяца. Но хорошая погода, удачно выбранный маршрут и аккуратный покупатель, который прибыл вовремя, – все это сократило число месяцев до трех. Еще пару дней, и они будут дома.

Поднявшись со своего матраса, он посмотрел на спящих ковбоев, сгрудившихся вокруг костра. Рио де Варгас, как всегда, проснулся первым. Он сидел на корточках перед костром и, помахивая шляпой, раздувал из угольков пламя.

Вчера они разбили здесь лагерь, и Патрик разрешил ковбоям – кто хотел – поехать в Льяно погулять. Теперь, быстро сосчитав их всех по головам, он обнаружил, что одного не хватает.

Последние остатки сна покинули Патрика, и он поспешил к Рио.

– Кого нет? – спросил он.

– Террила Микса, – ответил Рио, добавляя в огонь несколько веток. – Ребята говорят, что он остался еще выпить. Он ведь в первый раз дорвался. Хотите, чтобы я поехал в город и привез его?

Террил Микс в их команде был самым молодым ковбоем, ему только недавно минуло шестнадцать. Это был его первый перегон.

«Остается только надеяться, – подумал Патрик, – чтобы он оказался для него не последним».

Хотя Льяно, по техасским меркам, был вполне солидным городом – там были отель, магазин и несколько салунов, – но закона здесь почти не существовало. Косвенно этот факт подтверждался тем, что в Льяно не было ни единой церкви. Зеленый юнец в таком месте мог вляпаться в любую неприятность. Если бы Террил не канючил так сильно и если бы остальные не подтрунивали над его девственностью, Патрик бы никогда не позволил ему поехать.

Он думал, что делает доброе дело, отправляя парня в компании бывалых ковбоев. Теперь Патрик молился, чтобы его доброта не обернулась трагедией.

– Я поеду за ним сам, – хрипло произнес он. – Сворачивайте лагерь и отправляйтесь. Я вас нагоню.

– В какой бы переплет ни влип Микс, все это может подождать, пока вы выпьете чашку кофе, – сказал Рио и кивнул в сторону закипающего чайника. – Кроме того, после такой пьянки он спит сейчас, наверное, без задних ног.

– Я попью кофе в городе, – ответил Патрик.

Рио, конечно, прав, но у Патрика было какое-то необъяснимое предчувствие. Надо торопиться.

Он свернул матрац вместе с одеялом и привязал к седлу, которое использовал вместо подушки.

Каждый ковбой гнал с собой в поход полдюжины коней. Причем разные животные использовались для разных целей. Кони с широкой грудью были хороши для форсирования рек, спокойные оказывались предпочтительнее для ночных перегонов, проворные годились, когда надо было, например, отделить от стада одну корову.

Сейчас Патрик выбрал себе резвого коня – эти десять миль до Льяно надо было пройти как можно быстрее. Точными и быстрыми движениями – за этими движениями стоял многолетний опыт – он оседлал коня, затем, не вставляя ногу в стремя, легко вскочил в седло.

Конь затанцевал под ним, почувствовав нетерпение хозяина. На востоке вспыхнули первые лучи солнца, окрасив горизонт кровавым заревом.

«Дурное предзнаменование», – подумал Патрик и пустил коня в галоп.

Он скакал на запад вдоль реки Льяно и раздраженно размышлял, какого задаст этому Террилу Миксу перцу. Будь Террил постарше, ему бы, несомненно, пришлось уже искать другую работу. Но на перегоне он показал себя хорошо и со временем, видимо, станет настоящим ковбоем.

Река что-то весело бормотала из своего каменистого ложа. В это бормотание вплеталось бодрое щебетание птиц, но у Патрика на душе скребли кошки. И не столько из-за Микса, сколько из-за неумолимо приближающегося расставания с Эльке.

Он не мог найти предлога, чтобы оставить ее на ранчо. В лучшем случае они проведут вместе несколько часов. Вот и все. Невесело, очень невесело.

За этими грустными мыслями дорога показалась короткой, и вот наконец Патрик выехал на центральную улицу. Городок только просыпался.

У первого салуна Патрик слез с коня, привязал поводья к коновязи и толкнул дверь.

– Мы еще не открыты, – поднял голову хозяин, убиравший оставшийся с ночи мусор.

– Это не важно, – ответил Патрик. – Я ищу молодого ковбоя. Не заметить вы его не могли. У него волосы цвета моркови.

– Похожий парень был здесь прошлой ночью, – нехотя произнес бармен. – Спиртное в нем уже больше не держалось. Я выбросил его на улицу, не став дожидаться, пока он расположится здесь на ночь.

– А куда он мог пойти?

– Недалеко, я полагаю. Дело в том, что он едва мог держаться на ногах. Посмотрите в следующем салуне, он через дом по этой улице.

Уже через минуту Патрик шел по грубо сколоченной мостовой к следующему салуну. При этом он не мог избавиться от чувства, что за ним наблюдают.

К счастью, Террил Микс оказался там. Он спал, уронив голову на стол, рот полуоткрыт, на лице рыжий пушок.

«Совсем еще мальчик», – подумал Патрик.

– Если вы его хозяин, я был бы вам очень обязан, если бы вы его забрали, пока его опять не стошнило, – прервал его мысли человек за стойкой.

Глава 25

Ехать верхом ночью оказалось сложнее, чем Эльке представляла. На пути то и дело вставали непроходимые заросли кедра и мескитового дерева, их приходилось огибать, но после этого обнаруживалось, что она движется не в том направлении. Эльке так смотрела на небо, отыскивая Полярную звезду, что зарябило в глазах.

Местность, казавшаяся днем такой ровной, сейчас, в призрачном свете лунного серпа, превратилась в непреодолимые горы. Скорее бы уж утро!

Едва на восточном горизонте забрезжил розоватый рассвет, она пришпорила коня, чтобы наверстать потерянное время. Полчаса спустя, когда наконец поднялось солнце, она обнаружила, что проскакала несколько миль в каньоне, заканчивающимся тупиком.

«Дура», – обозвала она себя и повернула назад.

Эльке приходилось слышать о том, что конные полицейские в Техасе покрывают пятьдесят миль за пять часов. Рио рассказывал, что команчи за то же самое время могут пройти еще большее расстояние. Как жаль, что в ней нет ни капли индейской крови.

По прямой до Льяно было шестьдесят миль. Она это измерила по карте. На самом деле миль оказалось больше ста, и каждая из них давалась с большим трудом.

Неимоверно пекло солнце. От постоянной тряски ломило все тело. Руки устали так, что она едва могла сжимать ими поводья.

А самое главное, не было никакой дороги, по которой можно было ехать – только какие-то едва заметные следы подков и колес, да и то не было никакой уверенности, что они ведут туда, куда надо. Только когда солнце скрылось за горами и неумолимо начала приближаться ночь, она наконец сдалась.

Эльке расположилась под дубом, расседлала лошадь и пустила ее пастись. Затем из притороченной к седлу сумки достала вяленое мясо с маисовыми лепешками и заставила себя поесть.

Ночь принесла не только прохладу. Одновременно все вокруг наполнилось звуками. К постоянному вибрато цикад примешивалось шуршание мелких животных, отправляющихся добывать себе пропитание, а над этим шуршанием доминировали зловещие звуки крупных зверей, поджидающих добычу. Эльке собрала хворост и развела костер. Окружающая темнота показалась ей еще более угрожающей.

Они сидела, сжимая в руках отцовский дробовик, и ждала рассвета. Ждала и размышляла, как ей справиться с Детвайлерами.

С двумя вооруженными мужчинами ей не совладать, это ясно, но сделать то, что предлагала Вельвит, то есть стрелять в спину, ей не хотелось. Нужно, чтобы они видели свою смерть в лицо, так же как видел ее Отто, и знали, кто принес им эту смерть.

Эльке не стреляла с тех пор, как охотилась в последний раз с отцом в Германии, да и то тогда это были только птицы. Удастся ли поразить обоих Детвайлеров одним выстрелом? И как близко следует подойти? Вопросы, вопросы, вопросы. Они танцевали в ее мозгу, пока не закрылись веки.

Когда она открыла глаза, солнце уже стояло высоко над горизонтом. Эльке не стала даже есть. Торопливо оседлала коня и пустилась в путь. Ведь неизвестно, как долго Детвайлеры задержатся в Льяно.

К середине дня она достигла берега Ивового ручья. По крайней мере она надеялась, что это именно он. Ручей протекал как раз в том направлении, в каком ей следовало ехать. Понукая усталого коня, Эльке двигалась через каменистые завалы к истоку ручья – роднику у известковой горы, надеясь с нее увидеть Льяно.

Когда Эльке наконец достигла вершины, отцовскую рубаху пропитал пот, а бока коня все были в мыле. Но впереди были все те же каменистые холмы. Ее сердце екнуло, а пустой желудок сжался.

При спуске конь споткнулся, и в какой-то ужасный момент Эльке показалось, что они вместе кубарем покатятся с горы вниз. К счастью, животное устояло.

Итак, день прошел в мучительных переходах от одного скалистого холма к другому. Никаких ориентиров не было. Все, что ей оставалось, так это просто двигаться на север.

Форсировав бесчисленное количество ручьев, она наконец подошла к длинному узкому потоку. К тому времени как она достигла очередного холма, снова село солнце.

Голодная, выбившаяся из сил, Эльке расположилась на ночлег. Ее тревожный сон, наполненный неясными кошмарами смерти и разрушения, сопровождали уханье совы, печальные жалобы койотов и жутковатые шорохи в кустах.

Она проснулась с рассветом, доела остатки своих запасов, запила все это водой из ручья, оседлала коня и начала карабкаться на холм. С его гребня Эльке наконец увидела поблескивающую вдалеке длинную серебряную ленту реки Льяно.

Патрик встряхнул Террила за плечо. От одежды парня разило застоялым виски и блевотиной.

– Вставай, сынок. Время возвращаться на работу.

Не получив, кроме стона, никакого ответа, он встряхнул его снова.

Красные глаза Террила открылись, и он заморгал ими, как сова.

– О-о-о… Где я?

– Ты в салуне, в Льяно, – ответил Патрик, не сдержав улыбки.

Перед таким монументальным похмельем бледнеют все нотации.

– О Господи! – Террил наконец осознал, кто перед ним. – О Господи, я вовсе не хотел оставаться на ночь, мистер Прайд.

Лицо Террила внезапно позеленело. Зажав рот, он выбежал за дверь.

