Ведь я этого достойна [Сесиль фон Зигесар] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сесиль фон Зигесар Ведь я этого достойна

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!


Февраль — это как та девушка с вечеринки, которую я устраивала в отсутствие предков, укативших во второй медовый месяц в Кабо (конечно, так делать отвратительно, я знаю). Помните эту девицу? Она еще заблевала весь пол, вымощенный испанской мраморной плиткой, в ванной в комнате для гостей, а потом не хотела уходить? Нам пришлось бросить в лифт ее сумку от Диора и дубленку с вышивкой от Оскара де ла Ренты, прежде чем до нее дошло. В отличие от большинства мест на планете Нью-Йорк все-таки не впадает в февральскую депрессию и не становится похожим на унылый, холодный, серый пустырь. По крайней мере, мой Нью-Йорк. Здесь, в Верхнем Ист-Сайде, все мы знаем надежное лекарство от скуки: какое-нибудь сексуальное платьице от Джедидаи Эйнджела, пара черных туфель от Маноло Бланик с острым, но недлинным носом, эта новая помада «Готовы или нет», которую можно купить только в «Бенделз», хороший бразильский воск для удаления волос и бешеное количество крема для автозагара «Эсти Лаудер», если, конечно, еще не смылся загар из Сент-Бартса, оставшийся на память о рождественских каникулах. Большинство из нас уже без пяти минут выпускники наконец-то! Заявления в колледж уже поданы, а теперешнее расписание просто халява: каждый день у нас окна, во время которых можно поглазеть на наряды, демонстрируемые на подиумах в рамках проходящей Недели моды, или отправиться к кому-нибудь в пент-хаус попить кофе с молоком, выкурить сигаретку и помочь выбрать наряд для вечеринки с постельным финалом.

В феврале есть еще одна отдушина — мой самый любимый праздник в году, который должен перерасти из школьного в государственный, — День святого Валентина. Если у вас уже есть любимый человек, вам повезло. Если же нет, это как раз тот момент, когда можно попытаться уломать объект своей страсти, за которым приходилось увиваться всю зиму. Кто знает? Быть может, вы найдете настоящую любовь или настоящую страсть, и тогда каждый день станет для вас похож на День святого Валентина. Если же вам не повезет, вы будете просто сидеть дома, отправлять по Сети грустные анонимные сообщения и есть конфеты в форме сердечка до тех пор, пока перестанете влезать в свои любимые джинсы «Севен». В общем, решать вам…

НАБЛЮДЕНИЯ
Си А держались за руки и медленно брели вниз по Пятой авеню, их цель — бар отеля «Комптон», где, как правило, по пятницам они потягивают коктейль «Ред Булл» и «Вдова Клико» и радуются про себя тому, что, без сомнения, они самая сексуальная пара в этом заведении. Ботказалась войти в «Вероник», магазин для новорожденных на Мэдисон-авеню, вместе со своей беременной матерью. Л и В засветились во время просмотра непонятного тяжелого фильма Кена Могула в «Анджелике». Их ноги сплелись, на обоих похожие черные водолазки. Они просто как две капли воды: пара больных на голову извращенцев, которые подходят друг другу настолько, что хочется крикнуть им: «Эй, что же вы так тянете»! Дж ехала в автобусе по 96-й улице и разглядывала рекламный щит с надписью: «Хирургическое уменьшение груди». Я не раздумывая легла бы под нож, если бы мои тоже были четвертого размера… ну конечно, я имею в виду ноги. До одурения играл в гольф на льду со своими корешами в «Скай-ринк». Кажется, ему все равно, что у него никого сейчас нет. Он без проблем найдет себе подружку…

И НАКОНЕЦ, КТО ЖЕ ПОСТУПИТ С ПЕРВЫМ ПОТОКОМ?
На этой неделе наша небольшая группа, достающая всех вокруг, узнает, приняли ли нас в привилегированные колледжи страны или нет. В этом-то и весь вопрос. Не осталось времени на то, чтобы родители пристроили еще одно крыло к библиотеке. Не осталось времени на то, чтобы заплатить еще какому-нибудь известному выпускнику колледжа, чтобы он послал председателю приемной комиссии рекомендательное письмо от своего имени. Не осталось времени на то, чтобы сыграть главную роль в очередном школьном спектакле. Письма с заявлениями уже дошли до адресатов.

Я бы хотела обратить ваше внимание на то, что комиссия принимает решение совершенно без какого-либо давления на нее, поскольку по природе своей мы — экземпляры совершенные. Мы эффектны, умны, воспитаны, красноречивы, с влиятельными родителями и идеальной характеристикой (если не говорить о случающихся время от времени неприятностях, таких, как исключение из школы или сдача экзамена с восьмого раза).

Я бы хотела дать совет тем из нас, кого примут с первым потоком: не кричите об этом на каждом углу, ладно? Остальным придется дожидаться своей очереди несколько месяцев, и, если вы хотите оставаться в числе приглашенных вместе с нами, вам лучше вообще не упоминать лигу «Плюща» в нашем присутствии. Этим и так постоянно занимаются наши родители, за что им огромное спасибо. Это, конечно же, не больная мозоль, но все же.

Мне кажется, я могу с уверенностью сказать, что мы все сейчас страдаем от повышенной раздражительности, словно те, кому приходится подолгу сидеть взаперти зимой, но в нашем случае причина совсем в другом. Так не самое ли время где-нибудь оторваться?! Ведь чем больше мы не бываем дома, тем незаметней пролетают дни. И поверьте, что все нехорошие дела, которые мы затеваем, будут высоко оценены, проанализированы и в конечном итоге представлены в новом, непривычном для вас свете. Я хоть когда-нибудь вас подводила?


Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Б находит общий язык с Дж благодаря размеру груди

— Немного картошки фри и кетчупа, пожалуйста, — сказала Дженни Хамфри Айрин, столетней бородатой кассирше кафетерия, расположенного в цокольном этаже женской школы «Констанс Биллар». — Совсем немножко, — повторила Дженни. Сегодня должно было пройти первое собрание ее сверстниц со старшеклассницами, и Дженни не хотела, чтобы те из них, кто будет руководить ее группой, подумали, что она настоящая свинья.

Подобные собрания были новшеством. Все девушки, которые только что прибыли в школу, разбивались на группы по пять человек. К каждой группе прикреплялись по две старшеклассницы, которые должны были встречаться со своими подопечными по понедельникам за обедом и обсуждать такие вопросы, как влияние среды, восприятие своего тела, мальчики, секс, наркотики, алкоголь и все, что могло беспокоить новеньких или что руководительницы сами могли счесть достойным обсуждения. Идея заключалась в том, что если старшие поделятся опытом с младшими, то те будут более взвешенно принимать решения и не совершат ошибок, которые могли бы нанести вред их репутации в школе и обеспокоить родителей и учителей.

Благодаря подвесному потолку, зеркальным стенам и стильным столикам и стульям из березы кафетерий школы «Констанс Биллар» был больше похож на новомодный ресторан, чем на столовую. В старом, закоптелом кафетерии прошлым летом провели капитальный ремонт, так как пища, которую там готовили, не раскупалась и школа несла убытки. А все потому, что ученицы предпочитали обедать вне школы или приносили еду с собой. Новый кафетерий получил награду за привлекательный интерьер и высокотехнологичную кухню. Теперь это было излюбленное место школьных тусовок, несмотря на то, что еда из обновленного и расширенного меню подавалась все той же Айрин с ее жадными, до безобразия скрюченными, загребущими пальцами с неухоженными ногтями.

Дженни прошмыгнула между девушек в синих, серых и бордовых плиссированных юбках школьной формы, которые ковырялись в тунцовых котлетах с запахом васаби и картошке фри «Ред-блисс» и болтали о прошедших в последние выходные вечеринках. Ее поднос из нержавеющей стали аккуратно скользнул на пустой столик, предназначенный для группы «А». Она села спиной к зеркальной стене, чтобы во время еды не видеть своего отражения. Как ей не терпелось узнать, кто из старшеклассниц прикреплен к ее группе. Вероятно, борьба среди них за право участвовать в этой школьной программе была нешуточной, поскольку так они с легкостью могли доказать приемным комиссиям, что все они еще в гуще событий, происходящих в стенах школы, хотя их заявления уже рассматриваются. Почему бы не получить дополнительный балл лишь за то, что ешь картошку фри и болтаешь о сексе в течение пятидесяти минут. Кто бы от такого отказался?

— Привет, Джинни!

Блэр Уолдорф, самая стервозная и тщеславная девица из выпускного класса школы и, быть может, всего мира, поставила свой поднос как раз напротив Дженни и села. Она убрала за ухо вьющийся локон ниспадающих до плеч темно-каштановых волос и пробормотала своему отражению в зеркальной стене:

— Жду не дождусь, когда пойду в парикмахерскую. — Она взглянула на Дженни, взяла вилку и опустила ее в солидную порцию взбитых сливок. — Я одна из руководительниц группы «А». Ты в группе «А»?

Дженни кивнула, схватившись за сиденье своего стула, как только Блэр тоскливо уставилась в ее тарелку с холодной жирной картошкой. Ей не верилось: неужели ей так не повезло? Блэр Уолдорф была не просто самой гадкой интриганкой выпускного класса, она бывшая подружка Нейта Арчибалда. Блэр и Нейт всегда были идеальной парой, им, казалось, на роду написано быть вместе навеки. Но вскоре, всем на удивление, Нейт бросил Блэр ради Дженни. Он встретил Дженни в парке и поделился с ней косячком.

То был ее первый косяк, а Нейт — первой любовью. Дженни и мечтать о таком не могла: Нейт был старше ее, к тому же обалденный и крутой. Через пару месяцев, казавшихся чересчур безоблачными, Дженни надоела Нейту, и он решил с ней расстаться. Уж конечно, сделал он это достаточно жестоко — отшил ее накануне Нового года. Зато теперь у них с Блэр было хоть что-то общее: да, их обеих бросил один тот же парень. Но вряд ли это имело какое-нибудь значение. Дженни была вполне уверена в том, что Блэр все еще тихо ее ненавидит.

Блэр отлично знала, что Дженни всего лишь грудастая малолетняя шлюшка, укравшая у нее Нейта, знала она и то, ЧТО вскоре ОН бросил и ее, как только в Интернете перед самым Новым годом появились совершенно неприличные фотки, на которых некто хорошенько шлепал Дженни ремешком по голой попке. Что ж, Дженни получила по заслугам, считала Блэр, и ненависти к ней теперь уже не испытывала.

Дженни подняла глаза и робко спросила:

— А кто будет второй руководительницей?

Ей ужасно хотелось, чтобы другие члены группы поторопились и подоспели до того, как Блэр оторвет ей голову своими розовато-переливчатыми ногтями без опасения испортить свой превосходный маникюр.

— Серена, — произнесла Блэр, вращая глазами.

— Ты ведь ее знаешь. Она вечно опаздывает.

Блэр провела рукой по волосам, рисуя в своем воображении прическу, которую ей сделают во время окна. Она хотела, чтобы ее покрасили оттеночной пеной цвета махагон и тем самым закрасили выделяющиеся медные пряди, а затем коротко постригли, как героиню Одри Хепберн в фильме «Как украсть миллион», это ведь не только модно, но и суперстильно.

Дженни с облегчением вздохнула. Серена Ван-дер-Вудсен была лучшей подругой Блэр, но в ней не было ничего устрашающего, потому что она была по-настоящему милой.

— Привет, народ. Это группа «А»? — Долговязая веснушчатая девушка по имени Элиз Уэллс, недавно перешедшая в среднюю школу, села рядом с Дженни. От нее пахло детской присыпкой, а светлые волосы, напоминающие солому, были собраны в маленький хвостик, густая челка скрывала лоб — не так ли вас стригла нянечка, когда вам было два года?

— Я просто хотела сказать, что у меня проблема с едой, — объявила Элиз. — Я не могу есть на людях.

Блэр кивнула и отодвинула тарелку с куском шоколадного торта. Мисс Догерти, учительница по здоровому образу жизни, говорила на своих занятиях, что нужно непременно выслушать своего подопечного и проявить чуткость, попытаться поставить себя на его место. Да уж, этому ей следовало бы уделить времени побольше, ибо все, о чем мисс Догерти рассказывала им в девятом классе, касалось ее бойфрендов и сексуальных поз, которые ей удалось попробовать. В то же время мисс Догерти была одной из тех, кого Блэр просила написать рекомендательные письма в приемную комиссию Йельского университета. Кроме того, ей по-настоящему хотелось стать лучшей руководительницей группы среди своих сверстниц. Хотелось нравиться своим подопечным, а еще лучше, чтобы они ее обожали, и, если кто-то из них не может есть на людях, Блэр готова была пожертвовать лакомым кусочком, тем более что она все равно хотела оставить его на тарелке, лишь только прозвенит звонок.

Блэр вытащила из своей красной сумки от Луи Вюитона целую кипу бумаг и прочитала:

— «Восприятие своего тела и чувство собственного достоинства». Это тема, которую мы сегодня обсудим, — сказала она Элиз и Дженни, пытаясь казаться настоящим профессионалом. — Интересно, соберется наконец вся группа? И где все-таки вторая руководительница, ей давно пора прийти? — нетерпеливо добавила она. «Пожалуй, не было случая, чтобы Серена пришла вовремя».

Стоило ей так подумать, как кто-то, вспыхнув темно-серым кашемиром и мерцая белыми кудрями, опустил свой привлекательный загорелый зад с ней рядом на стул. Серена Ван-дер-Вудсен собственной персоной! Три другие девушки из группы «Л» плелись за ней, как выводок за гусыней.

— Посмотрите, на что мы развели Айрин! — похвасталась Серена, ставя на середину стола тарелку, доверху наполненную обжаренными луковыми колечками. — Я сказала ей, что у нас особая встреча и что мы умираем с голоду.

Блэр сочувственно-посмотрела на Элиз, которая сердито взирала на тарелку своими голубыми глазами, они были бы гораздо красивее, если бы Элиз пользовалась темно-коричневой тушью «Стайла» с удлиняющим эффектом.

— Вы опоздали, — сказала Блэр обвиняющим тоном, раздавая тематический материал Серепе и трем новеньким, и, обращаясь к ним, представилась: — Я Блэр, а вы?

— Мери Голдберг, Вики Рейнерсон и Касси Инверт, — ответили хором девушки.

Элиз подтолкнула локтем Дженни. Мери, Вики и Касси были в их классе самой неразлучной троицей, а это не могло не раздражать. Они причесывали друг друга в коридорах и все-все делали вместе, даже писали.

Блэр посмотрела на информационные программки, которые она раздала девушкам, и прочитала вслух:

— «Образ собственного тела: восприятие и принятие себя такой, какая ты есть». — Она взглянула на девушек и улыбнулась, словно чего-то ожидая. — У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу, о чем бы вы хотели поговорить?

Дженни почувствовала, как кровь прилила к шее и лицу в тот момент, когда она решилась рассказать им о консультации по уменьшению груди. Но прежде чем она успела произнести хоть слово, Серена, впихнув в рот огромное луковое кольцо, добавила:

— Только вначале я кое-что скажу, идет?

Блэр неодобрительно посмотрела на свою лучшую подругу, а Мери, Вики и Касси с энтузиазмом закивали. Что бы ни сказала Серена, это было куда интереснее дурацкой дискуссии о восприятии собственного тела.

Поставив локти на материалы, розданные Блэр, и обхватив свой точеный подбородок хорошо ухоженными руками, огромные синие глаза Серены мечтательно устремились на свое идиллическое отражение в зеркальной стене.

— Я по уши влюбилась, — сказала она, вздыхая.

Блэр взяла вилку и отломила кусочек шоколадного торта, забыв о солидарности с Элиз. Как бестактно со стороны Серены! Во-первых, парень, в которого она влюбилась по уши, — сводный брат Блэр Аарон Роуз. Он играл на гитаре и косил под хиппи, на голове у него были дреды, и вообще он был несколько чудаковат. А во-вторых, хоть Нейт отшил Блэр в ноябре, рана ее была все еще свежа, и от одного упоминания слова «любовь» у нее срабатывал рвотный рефлекс.

— Я полагаю, что они, а не мы должны рассказывать о своих проблемах, — оговорила она Серену. Конечно, если бы Серена удосужилась появиться на подготовительных занятиях, она бы и сама об этом знала.

Но Серена забила на эти занятия и вместо этого ходила с Аароном в кино, а Блэр, доверчивая идиотка, покрывала ее. Она говорила мисс Догерти, что у Серены мигрень, но как только она почувствует себя лучше, то сможет самостоятельно изучить основной материал, который освещается на подготовительных занятиях. Хотела как лучше — получилось как всегда. Сколько бы хорошего Блэр ни делала для других, после она почти всегда сожалела об этом.

Это частично объясняет ее стервозность.

Серена пожала плечами, на которых превосходно держался топ:

— Считаю, что куда приятнее поговорить о любви. Дело в том, что в девятом классе на уроках по здоровому образу жизни тему «Восприятие своего тела» мы все уже обсуждали. — Она окинула взором собравшихся вокруг стола. — Так ведь?

— Мне просто кажется, что мы должны следовать, плану, — упрямо настаивала Блэр.

— Вам решать, девочки, — сказала Серена. Мери, Вики и Касси, навострив уши, ждали подробного рассказа о любовной жизни Серены. Элиз протянула руку и дрожащим обгрызенным ногтем подцепила жирное луковое кольцо, а зачем одернула ее, будто обжегшись. Дженни облизала свои обветренные губы.

— Раз мы должны говорить о восприятии своего тела, я хотела бы кое-чем с вами поделиться, — сказала она чуть дрожащим голосом. Она взглянула на Блэр и увидела, что та кивает ей и ободряюще улыбается.

— Да, Джинни?

Дженни снова опустила глаза. С какой стати она будет им рассказывать? «Хотя бы потому, что мне просто необходимо кому-то об этом рассказать», она это хорошо понимала. Заставив себя говорить, она сгорала от смущения.

— На этой неделе я собиралась получить консультацию по уменьшению груди.

Мери, Вики и Касси резко наклонились вперед, чтобы ничего не пропустить. Теперь подобные мероприятия были не только местом, где можно узнать о последних тенденциях моды от самых крутых девиц школы, — они становились важным источником слухов!

— Я записалась, — продолжала Дженни, — но не пошла.

Она отодвинула тарелку и сделала глоток воды, пытаясь не обращать внимания на любопытные взгляды девушек. Группа была вся внимание, а отодвинуть Серену и Блэр на второй план было не так уж просто.

Элиз взяла луковое кольцо и, откусив кусочек, положила его снова в тарелку.

— Что заставило тебя передумать? — спросила она.

— Тебе не обязательно отвечать, — прервала ее Блэр, вспомнив, как на подготовительном собрании мисс Догерти говорила, что ни в коем случае нельзя подталкивать членов группы на откровение, если они не готовы. Она взглянула на Серену. Та отсутствующим, мечтательным взглядом рассматривала секущиеся концы своих волос, словно не слышала ни слова из того, что было сказано. Блэр повернулась к Дженни, пытаясь подобрать слова ей в утешение: мол, не у нее одной проблемы с размером груди.

— Я всегда хотела, чтобы мои груди были больше. И серьезно обдумывала имплантацию.

В этом было не так уж много неправды. У нее был всего лишь размер В, а она мечтала о С. А кто не мечтал?

— Правда? — спросила Серена, спускаясь с небес на землю. — И с каких же это пор?

От злости Блэр откусила еще немного торта. Неужели Серена пыталась усомниться в ее способностях руководителя?

— Ты многого обо мне не знаешь, — оборвала она.

Касси, Вики и Мери толкнули друг друга под столом. Это было просто восхитительно! Серена Ван-дер-Вудсен и Блэр Уолдорф ссорились, и они следили за каждым их словом! Элиз провела своими изгрызенными ногтями по густому белокурому хвосту:

— Я считаю, просто… гм… потрясающе с твоей стороны, что ты рассказала нам об этом, Дженни. — Она застенчиво улыбнулась ей. — И думаю, это было смелым поступком не уменьшать Грудь.

Блэр нахмурилась. Почему ей самой не пришло в голову сказать что-нибудь подобное, какой смелой оказалась Дженни? Вместо того, чтобы говорить о дурацкой имплантации? Кто знает, ЧТО будут трезвонить о ней эти глупые девицы после того, как группа распадется? Затем она припомнила кое-что еще из того, что часто повторяла им мисс Догерти.

— Ой, забыла! Мы должны были сказать пару слов о конфиденциальности до того, как начали. Ну, типа, нельзя рассказывать за пределами группы ничего из того, что здесь было произнесено, и все такое…

Слишком поздно. Через пару минут все школьницы будут болтать о том, что Блэр Уолдорф с нетерпением ждет, когда ляжет под нож для имплантации. Я слышала, что она ждет следующего дня после выпускного… и т. д., и т. п.

Дженни пожала плечами:

— Да ничего. Меня не волнует, кому вы расскажете.

Она все равно не могла бы скрыть свои огромные сиськи. Они просто были. Элиз нагнулась, чтобы поднять свой бежевый рюкзак «Кеннет Коул».

— Гм, до звонка осталось всего восемь минут. Ничего, если я отойду и куплю себе йогурт? — спросила она.

Серена слегка подтолкнула тарелку с луковыми кольцами Элиз.

— Съешь еще парочку, — щедро предложила она. Элиз покачала головой, и ее веснушчатое лицо покраснело.

— Нет, спасибо. Я не ем на людях. Серена нахмурилась:

— Правда? Чудно.

Она аж вздрогнула от того, как Блэр со всей силой толкнула ее локтем по руке.

— Ай! Господи, а это-то за что?

— Если бы ты ходила на занятия по подготовке руководителей групп, ты бы поняла, — проворчала Блэр вполголоса.

— Могу я теперь идти? — спросила снова Элиз.

Блэр неожиданно пришло в голову, что девушки, возможно, полюбили бы ее по-настоящему, если бы она отпускала их пораньше. Кроме того, за эти восемь минут она успела бы дойти до парикмахерской и не опоздать.

— Все могут быть свободны, — сказала она с очаровательной улыбкой, — если, конечно, не хотите остаться и послушать рассказ Серены про любовь. Серена обхватила голову руками, улыбнулась и, глядя в потолок, сказала:

— Я могла бы говорить о любви весь день.

Дженни встала. С тех пор как Нейт бросил ее, любовь была той темой, о которой ей меньше всего хотелось говорить. Смешно: она ведь думала, что ей будет непросто поладить с Блэр, а оказалось, что с Сереной. Элиз тоже встала, натягивая на себя водолазку не своего размера: она была ей в обтяжку.

— Не обижайтесь, но если я не съем йогурт до окончания обеда, мне придется уйти с геометрии.

— Пожалуй, я пойду с тобой и куплю себе, — сказала Дженни, используя это в качестве отговорки, чтобы уйти.

— И я с вами, девочки! — Зевая, Блэр тоже встала.

— Куда ты? — как ни в чем не бывало, спросила Серена. Обычно по понедельникам после обеда они с шиком проводили две пары в «Джексон Хоул», пили капуччино и строили сумасбродные и невероятные планы на лето после выпускного.

— Это не твое дело, — оборвала ее Блэр. И хотя она собиралась пригласить Серепу пойти с ней в парикмахерскую, теперь, когда Серена повела себя как настоящая самовлюбленная дрянь, об этом не было и речи. Резким движением вскинув голову и отбросив волосы назад, Блэр перекинула сумочку через плечо.

— Увидимся на следующей неделе, — добавила она, обращаясь к Мери, Вики и Касси, и направилась вслед за Дженни и Элиз к выходу, а затем к дальней лестнице, ведущей на 83-ю улицу.

А в переполненном кафетерии Вики, склонившись над опустевшим наполовину столом, уговаривала Серену:

— Ну расскажи нам.

Мери сделала глоток обезжиренного молока и с энтузиазмом закачала головой:

— Да, да, расскажи.

Касси собрала свои светло-коричневые волосы в хвост:

— Расскажи нам все.

Очень необычное домашнее задание

— Так что же ты хочешь снять вначале? — спросил Дэниел Хамфри Ванессу Абрамс, свою лучшую подругу, которая вот уже шесть недель, была еще и его девушкой. Дэн учился в «Риверсайд», известной школе для мальчиков в Верхнем Вест-Сайде, а Ванесса — в «Констанс Биллар», но они получили разрешение на работу над особым совместным проектом под названием «Создание поэзии». Ванесса, многообещающий кинорежиссер, собиралась сделать фильм о Дэне, подающем надежды поэте, неожиданно ставшем звездой всех фильмов Ванессы, в процессе написания и исправления своих стихов.

Может, этот материал и не претендует на огромные кассовые сборы, но Дэн так привлекателен благодаря своему взволнованному, взъерошенному и небрежному виду, что людям наверняка захочется на него посмотреть.

— Просто сядь за стол и пиши что-нибудь в одной из своих черных тетрадей, так, как ты обычно делаешь, — говорила ему Ванесса. Она вглядывалась сквозь линзы цифровой видеокамеры, пытаясь понять, в порядке ли свет.

— Ты не мог бы убрать это дерьмо со стола? Дэн провел рукой по столу, и ручки, скрепки, обрывки бумаги, резиновые ленты, книги, пустые пачки «Кэмел», спичечные коробки, банки из-под колы, — все это с грохотом отправилось на пол, устланный коричневым ковром. Они снимали в комнате Дэна, потому что это было то самое место, где он обычно работал. И потом, дом, в котором находилась квартира Дэна, располагался на перекрестке 93-й Западной улицы и Вест-Энд-авеню, а «Констанс Биллар» — на 93-й Восточной улице между Пятой и Мэдисон-авеню, то есть квартиру и школу разделял лишь парк.

— А может, ты еще скинешь футболку? — предложила Ванесса. «Создание поэзии» должно рассказывать о творческом процессе, повествуя о том, что для него важна не только работа сама по себе, но и все, что выходит за ее рамки. Множество кадров запечатлеет, как Дэн комкает бумагу и со злостью бросает ее через всю комнату. Ванесса хотела показать, что написание стихов — да и творчество вообще — это не только упражнение для ума, но и для тела. К тому же у Дэна на спине были такие великолепные мышцы, что ей не терпелось начать работу.

Дэн встал, снял с себя черную футболку и бросил ее на неубранную кровать, где, растянувшись на спине, словно выбросившийся на берег волосатый кит, спал Маркс, старый жирный кот семьи Хамфри. В квартире, которую Дэн делил со своим отцом Руфусом, издателем малоизвестных поэтов-битников, и своей младшей сестрой Дженни, все было как-то недоделано, разваливалось на части или, уж по крайней мере, было покрыто шерстью кота и слоем пыли. Это была большая светлая квартира с высокими потолками, но ее как следует не убирали уже лет двадцать, а осыпающиеся стены умоляли о том, чтобы их покрасили заново. Дэн, его отец и сестра редко выбрасывали что-нибудь из дома, поэтому обветшалая мебель и исцарапанные деревянные полы были сплошь усыпаны старыми газетами и журналами, редкими книгами, использованными батарейками, сломанными карандашами и неполными колодами карт. Это было то место, где в кофе у тебя непременно оказывался волосок шерсти кота ту же минуту, как ты его налил, именно с этой проблемой изо дня в день сталкивался Дэн, потому что он совершенно пристрастился к кофеину

— Хочешь, чтобы я смотрел прямо в камеру? — спросил он, усаживаясь на свой обшарпанный деревянный стул и пододвигаясь на нем к Ванессе.

— Я мог бы положить на колени тетрадь и писать вот так, — показал он.

Ваннесса присела и, прищурившись, глядела сквозь линзы камеры. На ней была серая плиссированная униформа школы «Констанс Биллар» и черные колготки. Грубый ворс ковра впился ей в колено.

— Да, вот так хорошо, — пробормотала она. Только посмотрите, какой гладкой и бледной была грудь Дэна! Она видела каждое ребро и полоску рыжевато-коричневых волосков, которая спускалась от живота к пупку. Она медленно продвигалась вперед на коленях, пытаясь подобраться поближе и не испортить кадр.

Дэн грыз конец ручки, улыбался сам себе и, в конце концов, написал: «У нее коротко остриженные волосы, она постоянно носит черное, ей нужна пара армейских ботинок, и она не любит краситься. Но она та, кто верит в тебя и кто каким-то чудом добьется твоей публикации в „Нью-Йоркере“. Кажется, я могу сказать, что люблю ее».

Возможно, это самое банальное из того, что он когда-либо писал, но, понятное дело, он не собирался печатать это в «Избранном».

Ванесса продвинулась еще немного вперед, пытаясь уловить страстную белизну пальцев Дэна, в то время как он что-то быстро и небрежно писал.

— Что ты пишешь?

Она нажала кнопку записи звука на камере. Дэн взглянул сквозь свою густую челку и улыбнулся ей, его золотистые карие глаза светились.

— Это не стихотворение. Это просто небольшой рассказ про тебя.

Ванесса почувствовала тепло во всем теле:

— Прочти его вслух.

Дэн застенчиво почесал подбородок и откашлялся.

— Ну ладно. «У нее коротко остриженные волосы…» — начал он читать то, что написал.

Ванесса покраснела, а затем уронила камеру на пол. Она двигалась на коленях к месту, где сидел Дэн, отбросила в сторону его тетрадь и положила голову ему на колени.

— Ты знаешь, мы так часто говорим о сексе, а у нас его не было, — прошептала она в то время, как ее губы ласкали грубую ткань его камуфлированных штанов. — Почему бы нам не заняться этим прямо сейчас?

Щекой она почувствовала, как напряглась его бедренная мышца.

— Сейчас?

Он посмотрел на Ванессу и провел пальцем по краю ее уха. В каждом ухе у Ванессы было по четыре прокола, но ни в одном не было серьги. Он глубоко вздохнул. Да, у них до сих пор не было секса, потому что Дэн ждал подходящего момента, ему хотелось, чтобы все между ними было романтическим и уместным. Может быть, этот момент наступил сейчас, наступил так неожиданно. Ему казалось особенно ироничным то, что ровно через час он вернется в «Риверсайд» на последнюю пару, будет сидеть на латыни и слушать, каким воодушевленным голосом ботаник доктор Уэрд читает Овидия. Две пары секса — последнее изменение в весеннем расписании.

— Ладно. Давай им и займемся.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

ПЕРВЫЙ ОТКАЗ
Я тут недавно услышала, что в «Плюще» зреет заговор, целью которого является сохранение интриги и привилегированности: в этом году у них нет первого потока. Конечно, это может быть неправдой. Но если мы пролетаем с поступлением в «Плющ», давайте посмотрим на это с другой стороны: быть может, мы слишком совершенны. Они просто ничего не могут с этим поделать. Представляете, какой будет прикол, если все мы окажемся в одном колледже!

УВЕЛИЧИВАТЬ ИЛИ НЕТ — ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС
Мысль о хирургическом вмешательстве с целью даже небольшого изменения фигуры всегда волновала меня, но вовсе не из-за того, что Долли Партон выглядит сногсшибательно. Ей не дашь и сороковника, а ей, должно быть, уже все двести. Меня всегда беспокоило то, что врачи могут ошибиться и уменьшат одну грудь донельзя или забудут про ноздрю или что-то там еще. Конечно, я такая же девушка, как и все остальные, и я понимаю, как важно выглядеть так, чтоб самой себе нравиться. Однако на это можно посмотреть и по-другому: стоит увидеть на улице сногсшибательного парня и сказать подруге: «Посмотри на него!» — она всем своим видом покажет — урод. Наши вкусы настолько разнятся, что кто-то может, увидев тебя, воскликнуть: «Обалдеть!» — вопреки тому, что ты сама думаешь о своей внешности. Просто научись воспринимать себя глазами других.

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница, слышала, что тебя уже приняли в «Брин-Мор» и ты в восторге, оттого что тебе нравится ходить в школу с девочками и ты просто хвастливая лесби. Пока, пока.

— Дорф


Привет, Дорф.

Кстати, что это за имя такое «дорф»? Я не могу ни снизойти до твоего юмора, ни рассказать тебе о том, куда поступаю, но представляешь, и моя мать, и сестра учились в Бринморском колледже, и знаешь что? Обе они очень сексуальные.

— Сплетница

Нужно смотаться домой и проверить почтовый ящик, вдруг там уже лежит конверт, которому суждено предопределить все мое ближайшее будущее. Пожелайте удачи!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Парень из приличной семьи пытается достать травку

Когда наконец-то закончилась последняя пара французского, Нейт Арчибалд произнес стремительное а demain (фр. До завтра), обращаясь к своим одноклассникам из школы св. Иуды, и поспешил в пиццерию на углу Мэдисон-авеню и 86-й улицы, где работал торговец марихуаной по имени Митчелл, ему можно было доверять. Нейту повезло: школа св. Иуды была старейшей школой для мальчиков в Манхеттене, а потому придерживалась традиции, согласно которой занятия заканчивались в 14.00 как в средних, так и в старших классах, хотя в большинстве других школ города только в 16.00. В школе считали, что при таком расписании у учеников оставалось больше свободного времени на занятия спортом и на выполнение громадного домашнего задания, с которым они уходили из школы каждый день. Это время они также тратили на то, чтобы снова взяться за наркоту и побалдеть до, после и во время занятий спортом и выполнения домашнего задания.

Когда Нейт видел Митчелла в последний раз, вечно иронизирующий торговец в шляпе «Кэнгол» сообщил ему, что собирается вернуться домой в Амстердам. И вот сегодня у Нейта был последний шанс заполучить огромную сумку сладкой перуанской травки от Митчелла. Блэр постоянно жаловалась на то, что Нейт курил марихуану, когда они бывали вместе, она плакалась ему, говоря, что нет ничего скучнее, чем наблюдать за тем, как он в течение десяти минут пристально смотрит на персидский ковер в ее комнате, хотя в это же самое время они могли дурачиться или тусоваться на какой-нибудь вечеринке. Нейт же всегда отговаривался, что привычка его — всего лишь каприз. Точно так же кто-то любит шоколад — когда захочешь, можно всегда бросить. И чтобы доказать это самому себе — Блэр теперь ничего доказывать больше было не нужно, — он собирался завязать сразу после того, как выкурит последний лист марихуаны из той огромной сумки, которую он сегодня купит. Если он будет поаккуратней, содержимого этой сумки ему хватит на добрых восемь недель. А до тех пор Нейт предпочитал ни о чем таком не думать.

— Два обычных куска, — сказал Нейт лысеющему долговязому шеф-повару в ярко-фиолетовой футболке с надписью: «Welcome to Loserville». Он облокотился на прилавок, отделанный красным линолеумом, слегка отталкивая локтем пластиковую банку с чесночной солью, хлопьями красного перца и орегано.

— Где Митчелл?

Левый заработок Митчелла не являлся секретом в пиццерии. Шеф-повар поднял свои густые черные брови. Его, кажется, звали Рей, но даже после тех нескольких лет, что он покупал здесь пиццу и марихуану, он не был уверен.

— Митчелл уже уехал. А вы по нему скучаете? Нейт ощупал задний карман своих армейских камуфляжных штанов, куда он засунул толстый бумажник «Коуч». Его охватила паника, и к горлу подкатывал неприятный ком. Конечно же, он не подсел, но ему ужасно не понравилось, что он остался совсем без травки, тогда как хотел скрутить толстенький косяк, чтобы скоротать вечерок, и точно так же провести следующий…

— Что? Вы хотите сказать, он уже уехал в Амстердам?

Рей — или, может, это был Рой — открыл сверкающую хромом дверцу духовки и движением профессионала отправил два горячих куска пиццы на двойной слой бумажных тарелок и толкнул их через весь прилавок в направлении Нейта.

— Извини, друг, — сказал он слегка сочувственным тоном. — Но с этих пор мы продаем только пиццу и содовую, и только пиццу и содовую. Понятно?

Нейт взял тарелку с пиццей и затем поставил ее назад на прилавок. Он не мог поверить, что ему так не везло. Раскрыв бумажник, он достал из пачки десятидолларовую банкноту и положил ее на прилавок.

— Сдачу оставьте себе, — пробормотал он, унося с собой пиццу.

Оказавшись на улице, Нейт бесцельно побрел и направлении парка, чувствуя себя брошенной собакой. Он ведь покупал травку у Митчелла < восьмого класса. Однажды в один из майских деньков Нейт и его приятель Джереми Скотт Том-кон зашли в пиццерию перекусить, и Митчелл подслушал, как Джереми подговаривал Нейта украсть банку с орегано, чтобы раскурить его дома. Митчелл предложил им купить нечто, что в сто раз лучше поднимает настроение, и с тех пор он с приятелями постоянно возвращался в эту пиццерию. Что же теперь ему делать? Пойти и купить травы у кого-нибудь из тех парней, которые торгуют в Центральном парке и похожи на жуликов? Большинство из них продавали дерьмомую сухую техасскую фигню, а у Митчелла всегда была сочная зеленая трава, которую он получал прямо от дяди из Перу. Да и к тому же продавцы в Центральном парке были в основном агентами Федерального бюро по наркотикам, и они-то наверняка поджидали таких парней, как он, чтобы сдать их полиции.

Выбросив остатки недоеденной пиццы в ближайший мусорный бак, Нейт пошарил по карманам своей куртки морского офицера от Хьюго Босс в поисках завалявшейся самокрутки. Когда же такая нашлась, он перешел на другую сторону Пятой авеню и нагнулся к скамейке в парке, чтобы прикурить ее, не обращая никакого внимания на группу хихикающих десятиклассниц в темно-синей школьной форме из «Констанс Биллар», которые, проходя мимо, строили ему глазки.

Благодаря каштановым волосам с соломенным оттенком, изумрудно-зеленым глазам, загорелой коже, улыбке, выражающей уверенность в своей привлекательности, умению строить парусники и участию в регате, что не могло не возбуждать, Нейт Арчибалд был самым желанным парнем Верхнего Ист-Сайда. Ему не нужно было искать девушек. Они сами шли к нему в руки.

С наслаждением посасывая горящую самокрутку, Нейт достал из кармана мобильник. Он знал, что все его приятели по школе: Джереми Скотт Томпкинсон, Чарли Дерн и Энтони Авульдсен — тоже покупают траву у Митчелла. У Митчелла она была лучше всего. И он решил выяснить, успел ли кто из них затариться травой до того, как их продавец смылся. Джереми ехал на такси в теннисный клуб на 92-й улице.

— Извини, кореш, — потрескивал в трубке голос, — но я был весь день занят, мать приняла большую дозу антидепрессанта золофт. А что бы тебе просто не купить себе травы у какого-нибудь торговца в парке или еще где-нибудь?

Нейт пожал плечами. Покупать траву в парке было таким… отстоем.

— Ну давай, — сказал он Джереми. — До завтра.

Чарли был в гипермаркете «Верджин», он покупал ди-ви-ди-диски со своим младшим братом.

— Облом, — сказал он, когда Нейт обрисовал ему ситуацию. — Но ты ведь сейчас возле парка, так что и купи там себе травы.

— Да, ну, давай, — ответил Нейт. — До завтра. У Энтони был урок вождения: на прошлые выходные родители подарили ему новый спортивный БМВ М-3 к его восемнадцатилетию.

— Проверь аптечку матери, — посоветовал он. — Родители — это последний шанс.

— Я посмотрю, — ответил Нейт. — Позже.

Он выключил телефон и затянулся в последний раз от своей малюсенькой сигаретки.

— Черт, — выругался он, бросая сгоревшие остатки в грязный снег под ногами. Этот семестр должен был превратиться в бесконечную вечеринку. В ноябре он пережил ужасное собеседование в Браунском университете и был уверен, что комиссия будет в отпаде от его заявления, и он точно поступит. И потом, он уже не встречался с малышкой Дженни: она, конечно же, мила, и грудь у нее что надо, но на нее уходила уйма времени. До выпускного он собирался курить грану и вообще балдеть, но без продавца, которому можно было доверять, план его и гроша иного не стоил.

Нейт откинулся на спинку зеленой деревянной и скамейки и пристально посмотрел на роскошные многоэтажки, облицованные известняком, которые тянулись вдоль Пятой авеню. Справа на углу 72-й улицы он увидел дом, в котором жила Блэр. Наверху, в пентхаусе, на розовом пледе Блэр растянулся Китти Минки, кот породы русская голубая, в ожидании того, когда вернется домой Блэр и почешет ему грудку своими красновато-розовыми ногтями. Нейт непроизвольно нажал несколько клавиш своего сотового и позвонил Блэр. Он услышал шесть гудков, прежде чем она ответила.

— Привет, — четко произнесла Блэр. Она сидела в новом салоне «Гарренз» на Пятьдесят седьмой Восточной улице, который был стилизован под турецкий гарем. Тонкие шелковые платки, розовые и желтые, свисали с потолка, а огромные подушки тех же цветов были разбросаны по всему салону, чтобы клиенты могли посидеть и выпить чашечку турецкого кофе в ожидании своей очереди. Напротив рабочих мест стилистов висели огромные зеркала в золоченых рамах. Джанни, новый парикмахер Блэр, только что расчесал ее волосы, влажные от мытья и кондиционера. Прижав к мокрому уху телефон, Блэр уставилась на свое отражение в зеркале. Наступил решающий момент: решится ли она на короткую стрижку?

— Привет, это я, Нейт, — шептал старый знакомый голос ей в ухо.

Блэр была ошарашена и не могла ничего ответить. Они не виделись с самого Нового года, да и последняя встреча ничем хорошим не кончилась. С какой это стати Нейт звонит ей именно сейчас?

Нейт? — удивилась Блэр, переполняемая не то нетерпением, не то любопытством. — Это правда очень важно? Я сейчас не могу говорить. У тебя очень плохие времена?

Да нет, неважно, — ответил Нейт, пытаясь придумать хоть какое-нибудь разумное объяснение своему звонку. — Я просто подумал, что тебе, может, интересно узнать, что я решил завязать. Ну, ты понимаешь — завязать с травой.

Он пнул ком замерзшей грязи. Он вовсе не был уверен, что так оно и обстоит на самом деле. Завяжет ли он? Чего ради?

В замешательстве Блэр схватила свой телефон за другой край. Нейт всегда вел себя спонтанно, но не до такой степени. Джанни нетерпеливо провел черепаховым гребнем по ее волосам.

— Ну, ты молодец, — ответила она наконец. Послушай, мне надо идти.

Ее голос звучал как-то растерянно, а Нейт даже не знал, почему он ей позвонил. Увидимся, — пробормотал он и спрятал телефон в карман куртки.

— Пока.

Блэр бросила свой блестящий розовый телефон «Нокиа» в красную сумку для боулинга и выпрямилась, сидя на вращающемся кожаном стуле. Я готова, — сказала она Джанни почти уверенно. Помни, что я хочу короткую стрижку, но не под мальчика.

На загорелых щетинистых щеках Джанни появились складки, выражающие изумление. Он подмигнул темно-карим глазом так, что стали заметны его длинные ресницы.

— А, как у Катерины Хепберн, да?

Приехали.

Блэр затянула пояс бежевого халата, который ей выдали в салоне, и взглянула на зеркальное отражение чрезмерно напомаженных волос Джанни. Она молилась о том, чтобы он делал свое дело не так глупо и непрофессионально, как говорил. Конечно, это могло быть связано лишь с языком.

Нет, не Кэтрин Хепберн. Одри Хепберн. Ну, помнишь «Завтрак у Тиффани»? «Моя прекрасная леди»? «Забавная мордашка»? — Блэр прокручивала в голове, пытаясь вспомнить кого-нибудь из знаменитостей с достаточно короткой стрижкой.

А может, как у Сельмы Блэр, — отчаянно добавила она, несмотря на то что уСельмы прическа была более мальчиковая, нежели та, какую хотела она.

Джанни ничего не отвечал. Вместо этого он проводил пальцами по мокрым распущенным волосам Блэр.

— Такой красиф фолос, — сказал он с тоской в голосе. Потом взял ножницы и, собрав волосы в хвост, без какой-либо суеты, одним резким движением отсек весь пучок.

Блэр закрыла глаза, когда волосы падали на пол. «Пожалуйста, сделай так, чтобы я была красивой, — молила она про себя, — и оригинальной, элегантной, и стильной». Она открыла глаза и замерла в ужасе, уставившись на отражение в зеркале. Ее мокрые космы, едва достающие до ушей, торчали в разные стороны.

— Не фолнуйтесь, — заверял ее Джанни, меняя большие ножницы на маленькие. — Теперь подрофпяем.

Глубоко вздохнув, Блэр запаслась терпением. Отступать было все равно поздно. Почти все ее волосы лежали на полу.

— Ладно, — выдохнула она.

Вдруг снова зазвонил мобильник, и она потянулась к нему.

— Подожди, — сказала она Джанни. — Алло.

— Это Блэр Уолдорф? Дочь Гарольда?

Блэр рассматривала себя в зеркале. Она никак не могла понять, в кого она превратилась. Она больше была похожа на вновь прибывшего заключенного, чем на известного адвоката Гарольда Уолдорфа, который развелся с ее матерью два назад и теперь живет в замке во Франции, где вместе со своим спутником жизни держит Виноградник. Оценив свое беспокойное состояние, Блэр была не против оказаться кем-то совсем другим — это одна из причин, по которой она решила довериться рукам Джанни. Она уже согласна и на Катрин вместо Одри, поскольку выглядела совершенно по-новому..

— Да, — слабым голосом ответила Блэр.

— Хорошо, — сказал парень низким голосом очень учтиво, так что трудно было догадаться, сколько ему лет — девятнадцать или тридцать пять. — Это Оуэн Уэллс. Я многим обязан вашему отцу. Когда-то мы вместе работали в одной фирме, а еще раньше учились в Йельском университете, и я понимаю, что вы заинтересованы в том, чтобы самой попасть туда.

Заинтересована? Блэр была не просто заинтересована, это было для нее смыслом жизни. Зачем же, блин, тогда ей понадобились пять лишних курсов, дающих дополнительные баллы при поступлении?

— Это так, — писклявым голосом выдала она.

Она взглянула на Джанни, который мурлыкал себе под нос слова отвратной песни Селин Дион, доносившейся из колонок стереосистемы. — Но я как бы облажалась на собеседовании.

