Под чужим именем [Колин Фолкнер] (fb2) читать онлайн

Колин Фолкнер Под чужим именем

ПРОЛОГ

Июль 1773

Колония Делавер на реке Брэндивайн

Грохот взрыва и звон разлетевшегося вдребезги оконного стекла вырвали Элизабет из глубокого сна. Какое-то мгновение она не могла понять, что происходит. Куски штукатурки с потолка и тонкая пыль усеяли кровать. Стены спальни содрогнулись от еще одного, менее сильного взрыва, и большой портрет, украшавший одну из них, с грохотом упал на пол. Элизабет быстро села в постели и вскинула руку к груди, стараясь унять сердцебиение. Вся комната была освещена заревом бушевавшего снаружи пожара. С испуганным криком она отбросила покрывало и вскочила с кровати. Осколки стекла и штукатурка хрустнули под ее босыми ногами.

— Господи, — прошептала Элизабет, в спешке пытаясь найти свои домашние туфли. Обувшись, она подбежала к окну, содрогаясь от хруста битого стекла под ногами. Элизабет осторожно приподняла тяжелую оконную раму с остатками стекол и выглянула наружу. В лицо пахнуло жаром, и она инстинктивно отпрянула, ударившись головой об оконную притолоку, легонько вскрикнула и поднесла руку к ушибленному месту.

Огонь полыхал у подножия холма, на котором стоял особняк. Рабочие спешили к горящему деревянному строению, прилепившемуся у самой реки. Был слышен звон колокола, женские крики, где-то плакал ребенок. Прямо под окном проехала повозка, полная рабочих. Крики людей, топот ног, рев пламени оглушили Элизабет. Воздух был наполнен запахом серы и дыма, над пожарищем взлетали снопы красных искр.

Скованная страхом, Элизабет не могла пошевельнуться, завороженно глядя на разбушевавшуюся огненную стихию. Когда-то Пол говорил ей, что на пороховых заводах случаются взрывы, но уверял, что ей нечего опасаться: у них подобного произойти не может, поскольку он и его рабочие очень осторожны.

«Пол… Господи, где же Пол?» Элизабет резко обернулась и бросила взгляд на пустую кровать. Внезапно ей стало трудно дышать. Было уже далеко за полночь. Где же ее молодой муж?

1

Год спустя

— Я никогда не пойду на это! — Элизабет Лоуренс стукнула кулачком по столу. — Нам не поправить своей репутации, если даже наши собственные соседи будут считать нас грабителями!

Джессоп стоял, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди.

— Мы вовсе не грабители. Цены на уголь были согласованы с нашими партнерами. Это бизнес, дорогая, просто-напросто бизнес.

— Это просто-напросто грабеж! — Элизабет с силой макнула перо в чернильницу и вписала еще одну цифру в колонку чисел, выстроившихся на листке бумаги, лежавшем перед ней. Она рассеянно потерла висок. У Элизабет болела голова. Стоило им заговорить о том, как следует вести дела на пороховом заводе, оставленном ей покойным мужем, как у нее начиналась головная боль. Элизабет и Джессоп, ее жених, придерживались противоположных взглядов относительно этических принципов, лежащих в основе коммерческого успеха. — Джессоп, ты должен дать им на двадцать пять процентов больше.

— Двадцать пять! — Джессоп всплеснул руками. — Брат оставил тебе не так уж много денег,

Лиз, чтобы ты могла ими разбрасываться. Ты должна воспользоваться этой возможностью немного сэкономить; тогда удастся вернуть долг хотя бы одному из твоих филадельфийских кредиторов.

— Сделай, как я говорю, Джессоп, добавь двадцать пять процентов. Ни они, ни мы внакладе не останемся.

— Но, Лиз…

— Я имею право поступать так, как считаю нужным, не правда ли? Как бы ни было их мало, это ведь мои деньги. — Элизабет старалась, чтобы в ее словах не слышалось упрека. Покойный муж сумел убедить ее отца, что финансовое положение компании братьев Лоуренсов значительно лучше, чем это было на самом деле. — И это мои завод и склад восстановлены только наполовину, хотя работы идут уже больше полугода. И бездействующее водяное колесо на реке, которое не крутит жернова, тоже принадлежит мне! — Элизабет сама удивилась, как резко прозвучали ее слова. Она была леди, а леди не пристало повышать голос на джентльмена, за которого она собирается выйти замуж. Но, черт возьми, она не сомневается, что поступает правильно, и ни один человек на свете, включая Джессопа, не вынудит ее изменить решение. Она сумеет заставить завод работать и приносить прибыль! Ни одному из Лоуренсов это еще не удавалось.

Джессоп пригладил уже слегка посеребренные сединой волосы на виске. Он был красив, с такими же, как у Пола, чистыми голубыми глазами и приятным лицом, только ростом повыше.

— Ты совершаешь ошибку, Лиз, — спокойно сказал он. — Я не пытаюсь указывать тебе, что надо делать, но…

— Как бы не так! Что бы я ни сделала, какое бы решение ни приняла, по любому поводу у тебя есть свое мнение! — Элизабет бросила перо и встала из-за стола.

— Элизабет, — начал Джессоп по-отечески мягко. Ах, как же она ненавидела этот снисходительный тон — мол, ты женщина и, значит, слишком глупа, даже не понимаешь, что делаешь. — Я просто пытаюсь предостеречь тебя от серьезных ошибок. Взрыв нанес ощутимые потери, два человека погибли, двенадцать ранено, сгорело сырье…

— Я потеряла мужа, — сказала Элизабет тихо.

— А я брата. — Их взгляды встретились, и выражение лица Джессопа смягчилось. — Как твой родственник, как человек, который тебя любит, я считаю своей обязанностью помогать тебе. Я много лет занимался бизнесом и…

— Знаю, знаю, — Элизабет протестующе подняла руку. — Я всего лишь маленькая леди из Йоркшира и не разбираюсь ни в чем, кроме танцев, вечеринок и уроков музыки. И, конечно же, ты — мужчина, а я — женщина.

— А разве это не так? — Джессоп нагнулся, чтобы поцеловать ее, стараясь обратить весь разговор в шутку, но Элизабет отпрянула. Она вовсе не была настроена кокетничать.

— Джессоп, я говорю серьезно. Мне не нравится, что ты критикуешь каждый мой шаг. Мы ведь условились, что заводом буду управлять я, по крайней мере до тех пор, пока мы не поженимся. — Элизабет стиснула кулачки. — Никто здесь не знает химию лучше меня. Я уверена, если мне удастся достать необходимое сырье, установить и наладить нужное оборудование и нанять толкового управляющего, то я смогу заставить этот чертов завод работать и производить лучший черный порох в мире. В случае войны мы не сумеем получать оружие и боеприпасы из Европы; тогда нам останется либо делать свой порох, либо погибнуть.

— Мы? Ты говоришь «мы»? — Джессоп изумленно поднял брови. — Неужели ты, настоящая английская леди, станешь продавать порох бунтовщикам?

— Джессоп, я не собираюсь вести с тобой политические споры, на это у меня нет ни сил, ни желания, ни времени. Пожалуйста, заплати за уголь столько, сколько я сказала, и проследи за его доставкой.

Дверь в приемную конторы хлопнула. Даже находясь в своем кабинете, Элизабет легко расслышала торопливое буханье тяжелых рабочих ботинок. Рабочий не стал мыть руки у специального умывальника в прихожей. Значит, что-то произошло. Элизабет тяжело вздохнула и поспешила в приемную. Что могло случиться? Не прошло еще и половины рабочего дня, а неприятности сыпались на нее как из рога изобилия. Ее экономка жаловалась на неумелых служанок, предназначенный для завода груз нитрата калия затерялся в порту Филадельфии, и ей еще предстояло отдать распоряжения о подготовке к приему в честь их с Джессопом помолвки. До приема оставалось меньше месяца.

— В чем дело? — Элизабет посмотрела на клерка, сидевшего у стола, и перевела взгляд на мявшегося около двери рабочего, лицо и одежда которого были покрыты тонким слоем угольной пыли.

— Что случилось, Джонни?

— С-скорее, хозяйка, а то… боюсь, он его убьет! — Джонни Беннет поспешно стащил с головы фетровую шляпу и повернулся к выходу.

— Да о чем ты говоришь? — на ходу спросила Элизабет, едва поспевая за Джонни. Они спускались по гранитным ступеням, которые вели мимо особняка вниз к заводу, раскинувшемуся у реки.

— Они сцепились, хозяйка, он и Сэмсон. Я боюсь, что он его убьет!

— Кто? — спросила Элизабет, ускоряя шаг. Она уже различала шум драки на дороге возле особняка. Крики мужчин перемежались звуками глухих ударов. — Кого, ты говоришь, может убить Сэм-сон?

— Вы неправильно поняли, мэм, — Джонни посторонился, чтобы хозяйка могла видеть драку у подножия холма. — Ваш новый управляющий, мэм, он того гляди вышибет дух из Сэмсона.

— Черт бы побрал этих мужчин! — прошептала Элизабет.

— Элизабет! Постой! Позволь, я разберусь с этим! — Джессоп с криком выбежал из дверей конторы. — Ты не должна…

Элизабет не дослушала: ее внимание было приковано к происходящему внизу. Один из ее рабочих, негр-вольноотпущенник Сэмсон, сцепился со светловолосым незнакомцем. Неужели это тот самый управляющий, которого она ждала столько месяцев? Незнакомцу удалось повалить Сэмсона, и теперь он дубасил рабочего по лицу кулачищами.

— Хватит! Прекратите! — закричала Элизабет. Толпа рабочих расступилась, пропуская ее вперед. — Сэмсон, ты же знаешь, что на заводе Лоуренса драки запрещены. — Она посмотрела на Сэмсона, которого прижал к земле мускулистый блондин. — Мистер… мистер… — Элизабет щелкнула пальцами. Как же звали человека, которого она наняла? О'Брайен? — Мистер О'Брайен, прекратите это!

Каким-то образом Сэмсону удалось опрокинуть нового управляющего и высвободиться из его рук. Рабочий с трудом поднялся на ноги.

— Отойди! Отойди подальше! — Элизабет замахала на него руками. Толпа испачканных углем рабочих затихла, все смотрели на Элизабет и двух мужчин. Один глаз у Сэмсона заплыл, из носа шла кровь. Его грязная миткалевая рубашка была порвана, ботинок слетел с ноги во время драки. Блондин тоже поднялся с земли. Элизабет еще не успела как следует разглядеть его. — Теперь скажите мне, в чем…

Блондин с размаху ударил Сэмсона в челюсть, и вокруг снова закричали. Сэмсон бросился на обидчика, и драка возобновилась, как будто и не прерывалась с появлением Элизабет. Она выругалась про себя. До приезда на завод Лоуренса она ни разу в жизни не произнесла дурного слова. Но невзгоды, преследовавшие ее в последний год, ожесточили ее, даже чересчур ожесточили.

За спиной Элизабет Джессоп что-то кричал, но она не обратила на него внимания. Они посмели затеять драку на ее земле! Она этого не допустит. Эти двое могут получить расчет и отправляться на все четыре стороны, но дракам среди ее служащих не бывать.

— Джентльмены! — Элизабет старалась перекричать возбужденный гомон толпы рабочих, собравшихся вокруг. — Я этого не потерплю!

Она схватила Сэмсона за грязный, забрызганный кровью рукав. Элизабет не успела понять, что произошло в следующий момент. То ли она сделала шаг вперед, то ли Сэмсон отступил, так или иначе, она оказалась между дерущимися. Внезапно Элизабет почувствовала, как чей-то кулак ударил ее по лицу, вскрикнула и упала. Рабочие ошеломленно затихли, и драка прекратилась.

— Господи! — крикнул Джессоп, отделенный от Элизабет толпой. — Пропустите меня! Ты не ранена, Лиз? С тобой все в порядке? Да пропустите же!

Элизабет медленно поднялась на ноги, стараясь подавить желание приложить руку к саднящей щеке.

— О, Боже, миссис Лоуренс! — Сэмсон протянул ей свою большую руку, но она уже поднялась без посторонней помощи.

— Что, черт возьми, на вас обоих нашло? — спросила она возмущенно.

— Он сказал кое-что, что мне сильно не понравилось, — Сэмсон показал на незнакомца. — Никто не имеет права так говорить с Сэмсоном. Я свободный человек и никому этого не позволю.

— А что вы скажете на это? — спросила Элизабет, задыхаясь, повернувшись к незнакомцу.

Высокий блондин пожал плечами, широкими, как у кузнеца, и несколько раз ткнул носком ботинка дорожную пыль, потом медленно поднял голову. Элизабет была поражена его несколько грубоватой красотой. Незнакомец совсем не походил на рабочего. Его щеки не были впалыми, а взгляд пустым, как обычно бывает у людей, которые из поколения в поколение недоедают и живут в нищете. Он был, пожалуй, менее красив, чем Джессоп, но в нем чувствовался какой-то животный магнетизм, делавший его пугающе привлекательным.

У незнакомца было открытое лицо и глаза, цветом напоминавшие зелень лугов. Его прямые светлые волосы спускались до плеч, а на чувственных губах под короткими усами играла загадочная усмешка. Он смотрел на Элизабет с нескрываемым интересом, который казался ей даже неприличным. Было что-то в его взгляде, от чего ее бросило в жар, и Элизабет покраснела.

— При всем уважении к вам, мэм, — блондин поднял с земли свою шляпу и стал выбивать ее о колено, — я вынужден заметить, что это он начал драку, не я. — Говорил он складно, неужели образован? И что это за странный акцент, недоумевала Элизабет. О'Брайен — ирландская фамилия, но в мелодичном звуке его голоса слышались интонации, обычные для уроженцев Франции. Не таким она его себе представляла, совсем не таким.

Элизабет откашлялась.

— Да неужели? — резко спросила она, стараясь скрыть неловкость. — Кстати, могу ли я осведомиться, с кем имею честь разговаривать?

— Патрик О'Брайен, мэм.

— Патрик? — Элизабет нахмурилась. — Я нанимала на службу некоего Майкла О'Брайена.

— Меня зовут Майкл Патрик О'Брайен, — нисколько не смутившись, ответил он. — Меня пригласил мистер Э. Лоуренс.

— Я же говорил, что не стоит нанимать управляющего за глаза, — прошептал ей на ухо Джессоп, внезапно оказавшийся у нее за спиной. — Он не пробыл здесь и пяти минут, а уже заварил кашу. Тебе следует немедленно от него избавиться.

— Э. Лоуренс? — продолжала Элизабет, не слушая Джессопа. — Он перед вами.

— Мое почтение, сэр, — О'Брайен обратился к Джессопу. — Прошу прощения за досадное происшествие, я не желал причинить вреда леди, но она…

— Нет, вы не поняли, — покачала головой Элизабет. — Э. Лоуренс — это я. Я наняла вас, мистер О'Брайен.

— Вы? — недоверчиво переспросил О'Брайен.

— Да. Этот завод принадлежит мне, и я пригласила управляющего, имеющего опыт в производстве пороха. Вы ведь проходили обучение на лучшем заводе во Франции, не так ли?

О'Брайен смотрел на нее так, будто на лбу у нее вырос рог. Если бы это было в первый раз, Элизабет, возможно, сочла бы это забавным, но известие о том, что Э. Лоуренс — женщина, вызывало недоумение у всех без исключения мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело. Ее бесило, что мужчины не хотели вести с ней дела только потому, что она принадлежала к женскому полу. О'Брайен взглянул на Джессопа, как будто ожидал от него подтверждения ее слов.

— Я обращаюсь к вам, сэр. Не вы ли тот самый мистер О'Брайен, которого мой поверенный нанял для управления моим заводом? — Элизабет повернулась к рабочим, чтобы дать ему время обдумать ответ. — Возвращайтесь на завод, — сказала она. — А тебя, Сэмсон, я жду у себя в конторе после обеда.

— Да, мэм.

Рабочие начали потихоньку расходиться, разочарованные, что им не удастся услышать разговор хозяйки с новым управляющим. Элизабет вновь повернулась к О'Брайену. Тот уже надел шляпу и выглядел весьма непринужденно. Он вовсе не походил на человека, опасающегося быть уволенным с работы, к которой он еще даже не успел приступить.

— Ну так что же, вы действительно тот человек, который мне нужен, или у вас нет никакого опыта, и это была просто уловка, чтобы за мой счет добраться до колоний?

— Прогони его, — снова сказал Джессоп. — Разве у тебя мало забот и без этого ирландца?

О'Брайен бросил на Джессопа испепеляющий взгляд.

— Я сама с этим справлюсь, Джессоп, — Элизабет выдавила вежливую улыбку. — Если ты проследишь за доставкой угля, я смогу разобраться с мистером О'Брайеном.

Джессоп хотел было что-то сказать, но передумал и просто махнул рукой.

— Прекрасно, можешь упрямиться, если хочешь. Я пойду навещу сестру. Увидимся вечером.

Элизабет подождала, пока он отойдет на достаточное расстояние, прежде чем возобновить разговор. Джессоп будет злиться на нее, но через несколько часов он остынет. Она вновь повернулась к человеку, ставшему виновником стольких несчастий.

— Итак, что вы скажете?

О'Брайен бросил взгляд в сторону удалявшегося Джессопа и снова посмотрел на Элизабет.

— Я буду с вами откровенен, потому что таков уж мой обычай. Я не хочу работать под началом у женщины, и если бы знал, то не принял бы этого предложения.

— С чего вы взяли, что вас уже приняли? Вы ударили меня, — Элизабет дотронулась до щеки.

— Это досадное недоразумение. Простите, но вы оказались у меня на пути. Женщине нечего делать там, где мужчины дерутся.

— Послушайте, я заплатила большие деньги, чтобы заполучить вас сюда, мне очень нужен хороший управляющий. Если у вас действительно есть опыт, я готова забыть об этом происшествии и давайте начнем все сначала. — Элизабет смотрела на этого мужчину, стараясь понять, что же есть в нем такое, от чего ей становится не по себе. — Я знаю, как заставить этот завод работать, но мне нужен кто-то, кто мог бы воплотить мои идеи в жизнь.

— Вот как. Но что именно вы знаете? — спросил он, скрестив руки на груди. Элизабет опустила глаза, смущенная его оценивающим взглядом. Другие рабочие не смели смотреть на нее подобным образом. Они воспринимали ее словно некое бесполое существо, обращаясь с ней не как с мужчиной, но и не так, как со своими женами и подружками. Даже Джессоп не смотрел на нее с таким выражением в глазах, как у этого незнакомца. Он разглядывал ее… будто мысленно раздевал. Осознав это, Элизабет покраснела.

— До своего приезда сюда я изучала в Англии химию, — она грациозно повела плечами. — Меня всегда интересовала эта наука. Многие, правда, считают, что женщинам вообще не пристало заниматься наукой, но тем не менее это так.

— Мне нужна работа, но я никогда не работал под началом у женщины, — сказал О'Брайен, со вздохом отводя взгляд.

— Вас не должна волновать моя принадлежность к женскому полу, мистер О'Брайен. Нас будут связывать только деловые отношения: вы будете выполнять работу, которую я вам поручу, а я буду платить вам деньги. Заставьте завод работать и приносить прибыль, и я щедро вознагражу вас.

Патрик в раздумье теребил усы. Он не ожидал такого оборота дел, возможно, он совершил ошибку. Майкл не сказал ему, что работодателем будет женщина. Патрик едва сдержал улыбку: судьба сыграла с ним шутку. Майкл О'Брайен умер на борту корабля по пути в колонии, где его ожидало место управляющего пороховым заводом. После смерти Майкла Патрик завладел его документами и теперь оказался на службе у заносчивой англичанки. Он не видел ничего плохого в том, чтобы занять место покойного, но как бы его намерение не повлекло непредвиденных последствий. Патрику ничего не стоило просто повернуться и уйти, но это был бы не лучший выход из положения. Ему очень нужна хорошая работа. Он поклялся изменить свою жизнь, и берега реки Брэндивайн казались вполне подходящим для его целей местом. Патрик взглянул на эту англичанку с шелковистыми черными волосами и острым язычком. Самонадеянная штучка. И умная, надо отдать ей должное.

— Что ж, я могу попробовать, — сказал он и услышал в ответ вздох облегчения.

— Попробуйте, мистер О'Брайен.

— Значит, мы договорились, миссис Э. Лоуренс. — Он протянул ей руку, чтобы скрепить сделку. — Могу я узнать, что значит Э.?

— Элизабет. — Ее рука слегка дрожала, когда он коснулся ее. О'Брайен не смог сдержать улыбки: выходит, она вовсе не такая недотрога, какой хочет казаться. Он всегда умел обходиться с женщинами, и ему было приятно убедиться, что богатые мало чем отличаются от простушек. Патрик задержал ее руку в своей на мгновение дольше, чем это было необходимо для рукопожатия. Элизабет кашлянула и опустила руку.

— Разрешите проводить вас к вашему дому. — Она двинулась вперед, уверенная, что он пойдет вслед за ней.

Патрик был удивлен, что она ходит без сопровождения. Видимо, она и вправду чувствует себя здесь хозяйкой. Что ж, быть может, это не так уж и плохо, коль скоро она действительно разбирается в химии и знает толк в изготовлении черного пороха.

— Насколько я понимаю, вы собираетесь вызвать сюда свою жену и детей, как только обоснуетесь, не правда ли?

— Да. Да, конечно. — Он на минуту замялся. — В том случае, если приму решение остаться тут навсегда.

Элизабет искоса взглянула на него. Они шли по дороге вдоль берега реки, от которой их отделял ряд каменных зданий. Кругом сновали рабочие.

— Я вижу, на заводе был взрыв.

— Да, год назад, почти день в день, — теперь Элизабет говорила значительно более мягким тоном.

— Как это произошло?

— Не знаю, — она покачала головой. — Это случилось всего через несколько недель после моего приезда сюда, так что детали мне неизвестны. Я разговаривала с владельцами пороховых заводов в Джерси и все равно не смогла понять причину. Взрыв произошел ночью, когда ни одна из мельниц не работала. Если бы завод работал, мы бы все потеряли.

Патрик кивнул, задумчиво осматривая окрестности.

— Хорошо, что здесь много гранита для построек. Какова будет толщина стен у склада, который вы восстанавливаете?

— Три фута там, где хранится порох в бочонках, а в тех помещениях, где в воздухе много пороховой пыли, толщина стен будет вдвое больше.

— Вы действительно кое-что смыслите в этом деле, — усмехнулся Патрик.

— Я же говорила — я знаю, что делаю.

— Я помню, что вы говорили, миссис, и все равно я под впечатлением, — он подмигнул ей.

— У нас с вами деловое соглашение, сэр, — нахмурилась Элизабет. — Так что оставьте свои ужимки.

— Тот джентльмен — ваш муж? — спросил Патрик, улыбаясь.

— Мой муж погиб.

— Во время взрыва? — О'Брайен замедлил шаг.

— Да, — ответила она, продолжая идти вперед. — Послушайте, мистер О'Брайен, у меня еще очень много дел. Я провожу вас до дома управляющего. Когда устроитесь, приходите в контору рядом с особняком. Там мы обсудим ваши дальнейшие обязанности.

Элизабет остановилась у двери небольшого двухэтажного каменного домика. Он догнал ее.

— Я знаю свои обязанности, я уже работал управляющим на заводе.

— Прекрасно, значит, мне не придется долго объяснять. — Элизабет открыла перед ним дверь и, прежде чем Патрик успел ответить, зашагала вниз по склону холма уверенными, широкими, почти мужскими шагами. Он тихонько присвистнул. Матерь Божья, он не побоялся рискнуть своей жизнью во имя Дела и поджег фитиль у бочонка с порохом на Дублинском мосту, но интуиция подсказывала ему, что эта благовоспитанная английская красотка опаснее, чем сотня пороховых бочек в летнюю грозу.

2

О'Шэй закрыл за собой деревянную дверь и привалился к ней спиной. «Майкл О'Брайен, Майкл О'Брайен, Майкл О'Брайен…» — твердил он себе, довольно чувствительно ударяясь затылком о дерево в такт словам. Теперь его зовут О'Брайен, и он должен запомнить это. Как он мог свалять дурака и сказать, что его имя Патрик? С этого момента Патрика О'Шэй больше не существует, его место займет Майкл О'Брайен. Майкл недовольно потер виски. Еще в юности в Ирландии он неоднократно влезал в разные передряги, но как бы эта не оказалась самой рискованной. Может быть, ему не стоило выдавать себя за своего покойного друга. Но кому это могло повредить? Уж, конечно, не бедняге Майклу, тело которого лежит сейчас на дне Атлантики, упокой Господь его душу. О'Брайен перекрестился.

Ну а миссис Э. Лоуренс это не повредит и подавно. У нее будет хороший управляющий, значительно лучше покойного Майкла О'Брайена.

О'Брайен отошел от двери и осмотрел свои новые владения. Дом был небольшой: две комнаты на первом этаже и, вероятно, две наверху, но по сравнению с той лачугой, в которой вырос Майкл, его братья и сестры, это был настоящий дворец. Их было одиннадцать человек в семье; жили они в крошечной хибарке и старались добыть себе пропитание, день-деньской копошась на клочке скудной земли. Все изменилось, когда Таррингтон присоединил их надел к своему загородному поместью.

Майкл провел рукой по губам: одно упоминание имени Таррингтона вызывало у него оскомину. Но все это осталось в прошлом, а он не принадлежал к тому типу людей, что любят вспоминать о былых несчастьях. Сегодня необычный день, он стал иным, новым человеком; теперь его судьба — в его собственных руках. В прошлом Майкл не раз ошибался, делал глупости, но отныне все будет по-другому. Ему выпал шанс, который дается только раз в жизни. Он будет работать и наладит производство на заводе этой англичанки. Завод начнет приносить прибыль. Майкл не станет попусту тратить свое жалованье и в конце концов сумеет купить участок земли на реке и построить там лучший пороховой завод в колониях. Пока это были только мечты бедняка, но О'Брайен был уверен, что сможет воплотить их в жизнь… В дверь постучали.

— Кто там? — спросил О'Брайен. Дверь распахнулась, и на пороге появился рабочий, перепачканный угольной пылью. Он стащил с головы шляпу и протянул Майклу небольшой кожаный кошелек.

— Здесь плата за полгода, хозяйка просила передать вам. Она говорит, что должна их вам, ведь вы приехали из самой Ирландии.

О'Брайен взял кошелек, и монеты тихо звякнули. Миссис Лиззи Лоуренс платила за его знания полновесной монетой. Она была достаточно умна и понимала, что хороших работников можно достать только за хорошие деньги.

— Спасибо.

Рабочий с интересом разглядывал помещение.

— Меня зовут Джонни. Джонни Ле Беннет. У вас тут очень мило, мистер О'Брайен.

Майкл окинул взглядом комнату, в которой они стояли. Стены ее были покрыты свежей штукатуркой, немногочисленную добротную мебель, без сомнения, перенесли сюда из особняка. Конечно, обстановка не шла ни в какое сравнение с той роскошью, которая царила в господском доме, но простому рабочему должна была показаться великолепной. О'Брайену раньше не приходилось жить в таком комфорте.

— Правда, Джонни, мне тоже нравится.

— Хозяйка говорит, что вы собираетесь вызвать сюда свою семью.

— Постараюсь с этим не спешить. — О'Брайен подмигнул Джонни. — Они будут только мешать мне весело проводить время. В вашей округе ведь найдется местечко для веселого времяпрепровождения?

— На том берегу реки есть таверна «Свиное ухо», — ухмыльнулся Джонни. — Там заправляет старушка Мэдди. У нее найдется все, что нужно настоящему мужчине: добрая выпивка, кости и красотки, чтобы скрасить вечерок. — Продолжая посмеиваться, он приподнял шляпу над головой. — Всего доброго, сэр. После того как вы надрали Сэмсону уши, все ждут не дождутся вас на заводе.

О'Брайен проводил рабочего взглядом и обернулся. У дальней стены залитой солнцем комнаты стояла высокая конторка. Бумага, перо и чернила, казалось, только его и ждут. О'Брайен медленно подошел к конторке и присел на краешек табуретки.

Он достал одну монетку из кошелька и взвесил ее в руке, чтобы убедиться, что хозяйка его не обманула. Этого хватит на порцию виски и ставку в игре в кости. Если ему повезет, он сможет следующие полгода оплачивать женщин и выпивку за счет своей игры. Довольный, он получше спрятал монетку.

О'Брайен размял пальцы, посыпал чернильного порошку в чернильницу и размешал его пером. Он помешивал жидкость не торопясь, наблюдая за тем, как она становится темнее и гуще. Наконец взял лист бумаги и поставил на нем дату. Посмотрел в окно, собираясь с мыслями, стараясь подыскать подходящие слова. Но что говорят, когда сообщают о смерти? Разве слова, написанные на этом клочке бумаги, смогут утешить вдову? Она не сумеет даже их прочесть, и, чтобы узнать содержание письма, ей придется обратиться за помощью в ближайшую усадьбу.

«Милая Салли», — в конце концов начал О'Брайен. Он вспомнил, какой она была в ту пору, когда они с Майклом только поженились, и это воспоминание вызвало у него грустную улыбку. У нее были золотисто-рыжие волосы, шелковистая кожа, усыпанная веснушками, и от звуков ее нежного смеха люди забывали все свои невзгоды.

«Жаль, что именно мне выпало сообщить тебе это страшное известие: Майкл погиб…»

Он написал ей, что Майкл умер во сне — у него было заражение крови, и мучения его были недолгими. Пустячная заноза, жалкий кусок деревянной щепы стал причиной трагедии. О'Брайен рассказал Салли о дружбе, связывавшей их с Майклом в те дни, когда они вместе были подмастерьями на пороховом заводе Дюбуа во Франции. В заключение он пояснил, что деньги, которые он посылает вместе с письмом, предназначались для нее покойным супругом. Он пожелал Салли удачи и выразил надежду, что ей посчастливится найти такого же хорошего мужа, каким был Майкл. О'Брайен не стал подписываться своим именем — ведь Патрик Ксавье О'Шэй перестал существовать, — поэтому он просто призвал благословение Божие на нее и ее родных… Салли поймет, от кого это письмо.

О'Брайен присыпал свежие чернила песком. Придется хорошенько заплатить, чтобы письмо и деньги доставили точно по назначению, зато бедняжке будет с чем начать новую жизнь. Имея такое приданое, она станет одной из самых богатых вдов в своей округе и легко найдет мужа.

Когда чернила просохли, О'Брайен аккуратно сложил письмо и отошел от конторки. Он отправит письмо в Филадельфию, а оттуда оно уйдет в Ирландию с первым же кораблем. Письмо в страну, которая больше никогда не будет его домом. Теперь им станет колония Делавэр. Он задумчиво поглядел в окно. Эти места красивы, но ничуть не похожи на холмы его родной Ирландии. Здесь он должен сколотить состояние. Это его последний шанс.

Элизабет исправляла ошибки в счетах. Случайно она уронила каплю чернил с кончика пера, и на странице расплылась клякса. Раздосадованная, она отбросила перо, встала из-за стола и подошла к окну, осторожно переступив через двух собак, спавших у стола. Здание конторы было построено по ее настоянию, хотя Джессоп и утверждал, что это обойдется слишком дорого. Ей не хотелось, чтобы рабочие все время сновали в доме. Кроме того, из этого окна она могла наблюдать за строительством завода, унаследованного от покойного мужа. Отсюда была видна река, полюбившаяся ей еще в первый приезд с мужем на завод Лоуренса. Пол… При воспоминании о нем она почувствовала знакомую боль утраты. Их брак продлился всего несколько недель, но даже спустя год после его смерти ей по-прежнему не хватало его. Пол был такой веселый, и они с Элизабет часто вместе смеялись; а Джессоп… с Джессопом это было невозможно. Кроме того, Элизабет не боялась признаться себе, что ей не хватало физической близости с Полом, не хватало его почтительных и деликатных объятий.

Элизабет встряхнула головой, чтобы отогнать эти неуместные воспоминания. Джессоп прав, ей следует выйти замуж. С тех пор как умер Пол, прошло достаточно времени, и не было никаких причин откладывать официальное объявление о помолвке. Они могли пожениться. Почему же Элизабет медлила? Почему она не ощущала того же волнения, которое охватило ее накануне бракосочетания с Полом? Может быть, тогда ее возбуждала атмосфера приключения, ведь ей пришлось пересечь океан, чтобы увидеться с мужем. Или, возможно, причины были глубже? Неужели этот год, проведенный в борьбе за восстановление предприятия, лишил ее иллюзий? Когда она выходила замуж за Пола, она была наивна, ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной, между мужем и женой. Теперь она уже представляла, каково это — быть супругой: ни в чем не сметь перечить мужу и всегда выходить из комнаты вместе с другими дамами, когда мужчины заводят разговор о политике.

Пол обращался с ней бережно, будто с хрупким фарфоровым блюдцем, которое может в любой момент разбиться. Ни разу он не взял ее с собой на завод, чтобы показать ей свое предприятие. Каждый раз, когда Элизабет интересовалась, что за компоненты использует Пол в своем производстве, тот говорил ей, что грязную работу лучше оставить братьям Лоуренсам. Ее обязанностью было содержать в порядке дом и дарить Полу счастье. Только после того, как прогремел взрыв и Элизабет вместе со всеми работала среди развалин, откуда еще не были убраны тела погибших и искалеченных, она начала понемногу входить в дела завода и разбираться в технологии изготовления черного пороха. И тогда она раздумала возвращаться к отцу в Англию, хотя именно этого ждали от нее все. Элизабет приняла решение продолжить дело своего мужа, и Джессоп не стал этому противиться. Конечно, от него нельзя было ждать особой поддержки, но, по крайней мере, Джессоп не пытался отстранить ее от дел. Для Элизабет, привыкшей, что мужчины помыкали ею и распоряжались ее жизнью, этого было достаточно.

Элизабет протерла рукавом стекло. Все предметы вокруг были постоянно покрыты тончайшей угольной пылью, которую использовали как сырье для производства пороха. Когда она впервые оказалась на заводе Лоуренса, эта грязь привела ее в ужас, теперь же стала привычной частью повседневной работы. Черная вода в ванне по вечерам после мытья служила лишним подтверждением ее успехов на избранном поприще. Она уповала на то, что новый управляющий поможет ей разрешить проблемы, возникшие на заводе.

Господи, вот и он. Элизабет прильнула к окну, чтобы лучше рассмотреть его. О'Брайен уверенно взбирался по гранитной лестнице, перешагивая через две ступеньки. Как-то сложатся их отношения, размышляла Элизабет. Джессоп был против найма управляющего. Он еще до его приезда утверждал, что ирландцы не желают знать своего места и всюду привносят смуту. Элизабет не понравился этот забияка О'Брайен. Да и самомнение у него ужасное. Но Элизабет интуитивно чувствовала, что он поможет осуществить ее планы. Он сумеет сделать то, что не под силу ей, — объединить рабочих и заставить их как следует трудиться. Но можно ли полагаться на интуицию? Этот человек ударил ее, и его бы следовало арестовать, а не принимать на работу. Может быть, Элизабет просто хотелось настоять на своем, показать характер, как считал Джессоп? Неужели она наняла О'Брайена только в пику Джессопу?

О'Брайен миновал окно, не заметив, что Элизабет наблюдает за ним. Он завернул за угол и вошел в дверь конторы. Лэйси, одна из гончих Элизабет, подняла голову.

Голос О'Брайена донесся до Элизабет из приемной, где он болтал с клерком Ноем, сидевшим за письменным столом недалеко от входа. Она не могла разобрать слов, но, наверное, он сказал что-то забавное, потому что послышался смех Ноя. Элизабет еще не слышала, чтобы Ной смеялся. Она подошла к двери и произнесла:

— Я жду вас, мистер О'Брайен.

О'Брайен кивнул Ною и направился к ее кабинету. Лэйси глухо зарычала, а Фреклс тревожно поднял голову.

— Все в порядке, — успокоила Элизабет собак. — Если понадобится, я скомандую вам взять его.

— Очень мило, — сказал О'Брайен, появляясь в дверном проеме. Он снял верхнюю одежду и стоял в штанах тонкого черного сукна и рубашке из миткаля с закатанными рукавами, открывавшими крепкие мускулистые руки. Его соломенного цвета волосы были собраны в тугую косичку на затылке.

— Ваш багаж пропал в дороге, мистер О'Брайен? — спросила Элизабет, намекая на простоту его костюма.

— Меня пригласили не для ужинов и танцев, меня звали, чтобы я навел порядок в этом хаосе. К тому же, — он потрогал расстегнутый ворот своей рубашки, — здесь жарче, чем в аду.

Элизабет отвернулась, чтобы он не заметил ее улыбки. Ей тоже было трудно привыкнуть к жаре в колониях, когда она прибыла сюда прошлым летом.

— Вы правы, здесь довольно тепло, но я просила бы вас одеваться подобающим образом, если вы выходите с территории завода.

— Я не нуждаюсь в уроках хороших манер, миссис Лоуренс.

— Прекрасно, — она вновь повернулась к нему. — Тогда давайте займемся делом. Итак, вы считаете, что на заводе царит хаос?

Он подошел к окну и выглянул наружу.

— Отсюда прекрасный вид, — сказал он, теребя свои усики. — На заводе нет никакой дисциплины, ваши рабочие удят рыбу в доке, вы знаете это? — Он повернулся к ней.

— Удят рыбу? Вы шутите. — Элизабет подозревала, что рабочие разленились, но не представляла, что дела настолько плохи.

— Они поймали сегодня трех прекрасных окуней. Двое ваших рабочих спят на чердаке над мельницей, кувшин с виски охлаждается в бочонке с водой прямо в цехе, и я не скажу вам, где застал одного из рабочих с его полуголой возлюбленной.

— Вам незачем быть таким грубым, мистер О'Брайен.

Он поморщился.

— Вот почему невозможно работать с женщинами. Вы, благородные леди, слишком нежны для такой работы. Я не могу думать над каждым словом, прежде чем произнесу его; видно, мне придется не говорить вообще ничего.

Она смотрела на него расширенными глазами. Многим женщинам, наверное, понравилось бы, если бы их назвали нежными, но в его устах это прозвучало как оскорбление.

— Когда-то я была нежной, но те времена прошли.

Внезапно она вспомнила, как нашли останки Пола. Его разорвало на части. Она видела это, видела и другие тела и с тех пор перестала быть изнеженной благородной леди.

Пауза затянулась. Элизабет не решалась заговорить.

— Вы должны полностью отдать завод в мои руки, если хотите, чтобы что-нибудь получилось, — наконец сказал он.

— Я хочу, чтобы все получилось, но не хочу, чтобы вы здесь всем распоряжались.

Он улыбнулся ей. Да как! У него была улыбка, способная обезоружить любую женщину. Господи! О чем она только думает?

— Здесь все ваше — и монеты, и дом со слугами… Как я могу поднять мятеж на корабле?

— У меня не так много монет, как вы полагаете, — ответила она сухо. — Мои долги значительно превышают доходы.

— Остались в наследство от дорогого усопшего? Она оставила его саркастическое замечание без внимания.

— Поэтому мы должны свести расходы к минимуму, по крайней мере до тех пор, пока наша продукция не начнет продаваться.

О'Брайен в задумчивости оперся о подоконник.

— Кто сейчас управляет заводом?

— Никто конкретно. Я отдаю приказания, Джонни Беннет передает их на завод, а там за каждую операцию отвечает отдельный человек.

— У семи нянек дитя без глаза.

— Я знаю, — она всплеснула руками. — Поэтому я вас и пригласила.

— Не стоит все мои замечания воспринимать как упрек. — Он смотрел ей прямо в лицо своими зелеными глазами. — Мне кажется, вы потрудились на славу. Я имею в виду те изменения, что вы произвели после взрыва.

Элизабет не смогла сдержать улыбку. Джессоп никогда не хвалил ее работу, ни единого раза.

— Спасибо.

— У вас тут прекрасные условия, хорошее место на реке. В этой стремнине полно силы, чтобы крутить колесо вашей мельницы.

— Но колесо вращается неправильно, и мельница не может размолоть уголь и серу как следует.

— Потерпите, будем делать все по порядку. Нельзя прийти и все разом изменить, рабочие этого не любят. Пусть привыкают к переменам постепенно и сами меняются, тогда они станут лучше работать, будет меньше несчастных случаев и жалоб.

— Итак, вы считаете, что я должна приказать рабочим продолжать выполнять свои обязанности как прежде? — Элизабет выглянула в окно и увидела свою золовку Клер, которая шла из особняка в контору. Только этого ей сейчас не хватало! — Что мы еще должны обсудить, мистер О'Брайен? — Она двинулась к двери, намереваясь отпустить его.

— Я должен изучить состав вашего пороха. Мне нужны точные пропорции.

Элизабет услышала, как Клер, шурша юбками, входит в дверь конторы. Она надеялась, что О'Брайен успеет уйти, не встретившись с ней, но, видимо, встречи избежать не удастся.

— Я… Я подумаю об этом, мистер О'Брайен. Последнее время я много работала над новым рецептом. Надеюсь, что мне удастся заменить нитрат калия нитратом натрия.

— Ого! — О'Брайен присвистнул. — Сообщите мне, когда захотите поджечь эту смесь, чтобы я успел убраться подальше.

— Пока это только идея, и я прошу вас помалкивать об этом.

В кабинет вошла Клер и устремилась к Элизабет. Клер была одних лет с Элизабет. У нее были золотистые волосы и голубые глаза. Мужчины находили ее привлекательной, им нравилась ее миниатюрная фигурка с тонкой талией.

— Лиз, я не нашла тебя в доме и пришла сюда. — Казалось, она не замечала присутствия О'Брайена. — Братец разрешил мне прийти пораньше, потому что я страшно соскучилась дома. Ты и представить себе не можешь, что я нашла!

Несмотря на жару, наряд Клер был безупречен, начиная с платья и перчаток и кончая широкополой соломенной шляпой.

— Что же ты нашла? — спросила Элизабет. Всякий раз, когда посторонние впервые видели Клер, Элизабет испытывала некоторую неловкость. Она не знала, следует ли ей сразу рассказать об умственном расстройстве Клер или сделать вид, что его не существует. Клер протянула Элизабет руку, сжатую в кулачок.

— Мышонок, — прошептала она. — Слышишь его? — И она пискнула: — Пик, пик!

Боковым зрением Элизабет заметила, с каким недоумением О'Брайен разглядывает Клер.

— Я слышу, — она попыталась улыбнуться. Нельзя было расстраивать Клер, во всяком случае, не здесь и не сейчас, иначе потом неприятностей не оберешься.

— Хочешь подержать его? — Клер снова протянула к ней руку. — Я дам тебе его подержать, если захочешь.

Элизабет почувствовала себя очень глупо. Совсем не так представляла она себе первую встречу со своим управляющим. Если бы она не знала Джессопа достаточно хорошо, то решила бы, что он специально прислал Клер.

— Хорошо, дай я подержу его минутку… Клер, это мой новый управляющий мистер О'Брайен, нам с ним еще надо кое-что обсудить.

О'Брайен учтиво поклонился Клер, а та одарила его очаровательной улыбкой и вновь повернулась к Элизабет.

— Вот, держи моего мышонка, только смотри не выпусти! — предупредила она.

Желая подыграть Клер, Элизабет протянула руку, чтобы взять воображаемого мышонка из рук золовки, но как только ее ладонь коснулась пальцев Клер, та с писком разжала руку.

— Ох! Он быстрее тебя! — Она подняла глаза вверх. — Мышонок улетел. Лиз, почему ты никогда не можешь поймать мышонка? — захихикала Клер.

Элизабет взглянула на О'Брайена, который, как и Клер, смотрел вверх, на потолок. Это было настолько нелепо, что она чуть не рассмеялась. Конечно, ничего смешного здесь не было, Клер была больна. Болезнь началась сразу после взрыва. Врачи говорили, что это просто нервное расстройство, но на самом деле положение было значительно серьезнее. Никто не решался произнести вслух, что Клер Лоуренс сумасшедшая, тем более что иногда она вела себя, как вполне нормальный человек.

— Кажется, ты опять провела меня, — согласилась Элизабет. — А теперь, может быть, ты пойдешь и позаботишься, чтобы приготовили чай? Я вернусь, и мы вместе выпьем по чашечке.

— Ты придешь? — Клер захлопала в ладоши от радости. — Я так люблю пить чай с тобой, Лиз. С тобой интереснее, чем с братцем. — Она поморщилась. — Он вечно говорит о налогах да урожае табака.

Клер поклонилась им обоим.

— Лиз… Мистер О'Брайен, всего хорошего. Элизабет не смотрела на О'Брайена, пока Клер не прошла под окном, направляясь к дому. Наконец она все же повернулась к нему. Что сказать? Как она могла объяснить то, чего не понимали даже врачи?

— Мистер О'Брайен, моя золовка… — Он остановил ее жестом.

— Вомногих семьях такое случается. — Он неторопливо улыбнулся. — Она безобидна… и очаровательна.

Элизабет улыбнулась в ответ.

— Спасибо за ваши слова. Здесь все знают Клер, и мы стараемся за ней присматривать. Бывают моменты, когда она…

Не желая вдаваться в подробности, Элизабет оборвала фразу.

— Понимаю.

— Нет, боюсь, не понимаете. — Она вздохнула. — Если вы встретите Клер где-нибудь у реки, будьте любезны, проводите ее домой. Иногда она забывает дорогу и не может вернуться к брату.

О'Брайен направился к двери, по дороге перешагнув через одну из собак Элизабет.

— Я собираюсь пойти на завод и все хорошенько осмотреть. Давайте встретимся завтра днем и обсудим то, что мне удастся обнаружить.

Элизабет проводила его до входной двери.

— Я здесь почти каждый день. Вы можете приходить когда угодно, мистер О'Брайен, но, если это будет необходимо, я могу встретиться с вами прямо на заводе.

— Вам лучше заниматься цифрами, мэм, на заводе я и сам справлюсь. Разве не для этого вы меня наняли?

Его слова были учтивы, но их тон ей не понравился. Точно так же Пол убеждал ее не забивать пустяками свою прелестную головку.

— Именно для этого, мистер О'Брайен. Так что хорошенько выполняйте свои обязанности. — Она повернулась и шагнула в свой кабинет столь стремительно, что он не успел ничего ответить. Элизабет не стала подходить к окну, чтобы посмотреть, как он отправится на завод.

3

Остаток дня Элизабет провела в своем кабинете в праздности. Это было не похоже на нее, но она не могла сосредоточиться на пачке счетов, лежащих перед ней на столе. Взгляд ее то и дело устремлялся к окну. Был прекрасный жаркий день. Сквозь открытое окно до Элизабет доносился шум реки Брэндивайн и сладкий запах отцветающей сирени. Она подошла к окну. Влажные завитки волос на ее висках развевал теплый ветерок. Машинально она заправила эти прядки за уши. Интересно, как справляется с делами О'Брайен? Элизабет выполнила его просьбу и целое утро не вмешивалась ни во что, но теперь любопытство начинало брать верх над терпением. Она провела пальцем по подоконнику. Этот человек не велел ей появляться на заводе, но какое право имел он ставить ей условия? Это был ее завод, ее рабочие, ее земля. Она обязана наблюдать за нанятыми ею людьми. Сегодня было пущено водяное колесо. Почему же она сидит в своем душном кабинете, гадая, хорошо ли жернова мелют уголь, когда она уже давно могла бы увидеть все своими глазами?

Элизабет резко повернулась и направилась к выходу.

— Лэйси, Фреклс, за мной! — Она хлопнула себя по ноге, и обе гончие бросились за ней следом.

— Ной, я иду на завод. Если понадоблюсь, ищи меня там, — сказала она клерку, проходя мимо его стола.

— Да, хозяйка. Думаю, мне не придется вас искать, хозяйка. Приятной прогулки, — ответил Ной, привстав со стула.

Элизабет открыла дверь, и собаки выбежали на улицу, опередив ее. Она замешкалась лишь для того, чтобы надеть соломенную шляпу, спасающую от палящего солнца. До того, как она приехала сюда, кожа у нее была белоснежная, но год, проведенный в колониях, изменил ее внешность. Бедная Кора Таррингтон, наверное, перевернулась бы в гробу, узнав, что личико ее младшей дочери украшают веснушки, а кожа стала темная, как у индейца.

— Вперед! — крикнула Элизабет собакам. — Пойдем к реке освежиться.

Джессоп не хотел, чтобы она одна ходила на завод. Но чего ей, собственно, бояться на своей земле? Рабочие не посмеют тронуть ее пальцем, а чужаки редко заходят на завод Лоуренса. Если же его волновала не безопасность, а благопристойность, то ей и подавно не о чем беспокоиться. Она вдова, ее семья осталась далеко по ту сторону Атлантики, друзей же у Элизабет не было. В доме бывали знакомые Джессопа, но все они были настолько глупы и неинтересны, что ей было совершенно безразлично их мнение. Однако, чтобы не ссориться с Джессопом, Элизабет согласилась всегда брать с собой собак, которые могли защитить ее в случае нападения. В глубине души она подозревала, что, как только они поженятся, Джессоп запретит ей прогулки в одиночестве. Если они поженятся, жизнь Элизабет совершенно изменится. Исчезнет ощущение свободы, которым она наслаждалась после смерти мужа. Согласно английским законам, будь они прокляты, хозяином завода станет Джессоп, и у него будет полное право отстранить ее от управления.

Элизабет замедлила шаги. Возможно, именно поэтому она не торопится с браком — боится потерять свободу. Она вздохнула. Почему жизнь так сложна? Элизабет достигла подножия холма и свернула на грунтовую дорогу. Собаки с лаем побежали вперед к фургону, который двигался навстречу. Фургон был доверху загружен пустыми бочками. Джо Так, возница, дотронулся до края своей обвисшей соломенной шляпы.

— Добрый день, хозяйка. Жарковато сегодня, не так ли?

— И правда жарко, — кивнула Элизабет. — Как поживает твой новорожденный сынок, Джо?

На прошлой неделе Элизабет присутствовала при рождении четвертого ребенка Джо и его жены. Как хозяйка завода, она чувствовала себя обязанной участвовать в жизни людей, поселившихся на ее земле. Рабочие снимали небольшие домики на холмах, жили и умирали в ее владениях, и это в каком-то смысле роднило Элизабет с ними.

— Прекрасный мальчик, хозяйка, спасибо за заботу.

Возница вновь прикоснулся к шляпе, когда фургон поравнялся с Элизабет. Та в ответ махнула рукой. Джессоп называл рабочих простолюдинами. Он неоднократно предостерегал Элизабет от чрезмерного сближения с ними. Она хозяйка, и рабочие обязаны ее уважать, считал Джессоп.

Элизабет была уверена, что они уважают ее. Пусть и не всегда охотно выполняют ее указания, но это их руками восстанавливается из руин завод. Рабочие — такие же люди, как и все, они тоже заслуживают уважения, что бы ни говорил Джессоп. Они с Джессопом на многое смотрят по-разному…

«Я слишком несправедлива к нему, — упрекну — \а она себя. — Он хороший человек и заботится обо мне. После смерти Пола Джессоп был так внимателен, он всегда в первую очередь думает о моем благе».

Женский крик вывел Элизабет из задумчивости. Собаки бросились к реке, и она побежала за ними мимо полок для сушки пороха вдоль стены одного из цехов.

— На помощь! На помощь! — раздавался истошный крик.

Элизабет не видела, кто кричит, но голос явно доносился с реки. Один из рабочих выскочил из цеха.

— Что случилось, хозяйка?

— Не знаю, Эли, — крикнула Элизабет на бегу. Она повернула за угол и увидела у противоположного берега реки чернокожую женщину по пояс в воде.

— Моя крошка! Моя крошка! — Женщина в ужасе рвала на себе волосы.

— Где? Где ребенок? — Элизабет старалась перекричать шум бурной реки. Женщина молча махнула рукой. Элизабет остановилась у самой кромки воды, ее кожаные туфельки уже промокли и подол нижней юбки стал влажным.

— Господи! — Она взглянула туда, куда указывала женщина.

Черноволосый малыш судорожно цеплялся за обломок скалы, торчавшей посреди реки. Трудно было сказать, мальчик это или девочка, но на вид ребенку было не более полутора лет. Собаки бегали кругами по берегу реки с тревожным лаем.

— Что случилось? — спросил О'Брайен, внезапно появившись рядом с Элизабет. Должно быть, он вышел из ближайшего цеха, но она не заметила, как он подошел.

— Посмотрите туда, мистер О'Брайен, — показала Элизабет. — Там малыш.

Элизабет расслышала, как О'Брайен тихо выругался по-французски. Когда она повернулась к нему, он уже скидывал ботинки.

— Что вы делаете?

— Собираюсь достать крикуна. А вы как думали?

— Будьте осторожны, река опаснее, чем кажется, — предупредила Элизабет. — Она вздулась из-за вчерашнего дождя. В прошлом году утонул один из рабочих чуть выше по течению. Он был хороший пловец, но не смог справиться с течением.

О'Брайен стащил рубашку, не глядя, отбросил ее и нырнул в бушующие волны. Элизабет почувствовала, как сжалось ее сердце, когда он скрылся под водой. Если управляющий утонет, завод ожидает крах. Этот ирландец — ее последняя надежда. Она сжала кулаки. Наверное, ей надо было прыгнуть в воду самой. В отличие от большинства своих рабочих, которые не могли проплыть и метра, она довольно хорошо плавала. Но теперь это не имеет никакого смысла: О'Брайен уже в воде, и нет нужды им обоим рисковать своими жизнями. Если ему понадобится помощь, тогда другое дело. Элизабет стала спускаться по мокрым камням, нисколько не заботясь о том, что может испортить новые туфельки, которые Джессоп недавно привез ей из Филадельфии. Ее занимало только спасение ребенка и судьба управляющего. «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он спасся!»

О'Брайен уже достиг середины реки и теперь плыл вниз по течению. Мать малыша по-прежнему причитала на том берегу, но теперь до Элизабет также доносились и всхлипывания ребенка.

— Как его зовут? — крикнула Элизабет матери, но та не ответила.

— Нгози, ее зовут Нгози, она жена Самсона, они живут у леса, — подсказал кто-то из рабочих.

— Нгози? — Элизабет сложила руки рупором около рта и снова крикнула: — Как его зовут, Нгози? Как зовут малыша?

— Доркас, — прокричала женщина в ответ. — Мою девочку зовут Доркас!

Элизабет бежала вдоль берега, пока не поравнялась с О'Брайеном. Он уже доплыл до скалы, за которую держалась маленькая девочка, но течение не давало ему к ней приблизиться. Если стремниной его снесет вниз, ему придется вылезти на берег и начать все сначала.

— Ее зовут Доркас! — Элизабет изо всех сил напрягла голосовые связки.

О'Брайен поднял голову над водой, стараясь расслышать ее слова.

— Ребенок! Ее зовут Доркас! — повторила Элизабет, и О'Брайен кивнул.

Девочка уже заметила О'Брайена. Она все еще держалась за обломок скалы, но поток тянул ее за ноги, стараясь увлечь вниз по течению. Элизабет не представляла себе, как ребенку удалось добраться до этой скалы, но было совершенно ясно, что Доркас неминуемо погибнет, если разожмет руки. На берегу уже собралась толпа. Мужчины бросили свои цеха, женщины и дети прибежали из домов, заслышав о происходящем. Элизабет остановила человека, стоявшего ближе других. Им оказался Джонни Беннет.

— Возьми фургон и поезжай на ту сторону через мост. Привези эту женщину, ее зовут Нгози. Разыщите Сэмсона. Если О'Брайену удастся добраться до девочки, он спустится с ней вниз по течению.

— Да, хозяйка. — Джонни бросился вверх по склону. На полпути он встретил Джо Така с его фургоном. Они обменялись несколькими словами, и вот уже Джонни занял место Така, развернул лошадей и помчался к мосту, служившему единственной на всю округу переправой через реку. Элизабет напряженно наблюдала за О'Брайеном. Ему оставалось преодолеть последние несколько футов, он уже тянул руку к девочке. Внезапно Элизабет заметила большую ветку, которую несло потоком прямо на них.

— О'Брайен, осторожно! — крикнула она. Ветка была толщиной в руку. Если она ударит О'Брайена, он наверняка потеряет сознание. Он обернулся: ветка неслась прямо на него. Элизабет в ужасе не могла отвести глаз от реки. В последнюю минуту он успел нырнуть и всплыл, когда ветка проплыла мимо. Элизабет вздохнула с облегчением. Через минуту О'Брайен уже держал девочку на руках. Толпа на берегу радостно закричала. На противоположном берегу реки Джонни Беннет посадил в свой фургон несчастную мать. Сердце Элизабет отчаянно билось.

О'Брайен медленно начал грести к берегу, маленькая Доркас крепко вцепилась в его плечо. Элизабет встретила их в том месте, где река делала поворот.

— Слава Богу! — воскликнула она, протягивая ему руку. — С вами все в порядке? Девочка не пострадала?

— П-прекрасно. Только немножко мокровато. — Он выбрался на берег. — Не правда ли, малышка?

Фургон остановился неподалеку от них, из него выскочила Нгози и бросилась к ребенку.

— Моя малышка! Моя маленькая!

При виде матери девочка залилась слезами. О'Брайен передал ребенка Нгози.

— Вот так. Больше никаких купаний, пока не научишься плавать.

Он погладил ее по головке, и мать унесла свою Доркас. Элизабет заметила невдалеке Сэмсона и решила, что придется с ним поговорить. Это его жена и ребенок, и он должен нести ответственность за их безопасность. Она вновь повернулась к О'Брайену. Толпа постепенно рассеивалась. Многие мужчины, проходя, хлопали его по плечу.

— Хорошая работа, О'Брайен, — сказал кто-то.

— Не поверил бы, если бы мне рассказали такое, — заметил другой.

О'Брайен кивал, не очень успешно пытаясь скрыть смущение. Было заметно, что ему не по себе от этого внимания. Когда он двинулся вдоль реки к тому месту, где оставил свою одежду, Элизабет пошла рядом с ним. Дождавшись, когда рядом никого не осталось, она заговорила:

— Вы поступили храбро, О'Брайен. Эта женщина с ребенком для вас — никто, вы могли бросить их на произвол судьбы.

Он пожал плечами.

— Ничего подобного. На моем месте каждый поступил бы так же.

Элизабет с восхищением наблюдала, как струйки воды стекают с его волос по широкой мускулистой спине. Вид обнаженного мужского тела не был для нее в новинку. Ведь она была замужем. Но торс этого ирландца, казалось, был высечен из того же гранита, что и окружавшие их холмы. Каждый мускул вырисовывался под загорелой кожей. На его груди Элизабет заметила узкую полоску светлых волос, сбегавшую к животу и скрывавшуюся под поясом штанов, и, смутившись, отвела глаза. Этому человеку нельзя было отказать в мужественности, промокшие штаны обтягивали его ноги, не оставляя простора воображению. Она почувствовала, что ее щеки горят. «Что со мной происходит?» — думала Элизабет, откидывая прядь волос со лба. Никогда раньше она не позволила бы себе глазеть на мужчину, даже такого красивого, как этот.

— Нет, так поступил бы вовсе не каждый. Никто бы и глазом не моргнул, если бы вы дали ей утонуть. Это был бы просто еще один несчастный случай.

— А вы бы дали ей утонуть? — спросил он, глядя ей прямо в лицо своими зелеными глазами. Она смутилась и отвернулась.

— Нет. Я хорошо плаваю и, если бы не вы, это сделала бы я.

— Значит, между нами гораздо больше общего, чем мы думали. Не правда ли, хозяйка? — Он улыбнулся ей, будто это была шутка, понятная только им двоим. Но она этой шутки не знала. Элизабет смотрела себе под ноги. Этот человек действовал на нее странным образом: у нее начиналось сердцебиение и кружилась голова. Боже милосердный! Да неужели она испытывает к нему влечение? Нет, не может этого быть. Подумать только! Элизабет Таррингтон Лоуренс испытывает влечение к своему рабочему! Она чуть не рассмеялась вслух. Джессоп прав: ей пора выйти замуж и познать супружеское счастье. Вдали возле цехов Элизабет заметила своих собак, резвившихся у кромки воды, и позвала их. Они примчались, шумно отряхиваясь, и обрызгали ее и О'Брайена.

— Проклятые собаки, — пробурчал он. Элизабет рассмеялась, в такую жару холодные брызги были даже приятны.

— Не понимаю, что вам не нравится, мистер О'Брайен, ведь вы и так уже мокрый.

Он нахмурился.

— А вы всегда берете собак с собой?

— Всегда. Они должны защищать меня от всякого сброда, так говорит Джессоп.

— Да уж я вижу, как они свирепы, — сказал он, взглянув на собак, и они оба рассмеялись. — Скажите мне, этот джентльмен…

— Джессоп Лоуренс.

— Да. Кто он?

— Вообще-то это совершенно вас не касается, мистер О'Брайен, но я скажу вам, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Он — брат моего покойного мужа, его владения находятся рядом, он живет там вместе с Клер, своей сестрой. — Почему-то Элизабет не решилась сказать, что они с Джессопом помолвлены.

Они уже дошли до цехов, и О'Брайен натянул рубашку прямо на Мокрое тело. Теперь Элизабет даже не стала отворачиваться. Что дурного в том, что она смотрит на одного из своих наемных рабочих?

— Значит, завод на самом деле принадлежит ему?

— Нет, — ответила Элизабет, скрестив руки на груди. — Я же сказала вам еще вчера, мистер О'Брайен, завод Лоуренса принадлежит мне.

— Не надо на меня злиться, — попросил О'Брайен. Он стоял на одной ноге, пытаясь натянуть чулок. — Я просто хочу быть уверен, что, когда я наведу здесь порядок, не появится какой-нибудь разряженный джентльмен и не испортит мне всю работу.

Внезапно они вновь стали противниками. Элизабет не знала, что она сказала такого, отчего он вышел из себя Да это и неважно. Он не обязан хорошо относиться к ней, он просто должен хорошо делать свою работу. Она отвернулась и стала взбираться вверх по гранитным ступеням, врезанным в землю.

— У вас был целый день, мистер О'Брайен. Мы не можем больше терять время. Я жду вас с отчетом утром у себя в конторе.

— Вы обещали мне несколько дней.

— Я передумала. Завтра прибывает груз нитрата калия. Мне нужно, чтобы завод работал к концу недели, мистер О'Брайен.

О'Брайен тихо что-то пробормотал. Ей послышалось, что это было слово «сучка». Она стремительно обернулась.

— Вы что-то сказали?

— Ни слова, хозяйка, — мило улыбнулся он. — До завтрашнего утра. Желаю вам удачного дня, мадам.

4

Сидя в общем зале таверны «Свиное ухо», О'Брайен выставил вперед ногу в тяжелом ботинке, преградив дорогу хорошенькой рыжеволосой служаночке. Она была милашка, с гривой вьющихся ярких волос, зелеными, как у него, глазами и милыми розовыми щечками. Он частенько встречал таких девушек в веселых уголках, где ему приходилось останавливаться, чтобы пропустить кружечку пива и сыграть партию в кости. Ее полосатая юбка была слишком короткой, чулки плохо натянуты, на старенькой муслиновой блузке с глубоким вырезом виднелись желтые пятна от пота под мышками. Зато зубки ее были белее жемчуга, и улыбалась она задорной вызывающей улыбкой.

— Добрый вечер, красотка!

Она вскинула голову и покрепче подхватила тяжелый поднос с пивными кружками.

— А вы, должно быть, тот самый новый управляющий Лоуренсов, о котором все столько болтают.

— Меня зовут О'Брайен, милашка. — Она соблазнительно повела бедрами.

— Я слышала, вы спасли сегодня ребенка, но никто не сказал, что вы такой славный.

О'Брайен широко улыбнулся. Он и в самом деле умел обращаться с женщинами. Он убедился в этом, когда ему не исполнилось и пятнадцати лет. В тот вечер молочница Пэйшенс Макнот, женщина вдвое старше его, давно положившая на него глаз, подарила ему первый опыт любви. О'Брайен помнил все — даже вкус ее губ, как будто это произошло вчера. Она была замечательной женщиной, эта Пэйшенс, впрочем, все женщины, с которыми ему доводилось заниматься любовью, были ничуть не хуже. Он и сейчас мог вспомнить каждую — цвет их волос, запах кожи. Некоторые из них говорили, что их привлекает в нем обаяние, другие — дерзость. Сам же О'Брайен подозревал, им просто нравится, что он любит женщин: худеньких и полных, красивых и не очень, умных и простоватых, и они чувствуют это. Ему нравился запах их волос, звук их смеха, их жизнерадостность. По правде говоря, любая женщина могла воспламенить О'Брайена, за исключением разве что Элизабет Лоуренс. Подумав о ней, он нахмурился. Она красивая, с копной черных волос, блестящими глазами и маленьким ртом, но язык у нее — как осиное жало. Хорошенькая служанка нравилась ему гораздо больше.