– Я очень рад, что это не произошло здесь, – сказал бармен, комментируя звуки с улицы. Его круглое лицо прояснилось. – Правда, он делал это не на пол, а в урну, но все равно неприятно. И не только мне, но и клиентам.

Патрик сомневался, что посетителей подобного заведения может что-то шокировать, но все же вынул из кармана мексиканский песо и положил на стойку.

– Это за ваши хлопоты, – сказал он. – Меня зовут Патрик Прайд. Я владелец ранчо на Гуадалупе.

Поведение бармена мгновенно изменилось.

– Рад познакомиться, мистер Прайд. Я слышал о вашем ранчо. – Он попробовал на зуб серебряную монету, чтобы удостовериться в ее подлинности, а затем опустил в карман. – Парень не доставил слишком уж много хлопот. Он вел себя не хуже, чем любой юнец, напивающийся в первый раз.

Характерные звуки на улице стихли, но Микс не возвращался.

– Все равно я благодарен, что вы позволили ему поспать хотя бы за столом.

Патрик уже собирался выйти на улицу проверить, что там случилось, когда двери салуна с треском распахнулись, и появился Террил Микс, вернее, его втащили Илай и Джуд Детвайлеры.

Какого черта! Что они здесь делают? Ведь все говорили, что они воюют.

Последний раз Патрик видел их в булочной Саншайнов. Близнецы с тех пор еще больше опустились. По их глазам он понял, что они заматерели в своей жестокости.

– Этот кусок дерьма твой, Патрик? – спросил Илай, толкнув Микса так, что тот полетел прямо к ногам Патрика.

– Он работает у меня, если вы это имели в виду.

– Ты, наверное, сейчас сильно на мели, если нанимаешь парня, который пачкает свои подштанники, – произнес Джуд, растягивая слова, и сам же засмеялся своей скверной шутке.

Патрик посмотрел на Микса. Тот судорожно пытался подняться на ноги, нащупывая пальцами кобуру на поясе.

Патрик отбросил его руку прежде чем это заметили Детвайлеры. Затем поставил ногу на грудь Террила, тем самым прижав его к полу.

– Перестань, парень. Это тебя не касается.

– Но они…

Патрик прижал еще сильнее.

– Я сказал заткнись. С тебя и так уже достаточно.

– Слушайся, парень. Твой босс знает что говорит. У этого сукиного сына изрядный опыт, – сказал Илай, обнажив в улыбке гнилые зубы.

Джуд легонько толкнул Илая под ребро и заговорщицки подмигнул.

– Еще какой. Особенно по части баб. Я слышал, он женился на симпатичной маленькой штучке из Натчеза, а потом перевез на ранчо Эльке Саншайн. Еще до того как закончился медовый месяц. – Джуд облизнул губы и похотливо улыбнулся Патрику. – Это не совсем честно. Ты вот покрываешь сразу двух женщин, да еще каких, а такие симпатичные ребята, как мы, страдаем в одиночестве. Отдай нам Эльке Саншайн, мы тебе заплатим. Ей давно пора узнать, что такое настоящие мужчины.

Патрик поборол горячее пламя ярости. Сейчас пока нельзя, надо отправить Террила.

Он знал, что рано или поздно сдержит обещание, данное Эльке много месяцев назад. Но теперь внезапно понял, что именно сейчас пришло время с ними рассчитаться.

– Настоящие мужчины? – хрипло проговорил он. – Сейчас я проверю, что это такое. Будем драться.

Глаза Джуда сузились. Его рука скользнула вниз к кобуре. Указательный палец мелькнул, как язычок ядовитой змеи.

– Убери руку, – приказал бармен. – Я не позволю двоим нападать на одного.

Патрик глянул и увидел в руках бармена карабин. За один мексиканский песо он купил себе союзника.

– Я весьма благодарен вам за помощь. Но учтите, эти двое подонки и трусы.

– Если вы хотите с ними разделаться, я буду счастлив проследить, чтобы это был справедливый поединок, – ответил бармен, не опуская карабина, и вышел из-за стойки.

Микс по-прежнему отчаянно пытался встать.

– Я не боюсь их, мистер Прайд. И я отлично стреляю, лучше многих. Дайте мне шанс сделать это, и я покажу, на что способен.

Патрик снова посмотрел на Детвайлеров. Уверенности у них поубавилось, когда она поняли, что против них будет выступать не один, а двое, причем третий проследит, чтобы поединок был справедливый.

– Если ты действительно хочешь помочь, возвращайся в лагерь и скажи Рио, что я встретился с Детвайлерами.

Микс вскочил на ноги, ночные похождения явно проступали на его бледном лице.

– Но сэр, если бы не я, вы бы никогда не попали в такой переплет.

– Я ни в какой переплет не попал. Все это ерунда, – ответил Патрик. – Где твой конь?

– Привязан за салуном, сэр.

– Возвращайся немедленно в лагерь. Ты уже один раз не выполнил мой приказ. Если не выполнишь этот, я сам пристрелю тебя.

Микс что-то промычал, но все-таки повернулся и вышел.

Патрик почувствовал облегчение. Миксу еще надо набираться ума-разума. А здесь, в поединке с близнецами, когда все решает, кто быстрее вытащит пистолет, рисковать ему еще рановато.

Патрик подождал, пока копыта коня Микса застучали по мостовой, затем посмотрел на Джуда и Илая.

– Там на улице нас, кажется, ждут дела, – произнес он радушным тоном, каким обычно мужчины приветствуют друзей.

С уходом Микса к близнецам возвратилась уверенность. Ухмыляясь, они пожирали глазами Патрика.

– Эта Эльке Саншайн, должно быть, чертовски хороша в постели, если ты решил связаться с нами.

Патрик улыбнулся в ответ, но улыбка эта была невеселой.

– Молитесь своему богу или дьяволу, подонки. Это единственное, чем вам следует сейчас заниматься.

По лицу Илая пробежала тень нерешительности. В их шайке он всегда был ведомым, всегда следовал за братом и сам на приключения никогда не напрашивался. Внимательно посмотрев ему в глаза, Патрик решил, что первым пристрелит Джуда. Илай скорее всего даст деру, как только увидит, что Джуда нет.

Патрик вышел наружу и увидел, что из окрестных домов уже начал собираться народ. Во всех окнах и дверях застыли любопытные лица. Бог знает, как только все пронюхали об этом поединке?!

«Ничто так не бодрит кровь обывателей, – с грустью подумал он, – как перспектива кровопролития. Жаль, конечно, что я отдал свои «кольты» Хосорну. Они бы сослужили сейчас хорошую службу. Мой старый пятизарядный револьвер не идет с ними ни в какое сравнение».

Не обращая внимания на зрителей, Патрик зажег большую сигару и не спеша вышел на середину улицы.

Бармен дал своим карабином знак Детвайлерам следовать за Патриком. Восхищенный ропот пробежал по толпе, когда обнаружилось, что это будет поединок одного против двоих. Бармен, казалось, наслаждался своей ролью секунданта Патрика. Он, несомненно, продаст теперь гораздо больше напитков, пересказывая историю этого поединка.

– Значит, вот как мы сделаем, – авторитетно объявил он. – Вы двое, Илай и Джуд, станете спина к спине с мистером Прайдом. По моему сигналу сделаете десять шагов, повернетесь и стреляете. Того, кто вытащит пистолет раньше, я пристрелю.

– Мы с ним в два счета разделаемся, – сказал Джуд, стараясь подбодрить Илая.

Патрику вдруг сделалось необыкновенно хорошо. Утреннее солнце приятно грело лицо. Воздух, когда он его вдохнул, показался сладким на вкус. В венах радостно заиграла кровь. Он никогда так остро не чувствовал жизнь, как сейчас.

Наслаждаясь острым ароматом табака, Патрик затянулся в последний раз, подумав, что сигара – это единственная вещь в мире, у которой вкус такой же, как и запах, потом бросил ее на землю, загасил каблуком сапога и повернулся спиной к противникам.

Детвайлеры сделали то же самое. От их немытых тел смердело. И еще от них исходил глубокий первобытный запах страха. Он подозревал, что им никогда еще не приходилось встречаться лицом к лицу с решительным человеком, да к тому же в справедливом поединке.

Патрику никогда не доставляло удовольствия убивать, но сейчас он получал большое удовлетворение от мысли, что прекратит подлое, никчемное существование двух негодяев. Это было последнее – и единственное, – что он мог сделать для Эльке.

Ее лицо вспыхнуло в его сознании. Он почувствовал ее присутствие так ясно, как если бы она стояла рядом.

«Это ради тебя, любовь моя!» – подумал Патрик, доставая пистолет.

– Готовы? – Вопрос бармена эхом разнесся по притихшей улице.

– Готов, – твердо ответил Патрик.

– Готовы! – выкрикнули в унисон Детвайлеры. При этом голос Илая сорвался на середине слова.

– Тогда начали, – резко бросил бармен.

Патрик медленно двинулся, считая каждый длинный шаг. Его сапоги поднимали облачка пыли. Над головой раздавалось хриплое карканье ворон. Его чувства были так напряжены, что он отчетливо слышал тихие вздохи зрителей.

Сосчитав до десяти, он начал поворачиваться на каблуках и, не закончив поворота, почувствовал слабый удар в грудь, как будто это была струя воздуха. Патрик глянул вперед и увидел дымок, струящийся из пистолета Илая. У мерзавца не выдержали нервы, и он выстрелил раньше положенного.

Пистолет в руке Патрика не дрогнул, когда он спускал курок. Он еще успел заметить, как пошатнулся Джуд, и после этого сам начал оседать на землю.

Когда показались дома Льяно, Эльке пришпорила коня. Он вынес ее на главную улицу. В конце квартала она увидела трех человек, стоящих на расстоянии полутора десятков метров друг от друга с пистолетами в руках. Хотя Эльке никогда прежде не видела поединков на пистолетах, она знала, что это именно такой поединок.

Что-то беспокояще знакомое было в силуэте одного из них. Но это она осознала позже, и тогда ужас сковал все ее члены. Патрик. Это был Патрик. Эльке не решилась позвать его, чтобы не испортить выстрела.

Но выстрел прозвучал. Затем другой в ответ. Двое мужчин упали.

– Патрик, – простонала Эльке.

Подъехав к нему, она резко остановила коня, выхватила сбоку седла ружье и спрыгнула на землю, как будто делала это уже тысячу раз.

Патрик сидел, упираясь одной рукой о землю, а другой пытался направить пистолет на второго, оставшегося в живых противника. Он был так занят этим, что не заметил ее появления.