И правда, на собеседовании она поведала слезливую историю своей жизни, а напоследок чмокнула мужика, который задавал ей вопросы, это, типа, и было самой лажовой фишкой.

— Именно поэтому я и звоню вам, — ответил Оуэн Уэллс, чей голос звучал очень сексуально, может, оттого, что резонировал так же, как звучащая в басу виолончель. — Поддержка вашего отца очень много значит для университета, и они хотят дать вам еще один шанс. Я вызвался провести с вами повторное собеседование, и приемная комиссия уже согласилась, что при рассмотрении вашей кандидатуры они будут опираться на характеристику, которую предоставлю им я.

Блэр была просто ошеломлена. Еще один шанс — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Устав ждать, Джанни положил ножницы на рабочий столик на колесиках рядом с креслом Блэр, взял с ее коленей последний номер «Вог» и засеменил к коллегам, чтобы жаловаться на свою клиентку.

— Когда вы свободны? — настаивал Оуэн Уэллс.

«Сейчас», — хотелось выкрикнуть Блэр. Но она просто не могла попросить Оуэна прийти сюда и лицезреть, как Джанни стрижет ее, пока она будет отвечать на все занудные вопросы, какие обычно задают на собеседовании, типа: «Кто больше всего влияет на вашу жизнь?»

— В любое время, — визгливо ответила она.

Вдруг пришло в голову, что она не должна покалывать, в сколь безнадежном положении находится, особенно теперь, когда решила изобразить из себя одаренного ребенка с бешеным расписанием. — Вообще-то сегодня я занята, да и завтра тоже будет сумасшедший день. Вот в среду или в четверг после школы было бы в самый раз.

— Я обычно работаю допоздна, а вплоть до среды у меня каждый вечер встречи. Как насчет вечера четверга? Около половины девятого?

— Замечательно, — ответила Блэр.

— Хотите, я приду к вам в офис?

Оуэн немного помедлил. Блэр слышала скрип его стула, она представила, как он осматривает свой офис в «Трибеке» с видом на Нью-Йоркскую гавань, пытаясь решить, насколько подходит его кабинет для встречи. Он виделся ей высоким блондином с загаром, как у всех игроков в теннис, такой же был у ее отца. Но Оуэн Уэллс наверняка лет на десять моложе ее отца и поэтому выглядит гораздо лучше. Интересно, задумывался ли он, как круто иметь по букве «у» в имени и фамилии?

— Почему — бы нам не встретиться отеле «Комптон»? Там есть небольшой бар, вполне уютное местечко, — засмеялся он. — Я куплю вам колу, хоть ваш отец и говорил мне, что вы предпочитаете «Дом Периньон».

Блэр вспыхнула. «Этот, блин, папаша — что он там еще порассказал?»

— Да нет, кола — это замечательно, — немного запинаясь, произнесла она.

Хорошо. Увидимся в четверг вечером. На мне будет галстук с эмблемой Йельского университета.

Буду с нетерпением ждать. — Блэр пыталась выдержать деловой тон, несмотря на все, что она нафантазировала себе про Оуэна. — Спасибо за звонок.

Она выключила телефон и посмотрела в висевшее прямо перед ней золоченое зеркало. Теперь, когда у нее на голове почти не осталось волос, ее голубые глаза казались больше, а цвет их насыщенней.

Если бы она была актрисой, снимающейся в фильме о самой себе — ей всегда нравилось мечтать об этом, — то этот день стал бы кульминацией: именно сегодня она изменила свою внешность и начала репетировать более значительные роли в своей карьере. Она взглянула на часы. Осталось лишь полчаса до того, как она должна быть на уроке физкультуры в «Констанс Биллар». Она не видела причины, по которой ей стоило нестись назад в школу, тем более «Бенделз» находился всего через три дома, и там ее ждало платье для встречи с Оуэном. Конечно же, стоило заколоть физру, если новая прическа и новое платье помогут ей попасть в Йель.

Джанни пил кофе и кокетничал с мойщиками волос. Блэр угрожающе посмотрела на него, тем самым провоцируя его на то, чтобы он напортачил с ее прической.

— Как только вы будете готовы, мисс, — отозвался он скучающим голосом, будто ему все равно, стричь ее или нет.

Блэр глубоко вздохнула. Она избавлялась от прошлого: от несложившихся отношений с Нейтом, от внушающего отвращение нового мужа матери и ее возмутительной беременности, от заваленного собеседования в Йельский — и заново создавала свой образ. Йель дал ей еще один шанс, и с этих самых пор она будет хозяйкой своей собственной судьбы: будет писать сценарий, режиссировать и играть в фильме под названием «Моя жизнь». Она уже представляла себе заток статьи о ее прическе в рубрике «Стиль» в «Нью-Иорк таймз»: «Коротко для дебюта в Йельском».

Ее лицо расплылось в победной улыбке, которую она репетировала для интервью с Оуэном Уэллсом в четверг вечером.

— Я готова.

Стихи о сексе исполнены лжи

— Итак… — сказала Ванесса, похлопывая Дэна коленкой по бедру. Они лежали обнаженными на спине и, в изумлении от произошедшего, пристально разглядывали потрескавшийся потолок его спальни.

— Как тебе?

Ванесса уже несколько раз попробовала, что такое секс. Это было с ее бывшим дружком Кларком, взрослым барменом, с которым она недолго встречалась осенью. Дэн тогда (подобно другим более или менее предсказуемым представителям мужского пола) был полностью поглощен мечтами о Серене Ван-дер-Вудсен и не мог заметить, что Ванесса влюблена в него. Но даже если бы секс для нее был новым ощущением, она отнеслась бы к нему прозаически, потому что так она относилась ко всему. Дэн же, напротив, никогда ни к чему не относился прозаически. Тем более когда только что лишился девственности. Ей не терпелось узнать о его реакции. — Это было… — Дэн не моргая уставился на серую выключенную лампочку, свисающую с потолка, он был одновременно недвижим и перевозбужден. Их ноги соприкасались под тонкой красной простыней, и казалось, что между ним и Ванессой проходил электрический ток, который отдавал у Дэна в пальцах ног, в коленях, в пупке, в локтях и на концах волос. — Неописуемо, — в конце концов ответил он, потому что у него действительно не было слов, чтобы описать то, что он почувствовал. Было бы невозможно написать стихотворение о сексе, не прибегая к занудным избитым метафорам, таким, как взрывающийся фейерверк или музыкальное крещендо. И даже они были неточны. Они не могли передать ни то, что он в действительности ощутил, ни то, что секс для него был процессом познания мира, в течение которого все обыденное становилось совершенно удивительным. Возьмем, к примеру, левую руку Ванессы. Ничем не примечательная рука: мягкая, бледная, покрытая коричневатыми волосками и то тут, то там разбросанными родинками. Но когда они занимались сексом, она уже не была той знакомой рукой, которую он знал и любил с тех самых пор, как в десятом классе их с Ванессой не пустили на вечеринку, она была изящной драгоценностью, которую он целовал без устали, чем-то новым, восхитительным и вкусным. О боже. Понятно? Все, с помощью чего он пытался описать секс, было похоже на неубедительную рекламу нового сухого завтрака. Даже само слово «секс» было невер ным, а от выражении «заниматься любовью» отдавало дешевой мыльной оперой.

«Электрический» — вполне подходящее слово для передачи того, что такое секс, но опять же у него слишком много отрицательных коннотаций, связанных с такими словосочетаниями, как «электрический стул» или «электрическая изгородь». «Экзальтированный» — тоже неплохо, но что оно точно означает? «Трепещущий» звучало несколько изысканно и уничижительно, больше подходило для испуганного мышонка. Если же он когда-нибудь и написал бы стихотворение о сексе, то ему хотелось бы возбуждать мысли физически привлекательных зверей, таких, как львы и олени, а мыши здесь ну совсем не к месту.

Спустился с небес? — спросила Ванесса и дотянулась пальцем до его мочки, приподняла ее и отпустила.

Вершина, — бессмысленно пробормотал Дэн. — Прозрение.

Ванесса нырнула под простыню и сильно дунула на бледный впавший живот Дэна:

— Эй! Ты, типа, в шоке?

Дэн ухмыльнулся и придвинулся к ней так, чтобы поцеловать ее широко улыбающийся рот и подбородок с ямочкой.

— Давай еще.

Ухты!

Ванесса хихикнула и провела носом по его коричневым бровям.

— Так тебе понравилось?

Дэн поцеловал ее правый глаз, а потом левый.

— Ммм, — простонал он, все его тело изнывало от удовольствия и желания. — Я люблю тебя.

Ванесса опустилась к нему на грудь и зажмурила глаза. Она была не очень женственной, но какая девушка не растает, услышав впервые эти три слова.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала она в ответ.

Дэну казалось, что все его тело улыбается. Кто знал, что этот обычный февральский понедельник окажется просто офигенно… потрясным?

Вот и все яркие описания и красивые слова.

Вдруг они услышали потрескивание вибрирующего мобильника, который лежал прямо на тумбочке у кровати, в двух шагах от их распростертых тел. Дэн был уверен, что звонит его сестра Дженни, чтобы пожаловаться на школу. Он повернул голову, чтобы прочитать номер на маленьком экране. На нем высветилось «Личное», эта надпись появлялась лишь тогда, когда Ванесса звонила с домашнего телефона.

— Твоя сестра. — Приподнявшись, Дэн оперся на локоть и потянулся к телефону. — Может, она не может дозвониться на твой? И хочет сказать тебе, чтобы ты наконец, блин, ответила, — пошутил он. — Как мне быть?

Ванесса закатила глаза. Она делила квартиру в бруклинском районе Нью-Йорка со своей двадцатидвухлетней сестрой Руби, которая играла на гитаре. На Новый год она дала три обещания: заниматься каждый день йогой, пить зеленый чай вместо кофе и больше внимания уделять воспитанию Ванессы, так как их родители были хиппи, помешавшиеся на искусстве, и им было не до воспитания дочери, да и жили они в Вермонте. Ванесса была уверена, что Руби звонит только для того, чтобы узнать, когда она будет дома, чтобы к тому времени приготовить мясной рулет и картофельное пюре, но звонить на мобильник Дэна во время школьного дня было совсем не в правилах Руби, поэтому она не могла не ответить. Она взяла телефон у Дэна и открыла его:

Да? Как ты узнала, где меня искать?

Во-первых, добрый день, сестричка, — радостно защебетала Руби. — Ты что, не помнишь, я ведь повесила твое расписание на холодильник, чтобы знать, где ты находишься и о чем думаешь в Течение всего дня. Это как благотворительная организация «Старшие сестры», новая и улучшенная версия «Старших братьев». В общем, я хотела тебе сказать, ЧТО принесли почту, и в ней был подозрительный конверт из университета Нью-Йорка на твое имя. Я не смогла удержаться и распечатала его. И знаешь что? Тебя взяли!

Да нет, блин! — Тело Ванессы и так уже переполнял адреналин от «я тебя люблю», а теперь это. Просто оргазм!

Она вовсе не была уверена в том, что может поступить с первым потоком, и, чтобы просто продемонстрировать приемной комиссии университета свои художественные таланты и доказать, насколько серьезным было ее желание стать режиссером, она послала им небольшую документальную ленту о Нью-Йорке, которую засняла во время рождественских каникул. Отправив ее по почте, она тут же заволновалась: не дай бог они подумают, будто она чересчур старается. Но теперь конец всем ее волнениям. Она им пришлась по вкусу! Они захотели ее! Ванесса наконец-то сможет сбросить оковы идиотской школы «Констанс Биллар» и сосредоточиться на своем ремесле в заведении, которое рассчитано на людей, серьезно занимающихся искусством, как и она сама. Дэн смотрел на нее, лежа на кровати. Казалось, его масленые карие глаза светятся теперь не так исступленно, как несколько мгновений назад.

Я так горжусь тобой, дорогая, — почти пропела в трубку Руби, тихо, по-матерински. — Ты будешь дома к ужину? Я просматриваю книги по восточноевропейской кулинарии. Хочу приготовить пироги.

Конечно, — тихо ответила Ванесса, вдруг вспомнив о Дэне. Он еще не успел никуда подать заявление. Дэн был таким чувствительным. Подобная новость могла ввергнуть его в депрессию, связанную с потерей чувства безопасности: ему начинало казаться, что ему грозит опасность, и тогда он запирался в своей комнате и писал стихи о том, как он погибает в автокатастрофе или еще где-то.

Спасибо, что дала знать, — сказала она быстро Руби. — Увидимся позже, ладно?

Дэн все еще смотрел на нее, не сводя глаз, явно ожидая чего-то, когда она отключила телефон и бросила его на кровать.

— Ты что, поступила в университет Нью-Йорка? — спросил он, безуспешно пытаясь скрыть обвинительные нотки в своем голосе. Как же глупо, малодушно и неадекватно он повел себя в тот момент! Не то чтобы он не был рад за нее, но Ванесса уже была без пяти минут студенткой, а он просто костлявым парнем, которому нравилось писать стихи и который, может быть, никогда не поступит в колледж. — Вот это да, — резко добавил он. — Это здорово.

Ванесса плюхнулась на кровать и натянула на них простыню. В комнате стало прохладней, когда пот страсти на их телах охладел.

— В этом нет ничего особенного, — убеждала она, преуменьшая восторг, который испытала, услышав новость. — Зато чьё-то стихотворение скоро окажется на страницах «Нью-Йоркера». Во время рождественских каникул Ванесса без ведома Дэна отправила его стихотворение «Шлюхи» в «Нью-Иоркер». Стихотворение приняли и должны были опубликовать в приложении, посвященном Дню святого Валентина, а он ведь на будущей неделе.

— Надеюсь, — неуверенно произнес Дэн, пожимая плечами. — Но я все еще ничего как бы не знаю… о своем будущем.

Ванесса обвила руками талию Дэна и прижалась щекой к его бледной груди. Неужели осенью она пойдет в университет? Она верила, что это была судьба. Дрожа всем телом от возбуждения, она попыталась сосредоточиться, ей хотелось утешить Дэна.

— Ты много слышал о семнадцатилетних подростках, чьи стихи публиковали в «Нью-Иоркере»? Это просто поразительно, — нежно пробормотала она. — И как только в приемной комиссии, куда ты подашь документы, станет об этом известно, тебя сразу же примут, а может, даже и там, куда ты не подашь.

— Может быть, — как-то глухо ответил он. Легко говорить Ванессе с такой уверенностью, ее-то уже взяли!

Ванесса приподнялась на локте. Был только одни проверенный способ поднять настроение Дэну, ну хотя бы на какое-то время.

— Помнишь, чем мы занимались до того, как позвонила Руби? — промурлыкала она, словно озорной черный котенок.

Дэн насупился. Ее черная бровь была соблазнительно приподнята, а ноздри расширились. Он думал, что не сможет еще раз, но собственное тело удивляло его. Дэн притянул к себе Ванессу и стал ее страстно целовать. Что еще могло заставить парня чувствовать себя львом, а не мышью, как не мурлыканье?

Мяу.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

КРИЗИС СТАРШЕКЛАССНИКА
Я много раз слышала выражение «кризис старшеклассника», но точно не знала, что оно означает. Теперь мне это ясно как божий день. Кризис старшеклассника — это когда ты закалываешь уроки после обеда и идешь к кому-нибудь из друзей, чтобы отведать вегетарианской лапши ло-мейн, попить шардоне и выкурить сигаретку, когда оказываешься в постели с парнем в три часа дня, когда уходишь с третьей пары, чтобы прикупить себе шелковое платьице от Дианы фон Фурстенберг, когда спишь до десяти в какой-нибудь четверг. Черт. В прошлом семестре мы были такими пай-девочками, настоящими любимицами учителей. В этом же мы просто хамы. Мы еще вволю не набесились. Уверена, что во время урока физкультуры половина девушек нашего класса целовались с парнями на ступенях музея «Метрополитен», вместо того чтобы выделывать разные выкрутасы в спортзале, уцепившись за перекладину. Продолжайте, девочки, не останавливайтесь! Цеплять парней — упражнение гораздо более полезное!

НАБЛЮДЕНИЯ
Дж и высокая веснушчатая девица с неудавшейся прической хихикали во время урока танцев в «Констанс Биллар». Кажется, у Дж появилась новая подруга. Ни его приятели заказывали китайский чай в «Старбаксе» в надежде, что к нему подмешано нечто, что может поднять настроение. В магазине университета Нью-Йорка В купила кружку, толстовку и бейсболку, все с эмблемой университета. А потом она еще говорит, что не любит подобного рода штучки. Д тщательно изучал местный газетный ларек в поисках свежего номера «Нью-Йоркера». С и А, как обычно, целовались на людях. У нее никогда не было парня дольше пяти минут. Что ж, посмотрим, надолго ли хватит ее на этот раз…

Ну ладно, признаюсь: я сейчас тоже закалываю уроки. Обещайте, что никому не расскажете!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

С впюбпена

Аарон Роуз стоял на небольшом утрамбованном сугробе возле школы для девочек «Констанс Биллар» на 93-й Восточной улице и ждал, когда, громыхнув ярко-синими дверями школы, выйдет Серена и окажется в его объятиях. Рядом с ним, часто и тяжело дыша, сидел Муки, его пес породы боксер коричнево-белого окраса, на нем была собачья куртка в черно-красную клетку, которую вчера в «Бёрберри» ему купила Серена. Аарон держал в руках два стаканчика из «Старбакса», от них исходил пар. С тех пор как они стали встречаться — сразу после той дикой новогодней вечеринки, которую шесть недель назад устраивала Серена, — это стало их маленьким ритуалом. Аарон встречал Серену после школы, они шли под руку вниз но Пятой авеню, пили кофе латте и то и дело останавливались для поцелуев. Новый год прошел для них под девизом: «Блин, если мы оба в драйве, почему бы нам не познакомиться поближе?» И вот они уже месяц как вместе, не упуская ни одного мгновения встретиться после школы, и теперь их все знали как самую привлекательную и влюбленную пару — нет, тройку, если не упустить Муки, — Верхнего Ист-Сайда. Луч яркого зимнего солнца озарил белокурую головку Серены, не успела она открыть дверь школы. Она сбежала вниз по ступенькам в своих коричневых замшевых ботинках «Стефани Келайн» и темно-синей морской куртке от Леза Беста и оказалась на заснеженном тротуаре. Ее лицо светилось в ангельском восторге, лишь только она заметила Аарона и Муки.

— Привет, собака! — взвизгнула она, как только Муки завилял хвостом и прижался носом к ее рукам, облаченным в кашемировые перчатки. Она села на корточки и стала гладить пса по голове, позволив ему лизнуть ее в лицо.

— Ты сегодня такой красавец.

Аарон наблюдал за ними с чувством гордости. «Да, это моя девушка. Ну разве она не великолепна?»

Серена встала и заключила его в объятия. Воздух вокруг них наполнился опьяняющим ароматом сандала и пачули — она всегда пользовалась маслом с таким запахом.

— Знаешь, о чем я весь день думала? — быстро сказала она, целуя его тонкие темно-красные губы своими пухлыми губами персикового цвета.

Аарон вывернул наружу ступню, чтобы не упасть и не разлить кофе.

— Обо мне? — догадался он. Серена была из тех, полностью отдается предмету своего интереса, а в данный момент для пес существовал только Аарон. До него это вроде дошло.

Она закрыла глаза, и они снова поцеловались, на этот раз страстно. Им было наплевать, что из школы выбегали девушки в опрятных шерстяных пальто и высоких кожаных сапогах и, оказавшись на улице, начинали легкомысленно шуметь. Некоторые тусовались кучками и с замиранием сердца глазели на целующихся.

— Боже мой, — прошептала одна восьмиклассница, впадая в экстаз от такой невозмутимости. — Неужели вы не видите то, что вижу я?

Муки топтался на снегу и нетерпеливо скулил. Серена терлась щекой о колючую шерсть альпаки, из которой была связана шапочка Аарона, она купила ее в прошлые выходные в «Кирна Забете» в СоХо. Ей нравилось, как из-под отворота шапки торчат его клевые темно-каштановые дреды. Все в Аароне было настолько очаровательным, что ей захотелось съесть его ложкой!

— Ну, конечно же, я думала о тебе, — сказала она, забирая свой кофе. Серена с треском сняла крышку и стала дуть на сладкую горячую жидкость. — Я тут подумала, почему бы нам с тобой не сделать себе татуировки? — произнесла она и замолчала, ожидая ответа Арона, но его мягкие карие глаза выглядели озадаченными, поэтому она решилась продолжить: — Ну, что-то типа наших имен. Что мы принадлежим друг другу. Она отпила немного кофе, при этом облизнув свои красивые соблазнительные губы. — Мне всегда хотелось иметь татуировку, так, чтобы только я одна знала о ней, понимаешь? Где-нибудь в интимном месте.

Улыбка Аарона выражала сомнение. Ему очень нравилась Серена. Она офигенно красива, просто идеальная возлюбленная и при этом совершенно нетребовательная. Она была на голову выше всех девушек, которых он когда-либо встречал. Но он вовсе не уверен в том, что хочет иметь татуировки с ее именем по всему телу. По правде говоря, он всегда считал тату таким же проявлением жестокости, как и клеймение скота, а будучи строгим вегетарианцем и растафарианцем, он противился любому проявлению жестокости. Аарон рассмеялся.

— Ты слишком много тусуешься с Блэр.

Его сводная сестра все превращала в романтическое черно-белое кино пятидесятых, пытаясь сделать свою жизнь еще более эффектной, чем она была на самом деле. Как только они завернули на Пятую авеню, Муки рванул вперед, оттягивая поводок, обмотанный вокруг кисти Аарона.

— Эй, Мук, успокойся.

Серена засунула свободную руку в карман черной парки Аарона.

— Блэр вела себя весьма странно во время нашей встречи с новенькими. А после просто исчезла. Она даже в спортзал не пришла.

Аарон пожал плечами, глотнул немного кофе и сказал:

— Может, у нее неожиданно живот заболел или еще что.

Серена покачала своей красивой головой:

— Меня напрягает то, что она немного завидует. Нам завидует.

Аарон ничего не ответил. Перед Новым годом он сильно увлекся Блэр, несмотря на то что она была его сводной сестрой. Серена позволила ему забыть об этом, но ему все еще казалось странным, что Блэр могла им по-настоящему завидовать, а ведь он все время думал о ней.

— Ну что, идем к Эмпайр-стейт-билдинг? — спросила Серена, останавливаясь на перекрестке и озираясь на Пятую авеню-Рядом ревел поток автобусов. — Если да, то нужно поймать такси.

— Татуировки противоречат моей религии, — заявил он, но, когда увидел, как очаровательное личико Серены испуганно сморщилось, взял ее за руку и быстро добавил: — Но я подумаю об этом, ладно?

Серена была не из тех, кто может дуться на кого-то, и, уж конечно, не на самого классного парня в мире. Забыв о том, что только что произошло, она схватила его за руку, и они пошли к Пятой авеню. Небо было мрачно-серым, холодный ветер дул им в лицо, и уже через полчаса а окутает все вокруг.

— Чем бы нам заняться? — спросила она. — Было бы прикольно подняться на самый верх Эмпайр-стейт-билдинг. Я всю жизнь там прожила и еще ни разу не была наверху. А сейчас к тому же так холодно. Уверена, никому не придет в голову за-браться туда зимой. Это будет безумно романтично, как старое доброе кино. Аарон посмотрел на часы. Было десять минут пятого.

— Я тут подумал, надо бы остановиться у моего дома и проверить почту.

Он робко улыбнулся, смущенный тем, что в тот момент казался самому себе настоящим ботаником.

— Просто сегодня утром разослали письма тем, кого уже приняли.

Синие глаза Серены широко раскрылись.

— Почему ты мне не сказал об этом?

Она бросила свой бумажный стаканчик в ближайший мусорный бак и побежала вперед.

— Давай, Мук! — крикнула она, и боксер радостно понесся за ней. — Пошли домой и посмотрим, поступил ли твой умник папочка в Гарвард!

Б делает небольшое одолжение Дж

Дженни всегда была застенчива,

и заводить друзей для нее было проблемой, но в тот день во время встречи в кафетерии ей удалось кое с кем подружиться.

— Знаешь, а я никогда внимания не обращала на твой, гм… размер бюстгальтера, — робко пробормотала Элиз, пока они собирали сумки, чтобы идти домой. То тут, то там хлопали металлические дверцы шкафчиков, и девушки, щебеча, спускались по лестнице и выходили из школы.

— Да уж, — саркастически ответила Дженни, пытаясь запихать в свою полосатую сумку «Спорт-сак» между учебником по французскому и «Анной Карениной» тетрадь по геометрии.

Обернув вокруг шеи пушистый розовый шарф и застегнув черные бархатные пуговицы на ни чем не примечательном твидовом пальто, Элиз хихикнула. Она выглядела точно так же, как утром ее одела мать. — Ну ладно, обращала внимание. Но я никогда не думала, что он тебя беспокоит.

Дженни убрала свои вьющиеся темно-каштановые волосы за уши и искоса посмотрела на Элиз:

— Он меня не беспокоит.

Элиз натянула пушистую розовую шапку на свой белокурый хвост и набросила на плечо рюкзак. Она была выше Дженни почти на фут.

— Гм, а ты, вообще-то, занята? Может быть, сходим куда-нибудь?

— Куда, например? — спросила Дженни, застегивая «молнию» черной дутой парки. Теперь, когда она больше не встречалась с Нейтом и не тусовалась со своим старшим братом, ей действительно нужны были новые друзья и было бы неплохо сойтись с какой-нибудь девчонкой, даже несмотря на то, что Элиз казалась жеманной и психологически не устойчивой.

— Ну, не знаю. Можно сходить в «Бенделз» и прикупить косметики или еще куда-нибудь, — предложила Элиз.

Дженни подняла голову, будучи приятно удивлена. Мгновение назад ей показалось, что Элиз предложит купить по мороженому-рожку или сходить в зоопарк.

— С удовольствием, — согласилась Дженни, с грохотом захлопывая дверцу своего шкафчика и направляясь к лестнице. — Ну, давай.

Блэр не могла поверить, как обычная прическа может все кардинально изменить. Она уже перемерила все блузки и юбки трапеции, которые были в «Бенделз», они ей всегда шли, поэтому она их и носила, но на этот раз она ничего не могла подобрать. Ее новая короткая стрижка делала ее утонченной и подчеркивала ее принадлежность к частной школе, но в то же время теперь в ней было что-то мальчишеское. Ей стало казаться, что она должна полностью сменить гардероб.

— С этого момента я буду носить только чистые цвета, — прошептала Блэр, застегивая школьную форму и вешая на вешалку последнее платье, на которое она возлагала надежды. — И все должно быть с воротничком. Она отодвинула красную бархатную занавеску и вывалила шесть ярких топов от Дианы фон Фурстенберг на руки продавщицы.

— Я передумала. Мне нужны простые костюмы, синие или черные. И блузки с воротничками.

Ей хотелось выглядеть сексуально и роскошно, так, как выглядит какая-нибудь парижанка, одетая в простое черное платье, когда едет на велосипеде или несет под мышкой французский батон. Нейту всегда нравились француженки. Он мог свернуть со своего обычного пути, чтобы пройти мимо «Л'Эколь Франсе» и поглазеть на девушек в коротких серых юбках, туфлях на высоких каблуках и черных джемперах с вырезом мысом. Шлюхи.

Вскоре Блэр нашла нечто для своего нового гардероба и для собеседования в четверг вечером: темно-синее платье спортивного покроя от Леза Беста с расшитым бисером поясом и небольшим изящным кружевным воротником. Оно выглядело несколько чопорно, но в то же время интригующе — как раз то, что она искала. Заплатив за платье, она отправилась в отдел косметики, чтобы купить темно-синюю тушь для ресниц и неяркий блеск для губ, который не выглядел бы совершенно по-детски или чересчур соблазнительно, как те цвета, к которым она привыкла: ярко-розовый или темно-красный.

— Смотри, кто здесь! — прошептала Дженни Элиз у прилавка с тушью «Стайла». — Привет, Блэр.

— Классная прическа! — самоуверенно добавила Элиз.

Блэр обернулась и увидела двух девушек-девятиклассниц из своей группы: Дженни, которой действительно следовало бы уменьшить грудь, и Элайзу, которой совсем бы не помешало некоторое количество косметики на лице. Они с восхищением смотрели на нее. Она же с ужасом заметила, что они присматривали себе те же тени для глаз и тот же блеск для губ, которыми всегда пользовалась она. Почему бы им не продолжать пользоваться «Мэйбеллин» или чем-нибудь в этом роде?

Элиз молча посмотрела на пузырек с блестящей черной тушью, который держала в руке, и спросила:

— Она ничего?

«Конечно, она ничего. Но для тебя это еще рановато».

Блэр не могла удержаться, чтобы не дать им совета как старшая сестра. Она обмотала вокруг кисти ручку сумки и взялась за дело.

— С твоим цветом волос я бы выбрала что-нибудь посветлее.

Она взяла пробник бледных серебристо-зеленоватых теней.

— Вот это подчеркнет сине-зеленый цвет тво-

их глаз, — учила она, восхищаясь тем, как хорошо она все сказала.

Элиз взяла тюбик, чуть-чуть выдавила тени и намазала ими веки. Тени были едва заметны, но зато блестели на свету, и от этого ее небольшие близко посаженные голубые глаза выглядели ярче и красивее.

— Ух ты, — оцепенев от восторга, сказала Элиз. Потянувшись к тюбику, Дженни спросила:

— А мне можно?

Блэр схватила тюбик!

— Конечно же нет. Тебе нужно что-нибудь с бежевым или персиковым оттенком.

Блэр не могла поверить, что все это происходило на самом деле. Самым удивительным было то, что ей это нравилось.

— Смотри.

Она вручила Дженни жирную рыжеватую обводку для глаз:

— Тон будет гораздо нежнее, чем цвет обводки.

Дженни провела ею по краю века и моргнула. Она выглядела старше, а цвет придавал красивый янтарный блеск ее большим карим глазам. Она наклонилась к зеркалу, чтобы накрасить второй глаз, но вдруг что-то заметила в зеркале.

Точнее кого-то.

В магазине царило полное оживление: все покупали зимние вещи, которые распродавались с большими скидками. «Бенделз» торгует исключительно товарами для женщин, поэтому магазин наводнили покупательницы за одним лишь исключением.

Он выглядел на шестнадцать, высокий, худой, со спутанными светлыми волосами, в темно-коричневых вельветовой куртке и джинсах, которые на его худом теле выглядели несколько мешковато. Он был похож на парня из рекламы джинсов «Кельвин Клейн» под названием «Вечность мужчины», хотя был менее привлекателен.

— Обалдеть, — тихо сказала Дженни.

— Ну, разве не здорово? — вставила Блэр. — Размажь немного пальцем. Тебе также подойдет коричневая тушь. Это еще увеличит твои глаза.

— Да нет же. Я о нем, — пояснила Дженни. — Вон тот парень за моей спиной.

Блэр оглянулась и увидела странного типа со светлыми волосами, который еще не дорос до ее. Он внимательно рассматривал косметички надписью: «Бенделз». Она снова повернулась к Дженни:

— Ты находишь его симпатичным? Элиз хихикнула:

— Он похож на придурка. Небольшая кампания, проводимая Блэр под лозунгом: «Помоги беспомощным», начала терять для нее свою привлекательность.

— Если он отоваривается здесь, то, может быть, он гей? Почему бы тебе просто не подойти к нему и не заговорить, если он кажется тебе таким классным?

Дженни была оскорблена. Если бы она вот так подошла и заговорила с ним, она была бы похожа на безнадежную дуру, давно выслеживающую его. «Нет, никогда».

— Ну давай, — подталкивала ее Элиз. — Ты же знаешь, что хочешь этого.

Дженни едва дышала. Каждый раз, когда ей казалось, что вот теперь она уверена, происходило нечто подобное и убеждало ее в том, что она еще никогда не была настолько не уверена в себе.

— Может, нам лучше уйти? — нервно пробормотала она, словно Блэр и Элиз втягивали ее в какое-то подозрительно темное дело. Она подняла с пола сумку с книгами.

— Спасибо за помощь, — сказала она быстро Блэр и, схватив Элиз за руку, потащила ее вон из магазина, смотря только перед собой, проходя мимо белокурого парня.

«Какая жалость». Наблюдая за тем, как они удалялись, Блэр вздохнула. После звонка Оуэна Уэллса у нее было такое потрясное настроение, поэтому она бы не развалилась, если бы чуть-чуть помогла Дженни, тем более, что та в этом явно нуждалась. Блэр вытащила из сумки чек за платье, рыжеватой обводкой нарисовала на его обратной стороне большое сердце и, недолго думая (адреса в «Констанс Биллар» были у всех одинаковыми: первая буква имени и фамилия), внутри него написала адрес электронной почты Дженни. Затем смяла чек в плотный маленький шарик и, проходя мимо худощавого парня, бросила его ему в спину и пулей вылетела из магазина, так, чтобы он не смог заметить, кто это был.

Думаете, что Блэр Уолдорф действительно пытается сделать кому-то что-то хорошее? Нет, ее просто переполняет чувство обновления. Причем это было нечто большее, чем просто новая прическа и все такое. Как настоящая примадонна, она собралась на все выходные на курорт с минеральными водами подлечить не только тело, но и душу.

Как будто ему без этого жилось плохо

Как Аарон и подозревал, рядом с фарфоровым кувшином марки «Споуд» на столике в прихожей пентхауса на 72-й Восточной улице, принадлежащего его отцу и мачехе, его поджидал кремового цвета конверт из Гарварда. Аарон выпустил в коридор Муки, которому очень хотелось пить, и пес тотчас же побежал к кухне, хотя все еще был на поводке. Окостеневшими пальцами Арон схватил письмо. Серена стояла за ним и терпеливо ждала, хотя ему хотелось распечатать письмо в одиночестве. «А что, если его не приняли?»

Серена сняла пальто и бросила его на стул в углу, обшитый голубой тканью.

— Я буду любить тебя, что бы ни случилось, — сказала она, затаив дыхание.

Уставившись на конверт, Аарон почувствовал непонятное раздражение, может, оттого, что был слишком напряжен. Обычно к подобного рода вещам он относился с предельным спокойствием.

— Черт, — произнес он вполголоса и разорвал конверт. Развернул аккуратно сложенный лист бумаги кремового цвета и дважды прочел напечатанный на нем небольшой абзац. Затем взглянул на Серену:

— Блин.

Ее лицо вытянулось. Как ужасно, что ее возлюбленный вынужден пройти через все это!

— Бедняжка. Я так сожалею.

Аарон вручил ей письмо, и она с неохотой взглянула на него.

«Уважаемый мистер Роуз, мы рассмотрели ваше заявление и рады вам сообщить, что вы зачислены в Гарвардский университет на курс…»

Глаза Серены вдруг широко раскрылись.

— Дорогой, ты поступил! Ты поступил!

В коридор проворно вошла Мертль, она работала кухаркой в семье Аарона, а за ней следом и запыхавшийся слюнявый Муки. Светло-желтая униформа горничной была измазана чем-то оранжево-красным, так что казалось, будто она обмочилась.

— Мертль, Аарон поступил в Гарвард, — гордо объявила Серена, сжимая своего друга в объятия. — Это просто супер!

Серена и Аарон переглянулись.

— Мне кажется, это нужно отпраздновать, — сказал Аарон, и чувство облегчения, охватившее его, тотчас же переросло в самодовольство.

Серена стукнула своим узким указательным пальцем но его очаровательному веснушчатому носу.

— Я знаю, где у них здесь шампанское.

Блэр поднималась на лифте к себе в пентхаус, который со стороны 72-й улицы выходил на Центральный парк. Когда двери лифта открылись, она сразу узнала новое синее кашемировое пальто Серены, брошенное в прихожей на стул эпохи Людовика XVI. Все еще трудно было свыкнуться с мыслью, что Серена может находиться у нее дома даже в ее отсутствие.

— Блэр? — словно эхо отозвался голос Серены из бывшей комнаты для гостей, которая теперь принадлежала Аарону. — Входи. Где ты была?

— Подожди, — ответила Блэр. Она сняла свое голубое полупальто с капюшоном и деревянными пуговицами и повесила его в шкаф для верхней одежды. Ей совершенно не хотелось объяснять Серене и Аарону, почему она так кардинально изменила внешность, когда они будут сидеть перед ней полуобнаженные, но она понятия не имела, как этого можно было избежать. Если она их проигнорирует, они, пожалуй, сломают дверь в ее комнате и будут прыгать на ее кровати, как придурки, требуя, чтобы она обратила на них внимание.

На Мертль это не произвело никакого впечатления. Она бросила поводок Аарону, на ее полных запястьях брякнули золотые браслеты, от ее рук, уставших от работы, пахло луком.

— Возьми-ка ты лучше собаку с собой, — проворчала она и побрела на кухню в своих новых белых теннисных туфлях «Найк».

Она почувствовала сигаретный дым и, стоя у полуоткрытой двери, позвала: — Эй!

— Входи, — невнятно сказал Аарон. После двух бокалов «Дом Периньона» ему уже было хорошо.

— Мы вот тут празднуем.

Блэр распахнула дверь. В комнате Аарона был сделан косметический ремонт, и теперь она оформлена в баклажанных и лазурных оттенках, на окнах вместо занавесок были клевые металлические жалюзи, стилизованные под шестидесятые, на полу — прикольные полистироловые кресла в форме огромных подушек. На ковре из натуральной пеньки, закрывающем пол из твердой древесины, валялись футляры от компакт-дисков, компьютерные игры, ди-ви-ди-диски, музыкальные журналы, книги из библиотеки о культуре растафари на Ямайке. Серена и Аарон сидели на кровати эпохи короля Эдуарда, причем постель была в полном беспорядке, пили шампанское из лучших хрустальных бокалов ее матери, и, как и предполагала Блэр, на них не было ничего, кроме нижнего белья. На Серене, правда, была темно-зеленая футболка Аарона с надписью: «Bronx dale Athletic», которая была ему велика, а из-под нее выглядывали шелковые трусики «Ла Перла». Ну хотя бы трусики были что надо. Блэр уж была готова спросить, по какому поводу пьянка, но Серена проболталась:

— Аарон поступил! Аарон поступил в Гарвард! Блэр уставилась на них и не смогла скрыть раздражения. Нелегко смотреть на великолепие пышных длинных светлых волос Серены, когда ее собственные волосы валялись в каком-нибудь мусорном баке на 57-й улице, а самодовольной улыбки на противном лице Аарона, обрамленном многочисленными дредами, вполне достаточно, чтобы ей захотелось облевать его дурацкий ковер.

— Садись на кресло, — предложил Аарон. — Если хочешь шампанского, та кружка чистая. — И он показал пальцем на кружку с символом Гарварда, которая стояла на столе.

Серена размахивала листком бумаги кремового цвета.

— Ты только послушай. «Уважаемый мистер Роуз, — прочитала она вслух, — мы рассмотрели ваше заявление и рады вам сообщить, что вы зачислены в Гарвардский университет…»

Блэр отправилась в парикмахерскую, не успев пообедать, а тут еще этот праздник по поводу всеми обожаемого Аарона. От отвращения у нее закружилась голова. А ведь это она должна была получить конверт о зачислении в университет. Но после того лажового собеседования консультант школы по высшему образованию посоветовал ей не отправлять документы первым потоком. Поступление в Йельский было ее единственной целью в жизни, помимо свадьбы с Нейтом Арчибалдом, конечно, и счастливой семейной жизни в кирпичном особняке, увитом плющом, неподалеку от Пятой авеню, который она уже присмотрела. Но теперь ей, как и всем идиоткам из ее класса, придется дожидаться апреля, чтобы выяснить, поступила она или нет. Это было верхом несправедливости.

— Извини, Блэр, — сказал Аарон, глотнув шампанского. Он всегда опасался, когда Блэр начинала нервничать, и упреждал такие моменты, но сейчас он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы думать об этом. — Я не собираюсь извиняться за то, что поступил. Я заслужил это. Складывалось впечатление, что огромное крыло корпуса естественных наук, построенное компанией его отца, не имело к его поступлению никакого отношения.

— Да пошел ты, — ответила Блэр. — Может, ты забыл, что, если бы не заставил меня пить то вонючее пиво и есть ту дерьмовую еду в паршивом номере мотеля накануне интервью, я наверняка бы уже была зачислена в Йель.

Аарон закатил глаза:

— Разве я предлагал целоваться тебе с тем, кто проводил собеседование?

Серена недовольно фыркнула, и Блэр зло посмотрела на нее.

— Извини, — быстро сказала Серена. — Да ладно тебе, Блэр, — уговаривала она ее. — Ты ведь, того, самая лучшая ученица в классе. Конечно же, ты поступишь. Только узнаешь об этом в апреле. Блэр снова недобро взглянула на нее. Она не ела ждать апреля. Ей хотелось знать сейчас. Аарон зажег еще одну сигарету и поднял голову, чтобы выпустить пару колец. Всем своим видом он показывал, как он крут. Ему больше ничего не нужно было делать, разве что весь день пить шампанское на протяжении всего второго семестра, и даже в этом случае он будетучиться в Гарварде. Козел.

— Эй, — зевнул он. — Мне надо бы доехать до Скарсдейла и прорепетировать с народом, а потом мы можем пойти куда-нибудь и отпраздновать. Серена встала на кровати и подпрыгнула несколько раз, как будто ей правда нужно было поупражняться.

— Естественно.

Блэр обратила внимание, как роскошные волосы Серены взметнулись вверх, а затем красиво опустились каскадом, в то время как Аарон выпускал кольца дыма. И она вдруг поняла, что не может больше находиться с ними в одной комнате.

— Мне нужно делать уроки, — раздраженно сказала она и, поправляя прическу, повернулась, чтобы выйти.

— Боже мой! — крикнула Серена, спрыгивая с кровати Аарона. — Блэр, подожди! Твои волосы! Здорово, что она наконец-то заметила.

Блэр остановилась в дверях и приложила к затылку руку, на то место, куда ровной линией ниспадали волосы.

— А мне нравится, — заявила она, защищаясь.

Серена обошла ее вокруг, словно она была одной из греческих мраморных статуй, что на первом этаже музея «Метрополитен».

— Боже мой, — повторила она и убрала несколько прядей за ухо Блэр. — Слушай, а мне тоже нравится! — воскликнула она чересчур восторженно.

Блэр с подозрением поморщилась. Ей правда нравилось или она прикидывалась? Догадаться было нелегко.

— Ты прямо вылитая Одри Хепберн, — лежа на кровати, заметил Аарон.

Он сказал то, что она хотела услышать. Чтобы подмазаться к ней. Ведь он вел себя как самодовольный кретин, а все потому, что поступил в Гарвард. Блэр знала об этом, но в тот момент она думала о том, стоит ли сказать им о собеседовании с Оуэном Уэллсом или нет, в конце концов, она решила приберечь его для себя.

— Извините, — сказала она им холодно. — Но у меня дела.

Серена проводила Блэр взглядом и забралась в кровать к Аарону. Она взяла письмо из Гарварда, сложила его и аккуратно положила в конверт.

— Я так горжусь тобой, — пробормотала она, утопая в объятиях Аарона.

В конце концов Аарон отстранился от нее, а Серена, закрыв глаза, продолжала слизывать с губ вкус его поцелуя.

— Я люблю тебя, — сказала она, слушая себя. Слова словно сорвались с ее губ. Она мечтательно открыла глаза.

Аарон никогда раньше не говорил ни одной девушке о любви и не собирался говорить это Серене, во всяком случае, сейчас. Но день был замечательным, и Серена выглядела просто потрясающе: ее щеки горели, а красивые губы от поцелуев были все красные. Почему бы и нет? Это было похоже на одну из его тайных фантазий, в которой он приезжает на офигенном «Харлее» полюбоваться на закат с невероятно сексуальной девицей.

— Я тоже тебя люблю, — сказал он в ответ и снова поцеловал ее.

все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

НУ РАЗВЕ МЫ НЕ ИЗБРАННЫЕ?
Итак, слухи о том, что в этом году первого потока в «Плюще» не будет, оказались ложными. Ура! Некоторые уже поступили. Я знаю, что мы чувствуем себя избранными, но, если мы начнем отрываться так. словно наступил 2099 год, пить шампанское перед школой и закалывать уроки, нам тогда придется отрываться только друг с другом, потому что остальные наши друзья будут просто тихо нас ненавидеть. Постарайтесь не болтать об этом на каждом углу, по крайней мере, до апреля, когда оставшаяся часть класса узнает, куда их приняли. Это ради вашего же блага, поверьте.

СЛОВО, НАЧИНАЮЩЕЕСЯ НА «Л»
До празднования Дня святого Валентина осталось меньше недели, любовь витает в воздухе буквально повсюду. Это слово вертится на языке у каждого. Это ГО, о чем мы думаем, прежде чем заснуть. Нетрудно укать соседку или саму себя, рисующую сердечко на уроке математики. Но даже если мир превратится в одну огромную конфету в форме сердца с надписью: «Ты и я», это не значит, что мы должны раздавать направо и налево обещания, которые не сдержим. Слово, начинающееся на «л», в интимной обстановке может оказаться очень опасным. Обычно я предпочитаю использовать его во фразе «я люблю тебя всего». То есть когда я правда люблю!

НАБЛЮДЕНИЯ
Держа руки в карманах куртки, по Мэдисон-авеню проходил Н, пытаясь казаться незаметным, но выглядел он необычно напряженным и озабоченным. В и Д целовались в книжном магазине «Шекспир и компания» вблизи Нью-Йоркского университета — прикольно! Б примеряла туфли у Сигерсона Моррисона в СоХо. С покупала в «Фетче» на Бликер-стрит очередной собачий комбинезон для своей обожаемой дворняжки. Дж и ее новая подруга Э хихикали в отделе женской гигиены в магазине «Дуэйн-Рид». Детский сад! А закупал бэушные записи регги в крошечной лавочке без названия на 3-ей Восточной улице. Ему же нужно что-то слушать в то время, когда он будет забивать на школу весь оставшийся семестр.

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница!

Слышала, что торговца, который работал в пиццерии, взяли, и теперь ему приходится косить в парке под нарка и выдавать всех своих бывших клиентов.