— Как тебя зовут, милая? — лениво ухмыльнулся О'Брайен.

— Вообще-то я Милдред, но все называют меня Рыжая. — Она весело рассмеялась.

— Тогда посиди со мной и расскажи мне, всегда ли ты так мила, — сказал О'Брайен, похлопывая себя по колену. Он смотрел на ее полную грудь, вздымавшуюся под тонкой тканью блузки, и думал, какие соски скрываются под ней, большие и розовые или маленькие и коричневые. Он любил большую грудь с маленькими сосками.

— Я должна разносить эль, а не то мисс Сэдди разозлится на меня, ведь она мне за это платит, — разочарованно сказала Милдред.

— Тогда поскорее разноси свои кружки и возвращайся, — предложил О'Брайен, взяв с подноса порцию пива. — А я уж в долгу не останусь.

Она засмеялась и облизнула губки.

— Нисколько в этом не сомневаюсь!

Он похлопал ее по бедру, когда она проходила мимо. Кажется, вечер обещает быть значительно интереснее, чем день. Он сделал большой глоток эля и вытер губы тыльной стороной руки. Возле незажженного камина несколько мужчин сгрудились вокруг стола с парой деревянных игральных костей. О'Брайен решил, что он сыграет с ними партию-другую, выпьет еще несколько кружек эля и отведет к себе эту хорошенькую служанку, чтобы вместе испытать на прочность его новую кровать. Он усмехнулся. Не будет ли Ее Величество Благородная Английская Леди уязвлена, если узнает, что ее управляющий провел ночь со шлюхой под крышей принадлежащего ей коттеджа? Непонятно почему, но мысль шокировать Элизабет Лоуренс пришлась ему по вкусу. Эта женщина, на его взгляд, ведет себя, как мужчина: всюду ходит со своими собаками, всеми командует, разговаривает о рецептах пороха и норме прибыли. Все это раздражало О'Брайена. Но как же ей вместе с тем удается выглядеть такой женственной? Невольно О'Брайен вспомнил, как она стояла на берегу реки: щеки разрумянились, непослушные пряди вьются на ветру, соломенная шляпка слетела с головы и висит на ленточке, завязанной под подбородком. Этот беспорядок в одежде, казалось, смягчил острые углы ее характера. Она вздохнула с видимым облегчением, когда он выбрался на берег с ребенком на руках. Ему понравилось, как она улыбнулась ему, когда их глаза встретились. О'Брайен любил искренние улыбки. Он одним глотком осушил свою кружку. Что с ним случилось, ради всего святого? Элизабет Лоуренс — его хозяйка, настоящая английская леди, к тому же с дурным характером. Почему же он все время мысленно возвращается к ней? Она не в его вкусе, ему больше по душе девушки из таверны.

Рыжеволосая в противоположном конце комнаты повернулась к нему и, поймав его взгляд, улыбнулась. О'Брайен улыбнулся в ответ. Эта женщина знает толк в мужчинах.

Элизабет зажгла масляную лампу от огарка свечи, накрыла ее стеклянным колпаком и слегка уменьшила огонь. Лампа отбрасывала круг ровного света на пол и стены кабинета. Она смотрела на свое отражение в неровном темном стекле окна. Смеркалось, и Джессоп наверняка уже начал волноваться за нее. Вероятно, все гости собрались, и он сейчас подает им вино в гостиной, извиняется за ее опоздание и обещает, что она немедленно к ним присоединится.

Скорее всего Мэри Харт уже сидит, как обычно, за фортепьяно и глупо смеется. Мужчины собрались в кружок, обсуждая собак, лошадей и налоги, а женщины стоят вокруг Мэри и сплетничают о хозяйке дома и ее скверных манерах. Элизабет было все равно. За последние несколько месяцев ей до смерти надоели эти поздние сборища. Она была слишком занята, слишком рано вставала по утрам, чтобы позволить себе бесконечные вечерние трапезы. Но Джессопу нравилось принимать гостей. Он утверждал, что это полезно для его бизнеса, связанного с речными перевозками. Джессоп говорил также, что это будет полезно для процветания порохового завода, если тот когда-нибудь заработает снова. Поэтому Элизабет каждую неделю изображала гостеприимную хозяйку, произносила вежливые фразы, смеялась, когда шутили, и старалась не зевать, несмотря на поздний час.

Элизабет подошла к окну и попыталась разглядеть, что происходит на улице. Куда запропастился Сэмсон? Она послала за ним Джонни Беннета почти час назад. Элизабет разгладила вышитую юбку своего шелкового платья. Поправила прядь волос. Хорошо, что она догадалась переодеться перед тем, как ушла в контору. Джессоп был бы ужасно рассержен, если бы она появилась в гостиной перед собравшимися в том самом платье, которое промокло и запачкалось во время драматических событий у реки.

Новый управляющий произвел на нее сегодня сильное впечатление. Человек он дерзкий, но у него есть совесть. Казалось бы, какое ему дело до этой маленькой чернокожей девочки? Все-таки он рискнул жизнью, чтобы спасти ее. Возможно, ее первое суждение о нем было поспешным. В конце концов, он впервые приехал в колонии. Дома у него остались жена и дети, и он, наверное, страдает от одиночества. Одиночество сильно меняет людей. Элизабет попыталась представить, что сейчас делает ее новый управляющий. Наверное, он сидит перед холодным камином, ест хлеб с сыром и думает о своей жене, которая осталась так далеко, по ту сторону океана. Как часто она сама лежала в своей постели без сна, вспоминая Пола. Она чувствовала себя такой маленькой и одинокой и была готова все отдать, лишь бы услышать в этот момент чье-нибудь дыхание, почувствовать чье-то прикосновение.

Внезапно взгляд Элизабет остановился на небольшом сундучке, стоящем под столом, и к ее горлу сразу подступил комок. Она не вспоминала о нем уже несколько недель. Завод отнимал у нее чересчур много сил. Элизабет медленно подошла к столу, нагнулась и достала сундучок. Если бы Джессоп знал, что в нем, он заставил бы ее уничтожить сундучок вместе с его содержимым. Он бы не понял.

В первое время после взрыва Элизабет словно оцепенела. Все валилось у нее из рук. Потом пришел гнев. Как это произошло? Как Пол мог так скоро и бессмысленно погибнуть? Она не находила ответов на свои вопросы. Что делал Пол среди ночи в одном из цехов? Из-за чего произошел взрыв, если мельницы не работали? Когда Элизабет сама приняла участие в расчистке развалин, Джессоп рассердился. Он не понимал ее желания досконально разобраться в трагедии. Джессоп советовал ей смириться со случившимся и перестать мучить себя, он опасался, что она потеряет рассудок. Он не уставал повторять, что она лишилась мужа, которого знала всего несколько недель, он же потерял брата, с которым прожил вместе больше тридцати лет.

Элизабет осторожно приоткрыла крышку сундучка. Она ощутила резкий запах дыма. А может быть, запах просто почудился ей, как бывало, стоило вспомнить о тех ужасных днях? Элизабет смотрела на ботинок, который лежал на дне сундучка, и глаза ее наполнились слезами. Удивительно, какие странные вещи происходят во время взрыва. Тело человека может быть разорвано в клочья, но какая-то часть одежды, отброшенная взрывной волной, остается совершенно целой. Она пощупала гладкую кожу. Год назад, когда она спрятала ботинок, он был еще мягким, теперь же кожа начала затвердевать. Она прикусила губу. Элизабет знала, что глупо хранить этот ботинок, но он напоминал ей о погибшем муже, и в этом она находила своеобразное утешение.

Дверь в контору открылась, и Лэйси подняла голову и глухо зарычала. Элизабет захлопнула крышку сундучка и поспешно задвинула его под стол.

— Сэмсон?

— Ага, миссис.

— Входи, Сэмсон, мне нужно серьезно с тобой поговорить.

Сэмсон стащил с головы старую помятую шляпу и вошел в кабинет, стараясь, однако, не попадать в круг света от лампы.

— Да, хозяйка?

Она пристально смотрела на Сэмсона. Это был очень крупный мужчина, можно сказать, огромный. Тем не менее на его теле не было ни унции жира. Его кожа была темно-шоколадного цвета, а волосы мелко вились. Он не был красив. Нос Сэмсона был слишком широк, а глаза слишком близко посажены. Но у него было честное, открытое лицо, и в глазах светилась преданность.

— Сэмсон, я хочу, чтобы ты сказал мне честно, правда ли, что девочка, которую спас сегодня мистер О'Брайен, — твоя дочь?

Он опустил глаза, заерзал, неуверенно теребя в руках шляпу. Элизабет подошла ближе. Сэмсон был на целую голову выше ее.

— Это правда? — спросила она вновь без всякого осуждения.

— Да, хозяйка.

— Мне сказали, что женщина с ребенком живет в шалаше в лесу и питается чем придется. Это тоже правда?

Он кивнул. Элизабет вздохнула и покачала головой.

— Сэмсон, как же ты можешь спокойно спать под теплым кровом после сытного ужина, зная, что твой ребенок питается ягодами и спит в лесу на подстилке из травы?

— Я ношу им еду, — начал оправдываться Сэмсон. — Когда Нгози была беременна, я упросил жену Джонни, чтобы та помогала ей. Я забочусь о них, хозяйка, стараюсь как могу.

— Сэмсон, ты не можешь оставить их в лесу. Это твоя женщина и твой ребенок, и теперь ты несешь за них ответственность.

— Да, мэм, — кивнул он.

— Я хочу, чтобы ты привел их сюда. Крейги съехали в прошлом месяце, вы можете занять ту часть коттеджа, которая принадлежала им. Там не слишком просторно, но, я думаю, вы поместитесь.

— Да, мэм, спасибо, мэм.

— Сэмсон, я хочу, чтобы ты на ней женился.

— Что, мэм?

— Ведь никто из вас еще не состоит в браке?

— Насколько мне известно, нет, мэм.

— Тогда ты должен жениться на ней. Ребенок имеет право носить фамилию своего отца. Вы поженитесь, и я увеличу твое жалованье.

— Да, мэм, — широко улыбнулся он.

— Элизабет? — раздался голос Джессопа из приемной.

— Я в своем кабинете, Джессоп.

Джессоп вошел в кабинет из темноты и оказался в круге света. На нем был красивый камзол цвета бургунди и того же цвета штаны до колен. Костюм дополняли шелковые чулки со стрелками и модные башмаки на высоких каблуках, также подобранные в тон. Его темные волосы, кое-где убеленные сединой, были собраны в аккуратную косичку. В таком наряде он мог бы блистать в лучших гостиных Лондона.

— Прости, Джессоп, я опоздала. Уже иду.

Он перевел взгляд с Сэмсона на Элизабет, и его лицо исказила гримаса.

— Что ты здесь делаешь, Элизабет?

Она почувствовала, что он злится. В такие минуты он всегда очень отчетливо произносил слова.

— Мне нужно было уладить с Сэмсоном одно дело, но мы уже закончили. — Она коротко улыбнулась рабочему. — Ты можешь идти, Сэмсон. Я…

— Вы были здесь одни в такое позднее время? — выпалил Джессоп. — Ты и этот ниггер? Женщина, на месте ли у тебя голова? Что могут подумать люди?

Потрясенная, Элизабет на мгновение замолчала. Джессоп никогда с ней так не разговаривал, тем более в присутствии посторонних. Что на него нашло? Почему он так обозвал Сэмсона? Ведь он же знает, как она относится к своим чернокожим рабочим, независимо от того, рабы они или свободные.

— Джессоп…

— Убирайся отсюда, — рявкнул Джессоп на Сэмсона, пихнув его в грудь ладонью. — Убирайся сейчас же, и если я еще когда-нибудь, слышишь — хоть когда-нибудь! — застану тебя наедине с миссис Лоуренс, я спущу с тебя твою черную шкуру! Ты меня понял? — Сэмсон пятился к двери, кивая головой и выпучив от удивления глаза. — Убирайся! — снова закричал Джессоп, и тот повернулся и стремительно выбежал из конторы, захлопнув за собой дверь.

Элизабет старалась собраться с мыслями. Никогда в жизни не была она столь сильно смущена и рассержена. Что за бес вселился в Джессопа? Она повернулась к нему и произнесла почти шепотом, прищурив глаза:

— Как ты смеешь так разговаривать с моим работником?

— Его необходимо проучить. Если бы я захватил с собой хлыст, я сделал бы это немедленно. Знаешь, как он на тебя смотрит, с каким вожделением!

— Джессоп! — Она пристально взглянула на него, не в силах поверить, что это тот самый добрый и заботливый человек, за которого она собиралась замуж. — Я никогда не видела тебя таким. Что с тобой стряслось?

Он нервно дергал свой пояс, глядя в пол. Когда Джессоп заговорил, чувствовалось, что ему приходится прилагать усилия, чтобы сдержать себя.

— Элизабет, если у тебя не хватает здравого смысла позаботиться о своей безопасности, мне придется сделать это за тебя. До сих пор я потакал твоим странностям, но пришла пора мне вмешаться, пока что-нибудь не произошло. Твоя добродетель — под моей ответственностью. Я отвечаю за тебя и за сестру и не позволю, чтобы к вам приставали подобные твари!

— Приставали? — спросила она в недоумении. — Господи, о чем ты говоришь? Я сама вызвала сюда Сэмсона, потому что мне надо было с ним кое-что обсудить. Он ни разу не прикоснулся ко мне, не сказал грубого слова. Это все твои фантазии, Джессоп.

Он стряхнул воображаемую пылинку с рукава.

— Мне кажется, нам следует закончить этот разговор позже. Надеюсь, ты не забыла — у нас гости. Сестра проголодалась, и я обещал ей, что мы немедленно сядем за стол, так что если ты не возражаешь…

Он указал рукой на дверь. Элизабет помедлила. Она не могла так оставить эту историю. Однако гости действительно ждут, да и с Джессопом невозможно разговаривать, пока он в таком состоянии. Элизабет едва слышно вздохнула: сейчас она покорится. Она будет мило улыбаться и изображать хозяйку дома для его гостей, как послушная домашняя собачонка; но, черт возьми, она непременно все выскажет Джессопу! Без единого слова Элизабет прошла мимо него к двери.

5

— Не понимаю, что ты так злишься, братец. — Клер вошла в холл впереди Джессопа и вручила перчатки и шляпку лакею. — Лиз просто работала. Ты тоже часто работаешь и не приходишь к обеду. Я ненавижу обедать в одиночестве в этой огромной комнате, братец.

— Клер, это совершенно разные вещи. — Джессоп отдал свою шляпу экономке и сказал, обращаясь к ней: — Мы выпьем бренди в библиотеке. Сегодня вы нам больше не понадобитесь, Марта. Вы свободны до завтрашнего утра.

Многие находили странным, что Джессоп не позволял своим слугам оставаться на ночь в доме, но он любил уединение. Некоторые слуги жили в коттеджах у реки на границе его владений, другие же имели собственные дома неподалеку и каждый день ходили на службу пешком.

Пожилая женщина сделала реверанс.

— Да, сэр. Чистые бокалы на полке, как вы любите. Вещи мисс Клер уже готовы. Я зажгу свет наверху и пойду домой.

Кивком головы Джессоп отпустил служанку.

— Стаканчик рейнского, сестра, чтобы успокоиться?

Клер последовала за Джессопом по темному коридору.

— Оно мне не нравится, хуже помоев.

Они вошли в библиотеку. Марта оставила в комнате несколько зажженных свечей. Она хорошо знала привычки своего хозяина. Он налил себе стакан французского коньяка и потянулся за бутылкой рейнского вина.

— Выпей немножко, сестра, это полезно для твоих нервов. Вам с Элизабет следует почаще прислушиваться к моим словам. Во многих вопросах мужчины разбираются лучше.

Клер взяла предложенный ей бокал.

— Не понимаю, почему ты сегодня все время придираешься к Лиз. Ты был с ней не очень любезен. А я-то думала, что вы собираетесь пожениться.

Он уселся на стул, обитый вышитой тканью, и положил ногу в башмаке с высоким каблуком на подставку для ног.

— Я хочу на ней жениться, — ответил он резко. — Мы поженимся, она родит мне ребенка, и вся эта чушь о том, чтобы управлять заводом Пола, вылетит у нее из головы. Я всегда говорил, что это всего лишь каприз. Пол не смог наладить это производство, и у нее тем более не получится. — Он увидел, что нижняя губа Клер задрожала.

— Боже, прости меня, дорогая, я не должен был упоминать его имя.

Она отхлебнула вино из бокала и с трудом проглотила.

— Ты хочешь, чтобы я заплакала. Не заставляй меня плакать, братец.

Он протянул к ней руку, желая успокоить ее.

— Прости меня, я не подумал о тебе, сестра. Иди сюда.

Она упрямо покачала головой.

— Я не хочу к тебе идти. Я буду стоять здесь и пить свое вино.

Он опустил руку и пристально уставился в свой бокал, наполненный золотистым коньяком.

— Иногда мне кажется, что вы слишком много времени проводите вместе. С тех пор как Лиз приехала, у тебя испортился характер. Ты набралась от нее разных идей, а женщинам это не на пользу.

Клер вызывающе выпятила нижнюю губу.

— Она мне нравится, она никому не дает себя обижать. — Клер подняла глаза и улыбнулась. — И ее новый друг мне тоже нравится. У мистера О'Брайена красивые руки.

— Он ей не друг, Клер, — заявил Джессоп, делая ударение на каждом слове. — И я бы просил тебя больше не говорить подобную чепуху. О'Брайен просто еще один чертов рабочий.

Она сделала еще один глоток вина и слегка повела бедрами.

— Этот О'Брайен очень красив, у него красивый рот.

— Ну, хватит. Если ты будешь продолжать в том же духе, то остаток недели проведешь в своей комнате взаперти. И сделаю это! — Он погрозил ей пальцем. — Ты же знаешь, что я не потерплю эти шутки. Ты меня поняла?

— Ты не любишь, когда я озорничаю, братец? — Она засмеялась низким гортанным смехом и осушила свой бокал. — Ты боишься, что другие узнают, что я озорничаю.

— Я сказал, довольно, молодая леди! — Джессоп вскочил со стула.

— Я бы выпила еще бокальчик вина, — захихикала она.

— Хватит вина, оно ударило тебе в голову. Тебе пора отправляться в постель. — Он потянулся за бутылкой, чтобы подлить себе коньяку.

— Я… Я не хочу в постель. — Ее голос слегка дрожал.

— У тебя был трудный день, поэтому ты и городишь всякую чушь. Иди в свою спальню, переоденься и ложись спать.

Клер поставила свой бокал на стол и слегка подтолкнула его пальцами к центру. Джессоп протянул руку, чтобы коснуться ее, но она отпрянула.

— Иногда, братец, ты мне совсем не нравишься, — сказал она, опустив глаза. — Пол был лучше, он был добрее ко мне.

Джессоп вскинул голову. На сегодня с него было более чем достаточно женской болтовни.

— Полу нетрудно было быть к тебе добрым. Ведь ты рехнулась только после его смерти.

Подбородок Клер задрожал. Того и гляди из ее глаз брызнут слезы. Гнев Джессопа мгновенно улетучился.

— Прости меня, сестричка! — Он поставил стакан, подошел и обнял ее за плечи. — Прости, милая. — Он погладил ее по голове, и она всхлипнула. — Я вспылил, мне не следовало так на тебя набрасываться.

— Все говорят, что я сумасшедшая. Но я ведь не сошла с ума. — Она взглянула на него заплаканными голубыми глазами. — Правда, братец?

Он прижал ее к груди, чувствуя, что сердце его разрывается.

— О нет, конечно, нет, — утешал он ее. — Это просто нервное расстройство, так говорят врачи. Потому-то иногда ты забываешься и совершаешь эти нехорошие вещи. Это что-то вроде нервного тика.

— Жаль, что я огорчила тебя, — робко улыбнулась Клер. — Я не хочу, чтобы ты на меня сердился.

Он продолжал гладить ее светлые шелковистые волосы.

— Все в порядке, сестричка. Все уже прошло. Просто постарайся быть хорошей девочкой и делать то, что я прошу. — Он тоже улыбнулся ей.

— Я думаю, мне пора спать. — Она выскользнула из его объятий.

— Да. Иди ложись, а я скоро зайду пожелать тебе спокойной ночи.

Клер исчезла в темноте коридора, а Джессоп остался в одиночестве допивать свой коньяк.

Элизабет стояла на грунтовой дороге возле сушильни. Она приподняла поля своей соломенной шляпки и посмотрела на О'Брайена.

— Не верится, что вы это сделали! — Она окинула взглядом деревянные панели, на которых для просушки на солнце был рассыпан влажный порох. — О'Брайен, вам это удалось! — Не переставая улыбаться, она дотронулась легонько до его мускулистой руки. — За две недели мы выполнили наш первый заказ!

О'Брайен улыбнулся, щурясь от яркого солнца.

— Заказчика нашли вы, хозяйка. Я только проследил, чтобы все сделали вовремя.

Она взяла щепотку пороха, чувствуя себя, как ребенок на Рождество.

— Он хорош, не правда ли? Это хороший порох.

— Будет хороший, когда мы его высушим и засыплем в бочонки.

Элизабет была так счастлива, что чуть было его не расцеловала. Прошло всего две недели, а первая партия уже готова в отправке. Она была права, наняв О'Брайена, а Джессоп ошибался. Выходит, она не так уж глупа!

— Не могу поверить. — Ее глаза встретились с его радостным взглядом. Он был так же счастлив и горд своей работой, как и она. — Я так долго ждала этого момента! Все говорили, что ничего у меня не выйдет.

Внезапно О'Брайен протянул руку и поправил выбившийся из ее прически локон. Это было простое и естественное движение. Она даже не успела ничего сообразить, но была глубоко потрясена: по какой-то непонятной причине этот вполне невинный жест показался ей чрезвычайно интимным. Она не могла отвести взгляда от его глаз.

— Я же говорил, что у вас тут прекрасные условия, — продолжал он, как будто ничего необычного не случилось. — Вам просто был нужен такой человек, как я, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.

Элизабет чувствовала странную неловкость. Она пыталась сосредоточиться на разговоре и преодолеть волнение, которое ее внезапно охватило. Ей случалось и раньше ощущать случайные мужские прикосновения, но это не вызывало у нее такого трепета.

— Завтра… Завтра прибывает груз угля, я бы хотела, чтобы вы встретили его на мельнице и проследили за выгрузкой. Уголь должен быть только высшего качества.

— Конечно.

— Продолжайте работу, О'Брайен. Нужно выяснить, сколько пороха мы сможем производить в неделю.

Он потер затылок. Какие у него всегда чистые волосы, заметила Элизабет.

— У вас есть еще один покупатель? Не стоит изготавливать порох, если его некому продать. Ведь вам придется расплачиваться за использованное сырье.

Она направилась к только что построенному пороховому складу. Собаки бежали впереди. О'Брайен старался не отставать от Элизабет.

— Я думаю, скоро у нас будет еще несколько клиентов. Не знаю, о чем говорят в «Свином ухе», но в последнее время я только и слышу жалобы на непомерные налоги, которые требует английская казна. — Она бросила взгляд на него. — Мне кажется, будет война с метрополией, а воюющим не обойтись без черного пороха.

— Странно слышать такие слова из уст английской леди, Лиззи. — О'Брайен присвистнул. Сначала он дотронулся до нее, как ни один работник не смел дотрагиваться, а теперь назвал Лиззи. Никто ее так не называл, даже Пол. Элизабет вспомнила слова Джессопа о том, что она не соблюдает дистанцию между собой и своими рабочими. Он предупреждал, чтобы она держалась подальше от нового управляющего. Впрочем, Джессопом в последнее время овладело какое-то безумие, и эпизод с Сэмсоном — тому подтверждение.

— Не женщины будут принимать решение, начинать ли колониям войну с Англией. Этот вопрос, как всегда, будут решать мужчины. Кроме того, — она хитро улыбнулась, — я же не сказала, какой из сторон собираюсь продавать порох.

Он покачал головой.

— Если колонисты проявят характер, станут говорить Маме Англии, что не желают больше играть по ее правилам, очень скоро им придется туго. Король Джорджи отнимет у восставших оружие и все их имущество в придачу. Их жен будут убивать и насиловать, детей отберут. — С каждым словом тон его становился резче. — Так уже бывало. Эти вещи у Мамы Англии получаются лучше всего. Я видел это собственными глазами в родной Ирландии.

Элизабет посмотрела на человека, который шел рядом и говорил с ней, как с равной. Джессоп никогда не говорил с Элизабет о политике, никогда в его голосе не было столько страсти, как сейчас у О'Брайена.

— Проклятые англичане, — пробормотал он. — Брать, брать, брать — вот все, что у них на уме. Им нет дело до бедных, голодных, тех, кто едва сводит концы с концами. Брать — вот все, что они могут, ублюдки.

Элизабет поняла, что задела О'Брайена за живое. Чем она его так расстроила? Казалось, он был зол не только на стальную руку Англии, но и на Элизабет. Улыбка сошла с его лица, и товарищеского тона как не бывало. Они опять стали просто хозяйка и служащий. Элизабет даже растерялась.

— Мистер О'Брайен. — Почему-то ей было небезразлично, что он думает и отчего сердится. — О'Брайен, я…

— Посмотрите, понравится ли вам новая шиферная крыша, идайте мне знать. А у меня есть еще дела, хозяйка. — Он отошел от нее.

Элизабет некоторое время смотрела ему вслед. Когда он скрылся из виду, она продолжила свой путь по дороге. Собаки бежали впереди. Настроение у этого человека меняется по нескольку раз на дню. Кто его воспитывал? Он дотронулся до нее так фамильярно, говорил с ней запанибрата, назвал ее Лиззи! Господи, Лиззи!

Чем больше Элизабет сердилась, тем быстрее она шла. Чем быстрее она шла, тем сильнее сердилась. Она леди, и именно она платит ему деньги. Она заслуживает уважительного отношения! Возможно, Джессоп прав, и ей стоит напомнить мистеру О'Брайену, кто она и кто он. Элизабет совсем было собралась вернуть его, но потом решила оставить в покое. О'Брайен прекрасно справляется с работой управляющего, но у него случаются срывы. Ему не следовало так фамильярно с ней разговаривать. Он не должен был трогать ее волосы, но, черт побери, это всего лишь волосы. Элизабет не хотела брать пример с Джессопа. Она не будет придавать излишнего значения происшедшему. О'Брайен явно не чувствует к ней никакого влечения, и она, конечно, тоже. Такая мысль звучит просто глупо, смехотворно, чудовищно…

В ту ночь О'Брайен лежал без сна на своей новой кровати в просторной спальне коттеджа. Единственное окно было открыто, и в комнату проникал теплый ветерок. Рыжая девушка из таверны спала на боку рядом с ним. Ее рука покоилась у него на груди. Лунный свет, проникая в окно, рисовал причудливые узоры на ее лице. Ее грудь мерно вздымалась в такт дыханию.

О'Брайен лежал на спине, подложив руки под голову. Он старался не разбудить девушку. Сон не шел к нему даже после того, как они вдоволь натешились друг другом. Не помогло и то, что он выпил полбутылки виски. Слишком много тревожных мыслей роилось у него в голове. Он потянулся за бутылкой, стоявшей на полу возле кровати, и сделал большой глоток. Напиток приятно согрел его, как и полагается хорошему виски. Он не мог перестать думать об этой англичанке, Лиз. Это было смешно, но он чувствовал влечение к ней. Сегодня, пока они говорили, О'Брайен думал вовсе не о порохе и смотрел вовсе не на склад и цеха. Он думал о ней и смотрел на ее грудь. О'Брайен застонал. Он не сдержался и дотронулся до нее, поправил локон, невольно повторив движение, какое всегда делала она сама. В этом жесте было что-то чувственное, но она повела себя так, будто ничего не произошло. Она продолжала разговор как ни в чем не бывало, словно его прикосновение было ей не в новинку… словно она желала, чтобы он к ней прикоснулся.

— Боже правый, — пробормотал О'Брайен вполголоса, в очередной раз прикладываясь к бутылке. — Мне надо бросить пить эту колониальную дрянь. Она действует мне на мозги. Я теряю остатки разума.

Рыжеволосая девушка повернулась во сне к нему спиной и свернулась клубочком. Он провел рукой по ее боку и вниз до бедра. Рядом с ним была хорошая женщина, послушная и умелая. Почему же он не может отделаться от мыслей о своей хозяйке? Почему О'Брайена не оставляет желание поцеловать ее? Всего лишь раз поцеловать. Иногда она отдает ему приказания, и ему хочется ударить ее по лицу… или поцеловать в губы. Поцеловать хозяйку? Да он сошел с ума! Она выкинет его со службы, прикажет избить. Ну а тот джентльмен постарается сделать так, чтобы его повесили. Сэмсон рассказал О'Брайену, как мистер Лоуренс ворвался однажды в контору, утверждая, что он, Сэмсон, вожделеет к своей хозяйке. Он кричал, как безумный, и Сэмсон испугался, что лишится работы.

И все же мысль поцеловать мисс Лиззи была очень заманчива. Возможно, она и сама этого хочет, да не догадывается. Многие женщины не сознают глубины своей чувственности, пока их к этому не подведут.

О'Брайен еще раз отхлебнул из бутылки. Конечно, женщина, о которой он мечтает, богата и владеет пороховым заводом — для него это немаловажно. У него на родине, в Ирландии, женщины никогда не владеют ничем, кроме пары печных горшков и собственной одежды. Эта англичанка унаследовала производство, которое обещает стать чрезвычайно прибыльным. Тут О'Брайен задумался над вопросом, который давно занимал его воображение. После осторожных расспросов он пришел к выводу, что тот взрыв, в результате которого миссис Лоуренс стала вдовой, произошел при весьма подозрительных обстоятельствах. Черный порох не взрывается просто так среди ночи, тем более когда все машины остановлены и рабочих нет на местах. Кто-то приложил руку к гибели хозяина завода и многих рабочих. Вопрос только кто?

Кому было выгодно, чтобы взрыв произошел? Конкуренту? Но в радиусе ста миль от завода Лоуренса нет ни одного конкурента. Врагу? Но за все время, проведенное на заводе, О'Брайен слышал о бывшем хозяине только хорошее. Оставалась только миссис Лоуренс. Со смертью мужа она получала землю, деньги и, видимо, нового мужа. О'Брайен пощипал свои усики. Мысль о том, что Лиз была замешана в смерти мужа, весьма его интриговала.

6

О'Брайен подбросил полную лопату угля в воронку, ведущую к жернову. Груз из колонии Пенна, о котором говорила Лиз, прибыл вовремя, и груз отличный. О'Брайен снова зачерпнул уголь лопатой. Пот ручейками стекал по его вискам, щипал глаза. Мышцы дрожали от напряжения, но он продолжал работать рядом с Сэмсоном. О'Брайен считал для себя делом чести трудиться наравне с остальными. Он не мог требовать от них того, чего не сумел бы сделать сам. Так он завоевывал авторитет, столь необходимый каждому управляющему.

О'Брайен подкинул еще угля, прислушиваясь к звукам, которые издавал жернов, измельчая минерал. Не прекращая работы, О'Брайен вытер черный пот со лба. Тяжелая работа — хорошее лекарство для мужчины, у которого из головы не идет женщина. Усталость помогает забыться. Его лопата замелькала быстрее.

— Как твоя женщина? — спросил О'Брайен Сэмсона, желая завести разговор. — Ребенок чувствует себя хорошо?

— Они в восторге от нового дома, — улыбнулся Сэмсон. — Я очень признателен хозяйке за то, что она для меня сделала. Вы оба сделали.

— Мужчина не должен увиливать от ответственности, Сэмсон, или он недостоин называться мужчиной. Ты правильно поступил, что женился на Нгози.

Сэмсон нахмурился, продолжая кидать уголь.

— Простите, сэр, но мне кажется, не вам бы говорить о том, что правильно, а что нет.

О'Брайен выпустил лопату из рук, и она со стуком ударилась о деревянный пол мельницы.

— Что ты имеешь в виду?

Сэмсон пожал широченными плечами, покрытыми испариной.

— Говорят, в Ирландии у вас остались жена и дети. Но я видел вас со шлюхой. Мы все вас видели.

О'Брайен ничего не ответил, только с удвоенной энергией возобновил работу. Сэмсон, конечно, прав. Человек, чья нравственность вызывает сомнения, не должен указывать другим, как им следует жить.

О'Брайен закряхтел под тяжестью лопаты с углем. Вот чем обернулась его безобидная затея: О'Брайену приходилось нести все последствия своего обмана, нравилось ему это или не нравилось. Люди спрашивали его, когда приедут его жена и дети, даже Лиз упоминала о его воображаемой семье.

В глубине души О'Брайену частенько хотелось открыть правду или хотя бы часть ее, ведь в его обязанности входило и поддержание морального духа подчиненных. Какой же пример он мог им подать, если все они были убеждены, что О'Брайен направо и налево изменяет жене, у которой осталась на руках куча рыжеволосых детишек! Но он понимал: следует держаться своей легенды. Надо просто как-то выпутаться из этой истории с женой и детьми. Может быть, через несколько месяцев он скажет всем, что послал за ними. Потом объяснит, что произошло кораблекрушение, и все они утонули, бедняжки.

О'Брайен продолжал перебрасывать уголь, а куча все не уменьшалась. Было жарко, как в аду, его руки болели, мышцы ног дрожали от напряжения, но он по-прежнему работал наравне с Сэмсоном. Внезапно его внимание привлекли звуки за окном. С такого расстояния он не мог понять, что происходит, видел только собравшуюся на берегу реки толпу. О'Брайен прислонил лопату к стене.

— Что случилось? — спросил Сэмсон.

— Не знаю. Пойду проверю, а ты продолжай работать. Нужно до вечера перемолоть всю эту кучу. Если понадобится, мы поставим сюда еще одного человека.

О'Брайен выскочил из двери и сразу ощутил прохладу, которую нес ветерок с реки. Здесь, в тени деревьев, температура была градусов на десять ниже, чем в помещении мельницы. До слуха О'Брайена доносился мужской смех и грубые выкрики. Он забежал за угол и остановился как вкопанный, не веря собственным глазам.

— Что за черт? — воскликнул он.

Больше дюжины рабочих собрались вокруг Клер Лоуренс, которая весело смеялась и поводила бедрами. Единственной деталью туалета девушки был шелковый зонтик от солнца.

— Матерь Божья… — прошептал О'Брайен. На мгновение он опешил. Рабочие весело смеялись и гомонили. Их круг постепенно сужался. Они выкрикивали грубые шутки, но Клер, казалось, не замечала этого или просто не сознавала, что происходит.

— Клянусь Богом, я отрежу руку первому, кто к ней прикоснется! — крикнул О'Брайен, заглушая гогот толпы.

Все повернулись к нему. Смех стих, и улыбки сошли с перепачканных углем лиц. Они выглядели, как школьники, которых поймали за подглядыванием под окнами женской спальни.

— Вам должно быть стыдно, — яростно заговорил О'Брайен, приблизившись к ним. — У вас у всех есть жены и дети!

О'Брайен подошел к Клер, но ему нечем было прикрыть ее стройное обнаженное тело. Его рубашка осталась на мельнице. Он протянул руку к ближайшему рабочему.

— Пити, дай мне свою рубашку.

— Мою рубашку? Да жена мне все волосы выдерет…

— Давай сейчас же, обезьяна!

Пити стянул рваную рубашку и швырнул ее управляющему. Стараясь не рассматривать соблазнительные формы Клер, О'Брайен взял из ее рук зонтик и натянул на нее рубашку, следя, чтобы руки попали в рукава.

— Вот так. Давай оденемся, будем хорошей девочкой, — бормотал он.

— Но зачем мне одежда? — щебетала Клер, очаровательно улыбаясь. — Разве вам не нравится то, что вы видите, мистер управляющий?

Один из рабочих засмеялся, но О'Брайен взглядом заставил его замолчать.

— Вовсе нет, — ответил он Клер. — Вы, наверное, самая красивая леди из всех, кого я видел. Просто вам не пристало находиться среди этих мужчин. — Он вновь вручил ей зонтик. — Эти люди могут причинить вам вред, понимаете, о чем я?

— Она не первый раз вытворяет такое, — сказал один из рабочих. — Мы каждый месяц любуемся этим зрелищем. — Некоторые рабочие поддержали его, заливаясь грубым смехом.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду? — О'Брайен стоял между ними и Клер, защищая ее от них, ведь не мог же он защитить ее от нее самой.

— Джош говорит правду, — сказал Пити. — Мисс Клер приходит сюда примерно раз в месяц. Обычно через некоторое время мистер Лоуренс уводит ее домой. Видно, он ее пока не хватился.

— Такое бывало раньше, и он это не прекратил?

— Как видно, не может, — пожал плечами Пити.

О'Брайен взглянул на Клер, стоявшую рядом с ним и взиравшую на него кокетливо, но невинно. Он оглядел своих рабочих и произнес:

— Зарубите себе на носу, что я не потерплю ничего подобного на заводе, которым управляю. Понятно вам?

— Мы ничего плохого не делали. Даже не трогали ее, просто смотрели.

— Мы только смотрели… — протянул другой рабочий.

— С этого момента вы не будете на нее смотреть. Отвернитесь! Ну-ка все вы, ублюдки, быстренько развернитесь!

Рабочие медленно повернулись спинами к О'Брайену и Клер.

— Так вы будете поступать всегда, когда увидите мисс Клер без одежды, понятно? Вы будете продолжать работать. Ясно? Я говорю серьезно, если кто-то станет глазеть, я его вмиг рассчитаю. А теперь убирайтесь, пока я не разозлился по-настоящему!

Рабочие стали понуро расходиться. О'Брайен подождал, пока они все уйдут. Во Франции он попадал во всякие передряги, но такое случилось с ним впервые. Что, спрашивается, должен делать управляющий, когда на заводе появляется голая женщина? Наконец он повернулся к Клер. Рубашка Пити была настолько стара, что больше обнажала, чем прикрывала, но сойдет и она, главное — побыстрее довести Клер до конторы. Там ею займется Лиз. Как ни странно, О'Брайен не испытывал никакого возбуждения, глядя на Клер. Для него она была как ребенок. Он легонько тронул ее за руку.

— Пойдемте, мисс Клер, посмотрим, что там делает Лиз.

— Мне нравится Лиз, а вам? — захихикала Клер.

— Да, и мне.

— Нет, она вам действительно нравится. Она не замечает, как вы смотрите на ее грудки, зато я вижу. — Она закинула голову, лукаво глядя на него, ее светлые волосы рассыпались по плечам и спине. О'Брайен почувствовал, что краснеет. Эта девчонка вогнала в краску взрослого тридцатилетнего мужчину.

— Пойдемте, мисс Клер. Особняк здесь недалеко. Там для вас найдется какая-нибудь одежда.

— Я не хочу ничего надевать. — Клер покрутила зонтик. — Мне и так жарко. Я бы хотела искупаться. Не составите мне компанию?

О'Брайен вел ее кратчайшей дорогой к конторе, стараясь, чтобы их видело как можно меньше людей.

— Боюсь, что не могу воспользоваться вашим предложением. У меня слишком много дел.

— Жаль, — она застенчиво улыбнулась. Клер вела себя так, будто привыкла разгуливать среди бела дня в грязной мужской рубашке на голое тело. О'Брайен поднялся вместе с ней по гранитным ступеням до самой конторы. Он заглянул в открытое окно кабинета Лиз, но там никого не было, кроме Фреклса, который поднял голову и зарычал.

— Черт, проклятая псина. — Он повернулся к Клер и сказал с вымученной улыбкой: — Лиз нет в кабинете, давайте пойдем домой.

Они пошли вместе к особняку, в котором О'Брайен никогда раньше не бывал. С Лиз они виделись только в конторе. Когда они подошли к дому, Клер поднялась на крыльцо и остановилась. О'Брайен вдруг осознал, что его туалет также в беспорядке. На нем были только штаны, чулки и башмаки. Волосы растрепались по плечам, и лицо, наверное, было не чище, чем у всех остальных рабочих.

— Мисс Клер, с вами… с вами будет все в порядке? — спросил он смущенно. О'Брайен, обычно без труда болтавший с женщинами, не находил общего языка ни с одной из представительниц семьи Лоуренса. — Вы сможете сами найти Лиз?

— Возможно. — Она оглянулась через плечо и подарила ему еще одну застенчивую улыбку. — А может быть, я просто выйду через заднюю дверь и вернусь на завод. Мне нравятся рабочие. Они меня ждут.

— Это уж точно, — пробормотал О'Брайен. Он со вздохом взглянул на Клер. Кажется, ему придется зайти в дом. Он найдет там кого-нибудь из прислуги и препоручит Клер их заботам. Помедлив еще минуту, О'Брайен постучал в дверь. Никто не ответил. Клер стояла рядом с ним на большом гранитном жернове, служившем крыльцом, крутила зонтик и напевала песенку, более подходившую какой-нибудь шлюхе из таверны. О'Брайен постучал снова. Ему очень не хотелось идти вместе с ней внутрь и одевать ее, но, видно, придется, потому что такие люди, как Клер, нуждаются в защите. В тот момент, когда О'Брайен собрался с духом, чтобы отворить дверь, она распахнулась сама.

— Боже правый! — прошептал О'Брайен. Случилось то, чего он желал меньше всего. Перед ними был Джессоп Лоуренс.

— Что за черт! — завопил он.

— Добрый день, братец. Тепло сегодня, не правда ли? — Клер проскользнула мимо него в дом, оставив О'Брайена объясняться.

— Что ты сделал с моей сестрой? — кричал Джессоп, его лицо покраснело, как свекла. Он размахивал кулаками. — Что ты сделал?

— Все совсем не так, сэр. — О'Брайен поднял руку. Он не хотел бы драться с Лоуренсом, но все же не позволит себя ударить. — Если вы успокоитесь, я все объясню.

— Успокоюсь! — Лоуренс судорожно вцепился в дверной косяк. — Успокоюсь! Ты приводишь сюда мою сестру почти обнаженной, а сам ты… — он указал на полуголый торс О'Брайена.

— Я засыпал уголь в жернова, когда обнаружил мисс Клер в таком виде, вернее, одежды на ней было еще меньше. Она была на заводе среди рабочих.

— Как ты смеешь рассказывать о моей сестре такую гнусную ложь! Как ты посмел обвинить мою невинную сестру…

— Джессоп! — Лиз появилась за спиной Лоуренса. Она не ожидала увидеть О'Брайена. — Мистер О'Брайен! Ваш крик слышен по всей округе. Не могли бы вы продолжить свой спор в доме?

О'Брайен с утра еще не видел Лиз. Она была прекрасна, как летняя лилия, в элегантном желтом платье и с волосами, убранными желтыми лентами. Она жестом пригласила их пройти в дом.

— Входите, мистер О'Брайен.

У О'Брайена не было выбора. Он вошел в прохладный холл с высоким потолком и мозаичным полом в итальянском стиле. Она закрыла дверь, оставив снаружи ослепительные лучи палящего солнца. О'Брайену потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте холла.

— Добрый день, хозяйка. Простите за мой неподобающий вид. Мы мололи уголь, когда…

— Обращайтесь ко мне, а не к миссис Лоуренс! — потребовал Джессоп.

О'Брайен с трудом оторвал взгляд от розовых щечек Лиз. Помоги Господи, он так страдает из-за этой женщины.

— Как я уже сказал, мистер Лоуренс, я был на мельнице, когда услышал шум у реки. Я вышел посмотреть, в чем дело, и обнаружил, что там собрались рабочие… вокруг мисс Клер. Она была э… голая, сэр.

— Как, опять! — со стоном сказала Лиз. Джессоп быстро перевел взгляд с О'Брайена на Лиз и обратно.

— Вы ошибаетесь.

О'Брайен поднял бровь. Лоуренс — осел. О'Брайен почти сразу по приезде пришел к такому выводу, и чем больше он узнавал о Джессопе за эти две недели, тем больше утверждался в своем мнении.

— Не в обиду будь сказано вашей сестре, сэр, но я легко отличаю голую женщину от одетой. Правда, у нее был зонтик от солнца, если это имеет какое-нибудь значение.

— Простите, мне следовало вас предупредить. — Элизабет откинула прядь волос со лба. — К сожалению, уже не первый раз Клер…

— Элизабет! — Джессоп повернулся к ней в ярости.

— Что? Ты хочешь сделать вид, что этого никогда раньше не было? Все мужчины, живущие поблизости, видели ее, Джессоп. Ты не можешь этого скрыть. Странно, что мистер О'Брайен не узнал об этом в первый же день из разговоров в «Свином ухе».

— Вы не должны были вести ее сюда, — снова набросился Лоуренс на О'Брайена. — Вы не должны были смотреть на нее, как, я знаю, вы смотрели! Вы должны… должны были позвать кого-нибудь из нас!

— И оставить ее на растерзание! — О'Брайен невесело рассмеялся. — Прекрасная идея, мистер Лоуренс.

— Оставьте этот саркастический тон, мистер О'Брайен, — устало сказала Лиз.

О'Брайен не понимал, что она нашла в Лоуренсе. Этот человек совершенно ей не подходит. Он вообще вряд ли может кому-то нравиться. О'Брайен отвел глаза.

— Простите. Я просто хотел убедиться, что мисс Клер благополучно добралась до дома. Она не сознавала, какая ей грозит опасность.

— Уходите, О'Брайен, — выпалил Джессоп. — Уходите, пока вы не впутались в еще большие неприятности, понятно?

О'Брайен боялся оставлять Лиз и Клер с этим маньяком. Он такой же сумасшедший, как его сестра. Впрочем, эта проблема О'Брайена не касалась. Элизабет кивнула, отпуская его.

— Возвращайтесь на завод, О'Брайен. Мы позаботимся о Клер.

Он помедлил. Лиз была явно огорчена последней выходкой Клер. О'Брайен хотел как-то утешить ее. Но что он мог сказать? Он вышел на крыльцо, залитое ярким августовским солнцем. Ему надо поторапливаться, ведь они с Сэмсоном должны успеть перемолоть весь уголь.

Элизабет сидела на краю кровати. Той самой, которую она когда-то делила с Полом. Она провела рукой по покрывалу. С каждым прошедшим днем ей становилось все труднее вспомнить Пола. Она закрывала глаза и пыталась вызвать из глубин памяти его лицо, но черты расплывались, Элизабет начала забывать его запах, хотя раньше он мерещился ей повсюду — в спальне, в библиотеке. Она все еще помнила его прикосновения, но совсем не так ярко, как это было сразу после его смерти. Тогда, лежа в темноте, она начинала представлять себе Пола, и он оживал в ее воспоминаниях: ей казалось, он лежит рядом с ней, дотрагивается до нее, шепчет ей на ухо. Больше всего Элизабет пугало, что место Пола в ее воображении занимал не Джессоп. Образ Пола постепенно вытеснялся образом О'Брайена, ее управляющего.

Элизабет ловила себя на том, что следит за ним из окна, с нетерпением ждет их ежедневных деловых встреч. Она осознала, что мечтает о его поцелуе. Господи, целовать его! Элизабет открыла глаза. О'Брайен — женатый человек, кроме того, он всего лишь служащий, почти слуга. Она согласилась выйти замуж за Джессопа и именно о нем должна грезить!

Но Джессоп в последнее время очень занят, они часто ссорятся. Элизабет стала замечать в его характере черты, о которых раньше и не подозревала. Ей не нравилась его мелочная ревность и попытки распоряжаться ею. Он пытается прибрать к рукам все ее имущество, хотя они еще даже не объявили о своей помолвке. К тому же Элизабет возмущала его высокомерно-презрительная манера обращения с ее рабочими и служащими Джессопу не нравился О'Брайен, и он уверял, что Элизабет еще пожалеет, что наняла его.

Ее мысли вновь вернулись к О'Брайену. Он поступил совершенно правильно, избавив Клер от приставаний рабочих. Он прекрасно держался и с Клер, и с разъяренным Джессопом. Джессопу не следовало так набрасываться на О'Брайена, как бы ни был он расстроен выходкой Клер. Джессоп чувствует себя ответственным за нее. Но он должен бы радоваться: ведь теперь ему известно, что, случись подобное снова, на заводе будет еще один человек, способный защитить Клер. Джессоп даже не поблагодарил О'Брайена. Кстати говоря, Элизабет тоже этого не сделала.

Она взглянула на большие каминные часы. Была уже половина одиннадцатого, слишком поздно, чтобы встречаться с О'Брайеном Она встала с постели. Служанка уже расшнуровала ее корсет. Халат Элизабет неплотно запахивался, а самой ей с корсетом никогда не справиться. Но ей вдруг показалось очень важным поблагодарить О'Брайена сегодня же. Элизабет хотела, чтобы он знал, как она признательна ему за то, что он сделал для Клер. Она не станет будить горничных. Ни к чему людям знать о ее ночном визите к О'Брайену. На заводе Лоуренса слишком много досужих языков. Никто ее не поймет, хотя в ее поступке и нет ничего предосудительного. Она подошла к платяному шкафу, надеясь найти там что-нибудь подходящее для ночной прогулки. Потянула за тесемки корсета. Если эту конструкцию не стянуть как следует, она просто не будет держаться. Мысленно Элизабет стала перебирать содержимое своего гардероба. Она не могла допустить, чтобы ее увидели в халате, бредущей по дороге. Для плаща было слишком жарко, и любой, кто увидит ее ночью в таком наряде, заподозрит неладное. Наконец она нашла то, что нужно, — полотняный платок, отороченный кружевами, достаточно широкий, чтобы прикрыть плечи и грудь. Элизабет кое-как справилась с нижними крючками корсета, а платок, который она собиралась все время крепко придерживать рукой на груди, довершил туалет.

Элизабет направилась к двери. Вечерний воздух пойдет ей на пользу, поможет избавиться от бессонницы. Одна из собак поднялась, готовая последовать за хозяйкой.

— Нет, — приказала Элизабет. — Оставайся здесь. Я не хочу, чтобы ты своим лаем разбудила всю округу.

Гончая жалобно заскулила, но послушно легла на место. Элизабет тихонько прикрыла за собой дверь и выскользнула из дома. На улице она старалась держаться в тени, чувствуя себя маленькой девочкой. В детстве она убегала по ночам из дома поиграть с котятами, которых отец запрещал ей держать у себя. Теперь, продвигаясь быстрыми шагами по ночной дороге, она испытывала такое же возбуждение, как в детстве. Ее пьянило ощущение свободы.

Элизабет поднялась по склону холма к коттеджам рабочих. Ей никто не встретился, хотя она слышала звуки скрипки и смех, чувствовала запах жареной свинины — отголоски чьего-то праздника. Она добралась до домика управляющего и, не колеблясь, постучала. Из окна лился свет, и она была уверена, что О'Брайен у себя. Дверь не открыли, и она постучала снова. На этот раз он отозвался:

— Кто там?

Элизабет оглянулась и подошла к боковому окну, из которого выглянул О'Брайен. Волосы его были растрепаны, торс голый.

— Простите, что побеспокоила… — Внезапно она почувствовала себя очень глупо. На Рабочем холме после наступления темноты она ощущала себя не в своей тарелке. — Собственно, это может подождать до утра… Право… — Вид его обнаженной груди и длинных золотых, как мед, волос волновал ее.

— Сейчас выйду, — сказал он и исчез, прежде чем она успела возразить.

Элизабет вернулась к двери. Ей совершенно не пристало беседовать со своим управляющим через окно его спальни. Но О'Брайен сейчас выйдет, она произнесет слова благодарности и уйдет. Никто, кроме них двоих, не будет знать об этом ночном визите.

Дверь распахнулась, и перед ней появился О'Брайен. Он был в одних штанах и явно только что из постели. О'Брайен подошел к ней, легко ступая босыми ногами по земле, лунный свет играл на его золотых волосах.

— Чем могу служить, хозяйка? — Он стоял так близко, что она ощущала свежий аромат его дыхания.

— Я… Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали сегодня для Клер. — Она взглянула на его босые ноги и снова подняла глаза. — Джессоп и я… мы должны были вас поблагодарить, но не успели… не знаю, что на нас нашло.

Он смотрел на нее своими зелеными глазами, которые, казалось, видели ее насквозь.

— Я вовсе не рассчитывал на благодарность, — сказал он до странности чужим голосом.

— Я знаю. — Она не могла оторвать от него глаз. От его взгляда у нее вспотели ладони и сердце трепетало в груди. Она заставила себя отвести глаза. — Но я хочу вас поблагодарить и извиниться за Джессопа.

Элизабет почувствовала, как его рука прикоснулась к ее подбородку — и вот она уже снова смотрит на него. О'Брайен приблизился еще на шаг. Она уловила запах его чисто вымытых волос и его собственный особый мужественный запах. Внезапно голова Элизабет закружилась. Она знала, что не должна позволять ему так себя вести. Его рука гладила ее щеку, но у Элизабет не было сил сопротивляться. Она не могла отвести взгляда от его губ, губ, которые жаждала поцеловать.

7

Его поцелуй оказался слаще, чем Элизабет могла представить в самых смелых своих мечтах. Сначала губы О'Брайена только слегка коснулись ее губ. Но взаимная страсть росла, и губы прижимались все сильнее. Продолжая придерживать платок одной рукой, она положила другую ему на плечо. Его обнаженный торс казался высеченным из гранита. Элизабет вздохнула, но вздох этот больше походил на стон. Ее губы жаждали его губ.

«Безумие, это какое-то безумие». Она отпустила платок, чтобы обнять его и еще крепче прижать к себе. Первый поцелуй не удовлетворил ее любопытства, а только разжег его. Элизабет ощущала на своих губах неповторимый вкус его губ, смешанный с ароматом виски — вкус запретного плода. Их языки встретились и нежно переплелись. Неожиданно она почувствовала прикосновение его натруженных ладоней к своей груди. Господи, ее корсет! Он же расстегнут! Первым побуждением Элизабет было отпрянуть. Только муж может так ласкать свою жену. Но нежное прикосновение О'Брайена было так приятно, она так давно не чувствовала ничего подобного…

Их губы слились в поцелуе. Элизабет прижалась к О'Брайену всем телом, ощущая бедром напряжение его плоти. Она чувствовала, как под его ласкающей рукой набухают ее соски. Элизабет понимала, чего он хочет, она знала, чего хочется ей самой.

Но ведь она была помолвлена с Джессопом, а О'Брайен — женат! Элизабет должна остановиться. Ей понадобилось собрать всю силу воли, чтобы отстраниться от него. Элизабет прижала руку к губам.

— Вы… вы поцеловали меня, — прошептала она.

О'Брайен дышал так же тяжело, как и она. Элизабет не смотрела на него, она просто не смела поднять глаза.

— Вы ответили мне поцелуем, — заметил О'Брайен с легкой насмешкой.

Элизабет взглянула ему в лицо, пытаясь выдержать взгляд его зеленых глаз.

— Я… Я не знаю, как это произошло. Я никогда…

Она вновь отвела глаза, нервно теребя концы своего платка, стараясь прикрыть полуобнаженную грудь. Господи, она только что позволила О'Брайену целовать себя, ласкать себя. Элизабет никогда не позволяла этого Джессопу. Она вообще не хотела, чтобы он к ней прикасался.

О'Брайен осторожно отстранил ее руки и завязал платок так, чтобы он прикрывал ей грудь.

— Я больше не буду целовать вас, если вам это не нравится, — сказал он мягко.

Она чуть было не улыбнулась, но разве у нее был повод для улыбок? Элизабет только что совершила грех. Она целовалась с женатым мужчиной. Она была растерянна. Элизабет все еще ощущала вкус его поцелуя на своих губах, чувствовала нежное прикосновение его рук. Даже теперь, осознав, как глупо она поступила, позволив О'Брайену целовать себя, Элизабет желала, чтобы он поцеловал ее снова.

Элизабет отступила на шаг, стараясь не глядеть на него. В лунном свете, с полуобнаженным торсом и светлыми волосами, спадавшими на широкие плечи, О'Брайен казался ей воплощением мужественности.

— Вы должны пообещать мне, О'Брайен, что никому не расскажете о происшедшем.

О'Брайен лениво улыбнулся и скрестил руки на груди.

— Обещаю, что не скажу никому ни слова.

— Я очень нервничала в последние дни, столько волнений… — Элизабет пыталась найти подходящее оправдание.

Внезапно дверь за спиной О'Брайена отворилась. Господи, в доме все время кто-то был! Их могли видеть из окна!

Молодая женщина с копной непослушных рыжих волос появилась на крыльце, ее наготу прикрывала только тонкая простыня. На вид ей было не больше двадцати лет, и она была очень миловидная.

— С кем это ты болтаешь, Пэдди? — проворковала она и погладила О'Брайена по руке, той самой, которую только что гладила Элизабет.

— Ты же обещал только на минутку. — Заметив Элизабет, она вежливо ей кивнула. — Добрый вечер, миссис. Ты идешь, милый? Я же сказала тебе, что не могу долго задерживаться: утром мне надо доить корову.

Элизабет почувствовала себя униженной. Она бросилась в объятия этого человека, а он… он развлекается с какой-то шлюхой! Элизабет целовала его рот, которого минуту назад касались губы этой вертихвостки. Она сделала шаг назад и чуть не упала. О'Брайен протянул было руку, чтобы помочь ей, но она отпрянула. Никогда в жизни ей не было так стыдно.

— Мы… мы закончим наш разговор завтра утром, мистер О'Брайен.

— Лиз, подождите! — Элизабет услышала его слова, но она уже повернулась и начала спускаться с холма. Она шла широким шагом, стараясь не бежать.

Ей удалось добраться до дома незамеченной. Пробравшись в свою комнату, Элизабет закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Она вся дрожала. Вкус его поцелуя, его страстность, нежное прикосновение его рук к ее груди — все эти воспоминания были свежи в памяти Элизабет. Господи, как только ей могло прийти в голову отправиться к О'Брайену среди ночи? Элизабет сорвала с себя одежду и бросилась в постель, не заботясь о ночной сорочке.

Элизабет не понимала, как позволила ему целовать себя, как могла сама хотеть этого, точно последняя потаскушка вроде той рыжей. Недаром ей никогда не нравились рыжие!.. Раньше Элизабет не теряла головы, всегда была сдержанной и целомудренной. Что же такого особенного в О'Брайене, от чего она утратила рассудок?

Она беспокойно ворочалась в постели, взбивала подушку, стараясь устроиться поудобнее. Наверное, сказалось напряжение прошедшего года, размышляла Элизабет, в этом причина ее неразумного поведения. У нее прежде не находилось времени разобраться в своих чувствах. Смерть Пола, восстановление завода, приезд О'Брайена — события следовали одно за другим, сводя Элизабет с ума. Дело вовсе не в О'Брайене, рассуждала она. Дело в том, что она слишком много работает и слишком мало спит. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором предстала рыжеволосая женщина и улыбающееся лицо О'Брайена.

— Сукин сын, — пробормотала Элизабет. — Этот человек женат, у него дети, и он изменяет жене с молоденькой потаскушкой.

Элизабет сама потворствует его неверности. Разве пристало ей идти к О'Брайену так поздно ночью? Она же предчувствовала, что он захочет ее поцеловать! Черт возьми, отправляясь туда, Элизабет в глубине души отдавала себе отчет, что и сама хочет его поцелуев!

Элизабет снова закрыла глаза. Сделанного не воротишь. Она скажет Джессопу, что пора назначить время их свадьбы. Просто она чересчур долго была одна. У женщин, как и у мужчин, существуют естественные сексуальные потребности. Вот и все.

Что же касается мистера О'Брайена, то она оставит его на заводе. Элизабет хорошо понимала, что без него ей не справиться. Но не далее как на этой неделе она предложит ему вызвать сюда свою семью. Это положит конец его свиданиям с рыжей потаскушкой. О сегодняшнем маленьком происшествии Элизабет постарается больше не вспоминать.

О'Брайену тоже лучше забыть о нем, если он хочет оставаться управляющим на заводе Лоуренса или на любом другом заводе в колониях.

Несколько вечеров спустя Элизабет как раз закончила проверять счета в своей бухгалтерской книге, когда из передней комнаты конторы до нее донесся голос О'Брайена. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Было почти восемь. В девять Джессоп ждал ее к ужину. Элизабет слышала, как О'Брайен заговорил о чем-то с клерком и они засмеялись. Потом раздались шаги, направлявшиеся к кабинету. Лэйси и Фреклс подняли головы и зарычали.

О'Брайен просунул голову в дверь.

— У вас найдется для меня минутка? Если нет, могу зайти завтра утром.

— Нет, отчего же. Входите. — Она чувствовала себя неловко. С того времени, как он ее поцеловал, они разговаривали впервые. — Хотите, я отпущу Ноя, или он вам еще нужен.

Элизабет раздражал его беспечный тон. Ей казалось, О'Брайен должен быть смущен после того, что произошло. Но ему, видно, не привыкать, учитывая его успех у женщин. Джонни Беннет недавно рассказал ей, как пару дней назад О'Брайен чуть не подрался с одним рабочим с мельницы Таннера. Тот заподозрил, что О'Брайен переспал с его женой. Видимо, ее управляющий даром времени не теряет.

Элизабет бросила перо на стол. Ей не хотелось отпускать Ноя. Она не могла за себя поручиться. Оставшись наедине с О'Брайеном, она может поцеловать его снова. Или пристрелить ублюдка. А может поцеловать, а потом пристрелить…

— Ты свободен, Ной, — крикнула она. — До завтрашнего утра.

— Хорошо.

Элизабет слышала, как Ной встал со своего стула, снял шляпу с крючка и вышел из конторы. Теперь они остались с О'Брайеном наедине.

— Вы хотели меня видеть, мистер О'Брайен?

Он вышел из темного коридора на свет, и Элизабет заметила, что О'Брайен сбрил свои усики. О'Брайен, поймав ее взгляд, погладил свой чистый подбородок и сказал:

— В ваших краях слишком жарко, чтобы носить усы. Вы не находите, что так я выгляжу более респектабельно?

— У меня действительно очень мало времени, О'Брайен. Меня ждет Джессоп, — сказала Элизабет, стараясь не поддаваться его обаянию.

При упоминании имени Джессопа О'Брайен нахмурился.

— Я хотел показать вам чертежи. Мы можем ускорить процесс производства. — Он пожал плечами, обтянутыми чистой муслиновой рубашкой. Слава Богу, в этот раз на нем была рубашка. — Но это может подождать до завтра.

— Нет, давайте сюда ваши чертежи. — Элизабет протянула руку, упрямо глядя на свой письменный стол. О'Брайен вложил чертежи ей в руку, она расправила их перед собой. О'Брайен стоял у нее за спиной. Он не прикасался к Элизабет, но был так близко, что она чувствовала его дыхание, ощущала запах мыльной пены после недавнего бритья. Его волосы были еще влажны, видимо, перед визитом к ней он принял ванну. Он наклонился вперед и ткнул пальцем в чертеж.

— Серу и селитру нужно подвозить сюда. Тогда потребуется меньше рабочих, и они станут возить сырье в тачках, а не в вагонетках. Вагонетками же мы будем возить бочки из бондарной мастерской в упаковочный цех.

— Какая еще бондарная мастерская? — Элизабет обернулась к нему через плечо, сохраняя стоическое спокойствие.

— Об этом я тоже хотел с вами поговорить.

— У меня нет денег, чтобы держать на заводе бондаря. — Она полностью повернулась к нему на стуле.

— Понимаете, Лиз, я подсчитал, что мы тратим слишком много денег, покупая бочки в Уилмингтоне и перевозя их сюда. Мы должны найти бондаря, поселить его в коттедже и соорудить для него мастерскую.

— У нас нет свободных коттеджей.

— Надо построить.

— О'Брайен…

— Подумайте об этом, Лиз. — Он протестующе поднял руку. — Чем более независимым будет ваше производство, тем лучше для вас, если разразится война, которую вы предсказывали.

— Не знаю. — Элизабет снова взглянула на чертеж. Он был очень умело вычерчен, лучше, чем это могла бы сделать она сама. Кроме того, он был очень хорошо продуман. Она не могла не признать, что О'Брайен перевыполнял свои контрактные обязательства. Он не только руководил повседневной работой на заводе, но и пытался усовершенствовать процесс производства. Элизабет начала сворачивать чертеж.

— Мне пора идти, я изучу все это завтра.

