Гравий (ЛП) [Элис Манро] (fb2) читать постранично

AnnotationВ то время мы жили возле карьера для добывания гравия. Небольшой, вырытый чудовищными машинами, просто второстепенный карьер, на котором, вероятно, фермер зарабатывал какие-то деньги много лет назад. На самом деле карьер был достаточно неглубоким для того, чтобы вы подумали, что у него могло быть какое-то другое назначение — возможно, фундамент дома, строительство которого было навсегда прекращено. Именно моя мать настаивала на том, что он заслуживает внимания. «Мы живем возле старого гравийного карьера по дороге на автостанцию», — говорила она людям и смеялась, потому что была очень счастлива, объясняя что-либо, связанное с домом, с улицей — с мужем — с жизнью, которая была у нее прежде. Я плохо помню ту жизнь.

ЭЛИС МАНРО

ГРАВИЙ

Перевод с английского Ольги Брагиной

В то время мы жили возле карьера для добывания гравия. Небольшой, вырытый чудовищными машинами, просто второстепенный карьер, на котором, вероятно, фермер зарабатывал какие-то деньги много лет назад. На самом деле карьер был достаточно неглубоким для того, чтобы вы подумали, что у него могло быть какое-то другое назначение — возможно, фундамент дома, строительство которого было навсегда прекращено.

Именно моя мать настаивала на том, что он заслуживает внимания. «Мы живем возле старого гравийного карьера по дороге на автостанцию», — говорила она людям и смеялась, потому что была очень счастлива, объясняя что-либо, связанное с домом, с улицей — с мужем — с жизнью, которая была у нее прежде.

Я плохо помню ту жизнь. То есть, я четко помню некоторые ее эпизоды, но без связей, необходимых для формирования правильной картины. Всё, что сохранилось в моей памяти о доме в городе — это обои с плюшевыми мишками Тедди в моей старой комнате. В этом новом доме, который на самом деле был трейлером, у моей сестры Каро и у меня были узкие кроватки, одна поверх другой. Когда мы только переехали туда, Каро много рассказывала мне о нашем старом доме, пытаясь заставить меня вспомнить то или другое. Она рассказывала, когда мы лежали в кроватках, и обычно разговор заканчивался, когда мне не удавалось вспомнить, и она начинала злиться. Иногда мне казалось, что я помню, но из упрямства или страха всё испортить я притворялась, что это не так.

Мы переехали в трейлер летом. С нами была наша собака. Блитци. «Блитци здесь нравится», - сказала мама, и это была правда. Какая собака не согласится поменять городскую улицу, даже с просторными лужайками и большими домами, на бескрайние деревенские просторы? Она пристрастилась лаять на каждый автомобиль, проезжавший мимо, и время от времени приносила домой убитых ею белку или сурка. Сначала Каро это очень огорчало, и Нилу пришлось поговорить с ней о природе собак и о пищевой цепочке, в которой одни существа вынуждены поедать других.

«Она получает свой собачий корм», - спорила Каро, но Нил возражал: «А если нет? Представь, что однажды мы все исчезнем, и ей придется добывать для себя пропитание самостоятельно».

«Я не собираюсь, - отвечала Каро. – Я не собираюсь исчезать, я собираюсь всегда присматривать за ней».

«Ты так думаешь?» - спрашивал Нил, и мама заходила в комнату, чтобы отвлечь его. Нил всегда был готов спорить на тему американцев и атомной бомбы, а мама не считала, что мы готовы к этому. Она не знала, что когда он заводил об этом разговор, я думала, что он говорит о крошечной булочке с изюмом. Я понимала, что с этим истолкованием что-то не так, но не собиралась задавать вопросы, чтобы не быть высмеянной.

Нил был актером. В городе был профессиональный летний театр, нечто новое в то время, некоторые люди относились к нему с энтузиазмом, а другие волновались, опасаясь нашествия всякого сброда. Мои родители относились к театру благосклонно, мама принимала более активное участие, потому что у нее было больше свободного времени. Папа был страховым агентом и много путешествовал. Мама занималась различными кампаниями по сбору средств для театра и безвозмездно работала билетером. Она была достаточно красива и молода для того, чтобы ее могли принять за актрису. Она тоже начала одеваться, как актриса – шали, длинные юбки и болтающиеся бусы. Она оставляла волосы в первозданном виде и перестала пользоваться косметикой. Конечно, в то время я не понимала и даже не замечала все эти изменения. Моя мама была моей мамой. Но Каро, без сомнения, всё видела и понимала. И мой отец. Но из того, что я знаю о его характере и о его чувствах к моей матери, я делаю вывод, что он с гордостью смотрел на то, как хороша она была в нарядах свободного стиля и как достойно она выглядела среди актеров. Когда позднее отец говорил об этом времени, он утверждал, что всегда одобрял искусство. Сейчас я представляю, как смущалась бы мама, чувствуя досаду и смеясь, чтобы ее скрыть, если бы он заявил