— Донг


Дорогая Донг. Все это похоже на плохой сериал на Ти-эн-ти. Надеюсь, никто из наших друзей в нем не снимается. — Сплетница

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Худощавый поэт из Вест-Сайда пробует вкус славы

По дороге в «Риверсайд» во вторник утром Дэн остановился у газетного киоска на углу 79-й и Бродвея, чтобы купить приложение к «Нью-Йоркеру», изданное по поводу Дня святого Валентина, и черный кофе, вкус которого был таким, словно его приготовили три года назад, но именно это ему и нравилось. На обложке был изображен Ноев ковчег, причаливший к пирсу в Нью-Йоркской гавани на фоне статуи Свободы. На борту ковчега красовалась надпись; «Корабль любви», и все звери, выстроившиеся на пирсе, держались за руки, целовались и щупали друг друга. Это было очень забавно. Дэн постоял на углу, открыл страницу с содержанием и, пытаясь отыскать свою фамилию, дрожащими пальцами зажег «Кэмел» без фильтра. Вот она, в разделе стихотворений: Дэниел Хамфри, страница сорок два, «Шлюхи». Он был в таком восторге, что забыл о сигарете, торчащей у него между губами. На странице сорок два находился рассказ Габриеля Гарсии Родеса «Amor con los Gatos» — «Любовь с кошками», занимающий четырнадцать страниц, и прямо в середине рассказа было напечатано стихотворение Дэна.

Сон с моих глаз стряхни, еще налей мне кофе, налей.
Что наделала ты, и стало еще больней.
Я вспоминал, пока бессонница не подкосила:
Ты брила голову, черное кружевное белье носила,
Шептала слова на ухо.
И все же ты шлюха…
На улице подмораживало, но от нервного возбуждения на веках Дэна проступил пот, а во рту стало сухо, как в пустыне. Дэн выплюнул горящую сигарету па тротуар, закрыл журнал и убрал его в черную сумку, висящую у него на плече. Если бы он взглянул на страницу в конце журнала, где помещалась информация об авторах, то нашел бы следующее: «Дэниел Хамфри (стихотворение, стр. 42) учащийся из Нью-Йорка. Это его первое опубликованное произведение». Но Дэн просто не мог больше листать журнал, когда сотни глаз вокруг пытались рассмотреть его и останавливались, чтобы прочитать его жестокое, злое стихотворение, в котором он был совершенно не уверен.

Дэн пошел по Бродвею в направлении школы, его руки ужасно тряслись. Если бы только он мог провернуть какое-нибудь дельце, например приостановить процесс печати «Нью-Йоркера», похитив все гласные буквы. Тогда поздно ночью все вышедшие номера этого приложения были бы изъяты из киосков и возвращены в типографию.

Да, если бы он был способен на такое.

— Здорово, пижон. — Дэн услышал за спиной знакомый самодовольный голос самого противного своего одноклассника из «Риверсайд». Дэн остановился, обернулся и увидел, как Чак Басе набрасывает на плечо всем известный темно-синий кашемировый шарф с монограммами и ухоженными пальцами поправляет мелированные волосы.

— Прикольное стихотворение там в «Нью-Иоркере».

Он похлопал Дэна по плечу, и розоватые монограммы на шарфе заблестели на солнце.

— Кто знал, что ты такой крутой?

Что, в последнее время в поведении Чака Басса появилось что-то голубоватое? Неужели? Может, так кажется только из-за того, что он сделал мелирование? И хотя он носил узкое кремовое шерстяное пальто от Ральфа Лорена и оранжевые кожаные кроссовки «Прада», это вовсе не означало, что он перестал приставать на вечеринках к беззащитным, напившимся вдрызг девицам. Возможно, это просто способ самовыражения.

Конечно же, с ориентацией у него все в порядке.

— Спасибо, — пробурчал Дэн, играя пластиковой крышкой от стаканчика с кофе. Что, Чак собирался идти с ним до школы и обсуждать по пути его стихотворение? Тут зазвонил сотовый Дэна, спасая его от необходимости отвечать на пустые вопросы Чака о том, сколько и чего он принял до того, как написал это стихотворение, или о том, о чем обычно любил поговорить Чак Басе по дороге в школу.

Дэн поднес телефон к уху. Чак еще раз похлопал его по плечу и пошел дальше.

— Алло?

— Поздравляю, сын! — кричал по телефону Руфус. Его отец никогда не вставал с постели раньше восьми, поэтому Дэн впервые разговаривал с ним в такую рань. — Ты просто крут, настоящая публикация! И где! В самом, блин, «Нью-Йоркере».

Дэн усмехнулся, ему было немного стыдно. В пыльной коробке в чулане было припрятано множество исписанных тетрадей его отца со странными разрозненными стихами. Даже, несмотря на то, что он являлся редактором журнала для малоизвестных поэтов-битников, Руфус сам никогда не публиковался.

— И ты не поверишь, — продолжал Руфус, по вдруг голос его замер. Дэн услышал, как в туалете сработал сливной бачок. Обычное явление. Отец разговаривал с ним, сидя в сортире.

Дэн допил кофе и ускорил шаг, направившись к 77-й улице. Если он не поторопится, то опоздает на химию. В этом, конечно, ничего плохого не было.

— Пап, ты еще там? — спросил он.

— Подожди, сын, — растерянно ответил Руфус. — Вот, теперь руки свободны.

В своем воображении Дэн рисовал, как отец вытирает руки о протертое красное полотенце, висевшее на двери в ванной, затем берет из-под волосатой подмышки свернутый трубочкой номер «Нью-Иоркера», чтобы снова прочитать стихотворение сына.

— Только что звонили председатели приемных комиссий из Колумбийского и Браунского университетов, чтобы сказать, как ты одарен, — объяснил Руфус. Он говорил как будто с набитым ртом, и Дэн услышал звук воды. Он что, чистил зубы?

— Как они нахваливали себя, жадные сволочи.

— Браунский и Колумбийский? Правда? — повторял с недоверием Дэн. Все вдруг для него слилось в еле двигающуюся океаническую массу: тротуар, витрины, пешеходы.

— Ты уверен, что звонили из Колумбийского и Брауна?

— Уверен в этом так же, как и в том, что моя моча желтого цвета, — небрежно бросил Руфус.

Обычно Дэн бледнел от грубости своего отца, но сейчас его больше волновал собственный успех. Может, быть опубликованным не так уж и плохо? Впереди вырисовывались черные двери школы «Риверсайд».

— Пап, мне надо на уроки. Спасибо, что позвонил. Спасибо за все, — сказал он, выражая переполнявшее его чувство привязанности к своему старому отцу-задире.

— Не за что, сын. И не выпендривайся там хотя бы, — пошутил Руфус, неудачно пытаясь скрыть гордость в своем хриплом голосе. — Помни, что поэты — народ простой.

— Я запомню, — честно пообещал Дэн. — Спасибо еще раз, папа.

Он выключил сотовый, распахнул дверь школы и, отмечаясь в журнале, помахал Агги, древнему школьному регистратору, который носил разные галстуки в зависимости от дня недели. Запищал мобильный, и он понял, что, пока он разговаривал с отцом, кто-то звонил. Во время уроков было запрещено пользоваться сотовыми телефонами, а первый урок уже начался, так что коридоры были пусты. Еле-еле поднимаясь по бетонной лестнице в химическую лабораторию, он включил автоответчик:

— Дэниел Хамфри, это говорит Расти Клейн из фирмы «Клейн, Ловенстейн и Шутт». Я прочла ваше стихотворение в «Нью-Иоркере» и, полагая, что у вас пока еще нет агента, хотела бы представлять вас. Я уже договорилась, что в пятницу вечером вы присутствуете в качестве гостя на шоу «Лучше, чем голые». Об этом еще поговорим. Вы, может, еще не знаете, Дэниел, но вы, блин, без пяти минут знаменитость. Людям нужен молодой серьезный поэт, чтобы они почувствовали себя полными ничтожествами. А теперь, когда их внимание у нас в кармане, уверена, мыто уж, блин, раскачаем маятник. Вы просто новоиспеченный Ките, и мы сделаем вас охрененно знаменитым за такой короткий срок, что вы станете думать, что таким и родились. Я этого просто жду не дождусь. Чао!

Дэн дрожал, стоя у двери химической лаборатории и еще раз прослушивая сообщение горластой Расти Клейн. Он слышал о Расти. Именно она заключила миллионный контракт на книгу с шотландским жокеем, который выдавал себя за незаконнорожденного сына принцессы Дианы. Дэн читал об этом в «Нью-Йорк пост». Он понятия не имел, что это за шоу «Лучше, чем голые», но круто с ее стороны, что она записала его туда, несмотря на то что они даже никогда не встречались. Ему очень понравилось и то, что она назвала его Китсом. Ките был один из тех, кто оказал на него самое большое влияние, и если уж Расти Клейн заметила это, прочитав лишь одно его стихотворение, конечно же, он хотел, чтобы она стала его агентом.

Убрав телефон в сумку, он снова достал «Нью-Иоркер». На этот раз он открыл страницу с информацией об авторах и прочитал свою короткую биографию и лишь потом нашел стихотворение на странице сорок два. Он прочитал стихотворение от начала до конца, и ему больше не было стыдно видеть свое произведение опубликованным. Расти Клейн считала, что он был неплох. Расти Клейн! Так, может, это правда. Может, он действительно был неплох. Он заглянул в дверное окошечко лаборатории и увидел ряд мальчишеских голов, они были похожи на шахматные фигуры, уставившиеся на доску. Школа вдруг показалась ему такой непримечательной, а его ждало нечто исключительно важное и несомненно гораздо лучшее!

Вдруг дверь лаборатории неожиданно распахнулась, и перед Дэном оказался мистер Шиндледекер, человек необычайно маленького роста, на нем был уродливый костюм с двубортным пиджаком. Задрав голову вверх, он пристально смотрел на Дэна и одновременно расправлял коричневые усы.

— Вы не собираетесь к нам присоединиться, мистер Хамфри, или вы предпочитаете стоять здесь и смотреть в окно?

Дэн свернул номер «Нью-Иоркера» и сунул его под мышку.

— Думаю, что присоединюсь, — ответил он, вошел в лабораторию и бесшумно отправился к парте в конце класса. Как странно. Дэн никогда ничего не делал бесшумно, и он не узнал своего голоса, когда только что говорил с Шиндледекером, поскольку в нем зазвучали низкие нотки самомнения, ведь внутри него словно что-то расцвело, и он вот-вот мог потерять это.

Это было похоже на строчку из стихотворения Китса «Почему я сегодня смеялся?» «Стихи, Слава и Красота действительно насыщены…»

И Дэн, конечно же, все это чувствовал.


Свежая новость на свежем воздухе

— Давай пойдем покурим, — шепнула Элиз в ухо Дженни, когда во время перемены в «Констанс Биллар» они шли в кафетерий. Только старшеклассникам в последнем семестре разрешалось выходить из школы, поэтому она явно предлагала нечто совершенно противозаконное.

Дженни остановилась на ступеньке и сказала:

— Я не знала, что ты куришь.

Элиз расстегнула маленький внешний кармашек своего бежевого рюкзака от Кеннета Коу-ла и достала ополовиненную пачку «Мальборо Лайт».

— Так, от случая к случаю, — ответила она, пряча пачку внутрь, чтобы кто-нибудь из учителей ненароком не заметил.

— Ты идешь?

Дженни сомневалась. Если регистратор их заметит, то может разораться и вызвать учителя или даже родителей.

— Как?

— Просто пройдем, — настаивала Элиз, таща Дженни за руку. Она побежала вниз по ступенькам, увлекая ее за собой. — Давай, давай, давай!

Дженни, задержав дыхание, следовала за Элиз по первому этажу и почти бегом преодолела расстояние между выстланной красным ковром приемной и парадными дверями. Трина, школьный регистратор, лаялась по головному телефону и одновременно разбирала почту. Она даже не заметила, как две девятиклассницы промчались мимо, не остановившись для того, чтобы расписаться.

Блэр сидела одна на открытой веранде на 94-й Восточной улице, где любили бывать старшеклассницы школы «Констанс Биллар», и бешено курила «Мерит Ультра Лайт», у нес в голове проносились вопросы, отвечать на которые она готовилась с октября. До собеседования с Оуэном Уэллсом оставалось два дня, и она ни в коем случае не хотела обломаться на этот раз.

«Расскажите мне о своих интересах. Чем вы обычно занимаетесь после школы?»

«Я президент Французского клуба и школьного совета по социальному обеспечению. Я также руковожу одной из групп учениц, недавно принятых в школу, на собраниях мы консультируем их по различным социальным вопросам. Занимаюсь теннисом и принимаю участие в соревнованиях в масштабах всей страны. Я тренируюсь все лето и только дважды в неделю зимой. Добровольно участвую в раздаче бесплатных обедов, когда позволяет время. Кроме того, я возглавляю комитеты восьми благотворительных программ, проводимых каждый год. На днях мы планировали организовать благотворительный бал по случаю Дня святого Валентина, чтобы вырученные средства направить детям с заболеваниями сердца в „Маленькие сердца“. Мы беспокоились, что никто не придет., но, к сожалению, из-за Недели моды бал отменили. Я разослала письма всем приглашенным и в итоге собрала сумму в 300 000 долларов. Акции по сбору денег на благотворительность всегда мне особенно удавались, и, конечно же, я планирую продолжать заниматься ими и в Иельском университете».

Блэр представляла, как от удивления округляются глаза Оуэна. Как же они могли не принять ее? Она же была просто супер.

Суперлгуньей, это было больше похоже на правду. Она соврала, что когда-то участвовала в раздаче бесплатных обедов, да и умолчала о роли семи остальных членов комитета, которые помогали собирать деньги для «Маленьких сердец».

— Привет, Блэр!

Приближаясь к ней, по тротуару легкой походкой шла Серена, на ней были ажурные чулки с дыркой на одном колене, а ее светлые с отливом волосы спутаны и собраны в пучок. Видок что надо! Бомж и только. Но Серене было все равно, она знала, что даже с порванным чулком выглядит классно. По улице пронеслось такси, водитель, проезжая мимо и выглянув из окна, свистнул и просигналил. Серена настолько привыкла к подобным штучкам, что даже не обернулась. Она присела рядом с Блэр и достала из кармана мятую бирюзового цвета пачку сигарет «Американ Спиритс». Они были натуральными и без добавок. Серена перешла на них, когда стала встречаться с Аароном. Как будто между натуральным угарным газом и искусственным есть какая-нибудь разница. Будьте же реалистами.

— Ты выглядишь теперь так круто, — выпустив дым, произнесла Серена, восхищаясь прической Блэр, пока та прикуривала. — Кто бы мог подумать, что с короткими волосами ты будешь так сексуальна!

Блэр смущенно дотронулась до своих волос. Она-то думала, что будет злиться на Серену. Ан, нет! Да и с какой стати ей злиться на нее! Прическа действительно сексуальна, если уж сама Серена это сказала.

Лесть творит чудеса.

— Я вот пытаюсь придумать, что бы такое подарить Аарону по случаю его… Ну, ты ведь в курсе — он поступил в Гарвард. Ты не знаешь, чего бы ему по-настоящему хотелось или что ему нужно?

Ах вот оно! Блэр припомнила, почему ее так раздражала Серена. Аарон, Аарон, Аарон. Еще чуть-чуть, и ее бы вырвало.

— Да нет, — зевнула она в ответ. — Какую-нибудь новую тряпку?

— Очень смешно, — ответила Серена. — Смотри, наши знакомые!

По другой стороне улицы, застенчиво и сталкиваясь друг с другом, шли Дженни и Элиз. Именно так ведут себя четырнадцатилетние девушки при встрече с теми, кого они стесняются.

И все-таки они решились перейти на противоположную сторону.

— У нас есть свои сигареты, — объявила Дженни как можно небрежнее, но в голосе ее все равно чувствовалась некоторая растерянность, ведь она тайком смылась из школы.

Элиз достала из сумки пачку «Мальборо», но не успела она предложить сигарету Дженни, как Серена протянула ей «Американ Спиритс».

— Убери свои. Эти получше. Элиз кивнула:

— Спасибо.

Она достала две сигареты и воткнула их в рот. Затем прикурила их новой зеленой зажигалкой «Бик» и выпустила дым, прежде чем отдала одну Дженни.

Та нерешительно сделала первую затяжку. После того как Нейт порвал с ней, Дженни пыталась приучиться к курению, потому что считала это частью образа страдающей женщины, но от курения у нее сильно першило в горле, и через пару дней ей пришлось бросить.

— Ты не проверяла сегодня электронную почту? — спросила ее Блэр, загадочно приподнимая недавно выщипанную бровь.

Дженни откашлялась, и клуб дыма вырвался из легких.

— Почту?

Блэр ухмыльнулась. Несмотря на то что тот блондинчик из «Бенделз» был каким-то чуднымм, с Дженни они составили бы классную пару: дохляк и пышногрудая милашка.

— Да так, ничего, — ответила Блэр еще более загадочно. — Просто с этого момента проверяй ее регулярно.

Естественно, Дженни тут же захотелось помчаться назад в школу и проверить свою почту, но не могла же она бросить Элиз, тем более что к веранде покурить шли еще две старшеклассницы.

— У меня, блин, все ноги болят от этих ботинок. Прямо японские колодки для женщины.

Кати Фаркас плюхнулась рядом с Блэр и расстегнула свои переливчатые синие башмаки от Чарлза Джордана.

— Прекрати ныть, — простонала ее закадычная подружка Изабель Коутс. Изабель облокотилась на металлические перила веранды и глотнула из бумажного стаканчика горячего шоколада со взбитыми сливками. На ней было зеленое пальто от Дольче и Габбаны, которое она купила на распродаже образцов в прошлые выходные. Оно было без пуговиц и подпоясывалось на талии широким черным ремнем, как монашеская роба.

Неудивительно, что его не продали с самого октября.

— Китайские, — не удержалась и поправила Кати Дженни. — Колодки на ногах носили китаянки.

Кати и Изабель равнодушно уставились на нее.

— А разве вам не надо быть в школе? — спросила Изабель.

— Они курят с нами, — сказала Блэр покровительственным топом. Прикольно быть старшей сестрой, хотя в действительности ей, конечно же, никогда не хотелось иметь ни сестру, ни брата.

Кати прикинулась, будто не заметила хорошего отношения Блэр к этим двум соплячкам, и обняла ее, чмокнув в напудренную «Стайлой» щеку.

— Твоя новая прическа выглядит просто офи-генно. Мне она очень, очень, очень нравится! — завизжала она. — На такое не всякий отважится. Рассказывают, в волосах у тебя была жвачка, потому ты и решила постричься так коротко?

— Можно потрогать? — спросила Изабель. Она поставила свой горячий шоколад и провела рукой по затылку Блэр.

— Так чудно на ощупь! Как у парня!

Блэр подумалось, уж лучше б она носила в школу шляпу или какой-нибудь тюрбан. Бросив сигарету на ступеньку, она расплющила ее острым носком ботинка.

— Пошли, народ, — сказала она, вставая, и протянула руки в перчатках Дженни и Элиз, точно Мэри Поппинс, собирающая детей на игровой площадке.

— Я пойду в школу с вами.

Дженни и Элиз тут же поднялись и, бросив свои сигареты в куст, растущий перед соседним домом, надели на плечи свои сумки. Теперь, когда они покурили со старшеклассницами на веранде в такой колотун, им все еще было непонятно, в чем прикол.

— Как ты считаешь, а мне пойдет такая укладка? — спросила Элиз, догоняя Блэр.

Все что угодно было бы гораздо лучше пучка, которым щеголяла Элиз. Должно быть, это была ее самая первая прическа, но Блэр не хватило смелости или желания сказать ей об этом.

— Я тебе дам номер телефона моего парикмахера, — великодушно предложила Блэр.

Когда они подошли к 93-й Восточной улице, Мери, Вики и Касси прорвались через двери и стали махать им.

— Мы видели, как вы выходили на перемене!

— Мы пришли за вами!

— Мы не хотели, чтобы у вас были проблемы! Блэр обняла одной рукой Дженни, а другой

Элиз и довела их до дверей школы, понимая, что эти три девицы назойливы до омерзения.

— Все в порядке, девочки, — сказала им она холодно. — Разве вам не пора быть в классе?

Мери, Вики и Касси не могли прийти в себя от изумления, провожая их взглядом. Они были в тысячу раз круче Дженни и Элиз. Что же им сделать, чтобы доказать это?

Серена осталась на холодной веранде, и ей было все равно, здесь Кати и Изабель или нет. Она рассматривала свои секущиеся концы и все никак не могла придумать, что подарить Аарону, пока Кати и Изабель пытались выяснить подробности сенсации — новой прически Блэр.

— У нее, что, вши?

— А я слышала, это результат маниакально-депрессивного психоза. Она якобы отрезала волосы ножницами для ногтей, и ей пришлось идти в салон, чтобы их ей подровняли.

— Мне кажется, ей здорово, — мечтательно сказала в ответ Серена.

Кати и Изабель разочарованно посмотрели на нее. Если Серена отказывается рассказать что да как, то им придется придумать историю самим.

И будем честными — это гораздо прикольней.

все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЙ КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА
А что такого в том, что Ч мелировал волосы? Уверена, мелирование вполне подходит к его светлым трикотажным рубашкам и оранжевым кедам «Прада», но с каких это пор он стал столь… эксцентричен? Я еще слышала, что в воскресенье вечером его видели в Грин-вич-Виллидж на открытии клуба «Баббл», а в это заведение для мальчиков пускали только по пригласительным. Догадываетесь, к чему я клоню? Возможно ли, что, когда его домогательствам подверглись буквально все женщины, живущие в этом городе, настала очередь мужчин?

Следующий, о ком бы хотелось поговорить, — это Н, мой любимчик. Да, он все так же сексуален, и я бы забила на свою сумку «Биркин» от Эрме и стала бы его принцессой. Мне хотелось бы, чтобы он прекратил шататься по Пятой авеню, тайком отхлебывая из серебристой фляжки, что лежит у него в кармане. Как он, бедняга, извелся! Если ему нужна рука помощи, он знает, где меня найти.

Но самые поразительные метаморфозы коснулись худого неряхи Д. Если вы этим утром его еще не видели, то знайте: он постригся! Такова последняя новость. Наверняка это дело рук старого парикмахера, который уже лет сто работает на углу Бродвея и 88-й Западной. Зато теперь вы сможете оценить его очаровательные карие глаза, уже неплохо. Кажется, он отпустил коротенькие баки. А это делает его похожим не то на литератора, не то на секс-символ. Да, он вошел во вкус!

ТУСОВКА СО СТАРШЕКЛАССНИЦАМИ
Ужасно льстит, когда вас опекает старшая подруга и дает понять, что вы обе настолько круты, что вам даже дела нет до другой стороны жизни. Но не слишком увлекайтесь! Думаете, старшая подруга будет брать вас с собой в кино? Как бы не так! Как только у нее появятся заботы: дополнительные предметы, вечеринки, покупки или что-нибудь в этом роде еще, она наверняка забудет о том времени, которое вы классно с ней провели. Она может даже забыть ваше имя. Конечно же, я могу оказаться совершенно не права. Может, вы останетесь друзьями на всю жизнь и будете поддерживать друг друга, когда станете членами загородного клуба в Коннектикуте после того, как у вас родятся дети. А может быть, и нет. Только потом не говорите, что я вас не предупреждала.

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница!

Слушай, я, может быть, не просекла фишку, но уверена, что видела А из Бронксдейла с одной девчонкой из класса. Он ей: «Я крут. Я в Гарварде». А она ему: «Ты такой сексуальный. Я хочу тебя». А разве у него нет подружки?

— ГНВ

Дорогая ГНВ.

А кстати, что означает ГНВ? Глаза не врут? Год не возбуждалась? Грустно нам вдвоем? Если то, о чем ты говоришь, правда, то я СОБ — сочувствую одной блондиночке.

— Сплетница

Дорогая Сплетница!

Я слышала, что Б застукали с наркотой в школе и теперь в качестве наказания она тайно вынуждена посещать общественные работы. Скоро она еще пройдет курс реабилитации, поэтому она и отрезала себе волосы. Они ведь там всех заставляют делать это, типа как в тюрьме.

— Ромашка

Дорогая Ромашка.

Все это похоже на дурно пахнущую статью из бульварного журнала. Неужели ты и правда в это поверила?

— Сплетница

Ой, опаздываю в солярий «Блисс». А как еще можно не грустить до самого лета?

Сами знаете, вы от меня без ума.

ваша сплетница

Н покупает пакетик травки

Во вторник после школы Нейт отправился в Центральный парк посмотреть на торговцев наркотой на Овечьем лугу. Он не кайфовал уже сутки. Вместо того чтобы ощутить прилив сил и энергии, его ничем не затуманенная голова раскалывалась. Казалось, что занятия в школе стали в два раза длиннее, и даже дырявая задница Джереми Скотта Томпкинсона, то и дело выпускающая газы, не вызывала на его лице и подобия улыбки.

Вечернее солнце низко висело в небе, отливая зловещим золотом на замерзшую бурую траву на лугу. Два здоровых парня, одетых в толстовки с надписью «Staff», гоняли друг с другом мяч, а маленькая старушка в красном костюме от Шанель и лисьем палантине выгуливала свою выхоленную лохматую болонку. Все торговцы, как обычно, сидели по периметру луга и слушали WFAN на си-ди-плеерах или читали «Дейли ньюз». Нейт приметил знакомого рыжего парня, одетого в светло-серый спортивный костюм «Пума», который сочетался с сероватыми кедами той же фирмы и черной пушистой шапочкой «Кэнгол».

— Привет, Митчелл, — радостно позвал его Нейт. Блин, как здорово было встретиться с ним.

Митчелл поднял руку, приветствуя Нейта, пока тот подходил.

— А я думал, что ты в Амстердаме, чувак. Митчелл медленно покачал головой:

— Пока еще нет.

— Я искал тебя. Уж было собрался затариться у этих стукачей. У тебя с собой? — спросил Нейт.

Митчелл кивнул и встал. Они пошли по дорожке, как два друга, гуляющих в парке. Нейт достал из кармана куртки свернутую стодолларовую купюру и вложил ее в кулак, готовый незаметно всучить Митчеллу, как только тот передаст товар.

— Это из новой партии, из Перу, — сказал Митчелл и, вынув из кармана целлофановый пакетик с марихуаной, осторожно вручил его Нейту.

Если бы вам довелось увидеть их в парке, то вы подумали бы, что они просто делятся едой, ну или вроде того. Правда, лишь в том случае, если вы воплощение наивности.

— Спасибо, старик.

Нейт отдал сотню и положил пакетик себе в карман, при этом глубоко и облегченно вздохнув. Жаль, что у него не оказалось с собой бумаги, он бы тут же скрутил здоровенный косяк.

— Ну, — произнес он, полагая, что было бы невежливо уйти сразу, не поболтав немного. — Ты все-таки переезжаешь в Амстердам или как?

Митчелл остановился и расстегнул куртку:

— Не-а, я застрял здесь на некоторое время. Он снял серую толстовку и обнажил голую веснушчатую грудь. К ней были прилеплены проводки.

Нейт посмотрел достаточно серий «Закона и порядка», чтобы понять, что означают эти проводки. Казалось, унылый пейзаж наехал на него, и, отступая перед ним, он споткнулся. Похоже, он потерял сознание? Или это всего лишь дурной сон?

Митчелл уронил толстовку и застегнул куртку. Он подошел к Нейту поближе, как будто опасался, что тот бросится бежать.

— Прости, парень. Они меня взяли. Я теперь работаю на полицию, — сказал он и указал головой на скамейку позади них. — Вон те торгаши на скамейке — все копы, так что не пытайся бежать. Мы тут подождем, пока я подам сигнал, и тогда один из них проводит тебя до полицейского участка на Амстердам-авеню. Амстердам! Какая ирония!

Нейту подумалось, что Митчеллу, наверное, неловко от того, что он сдал его.

— Ну да, — сказал безжизненно Нейт. Как могло такое произойти? Никогда прежде Митчелл не подставлял его, но как же паршиво Нейт чувствовал себя теперь. Он бросил пакетик травы на землю и пнул его от себя. — Черт, — выругался он вполголоса.

Митчелл подобрал пакет и положил руку на плечо Нейта. Он помахал сидевшим на скамейке парням. Те встали и поспешили к ним. Их было двое, они не были похожи на копов. На одном из них были черные джинсы «Клуб Монако», а на другом — дурацкая красная шапка с помпоном. И тут сверкнули их значки.

— Мы не станем надевать на тебя наручники, — объяснил «Клуб Монако». — Ты ведь несовершеннолетний?

Нейт угрюмо кивнул, избегая взгляда полицейского. Восемнадцать ему исполнится только в апреле.

— В участке ты сможешь позвонить родителям. «Не трудно предположить, как они будут взволнованы», — с горечью подумал Нейт.

Игравшие на лугу в футбол парни и старушка со своей пушистой белой собакой скучковались и наблюдали за тем, как арестовывали Нейта, словно это был первый эпизод нового увлекательного реалити-шоу.

— Тебя отпустят через пару часов, — сказал полицейский с помпоном, записывая что-то в свой блокнот. Тут Нейт заметил в ушах у него золотые серьги и понял, что это была женщина, несмотря на широкие плечи и крупные руки с толстыми пальцами.

— Тебя оштрафуют и, вероятно, обяжут пройти курс реабилитации.

Митчелл все еще держал свою руку на плече Нейта, как бы поддерживая морально.

— Тебе повезло, — добавил он.

Голова Нейта была все время опущена, он надеялся, что никто из знакомых его не увидит. И ему вовсе не казалось, что ему крупно повезло.

Знакомьтесь: новый Д

Во вторник днем Ванесса стояла возле школы «Риверсайд», снимала замерзшие останки голубя, думала о сексе и ждала, когда появится Дэн. Он оставил ей записку в приемной «Констанс Биллар»: «Обязательно приди и встреть меня в четыре». Ванесса с нежностью подумала: «Какой чудик!» Что за срочность? Скорее всего, у него приступ паранойи, ведь сегодня в «Нью-Йоркере» напечатали его стихотворение. Возможно, так. А может, он настолько возбужден, что просто не может дождаться, когда они снова займутся этим. Прежде чем принять сегодня утром душ, Ванесса сбегала вниз и купила в киоске на углу шесть номеров «Нью-Йоркера». Теперь у нее под рукой всегда будет журнал, чтобы помахать им перед лицом Дэна, если он неадекватно будет вести себя.

Раз она так думает, не означает ли это, что неадекватно ее поведение? В стихотворении говорилось о парне, который не чувствует себя в безопасности в окружении женщин, особенно когда рядом с ним его властная подружка. Те, кто знал их, должно быть, теперь думают, что Ванесса-то умеет попилить. Но в последней строчке было столько прелести и страсти, что ей грех жаловаться:

Позаботься обо мне. Возьми меня. Позаботься, Возьми.

Ей сразу захотелось сорвать с себя одежды и трахнуть его. Нежно, конечно же.

Но мысли ее тут же оборвал выскочивший из черных дверей школы Дэн. Он подбежал к ней, размахивая свернутым в трубочку «Нью-Йоркером», и небрежно и мокро чмокнул ее. На нем были стертые белые кроссовки «Пума» и темно-синие вельветовые брюки.

— Это лучший день в моей жизни, — объявил он. — Я люблю тебя.

— Тебе не обязательно искать во всем романтику, чтобы снова залезть ко мне в трусы, — хихикая, сказала Ванесса и сама поцеловала его. — Я готова всегда. И кстати, я тоже тебя люблю.

— Круто, — глупо улыбнулся ей Дэн. Ванессе не верилось, что перед ней ее Дэн, все тот же Дэн. Он был так же бледен и худощав, и от него так же пахло кофе, но глаза… его карие глаза светились, а на щеках, обычно болезненного вида, появилось нечто, напоминающее ямочки. Стоп, а разве когда-нибудь она видела его глаза?

— Блин, да ты постригся, — заметила она, разглядывая его новую прическу.

Дэн просил парикмахера постричь его коротко, оставив баки, полагая, что это выделит его среди кретинов, которые учатся с ним в одном классе. Он смущенно провел рукой по голове. Парень с баками, ну что тут еще скажешь.

Ванесса подбоченилась: что-то в прическе Дэна показалось ей слишком нарочитым, словно он пытался придать своей внешности налет бо-гемности.

— Ты совсем другой. Но, наверное, я скоро привыкну, — задумчиво произнесла она, словно уже ощутив ностальгию по Дэну прежнему, с неухоженными волосами.

Из дверей школы гурьбой высыпали восьмиклассники, горланя: «Хэллоу, Долли!» Их только что отпустили с урока пения, а они были слишком юны и невинны, чтобы понять, что ведут себя как голубые.

Привет, Долли! Привет, Долли! Как здорово, что ты теперь там, где и должна быть!

Дэн достал из черной сумки пачку сигарет «Кэмел» без фильтра, вынул одну и вставил ее в рот. Когда он зажигал ее, Ванесса заметила, что руки его дико тряслись, совсем как прежде. Он протянул пачку Ванессе:

— Будешь?

Ванесса уставилась на него, не веря своим ушам.

— С каких это пор я курю?

Дэн выдохнул дым вверх и закатил глаза.

— Извини. Не знаю, что на меня нашло и почему я предложил тебе. — Он спрятал пачку в сумку и схватил замерзшие пальцы Ванессы.

Они уже собирались идти, как из дверей школы, играя неоново-голубым баскетбольным мячом, вышел Зик Фридман: длинные вьющиеся черные волосы да серая новомодная куртка для сноубординга. Он был большим и неуклюжим, но это не мешало ему быть лучшим баскетболистом школы «Риверсайд». Зик и Дэн дружили аж со второго класса, и все свободное время тусовались вместе, но теперь у Дэна были дела и поважнее, а точнее — женщины и поэзия.

Дэн вдруг понял, что даже не знает, в какой университет подал заявление Зик. В том, что они отдалились друг от друга, виноват он сам, и от осознания этого легче не было.

— Привет, Зик, — крикнул он.

Зик остановился, в новой парке его грузное тело казалось больше обычного.

— Привет, Дэн, — ответил он, скупо улыбнувшись и продолжая забавляться с мячом на замерзшем тротуаре. — Привет, Ванесса.

— Как тебе прическа Дэна? — спросила Ванесса с кривой ухмылкой на лице. — Это часть его нового образа «господин Опубликованный».

— Вот как? — Казалось, Зик понятия не имел, о чем говорила Ванесса. Он посмотрел на улицу и хорошенько стукнул по мячу, не успев подставить руку.

— Ну давайте, увидимся.

— Увидимся, — ответил ему вдогонку Дэн, наблюдая за тем, как его друг ведет мяч прямо по улице.

— Так что за новости? — спросила Ванесса, как только они вышли на 78-ю улицу.

Холодный ветер рвал тучи на бледно-сером небе. Сквозь голые ветви деревьев в Риверсайд-парке Дэн увидел блистающий серебром Гудзон.

— Ну, — начал он, — сегодня утром мне на мобильный позвонила Расти Клейн и оставила это офигенное сообщение. Расти — крутой литературный агент. Она считает меня новым Китсом, а еще говорит, что главное завоевать внимание публики, и теперь, когда она у нас в кармане, мы раскачаем маятник.

— Обалдеть! Даже я о ней слышала, — находясь под впечатлением, ответила Ванесса. — А что вообще все это значит?

— Ну, мне кажется, она хочет представлять мои интересы.

Ванесса остановилась.

— Но ты ведь написал всего лишь одно стихотворение. Что же она может предложить? Я не хочу показаться пессимисткой, Дэн, но с подобными людьми нужно быть начеку. Возможно, она пытается извлечь из этого какую-то выгоду.

Дэн тоже остановился. Он поднял воротник своей шерстяной военной куртки, а затем опустил его. Откуда у Ванессы такой скепсис? Хоть этого никто и не ожидал, пока все было, блин, супер-пупер. И вовсе он не собирался продаваться и писать рекламные тексты для какой-нибудь компании «Гэп». Если Ванессу волновало именно это.

— Я думаю, она поможет мне с карьерой. Надо бы отобрать стихи для сборника, и пусть она попытается их опубликовать.

Ванесса подула на руки, а затем принялась растирать холодные уши.

— Может, пойдем к тебе, — предложила она, — а то я отморожу себе задницу. Нам, кстати, еще нужно поработать над фильмом.

Дэн бросил сигарету на землю.

— Вообще-то я хотел полистать тетради со стихами. Может, между ними есть какая-нибудь тематическая связь, понимаешь? Нужно подобрать что-нибудь для книги.

Ванесса уже готова была предложить себя в качестве читателя, но в словах Дэна слышался еле уловимый намек на то, что ни в каких помощниках он не нуждается.

— Ну ладно, — сказала она холодно. — Ты звони, если что, и вообще.

Дэн снова поднял воротник куртки и зажег еще одну сигарету, экспериментируя со своей новой Внешностью.

— Ой, подожди, не уходи. Я хотел тебя кое о чем спросить. Расти Клейн пригласила меня на эту фигню под названием «Лучше, чем голые». Шоу «Лучше, чем голые» — так, кажется, она сказала.

Ты не слышала о таком? Это группа или что? «Лучше, чем голые» — новый лейбл, разрекламированный как альтернатива традиционной моде, на который Руби, старшая сестра Ванессы, угрохала все деньги, полученные за ее концерт. Почти вся одежда, выпускаемая с этим лейблом, была похожа на старые лохмотья, которые прогнали в стиральной машинке как минимум тысячу раз. Причем так и было задумано, ибо создатели такой одежды были одержимы лишь одной мыслью: «Да на кой черт нам сдалась вся эта ваша мода?»

— В следующую пятницу начинается Неделя моды, — пояснила Ванесса. — Думаю, она пригласила тебя на показ одежды «Лучше, чем голые». Я знаю о нем от Руби: она просто с ума сходит по их тряпкам и не пропускает ни одного их шоу на канале «Метро». А почему это Расти Клейн так уверена, что тебе захотелось бы принять участие в этом шоу? С каких это пор ты интересуешься шмотками? Там сплошь лицемеры, ищущие славы, как и во всем этом пустом мире моды.

Дэн задумчиво погасил сигарету.

— Сначала нужно увидеть самому.

Ему все равно, где встречаться с Расти Клейн, хоть на соревнованиях по борьбе, если дело касается его будущего.

Было бы неплохо заснять Дэна на этом шоу: отличный материал для ее фильма, но Ванесса не хотела быть помехой Дэну, если встреча эта с Расти Клейн для него так суперважна.

— Ну ладно, понтовый поэтишка. Не забудь про своих старых друзей, когда будешь разъезжать на лимузине и распивать шампанское с голыми моделями и все такое.

Она подняла руку и взъерошила его волосы:

— Поздравляю.

Дэн широко ей улыбнулся.

— Все это так поразительно, — согласился он, переполненный счастьем.

Напоследок они сладко поцеловались, и Дэн направился к дому вверх по Риверсайд, сверкая переливчатыми логотипами «Пума» на пятках. Ванесса с любовью наблюдала за его подпрыгивающей походкой.

— Ну, до скорого.

name=t11>

У С есть как раз то, что им нужно

После школы во вторник Серена направилась в бутик Леза Беста.

— Мне нужна клевая мужская куртка для гольфа какого-нибудь прикольно-яркого цвета, например ярко-зеленого или желтого, — сказала Серена продавщице. Она видела такую в журнале «В» и решила, что это будет лучшим подарком для Аарона. Ее совсем не напрягало делать ему подарки. Все, что она купила прежде, шло ему. Это было похоже на одевание куклы, ее любимой куклы в натуральную величину с дредами, которая играла на гитаре и собиралась в Гарвард.

Бутик находился на 14-й Восточной улице, в районе, где производили мороженое мясо и где улицы пропахли дохлятиной и навозом. Может, держать магазин в таком месте даже круто, если учесть, что Лез Бест был создателем лучшей коллекции одежды из кожи. Огромное помещение было украшено белым муслином, и лишь кое-где на огромных стальных крюках висела пара ярких платьев для тенниса и курток для поло. Фенечка в том, что если вы заранее не имеете представления о том, чем торгует Лез Бест, вам нет смысла пытаться что-либо здесь приобрести.

— К сожалению, все куртки для гольфа проданы, — ответила с английским акцентом продавщица с обесцвеченными волосами. Она была одета во все белое. Даже ее кеды были сделаны из белой ткани.

— Мой менеджер последнюю оставил для себя. Серена стала разглядывать шелковое клевое платье для тенниса в красную и белую полоску, которое висело рядом на крючке.

— Черт, — выругалась она вполголоса. — Я увидела куртку в журнале и подумала, что это как раз то, что надо.

И хотя Лез Бест был ее любимым дизайнером, покупать Аарону одежду от кутюр было, возможно, чересчур: он одевался, как скейтбордист. Она накинула на плечо свою кожаную сумку «Лонг-чемп» золотистого цвета.

— Спасибо за помощь, — заторопилась Серена, надеясь успеть до закрытия в «Размер Икс», магазин для скейтбордистов на улице Лафайет.

— Минуточку! — окликнул ее кто-то. Серена остановилась в дверях и обернулась.

К ней, что ли, обращались?

В другом конце магазина у открытой двери стоял загорелый парень с обесцвеченными волосами, постриженными под ежик. На нем была как раз та ярко-зеленая куртка для гольфа, которую она искала для Аарона.

— Извините, что я к вам обращаюсь… — Вскинув голову, он оценивающим взглядом посмотрел на Серену. — Лез попросил меня подыскать девушку для своего шоу в Брайант-парке в пятницу. Вы Серена, так ведь? Я видел вашу фотографию на веб-странице клиентов бутика. Уверен, вы будете неотразимы.

Серена равнодушно кивнула. Ее часто узнавали по фотографиям в разделе светской хроники. Далее знаменитые братья Реми не устояли и предложили ей сфотографироваться для рекламы. Управление городского транспорта выкупило фотографию для программы по распространению искусства, и теперь ее пупок расклеен по всему городу.

— Вы заинтересовались? — с надеждой в голосе спросил парень, поднимая свои светлые крашеные брови. — Вы как раз то, что нам надо.

Серена играла с завязками своей белой кашемировой шапки-ушанки. В эту пятницу они с Аароном собирались провести ночь вместе, выпить в «Соупс», что в Нижнем Ист-Сайде, посмотреть у нее в спальне телик и… где-нибудь затусоваться.

Какое это имеет значение?

«Да, заинтересовалась», — подумала Серена. С Аароном они могли потусоваться в любое время. У них еще вся жизнь впереди! А вот получить приглашение поучаствовать в показе коллекции Леза Беста в рамках Недели моды в Нью-Йорке, такое бывает только раз в жизни. Она вовсе не хотела делать карьеру модели, для нее это лишь возможность продемонстрировать Лезу Бесту, как высоко она ценит его одежду. Плюс это будет прикольно. Аарон поймет. Он такой замечательный, что, может быть, даже поддержит ее.

— С удовольствием, — в конце концов ответила Серена. Она поджала свои не слишком тонкие и не слишком полные губы, удивляясь своей наглости. — Но при условии, что вы отдадите мне вашу куртку. Я искала такую для своего парня, и маленькая пташка прилетела и поведала мне, что вы взяли последнюю.

— О господи, ну конечно.

Белокурый парень тут же сбросил с себя ярко-зеленую куртку и со знанием дела свернул ее. Подойдя к кассе, он упаковал куртку в черную рифленую бумагу и положил в белую фирменную сумку от Леза Беста.

— Пожалуйста, дорогая. — И он протянул сумку Серене. — Я носил ее не больше часа. Это вам подарок от фирмы. Итак, увидимся под тентом Леза в Брайант-парке в пятницу ровно в четыре. Вы будете в списке приглашенных и можете привести с собой четырех друзей. Ищите девушек с планшетами и наушниками. Они вам подскажут, куда идти.

Серена взяла сумку. Вот повезло, так повезло.

— А мне не нужно готовиться к ходьбе по подиуму, например, или еще к чему? — спросила она, натягивая на уши свою белую кашемировую шапку.

Парень закатил глаза, как баба, давая понять, что вопрос ее просто нелеп.

— Дорогуша, ты естественна. Поверь мне, ты будешь выглядеть классно, независимо от того, что будешь делать.

Он вручил ей свою визитку. На ней было написано: «Гай Рид, главный менеджер кутюрье Леза Беста».

— Если у вас возникнут вопросы, звоните. — Он чмокнул ее в щеку: — Кстати, какими духами вы пользуетесь?

Серена улыбнулась. Она привыкла и к тому, что люди спрашивают о ее духах.

— Я сама их делаю, — сказала она ему лукаво. Ответ ее был столь же загадочен, как и сами духи.

Гай закрыл глаза и глубоко вдохнул:

— Ммм. Обалдеть! — Он снова открыл глаза. — Я обязательно скажу Лезу и о твоих духах. Он ищет эксклюзивный аромат. — Протянув руку, он игриво дернул загорелыми пальцами за завязки Серениной шапки.

— До пятницы, куколка! Будь темпераментной! И не забудь: вечеринка после шоу гораздо круче самого шоу.

Серена послала ему воздушный поцелуй и направилась к выходу. Ей не терпелось увидеться с Аароном, вручить ему подарок и обо всем рассказать. Как было бы здорово, если бы он пошел с ней на шоу, надев эту куртку, а потом бы они вместе потусовались на банкете, и она смогла бы покрасоваться перед ним.

Не успела она поднять руку, облаченную в кашемировую варежку, как рядом с ней, посигналив, притормозили четыре таксиста.

Теперь понимаете, какой это груз быть красавицей?

Б потрясает мир

Руби была на очередном кутеже Марты Стюарт, и соблазнительный запах свежевыпе-ченных шоколадных пирожных с орехами проник в спальню Ванессы, пока она просматривала материалы для журнала «Ранкор», главным редактором которого она являлась. От отопительных приборов исходил жар, а через открытые окна доносились звуки сирен «скорой помощи» и сигналы автомобилей. На деревянном полу были разбросаны материалы, которые ученицы школы «Констанс Биллар» обычно подавали в «Ранкор»: двадцать черно-белых фотографий облаков, ног, глаз или домашних любимцев; три рассказа о том, как нелегко научиться водить и как важно чувствовать независимость, даже если ты благодарна родителям за все, что они для тебя сделали; и семь стихотворений о дружбе.