— Постойте. Есть еще одно дело. — О'Брайен пересек комнату и положил перед ней еще один чертеж. — Вот. Так выглядел завод до взрывов. Темные линии обозначают очаги пожара. — Он повернул голову, и его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом. — Лиз, вы заметили, что здесь что-то не так?

Она удивленно взглянула на план завода.

— Но ведь в этих местах нечему было взрываться.

— Вот именно.

— Так что же случилось? — спросила Элизабет, не в силах оторвать взгляда от черных пятен на плане, обозначавших взрывы.

— Это я хотел спросил у вас… — В голосе О'Брайена ей послышались обвинительные нотки. Элизабет посмотрела на него.

— Не думаете ли вы, что я…

— Я не знаю, что там произошло, Лиз, но я собираюсь это выяснить.

Ее глаза снова уперлись в чертеж. Она старалась говорить без всякого выражения, потому что боялась сделать какую-нибудь глупость, например, расплакаться.

— Джессоп говорил, я не должна постоянно думать об этих взрывах. Какая разница, как все произошло. Некоторые вещи необъяснимы… — Элизабет умолкла.

— Объяснения есть всегда. Все зависит от того, как глубоко копать. Я видел однажды, как взорвались четыре телеги с порохом на узкой парижской улице. Говорили, что это необъяснимо. — Он поднял палец и подмигнул ей. — Но я все понял. Лошадь, впряженная в одну из телег, случайно высекла искру подковой о камни мостовой. От искры загорелся порох, который просыпался из бочонка на землю.

— Все взлетели на воздух? — со страхом спросила Элизабет.

— Прямо в рай или в ад, в зависимости от того, был это человек или лошадь.

Элизабет невольно улыбнулась. Что ж, хоть он и волокита, но в уме ему не откажешь.

— Я попрошу вас сообщать мне все, что удастся разузнать о смерти моего мужа, мистер О'Брайен.

Элизабет повернулась к нему спиной. Она знала, что он смотрит на нее. Комната вдруг показалась Элизабет слишком маленькой и темной. В открытое окно вместе с теплым ветерком доносились ночные звуки. Она слышала птичье чириканье и стрекотание сверчков.

— Послушайте, Лиз. Насчет той ночи… — Элизабет вздрогнула. Она не хотела говорить об этом ни с кем — ни с ним, ни даже с самой собой.

— Забудьте это, О'Брайен, просто забудьте. — Элизабет смело взглянула ему в лицо. Ей нечего бояться.

— Я бы с удовольствием, да не могу. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу ваше лицо. Вкус вашего поцелуя все время у меня на губах.

Сладкоречивый болтун! Он даже дотронулся до своих губ, произнося этот монолог. Возможно, та рыжая клюнула на это, но Элизабет так просто не возьмешь.

— О'Брайен, это была ошибка. — Она смотрела ему прямо в глаза, желая дать понять, что говорит всерьез. — Это случилось помимо моей воли. Мы с Джессопом собираемся объявить о нашей помолвке на приеме в последнюю субботу месяца.

— Вы выходите замуж за этого осла? Лиззи, он не сможет сделать вас счастливой. Ему это просто не дано.

— Кто вы такой, чтобы говорить о женском счастье? У вас, сэр, есть жена и дети, а вы якшаетесь с проститутками! — Элизабет повысила голос, и одна из собак встревоженно подняла голову.

О'Брайен собрался что-то сказать, но передумал. Элизабет была уверена, что ему нечем крыть.

— Я хочу, чтобы вы вызвали сюда свою семью, О'Брайен, — сказала она начальственным тоном, на какой была способна. — На этой должности мне нужен женатый человек. Если у вас нет денег, обратитесь к Ною. Я готова ссудить вас необходимой суммой. А сейчас, если вы не возражаете, мне надо запирать контору. Я могу опоздать на ужин.

О'Брайен смотрел на Элизабет, недоумевая, та ли это женщина, что целовалась с ним на крыльце его коттеджа несколько дней назад. Та Лиззи была способна вложить в один поцелуй больше тепла и страсти, чем он испытал за всю жизнь, полную многочисленных интрижек с потаскушками и чужими женами. Однако женщина, что стояла сейчас перед ним, была холодна, как февральский ветер. Она не моргнула глазом, когда он признался ей в своих подозрениях об убийстве ее мужа.

«Поверь, О'Брайен, — говорил он себе, проходя мимо Элизабет и ее собак, — миссис Элизабет Лоуренс — просто холодная бессердечная английская сучка. Что за чушь ты нес? „Стоит мне закрыть глаза, и я представляю ваше лицо“, — передразнил самого себя О'Брайен. Ты нарушил главное правило — никогда не говорить женщине, что ты к ней чувствуешь. Она только посмеется над тобой».

О'Брайен вышел на грунтовую дорогу. Он собирался после посещения конторы зайти в «Свиное ухо» и забрать Рыжую, но хозяйка отбила у него интерес к женщинам на этот вечер. Он шел к своему коттеджу, насвистывая старую ирландскую песенку. О'Брайен мечтал поскорее глотнуть виски и заснуть в одиночестве.

8

Элизабет улыбнулась, принимая поздравления худощавой женщины средних лет с вытянутым, как кроличья мордочка, лицом и копной неестественно светлых волос.

— Какая прекрасная пара, — проскрипела она. — Я уверена, что у вас будет много прекрасных сыновей.

— Кора Сэйбл, жена Мартина, — прошептал Джессоп на ухо Элизабет.

— Я вам так благодарна, Кора, — сказала Элизабет, чувствуя, что приветливая улыбка застыла у нее на лице. Женщина, похожая на кролика, прошествовала дальше. Элизабет нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Она ненавидела званые вечера, присутствовала на них в качестве гостьи или как хозяйка. Бесконечные пустые разговоры и сплетни. Единственное, что действительно ее занимало, — это стопка недописанных бумаг на ее письменном столе. Кроме того, ей было страшно неудобно.

Новые туфли на высоких каблуках натерли ноги. Корсаж нового розового шелкового платья в английском стиле был так туг, что Элизабет с трудом могла дышать. Начать с того, что само платье не вызывало у нее восторга. Розовому и красному Элизабет предпочитала все оттенки синего и зеленого цветов. Однако Джессоп заказал это платье специально по случаю помолвки. Ткань была доставлена прямо из Франции, а шилплатье портной — француз из Филадельфии. После того как на платье было потрачено столько денег, Элизабет не могла признаться Джессопу, что оно ей не нравится. Элизабет пыталась вызвать портного, чтобы он переделал его, но тот оказался занят. Поэтому нынче вечером Элизабет страдала в узком платье, а Джессоп любовался ее стройной талией.

Еще одна незнакомая пара приблизилась к Элизабет. Она кивала, улыбалась, посмеялась над шуткой, которую отпустил глава семейства, как и подобает настоящей хозяйке. Элизабет даже держала Джессопа за руку, с гордостью демонстрируя всем золотое кольцо с рубинами на безымянном пальце. Джессоп был одет по последней моде. На нем были панталоны, камзол и жилет из того же розового шелка, что и ее платье. Его чулки со стрелками были бледно-розового цвета, как и туфли на больших каблуках. Элизабет осталась к его наряду равнодушной. Ей казалось, что он выглядит, как розовый петух.

В непрерывной череде гостей наступил просвет, и Джессоп, наклонившись, коснулся губами ее щеки.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, дорогая. Такой красивой я тебя никогда не видел. В этом наряде ты мне нравишься гораздо больше, чем в той мешковине и рабочих ботинках, которые ты имеешь обыкновение носить в последнее время.

— Это что, комплимент?

Он рассмеялся. Она промолчала. Джессоп снова поцеловал ее.

— Я просто имел в виду, что не понимаю, почему ты предпочитаешь скрывать свою красоту под старой бесформенной одеждой.

— Сейчас очень жарко, Джессоп, в конторе просто невыносимо. — Она приподняла свои юбки. — Во всем этом очень душно.

— Сестре всегда удается выглядеть привлекательно несмотря на жару. — Джессоп заулыбался, заметив очередных поздравителей.

— На заводе очень грязно, Джессоп, — прошептала Элизабет, кивая приближающейся паре. — Мне не по душе пачкать хорошее платье угольной пылью.

— Джон, дорогая Агнес, приятно вас видеть снова. — Джессоп потянулся к дорогой Агнес, чтобы взять ее пухлую ручку. — Как ваша подагра? Я слышал, у вас был приступ на прошлой неделе.

Элизабет тихонько вздохнула. Она слушала вполуха их разговор о подагре Агнес и последней партии ужасно дорогих товаров, которые Джон недавно привез из Англии. Элизабет не понимала, что с ней происходит. Почему она ссорится с Джессопом, тем более в такой день? Он нравится ей, и они подходят друг другу. Они оба образованны, хорошо разбираются в бизнесе. Они прекрасно проведут вместе оставшуюся жизнь. О чем еще могла бы мечтать женщина, выходя замуж? Слово «любовь» пришло Элизабет на ум. Никогда раньше она не думала об этом. Любовь — это что-то нереальное. Ей место в сказках и романах. Все известные ей браки заключались без любви, не любовь служила залогом счастливого брака. Ее родители вовсе не любили друг друга, но жили счастливо вместе, пока мама не умерла. У них была куча детей, и они сумели удвоить свое состояние за двадцать пять лет совместной жизни. Оба были довольны.

Вопрос был в другом. Если ее родители не считали любовь обязательной для хорошего брака, предпочитая ей удобство и комфорт, должна ли Элизабет следовать их примеру? Она подумала о Сэмсоне и Нгози. Какой любящей парой они выглядели, как они счастливы, как сияло лицо Нгози каждый раз, когда Сэмсон подходил к ней! Элизабет сомневалась, что ее родители когда-либо испытывали такое. Она взглянула на Джессопа и тяжело вздохнула. Сможет ли он сделать ее счастливой? Ей захотелось снова все обдумать. Может, это просто предсвадебное волнение?

Элизабет взяла бокал вина, предложенный ей Джессопом. В зале было ужасно душно, хотя в распахнутые окна веяло вечерней прохладой. Элизабет едва дышала в туго зашнурованном корсете.

Она приняла поздравления еще нескольких гостей и осушила бокал игристого французского вина, которое Джессоп специально заказал по этому случаю. Вероятно, пить ей не следовало: занятая приготовлениями к вечеру, она ничего не ела с утра, и теперь голова ее кружилась. Джессоп наклонился к ее уху, указывая на стол, ломившийся от яств.

— Хлеб и ветчина почти кончились. О чем там думают твои кухарки? Уже десять минут здесь не было ни одной служанки.

— Я схожу посмотрю, в чем дело.

— Быть может, пойти мне, дорогая? — предложил он.

— Ничего, я сама, Джессоп. — Она отдала ему свой бокал. — Мне не повредит глоток свежего воздуха.

— Дай мне знать, если я понадоблюсь, — улыбнулся он ей. — Я могу и сам принести какой-нибудь поднос с кухни, лишь бы ты сегодня была всем довольна.

Элизабет приподняла юбки и стала пробираться к выходу, извиняясь и раскланиваясь с гостями, заполнившими гостиную. Джессоп так добр. Он действительно заботится о ней. Что это ей взбрели в голову глупости о любви? Элизабет не назвала бы свое чувство к Полу любовью, но у них был прекрасный брак. Как сильно ей не хватало его, когда он погиб! Пол Лоуренс был хорошим мужем, и Джессоп Лоуренс будет таким же.

Элизабет прошла через холл и вышла из дверей, направляясь к летней кухне. Ночной воздух был прохладен, ветерок приятно освежал, и ей захотелось подольше тут остаться, но, конечно, она не могла себе этого позволить. Ее долг — занимать с Джессопом гостей, как подобает хозяйке дома.

Элизабет услышала женский смех, еще не успев войти в кухню. Кухарка у стола раскатывала тесто. Смех доносился из задней комнаты, и Элизабет не видела, кто там смеется.

— Маргарет, нам нужен хлеб и ветчина для гостей.

Кухарка оглянулась, продолжая возиться с тестом.

— Это все девчонки, хозяйка, ничего не могу с ними поделать. Я сказала им, чтобы пошевеливались, но они только хлопают ресницами и щебечут, как птички.

Элизабет потерла виски. В кухне было еще жарче, чем в доме. Запах жареной утки, апельсинов и пекущихся тортов смешался в один крепкий аромат, от которого ее затошнило. «Не нужно было пить вино», — думала Элизабет, направляясь в заднюю комнату. Войдя, она замерла как вкопанная: теперь понятно, почему девушки отлынивают от работы. Разумеется, виновником был О'Брайен. Что ж тут удивительного? Управляющий весело уплетал со сковородки пирог с начинкой из яблок и слив, запивая сладким сидром.

При виде хозяйки служанки замолчали. Две из них схватили уже готовые подносы и с виноватым видом проскользнули мимо Элизабет к двери. Оставшиеся две девушки стали поспешно чистить персики. О'Брайен засунул в рот очередной кусок пирога.

— Добрый вечер, Лиз, пирог очень вкусный.

— Что вы здесь делаете?

Он одарил ее одной из своих неподражаемых улыбок.

— Мэг пригласила меня отведать кусочек пирога. — Он махнул рукой в сторону двери, за которой только что скрылись две служанки. — Знаете Мэг? Такая рыжая.

Рыжая Мэг была помолвлена с молодым человеком, который управлял конюшней завода Лоуренса.

— О'Брайен, сегодня я праздную свою помолвку. Эти девушки должны прислуживать гостям в особняке, а не обслуживать вас на кухне.

— Извините, что помешал. Просто очень пирога захотелось.

У Элизабет кружилась голова, она не в силах была препираться с О'Брайеном. Она отвернулась.

— Куда вы?

— На улицу. — Элизабет открыла неприметную заднюю дверь кухни, ведущую в огород. Там было почти темно, падал только тусклый свет из кухонных окон. Элизабет глубоко вдохнула свежий воздух, надеясь, что ей полегчает.

— Лиз? — При звуке голоса О'Брайена она повернулась, нетвердо держась на ногах. — С вами все в порядке?

— О да, не беспокойтесь, — ответила Элизабет слабым голосом.

Он приблизился к ней по выложенной кирпичом дорожке. На О'Брайене были простые черные панталоны из тонкой материи и муслиновая рубашка. После зрелища расфуфыренных, как петухи, гостей вид его простого наряда действовал на Элизабет почти так же освежающе, как вечерний воздух.

— Лиз?

— Все в порядке, правда. Я просто выпила вина, а корсет у меня слишком тугой. — Голос Элизабет дрожал, как будто она вот-вот заплачет. — Чертовы туфли натерли мне мозоли.

— Проклятые женские моды. — Он взял ее за руку и подвел к маленькой садовой скамейке. — Сядьте, пока вы не упали. Вы сегодня что-нибудь ели?

Она отрицательно покачала головой. Так приятно было просто посидеть. Элизабет дотронулась до лба, пытаясь припомнить.

— Не знаю. Пирожное ела утром. Днем пробовала ветчину.

Он нагнулся и нашел ее лодыжку в складках юбок.

— О'Брайен!

— Господи, это всего лишь стопа, Лиз. Я не покушаюсь на вашу добродетель, я просто хочу посмотреть, как сильно натерты ноги.

Элизабет собралась было запротестовать, но почувствовала такое облегчение, когда он снял с нее туфли, что только вздохнула.

— Так лучше? — Он стал растирать ей ноги.

— Намного, — снова вздохнула она. Ощущение было восхитительное. О'Брайен массировал каждый палец.

— У вас кровь на чулках, разрешите, я их сниму?

— Нет, — выдавила Элизабет. Массаж О'Брайена действовал потрясающе. Когда он стал растирать вторую стопу, она застонала.

— Нужно было надеть ботинки, они никогда не трут.

— Конечно. — Элизабет с наслаждением откинулась на спинку скамьи. — Ботинки очень подходят к розовому шелку и французским оборкам.

О'Брайен окинул ее взглядом, и выражение его лица выдало, какое впечатление у него осталось от платья.

— Правда, ужасно?

— Это не ваш цвет. — Он качнул головой. — Вы выглядите не как цветущая, а как увядшая роза.

Элизабет рассмеялась. Вот и славно, что напряжение, копившееся весь день, немного спало. О'Брайен раздражал ее, но с ним ей было на удивление легко. Возможно, она привыкла к нему за то время, что они провели вместе в конторе и на заводе. И дело не в одном только О'Брайене. Печальная правда заключалась в том, что ей вообще было легче общаться с простыми людьми, рабочими, нежели представителями ее собственного круга. Чем дольше Элизабет работала на заводе, тем очевиднее это для нее становилось.

— Хотите, я принесу вам поесть? — спросил О'Брайен, отпуская ее ногу. — Я знаю, где раздобыть большой кусок пирога.

Она рассмеялась.

— Нет, не сейчас. Я перекушу, когда вернусь в особняк.

— А где же ваши спутники? — спросил О'Брайен, усаживаясь рядом с ней на скамейку. Элизабет удивленно посмотрела на него. — Я имею в виду собак.

— А, они наверху, заперты в спальне. — Она улыбнулась. — Собакам нравится таскать куски со стола. Поэтому их не пригласили на вечер.

— Не знаю почему, но мне кажется, что они ведут себя не хуже многих ваших гостей.

Элизабет засмеялась. О'Брайен оскорбил друзей Джессопа, но его слова были забавны и, к сожалению, близки к истине. Она прижала ладонь к губам, не в силах сдержать смех.

— Что я тут делаю босиком? Мне нужно вернуться к гостям.

— Нет, необязательно.

— Я должна. Джессоп будет меня искать и гости…

— Вам нравится прием?

Элизабет взглянула на О'Брайена. Когда он научился так хорошо понимать ее? Как успели их отношения зайти так далеко? Он смотрел на нее, ожидая ответа.

— Нет, — сказала Элизабет, нахмурившись.

— Почему же?

— А это уж не ваше дело, — отрезала она, надевая одну туфлю.

— Я думал, что женщина должна быть счастлива на приеме по случаю своей помолвки.

Она потянулась ногой ко второй туфле, которая лежала чуть поодаль.

— А я думаю, что женатому мужчине не годится сидеть у меня на кухне и флиртовать с моими служанками, отвлекая от их прямых обязанностей.

— Я не флиртовал. Просто ел пирог. — Он подтолкнул к ней ее туфлю носком ботинка.

— Вы флиртовали. Вы флиртуете со всеми женщинами. Вчера я видела вас с миссис Моррис. Она смеялась, как девчонка на своем первом празднике. Но Боже мой, О'Брайен, она годится вам в бабки. Признайтесь, вы флиртуете со всеми встречными женщинами, молодыми и старыми, красивыми и безобразными. — Элизабет осторожно встала на неустойчивых каблуках.

О'Брайен тоже поднялся, глядя ей в лицо.

— С вами я не флиртовал. — По его тону Элизабет не поняла, что он хочет сказать. Может, он подтрунивает над ней?

Элизабет покачнулась в своих слишком тесных туфлях и оперлась рукой о его грудь, чтоб не упасть. Их взгляды встретились. Элизабет успела подумать: «Черт, я снова совершила ошибку, которую поклялась никогда не повторять». Ей так хотелось поцеловать его! Ее пальцы скользнули по твердым, как камень, мышцам его груди. Полузакрыв глаза, Элизабет потянулась к О'Брайену, обессиленная колдовскими чарами его зеленых глаз и чувственного рта. Пусть он не нравился ей, но она не могла отрицать, что испытывает к О'Брайену влечение. Прежде чем их губы встретились, она взяла его руку и положила себе на грудь. Однако О'Брайен не стал целовать ее в губы.

— Лиз, — прошептал он. Его губы коснулись кончика ее носа, ямочки на подбородке. Он поцеловал ее в пульсирующую жилку на шее, и возбуждение судорогой пробежало по всему ее телу. Ладонь О'Брайена лежала у нее на груди, его пальцы поглаживали набухший сосок. Шелк ее платья только усиливал приятное ощущение.

— Я не должна этого делать, — прошептала Элизабет, но ее рука уже обвила его шею, ее тело плотно прижалось к мощному торсу О'Брайена.

— Поцелуй меня, — шептала она. — Поцелуй меня, О'Брайен.

Губы их встретились, но в его поцелуе не было ничего деликатного. Его язык настойчиво проник между ее губ. Никто никогда раньше не целовал Элизабет так. Ни Джессоп, ни Пол, ни ее немногочисленные поклонники в Англии. Поцелуй О'Брайена был властным, требовавшим ответного порыва. Элизабет почувствовала, что готова вся отдаться его страсти. Она потеряла способность думать, сомневаться. У О'Брайена были сильные руки и требовательные губы, дающие ему над ней такую власть, что ей казалось почти естественным обниматься с ним посреди огорода, позабыв обо всем на свете.

— Элизабет! Элизабет! — Голос Джессопа подействовал на нее как ведро ледяной воды. Она отступила на шаг от О'Брайена, и он так резко отпустил ее, что она чуть не упала в своих узких туфлях.

— Элизабет! Где ты, черт возьми? Элизабет провела по губам тыльной стороной ладони, будто стараясь стереть следы его поцелуя.

— Здесь, Джессоп. — Ее голос звучал на удивление уверенно.

О'Брайен молча стоял и смотрел на нее, тяжело дыша. Элизабет пыталась справиться со своим дыханием, когда Джессоп вышел из кухонной двери.

— Что ты здесь делаешь?

Она положила руку на грудь, надеясь унять сердцебиение. Какая глупость, безумие! Ее чуть не поймали!

— Я вышла, чтобы глотнуть свежего воздуха, потому что мне стало дурно.

Джессоп прошел мимо О'Брайена, схватил ее за руку и потянул с такой силой, что О'Брайен поморщился.

— А этот откуда взялся? — спросил Джессоп. О'Брайен смотрел на него так, будто был готов броситься в драку в любую минуту. — Это просто неприлично, Элизабет, — продолжал Джессоп. — Я неоднократно предупреждал тебя. Что могут подумать люди, если узнают, что ты была здесь наедине с этим ирландцем? — Последнее слово он произнес с явным отвращением.

— Они подумают, что я пошла подышать свежим воздухом, а мой управляющий был настолько любезен, что решил поинтересоваться моим самочувствием, — ответила она резко, раздраженная нападками Джессопа. Выходит, ему совершенно наплевать на нее, его волнует только то, что подумают люди! Это разозлило Элизабет. А если бы он узнал, что она целовалась с О'Брайеном? Стал бы он ревновать или просто испугался бы, что об этом пронюхают посторонние? Эта мысль встревожила Элизабет.

— Тебе лучше вернуться в дом, — резко сказал Джессоп, снова дергая ее за руку. — А вам, — обратился он к О'Брайену, — вообще нечего делать рядом с особняком в такое позднее время, ваше место на Рабочем Холме.

Элизабет очень не понравилось выражение лица О'Брайена. Он явно собирался затеять драку. «Только не здесь», — подумала она.

— Джессоп прав, О'Брайен, вам лучше вернуться к себе. Спасибо за помощь.

— Вам не следует позволять ему так с вами разговаривать, — возмущенно произнес О'Брайен. — Мужчина не должен так разговаривать с женщиной.

— Не беспокойтесь обо мне. Идите. — Она знала, что у О'Брайена горячая голова, и боялась, что он ударит Джессопа, а тот позовет шерифа. Управляющий был нужен Элизабет на заводе, а не в тюрьме. — Идите, — повторила она.

О'Брайен помедлил и скрылся в темноте. Элизабет вырвала руку из крепкой хватки Джессопа.

— Не знаю, что на тебя находит в последнее время, но порой мне кажется, что я совсем тебя не люблю. — Элизабет взглянула ему в глаза. — Надеюсь, что я ошибаюсь.

Его лицо внезапно смягчилось.

— Что ты, Лиз, не говори так. Ты для меня — все.

— Я не хочу, чтобы ты так ко мне прикасался.

— Как?

— Ты сильно дернул меня за руку, Джессоп. Слишком сильно.

— Я не хотел, честное слово, не хотел. Я беспокоился о тебе, боялся, не заболела ли ты. А ты оказалась здесь с ним. Тебе надо быть осторожнее с О'Брайеном, о нем ходят неприятные слухи.

Возможно, верные, подумала Элизабет.

— Жаль, что я тебя расстроила. Но я повторяю, Джессоп, я не потерплю грубого обращения ни от кого.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она ловко увернулась, и вместо губ поцелуй пришелся на щеку.

— Прости, — прошептал Джессоп. — Я исправлюсь, клянусь. Теперь уже больше нельзя откладывать свадьбу. Я не могу без тебя, Лиз.

— Давай вернемся к гостям. — Элизабет обогнала Джессопа, и он поспешил за ней. Голова ее прояснилась, и головокружения как не бывало. У нее осталось только чувство вины, и — где-то глубоко внутри — трепетная дрожь неутоленной страсти.

9

Элизабет перегнулась через перила, пытаясь получше рассмотреть огромное водяное колесо. Речная вода с ревом обрушивалась на колесо, заставляя его вращаться, а оно приводило в движение жернова на мельнице. Жернова же превращали в пыль серу и уголь, необходимые для производства пороха.

— Он не ударил меня, — говорила Элизабет О'Брайену. Она не хотела, чтобы он втягивал ее в этот разговор. Водяные брызги намочили ее платье, но Элизабет не обращала внимания. Никто на заводе ее не осудит, а Джессоп уехал в Уилмингтон и до завтра не вернется. Клер, которая перебралась к Элизабет на время отсутствия Джессопа, спала, с ней это часто случалось в жаркие дни.

— Не знаю, ударил ли он вас, — отвечал О'Брайен. Он стоял совсем рядом с ней, его локоть касался ее руки. — Мужчина, который так грубо дергает женщину за руку, не остановится перед тем, чтобы ее ударить.

— Вы не правы. — Элизабет повернулась и стала подниматься по склону холма, придерживая юбки. Ее гончие бегали вокруг них. — Он просто волновался за меня. Потом он извинился и поклялся, что такое больше не повторится.

— Не сомневаюсь, что так оно и было, — покачал головой О'Брайен. — Я видал подобное и раньше, Лиз, дома, в Ирландии. Сначала муж всего лишь немножко грубоват. А потом появляются кровоподтеки и переломы.

Она взглянула на него искоса из-под широких полей своей шляпы. Ключи, которые Элизабет носила на поясе, позвякивали в такт шагам. Она старалась идти в ногу с О'Брайеном.

— Это совершенно бессмысленный разговор. Джессоп никогда не причинит мне боли. Кроме того, это мое личное дело. Мы же договорились, что вы не будете вмешиваться в мои личные дела, а я постараюсь не влезать в ваши, — добавила она язвительно.

— Я просто не хочу, чтобы вы пострадали, Лиз. Если он дотронется до вас хоть пальцем, то, клянусь Богородицей, я заставлю его пожалеть об этом.

Элизабет тревожно оглянулась, опасаясь, что кто-нибудь из рабочих может случайно подслушать их, проходя мимо. О'Брайен разговаривал с ней чересчур интимно. После того, что произошло во время праздника по случаю помолвки, их отношения стали слишком личными. Это начинало ей мешать.

— Расскажите мне, что вы узнали о прошлогоднем взрыве. — Элизабет переменила тему. — Что-нибудь прояснилось?

— Вы соорудили новые здания, восстановили старые, прошло много времени, поэтому мне приходится полагаться лишь на то, что могут рассказать рабочие. Но все говорят по-разному. Одни помнят два взрыва, другие только один, очень сильный. Одни говорят, что первый взрыв прогремел на мельнице, а другие утверждают, что в упаковочном цехе. И у каждого есть свое мнение, почему произошли взрывы, и даже доказательства в пользу своей версии. Такова уж природа людей. — О'Брайен пожал плечами.

— Я рассказала вам то, что знала сама. Боюсь, правда, от меня мало толку. Была такая неразбериха, я даже не заметила, когда Пол ушел из нашей спальни. — Она прикусила нижнюю губу. — Я так и не смогла понять, что он делал в упаковочном цехе. Джессоп предположил, что просеивал порох перед упаковкой и отправкой на склад. Нужно было отгружать партию, а они не успевали закончить. От цеха ничего не осталось, его целиком отстроили заново.

— Черт, жаль, что я не видел цеха сразу после взрыва. Порох всегда оставляет следы. — Он подергал свою тугую косичку. — Хотелось бы знать, сколько там было отдельных взрывов. Вы уверены, что от упаковочного цеха не осталось никаких следов?

— Боюсь, никаких. — Тут Элизабет вспомнила про ботинок. Какой мрачный сувенир, подумала она. О'Брайен, вероятно, ее не поймет, но, возможно, это поможет расследованию? Она взглянула на него. — Постойте, есть одна вещь.

— Что? — спросил О'Брайен, открывая перед ней дверь конторы.

— Добрый день, Ной, — кивнула она клерку.

— Добрый день, хозяйка, — поклонился тот. — Мисс Клер сказала, что приготовила для вас напитки на веранде. Она уже давно вас ждет, мэм.

Элизабет вздохнула. Ее золовка, оказывается, не спит. У нее совсем мало времени, но на Клер придется выкроить. Судя по всему, заболевание Клер обостряется, когда она чувствует себя одинокой.

— Проходите в кабинет, я покажу вам, что у меня есть, — тихо сказала Элизабет О'Брайену. — Потом мне придется пойти в дом.

В кабинете она попросила его закрыть дверь. Он повиновался. За дверью остались собаки, одна из которых сразу стала скулить и скрестись, но О'Брайен не обратил на это внимания. Элизабет сняла шляпу. Ей будет очень тяжело показывать постороннему содержимое своего сундучка. Но Элизабет хотела знать, что произошло с Полом и как в дальнейшем избежать подобных трагедий.

— Эта вещь в сундучке под столом. Я не сказала Джессопу, что оставила это у себя. Он бы не понял.

О'Брайен выглядел смущенным. Он не произнес ни слова, пока вынимал сундучок из-под стола.

Элизабет была благодарна ему за это молчание. Когда он открыл крышку, на Элизабет пахнуло едким запахом пороха, и на мгновение ей почудились раскаты взрывов: прежний страх охватил ее.

— Ботинок? — О'Брайен достал его из сундучка.

Она кивнула и с трудом произнесла.

— Это… ботинок моего мужа.

О'Брайен медленно поднялся с колен, поворачивая ботинок в руках.

— Не хочу огорчать вас еще больше, но… Лиз, мне говорили, что его тело… — Он вздохнул.

— От него ничего не осталось, — продолжила Элизабет его фразу. — Нашли всего несколько обрывков одежды. Этот ботинок я отыскала значительно позже в лесу, в доброй сотне ярдов от упаковочного цеха.

О'Брайен тщательно изучал подошву ботинка, потом выругался.

— Что там? — спросила Элизабет. — Вы что-то обнаружили?

— Замечаете что-нибудь необычное? — О'Брайен повернул ботинок подошвой к ней, чтобы ей было лучше видно. Голос его стал резким. Элизабет подошла поближе.

— Нет. Тогда он был новый. Пол специально заказал ботинки в Филадельфии, чтобы ходить в них на завод.

— Вот именно.

— Я не понимаю. — Элизабет недоуменно смотрела в красивое лицо О'Брайена.

— Видите это? — Он постучал пальцем по подошве.

Сначала Элизабет ничего не рассмотрела, но потом увидела на подошве блик солнца.

— Гвоздь? На заводе запрещены ботинки, подбитые гвоздями, они высекают искры.

— Почему вы не заметили этого раньше?

— Почему я не заметила этот маленький гвоздик? — спросила Элизабет раздраженно. — Вы понимаете, что говорите? Мой муж умер, его разорвало на кусочки. А вы спрашиваете, почему я не заметила какой-то гвоздик на его подошве!

— Всякий, кто когда-либо имел дело с порохом, заметил бы его сразу.

— Тогда у меня не было никакого опыта! — закричала Элизабет и всплеснула руками. — К тому времени я провела здесь всего несколько недель!

— Откуда он взялся, Лиз?

— Откуда мне знать, может, Пол сам его вбил.

— Человек, который специально заказывает ботинки в Филадельфии, чтобы в них не было металла, не станет забивать гвоздь в подошву.

— Неужели взрыв произошел по вине Пола? — пробормотала она. — Из-за какого-то паршивого гвоздика.

— Этот ботинок вполне мог стать причиной взрыва. Вопрос лишь в том, кто за это в ответе — ваш муж или кто-то другой.

Элизабет подняла глаза. О'Брайен стоял всего в двух шагах от нее и ждал ответа.

— Вы, кажется, намекаете, что я могла иметь к этому отношение?

— В этом разница между мужчинами и женщинами. Женщины намекают и ищут скрытый смысл в словах. Мужчины говорят прямо. — О'Брайен бросил ботинок обратно в сундучок. — Я не знаю, кто это сделал, но постараюсь выяснить.

Элизабет направилась к столу, чтобы закрыть сундучок, пытаясь сообразить, кто мог злоумышлять против Пола. У него не было врагов. На заводе его все любили. Она задвинула сундучок назад под стол.

— А вдруг Пол случайно наступил где-нибудь на гвоздь, а тот вонзился в подошву?

— Только не этот гвоздь. Вы видели, как он сидит? Его вбили нарочно.

Элизабет присела на угол стола. За дверью жалобно скулила Лэйси.

— Мне нечего сказать, О'Брайен. Я потрясена. Я никогда не думала, что кто-то устроил взрыв; мне просто хотелось убедиться, что такое не повторится. Вы действительно уверены, что Пола убили?

— Не знаю.

Элизабет проводила его взглядом, пока он шел к окну.

— Я этого не делала, — сказала она после долгой паузы.

— Я и не говорил, что это вы. — О'Брайен облокотился о подоконник.

— Но вы так подумали. Я получила наследство. Мне достался завод, земля и немного денег.

— У вас также очень быстро появился новый жених.

— Не предполагаете же вы, что между мной и Джессопом что-то было до того, как Пол умер? — Элизабет покраснела и отошла от стола.

О'Брайен посмотрел на нее через плечо.

— Нельзя порицать человека за то, что он рассматривает любые возможности. Случались и более странные вещи, Лиз.

— Сукин сын! — Она подошла к О'Брайену и ткнула его в грудь кулачком. — Я никогда не изменяла мужу. Это не в моих правилах! Не все люди ведут себя, как вы, О'Брайен. У некоторых есть нравственные принципы.

— Отлично. Значит, вы привязались друг к другу после смерти Пола. Но скажите мне, вы его любили?

— Кого?

— Вашего мужа, конечно. Вы его любили? — Он смотрел в окно, а не на нее, и Элизабет легко могла бы солгать ему.

— Нет, — сказала она тихо. Ее злило, что он задавал подобные вопросы. Еще больше она злилась на самое себя, потому что вынуждена была говорить О'Брайену правду. — Но я могла бы со временем полюбить его, — добавила Элизабет. — Мы так недолго были вместе.

О'Брайен отошел от окна.

— Простите, я не хотел допытываться. Меня не касается, кого вы любите, а кого нет. Но как управляющий заводом я должен знать, что произошло той ночью. Если это был несчастный случай, я должен суметь предотвратить очередное несчастье. Если здесь поработал какой-то безумец, я должен знать, кто.

— Значит, вы просто выполняете свои обязанности? — спросила Элизабет, едва сдерживая гнев. — Опрашиваете подозреваемых?

— Почему вы стараетесь превратить любой наш разговор в спор? — О'Брайен подошел к ней, его лицо было в нескольких дюймах от лица Элизабет. — Я вас ни в чем не обвинял, я просто думал вслух. Я был бы плохим управляющим, если бы не обдумывал все возможные варианты. Не стоит делать из мухи слона, Лиз.

Элизабет отвернулась к двери, смущенная его близостью. Запах его волос, его кожи отвлекал ее. Он развел руками.

— Почему вы от меня убегаете, будто боитесь, что я вас укушу?

Элизабет прижалась спиной к двери. До нее доносилось тревожное поскуливание собак с той стороны. О'Брайен подошел к ней еще на шаг.

— Послушайте, Лиз, то, что произошло вчера…

— Было ошибкой.

— Ага. — О'Брайен посмотрел ей в глаза.

— Давайте внесем ясность, мистер О'Брайен. Я — хозяйка завода, а вы — мой служащий. Между нами не должно быть никаких личных отношений. Это может плохо сказаться на нашем деле.

— Никаких возражений с моей стороны. Я поцеловал вас только потому, что вы этого ждали. Вы частенько меня раздражаете, но вы прекрасно целуетесь. Нельзя винить человека, если он берет то, что ему предлагают.

Боже правый, да он, можно сказать, назвал ее шлюхой. Но вот беда, Элизабет знала, что он говорит правду. Вчера в саду она вела себя бесстыдно. Она — взрослая женщина и должна уметь сдерживать свои порывы. Она отступила от двери.

— Давайте прекратим этот разговор, — прошептала Элизабет, — пока кто-нибудь из нас не наговорил такого, о чем впоследствии пожалеет.

— Отлично, — пожал плечами О'Брайен. — Держитесь от меня подальше, и я обещаю поступать так же. Я возвращаюсь на завод.

Он открыл дверь, и в комнату с лаем ворвались собаки, чуть не сбив О'Брайена с ног.

Элизабет подождала, пока он уйдет, напялила шляпу и тоже вышла из кабинета.

— Пойду проведаю Клер и скоро вернусь. Ной кивнул, стараясь не поднимать головы от счетов.

Некоторое время спустя Элизабет сидела на террасе второго этажа своего дома. Отсюда сквозь густую листву тополей, дубов и платанов ей была видна река и шиферная крыша одного из цехов. Сладкий запах дикой жимолости наполнял воздух. Элизабет взяла стакан ледяного фруктового коктейля, который приготовила для нее Клер. Она улыбнулась своей золовке.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня. Мне нравится твое платье.

Клер расправила складки желто-зеленого свободного платья.

— Братцу оно не нравится. Он говорит, что в нем я похожа на канарейку. — Она захихикала. — Я ношу его, когда Джессопа нет. — Клер указала на серебряную тарелочку, стоящую на чайном столике.

— Попробуй торт с корицей. Кухарка испекла его сегодня и позволила мне нарезать.

Элизабет вовсе не хотелось сладкого. Но Клер так просила, что она не нашла в себе сил отказаться и попробовала кусочек.

— О-оо!.. — с восхищением произнесла она.

— Я же говорила, что вкусно, — Клер тоже взяла немного, откусила и стала рассматривать свой кусок. — Братец сказал, что ты выходишь за него замуж. У вас был вечер, и вы всем объявили об этом. Значит, вам придется пожениться.

— Да, мы поженимся. — Элизабет без аппетита ела торт. — Следующей весной. Но мы не обязаны пожениться. Мы женимся, потому что хотим этого. Тебе это не очень нравится, Клер?

Клер задумчиво жевала.

— Ты рассердишься, если я скажу правду?

— Нет, не рассержусь.

— Братец сердится, если я говорю то, что думаю, а он думает иначе.

Элизабет отправила в рот последние крошки и склонилась к Клер.

— Ты же знаешь, что я никогда не сержусь на тебя, Клер. Ты стала моим первым другом, когда я приехала в колонии.

Клер крошила торт, не обращая внимания на то, что крошки падают ей на юбку.

— Ты не должна выходить за него замуж. Не должна.

— Почему ты так говоришь? Ты переедешь ко мне в дом вместе с Джессопом. Это будет замечательно, Клер. Мы будем как сестры.

Клер продолжала лихорадочно крошить свой торт.

— Я ненавижу его! — закричала она вдруг яростно.

— Да нет же, ты любишь Джессопа, Клер. — Элизабет попыталась взять ее за руку, но та отстранилась. — Ты не можешь ненавидеть его, дорогая. Джессоп — твой брат. Он заботится о тебе.

Клер замотала головой, раскачиваясь на стуле.

— Ему не нравится, когда я озорничаю. Если ты станешь себя плохо вести, ему это тоже не понравится. Он может причинить тебе боль.

— Джессоп никогда не причинит мне вреда. — Элизабет подалась вперед на своем стуле. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Клер.

— Мне кажется, ты должна выйти замуж за мистера О'Брайена, — сказала Клер совсем другим тоном. Она улыбнулась и перестала раскачиваться на стуле.

— За мистера О'Брайена! — засмеялась Элизабет.

Клер радостно закивала.

— Ты ему нравишься. Он любит твой голос. — Она поморщила носик. — Но он ненавидит твоих собак. Он говорит, что поджарит Лэйси и съест ее.

Элизабет отпила из своего бокала. Клер любила придумывать истории.

— Откуда ты набралась этой чепухи?

— Он сказал мне.

Элизабет чуть не поперхнулась остатками своего коктейля.

— Клер! Ты не должна бывать на заводе, где столько мужчин. Мы уже говорили с тобой об этом.

— Я не снимала одежду. И я видела его не на заводе. Значит, я не озорничала. — Она аккуратно сложила руки на коленях, усыпанных крошками. — Я встретила его в таверне, в «Свином ухе».

— В таверне! — Элизабет со стуком поставила бокал на стол. — Там тебе тоже не место! Господи, Клер, это еще хуже! Ты не представляешь, какие люди ходят в такие места!

— Вот и мистер О'Брайен так считает. Он отвел меня обратно домой. Тогда он и сказал мне, что ты красивая.

Элизабет вовсе не была уверена, что ей понравилось известие о ночных прогулках Клер и О'Брайена, особенно принимая во внимание его репутацию.

— Вы с мистером О'Брайеном были одни?

— Нет. С нами была милая леди с рыжими волосами. Она подает пиво в таверне, когда ее просят. Мне понравилось пиво. Мистер О'Брайен дал мне попробовать глоточек из своей кружки, прежде чем отвести меня домой.

Прекрасно, подумала Элизабет. О'Брайен со своей шлюшкой провожают Клер домой. Если бы Джессоп узнал, он лопнул бы от злости.

— Послушай, Клер, тебе не стоит ходить по ночам с мужчинами. Это не пристало молодой леди. И ты не должна обсуждать меня с моим управляющим.

— Он не обсуждал тебя, — улыбнулась Клер. — У него прекрасные манеры. Это я начала разговор. Я спросила, считает ли он тебя красивой, и он сказал — да. Такой же красивой, как и я.

Элизабет застонала. Ей придется поговорить с О'Брайеном о Клер. Это неправильно, он не должен вести с Клер подобные разговоры. И конечно, не должен гулять с ней среди ночи. Элизабет поднялась.

— Я поговорю с мистером О'Брайеном. А ты, милочка, держись подальше от таверны, понятно?

— Я постараюсь больше не озорничать. — Она подняла голову. — Но тебе действительно лучше бы выйти замуж за мистера О'Брайена.

Клер вернулась к собиранию крошек со своей юбки, а Элизабет еще несколько мгновений помедлила в дверях, наблюдая за ней. Состояние Клер постепенно ухудшалось. Раньше ее манией была чистоплотность: она иногда мылась и меняла одежду по нескольку раз на дню. Теперь она стала убегать. Элизабет не могла понять, как Клер удалось выскользнуть из дома и добраться до таверны не замеченной Джессопом. Она собиралась поговорить с ним об этом. Джессопу придется стать еще внимательнее к Клер.

— Спасибо за коктейль, Клер. Сейчас я должна вернуться к работе, увидимся чуть позже. Посиди на веранде, здесь прохладно. Хорошо?

Клер кивнула, не прекращая собирать крошки. Вздохнув, Элизабет стала спускаться по лестнице. В кабинете ее ждала кипа неразобранных бумаг. Ей нужно было договориться о поставке серы из Италии, и она надеялась, что груз придет раньше, чем кончатся запасы на заводе. Нужно было также оплатить кое-какие счета. Но голова Элизабет была полна посторонними мыслями, и она сомневалась, что ей удастся сосредоточиться. Она волновалась за Клер. Пора было начать готовиться к свадьбе с Джессопом. И еще был мистер О'Брайен со своими обвинениями. Он так разозлил ее! Почему же вечером, как только Элизабет очутилась в постели и закрыла глаза, она сразу вспомнила его улыбку?

10

Около восьми часов после легкого обеда с Клер Элизабет решила вернуться в контору. Ей нужно было закончить письмо к одному бондарю из Филадельфии. Чем больше она думала о предложении О'Брайена, тем больше убеждалась в его правоте, черт бы его побрал. Завод Лоуренса должен стать совершенно независимым от внешнего мира. Всякий раз, приезжая из Филадельфии, Джессоп привозил новости о все разраставшемся конфликте между Англией и ее американскими колониями. Первый Континентальный Конгресс должен был состояться в Филадельфии в сентябре. Целью этого совещания, на котором собирались присутствовать представители всех колоний, кроме Джорджии, было отстоять права колоний и восстановить мир и доверие между колониями и метрополией. Джессоп утверждал, что все это показуха. Никто не отважится бросить вызов самой могущественной державе мира. Элизабет была с ним не согласна. Закрытие Бостонской бухты, принятие и отмена непомерных налогов, даже бостонская резня, случившаяся за несколько лет до того, — все указывало на то, что американские колонии просто вынуждены будут объявить о своей независимости.

Элизабет хорошо понимала, что тогда начнется война и заводу Лоуренса придется перейти на самообеспечение, чтобы выжить. Ежемесячно растут налоги; а если закроется Филадельфийская бухта, пусть даже временно, производство остановится. Хорошенько все обдумав, Элизабет поручила Джонни Беннету заложить фундамент нового коттеджа. Возможно, к середине сентября у них на заводе появится свой бондарь.

Подойдя к конторе, Элизабет прошла внутрь, пропустив Лэйси вперед, и заперла за собой дверь.

Джессоп не одобрял ее привычку работать по ночам. Он говорил, что вечером находиться в конторе одной небезопасно. Да и кто может ей угрожать? Но дверь на запоре, и Лэйси охраняет ее.

Ботинки Элизабет глухо стучали по деревянному полу, когда она направилась к своему кабинету. Она поставила лампу на стол и села. Лэйси растянулась на полу у ее ног, положив голову на лапы. Элизабет почесала собаку за ухом, приговаривая:

— Лэйси, хорошая собака, хорошая… — Гончая довольно поскуливала.

— Я не позволю злому мистеру О'Брайену зажарить и съесть тебя, — Элизабет похлопала собаку по голове и отвернулась, посмеиваясь. Надо же сморозить такую глупость! Съесть собаку! Это очень похоже на него: сплошная болтовня и позерство.

Она взяла перо и принялась за письмо. Присыпав его песком, Элизабет подождала, пока высохнут чернила, запечатала письмо и положила в ящик для писем. Потом стала просматривать почту, на которую у нее не хватало времени всю неделю. Часы на полке у нее за спиной пробили половину девятого, потом девять, затем половину десятого. Элизабет начало клонить ко сну. Она знала, что ей пора вернуться в дом, проверить, там ли Клер, и лечь спать. Но в конторе было так уютно.

Она положила голову на скрещенные руки и закрыла глаза. Она только чуть-чуть отдохнет и вернется в дом.

Грохот взрыва и звон разлетевшегося вдребезги оконного стекла вырвали Элизабет из глубокого сна. Какое-то мгновение она не могла понять, что происходит. Куски штукатурки с потолка и тонкая пыль усеяли кровать. Стены спальни содрогнулись от еще одного, менее сильного взрыва, и большой портрет, украшавший одну из них, с грохотом упал на пол.

Только не взрыв, взмолилась Элизабет, и села в постели. Вся комната была освещена оранжевым заревом бушевавшего снаружи пламени. Это произошло снова. Господи, снова! Она машинально пошарила рукой в кровати рядом с собой. Пол умер, конечно, она это знает. Кого же она ищет?

Шум пожара за окном оглушил ее. В этом гуле Элизабет могла расслышать крики людей и грохот обрушивающихся стен. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Элизабет зажмурила глаза и закрыла уши руками, пытаясь отгородиться от этого ужаса. Рот ее открылся, и она услышала собственный крик: «О'Брайен! О'Брайен, где ты?»

Вздрогнув, Элизабет проснулась. Сердце ее бешено колотилось. Она подняла голову и увидела встревоженные глаза Лэйси. Собака тявкнула и ткнулась мокрым носом в руку хозяйки.

— Все в порядке, — сказала Элизабет. — Это просто сон. Обыкновенный кошмар. — Она почувствовала себя очень глупо.

Но сон был такой реальный, так похож на то, что произошло в действительности. Только конец сна какой-то странный. Год назад она подбежала к окну и выглянула, а во сне не могла пошевелиться от ужаса. Во сне она звала на помощь… О'Брайена.

Почему О'Брайена? Элизабет даже стыдно стало. Почему она не звала Пола или Джессопа? Это напугало ее. Элизабет подозревала, что сон ее не случаен, но не хотела об этом задумываться.

Она встала, не очень твердо держась на ногах. Пора в постель. Взяв лампу, она направилась к двери, но неожиданно остановилась как вкопанная. Сон был таким точным, таким реальным… Он напомнил Элизабет слова О'Брайена. Никто не мог сказать точно, сколько было взрывов. Она вспомнила теперь вполне отчетливо: их было всего два. Слабый последовал через несколько секунд после сильного. Склад взорвался уже позже, подожженный искрами пожара. Элизабет должна рассказать об этом О'Брайену. Возможно, это поможет ему понять, как все произошло. Элизабет позвала собаку:

— Пойдем, Лэйси, пойдем, девочка!

Она собиралась немедленно найти О'Брайена и рассказать ему обо всем, пусть даже для этого ей придется вытащить его из-под бока рыжей потаскушки. Чтобы узнать правду о смерти мужа, она была готова пожертвовать удовольствием О'Брайена. Элизабет задула лампу, оставила ее на столе Ноя и вышла, сопровождаемая собакой. Неполная луна освещала ей дорогу до Рабочего Холма. В коттедже управляющего ни в одном окне не было света. Элизабет постучала в дверь. Лэйси села рядом с ней на крыльцо, внимательно следя за дверью.

Никто не отвечал. Элизабет постучала снова, на этот раз громче. Она не опасалась разбудить О'Брайена. Рев пожара еще звучал в ее ушах, она спешила поделиться своим воспоминанием, пока оно не потускнело.

— Хозяйка? — Голос из темноты заставил Элизабет вздрогнуть.

— Да? — Она обернулась. Перед ней стояли Сэмсон и Нгози.

— Добрый вечер, хозяйка, — сказала Нгози своим мелодичным голосом и присела в реверансе.

— Добрый вечер, Нгози, — кивнула Элизабет в ответ.

— Вы ищете мистера О'Брайена? — спросил Сэмсон. Рядом со своей миниатюрной женой он выглядел настоящим великаном.

— Да, мне надо поговорить с ним об одном важном деле, но его нет дома. Сэмсон, ты не знаешь, где он может быть?

— Наверное, пошел в «Свиное ухо». Хотите, я за ним сбегаю?

— Нет, кажется, вы собрались погулять. Сегодня прекрасный вечер. Я сама разыщу его.

— Разрешите, я схожу, мисс Элизабет. Таверна — неподходящее место для такой благородной леди, как вы, — Сэмсон отпустил руку жены.

— Пустяки, Сэмсон. Продолжайте свою романтическую прогулку. Со мной Лэйси, а значит, я в безопасности.

— Что ж, хорошо, — неохотно согласился Сэмсон. — Но пусть мистер О'Брайен проводит вас домой. Негоже вам ходить так поздно одной. Здесь полно солдат и всякого другого сброда, мэм.

Элизабет похлопала себя по ноге, и собака немедленно подошла к ней.

— Да свидания, Сэмсон. Спокойной ночи, Нгози! — помахала она им.

— Спокойной ночи, хозяйка, — ответили они хором.

Элизабет улыбалась, спускаясь с холма и забирая немного вправо, в сторону «Свиного уха», расположенного в миле вниз по реке. Сэмсон и Нгози походили на молодых влюбленных. Как они улыбались друг другу, как нежно держались за руки! В глубине души Элизабет мечтала о таких отношениях, о подобном взаимном обожании. Она завидовала их любви; ей-товряд ли доведется ее испытать.

Через пятнадцать минут Элизабет добралась до таверны. В «Свиное ухо» стекались рабочие с ближайших мельниц и заводов. Это был двухэтажный домишко, стоявший на берегу Брэндивайна у пересечения двух дорог. Из окон его лился свет, звуки смеха, шарканье ног и пение скрипки наполняли ночной воздух. Элизабет еще не приходилось бывать здесь. Она несколько раз останавливалась в тавернах во время путешествий, но все они предназначались для публики поблагороднее, чем та, что развлекалась в «Свином ухе».

Сквозь шум до Элизабет донеслись непристойные звуки похотливого смеха. Она взглянула на окна второго этажа. В одном из них смутно маячил женский силуэт и раздавался грубый мужской голос. Элизабет нахмурилась. Ей и в голову не приходило, что в «Свином ухе» происходит и это тоже. Элизабет подошла к дверям и приказала собаке ждать ее. Не могла же она взять Лэйси с собой. Собака тявкнула, но покорно села на траву рядом с крыльцом.

В этот момент мужчина в заломленной на затылок красной шляпе вывалился из дверей таверны. Он громко икнул и, вытирая рот, произнес:

— Добрый вечер, красотка!

Элизабет отступила, пропуская его, а Лэйси глухо зарычала.

— Добрый вечер, — резко сказала Элизабет, надеясь своим тоном дать понять гуляке, что не желает продолжать разговор. По-видимому, это подействовало. Мужчина снова громко икнул, безуспешно попытался поправить шляпу на голове и удалился в темноту.

— Сидеть, Лэйси, — повторила Элизабет и вошла в таверну. Зал с земляным полом был наполнен запахами эля, дыма и мочи. Было полутемно, и в воздухе висел чад. Какофония звуков оглушила Элизабет: громко пиликала скрипка, а из дальнего угла помещения доносились выкрики, шлепки и удары — там явно кто-то дрался. Она остановилась в нерешительности. Возможно, Сэмсон был прав, и ей не место в этом заведении. Два солдата в красных мундирах играли в кости за ближайшим столом. Оба они повернулись, чтобы взглянуть на Элизабет. Один из них осмелился ей подмигнуть. В этом не было ничего удивительного, если учесть, как она была одета. В своих старых юбках Элизабет напоминала жену простого рабочего с мельницы. Только дорогие немецкие ботинки, жемчужные серьги и связка ключей на поясе выдавали ее общественное положение.

Драка в дальнем углу все разгоралась. Элизабет не могла разглядеть участников, ей мешала кучка зевак, собравшихся возле большого незажженного камина.

Мимо Элизабет прошла служанка с подносом, уставленным кружками с элем. Неприятно удивленная Элизабет узнала в ней ту самую женщину, которую видела у О'Брайена.

— Простите, — окликнула Элизабет, решив, что глупо сдаваться, если уж она зашла так далеко. — Простите…

Рыжеволосая обернулась. Вероятно, она узнала Элизабет, потому что сразу направилась к ней, переступив по дороге через тело пьяного до бесчувствия рабочего.

— Добрый вечер, миссис, — она расплылась в улыбке. Элизабет поневоле обратила внимание на грудь служанки, так сильно поднятую вверх корсетом, что в вырезе блузки были видны темные венчики сосков. — Чем могу вам служить?

Элизабет приблизилась в ней еще на шаг, опасаясь, что та не расслышит ее слов в таком шуме.

— Я хотела спросить, не знаете ли вы, где можно найти мистера О'Брайена?

— Пэдди?

Элизабет не знала, откуда взялось это имя, но она слышала, как Рыжая назвала так О'Брайена в ту ночь. Какое-нибудь вульгарное уменьшительное прозвище.

— Да, мистера О'Брайена.

— Пэдди там, в заднем конце комнаты, — девица указала согнутым большим пальцем через плечо. — По-моему, они с Пегом как раз собрались подраться.

— Так это О'Брайен там дерется? — Элизабет отстранила Рыжую со своего пути. — Ну, знаете ли, я плачу этому человеку слишком большие деньги, чтобы позволить ему не работать, залечивая переломы!

Элизабет протиснулась мимо служанки, переступила через пьяного, решительно расталкивая мужчин и женщин, толпившихся в дальнем углу. Никто не возражал ей, потому что Элизабет делала это с полным сознанием своего права и власти. Пробравшись сквозь толпу, она сразу увидела О'Брайена. Он катался по полу с каким-то человеком, лица обоих были в крови. С ужасом она заметила, что у соперника ее управляющего нет одной ноги.

— О'Брайен! — закричала она. Все вокруг захохотали. — Мистер О'Брайен, что вы, черт возьми, делаете?

О'Брайен оседлал своего соперника, стараясь прижать его руки к полу.

— Лиз? Это вы? А вы-то что здесь делаете?

— Вставайте, О'Брайен! Отпустите этого человека! — Элизабет схватила ближайшую табуретку. — Оставьте этого человека, или я вас сейчас огрею!

Завсегдатаи таверны развеселились еще больше. Тут сопернику О'Брайена удалось освободить одну руку, и он врезал управляющему прямо в челюсть.

— О-о! Проклятье! — завопил О'Брайен. — Я просто пытаюсь проучить наглеца. — Ирландец ударил одноногого в челюсть. Оба они были в грязи, носы и рты разбиты. Половина лица О'Брайена была залита кровью, сочившейся из раны над бровью.

— Мне плевать, что вы там пытаетесь. Прекратите драться! — Элизабет занесла табурет над его головой. — Вставайте!

О'Брайен посмотрел на поверженного противника.

— Ну что, Деревяшка, хватит с тебя? Будешь еще болтать о мисс Клер?

— Довольно, О'Брайен! — скривился Деревяшка. — Слезай с меня!

О'Брайен легко вскочил на ноги и помог подняться одноногому. Кто-то из толпы протянул принадлежавший тому деревянный протез, отлетевший во время драки.

— Помочь тебе с этим? — любезно предложил О'Брайен.

— Не-а, — ответил Деревяшка, прилаживая протез к обрубку ноги. — Увидимся на следующей неделе, Пэдди.

Элизабет застыла, пораженная, все еще держа табуретку в руках. Только что эти двое молотили друг друга, и вот они уже снова друзья. Нет, ей никогда не понять мужчин.

— Как вы здесь оказались, ради Христа? — О'Брайен повернулся к Элизабет и отобрал у нее табуретку. — Нечего вам делать в таком месте! — Он по-хозяйски положил руку ей на плечо и повел через толпу к выходу.

— Зачем вы подрались с этим несчастным калекой? Господи, О'Брайен, как вы могли выбить из-под него протез?

— Я выбил из-под него деревяшку? Да ничего подобного! — О'Брайен помахал кому-то. — Он сам отстегнул ее и врезал мне ею по лицу. Очень больно. — Он потрогал рану у себя на лбу. Они вышли на улицу, но О'Брайен продолжал держать руку у нее на плече. Элизабет остановилась, чтобы взглянуть на его рану.

— Вам надо наложить пару швов. — С такого близкого расстояния она чувствовала исходивший от него запах виски.

— Нет, не надо. — Он отстранился.

— Я слышала, вы упомянули имя Клер. В чем же было дело? — Элизабет пошла рядом с ним.

— Деревяшка слишком много выпил и стал распускать язык, пришлось помочь ему закрыть пасть. Он будет держаться от Клер подальше. Тут не о чем беспокоиться, Лиз.

— Не о чем беспокоиться? — Элизабет обогнала О'Брайена и заглянула ему в лицо. — Клер рассказала мне, что приходила сюда. Надеюсь, она не влипла в историю с кем-нибудь из здешних?

— Нет, — он покачал головой. — Я отвел ее домой и не велел ходить в таверну. Мы понимаем друг друга, и она меня слушается.

— Неужели вы провожали Клер вместе с этой замарашкой? — нахмурилась Элизабет.

— Замарашкой? Что за слово в устах такой леди, как вы? Я шокирован, хозяйка. Видите ли, мне было по пути с обеими дамами, и я просто проводил их до дома.

— Конечно. В это столь же легко поверить, как в то, что я наследница английского престола, — ядовито сказала Элизабет.

О'Брайен весело засмеялся своим высоким красивым смехом.

— Этим вы мне нравитесь, Лиз. Вы говорите то, что думаете. Искренность редко встречается у мужчин и еще реже у женщин.

Элизабет смутилась и укорила себя за то, что ей нравятся его комплименты. Надо бы поскорее сменить тему разговора. Она снова посмотрела на его рану, стараясь получше разглядеть ее в лунном свете.

— Я могу искренне сказать вам, что думаю: придется все же наложить несколько швов на рану. Она снова открылась. — Элизабет убрала прядь золотистых волос у него со лба. — В вашем коттедже найдутся нитка с иголкой?

Он попытался поднять рассеченную бровь, но скривился от боли.

— Не уверен, что вас можно подпускать к моей физиономии с острыми предметами. А вы справитесь? Мне не нужен шрам, который испортит мою красоту.

— Мне ничего не стоит заштопать кусочек кожи на вашем тупом черепе. О'Брайен, будьте уверены, — сердито произнесла она. — Когда-то я неплохо вышивала.

— Ну что ж, если вы не станете вышивать у меня на лбу «Отче наш», я, пожалуй, разрешу вам зашить рану, — засмеялся О'Брайен.

Через несколько минут они уже входили в его коттедж. Элизабет приказала Лэйси сидеть у самой двери.

— У вас есть коробочка с трутом? — спросила Элизабет, направляясь к каминной полке.

— Прямо перед вами, слева, — ответил О'Брайен. — Сейчас я принесу иголку и нитки.

— Мне понадобится еще вода, чистая ткань и бутылка спиртного, если, конечно, у вас есть, — крикнула ему вдогонку Элизабет.

— Совершенно случайно у меня оказалась одна.

— Почему-то меня это не удивляет. О'Брайен расхохотался, поднимаясь по узкой лесенке на второй этаж. Его смех разносился по всему дома. По крайней мере, он веселый пьяница, думала Элизабет, зажигая несколько свечей и подтаскивая табуретку к камину, где было светлее. Взяв у О'Брайена миску с водой и полупустую фляжку с виски, Элизабет указала ему на табуретку.

— Садитесь.

Он повиновался, подавая ей иголку с ниткой. Элизабет стала старательно вдевать нитку, зная, что он пристально за ней наблюдает.

— Прекратите, — сказала она, в третий раз не попав в ушко.

— Прекратить что? — спросил О'Брайен с легкой издевкой.

— Перестаньте так на меня смотреть. Это неприлично.

— Ничего не могу с собой поделать.

Она стояла совсем близко, и как-то уж так получилось, что его рука оказалась на ее бедре.

— Сегодня вы прекрасно выглядите — в этих пыльных юбках, съехавшей набок шляпке и с алыми, как розы, губами.

Элизабет попыталась поправить шляпку.

— У меня был трудный день, — сказала она, но не отодвинулась от него. Элизабет была просто не в силах заставить себя сделать это.

В тот момент, когда наконец ей удалось продеть нитку в иголку, он положил вторую руку на ее бедро.

— Я хочу вас поцеловать, Лиззи.

Она взглянула на него, завязывая на нитке узелок. Элизабет по-прежнему не отстранилась ни на дюйм, хотя знала, что играет с огнем.

— Я пришла не за этим.

11

— Я в этом не сомневаюсь, детка, — ответил О'Брайен. Его звучный голос показался ей искренним. — Но раз уж вы здесь…

Он притянул ее к себе, и Элизабет очутилась между его колен. Вероятно, она выронила иголку с ниткой, потому что ее руки лежали у него на плечах. Элизабет утонула в его глубоких, как омут, зеленых глазах. Она ничего не могла с собой поделать и понимала это. Она думала только о вкусе его поцелуя, который мечтала ощутить на своих губах. Без Колебания Элизабет прильнула к его рту. Это было безумие, но ей было все равно. О'Брайен, напористый и грубоватый, дарил ей такие ощущения, каких она не знала ни с одним мужчиной до него и, вероятно, не узнает после. Их языки сплелись в едином порыве желания. Элизабет взяла руку О'Брайена в свою и медленно положила себе на грудь.

Потом села О'Брайену на колени, позволив распустить шнуровку корсета, и обняла за шею.

— Лиз, Лиз, — прошептал он. — Я не могу выкинуть тебя из головы. Видно, я сошел с ума или ты меня околдовала. — О'Брайен вынул черепаховую заколку, и темные волосы волной рассыпались у нее по плечам. Он зарылся лицом в локоны Элизабет. — Твой аромат, звук твоего голоса. — О'Брайен тронул ее руку. — Твое прикосновение… Я все время думаю о тебе. Я все время хочу тебя…

Его слова вызывали у Элизабет сладкий трепет. Она понимала, что все это — красивая ложь, но какая разница? Всю жизнь она хотела, чтобы мужчина говорил ей такие слова.