Эльке не бросилась к нему, хотя все ее существо жаждало узнать, насколько серьезно он ранен. Прежде всего надо его защитить, поскольку Патрик не может сделать это сам.

Эльке вскинула ружье и в первый раз посмотрела на стрелявших мерзавцев. Взрыв ярости ослепил ее.

Господи, да это же Детвайлеры! Упал Джуд, и по тому, как он лежал, она знала, что он мертв. Но Илай стоял с револьвером в руке. Он смотрел на своего брата и удивлялся, что это за шутку тот отмочил с ним. Джуд всегда имел обыкновение противно шутить, поэтому Илай вполне допускал, что он может прикинуться мертвым, чтобы позабавиться над братом.

«Но добрый старина Джуд не может быть мертвым, ни в коем случае, – думал Илай, трогая брата носком сапога. – Не могла же в самом деле его убить эта маленькая дырочка в груди. Во-первых, она слишком высоко, и, кроме того, кровь совсем не идет».

– Вставай, брат, – произнес он срывающимся голосом. – Хватит, Джуд. Ты меня пугаешь.

Джуд лежал с полуоткрытым от удивления ртом, глядя в небо невидящими глазами.

«Вот это представление он устроил – даже задержал дыхание».

– Бросай пистолет, или я сделаю в тебе дырку! Этот голос вывел наконец Илая из оцепенения. Но это не был голос Патрика Прайда. И кроме того, Джуд попал в Патрика (Илай даже не осознавал, что это именно он стрелял, причем стрелял не по правилам). Илай посмотрел вперед.

Патрик сидел на земле. Рядом с ним с ружьем в руках стоял высокий худощавый парень.

Парень этот показался ужасно знакомым.

«О черт, – страх поразил кишки Илая, – это вовсе не парень». Это Эльке Саншайн, и ружье ее было направлено прямо ему в грудь.

Террил Микс мчался во весь опор к тому месту, где был расположен прошлой ночью лагерь Прайда, но, добравшись туда наконец, он обнаружил на месте лагеря только остывшие угли. Холодный ужас сковал его сердце.

Он галопом бросился за ними в погоню, не замечая противных ударов в горле и смертельной головной боли. Если с мистером Прайдом что-то случится, виноват в этом будет он, Террил Микс.

Лучше человека ему встречать не приходилось, и он надеялся стать когда-нибудь таким, как он. Террил старался ходить, как мистер Прайд, сидеть в седле в такой же самой позе, копировал его манеру говорить. Он делал в походе все, что мог придумать, чтобы произвести впечатление на мистера Прайда. Как можно было пустить все это по ветру из-за нескольких минут удовольствия в постели со шлюхой?

Он догнал отряд Прайда через несколько миль и чуть не упал в обморок – такое почувствовал облегчение. Увидев Рио, который ехал впереди, Террил проскакал галопом мимо остальных ковбоев, игнорируя грубые насмешки по поводу его любовных подвигов.

– Где, черт возьми, ты шатался? – прохрипел Рио, когда он наконец поравнялся с ним.

– Потом, потом вы будете снимать с меня шкуру, – ответил Террил, не замечая дрожи в своем голосе и текущих по щекам слез. – Мистер Прайд в беде. Он велел передать вам, что встретился в Льяно с Детвайлерами. Мне кажется, они собираются его убить.

К огромному облегчению Террила, Рио не стал терять времени на лишние вопросы. Он просто развернул своего коня и пустил его в галоп.

Террила окружили испуганные ковбои.

– У меня нет времени рассказывать, – ответил Террил и направил коня следом за Рио.

Эльке держала палец на курке, приклад упирался в плечо. Что там говорил ей Патрик в прошлый раз, когда она наставляла ружье на Детвайлеров?

«Одно дело убивать птиц и совсем иное убить человека», – так кажется? Но вот она готова и сделает это.

– Ради Бога, не убивайте меня! – закричал Илай. Ненависть своими горячими пальцами охватила ее всю. Эльке еще сильнее сжала ружье и, прищурив глаз, прицелилась.

Илай упал на колени. Он бросил оружие и поднял руки.

– Я никогда не желал ничего плохого ни вам, ни вашему другу, – прохныкал он.

Никогда еще Эльке не доводилось видеть в глазах мужчины такого животного страха. В этом дрожащем как осиновый лист хлюпике она едва узнавала Илая. В промежности у него потемнело, а затем показалась небольшая струйка. Кто-то в толпе хихикнул.

– Ты убил моего мужа. – Сталь в ее голосе заставила Илая похолодеть еще больше.

– Это вышло случайно, – трепетал Илай. – Я и Джуд… мы только хотели тогда немного попугать вас с мужем. Скажи ей, Джуд.

Господи, он даже не знает, что его брат мертв. Она выдохнула и слегка расслабилась.

Илай конченый человек. Убивать его нет никакого смысла. Эльке опустила ружье, зная, что Илай больше никому не причинит вреда.

– Хорошая ты у меня девочка, – с трудом проговорил Патрик.

В ее глазах стояли слезы. Он едва мог ворочать языком. Эльке взяла его руки.

Из толпы вырвался молодой человек с черным чемоданчиком в руках.

– Я доктор, – сказал он, наклоняясь над Патриком.

Глава 26

Эльке сидела у постели Патрика. Ее долгое неподвижное бдение вознаграждалось каждый раз, когда она видела, как под широкой марлевой повязкой поднимается его грудь. Казалось совершенно непостижимым, что какой-то жалкий Детвайлер мог посягнуть на его жизнь.

– Мистер Прайд, вы счастливчик, – сказал доктор Вортон после операции.

– Счастливчик? – ответила она, горько засмеявшись.

– Вот именно, счастливчик. Наверное, за ним присматривает сам Господь Бог. Если бы пуля прошла на долю дюйма ниже, он был бы сейчас мертв. А так задеть жизненно важные органы ей помешало ребро. Она прошла через мягкие ткани».

Но настоящим счастьем в этой кошмарной цепи обстоятельств было то, что в Льяно оказался доктор, причем не просто доктор, а такой опытный, как Вортон, последователь Пастера.

Эльке коснулась его лица кончиками пальцев. Ей хотелось обнять Патрика и прижать близко-близко, сильно-сильно. Наклонившись ниже, она принялась пить его мягкое дыхание. Она все неправильно себе представляла. Ей казалось, что сильнее любить его уже невозможно. Но в эти ужасные минуты, когда казалось, что она может потерять его навсегда, ее любовь раскрылась еще больше, как раскрывается роза в пору полного цветения.

И в это мгновение сознание Эльке приняло то, что сердце знало всегда. Она любила Патрика Прайда больше жизни. И ничто не имело значения – ни Шарлотта, ни мнение общества.

Когда Патрик выздоровеет, она будет любить его всего, она будет любить его своим телом так же, как сердцем и душой.

Эльке настолько забылась, что не слышала, как в комнату вошел доктор Вортон.

– Вам надо обязательно отдохнуть, миссис Прайд, – мягко произнес он.

Доктор принимал ее за жену Патрика, но Эльке не стала его поправлять. Положение жены давало ей право находиться у его постели.

Она отказывалась даже думать о том, как объяснит этот маскарад Шарлотте, если она появится здесь. А Рио, должно быть, уже сообщил ей страшную новость.

Доктор Вортон мягко тронул ее плечо.

– Вы так долго не спали. Пожалуйста, отдохните. Сделайте это ради мужа. Сейчас вам хорошо бы набраться сил, иначе и заболеть недолго.

– Я просто хочу быть здесь, когда он проснется, – сказала Эльке, повернув стул, чтобы посмотреть на спасителя Патрика.

Генри Вортон был молодым человеком лет двадцати пяти – двадцати семи. У него было узкое лицо аскета, длинные изящные руки и пальцы прирожденного хирурга.

Как странно, что со всем своим опытом ухода за больными наблюдать за операцией Патрика она не смогла.

Доктор Вортон попросил нескольких мужчин донести Патрика до его приемной. Он делал операцию в на удивление хорошо оборудованной операционной. Стоило ему сделать скальпелем первый надрез, как Эльке стало плохо. У нее закружилась голова, так что она едва успела выйти из операционной, прежде чем упасть в обморок.

Сколько времени она находилась без сознания, Эльке представления не имела. Она пришла в себя на руках Рио. Он обмахивал ее лицо шляпой.

Четверть часа спустя к ним присоединился Террил Микс. Эльке мерила шагами комнату, превозмогая слабость в ногах, пока Микс рассказывал, как и почему Патрик начал поединок с Детвайлерами. Во всем он обвинял себя.

Эльке слушала его признания вполуха. Ее хищными лапами сжимал ужас. Недосуг ей было объяснять обезумевшему от горя молодому человеку, что конфликт между Патриком и Детвайлерами с ним ничего общего не имеет.

Каждый раз, когда Эльке чудилось в операционной какое-то движение, ее сердце стягивали железные обручи, так что она едва могла дышать. Когда же наконец двери операционной отворились, у нее отказали ноги. Эльке всегда считала себя крепкой женщиной – и физически и эмоционально, – но она бы упала, если бы рядом не было Рио.

Жена доктора Вортона, Милдред, розовощекая медсестра, которая работала вместе со своим мужем, вышла сказать, что операция прошла успешно и что Патрик будет жить. Вспоминая этот момент сейчас, Эльке не могла сдержать улыбки. Она не знала, кто плакал больше – она или Микс.

Голос доктора Вортона вернул ее к действительности.

– Ваш муж получил серьезную рану и к тому же потерял много крови. Он не придет в себя еще много часов. А вы, моя дорогая, выглядите сейчас ужасно.

– Может быть, вам постелить здесь же, в этой комнате? – спросила Милдред, выглядывая из-за плеча мужа.

У Эльке сдавило горло. Доброта этих двух незнакомых людей возродила ее слабеющую веру в людей.

– Да. Это было бы чудесно.

Милдред кивнула. От улыбки, осветившей ее лицо, она сделалась сразу же красивой.

– Я вас понимаю. Я бы тоже не оставила моего Генри, если бы он был ранен.

Милдред покинула комнату, пока ее муж проверял пульс Патрика и слушал сердце. Несколькими минутами позже она возвратилась с простынями, одеялами и подушками. Доктор Вортон оставил женщин одних.

– Генри рассказал мне, как вы прискакали, чтобы защитить мужа. Это так романтично, – вздохнула Милдред. – Я не могу не удивляться тому, как вы узнали, что ему нужна помощь.