Скукота.

После третьего рассказа Ванесса принесла из ванны Рубин набор для шугаринга. Это был натуральный, якобы безболезненный способ депиляции волос на ногах. Всего-то нужна намазать ноги липкой коричневой мазью, приложить полоску белой ткани, а затем одним быстрым дви-жением оторвать ее.

Безболезненно? Да уж.

Ванесса бросила на пол леггинсы, расстелила черное банное полотенце на черно-сером лоскутном покрывале и устроилась на нем. Она намазала свои бледные икры этой сахаристой ерундой так, что казалась похожей на глазированный пончик. Обычно на уход за собой много времени она не тратила, но, если Дэн собрался тусоваться с супермоделями, агентами и модельерами, ей, по крайней мере, следовало бы попытаться сделать что-нибудь с волосами на ногах. Кроме того, весна уже не за горами. И кто знает, может, она спятит и нацепит на себя мини-юбку.

— Черт, — завизжала она, отдирая первую полоску ткани. Кому в голову пришла мысль, что женщины должны быть гладкими и безволосыми, как новорожденные? Что плохого в некоторой волосатости? Ведь у мужчин они повсюду.

Она оторвала еще одну полоску:

— Господи Иисусе!

О да, это было настоящим сумасшествием. Ее кожа была настолько ободранной и красной, что она не удивилась бы, увидев, как из волосяных луковиц сочится кровь.

Вдруг зазвонил телефон, она схватила его и рявкнула:

— Если это ты, Дэн, я хочу, — чтобы ты знал, я, блин, сижу тут и голыми руками сдираю волосы с тела, и все это, блин, ради тебя. Охренеть, как поэтично, да?

— Алло? Ванесса Абрамс? Это Кен Могул, кинорежиссер. Пару недель назад вы прислали мне свой кинематографический очерк о Нью-Йорке. Мы встречались в парке в канун Нового года.

Ванесса выпрямилась и поднесла телефон к уху. Кен Могул был одним из самых знаменитых альтернативных режиссеров. В канун Рождества он случайно натолкнулся в Интернете на фрагмент работы Ванессы и был под таким впечатлением, что прилетел из Калифорнии только для того, чтобы познакомиться с ней. Они встретились почти в полночь перед самым Новым годом. И случилось это как раз в тот момент, когда появился Дэн, чтобы поцеловать ее. Стоит ли говорить, что, конечно же, Ванесса Кена Могула отшила.

— Да, я помню, — быстро проговорила она, совершенно изумленная тем, что режиссер снова позвонил ей. — Что-нибудь случилось?

— Надеюсь, вы не разозлитесь, узнав, что я показал ваш фильм Джедидае Эйнджелу, моему близкому другу. Он хочет пустить его фоном на своем шоу на Неделе моды.

Ванесса закутала свои ноги в черное банное полотенце. Она была несколько смущена тем, что ей приходится разговаривать с Кеном Могулом в голом виде, да еще когда на ногах у нее липкая коричневая мазь.

— Что еще за Джедидая? — переспросила она. Казалось, что Кен всегда говорит по-голливудски, так что на этот раз она никак не могла понять, о чем речь.

— Джедидая Эйнджел. Модельер. «Культура гуманности» от Джедидаи Эйнджела, разве вы не слышали? Очень круто. Джед говорит, что вы новый Бертолуччи. Ваш фильм полная противоположность «La Dolce Vita». Вы просто потрясли его.

Ванесса улыбнулась. Почему лесть так сладка? Ее фильм потряс его?

— Здорово, — ответила она, не зная, что сказать. — Вы хотите, чтобы я еще что-нибудь сделала?

— Просто приходите на шоу и наслаждайтесь. Я, конечно же, тоже буду там и хотел бы познакомить вас кое с кем. Вы уже богиня кинематографа, дорогая. Вы просто потрясаете.

— Алло, — ответила Дженни после первого тонка.

— Привет, Дженифер, это Ванесса.

Ванесса всегда называла сестру Дэна по полному имени, потому что как-то она сама об этом ее попросила.

— Я не уверена, что Дэн подойдет к телефону. Он не стал разговаривать со мной и, как только пришел домой, сразу же заперся в своей комнате. Обсмолился до того, что из-под его двери аж дым валит. Противно.

Ванесса рассмеялась и плюхнулась на черные подушки. В ее комнате все было черным, кроме стен: они были темно-красные.

— А может, он там укладывает себе волосы гелем? Похоже, новая прическа требует много ухода.

Обе девушки засмеялись.

— Пойду взгляну, может, удастся его вытащить. Подожди.

— Что случилось? — спросил Дэн, снимая через минуту трубку. Он был явно растерян.

— Дженни сказала, что у тебя неотложное дело.

Подняв вверх ногу, Ванесса потянула за очередную депиляционную полоску. Казалось, она навсегда прилипла к ее коже. О ужас!

— Я думала, тебе будет интересно узнать, кто мне только что звонил. Сам Кен Могул! Так вот, некий модельер по имени Джедидая Эйнджел, со своей, как ее там, «Культурой гуманизма», что ли, собирается пустить мой фильм фоном на своем показе в пятницу. Кен сказал, что я потрясла мир

— Круто, — ответила Ванесса, ее немного привело в смятение то, что он уже дважды сказал ей, что фильмы ее потрясают. — Скажите еще раз, как зовут модельера?

— «Культура гуманности» от Джедидаи Эйнджела, — медленно повторил Кен. — В шесть вечера в пятницу, шоссе Хайвей, дом 1. Это клуб в Челси.

— Я слышала о нем. — Это было одним из тех мест, которые Ванесса избегала как чуму. — Надеюсь увидеть вас там.

— Фантастика! — восторженно отреагировал Кен. — Чао!

Ванесса повесила трубку и потерла засохшую сахаристую жижу на запястье. Затем взяла телефон и, не глядя на кнопки, набрала номер Дэна.

Джедидаи Эйнджела. — Она громко рассмеялась. — Ну просто ухохочешься!

— Потрясающе! — искренне отреагировал Дэн. — Я на полном серьезе. Поздравляю.

«Потрясающе»? С каких пор это слово в лексиконе Дэниела Хамфри? Ванесса даже не знала, что и сказать. Дэн даже не смог уловить в ее голосе сарказма, словно она позвонила ему лишь для того, чтобы похвастаться.

— Ладно, — невозмутимо сказала она, — я подумала, что тебе, может, интересно. А теперь давай иди работай.

Она хотела было пошутить о том, как однажды, когда оба они будут богаты и знамениты, они купят по соседству огромные особняки в Беверли-Хиллз. Но вдруг передумала. Дэн мог подумать, что она говорит серьезно.

— Можешь позвонить мне позже.

— Ладно, — ответил Дэн, в то время как мысли его были заняты очередным стихотворением.

Повесив трубку, Ванесса вскочила с постели. Уголок черного полотенца прилип к коленке. Доковыляв до ванной комнаты, она попыталась смыть эту сахаристую фигню. Быть может, когда разбогатеет, она будет посещать дорогие косметические салоны, а пока ей придется воспользоваться старым, проверенным способом — розовой пластиковой бритвой «Дейзи».

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

КЛУБ «ИЗЮМИНКА»
Кем бы ни была эта крашеная блондинка с силиконовой грудью, эта принцесса поп-музыки с вечно голым животом, чьи песни, способные довести до белого каления, сутки напролет крутят по радио, я буду называть ее Салли, дабы не оскорбить ненароком кого-нибудь из ее дорогих фэнов, хотя уверена, что вы догадались, о ком я. Слышала, что у нее был нервный срыв, и сейчас она проходит курс реабилитации в Палм-Спрингс. Ей там так понравилось, что она собирается купить по соседству ранчо, переделать его в розовые тона и назвать «Салли-лэнд». Если нам повезет, она останется там на всю жизнь и вылезет оттуда лишь годам к шестидесяти, чтоб поставить в Вегасе надоевшие всем шоу-кабаре, а заодно доказать, что она все еще может петь под фанеру, несмотря на преклонный возраст и затуманенный наркотиками разум.

А что с нашей обожаемой молоденькой актрисой, у которой проблемы с законом после того, как она вынесла из известного торгового дома полные сумки с неоплаченным товаром? Она тоже проходит курс реабилитации, но не волнуйтесь: киноиндустрия найдет способ вернуть ее на съемочную площадку. Вот чем отличается «изюминка» от настоящей звезды. Нам хочется увидеть ее снова. Чтобы удостовериться, что и после больших обломов стоит жить. Мы хотим быть свидетелями того, как она берет новые высоты, в то время как нам абсолютно все равно, что случится с Салли. Уже в девятнадцать она никому не интересна.

ВСЕ О РЕАБИЛИТАЦИИ
Курсы реабилитации, подобно колледжам, могут иметь разный статус. Они бывают элитные, то есть для знаменитостей и богатеньких деток, и прочие — для людей обычных. Попасть в самые престижные довольно нелегко, но коли вы туда попали, считайте, вам крупно повезло. И потому я не стала бы переживать за нашего дорогого Н. Уж родители о нем позаботятся!

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница! Я стажируюсь у кутюрье Леза Беста и там прошел слушок, что Лез заслал в школу, где учится С шпиона. А все потому, что ее наняли без его ведома. Он был ужасно взбешен, ведь он ее даже не видел. — Лили.

Дорогая Лили.

Бьюсь об заклад, теперь, когда он ее увидел, он спокоен. Я права?

— Сплетница

Дорогая Сплетница, А что это ты больше ничего не пишешь оК и И? Я тут подумала, может, ты одна из них?

— нос в чужих делах

Дорогой нос (который увяз в чужих делах). Этого я тебе никогда не скажу, так что продолжай думать, что хочешь. — Сплетница

НАБЛЮДЕНИЯ
К и И видели в Брайант-парке. Ну, вот я о них и написала. Они были в джинсовых мини-юбках. Не мудрено, что они отморозили свои задницы, пока пытались атаковать служащих, нанятых для проведения Недели моды. Им нужны были билеты на пятницу и субботу, причем непременно в первых рядах. Хотя раньше им приходилось довольствоваться лишь последними. Б посетила видеопрокат «Блокбастер», что на углу 72-й и Лексингтон-авеню. Вот уже в семнадцатый раз она взяла «Как украсть миллион» с Одри Хепберн. Полагаю, так она готовится к своему повторному собеседованию в Йельский. На заднем сиденье черного «Мерседеса СУВ», мчащегося в Коннектикут, притих Н. Никак, его предки везут свое чадо на реабилитацию, в разглядывает в «Барниз» потертую водительскую куртку из пенькового полотна со швами в виде кольчуги и крючками вместо пуговице с лейблом «Культура гуманности» от Джедидаи Эйнджела. По всему видно, она ей понравилась, но платить такие деньги! Да лучше она разорвет свою одежду в клочья и соединит их вместе при помощи степлера!

Что касается меня самой, ноу проблем! Да хоть в первые ряды! Решить бы, на какой показ пойти. Они все хотят, чтобы я пришла! Хотя быть популярной, пожалуй, вовсе не трудно.

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Дж и Э изучают проблемные области

— Еще пять минут, леди, — объявила мисс Крамб. Девятиклассницы школы «Констанс Биллар» писали очередное сочинение. Она убрала волосы, чтобы они не мешали, и стала ковырять в правом ухе простым карандашом, на конце которого была резинка. — И помните, что важно не то, о чем вы пишете, а то, как вы это опишете.

Никто из девушек не взглянул на нее, настолько они были поглощены написанием сочинения. А кроме того, они уже вдоволь насмотрелись на столь занимательное зрелище.

По мнению девочек, все учителя в «Констанс Биллар» лесбиянки, но мисс Крамб — единственная среди них, кто не скрывала этого. Им импонировало, что мисс Крамб не боится признаться в своей ориентации, и считали ее классной и уверенной в себе. Каждый день она цепляла значок с радугой, жила в Нью-Пальце в загородном доме с пятью другими женщинами и часто откровенничала с ними, рассказывая про свою сожительницу. Вот, например: «Прошлой ночью моя подруга смотрела ток-шоу с Барбарой Уолтерс, от которой она просто балдеет, и пила пиво „Амстел Лайт“, а я тем временем сидела на кухне и проверяла ваши тетради». Каждый год девятиклассницы с нетерпением ждали ее уроков. Но через пару занятий ученицы понимали: вряд ли им придется все сорок пять минут трепаться о разных там девичьих штучках с женщиной, которой нравились другие женщины, зато уж точно каждый день придется писать в классе сочинения, читать их вслух и выслушивать критику одноклассниц и самой мисс Крамб, причем порой далеко не в лестной форме. Да, мисс Крамб не подарок, но уж в сравнении с другими, ее предмет в сто раз круче, чем, к примеру, геометрия.

Сегодня мисс Крамб попросила написать небольшое сочинение, в котором бы описывалась часть тела воображаемой возлюбленной. Платонической, конечно. Каждой нужно было сделать свой выбор. Элиз и Дженни выбрали друг друга. Кажется, они теперь почти не расстаются.

«Странно, что мы украшаем уши серьгами, а не прикрываем их, — писала Дженни. — Они так же непристойны, как и те части тела, которые мы прячем. Это ведь просто отверстия в голове. Уши моей подруги Элиз маленькие, они покрыты белесым пушком. У нее хороший слух, потому что она никогда не говорит: „Что?“ и никогда не переспрашивает. Похоже, что они у нее всегда чистые».

Дженни подняла глаза и решили переписать последнее предложение. Чтобы мисс Крамб ненароком не обиделась, ведь на нее-то это никак не было похоже.

Но тут Дженни вспомнила про электронный ящик. Она регулярно проверяла его по совету Блэр, но никаких новых сообщений для нее не было. Только от Элиз и ее брата, в которых они прикалывались над тем, что она постоянно проверяет свою почту, и советовали ей прекратить это занятие и пойти домой делать уроки. Она взглянула на Элиз, которая строчила уже вторую страницу. Вот бы ей такие способности, как у Дэна! Но, увы! — даром слова она не обладала, ей больше удавались рисование, живопись и каллиграфия. В правом верхнем углу она искусно нарисовала ухо Элиз и ее профиль, надеясь, что за творческий подход, даже если ее эссе окажется хуже всех, она получит дополнительный балл. Вдруг в памяти всплыл белокурый парень, на которого она натолкнулась в «Бенделз». Интересно, творческая ли он личность? Прозвенел звонок, известив об окончании урока. Мисс Крамб встала, стряхнула мел со своего темно-серого шерстяного платья с передником, которое выглядело так, словно его сшили монашки в холодной Гренландии, где никто и слыхом не слыхивал о моде.

— Время вышло, леди. Положите карандаши. И сдайте свои работы, когда будете выходить, — сказала она, пряча облаченные в чулки ноги в черные войлочные сабо от Л-Л. Бина. — Хорошего вам вечера!

— Так о чем же ты писала? — спросила Дженни Элиз, когда они выходили из школы.

— Не твое дело, — покраснела Элиз.

— Не думай, что я никогда не узнаю. Может, тебе придется прочитать его в понедельник вслух, — напомнила ей Дженни. — Вот я написала о твоих ушах, но, похоже, облажалась.

Из-за свирепого февральского ветра девушкам пришлось идти к Лексингтон-авеню, наклонив головы. Там, на 59-й Восточной улице, они собирались сесть в автобус, чтобы ехать в торговый центр «Блумингдейлз». Элиз попросила Дженни помочь ей подобрать приличные джинсы долларов за восемьдесят, а то и меньше, и Дженни согласилась. К тому же она собиралась прикупить парочку новых бюстгальтеров. У нее всегда быстро изнашивались резинки или рвались лямки, как и у того, который в данную минуту был на ней.

«Блумингдейлз» постоянно атаковывали вульгарно одетые туристы, щеголяющие в спортивных костюмах и кроссовках, только что приобретенных в «Найк-Тауне», и завсегдатаи распродаж. Но зато это единственное место, где можно было найти бюстгальтеры больших размеров и относительно недорогие и вполне приличные джинсы, за исключением отвратительных «Мей-сиз». Те, у кого и вкус попритязательнее, и банковский счет побольше, ходили, конечно, в «Бер-гдорфс», «Бенделз» или «Барниз», а для Дженни и Элиз по карману был «Блумингдейлз».

— Смотри-ка, они тебе подошли и длина в самый раз, — с завистью сказала Дженни, наблюдая затем, как Элиз примеряла джинсы «Пэрис-Блюз». Дженни была росточка невысокого, метр пятьдесят два, и ей приходилось все укорачивать. У Элиз, с ее метром семьдесят, проблемы были другие — совершенно плоская грудь и слишком полные бедра, которые отвисали, как вторая задница.

Веснушчатое лицо Элиз недовольно сморщилось, а взгляд упал на свисающий над талией жир.

— Теперь понимаешь, почему я не могу на людях есть? — пробурчала она, втягивая живот и пытаясь застегнуть джинсы. Ткань была с лайкрой, но даже это не помогло. Выдохнув и расслабив живот, Элиз сдалась.

— Ладно, забей. Давай следующие.

Пока Элиз выясняла свой размер, добавив еще пару сантиметров, Дженни подобрала классные темные потертые трубы «Севен», их продавали со скидкой, и было бы круто, если бы они подошли. В примерочной ей в глаза бросилось кружевное белье Элиз. Оно было голубого цвета. Дженни тут же отвела взгляд, чтобы подруга не подумала, что она на нее пялится.

Примеряя очередные джинсы, Элиз сунула в них ноги и натянула на бедра.

— Боже мой, как я могла забыть рассказать тебе! — воскликнула она, застегивая пуговицу на поясе. — Перед последним уроком в туалете я слышала, как Кати Фаркас и Изабель Коутс болтали про Нейта Арчибалда. Будто он чуть не попал в тюрьму. Его взяли, когда он в парке продавал наркоту двенадцатилетним подросткам. Отцу Нейта пришлось ехать в полицейский участок и вытаскивать его оттуда, но по-любому парню придется пройти курс реабилитации. Кажется, вы встречались некоторое время? Ты что-нибудь слышала об этом? Как думаешь, это правда? Очуметь!

Нет, Дженни не слышала. И что она должна была чувствовать? Нейт отшил ее, да еще как! Отмахнулся, словно от назойливой мухи. И потому получил то, что заслуживал. Кроме того, Нейт из тех, кто рано или поздно все равно будет почивать на лаврах, причем целый и невредимый. С какой стати она должна беспокоиться и тратить свое время даже на мысли о нем?

Она наблюдала, как Элиз борется с медными болтами на джинсах. Они сидели очень хорошо, но на талии были внатяг настолько, что вряд ли она смогла бы в них сесть.

— Почему бы тебе не примерить другие? Элиз упрямо сощурила свои голубые глаза. Это вошло у нее в привычку, и Дженни иногда думала, что Элиз, наверное, нужны очки.

— Потому что у тебя, дорогая, размерчик нулевой, а у меня не девятый, а седьмой. Дай мне следующие и перестань пялиться на мои телеса.

— Да я вообще не смотрю, — оправдывалась Дженни, передавая ей слегка бракованные джинсы фирмы «Лей». Хотя они были с потертыми отворотами и дырками в карманах, зато пояс был низким и широким, как раз то, что нужно Элиз. — И никого не касается, какой у меня размер. Я не скажу.

Да и не надо. У Дженни своих проблем хватает. Пожалуй, она не позовет в примерочную Элиз, когда дело дойдет до бюстгальтеров. Хоть они с Элиз теперь близкие подруги, но так ли уж нужно знать, что у нее размер даже не четвертый, а четвертый с половиной? С другой стороны, это несправедливо, ведь она помогает Элиз примерять джинсы.

Элиз скривилась, когда увидела «Лейсы».

— Они какие-то левые.

— Что же ты собираешься делать? — спросила Дженни, откидывая джинсы на стул в узкой примерочной.

Элиз застегнула форму и обула черные сандалии. Дженни удивлялась тому, какой очароваш-кой казалась ей прежде Элиз. До того, как она узнала ее поближе.

— Возьму те «Севен». Пусть они маловаты. К концу года сброшу пару килограммов, и ты мне в этом поможешь.

Дженни кивнула. Она и сама не раз покупала вещи, которые бы ей малы. Она еще отшучивалась и называла это «покупка с надеждой».

Примерочные в отделе дамского белья были тесными и грязными, к тому же с плохим освещением. Стоя спиной к Элиз, Дженни стянула с себя васильковый свитер от Дж. Кру и бросила его на стул в углу. Затем она сняла белую футболку «Гэп» и, уронив ее на пол, смущенно скрестила руки на груди.

— С какого начнешь? — спросила Элиз, разглядывая вешалки с бюстгальтерами, которые Дженни решительно схватила с витрины. — С черного кружевного с прикольной пряжкой или с бе лого с широкими лямками?

— Дай-ка мне черный. — И Дженни протянула руку назад, чтобы взять бюстгальтер. Она расстегнула свой некрасивый, чрезмерно поддерживающий бюстгальтер «Бали» бежевого цвета и бросила его на пол, пытаясь нащупать черный, при этом не отрывая локтей от груди. Лямки у черного бюстгальтера были укорочены, а вместо обычных крючков и петель была странная позолоченная металлическая штуковина. Дженни подняла глаза. Интересно, смотрит ли в зеркало на нее Элиз? Зеркала в примерочной были с трех сторон, и Дженни не пришлось поворачиваться.

— Может, помочь? Элиз приблизилась.

Дженни напряглась. Пора забыть о скромности. Элиз все равно увидит ее сиськи. Поэтому она опустила руки и развернулась на сто восемьдесят градусов.

— Не поможешь мне ослабить ремешки? — спросила она невозмутимо. И протянула подруге бюстгальтер.

Груди ее, напоминавшие хорошо поднявшиеся на дрожжах булки, нагло взирали на Элиз. От такой откровенности та была совершенно сбита с толку.

Элиз принялась за работу, подгоняя бюстгальтер, не в силах отвести глаз от Дженни.

— Ух ты! А они впрямь большие, — заметила она. — Странно, ты такая маленькая, а у тебя такие большие сисяры.

Дженни опустила руки на бедра и пристально посмотрела на Элиз, пытаясь придумать какой-нибудь остроумный ответ, но вместо этого только рассмеялась:

— Сисяры, говоришь?

Элиз покраснела и подала Дженни черный бюстгальтер.

— Я всегда их так называла, даже когда была маленькой.

Дженни просунула руки в лямки и повернулась:

— Ты там сообразишь что к чему?

Когда Элиз справилась с застежкой, Дженни снова повернулась. Бюстгальтер сильно приподнимал груди и прижал их друг к другу настолько, что в образовавшейся ложбинке можно было утонуть. Элиз не сводила глаз с Дженни.

— Не слишком ли пошло? — спросила Дженни и засмеялась. Похоже, этот фасончик еще боль-ше увеличивает мою грудь.

Элиз прекратила моргать. Такое происходило всегда, когда в мыслях она была где-то далеко.

— Ты ведь знала, о чем я писала в сегодняшнем сочинении, когда спрашивала?

Дженни кивнула и повернулась спиной, чтобы Элиз помогла расстегнуть ей бюстгальтер.

— Ну так вот, о них я и писала. О твоих сисярах.

Дженни снова напряглась. Если бы кто-то из парней сказал вам, что он написал о вашей груди, вы наверняка бы решили, что он пытается к вам приставать либо он извращенец. Но Элиз была девушкой, к тому же подругой. Дженни не знала, что и думать.

— Этот сгодится, — проговорила она быстро и подняла с пола свой старый бюстгальтер и надела его. — Куплю себе черный.

Они принесли в примерочную восемь бюстгальтеров, но Дженни примерила только один.

— Уверена, что не хочешь примерить остальные? — спросила Элиз.

Дженни торопливо надела футболку и сунула свитер под мышку. Ей вдруг стало казаться, что эта крошечная примерочная способна вызвать в ней жуткую клаустрофобию.

— Не-а, — сказала она, отдергивая занавеску и выходя из кабинки. В отделе дамского белья повсюду были развешаны бюстгальтеры. Как было бы здорово найти такое место и отправиться туда, где грудь перестала бы быть объектом пристального внимания окружающих.

На другую планету, что ли?

Б хочет мужика постарше

— Не хотите ли еще колы ? — спросил сомелье с бабочкой.

— Нет, спасибо, — поблагодарила Блэр, не отводя глаз от двери.

Всю неделю ее мысли были только об одном: о собеседовании с Оуэном Уэллсом. Она даже полазила по Интернету, чтобы задать парочку провокационных вопросов о юридической фирме «Уэллс, Трэчман и Райс», одним из учредителей которой он являлся. Наконец-то наступил долгожданный вечер четверга. Блэр сидела одна за столиком в углу пара «Линмэнз» в отеле «Комптон» и ждала. Бар был переполнен мужчинами средних лет, одетыми в сшитые на заказ костюмы. За стаканчиком бурбона со льдом они обсуждали деловые сделки или болтали с крашеными блондинками, которые явно не были их женами. В баре с его позолоченными стенами, белоснежными скатертями и джазом сороковых годов царила атмосфера изысканности.

Блэр потратила почти три часа на подготовку: час — на душ и укладку волос в аккуратную шапочку, которая обрамляла ее лицо, делая его невинным и в то же время интеллектуальным; другой — на новое платье с поясом из джерси от Леза Беста, к которому она удачно подобрала туфли на шпильках в семь сантиметров от Феррагамо, они не только увеличивали рост, но и придавали ей уверенности; и третий — на макияж, а он непременно должен быть естественным, чтобы подчеркнуть ее свежий и здоровый румянец, который явно свидетельствовал о том, что она не клубится и близко не подходит ни к сигарете, ни к коктейлю.

Все правильно.

Было только без четверти девять, но если она будет пить много колы, то непременно захочет в туалет и не дай бог обмочится, не дождавшись конца собеседования. Чего ей по-настоящему хотелось, так это глотка «Оголи». Но по закону подлости Оуэн Уэллс может войти как раз в тот момент, когда она соберется опрокинуть стаканчик. Тем самым подтвердит все его опасения. Ведь он наверняка считает, что она безответственная тусовщица, которая жаждет поступить в Иельский университет и у которой на уме только пьянка и желание соблазнить капитана футбольной команды. Потом, возможно, она забеременеет от него и заставит этого невинного парня из Иеля жениться на ней. И бедняжка всю оставшуюся жизнь будет вкалывать, чтобы только она не отказывала себе в том, к чему уже давно привыкла.

Пока эти мысли проносились в ее голове, на редкость ухоженный бизнесмен, сидевший за стойкой бара, повернулся на золоченном стуле и улыбнулся ей. У него были черные вьющиеся волосы, ярко-голубые глаза с длинными ресницами и изогнутые черные брови. Лицо и руки были загорелыми, словно он каждый день проводил на теннисном корте. На нем был великолепный темно-синий шерстяной костюм, белоснежная рубашка и непритязательные золотые запонки. Блэр обычно не замечала мужчин старше себя, а этому на вид было лет тридцать восемь, но он был таким привлекательным, что его невозможно было не заметить.

— Вы, случайно, не Блэр Уолдорф? — спросил он знакомым низким голосом.

Блэр кивнула.

Тогда он слез со стула и, оставив за стойкой бара пустой бокал, подошел к ее столику, протянул руку и представился:

— Оуэн Уэллс.

— Привет! — Блэр, совершенно сбитая с толку, приподнялась и пожала ему руку.

Оуэн Уэллс был коллегой ее отца, и она представляла его старым, плохо одетым, лысоватым и толстым. Отец, конечно, таким не был. Он каждый день занимался со своим личным тренером спортом, носил одежду от кутюр и имел великолепные волосы. Но он ведь был голубым. Оуэн Уэллс предупреждал, что на нем будет галстук с эмблемой Иеля, а этот парень вообще был без галстука: лишь белоснежная рубашка к вечернему костюму, расстегнутая настолько, что Блэр могла видеть его белую нижнюю сорочку, надетую на мускулистую грудь, которая, должно быть, была такой же загорелой, как и все его тело.

Она, конечно же, не думала о его теле.

Она никак не ожидала, что Оуэн Уэллс может быть настолько сексуальным. Он был так похож на Кэри Гранта из «Незабываемой любви», что она едва сдерживала себя, чтобы не броситься к нему в объятия и не сказать: «Забудь про Йель, я твоя, вся твоя».

Блэр вовремя пришла в себя и поняла, что все еще держит Оуэна за руку. Она пожала ее с такой твердостью и уверенностью, насколько это было возможно. Она была так встревожена, что долго не могла собраться мыслями. Она понимала, что встреча эта ей нужна по одной-единственной причине: чтобы поступить в Иель, а для этого необходимо произвести на Оуэна впечатление.

— Спасибо, что пришли, — поспешила добавить она.

— Я ждал с нетерпением, — ответил он своим волнующим голосом. — Я вдруг вспомнил, что говорил вам о том, что на мне будет галстук с эмблемой Иеля. Извините. Совершенно вылетело из головы. Я видел, как вы входили, но и подумать не мог, что это вы. Я не ждал вас так рано.

Блэр вдруг задумалась: а вдруг он заметил, что она провела двадцать минут в дамской комнате, или что она постоянно вытирала салфеткой нос, или что разглядывала себя в зеркале компактной пудры «Стайла», чтобы выяснить, не появилась ли у нее на коже неприглядная сыпь или — боже упаси — не вскочил ли где прыщик.

— Я стараюсь всегда приходить заранее, — ответила она, — и никогда не опаздывать.

От напряжения она выпила колы. Был ли это подходящий момент, чтобы сказать ему, как она восхищена его деловыми качествами, проявленными в совместном проекте компании «Хоум-Депот» и телеканалом «Лернинг-Ченнэл». Следует ли ей похвалить его костюм? Она глубоко вздохнула и попыталась собраться с мыслями.

— Мне здесь нравится, — объявила она, но ее слова прозвучали так, словно ей хотелось отсюда уйти.

Оуэн отодвинул стул напротив нее и жестом пригласил сесть.

— Ну что ж, начнем?

Блэр была признательна ему за то, что он говорил раскованно, но со знанием дела. Она села на край мягкого стула и с чопорным видом положила ногу на ногу.

— Да, — восторженно просияла она. — Как только вы будете готовы.

Подошел сомелье и предложил Оуэну выбрать еще что-нибудь. Он заказал «Мейкерс-Марк» и, приподнимая черную бровь, многозначительно взглянул на Блэр:

— Я могу заказать что-нибудь для вас помимо колы? Обещаю, что не расскажу об этом ни вашему отцу, ни кому бы то ни было в университете.

Блэр поджала пальцы ног в своих черных туфлях от Феррагамо. Если бы она сказала «да», она фактически призналась бы в том, что была вовсе не прочь выпить, а если «нет», то могла бы показаться ханжой.

— Я, пожалуй, выпью бокал шардоне, — сказала она, полагая, что настоящая леди непременно выбрала бы белое вино, к тому же этот вариант безопаснее всего.

— Ну, теперь расскажите, почему же Иельский университет должен вас принять? — сделав заказ, спросил ее Оуэн. Он склонился над столом и понизил голос: — Вы действительно настолько замечательны, как утверждает ваш отец?

Блэр распрямилась еще сильней и принялась накручивать под скатертью свой перстень с рубином на безымянном пальце.

— Я считаю, что вполне умна для поступления в Йельский университет, — спокойно ответила она, вспоминая заготовленную речь. — Я хожу на все дополнительные предметы в школе. Я одна из лучших учениц в классе. Я возглавляю школьный совет по социальному обеспечению и Французский клуб. Я руковожу группой учениц, недавно принятых в школу. Я принимаю участие в соревнованиях по теннису в масштабах всей страны. И я стояла во главе организационных комитетов пяти благотворительных программ, проведенных в минувшем году.

Официант принес напитки, и Оуэн поднял свой бокал.

— А почему именно Иель? — сказал он и сделал глоток. — Что Иель может дать вам?

Странно, что Оуэн не делал никаких записей, но, может быть, он просто испытывал ее, пытался заставить ее сбросить маску и признаться, что она безответственный ребенок, родившийся в рубашке, который хочет попасть в Иель лишь для того, чтобы погудеть.

— Как вам известно, в Йеле очень хорошая подготовительная программа для студентов-юристов, — сказала она, пытаясь дать разумный и точный ответ. — Я интересуюсь законодательством в сфере развлечений.

— Замечательно.

Оуэн одобрительно покачал головой. Он пододвинул к ней свой стул и подмигнул:

— Послушайте, Блэр, вы умная, амбициозная девушка. Иелю такие нужны. Обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы вас приняли.

Пока он это говорил, он казался Блэр таким открытым и искренним, что ее щеки залились краской. Она пригубила вино, чтобы немного освежиться.

— Спасибо, — ответила она с благодарностью. Она глотнула еще немного вина и с облегчением глубоко вздохнула.

— Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо.

В этот самый момент чьи-то холодные руки закрыли ей глаза, и она уловила аромат пачули и сандала, любимое сочетание ароматических масел Серены.

— Догадайся, кто! — прошептала Серена в ухо Блэр и лишь потом убрала руки с лица подруги. Ее длинные светлые волосы упали на плечо Блэр, когда она целовала ее в щеку.

— Что происходит? — спросила Серена. — Аарон глупо улыбался, стоя за ее спиной. На нем была красно-коричневая толстовка с надписью: «Гарвард». Как он ее раздражал!

Блэр заморгала. Разве они не видели, что у нее самая важная встреча в жизни?

— Я Серена, — представилась она и протянула Оуэну руку.

Оуэн встал и пожал ей руку.

— Я очарован. — Произнося это, он наклонил голову и в этот момент был просто вылитый Кэри Грант.

— Ну, ты придешь завтра посмотреть на меня в шоу Леза Беста? — спросила Серена Блэр.

— Ты должна прийти, — вторил ей Аарон. — Я и то пойду, хотя не хожу ни на какие показы, подружка.

Да, Блэр знала, что Аарону все по барабану. Но тем не менее он согласился пойти. Мода означала для него мех и «испытано на животных». А это было против всех принципов, в которые он верил.

— Ты в списке приглашенных, — добавила Серена.

Оуэн был совершенно смущен всем этим разговором. Блэр сердито выдохнула и встала, отворачиваясь от Оуэна так, чтобы он не слышал то, что она собиралась сказать.

— Не оставите ли вы нас в покое? — прошипела она низким шепотом. — Мы беседуем про Иель, и это, блин, охренеть как важно.

Аарон положил руку Серене на талию, увлекая ее за собой.

— Извини нас, — прошептал он самодовольно. — Если что, мы внизу, в новом клубе «Харри-сон».

Они удалялись, его дреды подпрыгивали, а ее светло-золотистые волосы ниспадали до плеч. Они оба выглядели беспечными и беззаботными, а это не могло не раздражать.

— Сожалею, — извинилась Блэр и снова села, элегантно закинув ногу на ногу. — Мои друзья иногда очень эгоцентричны.

— Не беспокойтесь.

Оуэн уставился на свой бурбон и стал размешивать кубики льда в бокале. Казалось, его что-то беспокоило. Он снова поднял глаза:

— Вы не возражаете, если я спрошу, что такого ужасного вы сделали во время первого интервью? И что дало вам основание думать, что вы не поступите?

Блэр сделала глоток вина, а потом еще. Стоит ли рассказывать ему о том, что произошло? Оуэн наверняка подумает бог знает что.

— То был совершенно неудачный день, — начала она свою исповедь, и слова ее полились, в то время как она неистово теребила перстень на пальце. Ей не хотелось впадать в нелицеприятные детали того лажового собеседования, по если Оуэн действительно собирался помочь ей, пусть уж лучше узнает правду.

— Я не выспалась, устала и нервничала, а еще я ужасно хотела в туалет. Меня попросили рассказать о себе и я, не задумываясь, выложила ему все: что мой отец голубой и что мать моя собралась замуж за отвратительного, жирного, красномордого мужлана с противным сынком с дредами. Кстати, вы только что имели удовольствие с ним познакомиться. Я рассказала ему о том, что мой парень Нейт меня игнорирует. Затем он спросил, какие книги я прочитала за последнее время, и я не смогла вспомнить ни одного названия. Я начала плакать, а в конце интервью почему-то поцеловала его.

Блэр театрально вздохнула, схватила со стола салфетку и расстелила ее на коленях.

— Только в щеку, конечно, но это было совершенно неуместно. Я просто хотела, чтобы он запомнил меня. Знаете, ведь нам дается всего несколько минут на то, чтобы произвести впечатление, но мне кажется, я немного перегнула палку. Она посмотрела в красивые голубые глаза Оуэна:

— Я не знаю, о чем тогда думала. Оуэн бесшумно пригубил свой напиток, задумавшись над тем, что ему рассказала Блэр.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — после небольшой паузы произнес он, но теперь его голос звучал невозмутимо и скептически.

Блэр проглотила вино. Все и так ясно: он думал, что она ненормальная и бестолковая. О боже. Она провалилась.

Вдруг он расплылся в дьявольской улыбке, обнажив свои белые зубы.

— Да я шучу, Блэр. Не так уж все плохо. Может быть, это было самое запоминающееся и самое захватывающее интервью для Джейсона Андерсона Ш. Нупредставь: он не самый прикольный парень в мире, а его работа очень утомительна. Уверен, что ты была для него лучиком света на осеннем небосклоне поры собеседований.

— Так вы все-таки не считаете, что это безнадежно? — спросила Блэр трагическим голосом Одри, попавшей в беду.

Своей загорелой рукой Оуэн взял ее маленькую руку с рубиновым перстнем.

— Вовсе нет. — Сказав это, он откашлялся. — Вам никто не говорил, что вы чуть-чуть похожи на Одри Хепберн?

Блэр покраснела от пальцев ног до макушки. Какой он душка! Знает, что и когда сказать, и настолько похож на Кэри Гранта, что у Блэр закружилась голова. Толстое золотое обручальное кольцо плотно сидело у него на пальце. Заметив его, она насупилась. Если он женат, зачем он держит ее за руку?

Оуэн, словно прочитав ее мысли, тотчас отдернул руки и заерзал на стуле.

— Да, я женат, но мы больше не вместе.

Блэр нерешительно кивнула. Это ее не касалось. Однако если Кэри — Оуэн — захочет пригласить ее куда-нибудь еще раз, вряд ли она скажет «нет».

«Пригласить ее куда-нибудь еще раз?» Она что, забыла, это вовсе не свидание?

— Уверен, что у вас горы дел, — сказал Оуэн и протянул к ней руку, словно не хотел, чтобы она уходила. — Но вы не будете возражать, если я вам как-нибудь позвоню?

Блэр надеялась, что в тот момент она выглядела совершенно как Одри. Да, Оуэн был почти ровесником ее отца, юристом, мужчиной, но в своей жизни она еще никогда и ни к кому не испытывала такого влечения. И почему же она должна этому противиться? Она без пяти минут выпускница школы. Она хорошо училась и надеялась, что скоро поступит в Йельский университет. Да, встречаться со взрослым мужчиной было полным бредом, но ей давно пора расслабиться и повеселиться.

— Конечно. — Она улыбнулась и, приподнимая аккуратно выщипанную бровь, добавила: — Мне бы этого хотелось.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

МАЛОЛЕТНЯЯ НАСЛЕДНИЦА ПРОДАЕТ ЛОШАДЕЙ РАДИ НАРКОТИКОВ!
Прошлой ночью я была в этом новом клубе «Харри-сон», и, потягивая клубный коктейль, который просто-напросто является «взрослой» версией детского коктейля «Ширли Темпл», я узнала последнюю сплетню о своей подружке, с которой мы вместе ходили в детский сад. Хотя к ней по наследству перейдет самая большая в мире компания, занимающаяся производством пиломатериалов, ее недавно поймали на продаже собственных скаковых лошадей, так она пыталась срубить на наркоту. Ясно, что во владение наследством она вступит, только когда ей исполнится восемнадцать, а сейчас получает лишь «небольшое» месячное содержание. Она была на мели, поэтому выставила на аукционе «Ганз'н'Роу-зиз», скакуна, получившего множество наград, а на вырученные деньги накупила таблеток или что-то вроде того. Как противно! Очевидно, ее восьмидесятилетняя няня или тот, кто после кончины отца за ней приглядывает, уехал вместе с ее матерью в Сэнди-Лейн, что на Барбадосе. И когда они узнали о лошади, то срочно отправили мою подружку прямиком на реабилитацию. Такое впечатление, что курсы реабилитации этой зимой в моде!

НЕДЕЛЯ ВЫСОКОЙ МОДЫ: ТОЛЬКО ФАКТЫ
Готовьтесь к тому, что вам предстоит морозить себе задницу, пока вы будете ловить такси. Готовьтесь к тому, что вам придется толкаться целый час до начала показа. А потом узнать, что шоу начинается еще через час. Готовьтесь лицезреть надушенных геев и девушек с загаром из солярия, намазанных кремом против морщин «Ботокс». Они уже и забыли, что всего час назад, до показа, на них были совершенно одинаковые тряпки. Еще вам предстоит узнать, что эти уродливые брюки «бананы» с отвисающей задницей снова в моде. А как не позавидовать моделям с пухлыми губами и длинными ногами, которые, между прочим, очень даже им идут! Сдержите свой гнев, когда сильно накрашенные женщины наденут воротники из меха французского бульдога только потому, что он очень сочетается с сумочками от Луи Вюиттона. Будьте готовы умереть, прежде чем дождетесь начала банкета и возможности покурить. Не мудрено, что от этих банкетов у вас поедет крыша. И наконец, не удивляйтесь, если на следующий день вы вряд ли вспомните, что происходило вчера.

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница!

Вчера вечером я проходил мимо отеля «Комптон» и, представляешь, видел Б с мужиком, который живет по соседству. У него еще дочка, она учится в нашей школе в девятом или десятом классе. Что все это значит? — Том.

Привет, Том.

Кто бы знал, что все это значит! А разве ты не можешь представить себе Б в качестве мачехи той бедной девушки?

— Сплетница

Дорогая сплетница-болтунья! Я тащусь от тебя, ты просто рулишь! Кстати, слышала, Нейт ездит в Гринвич в странную клинику для наркоманов. На реабилитацию. Мой двоюродный брат как-то «отдыхал» там и вышел оттуда еще более безбашенным. — ФБ


Дорогая ФБ.

Спасибо за комплимент, хотя я не просекла фишку со «сплетницей-болтуньей». Ну, хорошо хоть не сплетница-глазунья. А что касается Нейта, они не смогут лишить его ни души, ни божественной красоты.

— Сплетница

НАБЛЮДЕНИЯ
Н с родителями осматривал ту новую стильную клинику в Гринвиче. Ч делал маникюр в исключительно мужском салоне красоты «Койн» в Челси. Я не шучу. С рассматривала сшитую на заказ футболку в одном из специализированных магазинчиков в китайском квартале. Б стояла напротив «Тиффани», пила что-то из бумажного стаканчика и ела рулет, прямо как Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани», только на Б была ее серая школьная форма, а не черное вечернее платье от Кристиана Диора. Вокруг тента Леза Беста К и И развешивали знаки с надписью: «Не околачиваться!»

Кажется, с помощью этой услуги они пытались заполучить хорошие места.

Обещают сильный снегопад к выходным, но когда это могло нарушить наши планы? Увидимся в первом ряду!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Родственные души сходятся в клинике для наркоманов

— Кто-нибудь слышал о снегопаде? Обещают, что к ночи выпадет около метра осадков!

Джеки Дэвис, руководительница группы подростков, которую посещал Нейт в реабилитационном центре «Вырвись из плена», потирала руки, будто мысль о том, что всех этих богатых изгоев хорошенько припорошит, была как-то свя-зана с тем, что они классно проведут время.

После того как Нейта повязали в парке, его отец и Сол Бернс, семейный адвокат, пришли в полицейский участок, чтобы забрать его. Отец Нейта, суровый седоволосый капитан военно-морского флота, ко всем непредвиденным ситуациям подходил жестко и рационально. Оплатив штраф в три тысячи долларов, он подписался под соглашением, согласно которому Нейт обязан был незамедлительно пройти курс реабилитации — не менее десяти часов в неделю. Это означало, что пять дней в неделю Нейт должен был ездить в Гринвич, штат Коннектикут, на индивидуальные консультации и групповую терапию.

— Просто представь, что это работа такая, — попытался успокоить его Сол Берне. — Работа после занятий.

Капитан Арчибалд ничего не говорил. И без слов было понятно, что Нейт разочаровал его. Хорошо хоть мать Нейта была в Монте-Карло, где навещала свою трижды разведенную сестру. Когда Нейт по телефону рассказал ей свою омерзительную историю, она вскрикивала, плакала, выкурила пять сигарет подряд, а затем разбила бокал из-под шампанского. Она всегда все немного драматизировала. В конце концов, она была француженкой.

— Ну хорошо. Давайте начнем и пройдемся по кругу, — сказала им Джеки радостным голосом, словно это был их первый день в детском саду. — Назовите свои имена и объясните, как вы здесь оказались. Только не затягивайте, пожалуйста.

Она кивнула, указывая на Нейта, потому что он сидел рядом с ней. Ему-то и пришлось начинать.

От неловкости Нейт заерзал в кресле от Шарля Имэ. Вся мебель в этой шикарной реабилитационной клинике в Гринвиче была современной и сочеталась с минималистским бежево-белым дизайном помещений. Пол был вымощен итальянским мрамором кремового цвета, белоснежные шторы закрывали окна во всю стену, а персонал был одет в бежевую льняную униформу, специально смоделированную к девяностым годам дизайнером Гуннером Гассом, бывшим пациентом клиники, который нынче являлся членом попечительского совета.

— Ну ладно. Мое имя Натэниел Арчибалд, но все зовут меня Нейт, — пробормотал он, ударяя ботинком по ножкам стула, и откашлялся. — Меня взяли пару дней назад, когда я покупал травку в Центральном парке. Поэтому я здесь.

— Спасибо, Нейт, — прервала его Джеки. Она холодно улыбнулась и что-то записала в планшет. — У нас здесь принято все называть своими именами. В вашем случае это — не травка, а марихуана. Если вы будете называть все по имени, вы сделаете шаг к тому, чтобы избавиться от зависимости.