Их губы снова встретились. Элизабет всем телом прижалась к О'Брайену. Каким-то образом его руке удалось проникнуть ей под одежду. Элизабет чувствовала его нежные прикосновения к своей груди. Его большой палец ласкал ее набухающий сосок. О'Брайен целовал ее вновь и вновь, пока она полностью не отдалась своим ощущениям.

Доводы рассудка потеряли смысл. В тот момент то, что они делали, казалось Элизабет совершенно естественным. Она тяжело дышала, голова ее кружилась, сердце бешено колотилось. Элизабет хотела этого, кого она обманывала? Именно этого она хотела с первого дня, как в ее жизни появился этот сильный и шумный человек.

Проводя пальцами по его широким мускулистым плечам, она содрогалась от наслаждения. Мощь О'Брайена придавала сил Элизабет. Его яркая мужественность заставляла Элизабет глубже ощутить свою женственность. Их губы встретились снова, слились в поцелуе с такой страстью, какой Элизабет не ожидала от себя. Элизабет чувствовала вкус виски и табака, но, главное — вкус его губ.

О'Брайен пригнул голову, и Элизабет слегка откинулась. Она жаждала ощутить его губы у себя на груди. Она хотела, чтобы он целовал ее соски, ласкал их губами. Элизабет уже давно мечтала об этом.

— Да, поцелуй меня там, — прошептала она ему в ухо, проводя рукой по его светлым шелковистым волосам.

Губы О'Брайена коснулись ее груди, как бы дразня.

— Здесь?

— Да-а… — Она слегка направляла руками его голову.

— Вот так? — О'Брайен взял губами ее сосок и нежно поцеловал его.

Волна приятных ощущений омыла Элизабет, она выгнула спину, обхватив его руками за шею.

— Да… Да…

Через несколько мгновений Элизабет уже стояла на коленях перед О'Брайеном, их губы слились в страстном, самозабвенном поцелуе, ее расшнурованный корсет спущен до талии, белая грудь обнажена. Рубашка О'Брайена валялась на полу. Пока они целовались, Элизабет гладила его, наслаждаясь силой его мускулистого тела. Мягкие волосы на его груди щекотали ее нежную грудь, повергая Элизабет в приятную дрожь. Она сгорала от желания.

Это будет так легко, думала Элизабет, когда О'Брайен ласкал ее грудь, целуя жилку на ее шее. Так легко отдаться ему прямо здесь и сейчас. «Мы с Джессопом еще не поженились. О'Брайен может предложить мне то, чего я уже никогда больше не испытаю». Но все было не так просто, и Элизабет понимала это. Как бы ни старалась оправдать себя Элизабет, О'Брайен был все же женатый человек. Даже если он уже изменял своей жене с другими, это никак не оправдывало Элизабет. Она не желала в этом участвовать. Ей бы не хотелось, чтобы муж обманывал ее. Как же она могла поступить так с другой женщиной?

Элизабет положила голову О'Брайену на плечо, стараясь восстановить дыхание, унять сердцебиение, совладать с жаром, охватившим ее.

— В чем дело, Лиззи? — спросил он, и голос его был так же нежен, как и его прикосновение.

— Не называй меня так, — прошептала она. — Разве ты не знаешь, что я этого очень не люблю?

— Скажи мне, в чем дело. — О'Брайен поцеловал мочку ее уха.

Элизабет заставила себя отодвинуться от него. Она не пыталась прикрыть свою обнаженную грудь. Какой в этом смысл?

— Я не могу этого сделать, — сказала она, надеясь, что разговор не перейдет в ссору.

— Тебе не нравятся мои ласки? Скажи, чего ты хочешь, Лиз. Скажи, как ты хочешь, чтобы тебя гладили, целовали. Я все сделаю, чтобы доставить тебе удовольствие. — О'Брайен погладил ее по руке.

— Нет. Нет, дело не в этом, — Элизабет усмехнулась. Нехорошо было сравнивать покойного мужа с этим человеком, но разве она могла себе это запретить? Ласки Пола напоминали возню школьника по сравнению с уверенными прикосновениями О'Брайена. — Дело совсем не в этом. Просто… — Элизабет опустила голову, не в силах смотреть на него. — Я не могу заниматься этим с женатым человеком. Я бы душу отдала ради того, чтобы остаться сейчас с тобой. Но я не могу причинить вред другой женщине. Не могу.

О'Брайен сел на корточки, тяжело дыша, и провел рукой по волосам.

— А если я скажу тебе, что я не женат?

Элизабет быстро выпрямилась. Почему она была уверена, что он это скажет? Потому что он мошенник, и она это знает.

— Я отвечу, что ты лжешь, — проговорила Элизабет устало, не имея сил сердиться на него. — Лжешь, потому что надеешься забраться под юбку к своей хозяйке.

О'Брайен встал. С минуту он молчал: ее слова потрясли его. «Господи, кажется, у этого человека все-таки есть совесть», — подумала Элизабет. Она начала стягивать шнуровку своего измятого платья, стараясь прикрыть наготу.

— Дай я зашью твою рану и пойду.

— Нет, — он отстранил ее руки и ловко зашнуровал корсаж. — Я сам ее зашью. А ты иди домой, пока никто не заметил твоего отсутствия. Я знаю, тебе бы этого не хотелось. — Голос О'Брайена звучал глухо. Элизабет кивнула. Она уставилась в пол. Ей необходимо что-то предпринять. Элизабет явно не могла уже скрывать своего влечения к этому человеку. Как же ей выйти из положения? Элизабет не собиралась увольнять его, но подобная ситуация не должна повториться.

— Послушайте, О'Брайен… — Она вздохнула, не находя нужных слов, все еще дрожа от его прикосновений. О'Брайен положил руку ей на плечо. Это был мягкий, ненавязчивый жест.

— Давайте не будем говорить об этом сегодня. Что-то происходит между нами. Не стоит притворяться, что все это случайность.

— Но мы не можем так продолжать, — в отчаянии прошептала она. — Я не могу.

О'Брайен остановился возле двери, протянул руку и легонько коснулся ее щеки.

— Знаю, знаю, вы — моя хозяйка, английская леди, а я бедный ирландец…

— Не в этом дело, — возразила Элизабет. — У меня есть определенные планы, завод…

— Джессоп Лоуренс, — подсказал он резко.

— Джессоп, — она кивнула и погладила его по руке, удивляясь крепости мышц. — Этого просто не должно быть, так нельзя. Это грех, О'Брайен! Я хочу, чтобы вы как можно скорее вызвали сюда свою жену. Если я не могу справиться с собою, пусть она мне в этом поможет.

Прежде чем он успел ответить, Элизабет повернулась и позвала:

— Пойдем, Лэйси, пойдем домой, девочка. Она вышла из коттеджа и направилась вниз по склону Рабочего Холма, не оглядываясь, хотя знала, что он наблюдает за ней.

— Что ты разрешила ему? — заорал Джессоп, даже не стараясь сдержаться.

Элизабет склонилась над клумбой, срезая цветы. Они с Джессопом отдыхали в саду, и Элизабет рассказала ему о подозрениях О'Брайена относительно прошлогоднего взрыва.

— Я разрешила ему опросить рабочих. Сказала, что он может все осмотреть, только и всего.

— Я думал, Элизабет, мы решили забыть про смерть Пола. Пусть он покоится с миром.

— Нет, — ответила она, срезая еще один цветок и стараясь не повышать голос. Элизабет не позволит Джессопу втянуть ее в перепалку. — Нет, это ты решил, Джессоп. Я с самого начала почувствовала неладное: порох ни с того ни с сего не взрывается.

Джессоп сидел на садовой скамейке, вытянув длинные ноги и скрестив руки на груди.

— Ты знаешь о порохе только то, чему я тебя научил!

Это было уж слишком. Элизабет стремительно обернулась и бросила на землю срезанные цветы и садовые ножницы.

— Ты научил меня? Ты? Джессоп, ты всегда был против того, чтобы я управляла заводом. Я настояла на этом, и тебе пришлось согласиться. Но ты ничему меня не учил, ни в чем не помогал! — Она подошла к нему по узкой кирпичной дорожке. — Я сама всему выучилась, работая бок о бок с этими людьми. Я прочла все, что напечатано о производстве черного пороха. Я училась, придумывая составы и совершая ошибки, подчас глупые, но я училась и на них. — Элизабет остановилась прямо напротив Джессопа.

Она искренне пыталась ему угодить, стать такой, какой он хотел ее видеть. Носила уродливые платья и неудобные туфли и просиживала на скучных обедах часами, чтобы доставить ему удовольствие. Она развлекала его друзей. Но хватит! Элизабет приняла это решение буквально минуту назад, внезапно осознав, что самым ценным в их отношениях с О'Брайеном была честность, которой так не хватало ее отношениям с Джессопом. Но раз он собирается жениться на Элизабет, все должно измениться. Немедленно. Если Джессопу не нравится, то черт с ним! Элизабет вообще перестала понимать, с чего это она взяла, что ей нужен муж.

Джессоп пристально смотрел на Элизабет. Его лицо было неподвижно, только нижняя губа слегка подергивалась. Он разозлился не на шутку. Гораздо сильнее, чем тогда в огороде за кухней, когда застал их с О'Брайеном вдвоем. Элизабет даже показалось, что Джессоп может ее ударить. Она уперла руки в бока. Пусть только попробует, и Элизабет даст ему сдачи!

— Не знаю, Элизабет, что на тебя нашло, — Джессоп резко поднялся со скамейки. Одет он был в повседневные желтые панталоны и бирюзовый камзол и сильно смахивал в таком наряде на попугая. — Ты уже не та женщина, в которую я влюбился.

По тону его голоса Элизабет поняла, что это не просто очередной аргумент в споре. Это серьезно.

— Скажи наконец откровенно, Джессоп, о чем ты думаешь. Скажи же! Ты не хочешь жениться на мне, когда мой завод все-таки заработал? Не хочешь теперь брать меня в жены, потому что я добилась успеха?

Он посмотрел на нее сверху вниз, как отец на непослушное дитя.

— Я считаю, что нам нужно пересмотреть наши отношения. Я был чрезмерно терпелив. С тех пор, как умер мой брат, я был рядом с тобой. Я поддерживал тебя, когда кредиторы осаждали двери твоего дома, когда твой отец требовал, чтобы ты вернулась в Англию и снова вышла замуж. И в то время, когда ты хлопотала вокруг завода и вела себя как подобает не хозяйке, а скорее хозяину, я по-прежнему оставался рядом. Элизабет, тебе пора задуматься над своим поведением. Кто еще возьмет тебя в жены, если не я?

— Ах вот оно что! Ты женишься на мне, потому что никто другой этого не сделает. Стремишься выполнить свой долг перед покойным братом?

— Я вовсе не уверен, что женюсь на тебе, Элизабет, — ответил он холодно. — Сейчас я по делу уезжаю в Филадельфию и забираю сестру с собой. Честно говоря, я сомневаюсь, что ты можешь как следует присматривать за ней, учитывая твои настроения. Мы будем отсутствовать не больше недели, за это время я прошу тебя хорошенько поразмыслить над своей жизнью. — Джессоп поднял со скамейки свою бирюзовую шляпу с перьями и поклонился Элизабет. — Всего хорошего, мадам.

Элизабет догнала его через несколько шагов. Она стащила садовую перчатку и сняла с пальца кольцо с рубином.

— Вот, возьми.

— Но я вовсе не настаиваю на этом, — заметил Джессоп.

— Зато я настаиваю. Пусть побудет у тебя, пока я хорошенько поразмыслю над своей жизнью. — Элизабет разжала его ладонь и вложила в нее кольцо. Оно никогда ей не нравилось. Ей хотелось кольцо с изумрудом.

Элизабет смотрела, как он идет по дорожке к своей лошади, привязанной возле конторы. Несмотря на жару, она дрожала и крепко обхватила себя руками, пытаясь согреться. Ее озадачил этот разговор. Итак, Джессоп не уверен, что хочет жениться на ней. Да вот беда: Элизабет подозревала, что ей-то это глубоко безразлично.

День начал клониться к вечеру. Ной попрощался с Элизабет и оставил ее в кабинете одну за работой. Собаки не находили себе в комнате места, чесались и поскуливали, пока Элизабет не выставила их за дверь. Из окна она наблюдала, как гончие носятся вверх и вниз по склону холма. Элизабет улыбнулась и обмакнула перо в чернила.

Грохот взрыва потряс стены конторы. Элизабет вскочила, опрокинув чернильницу. Вероятно, она что-то крикнула, потому что собаки в мгновение ока оказались под ее окном. Она бросилась к выходу и выскочила наружу, забыв даже запереть за собой дверь.

Элизабет сразу увидела клубы густого черного дыма, но не могла понять, откуда он валит. Всего один взрыв, убеждала она себя, поспешно спускаясь по гранитным ступеням, и, похоже, слабый; он вряд ли причинил слишком большой ущерб… Достигнув подножия холма, Элизабет заметила бегущих людей. Все они спешили вверх к тому месту, где был — построен новый склад.

Очевидно, взрыв произошел не в цехах, а на складе и потому был совершенно не похож на тот, что прогремел в прошлом году. Даже стекла в ее конторе не вылетели. Взрыв был не сильный и, слава Богу, всего один… один.

Элизабет удалось нагнать рабочих. Вместе с ними она завернула за поворот дороги и резко остановилась, с трудом переводя дыхание. Она увидела обугленные туши двух лошадей и остатки фургона. Кто-то вез бочонки с порохом на склад.

Господи… О'Брайен говорил, что собирается перевозить порох. А вдруг это он?

Элизабет протиснулась сквозь толпу рабочих, пытавшихся тушить небольшие очаги огня вдоль дороги. Дым ел глаза, заставлял ее кашлять. Она схватила за руку первого попавшегося человека.

— Кто правил? — спросила Элизабет.

— Я его не видел, хозяйка, — мрачно покачал головой тот. Лицо рабочего было так перепачкано сажей, что Элизабет не узнала его.

Она обошла кругом дымящуюся груду и заметила возле склада кучку людей.

— Что здесь произошло? Кто-нибудь скажет мне, что случилось? Где мой управляющий? — крикнула она.

Рабочие расступились перед ней, и она увидела О'Брайена. Элизабет вздохнула с облегчением: он был жив и даже не ранен. Рядом с О'Брайеном лежал на земле человек. Элизабет подошла к управляющему. Его штаны и рубашка были порваны и прожжены в нескольких местах.

— Что здесь, черт возьми, происходит? — вскричала Элизабет, стараясь под гневом скрыть свое беспокойство о нем. — О'Брайен, это вы уничтожили фургон и упряжку лошадей?

Он улыбнулся ей, стирая сажу с лица тыльной стороной.

— Это вовсе не я, хозяйка! Это все Том со своей проклятой трубкой.

С трубкой? Элизабет округлившимися глазами посмотрела на человека, который пытался подняться с земли. Он курил трубку, когда перевозил порох?

— Кто такой Том?

— Мы наняли его на этой неделе, помните?

— Вы только что наняли его, и первое, что поручили, — транспортировать порох? — вспыхнула Элизабет. — Как вы могли свалять такого дурака?

— Я и не думал доверять ему это, — возразил О'Брайен, проводя грязной рукой по волосам. — Фургоном должен был править Марбл. Не знаю, что произошло, но обещаю вам выяснить.

Элизабет взглянула на Тома. Его одежда обуглилась, и сам он был обожжен, но, кажется, не слишком серьезно.

— Он не сильно пострадал?

— Нет, спасибо мистеру О'Брайену, — вышел вперед Джонни Беннет, сняв шляпу с головы, прежде чем обратиться к Элизабет. — Я все видел с дороги. Взрыв сбросил Тома с повозки вместе с его трубкой, одежда на нем загорелась. Он стал метаться по дороге, как безумный, но мистер О'Брайен остановил его и сбил пламя руками.

Элизабет искоса взглянула на О'Брайена. Спасая этого растяпу, он мог погибнуть.

— О'Брайен, здесь надо все расчистить. Осмотрите этого человека, дайте ему денег и отправьте на все четыре стороны. Если у него не хватает мозгов сообразить, что нельзя курить рядом с порохом, ему не место на моем заводе.

Элизабет отвернулась. Ее била дрожь, а она не желала, чтобы рабочие поняли, как сильно она напугана.

— Лиз! Лиз, погодите!

Она слышала голос О'Брайена, но не повернулась и не ответила, а только быстрее зашагала назад в контору. Элизабет не хотела, чтобы он видел слезы у нее на глазах.

12

Собаки сопровождали Элизабет до конторы, описывая вокруг нее круги. Элизабет раздраженно вытирала слезы. Отчего она расплакалась? Фургон, пара лошадей да дюжина бочонков с порохом — вот все, что она потеряла.

Элизабет добралась до конторы, дверь которой впопыхах оставила открытой.

— Оставайтесь снаружи, — приказала она собакам. — Хоть раз сделайте что-нибудь полезное, поймайте крысу или еще кого-нибудь. — Она захлопнула дверь и прошла в свой кабинет, залитый последними лучами заходящего солнца. Элизабет никак не могла унять слезы и злилась на себя за это.

Снаружи послышался лай собак. Кто-то подошел к конторе и открыл дверь.

— Лиз? Ты здесь, Лиз?

Это был О'Брайен. Она лихорадочно утерла слезы: ни к чему ему видеть ее в таком состоянии.

— Я здесь, в дальней комнате, — крикнула Элизабет, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

О'Брайен вошел в кабинет. Она глядела на него, не в силах отвести глаз. Элизабет потеряла Пола. Она, наверное, потеряла Джессопа. Сегодня она чуть не потеряла О'Брайена: он мог погибнуть при взрыве или спасая Тома.

— Лиз, все не так плохо. Потери минимальны. Несчастные случаи бывают всегда.

— Ты осел! — крикнула Элизабет. — Ты чуть не погиб! Сбивал руками пламя, герой! Несколько недель назад бросился в бушующую реку! Ты хочешь умереть, да? — Она опять вытерла глаза, слезы текли по ее щекам.

— Эх, Лиз, Лиз. — О'Брайен шагнул к ней, и Элизабет тоже двинулась навстречу ему. Он протянул к ней руки, и она ухватилась за его грязную мятую рубашку.

— Тебя могло убить! Тебя могло убить, дурак, — повторяла она снова и снова. О'Брайен, смеясь, отвел ее непослушные локоны со лба.

— Ох, Лиз, я слишком проворный и въедливый, дьяволу меня не поймать. — Он обнял Элизабет за плечи, и она прижалась к его груди, слыша, как стучит его сердце. Она дрожала всем телом. О'Брайен напугал ее, вернее, Элизабет сама себя напугала. Да, этот человек ей небезразличен. Но только сейчас она поняла, сколь много он для нее значит. О'Брайен гладил ее по волосам, нашептывая на ухо успокоительные глупости. От него пахло дымом и табаком, от него пахло мужчиной.

Элизабет подняла голову, торопясь заглянуть в его зеленые глаза. Взгляд О'Брайена притягивал ее, завораживал, а она и не пыталась противиться его чарам. Когда О'Брайен склонился к ее рту, Элизабет встала на цыпочки, желая поскорее ощутить вкус его губ.

Элизабет провела рукой по его шелковистым волосам, распустила тугую косичку. Они не могли оторваться друг от друга, стоя посреди кабинета в наступающих сумерках, не прерывая поцелуя. Они не спешили, но все же неуклонно и неотвратимо приближались к тому мгновению, когда возврата назад уже не будет.

Элизабет гладила его лоб и высокую переносицу настоящего ирландца, его губы, только что касавшиеся ее губ.

О'Брайен целовал ее в шею и плечи, ласкал ее руки своими большими ладонями, прикосновение которых было нежнее пуха.

Дыхание Элизабет участилось, она всем существом откликалась на эти прикосновения. Рука О'Брайена проникла под ее корсаж, она почувствовала его натруженную ладонь у себя на груди и затаила дыхание.

— О'Брайен, — прошептала Элизабет, взяв в ладони его лицо и принудив взглянуть ей прямо в глаза. — Возьми меня, О'Брайен, люби меня.

— Лиз, ты понимаешь, что говоришь? — спросил О'Брайен. Голос его сразу охрип.

Она провела рукой по обтягивающим панталонам вдоль его бедра.

— Я знаю, что говорю, — ответила Элизабет мягко. — Я просто умру, если ты этого не сделаешь.

— Лиз… — О'Брайен поцеловал ее страстно, его язык настойчиво раздвинул ее губы. Элизабет обняла его за плечи, прижимаясь всем телом к мускулистому торсу. Потом она высвободила полы его рубашки из-за пояса панталон и стянула ее с него. Элизабет выпустила ткань из рук, и рубашка упала на пол. О'Брайен засмеялся нежно и чувственно. Спустив платье с плеч, он обнажил ее грудь. Видя, как смуглые широкие руки ласкают ее шелковистую белую кожу, Элизабет возбуждалась все сильнее. Она потянулась за поцелуем, наслаждаясь ласкающим прикосновением мягких волос на его груди к коже своих сосков.

— Так красива… — прошептал О'Брайен, наклоняясь поцеловать углубление между ее грудей. — И запретна…

— Не запретна, — покачала головой Элизабет. — Только не сегодня.

Она понимала, насколько опасно заниматься этим в конторе, можно сказать, у всех на виду. Наверное, назавтра Элизабет пожалеет о содеянном, но сейчас ей было все равно. Она устала все время поступать правильно, соблюдать этикет. Ей надоело только отдавать, ничего не получая взамен. Сегодня Элизабет отдастся наслаждению, которое обещает ей О'Брайен, а завтра смело встретит последствия этого поступка.

О'Брайен заставил ее отступить назад на несколько шагов, пока она не оперлась о письменный стол. Элизабет освободилась от своего платья и корсета на косточках, вслед за ними нижние юбки оказались на полу возле ее ног. О'Брайен нагнулся и приподнял полу ее нижней сорочки, чтобы снять ботинки.

— Это не обязательно. — Элизабет сама не узнала своего голоса. — Кто-нибудь может войти…

— Я хочу все или ничего, — прошептал он в ответ. Их взгляды встретились. Сквозь шелк чулок Элизабет чувствовала жар его рук, этот жар передавался ей, поднимаясь вверх по бедру.

— Быстрее, быстрее, — шептала она, но О'Брайен не спеша расшнуровал ботинки, развязал подвязки и стянул чулки. Элизабет никогда не считала свои ноги особенно чувственными, но прикосновения О'Брайена просто сводили ее с ума. Наконец О'Брайен выпрямился. На нем по-прежнему были панталоны, на Элизабет же осталась одна только льняная сорочка. От его прикосновений, аромата его тела у Элизабет кружилась голова, она вся дрожала от возбуждения.

— Лиз, скажи мне, чего тебе хочется, — попросил О'Брайен. — Я сделаю тебя счастливой, ты этого заслуживаешь.

Элизабет прижала руку к щеке. Она знала: все, что он говорит, — ложь. Эти слова он шептал всем своим женщинам, даже жене… Но они звучали искренне, и этого было достаточно.

— Люби меня, — прошептала она.

— Я люблю тебя…

— Нет, дотронься до меня, — Элизабет взяла его руку и положила ее между своих бедер. Лишь тонкая ткань сорочки отделяла его руку от ее влажной плоти, которую прежде ласкал только ее муж. — Разденься и люби меня…

О'Брайен застонал. Элизабет испугалась, не сказала ли она чего-то неподобающего, но он взял ее на руки и осторожно опустил на пол. Элизабет не чувствовала жесткого пола под собой, она ощущала только горячие руки О'Брайена, когда он снимал с нее сорочку.

Он осыпал ее поцелуями с ног до головы. Элизабет пылала, теряя голову от желания. Почему раньше она не испытывала ничего подобного? Почему ее муж не дарил ей такого наслаждения, как этот человек?

О'Брайен ловко скинул с себя панталоны, чулки и ботинки, и между обнаженной кожей их тел не осталось никаких преград, кроме теплого вечернего воздуха, пронизанного их страстью. Теплый ветерок доносил через открытое окно стрекотание цикад. О'Брайен поцеловал сосок Элизабет, и она застонала.

Почувствовав его горячее дыхание в низу живота, там, где густо росли темные завитки волос, Элизабет робко запротестовала.

— Лиззи, — голос О'Брайена убаюкивал ее, — ты пахнешь огнем и медом. Клянусь Господом, я должен это попробовать, не то сойду с ума. — Его слова были нелепы, но действовали на нее успокоительно. — Лиз, милая Лиззи, — шептал О'Брайен, поглаживая упругие завитки волос.

С этого момента Элизабет не могла уже больше сопротивляться. Она лежала на дощатом полу своего кабинета, полностью отдавшись его властным губам и рукам. Никто не доставлял ей подобных ощущений, не прикасался к ней так, как О'Брайен. Он увлекал ее все дальше и дальше в океан наслаждения; она металась по полу, звала его по имени. Внезапно волна экстаза застала Элизабет врасплох. У Элизабет перехватило дыхание. Прикосновения мужа всегда были ей приятны, но никогда еще она не испытывала такого блаженства.

— Что… что ты сделал со мною? — прошептала Элизабет, когда наконец немного пришла в себя. Лицо О'Брайена возникло перед ней. Он улыбался, но весело, а не насмешливо.

— Не говори мне, что твой муж не выполнял свой супружеский долг должным образом. Лиз, с тобой обращались хуже, чем я думал.

Он поцеловал ее в грудь, в шею, в губы. Вкус его поцелуя был странным, хотя и довольно приятным. Постепенно дыхание Элизабет стало ровным. Она ждала, что он захочет войти в нее, но О'Брайен не спешил. В конце концов она набралась храбрости и спросила:

— А… как же ты?

Он снова хрипло рассмеялся.

— Я думал, что с вас на сегодня хватит, хозяйка. — О'Брайен подтрунивал над ней. Он понимал, что она имеет в виду, но ему было приятно ее смущение.

— Нет, — она погладила его по руке. — Ты… ты разве получил удовольствие? — Элизабет почувствовала, как ее щеки заливаются краской.

— Знаешь ли, это вовсе не обязательно, — сказал О'Брайен, положив ей голову на грудь. Он говорил с ней терпеливо и ласково, как с ребенком.

— Не обязательно?

— Нет. — Он уселся на полу, поджав под себя ноги. — Иногда мужчина получает удовольствие, а иногда просто доставляет его. По-моему, это даже справедливо.

Элизабет села рядом с ним. Их одежда была разбросана по всему полу. Если бы кто-нибудь, проходя под окнами, заглянул в кабинет, то мог бы увидеть владелицу завода и ее управляющего, сидящих на полу совершенно обнаженными. Элизабет откинула локон волос со лба и заставила себя поглядеть прямо в глаза О'Брайену.

— Не говори ничего, Лиззи, — сказал он мягко. — Только не сегодня. Позволь, я помогу тебе одеться, и оставь меня вспоминать о том, как ты кричала от удовольствия, а не читала мне проповедь, которую сейчас собираешься произнести.

Элизабет в ужасе прикрыла рот рукой.

— Ты хочешь сказать, что я издавала какие-то звуки? — «Как животное», — подумала она.

О'Брайен улыбнулся и поцеловал ее.

— Почти никаких, любовь моя. — Элизабет уронила голову на колени.

— Давай, ты оденешься, и я смогу пойти на склад проверить, как идут дела, — уговаривал он ее.

Взрыв… Джессоп… покойный муж… жена О'Брайена… Все это снова нахлынуло на Элизабет. «Только не сегодня, — решила она. — Я не стану сейчас об этом думать».

Элизабет поднялась и позволила О'Брайену помочь ей одеться. Он был так же нежен, как и тогда, когда снимал с нее одежду. Наконец ее туалет был приведен в относительный порядок, волосы с грехом пополам уложены. О'Брайен тоже облачился в свой грязный и мятый костюм. Элизабет наблюдала за ним, пока он одевался. Стоя в тени, она разглядывала его, не боясь быть застигнутой, и невольно сравнивала с мужем. Пол был высок, но худощав. У О'Брайена широкие плечи и грудь, и весь он состоит словно бы из одних мускулов. Элизабет улыбнулась: этого мужчину природа ни в чем не обделила. Внезапно ей захотелось прикоснуться к его мужской плоти, почувствовать, как она наливается силой…

— О нет, хватит на сегодня, — сказал О'Брайен, пристально взглянув на Элизабет. Но как он сумел прочитать ее мысли, недоумевала она, смущенная своими чувственными фантазиями.

Когда О'Брайен застегивал панталоны, Элизабет заметила, что он возбужден. Ее взгляд возбуждает его, поняла Элизабет.

— Хочешь, я провожу тебя до дома? — спросил О'Брайен, поднимая с пола свою шляпу и отряхивая ее от пыли. Когда они выходили из кабинета, он положил ей руку на плечо.

— Нет, ты выходи первый, а я чуть позже. — Элизабет смотрела в пол, не смея взглянуть ему в глаза.

О'Брайен помедлил. Она чувствовала, он на нее смотрит, будто ждет каких-то ее слов. Но что тут можно сказать? Наконец он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Элизабет провела рукой по его волосам.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

— Спокойной ночи, Лиззи.

О'Брайен выскочил из двери, споткнулся и тихо выругался. Что-то о чертовых собаках. Потом он ушел, а Элизабет осталась стоять в темноте. Снова одна.

13

— Святые угодники, во что я ввязался? — размышлял О'Брайен вслух. Он спускался по гранитным ступеням со склона холма, надеясь, что в суматохе после сегодняшнего взрыва никто не заметил, как он выходил из конторы.

О'Брайен вытер пот со лба. Ему потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы отказаться от предложения Элизабет и не овладеть ею прямо на полу ее кабинета. Господи, он мечтал об этом несколько недель! Но все-таки он передумал, не смог обойтись с нею как с очередной из своих многочисленных женщин. Она была не служанка из таверны и не похотливая женушка какого-нибудь престарелого джентльмена. Наверное, Лиз не знала иного мужчины, кроме своего мужа. О'Брайен застонал. Проклятое чувство ответственности! Что мешало ему наплевать на сознание вины и воспользоваться благоприятными обстоятельствами? Судя по всему, Элизабет была бы прекрасной возлюбленной.

С другой стороны, О'Брайен прекрасно понимал, что, отдавшись ему, Лиз считала бы себя прелюбодейкой. Он не хотел причинять ей такую боль. Не хотел, чтобы она переживала те муки раскаяния, которые он неоднократно испытывал сам. О'Брайен мечтал доставить ей удовольствие, сделать Элизабет счастливой.

Черт возьми, он сам виноват во всем. Он наврал Элизабет. С самого начала обманывал ее, выдавая себя за О'Брайена, так что теперь он для нее — женатый человек. Но, Господи, как ему хотелось заняться любовью с Лиз! Он до боли сжал кулаки. Он желал ее больше всех остальных женщин, которых знал. Служанка из таверны была искусна и опытна в постели, но он отдал бы всю ее умелость за целомудренные и страстные прикосновения Элизабет.

Одна мысль о ней заставляла кровь О'Брайена кипеть. Может, стоит пойти в таверну и прихватить оттуда домой красотку, просто чтобы снять напряжение? «Только не сегодня ночью», — подумал О'Брайен. Он еще чувствовал вкус Лиз на кончике своего языка. О'Брайен зажмурился и представил округлые линии ее груди и аромат ее шелковистых волос. Конечно, его влекло тело Элизабет, но ему нравился и ее ум, ее самостоятельность и независимость. О'Брайен часто слышал от рабочих шутку, что в браке с Лоуренсом именно Элизабет будет главой семьи. Ему нравилась женщина, которая умеет постоять за себя и готова дать отпор мужчине.

О'Брайен со стоном открыл глаза. Что же ему теперь делать? Один раз он избавил Элизабет от необходимости совершить прелюбодеяние, действительное или воображаемое, но он не был уверен, что сможет это сделать и в следующий раз. О'Брайен бредил этой женщиной днем и ночью. Его преследовал запах ее волос, звук ее голоса. Внезапно он остановился посреди дороги. Матерь Божья, он всегда был так осторожен, как же это произошло?

Первый раз в жизни О'Брайен почувствовал, что влюбился.

В течение двух дней Элизабет избегала О'Брайена. Все свои распоряжения она посылала через Джонни Беннета. Сама же старалась все время работать в кабинете, не появляясь на заводе. О'Брайен тоже не делал никаких попыток увидеть ее.

На самом деле Элизабет не была так уж сильно занята. У нее накопилось много работы, но она не могла сосредоточиться на ней. Если бы кто-нибудь вздумал проследить за ней, то увидел, что целых два дня Элизабет сидит перед окном, задумчиво вертя в руках перо. Она делала вид, что работает, но все ее мысли были заняты управляющим. От одной мысли о нем Элизабет бросало в жар. Всякий раз, закрывая глаза, она представляла себе его прикосновения, ласки, поцелуи, и ее охватывало желание.

Элизабет понимала, что это грех, но ей было все равно. Она хотела О'Брайена еще больше, чем в тот вечер. Ни о чем другом Элизабет думать не могла. Джессоп и даже жена О'Брайена потеряли для нее всякое значение. Чувства к нему полностью захватили Элизабет, и она не знала, как ей быть.

Элизабет выглянула в окно. На улице начинало темнеть. Она попыталась представить, что будет делать О'Брайен вечером. Пойдет ли он в таверну к своей рыжей подружке или останется у себя в коттедже ибудет мечтать о хозяйке завода Лоуренса, лежа на своей пуховой перине?

Элизабет ни за что не уступит О'Брайена этой рыжей шлюшке. Ей так нужны его нежные ласки! Но теперь она мечтала и о другом. Элизабет сама хотела прикасаться к нему, дарить ему наслаждение, как он дарил его ей, не требуя ничего взамен. Элизабет понимала: у их отношений с О'Брайеном нет будущего и позднее ей придется жестоко расплачиваться за них. Но где-то в глубине души Элизабет чувствовала, что она очень пожалеет, если не воспользуется этой возможностью; подобное чувство приходит только раз в жизни.

Элизабет прекрасно отдавала себе отчет, насколько опасно для нее заводить роман с О'Брайеном. Как поведет себя Джессоп, если узнает? Возможно, ему все равно, он ведь признал, что их отношения почти прекратились. Но он может пожелать вернуть собственность своего брата и подать иск о лишении ее наследства. Пол оставил завод Элизабет по завещанию, но в английских судах подобные завещания оспаривались сплошь и рядом, и многие женщины оставались без гроша. Даже если завод не отберут, процесс может отпугнуть клиентов, а без заказов гибнет любой завод.

Следовало также учитывать опасность забеременеть. К счастью, Элизабет не стоило слишком сильно об этом беспокоиться. Все женщины в ее роду трудно беременели, никто из них не рожал, не пробыв замужем хотя бы пяти лет.

Элизабет бросила перо в пустую чернильницу и встала. Направляясь к двери, она перешагнула через Лэйси.

— Ной?

— Да, мэм, — отозвался клерк.

Элизабет помедлила. Здравый смысл, перенятый ею от матери, подсказывал, что она должна немедленно упаковать вещи и ехать в Филадельфию. Если она извинится перед Джессопом за свое поведение, он примет ее обратно. Элизабет была в этом уверена. Она снова наденет уродливое кольцо с рубином и выйдет за него замуж. Это будет удобный и необременительный союз.

Но Элизабет мечтала о другом. Брак ее родителей был удобным, и такими же были браки ее знакомых. Элизабет было нужно то, что ей мог дать только О'Брайен, — страсть. В нем чувствовалось страстное желание жить, подобное тому, которое Элизабет приходилось подавлять в себе в угоду окружающим.

«Так что к черту удобство…»

— Ной, ты не передашь мистеру О'Брайену записку, когда пойдешь домой?

— Да, мэм.

Подойдя к его столу, Элизабет вынула перо из пальцев Ноя и быстро набросала на клочке бумаги:

«О'Брайен, нужно обсудить одно дело. Встретимся в восемь у меня за ужином».

Элизабет сложила записку и отдала ее Ною не раздумывая.

— На сегодня хватит. Отнеси записку и отправляйся домой.

— Но еще нет шести часов, — возразил Ной, вставая со стула. — Я не закончил работу.

— Работа подождет до утра, — улыбнулась Элизабет. — Иди домой. Тебя ждет семья, Ной.

— Хорошо… как скажете… — Клерк посмотрел на нее с удивлением.

Она открыла перед ним дверь конторы и вручила ему его шляпу.

— Ступай. Спокойной ночи, Ной.

Когда он ушел, Элизабет вернулась в кабинет за своей соломенной шляпкой.

— Пойдемте, — позвала она собак. — Сегодня вечером приглашены гости, и я не хочу опаздывать.

Элизабет очень тщательно выбирала наряд к ужину. Она хотела выглядеть соблазнительной, но не распутной.

Элизабет стояла перед овальным в полный рост зеркалом, внимательно изучая выбранное платье.

Оно было сшито из темно-зеленого итальянского шелка, корсет с корсажем соединялись спереди незаметными крючками. Рукава до локтей были отделаны небелеными кружевами. Из-под верхней шелковой юбки, расходящейся спереди, виднелись такие же небеленые кружева.

Прежде чем сделать окончательный выбор, Элизабет трижды сменила прическу. Сначала она собрала все волосы наверх, но это ее старило. Тогда Элизабет расчесала локоны вниз, но стала выглядеть слишком по-детски. Наконец она собрала несколько густых прядей, зачесала их назад и укрепила зеленой лентой, так что волна черных локонов сбегала на ее обнаженную спину. Сверху она прикрепила маленькую шляпку из полупрозрачного накрахмаленного батиста.

Элизабет с улыбкой рассматривала себя в зеркале, поворачиваясь в разные стороны. Она была довольна. Возможно, она не так молода, как та Рыжая, но у нее прямой нос, полные губы и на лице нет ни одной оспины.

Снизу до нее донесся лай собак. Элизабет поняла, что это О'Брайен. Она взглянула на часы. Было только половина восьмого, он пришел слишком рано. Элизабет прикусила губу. О'Брайен понял, зачем его позвали. Через минуту в дверь ее спальни постучали.

— Да?

— К вам мистер О'Брайен, — сообщила одна из горничных. — Куда его провести, хозяйка?

— Проводите его в гостиную и скажите кухарке, что пора подавать ужин. Я присоединюсь к нему через минуту.

Элизабет слышала шаги горничной, удалявшиеся в направлении центральной лестницы. Она еще раз взглянула в зеркало.

— Ты уверена, что этого хочешь? — прошептала Элизабет. — Ты готова продать душу дьяволу из-за своих плотских страстей?

Да. Элизабет отвернулась от зеркала. Она была уверена в этом больше, чем в любом из своих решений. План Элизабет был прост. Она была готова спать с О'Брайеном, если им удастся держать свои отношения в секрете. Если пойдут слухи, репутация Элизабет будет погублена, и тогда не только ни один порядочный мужчина в колониях не предложит ей руку и сердце, но и все заказчики прекратят сотрудничать с нею.

Элизабет спустилась в гостиную, стараясь сохранять спокойствие. Улыбаясь, она перешагнула через лежавшую у дверей Азией и вошла в комнату.

— Мистер О'Брайен, я рада, что вы нашли для меня время, — Элизабет говорила спокойно и вежливо. Она знала, что их наверняка подслушивает какая-нибудь горничная. О'Брайен, повернувшись к ней спиной, рассматривал портрет Элизабет на стене. Пол заказал его в Англии еще до того, как они поженились.

— Добрый вечер. — О'Брайен обернулся к ней. На нем были домотканые короткие штаны цвета индиго, белая батистовая рубашка со стоячим воротничком и домотканый камзол с пуговицами вишневого дерева. Строгий костюм только подчеркивал его грубоватую красоту. О'Брайен показал на портрет, висевший над камином, в котором тлели угли, смягчая прохладу сентябрьского вечера.

— Женщина на портрете не очень похожа на вас, красива, но не похожа.

— Мне кажется, художник придавал жеманный вид всем женщинам, которых рисовал. — Элизабет подошла к нему, стараясь вести себя так, будто не впервые приглашает мужчину на ужин, чтобы потом затащить в свою постель. — Не хотите ли аперитив? Думаю, наше дело мы обсудим после ужина.

— Нет, спасибо, ничего не надо. — О'Брайен протестующе поднял руку. — Мне нужна ясная голова, когда вы рядом, хозяйка.

Она взглянула на него. О'Брайен вызывающе ухмыльнулся. Элизабет ненавидела эту ухмылку, от нее прямо в дрожь бросало.

— Давайте перекусим чего-нибудь, — предложила Элизабет, указывая на небольшой столик, накрытый возле окна в сад. О'Брайен отодвинул для нее стул и, когда она садилась, слегка коснулся ее руки. Элизабет подняла на него глаза.

— Ради Бога, скажите, прежде чем я сяду, — прошептал он. — Вы вызвали меня, чтобы соблазнить или чтобы уволить?

Элизабет улыбнулась, тон его голоса убедил ее, что она поступает правильно.

— Это зависит от вас, — прошептала она в ответ.

О'Брайен сел и взял салфетку с китайской фарфоровой тарелки.

— От чего же именно? — спросил он. Элизабет тоже расправила салфетку и положила ее на колени.

— От того, согласитесь ли вы с моими условиями.

Звук шагов приближающегося слуги прервал их разговор. Элизабет мило улыбнулась и заговорила о бондаре, который должен был приехать через две недели. Им подали холодную ветчину и жареную свинину, горошек, тыквенное печенье, яблочный пирог и фрукты. Элизабет и О'Брайен вели ни к чему не обязывающий разговор, какой и подобает вести хозяйке и ее служащему. Они говорили о заводе, о конкуренте из Нью-Джерси, о тех, кто жил на заводе Лоуренса. Элизабет с трудом сдерживала волнение и почти не могла есть. Она боялась, вдруг кто-нибудь из слуг заподозрит неладное. О'Брайен же ел с завидным аппетитом, прося добавки каждого блюда и нахваливая талант кухарки. Наконец трапеза подошла к концу, тарелки были убраны, и Элизабет отпустила слуг по домам, сказав, что ей необходимо обсудить с управляющим положение дел на заводе.

Элизабет встала из-за стола. Во время ужина напряжение немного отпустило ее. О'Брайен был очень приятным собеседником. Разговоры о заводе и работающих на нем людях нравились ей больше, чем болтовня о непомерных ценах на индийский шелк. Однако теперь Элизабет снова занервничала. Что, если на самом деле она его вовсе не интересует? Может быть, он просто согласен ублажать свою хозяйку, не желая потерять работу? Элизабет посмотрела на О'Брайена; тот наблюдал за нею, откинувшись на спинку стула.

Она безусловно ему нравилась. Каждая женщина умеет прочитать такое в глазах мужчины.

— Я Постараюсь облегчить вашу задачу, Лиз. — О'Брайен закинул руки за голову. — Скажите, зачем вы меня позвали?

— Вы знаете зачем, — тихо ответила Элизабет, и щеки ее вспыхнули румянцем.

— Да? — Он внимательно смотрел на нее.

Элизабет очень не любила эту его манеру принуждать ее говорить то, что ей было трудно произносить вслух. Она медленно подошла к О'Брайену, шурша жесткими юбками в такт шагам.

— Почему вам нравится дразнить меня? Вы хотите, чтобы я себя возненавидела?

О'Брайен встал из-за стола.

— Вы не правы, я не хочу, чтобы вы себя ненавидели. Я просто должен быть уверен, что вы не пожалеете о содеянном, Лиз.

Он остановился совсем рядом с Элизабет.

— Поэтому вы так и поступили той ночью? — Мучительно было задавать этот вопрос, но ей необходимо знать правду. — Поэтому вы тогда не воспользовались положением и не… овладели мной? Я подумала… может быть, я вам не очень нравлюсь. — Элизабет опустила глаза.

— Нет, Лиз, я не сделал этого не потому, что не хочу вас. Я жажду близости с вами. Но понимаете ли вы, как это опасно для вас? Я могу всего лишь потерять работу, а вы…

Элизабет прижала палец к его губам.

— Я взрослая женщина и отвечаю за свои поступки.

— Да, вы взрослая женщина, признаю. — Он нежно провел рукой по ее груди.

— О'Брайен, я говорю серьезно. Послушайте. — Она придержала пальцами его подбородок, заставляя смотреть ей прямо в глаза. — Никто не должен об этом знать, ни одна живая душа. Представляете, что может произойти, если нас раскроют?

— Джессоп?

— Беда не в том, что я потеряю Джессопа. Дело не в нем. Он больше не желает жениться на мне.

Я имею в виду завод. Джессоп может опротестовать завещание и отнять у меня завод. Если он подаст в суд, я растеряю заказчиков и поставщиков.

— Я понимаю. — О'Брайен коснулся ее щеки. Элизабет глубоко вздохнула, пытаясь подобрать подходящие слова.

— Итак, наши отношения возможны лишь при следующих условиях: мы будем встречаться, когда я сочту это возможным. И, разумеется, я не стану вам платить. Ни гроша.

— За кого вы меня принимаете, Лиз? — О'Брайен был глубоко оскорблен. — Я не жду от вас платы.

— Наши отношения прекратятся, когда я захочу их прекратить, без всяких вопросов и обсуждений. И если вы хоть кому-нибудь проговоритесь, клянусь всеми святыми, я заставлю вас пожалеть о том, что вы вообще покинули свою Ирландию!

— Ого! — О'Брайен присвистнул. Его рука по-прежнему покоилась у нее на груди. — И что я получу, если соглашусь на все эти условия?

Элизабет взглянула в его зеленые глаза.

— Вы получите меня, О'Брайен.

Он подумал с минуту, не отводя взгляда от глаз Элизабет, потом улыбнулся и кивнул.

— Справедливое соглашение, — произнес О'Брайен хриплым шепотом. — Даже более чем справедливое, ведь речь идет о вас, Лиз.

О'Брайен обнял Элизабет, и она закрыла глаза. Она думала, что он ее поцелует, но О'Брайен прижал ее голову к своей груди и стал гладить по волосам. Он обращался с ней бережно и заботливо, как влюбленный. Элизабет таяла в его руках и лишь большим усилием воли заставила себя вспомнить, что они заключили деловое соглашение. Это будет просто равный обмен плотскими удовольствиями, не более того. Элизабет подняла голову.

— Только не в моем доме, вам понятно? — О'Брайен покрыл ее лоб и щеки легкими, едва ощутимыми поцелуями.

— Скажите, где.

О'Брайен провел рукой по ее бедру, и даже через несколько слоев одежды Элизабет ощутила жар этого прикосновения.

— Не знаю, может быть, в конторе? — прошептала она.

— Не слишком-то романтично, дорогая; возможно, забавно, но не романтично. И, конечно, очень неудобно. — Он поцеловал голубую жилку на ее шее.

Элизабет рассердилась. Она приняла такое важное и трудное решение и теперь не могла придумать, как же воплотить его в жизнь. О'Брайен наклонился и поцеловал ее в грудь.

— Может, в моем коттедже? Там нет той роскоши, к какой вы привыкли, но по крайней мере у нас будет кровать. Лиз, там вы будете в полной безопасности. Никто не приходит к управляющему без приглашения. Конечно, если только хозяйка не пошлет за ним, — добавил он весело. Элизабет положила голову ему на плечо.

— Не могу поверить, что я действительно это сделала. Неужели я обещала лечь к вам в постель?

— Согласно вашим правилам, вы сами назначаете время, — прошептал О'Брайен. — Ни одна женщина еще не говорила, что я заставлял ее делать что-то против воли. Не спешите, подумайте, — он слегка прикусил мочку ее уха.

— Я не хочу тянуть, раз уж решилась. Сегодня. — Элизабет почувствовала, как жар разливается по всему ее телу. Ее дыхание стало неровным. О'Брайен наклонился и поцеловал ее. Этот поцелуй обещал многое. Элизабет отпрянула, задыхаясь, и заставила себя отступить от него на шаг. — Идите, — сказала она тихо. — Я приду, когда все уснут. Это будет довольно поздно.

О'Брайен наклонился и поцеловал ей руку.

— Я буду ждать вас всю ночь, Лиззи. — Элизабет, улыбаясь, провожала его глазами.

Когда он уже взялся за ручку двери, то обернулся и подмигнул ей.

«Надо быть осторожнее, — подумала Элизабет встревоженно, — ведь я могу влюбиться в этого человека».

14

Было уже далеко за полночь, когда Элизабет добралась до коттеджа О'Брайена на Рабочем Холме. Несколько минут она стояла в тени маленького домика, пытаясь совладать со своим волнением. Не то чтоб ей не хотелось входить внутрь, просто Элизабет была возбуждена, пожалуй, даже больше, чем в свою первую брачную ночь. От той первой ночи с Полом она ничего не ожидала: ее представления о плотской любви были весьма туманны. Элизабет была приятно удивлена тем, сколько радости дала ей супружеская близость. Но теперь она знала, что мужские объятия могут дарить значительно большее наслаждение, и поэтому медлила. А вдруг она не сумеет доставить О'Брайену удовольствия? Или же, напротив, близость с ним не принесет желанного наслаждения ей? Возможно, ей просто нравится флиртовать с О'Брайеном, а интимные отношения разочаруют?

Она не дала себе времени передумать. Элизабет повернула ручку двери, вошла и поспешно закрыла дверь за собой, боясь, что ее может заметить какой-нибудь запоздалый гуляка, возвращаясь из «Свиного уха». Элизабет остановилась у порога и огляделась. Приглушенный свет лился из глубины комнаты, где возле камина, скрестив босые ноги, сидел О'Брайен с книгой на коленях. На столе возле О'Брайена стояла едва початая бутылка виски. Он взглянул на Элизабет поверх книги.

— Лиз…

Элизабет растерялась. Должна ли она сама подойти к нему или ждать, пока он выйдет ее встретить? Боже, до чего она неловкая и неопытная! О'Брайен встал, понимая ее смущение, и отложил книгу. «Труды Бэкона» — с удивлением прочитала Элизабет на корешке. О'Брайен подошел к ней, неслышно ступая босыми ногами.

— Откуда у вас эта книга?

— Из вашего кабинета. — Увидев, что она нахмурилась, О'Брайен рассмеялся. — Я не вор, дорогая, эта книга — моя. Я сам ее приобрел, что тут странного? Я умею читать.

Элизабет пожала плечами и скрестила руки на груди.

— Вы не похожи на человека, которому может нравится Бэкон, разве только с яичницей.

О'Брайен уперся обеими руками о дверь, так что Элизабет оказалась между ними как в ловушке. Он улыбался одним углом рта.

— Каким же людям нравится Бэкон, позвольте спросить?

— Не знаю, — честно призналась Элизабет. — С тех пор, как вы приехали, многие мои представления о жизни изменились.

— Я рад, что вы пришли. Боялся, что передумаете. — О'Брайен поцеловал ее в губы. Элизабет взглянула на него. Внезапно она почувствовала себя очень уязвимой, и это ощущение ей совсем не понравилось. — Я бы предложил вам выпить, но у меня нет напитков, которые обычно пьют леди.

— Пожалуй… я бы выпила виски, — Элизабет указала на бутылку.

— Виски? — О'Брайен ухмыльнулся. — Не собираетесь ли вы напиться до бесчувствия? Тогда вы не сможете оценить мое искусство.

Элизабет рассмеялась и проскользнула у него под рукой. Она подошла к столу и налила себе немного янтарной жидкости.

— А вы удивитесь, если я скажу вам, что мне действительно понравился вкус этого напитка? — Элизабет сделала маленький глоток, ощущая, как виски прокладывает обжигающую дорожку к ней в желудок.

— Даже самые невероятные сообщения о вас, Лиз, не смогут меня удивить. — О'Брайен по-прежнему стоял у двери, наблюдая за ней. — Мне нравится ваше платье, — сказал он, имея в виду ее домотканый наряд.

Элизабет снова глотнула виски и сделала глубокий реверанс.

— В нем я похожа на шлюху из таверны, не правда ли? Думала, так будет незаметнее.

О'Брайен подошел к ней. Он снял с ее головы муслиновый чепец, и волосы рассыпались у нее по плечам.

— Вы так красивы, Лиз, что у меня просто захватывает дух.

Элизабет нервно засмеялась.

— Вам вовсе не обязательно обольщать меня неискренними комплиментами, О'Брайен. Я пришла сюда по своей воле; считайте, что вы уже очаровали меня.

О'Брайен взял из ее руки стакан и поставил его на стол. Потом он обнял Элизабет за талию и притянул к себе.

— Вы чересчур жестоки к себе, Лиз. — О'Брайен погладил ее по щеке. — И напрасно: Господь недаром создал мужчин и женщин. Вы не можете управлять своими страстями, как не вольны над своими голодом и жаждой.

Элизабет слегка откинулась назад. Выпитое придало ей уверенности, и она провела рукой по плечу О'Брайена.

— Пойдемте наверх, — сказала она срывающимся голосом. — Не хочу, чтобы кто-нибудь нас заметил через окно. — Элизабет потянулась за виски, но О'Брайен отстранил ее руку.

— Вам это не нужно, дорогая. — Он поцеловал ее в щеку, держа ее руки в своих. — Пойдемте со мной.

Вместе они поднялись по крутой изогнутой лестнице на второй этаж. Элизабет впервые попала в спальню простого рабочего, и ее поразила скудность меблировки. Комнату заливал лунный свет, беспрепятственно лившийся через открытое окно, освещая единственный предмет обстановки — кровать посредине.

Элизабет остановилась посреди комнаты в лунном свете, ее руки дрожали.

— Вы… снимете с меня одежду?

— Господи, милая. Вы говорите, как приговоренная к казни. — О'Брайен рассмеялся и взял ее руки в свои, пытаясь унять дрожь. — Вы уверены, что хотите этого?

— Да, — она положила руки ему на плечи. — Я хочу, чтобы вы прикасались ко мне, чтобы вы сделали меня счастливой, как тогда в кабинете. — Элизабет провела рукой по его мускулистой груди и крепкому плоскому животу. — Я хочу прикасаться к вам.

О'Брайен поднес руку Элизабет к губам, целуя один за другим ее пальцы. Она смотрела в его лицо, восхищаясь твердой линией подбородка, чувственным ртом и золотистыми волосами. Наконец она поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Этот поцелуй как бы скрепил печатью их договор. Но он был слишком нежен, не ради таких поцелуев Элизабет рисковала всем, что имела. Она жаждала познать страсть О'Брайена.

Она провела рукой по его груди, погладила сосок, и О'Брайен слегка застонал. Элизабет улыбнулась.

— Кажется, вы чувствуете то же, что и я. — О'Брайен стянул рубашку и бросил ее на пол.

— Не знаю, так ли это, потому что никогда не был женщиной. Одно могу сказать: ощущение чертовски приятное. — Он взял руку Элизабет и положил себе на грудь. Она провела пальцами по его соскам, пораженная мыслью о том, что, доставляя ему такое же удовольствие, как и он ей, сможет получить такую же власть над ним, какую О'Брайен получил над ней. Они поцеловались, а потом Элизабет нагнулась и пощекотала его сосок кончиком языка. О'Брайен снова застонал. Тогда Элизабет нежно поцеловала его.

— Пресвятая Дева, вы способная ученица, дорогая, — прошептал О'Брайен. Элизабет улыбнулась, его насмешливый тон помогал ей преодолеть неловкость. — Пойдемте. — О'Брайен повлек Элизабет к кровати. — Вся ночь в нашем распоряжении.

Кровать заскрипела, когда О'Брайен растянулся на ней, и, укладываясь калачиком рядом с ним, Элизабет представила, как бы он выглядел в ее большой постели. О'Брайен поцеловал ее в губы и отвел непослушный локон с ее лица.

— Я хочу вас видеть. Я хочу наслаждаться каждым мгновением, поцелуем, каждым стоном, что слетает с ваших уст.

Пол никогда не разговаривал с Элизабет в постели, поэтому ей было странно слышать голос О'Брайена. Но ей это нравилось. Его голос придавал особую прелесть ласкам. Он не спешил. Снова прильнув ртом к ее губам, О'Брайен нежно дотронулся до ее ключиц, и Элизабет задрожала от восторга в ожидании его прикосновения к своей груди. О'Брайен стал ловко распускать тесемки корсажа. Элизабет надела это платье как раз потому, что его было удобно расстегивать. О'Брайен дотронулся до ее груди.

— Посмотри, как она красива, — сказал О'Брайен, лаская грудь. — И словно создана для моих ладоней. Должно быть, она всегда ждала меня, — пошутил О'Брайен.

Элизабет засмеялась. Ей нравился его грубоватый юмор. Она положила ногу на ногу О'Брайена, ее юбки соскользнули с обнаженной лодыжки и бедра.

— Хозяйка, на вас нет чулок. Я в ужасе.

— Неправда. — Элизабет скинула легкие кожаные туфельки. — Девицы, с которыми вы проводите время, никогда не носят ни чулок, ни нижних рубашек.

— Тс-с. — О'Брайен прикрыл ей рот ладонью. — В моей постели я не потерплю разговоров о других женщинах и мужчинах. Таковы мои правила. Разве вам не говорили, что это неприлично?

Элизабет провела пальцем вдоль пояса панталон, наблюдая, как напрягаются его мышцы от этих прикосновений.

— К сожалению, некому было говорить. Мой опыт разврата ничтожен по сравнению с вашим.

— Пресвятые угодники, у вас острый язычок. — Пальцы О'Брайена добрались до застежек ее юбок, и вскоре корсаж и юбки Элизабет оказались на полу.

— Скажите, чего вам хочется, Лиз, — шептал О'Брайен, целуя ее в грудь.

— Я… я не знаю. Говорю вам, у меня нет опыта…

— Не беда. Дайте мне знать, если вам что-то не понравится. А лучше скажите, когда вам понравится.

О'Брайен гладил ее ноги, и от этих прикосновений Элизабет бросало в жар, она чувствовала, как горят ее щеки. Пока О'Брайен ласкал ее, Элизабет изучала его тело. Конечно, она видела Пола обнаженным и даже порой прикасалась к нему, но никогда по-настоящему не знала его тела. Пол не поощрял ее интереса, он хотел, чтобы она покорно лежала, подчиняясь его воле.

Элизабет поцеловала светлые завитки волос на груди О'Брайена. С каждым прикосновением к его телу ее собственное желание возрастало. Ей нравилось чувствовать сильные упругие мускулы под своими пальцами, ее возбуждал солоноватый вкус кожи О'Брайена. Поэтому Элизабет не сопротивлялась, когда О'Брайен снял с нее нижнюю сорочку В маленькой комнатке и без того было жарко.

— Теперь ваша очередь, — Элизабет игриво подергала его за пояс.

— Я хотел оставить лучшее на десерт. — Он снова подшучивал над ней.

— Я имею право видеть весь товар. — Элизабет погладила оттопыренную материю его панталон, и О'Брайен застонал.

Элизабет откинулась в кровати, подложив руки под голову.

— Ну что же вы? Вот я перед вами в костюме Евы, последуйте моему примеру.

О'Брайен посмотрел на нее с деланным раздражением и слез с кровати. Элизабет, улыбаясь, наблюдала за ним. Обнаженная грудь О'Брайена, сильные мускулистые руки и обтягивающие панталоны, подчеркивающие его возбуждение, — все это заставляло Элизабет трепетать от вожделения.

— Давайте, давайте, отбросьте застенчивость. — О'Брайен начал медленно развязывать пояс своих панталон. Он дразнил ее, и Элизабет знала это, а О'Брайен понимал, что ей это нравится. Наконец пояс был развязан, и О'Брайен предстал перед Элизабет во всем великолепии его естества. В этот момент, казалось, вся кровь прилила к щекам Элизабет. Элизабет невольно вспомнила Пола, сравнение было явно не в его пользу.

О'Брайен бросил панталоны в кучу одежды на полу и вернулся на кровать. Элизабет ждала его. Все ее тело налилось истомой и жаждало его прикосновений. О'Брайен лег сверху, опираясь на локти, и нагнулся, чтобы поцеловать Элизабет в губы. Она выгнулась всем телом навстречу ему.

— Господи, Лиз, из-за тебя я теряю голову. А я хотел сделать все не спеша.

— Нет, — прошептала она. — Не в этот раз. Я хочу почувствовать тебя, ты мне нужен немедленно…

О'Брайен снова поцеловал ее и легко коснулся пальцами ее лона. Элизабет застонала во весь голос, не боясь, что ее могут услышать, слишком сильны и захватывающи были ощущения. Но в эту ночь ей было нужно другое.

— Нет, не так, — простонала она и, отбросив всякий стыд, коснулась рукой его напряженной мужской плоти.

— Лиз, Лиз… — стонал О'Брайен, целуя влажные завитки волос у нее на лбу. Покоряясь воле Элизабет, он отстранил ее руку. Она приподняла бедра навстречу его первому движению, которого так долго ждала. О'Брайен зарылся лицом в ее волосы. Их тела были влажными от испарины, комната наполнилась ароматом страсти.

Когда О'Брайен наконец начал двигаться, его первые толчки были коротки и неглубоки. Элизабет впилась ногтями в его спину, оставляя царапины на коже. Ей казалось, что все тело ее охвачено неутолимым огнем страсти, желание потушить этот огонь было почти непереносимым. Элизабет звала О'Брайена по имени, и его толчки становились сильнее. Она запустила пальцы в его волосы, заставляя взглянуть ей в глаза. О'Брайен раздвинул языком ее губы, ускоряя движения. Возбуждение Элизабет нарастало волнами, постепенно подводя ее к моменту свершения. Ей казалось, что она больше не в силах ждать ни минуты, и тут блаженство охватило все ее существо, тело отозвалось судорогой страсти. Элизабет закричала, и О'Брайен ответил ей стоном наивысшего наслаждения.

Некоторое время они лежали не шевелясь, не разнимая объятий. Потом О'Брайен лег рядом с Элизабет и стал гладить ее живот. Никогда в жизни Элизабет еще не испытывала подобного наслаждения, ей хотелось смеяться и плакать одновременно. О'Брайен отвел влажный локон с ее лба, и, когда убирал руку, Элизабет поцеловала ее.

— Было великолепно, правда? — спросила она.

— Чертовски… Лиз, ты знаешь, у меня было много женщин, но ни с одной…

— Я же говорила, ты не обязан лгать мне. Мне это не нужно. — Элизабет приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его.

О'Брайен повернулся к ней лицом.

— Я не лжец и говорю то, что действительно думаю. Уверяю вас, Элизабет Лоуренс, ни с кем мне не было так хорошо, как с вами.

«Опять обольщение», — подумала Элизабет, а вслух произнесла:

— Мне пора.

— Нет. — О'Брайен обнял ее, не отпуская. — Вы не можете воспользоваться мной, хозяйка, а потом так быстро уйти.

Элизабет не понравилось, что он назвал ее хозяйкой, но возразить было нечего. О'Брайен по-прежнему оставался ее управляющим, а она платила ему жалованье. То, что произошло между ними сейчас, — всего лишь часть их необычного делового соглашения.

О'Брайен немного помолчал, задумчиво скользя ладонью по ее груди и животу. Элизабет тихо лежала рядом с ним, наслаждаясь этими прикосновениями.

— Лиз, — начал он. — Я, вероятно, поздновато заговорил об этом, но что, если вы забеременеете?

— Это невозможно, — отмахнулась Элизабет, не имея намерения вдаваться в подробности наследственных особенностей ее женского организма. — Не волнуйтесь.

— Что значит невозможно?

— Мне бы не хотелось обсуждать с вами свои женские проблемы. Но уверяю вас, вам нечего опасаться. Ребенка у вас не будет.

О'Брайен кивнул, не желая досаждать ей расспросами.

— Просто… вы говорили, что у вас нет опыта. Я должен был подумать об этом раньше, но я так вас хотел, что, честно говоря, мне было все равно.

— Не волнуйтесь, я могу о себе позаботиться и не стану устраивать мужчине подобную западню. — Элизабет подняла с пола сорочку и надела ее. — Вам нужно поспать. Я хочу, чтобы утром вы проследили за отгрузкой партии пороха в Филадельфию. Я сама смогу открыть дверь, провожать меня не надо.

О'Брайен наблюдал лежа, как она одевается. Собравшись, Элизабет подошла и поцеловала его в губы.

— Спокойной ночи, О'Брайен.

— Спокойной ночи, Лиз. — Он улыбнулся. — Когда?

Элизабет поняла, о чем он спросил.

— Завтра вечером я вернусь сюда.

«Через двадцать четыре часа я буду снова здесь, — подумала Элизабет. — Господи, этот человек хуже наркотика».

15

О'Брайен водил граблями с мелкими зубьями, распределяя влажный порох по панели для просушки. Бок о бок с ним работал Сэм-сон. Сентябрьский ветерок приятно овевал работающих, и О'Брайен остановился на минуту, наслаждаясь бризом.