Эльке не хотелось разрушать романтические иллюзии Милдред.

– Я просто всегда знаю, когда Патрику плохо. У меня инстинкт на такие вещи.

Милдред кивнула, как если бы Эльке дала исчерпывающее объяснение.

– У меня тоже. Один взгляд на Генри – и я знаю, в каком он настроении и что его тревожит. Конечно, я никогда никому ничего подобного не говорила. Но видя, как сильно вы любите своего мужа, осмелилась признаться вам. Думаю, вы меня поймете!

Она легонько обняла Эльке, пожелала ей спокойной ночи и на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Хотя постель манила усталое тело Эльке, она продолжала сидеть и смотреть на Патрика. Он выглядел таким юным, несмотря на широкие плечи и темные волосы на груди, – даже моложе, чем когда она в первый раз увидела его много лет назад.

Сейчас обнажилась мягкая нежность его натуры, которая так хорошо скрывалась за обликом решительного человека действия. Эту его ранимость – вот что она больше всего в нем любила.

Эльке наклонилась, коснулась губами его лба, а затем нырнула в постель и быстро погрузилась в сон, первый настоящий сон, с тех пор как на ранчо прибыла Вельвит с новостью о Детвайлерах.

Патрик проспал много часов, и все это время его мучили кошмары. Он снова и снова вытаскивал пистолет и стрелял, причем видел все это в ужасном замедленном движении, чувствовал пулю, входящую в грудь – она входила медленно дюйм за дюймом, – и наблюдал, как кровь окрашивала его рубашку.

В этот ранний утренний час он проснулся от острой боли, проходящей через грудь и руку. Задернутые шторы и керосиновая лампа, горевшая на ночном столике, не давали ни малейшего представления о времени суток.

Его память о том, что случилось после ранения, была покрыта туманом. Где он и как долго здесь находится? Перед ним возникло видение. Он увидел ангела-мстителя с золотистыми локонами, который прискакал на его защиту, и все снова кануло во мрак…

Эльке! Ему спасла жизнь Эльке. Господи, когда он вспомнил, как она стояла перед Илаем… Ведь он мог ее ранить или даже убить. Патрик хотел увидеть ее, ему нужно было коснуться ее, чтобы убедиться, что она невредима. Это нужно было ему сейчас так же остро, как и потребность дышать.

Он попытался сесть и застонал.

– Эльке, ты здесь?

И как бы в ответ на его молитвы она возникла в поле его зрения, как будто выплыла из ничего. Эльке была одета в мужскую рубашку и брюки, и волосы ее в беспорядке разметались по плечам, но никогда еще она не выглядела более прекрасной.

– Это действительно ты или это только лучший сон, какой мне когда-либо снился?

Нежность ее глаз омывала его, как Божье благословение.

– Я уж и не чаяла, что ты проснешься.

Патрик попытался дотронуться до нее своей правой рукой, но она была плотно прибинтована к груди. Казалось, угадав его намерение, она наклонилась над постелью и двумя руками взяла его левую руку. И тотчас они оба образовали единое тело.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Как после кавалерийской атаки. Где мы?

– В комнате Вортонов. Доктор Вортон не хочет тебя никуда переводить, пока ты не почувствуешь себя лучше. Они все думают, что я твоя жена. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Возражаю? Да ведь ты моя жена во всех возможных смыслах.

Она сильнее сжала его руку.

– Ты мне тоже муж, в моем сердце.

– Где Детвайлеры?

– Джуд, наверное, в аду, а Илай, поджав хвост, покинул город. Не думаю, что он причинит вред кому-нибудь еще. – Ее губы задрожали. – О, Патрик, почему ты согласился драться сразу с двумя? Тебя могли убить, – последние слова прозвучали, как стон.

– Потому что знал: если это не сделаю я, сделаешь ты.

Несмотря на слезы, застилавшие глаза, уголки рта Эльке тронула слабая улыбка.

– Ты прав. Вельвит слышала, что они появились в Льяно, и приехала на ранчо предупредить меня. Вот почему я появилась здесь.

– Моя храбрая девочка!

Слабость охватила его. Он боролся с ней, пытаясь держать глаза открытыми. Ему хотелось видеть лицо Эльке. Он хотел сказать ей, как сильно ее любит, но погрузился в сон, прежде чем эти слова сорвались с его губ.

Эльке не отходила от постели Патрика. Для нее сейчас ничего не имело значения – ни ее собственная усталость, ни горы лжи, громоздящиеся одна на другую, ни отсутствие подходящей одежды. Она была бы рада провести остаток своей жизни в этом поношенном мужском костюме, если бы это сохранило жизнь Патрика.

Через два дня после операции он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сидеть в постели. На следующее утро Патрик нетвердой походкой доковылял до стула у окна и решил, что будет есть сам.

На четвертый день пришла Милдред и сказала, что к ним посетитель.

– Пожалуйста, пригласите ее войти, – сказала Эльке, чувствуя, как у нее под ногами поплыл пол.

О том, что они здесь, не знал никто, кроме Рио и Шарлотты. Рио не мог оставить ранчо. Значит, посетитель этот Шарлотта.

– Это не она, а он, – удивленно ответила Милдред.

Эльке не успела перевести дух, как в комнату ввалился Террил Микс со свертком в руках. Увидев Патрика сидящим на стуле, он расплылся в широкой улыбке.

– Вы выглядите лучше, чем в последний раз, сэр.

– А вот ты выглядишь много хуже. Кажется, у тебя не было достаточно времени поспать. Как дела на ранчо?

– Прекрасно, насколько мне известно. Вы правы, у меня не было достаточно времени оглядеться вокруг. Рио рассказал вашей супруге о том, что случилось, и она послала вам письмо. Я поскакал сразу же.

Эльке направилась к двери, намереваясь оставить Патрика одного, чтобы он мог прочесть письмо.

– Пожалуйста, не уходи, – мягко произнес Патрик.

Микс сунул ей сверток.

– Кончита послала вам одежду, миссис Саншайн.

– Передай ей большое спасибо. – Эльке прижала сверток к груди, как если бы хотела отвратить плохие новости, которые, она чувствовала, определенно содержались в письме. Скорее всего Шарлотта сообщала о своем приезде.

Микс вытащил из кармана рубахи свернутый листок и протянул Патрику.

– Вот письмо, сэр.

Эльке возвратилась на свое кресло напротив Патрика и с опаской следила за выражением его лица, пока он бесстрастно пробегал глазами его содержание.

– Мне обождать, пока вы напишете ответ, сэр? – спросил Микс, когда Патрик закончил.

– В этом нет необходимости, сынок. – Он потянулся к карману своих брюк, достал монету и протянул ее юноше. – Поешь как следует, прежде чем ехать назад.

– Большое спасибо, сэр. Рио оставил меня пока на работе. Вы не возражаете?

– Я был бы очень сердит, если бы он позволил тебе уйти.

Микс покраснел.

– Ну если так, сэр, то тогда я действительно сейчас пообедаю.

– Не в салуне, надеюсь.

Краска на лице Микса стала еще гуще.

– Нет, сэр. Я этот урок усвоил на всю жизнь. Патрик выждал, пока уйдет Микс, а затем сказал:

– Он еще совсем зеленый, но со временем станет настоящим человеком. Мне бы хотелось иметь такого сына.

– У тебя будет… когда-нибудь. Патрик покачал головой.

– Нет, если ты не будешь его матерью.

Эльке не ответила. Ей не хотелось вспоминать об их безвыходной ситуации, но все же она, эта ситуация, сама нашла способ напомнить о себе и вторгнуться в их теперешнее счастливое существование.

– Что написала Шарлотта?

– Прочитай сама.

– Ты уверен, что мне следует это делать?

– От тебя у меня секретов нет. – Он передал ей бумагу.

«Дорогой Патрик, – писала Шарлотта своим размашистым почерком, – я была ужасно огорчена, услышав о твоем ранении, но тем не менее Рио заверил меня, что ты попал в очень хорошие руки. Во-первых, с тобой Эльке, а значит, уход обеспечен, а во-вторых, мне сказали, что доктор Вортон очень опытный врач. С учетом этого, мое присутствие в Льяно не имеет смысла.

Мы все здесь молимся за твое скорое выздоровление. Кончита зажгла много свечей на алтаре, который устроила в кухне. Так что дом сейчас весь пропах воском.

С уверенностью, что ты имеешь лучший уход, чем, возможно, я могла бы тебе обеспечить, остаюсь любящая тебя Шарлотта Прайд».

Эльке перечитала письмо дважды не веря своим глазам. Оно казалось холодным даже на ощупь.

Эльке никогда не понимала Шарлотту, но все же любила ее. Теперь же она ее почти ненавидела. Как могла Шарлотта написать такое письмо?

Эльке наконец посмотрела на Патрика, а он на нее, как будто ожидал каких-то комментариев. Но что она могла сказать? Не огорчайся, мол, ты же знаешь Шарлотту.

Это банально.

– Ты обижен на Шарлотту?

Его радостная улыбка Эльке сильно удивила.

– Конечно, нет. Все это время я жил в смертельном страхе, что в ней вдруг проснется чувство долга, что она почувствует себя обязанной остаться со мной. Честно говоря, для меня лучше еще один поединок с Детвайлерами.

– Стало быть, ты не огорчен?

– Огорчен? Собираясь перегонять скот, я по пальцам считал часы, которые оставались у нас с тобой. Благодаря Шарлотте и Детвайлерам мы получили не часы, а недели. Я предлагаю провести их… – Его голос сорвался. – Перед поединком я думал не о Шарлотте, я думал о тебе. Я думал о всем том, что мы так и не сказали друг другу. Я думал о моей любви.

Предчувствие необъяснимого восторга охватило Эльке.

– Когда ты лежал здесь после операции, я тоже думала о том же самом.

– Означает ли это, что ты можешь теперь принадлежать мне не только душой, но и телом?

– Да, когда ты достаточно окрепнешь для такого рода занятий.

– Солнышко, я уже окреп. Туда меня не ранили. – Он встал, взял ее руку и потянул к себе. – Я не могу ждать. И не хочу.

Эльке зарылась лицом в его шею. Его касания воспламенили огонь, который прошел снизу от живота прямо в ее мозг.

– Я тоже.

Он повел ее к постели.

– Но учти, большую часть работы придется проделатьтебе.

– Тяжелая работа меня никогда не пугала. Патрик засмеялся.

– Самую тяжелую часть все же выполню я. Теперь, прошу тебя, раздень меня.