Она снова улыбнулась ему:

— Давайте-ка попробуем еще раз!

Нейт смущенно оглядел всех неудачников. Всего их было семь: три парня и четыре девушки. Они потупили взор, видимо, волнуясь, ведь каждому из них придется говорить, и уже заранее испытывали жуткий дискомфорт. Так же себя сейчас ощущал и Нейт.

— Я Нейт, — механически повторил он. — Полиция застукала меня в парке, когда я покупал марихуану. Поэтому я здесь.

Напротив него сидела девушка с темными волосами, достающими до талии, кровавого цвета губами и очень бледной, почти синей кожей, она смотрела на пего так, словно была обколотой Белоснежкой.

— Это уже лучше, — заключила Джеки. — Следующий.

Она кивнула японке, которая сидела рядом с Нейтом.

— Меня зовут Ханна Кото. Две недели назад, перед тем как пойти в школу, я приняла экстази, а в классе на уроке тригонометрии я легла на пол, чтобы пощупать ковер.

Все, за исключением Джеки, засмеялись.

— Спасибо, Ханна. Это было неплохо. Следующий.

Нейт забил на двух следующих выступающих, его прикалывало, как Белоснежка нервно трясла ногой, словно не могла дождаться своего собственного концерта. На ней были светло-голубые замшевые ботинки, которые выглядели совершенно новыми.

Наконец наступила ее очередь.

— Меня зовут Джорджина Спарк, для некоторых я просто Джорджи. Кажется, я попала сюда, потому что не уважала своего папашу, пока он не отдал концы. Поэтому мне приходится ждать восемнадцати лет, чтобы начать жить так, как я хочу.

Все нервно засмеялись. Джеки недовольно зыркнула.

— Джорджина, вы можете назвать вещество, которое принимали?

— Кокаин, — ответила Джорджи, и прядь ее темных волос упала ей на лицо. — Я продала свою любимую лошадь, чтобы купить пятьдесят граммов. Об этом трезвонили все средства массовой информации, даже показывали по телевизору. «Нью-Йорк пост», четверг, февраль…

— Спасибо, — перебила ее Джеки. — Следующий, пожалуйста.

Все еще продолжая трясти ногой, Джорджи посмотрела сквозь волосы и встретила заинтригованный взгляд Нейта озорной улыбкой.

— Сука, — неслышно произнесла она, указывая на Джеки.

Нейт улыбнулся в ответ и слегка кивнул головой. Сол Бернс советовал ему воспринимать реабилитацию как работу после школы. Что ж, теперь у него было над чем поработать.


Серена носит свою любовь на футболке

В пятницу вечером Чак Басс сидел во втором ряду и ждал, когда же начнется показ Леза Беста.

— Вы ведь друзья с этой Сереной, я прав? — спросил его Сонни Уэбстер, худощавый парень с черными как смоль волосами, промелированными светло-коричневыми прядками. Сонни был сыном Вивьен Уэбстер, британского дизайнера нижнего белья, чьи мужские трусы, облегающие бедра, были сейчас на гребне волны.

Сонни и Чак встретились накануне в баре и уже успели скорешиться. Неудивительно, что даже мокасины на неоново-зеленой резиновой подошве у них были одной фирмы «Тодз». От такой обуви веяло голубизной, и она вовсе не была рассчитана на то небывалое количество снега, которое согласно прогнозам должно выпасть сегодняшним вечером. Чак кивнул: — Она выйдет голой. Вот что я слышал. — Он погладил заявивший о себе живот. — Я больше не могу ждать, — равнодушно добавил он.

— Гляди, Чак разговаривает с этим, как его, ну, с голубым сынком Вивьен Уэбстер, — прошептала Кати Фаркас Изабель Коутс. — Могу поклясться, что Чака теперь интересуют мальчики.

Они с Изабель сидели в первом ряду, как и планировали. Но вовсе не из-за оказанной ими добровольной и никому не нужной услуги, а по той причине, что отец Изабель, очень известный актер Артур Коутс посетовал на то, что его дочь потратила целое состояние на всю весенне-летнюю коллекцию Леза Беста, а потому вполне заслуживала права сидеть в первом ряду.

— Я думаю, может, он би, — прошептала Изабель. — На нем все еще тот перстень с розовой монограммой.

— Да уж, будто от него вовсе не отдает голубизной.

Огромный тент в Брайант-парке был буквально набит издателями журналов мод, фотографами, актрисами и богемой. Из колонок «Боуз» вырывалась известная песня Блонди «Стеклянное сердце». Кристина Риччи сидела в первом ряду и по мобильному телефону спорила с личным пиарщиком, отстаивая свое решение пойти на шоу Леза Беста, а не Джедидаи Эйнджела, чей показ в то же самое время проходил неподалеку.

— Посмотри на него! Флоу из группы «45»! — взвизгнул Сонни. — Он просто божественен. А вон там Кристина Риччи. У моей матери куча заказов от нее.

Чак вертел головой, пытаясь заметить каких-нибудь знаменитостей и обратить на себя внимание окружающих. Вот в третьем ряду он заметил Блэр, ее отделяли от него десять мест. Он послал ей воздушный поцелуй, и она в ответ ему улыбнулась.

— Почему мы здесь опять? — спросила, зевая, Блэр Аарона. Несмотря на то что все эти дни Серена ее ужасно раздражала, на показ она решила прийти, чтобы посмотреть, не подойдет ли что из осенней коллекции Леза Беста ее новому имиджу. И теперь ей приходилось сидеть в этом спертом, переполненном помещении, слушать оглушительную музыку и вдыхать невыносимый запах всевозможных духов, хотя на самом деле ей было глубоко плевать и на тряпки, и на то, что Серена была звездой этого шоу. Это все, что нужно было Серене: доказать, что она пуп земли.

Блэр было не до тусовок с привлекательными моделями или с манерными модельерами: она ведь собиралась в Иель — святую святых высшего образования, и очень скоро ее пригласит на свидание один элегантный мужчина. Казалось, что все увлечения молодыми парнями в прошлом. Шум и блеск Недели моды больше не были столь притягательными, когда ее звала за собой собственная жизнь. Плюс их места были в третьем ряду, а это было самой большой неприятностью для нее, потому что на всех показах мод она сидела в первом или, по крайней мере, во втором ряду.

— Честно говоря, я вообще не знаю, что здесь делаю, — угрюмо ответил Аарон. Он расстегнул ярко-зеленую куртку для гольфа от Леза Беста, который подарила ему Серена, а потом снова застегнул ее. Куртка была сшита из плотного хлопчатобумажного полотна и при движении издавала шуршащий звук. Для него она была слишком крикливой, но он надел ее, потому что Серена настояла, что нельзя прийти на показ коллекции дизайнера и сидеть в третьем ряду, не надев на себя хоть что-нибудь из его вещей. Аарону нравилась прикольная атмосфера шоу. Это было похоже на рок-концерт. Но в том, что эта безумная толпа собралась, чтобы поглазеть на тряпки, было нечто ненормальное.

А на залитый огнями город все валил и валил снег. Блэр трудно было даже представить, каким сумасшествием обернется попытка найти такси сегодня ночью. Все пришедшие на показ были одеты совершенно не по погоде и ужасно шумели, считая, что именно они достойны следующего такси. Она стукнула своими черными кожаными сандалиями от Леза Беста по впереди стоящему стулу от Ники Хилтона и зевнула раз пятый подряд. Она все еще продолжала зевать, когда вдруг погасли огни и затихла музыка. Показ должен был вот-вот начаться.

Темой новой осенней коллекции была «Красная Шапочка». Сцена напоминала сказочный лес, стволы деревьев были сделаны из темно-коричневого бархата, а их ветви покрыты блестящими изумрудными листьями из шелка. Трепетно заиграла флейта, и вдруг на сцену выпорхнула Серена, на которой была юбка в складку от школьной формы «Констанс Биллар», красные ботфорты и небольшая красная шерстяная накидка, завязанная вокруг шеи. Под накидкой на ней была футболка с надписью: «Я люблю Аарона», украшенная черной эмблемой во всю грудь. Ее светлые волосы были заплетены в косички, а на лице совсем не было макияжа, только губы в волнующе ярко-красной помаде. Серена легким шагом уверенно передвигалась по подиуму, ее клетчатая юбка в такт колыхалась, и, повернувшись, она замерла перед камерами, будто делала это уже много лет подряд.

«Кто она такая? — сотни любопытных голосов зашептали вокруг. — А кто такой Аарон?»

Блэр закатила глаза: теперь, когда показ начался, он еще больше нагонял на нее тоску и раздражал.

— Кто такой Аарон? — писклявым голосом спросил Сонни Чака.

— Если б я только знал, блин, — ответил Чак.

— Это что, Аарон Соркин? Сценарист, что работает на телевидении? — удивленно спросила своего соседа разодетая в меха редактор журнала «Вог».

— Кем бы ни был этот парень, ему крупно повезло, — сказал фотограф.

— Я слышала, что он бросил ее, и мне кажется, что так она пытается снова завоевать его, — хихикнула Изабель.

— Ты пока не оборачивайся, но похоже, что он за нами в третьем ряду. Выглядит недовольным, — прошипела в ответ Кати. Обе девушки разом обернулись.

Серена послала Аарону воздушный поцелуй с подиума, но Аарон был так смущен ее футболкой, что ему поплохело, и он не заметил его. Он-то думал, что Серена будет нервничать в окружении всех этих супермоделей. И считал, что ей понадобится его моральная поддержка, но по всему видно, что это доставляет ей огромное удовольствие. Ее, наверное, возбуждает, когда она слышит, как все шепчут ее имя. Но только не он. Конечно, ему хотелось стать знаменитым, рок-звездой. Но прославиться только потому, что он тот парень, чье имя написано на футболке Серены? Нет, этого он не хотел. Он опустил руку в карман и достал полупустую пачку сигарет. Прежде чем он успел открыть ее, к нему на плечо опустилась рука охранника.

— Здесь не курят, сэр.

«Черт», — пробубнил вполголоса Аарон. Но он не МОГ просто встать и уйти, в то время как Серена была на подиуме. Он взглянул на сидящую рядом Блэр. Она кусала губы и держалась за живот, будто его свело.

Блэр хотела заткнуть свои уши в бриллиантах, чтобы не слышать, как все вокруг шепчут имя Серены. «Какие глаза! Какие ноги! Какие потрясающие волосы!» От этого уже начинало тошнить, а то ли еще будет на банкете. Как только Серена дошла до конца подиума, над которым красовалась надпись «Бабушкин домик», и скрылась, чтобы переодеться, Блэр встала, чтобы уйти.

— Я, наверно, пойду. Обещали, что снега, блин, наметет до фига, — заявила она Аарону.

— Правда? — Аарон вскочил и сказал: — Я помогу тебе поймать такси.

В этот момент он не нужен был Серене. А на банкете ее, скорее всего, будет окружать толпа восторженных поклонников, поэтому он даже не сможет к ней протиснуться. Она бы не возражала, если бы он тихонько ушел.

В Брайант-парке ноги проваливались в снег уже по щиколотку. Статуи львов на ступенях библиотеки казались огромнее и более зловещими оттого, что были укрыты белым одеялом.

— Может, я еще успею на поезд в Скаредейл, — сказал Аарон, подразумевая район Уэстчес-тер, где он жил с матерью до того, как прошлой осенью решил переехать в новую семью отца. Он чиркнул зажигалкой «Зиппо» и прикурил.

— Мы с друзьями всегда собираемся на поле для гольфа в такой снегопад. Клевая погода.

— Прикольно, блин, — равнодушно ответила Блэр.

Крупные ледяные хлопья садились ей на ресницы, она щурилась, прятала руки в карманах своего черного кашемирового пальто от Леза Беста, пытаясь найти такси. «Блин, собачий холод».

— Может, поедешь со мной? — предложил Аарон, хотя в последнее время Блэр вела себя как настоящая стерва. Раз уж они были сводными братом и сестрой, то могли бы попытаться стать хотя бы друзьями.

— Спасибо, нет, — с недовольной гримасой сказала Блэр. — Я собираюсь позвонить мэну, с которым недавно познакомилась. — Слово «мэн» звучало круче, чем «парень». — Интересно, захочет ли он встретиться со мной и выпить чего-нибудь.

— Что за мужик? — заподозрив неладное, спросил Аарон. — Не тот ли это старик из Йеля, с которым мы застукали тебя вчера?

Блэр стала топать, чтобы в совершенно не по погоде надетых туфлях от Леза Беста пальцы ее окончательно не замерзли. С какой стати Аарон позволяет себе такие речи? Какое вопиющее самодовольство!

— Во-первых, я могу встречаться с кем захочу. Во-вторых, тебе-то какое дело? А в-третьих, даже если это и он, что из того?

Она подняла руку и нетерпеливо замахала ею. Было только девять. «Где же, блин, все эти долбаные такси?»

Аарон пожал плечами.

— Не знаю. Мне просто кажется, он похож на крутого банкира, который неплохо спонсирует Иельский университет, а ты, типа, флиртуешь с ним, потому что тебе очень хочется поступить. И если тебе интересно, знай: все это просто отвратительно.

— Вообще-то я тебя не спрашивала, — оборвала его Блэр. — Но может, мне стоит послушать крутого парня, что поступил в Гарвард, не ударив при этом палец о палец, хотя все, что он делал, — сидел почти нагишом, пил пиво и прикидывался, что играет в клевой группе, которая на самом деле полный отстой, и еще говорит, что все знает.

Скрипнув тормозами, к остановке на углу 43-й улицы подъехало такси, и из него кто-то вылез. Блэр рванула к машине.

— Не суди, блин, о том, о чем ничего не знаешь! — прокричала она Аарону, прежде чем прыгнуть в такси и захлопнуть дверцу.

Аарон дрожал от холода в своей тонкой хлопчатобумажной куртке и, съежившись, шел по 42-й улице по направлению к Центральному вокзалу. Было бы неплохо потусоваться с народом. Как его, блин, достали эти женщины!

Но мы-то того стоим, так ведь?

Лучше, чем голые

Дэн старался не пялиться на моделей, когда те появлялись на подиуме в шоу «Лучше, чем голые», на них были надеты лишь коричневые вельветовые мини-юбки. Юбки были настолько короткими, что он мог видеть даже их белые трусики с оборками, напоминавшие те старомодные трусики для девочек из пятидесятых. Они так плотно облегали попки топ-моделей, что их ягодицы порой выскакивали из них. Вместо того чтобы сидеть в первом ряду, где Расти Клейн смогла найти ему место между Стивом Никсом и Ванессой Бикрофт, клевой драматической актрисой, Дэн стоял вдали от подиума в клубе на Харрисон-стрит и держал в руках блокнот, чтобы казаться похожим на литератора на случай, если вдруг Расти Клейн была неподалеку и втайне за ним наблюдала.

Шоу проходило под странную немецкую народную музыку, а на подиуме была разбросана солома. Маленькие мальчики, одетые в кожаные штаны, вели за собой блеющих белых коз, а рядом с ними вышагивали невообразимо высокие модели, чьи обнаженные груди покачивались.

«Скотство», — украдкой записал Дэн в своем блокноте. Козы загадили все вокруг, и он заметил, что в юбках моделей были сделаны разрезы. На их щеках блестящей голубой подводкой были нарисованы слезы. «Погубленные молочницы», — написал Дэн, пытаясь не ощущать свою инородность. Какого черта он делал здесь, на показе мод?

Над ним склонилась брюнетка, которой было слегка за двадцать, и попыталась прочитать то, что он писал.

— С кем ты? — спросила она. — «Нейлон? Тайм-аут?»

У нее была самая густая челка из тех, что Дэн когда-либо видел, а на глаза были надеты очки с заостренной оправой и инкрустированными фальшивыми бриллиантами на золотой цепочке.

— Почему ты не сидишь с остальными журналистами?

Дэн закрыл свой черный блокнот, прежде чем она успела что-либо прочитать.

— Я поэт, — сказал он значительно. — Меня пригласила Расти Клейн.

Похоже, женщину это не впечатлило.

— И что же вы опубликовали в последнее время? — недоверчиво спросила она.

Дэн сунул под мышку свой блокнот и погладил свои баки. Одна из коз отвязалась и спрыгнула с подиума. Четыре охранника побежали вслед за ней.

— Одно из моих стихотворений вышло в последнем номере «Нью-Иоркера». Оно называется «Шлюхи».

— Не может быть! — вырвалось у той. Она положила себе на колени бледно-лиловую кожаную сумку с лейблом «Лучше, чем голые» и извлекла из нее свой номер «Нью-Иоркера». Полистав немного, она нашла сорок вторую страницу.

— Ты не поверишь. Я прочитала это стихотворение по телефону всем своим подругам. Неужели это именно ты написал его?

Дэн не знал, что и сказать. Это была его первая встреча со своей почитательницей, и он был смущен и взволнован одновременно.

— Я рад, что оно вам понравилось, — скромно ответил он.

— Понравилось? — повторила за ним женщина. — Да оно перевернуло всю мою жизнь! Вы мне его не подпишете? — попросила она его, положив журнал ему на колени.

Дэн пожал плечами и достал ручку. «Дэниел Хамфри», — написал он рядом со своим стихотворением, но его подпись выглядела чересчур просто, поэтому он нарисовал под ней маленькую завитушку. Он подписался прямо на тексте рассказа Габриеля Гарсии Родеса, это показалось ему кощунством, но, по правде говоря, кому какое дело, если он ставил свой первый автограф. Теперь он знаменит, он настоящий писатель.

— Я вам так, так благодарна, — сказала женщина, забирая свой журнал, и благочестиво добавила шепотом, указывая на блокнот: — А теперь продолжайте писать и извините, что я вас побеспокоила.

Немецкая народная музыка плавно перешла в оперу, а маленькие мальчики ушли, уводя за собой коз. На подиуме в черных шерстяных накидках и переливчато-синих замшевых ботфортах появлялись модели со страусиными перьями в волосах. Они были похожи на героев «Властелина колец».

Резким движением Дэн принялся писать. «Добрые и злые волшебницы, — начертал он. — Охотятся на голодных волков. — Он погрыз конец ручки, а затем добавил: — Как хочется курить».

Б притворяется, как настоящая притворщица

Для того чтобы явиться на шоу «Культура гуманности» от Джедидаи Эйнджела на Хайвей, 1, в Челси, Ванесса нарушила традицию одеваться во все черное и позаимствовала у Руби красную блузку с глубоким вырезом и рукавом длиной в три четверти. Однажды она уже надевала ее и получила кучу комплиментов, возможно из-за того, что вырез открывал чувственную бледную ложбинку и край черного кружевного бюстгальтера. Ванесса приехала на показ уже после начала. Ее сестра настояла на том, чтобы Ванесса взяла такси, и, естественно, оно застряло в снегу у Юнион-сквер. Пока водитель по сотовому орал на кого-то из буксировочной компании, а из колонок неслась музыка радиостанции «Лайт эф-эм», Ванесса вылезла из такси. В конце концов она дошла до клуба, входом которого служила огромная гаражная дверь. Уши ее окончательно замерзли, и она была похожа на снежный ком с ногами. Шоу уже началось, и она не была уверена, что ее пропустят. Но, когда она назвала девушке свое имя, та пригласила одного из охранников с фонариком в руках, чтобы он лично проводил Ванессу до ее места. К стулу в середине первого ряда была прикреплена карточка с именем Кристины Риччи, но имя было зачеркнуто и вместо него черным маркером было вписано: «Ванесса Абраме». Ванесса еще никогда в жизни не чувствовала себя такой важной персоной.

В комнате царил полумрак, потому что она освещалась лишь тридцатисантиметровыми свечами, установленными по обоим краям подиума. Модели в синих коротких платьях с белым кантом и золотыми пуговицами у отворота держали у губ трубы для подачи сигнала кораблям во время тумана, в то время как из динамиков раздавался шум шторма. Белая стена за подиумом была залита светом единственного прожектора, и на ней демонстрировалось киноэссе Ванессы о Нью-Йорке, которое она посылала в Нью-Йоркский университет. Фильм был черно-белым и выполнен в стилистике сороковых, которая хорошо сочеталась с платьями моделей. И хотя все воспринимали эту морскую тематику слишком уж серьезно, Ванессе пришлось согласиться с тем, что было прикольно смотреть свой фильм на большом экране в свете прожектора.

Очень худая дама, сидящая рядом с ней, открыла карманный компьютер «Палм Пайлот» и длинным красным ногтем напечатала: «Восхитительный фон». К ее кашемировому свитеру песочного цвета был пристегнут бэдж со словом «Вог», челка ее была промелирована широкими бронзовыми прядями, а волосы сзади убраны в маленький хвост. Она продолжила печатать: «NB! Спросить у Джеда, откуда он взял этот фильм».

Ванесса подумала, может, толкнуть ее легонько локтем и сказать: «Я его сняла», — но решила, что лучше не суетиться и посмотреть, что будет происходить дальше. Возможно, кому-то фильм вообще не понравится, и тогда по этому поводу он поднимет шум, а Ванесса станет печально известным режиссером, чье по-настоящему правдивое изображение Нью-Йорка станет провалом Недели высокой моды в Нью-Йорке. Она вдруг подумала о Дэне. Как ему там, на показе «Лучше, чем голые»? Она представила, что у этой новой привлекательной бразильской супермодели Аник — или как там ее? — он просит огонька, даже не подозревая, кто она такая. Именно это она и любила в Дэне, его божественное простодушие.

Фильм подошел к тому моменту, где два старика в шерстяных куртках из шотландки и черных шерстяных кепи, которые так хорошо гармонировали, играли в шахматы в Вашингтон-сквер-парке. Голова одного покачивалась на груди, горящая сигарета ненадежно держалась на его отвисшей нижней губе, и по всему было видно, что он начал засыпать. Другой схватил его за пальцы, чтобы удостовериться, спит ли он, прежде чем растолкать его и передвинуть фигуры.

На Хайвей, 1, шум шторма утих и зазвучала резвая музыка. Мускулистые парни в коротких синих шортах при помощи канатов выволокли на сцену огромную картонную лодку. Из нее опустился трап. По нему стали спускаться одновременно по две модели, всего их было около сотни. Интересно, как же все они смогли поместиться в эту лодку? На манекенщицах были синие атласные гарнитуры дамского белья, белые ажурные чулки выше колен, белые перчатки выше локтя и белые замшевые ботфорты. Спустившись по трапу, они перешли к исполнению сложного танца. Они изображали нечто среднее между работой авиадиспетчеров и синхронным плаванием. Вдруг стройные ряды жестикулирующих моделей расступились и явили зрителям проворного парня с вьющимися рыжими волосами до плеч, на котором был белый костюм-тройка. Парень держал в руках золотую трость с инкрустированными бриллиантами и отбивал чечетку.

На полном серьезе.

Его рыжие кудри подпрыгивали, он протанцевал до самого конца подиума, мгновенно остановился и начал аплодировать зрителям. Модели за его спиной встали на одну ногу и словно фламинго высоко подняли другую, согнув ее в колене, и тоже зааплодировали. Музыка прекратилась, и зал взорвался.

Рыжеголовый парень, должно быть, и был Джедидаей Эйнджелом, решила Ванесса. Он стоял прямо напротив нее и в своем обтягивающем белом костюме был похож на Волшебника из Страны Оз. Джедидая сделал глубокий поклон и с гиканьем и улюлюканьем неожиданно показал на Ванессу, приглашая ее жестом встать. Взволнованная, Ванесса покачала головой, но Джедидая Эйнджел продолжал делать ей знаки рукой:

— Вставай, крошка! Вставай!

Толпа просто ошалела. Они понятия не имели, кто такая была Ванесса, но если даже Джедидая Эйнджел хотел, чтобы она вышла на поклон, то уж наверняка она не простая гостья. Когда Ванесса встала, лицо се пылало от смущения, а когда кланялась, чтобы поблагодарить за овацию, плечи ее охватила такая нервная дрожь, что казалось, будто она смеется.

Кен Могул шепнул ей на ухо:

— Привыкай к этому, дорогая, ты потрясла мир!

И хотя было прикольно, что такая толпа народу буквально боготворит тебя, она не могла дождаться, когда ей удастся поделиться с Дэном о том, какой это был фарс.

Если, конечно, он еще не укатил на Лазурный Берег с какой-нибудь сексапильной девятнадцатилетней супермоделью из Бразилии.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

ПУСТЬ ИДЕТ СНЕГ
На земле лежит снег глубиной около метра, и меня буквально замело на самом грандиозном и самом привилегированном банкете после очередного показа на Неделе моды. Здесь и мой самый любимый модельер, и сотни великолепных моделей и сексуальных актеров, и талантливые редакторы журналов мод, и пять авангардных фотографов мира моды. И мне абсолютно все равно, если из-за снегопада вся жизнь в городе будет парализована. Я не хочу уходить.

НАБЛЮДЕНИЯ
В углу небольшого романтического бара в новом отеле на Перри-стрит 5 ждала, когда кое-кто придет на свидание. Сраздавала автографы на банкете Леза Веста в клубе «Крэм» на 44-й. Ч в окружении парней-моделей тоже раздавал автографы. За кого же он себя выдавал? Н в лимузине сопровождал нашу любимую наследницу из Коннектикута, когда она ехала в свое поместье в Гринвиче. Дж и ее новая подруга неслись по снегу в «Блокбастер» и «Хунаньский котелок», что на Бродвее рядом с домом Дж, чтобы прикупить съестного: похоже, будет вечеринка. На банкете после шоу «Лучше, чем голые», который проходил в клубе «Харрисон», Д постоянно находился в окружении моделей. Они стреляли у него сигареты или действительно читали его стихотворение? А на банкете Джедидаи Эйн-джела на Хайвей, 1, В прикидывалась, что флиртует со всеми в своей очаровательно избитой манере.

Я надеюсь, что все просто в восторге от того, что застряли в разных местах и ждут, пока наладится погода. И помните: ничто не согреет вас лучше, чем тепло чьего-либо тела.

Ой, кто-то намерен снять меня для рубрики «Стиль» в конце этой недели, а моим губам не хватает блеска. Все, убегаю.

Вы от меня без ума, не так ли?

ВАША СПЛЕТНИЦА

Как в той сцене из Титаника

— Как могло такое случиться, что Дэн ебя не пригласил? — спросила Элиз, макая в соевый соус печеное яблоко.

Чтобы переждать снегопад, Элиз и Дженни запаслись китайской едой, печеньями «Орео» и видеокассетами с фильмами, о которых они слыхом не слыхивали, так как в «Блокбастере» до них уже все разобрали. Они сидели и смотрели обзор Недели моды по каналу «Метро» в гостиной огромной обветшалой квартиры Дженни в Верхнем Вест-Сайде. Просто поразительно! Когда оператор на показе «Лучше, чем голые» делал панорамный кадр зрителей, он на мгновение навел камеру прямо на Дэна, который в тот самый момент бешено строчил что-то в своем дурацком блокноте.

— Только потому, что я его младшая сестра, — ответила Дженни, пораженная тем, что только что по телевизору в прямом эфире увидела бледное, обрамленное баками лицо своего брата. Она знала, что Дэн идет на это шоу, но даже не стала спрашивать, можно ли ей пойти вместе с ним. Он ведь был так поглощен мыслью о том, что он новоявленный Ките, что даже забыл о ее существовании.

Камера переключилась на площадку Леза Веста в Брайант-парке, где по подиуму с важным видом дефилировала Серена Ван-дер-Вудсен. На ней была обнажающая живот футболка с надписью: «Я люблю Аарона», серая школьная юбка «Констанс Биллар», красная шерстяная накидка и туфли от Леза Беста. Она должна была являть собой сексуальную версию «Красной Шапочки» или что-то вроде того.

Естественно, никто и не собирался платить деньги за школьную форму.

— Эй, разве это не руководительница нашей группы? Серена Ван-дер-Вудсен? — показала Элиз.

Дженни засунула в рот печенье целиком и кивнула, ее щеки оттопырились. Несомненно, это была Серена. Она выглядела, как никогда, превосходно.

— Быстро переключай капал! Я не могу есть и смотреть на такие ноги, — завизжала Элиз, запустив в телевизор бархатной подушкой, украшенной бисером.

Дженни засмеялась и выключила телевизор совсем. Она взяла свою кружку с надписью: «Я люблю Нью-Йорк», налила колы и осторожно посмотрела на деликатесы, разложенные на старом пароходном сундуке, — который служил кофейным столиком. Квартира была настолько грязной, и она опасалась, что в любой момент из осыпающейся на потолке штукатурки выпадет отвратительный таракан размером с рака и попадет прямо в ее кунжутную лапшу. Она заметила, что Элиз даже не притронулась к еде.

— Надеюсь, ты не из-за меня ничего не ешь? Дженни взяла пару палочек и стала накручивать ими лапшу в картонной коробке.

— Обещаю, я даже не взгляну на тебя. Элиз взяла пальцами свое печеное яблоко и откусила половину.

— Оно прямо как из школьной столовой, — сказала она с набитым ртом. — Я не могу есть, когда все эти худышки смотрят на мой жир.

— Да ты не такая уж толстая, — ответила Дженни. От присутствия Элиз у нее разыгрался аппетит. Она чувствовала себя просто спичкой. Было настоящим облегчением узнать, что Элиз не страдает никакими недугами, связанными с пищеварением, она просто не уверена в себе. Когда у тебя появляется новый друг, ты никогда не уверен, хорошо ли его знаешь.

— Это ты нарисовала? — спросила Элиз, указывая на написанный маслом портрет отца Дженни, который висел над каминной полкой. На Руфусе была надета футболка с треугольным мысом, к которой прилипли частички сигаретного пепла. Его жесткие седые волосы торчали в разные стороны, лицо поросло щетиной, а светло-карие глаза возбужденно блестели от только что выпитого кофе и частого употребления ЛСД в шестидесятые. Портрет был достаточно достоверен — Да.

Дженни накрутила на палочки еще лапши. С тех пор как в декабре она закончила серию портретов Нейта, она ничего не нарисовала. Дженни изобразила тогда своего друга в разных манерах художников, которых изучала: там были портреты Нейта а-ля Пикассо, Моне, Дали, Уорхолл и Поллок. Но когда Нейт разбил ей сердце, она сожгла их в металлическом мусорном баке на 99-й Восточной улице. То был момент очищения: их любовь превратилась в пепел. Теперь, когда она вспоминала об этом, то думала, что лучше б уж сохранила пепел и что-нибудь им нарисовала: автопортрет или спокойный морской пейзаж. Но стоит ли говорить об этом теперь.

Элиз потянулась за очередным яблоком:

— А ты меня нарисуешь?

Дженни выглянула в грязное окно. Снег падал плотным слоем, будто кто-то рвал в небе пуховые подушки.

— Ну конечно, — сказала она, поднимаясь, чтобы достать краски. Все равно ей нечем было заняться.

— Здорово!

Элиз бросила огрызок яблока в картонную коробку и расстегнула свои слишком тесные джинсы «Севен». Затем сняла через голову водолазку «Гэп», а вместе с ней и бюстгальтер без застежек. Когда Дженни повернулась с куском полотна и палитрой масляных красок в руке, Элиз уже вытянулась на диване и предстала пред ней полностью обнаженной.

— Ты что? — заинтригованно спросила Дженни. Элиз откинулась на подушку, опираясь головой о сцепленные пальцы рук.

— Я всегда хотела позировать обнаженной, — сказала она. — Помнишь, как в сцене из «Титаника»?

Дженни устроилась на полу, скрестив ноги, прямо напротив Элиз и смочила кисть.

— Как хочешь, — заметила она, неодобрительно посмотрев на свой жаждущий чувственный объект.

Похоже, ее новая подруга была не столь уж неуверенна в себе, как ей показалось вначале. И гораздо более сумасшедшей.

Некоторые предпочитают погорячее

Блэр сидела за столиком в углу красного бара на нижнем этаже нового уютного романтического отеля на Пери-стрит и пила «Абсолют» с тоником. Она намеренно отвернулась от телевизора, на экране которого канал «Метро» обозревал Неделю высокой моды. Сколько можно было показывать один и тот же фрагмент, в котором Серена в школьной форме и этой дурацкой футболке «Я люблю Аарона» с важным видом расхаживала по подиуму шоу Леза Беста. Даже в баре люди задавали друг другу одни и те же вопросы: «Кто она такая?» и «Кто такой Аарон?» Этого было вполне достаточно, чтобы отодвинуться к обитой красным бархатом стене.

— На этот раз я в галстуке с эмблемой университета, — объявил Оуэн с хитрой улыбкой на лице, подходя к ее столику.

На нем был короткий желто-коричневый макинтош от Берберри с поясом и мягкая фетровая черная шляпа, которые еще больше подчеркивали в нем мужественность и изысканность. Он сел па обитую красным бархатом скамейку рядом с Блэр и поцеловал ее в щеку. Из-за снегопада лицо его было влажным и холодным, одно его прикосновение вызвало у нее дрожь во всем теле.

— Привет, красотка.

Этого было достаточно, чтобы в одно мгновение Блэр забыла обо всем и о Серене в том числе. Рядом был взрослый мужчина, которого она считала очень сексуальным и который назвал ее только что красоткой. Просекли?

— Привет. — Она беспрестанно вертела на безымянном пальце перстень с рубином. — Извините, что вытащила вас в такую ночь. Мне просто было так… так одиноко.

Подошла девушка-сомелье, и Оуэн заказал мартини «Сапфир Бомбея» безо льда. Потом вынул из кармана пачку «Мальборо», достал две сигареты, прикурил, одну оставил себе, а другую предложил Блэр. Но когда он посмотрел на нее пронзительным взглядом своих ярко-голубых глаз, его черные брови озабоченно нахмурились:

— У тебя что, неприятности? «Неприятности?» Блэр затянулась сигаретой,

обдумывая свой ответ. Если неприятностью считать то, что она сходит с ума по взрослому женатому мужчине, тогда да, у нее были большие неприятности.

— Может быть, — робко ответила она. — А у тебя? Девушка принесла мартини. Он съел зеленую оливку, плавающую в нем, и салфеткой вытер губы. На его четко очерченный подбородок упала тень.

— Сегодня утром на собрании я все время думал о тебе, — признался он.

Блэр провела ногтем по колену, облаченному в ажурный чулок.

— Правда? — спросила она, желая скрыть в голосе оттенок желания и надежды.

Оуэн поднял бокал к губам, его голубые глаза горели.

— Да. Эта неделя была просто сумасшедшей, но обещаю, что отошлю свой отчет в приемную комиссию Иеля.

— А-а-а, — разочарованно произнесла Блэр. Она водила своей маленькой коричневой коктейльной соломинкой по дну бокала. Она вдруг перестала думать об университете. Находиться рядом с Оуэном было для нее важнее. Она его «красавица», звезда его шоу. А может, она лишь тешит себя?

Вглядываясь в оконное стекло, Блэр едва могла различить силуэты машин, припаркованных на улице. Они были просто белой массой, словно огромные спящие немые слоны. Она чувствовала взгляд Оуэна на себе. Он наблюдал, как она затянулась и выпустила в воздух струю серого дыма. Потомспросил, могут ли они встретиться еще раз? Он бы этого не сделал, если бы не считал ее привлекательной. Он просто нервничал, вот и все. В головке Блэр-режиссера завращались камеры. Она отвела себе роль роковой женщины, соблазняющей красивого юриста. О Иеле говорить сейчас ей хотелось меньше всего.

Она затянулась в последний раз и затушила сигарету о хромированную пепельницу, стоявшую посередине стола.

— Я однажды чуть не попала в тюрьму, — заявила она, пытаясь его заинтриговать.

Это была неправда. Несколько месяцев назад она украла из мужского отдела «Барниз» кашемировые домашние брюки. Ей хотелось сделать Нейту сюрприз, у них уже тогда начались проблемы. Но когда они расстались окончательно, Серена убедила Блэр вернуть штаны в магазин. Так что тюрьмы она благополучно избежала.

Оуэн засмеялся и взял свой напиток. У него были золотые запонки с синей буквой «И», которые сочетались с золотисто-синим галстуком с эмблемой Йельского университета.

— Вот видишь, как раз такие, как ты, и нужны в Иеле, — пошутил он.

— Я еще девственница, — сболтнула Блэр, часто заморгав ресницами из-за неожиданно сорвавшихся слов. Странно. Ей уже не терпелось узнать, как Оуэн целуется, но она все еще чуть-чуть опасалась того, что делала.

— Я думаю, что в Иельском такие тоже нужны, — засмеялся Оуэн. Он положил ногу на ногу, потом сбросил, и Блэр поняла, что заставляет его нервничать, а этого она как раз не добивалась.

Она протянула под столом руку, и ее маленькие дрожащие пальцы опустились на его теплую загорелую ладонь.

— Я совсем не против, если ты меня поцелуешь, — прошептала она низким хриплым голосом, как Мэрилин Монро в фильме «Некоторые любят погорячее».

Оуэн поставил бокал.

— Иди сюда, — сказал он, обнимая ее и притягивая к себе.

Его колючий подбородок царапал Блэр во время поцелуя, но еще никто в жизни не целовал ее так умело и так крепко. К тому же от него слегка пахло самым любимым ее мужским одеколоном «О-д'оранж-верт» от Эрме.

Блэр думала, что ее будут мучить угрызения совести, когда их губы встретятся. «Он ведь друг отца, — напомнила она себе. — Он уже в возрасте». Но Оуэн так хорошо целовался, что ей не хотелось, чтобы он останавливался.

С не может найти воего парня, ну и что с того?

— Я сказал ей, что ни у одной девушки в нашем бизнесе нет такой классной задницы, как у нее, — сообщил один из стилистов Леза Бсс-та фотографу из журнала «Дабл ю». — Да с ее худыми бедрами это просто супер. Даже если бы она влезла в грязные старые джинсы своего парня, они показались бы всем свежими и сексуальными.

Серена покачала своей прелестной белокурой головкой, добродушно протестуя, и выпустила струю дыма от своих сигарет «Американ Спирит».

— Мой парень никогда не носит джинсы. Он говорит, что они не заслуживают того повышенного спроса, которым пользуются. Он носит зеленые камуфляжные штаны. Причем только настоящие, которые можно найти лишь в магазинах, где продают обмундирование.

Она обвела взглядом толпу, отрывающуюся на полную катушку на банкете в прокуренном клубе «Крэм», что недавно открылся на 43-й улице, но нигде не видела Аарона. Он не заходил за кулисы во время показа, поэтому она посчитала, что он должен быть где-то здесь.

— А вашего парня, случайно, зовут не Аарон? — спросил стилист. Он засмеялся, показывая на футболку. — Вы должны уговорить Леза выпустить серию таких. Она всем понравится. Это будет улет!

— Вы не могли бы сделать шаг назад, чтобы я сделал снимок? — попросил фотограф стилиста.

— Серена, а вы не подпишете эту фотографию для моей коллекции, — попросил маленький мужичок в кожаных штанах, постриженный под ежик.

— И мне тоже! — вторил ему еще чей-то голос.

Серена подтянула голубые облегающие джинсы от Леза Беста, за которые получила столько комплиментов, и стала позировать перед камерой: рукой она указывала на надпись на футболке «Я люблю Аарона» и широко улыбалась.

— Уверен, что, если бы вы выставили на аукцион эту футболку прямо сейчас, продали бы ее за тысячу долларов, — пытался сострить фотограф, делавший снимок. — Но, конечно же, вы с ней не расстанетесь.

Серена сделала еще затяжку, пока окружившие ее люди ждали ответа. Футболка была классной, но это был всего лишь экспромт: Серена не говорила Аарону о своей задумке, потому что считала, ему эта идея покажется ему нелепой, а ей хотелось как-то отблагодарить его за то, что он пришел на шоу в тот вечер, ее вечер. Она все делала экспромтом, именно поэтому мысль об аукционе показалась ей очень даже интересной. Она могла потратить деньги на благотворительность, например на программу «Маленькие сердца», куда пойдут деньги, и от проведения бала на день святого Валентина.

— А почему бы так и не сделать! — легкомысленно засмеялась она.

Поклонники ее приветствовали эту новость восторженными криками и последовали за Сереной к бару, словно завороженные мыши за сказочным крысоловом.

— Кто желает купить футболку? — крикнула Серена, залезла на стойку бара и стала ходить по ей, как по подиуму.

Конечно, с этой затеей мог справиться только тот, кто был так же великолепен, как она. Диджей подыграл ей: он поставил старую песню Мадонны «Вог» и включил колонки на полную мощность. Серена покачивала бедрами и выставляла вперед грудь — это было настоящим приколом. Взгляды всех присутствующих были устремлены на нее.

Кто-то крикнул:

— Пятьсот долларов.

— Кто больше? — Серена подзадоривала обалдевшую толпу. — Все деньги пойдут на благотво-

рительность.

— Семьсот!

— Восемьсот! Серена прекратила танцевать, закатила глаза и достала сигареты, словно говоря: «Ваша жадность нагоняет на меня тоску». Толпа засмеялась, и ей сразу же предложили около пятнадцати зажженных зажигалок. Она наклонилась, чтобы прикурить у какого-то счастливчика в меховой жилетке, тут же отпрыгнула от него и продолжила трясти бедрами под музыку, выпуская облако дыма. Она ждала, когда стоимость футболки возрастет.

— Тысяча долларов! — крикнул парень в меховой жилетке. Он видел Серену вблизи и знал, что футболка того стоит.

Серена подняла руки вверх и громко закричала от радости, подзадоривая кого-то поднять цену еще выше. Стыдно признаться, но ей было все равно, что Аарона нигде не было видно. Может быть, она и любила его, но сейчас отрывалась по полной без него.

Ухаживания под кайфом

— Мы можем попросить дворецкого раздеться и поиграть нам на пианино, — сказала Джорджи Нейту. — Он делает все, что я ему говорю.

Когда сеанс групповой терапии закончился и нестационарные больные разошлись по домам, снегопад был настолько сильным, что Нейт не мог поймать машину, чтобы доехать до вокзала. И тогда Джорджи предложила подвезти его. А когда они добрались до вокзала, выяснилось, что поезда прекратили ходить, и любезной Джорджи ничего другого не оставалось, как отвезти Нейта на своем черном «Рейндж-Ровере» к себе домой. Теперь они сидели на полу ее огромной роскошной спальни и курили траву, наблюдая за тем, как за окном все шел и шел снег. В четырехэтажном доме в Верхнем Ист-Сайде, в котором вырос Нейт, у них был и лифт, круглосуточный повар. Но в особняке Джорджи и было то, чего не было у них, — много-много места в доме и акры земли вокруг. Можно сказать, что поместье было городом, в котором у Джор-жи был свой собственный район, где она могла делать все, что хотела, в то время как ее старая английская няня лежала в постели и смотрела Би-би-си, а остальные слуги занимались каждый своими делами. В ванной Джорджи даже была римская скамеечка, на которой можно было полежать в ожидании того, как заполнится мраморная джакузи шириной в три с половиной метра.

— Мы могли бы позаниматься сексом на ступеньках, было бы прикольно, — сказала Джорджи. Это сведет с ума всех слуг.

Нейт прислонился головой к изножью кровати с пологом на четырех столбиках, размеры которой были поистине королевскими, и взял косяк, который они курили по очереди.

— Давай сначала просто посмотрим, как идет снег.

Джорджи перевернулась на спину и положила голову на ногу Нейта, на нем были темно-синие брюки с лейблом «Культура гуманизма».

— Блин, ты такой славный. Я не привыкла тусоваться с такими, как ты.

— А какие у тебя друзья? — спросил Нейт, присосавшись к косячку. Марихуана была ничего и казалась еще лучше оттого, что некоторое время ему пришлось обходиться без нее.

— У меня больше нет друзей, — ответила Джорджи. — Они все забили на меня, потому что у меня не все дома.

Нейт положил ей на голову руку и начал перебирать ее волосы. У нее были роскошные, невероятно мягкие волосы.

— Я постоянно тусовался с этими тремя пар нями из своего класса, — сказал он, имея в виду Джереми, Энтони и Чарли. — Но несколько дней у меня не было возможности оттянуться, и я их не хотел видеть, понимаешь?

— Это то, что Джеки называет негативной дружбой. Позитивная — это, когда ты прикалываешься с ними, создаешь что-то вместе с ними, например: печешь печенье, делаешь коллажи и лазаешь по горам.

— Я твой друг, — тихо предложил Нейт. Джорджи потерла головой о его ногу.

— Я знаю. — Под ее облегающей белой футболкой вверх-вниз дергались не такие уж маленькие груди. — Хочешь, испечем печенье?

Нейт приподнимал пальцами локоны ее волос и отпускал их, и прядь за прядью они падали к нему на колени. У Блэр тоже были длинные волосы, но не настолько гладкие и шелковистые, как у Джорджи. Прикольно, что все девчонки такие разные.

— Можно, я тебя поцелую? — спросил он, хотя вовсе не хотел, чтобы его просьба звучала так формально.

— Ладно, — прошептала Джорджи.

Нейт наклонился, провел губами по ее носу, подбородку и, наконец, губам. Она тут же ответила на его поцелуй, затем поднялась и легла, опершись на локти.

— Это то, что Джеки называет «способствовать пристрастию»: ты делаешь что-то, от чего ты чувствуешь себя хорошо только временно, вместо того чтобы «залечивать раны».

Нейт пожал плечами:

— Почему же это временно?

Он показал на световой люк, который был полностью засыпан снегом:

— Я никуда не тороплюсь.

Джорджи встала и удалилась в ванную. Нейт слышал, как открылась дверца шкафчика, как зазвенели пузырьки с таблетками, как побежала вода. Затем она вышла с зубной щеткой во рту, ее светло-карие глаза так светились, как будто на нее снизошло прозрение или, по крайней мере, посетила какая-то хорошая мысль.

— Там на чердаке есть старая коляска. Мы можем пойти и посидеть в ней, — объявила она с полным ртом зубной пасты.

Она ушла в ванную, чтобы сплюнуть, и вернулась назад, протягивая Нейту свою бледную руку:

— Ты идешь?

Нейт встал и взял ее за руку. Его тело возбудилось от травы и гладкой кожи Джорджи. Все, чего он по-настоящему хотел, это целовать ее еще и еще.