— Чего это ты? — спросил Сэмсон. О'Брайен открыл глаза, смущенный, что друг застал его врасплох. После той памятной драки в день прибытия О'Брайена они подружились. Однажды Сэмсон и Нгози даже пригласили О'Брайена на ужин.

— Я просто рад, что кончилась эта адская жара. Ветерок очень приятный.

— Кого ты обманываешь? — рассмеялся Сэмсон. — Ты мечтаешь о какой-то красотке; скажи старику Сэмсону, как ее зовут.

О'Брайен оперся на свои грабли.

— Как зовут кого?

— Твою леди. — Сэмсон тоже остановился и оперся на грабли, во рту он держал зубочистку.

— Не понимаю, о чем ты.

— Бедняга управляющий, он влип по уши! — Сэмсон радостно хлопнул себя по ноге.

О'Брайен нахмурился. Неужели все так ясно написано у него на лице? Несколько недель романа с Лиз заставили О'Брайена заволноваться. Он думал, что скоро устанет от нее, она надоест ему, подобно рыжей служанке или жене капитана и всем, остальным прежним его женщинам. Но Лиз была совсем особенной. О'Брайен догадывался об этом еще до начала их романа. Он ругал себя за то, что не сумел сдержаться, несмотря на все свои предчувствия. В прошедшие две недели Элизабет сама спешила к нему каждую ночь, но О'Брайен с трепетом ждал этих встреч, как узник ждет свидания. Целыми днями он мечтал о ней и, сталкиваясь с Элизабет по делам управления заводом, с трудом удерживался в рамках, подобающих официальным отношениям хозяйки и служащего.

О'Брайен не мог сосредоточиться на ее словах, но лишь любовался ею, не в силах отвести глаз. Он был влюблен как мальчишка. В постели Элизабет была самой нежной и приятной любовницей, какую ему доводилось встречать, но, выйдя из дверей его коттеджа, она становилась хозяйкой завода. Эта женщина была хладнокровна и требовательна в работе почище любого надсмотрщика на плантации. В те минуты, когда О'Брайен отчаянно всматривался в ее глаза, желая отыскать в них знакомое выражение, Элизабет, холодно глядя словно бы сквозь него, требовательно вопрошала, почему не работает мельница.

О'Брайен взглянул в широкое лицо своего темнокожего друга. Ему необходимо выговориться, кому это может причинить вред? Никто никогда не заподозрит Лиз в связи с ним, видя ее обращение с ним на людях.

— Сэмсон, она сводит меня с ума. Ни одной женщине это еще не удавалось.

— Понятно! — захохотал Сэмсон. — Не скажу, что это очень хорошо, у тебя ведь жена и дети. Моя Нгози тоже свела меня с ума. Мисс Лизбет правильно сделала, что заставила нас пожениться. — Он посмотрел на свои ботинки. — Если хочешь избавиться от этого наваждения, тебе лучше всего вызвать сюда жену и детишек.

— Женщины только мешают, Сэмсон. Я — одиночка, понимаешь. В моих планах нет места женщине… даже жене. Через несколько лет я заложу свой собственный завод немного выше по течению. Я хочу быть хозяином, а не слугой.

— Да-а, если бы это слышала мисс Лизбет, ты бы вылетел отсюда в два счета, управляющий.

О'Брайен улыбнулся. Ему доставляло удовольствие слышать, когда об Элизабет говорили с почтительным страхом. Ему льстило, что такая сильная женщина выбрала его…

Да, но для чего выбрала? Для того лишь, чтобы он давал ей наслаждение. О'Брайену не нравилась та легкость, с какой Элизабет подходила к их отношениям. Казалось, он ничего для нее не значит. Совсем как все женщины до нее ничего не значили для О'Брайена. В этом и состояла трудность их взаимоотношений: в Элизабет О'Брайен видел самого себя — прежнего. Он был нежным и заботливым любовником, и женщины обожали его; но ни одной из них О'Брайен никогда не позволял проникнуть себе в душу. С Лиз все получилось иначе: она вошла в его сердце с первой же их встречи.

О'Брайен снова принялся за работу. Что, черт побери, с ним происходит? Он уж слишком поглощен своими чувствами. Целеустремленный человек не может позволять себе подобную роскошь. Наверное, думал О'Брайен, лучше порвать с Лиз прямо сейчас, пока он не навлек беду на них обоих… Нет, не сейчас. Нужно подождать, пока Элизабет наконец устанет от него, а он найдет себе другую женщину. Тогда им не придется ссориться. Она просто перестанет приходить по ночам, а он не будет больше мечтать о ней, когда ее нет рядом. Их отношения вернутся в прежнее русло спокойно и легко… О'Брайен молил Пресвятую Деву, чтобы так оно и случилось.

Элизабет стояла на коленях в густой траве своего сада. Расчесывая густую блестящую шерсть Лэйси, она пыталась определить, не собирается ли та вскоре ощениться. Неподалеку на скамейке сидела Клер, очаровательная в ярком цветастом платье. В руках Клер держала букетик только что сорванных ноготков. Элизабет редко видела Джессопа после его возвращения из поездки три недели назад. Но, поглощенная своим романом с О'Брайеном, она придавала этому мало значения. Ей стоило большого труда сосредоточивать внимание на делах: все ее мысли были о предстоящей ночи.

— Мне не нравится, когда вы с братцем ссоритесь, — неожиданно заявила Клер. — Если вы вздорите, он и ко мне начинает относиться хуже.

Элизабет удивленно подняла голову: буквально минуту назад они с Клер обсуждали соседей.

— С чего ты взяла, что мы поссорились с Джессопом?

— Я не так глупа, как ты думаешь.

— Я так вовсе не думаю, — мягко возразила Элизабет. — Мне просто интересно, как ты узнала о наших разногласиях. Джессоп тебе сказал?

— Он сказал, что не уверен, женится ли на тебе. Сказал, ты ведешь себя странно, будто у тебя все время женские недомогания.

— Черт возьми, я терпеть не могу, когда он так говорит!

— Я и сама догадалась о вашей ссоре, потому что он тебя часто ругает. — Клер оторвала желтый лепесток и бросила его. Лепесток сразу подхватил ветер. — Говорит, ему не справиться с двумя женщинами, у которых нервные расстройства.

Элизабет заскрежетала зубами от ярости. Она еще не решила окончательно, как ей поступить с Джессопом. Они не виделись уже пару недель, но он по-прежнему держался с ней, словно имел на нее особые права. Джессоп разгуливал по ее земле как по своей собственной, он до сих пор не объявил никому, что их с Элизабет свадьба скорее всего не состоится, а теперь еще сравнил ее с Клер!

— Клер, не подскажешь ли мне, где найти твоего братца, мне надо немедленно с ним переговорить.

— Последний раз я видела его сегодня утром, — ответила Клер, продолжая выдергивать лепестки из цветка. — Он разговаривал о делах с одним из своих друзей. Мистер Маллен приятный человек, но разговор мне наскучил, и я пошла к тебе. — Клер откинула волосы со лба. — Здесь довольно свежо. Можно я пойду в дом и поиграю на твоих клавикордах?

Элизабет нахмурилась и ничего не ответила. Она взглянула на Клер и внезапно заметила пятно у нее на шее.

— Что это, Клер?

— О чем ты? — невинно переспросила Клер.

— Вот это, — Элизабет отвела локоны Клер и открыла большой пурпурный кровоподтек.

Клер потрогала это место.

— Не знаю, может, раздражение кожи? Я всегда растираюсь лосьоном перед сном.

Элизабет села рядом с ней на скамейку, чтобы получше рассмотреть синяки. Что это? Следы пальцев? Неужели кто-то хотел задушить Клер? Но кто? Один из рабочих? Нет. Эту отметину оставили не руки.

— Клер, ты была с каким-то мужчиной? — резко спросила Элизабет. — Ты позволила кому-то поцеловать тебя в шею?

— Братец говорит, что мужчины — это зло. Им только одного надо — надругаться над такой невинной девушкой, как я, мерзким гадам! Но братец обещал защитить меня от этих проклятых ублюдков. — Клер посмотрела Элизабет прямо в лицо.

Та не стала обращать внимания на ужасные ругательства, которые изрыгала ее золовка. Эту отметину — явно след очень крепкого поцелуя — безусловно оставил мужчина. Элизабет положила руку на руку Клер.

— Клер, дорогая, твой брат в чем-то прав, бывают и впрямь дурные мужчины, и они могут злоупотребить твоей невинностью. Ты не должна разрешать им целовать или трогать тебя. Понимаешь, о чем я? Они могут причинить тебе боль, дорогая. Тогда ты заболеешь, и у тебя в животе появится ребеночек.

Клер взглянула на Элизабет невидящими глазами. Потом она протянула ей руку, сжатую в кулачок.

— Хочешь посмотреть на моего мышоночка? Я дам его тебе подержать, если попросишь.

— Разве ты не собиралась поиграть на клавикордах? — спросила Элизабет, вставая со скамейки.

Клер тоже вскочила.

— Ах, да! — Она побежала к дому, шурша юбками. — А можно, мышонок тоже поиграет? — крикнула Клер на ходу. — Он очень хорошо играет на клавикордах!

Элизабет печально улыбнулась. Порой Клер вела себя совершенно нормально, и все забывали, насколько серьезно она больна. Но в минуты, подобные этой, Элизабет начинала сомневаться, что Клер когда-нибудь оправится после смерти Пола.

Неделю спустя Элизабет брела в лесу вдоль берега реки. День уже клонился к вечеру, и прохладный ветерок шумел в ветвях деревьев. Желтые листья падали вниз, кружась, и ложились на ее голову и плечи. О'Брайен рассказал ей, что где-то неподалеку есть заброшенная хижина, но, если не удастся скоро ее разыскать, то придется вернуться. Ей не понравилось предложение встречаться днем, это казалось Элизабет непристойным. Почему же она пришла? Потому что не могла насытиться. Она с удовольствием занялась бы любовью с О'Брайеном сейчас, но желала бы снова встретиться с ним ночью. От недосыпания Элизабет перестала справляться с работой. Она дремала за столом у себя в кабинете и клевала носом за ужином. Зато никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой.

Элизабет поправила тонкую шерстяную шаль у себя на плечах. Впереди между сосен она разглядела неуклюжее каменное строение.

— О'Брайен? — позвала она. — О'Брайен, вы здесь?

Элизабет подождала ответа, прислушиваясь к звукам леса. Белочка проскакала мимо нее с желудем в зубах. Внезапно раздался шорох сухих листьев, и из дверей хижины показался заспанный О'Брайен. Его волосы были в беспорядке, одежда измята.

— Я вас случайно не разбудила?

— Пресвятая Дева! Лиз, по ночам вы не даете мне спать, а потом хотите, чтобы я целый день вкалывал на заводе? Да вы меня угробите!

— Что ж, я могу уйти, а вы отсыпайтесь, — засмеялась Элизабет.

— Ну уж нет. — Он поймал ее за плечи. Элизабет потерлась щекой о волосы на его груди в разрезе простой белой рубашки.

— Есть ли у вас приличный гардероб, мистер О'Брайен? И почему вы им пренебрегаете?

— У меня есть только один приличный костюм для свадеб и похорон. Я простой человек, Лиззи, не забывайте об этом. Таким людям, как я, ни к чему франтовские наряды. Простые люди созданы для работы.

Элизабет подняла подбородок, позволив ему поцеловать ее шею. О'Брайен прав, она не должна сравнивать его ни с Полом, ни с Джессопом, ни тем более со своим отцом. Не в ее власти требовать, чтоб он перестал быть самим собой.

— Мне нравится, когда вы меня так целуете.

— Так? — О'Брайен отвел край шали и поцеловал ямочку у горла. — Но чем бы мне еще вас порадовать?

— Спуститесь ниже, — ответила Элизабет и рассмеялась.

— С вами не соскучишься, милашка! — О'Брайен засмеялся вместе с ней. Он обнял Элизабет за плечи и повел в сторону хижины. — Вы непредсказуемы, как ураган, и темперамент похожий.

— Продолжайте разговаривать в том же духе, милок, и завтра я отправлю вас чистить конюшни.

— Ничего не скажешь, вы держите меня в узде, — поморщился О'Брайен.

Одна стена хижины, в которую они направлялись, почти развалилась. Внутри на грязном, покрытом высохшими листьями полу О'Брайен постелил старое шерстяное одеяло. В углу стояла корзинка с головкой сыра и краюхой хлеба. Приглядевшись, Элизабет заметила еще пару яблок и кувшин сладкого сидра. Она повернулась к О'Брайену.

— У нас пикник?

— От вашего темперамента у меня разыгрывается аппетит.

— Здесь не слишком укромно, — сказала Элизабет, показывая на разрушенную стену и просвечивающую крышу.

— Что может быть лучше, чем любовь под открытым небом?

Элизабет прислонилась к нему, отдыхая в его объятиях.

— Но нас могут заметить.

— Тут никого нет. Вот разве что белки станут подсматривать, но они ничего не расскажут.

— Только белочки… — Элизабет подставила ему губы для поцелуя. Казалось, время остановилось, пока они целовались. Воздух был напоен ароматом леса и наполнен птичьими песнями. О'Брайен обнажил ее плечи, грудь и поцеловал соски, ставшие твердыми от осенней прохлады. От этих поцелуев кожа Элизабет покрылась мурашками. Элизабет рассмеялась воркующим смехом, и ее руки опустились к завязкам его коротких штанов. За последние две недели она хорошо научилась развязывать мужские одеяния.

— Хочу, чтобы вы их сняли.

О'Брайен застонал, когда она ловко стянула с него бриджи, проведя руками по его крепким мускулистым ягодицам. Распаленная его ласками, она опустилась перед ним на колени.

— Что вы делаете? — спросил он хрипло. Элизабет приподняла рукой его набухшую плоть и легонько пощекотала языком.

— Лишь то, чему вы сами меня научили. — О'Брайен вытащил шпильки из ее прически и начал гладить распущенные волосы.

— Вы хотите свести меня с ума, вот чем вы занимаетесь.

Элизабет не ответила, она нежила и услаждала его, сама млея от удовольствия, которое ему доставляла.

Элизабет поразило, сколько наслаждения могут подарить друг другу мужчина и женщина. Почему никто не рассказывал ей об этом? По какой причине они никогда не занимались этим с Полом?

— Хватит, — прохрипел О'Брайен и притянул ее к себе. — Теперь, сладкая колдунья, я попробую, каковы вы на вкус.

Он опустил Элизабет на сухие листья и поднял ее юбки. Она вцепилась в его волосы и вскрикнула, когда он начал целовать и ласкать ее, как умел только он один. Она поняла, за что О'Брайена так любят женщины, почему рыжая служанка все ещебегает за ним.

Неожиданно он прекратил свою изысканную пытку, приложил палец к губам и поднялся. Он выглядел очень забавно — в рубашке, но без штанов. Из кармана своей куртки О'Брайен достал кремневый пистолет. Элизабет принялась лихорадочно поправлять одежду, стараясь прикрыть голые ноги и плечи. Она едва удерживалась от крика: кто-то был рядом, он мог их заметить! О'Брайен тихонько вышел из хижины. Элизабет услышала, как зашуршали листья у него под ногами, и через минуту до нее донесся голос О'Брайена:

— Стой! Или я тебя пристрелю!

16

В ответ прозвучал женский крик, и Элизабет выскочила наружу, на ходу поправляя шаль на плечах. О'Брайен снял с нее чулки и ботинки, так что ей приходилось ступать босиком по опавшим листьям.

— О'Брайен? — позвала она.

— Оставайтесь там, — услышала Элизабет откуда-то из-за хижины, но и не подумала подчиниться, а пошла на шум. О'Брайен целился из пистолета в какую-то женщину. Та спряталась за деревом, но, увидев краешек ее юбки, Элизабет сразу узнала это платье цвета слоновой кости.

— Клер?

О'Брайен взглянул на Элизабет и медленно опустил пистолет.

— Клер, это я, Элизабет. — Она осторожно двинулась к девушке, стараясь не наступать на колючки и сучья.

— Элизабет? — Клер робко выглянула из-за ствола.

— Выходи, Клер, никто не станет в тебя стрелять. Ради Бога, перестань прятаться.

Клер несмело вышла на поляну. Она была одета, как будто собиралась в гости к кому-то на чай, только волосы были растрепаны, а платье порвано на плече.

— Клер! Что ты здесь делаешь? — Элизабет оглянулась на О'Брайена и прошипела: — Почему бы вам не надеть штаны?

О'Брайен поспешно удалился в свое убежище. Клер, вся дрожа, вцепилась в протянутую руку Элизабет.

— Что случилось? — спросила Элизабет. — Ты заблудилась?

— Не совсем… — Клер прикусила нижнюю губу. — Да, потерялась.

Сердце Элизабет колотилось как бешеное. Что видела Клер? Поняла ли она что-нибудь? Будет ли кто-либо придавать значение ее словам?

— Как тебе удалось потеряться?

— Я не знаю, что произошло, — прошептала Клер. — Элизабет, я правда не знаю, как я сюда попала, не надо на меня злиться.

— Вы привели себя в порядок? — крикнула Элизабет О'Брайену.

— Насколько это вообще возможно, — ответил тот.

Элизабет провела Клер в хижину. О'Брайен уже натянул штаны, но не удосужился заправить рубашку. Пистолет торчал у него за поясом.

— Дайте ей сидра, — приказала Элизабет О'Брайену.

Клер смущенно огляделась. Ее взгляд упал на смятое одеяло, возле которого лежали чулки и ботинки Элизабет. Клер посмотрела в глаза Элизабет, пытаясь казаться бесстрашной.

— Мистер О'Брайен сделал тебе больно? — спросила она дрожащим голосом. — Я слышала, ты стонала.

— Нет… Нет. — Итак, ей все известно, подумала Элизабет. Что ж, Элизабет не собиралась винить в случившемся одного О'Брайена. — Мистер О'Брайен не причинил мне вреда. Я сама хотела, чтобы он так поступил.

О'Брайен протянул Клер стаканчик сидра и отошел на шаг. Та смотрела на него поверх стаканчика.

— Хорошо, раз так. Если бы он тебя обидел, мне пришлось бы оторвать ему голову. — Она подняла ясный, невинный взгляд на Элизабет. — Я не позволю никому заставлять тебя страдать, ни мистеру О'Брайену, ни братцу.

Элизабет с мольбой взглянула на О'Брайена. Как теперь быть?

Тот нагнулся, подобрал ее чулки и отдал ей.

— Оденьтесь, — сказал он, заправляя рубашку в штаны. — Понимаете, Клер, мне очень нравится миссис Лоуренс, ведь мы уже говорили с вами об этом.

Клер серьезно кивнула.

— И я бы ни за что не причинил вреда ни одной из вас, даже ради богатства обеих Индий.

Клер снова кивнула.

— Но если вы расскажете кому-нибудь о том, что видели и слышали…

— Вы поцеловали ее, — осуждающе произнесла Клер.

Элизабет стояла к ним спиной и, балансируя на одной ноге, пыталась натянуть чулок. Она с напряжением слушала их разговор.

— Да, верно, я поцеловал ее… Но вы не должны никому говорить об этом, ни брату, ни горничным, никому. Поняли?

Элизабет повернулась и увидела — Клер отчаянно кривит губы, стараясь вникнуть в смысл его слов.

— Потому что братец подумает, вы ее обидели? — спросила она.

— Вот именно. Никто не поймет, Клер. И он тоже не поймет.

— А Элизабет нравится, когда вы ее так целуете? — Клер внимательно смотрела на О'Брайена.

— Правильно, — улыбнулся он и легонько коснулся ее руки. — Вы все поняли. Я знал, что вы поймете.

О'Брайен достал из корзинки краюху хлеба и предложил его дамам. Элизабет скорчила гримасу отвращения, Клер элегантно покачала головкой. О'Брайен с аппетитом откусил кусок хлеба. Элизабет выводило из себя его спокойствие: ведь их застукали! Если пойдут слухи, он потеряет работу, а у нее отнимут завод. И он спокойно сидит себе и ест! Надев ботинки, Элизабет подошла к О'Брайену и спросила тихо, чтоб не услышала Клер:

— Что нам делать?

— Ничего. Мы ничего не станем делать. Хотите кусочек сыра?

Элизабет застонала.

— О'Брайен, она нас видела, она знает, что мы тут делали, или по крайней мере догадывается…

— И что вы хотите? Чтобы я убил ее и закопал здесь? — спросил О'Брайен, отправляя в рот кусочек сыра.

— О'Брайен! — ужаснулась Элизабет.

— Я пошутил. Не волнуйтесь, дорогая, она не расскажет.

Элизабет заговорила медленнее, как с несмышленым младенцем.

— О'Брайен, эта женщина носит в кармане невидимую ручную мышку. Отчего же вы в ней столь уверены?

— Нужно просто понимать ее болезнь, — ответил тот, отводя Элизабет локон со лба. — Поверьте, Клер никому не расскажет, если мы ее попросим, вы и я.

— Откуда вы так хорошо ее знаете? Почему она вам доверяет? Вы не пытались…

— Нет, — лицо О'Брайена помрачнело. — Признаться, я человек легкомысленный, но я никогда в жизни не прикасался к Клер или таким, как она. Если вы меня подозреваете…

Элизабет схватила его за руку. Было несправедливо обвинять О'Брайена, она прекрасно знала, что он на это не способен.

— Простите, — сказала Элизабет, глядя в его сверкающие гневом зеленые глаза. — Я верю, вы бы этого не сделали.

— Давайте я провожу ее домой.

— И снова выведете Джессопа из себя?

— Я скажу, что встретил ее возле реки, когда удил рыбу.

— Удили рыбу? В середине дня? — Элизабет рассмеялась. — Он опять потребует, чтобы я вас уволила. На этот раз за день.

О'Брайен сложил одеяло, на котором они совсем недавно предавались любви.

— Простите, что все так вышло. Я хотел устроить для вас пикник.

— Я постараюсь прийти к вам сегодня вечером. — Даже сейчас Элизабет желала его, несмотря на пережитые волнения.

— Для вас моя дверь всегда открыта. В любое время, Лиззи.

О'Брайен поцеловал ее. Нежность этого поцелуя напомнила Элизабет, как изменились их отношения. Она постоянно убеждала себя, что их связывает лишь взаимное желание наслаждения, но в глубине души и сама в этом уже сомневалась.

— Пойдемте, Клер, милая. — О'Брайен отдал одеяло Элизабет. — Сохраните его до следующего раза, — прошептал он, уходя.

— Клер, мистер О'Брайен проводит тебя до дома. — Элизабет наблюдала, как О'Брайен галантно предложил руку Клер.

— А ты не идешь? — спросила Клер, придерживая юбки.

— Не сейчас. Но я скоро буду.

— Я не расскажу. Обещаю тебе, Лиз, — сказала Клер на прощанье.

Оставшись одна, Элизабет присела рядом с корзинкой и стала задумчиво пощипывать хлеб. Погода начинала портиться, потянуло прохладой. Послышались звуки отдаленного грома, и в воздухе запахло дождем.

Элизабет понимала: после сегодняшнего происшествия самым разумным было бы прекратить всякие отношения с О'Брайеном. Но пока она этого сделать не могла. Просто не имела сил.

Вернувшись на завод, Элизабет сразу почувствовала — что-то не так. Непонятная тревога словно бы висела в воздухе. Прежде чем она миновала каменное строение нового склада, ей навстречу выбежал Джонни Беннет.

— Слава Богу, я вас нашел, мисс Элизабет! — закричал он, размахивая старой соломенной шляпой.

Начинался дождь, и Элизабет пришлось надвинуть плотную войлочную шляпу: не слишком женственный головной убор, зато хорошо спасает от дождя.

— В чем дело, Джонни? Успокойся.

— Нам надо спешить! Они пытаются забрать Нгози. Они уже избили Сэмсона!

Элизабет вздрогнула. Немногие могли справиться с Сэмсоном.

— Джонни, кто хочет забрать Нгози?

— Охотники за беглыми, хозяйка! Охотников за беглыми рабами нечасто можно было встретить на севере. Элизабет рассердилась. Как смели эти люди вторгнуться на ее землю и претендовать на ее рабочих?

— Где они?

— На Рабочем Холме, хозяйка. Они говорят, ребенок тоже принадлежит им.

Элизабет ускорила шаг. Дождь постепенно усиливался.

— Джонни, сбегай в контору и принеси мне пистолет из ящика письменного стола. Догонишь меня у подножия холма. Не знаю, что это за люди, но с моей земли они не заберут никого! Быстрее, Джонни! Поторапливайся!

Чуть позднее Элизабет заспешила вверх по Рабочему Холму, полная решимости противостоять охотникам за рабами. Тяжесть принесенного Джонни пистолета у нее за поясом только придавала ей уверенности. Джонни Беннет бежал вприпрыжку, едва поспевая за хозяйкой.

— Хотите, я позову кого-нибудь, мистера О'Брайена или мистера Лоуренса?

Элизабет собиралась было ответить, что прекрасно справится одна, но побоялась все испортить из-за глупой гордости. Подобных ошибок она всегда старалась избегать.

— Попробуй разыскать мистера О'Брайена. Беги!

Впереди уже была видна толпа людей, собравшихся возле дома Сэмсона и Нгози. Рабочие расступились перед своей хозяйкой. На земле лежал Сэмсон, а рядом с ним стояла Нгози, прижимая к груди малышку. Трое незнакомых людей пытались отобрать у Нгози девочку, и она причитала на языке ибо, наречии уроженцев Южной Нигерии. Элизабет узнала его, потому что слуги в особняке говорили на этом диалекте. Один из людей поднял кнут, собираясь ударить негритянку.

— Хватит! — рявкнула Элизабет, изо всех сил напрягая голос. Она успела схватить кнут и вырвать его из рук мужчины, до крови ободрав ладони. — Как вы смеете бить женщину!

Охотник за рабами оглянулся и посмотрел на Элизабет из-под полей своей шляпы тусклыми серыми глазами. Его зубы были черны, и Элизабет даже с такого расстояния почувствовала гнилостный запах у него изо рта.

— Она беглая рабыня, у меня есть на нее документы. — Он похлопал себя по карману куртки.

— Вы ошибаетесь, она — жена моего свободного работника Сэмсона.

— А это еще кто такая? — спросил другой охотник. — Надо брать черную с ребенком и уматывать. Мы и так потеряли здесь слишком много времени. — Он сплюнул коричневую от табака слюну под ноги Элизабет.

Элизабет бросила на говорившего уничтожающий взгляд, и тот отступил. Она вновь посмотрела на первого охотника, который, по-видимому, был предводителем.

— Я — Элизабет Лоуренс, владелица завода и этой земли. Я требую, чтобы вы убирались отсюда, иначе мне придется позвать шерифа.

— Не хочу показаться грубым, мэм, но я тут по делу. Меня зовут Джарви. Я приехал из самого Вильямсбурга в поисках этой женщины. Она сбежала целых три года назад, но я никогда не сдаюсь. — Он протянул Элизабет листок пожелтевшей газетной бумаги. — Я прослышал, здесь на реке скрывается женщина. Это она самая и есть.

Элизабет взяла у него листок.

«Негритянка, приблизительно двадцати двух лет от роду, разыскивается с осени 71-го года. Носит имя Мэри. За поимку назначена награда, обращаться в Риверс-Уок, Вильямсбург».

Элизабет вернула бумагу Джарви.

— Вы что, не умеете читать? Вам нужна Мэри, а жену Сэмсона зовут Нгози.

— У этих ниггеров всегда по нескольку имен, — усмехнулся тот. — И вы это знаете. Говорю вам, это та самая.

Сэмсон застонал, и Элизабет приказала рабочим:

— Поднимите Сэмсона, а потом проводите этих людей с моей земли.

— Мы никуда не уйдем без негритянки! — завопил Джарви.

Нгози закричала, ее дочка вторила ей.

— Я же сказала вам, вы ошиблись. Вам нужна Мэри из Вирджинии, а это — Нгози. Она родилась и выросла здесь, у нас.

— Родилась здесь, вы говорите? — Джарви сузил глаза. — Почему же она болтает на своем африканском жаргоне?

— Ее бабушка научила ее родному языку, понятно, тупица? — не сдавалась Элизабет. Она бросила ему кнут. — А теперь проваливайте, вы отняли у меня много времени.

Элизабет отвернулась было, но услышала, как Джарви шагнул в ее сторону. Прежде чем он успел хоть что-то сообразить, Элизабет выхватила пистолет. В полной тишине она взвела курок. Рабочие за ее спиной замерли в ожидании, уставившись на Элизабет и кремневый пистолет у нее в руке, наставленный на Джарви.

— В последний раз говорю вам, убирайтесь отсюда со своими ублюдками. Иначе мне придется уложить вас троих в могилу на берегу реки.

Джарви рассмеялся, но глаз с пистолета не сводил. Рука Элизабет не дрожала.

— Вы этого не сделаете.

— Почему вы так уверены? — Элизабет одарила его улыбкой. — Никто никогда не узнает, — Элизабет указала рукой в сторону рабочих. — Вы же понимаете, эти люди ничего не расскажут, да и кому вообще есть дело до вашей судьбы?

— Пойдем, Джарви, эта сука сошла с ума, — протянул один из охотников за рабами.

— Вы совершенно правы, — раздался голос О'Брайена, и через минуту он присоединился к

Элизабет. — Поэтому я советую вам убираться поскорее, пока ее палец не соскользнул на таком дожде и кому-нибудь из вас не снесло голову. В этом случае нам придется убить и остальных, чтобы они не смогли давать показания в суде.

Элизабет держала Джарви и его дружков на прицеле, пока они медленно тащились вниз по склону холма.

— Проводите этих джентльменов до границы владений завода Лоуренса, — поручила она нескольким рабочим из толпы.

Рабочие стали потихоньку расходиться. О'Брайен наклонился к уху Элизабет и прошептал:

— Мне кажется, вы уже можете опустить пистолет. — В его голосе слышалась ирония. Рука Элизабет побелела, так судорожно она сжимала рукоятку.

— Не смейтесь надо мной, я ужасно испугалась, что они ее заберут.

— Вы бы никогда этого не допустили. — Элизабет взглянула на О'Брайена, но не успела ответить. К. ним подошли Сэмсон и Нгози.

— Я хочу поблагодарить вас, мисс Лизбет. Вы спасли мою семью.

— Нгози, почему ты не сказала мне, что сбежала от своих хозяев? Ты должна была мне сказать! — Элизабет старалась говорить тихо, чтоб ее слышали только Сэмсон, Нгози и О'Брайен.

— Не ругайте ее, мисс Лизбет, она хотела вам все рассказать, но я отговорил ее, честное слово.

— Я думаю, теперь она в безопасности, эти люди вряд ли вернутся. — Элизабет взглянула на круглое лицо Нгози, мокрое от слез и дождя. Бедная женщина явно пережила шок.

— Вы всегда были добры ко мне, хозяйка. Если прикажете, я поеду с ними, я не хочу доставлять вам неприятности.

— Глупости, — успокоила ее Элизабет, взяв за руку. — Мне не обойтись без Сэмсона, а ведь он не отпустит тебя одну. Отведи свою жену домой, Сэмсон, ей надо переодеться в сухое. И обязательно покажи доктору рану на голове.

— Да, мэм. — Один из охотников ударил Сэмсона, и кровь на ране запеклась черной коркой.

Когда Сэмсон и Нгози ушли, Элизабет снова повернулась к О'Брайену. Он не успел надеть шляпу, и его светлые волосы совершенно вымокли.

— Ну и денек, не правда ли? — проговорила Элизабет.

— Да уж, действительно. И льет как из ведра. Вам надо переодеться. — О'Брайен наклонился к ней. — Хотел бы я сам снять с вас эту мокрую одежду.

Элизабет улыбнулась.

— Не знаю, приду ли я сегодня. Боюсь, Джессоп захочет вечером обсудить со мной состояние Клер. В последнее время мы ведем эти разговоры почти каждую неделю.

— Как вам будет угодно, моя госпожа. — О'Брайен отошел, улыбаясь и покорно разводя руками. — Я всегда к вашим услугам…

17

Элизабет подвела итог под колонкой цифр и улыбнулась. Она слушала вполуха, о чем говорил Джессоп. Она ликовала: впервые завод Лоуренса принес прибыль по итогам месяца.

— Я просто хотел поблагодарить тебя за заботу о Клер. Хорошо, что ты сообщила мне о синяке у нее на шее, я знаю, тебе это было нелегко, — прочувствованно разглагольствовал Джессоп. — Видишь ли, я разговаривал с Клер по поводу ее возможных контактов с… — он кашлянул, — с мужчинами. Мне кажется, она поняла наше беспокойство. Обещаю тебе, впредь О'Брайену не придется обнаруживать ее разгуливающей по лесу.

Элизабет вежливо улыбнулась. Джессоп пришел совершенно не вовремя. С минуты на минуту мог появиться потенциальный клиент, а Элизабет до сих пор не определила возможного срока поставки.

— Ты не слушаешь меня, Лиз?

Элизабет рылась в бумагах на столе в поисках данных о производстве за прошедшую неделю. «Черт бы побрал этого Ноя, ведь он обещал положить данные на стол».

— Я слушаю.

— Нет, ты меня не слушаешь. — Джессоп подошел к столу и оперся на кипу бумаг, лежащих перед Элизабет. Он был назойлив, как комар. Она со вздохом откинулась на спинку стула, готовая выслушать Джессопа со вниманием.

— Я же предупреждала, Джессоп, что я очень занята: то ты не разговариваешь со мной неделями, то тебе вдруг срочно нужно меня видеть.

Джессоп дотронулся до ее плеча. Это был вполне невинный жест, но первым побуждением Элизабет было отпрянуть.

— Элизабет, я пришел поговорить вовсе не о Клер, хотя я очень признателен тебе за заботу. Я пришел, чтобы извиниться. Я наговорил тебе много лишнего, чего вовсе не думал. — Джессоп смотрел прямо на Элизабет, и она впервые заметила, как сильно поседели его виски. — Прошу тебя, дай мне еще один шанс.

Элизабет чуть не застонала вслух. Только этого ей сейчас и не хватало. Ей не хотелось думать ни о нем, ни об О'Брайене, ни даже о самой себе: в эти последние несколько недель Элизабет пребывала в некоем состоянии душевного равновесия, которое мечтала сохранить подольше. Впервые в жизни она была по-настоящему счастлива, ее дни и ночи были заполнены… Чего еще ей было желать?

— Джессоп, я действительно не могу сейчас продолжать этот разговор. — Элизабет поправила выбившийся из-под чепца локон. — Джонсон из колонии Пенна должен приехать с большим заказом.

— Тогда поужинай со мной сегодня. — Джессоп взял ее за руку. — Мы будем вдвоем, я отошлю Клер спать пораньше.

Его прикосновение было Элизабет неприятно. Возможно, она просто уже решила для себя, что не выйдет замуж за Джессопа. К чему ей возвращаться к этому вопросу? Она убрала руку.

— Хорошо, я посмотрю, смогу ли освободиться. — Элизабет встала.

— Я знаю, ты не придешь. Ты пообещаешь, а потом так увлечешься этими проклятыми цифрами, что все забудешь, и тебе придется ужинать черствым хлебом с сыром у себя в спальне. Лиз, негоже такой молодой женщине, как ты, проводить столько времени в одиночестве.

Элизабет улыбнулась про себя. Уже целый месяц она не проводила ни одной ночи в одиночестве.

— Ной! — крикнула она. — Мне нужны данные за прошедшую неделю, я нигде не могу их найти. — Сейчас, хозяйка, — ответил клерк из приемной.

Элизабет потянулась, потирая затекшую поясницу. Вероятно, она и вправду проводит слишком много времени на этом стуле.

— Я попробую: большего не могу обещать, — вновь обратилась она к Джессопу, который, как собака, следил за каждым ее движением. — Мне в самом деле надо хорошо подготовиться к встрече с мистером Джонсоном.

— Я жду тебя в девять. Можешь не переодеваться, для меня главное видеть твое прелестное лицо. — Джессоп поцеловал ее в щеку и вышел. Она проводила его взглядом и снова крикнула Ною:

— Где эти цифры? Или ты сейчас же найдешь их, или ищи другую работу!

— Иду!

Элизабет вернулась к столу. Они производят теперь столько пороха, что вполне успеют выполнить заказ Джонсона за две недели; значит, можно заключить с ним сделку.

Элизабет больше и не вспомнила о Джессопе в тот вечер, пока в одиннадцать часов в дверь ее спальни не постучали. Она сидела на кровати в шелковом пеньюаре. Вокруг нее были разбросаны бумаги. Элизабет высчитала, что благодаря заказу Джонсона завод станет приносить прибыль в течение нескольких месяцев.

— Кто там? — спросила Элизабет, взяв кусочек сыра с тарелки, стоявшей у нее на коленях, и прихлебывая вино из оловянного бокала.

Дверь отворилась, и вошла одна из служанок.

— Мистер Лоуренс прислал мальчишку спросить о вашем здоровье. Он ждал вас на ужин. Интересуется, все ли благополучно.

Черт возьми! Элизабет совсем забыла про ужин с Джессопом. Она так устала за последнее время, что даже к О'Брайену не пошла сегодня. Она частенько недосыпала и ела когда придется, все это сказывалось на ее здоровье. И если уж у Элизабет нет сил заниматься любовью, то тем более у нее нет ни сил, ни желания выслушивать излияния Джессопа.

— Пусть посыльный передаст мои извинения мистеру Лоуренсу. Я плохо себя чувствую и как раз собиралась ложиться спать. Известите мистера Лоуренса, я буду рада видеть его за завтраком.

— Хорошо, мэм, спокойной ночи. — Горничная поклонилась и вышла.

Почему Элизабет просто не сказала Джессопу «нет»? Она откусила кусочек хлеба и задумалась. Если он вновь начнет ухаживать за ней, она отклонит эти попытки, сославшись на занятость. Элизабет уже привыкла к мысли, что ей не надо выходить замуж за Джессопа или кого-нибудь еще. Зачем ей второе замужество? Без мужа она свободна, как птица, а пороховой завод обеспечит ей безбедное существование.

Стук в окно привлек внимание Элизабет. Это стучала не ветка — деревья под окном не росли. Элизабет встревоженно застыла с бокалом в руке. Стук повторился. Кто-то выстукивал по стеклу окна мелодию. Элизабет вскочила, проливая вино, и поставила бокал на стол. Шлепая босиком по холодному полу, Элизабет подбежала к окну и толкнула створки. Холодный осенний ветер распахнул полы ее пеньюара.

— Какое приятное зрелище на склоне трудного дня! — проговорил О'Брайен, влезая на подоконник.

— Вы меня до смерти напугали, — хрипло прошептала Элизабет.

— Я это понял. Вы так и бросились к окну, — сказал О'Брайен, закрывая за собой окно. — Думаю, мне повезло, что вы не врезали мне кочергой промеж глаз.

— Если бы у меня был с собой пистолет, я бы всадила вам пулю промеж глаз. Он поднял ее на руки.

— Вам нельзя приходить сюда! — Элизабет отбивалась от него, при этом стараясь не слишком шуметь. — Я же говорила, вам нельзя здесь появляться. Вас могут услышать.

О'Брайен поцеловал ее и снова опустил на пол.

— Меня-то не услышат, скорее услышат вас. Это вы кричите, как сумасшедшая, когда мы предаемся любви. — Он отщипнул кусочек сыра и отправил его в рот.

— Вы говорили, что вам это нравится, — возразила Элизабет, покраснев.

— Конечно, нравится. Каждый мужчина хочет быть уверен в том, что доставляет своей женщине удовольствие. — О'Брайен присел на краешек кровати, мельком взглянув на разбросанные листы.

Своей женщине… Он никогда так раньше не говорил.

— Я просто пошутил, дорогая. У вас есть еще сыр?

Элизабет подошла к постели, не обращая внимания на распахнувшийся пеньюар, ее волосы, еще влажные от недавнего мытья, рассыпались по плечам. Она протянула О'Брайену тарелку.

— Это весь мой ужин.

— А я думал, вы ужинаете сегодня с мистером Лоуренсом, — промолвил он, подбирая последний кусочек сыра с тарелки.

— Вовсе нет, — Элизабет нахмурилась. — Как вы узнали, что Джессоп пригласил меня на ужин?

— Мне сказала Клер.

— Она снова была на заводе?

— Да, но я отослал ее домой. — О'Брайен отхлебнул вина из ее бокала и протянул руки к Элизабет. Он тоже недавно принял ванну, его волосы были еще влажны, а кожа пахла мылом. — Идите ко мне.

— О'Брайен, я правда боюсь. В доме есть слуги, если кто-нибудь услышит ваш голос…

— Они подумают, что это мистер Лоуренс, и ничего не скажут. — О'Брайен поймал ее за руку и притянул к себе.

Элизабет, наверное, могла бы отослать О'Брайена, но раз уж он пришел… Комната была такой уютной, в камине тлели угли, на столе стояла бутылка вина. Элизабет была не прочь вкусить наслаждения в своей спальне, но мысль об опасности мучила ее.

— Вы не можете долго здесь оставаться, — прошептала она.

О'Брайен обнял ее за талию, его голова оказалась вровень с ее грудью.

— Как вкусно, — промычал он, сжимая губами ее набухший сосок. Элизабет обхватила его шею и села к нему на колени. Только несколько минут назад она умирала от усталости, но сейчас сонливость как рукой сняло.

— Лиззи, я не могу вами насытиться. Целый день только о вас и думаю.

— Мужчины всегда думают только о постели, — прошептала Элизабет, выгибая спину и притягивая его руку к своей груди.

— Я желал многих женщин в своей жизни, но поверьте мне, Лиз, в этот раз все совсем по-другому. Вы — другая.

Элизабет криво усмехнулась.

— Это потому, что я лучше их. — Она взяла его лицо в ладони и крепко, почти грубо поцеловала в губы. — Я доставляю вам больше удовольствия, чем кто-нибудь из них. — Она положила руку О'Брайена между своих бедер, на повлажневшую плоть. — А вы ублажаете меня лучше, чем этих женщин.

О'Брайен издал какой-то странный звук, похожий на звериный рык, и опрокинул ее на постель, прямо на бумаги, а сам навалился сверху. Элизабет попыталась сбросить О'Брайена, упираясь руками ему в грудь.

— Тихо, — прошептала она. — Внизу услышат скрип кровати.

О'Брайен скинул куртку, а за ней и рубашку.

— Снимите ботинки, — сказала Элизабет, проведя рукой по его груди. — Разве вас не учили, что нельзя лезть в кровать леди в ботинках?

— Так делают, если хотят быть готовым в любую минуту дать деру.

О'Брайен легонько укусил мочку ее уха. Элизабет рассмеялась и поцеловала его, на этот раз значительно нежнее.

— Снимите ботинки и заприте дверь. — Когда он встал, она собрала разбросанные бумаги. — Панталоны тоже снимите. Они вам не понадобятся. — К тому времени, как О'Брайен закрыл дверь на замок и окончательно разделся, Элизабет уже сняла пеньюар и забралась под одеяло. Ей было холодно, осень уже пришла на берега реки Брэндивайн.

— Да вы замерзли, — пробурчал О'Брайен, устраиваясь под одеялом рядом с ней.

— Так согрейте меня, — попросила Элизабет, прижимаясь к нему всем телом. О'Брайен вытянулся на боку и стал рисовать причудливые узоры у нее на коже кончиком пальца. Элизабет закрыла глаза. Сегодня они будут любить друг друга медленно и размеренно, смакуя каждое прикосновение, каждый поцелуй, как последний. Ей нравилась бесконечная изобретательность О'Брайена. Порой он, сгорая от страсти, набрасывался на нее на первом этаже коттеджа, даже не сняв одежды. В другие дни они подолгу играли в салочки, со смехом бегая по комнатам, пока не падали наконец на постель. А бывали особые ночи, такие, как сейчас, когда он нежной лаской доводил Элизабет до крайней степени желания, прежде чем позволял ей испытать наслаждение.

О'Брайен целовал Элизабет в шею, а она гладила его влажные светлые волосы. Каждый сантиметр ее кожи оживал под его пальцами. Лежа с закрытыми глазами, она догадалась, что О'Брайен потянулся за бокалом, взял его и долил вином. Первое прикосновение его пальца, смоченного в холодной жидкости, заставило Элизабет вздрогнуть.

— Холодно, — прошептала она.

О'Брайен провел винную полоску вдоль ее живота.

— Я всегда мечтал стать художником, — прошептал он в ответ.

— Странная живопись, — заметила Элизабет, с трудом переводя дыхание.

О'Брайен вновь окунул палец в вино и принялся выписывать круги у нее на груди. Холодная жидкость коснулась и сосков Элизабет, и они немедленно затвердели.

— Какое прекрасное тело! — приговаривал О'Брайен. — Какая восхитительная грудь!

Элизабет лежала неподвижно, наслаждаясь ласковыми прикосновениями О'Брайена. Она открыла глаза, почувствовав, что он наклонился и стал слизывать вино с ее кожи. Элизабет откинулась на подушку, поглаживая руками его спину. Ее невероятно возбуждал его горячий язык. Голова Элизабет кружилась, жар разливался по всем ее жилам, и она застонала. Элизабет пыталась подавить свои стоны, но по мере того, как О'Брайен продвигался от ее живота к груди, сдерживать их становилось все труднее. Она впивалась ногтями в его плечи, выгибая спину и стараясь прижаться к нему бедрами.

— Лиззи, Лиззи, — шептал О'Брайен.

Их губы встретились. Он гладил шелковистые волосы Элизабет, ее плечи и руки. Нет, это не только плотская страсть, говорила себе Элизабет, это нечто большее. Слезы туманили ее глаза.

— Что случилось, Лиззи? Скажи мне, — попросил О'Брайен.

Элизабет чуть было не произнесла эти слова. Она чуть не закричала вслух: «Я люблю тебя!» Но ее практичность взяла верх, и она ответила:

— Просто я счастлива.

Конечно, она не любит его. Это глупость. Она бы пожалела потом об этом поспешном признании. Женщина не может любить мужчину лишь из-за того, что он очень хорош в постели. Женщина ее круга вообще не может любить такого человека, как О'Брайен.

О'Брайен ласкал ноги Элизабет, а она тянулась к нему всем телом, как бы предлагая ему прикоснуться к тому, что она дарила только ему одному. Слезы на ее глазах высохли, и волны тепла начали разливаться по всему телу. О'Брайен снова и снова целовал ее в губы, его дыхание пахло вином.

— Люби меня, люби меня, О'Брайен, — отчаянно прошептала Элизабет, глядя в его зеленые глаза, изнывая от желания.

Она все-таки произнесла эти слова.

О'Брайен улыбнулся и что-то тихо сказал, но она уже не слышала его. Наконец он вошел в нее. Элизабет застонала, отгоняя прочь все посторонние мысли, ритмично двигаясь в унисон с О'Брайеном, пока волны наслаждения не подхватили ее…

Элизабет не знала, сколько прошло времени. Несколько часов или всего несколько минут? Она свернулась калачиком рядом с О'Брайеном. Тот лежал на спине, тяжело дыша.

— Только я успею подумать, что в постели меня ничем не удивишь, как вы доказываете обратное, — сказал он шутя и поцеловал ее в висок.

Элизабет прижалась к нему еще теснее и натянула одеяло на них обоих. Уже в полусне она представила, как было бы хорошо проспать рядом с ним целую ночь. Необходимость вставать, одеваться и возвращаться среди ночи домой всегда угнетала ее. «По крайней мере сегодня не мне придется возвращаться домой в холоде и темноте». Пальцы О'Брайена ласкали ее руки, плечи, шею — нежный эпилог после акта любви. Они нащупали золотой медальон на цепочке у нее на шее.

— Что это, подарок? — спросил О'Брайен.

— Угу, — пробормотала Элизабет в полусне, даже не открывая глаз. — Подарок от Пола. Вам не нравится, что я ношу его?

О'Брайен повертел медальон в руках.

— Какое я имею право ревновать, а тем более к мертвым?

Она улыбнулась про себя: О'Брайен уклонился от ответа.

— «Дорогой Э. Т. Л. от любящего мужа, П. X. Л.», — прочел О'Брайен вслух. — Как мило.

Элизабет взяла медальон у него из рук. О'Брайен откинулся на подушку.

— Элизабет Лоуренс — это понятно. А что такое Т.?

— О'Брайен…

— Нет-нет, дайте я догадаюсь. Тереза? — О'Брайен приподнялся на локте и посмотрел на Элизабет.

Она рассмеялась и поглубже зарылась в подушку.

— Нет, не Тереза. Табита? Нет, слишком уж слащаво и женственно.

— Благодарю вас. — Элизабет повернулась к нему спиной.

— Придумал! Томазина!

— Нет, не Томазина. Т. — это вовсе не второе имя. У меня никогда не было второго имени. Это моя девичья фамилия — Таррингтон.

— Таррингтон? — переспросил О'Брайен изменившимся голосом. — Из Вексфорда?

— Вообще-то мы из Йоркшира, но в Вексфорде у нас есть загородное имение. — Элизабет повернулась и увидела, как О'Брайен пулей выскочил из кровати.

18

О'Брайен поднял с пола свои штаны и стал их лихорадочно натягивать.

— В чем дело, О'Брайен? — спросила Элизабет, садясь в постели.

— Вы никогда не рассказывали мне, что ваша фамилия Таррингтон, Лиз, — ответил О'Брайен сквозь зубы.

— Да о чем это вы говорите? — растерянно пролепетала она.

— Я говорю о проклятых Таррингтонах, которые грабят и убивают. А вы — одна из них!

Элизабет схватила подушку с кровати и бросила в него.

— Что вы несете? — Она пыталась не кричать. О'Брайен напялил один ботинок прямо на босу ногу, чтобы не возиться с чулком.

— Таррингтоны прогнали нас с нашей земли! Они прогнали всех моих родственников, отняли землю у всех моих друзей!

— О какой земле идет речь, О'Брайен? — всплеснула руками Элизабет.

О'Брайен схватил свою рубашку, пытаясь вывернуть ее и поскорее надеть.

— В Вексфорде, откуда я родом. — Он смотрел на Элизабет с ненавистью, а она по-прежнему не понимала, что привело его в ярость.

— Я думала, вы выросли во Франции.

— Так оно и было — после того, как ваш отец отнял нашу землю и спалил наш домик, чтобы построить себе особняк. — В его голосе неожиданно зазвучали простонародные ирландские интонации. — Родители отослали меня в монастырь: им не удалось прокормить нас всех. Мой братишка умер от голода,

Элизабет вспомнила особняк Таррингтонов в Вексфорде. Это был красивый дом с прекрасными гобеленами и длинными коридорами, устланными коврами, по которым так любили бегать дети. Кажется, отец построил этот дом, когда Элизабет была совсем малышкой, или даже еще до ее рождения.

— Вы хотите сказать, мой отец отобрал землю у вашей семьи, чтобы построить загородный особняк?

— Чарльз Элтон Таррингтон. Я до самой смерти не забуду это имя. Нам некуда было податься: никакой работы в округе не было. Мать старалась разослать нас по родственникам, чтобы мы не голодали. Сестер отдали в услужение, зарабатывать деньги, а отец не смог найти работу. Не иметь возможности прокормить семью, знаете, как это тяжело для мужчины? Таррингтонам не пришлось убивать моего отца собственноручно, за них это сделала выпивка.

Потрясенная, Элизабет стояла на коленях в кровати. Какая чудовищная история! Такое не выдумаешь. Но в чем он винит ее? Разве она несет ответственность за поступки своего отца?

— Как мог мой отец отобрать вашу землю? Возможно, он не слишком приятный человек, но он не вор.

— Земля давно не принадлежала нам, — ответил О'Брайен с сарказмом. — Но мы всегда жили на ней. Поколения семьи О'Шэй разводили на этих холмах скот и выращивали картофель. Землю отобрали за налоги в пользу казны, и мы, как и многие ирландцы, стали арендаторами на собственной земле. Богатые англичане Таррингтоны выкупили наши угодья у казны.

— О'Шэй? Кто такие О'Шэй? Вас же зовут О'Брайен!

О'Брайен побледнел и отвернулся. В руках у него болтался ботинок. Наступила долгая пауза. Элизабет судорожно сглотнула и спустилась с кровати, волоча за собой одеяло.

— Вы не О'Брайен, так ведь? — спросила она потрясенно.

Он не решался взглянуть ей в глаза.

— Сукин сын, — прошептала Элизабет. Внезапно на память ей пришло замешательство О'Брайена в первый день по приезде, когда он затруднился назвать свое имя. Тогда Элизабет даже хотела навести справки у своего адвоката в Филадельфии, но О'Брайен оказался таким хорошим управляющим, что она забыла о своих намерениях. — Вы лгали мне! — Сердце Элизабет разрывалось в груди.

Наконец О'Брайен поднял глаза.

— Моя ложь не принесла никому вреда. Я ни у кого ничего не отобрал — ни земли, ни достоинства.

Элизабет не стала спорить с ним о правоте или неправоте своего отца. Но его обман она не собиралась оставить без внимания.

— Что случилось с настоящим О'Брайеном, которого я наняла? Вы убили его?

Странное выражение — не то боль, не то обида — промелькнуло на лице О'Брайена и исчезло. На смену ему пришел холодный гнев.

— Я не убивал его, — ответил он со злобным вызовом. — Он был моим другом. Мы вместе плыли в Америку. Он умер от заражения крови, и я взял его имя. Я никому не причинил зла.

— Но я наняла его, а не вас.

— Я лучше Майкла разбираюсь в производстве пороха, вы ничего не потеряли, хозяйка, — усмехнулся О'Брайен.

Элизабет не верилось, что этот самый человек занимался с ней любовью полчаса назад. Ярость и горечь сменили в нем нежность и понимание.

— Вы солгали мне! — Руки Элизабет сжали одеяло так, что косточки побелели. — У вас ведь нет ни жены, ни детей, верно?

— У Майкла была семья.

Элизабет с силой толкнула его в грудь. Ей хотелось ударить его, обругать. Ей хотелось кричать и бить посуду.

— Значит, все мои страдания по поводу вашей жены были напрасны? Я месяц ворочалась в этой постели и не могла заснуть от угрызения совести!

— Кажется, мне пора, — промолвил О'Брайен, поворачиваясь к ней спиной.

— Вы сукин сын! — закричала Элизабет, не заботясь больше, услышат ли ее слуги. О'Брайен подошел к окну и распахнул створки. Элизабет стояла на холодном ветру, прикрыв одеялом свою наготу. Она была рассержена, она была уязвлена. Элизабет сердилась не только на О'Брайена, но и на себя. Как она могла позволить ему причинить ей такую боль? Позволить обмануть себя? Как дело дошло до того, что все это так много для нее значит?

О'Брайен вылез из окна, и оно захлопнулось за ним. Элизабет бросилась в кровать, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.

В ту ночь Элизабет почти не спала. Когда она наутро появилась в своей конторе, глаза ее были красны от слез. Она чувствовала себя оскорбленной и униженной. О'Брайен лгал ей с первого дня. Его красота и обаяние ввели Элизабет в заблуждение, она даже согласилась лечь с ним в постель. Что же ей теперь делать?

Элизабет уставилась в бумаги невидящим взглядом. Сегодня у нее была назначена встреча с еще одним возможным клиентом. После первого съезда Континентального Конгресса в Филадельфии страсти продолжали накаляться. Повсюду слышались разговоры о независимости: в роскошных гостиницах и захолустных тавернах. Всем было ясно, что колонии не получат независимости без войны, а значит, потребуется порох. Первым побуждением Элизабет было приказать О'Брайену начать упаковывать вещички… то есть О'Шэю или как там его? Но ее деловая сметка не позволяла ей так поступить. Элизабет целый год искала хорошего управляющего. Каков бы он ни был с ней, рабочие доверяли ему и работали под его началом, как никогда раньше. Он знал все составы и производственные хитрости.

Элизабет смотрела в окно, на разноцветные осенние листья, которые усеяли все вокруг. До нее доносился запах дыма и тушеной тыквы. Элизабет отхлебнула глоток травяного отвара, который принес ей Ной. После вчерашних переживаний у нее расстроился желудок, и она не могла ничего есть.

Сможет ли она продолжать работать бок о бок с О'Брайеном, коль скоро так мучительно переживает его обман? Печально, но Элизабет позволила чувствам взять верх над разумом, и в результате их отношения переросли установленные границы того диковинного делового соглашения. Она слишком привязалась к О'Брайену. Женщина не должна терять свою независимость из-за мужчины.

Элизабет решила пока не увольнять О'Брайена, пусть он ведет ее дела, а тем временем она попросит своего адвоката в Филадельфии подыскать ей нового управляющего. Элизабет выставит О'Брайена, как только найдет ему замену.

Приняв это решение, Элизабет взялась за гроссбух, положенный на ее стол Ноем. У нее нет времени на переживания и сожаления. Но не прошло и часа, как стук в дверь вновь отвлек Элизабет от занятий.

— Войдите. — Элизабет обмакнула перо в чернильницу.

— Элизабет, дорогая.

На пороге стоял Джессоп, но она даже не подняла головы. Рано утром Элизабет послала ему записку, что по-прежнему чувствует себя плохо и не может принять его за завтраком. Это была правда, даже мысль о еде была ей отвратительна.

— Элизабет, у тебя все в порядке? Если ты плохо себя чувствуешь, тебе лучше быть в постели, а не в этом ужасном кабинете. — Он подошел к камину и поворошил угли. Элизабет отложила перо и повернулась к Джессопу. Казалось, он был искренне озабочен ее здоровьем. Да и ей перерыв в работе вовсе не повредит.

— Все хорошо, просто немного болит живот. — Джессоп поставил кочергу у камина и пересек комнату. Он подошел к Элизабет и отвел локон с ее лба.

— Ты уверена, что не хочешь денек отдохнуть?

— Я не могу, — она указала на стопку бумаг на столе. — Меня ждут горы бумаг, и я хотела еще сегодня поработать в лаборатории. Вчера привезли нитрат натрия из Перу, который я так долго ждала. — Джессоп встал у нее за спиной и стал поглаживать ей плечи. Элизабет слишком устала, чтобы возражать.

— Я понимаю, как важна для тебя работа. — Элизабет удивленно посмотрела через плечо: неужели это говорит тот самый Джессоп, который две недели назад убеждал ее, что женщине негоже заниматься бизнесом?! Особенно прибыльным, с иронией напомнила себе она.

Джессоп разминал ей мышцы плеч и спины.

— Напрасно я пытался изменить тебя, теперь я это понял. — Он обошел стол, но его рука по-прежнему оставалась на плече Элизабет. — Лиз, я соскучился по тебе. Все, что я говорил вчера, остается в силе. Я хочу, чтобы ты приняла обратно кольцо. — Джессоп, как фокусник, достал его из кармана своего камзола. — Элизабет, выходи за меня замуж.

Элизабет положила руки на стол и уткнулась в них лицом. Голова ее кружилась, ее тошнило, а работа еще не была завершена. Джессоп, безусловно, очень мил, но Элизабет теперь была в себе не уверена. Отношения с О'Брайеном сильно напугали ее. Она подняла голову и встретилась глазами с Джессопом, который пристально смотрел на нее.

— Тебе действительно нехорошо? — спросил он мягко.

Элизабет кивнула.

— Тогда давай поговорим об этом в следующий раз. — Кольцо с рубином чудесным образом исчезло столь же быстро, как и появилось.

— Так будет лучше, честное слово. — Элизабет оценила его понимание. Вот О'Брайен не давал себе труда ее понять. — Мне нужно некоторое время на размышление. Мы наговорили друг другу много лишнего.

— Прощено и забыто, дорогая. — Джессоп рубанул воздух рукой. — Скорее бы ты, я и Клер стали одной счастливой семьей.

Элизабет снова повернулась к столу и отвела волосы со лба. Стопки бумаг приводили ее в ужас. Понадобится не меньше двух дней, чтобы наверстать упущенное.

— Мне нужно вернуться к работе, — сказала Элизабет без всякого энтузиазма.

— Хорошо, тогда я пойду. — Но Джессоп не ушел, а продолжал смотреть на нее. — Лиз, что-нибудь случилось? — наконец спросил он.

Элизабет почувствовала комок в горле, горячие слезы подступили к глазам. Конечно, она не могла рассказать Джессопу про О'Брайена. Не могла сказать ему, как она уязвлена и рассержена. Но Джессоп так добр к ней, он искренне озабочен ее состоянием.

— Я совершила ошибку, Джессоп. — Элизабет вновь повернулась к нему. Он встал на колено и взял ее руку.

— Ты имеешь в виду наши отношения? Милая, я все простил, я знаю, как тяжело дался тебе последний год. Я знаю…

— Нет, я совершила ужасную ошибку с О'Брайеном, — сказала Элизабет, отворачиваясь, чтобы Джессоп не заметил ее слез.

— Что ты имеешь в виду? — В голосе Джессопа звучало напряжение.

Элизабет глубоко вздохнула. Если Клер и О'Брайен будут молчать, никто никогда не узнает.

— Мне не стоило принимать его на работу. Я должна была получше расспросить его.

— Что натворил этот ублюдок? Если он хоть пальцем к тебе притронулся, клянусь, я…

Элизабетпечально рассмеялась.

— Нет, мистер О'Брайен вел себя как настоящий джентльмен. — Отчасти это была правда. — Он прекрасно справляется со своими обязанностями. За месяц ему удалось то, что я не могла сделать за год. Благодаря этому человеку мой новый склад забит бочонками с отличным порохом.

— Но? — спросил Джессоп.

— Но вчера я узнала, что он обманул меня. — В ее голосе звучала обида. «Я позволила ему причинить мне боль», — думала Элизабет. — Он вовсе не Майкл О'Брайен. — Элизабет вновь повернулась к Джессопу, не желая давать себе поблажки.

— Не О'Брайен?

— О'Брайен умер по пути в Америку. Этого человека зовут О'Шэй.

— Пойду уволю его немедленно. — Джессоп поднялся с колен.

— Постой, Джессоп. — Элизабет поймала его за руку. Она помедлила, размышляя над тем, что собиралась сейчас сказать. — Я знаю, ты хочешь мне помочь, но я должна разобраться во всем сама. Я наняла его, это моя земля и мой завод.

— Ему нельзя оставаться здесь, мы не знаем, кто этот человек. Возможно, он прикончил О'Брайена!

Элизабет гневалась на О'Брайена, но даже в запальчивости не верила, что он может оказаться хладнокровным убийцей. Она ошиблась в нем, но не настолько. Элизабет встала со стула, и Лэйси, спавшая у ее ног, тоже поднялась. Элизабет подошла к Джессопу, одетому в изысканный костюм цвета бургунди. Его седеющие волосы были собраны на затылке в аккуратную косичку.

— Джессоп, прошу тебя, предоставь это мне. Я сама впуталась в эту историю и сама найду выход из положения. Я разыщу другого управляющего, но пока его нет, О'Брайен будет продолжать выполнять свои обязанности.

— Это невозможно!

— Так я решила, и я прошу тебя сохранить наш разговор в тайне. Я даже с тобой не хочу больше обсуждать это. Я предпочитаю сама исправлять собственные ошибки. Дискуссия закончена.

Джессоп вознамерился было что-то сказать, но вовремя одумался. Наконец он улыбнулся и обнял Элизабет. Она положила голову ему на плечо, совершенно растерянная. Джессоп был так мил, а О'Брайен вел себя как свинья, обвинив ее в вексфордской трагедии.

— Я верю, что ты поступишь правильно, Лиз.

— Спасибо.

— Если тебе понадобится помощь, позови меня, хорошо?

— Хорошо. — Она отступила на шаг.

— Тогда возвращайся к работе, а я прослежу, чтобы Ной подкинул еще одно полено в камин и тебе принесли свежего чаю. — Он остановился в дверях. — Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, — улыбнулась Элизабет. — Хотя подожди…

— Да, дорогая?

— Попроси Ноя послать за мистером О'Брайеном, я хочу поговорить с ним немедленно.

О'Брайен быстро поднимался по гранитной лестнице, перешагивая через две ступеньки. Он не понимал, отчего Элизабет не послала за ним раньше, его вещи были упакованы с утра. Он прошел в кабинет мимо Ноя, даже не поздоровавшись, уверенный, что она уже всем рассказала о самозванстве управляющего. О'Брайен не удивился бы, если бы в конторе его поджидал шериф, вызванный этой бессердечной сучкой. О'Брайен был рассержен не на шутку. Не только на Элизабет, но и на себя самого. Он вел себя как осел, привязался к этой женщине, хотя не раз давал себе зарок не совершать подобных ошибок. Как он только мог хоть на минуту вообразить себя равным миссис Элизабет Лоуренс, миссис Элизабет Таррингтон Лоуренс! Да и скрываться под чужим именем было просто глупо. Вот если бы он не связался с этой бесстыдницей, он со временем мог бы заработать достаточно денег, чтобы открыть собственное дело.