Она развязала халат, который он носил поверх брюк, и слегка приласкала его забинтованную грудь.

– Ну как, я пока все делаю правильно?

– Великолепно.

Эльке поцеловала его и начала расстегивать брюки, одновременно лаская.

Спазма прошла сквозь тело Патрика, глубокий стон вырвался из его груди.

– Я что-то делаю не так?

– Нет. Ты все делаешь чертовски правильно, но лучше остановись. Я хочу тебя так сильно, что едва могу сдерживаться. – Здоровой рукой он сбросил брюки. Под ними белья не было.

Эльке догадывалась, что он красивый везде, но у нее не хватало воображения представить, как это в действительности. Патрик был великолепным мужчиной.

В походе он сбросил вес, отчего мускулы выделялись еще рельефнее. Его шея и грудь были сильно загорелыми, а ноги и низ живота цвета слоновой кости. Сделав два шага назад, Патрик оказался в постели.

Эльке начала лихорадочно сбрасывать с себя одежду, отрывая пуговицы отцовской рубахи. Она бросила ее на пол, туда же вскоре полетело и все остальное.

Его дыхание стало шумным.

– Боже, как ты прекрасна! Остановись, дай мне посмотреть на тебя.

Эльке всегда немного стеснялась своего тела. Теперь же, видя восхищение в его глазах, она забыла о своих комплексах. Подняв руки, она вытащила булавки из волос, и они свободно упали ей на плечи. Затем неожиданно повернулась к нему спиной, наклонилась и собрала свои вещи, отлично сознавая, какой вид ему открывает.

– Иди сюда, пока я не умер от желания, – хрипло простонал он.

Эльке бросила свои вещи на кресло и, дразня его чувственным покачиванием бедер, нырнула в постель. Она ждала этого мига полжизни, но ждать еще хотя бы секунду возможности уже не было.

Прильнув к нему, она начала покрывать его лицо поцелуями, начиная со лба, исследуя каждый миллиметр, прежде чем оказаться у его губ. Он жадно ринулся ей навстречу. Все прежние их поцелуи были целомудренными по сравнению с тем, что творилось сейчас.

– Это пытка, – простонал Патрик, и его дыхание перешло в хриплые всхлипы. – Не иметь возможности сделать то, что хочешь. Рана не позволяет мне это сделать.

– А что ты хочешь?

– Я хочу почувствовать твои груди у себя во рту. Она притворилась возмущенной.

– Обе сразу?

– Если обе, то это было бы самое лучшее. Испытывая острые восхитительные покалывания по всей коже, Эльке приподнялась над ним и приблизила сосок к его рту. Он принялся ласкать его губами, сначала нежно, затем все судорожнее и судорожнее.

– Теперь другую, – прошептал он, не поднимая головы.

Это было уже слишком.

Этого было так недостаточно.

Вытащив нежный бутон из его рта, она приподнялась и широко раздвинула ноги.

Патрик никогда не думал, что любовь и желание могут так сильно переплетаться друг с другом, что невозможно даже узнать, где начинается одно и кончается другое. Он никогда не представлял, что одновременно могут соединяться и души, и тела. Он никогда не знал страсти такой, как эта, и все было для него теперь новым, как если бы он занимался этим с женщиной в первый раз.

Эльке двигалась медленно и нежно, а он тоже – насколько мог – приподнимал свои бедра. Ее голова была откинута назад, глаза закрыты. Она отдавала этому акту любви себя всю.

Все, не надо больше. Оставим их, читатель. Они полетели за край небес, чего же еще ожидать от судьбы?!

Глава 27

Патрик сидел на краю операционного стола, с любопытством наблюдая, как доктор Вортон разбинтовывает его грудь.

– Ну, как там у меня? – спросил он, когда последний виток бинта был снят и открылся шрам, отороченный черными стежками.

Вортон осмотрел рану, и его аскетическое лицо осветила довольная улыбка.

– Очень хорошо. Вероятно, вас лечил очень хороший доктор. Швы снимем сегодня.

– А как скоро я смогу ездить верхом?

Вортон взял правую руку Патрика и слегка ее крутанул. Патрик поморщился.

– Больно? – спросил Вортон.

– Немного.

– Я не удивлен. Чтобы достать пулю, пришлось рассечь мускул. Я бы советовал вам пару недель подержать руку на перевязи. Разумеется, если вы хотите поскорее вернуться на свое ранчо…

Патрик пожал плечами. Разве он мог признаться доктору, как сильно хочет подольше остаться здесь, с этой женщиной, которая не является его женой.

– У меня очень хороший управляющий. Еще две недели, вы сказали?

– Это было бы хорошо.

Вортон повернулся, чтобы взять со стеклянного столика необходимые инструменты.

Патрик почувствовал огромное облегчение. Еще четырнадцать дней рая, а потом… Он твердо решил попросить у Шарлотты развод. Но это будет потом, а впереди еще четырнадцать дней. Ну конечно, и ночей тоже.

– Мы с Эльке можем перебраться в отель? Вортон аккуратно снимал швы маленькими ножницами.

– Если я позволю вам это сделать, Милдред снимет с меня кожу, с живого. Ей так нравится общаться с Эльке, я не говорю уже о том, что ваша жена прекрасно готовит.

– Ну если мы не доставляем вам слишком много хлопот, то, я знаю, Эльке тоже была бы рада здесь остаться.

– Тогда договорились.

Несколько минут спустя с правой рукой на перевязи Патрик вошел в их с Эльке комнату.

– Как все прошло? – спросила она.

– Генри снял швы. Он сказал, что скоро я смогу возвратиться на ранчо.

– Как скоро?

– Через две недели.

Патрик ожидал, что Эльке запляшет от радости. Вместо этого она ударилась в слезы.

– О нет, – прошептала она, зарывшись лицом в руки, как будто он сообщил ей ужасную новость.

– Можно вернуться и раньше, если ты так торопишься.

– Я вовсе не тороплюсь. Можно подумать, что ты не знаешь, что я вообще не хочу уезжать отсюда.

– Я знаю, все знаю. Да, это будет не легко, разговор с Шарлоттой обещает быть трудным, но это надо сделать.

– О каком разговоре с Шарлоттой ты говоришь?

– Я собираюсь просить ее о разводе. – Своей здоровой рукой он потянулся к Эльке, но она уклонилась.

– Не надо меня трогать. Потому что, если ты прикоснешься ко мне, я не смогу сказать тебе то, что собиралась сказать, а сказать это надо. Дело в том, что, как только мы возвратимся на ранчо, я собираюсь уехать.

Патрик, потрясенный, смотрел на нее.

– Но я думал…

– Я знаю, дорогой, что ты думал, потому что я думала то же самое. Но, посмотри сам, как я могу остаться? Чтобы каждую ночь ты, дождавшись, когда уснет Шарлотта, прокрадывался в мою комнату? Мы оба знаем, что так оно и будет. У нас остались две недели любви. Эти последние две недели будут самыми лучшими в моей жизни. Они будут принадлежать нам. Вся остальная твоя жизнь принадлежит жене.

– Но мы должны рассказать Шарлотте правду. Она слишком горда, чтобы быть замужем за человеком, который любит другую.

Эльке кулаком вытерла слезы.

– Ты не можешь отослать ее в Натчез на позор. После того как ты ее отвергнешь, она не будет нужна никому. А мы оба знаем, что жить без мужчины она не может. Ее жизнь будет разрушена.

– А как насчет моей жизни, и… твоей? Разве мы не заслуживаем счастья? Если ты не хочешь оставаться на ранчо, мы можем уехать куда-нибудь еще и начать новую жизнь.

– И ты что, действительно думаешь, что сможешь жить в мире с самим собой, если я позволю тебе это сделать? Мне ли не знать, как много значит для тебя ранчо! Оно у тебя в крови.

– Это ты у меня в крови. Ранчо гроша ломаного не стоит, если я не смогу разделить его с тобой.

– Но ты разделишь его когда-нибудь со своими детьми. Ты всегда этого хотел. Это твоя мечта.

– К черту, Эльке, почему ты такая упрямая? Я не говорю, что будет легко разговаривать с Шарлоттой. Но, насколько я все понимаю, у нас нет выбора. Ты не можешь уйти от меня сейчас, после всего, что между нами было. Разве ты не понимаешь, как много для меня значишь? Гораздо больше, чем тысяча любых ранчо. – Патрик был готов упасть на колени, если бы знал, что это поможет. – Не делай этого, прошу тебя.

– Оставь, Патрик. Давай не будем портить те немногие дни, которые нам остались.

С хриплым стоном, похожим на рыдание, Патрик потянулся к ней снова. На сей раз она упала в его объятия.

Шарлотта сидела в ванной и наблюдала, как пузырьки на ее коже лопаются и пропадают. Говорят, долгое пребывание в ванне может испортить цвет кожи, а она у нее такая нежная! Ну и плевать! Как она выглядит, какое это имеет сейчас значение?

Найджелу безразлично, сколько часов она проводит, чтобы быть красивой. Для него. Он стал таким отчужденным с тех пор, как весть о ранении Патрика достигла ранчо. С этого самого дня он избегал оставаться с ней наедине. А в те редкие минуты, когда это случалось, он говорил о том, какой Патрик смелый и благородный.

Лопающиеся пузырьки напомнили Шарлотте о ее рухнувших надеждах. И нельзя сказать, что она не старалась. Она использовала все отпущенное ей время, она использовала все шансы, какие были. И вот сейчас, когда цель была, казалось, совсем близко, ее планы с треском провалились. Через несколько дней возвращается Патрик и с надеждой завлечь Найджела к себе в постель придется расстаться.

Мрачная, Шарлотта вылезала из ванны. Ее жажда Найджела усиливалась в прямой пропорции тому отчуждению, которое усиливалось между ними.

В первый раз судьба отказывала ей в том, чего она желала, и Шарлотта была в растерянности. Она не знала, что делать. Иногда, когда она смотрела на Найджела, сидевшего за роялем, он выглядел таким погруженным в музыку, что, казалось, не знал о том, что она присутствует в той же самой комнате.

Шарлотта топнула своей босой ножкой. Она знала, что Найджел ее любит. Знала. Но он сказал ей, что собирается покинуть ранчо, как только вернется Патрик.

Она в злобе еще раз топнула, как вдруг краем глаза увидела, что по полу пробежало что-то белое и омерзительное.

Думать у Шарлотты не было времени. Крик, леденящий кровь, вырвался из ее груди, и она в чем мать родила вскочила на крышку унитаза.