— Можно мне поспособствовать своей страсти? — спросил он, находясь под хорошим кайфом.

Джорджи приподняла свою узкую бровь и облизала губы:

— Я бы даже разрешила Тебе залечить мне раны.

Нейт криво улыбнулся, как часто улыбаются обкумаренные чуваки. Кто знал, что эта дурацкая болтовня на курсе реабилитации окажется таким отпадом.

Тела и ты

— У меня рука устала, — пожаловалась Дженни Элиз, закончив с ее головой и шеей. — Дорисую остальное завтра.

— Дай посмотреть, — приподнимаясь, попросила Элиз. Ее грудь была такой маленькой, что Дженни невольно уставилась на нее. Они были похожи на те две маленькие картофелины, которые вырастил ее отец, когда однажды летом они снимали дом в Пенсильвании. Маленькие, плотные и бежево-розовые.

— Здорово, — сказала Элиз, искоса взирая на холст. — Но почему лицо зеленое?

Дженни ненавидела, когда люди задавали ей вопросы о творчестве. Она не знала, почему она делала то, что делала. Ей просто так хотелось. А ее отец всегда говорил: «Художник не должен никому ничего объяснять».

— Потому что у меня было зеленое настроение, — ответила она раздраженно.

— Зеленый — мой любимый-цвет, — радостно отозвалась Элиз.

Она натянула водолазку и трусы, оставив лифчик и джинсы на полу.

— Ух ты, у меня тоже такая есть! — взвизгнула Элиз, показывая на толстую книгу в мягком переплете, которая стояла на полке за телевизором. Она подошла к полке и достала книгу.

— Совсем новая. Ты никогда ее не читала? Дженни откусила печенье и прочитала название на корешке: «Это мое тело».

— Отец купил ее мне в прошлом году. Он, наверное, думал, что если я прочитаю ее, то буду знать о сексе все, и ему не придется мне ничего рассказывать. Может быть, и стоило ее полистать.

— Неужели ты никогда не смотрела ее? Кое-что в ней представлено очень даже наглядно.

Дженни об этом ничего не знала. Она сразу отправила книгу на полку за телевизор, где уже стояли и другие подаренные отцом книги, которые она никогда не собиралась читать: «Дышащая комната, или Как жить буддисту творчески», «Секретная семерка Мао: женщины в тени Мао», «Поиски дракона в себе, или В чем состоит твое искусство».

— Что ты имеешь в виду под словом «наглядно»? — заинтересовалась Дженни.

Элиз положила книгу на потертый кожаный диван и села, театрально закинув ногу на ногу.

— Я тебе покажу. — И открыла книгу. Дженни расположилась рядом, наклонившись поближе, чтобы было лучше видно.

Сначала Элиз открыла иллюстрацию, на которой были изображены женщина на четвереньках и лежащий под ней мужчина. Книга была написана в семидесятые годы, с тех пор текст был обновлен, иллюстрации остались прежними. Мужчина был с волосами до плеч и бородой, еще и с бусами. Его член был у нее во рту. Девчонки разразились смехом.

«Ухты!»

— Я же тебе говорила, — сказала Элиз, довольная тем, что именно она обнаружила такое.

— Как жаль, что я раньше этого не видела, — воскликнула Дженни, вырвала книгу у Элиз и пролистала вперед.

— Вот блин! — сказала она, раскрыв рот от удивления. На картине была та же пара, но в другой позиции. Член патлатого парня все еще находился во рту у женщины, только на этот раз она лежала рядом с ним, а ее ноги обхватывали его голову так, что он мог делать то же самое и с ней. Дженни даже не знала этому названия.

— Я думала, это какая-нибудь занудная книга о всякой фигне, типа как следить за циклом. Но это настоящее пособие по сексу для женщин.

— Мне кажется, что-то подобное есть и для подростков, вот та правда скучная. Мать купила мне книгу по ошибке. Поняла это, когда начала читать.

Девушки пристально разглядывали страницы, пока не дошли до раздела «Однополая любовь».

— Это как мисс Крамб, — заметила Дженни, прочитав заголовок. Вступление было длинным и начиналось со слов: «Ваши чувства истинны, и их не нужно игнорировать…» Она слышала, как мимо дома с грохотом проехал снегоочиститель, и подняла глаза, чтобы увидеть сквозь грязное окно гостиной, что снег все еще падает.

— Хочешь попробовать? — спросила Элиз. Дженни вернулась к книге:

— Что?

— Поцеловаться, — почти шепотом ответила подруга.

«Ваши чувства истинны, и их не нужно игнорировать».

Да, но Дженни не испытывала никаких чувств к Элиз. Она ей нравилась, вот и все, но она не находила ее привлекательной. С другой стороны, целоваться с девушкой, в этом что-то было. Она никогда не делала этого раньше, и если бы ей не понравилось, она могла бы представить, что целуется с тем высоким блондинчиком, которого встретила в «Бенделз».

Она закрыла книгу и положила руки на колени. Ее лицо было совсем рядом с лицом Элиз.

— Ну, давай попробуем.

Это было всего лишь экспериментом, чем-то новым в такую скучную снежную ночь.

Элиз наклонилась вперед и обняла Дженни. Она закрыла глаза, и Дженни тоже. Элиз прижалась губами к стиснутому рту подруги. Это совсем не напоминало поцелуй — он был слишком сухим. Скорее похоже на легкое подталкивание или что-то типа того. Элиз откинула голову назад, и обе девушки открыли глаза.

— В книге говорится, что нужно расслабиться и наслаждаться, особенно когда это впервые. Она что, книгу наизусть выучила?

Дженни убрала назад свои волнистые каштановые волосы и глубоко выдохнула через нос. Она нервничала, не понимая почему, но ей было бы легче, если бы Элиз все же была в джинсах.

— Ты не наденешь свои джинсы? — спросила она. — Думаю, мне не удастся расслабиться, пока ты раздета.

Элиз вскочила и натянула джинсы.

— Ну что, так лучше? — спросила она и, не застегивая пуговицы, села на диван.

— Ладно. Давай попробуем еще раз, — взволнованно ответила Дженни. Она закрыла глаза и обняла ее за шею, не пытаясь казаться скромницей.

В конце концов она была художницей, а они позволяли себе много разных выходок.

Новый Китс встречает новую музу

Когда шоу «Лучше, чем голые» подошло к концу и свечи, выставленные вдоль подиума, были убраны, на стенах, обитых черным бархатом, замелькали красные и синие стробоскопические огни. Диджей Сэсси зарядил французские хаус-ритмы, и клуб «Харрисон» превратился в евродискотеку семидесятых с полуобнаженными моделями, хлещущими шампанское «Кристалл» прямо из бутылок.

Дэн стоял в одиночестве у стойки бара и потягивал свой коктейль «Ред Булл» кто знает еще с чем. На вкус он напоминал аспирин для детей, и пил он его только потому, что бармен обещал добавить в него кофеин и какой-то таурин, они должны были помочь ему продержаться бодрячком всю ночь.

Вдруг он заметил невообразимо высокую женщину в ярко-красном пышном парике — должно быть, это был парик — с розовой неоновой помадой на губах и огромными солнцезащитными очками в оправе из панциря черепахи. Она стояла посередине переполненного зала и кричала, сложив руки рупором:

— Дэниел Хамфри! Дэниел Хамфри! Это была Расти Клейн.

Дэн запрокинул голову назад, часто моргая. Кофеин и еще какая-то фигня, подмешанная в коктейль, наконец-то добрались до его мозга. Он поставил бокал и, спотыкаясь, направился прямо к женщине. Сердце его билось быстрее ритма музыки.

— Я Дэн, — прохрипел он.

— Вы только посмотрите на него! Наш новый поэт! Тебя уже все обожают! Восхитительно!

Расти Клейн подняла свои огромные очки, нацепила их на волосы. Огромные золотые браслеты, закрывающие ее костлявые запястья, загремели, когда она схватила Дэна и расцеловала в обе щеки. Ее духи пахли тягуче и кисло, как тунец.

— Я люблю тебя, дорогой, — промурлыкала она, крепко сжимая Дэна в объятиях.

Дэн отстранился от нее: он не привык к тому, чтобы его так тискали, особенно тот, с кем он только что познакомился. Он не ожидал, что Расти Клейн окажется настолько ужасной. Ее брови были выкрашены под цвет парика, и одета она была, как фехтовальщик: черная бархатная куртка с рукавами-бомбер и с лейблом «Лучше, чем голые», облегающая фигуру, и сочетающиеся с ней черные бархатные штаны, как у тореадора; нитка черного жемчуга касалась ее бледной, костлявой груди. — Я пытался написать еще несколько стихотворений, — заикаясь, проговорил Дэн. — Ну вы знаете… для моей книги.

— Замечательно! — крикнула Расти Клейн, целуя его снова и, возможно, размазывая ярко-розовую помаду по всему его лицу. — Давай как-нибудь пообедаем вместе.

— Вообще-то всю следующую неделю я в школе, но после… Я заканчиваю в половине четвертого.

— В школе! — закричала Расти Клейн. — Ты просто крут! Тогда попьем где-нибудь чаю. Позвони мне в офис и скала! Бакли, моему ассистенту, чтобы он все уладил. Мать твою, блин!

Она схватила Дэна за руку своей похожей на клешню рукой. Ее ногти были длиной как минимум сантиметров семь и покрашены в оранжево-розовый цвет.

— Здесь есть кое-кто, с кем тебе просто необходимо познакомиться.

Расти отпустила Дэна, чтобы обнять болезненного вида девушку с грустным вытянутым лицом и грязными светлыми волосами. На ее костлявом теле была только бледно-розовая полупрозрачная комбинация, а ее гладкие волосы, достающие до талии, были непричесапы, так что казалось, будто она только что встала с постели.

— Мистерия Бзик, это Дэниел Хамфри. Дэниел, это Мистерия Бзик, — громко замурлыкала Расти. — Мистерия, ты помнишь то стихотворение, которое я тебе давала прочитать? О котором ТЫ сказала… Мать твою, скажи теперь ему сама что ты тогда сказала. А теперь извините меня, мне надо пойти полизать задницу моему любимому дизайнеру, может, тогда он даст мне еще каких-нибудь халявных тряпок. Люблю вас обоих. Чао!

Сказав это, она заковыляла в своих черных туфлях на двенадцатисантиметровых каблуках.

Мистерия моргала большими уставшими серыми глазами. Складывалось впечатление, что она всю ночь не спала и мыла полы, как Золушка.

— Твое стихотворение спасло мне жизнь, — разоткровенничалась она. Голос у нее был низкий и хриплый.

Высокий узкий стакан с ярко-красным зельем был втиснут в ее бледную руку.

— Это кампари, — сказала она, заметив его взгляд. — Хочешь попробовать?

Дэн не пил ничего, не содержащего кофеина. Он отрицательно покачал головой и сунул под мышку свой черный блокнот. Затем прикурил «Кэмел» и сделал глубокую затяжку. Что могло быть лучше? Теперь, даже если бы он не нашелся, что ей сказать, у него было хоть какое-то занятие.

— Так ты тоже поэт? — спросил он.

Мистерия опустила палец в стакан и затем облизала его. От кампари уголки ее рта были красного цвета, словно она только что съела вишневое мороженое.

— Я пишу стихи и короткие рассказы. А сейчас работаю над романом о кремации и преждевременной смерти. Расти говорит, что я очередная Сильвия Плат, — ответила она. — А ты?

Дэн пригубил из своего бокала. Он не очень-то хорошо представлял, что она имела в виду под преждевременной смертью. Разве наступает ког-

нибудь время, когда пора умирать? Он подумал, что ему стоит написать об этом стихотворение.

I [о ему не хотелось красть материал Мистерии.

— Говорят, я новый Ките.

Мистерия снова опустила палец в бокал и об-лизнула его. — Какой твой любимый глагол? Дэн сделал еще одну затяжку и выпустил дым в шумную толпу. Он не знал, почему так получилось: из-за того ли, что он находился в клубе, или из-за музыки, из-за кофеина с таурином, но, разговаривая о словах с девушкой по имени Мистерия, чью жизнь он спас, он чувствовал себя так бодро и так хорошо. Ему все это было просто по кайфу.

— «Умирать», наверное, — ответил он, допи-

вая коктейль и ставя пустой бокал на пол. — Глагол «умирать». Он знал, что это, должно быть, прозвучало так, будто он хотел произвести на нее впечатление. Она все-таки писала книгу о преждевременной смерти и кремации. Но это была сущая правда. Почти во всех его стихотворениях кто-нибудь умирал. Умирал от любви, от ярости, от скуки, от восторга; кто-нибудь засыпал и никогда не просыпался.

Мистерия улыбнулась:

— У меня тоже.

Ее серые глаза и худое, вытянутое лицо были удивительно красивыми, но его портили зубы, такие кривые и желтые, будто она никогда в жизни не была у стоматолога.

Она схватила с подноса официанта еще один коктейль «Ред Булл» и отдала его Дэну.

— Расти говорит, что скоро поэты станут востребованы, как кинозвезды. Когда-нибудь мы оба будем разъезжать на собственных лимузинах, и у нас будут личные телохранители.

Она тяжело вздохнула:

— Как будто это облегчит нам жизнь.

Она подняла свой бокал и стукнула им по бокалу Дэна.

— За поэзию, — решительно объявила она. Затем схватила его за затылок, притянула его голову к себе и раздавила его губы в крепком поцелуе со вкусом кампари.

Дэн знал, что ему следовало бы оттолкнуть Мистерию, запротестовать, сказать, что у него есть девушка, которую он любит. Ему не должны были понравиться приставания странной, практически раздетой девицы с желтыми зубами. Но ее губы были сладкими и одновременно кислыми, и ему хотелось понять, почему она была такой печальной и такой уставшей. Он хотел открыть ее, так же как он открывал совершенные метафоры, когда писал стихи, а для этого он должен был продолжать целоваться с ней.

— А какое твое любимое существительное? — прошептал он ей в ухо, передохнув.

— «Секс», — ответила она и снова прильнула к его губам.

Дэн, усмехавшись, поцеловал ее снова. Может быть, все дело в таурине…

Девушка с камерой

— Так ты одна. Красивый загорелый парень улыбнулся Ванессе, обнажив свои блестящие белые зубы. На нем были мешковатые шорты для серфинга, белые кожаные туфли от Биркенстока и меховая жилетка бело-коричневого цвета, одетая прямо на голое тело. Его звали Дорк или Дьюк или что-то вроде того, и он заявлял, что был продюсером.

— Гениальный режиссер.

— Она новый Бертолуччи. — Кен Могул поправил Дьюка или как его там. — Дайте мне год, и ее имя будет у всех на слуху.

Кен был одет как городской ковбой. Поверх черной рубашки с перламутровыми кнопками вместо пуговиц на нем была длинная серебряная жилетка с лейблом «Культура гуманизма». Его вьющиеся рыжие волосы были убраны под черную ковбойскую шляпу, даже ковбойские сапоги и джинсы на нем были черные. Он прилетел в Нью-Йорк из Юты, где на кинофестивале в Сандансе был представлен его последний фильм. Это был амбициозный проект о глухонемом мужчине, который работал на консервном заводе на Аляске и жил в трейлере с тридцатью шестью кошками. Мужчина все время молчал и дни и ночи прово-дил у компьютера, отправляя одиноким девушкам с сайта сообщения по электронной почте, поэт ому Кену пришлось изрядно попотеть, чтобы придумать какое-нибудь развитие действия. Пока это была его лучшая работа.

— Подруга, посмотрев твой фильм, я просто заново родился, — сказал Дорк Ванессе.

Уголки рта Ванессы приподнялись, она улыбнулась не то скучающей, не то изумленной улыбкой Моны Лизы. Она не знала, как отнестись к тому, что он назвал се подругой, но была довольна тем, что сделала его счастливым.

Банкет после шоу «Культура гуманизма» от Джедидаи Эйнджела был в сто раз круче, чем сам показ. Дом по адресу Хайвей, 1, был украшен как индуистский свадебный шатер, и одетые в бикини модели, которые даже не принимали участия в показе, лежали, развалившись, на кожаных диванах, пили мартини или танцевали под живую музыку бхангра. Ванесса подтянула свой красный топ. Было нелегко чувствовать себя жирной свиньей среди такого множества худых и стройных тел.

— Смотри, вот парень из журнала «Энтертей-нмент Уикли», — сказал Кен Могул и обнял ее за Талию, — Улыбайся, он фотограф.

По другую руку от Ванессы стоял Дьюк, прижавшись своей загорелой худой щекой к ее бледной мягкой щеке. От него пахло лосьоном после загара «Коппертоун».

— Скажи «салями»!

У Ванессы был принцип не улыбаться, когда ее заставляют фотографироваться, но почему бы и нет? Она не собиралась воспылать страстью к Дьюку, выходить за него замуж в храме волн и песка и жить в Малибу в убогой студии по соседству с акулами. Она слишком привязана к Нью-Йорку, а помимо этого она ненавидела пляжи. Нет, улыбаться она будет лишь сегодня ночью, а завтра будет такой, как всегда.

— Салями! — крикнули они все трое одновременно, сверкая улыбками перед фотообъективом.

После того как фотограф ушел, Дьюк, предполагая, что она из Лос-Анджелеса, как и все, кого он знал, спросил:

— В какой гостинице ты остановилась? Ванесса открыла бутылку минеральной воды «Эвиан» и сделала большой глоток.

— Вообще-то я живу здесь, в Нью-Йорке, в Уильямсбурге, с сестрой. Я еще учусь в школе, а она играет в группе. Дорк посмотрел с восхищением.

— Подруга! — крикнул он. — Да ты знаешь, ты прямо как тот сценарист, который в начале карьеры презирает условности и мораль. Только ты реальная. Даже реальней реального. Ты просто ди-на-мит!

Для парня по имени Дорк он оказался достаточно проницателен.

— Спасибо, — сказала Ванесса, пытаясь понять, правильно или нет она отреагировала. Она никогда не разговаривала с кем-то, кто был настолько глуп. Она почувствовала чью-то руку у себя на локте и обернулась. Ей и улыбался болезненного вида мужчина в годах в фиолетовом пиджаке и черных круглых очках.

— Ты ведь и есть режиссер фильма? — спросил ОН.

— Да, — кивнула Ванесса.

Старик покачал перед ней своим костлявым пальцем.

— Не воспринимай свой дар слишком серьезно, — сказал он и ушел.

Дьюк нагнулся к ее уху и настойчиво произнес:

— Я живу в отеле «Хадсон». Не хочешь пойти ко мне и выпить чего-нибудь? Ванессе бы сказать ему: «Отвали», но к ней никогда прежде не клеился такой прикольный глупый серфингист. Он мог запросто пристать к любой модели в клубе, но почему-то выбрал ее. Это ей льстило. И разве не прав был тот старик, который сказал ей не воспринимать все слишком Серьезно? Слава богу, что она, пройдя через все муки, удалила волосы на ногах.

— Может быть, чуть попозже, — ответила она, чтобы Дорк не чувствовал себя полным победителем. — По-моему, там снег идет.

— Пожалуй, ты права.

Дорк шлепнул себя ладонью по лбу и глупо засмеялся:

— Ну, может, тогда потанцуем?

Он протянул руку, и мышцы его слегка заиграли, приглашая. Наверное, он ни разу в жизни не пропустил тренировку и питался исключительно протеиновыми коктейлями и проросшей пшеницей.

Ванесса снова подтянула красную блузку, взяла Дьюка за руку и пошла следом к переполненному и пульсирующему танцполу. Ей просто не верилось — она ведь ненавидела танцевать! Слава богу, никого из ее знакомых там не было.

Да уж.

Одри не раздевается

Так как по городу было невозможно передвигаться, а они застряли в центре, Блэр решила, что оптимальным вариантом будет снять номер в гостинице.

— Мы можем посмотреть телевизор и заказать еду в номер, — заманчиво прошептала она в ухо Оуэну. — Это будет здорово.

Номер оказался просто шикарным, в нем была огромная кровать, джакузи, на стене висел телевизор с жидкокристаллическим экраном, а из окна открывался восхитительный вид на полузамерзшую заснеженную реку Гудзон. Оуэн заказал бутылку шампанского «Вдова Клико», филе миньон, картошку фри и торт с шоколадным кремом. Когда все принесли, они залегли на кровать и, угощая друг друга тортом, стали смотреть «Топ-Ган» по Ти-эн-ти.

— Как получилось, что вы с женой разошлись? — спросила Блэр, отправляя кусок торта в открытый рот Оуэна. Шоколадные крошки упали на белые хлопчатобумажные наволочки.

Оуэн в свою очередь отломил ложечкой кусочек торта и предложил его Блэр:

— Мы еще не… — Он сомневался, его красивые брови нахмурились, пока он думал, что ей ответить: — Я бы не хотел об этом говорить.

Блэр улыбнулась, когда шоколадная корочка растаяла у нее на языке. Ей нравилось играть роль другой женщины. Она чувствовала свою… власть над ним. На огромном экране Том Круз и Келли Макгиллз мчались куда-то на мотоцикле.

— Она тоже училась в Йельском?

Оуэн взял пульт и направил его на телевизор, а затем положил, так и не переключив канал.

— Не знаю, — ответил он.

Так отвечал ее младший брат Тайлер, когда смотрел телевизор, а мама спрашивала, выучил ли он уроки.

Блэр схватила пульт и стала переключать с канала на канал. «Друзья» уже который раз. Рестлинг. Эм-ти-ви. Ей как-то не очень нравился Оуэн-мальчик, она предпочитала Оуэна-мужчину.

— Так она училась в Йеле или все-таки нет?

— Угу, — ответил Оуэн, жуя огромный кусок торта. — Специализировалась в астрономии.

Подняв брови, Блэр смотрела, как Шон «П. Дидди» Комбз показывает свой особняк в Верхнем Вест-Сайде. Похоже, жена Оуэна настоящий гений. Интересно, кто вообще специализируется в астрономии? Тот, кто хочет стать астронавтом? Ей бы хотелось услышать, что его жена никогда не училась в университете, а сидела и смотрела по телевизору «Дог-шоу» и ела пончики с кремом. В конце концов, она стала весить две-сти с лишним килограммов, и ему приходилось спать в комнате для гостей до тех пор, пока он не съехал совсем. Просто ему стало негде жить.

Блэр переключила на Эй-эм-си, ее любимый канал. Там часто крутили старые фильмы. Пока-зывали «Касабланку» с Ингрид Бергман и Хамфри Богартом в главных ролях, и уже прошло пол-фильма. Немцы вошли в Париж, и героиня Инг-рид ужасно перепугалась.

— Иногда я представляю себе, что живу в то время, — мечтательно сказала она Оуэну, откинув-шись на подушки. — Оно кажется мне гораздо более изысканным. Никто не носил джинсы, все были такие вежливые, и у каждой женщины своя неповторимая прическа.

— Да, но тогда шла война. Великая война, — напомнил ей Оуэн. Он вытер рот льняной сал-феткой и лег на подушки рядом с ней.

— Ну и что? — настаивала Блэр. — Все равно было лучше.

Оуэн потянулся к ее руке, и Блэр отвернулась от телевизора, чтобы рассмотреть его профиль.

— Знаешь, а ты очень похож на Кэри Гранта, — прошептала она.

— Ты так считаешь?

Оуэн повернулся, чтобы посмотреть на нее, в его голубых глазах было столько сексуального огня.

— Я постриглась, чтобы быть похожей на Одри Хепберн, — призналась Блэр и повернулась к нему спиной, чтобы положить голову на его мужественную грудь в белоснежной сорочке.

— Мы могли бы быть Одри и Кэри.

Оуэн поцеловал ее волосы и нежно сжал ее руку.

— За тебя, крошка, — пробормотал он. Свободной рукой он принялся массировать ей спину, и Блэр почувствовала, как обручальное кольцо на его пальце ударялось о ее выступающие позвонки.

Снег за окном повалил сильней. Блэр смотрела в окно и никак не могла расслабиться. Она представляла, как жена Оуэна, гениальный астронавт, сидит дома и пишет на доске невероятные астрономические уравнения и все время думает о своем муже. Хотя Блэр и Оуэн были похожи на Одри Хепберн и Кэри Гранта, Блэр знала, что хорошие девочки, которых играла Одри, не расставались со своей девственностью в отелях с женатыми мужчинами старше себя, каким бы глубоким ни был снег. Почему бы на этом и не закончить фильм, пока она его не испортила?

Оуэн теперь глубоко дышал и рука его, массирующая ей спину, обмякла. Как только Блэр удостоверилась, что он спит, она тут же выскочила за дверь и попросила консьержа вызвать машину, чтобы отвезти ее домой. В конце концов, нужно было поддерживать репутацию. Она вовсе его не бросала.

Самый лучший способ заинтриговать парня — это исчезнуть.

Некоторые девушки умеют веселиться

— Снежки! — что было мочи крикнула Серена. Она танцевала с полураздетыми подвыпившими моделями Леза Беста, и ее белокурая грива сзади свалялась в ком, создавая эффект одной толстой косички. Она избавилась от футболки «Я люблю Аарона» за четыре тысячи баксов, продав ее своему старому другу Гаю Риду из бути-ка Леза Беста, и теперь на ней был лишь классный розовый бюстгальтер «Ла Перла», который можно было принять за верх от купальника. — Сыграем в волейбол снежками! — еще громче крикнул ей в ответ какой-то парень. Он был в черном лыжном костюме от Леза Беста, черных меховых сапогах, а на ушах у него были черные меховые наушники. Он показал на огромные окна бара, через которые на заснеженной площадке можно было увидеть волейбольную сетку.

В момент все потные извивающиеся тела, заполнявшие зал, буквально атаковали гардероб, хватая первые попавшиеся под руку дубленку от Фэнди или пуховик на гусином пуху от Гуччи, и выскакивали на мороз порезвиться на снегу.

Серена рассмеялась, надевая на себя бежевую парку с долевыми полосками овечьей шерсти и с капюшоном, обрамленным бобровым мехом, который был бы впору огромному эскимосу. За последние два часа она выпила шампанского больше, чем за весь Новый год, поэтому тепло разливалось по всему ее телу и немного кружилась голова. Прежде чем она успела застегнуться, кто-то схватил ее за руку и потащил за собой на улицу.

Там все было укутано снегом, пушистое белое покрывало блестело под светом фонарей. На город опустилась приятная тишина: не было слышно ни шума, ни гудков машин — город спал. С пронзительным восторженным визгом на воздух хлынула толпа моделей, стилистов и фотографов. Пробежав к волейбольной сетке по запорошенной снегом дорожке, они принялись бросать через нее снежки.

— Ну разве не красиво? — шепотом произнесла Серена. Ей так хотелось, чтобы Аарон был рядом, она поцеловала бы его и, запихивая ему за пазуху большой снежок, сказала бы, как сильно она его любит. Но его не было, он избегал вечеринки, и ей пришлось отогнать эти мысли. Она повернулась к парню, который все еще держал ее за руку. Это был тот самый парень в лыжном костюме, высокий симпатичный блондин. Она высвободила свою руку и сгребла немного снега.

— Или сюда, — поманила она его. — Я хочу открыть тебе секрет.

Он шагнул к ней, у него изо рта шел пар.

— Что? Серена поднялась на цыпочки и обхватила его руками за шею. Затем поцеловала его холод-ную гладкую щеку.

— Я люблю Аарона! — провизжала она и, запихнула снежок ему за пазуху, убежала к остальным. Парень погнался за ней, хватая за ноги и пытаясь повалить на снег. Но тут веселая толпа забросала резвящуюся парочку снежками. Кто-то остановился, чтобы прикурить или накрасить губы. Серена зашлась от смеха, когда снег попал ей в джинсы. Как здорово, по-настоящему здорово быть такой красивой и такой беззаботной! И не важно, с кем ты и чем ты занимаешься, время всегда проходит сказочно. И, оказывается, вовсе не обязательно любить только одного человека,

когда весь мир у твоих ног.

Не стоит придавать слишком большое значение экспериментам

Дженни и Элиз все еще целовались, когда позвонил Руфус. Дзынь-дзынь!

— Черт!

Дженни оттолкнула от себя Элиз, спрыгнула с дивана и со всех ног кинулась в кухню. Конечно, их никто не мог увидеть, но у нее было такое чувство, что их застукали за чем-то невероятно постыдным.

— Все в порядке? — радостно рявкнул Руфус в трубку. — Я тут застрял с Максом и Лили и другими неудачниками. Снегу намело охренеть!

Руфус проводил все вечера по пятницам в старом баре Ист-Виллиджа со своими друзьями, писателями-коммунистами. Он был навеселе, он всегда был таким после двух-трех бокалов красного вина.

— У вас точно все в порядке? Дженни покраснела:

— Угу

— Скажи своей подруге, чтобы она оставалась, Только слабоумные попытаются сегодня выйти на улицу Дженни закивала:

— Ладно.

Дженни надеялась, что Элиз сама изъявит желание отправиться домой, а она примет горячую ванну и соберется с мыслями. Не могла же она так просто попросить подругу уйти, когда весь город замело, а снег все никак не прекращался. — До скорого, пап, — произнесла она. Ей до безумия хотелось рассказать ему, как она была смущена тем, что произошло. Может, она и многообещающий художник, но это вовсе не означает, что она должна все время экспериментироть. Дженни повесила трубку.

— Ну, чем мы теперь займемся? — спросила Элиз, проходя в кухню во все еще расстегнутых джинсах. Она разломила «Орео» и слизала крем изнутри.

Похоже, Элиз намекала, что уже готова перейти к следующей главе книги «Это мое тело», но Дженни и знать не хотела, что за этим могло последовать. Она сделала вид, что зевает.

— Отец сказал, что скоро придет Дэн, — солгала она. — Да к тому же я устала.

Она посмотрела в окно. Там было белым-бело, а снег все еще шел. Похоже на конец света.

— Ладно, пошли.

Она повела ее в свою спальню:

— Отец сказал, чтобы ты осталась.

Все, что у нее было, — это небольшая кровать, которую она определенно не собиралась делить с Элиз, раз та была такой… озабоченной и непредсказуемой.

— Ты можешь спать здесь, на моей кровати, а я лягу на диване.

— Ладно, — неопределенно ответила Элиз. — Я лучше позвоню матери. Ты злишься на меня, так ведь?

— Злюсь? — неожиданно для себя повторила Дженни. — С какой это стати?

Она открыла выдвижной ящик шкафа и дала Элиз не по размеру большую футболку и спортивные штаны.

— Спи в них, — сказала Дженни. А то Элиз могла додуматься спать голой, а это было бы просто стремно. Вдруг Руфус, вернувшись среди ночи, вломится к ней в комнату, чтобы прочитать бесполезную проповедь о смысле жизни, что он обычно и делал, особенно с перепоя. Она достала пижаму себе и задвинула ящик.

— Я в душ. Можешь взять мой сотовый, если хочешь позвонить матери.

Элиз взглянула на картины на стене. Над кроватью висел один из котов семьи Хамфри — Маркс, спящий на кухонной плите. Картина была нарисована жирными мазками, Маркс был бирюзовый, а плита красная. Возле окна красовалось изображение ступни Дженни с оранжевым ногтями и синими пальцами.

— Ты правда классно рисуешь. — Элиз спустила джинсы до колен. — Ты не хочешь закончить мой портрет?

Дженни сняла с крючка на двери свой розовый банный халат.

— Не сегодня, ответила она, быстрой походкой направляясь в ванную. Она примет долгий горячий душ, надеясь, что, когда выйдет из ванны, Элиз уже уснет. Утром они позавтракают вафлями, пойдут в парк кататься на санках и будут болтаться по городу, как нормальные девчонки. Больше никаких экспериментов. Что касается

Дженни, то она придавала этому слишком большое значение.

Н помогает наследнице-наркоманке выздороветь

— Держи поводья в одной руке, а хлыст — в другой, — поучала Джорджи Нейта. Они были на чердаке особняка Джорджи, но вместо того, чтобы спокойно сидеть в великолепной антикварной коляске, курить траву и целоваться, Джорджи проявляла гиперактивность, заставляя Нейта управлять экипажем.

Сам чердак был чем-то невероятным. Он был завален старинными вещами минувших эпох, но все они находились в прекрасном состоянии, как будто кто-то собирался однажды спустить их вниз и использовать по назначению. Коляска была из позолоты и обита фиолетовым бархатом, а под сиденьем, внутри кожаного короба, находились пледы, меховые накидки и муфты, чтобы не замерзнуть, когда отправляешься на прогулку. Но самым прикольным было то, что в коляску при помощи настоящей кожаной сбруи была впряжена восьмерка карусельных лошадей с перьями на головах.

— Давай быстрее, быстрее, но-о-о, но-о-о! — кричала Джорджи карусельным лошадкам, щелкая хлыстом и подпрыгивая на красном кожаном сидении кучера.

— Тпру.

Нейт сел рядом с ней и пытался прикурить еще косячок, но Джорджи так подпрыгивала, что он выпал у него из рук.

— Черт! — раздраженно закричал он. Он перевесился через край коляски, чтобы посмотреть, куда именно упал косяк, но чердак освещался только одной тусклой лампочкой, и на белом деревянном полу его нигде не было видно.

— Ну ладно. — Джорджи выпрыгнула из коляски. Пойдем, я тебе кое-что покажу. Нейт неохотно оставил косяк там, куда он упал, и поплелся за ней подругой стороне чердака, где были свалены старые деревянные дорожные сундуки.

— Здесь хранятся все вещи от моей старойлошади, — объяснила Джорджи. Она открыла крышку верхнего сундука и достала ленты, которые надевала когда-то на лошадь во время выступлений.

— Я действительно была хорошей наездницей. — Она протянула ленты Нейту.

Все ленты были голубыми, а на них золотыми буквами были написаны названия соревнований. «Чемпион Хэмптона по классической верховой езде среди юниоров», — прочитал Нейт.

— Круто, — сказал он, возвращая ей ленты. Как же ему хотелось найти тот косяк.

— Взгляни на это. — Джорджи достала из сундука большую пластиковую банку и вручила ее Нейту.

Банка громыхнула, когда Нейт перевернул ее. На одной стороне было написано название ветеринарной клиники для лошадей. Он вопросительно посмотрел на Джорджи.

— Это транквилизаторы для лошадей. Я принимала их раньше. Полтаблетки достаточно, чтобы отправить тебя на другую планету, клянусь.

Нейт заметил, что у нее над верхней губой маленькими капельками выступил пот. Это было странно, потому что на чердаке не топили, и у него все, на хрен, отмерзло. Он равнодушно пожал плечами и отдал ей банку.

Джорджи отвинтила крышку и высыпала на потную ладонь огромные белые таблетки.

— Давай же. На этот раз я возьму целую. А может, мы возьмем по две и посмотрим, что получится.

Ее темные волосы упали на глаза, и она нетерпеливо трясла банкой, отсчитывая таблетки.

Нейт уставился на нее и вдруг испугался. Он знал, что Джорджи уже приняла какую-то таблетку в ванной, а перед этим она выпила, так что добавлять ко всему еще лошадиный транквилизатор было бы настоящим сумасбродством. Что ему тогда делать с надравшейся девицей с передозировкой на чердаке огромного особняка в Гринвиче, штат Коннектикут, когда за окном самый ужасный снегопад за всю историю Новой Англии?

— Я, скорее всего, пас.

Он показал на маленький металлический механизм в сундуке, полагая, что это отвлечет ее внимание и она забудет про таблетки.

— Что это?

— Крючок для копыт, — быстро ответила она, протягивая ему таблетки. — Конюх с его помощью чистит лошадиные подковы. Давай, возьми одну.

Нейт покачал головой, он пытался придумать что-нибудь, что могло бы позволить им вырваться из плена лошадиных таблеток и убежать на безопасную территорию.

— Джорджи! — Своими сверкающими изумрудными глазами он посмотрел в ее темные карие глаза и схватил за руку так сильно, что таблетки рассыпались по полу. Потом заключил ее в объятия и поцеловал в темно-красные губы.

— Давай спустимся вниз, ладно? Джорджи положила свою голову ему на грудь.

— Ладно, — сказала она, слегка засомневавшись.

Ее темные шелковые волосы почти касались пола, когда Нейт нес ее по длинному коридору от чердачной лестницы до спальни. Он откинул край белого пухового одеяла и положил ее на постель, но она потянулась к нему.

— Не оставляй меня одну. Нейт и не собирался уходить. Кто знает, что она сделала бы, если бы он ушел.

— Я мигом вернусь, — сказал он, освобождаясь из ее объятий.

Он прошел в ванную, оставляя дверь приоткрытой так, чтобы видеть Джорджи, на случай, если она захочет сделать какую-нибудь глупость. На полке рядом с раковиной стояли в ряд три пузырька с прописанными лекарствами. Нейту было знакомо название перкосет: он принимал это обезболивающее, когда ему удаляли зуб мудрости, но другие названия ни о чем ему не говорили. Причем ни один из рецептов, приклеенных к пузырькам, не был выписан на имя Джорджины Спарк.

Он вымыл руки и вернулся в спальню. Джорджи лежала на животе в белом хлопковом нижнем белье и тихо посапывала. Она выглядела гораздо невинней, чем была на самом деле. Нейт сел на кровать рядом с ней и стал смотреть на нее. Позвонки выпирали у нее из спины и двигались вверх-вниз при каждом вздохе. Он думал, стоит ли кому-нибудь позвонить или для нее это вполне нормально — наглотаться таблеток и уснуть.

В тот день на собрании в клинике Джеки сказала, что если кому-нибудь из них будет плохо и ему понадобится чья-то помощь, то они могут позвонить ей. Нейт достал мобильный и стал искать номер ее телефона, который она заставила записать. Тогда, на собрании, он еще подумал, что он ему вряд ли когда понадобится. Пошли гудки, он встал и ушел в ванную. Он долго ждал, прежде чем Джеки сонным голосом наконец-то ответила:

— Да?

Нейт только тогда взглянул на время и понял, что уже очень поздно: два часа ночи.

— Привет, — медленно сказал он. — Это Нейт Арчибалд из группы реабилитации. Мы сегодня собирались… — Он пытался говорить так, чтобы она не заподозрила, что он обкурился. — Я… гм… в доме Джорджи, ну, той девушки. Она приняла кучу таблеток, и, похоже, ей сейчас хорошо: она спит, но я просто хотел спросить, может, мне нужно что-то сделать?

— Нейт, — быстро проговорила Джеки, словно уже успела выпить с десяток чашек кофе, — прочитай мне ярлыки на пузырьках с таблетками и скажи, сколько она их приняла, если знаешь.

Нейт взял таблетки и прочитал названия. Он ничего не рассказал о транквилизаторах для лошадей, но он был вполне уверен, что Джорджи не проглотила из них ни одной.

— Я не знаю сколько, — сказал он беспомощно. — Я не видел, когда она их пила.

— А ты уверен, что она спит? Она ровно дышит? Ее не рвет? Она не задыхается?

Нейт, встревоженный как никогда, ворвался в спальню, но Джорджи спокойно спала, ее грудная клетка то расширялась, то сужалась, темные волосы были разбросаны на подушке вокруг головы, и она была похожа на Спящую красавицу.

— Да, она спит, — сказал он с облегчением.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты остался и присмотрел за ней. Проследи, чтобы ее не начало рвать, а если это случится, то усади, прислони ее к своему плечу и постучи по спине, чтобы она не подавилась. Это все, конечно, не очень приятно, но ты же хочешь, чтобы с ней все было в порядке? Ты ведь хочешь поспособствовать ее выздоровлению?

— Ладно, — дрожа, ответил Нейт.

Он еще раз взглянул на Джорджи, молясь, чтобы с ней не произошло ничего страшного.

— Я вышлю машину из клиники. Это должно занять некоторое время, потому что все дороги замело. Но это ведь не очень далеко, они в конце концов доберутся. Держись, Нейт, и помни, сегодня ты наш герой, наш прекрасный принц, наш рыцарь в сияющих доспехах.

Нейт подошел к окну и выглянул. За окном было так много снега, что подъездную дорогу, посыпанную гравием, невозможно было отличить от огромных лужаек. Он вовсе не чувствовал себя прекрасным принцем, он был совершенно беспомощен, будто его поймали и засадили в темницу. Разве и без того не было у него проблем?

— Хорошо, — сказал он Джеки, пытаясь казаться более уверенным, чем был на самом деле. — Увидимся.

Он выключил телефон и сунул его в задний карман.

Естественно, наш прекрасный принц даже не подозревал, что спас жизнь Спящей красавице. А ведь мы снова и снова влюбляемся в сказочных героев, несмотря на все их недостатки.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

А НАДО ЛИ НАМ ВООБЩЕ БЫТЬ ПОХОЖИМИ НА КРАСНУЮ ШАПОЧКУ?
На каждой Неделе моды я задаю одни и те же вопросы: почему все модели в скафандрах, почему они одеты, как Кай и Герда, или раздеты вовсе. Я бы ни за что не оделась подобным образом. А затем я вспоминаю, что показ — это всего лишь представление, и что задача моды — развлекать, будоражить воображение и сделать мир лучше. Мода — это искусство, а искусство копирует жизнь. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне хочется одеться, как Красная Шапочка, и отправиться бродить в поисках волков. Пора купить красную шапочку.

ЧТО ПРОИЗОШЛО С ТЕМ ПОКАЗОМ?!
Невероятно! Едва в городе выпал невиданный снегопад, прошло всего каких-то пару часов, и снега как не бывало! И все снова возвращается на круги своя, как раз к понедельнику, когда нужно идти в школу. Мне кажется, что это заговор, согласно которому мы все должны быть в школе на День святого Валентина. Он обещает перерасти из школьного праздника в национальный. Но я, наверное, все равно заколю все уроки в этот день. А как еще я могу получить удовольствие от роз, шоколадных конфет и драгоценностей, которые получу от своих тайных поклонников?

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая сплетница!

Я в скверном настроении: девушка, которая мне нравится, похоже, совершенно меня не переваривает. Твой сайт утешает меня.

— грусть

Привет, грусть.

Откуда ты знаешь, что ты ей не нравишься? Ты что, спрашивал ее об этом? Помни: если она тебя отошьет, я всегда в твоем распоряжении.

— Сплетница дорогая сплетница!

ты такая клевая, будешь моей девушкой?

— оскар

Дорогой оскар.

Спасибо за комплимент. К сожалению, я уже кое-кому дала согласие на подобное предложение и собираюсь провести с ним отличный вечерок. Но если ты все же хочешь осыпать меня подарками, жаловаться не буду.

— Сплетница

НАБЛЮДЕНИЯ
В ночь с четверга на пятницу уже под утро Б ушла из гостиницы, что в центре города. Она ехала на метро, чтобы добраться до жилых кварталов, и невольно стала свидетелем всяких гадостей, которые можно встретить только в подземке. С, главный менеджер Леза Беста и сам Лез Бест в черном лыжном костюме вчера рано утром стояли у офиса детской благотворительной организации «Маленькие сердца», казалось, что они не спали всю ночь. На Серене был надет розовый бюстгальтер и чья-то лыжная куртка. А куда подевался ее парень? По прибытии на Центральный вокзал вчерашним вечером Н выглядел ошеломленным и озадаченным, но он был все так же великолепен. Д вылез из такси и отправился за покупками в магазин мужской одежды «Агнес Б». Стоп! А о каком Д мы говорим? Похоже, что Агнес Б. француженка, а Д всегда воображал себя экзистенциалистом, а это ведь французское понятие. Ой, меня куда-то не туда понесло. В снимала, как бультерьер оставлял желтые следы на белом снегу. Приятно, что хоть кто-то остался себе верен.

Пусть в День святого Валентина вокруг вас будет обожание, потакание вашим капризам и пара великолепных сандалий на низком каблуке от Джимми Чу, которые совершенно бесполезны в такую погоду. И помните: вы этого заслуживаете.

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Торт с сахарной глазурью

Все утро понедельника Блэр с ужасом ждала, когда соберутся ее подопечные девятиклассницы. Ее вовсе не раздражали темы, которые интересовали новеньких: о давлении старших или о том, как подцепить парня. Все-таки сегодня был День святого Валентина, и вся школа говорила о парнях. Она опасалась другого: вдруг девятиклассницы начнут расспрашивать Серену, о том, что она чувствовала, дефилируя по подиуму на показе Леза Беста, тусуясь с разными известными моделями и бла-бла-бла. Они, скорее всего, спросят ее о футболке «Я люблю Аарона» и о том, какие у них отношения, потому что они слышали бла-бла-бла. Как будто все это было интересно.

Конечно, нет.

Почему в мире столько подражателей, когда жизнь предоставляет такие уникальные возможности каждому? Блэр положила еще один кусочек шоколадного торта себе на поднос, чтобы было чем заняться, когда девушки утомят ее своими разговорами.

— Привет, — произнесла она, почти зевая, и подсела к столику, за которым уже все собрались. — Извините за опоздание.

— Да ладно тебе, — весело ответила Серена. Перед показом ее немного постригли и промелировали, поэтому ее длинные белокурые волосы были еще прекрасней и ярче прежнего.

— Мы тут разговаривали о том, что у родителей Элиз проблемы. Она подозревает, что у ее отца есть любовница.

Густая желтоватая челка Элиз была зачесана назад и схвачена с боков маленькими заколками в форме сердечка. Под ее голубыми глазами были темные круги от переживаний: видимо, она не спала всю ночь.

— Хреново, — сочувственно сказала Блэр. — Поверь мне, уж я-то знаю.

Она решила не развивать эту тему. Может быть, они и собирались здесь, чтобы поделиться самым сокровенным, но она никого не намерена посвящать в детали отношений ее отца с другими мужчинами в период, когда тот еще был женат на ее матери.

Серена энергично закивала:

— Я как раз говорила им, что все семьи совершенно прогнили. Кстати, Блэр, твоя семья могла бы послужить отличным этому подтверждением, — с удовольствием добавила она.

— Спасибо тебе большое, — зло бросила ей в ответ Блэр. — Но мне вовсе не кажется, что все должны услышать о моих проблемах прямо сейчас.