Больше всего О'Брайена возмутила реакция Элизабет на рассказ о невзгодах его семьи и несправедливости Таррингтонов. Вернее, отсутствие какой-либо реакции. Сучке совершенно наплевать на то, что его младший брат и отец умерли по их милости. И он еще вообразил, будто она испытывает к нему какие-то чувства!

О'Брайен пинком распахнул дверь кабинета и вошел. Элизабет подняла голову.

— Вы, вероятно, забыли, что следует постучать, прежде чем войти? — спросила она холодным высокомерным тоном.

— Разве вы не ждали меня? — О'Брайен захлопнул за собой дверь.

— Говорите тише, — сказала она, вставая. — Я хотела бы сохранить наш разговор в тайне.

— Не понимаю, какое это теперь имеет значение, — пожал плечами О'Брайен.

Элизабет смотрела на него прищурившись. И она находила это лицо привлекательным! Она откашлялась.

— Я решила, что вы останетесь на заводе Лоуренса, несмотря на обман.

— Неужели? — Он поднял брови. — Отчего это вы, английские Таррингтоны, считаете себя вправе распоряжаться чужими жизнями?

Элизабет отвернулась к окну: он не заслуживает того, чтобы с ним говорили, глядя в глаза.

— Я склонна забыть о нашем вчерашнем разговоре. Вы останетесь здесь под именем Майкла О'Брайена и будете продолжать на меня работать.

— Черта с два! С меня хватит! — Элизабет хитровато усмехнулась.

— Значит, если я вас правильно поняла, вы желаете вернуть мне выплаченный вам в начале месяца аванс? Неужто вы не истратили его на шлюх и игру в кости?

Господи! Он и забыл о деньгах, которые отослал вдове Майкла. Проклятая ведьма поймала его!

— Я верну вам деньги, как только найду работу!

— Так не пойдет. Вы должны отработать четыре месяца или вернуть мне деньги, выданные вам на проезд.

— Я сам заплатил за проезд в Америку!

— Но проезд О'Брайена оплатила я, и раз уж вы приняли на себя его имя, я думаю, вас не затруднит вернуть его долг.

— Я отработаю полугодовой контракт, и ноги моей больше здесь не будет! — погрозил он ей пальцем.

— Вы желаете, чтобы я известила власти о вашей неустановленной личности?

О'Брайен опустил глаза, ему хотелось ударить ее. Как это он сразу не разглядел эгоистическую сущность жестокосердной англичанки? Что ж, она выиграла, ему придется выплатить долг, но он не станет изображать покорность.

— Если вам больше нечего мне сказать, хозяйка, — произнес он с сарказмом, — то мне пора возвращаться на завод.

— Вы свободны, О'Брайен. — Элизабет отвернулась к окну, и он вышел, громко хлопнув дверью.

Проходя под окном, О'Брайен даже не взглянул на Элизабет, смотревшую ему вслед со слезами на глазах.

19

Элизабет подошла к камину помешать угли, как вдруг раздался стук в стекло: О'Брайен делал ей какие-то знаки. Раздраженная, Элизабет подошла к окну. Неужели этот человек не может войти в дверь, как все? Ей не хотелось сейчас разговаривать с ним. Последние две недели дались Элизабет очень тяжело, возможно, труднее, чем первые дни после смерти Пола. Ей было нелегко обсуждать с О'Брайеном повседневные нужды завода. Слишком живы были воспоминания об их близости. Как ни пыталась Элизабет себя обманывать, она все же скучала об О'Брайене. И вовсе не от одиночества, она бы с радостью пореже встречалась с людьми. Клер часами просиживала в ее гостиной, играя на клавикордах. Джессоп приходил каждый день, уделяя ей гораздо больше внимания, чем прежде. Он дарил Элизабет цветы, французское шампанское и итальянские конфеты. Не так давно благодаря вмешательству Джессопа удалось доставить партию угля на неделю раньше срока, иначе на заводе остановилось бы производство. Впервые он помог ей в работе. Кажется, Джессоп искренне хотел помириться с Элизабет.

И все же Элизабет никак не могла решиться принять его предложение, несмотря на все соблазнительные рассказы о длительном свадебном путешествии в Англию, Францию и Италию. Чем больше Элизабет думала о замужестве, тем меньше она к нему стремилась. Роман с О'Брайеном послужил ей хорошим уроком. Она боялась потерять самостоятельность, свободу, которой сейчас наслаждалась. Элизабет много думала об этом и пришла к выводу: хоть это и идет вразрез с общественным мнением, ей лучше не выходить замуж во второй раз.

Элизабет открыла окно и выглянула наружу.

— В чем дело, О'Брайен? Почему вы не входите в дверь?

— Вам придется пойти со мной на завод, я должен вам кое-что показать.

— Что? — сердито спросила Элизабет. Она старалась не вспоминать вкус его поцелуев.

— Мы расчищали старый фундамент мельницы, оставшийся после реконструкции…

— А при чем тут я?

— Господи, Лиз, может быть, вы сходите со мной?

Элизабет посмотрела ему в глаза. О'Брайен был чем-то действительно озабочен. Она вздохнула.

— Хорошо, подождите, я только надену плащ.

— Я жду вас. Скорее.

Элизабет закрыла окно и по дороге к двери набросила на плечи старый шерстяной плащ. Проходя мимо Ноя, она сказала:

— Я иду на завод с О'Брайеном. Если придет Клер, передайте ей, пусть садится обедать без меня. — Элизабет машинально приложила руку к животу. Она по-прежнему чувствовала себя не совсем хорошо: сказывались переживания последних недель. Ной кивнул в ответ, и Элизабет вышла в сопровождении двух собак на улицу, где на гранитных ступенях лестницы ее поджидал О'Брайен.

— Их обязательно брать с собой? — поинтересовался О'Брайен, раздраженно взглянув на пронесшихся мимо него собак.

— Они с самого утра были заперты в помещении. Лэйси собирается стать матерью, ей нужен свежий воздух.

О'Брайен шел рядом с Элизабет, его светлые волосы развевались на осеннем ветру. Такие молчаливые минуты с ним наедине давались Элизабет труднее всего. Когда они не говорили о делах, у Элизабет разыгрывалась фантазия.

— Чем вы занимаетесь в последнее время? — спросила Элизабет, полагая, что любой разговор лучше молчания.

— Работаю, — ответил О'Брайен, не поворачивая головы.

— А после работы? Играете в кости в «Свином ухе»?

— Немного.

— А как та рыжеволосая? С ней тоже играете? — Элизабет пожалела об этих словах, как только они слетели с ее языка. Досуг О'Брайена уже совершенно ее не касается.

— Какое вам, черт возьми, дело? — огрызнулся О'Брайен.

Элизабет пнула ногой сосновую шишку.

— Может, вам стоит жениться на бедной девушке? Теперь, когда вы лишились жены и детишек, вам самое время вступить в брак.

— Я не из тех, кто женится, и вам это прекрасно известно.

— Я думала, что все мужчины женятся. Брак для них — прекрасная возможность получить прислугу на всю жизнь.

— Мне не нужна служанка. — О'Брайен искоса взглянул на Элизабет.

— Я тоже не хочу выходить замуж, — сказала Элизабет, поднимая капюшон плаща. — Чем ближе к свадебному алтарю, тем меньше мне нравится эта затея.

— Лоуренс снова настаивает?

Элизабет кивнула. Впервые после ссоры они с О'Брайеном говорили по-человечески.

— Он прощает меня. — Элизабет заметила, как О'Брайен вскинул брови.

— Неужели? За что же?

Элизабет понимала, что он ее дразнит, пытаясь выяснить, не рассказала ли она Джессопу об их романе. Но Элизабет на уловку не поддалась.

— Он прощает меня за то, что я оскорбляла его. — Элизабет широко развела руками. — За мое странное поведение в последнее время.

— Как благородно с его стороны, — саркастически заметил О'Брайен.

— Я тоже так думаю.

Лишь через четверть мили О'Брайен снова заговорил:

— Вы собираетесь сделать это?

— Что?

О'Брайен дернул себя за косичку и выругался:

— Проклятье! Вы знаете, что: выйти замуж за этого осла.

Элизабет пожала плечами. Они как раз подходили к цеху, где мололи в гигантской ступе порох.

— Еще не решила, — ответила Элизабет.

— Что ж, делайте как хотите, только не продешевите, пожалуйста, Лиззи. Идемте к этому углу цеха, я покажу вам, что мы нашли.

Элизабет последовала за ним, удивляясь только что услышанным словам. Неужели их мог произнести человек, который ее презирает?

Когда цех отстраивали заново после взрыва, форму здания немного изменили, поэтому кое-где старый фундамент был виден на поверхности земли. Элизабет сама приказала убрать остатки старого фундамента и засыпать ямы землей, чем, видимо, и занимались рабочие во главе с О'Брайеном. Они остановились над свежевыкопанной ямой.

— Где же ваша находка? — Элизабет взглянула на О'Брайена. Тот опустился на одно колено и указал вниз. Элизабет нагнулась: в центре песчаного дна из земли торчали какие-то клочки бумаги.

— Я не хотел трогать это до вашего прихода.

— Трогать что? Вы знаете, что это такое? — Она протянула руку за листками.

— Осторожно, они очень хрупкие, — предупредил О'Брайен. — Вынимайте потихоньку, я подкопал землю вокруг, так что это будет несложно.

Со всеми предосторожностями Элизабет извлекла находку О'Брайена из земли. Это была книга, напоминающая конторскую. Нижний правый угол ее полностью сгорел.

— Это гроссбух?

— Не совсем. — О'Брайен взял ее за руку и отвел в сторону от группы рабочих, собравшихся вокруг ямы. — В кармане у меня кусочек страницы, который мы нашли отдельно от остальных.

Элизабет бережно протерла обложку. Ной никогда не упоминал, что пропала какая-то из бухгалтерских книг, а ведь счета Пола вел именно он. Элизабет взглянула на О'Брайена. Мурашки пробежали у нее по спине. Почему О'Брайен так мрачен? Что там внутри?

— Она похожа на счетные книги завода Лоуренса, таких полно в конторе. — Элизабет попыталась разрядить напряжение.

— Откройте книгу.

Элизабет повертела книжку в руках. Ей очень не хотелось открывать ее. Но почему О'Брайен так странно на нее смотрит? Наконец он сам раскрыл книжку в руках Элизабет.

— Это же почерк Пола! — воскликнула она смущенно взглянула на своего управляющего. — Почерк моего мужа.

— Вы уверены?

Элизабет еще раз взглянула на первую страницу. Края ее были обуглены, и правый нижний угол сгорел, но Элизабет смогла прочесть дату. Это был какой-то дневник, и страница была датирована годом раньше приезда Элизабет.

— Да, я уверена.

— Так я и думал.

— Но вы же не трогали книжку?

— Один листок мы нашли отдельно, и я догадался — это его дневник.

— Можно взглянуть?

О'Брайен достал из кармана половину странички, почерневшую и прожженную, но местами вполне сохранившуюся. Она была датирована 18 мая 1773 года. Тогда Элизабет уже приехала в колонии. Они с Полом еще не были женаты, и она жила у его друзей в Ньюкасле, но много времени проводила здесь, в особняке. Элизабет попыталась прочитать текст, но различала только отдельные слова. «С нетерпением жду свадьбы…» — говорилось в одном месте. «Наблюдаю за ними и все больше удивляюсь…» Наконец самые странные слова: «… ужасные подозрения».

Элизабет в растерянности взглянула на О'Брайена. Больше на листке ничего нельзя было разобрать.

— Как вы думаете, о каких подозрениях он тут говорит?

— Именно об этом я и хотел вас спросить. — О'Брайен внимательно следил за выражением лица Элизабет.

— Не пытаетесь ли вы снова обвинить меня…

— Я вас ни в чем не обвиняю, но мне кажется, ваш муж узнал о чем-то, что ему сильно не понравилось.

Элизабет прижала книжку к груди. О'Брайен здесь совсем недавно. Он ничего не знает об их прошлом и, конечно, заподозрил ее и Джессопа.

— До смерти Пола мы с Джессопом почти не общались. Большую часть времени он проводил в своей конторе в Филадельфии и… Но почему я обязана перед вами оправдываться?

— Не знаю. Действительно, почему? — Его тон был непозволительно вызывающим. Элизабет отвернулась и зашагала вверх по склону.

— Я хочу просмотреть этот дневник! — властно крикнул О'Брайен ей вслед.

— Он мой и не имеет к вам никакого отношения! — не поворачиваясь, ответила Элизабет.

О'Брайен бегом догнал ее.

— Как бы не так! Пока я работаю на вас, я обязан знать, какие опасности подстерегают подчиненных мне людей! — Он схватил ее за плечи. Элизабет остановилась, комок подкатился к ее горлу. С тех пор как на заводе появился О'Брайен, она стала чрезмерно чувствительной.

— Хорошо. Вы имеете право выяснить, отчего случилась трагедия, но вам нет никакого дела до личных вещей моего мужа!

— А если в этой тетради заключен ответ? — О'Брайен указал на книжку в руках Элизабет.

— Я поставлю вас в известность, если он там есть, мистер О'Брайен, а пока проследите, чтобы работы здесь были закончены: завтра нужно починить еще несколько изгородей.

Элизабет шла по направлению к конторе, прижимая к груди обгорелую тетрадь, собаки бежали за ней по пятам. О'Брайен прав, Пол был чем-то сильно обеспокоен. Возможно, он даже подозревал, что жизнь его в опасности. Элизабет решительно шагала через оголившуюся рощу. В последнее время она была слишком занята собой, своими переживаниями, отношениями с О'Брайеном и совсем забыла про Пола. Она должна выяснить, кто его убил, это ее святая обязанность перед Полом, перед рабочими, перед самой собой.

О'Брайен сидел за столом в дальнем углу большого зала «Свиного уха», потягивая пиво онемевшими губами. Говорят, что горе можно утопить в алкоголе. О'Брайен недоумевал, сколько же пинт пива для этого еще потребуется. Вот уже два часа он пил не переставая и чувствовал себя таким же несчастным, как и раньше.

— Может нормальный человек получить выпивку в этой дыре? — обратился он к проходящей служанке, протягивая ей пустую кружку.

— Придержи лошадей, Пэдди, я верчусь как могу, — прокричала она в ответ, пронося на подносе пирог с угрями и миску картошки.

О'Брайен откинулся на спинку стула и положил ногу на стол. Он пришел сюда, собираясь сыграть в кости, подраться и потом хорошенько провести время с рыжей подружкой. Но настроение его испортилось, и он больше не хотел ничего подобного. По правде сказать, в последние две недели О'Брайену вообще ничего не хотелось. Он только работал и спал. С тех пор как он узнал девичью фамилию Элизабет, он потерял интерес к женщинам и еде. Он был уверен, что поступил правильно, порвав с нею. Ни один О'Шэй в здравом уме не станет поддерживать отношения ни с кем из Таррингтонов. Она — Таррингтон, и в этом ее вина. Не следовало вовсе связываться с ней. Почему же тогда всякий раз, когда он видит Элизабет, его сердце готово выскочить из груди? Почему и сейчас его преследует по ночам запах ее тела?

О'Брайен огляделся. Где этот чертов эль? Он уже подумывал, не перейти ли ему на виски. Он еще и близко не подошел к тому состоянию забытья, о котором мечтал, а его мочевой пузырь был снова полон. Вот именно, помочиться на Элизабет Таррингтон Лоуренс со всеми ее замашками! На следующий день после того, как была найдена тетрадь Пола, она вызвала О'Брайена и вручила ему список дел на следующую неделю, в котором хватит работы на добрую пару недель. Совершенно ровным тоном она сообщила: в тетради нет ничего интересного, слишком сильно она повреждена огнем и рабочими при раскопках.

Солгала Элизабет или нет, размышлял О'Брайен. Конечно, она не похожа на убийцу. Но кто может поручиться? Она получила завод, деньги и нового жениха. Возможно, Элизабет с Джессопом крутили роман еще до ее свадьбы с Полом, и тот поймал их. О'Брайен уронил голову на руки. Раньше он доверял своим суждениям, но теперь утратил уверенность в себе. Знакомство с миссис Лоуренс все изменило.

— Привет, любимый. — Рыжая стукнула его по ноге и заставила поднять голову. — Давно не виделись.

— Работаю. — О'Брайен взял кружку с ее подноса.

Рыжая понимающе кивнула. Этим хороши по дружки из таверн: они относятся к жизни просто Мужчина и женщина развлекаются без всяких не нужных переживаний.

— Слушай, та женщина нашла тебя?

— Какая? — О'Брайен отхлебнул эля.

— Сестра… ее, кажется, зовут Клер?

— Как? Она здесь? Вот дьявол! — О'Брайен вскочил.

Он решил поискать Клер, все равно ему нужно во двор. Видно, Джессоп опять за ней не уследил. Не дай Бог ее здесь обидят.

Он нашел Клер возле дальнего выхода, какой-то погонщик зажал ее в углу. О'Брайен с трудом узнал ее: на Клер был темный мужской плащ, ее длинные светлые волосы разметались по лицу и плечам. О'Брайен схватил погонщика за шиворот и оттащил в сторону.

— Только прикоснись к ней еще раз, и я отхвачу все твое богатство этим самым кнутом!

То ли погонщик не слишком заинтересовался Клер, то ли он был наслышан об О'Брайене, но он, сжимая кнут, поспешил к выходу.

— Что вы здесь делаете, милая? — повернулся О'Брайен к Клер. — Как вам удается удирать из дома в такое позднее время?

— Добрый вечер, сэр, ищете спутницу? — соблазнительно улыбнулась Клер и потрепала его по щеке. О'Брайен поймал ее руку, при этом полы плаща разошлись, и он увидел, что на Клер нет ничего, кроме ночной сорочки и домашних туфель. Он поспешно запахнул на ней плащ.

— Клер, милая, это я, О'Брайен. — Некоторое время Клер смотрела невидящими глазами сквозь завесу своих волос, пытаясь осознать его слова.

— О'Брайен? — прошептала она. О'Брайен отвел волосы с лица Клер.

— Давайте-ка я провожу вас домой и…

Что за черт! Неужто это синяк у нее под глазом? О'Брайен подвел Клер к свету. Действительно, под глазом у нее расплылся радужный кровоподтек. О'Брайен схватил ее за плечи, мгновенно протрезвев.

— Кто вас ударил, Клер? Этот погонщик? — Клер, не глядя О'Брайену в глаза, отрицательно покачала головой.

— Нет, глаз я поранила вчера. Я упала. Братец говорит, я очень неуклюжая.

— Клер, это совсем не похоже на ушиб от падения. Выглядит так, будто вас кто-то ударил.

— У меня есть мышонок. — Клер подняла на О'Брайена невинный взгляд. — Хотите посмотреть на моего мышонка?

О'Брайен вздохнул. Раз она заговорила о мышонке, значит, больше ничего узнать у нее сегодня не удастся.

— Я уже видел вашего мышонка, дорогая. Возьму куртку, и мы пойдем домой. Мне здесь больше делать нечего. — О'Брайен крепко взял Клер за руку и повел через зал.

20

«Я беременна».

Элизабет в шоке смотрела на свое отражение в зеркале. Эта мысль пришла как озарение: беременна. Элизабет так испугалась, что во рту у нее мгновенно пересохло, дыхание перехватило, живот подвело.

Элизабет поспешно скользнула в тонкую сорочку, прикрыв припухшие груди и живот, который уже начал слегка округляться.

«Господи, как же это могло произойти?» Элизабет рассмеялась. Она прекрасно знала, как это произошло: она спала со своим управляющим, и вот результат. Медленно, все еще потрясенная, Элизабет стала надевать нижние юбки. У нее не было месячных с того первого раза, когда она пришла ночью в домишко О'Брайена, но Элизабет не придала этому значения, решив, что виной всему — волнения последних недель. Ни одна женщина в их семье не беременела так легко… Элизабет вновь взглянула на себя в зеркало: не было никаких сомнений — она беременна. Как только она не поняла этого раньше? Вот уже месяц все признаки налицо, а она, наивная, их не распознала. В животе постоянно ныло, приступы тошноты сменялись периодами сильного голода. Несколько недель назад ее грудь набухла и разболелась, как будто в нее впивались сотни маленьких игл. Теперь она начала полнеть прямо на глазах. Итак, она будет матерью. Но Элизабет не хотела иметь ребенка!

Несмотря на свое потрясение, Элизабет прекрасно понимала, что в ближайшее время ей придется позаботиться о судьбе будущего младенца: он не должен родиться вне брака. Элизабет знала, каково приходится незаконнорожденным. Она росла вместе со своей кузиной Миллисент, имевшей несчастье родиться прежде, чем ее мать вышла замуж за дядю Элизабет. Бедная девочка жила с сознанием того, что она — нежеланный ребенок, к ней относились как к низшему существу. Она носила обноски и ела на кухне вместе со слугами. На Рождество незаконнорожденной не полагалось подарков. Миллисент покончила с собой, когда ей было шестнадцать лет.

Элизабет вновь посмотрела на себя в зеркало. Сейчас не время для переживаний: беззащитное существо полностью зависимо от нее. Она страшно боится быть матерью, повторить те же ошибки, которые совершали ее родители, но у нее будет ребенок, и она сделает все, от нее зависящее, для блага этой крошки. Элизабет дала себе два дня на размышление. После этого придется решать, как поступить в сложившейся ситуации. Она расправила платье и взглянула на часы.

— Проклятье, — пробормотала она. — О'Брайен ждет меня в лаборатории.

Сначала нужно разобраться с новым составом пороха, с которым они экспериментируют, рассуждала Элизабет, натягивая чулки и ботинки, а уж потом подумать о ребенке. Она вскочила и бросилась из комнаты, на ходу застегивая платье.

— Кэти, где мой плащ? — крикнула она. — Чай с печеньем подайте мне в кабинет! Кэти!

— Иду, хозяйка! — ответила служанка снизу.

Спускаясь по лестнице, Элизабет слушала привычные звуки дома. Собаки лаяли на кухне в ожидании завтрака, в прихожей ругались две служанки, кухарка где-то отдавала отрывистые приказания.

«Черт побери! — подумала Элизабет. — Если я справляюсь с целым заводом и веду все это хозяйство, то чего же мне бояться маленького ребенка?»

Несколько часов спустя Элизабет сидела в тесном закутке на втором этаже конторы, где устроила себе небольшую лабораторию. О'Брайен неторопливо ходил по комнате у нее за спиной. Звук его шагов действовал Элизабет на нервы, она пыталась сосредоточиться, глядя на сосуды с молотым углем, серой, нитратом натрия и нитратом калия. Наконец она не выдержала и бросила перо на стол.

— О'Брайен! Прекратите ходить туда-сюда!

— Я думал. Когда я думаю, я люблю ходить. — Он остановился за ее стулом.

— О чем тут, собственно, думать? Нужно просто заменить нитрат натрия нитратом калия приблизительно в той же пропорции, и все сработает, мы это уже знаем. — Элизабет указала на стол, где они только что произвели опытный взрыв.

— Одно дело взорвать щепотку состава на лабораторном столе и совсем другое — производить порох крупными партиями. Сначала, Лиз, вам нужно будет найти правильные процентные соотношения. Это самое легкое и займет несколько месяцев. Потом придется выяснить, откуда можно ввозить нитрат калия.

Элизабет потерла поясницу. О'Брайен опять держал себя вызывающе. В такие минуты ей частенько хотелось ударить его. Неужели она могла считать его привлекательным? Этот человек слишком самоуверен, слишком нахален.

— О'Брайен, вы пессимистичны, как всегда.

— Отнюдь. Но я мыслю реально.

— Вы не верите, что я сумею отыскать верную пропорцию, ведь так?

— Я думаю, что на это уйдет много времени, а у нас его нет, хозяйка. Сегодня прибывает новая партия угля, и к полудню мы примемся за работу.

— Так скоро? — Элизабет отхлебнула чаю и откусила кусочек черничного печенья: она теперь только им и питалась. — Я надеялась, мы успеем заняться хозяйством. Нужно чинить изгороди, и некоторые коттеджи тоже нуждаются в ремонте до наступления холодов. Если мы хотим открыть собственную лавку для рабочих, придется сделать соответствующие закупки. Потребуется уйма времени, денег и новые рабочие руки. Наше предприятие трещит по швам, мистер О'Брайен.

— Разве вы не желали добиться успеха, Лиз? Пожалуйста, вот он, успех, а с ним и головная боль, — весело пожал плечами О'Брайен.

Элизабет положила голову на руки. Он прав, этого она и желала, просто все произошло так быстро. Потребовалось громадное напряжение сил, чтобы управлять заводом, хотя всю физическую работу выполняли другие. О'Брайен положил ей руку на плечо. Впервые за целый месяц он прикоснулся к ней.

— Лиз, как вы себя чувствуете?

Тон его стал мягче. Неожиданно Элизабет захотелось рассказать ему все. Ведь это его ребенок, и, значит, он имеет право знать. Но Элизабет подавила свой порыв. Он так плохо говорил о Таррингтонах, обвинял ее в том, что совершил ее отец много лет назад! «Я не из тех, кто женится». Эти слова звучали у нее в голове. Зачем ему брать на себя ответственность за ребенка, пусть и своего собственного? Но даже захоти он жениться на ней, Элизабет не сможет выйти за него замуж. О'Брайен — управляющий, почти рабочий, леди ее круга не выходят замуж за людей столь низкого происхождения. Ей нужен Джессоп — это единственный выход.

— Спасибо, все хорошо. — Элизабет встала из-за стола. — Просто немного болит живот.

Думаю, я оставлю здесь Ноя, а сама проведу вторую половину дня дома.

О'Брайен провожал ее глазами, прислонившись к стене.

— Неужели это вы, миссис Лоуренс, собрались отдохнуть после обеда? Я не ослышался?

— О'Брайен, избавьте меня от своих замечаний, — сказала Элизабет, останавливаясь в дверях. — У меня нет сил их выслушивать.

— Вы уходите, оттого что вам нездоровится, или спешите к Джессопу, который в последние дни бегает за вами, как щенок? — спросил О'Брайен с усмешкой.

— Именно к нему. Сегодня мы собираемся обсудить свои планы относительно свадьбы. — Элизабет улыбнулась, надеясь уязвить его. — Мне надо подготовиться.

— Меня это не касается, — развел руками О'Брайен. — Не я же выхожу замуж за этого осла.

— Займитесь своими делами, мистер О'Брайен. — Элизабет спустилась вниз по лестнице. Ей действительно нужно было время, чтобы подготовиться. Ведь она собиралась изменить своим принципам.

По зрелом размышлении Элизабет послала Джессопу записку. Она сообщила ему, что желает отдохнуть от своих трудов и с удовольствием примет его приглашение к обеду. Элизабет не надеялась осуществить свой план в собственном доме. Она приняла ванну и оделась самым тщательным образом. Для вечера Элизабет выбрала одно из платьев, подаренных Джессопом. Надев этот желто-оранжевый туалет со множеством оборок, она почувствовала себя садовым нарциссом. В талии было тесновато, и это только удвоило ее решимость: она должна совершить этот поступок ради новой зародившейся в ней жизни, ради завода Лоуренса, который ребенок, мальчик или девочка, когда-нибудь унаследует.

Элизабет вышла из коляски, чопорный лакей впустил ее внутрь мрачного темного особняка, построенного из серого гранита на склоне холма.

— Добрый вечер, миссис Лоуренс, — приветствовала ее экономка. — Мистер Лоуренс ждет вас в гостиной. — Она приняла плащ и шляпу Элизабет. Та помедлила, снимая перчатки, собираясь с духом.

Элизабет не сомневалась в своей правоте. Она делала это во имя ребенка, а не ради себя. «Я привыкну к нему со временем и забуду О'Брайена, — думала она. — Возможно, когда-нибудь я даже полюблю Джессопа». Элизабет следовала за экономкой по неосвещенному коридору. «Возможно, весной в аду прохладно», — передразнила она себя, усмехнувшись.

— Лиз, дорогая, — Джессоп вышел ей навстречу с распростертыми объятиями, одетый в невероятный пурпурный халат из китайского шелка. Того же цвета тюрбан красовался на белеющей голове. Говорили, будто такой наряд был очень популярен в Лондоне, но Элизабет с трудом удержалась от смеха. «Господи, как прикажете мне соблазнить вот это?»

Она улыбнулась, обняла его и даже заставила себя его поцеловать.

— Я так рад, что ты сама захотела прийти… — Элизабет подождала, пока экономка выйдет и закроет дверь. Перчатки И ридикюль она положила на маленький столик красного дерева. От пыльного запаха тяжелых малиновых штор у нее кружилась голова.

— Где Клер? — спросила она, не желая в первые минуты оставаться с ним наедине.

— Я отослал сестрицу спать пораньше. Подумал, нам будет очень приятно побыть с тобой вдвоем. — Джессоп подошел к накрытому столу и взял пустой бокал.

«Хорошо, что он уже выпил, так будет легче для нас обоих».

— Ты прав, нам надо больше времени проводить вместе, если… если мы собираемся пожениться.

— Дорогая… — Джессоп взглянул на нее поверх графина с бренди.

— Да… я много думала о твоих словах и решила… мы должны пожениться как можно скорее. — Элизабет пыталась придать уверенности своему голосу. Ласковые слова Джессопа сбивали ее с толку.

— Я так рад за нас. — Джессоп с самодовольной ухмылкой поднял бокал. Элизабет растерялась. Она чувствовала себя виноватой, но не могла прекратить этот фарс. Ее долг — позаботиться о ребенке. Элизабет подошла к Джессопу по бледно-лиловому ковру. Раз она собралась его соблазнить, ей придется к нему прикасаться.

— Я хочу извиниться за все, что когда-то тебе наговорила. Я все время так нервничаю из-за завода.

Элизабет взяла из его рук стакан, сделала небольшой глоток, чтобы укрепить свою решимость, и поставила его на стол. Зачем ждать до окончания ужина, от которого ей станет еще хуже? Элизабет пришла сюда с определенной целью, и пора было браться за дело. Нужно только заставить Джессопа поверить, что это он соблазнил ее, а не наоборот. Элизабет положила ему руки на плечи и взглянула в его голубые глаза. Жаль, что они не зеленые!

— К чему нам медлить? — прошептала она хрипло.

— Любовь моя, — пробормотал Джессоп, целуя ее в губы. Элизабет выдержала этот поцелуй, хотя ей было нелегко, особенно когда он попытался проникнуть языком к ней в рот. От него пахло лекарством. Но Элизабет преодолела отвращение: ей нужно обеспечить своего ребенка. Она прижалась к нему и застонала. Стон получился как настоящий.

— Дорогая, дорогая. — Он стал гладить Элизабет. И тут, хотя она запретила себе думать об О'Брайене, Элизабет сразу вспомнила его: они так хорошо подходили друг к другу! О'Брайен умел угадывать все ее желания прежде, чем она сама догадывалась о них. Ни Пол, ни, как она теперь уверилась, Джессоп никогда не могли бы доставить ей подобное удовольствие. Элизабет чувствовала, что Джессоп возбуждается, но если возбуждение О'Брайена всегда передавалось ей, то теперь она ощущала только тошноту.

— Лиз, Лиз, я так долго мечтал о нас с тобой… — лепетал Джессоп.

Внезапно Элизабет почувствовала — она не сумеет этого сделать. Только не сегодня. Может быть, в следующий раз…

— Джессоп… — Она отстранилась от него. Но Джессоп ничего не замечал: его глаза были закрыты, лицо раскраснелось. — Джессоп!

Джессоп открыл глаза. Элизабет отступила на шаг и положила руку на живот. Голова ее кружилась, к горлу подступила тошнота. Она не станет лгать брату Пола, это жестоко и нечестно.

— Джессоп, мне надо поговорить с тобой.

— Прости, Лиз. Извини мое поведение… — Джессоп выглядел растерянным. Он снова взял свой бокал.

— Джессоп, послушай… мне нужна твоя помощь. Я беременна и хочу, чтобы ты взял меня в жены, — наконец выпалила она.

Какое-то время Джессоп молчал. Он выпил коньяк и снова потянулся за графином. Элизабет заставила себя поднять глаза и посмотреть на него.

— Вот как, — Джессоп налил полный стакан коньяка.

— Я не могу родить незаконнорожденного ребенка, Джессоп. Я потеряю клиентов.

— Клиентов! Да это навсегда погубит твою репутацию, дорогая! — Джессоп снова отхлебнул. — Впрочем, как и мою. Ты знаешь, что подумают люди. Такой скандал плохо отразится на моем транспортном деле.

— Прости, — сказала Элизабет мягко. — Но так уж случилось.

— Понимаю. — Джессоп был удивительно спокоен. Элизабет даже предпочла бы, чтоб он закричал на нее, выругался, разбил что-нибудь, а не стоял истуканом в своем дурацком халате.

— Мне нужно немедленно выйти замуж, иначе, когда ребенок родится, все всплывет.

— Ты права. Мы поженимся немедленно. — Джессоп сел за стол и повязал салфетку вокруг шеи.

— Спасибо, Джессоп. — Элизабет не сдержала вздоха облегчения. — Я так тебе благодарна. Я у тебя в долгу.

— Все будет очень тихо: только мы вдвоем и сестра. Можно поехать в Филадельфию, там у нас много знакомых. — Джессоп зачерпнул ложку томатного супа с луком и с шумом втянул в себя жидкость.

— Прекрасно, как скажешь. Пара дней вдали от завода пойдет мне только на пользу.

— После Филадельфии мы отправимся в Европу, пока переезд не стал для тебя слишком тяжел. — Джессоп проглотил еще ложку супа и промокнул рот салфеткой.

— В Европу? — Элизабет показалось, что она ослышалась. — В Европу, Джессоп? Я не могу оставить свой завод.

— Ты говорила, О'Брайен прекрасно справляется с делами.

— Правильно.

— Значит, он сможет управлять заводом в твое отсутствие. — Опустошив свою тарелку, Джессоп потянулся за тарелкой Элизабет. Ей было все равно, она не хотела есть. — Мы поедем в Англию, Францию, Италию. Я займусь делами, завяжу полезные контакты. После родов мы вернемся домой как ни в чем не бывало. Никто не узнает.

У Элизабет зашумело в ушах и ослабли колени. Конечно, Джессоп вовсе не это имел в виду… Не хочет же он сказать, что ей придется бросить ребенка… или хочет?

21

— Я ни за что не отдам своего малыша! — резко сказала Элизабет.

— Но ты же понимаешь, я не могу позволить маленькому ублюдку жить в моем доме. — Джессоп невозмутимо продолжал трапезу, не поднимая глаз на Элизабет. — Господи, Лиз, я стану приглядываться ко всем мужчинам в округе, гадая, не с ним ли ты согрешила. Ты родишь в Европе своего бастарда, мы вернемся домой и забудем эту историю.

На мгновение от ярости Элизабет потеряла дар речи. Она не хотела заводить ребенка, не хотела обременять себя заботами, но теперь, когда новая жизнь уже зрела в ней, Элизабет никому ее не отдаст. Она стукнула кулаком по столу так сильно, что фужер для шампанского слетел со стола и разбился вдребезги. Суп расплескался по скатерти, и Джессоп с удивлением поднял голову.

— Я ни за что не отдам моего малыша! — повторила Элизабет.

— Мне кажется, в твоем положении у тебя нет выбора, — отрезал Джессоп.

— Я совершила ошибку, но я не позволю моим промахам испортить жизнь моему ребенку. У него должна быть мать, он имеет право на свою долю материнской любви.

— Избавь меня от лекций на тему о материнской любви, Лиз. — Джессоп раздраженно сорвал с шеи салфетку и бросил ее на стол. — Ты влипла, и я — единственный человек, который может тебе помочь. Ты знаешь это, иначе не пришла бы сюда со своей просьбой. По-видимому, отец ребенка в мужья не годится.

— Сукин сын! — прошептала Элизабет. — Ты даже не спросил, кто его отец.

— Меня это совершенно не интересует. Им может оказаться любой мужчина в округе. Ты последнее время ходишь где хочешь, причем совершенно одна.

Элизабет немного помедлила, слишком сердитая, чтобы расплакаться.

— Забудь об этом, — твердо произнесла она.

— Что? — Джессоп наклонился вперед, удобно скрестив ноги под шелковым халатом.

— Перестань улыбаться. Я сказала, забудь о моей просьбе. Я, конечно, в отчаянном положении, но и не подумаю унижаться перед тобой. — Элизабет схватила ридикюль и перчатки со столика и кинулась к выходу.

— Куда это ты отправилась? — Джессоп бросился за ней.

— Я возвращаюсь домой!

— Это глупо! Ты не можешь родить ребенка вне брака. Колонисты — свободно мыслящие люди, но не настолько. Ты погубишь и свой, и мой бизнес.

— Мне все равно. Я не оставлю своего ребенка, — пожала плечами Элизабет. Джессоп остановился посреди комнаты, сложив руки на груди.

— Я не могу заставить тебя выйти за меня замуж, не могу повлиять на твое поведение, но я сумею помешать тебе разорить меня.

— Каким же это образом? — Элизабет остановилась возле самой двери.

— Я опротестую завещание. У меня много друзей среди судейских.

— Здесь у нас уже недолго продержатся английские суды. Если ты до сих пор не слышал, скоро будет война.

— А, значит, ты не только распутница, ты еще и бунтовщица!

— Ты не сумеешь причинить мне вреда, Джессоп! — рассмеялась Элизабет. — Тебе не удастся отобрать у меня имущество Пола. Он любил меня, поэтому написал завещание еще до нашей свадьбы. Пол хотел, чтобы я была обеспечена, если с ним что-нибудь случится. Завод Лоуренса он оставил мне, а не тебе.

— Не правда ли, странно, сколь много ты выиграла от его смерти?

— На что ты намекаешь? Если тебе есть что сказать, говори открыто. — Элизабет угрожающе подняла палец.

— Я ни на что не намекаю.

Элизабет повернулась и быстро пошла к двери. Ее тошнило от этого человека.

— Я ухожу.

— И правильно, отправляйся домой и все хорошенько обдумай, потаскушка. Ты поймешь, что у тебя нет выбора: если хочешь сохранить свой любимый завод, лучше возвращайся сюда утром и извинись передо мной.

— Когда рак на горе свистнет, Джессоп. И это должен быть очень громкий свисток! — Элизабет почти выбежала из особняка. Она не стала ждать, пока подадут коляску или вынесут ее плащ. Быстрая ходьба и гнев не дадут ей замерзнуть, решила Элизабет.

На следующее утро Элизабет пила чай в постели. Она стыдилась своего вчерашнего поступка. Она пыталась торговать собой ради того, чтобы Джессоп стал законным отцом ее ребенка. Как вообще она могла подумать о браке с ним? Как до сих пор не разглядела за его хорошими манерами и милой улыбкой черствое и злое сердце? Джессоп совершенно не походил на Пола. Элизабет старалась перенести на него все те качества, за которые любила Пола. Вот дурочка! Их брак с Джессопом не удался бы, даже не будь Элизабет беременна. Теперь она поняла, как он жесток. У него есть деньги, влияние, важные знакомства, но нет ни сострадания, ни доброты.

— О'Брайен — хороший человек, он женится на мне, — прошептала Элизабет. Это единственный выход. Все-таки ребенок был его, хотя бы наполовину, а значит, и половину ответственности он тоже должен взять на себя. Нельзя терять ни минуты! Элизабет выскочила из постели и подбежала одеваться к камину, где теплее. Она выйдет замуж за О'Брайена, и ребенок будет носить его фамилию — О'Шэй или О'Брайен. Ничего, что О'Брайен — простой управляющий, выходец из бедной ирландской семьи. В глубине души Элизабет не сомневалась. — О'Брайен гораздо лучше Джессопа. Кроме того, в американских колониях с презрением относятся к английским феодальным предрассудкам. Здесь люди своим трудом могут создать себе не только состояние, но и имя.

Элизабет оделась в платье для верховой езды. Сегодня они с О'Брайеном должны были объехать земли, принадлежавшие заводу Лоуренса, и решить, за счет чего увеличить пастбища и пашни. С открытием заводской лавки придется сеять гораздо больше зерна.

Внезапно Элизабет до боли прикусила губу: если О'Брайен станет ее мужем, он не сможет больше выполнять обязанности управляющего. Но это не так страшно, об этом будет время подумать после свадьбы, когда ее ребенку — их ребенку — уже не будет угрожать опасность прослыть незаконнорожденным.

Элизабет ехала бок о бок с О'Брайеном. Они осматривали восточную часть ее владений. Воздух был прохладен, но осеннее солнышко еще пригревало. Выдался удачный день для верховой прогулки. Последние яркие листья слетали с деревьев под ноги лошадям. Элизабет выжидала подходящего момента для разговора на волнующую тему. Но возможен ли вообще благоприятный момент для такого рода бесед? Как она это скажет? «Разобьем пастбище здесь, О'Брайен, и, кстати, я уже на втором месяце, не женитесь ли вы на мне?» Элизабет подавила готовый прорваться смешок.

Как поступить? Просто сухо изложить факты и предложить ему жениться? Или рассказать ему о своих переживаниях и страхах, о том, как она нуждается в нем сейчас, несмотря на всю разницу их социального положения? Практическая сметка деловой женщины подсказывала Элизабет выбрать первый вариант, но какие-то сомнения грызли ее.

— По-моему, нам не следует ехать дальше. — О'Брайен остановил лошадь и спешился. — Наметим границу пастбища здесь, раз вы не знаете точно, где кончается ваша земля. А весной вызовем землемера, и он укажет, что принадлежит вам, а что Джессопу.

Элизабет кивнула. Она стыдилась своей трусости. Почему она до сих пор молчит? Сейчас они снова повернут к заводу, и там вокруг них будут люди. Нужно сказать ему правду сейчас, пока онинаедине.

— О'Брайен?

— Да? — Тот даже не поднял головы. Он забивал в землю пестрый пограничный колышек.

— О'Брайен… нам нужно поговорить, — быстро начала Элизабет. Если она не выпалит все сразу, то никогда не решится. — Я беременна, и вы должны жениться на мне. — На лбу ее выступила испарина.

— Что вы сказали? — О'Брайен выпрямился и уставился на нее как громом пораженный.

— То, что вы слышали, — нервно ответила Элизабет. — Я жду ребенка и хочу, чтобы вы женились на мне.

О'Брайен выругался по-французски так грязно, что Элизабет покраснела.

— Как это произошло?

— А как вы думаете? — ехидно спросила она.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я. — О'Брайен стащил ее с седла и потянул за руку в сторону от дороги. — Вы же уверяли, что это невозможно, я спрашивал вас еще до того, как мы… — Он остановился на полуслове, подумал и начал сначала: — Я специально спросил вас об этом, и вы ответили, что мне не о чем беспокоиться.

Элизабет развела руками. Как этому человеку удается всегда обернуть дело так, будто во всем виновата она одна? Он тоже принимал в этом участие!

— Чего вы от меня хотите? Я полагала, что не могу забеременеть, но ошиблась.

— Просто ради моего любопытства, поведайте, почему вы так решили? — спросил О'Брайен. Его глаза сверкали от гнева.

— Довольно запоздалый вопрос, вы не находите?

— Я считал, вы чем-нибудь больны! Господи, я пытался проявить деликатность! Ну же? Я жду, осчастливьте меня! Скажите, почему вы так решили, Лиз? Вы плюнули в пасть жабы, три раза повернулись на одной ноге и произнесли заклинание? Иногда это действует.

— Женщины в нашем роду трудно беременеют. Они выходят замуж в двадцать лет и не рожают до тридцати пяти, а то и дольше. Моя мать называла это проклятием нашего рода.

— Это самая большая глупость, какую я когда-либо слышал! Лучше бы вы плевали в пасть жабы! — заорал О'Брайен. Он запустил обе руки в волосы. — Господи, Лиз, вы сами-то понимаете, как глупо это звучит?

Элизабет отвернулась. Слезы подступили к ее глазам, и горло перехватило. Она не ожидала подобной вспышки. О'Брайен не просто рассердился, он так на нее и набросился! Элизабет чувствовала себя глупой, и ей стало страшно, очень страшно.

— Я не хочу ребенка, — сказал О'Брайен, понижая голос.

— Я тоже не хочу, но он уже есть. — Элизабет подняла глаза и твердо встретила его разгневанный взгляд. — У меня и у вас.

— Я спал с великим множеством женщин, и ни одна не забеременела от меня. — Настал черед О'Брайена отвести глаза. — Когда… давно это уже у вас?

— Не знаю точно, у меня не было ежемесячных недомоганий с тех пор, как вы в первый раз прикоснулись ко мне.

О'Брайен снова выругался, на этот раз по-гэльски.

— Прекрасно. Я несу половину ответственности за этого ребенка, и я буду поддерживать его, но я не женюсь на вас, Лиз. Об этом не может быть и речи. Никогда! — Он помахал пальцем перед ее носом.

— Вы должны жениться на мне! — закричала Элизабет. — Я не собираюсь производить на свет незаконнорожденного! Я не намерена из-за этого потерять завод!

— Я никогда не женюсь на одной из Таррингтонов!

Элизабет бросилась к своей лошади и вскарабкалась в седло. Сейчас она мечтала об одном: оказаться подальше от О'Брайена, чтобы он не видел ее слез, не знал, как сильно уязвил ее.

— Вернитесь! — крикнул ей вслед О'Брайен. — Мы еще не закончили разговор!

— Закончили! — прокричала Элизабет в ответ, подстегивая лошадь. — Разговор закончился еще до того, как начался!

О'Брайен выругался и ударил кулаком по стволу ближайшего дерева. Ну вот, он желал заставить ее страдать так же, как страдал он, когда узнал, кто она такая. Что ж, ему это удалось.

— Я стану отцом после стольких лет, когда мне удавалось увильнуть от ответственности. Что ж, поделом, — пробормотал он.

О'Брайен усмехнулся: судя по их с Элизабет сегодняшнему разговору, ребенок унаследует от родителей бурный нрав.

О'Брайен вернулся к пограничному колышку и поднял с земли брошенный молоток. Он с остервенением бил молотком, пока наконец колышек не расщепился под его ударами.

Итак, он станет отцом. О'Брайен был напуган, он не представлял, что должен делать хороший отец. Когда он увидел слезы на глазах Элизабет, ему захотелось обнять ее, прижать к себе, утешить… Конечно, он обязательно женится на ней. К этому обязывал его долг, это было правильно, так поступали все мужчины из рода О'Шэй. Ему просто не нравилось, что Элизабет даже не спросила, хочет ли он жениться на ней, не сказала, хочет ли она сама выйти за него замуж. Она просто приказала: они обязаны пожениться, потому что у них будет ребенок. Элизабет не питает к нему никаких чувств. Да и какой стати? Ведь их ничего не связывало, кроме постели. О'Брайен сунул молоток в седельную сумку и взобрался в седло. Он пришпорил лошадь и поскакал в том направлении, куда помчалась Элизабет. Внезапно он вспомнил про Майкла О'Брайена и засмеялся. Не присвой он имени Майкла, ничего бы этого не было. Его мать говорила, что человек еще при жизни расплачивается за свои грехи. Кажется, пришла пора платить.

22

Элизабет услышала приближение О'Брайена задолго до того, как он появился среди деревьев. Его лошадь с шумом пробивалась через кустарник. Элизабет пожалела, что не захватила с собой пистолет. Выстрел поверх головы, вероятно, заставил бы О'Брайена убраться восвояси.

— Подождите, Лиз! Подождите!

— Идите к черту! — крикнула она через плечо. Она спешила, но тропа была усыпана опавшими ветками и камнями, и лошадь то и дело спотыкалась. Элизабет больше не желала ни видеть О'Брайена, ни говорить с ним. Она прекрасно справится и без него.

— Лиз! Постойте! Постойте, черт возьми, мне надо с вами поговорить! — Его голос звучал уже близко.

— Я же сказала вам, разговор окончен! — крикнула она в ответ.

О'Брайен уже ехал вплотную за ее лошадью. Элизабет снова пришпорила свою кобылу.

— Вы ведете себя по-детски, — увещевал О'Брайен за ее спиной. — В этом лесу нельзя скакать галопом, вы упадете и расшибетесь.

— С тех пор как мне исполнилось четыре, я ни разу не падала с лошади.

О'Брайен догнал ее и поехал с ней бок о бок. Временами ему приходилось нагибаться, чтобы ветки не били его по лицу. Элизабет заметила узкую тропку и попыталась свернуть.

— Лиз! — донеслось до нее; потом стон и звук падения. Боковым зрением она увидела, что лошадь О'Брайена лишилась седока. Видимо, он не успел уклониться от ветки старого дуба. Элизабет остановила лошадь.

— О'Брайен, с вами все в порядке?

Он сидел на дорожке без шляпы, весь в грязи, слегка ошарашенный.

— Кажется, да. — О'Брайен потер лоб. — Ох, больно! Вы столкнули меня с дороги. Это было глупо, Лиз. Вы могли упасть и покалечить себя и ребенка.

— Пострадали вы, а не я. Так вам и надо, нечего было преследовать меня.

— Я вас догонял, чтобы извиниться. Я повел себя неправильно. — Он взглянул на нее, но Элизабет не отвечала. — Вы страшно разозлили меня, сказав, что я обязан на вас жениться. — Сейчас он говорил своим обычным тоном и, кажется, говорил искренне.

— О'Брайен, я не знаю, что мне делать. Я сама виновата, ведь это я положила начало нашим отношениям. Мне следовало быть осмотрительнее, но…

— Но? — О'Брайен положил руку ей на колено.

— Я страстно желала вас, так страстно, что мне было наплевать на последствия.

— Ах, Лиззи. — Он протянул руку и поправил локон, выбившийся у нее из-под шляпки. — Простите мою трусость. Конечно, я не оставлю вас в беде, надеюсь, вы и сами это понимаете. Я просто был очень зол.

Элизабет кивнула. Она устала от криков и скандалов, ей хотелось только прилечь на мягкую постель.

— Извинения приняты. Я съезжу и отыщу вашу лошадь.

— Подождите. — О'Брайен сильнее сжал ее колено. — Я еще не все сказал.

Ей было трудно глядеть в его зеленые глаза.

— Посмотрите на меня.

Элизабет медленно опустила взор. О'Брайен взял ее руку в свои.

— Вы выйдете за меня замуж?

— Вы не обязаны делать это. — Элизабет слегка улыбнулась: внезапно он стал так серьезен. — Вы были правы, это моя вина.

— Нет, я виноват не меньше вашего. Мы поженимся ради ребенка, так надо.

— Ах, О'Брайен, мне не нужен брак по необходимости или ради удобства. — Она посмотрела ему в глаза. — Когда-то меня это устраивало, но не теперь. Наверное, будет лучше оставить все как есть. Я сама смогу вырастить ребенка, я справлюсь.

— Я не сомневаюсь. Но я хочу жениться на вас, Лиз. Хотя, не скрою, нам придется нелегко: все будет против нас.

— Мое имя, мое положение в обществе, ваше, Джессоп, завод… — подхватила Элизабет.

— Но послушайте, я приложу все силы, чтобы наш брак удался, если вы готовы сделать то же самое.

Ей понадобилась лишь одна минута на раздумье. Элизабет кивнула.

— Значит, вы согласны стать моей женой?

— Чьей? — Лицо ее было неподвижно, но глаза улыбались. — Патрика О'Шэя или Майкла О'Брайена?

— С Пэдди покончено. Он канул в пучину вместе с моим другом.

— Вам лучше остаться О'Брайеном. Я не смогу называть вас по-другому. О ваших жене и детях придется сказать, что они погибли от лихорадки, и вы только сейчас получили это известие.

О'Брайен взял ее лошадь под уздцы и повел в сторону дома.

— Какую же свадьбу вы хотите, хозяйка?

— Вам придется перестать называть меня так.

— Красивый праздник с танцами и выпивкой?

— Нет. — Она покачала головой. Сейчас Элизабет хотелось только покоя. — Никаких пирушек, пожалуйста. Давайте просто поедем куда-нибудь и поженимся.

— Вы имеете в виду — сбежим? Это будет лакомый кусочек для всех сплетников в округе: миссис Лоуренс сбежала со своим управляющим!

— Я пойду в особняк и упакую самое необходимое, встретимся возле склада. Я знаю небольшую гостиницу у переправы, мы можем поехать туда.

— Вы не скажете Клер и Джессопу? — Элизабет покачала головой. Позже она расскажет О'Брайену о Джессопе.

— Нет, давайте поедем и сделаем это, пока никто не начал меня отговаривать.

Они нагнали лошадь О'Брайена, которая мирно пощипывала остатки травы на обочине тропы. Он отпустил поводья лошади Элизабет и взял своего коня под уздцы.

— Отговаривать из-за моего происхождения? Да, все будут считать — я вам не ровня.

— Я знаю, что вы за человек, О'Брайен, и мне совершенно все равно, что подумают другие.

— Уверен, так оно и есть. — О'Брайен легко вскочил в седло. — Потому я вами и восхищаюсь.

— Через час возле склада, хорошо? Вы придете? — спросила Элизабет все еще не слишком уверенно.

— Ни за что не упущу такую возможность, — улыбнулся О'Брайен.

— Что значит уехала? — злобно спросил Джессоп.

Клер стояла в дверях библиотеки, плотно закутавшись в шаль.

— Она уехала, — повторила Клер тихо. — Сэмсон видел, как они с мистером О'Брайеном уезжали, это было в полдень.

— Шлюха! — Джессоп с ненавистью смахнул со стола графин и несколько бокалов.

Пол усыпали осколки хрусталя, на белой стене появилось красное пятно от вина. Клер еще сильнее съежилась от этого грохота.

— Шлюхи! Все женщины шлюхи! Ведь ты это знаешь? Правда? — кричал он.

— Мы все шлюхи, — дрожа, повторила Клер.

— Она спала с этим ублюдком! — вопил Джессоп. — Она отдала этому ирландскому пачкуну то, в чем отказала мне! Ты знаешь это?

— Да, братец. — По щеке Клер сбежала слеза.

— И не только ему, ходят слухи, будто она спала со всеми рабочими на заводе! — Джессоп ткнул пальцем в сторону Клер. — Она всегда защищала негров, теперь я знаю почему. Она спит с ними, говорят, с двумя сразу!

Оцепенев от страха, Клер только кивнула головой.

— Сукин сын! — Он пнул скамеечку для ног, стоявшую возле камина, и та упала в опасной близости от горящих углей. — Нельзя было позволять ей вызывать его сюда. Но теперь я их раскусил, правда, сестрица?

— Ты раскусил их, братец, — Клер икнула.

— Мне пришло сегодня письмо из Ньюкасла, от старого друга. У меня было много друзей, которые обязаны мне чем-нибудь. Эти люди не дадут меня в обиду.

— Я знаю, — отозвалась Клер, подбирая с пола разбитый бокал.

— В письме сказано, что мистер О'Брайен интересовался расследованием по поводу смерти Пола. Этот проклятый пожиратель картофеля спрашивал, не появлялся ли на заводе после взрыва кто-нибудь, помимо членов семьи, кто разбирается в производстве пороха. — Джессоп наступил на осколки бокала, и они захрустели под его ногой. — Знаешь ли ты, что это означает, сестрица? — Он дышал прямо ей в лицо. Клер била дрожь. Она затрясла головой, ее локоны разметались по бледным щекам. — Это значит, он сунул нос не в свое дело. — Джессоп взглянул в ее испуганные глаза. — Я не позволю пачкать имя моего брата. Ублюдку придется убраться отсюда. Сначала я верну Лиз, а потом разберусь с ним. — Джессоп помахал пальцем у Клер под носом.

Она вздрогнула и порезалась об острый край разбитого бокала.

— Ой!

— В чем дело, сестра? — Выражение лица Джессопа сразу смягчилось.

— Ничего, ничего, просто небольшой порез. — Она отступила на шаг.

— Покажи мне, сестра, — приказал Джессоп. — Туда может попасть инфекция. Я всегда думаю о твоем благе, сестра. О благе всех женщин на моем попечении.

— Я знаю, — прошептала Клер.

Джессоп вынул разбитый бокал из ее рук и разжал ее пальцы. На одном из них появилась рубиновая капелька крови.

— Сестрица, тебе следует быть осторожнее, — нежно приговаривал Джессоп, целуя ранку.

Лиз сидела напротив О'Брайена за шатким столом в таверне «Три рога», ожидая заказанного ужина. Было поздно, и, кроме них, в зале осталось только два пьяных солдата в красных мундирах, спавших за соседним столом. Комната была чистая и светлая, в камине весело горели дрова. Из кухни доносился запах жареной свинины и печеных бобов и слышалась перебранка хозяйки с поваром по поводу пригоревшего пирога. Элизабет посмотрела на О'Брайена, который прихлебывал пиво из кружки. «Теперь я замужем, — думала она. — Я вышла за своего управляющего. Теперь поздно оглядываться и колебаться Дело сделано».

— Господи, дорогая, ты выглядишь так, будто только что увидела виселицу, — улыбнулся О'Брайен.

Элизабет опустила глаза. На ее руке не было кольца, но она словно ощущала его тяжесть.

— Не думала, что снова выйду замуж.

— Я тоже не думал.

Она посмотрела на него, впервые осознав, как мало знает об этом человеке. А ведь отныне они будут мужем и женой, пока один из них не умрет.

— Ты был женат раньше?

— Нет. Вот разве что был воображаемым мужем вдовы Майкла. — Элизабет рассмеялась, а он продолжил: — А я видел.

— Что видел?

— Видел виселицу.

Элизабет снова посмотрела на О'Брайена. До чего он все же красив!

— О чем ты? Ты видел, как вешали человека?

— Нет. Мне довелось увидеть перекладину почти вблизи.

— Тебя хотели повесить? — Элизабет пристально наблюдала за ним. Он снова отпил из своей кружки. О'Брайен явно говорил серьезно.

— Да, я пытался взорвать небольшой мост. Англичане, знаешь ли, не любят, когда ирландские католики взрывают их сограждан.

— И что же?

— Я подкупил дочь тюремщика. — О'Брайен одарил ее чарующей улыбкой, которой он, видимо, обворожил и дочь тюремщика. — Я сбежал из тюрьмы, раздобыл денег и сел на корабль, плывший в американские колонии.

— Как это раздобыл? — Элизабет удивленно подняла брови. — Как тебе удается добывать деньги, если всем остальным смертным приходится их зарабатывать?

О'Брайен оставил этот вопрос без внимания.

— На борту этого судна я и повстречался с беднягой Майклом, упокой Господь его душу. — Он перекрестился. — Остальное, хозяйка, вы знаете.

— Мне кажется, я очень многого не знаю, но, может быть, мне и не стоит знать.

Элизабет попыталась заглянуть ему в глаза. Он взял ее руку в свою.

— Вот увидишь, я не так плох, как ты предполагаешь. Быть моей женой не столь уж трудно. Я буду вытирать ботинки, прежде чем войти в дом, и обещаю не рыгать слишком громко в присутствии твоей камеристки.

Она, смеясь, взяла со стола кусок хлеба и бросила в него, попав ему по носу

— У меня нет камеристки.

— Кто же распускает шнуровку твоего корсета?

— Не знаю, может, ты знаешь? — О'Брайен погладил ее по руке.

— Я как раз думал, как заговорить об этом.

— О чем?

— О супружеских правах. Или обязанностях, если тебе угодно.

Звук его голоса возбуждал ее; он желал ее, Элизабет чувствовала это по тону его голоса, по его прикосновениям.

— Да неужто ты собираешься спать со мной несмотря на то, что я одна из Таррингтонов?

— Возможно, я несколько погорячился при этом известии. — О'Брайен опустил глаза.

— Я по-прежнему остаюсь Элизабет Таррингтон, это нельзя изменить. Того, что сделал мой отец, я не могу исправить.

— Я знаю. Я тоже обманул тебя, и тут ничего не поделаешь. — Он поднес руку Элизабет к губам и стал целовать ее пальцы один за другим. — Давай просто забудем об этом, будто ничего не произошло. Будто я ничего подобного не говорил.

— Ради нашего ребенка? — Элизабет важно было знать: он женился на ней лишь из-за ее беременности?

— Да. — Он посмотрел ей в глаза. — Нет. Ради нас с тобой, Лиззи.

От душного воздуха комнаты и выпитого эля, от поцелуев, которыми О'Брайен осыпал ее руку, у Элизабет начала кружиться голова. Ей хотелось прикоснуться к нему. Ей хотелось гулять с ним при луне, подарить ему в лунном свете все, что он хотел получить.

— Давай поднимемся в комнату.

— Устала? — спросил он хрипло, но она отрицательно покачала головой. — Хорошо, — улыбнулся О'Брайен.

Они поднялись из-за стола и направились к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, где им отвели комнату. В этот момент хозяйка таверны появилась из кухни с подносом, на котором дымилась в тарелках жареная свинина, стояли пироги с луком и шпинатом. Это была высокая плотная женщина с копной огненно-рыжих волос.

— Ваш ужин, сэр, мадам, — объявила она. — Все готово, с пылу с жару. Простите, что так долго, но бестолковый Джеки не может даже как следует испечь пирог.

О'Брайен остановился на первой ступеньке лестницы и обернулся.

— Мы решили, что сыты и не будем сегодня ужинать, но возьмите все же плату за ваши хлопоты. — Он вытащил из кошелька на поясе несколько монет и бросил ей на поднос.

— Если вам что-то понадобится, сэр, только крикните. — Хозяйка была явно очарована щедростью и обаянием О'Брайена и бесстыдно состроила ему глазки. Он помахал рукой в ответ и взял Элизабет под руку. Когда они поднялись по ступеням, она спросила О'Брайена:

— Что происходит между тобой и рыжими особами женского пола? Все они от малышек до старух без ума от тебя, а ты от них.

— Не понимаю, о чем ты, — ухмыльнулся О'Брайен. — Моя мать была рыжая. В семье у меня одного волосы как пакля. В нашей деревне было полно рыжих. Мне нравится их огненный характер.

Они вошли в комнату, где им предстояло провести ночь. На столе горели две свечи, и кровать была разобрана.

— Только не слишком увлекайся их характерами, потому что я не потерплю измен, О'Брайен.

Он захлопнул за собой дверь и повесил плащ на крючок.

— Не волнуйся, Лиз, я слишком дорожу своими причиндалами. Я же знаю, что в случае чего не успею я и глазом моргнуть, как они окажутся в пробирке на твоем лабораторном столе.

— Ну что ж, муженек, может, покажешь мне свои драгоценности? — улыбнулась Элизабет.

— Да, хозяйка, хорошо, хозяйка, — продолжал шутить О'Брайен, глядя ей в глаза. Его рука взялась за пояс панталон.

23

Элизабет оперлась о столбик кровати, поддерживающий полог. Она наблюдала, как О'Брайен медленно раздевается, зная, что ей приятно это зрелище.

— Мне так не хватало тебя, — сказал он, подходя к ней. — Мне не хватало твоих прекрасных грудей. Я скучал без тебя, вспоминая, как ты лежишь в кровати с распущенными волосами, ожидая меня. Я снова и снова представлял вкус твоих поцелуев, Лиззи. — О'Брайен склонился к ней и легонько поцеловал в губы.

Элизабет вздохнула и закрыла глаза. Ей нравилось стоять полностью одетой перед этим обнаженным мужчиной. Сердце ее взволнованно билось. Элизабет положила ему руки на плечи и откинула голову, позволяя О'Брайену поцеловать пульсирующую жилку у нее на шее.

— Лиззи, Лиззи, ночи напролет я мечтал, что ты снова придешь. Я хотел сам прийти к тебе, чтобы просить прощения, чтобы снова сделать тебя своею. — Он погладил Элизабет по спине.

— Но ты не пришел, — прошептала она, обводя кончиком языка контур его подбородка. — Ты искал утешения с другими? — Элизабет и об этом необходимо было знать правду.

О'Брайен схватил ее за руки, и Элизабет открыла глаза.

— Нет! С тех пор как мы вместе, я не прикасался ни к одной женщине, знай это! — Он гипнотизировал ее взглядом своих зеленых глаз. — Я стремился забыть тебя, но не смог. Эти руки не могли дотронуться ни до одной женщины, эти губы не могли целовать другую.

Элизабет прильнула к нему всем телом, чувствуя сквозь материю его обнаженное тело. Перед чарами ее мужа было трудно устоять.

— Спасибо.