Найджел был в это время в библиотеке, заканчивал письмо кузену, в котором сообщал, что возвратится в Лондон в конце осени. От крика, доносившегося откуда-то сверху, у него поднялись волосы на голове. Кричала женщина.

Господи, да это же Шарлотта! Она кричала так, как будто ей угрожала смерть.

Он вскочил на ноги, по дороге опрокинув чернильницу.

– Шарлотта, Шарлотта, я иду!

С тех пор как Найджел услышал о поединке в Льяно, он постоянно носил на ремне два «кольта».

Граф бежал, перепрыгивая через ступеньку, не зная, с чем столкнется на втором этаже. И его это не страшило. Он был готов сразиться с целой бандой команчей-мародеров.

Шарлотта закричала снова, и Найджел понял, что она в ванной. В последнее время у нее появилась новая страсть – купание.

– Я иду! – закричал он, вытаскивая «кольты». Слава Богу, она не закрыла дверь. Он ввалился в ванную с двумя пистолетами в руках.

Шарлотта стояла на крышке унитаза, голая, вода стекала с ее тела ручьями. И что за восхитительная это была кожа – белая, искрящаяся тысячами маленьких капелек, сверкающих как бриллианты!

Она и не подумала хоть как-то прикрыться от его жадного взгляда.

– О, Найджел, никогда в жизни я не была так напугана. Я как раз вылезала из ванны, когда пробежал скорпион. Он пробежал практически по моей ноге.

Ее зубы стучали.

Его челюсти сжались от возникшего острого желания.

– Давай посмотрим, где он, – произнес Найджел, пряча «кольты» и неохотно отводя глаза от богини на крышке унитаза.

Беглый осмотр к успеху не привел. Скорпиона нигде не было.

– Наверное, он успел убежать. Я полагаю, тебя он испугался больше, чем ты его.

Шарлотта решительно встряхнула головой. При этом, ее груди соблазнительно всколыхнулись.

– Ты, наверное, думаешь, что я специально это подстроила, чтобы вызвать тебя сюда?

– Да, нет же. Я уверен, что ты что-то видела и это что-то тебя испугало. Но теперь здесь абсолютно спокойно. Можешь слезать. – К его ужасу, он произносил эти слова каким-то осипшим голосом.

– Ни за что на свете. Нет уж спасибо, лучше я останусь здесь.

Другая женщина сделала бы попытку хотя бы прикрыть грудь, но не Шарлотта. Какой же она была сейчас прекрасной и… желанной!

– Ты хочешь, чтобы я отнес тебя в твою комнату?

– По-моему, нечего даже спрашивать.

Она раскинула руки и прыгнула на него. Это было так неожиданно, что он не устоял на ногах, и они оба повалились на пол, причем она оказалась сверху.

Через тонкую материю своей рубашки Найджел почувствовал твердые груди Шарлотты.

Шарлотта почувствовала его восставшую мужественность, упирающуюся ей в живот.

Найджел мгновенно забыл о чести и о прочем.

Шарлотта забыла все о скорпионах.

Они сконцентрировались друг на друге.

Эльке уложила свои вещи в сумку, притороченную к седлу. Ноги были как свинцовые. Она с трудом вставила одну в стремя и вскочила в седло.

– Представляю, как ты радуешься, что наконец-то возвращаешься домой, – сказала Милдред. – Но нам с Генри вас будет так не хватать!

– Мне тоже вас будет не хватать, – ответила Эльке.

Вортоны были так добры к ней и Патрику. Ей было противно лгать Милдред, даже теперь при прощании. Но правда может испортить все то хорошее, что было под крышей дома этой чудесной женщины.

– Ну дамы, только не плакать, – весело проговорил Генри Вортон. – Прощание ведь не навеки. Уверен, вы будете видеться друг с другом время от времени. Ваше ранчо всего лишь в шестидесяти милях отсюда, правда, Патрик?

– Правда, – ответил Патрик. Его улыбка была такой застывшей, что казалась высеченной из камня.

– Вы будете хорошей рекламой моей практики, – сказал Вортон, потянувшись пожать ему руку. – Ничто так не привлекает к доктору пациентов, как удачно проведенная операция. В пути будьте осторожны. Постарайтесь обойтись без новых травм, а то испортите мне репутацию.

– Ох, как же я не люблю прощания! – воскликнула Милдред. – Лучше пойду в дом и помою посуду после завтрака.

Она взмахнула юбками и юркнула в дом, оставив Эльке одну. Чудесная, милая Милдред Вортон! Если бы действительно они могли видеться друг с другом!

Генри Вортон последний раз взмахнул рукой и последовал за женой.

– Готова? – спросил Патрик.

«Готова? Я никогда не буду готова», – подумала Эльке и пришпорила лошадь.

Обратный путь на ранчо был для Эльке не таким тяжелым. Она ехала за Патриком, а мысли ее блуждали по тем бесценным дням, которые они провели вместе в Льяно.

Как было чудесно просыпаться рядом с Патриком, видеть радость в его заспанных глазах, чувствовать себя его женой, делиться своим счастьем с Вортонами! Но Патрик дал ей нечто более важное, чем пригоршня сладких воспоминаний, которые растают с годами.

Июльские дни в этих местах очень длинные. Солнце еще не село, когда они въехали во владения Прайда. Показались крыши домов. Патрик натянул поводья и повернулся к Эльке.

– Существует ли что-нибудь, что я мог бы сказать или сделать, чтобы изменить твои намерения? – Он говорил так тихо, что Эльке с трудом различала слова.

– Мы уже все сказали. И сделали все. Ты подарил мне счастливейшие дни в моей жизни. Ты подарил мне часть себя. Я возьму ее с собой, куда бы ни пошла.

Он подъехал к ней вплотную, наклонился и поцеловал. В последний раз.

Увидев смертельное отчаяние в его глазах, Эльке рухнула к нему в объятия.

Они простояли так несколько минут. Затем он ее отпустил и поскакал. Между ними опять разверзлась пропасть. На этот раз навсегда.

Эльке долго смотрела на его удаляющуюся фигуру, пока наконец не нашла мужества последовать за ним.

Патрика встречали все ковбои. Он чувствовал себя постаревшим на целый век, но все же нашел силы весело отвечать на их приветствия.

От толпы отделился Рио.

– Вы как раз вовремя возвратились, старина.

– Ты же знаешь, как осторожны эти доктора. Вортон не хотел, чтобы я ехал, пока рука была на перевязи. – Патрик изобразил на лице улыбку. – Кроме того, я думал, пора бы и тебе поработать немного.

– Отлично, я рад, что вы смогли отдохнуть. Приближаются трудные времена. Федеральные войска блокировали побережье Техаса. Слава Богу, нам удалось вовремя перегнать скот.

– Слава Богу, – эхом отозвался Патрик.

Это было единственное, за что, по его мнению, следовало благодарить Бога в предполагаемом будущем, где его ждала жизнь с Шарлоттой. Жизнь, такая же унылая и мрачная, как высохший колодец.

– О делах на ранчо ты расскажешь завтра утром. А сейчас я хотел бы добраться до дома.

Пока ковбои приветствовали Патрика, Эльке держалась в отдалении. Теперь она поехала рядом, ее лицо было таким же белым и усталым, каким оно было в тот день, в будуаре Вельвит. Сознание того, что он испытывает такую же боль, только добавляло несчастья.

Патрик написал Шарлотте письмо, в котором сообщал, когда возвращается домой. С учетом ее умения ломать комедию, с одной стороны, и ее склонности к мелодраме – с другой, следовало бы ожидать, что она сейчас с криками выскочит из дома и бросится ему на шею.

Но насладиться ее невостребованным артистическим талантом возможности не представилось. Почему-то. Они с Эльке поднялись по ступенькам на веранду. Патрик открыл парадную дверь. В холле были навалены вещи – сундуки, чемоданы, чехлы с ружьями и даже шляпные коробки.

По-видимому, Найджел никак не дождется, когда наконец сможет отсюда уехать. Шарлотта, наверное, Совсем его измотала своими причудами. Патрик громко позвал Шарлотту.

Дом казался странно пустым. Патрик посмотрел на Эльке. Ее вскинутые брови свидетельствовали, что она тоже озадачена.

– Шарлотта, где ты? – снова позвал он.

– Сейчас, иду, – отозвалась она, откуда-то издалека.

Через несколько секунд на верху лестницы появилась Шарлотта, одетая в свой экстравагантный костюм для путешествий, тот самый, в котором она была, когда они отправлялись в свадебное путешествие. Рядом с ней стоял Найджел и тоже был одет в дорожный костюм.

Мускулы на животе Патрика невольно напряглись. Было ясно: за время его долгого отсутствия что-то случилось. Но что?

– Я рада видеть тебя снова, – сказала Шарлотта, подходя к Патрику и подавая ему руку, как будто они были едва знакомы.

«Что она задумала на этот раз? А впрочем, какая разница!»

– И я тоже рад. – Он посмотрел на Найджела. – А вы, я вижу, совсем уже поправились. И судя по всему, собираетесь нас скоро покинуть.

– Не просто скоро, старина, а немедленно. В ту же минуту, как мы покончим с нашими делами. Надеюсь, вы будете так добры, что позволите нам воспользоваться вашим кабриолетом.

Что еще за дела? Час от часу не легче.

– Вы сказали нам. Что, с вами уезжает еще кто-нибудь?

Найджел прочистил горло.

– Последние недели я провел в размышлениях, пытаясь отыскать лучший способ сообщить вам новость. Но нет лучшего способа. Даже просто хорошего нет. Боюсь, что вы будете шокированы, старина. Шарлотта уезжает со мной!

Патрик смотрел на свою жену, пытаясь собраться с мыслями.

– Я знаю, ты скучаешь по родителям, – наконец произнес Патрик. – Тем не менее сейчас не время для визитов. Федеральные войска блокировали все побережье.

Все получается как в плохой комедии. Но время не ждет. Комментарий Найджела совсем сбил Патрика с толку.

– Бедняжка, ты так пока ничего и не понял, правда? – Шарлотта с симпатией посмотрела на Патрика.

– Может быть, ты объяснишь наконец в чем дело?

Найджел выступил вперед, как будто хотел защитить Шарлотту от Патрика.

– Я надеялся, что вы сами обо всем догадаетесь, когда увидите наш багаж.

«Ах, вот кому принадлежат остальные вещи», – подумал Патрик. Как он мог не узнать сундуки и шляпные коробки Шарлотты?! Просто, наверное, никогда не обращал на них никакого внимания.