Дженни кусала кутикулу и нервно стучала каблуком по ножке стула. Ее все утро беспокоило то, что вдруг Элиз', как только соберется вся группа, начнет говорить о поцелуях между девушками. Слава богу, голова у нее была забита другими вещами.

— Мы не обязаны говорить о проблемах в семье, если это нас напрягает, — сказала Блэр Элиз, пытаясь поддержать ее.

Элиз как-то несчастливо кивнула:

— Я хотела поговорить кое о чем еще. Дженни вздрогнула.

Черт!

Блэр ободряюще закивала:

— Ну, о чем же?

Вики Рейнерсон покачивала рукой. На ней была красная шерстяная накидка с капюшоном, наподобие той, что демонстрировала Серена на показе коллекции Леза Беста. Только ее накидка была несколько поношенной, как будто она позаимствовала ее у бабушки.

Прикиньте, она не просекла, что накидки будут в моде этой осенью, а не весной.

— Серена, только, чур, после этого ты расскажешь нам все про шоу Леза Беста! — умоляла Вики. — Ну пожалуйста! Ты обещала!

Серена засмеялась, словно в ее арсенале была уйма разных прикольных историй. Блэр захотелось ее поколотить.

— Самым отпадным было то, что я, сама не зная того, играла в снежки с самим Лезом Бестом!

Серена посмотрела на Блэр и поймала ее злой взгляд.

— Ну ладно, если останется время… Она повернулась к Элиз:

— Так о чем ты говорила? Элиз покраснела как помидор.

— Я… я хотела поговорить о поцелуях, — заикаясь, сказала она. — О поцелуях с девушками!

Дженни стукнула по стулу Элиз. Мери, Касси и Вики хихикнули и толкнули друг друга локтями. Это должно быть здорово! Снова на некоторое время вернулся бы слух о том, что Блэр и Серена целовались друг с другом в ванной комнате гостиничного номера «Трибека-Стар», который снимала семья Чака Басса.

— Я считаю, что у любого человека должна быть возможность поцеловать другого, — ответила Серена. — Целоваться — это здорово!

Блэр отправила в рот огромный кусок шоколадного торта, пытаясь найти слова в подтверждение того, что только что сказала Серена.

— Парням нравится смотреть, как целуются девчонки. Их это заводит, — произнесла она с набитым ртом. — В фильмах девушки всегда делают это.

Это было правдой. Они даже говорили об этом с мистером Бекхэмом на уроке киноискусства.

— Ну, Серена, каково носить все эти клевые тряпки от Леза Беста? — спросила Дженни, желая сменить тему разговора.

Серена отвела свои длинные гибкие руки назад, обхватив красивую белокурую голову, и, довольная, счастливо вздохнула:

— Хотите знать правду?

Все, за исключением Элиз и Блэр, энергично закивали.

— Ну, хорошо, я расскажу вам, — воодушевилась она.

Блэр закатила глаза, едва сдерживая себя, чтобы не заткнуть Серену сенсационным рассказом о своей страстной связи с женатым тридцативосьмилетним мужчиной, что было гораздо круче, чем прыгать по подиуму в дурацкой одежде, которую все равно никто не собирался носить. Она опустила глаза на стол. На листке из блокнота Элиз неистово писала: «Элиз Уэллс. Мисс Элиз Уэллс. Мисс Элиз Патриция Уэллс. Э.-П. Уэллс».

Вдруг Блэр почувствовала, как содержимое ее желудка начало постепенно подкатывать к горлу. «Уэллс?» Это же была фамилия Оуэна! А Элиз только что сказала, что у ее отца есть любовница. Оуэн ничего не рассказывал ей про дочь, но теперь, когда она задумалась об этом, то заметила, что глаза у Элиз были отцовские, а на веранде она прикуривала точно так же, как и он в пятницу в баре. Господи. Откуда же ей было знать, что у Оуэна с десяток детей, про которых он просто забыл рассказать. «Черт!»

Блэр заскрипела спинкой стула, вскочила и со всех ног понеслась в медпункт за кафетерием. Только она успела влететь, как ее вырвало шоколадным тортом прямо на тканый коврик медсестры О'Доннелл. Это был, конечно, не очень хороший, но зато самый верный способ отправиться домой со справкой.

Как только она убежала, кафетерий зажужжал—девочки начали обмениваться версиями о том, что случилось с Блэр Уолдорф.

— Я слышала, что у нее какое-то редкое заболевание. Она облысела, а сейчас на ней парик, — объявила Лора Сэлмон.

— А я слышала, что она залетела от какого-то сорокалетнего мужика. Он хочет на ней жениться. А его жена принадлежит к королевской семье, поэтому она не даст ему развод, — объяснила Рейн Хоффстеттер.

— Боже мой! Она родит с матерью в одно и то же время! — вскрикнула Кати Фаркас.

— Да не беременна она. У нее просто нарушение пищеварения, — сказала девушкам Изабель Коутс доверительным шепотом. — Она мучается этим вот уже несколько лет.

За столиком, где сидела группа Блэр, Серена случайно обронила:

— Она почувствует себя прекрасно, когда узнает, что ее берут в Иель.

Апатия против поэзии

— С Днем святого Валентина, донжуан, — поздоровался Зик Фридман с Дэном перед началом урока по американской истории. Он вручил Дэну розовый пакет. — Агги просил передать это тебе. Курьер принес в приемную.

Ручки сумки были связаны красной шелковой лентой. Дэн потянул за один конец и вывалил содержимое сумки на парту: белая коробочка и тоненькая книжка в кожаном переплете. В коробочке была толстая серебряная ручка на серебряной цепочке. На карточке, вложенной внутрь, было написано, что на эту ручку не действует земное притяжение, такие используют космонавты в космосе. Дэн надел цепочку на шею и открыл книгу на первой странице, где было написано: «Пошли это притяжение на хрен. Твоя поклонница. Дошло?»

Дэн перечитал надпись, он был совершенно сбит с толку. На Ванессу это совсем не похоже. Сомнений не оставалось: это была Мистерия.

Прозвенел еще один звонок, и в класс вошел мистер Дьюб и начал стирать с доски. Дэн спрятал сумку с подарками под стул и открыл тетрадь, делая вид, будто слушает, что рассказывает мистер Дьюб о Вьетнаме. Школа казалась полным отстоем, когда такой классный агент, как Расти Клейн, хотела представлять его, а явно выдающаяся и интригующе сексуальная поэтесса прислала ему к Дню святого Валентина такие необычайно изысканные подарки.

Затем Дэн вспомнил о Ванессе, и у него затряслись руки. Он ничего не послал ей па День святого Валентина: не то чтобы Ванессе хоть сколько-нибудь нравился этот дурацкий праздник, но он даже не позвонил ей. Но самой большой его проблемой было другое — он ей изменил. Ведь он не только целовался с ней. Изменил, изменил. Блин!

Во всем была виновата Мистерия. В своей полупрозрачной комбинации и с кривыми желтыми зубами она заставила его поверить, будто живет в одном из его стихотворений, в котором он описывал, как целуется со странной девицей на необычной вечеринке, причем и девица, и вечеринка были, естественно, надуманными. Его воображение просто вышло из-под контроля, оно вело его по сугробам заснеженного города в ее обшарпанную квартиру-студию в китайском квартале, оно же заставило его заниматься с ней любовью во всевозможных невообразимых позах на неудобном матраце в то время, как над мрачным городом вставало солнце. Все выглядело так, словно этого ничего и не было, словно все было лишь фантазией.

Только это была не фантазия. Он ей изменил. На протяжении всех выходных у него было такое сильное похмелье и его настолько мучила экзистенциальная вина и ненависть к самому себе, что он просто не мог отвечать на бесчисленные эс-эм-эски Ванессы.

Он открыл последнюю страницу тетради по истории. Что, если он напишет Ванессе стихотворение и отправит ей его на перемене? Это было куда лучше, чем посылать цветы, конфеты или слащавую поздравительную открытку. Но, пожалуй, самое лучшее в этом решении было то, что ему не придется с ней говорить и, возможно, признаваться в том, что он ей изменил, ведь он никогда не умел лгать.

Мистер Дыоб начал писать на доске. Дэн тоже написал: «Ангелы из мела придают смысл».

Затем он припомнил, что сказала Мистерия, когда они допивали четвертый или пятый коктейль «Ред Булл». Мол, ей надоело писать малопонятные стихотворения, которые скрывали смысл того, что она хотела выразить. Нет утонченной изысканности. Да прямой экспрессии.

«Поцелуй меня. Будь моей, — написал Дэн, пытаясь имитировать надписи на леденцах в форме сердечка, которые можно было увидеть во рту любой девчонки в День святого Валентина. — Ты бесподобна!»

Он снова прокрутил эти слова в своей голове. Его мозг был все еще занят мыслями о той ночи с Мистерией, чтобы думать о чем-то другом. Ее грязные тонкие светлые волосы пахли хлебом, а когда она прикоснулась холодными липкими руками к его груди, все его тело содрогнулось. Он даже не успел спросить ее, что она имела в виду под преждевременной смертью или как его стихотворение «Шлюхи» спасло ей жизнь — настолько он был одурманен таурином из коктейля и ее отвратительно желтыми зубами. Скорее всего, он об этом бы все равно не вспомнил.

«Потерял девственность снова», — написал Дэн, и это была правда. Секс с Мистерией был настолько хорош, что ему показалось, что это с ним случилось впервые. Неужели с каждой новой женщиной секс похож на потерю девственности?

Прежде чем он успел представить себе, кто окажется новой счастливицей, прозвенел звонок, и Дэн вернулся на землю, закрывая тетрадь и засовывая ее под мышку.

— Эй, — крикнул он Зику. — Я куплю тебе суши, если ты подождешь, пока я отправлю сообщение по мылу.

— Ладно.

Зик пожал плечами, не подавая виду, как он рад тому, что его старый друг соизволил снова обратить на него внимание. С каких это пор Дэн Хамфри, король дешевых булочек с яйцом и плохого кофе, стал есть суши?

— Слышал, ты хорошо оторвался в пятницу вечером! — крикнул Чак Басс вслед Дэну, когда они столкнулись на лестнице. На Чаке был темно-синий форменный свитер школы «Риверсайд» с V-образным вырезом, и надет он был прямо на голое тело: — Молоток!

— Спасибо, — пробормотал Дэн, поспешив па-верх, в компьютерный класс. Он обманывался, если думал, что Ванесса не узнает о нем и о Мистерии. А если и узнает, то рассчитывал, что, как только она получит его последнее стихотворение, она обязательно его простит. Ведь, как написала в красной кожаной книге Мистерия, он был соблазнителем.

От тайных воздыхателей девушки сходят с ума

Ванессе стало невмоготу сидеть в переполненном компьютерном классе школы «Констанс Биллар» с доведенными до отчаяния девчонками. Вот уже в сотый раз каждая из них проверяла свою электронную почту в надежде получить еще одну умилительную открытку или послать сообщение с личной страницы «Тайный воздыхатель» — новая неоригинальная традиция, появившаяся в прошлом году на День святого Валентина.

Обычно Дэн проверял почту хотя бы раз в день. Но в эти выходные у него была встреча с Расти Клейн и, вероятно, у него не было возможности ей позвонить. Значит, он пошлет ей мыло сегодня, в День святого Валентина, подумала Ванесса. Правда, они никогда не воспринимали этот прибыльный для кого-то праздник всерьез.

Ну конечно же.

— Привет, — услышала она за спиной. Это была младшая сестра Дэна, она проверяла свою страницу «Тайный воздыхатель» за соседним компьютером.

— Привет, Дженифер.

Дженни откатилась назад на своем стуле, а затем подъехала на нем к Ванессе. Ее вьющиеся каштановые волосы были уложены феном, от чего она выглядела старше и неестественней.

— Должно быть, вы с Дэном хорошо повеселились на показе мод. Он не появился дома аж до вечера субботы. Отец все время ворчал, какие мы с ним испорченные и безответственные. По в конце концов не сказал ему даже ни слова. Впрочем, как всегда.

Ванесса провела ладонью по своей бритой голове.

— Вообще-то я не была с ним на показе. Меня пригласили на другой.

Дженни выглядела озадаченной.

Какое-то седьмое чувство подсказывало Ванессе: что-то не так. Чем занимался все это время Дэн? Хотя из-за обилия снега движение транспорта было нарушено, и Дэн мог заночевал у Зика, ведь Зик жил в центре.

Она залогинилась словно бесшерстная кошка — пароль «мяу» — и кликнула на почтовый ящик. Конечно же, ее ждало сообщение от Дэна, и, к ее величайшему удивлению, это было стихотворение. Ванесса с удовольствием прочитала его, ухмыляясь своей догадке: Дэну ничего не стоило сочинить его. «Ты бесподобна»? О чем вообще оно? А что это за «потерял девственность снова»? Над кем это он, блин, прикалывался?

Она написала ему в ответ: «Ха-ха. Смеялась. Рыдала. Как там у тебя дела? Мы собирались снимать вместе фильм, помнишь?»

В ожидании весточки от Дэна она загрузила свою страничку «Тайный воздыхатель». И к своему удивлению, обнаружила четыре сообщения:

Я не перестаю рассказывать о вас всем своим друзьям. Никому не удается сочетать форму со смыслом так, как вам, миледи.

— красавчик

Ты добавляешь этому долбаному миру новую красоту. Не теряй драйва.

— д

Счастливого Дня святого Валентина моей особенной сестренке в этот особенный день.

— РубиВторник

А ты бы поехала в Канны? Давай поговорим за чашкой кофе в Бруклине в четверг вечером.

— режиссер, открывший тебя

Ванесса обалдела, прочитав последнее. Она, конечно, ценила все, что сделал для нее Кен Могул, но он ее вовсе не открыл. Она все еще была закрыта.

Она снова кликнула на свой почтовый ящик, от Дэна ответа не было, тогда она вышла из терминала.

— Увидимся позже, — прошептала она Дженни, чьи большие карие глаза были буквально приклеены к компьютеру.

— Да, — ответила та, не поднимая глаз. На ее странице «Тайный воздыхатель» было три сообщения.

Извини, я не купила тебе леденец — не знала какие ты любишь, давай после школы купим их вместе, не уходи домой сразу.

— грустная девушка кстати, когда бы ты хотела закончить картину??

— снова я

Несомненно, эти два были от Элиз, но третье, похоже, было от парня.

Извини, что я так долго не писал, но у меня не хватало духу. Если хочешь встретиться, то после школы я обычно сажусь на автобус на 79-й улице. Я смутно помню, как ты выглядишь, но, если ты увидишь высокого худого парня со светлыми волосами, который смотрит на тебя, улыбнись, потому что, скорее всего, это буду я. Счастливо провести День святого Валентина, Д. Хамфри. С нетерпением жду встречи. С любовью, Л.

Дженни перечитывала сообщение снова и снова. Высокий худощавый блондин? Это описание очень подходило тому парню из «Бенделз». Но что означала буква «Л»? Лестер? Ланс? Луис? Нет, все эти имена были дурацкими, а его сообщение вовсе не было дурацким, оно было очень даже милым. Но как он мог узнать ее электронный адрес? Да какая разница! Она не могла в это поверить: он хотел с ней встретиться!

Дженни тут же удалила сообщения Элиз и понеслась к принтеру, чтобы распечатать это, с буквой «Л». Конечно же после школы она собиралась кататься на автобусе, который курсирует по Семьдесят девятой улице, весь день и всю ночь, если так было нужно. Но, боже упаси, если они не найдут друг друга, у Дженни будет это сообщение, она будет его лелеять и вообще хранить вечно.

А она-то думала, что больше уже никого не полюбит. Вот видите, какие чудеса происходят в День святого Валентина?

Поцелуйчики вместо наркоты

— А почему ты не позвонил по 911? — спросил Джереми Скотт Томпкинсон Нейта, пока тот насыпал траву в папиросную бумагу «И-Зи Уайдер», которая лежала у него на правом колене.

— Ну хватит вам, пацаны, — вставил Чарли Дерн. — Он же был под кайфом, вы что, забыли?

— Я бы на его месте сказал: «До скорого, ты, блин, чувиха! Мне по фигу, что ты хочешь трахаться», — съязвил Энтони Авульдсен.

Джереми удалось стырить немного травы у старшего брата, который приехал домой из колледжа, а теперь перед уроком физкультуры четыре парня тусовались на пустынной террасе на Ист-Энд-авеню.

Нейт подул на свои голые руки и спрятал их в карманы кашемирового пальто.

— Я не знаю.

Он все еще никак не мог разобраться в себе и понять, что произошло.

— Мне просто хотелось позвонить кому-то, кто знал нас, когда мы были вместе. Кому-то, кому можно было доверять.

Джереми покачал головой:

— Братан, этого-то от тебя и хотят эти психиатры в клинике. Они тебя уже запрограммировали.

Нейт вспомнил, как Джорджи изображала наивную болтовню Джеки: весь этот маразм об излечивании ран и негативной дружбе. Джорджи не была похожа на запрограммированную. Вдруг ему захотелось узнать, злится ли она на него за то, что он позвонил Джеки, или нет, но он не решался вот так просто взять и позвонить и спросить ее об этом. Теперь она лечилась в клинике «Вырвись из плена» в стационаре, и ей не разрешалось принимать никаких звонков, а вдруг ей позвонит тот, кто снабжал ее таблетками, или мало ли кто еще. Но Нейт надеялся встретиться с ней на собрании группы.

— Сколько тебе еще ездить в эту голимую клинику? — спросил Чарли. Он потянулся к косяку и сделал затяжку.

— Шесть месяцев, — ответил Нейт. — Хорошо хоть то, что не надо там жить.

Парни вздохнули словно нараспев, выразив тем самым сожаление и отвращение. Нейт ничего не ответил. Хотя он никогда себе в этом не признавался, ему нравилось ходить на реабилитацию и встречаться с собратьями по несчастью, особенно с Джорджи. Ему даже будет грустно, когда все закончится.

— Вот, бери! — Чарли, передал Нейту косяк. Нейт покачал головой.

— Нет, спасибо, — пробормотал он вполголоса. На тротуаре перед верандой, на которой они сидели, валялось мятое бумажное сердечко. — А сегодня что, День святого Валентина? — спросил он растерянно.

— Типа того, — ответил Энтони. — А почему ты спрашиваешь?

Нейт ничего не ответил. Он встал и стряхнул снег со своего черного пальто от Хьюго Босса. На День святого Валентина он всегда посылал розы одной особенной девушке. Потом спохватился:

— У меня кое-какие дела. Догоню вас в спортзале, ладно?

Его друзья наблюдали, как он пробирался по слякоти к Мэдисон-авеню до тех пор, пока не скрылся из виду. С их старым другом Нейтом творилось что-то неладное, и дело не только в том, что он впервые отказался от косяка с тех самых пор, когда был десятилетним ребенком.

Может быть, он просто влюбился?

Прощай, Одри Хепберн

Блэр сидела на заднем сиденье такси и ехала домой, зажимая рукой рот и освобождая свою голову от мыслей об Оуэне, чтобы ее снова не начало тошнить. Но когда она, выйдя из обитого деревом лифта, вошла в пентхаус, ее обдал жуткий запах роз, который заставил желудок вновь зловеще встряхнуться. Вся прихожая была завалена ими. Желтые розы, белые розы, розовые, красные. Она уронила сумку на пол и прочитала карточки, прикрепленные к букетам.

«О Любовь моя. С любовью, С», — было написано на карточке с желтыми розами.

«Одри, моя возлюбленная маленькая аристократка, стань моей Валентиной! С любовью, Кари», — прочитала она на карточке с красными розами.

«Моя дорогая миссис Роуз, пусть наша малютка будет такой же чудесной и веселой, как ты, и так же безнадежно счастлива, как я, проводя каждый день с тобой. Твой любящий муж, мистер Роуз», — было написано на карточке с букетом из розовых и белых роз.

Разве не достаточно одного из этих посланий, чтобы вызвать рвоту из ее и без того опустошенного желудка, так нет же — их было три. Бросив пальто на пол, она отправилась в ближайшую ванну, чтобы в очередной раз прочистить желудок.

— Мам, — крикнула она, вытирая рот пергаментного цвета полотенцем для гостей с монограммой «Р».

— Блэр? — откликнулась ее мать. Элеонора Уолдорф медленно прошла в прихожую в розовом шерстяном костюме от Шанель, который был расстегнут на талии, чтобы высвободить выпирающий живот. Ее мелированные светлые волосы собраны в аккуратный хвост, на ногах тапочки с кроличьими ушами, а в руках — радиотелефон. Подобно большинству замужних женщин Верхнего Ист-Сайда Элеонора все время висела на телефоне, лишь иногда отвлекаясь на еду или прическу.

— Что ты делаешь дома? — спросила она дочь. — Ты заболела?

Блэр схватилась за живот, пытаясь не смотреть на мать.

— Я видела записку от Сайруса, — прохрипела она. — У тебя будет девочка?

Мать просияла.

— Разве это не прекрасно? Я узнала сегодня утром. Шлепая тапочками, она подошла к Блэр и заключила ее в объятия.

— Сайрус всегда хотел девочку. А ты, возвращаясь из колледжа, будешь играть со своей маленькой сестренкой!

Лицо Блэр искривилось, при упоминании о колледже она снова ощутила позыв к рвоте.

— Надеюсь, ты не будешь возражать, — продолжала она. — Но мы планируем из твоей комнаты сделать детскую. Вы ведь с Аароном все равно уедете учиться. Солнышко, ты ведь не против?

Блэр тупо уставилась на свою мать. Она не хотела иметь ни отчима, ни сводного брата, и, уж конечно, она не хотела никакой младшей сестры, тем более такой, которая собиралась завладеть ее комнатой.

— Я пойду прилягу, — слабым голосом ответила она.

— Я попрошу Мертль, чтобы она приготовила тебе бульон, — сказала ей вслед мать.

Блэр хлопнула дверью в спальне, рухнула на кровать и спрятала голову в мягких подушках на гусином пере. Китти Минки, ее серый кот породы русская голубая, прыгнул ей на спину и начал перебирать лапами по ее черно-белому свитеру «Фэр Айль».

— Помоги мне, — жалобно простонала Блэр, обращаясь к коту.

Как бы ей хотелось пролежать здесь до конца августа, а затем улететь на вертолете в свою новую комнату в общежитии Йеля, пропуская в сценарии фильма, который был ее жизнью, все нехорошие эпизоды, эпизоды, которые нужно было переписать заново.

По привычке она протянула руку и нажала кнопку воспроизведения автоответчика, что стоял на прикроватном столике, и, закрыв глаза, стала слушать.

«Привет, Блэр, это Оуэн. Оуэн Уэллс. Извини, что не мог позвонить раньше. Что случилось? Я проснулся, а тебя нет. Ну да ладно. С Днем святого Валентина, красотка. Перезвони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Пока-пока».

«Привет, Блэр, это снова Оуэн. Ты получила мои цветы? Я надеюсь, что они тебе понравились. Перезвони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Спасибо. Пока».

«Привет, Блэр. Я знаю, что это, должно быть, неожиданно для тебя, но, может, ты сегодня со мной поужинаешь? Кстати, это Оуэн. Планы на семейном фронте поменялись, и я совершенно свободен. Как насчет „Ле Сирк“, красотка? Звякни мне».

«Привет, Блэр. Я зарезервировал столик в „Ле Сирк“…»

Блэр сбросила со столика автоответчик, и он выскочил из розетки. Ей было все равно, что у Оуэна бал самый сексуальный голос и что он целовался лучше всех в Нью-Йорке. Она больше не могла быть Одри для своего Кэри, раз он оказался таким лгуном, обманщиком, сволочью, подонком. Ей было все равно, скажет ли Оуэн в Иеле, что она была глупой безответственной девицей, которая вылетела бы из университета через пару недель. Да пошел этот Оуэн вместе со своим Иелем.

Она схватила телефон и набрала номер мобильника Оуэна. Это был единственный номер, который он ей дал, возможно, потому что только по этому телефону он мог ответить лично.

— Блэр? — радостно ответил Оуэн после первого звонка. — Где ты пропадаешь? Я весь день пытаюсь дозвониться до тебя!

— В школе, — почти крикнула Блэр. — Я знаю, у тебя это было много лет назад, это то место, куда ходят всю неделю и где тебя учат всякой фигне. Я дома только потому, что мне нехорошо.

— А-а-а, ты, наверное, тогда не сможешь поужинать со мной?

Голос Оуэна уже не казался ей столь сексуальным, после того как она узнала, каким козлом он был. Блэр подошла к зеркалу в полный рост, висевшему на двери шкафа, и стала рассматривать свои волосы. Они уже немного отрасли. Скоро станут такими, как прежде. А возможно, она пострижется еще короче. Она сильно пригладила волосы, убирая их назад, чтобы посмотреть, на что это будет похоже.

— Я знаю твою дочь, — прошипела она в трубку, подходя к комоду. Она выдвинула ящик и стала рыться в нем, пока не нашла маленькие старинные серебряные ножницы, которые унаследовала от бабки и которыми никогда прежде не пользовалась.

— Б-Блэр, — заикаясь, произнес Оуэн.

— Да пошел ты.

Блэр выключила телефон и бросила его на кровать. Затем она стала хватать рукой волосы и отрезать их серебряными ножничками.

Прощай, Одри Хепберн, здравствуй, Миа Фэр-роу из «Ребенка Розмари».

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

САМЫЙ БЕЗБОЛЕЗНЕННЫЙ СПОСОБ СКАЗАТЬ «ПРОЩАЙ»
К сожалению, приходится признавать, что реальность Дня святого Валентина такова, что он требует от взаимоотношений то, что им иногда не под силу. Что вы делаете, когда оба знаете, что все кончено, и хотите двигаться дальше? Вы просто начинаете опустошать свою кредитную карточку, покупая подарки себе, а не кому-то еще. Из своего огромного опыта могу сказать: постарайтесь расстаться безболезненно, чем меньше слов, тем лучше. Не выплескивайте слова наружу. Простой жест может сказать гораздо больше. Приглашение сходить куда-нибудь вместе с компанией, а не вдвоем. Нежно поцелуйте в щеку. Помашите на прощание рукой. И не вздумайте возвращать никакие подарки. Они ваши! Оставьте их себе.

КОЕ-ЧТО ОБО МНЕ, О ЧЕМ ВЫ ЕЩЕ НЕ ЗАДУМЫВАЛИСЬ
Я совершенно реальная. А это значит, что у меня есть день рождения. В следующий понедельник мне исполняется восемнадцать, я устраиваю вечеринку и вы все приглашены. Я знаю, что вы подумали — это ведь понедельник. Да, а чем вы еще собирались заняться в понедельник вечером? Делать домашку по латыни? Или массаж для лица?

Кроме того, тогда вся неделя пролетит просто незаметно, обещаю.

Когда? В понедельник в 21 и до рассвета. Где? В «Гноме». Не бойтесь, если никогда не слышали о нем, — никто не слышал. Это совершенно новый клуб на Бонд-стрит, его открытие совпало с моей вечеринкой. Разве это не здорово?

Что принести? Себя, мои самые лучшие друзья, и, конечно, подарок!

НАБЛЮДЕНИЯ
Б отсутствовала в школе и на следующий день. Д торчал в вестибюле отеля «Плаза», нервничая в своем новом модном костюме от Агнес Б. С примеряла в ателье Леза Беста красивое желтое платье для съемок. Дж часами курсировала на автобусе по 79-й улице. А играл на гитаре, возвращаясь на поезде из Скарсдейла, где он скрывался в течение нескольких дней. Н бегал утром по Центральному парку — жизнь без наркотиков наполняет парней энергией!

ВАШИ ПИСЬМА
Дорогая Сплетница!

Я целовалась с девчонкой, но это было просто так, ничего серьезного. Вообще-то мне нравится один парень. Что мне сказать этой девушке, чтобы не ранить ее чувства, потому что она моя подруга? — двойная проблема

Привет, двойная.

Я никогда не была сторонницей теории, что, целуя кого-то, ты даешь обещание ни с кем больше не целоваться. Целоваться — это прикольно. Зачем же себя ограничивать только кем-то одним? Вы ведь просто оттягиваетесь вместе, вы же не собираетесь пожениться или еще что. Кстати, это лучше всего делать до всех поцелуев, а не после.

— Сплетница

Дорогая сплетница!

Я застряла в клинике для наркоманов и сижу в Интернете, но некоторые адреса не отвечают, поэтому я не могу послать сообщение этому парню, от которого я просто тащусь и которого мне так не хватает. Он мне даже прислал розы! К счастью, я могу попасть на твой сайт и объявить всему миру, что я люблю. Может быть, когда я выберусь отсюда, мы это отпразднуем. За мой счет, — подружка из клиники

Дорогая подружка.

Вместо того чтобы отмечать твое возвращение, тебе лучше начать делать свой сайт. Или писать книгу. Я просто предлагаю.

— Сплетница

Не забудьте про мою вечеринку — пусть сбудутся все мои желания!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Жизнь богатых и знаменитых

В среду после школы Дэн стоял в вестибюле отеля «Плаза» с красной кожаной книжкой в руках, которую ему подарила Мистерия на День святого Валентина. Он то и дело поправлял воротник пиджака от нового черного костюма от Агнес Б. Он был в «Плазе» только раз, когда они с Ванессой снимали в Центральном парке катающихся на льду и ей понадобилась ванная. Но даже в клевом новом костюме он чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в столь роскошном месте.

Ему уже пора было привыкнуть ко всему этому. Он все-таки скоро станет известным автором, который обыкновенно пьет чай со своим агентом в подобного рода отелях.

«Нищий в зеркальном дворце», — подумал он, пытаясь развить эту мысль в стихотворении.

— Дэниел!

Расти Клейн кричала ему через все помещение. На этот раз на ней был красный парик с толстыми косами по бокам, а ее огромное тело, под метр девяносто, было облачено в необычное черное кимоно гейши, усеянное крошечными белыми цветами, на ногах у нее были черные туфли на высоком каблуке — будто она без них не была высокой. Рядом с ней в изорванном платьице сливового цвета и старых коричневых кожаных ботинках, словно привидение, стояла Мистерия. Ее тело было очень худым, и ключица выпирала настолько, что была похожа на крыло самолета, а губы были совершенно белыми, оттого что были сильно обветрены.

«Принцесса-скелет выплывает на луче пыли».

— Привет, — почти мимоходом произнес Дэн, словно он каждый день после школы тусовался в «Плазе». Серебряная ручка, которую ему подарила Мистерия, сильно выделялась на фоне белой рубашки от Агнес Б.

— Спасибо за подарки.

Расти своей медвежьей хваткой заключила его в объятия и измазала всю его щеку оранжево-красной помадой, а он едва не задохнулся от ее тягучих духов.

— Мы с Мистерией так отрывались, выбирая для тебя подарки, дорогой! Нам пришлось заставить себя остановиться.

Мистерия провела кончиком языка по желтым зубам.

— Ну теперь, когда ты здесь, я могу поесть. Ты заморил меня голодом.

«Кости прикрыты крыльями мотылька и сшиты паутиной».

— Сюда, — сквозь смех сказала Расти, игнорируя странное заявление Мистерии. Она провела их через огромный вестибюль в большой зал, наполненный позолоченными зеркалами, звенящим хрусталем и надушенными дамами. На круглом столе с белой скатертью стоял серебряный сервиз для чая и серебряный поднос с булочками, розетками с домашним вареньем и маленькими сандвичами с огурцом. На столе стоялидва наполовину пустых бокала мартини в ожидании, что их допьют.

— У нас тут небольшая вечеринка, мы отмечаем дебют Мистерии, — весело объяснила Расти. Она села и опрокинула бокал.

«Поэзии царица подаст веревку искушения». Дэн сел рядом с ней и положил свою красную кожаную книгу на стол.

— Какой дебют?

Расти взяла булочку с черникой, густо намазала ее маслом и отправила в свой оранжево-розовый рот.

— Хорошо, что ты принес свою книгу для заметок. Ты всегда все записываешь? Помни, что нет ничего несущественного!

Она подмигнула Мистерии:

— Кто знает? Это тоже может стать частью книги!

Мистерия засмеялась и посмотрела на Дэна.

— Мы пили мартини и, как две дуры, изучали Кафку при помощи деконструкционного анализа, — хриплым, пьяным голосом сказала она. Казалось, что она не спала неделю. Она моргала своими сонными серыми глазами.

— Я закончила роман, — хрипя, сообщила она ему.

«Дом горит! Дом горит!»

Дэн потер большим пальцем зубья вилки, переваривая информацию. Идея закончила целый роман менее чем за неделю, а он лишь написал одно отстойное стихотворение Ванессе по поводу Дня святого Валентина. Он даже не осмелился прочитать о ее впечатлениях, которые она изложила в своем последнем сообщении: таким оно было дерьмовым.

— Но я думал, ты только недавно начала его, — сказал он, чувствуя, что его предали.

— Так и есть. Но ночью в воскресение у меня попер такой драйв, так что я поймала момент и уже не могла остановиться, пока не закончила. Я отправила его Расти по электронной почте сегодня рано утром, как раз тогда, когда начали убирать улицы. Она уже все прочитала. Она говорит, что я новая Вирджиния Вулф!

— Я думал, что ты Сильвия Плат, — обвиняющим тоном сказал угрюмо Дэн.

«Принцесса мотыльков откушивает стыренного мяса».

Мистерия пожала плечами и положила в мартини чайную ложку сахара с верхом, задумчиво размешала его, взяла обеими руками бокал и сделала глоток.

— Ла-адно, давай поговорим о тебе, Дэнни, — чуть ли не крича, сказала Расти. — О черт!

Она достала из сумочки свой розовый мобильник, нажала пару кнопок и поднесла его к уху.

— Подождите, голубки. Мне нужно ответить на эс-эм-эс.

Дэн ждал, наблюдая за тем, как Мистерия добавляла еще и еще сахару в напиток, так что он стал больше похож не на мартини, а на чай, что продают в «7-Элевен». Он раньше не замечал, что ее кривые обгрызенные ногти были такими же желтыми, как и зубы.

Расти бросила телефон на середину стола.

— Мне кажется, тебе стоит написать мемуары, — сказала она Дэну, беря еще одну булочку и разламывая ее пополам. — «Мемуары молодого поэта». Я от этого балдею! — крикнула она. — Да ты просто Рильке!

«Царица клоунады достает из волос розового кролика».

Дэн резко вытащил серебряную ручку. Он хотел написать что-нибудь о желтых ногтях Мистерии в книжку для записей и о том, как странно было то, что они не были для него отвратительны.

— Но как я могу писать мемуары, если все, что я делаю, — это хожу в школу, — пытался он неубедительно спорить. — Ничего грандиозного со мной не происходит.

Трясущимися руками он потянулся к чайнику и налил себе в чашку теплого ароматного чая «Эрл Грей». А-а-а, кофеин.

Своими длинными оранжево-розовыми ногтями Расти похлопала по обложке его книги.

— Пиши о мелочах, мой дорогой. О мелочах. И ты мог бы пока забить на колледж и год или два писать, как Мистерия.

Она вытерла рот белой хлопчатобумажной салфеткой, размазав по ней помаду.

— Я записала вас с Мистерией на чтения в поэтическом клубе «Ривингтон-Ровср» завтра вечером. Бакли уже раздает флайеры. Это сейчас так модно. Возвращаются все старые поэтические клубы. Вы должны быть готовы декламировать. Говорю вам — поэзия это рок-н-ролл будущего!

Мистерия засмеялась и стукнула под столом по голени Дэна. Дэн готов был ответить ей тем же, потому что было больно, но не хотел показаться ребенком.

Расти щелкнула своими длиннющими пальцами, и тут же появился официант.

— Принесите этим детишкам то, чего просят их маленькие сердечки, — сказала она. — Я убегаю, дорогие мои. У мамочки встреча.

Она послала им воздушные поцелуи и зацокала каблуками, проходя через весь зал в платье гейши, поворачивая головой с пылающими косами.

«Мать покидает гнездо, оставляя принцессу и нищего с открытыми клювами».

Мистерия выпила остатки в бокале Расти и с измученным видом посмотрела своими потускневшими серыми глазами на Дэна.

— Каждый раз, как Расти упоминает твое имя, я чувствую, как у меня начинают гореть бедра, — призналась она. — Всю неделю я утопаю в желании, но я смогла направить эту животную энергию в свою книгу.

Она рассмеялась. Казалось, что ее зубы были раскрашены желтым карандашом.

— Местами это просто гамма-излучение. «Нищий становится принцем. Чеканьте фразу, я коронуюсь».

Дэн потянулся к сандвичу с огурцом, взял его, запихал в рот и стал тщательно его пережевывать, даже не распробовав.

Он должен был идти домой и писать мемуары. У него должна была быть девушка. Он должен был сходить с ума по совершенно безбашенной озабоченной телке с желтыми зубами. Но правда заключалась в том, что он тоже был помешан на сексе. Он уже дважды потерял девственность и он не мог дождаться, когда потеряет ее снова и снова.

— Пошли, — манила Мистерия, предлагая ему свою руку с желтыми ногтями. — Мы можем снять комнату и записать это на счет Расти.

Дэн взял свою книжку и пошел за ней на выход. К черту поэзию! Он не мог сопротивляться развитию сюжета в следующей главе.

Л обозначает любовь

Дженни не могла быть уверена в том, что Л, который прислал ей сообщение на День святого Валентина, был тем самым парнем из «Бенделз». Им мог оказаться какой-нибудь зануда или грязный извращенец-старик, но в глубине души она его уже любила. Она чувствовала себя как девочка из сказки, которая влюбилась в человека в маске, и она была полна решимости ездить на автобусе по 79-й улице до тех пор, пока не встретится с ним лицом к лицу. В понедельник и вторник она безуспешно каталась так одна до семи вечера, а в среду к ней присоединилась Элиз.

— Я не догоняю, почему мы снова этим занимаемся? — спрашивала Элиз. Она уже сделала все уроки и смотрела в окно через плечо Дженни, ей все это ужасно надоело.

— Я же тебе говорила. Сегодня утром я оставила в автобусе свою любимую шляпу, и чем больше мы будем ездить на разных автобусах этого маршрута, тем вероятнее, что я ее найду, — солгала Дженни.

— Наверняка ее кто-то уже прибрал к рукам, — * спорила Элиз. — Это ведь та клевая ворсистая красная шляпа? Я просто уверена, что она уже обрела себе нового хозяина.

Женщина средних лет с распухшей лодыжкой, одетая в немодный короткий макинтош с поясом, оторвала глаза от «Уолл-стрит джорнэл» и посмотрела на них так, как обычно смотрят на разговаривающих на людях подростков, будто говорила: «Вы не могли бы нажать кнопку воспроизведения без звука. Извините».

— Это наш последний автобус, скоро пойдем домой, — обещала Дженни, хотя она обещала то же самое час назад.

Элиз положила руку Дженни на колено и оставила ее там.

— Да, я не против. Мне все равно нечем заняться.

Дженни ждала, когда Элиз уберет руку.

— Что ты делаешь? — громким шепотом произнесла она.

— С чем?

— Со своей рукой.

— В книге говорится, что любовь нужно выражать нежными ласками, — объявила Элиз.

— Но мне не надо никаких ласк. И потом, мы, типа, в автобусе, — прошипела Дженни, отталкивая руку Элиз. Меньше всего ей хотелось, чтобы Л увидел ее, когда Элиз ее ласкает. Господи, какой стыд!

— А чем ты недовольна? — крикнула Элиз, ударив Дженни по ноге как раз тогда, когда автобус подпрыгнул на колдобине. Дженни съехала с сиденья на пол, и ее зад приземлился прямо на чьи-то ноги.

Дженни так и сидела с закрытыми глазами, не открывая их от переполнявшей ее досады. Если бы ее тайный воздыхатель увидел ее сейчас, он бы не стал больше писать любовных посланий. Автобус подпрыгнул еще раз на другой колдобине, с ревом проносясь через парк, и груди Дженни безжалостно затряслись, как будто без этого ей было мало.

— Эй! — Ей на плечо опустилась чья-то рука.

— Отстань, блин, от меня, — пробурчала Дженни в полном унижении. Она сбросила руку и попыталась подняться. Над ней маячила чья-то белокурая голова. Высокий. Красивый нос. Светло-карие глаза с ресницами, светлыми на концах. Это был он, парень из «Бенделз»!

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Там сзади есть свободное место. Почему бы тебе не сесть туда?

Он взял ее за руку и повел сквозь толпу.

Дженни опустилась на жесткое узкое сиденье и взглянула на парня, сердце у нее бешено колотилось. Кажется, ему было шестнадцать, и он был безукоризнен, просто безукоризнен.

— Ты Л? — спросила она, затаив дыхание.

Он скромно улыбнулся. Один из передних зубов у него был чуть-чуть отколот. Это было просто круто.

— Да. Я Лео, — ответил он. Н, конечно, Лео.

— Я Дженифер! — почти выкрикнула Дженни, так она была возбуждена.

— Дженифер, — повторил Лео, как будто это было самым редким красивым именем, которое он когда-либо слышал.

Элиз скукожилась, пробираясь сквозь толпу, и зажмурилась, заметив Дженни.

— Ой, извини, я тебя толкнула. Ты в порядке?

Лео улыбался своей великолепной улыбкой с отколотым зубом, глядя на нее, как бы пытаясь этим сказать, что друзья Дженни — его друзья. Сначала Дженни хотела прогнать Элиз, чтобы остаться с Лео один на один и спокойно познакомиться. Но ей не захотелось показаться сволочью. Сидящий с ней рядом мужчина встал, и Дженни подвинулась.

— Садись.

Элиз отпустила поручень и плюхнулась рядом.

— Эй, — сказала она, поднимая глаза на Лео. Узнав его, она толкнула коленом ногу Дженни. —

Эй!

— Элиз, это Лео, Лео, это Элиз, — любезно представила их друг другу Дженни. Вдруг автобус резко остановился, и Лео пришлось ухватиться за ее плечо, чтобы не упасть. «Боже мой. Он прикоснулся ко мне! Он прикоснулся ко мне!»

Дженни чувствовала, как Элиз смотрела на них, пытаясь понять, что происходит.

— Ты тоже ходишь в «Констанс Биллар»? — спросил Лео Элиз.

Элиз кивнула, она выглядела совершенно сбитой с толку. Вдруг Дженни стало ее жаль. Она обняла свою подругу и улыбнулась Лео:

— Мы лучшие друзья.

Элиз опустила голову на плечо Дженни и тихо прошептала:

— Мне кажется, ты нашла свою шляпу.

— Да, — рассмеялась Дженни, чувствуя облегчение. Слава богу, что Элиз не стала задавать много вопросов. Когда они останутся с ней наедине, она ей все расскажет, так ведь и должны поступать лучшие подруги. Она посмотрела на красивое, правильное лицо Лео, такое лицо хорошо бы подошло для портрета, и буквально впала в экстаз от его сверкающей улыбки и отколотого зуба.

— Я была уверена, что тебя не будут звать Ланс.

Б отвергает предложение снимать разлагающихся рыб

— Рад, что ты смогла прийти, — сказал Кен Могул в среду вечером, когда Ванесса присоединилась к нему за столиком в «Чипиз», новой кофейне в Уильямсбурге на той самой улице, где она жила. Он пододвинул к ней горячую кружку капуччино.

— Я заказал нам обоим. Надеюсь, что он тебе нравится.

Ванесса села в своем черном пуховике, обеими руками обхватила кружку и стала дуть на горячую молочную пену, вытягивая губы трубочкой.

— Спасибо, что позвал меня на это шоу, — сказала она. — Это был просто улет.

Она вздрогнула: ей стало противно от того, каким тоном она разговаривала с Кеном Могулом. Как какая-то безмозглая кривляка.

Кен надвинул свои солнечные очки в черепаховой оправе на небрежно постриженную голову и склонился над столом, готовый перейти прямо к делу.

— Я хотел бы, чтобы ты сопровождала меня в Каннах этой весной. Я представлю тебя некоторым блестящим независимым режиссерам. Мы могли бы обмениваться энергией и идеями. И мне бы хотелось сделать с тобой несколько фильмов, но для этого ты должна на пару лет забыть про колледж. Это будет супер, я уже чувствую.

Из стереосистемы раздавалась Эниа. Ванесса расстегнула пуховик и снова его застегнула. Она ненавидела Энию.

— Я начал работу над новым проектом в Южной Америке, — продолжал Кен Могул. — Он начинается с того, как чайки кормят своих птенцов мясом разлагающихся рыб, а затем я покажу, как гориллы в тропическом лесу бросают своих детенышей. Потом будут улицы Рио, где дети продают себя ради наркотиков. Я еще не начал снимать, но подумал, что, может, ты поедешь туда, познакомишься с какими-нибудь ребятишками, подружишься с ними, запишешь их рассказы о себе. А ты, случайно, не знаешь португальский?

Ванесса покачала головой. Он что, прикалывается?

— А испанский?

Она снова покачала головой.

— Ну и ладно. Я найду переводчика или детей, которые говорят по-английски. Все твои расходы будут оплачены компанией «Дьюк-Продакшнз». Помнишь Дьюка с вечеринки «Лучше, чем голые»?

Ванесса закивала с изумленной улыбкой на лице. Как она могла забыть Дьюка, самого тупого парня на планете?

— У тебя будет своя машина, своя квартира, бесплатное оборудование и все, что тебе понадобится, — добавил Кен. — Ну как, согласна?

Впервые Ванесса заметила, что у Кена был совсем неочерченный подбородок. У него его почти и не было.

— Я всегда хотела поехать в Канны, ответила она, задумчиво причмокивая капуччино. — И твой проект кажется мне просто… потрясающим. Но меня уже приняли в университет Нью-Йорка. Я с одиннадцати лет мечтала об этом. И я ни в коем случае не собираюсь с этим затягивать.

— Ну а как же мой фильм? Детская проституция! Животные, бросающие своих детенышей! Это же просто охрененный материал! — залепетал Кен Могул, забрызгивая слюной весь стол. Ванесса подумала, что, если бы у него был подбородок побольше, его слюни так бы далеко не улетели.

Над плечом Кена она заметила голубой флай-ер, приколотый булавкой к доске объявлений.

Открытый поэтический клуб «Ривингтон-Ровер»

представляет публичные чтения

Дэниела Хамфри и Мистерии Бзик

Четверг 20.00

Неудивительно, что Дэн избегает ее всю неделю. Он ведь так занят своей славой.