— За что? — О'Брайен погладил ее по щеке.

— Не знаю. За эти слова. За то, что ты женился на мне, дал свое имя моему ребенку, спас его от печальной участи бастарда.

— Нашему ребенку. — Его ловкие пальцы быстро нащупали застежки ее платья.

— Я боюсь. — Она уронила голову на плечо О'Брайена. В свою первую брачную ночь Элизабет не нуждалась в вине, от близости О'Брайена и без вина кружилась голова.

— Чего ты боишься? Пока я жив, с тобой ничего не случится.

Элизабет покачала головой. О'Брайен расстегнул ее платье и снял его. Теперь пришел черед корсета,

— Я боюсь быть матерью, О'Брайен. Конечно, я умею хорошо вести дела, но воспитывать детей?..

— Ты… будешь… прекрасной… матерью… вот… увидишь. — После каждого слова он целовал ее в грудь.

— А вдруг я не полюблю его? — Элизабет взглянула в глаза О'Брайена, по-настоящему испуганная. — Детям нужна материнская любовь.

— Ты рано волнуешься, дорогая. — О'Брайен поцеловал ее в лоб. — Все придет своим чередом — любовь, забота. Не бойся, я с тобой.

Комок подступил к горлу Элизабет. «Я люблю его, — подумала она. — Не знаю, как долго это чувство продлится, но в эту минуту я люблю его». Пока она еще не могла признаться в этом О'Брайену. Им обоим потребуется время, чтобы разобраться в своих чувствах до конца. «И возможно, когда-нибудь он тоже полюбит меня».

Элизабет пробежала пальцами по его груди, по плоским соскам и поросли мягких волос. О'Брайен застонал. Сердце Элизабет бешено забилось, участилось дыхание. Как хорошо снова оказаться в его объятиях!

О'Брайен нежно подтолкнул Элизабет к кровати и опустился перед ней на одно колено. Она легла, смеясь, ее пальцы перебирали шелковистые пряди его волос.

— Что ты делаешь?

О'Брайен снял с нее туфли и распустил подвязки. Он стал медленно сворачивать шерстяные чулки, спускаясь вниз по ногам, и по всему телу Элизабет разлилось тепло его нежных прикосновений. Элизабет лежала, откинувшись, поперек кровати, опираясь на согнутые в локтях руки. О'Брайен отбросил свернутые чулки и погладил ступни, лаская каждый пальчик. Элизабет застонала. Она никогда не думала, что от этого можно получить столько удовольствия. Каждое движение его рук вызывало у нее дрожь возбуждения. Она чувствовала, как кровь приливает к ее груди, как увлажняется ее женская плоть.

О'Брайен нырнул под ее юбки, стараясь коснуться языком внутренней стороны ее бедер. Элизабет рассмеялась, но смех этот вскоре затих. Ей хотелось, чтобы он присоединился к ней на кровати. Элизабет хотела гладить его тело, целовать его так, как, она знала, он любит. Но у Элизабет не было сил сопротивляться ласковому напору его пальцев, горячей сладости его языка.

— О'Брайен, — позвала она, хотя вовсе не желала его останавливать.

— Не думай ни о чем, пусть наслаждение унесет прочь все твои печали, дорогая, — прошептал он в ответ.

Элизабет засмеялась и подняла юбки повыше, радуясь своему бесстыдству. Теперь О'Брайен был ее мужем, и она имела полное право на это удовольствие.

— Ты так прекрасна, — приговаривал О'Брайен, поглаживая темный кустик курчавых волос, — так восхитительна.

Элизабет застонала, судорожно стиснув пальцами лоскутное одеяло. Теплые волны пронизывали ее тело все сильнее и сильнее с каждым прикосновением О'Брайена. Под его нежным натиском Элизабет забыла обо всем. Комната в таверне со скрипящей I кроватью и свечкой на столике перестала для нее существовать. Элизабет поднимала бедра навстречу

О'Брайену, она страстно жаждала ощутить его в себе. Но вот волна блаженства подхватила ее, и она закричала. Судорога наслаждения пробежала по ее телу. Краем уха она слышала, как О'Брайен шептал какую-то нежную чепуху.

Через минуту Элизабет села в кровати и взглянула на улыбающегося О'Брайена.

— Иди сюда, — прошептала она.

— Устала, дорогая? Хочешь спать? — спросил он не без самодовольства.

Элизабет покачала головой.

— Нисколько не устала, — отвечала она кокетливо. — Иди сюда, поговорим об этих самых супружеских правах.

О'Брайен усмехнулся. Когда он присоединился к ней на кровати, она уже успела снять остатки одежды. Желание ее все еще не утихло. Элизабет поцеловала его в губы, дразня и лаская языком, как только что делал он сам. Она гладила его мускулистые плечи и грудь. О'Брайен попытался притянуть ее к себе, но она не покорилась.

— Нет, — засмеялась Элизабет. — Теперь мой черед, муженек.

— Да, хозяйка.

Она легонько укусила его за сосок.

— Я же просила не называть меня так! — О'Брайен положил ей руки на плечи, заставляя опуститься, пока их тела не соединились. Он прильнул к ее губам. Его поцелуй был властным и требовательным. Возбуждение внезапно вернулось к Элизабет, подогретое его страстью. Она стала неторопливо опускаться и подниматься над ним. Элизабет смотрела в глаза О'Брайена, наслаждаясь его восторгом. Он поднял руки, и они сплели пальцы.

Элизабет начала двигаться быстрее. О'Брайен повторял ее имя, как какое-то магическое заклинание. Наконец Элизабет всем телом легла на него, поглощенная ритмом его движения. Теперь она не смогла бы остановиться, даже если бы захотела.

Яркая вспышка блаженства на мгновение затмила все. Элизабет едва расслышала стоны О'Брайена, полностью поглощенная своими ощущениями.

— Лиз, Лиззи, — позвал он.

Она не ответила. О'Брайен перевернул ее на спину и обнял, уткнувшись носом ей в шею.

— Сегодня вы превзошли самое себя, хозяйка. Я целую неделю не смогу ходить.

— Дай мне несколько часов отдыха, — рассмеялась Элизабет, по-прежнему не открывая глаз, — я и научу тебя еще кое-чему.

— Обещаешь? — спросил О'Брайен, задувая свечу.

— Обещаю, муженек, обещаю, — сонно проворковала она.

Элизабет спала так крепко, что грохот выбитой двери застал ее врасплох. Инстинктивно она потянулась к О'Брайену, но он проснулся раньше ее и выскочил из кровати, заслоняя жену от внезапной опасности.

— Во имя всего святого! Я поймал тебя, грешница! — услышала Элизабет знакомый голос в темноте.

— Не подходи! — крикнул О'Брайен. Элизабет села в кровати, закутавшись в одеяло.

При слабом свете тлевших в камине углей она различала контур фигуры О'Брайена и силуэты двух людей в дверях.

— С дороги! — снова раздался знакомый голос. Только тогда Элизабет наконец догадалась, кто это.

— Джессоп? Джессоп, это ты? Что ты здесь делаешь?

О'Брайен все еще стоял перед кроватью, занеся над головой стул.

— Дьявол! Это Джессоп… — выругался он.

— Элизабет, вставай и одевайся! Ты поедешь со мной, бесстыдница!

— Что это значит? — О'Брайен медленно опустил стул. — Какого черта вам нужно в моей спальне, Лоуренс?

Элизабет наконец узнала второго человека, стоявшего в дверях. Это был один из рабочих Джессопа. Огромный детина с мощными кулаками и перебитым носом, любитель подраться. Элизабет не помнила его имени.

— Вставай, я говорю! — снова завопил Джессоп. — Вставай, пока я сам не вытащил тебя из постели, маленькая ведьма!

Элизабет чуть не рассмеялась. Но в поведении Джессопа не было ничего смешного, он был совершенно трезв и серьезен. О'Брайен нагнулся и зажег свечу от углей в камине. Комнатка осветилась.

— Вам лучше объяснить свое поведение, — обратился О'Брайен к Джессопу, — потому что я не люблю, когда меня будят среди ночи.

— С тобой я разберусь позже! — рявкнул Джессоп, размахивая тростью. — Не мешай, ирландец!

О'Брайен всегда был достаточно обходителен при Элизабет, но теперь выражение его лица испугало ее: он может в ярости и убить Джессопа.

— Не подходите ближе. — О'Брайен угрожающе поднял руку. Его обнаженный торс с налитыми мускулами производил внушительное впечатление.

Джессоп не двинулся с места, продолжая размахивать тростью.

— Ты что, не слышишь меня? — закричал он, по-прежнему не обращая внимания на О'Брайена. — Вставай, шлюха, и убирайся из постели этого ублюдка!

Элизабет не успела заметить, как О'Брайен молниеносно ударил Джессопа в челюсть, и тот качнулся назад, стукнувшись о притолоку. Его сопровождающий подхватил его.

— Не смейте так разговаривать с ней или получите еще раз, — предупредил О'Брайен.

Внезапно в дверях появился хозяин таверны с лампой в руках. На нем была белая ночная рубашка и черные ботинки.

— Господи! Что здесь происходит? У меня приличное заведение, я же вам сказал, мистер Лоуренс!

Джессоп с ненавистью глядел на О'Брайена, по его подбородку текла кровь. В руках его спутника блеснул пистолет.

— Осторожно, О'Брайен, у него пистолет! — предупредила Элизабет.

— Я хочу знать, что здесь происходит! — крикнул владелец таверны высоким голосом. — Вы говорите, этот человек увел у вас жену и вы хотите ее забрать, мистер Лоуренс?

— Его жена? Я вовсе не его жена! — Разъяренная Элизабет выскочила из кровати, закутавшись в одеяло.

— Мне придется позвать шерифа, — покачал головой хозяин таверны.

— Вовсе не обязательно, сэр. — Элизабет встала рядом с О'Брайеном. — Я жена этого человека, а не того, и у меня есть документы, чтобы это доказать. Здесь произошла ошибка.

— Произошла ошибка, — тихо сказал Джессоп, побледнев как полотно.

— Без сомнения. — Элизабет победно взглянула на Джессопа. — Мне кажется, сэр, — она снова обратилась к хозяину, — мы все уладили. Спасибо за вашу помощь.

— Что ж, раз так, мне остается только пожелать вам спокойной ночи. — Он скрылся в темноте коридора.

— Джексон, подождите меня на улице, — приказал Джессоп уже совершенно спокойным тоном.

Коренастый засунул пистолет за пояс, взглянул еще раз на О'Брайена и последовал за хозяином таверны. Воцарилась тишина, тяжелая и зловещая. Джессоп смотрел с отвращением на Элизабет и О'Брайена.

— Ты вышла за него замуж?

— Вчера.

— Это было глупо, Элизабет. Тебе это не поможет.

Она прижалась к О'Брайену и улыбнулась.

— Думаю, что поможет. Мы будем счастливы вместе. Мы с ним похожи и вдвоем сумеем привести мой завод к процветанию. — В ее голосе звучало злорадство. Элизабет ничего не могла с собой поделать. Джессоп так долго притворялся ее другом, так долго ее обманывал.

— По-моему, вам лучше уйти, — заметил О'Брайен. — Мы с женой собираемся вернуться в постель.

— Конечно, когда женщина ждет ребенка, она нуждается в отдыхе, — кивнул Джессоп. О'Брайен взглянул на Элизабет, как бы спрашивая: «Он знает?» Потом он обнял ее за плечи и снова повернулся к Джессопу.

— Я сам соображу, что нужно моей жене и ребенку. Вам пора, Лоуренс.

— Она сказала, что этот ублюдок — от тебя? — Джессоп удивленно поднял брови. — А мне эта лиса говорила, что он мой. Примите искренние извинения за беспокойство, увидимся дома. — Он приподнял шляпу и вышел из комнаты.

Элизабет несколько мгновений смотрела ему вслед, она чувствовала на себе пристальный взгляд О'Брайена.

— Это неправда, я никогда не говорила ему, что это его ребенок, — сказала она тихо.

О'Брайен взял ее за плечи и повернул к себе.

— Как он узнал про ребенка? — Он явно с трудом сдерживал гнев.

— От меня. — Элизабет подняла глаза на О'Брайена. Она не имеет права его обманывать.

— Ты сказала, что это его ребенок?

— Нет, я сказала, что беременна. Попросила его жениться на мне.

— Значит, меня ты оставила про запас? — Голос О'Брайена прозвучал очень громко в холодном утреннем воздухе.

— Нет. Да… Нет, все было не так. — Элизабет погладила его по щеке, но выражение его лица не смягчилось. Она сама не понимала своих поступков, как же ей объяснить все О'Брайену?

— Нет, не про запас, поверь мне, — сказала она твердо. — Я просто была напугана и не знала, как быть. Мы были в ссоре, поэтому я решила принять предложение Джессопа, когда он снова сделал его.

— Почему же ты не вышла за него? Почему пришла ко мне? — Голос О'Брайена зазвенел, как натянутая струна.

— Потому что поняла, что он за человек. И помнила, какой человек ты.

— Пойдем спать, мы разберемся с этим позже. — О'Брайен отстранил ее руку от своего лица.

У Элизабет перехватило дыхание. Голос О'Брайена был так жесток, в нем слышалось подозрение.

Как мог Джессоп так поступить? Как он посмел намекать, что она спала с ним? Ответ прост: он ненавидит ее и О'Брайена.

Теперь она убедилась в этом. Он больше не застанет ее врасплох.

24

Элизабет стояла у окна своего кабинета и смотрела сквозь украшенное морозным узором стекло на покрытые белым одеялом снега холмы. Зима пришла поздно в этом году. На прошлой неделе, первого февраля, река Брэндивайн замерзла, и производство на заводе остановилось. Пройдет еще несколько недель, прежде чем теплые мартовские ветры растопят лед. Элизабет потерла поясницу, стараясь хоть немного унять боль, которая теперь почти не оставляла ее. Передышка пойдет ей на пользу. Понадобится не меньше месяца, чтобы разобраться со всеми накопившимися бумагами. А еще необходимо составить планы на весну: О'Брайен хочет нанять еще нескольких рабочих, а значит, потребуются коттеджи для их семей.

За спиной Элизабет возились щенки Лэйси. Теперь ее кабинет был переполнен собаками, пора было подумать о том, кому раздавать щенков. Хорошо бы отдать их на Рабочий Холм, тогда потомки Лэйси заселят и остальные владения завода. Элизабет провела пальцем полосу на стекле. Ей не хотелось возиться с бумагами, но и на работу в лаборатории тоже не было сил. Возможно, стоит прогуляться по свежему снегу. Элизабет сняла плащ с колышка на стене и взяла рукавички с табуретки. Видя, что хозяйка собирается уходить, Лэйси поднялась со своего места.

— Нет, ты останешься здесь, — сказала Элизабет, накинув на плечи темно-зеленый плотный шерстяной плащ.

Собака снова разлеглась на полу, и щенки радостно уткнулись в ее живот. «Через несколько месяцев я буду выглядеть примерно так же», — с тоской подумала Элизабет и провела рукой по животу, который рос с угрожающей быстротой. Слава Богу, она вовремя вышла замуж, потому что ей вряд ли удалось бы долго скрывать свое состояние. Люди уже начинали кое-что замечать, хотя они с О'Брайеном никому ничего не говорили.

— Я иду на прогулку, скоро вернусь. Выпустите собак, Ной, если они заскулят. Не хочу, чтоб они увязались со мной на завод.

— Да, мэм.

Элизабет вышла из дверей конторы. Солнце, отражаясь от снега, слепило глаза, от морозного воздуха захватывало дух, но голова сразу прояснилась. Осторожно ступая по обледеневшим ступеням, Элизабет направилась к строящейся при заводе лавке. О'Брайен должен быть там. Элизабет вздохнула при мысли о нем. Почему мечты столь сильно отличаются от реальности? Их брак с О'Брайеном был совсем не таким, как представляла Элизабет. Она думала, что разница в воспитании и происхождении не сможет помешать им. Элизабет старалась быть выше предрассудков, но их представления о совместной жизни очень разнились. О'Брайен никак не желал ощущать себя хозяином завода Лоуренса. Ему казалось неловким отдавать приказания горничным, и по утрам он сам готовил себе на кухне яичницу. Элизабет никак не удавалось уговорить его сшить приличный костюм, хотя денег на такие пустяки у них хватало. Она не чувствовала себя по-настоящему замужней женщиной, как это было с Полом, хотя в тиши их спальни все было по-прежнему прекрасно. Частенько они ссорились по пустякам: О'Брайен отказался выбросить старые ботинки, в которых он приехал в колонии, или нанять камердинера, который брил бы его каждое утро. О'Брайен не брал у Элизабет денег и зарабатывал на личные расходы игрой в кости.

Элизабет миновала здания цехов, в которых на время замерла жизнь. Было непривычно тихо: не шумела река, и от этого все казалось еще более пустынным и заброшенным. Она повернула в сторону Рабочего Холма. Элизабет нравилось гулять здесь, среди своих рабочих. Отовсюду доносились запахи готовящейся пищи, шум и крики детей. На веревках висело замерзшее белье. Некоторые люди заговаривали с ней, когда Элизабет проходила мимо. Вдали слышался стук молотков: это строилось здание продуктовой лавки. Среди заснеженных сосен уже можно было разглядеть стропила крыши. Под руководством О'Брайена строительство продвигалось быстро. Элизабет приблизилась к месту стройки, и до нее донесся мужской смех. Мимо пролетел брошенный кем-то снежок. Строительство давало рабочим возможность отдохнуть от монотонного труда на заводе, не прекращая выдавать жалованье. Еще один снежок пролетел под самым носом Элизабет. Она остановилась и откинула с головы капюшон плаща.

Снежная баталия развернулась между рабочими, которые прятались под прикрытием фургона, и теми, кто засел за большой поленницей дров. Неожиданно раздался вопль, похожий на индейский боевой клич, из-за фургона выскочил человек с полными руками снежков и принялся азартно метать их в сторону поленницы. Элизабет без труда узнала в этом индейце своего мужа. За ним следовал его верный друг Сэмсон. Снежки летели со всех сторон. Скоро битва закончилась. Игравшие радостно похлопывали друг друга, отряхиваясь от снега и весело хохоча. Элизабет взирала на это, нахмурившись и скрестив руки на груди.

— О'Брайен!

— Лиз! — Он подбежал к ней, раскрасневшийся от мороза и игры.

— Прогуляйся со мной, — попросила Элизабет, стараясь говорить спокойно.

Все еще смеясь, О'Брайен приказал рабочим вернуться к строительству.

— Я пройдусь с хозяйкой и скоро вернусь.

Элизабет стиснула зубы. Сколько раз она просила не называть ее хозяйкой, тем более в присутствии рабочих!

— Тебе лучше надеть капюшон, мороз становится все сильнее, — сказал О'Брайен, когда они направились бок о бок вниз по склону холма.

Элизабет не ответила. Проходя мимо чистого от снега валуна, он предложил ей присесть.

— Господи, О'Брайен, мне не холодно и не нужен капюшон, и сидеть я не хочу — я ни капли не устала. Я беременна, но я не калека и даже не дура, просто беременна! — Последние слова она произнесла так громко, что женщина, чистившая к обеду кролика на крыльце ближайшего домика, удивленно подняла голову.

— Пресвятые угодники, что с тобой сегодня?

— Как ты мог играть в снежки вместе с рабочими? Так они никогда не признают в тебе хозяина завода!

— Ты не любишь играть в снежки? — Он набрал горсть снега и бросил в Элизабет.

Она защитилась рукой, не желая поддаваться его игривому настроению.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Мы уже не раз говорили об этом.

— Говорила ты, я только слушал.

— Что ты имеешь в виду? — Элизабет остановилась.

— Ты стала сварлива, как торговка рыбой.

День изо дня ты пилишь меня из-за моих обязанностей, внешнего вида и прочей ерунды. С меня хватит! — Под взглядом О'Брайена Элизабет опустила глаза.

— Ты мой муж, и значит, завод теперь принадлежит тебе.

— Он принадлежит тебе, я здесь только работаю.

— Все мое теперь твое. — Уже в который раз Элизабет произнесла ставшую привычной фразу. — По английским законам ты являешься хозяином завода Лоуренса. Ты даже работать больше не должен, нужно найти нового управляющего.

— Твой первый муж работал.

— Завод не приносил прибыли, он не мог себе позволить нанять управляющего.

— Чем же мне заниматься, если не работать, хозяйка? Играть на чертовых клавикордах?

— Не надо грубить.

— Прости, Лиз. — Он вздохнул. — Пойми сама, рабочие растеряны, только что я был управляющим, а теперь уже хозяин завода. Они едва успели начать доверять мне. Жаль нарушать это доверие.

Элизабет замялась. Ей вовсе не хотелось походить на сварливую торговку рыбой. Элизабет просто хотела поделиться с О'Брайеном всем, чем владела. Может быть, тем самым она пыталась загладить несправедливость, в которой повинен был ее отец? Она плохо представляла себе, как нужно строить их отношения.

— Понимаю. Я зря на тебя набросилась. Но в последнее время я чувствую себя не в своей тарелке. Мне кажется, я так быстро полнею. Никак не привыкну к этому состоянию.

— Ты совсем не толстая.

— А ты бы сказал мне, если бы я растолстела?

— Мне это неважно. — О'Брайен обнял ее за плечи. — Ты слишком строга к себе. На все нужно время, мы знали это с самого начала. Жаль, что нельзя совсем не вылезать из постели.

— Да уж, — рассмеялась Элизабет. — Там у нас нет разногласий.

— Почему бы тебе не вернуться в особняк? Я скоро приду к ужину, а потом прикажу убрать посуду и позволю тебе обыграть меня в карты.

— Позволишь мне? Ха! — Элизабет хитро улыбнулась. — Хорошо, если ты обещаешь, что мы сегодня пораньше ляжем спать.

— Договорились, — подмигнул ей О'Брайен.

Элизабет провожала его взглядом, пока он уходил в сторону стройки. Почему-то ей снова стало грустно. «Откуда у меня это чувство неизбежно надвигающейся катастрофы? Будто я несусь по темному тоннелю, не зная, что впереди?» — думала она.

— Мисс Лизбет! Мисс Лизбет! — На крики Сэмсона Элизабет выбежала из кабинета. «Я не слышала взрыва, — думала она, — значит, ничего страшного произойти не могло».

— В чем дело, Сэмсон?

Сэмсон задыхался и был весь в поту, видимо, ему пришлось долго бежать.

— Мистер О'Брайен! Его ранило! Скорее! Элизабет бросилась к выходу, еще не дослушав его. Сэмсон бежал за ней. Несмотря на ее теперешнее состояние, он с трудом поспевал за Элизабет.

— К складу, хозяйка! Его сшибло…

— Что там произошло? Как его ранило? — спросила Элизабет на бегу.

— Осторожнее на льду, хозяйка. Не знаю, что произошло, меня позвал один из ребят. Говорят, его сшиб фургон без возницы, полный новых бочонков для пороха. Фургон стоял на вершине холма, на старой дороге.

Элизабет испугалась. О'Брайена прямо преследовали несчастья. На прошлой неделе на него обрушились стропила, когда он осматривал строящееся здание заводской лавки. К счастью, они не задели его, а то бы ему не сносить головы. Теперь вот это…

— Откуда там взялся груженый фургон? Этой дорогой никто не пользуется.

Вдали они завидели группу людей, собравшихся вокруг распростертого тела, и перевернутый фургон. Вокруг все было усыпано обломками дерева.

— О'Брайен? — Рабочие расступились перед Элизабет. — Насколько серьезно он ранен? — Она присела на корточки возле О'Брайена, стараясь разглядеть его лицо, прикрытое рукой.

— Не знаю, мэм. Вродепереломов нет. Он просто в обмороке, — ответил Джонни Беннет.

Элизабет осторожно отвела руку О'Брайена с лица. Он слегка пошевелился, и его веки затрепетали. Элизабет наклонилась ниже и снова позвала:

— О'Брайен?

О'Брайен медленно открыл глаза. Элизабет глубоко вздохнула. Сердце ее отчаянно билось, дыхание перехватило.

— Как прекрасно, проснувшись, увидеть твое лицо! — Он говорил с трудом.

— Так вот, значит, что ты делаешь — спишь на работе? А все подумали, тебя задавило насмерть!

О'Брайен улыбнулся и попытался встать.

— Кажется, меня задело довольно сильно, когда я отпрыгнул с дороги.

— Сядь и подумай хорошенько, болит у тебя что-нибудь, кроме твоей тупой головы?

— Левая икра, — сказал он, пошевелив ногами. Сэмсон помог ему подняться.

— Хочешь, Сэмсон проводит тебя до дома? — спросила Элизабет.

— Ни за что! — О'Брайен осмотрелся. — Да тут целый фургон отличных бочек, и все разбились, какая жалость!

— Ничего, бондарь сделает еще. Меня больше интересует, как фургон попал на эту дорогу, притом на самую вершину холма. А главное, как ему удалось скатиться, если его никто не толкал?

Элизабет, О'Брайен, Сэмсон и Джонни озадаченно смотрели на дорогу. Остальные рабочие стали потихоньку собирать обломки, некоторые пытались поставить фургон на колеса.

— Не знаю. Я пришел сюда, как обычно, пересчитать пороховые бочонки. Меня просил об этом Джонсон.

— И внезапно откуда ни возьмись появился фургон? — спросила Элизабет с сомнением. — Ты уверен, что ничего не заметил?

О'Брайен оперся на ее плечо и обратился к Сэмсону и Джонни.

— Помогите-ка этим людям с фургоном. Он должен сегодня же снова быть на ходу.

Те кивнули и оставили Элизабет с О'Брайеном наедине.

— Где твой плащ? — спросил он ее. — Здесь очень холодно.

— Должно быть, оставила в кабинете. — Элизабет поежилась. Она и не заметила, что впопыхах забыла плащ. О'Брайен набросил ей на плечи свою теплую куртку.

— Так ты ничего не видел? — спросила она, когда они уже направились к дому.

— Я услышал только, как фургон съезжает с холма. Едва успел отскочить, но…

— Но? — Она остановилась. — Что ты видел?

— Я не уверен.

— Скажи мне. — Элизабет заглянула в его зеленые глаза.

— Клер. Лиз, мне показалось, я видел Клер… — О'Брайен снова зашагал по дороге.

25

Элизабет стояла на пороге своей конторы, полной грудью вдыхая весенний воздух, напоенный ароматом сирени. Весна пришла в долину реки Брэндивайн. Живот Элизабет продолжал быстро увеличиваться, хотя был только апрель, а ребенка ждали не раньше конца июня. Элизабет начала опасаться, что через месяц ей уже будет трудно ходить. Но она продолжала работать. О'Брайен журил ее за то, что она так рано встает и подолгу засиживается вечерами в конторе. Прошлым вечером он явился домой после полуночи, а Элизабет не спала, засидевшись с отчетами. О'Брайен обвинил ее в безответственном отношении к ребенку. Сказал, что она последнее время плохо питается. Она и без того уже толстая, возразила Элизабет, и в подкрепление своих слов бросила в него китайскую вазу с нарциссами, которая разбилась о стену возле его головы. Сегодня утром он ушел до рассвета, не сказав ей ни слова.

Элизабет со вздохом констатировала: единственным безусловно положительным последствием их брака с О'Брайеном оказалось то, что Джессоп перестал ее беспокоить. Теперь они виделись крайне редко, и при встрече он был холоден, но вежлив. Его угрозы так и остались угрозами. Видимо, он был очень занят своим транспортным предприятием и, как уверяла Клер, надеялся получить хорошую прибыль на подрядах английской армии в случае, если начнется война.

Элизабет потерла ноющую поясницу. Ребенок постоянно толкался в животе, не давая ей покоя. Клер утверждала, со слов своей матери, что такой бойкий ребенок должен вырасти веселым и здоровым. Элизабет страстно надеялась на это. Не дай Бог, ребенок родится физически или умственно неполноценным, как Клер…

Бедная Клер. Джессоп запретил ей общаться с Элизабет, опасаясь дурного влияния. Теперь им приходилось встречаться тайком. Клер приходила на завод, и подчас О'Брайену удавалось развеять ее мрачную печаль даже лучше, чем Элизабет. Клер нравилось убегать тайком от брата.

Элизабет уже собралась вернуться в кабинет, но увидела Сэмсона, который спешил вверх по холму через лес. Отчего он предпочел не идти по дороге? Она решила дождаться его.

— Сэмсон? Что случилось? — Она внимательно изучала его лицо.

— Хозяйка, я сделал нечто ужасное. — Сэм-сон смотрел куда-то в сторону. — Я убил человека. — В глазах Сэмсона, когда он наконец взглянул на нее, сверкали слезы.

Элизабет старалась сохранить спокойствие. Сэмсон не способен на хладнокровное убийство. Что же произошло?

— Это была случайность? Несчастный случай?

— Нет, хозяйка, я сделал это умышленно; я стукнул его поленом по голове.

Элизабет в ужасе прикрыла рот рукой. Она не должна показать, как сильно потрясена. Сэмсон пришел к ней за помощью, и он явно очень напуган.

— Скажи мне, кто это был?

— Это был тот самый охотник за беглыми рабами. Он снова пришел за моей Нгози. Его, кажется, звали Джарви. Я недавно вернулся с реки и застал его в своем доме. Он сказал, что заберет их обеих — живыми или мертвыми, потому что ему так и эдак заплатят деньги. — По щекам Сэмсона текли слезы. Было тяжело видеть этого сильного человека в таком состоянии.

— И ты убил его?

— Он выхватил нож и угрожал мне. — Сэмсон показал ей глубокий порез на руке. — Потом приставил нож к моей девочке и обещал порезать ее на куски на корм рыбам. — Он утер мокрое лицо ладонью. — Этот человек сказал, на такую наживку хорошо клюют карпы. Тогда я убил его. Одним ударом.

— Ты кому-нибудь говорил об этом, Сэмсон? — Тот отрицательно покачал головой.

— Простите, мисс Лизбет. Я готов понести наказание, только не отдавайте им моих Нгози и Доркас.

Элизабет провела ладонью по его руке, пытаясь успокоить.

— Пойди и разыщи мистера О'Брайена. Потом идите вдвоем к твоему коттеджу и ждите меня там. И не медлите, понятно?

Самсон кивнул, слезы еще не просохли на его лице.

— Простите, мисс Лизбет, я не хотел доставлять вам неприятности. Вы так много сделали для нас.

Сэмсон повернулся и снова скрылся в лесу. Элизабет чуть было не расплакалась. Но к чему лить слезы? Это не поможет ни Сэмсону, ни тем более погибшему человеку. Она позвала собак и стала спускаться по лестнице, мучаясь сомнениями, удастся ли ей уладить это дело.

Элизабет вошла в маленький коттедж одновременно с О'Брайеном и Самсоном. Нгози с малышкой забилась в самый дальний угол. Посреди комнаты на полу лежал Джарви. Он лежал на боку, глаза его были застывшими и невидящими, на затылке зияла рана. Орудие убийства, увесистое полено, валялось неподалеку.

— Да, друг Сэмсон, ты уложил его насмерть, — сказал О'Брайен, взглянув на тело. Нгози тихонько всхлипывала в своем углу.

— Да, я убил его, мистер О'Брайен. Я проверял, дыхания нету, он мертвый, — ответил Сэмсон, который остановился у входа.

— Ну что? — спросил О'Брайен Элизабет, скрестив руки на груди. — Что будем делать, Лиз?

— Боюсь, надо вызвать шерифа. — Элизабет обратилась к Сэмсону: — Он увезет тебя с собой, но я поеду вместе с вами и объясню, что произошло. Это была самозащита, Сэмсон, тебя не могут за это наказать.

— Ну, знаешь ли, Лиз… — заворчал О'Брайен.

— Ты не согласен? — Элизабет посмотрела на него. — Сэмсон убил Джарви. Об этом придется сообщить, все равно Джарви начнут разыскивать.

— Ты думаешь, Самсона отпустят?

— Нельзя осудить человека, если он защищался, — развела руками Элизабет. Почему-то в последнее время О'Брайен принимал все ее слова в штыки.

— Это касается богатых белых. Но Сэмсон небогат, и он — чернокожий. Ему не светит честный процесс. Мистер Джарви был полноправным подданным английской короны, он возвращал пропавшую и украденную собственность. — О'Брайен показал рукой сначала на труп, потом на Нгози с ребенком. — Скорее всего Сэмсона просто повесят без суда.

— Что же ты предлагаешь? — Элизабет перевела глаза с тела на полу на лицо О'Брайена. Тот пожал плечами.

— Джарви появился на рассвете, его никто не видел. Его лошадь спугнули, она убежала вниз по реке.

— Ну? — Элизабет понимала, куда он клонит, но не имела духа высказать это сама.

— Ну, если мистер Джарви, допустим, захотел искупаться в реке… Могло случиться всякое, его могло ударить головой о камни. В этой реке часто тонут люди.

— Ты сумеешь сделать это? — спросила Элизабет Самсона. — Ни я, ни мистер О'Брайен не сможем тебе помочь, потому что это будет соучастием в убийстве.

— Мисс Лизбет, я сделаю все, что вы скажете. — Сэмсон сосредоточенно смотрел на нее. — Я пойду к шерифу. Или избавлюсь от трупа, как вам угодно.

— Тебе решать, Лиззи, — сказал О'Брайен, пристально наблюдая за ней с противоположного конца комнаты. Она помедлила и отвернулась.

— Мне? Я ничего не знаю и не видела, просто вышла на прогулку с собаками. — Элизабет направилась к двери. — Не желаешь прогуляться со мной, муженек?

О'Брайен с улыбкой присоединился к ней. Он улыбался ей, и сердце Элизабет затрепетало. Бывали минуты, когда они прекрасно понимали друг друга, несмотря на все различия в воспитании и взглядах.

— Я горжусь тобой, Лиззи, — сказал О'Брайен, когда они рука об руку вышли из коттеджа и собаки с радостным лаем запрыгали вокруг них. — Я знаю, как это нелегко для тебя. Ты идеализируешь окружающий мир, но, к сожалению, жизнь порой куда страшнее твоих представлений.

Элизабет шла, опираясь на его руку. Ей было трудно ходить, но все равно с ним ей было хорошо.

— Моя совесть чиста. Это была самозащита. Сэмсон защищал свою семью. Я бы сделала то же самое ради тебя.

— Какая ты у меня храбрая, Лиззи, — засмеялся О'Брайен и поцеловал ее в висок. — И какая милая…

Сидя за бюро в их с О'Брайеном спальне, Элизабет составляла список гостей, которых собиралась позвать на вечер. Не то чтобы она сама хотела повеселиться, но дело требовало определенных жертв: ее клиенты ждали, что она пригласит их к себе на званый вечер. Элизабет не собиралась часто устраивать подобные развлечения, но раз уж она затеяла прием, то все должно быть на высшем уровне. Уже были выписаны музыканты и составлено меню, дело было за тем, кого пригласить.

Поначалу Элизабет не любила эту комнату. Переехать сюда ее заставил О'Брайен. Он не пожелал ночевать в той же спальне, которую делили Элизабет с Полом. В первую ночь Элизабет не послушалась и отправилась спать в свою комнату, надеясь, что он сдастся и присоединится к ней. Но О'Брайен ворвался к ней и унес ее, нагую, к себе в постель. Он разрешал Элизабет спать в старой спальне, только когда ему приходилось уезжать по делам.

Вся комната была закидана его вещами, но Элизабет не угнетал этот беспорядок, хотя раньше она содержала свою спальню в идеальной чистоте. Разбросанная повсюду одежда О'Брайена почему-то вселяла в Элизабет уверенность, что он и впрямь готов вместе с нею приложить все усилия, чтобы их брак действительно состоялся и был счастливым. Элизабет взглянула на часы на каминной полке. Скоро должна прийти Клер. У Джессопа были гости, и он разрешил Клер навестить Элизабет и поужинать с нею. Клер очень волновалась по этому поводу и спрашивала, будет ли О'Брайен. Элизабет пришлось пообещать, что он пораньше уйдет с завода и присоединится к ним за ужином.

Снизу до Элизабет донеслись звуки клавикордов. Очевидно, Клер уже ждет ее в гостиной. Надо одеться и спуститься вниз. Придя сегодня с завода, Элизабет приняла ванну и сидела теперь в домашнем халате. Она даже подумала, не отправиться ли ей вниз, не переодеваясь, потому что в последнее время одежда стала казаться ей жаркой и тесной, но решила не потрафлять себе. Если она собирается растить ребенка и одновременно управлять заводом, то пусть у людей не будет повода думать, будто ей это не под силу.

Вдруг Элизабет услышала поскуливание за дверью. Она встала и распахнула ее. В комнату на брюхе вползла Лэйси. За ней, пошатываясь, ввалился Фреклс.

— В чем дело, Лэйси? Что случилось? — Элизабет нагнулась над собакой. Глаза у нее были мутные, и вокруг пасти собралась пена; Фреклс выглядел не лучше.

— Кэти! Кэти! — закричала Элизабет. — Быстрее сюда!

— Мэм? — Горничная наконец появилась из-за поворота лестницы.

— Кэти, что случилось с собаками?

— Не знаю, хозяйка. Они заболели?

Обе женщины уставились на лежащих на полу собак. Дыхание животных стало частым и неровным, лапы судорожно подергивались.

— По-моему, они умирают, — сказала Элизабет. — Скорее, Кэти, принеси мне миску воды.

В этот момент в коридоре появился О'Брайен. Неся ботинки в руках, он ступал босыми ногами по ковру.

— Что случилось? — спросил он.

— Лэйси и Фреклс заболели, я не знаю, что с ними. — Элизабет выпрямилась.

О'Брайен поставил ботинки на пол и присел рядом с животными.

— Лиз, мне кажется, их отравили.

— Кому могло прийти в голову травить моих собак? — Элизабет была растерянна, ей хотелось плакать от обиды. Она любила своих собак.

Кэти прибежала с миской воды, расплескивая ее через край. Элизабет поставила миску перед собаками.

— Давай, Лэйси, выпей водички.

Но ни Лэйси, ни Фреклс пить не стали. Тогда Элизабет просто смочила водой морды обеих собак.

— Дорогая, боюсь, мы тут бессильны. — О'Брайен положил ей руку на плечо. — Этим собакам недолго осталось мучиться. Ты кормила их сегодня?

— Да, как обычно. Я и щенков кормила.

— Значит, первым делом надо проверить, как щенки.

— Ты думаешь, я дала им несвежего мяса?

— Нет, причина не в этом. Это яд, а не просто тухлое мясо. Однажды на моих глазах так умирал человек.

— Бегите в сад, посмотрите, живы ли щенки, — приказала Элизабет Кэти. — Проверьте и тех, которых я отдала Сэмсону и Джереми. Они часто прибегают сюда. Торопитесь, Кэти, я жду вас!

— Да, хозяйка. — Горничная поклонилась и побежала вниз.

— Ты уверен, что мы ничем не можем им помочь? — спросила Элизабет О'Брайена. Тот покачал головой. — Осталось узнать на кухне, может, кто-то кормил собак там.

— Подожди, я переоденусь и пойду с тобой. — О'Брайен начал снимать рубашку, покрытую угольной пылью.

Но Элизабет уже скрылась на лестнице. Проходя мимо гостиной, она заметила там Клер, сидящую за клавикордами.

Кухарка всплеснула руками, увидев Элизабет в одном халате.

— Кто-нибудь из вас кормил моих собак? Я видела, они все время крутятся на кухне.

— Я запрещаю девушкам кормить здесь собак, — покачала головой кухарка. — Но эти вертихвостки делают что вздумается.

Элизабет огляделась, но не заметила на кухне ничего подозрительного, никаких обрезков мяса на полу. Она прошла через кухню в огород, где возле колодца стояли собачьи миски. Там она обнаружила сковороду с остатками мясного пирога. Со своей находкой Элизабет вернулась на кухню.

— Откуда это?

— Это не мой пирог, — ответила кухарка, осмотрев сковороду. — Я не делаю начинку из картошки с ветчиной.

В кухню быстрой походкой вошел О'Брайен. Он переоделся во все чистое и собрал свои длинные волосы в аккуратную косичку.

— Вот что я нашла рядом с собачьими мисками. — Элизабет показала сковородку О'Брайену. — Но никто не понимает, откуда это взялось. Кухарка не печет таких пирогов.

О'Брайен посмотрел на сковороду и повел Элизабет из кухни в сторону особняка.

— Давай спросим Клер, не знает ли она, что это такое.

— Клер? Что за чушь, она любила моих собак. Только ты их недолюбливал.

— Я их не травил, Лиз.

— Разумеется. Но Клер совершенно безобидное существо!

— Она сумасшедшая. — О'Брайен понизил голос. — Мы оба знаем это.

— Да, — нехотя согласилась Элизабет. — Но она не способна на такое.

— И все же я спрошу ее. Если не ошибаюсь, сейчас она играет на клавикордах в гостиной.

Они вместе вошли в гостиную. Элизабет остановилась у входа. О'Брайен подошел к Клер, которая неподвижно сидела перед инструментом, но не играла.

— Клер, — позвал он.

Она повернулась и радостно улыбнулась, увидев его.

— Элизабет обещала, что вы придете. Я так ждала. Ведь мы поужинаем вместе, не правда ли?

— Конечно. — О'Брайен говорил мягко, как с ребенком. — Но сначала позвольте задать вам один вопрос. Вы не знаете, откуда это?

О'Брайен протянул Клер сковороду. Клер взглянула на нее и покачала головой.

— Вы уверены, что не узнаете ее, Клер? Это очень важно. Собаки съели этот пирог и заболели.

— Я не умею печь пироги, — ответила Клер тихо, глядя на О'Брайена своими чистыми голубыми глазами. — Мышонок умеет печь. — Она подняла вверх кулачок. — Мышонок иногда готовит пироги к ужину. Но собачки тоже любят пирог, пришлось ему их угостить. Показать вам моего мышонка?

О'Брайен обернулся и посмотрел на Элизабет, которая в ужасе прикрыла рот ладонью. Их взгляды встретились. Они оба поняли Клер правильно: она приготовила пирог к ужину, а потом отдала его собакам. Значит, вместо собак она могла отравить их самих…

Позже ночью Элизабет лежала без сна рядом с О'Брайеном, думая о происшедшем. Она не могла поверить, что ее любимых собак больше нет.

О'Брайен молчал, но по его дыханию Элизабет знала, что он не спит. Он похоронил собак в саду возле клумбы с астрами. Клер отослали домой без ужина, и после этого они с Элизабет долго спорили о том, как быть дальше. О'Брайен настаивал на немедленном разговоре с Джессопом. Вспоминая случай с фургоном, он сомневался, была ли там Клер, но сейчас сомнений не было. Элизабет же боялась, что Джессоп может отправить Клер в дом для умалишенных, а это казалось ей ужасным. Элизабет считала, достаточно просто быть с Клер поосторожнее.

Элизабет беспокойно ворочалась в кровати. Теперь ей все время было неудобно лежать.

— Я не хочу быть жестоким, Лиз, — внезапно сказал О'Брайен. — Я не хочу, чтобы Клер наказали, я всего лишь стараюсь обезопасить тебя и ребенка.

— Ребенка? Да она могла отравить и тебя тоже! Тебя чуть не раздавил фургон.

— Я не уверен, есть ли тут какая-то связь.

— Я тоже, — Элизабет вздохнула. — Клер больна. Недавно Кэти поймала ее сидящей нагишом на перилах балкона с бокалом лимонада в руках. Клер сплевывала косточки на садовника внизу.

О'Брайен рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного.

— Видишь ли, я подумал, что не отказался бы увидеть это зрелище. — О'Брайен погладил выпуклый живот Элизабет.

Та вздохнула снова. Как ни странно, ее беременность не охладила их взаимного притяжения. О'Брайен утверждал, что ему нравится большой живот Элизабет, хотя она подозревала его в обмане.

— Мне жаль твоих собак, — прошептал О'Брайен, его рука погладила Элизабет по груди.

— Тогда докажи мне это. Утешь меня… — прошептала Элизабет, закрывая глаза.

26

О'Брайен сидел напротив окна и потягивал виски. Он только что принял ванну и натянул новые панталоны цвета бургунди. Остальная одежда, которую Элизабет приготовила для него на этот вечер, лежала на кровати. Однако у О'Брайена не было никакого желания наряжаться. Элизабет стояла спиной к нему перед большим зеркалом, одетая в бледно-зеленое платье, и примеряла изумрудные серьги.

— Ты еще не оделся, — напомнила она, не поворачиваясь.

— Мне не хочется одеваться.

— Поторопись, гости уже начали собираться.

— Я не хочу спускаться к гостям.

— Я думала, мы этот вопрос уже обсудили, — вздохнула Элизабет. — Тебе придется отвечать на все вопросы о нашем производстве. Теперь ты в этом больше понимаешь, чем я.

О'Брайен заворчал. Зачем вообще он согласился на этот званый вечер? Он всегда чувствовал себя неуютно в обществе, за исключением общества завсегдатаев «Свиного уха», конечно.

— Пойми, наконец, Лиз: я не подхожу этим людям, мне никогда не стать одним из них. Сам-то я давно это осознал.

— Чушь, тебе не нужно быть одним из них. Ты — хозяин завода Лоуренса.

О'Брайен уставился в свой стакан с виски. У него был очень тяжелый день. С утра он разгружал уголь, потом ему пришлось улаживать дело с одним из рабочих, который напился вдрызг, потом были неполадки с мельничным жерновом. О'Брайен чертовски устал, и у него не было сил участвовать в нынешнем празднестве.

— Нет, — ответил он, начиная раздражаться. — Это ты хозяйка завода, а я просто управляющий.

Даже в теперешнем ее положении Элизабет выглядела очень привлекательно. О'Брайен смотрел на нее с восхищением. Жаль только, что она не улыбается, а собирается задать ему взбучку.

— Я не позволю втянуть себя в этот разговор. Ты уже согласился присутствовать на вечере и, значит, будешь там. И, пожалуйста, не пей много. — Элизабет выхватила у него из рук бокал. — Сегодня ты нужен мне трезвый.

О'Брайен хотел было ответить колкостью, но сдержался. Вздохнув, он поднялся со стула и стал одеваться.

— Я иду вниз, — сказала Элизабет, направляясь к двери.

О'Брайен только кивнул, боясь ненароком сболтнуть лишнего. Он заметил: чем больше становился срок беременности Элизабет, тем труднее у нее делался характер. О'Брайен сочувствовал бедному Ною, которому приходилось общаться с нею целыми днями. Сам О'Брайен мог хотя бы отсидеться на заводе

Видит Бог, он делал все возможное, чтобы она была довольна. Завод теперь работал лучше, чем когда-либо О'Брайен старался ни в чем не перечить Элизабет Он читал книги, которые она ему предлагала, пытался привыкнуть к пище, которую она любила, носил одежду, которую покупала для него Элизабет. Но она по-прежнему все время раздражалась и досадовала. О'Брайен не знал, сколько времени он еще сможет это выносить.

Он недоумевал, зачем он вообще женился на Элизабет. Конечно, она была беременна и он выполнил свой долг, но с ее деньгами она легко сумела бы найти себе и более подходящего мужа. Наверное, в глубине души О'Брайен надеялся, что она сможет полюбить его. Однако усилия его были напрасны: он так и не сделал ее счастливой Но, как бы то ни было, теперь уже поздно отступать. Нужно попробовать все исправить хотя бы ради ребенка. О'Брайен был не из тех, кто отступает: он станет упорно прилагать все новые усилия, но сохранит их брак.

О'Брайен оделся и направился вниз по лестнице. Если судить по смеху и звукам оживленного разговора, которые доносились до него, то, очевидно, Элизабет прекрасно справляется и без него. О'Брайену оставалось только попытаться вести себя поскромнее и не выглядеть полным ослом.

Внизу О'Брайен слонялся из комнаты в комнату с бокалом виски в руках. Он обменивался репликами со знакомыми и старался вести себя весело и непринужденно, издали наблюдая за Элизабет. На прием съехалось немало привлекательных женщин. Многие из них были моложе Элизабет, и некоторые могли считаться более красивыми, чем она. Но, несмотря на свое состояние, Элизабет была самой пленительной женщиной на этом вечере. В ее облике, в ее манере было что-то завораживающее. Элизабет умела быть и властной и притягательной одновременно. О'Брайен имел право гордиться тем, что такая женщина выбрала его в мужья. Кто бы мог подумать! Леди из рода Таррингтонов замужем за одним из О'Шэев! Но О'Брайену при мысли об этом становилось совсем невмоготу. Черт! Надо еще выпить и прийти в себя. Если бы он был в «Свином ухе», то обязательно затеял бы потасовку.

Элизабет стояла в компании двух джентльменов, делая вид, будто прислушивается к их разговору. Она следила взглядом за О'Брайеном. Элизабет чувствовала, что сегодня вечером он ее избегает. Она была с ним слишком резка. Но в последнее время голова Элизабет была занята столькими вещами! Нужно было управлять заводом; тайна смерти Пола по-прежнему была не раскрыта; они так и не решили, как поступить с Клер. Кроме того, приближение родов вызывало у нее настоящую панику. Она была совершенно не готова стать матерью. Элизабет понимала, ей следует разобраться в своих отношениях с О'Брайеном, но она надеялась сделать это после рождения ребенка, когда у нее появится время на раздумья.

О'Брайен скрылся из ее поля зрения, и Элизабет попыталась принять участие в разговоре, который вели мужчины рядом с ней. Они говорили о политике. Элизабет с трудом выдавила улыбку. Ей жали туфли и платье не давало дышать. Но она хотела быть при полном параде на случай, если придет Джессоп, который обещал заглянуть на минутку. Пусть он видит, как они с О'Брайеном счастливы.

Внезапно до Элизабет донесся из смежной гостиной звук бьющегося стекла, вслед за ним грохот опрокинутой мебели. Это было вовсе не похоже на оплошность одной из горничных. Элизабет мило улыбнулась.

— Простите, господа.

И она стала пробираться к дверям, где уже столпилось несколько человек. Элизабет пропустили вперед, и она увидела двоих мужчин, сцепившихся на полу в передней гостиной. В одном из них она с ужасом узнала своего мужа.

— О'Брайен! — прошипела она. — Прошу вас, джентльмены, немедленно прекратите!

Элизабет никак не могла разглядеть, кто был второй участник драки. Музыканты прекратили играть и с интересом присоединились к толпе гостей, следивших за дракой, которая не утихала, несмотря на старания Элизабет. Дерущиеся уже опрокинули столик, на котором стояла высокая фарфоровая ваза с цветами. Весь пол был усыпан осколками дорогого фарфора.

Элизабет не знала, что ей делать. Самой разнимать драчунов или просить одного из гостей рискнуть получить увечье? Или, может, оставить все как есть? Гости, не испытывая никакого смущения, столпились, наблюдая за дракой. Благовоспитанные джентльмены и изысканные леди явно получали Удовольствие от этого ужасного зрелища. Элизабет вдруг захотелось уйти и оставить всех этих людей, которые, казалось, были вполне довольны друг другом. Наконец ей удалось разглядеть лицо второго участника потасовки. Это был Чарльз Донэлли, недалекий человек и большой любитель выпивки. Он был одним из лучших поставщиков угля, который никогда не подводил Элизабет. В ужасе Элизабет схватилась за голову. Дерущиеся вскочили на ноги и продолжили тузить друг друга, хрипло переругиваясь.

Вдруг Элизабет заметила в углу большую чашу, полную воды со льдом. Горничные охлаждали в ней бокалы, прежде чем подавать напитки. Не обращая внимания на возбужденный гул голосов, Элизабет подняла чашу и направилась к дерущимся.

— Черт бы тебя побрал, О'Брайен! — пробормотала она. — Надеюсь, это охладит твой пыл!

С этими словами Элизабет опрокинула ледяную воду на обоих драчунов, которые к тому времени вновь оказались на полу. Под хохот гостей О'Брайен и Чарли поднялись на ноги, мокрые и ошарашенные.

— Теперь, когда мне удалось удостоиться вашего внимания, джентльмены, — едко сказала Элизабет, — я попросила бы вас избавить мою гостиную от дальнейших разрушений. Могу я поговорить с вами, сэр? — обратилась она к О'Брайену.

— Як вашим услугам, дорогая, — ответил О'Брайен с безупречной вежливостью.

Его косичка растрепалась, один рукав камзола был оторван, нижняя губа разбита. Гости расступились перед ними, пропустив на крыльцо. В первую минуту Элизабет не могла произнести ни слова. Она была не просто рассержена, она чувствовала себя опозоренной. Ей было больно, что О'Брайен мог так с ней поступить. Элизабет глубоко вдохнула теплый ночной воздух, напоенный запахом цветов и свежевскопанной земли. Вдоль подъездной дорожки горели факелы, над которыми роились насекомые.

— Ну? — наконец произнесла Элизабет.

— Он начал первый, — ответил О'Брайен зло.

— Господи, ты говоришь, как школьник.

— Я не могу позволить ему говорить такие вещи о моей семье.

— Ты же знаешь, Чарли — дурак и пьяница, ты сам мне это говорил. Какое имеет значение, что он думает? Почему тебе неважно, что подумаю я? — В ее голосе звучала обида.

О'Брайен отвернулся и стал ковырять ступеньку носком башмака.

— Нам следовало знать, что ничего не получится, — сказал он. — Я должен был это предвидеть.

— Ах вот, значит, как! — всплеснула руками Элизабет.

— Я не могу жить так, как ты хочешь, Лиз. — Он смахнул волосы со лба и посмотрел ей прямо в глаза. — Я говорил тебе это и раньше: я никогда не стану тем, кем ты хочешь меня видеть.

О'Брайен был так печален, что Элизабет захотелось вдруг обнять его, проявить терпимость и нежность.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она холодно.

— Все ты прекрасно понимаешь! Какие мы были глупцы, если думали, будто сможем ужиться вдвоем. Мы, как два быка на одной поляне, все время бьемся лбами.

— Все не так плохо, как ты думаешь. На некоторых вечерах не только дерутся, но и вообще занимаются Бог знает чем. Так что ты ошибаешься.

— Ты права, я совершил ошибку, — ответил О'Брайен и повернулся, готовый уйти.

Слабая попытка Элизабет шуткой разрядить обстановку явно не удалась.

— Куда ты?

— Я зайду с черного хода и отправлюсь наверх. Хватит с меня праздников на сегодня. Попрощайся от моего имени с гостями.

Его тон испугал Элизабет настолько, что она совсем забыла о своем гневе.

— Не ложись спать без меня. Я думаю, все скоро разойдутся, — попросила она.

— По-моему, будет лучше для нас обоих, если я перееду… — О'Брайен говорил, не глядя в ее сторону. — Перееду в другую комнату.

Элизабет захотела возразить. Она вовсе не желала спать одна, без него. Но его ровный тон выводил Элизабет из себя. Если О'Брайен не хочет больше спать с нею, не будет же она навязываться.

— Прекрасно, — ответила Элизабет. О'Брайен помедлил минуту и, так и не взглянув на нее, скрылся за углом дома. Элизабет осталась одна в темноте и изо всех сил сдерживала слезы. Ей казалось, что О'Брайен предал ее. Но все же Элизабет овладела собой. Она заставила себя улыбнуться и вернулась к гостям.

27

Элизабет стояла, опершись о поручень, и смотрела на мощную струю воды, которая приводила в движение мельничное колесо. Это величественное зрелище никогда не переставало восхищать ее. Иногда Элизабет мерещилось, что ее увлекает такой же безудержный поток воды и несет в неизвестном направлении.

Прошло уже больше двух недель с того памятного званого вечера, а О'Брайен по-прежнему отказывался вернуться в их общую спальню. Элизабет перепробовала все: крики, уговоры, пыталась пробудить в нем чувство вины. Все тщетно, он вбил себе в голову, что их брак не удался, и тут ничего нельзя было поделать. Элизабет лишь теперь поняла: во многом она была виновата сама. Она бы с удовольствием взяла назад иные свои слова и поступки. Ее терзало раскаяние. Элизабет и не представляла, что О'Брайен чувствовал себя настолько несчастным из-за нее. Может быть, он прав и они не предназначены друг для друга?

Чем ближе подходил срок родов, тем страшнее ей становилось. Элизабет боялась не физической боли. Нет, она опасалась, что у нее не хватит сил в одиночку дать ребенку, который так резво шевелился в ее чреве, необходимые ему любовь и заботу. Для этого Элизабет был нужен О'Брайен. Она, которая так долго боролась за свою независимость, теперь нуждалась в нем.

Элизабет услышала позади голос О'Брайена, отдававшего распоряжения кому-то из рабочих, и машинально поправила волосы. Им, по крайней мере, удалось сохранить хорошие отношения. О'Брайен охотно разговаривал с Элизабет, если беседа шла о делах завода. Их общее дело, завод, сближало их.

О'Брайен подошел и оперся о поручни рядом с ней.

— Сегодня мы привезли муку, сахар и специи для лавки.

— Думаю, лавку пора открывать, — ответила Элизабет деловым тоном. — Правда, склад загружен не полностью, но это не беда.

— Я займусь этим сегодня же, — кивнул О'Брайен. — В задней комнате лавки еще нужно установить полки, но мы справимся с этим за неделю. У Перкинса, которого ты недавно наняла, золотые руки.

Элизабет посмотрела на О'Брайена. Сегодня он был особенно хорош собой — в обтягивающих штанах и простой миткалевой рубашке с засученными рукавами, которые открывали сильные загорелые руки. Его лицо посмуглело, волосы посветлели от солнца, но выражение лица было печальным и озабоченным.

— Ты хочешь меня о чем-то спросить? — Элизабет старалась говорить как можно мягче.

— Ты что-нибудь знаешь о втором человеке, который погиб во время взрыва?

Элизабет задумалась. Первые дни после взрыва неразличимо слились в ее памяти. Тогда она еще плохо знала людей, работавших на заводе.

— Честно говоря, нет. Мне стыдно, но я не помню даже, как его звали, помню только, что у него не было семьи. Надо посмотреть в книгах.

— Он погиб при взрыве или после него, во время пожара? Ради всего святого, Лиз, твоему мужу нечего было делать на заводе среди ночи, и уж тем более там не должно было быть никого из рабочих! Может, он имел какое-то отношение к происшествию? Или даже был виновником?

— Я обязательно посмотрю в книгах, — пожала плечами Элизабет. — Попробуй порасспрашивать рабочих. Сэмсон или Джонни, наверное, смогут тебе о нем рассказать.

— Возможно, но я не хочу разглашать свои подозрения. Если рабочие узнают, что мы полагаем, будто Пол был убит, начнется паника. Страх меняет людей, они начинают подозревать и обвинять друг друга. Это будет очень плохо для завода.

— Мистер О'Брайен! Мистер О'Брайен! — раздались крики одного из рабочих. Шум воды мешал расслышать остальное.

— Подожди меня здесь, Лиз, — сказал О'Брайен. — Я сейчас вернусь. Схожу узнаю, чего хочет Джо.

Элизабет кивнула и повернулась спиной к реке, глядя ему вслед. Она оперлась о поручни, чтобы дать пояснице немного отдохнуть. Мелкие водяные брызги приятно освежали лицо, спасая от полуденного зноя. Элизабет не успела понять, что затем случилось. Раздался треск дерева, и в следующую минуту она уже летела спиной в бездну.

Время остановилось, как во сне. Элизабет слышала свой собственный крик. На мгновение ее парализовал страх. Она попала прямо под струю, падавшую с мельничного колеса. Ее рот, нос и уши были полны воды. Поток тянул ее все глубже вниз, ко дну. Он грозил смертью Элизабет и ее ребенку.

Элизабет отчаянно барахталась в надежде снова глотнуть воздуха. Она пыталась плыть, хотя намокшие юбки тянули ее ко дну, опутывая руки и ноги. Элизабет к тому же не могла сообразить, куда ей плыть, потому что вокруг нее вода закручивалась вихрями.

Растерявшись, Элизабет перестала двигаться, позволяя потоку тянуть ее туда, где уже не придется прилагать никаких усилий. Леденящий холод воды, от которого поначалу захватило дух, сейчас притуплял все ощущения. Рассудком Элизабет понимала, что умрет, но эта участь почему-то не слишком страшила ее.

Но у нее был ребенок, ребенок О'Брайена! Внезапно Элизабет охватила паника. Где О'Брайен? Хоть бы он ей помог! Она не хочет сдаваться!

Элизабет боролась из последних сил. Она догадалась, куда ей плыть. Мощная струя воды тащила ее вниз, но она стремилась наверх, наверх, против течения.

Когда Элизабет первый раз вынырнула на поверхность, ей удалось глотнуть совсем немного воздуха, и вода тут же снова утянула ее вглубь. Но теперь Элизабет во что бы то ни стало решила выжить. Ей еще так много нужно успеть! Нужно сказать О'Брайену то, что она давным-давно боится открыть даже себе самой. Она любит его.

Элизабет продолжала борьбу с рекой. Ей снова удалось на мгновение вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха. И вновь течение затянуло ее вниз. Ею овладело отчаяние.

Неожиданно она ощутила его прикосновение. Конечно, это был он, О'Брайен. Он обнял ее за талию, которая так сильно расплылась в последнее время, и потянул вверх. Теперь он боролся за нее. Элизабет обняла О'Брайена руками за шею, и он поднял ее над поверхностью воды. Наконец она получила возможность дышать.

— Лиз? Лиз? Ради всего святого, ты меня слышишь?

Она не могла ему ответить, но ей удалось кивнуть и изобразить подобие улыбки. О'Брайен выбрался из стремнины и быстро плыл к берегу со своим бесценным грузом. Элизабет совсем ослабела в его объятиях: О'Брайен был рядом, значит, все страхи позади.

О'Брайен вынес ее на берег и пошел вверх по склону. Элизабет хотела было попросить, чтобы он опустил ее: она вполне могла идти сама, но она так устала, а в его руках ей было так хорошо…

О'Брайен отнес ее домой прямо в спальню. Горничным он приказал приготовить чаю, уверив, что все остальное сделает сам. О'Брайен снял с нее мокрую одежду и вытер ей тело и волосы большим полотенцем. Элизабет не хотела, чтобы он видел ее полностью обнаженной. С каждым днем ее фигура становилась все более смешной и неуклюжей. Но О'Брайен, кажется, не обращал на это внимания. Он помог Элизабет надеть ночную сорочку и уложил ее в постель. Измученная Элизабет почти засыпала. Она едва приоткрыла слипающиеся глаза.

— Не уходи, — прошептала она, — я хочу поговорить… сказать тебе…

— Тс-с. — О'Брайен погладил ее по голове. — Молчи, тебе нужно отдохнуть. Потом расскажешь.

Элизабет обессиленно замотала головой.

— Я должна тебе сказать… это важно, О'Брайен… Пэдди…

Он снова погладил ее и поцеловал в лоб.

— Спи, Лиз. — Он сел на краешек кровати. — Я не уйду, пока ты не заснешь.

Элизабет с усилием открыла глаза.

— Оставайся, я имею в виду, ложись рядом. Останься со мной на ночь.

О'Брайен отвернулся, и к горлу Элизабет подступил комок. Она была ему неприятна. Он был прав, когда говорил, что он не из тех, кто женится.

Зачем ему толстая беременная жена с частыми перепадами настроения? Ему нужны стройные веселые девушки, не отягощенные вечно кричащими младенцами.

— Мне кажется, будет лучше, если я останусь в своей комнате, — ответил он тихо.

Элизабет хотелось заплакать, но даже на это у нее не было сил. Она ничего не ответила. Она не сказала ему, что любит его. Было уже слишком поздно: он ее не любит. Элизабет повернулась к нему спиной. Она лежала в полудреме, но сон все не шел к ней. Наконец О'Брайен встал и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. По щекам Элизабет побежали слезы.

О'Брайен закончил свои каждодневные дела, убедился, что Элизабет еще спит, и отправился в «Свиное ухо». Прокуренный общий зал, полный криков и запахов, был единственным местом, где О'Брайен в последнее время мог спокойно собраться с мыслями. Он заказал чай. Служанка посмеялась, но чай все же принесла. О'Брайен сидел в углу и размышлял. Сегодняшнее происшествие чуть не обернулось трагедией, и в этом О'Брайен отчасти винил себя. Он пообещал Элизабет докопаться до причин смерти ее мужа, но вот уже скоро год, как он работает на заводе, а ничего еще не узнал. Он подвел ее не только в этом. Разве он не обещал Элизабет приложить все усилия, чтобы их брак удался? Пока что ничего у него не получилось, и подтверждением тому служит глупая драка, которую он устроил на званом вечере. О'Брайен знал, что причиняет ей боль, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому и на сегодняшнюю просьбу Элизабет он ответил отказом. Она вряд ли понимала, что говорила, едва ли отдавала себе отчет в своих желаниях, потрясенная случившимся.