– Если я правильно понял, вы предложили моей жене сопровождать ее в поездке в Натчез?

Найджел поморщился и покачал головой, как учитель в разговоре с тупым учеником.

– Я все пытаюсь вам втолковать, что Шарлотта и я… мы уезжаем вместе. Она оставляет вас, дружище. Более доходчиво я объяснить не могу.

Эльке все это время стояла рядом, наблюдая за церемонией возвращения Патрика к родному очагу. При других обстоятельствах ее бы даже обидело, что никто не замечал ее присутствия. Услышав слова Найджела, она придвинулась поближе.

– Будьте любезны, повторите еще раз, что вы сказали, – попросил Патрик, вдруг светлея лицом.

Найджел взял его за плечи и проговорил по слогам, глядя прямо в глаза:

– Я сказал, что уезжаю и увожу с собой вашу жену. Мы вместе уезжаем. Вместе. Понятно?

Глава 28

Патрик захохотал. И этот хохот громом отозвался в холле, как будто выстрелили из ружья.

«Он сошел с ума, – подумала Эльке, кладя ему на локоть руку. – Нельзя позволить ему сделать что-то такое, о чем он потом пожалеет».

– Почему же, черт вас возьми, вы не убежали еще до моего возвращения? – выговорил Патрик между взрывами смеха.

Найджел выпрямился и расправил плечи. Эльке он сейчас напомнил петуха, готового к бою.

– Это не простой адюльтер, смею вам заметить. И я слишком вас уважаю, чтобы просто взять и сбежать с вашей женой. Я хотел дождаться и поговорить с вами как мужчина с мужчиной… Предложить любое удовлетворение, которого потребует ваша честь.

Патрику наконец удалось справиться со своим неудержимым хохотом.

– Удовлетворение? Вы имеете в виду дуэль?

– Именно. Конечно, поскольку вы потерпевшая сторона, за вами остается право выбора оружия.

– Вы даже не представляете, какое удовлетворение уже мне дали. Кроме того, в этом году в меня уже стреляли. По-моему, достаточно. Зачем подвергаться ненужному риску?

– Вообще-то я вас понимаю, – ответил Найджел. К нему возвратились его уравновешенность и самообладание. Он бросил на Патрика проницательный взгляд, такой же, каким сверлил тогда Эльке, когда они сидели рядом за роялем. – Вы ведь любите Эльке, признайтесь?

Прежде чем Патрик успел ответить, вперед выступила Шарлотта и топнула ножкой, как обиженное дитя.

– Как? Эти двое за моей спиной плели шашни? Найджел схватил ее за руку.

– Представляете, какую фурию я полюбил? – проговорил он, обращаясь к Патрику. Не дожидаясь ответа, граф повернулся к Шарлотте, зафиксировав на ней свой пронизывающий взгляд. – Не надо строить из себя обиженную, красавица моя. Я понимаю, для тебя шок узнать, что у Патрика существуют какие-то желания, но у меня лично требовать от него святости язык не поворачивается. И если ты дашь себе труд хоть немного подумать, то обнаружишь, что все это к лучшему.

Гнева Шарлотты как не бывало. Она прижалась к плечу Найджела.

– О, как же ты прав, – проговорила она и взорвалась смехом. – Это же так чудесно! Ты и я, Патрик и Эльке. Замечательно!

– Вы все трое сошли с ума, – выдавила из себя Эльке.

– Возможно, но зато нашли свою любовь, – отозвался Найджел и подмигнул ей. – Вы же любите Патрика, не отпирайтесь?

– Я думаю, это не вопрос, который следует сейчас обсуждать. Подумайте о своей чести. Вы никогда не сможете держать высоко свою голову, если уедете вместе с Шарлоттой.

– Моя дорогая Эльке, не надо судить о высшем свете по книгам. Лондонское общество это вовсе не Техас. Мои соотечественники больше всего на свете любят скандалы, особенно, если в них замешаны богатые титулованные персоны. Ну а если еще и красивая женщина, тогда совсем прекрасно. Шарлотта будет украшением Лондона. Я намереваюсь подать в палату лордов прошение, чтобы получить разрешение на развод в ее пользу. У меня такие высокие связи, что в успехе я не сомневаюсь.

– Зачем такие сложности? Я дам ей развод, и мы все оформим здесь гораздо быстрее, – с надеждой произнес Патрик.

Уголки его рта подрагивали, он боролся, чтобы снова не засмеяться. Для мужа, чья жена только что объявила, что собирается покинуть его с другим мужчиной, Патрик выглядел исключительно счастливым.

– Ты сумасшедший, – объявила Эльке.

– Но это один из сладчайших видов сумасшествия, – отозвалась Шарлотта, томно растягивая слова.

Вельвит Гилхули не обращала внимания ни на жару, ни на насекомых, роящихся вокруг ее надушенных волос, ни на усталость после бессонной ночи. У нее была цель и твердое намерение ее достичь. Так или иначе, но ее будущее должно определиться еще до захода солнца.

Ее лошадь прекрасно знала путь на ранчо Прайда, так что едва нуждалась в управлении.

В ее заведении негде было повернуться от новобранцев, отправлявшихся на войну. Девушки были нарасхват. К ней тоже приставали, чтобы она обслужила. Даже умоляли.

Она, конечно, отшила их всех со свойственным ей юмором, но была оскорблена. И вот теперь, сидя в кабриолете, который вез ее на ранчо Прайда, Вельвит вдруг осознала, что не хочет больше, чтобы ее считали шлюхой.

Возможно, она не заслуживает, чтобы к ней относились, как к леди, но ведь можно в конце концов остановиться где-то посередине.

Вельвит натянула вожжи перед домом, где жили ковбои Прайда, соскочила на землю, – да так поспешно, что чуть не упала, – промаршировала к двери и постучала.

– Рио де Варгас дома? – спросила она полуодетого ковбоя, открывшего дверь.

Он посмотрел на нее, раскрыв рот, как будто перед ним была не известная «мадам», чье заведение он регулярно посещал в дни получки, а привидение.

Вельвит протянула руку и закрыла ему рот.

– Скажи, пожалуйста, Рио, что я хочу его видеть. Ковбой ушел, оставив дверь полуоткрытой. Через щель были видны мужчины в различных состояниях одетости.

«Будь сейчас на моем месте другая женщина, он бы так не поступил, – раздраженно подумала она. – А со мной чего церемониться? Но надо держать себя в руках. Я проучу этого хама, но не сегодня. Что я голых мужчин не видела, что ли?»

– Что ты здесь делаешь, Вельвит? – спросил Рио, появляясь в дверях. – Что-то случилось?

– Ты чертовски прав, Рио. Действительно случилось, – сказала она.

Рио вышел наружу и закрыл дверь, оставив любопытных парней внутри. Он успел только натянуть брюки поверх длинной ночной рубашки. На щеках тенью лежала большая щетина. От него пахло потом – и человеческим и конским, – но это ее не отталкивало.

«Это и есть настоящий Рио, – поняла она. – И он должен увидеть настоящую меня».

– Если ты дашь мне минутку, чтобы одеться… – Его голос дрогнул. Он посмотрел вниз на свои ноги в носках, как будто это было чем-то позорным.

– В этом нет никакой нужды. Я пришла сказать тебе кое-что, и, если ты упакуешься сейчас во все свое самое лучшее, это не сделает мою задачу легче. Пришло время что-то решать, Рио.

Внезапно он почувствовал, что свет начал меркнуть.

– Не надо больше ничего говорить. Я ожидал этого.

– Нет, Рио де Варгас, тебе на этот раз увернуться не удастся! Я скажу все. Я знаю, у тебя по части разговора есть трудности. Но у меня, слава Богу, их нет. Я даже не знала, что такое бывает, пока не встретила тебя. – Вельвит сделала глубокий вдох. «Никакого риска, ведь я ничего не теряю», – сказала она себе. А вслух добавила: – На случай, если ты этого еще не заметил: я люблю тебя.

– Ты, ты… Я… я… я, – заикаясь произнес он.

– Что ты?

– Не знаю. Я полагал, что ты так независима и так устроена в жизни. – Его голос становился слабее и слабее и наконец совсем иссяк.

«Очевидно, без помощи ему здесь не обойтись, – подумала Вельвит, глядя на него с восхищением. – Да, мой Рио явно не Цицерон».

– Я пришла просить тебя жениться на мне.

– Что-о?

– Я сказала, что хочу, чтобы ты на мне женился. Две девушки предложили продать им мое заведение, и я…

Конец ее тщательно подготовленной речи был скомкан, потому что Рио схватил ее и прижал так сильно, что она и дышать едва могла, не то что говорить.

Эльке чувствовала себя так, как будто мир перевернулся вверх ногами. Она смотрела на Шарлотту, как будто видела ее в первый раз.

– Не смотри так, Эльке, – сказала Шарлотта. – Жизнь дала нам четверым еще один шанс. И я попытаюсь его использовать. Мы с Найджелом собираемся сегодня вечером покинуть ранчо. И ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, не сможет меня остановить. Разве ты не желаешь нам счастья?

Замороженный узел боли внутри живота Эльке начал постепенно оттаивать. Родители учили ее верить в счастливый исход, но она уже давно сделала вывод, что он может быть только в книгах.

Сейчас впервые она осмелилась предположить, что счастливый конец возможен и для нее. Для всех.

– Конечно, я желаю вам счастья. Просто ты меня так удивила!

– А ты, Патрик? – сказала Шарлотта, посмотрев на него. – Ты желаешь нам счастья?

– Если ты испрашиваешь моего благословения, то я тебе его даю. – В его голосе чувствовалась даже некоторая елейность.

Тут внезапно в конце холла появилась Кончита.

– Я услышала голоса. Все в порядке, сеньор Патрик?

– Лучше и быть не может, – ответил Патрик. – Все в полном порядке.

Кончита перекрестилась.

– Dios mio, я боялась, что вы и сеньор Найджел начнете стрелять друг в друга. – Не произнося больше ни слова, она исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Что касается кабриолета, – Патрик повернулся к Найджелу. – Я запрягу лошадь сам. Вы можете оставить его в платной конюшне в городе.

– Позвольте мне помочь, – ответил Найджел. – Должен сказать, вы действительно замечательный человек!

Он двинулся за Патриком к входной двери, почти не опираясь на палку.