— Ванесса? Ты еще здесь? — спросил Кен. — Первое, что ты должна усвоить в этом бизнесе, это то, что часы тикают не останавливаясь.

Ванесса улыбнулась своей не то скучающей, не то изумленной улыбкой Моны Лизы. Как ей должно было льстить, что Кен Могул предложил ей работать с ним, но у нее не было никакого намерения становиться мини-Кен Могул. Она хотела развиваться и делать свою карьеру, а не вкладывать всю энергию в работу кого-то еще, какой бы привлекательной она ей ни казалась. Ванесса покачала коротко стриженной головой:

— Извини.

Едва заметный подбородок Кена исчез совсем, как только он потерял драйв.

— Я еще никому не предлагал работать со мной, — сурово сказал он. — Такая возможность предоставляется раз в жизни. Я даю тебе шанс снять художественный фильм, а тебе еще нет и двадцати. Неслыханно!

Тот старик на шоу «Культура гуманизма» посоветовал не относиться ей к своему таланту серьезно. А Кен явно принимал все чересчур серьезно. Она встала и сорвала голубой флайер со стены, висевший над головой Кена. Они с Дэном должны были снимать фильм вместе. Но что, если она снимет, как он читает стихи, в тайне от него? Всегда получалось лучше, когда Дэн не знал, что она его снимает.

— Спасибо, — сказала она Кену. — Это для меня такая честь. Но я еще кое над чем работаю. И мне бы хотелось закончить это.

Кен Могул опустил солнечные очки на нос и посмотрел в окно:

— Это твоя неудача.

— Спасибо за кофе, — сказала Ванесса, несмотря на то что он даже не взглянул на нее. Она сложила флайер и положила его к себе в карман: — Удачи в Каннах.

Кен Могул застегнул свою парку, оттороченную мехом, и натянул капюшон на голову, как будто пытаясь отгородиться от нее:

— Пока.

Ванесса отправилась домой проверять свое оборудование. Нужно было решить, что ей наверняка понадобится завтра при съемке в поэтическом клубе «Ривингтон-Ровер». Когда Дэн закончит читать, она приготовит ему сюрприз: неожиданно появится из толпы и преподнесет горючую кружку его любимого ирландского кофе. Затем они расскажут друг другу обо всех знаменитостях с недалеким умом, с которыми им довелось общаться за прошедшую неделю. А когда Она привезет его домой, то покажет ему, как снова. потерять девственность. Разве не об этом он писал в своем обалденном стихотворении. Как будто ему нужно было это показывать.

С заново открывает спезы

— Хочешь, я возьму погулять с собой Муки? — спросил Аарон Блэр через закрытую дверь спальни. Уже был вечер среды, а она не выходила из комнаты с самого понедельника, лишь открывала дверь, чтобы взять длинный французский хлеб с сыром бри и помидорами и кружку горячего шоколада, которые Мертль приносила в десять и в пять. Она даже выманила у их семенного врача справку, по которой могла исходить в школу в течение недели. Но врач заверил мать, что она не больна. В школах, подобных «Констанс Биллар», девочек очень сильно нагружают, особенно старшеклассниц, и все этого лишь ради того, чтобы поступить в один из лучших колледжей страны. Блэр нужно было просто отдохнуть пару дней, и тогда бы она снова пришла в себя.

Не совсем. Блэр понадобилось несколько дней, чтобы открыть себя заново. Как Мадонна.

Аарон толкнул дверь и заглянул в комнату. В воздухе стоял запах едкого сигаретного дыма, смешанный с ароматом мятной воды для полоскания рта. Голова Блэр была замотана черно-белым шарфом от Пуччи, и она лежала в белом купальном халате на кровати и, скрестив голые ноги, через длинный черный мундштук курила «Мерит Ультра Лайт». Она была похожа на скрывающуюся от всех Грету Гарбо, но именно такой она и хотела казаться.

По телевизору без звука шел «Великий Гэтсби» с Робертом Редфордом и Мией Фэрроу в главных ролях. Блэр затянулась сигаретой, театрально уставившись в никуда. Ей было противно смотреть на Аарона, потому что на нем снова была толстовка с надписью: «Гарвард», как будто он специально так одевался, чтобы поиздеваться над ней. Она уже сорвала свою подвеску с символом Иельского университета с балдахина кровати и выбросила его в окно вместе со старой толстовкой отца с надписью: «Йель».

— Если ты не возражаешь, я бы попросила тебя свалить, блин, из моей комнаты.

— Я уже ухожу, — ответил Аарон. — Слушай, а ты давно с Сереной разговаривала?

Блэр покачала головой:

— А что?

— Да так, ничего, — неловко пожал плечами Аарон. Он тусовался со своими корешами в Скарсдейле с вечера пятницы, поэтому не видел Серену и не разговаривал с ней с самого показа Леза Беста. Он вытащил банку с травяными сигаретами и бросил их на кровать Блэр:

— Попробуй вот эти. Они сто процентов натуральные и пахнут гораздо лучше, чем твой ширпотреб.

Блэр сбросила банку на пол:

— Хорошо прогуляться!

Аарон закрыл за собой дверь и пошел погулять с Муки. Он вошел в парк на 72-й улице, побрел по дорожке, которая вела к маленькому деревянному мостику над ручьем, впадающим в озеро. Муки то и дело останавливался, копаясь своими коричнево-белыми лапами в снегу, словно пытался найти собачью игрушку, которую потерял здесь прошлым летом. Он то бросал это занятие, то принимался снова искать.

Мимо пробежала изящная блондинка в темных очках, синей кепке «Янки» и футболке с надписью: «Я люблю Аарона», надетой поверх велюрового спортивного костюма; это была та самая футболка, в которой Серене вышла на подиум в шоу Леза Беста. Аарон был уверен, что эта блондиночка была актрисой Рене Звингдингер или как там ее точно, попытался он вспомнить. Было прикольно думать, что актрисы и модели могут носить футболки с его именем, хотя он был всего лишь простым парнем, который встречается с красивой девушкой. Теперь ему казалось, что все в прошлом. Встречается или встречался?

Когда вдали появился деревянный мост, Аарон заметил, что на нем полно народу и какого-то оборудования — похоже на съемочную бригаду. Подойдя ближе, он разглядел в воде небольшой надувной плот по другую сторону моста, на котором стоял фотограф и налаживал треножник.

Аарон отпустил Муки погонять белок, сам же остался наблюдать за происходящим. Группа людей расступилась, и он увидел девушку, на которой было желтое платьице с юбкой клиньями и синие сандалии, а ее золотые волосы развевались на ледяном ветру. Это была Серена. Он не мог ошибиться.

Вдруг Муки, признав Серену, рванул по снегу к ней, повизгивая от восторга и виляя своим маленьким хвостиком.

— Муки, нет! — крикнул Аарон. Все на мосту, в том числе Серена, обернулись.

— Муки! — Серена наклонилась чтобы поцеловать собаку в мокрый нос, пока она ластилась у ее ног.

— Как жизнь, красавчик?

Аарон легкой походкой зашагал к мосту, глубоко засунув руки в карманы своих камуфляжных штанов.

— Извините, — пробормотал он бригаде визажистов и стилистов.

— Ничего, — сказала, поднимаясь, Серена. Она вышла из своего антуража и поцеловала Аарона в щеку. Ее желтое платье было расписано синими переливчатыми птицами, а от ее блеска для губ пахло арбузом.

— Ты попал как раз на съемки рекламы духов. Можешь посмотреть, если хочешь.

Аарон держал руки в карманах. Она могла бы заставить его чувствовать себя виноватым за то, что он завис в Скарсдейле и ни разу ей не позвонил, но Серена была невозмутима. Она по-настоящему великолепна, поэтому он ее отпустил. Было очень сложно быть ровней тому, от кого исходило такое сияние, как от нее.

— Не позволяй мне задерживать тебя, — сказал Аарон. Он открыл свою банку с травянистыми сигаретами и предложил ей одну. Она взяла ее своими коралловыми губами и прикурила.

— А, спасибо за розы. Серена выдохнула сладкий дым в холодный воздух.

— Наверное, мы не сделаем татуировки. Аарон ласково улыбнулся:

— Это хорошо. В уголке правого глаза Серены появилась слеза и задержалась, подрагивая, у нижнего века.

— Давайте это заснимем! — крикнул фотограф с надувного плота.

Серена обернулась и помахала ему, ее платье сильно колыхалось, а волосы развевались на ветру. В этот момент слеза капнула на ее прекрасную щеку — прекрасная иллюстрация человеческих эмоций, что и хотел запечатлеть Лез Бест в рекламе нового аромата. Им придется удалить сигарету из руки Серены и мурашки на ее коже, но вы удивитесь, как легко это делается.

Клиника для наркоманов — это новомодный курорт

Дважды посмотрев «Великого Гэтсби», Блэр выключила телевизор и взяла телефон. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь, объявить миру, что она жива, несмотря ни на что. Дело в том, что ей было противно разговаривать со всеми, кого она знала, включая поголубевшего папашу, живущего во Франции, на которого она всегда рассчитывала и который всегда мог ее поддержать. Если бы только был кто-то еще, кто-то совершенно новый и необыкновенный, кто…

Вообще-то был один человек, с которым она смогла бы поговорить. А почему бы, блин, ей не позвонить ему? Ведь он позвонил ей на прошлой неделе, пока она сидела в парикмахерской? Как гром среди ясного неба.

Она нажала кнопку с номером его телефона, и, к ее удивлению, он сразу же ответил.

— Нейти, — тихо сказала она в трубку. — Я слышала о том, что случилось. Как ты? В порядке?

— Да, в общем-то, неплохо, — сказал Нейт подозрительно нормальным голосом. — Мой отец еще злится из-за того, что случилось, и я не знаю, как это повлияет на мои шансы попасть в Браун, но я не отчаиваюсь.

Блэр приподняла ноги и, посмотрев на свои пальцы, поморщилась: розовый лак, которым она от скуки покрасила ногти, местами облупился.

— Бедняжка, — жалостно вздохнула она. — Реабилитация, должно быть, такой отстой.

— Да вообще-то, конечно, звучит странно, но мне это даже начинает нравиться, — признался Нейт. — Естественно, лучше бы я туда не попадал, но там все классно, современно. И ты как бы, не знаю… расслабляешься, ч то ли, когда занимаешься чем-то, что не связано со школой.

— Да ты что?

Блэр взбила подушки и устроилась поудобнее. Реабилитация расслабляла? Может, это как раз то, что ей нужно, — передышка от забот ее рутинного существования? Она представила себе, что лежит в пушистом банном халате, у нее на лице маска из зеленой глины, на руках иголки для акупунктуры, она пьет выводящий шлаки травяной чай и разговаривает с заботливым консультантом в белой льняной тунике.

«Если бы вы могли стать каким-нибудь животным, кем бы вы стали? — спрашивает ее консультант. — И ничего, что это требует сил».

Реабилитация. Почему она не подумала об этом раньше? Конечно, без терапии не обойтись, но для нее никогда не существовало проблемы рассказать о себе. А самым классным будет то, что Нейт снова с ней. Она всегда мечтала провести выходные с Нейтом в романтическом пансионе на заливе Кейп-Код или в Саутгемптоне. А реабилитационная клиника в Гринвиче, штат Коннектикут, вполне бы подошла. Конечно, она не раз хотела вычеркнуть высокомерного лгуна Нейта из своей жизни навсегда, но, похоже, он пытался наладить новую жизнь, и она пыталась заниматься тем же!

— А как ты попал на этот курс реабилитации? Ты туда просто записался или тебя туда направили? — спросила Блэр. Она взглянула на себя в зеркало шкафа. Со своими остриженными волосами и бледным лицом она была вполне похожа на наркоманку, принимающую героин, так что они бы ее точно взяли.

— Мне кажется, что ты можешь записаться, но какой дурак это сделает? — спросил Нейт.

Блэр улыбнулась.

— Может, сходим куда-нибудь завтра вечером или как-нибудь? — спросила она. — Я знаю, что иногда веду себя как последняя сволочь, Нейт, но мне всегда тебя не хватает.

— Извини. Завтра я должен быть в клинике, — ответил Нейт. Он не виделся с Джорджи с той самой ночи. Джеки обещала, что Джорджи тоже будет на собрании. — Я еду на поезде, поэтому дома буду очень поздно.

— Ладно, но давай все равно как-нибудь выберемся, хорошо? — сказала Блэр. — Ты же знаешь, что без ума от меня, — добавила она соблазнительным шепотом и повесила трубку.

Вдохновленная и полная новой энергии, она спрыгнула с постели, сорвала с головы шарф Пуччи, выдавила немного геля для волос на ладонь и намазала им остатки своих волос. Затем впервые за всю неделю открыла дверь в ванну.

— Мам! — крикнула она в коридор. — Иди скорей помоги мне.

Что может быть лучше для героини, чем вернуться, выписавшись из клиники для наркоманов? Отдохнувшая и помолодевшая, она снова займет свое место, а рядом с ней будет исполнитель главной роли.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

СЛЕЗЫ СЕРЕНЫ
Как вы могли заметить, люди Леза Беста не теряют времени зря, выпуская рекламу новых духов. Magnifique, non? Купить новые духи можно будет не раньше апреля, если у вас в отличие от меня нет доступа к таким вещам. Это опьяняющий аромат жасмина с едва уловимыми нотами сандала и пачули. Я уже ими пользуюсь и должна признаться, что они так же бесподобны, как и реклама. Но раз участвует одна блондинка, разве можно ожидать меньшего?

НАСЛЕДНИЦА-ПОДРОСТОК ЖЕРТВУЕТ ЧАСТЬ СВОЕГО СОСТОЯНИЯ КЛИНИКЕ
Кажется, богатая малышка Нейта заразилась благотворительностью. Чтобы продемонстрировать свою благодарность тем, кто помогал ей в последнее время, бедняжка вкладывает крупную сумму денег в строительство современных конюшен и прочих загонов для скота на территории беспорядочно выстроенного комплекса «Вырвись из плена» в Коннектикуте. Там будут лошади, свиньи, козы, собаки, кошки, куры, которых используют конечно же исключительно в терапевтических целях. Ясно, что доение козы сотворит чудо с одурманенной башкой нарка, сидящего на коксе. Остается надеяться, что наша обожаемая наследница будет держаться подальше от ветеринарного кабинета!

ВАШИ ПИСЬМА
Привет, Сплетница!

Я пациентка «Вырвись из плена», сегодня была в клинике, когда пришла эта девица с короткими волосами и меховыми ботинками и бросила свою кредитку медсестре в регистратуре. Она хотела забронировать комнату на две недели, желательно с видом на фонтан. Представляешь, ей сказали, что она не может там находиться, если не причинила вреда себе или окружающим, но ей предложили присоединиться к группе подростков, если ей хочется.

— солнце

Привет, солнце.

Я удивлена, что она не записалась на массаж лица! Если ты в подростковой группе, я бы посоветовала тебе с ней не связываться. Похоже, что у нее какая-то тайная цель.

— Сплетница

НАБЛЮДЕНИЯ
Дж и ее новые друзья играли в боулинг в «Боулмор-Лейнз». Они так хорошо смотрятся вместе, но я была там и могу сказать, что третий всегда лишний. С в пятницу не ходила в школу из-за бронхита. Это преподаст ей урок, что нужно носить в феврале! Б покупала себе одежду для клиники в старом магазине на Малбери-стрит. Если ей нужно сыграть роль безнадежной наркоманки, надо выглядеть соответствующе. Д готовился к открытым чтениям в поэтическом клубе «Ривингтон-Ровер» в вагоне метро, шепча стихи под стук колес.

Пора наконец-то выбраться в какое-нибудь культурное место. Например, на открытые чтения. Вот там и встретимся!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА

Ради искусства

— Я рад, что ты здесь, — сказал Дэн Мистерии, как только она запустила свои пальцы с обгрызенными желтыми ногтями в его взъерошенные волосы. По счастливой случайности он и Мистерия прибыли в клуб «Ривингтон-Ро-вер» в одно и то же время и в течение последних пятнадцати минут курили «Кэмел» без фильтра и щупали друг друга в кабинке женского туалета, стены которого были сплошь покрыты граффити, — так они пытались настроиться на чтение стихов.

— Я немного нервничаю.

— Не надо. — Мистерия расслабила его узкий черный галстук и всплеснула руками: — Ну-ка, давай посмотрим, что у нас там.

Они вышли из женского туалета рука об руку, на Мистерии было желтое полупрозрачное шелковое платье, облегающее фигуру, через которое хорошо было видно ее черное нижнее белье, а Дэн был в своем новом костюме — ну просто Бонни и Клайд от поэзии.

Небольшой клуб, находившийся в полуподвальном помещении, был уже наполнен людьми, которые пили кофе, сидели вразвалку на старых, ободранных диванах, беспорядочно наводнив комнату. На черном потолке одиноко вращался дискотечный шар, из стереосистемы завывал Моррисси со своей заунывной песней из последнего альбома.

Огоньки дважды замигали, и маленькая японка в черном трико и розовых колготках появилась на сцене.

— Добро пожаловать на открытые чтения в «Ри-вингтон-Ровер». Мы рады приветствовать вас здесь, — прошептала она в микрофон. — Сегодня с нами два самых значительных поэта Нью-Йорка. Для меня большая честь передать свое место в распоряжение Мистерии Бзик и Дэниела Хамфри!

Темный заполненный зал взорвался аплодисментами.

— Я слышал, что они всю ночь сидели на экстази и писали вместе книгу, — прошептал кто-то.

— Я слышала, что они муж и жена.

— Я слышала, что они двуяйцовые близнецы, разделенные при рождении, — заметил кто-то еще.

Ванесса зашла в клуб незамеченной. «Что за странное имя Мистерия Бзик?» — думала она, поднимая камеру к глазам и направляя ее на сцену.

Все тело Дэна было покрыто холодным потом. Все происходило так быстро. У него даже не было возможности задуматься над тем, как случилось то, что еще неделю назад он писал в своих тетрадях странные мрачные стихи, которые никто не читал, а сейчас он стоял в обалденном костюме на сцене модного клуба и читал стихи с почти что знаменитой девчонкой. Не было времени, чтобы усомниться в себе. Он ведь играл в школьных спектаклях, участвовал в фильмах Ванессы. Он был новым Рильке. Дэн снял пиджак и закатал рукава. С этим он вполне мог справиться.

Мистерия уже ждала его на сцене, ее костлявые пальцы сжимали микрофон в нервном напряжении. Дэн только что заметил, что на сцене было установлено два микрофона: один для нее, другой для него.

— Какое ваше любимое существительное? — Мистерия обратилась к публике низким, хриплым голосом.

— «Пирог»! — сказал нажравшийся парень с хвостиком из первого ряда.

— Так ты полная противоположность пирога, — прошипела Мистерия появившемуся на сцене Дэну. — Я хочу тебя съесть живьем.

Дэн откашлялся и протянул руку к микрофонной стойке, чтобы успокоиться.

— А какое твое любимое существительное? — спросил он в свою очередь, удивленный тем, как уверенно звучал его голос.

— «Секс», — спокойно ответила Мистерия. Она опустилась на четвереньки и поползла к нему с микрофоном в зубах. — «Секс», — повторила она, проползая у него между ног и забираясь вверх по его телу, и вот их лица разделяет один лишь сантиметр. Ее желтые зубы казались еще желтее от этого желтого платья.

Камера дрожала в руке Ванессы. Так вот почему она ничего не слышала от Дэна в последнее время. А что же тогда говорить о работе над «Созданием поэзии». Он создавал поэзию с Мистерией Бзик. И как бы ни было ей больно смотреть на парня, которого она любила вот уже три года, и теперь попавшего в сети девицы, настоящее имя которой было, скорее всего, полной тривиальностью типа Джейн Джеймз, она не могла заставить себя прекратить снимать. С Дэном что-то происходило, и она должна была это запечатлеть. Он словно заново раскрывался перед ней.

— Накорми меня, — рявкнул Дэн в микрофон, а Мистерия корчилась под ним. — Обнажи свое голое тело у меня на тарелке.

Собравшиеся улюлюкали и восторженно кричали. Дэн не мог поверить в свой успех. Он был поэтом рок-н-ролла, богом секса! Забудьте о Рильке, он был Джимом Моррисоном. Он поднял Мистерию с пола и крепко поцеловал ее, словно изголодавшийся рок-идол.

Ванесса продолжала снимать, хотя по ее бледным щекам текли горячие слезы. Она не могла прекратить, она делала это не для того, чтобы помучить себя. Она делала это ради искусства, своего искусства.

На сцене Дэн расстегнул рубашку, и Мистерия лизнула его грудь:

— Да, дорогой. Да уж, дружок.

Выход примадонны

— Всем добро пожаловать. — Джеки поприветствовала собравшихся на вечернем сеансе групповой терапии для подростков. — Я так рада снова видеть нашу дорогую Джорджину Спарк.

Она постукивала карандашом по планшету.

— Сегодня к нам придет новой друг. Но пока мы ее ждем, я бы хотела выразить признательность двум членам нашей группы за их смелость и за то, что они продемонстрировали всем нам то, что я люблю называть строительством жизни.

Она улыбнулась Нейту:

— Нейт, ты бы не хотел нам рассказать о том, что произошло в прошлую пятницу, теперь, когда Джорджи вернулась?

Нейт откинулся на стуле назад, а затем вернулся в прежнее положение. В кругу напротив него, скрестив ноги, сидела Джорджи, на ней были оранжевые атласные шорты и оранжевые кожаные сандалии, которые выглядели странно в середине февраля, но она все равно никуда не выходила. Ее роскошные темные волосы колыхались. Она подняла глаза, взглянула на него, и на ее темно-красных губах появилась застенчивая улыбка.

Нейт потер руками свои желтовато-зеленые вельветовые брюки от Ральфа Лорена. Господи, как ему хотелось ее поцеловать. Остальные члены группы замерли от нетерпения. Они знали, что произошла какая-то серьезная хрень, но они не слышали всей истории.

— Продолжай, Нейт, — подталкивала его Джеки.

— В пятницу вечером я был у Джорджи, и мы весело проводили время, гм, получше узнали друг друга, — начал он рассказывать. — Потом до меня дошло, что у Джорджи там как бы своя тусовка возле аптечки. Когда она отключилась, я как-то забеспокоился. Поэтому и позвонил Джеки.

— Это была мольба о помощи, — притворно-восторженно произнесла Джорджи.

Нейт засмеялся. Она все так же придуривалась, но была просто неотразима. И он был рад, что ему пришлось ходить в клинику целых шесть месяцев, потому что он хотел помочь ей так же, как она помогла ему.

— Мы привезли ее сюда как раз вовремя. Она поживет здесь некоторое время, и она держится молодцом, правда, Джорджи?

Джорджи кивнула и обняла себя, на ее лице была спокойная улыбка.

— Мясной рулет вчера был не очень, поэтому верится с трудом.

— Давайте сложим руки вместе и поддержим их за смелость! — крикнула Джеки. Вся группа, включая Джорджи и Нейта, встала и зааплодировала.

— Привет, — беззвучно произнесла Джорджи, обращаясь к Нейту, и облизала свои кровавые губы.

— Привет, — так же ответил ей Нейт.

— Проходите, мисс.

Блэр пригладила недавно выщипанные брови и сложила вместе губы, накрашенные розовым блеском для губ, следуя за одной из служащих в льняном халате, которая вела ее в комнату, где шел сеанс групповой терапии. На Блэр было недавно купленное старомодное трехцветное платье от Дианы фон Фурстенберг и се любимые черные замшевые сапоги до колеи, с острыми носами. Она была чрезмерно возбуждена, ведь ей предстояло рассказать о себе перед сосредоточенной публикой, среди которой был и Нейт.

— Добро пожаловать, Блэр Уолдорф, — поздоровалась убого одетая женщина с некрасивой коричневой помадой, как только служащая открыла дверь. Она вошла и завела Блэр в комнату. — Я Джеки Дэвис, руководительница группы подростков. Пожалуйста, входите и садитесь.

Блэр посмотрела на членов группы. Там был Нейти, ее Нейт, он, как всегда, великолепно выглядел в своих желто-зеленых вельветовых брюках, которые оттеняли его замечательные зеленые глаза.

К ее ужасу, единственный свободный стул стоял рядом с этой Джеки, которая, как с уверенностью могла сказать Блэр, была настоящая зануда.

— Вы все можете сесть, — сказала Джеки. — Теперь, когда к нашей группе присоединяется еще один человек, мы снова пройдемся по кругу и каждый должен представиться и рассказать, что или какие обстоятельства привели его сюда. Будьте точны и кратки, насколько это возможно. И помните, что, называя свое пристрастие, вы делаете первый шаг к обретению контроля над ним. Не волнуйся, Блэр, — сказала Джеки и в знак утешения положила свою руку на руку Блэр. — Я не заставляю тебя быть первой. Билли, начни ты.

Коренастый мускулистый парень в белой толстовке с надписью: «Дартмут» нервно потирал руки.

— Я Билли Уайт. Я пристрастился к поднятию тяжестей и протеиновым коктейлям, — объявил он. — Я испытываю постоянное желание тренироваться.

Нейт был следующим. Он не мог поверить, что Блэр оказалась здесь, в «Вырвись из плена», но он хорошо ее знал и догадывался, что она что-то да выкинет.

— Я Нейт, раньше я курил марихуану каждый день, но должен признаться, что в последнее время мне совсем не хочется.

Странно было признаваться в этом, сидя перед Блэр. Она ведь из той его жизни, когда он был постоянно обдолбанным.

Брови Блэр поднялись от приятного удивления. Неужели Нейт действительно хотел измениться? Он делал это ради нее?

— Я Ханна Кото, — сказала девушка, сидящая рядом с Нейтом. — Я принимала таблетки каждый день с тех пор, как умерла моя собака.

Она взглянула на Джеки.

— Извините. Экстази, — объяснила она.

— Я Кэмпбелл, подающий надежды алкоголик, — сказал белокурый мальчик, который выглядел не старше десяти. — Я обчистил винные погреба своих родителей в Дарьенском заливе и в заливе Кейп-Код.

— Я Джорджи, — представилась поразительно красивая девушка с длинными гладкими волосами, огромными карими глазами и темно-красными губами.

На ней были надеты короткие оранжевые атласные шорты от Миу-Миу и красивые оранжевые кожаные сандалии от Джимми Чу, с завистью заметила Блэр.

— Не так давно мне нравились таблетки, и я боялась, что однажды усну и не проснусь. Но теперь, когда я знаю, что у меня есть рыцарь в сверкающих доспехах…

Она повела своими густыми коричневыми ресницами в направлении Нейта. Блэр ощетинилась.

— Спасибо, Джорджи, — прервала ее Джеки, чтобы та не успела ничего сказать, что могло поставить под угрозу ее контроль над группой. — Следующий.

— Я Джодая, тоже алкоголичка, — сказала круглолицая девчонка, сидящая рядом с Блэр. — Один раз я даже пила одеколон.

— Я тоже, — вставила Блэр, пытаясь превзойти Джорджи в выступлении. Она сняла одну ногу с другой, потом снова скрестила их, демонстрируя группе свои сексуальные черные ажурные чулки через разрез в платье.

— Я Блэр и…

Она засомневалась. С чего начать? Она глубоко театрально вздохнула:

— Мои родители развелись в прошлом году. Оказалось, что отец голубой и он изменял матери с ее же двадцатилетним ассистентом. Они все еще вместе и теперь живут в замке во Франции. Моя мать недавно вышла замуж за одного жирного придурка, агента по недвижимости, и скоро у них будет ребенок, хотя она как бы уже немолодая. Это девочка, они об этом только что узнали. Я должна была поступить в Иель, но мое интервью стало полным обломом. Тогда старый друг моего отца проявил участие и сказал, что может еще раз провести со мной собеседование. Он очень привлекательный, а я еще никогда не была знакома с мужчиной его возраста. И мы, типа, стали встречаться. — Она посмотрела на Нейта, словно извиняясь. Он простит ей этот флирт, так же как она простит его за то, что он отстранился от нее.

Джеки слушала с открытым ртом. Она привыкла к тому, что ребята откровенничают больше, чем нужно, но не встречала никого, кто получал бы такое наслаждение, рассказывая о себе.

— Наверное, одной из причин, по которой я остригла волосы, было то, что мне хотелось изуродовать себя, хотя в тот момент я этого не понимала. Я думала, что мне с короткими волосами будет клево. Но, по-моему, я выплеснула все уродство изнутри наружу. А всю прошедшую неделю я сидела дома и не ходила в школу. Я не болела, просто не могла…

— Извини, что перебиваю, но не могла бы ты просто назвать свою проблему? — вставила Джеки, когда поняла, что до финала еще очень далеко.

Блэр насупилась и принялась вертеть на пальце свой перстень с рубином.

— Иногда, когда мне грустно — то есть всегда, если учесть то, на что похожа моя жизнь, — я ем слишком много или то, чего не следует есть, а потом я вызываю рвоту.

Точно, это было похоже на правду. Джеки кивнула:

— Вы можете назвать свою проблему, Блэр? Есть ведь для этого какое-то название, и вы его знаете.

Блэр с ненавистью посмотрела на нее.

— Стрессовая регургетация? — напряглась она. Она знала, что Джеки хотелось, чтобы она назвала булимию, но это такое дурацкое слово, что она ни за что бы его не произнесла, тем более передНейтом. Булимией страдают только неудачники.

Все захихикали. Джеки хотелось направить группу в нужное русло после монолога Блэр.

— Я полагаю, что этому есть только одно название, — заметила она, записывая что-то в планшет.

Она подняла глаза и убрала назад волосы.

— Теперь моя очередь. Я Джеки Дэвис, и моя работа заключается в том, чтобы помочь вам вырваться из плена!

Она подняла сжатый кулак и издала слабый возглас, как будто была членом баскетбольной команды и ее команда только что забила гол. Она ждала, когда остальные «игроки» сделают то же самое, но все лишь тупо на нее посмотрели.

— Ладно. Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы разбились по парам. Мы будем делать упражнение, которое я называю «Пошел к черту, демон!» Один из вас будет вашим недугом, тем, от чего вы пытаетесь избавиться. Пусть ваш партнер встанет лицом к вам и скажет демону, куда он должен убраться. Отправляйте его куда хотите, только делайте это с чувством, по-настоящему. Ладно, выбирайте себе пару. Нас семеро, поэтому я буду чьей-то парой.

Ханна подняла руку:

— Подождите. Мы должны говорить со своим демоном или с их?

— Со своим, — объяснила Джеки. — Это поможет вам изгнать его!

Блэр ждала, что Нейт подойдет к ней, но, прежде чем у него появилась такая возможность, к нему подвалила эта бледная стерва в совершенно неуместных оранжевых атласных шортах и взяла его за руку.

— Будешь со мной в паре? — услышала Блэр ее голосок. Все уже стояли по парам, поэтому Блэр пришлось встать с Джеки.

— Ну хорошо, Блэр! — взвизгнула Джеки. Ее ресницы были покрашены комковатой коричневой тушью, а глаза были отвратительно карими.

— Давайте скажем демону убраться!

Вдруг Блэр подумала: может быть, реабилитационный центр действительно был подходящим для нее местом.

— Мне нужно выйти, — объявила она. Она надеялась, что, когда вернется, упражнение закончится, и тогда ей, возможно, удастся сесть рядом с Нейтом.

Джеки с подозрением посмотрела на нее:

— Ладно, только быстро возвращайся. И позволь мне напомнить, что во всех туалетах ведется наблюдение.

Закатив глаза, Блэр открыла дверь, вышла и через весь коридор направилась к женскому туалету. Она помыла руки, накрасила губы, затем расстегнула платье и перед зеркалом продемонстрировала свои груди: пусть возбудится тот, кто наблюдает. После этого она снова прошла по коридору и заглянула в комнату, чтобы понять, закончили они это упражнение или нет.

Нейт и эта шлюшка Джорджи в коротких шортиках от Миу-Миу стояли возле двери. Ее руки лежали у Нейта на плечах, и их лица разделяли считанные сантиметры.

— Я думаю, как тебя отблагодарить за розы? Блэр показалось, что она слышала шепот этой в шортиках.

— Я хочу подарить тебе пони.

Она разговаривала не с демоном, поняла Блэр. Она разговаривала с Нейтом.

Блэр ждала, когда Нейт изобразит ужас и отвращение к тому, что сказала эта в шортиках. Но он лишь стоял с высунутым языком и улыбался, словно ему не терпелось услышать что-нибудь еще.

— Я покрою тебя…

Блэр не стала дожидаться, когда прозвучит конец фразы. Теперь ясно, почему Нейту нравилось в клинике и почему он так вдруг изменился. Она закрыла дверь и пошла по коридору, доставая из сумки сотовый, чтобы позвонить матери. Через два часа за ней должна была прийти машина и забрать ее в город, но она не могла ждать так долго. Клиника для наркоманов вовсе не была похожа на курорт; это был тот же школьный класс, наполненный жалкими неудачниками, которые хотели жить.

— Мисс, здесь нельзя использовать сотовые телефоны! — крикнула ей в проходе санитарка. Блэр посмотрела на нее и зашагала по коридору в вестибюль. Кто-то из служащих регистратуры читал газету с рекламой «Слез Серены» во всю страницу.

Вдруг ее осенило. Она не задумывалась об этом раньше, но ведь Серена Ван-дер-Вудсен, якобы ее лучшая подруга, была настоящей королевой возвращений. Той осенью Серену выкинули из закрытой частной школы, и ей пришлось вернуться в город. Ее репутация была так запятнана, что с ней отваживались говорить лишь те, для кого она всегда была идеалом и кто действительно хотел походить на нее. Только после того, как ей удалось сыграть несколько эпизодических ролей в школьных спектаклях, народ снова потянулся к ней, включая и Блэр, а теперь она звезда международной рекламной компании. Если кто и мог помочь Блэр пробиться наверх и стать всеобщей любимицей, так это только Серена.

Блэр открыла стеклянные двери реабилитационного центра и остановилась на мраморных ступеньках. Она быстро набрала номер телефона Серены.

— Блэр? — кричала Серена, ее телефон то включался, то отключался. — Я думала, что ты злишься на меня. — Она слегка закашляла. — Блин, я заболела.

— Где ты? — спросила Блэр в ответ. — Ты в такси?

— Да, — ответила Серена. — Я еду на премьеру фильма с народом, с которым познакомилась на съемках. Хочешь пойти?

— Не могу, — ответила Блэр. — Серена, мне нужно, чтобы ты приехала и забрала меня отсюда. Скажи таксисту, чтоб ехал по дороге И-95 на Гринвич. Третий поворот. Место называется «Вырвись из плена» на Лейк-авеню. Если не найдет, пусть остановится и спросит у кого-нибудь. Хорошо?

— Гринвич? Да ведь это будет стоить сотню баксов! — возразила Серена. — Что происходит, Блэр? Почему ты в Гринвиче? Это как-то связано с мужиком, с которым я тебя недавно видела? А?

— Я все тебе верну, — нетерпеливо перебила ее Блэр. — Я расскажу тебе обо всем, когда ты приедешь сюда. Так ты едешь? — спросила она с нежностью в голосе, как когда-то, когда они были еще детьми.

Минуту-другую Серена сомневалась, но Блэр была уверена, что ее заинтриговало это приключение с мужиком. Телефон трещал, пока Серена давала указания водителю.

— Я отключаю мобильник, заканчивается подзарядка, — вопила Серена в трубку. — Я скоро буду, Блэр. Кстати, мы с Аароном расстались.

Блэр вдыхала ноздрями холодный воздух, на ее накрашенных губах появилась самодовольная улыбка, как только она переварила информацию.

— Поговорим об этом, когда приедешь. Выключив телефон, она уселась на холодные ступеньки, застегнула свое синее кашемировое пальто с деревянными пуговицами, натянула на голову капюшон и закурила «Мерит Ультра Лайт».

Если бы кто-то проехал мимо, он бы заметил таинственную девушку в пальто с капюшоном, которая выглядела чересчур самонадеянно, хотя изменился сюжет, да и сценарий придется переписать.

О чем мы говорим, если не говорим о любви

— Возьмите верхнюю одежду, — сказала Серена девятиклассницам на собрании их группы в понедельник. — Мы пойдем в «Джексон Хоул» пить горячий шоколад.

— Не волнуйтесь, у нас есть разрешение, — добавила Блэр, рассматривая себя в зеркале кафетерия. Она ходила в парикмахерскую, и ей уложили волосы торчком, так что теперь она была похожа на Эди Седжвика из передачи Энди Уор хола. Это был полный улет.

— Ух ты, — чуть слышно произнесла Дженни, уставившись на нее. — Ты выглядишь просто супер.

Дженни была так счастлива после встречи с Лео, переполняющая ее любовь буквально выплескивалась на окружающих.

Блэр повернулась к ней, вспомнив о чем-то.

— Ты проверяешь свой электронный ящик? — спросила она.

Глаза Дженни загорелись.

— О да. Конечно!

Блэр подумала, что Дженни перед ней в долгу за свое счастье и еще не расплатилась, но Блэр больше нравилось наблюдать, как Дженни утопает в полном забытьи. Может быть, все-таки не так ужасно быть старшей сестрой? Она заметила, что под жеманными розовыми шерстяными кофтами Элиз Уэллс стал часто появляться черный облегающий свитер. Хорошо. Может, ее мать пришила отца за то, что он был таким козлом.

— Как дела у твоего папаши, Элиз? — спросила Серена, словно читая мысли Блэр.

К удивлению Блэр, Элиз заулыбалась:

— Хорошо. Они с мамой уехали на выходные.

Она засмеялась и толкнула локтем Дженни.

— Забудь про меня. Мне кажется, Дженни хочет что-то сказать.

Дженни знала, что ее лицо было красным как помидор, но ей было все равно.

— Я влюбилась, — объявила она.

Серена и Блэр обменялись взглядами, полными пренебрежения. Меньше всего они хотели говорить сейчас о любви.

— Пойдемте возьмем одежду, — подгоняла Серена. — Встретимся на улице.

В «Джексон Хоуле», что на Мэдисон-авеню, стоял спертый воздух. Из-за запаха жира и щебета сплетниц. Раз группа «А» вошла и села за столик у огромных окон, то Кати Фаркас и Изабель Коутс расположились в дальнем углу и принялись обсуждать последние слухи с теми, кто был готов их слушать.

— Ты слышала о Нейте Арчибалде и той девчонке из Коннектикута? — спросила Кати. Она коротко постриглась на прошлой неделе, и ее новая прическа увеличивала ее немецкий нос как минимум раза в два. — Их застукали, когда они занимались сексом в кладовке в клинике, и теперь он будет ходить к частному терапевту в городе.

— Подождите, а я думала, что в кладовке были

Блэр и Нейт, — фыркнула Изабель. Она пользовалась пробником духов «Слезы Серены», который получила в подарок от подруги матери, что работает журналисткой в «Вог». От них у нее появился насморк.

— Нет же, дура. Блэр, похоже, встречается с тем мужиком, помнишь? Хотя она больше не беременна. Она сделала аборт, поэтому так долго не ходила в школу.

— Я слышала, что Блэр с Сереной подали документы в университет Калифорнии, — сказала Лора Сэлмон. — У них там такая система: подаешь заявление, они его рассматривают и потом через две недели сообщают, какой калифорнийский вуз тебя может взять.

Она подняла свои рыжеватые брови:

— Слышь, а может, нам всем так сделать?

Хотя на самом деле никто из них вовсе не собирался в университет Калифорнии.

— Как все прошло на рекламнике? — спросила Серену Мери Голдберг. Они ждали горячий шоколад. Касси Инверт и Вики Рейнерсон тут же навострили уши. У всех трех девушек были похожие прически. Они сделали на выходных, но так как никто из них не навестил Джанни из «Гарренз», то являли собой бледную имитацию предыдущей прически Блэр и не шли ни в какое сравнение с новой.

— Холодно, — ответила Серена. Она высморкалась в бумажную салфетку, подняла вверх свои золотистые волосы, собрала их в пучок и вставила в них карандаш вместо заколки.

Теперь все они жалели, что постриглись.

— Я бы не хотела об этом говорить, — добавила она таинственно.

Блэр склонилась над столом.

— Они с Аароном расстались во время съемок, — сказала она девятиклассницам доверительным шепотом и снова выпрямилась: — Все, тема закрыта.

Официант принес горячий шоколад в огромных кружках.

— Мы теперь можем поговорить о любви? — боязливо спросила Дженни. Она оглянулась на заполненный зал. Если повезет, то он, может быть, придет, и тогда она его даже представит.

— Нет! — закричали в унисон Серена и Блэр. Они намеренно привели группу в «Джексон Хоул», чтобы не говорить о парнях, еде, родителях, школе и обо всем остальном. Они хотели лишь пить горячий шоколад и наслаждаться компанией друг друга.

На зал опустилась тишина, когда вдруг нарисовался Чак Басс в шапке на лисьем меху и синей куртке морского офицера. Его перстень с монограммой то и дело поблескивал, когда он раздавал всем розовые флайеры.

— Приходите, приходите! — кричал он, окутанный ароматом «Слез Серены», выходя из ресторана так же неожиданно, как и вошел.

Флайер был приглашением на вечеринку в понедельник вечером, и через пару секунд весь зал загудел, одобряя его затею.

— Ты пойдешь?

— Постой. А не на этой ли вечеринке он собирается публично признаться, что голубой?

— Да нет. Это день рождения. Ты что, читать разучилась?

— Но мы с ним вместе ходили в детский сад. День рождения у него в сентябре. Да это вовсе не его вечеринка, а какой-то девчонки. Он просто раздает флайеры.

— Мне все-таки кажется, что он би. Я видела его в субботу с девушкой у Л'Эколь Франсе, они почти что делали это.

— Что это был за парень? — писклявым голосом спросила Касси Инверт.

— Ты знаешь сайт www.spletennet.ru? Мне кажется, это он! — заявила Мери Голдберг.

— Ты думаешь, что он и есть Сплетница? — возразила ей Вики Рейнерсон.

— Этого просто не может быть! — закричали в одни голос Серена и Блэр.

Кто бы мог подумать!

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!

Я ВОВСЕ НЕ ЖАДНАЯ
Вы уже наверняка видели флайер, приглашающий всех ко мне на вечеринку в понедельник. А если еще нет, то где же вы были: прятались в чулане? Не думайте даже появиться, если не принесете следующее:

Леденец в форме маленького щенка пуделя

Столько пузырьков «Слез Серены», сколько вам удастся достать. Я знаю, что список желающих приобрести их, длинный, но я так подсела!

Билеты первого класса до Канн на май

Бриллианты

Потрясающее чувство юмора

Всех классных парней из своей записной книжки

НАБЛЮДЕНИЯ
Н и его несметно богатая подружка ехали в коляске в Центральном парке. Прикиньте, за хорошее поведение ей разрешили провести один день вне стен клиники. Си Б скупали практически все из осенней коллекции в бутике Леза Беста. В принесла конверт из манильской бумаги преподавателю драматического искусства школы «Риверсайд» Преп. Вы же не думаете, что она покажет ему фильм, в котором снялся Д. Вот она преданность! Д и эта чокнутая поэтесса орали разные несуразности из окна ее студии в китайском квартале. Маленькая Дж и ее новый красавец рассматривали татуировки в салоне тату «Стинк», что в Ист-Виллидж. Надеюсь, они всего лишь смотрели.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Останутся ли Н и его несносная наследница идеальной парой?

Забудет ли Б когда-нибудь Н? Отрастит ли она себе волосы? И слава богу, ответа ждать еще недолго, возьмут ли ее в Йельский?

Останутся ли Си Б подругами… по крайней мере, до выпускного?

Станет ли С очередной неинтересной моделью, питающейся сельдереем? Она когда-нибудь будет встречаться с парнем дольше пяти минут?

Будет ли Дж счастлива со своим новым парнем? Не попытается ли ее лучшая подружка поссорить их?

Посмотрит ли В еще когда-нибудь в сторону Д?

Будет ли Д тусоваться с этой поэтессой с желтыми зубами? Не станут ли и его зубы желтыми? Напишет ли в конце концов он мемуары?

Поступят ли остальные в колледж? А что более важно, все ли доживут до выпускного?

Вы когда-нибудь узнаете, кто я?

Скоро все прояснится.

Увидимся на моей вечеринке в понедельник вечером, и не забудьте принести хотя бы что-нибудь из списка. Au revoir!

Сами знаете, вы от меня без ума.

ВАША СПЛЕТНИЦА


Оглавление

  • Б находит общий язык с Дж благодаря размеру груди
  • Очень необычное домашнее задание
  • Парень из приличной семьи пытается достать травку
  • Стихи о сексе исполнены лжи
  • С впюбпена
  • Б делает небольшое одолжение Дж
  • Как будто ему без этого жилось плохо
  • Худощавый поэт из Вест-Сайда пробует вкус славы
  • Н покупает пакетик травки
  • Знакомьтесь: новый Д
  • У С есть как раз то, что им нужно
  • Б потрясает мир
  • Дж и Э изучают проблемные области
  • Б хочет мужика постарше
  • Родственные души сходятся в клинике для наркоманов
  • Лучше, чем голые
  • Б притворяется, как настоящая притворщица
  • Как в той сцене из Титаника
  • Некоторые предпочитают погорячее
  • С не может найти воего парня, ну и что с того?
  • Ухаживания под кайфом
  • Тела и ты
  • Новый Китс встречает новую музу
  • Девушка с камерой
  • Одри не раздевается
  • Некоторые девушки умеют веселиться
  • Не стоит придавать слишком большое значение экспериментам
  • Н помогает наследнице-наркоманке выздороветь
  • Торт с сахарной глазурью
  • Апатия против поэзии
  • От тайных воздыхателей девушки сходят с ума
  • Поцелуйчики вместо наркоты
  • Прощай, Одри Хепберн
  • Жизнь богатых и знаменитых
  • Л обозначает любовь
  • Б отвергает предложение снимать разлагающихся рыб
  • С заново открывает спезы
  • Клиника для наркоманов — это новомодный курорт
  • Ради искусства
  • Выход примадонны