Элизабет выжила чудом. О'Брайен прекрасно это понимал. Чудом она не отведала отравленного пирога Клер. Нужно поскорее выяснить, кто стоит за всеми этими происшествиями на заводе Лоуренса, потому что в следующий раз чуда может не произойти.

Уложив Элизабет в постель, О'Брайен отправился осмотреть поручни на мельнице. Он не стал бы утверждать с полной уверенностью, но у него зародилось подозрение, что кто-то специально вытащил из перекладин несколько гвоздей.

О'Брайен стукнул кулаком по столу. Порой ему казалось, что он заблудился в темноте, и с минуты на минуту должно произойти что-то ужасное. Он боялся не за себя, его жизнь мало что значит, О'Брайен боялся за Элизабет, за ребенка, которого она носила.

Тут О'Брайен заметил остановившуюся рядом с его столиком женщину.

— Привет, Пэдди, — сказала рыжая служанка. — Давно тебя не видела. Говорят, ты заходил сюда пару раз сыграть в кости, но я тебя пропустила.

— А ты что поделываешь? Слышал, ты больше здесь не работаешь?

— Заболела. Не могла носить подносы, так меня тошнило.

— Что-нибудь серьезное? — Между ними никогда не было серьезной привязанности, но О'Брайен спрашивал с искренним сочувствием.

Из глаз девушки вдруг потекли слезы, и О'Брайен заставил ее сесть на скамейку напротив.

— Что случилось? Ты серьезно заболела?

— Куда уж серьезней, Пэдди. У меня будет ребенок.

— Что?

— Я беременна, — захныкала Рыжая. О'Брайен тяжело вздохнул. Не хватало только еще одной беременной женщины. Вдруг ему пришла в голову ужасная мысль:

— Не от меня?

— Нет-нет. — Она замотала головой, ее слезы перешли в икоту. — Всего несколько месяцев, но мне все время так плохо, и я боюсь, дома скоро узнают, что в таверне я торговала не только элем.

О'Брайен чуть не рассмеялся. Но, заметив, что девушка вновь готова заплакать, погладил ее по руке.

— Ну, ну, не реви. А то я не смогу тебе помочь.

— Как ты можешь мне помочь? Мне нужен муж, а у тебя уже есть жена. Моя сестра пришла домой с пузом, и ма и па просто выгнали ее на улицу, так что мы больше ее не видели.

— А кто отец ребенка?

— Его зовут Джин, он офицер. Подлец обещал на мне жениться, но, оказывается, у него есть жена и дети.

— Если я найду тебе хорошего честного человека, ты выйдешь за него замуж?

— Ни один честный человек не женится на мне, узнав, что я беременна.

— Вот тут ты ошибаешься. Но я тебя предупреждаю, — О'Брайен угрожающе поднял палец, — если я найду тебе мужа, ты будешь верна ему. Никаких других мужчин, ты поняла?

— Я обещаю, Пэдди, только найди такого человека. Иначе папа меня убьет или прогонит.

— Предоставь это мне. — О'Брайен встал из-за стола. Он знал одного мукомола, вдовца с двумя детьми, который недавно признался О'Брайену, что ищет молодую здоровую девушку в жены. Если бы все проблемы решались так просто! — Приходи сюда завтра вечером. Я уезжаю в Филадельфию, но пришлю кого-нибудь с запиской. Найдем тебе мужа.

Рыжая вскочила и бросилась ему на шею.

— Спасибо, Пэдди, никогда тебе этого не забуду! Я назову в честь тебя своего первенца!

— Лучше назови его в честь своего нового мужа, — подмигнул ей О'Брайен и направился к выходу.

28

Только в половине второго О'Брайен добрался до особняка. Он заглянул в комнату Элизабет. Она крепко спала, освещенная лунным светом, лившимся из окна. У нее в ногах уютно расположился один из щенков Лэйси. Элизабет показалась О'Брайену очень красивой. Она была уверена, что он находит ее безобразной, но О'Брайену нравилась ее полная грудь, его восхищала мысль о том, что в ее животе растет новая жизнь. Ради этой новой жизни он обязан обезвредить убийцу, промышлявшего на заводе Лоуренса. О'Брайен еще раз взглянул на Элизабет. Ему очень хотелось обнять ее, остаться с ней на ночь, но, конечно, это было невозможно.

Он закрыл дверь и отправился в свою спальню. Раздевшись, О'Брайен свалил одежду кучей на полу и улегся в постель. Он поговорил с мельником Томасом, и тот согласился взять Рыжую в жены, пока ее состояние еще не стало заметно. Томас был рад: он испытывал слабость к рыжеволосым женщинам.

О'Брайен беспокойно ворочался с боку на бок. Без Лиз он стал плохо засыпать. Он надеялся, что, вернувшись изФиладельфии, сможет поговорить с Элизабет по душам. Тогда, возможно, они найдут способ спасти свой брак. О'Брайен закрыл глаза и погрузился в сон без сновидений.

Его разбудил громкий стук распахнувшейся двери.

— О'Брайен, сукин ты сын! — услышал он голос Элизабет.

— Лиз? — Он сел в кровати и едва успел увернуться от книги, которую она схватила со стола и запустила ему в голову. В отличие от О'Брайена Элизабет была уже полностью одета. Вместе с ней в комнату вбежал один из щенков.

— Ты лжец! — Элизабет явно не боялась, что ее услышит прислуга.

— Что ты имеешь в виду? — О'Брайен нагнулся: в него полетела линейка. — Лиз, хватит! Успокойся и скажи мне, что случилось.

— Ты обещал хранить мне верность, когда мы поженились. — Элизабет скрестила руки на груди. — Но ты остался таким же бабником после свадьбы, каким был до нее!

— Лиз… — О'Брайен прищурился, стараясь понять, в чем она его обвиняет.

— Ты говорил, что ходишь играть туда в карты, ты утверждал, что не видел ее уже несколько месяцев! А вчера целовался с этой рыжей шлюхой посреди комнаты!

— Как ты узнала, что я был вчера в «Свином ухе»? — Он потянулся за одеждой. Иногда с женщинами лучше говорить, когда на тебе есть штаны.

— Какая разница! Половина наших рабочих спускает там свои честно заработанные денежки на кости, выпивку и шлюх! Ты что думаешь, у нас здесь мало сплетничают? Да я узнаю обо всем, что было на Континентальном Конгрессе, еще до того, как они устраивают перерыв на обед!

О'Брайен присвистнул. Видно, Элизабет на этот раз разошлась не на шутку.

— Послушай, Лиз, Рыжая действительно поцеловала меня, но спроси своих сплетников, тут все и кончилось. Мы ушли порознь! Я больше не видел ее после того, как ушел из таверны около восьми часов.

— Так она тебя поцеловала? Я попросила тебя побыть со мной, а ты отправился в этот свинарник, чтобы целоваться со шлюхами! Ты предпочел провести вечер с ней, лишь бы не оставаться со мной!

— Не надо все валить в одну кучу, Лиз. — О'Брайен старался не терять выдержки. — Я пошел в таверну выпить чашку чаю…

— Чаю! — рассмеялась Элизабет.

— Я пошел туда выпить чаю и немного поразмыслить. Я говорил кое с кем из рабочих о Джои Марбле, человеке, который погиб вместе с твоим мужем. Я осмотрел поручень на мельнице. Его кто-то намеренно расшатал. Мне нужно было все осмыслить: Клер, несчастные случаи, дневник Пола, в котором упоминалась какая-то женщина…

— Никак не пойму, при чем здесь Рыжая, — нетерпеливо перебила Элизабет.

— Она была в таверне. — О'Брайен продолжал одеваться. Он уже натянул рубашку и теперь взялся за чулки. — Она плакала.

— Бедняжка.

— Она беременна. — О'Брайен предостерегающе поднял руку, прежде чем Элизабет успела открыть рот. — Не от меня, я же говорил, что не прикасался к ней с тех пор, как первый раз был с тобой.

Элизабет смотрела на него, постукивая ногой об пол. Она явно не верила О'Брайену, но он продолжал:

— Она очень напугана и просила моего совета. Я обещал ей помочь.

— Что? Ты хочешь стать двоеженцем? — Теперь О'Брайен тоже потерял терпение. Ему надоели ее подозрения и колкости. Он не мог всю жизнь защищаться.

— Я нашел ей мужа, если тебя это интересует, — ответил он резко. — А теперь я должен идти.

— Куда ты?

— В Филадельфию, разве ты не помнишь? Нам нужен новый жернов.

— Пошли за ним Джонни Беннета.

— Нет уж, я поеду сам. — О'Брайен чувствовал, что если сейчас же не уберется отсюда, то обязательно наговорит лишнего. — Мне кажется, нам не повредит побыть пару дней подальше друг от друга.

— Пару дней? А может, пару месяцев? Нет, наверное, лучше несколько лет, например, сорок или пятьдесят! — крикнула Элизабет ему в спину, когда он уже был у самой двери.

О'Брайен остановился и спросил, не поворачиваясь:

— Договаривай, Лиз, что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что тебе, наверное, лучше будет уехать. Как только родится ребенок, я выплачу тебе все жалованье, которое задолжала. — Голос Элизабет, до этого полный страсти, вдруг стал холодным и спокойным.

— Мне не нужны твои деньги, — сказал он тихо. «Она выгоняет меня, — пронеслось в его голове. — Может быть, мне стоит уйти прямо сейчас?»

— Что?

— Нечего с этим тянуть. — О'Брайен надеялся, что Элизабет не заметит слезы в уголках его глаз.

— Ты даже не хочешь увидеть своего ребенка? — Голос Элизабет задрожал.

О'Брайен знал, он делает ей больно, но ему было все равно. Он и хотел причинить ей такую же боль, какую она причинила ему.

— Почему бы и нет? Я никогда не был уверен, что он действительно мой.

Элизабет потерянно замолчала. О'Брайен вышел из комнаты и направился вниз по лестнице, стараясь не слышать рыданий Элизабет.

— Где ты была, сестра? — спросил Джессоп, снимая с рук перчатки для верховой езды.

Грум принял у него поводья и увел лошадь с глаз долой.

— Гуляла, братец, — ответила Клер, ее нижняя губа подрагивала.

Джессоп недовольно посмотрел на нее. Сегодня он был не в духе. Брат его грума работал на заводе Лоуренса и подслушал вчера разговор О'Брайена с одним из рабочих. Этот управляющий, в одночасье ставший хозяином, зашел слишком далеко. Джессоп должен немедленно что-то предпринять, иначе как он сможет спасти Клер.

— Где гуляла? Снова ходила к мужчинам, маленькая шлюшка?

— Нет, братец.

— А где же? — Джессоп нетерпеливо похлопал перчатками по руке.

— Я ходила к Лиз, но только ненадолго, честное слово. — Клер смотрела на усыпанный свежей соломой пол, нервно теребя в руках веер.

— Ах ты маленькая сучка! — заорал Джессоп и бросил ей в лицо перчатки. Клер нагнулась, и они скользнули по краю ее соломенной шляпки. — Я же запретил ходить туда без моего разрешения! Ведь так? Так ведь? — повторил он, когда Клер замешкалась с ответом.

— Да, да, — закивала Клер, дрожа всем телом. — Ты запретил, но вчера Элизабет упала в воду, и я захотела проведать ее.

— Да, я знаю об этом. Послушай меня. Сегодня мне придется уехать. Мне не хочется оставлять тебя здесь, но так надо. Марта посидит с тобой ночью, чтобы тебе не было страшно.

— Я не хочу сидеть с Мартой, я хочу пойти к Лиз. У нее будет ребенок, и я хочу посмотреть на маленького мальчика.

— Ты останешься дома. И ты не пойдешь туда в мое отсутствие, понятно?

В голове Джессопа созрел план, как избавиться от Лиз, ее ребенка и управляющего разом. Тогда сестра будет в безопасности. Никто не узнает правды. Говорили, что в Дувре есть индеец, который может сделать все за приемлемую цену. Сегодня же он поедет в Дувр и разыщет этого индейца.

— Ты поняла, что я тебе сказал? — Джессоп схватил Клер за руку. — Ни при каких обстоятельствах ты не должна приближаться к тому дому!

— Я хочу посмотреть на маленького мальчика и посмотрю, — упрямо покачала головой Клер.

— Замолчи, Клер, пока я не заткнул тебе рот.

— Я буду качать его. — Клер мечтательно сложила руки, как бы держа воображаемого ребенка. — Мне не дали качать другого…

Джессоп влепил Клер пощечину со всего размаху. Жаль обижать ее, но нужно же научить Клер держать язык за зубами. Клер прижала руку к щеке, на которой остался красный след пятерни Джессопа.

— Ты плохой, потому что ударил меня, — сказала она тихо. — Потому что делал все это.

Джессоп оглянулся, чтобы увериться, что их никто не слышит.

— Молчи, Клер, если не хочешь сидеть взаперти!

— Ты очень плохой. — В этот раз, очевидно, Джессопу не удалось ее запугать. Клер затрясла головой, как маленькая капризная девочка. — Но я накажу тебя. Ты больше не будешь никого обижать. Мышонок, он больше никогда не обидит тебя. — Клер зашептала что-то себе в кулачок.

Джессоп подумал было, не взять ли ее с собой в Дувр, но решил не делать этого. Что, если индеец его подведет? Джессоп поднял с пола свои перчатки.

— Я скоро уеду, а ты отправляйся в свою комнату и подумай над своим поведением. Марта принесет тебе легкий ужин прямо в спальню.

Джессоп направился к дому, и Клер последовала за ним. С сестрой подчас было трудно разговаривать, но она была послушной. Поэтому он всегда будет защищать ее от жестокостей этого мира.

О'Брайен откинулся на спинку сиденья и надвинул соломенную шляпу на глаза. Сэмсон погонял мулов молча, понимая, что хозяину нужно время на раздумье. О'Брайену было так стыдно за свое поведение, что даже живот разболелся. Пусть их брак не удался, ему все же следовало вернуться и извиниться перед ней за свои слова. Вместо этого он направлялся в Филадельфию за новым жерновом. Его всегда спасала работа. Как ни странно, Лиз была точно такая же. О'Брайен готов был отдать голову на отсечение, что в этот момент она сидит в своей конторе за кипой деловых бумаг. Они — два сапога пара, печально усмехнулся О'Брайен.

Проведя в тишине больше двух часов, Сэмсон наконец откашлялся и спросил:

— Вы с хозяйкой сильно поругались сегодня?

— А? — О'Брайен поднял шляпу с глаз и взглянул на Сэмсона, о существовании которого уже успел забыть, погруженный в свои мысли.

— Сильно поругались? Одна из горничных говорила, ваши голоса были слышны даже в кухне.

— Да, боюсь, нас слышали все на милю вокруг.

— У нас с Нгози тоже такое бывало пару раз, когда мы только поженились. Все-таки трудно сразу привыкнуть друг к другу.

— Нет, это не просто скандал молодоженов. — О'Брайен осклабился из-под полей своей шляпы. — У нас вряд ли что получится с хозяйкой, Сэмсон. Мне кажется, пора убираться отсюда.

— Что-о? — Сэмсон резко натянул поводья, остановив мулов посреди дороги.

— Что ты делаешь? Поехали. У нас и так уйдет на дорогу целый день.

— Что я делаю? Нет, это вы что делаете? — возопил Сэмсон.

О'Брайен пристально посмотрел на своего друга, который никогда раньше не повышал на него голос.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Как же, не понимаете! Я говорю о вас и о хозяйке. Неужели вы можете так вот бросить ее в тот самый момент, когда она собирается родить вам ребенка?

— Так будет лучше и для Лиз, и для ребенка, старина, — пробурчал О'Брайен. — Этот брак не удался, мы слишком разные с ней.

— Разные?! — Сэмсон презрительно хмыкнул. — Да вы похожи как две капли воды. В жизни не видел людей, которые бы так подходили друг другу. Просто вы оба настолько упрямы, что не хотите этого признавать.

Некоторое время О'Брайен молча сидел, уставившись вдаль.

— Сэмсон, я не могу жить с ней под одной крышей, потому что она слишком несчастна со мной, — наконец сказал он. — Но я не могу представить себе жизни без нее.

Сэмсон поднял поводья и щелкнул ими. Мулы двинулись вперед, увлекая за собой скрипящий фургон.

— Мама всегда говорила мне, что от любви до ненависти один шаг. Порой и не заметишь, как пройдешь это расстояние. — Сэмсон покачал головой. — Это ужасно, хозяин, любить свою жену.

— Что ты сказал? — удивленно переспросил О'Брайен.

— Я говорю, это ужасно: любить собственную жену. Огромная ответственность ложится на ваши плечи.

«Неужели это правда? — думал О'Брайен. — Я люблю ее? Не от этого ли признания я увиливаю столько месяцев? Из-за этого я так сильно придираюсь к ней и к себе? Потому что люблю ее, хотя и не хочу этого?»

— Неужто вы никогда не признавались ей? — Сэмсон с удивлением взглянул на О'Брайена.

— Как тебе объяснить, Сэмсон… Такой уж она человек, с ней не больно поговоришь о чувствах. Я даже сомневаюсь, есть ли они у нее?

— Всем хочется, чтобы их любили, О'Брайен, — грустно улыбнулся Сэмсон. — Мне, мисс Лизбет, даже вам.

— Между нами было уже столько плохого! Она вряд ли сможет меня простить. Я наговорил и сделал так много лишнего. Она не любит меня. Она любит свой завод, эту проклятую реку, она любила своих собак, но не меня.

— И вы уйдете, не будете за нее бороться? А еще считаете себя сильным человеком. Какой позор!

— Ради чего? Она приказала мне убираться, почти признала, что ребенок не мой.

— А вы вспомните о том, как сильно ее любите. Когда любишь, надо прощать. Вам это важно — ваш ребенок или не ваш? — Сэмсон снова взглянул на О'Брайена.

— Нет, — после минутного раздумья ответил тот. — Поэтому мы никогда серьезно об этом не говорили. Я так сильно нуждался в ней, и главное для меня было то, что она выходит за меня замуж, а не почему она это делает.

— Скажите, если бы вам предложили исполнить одно желание, чего бы вы захотели? Мешок зо-лота? Корабль, груженный сокровищами? Высокий титул, чтобы перед вами все склонялись?

— Я бы пожелал, чтобы в моих объятиях была Лиз. Прямо здесь и сейчас! — О'Брайен улыбнулся и развел руки, как бы обнимая кого-то.

— Тогда, мне кажется, вам стоит признаться ей в любви. Пускай она потом прикажет вам убираться, все равно не страшно. Вы по крайней мере откроете, что у вас на душе. Вы сделаете попытку.

О'Брайен замолчал, перебирая в уме все радостные и грустные минуты их совместной жизни с Элизабет. Наконец он произнес:

— Ты прав, друг. Я не буду настоящим мужчиной, коли не скажу ей правды. Даже если надежды нет и она меня не любит. Я должен это сделать, не ради нее, так ради себя самого.

— Хотите, я разверну мулов, хозяин?

— Нет, мы поедем в Филадельфию и достанем там лучший мельничный жернов, который только можно купить или заказать. Это будет мой подарок в знак примирения или прощальный, как уж решит Элизабет.

Сэмсон рассмеялся, и О'Брайен присоединился к нему. Вдруг ему показалось, что не все так ужасно и впереди забрезжил луч надежды.

29

Было уже далеко за полдень. Элизабет и Клер прогуливались вдоль реки. Клер собирала полевые цветы, а Элизабет просто наблюдала стремительное течение реки. Время от времени Элизабет потирала живот, утром она проснулась с тупой болью в спине и редкими неожиданными схватками. Должно быть, вчерашнее происшествие на мельнице вызвало преждевременное начало родов. Но, поговорив с Кэти, от которой она узнала про О'Брайена и рыжую служанку, Элизабет на время забыла обо всем. Она бросилась к нему в комнату с намерением устроить скандал. Он ее предал! И дело было не в Рыжей. Тут Элизабет верила О'Брайену. Она была оскорблена тем, что он отказался остаться с ней и провести ночь в ее комнате. Что поделать, просто О'Брайен не испытывал к ней тех чувств, которые пробудились у нее к нему. Элизабет понадобилось слишком много времени, чтобы разобраться в себе. А теперь все, поздно, он уехал.

Элизабет внезапно остановилась, ощутив сильную схватку. Им с Клер не стоило уходить так далеко от завода, но Элизабет очень захотелось побыть вдали о г людей.

— С тобой все в порядке? — спросила Клер, заметив перемену в Элизабет. Та не успела перевести дух, как ее поразил новый приступ боли. Элизабет не ожидала, что роды начнутся так быстро. Она-то считала, у нее есть в запасе несколько часов, а то и дней. Теперь Элизабет вдруг испугалась. Она сделала несколько шагов к Клер.

— Нам нужно возвращаться, Клер. — Элизабет старалась выглядеть спокойной.

— Что случилось? — Клер подбежала к ней с букетом в руках.

— Ребенок, Клер. — Элизабет переждала очередной приступ боли. — Кажется, ему не терпится появиться на свет.

— Ребенок! Тебе нужно лечь! — Клер бросила букет и схватила Элизабет за руку.

— Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но, по-моему, ты права. — Элизабет огляделась: до дома было не меньше двух миль.

— Лучше идем ко мне! — Клер потянула Элизабет за руку. — Здесь недалеко.

Элизабет не двигалась с места. Она не собиралась идти к Джессопу, она не желала, чтобы ее ребенок появился на свет в его присутствии.

— Нет, я бы хотела пойти домой.

— Брата сейчас нет. — Клер как бы читала мысли Элизабет. — Он поехал в Дувр и не вернется ни сегодня, ни завтра.

Элизабет задумчиво поглаживала живот. Клер права, вместо того чтобы тащиться на завод, можно будет послать за подмогой кого-нибудь из слуг Джессопа. Нгози обещала Элизабет помочь, когда начнутся роды.

— Хорошо. — Элизабет была поражена ясностью мыслей Клер, ее болезни как не бывало. — Я пойду с тобой, но ты должна обещать мне, что немедленно пошлешь за Нгози.

До дома Джессопа было не более четверти мили, но и это расстояние далось Элизабет нелегко. То и дело ей приходилось останавливаться, чтобы переждать схватки.

— Марта! Марта! — закричала Клер, как только они вошли в темный холл. — Помогите мне!

— Мисс Клер, вы должны были сидеть в своей комнате, а не… — Экономка выбежала из коридора и остановилась при виде Элизабет.

— У Лиз начались роды, вы должны мне помочь отвести ее наверх. Мы положим ее в моей спальне.

— Хозяину это не понравится, — зашипела Марта. — Ему не нужно в доме такое добро.

— Ничего, просто вызовите фургон с завода, — задыхаясь сказала Элизабет.

— Вот еще! — закричала Клер, как рассерженный ребенок. — Марта служит не только у моего брата, но и у меня! Я здесь хозяйка, и Марта сделает то, что я скажу, и будет держать язык за зубами, правда?

— Да, хозяйка, — кивнула Марта.

— Тогда помогите мне отвести Лиз наверх.

С помощью двух женщин Элизабет удалось с грехом пополам подняться по лестнице. Все ее силы, все мысли сосредоточились на одном — благополучно разрешиться от бремени. Элизабет старалась медленно и размеренно дышать, потому что это облегчало боль при схватках. Клер вытерла ей лоб салфеткой и предложила чашку чаю. Элизабет только покачала головой. Слова давались ей теперь с трудом.

— Воды, просто холодной воды.

— Выпей это, — настаивала Клер. — Это облегчит боль.

Элизабет сделала несколько глотков и моментально все, даже боль, отступило на второй план, комната стала как будто меньше и звуки тише. Наступило какое-то странное онемение. Элизабет почти не замечала Клер и Марту, занятых приготовлениями к родам. Клер дала Элизабет выпить еще немного чая, и та совсем потеряла счет времени. Где-то в глубине ее памяти всплывали рассказы женщин о мучительных родах. Элизабет тоже чувствовала боль, но она не была непереносимой. Возможно, так подействовал на нее заваренный Клер чай. С каждой минутой схватки становились все сильнее, и Элизабет уже чувствовала, что ее ребенок вот-вот появится на свет.

Тремя днями позже О'Брайен и Сэмсон везли новый мельничный жернов в своем фургоне по одной из улочек Филадельфии. Они направлялись домой, на завод Лоуренса. О'Брайену не терпелось побыстрее вернуться к Элизабет и выяснить отношения до конца. Повернув за угол в сторону рыбного рынка, Сэмсон вдруг остановил мулов и заговорил на родном языке. О'Брайен никогда не слышал, чтобы Сэмсон говорил на языке своих африканских предков, и поэтому смотрел на своего друга с удивлением.

— В чем дело, Сэмсон?

— Призрак, — пробормотал тот, действительно не на шутку испуганный. Сэмсон указал пальцем на человека на противоположной стороне улицы, заворачивавшего большую форель в кусок коричневой бумаги. — Это призрак.

— Ты что, перегрелся на солнце? — удивленно спросил О'Брайен.

— Клянусь вам, это призрак Джои Марбла! — Это имя показалось знакомым, и О'Брайен насторожился.

— Господи, ты имеешь в виду того человека, что погиб вместе с Полом Лоуренсом? — Сэмсон кивнул в ответ. — Ты уверен? — Сэмсон снова кивнул.

— Черт возьми, Сэмсон, это не призрак! Это человек, и ему придется дать нам кое-какие разъяснения! — О'Брайен спрыгнул с фургона и устремился через улицу. В этот момент человек с форелью поднял голову, увидел Сэмсона, бросил свою рыбу и побежал.

— Сэмсон! — крикнул О'Брайен. — Слезай с фургона! Не дай ему уйти!

Человек, которого Сэмсон принял за Джои, пустился наутек и нырнул между деревянными лотками в какой-то переулок. О'Брайен последовал за ним. В переулке пахло гниющей рыбой, и крысы бросались врассыпную из-под ног несущихся людей.

— Стой, Джои! — крикнул О'Брайен. — Я только хочу с тобой потолковать!

Но тот помчался быстрее и, завернув за угол, потерял шляпу, на которую наступил преследовавший его О'Брайен. В спешке Джои побежал совсем не туда, куда следовало бы. Вместо того чтобы попытаться скрыться в городе, он помчался к порту. Ему удалось прорваться сквозь стадо коз, которых гнала на продажу женщина с большим посохом. В негодовании она замахала на него палкой. О'Брайен несся, сокращая расстояние между собой и Джои, хотя тот был человеком мускулистым и ноги его будто были предназначены природой для бега. Впереди замаячили доки. Улицы были заполнены людьми и фургонами. Внезапно перед Джои выросла фигура Сэмсона, и О'Брайен вздохнул с облегчением. Сэмсон был и силен, и ловок, и Джои не удалось увернуться от него.

— Так ты не призрак! — воскликнул Сэмсон, хватая его за шиворот. — Ты ведь Джои, верно?

— Какого черта ты убегал… от нас? — задыхаясь, бормотал О'Брайен. — Мне просто надо… с тобой потолковать.

Лихорадочно мотая головой, Джои выпалил:

— Я никому ничего не говорил! Передайте мистеру Лоуренсу, что я не сказал ни слова. И вернулся только потому, что зимы в Массачусетсе слишком холодные для моих костей!

О'Брайен бросил взгляд на Сэмсона, потом снова посмотрел на Джои. Сэмсон осторожно помог своему пленнику подняться на ноги, но не отпустил его, опасаясь, что тот снова даст стрекача.

— Меня зовут О'Брайен. Я управляющий на заводе Лоуренса. — У него не было никакого желания говорить о том, каким образом он связан с Лиз. — Все считают, что ты погиб.

Джои нервно сглотнул. Было очевидно, что он испуган до смерти.

— Послушай-ка, или ты мне все расскажешь сам, или мне придется выколотить из тебя ответы, — нетерпеливо сказал О'Брайен.

Джои посмотрел на Сэмсона, как бы ожидая подтверждения угрозы.

— Лучше тебе потолковать с ним, — сказал Сэмсон. — От этого человека так просто не отделаешься. Советую тебе опасаться его больше, чем мистера Джессопа.

— Мистер Лоуренс обещал разделаться со мной, если я кому-нибудь расскажу.

Джои смотрел на О'Брайена округлившимися от ужаса глазами.

— Пройдем в таверну, ни к чему стоять посреди улицы, — предложил О'Брайен, указывая на соседний дом. Они с Сэмсоном взяли Джои под руки и повели, стараясь при этом выглядеть не слишком подозрительно. — Мы докопаемся до сути, Джои, или тебе придется кормить рыб в бухте Филадельфии, — заметил О'Брайен пугающе ровным голосом.

Элизабет склонилась над новой сосновой колыбелькой и положила в нее свою спящую дочку. Младенец тихонько заворковал, уютно расположившись в постельке.

Элизабет улыбнулась, как улыбаются только счастливые молодые матери. Она так боялась появления этого ребенка, боялась, что не сможет его любить. Но О'Брайен оказался прав. Он был кругом прав, она же ошибалась во всем. Она мучилась этим все прошедшие месяцы. И из-за своих злосчастных страхов мучила окружающих. Но стоило ей приложить малышку к груди, любовь и нежность к ней захлестнули Элизабет горячей волной, как и предсказывал О'Брайен. И теперь, по прошествии трех дней, она уже не представляла жизни без этого маленького существа.

Элизабет подоткнула одеяльце вокруг малышки и села на край кровати полюбоваться ею. Последние три дня были лучшими в ее жизни, но они дались ей тяжело.

В горле у нее стал тугой комок. Она попыталась справиться с собой. Ей так невыносимо хотелось, чтобы О'Брайен сейчас, прямо сию минуту, оказался рядом, что она ощущала почти физическую боль и тоску по нему. Но, конечно, нечего было и надеяться на его возвращение. Он вместе с Сэмсоном добывает в Филадельфии новый жернов. И, если он не вернется вообще, то винить ей придется только себя. Она так гадко обращалась с ним. Если у О'Брайена есть своя голова на плечах, то, по ее мнению, он должен продолжить свой путь на север и даже не оглянуться на нее.

По щеке Элизабет поползла слеза, и она смахнула ее. Несмотря на поздний час, она послала Кэти принести ей ужин. Негоже девушке видеть, что хозяйка плакала.

Элизабет извлекла из рукава платок и промокнула глаза. Если бы малышка была хоть чуть постарше, Элизабет схватила бы ребенка в охапку и отправилась в Филадельфию на поиски О'Брайена. Она испытывала потребность сказать ему, как жалеет о своем неразумии, признаться, как она его любит. Даже если он и возненавидел ее, ей необходимо, чтобы он узнал о ее чувствах, о ее раскаянии до того, как уедет совсем.

Кроме того, она должна сказать ему о другом ребенке.

Элизабет поднялась и подошла к открытому окну. Она слушала нежное постукивание дождевых капель по оконному стеклу. И по ее щекам катились слезы, похожие на капли дождя.

Большая часть происшедшего представлялась ей чем-то вроде сна. И обстоятельства рождения Морган вспоминались смутно, сквозь туман. Она вспоминала, как гуляла вдоль реки, а потом отправилась с Клер в дом Джессопа. Остальное помнила неясно — все представало какими-то кусками и обрывками. Помнила схватки, толчки ребенка, но так, будто это происходило не с ней, а с кем-то другим.

Но она совершенно отчетливо запомнила крик ребенка — сначала один, потом, несколькими минутами позже — другой. Она была почти уверена, что родила двоих младенцев… или это был только сон?

Потом, когда все уже было позади и Элизабет прижимала к себе Морган, она спросила Клер о втором малыше. Младенец умер? Она ведь даже не знала, какого пола он был.

Но Клер с загадочным выражением лица ответила — другого ребенка не было. Она заботливо принесла Элизабет успокоительного чаю, попросив ее отдохнуть. Унылая экономка с кислой физиономией тоже подтвердила, что второго младенца не было. Она даже рассмеялась над фантазиями Элизабет. По ее словам, женщины в родовых муках часто подвержены галлюцинациям. Вот, к примеру, ей самой привиделось, будто она родила не сына, а овцу. И теперь, оглядываясь на прошлое, она склоняется к мысли, что ей и впрямь лучше было бы родить овцу, чем такого сына.

Элизабет провела у Клер целый день, баюкая ребенка, а Клер и Марта все время поили ее своим целебным чаем. Но довольно скоро Элизабет осознала, что этот чай действует на нее не самым благотворным образом — что-то в нем было такое… Даже боль ей казалась более желанной, чем онемение, наступавшее всякий раз после этого чая. И потому она отказалась его пить.

Когда Нгози пришла навестить ее, Элизабет настоятельно потребовала перевезти ее домой, или она с Божьей помощью вернется пешком, неся дочку на руках. Тем более что как только она перестала пить целебный чай, у нее сразу прибавилось сил.

И вчера вечером Нгози и Джонни забрали ее из дома Джессопа. Элизабет из опасения, что у нее заподозрят психоз, обычный для молодой матери, никому не сказала про второго ребенка ни слова. Она старалась убедить и себя: все это было лишь сном и постепенно забудется, но память ее хранила крик второго ребенка, и чем дольше она прижимала к груди Морган, тем сильнее тосковала по второму малышу.

Пронзительный женский вопль вырвал Элизабет из задумчивости. От ужаса у нее даже волосы зашевелились. Она рванулась к двери своей спальни и распахнула ее.

— Кэти? — позвала Элизабет.

Она взглянула вниз, и внутри у нее что-то оборвалось.

Кэти лежала на полу холла навзничь, из ее перерезанного горла текла кровь, а глаза безжизненно уставились в потолок. Вокруг нее в луже темной крови валялись чашки и миски, разлетевшиеся с подноса, который она несла своей госпоже. Больше в поле зрения не было никого, но Элизабет была уверена: в доме кто-то прячется.

Она бросилась в спальню и заперла дверь. Сердце ее бешено колотилось. Оружия при ней не было, пистолет остался в конторе. Что же делать? Позвать на помощь? Но ведь и другую служанку может постигнуть участь Кэти!

Элизабет схватила спящего ребенка. Расширенными от страха глазами она смотрела, как дверная ручка медленно начала поворачиваться. Как спастись? Как спасти маленькую Морган? И тут она увидела открытое окно.

30

Ручка двери задергалась, потом раздался скрежет. Элизабет подхватила сверток с попискивающим ребенком под мышку и кинулась к окну.

Она услышала тяжелый удар в дверь, затрещал косяк. Кто-то ломился к ней… От ужаса грудь Элизабет сдавило так, что стало трудно дышать. Она распахнула окно настежь и попыталась вылезти на крышу. Она и понятия не имела, куда побежит, но нельзя же оставаться на месте и ждать, пока ее зарежут, как Кэти.

Элизабет перелезла через подоконник, когда дверь подалась. Прыгая на крышу кухни и захлопывая за собой окно, она успела увидеть своего преследователя. Это был индеец в одежде из бизоньих шкур.

Индеец? Но чего ради он охотится за ней? Если это грабитель, то должен бы просто взять ее драгоценности и поскорее удалиться.

Малышка Морган похныкивала у ее плеча, а Элизабет, босая, в одном халате, неслась по скользкой от дождя черепичной крыше. Дождь усилился, и теперь и Элизабет, и ребенок промокли до костей. Тишину раскололи раскаты грома, потом молния осветила все своим жутковатым светом.

Элизабет слышала, как за ее спиной открывается окно, но у нее не было времени оглянуться. Она уже добралась до края крыши. Отсюда был один путь — на крышу пристройки, вплотную примыкавшей к кухне. С минуту она помедлила, ощущая босыми ступнями теплую и влажную черепицу. Она пыталась утихомирить кричащую Морган.

Ливень заливал Элизабет глаза, она с трудом видела сквозь его пелену. Морган извивалась в мокром одеяле и громко протестующе плакала. До крыши пристройки, едва различимой внизу, было не меньше восьми или десяти футов. Как ей спуститься с ребенком на руках?

Элизабет снова обернулась. Индеец нагонял ее, она различала осторожные шлепки его мокасин. При новой вспышке молнии, пронзившей мрак, она заметила в его руке нож с длинным лезвием. Наверное, на нем еще не высохла кровь Кэти.

С криком ужаса Элизабет прыгнула, не выпуская малышку из рук, и, ударившись о жесткую, крытую кедровой дранкой крышу, покатилась по ней, крепко прижимая к себе Морган.

— Лиз!

Она услышала его голос, донесшийся до нее снизу.

О'Брайен. Господи, Иисусе сладчайший, это О'Брайен! Он вернулся к ней. Он не даст этому безумцу убить ее и их ребенка. Она будто предчувствовала это!

— О'Брайен! — закричала она. — Мы здесь, на крыше кухни!

Оттолкнувшись от кедровой дранки, она подползла к краю крыши. Малышка, целая и невредимая, оправившись от падения, кричала во всю глотку и сучила крошечными ручками и ножками.

— Лиз!

— Сюда!

Она увидела О'Брайена. Рядом стоял Сэмсон, стараясь держать фонарь как можно выше над головой. На обоих нитки сухой не было.

— Что, черт возьми, ты делаешь на крыше?

— Он гонится за мной! — Голос ее дрожал и срывался.

— Кто?

— Не знаю! Возьми ее! Возьми Морган! Не дай ему убить ее! Держи, О'Брайен! — кричала впавшая в истерику Элизабет.

К счастью, О'Брайен сразу понял, что медлить нельзя. Он вытянул руки, и Элизабет, перегнувшись через край крыши, уронила Морган на руки ее отца. Сердце ее сжалось, когда она выпустила крошку из рук. Но она знала, что О'Брайен ее поймает. Теперь, даже если этот безумный индеец настигнет и убьет ее, с отцом Морган будет в безопасности. В ту же минуту Элизабет почувствовала руку на своем плече: преследователь схватил ее. Она вскрикнула, обернулась и начала отчаянно отбиваться. Кулаки ее бешено молотили по груди индейца.

— Лиз! — громко позвал О'Брайен.

Стараясь не думать, что индеец в любой момент может ударить ее ножом, она неистово сопротивлялась. Ее ногти вонзились в лицо преследователя, она пыталась выцарапать ему глаза, добраться до горла. Индеец был много сильнее ее, но ей было за что бороться и очень хотелось выжить. Поскользнувшись на мокрой дранке, Элизабет упала, увлекая за собой индейца, и на нее нахлынул исходящий от него запах виски и невыделанных шкур. Индеец оказался в опасной близости к краю крыши.

Сквозь завесу непрекращающегося дождя при новой вспышке молнии она увидела, как он пытается подняться. Элизабет выпростала ногу из намокшей одежды и с силой нанесла ему удар. С гортанным криком индеец соскользнул на землю.

Элизабет подползла к самому краю и увидела, что убийца, шатаясь, встал на ноги, все еще не выпуская из рук смертоносного оружия.

Дальше все произошло очень быстро. На руках О'Брайена лежал младенец, но Сэмсон бросился на преследователя Элизабет, пытаясь опрокинуть его. Он был безоружен, и Элизабет успела заметить выражение изумления на лице Сэмсона, когда индеец вонзил нож в его грудь.

Видя, как Сэмсон опускается в мокрую траву, Элизабет в отчаянии застонала. Следующими жертвами негодяя будут О'Брайен и ее малютка! Прежде чем она сумеет спрыгнуть с крыши, они будут мертвы. Тогда и ей не для чего жить!

Но тотчас же двор озарила яркая вспышка. Однако то была не молния. За проблеском света последовал звук выстрела. О'Брайен держал в руках дымящееся кремневое ружье. Он стрелял в упор.

Пуля угодила индейцу в грудь, и он упал мертвым в лужу, его черные косы разметались по раскисшей земле.

Элизабет, вцепившись в край крыши, сначала повисла на ней, потом спрыгнула. Фонтанчики грязной воды забрызгали ее голые ноги. Элизабет бросилась к Сэмсону и опустилась возле него на колени. Она приподняла его голову и при свете фонаря, брошенного на землю, увидела, что он ей улыбается.

— Сэмсон! — прошептала Элизабет. Зажимая рукой кровоточащую рану на груди и опираясь на ее руку, он приподнялся и сел. Смертоносное лезвие прошло совсем рядом с его сердцем.

— Не беспокойтесь, хозяйка. Моя Нгози быстро поставит меня на ноги целебными отварами и бальзамами.

К тому времени отовсюду начали сбегаться люди. Полуодетые мужчины, вооруженные пистолетами и мушкетами, встревоженные женщины собирались вокруг тела убитого индейца, испуганно вскрикивая и переговариваясь. Должно быть, и до Рабочего Холма донесся звук выстрела, потому что Элизабет слышала топот бегущих ног. Люди спешили на подмогу по кратчайшей дороге через лес.

Элизабет медленно поднялась с колен, глядя на О'Брайена. Он не отрывал взгляда от крошечного свертка, который баюкал на руках. По лицу его стекали ручейки дождя.

Морган уже успокоилась и издавала негромкие умиротворенные звуки. Элизабет медленно приблизилась к нему, не в силах совладать с обуревавшим ее волнением.

«Дай мне еще одну возможность, — молча молила она Бога. — Пожалуйста! Я люблю тебя, О'Брайен, ты так мне нужен!»

Она остановилась возле него, глядя на прелестную маленькую девочку, которая навсегда их связала.

— На вас любо-дорого посмотреть, мистер О'Брайен, — поддразнила она его. — Улыбка у вас прямо до ушей.

И тут она заметила, что в глазах О'Брайена стоят слезы. Он отер их тыльной стороной руки.

— Какая красавица, правда, Лиз?

— Я тоже так думаю, но я, возможно, слишком пристрастна.

Он погладил дочку по очаровательной круглой головке.

— Она ведь рыжая, как мои братья и сестры. Элизабет усмехнулась.

— Думаю, Бог наказал меня за все то, что я говорила о рыжих женщинах.

— О, Лиз. — О'Брайен крепко прижал ее к себе, целуя в мокрые губы. — Нам нужно поговорить. Я должен многое тебе сказать.

Элизабет вцепилась в его рукав.

— Индеец убил Кэти, а я до сих пор не знаю почему.

— Мне кажется, я знаю. Поговорим об этом в доме.

— Я тоже должна тебе кое-что рассказать, — прошептала Элизабет, прижимаясь щекой к его плечу.

— Давай-ка внесем ее в дом, — предложил О'Брайен, помолчал, потом осведомился: — А как ее зовут? Я даже не знаю ее имени. И когда она родилась?

— Морган. Морган О'Брайен. Сегодня ей исполнилось три дня от роду.

— О Господи! Я так виноват, Лиз!

Он снова поцеловал ее, и они нырнули под крышу сквозь пелену непрекращающегося дождя и оказались в уютной, теплой кухне.

Чуть позже, переодевшись во все сухое, Элизабет и О'Брайен встретились внизу, в гостиной. На ней было несколько плотных нижних юбок, и на плечи накинута простая неяркая шаль, а на ногах ее излюбленные ботинки, на нем же его привычная одежда — панталоны и миткалевая рубашка.

Элизабет покормила дочку и устроила в колыбельке, подоткнув со всех сторон одеяльце.

Тело Кэти забрал ее жених, чтобы подготовить к достойному погребению на кладбище возле Рабочего Холма. Элизабет советовала Нгози и Сэмсону оставаться дома и поостеречься, но Нгози, уложив раненого мужа, пришла посидеть с Морган.

О'Брайен плотно притворил за собой дверь гостиной, чтобы никто их не услышал. Он протянул к ней руки, и она вошла в их кольцо.

Уткнувшись лицом ему в плечо, Элизабет бормотала:

— Прости. Я вела себя ужасно глупо все последние месяцы. Я так боялась появления ребенка, так боялась полюбить тебя.

— Мне тоже есть за что просить у тебя прощения, — ответил О'Брайен, отводя локоны с ее щеки и целуя ее. — Я был редким тупицей, настоящей свиньей, даже не мог разглядеть того, что было у меня под самым пятачком. — Он приподнял пальцем кончик носа. — Но Сэмсон раскрыл мне глаза.

На мгновение он отвел взгляд, а когда вновь посмотрел на нее, на лице его читалось волнение и неподдельное чувство.

— Все эти месяцы я не видел очевидного или пытался не видеть. Я люблю тебя, Лиз. Должно быть, полюбил с того первого дня, как приехал на завод Лоуренса.

— Это когда дал мне оплеуху? — поддразнила Элизабет.

Они дружно рассмеялись.

— Неужели мы могли быть такими чертовыми упрямцами и так глупо тратить время? — спросила она. — Отчего у меня не хватило ума приблизиться к тебе и опереться на тебя, вместо того чтобы отталкивать!

Она провела рукой по его небритой щеке.

— Но я люблю тебя, — прошептала Элизабет. Он привлек ее к себе, разглаживая ее непокорные пряди.

— И все же я никогда не буду таким, каким ты хотела бы меня видеть, Лиз Ты должна это понимать

Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

— А я и не хочу, чтоб ты был другим, — она опустила глаза. — Раньше хотела. Но это было очень глупо с моей стороны. Мне не нужен такой человек, как Джессоп. Знаю, что он делает все как надо: читает нужные книги, одевается, как положено джентльмену, и в друзьях у него только нужные люди. — Она скорчила гримаску. — Но потому-то я и не хотела выходить за него.

Заметив, как внезапно помрачнел О'Брайен, и все еще не отпуская его, Элизабет спросила:

— Что с тобой?

Им предстоит еще много сказать друг другу, многим поделиться. Это потребует немало времени, но Элизабет не сомневалась: вместе они смогут справиться со всем.

— Нелегко начать такой разговор, Лиз. Думаю, я знаю, почему здесь появился этот индеец. Он пытался убить нас обоих, покончить с нами. И я догадываюсь, кто его послал.

Она предостерегающе подняла руку.

— Нет, подожди. Не говори мне этого. Пока не говори. — Она взяла его ладонь и сжала ее. — Мне самой надо кое-что сказать тебе. Боюсь, сейчас ты едва ли мне поверишь, но попытайся.

О'Брайен терпеливо, не перебивая, выслушал ее странный рассказ об обстоятельствах рождения Морган. Он задал ей несколько вопросов, но в основном только слушал и кивал головой, побуждая продолжать рассказ. Наконец она закончила свое повествование и замерла, всматриваясь в его блестящие зеленые глаза и взглядом моля его поверить ей.

— Но доказательств тому нет, — проговорил он, помолчав. — Это только предположение, Лиз.

— Понимаю, — прошептала она с дрожью в голосе. Она снова взяла его руку и поднесла к левой груди, где билось ее сердце. — Но прошу тебя поверить в то, что я чувствую сердцем. — Она попыталась совладать со слезами. — Если ребенок умер, я готова с этим примириться. Но я должна знать правду.

С минуту он смотрел ей в глаза.

— И ты думаешь, это дело рук Клер? Или экономка тоже замешана в эту историю?

Элизабет всплеснула руками.

— Не знаю. Но наш ребенок пропал, и, жив ли он или мертв, необходимо все выяснить.

— Ну, если ребенок у Клер, то мы отыщем его, — сказал О'Брайен, хмурясь. — Но ведь и Джессопу должно быть об этом известно. Нельзя держать ребенка в доме и скрыть это от хозяина.

Элизабет покачала головой.

— Джессоп еще не вернулся из Дувра.

— Да, — задумчиво кивнул О'Брайен. — Думаю, его и не должно быть дома.

— Почему?

Он махнул рукой.

— Я расскажу тебе об этом позже. Пусть все движется своим чередом. Идем.

— Пойдем теперь же? Сейчас?

— Сейчас. Нгози останется с Морган до нашего возвращения. — Обняв за плечи, он повел Элизабет к выходу. — Сможешь ехать верхом? Так будет скорее.

— Да. Конечно, смогу!

Она опередила его, торопясь из гостиной.

— Мы сами оседлаем лошадей.

Ко времени, когда Элизабет и О'Брайен добрались до дома Джессопа, гроза почти прекратилась. Шел только мелкий дождик.

Они спешились и подошли к дверям. О'Брайен подергал ручку и постучал кулаком. Почти тотчас же дверь отворила заспанная Клер. В своей тонкой белой ночной сорочке, украшенной лентами у выреза и запястий, она была похожа на ангела.

— Где ребенок, Клер? — спросил О'Брайен, проходя мимо нее в холл. Элизабет следовала за ним.

— Что? — Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ребенок. В ту ночь Лиз родила двоих младенцев, а домой вернулась только с одним.

Клер решительно тряхнула головой.

— Один ребенок. У Лиз только один. — О'Брайен смотрел в темный холл.

— А где экономка? Я хочу с ней поговорить! Немедленно!

Клер выпятила нижнюю губу.

— Она уехала. Я дала ей денег и велела искать новое место. Она мне никогда не нравилась.

О'Брайен переглянулся с Лиз. Они оба поняли, что дело нечисто.

— Посмотрите на меня, Клер, — сказал О'Брайен. — Клер, смотрите мне прямо в глаза.

Она медленно обратила к нему бледное лицо: по щекам ее сползали слезинки.

— Клер, я всегда был вам другом, с того самого момента, как появился здесь.

Она кивнула.

— Вы всегда были моим другом. Вы всегда были добры ко мне, никогда не сказали дурного слова.

— Верно. А ведь друзья должны быть честны друг с другом, не должны лгать. А теперь скажите, что случилось с другим ребенком. Его забрала экономка? Нам нужно узнать правду.

— Один ребенок для Лиз, другой для Клер, — пробормотала Клер нараспев.

Элизабет зажала рот рукой, чтобы не закричать. Пускай О'Брайен разговаривает с Клер. Только он и может чего-то добиться от нее.

О'Брайен предложил Клер руку.

— Покажите мне своего ребенка, Клер. Я хочу посмотреть на него.

Внезапно все лицо ее осветилось.

— Хотите его видеть? О, это такой хорошенький мальчик!

К горлу Элизабет подступали рыдания, но она попыталась взять себя в руки. Теперь жизнь ребенка зависит от того, как поведут себя они с О'Брайеном.

Клер приложила пальчик к губам:

— Тш-ш. Вам придется вести себя очень тихо. Ребенок спит. — Она подняла со стола лампу. — Идите на цыпочках.

Элизабет и О'Брайен без возражений последовали за ней. Клер прошла через холл, миновала еще один коридор поуже, ведущий в кухню, куда Лиз никогда не случалось заходить. Под лестницей была незаметная дверь. Клер отворила ее и повела их вниз, в подвал. Они спустились по крутым ступенькам и пошли по темному коридору, в конце которого брезжил свет.

Элизабет изо всех сил сдерживалась: ей хотелось рвануться вперед и обогнать Клер. О'Брайен предупреждающе сжал ее руку. «Осторожней!» — говорило его пожатие.

Так они проследовали до тесного помещения, где была оставлена зажженная лампа. У дальней стены Элизабет разглядела старую колыбель, а в нейсверток в одеяльце.

Элизабет будто приросла к месту. Из колыбели не было слышно ни звука, не было заметно движения. Неужели ее сын мертв? Неужели он родился мертвым, и Клер даже не поняла этого?

Клер улыбнулась.

— Хотите подержать его?

Элизабет была не в силах сделать и шага вперед к безмолвной колыбельке.

О'Брайен отпустил ее руку и вслед за Клер подошел к колыбели.

— Да. Я бы с радостью подержал его на руках, — сказал он самым веселым тоном, на какой был способен.

По щекам Элизабет катились слезы. Она видела, как Клер передала О'Брайену все еще безмолвный сверток. Элизабет затаила дыхание: ее муж приподнял белоснежное одеяльце, и под ним сверкнули в свете лампы ярко-рыжие волосики.

— Он?.. — Элизабет была не в силах договорить.

О'Брайен прикоснулся к ребенку и тотчас же поднял голову и улыбнулся ей.

— Слава тебе Господи! — приглушенно вскрикнула Элизабет и бросилась к О'Брайену, спеша посмотреть на своего ребенка. Это был хорошенький рыжий мальчик, который мирно спал у него на руках. О'Брайен осторожно передал малыша Элизабет и повернулся к Клер, которая гордо улыбалась, как счастливая мать.

— У вас очень красивый мальчик, Клер.

— Он много ест, — кивнула Клер.

— Ты кормила его? — удивленно спросила Элизабет.

— Конечно, козьим молоком. Марта давала его своим детям, когда у нее пропало молоко. Я тоже кормила своего козьим молоком, и он ел и ел.

Внезапно Элизабет испугалась: где Марта? Вдруг Клер сделала с ней что-нибудь ужасное, чтоб та не проговорилась?

— Клер, — спросила она очень мягко, — куда подевалась Марта?

— Я же сказала, она уехала с полным карманом денег. Она говорила, я не могу оставить ребенка у себя. Но я пригрозила пожаловаться Джессопу, и уж он бы заставил ее замолчать. Она его боялась и согласилась уйти, если я дам ей денег. — Клер невинно улыбнулась. — Я дала ей целую охапку из сейфа Джессопа.

Элизабет чуть не засмеялась. Все это было бы смешно, если бы Клер не была больна. Внезапно в погребе раздались шаги, и в комнату вошел Джессоп. О'Брайен сильнее сжал руку Элизабет. Джессоп был в шелковом халате, со спутанными волосами, как будто только что проснулся.

— Что здесь происходит? — спросил он резко.

— А я думал, вы останетесь в Дувре, чтобы никто вас не заподозрил, когда нас зарежут в собственных постелях, — разгневанно произнес О'Брайен.

Элизабет с удивлением посмотрела на О'Брайена: неужели это Джессоп подослал индейца?

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я приехал домой, тревожась за сестру, — мрачно ответил Джессоп. Он щелкнул пальцами. — Сестра, немедленно подойди сюда и объясни, что здесь происходит. Откуда этот ребенок?

— Это мой сыночек, братец, — улыбнулась Клер. — Помнишь, он умер, а теперь вернулся ко мне. Хочешь подержать его?

Элизабет сильнее прижала к себе малыша и почувствовала, как напрягся О'Брайен. На лице Джессопа появилось странное выражение.

— Что ты такое лепечешь! Немедленно марш в свою комнату! — заорал он.

— Однажды ты уже отобрал у меня ребенка, но больше тебе это не удастся, — решительно замотала головой Клер. — Ты сказал, что я была очень плохой и у меня в животике завелся ребенок. Ты позвал ту женщину, она причинила мне боль, и ребенок появился на свет мертвым. Ты говорил, то было Божье наказание за мои грехи. Но этот ребенок жив!

— Хватит! — закричал Джессоп, его лицо покраснело, как свекла.

— Ты сам всегда был плохим. Еще когда я была маленькой девочкой. Ты меня обвинял, будто я заставляю тебя прикасаться ко мне. Я заставляю тебя причинять мне боль своей ужасной штукой.

— Матерь Божья! — прошептал О'Брайен. Элизабет, онемев, уставилась на брата и сестру.

Сомнений не было, Клер рассказывала о кровосмешении. Джессоп взглянул на Элизабет и О'Брайена и слабо махнул рукой.

— Она не понимает, что говорит, она очень больна. — Он постучал себя по виску. — Моя бедная сестра очень сильно нездорова.

— Замолчи! — крикнула Клер. — Не смей говорить, что я ненормальная. Это ты — сумасшедший! Ты убил моего ребенка. Ты убил брата, когда тот узнал о нас. Брат никогда не причинял мне боли, не то что ты, но ты заставил этого Джои Марбла взорвать Пола! Ты пытался заставить меня убить Аиз и О'Брайена, чтобы они не узнали правды. Я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! Каждую ночь я лгала, что люблю тебя! Лгала!

— Нет, сестра, ты не поняла. Я сделал это из любви к тебе. — Джессоп замотал головой. — Я хотел защитить тебя от зла этого мира.

— Кажется, именно вы и были этим злом, — с отвращением произнес О'Брайен. — Вы не только убили собственного брата, когда он узнал о вашем извращении, но и нас с Лиз пытались уничтожить, когда мы слишком близко подошли к правде.

По щекам Джессопа потекли слезы. Он вдруг словно на глазах состарился.

— Прости меня, сестра, прости меня. Я любил тебя. Клянусь, всегда любил. Пожалуйста, прости.

— Нет, я тебя не прощу, — сказала Клер. — Я предупреждала, что отплачу тебе за все.

Ни Элизабет, ни О'Брайен не успели ничего предпринять. Тускло блеснул кремневый пистолет, который Клер извлекла из складок своей ночной сорочки. О'Брайен бросился на Клер, но уже прозвучал выстрел, и Джессоп упал с простреленной головой. О'Брайен отобрал у Клер пистолет: в нем был только один заряд, и она хорошо им воспользовалась. Потом О'Брайен подошел к телу Джессопа и, убедившись, что он мертв, закрыл ему глаза.

— С тобой все в порядке, дорогая? — обратился О'Брайен к Лиз.

— Все хорошо, но я не могу поверить… Я слышала, что такое случается, но Джессоп и Клер?

— Это явно не ее вина, видимо, все это длилось достаточно долго. — О'Брайен указал на Клер, которая сидела на пыльном полу и увлеченно разглядывала свою сжатую в кулачок руку, явно сразу забыв о происшедшем.

— Неудивительно, что Клер в таком состоянии, — промолвила Элизабет с болью. — Она так много пережила!

— Нужно позвать шерифа, — сказал О'Брайен, проводя рукой по волосам.

— Что они с ней сделают? — встревоженно спросила Элизабет.

— Скорее всего ничего, если мы будем свидетельствовать в ее пользу. Я бы назвал это самозащитой. Ублюдок каждый день понемногу убивал ее рассудок и получил по заслугам.

— А что с ней делать дальше? Я чувствую свою ответственность за нее.

— Почему бы не позволить ей жить в этом доме? — пожал плечами О'Брайен. — Кошмар закончился, со временем ей, может быть, станет лучше. Попросим кого-нибудь с ней пожить. Например, Нгози и Сэмсона.

Клер встала с пола и отряхнулась. Она подошла к О'Брайену и Элизабет и грустно спросила:

— Мне ведь нельзя оставить ребеночка у себя?

— Боюсь, что нет, Клер, — ответил О'Брайен. — Понимаете, он наш, мой и Элизабет.

— Я так и знала, просто притворялась. Но я могу оставить себе мышонка? — Лицо Клер озарила улыбка. Она поднесла свой кулачок к лицу О'Брайена.

— Да, можете оставить мышонка.

Клер прошла к двери мимо тела Джессопа, будто мимо привычной мебели, и, напевая, скрылась в коридоре.

— Мне кажется, нам стоит попробовать начать все сначала, — предложил О'Брайен, обняв Элизабет за плечи.

Элизабет грустно улыбнулась в ответ: им пришлось пройти через многие испытания, чтобы понять, что они любят друг друга.

— Давай попробуем. — Элизабет поцеловала его.

— Как скажете, хозяйка. — О'Брайен повел ее прочь из этого дома.

— О'Брайен, я же сто раз просила не называть меня так… — Элизабет толкнула его локтем в бок, и они засмеялись.

Эпилог

Двадцать лет спустя.

Лето 1795 года

Завод Лоуренса

Слоя на пустом бочонке из-под пороха, Элизабет потянулась, сорвала с ветки спелый персик и положила в сумку, висевшую через плечо. Мимо пробежала пятнистая собака, заливаясь радостным лаем; неподалеку раздался детский смех.

Годы были милостивы к Элизабет. Когда началась война, которую Элизабет предвидела, они с О'Брайеном приняли сторону колонистов и снабжали порохом армию повстанцев. Как-то раз генерал Вашингтон даже прислал отряд охранять завод на реке Брэндивайн. Теперь, с наступлением независимости, завод приносит стабильную прибыль и успешно конкурирует с французским предприятием, расположенным выше по течению реки. За эти годы на заводе Лоуренса случались взрывы, но не такие сильные, как тот, что унес жизнь первого мужа Элизабет. Со вторым мужем ей порой приходилось несладко. Они ссорились с О'Брайеном ничуть не меньше, чем до примирения, и почти по тем же поводам. С течением времени Элизабет наконец осознала, что человека нельзя изменить. Если любишь, приходится принимать его таким, каков он есть, со всеми достоинствами и недостатками. Их брак с О'Брайеном не был мирным, зато, как любил говорить он сам, Элизабет не грозила опасность соскучиться.

Не в силах дотянуться до очередного плода, Элизабет подвернула юбки и залезла на дерево. В этот момент ее младшая дочь Мэган с криком выбежала из сада, чумазая, как индеец.

— Спаси меня, мама! За мной гонится дикий зверь — папа!

Из кустов доносилось громкое ворчание. Пятилетняя Мэган взвизгнула.

— Тетя Клер просила передать, чтобы ты не опаздывала к ужину, приедет Морган со своим молодым мужем. Патрик прислал письмо из колледжа, — успела прокричать Мэган, прежде чем скрыться. — Не говори папе, куда я побежала!

Среди деревьев показался О'Брайен. Как хорошо, что Бог подарил нам пятерых детей, подумала Элизабет. Ее золовка Клер за эти годы постепенно поправилась и взяла на себя все хлопоты по дому, предоставив Элизабет заниматься заводом. Конечно, Клер осталась женщиной со странностями, но ужасные события, связанные со смертью Джессопа, видимо, полностью изгладились из ее памяти.

О'Брайен приблизился к дереву, из его рта торчали две палочки, изображавшие клыки. В своих потрепанных штанах и простой белой рубашке он больше напоминал слугу, чем хозяина дома, но Элизабет давно уже потеряла надежду приучить его к приличным костюмам.

— Ты не видела, куда побежал мой ужин? — прорычал он. — Маленькая рыжеволосая девочка?

— Прости, зверь, но мне кажется, твой ужин тебя сегодня перехитрил.

— Вот и прекрасно, а то мне так надоели эти клыки! — О'Брайен вынул палочки изо рта. — Что это ты там делаешь? Хочешь упасть и сломать ногу? Разве не ты говорила мне, что для такой работы у нас есть слуги?

В ответ Элизабет запустила в него перезрелым персиком и не промахнулась. О'Брайен схватил ее за ногу.

— Отпусти, ты столкнешь меня с дерева, — засмеялась Элизабет, отбиваясь.

— Прекрати бороться со мной, а то упадешь… — Элизабет снова бросила в О'Брайена персиком и попала ему в плечо.

— Ну вот, теперь мне придется переодеваться к ужину!

— Не думал же ты, что Клер позволит тебе ужинать в таком виде!

О'Брайен зарычал, обнял ее за ноги и снял с дерева, не обращая внимания на то, что она отчаянно колотит его по спине.

— Как ты посмела ударить своего господина? — грозно вопросил он, держа ее на руках.

— Отпусти меня, зверь! Ты раздавишь персики у меня в сумке.

— Поцелуй! Поцелуй — обычная цена за свободу.

Элизабет легонько клюнула его в щеку.

— Только настоящий поцелуй может превратить зверя обратно в человека!

С напускной покорностью Элизабет страстно прильнула к губам О'Брайена. Не прерывая поцелуя, он опустил ее землю.

— По вкусу напоминает персик, — сказал он.

— Это потому, что я их собирала. — Элизабет достала спелый персик из сумки и, повинуясь озорному порыву, раздавила его на груди О'Брайена, там, где расходился ворот его рубашки.

— Лиз! Он же липкий! — О'Брайен тоже схватил персик и раздавил его в вырезе ее платья.

— Черт! Теперь мне придется принять перед ужином ванну!

— Нет, я помогу тебе решить эту проблему. — О'Брайен наклонился и стал слизывать сладкий сок с ее груди. Элизабет глубоко вздохнула. По прошествии стольких лет его прикосновения возбуждали ее по-прежнему.

— О'Брайен! — усмехнулась она. — Можно сказать, среди бела дня!

— Уже почти вечер, — прошептал О'Брайен. Элизабет обняла его за шею, не в силах сопротивляться.

— О'Брайен, Мэгги может вернуться.

О'Брайен не обращал внимания на ее протесты. Он целовал ее грудь, ласкал все ее тело. В следующее мгновение они уже оказались на земле. О'Брайен отбросил ее сумку и свою рубашку. Они катались среди опавших плодов, смеясь, целуясь, слизывая друг с друга сладкий сок персиков.

— Хозяйка, я хочу вам кое-что показать, — таинственно произнес О'Брайен.

— Что бы это могло быть? — Элизабет взглянула в зеленые глаза О'Брайена, когда он положил ее руку на пояс своих панталон. — О, неужели это для меня, мистер управляющий? — спросила она невинным голосом.

— Откройте упаковку и взгляните, — подмигнул О'Брайен, и они оба залились веселым довольным смехом.

Оглавление

ПРОЛОГ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

Эпилог