Девон: Сладострастные сновидения [Кордия Байерс] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Кордия Байерс Девон: Сладострастные сновидения

Глава 1

Англия, 1768 год
В кухне стоял дымный чад. Обстановка как в аду. И три лишь предмета несколько скрашивали картину, составляя вместе изящный натюрморт: большая корзина с дорогими фруктами, только что доставленными из Вест-Индии, сервиз из веджвудского фарфора — подарок хозяйке в день ее шестидесятилетия от самого Исайи Веджвуда, и бельгийская хрустальная ваза, в которой сейчас одиноко торчала свежесрезанная ярко-алая роза. Лучи солнца отражались в гранях хрусталя, что придавало мрачной атмосфере кухни какой-то почти праздничный вид.

У тех, однако, кто был на кухне, не было ни времени, ни желания обращать внимание на то, что могло бы восхитить какого-нибудь эстета. Они все были заняты делом — либо, по крайней мере, усердно создавали такую видимость под суровым взглядом старшей поварихи, которая тут правила.

В данный момент эта суровая блюстительница дисциплины и порядка занималась взбиванием яиц для омлета, который должен был быть подан ее милости, леди Макинси, в девять часов утра, не раньше и не позже. Это занятие, однако, не мешало ей внимательно следить за всем, что происходило в этом ее маленьком государстве. Никто из ее подданных не должен прохлаждаться, все должны работать — иначе вон отсюда!

Работа действительно шла вовсю. Один поваренок опаливал тушку курицы к обеду — в воздухе распространился тошнотворный запах горелых перьев; другой, Бонни, помешивал сахарный сироп для пудинга — щеки его раскраснелись от печного жара. Судомойка скребла сковородки и кастрюли, а Уинклер, мальчишка на побегушках, подметал пол.

За столом для прислуги сидел Хиггинс, дворецкий, и, читая вчерашнюю газету, выброшенную ее милостью, попивал крепкий чаек. Он был как бы из другого мира, что и старался изо всех сил показать, делая вид, что не замечает ни шума, ни гама.

Выше его в иерархии был только домоправитель, а так — все остальные слуги, в принципе, были его подчиненными. В управление кухней он, однако, раз и навсегда мудро решил не вмешиваться. Это было делом старшей поварихи. Она командовала здесь, как сержант своим взводом, и горе тому, кто осмелился бы вторгнуться в ее прерогативы! Хиггинс, во всяком случае, этого делать не собирался: он не любил конфликтов и склок; поэтому, приходя на кухню попить чаю, он вообще избегал каких-либо разговоров или комментариев.

Так, каковы же последние лондонские сплетни? Дребезжащий звук металла отвлек Хиггинса от газеты. Он бросил взгляд на дверь, ведущую к погребу с углем, и увидел, как в проеме появилась фигура замарашки, которую звали Дэвон. Она тащила ведро с углем — ее саму было едва за ним видно. Столько шума из-за этой малявки! Хиггинс с невысказанным упреком поджал губы. Так что же все-таки в газете? Не то чтобы этот ребенок совсем был ему безразличен, скорее наоборот, но и здесь жизнь его научила, что лучше ни во что не вмешиваться. Ему было жалко эту малышку Одежда мешком висела на ее тощем тельце: похоже было, что ее сперва вываляли в угольной яме, а потом сверху накинули лошадиную попону. Да, не повезло девчонке в жизни, с самого начала, но что поделаешь! Подкидыш, и не леди, и не совсем служанка, сирота в доме собственного отца..

Тщательно пряча свои эмоции, Хиггинс вновь оторвался от газеты и бросил взгляд на то, как малышка пытается протащить тяжелое ведро через всю кухню, чтобы никого и ничто не задеть. У него не было сомнений насчет ее происхождения. Шлюха из местной таверни, которая родила Дэвон десять лет назад, клялась и божилась, что она зачала ребенка от самого лорда Макинси. Потом какой-то местный фермер предложил ей выйти за него замуж, но чужого ребенка взять не захотел, и она, не долго думая, подкинула его к порогу господского дома. У Колина Макинси к тому времени были жена и дочь. Он, конечно, начисто от всего открестился Но, решив, видимо, продемонстрировать свое благородство, заявил, что отправить ребенка в приют — это слишком жестоко; так и попала его внебрачная дочь на кухню.

Конечно, ее мамаша могла и приврать, и до самой своей смерти лорд отказывался при знать девочку своей дочерью, но достаточно было поставить их рядом и сразу, без всяких слов, можно было понять, чьих она кровей Такие же шотландские, тонкие черты лица. Такие же глаза — цвета предзакатного леса. Те же волосы — густые, каштаново-рыжие, цвета дорогой старинной мебели. Хиггинс вздохнул: нет, лучше все-таки заниматься газетой! А то однажды он уже из — за нее получил как следует. Как-то уже после смерти молодого лорда он напомнил о его ребенке ее милости, но больше — ни за какие коврижки! Ее милость, у которой последнее время изрядно прибавилось скорбных морщин на бледном лице, буквально пригвоздила его к полу взглядом своих остекленевших от гнева глаз. Уж как только она его не честила: как он смеет оскорблять память ее сына этими воспоминаниями о его шалостях; если он еще раз себе такое позволит — он будет