– Ты уверена, что правильно поступаешь? – спросила Эльке Шарлотту, как только они остались одни. – Потому что, если ты изменишь свое решение…

Шарлотта не дала ей закончить. Она прыгнула к Эльке и на удивление крепко ее обняла.

– Да как же ты не поймешь! Ведь Найджел, это именно то, что мне надо. Он для меня все! Единственное, что меня тревожило в связи с отъездом, это то, что Патрик останется в этом доме один. Я никогда его не любила, но он мне нравился. Я хотела, чтобы он был счастлив. А теперь вижу, что с ним рядом будешь ты. Мне бы это следовало заметить уже давно. Но все мои мысли были заняты Найджелом.

Она отпустила Эльке, открыла свою сумочку и вынула маленькое зеркальце в серебряной оправе.

– Я выгляжу нормально?

– Ты никогда не выглядела лучше, – ответила Эльке, вспоминая ее больную в постели.

Сейчас Шарлотта вся светилась радостью. Вот как любовь изменила женщину.

– Мы с Найджелом намереваемся вести светскую жизнь, и я уже горю нетерпением. Мы обязательно поедем ко мне домой, чтобы мои родители могли с ним познакомиться. Они его обязательно полюбят. А потом мы поплывем на клипере в Англию. – Ее маленькие ножки танцевали от нетерпения. – Это так восхитительно! Пройти через блокаду – вот это будет приключение! А потом будет Лондон, родственники и друзья Найджела, с которыми мне предстоит познакомиться. А потом я увижу Гленхевен-Холл. Это будет та жизнь, о которой я всегда мечтала.

«И я тоже», – подумала Эльке, чувствуя, как в крови у нее пульсирует чудо.

Следующие полчаса прошли в суматохе. Патрик и Найджел поставили кабриолет перед домом и загрузили его настолько, что Эльке не могла удержаться, чтобы не пожалеть бедную лошадь.

Никогда еще прощание не было таким сердечным и счастливым, никогда еще двум парам влюбленных так не терпелось остаться одним! Наконец кабриолет отъехал в надвигающуюся ночь под аккомпанемент веселого смеха Шарлотты.

На Патрика и Эльке спустилась благостная тишина, когда они рука об руку поднимались по ступеням веранды, как вдруг они услышали звуки подъезжавшего кабриолета.

– О Господи, – простонала Эльке, – только не это. Неужели они изменили свое решение? Уже.

Они обернулись с Патриком одновременно и увидели другой кабриолет и других седоков. На переднем сиденье рядом сидели Вельвит и Рио.

– Как у вас, все в порядке? – спросила Вельвит, после того как Рио помог ей сойти.

– У нас все прекрасно, – ответил Патрик.

– Но мне показалось, что Шарлотта уезжала с Найджелом.

Патрик улыбнулся.

– Именно поэтому у нас все прекрасно. Но это долгая история, а у нас был очень трудный день. Почему бы вам не провести эту ночь у нас? Завтра утром мы все вам расскажем.

– Большое спасибо, Патрик, – ответил Рио, – но мы с Вельвит торопимся в город.

– Но это так далеко, – вмешалась Эльке. – Раньше полуночи вы туда не доберетесь. Неужели ваши дела не могут подождать?

Она еще не замечала, как счастливо выглядит Вельвит.

– Не хочется терять время зря, если ты понимаешь, куда я клоню. – Она конспиративно подмигнула Эльке. – Первым делом завтра утром мы собираемся найти священника. Рио и я, мы собираемся пожениться, и я не хочу давать ему шанс изменить решение.

– Примите наши поздравления, – сказали Патрик и Эльке почти в унисон.

– Спасибо, Патрик, – ответил Рио. – Я собираюсь и дальше у вас работать, если вы не возражаете, и, кроме того, я хотел просить вашего разрешения построить на ранчо для нас с Вельвит дом.

Патрик хлопнул по спине Рио так сильно, что менее крепкий человек, наверное, слетел бы со ступенек.

– Ты еще спрашиваешь? Да для меня ничего приятнее и быть не может. Только выбери место, и я дам тебе землю в качестве свадебного подарка.

Патрик сжимал руку Рио, а Эльке радостная, переполненная счастьем до краев, обнимала Вельвит.

– Как чудесно, что вы будете жить здесь, – прошептала она на ухо Вельвит. – Я еще не сказала Патрику, но мне скоро понадобится рядом женщина.

Видя, что рот Вельвит начал открываться, Эльке прошептала:

– Пока не говори ни слова. Отправляйся в город и выходи замуж. У нас еще будет время поговорить. Вся жизнь.

Второй тур прощания был еще более счастливым и сердечным, чем первый. Патрик и Эльке стояли рядом, глядя, как исчезает во мраке еще один кабриолет. Затем он поднял ее на руки.

– Что ты собираешься делать? У тебя же поранена рука, – сказала Эльке, чувствуя себя немного глупо, когда он понес ее по ступенькам.

– Так положено. Мужчина должен перенести молодую жену через порог своего дома.

– Но я не твоя жена.

– По документам, может быть, и нет, но во всех других смыслах – да. – Он плечом открыл дверь. – Добро пожаловать на мое ранчо.

Прежде чем поставить Эльке на ноги, Патрик нежно ее поцеловал.

Она осмотрелась вокруг, все еще не осознавая, что этот мужчина, так же как и этот дом, теперь принадлежит ей.

– Если бы ты знал, как я тебя люблю!

– Если даже вполовину меньше, чем я тебя, то и этой любви хватит самое малое на две человеческие жизни, – отозвался он.

Эльке вздохнула.

– Никогда не думала, что все так закончится.

– Я тоже.

– Шарлотта такая смелая, такая искренняя в своих чувствах!

Патрик усмехнулся.

– Да, но у нее еще чертовски много всего остального.

Эльке проигнорировала его сарказм.

– Мне бы хотелось немного походить на нее. Если бы на ее месте была я, ничего бы подобного никогда не случилось.

– Я не понимаю.

– Я привыкла думать, что заниматься любовью с тобой – это тяжкий грех. Теперь же я знаю, что, наоборот, отказываться от себя – грех еще более тяжкий. Если бы только я имела смелость много лет назад признаться себе, что люблю тебя, если бы я прислушивалась к зову своего сердца, вместо того чтобы прислушиваться к закону, по которому живут другие люди, Отто был бы жив… и вообще все было бы иначе. Я не потеряла бы тогда своего первого ребенка.

Патрик тщетно пытался понять, что ему говорит Эльке, но этому мешали смешные толчки в груди, которые делало его сердце, а ноги были такими легкими, какими не были с детства. Ему удалось уловить только два последних слова.

– Ты что-то сказала сейчас насчет первого ребенка. Означает ли это, что ты планируешь в обозримом будущем иметь второго?

– Гораздо раньше, чем ты думаешь, любимый, – улыбнулась Эльке. – Мы оба поработали над этим, и не без успеха, могу добавить.

Патрик почувствовал, что ему вдруг стало холодно, затем жарко, а потом еще большая жара обожгла вены.

– Это означает то, что я думаю?

– Да, любовь моя. У нас будет ребенок.

– Как скоро? Как давно ты об этом знаешь?

– Я знаю об этом с того первого раза, когда мы занимались любовью. Наверное, это звучит странно, но я почувствовала в ту ночь, что во мне что-то ожило и начало двигаться. А через некоторое время окончательно убедилась. Сейчас, конечно, еще очень маленький срок. Ребенок появится не ранее чем через восемь месяцев.

– Я-то думал, что уже счастлив до предела, но теперь счастье у меня уже переливается через край.

Он будет отцом. У него будет сын… а может быть, дочь. Не важно. И придет время, они поедут с ним рядом по ранчо.

А все эта ночь, Господи, эта чудесная ночь, когда он в первый раз обладал Эльке и молился, чтобы она когда-нибудь имела от него ребенка! Но он и не мечтал, что его молитвы отзовутся так скоро.

– Многие годы люди вокруг говорят, что единственной моей страстью является ранчо. Но они все ошибались, – прошептал Патрик. – Ложись со мной в постель, любовь моя, и дай мне показать тебе, что такое настоящая страсть Прайда.

Примечания

1

Речь идет о Гражданской войне Севера и Юга Соединенных Штатов (1861–1865 гг.). – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

мой друг (нем.).

(обратно)

3

Сторонник отмены рабства в южных штатах.

(обратно)

4

Здесь: милая (нем.).

(обратно)

5

Генри Торо (1817–1862) – американский писатель и мыслитель, автор романтической робинзонады «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854).

(обратно)

6

Сорт виски крепостью 51°.

(обратно)

7

Приблизительно: водка, которая точит камень (нем.).

(обратно)

8

Ралф Уолдс Эмерсон (1803–1882) – американский философ, эссеист, поэт; Генри Уодсуорт Лонгфелло (1807–1882) – американский писатель, поэт-романтик.

(обратно)

9

красивая девушка (нем.).

(обратно)

10

не правда ли (нем.).

(обратно)

11

любимая (нем.).

(обратно)

12

Моя вина (лат.); обычно говорится во время признания своей ошибки.

(обратно)

13

Я люблю тебя (нем.).

(обратно)

14

Доброе утро, фрау Зонншайн (нем.).

(обратно)

15

Господи (нем.).

(обратно)

16

Жаргонное выражение, обозначающее движения, которые выделывает рыба, когда трепыхается на крючке.

(обратно)

17

Да благословит вас Господь (нем.)

(обратно)

18

Добрый вечер (исп.).

(обратно)

19

Здесь и далее все будут произносить их немецкую фамилию Зонншайн так, как им привычно, то есть на английский манер – Саншайн.

(обратно)

20

Остановись, пожалуйста! (нем.).

(обратно)

21

Господь на небесах (нем.).

(обратно)

22

Слава Богу (исп.).

(обратно)

23

Презрительная кличка белого.

(обратно)

24

до свидания (исп.).

(обратно)

25

Боже мой (исп.).

(обратно)

26

грипп (исп.).

(обратно)

27

Большое спасибо (исп.).

(обратно)

28

В названии использована игра слов. Вельвит по-английски – бархат.

(обратно)

29

Здесь – игра слов; элк по-английски – лось.

(обратно)

30

Послушайте (исп.).

(обратно)

31

Да (исп.).

(обратно)

32

Поезжайте с Богом, сеньора (исп.)

(обратно)

33

Пока, и большое спасибо (исп.).

(обратно)

34

Смелость (фр.).

(обратно)

35

Смелость во всем (фр.).

(обратно)

36

прекрасная девочка (нем.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

*** Примечания ***